ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА

     Эта сказка возникла  в  устных  рассказах,  пока  не  стала  историей
Великой Войны Кольца, включая множество эскурсов в более древние  времена.
Она начала создаваться после того, как был  написан  "Хоббит",  и  по  его
первой публикации в 1937 году: но я не торопился  с  продолжением,  потому
что хотел прежде собрать и привести в порядок мифологию и легенды  древних
дней,  а  для  этого  потребовалось  несколько  лет.  Я  делал   это   для
собственного удовольствия и мало надеялся, что другие люди  заинтересуются
моей работой, особенно потому что она была преимущественно лингвистической
по  побуждениям  и  возникла  из  необходимости  привести  в  порядок  мои
отрывочные сведения о языках эльфов.
     Когда  те,  чьими  советами  и  поддержкой  я  пользовался,  заменили
выражение "малая надежда" на "никакой надежды", я вернулся к  продолжению,
подбадриваемый  требованиями   читателей   сообщить   больше   информации,
касающейся хоббитов и их приключений. Но мой рассказ, все более углубляясь
в прошлое, все не  мог  кончиться.  Процесс  этот  начался  при  написании
"Хоббита", в котором были упоминания  о  более  давних  событиях:  Элронд,
Гондолин, перворожденные эльфы,  орки,  словно  проблески  на  фоне  более
недавних событий: Дурин  (Дьюрин,  Дарин  -  варианты  написания),  Мория,
Гэндальф, Некромант,Кольцо. Постепенно раскрытие значения этих  упоминаний
в их отношении к древней истории раскрывало Третью эпоху и ее  кульминацию
в войне Кольца.
     Те, кто просил больше информации о хоббитах, постепенно получили  ее,
но им пришлось долго ждать: создание "Властелина Колец" заняло интервал  с
1936 по 1949 год,  период,  когда  у  меня  было  множество  обязанностей,
которыми я не мог  пренебречь,  и  мои  собственные  интересы  в  качестве
преподавателя и лектора поглощали меня.  Отсрочка  еще  более  удлиннилась
из-за начавшейся в 1939 году войны: к ее окончанию  я  едва  достиг  конца
первой книги. Несмотря на трудные пять военных лет, я понял, что  не  могу
совершенно отказаться от своего рассказа, и  продолжал  работать,  большей
частью по ночам, пока не оказался у могилы Балина в Мории. Здесь я надолго
задержался. Почти год спустя я возобновил  работу  и  к  концу  1941  года
добрался до Лориена и Великой Реки. В следующем  году  я  набросал  первые
главы того, что сейчас является книгой третьей, а также  начало  первой  и
пятой глав пятой книги. Здесь  я  снова  остановился.  Предвидеть  будущее
оказалось невозможно, и не было времени для раздумий.
     В 1944 году, позавязав все узлы  и  пережив  все  затруднения  войны,
которые я считаю своей обязанностью решить или по крайней мере  попытаться
решить, и начал рассказывать о путешествии  Фродо  в  Мордор.  Эти  главы,
постепенно выраставшие в книгу четвертую, писались и посылались по  частям
моему  сыну   Кристоферу   в   Южную   Америку   при   помощи   английских
военно-воздушных  сил.  Тем  не  менее  потребовалось  еще  пять  лет  для
завершения сказки: за это время я сменил дом, работу, дни эти  хотя  и  не
были менее мрачными, оставались очень напряженными. Затем всю сказку нужно
было перечитать, переработать. Напечатать и перепечать. Я делал это сам: у
меня не было средств для найма профессиональной машинистки.
     С тех пор как  десять  лет  назад  "Властелин  Колец"  был  напечатан
впервые, его прочитали многие; и мне хочется здесь выразить свое отношение
к множеству отзывов и предложений, высказанных по поводу этой  сказки,  ее
героев и побудительных мотивов автора. Главным побудительным мотивом  было
желание сказочника испробовать свои силы в действительно  длинной  сказке,
которая удержала бы  внимание  читателей,  развлекла  их  и  доставила  им
радость, а иногда, может  быть,  и  тронула.  В  качестве  проводника  мне
служило лишь мое собственное чувство, а многих такой  проводник  подводил.
Некоторые из  читателей  нашли  книгу  скучной,  нелепой  или  недостойной
внимания, и я не собираюсь  с  ними  спорить,  ибо  испытываю  анологичные
чувства по отношению к их книгам или книге, которые они прочитают. Но даже
с точки зрения  тех,  кому  понравилась  моя  книга,  в  ней  есть  немало
недостатков.  Вероятно,  невозможно  в  длинной  сказке  в   равной   мере
удовлетворить всех читателей: я  обнаружил,  что  те  отрывки  или  главы,
которые одни мои читатели считают слабыми, другим очень нравятся. Наиболее
критичный читатель - сам  автор  -  видит  теперь  множество  недостатков,
больших и малых, но так как он, к счастью, не обязан пересматривать  книгу
или писать ее заново, то пройдет мимо них в молчании,  отметив  лишь  один
недостаток, отмеченный некоторыми читателями: эта книга слишком коротка.
     Что касается внутреннего смысла - подтекста книги, то  автор  его  не
видит вовсе. Книга не является ни аллегорической, ни злободневной. По мене
своего роста сказка пускала корни  в  прошлое  и  выбрасывала  неожиданные
ветви, но главное ее содержание основывалось на неизбежном  выборе  Кольца
как связи между нею и "Хоббитом".  Ключевая  глава  -  "тень  прошлого"  -
является одной из самых первых написанных глав сказки. Она  была  написана
задолго до того, как 1939 год предвестил угрозу всеобщего уничтожения, и с
этого пункта рассказ развивается дальше по тем  же  основным  линиям,  как
будто это  уничтожение  уже  было  предотвращено.  Источники  этой  сказки
заключены глубоко в сознании и имеют мало общего с  войной,  начавшейся  в
1939 году, и с ее последствиями.
     Реальная война  не  соответствует  легендарной  ни  по  ходу,  ни  по
последствиям. Если бы война вызывала или бы направляла  развитие  легенды,
тогда, несомненно, Кольцо было бы использовано против Саурона: он  не  был
бы уничтожен, но порабощен, а Барад-Дур не разрушен, а  оккупирован.  Мало
того, Саруман, не сумев завладеть Кольцом, нашел бы в Мордоре  недостающие
сведения о нем, сделал бы Великое Кольцо своим  и  сменил  бы  самозваного
правителя Средиземья. В этой борьбе обе стороны возненавидели бы хоббитов;
хоббиты недолго бы выжили даже как рабы.
     И другие изменения могли бы быть сделаны  с  точки  зрения  тех,  кто
любит аллегорические или злободневные соответствия. Но я страшно не  люблю
аллегории при  всех  их  проявлениях,  и  сколько  я  себя  помню,  всегда
относился к ним так. Я предпочитаю историю, истиную или притворную,  с  ее
применимостью  к  мыслям  и  опыту  читателей.  Мне  кажется,  что  многие
смешивают  "применимость"  с  "аллегоричностью":   но   первая   оставляет
читателей свободными, а вторая провозглашает господство автора.
     Автор, конечно, не  может  оставаться  полностью  незатронутый  своим
опытом, но пути, на которых зародыш рассказа использует почву опыта, очень
сложны,  и  попытки  понять  этот  процесс  в  лучшем  случае   получаются
загадками. Которые, хотя и весьма привлекательно предположить, когда жизнь
автора или авторов критики частично сокращают во времени,  что  общие  для
них  обоих  события  или  направления  мысли  делаются  наиболее  сильными
влияниями. Которые действительно могут испытать сильные воздействия войны:
но годы идут, и часто забывают, что в войну 1914 года испытали не  меньшее
потрясение, чем те, что встретили войну 1939 года. К  1918  году  все  мои
близкие друзья, за исключением одного, был мертвы. Или возьмем другой, еще
более прискорбный случай. Некоторые  предположили,  что  "очищение  Удела"
напоминает ситуацию в Англии времени окончания моей сказки.  Это  неверно.
Эта ситуация является существенной  частью  общего  плана,  намеченного  с
самого начала, хотя  в  ходе  написания  события  несколько  изменились  в
соответствии  с  характером  Сарумана,  но  без  всякого   аллегорического
значения  или  злободневных  перекличек  с  политическими  событиями.  Это
описание, конечно, основано на опыте, хотя основания эти  довольно  слабые
(экономическая ситуация  совершенно  различна).  Местность,  в  которой  я
провел детство, обеднела к тому времени, когда мне стукнуло десять, в дни,
когда автомобили были редкостью, я не видел ни  одного,  а  люди  все  еще
строили пригородные железные  дороги.  Недавно  я  видел  рисунок  дряхлой
мельницы у пруда, а когда-то она мне казалась  такой  огромной.  Внешность
молодого мельника мне никогда не нравилась, но его отец,  старый  мельник,
носил черную бороду и его нельзя было назвать рыжим.
     "Властелин Колец" появляются в новом  издании,  и  у  меня  появилась
возможность  пересмотреть  книгу.  Было  исправлено  некоторое  количество
ошибок и  несообразностей  в  тексте;  была  так  же  предпринята  попытка
представить информацию по нескольким пунктам, на которые обратили внимание
вдумчивые читатели. Я собирал все их запросы и замечания, и если некоторые
из них остались без внимания, то причина в том, что  я  все  еще  не  могу
привести их в порядок; впрочем на некоторые запросы  можно  ответить  лишь
добавив новые главы, содержащие материалы, не включенные в первое издание.
Пока же настоящее издание предлагает читателю это  предисловие,  пролог  и
индекс имен и мест.

                        Джон Рональд Руэл ТОЛКИЕН

                             ВЛАСТЕЛИН КОЛЕЦ

                       ЛЕТОПИСЬ ПЕРВАЯ. ХРАНИТЕЛИ

                              КНИГА ПЕРВАЯ

                       Три кольца премудрым эльфам - для добра их гордого,
                       Семь колец пещерным гномам - для труда их горного,
                       Девять - людям Средиземья - для служенья черного
                       И бесстрашия в сраженьях смертоносно твердого,
                       А Одно - всесильное - Властелину Мордора,
                       Чтоб разъединить их всех, чтоб лишить их воли
                       И объединить их всех в их земной юдоли
                       Под владычеством всесильным Властелина Мордора.

                                  ПРОЛОГ

                           ОТНОСИТЕЛЬНО ХОББИТОВ

     В этой книге речь идет главным образом о хоббитах, и на ее  страницах
читатель может многое узнать об их характерах, но мало  -  о  их  истории.
Дальнейшие сведения могут быть найдены только в извлечениях из "Алой Книги
Западных пределов", которая  опубликована  под  названием  "Хоббит".  Этот
рассказ основан на ранних главах "Алой Книги", составленной самим  Бильбо,
первым хоббитом, ставшим известным в Большом мире, и названных им "Туда  и
обратно", так как в них рассказывается о его путешествии  на  восток  и  о
возвращении: это приключение позже вовлекло всех хоббитов в события эпохи,
которые излагаются ниже.
     Многие, однако, пожелают  больше  узнать  об  этом  народе  с  самого
начала, а у некоторых нет первой книги.  Для  таких  читателей  излагаются
основные сведения из "Сказаний о хоббитах" и кратко пересказывается первое
приключение.
     Хоббиты - скромный, но  очень  древний  народ,  более  многочисленный
раньше, чем теперь; они любят мир, спокойствие и хорошо возделанную землю:
содержащаяся в порядке и тщательно обработанная земля в сельской местности
- их любимое место. Они не понимают и не любят машины, более  сложные  чем
кузнечные меха, водяная мельница  или  ручной  ткацкий  станок,  хотя  они
искусны в обращении с инструментами.  Даже  в  древние  времена  они,  как
правило, сторонились "высокого народа", как они называют нас, а теперь они
избегают нас со страхом, и их стало трудно отыскать. У них тонкий  слух  и
острое  зрение,  и  хотя  они  склонны  к  полноте  и  не  торопятся   без
необходимости, тем не менее они проворны и ловки в движениях. Они обладают
умением быстро и молча скрываться, когда не желают встречаться с  неуклюже
бредущим человеком; и они развили это умение  до  степени,  которая  может
показаться  людям  волшебством.  Но  на  самом  деле  хоббиты  никогда  не
занимались  волшебством,  и  их  неуловимость   -   следствие   искусства,
унаследованного и развитого на практике, следствие их дружбы  с  природой,
которая отплачивает им так, как не могут представить себе большие и  более
неуклюжие расы.
     Хоббиты - маленький народ, они меньше гномов: во всяком случае  менее
крепкие и приземистые, хотя ненамного меньше ростом. Их рост  разнится  от
двух до четырех футов по нашим меркам. Теперь  они  редко  достигают  трех
футов: но они утверждают, что становятся ниже и что в прошлые времена  они
были выше. В соответствии с "Алой книгой",  Бандобрас  Крол  (по  прозвищу
Бычий Рык), сын Изенгрима Второго, был ростом в четыре фута пять дюймов, и
мог ездить верхом на лошади. По преданием хоббитов его превосходят  только
два известных в древности хоббита, но об  этом  будет  идти  речь  в  этой
книге.
     Что касается хоббитов из  Удела,  о  которых  рассказывается  в  этих
сказаниях, то в дни мира и  процветания  они  были  веселым  народом.  Они
одевались ярко, предпочитая желтый и зеленый цвета; но  обувь  они  носили
редко, так как на подошвах у них толстая  прочная  кожа,  а  ноги  поросли
густыми вьющимися волосами, похожими на волосы на их головах,  чаще  всего
коричневого цвета. Поэтому единственным слабо распространенным  среди  них
ремеслом было сапожное дело; но у них длинные и  искусные  пальцы,  и  они
могут изготовлять множество полезных и  красивых  вещей.  Лица  их  скорее
добродушны, чем  красивы,  широкие,  яркоглазые,  краснощекие,  со  ртами,
склонными к смеху, еде и питью. И они едят, пьют  и  смеются,  часто  и  с
охотой, любят простые незамысловатые шутки, не против поесть шесть  раз  в
день, когда есть еда. Они гостеприимны и любят приемы и  подарки,  которые
охотно дарят и с радостью получают.
     Ясно,  что  несмотря   на   позднейшее   отчуждение,   хоббиты   наши
родственники: они были гораздо ближе к нам, чем эльфы или  даже  гномы.  С
древних времен говорят они на человеческих языках, хотя  и  непонятных,  и
любят все то, что и люди. Но точно  наши  взаимоотношения  не  могут  быть
установлены. Происхождение  хоббитов  уходит  далеко  в  древние  времена,
которые  сейчас  забыты.  Только  эльфы  еще   сохраняют   легенды   этого
исчезнувшего времени, но в этих  легендах  говорится  главным  образом  об
истории самих эльфов, люди там упоминаются  редко,  а  хоббиты  совсем  не
упоминаются. Ясно, однако,  что  хоббиты  долгое  время  жили  спокойно  в
Средиземье до того, как мы узнали о них. А в то время когда мир был  полон
бессчетными  странными  существами,  маленький  народец   казался   совсем
незаметен. Но в дни Бильбо и его наследника Фродо хоббиты, вопреки  своему
желанию, стали внезапно важными и известными и обеспокоили Советы мудрых и
великих.
     Те дни, Третья эпоха Средиземья, теперь давно миновали, и форма  всех
земель  изменилась:  но  район,  в  котором  жили  впоследствии   хоббиты,
оставался тем же, что и раньше: северо-запад старого мира,  к  востоку  от
моря. О своей прародине хоббиты во времена Бильбо не  сохранили  сведений.
Любовь к науке (за исключением  генеалогических  сказаний)  не  отличалась
распространением среди них, но в самых старых семьях встречались  хоббиты,
изучившие свои книги и даже  собиравшие  сведения  о  древних  временах  и
отдаленных землях эльфов, гномов и людей. Их собственные  записи  начались
только после их переселения в Удел, а самые древние  легенды  не  касались
времен более давних, чем дни странствий. Однако из этих легенд, так же как
из некоторых слов и обычаев  ясно,  что  хоббиты,  подобно  многим  другим
народам, совершили большой переход на запад. В самых древних их  сказаниях
как будто имеются намеки на то, что раньше они жили в  верховьях  Андуина,
между  краем  Великого  Зеленого  Леса  и  Мглистыми  Горами.  Почему  они
впоследствии предприняли долгий и трудный переход через  горы  в  Эриадор,
сейчас уже неизвестно. В их собственных преданиях говориться об увеличении
числа людей в их земле, о тени, упавшей на лес, отчего он стал  мрачным  и
получил новое название Лихолесья (реже Чернолесье).
     До пересечения гор хоббиты уже разделились на три обособленных ветви:
шерстопалы (лапитупы), кролы (струсы) и светлолики (беляки). У шерстопалов
темный цвет кожи, они меньше  ростом  и  безбороды;  руки  и  ноги  у  них
маленькие, аккуратные и слабые: они предпочитают высокогорья и склоны гор.
Кролы шире, крепче; ноги и руки у них больше. Они предпочитают  равнины  и
берега рек. У светлоликов самая светлая кожа и волосы, они выше и стройнее
других; любят жить в лесах.
     Шерстопалы в древние времена имели много общего  с  гномами  и  долго
жили в горах. Они долго двигались на запад и заселили Эриадор так же,  как
и окрестности Заверти, когда другие еще жили в Диких землях. Это  наиболее
"правильные" хоббиты. Они наиболее  склонны  селиться  на  одном  месте  и
дольше всего придерживались дедовского обычая жить в туннелях и норах.
     Кролы долго жили по берегам великой реки Андуин; они меньше чуждались
людей. Вслед за шерстопалами они двинулись на  запад,  следуя  по  течению
Бесноватой, и  многие  из  них  долго  жили  между  Тарбадом  и  границами
Дунланда, прежде чем двинуться дальше на север.
     Светлолики,  наименее  многочисленные  из  хоббитов,  были   северной
ветвью. Они дружнее других хоббитов с эльфами, и более искусны в  языке  и
песнях, чем в ремеслах; издавна они охоту предпочитают возделыванию земли.
Они пересекли горы к северу от Раздола и спустились по  реке  Хоарвелл.  В
Эриадоре они вскоре смешались с другими народами,  пришедшими  до  них,  и
будучи смелее и  более  склонны  к  приключениям,  они  часто  становились
вождями и предводителями кланов шерстопалов  и  кролов,  даже  во  времена
Бильбо сильное влияние светлоликов ощущалось в знаменитых  семьях,  таких,
как Кроли и семейства из Бакленда.
     К западу от Эриадора, между Мглистыми горами и  горами  Луны  хоббиты
застали  эльфов  и  людей.  Остатки  их  все  еще  жили  здесь  со  времен
дунаданцев, королей людей, пришедших через море с заокраинного запада:  но
их число быстро  уменьшалось,  и  земли  их  северного  королевства  давно
опустели.  Тут  было  много  свободного  пространства,  и  хоббиты  решили
обосноваться здесь надолго. Большинство первых поселений уже давно исчезло
и было забыто ко временам Бильбо; но некоторые из них сохранились, хотя  и
уменьшились в размерах; таково было Пригорье  и  поселение  в  Четборе,  в
сорока милях к востоку от Удела.
     Именно в эти времена хоббиты научились писать и создали  письменность
по образцу письма дунаданцев, которые,  в  свою  очередь  научились  этому
искусству у эльфов. В эти же дни они забыли свой прежний язык и заговорили
на всеобщем языке, известном  под  названием  вестрон  во  всех  землях  и
королевствах от Арнора до Гондора  и  на  берегах  моря  от  Белфаласа  до
побережья Луны. Однако они сохранили несколько  своих  слов,  так  же  как
древние названия месяцев и дней и большинство собственных имен.
     С этого времени легенды хоббитов превращаются в исторические записи с
указанием годов. В 1601 году  третьей  эпохи  братья  светлолики  Марко  и
Бранко выступили из Пригорья:  получив  разрешение  верховного  короля  из
Форноста,  они  пересекли  коричневую  реку  Барандуин  с  большим  числом
хоббитов. Они прошли по мосту Каменный Лук, построенному в дни  могущества
северного королевства, заняли всю землю за ним,  между  рекой  и  дальними
склонами. От них требовалось только содержать в порядке  великий  мост,  а
так же все остальные мосты и  дороги,  предавать  королевские  послания  и
принимать его господство.
     Так  началось  летоисчисление  мира,  потому  что   год   пересечения
Брендивайна (так хоббиты изменили название реки), стал первым годом  мира,
и все позднейшие даты отсчитываются отсюда. Таким образом  можно  получить
год по счислению эльфов и дунаданцев, прибавив 1600 к году  летоисчисления
Удела. (Прим. автора).  Западные  хоббиты  полюбили  свою  новую  землю  и
остались здесь, вскоре исчезли из истории людей и эльфов. Пока существовал
король, они оставались его подданными, хотя на самом деле правили  ими  их
собственные вожди, но считаясь с событиями во внешнем мире.  На  последнюю
битву при Форносте с колдовским королем  Ангмара  они  послали  на  помощь
своему королю несколько лучников; так они во всяком случае утверждают -  в
преданиях людей  об  этом  не  упоминается.  В  этой  войне  пришел  конец
северному королевству: хоббиты  отныне  сами  владели  своей  землей,  они
избрали из своей среды вождя - тэйна, чтобы он правил ими вместо короля. В
течении тысячи лет у них не было войн, и после  Черной  Чумы  (37  год  по
летоисчислению Удела) они процветали, и увеличивалось их число  вплоть  до
бедствий Долгой Зимы и последовавшего за ней голода. Тогда погибли  многие
тысячи, но ко времени действия этой сказки  Дни  Смерти  (1158-1160)  были
давно позади, и хоббиты вновь увеличивались в числе. Земля была богатой  и
плодородной, и хотя к их приходу она давно была  пустынной  -  вскоре  она
превратилась в хорошо возделанную местность, со множеством ферм, пшеничных
полей, виноградников и фруктовых садов.
     Эта местность протянулась на сорок лиг от  дальних  холмов  до  моста
через Брендивайн и на пятьдесят от северных торфяников до  болот  на  юге,
хоббиты назвали ее Уделом. Это была область, на  которую  распространялась
власть их вождя тэйна, и благополучие в ней было привычно.  В  этом  милом
уголке мира они занимались любимыми делами, спокойно жили, и все меньше  и
меньше обращали внимание на мир снаружи, где бродили темные тени, пока  не
стали считать, что мир и довольство - закон Средиземья и всякого разумного
народа. Они забыли или  обращали  мало  внимание  на  тех,  кто  назывался
стражами и благодаря которым стал возможен столь длительный мир  в  Уделе.
Они были защищены, но предпочитали не помнить об этом.
     Во все времена все хоббиты не были воинственными и никогда не воевали
друг с другом. В древние годы они, конечно, вынуждены  были  защищаться  в
суровом мире; но ко времени Бильбо это была уже древняя история. Последнее
сражение до того, как начинается действие этого рассказа,  и  единственное
происшедшее в границах Удела, находилось за пределами памяти живущих.  Это
было битва Зеленых Полей в 1147 году по летоисчислению Удела: в этой битве
Бандобрас Крол наголову разбил вторгшихся орков. Теперь даже погода  стала
мягче, а волки, в  прежние  суровые  зимы  приходившие  с  севера,  теперь
превратились  в  бабушкины  сказки.  Поэтому,  хотя  в  Уделе  и  остались
значительные запасы оружия, оно использовалось как украшение на стенах или
собиралось в музее Землеройска. Этот музей назывался  Домом  Мусомов,  так
как всякую  вещь,  которую  нельзя  использовать,  но  жалко  выбрасывать,
хоббиты называли "мусомом". Их жилища часто напоминают склады  мусомов,  и
большинство подарков, переходящих из рук в руки, относятся к их числу.
     Тем не менее в  условиях  мира  и  легкой  жизни  хоббиты  оставались
удивительно крепкими; их было трудно испугать или пришибить;  и  хотя  они
любили хорошие вещи и комфорт,  они  вполне  могли  справиться,  в  случае
необходимости, с врагом, выдержать бедствие или удивить тех, кто  не  знал
их хорошо и судил о них только по круглым животикам и упитанным лицам.  Не
любящие ссориться и не убивающие ради удовольствия ничего живого, они были
отважны на охоте и в случае необходимости могли сражаться  голыми  руками.
Они хорошо стреляли из луков, так как обладали острым  зрением  и  твердой
рукой. И не только лук и стрела были их оружием. Когда  хоббит  наклонялся
за камнем, следовало тут же удирать, и все твари, нарушавшие границы Удела
хорошо это знали.
     Первоначально все хоббиты жили в земляных норах, так  они  во  всяком
случае считали; в таких жилищах они до сих пор чувствуют себя лучше всего;
но с течением времени они вынуждены были изменить форму  своих  жилищ.  Во
времена Бильбо в  Уделе  только  самые  богатые  и  самые  бедные  хоббиты
придерживались дедовского обычая. Бедные жили  в  простых  норах  с  одним
окном, в то  время  как  богатые  сооружали  роскошные  богатые  подземные
жилища. Но не везде можно было найти подходящие холмы для этих  больших  и
разветвленных туннелей (или смиалов, как  сами  они  их  называли),  и  на
равнинах  хоббиты,  увеличиваясь  в  числе,  начали  строить   жилища   на
поверхности. Даже в холмистых местностях и в старых  поселках,  таких  как
Хоббитон или Кролово Городище, даже в главном городе Удела Землеройске  на
белых склонах появилось много домов  из  дерева,  кирпича  или  камня.  Их
особенно предпочитали ремесленники: мельники, кузнецы, плотники,  каретных
дел мастера и другие. Хотя хоббиты прежде всегда жили в норах, они издавна
умели строить навесы и сараи.
     Обычай строить фермы и амбары, как говорят, возник у жителей  Мариша,
внизу по реке Брендивайну. Хоббиты в этой местности  -  восточный  Удел  -
выше ростом и крепче сложением; в слякоть они носят башмаки гномов.  В  их
крови сильно прослеживается постороннее наследие, это видно и по пушку  на
их подбородках: у шерстопалов и светлоликов не было  и  следа  бороды.  На
самом деле население Мариша и Букленда к востоку от  реки  пришло  в  Удел
позже всех и в основном с юга: в их языке до сих пор много странных слов и
имен, которые больше нигде в Уделе не встречаются.
     Вероятно,  искусство  строить  дома,  как  и  многие  другие  умения,
получены от дунаданцев. Но хоббиты могли научиться этому и непосредственно
у эльфов, учителей людей в пору их юности. Ибо перворожденные эльфы еще не
покинули Средиземье и до сих пор живут в Серебристых Гаванях  и  в  других
местах к западу от Удела. Три башни  эльфов,  возраста  которых  никто  не
помнит, до сих пор видны с Башенных  Холмов  за  Западными  Болотами.  Они
далеко видны в сиянии луны, самая  высокая  из  них  -  дальше  всех.  Она
возвышается одиноко на зеленой насыпи. Хоббиты западного Удела утверждают,
что с вершины этой башни можно увидеть море: но неизвестен ни один хоббит,
когда-либо взбиравшийся на нее. В сущности мало кто из хоббитов видел море
или плавал по нему, и еще реже  кто-нибудь  возвращался  с  рассказами  об
этом. Большинство хоббитов с глубоким недоверием относилось даже к рекам и
маленьким лодкам, и мало кто из них умеет плавать. И  по  мере  того,  как
текли дни Удела, его жители все реже и реже  встречались  с  эльфами,  они
начали их бояться и не верили тем, кто имел дело с эльфами. И  море  стало
для них страшным словом, символом смерти, и они отворачивались  от  холмов
на западе.
     Искусство строить дома могло  прийти  от  эльфов  или  от  людей,  но
развили его хоббиты по-своему. Они не строили башни. Их дома длины,  низки
и удобны. Самые древние  из  них  представляют  собой  не  что  иное,  как
имитацию смиала, покрытого сухой  травой,  соломой,  дерном,  с  неровными
стенами. Однако эта стадия осталась далеко в прошлом, и постройки хоббитов
изменились,  улучшенные  изобретениями,  заимствованными  у   гномов   или
найденными самостоятельно.  Любовь  к  круглым  окнам  и  дверям  осталась
главным напоминанием о древней архитектуре хоббитов.
     Дома и норы хоббитов Удела обычно велики и  населены  многочисленными
семействами (Бильбо и Фродо  Торбинсы  как  холостяки  представляли  собой
редкое исключение; но, впрочем, они были  редким  исключением  и  во  всех
других отношениях, например, в дружбе с эльфами). Иногда, как в  случае  с
Кролами из Больших  Смиалов  или  Брендизайками  из  Хоромин-на-Брендуине,
много   поколений   родственников   жили   в   мире   (относительном),   в
наследственных многотуннельных жилищах. Кланы играли большую роль в  жизни
хоббитов,  и  они  всегда  тщательно  разбирались  в  сложных  родственных
отношениях. Они  рисовали  сложные  и  длинные  геральдические  деревья  с
многочисленными ветвями. Когда имеешь дело с хоббитами, важно помнить, кто
чей родственник и в какой степени.  В  этой  книге  невозможно  изобразить
геральдическое  дерево,  включавшее  хотя  бы  наиболее  известных  членов
наиболее известных семей того времени, когда начинается действие рассказа.
Генеалогические деревья в конце "Алой Книги"  сами  по  себе  представляют
небольшие книги, и все, за исключением хоббитов, нашли  бы  их  невероятно
скучными. Хоббиты  же  наслаждаются  подобными  вещами,  если  только  они
аккуратно выполнены: им  нравятся  такие  книги,  в  которых  все  заранее
известно и нет никаких противоречий.

                       ОТНОСИТЕЛЬНО ТРУБОЧНОГО ЗЕЛЬЯ

     Еще   один   обычай   древних   хоббитов   заслуживает    упоминания.
Удивительный, надо сказать, обычай: через глиняные или  деревянные  трубки
они вдыхали дым тлеющих листьев  травы,  которую  они  называли  трубочным
зельем или листом. Ореол  чудес  окружает  происхождение  этого  странного
обычая или искусства, как предпочитают  называть  его  хоббиты.  Все,  что
можно  было  узнать  о  нем,  собрал  Мериадок  Брендизайк  (позже  хозяин
Бакленда), и  поскольку  этот  обычай  и  табак  из  Южного  Удела  играют
определенную роль в последующем изложении, замечания Мериадока Брендизайка
в предисловии к его "Сказаниям о травах Удела" следует процитировать.
     "Это единственное искусство, относительно  которого  мы  можем  точно
утверждать, что это наше изобретение, - заявляет он. -  Неизвестно,  когда
хоббиты впервые  начали  курить  его;  но  во  всех  легендах  и  основных
преданиях о курении упоминается как об уже существующем обычае: в  течении
веков народ Удела курил разные травы, иногда ароматные, иногда  с  разными
неприятными запахами.  Но  все  предания  сходятся  на  том,  что  Тобольд
Табачник из Длиннохвостья (называемого также  Лонгботтом)  в  южном  Уделе
впервые начал выращивать трубочное зелье в своем огороде в  дни  Изенгрима
Второго, примерно в 1070 году по летоисчислению Удела. Лучшие сорта табака
до  сих  пор  выращиваются  в  этом  районе,  особенно  такие   как   лист
Длиннохвостья, Старый Тоби и Южная Звезда.
     В записях нет сведений о том, как старый Тоби вырастил это  растение:
он никому об этом  не  говорил.  Он  многое  знал  о  травах,  но  не  был
путешественником. Говорят, в юные годы он часто  бывал  в  Пригорье,  хотя
несомненно, что дальше  этого  поселка  он  из  Удела  не  уезжал.  Вполне
вероятно, что он узнал об этом растении  в  Пригорье,  где  оно  и  сейчас
обильно  прорастает  на  южных  склонах  холмов.   Хоббиты   из   Пригорья
утверждают, что именно они были первыми курильщиками трубочного зелья.  То
же самое, впрочем, они говорят обо всех других занятиях жителей  Удела,  а
самих населяющих Удел хоббитов называют "колонистами". Впрочем,  я  думаю,
что  их  утверждение  относительно  зелья  правильно.  И   уж   совершенно
естественно,  что  именно  из  Пригорья  в  последующие  столетия  курение
распространилось среди гномов, всадников, магов,  которые  все  еще  ходят
туда-сюда  по  древней  дороге.  Таким  образом  центром   распространения
древнего искусства можно  считать  старую  гостиницу  "Гарцующий  пони"  в
Пригорье, которую с незапамятных времен содержала семья Наркиссов.
     Мои  собственные  наблюдения  во  время  многочисленных   путешествий
убедили меня в том, что это растение не является исконным для нашей  части
мира, а что оно пришло с юга, с низовий Андуина: Я полагаю, что  туда  оно
было привезено из-за  моря  людьми  с  заокраинного  запада.  Оно  обильно
произрастает в Гондоре, но здесь оно богаче и больше, чем на  севере,  где
его никогда не находят в диком виде и где оно цветет только  в  защищенных
местах, таких  как  Длиннохвостье.  Люди  Гондора  называют  его  душистый
гейленас и ценят исключительно за аромат  его  цветов.  Отсюда  его  могли
привезти к нам за долгие столетия между приходом Элендила и нашими  днями.
Но даже дунаданцы из Гондора признают, что хоббиты первыми поместили его в
трубки. Даже маги не делали этого до них. Хотя один из знакомых мне  магов
владел этим искусством долгие века и превзошел его так  же  как  и  другие
искусства, которыми он занимался.

                                ОБ УДЕЛЕ

     Удел делится на четыре четверти - области, расположенные  на  севере,
юге, западе и востоке (Северный Удел, Южный Удел, Восточный Удел, Западный
Удел). Каждая из областей  в  свою  очередь  делится  на  общины,  носящие
названия  старейших  семей  своих  обитателей,  хотя  с  течением  времени
некоторые из этих фамилий сохранились только  в  названии  общин.  Впрочем
почти все Кроли до сих пор живут в Укролье, но это  не  является  правилом
для большинства других семей, таких  как  Торбинсы  или  Булкинсы.  Помимо
областей есть еще восточные и западные болота.
     Ко   времени   начала   рассказа   Удел   не    управлялся    никаким
"правительством". Семьи, по большей части, управлялись  со  своими  делами
сами. Выращивание и приготовление пищи занимало  почти  все  их  время.  В
других же отношениях они были, как  правило,  щедры  и  не  жадны,  всегда
довольны  и  непритязательны,  так  что   небольшие   фермы,   мастерские,
магазинчики и гостиницы оставались неизменными в течении многих поколений.
     Конечно оставались древние традиции, традиции  подчинения  верховному
королю Форноста, или Норбери, как они его называли, к северу от Удела.  Но
уже тысячу лет никаких королей не существовало, и даже  сады  королевского
Норбери поросли травой. Однако до  сих  пор  хоббиты  говорят  о  диких  и
злобных существах, таких как тролли: "Они никогда не слышали о короле".  И
к королям относят они все свои законы и обычаи, потому что короли, как они
говорят, были правителями.
     Правда, семейство Кролов  уже  давно  стало  превосходить  другие:  и
власть тэйна перешла к нему (от Побегайков), а глава клана Кролов  до  сих
пор носит титул тэйна. И тэйн был главой  собрания  Удела,  капитаном  при
военном сборе Удела и высшим судьей, но как военный сбор, так  и  собрание
всего Удела созывались только в случае особой  необходимости,  которой  не
было очень давно, и поэтому титул  тэйна  стал  формальным.  Но  семейство
Кролов до сих  пор  пользовалось  особым  уважением,  так  как  оставалось
многочисленным и чрезвычайно богатым: к тому же  в  каждом  поколении  оно
порождало  сильные  характеры  со  своеобразными  привычками  и   даже   с
авантюрными склонностями. Впрочем, эти последние качества, скорее просто с
трудом выносились, чем одобрялись другими хоббитами. Обычай, тем не менее,
требовал называть главу семейства Кролов, присоединяя к его  имени  номер,
например, Изенгрим Второй.
     Единственной реальной властью в эти  дни  был  мэр  Землеройска  (или
Удела), который избирался каждые семь лет на свободной  ярмарке  на  белых
склонах в день лите, ровно в середине лета. Главной обязанностью мэра было
председательствовать  на  праздниках  Удела  через   недолгие   промежутки
времени. Почтовое  управление  и  полицейская  служба  тоже  находились  в
ведении мэра, так что  он  одновременно  был  главой  службы  сообщений  и
главным ширрифом страны. Это были две единственные  службы,  оставшиеся  в
Уделе, и почтальоны были наиболее многочисленны и наиболее занятые из двух
служб. Это происходило потому, что все, кто умел писать,  постоянно  слали
письма своим друзьям и родственникам,  жившим  дальше,  чем  протяженность
послеобеденной прогулки.
     Ширрифами хоббиты называли свою полицию. Никакого мундира у  ширрифов
не было (подобная одежда вообще неизвестна хоббитам) и только на шляпе они
носили перо. Они больше охотились на зверей, люди их беспокоили  мало.  Во
всем Уделе для внутренней службы их было всего двенадцать: по три в каждой
области. Значительно больший  отряд,  численность  которого  изменялась  в
зависимости от необходимости охраны  границ,  должен  был  следить,  чтобы
чужеземцы, большие и малые, не причиняли неприятностей жителям Удела.
     Ко  времени  начала  рассказа  пограничники  -  так   называли   этих
полицейских - очень  увеличились  в  силе  и  числе.  Поступило  множество
докладов и сообщений о странных  личностях  и  существах,  бродящих  вдоль
границ и нарушающих их - первый признак того, что не все так спокойно, как
должно быть; наступление этого времени давно предсказывалось сказаниями  и
легендами. Мало кто обратил на это внимание, и даже Бильбо не  понял,  что
означает это изменение. Шестьдесят лет прошло с момента его возвращения из
знаменитого путешествия, он стал стар, даже для  хоббитов,  которые  часто
достигают столетнего возраста. Легенды о богатствах, которые он  принес  с
собой, все  еще  распространялись,  но  никто,  даже  Фродо,  его  любимый
"племянник", не знал, что же  он  в  сущности  привез.  Бильбо  никому  не
говорил о найденном им Кольце.

                             О НАХОДКЕ КОЛЬЦА

     Как рассказывалось в "Хоббите", однажды к двери Бильбо пришел великий
волшебник - Гэндальф Серый, и с  ним  тринадцать  гномов,  это  был  Торин
Дубощит, потомок королей и его двенадцать товарищей. К своему изумлению, в
одно апрельское утро 1341 года  по  летоисчислению  Удела  Бильбо  с  ними
вместе пустился на поиски большого сокровища, сокровища королей гномов Под
Горой, ниже Эребора в Дейле, далеко на востоке. Поиски были  успешными,  и
дракон, карауливший сокровища, уничтожен. Но до этого произошла Битва Пяти
Армий, и был убит Торин и совершено множество злодеяний.  Отряд  подвергся
нападению орков на тропе в Мглистых Горах, когда он  продвигался  к  диким
землям; и случилось так, что Бильбо заблудился  в  темной  шахте  орков  в
самом сердце гор и здесь, пока он тщетно блуждал на ощупь  во  тьме,  рука
его нащупала лежащее на полу Кольцо. Он положил его  в  карман.  Казалось,
это была простая случайность.
     Пытаясь отыскать выход, Бильбо спускался все ниже  к  подножию  горы,
пока не смог идти дальше. На дне тоннеля, в кромешной тьме  было  холодное
озеро, на скалистом острове посреди озера жил Горлум  (Голлум);  это  было
отвратительное создание.  Он  плавал  в  лодке,  гребя  большими  плоскими
лапами, глядя бледными светящимися глазами, хватая длинными пальцами живую
слепую рыбу и поедая ее сырой. Он ел  все  живое,  даже  орков,  если  они
попадали к нему в лапы и он мог одолеть их без борьбы. Он  обладал  тайным
сокровищем, доставшимся ему очень давно, когда он еще жил  на  свету;  это
было  золотое  кольцо,  делавшее  своего  владельца  невидимым.  Оно  было
единственной вещью, которую любил Горлум, "моя прелесть", как  он  сам  ее
называл. Он прятал его в яме на своем  острове  и  надевал  только  тогда,
когда охотился или шпионил за орками в шахтах.
     Может быть, он сразу напал бы на Бильбо при встрече, если  бы  Кольцо
было при нем: но его не было, а  хоббит  держал  в  руке  эльфийский  нож,
который служил ему мечом. Поэтому, чтобы  выиграть  время  Горлум  тут  же
предложил Бильбо поиграть в  древнюю  игру  -  отгадывание  загадок:  если
Бильбо не сумеет отгадать загадку, Горлум  убьет  его  и  съест;  но  если
загадку Бильбо не отгадает сам Горлум,  то  он  выполнит  желание  Бильбо,
выведет его из тоннеля.
     Поскольку Бильбо безнадежно заблудился во  тьме  и  не  мог  идти  ни
вперед, ни назад, то принял вызов: и они  задавали  друг  другу  множество
загадок. В конце концов Бильбо выиграл скорее  по  счастливой  случайности
(как показалось), чем из-за своего ума: он никак  не  мог  придумать  свою
последнюю загадку, сунул руку в карман, наткнулся на кольцо и  воскликнул:
"Что у меня в кармане?" Горлум не сумел  ответить,  хотя  использовал  три
попытки.
     Авторитеты расходятся  во  мнениях,  был  ли  этот  последний  вопрос
действительно просто вопросом  или  загадкой  в  соответствии  с  древними
правилами игры; но все соглашаются, что приняв этот вопрос  и  попытавшись
ответить на него, Горлум был связан своим обещанием.  И  Бильбо  принуждал
его сдержать свое слово; ему пришло в голову, что это  скользкое  существо
может оказаться лживым, хотя слово в этой игре считалось священным и  даже
в старину самое злобное создание опасалось его нарушить... Но после веков,
проведенных во тьме, сердце  Горлума  стало  черным  и  в  нем  скрывалось
предательство. Он ускользнул в  темноту  и  вернулся  на  свой  остров,  о
котором Бильбо ничего не знал. Здесь, как он думал, лежит его  кольцо.  Он
был очень голоден и разгневан, а когда  с  ним  будет  его  прелесть,  ему
нечего будет бояться.
     Но кольца на острове не было: он его потерял, оно исчезло.  От  крика
Горлума по  спине  Бильбо  пробежала  дрожь,  хотя  он  и  не  понял,  что
случилось. Однако Горлум кое о чем догадался, хотя и поздно. "Что  было  в
его кармане?" - воскликнул он. Свет в  его  глазах  был  подобен  зеленому
пламени, и он  поспешил  обратно,  чтобы  убить  хоббита  и  вернуть  свою
"прелесть". Бильбо вовремя заметил опасность и отчаянно побежал по туннелю
в сторону от воды: и еще раз ему повезло. Во время бега он  сунул  руку  в
карман и Кольцо наделось на палец. Поэтому Горлум пробежал мимо не заметив
его, и продолжал караулить проход, чтобы "вор" не ушел.  Бильбо  осторожно
шел за ним, слушая его проклятья и разговоры с самим собой  о  "прелести";
из этих разговоров Бильбо наконец-то заподозрил правду, и  во  тьме  перед
ним забрезжила надежда, что он  нашел  чудесное  кольцо  и  вместе  с  ним
возможность спастись от Горлума и от орков.
     Наконец они пришли к выходу из  туннеля  в  большую  шахту,  и  здесь
Горлум  скорчился  принюхиваясь  и  прислушиваясь.   Бильбо   почувствовал
искушение убить его своим ножом. Но его остановила жалость, и хотя  в  его
руках находилось волшебное кольцо - его единственная надежда, он не  хотел
использовать его для убийства. Наконец, собрав всю свою храбрость,  Бильбо
во тьме перепрыгнул через Горлума и  побежал  прочь  преследуемый  криками
гнева и отчаяния: "Вор! Вор! Торбинс вор! Ненавистный навсегда!"
     Любопытно, что Бильбо вначале не рассказал об этом  своих  товарищам.
Им он сказал, что Горлум пообещал дать ему в случае  выигрыша  подарок;  и
когда Горлум якобы отправился на свой остров за  подарком,  то  обнаружил,
что подарка нет. Исчезло кольцо, которое подарили ему много  лет  назад  в
день рождения. Бильбо догадался, что  это  то  самое  кольцо,  которое  он
нашел, и поскольку он выиграл игру, кольцо стало его по праву. Но будучи в
трудном положении, он ничего не сказал об этом и попросил  Горлума  взамен
награды вывести  его  наружу.  Такой  рассказ  Бильбо  включил  и  в  свои
воспоминания  и  никогда  не  изменял  его,  даже  после  совета  Элронда.
Очевидно, тот же рассказ попал в оригинал  "Алой  Книги"  и  содержится  в
многочисленных копиях и выдержках из нее. Но во многих копиях фигурирует и
правдивый рассказ, принадлежащий, несомненно, Фродо или Сэму, которые  оба
узнали правду и которые не желали уничтожать  что-либо  написанное  старым
хоббитом.
     Гэндальф, однако, не поверил  первому  рассказу  Бильбо,  как  только
услышал его, и продолжал интересоваться кольцом. Постепенно, после  многих
расспросов, он узнал от Бильбо правду, и это на  некоторое  время  вызвало
напряженность в их отношениях: но маг считал правду очень важной. Хотя  он
не говорил этого Бильбо, он считал очень тревожным, что добрый  хоббит  не
сказал ему правду с самого  начала,  что  совсем  не  соответствовало  его
характеру. Точно  так  же  идея  "подарка"  была  не  просто  изобретением
хоббита. Она была  подсказана  Бильбо,  как  предположил  Гэндальф,  самим
Горлумом в подслушанном разговоре, так как Горлум, несомненно,  много  раз
называл кольцо "подарком на  день  рождения".  Это  Гэндальф  тоже  считал
странным и подозрительным; но подлинную правду  он  сумел  открыть  только
через много лет, как будет видно из этой книги.
     Мало что можно сказать о дальнейших приключениях  Бильбо.  С  помощью
Кольца он спасся от стражи орков и соединился  со  своими  товарищами.  Во
время путешествия он много раз использовал  Кольцо,  главным  образом  для
помощи своим друзьям, но сохранял его в секрете от них так долго, как  это
было возможно. После возвращения домой он ни с кем не говорил о Кольце, за
исключением  Гэндальфа  и  Фродо;  и  никто  в  мире   не   подозревал   о
существовании Кольца. Только Фродо показал он записанный им самим  рассказ
о путешествии.
     Свой меч он повесил над очагом, а чудесную кольчугу - дар  гномов  из
охранявшегося драконом сокровища -  передал  в  музей:  в  Дом  Мусомов  в
Землеройске. Но в ящике в своей  Торбе-на-Круче  (называемой  в  некоторых
сказаниях Бэг -Энд), он сохранил старый плащ с капюшоном, который носил  в
путешествии; а в кармане у него, надетое для безопасности на цепь,  лежало
Кольцо.
     Он вернулся домой в Торбу-на-Круче 22 июня, на пятьдесят втором  году
жизни (в 1342 году по летоисчислению Удела),  и  ничего  чрезвычайного  не
происходило в Уделе до тех пор, пока мастер Торбинс не начал подготовку  к
празднованию своей сто одиннадцатой годовщины. С этого момента  (1401  год
л.У.) начинается наш рассказ.

                         ЗАМЕЧАНИЕ О ЗАПИСЯХ УДЕЛА

     В конце Третьей эпохи играемая хоббитами  в  великих  событиях  роль,
которые привели к заключению мира и созданию возобновленного  королевства,
вызвала у них широкий интерес к собственной истории: и многие их предания,
до сих  пор  остававшиеся  устными,  были  записаны.  Большие  семьи  были
заинтересованы событиями в королевстве, и многие их члены  начали  изучать
древние истории и легенды. В конце  первого  столетия  четвертой  эпохи  в
Уделе было уже несколько библиотек  со  многими  историческими  книгами  и
записями.
     Самые большие из этих собраний находились, вероятно, в Андертауэре, в
Больших Смиалах и в Брэнди-Холле. Изложение событий  конца  третьей  эпохи
сделано главным образом по "Алой  Книге  западных  границ".  Это  наиболее
важный источник из истории войны за  Кольцо,  который  долго  находился  в
Андертауэре, в доме Фэйрбэйрнов, стражей западных границ. Вначале это  был
личный дневник Бильбо, взятый им с собой в  Ривенделл.  Фродо  принес  его
обратно в Удел и на протяжении 1420-1421  годов  по  летоисчислению  Удела
заполнял чистые страницы  изложением  событий  войны.  Все  это  составило
четыре тома, переплетенных в красную кожу. К ним в западных  границах  был
добавлен пятый том, содержащий комментарии, генеалогии и другие  различные
материалы, касающиеся участия хоббитов в Товариществе.
     Оригинал "Алой книги" не сохранился, но с  него  было  сделано  много
копий, особенно с пятого  тома;  для  пользования  последним  наследниками
детей Сэммиуса. Наиболее важная копия имеет, однако, другую  историю.  Она
хранилась в Больших Смиалах, но  была  сделана  в  Гондоре,  вероятно,  по
заказу внука Перегрина в 1592 году л.У. (172 год четвертой  эпохи).  Южный
переписчик сделал на ней приписку: "Финдегил, королевский писец,  закончил
эту работу в 172 году Четвертой эпохи. Это точная, до деталей, копия Книги
Тэйна в Минас Тирите.  Но  Книга  Тэйна,  в  свою  очередь,  была  копией,
сделанной по заказу короля Элессара с  "Алой  Книги  Перианната",  и  была
доставлена ему тэйном Перегрином, когда он вернулся в  Гондор  в  64  году
четвертой эпохи."
     Книга Тэйна была первой копией сделанной с "Алой  Книги"  и  содержит
многие материалы, позже опущенные или утерянные. В Минас Тирите в нее были
внесены многие исправления, особенно в собственных именах или  цитатах  из
эльфийских языков; к ней была добавлена также сокращенная версия "сказания
об Арагорне и Арвен", которая не  касается  событий  войны.  Полный  текст
этого сказания был написан Барагиром, внуком наместника  Фарамира,  вскоре
после ухода короля. Но главное значение копии Финдегила в том, что  в  ней
единственной содержатся  "Переводы  с  языка  эльфов",  исполненные  самим
Бильбо. Они  занимают  три  тома  и  потребовали  для  своего  составления
огромного искусства и терпения. Бильбо  писал  их  с  1403  по  1418  год,
используя все доступные ему источники в  Ривенделле,  как  устные,  так  и
письменные. Но поскольку они почти целиком относятся к  древним  временам,
тут о них больше незачем говорить.
     С тех пор, как  Мериадок  и  Перегрин  стали  главами  своих  больших
семейств и в то же время  поддерживали  связи  с  Роханом  и  Гондором,  в
библиотеки Баклбери и Кролова Городища  поступило  множество  записей,  не
содержащихся в "Алой Книге". В Брэнди-Холле  имелось  множество  работ  об
Эриадоре и истории Рохана. Некоторые из них были начаты самим  Мериадоком,
хотя в Уделе он известен  главным  образом  своими  "Сказаниями  о  травах
Удела" и своим "нарочным годов",  в  котором  он  рассматривает  отношения
календарей Удела и Пригорье, к календарям Ривенделла, Гондора и Рохана. Он
также написал небольшой трактат "О старых словах и именах Удела", проявляя
особый интерес к раскрытию происхождения таких слов как "мусом"  и  старых
элементов в названиях мест, просматривая их корни в языке Рохиррима.
     Книги Больших Смиалов менее интересны с точки зрения  истории  Удела,
хотя очень важны для большой истории. Ни одна  из  них  не  была  написана
самим Перегрином, хотя он сам и его наследники  собрали  много  рукописей,
написанных в Гондоре; в основном это копии легенд, относящихся к  Элендилу
и его сыновьям. Только здесь из всего Удела имеются  ценные  материалы  по
истории Нуменора и по  появлению  Саурона.  Вероятно,  именно  здесь  было
собрано  вместе  "Сказание  о  годах"  при  помощи  материалов,  собранных
Мериадоком. Хотя приведенные  даты,  особенно  для  второй  эпохи,  весьма
приблизительны, они заслуживают пристального внимания. Очевидно,  Мериадок
получил  помощь  и  информацию  из  Ривенделла,  который  он  неоднократно
посещал. Там, после ухода Элронда, еще долго жили его сыновья  с  эльфами.
Говорят,  что  тут  поселился  после  ухода  Галадриэль  Келеборн:  но  не
сохранилось записей от тех  дней,  когда  он  увидел  наконец  Серебристые
Гавани: и вместе  с  ним  ушли  последние  живые  воспоминания  о  древних
временах Средиземья.

                                                А небеса цвели при нем
                                                Ракетами, как дивный сад,
                                                Где искры что цветы горят
                                                И как дракон рокочет гром.

                            1. ДОЛГОЖДАННЫЙ ПРИЕМ

     Много толков вызвало в  Хоббитоне  решение  мастера  Бильбо  Торбинса
отметить сто одиннадцатую годовщину своего рождения особенно  великолепным
приемом. Все были возбуждены этим известием.
     Бильбо был очень богат и причудлив, и в течении шестидесяти лет после
своего памятного исчезновения и неожиданного возвращения составлял предмет
удивления  всего  Удела.  Богатство,  которое  он  привез   с   собой   из
путешествия,  превратилось  в  местную  легенду,  и  большинство  хоббитов
верило, что Торба-на-Круче полна туннелей, набитых сокровищами. А  если  и
это недостаточно для разговоров, то существовали его вызывающая восхищение
энергия и сила. Время шло, но, казалось, оно мало действовало  на  мастера
Торбинса. В девяносто лет он был почти таким же,  как  и  в  пятьдесят.  В
девяносто девять его начали называть хорошо сохранившимся: но точнее  было
бы назвать его неизменяющимся. Многие покачивали головами и говорили,  что
это уж слишком много хорошего для одного хоббита: вряд ли кто либо  другой
может рассчитывать на вечную (предположительно) молодость  и  неисчислимые
(по слухам) богатства.
     - За это придется заплатить, - говорили они. - Это не  естественно  и
вызовет многие беды.
     Но до сих пор никакие беды не приходили; а поскольку  мастер  Торбинс
был щедр, большинство готово было простить ему его странности и удачу.  Он
постоянно  приглашал  к  себе  своих  родственников   (разумеется,   кроме
Лякошель-Торбинсов), и среди бедных и незначительных семей хоббитов у него
было множество восторженных поклонников. Но близких друзей у него не было,
пока не стали подрастать его двоюродные братья.
     Старшим из них и любимцем  Бильбо,  был  юный  Фродо  Торбинс.  Когда
Бильбо стукнуло 99 лет, он объявил Фродо своим  наследником  и  поселил  у
себя в Торбе-на-Круче: и надежды Лякошель-Торбинсов окончательно  рухнули.
Бильбо и Фродо родились в один день - 22 сентября.
     - Тебе лучше жить здесь, Фродо, малыш, -  сказал  однажды  Бильбо,  -
тогда мы сможем совместно отмечать наш день рождения...
     К тому времени Фродо все еще был в возрасте, который хоббиты  считают
безответственным: между детством и тридцатью тремя годами.
     Прошло  еще  двенадцать  лет.   Каждый   год   Бильбо   устраивал   в
Торбе-на-Круче прием по случаю дня рождения, но на этот  раз  все  поняли,
что на осень  намечается  нечто  исключительное.  Бильбо  исполнилось  сто
одиннадцать лет - любопытное число и весьма почтенный возраст для  хоббита
(сам старый Крол достиг только ста тридцати), Фродо  исполнилось  тридцать
три - тоже важное число:  дата  "наступления  возраста".  По  Хоббитону  и
Байуотеру заработали языки, и слухи пошли бродить по всему Уделу.  История
и характер мастера Бильбо Торбинса снова стали  главной  темой  толков,  и
старики неожиданно обнаружили, что воспоминания поднялись в цене.
     Ни у кого не было более внимательной аудитории, чем у  Сэма  Скромби,
повсюду известного как  Старик.  Он  разглагольствовал  в  "Ветви  плюща",
маленькой гостинице на дороге в Байуотер. Говорил он важно и самодовольно,
потому что в течение сорока лет ухаживал за садом в Торбе-на-Круче,  а  до
этого помогал в той же работе старому Хольману. Теперь он сам  состарился,
сделался негибким в суставах, и работа в основном выполнялась его  младшим
сыном Сэмом Скромби. Отец и сын были в дружеских  отношениях  с  Бильбо  и
Фродо. Они жили на самом холме, в третьем номере по  Бэгшот-Роу,  как  раз
над Торбой-на-Круче.
     - Мастер Бильбо - очень приятный, разговорчивый  джентльхоббит,  и  я
всегда это говорил, - заявил старик. И сказал правду:  Бильбо  был  всегда
очень вежлив с ним, называл его всегда "мастер Хэмфест" и  советовался  по
поводу выращивания овощей, особенно картофеля - в этом вопросе старик  был
признанным авторитетом во всей округе.
     - А как насчет этого Фродо, который с ним  живет?  -  спросил  старый
Пескунс из Байуотера. - Его фамилия Торбинс, но говорят, что он наполовину
Брендизайк. Удивительно,  как  может  какой-нибудь  Торбинс  из  Хоббитона
направляться на поиски жены в Бакленд, где такой странный народ?
     - Неудивительно, что они странные, - тут  же  вмешался  Дэдди  Двулап
(сосед старика), - если они живут на том берегу Брендивайна, совсем  рядом
со старым лесом. Это темное место, если хотя бы половина рассказов  о  нем
правдива.
     - Вы правы, дед! - сказал старик. - Конечно, Брендизайки из  Бакленда
не живут в старом лесу, но все же это странное племя. Они плавают в лодках
по большой реке, а это совсем не естественно.  Неудивительно,  что  оттуда
приходят все неприятности, говорю я. И  все  же  мастер  Фродо  прекрасный
молодой хоббит, лучшего вам не встретить. Очень похож на мастера  Торбинса
и не только внешне. В конце  концов  его  отец  тоже  был  Торбинс.  Очень
респектабельным хоббитом был Дрого Торбинс: о  нем  вообще  ничего  нельзя
было сказать, пока он не утонул.
     - Утонул? - раздались сразу несколько голосов. Они слышали,  конечно,
и раньше этот и другие темные слухи: но  у  хоббитов  страсть  к  семейным
историям, и они готовы были слушать еще раз.
     - Так говорят, - сказал старик. - Видите ли, мастер Дрого женился  на
бедной мисс Примуле Брендизайк. Она была двоюродной сестрой нашего мастера
Бильбо с материнской стороны (ее мать была младшей дочерью старого Крола),
а мастер Дрого был его троюродным  братом.  Поэтому  мастер  Фродо  -  его
племянник и по материнской и по отцовской  линии.  И  мастер  Дрого  часто
оставался после женитьбы у своего тестя, старого мастера Горбадока (старый
Горбадок давал роскошные обеды); и он плавал в лодке по реке Брендивайн; и
он и его жена утонули  в  реке,  а  бедный  мастер  Фродо  был  тогда  еще
ребенком.
     - Я слышал, что они отправились на реку после обеда, - сказал  старый
Пескунс, - и именно вес Дрого перевернул лодку.
     - А я слышал, что он столкнул ее в воду, а она потянула его за собой,
- сказал Сэндимен, хоббитонский мельник.
     - Не нужно верить всему, что  слышишь,  Сэндимен,  -  сказал  старик,
который недолюбливал Сэндимена.  -  Нечего  говорить  о  том,  что  кто-то
толкнул, а другой потянул. Лодки и так коварные штуки, и не  нужно  искать
дополнительных причин случившегося. Во всяком случае мастер Фродо  остался
среди этих странных баклендцев сиротой и совершенно без средств. Он рос  в
Бренди-Холле.  У  старого  мастера  Горбадока  никогда  не  бывало  меньше
нескольких сотен родственников  в  одном  месте.  Мастер  Бильбо  совершил
добрый поступок, вернув ребенка в приличное общество.
     Но, я думаю, какой ужасный  удар  для  этих  Лякошель-Торбинсов.  Они
считали, что получат Торбу-на-Круче, когда мастер Бильбо уходил и считался
погибшим. Но он вернулся и выгнал их: и он все живет и  живет.  И  сегодня
кажется не старше, чем вчера. И вот, вдруг у него появляется наследник,  и
все документы оформлены  законно.  Теперь  Лякошель-Торбинсов  никогда  не
увидишь в Торбе-на-Круче.
     - Я слышал, Торба-на-Круче  набита  деньгами,  -  сказал  незнакомец,
прибывший по делу в западный Удел из Землеройска. - Весь верх холма  изрыт
туннелями, а в них ящики  с  золотом,  серебром,  драгоценностями,  так  я
слышал.
     - Тогда вы слышали больше, чем я могу сказать, -  ответил  старик.  -
Ничего не знаю о драгоценностях. У мастера  Бильбо  хватает  денег,  но  я
ничего не слышал о туннелях. Я видел мастера Бильбо, когда он  возвратился
восемьдесят лет назад, я тогда был еще мальчишкой.  Я  тогда  еще  не  был
подмастерьем старого Хольмана (старик был двоюродным братом  моего  отца),
но он часто брал меня с собой в  Торбу-на-Круче,  охранять  сад,  пока  не
убраны все фрукты и овощи. И вот как раз тогда мастер  Бильбо  поднимается
по холму на пони и везет несколько мешков и ящиков. Но сомневаюсь, что они
были полны сокровищами, подобранными им в чужих странах: говорят, там горы
из золота. Но этого совершенно недостаточно, чтобы набить эти туннели. Мой
парень Сэм знает об этом больше. Почти не уходит из  Торбы-на-Круче.  И  с
ума сходит по рассказам о прежних днях и  всегда  слушает  сказки  мастера
Бильбо. Мастер Бильбо научил его грамоте - я надеюсь, это не причинит  ему
вреда.
     "Эльфы и драконы! - Говорю я ему. - Капуста и картошка для нас лучше.
Не вмешивайся не в свои дела, иначе тебе плохо придется", - говорю я  ему.
И могу добавить тоже и для других, - сказал он, взглянув на  незнакомца  и
мельника.
     Но старик не убедил свою аудиторию. Легенда о неисчерпаемом богатстве
Бильбо слишком прочно укоренилась в сознании младших поколений хоббитов.
     - Ну, он, верно, много добавил к тому, что привез с собой,  -  заявил
мельник, выражая общее мнение. - Он часто  отсутствует.  Но  поглядите  на
чужеземцев, которые навещают его: по ночам приходят гномы, и этот  шлендра
- фокусник Гэндальф, и многие другие. Можете говорить, что хотите, старик,
но Торба-на-Круче - странное место, а его обитатели еще более странные.
     - А вы можете болтать, что вам вздумается. Все знают, что  вы  лжете,
мастер Сэндимен, - возразил старик, еще более невзлюбивший мельника. -  Мы
можем примириться  с  некоторыми  странностями.  Кое-кто  в  Хоббитоне  не
предложит гостю и кружку пива, даже если будет  жить  в  норе  с  золотыми
стенами. Но он точно знает все о Торбе-на-Круче. Наш Сэм говорит, что  все
будут приглашены на прием.
     Наступил прекрасный сентябрь. Вскоре распространился слух  (вероятно,
он исходил от всезнающего Сэма) о том, что будет устроен фейерверк, такой,
какой давно не видели в Уделе, с того  самого  времени,  как  умер  старый
Крол.
     Проходили дни, и  день  приема  приближался.  Однажды  вечером  через
Хоббитон проезжала странного вида повозка с не менее странным грузом.  Она
поднялась на холм к Торбе-на-Круче. Изумленные хоббиты старались заглянуть
в ее освещенные дверцы. Чужаки пели странные  песни  и  правили  повозкой:
гномы с  длинными  бородами  и  глубокими  капюшонами.  Несколько  из  них
остались в Торбе-на-Круче. В конце второй недели сентября среди  бела  дня
прибыл еще один экипаж, он двигался  по  Байуотерской  дороге  со  стороны
моста через Брендивайн. В нем  ехал  один  старик.  На  нем  была  высокая
заостренная синяя шляпа, длинный серый плащ и  серебристый  шарф.  У  него
была длинная белая борода и  густые  брови,  на  которые  опускались  поля
шляпы. Маленькие хоббитяне бежали за экипажем по всему Хоббитону вверх  по
холму. Как они правильно догадались, экипаж был нагружен  принадлежностями
для фейерверка. У двери Бильбо старик начал разгружаться, вынося множество
ящиков всех размеров и форм: на каждом ящике была  большая  красная  буква
"Г" и эльфийская руна "Г".
     Конечно,  это  был  знак  Гэндальфа,  а  сам  старик  был,   конечно,
волшебником Гэндальфом, который был известен в Уделе главным образом своим
искусством обращения с огнями, дымами и светом.  Его  истинное  дело  было
гораздо труднее и опаснее, но жители Удела ничего не знали  об  этом.  Для
них он был всего лишь одним из "аттракционов" на  приеме.  Отсюда  было  и
возбуждение хоббитят.
     - Г - значит главный! - кричали они,  а  старик  улыбался.  Хоббитята
знали внешность Гэндальфа, хотя он появлялся в Уделе редко  и  никогда  не
оставался надолго; но ни дети, ни их родители никогда не видели фейерверка
- он принадлежал легендарному прошлому.
     Когда старик с помощью Бильбо и нескольких гномов закончил разгрузку,
Бильбо раздал несколько пенни, но, к разочарованию зевак, не была взорвана
ни одна шутиха.
     - Теперь уходите! - сказал Гэндальф. - Вы получите достаточно,  когда
придет время.
     И он исчез внутри вместе с Бильбо, и дверь  закрылась.  Юные  хоббиты
некоторое время тщетно смотрели на дверь, а потом разошлись. Им  казалось,
что день приема никогда не наступит.
     Внутри Бильбо и Гэндальф сидели в маленькой комнате у открытого окна,
выходящего на запад, в сад. Вторая  половина  летнего  дня  была  яркой  и
мирной. Цветы блестели  красным  и  золотым:  львиный  зев,  подсолнечник,
настурция - росли вдоль дерновых стен и заглядывали в круглые окна.
     - Как прекрасно выглядит твой сад, - заметил Гэндальф.
     - Да, - ответил Бильбо, - я его очень люблю и вообще люблю наш добрый
старый Удел, но мне кажется, что пора взять отпуск.
     - Ты хочешь уйти?
     - Да. Я задумал это уже давно, и теперь замысел мой окреп.
     - Хорошо. Больше говорить об этом не будем. Укрепляйся в своем  плане
и это будет к лучшему для тебя и для всех нас.
     - Надеюсь. Но во всяком случае я собираюсь повеселиться в  четверг  и
сыграть свои маленькие шутки.
     - А кто же будет им смеяться? - спросил Гэндальф, качая головой.
     - Посмотрим, - улыбнулся Бильбо.
     На следующий день еще множество повозок поднялись  на  холм.  Вначале
раздавалось ворчание по поводу "местных интересов", но на той же неделе из
Торбы-на-Круче полетели во все концы заказы на  различные  виды  провизии,
товаров, предметов роскоши, которые производились в  Хоббитоне,  Байуотере
или в любом другом районе. Жители бурно радовались: они начали считать дни
в  календаре,  и  все  высматривали   почтальонов   в   надежде   получить
приглашение.
     Вскоре  начали  рассылаться  приглашения,  и  почта  Хоббитона   была
блокирована, а почта Байуотера перегружена, и  был  объявлен  добровольный
набор помощников почтальонов... Постоянный поток их поднимался  вскоре  по
холму, неся сотни вежливых выражений "спасибо, я обязательно буду".
     На  воротах   Торбы-на-Круче   появилось   объявление:   входить   не
разрешается, за исключением занятых на приеме. Но даже те,  кто  занимался
подготовкой приема, или заявляли это, редко получали разрешение войти. Сам
Бильбо был занят: писал приглашения, распечатывал ответы, подбирал подарки
и делал еще кое-какие приготовления.  Со  времени  прибытия  Гэндальфа  он
никому не показывался на глаза.
     Однажды утром хоббиты обнаружили, что большое поле к югу  от  входной
двери Бильбо покрыто мотками веревки и столбами навесов  и  павильонов.  В
насыпи, выходящей на дорогу, был проделан особый проход, вырублены широкие
ступени и построены  большие  белые  ворота.  Три  семейства  хоббитов  на
Бэгшот-Роу, жившие по соседству с домом  были  особенно  заинтересованы  и
чрезвычайно завидовали. Почтенный старик Скромби перестал даже делать вид,
что работает в своем огороде.
     Начали  подниматься  навесы.  Был  построен  особый  павильон,  такой
большой, что дерево, росшее в поле, оказалось  внутри  павильона  и  гордо
стояло в одном его конце, у главного стола. Все  его  ветви  были  увешаны
лампами. Самое соблазнительное и многообещающее (с точки зрения  хоббитов)
- огромная открытая кухня, в северном углу поля. Прибыл отряд  поваров  из
всех гостиниц и харчевен, чтобы кормить гномов и  другой  странный  народ,
квартировавший в Торбе-на-Круче. Возбуждение росло.
     Небо затянулось облаками. Это было накануне приема, в среду. Все были
обеспокоены. И вот наступил четверг, 22 сентября.  Взошло  солнце,  облака
исчезли, флаги развернулись, и веселье началось.
     Бильбо Торбинс назвал его приемом, но на самом  деле  началась  целая
цепь развлечений. Практически все живущие поблизости были приглашены. Лишь
некоторые были случайно пропущены, но они все равно пришли, так что это не
имело никакого значения. Было приглашено так же множество народа из других
районов Удела: было даже несколько из-за границы.  Бильбо  лично  встречал
гостей у новых белых ворот. Всем без исключения он  вручал  подарки,  даже
тем, кто выходил и вновь входил  в  ворота.  Хоббиты  обычно  дают  гостям
подарок в свой день рождения. Не очень дорогие, как правило, но и не такие
щедрые, как в этом случае, но это хорошая система. В сущности в  Хоббитоне
и Байуотере ежедневно отмечали чей-нибудь день рождения,  так  что  каждый
хоббит имел основания надеяться на получение подарка по крайней мере раз в
неделю. Но хоббиты никогда не уставали получать и дарить подарки.
     Но в этом случае подарки были необыкновенно  хороши.  Хоббитята  были
так возбуждены, что на некоторое время забыли  о  еде.  В  их  руках  были
невиданные игрушки, все прекрасные, а некоторые  из  них  явно  волшебные.
Большинство из этих игрушек были заказаны год назад и прибывали сюда  весь
год из Дейла и с гор; они и в самом деле были изготовлены гномами.
     Когда прибыли все гости и прошли в  ворота,  начались  песни,  танцы,
музыка, игры и, конечно, еда  и  питье.  Трижды  официально  приглашали  к
столу: на ленч, чай и на обед (или на ужин).  Но  ленч  и  чай  отличаются
главным образом тем, что гости ели сидя за столами. В другое время  всегда
находилось много  желающих  поесть,  и  они  ели  и  пили  постоянно  -  с
одиннадцати до шести тридцати, когда начался фейерверк.
     Фейерверк был делом Гэндальфа: он не только привез  все  необходимое,
но и сам придумал и подготовил. В особых случаях он сам запускал ракеты  и
зажигал огни. Но и помимо этого здесь  было  огромное  количество  петард,
шутих, хлопушек, бенгальских огней, факелов, фонарей,  огненных  фонтанов,
гоблинских пистолетов с ударом грома. Все они были превосходны.  Искусство
Гэндальфа со временем все улучшалось.
     Некоторые ракеты были похожи  на  сверкающих  летающих  птиц,  поющих
сладкими голосами. Были зеленые деревья со стволами из  темного  дыма:  их
листья раскрывались, а их сверкающие ветви бросали на изумленных  хоббитов
огненные цветы, которые с приятным ароматом исчезали, не долетев до земли.
Фонтаны бабочек летали меж деревьев; поднимались столбы разноцветного огня
и превращались в орлов,  или  в  плывущие  корабли,  или  в  стаи  летящих
лебедей, красные грозы и желтые  дожди,  леса  серебряных  копий,  которые
внезапно взлетали в воздух с криком, как победившая армия,  и  со  свистом
падали вниз, как сотни змей. А напоследок  в  честь  Бильбо  был  сюрприз,
который, как и рассчитывал Гэндальф, поразил хоббитов. Огни погасли. Вверх
поднялось большое облако  дыма.  Удалившись  оно  приняло  форму  горы,  а
вершина ее осветилась. Оттуда вырвались зеленые и алые  языки  пламени.  И
вот вылетел красно-золотой дракон, совсем как живой - глаза его  сверкали,
из пасти вырывалось пламя, послышался рев, и дракон с высоты обрушился  на
толпу. Все  пригнулись,  многие  попадали  ничком.  Дракон  пронесся,  как
проходящий поезд, сделал сальто и с оглушительным плеском  исчез  в  водах
Байуотера.
     - Это сигнал к ужину, - сказал Бильбо.
     Тревога сразу исчезла, и лежащие хоббиты сразу вскочили на ноги.  Для
всех был приготовлен ужин, для всех приглашенных, кроме тех, которые  были
приглашены на особый семейный прием. Он состоялся в  большом  павильоне  с
деревом. Было роздано двенадцать  дюжин  приглашений  (это  число  хоббиты
называют одним гроссом). Гости были избраны  из  всех  семей,  с  которыми
Бильбо  и  Фродо  находились  в  родственных  отношениях,  с  прибавлением
нескольких  друзей-неродственников,  таких,  как   Гэндальф.   Большинство
молодых хоббитов привели с собой детей, так как собирались  сидеть  долго,
да и рассчитывали покормить их бесплатным обедом.
     Здесь было множество Торбинсов и Булкинсов, а также  много  Кролов  и
Брендизайков:  и  были  различные  Граббы  (родственники  бабушки   Бильбо
Торбинса) и различные Чаббы (по линии его деда Крола); и  набор  Бероузов,
Болдеров, Брейсгирдлей, Брокхаузов, Гудбоди, Хорнблауэров  и  Длинноногов.
Некоторые из них были в очень отдаленном родстве  с  Бильбо,  а  некоторые
даже никогда раньше не бывали в  Хоббитоне,  так  как  жили  в  отдаленных
районах Удела. Не были забыты и Лякошель-Торбинсы. Присутствовали  Отто  и
его жена Любелия. Они не любили Бильбо и ненавидели Фродо, но так волшебна
была власть пригласительного билета, написанного золотыми  чернилами,  что
они  не  могли  отказаться.  К  тому  же  их  кузен   Бильбо   много   лет
специализировался в приготовлении пищи, а его стол пользовался  высочайшей
репутацией.
     Все 144 гостя ожидали приятного праздника, хотя  несколько  опасались
послеобеденной речи хозяина (впрочем, речи неизбежной). Бильбо был склонен
к тому, что он называл поэзией; иногда, особенно после стакана  или  двух,
рассказывал об  удивительных  приключениях  во  время  своего  знаменитого
путешествия.  Гости  не  были  разочарованы:  праздник  получился   весьма
приятным, богатым, обильным, разнообразным  и  длительным.  В  последующие
недели  цена  продовольствия  во  всем  районе  весьма  сильно  упала,  но
поскольку  праздники  Бильбо  истощили  запасы  всех  складов,   погребов,
кладовых на мили вокруг, это не имело большого значения.
     После еды наступила очередь речи.  Большинство  из  собравшихся  были
теперь, впрочем, в терпимом настроении, в том приятном состоянии,  которое
они называют "заполнить все углы". Они пили свои любимые напитки, ели свои
любимые лакомства, и страхи их были забыты.  Они  готовы  были  слушать  и
приветствовать кого угодно.
     - Мои дорогие гости! - начал Бильбо, поднимаясь с места.
     - Слушайте! Слушайте! Слушайте! - закричали  гости  и  повторяли  это
хором, казалось, не желая следовать собственному совету. Бильбо  сошел  со
своего места и взобрался на стул под иллюминированным деревом.  Свет  ламп
падал на его круглое лицо;  золотые  пуговицы  сверкали  на  его  шелковом
костюме. Все видели, как он стоит, помахивая в воздухе рукой, в  то  время
как другая была в кармане брюк.
     - Мои дорогие Торбинсы и Булкинсы, - начал он снова,  -  мои  дорогие
Кроли и Брендизайки, Граббы и Чаббы,  Бероузы  и  Хорнблауэры,  Болдеры  и
Брейсгирдли, Гудбоди и Брокхаузы, Длинноноги...
     - Длинноноги! - завопил престарелый хоббит в  конце  павильона.  Это,
конечно, была его фамилия, и  он  вполне  оправдывал  ее:  ноги  его  были
большие, заросшие шерстью, и обе лежали на столе.
     -  Длинноноги,  -  повторил  Бильбо.  -   А   так   же   мои   добрые
Лякошель-Торбинсы, которых  я  наконец-то  приветствую  в  Торбе-на-Круче.
Сегодня мне исполнилось сто одиннадцать лет.
     - Ура! Ура! Многая лета! - закричали они и  забарабанили  по  столам.
Бильбо выступил блистательно. Именно такие речи  они  любили:  короткие  и
ясные.
     - Надеюсь, вы все так же рады, как и я?
     Оглушительные вопли. Крики "Да!" ("Нет" - тоже). Звуки труб и  рогов,
дудок и флейт, и других музыкальных инструментов. Как  уже  было  сказано,
тут присутствовало множество юных хоббитов. В руках  у  них  были  десятки
дудок и трещоток. На большинстве их стояла марка  Дейла:  для  большинства
хоббитов это ничего не говорило, но все соглашались, что  дудки  отличные.
Это были маленькие,  но  превосходно  сделанные  инструменты,  с  отличным
звучанием. В одном углу молодые Кроли и Брендизайки,  решив,  что  дядюшка
Бильбо  уже  кончил  свою  речь,  поскольку  он  сказал  все  необходимое,
организовали импровизированный оркестр  и  начали  веселый  танец.  Мастер
Эвард Крол и мисс Мелилот Брендизайк встали из-за стола и с колокольчиками
в руках начали танцевать "высокий круг"  -  танец  веселый,  но  несколько
излишне энергичный.
     Но Бильбо еще не кончил. Взяв у стоящего  рядом  хоббитенка  рог,  он
протрубил в него трижды. Шум прекратился.
     - Я не задержу вас долго, - воскликнул он. - Я созвал вас с целью...
     Тон, каким он произнес это, произвел впечатление. Наступила тишина, а
один или два Крола насторожились.
     - Даже с тремя целями! Во-первых, чтобы сказать вам, что я  вас  всех
очень люблю и что сто одиннадцать лет - слишком короткий срок жизни  среди
таких великолепных и положительных хоббитов...
     Громовой взрыв одобрения.
     - Я не знаю и половины из вас так, как мне хотелось бы, и половина из
вас нравится мне меньше, чем вы того заслуживаете.
     Это было неожиданно и несколько затруднительно. Послышалось несколько
отрывочных аплодисментов, но большинство старались переработать услышанное
и понять, в чем же заключается комплимент.
     -  Во-вторых,  чтобы   отметить   свой   день   рождения.   -   Вновь
приветственные крики гостей. - Вернее наш день рождения. Так как это также
день рождения моего племянника, приемного  сына  и  наследника  Фродо.  Он
вступил в возраст и в права наследия...
     Несколько осторожных  хлопков  старших  хоббитов,  несколько  громких
выкриков:  "Фродо!  Фродо!  Веселый  Фродо!"  младших.   Лякошель-Торбинсы
нахмурились и задумались  над  тем,  что  же  означает  "вступил  в  права
наследования".
     - Вместе мы прожили 144 года. Ваша численность подобрана  так,  чтобы
составить это же число - один гросс, если можно так выразиться...
     Молчание.   Это   уже   не   комплимент.   Многие   гости,   особенно
Лякошель-Торбинсы, были оскорблены, чувствуя, что их пригласили только для
заполнения числа. "Один гросс". Что за вульгарное выражение?  (Гроссами  в
Уделе считали домашний скот).
     - Если мне будет позволено сослаться на древнюю историю, этот день  -
годовщина моего прибытия на бочке в город Эсгарот на долгом  озере:  но  в
тот момент я забыл о том, что это день моего рождения. Тогда мне был всего
лишь пятьдесят один год, и день рождения не  казался  мне  важным.  Банкет
тогда был великолепен, хотя я так замерз, что смог сказать  лишь  "большое
спасибо". Теперь я могу произнести более правильно - большое спасибо  всем
пришедшим на мой скромный прием...
     Упорное молчание. Все боялись, что теперь неизбежна песня или  стихи:
и они уже соскучились. Почему  он  не  перестает  болтать  и  не  даст  им
возможность заняться едой и питьем? Но Бильбо не пел и не читал стихов. Он
помолчал немного.
     - В-третьих,  и  это  последнее,  -  сказал  он,  -  я  хочу  сделать
объявление. - Последнее слово он произнес так громко и внезапно, что  все,
кто еще мог, сели прямо. - Мне не хочется  этого  говорить  -  как  я  уже
заявил, 111 лет - слишком короткий срок для жизни с вами, но это конец.  Я
ухожу. Я оставляю вас сейчас же. Прощайте!
     Он сошел со стула и исчез. Вспышка яркого пламени - на мгновение  все
гости ослепли. Когда они открыли глаза, Бильбо не было  нигде  видно.  Сто
сорок четыре изумленных хоббита сидели молча. Старый Одо  Длинноног  убрал
ноги со стола и топнул. Затем наступила  мертвая  тишина,  пока  внезапно,
после  нескольких  глубоких  вздохов  каждый   Торбинс,   Булкинс,   Крол,
Брендизайк, Грабб, Чабб, Бероуз, Болдер,  Брейсгирдл,  Брокхауз,  Гудбоди,
Хорнблауэр и Длинноног не начали наконец говорить.
     Все  пришли  к  общему  мнению,  что  шутка  очень  дурного  вкуса  и
необходимо еще очень много еды и  питья,  чтобы  у  гостей  прошел  шок  и
раздражение. "Он сошел с  ума,  я  всегда  это  говорил",  -  таково  было
наиболее популярное высказывание. Даже Кроли (за  немногими  исключениями)
решили, что поведение  Бильбо  нелепо.  В  тот  момент  все  считали,  что
исчезновение Бильбо - всего лишь глупая выходка.
     Но старый Рори Брендизайк не был так уверен в этом.  Ни  возраст,  ни
роскошный обед не затуманили его рассудка,  и  он  сказал  своей  невестке
Эсмеральде:
     - Что-то в этом есть подозрительное, моя дорогая! Мне  кажется,  этот
безумец Торбинс снова ушел. Глупый старый чудак. Но  о  чем  беспокоиться?
Ведь еду он с собой не забрал.
     И он громко попросил Фродо еще раз пустить по кругу кубок с вином.
     Фродо был единственный  из  присутствующих,  кто  ничего  не  сказал.
Некоторое время он молча сидел рядом с пустым стулом Бильбо и  не  обращал
внимания на замечания и вопросы. Он, конечно, наслаждался шуткой,  хотя  и
знал о  ней  заранее.  Ему  трудно  было  удержаться  от  смеха  при  виде
негодующего удивления гостей. Но в тоже время он был  глубоко  обеспокоен:
он понял неожиданно, что очень любит старого хоббита.  Большинство  гостей
продолжало есть, пить и обсуждать странности Бильбо  Торбинса,  прошлые  и
настоящие: но гнев Лякошель-Торбинсов все возрастал. Фродо не хотел больше
оставаться на приеме. Он отдал распоряжение  принести  еще  еды  и  питья,
затем встал, молча выпил за здоровье Бильбо и выскользнул из павильона.
     Что касается Бильбо Торбинса, то, произнеся свою речь, он  нащупал  в
кармане золотое Кольцо - волшебное Кольцо, которое он много лет  хранил  в
тайне. Сойдя со стула, он надел его на палец, и хоббиты  Хоббитона  больше
никогда не видели его.
     Он  быстро  прошел  к  своей  норе,  постоял   немного,   с   улыбкой
прислушиваясь к гулу в павильоне и звукам веселья в  других  частях  поля.
Потом пошел к себе. Снял праздничную одежду, свернул и завернул  в  бумагу
свой вышитый шелковый костюм, отложил его в сторону.  Затем  быстро  надел
старую одежду, укрепил вокруг талии свой потертый кожаный  пояс.  На  него
повесил короткий меч в старых ножнах  черной  кожи.  Из  запертого  ящика,
пропахшего нафталином извлек старый плащ с капюшоном. Он был  закрыт  там,
как будто представлял большую  ценность,  хотя  плащ  был  залатан  и  так
выцвел, что трудно  было  определить,  какой  его  цвет  первоначальный  -
вероятно, темно-зеленый. Плащ  был  великоват  для  Бильбо.  Затем  Бильбо
прошел в свой кабинет, достал из запертого  сейфа  сверток,  завернутый  в
старую одежду, и рукопись, переплетенную в кожу: достал так же  и  большой
конверт. Книгу и сверток он сунул в лежавший тут же мешок,  почти  доверху
наполненный. В конверт он положил Кольцо на золотой цепочке, запечатал его
и адресовал Фродо. Вначале он положил конверт на  камин,  но  затем  вдруг
передумал и сунул его в карман. В это мгновение открылась дверь  и  быстро
вошел Гэндальф.
     - Привет! - сказал Бильбо. - Я гадал, вернетесь ли вы?
     - Рад видеть тебя видимым, - ответил маг, садясь. - Я  хотел  застать
тебя и сказать тебе несколько слов на прощание. Мне  кажется,  все  прошло
великолепно и согласно задуманному.
     - Да, - ответил Бильбо,  -  хотя  эта  вспышка  была  сюрпризом:  она
удивила меня, не  говоря  уж  об  остальных.  Небольшая  добавка  с  вашей
стороны?
     - Верно. Ты  мудро  хранил  Кольцо  в  тайне  все  эти  годы,  и  мне
показалось необходимым дать гостям какое-нибудь другое  объяснение  твоего
исчезновения.
     -  Это  еще  более  улучшило  мою   шутку.   Вы   всегда   неожиданно
вмешиваетесь, - засмеялся Бильбо, - но вероятно, как всегда, лучше знаете,
что нужно делать.
     - Да - когда я вообще что-нибудь знаю.  Но  насчет  этого  последнего
дела я не совсем уверен. Теперь оно подошло к концу. Ты сыграл свою шутку,
встревожил или обидел большинство своих родственников и  дал  всему  Уделу
тему для разговоров на девять дней, а скорее -  на  девяносто  девять.  Ты
хочешь идти дальше?
     - Да. Я чувствую, что мне необходим отдых, очень длинный отдых, как я
уже говорил вам. Вероятно, постоянный отдых: не думаю,  чтобы  я  вернулся
когда-нибудь. В сущности, я не собираюсь возвращаться, и  уже  сделал  все
приготовления. Я стар, Гэндальф! Я  не  выгляжу  стариком,  но  в  глубине
сердца чувствую это. "Хорошо сохранился!", - фыркнул он.  -  Мне  кажется,
что все во мне стало тонким и сморщилось,  если  вы  меня  понимаете:  как
масло размазанное на всем куске хлеба, слишком большом куске. Здесь что-то
не так. Мне нужна перемена.
     Гэндальф внимательно посмотрел на него.
     - Да, здесь что-то не так, - задумчиво сказал он.  -  Я  считаю  твой
план наилучшим.
     - Что ж, теперь я готов. Я снова хочу увидеть горы, Гэндальф, - горы;
и найти место, где я могу отдохнуть, по-настоящему  отдохнуть.  В  мире  и
спокойствии, без кишащих вокруг родственников, без посетителей, непрерывно
звонящих в колокольчик у двери. Я должен найти место, где смог бы  кончить
свою книгу. Я придумал для нее хороший конец: "И он  жил  счастливо  после
всех этих событий до конца своих дней."
     Гэндальф засмеялся.
     - Надеюсь, так и будет, но никто не сможет прочесть эту  книгу,  даже
если она будет закончена.
     - Почему же, со временем смогут. Фродо уже  читал  те  части,  что  я
написал. А вы присмотрите за Фродо?
     - Да, присмотрю. Я буду навещать его так часто, как смогу.
     - Он, конечно, пошел бы со мной, если бы я попросил его.  В  сущности
он даже сам предложил это, как раз перед приемом. Но на самом деле он  еще
не хочет. Я же хочу увидеть еще раз перед смертью горы и дикие страны,  но
он все еще слишком любит Удел, его поля, леса и маленькие реки. Ему  здесь
хорошо. Я все оставляю ему, за исключением, конечно,  нескольких  мелочей.
Надеюсь, он будет счастлив, когда привыкнет все это считать своим. С этого
времени он сам себе хозяин.
     - Все? - спросил Гэндальф. - И Кольцо? Ты согласился на это, вспомни.
     - Ну... Гм... Да, вероятно, и оно, - запнулся Бильбо.
     - Где оно?
     - В конверте, как вы знаете, - нетерпеливо ответил Бильбо.  -  Он  на
камине. Нет. Вот он, в моем кармане! - Он колебался.  -  И  разве  это  не
странно? - сказал он наконец, как бы самому  себе.  -  Почему  бы  и  нет?
Почему бы ему тут и не остаться?
     Гэндальф снова внимательно посмотрел на Бильбо, в его  глазах  что-то
сверкнуло.
     - Я думаю, Бильбо, - спокойно сказал он, - его лучше оставить тут. Ты
не хочешь этого?
     - Ну, да... И  нет.  Теперь  я  думаю,  что  мне  вообще  не  хочется
расставаться с ним. И я не понимаю, зачем  мне  его  отдавать?  Почему  вы
хотите, чтобы я сделал это? - спросил он и голос его изменился. Теперь  он
был резким, подозрительным и  раздраженным.  -  Вы  всегда  изводили  меня
вопросами о моем Кольце,  вы  никогда  не  беспокоились  о  других  вещах,
полученных в путешествии.
     - Мне нужна была правда, - сказал Гэндальф. - Это чрезвычайно  важно.
Волшебное... Кольцо... Они... Гм...  Волшебные.  Они  редки  и  интересны.
Можно сказать, что я профессионально интересуюсь твоим Кольцом. И я должен
знать, где оно, если ты пускаешься  в  странствия.  И  я  считаю,  что  ты
достаточно долго владел им. Тебе оно больше не нужно, Бильбо,  если  я  не
ошибаюсь?
     В глазах Бильбо сверкнул гнев. Его доброе лицо застыло.
     - Почему не нужно? - воскликнул он.  -  И  какое  вам  дело  до  моей
собственности? Оно мое. Я нашел его. Оно пришло ко мне.
     - Да, да, - сказал Гэндальф, - но не нужно сердиться.
     - Это вы виноваты, - сказал Бильбо. - Кольцо  мое,  говорю  вам.  Мое
собственное. Моя прелесть. Да, моя прелесть.
     Лицо  мага  оставалось  серьезным  и  внимательным,  и  только  блеск
глубоких глаз свидетельствовал, что он удивлен и встревожен.
     - Так его уже называли, - сказал он, - но называл не ты.
     - А теперь называю я. А почему бы  и  нет?  Даже  если  то  же  самое
говорил Горлум. Кольцо теперь не его, а мое, и говорю вам, что  я  сохраню
его.
     Гэндальф встал. Он сказал строго:
     - Ты будешь глупцом, Бильбо, если сделаешь это. С каждым твоим словом
это становится все яснее. Ты слишком долго  владел  Кольцом.  Откажись  от
него! И тогда ты снова станешь самим собой, ты будешь свободен.
     - Я сделаю то, что захочу, - упрямо ответил Бильбо.
     - Ну, ну, мой дорогой хоббит! - сказал Гэндальф. -  Всю  твою  долгую
жизнь мы были друзьями, и ты задолжал мне кое-что. Выполняй свое  обещание
- отдай Кольцо!
     - Ну, если вы сами хотите мое Кольцо, так и  говорите!  -  воскликнул
Бильбо. - Но вы его не получите. Я не  отдам  вам  свою  прелесть,  я  уже
сказал.
     Его рука опустилась на шероховатую рукоять меча.
     Глаза Гэндальфа сверкнули.
     - Вскоре наступит моя очередь рассердиться, - сказал он.  -  Если  ты
еще раз скажешь это, я рассержусь. Тогда ты увидишь Гэндальфа без маски...
     Он сделал шаг к  хоббиту,  и  казалось,  он  стал  выше  ростом,  его
огромная тень заполнила всю комнату.
     Бильбо  попятился  к  стене,  тяжело  дыша,  сжимая  руками   карман.
Некоторое время они стояли, глядя  друг  другу  в  лицо.  И  напряжение  в
комнате росло. Глаза Гэндальфа не отрывались от  хоббита.  Наконец  Бильбо
медленно разжал руки и начал слегка дрожать.
     - Не знаю, что это с вами, Гэндальф? - проговорил он. - Вы никогда не
были таким. Из-за чего все это? Кольцо ведь мое, я нашел его. И если бы не
Кольцо, Горлум убил бы меня. Я не вор, чтобы он не говорил.
     - Я никогда не называл тебя так, - ответил Гэндальф. - И  я  тоже  не
вор. Я не собираюсь грабить тебя, но хочу помочь. Я хочу, чтобы  ты  верил
мне, как и раньше.
     Он отвернулся, напряжение  спало  с  его  лица.  Казалось,  он  вновь
превратился в седого старика, согбенного и озабоченного.
     Бильбо протер рукой глаза.
     - Простите, - сказал он. - Но со  мной  происходит  что-то  странное.
Будет большим облегчением не беспокоиться о нем больше. Оно заняло слишком
большое место в моих мыслях. Иногда мне кажется, что это глаз, наблюдающий
за мной. И мне всегда хочется надеть его и исчезнуть.  Я  пытался  закрыть
его, но понял, что не могу быть спокоен, если оно не у меня в кармане.  Не
знаю, почему. Кажется, я не могу покончить с этим.
     - Тогда поверь мне,  -  ответил  Гэндальф.  -  Уходи  и  оставь  его.
Откажись от владения им. Отдай его Фродо, и я присмотрю за ним.
     Несколько мгновений Бильбо стоял в раздумье и нерешительности.  Потом
выдохнул.
     - Хорошо, - с усилием сказал он. - Согласен. -  Он  повел  плечами  и
печально улыбнулся. - В конце концов, я и прием устроил для того же: чтобы
раздать подарки и вместе  с  ними  легче  расстаться  с  Кольцом.  Но  это
оказалось не так легко. Итак, Кольцо переходит  к  Фродо  вместе  со  всем
остальным. - Он глубоко вздохнул. - А теперь я и в самом деле должен идти,
иначе кто-нибудь увидит меня. Я уже попрощался и не хочу  делать  это  еще
раз. - Он подобрал свой мешок и двинулся к двери.
     - Кольцо все еще у тебя в кармане, - заметил маг.
     - Да! - воскликнул Бильбо. - А  также  мое  завещание  и  все  другие
документы. Лучше возьмите их и освободите меня. Так будет безопасней.
     - Нет, не давай мне Кольцо, - сказал Гэндальф. - Положи его на камин.
Оно будет лежать там до прихода Фродо. Я подожду его.
     Бильбо достал конверт и хотел положить его рядом с часами, но в  этот
момент рука его дернулась, и конверт  упал  на  пол.  Но  прежде,  чем  он
подобрал его, маг наклонился, схватил конверт и положил его на место. Лицо
хоббита  вновь  гневно  исказилось.  Внезапно   оно   смягчилось,   Бильбо
рассмеялся.
     - Ну что ж, дело сделано, - сказал он. - Теперь я ухожу.
     Они вышли в зал. Бильбо взял  свою  любимую  палку,  потом  свистнул.
Изнутри показалось три гнома.
     - Все готово? - спросил Бильбо. - Уже все упаковано и погружено?
     - Все, - ответили они.
     - Тогда пошли, - и он шагнул к выходу.
     Уже была ночь, черное небо усыпали  звезды.  Бильбо  взглянул  вверх,
вдохнул в себя ночные запахи.
     - Как хорошо! Как хорошо снова быть в пути вместе с  гномами!  Именно
этого мне не хватало все эти долгие годы. До свидания! - сказал он,  глядя
на старый дом и кланяясь ему. - До свидания, Гэндальф!
     - До свидания, Бильбо! Береги  себя!  Ты  уже  стар  и,  может  быть,
достаточно мудр.
     - Беречь себя? И не собираюсь.  Не  беспокойтесь  обо  мне.  Я  снова
счастлив. Но время идти. Я снова в пути, как и раньше, - добавил он  тихим
голосом, и как бы про себя запел во тьме:

                   В поход, беспечный пешеход,
                   Уйду, избыв печаль, -
                   Спешит дорога от ворот
                   В заманчивую даль,
                   Свивая тысячи путей
                   В один бурливый, как река.
                   Хотя, куда мне плыть по ней,
                   Не знаю я пока...

     Он помолчал немного. Потом, ни слова не добавив, отвернулся от  огней
и голосов в поле и под навесами и, сопровождаемый тремя товарищами, прошел
через  сад  и  поспешил  по  длинной  наклонной  тропе.  В  низком   месте
перепрыгнул через живую изгородь в конце склона и пошел через луг, проходя
в ночи, как шум ветра в траве.
     Гэндальф некоторое время смотрел ему вслед, во тьму.
     - До свидания, мой дорогой Бильбо, до нашей следующей встречи! - тихо
сказал он и вернулся в дом.
     Вскоре  пришел  Фродо  и  увидел  сидящего  в   темноте   задумчивого
Гэндальфа.
     - Он ушел? - спросил Фродо.
     - Да, - ответил Гэндальф, - он наконец-то ушел.
     - Хотел бы  я...  Я  хочу  сказать,  что  до  сегодняшнего  вечера  я
надеялся, что это шутка, - проговорил Фродо. - Но в глубине души  я  знал,
что он уйдет. Он всегда шутил, говоря о серьезных вещах.  Я  хотел  прийти
побыстрее, чтобы еще застать его.
     - Я думаю, что он предпочел  уйти  незаметно,  -  сказал  маг.  -  Не
волнуйся. Он в порядке - пока. Он оставил для тебя конверт. Вот он!
     Фродо  взял  с  камина  конверт,  взглянул  на  него,  но   не   стал
распечатывать.
     - Здесь его завещание и все документы, я думаю, - сказал Гэндальф.  -
Теперь ты хозяин Торбы-на-Круче. И мне  кажется,  что  там  ты  найдешь  и
золотое Кольцо.
     - Кольцо! - воскликнул Фродо. - Он оставил его мне?  Но  почему?  Оно
могло быть ему полезным.
     - Может, да, а может, и нет, - сказал Гэндальф. - На твоем месте я не
стал бы его использовать. Никому о нем не говори и береги его. А теперь  я
отправлюсь поспать.
     Как хозяин Торбы-на-Круче Фродо считал  своим  долгом  попрощаться  с
гостями. Слухи о странных событиях теперь распространились по всему  полю,
но Фродо только сказал, что к утру все, несомненно, прояснится. К полуночи
прибыли экипажи  для  важных  хоббитов.  Один  за  другим  они  отъезжали,
заполненные  сытыми,  но  неудовлетворенными   хоббитами.   Потом   пришли
садовники и на тачках увезли все, что было небрежно оставлено гостями.
     Медленно проходила ночь. Встало солнце. Хоббиты  проснулись  необычно
поздно. Прошло утро. Пришли рабочие и  начали  убирать  павильон,  уносить
столы и стулья, ложки, ножи, бутылки и тарелки, и лампы, и цветущие  цветы
в ящиках, забытые сумки, перчатки и недоеденную  пищу  (впрочем,  ее  было
совсем  немного).  Затем  без  приглашения  пришли  хоббиты:  Торбинсы   и
Булкинсы,  и  Болдеры,  и  Кроли,  и  другие  гости,  которые   жили   или
останавливались поблизости. К  середине  дня  в  Торбе-на-Круче  собралась
большая толпа хоббитов, не приглашенных, но и не неожиданных.
     Фродо  ждал  на  ступенях,  улыбаясь,  но  выглядел  он   усталым   и
озабоченным.  Он  приветствовал  всех,  но  не  смог  ничего  добавить   к
вчерашнему. Ответ его на все вопросы был одинаков:
     - Мастер Бильбо Торбинс ушел; насколько я знаю, он здоров.
     Несколько посетителей он пригласил войти внутрь, сказал,  что  Бильбо
оставил им "посылки".
     Внутри, в зале, были грудой навалены пакеты и свертки. На  каждом  из
них была табличка. Вот некоторые из этих табличек.
     Аделарду Кролу от Бильбо: зонтик. Аделард всегда,  будучи  в  гостях,
уносил хозяйские зонтики.
     Доре Торбинс на память  о  долгой  переписке  на  память  от  Бильбо:
большая корзина для ненужных бумаг. Дора была сестрой Дрого и старейшей из
оставшихся в живых родственниц Бильбо и Фродо; ей  было  99  лет  и  более
полустолетия она исписывала горы бумаг добрыми советами.
     Мило Бероузу с надеждой, что это ему пригодится от Б.Б.: золотое перо
и бутылочка чернил. Мило никогда не отвечал на письма.
     Анжелике от дядюшки Бильбо: выпуклое зеркало. Анжелика была из  семьи
Торбинсов и она слишком любила разглядывать свое лицо.
     В коллекцию Хьюго Брейсгирдля от жертвователя: пустой  книжный  шкаф.
Хьюго собирал книги и никогда не возвращал взятые у других.
     Любелии Лякошель-Торбинс в подарок:  ящичек  с  серебряными  ложками.
Бильбо был уверен, что она присвоила себе большую часть его ложек, пока он
находился в путешествии. Любелия хорошо это знала. Она поняла намек, но от
ложек не отказалась.
     Это лишь несколько примеров заготовленных подарков. Дом Бильбо за его
долгую жизнь был забит вещами.  Такова  тенденция  всех  хоббичьих  нор  -
становиться забитыми вещами; и этому вполне  отвечал  обычай  дарить  друг
другу подарки в день рождения. Конечно, не всегда подарки в день  рождения
были новыми: несколько старых мусомов с забытым назначением  циркулировали
по всему району: но Бильбо обычно получал новые подарки и все их сохранил.
Теперь старая нора стала понемногу расчищаться.
     На каждом подарке была табличка, написанная самим  Бильбо.  Иногда  с
язвительным замечанием. Но большинство подарков, конечно, были  желанными.
И вот теперь беднейшие хоббиты, особенно из  Бэгшот-Роу,  получили  немало
добра. Старик Скромби получил два мешка картошки, новую лопату,  шерстяной
плащ и бутылочку мази для скрипящих суставов.  Старый  Рори  Брендизайк  в
благодарность за свое  гостеприимство  получил  дюжину  бутылок  отличного
красного вина - крепкого красного вина  из  Саутфартинга,  купленного  еще
отцом Бильбо. Рори совершенно простил Бильбо и  после  первой  же  бутылки
громогласно назвал его отличным парнем.
     Конечно, очень многое  было  оставлено  Фродо.  Он  стал  обладателем
главных богатств, так же как и книг, картин, мебели. Но нигде не  было  ни
следа денег или драгоценностей; не было роздано ни  пенни,  ни  стеклянной
бусинки.
     Фродо очень устал  в  этот  день.  Ложный  слух,  что  раздается  все
домашнее  имущество  Бильбо,  распространился  как  лесной  пожар;  вскоре
площадь перед домом была заполнена хоббитами,  у  которых  здесь  не  было
никакого дела, но от которых нельзя было избавиться. Таблички были сорваны
и подарки перемешались. Начались ссоры. Некоторые начали меняться,  другие
старались улизнуть с непредназначенными для них  подарками.  Дорога  перед
входом была загромождена тачками и тележками.
     Посреди этого смятения прибыли Лякошель-Торбинсы. Фродо на  некоторое
время скрылся, оставив своего друга  Мерри  Брендизайка  присматривать  за
порядком. Когда Отто заявил громко, что хочет видеть Фродо, Мерри  вежливо
поклонился и сказал:
     - Он отдыхает.
     - Вернее прячется, - заметила Любелия. - Во всяком  случае  мы  хотим
его увидеть и мы его увидим. Иди и скажи ему это!
     Мерри надолго оставил их в зале, и у них была возможность  разглядеть
оставленные им в подарок ложки. Подарок не улучшил их  настроения.  Вскоре
их пригласили в кабинет. Фродо сидел за столом, перед ним лежало множество
бумаг. Он  выглядел  недовольным  -  ясно,  что  ему  не  хотелось  видеть
Лякошель-Торбинсов. Он встал, беспокойно перебирая пальцами в кармане.  Но
заговорил он очень вежливо.
     Лякошель-Торбинсы  были  настроены  весьма  агрессивно.  Вначале  они
предложили ему заплатить (очень немного, по-дружески, как они сказали)  за
различные ценные предметы,  на  которых  не  было  табличек.  Когда  Фродо
заявил, что будут розданы только те предметы, которые  подготовлены  самим
Бильбо, они сказали, что все это дело весьма подозрительно.
     - Для меня ясно только одно, - сказал  Отто,  -  что  ты  все  хочешь
забрать себе. Я требую показать завещание.
     Если бы не усыновление Фродо, Отто  был  бы  наследником  Бильбо.  Он
внимательно прочитал завещание и фыркнул. К несчастью, оно  было  написано
очень ясно и  правильно  оформлено  (согласно  обычаям  хоббитов,  которые
помимо всего прочего, требуют подписи семи свидетелей, сделанных  красными
чернилами).
     - Опять ни с чем! - сказал он жене. - И  это  после  шестидесяти  лет
ожидания. Ложки? Вздор! - Он щелкнул пальцами под носом Фродо и вышел.  Но
от Любелии не так легко был избавиться. Спустя некоторое время Фродо вышел
из кабинета, чтобы посмотреть как идут дела, и обнаружил, что она все  еще
в доме и шныряет по всем углам. Он вежливо проводил  ее,  после  того  как
избавил от нескольких небольших, но ценных предметов, случайно попавших ей
в сумочку. Лицо ее выглядело так, будто  она  мучительно  ищет  слова  для
прощания, но она только сказала:
     - Вы об этом еще пожалеете,  молодой  человек.  По  какому  праву  вы
здесь? Вы не Торбинс, вы - Брендизайк!
     - Слышал, Мерри? Это оскорбление, -  сказал  Фродо,  запирая  за  ней
дверь.
     -  Нет,  это  комплимент,  -  ответил  Мерри  Брендизайк,  -  хотя  и
несправедливый.
     Вернувшись в нору, они изгнали трех юных хоббитов (двух  Булкинсов  и
одного Болдера), которые пробивали дыры в  стенах  одной  кладовки.  Фродо
чуть не подрался с молодым Санчо Длинноногом (внуком старого Одо), который
начал раскапывать большую кладовую, ему послышалось  там  эхо.  Легенды  о
золоте Бильбо породили любопытство  и  надежды;  все  знают,  что  золото,
доставшееся благодаря волшебству, можно  отыскать,  только  если  тебе  не
мешают.
     Когда он одолел Санчо и вытолкал его, Фродо упал на стул в зале.
     - Пора закрывать магазин, Мерри, - сказал он. - Закрой дверь и никому
сегодня не открывай, даже если они притащат таран.
     После этого они решили освежиться чашкой запоздалого чая.
     Он едва успел сесть за стол, как последовал негромкий стук в дверь.
     - Верно, опять Любелия, - подумал вслух Фродо. - Придумала что-нибудь
действительно вредное и вернулась, чтобы сказать это мне, но с этим  можно
и подождать.
     Он продолжал пить чай. Стук повторился, на этот раз громче, но он  не
обращал на него внимания. Внезапно в окне появилась голова мага.
     - Если ты не впустишь меня, Фродо, - сказал он, - я  пну  дверь  так,
что она пролетит через весь холм и вместе с норой провалится в тартарары!
     - Мой дорогой Гэндальф, минуточку, -  воскликнул  Фродо,  подбегая  к
двери. - Входите же, входите! Я думал, что это Любелия.
     - Тогда я тебя прощаю. Но я недавно видел ее: она  ехала  на  пони  в
сторону Байуотера, и от ее лица скисло бы и свежее молоко.
     - Я и сам от нее едва не скис. Честно говоря, я ухватился  за  Кольцо
Бильбо. Хотел исчезнуть.
     - Не делай этого! - сказал Гэндальф, садясь. - Осторожнее с  Кольцом,
Фродо! Между прочим, именно из-за него я  и  зашел  к  тебе,  Фродо.  Хочу
сказать тебе несколько слов на прощанье.
     - Что же именно?
     - А что ты знаешь о Кольце?
     - Только то, что рассказал мне Бильбо. Я слышал его рассказ:  как  он
нашел Кольцо и как использовал его. В путешествии имеется в виду.
     - Какой же это рассказ?
     - О, не тот, что он рассказал гномам  и  записал  в  своей  книге,  -
сказал Фродо. -  Он  рассказал  мне  правду,  вскоре  после  того,  как  я
поселился здесь. Он говорил, что вы  измучили  его  вопросами,  и  он  все
рассказал вам, поэтому и мне нужно знать правду.  "Между  нами  не  должно
быть тайн, Фродо, - сказал он. - Но больше никому  рассказывать  не  надо.
Кольцо в любом случае принадлежит мне."
     - Интересно, - пробормотал Гэндальф. - И что же ты об этом думаешь?
     - Если вы имеете в виду разговоры о "подарке", то  правдивая  история
кажется мне наиболее вероятной. Мне непонятно,  зачем  же  Бильбо  выдумал
что-то. Это на него непохоже. Вообще, он вел себя странно.
     - Да. Но с теми, кто владеет сокровищами могут  происходить  странные
вещи. Если они этими условиями пользуются. Это для тебя  предупреждение  -
будь осторожен с Кольцом. У него могут быть и  другие  способности,  а  не
только способность делать его владельца невидимым.
     - Не понимаю, - ответил Фродо.
     - И я не понимаю, - согласился маг. - Я вообще думаю  много  об  этом
Кольце, особенно с прошлой ночи. Не следует волноваться.  Но  если  хочешь
выслушать мой совет: используй его как можно реже или вовсе  не  используй
его так, чтобы вызвать разговоры и подозрения.  Повторяю:  храни  тайну  и
береги Кольцо.
     - Вы говорите загадочно. Чего вы опасаетесь?
     - Я не уверен. Поэтому больше ничего не скажу. Может, я смогу сказать
больше, когда вернусь. А теперь я ухожу...
     Он встал.
     - Уже! - воскликнул Фродо. - Я  думал,  что  вы  останетесь  хоть  на
неделю. Я надеялся на вашу помощь.
     - Я так  и  собирался  сделать,  но  пришлось  изменить  свои  планы.
Возможно, что и меня не будет долго: но как  только  смогу,  я  вернусь  и
увижусь с тобой. Жди меня, и я проберусь к тебе тайно. Больше  мне  нельзя
посещать Удел открыто. Я вижу, что становлюсь популярным в Уделе. Говорят,
что я помеха и нарушения тишины и спокойствия... Некоторые обвиняют меня в
том, что я побудил Бильбо уйти, и даже в худшем. Если хочешь знать,  мы  с
тобой заключили союз, чтобы завладеть сокровищами Бильбо...
     - Некоторые! - воскликнул Фродо. - Это Отто и Любелия. Как  низко!  Я
отдал бы всю  Торбу-на-Круче  со  всем  содержимым,  если  бы  можно  было
отправиться вместе с Бильбо Торбинсом. Я люблю Удел.  Но  я  тоже  начинаю
чувствовать желание уйти. Не знаю, увижу ли я его вновь.
     - И я, - сказал Гэндальф. - Но меня беспокоят и  другие  проблемы.  А
сейчас... До свидания. Заботься о себе! Рассчитывай на  меня,  особенно  в
трудные времена. До свидания!
     Он прощально взмахнул рукой и вышел.  И  Фродо  показалось,  что  маг
необычно  согнут,  как  будто  на  его  плечи  легла   огромная   тяжесть.
Приближался вечер, и укутанная в плащ фигура быстро  исчезла  в  сумерках.
Фродо не видел Гэндальфа долгое время.

                              2. ТЕНЬ ПРОШЛОГО

     Разговоры не утихли ни через девять, ни через девяносто девять  дней.
Вторичное исчезновение мастера Бильбо Торбинса обсуждалось в Хоббитоне, да
и во всем Уделе, в течении целого года, а запомнилось намного дольше.  Оно
превратилось в вечернюю сказку  для  хоббитов,  и  постепенно  сумасшедший
Торбинс, который часто исчезает в облаке света и пламени и возвращается  с
мешком драгоценностей и золота, стал реальным героем легенд и  жил  тогда,
когда реальные события уже совсем забылись.
     Пока же общее мнение свелось к тому, что Бильбо, который  всегда  был
немного тронутый, на этот раз окончательно спятил и убежал в Блу. Там  он,
несомненно, свалился в  пруд  или  реку  и  пришел  к  типичному,  хотя  и
неизбежному концу. Вина за это в основном возлагалась на Гэндальфа.
     - Если только этот проклятый маг оставит юного Фродо в покое,  может,
из него и получится здравомыслящий оседлый хоббит -  говорили  они.  И  по
всей видимости,  маг  на  самом  деле  оставил  Фродо  в  покое,  но  рост
здравомыслия во Фродо был  не  особенно  заметен.  Больше  того,  у  Фродо
появились те же странности, что и у  Бильбо...  Он  отказывался  соблюдать
траур, а на следующий год он дал прием в честь сто  двенадцатой  годовщины
дня рождения Бильбо.  Было  приглашено  двадцать  гостей  и,  как  говорят
хоббиты, "снежило едой и дождило напитками".
     Некоторые были шокированы,  но  Фродо  ввел  в  обычай  отмечать  дни
рождения Бильбо год за годом, пока все не привыкли.  Он  говорил,  что  не
считает Бильбо мертвым. А когда его спрашивали: "Где же он тогда?" - Фродо
лишь пожимал плечами.
     Он жил один, как и Бильбо, но у  него  было  много  друзей,  особенно
среди молодых хоббитов (главным образом потомков старого  Крола),  которые
еще детьми любили Бильбо и часто бегали в Торбу-на-Круче. Фолько Булкинс и
Фредегар Болдер были двумя из  них.  Но  ближайшими  друзьями  Фродо  были
Перегрин Крол, обычно называемый Пин и Мерри Брендизайк (его настоящее имя
было Мериадок, но об этом вспоминали очень редко). Фродо  часто  бродил  с
ними по Уделу, но часто путешествовал в одиночку и, к  удивлению  соседей,
его часто видели далеко от дома, бродящим по  лесам  и  холмам  при  свете
ярких звезд. Мерри и Пин подозревали, что он навещает эльфов, как когда-то
Бильбо.
     Проходило время и соседи стали замечать,  что  Фродо  тоже  проявляет
признаки  хорошей  "сохранности":  он  сохранял   внешность   крепкого   и
энергичного хоббита тридцати лет. "Кое-кому всегда везет",  -  говорили  о
нем, но  лишь  когда  Фродо  приближался  к  почтенному  пятидесятилетнему
возрасту, все начали думать, что это очень странно.
     Сам Фродо нашел, что быть самому себе хозяином и  мастером  Торбинсом
из Торбы-на-Круче весьма приятно. Несколько лет он был вполне  счастлив  и
не очень беспокоился о будущем. Но он даже не  сознавал,  что  в  нем  все
более и более нарастало сожаление о том, что  он  не  ушел  с  Бильбо.  Он
обнаружил, что иногда, особенно осенью, грезит о диких землях  и  довольно
странных видениях в горах, которые он не видел даже во сне. И  он  говорил
себе: "Может и я однажды  пересеку  реку?"  На  что  другая  половина  его
сознания всегда отвечала: "еще нет".
     Так продолжалось, пока шел его пятый десяток  и  все  ближе  и  ближе
становился пятидесятый день его рождения: 50 было числом,  в  котором  ему
чудилось нечто значительное (или зловещее): во всяком случае именно в этом
возрасте у Бильбо внезапно начались приключения. Фродо  начал  чувствовать
беспокойство, а старые тропы начали казаться ему чересчур утоптанными.  Он
смотрел на карты и гадал, что лежит за их краями: карты,  изготовленные  в
Уделе, показывали, главным образом, белые пятна за  его  границами.  Фродо
продолжал бродить в полях и все чаще уходил  один,  а  Мерри  и  остальные
друзья  ожидали  его  с  беспокойством.  Часто   его   видели   идущим   и
разговаривающим со странного вида  незнакомцами,  которые  стали  к  этому
времени часто появляться в Уделе.
     Разнеслись слухи  о  странных  событиях,  происходящих  за  границами
Удела. Поскольку Гэндальф не появлялся и не слал вестей, Фродо собирал все
новости, какие только мог.  Эльфов,  которые  обычно  редко  появлялись  в
Уделе, теперь можно было часто видеть в лесах по вечерам. Они двигались на
запад  и  не  возвращались.  Они   покидали   Средиземье   и   больше   не
интересовались его тревогами. На дорогах в необычных количествах появились
гномы. Древняя восточно-западная дорога на  своем  пути  к  серым  гаваням
проходила через Удел, и гномы и раньше использовали ее на пути к шахтам  в
Синих горах. Они служили  для  хоббитов  главным  источником  новостей  об
отдаленных частях Средиземья - если гномы хотели  говорить:  как  правило,
гномы говорили мало, а хоббиты не переспрашивали. Но  сейчас  Фродо  часто
встречал незнакомых гномов из дальних стран, и все они спасались  бегством
на запад. Они были встревожены, а некоторые шепотом говорили о Враге  и  о
стране Мордор.
     Это название хоббиты знали только из легенд о темном прошлом, но  оно
было зловещим и  беспокойным.  Казалось,  что  злые  силы  Лихолесья  были
отогнаны Белым Советом только для того, чтобы собраться с силами в древних
крепостях Мордора. Говорили, что Башня Тьмы восстановлена. Во все  стороны
оттуда распространялось зло, и повсюду начались войны и рос страх. И вновь
в горах множились орки. Появились тролли, теперь не тупые и простоватые, а
коварные и вооруженные смертоносным оружием. И шли слухи о существах,  еще
более ужасных, но они не имели имени.
     Мало что из этого, разумеется, достигало ушей  обычных  хоббитов.  Но
даже до самых тугоухих домоседов доходили странные  пугающие  рассказы,  а
те, кому приходилось по делам  бывать  у  границ,  видели  странные  вещи.
Разговор в "Зеленом драконе" в Байуотере однажды весенним  вечером,  когда
Фродо уже шел пятидесятый год, показывает, что даже до самого сердца Удела
дошли слухи, хотя большинство хоббитов все еще смеялись над ними.
     В углу у огня сидел Сэм Скромби, напротив него -  Тэд  Сэндимен,  сын
мельника:  и  много  здесь  было  других  хоббитов,   прислушивавшихся   к
разговору.
     - Странные вещи можно услышать в эти дни, - сказал Сэм.
     - Услышишь, если будешь слушать, - сказал Тэд. - Но  я  могу  и  дома
слушать ужасные рассказы для детей, если захочу.
     - Несомненно, можешь, - ответил Сэм, - и осмелюсь заметить, что в них
немало  правды.  Кто  придумывает  такие  рассказы?   Возьмем,   например,
драконов.
     - Нет, спасибо, не хочу, - ответил Тэд. - Я слышал о них,  когда  был
ребенком, но теперь не поверю в них. В Байуотере только один дракон, да  и
тот зеленый, - добавил он, вызвав общий смех.
     - Хорошо, - сказал Сэм, смеясь вместе с остальными. -  А  как  насчет
этих гигантов, людей-деревьев, как их называют?  Говорят,  что  одного  из
них, ростом выше дерева, видели недавно за северными болотами.
     - Кто говорит?
     - Мой кузен Хэл, например. Он работает у мастера Булкинса с Оверхилла
и часто ходит в северный Удел охотиться. Он сам его видел.
     - Говорил, что видел; должно быть твой Хэл всегда говорит, что  видит
что-то, а на самом деле этого и нет.
     - Но он видел этого гиганта ростом с вяз, в каждом шаге у  него  было
по семь ярдов.
     - Тогда, готов поручиться, он видел вяз и ни что другое.
     - Но этот "вяз" ходил, говорю тебе: а в северных  болотах  не  растут
вязы.
     - Тогда Хэл  ничего  не  видел,  -  сказал  Тэд.  Послышался  смех  и
аплодисменты. По-видимому аудитория была согласна с Тэдом.
     - Ты можешь отрицать и  то,  что  многие  видели  странных  созданий,
пересекавших Удел: пограничники никогда  еще  не  были  так  заняты.  И  я
слышал, что эльфы движутся на запад. Они говорят, что движутся к гавани  и
оттуда направятся за Белые Башни. - Сэм неопределенно махнул рукой: ни он,
ни кто-либо из собравшихся не знали, как далеко на запад  лежит  море,  за
старыми башнями на западной границе Удела. Но старая традиция  утверждала,
что за ними находится Серебристые Гавани, с которых иногда  видны  корабли
эльфов, никогда не возвращающиеся.
     - Они плывут, плывут, плывут по морю, они уходят на запад и оставляют
нас,  -  полусказал-полупропел  Сэм,  печально  и  торжественно  покачивая
головой. Но Тэд рассмеялся.
     - Что ж, вольно тебе верить в эти  старые  сказки.  Но  меня  это  не
касается. Пусть плывут! Я уверен, что никто в Уделе этого не видел.
     - Ну, не знаю, - задумчиво сказал Сэм. Он считал, что однажды видел в
лесу эльфа, и надеялся, что еще увидит эльфов не однажды. Из всех  легенд,
что он слышал в  детстве,  больше  всего  его  трогали  обрывки  сказок  и
полузабытых легенд и историй об эльфах. - Даже в наших землях есть  такие,
кто знаком с волшебным народом и узнает от них новости.  Например,  мастер
Торбинс, у которого я работаю. Он говорит мне, что они плавают по морю,  а
он многое знает об эльфах. А старый мастер  Торбинс  знал  еще  больше;  я
говорил с ним, когда был ребенком.
     - А они оба тронутые, - сказал Тэд. - По крайней мере, старый  Бильбо
был того и даже Фродо  свел  с  ума.  Ну,  друзья,  я  пошел  домой.  Ваше
здоровье! - Он осушил свою кружку и шумно вышел.
     Сэм сидел молча и не сказал больше ни слова. Ему было о чем подумать.
С одной стороны, было много работы в саду Торбы-на-Круче,  и  если  погода
проясниться, он будет завтра весь день занят. Но в голове Сэма было и  еще
что-то, кроме сада. Через некоторое время он вздохнул, встал и вышел.
     Было начало апреля. Небо после сильного  дождя  расчистилось.  Солнце
уже зашло и холодный бледный вечер переходил в ночь. Сэм пошел домой через
Хоббитон под ранними звездами, тихонько и задумчиво посвистывая.
     Именно в это время после  долгого  отсутствия  вернулся  Гэндальф.  В
течении трех лет после приема его не было. Затем он нанес  Фродо  короткий
визит и, внимательно осмотрев его, снова  исчез.  В  последующие  годы  он
появлялся довольно часто и всегда неожиданно. Приходил вечером и уходил до
рассвета. Он не рассказывал о своих  делах  и  путешествиях  и,  казалось,
больше всего интересовался незначительными новостями о  здоровье  и  делах
Фродо.
     Затем внезапно его посещения прекратились. Фродо не видел  его  и  не
слышал о нем и уже начал думать, что маг никогда не вернется и  больше  не
интересуется хоббитами. Но в тот вечер,  когда  Сэм  возвратился  домой  в
сумерках, послышался знакомый стук в окно кабинета.
     Фродо с удивлением и большим облегчением приветствовал старого друга.
Они пристально посмотрели друг на друга.
     - Как дела? - спросил Гэндальф. - Ты ничуть не изменился Фродо.
     - Как и вы, - ответил Фродо, но про себя  он  подумал,  что  Гэндальф
выглядит старше и изнуреннее. Он начал расспрашивать о новостях, и  вскоре
они погрузились в беседу, которая затянулась далеко заполночь.
     На следующее утро  после  позднего  завтрака  маг  сидел  с  Фродо  у
открытого окна кабинета. В камине пылал яркий  огонь,  но  и  солнце  было
теплым, а ветер -  южным.  Все  выглядело  свежим  и  новая  зелень  весны
сверкала на полях и на кончиках ветвей деревьев.
     Гэндальф думал о той весне, почти восемьдесят лет назад, когда Бильбо
убежал из Торбы-на-Круче без  носового  платка.  Теперь  его  волосы  были
белее, чем были тогда, борода и брови  длиннее,  а  лицо  глубже  изрезано
морщинами и мудростью: но глаза его так же ярки, как всегда. Он  курил,  и
голубые кольца дыма вылетали с той же энергией и силой.
     Он курил молча, потому что Фродо погрузился в глубокую  задумчивость.
Даже при свете утра он ощущал темную тень от рассказа  Гэндальфа.  Наконец
он нарушил молчание.
     - Ночью вы начали рассказывать странные вещи о моем Кольце, Гэндальф,
- сказал Фродо. - Но потом вы остановились,  сказав,  что  о  таких  вещах
лучше говорить при дневном свете. Может, вам лучше  закончить  сейчас?  Вы
говорите, что Кольцо опасно, гораздо опаснее, чем я могу  предположить.  В
чем его опасность?
     - Во многом, - ответил маг.  -  Оно  гораздо  могущественнее,  чем  я
осмеливался думать сначала, настолько могущественно, что в  конце  концов,
побеждает  каждого  смертного,  владевшего  им.   Оно   овладевает   своим
владельцем.
     В Эрегноре давным -давно было изготовлено множество эльфийских колец,
волшебных колец, как вы их называете. Они  были,  конечно,  разного  типа:
одни более могущественные, а другие  менее.  Меньшие  Кольца  были  только
набросками, и для эльфийских кузнецов  они  были  пустяком  -  но  и  они,
по-моему, опасны для смертных. Но Великие Кольца, Кольца Власти -  гораздо
опаснее.
     Смертный Фродо, который владеет одним из волшебных колец, не умирает,
он перестает расти, стариться. Но им все  более  овладевает  усталость.  И
если он часто при  помощи  кольца  становится  невидимым,  он  сам  вянет,
становится в конце концов постоянно невидимым, он бродит  в  сумерках  под
мрачным взглядом мрачной силы, которая правит  Кольцами.  Да,  раньше  или
позже - позже, если он силен и благороден, но ни сила, ни благородные цели
не помогут - но раньше или позже темная сила овладеет им.
     - Как ужасно! - сказал Фродо.
     Вновь  наступило  долгое   молчание.   Из   сада   доносились   звуки
газонокосилки Сэма Скромби.
     - Давно ли вы об этом знаете? - спросил наконец Фродо. - И  много  ли
знал Бильбо?
     - Я уверен, что Бильбо знал не больше, чем рассказал тебе,  -  сказал
Гэндальф. -  Он  никогда  не  оставил  бы  тебе  его  и  вообще  что-либо,
представляющее опасность, хотя я и обещал ему присматривать за  тобой.  Он
считал Кольцо прекрасным, очень полезным и нужным;  и  если  что-либо  шло
неправильно или странно, он считал, что дело в нем.  Он  говорил:  "Кольцо
заняло слишком большое место в моих мыслях", но он и  не  подозревал,  что
дело в Кольце. Хотя он и понял, что с Кольцом нужно обращаться  осторожно:
казалось, у него изменяется все,  и  даже  размер;  странным  образом  оно
сужалось и расширялось, могло внезапно соскользнуть с пальца,  хотя  перед
этим сидело прочно.
     - Да, он предупреждал меня об  этом  в  последнем  письме,  -  сказал
Фродо, - так что я всегда держу его на цепочке.
     - Очень мудро, - сказал Гэндальф. - Но что касается его долгой жизни,
Бильбо никогда не связывал это с  Кольцом.  Он  считал  это  исключительно
своей заслугой и очень гордился своим долголетием.  Хотя  он  казался  все
более усталым и измученным. Тонкий и сморщенный  -  так  он  говорил.  Это
признак того, что Кольцо начало овладевать им.
     - И давно вы знали все это? - вновь поинтересовался Фродо.
     - Знал? - переспросил Гэндальф. - Я  знал  многое,  что  могут  знать
только мудрые. Но ты имеешь в виду "знал об этом  Кольце",  что  ж,  можно
сказать, что я и до сих пор не знаю. Нужно сделать последнюю проверку.  Но
я больше не сомневаюсь в истинности своих догадок.
     Он задумался.
     - Когда я впервые начал догадываться? -  погружаясь  в  воспоминания,
проговорил Гэндальф. - Посмотрим, это было в тот год,  когда  Белый  Совет
отбросил темную силу из Лихолесья, как раз перед Битвой Пяти Армий.  Тогда
Бильбо нашел Кольцо. Тень пала тогда мне на сердце, хотя я и не знал, чего
опасаюсь. Я часто думал, как  Горлум  приобрел  Великое  Кольцо.  Потом  я
услышал странный рассказ Бильбо о том,  как  он  "выиграл"  Кольцо,  и  не
поверил ему. Когда я наконец узнал от него правду, я сразу понял,  что  он
хочет во чтобы-то ни стало, сделать Кольцо своим. Совсем как Горлум с  его
"подарком в день рождения". Эти две лживые истории  были  слишком  похожи,
чтобы я чувствовал  себя  слишком  спокойно.  Ясно,  что  Кольцо  обладало
могучей силой и начинало действовать на своего владельца  немедленно.  Это
было первым реальным предупреждением о том, что  не  все  идет  хорошо.  Я
часто говорил Бильбо, что такие Кольца лучше не использовать: но он всегда
возмущался и начинал сердиться. Я мало что мог сделать. Я не мог забрать у
него Кольцо, не причинив еще большего вреда, и у меня  не  было  права  на
такие действия. Я мог только наблюдать и ждать.  Я  мог  посоветоваться  с
Саруманом Белым, но что-то всегда мешало мне.
     - А это кто? - спросил Фродо. - Никогда о нем раньше не слыхал.
     -  Может  быть,  -  ответил  Гэндальф.  -  Хоббиты  не  имеют  о  нем
представления. Но он велик среди мудрых. Он вождь  моего  ордена  и  глава
Совета. Его знания глубоки, но с ними вместе росла и его  гордость,  и  он
болезненно воспринимает любое вмешательство. Сказание о волшебных Кольцах,
великих и малых, его область. Он долго изучал  ее,  разыскивая  утраченные
секреты изготовления колец: но когда вопрос о Кольцах обсуждался на  нашем
Совете, то все, что он открыл нам, говорило против  моих  опасений.  Итак,
мои страхи уснули, но уснули беспокойным сном.  Я  продолжал  наблюдать  и
ждать.
     И все казалось хорошо с Бильбо. Проходили годы. Да, они проходили  и,
казалось, не трогали его. Он не проявлял признаков старения. Вновь на меня
упала тень. Но я сказал тебе: "В  конце  концов  он  происходит  из  семьи
долгожителей по материнской лини. Еще есть время. Подождем".
     И я ждал. До ночи, когда он покинул свой дом. Он совершал поступки  и
говорил слова, которые вселили в  меня  такой  страх,  который  не  смогли
рассеять никакие утверждения  Сарумана.  Я  понял,  что  действует  что-то
темное и смертоносное. И с тех пор я трудился много лет, чтобы  установить
истину.
     - Но ведь ему не был причинен непоправимый вред? - беспокойно спросил
Фродо. - Со временем ведь будет все хорошо? Он сможет отдохнуть с миром?
     - Он почувствовал себя лучше, - сказал Гэндальф.  -  Но  есть  только
одна власть в мире, которая знает  все  о  Кольцах  и  о  их  действии,  и
насколько мне известно нет ни одной власти в мире, которая бы знала все  о
хоббитах - боковой ветви знаний, но тем не менее  полной  сюрпризами.  Они
могут  быть  мягки,  как  масло,  но  иногда  становятся  крепче   старого
древесного корня. Я думаю,  что  некоторые  из  них  могут  сопротивляться
Кольцам гораздо дольше, чем подозревают большинство  мудрых.  Думаю,  тебе
нечего беспокоится о Бильбо.
     Конечно, он много лет  владел  Кольцом  и  использовал  его,  поэтому
потребуется долгое время, чтобы избавиться от его влияния, прежде чем  он,
например, сможет снова без опаски взглянуть на Кольцо. Но в  остальном  он
вполне может счастливо прожить долгие годы. Потому  что  он  отказался  от
него  по  собственной  воле  -  очень  важный  пункт.  Нет,  я  больше  не
беспокоился о дорогом Бильбо после  того,  как  он  отказался  от  Кольца.
Теперь же я чувствую ответственность за тебя.
     С  момента  ухода  Бильбо  я  больше  всего  занят  тобой   и   всеми
очаровательными, нелепыми, беспомощными хоббитами.  Будет  ужасным  ударом
для всего мира, если  темная  сила  овладеет  Уделом  и  все  вы,  добрые,
веселые, глупые Болдеры, Хорнблауэры, Булкинсы, Брейсгирдли  и  остальные,
не говоря уж об отвратительных Лякошель-Торбинсах, будете порабощены.
     Фродо пожал плечами.
     - Почему мы должны быть порабощены? - спросил он. -  И  зачем  темной
силе такие рабы?
     - По правде говоря, - ответил Гэндальф, - я считаю, что до сих пор  -
до сих пор, заметь себе, темная  сила  вообще  не  замечала  хоббитов,  не
подозревала об их существовании. Мы должны  быть  благодарны  за  это.  Но
конец вашей безопасности наступил. Враг не нуждается в вас - у  него  есть
более полезные слуги, - но он не забудет  о  вас  больше.  А  хоббиты  как
несчастные рабы  будут  ему  много  приятнее,  чем  хоббиты  счастливые  и
свободные. Существуют такие вещи как злоба и месть!
     - Месть? - спросил Фродо. - Месть за что? Я все еще не понимаю, какое
это все имеет отношение ко мне, к Бильбо и к нашем Кольцу.
     - Самое прямое, - ответил Гэндальф. -  Вы  еще  не  знаете  настоящей
опасности, но узнаете. Я сам не был уверен  в  этом,  когда  был  здесь  в
последний раз, но теперь пришло время говорить. Дай мне на минуту Кольцо.
     Фродо достал Кольцо из кармана, где  оно  лежало,  надетое  на  цепь,
прикрепленную к поясу. Он отцепил Кольцо и медленно протянул его магу. Оно
казалось необычно тяжелым, как будто либо оно само, либо Фродо  не  хотел,
чтобы руки Гэндальфа коснулись Кольца.
     Гэндальф поднял его. Оно казалось сделанным из чистого золота.
     - Видишь ли ты знаки на нем? - спросил маг.
     - Нет, - ответил Фродо. - Их нет. Оно совершенно гладкое,  и  на  нем
нет ни царапинки, ни следа износа.
     - Тогда смотри!
     К изумлению и  ужасу  Фродо,  маг  внезапно  бросил  Кольцо  в  самую
середину пылающего  очага.  Фродо  издал  горестный  вопль  и  кинулся  за
щипцами, но Гэндальф остановил его.
     - Подожди! - приказал он,  бросив  на  Фродо  взгляд  из-под  густых,
нависших бровей.
     Кольцо не менялось. Через  некоторое  время  Гэндальф  встал,  хорошо
закрыл ставни на окнах и задернул занавес. Комната стала темной  и  тихой,
хотя из сада по-прежнему доносился шум косилки Сэма. Мгновение маг  стоял,
глядя на огонь:  потом  наклонился,  щипцами  выгреб  Кольцо  из  очага  и
подобрал его. Фродо смотрел с изумлением.
     - Совсем холодное! - сказал Гэндальф. - Возьми.
     Фродо принял Кольцо на дрожащую ладонь: казалось, оно стало  толще  и
тяжелее.
     - Подними повыше! - сказал Гэндальф. - И смотри внимательно!
     Фродо увидел,  что  по  поверхности  кольца  снаружи  и  внутри,  шли
тончайшие линии: эти  линии,  казалось,  образовывали  знаки  неизвестного
письма. Они были видны очень четко, но в то-же время как то отдаленно, как
бы с большой глубины.
     - Я не могу прочесть эти волшебные буквы,  -  сказал  Фродо  дрожащим
голосом.
     - Зато я могу, - сказал Гэндальф. - Это очень древнее письмо  эльфов,
а язык Мордора. Вот достаточно близкий перевод:

               А Одно - Всесильное - Властелину Мордора,
               Чтоб разъединить их, чтоб лишить их воли,
               И объединить навек в их земной юдоли...

     Это строчки из известного места в сказании об эльфах:

              Три Кольца - премудрым эльфам - для добра их гордого,
              Семь Колец - пещерным гномам - для труда их горного.
              Девять - людям Средиземья - для служенья черного
              И бесстрашия в сраженьях - смертоносно твердого.
              А Одно - Всесильное - Властелину Мордора,
              Чтоб разъединить их, чтоб лишить их воли,
              И объединить навек в их земной  юдоли
              Под владычеством всесильным Властелина Мордора.

     Он помолчал и медленно сказал глубоким голосом:
     - Это Кольцо Всевластья, это Кольцо, чтобы  править  всеми  ими.  Оно
утеряно много веков назад, и сила Врага ослабла. Он жаждет получить его  -
но не должен получить.
     Фродо сидел молча и неподвижно.  Ему  казалось,  что  чья-то  могучая
рука, как темное облако, протянулась с потолка и занесена над ним.
     - Это Кольцо! - запинаясь выговорил он. - Но как  же  оно  попало  ко
мне?
     - А! - сказал Гэндальф.  -  Это  очень  длинная  история.  Начало  ее
скрывается в черных годах, которые сейчас помнят  только  сами  сказители.
Если бы я стал рассказывать тебе ее всю, мы все еще бы сидели здесь, когда
весна сменится зимой.
     Вчера ночью я рассказывал тебе о Сауроне  Великом,  Повелителе  Тьмы.
Слухи, которые ты слышал, справедливы:  он  действительно  вновь  восстал,
покинув свое убежище в Лихолесье и вернулся в древней мощи  в  башню  тьмы
Мордора. Это название слышали даже вы,  хоббиты.  Всегда  после  поражения
тень принимает другую форму и вновь вырастает.
     - Я хотел бы, чтобы этого не произошло в мое время, - сказал Фродо.
     - Я тоже, - сказал Гэндальф, - и таково желание  всех,  кто  живет  в
подобные времена. Но не нам решать это. Все, что мы можем, это решить, что
же нам делать в наше время. А наше время, Фродо, похоже становится черным.
Враг быстро  набирается  сил.  Планы  его  еще  не  готовы,  я  думаю,  но
постепенно созреют. Нам нужно быть весьма осторожными.
     Врагу все еще не хватает одной вещи, чтобы вновь обрести свою силу  и
знания, подавить всякое сопротивление, преодолеть всякую защиту и покорить
весь мир тьмой. Ему не хватает Кольца.
     Три самых волшебных Кольца короли эльфов спрятали от него, и его руки
никогда не касались и не качали их. Семью Кольцами владели короли  гномов,
но тремя из них он завладел, а четыре проглотили драконы. Девять колец  он
отдал смертным людям, гордым и великим, и тем самым соблазнил  их.  Давным
давно попали они под его власть и стали Духами Кольца, тенями его  великой
тени, и самыми ужасными слугами. Уже давно, очень  давно,  эти  девять  не
вырывались наружу, но кто знает? Когда растет великая тень, они тоже могут
освободиться. Но оставим это! О таких вещах не следует говорить даже утром
в Уделе.
     Итак, девять колец он забрал себе, семь частично тоже, а частично они
уничтожены, три Кольца спрятаны от него. Но  это  его  не  беспокоит.  Ему
нужно только одно Кольцо: он сам сделал его когда-то и передал ему немалую
часть своей  древней  силы,  чтобы  оно  могло  править  всеми  остальными
Кольцами, где бы они  ни  находились:  и  тогда  он  станет  сильнее,  чем
когда-либо.
     Это смертельно опасно, Фродо. Он  считал,  что  Кольцо  погибло,  что
эльфы уничтожили его, как и следовало сделать. Но теперь он знает, что оно
не исчезло, что его можно отыскать. И он будет его искать, будет искать, и
все его мысли будут направлены на это. Это его величайшая надежда  и  наша
величайшая опасность.
     - Но почему, почему его не уничтожили? - Воскликнул Фродо.  -  И  как
Враг потерял его, если он был так силен, а оно было таким ценным для него?
     Он сжал Кольцо в  руке,  как  будто  увидел  темные  пальцы,  которые
тянутся к нему.
     - Кольцо отобрали у него, - сказал Гэндальф. -  Когда-то  эльфы  были
гораздо сильнее, да и не все люди отдалились от них. Люди Запада  достигли
своего  рассвета.  Эта  глава  древней  истории,  которую  следует  хорошо
помнить: тогда тоже росло горе и собиралась тьма, но были тогда и  великие
деяния, не пропавшие напрасно. Когда-нибудь я расскажу тебе об  этом,  или
ты услышишь этот рассказ от того, кто знает его лучше меня.
     Но сейчас тебе достаточно знать только, как  Кольцо  попало  к  тебе.
Гил-Гэлад, король эльфов, и Элендил с запада победили Саурона,  хотя  сами
при этом погибли, а сын Элендила Исилдур сорвал Кольцо с  руки  Саурона  и
забрал его себе. Саурон был побежден, дух его отлетел  и  скрывался  много
лет, пока тень его вновь не приобрела форму в Лихолесье.
     Но Кольцо было потеряно. Оно упало в великую реку Андуин  и  исчезло.
Ибо Исилдур двигался к северу вдоль восточного  берега  реки,  и  у  Полей
Радости его подстерегли орки гор и перебили почти все его войско.  Он  сам
прыгнул в воду, но когда он плыл, Кольцо  соскользнуло  с  его  пальца,  и
тогда орки заметили его и убили стрелами.
     Гэндальф помолчал.
     - Итак, в темных водах у Полей радости, - сказал он. - Кольцо ушло из
знаний и легенд, и даже Совет Мудрых не знал его  дальнейшей  истории.  Но
теперь я знаю продолжение.
     - Много лет спустя, но все же очень задолго до  наших  дней,  жил  на
берегах великой реки на краю диких  земель  маленький  народ  с  искусными
руками и быстрыми ногами. Я думаю, что это были хоббиты, отдаленные предки
сторов, потому что они любили реку  и  часто  плавали  в  ней  или  делали
небольшие лодки из тростника. Среди  них  было  семейство,  пользовавшееся
высокой  репутацией,  потому  что  оно  было  больше  и  богаче  остальных
семейств, и управлялось оно старой женщиной,  строгой  и  мудрой,  знающей
древние предания. Самого любознательного и любопытного  члена  этой  семьи
звали Смеагорл. Он интересовался корнями растений, часто  нырял  в  омуты,
рыл норы под деревьями:  он  не  смотрел  на  вершины  холмов,  на  листву
деревьев, на цветы растений - глаза его постоянно были опущены.
     У него был друг по имени Диагорл, Остроглазый, но не такой быстрый  и
сильный. И однажды они сели в лодку и поплыли к полям  радости,  где  были
большие заросли ириса и цветущего камыша. Здесь Смеагорл  нырял  и  плавал
под берегами, а Диагорл сидел в лодке и рыбачил. Внезапно  на  его  крючок
попала большая рыба, и прежде чем он понял, что происходит, рыба  потянула
его в воду, на дно. Здесь он выпустил удочку: ему показалось, что он видит
какое-то сияние на дне реки: задержав дыхание, он схватил этот  сверкающий
предмет.
     Вынырнул он, отплевываясь: в волосах его застряли водоросли, весь  он
был измазан илом. Он поплыл к берегу. И вот, когда он отмыл грязь,  в  его
руке оказалось прекрасное золотое кольцо: оно так сверкало на солнце,  что
сердце Диагорла возрадовалось. Но Смеагорл следил за ним из-за  дерева  и,
пока Диагорл любовался кольцом, Смеагорл неслышно подошел к нему сзади.
     - Отдай мне это, Диагорл, любовь моя! - сказал Смеагорл  через  плечо
своего друга.
     - Почему? - спросил Диагорл.
     - Потому что сегодня мой день рождения, любовь моя, и я хочу  его,  -
сказал Смеагорл.
     - А мне-то что, - сказал Диагорл. - Я  уже  сделал  тебе  подарок,  и
дорогой подарок. Я нашел это и хочу сохранить его у себя.
     - Неужели, любовь моя? - сказал Смеагорл, схватив Диагорла за  горло,
и задушил его, потому что золото сверкало ярко и  прекрасно.  Потом  надел
Кольцо себе на палец.
     Никто не узнал, что стало с Диагорлом: а убит он был далеко от  дома,
и тело его было искусно спрятано. Смеагорл вернулся один, и он  обнаружил,
что никто не видит его, когда он надевает  Кольцо.  Он  очень  обрадовался
своему открытию и сохранил его в тайне, и  с  помощью  Кольца  он  узнавал
чужие тайны и использовал это для нечестных и злобных  целей.  Он  обладал
быстрым зрением и острым слухом ко всему, что причиняло ему  вред.  Кольцо
дало ему возможность удовлетворить свои склонности. И  неудивительно,  что
его невзлюбили и избегали, когда он  был  видимым,  все  его  родичи.  Они
пинали  его,  а  он  ставил  им  подножки.  Он  начал   воровать,   привык
разговаривать с собой, все время  бормоча  что-то.  Поэтому  его  прозвали
Горлум, прокляли и прогнали его  от  себя,  и  старая  правительница,  его
бабушка, стремившись к миру, изгнала его из своего дома, из своей семьи.
     Он бродил одиноко, жалуясь на жестокость мира, и  двигался  вверх  по
реке, пока не пришел к ручью, сбегавшему с гор, и поднялся  вверх  по  его
течению. Невидимыми пальцами он ловил в омутах рыбу и ел ее сырой. Однажды
было очень жарко, и когда он наклонился над омутом,  в  глаза  ему  ударил
свет, и он от боли закрыл глаза. Он не знал, что  это  такое,  потому  что
совершенно забыл о солнце. Впервые за долгое время он взглянул на солнце и
погрозил ему кулаком.
     Опустив глаза, он увидел далеко перед собой вершины Туманных  гор,  с
которых стекал ручей. И он внезапно подумал: "Под этими горами должно быть
холодно и темно. Солнце не сможет увидеть меня там. И там корни этих гор -
истинные корни: там должно быть погребены большие тайны, которые никому не
открывались с самого начала."
     И он бродил ночами по отрогам гор и обнаружил  небольшую  пещеру,  из
которой вытекал ручей: как червь протиснулся он в сердце  гор  и  исчез  у
всех из вида. Кольцо вместе с ним ушло в тень и даже  создатель  его,  чья
сила вновь начала расти, ничего не знал о нем.
     - Горлум! - воскликнул Фродо. - Горлум?.. Тот самый Горлум, с которым
встретился Бильбо? Как отвратительно!
     - Я думаю, это печальная история, - сказал  колдун,  -  и  она  могла
произойти с другими, даже с некоторыми моими знакомыми хоббитами.
     -  Не  могу  поверить,  что  Горлум  был  связан  с  хоббитами,  даже
отдаленно, - сказал Фродо с жаром. - Что за ужасная история?
     - Тем не менее, она правдива,  -  ответил  Гэндальф.  -  Относительно
происхождения же хоббитов я  знаю  больше,  во  всяком  случае,  чем  сами
хоббиты. И даже в истории Бильбо есть кое-что общее  с  этой  историей.  В
сознании и памяти Бильбо и  Горлума  оказалось  много  общего.  Они  очень
хорошо поняли друг друга, много лучше, чем поняли бы друг друга  хоббит  и
гном, или орк, или даже эльф. Вспомни, например, о загадках,  которые  они
оба знали.
     - Да, - сказал Фродо. - Хотя  и  другие  племена  задают  загадки,  и
многие из них те  же  самые.  И  хоббиты  не  мошенничают.  А  вот  Горлум
обманывал все время. Он старался застать Бильбо врасплох. И я  думаю,  что
его злобную натуру забавляла возможность игры с легкой  жертвой,  игры,  в
которой он ничего не терял.
     - Это верно, - сказал Гэндальф.  -  Но  я  думаю,  в  этом  есть  еще
кое-что, чего ты не видишь. Даже Горлум  оказался  не  полностью  поглощен
Кольцом. Он оказался сильнее, чем мог предположить кто-нибудь  из  мудрых,
ведь он был когда-то хоббитом. Маленький уголок его  мозга  оставался  его
собственным, через него пробивался свет, как сквозь щель во тьме - свет из
прошлого. Должно быть,  очень  приятно,  я  думаю,  снова  услышать  голос
прошлого, приносящий воспоминания о ветре и деревьях, о солнце на траве, и
других забытых вещах.
     Но это, конечно, делало его злую часть еще более злобной, -  вздохнул
Гэндальф. -  Увы!  Для  него  мало  осталось  надежды.  Думаю,  вообще  не
осталось.  Нет,  слишком  долго  владел  он  Кольцом,  хотя  и  не   часто
пользовался им: в черной тьме подземелий в  этом  не  было  необходимости.
Поэтому он и не "увял" совсем. Он, конечно, исхудал.  Но  Кольцо  ело  его
мозг, и это мучение стало почти непереносимым.
     Все "великие  секреты"  оказались  пустым  звуком:  там  нечего  было
искать, нечего делать, можно было только  пожирать  добычу  и  вспоминать.
Горлум был очень несчастен. Он ненавидел тьму, но еще больше он  ненавидел
свет: он ненавидел все, а больше всего Кольцо.
     - Как это? -  спросил  Фродо.  -  Ведь  Кольцо  было  его  прелестью,
единственной вещью, которой он дорожил.  Но  если  он  его  ненавидел,  то
почему не избавился от него и не оставил где-нибудь?
     - Ты должен бы понять,  Фродо,  после  всего  услышанного,  -  сказал
Гэндальф. - Он ненавидел его и любил  его,  как  ненавидел  и  любил  себя
самого. Он не мог от него избавиться. У него для этого не было воли.
     Кольцо Власти само руководит собой,  Фродо.  Оно  может  предательски
соскользнуть, но его владелец никогда не сможет избавиться от него.  Самое
большое - он может носится с идеей передать его кому-нибудь другому, да  и
то лишь на первых порах, когда Кольцо еще  только  начало  одолевать  его.
Насколько я знаю, Бильбо единственный в истории сумел сделать это. Но  для
этого потребовалась вся моя воля. Но даже и при моей помощи  вряд  ли  ему
удалось бы это сделать. Не Горлум,  а  само  Кольцо  решает  свою  судьбу,
Фродо. Кольцо оставило его.
     - Для того, чтобы встретиться с Бильбо?  -  спросил  Фродо.  -  Разве
какой-нибудь орк не подошел бы ему больше?
     - Не нужно смеяться, - сказал Гэндальф. - Особенно  тебе.  Это  самое
странное событие во всей истории Кольца - то, что Бильбо  явился  как  раз
вовремя и во тьме сунул в него палец.
     Здесь действует  больше,  чем  одна  сила,  Фродо.  Кольцо  старается
вернуться к своему хозяину. Оно выскользнуло из  рук  Исилдура  и  предало
его:  затем,  когда  предоставилась  возможность,  оно  захватило  бедного
Диагорла, и тот был убит, а затем оно оставило и  Горлума:  оно  не  могло
больше использовать его: Горлум  был  слишком  мал  и  слаб,  и  пока  оно
оставалось с ним, он никогда не покинул бы своего  подземелья.  И  теперь,
когда его хозяин проснулся и послал свои темные мысли  из  Лихолесья,  оно
оставило  Горлума.  Лишь  для   того,   чтобы   быть   подобранным   самым
невообразимым для этой роли существом - Бильбо из Удела!
     За всем  этим  действует  какая-то  другая  сила,  не  совпадающая  с
желаниями создателя Кольца. Не могу  выразиться  яснее,  лишь  скажу,  что
Бильбо был избран для того, чтобы найти Кольцо, и избран не его  хозяином.
В таком случае ты тоже избран, чтобы владеть  им.  И  мне  вот  эта  мысль
кажется ободряющей.
     - Не уверен, что я вас правильно и полностью понял, - сказал Фродо. -
Но как вы узнали все о Бильбо и Горлуме? На  самом  ли  деле  вы  все  это
знаете или только догадываетесь?
     Гэндальф взглянул на Фродо, и глаза его сверкнули.
     - Я знал многое, и узнал  еще  больше,  -  ответил  он.  -  Но  я  не
собираюсь давать отчет о всех  своих  действиях  тебе.  История  Элендила,
Исилдура и Кольца известна всем мудрым. Твое Кольцо -  это  именно  Кольцо
Власти,  и  об  этом  свидетельствует  огненная  надпись,   кроме   других
доказательств.
     - И когда вы узнали это? - прервал его Фродо.
     - Только что, в этой комнате, разумеется же, - резко ответил  маг.  -
Но  я  ожидал  этого.  Это  было  последняя  проверка   после   длительных
путешествий и долгих поисков. Это последнее доказательство и с  ним  стало
ясным все остальное. Потребовалось немало сил, чтобы выяснить роль Горлума
и заполнить брешь в истории Кольца. Я начал с догадок о Горлуме, но теперь
я больше не догадываюсь. Я знаю, я видел его.
     - Вы видели Горлума? - удивленно воскликнул Фродо.
     - Да. Это самое разумное, если имеется  такая  возможность.  Я  долго
пытался сделать это и наконец мне удалось.
     - Что же с ним случилось после того, как Бильбо спасся  от  него?  Вы
знаете это?
     - Не совсем. Я тебе пересказал то, что говорил мне Горлум. Впрочем не
совсем так. Горлум лжец,  и  его  слова  нужно  просеивать.  Например,  он
называл Кольцо "своим подарочком в день рождения" и настаивал на этом.  Он
говорил, что оно досталось ему от бабушки, у которой было множество  таких
прекрасных вещей. Отвратительный рассказ. Я  не  сомневаюсь,  что  бабушка
Смеагорла была матриархом, значительной личностью, но нелепо говорить, что
она владела многими кольцами эльфов, а уж насчет  того,  чтобы  отдать  их
кому-нибудь, это совершенная ложь. Это его подарок, в день рождения и  так
далее и тому подобное.
     Убийство  Диагорла  преследовало  Горлума  и  он  выработал   защиту,
повторяя ее "своей прелести" снова и снова, когда он глодал кости во тьме,
пока он сам не поверил в свою выдумку. Это был его день рождения.  Диагорл
должен был дать ему кольцо. Совершенно очевидно, что Кольцо  -  подарок  в
день рождения, и т.д., и т.п.
     Я выносил его так долго, как мог, но мне была необходима правда, и  в
конце концов я вынужден был стать жестоким. Я напугал его огнем  и,  слово
за словом, вытащил  из  него  правдивую  историю,  вместе  с  хныканьем  и
ворчанием. Но когда он наконец рассказал свою историю, закончив ее игрой в
загадки и спасением Бильбо, он уже больше ничего не  смог  сказать,  кроме
нескольких темных намеков. Кого-то он боялся больше меня. Он бормотал, что
должен получить назад свое добро. Люди увидят его и станут пинать,  утащат
в нору и там ограбят. У Горлума есть теперь хорошие друзья, очень  хорошие
и сильные. Они помогут ему. Торбинс за все заплатит. Это была его  главная
мысль. Он ненавидит Бильбо и проклинает его имя.  Больше  того,  он  знает
откуда пришел Бильбо.
     - Но как он узнал это? - спросил Фродо.
     - Ну, что касается имени, то Бильбо был настолько  глуп,  что  назвал
себя Горлуму, а после того, как Горлум вышел на поверхность,  ему  не  так
трудно было установить  истину.  О,  да,  он  вышел.  Стремление  получить
обратно Кольцо оказалось сильнее его страха  перед  орками  и  даже  перед
светом. Видишь ли, хотя он хотел обладать им, Кольцо больше  не  поглощало
его, и он начал понемногу  оживать.  Он  чувствовал  себя  старым,  ужасно
старым, но уже не таким робким, и он был смертельно голоден.
     Света, света Солнца и Луны он по прежнему боялся, ненавидел  его:  но
Горлум был хитер. Он обнаружил, что может прятаться от  дневного  света  и
лунного сияния, что может быстро и незаметно двигаться в  безлунные  ночи,
глядя своими холодными и бледными глазами и хватая маленьких испуганных  и
неосторожных зверушек. С каждым новым куском пищи  и  глотком  воздуха  он
становился сильнее и смелее. Как и следовало ожидать, он сумел  пробраться
в Лихолесье.
     - И там вы нашли его? - спросил Фродо.
     - Я видел его там, - ответил Гэндальф, - но до этого он далеко прошел
по следу Бильбо. Трудно было узнать от него  что-либо  определенное,  речи
его постоянно прерывались  проклятиями  и  угрозами.  "Не  знали  мы,  моя
прелесть, что у него в карманцах! -  говорил  он.  -  Обман.  Неправильная
загадка. Он нарушил правила.  Не  удавили  мы  его  сразу,  моя  прелесть.
Ничего, еще удавим!.."
     Это образец его речи. Не думаю, чтобы ты хотел продолжения. Для  меня
это были тяжелые дни. Но из намеков, которые он отпускал между ворчанием и
проклятиями, я понял, что его плоские лапы принесли его в Эсгарот  и  даже
на улицы Дейла, где он  подслушивал  и  подсматривал.  Новости  о  великих
событиях далеко разнеслись в диких землях, и многие слышали имя  Бильбо  и
знали, откуда он пришел. Мы не делали секрета  из  нашего  возвращения  на
запад. Острые уши Горлума скоро уловили то, что ему было нужно.
     - Почему же он не нашел его, пойдя по следу Бильбо дальше? -  спросил
Фродо. - Почему он не явился в Удел?
     - Теперь мы подходим к этому, - ответил  Гэндальф.  -  Я  думаю,  что
Горлум пытался это сделать. Он двинулся на запад по великой реке, но затем
свернул в сторону. И уверен, что не расстояние отпугнуло его. Нет,  что-то
другое отвлекло его. Так думают мои друзья, те, что  выслеживали  его  для
меня.
     Первыми его след взяли лесные эльфы, для них это было  нетрудно:  его
след был совсем свежим. След привел их в Лихолесье и  вывел  оттуда,  хотя
самого Горлума они не настигли. Лес был полон слухами о нем, даже звери  и
птицы рассказывали о нем ужасные сказки. Лесные люди говорили о  появлении
нового лесного ужаса, которые пьет  кровь.  Он  взбирается  на  деревья  в
поисках гнезд, забирается в норы в поисках детенышей,  пролезает  в  окна,
охотясь за колыбелями.
     Но на западном краю Лихолесья его след повернул обратно. Он  ушел  на
юг, вышел за пределы досягаемости лесных эльфов  и  был  утерян.  Здесь  я
сделал большую ошибку. Да, Фродо, и  не  первую  ошибку,  хотя  эта  может
оказаться самой большой. Я отказался от преследования. Я позволил ему уйти
ибо в это время у меня было много других дел, и я  все  еще  верил  словам
Сарумана.
     Так прошли годы. С тех пор  я  заплатил  за  свою  ошибку  множеством
страшных и опасных дней. След давно остыл, когда я снова  пошел  по  нему,
после того как ушел Бильбо. И поиски бы мои были бы напрасными, если бы не
помощь друга - Арагорна, величайшего  путешественника  и  охотника  нашего
времени. Вместе мы искали Горлума по всем диким землям без надежды  и  без
успеха. Но наконец, когда я готов был отказаться от  поисков,  Горлум  был
найден. Мой друг, преодолев великие опасности, привел с собой  это  жалкое
существо.
     Горлум не сказал, что  он  делал.  Он  лишь  плакал,  обвинял  нас  в
грубости: когда мы  прижали  его,  он  хныкал,  взвизгивал,  потирал  свои
длинные руки, облизывал  пальцы,  как  будто  они  болели,  как  будто  он
вспомнил какую-то старую пытку. Но, боюсь, сомнений в том, где он был, нет
- шаг за шагом, миля за милей он продолжал медленный змеиный путь на юг, в
землю Мордор.

     Тяжелая тишина опустилась на комнату. Фродо слышал,  как  бьется  его
сердце. Даже шум снаружи, казалось, стих. Даже шума косилки Сэма  не  было
слышно.
     - Да, в Мордор, - повторил Гэндальф. - И увы!  Мордор  притягивает  к
себе все злое, и темная сила собирает там  все  зло  мира.  И  все  народы
шепотом говорят о новой тени появившейся  на  юге,  и  о  ее  ненависти  к
западу. Там Горлум надеялся найти новых друзей, которые помогут ему в  его
мести.
     Несчастный глупец! В этой земле он узнал слишком много, слишком много
для своего спокойствия. Рано или поздно в земле  Мордор  его  должны  были
схватить. Его и схватили, когда он возвращался обратно...  Из-за  какой-то
его ошибки. Но это уже не имело  значения.  Его  худшая  ошибка  была  уже
сделана.
     Да, увы! От него Враг узнал, что Кольцо найдено. Он знает, где  погиб
Исилдур. Он знает, где Горлум нашел Кольцо.  Он  знает,  что  это  великое
Кольцо, так как оно дает долгую жизнь. Он хорошо знает, что это не одно из
семи или девяти! Те все сосчитаны. Он знает, что это  одно  Кольцо.  И,  я
думаю, теперь он знает и о хоббитах, и о Уделе.
     Удел - он ищет его сейчас, если уже не нашел, где он  находится.  Да,
Фродо, я даже думаю, что имя  Торбинс,  которое  он  никогда  не  замечал,
теперь приобрело для него значение.
     - Но это ужасно! - воскликнул Фродо. - И гораздо ужаснее, чем  я  мог
заподозрить из ваших намеков и  предупреждений.  О,  Гэндальф,  лучший  из
друзей, что же мне делать? Какая жалость, что Бильбо не  убил  эту  подлую
тварь, когда у него была такая возможность!
     - Жалость! Да, жалость остановила его руку. Жалость и милосердие:  не
убивать без нужды. И он вознагражден за  это,  Фродо.  Несомненно,  именно
из-за этого он так мало поддался влиянию зла и отказался в конце концов от
Кольца.
     - Простите, - сказал Фродо. - Но я испуган, и я не  чувствую  никакой
жалости к Горлуму.
     - Ты не видел его, - прервал Гэндальф.
     - Не видел и не хочу, - сказал Фродо. - Я вас не понимаю. Неужели  вы
и эльфы оставили в живых его после таких ужасны  поступков?  Сейчас  он  в
любом случае так же плох, как орк, и он наш враг. Он заслуживает смерти.
     - Заслуживает смерти! Конечно. Многие живущие заслуживают  смерти.  А
сколько умерших заслуживали жизни. Можешь ты вернуть им ее? В таком случае
не будь слишком скорым в осуждении на смерть. Ибо  даже  самый  мудрый  не
может видеть всех последствий. У меня почти нет надежды, что Горлум сможет
измениться до того, как умрет, но вдруг... И к тому же он связан с судьбой
Кольца. И сердце говорит мне, что он еще сыграет  свою  роль,  плохую  или
хорошую, но сыграет: и когда это  время  наступит,  жалость  Бильбо  может
отразиться на судьбе многих, в том числе и на твоей. Во всяком  случае  мы
не убили его: он очень стар и очень несчастен. Лесные эльфы заключили  его
в тюрьму, но обращаются с  ним  с  добротой,  которая  есть  в  их  мудрых
сердцах.
     - Все равно, - сказал Фродо, - даже если Бильбо не  убил  Горлума,  я
хотел бы, чтобы он не брал Кольца. Я хотел бы, чтобы он никогда не находил
бы его и чтобы я не брал бы его тоже. Почему вы позволили мне  взять  его?
Почему не велели выбросить или уничтожить?
     - Разве ты не слышал, что я тебе сказал, Фродо? - спросил маг.  -  Ты
не  думаешь  о  чем  говоришь.  Выбрасывать  Кольцо  нельзя.  Это   Кольцо
обязательно будет найдено. И в недобрых руках оно причинит много  зла.  Но
хуже всего, если оно попадет в руки Врага. А оно к нему попадет,  ибо  это
одно Кольцо, и Враг напрягает все силы, чтобы отыскать его.
     - Конечно, мой дорогой Фродо, это  Кольцо  опасно  для  тебя,  и  это
глубоко беспокоит меня. Но так много поставлено на карту,  что  приходится
идти на риск. Поэтому, даже когда я был далеко, не проходило и дня,  чтобы
Удел не охраняли внимательные глаза. До тех пор, пока  ты  не  используешь
Кольцо, оно не действует на тебя. К тому же ты должен помнить, что  девять
лет назад я многого не знал.
     - Но почему бы не уничтожить его, как, по вашим словам, следовало  бы
давно сделать? - воскликнул Фродо. - Если  бы  вы  предупредили  меня  или
послали бы мне известие, я давно разделался бы с ним.
     - Неужели! Как же ты сделал бы это? Ты хотя бы пытался?
     - Нет. Но, наверное, его можно разбить молотом или расплавить.
     - Попробуй! - сказал Гэндальф. - Попробуй сейчас же!
     Фродо снова достал Кольцо из кармана и посмотрел на него. Теперь  оно
казалось чистым и гладким без следа надписи.  Золото  выглядело  ярким.  И
Фродо  подивился  богатству  и  красоте  его   цвета,   совершенству   его
округлостей. Это была восхитительная и драгоценная вещь.  Доставая  Кольцо
он собрался тут же бросить его в огонь. Но теперь он почувствовал, что  не
сможет это сделать, не может без напряженной внутренней борьбы. Он взвесил
Кольцо в руке, поколебался и  заставил  себя  вспомнить  все  рассказанное
Гэндальфом, затем с усилием сделал движение, как бы отбрасывая Кольцо -  и
увидел, что кладет его в карман.
     Гэндальф угрюмо засмеялся.
     - Видишь? И ты, Фродо, не можешь его уничтожить. А я не  могу  помочь
тебе - разве только силой, но это повредит твой рассудок. К тому  же  сила
бесполезна. Даже если ты ударишь  Кольцо  тяжелым  предметом  -  кузнечным
молотом, на нем не останется и вмятины. Его нельзя  уничтожить  ни  твоими
руками, ни моими.
     Твой слабый огонь, конечно, не расплавит и  обычного  золота.  Кольцо
пройдет него неповрежденным, оно даже не нагреется. Во всем мире нет такой
кузницы, где можно было бы подействовать на него. Даже наковальни  и  печи
гномов не смогут это сделать. Говорят, что драконий огонь может расплавить
и уничтожить Кольцо власти, но на земле не осталось ни одного  дракона,  у
которого был бы достаточно горячий огонь. А это Кольцо  -  одно  Кольцо  -
правящее Кольцо, сделанное самим Сауроном, не смог бы  уничтожить  никакой
дракон, даже Анкалагон Черный.
     Есть только один способ - отыскать Щель Судьбы в глубинах  Ородруина,
огненной горы, и бросить в нее Кольцо, если ты  действительно  хочешь  его
уничтожить, лишить Врага возможности завладеть им.
     - Я очень хочу уничтожить его! - воскликнул Фродо. - Но я  не  создан
для опасных поисков. Зачем я только увидел Кольцо? И зачем оно  попало  ко
мне? Почему я был избран?
     - Нельзя ответить на такой вопрос, - заметил Гэндальф.  -  Ты  можешь
быть уверен, что не из-за качеств, которыми обладают и другие, не за  силу
и мудрость, во всяком случае. Но ты избран и  потому  должен  напрячь  всю
свою силу и весь свой разум.
     - Но у меня их так мало. Вы мудры и могущественны. Почему бы  вам  не
взять Кольцо?
     - Нет! - воскликнул Гэндальф, вскакивая. - Тогда у меня будет слишком
большая и  ужасная  власть.  Благодаря  мне  Кольцо  обретет  еще  большее
могущество и станет еще опаснее. - Глаза  его  сверкнули  и  лицо  как  бы
озарилось изнутри. - Не искушай меня! Я не  хочу  стать  подобным  Владыке
Тьмы.  Не  искушай  меня.  Я  не  осмелюсь   его   взять,   даже   хранить
неиспользованным. Желание овладеть им может превысить мои силы. Мне  может
так понадобиться его помощь. Страшные опасности будут ждать меня тогда.
     Он подошел к окну, отодвинул занавес  и  открыл  ставень.  В  комнату
ворвался солнечный свет. Мимо окна со свистом прошел Сэм.
     - Оно слишком хорошо знает путь к моему сердцу. Лучше, чем  к  любому
другому. А теперь, - сказал маг, снова поворачиваясь к Фродо, - ты  должен
принять решение. А я помогу тебе. - Он положил руку на плечо  Фродо.  -  Я
помогу тебе нести эту тяжесть. Но нужно действовать. Враг приближается.
     Наступило долгое молчание.  Гэндальф  сел  снова  и  закурил  трубку,
погрузившись  в  раздумье.  Глаза  его  казались  закрытыми,   но   из-под
приспущенных век он внимательно  следил  за  Фродо.  Фродо  же  пристально
глядел на красные угли очага, пока они не заполнили все поле его зрения, и
ему казалось что он смотрит в пылающую глубину ада. Он думал о  знаменитых
щелях судьбы и об ужасах Огненной Горы.
     - Ну! - сказал наконец Гэндальф. - Что ты об этом думаешь? Что делать
ты решил?
     - Нет! - ответил Фродо, возвращаясь в себя из тьмы и с  удовольствием
увидев, что вокруг светло, а за окном виден освещенный солнцем сад. - Или,
возможно, да. Если я вас правильно понял, я могу держать у себя  Кольцо  и
сохранять его, во всяком случае пока оно ничего со мной не сделало.
     -  Если  ты  не  будешь  его  использовать,  то  его  действие  будет
медленным, - проговорил Гэндальф.
     - Надеюсь. Но я  так  же  надеюсь,  что  вы  вскоре  найдете  лучшего
хранителя. Тем временем, мне кажется, что я представляю  собой  опасность,
опасность для всех, живущих рядом со мной. Я  не  могу  хранить  Кольцо  и
оставаться  здесь.  Я  должен  покинуть  Торбу-на-Круче,  покинуть   Удел,
покинуть все и уйти... - Он вздохнул. - Мне хотелось бы спасти Удел,  если
бы я сумел - хотя временами его обитатели казались мне такими тупицами,  и
я думал, что землетрясение, или вторжение, или еще что-нибудь были бы  для
них как раз. Но я больше этого не чувствую. Я чувствую, что  до  сих  пор,
пока Удел лежит за моей спиной в безопасности, мне легче  будет  перенести
странствия: я буду знать, что где-то там есть прочная  опора,  хотя  может
быть, никогда больше не коснусь ее.
     Конечно, я иногда подумывал об уходе,  но  мне  это  всегда  казалось
отпуском, прогулкой, чем-то вроде приключения Бильбо или даже  полегче,  и
всегда это кончалось благополучно и мирно.  На  этот  раз  я  должен  буду
бежать, бежать от опасности навстречу еще большей. И мне кажется, что если
я хочу спасти мир, я должен идти один.  Я  кажусь  себе  таким  маленьким,
таким беспомощным. А Враг силен и ужасен.
     Он не сказал этого  Гэндальфу,  но  пока  он  говорил,  его  охватило
огромное желание последовать за Бильбо и, может даже, найти  его.  Желание
было таким сильным, что победило его страх: он чуть не побежал тут  же  по
дороге без шапки, как Бильбо сделал в такое же утро много лет назад.
     - Мой дорогой Фродо! - воскликнул Гэндальф. - Хоббиты -  удивительные
существа, как я уже говорил.  Можно  за  месяц  узнать  все  о  них  и  их
привычках, но даже через сто лет  они  могут  удивить.  Я,  конечно,  ждал
ответа. Но Бильбо не ошибся, избирая наследника, хотя он и не  думал,  как
важен его выбор. Боюсь, что ты прав. Кольцо  не  может  больше  оставаться
спрятанным в Уделе, и для твоего блага, как и для блага других, ты  должен
уйти и забыть об имени Торбинс. За пределами Удела это имя опасно.  Я  дам
тебе другое имя для путешествия. Ты отправишься в путь как... ну  хотя  бы
мастер Накручинс.
     Но я не думаю,  что  ты  должен  идти  в  одиночку.  Если  ты  знаешь
кого-нибудь, кому можно верить и кто согласится идти с тобой, бери его. Но
будь осторожен, выбирая себе попутчика! И следи  за  своими  словами  даже
обращаясь к  своим  друзьям.  У  Врага  много  шпионов  и  много  способов
подслушивать.
     Внезапно он остановился и  прислушался.  Фродо  понял,  что  везде  -
внутри и снаружи - очень тихо. Гэндальф сделал шаг к окну. Затем вспрыгнул
на  подоконник  и  просунул  в  окно  длинную  руку.  Послышался  визг.  И
притягиваемая за ухо, появилась голова Сэма Скромби.
     - Ну, ну, клянусь моей бородой! - сказал Гэндальф. - Это Сэм Скромби?
Что ты здесь делаешь?
     - Ничего, мастер Гэндальф, сэр! - сказал Сэм. - Кошу траву под окном.
- Он поднял и потряс косилкой в качестве доказательства.
     - Вряд ли, - угрюмо сказал Гэндальф. - Я уже некоторое время не слышу
звука работы твоей косилки. Как долго ты подслушивал?
     - Подслушивал, сэр? Не понимаю, простите. В Торбе-на-Круче совсем нет
карнизов.
     - Не притворяйся дураком. Что ты слышал и зачем?  -  Глаза  Гэндальфа
сверкали, а брови торчали как копья.
     - Мастер Фродо, сэр! - закричал Сэм. - Не разрешайте ему вредить мне,
сэр! Не позволяйте меня превратить во что-нибудь ужасное!  Мой  старик  не
перенесет этого. Клянусь честью, сэр, но я не хотел плохого!
     - Он  не  сделает  тебе  ничего  плохого,  -  отозвался  Фродо,  едва
сдерживаясь от смеха, хотя в то же время он был удивлен. - И он, как и  я,
знает, что ты не хотел ничего плохого. А сейчас отвечай на его вопросы!
     - Хорошо, сэр, - согласился  Сэм,  слегка  запинаясь.  -  То,  что  я
слышал, я не очень хорошо понял: что-то о  Враге,  о  Кольцах,  о  мастере
Бильбо, сэр, и о драконах, и об огненных горах  и...  Об  эльфах,  сэр.  Я
слушал, потому что не смог справиться с собой. Вы браните меня, сэр, но  я
так люблю сказки. Эльфы, сэр. Как бы мне  хотелось  их  увидеть.  Возьмите
меня с собой, сэр, когда пойдете, чтобы я мог увидеть эльфов.
     Неожиданно Гэндальф засмеялся.
     - Заходи! - крикнул он и обеими руками поднял Сэма вместе с косилкой,
втащил в окно и поставил на пол.
     - Значит, ты хочешь увидеть эльфов, - заметил он, пристально глядя на
Сэма и улыбаясь в то же время. - Значит, ты слышал и то, что мастер  Фродо
уходит?
     - Да, сэр. Поэтому я и подавился,  а  вы  это  услышали.  Я  старался
справиться с собой, но не мог, сэр: я так расстроился.
     - Мне нельзя помочь, Сэм, -  печально  сказал  Фродо.  Он  неожиданно
понял, что бегство из Удела означает не просто расставание со знакомыми  и
привычным уютом Торбы-на-Круче.  -  Я  должен  идти.  Но...  -  И  тут  он
внимательно посмотрел на Сэма, - ...Если ты  действительно  хочешь  помочь
мне, ты сохранишь это в тайне. Понятно? Если ты этого  не  сделаешь,  если
скажешь хоть слово об услышанном, мастер Гэндальф превратит тебя в жабу  и
заполнит весь сад ужами.
     Сэм, дрожа, упал на колени.
     - Встань, Сэм, - сказал  Гэндальф.  -  Я  придумал  кое-что  получше.
Кое-что  такое,  что  закроет  тебе  рот  и  накажет  тебя  за  любовь   к
подслушиванию. Ты пойдешь вместе с мастером Фродо!

                            3. ТРОЕ - ЭТО КОМПАНИЯ

     - Я, сэр! -  воскликнул  Сэм,  вскакивая,  точно  как  пес,  которого
позвали на прогулку. - Я пойду и увижу эльфов и все  остальное!  Да,  все!
Ура! - закричал он и разразился слезами.
     - Ты должен уйти тихо и быстро, - сказал Гэндальф.
     Прошло две или три недели, а Фродо все еще  не  показывал  вида,  что
готов к уходу.
     - Я знаю. Но сделать это так трудно, - возразил он. - Если  я  просто
исчезну, как в свое время Бильбо, начнутся разговоры по всему Уделу.
     - Конечно, ты не должен исчезать, - согласился Гэндальф. - Быстро  не
значит немедленно. Ты должен придумать какой-либо  способ,  как  незаметно
выскользнуть из Удела. Ради этого  стоит  немного  и  задержаться.  Но  не
откладывай слишком надолго.
     - Как насчет осени после нашего дня  рождения?  -  спросил  Фродо.  -
Думаю, к тому времени я смогу подготовиться.
     По правде говоря, ему совсем не хотелось начинать подготовку  теперь,
когда ему нужно было это  делать.  Торба-на-Круче  казалась  теперь  более
желанной, чем когда-либо, и он хотел как можно  полнее  насладиться  своим
последним летом в Уделе. Он знал, что когда придет осень, ему легче  будет
думать о путешествии, как всегда в это время года. Он уже решил в  глубине
души  пуститься  в  путь  после  своего  пятидесятилетия:   Бильбо   тогда
исполнится 128 лет. Этот день казался  ему  подходящим  для  начала  пути.
Последовать за Бильбо - это  его  всегдашняя  мечта  и  единственное,  что
делает более терпимой мысль о путешествии. Он как  можно  меньше  думал  о
Кольце и о том, куда оно может его привести. Но  он  не  говорил  об  этих
своих мыслях Гэндальфу. Что же думал сам Гэндальф, было вообще  невозможно
понять.
     Он поглядел на Фродо и улыбнулся.
     - Хорошо, - сказал  он.  -  Но  дольше  не  задерживайся.  Я  начинаю
беспокоиться. А пока будь осторожен и не давай даже  малейшего  намека  на
то, куда ты пойдешь. И сам проследи, чтобы Сэм  Скромби  не  болтал.  Если
только он попробует, я на самом деле превращу его в жабу.
     - Насчет того, куда я пойду, - заметил Фродо, - проговориться трудно,
потому что я сам этого не знаю.
     - Не говори глупостей! - сказал Гэндальф. - Я  ведь  не  предупреждаю
тебя, чтобы ты не оставлял свой адрес на почте. Но ты оставляешь  Удел,  и
об этом никто не должен знать, пока ты не уйдешь. А ты должен уйти. И куда
бы ты не пошел - на север, на юг, запад или восток, никто не должен  знать
этого направления.
     - Я был так занят мыслями о прощании с Торбой и Уделом, что  даже  не
подумал еще о направлении, -  сказал  Фродо.  -  Куда  же  мне  идти?  Чем
руководствоваться? Чего искать? Бильбо ушел на поиски сокровищ и  вернулся
назад: но я ухожу, чтобы не вернуться, насколько я понимаю.
     - Ты не можешь заглядывать так далеко, - сказал Гэндальф. -  И  я  не
могу. Может, твоя задача - отыскать Щели Судьбы,  а  может  этим  займется
кто-нибудь другой, не знаю. Во всяком случае, ты пока не готов  к  долгому
путешествию.
     - Нет, не  готов,  -  согласился  Фродо.  -  Но  куда  же  мне  тогда
двинуться?
     - Навстречу опасности, но не торопясь, не стремглав, - ответил маг. -
Если хочешь получить ответ, вернее  совет,  иди  в  Ривенделл.  Этот  путь
наименее опасен, хотя дорога сейчас не та, что раньше, и с каждым годом по
ней двигаться будет все труднее.
     - Ривенделл! - сказал Фродо. - Очень хорошо, я двинусь на  восток,  в
Ривенделл. Я возьму с собой в гости к эльфам Сэма: он будет в восторге.
     Фродо говорил весело, но в сердце  он  ощутил  вдруг  жгучее  желание
увидеть дом Элронда полуэльфа и туманную дымку на дне глубоких долин,  где
до сих пор живет в мире волшебный народ.
     Однажды летним вечером поразительная новость дошла до "Ветви Плюща" и
"Зеленого Дракона". Гиганты и другие чудовища с границ Удела  были  забыты
для более важного дела: мастер Фродо продавал Торбу-на-Круче, а в сущности
он уже продал ее - Лякошель-Торбинсам.
     - За приличный куш, - говорили одни.
     - Его не так легко получить, когда покупатель  -  миссис  Любелия,  -
добавил другой - ведь Отто умер несколько лет назад  в  почтенном,  но  не
предельном для хоббитов возрасте, в 102 года.
     Причина,  по  которой  мастер  Фродо  продал  свою  прекрасную  нору,
обсуждалась  больше,  чем   даже   цена.   Некоторые   развивали   теорию,
поддерживаемую кивками и намеками  самого  мастера  Торбинса,  что  деньги
Фродо истощились: он покидает  Хоббитон  и  будет  в  спокойствии  жить  в
Бакленде среди своих  родственников  Брендизайков  "как  можно  дальше  от
Лякошель-Торбинсов", - добавляли некоторые. Но настолько прочной оказалась
вера в неисчерпаемые богатства Торбы, что большинство не могло поверить  в
эту теорию и пытались отстоять другую причину продажи. Многие  заподозрили
темный и неразоблаченный заговор Гэндальфа. Хотя он держался очень скромно
и  не  выходил  днем,  было  хорошо  известно,  что  он   "скрывается"   в
Торбе-на-Круче. И хотя переселение трудно было связать с его  колдовством,
факт оставался фактом: Фродо Торбинс переселялся в Бакленд.
     - Да, я перееду осенью, - говорил он. - Мерри Брендизайк  подыскивает
для меня небольшую уютную нору, а может, маленький дом.
     В сущности с помощью Мерри он уже  нашел  и  купил  небольшой  дом  в
Крикхэллоу, в местности за Баклбери. Всем, кроме Сэма, было заявлено,  что
Фродо собирается поселиться в этом доме постоянно. Выбор  дома  объяснялся
выбором восточного направления будущего путешествия: Бакленд находился  на
восточных границах Удела, а поскольку Фродо жил  там  в  детстве,  то  его
возвращение туда покажется правдоподобным.
     Гэндальф оставался в  Уделе  в  течении  целых  двух  месяцев.  Затем
однажды вечером в конце июня, вскоре после  того,  как  стало  известно  о
планах Фродо, Гэндальф неожиданно заявил, что  отправляется  на  следующее
утро.
     - Надеюсь, ненадолго, - сказал он. -  Но  мне  нужно  отправиться  на
южные границы за новостями. Я задержался здесь дольше, чем следовало.
     Говорил он весело, но Фродо показалось, что маг чем-то обеспокоен.
     - Что-то случилось? - спросил он.
     - Нет, но я слышал кое-что  и  поэтому-то  мне  необходимо  взглянуть
самому. Если я решу, что тебе нужно уходить немедленно, я тут  же  вернусь
или в крайнем случае пошлю сообщение. Тем временем ты  готовься,  но  будь
осторожен, особенно в обращении с Кольцом. Еще раз  повторяю:  никогда  не
используй его!
     Он выступил на рассвете.
     - Я могу вернуться в любой день, - сказал он. -  Самое  позднее  -  к
прощальному приему. Думаю, что  тебе  может  понадобиться  моя  помощь  на
дороге.
     Вначале Фродо беспокоился и  часто  задумывался,  что  же  такое  мог
услышать Гэндальф, но постепенно его беспокойство рассеялось, а в  хорошую
погоду он вообще забывал о своих заботах. В Уделе редко приходилось видеть
такое прекрасное лето  и  такую  прекрасную  осень:  деревья  гнулись  под
тяжестью яблок, в ульях было полно меда  и  пшеница  уродилась  высокая  и
густая.
     Осень уже давно наступила, когда Фродо  начал  вновь  беспокоиться  о
Гэндальфе. Уже проходил сентябрь, а от мага не было никаких известий.  Все
ближе  становился  день  рождения  и  переселения,  а  Гэндальф   все   не
возвращался и не слал сообщений. А Торбу-на-Круче охватила суета.  Прибыли
некоторые из друзей Фродо, чтобы помочь ему упаковаться: тут были Фрекогар
Болдер и Фольс Булкинс и, конечно, его ближайшие друзья: Пин Крол и  Мерри
Брендизайк. Вместе они перевернули Торбу вверх дном.
     Двадцатого сентября в Бакленд двинулись две грузовые повозки:  в  них
были вещи и мебель, отправленные Фродо в его  новый  дом.  Повозки  должны
были проехать по мосту через Брендивайн. На следующий день Фродо начал  по
настоящему беспокоиться и постоянно высматривал Гэндальфа. Утро  четверга,
его дня рождения, было таким же ясным и прекрасным, как много лет назад, в
день приема Бильбо. Гэндальф все еще не появлялся. Вечером Фродо дал  свой
прощальный ужин: он был совсем небольшим, лишь для него самого и  четверых
помощников: а Фродо был обеспокоен и находился в плохом настроении.  Мысль
о том, что он скоро расстанется с друзьями своей юности, огорчила его.  Он
раздумывал, как сообщить им об этом.
     Четверо хоббитов были в отличном расположении  духа,  и  ужин  вскоре
стал веселым, несмотря на отсутствие Гэндальфа. В столовой, кроме стола  и
стульев, ничего не было, но еда была хорошей, а вино - отличным: Фродо  не
включил свое вино в список проданного Лякошель-Торбинсам.
     -  Что   бы   не   случилось   с   остальным   моим   добром,   когда
Лякошель-Торбинсы  наложат  на  него  лапу,  для  этого  я  нашел  хорошее
помещение! - воскликнул Фродо, осушая  свой  стакан.  Это  были  последние
глотки старого вина.
     Они спели много  песен  и  обсудили  множество  вопросов,  выпили  за
здоровье Бильбо и Фродо - это был обычай, установленный самим Фродо. Затем
они вышли подышать свежим воздухом и взглянуть на звезды,  а  потом  легли
спать. Прием окончился, а Гэндальфа все не было.
     На следующее утро они опять занялись упаковкой оставшегося  имущества
еще на одну повозку. На ней вместе с Фетти  (Фрекогаром  Болдером)  выехал
Мерри.
     - Кто-то должен быть там и согреть дом к  вашему  приезду,  -  сказал
Мерри. - Ну, пока. Увидимся послезавтра, если не уснете в пути.
     После завтрака ушел домой Фродо, но Пин остался.  Фродо  беспокоился,
напрасно ожидая шагов Гэндальфа. Он решил ждать до ночи. В  конце  концов,
если он срочно понадобится Гэндальфу, тот может  прийти  и  в  Крикхэллоу.
Может, он уже там и поджидает их. Фродо собирался уйти пешком из Хоббитона
в Баклбери, притом среди многих причин было  и  желание  в  последний  раз
взглянуть на Удел.
     - К тому же мне надо потренироваться, - сказал он, глядя  на  себя  в
пыльное зеркало в полупустом зале. Он уже давно не предпринимал длительных
прогулок, и ему показалось, что отражение выглядит вялым.
     После   завтрака,   к   большому   неудовольствию   Фродо,    прибыли
Лякошель-Торбинсы: Любелия и ее старший сын Лото.
     - Наконец наше! - сказала Любелия, входя. Это  было  невежливо  и  не
совсем правильно: договор  о  продаже  Торбы-на-Круче  вступал  в  силу  в
полночь. Но, наверно, Любелию можно было простить: ей пришлось ждать этого
момента на 77 лет дольше, чем она рассчитывала, и сейчас ей было 100  лет.
Она пришла проследить, чтобы ничто из оплаченного ею не пропало, и  хотела
получить ключи. Потребовалось немало времени, чтобы удовлетворить ее,  так
как она принесла с собой длинные списки и хотела удостовериться,  что  все
на месте. В конце концов, она в сопровождении Лото удалилась, унося ключ и
получив обещание, что второй ключ, запасной, будет оставлен  у  Скромби  в
Бэгшот-Роу. Она фыркала и ясно показывала, что считает  Скромби  способным
ограбит нору до полуночи. Фродо не предложил ей даже чаю.
     Он пил чай  с  Пином  и  Сэмом  Скромби  на  кухне.  Было  официально
объявлено, что Сэм отправляется в Бакленд вместе с мастером Фродо и  будет
там присматривать за  его  садом:  соглашение  подписал  Гаффор,  который,
впрочем, был очень недоволен будущим соседством Любелии.
     - Наш последний ужин в Торбе, - сказал Фродо, откидываясь  в  кресле.
Они оставили немытую посуду Любелии. Пин  и  Сэм  захватили  три  дорожных
мешка и вынесли их к порогу. Пин решил  в  последний  раз  прогуляться  по
саду. Сэм исчез.
     Солнце  зашло.  Торба  казалась   печальной,   мрачной   и   какой-то
взъерошенной. Фродо бродил по знакомым комнатам и видел, как тускнеет свет
на стенах и из углов выползают тени.  На  улице  становилось  все  темнее.
Фродо вышел и прошел к садовой калитке, а затем немного вниз по дороге. Он
все надеялся, что навстречу ему в сумерках покажется Гэндальф.
     Небо было ясным, звезды светили все ярче.
     - Будет прекрасная ночь, - громко  сказал  он.  -  Хорошая  ночь  для
начала. Мне нравится бродить. Не могу больше ждать. Я  пойду,  а  Гэндальф
сможет догнать меня.
     Он повернулся, чтобы вернуться, потом остановился,  так  как  услышал
голоса,  доносившиеся  из-за  угла  на  Бэгшот-Роу.   Из   голосов   один,
несомненно, принадлежал старику, другой был незнакомым и чем-то неприятным
для Фродо. Он не слышал, что сказал незнакомец, но разобрал ответ старика,
голос у которого был резкий и пронзительный. Старик казался раздраженным.
     - Нет, мастер Торбинс ушел. Отправился сегодня утром, и мой Сэм пошел
с ним. И все его вещи отправлены. Да,  продал  и  сам  ушел,  говорю  вам.
Почему? А это не мое дело и не ваше. Куда? Это не секрет. Он отправился  в
Баклбери или еще куда-нибудь. Да, туда. Я никогда еще так далеко не был...
Странный народ там, в Бакленде. Нет, я не  могу  ничего  передать.  Доброй
ночи вам!
     Вниз по холму простучали шаги.  Фродо  смутно  удивился,  почему  тот
факт, что шаги  не  приближаются,  а  удаляются,  принес  ему  облегчение.
"Вероятно, я заболел от вопросов и любопытства о моих делах, - подумал он.
- Что за любопытный народ!" Он собирался подойти и спросить у старика, кто
это о нем расспрашивал, но потом решил отказаться и быстро пошел обратно в
Торбу.
     Пин сидел на своем мешке у порога. А Сэма  не  было.  Фродо  вошел  в
темную дверь.
     - Сэм! - позвал он. - Сэм, время!
     - Иду, сэр! - воскликнул откуда-то издалека голос, а вскоре  появился
и сам Сэм, вытирая рот. Он прощался с пивным бочонком в погребе.
     - Все готово, Сэм? - спросил Фродо.
     - Да, сэр.
     Фродо закрыл круглую дверь и отдал ключ Сэму.
     - Беги домой, Сэм! - сказал он. - Потом как можно быстрее пойдешь  по
Роу и встретишься с нами у луговой  калитки.  Мы  не  пойдем  ночью  через
поселок. Слишком много ушей и глаз...
     Сэм побежал изо всех сил.
     - Вот и все! - сказал Фродо. Они надели на плечи мешки, взяли в  руки
дорожные палки и обогнули западную  сторону  Торбы.  -  Прощай!  -  сказал
Фродо, глядя на темные окна. Он помахал рукой, затем  повернулся  и  пошел
(следуя путем Бильбо, хотя он и не знал  этого)  вслед  за  Перегрином  по
садовой тропе. Они перепрыгнули в низком  месте  через  живую  изгородь  и
вышли в поле, утонув во тьме, как шум травы.
     У подножия холма на его  западной  стороне  они  подошли  к  калитке,
открывающейся на узкую дорогу. Здесь  они  остановились  и  отрегулировали
лямки своих дорожных мешков. Вскоре появился и Сэм.  Он  шел  торопливо  и
тяжело дышал: тяжелый мешок лежал на его плечах, и на голове у  него  было
бесформенное фетровое ведро, которое он  называл  шляпой.  В  полутьме  он
очень походил на гнома.
     - Я уверен, ты отдал мне  самые  тяжелые  вещи,  -  сказал  Фродо.  -
Сочувствую улиткам, которые носят свой дом на спине.
     - Я могу взять себе больше, сэр. Мой  мешок  легкий,  -  ответил  Сэм
упрямо и неправдиво.
     - Нет, не нужно, Сэм! - сказал Пин. - Для него и так хорошо.  У  него
нет ничего, кроме того, что  он  сам  приказал  взять.  Ничего,  пройдется
немного и не почувствует веса.
     - Пожалейте бедного старого хоббита! - засмеялся Фродо. -  Я  уверен,
что прежде чем мы доберемся до Бакленда, я буду тонок, как  ивовая  ветвь.
Подозреваю, что ты взял себе большую часть, Сэм, и на следующем привале  я
пересмотрю наши мешки. - Он снова подобрал свою палку. - Ну, выступаем  во
тьму, - сказал он, - и давайте пройдем несколько миль до ночлега.
     Некоторое время они двигались по  дороге  на  запад.  Затем,  оставив
дорогу, свернули в  поле.  Они  шли  друг  за  другом  вдоль  рядов  живых
изгородей и по краям рощиц, и ночь смыкалась  над  ними.  В  своих  темных
плащах они были невидимы, как будто все носили волшебные Кольца. Поскольку
все они были хоббиты и старались не  шуметь,  то  они  не  производили  ни
малейшего шума. Даже дикие звери в полях и лесах вряд ли заметили их.
     Через некоторое время они по  деревянному  мостику  перешли  речку  к
западу от Хоббитона. Речка  представляла  здесь  собой  всего  лишь  узкую
извивающуюся ленту, обрамленную полосой ив. Через милю или две к  югу  они
торопливо пересекли большую дорогу,  ведущую  к  мосту  через  Брендивайн.
Теперь они находились в Укролье и, двигаясь на юго-восток, приближались  к
стране зеленых холмов. Когда они начали взбираться на первые  склоны,  они
оглянулись и увидели далеко за собой мигание огоньков Хоббитона. Вскоре  и
они исчезли во тьме. Фродо повернулся и прощально взмахнул рукой.
     - Не знаю, увижу ли я их снова когда-нибудь, - спокойно сказал он.
     Через три часа пути они  остановились  на  отдых.  Ночь  была  ясной,
холодной и звездной, но от лугов  и  ручьев  поднимались  похожие  на  дым
клочья тумана. Тонкоствольные березы, раскачиваясь от легкого ветерка  над
их головами, образовывали черную сеть на фоне  бледного  неба.  Они  свели
весьма скромный (с точки зрения хоббитов) ужин и снова двинулись  в  путь.
Вскоре они вышли на узкую дорогу, которая петляла, поднимаясь и опускаясь,
и терялась впереди во тьме. Она вела к Вудхоллу, Стоку  и  Баклбери-Ферри.
Ответвляясь от главной дороги, она устремлялась к Буди-Энду, дикому уголку
Истфартинга.
     Через некоторое  время  они  оказались  на  раздвоенной  тропе  между
высокими деревьями, которые шумели  во  тьме  сухой  листвой.  Было  очень
темно.  Вначале  они  разговаривали  или   напевали   вместе   вполголоса,
оказавшись далеко от любопытных ушей. Затем уж они шли в молчании,  и  Пин
начал отставать. Наконец, когда она начали взбираться на крутой склон, Пин
остановился и зевнул.
     - Я так хочу спать, - сказал он, - что  упаду  прямо  на  дорогу.  Вы
будете спать на ногах? Уже почти полночь.
     - Я думал, тебе нравится шагать в темноте,  -  заметил  Фродо.  -  Но
особенно торопиться  некуда.  Мерри  ждет  нас  послезавтра  днем,  у  нас
остается два дня. Остановимся в первом же подходящем месте.
     - Ветер с запада, - сказал Сэм. - Если мы обогнем этот  холм,  то  на
той стороне найдем защищенное уютное место, сэр. Там  впереди  есть  сухая
пихта, если я не ошибаюсь...
     Сэм отлично знал места на двадцать миль  от  Хоббитона,  но  это  был
предел его географических познаний.
     Сразу за вершиной  они  наткнулись  на  полосу  сухих  пихт.  Оставив
дорогу, они свернули в пахнущую смолой темноту  под  деревьями  и  набрали
сухих веток и шишек для костра. Скоро послышался веселый треск  пламени  у
подножия большой пихты, и они начали клевать носом. Затем они примостились
в изгибах больших древесных корней, завернулись в плащи и одеяла и  вскоре
уснули. Они не выставили охраны: даже Фродо не боялся, пока они находились
в сердце  Удела.  Когда  костер  угас,  подошло  несколько  мелких  лесных
зверьков. Лиса, пробегавшая мимо по своим делам, остановилась на мгновение
и фыркнула.
     - Хоббиты! - подумала она. - Ну, а дальше кто? Я слышала  о  странных
делах в этой земле, но чтобы хоббиты спали в лесу под деревом? Целых трое?
Очень странно...
     Она была совершенно права, хотя больше ничего об этом не узнала.
     Наступило  утро,  бледное  и  холодное.  Фродо  проснулся  первым   и
обнаружил, что древесный корень проделал дыру в его спине, а  шея  у  него
затекла. "Прогулка для удовольствия! Почему я не поехал верхом? -  подумал
он, как обычно, выступая в  начало  путешествия.  -  А  все  мои  отличные
пуховики проданы Лякошель-Торбинсам! Эти корни не могут их заменить." - Он
потянулся. - Вставайте, хоббиты! - воскликнул он. - Прекрасное утро.
     - Что в этом прекрасного? - спросил  Пин,  выглядывая  из-под  одеяла
одним глазом. - Сэм! Подготовь завтрак  к  половине  десятого.  Готова  ли
горячая ванна?
     Сэм подпрыгнул, недоуменно оглядываясь.
     - Нет, сэр, еще нет! - выпалил он.
     Фродо стащил одеяло с Пина,  перекатил  его  с  боку  на  бок,  потом
подошел к краю рощи. На востоке из толстого слоя тумана, окутавшего землю,
вставало красное солнце. Тронутые осенним золотом деревья, казалось  плыли
в туманном море. Немного ниже  их  дорога  круто  спускалась  в  долину  и
исчезала из виду.
     Когда он вернулся, Сэм и Пин уже разожгли костер.
     - Вода! - воскликнул Пин. - Где вода?
     - Я не держу воду в карманах, - заметил Фродо.
     - Мы решили, что ты пошел искать воду, - пояснил Пин, доставая еду  и
посуду. - Тебе лучше сходить за ней сейчас.
     - Можешь тоже пойти, - ответил Фродо. - И принести новые фляжки.
     У подножия холма протекал ручей. Они  наполнили  фляжки  и  маленький
походный котелок из маленького водопада,  где  вода  с  высоты  нескольких
футов  падала  с  выступа  серого  камня.  Она  была  холодна,  как   лед:
отфыркиваясь, они вымыли лица и руки.
     Когда они позавтракали и все запаковали, было уже  больше  десяти,  и
день обещал быть ясным и ярким. Они спустились по склону, пересекли  ручей
там, где он нырял под дорогу, потом поднялись  на  следующий  холм,  потом
опять спустились: к этому времени плащи, одеяла, вода, пища и другой багаж
казался им тяжелым грузом.
     Дневной переход обещал быть  тяжелым  и  утомительным.  Однако  через
несколько миль дорога перестала подниматься и опускаться - она поднималась
на вершину крутого  холма  утомительной  зигзагообразной  линией  и  затем
опускалась в последний раз. Впереди они увидели  низкую  плоскую  равнину,
усеянную небольшими рощами, которые в отдалении  скрывались  с  коричневым
лесным туманом. Они через Вуди -Энд смотрели в  сторону  реки  Брендивайн.
Дорога вилась перед ними как обрывок веревки.
     - Дорога идет безостановочно, - констатировал  Пин,  -  но  я  должен
отдохнуть. А сейчас как раз время ленча.
     Он посмотрел на пригорок у обочины дороги и  посмотрел  на  восток  в
дымке, за которой лежала река и где кончался Удел, в котором он провел всю
жизнь. Сэм стоял рядом с ним. Его  круглые  глаза  были  широко  раскрыты,
потому что он смотрел на землю, которую раньше никогда не видел.
     - В этих лесах живут эльфы? - спросил он.
     - Не слыхал, - ответил Пин. Фродо молчал. Он тоже смотрел на  восток,
как будто никогда раньше не видел дорогу. Он внезапно заговорил, медленно,
громко, но как бы про себя:

                   В поход, беспечный пешеход,
                   Уйду, избыв печаль.
                   Спешит дорога от ворот
                   В неведомую даль,
                   Свивая тысячи путей
                   В один бурливый, как река.
                   Вот только плыть куда по ней,
                   Не знаю я пока...

     - Похоже на стихи Бильбо, - заметил Пин. - Или это твое  собственное?
Звучит не очень ободряюще.
     - Не знаю, - сказал Фродо. - Пришло в  голову:  может,  я  их  слышал
когда-то. Действительно, очень  похоже  на  стихи  Бильбо  последних  лет,
незадолго до его ухода. Он часто говорил, что существует лишь одна дорога,
что она похожа на большую реку, ее источники начинаются у каждой двери,  а
каждая тропка - ее приток. "Опасное  занятие,  Фродо,  выходить  из  своей
двери, - говорил он обычно. - Ты ступаешь на дорогу, и если не  придержишь
ноги, то неизвестно куда придешь. Понимаешь ли  ты,  что  каждая  тропинка
может привести к Лихолесью или к Одинокой Горе, или в еще более далекие  и
худшие места?"  -  Он  часто  говорил  так,  отправляясь  на  прогулки  из
Торбы-на-Круче.
     - Что ж, дорога не сможет нести  меня  дальше,  по  крайней  мере,  в
ближайший час, - заявил Пин, снимая лямки мешка. Остальные последовали его
примеру, усевшись на обочину и опустив ноги на дорогу. Передохнув немного,
они поели и еще отдохнули.
     Солнце уже начало опускаться, когда они спустились с  холма.  До  сих
пор на дороге они не встретили ни души. Дорога использовалась  редко,  так
как не была приспособлена для повозок, да и движение в этом лесном  уголке
Удела  было  слабое.  Уже  около  часа  шли  они  по  дороге,  когда   Сэм
остановился, прислушиваясь. Теперь они находились на ровной  местности.  И
дорога после множества изгибов прямо простиралась по травянистой  равнине,
усеянной высокими деревьями - предвестниками леса.
     - За нами по дороге едет лошадь или пони, - сказал Сэм.
     Они оглянулись, но поворот дороги мешал им видеть далеко назад.
     - Может, это Гэндальф догоняет нас, -  предположил  Фродо:  но,  даже
произнеся эти слова, он  чувствовал,  что  это  не  так,  он  почувствовал
внезапное желание спрятаться от всадника, настигавшего их.
     - Может, это и слишком, - извиняющимся шепотом сказал он, - но  я  не
хочу, чтобы меня видели на дороге. Я устал от вопросов, пересудов. А  если
это Гэндальф, - добавил он, подумав, - мы устроим ему сюрприз, отплатив за
опоздание. Давайте спрячемся!
     Они быстро  побежали  налево  и  спустились  в  небольшое  углубление
недалеко от  дороги.  Здесь  они  легли  плашмя.  Фродо  несколько  секунд
колебался: любопытство боролось в нем с желанием спрятаться.  Звуки  копыт
приближались. Он как раз вовремя спрятался  в  высокой  траве  у  подножия
дерева, тень  от  которого  падала  на  дорогу.  Приподняв  голову,  он  с
любопытством взглянул в щель между корнями деревьев.
     Из-за поворота вышла черная лошадь, не пони, на каких  обычно  ездили
хоббиты, а настоящая большая лошадь: на ней сидел большой человек,  одетый
в длинный черный плащ с капюшоном: из под плаща видны были  только  сапоги
со стременами. Лицо его было закрыто тенью и невидимо.
     Когда он оказался рядом с деревом, за которым прятался Фродо,  лошадь
остановилась. Всадник продолжал сидеть неподвижно, наклонив голову, как бы
прислушиваясь. Из-под капюшона донеслись фыркающие  звуки.  Он  как  будто
старался уловить запах, голова его начала поворачиваться справа налево.
     Внезапный ужас охватил Фродо, и он подумал  о  своем  Кольце.  Он  не
осмеливался вздохнуть, однако желание достать Кольцо из кармана было таким
сильным,  что  он  начал  медленно  двигать  рукой.  Он  чувствовал,   что
достаточно просунуть палец в Кольцо, и  он  будет  в  безопасности.  Совет
Гэндальфа казался нелепым, Бильбо ведь использовал Кольцо. "А я все еще  в
Уделе, - подумал Фродо, когда пальцы его коснулись цепи, на которой висело
Кольцо. В  этот  момент  всадник  выпрямился  и  натянул  поводья.  Лошадь
двинулась вперед, вначале медленно, а затем все быстрее и быстрее.
     Фродо глядел вслед всаднику, пока тот не исчез вдали. Ему показалось,
что прежде чем исчезнуть  из  виду,  лошадь  повернула  направо  к  группе
деревьев. Впрочем, он не был в этом уверен.
     "Очень странно и тревожно, - подумал Фродо, подходя к товарищам.  Пин
и Сэм продолжали лежать в траве и ничего не видели, поэтому  Фродо  описал
всадника и его странное поведение.
     - Не могу сказать почему, но уверен, что он выглядывал или  вынюхивал
меня: и еще я уверен, что очень не  хочу,  чтобы  он  меня  нашел.  Ничего
подобного в Уделе раньше не было.
     - Но что общего имеет с нами  этот  всадник  из  высокого  народа?  -
спросил Пин. - Что он делает в этой части Удела?
     - Люди здесь встречаются, - сказал Фродо и добавил. - В южном Уделе у
жителей даже бывали с ними неприятности. Но я не слышал ни о  ком  похожем
на этого всадника... Интересно, откуда он явился.
     - Прошу прощения, - внезапно сказал Сэм, - но я знаю, откуда  он.  Из
Хоббитона, если только нет других Черных Всадников.  И  я  знаю,  куда  он
направляется.
     - Что ты имеешь в виду? - резко обернулся Фродо, удивленно  глядя  на
Сэма. - И почему ты молчал до сих пор?
     - Я только теперь вспомнил, сэр. Вот как  это  было:  когда  я  вчера
отправился к нашей норе с ключом, отец увидел  меня  и  говорит:  "Привет,
Сэм! Я  думал,  что  вы  отправились  с  мастером  Фродо  утром.  Странный
незнакомец спрашивал о мастере Торбинсе из Торбы-На-Круче. Он  только  что
ушел. Я послал его в Баклбери. Он мне не понравился. Он очень  разозлился,
когда я сказал ему, что мастер Торбинс покинул свой старый  дом.  Свистнул
на меня. Я даже задрожал". "Кто он такой?" - спросил я. "Не  знаю  его,  -
ответил он, - но он не хоббит. Он высокий и черный, он наклонялся,  говоря
со мной. Я думаю он из высокого народа. Говорил с акцентом."
     Я не мог дальше оставаться, сэр - вы меня ждали. Да и я не обратил на
этот случай внимания. Старик не молод,  он  теперь  подслеповат,  а  когда
незнакомец пришел на холм, было уже темно. Может, отец ошибся.
     - Нет, он не ошибся, - сказал  Фродо.  -  Я  слышал  его  разговор  с
незнакомцем, который расспрашивал обо мне, я уже чуть  не  подошел,  чтобы
спросить, кто это. Хорошо, если бы ты сказал  мне  раньше.  Нам  следовало
быть осторожнее на дороге.
     - Но, может быть, между этим  всадником  и  незнакомцем  старика  нет
никакой связи, - сказал Пин. - Вы  оставили  Хоббитон  в  тайне,  и  я  не
представляю себе, как он мог последовать за нами.
     - А как насчет принюхивания незнакомца,  сэр?  -  спросил  Сэм.  -  И
старик говорил, что парень был черный.
     - Хотел бы я дождаться Гэндальфа, - пробормотал Фродо.  -  Но,  может
быть, это было бы только к лучшему.
     - Значит ты что-то знаешь об этом всаднике? - спросил Пин,  вздрогнув
от последних слов Фродо.
     - Догадываюсь, - ответил Фродо.
     - Отлично, кузен Фродо! Можешь держать свой  секрет  при  себе,  если
хочешь казаться загадочным.  Однако  что  мы  будем  делать?  Я  хотел  бы
перекусить,  но  думаю,  что  лучше   уйти   отсюда.   Этот   разговор   о
принюхивающихся всадниках с невидимыми лицами мне не нравится.
     - Да, я тоже считаю, что отсюда нужно уходить, - сказал Фродо,  -  но
не по дороге, на тот случай, если всадник вернется или за ним едет другой.
Нам придется сегодня совершить немалый переход. Бакленд все еще во  многих
милях.
     Когда они вновь двинулись в путь, длинные тени деревьев уже лежали на
траве. Теперь они шли по каменной  гряде  слева  от  дороги  и,  как  было
возможно, прятались от случайного наблюдателя. Но  это  мешало  им.  Трава
была густой, почва - неровной и кочковатой, а деревья в рощах  становились
все толще.
     Солнце за их спинами покраснело над  холмами,  и  приблизился  вечер,
прежде чем они вновь вышли  на  дорогу  в  конце  длинной  ровной  полосы,
тянувшейся на несколько миль. В этом  месте  дорога  отклонялась  влево  и
опускалась в равнины Джейла, извиваясь, проходила через лес древних  дубов
по направлению к востоку.
     - Вот наша дорога, - сказал Фродо.
     Вскоре после выхода на дорогу  они  подошли  к  огромному  древесному
стволу. Дерево было еще живо, и на маленьких ветвях, выросших  из  ствола,
зеленели листья. Но в стволе было дупло, в которое вела  широкая  щель,  с
противоположной стороны от дороги. Хоббиты вошли в дупло  и  сели  там  на
слой опавших листьев и  полусгнившего  дерева.  Они  отдохнули  и  немного
поели, тихонько разговаривая и время от времени прислушиваясь.
     Уже спустились сумерки, когда они вновь выбрались на дорогу. Западный
ветер шумел в ветвях, листья шелестели. Скоро стало  быстро  темнеть.  Над
деревьями на темнеющей восточной части небосклона взошла  звезда.  Хоббиты
шли в ногу рядом друг с другом, чтобы сохранить бодрость. Спустя некоторое
время, когда на небе появилось много звезд, беспокойство  оставило  их,  и
они больше не прислушивались к стуку копыт. Они начали негромко  напевать,
как  это  делают  все  хоббиты  во  время  ходьбы,  особенно   когда   они
приближаются к месту ночлега. Большинство хоббитов в  это  время  напевают
песни ужина и песни сна, но эти пели песню ходьбы.  Слова  сочинил  Бильбо
Торбинс, а мотив был стар, как холмы.  Бильбо  научил  этой  песне  Фродо,
когда они бродили по полям и лесам Удела и  разговаривали  о  приключении.
Слова такие:

                   Еще не выстыл сонный дом,
                   Еще камин пылает в нем,
                   А мы торопимся уйти
                   И, может, встретим на пути

                   Невиданные никогда
                   Селенья, горы, города.
                   Пусть травы дремлют до утра -
                   Нам на рассвете в путь пора!
                   Зовут на отдых вечера -
                   Не зазовут: не та пора!

                   Поляна, холм, усадьба, сад
                   Безмолвно ускользнут назад:
                   Нам только б на часок прилечь,
                   И дальше в путь, до новых встреч!

                   Быть может, нас в походе ждет
                   Подземный путь, волшебный взлет -
                   Сегодня мимо мы пройдем,
                   Но завтра снова их найдем,
                   Чтоб облететь весь мир земной
                   Вдогон за солнцем и луной!

                   Наш дом уснул, но мир не ждет -
                   Зовет дорога нас вперед:
                   Пока не выцвела луна,
                   Нам тьма ночная не страшна!

                   Но мир уснул, и ждет нас дом,
                   Вернемся и камин зажжем:
                   Туман и мгла, и мрак, и ночь
                   Уходят прочь, уходят прочь!..
                   Светло, и ужин на столе -
                   Заслуженный уют в тепле.

     И кончилась песня.
     - Приют в дупле! Приют в дупле! - переиначил Пин.
     - Тш! - сказал Фродо. - Кажется, я опять слышу стук копыт.
     Они  резко  остановились  и  тихо  стояли  прислушиваясь.  На  дороге
послышался  стук  копыт,  доносившийся  откуда-то  сзади.  Он  приближался
медленно, но был слышен вполне отчетливо. Они быстро  отошли  с  дороги  и
отбежали в густую тень дубов.
     - Не уходите слишком далеко! -  прошептал  Фродо.  -  Нас  не  должны
видеть, но я хочу знать, кто это. Может, другой Черный Всадник.
     - Хорошо! - сказал Пин. - Но не забудь о принюхивании.
     Звук копыт стал ближе.  У  хоббитов  не  было  времени  искать  более
подходящее убежище, чем тень деревьев: Сэм  и  Пин  съежились  за  большим
деревом, а Фродо ближе подполз к дороге на несколько ярдом  ближе.  Дорога
была едва видна во тьме - бледная  серая  полоса  среди  деревьев.  Звезды
густо усеяли небосвод, но луны не было.
     Звук копыт прекратился. Присмотревшись, Фродо увидел какое-то  темное
пятно, пересекавшее светлое белое полотно дороги между двумя деревьями,  а
затем остановившееся. Тень остановилась у того места, где они  свернули  с
дороги, и начала раскачиваться из стороны в сторону. Послышались фыркающие
звуки. Тень наклонилась и начала подкрадываться.
     Вновь желание надеть Кольцо охватило Фродо:  на  этот  раз  оно  было
сильней, чем раньше. Не успев сообразить, что он делает, он  почувствовал,
что его рука опустилась  в  карман.  Но  в  этот  момент  донеслись  звуки
напоминавшие сдержанный смех и пение. Чистые голоса звучали в  пронизанном
светом воздухе. Черная тень выпрямилась и  отступила.  Она  взобралась  на
черную лошадь и исчезла во тьме Фродо перевел дыхание.
     - Эльфы! - хриплым шепотом воскликнул Сэм. - Эльфы, сэр!
     Он пробил бы дерево и устремился бы за незнакомцем, если  бы  его  не
удержали за одежду.
     - Да, это эльфы, - сказал Фродо.  -  Их  изредка  можно  встретить  в
Вуди-Энде. Они не живут в Уделе, но проходят через него весной  и  осенью,
когда уходят из своей земли за башенными холмами. Я им благодарен за  это!
Вы не видели, но Черный Всадник остановился и  начал  подбираться  к  нам,
когда зазвучала их песня. Услышав голоса, он ушел.
     - А можно взглянуть на эльфов? - спросил Сэм,  слишком  возбужденный,
чтобы беспокоиться о каком-то всаднике.
     - Слушай! Они приближаются,  -  сказал  Фродо.  -  Нам  нужно  только
подождать.
     Пение звучало ближе. Над всеми поднимался один чистый голос.  Он  пел
песню на волшебном языке эльфов. Фродо лишь  немного  знал  этот  язык,  а
остальные не понимали ничего. Но мелодия,  казалось,  напевала  их  слова,
смутно понятные. Вот эта песня, как ее услышал Фродо:

                   Зарница всенощной зари
                   За дальними морями,
                   Надеждой вечною гори
                   Над нашими горами!

                   О Элберет! Гилтониэль!
                   Надежды свет далекий!
                   От наших сумрачных земель
                   Поклон тебе глубокий!

                   Ты злую мглу превозмогла
                   На черном небосклоне
                   И звезды ясные зажгла
                   В своей ночной короне.

                   Гилтониэль! О Элберет!
                   Сиянье в синем храме!
                   Мы помним твой предвечный свет
                   За дальними морями!

     - Это высокие  эльфы!  Они  пронесли  имя  Элберет!  -  воскликнул  в
изумлении Фродо. - Редко приходилось встречать этот далекий народ в Уделе.
Их мало осталось в Средиземье, к востоку от  великого  моря.  Удивительный
случай!
     Хоббиты сидели в тени у  дороги.  Эльфы  спускались  вдоль  дороги  в
долину. Они проходили медленно, и хоббиты видели звездный свет, блестевший
на их волосах и в глазах. У эльфов не было с собой огней, но от них падало
какое-то слабое сияние, похожее на лунный свет. Теперь они молчали и когда
они прошли, последний эльф повернулся, взглянул на хоббитов и засмеялся.
     - Привет, Фродо! - воскликнул он. - Как поздно вы гуляете.  А  может,
вы заблудились? - Он позвал остальных, и все эльфы остановились  и  начали
разглядывать хоббитов.
     - Удивительно! - говорили они. - Три хоббита в лесу ночью! Со  времен
ухода Бильбо мы не видели ничего подобного. Что бы это значило?
     - Это значит, волшебный народ, - ответил Фродо, - что мы идем тем  же
путем, что и вы. Я люблю бродить при свете  звезд.  Мы  приветствуем  ваше
общество.
     - Никакое общество нам не нужно, а хоббиты такие глупые,  -  смеялись
эльфы. - И откуда вы знаете, что мы идем тем же путем, что и вы?  Ведь  вы
не знаете, куда мы идем.
     - А откуда вы знаете, как меня зовут? - В свою очередь спросил Фродо.
     - Мы многое знаем, - отвечали они. - Мы часто  видели  вас  вместе  с
Бильбо, хотя вы и не замечали, может быть, нас.
     - Кто вы и кто ваш вождь? - спросил Фродо.
     - Я Гилдор, - ответил их предводитель, тот самый эльф, который первым
приветствовал Фродо. - Гилдор Ингларион из дома Финрода. Большинство наших
родичей давно уже ушло, а мы только сейчас тронулись к Великому  Морю.  Но
некоторые наши родичи все еще живут в Уделе в Ривенделле. А теперь, Фродо,
расскажите нам, что вы тут делаете. Потому что мы видим,  что  вы  чего-то
боитесь.
     - О, мудрый народ! - прервал говорившего  Пин.  -  Расскажите  нам  о
Черных Всадниках.
     -  Черные  Всадники?  -  переспросили  они  шепотом.  -   Почему   вы
спрашиваете о Черных Всадниках?
     - Потому что два Черных Всадника догоняли нас сегодня.  А  может  это
был один и тот же, - сказал Пин. - Совсем недавно он проехал мимо.
     Эльфы ответили не сразу, а тихонько заговорили между собой  о  чем-то
на своем языке. Наконец Гилдор повернулся к хоббитам.
     - Не будем говорить о них здесь, - сказал он. - Мы думаем, вам  лучше
пойти сейчас с нами. Это не в нашем обычае, но мы  возьмем  вас  с  собой,
если хотите.
     - О, волшебный народ! Это превосходит мои надежды, - отвечал Пин. Сэм
лишился дара речи.
     - Благодарю вас, Гилдор Ингларион, - с поклоном сказал Фродо. -  Элия
сийла луммен оментиельво, звезда сияет в час нашей встречи, -  добавил  он
на языке высоких эльфов.
     - Осторожнее, друзья! - воскликнул Гилдор со смехом. - Не говорите  о
тайнах. Он знает древний язык. Бильбо был хорошим учителем.  Привет,  друг
эльфов! - сказал он, кланяясь Фродо. - Присоединяйтесь  к  нам  со  своими
друзьями. Вам лучше идти в  середине,  чтобы  не  заблудиться.  Вы  можете
устать до того, как мы остановимся.
     - Куда вы идете? - спросил Фродо.
     - Сегодня ночью мы идем в леса на  холмах  над  Вудхоллом.  Туда  еще
несколько миль, но в конце вы отдохнете, а завтра вам будет путь короче.
     Они шли в тишине,  как  тени,  потому  что  эльфы,  даже  лучше,  чем
хоббиты, умеют ходить беззвучно, если хотят. Пин вскоре  захотел  спать  и
запинался на ходу, но всякий раз высокий эльф подхватывал  его,  не  давая
упасть. Сэм шел рядом с Фродо, с полуиспуганными, полуудивленными глазами.
     Лес с обеих сторон становился чаще, деревья были моложе,  и  по  мере
того, как дорога спускалась в долину, появилось все больше кустов орешника
на склонах с обеих сторон. Наконец эльфы  свернули  в  сторону  от  тропы.
Справа открывалась почти незаметная зеленая аллея.  По  этой  извивающейся
аллее они дошли почти до вершины холма, стоявшего в  нижней  части  речной
долины. Неожиданно они вышли из тени  деревьев,  и  перед  ними  открылась
поросшая травой поляна, серая в ночи. С трех сторон деревья отступили,  но
на востоке  почва  круто  опускалась,  а  на  склоне  видны  были  вершины
деревьев. Внизу при свете звезд лежала тусклая и плоская  равнина.  Где-то
вдали мерцали огоньки поселка Вудхолл.
     Эльфы уселись на траву и тихонько заговорили друг с другом: казалось,
они не замечали хоббитов. Фродо и  его  товарищи  завернулись  в  плащи  и
одеяла, и ими  овладела  дремота.  Ночь  сгущалась  и  огоньки  в  поселке
погасли. Пин тотчас же уснул, положив голову на кочку.
     Высоко на востоке висел Риммират, а над  туманной  дымкой  поднимался
красный Бергил, как пылающий уголь. Затем ветерок унес туман, как занавес,
и на краю пояса поднялся сверкающий мечник  со  своим  сверкающим  поясом.
Эльфы запели. Под деревьями загорелся костер.
     - Идемте! - окликнули  эльфы  хоббитов.  -  Идемте!  Время  танцев  и
веселья!
     Пин сел и протер глаза. Он задрожал.
     - В зале огонь, еда для голодных гостей  готова,  -  сказал  стоявший
рядом эльф.
     С южной стороны был прямоугольник, похожий на зал.  С  обеих  сторон,
как колонны, возвышались  зеленоватые  стволы  деревьев,  посредине  горел
костер, а на столе сверкали серебром и золотом факелы. Эльфы сидели вокруг
костра на траве или на обломках деревьев. Несколько эльфов разносили еду и
питье.
     - Еда скромная, - сказали они хоббитам, - потому  что  мы  далеко  от
дома. Дома мы бы угостили для приема в честь дня рождения Фродо.
     Пин впоследствии с трудом мог  припомнить,  что  он  ел  и  пил:  ему
вспомнились лишь блики огня на лицах эльфов, звуки их голосов, прекрасных,
как во сне. Но ему вспоминался белый хлеб, фрукты, слаще чем из садов;  он
налил чашку ароматного напитка, прохладного, как из  источника,  золотого,
как летний полдень.
     Сэм впоследствии не мог описать и даже рассказать самому себе, что он
чувствовал в ту ночь, хотя она осталась в его памяти, как одно из  главных
событий в его жизни. Самое большое, что он мог сказать: "Ну, сэр, если  бы
я мог выращивать такие яблоки, я бы мог  назвать  себя  садовником.  А  их
пение проникло мне в сердце, как вы понимаете, что я хочу сказать."
     Фродо сидел, ел, пил и разговаривал с легким сердцем. Он  плохо  знал
язык эльфов, но все же внимательно слушал. Вновь и вновь заговаривал он  с
обслуживающими его эльфами и благодарил их на их  собственном  языке.  Они
улыбались ему, со смехом говорили: "Это бриллиант среди хоббитов!"
     Через некоторое время  Пин  уснул,  его  подняли  и  перенесли  через
деревья. Здесь его уложили на мягкую постель, и он проспал остальную часть
ночи. Сэм отказывался покинуть своего хозяина.  Сидя  рядом  с  Фродо,  он
наконец закрыл глаза. Фродо же долго не спал, разговаривая с Гилдором.
     Они говорили о многих вещах, старых и  новых,  и  Фродо  расспрашивал
Гилдора о событиях в  диких  землях  за  пределами  Удела.  Известия  были
печальными и зловещими: о сгущающейся  тьме,  о  войне  людей,  о  бегстве
эльфов. Наконец, Фродо задал волновавший его вопрос:
     - Скажите мне, Гилдор,  видели  ли  вы  Бильбо  после  его  ухода  из
Торбы-на-Круче?
     Гилдор улыбнулся.
     - Да, - ответил он. - Дважды. На этом самом месте он прощался с нами.
Но я видел его еще раз, далеко отсюда....
     Он больше ничего не сказал о Бильбо, и Фродо замолчал.
     - Ты не спрашиваешь меня о том, что касается  вас,  Фродо,  -  сказал
Гилдор. - Но я знаю немного и гораздо больше могу прочесть по вашему лицу.
Вы покидаете Удел, и сомневаетесь, найдете ли то, что ищете,  и  вернетесь
ли назад. Разве не так?
     - Так, - ответил Фродо, - но я думал,  что  мой  уход  -  это  тайна,
известная лишь Гэндальфу и верному Сэму.
     Он поглядел на Сэма, который тихонько посапывал.
     - Враг не узнает от нас этой тайны, - успокоил его Гилдор.
     - Враг? - повторил Фродо. - Значит вы знаете, почему я покидаю Удел?
     - Не знаю, по какой  причине  Враг  преследует  вас,  но  убежден,  -
ответил Гилдор, - что он преследует, хотя  это  кажется  мне  странным.  Я
должен предупредить вас, что опасность и  впереди  и  позади,  и  с  обеих
сторон.
     - Вы имеете в виду всадников? Боюсь, что они слуги Врага.  Кто  такие
на самом деле Черные Всадники?
     - Разве Гэндальф не говорил вам?
     - Нет.
     - Тогда и мне не надо говорить, иначе ужас помешает вам справиться  с
трудным путешествием. Мне кажется, что вы ушли вовремя, если не  опоздали.
Теперь вы должны торопиться и не поворачивать назад. Удел больше не защита
для вас.
     - Не могу представить себе рассказ более ужасный, чем ваши  намеки  и
предупреждения! - воскликнул Фродо. -  Я  знаю,  конечно,  что  меня  ждет
опасность, но я не ожидал встретить ее в Уделе. Неужели хоббит  не  сможет
спокойно пройти от воды к реке?
     - Но вы не в своем собственном мире, - сказал Гилдор.  -  Хоббиты  не
всегда жили в нем. Другие здесь будут жить, когда не станет хоббитов.  Мир
широк вокруг вас.
     - Я знаю, но Удел всегда казался таким безопасным и спокойным. Что же
мне теперь делать? Я хотел тайно оставить Удел и направиться в  Ривенделл,
но меня выследили еще до того, как я достиг Бакленда.
     - Думаю, что вы должны продолжать осуществлять  ваш  план,  -  сказал
Гилдор. - Вряд ли дорога окажется слишком трудной для вас. Но если  хотите
получить более ясный совет, спросите Гэндальфа. Я не знаю  причины  вашего
побега и поэтому  не  могу  сказать,  какие  меры  используют  против  вас
преследователи. Это должен знать Гэндальф. Вероятно, вы  еще  увидите  его
перед тем, как покинуть Удел.
     - Надеюсь. Но это  другое  обстоятельство,  которое  заставляет  меня
беспокоиться. Я ожидал Гэндальфа  много  дней.  Он  должен  был  прийти  в
Хоббитон не позже двух ночей назад, но он не появился. И вот я думаю,  что
же случилось. Должен ли я его ждать?
     Гилдор немного помолчал.
     - Мне это не нравится, - сказал он наконец. -  То,  что  Гэндальф  не
пришел, не предвещает ничего хорошего. Но сказано: не  вмешивайся  в  дела
магов, ибо они коварны и легко  раздражаются.  Выбор  должны  сделать  вы:
оставаться и ждать, или идти.
     - Сказано также, - ответил Фродо, - не проси совета у эльфов, ибо они
не скажут ни да, ни нет.
     - Неужели? - рассмеялся  Гилдор.  -  Эльфы  редко  дают  неосторожные
советы: совет - это опасный подарок, даже совет мудрейшего из  мудрых.  Но
вы не рассказали мне ничего о себе, как же я могу сделать  выбор  за  вас?
Если вы действительно хотите совета, я ради дружбы дам вам его. Думаю,  вы
должны выступить немедленно, без промедлений. И если Гэндальф не  появится
до вашего ухода, советую:  не  уходите  один.  Возьмите  с  собой  друзей,
которым верите и  которые  добровольно  пойдут  с  вами.  Вы  должны  быть
благодарны, я неохотно даю советы. У эльфов свои законы и свои печали, они
мало интересуются делами хоббитов или каких-либо других созданий в мире. И
наши дороги редко пересекаются. Может быть, наша встреча  здесь  не  более
как случайность: цель ее мне не ясна, и я опасаюсь говорить больше.
     - Я глубоко благодарен, - сказал Фродо, - но я хотел бы, чтобы вы мне
рассказали о Черных Всадниках. Если я последую вашему совету, я могу долго
не увидеть Гэндальфа, а я должен знать, о чем следует беспокоиться,  какая
опасность меня преследует.
     - Разве не достаточно знать, что они слуги Врага? - ответил Гилдор. -
Опасайтесь их! Не  разговаривайте  с  ними!  Они  смертоносны.  Больше  не
спрашивайте  меня.  Но  сердце  мне  подсказывает,  что  прежде,  чем  все
кончится, вы, Фродо, сын Дрого, будете  знать  об  этих  гадких  созданиях
больше Гилдора Инглариона. Да защитит вас Элберет!
     - Но где найти мне храбрость? - спросил Фродо.  -  Именно  она  нужна
мне.
     - Храбрость можно найти позже, - сказал Гилдор. - Не теряйте надежды!
А теперь усните. Утром мы уйдем, но мы пошлем сообщение по лесам. Бродячие
группы будут знать о вашем путешествии, и те, кого  мы  называем  друзьями
эльфов, позаботятся о вас. И пусть звезды сияют над вашей  головой!  Редко
приходилось нам встречать таких добрых друзей. И так  приятно  слышать  из
уст еще одного существа звуки древнего языка.
     Фродо чувствовал, что засыпает еще до того, как Гилдор закончил  свою
речь.
     - Сейчас усну, - сказал он, и эльф отвел его туда же,  где  уже  спал
Пин. Фродо лег и погрузился в сон без сновидений.

                           4. ПРЯМОЙ ПУТЬ К ГРИБАМ

     Утром  Фродо  проснулся   отдохнувшим.   Он   лежал   в   углублении,
образованном корнями дерева, ветви которого опускались над ним чуть ли  не
до земли. Постель его из папоротника и травы  была  мягкой  и  удивительно
ароматной. Солнце пробивалось сквозь листву, все еще  зеленой,  на  нижних
ветвях. Фродо вскочил на ноги.
     Сэм сидел на траве у края леса. Пин стоял, изучая небо и  погоду.  Ни
следа эльфов.
     - Они оставили нам хлеба, фруктов и напиток, - сказал Пин.  -  Иди  и
позавтракай. Хлеб такой же вкусный, как и ночью. Я не  хотел  ничего  тебе
оставлять, но Сэм настоял.
     Фродо сел рядом с Сэмом и начал есть.
     - Что у нас на сегодня? - спросил Пин.
     - Как можно быстрее идем в Баклбери, - ответил Фродо и  обратил  свое
внимание на еду.
     - Как ты думаешь, увидим мы этих всадников? - весело спросил Пин. При
свете утреннего солнца перспектива встречи с целым  войском  всадников  не
пугала его.
     -  Да,  вероятно,  -  ответил  Фродо,  которому  не  понравилось  это
воспоминание. - Но я надеюсь пересечь речку, чтобы они нас не видели.
     - Ты узнал о них что-нибудь от Гилдора?
     - Немного - одни намеки и загадки, - уклончиво ответил Фродо.
     - А ты спрашивал о приключении?
     - Мы об этом не говорили, - признался Фродо с набитым ртом.
     - Надо было. Я уверен, это очень важно.
     - Я думаю, что Гилдор отказался бы объяснить, - резко сказал Фродо. -
А теперь, оставь меня хоть ненадолго в покое. Я не могу отвечать  на  гору
вопросов во время еды. Я должен подумать!
     - О, небо! - воскликнул Пин. - Думать за завтраком! - И он  отошел  к
опушке.
     Из сознания Фродо яркое утро, - "предательски яркое" - подумал он, не
изгнало страха перед преследованием. Он обдумывал слова Гилдора.  До  него
доносился веселый голос Пина, который что-то напевал.
     - Нет, не могу! - сказал себе Фродо. - Одно дело взять с собой  юного
друга на прогулку по Уделу. Здесь, когда проголодаешься и  устанешь,  тебя
поджидают еда и мягкая постель. Но совсем другое - взять его в побег,  где
никто не позаботится о голодном и усталом. Это мой  жребий.  Я  не  должен
брать с собой даже Сэма. - Он взглянул на Сэма Скромби  и  обнаружил,  что
тот внимательно смотрит на него.
     - Ну, Сэм! - сказал он. - Как ты? Я оставляю Удел как можно  быстрее.
И одного дня не могу ждать Гэндальфа.
     - Очень хорошо, сэр!
     - Ты все еще хочешь отправиться со мной.
     - Да.
     - Поход будет опасен, Сэм, очень опасен. Возможно, никто  из  нас  не
вернется.
     - Если вы не вернетесь, сэр, то и я, конечно, не  вернусь,  -  сказал
Сэм. - "Не оставляйте его" - сказали они мне. - "Оставить его?  -  ответил
я. - И не собираюсь. Я пойду с ним, даже если он взберется на Луну. И если
эти Черные Всадники попытаются остановить его,  они  будут  иметь  дело  с
Сэмом Скромби", - так я сказал. А они рассмеялись.
     - Кто это они? О ком ты говоришь?
     - Эльфы, сэр. Мы немного поговорили ночью. Они, по видимому, знают  о
нашем уходе, поэтому я не стал отрицать. Удивительный  народ  эльфы,  сэр!
Удивительный!
     - Да, - ответил Фродо. - Теперь, когда мы взглянули на  них  поближе,
они теперь по прежнему тебе нравятся?
     - Они, так сказать, выше моей любви или, - медленно ответил Сэм. - Не
имеет значения, что я о них думаю. Они совсем не такие, как  я  ожидал,  -
старые и молодые, веселые и печальные.
     Фродо  удивленно  посмотрел   на   Сэма,   желая   выяснить   причину
происходящей в нем странной перемены. Голос его не был похож  на  знакомый
ему голос Сэма Скромби. Но сидевший перед  ним  хоббит  был  тот  же  Сэм,
только с необыкновенно задумчивым лицом.
     - Ты и сейчас хочешь оставить  Удел  -  сейчас,  когда  твое  желание
увидеть эльфов исполнилось?
     - Да, сэр. Не знаю, как это объяснить, но после ночи  во  мне  что-то
изменилось... Как будто я поглядел вперед. Я знаю, что нам предстоит очень
долгая дорога во тьме: но я знаю, что я не смогу повернуть назад. Дело  не
в том, что я хочу увидеть эльфов, или драконов, или горы. Я в сущности  не
знаю, чего я хочу. Но я  должен  что-то  совершить,  и  это  что-то  лежит
впереди, не в Уделе.  Я  должен  пройти  через  это,  сэр,  если  вы  меня
понимаете.
     - Не совсем. Но я понял, что Гэндальф выбрал мне хорошего товарища. Я
доволен. Мы пойдем вместе.
     Фродо в молчании закончил свой завтрак. Затем, встав и  посмотрев  на
дорогу, подозвал к себе Пина.
     - Все готово к выходу? - спросил он, когда подбежал Пин. - Мы  должны
выступить немедленно. Мы слишком долго спали, а идти еще несколько миль.
     - Ты спал слишком долго, - поправил Пин. - Я уже давно  встал,  и  мы
ждем, когда ты кончишь есть и думать.
     - Я уже кончил. Я  намерен  добраться  до  Баклбери-Ферри  как  можно
быстрее. Мы не пойдем по дороге, как вчера. Пойдем напрямик.
     - Тогда нам придется лететь, - сказал Пин. - Напрямик тут  невозможно
пройти пешком.
     - И все же мы можем пройти более коротким путем,  чем  по  дороге,  -
ответил Фродо. - Ферри восточнее Вудхолла, но дорога  изгибается  влево  -
вон там, к северу, можно видеть ее поворот.  Она  огибает  северный  конец
Мариша и выходит на мощеную дорогу, ведущую к мосту у  стока.  Но  это  на
несколько миль удлиняет путь. Мы на четверть  сократим  его,  если  пойдем
Ферри отсюда по прямой.
     - "Прямой путь вызывает большую задержку", - заметил Пин. - Местность
здесь неровная, много болот и других препятствий. Я знаю эту местность.  И
если ты беспокоишься из-за  Черных  Всадников,  то  думаю,  все  же  лучше
встретится с ними на дороге, чем в лесу или в поле.
     - В лесу или в поле труднее будет найти нас, -  ответил  Фродо.  -  И
если тебя однажды увидели на дороге, то и в  дальнейшем  будут  искать  на
ней.
     - Хорошо, - сказал Пин. - Я последую в любое болото за тобой, в любую
яму. Но будет трудно! Я надеялся до заката добраться до "Зеленого насеста"
в Стоке. Там подают лучшее в восточном Уделе  пиво,  давненько  я  его  не
пробовал.
     - Тем более! - сказал Фродо. - Короткий путь  может  вызвать  большую
задержку, но еще большую вызовет  гостиница.  Любой  ценой  мы  должны  не
пустить тебя в "Зеленый насест". Нам нужно быть в Баклбери до темноты. Что
скажешь, Сэм?
     - Я иду с вами, мастер Фродо, - сказал Сэм (несмотря на свое глубокое
сожаление о лучшем в восточном Уделе пиве).
     -  Тогда,  если  уж  нам  суждено  тащится  через  болота  и  колючий
кустарник, идемте поскорее! - заторопил Пин.
     Было почти так же  жарко,  как  накануне,  но  с  запада  надвигались
облака. Как будто собирался дождь. Хоббиты сошли на  обочину  и  двинулись
через густой лес. Они собирались оставить Вудхолл слева от себя,  пересечь
лес, росший на восточном склоне холма, и выйти на равнину. Тогда они могли
двинуться по открытой местности прямо к Ферри: им пришлось  бы  преодолеть
лишь несколько канав и изгородей. Фродо считал, что  им  нужно  пройти  по
прямой восемнадцать миль.
     Вскоре он обнаружил, что лес гораздо чаще и запутаннее, чем  казался.
Тропок в подлеске не было, и они продвигались медленно. Добравшись до  дна
лощины, они увидели ручей сбегавший с холма в глубоком болотистом  ложе  с
крутыми скользкими берегами, поросшими ежевикой. Ручей пересекал их  путь.
Они не могли перепрыгнуть через него, а идти вброд  означало  намокнуть  и
вымазаться в грязи. Они остановились и призадумались, что же делать.
     - Первое препятствие! - с улыбкой сказал Пин.
     Сэм Скромби оглянулся. Сквозь промежутки деревьев  он  видел  верхний
край склона, по которому они спустились.
     - Смотрите! - сказал он, схватив Фродо за руку.
     Они все взглянули туда и высоко над собой на фоне неба увидели фигуру
лошади. Рядом с ней находился Черный Всадник.
     Они тут же отказались от мысли о возвращении. Фродо, шедший  впереди,
быстро нырнул под перекрытие густых кустов на берегу ручья.
     - Фью! - сказал он Пину. -  Мы  правы  оба.  Короткий  путь  оказался
длинным, но зато мы укрылись вовремя. У тебя чуткие уши, Сэм:  не  слышишь
ли ты чего-либо подозрительного?
     Они постояли тихо, задерживая  дыхание  и  прислушиваясь,  но  звуков
преследования не было слышно.
     - Не думаю, чтобы он смог спуститься на, -  предположил  Сэм.  -  Но,
наверное, он знает, что мы тут. Нам лучше уйти.
     Идти было нелегко. Ветви  деревьев  и  кустарников  цеплялись  за  их
мешки. Склон защищал их от ветра, и воздух в углублении был  неподвижен  и
душен. Когда наконец они пробились на более открытое место, они  вспотели,
устали и покрылись царапинами: к тому же они не были уверены  в  избранном
направлении пути. Склоны лощин стали более  крутыми,  ручей  достиг  более
ровной местности, он стал шире и глубже.
     - Так это же ручей Сток! - сказал Пин. - Если мы хотим придерживаться
нашего курса, нам все равно нужно через него перебраться.
     Они вброд перешли ручей и  торопливо  пошли  по  открытому  безлесому
пространству, лишь кое-где покрытому кустарником.  За  этим  пространством
вновь шел лес, большей частью дубовый,  лишь  изредка  попадались  вязы  и
ясень. Местность была ровной, подлеска почти нигде  не  было,  но  деревья
были большие и поэтому закрывали видимость. Над путниками шелестели листья
от внезапных порывов ветра, изредка с облачного неба начинал  идти  дождь.
Потом ветер стих, а дождь усилился. Хоббиты шли как могли быстрее по траве
и  толстому  слою  опавшей  листвы,  а  дождь  продолжал  идти.   Они   не
разговаривали и время от времени оглядывались назад.
     Через полчаса Пин сказал:
     - Надеюсь, мы не слишком свернули к югу и не  идем  вдоль  леса.  Эта
полоса деревьев не широка - не больше мили в ширину, и  сейчас  мы  должны
были бы уже пройти ее.
     - Плохо, если мы идем кругами, - сказал Фродо. - Это не приблизит нас
к цели. Нужно проверить направление!  К  тому  же  я  не  хочу  неожиданно
очутиться на открытой местности.
     Они прошли еще несколько миль. Вновь сквозь облака выглянуло  солнце,
дождь уже кончился. Была уже середина дня, и хоббиты чувствовали, что пора
подкрепиться. Они остановились  под  большим  вязом:  листва  его  хоть  и
пожелтела, но вся сохранилась, а почва была сухой. Разворачивая сверток  с
едой, они обнаружили, что  эльфы  наполнили  их  бутыли  бледно-золотистым
напитком. У напитка был медовый запах, и  он  удивительно  освежал.  Очень
быстро хоббиты начали смеяться и издеваться над дождем и Черным Всадником.
Они чувствовали, что скоро оставят позади последние несколько миль.
     Фродо прислонился спиной к стволу и закрыл глаза. Сэм  и  Пин  начали
негромко напевать:

                   А ну - развею тишину,
                   Спою, как пели в старину,
                   Пусть ветер воет на луну
                   И меркнет небосвод.

                   Пусть ветер воет, ливень льет,
                   Я все равно пойду вперед,
                   А чтоб укрыться от невзгод,
                   Во флягу загляну.

     - А ну! Во флягу загляну! - запели они громче. И внезапно  замолчали.
Фродо вскочил на ноги. Ветер донес до них долгий низкий  вой,  похожий  на
крик какого-то злобного одинокого существа. Вопль  поднялся,  опустился  и
закончился  резкой  высокой  нотой.  И  когда  они  стояли   ошеломленные,
онемевшие, в ответ послышался другой крик, более слабый и далекий,  но  не
менее леденящий в жилах кровь. Затем наступила  тишина,  прерываемая  лишь
звуками ветра в листве.
     - Что это было? - спросил наконец Пин, стараясь говорить спокойно, но
слегка дрожа. - Если птица, то я таких никогда не слышал в Уделе.
     - Это не птица и не зверь, - сказал Фродо, - это зов  или  сигнал,  в
этом крике были слова, хотя я и не смог их  разобрать.  Но  это  не  голос
хоббита.
     Больше они об этом не говорили. Все подумали о  Всадниках,  но  вслух
этого не сказали. Им очень не хотелось выходить из укрытия,  но  рано  или
поздно все равно придется пересечь открытую местность, и  это  даже  лучше
сделать пораньше при дневном свете. Они быстро подняли мешки и двинулись в
путь.
     Вскоре лес оборвался. Перед  ними  расстилалась  широкая  травянистая
равнина. И теперь они увидели, что на самом деле слишком повернули на  юг.
Вдали,  за  рекой,  были  видны  низкие  холмы  Баклбери,  но  теперь  они
находились слева. Осторожно выйдя из-под покрова деревьев, они  как  можно
быстрей двинулись через открытое пространство.
     Вначале, оказавшись вне леса, они почувствовали испуг. Далеко  позади
видна была возвышенность, на которой они завтракали. Фродо ожидал  увидеть
там на фоне неба фигуру всадника,  но  ничего  не  было  видно...  Солнце,
раньше скрывавшееся за облаками, теперь вновь ярко  сияло.  Страх  оставил
их,  хотя  они  все  еще  чувствовали  какое-то  беспокойство.   Местность
постепенно становилась все более обработанной и ухоженной. Вскоре начались
поля и луга, видны были живые  изгороди  калитки,  дренажные  канавы.  Все
казалось спокойным и мирным, как в обычном уголке Удела.  С  каждым  шагом
настроение  спутников  улучшалось.  Река  становилась  все  ближе:  Черные
Всадники стали, казалось привидениями, оставшимися в лесу.
     Хоббиты миновали большое поле репы и подошли к  прочной  калитке.  За
нею дорога  с  колеей  между  низкими  живыми  изгородями  устремлялась  к
отдельной группе деревьев. Пин остановился.
     - Я знаю это поле и эту калитку! - сказал он. - Это Бэмфарлонг, земля
старого Бирюка. Там, за деревьями, его ферма.
     - Одна беда за другой! - сказал Фродо, выглядевший таким  испуганным,
как будто Пин объявил,  что  дорога  ведет  к  логову  дракона.  Остальные
удивленно посмотрели на него.
     - А что плохого в старом Бирюке? - поинтересовался Пин. -  Он  добрый
друг всех Брендизайков.  Конечно,  он  гроза  всех  браконьеров  и  держит
свирепых собак, но в  конце  концов  граница  здесь  близко  и  приходится
постоянно быть начеку.
     - Я знаю, - сказал Фродо. - Но все же,  -  добавил  он  со  смущенным
смехом, - я боюсь его и его собак. Много лет я избегал его и его ферму. Он
несколько раз заставал меня за сбором грибов на его земле, когда я был еще
молод и жил в Бренди-холле. В последний раз он побил меня, а потом схватил
и показал своим собакам. "Эй, звери, - сказал он им,  -  когда  этот  юный
шалопай в следующий раз поставит ногу на мою  землю  можете  откусить  ее.
Теперь гоните его!" И они гнали меня до самого Ферри.  Никогда  я  так  не
боялся: хотя должен сказать, что собаки свое дело знают и не тронули меня.
     Пин засмеялся.
     - Что ж, время покончить с этим. Особенно, если ты вновь  собираешься
поселиться в Бакленде. Старый Бирюк отличный парень -  если  оставить  его
грибы в покое. Пойдем по дороге, тогда мы не будем похожи на  браконьеров.
Если мы его встретим, я сам поведу разговор. Бирюк - приятель Мерри,  и  я
несколько раз бывал с ним здесь.
     Они пошли по дороге, пока не  увидели  за  первыми  деревьями  крытую
тростником крышу дома. Бирюки, как и Длинноноги из Стока и как большинство
жителей Мариша, обитали в домах: ферма Бирюка была построена из кирпича  и
обнесена высокой стеной. Дорога оканчивалась  перед  большими  деревянными
воротами в стене.
     Когда они  подошли  ближе,  раздался  громкий  лай,  и  низкий  голос
прокричал:
     - Гринг, Фэнг, Вулф! Вперед!
     Фродо и Сэм замерли,  но  Пин  прошел  еще  несколько  шагов.  Ворота
открылись и оттуда вылетели три огромных пса и с яростным лаем устремились
к путешественникам. Они не обратили внимания на Пина: две собаки  окружили
Сэма и подозрительно следили за ним, а третья, самая  большая  и  сильная,
подбежала к Фродо и рычала при каждом его движении.
     В воротах показался  полный  приземистый  хоббит  с  круглым  румяным
лицом.
     - Привет! Привет! Кто вы и что вам нужно? - спросил он.
     - Добрый день, мастер Бирюк! - сказал Пин.
     Фермер внимательно взглянул на него.
     - Ну, да это мастер Пин - мастер Перегрин Крол  хотел  я  сказать!  -
воскликнул он, меняя хмурое выражение лица на улыбку. - Давно я вас  здесь
не видел. Ваше счастье, что я вас знаю. Я  уже  решил  спустить  собак  на
незнакомцев. Сегодня тут происходили  странные  вещи.  Конечно,  и  раньше
странные существа проходили мимо нас. Слишком близко река,  -  сказал  он,
качая головой. - Но этот парень был самым странным, я  таких  не  видывал.
Второй раз он не пройдет по моим землям, если я смогу остановить его.
     - А что это за парень? - спросил Пин.
     - Разве вы его не видели? - удивился фермер.  -  Он  недавно  свернул
сюда с дороги. Необычно одет и задавал необычные вопросы. Но,  может,  вам
лучше зайти, и мы обсудим новости в более удобной обстановке?  Я  поставлю
добрый эль, если вы и ваши друзья не откажетесь, мастер Крол.
     Было ясно, что фермер  скажет  им  больше,  если  позволить  ему  это
сделать по своему, поэтому они приняли приглашение.
     - А как же собаки? - с беспокойством поинтересовался Фродо.
     Фермер засмеялся:
     - Они не тронут вас - пока я не прикажу им. Сюда Гринг! Фэнг! К ноге!
- крикнул он. - К ноге, Вулф!
     К облегчению Фродо и Сэма, собаки отошли и перестали обращать на  них
внимание.
     Пин представил их фермеру.
     - Мастер Фродо Торбинс! - сказал он. - Может вы не помните, но раньше
он жил в Бренди-холле.
     При имени Торбинса фермер вздрогнул и бросил на Фродо быстрый взгляд.
На миг Фродо подумал, что фермер вспомнил об украденных  грибах  и  сейчас
отдаст приказ собакам. Но фермер Бирюк протянул ему руку.
     - Ну, разве это не странно? - воскликнул он.  -  Неужели  это  мастер
Торбинс? Входите! Нам нужно поговорить.
     Они отправились на кухню  и  сели  у  очага.  Миссис  Бирюк  принесла
большой кувшин пива и наполнила четыре большие кружки. Пиво было отличным,
и Пин решил, что компенсировал упущенную  возможность  навестить  "Зеленый
насест". Сэм подозрительно отхлебнул немного.  У  него  было  прирожденное
недоверие к обитателям других частей Удела: к тому же он не был расположен
сейчас по-дружески относится к тому, кто бил его хозяина, хотя это и  было
давно.
     После нескольких замечаний о погоде и видах на урожай  (которые  были
не хуже, чем обычно) фермер Бирюк поставил кружку и  оглядел  их  всех  по
очереди.
     - Ну, мастер Перегрин, - сказал он, -  откуда  же  вы  идете  и  куда
направляетесь? Вы пришли навестить меня? В таком случае  вы  пришли  через
ворота незамеченными.
     - Нет, - ответил Пин, - по правде говоря, мы пришли с другого  конца,
мы прошли через ваши поля. Но это произошло  случайно.  Мы  заблудились  в
лесу у Вудхолла, стараясь поскорее добраться до Ферри.
     - Если вы торопились, то лучше было идти по Стоку, - сказал фермер. -
Но меня это не беспокоит. Можете ходить по моей земле, если хотите, мастер
Перегрин. И вы, мастер Торбинс, даже если вы по-прежнему любите  грибы.  -
Он засмеялся. - Да, я узнаю вас. Я помню то  время,  когда  молодой  Фродо
Торбинс был одним из худших юных хулиганов  Бакленда.  Но  я  думаю  не  о
грибах. Я слышал имя Торбинса незадолго до вашего прихода. Как вы думаете,
о чем расспрашивал меня тот странный незнакомец.
     Они с беспокойством ждали продолжения.
     -  Ну,  -  продолжал  фермер,  медленно  приближаясь  к  цели  своего
рассказа, - он подъехал на большой черной лошади к  воротам,  которые  как
раз были открыты, и подъехал прямо к моей двери. Сам весь черный, в  плаще
с капюшоном, как если бы не хотел, чтобы его  узнали.  "Что  ему  нужно  в
Уделе?" - подумал я. Мы здесь, у границ часто видим высокий  народ,  но  я
никогда не слышал о таких, как этот черный незнакомец.
     "Добрый вечер вам! - сказал я, подходя к нему.  -  Эта  дорога  ведет
только к моему дому,  и  если  вы  куда-то  направляетесь,  то  вам  лучше
повернуть назад." Мне он не понравился: подошел Гринг, принюхался и взвыл,
будто его ударили. Он  опустил  свой  хвост  и  с  визгом  убежал.  Черный
незнакомец продолжал спокойно сидеть на лошади.
     "Я пришел оттуда, -  сказал  он  медленно  и  как-то  затруднительно,
указывая на запад, на мои поля, если вы заметили. - Вы видели Торбинса?  -
спросил он странным тоном и наклонился ко мне. Я не видел  его  лица,  так
как его  капюшон  опустился  слишком  низко:  я  почувствовал,  как  дрожь
пробежала у меня по спине. Но все же я не видел  причины,  по  какой  этот
всадник ездит по чужим полям.
     "Уезжайте! - сказал я ему. - Здесь нет Торбинсов. Вы не в  той  части
Удела. И вам лучше направиться в Хоббитон, и  на  этот  раз  поезжайте  по
дороге".
     "Торбинс ушел, - ответил он шепотом. - Он идет. Он недалеко.  Я  хочу
найти его. Если он пройдет мимо, вы скажете мне? Я вернусь с золотом."
     "Не нужно, - ответил я. - Отправляйтесь восвояси и побыстрее. Даю вам
минуту, потом спущу собак".
     Он издал звук, напоминающий свист. Может, это был смех,  а  может,  и
нет. Затем направил свою большую лошадь прямо на  меня,  и  я  едва  успел
отпрыгнуть. Я крикнул собак, но он повернул, проехал за ворота  и  подобно
молнии проскакал по дороге. Что вы об этом думаете?
     Фродо сидел, глядя на огонь. Единственной его  мыслью  было:  как  же
теперь добраться до Ферри?
     - Не знаю, что и подумать, - сказал он наконец.
     - Тогда я вам скажу, что я думаю, - заявил Бирюк.  Вам  не  следовало
связываться с жителями Хоббитона, мастер Фродо. Они  странные  хоббиты.  -
Сэм заерзал на своем стуле, недружелюбно глядя на фермера, - но вы  всегда
были безрассудны. Когда  я  услышал,  что  вы  оставляете  Брендизайков  и
переселяетесь к старому мастеру Бильбо, я тогда не сказал,  что  вы  ищете
беспокойства. Вспомните мои слова, это все произошло  из-за  странных  дел
мастера Бильбо. Говорят, что он получил свои деньги волшебным  способом  в
чужой  стране.  Может,  кто-то  охотится  за  золотом  и  драгоценностями,
которые, как я слышал, он закопал в своей норе в Хоббитоне.
     Фродо ничего не сказал: остроумная догадка фермера  была  не  так  уж
неверна.
     - Ну, мастер Фродо, - продолжал Бирюк, - я рад,  что  у  вас  хватило
разума вернуться в Бакленд. Вот вам мой  совет:  оставайтесь  здесь  и  не
связывайтесь с чужеземцами. У вас и тут найдутся друзья.  Если  кто-то  из
этих черных парней опять появится тут, он будет  иметь  дело  со  мной.  Я
скажу, что вы умерли или покинули Удел, - все, что вам угодно.  И,  может,
так оно и есть: ведь они, наверно, хотят узнать новости о  старом  мастере
Бильбо.
     - Может, вы и правы, - сказал Фродо, отводя взгляд от глаз фермера  и
глядя в огонь.
     Бирюк задумчиво посмотрел на него.
     - Что ж, я вижу, у вас есть свои планы, - сказал он. - Ясно, как  мой
нос, что не простая случайность привела сюда вас и всадника в один  и  тот
же день: и может моя новость  была  для  вас  не  такой  уж  новой.  Я  не
спрашиваю, что  у  вас  в  голове,  но  вижу,  что  вы  в  затруднительном
положении. Может, вы думаете, что вам теперь нелегко  будет  добраться  до
Ферри?
     - Да, - ответил Фродо, - но нам все равно нужно это сделать,  а  сидя
здесь и размышляя, мы все равно себе не  поможем.  Боюсь,  что  мы  должны
идти. Большое спасибо, вы были очень добры к нам. Я  боялся  вас  и  ваших
собак больше тридцати лет, фермер  Бирюк,  хотя  вы,  наверное,  смеетесь,
слыша это. Очень жаль: я утратил доброго друга. А теперь  мне  не  хочется
уходить так быстро. Но, может быть, однажды я вернусь, если смогу.
     - И будете встречены  с  радостью,  -  сказал  Бирюк.  -  Но  у  меня
предложение. Скоро закат и мы собираемся ужинать, мы ложимся  спать  сразу
после ужина и захода солнца. Если вы и мастер Перегрин и все останетесь  и
поужинаете с нами, нам будет очень приятно.
     - И нам тоже! - ответил Фродо. - Но боюсь мы должны идти  немедленно.
Даже в этом случае мы достигнем Ферри после наступления темноты.
     - А, подождите минутку! Вот что я предлагаю: после  ужина  я  запрягу
небольшой фургон и отвезу вас в Ферри. Это сбережет вам время и избавит от
других беспокойств.
     К радости Пина и Сэма, Фродо с благодарностью принял это предложение.
Солнце почти уже зашло за западные холмы, потемнело. Вышли два сына Бирюка
и три его дочери, на  большом  столе  был  подан  обильный  обед.  В  очаг
подбросили дров и осветили кухню лампами. Миссис Бирюк сновала туда  сюда.
Пришли так же несколько хоббитов,  работавших  на  ферме.  Через  короткое
время все принялись за еду. Пиво было  подано  в  изобилии,  были  так  же
большие блюда с грибами и  ветчиной  среди  множества  другой  деревенской
пищи. Собаки лежали у огня, грызли кости и хрустели хрящами.
     Когда все поели, фермер и его сыновья вышли  во  двор  с  фонарями  и
подготовили фургон. Когда вышли и гости, во  дворе  было  уже  темно.  Они
подобрали свои мешки и забрались в фургон. Фермер сел на сиденье кучера  и
хлестнул кнутом двух своих крепких пони. Жена его стояла в свете  открытых
дверей.
     -  Будь  осторожен,  Бирюк!  -  окликнула  она  его.  -  Не  спорь  с
чужеземцами и сразу же возвращайся!
     - Хорошо, - ответил он, и фургон двинулся к  воротам.  В  воздухе  не
было ни ветерка: ночь была тиха и спокойна чувствовалась ночная  прохлада.
Они двигались без света, и потому довольно медленно. Через  одну-две  мили
кончилась проселочная дорога, она нырнула в лощину, поднялась на невысокий
холм и соединилась с мощенной дорогой.
     Бирюк сошел и внимательно осмотрел дорогу, но  в  темноте  ничего  не
было видно; в спокойном воздухе не раздавалось ни  звука.  Тонкие  струйки
речного тумана поднимались из лощин и ползли с полей.
     - Туман сгущается, - сказал Бирюк, - но я  не  буду  зажигать  лампы,
пока не поверну домой. Мы услышим, если кто-нибудь появится на дороге.
     От фермы Бирюка до Ферри было больше пяти миль. Хоббиты закутались  в
плащи, но прислушивались ко всем звукам однако они  слышали  только  скрип
колес и топот копыт пони Фродо казалось,  что  фургон  двигался  медленнее
улитки. Рядом с ним клевал носом Пин: они смотрели в сгущавшийся туман.
     Наконец они достигли  Ферри.  Въезд  к  парому  был  обозначен  двумя
высокими белыми столбами, внезапно появившимися справа. Фургон со  скрипом
остановился. Они уже начали слезать, как вдруг услышали звук, который  все
время боялись услышать - спереди донесся топот копыт. Звук  приближался  к
ним.
     Бирюк спрыгнул с козлов и стоял  рядом  с  пони  вглядываясь  вперед.
Топ-топ, топ-топ... Всадник приближался. Звук копыт звучал  все  громче  в
неподвижном туманном воздухе.
     - Вам лучше спрятаться, мастер Фродо, - с беспокойством сказал Сэм. -
Забирайтесь в фургон и укройтесь  одеялом,  а  мы  пошлем  этого  всадника
куда-нибудь подальше.
     Он сам тоже слез и  подошел  к  фермеру.  Черному  Всаднику  придется
миновать их, прежде чем он доберется до фургона.
     Топ-топ, топ-топ, всадник был уже рядом.
     - Эй, там! - окликнул фермер Бирюк. Звук прекратился. Им  показалось,
что они различают в тумане закутанную в плащ фигуру.
     - Эй! - повторил фермер, передавая вожжи Сэму и делая шаг  вперед.  -
Не подходите ближе! Чего вы хотите и куда направляетесь?
     -  Мне  нужен  мастер  Торбинс.  Не  видели  ли  вы  его?  -  донесся
приглушенный голос, но это был голос Мерри Брендизайка. Мелькнул фонарь  и
свет его упал на удивленное лицо фермера.
     - Мастер Мерри! - воскликнул он.
     - Да, конечно! А кто бы вы думали? - заметил Мерри,  подходя  к  ним.
Когда он выступил из тумана,  а  их  страх  рассеялся,  то  он,  казалось,
уменьшился до размеров обычного хоббита. Он сидел на пони, вокруг его  шеи
и подбородка был обмотан шарф.
     Фродо выпрыгнул из фургона.
     - Вот наконец и вы! - воскликнул Мерри. - я уже думал, что вы сегодня
не приедете, и собирался ужинать. Когда поднялся туман, я решил съездить к
Стоку и посмотреть, не провалились ли вы в какую-нибудь  яму.  Но  будь  я
проклят, если знал, откуда вы приедете! Где вы нашли их, мастер  Бирюк?  В
своем курятнике?
     - Нет, они браконьерствовали, - ответил фермер, - я едва  не  спустил
на них своих собак; но они вам все расскажут сами. А теперь простите меня,
мастер Мерри и мастер Фродо и все, но мне лучше вернуться домой. уже ночь,
а миссис Бирюк будет беспокоиться.
     Он развернул фургон на дороге.
     - Доброй ночи всем вам, - сказал он. - А день был удивительный  и  не
без ошибок, но все хорошо,  что  хорошо  кончается:  хотя,  возможно,  так
следует говорить, лишь добравшись до собственного дома. Не стану скрывать,
что обрадуюсь, добравшись домой. - Он зажег фонари и забрался на  облучок.
Затем достал из-под сиденья большую корзину. - чуть не забыл. Миссис Бирюк
посылает это мастеру Торбинсу со своими наилучшими пожеланиями...
     Он отдал корзину и двинулся, сопровождаемый  хором  благодарностей  и
пожеланий доброй ночи.
     Хоббиты следили, как бледнел в  тумане  свет  его  фонарей.  Внезапно
Фродо рассмеялся: из открытой корзины, которую он держал, доносился  запах
грибов.

                             5. РАСКРЫТЫЙ ЗАГОВОР

     - И нам пора домой, - сказал Мерри. - Есть кое-что любопытное, но оно
может подождать до дома.
     Они свернули на дорогу в Ферри. Она была прямой и хорошо сделанной: с
обеих сторон ее ограждали большие белые камни. Уже более ста лет назад  их
принесли сюда от реки, где находилась деревянная пристань. С дороги  видна
была и пристань и большой плоский паром,  стоявший  рядом.  В  свете  двух
фонарей на высоких холмах блестели белые причальные  тумбы  у  края  воды.
Вода была темной, и над ней держалось лишь несколько  клочьев  тумана.  На
противоположной стороне тумана было меньше.
     Мерри по сходням провел пони на паром, остальные последовали за  ним.
Мерри начал отталкивать паром длинным шестом.  Воды  Брендивайна  спокойно
текли под ними. На другом берегу берег был крут, по нему вилась извилистая
тропа. Там горели фонари. За ними возвышался Баг-холл. На нем сквозь туман
было видно множество освещенных окон, желтых  и  красных.  Это  были  огни
Бренди-холла, древнего поселка Брендизайков.
     Много лет  назад  Грехендад  Побегайк,  глава  семейства  Побегайков,
одного из старейших семейств Мариша,  да  и  всего  Удела,  пересек  реку,
которая была естественной восточной границей земли хоббитов,  он  построил
(или вырыл) Бренди-холл, сменив свое имя на Брендизайк и поселился  здесь,
став хозяином маленькой независимой общины. Семейство  его  все  росло,  и
продолжало расти после него, пока Бренди-холл не занял весь низкий холм  и
у него не стало три больших входа, а множество малых  и  свыше  ста  окон.
Брендизайки  и  их  многочисленные  потомки  начали  рыть  норы  по   всем
окрестностям холма. Таким было начало Бакленда, плотно населенного участка
между рекой и старым лесом, своеобразной колонии Удела.  Главным  поселком
здесь был Баклбери, теснившийся на склонах холма Брендихолл.
     Население Мариша дружески относилось к  жителям  Бакленда,  и  власть
Хозяина Холла (так назывался глава  семейства  Брендизайков)  признавалась
фермерами между Стоком и Ремеем.  Но  большинство  жителей  старого  Удела
считали бакленберцев странными типами, полуиностранцами. Хотя  в  сущности
они ничем не  отличались  от  хоббитов  из  Четырех  Фартингов.  За  одним
исключением: они любили лодки, а некоторые из них даже умели плавать.
     Вначале их территория не имела защиты с востока: но они создали живую
изгородь - высокую стену. Ее вырастили много поколений назад, и теперь она
была крупной и высокой. В длину она  имела  двадцать  миль,  начиналась  у
моста через Брендивайн, большой петлей отходила от реки и вновь  подходила
к  ней  у  Хейсенда,  где  Видивайл,  текущий  через   лес,   сливался   с
Брендивайном. Но, конечно, это была не абсолютная защита. Во многих местах
лес вплотную подходил к изгороди. Баклендцы крепко запирали свои двери  на
ночь, что было не в обычае в Уделе.
     Паром медленно двигался по воде. Берег Бакленда приближался. Сэм  был
единственным членом отряда, который раньше не переправлялся через реку.  У
него возникло странное чувство, будто медленный журчащий  поток  поглощает
его  прошлую  жизнь,  затягивает  ее  туманом,  а  впереди  лежит   темная
неизвестность. Он  потряс  головой,  подавляя  мимолетное  желание,  чтобы
мастер Фродо не уходил и продолжал спокойно жить в Торбе-на-Круче.
     Четверо хоббитов сошло с парома. Мерри привязывал его, Пин повел пони
по тропе, а Сэм, который оглядывался назад,  как  бы  прощаясь  с  Уделом,
сказал хриплым шепотом:
     - Смотрите, мастер Фродо! Видите?
     На далеком берегу при свете фонаря они увидели какую-то  фигуру:  как
будто наклонился большой черный тюк. И пока  они  глядели,  темная  фигура
распрямилась и задвигалась, как бы обнимая  землю.  Она  вновь  припала  к
земле и скрылась во тьме.
     - Что это там, в Уделе? - воскликнул Мерри.
     - Что-то следовало за нами, - ответил Фродо. - Но больше ни о чем  не
спрашивайте. Давайте уходить немедленно.
     Они торопливо начали подниматься по тропе на крутой  берег,  и  когда
снова оглянулись, противоположный берег  был  затянут  туманом  и  на  нем
ничего не было видно.
     - Хорошо, что вы не держите на западном берегу лодки! - сказал Фродо.
- Может ли лошадь пересечь реку?
     - Да, либо в двадцати милях к северу  по  мосту,  либо  может  просто
переплыть, - ответил Мерри. - Хотя  я  никогда  не  слышал,  чтобы  лошадь
переплыла Брендивайн. Но при чем тут лошадь?
     - Расскажу позже. Пойдемте в дом, там мы сможет поговорить.
     - Хорошо! Ты и Пин знаете дорогу, поэтому  я  поеду  вперед  и  скажу
Фетти Болдеру, что вы близко. Мы приготовим ужин.
     - Мы совсем недавно поужинали у фермера Бирюка, сказал  Фродо,  -  но
можем поужинать еще раз.
     - Вот и ладно. Дай мне корзину! - сказал Мерри и, двинувшись  вперед,
скоро исчез во тьме.
     Нужно было пройти некоторое расстояние от Брендивайна до нового  дома
Фродо в Крикхэллоу. Хоббиты оставили слева от себя Бак-Хилл и Бренди-Холл:
на окраине Баклбери они пересекли главную дорогу Бакленда, которая шла  на
юг от моста.  Через  полмили  они  увидели  уходящую  направо  проселочную
дорогу. По ней они прошли еще несколько  миль,  взбираясь  на  пригорки  и
спускаясь в низины.
     Наконец они оказались у узкой калитки в толстой живой изгороди. Дом в
темноте не был виден: он стоял в  стороне  от  дороги,  в  центре  широкой
лужайки, окруженной поясом деревьев внутри изгороди. Фродо выбрал этот дом
из-за его отдаленности от больших дорог и потому, что рядом не было других
жилищ. Здесь можно было приходить и уходить, оставаясь  незамеченным.  Дом
когда-то  был  построен  Брендизайком  для  гостей  или  для  тех   членов
семейства, которые на время хотели отдохнуть от тесноты Бренди-холла.  Это
был старомодный деревенский дом, очень похожий на хоббичью  нору.  Он  был
длинным и низким, одноэтажным, крыша из  дерна,  круглые  окна  и  большая
круглая дверь довершали сходство.
     Когда хоббиты за калиткой ступили на зеленую тропинку, они не увидели
никакого света: окна дома были темны.  Фродо  постучал  в  дверь  и  Фетти
Болдер отпер ее. Дружеский свет вырвался наружу. Они быстро  проскользнули
внутрь и закрыли за собой дверь. Путешественники оказались в широком холле
с дверями с обеих сторон: и перед ними вглубь дома уходил коридор.
     - Ну, что вы об этом думаете? - спросил выходя из коридора, Мерри.  -
Мы сделали все возможное, чтобы было похоже на дом. В конце концов,  мы  с
Фетти прибыли сюда только позавчера.
     Фродо огляделся. Действительно, было похоже  на  дом.  Множество  его
любимых вещей и вещей Бильбо (здесь, на новом  месте,  они  заставили  его
вновь вспомнить о Бильбо) были размещены по возможности так же,  как  и  в
Торбе-на-Круче. Это  было  приятное,  удобное,  прочное  жилище:  и  Фродо
почувствовал, что на самом деле хотел  бы  поселиться  здесь  в  спокойном
уединении. Не хотелось вмешивать друзей во  все  эти  беспокойства:  и  он
вновь задумался, как же сказать им, что он должен вскоре покинуть  их,  по
существу немедленно. Это нужно было сделать сегодня же, еще до  того,  как
они лягут спать.
     - Восхитительно! - с усилием сказал он. - Мне кажется, что  я  вообще
не переселялся.
     Путешественники повесили свои плащи и поставили палки у порога. Мерри
провел их через коридор и открыл в дальнем конце дверь. Оттуда падал  свет
очага и вытекала струйка пара.
     - Ванна! - воскликнул Пин. - О, благословенный Мериадок!
     - В каком порядке будем купаться? - спросил Фродо.  Кто  раньше:  те,
что старше, или те, кто проворней? В любом  случае  вы  будете  последним,
мастер Перегрин.
     - Позвольте мне организовать все, - сказал  Мерри.  -  Мы  не  должны
начинать жизнь в Крикхэллоу с перебранки из-за купания. И там, в  комнате,
достаточно полотенец, мочалок и мыла. Входите, и побыстрей!
     Мерри и Фетти отправились на  кухню  по  другую  сторону  коридора  и
занялись последними приготовлениями к позднему ужину. Из ванной доносились
обрывки песен вперемежку  со  взбулькивающими  звуками  и  всплескиванием.
Внезапно все голоса заглушил  голос  Пина,  исполнявший  одну  из  любимых
купальных песен Бильбо.

                   Эй, пой!
                   Окатись Горячей Водой!
                   Пот и заботы походные смой!
                   Только грязнуля да квелый злодей
                   Не возносят хвалу Горячей Воде!

                   Сладок напев ручьев дождевых,
                   Питающих корни трав луговых,
                   Но жгучий пар над Горячей Водой
                   Слаще, чем аромат над лучшей едой!

                   Пенный, терпкий глоток пивка
                   Слаще воды из горного родника,
                   Когда окатишь себя с головой
                   Белой от пара Горячей Водой!

                   Сладко целует небо фонтан,
                   Нежный и стройный, как девичий стан,
                   Но слаще, чем поцелуи дев молодых,
                   Струи кусачей Горячей Воды!

     Послышался шумный всплеск и крик Фродо:
     - Ой!
     Похоже было, что большая часть ванны Пина превратилась в фонтан.
     Мерри подошел к двери.
     - Как насчет ужина и пива в горло?  -  поинтересовался  он.  Выглянул
Фродо, вытирая волосы.
     - Там в воздухе столько воды, что я приду сохнуть в кухню,  -  заявил
он.
     - Неужели! - удивился  Мерри,  заглядывая.  Каменный  пол  был  залит
водой.
     - Тебе придется убрать все до еды, Перегрин, - сказал он. - Торопись,
или мы не будем тебя ждать.
     Они ужинали за кухонным столом у очага.
     - Надеюсь, вы больше не хотите грибов? - без особой  надежды  спросил
Фродо.
     - Хотим! - воскликнул Пин.
     - Они мои! - сказал Фродо. - Даны мне миссис Бирюк,  королевой  среди
фермерских жен. Уберите прочь ваши жадные руки, я сам приготовлю их.
     Хоббиты страстно любят грибы, превосходя  в  этом  отношении  высокий
народ. Этот факт частично  объясняет  долгие  экспедиции  юного  Фродо  на
знаменитые поля Мариша и гнев оскорбленного Бирюка.  На  этот  раз  грибов
хватило на всех, даже по понятием хоббитов. Было много другой еды, и когда
с нею покончили, даже Фетти  Болдер  испустил  вздох  удовлетворения.  Они
отодвинули стол и расставили стулья вокруг огня.
     - Посуду вымоем завтра, - сказал Мерри. - Теперь расскажите  мне  обо
всем. Вероятно у вас были приключения. Я хочу  получить  полный  отчет:  а
больше всего я хочу узнать, при чем тут старый Бирюк и почему  он  говорил
со мной так. Похоже, что он испугался, если это вообще возможно.
     - Мы все испугались, - после паузы ответил Пин. Если Фродо  не  хочет
говорить об этом, я расскажу тебе все с самого начала, - сказал  он,  видя
что Фродо молчит и смотрит на огонь. - Ты тоже испугался бы, если бы  тебя
два дня преследовал Черный Всадник.
     - А кто это?
     - Черные фигуры на черных лошадях,  -  ответил  Пин.  И  он  подробно
рассказал и описал путешествие с того момента, как они оставили  Хоббитон.
Сэм поддерживал его кивками и восклицаниями. Фродо продолжал молчать.
     - Я бы подумал, что вы все это выдумали, - сказал Мерри,  -  если  бы
своими глазами не видел черную фигуру на пристани  и  не  слышал  странные
нотки в голосе Бирюка. Что ты об этом думаешь, Фродо?
     - Кузен Фродо был слишком скрытен, - заметил Пин. Но пришло время ему
открыться. До сих пор  у  нас  нет  ничего,  кроме  предположения  старого
Бирюка, что все дело связано с сокровищем Бильбо.
     - Это было только предположение, - торопливо сказал  Фродо.  -  Бирюк
ничего не знает.
     - Старый Бирюк - проницательный  хоббит,  -  сказал  Мерри.  -  Много
скрывается за его круглым лицом и не проявляется в  разговоре.  Я  слышал,
что некогда он ходил в Старый Лес и знает множество странных вещей. Но  ты
можешь нам сказать, Фродо, справедлива ли его догадка?
     - Настало время, - прошептал Пин, обращаясь к Мерри.
     Тот кивнул.
     - Что ж, - сказал, наконец, Фродо,  распрямляясь,  как  будто  приняв
решение. - Не могу больше держать это в себе. Мне  нужно  кое-что  сказать
вам. Но не знаю, с чего начать.
     - Кажется, я смогу помочь тебе, - спокойно сказал Мерри.
     -  Что  ты  имеешь  в  виду?  -  спросил  Фродо,  глядя  на  него   с
беспокойством.
     - Только вот что, мой дорогой старина Фродо: ты несчастен, потому что
не знаешь как попрощаться с нами. Ты хочешь покинуть  Удел.  Но  опасность
пришла скорее, чем ты ожидал, и ты должен отправиться немедленно. И ты  не
хочешь этого. Нам всем очень жаль тебя.
     Фродо открыл рот и вновь закрыл его. Удивленное  выражение  его  лица
было таким комичным, что все расхохотались.
     - Дорогой старина Фродо! - сказал Пин  снова.  -  Ты  на  самом  деле
думал, что затуманил нам головы? Ты для  этого  недостаточно  осторожен  и
мудр. Все твое поведение в этом году с самого апреля  свидетельствовало  о
намерении уйти. Мы постоянно слышали твое бормотание: "Увижу  ли  я  вновь
эту долину?", и тому подобное. А утверждение, что у тебя кончились деньги,
и продажа любимой Торбы этим Лякошель-Торбинсам! И все эти тайные  встречи
с Гэндальфом.
     - О доброе небо! - воскликнул Фродо. - Я  считал  себя  осторожным  и
мудрым. Не знаю, что скажет Гэндальф.  Неужели  весь  Удел  обсуждает  мой
уход?
     - О, нет! - сказал Мерри. - Об этом не  беспокойся!  Тайна  долго  не
продержится, конечно, но пока об этом знаем только мы. В конце концов,  не
забывай, что мы тебя хорошо знаем и часто бывали с тобой. И мы часто можем
догадаться, о чем ты думаешь. Я знавал  и  Бильбо.  По  правде  говоря,  с
момента его ухода я внимательно слежу за тобой.  Я  думал,  что  рано  или
поздно ты пойдешь за ним. Мы опасались, что ты сделаешь это тайно,  как  и
он. С последней весны мы особенно внимательно следили за  тобой.  Тебе  не
легко будет от нас ускользнуть!
     - Но я должен идти, - сказал Фродо. -  И  этому  ничем  не  поможешь,
дорогие друзья. Печально, но вы не сможете удержать меня. Поскольку  вы  о
многом догадались, пожалуйста, помогите мне, и не пытайтесь меня удержать!
     - Ты ничего не понял! - сказал Пин. - Ты должен идти - значит,  и  мы
должны идти вместе с тобой. Мерри и  я  отправимся  с  тобой.  Мерри  и  я
отправимся с тобой. Сэм отличный парень,  он  прыгнет  в  глотку  дракону,
чтобы спасти тебя, если не споткнется  о  собственные  ноги,  но  в  твоем
опасном путешествии одного товарища мало.
     - Мои дорогие и любимые хоббиты! - сказал глубоко тронутый Фродо. - Я
не могу допустить этого. Я уже давно решил это. Вы говорите об опасностях,
но  не  понимаете,  о  каких  опасностях  идет  речь.  Это  не  поход   за
сокровищами, не путешествие туда  и  обратно.  И  я  бегу  от  смертельной
опасности к смертельной опасности.
     - Конечно, мы понимаем, - твердо сказал Мерри. - Поэтому мы и  решили
идти. Мы знаем, что Кольцо не смешной вопрос. Но мы решили помочь тебе  по
мере своих сил в борьбе против Врага.
     - Кольцо! - воскликнул Фродо, на этот раз совершенно пораженный.
     - Да! Кольцо, - сказал Мерри. - Мой  дорогой  старый  хоббит,  ты  не
можешь жаловаться на невнимательность друзей.  Я  уже  много  лет  знаю  о
существовании Кольца, еще до того, как Бильбо ушел. Но поскольку он желал,
очевидно, сохранить его существование в тайне, я тоже молчал, пока  мы  не
заключили наш тайный союз. Конечно, я не знал Бильбо так хорошо, как тебя:
я слишком молод, а он гораздо осторожнее  тебя,  но  все  же  недостаточно
осторожен. И если хочешь узнать,  как  я  впервые  узнал  о  существовании
Кольца, я тебе расскажу.
     - Говори, - слабым голосом сказал Фродо.
     - Как и следовало ожидать, причина заключалась в  Лякошель-Торбинсах.
Однажды, за год до приема, я  шел  по  дороге  и  увидел  впереди  Бильбо.
Внезапно на расстоянии появились Лякошель-Торбинсы, они шли к нам.  Бильбо
остановился и раз! Исчез. Я был так изумлен, что с трудом  сообразил,  что
надо и самому  спрятаться  более  обычным  способом.  Я  перебрался  через
изгородь и пошел вдоль дороги по  полю.  Поверх  изгороди  я  поглядел  на
дорогу, и после того как Лякошель-Торбинсы прошли, вновь внезапно появился
Бильбо. Я заметил блеск золота, когда он что-то сунул в карман.
     После этого я держал глаза открытыми. В сущности, должен  признаться,
что я шпионил. Но вы должны согласиться, что это очень интересная загадка,
а мне не было еще и двадцати. Вероятно,  я  единственный  в  Уделе,  кроме
Фродо, видел тайную книгу старика.
     - Ты читал его книгу! - воскликнул Фродо.  -  Да  сжалится  над  нами
небо! Неужели нет ничего тайного! Ничего скрытого!
     - Ничего слишком скрытого, должен я сказать, - заявил Мерри. -  Но  я
бросил только беглый взгляд, да и это было трудно сделать. Он  никогда  не
оставлял свою книгу. Интересно, что с  ней  стало.  Хотел  бы  я  еще  раз
взглянуть на нее. Она у тебя, Фродо?
     - Нет. Ее не было в Торбе. Он, должно быть, взял ее с собой.
     - Ну, как я и говорил, - продолжал Мерри, - я держал свои знания  при
себе, пока после  этой  весны  положение  не  стало  серьезным.  Тогда  мы
организовали наш тайный союз;  и  тут  нам  не  приходилось  быть  слишком
щепетильными. Ты был не слишком легким орешком, а  Гэндальф  оказался  еще
более крепким. Но если хочешь познакомиться с нашим главным сыщиком,  могу
тебе представить его.
     - Где же он? - спросил Фродо, оглядываясь, как будто ожидая,  что  из
кувшина появится замаскированная зловещая фигура.
     - Шаг вперед, Сэм, - сказал Мерри, и встал с лицом, красным до  ушей.
- Вот наш сборщик информации. И собрал ее  немало,  должен  тебе  сказать,
прежде чем был пойман.
     - Сэм! - воскликнул Фродо, чувствуя, что удивляться дальше некуда,  и
неспособный решить, чувствует ли он гнев, смущение, облегчение или что его
просто одурачили.
     - Да, сэр! - сказал Сэм - Прошу прощения, сэр! Но я не хотел вреда ни
вам, мастер Фродо, ни мастеру Гэндальфу. У него есть здравый смысл, уверяю
вас, и когда вы сказали, что пойдете один, он  заметил:  нет!  Возьмите  с
собой того, кому можно верить.
     - Теперь, мне кажется, что я никому не могу верить, сказал Фродо.
     Сэм с несчастным видом поглядел на него.
     - Все зависит от того, что ты хочешь, - заметил Мерри.  -  Ты  можешь
верить нам в беде и радости, до самого конца. Ты можешь доверять нам любой
свой секрет, и мы будем хранить его лучше, чем ты  сам.  Мы  твои  друзья,
Фродо. Так оно и есть. И  мы  знаем  многое  из  того,  что  говорил  тебе
Гэндальф. Мы многое знаем о Кольце. Мы ужасно испуганы - но  мы  пойдем  с
тобой.
     - И в конце концов, сэр, -  добавил  Сэм,  -  мы  должны  последовать
совету эльфов. Гилдор сказал,  что  вы  должны  взять  с  собой  тех,  кто
захочет, и этого вы не можете отрицать.
     - Я не отрицаю этого, - сказал Фродо  и  поглядел  на  Сэма,  который
теперь улыбался. - Я не отрицаю этого, но теперь я никогда не поверю,  что
ты спишь,  даже  если  ты  будешь  сопеть.  Обязательно  пну  тебя,  чтобы
убедиться...
     - А вы все лживые мошенники! - сказал он, обращаясь  к  остальным.  -
Черт вас побери! - Засмеялся он, махнув рукой. - Сдаюсь. Я последую совету
Гилдора. Если бы опасность  не  была  такой  большой,  я  танцевал  бы  от
радости. Даже и сейчас я чувствую себя счастливым: уж очень давно  я  себя
таким счастливым не чувствовал. Я так боялся этого вечера.
     - Отлично!  Решено.  Да  здравствует  капитан  Фродо  и  компания!  -
закричали они и заплясали вокруг него. Мерри  и  Пин  начали  петь  песню,
которую они, очевидно, приготовили для этого случая.
     Она была сделана по типу песни гномов, с  которой  началось  когда-то
путешествие Бильбо, и пелась на тот же самый мотив:

                   Ур-р-ра! Споем, друзья, втроем,
                   Прощай, очаг, и отчий дом!
                   Сквозь ветер злой, дожди и зной
                   Мы до Раздола добредем!

                   Туда, где эльфы с давних пор
                   Живут в тени туманных гор,
                   Мы побредем, покинув дом,
                   Лихим врагам наперекор!

                   А что потом - решим потом,
                   Когда в Раздоле отдохнем, -
                   Нелегок долг, и путь далек,
                   Но мы вернемся в отчий дом!

                   Близка рассветная пора!
                   Нам в путь пора! Нам в путь пора!

     - Очень хорошо! - сказал Фродо. - Но в таком  случае  нам  нужно  еще
много сделать до сна, и сна осталось мало.
     - О! Это так здорово! -  сказал  Пин.  -  Ты  на  самом  деле  хочешь
выступить до рассвета?
     - Не знаю, - ответил Фродо. - Я боюсь этих Черных Всадников и уверен,
что долго оставаться на одном месте небезопасно, и особенно в месте, куда,
как они считают, я направился. И Гилдор советовал мне не ждать. Но я очень
хочу увидеть Гэндальфа. Я видел, что даже Гилдор встревожился, узнав,  что
Гэндальф не появился.  Все  зависит  от  двух  обстоятельств.  Как  быстро
всадники  доберутся  до  Баклбери?  И  как  скоро  сможем  мы   выступить?
Потребуется не так мало времени для подготовки.
     - Ответ на второй вопрос таков, - сказал Мерри. - Мы можем  выступить
через час. Я подготовил практически все. В конюшне есть пони, все  припасы
упакованы, за исключением кое-чего из одежды и пищи.
     - Тайный союз был очень эффективным, - констатировал Фродо. -  А  как
насчет Черных Всадников? Будет ли безопаснее ждать Гэндальфа один день?
     - Все зависит от того, что будут делать Всадники, если найдут тебя, -
ответил Мерри. - Они могут быть здесь уже сейчас,  конечно,  если  они  не
задержались у Северных Ворот, где высокая стена опускается к реке у самого
моста. Охрана ворот не пропустит их ночью, но они могут  прорваться.  Даже
днем охранники постараются задержать их, во всяком случае пока не отправят
сообщение к хозяину Холла и не получат ответ: им не  понравятся  Всадники,
они будут испуганы их видом. Но, конечно, Бакленд не сможет  выдержать  их
атаку. А возможно, утром их просто пропустят,  если  они  спросят  мастера
Торбинса. Всем известно, что он вернулся жить в Крикхэллоу.
     Фродо некоторое время стоял задумавшись.
     - Я принял решение, - сказал он наконец. -  Мы  выступим  утром,  как
только рассветет. Но я  не  пойду  по  дороге:  в  таком  случае  было  бы
безопаснее ждать здесь. Если я пройду через северные ворота, мой  уход  из
Бакленда станет немедленно известен, вместо того чтобы сохраниться в тайне
несколько дней. К тому же мост и восточная  дорога  у  границ  определенно
будут охраняться Всадниками. Мы не знаем сколько их, но  по  крайней  мере
двое, а  может  быть  и  больше.  Единственный  выход  уйти  в  совершенно
неожиданном направлении.
     - Но это означает идти в Старый Лес! - в ужасе сказал Фрекогар. - Это
немыслимо. Лес так же опасен, как и Черные Всадники.
     - Не совсем, - поправил Мерри. - Выход отчаянный, но я  думаю,  Фродо
прав. Это единственный способ уйти незамеченными. И если повезет, мы можем
начать удачно.
     - Но вам не может повезти в Старом Лесу, - возразил Фрекогар.  -  Там
никому не везет, вы заблудитесь. Никто не ходит туда.
     - Ходят, - заявил Мерри. - Брендизайки ходят,  изредка,  при  удобном
случае. У нас есть особый выход. Фродо когда-то один раз пользовался им. Я
был в нем несколько раз,  обычно  днем,  конечно,  когда  деревья  спят  и
относительно спокойно.
     - Что ж, поступайте, как находите нужным,  -  сказал  Фрекогар.  -  Я
больше боюсь Старого  Леса,  чем  всего  остального:  о  нем  рассказывают
кошмарные истории, но мой голос не  в  счет,  так  как  я  не  участвую  в
путешествии. К тому же я очень рад, что кто-то остается и может рассказать
Гэндальфу о том, куда вы ушли. А я уверен, что Гэндальф появится.
     Хотя он очень любил Фродо, Фетти Болдер не имел желание покидать Удел
и посмотреть, что  лежит  за  его  пределами.  Его  семья  происходила  из
Бадифорда в Восточном Уделе, но сам он никогда  не  был  за  мостом  через
Брендивайн. Его  задачей,  в  соответствии  с  планом  заговорщиков,  было
оставаться дома и  отвечать  на  все  вопросы,  сохраняя  возможно  дольше
видимость того, что мастер Торбинс живет в Крикхэллоу. Он с  собой  принес
даже старую одежду Фродо, чтобы лучше играть свою роль. Они не подозревали
даже, какой опасной может оказаться эта роль.
     - Великолепно! - сказал Фродо, когда понял этот план. - Другим  путем
мы не можем оставить  известие  Гэндальфу.  Не  знаю,  умеют  ли  Всадники
читать, но я не осмелился бы оставить письмо: вдруг  они  обыщут  дом.  Но
если Фетти хочет охранять крепость,  я  могу  быть  уверен,  что  Гэндальф
узнает мой путь, я могу быть доволен. Утром мы отправляемся в Старый Лес.
     -  Итак,  решено!  -  сказал  Пин.  -  Я  предпочитаю   пуститься   в
путешествие, Фетти, чем ждать здесь прихода Черных Всадников.
     - Подожди, пока не окажешься в лесу, - заметил Фредегар. -  Тогда  ты
пожалеешь, что ушел отсюда.
     - Не будем больше спорить об этом, - подытожил Мерри. Нам  еще  нужно
кое-что упаковать до сна. Я разбужу вас на рассвете.
     Добравшись до постели, Фродо некоторое время не мог уснуть. Ноги  его
болели. Он радовался, что  утром  поедет  верхом.  Постепенно  он  впал  в
дремоту. Ему казалось, что он через какое-то высокое окно смотрит на океан
деревьев. Внизу слышались звуки  крадущихся  зверей.  И  Фродо  знал,  что
раньше или позже они его учуют.
     Потом он услышал какой-то шум в отдалении. Вначале  он  подумал,  что
это ветер шумит в листве. Потом понял, что это  шум  далекого  моря:  шум,
которого он никогда в своей жизни не слышал, хотя часто мечтал  о  нем.  И
вдруг он оказался на открытом пространстве, в  какой-то  темной  степи.  В
воздухе чувствовался странный  соленый  запах.  Он  увидел  высокую  белую
башню, стоящую на холме, и им овладело желание подняться на нее и  увидеть
море. Он двинулся к ней, но внезапно в небе блеснул свет и  раздался  удар
грома.

                                6. СТАРЫЙ ЛЕС

     Фродо проснулся неожиданно. В комнате все еще было темно. Рядом с ним
стоял Мерри со свечой в одной руке, другой рукой он стучал в дверь.
     -  Что  случилось?  -  спросил  Фродо,   все   еще   не   проснувшись
окончательно.
     - Что случилось?  -  воскликнул  Мерри.  -  Да  время  вставать.  Уже
пол-пятого, на дворе туман. Пошли! Сэм уже приготовил  завтрак.  Даже  Пин
уже встал. Я иду надевать на пони седла  и  снаряжать  того,  кто  повезет
багаж. Разбуди этого слюнтяя Фетти! Он должен встать, чтобы попрощаться  с
нами.
     Вскоре после шести четверо  хоббитов  были  готовы  выступить.  Фетти
Болдер все еще  зевал.  Они  украдкой  выскользнули  из  дома.  Мерри  шел
впереди, ведя пони с поклажей. С веток деревьев  скатывались  капли  росы.
Трава посерела от холодной росы. Все  было  спокойно,  и  отдаленные  шумы
казались близкими и ясными: петухи  кричали  во  дворах,  где-то  хлопнули
дверью.
     Пони  ждали  их  в  конюшне,  крепкие  маленькие  животные,   любимые
хоббитами, но быстрые и пригодные к долгой ежедневной работе. Они сели  на
пони и вскоре уже двигались  сквозь  туман,  который,  казалось,  неохотно
расступался и тут же смыкался за ними. Проехав медленно и без разговоров с
час, они увидели перед собой в тумане изгородь - высокую стену.
     - Как вы собираетесь миновать ее? - спросил Фрекогар.
     - Следуй за мной, - сказал Мерри, - и ты увидишь.
     Он повернул налево и двинулся вдоль  изгороди:  вскоре  они  достигли
места, где изгородь изгибалась, следуя за  низиной.  Здесь  был  прорублен
проход. Стены были сделаны из кирпича, они постепенно становились все выше
и выше, пока не сомкнулись над головой, и каменная  труба  уходила  вглубь
изгороди по низине и выходила наружу с противоположной стороны.
     Здесь Фетти Болдер остановился.
     - До свидания, Фродо, - сказал он. - Я бы хотел, чтобы  ты  не  ездил
через лес. Надеюсь, тебя не понадобится спасать до конца дня.  Желаю  всем
удачи - сегодня и всегда.
     - Если нас впереди не ждет ничего хуже Старого Леса, я буду счастлив,
- ответил  Фродо.  -  Попроси  Гэндальфа  поторопиться...  Пусть  идет  по
восточной дороге: мы вскоре выйдем на нее и пойдем как можно быстрее.
     - До свидания! - закричали они, въезжая в проход и вскоре исчезнув из
вида.
     В туннеле было темно  и  влажно.  В  дальнем  конце  его  преграждала
решетка из толстых металлических прутьев. В решетке была небольшая  дверь.
Мерри спешился и открыл ее ключом, а когда они все проехали  снова  закрыл
ее за собой. Она захлопнулась со звоном. Звук этот был зловещим.
     - Ну вот! - сказал Мерри. - Мы покинули Удел  и  находимся  на  самом
краю Старого Леса.
     - Правда ли то, что о нем рассказывают? - спросил Пин.
     - Не знаю, какие рассказы ты имеешь в виду, - ответил Мерри.  -  Если
сказки о  привидениях,  гоблинах,  волках  и  тому  подобных  страшилищах,
которые рассказывали Фетти его  няньки,  то  это  неправда.  Не  нужно  им
верить. Но все же этот лес - страшное  место.  В  нем  все  гораздо  более
живое, более сознающее события, если можно так сказать,  чем  в  Уделе.  А
деревья леса не любят чужаков.  Они  следят  за  тобой.  Обычно  они  этим
ограничиваются и, пока стоит день, больше ничего не предпринимают. Изредка
лишь наиболее злобные из них  могут  царапнуть  веткой,  сунуть  под  ноги
корень или запутать  лианой.  Но  мне  говорили,  что  ночью  они  гораздо
опаснее. Я лишь один или два раза был там  после  наступления  темноты,  и
всегда только у самого края. Мне показалось, что все деревья шепчутся друг
с другом, передавая новости и слухи на неизвестном для нас языке: ветви их
раскачивались и загибались без всякого ветра. Говорят, эти  деревья  могут
двигаться, они могут окружить странника.  Когда-то  давно  они  напали  на
изгородь: подошли и выросли у самой изгороди, стали наклоняться  над  ней.
Но пришли хоббиты, срубили сотни  деревьев  и  устроили  в  лесу  огромный
костер, они выжгли большую полосу к востоку от стены. После этого  деревья
прекратили это свое наступление, но стали очень враждебны к  хоббитам.  До
сих пор на месте огня пустое место.
     - Только ли деревья опасны? - поинтересовался Пин.
     - В глубине леса и в его дальнем конце живет много странных созданий,
- ответил Мерри. - Во всяком случае, так мне рассказывали,  но  сам  я  ни
разу их не видел. Но кто-то проложил в лесу тропы.  Встречаются  и  следы,
которые время от времени изменяются странным образом.  Недалеко  от  этого
туннеля начинается широкая тропа,  ведущая  к  старой  гари  и  дальше  на
северо-восток...  Это  почти  совпадает  с  нужным  нам  направлением.   Я
постараюсь отыскать эту тропу.
     Хоббиты выехали из туннеля и двинулись по широкой поляне.  В  дальнем
конце ее уходила в лес едва заметная тропа, но как  только  они  оказались
под кронами деревьев, тропа исчезла. Оглядываясь,  хоббиты  в  промежутках
между деревьями видели темную полосу изгороди. Впереди видны  были  только
бесчисленные  стволы   разнообразных   деревьев:   прямые   и   изогнутые,
приземистые и стройные, покрытые наростами и ровные, гладкие и  ветвистые:
и все они поросли мохом зеленого или  серого  цвета.  Один  Мерри  казался
невозмутимо спокойным.
     - Тебе лучше проехать вперед и отыскать тропу, - сказал ему Фродо.  -
Мы не должны потерять друг друга или забыть в каком направлении  находится
изгородь.
     Они двинулись вдоль деревьев, пони выбирали путь,  тщательно  избегая
свисающих  ветвей  и  выступающих  корней.  Подлеска  не  было.  Местность
постепенно поднималась, и  по  мере  того  как  они  продвигались  вперед,
деревья становились выше и толще. В лесу стемнело. Было тихо, лишь изредка
слышался звук падения капли, пробившей себе дорогу сквозь листву. Ветки не
двигались, листва не шуршала, но у хоббитов было неприятное  чувство,  что
за ними следят с неодобрением, временами углублявшимся до вражды.  Чувство
это постоянно крепло, пока они не начали оглядываться по сторонам и назад,
как бы ожидая внезапного нападения.
     Никаких  следов  тропы  не  было,  и  деревья  казалось,  все   время
преграждали им путь... Пин  вдруг  понял,  что  не  сможет  вынести  этого
больше, и без предупреждения воскликнул:
     - Ой! Ой! Я ничего не сделал! Разрешите мне пройти.
     Остальные  удивленно  остановились,  голос   Пина   замер,   как   бы
поглощенный толстым занавесом. Никакого ответа, даже эха, однако  деревья,
казалось, еще теснее сгрудились вокруг путешественников и следили за  ними
еще внимательнее.
     - На твоем месте, я бы не кричал, - заметил  Мерри.  -  Это  приносит
больше вреда, чем пользы.
     Фродо уже начал гадать, есть ли вообще дорога через лес и прав ли  он
был, когда увлек за собой товарищей в это зловещее место. Мерри смотрел по
сторонам, казалось, будучи в полной мере уверен,  куда  идти  дальше.  Пин
заметил это.
     - Немного же времени тебе понадобилось, чтобы заблудиться,  -  сказал
он. Но в этот момент Мерри облегченно вздохнул и указал вперед.
     - Ну, ну! - сказал он. - Эти  деревья  раньше  были  совсем  другими.
Перед нами старая гарь (по крайней мере я надеюсь на это),  но  тропа  как
будто ушла куда-то.
     Они двинулись вперед. Стало светлее. И внезапно деревья кончились,  а
путешественники оказались на широкой круглой поляне. Над ними  было  небо,
голубое и чистое, к их удивлению: в лесу они не  видели  ни  расцветающего
утра, ни рассеивающегося тумана. Солнце,  однако,  было  еще  недостаточно
высоко, чтобы осветить поляну: его лучи освещали только верхушки деревьев.
Листва деревьев по краям поляны была  зеленой  и  плотной,  образуя  почти
сплошную стену. На поляне не было ни одного дерева, только высокая  грубая
трава: болиголов, петрушка, крапива, чертополох. Мрачное место,  но  после
леса оно казалось веселым прекрасным садом.
     Хоббиты ободрились и с надеждой поглядывали на ясное небо. В  дальней
стороне поляны в тени деревьев был  просвет,  там  начиналась  тропа.  Они
видели, как тропа углублялась в лес, извиваясь, местами расширяясь и вновь
сужаясь: деревья смыкали над ней свои кроны, образуя своеобразную арку. По
этой тропе они и двинулись,  по-прежнему  продолжая  подъем.  Но  тут  они
двигались гораздо быстрее и увереннее: им казалось, что  лес  смягчился  и
готов беспрепятственно пропустить их.
     Но через некоторое время воздух стал  горячим  и  застывшим.  Деревья
вновь подошли ближе и хоббиты не видели, что делается впереди. Еще сильнее
ощутили они недоброе внимание к себе. Было так тихо, что стук  копыт  пони
об опавшую листву или о выступающий корень казались громом, отдававшимся в
их  ушах.  Фродо,  чтобы  подбодрить  товарищей,  пытался  петь,  но   его
сдавленный голос был еле слышен:

                   Смело идите по затененной земле,
                   Верьте, не вечно клубиться мгле,
                   Вам суждено одолеть леса,
                   И солнце должно осветить небеса:
                   На рассвете дня, на закате дня
                   Разгорится заря, ветерком звеня,
                   И он разгонит промозглую мглу,
                   Сгинут навек...

     Тут ему точно горло перехватило. Воздух  стал  настолько  тяжел,  что
трудно было произнести слово. Прямо перед ними с  нависающей  кроны  упала
большая ветвь и с треском ударилась о тропу. Деревья, казалось, сомкнулись
вокруг них.
     - Им не нравятся слова насчет конца леса, - сказал Мерри. - Больше не
нужно петь. Погоди, пока не дойдем до края, тогда повернемся и запоем  все
хором.
     Он говорил спокойно и, если и чувствовал какое-либо беспокойство,  то
не показывал этого. Остальные молчали. Они были угнетены. Фродо чувствовал
на сердце постоянную тяжесть и жалел, что вздумал бросать вызов  деревьям.
Он уже хотел остановиться и  предложить  повернуть  назад  (если  это  еще
возможно), когда события приняли новый оборот. Тропа перестала подниматься
и на некоторое время стала совсем ровной. Темные  деревья  расступились  и
хоббиты увидели, что тропа уходит прямо вперед. Перед  ними  на  некотором
отдалении возвышался зеленый холм, поднимаясь  из  окружающего  леса,  как
голый череп. Тропа вела прямо к нему.
     Теперь хоббиты двигались вперед еще быстрее, радуясь возможности хоть
ненадолго выйти из-под гнета леса. Тропа вновь начала подниматься, подводя
их к подножию холма. Здесь она вновь вышла из леса и проходила по  участку
дерна. Лес окружал холм как волосы, резко обрамляющие пятно тонзуры.
     Хоббиты повели пони вверх по вьющейся кругом тропе и наконец достигли
вершины. Тут они остановились и  посмотрели  вокруг.  Воздух  был  насыщен
солнечными лучами, в нем стояла дымка,  и  они  не  могли  видеть  далеко.
Поблизости от них туман рассеялся, хотя кое-где  в  лесистых  низинках  он
задержался, но к югу над всем лесом стоял туманный занавес.
     - Там, - сказал Мерри, указывая рукой, - русло Витвиндл. Река стекает
со склонов и течет на юго-запад в  самом  центре  леса,  чтобы  слиться  с
Брендивайном ниже Хейсенда.  Мы  не  должны  идти  туда.  Говорят,  долина
Витвиндл - самое опасное место во всем лесу, это центр, откуда исходит все
необычное и загадочное.
     Остальные смотрели в указанном Мерри направлении, но видел лишь туман
над влажной глубокой долиной: за ней продолжался, пропадая из виду,  южный
участок леса.
     Солнце на вершине холма  припекало  основательно.  Было  уже,  должно
быть, около одиннадцати часов: но осенняя дымка все еще мешала  разглядеть
что-либо в отдалении. На западе они не могли разглядеть ни линию стены, ни
долину Брендивайна. На севере, куда они с надеждой поглядывали,  не  видно
было ни следа великой восточной дороги, к которой  они  направлялись.  Они
находились на острове в море деревьев.
     К  юго-востоку  поверхность  круто   опускалась,   как   будто   холм
продолжался под покровом леса, как остров, который является  лишь  верхней
частью горы, уходящей далеко вглубь вод. Сидя на зеленой вершине,  хоббиты
ели и посматривали на лес под ними. Когда  солнце  поднялось  еще  выше  и
наступил полдень они далеко  на  востоке  увидели  серо-зеленое  очертание
склонов, которые лежали за  старым  лесом  в  той  стороне.  Это  необычно
подбодрило их: приятно было увидеть  что-либо,  кроме  бесконечного  леса,
хотя они и не собирались идти в том направлении. Эти места пользовались  в
легендах хоббитов не менее зловещей репутацией, чем сам лес.
     Наконец, они решили вновь двинуться в путь. Тропа,  приведшая  их  на
вершину холма, вновь появилась на северо-западном склоне, но они прошли по
ней немного и убедились, что она постоянно отклоняется вправо. Вскоре  она
начала понижаться, и они предположили, что тропа ведет к долине  Витвиндл,
совсем не в том  направлении,  которое  им  было  нужно.  После  недолгого
обсуждения они решили оставить обманчивую тропу и двинуться на север: хотя
они не могли разглядеть ее с вершины холма, восточная дорога  должна  была
находиться там, и до нее не должно было быть далеко. К тому же  к  северу,
левее от тропы,  местность  казалась  более  сухой  и  открытой,  деревья,
взбиравшиеся на склоны, тоньше, пихты сменили дубы, вязы и другие странные
безымянные деревья более густой части леса.
     Вначале их  решение  казалось  правильным:  они  продвигались  вперед
довольно быстро, хотя, когда на одной из полян  им  удалось  взглянуть  на
солнце, им показалось, что они  свернули  немного  к  востоку.  Но  спустя
какое-то время деревья снова начали теснее обступать их, именно  там,  где
на расстоянии они казались тоньше и менее спутанными. Неожиданно появились
глубокие складки в земле, как борозды от гигантской телеги или широкие рвы
на давно используемой когда-то, заросшей ежевикой и  травой,  дороге.  Эти
борозды  пересекали  хоббитам  путь,  и  им  пришлось  с  большим   трудом
спускаться в них, а затем взбираться на противоположный склон. Всякий  раз
спускаясь вниз,  они  обнаруживали,  что  дно  углубления  заросло  густым
подлеском, который не  давал  им  возможности  свернуть  влево,  но  легко
расступался, когда они поворачивали вправо. Им приходилось довольно  долго
идти по дну, пока отыщется место, подходящее для подъема.  И  каждый  раз,
когда они поднимались из борозды, деревья леса казались толще и темнее:  и
всякий  раз  влево  путь  оказывался  труднее,  даже  невозможным,  и  они
вынуждены были поворачивать направо.
     Через час или два они утратили всякое  представление  о  направлении,
зная лишь, что давно уже не идут на  север.  Они  просто  шли  вперед,  по
избранному для них пути - на восток и на юг, в самое сердце леса.
     Было уже далеко  за  полдень,  когда  они,  в  очередной  раз  сменив
направление, опустились в  складку  местности,  более  глубокую,  чем  все
попадавшиеся ранее. Она была такой крутой,  стены  ее  так  нависали,  что
казалось невозможно подняться ни по той, ни по другой  стороне  с  пони  и
багажом. Единственное, что оставалось делать - это идти  по  дну  складки,
которое все понижалось. Почва стала мягкой, почва болотистой:  со  склонов
били ключи, а вскоре они обнаружили, что идут по  течению  ручья,  который
журчал  и  переливался  в  своем  поросшем  растительностью  ложе.  Вскоре
местность начала опускаться очень круто, а ручей стал более многоводным  и
шумным, так быстро он тек вниз. Они очутились в глубоком тусклом овраге, а
над ними смыкались кроны деревьев.
     После того, как некоторое время они с трудом пробирались вдоль ручья,
овраг внезапно кончился.  Как  сквозь  ворота,  они  увидели  перед  собой
солнечный свет. Выйдя из оврага, они  увидели,  что  находятся  на  крутом
берегу, почти утесе:  расщелина  в  этом  утесе  -  их  овраг.  У  ног  их
расстилалась широкая полоса травы и тростника: на далеком расстоянии виден
был другой берег, такой же крутой. Золотой солнечный свет позднего полудня
делал теплой и сонной местность  между  крутыми  склонами.  Посередине  ее
лениво извивалась темная река с  коричневой  водой,  обрамленная  древними
ивами, перегороженная упавшими стволами ив  и  покрытая  тысячами  опавших
листьев.  Воздух  был  заполнен  опавшими  листьями.  Мириады  пожелтевших
листьев дрожали  на  ветвях,  теплый  мягкий  ветерок  мягко  пролетал  по
равнине, тростник шуршал, и ивовые ветви поскрипывали.
     - Теперь я по крайней мере знаю, где мы! - сказал Мерри. -  Мы  пошли
по направлению, противоположному нужному нам.  Это  река  Витвиндл.  Пойду
вперед на разведку.
     Он вышел на освещенное солнцем пространство и исчез в высокой  траве.
Через некоторое  время  он  появился  вновь  и  сообщил  всем,  что  между
подножием крутого берега и рекой есть полоса твердой  земли:  в  некоторых
местах прочный дерн подходит к самой воде.
     - Больше того, - добавил Мерри, - что-то похожее на пешеходную тропу,
вьется вдоль реки. Если мы свернем налево и пойдем по этой тропе, то  рано
или поздно пройдем к восточному краю леса.
     - А если тропа заведет нас в трясину? - спросил Пин. - Ты знаешь, кто
и зачем оставил ее? Я уверен, что это сделано не для нашей пользы.  Теперь
я с большим подозрением отношусь к лесу и ко всему,  что  с  ним  связано:
теперь я верю рассказам о нем. А  знаешь  ли  ты,  как  далеко  на  восток
придется нам идти?
     - Нет, - ответил Мерри, - не знаю. Я не знаю,  сколько  нам  придется
идти вдоль Витвиндла, не знаю, кто ходил здесь так  часто,  что  протоптал
тропу. Но другого пути я просто не вижу.
     Все поняли, что делать нечего, и Мерри повел их к открытой им  тропе.
Повсюду тростник  и  трава  были  сочными,  пышными  и  высокими,  местами
поднимались над их головами, но идти  по  тропе  оказалось  нетрудно,  она
петляла и извивалась, выбирая сухое прочное место между лужами и трясиной.
А время от времени  тропу  пересекали  ручейки,  впадавшие  в  Витвиндл  и
сбегавшие с крутых берегов:  в  таких  местах  были  проложены  аккуратные
мостики из дерева.
     Постепенно хоббитам  стало  жарко.  Над  их  головами  сновали  армии
различных мух и мушек, солнце припекало им спины. Наконец они оказались  в
редкой тени: большие серые ветви наклонились над тропой. Каждый  следующий
шаг давался им с большим трудом. Их охватила странная сонливость.
     Фродо почувствовал, что засыпает: его голова  опустилась,  подбородок
коснулся груди. Перед ним Пин опустился на колени. Фродо остановился.
     - Очень тяжело, - услышал он голос Мерри. - Не могу сделать  ни  шагу
без отдыха. Я должен вздремнуть. Под вязом прохладно. И меньше мух!
     Фродо не понравились эти слова.
     - Идемте! - воскликнул он. - Мы еще не можем дремать.  Вначале  нужно
выйти из леса.
     Но остальные его не слушали. Рядом с ним широко зевал Сэм.
     Внезапно Фродо  почувствовал,  как  его  одолевает  сон.  Голова  его
закружилась. В воздухе же не слышно было ни  звука.  Даже  мухи  перестали
шуметь. Только на пределе  слышимости  улавливался  какой-то  мягкий  шум,
шелест, шепот. Фродо  поднял  отяжелевшие  веки  и  увидел,  что  над  ним
наклонилась огромный вяз, древний и седой. Он казался невероятно  большим,
ветви его напоминали  протянутые  руки  со  множеством  дрожащих  ладоней:
узловатый,   изогнутый   ствол   пересекали   трещины,   которые    слегка
поскрипывали. Движение листьев на фоне неба усыпляло Фродо, и он  упал  на
траву.
     Мерри и Пин потащились вперед и легли, привалившись спинами к  стволу
вяза.  За  ними  приглашающе  раскрылась  широкая  щель.  Они  глядели  на
движущиеся серые и  зеленые  листья  и,  казалось,  слышалось  пение.  Они
закрыли глаза, им послышались какие-то слова, что-то в воде и о  сне.  Они
погрузились в эти слова и уснули у подножия вяза.
     Фродо некоторое время боролся со сном, который овладевал им, потом  с
усилием поднялся на ноги. Он почувствовал жгучее желание в холодной воде.
     - Подожди меня, Сэм, - пробормотал он. - Я на минутку.
     В полусне он подошел к берегу, туда,  где  корни  вяза  опускались  в
воду, как драконьи детеныши, пришедшие на водопой. Перебравшись через  них
Фродо  опустил  горящие  ноги  в  холодную  коричневую  воду:  и  тут  же,
прислонившись к дереву, он уснул.
     Сэм сидел, почесывая  голову  и  широко  зевая.  Он  был  обеспокоен.
Приближался вечер и он думал, что эта внезапная сонливость напала  на  них
неспроста.
     - За этим скрывается что-то большее, чем жара и усталость, - бормотал
он. - Мне не нравится это большое дерево. Я ему не верю. Только  послушать
как оно напевает о сне! Это плохо кончится!
     Он  заставил  себя  встать  и  посмотреть,  что  происходит  с  пони.
Оказалось, что два пони ушли от  тропы  довольно  далеко:  он  едва  успел
поймать их и привести обратно, как услышал два звука: один громкий, другой
тихий, мягкий, но очень ясный. Громкий был всплеск от падения в воду тела,
тихий - шум, подобный щелканью замка, когда осторожно затворяют дверь.
     Он побежал к  берегу.  Фродо  погрузился  в  воду,  один  из  корней,
казалось, сталкивал его туда, но он не пробуждался.  Сэм  схватил  его  за
куртку и оттащил от корня, потом с трудом вытащил его на берег. В  тот  же
момент Фродо проснулся, закашлялся и начал отплевываться.
     - Знаешь, Сэм, - сказал он наконец, -  это  злобное  дерево  сбросило
меня в воду. И я чувствовал это. Большой корень согнулся и спихнул меня.
     - Я думал, это вам приснилось, мастер Фродо,  -  ответил  Сэм.  -  Не
нужно сидеть в таком месте, если хотите спать.
     - А как другие? - спросил Фродо. - Интересно, что им снится?
     Они обошли вокруг дерева, и Сэм  понял  происхождение  слышанного  им
звука. Пин исчез. Щель, у которой он  лежал,  закрылась.  Мерри  тоже  был
пойман: другая щель закрылась, прижав его талию. Ноги его были снаружи, но
все остальное в темном отверстии, края которого сжались, как челюсти.
     Вначале Фродо и Сэм устремились к тому  месту,  где  лежал  Пин.  Они
яростно пытались разжать края щели,  сжимавшие  бедного  Мерри.  Все  было
бесполезно.
     - Что за глупость! - воскликнул в отчаянии Фродо. - Зачем мы пришли в
этот лес? Я хотел бы, чтобы мы все вновь оказались в Крикхэллоу!
     Он изо всех сил пнул дерево. Едва заметная дрожь пробежала по  стволу
и ветвям, листва зашуршала, но теперь ее шелест был похож на смех.
     - Есть ли топор среди нашего багажа, мастер Фродо? - спросил Сэм.
     - У меня есть небольшой топорик для того, чтобы  нарубить  щепок  для
костра, - ответил Фродо. - Он него будет мало проку.
     - Минутку! - воскликнул  Сэм,  услышав  о  костре.  -  Можно  разжечь
костер!
     - Можно, - с сомнением согласился Фродо. - Но, возможно, мы  поджарим
внутри Пина.
     - Мы начнем с того, что напугаем дерево как следует, - яростно сказал
Сэм. - Если оно их не отпустит, я распилю его, разгрызу на куски!
     Он подбежал к вьючному пони и вскоре извлек из багажа  два  огнива  и
топорик.
     Они быстро собрали сухую траву, листья, куски коры:  набросали  груду
сухих ветвей у ствола с противоположной от пленников стороны.  Как  только
Сэм ударил по огниву, искра попала на сухую траву,  и  поднялось  пламя  и
облако дыма. Ветви затрещали. Листья над их головами, казалось, зашипели с
болью и гневом. Язычки огня принялись лизать ствол вяза.  Дрожь  пробежала
по всему дереву. Мерри издал громкий крик, а из глубины дерева  послышался
приглушенный крик Пина.
     - Перестаньте! Перестаньте! -  кричал  Мерри.  -  Оно  разрежет  меня
надвое, если вы не перестанете. Так оно говорит.
     - Кто? Что? - закричал Фродо, обегая дерево кругом.
     - Прекратите! Прекратите! - молил Мерри. Ветви  вяза  начали  яростно
извиваться. Все остальные деревья вокруг тоже зашевелились,  как  будто  в
лесу поднялся ветер, и по всему лесу, как от брошенного  камня,  пробежали
волны гнева. Сэм пнул костер и принялся затаптывать искры. Фродо, не зная,
чего он ждет и на что надеется, побежал по тропе с криком: "На помощь!  На
помощь! На помощь!" Ему казалось, что он сам с трудом слышит пронзительный
свой голос: голос его, вылетая изо рта, тут же тонул  в  ветвях  и  листве
окружавших деревьев. Он чувствовал отчаяние.
     Внезапно он остановился. Ему показалось,  что  он  слышит  ответ:  он
доносился откуда-то из глубины леса. Он повернулся и прислушался. Вскоре в
этом не было сомнений. Кто-то пел песню. Глубокий ровный голос  беззаботно
и счастливо напевал, но в его словах не было никакого смысла:

              Гол - лог, волглый лог, и над логом - горы!
              Сух - мох, сыр - бор, волглый лог и долы!

     Почувствовав  надежду  и  одновременно   опасаясь   встретить   новую
опасность, Фродо и Сэм теперь оба стояли неподвижно. Внезапно после долгой
песни бессмысленных слов (так им казалось) голос  поднялся  выше,  и  стал
громче, и прозвучала такая песня:

              Древний лес, вечный лес, прелый и патлатый -
              Ветерочков переплеск да скворец крылатый!
              Вот уж вечер настает, и уходит солнце -
              Тома Золотинка ждет, сидя у оконца.
              Ждет-пождет, а Тома нет - заждалась, наверно,
              Золотинка, дочь реки, светлая царевна!
              Том кувшинки ей несет, песню распевает -
              Древний лес, вечный лес Тому подпевает:
              Летний день - голубень, вешний вечер - черен,
              Вешний ливень - чудодей, летний - тараторень!
              Ну-ка, буки и дубы, расступайтесь, братцы, -
              Тому нынче недосуг с вами препираться!
              Не шуршите, камыши, жухло и уныло -
              Том торопится-спешит к Золотинке милой!

     Фродо и Сэм стояли, как очарованные.
     Листва вновь повисла на ветвях неподвижно. Вновь послышалась песня, а
затем  внезапно  подпрыгивая  и  пританцовывая  на  тропе,  появилась  над
тростником старая изорванная шляпа с высокой тульей и длинным синим пером.
При следующем прыжке стал виден и сам человек. Во  всяком  случае  он  был
слишком велик и тяжел для представителя  высокого  народа,  хотя  шума  он
производил предостаточно, топая  большими  желтыми  башмаками  на  толстых
ногах, пробиваясь через траву и тростник, как корова, спешащая на водопой.
У него был синий плащ и длинная коричневая борода: глаза его были синими и
яркими, а лицо красное, как яблоко, изборожденное сотнями морщин смеха.  В
руках он держал большой букет водяных лилий.
     - На помощь! - закричали Фродо и  Сэм  и  побежали  ему  навстречу  с
распростертыми руками.
     - Эй! Эй! Постойте на месте! - воскликнул старик,  поднимая  руки,  и
они остановились, как будто их ударили. - Эй, мои маленькие приятели, куда
вы бежите, отдуваясь и пыхтя?  В  чем  дело?  Вы  знаете,  кто  я?  Я  Том
Бомбадил. Расскажите, что случилось! Том торопится. Не трогайте мои лилии.
     - Мои друзья пойманы вязом, - почти беззвучно крикнул Фродо.
     - Мастера Мерри зажало щелью, - крикнул Сэм.
     - Что? - воскликнул Том Бомбадил, подпрыгивая  в  воздухе.  -  Старик
вяз? Ничего хуже не случилось? Это  легко  поправить.  Я  знаю  для  этого
мелодию. Старый серый патриарх вяз! Я заморожу его, если  он  будет  плохо
себя вести. Я выдерну его корни. Я нашлю на него ветер, который  сорвет  с
него листья и ветви. Старик вяз!
     Осторожно положив лилии на траву, он  подбежал  к  дереву.  здесь  он
увидел ступни ног Мерри - остальное было втиснуто внутрь. Том  приложил  к
щели рот и начал что-то тихонько напевать. Они не  могли  разобрать  слов,
но, очевидно, Мерри что-то почувствовал: ноги его  начали  дергаться.  Том
отпрыгнул в сторону и, подобрав ветку, стегнул ею по стволу.
     - Выпусти их, старик вяз! - сказал он. - О чем ты  думаешь?  Тебе  не
следовало просыпаться. Ешь землю! Углубляйся в  нее!  Пей  воду!  Усни!  С
тобой говорит Том Бомбадил!
     Он схватил Мерри за ноги и потащил его из внезапно раскрывшейся щели.
     Послышался сильный треск и раскрылась вторая  щель.  Из  нее  вылетел
Пин, как будто его вытолкнули. Затем с громким щелканьем  обе  щели  вновь
закрылись. По дереву  от  вершины  до  корней  пробежала  дрожь,  и  вновь
наступила тишина.
     - Спасибо! - один за другим сказали хоббиты.
     Том Бомбадил разразился смехом.
     - Ну, мои маленькие друзья! - сказал он, наклоняясь и заглядывая им в
лица. - Вы пойдете ко мне домой! Стол полон маслом, медом,  белым  хлебом.
Золотинка ждет. Подошло время для вопросов за обеденным столом.  Идите  за
мной как можно быстрее.
     С этими словами он подобрал свои лилии, взмахнул рукой и, подпрыгивая
и пританцовывая, двинулся по тропе на восток, громко распевая.
     Слишком ошеломленные и обрадованные для того, чтобы говорить, хоббиты
заторопились за ним. Но их скорости не хватило,  и  Том  вскоре  исчез  из
виду, а звук его пения впереди становился все слабее и слабее.  Потом  они
снова услышали его громкий голос.

              Поспешайте, малыши! Поступает вечер!
              Том отправится вперед и засветит свечи.
              Вечер понадвинется, дунет темный ветер,
              А окошки яркие вам тропу осветят.
              Не пугайтесь черных вязов и змеистых веток -
              Поспешайте без боязни вы за мною следом!
              Мы закроем двери плотно, занавесим окна -
              Темный лес, вечный лес не залезет в дом к нам!

     После этого хоббиты ничего не слышали. Почти немедленно солнце  зашло
за вершины деревьев. Они вспомнили, как приходит вечер на Брендивайн,  как
загораются сотни окон в Баклбери. Большие тени упали на  траву:  стволы  и
ветви деревьев темными тенями нависали над  ними.  Над  поверхностью  реки
начал подниматься туман и заползать на берег.
     Стало трудно идти по тропе, они почувствовали сильную усталость. Ноги
их, казалось, налились свинцом. Странные таинственные звуки раздавались  в
кустах и тростнике с обеих сторон тропы: посмотрев вверх, на бледное небо,
они увидели странные уродливые лица, глядящие на  них  из  тьмы  с  вершин
деревьев. Им начало казаться, что их окружает нереальный  мир  и  что  они
бредут в зловещем сне, который никогда не кончится.
     Когда  ноги  их  начали  спотыкаться  и  они  почувствовали   желание
остановиться, местность начала подниматься. Послышалось журчание воды.  Во
тьме они  уловили  белизну  пены  там,  где  на  реке  начались  небольшие
водопады. Внезапно деревья кончились, туман расступился. Они вышли из леса
и оказались на широкой травянистой поляне. Река, быстрая и  узкая,  весело
бежала им навстречу, сверкая при свете звезд, которые  уже  показались  на
небе.
     Трава под их ногами была ровной и короткой, как будто ее  подстригли.
Лес сзади стоял ровной стеной.  Тропа  была  отчетливо  видна,  гладкая  и
выложенная по краям камнем. Она, казалось, вела  на  вершину  травянистого
бугра, теперь серого при бледном свете звезд: и там, высоко над собой, они
увидели мигающие огни дома. Тропа спустилась,  потом  вновь  поднялась  по
длинному ровному подъему, направляясь к  свету.  Внезапно  из  открывшейся
двери ударил широкий желтый луч. Перед ними был  дом  Тома  Бомбадила.  За
ним, серые и обнаженные, поднимались темные контуры  склонов,  уходящие  в
ночь на восток.
     Хоббиты и пони заторопились. Усталость и страх отступили.
     - Гей! Вперед, Мерри дол! - донеслось до них.

              Эй, шагайте веселей! Ничего не бойтесь!
              Приглашает малышей Золотинка в гости.
              Поджидает у дверей с Бомбадилом вместе.
              Заходите поскорей! Мы споем вам песню!

     Послышался  другой  чистый  голос,  молодой  и  звонкий,  как  весна,
подобный весеннему ручью, бегущему с холма:

              Заходите поскорее! Ну а мы споем вам
              О росе, ручьях и речках, о дождях весенних,
              О степях, где сушь да вереск, о горах и долах,
              О высоком летнем небе и лесных озерах,
              О капели с вешних веток, зимах и морозах,
              О закатах и рассветах, о луне и звездах -
              Песню обо всем на свете пропоем мы вместе!

     С последними звуками этой песни хоббиты вступили на порог,  и  их  со
всех сторон окружил золотой свет.

                          7. В ДОМЕ ТОМА БОМБАДИЛА

     Четверо хоббитов переступили через широкий каменный  порог  и  стояли
неподвижно, мигая  от  яркого  света.  Они  находились  в  длинной  низкой
комнате. На столе темного полированного дерева  стояло  множество  высоких
свечей, ярко горевших.
     В кресле, в дальнем конце комнаты, лицом ко входу сидела женщина.  Ее
длинные волосы  рассыпались  по  плечам,  зеленые  как  молодой  тростник,
усеянные серебром, как каплями росы: на ней  был  золотой  пояс,  в  форме
переплетенных лилий и незабудок. У ее ног в широком сосуде  плавали  белые
водяные лилии, так, что она казалась сидящей на троне посередине пруда.
     - Входите, добрые гости! - сказала женщина, и они поняли, что  именно
ее чистый голос слышали они только что. Они сделали несколько  неуверенных
шагов  вглубь  комнаты  и  начали  низко  кланяться,   чувствуя   странную
неловкость, как если бы они постучали в дверь придорожного дома с просьбой
о воде, а им открыла дверь королева эльфов в платье из  живых  цветов.  Но
прежде чем они сказали что-нибудь, она встала,  легко  перепрыгнула  через
лилии и со смехом побежала ним навстречу: платье ее мягко  шелестело,  как
вода в берегах реки.
     - Входите, дорогие гости! - повторила она,  беря  Фродо  за  руку.  -
Смейтесь, будьте веселы. Я Золотинка, дочь реки. - Она  легко  обошла  их,
закрыла дверь и повернулась к ним, протянув свои белые руки.  -  Закроемся
от ночи! - сказала она. - Может вы все еще боитесь тумана, древесных теней
и глубокой воды? Ничего не бойтесь! Ведь сегодня вы под крышей  дома  Тома
Бомбадила.
     Хоббиты удивленно смотрели на нее, она по очереди с улыбкой  оглядела
их.
     - Прекрасная леди Золотинка! - сказал наконец  Фродо,  чувствуя,  что
сердце его наполняется непонятной ему самому радостью. Он был очарован  ее
голосом.
     - Прекрасная  леди  Золотинка!  -  повторил  он.  -  Теперь  радость,
заключавшаяся в песнях, которые мы слышали, мне понятна.

              О тростинка стройная! Дочь Реки пречистой!
              Камышинка в озере! Трель струи речистой!
              О весна, весна и лето и сестрица света!
              О капель под звонким ветром и улыбка лета!

     Внезапно он остановился,  охваченный  удивлением  при  звуках  своего
голоса. Он поет такую песню! Но Золотинка засмеялась.
     - Добро пожаловать! - сказала они. - Я не знала, что народ Удела  так
сладкоязычен. Но я вижу, что ты друг эльфов: об этом говорит  блеск  твоих
глаз и звук твоего голоса. Счастливая встреча! Садитесь  и  ждите  хозяина
дома! Он скоро будет. Он заботится о ваших усталых лошадках.
     Хоббиты с готовностью сели рядышком на стулья с изогнутыми  спинками,
а Золотинка занялась столом: их глаза неотрывно следили за нею:  грация  и
красота ее движений заполняла их сердца восторгом.  Откуда-то  из-за  дома
донеслись звуки пения. Вновь и вновь улавливали они среди  множества  слов
"сыр-бор", "гол-лог", "сух-мох", повторяющиеся снова и снова.

              Молодчина Бомбадил - вовремя пришел ты к ним -
              В голубом камзоле, а ботинки желтые!

     - Прекрасная леди! - сказал спустя некоторое время  Фродо.  -  Ответь
нам, если мой вопрос не покажется тебе глупым, кто такой Том Бомбадил?
     - Он это он, - сказала Золотинка, прерывая свои  быстрые  движения  и
улыбаясь.
     Фродо вопросительно посмотрел на нее.
     - Он тот, кого вы видите, - сказала она в ответ на его взгляд.  -  Он
хозяин леса, воды и холма.
     - Значит, вся эта земля принадлежит ему?
     - Конечно, нет, - ответила она и улыбка  ее  увяла.  -  Это  было  бы
слишком тяжелой ношей, - добавила она как бы про  себя.  -  И  деревья,  и
травы, и все растущее или  живущее  здесь  принадлежит  только  себе.  Том
Бомбадил хозяин. Никто не видел старого Тома бродящим в лесу, идущим вброд
по воде, взбирающегося на вершину холма в  свете  и  тенях.  Он  не  знает
страха. Том Бомбадил - хозяин.
     Дверь отворилась и вошел Том Бомбадил. Теперь он был без шляпы и  его
густые каштановые волосы были увенчаны осенними листьями. Он засмеялся,  и
подойдя к Золотинка, взял ее за руку.
     - Это моя прекрасная леди! - сказал он, кланяясь хоббитам. - Это  моя
Золотинка, одетая в зелень и серебро с цветами у ног. Стол готов?  Я  вижу
хлеб и масло, мед и молоко, сыр и фрукты, и  ягоды  собраны.  Довольно  ли
этого для нас? Готов ли ужин?
     - Готов, - ответила Золотинка, - но, может быть, гости еще не готовы?
     Том хлопнул в ладоши и воскликнул.
     - Том! Том! Твои гости устали, а ты забыл об этом! Идемте мои веселые
друзья.  Том  освежит  вас.  Ваши  грязные  руки  станут   чистыми,   лица
освежаться: сбросьте свои плащи и положите узлы!
     Он открыл дверь, и они пошли за ним по короткому коридору и завернули
за угол... Тут была низкая  комната  с  наклонной  крышей  (казалось,  это
пристройка, находящаяся к  северу  от  дома).  Стены  каменные,  увешанные
зелеными и желтыми занавесями. Пол был  выслан  плитами  и  покрыт  свежим
зеленым тростником. На нем лежали четыре пышных матраса,  покрытых  белыми
одеялами. Матрасы лежали в ряд у стены.  У  противоположной  стены  стояла
длинная скамья с  широкими  глиняными  тазами,  рядом  со  скамьей  стояли
кувшины, полные воды, холодной и горячей. Стояли наготове у каждой постели
мягкие зеленые комнатные туфли.
     Вскоре умытые и посвежевшие, хоббиты сидели  за  столом,  по  двое  с
каждой стороны, а с противоположных концов сидели Золотинка и хозяин.  Это
был длинный и веселый ужин. Хоббиты ели так, как может есть уважающий себя
хоббит, в еде не было недостатка. Напитки  в  их  стаканах  казались  чище
родниковой холодной воды, однако действовали на них,  как  вино,  веселили
сердца и развязывали языки. Гости вдруг обнаружили, что весело  распевают,
как будто это легче и более естественнее, чем говорить.
     Наконец Том и Золотинка встали и быстро очистили стол. Гостям  велели
спокойно  сидеть  на  месте,  каждому  к  усталым  ногам  была  поставлена
скамеечка. В широком очаге перед ними горел огонь, от  которого  доносился
приятный запах, как будто горели стволы яблони. Когда все было приведено в
порядок, все огни в комнате погасли, за исключением  одной  лампы  и  пары
свечей с каждой стороны каминной полки. Золотинка подошла  и  остановилась
перед ними, держа в руке свечу. Она пожелала всем доброй ночи  и  крепкого
сна.
     - Отдыхайте в мире до утра! - сказала им она.  -  Не  бойтесь  ночных
звуков! Ничто не проникает в дверь и окна, кроме лунного и звездного света
и ветра с вершины холма. Доброй ночи!
     С шелестом и блеском прошла она по комнате. Звуки ее шагов  были  как
ручеек, легко падающий с пригорка на камень в ночной тиши.
     Том некоторое время сидел  рядом  с  ними  молча,  и  каждый  из  них
набирался храбрости, чтобы задать множество вопросов, пришедших  в  голову
за ужином. Наконец заговорил Фродо:
     - Вы услышали мой крик, мастер, или не просто случайность привела вас
к нам в такой момент?
     Том вздрогнул, как человек, пробудившийся от приятного сна.
     - Что? - спросил он. - Слышал ли я ваш крик? Нет, не слышал: я пел  в
это время. Простая  случайность  привела  меня,  если  это  можно  назвать
случайностью. Впрочем, я вас ждал. Мы  слышали  о  вас  и  знали,  что  вы
пускаетесь в странствия. Мы так и думали, что вы  придете  к  реке  -  все
дороги ведут сюда, к Витвиндл. Старик вяз, он  могучий  певец:  маленькому
народу трудно избежать его хитроумного колдовства.  Но  у  Тома  было  там
дело, которое нельзя было откладывать.
     Том кивнул, как будто сон вновь начал овладевать им, но он  продолжал
мягким певучим голосом:

              У меня там было дело - собирать кувшинки,
              Чтоб потом преподнести их милой Золотинке;
              Я всегда так делаю перед первым снегом,
              Чтоб они цвели у ней до начала лета -
              Собираю на лугу в чистом светлом озере,
              Чтоб ладони холодов их не заморозили.
              Я у этих берегов - давнею порою -
              И жену свою нашел - раннею весною:
              В камышах она звенела песней серебристой,
              А над нею распевал ветерок росистый.

     Он открыл глаза и блеснул на сидящих хоббитов синевой:

              Так что видите, друзья, я теперь не скоро
              У Ветлянки окажусь - может, лишь весною, -
              Да и с Вязом повидаюсь под конец распутицы,
              В дни, когда на нем листва весело распустится
              И когда моя жена в золотистом танце
              На реку отправится, чтобы искупаться.

     Он вновь замолчал, но Фродо не удержался и задал еще один вопрос,  на
который ему больше всего хотелось получить ответ.
     - Расскажите нам, мастер, о старике вязе, кто он такой! Я никогда  не
слышал о нем раньше.
     - Не нужно! - сказали вместе Мерри и Пин, внезапно распрямляясь. - Не
сейчас! Подождем до утра!
     - Правильно! - согласился старик. - Теперь  время  отдыха.  Некоторые
вещи опасно слушать, когда на землю падают тени. Спите до утра,  отдыхайте
на подушках! Не бойтесь ночных звуков! Не бойтесь старого вяза!
     С этими словами он задул огонь в лампе и, взяв в обе руки  по  свече,
повел хоббитов в их комнату.
     Матрацы и подушки были мягкими, и сделаны из белоснежной  шерсти.  Не
успев лечь и закрыть глаза, хоббиты уснули мертвым сном.
     Фродо спал. Ему приснился восход золотой луны: в ее свете  перед  ним
оказалась черная каменная стена, в которой была похожая на большие  ворота
темная арка. Фродо казалось, что он поднимается на стену и видит, что  это
кольцо холмов, а внутри кольца - равнина, а посредине равнины  возвышается
остроконечная каменная башня. На вершине  ее  видна  человеческая  фигура.
Восходящая луна, казалось, на мгновение повисла  над  головой  человека  и
сверкнула на его белых волосах, которые  шевелились  от  ветра.  С  темной
равнины снизу доносились странные голоса и вой множества волков.  Внезапно
тень в форме огромного крыла легла на луну. Человек на башне поднял  руку,
и из того предмета, что он держал в руке, сверкнул луч света. Могучий орел
слетел сверху и унес его. Голоса закричали, волки завыли.  Послышался  шум
как от сильного ветра, его покрыл топот копыт, приближавшийся  с  востока.
"Черный Всадник!" - Подумал Фродо,  пробуждаясь  и  все  еще  слыша  топот
копыт. Он подумал, хватит ли у него храбрости вновь покинуть  безопасность
этих каменных стен. Он лежал, неподвижно, прислушиваясь:  все  было  тихо,
наконец он повернулся и снова уснул, погрузившись в  сон,  от  которого  у
него не осталось воспоминаний.
     Рядом с ним спал Пин  и  видел  приятные  сны,  но  вот  в  его  снах
наступила перемена, он повернулся и застонал. Внезапно  он  проснулся  или
подумал, что проснулся. Он все еще слышал в  темноте  звук,  потревоживший
его сон, звук, похожий на трение друг  о  друга  ветвей  на  ветру,  скрип
деревянных пальцев о стену  и  стекло  окна  -  скрип,  скрип,  скрип.  Он
подумал, не растет ли рядом с домом вяз. Внезапно  его  охватила  пугающая
уверенность, что он не в обычном  доме,  а  внутри  вяза  и  снова  слышит
ужасные сухие голоса, смеющиеся над ним. Он сел, ощутил мягкую  постель  и
снова лег успокоенный. Ему показалось, что он слышит:  "Ничего  не  бойся!
Отдыхай! В мире до утра! Не бойся ночных звуков!" Он снова уснул.
     Мерри в своем спокойном сне  не  слыхал  шуршания  воды.  Вода  мягко
стекала вниз, заполняя все вокруг дома и превращая  местность  в  глубокий
бассейн. Она журчала у стен и поднималась медленно,  но  непреодолимо.  "Я
утону! - подумал он.  -  Вода  ворвется  в  дом,  и  тогда  я  утону".  Он
чувствовал, что лежит в мягком скользком иле. Подпрыгнув, он сел,  опустив
ноги на холодный камень. Тут он вспомнил, где находится, и снова  лег.  Он
вспомнил: "Ничто не проникнет в дверь и окна, кроме  лунного  и  звездного
света и ветра с вершины холма". Легкий порыв  воздуха  шевельнул  занавес.
Мерри глубоко вздохнул и снова уснул.
     Сэм,  насколько  он  мог  вспомнить,  проспал  всю  ночь  в  глубоком
удовлетворении, если только бревно может испытывать удовлетворение.
     Все четверо проснулись одновременно в свете  утра.  Том  двигался  по
комнате, насвистывая, как скворец. Услышав, что они шевелятся, он  хлопнул
в ладони и воскликнул:
     - Солнце встало поутру! Просыпайтесь, зайцы!
     Он отодвинул желтый занавес, и хоббиты увидели, что занавеси с  обеих
сторон комнаты закрывали окна, и одно из них выходило на восток, а  другое
- на запад.
     Они вскочили, чувствуя себя полностью отдохнувшими. Фродо подбежал  к
окну и увидел огород, серый от росы. Он смутно ожидал увидеть подходящий к
самым стопам дерн, покрытый следами копыт. На самом деле поле  зрения  ему
закрывал высокий частокол,  над  ним  далеко-далеко  на  фоне  восходящего
солнца  поднимались  вершины  холмов.  Утро  было  бледное,  на  восточном
горизонте лежали длинные узкие облака,  окрашенные  в  желтый  цвет.  Небо
говорило о приближении дождя. Быстро светало, и красные цветы бобов начали
сверкать на фоне влажных зеленых листьев.
     Пин смотрел в западное окно на океан тумана. Туман  совершенно  скрыл
лес. Было похоже на то, что смотришь сверху на сплошной  слой  облаков.  В
одном месте туман распадался на множество струек и волн - это была  долина
Витвиндл. Туман сбегал со склонов холмов и  исчезал  в  белых  тенях.  Под
окном был виден цветник и живая изгородь, увитая серебряными нитями, а  за
ней ровно скошенная трава с каплями росы. Никакого вяза не было видно.
     - Доброе утро, веселые  друзья!  -  воскликнул  Том,  шире  раскрывая
восточное окно. Холодный воздух ворвался в него, он пах дождем. - Я думаю,
солнце не часто будет показывать сегодня свое  лицо.  Я  еще  до  рассвета
походил вокруг, взбирался на  вершины  холмов,  прислушивался  к  ветру  и
погоде, к влажной траве  под  ногами  и  влажному  ветру  над  головой.  Я
разбудил Золотинку песней под ее  окном.  Но  ничего  не  могло  разбудить
хоббитов ранним утром. Ночью маленький народ пробуждался во тьме, а  утром
к нему пришел сон. Ринг о  динг  дилло!  Вставайте,  мои  веселые  друзья!
Забудьте ночные звуки! Ринг о динг дилло дол! Дерри дол! Мои дорогие! Если
придете вскоре, найдете завтрак на столе. Если опоздаете, получите траву и
дождевую воду!
     Нужно ли говорить, хотя угроза  Тома  звучала  шутливо,  что  хоббиты
пришли вскоре, но нескоро  оставили  стол,  только  тогда,  когда  он  уже
выглядел пустым. Ни Тома, ни Золотинки  не  было.  Том  чем-то  гремел  на
кухне, ходил вверх и вниз по лестнице, напевал то в доме, то снаружи. Окна
комнаты выходили на запад,  на  затянутую  туманом  поляну,  и  окно  было
раскрыто. С крутой тростниковой  крыши  капало.  Прежде  чем  они  кончили
завтрак, облако сбилось в непробиваемую крышу и начался сильный  проливной
дождь. За его занавесом лес был совсем невидим.
     Когда они смотрели в окно, до них донесся мягкий  чистый,  как  будто
падавший с неба вместе с  дождем  голос  Золотинки,  которая  пела  где-то
наверху над ними. Они разобрали всего несколько слов, но  им  стало  ясно,
что это дождевая песня. Хоббиты с восхищением слушали: и  Фродо  радовался
всем сердцем  и  благословлял  ненастную  погоду,  потому  что  из-за  нее
откладывался  их  отъезд.  С  самого  пробуждения  он  с  тоской  думал  о
необходимости уезжать, но сейчас решил, что в этот день они не уедут.
     Высоко вверху западный ветер гнал облака, чтобы они пролились  дождем
на голую поверхность склонов. Вокруг дома  ничего  не  было  видно,  кроме
падающего дождя. Фродо стоял у открытой двери и следил, как белая  меловая
тропинка превращается в молочную реку и, покрытая  пузырьками  от  капель,
устремляется вниз, в долину. Из-за угла дома  вышел  Том  Бомбадил,  махая
руками, словно бы разводя в стороны от себя дождь, и, действительно, когда
он поднялся на порог, он был совершенно сухим, исключая лишь  башмаки.  Их
он снял и поставил к очагу. Потом сел в самое большое кресло и подозвал  к
себе хоббитов.
     - Сегодня у Золотинки стиральный день, - сказал он, - осенью она  все
чистит. Слишком сыро  для  хоббитов,  пусть  они  пока  отдохнут!  Сегодня
хороший день для длинных рассказов, для вопросов и ответов, и поэтому  Том
начинает разговор.
     И  он  рассказал  им  много  занимательных  историй,  иногда  как  бы
обращаясь к самому себе, иногда поглядывая на  них  из-под  густых  бровей
яркими голубыми глазами.  Часто  он  начинал  петь,  вставая  с  кресла  и
пританцовывая. Он рассказал им сказки о пчелах и цветах, о жизни деревьев,
о  странных  созданиях  леса,   о   злых   и   добрых,   дружественных   и
недружественных, жестоких и приветливых существах, прячущихся  в  зарослях
ежевики.
     Слушая, они начинали понимать жизнь леса, где они  были  чужаками,  а
все остальные чувствовали себя так как дома. В  рассказах  тома  постоянно
фигурировал старик вяз, и Фродо многое узнал о нем,  слишком  многое,  ибо
это был не слишком уютный рассказ. Слова  Тома  обнажили  мысли  и  сердца
деревьев, которые часто были мрачными и необычными,  полными  ненависти  к
существам, которые свободно передвигаются по земле, грызут, кусают, рубят,
ломают, жгут - то есть разрушители и узурпаторы. Старый лес назывался  так
не без причин, он был действительно древним, остатками давно забытых лесов
прошлого: и в нем жили еще, старея не быстрее холмов, отцы отцов деревьев,
помнящие  времена,  когда  они  были  господами  мира.  Бесчисленные  года
наполнили их гордостью, мудростью и злобой. Но никто из  них  не  был  так
опасен, как великий  старик  вяз:  сердце  у  него  сгнило,  но  вот  сила
сохранилась у него  молодая,  и  он  был  хитер  и  коварен,  и  опытен  в
колдовстве, а песни его и мысли слышны были в лесу по  обе  стороны  реки.
Его жаждущая серая душа черпала  силу  из  земли,  далеко  простирая  свои
корни, выпуская в воздух невидимые пальцы, и держала в своей власти  почти
все деревья леса от высокой стены до самых склонов.
     Внезапно рассказ Тома ушел в сторону от леса и, как холодный ручей, с
журчащими  водопадами,  прыгающий  через   булыжники   и   обломки   скал,
извивающийся среди травы, повернул к склонам. Хоббиты  слышали  о  больших
курганах, о великих могильных насыпях, о каменных кругах  на  холмах  и  в
ущельях между холмами. На склонах холмов блеяли овцы в стадах. Возвышались
зеленые и белые стены. На возвышенностях стояли крепости. Короли маленьких
королевств воевали друг с другом, и молодое солнце, сияло  как  огонь,  на
красном металле их прожорливых  новых  мечей.  Были  победы  и  поражения:
падали башни, горели крепости, и пламя вздымалось к  небу.  Золото  грудой
насыпали на гробы королей и королев,  и  могилы  поглощали  все,  каменные
двери закрывались, и все зарастало травой. Вначале овцы бродили по  холмам
и щипали траву, но вскоре все опять опустело. Тень издалека пала на холмы,
и кости в могилах зашевелились. Духи курганов начали  бродить  в  ущельях,
звякая золотыми цепями и  кольцами  на  ледяных  пальцах.  Каменные  круги
выступили из земли, улыбаясь в лунном свете, как сломанные зубы.
     Хоббиты задрожали. Даже в Уделе  было  известно  о  духах  с  больших
курганов за лесом. Эти рассказы хоббиты не любили слушать, даже сидя  дома
у пылающего очага. Четверо хоббитов  внезапно  осознали  то,  что  изгнало
всякую радость из их сердец: дом Тома Бомбадила стоял как раз  над  самыми
этими смертоносными курганами. Они утратили нить его рассказа и  заерзали,
беспокойно поглядывая друг на друга.
     Когда они вновь вслушались в его слова, то обнаружили, что он  теперь
бродит в старых местах где-то в не их памяти  и  восприятии,  во  времени,
когда мир был шире, а море дальше. И Том пел  о  древних  временах,  когда
жили только эльфы. Внезапно он замолчал, и  они  увидели,  что  он  кивает
головой, как бы собираясь спать. Хоббиты сидел  молча,  как  зачарованные:
казалось от его слов утих  ветер,  рассеялись  облака,  тьма  наступала  с
востока и запада, а все небо было полно светом белых звезд.
     Было ли это утро или вечер,  много  ли  дней  прошло,  Фродо  не  мог
сказать. Он не чувствовал  ни  голода,  ни  усталости,  только  удивление.
Звезды посылали в окна свой свет, и небесная  тишина,  казалось,  окружала
его. От удивления и  внезапного  страха  перед  этой  тишиной  он  наконец
заговорил.
     - Кто вы, мастер? - спросил он.
     - Что? - спросил Том, и глаза его блеснули в полутьме. - Разве ты  не
знаешь моего имени? Это единственный ответ. Скажи мне, кто ты,  один,  сам
по себе, без имени своего? Но ты молод, а я стар. Старейший - вот  кто  я.
Запомните мои друзья, эти слова: Том был здесь раньше реки и деревьев. Том
помнит капли первого дождя и первый желудь. Он  прокладывал  тропы  раньше
высокого народа, он видел прибытие малого  народа.  Он  был  здесь  раньше
королей, раньше могил и духов курганов. Когда эльфы  двигались  на  запад,
Том тоже был здесь, и раньше, чем изогнулось море.  Он  знал  времена  без
страха под звездами, когда еще Господин Тьмы не пришел извне.
     Казалось,  темная  тень  легла  за  окнами,   и   хоббиты   торопливо
переглянулись. Когда они снова  посмотрели  вокруг,  в  дверях,  в  потоке
света, стояла Золотинка. В руке она держала  свечу,  заслоняя  ладонью  ее
пламя от сквозняка: сквозь ее пальцы пробивался свет,  как  солнце  сквозь
белую завесу.
     - Дождь кончился, - сказала она. - Новые воды бегут  вниз  по  холмам
под звездами. Давайте смеяться и радоваться!
     - И давайте есть и пить! - воскликнул Том. - Долгие рассказы вызывают
жажду. А долгое слушание - голод. Слушать утро, день и вечер.
     С этими словами он спрыгнул с кресла, снял свечу с каминной  полки  и
зажег ее от пламени той свечи, которую держала Золотинка: затем затанцевал
вокруг стола. Потом вылетел за дверь и исчез.
     Вскоре он вернулся, неся большой нагруженный поднос. Том и  Золотинка
сели за стол, и хоббиты удивленно и весело  последовали  их  примеру,  так
прекрасна была грация Золотинка и так веселы и странны  прыжки  и  шалости
Тома. Каким-то образом его танец по комнате и вокруг стола привел к  тому,
что очень скоро еда, сосуды с напитками и свечи оказались на столе.  Стены
сверкали огнями, белыми и желтыми. Том поклонился своим гостям.
     - Ужин готов, - сказала Золотинка, и хоббиты увидели,  что  она  была
вся в серебре, с белым поясом, а башмаки ее были из рыбьей чешуи.  Том  же
весь был в голубом, как умытые дождем незабудки, лишь чулки  у  него  были
зеленые.
     Ужин был даже лучше, чем накануне. Хоббиты  под  влиянием  слов  Тома
забыли  о  еде,  но  теперь,  когда  перед  ними  был  полный  стол,   они
почувствовали такой голод, словно не ели целую неделю. Вначале они даже не
пели и не разговаривали, и ни на что не обращали внимания.  Но  постепенно
настроение их улучшилось, а голоса зазвучали веселее.
     После еды Золотинка спела им много песен. Песни ее начинались весело,
а заканчивались в тишине. И в этой тишине  они  мысленно  видели  глубокие
омуты и широкие ямы, и глядя в них, они видели под собой небо и в глубинах
его звезды, как бриллианты. Потом она вновь  пожелала  им  доброй  ночи  и
оставила их у очага, но Том оказался очень бодрым и засыпал их вопросами.
     Он, по-видимому, много знал о них и их семьях, много знал об  истории
и делах Удела, начиная с дней, которые сами хоббиты едва ли  помнили.  Это
их больше не удивляло: но он не скрыл от  них,  что  сведения  о  недавних
событиях он получил от фермера  Мэггота,  которого  считал  гораздо  более
значительной личностью, сем они ожидали.
     - Под его ногами земля, и  глина  на  его  пальцах,  мудрость  в  его
костях, и оба его глаза открыты, - сказал Том.
     Было ясно так же, что Том общался с эльфами и  что  каким-то  образом
новость о побеге Фродо пришла к нему от Гилдора.
     Так много знал Том и так хитры были его вопросы, что Фродо  рассказал
ему о  Бильбо  и  о  собственных  надеждах  и  страхах,  даже  больше  чем
Гэндальфу. Том покачал головой, и в его глазах что-то блеснуло,  когда  он
узнал о Всадниках.
     - Покажи мне это драгоценное  Кольцо!  -  внезапно  посреди  рассказа
сказал он, и Фродо, к собственному изумлению, извлек из кармана цепочку и,
отцепив от нее Кольцо, протянул его Тому.
     Казалось оно увеличилось в тот момент, когда  легло  на  его  большую
темнокожую руку. Том внезапно поднес его к глазам и засмеялся. На  секунду
хоббиты  увидели  зрелище,  одновременно  комическое  и  тревожное:  яркий
голубой глаз сверкал в золотом круге! Затем Том надел Кольцо на мизинец  и
поднес к огню свечи. Вначале хоббиты не увидели в этом  ничего  странного.
Потом ахнули. Том не исчез.
     Том вновь засмеялся. Подбросил Кольцо в воздух  -  и  оно  с  блеском
исчезло. Фродо издал крик -  Том  наклонился  и  с  улыбкой  протянул  ему
Кольцо.
     Фродо внимательно и подозрительно оглядел Кольцо, как будто давал его
фокуснику. Это было то же самое кольцо, или выглядело оно как то же  самое
и имело такой же вес: Фродо всегда казалось,  что  Кольцо  слишком  тяжело
ложится на его ладонь. Он даже слегка рассердился на Тома за то,  что  тот
легкомысленно отнесся к тому, что Гэндальф считал таким важным и  опасным.
Он подождал, пока Том снова заговорит,  и  на  этот  раз  он  рассказал  о
барсуках и их странных обычаях, и надел Кольцо.
     Мерри повернулся к нему,  собираясь  что-то  сказать,  и  возбужденно
воскликнул. Фродо обрадовался (если можно так выразиться) - это  было  его
собственное кольцо. Мерри смотрел прямо на его стул и, очевидно, не  видел
его. Фродо встал и осторожно пошел к двери.
     - Эй! - воскликнул Том, глядя прямо на него своими сияющими  глазами.
- Эй, Фродо! Ты куда? Старый Том Бомбадил еще не ослеп. Сними свое золотое
Кольцо! Тебе лучше без него. Возвращайся! Оставь свою игру и садись  рядом
со мной! Нам нужно еще кое о чем поговорить и подумать об утре. Том должен
указать правильную дорогу и не дать вам заблудится.
     Фродо засмеялся, стараясь казаться довольным. Сняв Кольцо, он подошел
и снова сел. Том говорил, что считает, что завтра будет сиять солнце, утро
будет прекрасное, а путешествие приятное.  Но  им  нужно  будет  выступить
очень рано: погода в этой местности такова, что даже Том не может  надолго
быть уверенным в ней, и она может измениться быстрее, чем Том снимает свою
куртку.
     - Я не хозяин погоды, - добавил он, - и никто, ходящий на двух ногах,
не распоряжается ею.
     По его совету они решили двинуться от его дома  прямо  на  север,  по
западным и самым низким отрогам склонов:  в  таком  случае  они  могут  за
дневной переход достичь восточной дороги и избежать при этом курганов.  он
советовал им не бояться ничего, но в то же время быть осторожными.
     - Держитесь зеленой травы! Не смешивайтесь  со  старыми  камнями,  не
связывайтесь с умертвиями из курганов, не трогайте их домов,  если  только
вы не сильный народ и сердца ваши не знают страха!
     Он повторил это не раз и советовал им обходить курганы с запада, если
они все же встретятся им по пути. Затем он научил  их  песне,  которую  им
следовало спеть, если на следующий день они окажутся в опасности:

                   Песня звонкая, лети к Тому Бомбадилу,
                   Отыщи его в пути, где бы ни бродил он!
                   Догони и приведи из далекой дали!
                   Помоги нам, Бомбадил, мы в беду попали!

                      8. ТУМАН НАД БОЛЬШИМИ КУРГАНАМИ

     Этой ночью они не слышали никаких странных звуков. но то ли  во  сне,
то ли наяву, Фродо слышал пение: песня долетала до него, как бледный  свет
из-за серого дождевого занавеса: песня все  крепла,  превращая  занавес  в
стекло и серебро, пока он не откинулся  весь,  открыв  за  собой  в  свете
солнца далекую зеленую страну.
     Видение растаяло при пробуждении. Том  свистел,  как  дерево,  полное
певчих птиц:  солнце  действительно  освещало  холмы  и  врывалось  сквозь
раскрытые окна. Все вокруг было зеленым и бледно-золотым.
     После  завтрака,  который  они  опять  ели  одни,  они  были   готовы
прощаться,  с  таким  тяжелым  сердцем,  какое  только  возможно  в  такое
прекрасное утро: прохладное, яркое  и  чистое  под  умытым  бледно-голубым
осенним небом. Дул свежий северо-западный  ветер.  Отдохнувшие  пони  были
настроены игриво, они фыркали и беспокойно двигались. Том вышел  из  дома,
помахивая шляпой и пританцовывая у порога, желая хоббитам доброго  пути  и
гладкой дороги.
     Они поехали по дороге, вьющейся от  дома,  и  начали  подниматься  по
северному отрогу холма, под защитой которого стоял дом Тома. Они спешились
только, чтобы вести пони по крутому подъему, когда Фродо остановился.
     - Золотинка! - воскликнул он. - Моя прекрасная леди, одетая в  зелень
и серебро! Мы не попрощались с нею, мы даже не видели ее с вечера!
     Он был так расстроен, что повернул назад. Но в этот момент  откуда-то
сверху послышался чистый голос. Она стояла на холме и махала им, ее волосы
свободно развевались на солнце. Свет похожий  на  блеск  воды,  расходился
из-под ее ног, когда она танцевала.
     Они заторопились вверх и вскоре, тяжело дыша,  остановились  рядом  с
ней. Они поклонились, но она взмахом руки  попросила  их  оглянуться.  Они
оглянулись и с вершины холма увидели утренний мир.  Когда  они  стояли  на
вершине холма, в лесу все было затянуто туманом: теперь же воздух был чист
и видно было далеко. На запад местность  поднималась,  там  были  поросшие
лесом холмы, зеленые, желтые, красновато-коричневые  в  свете  солнца,  за
ними скрывалась долина Брендивайна. На юге, там, где протекает Витвиндл, в
отдалении что-то сверкало, как бледное стекло: там Витвиндл делала большую
петлю в низинах и уходила в места, о которых хоббиты ничего не  знали.  На
север шли постепенно понижающиеся равнины серого  и  зеленого  цвета,  они
терялись вдали. На востоке поднимались большие курганы, хребет за  хребтом
в свете утра и исчезали из вида  в  отдалении.  И  там,  вдали,  виднелось
что-то синевато-белое на краю неба. Это были памятные хоббитам  по  старым
преданиям высокие и отдаленные горы.
     Они глубоко вдохнули чистый воздух: им казалось, что всего  несколько
шагов - и они будут в любом месте, где им захочется.  Казалось  малодушным
желание брести по склонам и ущельям, вместо того, чтобы прыгать с  вершины
на вершину легко, как Том, над грудами скал к самым горам.
     Золотинка заговорила, и они с трудом оторвались от зрелища.
     - Доброго вам пути, дорогие гости! -  сказала  она.  -  Двигайтесь  к
своей цели! Да будет легка ваша дорога! И торопитесь, пока сияет солнце! -
И, обращаясь к Фродо, добавила. - Прощай, друг эльфов,  это  была  веселая
встреча!
     Фродо не нашел слов для ответа. Он  низко  поклонился,  взобрался  на
пони и в сопровождении друзей медленно двинулся вниз по склону холма. Лес,
долина, дом Тома Бомбадила - все пропало из вида. На спуске между зелеными
склонами холмов воздух был теплее, и в нос им  ударил  сильный  и  крепкий
запах дерна. Достигнув дна  зеленой  долины,  они  повернулись  и  увидели
Золотинку, теперь крохотную и прекрасную, как освещенный солнцем цветок на
фоне неба. Она стояла, глядя им вслед, и руки ее  были  протянуты  к  ним.
Пока они смотрели,  она  крикнула  что-то,  подняла  руки,  повернулась  и
исчезла за холмом.
     Их дорога извивалась по дну долины  вокруг  зеленых  подножий  крутых
холмов, переходя в другую, более глубокую и широкую  долину,  затем  через
отрог очередного холма, по длинному спуску в долину, потом на новый холм и
так далее. Не было видно ни деревьев, ни ручьев, ни речек. Это была  земля
травы и дерна, молчаливая, если не считать шума ветра  и  одиноких  криков
незнакомых  птиц.  По  мере  их  продвижения  солнце  поднималось  выше  и
становилось жарко. При каждом подъеме  на  холм  им  казалось,  что  ветер
становится все более слабым. А когда им удавалось  взглянуть  на  запад  в
промежутки между холмами, отдаленный лес,  казалось,  дымился,  как  будто
выпавший дождь вновь паром поднимается вверх  с  ветвей,  коней  и  почвы.
Какая-то тень упала на местность, какая-то тяжелая дымка, под которой небо
было как синяя шляпа, горячая и тяжелая.
     К середине дня они достигли холма, вершина которого  была  широкой  и
плоской, как мелкое блюдце с зеленым ободом. Внутри воздух не двигался,  а
небо казалось низким, нависшим над самыми их головами. Въехав на  вершину,
хоббиты поглядели на север. Сердце их охватила радость: им казалось ясным,
что они проехали больше, чем ожидали. Конечно, дали скрывались в  дымке  и
были трудно различимы, но  не  было  сомнений  в  том,  что  склоны  скоро
кончатся. Под ними лежала длинная долина, уходящая на  север.  За  ней  не
видно было холмов. На севере они заметили длинную серую линию.
     - Это линия деревьев, - сказал Мерри. - Она означает дорогу. На  всем
протяжении дороги, до самого моста, вдоль нее растут деревья. Говорят,  их
вырастили в древние времена.
     - Великолепно! - сказал Фродо. - Если мы и после полудня  поедем  так
же, как утром, мы минуем склоны  до  захода  солнца  и  поищем  место  для
ночлега.
     Говоря это, он взглянул на восток и увидел, что с этой стороны  холмы
ниже и они глядят на них сверху:  все  эти  холмы  были  покрыты  зелеными
насыпями, а на некоторых были стоячие камни, торчащие вверх, как  зубы  из
зеленых десен.
     Это зрелище обеспокоило их: поэтому они отвернулись от него и съехали
вниз,  в  мелкий  круг.  В  середине  его   стоял   единственный   камень,
устремившись высоко к  солнцу  и  не  бросая  в  этот  час  тени.  Он  был
бесформенным и все же значительным: как пограничный столб, как  угрожающий
палец или даже больше, чем простое предупреждение, но хоббиты были готовы.
Солнце находилось в зените, и всякие страхи казались глупыми. Поэтому  они
уселись у восточной стороны камня, упираясь в  него  спинами.  Камень  был
холодным, как будто солнце не имело силы согреть его: но в это  время  дня
прохлада казалась приятной. Они поели с удовольствием, с каким можно  есть
под открытым небом. Том снабдил их достаточным количеством пищи.  Пони,  с
которых сняли груз, паслись в траве.
     Долгая поездка по холмам, плотная еда, теплое солнце и  запах  травы,
навеяли желание полежать немного, вытянув ноги и глядя  на  солнце  -  это
все, вероятно, достаточно объясняет случившееся. Они проснулись  внезапно,
расставшись со сном, в который не собирались впадать. Стоячий  камень  был
холоден и бросал длинную бледную тень,  протянувшуюся  далеко  на  восток.
Солнце, бледное и водянисто-желтое, светило сквозь дымку над  самым  краем
ободка круглой площадки, в центре которой они отдыхали. С севера,  востока
и юга, к площадке снизу подступал густой, холодный белый туман. Воздух был
тихим, неподвижным и прохладным. Пони столпились рядом  с  ними  и  стояли
кружком.
     Хоббиты в тревоге вскочили на ноги и побежали к западному ободку. Они
увидели, что оказались как бы на острове в тумане. В то время  как  они  в
отчаянии смотрели на заходящее солнце, оно скрылось из  их  глаз  в  белом
море, и холодные серые тени потянулись с  востока.  Туман  накатывался  на
стены и перекатывался через них; вскоре они оказались в зале  с  туманными
стенами, центральным столбом которого служил стоячий камень.
     Хоббиты почувствовали,  что  ловушка  за  ними  захлопнулась,  но  не
потеряли присутствия духа. Они  все  еще  помнили  обнадеживающее  зрелище
линии  деревьев  и  дороги  впереди  и  знали,  в  каком  направлении  она
находится. Во всяком случае они теперь испытывали такую неприязнь к  этому
месту с камнем, что у них даже мысли не возникло  о  том,  чтобы  остаться
здесь.  Они  быстро,  как  только  позволяли   стынущие   пальцы,   начали
паковаться.
     Вскоре они уже вели  пони  цепочкой  к  обходу  и  вниз  по  длинному
северному склону холма прямо в  туманное  море.  По  мере  того,  как  они
опускались, туман становился холоднее и  влажнее,  и  волосы  прилипали  к
коже. Когда они достигли дна, стало так  холодно,  что  они  остановились,
достали плащи с капюшонами,  которые  тут  же  покрылись  серыми  каплями.
Затем, взобравшись на пони, они снова медленно двинулись в путь,  чувствуя
лишь как  поднимается  и  опускается  местность.  Они  двигались,  как  им
казалось, к выходу из долины в дальнем  северном  конце  ее,  который  они
заметили днем. Выехав из долины, они просто должны будут двигаться вперед,
пока не уткнутся в дорогу. Дальше этого их мысли не  шли,  за  исключением
слабой надежды, что там, может быть, нет тумана.
     Они продвигались очень медленно. Чтобы не разделиться  и  не  уйти  в
разных направлениях, они шли цепочкой, впереди всех - Фродо, Сэм - за ним,
дальше - Пиппин, и самым последним шел Мерри. Долина казалась бесконечной.
Внезапно Фродо увидел обнадеживающий дорожный знак. С обеих сторон  сквозь
туман что-то темнело: он предположил, что это  выход  из  долины.  Миновав
его, они будут свободны.
     - Вперед! Следуйте за мной! - крикнул через плечо Фродо  и  пришпорил
пони. Но его надежда сменилась разочарованием  и  тревогой.  Темные  пятна
становились все темнее,  и  внезапно  он  увидел  прямо  перед  собой  два
огромных камня, зловеще возвышавшиеся на дороге и слегка наклоненные  друг
к другу. Как столбы какой-то двери, лишенной верхней притолоки. Он не  мог
припомнить, что видел что-либо подобное,  когда  днем  смотрел  с  вершины
холма. Не успел он миновать эти камни, как на него опустилась  тьма.  Пони
его попятился и зафыркал, Фродо упал. Оглянувшись, он увидел, что  остался
в одиночестве: остальные не последовали за ним.
     - Сэм! - позвал он. - Пиппин! Мерри! Сюда! Где вы?
     Ответа не было. Страх охватил его, и он побежал обратно мимо  камней,
дико крича:
     - Сэм! Сэм! Мерри! Пиппин!
     Пони убежал в туман и исчез. Ему показалось, что  откуда-то  издалека
он слышит крик: "Эй! Фродо! Эй!" Крик доносился с востока, слева от  него.
Он стоял между огромными камнями, вслушиваясь и вглядываясь во мглу. Фродо
двинулся  в  том  направлении,  откуда  доносился  крик,  и  увидел,   что
поднимается круто вверх.
     Поднимаясь с трудом, он  продолжал  громко  кричать,  но  сначала  не
слышал никакого ответа, а когда  услышал,  то  ему  показалось,  что  крик
доносился откуда-то издалека и высоко над ним.
     - Фродо! Эй! - донесся голос  из  тумана,  затем  что-то  похожее  на
"Помогите!  Помогите!",  Которое  перешло   в   долгий   вопль,   внезапно
оборвавшийся. Изо всех сил Фродо бежал по направлению криков,  но  ответов
не  было,  ночь  сомкнулась  вокруг  него,  и  вскоре  он  утратил  всякое
представление о направлении. И ему казалось,  что  он  все  время  куда-то
поднимается.
     Только оказавшись на ровной поверхности, он понял, что  поднялся,  на
вершину какого-то холма или отрога. Он устал, вспотел  и  в  то  же  время
дрожал от холода. Все было покрыто мраком.
     - Где вы? - закричал он жалобно.
     Ответа не было.  Он  стоял  прислушиваясь.  Внезапно  он  понял,  что
становится очень холодно: здесь, наверху, дул ледяной ветер. Погода  резко
изменилась. Туман плыл мимо него клочьями и слоями. Изо рта у него вылетал
пар, а тьма немного  рассеялась  и  стала  тоньше.  Подняв  голову,  он  с
удивлением увидел, что сквозь плывущие облака тумана он  может  разглядеть
звезды. Ветер свистел в траве.
     Ему показалось, что он слышит приглушенный крик, и он двинулся в  том
направлении и по мере того, как он шел,  туман  все  более  рассеивался  и
звезды светили все ярче. Осмотревшись, он понял, что стоит лицом к югу  на
крутой вершине холма, на который  он,  по-видимому,  взобрался  с  севера.
Резкий ветер дул  с  востока.  Справа  от  него  на  фоне  западных  звезд
возвышались темные мрачные очертания большой могильной насыпи.
     - Где вы? - снова закричал он, гневно и испуганно одновременно.
     - Здесь! - ответил голос, глубокий  и  холодный,  который,  казалось,
доносился из-под земли. - Я ищу тебя!
     - Нет! - закричал Фродо, но бежать он не мог. Колени его подогнулись,
и он упал на землю. Ничего не произошло, не слышно было ни  звука.  Дрожа,
он поднял голову, как раз вовремя, чтобы увидеть  на  фоне  звезд  высокую
темную фигуру. Она наклонилась над ним. Ему показалось, что он  видит  два
глаза, очень холодные, но освещенные каким-то бледным огнем, как будто  бы
долетавшим издалека. Затем что-то более жесткое и  холодное,  чем  железо,
сжало его. Холод проник в его до самых  костей,  и  он  больше  ничего  не
помнил.
     Придя в себя, он какое-то мгновение ничего не помнил,  кроме  чувства
ужасного страха. Потом вдруг осознал,  что  находится  в  плену,  что  его
поймали и ему нет спасения: он находился в  могиле.  Дух  кургана  схватил
его: теперь он, наверное, находится под властью духов кургана,  о  которых
хоббиты рассказывали друг другу шепотом. Он не осмеливался пошевелиться  и
лежал в той же позе, прижавшись спиной к холодному камню, вытянувшись всем
телом и сложив руки на груди.
     И хотя его страх был  так  велик,  что,  казалось,  составляет  часть
окружающей его тьмы, он обнаружил, что думает  о  Бильбо  Торбинсе  и  его
рассказах,  о  его  путешествии  за  пределы  Удела,  о  его   дорогах   и
приключениях. В сердце самого откормленного  и  робкого  хоббита  прячутся
зерна храбрости (правда, иногда очень глубоко) и ждут  самой  последней  и
отчаянной опасности для того, чтобы прорасти. Фродо был не самым полным  и
не самым робким: хотя он и не знал этого, Бильбо и  Гэндальф  считали  его
лучшим хоббитом в мире. Он решил, что его приключение пришло  к  концу,  к
ужасному концу, но именно эта мысль укрепила  его.  Он  почувствовал,  что
напрягается, как для последнего прыжка: больше он не был слабым  и  вялым,
не был беспомощной добычей.
     Лежа неподвижно и приходя в себя, он  заметил,  что  тьма  постепенно
рассеивается и вокруг него разливается бледный зеленоватый  свет.  Вначале
он не понял, откуда исходит этот свет: казалось, у него не  было  причины,
источника,  он  заливал  пол,  не  достигая,  однако,  стен  и  крыши.  Он
повернулся и увидел в этом холодном свете лежащих Сэма, Пиппина  и  Мерри.
Они лежали на полу, лица их были смертельно бледны: и  они  были  одеты  в
белое. Рядом с ними лежало множество сокровищ, вероятно, из золота, хотя в
этом свете они казались холодными и нежеланными. На головах хоббитов  были
золотые обручи, вокруг пояса  -  золотые  цепи,  а  на  пальцах  множество
перстней. С боков у них были мечи, а у ног - щиты. А поперек их шей  лежал
один длинный обнаженный меч.
     Внезапно  раздалась  песня:  холодное  бормотание,  поднимавшееся   и
опускавшееся. И голос, казалось, шел издалека и вселял невообразимый ужас,
иногда он был высоким и тонким, иногда низким и хриплым, как  стон  из-под
земли. Из бесформенного потока печальных,  но  ужасных  звуков,  время  от
времени вплетались слова, угрюмые, жестокие, холодные слова,  бессердечные
и безжалостные. Сама ночь бранила утро,  которого  была  лишена,  и  холод
проклинал тепло, к которому стремился. Фродо  продрог  до  самого  сердца.
Через некоторое время песня стала яснее, и он  с  ужасом  понял,  что  она
превратилась в заклинание:

                   Костенейте под землей
                   До поры, когда с зарей
                   Тьма кромешная взойдет
                   На померкший небосвод,
                   Чтоб исчахли дочерна
                   Солнце, звезды и луна,
                   Чтобы царствовал - один -
                   В мире Черный Властелин!

     Фродо услышал какие-то скрипучие звуки. Приподнявшись  на  локте,  он
обнаружил при бледном свете, что они лежат в  чем-то  вроде  коридора.  За
ними коридор сворачивал, образуя угол. Из-за угла тянулась  длинная  рука,
протягивая пальцы к Сэму, который лежал  к  ней  ближе  всего,  к  рукояти
обнаженного меча, лежащего на телах хоббитов.
     Вначале  Фродо  почувствовал  себя  так,  будто   действительно   был
превращен заклинанием в камень. Затем дикая мысль о бегстве промелькнула у
него в мозгу. Он подумал, не надеть ли ему Кольцо: может тогда дух кургана
не увидит его, и он сможет найти выход.  Он  уже  видел  себя  бегущим  по
роскошной траве, оплакивающим Сэма, Пиппина и Мерри, но свободным и живым.
Гэндальф согласится, что он ничего не смог сделать.
     Но храбрость, которая проснулась в нем, оказалась слишком сильна:  он
не мог так просто покинуть  своих  друзей.  Он  колебался,  шаря  рукой  в
кармане и борясь с собой... А рука тем  временем  подбиралась  все  ближе.
Внезапно решимость укрепилась в  нем,  он  схватил  лежащий  рядом  с  ним
короткий меч и, встав на колени, наклонился над телами товарищей. Изо всех
сил он ударил по тянущейся руке у запястья и перерубил ее: в тот же момент
меч его раскололся у рукояти.  Послышался  крик,  свет  погас.  В  темноте
послышались фыркающие звуки.
     Фродо упал на Мерри - лицо Мерри было  ужасно  холодным.  В  мозгу  у
Фродо вспыхнуло исчезнувшее с появлением тумана воспоминание  о  доме  над
холмом и о песне Тома. Он вспомнил мотив, которому научил его  Том.  Тихим
отчаянным голосом он начал: "Том Бомбадил!", И с этими словами  голос  его
стал крепче, он заполнил все темное пространство, которое  ответило  эхом,
похожим на звуки трубы и барабана:

              Песня звонкая, лети к Тому Бомбадилу,
              Отыщи его в пути, где бы ни бродил он!
              Догони и приведи из далекой дали!
              Помоги нам, Бомбадил, мы в беду попали!

     Внезапно наступила глубокая тишина, и Фродо услышал, как  бьется  его
сердце. Потом послышался далекий,  как  будто  проходящий  сквозь  толстые
стены и крышу голос:

              Вон он я, Бомбадил, - видели хозяина?
              Ноги легкие, как ветер, - обогнать нельзя его!
              Башмаки желтей желтка, куртка ярче неба,
              Заклинательные песни - крепче нет и не было!

     Послышался долгий рокочущий звук, как будто от падающих  и  катящихся
камней, неожиданно в пещеру хлынул свет, настоящий дневной свет.  В  конце
зала, за ногами  Фродо  появилось  напоминающее  дверь  отверстие:  в  нем
показалась голова Тома (шляпа, перо и все остальное), обрамленная  стоящим
за ним огненным диском солнца. Свет упал на пол  и  лица  троих  хоббитов,
лежавших  рядом  с  Фродо.  Они  не  пошевелились,  но  лица  их  потеряли
мертвенный оттенок. Теперь они, казалось, просто крепко спали.
     Том наклонился, снял шляпу и вошел в темную пещеру, напевая:

              В небе - солнце светлое, спит Обманный Камень -
              Улетай, умертвие, в земли Глухоманья!
              За горами мглистыми сгинь туманом гиблым,
              Чтоб навек очистились древние могилы!
              Спи, покуда смутами ярый мир клокочет,
              Там, где даже утренний свет чернее ночи!

     Послышался крик, и внутренняя часть помещения с грохотом  обвалилась.
Послышался вой, уносившийся вдаль, и наступила тишина.
     - Пойдем, друг Фродо! - сказал Том. - Пойдем на чистую траву!  Помоги
мне вынести их.
     Вместе они вынесли Мерри, Пина и Сэма. Когда Фродо  в  последний  раз
покидал могилу, ему показалось, что он видит  отрубленную  руку,  все  еще
пытавшуюся за что-нибудь уцепиться. Том  еще  раз  вернулся  в  могилу,  и
оттуда послышались звякающие и бряцающие звуки. Он  вышел,  неся  в  руках
охапку сокровищ: золотые, серебряные, медные и бронзовые вещи, бусы, цепи,
драгоценные украшения. Он взобрался на вершину зеленой могильной насыпи  и
положил драгоценности.
     Так стоял он, держа в руке  шляпу,  ветер  раздувал  его  волосы:  он
смотрел на троих хоббитов, лежавших на траве к западу  от  могилы.  Подняв
правую руку, он сказал повелительным тоном:

              Мертво спит Обманный Камень - просыпайтесь, зайцы!
              Бомбадил пришел за вами - ну-ка, согревайтесь!
              Черные Ворота настежь, нет руки умертвия,
              Злая тьма ушла с ненастьем, с быстролетным ветром!

     К великой  радости  Фродо,  хоббиты  зашевелились:  вытягивали  руки,
протирали глаза и потом вдруг вскочили на  ноги.  Они  изумленно  смотрели
сначала на Фродо, потом на Тома, стоявшего над ними, на могиле,  затем  на
себя,  на  свои  тонкие  белые  саваны,  опоясанные  золотом,  и  звенящие
украшения.
     - Что это? - начал Мерри, чувствуя, как золотое кольцо  сползает  ему
на глаза. Потом замолчал, тень набежала на его лицо, он  закрыл  глаза.  -
Конечно, я вспомнил! - сказал он. - Люди из Карн-Дам напали на нас,  и  мы
были побеждены. Ах! Копье в моем сердце! - Он схватился за грудь.  -  Нет!
Нет! - сказал он, открывая глаза. - Что я говорю? Я  видел  сон.  Куда  ты
подевался... Фродо?
     - Я решил, что заблудился, - ответил Фродо, - но не будем говорить об
этом. Нужно решить, что нам делать. Давайте двигаться дальше.
     - В этой одежде, сэр? - удивился Сэм. - Где моя одежда?
     Он сбросил обруч с головы, пояс  и  перстни  на  траву  и  беспомощно
огляделся, как бы надеясь отыскать поблизости свой плащ, куртку, и  другие
принадлежности одежды хоббитов.
     - Ты не найдешь ее, - ответил  Том,  спускаясь  с  насыпи,  смеясь  и
пританцовывая вокруг них при солнечном свете.  Можно  было  подумать,  что
ничего опасного или ужасного не произошло: и действительно ужал  исчез  из
их сердец, когда они смотрели на него и видели веселый блеск его глаз.
     - Как это? - спросил Пин, глядя на него полуудивленно.  -  Почему  не
найдем?
     Но Том покачал головой, сказав:
     - Вы выплыли из глубокой воды. Одежда небольшая потеря, если вы  сами
не утонули. Радуйтесь, мои веселые друзья, и пусть солнечный свет  согреет
ваши сердца и члены! Отбросьте эти холодные саваны! Бегайте  по  траве,  а
Том тем временем поохотится.
     И он побежал с холма со свистом и выкриками. Глядя ему  вслед,  Фродо
видел, как он  бежит  на  юг  вдоль  зеленой  долины  между  их  холмом  и
следующим, все еще насвистывая и выкрикивая:

              Гоп-топ! Хоп-хлоп! Где ты бродишь, мой конек?
              Хлоп-хоп! Гоп-топ! Возвращайся, скакунок!
              Чуткий нос, ловкий хвост, верный Хопкин-Бобкин,
              Белоногий толстунок, остроухий Хопкин!

     Так он пел и быстро бежал, подбрасывая в воздух шляпу и ловя ее, пока
его не скрыла  возвышенность,  но  и  оттуда  доносилось  его:  "Эй!  Сюда
быстрее!" Южный ветер приносил его слова.
     Снова стало совсем тепло. Хоббиты побегали немного по  траве,  как  и
велел им Том. Затем принялись греться на солнце, чувствуя  себя  так,  как
перенесенный из суровой зимы в мягкий климат или как тот, кто долго  болел
и был прикован к постели, и вдруг однажды неожиданно выздоровел.
     Ко  времени  возвращения  Тома  они  почувствовали  себя  сильными  и
голодными. Вначале над кромкой холма появилась его шляпа, потом он  сам  и
послушная шеренга из шести пони: пять их собственных и еще один. Последний
и был, очевидно, старый Фетти Лампикан, он был больше,  сильнее,  толще  и
старше, чем их собственные пони. Мерри, которому принадлежали  пять  пони,
не давал им имен, но  Том  назвал  их  одного  за  другим,  и  теперь  они
откликались на эти имена. Том поклонился хоббитам.
     - Вот ваши пони! - сказал он. -  У  них,  в  некотором  роде,  больше
здравого смысла, чем у путешествующих хоббитов, больше смысла в их  носах.
Они учуяли опасность, к которой вы устремились,  и,  желая  спастись,  они
просто убежали. Вы должны простить их, хотя это верное животное, но они не
созданы для того, чтобы противостоять духу курганов. Вот они  вернулись  к
вам, неся весь груз!
     Мерри, Сэм и Пиппин достали из мешков запасную одежду  и  надели  ее,
вскоре им стало жарко, так как пришлось надеть теплые  вещи,  которые  они
приготовили на случай наступления зимы.
     - Откуда появилось  это  старое  животное,  этот  Фетти  Лампикан?  -
спросил Фродо.
     - Он мой, - ответил Том. - Мой четвероногий друг, но я редко сижу  на
нем верхом, и он обычно бродит где угодно, свободный от упряжи. Когда ваши
пони стояли у меня, они познакомились с Лампиканом. Они учуяли его ночью и
побежали ему навстречу. Я же надеялся, что он присмотрит за ними и мудрыми
своими словами прогонит их страх. А теперь мой  веселый  Лампикан,  старый
Том поедет верхом. Гэй! Том покажет вам дорогу, поэтому  ему  нужен  пони.
Ведь не так-то легко разговаривать с хоббитами, если они едут верхом, а ты
пытаешься поспеть за ними пешком.
     Хоббиты обрадовались, услышав его слова и много раз благодарили Тома:
но он лишь засмеялся и сказал,  что  они  умеют  так  хорошо  сбиваться  с
дороги, что он не будет чувствовать себя спокойно,  пока  благополучно  не
выпроводит их за пределы своей земли.
     - У меня много дел, - сказал он, - петь, говорить, ходить, следить за
землей. Том не может все время открывать могилы и щели вяза. У  Тома  есть
свой дом, и Золотинка ждет его.
     Было еще рано, где-нибудь между девятью и десятью, и  хоббиты  начали
подумывать о еде. Последний раз они ели накануне у стоячего камня.  Теперь
они позавтракали остатками провизии, захваченной еще в доме Тома,  добавив
то, что принес с  собой  Том.  Завтрак  был  не  очень  обильный  (это  по
представлению хоббитов  и  в  соответствии  с  обстоятельствами),  но  они
почувствовали себя значительно лучше. Пока они ели, Том вновь  забрался  в
могилу и занялся сокровищами. Большую часть  их  он  собрал  в  сверкающую
груду. Он заклинал их лежать здесь,  "доступными  птице,  зверю,  эльфу  и
человеку и всем добрым созданиям",  потому  что  чары  могил  разрушены  и
умертвие  никогда  в  них  не  вернется.  Он  выбрал  для  себя  из  груды
драгоценностей брошь, усеянную синими камнями, в форме крыльев бабочки. Он
долго глядел на нее, как бы погрузившись в воспоминания, покачал головой и
наконец сказал:
     - Отличная игрушка для Тома и его леди! Прекрасна была та, кто  много
лет назад носила ее на плече. Теперь брошь будет носить  Золотинка,  а  ее
прежнюю владелицу мы не забудем!
     Для каждого хоббита  он  подобрал  кинжал,  длинный  в  форме  листа,
острый, удивительной работы, украшенный насеченными  змейками  красного  и
зеленого цвета. Когда он вытащил их из золотых  ножен,  они  сверкнули  на
солнце, сделанные из какого-то странного металла, легкого и крепкого.  они
были усажены множеством камней, очень ярких. Либо  из-за  качества  ножен,
либо из-за какого-то заклинания,  лежавшего  на  могиле,  лезвия  казались
нетронутыми временем, незаржавевшими, острыми, сверкавшими на солнце.
     - Старые ножи достаточно длинны, чтобы служить мечами для хоббитов, -
сказал Том. - хорошо иметь с собой острые лезвия, если народ Удела идет на
восток или юг, во тьму и опасность.
     Потом он рассказал им, что эти ножи были выкованы много  веков  назад
людьми с запада: эти люди были врагами Господина Тьмы, но  были  побеждены
злым королем Карн-Дама в земле Ангмар.
     - Мало кто помнит их теперь, - бормотал том, - но  некоторые  из  них
все еще блуждают... сыновья  забытых  королей,  бродившие  в  одиночестве,
защищая попавших в беду от зла в случае необходимости.
     Хоббиты не понимали его слов, но когда он говорил, им  казалось,  что
перед  ним  раскрывается  бесконечная  перспектива  огромной  равнины,  на
которой двигались тени людей, высоких и угрюмых,  с  яркими  мечами,  а  у
одного из них на лбу  сверкала  звезда.  Потом  видение  померкло,  и  они
оказались снова в залитом светом мире. Пора было  выступить  в  путь.  Они
упаковали багаж и оседлали пони. Свое новое оружие они подвесили к  поясам
под куртками, чувствуя  себя  с  ними  очень  неприветливо  и  раздумывая,
понадобятся ли они  им  когда-либо.  Им  вовсе  не  улыбалась  перспектива
вступать в схватку в тех землях, куда они направлялись.
     Наконец они двинулись в путь. Свели своих пони с холма, затем сели на
них и быстро поехали по долине. Оглядываясь,  они  видели  вершину  старой
могилы на холме, и с нее, как желтое пламя, поднимался блеск золота. Потом
они свернули на отрог склонов, и могила скрылась из виду.
     Хотя Фродо все время посматривал по сторонам, он  не  видел  и  следа
больших камней, стоящих как ворота. Вскоре они оказались у северного конца
долины и выехали из нее; местность  перед  ними  опускалась.  Было  весело
ехать рядом с Томом  Бомбадилом:  Том  ехал  верхом  на  Фетти  Лампикане,
который мог продвигаться гораздо быстрее, чем можно было ожидать от  него.
Большую часть времени Том пел, но все  больше  бессмыслицу  или  песни  на
странном языке, неизвестном хоббитам, на древнем языке, чьи слова вызывали
восторг и удивление.
     Они быстро продвигались вперед, но вскоре поняли, что дорога  гораздо
дальше, чем им казалось. Даже без тумана  они  не  смогли  бы  достичь  ее
накануне. Темная линия, которую они тогда видели,  была  не  деревьями,  а
кустами, росшими по краям глубокого рва. Том сказал,  что  когда-то  здесь
проходила  граница  королевства,  но  очень-очень  давно.  Он,   казалось,
вспомнил что-то очень печальное и больше ничего не говорил.
     Они перебрались через ров, и Том  повернул  на  север,  так  как  они
раньше слишком отклонились на запад.  Местность  теперь  была  открытой  и
ровной, и они стали двигаться быстрее, но солнце стояло уже  низко,  когда
они наконец увидели впереди линию высоких деревьев. Они поняли, что сейчас
после многих неожиданных приключений  они  выбрались  на  дорогу.  Путники
пришпорили пони и после недолгой  скачки  остановились,  наконец,  в  тени
деревьев. Они находились на вершине пологого  подъема,  и  дорога,  теперь
затянутая вечерней полумглой, извивалась под ними. В этом месте она шла  с
юго-запада на северо-восток и справа от них  круто  опускалась  в  широкую
долину. Она была покрыта  рытвинами  и  являла  следы  недавнего  сильного
ливня; рытвины были полны водой.
     Они поехали по спуску, поглядывая вверх и вниз. Ничего не было видно.
     - Ну, наконец-то мы здесь, - сказал Фродо. - Я думаю, что мы потеряли
не больше двух дней из-за того, что пошли лесом.  Но  задержка  эта  может
оказаться полезной - они наверняка потеряли наши следы.
     Остальные посмотрели на него. Тень страха  перед  Черными  Всадниками
упала на их лица. С тех пор, как  они  углубились  в  лес,  они  только  и
думали, как бы добраться до дороги: теперь же, когда дорога лежала  у  них
под ногами, они вспомнили о преследующей их опасности и более чем вероятно
ждущей их именно на дороге. Они беспомощно посмотрели на садящееся солнце,
но дорога была пуста.
     - Как вы думаете, - нерешительно спросил Пиппин, -  они  нагонят  нас
сегодня ночью?
     - Нет, думаю, не сегодня, - ответил Том Бомбадил, -  а  может,  и  не
завтра. Но не очень доверяйтесь моим  предположениям,  я  ничего  не  знаю
определенно. Дальше к востоку мои знания бесполезны. Том не  распоряжается
всадниками из Черной Земли далеко за его границами.
     Хоббиты  очень  хотели,  чтобы  Том  и  дальше  ехал  с   ними.   Они
чувствовали, что он знает, как вести себя с Черными Всадниками лучше,  чем
кто-либо. Вскоре они углубились в совсем незнакомые  земли,  о  которых  в
мире ничего не знают, кроме смутных легенд.  В  сгущающийся  сумерках  они
затосковали о доме: чувство одиночества и заброшенности охватило  их.  Они
стояли молча, не  желая  расставаться,  но  вскоре  они  поняли,  что  Том
прощается с ними и желает им набраться храбрости и ехать до полной темноты
без остановок.
     - Том даст вам дельный совет на конец этого  дня  (завтра  вы  должны
будете полагаться уже только на себя), через несколько миль по  дороге  вы
приедете в поселок Пригорье у холма Бри; двери его смотрят на  запад.  Там
есть старая гостиница "Гарцующий пони". Хозяина ее зовут Лавр Наркисс. Там
вы сможете остановиться  на  ночь,  а  утром  отправитесь  дальше.  Будьте
храбры, но осторожны! Наберитесь  мужества  и  поезжайте  навстречу  своей
судьбе!
     Они просили его проехать с ними хотя бы до гостиницы и выпить с ними,
но Том засмеялся и отказался, сказав:

                 Здесь кончаются края, мне на веки верные,
                 Распрощаемся, друзья, здесь на веки вечные!

     Затем он повернулся, подбросил шляпу, наклонился к спине Лампикана  и
с песней поехал назад, в сумерки.
     Хоббиты смотрели ему вслед, пока он не исчез из вида.
     - Жаль расставаться с мастером Бомбадилом, - сказал Сэм.  -  Надеюсь,
он был прав и мы сегодня не  встретим  никаких  опасностей.  Но  не  стану
отрицать, что хотел бы уже увидеть "Гарцующего пони". Надеюсь, он похож на
"Зеленого дракона" у нас дома. Что за народ живет в Пригорье?
     - В Пригорье живут хоббиты и высокий народ, - ответил Мерри. - Думаю,
мы там будем совсем как дома. "Пони"  -  хорошая  гостиница  по  всеобщему
мнению. Наши часто здесь бывают.
     - Может, это все и так, - сказал Фродо, -  но  мы  уже  за  пределами
Удела. Не чувствуйте себя слишком  уж  дома!  Пожалуйста,  помните  -  все
помните! - Что  имя  Торбинса  не  должно  больше  упоминаться.  Я  мастер
Накручинс, если придется называть меня.
     Они вновь взобрались на пони и поехали в молчании. Быстро поднималась
тьма, а они медленно спускались со склонов и  вновь  поднимались  и  через
некоторое время увидели впереди мерцающие огни.
     Перед ними поднимался холм Бри, темная масса на фоне туманных  звезд:
на его западном отроге гнездился поселок. К нему они  и  поспешили,  желая
только отыскать огонь и дверь между собой и ночью.

                            9. "ГАРЦУЮЩИЙ ПОНИ"

     Пригорье был  главным  поселком  земли  Бри,  небольшого  населенного
района, острова в пустыне,  окружавшей  его.  Кроме  Пригорья,  на  другой
стороне холма был Стэддл, немного дальше к востоку  в  глубокой  долине  -
Комб, а на краю леса Четвуда, поселок Арчет. Местность вокруг холма Бри  и
деревень представляла собой поля и редкие леса шириной в несколько миль.
     Люди  Пригорья  были  широкоплечими,  низкорослыми,  приветливыми   и
независимыми: волосы у них были каштановые. Они  не  принадлежали  никому,
кроме самих себя, но они были более дружелюбно настроены  по  отношению  к
хоббитам,  гномам,  эльфам  и  другим  обитателям  мира,  чем  это  обычно
свойственно высокому народу. В соответствии с их собственными  сказаниями,
они были исконными обитателями этой местности и  потомками  первых  людей,
прибывших с запада. Мало кто из них  пережил  бедствия  древних  дней,  но
когда короли вновь вернулись с великого моря, они обнаружили, что  люди  и
Пригорье по-прежнему здесь, и они все еще были здесь, хотя память о старых
королях исчезла.
     В те дни никакие другие люди не жили  так  далеко  на  западе.  Но  в
пустынных землях за Пригорьем встречались  удивительные  странники.  Народ
Пригорья называл их следопытами, и ничего не знал о их происхождении,  они
были выше ростом и темнее, чем люди Пригорья, считалось, что они  обладают
особым зрением и слухом и понимают язык зверей и птиц. Они бродили на  юге
и востоке от Пригорья, добираясь  даже  до  Туманных  Гор,  но  теперь  их
осталось мало, и они встречались очень редко. Появляясь, они  приносили  с
собой новости издалека и рассказывали странные забытые легенды, которые  с
охотой выслушивались, но население Пригорья не дружило с ними.
     В земле Бри было так же множество  семейств  хоббитов,  и  они  также
утверждали, что Пригорье - старейшее поселение хоббитов в мире и  что  оно
было основано задолго до того, как хоббиты пересекли Брендивайн и заселили
Удел. Хоббиты большей частью жили в  Стэддле,  хотя  некоторые  обитали  в
самом Пригорье, особенно на  верхних  склонах  холма,  над  домами  людей.
Высокий народ и маленький народ, как они называли друг друга, находились в
дружеских отношениях, но жили по-своему и оба считали себя  необходимейшей
частью населения Пригорья. Нигде в мире нельзя было найти такого странного
сожительства.
     Народ Пригорья, и высокий и маленький,  не  любил  странствовать,  их
главным путешествием было посещение четырех поселков  земли  Бри.  Изредка
хоббиты из Пригорья бывали в Бакленде или  восточном  Уделе,  но  хотя  их
маленькая земля была не дальше дня  езды  от  моста  Брендивайна,  хоббиты
Удела редко навещали ее. Случайный житель  Бакленда  или  авантюрист  Крол
изредка останавливались на день-два в гостинице,  но  даже  эти  посещения
становились все реже. Хоббиты Удела относились к хоббитам Пригорья, как ко
всем  живущим  за  границами  Удела,  как  к  чужеземцам  и   очень   мало
интересовались ими, считая их глупыми и  неотесанными.  Вероятно,  гораздо
более чужеземцев было рассеяно в западных землях,  чем  представляло  себе
население Удела. Некоторые из них, несомненно,  были  бродягами,  готовыми
взять все то, что плохо лежит,  и  оставлявшими  на  месте,  если  это  не
подходило. Но в земле Бри хоббиты были вполне приличными, процветающими  и
не более неотесанными, чем их отдаленные родичи в Уделе. Еще  не  забылось
время, когда отношения между  Уделом  и  Пригорье  были  более  тесными  и
регулярными. Во всяком случае  в  Брендизайках  была  несомненная  примесь
крови уроженцев Пригорья.
     Поселок состоял из нескольких сотен домов  высокого  народа,  главным
образом вдоль дороги. Они теснились на склоне холма, обращаясь  окнами  на
запад. С этой стороны, окружая холм более чем наполовину, тянулся глубокий
овраг с прочной изгородью с внутренней стороны. Дорога пересекала овраг  в
месте, где  был  построен  мост,  дальше,  там,  где  дорога  упиралась  в
изгородь, стояли  большие  ворота.  В  южной  части  поселка,  где  дорога
выходила из Пригорья, были другие ворота.  Ночью  оба  выхода  из  поселка
закрывались, рядом с ними находились небольшие помещения для стражников.
     У поворота дороги, где она, огибая холм сворачивала  направо,  стояла
большая гостиница. Она была построена давно, когда движение по дороге было
гораздо больше. Пригорье находилось на  скрещении  дорог,  другая  древняя
дорога пересекала восточную за изгородью у западного конца  поселка,  и  в
прежние  дни  люди  и  другие  существа  часто  путешествовали   по   ней.
"Удивительно, как новость из Пригорья", до сих  пор  говорят  в  восточном
Уделе. Выражение осталось с тех дней, когда вести с севера, юга и  востока
обсуждались в гостинице и когда жители мира гораздо чаще посещали  ее.  Но
северные земли давно уже стали  необитаемыми  и  северная  дорога,  теперь
использовалась очень редко, она вся заросла травой, и  население  Пригорье
назвало ее Неторным Путем, а также Зеленым Трактом.
     Гостиница  в  Пригорье,  однако,  сохранилась,  а   хозяин   ее   был
значительной личностью. Дом его  был  местом  встречи  всех  свободных  от
работы, склонных поговорить, любопытных жителей, больших  и  маленьких  из
всех четырех поселков. Гостиница служила прибежищем  следопытам  и  прочим
скитальцам и путешественникам (главным образом, гномам), которые  все  еще
изредка проезжали по дороге, направляясь к горам или от них.
     Было темно и ярко сверкали звезды, когда Фродо и его товарищи подошли
к перекрестку дороги. Они подъехали к западным воротам, которые  оказались
закрытыми, в углублении за  воротами  сидел  человек.  Он  схватил  лампу,
вскочил на ноги и с удивлением посмотрел на них сквозь ворота.
     - Кто вы и откуда прибыли? - грубовато спросил он.
     - Мы направляемся в гостиницу, - ответил Фродо. - Мы путешествуем  на
восток и не можем двигаться дальше ночью.
     - Хоббиты! Четверо хоббитов! Больше того, хоббиты из Удела,  судя  по
их говору! -  сказал  стражник,  как  бы  разговаривая  сам  с  собой.  Он
некоторое время смотрел на них, потом медленно растворил ворота и позволил
им проехать внутрь.
     - Не часто увидишь жителей Удела ночью на  дороге!  -  продолжал  он,
когда они ненадолго остановились у ворот. - Вы простите мое недоумение, но
какое дело ведет вас на восток от Пригорье? Могу ли я  спросить,  как  вас
зовут?
     - Наши имена и дела касаются только нас и здесь  не  место  обсуждать
их, - ответил Фродо, которому не понравилось настойчивость этого  человека
и тон его голоса.
     - Ваше дело касается вас, это верно, - согласился человек, -  но  мое
дело задавать вопросы приезжающим ночью.
     - Мы  хоббиты  из  Бакленда,  и  нам  захотелось  попутешествовать  и
остановиться на ночлег в здешней гостинице, - вмешался Мерри. - Я - мастер
Брендизайк. Довольно  этого  с  вас?  Я  слышал,  что  население  Пригорье
приветливо относится к путешественникам.
     - Верно, верно, - сказал человек. - Я не хотел  вас  обидеть.  Но  вы
обнаружите, что не только старый Гарри у ворот задает вам вопросы. Повсюду
появились странные чудаки.  Если  поедете  в  "Пони",  то  будете  там  не
единственными постояльцами.
     Он пожелал им доброй ночи, и они двинулись дальше, но в  свете  лампы
Фродо видел, что этот  человек  внимательно  смотрит  им  вслед.  Фродо  с
радостью услышал, как за ними захлопнулись  ворота.  Он  старался  понять,
почему стражник был  так  подозрителен:  может,  кто-нибудь  рассказал  об
отряде хоббитов. Не Гэндальф ли? Он мог  приехать,  пока  они  пробирались
через лес и  могильники.  Но  что-то  во  взгляде  и  в  голосе  стражника
заставило его чувствовать беспокойство.
     Человек некоторое время смотрел вслед  хоббитам,  потом  вернулся  на
свое место. Как только он повернулся спиной, темная фигура  отделилась  от
стены у ворот и растаяла во тьме деревенской улицы.
     Хоббиты миновали некрутой подъем, проехали мимо нескольких  отдельных
домиков и направились к гостинице. Дома казались им большими и  странными.
Сэм посмотрел на  гостиницу  с  ее  тремя  этажами  и  множеством  окон  и
почувствовал, как его сердце  сжимается.  Он  представил  себе  встречу  с
гигантами выше деревьев и с  существами,  еще  более  ужасными,  во  время
путешествия, но в этот момент он был слишком  полон  впечатлениями  первой
встречи с людьми и их высокими домами. Он представил себе черных  лошадей,
стоявших оседланными  в  тени  гостиничного  двора,  и  черных  всадников,
всматривающихся в окна верхнего этажа.
     - Мы ведь не остановимся здесь на ночь, сэр? - воскликнул он. - Здесь
живут хоббиты, и почему бы не попроситься к кому-нибудь из них на  ночлег?
Там мы чувствовали бы себя как дома...
     - Что плохого в гостинице? - удивился Фродо. - Том Бомбадил советовал
остановиться в ней. Наверное, внутри в ней хорошо.
     Даже снаружи гостиница казалась приятным домом для привычного  глаза.
Она выходила фасадом на дорогу, два ее  флигеля  уходили  назад,  частично
скрываясь за невысоким склоном холма, так что  сзади  окна  второго  этажа
оказывались на уровне земли. Широкая  арка  вела  во  двор,  расположенный
между флигелями. Слева от арки видна была большая дверь,  к  которой  вело
нескольких ступеней. Дверь была открыта,  и  оттуда  вырывался  свет.  Над
аркой висел фонарь, а над ним  -  большая  вывеска:  толстый  белый  пони,
вставший на задние  ноги.  Над  дверью  большими  буквами  было  написано:
"Гарцующий пони Лавра Наркисса". Во  многих  окнах,  за  занавесями  горел
свет.
     Когда они остановились в нерешительности у двери, кто-то внутри начал
петь веселую песню, и к ней присоединился звонкий хор  радостных  голосов.
Хоббиты некоторое время  прислушивались  в  эти  ободряющие  звуки,  затем
спешились. Песня кончилась, послышался взрыв смеха и аплодисменты.
     Хоббиты ввели своих пони под арку,  оставили  их  здесь  во  дворе  и
поднялись на ступеньки. Фродо шел впереди и едва не столкнулся с  коротким
толстым человеком с лысой головой и красным лицом. На человеке  был  белый
фартук: он выскочил из одной двери и устремился  в  другую,  неся  поднос,
уставленный кружками.
     - Можем ли мы... - начал Фродо.
     - Минутку, - бросил человек через плечо и  исчез  в  хаосе  звуков  и
облаке дыма. Через мгновение он появился вновь, вытирая руки о фартук.
     - Добрый вечер, маленький мастер! - сказал он, кланяясь.  -  Чего  вы
хотите?
     - Постели для четверых  и  стойла  для  пяти  пони,  если  это  можно
организовать. Вы мастер Наркисс?
     - Да, меня зовут Лавр. Лавр Наркисс, к вашим услугам! Вы из Удела?  -
поинтересовался он и вдруг хлопнул себя по лбу, как бы вспомнив что-то.  -
Хоббиты! - воскликнул он. - Что же это напоминает мне. Не могу ли я узнать
ваши имена, сэр?
     - Мастер Тук и мастер  Брендизайк,  -  сказал  Фродо,  -  а  это  Сэм
Скромби. Меня зовут Накручинс.
     - Нет, - сказал мастер Наркисс,  щелкая  пальцами.  -  Ушло!  Но  оно
вернется...  И  я  вспомню,  когда  смогу  как  следует  подумать.  Сейчас
посмотрим, что можно для вас  сделать.  В  наши  дни  не  часто  встретишь
путешественников из Удела, и я был бы опечален, если бы  не  смог  оказать
вам хороший прием. Но сегодня у меня столько  посетителей,  сколько  давно
уже не было. "Никогда не дождит, однако льет", - говорим мы в Пригорье.
     - Эй, Боб! - закричал он. - Где ты, увалень? Боб!
     - Иду, сэр! Иду! - в дверях появился ухмыляющийся  хоббит  и,  увидев
путешественников, с интересом уставился на них.
     - Где Бобо? - спросил хозяин. - Не знаешь? Найди его! И побыстрее.  У
меня нет ни шести ног, ни шести глаз! Скажи Бобо, чтобы он разместил  пять
пони. Пусть отыщет место.
     Боб улыбнулся, подмигнул и исчез.
     - Что это я говорил? - спросил мастер Наркисс, вытирая лоб. - Одно за
другое, так сказать. Я очень занят сегодня вечером, просто  голова  кругом
идет. У нас путешественники, что прибыли вчера вечером с юга по  Неторному
Пути - это очень странно. Дальше компания гномов, идущих на запад, прибыла
сегодня. А теперь вы. Если бы вы были не  хоббитами,  сомневаюсь,  что  мы
смогли бы разместить вас.  Но  в  северном  крыле  у  нас  есть  помещения
специально для хоббитов. На земляном полу, как они обычно предпочитают.  И
с круглыми окнами.  Надеюсь,  вам  будет  удобно.  Вы,  конечно,  захотите
ужинать. Скоро будет готово. Сюда пожалуйста!
     Он прошел по коридору и открыл дверь.
     - Отличная маленькая гостиница! - сказал он.  Надеюсь,  вас  устроит.
Теперь простите меня. Я так занят. Нет времени для  разговоров.  Я  должен
бежать. Тяжелая работа, но я все не худею. Загляну  к  вам  позднее.  Если
что-нибудь захотите, позвоните в  колокольчик.  Придет  Боб.  Если  он  не
придет, покричите его!
     Наконец он вышел, когда они почувствовали, что уже задыхаются от  его
голоса. Он, казалось, мог говорить бесконечно, каким бы  занятым  не  был.
Оглянувшись, они увидели, что находятся  в  небольшой  уютной  комнате.  В
очаге пылал огонь, перед ними стояли несколько удобных стульев. Так же был
круглый стол, накрытый белой скатертью, а на нем - большой колокольчик. Но
Боб, слуга-хоббит, появился задолго до того, как они решили его звать.  Он
принес свечи и поднос, полный тарелок.
     - Хотите чего-нибудь выпить, господа? - спросил он. - Пока всем  ужин
готовится, я покажу вам ваши спальни.
     Они уже умылись и наполовину опустошили кружки  доброго  пива,  когда
вновь появился мастер Наркисс и  Боб.  Стол  заполнился  едой.  Здесь  был
горячий суп, Холодное мясо, торт  с  черникой,  свежие  булочки,  масло  и
полголовки сыра: хорошая еда, такая же, как и в Уделе. Опасения  Фродо  не
оправдались, да и пиво оказалось превосходным.
     Хозяин некоторое время суетился вокруг них, потом собрался уходить.
     -  Не  знаю,  захотите  ли  вы  присоединиться  к   компании,   когда
поужинаете, - сказал он, остановившись в дверях. - Может вы  предпочитаете
сразу отправиться в  постель.  Мы  не  часто  встречаем  чужаков  -  прошу
прощения, я хотел сказать, путешественников из Удела, и мы  рады  были  бы
услышать  рассказ,  сказку  или  песню.  Но  как   хотите!   Позвоните   в
колокольчик, если захотите что-нибудь!
     К концу ужина они так приободрились (а ужин занял у них три  четверти
часа, не прерываемые ненужными  разговорами),  что  Фродо,  Пиппин  и  Сэм
решили присоединиться к компании. Мерри сказал, что это неловко.
     - Я лучше спокойно посижу немного у огня, а потом, может быть,  выйду
подышать свежим воздухом. Не забудьте, что мы ушли тайно и  еще  не  очень
удалились от границ Удела!
     - Не беспокойся! - возразил  Пиппин.  -  Лучше  подумай  о  себе.  Не
заблудись и помни, что ночью в доме безопасней, чем снаружи.
     Компания  собралась  в  большом   зале   гостиницы.   Общество   было
многочисленным и смешанным, как обнаружил Фродо, когда его глаза  привыкли
к свету. Свет  исходил  главным  образом  от  очага,  так  как  три  лампы
свисавшие с балок, были тусклыми и  наполовину  погружались  в  дым.  Лавр
Наркисс стоял у огня, разговаривая с компанией гномов и  с  двумя  странно
выглядевшими людьми. На скамьях сидели люди из Пригорья, местные  хоббиты,
еще несколько гномов и другие фигуры,  которые  трудно  было  разобрать  в
тени.
     Когда вошли хоббиты из  Удела,  послышался  хор  приветствий  жителей
Пригорья. Незнакомцы, особенно прибывшие по Неторному Пути, с любопытством
уставились на них. Хозяин представил вновь прибывшим жителей Пригорья  так
быстро, что они услышали множество имен, но не могли сказать,  кому  какое
имя принадлежит. Казалось, у людей из  Пригорья  в  основном  растительные
имена (и это показалось  хоббитам  очень  странным),  такие  как  Гоатлиф,
Фитсерто, Энилдор, Тистлвуд, Форпи, уж не говоря  об  фамилии  Наркисс.  У
некоторых  хоббитов  были  такие  же  имена.  Многочисленными   оказались,
например, Магворты. Но у других были и обычные имена, такие,  как  Бонксы,
Брокхаузы, Лонгхоллы, Сэндховеры, Таянеллы. Многие из них использовались и
в Уделе. Было также несколько  Накручинсов  из  Стэддла,  а  так  как  они
считали, что всякий носящий эту фамилию, их родственник, они приняли Фродо
с распростертыми объятиями.
     Хоббиты Пригорье оказались дружелюбными и любопытными, и Фродо вскоре
понял, что ему придется давать объяснение своему  появлению.  Он  объявил,
что интересуется историей и географией (на это последовали  многочисленные
глубокомысленные  кивки  головами,  хотя  эти  слова  редко  употреблялись
жителями Пригорье).  Он  сказал,  что  хочет  написать  книгу  (изумленное
молчание) и что он и его друзья собирают информацию о хоббитах, живущих за
пределами Удела, особенно в восточных землях.
     Тут его прервал  хор  голосов.  Если  бы  Фродо  действительно  хотел
написать книгу и имел множество ушей,  то  в  несколько  минут  набрал  бы
материала на много глав.  И  если  бы  этого  оказалось  недостаточно,  он
получил целый список имен, начиная вон с того "старого Лавра", имен тех, к
которым он мог бы обратиться за дальнейшей информацией. Но через некоторое
время, поскольку  Фродо  не  собирался  писать  книгу  на  месте,  хоббиты
вернулись к своим  расспросам  об  Уделе.  Фродо  не  принимал  участия  в
разговоре  и  вскоре  обнаружил,  что  одиноко  сидит  в  углу  слушая   и
приглядываясь.
     Люди и гномы обсуждали главным образом отдельные события  и  новости.
На юге происходили какие-то беспорядки, и люди, что  пришли  по  Неторному
Пути, по-видимому, отыскивали место, где могли  бы  жить  в  мире.  Жители
Пригорья были приветливы, но,  очевидно,  не  собирались  пускать  в  свою
маленькую землю множество чужестранцев. Один  из  пришельцев,  косоглазый,
болезненного вида человек,  предсказывал,  что  в  ближайшем  будущем  все
больше и больше беглецов двинутся на север.
     - Если для них не найдется места, они  сами  отыщут  его.  Они  имеют
право на жизнь, как и все остальные, - громко сказал он.
     Местным жителям такая перспектива не понравилась.
     Хоббиты обращали  внимание  на  это  весьма  мало,  их  это  пока  не
касалось. Вряд ли высокий народ будет претендовать на хоббичьи  норы.  Они
больше интересовались Сэмом и Пиппином, которые  чувствовали  себя  совсем
как дома и весело рассказывали о событиях в Уделе. Пиппин  вызвал  громкий
смех, рассказав о том, как провалилась крыша в норе Таун в  Микел-Делвине:
Уилл Бетфут - мэр и самый толстый хоббит в Западном  Уделе,  погрузился  в
мел и вылез оттуда,  как  посыпанная  мукой  клецка.  Но  тут  послышалось
несколько вопросов, от которых Фродо почувствовал  беспокойство.  Один  из
жителей Пригорья, который неоднократно бывал в  мире,  хотел  узнать,  где
живут Накручинсы и чьи они родственники.
     Внезапно Фродо заметил странно  выглядевшего  обветренного  человека,
сидевшего в тени  у  двери:  этот  человек  внимательно  слушал  разговоры
хоббитов. Он держал перед собой высокую пивную кружку  и  курил  любопытно
изогнутую длинную трубку. Ноги его были протянуты вперед, одетые в высокие
сапоги из мягкой кожи, которые  ему  очень  шли,  но  были  поношенными  и
покрыты  грязью.  Но  нем  был  так  же  поношенный   плащ   из   тяжелого
темно-зеленого  материала,  а  на  голове,  несмотря  на  жару,   капюшон,
бросавший тень на лицо, но когда он  поглядывал  на  хоббитов,  был  виден
блеск его глаз.
     - Кто это? -  спросил  Фродо,  когда  у  него  появилась  возможность
пошептаться с мастером Наркиссом. - Мне кажется,  вы  его  не  представили
нам.
     -  Его!  -  спросил  хозяин,  тоже  шепотом,  скосив  глаза,  но   не
поворачивая головы. - Я его в сущности не знаю. Он один из бродяг - мы  их
называем рейнджерами или следопытами. Он редко  говорит,  но  когда  он  в
настроении, то может рассказать забавные истории. Исчезает  на  месяц,  на
год, а потом опять появляется. Последний раз он был здесь весной, но с тех
пор я его не видел. Его настоящего имени я не знаю, здесь он известен  как
Бродяжник. Быстро ходит на своих длинных ногах, но никто не знает, куда  и
почему он спешит. Для него ни в счет ни восток, ни запад, как говорим мы в
Пригорье, имея в виду рейнджеров и жителей Удела. Прошу прощения. Забавно,
что вы о нем спросили...
     Но в этот момент мастера Наркисса спросили, потребовав еще эля, и его
последняя реплика осталась необъясненной.
     Фродо увидел, что Бродяжник смотрит прямо на него, как будто  услышал
или догадывается о сказанном.  Затем  взмахом  руки  и  кивком  головы  он
пригласил Фродо  подойти  и  сесть  рядом  с  ним.  Когда  Фродо  подошел,
незнакомец отбросил свой  капюшон,  обнажив  лохматую  голову  с  темными,
местами тронутыми сединой волосами и бледное строгое лицо с пронзительными
серыми глазами.
     - Меня зовут Бродяжник, - сказал он тихим  голосом.  -  Я  очень  рад
встрече с вами мастер... Накручинс, если старый Наркисс  правильно  назвал
ваше имя.
     - Да,  правильно,  -  скованно  ответил  Фродо.  Он  чувствовал  себя
неуверенно под взглядом этих острых серых глаз.
     - Что ж, мастер Накручинс, - сказал незнакомец, - на  вашем  месте  я
помешал бы вашим юным друзьям говорить слишком много. Напитки, еда, огонь,
компания - все это очень приятные вещи, но вы не в Уделе. Тут  встречаются
странные посетители. Я вижу, вы  уже  это  заметили,  -  с  сухой  улыбкой
заметил он, перехватив взгляд Фродо. - К тому же  очень  странные  путники
проезжали через Пригорье совсем недавно, - продолжал он, глядя на Фродо.
     Фродо вернул ему взгляд, но ничего не сказал: Бродяжник тоже  молчал.
Его внимание привлек, по-видимому, Пин. К своему ужасу, Фродо  понял,  что
этот неосторожный молодой Крол, подбодренный успехом  рассказа  о  толстом
мэре Микел-Делвина, теперь давал комическое  описание  прощального  приема
Бильбо. Сейчас  он  уже  изображал  речь  и  приближался  к  таинственному
исчезновению.
     Фродо был раздражен. Несомненно, для большинства местных хоббитов это
был достаточно безобидный рассказ - всего лишь забавная история о забавных
людях там, за рекой, но кое-кто, например, старый Наркисс, знали о  чем-то
и слышали толки о чудесном исчезновении Бильбо. Это должно было  напомнить
имя Торбинса, особенно если об том имени уже расспрашивали.
     Фродо беспокойно заерзал, не зная, что  предпринять.  Пин,  очевидно,
наслаждался всеобщим вниманием и совершенно  забыл  об  подстерегающей  их
опасности. Фродо вдруг испугался, что в своем  теперешнем  настроении  Пин
может даже упомянуть о Кольце, а это будет катастрофой.
     - Вам нужно немедленно что-то предпринять! - шепнул Бродяжник ему  на
ухо.
     Фродо взобрался на стол и начал говорить.  Внимание  слушателей  было
отвлечено от Пина. Хоббиты глядели на Фродо, смеялись и хлопали в  ладоши,
решив, что мастер Накручинс выпил слишком много эля.
     Фродо вдруг почувствовал себя в глупом положении  и  принялся  шарить
рукой в кармане, как он обычно делал, произнося речь. Он нащупал Кольцо на
цепи и им овладело желание надеть его и исчезнуть. Но  ему  казалось,  что
это желание пришло  откуда-то  извне,  было  навязано  ему.  Он  преодолел
искушение и сжал Кольцо  в  руке,  как  бы  боясь  что  оно  исчезнет.  Он
проговорил несколько подходящих к случаю слов, как это обычно  делалось  в
Уделе:
     - Мы очень благодарны за ваш прием, и я  надеюсь,  что  мое  короткое
посещение Пригорья позволит возобновить старые связи дружбы между Уделом и
Пригорьем.
     Затем он закашлялся.
     Теперь все в помещении глядели на него.
     - Песню! - закричал один из хоббитов.
     - Песню! Песню, - подхватили остальные. - Давайте, мастер, спойте нам
что-нибудь такое, чего еще не слышали!
     Несколько мгновений Фродо стоял в нерешительности. Затем  в  отчаянии
начал песню,  которая  когда-то  нравилась  Бильбо  (больше  того,  Бильбо
гордился ею, так как сам сочинил слова). В песне говорилось  о  гостинице:
вероятно, поэтому Фродо вспомнил о ней. Вот эта песня.  Сейчас  из  нее  в
лучшем случае помнят лишь несколько слов.

              Есть гостиница, веселая старая гостиница
              Под старым серым холмом,
              Где варят такое коричневое пиво,
              Что сам человек с Луны сошел
              Вниз однажды ночью,
              Чтобы попить его.

              У конюха была подвыпившая кошка,
              Которая играла на скрипке:
              Вверх и вниз водила она смычком,
              То издавая высокие звуки, то низкие,
              То звуча, как пила, в середине.

              У хозяина был маленький пес,
              Который очень любил шутки,
              Он поднимал ухо, вслушиваясь в шутки,
              И смеялся вместе со всеми.

              У них была так же рогатая корова,
              Гладкая, как королева;
              Но музыка действовала на нее, как эль,
              Заставляла ее вертеть своим хвостом с кисточкой
              И танцевать на лужайке.

              И о! Ради серебряных тарелок
              И груды серебряных ложек!
              Для воскресенья их особый запас,
              И их тщательно чистят накануне в субботу.

              Человек с луны пил пиво,
              А кошка начала выть,
              Тарелки и ложки на столе заплясали
              Корова во дворе начала кричать, а пес
              Погнался за своим хвостом.

              Человек с луны выпил еще кружку
              И свалился со стула,
              И дрожал от эля,
              Пока в небе не поблекли звезды
              И не начался рассвет.

              Тогда конюх сказал своей подвыпившей кошке:
              "Белые лошади с луны, они рвут и кусают
              Свои серебряные удила,
              Но их хозяин выпил и не соображает,
              А ведь скоро взойдет солнце".

              Тогда кошка заиграла на своей скрипке,
              Кей-диддл-диддл, танец,
              Который поднял бы и мертвого:
              Она пиликала и пиликала,
              Все быстрей и быстрей,
              Пока хозяин тряс человека с луны.

              - Уже больше трех, - кричал он.
              Они втащили человека на холм
              И спровадили его на луну.
              А сзади скакали его лошади
              И корова скакала, как овца, а сзади
              Бежала тарелка с ложкой.

              Еще быстрее смычок выводил диддл-дам-диддл,
              Собака начала лаять,
              Корова и лошадь встали на головы,
              Все гости свалились со своих постелей
                                и танцевали на полу.

              И тут лопнула струна скрипки!
              Корова прыгнула на луну,
              А маленький пес хохотал, увидев это,
              А серебряная тарелка продолжала плясать
              Вместе с серебряной ложкой.

              Круглая луна покатилась за холмом, когда
              Солнце подняло голову,
              Оно с трудом поверило своим глазам
              Потому что, хотя был день, к его удивлению,
              Все они отправились спать!

     Раздались громкие долгие аплодисменты. У Фродо был хороший  голос,  а
песня всем понравилась.
     - Где старый Лавр? - закричали слушатели. - Он должен  это  услышать.
Боб научит свою кошку играть на скрипке, и мы будем танцевать!
     Они потребовали еще эля и начали кричать:
     - Еще! Еще! Еще раз!
     Фродо выпил еще эля  и  начал  песню  снова  и  на  этот  раз  многие
подпевали ему: мотив им был хорошо знаком, а слова они запоминали  быстро.
Теперь наступила очередь Фродо быть довольным  собой.  Он  приплясывал  на
столе, и когда во второй раз пропел "корова прыгнула на луну",  он  и  сам
подпрыгнул в воздух. Слишком  резво  -  он  опустился  на  поднос,  полный
кружек, соскользнул по нему и с треском,  громом  и  лязгом  покатился  по
столу. Слушатели разинули рты для смеха, да так  и  застыли:  певец  вдруг
исчез. Он просто растаял, как будто  провалился  сквозь  пол,  не  оставив
дыры.
     Местные хоббиты вскочили в изумлении на ноги и  начали  звать  Лавра.
Вся комната  отпрянула  от  Пина  и  Сэма,  которые  оказались  в  углу  в
одиночестве и смотрели на всех с расстояния. Было  ясно,  что  многие  уже
пожалели, что слишком сошлись со странствующими волшебниками, чья  сила  и
способности неизвестны. Но один смуглый житель Пригорье глядел  на  них  с
полунасмешливым выражением, и как бы знал что-то, и они почувствовали себя
крайне  неуютно.  Вскоре  он  выскользнул  из  помещения,  за  ним   пошел
кривоглазый южанин: эти двое все время о чем-то шептались. Вышел за ними и
сторож ворот Гарри.
     Фродо чувствовал себя дураком. Не зная что  предпринять,  он  прополз
под столом в темный угол рядом с Бродяжником, который сидел  неподвижно  и
не показывал вида, что о чем-то думает. Фродо  прижался  к  стене  и  снял
Кольцо. Он не мог сказать, как оно оказалось  на  его  пальце.  Он  только
предположил, что пока он пел, оно каким-то образом наделось ему  на  палец
во время падения со стола. На какое-то время ему  показалось,  что  Кольцо
само проделало с ним эту шутку: может быть,  оно  хотело  открыть  себя  в
ответ на чье-то желание или  приказ  кого-либо,  находящегося  в  комнате.
Фродо не нравились только что вышедшие двое.
     - Ну? - сказал Бродяжник, когда он появился вновь. - Зачем вы сделали
это? Этот ваш  поступок  опрометчивей  рассказов  ваших  друзей.  Вы  сами
ступили ногой в западню. Или, может, вернее сказать - пальцем?
     -  Не  знаю,  о  чем  это  вы,  -  сказал   Фродо,   раздраженный   и
встревоженный.
     - Как же, знаете, - ответил Бродяжник, - но вам лучше подождать, пока
не затихнут разговоры. Тогда, мастер Торбинс, мне нужно будет сказать  вам
пару слов.
     - О чем? - спросил Фродо, не обращая внимания на то, что было названо
его настоящее имя.
     - Очень важное дело - для нас обоих, -  ответил  Бродяжник,  глядя  в
глаза Фродо, - вы услышите кое-что полезное для вас.
     - Хорошо, - ответил Фродо, стараясь казаться спокойным.  -  Поговорим
позже.
     Тем временем у очага шел спор. Мастер Наркисс подошел и теперь слушал
несколько противоречивых рассказов о происшедшем.
     - Я видел его, мастер Наркисс, - говорил хоббит, - или вернее, я  его
не видел. Он просто исчез в воздухе.
     - Не может быть, мастер Магворт! - воскликнул изумленный хозяин.
     - Так и было, - настаивал Магворт.
     - Вероятно, это ошибка, - сказал  Наркисс,  качая  головой.  -  Этого
мастера Накручинса слишком много, чтобы он просто растаял в воздухе.
     - Но где же он теперь? - воскликнуло несколько человек сразу.
     - Откуда же мне знать? Он может  идти  куда  угодно,  если,  конечно,
заплатит утром. Но мастер Крол здесь, он не исчез.
     - Я видел то, что видел, а то, чего не видел, я  не  видел  -  упрямо
заявил мастер Магворт.
     - А я говорю, что здесь какая-то ошибка, - повторил Наркисс, подбирая
поднос и собирая разбитую посуду.
     - Конечно, ошибка, - сказал Фродо. - Я не  исчез.  Вот  я!  Я  просто
перебросился несколькими словами в углу с мастером Бродяжником.
     Он вышел вперед к очагу: но большая часть  компании  попятилась,  еще
более испуганная, чем раньше. Они не были удовлетворены его  объяснениями,
что он просто прополз под столом после своего падения. Большинство жителей
Пригорья - хоббитов и людей - поднялось, не желая  больше  развлекаться  в
этот вечер. Один или двое бросили на  Фродо  враждебный  взгляд  и  вышли,
что-то бормоча про себя. Гном и два-три странных человека пожелали хозяину
доброй ночи, но не сказали  ничего  Фродо  и  его  друзьям.  А  вскоре  не
осталось никого, кроме Бродяжника, незаметно сидевшего в углу у стены.
     Мастер Наркисс не казался огорченным. Вероятно, он сообразил, что его
дом  в  течении  множества  вечеров  будет  использоваться   посетителями,
обсуждающими это странное происшествие.
     - Что вы собираетесь делать дальше, мастер Накручинс? - спросил он. -
Пугать моих посетителей и ломать посуду, занимаясь акробатикой?
     - Мне очень жаль, что я причинил вам беспокойство, - сказал Фродо,  -
это было совсем ненамеренно, уверяю вас. Просто несчастный случай.
     - Хорошо, мастер  Накручинс.  Но  если  вам  захочется  еще  заняться
акробатикой, лучше предупредите посетителей и обязательно меня. Мы немного
подозрительны ко всему... Сверхъестественному, если вы меня понимаете.
     - Я ничего подобного больше не буду делать, мастер Наркисс, -  обещаю
вам. А теперь я хочу идти спать. Мы  хотим  выступить  как  можно  раньше.
Позаботьтесь, пожалуйста, чтобы наши пони были готовы к восьми.
     - Хорошо! Но прежде чем вы уйдете, я хотел бы сказать  вам  несколько
слов, мастер Накручинс. Я вспомнил, что должен был сказать  вам.  Надеюсь,
вы не найдете это несвоевременным. Присмотрев  за  одним-двумя  делами,  я
приду к вам в комнату, если вы не возражаете.
     - Конечно! - сказал Фродо, но сердце его упало. Он  подумал,  сколько
еще тайных разговоров ему  предстоит  сегодня  и  что  в  них  раскроется.
Неужели все объединились против него? Он начал  подозревать  даже  толстое
лицо старого Наркисса в сокрытии своих мыслей.

                               10. БРОДЯЖНИК

     Фродо, Пин и Сэм отправились в свою гостиную. Там было  темно.  Мерри
не было, и  огонь  почти  погас.  Только  когда  они  разворошили  угли  и
подбросили несколько охапок хвороста,  они  обнаружили,  что  и  Бродяжник
пришел с ними. Он спокойно сидел на стуле у двери.
     - Привет! - сказал Пин. - Кто вы, и что вам нужно?
     - Меня зовут Бродяжник, - ответил он, - и хотя ваш друг и мог  забыть
об этом, но он обещал спокойно поговорить со мной.
     - Вы сказали, что я узнаю что-то полезное для себя, - сказал Фродо. -
Что именно?
     - Несколько вещей, - ответил Бродяжник. - Но, конечно, я назначу свою
цену.
     - Что это значит? - резко спросил Фродо.
     - Не волнуйтесь! Я имею в виду вот что: я расскажу вам, что  знаю,  и
дам несколько добрых советов, но мне нужна награда.
     - Что это за награда? - спросил Фродо. Он  решил,  что  столкнулся  с
мошенником, и пожалел, что захватил с собой слишком мало денег. То, что он
имеет, вряд ли удовлетворит этого жулика, а взять еще негде.
     - Не больше, чем вы сможете предложить, мастер  Накручинс,  -  сказал
Бродяжник со слабой улыбкой, как бы догадываясь о мыслях Фродо.  -  Только
вот что: вы должны будете взять меня с собой, пока я сам не решу  оставить
вас.
     - Ах, вот что! - воскликнул удивленный, но не  особенно  обрадованный
Фродо. - Даже если мне нужен был бы еще один спутник, я не  согласился  бы
на это, пока не узнал бы вас и ваши дела лучше.
     -  Прекрасно!  -  воскликнул  Бродяжник,  скрестив  ноги   и   удобно
откидываясь на спинку стула. - Вы приходите в себя и это очень хорошо. Вам
и дальше нужно проявлять большую осторожность. Очень  хорошо!  Я  расскажу
вам,  что  знаю,  и  буду  ждать  награды.  Выслушав  меня,  вы  вероятно,
согласитесь.
     - Что ж, давайте! - сказал Фродо. - Так что вы знаете?
     - Слишком много, слишком много мрачных  известий,  -  угрюмо  ответил
Бродяжник. - Что касается вашего дела... -  Он  встал,  подошел  к  двери,
быстро распахнул ее и выглянул. Потом спокойно закрыл ее и снова сел, -  у
меня острый слух, - продолжал он, понизив  голос,  -  и  хотя  я  не  умею
исчезать, я узнаю много странных и страшных вещей и обычно умею оставаться
незамеченным, если хочу. Сегодня вечером я был  у  изгороди  на  дороге  к
западу от Пригорья, когда со склонов вышли четверо хоббитов.  Я  не  стану
повторять все, что они говорили старому Бомбадилу или друг другу, но  одно
обстоятельство заинтересовало меня. "Пожалуйста помните, - сказал один  из
них, - что имя Торбинса больше не должно упоминаться. Я мастер  Накручинс,
если  придется  называть  меня".  Это  так  заинтересовало  меня,  что   я
последовал за ними. Я проскользнул через ворота сразу за ними. Может быть,
у мастера Торбинса вполне уважительная причина скрывать  свое  имя,  но  я
советую ему и его друзьям быть более осторожными.
     - Не понимаю,  почему  мое  имя  должно  интересовать  кого-нибудь  в
Пригорье, -  гневно  сказал  Фродо,  -  и  хотел  бы  узнать,  почему  оно
заинтересовало вас. У мастера Бродяжника может быть уважительная и честная
причина для подглядывания и подслушивания, но я советую ему объяснить ее.
     - Хорошо сказано! - со смехом сказал ему Бродяжник. -  Но  объяснение
простое: я искал хоббита по имени Фродо Торбинс.  Мне  нужно  было  быстро
найти его. Я знал, что он ушел из Удела... Гм... Нечто  такое,  касающееся
меня и моих друзей.
     - Теперь не тратьте больше времени! - он воскликнул это, когда  Фродо
встал со стула, а Сэм подскочил со свирепым выражением лица.  -  Я  больше
заботился о тайне, чем вы. А  осторожность  необходима!  -  Он  наклонился
вперед и посмотрел на них. - Следите за каждой тенью! -  сказал  он  тихим
голосом. - Черные Всадники прошли через Пригорье. Говорят,  в  понедельник
один из них двинулся по Неторному Пути вниз; другой появился позже, и тоже
по Неторному Пути, но с юга.
     Наступило молчание. Наконец Фродо сказал Пину и Сэму:
     - Я должен был догадаться об этом потому, как встретил нас стражник у
ворот. И хозяин гостиницы слышал что-то. Зачем  только  он  пригласил  нас
присоединиться к компании? И зачем мы вели себя так глупо?  Нам  следовало
тихо сидеть здесь.
     - Так было бы лучше, - сказал Бродяжник. - Я остановил бы ваш  приход
в общий зал, если бы смог, но хозяин не позволил мне увидеться с вами и не
захотел ничего передавать.
     - Вы думаете, он... - начал Фродо.
     - Нет, я не думаю, чтобы старый Наркисс причинил  какой-нибудь  вред.
Только он не любит загадочных бродяг, таких как я. - Фродо бросил на  него
удивленный взгляд. - Но, я ведь похож на мошенника, не так ли?  -  скривив
губы, сказал Бродяжник, со странным блеском в глазах. - Но я  надеюсь,  мы
лучше узнаем друг друга. Когда  это  произойдет,  вы  мне  объясните,  что
произошло в конце вашей песни. Этот прыжок...
     - Это просто случайность, - прервал его Фродо.
     - Сомневаюсь, - сказал Бродяжник. - Случайность! Даже если  так,  она
сделала ваше положение крайне опасным.
     - Вряд ли это увеличило опасность, - заметил Фродо. - Я знаю, что эти
всадники преследуют меня: но теперь, во всяком случае, они меня потеряли и
ушли!
     - Не рассчитывайте на это! - резко сказал Бродяжник. - Они  вернутся.
Их будет еще больше. Есть и другие. Я знаю  их  количество.  Я  знаю  этих
всадников. - Он помолчал, глаза его были холодны и жестоки. - А в Пригорье
живет кое-кто, кому не следует доверять, - продолжал  он.  -  Билл  Ферни,
например. Он пользуется дурной славой  в  Пригорье,  и  странные  существа
знают его дом.  Вы  должны  были  заметить  его  среди  компании:  смуглый
насмехающийся тип. Он сидел рядом с одним  из  странников  с  юга,  и  они
вместе выскользнули после вашей "случайности".  И  не  все  из  этих  южан
хорошие люди, а что касается Ферни, то он готов отца  родного  продать  из
выгоды или забавы.
     - Что может продать Ферни и какое отношение имеет моя  случайность  к
нему? - поинтересовался Фродо, все еще делая вид, что не понимает  намеков
Бродяжника.
     - Новость о вашем прибытии и поведении, конечно, - ответил Бродяжник.
- Рассказ об этом будет очень интересен для некоторых. После этого им вряд
ли  понадобится  раскрывать  тайну  вашего  имени.  Мне   кажется   вполне
вероятным, что они услышат об этом еще до конца сегодняшней ночи. Довольно
с вас? Можете поступать  с  моей  наградой  как  хотите  -  возьмете  меня
проводником или нет. Но должен сказать,  я  хорошо  знаю  местность  между
Уделом и Туманными горами: я странствовал здесь много лет. Я  старше,  чем
выгляжу. Я буду вам полезен. Завтра вам придется оставить дорогу: Всадники
будут стеречь вас там днем и ночью. Вам позволят выйти из Пригорья и идти,
пока солнце высоко, но далеко вы не уйдете, они  перехватят  вас  в  таком
месте, что никто не сможет вам помочь. Вы хотите, чтобы они вас нашли? Они
ужасны!
     Хоббиты посмотрели на него и  с  удивлением  увидели,  что  лицо  его
искажено, как от боли, а руки сжимают ручки кресла. В комнате  было  очень
тихо, свет как  будто  померк.  Некоторое  время  Бродяжник  сидел,  глядя
невидящими  глазами,  как  бы  перебирая   отдаленные   воспоминания   или
прислушиваясь к ночным звукам.
     - Вот! - воскликнул он через какое-то время,  потирая  рукой  лоб.  -
Вероятно, я знаю о ваших преследователях больше, чем вы. Вы боитесь их, но
боитесь недостаточно. Завтра мы ускользнем от них, если сможем.  Бродяжник
проведет вас по тропам, которые мало кому известны. Возьмете его?
     Наступило тяжелое молчание. Фродо не отвечал, мысли  его  были  полны
страха и он колебался. Сэм нахмурился и смотрел  на  хозяина:  наконец  он
прервал молчание.
     - С вашего позволения, мастер Фродо, я говорю нет! Этот Бродяжник, он
предупреждает нас о необходимости соблюдать осторожность. Это он правильно
говорит, и с этого мы начнем. Он пришел сюда из диких мест, а я никогда не
слышал, чтобы оттуда приходило добро. Он кое-что знает, и ясно, что  знает
больше, чем нужно: но это не причина для того, чтобы брать его с собой.
     Пин заерзал и выглядел очень несчастным. Бродяжник не  отвечал  Сэму,
но обратил свой пронзительный взгляд к Фродо. Фродо поймал  его  взгляд  и
отвел свой.
     - Нет, - медленно сказал он. - Я не согласен. Я думаю, вы не тот,  за
кого себя выдаете. Начали вы говорить, как житель Пригорья, но потом голос
ваш изменился. Мне кажется, Сэм прав. Не понимаю, почему вы предупреждаете
нас об осторожности и тут же просите взять вас с собой. Кто вы? Что вы, на
самом деле, знаете о... О моем деле, и как вы узнали это?
     - Урок осторожности усвоен хорошо, - согласился Бродяжник  с  угрюмой
усмешкой. - Но осторожность - одно дело, а колебания и  нерешительность  -
совсем другое. Сами вы никогда не доберетесь до Ривенделла, и поверить мне
- ваш единственный шанс. Вы должны решиться. Я отвечу  на  некоторые  ваши
вопросы, если это поможет принять вам решение. Но как же вы поверите моему
рассказу, если вы не верите мне? Тут все еще...
     В этот момент кто-то постучал  в  дверь.  Прибыл  мастер  Наркисс  со
свечой, за ним стоял Боб с кастрюлей горячей воды.  Бродяжник  отступил  в
темный угол.
     - Я пришел пожелать вам доброй ночи, - сказал хозяин, ставя свечу  на
стол. - Боб! Отнеси воду в спальни!
     Он пошел и закрыл за собой дверь.
     - Вот что, - начал он, колеблясь и выглядя обеспокоенным.  -  Если  я
причинил вред вам, то мне очень жаль. Но одно тянется за  другим,  как  вы
сами понимаете, а ведь я занятой человек. Сначала одно,  потом  другое,  и
все вылетело у меня из памяти. Но, надеюсь, я вспомнил не слишком  поздно.
Видите ли, меня просили искать хоббитов из  Удела  и  особенно  одного  по
имени Торбинс...
     - Но какое отношение это имеет ко мне? - спросил Фродо.
     - Вам лучше знать, - ответил хозяин.  -  Но  мне  сказали,  что  этот
Торбинс прибудет под именем Накручинс,  и  описали  его,  и  это  описание
совпадает с вашей внешностью, если можно так сказать.
     - Ну и что? - нетерпеливо прервал Фродо.
     - Крепкий маленький человек с красными щеками, - торжественно  сказал
мастер Наркисс. Пин  хихикнул,  но  Сэм  посмотрел  на  хозяина  гостиницы
негодующе. - Это немногим вам поможет,  потому  что  так  выглядят  многие
хоббиты, Лавр, - так сказал он мне, продолжал мастер Наркисс, взглянув  на
Пина. - Но этот выше и красивее остальных, и на подбородке у него  ямочка,
веселый парень с ясными глазами. - Прошу прощения, но это сказал он, а  не
я.
     - Он? Кто это он? - нетерпеливо спросил Фродо.
     - Ах! Это был Гэндальф, если вы знаете, кого я имею в виду.  Говорят,
он маг, но он мой добрый друг, маг он или нет. А теперь даже не знаю,  что
он скажет мне, когда увидит снова: то ли  сквасит  весь  мой  эль,  то  ли
превратит меня в полено,  не  знаю.  Он  очень  торопился  и  просил  меня
сделать...
     - Что сделать? - спросил  Фродо,  все  более  раздражаясь  от  манеры
рассказа Наркисса.
     - Что я должен был сделать, - переспросил хозяин помолчав  и  щелкнув
пальцами. - О, да! Старый Гэндальф. Три месяца назад он без стука вошел  в
мою комнату. - Лавр, - сказал он, - я уезжаю утром.  Сделаете  вы  кое-что
для меня? Только скажите, ответил я. Я тороплюсь, - сказал он, - я сам  не
имею на это времени, но мне нужно отправить весточку в Удел.  У  вас  есть
кто-нибудь, кого можно было бы послать? - Найду, - ответил я, - завтра или
послезавтра. Пошлите завтра, - сказал он и дал мне письмо.
     Адрес совершенно ясен, - продолжал мастер Наркисс, извлекая письмо из
кармана и гордо медленно читая адрес  (он  пользовался  славой  грамотного
человека).
     Мастеру Фродо Торбинсу, Торба-на-Круче, Хоббитон в Уделе.
     - Письмо мне от Гэндальфа! - воскликнул Фродо.
     - Ага! - сказал мастер Наркисс. - Значит ваше настоящее имя Торбинс?
     - Да, - ответил Фродо, - а теперь лучше дайте мне письмо и объясните,
почему вы его не отправили. Я думаю, вы именно для этого  пришли  ко  мне,
хотя вы довольно долго добирались до своей цели.
     Бедный мастер Наркисс был обеспокоенным.
     - Вы правы, мастер, - сказал он, - и я прошу  у  вас  прощения.  И  я
смертельно  боюсь,  что  скажет  Гэндальф,  когда  придет.  Но  теперь  уж
совершенно ничего не сделаешь. Вначале я спрятал письмо. На следующий день
мне не удалось найти никого, кто согласился бы отправиться в Удел. То же и
на второй день, а все мои люди были заняты. Одно  за  другим  и  все  надо
держать в голове. Я занятый человек. Приходится за всем следить, и если  я
чем-то могу вам сейчас помочь, только скажите.
     Если оставить в стороне письмо, я еще кое-что пообещал Гэндальфу.
     - Этот мой друг из Удела, - сказал он мне, - может быть, придет сюда,
он и другие. Он назовет себя мастер Накручинс. Помни  это!  И  не  задавай
никаких вопросов. Если меня с ним не будет, он будет  в  опасности  и  ему
нужна будет помощь. Сделай для него, что можно, и я буду тебе  благодарен,
- сказал он. А вот и вы, и по-видимому в опасности.
     - Что вы хотите сделать? - спросил Фродо.
     - Эти черные люди, - ответил хозяин,  понижая  голос.  -  Они  искали
Торбинса, и если  они  желали  добра,  тогда  я  не  хоббит.  Это  было  в
понедельник, и все собаки выли,  а  гуси  кричали.  Тут  что-то  нечистое,
говорю я. Боб, он пришел и сказал мне, что два  черных  человека  у  двери
спрашивают хоббита по имени Торбинс. Волосы Боба стояли дыбом. Я  попросил
этих черных парней убираться и захлопнул дверь: но я знаю, что они тот  же
вопрос задавали повсюду, вплоть до Арчета. А этот рейнджер  Бродяжник,  он
тоже расспрашивал. Пытался пробраться сюда, чтобы увидеть вас, прежде  чем
вы поедите.
     - Да, он делал это! - внезапно сказал Бродяжник, выступая  вперед,  в
свет. - И мы избежали бы многих неприятностей, Лавр, если бы впустили его.
     Хозяин подпрыгнул от удивления.
     - Вы! - воскликнул он. - Вы все-таки тут? Что вам нужно?
     - Он пришел со мной, - сказал Фродо. - Он предлагает нам свою помощь.
     - Что ж, вы, вероятно, знаете свое дело,  -  сказал  мастер  Наркисс,
подозрительно глядя на Бродяжника. - Но на вашем месте  я  не  взял  бы  с
собой рейнджера.
     - А кого бы вы взяли? - спросил Бродяжник резко. -  Толстого  хозяина
гостиницы, который помнит только свое имя, да и то только потому, что  его
весь день окликают посетители? Они не могут оставаться в "пони" и не могут
вернуться домой. Им предстоит долгая  дорога.  Пойдете  ли  вы  с  ними  и
поможете им избежать черных людей?
     - Я? Оставить Пригорье?! ни за какие деньги, - сказал мастер  Наркисс
испуганно. - Но почему бы вам  не  задержаться  здесь,  мастер  Накручинс?
Хотел бы я знать, что это за черные люди и откуда они пришли.
     - Мне очень жаль, что я не могу объяснить вам это, - ответил Фродо. -
Я устал и очень обеспокоен, а рассказ получился бы долгим. Но если  хотите
помочь мне, я должен предупредить вас, что пока я нахожусь в  вашем  доме,
вы тоже подвергаетесь большой опасности. Эти Черные Всадники, я не уверен,
но боюсь, что они пришли из...
     - Они пришли из Мордора, -  тихим  голосом  сказал  Бродяжник.  -  Из
Мордора, Лавр, если это что-нибудь для вас значит.
     - Спаси нас! - воскликнул  мастер  Наркисс,  бледнея,  очевидно,  это
название было ему известно. - Это худшая новость в  Пригорье  за  всю  мою
жизнь.
     - Вы все еще хотите помочь мне? - спросил Фродо.
     - Да, - ответил мастер Наркисс. - Больше, чем раньше. Хотя  не  знаю,
чем я могу помочь против... Против... - Он замялся.
     - Против тени с востока, - спокойно  сказал  Бродяжник.  -  Немногим,
Лавр, но все же можете помочь. Вы можете оставить мастера Накручинса здесь
на ночь и забыть имя Торбинс.
     - Я сделаю это, - сказал Наркисс. - Но они узнают, что он был  здесь,
без всякой моей помощи. Рассказ об исчезновении мастера Бильбо известен  в
Пригорье. Даже Боб сделал кое-какие предположения своей глупой башкой. А в
Пригорье есть кое-кто посообразительней Боба.
     - Что ж, мы можем надеяться лишь на то, что всадники не  вернутся,  -
сказал Фродо.
     - Надеюсь, - сказал Наркисс.  -  Но  кем  бы  они  не  были,  они  не
проникнут в "пони" так просто. До  утра  можете  не  беспокоится.  Боб  не
скажет ни слова. Ни один черный человек не войдет в мою дверь, пока я стою
на ногах. Я со своими людьми буду дежурить всю ночь, а вам лучше поспать.
     - В любом случае, поднимите нас на рассвете, - заметил  Фродо.  -  Мы
должны выйти как можно раньше. Завтрак в шесть тридцать утра, пожалуйста.
     - Хорошо! Я сейчас распоряжусь, -  ответил  хозяин.  -  Доброй  ночи,
мастер Торбинс... Накручинс, я хотел сказать! Доброй...  Будь  я  проклят!
Где ваш мастер Брендизайк?
     - Не знаю, - с внезапным беспокойством сказал Фродо.  Они  совершенно
забыли о Мерри, а было уже поздно. - Боюсь, что он вышел. Он говорил,  что
собирается подышать свежим воздухом.
     - Я должен закрыть дверь, но когда ваш друг придет, я  его  впущу,  -
сказал Наркисс. - А еще лучше, пошлю Боба, поискать его. Доброй ночи всем!
     Наконец мастер Наркисс  бросив  еще  один  подозрительный  взгляд  на
Бродяжника и покачав головой, вышел. Его шаги удалились по коридору.
     - Ну? - сказал Бродяжник. - Когда же вы распечатаете письмо?
     Фродо внимательно рассмотрел конверт, потом  вскрыл  его.  Адрес  был
написан Гэндальфом. Внутри, написанное твердым и красивым  почерком  мага,
находилось следующее послание:

     "Гарцующий пони", Пригорье.
     День середины года, 1418 по летоисчислению Удела.
     Дорогой Фродо,
     До меня дошли дурные новости. Я должен отправиться  немедленно.  Тебе
лучше покинуть Торбу-на-Круче как можно скорее и выйти из Удела  до  конца
июля, самое позднее. Я возвращусь, как только смогу, и последую за  тобой,
если тебя не будет. Оставь мне письмо здесь, если будешь  проходить  через
Пригорье. Хозяину (Наркиссу) можешь  доверять.  Возможно  на  дороге  тебе
встретится мой друг -  человек  смуглый,  стройный  и  высокий,  некоторые
называют его Бродяжником. Он знает ваше дело и поможет тебе. Направляйся в
Ривенделл. Там, я надеюсь, мы вновь встретимся. Если  меня  не  будет,  то
твоим советчиком станет Элронд.
                                       Твой, несмотря на спешку, Гэндальф.
     P.S.: Не используй его снова ни по какой причине! Не передвигайся  по
ночам!
     P.P.S: Удостоверься,  что  это  действительно  Бродяжник.  На  дороге
встречается много чужаков. Его настоящее имя Арагорн.

              Древнее золото редко блестит,
              Древний клинок - ярый.
              Выйдет на битву король-следопыт
              Зрелый - не значит старый.

              Позарастают беды быльем,
              Вспыхнет клинок снова,
              И короля назовут королем
              В честь короля иного.

     P.P.P.S.: Надеюсь, Наркисс перешлет мое письмо немедленно.  Достойный
человек,  но  память  его  подобна  чулану:  в  нем  погребено   множество
предметов.
     Если он забудет, я поджарю его.

     Фродо прочел письмо про себя, затем передал его Пину и Сэму.
     - Старый Наркисс действительно допустил промах! - сказал Фродо. -  Он
заслуживает быть поджаренным. Если бы я получил письмо сразу, мы  были  бы
уже в безопасности в Ривенделле. Но что могло случиться с  Гэндальфом?  Он
пишет так, как будто собирается шагнуть в огонь.
     - Он идет сквозь него уже много лет, - сказал Бродяжник.
     Фродо повернулся и  задумчиво  посмотрел  на  него,  думая  о  втором
предупреждении Гэндальфа.
     - Почему вы сразу не сказали мне, что вы друг  Гэндальфа?  -  спросил
он. - Это сберегло бы много времени.
     - А разве вы поверили бы мне? - возразил Бродяжник.  -  Я  ничего  не
знал об этом письме. Я только мог просить верить  мне  без  доказательств,
если я смогу помочь вам. Во всяком случае я не собираюсь рассказывать  вам
о себе. Я должен был узнать вас сначала и быть уверенным в вас.  Враг  уже
расставлял на меня ловушки раньше. Как только я убедился бы, я  готов  был
ответить на все ваши вопросы. Но должен признать, - добавил он со странной
усмешкой, - что надеялся на то, что  вы  возьмете  меня  с  собой  и  так.
Преследуемый человек устает от недоверия и нуждается в дружбе. Однако, мне
кажется, в этом случае против меня была моя внешность.
     - Верно, во всяком  случае  на  первый  взгляд,  -  засмеялся  Пин  с
внезапным облегчением после чтения письма Гэндальфа. - Но, мне кажется, мы
все так будем выглядеть, если несколько дней проведем в дикой пустыне.
     - Потребуется больше, чем  несколько  дней  или  недель  и  даже  лет
блуждания в дикой пустыне, чтобы стать похожим на  Бродяжника,  -  ответил
тот. - И вы гораздо раньше умрете, если только вы не  сделаны  из  гораздо
более прочного материала, чем кажется.
     Пин умолк, но Сэм  не  был  удовлетворен  и  по-прежнему  смотрел  на
Бродяжника с подозрением.
     - Откуда мы знаем, что вы  именно  тот  Бродяжник,  о  котором  пишет
Гэндальф? - поинтересовался он. - Вы никогда  не  упоминали  о  Гэндальфе,
пока не появилось это письмо. Может, вы шпион и стараетесь втереться нам в
доверие, чтобы мы взяли вас с  собой.  Может,  вы  покончили  с  настоящим
Бродяжником и переоделись в его одежду. Что вы на это скажете?
     - Скажу, что вы крепкий парень, - ответил Бродяжник, - но боюсь,  что
мой единственный ответ вам, Сэм Скромби, таков. Если бы я убил  настоящего
Бродяжника, я мог бы  убить  и  вас.  И  уже  сделал  бы  это  без  долгих
разговоров. Если бы я охотился за Кольцом, оно уже было бы у меня!
     Он встал и как будто прибавил в росте. В глазах его  сверкнул  огонь,
яркий и повелительный. Отбросив плащ, он положил  руку  на  рукоять  меча,
который до сих  пор  скрывался  у  него  на  боку.  Никто  не  осмеливался
двинуться. Сэм испуганно смотрел на него с открытым ртом.
     - Но к счастью, я настоящий Бродяжник, -  сказал  он,  глядя  на  них
сверху вниз с неожиданной улыбкой. - Я Арагорн, сын Арахорна, и если своей
жизнью или смертью я сумею спасти вас, я это сделаю.
     Наступило долгое молчание. Наконец Фродо неуверенно заговорил:
     - Я поверил, что вы друг, до того как получил письмо, или по  крайней
мере хотел чтобы это было так. Вы  несколько  раз  напугали  меня  сегодня
вечером, но не так, как слуги Врага. Мне кажется,  что  его  слуга  должен
быть внешне привлекательным, но по сути отвратительным, если вы понимаете,
что я хочу сказать.
     - Понимаю, - засмеялся Бродяжник. - Я выгляжу плохо,  но  зато  мыслю
хорошо. Верно? Древнее золото редко блестит...
     - Значит, эти стихи относятся к вам? - спросил  Фродо.  -  Я  не  мог
понять, к чему они. Но откуда вы знаете, что они есть в письме  Гэндальфа,
если не видели его?
     - А я не знаю, - ответил Бродяжник. -  Но  я  Арагорн,  а  эти  стихи
сложены о нас. - Он выхватил свой  меч,  и  они  увидели  что  его  лезвие
сломано в футе от рукояти. - Никакой пользы от него, верно Сэм? -  спросил
Бродяжник. - Но близко время, когда он вновь станет целым.
     Сэм ничего не сказал.
     - Что ж, - сказал Бродяжник, - с разрешения Сэма, будем  считать  это
дело решенным. Бродяжник будет вашим  проводником.  Завтра  нам  предстоит
долгая дорога. Даже если они позволят без помех выйти из Пригорья, мы вряд
ли можем надеяться уйти незамеченными. Но я постараюсь скрыться как  можно
быстрей. Я знаю несколько дорог через землю Бри, кроме главной.  Если  нам
удастся сбить преследователей со следа, мы направимся к Заверти.
     - Заверть? - спросил Сэм. - Что это такое?
     - Это холм к северу от дороги, примерно на полпути к Ривенделлу.  Это
командная высота над  всей  окружающей  местностью:  и  оттуда  мы  сможем
оглядеться. Гэндальф, если он следует за вами, тоже направится туда. После
Заверти наше путешествие станет более трудным,  и  нам  придется  выбирать
между множеством опасностей.
     - Когда вы в последний раз  видели  Гэндальфа?  -  спросил  Фродо.  -
Знаете ли вы, где он и что делает?
     Бродяжник серьезно посмотрел на него.
     - Не знаю, - ответил он. - Я расстался с ним весной, когда он шел  на
запад. В последние несколько лет я следил за границами Удела, когда он был
занят где-то. Он часто оставлял границы неохраняемыми. В последний раз  мы
виделись в начале мая. У брода Серипиже по Брендивайн. Он говорил мне, что
его дела с вами идут хорошо, и что вы двинетесь к Ривенделлу  в  последнюю
неделю сентября. Когда я узнал, что он с вами, я отправился по своим делам
и плохо сделал, потому что, очевидно, в  это  время  он  получил  какие-то
новости, и я не мог ему помочь.
     Впервые за все время знакомства с ним я был серьезно обеспокоен. Даже
если бы он не пришел сам, он должен был бы оставить сообщение.  Вернувшись
много дней спустя, я услышал плохие вести. Повсюду слышны были толки,  что
Гэндальф исчез и видели всадников. Эльфы Гилдора  рассказали  мне  это:  а
позже они сообщили мне, что вы оставили свой дом, но известий о  том,  что
вы покинули Бакленд, не  было.  Я  с  беспокойством  следил  за  Восточным
Трактом.
     - Вы думаете, Черные Всадники имеют к этому отношение. Я имею в  виду
отсутствие Гэндальфа? - спросил Фродо.
     - Не знаю ничего, что могло бы задержать его, кроме самого  Врага,  -
возразил Бродяжник. - Но не отчаивайтесь! Гэндальф более велик, чем можете
представить себе вы, жители Удела... Вы  ведь,  как  правило,  видели  его
шутки и фокусы. Но наше дело - его величайшая задача.
     Пин зевнул.
     - Простите, - сказал он, - но я смертельно  устал.  Невзирая  на  все
опасности и беспокойства, я должен отправиться в постель иначе я усну там,
где сижу. Где же этот бездельник Мерри.  Не  хватало,  если  нам  придется
искать его во тьме.
     В этот момент они услышали стук в  дверь,  затем  топот  в  коридоре.
Вбежал Мерри, за ним Боб. Мерри торопливо закрыл  дверь  и  прислонился  к
ней. Он тяжело дышал. Все с тревогой ждали, пока он заговорит.
     - Я видел их, Фродо! Я видел их! Черные всадники!
     - Черные всадники! - воскликнул Фродо. - Где?
     - Здесь.  В  поселке.  Я  оставался  около  часа  в  комнате.  Вы  не
приходили, и я отправился прогуляться. Возвратившись к гостинице, я  стоял
в тени и смотрел на звезды, вдруг я вздрогнул и почувствовал,  что  что-то
ужасное приближается ко мне: среди  теней  на  дороге  появилась  какая-то
более глубокая  тень  на  краю  круга  света  от  фонаря.  Без  звука  она
скользнула во тьму... Лошади не было.
     - Куда он пошел? - внезапно и резко задал вопрос Бродяжник.
     Мерри удивленно взглянул на него, впервые заметив незнакомца.
     - Продолжай! - сказал Фродо. - Это друг  Гэндальфа.  Я  объясню  тебе
позже.
     - Похоже, он двинулся к дороге, на восток, -  продолжал  Мерри.  -  Я
попытался следовать за ним. Конечно, он немедленно исчез, но  я  дошел  до
последнего дома у самой дороги.
     Бродяжник с удивлением взглянул на Мерри.
     -  У  вас  храброе  сердце,  -  сказал  он.  -  Но  это  было  крайне
неосторожно.
     - Не знаю, - сказал Мерри, - было ли это  храбростью  или  глупостью.
Меня как будто что-то тащило туда.  Во  всяком  случае  я  пошел  и  вдруг
услышал голоса у стены поселка. Один бормотал, другой шептал или  свистел.
Я не понял ни слова из их разговора. Ближе подойти я не смог,  потому  что
начал весь дрожать. Я почувствовал ужас и повернул назад и уже приблизился
к гостинице, когда что-то схватило меня сзади и... Я упал.
     - Я нашел его, сэр, - воскликнул Боб. - Меня послал мастер Наркисс  с
лампой. Я пошел к западным воротам, оттуда к южным. У  самого  дома  Билла
Ферни мне показалось, что я  вижу  что-то  странное  на  дороге.  Не  могу
поручиться, но как будто два человека  наклонились  над  чем-то,  поднимая
это. Я закричал и побежал туда, но когда прибежал, там не было ни следа, и
только сбоку от дороги лежал мастер Брендизайк...  Казалось  он  спит.  "Я
думал, что погрузился в воду", - сказал он мне, когда я затряс его. Он был
очень удивлен, и как только я поднял его, он побежал, как заяц.
     - Боюсь, что это правда, - согласился с Бобом Мерри, - хотя  я  и  не
знаю, что говорил. Мне кажется, что я видел отвратительный сон. Как  будто
меня разорвали на куски. Не могу сказать, что со мной происходило.
     - Я могу,  -  сказал  Бродяжник,  -  это  черное  дыхание.  Всадники,
очевидно, оставили лошадей снаружи и тайно проникли. Через  южные  ворота.
Теперь они знают все новости, так как навестили Билла Ферни:  вероятно,  и
южанин был их шпионом. Кое-что может случиться этой ночью,  еще  до  того,
как мы покинем Пригорье.
     - Что случится? - спросил Мерри. - Они нападут на гостиницу?
     - Думаю, что нет, - ответил Бродяжник. -  И  они  не  все  здесь.  Во
всяком случае это не их обычай. В темноте и одиночестве они  сильней.  Они
не станут открыто нападать на дом, где есть огни и много населения. Но  их
сила в ужасе, и кое-кто в Пригорье уже попал в их лапы. Они заставят  этих
негодяев  работать  на  себя:  Ферни  и  некоторых  шутников,  а  может  и
стражников  ворот.  Они  разговаривали  с  Гарри  у   западных   ворот   в
понедельник. Я следил за ними. Он был бледен и дрожал, когда они ушли.
     - Похоже, у нас повсюду враги, - заметил Фродо. - Что же нам делать?
     - Оставаться здесь и не идти в спальни! Они, конечно, знают  об  этих
спальнях. Помещения хоббитов выходят окнами на север,  окна  же  совсем  у
земли. Мы все останемся вместе и закроем окно и дверь.  Но  вначале  мы  с
Бобом принесем ваш багаж.
     Пока Бродяжник  отсутствовал,  Фродо  кратко  пересказал  Мерри,  что
произошло после  ужина.  Мерри  все  еще  читал  письмо  Гэндальфа,  когда
вернулись Бродяжник и Боб.
     - Ну, господа, - сказал Боб, - я собрал белье и сунул  под  валик  на
каждой постели и сделал имитацию вашей головы  на  валике,  мастер  Тор...
Накручинс, сэр, - добавил он с улыбкой.
     Пин засмеялся.
     - Очень хорошо! - сказал он. - Но что  же  будет,  когда  они  поймут
обман?
     - Посмотрим, - сказал Бродяжник. - Будем надеяться,  что  мы  удержим
крепость до утра.
     - Доброй ночи вам всем, - сказал Боб и вышел, чтобы принять участие в
дежурстве у двери.
     Они сложили тюки и мешки на полу гостиной. Придвинули низкий  стол  к
двери и закрыли окно. Выглянув в окно, Фродо увидел, что ночь ясная.  Серп
(Большая Медведица) ярко сверкал над  холмом  Бри.  Фродо  закрыл  тяжелые
внутренние ставни и задернул занавес. Бродяжник погасил огонь  в  очаге  и
задул все свечи.
     Хоббиты легли на свои одеяла, ногами к очагу: но Бродяжник  уселся  в
кресле у двери. Они немного  поговорили,  так  как  у  Мерри  нашлось  еще
несколько вопросов.
     - Прыгнул на Луну! - хихикнул Мерри, заворачиваясь в одеяло. -  Какая
нелепость, Фродо! Жаль, что я не видел. Этот случай  будет  обсуждаться  в
Пригорье еще сотню лет.
     - Надеюсь, - согласился Бродяжник.
     Все замолчали и хоббиты один за другим уснули.

                            11. КЛИНОК ВО ТЬМЕ

     Когда они готовились ко сну  в  гостинице  Пригорья,  тьма  легла  на
Бакленд: туман потянул с низин и с берегов рек.  Дом  в  Крикхэллоу  стоял
молча. Фетти Болдер осторожно открыл дверь и выглянул.  Весь  день  в  нем
нарастало чувство ужаса, и он не мог ни работать, ни  отдыхать:  в  ночном
воздухе нависла угроза. Когда он смотрел во тьму, под деревьями  двинулась
темная тень, и ворота, казалось, открылись сами по себе и тут же беззвучно
закрылись. Ужас охватил его. Он отшатнулся и несколько  мгновений,  дрожа,
стоял в прихожей. Затем закрыл дверь на засов.
     Стояла глубокая ночь. Послышались звуки лошадиных копыт: кто-то  тихо
вел лошадей по дороге. У ворот топот смолк, и появились три черные  фигуры
и, как ночные тени, крадучись двинулись к дому. Одна подошла к двери,  две
другие к разным сторонам дома за углы. И  так  они  стояли,  как  тени  от
камня, а ночь медленно тянулась. Дом и деревья,  казалось,  ждали,  затаив
дыхание.
     Слабо зашуршали листья, где-то  далеко  закричал  петух.  Приближался
холодный, предрассветный час. Фигура у двери  шевельнулась.  Во  тьме  без
луны и звезд сверкнуло обнаженное лезвие, как будто зажгли холодный  свет.
Раздался удар, мягкий, но тяжелый, и дверь задрожала.
     - Откройте, именем Мордора! - произнес тонкий и зловещий голос.
     От второго удара дверь поддалась и упала - замок был сломан,  во  все
стороны брызнули щепки. Черные фигуры быстро прошли в дверь.
     В этот момент в деревьях поблизости раздался звук рога. Он  звенел  в
ночи, как огонь на вершине холма.
     "Вставайте! Ужас! Огонь! Враги! Вставайте!"
     Фетти Болдер был вовсе не дурак. Увидев темные фигуры,  крадущиеся  в
саду, он понял, что должен либо бежать, либо погибнуть. И он бежал - через
черный ход, через сад и поле. Добравшись до ближайшего дома  более  чем  в
миле, он без сил упал у порога.
     - Нет! Нет! Нет! - закричал он. - Не я! У меня его нет!
     Прошло некоторое время, прежде чем кто-нибудь  смог  понять,  что  он
говорит. Наконец, соседи поняли,  что  в  Бакленде  враги,  что  произошло
вторжение чужаков из старого леса. Больше они не теряли времени.
     Ужас! Огонь! Враги!
     Звучал рог тревоги - в Бакленде не слышали его уже свыше ста  лет,  с
тех пор, как в свирепую зиму,  когда  замерзла  Брендивайн,  напали  белые
волки.
     Вставайте! Вставайте!
     Где-то   далеко    послышался    ответный    звук    рога.    Тревога
распространялась.
     Черные фигуры отпрянули от дома. Один из них  уронил  при  этом  плащ
хоббита.  На  дороге  послышался  топот  копыт,  перешедший  в  галоп,  он
прогремел  во  тьме.  Везде  вокруг  Крикхэллоу  раздавались  звуки  рога,
слышались крики и топот. Но Черные  Всадники  как  буря  пронеслись  через
северные ворота. Пусть трубят маленькие  человечки!  Саурон  займется  ими
позже. А пока у них другое поручение: теперь они знают,  что  дом  пуст  и
Кольца в нем нет. Они проскакали мимо охраны ворот и исчезли из Удела.
     Среди ночи Фродо вдруг проснулся от глубокого сна, как-будто какой-то
звук или чье-то присутствие обеспокоило  его.  Он  увидел,  что  Бродяжник
настороженно сидит в кресле: глаза его сверкали от огня, который вновь был
разожжен в очаге и пылал ярко. Но он не двигался.
     Вскоре Фродо снова уснул, но его сну вновь  помешали  звуки  ветра  и
топот копыт. Ветер, казалось, кружил вокруг дома и сотрясал его, а  где-то
далеко он услышал звук рога. Он открыл глаза  и  услышал  крик  петуха  во
дворе гостиницы. Бродяжник отбросил занавес и со стуком открыл  ставни.  В
комнату ворвался первый бледный свет дня, а через открытое  окно  струился
холодный воздух.
     Когда Бродяжник разбудил всех, они направились  в  спальни.  Заглянув
туда, они обрадовались, что  последовали  совету  Бродяжниках:  окна  были
раскрыты,  ставни  свисали  и  занавеси  были  сорваны,  постели  смяты  и
перевернуты,  подголовные  валики  искорежены  и  разбросаны  по  полу,  а
коричневый матрас, изображавший Фродо, разорван на кусочки.
     Бродяжник немедленно отправился за хозяином.  Бедный  мастер  Наркисс
выглядел сонно и испугано. Он едва сомкнул  глаза  за  всю  ночь  (как  он
сказал), но не слышал ни звука.
     -  Никогда  ничего  подобного  не  случалось  за  всю  мою  жизнь!  -
воскликнул он, в ужасе поднимая руки. -  Гости  не  могут  спать  в  своих
постелях, столько добра испорчено! К чему мы идем?
     - Такие времена, - сказал Бродяжник. - Но когда вы избавитесь от нас,
вас оставят в покое. Мы уходим немедленно. Не забудьте о завтраке:  глоток
воды и кусок хлеба - и этого вполне  достаточно.  За  несколько  минут  мы
должны упаковаться.
     Мастер Наркисс торопливо отправился  проверить,  готовы  ли  пони,  и
принести им "глоток и кусок". Но очень скоро он вновь появился в отчаянии.
Пони исчезли! Ночью кто-то открыл  двери  конюшен,  и  животные  ушли:  не
только пони Мерри, но и все остальные лошади и пони.
     Фродо был сражен этой новостью: как  они  смогут  достичь  Ривенделла
пешком, преследуемые  конными  врагами?  С  таким  же  успехом  они  могут
надеяться добраться до луны. Бродяжник некоторое время сидел молча,  глядя
на хоббитов, как бы взвешивая про себя их силы и храбрость.
     - Пони не помогли бы нам спастись от всадников, - сказал  он  наконец
задумчиво, как бы догадываясь о мыслях Фродо. - На дороге, которую я  хочу
выбрать, мы пешком будем продвигаться не намного медленнее. Я сам в  любом
случае пойду пешком. Меня беспокоит еда и  другие  припасы.  Мы  не  можем
рассчитывать на то, что раздобудем еду между Пригорьем и Ривенделлом:  все
нужно брать с собой. И запас нужно брать немалый: мы можем  задержаться  в
пути или вынуждены будем идти в обход.  Много  ли  вы  сможете  унести  на
спинах?
     - Сколько нужно, столько и унесем, - ответил Пин уныло,  не  стараясь
выглядеть бодрее, чем он был на самом деле.
     - Я могу нести за двоих! - вызывающе сказал Сэм.
     - Разве ничего нельзя сделать, мастер Наркисс?  -  спросил  Фродо.  -
Разве нельзя добыть в поселке нескольких  пони  или  хотя  бы  одного  для
переноски груза? Вероятно, нанять их нам не удастся,  но  купить  хотя  бы
одного мы сможем, - добавил он с сомнением, гадая, хватит ли у него денег.
     - Сомневаюсь, - с несчастным видом  сказал  хозяин.  -  Два  или  три
верховых пони, что имелись в Пригорье, стояли в  моей  конюшне.  Они  тоже
пропали. Что касается других животных: лошадей или  животных,  на  которых
перевозили грузы - то их очень мало в Пригорье и  их  не  продадут.  Но  я
попытаюсь сделать все, что возможно. Сейчас я отыщу Боба и  пошлю  его  на
поиски.
     - Да, - неохотно согласился Бродяжник, - пожалуй это  нужно  сделать.
Боюсь, что хотя бы один пони нам понадобится. Но  это  значит  конец  всем
надеждам на раннее и скрытое выступление. Все равно, что протрубить в рог,
объявляя о нашем отъезде. Несомненно, это часть их плана.
     - И все же в этом есть одно утешение, - заметил Мерри, -  по  крайней
мере позавтракаем как следует. Эй, Боб!
     Отъезд был отложен на целых три часа... Боб вернулся с докладом,  что
никто из  соседей  не  соглашается  продать  лошадь  или  пони,  за  одним
исключением: Билл Ферни, возможно согласится продать одного.
     - Бедное, старое и полудохлое животное, - сказал  Боб,  -  но  он  не
расстанется с ним меньше, чем за тройную цену, или я не знаю Билла Ферни.
     - Билл Ферни! - переспросил Фродо. - Нет  ли  здесь  какой  хитрости?
Может, пони убежит к нему со всем нашим грузом, или заведет нас в западню,
или еще что-нибудь.
     - Трудно представить себе животное,  которое,  вырвавшись  от  Билла,
снова вернулось бы, - сказал Бродяжник. - Вряд ли  это  свидетельствует  о
доброте мастера Ферни: просто он хочет подзаработать  на  нас.  А  главная
опасность в том, что бедное животное,  вероятно,  на  пороге  смерти.  Но,
кажется, у нас нет выбора. Сколько он хочет за него?
     Билл Ферни запросил двенадцать серебряных  пенни,  это  действительно
тройная  цена  за  пони  в   этих   местах.   Пони   оказался   костлявым,
недокормленным и удрученным животным, но не было похоже, что он немедленно
умрет.  Мастер  Наркисс  сам  заплатил  за  него  и  предложил  Мерри  еще
восемнадцать пенни в качестве компенсации за утраченных животных.  Он  был
честным человеком и зажиточным, по понятиям жителей Пригорья, но  тридцать
серебряных пенни и для него были тяжелым ударом, а  то,  что  их  частично
получил Билл Ферни, делало этот удар еще тяжелее.
     Но  в  конце  концов  мастер  Наркисс  оказался  в  выигрыше.   Позже
выяснилось, что только одна лошадь была действительно  уведена.  Остальные
разбежались и были найдены в разных уголках земли  Бри.  Пони  Мерри  тоже
убежали и, проявив немало здравого смысла, отправились  на  склоны  искать
Фетти Лампикана. Там они находились некоторое время  под  присмотром  Тома
Бомбадила и хорошо  откормились.  Затем  новость  о  событиях  в  Пригорье
достигла ушей Тома, и он  отправил  их  мастеру  Наркиссу,  который  таким
образом получил пять добрых пони за весьма  умеренную  цену.  Им  пришлось
поработать в Пригорье, но Боб хорошо ухаживал за ними,  так  что  в  конце
концов они были счастливы, избавившись от опасного и трудного путешествия.
Но они никогда не попали в Ривенделл.
     Однако пока мастер Наркисс, считал, что его деньги погибли, и у  него
были другие заботы. Как только остальные постояльцы проснулись и узнали  о
ночном нападении на гостиницу, началось большое смятение.  Путешественники
с юга потеряли нескольких лошадей и громко обвиняли в этом  хозяина,  пока
не стало известно, что один из них тоже исчез ночью. Это был не кто  иной,
как косоглазый товарищ Билла Ферни. Подозрение пало на него.
     - Если бы вы не привели ко мне в дом этого конокрада, - гневно заявил
Наркисс им, - ничего бы не случилось. А теперь  нечего  кричать  на  меня.
Платите за убыток сами. Идите и спросите у Ферни, где ваш прекрасный друг!
     Но оказалось, что он ничей не друг и не могли припомнить даже, где он
присоединился к отряду.
     После  завтрака  хоббиты  начали  вновь  перепаковывать  свои   вещи,
готовясь к долгому путешествию. Кончили они почти в десять часов. К  этому
времени все Пригорье гудело от возбуждения.  Исчезновение  Фродо  накануне
вечером, появление Черных Всадников, нападение  на  гостиницу,  новость  о
том, что рейнджер Бродяжник присоединился к таинственным хоббитам -  таких
волнующих событий не было уже много лет. Большинство  жителей  Пригорья  и
Стэддле, а также обитатели  Комба  и  Арчета  толпились  у  дороги,  чтобы
увидеть отъезд путешественников. Постояльцы гостиницы собрались  у  дверей
или высовывались из окон.
     Бродяжник отказался от прежнего плана и решил отправиться из Пригорья
по главной дороге. Попытка сразу свернуть в  сторону  не  дала  бы  ничего
хорошего: большинство жителей последует за ними, чтобы посмотреть куда они
направляются и помешать им браконьерствовать.
     Они попрощались с Бобом, много раз поблагодарили мастера Наркисса.
     - Надеюсь, мы еще встретимся когда-нибудь, когда дела пойдут веселее,
- сказал Фродо. - Ничего не было приятней, чем  пожить  спокойно  в  вашем
доме.
     Обеспокоено, с тяжелым сердцем они двинулись  в  путь  под  взглядами
толпы. Не все лица были дружескими, и не все выражения - приветливыми.  Но
по-видимому, большинство жителей земли Пригорья побаивалось Бродяжника,  и
те, на кого он смотрел, замолкали и торопились ретироваться. Бродяжник шел
впереди с Фродо, дальше Мерри с Пином,  а  затем  Сэм,  ведущий  пони,  на
котором был нагружен их багаж. Сэм задумчиво жевал яблоко. У него  их  был
полный карман - прощальный подарок Боба.
     - Яблоки для ходьбы и трубка для отдыха, - прокомментировал он это. -
Но, мне известно, я вскоре утрачу и то и другое.
     Хоббиты не обращали внимания на зевак, глядевших на них из  дверей  и
окон, сидящих у стен и стоявших у изгороди, мимо которых они проходили. Но
когда они приближались к воротам, Фродо заметил  мрачный  дом  за  плотной
изгородью - последний дом в поселке. В одном из  окон  он  заметил  желтое
лицо с хитрыми косоглазыми глазами, лицо немедленно исчезло.
     - Вот где прячется южанин! - проговорил он тихо. - Он очень похож  на
орка.
     Из-за изгороди на них смотрел другой  человек.  У  него  были  густые
черные брови и темные презрительные глаза,  его  большой  рот  кривился  в
усмешке. Он курил короткую черную трубку. Когда они приблизились, он вынул
трубку изо рта и сплюнул.
     - Привет, длинноногий! - сказал он. - Раненько уходишь. Нашел наконец
друзей?
     Бродяжник кивнул, но ничего не сказал.
     - Доброе утро, мои молчаливые друзья! - продолжал тот. - Надеюсь,  вы
знаете, кто идет с вами. Бродяжник, Ударь-В-Ничто! Хотя я  знаю  и  другие
его имена, не такие приятные. Будьте осторожны по ночам! А вы,  Сэмми,  не
обижайте моего бедного старого пони! Тьфу!
     Он опять сплюнул.
     Сэм быстро обернулся.
     - А вы, Ферни, уберите свое наглое лицо пока его  не  изуродовали.  -
Быстрым,  как  молния  движением,  он  швырнул  яблоко.  Билл   не   успел
увернуться, и из-за изгороди послышались проклятья.
     - Жаль, хорошее было яблоко! - с сожалением  сказал  Сэм  и  двинулся
дальше.
     Наконец они вышли за пределы поселка  и  эскорт  из  детей  и  зевак,
сопровождавший их, вскоре распался. Уставшие  зрители  повернули  к  южным
воротам. Несколько миль путники двигались по дороге. Она свернула  налево,
огибая холм Бри, и дальше начала быстро опускаться в лесистую местность...
Слева от себя  они  увидели  дома  и  хоббичьи  норы  Стэддла  на  пологом
юго-восточном склоне холма: внизу, в глубокой лощине, к северу от  дороги,
там где находился Комб, поднимались клочья  тумана.  Арчет  не  был  виден
из-за деревьев.
     Спустившись немного по дороге и  оставив  позади  высокий  коричневый
холм Пригорья, они свернули на узкую тропу, ведущую к северу.
     - Здесь мы начнем скрываться, - сказал Бродяжник.
     - Надеюсь, не "прямой путь", - сказал в ответ Сэм.  -  Наш  последний
"прямой путь" через лес чуть не привел к катастрофе.
     - Да, но тогда с вами не было меня,  -  засмеялся  Бродяжник.  -  Мои
пути, короткие и длинные, всегда верны. - Он бросил взгляд вверх и вниз по
дороге. Никого не было, и он быстро повел отряд по лесистой долине.
     Его план, насколько они могли понять без знания местности, заключался
в том, чтобы вначале направиться к Арчету, но  потом  отклониться  вправо,
миновав Арчет с востока, а затем по прямой идти через  дикую  местность  к
Заверти. Таким образом, если все пойдет хорошо, они минуют  большую  петлю
дороги, которая отклоняется к югу, чтобы  избежать  Комариных  болот.  Но,
конечно, им самим придется пройти через эти болота, и то, что рассказал им
о болотах Бродяжник, было не очень ободряющим.
     Пока, однако, путешествие не было неприятным. В сущности, если бы  не
тревожные события  прошлой  ночи,  они,  наверное,  наслаждались  бы  этим
путешествием. Солнце светило ярко, но жары не было. Деревья в  долине  все
еще сохраняли листву самых разных расцветок и стояли мирные и  прекрасные.
Бродяжник вел компанию,  выбирая  дорогу  среди  множества  пересекающихся
троп. Предоставленные самим себе, они сразу же заблудились бы. Чтобы сбить
со следа преследователей, Бродяжник вел их со множеством поворотов и  даже
возвратом на прежний путь.
     - Билл Ферни, несомненно, следил за тем, где  мы  оставим  дорогу,  -
сказал он, - хотя не думаю, чтобы он сам пошел за нами.  Он  хорошо  знает
местность, но со мной ему не справиться. Я боюсь только, что он  расскажет
другим. Если они решат, что мы идем в Арчет, тем лучше.
     То ли из-за искусства Бродяжника, то ли из-за другой причины, но  они
никого не видели и не слышали никаких звуков живых существ в течении всего
дня. Не встречались ни двуногие, за исключением птиц, ни четвероногие,  за
исключением лисицы и нескольких белок. На следующий день они  начали  свое
путешествие прямо на восток. Все по-прежнему было  спокойно  и  мирно.  На
третий день после выхода из Пригорья, они пришли в Четвуд. С того момента,
как они свернули с дороги, местность постоянно понижалась,  и  теперь  они
оказались на широкой равнине. Теперь они находились далеко от земли Бри, в
местности, лишенной всяких дорог, поблизости от Комариных болот.
     Почва стала влажной, местами болотистой. Тут и там виднелись  лужи  и
омуты, широкие полосы  тростника  и  камыша,  полные  разнообразных  птиц.
Теперь им приходилось идти осторожно и тщательно выбирать путь, чтобы и не
промочить ноги, и не  отклониться  от  нужного  направления.  Вначале  они
продвигались довольно быстро, но чем дальше, тем  все  более  медленным  и
опасным становился их путь. Болота были предательскими, и в  них  не  было
постоянных троп. Даже рейнджеры ходили туда  лишь  изредка,  и  Бродяжнику
нелегко было вести отряд. Их начали мучить комары, и в воздухе было  полно
мелких насекомых, забиравшихся им за рукава, за воротники и в волосы.
     - Меня едят  живьем!  -  кричал  Пин.  -  Комариное  болото!  Вот  уж
правильное название!
     - Что они едят, когда здесь нет хоббитов? - спросил  Сэм,  расчесывая
шею.
     Они провели ужасный день в неприятной и одинокой местности. Лагерь их
был сырым, холодным и неудобным, а укусы насекомых не  давали  им  уснуть.
Какие-то отвратительные животные охотились в тростниках и среди  кочек,  и
их крики напоминали злое скрипение огромных сверчков. Их  были  тысячи,  и
они заполняли все вокруг  своим  пик-брик,  брик-пик,  всю  ночь  напролет
отчего хоббиты чуть не сошли с ума.
     Следующий день, четвертый, был немногим лучше, а ночь так же  ужасна,
хотя болота остались позади, но пикбрикоры (так Сэм назвал этих  животных)
все еще преследовали их.
     Фродо лежал, уставший, но неспособный уснуть, и ему  показалось,  что
где-то далеко на  восточном  горизонте  показался  свет:  он  вспыхивал  и
погасал много раз. Это не был рассвет, до него оставалось еще много часов.
     - Что это за свет? - спросил он у Бродяжника,  который,  проснувшись,
встал и смотрел вперед, в ночь.
     - Не знаю, - ответил Бродяжник. - Слишком далеко. Похоже  на  молнию,
ударившую в вершины холмов.
     Фродо долго еще видел белые вспышки, а  на  фоне  их  высокую  фигуру
Бродяжника, стоявшего молча и напряженно.  Наконец  он  уснул  беспокойным
сном.
     На пятый день, пройдя совсем немного, они оставили за собой последние
островки тростника. Местность, вновь начала подниматься. Далеко на востоке
стала видна линия холмов. Самый высокий находился  справа  и  отдельно  от
остальных. У него была коническая вершина, слегка приплюснутая сверху.
     - Это Заверть, - пояснил  Бродяжник.  -  Старая  дорога,  которую  мы
оставили справа, проходит недалеко от него. Мы достигнем его завтра  около
полудня, если пойдем прямо. Думаю, что так и нужно сделать.
     - Почему?
     - Чем меньше мы здесь задержимся, тем лучше. Слишком близко к дороге.
     - Но ведь мы надеемся найти там Гэндальфа!
     - Да, но это слабая надежда. Если даже он шел этим путем, он  мог  не
заходить в Пригорье и поэтому не знает, где мы. Если случайно мы не придем
туда одновременно, мы можем потерять друг друга. Ни для него, ни  для  нас
небезопасно долго ждать. Если Всадники потеряли  наш  след  в  бездорожье,
они,  несомненно,  направятся  к  Заверти.  Она  господствует   над   всей
окружающей местностью. Много птиц и зверей видело нас. Не  всем  им  можно
доверять, а здесь есть и другие шпионы, более злобные.
     Хоббиты с беспокойством посмотрели на отдаленный холм.  Сэм  взглянул
на бледное небо, опасаясь увидеть парящего ястреба  или  орла  со  злобным
взглядом.
     -  Вы  заставили  меня  чувствовать  себя  затерянными  и   одиноким,
Бродяжник! - сказал он.
     - Что вы советуете нам сделать? - поинтересовался Фродо.
     - Я думаю, - медленно ответил Бродяжник, как бы не вполне уверенно, -
я думаю, что лучше всего двигаться прямо на восток к линии  холмов,  а  не
прямо к Заверти. Там мы сможем пересечь тропу, идущую к подножию  Заверти,
тогда мы подойдем к холму с севера и менее открыто. А там посмотрим.
     Весь день они шли вперед, пока  не  начался  холодный  ранний  вечер.
Местность стала более сухой и неровной, с болот за  ними  тянулись  клочья
тумана. Несколько птиц  печально  кричали,  пока  круглое  красное  солнце
опускалось в западные тени,  затем  наступила  тишина.  Хоббиты  думали  о
мягком  свете  солнечного  заката,  глядящим   сквозь   приветливые   окна
Торбы-на-Круче далеко отсюда.
     В конце дня они пришли к ручью, стекающему с холмов, чтобы затеряться
затем в стоячих болотах, и шли вдоль его берега,  пока  было  светло.  Уже
почти ночью они остановились и разбили лагерь под низкорослыми ольхами  на
берегу ручья.  Перед  ними  на  фоне  тусклого  неба  возвышались  мрачные
безлесые  холмы.  Этой  ночью  они  установили  дежурство,  а   Бродяжник,
казалось, не спал вовсе. Луна прибывала, и в ранние ночные  часы  холодный
серый свет лежал на земле.
     На следующее утро  они  выступили  вскоре  после  восхода  солнца.  В
воздухе чувствовался  заморозок,  а  небо  было  ясное  и  бледно-голубое.
Хоббиты  чувствовали  себя  освеженными,  как   будто   эту   ночь   спали
беспробудно. К  тому  же  они  втянулись  в  ходьбу  и  проделывали  такие
переходы, которые в уделе свалили бы их с ног. Пин заявил всем, что  Фродо
вдвойне хоббит, чем был раньше.
     - Очень странно, - заметил Фродо, стягивая пояс, - если  учесть,  что
от меня осталась лишь часть. Надеюсь, что процесс утоньшения будет идти не
так быстро, не то я превращусь в духа.
     - Не говорите о таких вещах! - быстро и  с  неожиданной  серьезностью
сказал Бродяжник.
     Холмы  приближались.  Они  образовали   зазубренную   стену,   иногда
вздымались на тысячу футов, а иногда  спускались,  пересеченные  глубокими
ущельями или проходами, ведущими в местность на востоке. На гребне  хребта
хоббиты видели что-то похожее на остатки серо-зеленых  крепостных  стен  и
рвов, а в ущельях были  видны  старые  каменные  укрепления.  К  ночи  они
достигли подножия западных склонов и  здесь  разбили  лагерь.  Было  пятое
октября, и они шесть дней как вышли из Пригорья.
     Наутро, впервые после того, как  они  оставили  Четвуд,  они  увидели
тропу. Повернув направо, они по этой тропе двинулись в южном  направлении.
Тропа оказалась запутанной и будто нарочно шла по  таким  местам,  где  их
труднее всего было заметить как с  вершины  холмов,  так  и  с  равнин  на
западе. Она взбиралась на крутые подъемы и ныряла в лощины: а там, где она
проходила  по  относительно  ровной  местности,  с   обеих   сторон   были
нагромождены обломки скал и груды прямоугольных камней,  которые  скрывали
путешественников не хуже живой изгороди.
     - Интересно, кто проложил эту тропу и  для  чего?  -  поинтересовался
Мерри, когда они шли по одному из  таких  участков,  стены  которого  были
сложены из необыкновенно больших и тесно пригнанных друг к другу камней. -
Не уверен, что это мне нравится: похоже на... могилу духа кургана. Есть ли
курган на Заверти?
     - Нет. Ни на Заверти, ни на других холмах,  -  ответил  Бродяжник.  -
Люди запада не жили здесь: хотя в последние дни они защищали эти холмы  от
злой  силы,  пришедшей  из  Ангмара.  Эта  тропа  была  проложена,   чтобы
обслуживать укрепления  вдоль  стен.  Но  намного  раньше,  в  первые  дни
северного королевства, люди построили на Заверти большую сторожевую башню.
Они назвали ее Амон-Сул. Впоследствии ее сожгли и разбили, и теперь от нее
ничего не осталось, кроме ровного круга, как грубая корона  старой  голове
холма. Но когда-то башня была высокой и прекрасной. Говорят,  сам  Элендил
стоял здесь, следя за приближением Гил-Гэлада с запада  в  дни  последнего
союза.
     Хоббиты удивленно смотрели на Бродяжника. Казалось, он так же  хорошо
знает древние сказания, как и дороги в дикой местности.
     - Кто такой Гил-Гэлад? - спросил Мерри.
     Бродяжник не ответил, погрузившись  в  задумчивость.  Внезапно  тихий
голос произнес:

                   Гил-Гэлад, светлый государь
                   Последний всеэльфийский царь
                   Хотел навеки превозмочь
                   Нависшую над миром ночь.

                   Сиял, как солнце, щит в ночи,
                   Ломались черные мечи.
                   А светлый меч меж темных скал
                   Разящей молнией сверкал.

                   И он сумел развеять ночь!
                   Развеять, но не превозмочь.
                   И закатилась навсегда
                   За край небес его звезда.

     Все обернулись с изумлением: это говорил Сэм.
     - Дальше, - потребовал Мерри.
     - Это все, что я знаю, - покраснев, ответил Сэм. -  Я  выучил  это  у
мастера Бильбо, когда был  мальчишкой.  Он  часто  рассказывал  мне  такие
сказки, зная, как я рад слушать об эльфах. Мастер  Бильбо  научил  меня  и
читать. Очень большой грамотей был дорогой  старый  мастер  Бильбо.  И  он
писал стихи. То, что я сказал, написал он.
     - Нет, не он, - возразил Бродяжник. - Это часть старинного  сказания,
называемого "Падение Гил-Гэлада". Оно написано на  древнем  языке.  Бильбо
только перевел его. Я никогда не знал об этом.
     - Там было еще много, - сказал Сэм, - и все о Мордоре.  Я  не  выучил
эту часть, она заставляла меня  дрожать.  Никогда  не  думал  я,  что  сам
отправлюсь этим путем!
     - Путь в Мордор! - воскликнул Пин. -  Я  надеюсь,  что  до  этого  не
дойдет!
     - Не произносите этого названия громко! - опять напомнил Бродяжник.
     Был уже почти полдень, когда они вновь подошли к южному концу тропы и
увидели перед собой в бледном ясном свете октябрьского солнца серо-зеленую
насыпь, которая как  мост  вела  к  северному  склону  холма.  Они  решили
немедленно направиться к вершине, пока еще стоит день.  Скрываться  дальше
уже было невозможно и оставалось лишь  надеяться,  что  никакой  враг  или
шпион не следит за ними.  Ничто  не  двигалось  на  холме.  Если  Гэндальф
находился где-то поблизости, ничто не выдавало его присутствия.
     На западной стороне Заверти они  нашли  запущенное  убежище,  на  дне
которого было бочкообразное углубление с травянистыми стенками. Здесь  они
оставили под присмотром Сэма и Пина пони  и  весь  багаж.  Остальные  трое
продолжали подъем. Через полчаса Бродяжник достиг  края  плоской  вершины.
Фродо и Мерри следовали за ним, устав и  тяжело  дыша.  Последний  участок
подъема был крутым и каменистым.
     На вершине, как и говорил Бродяжник, они обнаружили широкий  каменный
круг, теперь  раскрошившийся  и  поросший  травой.  В  центре  круга  была
нагромождена груда камней... Они почернели, как от огня. Вокруг  них  дерн
выгорел до камней, и по всему кругу трава съежилась и почернела, как будто
пламя гуляло по всей вершине. Но не было видно ни следа живых существ.
     Стоя на краю разрушенного круга, они видели внизу под собой местность
далеко во все стороны: большая часть ее была пустынной и  лишенной  всяких
особенностей, за исключением нескольких рощиц к югу, за которыми тут и там
видны были отблески далекой воды. Под ними с  южной  стороны,  как  лента,
бежала старая дорога, проходившая с запада, извивающаяся, поднимающаяся  и
опускающаяся, пока не исчезла за хребтом в темной земле на востоке. по ней
ничего не двигалось. Проследив за лентой дороги  к  востоку,  они  увидели
горы: вначале шли мрачные коричневые подножья, затем высокие серые  холмы,
а за ними - белые, сверкающие среди обломков пики.
     - Вот мы и на месте! - сказал Мерри.  -  И  каким  неприветливым  оно
выглядит. Нет ни воды, ни жилища. И ни следа Гэндальфа. Но  я  не  осуждаю
его за то, что он не стал нас ждать, если только он был здесь.
     - Не знаю, - ответил Бродяжник, задумчиво осматриваясь. -  Если  даже
он прибыл в Пригорье через день или два после нас, он должен был добраться
сюда первым. Он может передвигаться очень быстро, когда это необходимо.  -
Неожиданно он замолчал и посмотрел на камень сверху груды:  он  был  более
плоским, чем остальные, и белым, как будто его не тронул огонь.  Бродяжник
подобрал его и принялся осматривать, поворачивая в руках. - Кто-то недавно
держал его в руках, - сказал он. - Что вы думаете об этих знаках?
     На плоской стороне камня Фродо увидел царапины.
     - Похоже на черту, точку и еще три черточки, - сказал он.
     -  Левая  черта  может  означать  руническую  букву  "Г"   с   такими
ответвлениями, -  сказал  Бродяжник.  -  Возможно,  этот  знак  оставил  и
Гэндальф, хотя нельзя быть в  этом  абсолютно  уверенным.  Черточки  видны
совершенно отчетливо. Но они могут обозначать нечто совершенно другое и не
иметь никакого отношения к нам. Рейнджеры используют руны и часто приходят
сюда.
     - Что же они могут значить,  если  их  оставил  Гэндальф?  -  спросил
Мерри.
     - Мне кажется, - ответил Бродяжник, - они могут означать "Г", то есть
Гэндальф был здесь третьего октября, три дня назад. Они так  же  означают,
что он находился в опасности и очень торопился, так что  не  имел  времени
или не решился написать что-нибудь более длительное и ясное. Если это так,
мы должны быть настороже.
     - Хотел бы я быть уверенным, что именно Гэндальф оставил  эти  знаки,
чтобы они не означали, - сказал Фродо. - Очень успокоительно знать, что он
тоже в пути, где-то перед нами.
     - Возможно, - сказал Бродяжник. - Что же касается меня,  то  я  верю,
что он был здесь и находился в опасности. Здесь пылал огонь, и я  вспомнил
теперь отсветы, что мы видели ночью три дня назад. Я думаю,  что  на  этой
вершине на него напали, но чем это кончилось, я не могу сказать. Его здесь
больше нет, и мы должны  сами  заботиться  о  себе  и  как  можно  быстрее
добираться до Ривенделла.
     - А далеко ли Ривенделл? - спросил Мерри, беспокойно  оглядываясь  по
сторонам. С вершины Заверти местность казалась дикой и пустынной.
     - Не знаю, измеряли ли когда-нибудь  дорогу  в  милях  за  "Покинутой
гостиницей", в дневном переходе к востоку от Бри, - ответил  Бродяжник.  -
Некоторые говорят, что далеко,  другие  -  нет.  Это  странная  дорога,  и
путешественники рады поскорее  закончить  свою  поездку,  долгая  она  или
короткая. Но я знаю, за сколько бы я сам проехал ее при хорошей  погоде  и
без неожиданностей в пути - двенадцать дней отсюда до брода  Бруинен,  где
дорога пересекает Лаудвотер, что вытекает из Ривенделла.  Перед  нами,  по
крайней мере, двухнедельное путешествие, так как я не думаю, что мы сможем
использовать дорогу.
     - Две недели! - сказал Фродо. - Да, многое  может  случиться  за  это
время.
     - Возможно, - согласился Бродяжник.
     Некоторое время они молча стояли на вершине холма, у южного края его.
В этом одиноком месте Фродо впервые по настоящему осознал свою бездомность
и ту опасность, которой он подвергался.  Он  горько  пожалел,  что  судьба
увела его из спокойного и любимого Удела. Он смотрел вниз  на  ненавистную
дорогу, ведущую назад, на запад, к дому. Внезапно он понял, что две черные
точки медленно движутся по дороге, направились на запад: взглянув еще раз,
он заметил еще три такие же точки, движущиеся им навстречу. Он вскрикнул и
схватил за руку Бродяжника.
     - Смотрите! - сказал он, указывая вниз.
     Бродяжник немедленно упал на землю, потянув за собой и  Фродо.  Мерри
лег рядом.
     - Что это? - прошептал он.
     - Не знаю, но опасаюсь худшего, - ответил Бродяжник.
     Они медленно подползли к краю круга и выглянули в  щель  между  двумя
камнями. Свет больше не был  ярким  -  ясное  утро  кончилось,  с  востока
наползли облака и закрыли солнце,  как  будто  оно  начало  заходить.  Все
видели черные точки, но ни Фродо, ни Мерри не могли определить  их  размер
или форму: однако что-то говорило им, что там далеко внизу,  на  дороге  у
подножья холма, встречаются Черные Всадники.
     - Да,  -  сказал  Бродяжник,  чье  острое  зрение  не  позволило  ему
сомневаться. - Враг здесь!
     Они торопливо отползли от края круга и спустились по северному склону
холма к своим товарищам.
     Сэм и Пиппин не  теряли  времени  зря.  Они  осмотрели  углубление  и
прилегающие склоны. Неподалеку они  обнаружили  источник  чистой  воды,  а
возле него след ноги не более  одного-двух  дней  давности.  В  углублении
оказались следы костра и другие свидетельства того, что недавно здесь  был
чей-то лагерь. На краю углубления ближе  к  склону  холма  было  несколько
упавших обломков скал. За ними Сэм нашел спрятанный запас дров.
     - Может, здесь был Гэндальф, - сказал он Пиппину. - Кажется, тот, кто
оставил это, собирался вернуться.
     Бродяжник очень заинтересовался их открытием.
     - Хотел бы я сам осмотреть все вокруг, -  сказал  он,  направляясь  к
источнику, где обнаружили след.
     - Этого я и боялся, - сказал он, вернувшись. - Сэм и Пиппин затоптали
там все. Здесь были рейнджеры. Именно им принадлежит след. Но  здесь  есть
также несколько  следов,  не  принадлежащих  рейнджерам.  И  один  из  них
оставлен тяжелыми башмаками не более чем один-два дня  назад.  По  крайней
мере один. Не могу утверждать определенно, но думаю, что здесь было  много
ног в башмаках...
     Он замолчал и о чем-то задумался.
     Каждый из хоббитов увидев в своем воображении Всадников  в  плащах  с
капюшонами и башмаках. Если они знают о существовании этого углубления, то
чем быстрее Бродяжник уведет их куда-нибудь в  другое  место,  тем  лучше.
Сэм, услышав о том, что враги находятся на дороге всего в нескольких милях
от них, осматривал убежище с неодобрением.
     - Не лучше ли убраться отсюда, мастер Бродяжник? - нетерпеливо сказал
он. - Уже поздно, а эта дыра мне не нравится.
     - Да, нам нужно решить, что делать, - согласился Бродяжник, посмотрев
на небо и оценив время и погоду. - Что ж, Сэм, - сказал он, наконец, - мне
это место тоже не нравится: но не знаю,  сможем  ли  мы  найти  что-нибудь
получше до ночи. Здесь нас по крайней мере сейчас не  видели,  а  если  мы
двинемся, нас тут же заметят. Все, что мы сможем сделать, это  отклониться
вправо от нашего пути к озеру: там  местность  такая,  как  здесь.  Дороги
охраняются, но нам придется пересечь ее, если  мы  попытаемся  укрыться  в
зарослях к югу. С северной стороны дороги за  холмами  местность  голая  и
плоская на много миль.
     - Видят ли вообще всадники? - поинтересовался Мерри. -  Мне  кажется,
они чаще используют нос, чем глаза: они нас  вынюхивают,  если  можно  так
сказать, по крайней мере при свете дня. Но вы заставили  нас  лежать  там,
наверху: а сейчас вы говорите о том, что они увидят  нас,  если  мы  будем
двигаться.
     - Я был слишком неосторожен на вершине холма, - объяснил Бродяжник. -
Мне хотелось найти следы  Гэндальфа:  но  было  ошибкой  подниматься  туда
втроем и оставаться там так долго.  Потому  что  лошади  Черных  Всадников
могут видеть, а Всадники используют людей  и  других  существ  в  качестве
своих шпионов, как мы видели это в Пригорье. Сами они  не  видят  мир  при
свете, как мы, но каждый предмет отбрасывает тень в  их  мозгу:  эту  тень
уничтожает лишь полуденное солнце. А во тьме  они  воспринимают  множество
знаков и форм, которые скрыты от нас. И в любое время  они  ощущают  запах
крови живых существ, они жаждут этой крови и ненавидят  ее.  Существуют  и
другие чувства помимо обоняния и зрения. Мы ощущаем их присутствие  -  оно
тревожит наши сердца раньше, чем мы видим Всадников. Они же  ощущают  наше
присутствие гораздо острее. К тому же, - добавил он, понизив голос,  -  их
притягивает Кольцо.
     - Как же тогда спастись? - спросил Фродо, с отчаянием осматриваясь. -
Если я двинусь, то я все равно привлеку их.
     Бродяжник положил ему на плечо руку.
     - Нужно надеяться, - сказал он. - Вы не один.  Используем  эти  сухие
дрова. Огонь защитит нас от Всадников. Саурон может использовать  огонь  в
своих целях, он может все, но эти всадники не любят огня  и  боятся  того,
кто им владеет. Огонь - наш друг.
     - Может быть, - пробормотал Сэм.
     В  самой  глубокой  части  своего  убежища  они  развели   костер   и
приготовили еду. Поползли вечерние тени, становилось  холодно.  Неожиданно
они почувствовали, что сильно проголодались, ведь они ничего не ели  после
завтрака. Но они осмелились съесть лишь  скромный  ужин.  Местность  перед
ними была пустой: здесь вообще никто не жил, за исключением немногих  птиц
и зверей.  Все  расы  покинули  эту  местность.  Только  рейнджеры  иногда
проходили за холмами, но их было немного и они здесь  не  останавливались.
Остальные путешественники были еще более редки, и все принадлежали к  злым
расам: временами из северных долин туманных гор выходили тролли. Только на
дороге  можно  было  еще  встретить  путников,  большей   частью   гномов,
торопившихся по своим делам.
     - Не знаю, как мы будем добывать еду, - сказал Фродо. -  В  последние
дни мы расходовали ее бережно, а этот ужин  вовсе  не  пир:  но  мы  съели
больше, чем предполагали, а ведь нам предстоит еще две недели  пути,  если
не больше.
     - В этой глуши есть пища, - сказал Бродяжник, - ягоды, корни,  травы:
я, к тому же, неплохо охочусь, если нужно. Вы можете не опасаться голодной
смерти до наступления зимы. Но сбор ягод и охота - это  долгая  и  трудная
работа, а мы должны торопиться. И поэтому затяните пояса потуже и  думайте
о столах в доме Элронда.
     С  наступлением  темноты  холод  усилился.  Выглядывая   из-за   края
углубления, они могли видеть лишь серую землю, быстро покрывающуюся тенью.
Небо  над  ними  вновь  расчистилось  и  медленно  заполнилось   мигающими
звездами. Фродо и его товарищи жались  к  костру,  кутаясь  в  одеяла,  но
Бродяжник же удовлетворился единственным плащом и сидел немного в стороне,
задумчиво потягивая трубку.
     Когда опустилась ночь и огонь запылал ярче, он начал рассказывать  им
сказания для того, чтобы побороть их страх. Он знал  множество  легенд  об
эльфах и людях, о добрых  и  злых  делах  древних  дней.  Хоббиты  гадали,
сколько ему лет и откуда он все это знает.
     - Расскажите нам о Гил-Гэладе, - вдруг сказал Мерри, когда  Бродяжник
закончил рассказ  о  королевстве  эльфов.  -  Знаете  ли  вы  это  древнее
сказание?
     - Знаю, - ответил тот. - И Фродо знает, это слишком тесно  связано  с
нами.
     Мерри и Пин взглянули на Фродо, который смотрел в огонь.
     - Я знаю немного, лишь то, что рассказал  мне  Гэндальф,  -  медленно
сказал Фродо. - Гил-Гэлад был последним великим королем эльфов Средиземья.
На языке эльфов Гил-Гэлад означает "звездный свет".  С  Элендилом,  другом
эльфов, они отправились в землю...
     - Нет! - прервал его Бродяжник. - Не думаю, что бы это сказание нужно
было рассказывать сейчас, когда рядом с нами слуги Врага. Если нам удастся
попасть в дом Элронда, то там вы сможете услышать его полностью.
     - Тогда расскажите нам что-нибудь другое о давних  днях,  -  попросил
Сэм. - Я очень хочу услышать еще что-нибудь об эльфах: тьма, мне  кажется,
все больше сжимается вокруг нас.
     - Я расскажу вам сказание о Тинувиэль, - сказал Бродяжник, - расскажу
кратко, на самом деле оно очень длинное, и конец его неизвестен. Теперь не
осталось уже никого, кроме Элронда, кто точно знал, как его рассказывали в
старину. Это прекрасное сказание,  хотя  и  очень  печальное:  таковы  все
сказания Средиземья, но оно поднимет ваш дух.
     Некоторое время он молчал, а потом  начал  не  говорить,  а  тихонько
напевать.
     Бродяжник вздохнул и помолчал, затем вновь заговорил.
     - Эта  песня,  -  сказал  он,  -  в  стиле,  который  эльфы  называли
"энни-теннат", но ее трудно перевести на наш разговорный язык,  получается
лишь слабое эхо. В ней рассказывается о встрече Берена, сына  Барагира,  и
Лютиен Тинувиэль. Берен был сыном смертного человека, а Лютиен  -  дочерью
Тингола, короля эльфов в Средиземье,  когда  мир  еще  был  юн.  Она  была
прекраснейшей девушкой среди всех детей  мира.  Красота  ее  была  подобна
свету звезд над туманом северных земель, а в лице ее сверкал  свет.  В  те
дни Великий Враг, слугой которого был Саурон из Мордора, жил  в  Ангбанде,
на севере, и эльфы запада вернулись в Средиземье и выступили  против  него
войной,  чтобы  вернуть  себе  украденные  сильмарили:  и   предки   людей
присоединились к эльфам. Но Враг победил, и  Барагир  был  убит,  а  Берен
бежал и, преодолев множество опасностей, прошел  горы  ужаса  и  пришел  в
скрытое королевство Тингола, в  лесу  Нелдорет.  Здесь  он  обрел  Лютиен,
поющую и танцующую на поляне у зачарованной речки Эсгалдуин, и  назвал  он
ее Тинувиэль, что на древнем языке означает "соловей". Множество  горестей
поджидало их впереди, они надолго расстались. Тинувиэль спасла  Берена  из
темниц Саурона. Вместе они прошли через множество опасностей и вырвали  из
короны Великого Врага сильмариль, величайшую из всех драгоценностей, чтобы
отдать его как свадебный выкуп за Лютиен Тинголу, ее отцу. Но потом  Берен
был убит волком, вышедшим из ворот Ангбанда, и умер на руках у  Тинувиэль.
И она выбрала участь смертных, пожелала умереть, чтобы последовать за ним,
и в песне  рассказывается,  что  они  встретились  снова  за  разделяющими
морями. И через некоторое время они вновь живыми вместе бродили в  зеленых
лесах далеко за пределами этого мира. Итак, одна Лютиен Тинувиэль из  всей
королевской семьи эльфов действительно умерла и покинула этот мир, и эльфы
утратили ту, кого больше всего любили. Но от нее ведут свое  происхождение
древние люди. Еще живы те, чьим предком была Лютиен,  и  говорят,  что  ее
потомство никогда не исчезнет. Из этой семьи и Элронд  из  Ривенделла.  От
Берена и Лютиен родился Диор, наследник Тингола: от него - Эльвинг  Белая.
На ней женился  Эрендил,  а  от  них  произошли  короли  Нуменора,  сейчас
называемого Дикими Землями.
     Бродяжник говорил, а хоббиты смотрели  на  его  необычайно  холодное,
энергичное лицо, слабо освещенное красноватым  светом  костра.  Глаза  его
сверкали, голос был глубок и богат. Над ним  было  черное  звездное  небо.
Внезапно над вершиной Заверти появился бледный свет. Из-за холма  медленно
поднималась луна, и звезды над его вершиной меркли.
     Рассказ кончился. Хоббиты задвигались, и кое-кто из них потянулся.
     - Смотрите! - сказал Мерри. - Луна встает. Должно быть уже поздно.
     Остальные подняли головы и увидели на вершине  холма,  на  фоне  луны
что-то  маленькое  и  темное.  Возможно,  это  был  лишь  большой  камень,
освещенный бледным лунным светом.
     Сэм и Мерри встали и отошли от костра. Фродо и Пин продолжали  сидеть
в  молчании,  Бродяжник  внимательно  смотрел  на  вершину.  Все  казалось
спокойным и тихим, но теперь, когда Бродяжник  молчал,  Фродо  чувствовал,
как холод подкрадывается к его сердцу. Он подвинулся ближе к огню. В  этот
момент прибежал от края углубления Сэм.
     - Не знаю, что это было, - сказал он, - но  я  внезапно  почувствовал
страх. Ни за какие деньги я не  осмелился  бы  выйти  из  углубления,  мне
казалось, что что-то подбирается по склону.
     - Ты видел что-нибудь? - спросил Фродо и вскочил на ноги.
     - Нет, сэр.  Я  ничего  не  видел,  но  я  не  останавливался,  чтобы
посмотреть.
     - Я кое-что видел, - сказал Мерри, - а может, мне показалось. Там,  к
западу, где лунный свет падает на ровное место, мне кажется, я  видел  две
или три черные фигуры. Они как будто направлялись сюда.
     - Все соберитесь к огню, но лицом  обратитесь  наружу!  -  воскликнул
Бродяжник. - И возьмите в руки палки подлиннее!
     Некоторое время они сидели так,  молча  и  встревоженно,  обернувшись
спиной к костру и глядя на окутывавшую их тень.  Ничего  не  произошло.  В
ночи не было ни звука, ни движения. Фродо заерзал, чувствуя, что он должен
прервать молчание, иначе он закричит во весь голос.
     - Там... - прошептал Бродяжник. - Что это?
     Они скорее почувствовали,  чем  увидели,  что  над  краем  углубления
поднимается тень... Одна или несколько. Они напрягли глаза -  тени  росли.
Вскоре сомнений не оставалось, три или четыре высокие черные фигуры стояли
на склоне, глядя на них сверху, они  были  такими  черными,  что  казались
темными дырами на фоне глубокой тени за ними.  Фродо  показалось,  что  он
слышит слабый свист, как будто ядовитое дыхание, и чувствует пронзительный
холод. Тени начали медленно приближаться.
     Ужас сковал Пина и Мерри, и они плашмя упали на землю. Сэм прижался к
Фродо. Фродо же был испуган не меньше своих товарищей, он дрожал,  как  от
сильного мороза, но его ужас  был  поглощен  внезапным  искушением  надеть
Кольцо. Желание сделать это, охватило его, и он не мог  думать  ни  о  чем
другом. Он не  забыл  курган,  не  забыл  послание  Гэндальфа,  но  что-то
заставляло его отбросить все предупреждения, и он сдался.  Не  надеясь  на
спасение,  не  желая  совершить  что-то  плохое  или  хорошее,  он  просто
почувствовал, что должен взять Кольцо и надеть его на  палец.  Он  не  мог
говорить. Он чувствовал, что Сэм смотрит на него, как будто знает, что его
хозяин в большой опасности, но не смог повернуться к нему. Он закрыл глаза
и некоторое  время  продолжал  бороться:  но  вскоре  сопротивление  стало
невозможно. Он медленно вытащил цепочку и  надел  Кольцо  на  палец  левой
руки.
     Сразу же, хотя все остальное оставалось прежним,  тусклым  и  темным,
фигуры стали ужасно четкими. Фродо получил возможность  заглянуть  под  их
черную оболочку. Их было пятеро, пять высоких фигур: две  стояли  на  краю
углубления,  три  медленно  приближались.  На  их   белых   лицах   горели
пронзительные глаза: под плащами были длинные серые  одеяния,  на  головах
серебряные шлемы, в изможденных руках - стальные  мечи.  Они  двигались  к
нему, а их глаза не отрывались от него. В отчаянии он выхватил собственный
меч, и ему показалось, что его меч стал красным. Две фигуры  остановились.
Третья была выше других,  волосы  ее  были  длинны,  на  них,  под  шлемом
сверкала корона. В одной руке у нее был длинный меч, в другой нож.  Нож  и
рука, державшая его, слабо светились. Этот третий прыгнул вперед и  ударил
Фродо.
     В этот момент Фродо упал на  землю  и  услышал  собственный  крик:  О
Элберет Гилтониэль!.. В тот же момент он ударился  о  ноги  врага.  Резкий
крик прозвучал в ночи, Фродо почувствовал, как что-то ледяное пронзило ему
плечо. Теряя сознание, он успел в надвигающемся  на  него  тумане  увидеть
Бродяжника с пылающими ветвями в обеих  руках.  Последним  усилием  Фродо,
уронив меч, снял Кольцо с пальца и зажал его в правой руке.

                            12. БЕГСТВО К БРОДУ

     Когда Фродо пришел в себя, он все  еще  отчаянно  сжимал  Кольцо.  Он
лежал у костра, который теперь горел очень ярко, высоко вздымая пламя. Над
ним наклонились три его товарища.
     - Что случилось? Где бледный король? - растерянно спросил он.
     Они слишком обрадовались, услышав, что он говорит, чтобы отвечать.  К
тому же они не поняли вопроса. В конце концов он узнал от  Сэма,  что  они
ничего не видели, за исключением  смутных  теней,  приближавшихся  к  ним.
Внезапно, к своему ужасу, Сэм обнаружил, что  его  хозяин  исчез,  в  этот
момент к нему придвинулась черная тень, и он упал. Он слышал голос  Фродо,
который доносился, казалось, с большого удаления, откуда-то из-под  земли,
и выкрикивал этот голос незнакомые слова. Больше  они  ничего  не  видели,
пока не споткнулись о тело Фродо, который лежал лицом вниз, как мертвый  в
траве, а меч был под ним. Бродяжник приказал поднять его и отнести к огню,
а затем исчез. Это было уже довольно давно.
     Очевидно, у Сэма вновь появились сомнения относительно Бродяжника, но
пока они разговаривали, Бродяжник вернулся, появившись внезапно  из  тени.
Они испуганно уставились на него, а Сэм выхватил меч и заслонил Фродо,  но
Бродяжник отвел его руку.
     - Я не Черный Всадник, Сэм, - мягко сказал он, - и не в союзе с ними.
Я старался узнать что-либо  о  их  намерениях,  но  ничего  не  узнал.  Не
понимаю,  почему  они  ушли,  почему  не  нападают  снова.  Но  больше  их
присутствия поблизости нет.
     Когда он  услышал  рассказ  Фродо,  он  задумался,  покачал  головой,
вздохнул. Потом приказал Пиппину и Мерри согреть как можно больше  воды  и
обмыть ею рану Фродо.
     - Нужно согреть Фродо, - сказал он. Потом он встал, отошел в  сторону
и подозвал к себе Сэма. - Я думаю, что теперь лучше понимаю случившееся, -
тихим голосом сказал он. - Было всего пятеро врагов.  Почему  они  не  все
были здесь, я не понимаю. Думаю, они не ожидали  встретить  сопротивления.
Пока они отступили. Но боюсь, что недалеко. На следующую ночь  они  придут
вновь, если мы не сможем уйти от них. Они будут ждать, так как думают, что
цель их близка, и Кольцо не сможет далеко уйти от  них.  Боюсь,  Сэм,  они
считают, что ваш хозяин получил смертельную рану, которая подчинит его  их
воле. Но посмотрим!
     Сэм подавился слезами.
     - Не отчаивайтесь! - сказал Бродяжник. - Вы  теперь  должны  доверять
мне. Ваш Фродо сделан из более крепкого вещества, чем я предполагал,  хотя
Гэндальф намекал мне, что он еще докажет это. Фродо не убит,  и  я  думаю,
что он будет сопротивляться злой  власти  раны  дольше,  чем  ожидают  его
враги. Я сделаю все, чтобы помочь ему. Стереги его получше, пока  меня  не
будет!
     С этими словами он опять исчез во тьме.
     Фродо дремал, хотя боль от раны медленно  усиливалась  и  смертельный
холод распространялся от раны на плечо  и  бок.  Друзья  согревали  его  и
обмывали рану. Ночь проходила медленно и утомительно. На  небе  занималась
заря, и углубление осветилось  серым  рассветом,  когда  наконец  вернулся
Бродяжник.
     - Смотрите! - воскликнул он и поднял с земли черный плащ, до сих  пор
не видимый во тьме. На расстоянии фута выше нижнего края плаща был разрез.
- Это удар меча Фродо. Боюсь, что это единственный ущерб, который он нанес
врагу  -  враг  неуязвим,  все  лезвия   разрушаются,   коснувшись   этого
смертоносного  короля.  А  вот  имя  Элберет  было  посущественней   ваших
кинжальчиков...
     - А для Фродо опаснее было  это!  -  вновь  наклонившись,  он  поднял
длинный тонкий нож. Нож холодно сверкнул. Когда Бродяжник поднял его,  они
увидели, что лезвие ближе к концу имеет зазубрину, а самый конец  обломан.
Хоббиты с изумлением смотрели на клинок,  который  пока  Бродяжник  держал
его, начал таять и исчез, как дым в воздухе,  оставив  в  руке  Бродяжника
только рукоять. - Увы, - воскликнул он. -  Именно  этот  проклятый  клинок
нанес ему рану. Мало кто в наши дни достаточно искусен, чтобы лечить раны,
нанесенные этим оружием. Но я сделаю все, что смогу.
     Он сел на землю, положил рукоять меча к себе на колени  и  запел  над
ним медленную песню на  странном  языке.  Затем,  отложив  ее  в  сторону,
повернулся к Фродо и мягким тоном произнес несколько слов, которых не смог
понять никто из остальных. Из кармана на поясе он  извлек  длинные  листья
какого-то растения.
     - Я уходил далеко, чтобы отыскать эти листья,  -  сказал  он.  -  Это
растение не растет в холмах, я нашел его в рощах к югу от дороги, нашел  в
темноте по запаху листьев. - Он  растер  лист  пальцами,  и  Фродо  ощутил
слабый и острый запах. - Счастье, что я нашел его. Это  целебное  растение
принесли в Средиземье люди с запада. Они назвали его  ателас:  сейчас  оно
растет там, где раньше жили или стояли лагерем люди  прошлого,  на  севере
его не знают, за исключением тех, кому случалось бродить в  Диких  Землях.
Это сильное средство, но и его  может  оказаться  недостаточно  для  такой
раны.
     Он бросил листья в кипящую воду и обмыл ею  рану  Фродо.  Запах  пара
действовал освежающе,  и  те,  что  не  были  ранены,  почувствовали,  как
проясняется их голова. Трава произвела некоторое действие и на  рану,  так
как Фродо ощутил, как уменьшается боль и холод у него в боку, но жизнь  не
вернулась к его руке, он не мог поднять ее,  не  мог  согнуть  пальцы.  Он
горько пожалел о своей глупости и упрекал себя в своей слабости: теперь он
был убежден, что, надевая Кольцо на палец, он повиновался злой воле Врага.
Он думал, не покалечен ли он на  всю  жизнь.  Как  же  они  теперь  смогут
продолжать свое путешествие? Он  чувствовал,  что  от  слабости  не  может
стоять.
     Остальные обсуждали тот же вопрос. Они решили  покинуть  Заверть  как
можно быстрее.
     - Теперь, я  думаю,  -  сказал  Бродяжник,  -  что  враги  в  течении
нескольких дней следили за этим местом. Если даже Гэндальф приезжал  сюда,
он вынужден был уехать и не смог вернуться. В  любом  случае  здесь  мы  в
большой опасности после наступления темноты  и  вряд  ли  в  другом  месте
встретим большую опасность.
     Как только полностью рассвело, они  торопливо  поели  и  упаковались.
Фродо не мог идти, поэтому они разделили большую часть багажа между  собой
и посадили Фродо на пони. За  последние  несколько  дней  бедное  животное
проявило себя хорошо, к тому же оно поправилось, стало сильнее и проявляло
явную привязанность к своим новым хозяевам,  особенно  к  Сэму.  Очевидно,
обращение Билла Ферни было все же гораздо хуже этого трудного  и  опасного
путешествия.
     Они  двинулись  в  южном  направлении.  Это  означало   необходимость
пересечь дорогу, но это был ближайший путь к более лесистой  местности.  А
им нужно было торопиться: Бродяжник сказал,  что  Фродо  нужно  согревать,
особенно по ночам, к тому  же  огонь  будет  некоторой  защитой  для  всех
остальных. Его план сводился к тому, чтобы сократить путь, срезав еще одну
большую петлю дороги: восточнее Заверти  она  изменяла  свое  направление,
делая широкий изгиб к северу.
     Они медленно и осторожно спустились по юго-западному склону  холма  и
через некоторое время оказались у дороги. Не было ни следа Всадников.  Но,
пересекая дорогу, они услышали два крика: холодный голос звал  и  холодный
голос отвечал.  Дрожа,  они  торопливо  отправились  к  зарослям  впереди.
Местность перед ними клонилась к югу и было дикой и бездорожной.  Группами
росли  кусты  и  низкорослые  деревья,  их  разделяли   большие   открытые
пространства. Трава была скудной, жесткой и серой, листва деревьев увяла и
опала. Это была безрадостная земля, а их путешествие было медленным и тоже
безрадостным. В пути они почти не разговаривали. Рана Фродо болела,  он  с
грустью смотрел на своих товарищей, которые шли, опустив головы. Спины  их
гнулись под грузом. Даже Бродяжник казался усталым и расстроенным.
     Перед концом первого дневного перехода рана Фродо вновь начала сильно
болеть, но он долго не  говорил  об  этом.  Прошло  четыре  дня,  характер
местности почти не менялся, только Заверть  медленно  исчезала  позади,  а
далекие горы перед ними становились чуть-чуть ближе. Кроме того,  далекого
крика, они не слышали и не видели врага. Не было  никаких  признаков,  что
враги заметили их бегство и преследуют их. Они опасались часов  темноты  и
по ночам дежурили парами, в любое  время  ожидая  увидеть  черные  фигуры,
крадущиеся в серой ночи, тускло освещенные закрытой облаками луной. Но они
ничего не видели и не слышали ни звука, кроме шелеста листвы и  травы.  Ни
разу они не ощутили присутствия зла,  которое  охватило  их  перед  ночным
нападением. Трудно было надеяться, что всадники вновь  потеряли  их  след.
Возможно, они ждали их в засаде в каком-нибудь узком месте?
     В конце пятого дня местность вновь  начала  медленно  подниматься  по
широкой долине, в которую они опустились. Бродяжник снова  повернул  отряд
на северо-восток и на шестой день они достигли вершины низкого  возвышения
и увидели далеко перед собой беспорядочную  группу  лесистых  холмов.  Под
собой они увидели поворот дороги у  подножья  возвышения,  справа  от  них
серая река тускло блестела в солнечном свете. На  расстоянии  они  увидели
блеск другой реки в каменистой равнине, полузатянутой туманом.
     - Боюсь, что некоторое время нам  придется  двигаться  по  дороге,  -
сказал Бродяжник. - Мы пришли к  реке  Хоарвелл,  которую  эльфы  называли
Митейтел. Она вытекала из болот  Эттен  к  северу  от  Ривенделла  и  ниже
сливается с Лаудвотер. Некоторые называют ее Грейфлуд. Перед  впадением  в
море она становится огромной рекой. Другого пути через нее  нет  до  самых
истоков в болотах Эттен, кроме последнего моста, где ее пересекает дорога.
     - Что это за река, которая видна вдали? - спросил Мерри.
     - Это Лаудвотер - Бруинен Ривенделла, - ответил Бродяжник.  -  Дорога
на протяжении многих миль идет по холмам от моста к самому броду  Бруинен.
Но я еще не решил, как мы пересечем  ее.  По  одной  реке  за  раз!  Будет
счастьем, если мы обнаружим, что на последнем мосту нас не ожидает враг.
     На следующий день рано утром они спустились к дороге. Сэм и Бродяжник
пошли вперед, они не увидели ни следа путников или Всадников. Было  видно,
что недавно прошел дождь. Бродяжник решил, что он шел два дня назад и смыл
все следы. С тех пор не проезжал ни один всадник, насколько он мог видеть.
     Они двигались вперед с максимальной скоростью и через  милю  или  две
увидели впереди последний  мост  на  дне  короткого  крутого  спуска.  Они
опасались увидеть на нем черные фигуры, но никого  не  увидели.  Бродяжник
велел им спрятаться в чаще у дороги, а сам отправился вперед на разведку.
     Спустя какое-то время он торопливо вернулся.
     - Я не видел ни следа врага, - сказал он, - я очень удивлен.  Что  бы
это означало? Но я нашел кое-что странное.
     Он поднял руку  и  показал  единственный  бледно-зеленый  драгоценный
камень.
     - Я нашел его в грязи, на середине моста, - сказал он. - Это  берилл,
камень эльфов... Нарочно ли его оставили здесь или  уронили  случайно,  не
могу сказать, но он вселяет в меня надежду. Я понимаю его как знак, что мы
можем пройти через мост, но дальше я не решусь двигаться по  дороге,  если
не получу более ясного указания.
     Наконец они вновь пустились в путь. Они благополучно  миновали  мост,
не слыша ни звука, кроме журчания воды в трех больших  арках.  Через  милю
они оказались у уходящего справа узкого  ущелья,  которое  вело  к  северу
через неровную местность. Здесь Бродяжник повернул в сторону, и вскоре они
затерялись в мрачной земле темных деревьев  растущих  у  подножия  угрюмых
холмов.
     Хоббиты были рады оставить за собой зловещую  дорогу,  но  эта  новая
местность казалась угрожающей и недружественной. По  мере  их  продвижения
вперед холмы вокруг постепенно росли. Тут  и  там  на  склонах  и  хребтах
виднелись древние каменные стены или  руины  башен.  Выглядели  они  очень
зловеще. Фродо, сидевший верхом, имел время смотреть вверх  и  размышлять.
Он вспомнил рассказ Бильбо о его путешествиях и об  угрожающих  башнях  на
холмах к северу от дороги, в местности вблизи леса троллей, где  произошло
его первое серьезное приключение. Фродо подумал, что они находятся  в  том
же районе, и гадал, не окажутся ли они в том самом месте.
     - Кто живет в этой земле? - спросил он. - И кто построил  эти  башни?
Тролли?
     - Нет, - возразил Бродяжник. -  Тролли  не  строят.  Никто  не  живет
здесь. Люди когда-то, много веков назад, здесь жили, но теперь  никого  не
осталось. Легенды говорят, что они были злыми людьми, так как на них  пала
тень Ангмара. Но все  они  погибли  в  войне,  которая  привела  к  гибели
Северное Королевство. Но уже много веков назад  холмы  были  забыты,  хотя
тень все еще лежит на этой местности.
     - Где же вы узнали все эти легенды, если  земля  пуста  и  забыта?  -
спросил Пин. - Птицы и звери не рассказывают такие сказания.
     -  Потомки  Элендила  не  забывают  ничего  из  прошлого,  -   сказал
Бродяжник, - и гораздо больше, чем я могу рассказать, помнят в Ривенделле.
     - Вы часто бываете в Ривенделле? - спросил Фродо.
     - Да, -  ответил  Бродяжник,  -  я  жил  некогда  там  и  по-прежнему
возвращаюсь туда, когда могу. Там мое сердце, но не моя судьба  сидеть  на
месте даже в прекраснейшем доме Элронда.
     Холмы начали смыкаться вокруг них. Дорога за ними продолжала  путь  к
реке Бруинен, но и дорога и река теперь  не  была  видна.  Путешественники
очутились в длинной долине, темной и молчаливой,  с  крутыми  склонами.  С
утесов свисали деревья с узловатыми изогнутыми корнями.
     Хоббиты очень устали.  Они  медленно  продвигались  вперед,  так  как
теперь  им  приходилось  прокладывать  путь  по   бездорожной   местности,
перегороженной упавшими деревьями и обломками скал.  Ради  Фродо  они  как
могли избегали крутых подъемов и спусков, но иногда другого пути  в  узких
ущельях найти не удавалось. Они уже два дня находились в  этой  местности,
когда погода стала дождливой. Подул устойчивый ветер  с  запада  и  пролил
воду отдаленных морей на вершины холмов. К  ночи  все  они  вымокли  и  их
лагерь был уныл, поскольку они не могли разжечь костер. На следующий  день
холмы стали еще выше и круче, и они  были  вынуждены  свернуть  со  своего
курса к северу. Бродяжник, казалось, начинал беспокоится, они  уже  десять
дней как ушли с Заверти, и запасов  провизии  у  них  почти  не  осталось.
Продолжал идти дождь.
     На ночь они остановились у  крутого  утеса,  стеной  стоявшего  перед
ними. В стене они обнаружили пещеру - простое углубление в стене. Фродо не
знал покоя. Холод и сырость сделали боль от раны почти невыносимой: боль и
смертельный  холод  отогнали  всякий  сон.  Он  беспокойно   ворочался   и
болезненно прислушивался к  таинственным  ночным  звукам:  ветер  шумел  в
скалах, капала вода, изредка раздавался  треск  и  слышался  шум  падающих
камней. Фродо чувствовал, как черные фигуры приближаются,  чтобы  задушить
его, но, сев, он не увидел ничего, кроме спины Бродяжника,  который  сидел
сгорбившись, потягивая трубку и посматривая в  ночь.  Фродо  снова  лег  и
погрузился в беспокойный сон, в котором он гулял по траве в своем  саду  в
уделе, но сад казался тусклым и слабым, менее высоким, чем высокие  черные
тени, заглядывающие через ограду.
     Утром он проснулся и обнаружил, что дождь кончился.  Облака  все  еще
толстым слоем покрывали небо, но они  разделились,  между  ними  появились
бледные полоски голубого цвета. Но ветер усилился. Они не смогли выступить
рано.  Сразу  после  скудного  холодного  завтрака  Бродяжник  ушел  один,
приказав остальным оставаться под защитой утеса, пока он не  вернется.  Он
хотел взобраться на утес, если удастся, и посмотреть, что их ждет впереди.
     Вернувшись, он не утешил их.
     - Мы забрались слишком далеко к северу, - сказал он, - и должны найти
путь снова на юг. Если мы продолжим и дальше идти в этом  направлении,  то
придем в Эттендейлс, а это гораздо севернее Ривенделла. Это земля троллей,
и я ее плохо знаю. Вероятно, мы могли бы пройти ее и подойти к  Ривенделлу
с севера, но это было бы очень долго, потому что я не знаю дороги, а  наши
запасы пищи на исходе. Так или иначе, мы должны найти брод Бруинен.
     Остальную  часть  дня  они  провели,  пробиваясь   сквозь   скалистую
местность. Они обнаружили проход между двумя холмами, который привел их  в
долину, идущую в юго-восточном направлении - именно в этом направлении они
и хотели  идти,  но  к  концу  дня  они  обнаружили,  что  их  путь  вновь
перегораживается высоким хребтом, его вершины вырисовывались на фоне неба,
как зубья тупой пилы. Им предстояло сделать выбор между возвращением назад
и карабканьем на хребет.
     Они решили сделать попытку преодолеть хребет, но это оказалось  очень
трудно. И вскоре Фродо вынужден был спешиться и подниматься пешком. И даже
таким образом они часто с трудом могли отыскать дорогу для своего  пони  и
для самих себя. День почти кончился, и они были совершенно измучены, когда
наконец достигли  вершины.  Они  забрались  в  узкий  проход  между  двумя
высокими пиками, и через несколько шагов им предстоял крутой спуск.  Фродо
упал на землю и лежал, весь дрожа. Его левая рука была безжизненна, а  бок
и плечо ощущали сжатие ледяных когтей. Деревья  и  скалы  вокруг  казались
задернутыми тенью.
     - Мы не можем идти дальше, - сказал Мерри Бродяжнику.  -  Боюсь,  что
это слишком для Фродо. - Я очень беспокоюсь о  нем.  Что  нам  делать?  Вы
думаете, его сумеют вылечить в Ривенделле, если мы попадем туда?
     - Посмотрим, - ответил Бродяжник. - В этой дикой местности  я  больше
ничего не могу сказать, именно из-за  его  раны  я  так  тороплюсь.  Но  я
согласен, что сегодня мы не можем идти дальше.
     - Что с моим хозяином? - тихо спросил у Бродяжника Сэм.  -  Его  рана
незначительна и почти закрылась. Ничего не видно, кроме  холодного  белого
шрама на плече.
     - Фродо ранен оружием Врага, - объяснил Бродяжник, - и сейчас  в  его
теле действует яд, который я не властен победить. Но не нужно отчаиваться,
Сэм!
     На высоком хребте ночь была особенно холодна. Они разожгли  небольшой
костер  под  изогнутыми  корнями  старой  сосны,  образовавшими  небольшую
пещеру, она была похожа  на  древний  карьер,  где  добывали  камень.  Три
хоббита сидели сгорбившись. Дул холодный ветер, и они слышали,  как  внизу
стонут и скрипят деревья. Фродо дремал в полусне, ему  казалось,  что  над
ним бесконечно  движутся  черные  крылья,  на  этих  крыльях  приближаются
преследователи, которые видят и его, и каждую ямку в горах.
     Утро было прекрасное и яркое, воздух чист, а свет  бледен  и  ясен  в
промытом дождем небе. Они приободрились, но с  нетерпением  ждали  солнца,
чтобы хоть немного согреться. Как только рассвело, Бродяжник, взяв с собой
Мерри, отправился на разведку местности. Он вернулся с более утешительными
новостями, когда уже ярко сияло  солнце.  Теперь  они  шли  в  более-менее
правильном направлении. Если они в том же направлении спустятся с  хребта,
то оставят горы слева от себя. На некотором расстоянии  впереди  Бродяжник
уловил блеск воды, это была Лоудвотер, и теперь он знал, хотя и  не  видел
ее, что дорога к броду проходит вблизи  от  реки  и  на  ближайшем  к  ним
берегу.
     - Мы должны выйти на дорогу вновь, - заметил он. - У нас нет  надежды
на проход через эти холмы. Какая бы опасность нас не поджидала,  дорога  -
наш единственный путь к броду.
     Поев, они немедленно двинулись в путь.  Медленно  опускались  они  по
южному склону хребта, но путь оказался гораздо  легче,  чем  они  ожидали,
потому что в этой стороне склон был менее крутым, и вскоре Фродо вновь мог
сесть  на  пони.  Бедный  старый  пони  Билла  Ферни  проявил  неожиданную
способность выбирать дорогу.  Настроение  у  всех  поднялось.  Даже  Фродо
почувствовал себя лучше в утреннем свете, но  временами  туман,  казалось,
вновь застилал его взор, и он протирал глаза руками.
     Пин шел немного  впереди  все.  Внезапно  он  повернулся  и  окликнул
остальных:
     - Тут тропа!
     Подойдя к нему, они увидели, что он не ошибся: перед ними была тропа,
которая со многими извивами выбегала из леса перед ними  и  скрывалась  на
вершине холма сзади. Кое-где она была еле заметна и  поросла  травой,  или
была перегорожена упавшими стволами или обломками  скал,  но  кое-где  она
использовалась часто. Тропа была  проделана  крепкими  руками  и  тяжелыми
ногами. Тут и там были срублены и  отброшены  в  сторону  старые  деревья,
отодвинуты большие камни.
     Некоторое время они шли по тропе, так  как  опускаться  по  ней  было
гораздо легче, но шли они осторожно и беспокойство их увеличивалось, когда
они оказались в темном лесу, а  тропа  стала  яснее  и  шире.  Вскоре  они
подошли к ряду пихт, здесь  тропа  круто  спускалась  со  склона  и  резко
поворачивала налево, огибая скалистый выступ холма. Обогнув  этот  выступ,
они осмотрелись и  увидели,  что  тропы  оканчиваются  у  каменной  стены,
скрытой деревьями. В стене была дверь, полуоткрытая и  висевшая  на  одной
петле.
     Перед дверью они остановились. За ней была каменная пещера, в ней был
полумрак, а снаружи они ничего не  смогли  разглядеть.  Бродяжник,  Сэм  и
Мерри,  напрягая  все  силы,  чуть-чуть  пошире  приоткрыли  дверь,  затем
Бродяжник и Мерри прошли внутрь. Они не прошли далеко, потому что на  полу
лежало множество костей и ничего не было видно, кроме  нескольких  больших
старых пустых кувшинов и разбитых горшков.
     - Это, несомненно, пещера троллей! - сказал Пин. - Выходите вы, двое,
и давайте уйдем отсюда побыстрее. Теперь мы знаем, кто проложил эту тропу.
     - Я думаю, торопиться незачем, - сказал  Бродяжник,  выходя.  -  Это,
конечно, пещера троллей, но она давным давно покинута. И боятся нечего. Но
продолжим путь осторожно и увидим.
     Тропа уходила от двери, поворачивая направо и  спускаясь  по  склону,
густо заросшему лесом. Пин, не желая показывать Бродяжнику, что он боится,
пошел впереди с Мерри. Сэм и Бродяжник шли за ними по обеим сторонам  пони
Фродо, потому что тропа теперь была достаточно широкая и позволяла четырем
или пяти хоббитам идти в ряд.
     Но они прошли совсем немного. Прибежал Пин в сопровождении Мерри. Они
оба были в ужасе.
     - Там тролли! - тяжело дыша, вымолвил Пиппин. - На поляне в лесу,  но
очень далеко отсюда. Мы видели их сквозь деревья. Они огромны!
     - Пойдем взглянем, - сказал Бродяжник и подобрал палку. Фродо  ничего
не сказал, но Сэм выглядел напуганным.
     Солнце стояло высоко, лучи  его  пробивались  сквозь  листву  и  ярко
освещали поляну. Хоббиты  остановились  на  ее  краю  и,  затаив  дыхание,
осматривались сквозь древесные стволы. На поляне стояли три  тролля.  Один
из них наклонился, другие смотрели на него.
     Бродяжник спокойно пошел вперед.
     - Прочь, старый камень! - сказал он, сломав свою палку о нагнувшегося
тролля.
     Ничего не произошло. Хоббиты издали изумленный возглас, и даже  Фродо
засмеялся.
     - Мы совсем забыли семейную историю! - сказал он. - Должно быть,  это
те самые тролли, которых  Гэндальф  заставил  спорить  о  том,  как  лучше
приготовить блюдо из тринадцати гномов!
     - Я и не представлял, что мы возле того места! - воскликнул  Пин.  Он
хорошо знал эту историю. Бильбо и Фродо часто рассказывали  ее,  но  он  в
сущности лишь  наполовину  верил  в  ее  правдивость.  Даже  теперь  он  с
подозрением глядел на каменных  троллей,  опасаясь,  как  бы  какое-нибудь
волшебство вновь не оживило их.
     - Вы забыли не только свою семейную хронику, но и вообще все, что  вы
знали о троллях, - сказал Бродяжник. -  Сейчас  ясный  день,  ясно  светит
солнце, а вы прибегаете и пытаетесь испугать меня сказкой о живых троллях,
ждущих нас на этой поляне! В любом случае вы должны были заметить, что  за
ухом одного из них старое птичье гнездо. Это  весьма  необычное  украшение
для живого тролля!
     Все засмеялись. Фродо почувствовал себя лучше, воспоминание о  первом
успешном приключении Бильбо подействовало на него  ободряюще.  К  тому  же
солнце грело его, а туман перед глазам  слегка  рассеялся.  Они  некоторое
время отдыхали на поляне и поели как раз в тени больших ног троллей.
     - Может, кто-нибудь споет, пока солнце высоко? - спросил Мерри, когда
они покончили с едой. - Уже много дней мы не слышали ни песни, ни сказки.
     - С самой Заверти, - сказал Фродо.  -  Не  беспокойтесь  обо  мне!  -
добавил он, когда все посмотрели на него. - Мне лучше, но не думаю,  чтобы
я мог петь. Может, Сэм раскопает что-нибудь в своей памяти.
     - Давай, Сэм! - сказал Пин. - В твоей голове много такого, чего мы не
слыхали.
     - Не знаю, - ответил Сэм. - Попробовать, что ли? Не уверен,  что  вам
понравится. Это не  настоящая  поэзия,  если  вы  меня  понимаете,  просто
несуразица. Но эти старые изваяния напомнили мне о ней.
     Встав и заложив руки за спину, как будто он был в  школе,  Сэм  начал
петь.
     - Что ж, это предупреждение  для  всех  нас!  -  засмеялся  Мерри.  -
Поэтому то вы и ударили палкой, а не рукой, Бродяжник!
     - Откуда это у тебя, Сэм? - спросил Фродо. - Я никогда не слышал этих
слов.
     Сэм пробормотал что-то невразумительное.
     - Сам придумал, конечно, - сказал Фродо. -  Я  многое  узнал  о  Сэме
Скромби за время путешествия. Вначале он был шпионом,  теперь  он  шут.  А
кончится тем, что он станет колдуном или воином!
     - Надеюсь, этого не произойдет, - сказал Сэм. - Не хочу быть  не  тем
ни другим.
     После полудня они продолжили спуск через лес.  По  всей  вероятности,
они повторяли путь, проделанный  много  лет  назад  Гэндальфом,  Бильбо  и
гномами. Через несколько миль они оказались на вершине возвышенности,  как
раз над дорогой. В этом месте дорога оставляла Хоарвел далеко слева в  его
узком русле и  поднималась  к  вершине  холмов,  извиваясь  через  леса  и
покрытые чащей склоны к броду и к горам. Недалеко от этого места Бродяжник
указал на камень в траве. На нем  сильно  выветренные  и  пострадавшие  от
непогоды, были видны руны гномов и тайные знаки.
     - Должно быть, этот  камень  указывает  место,  где  спрятано  золото
троллей, - сказал Мерри. - Интересно, сколько его оставлено на долю Бильбо
и Фродо?
     Фродо взглянул на камень и пожалел, что  Бильбо  принес  домой  такую
опасную драгоценность, с которой к тому же так трудно расстаться.
     - Нисколько, - сказал он. - Бильбо отдал все золото. Он говорил  мне,
что не считал его своим, так как оно было результатом грабежей.

     Дорога была такой спокойной в длинных тенях раннего вечера.  Не  было
видно ни одного  путника.  Так  как  у  них  не  было  другого  пути,  они
спустились  с  возвышенности,  и  повернули  налево,  двигаясь  как  могли
быстрее. Вскоре отрог хребта закрыл от них закатившееся солнце. С  гор  им
навстречу подул холодный ветер.
     Они уже начали искать место в стороне от дороги, где  можно  было  бы
переночевать, когда услышали звук, от которого страх  вновь  проник  в  их
сердце: позади раздавался звук копыт. Они оглянулись, но ничего не увидели
из-за многочисленных изгибов и поворотов дороги. Быстро,  как  могли,  они
оставили дорогу и  принялись  взбираться  по  поросшему  черникой  склону.
Вскоре они достигли густых зарослей. Оттуда они  видели  дорогу,  серую  в
вечернем освещении, в тридцати футах под собой. Стук копыт приближался, он
сопровождался легким звоном.
     - Не похоже на лошадь Черного Всадника, - сказал  Фродо,  внимательно
вслушиваясь. Остальные хоббиты обрадовано  согласились,  но  оставались  в
укрытии. Они так давно подвергались преследованию, что  любой  звук  сзади
казался им зловещим и враждебным. Но Бродяжник наклонился  вперед,  прижав
руку к уху, и лицо его повеселело.
     Свет тускнел,  листья  на  кустах  мягко  шелестели.  Ближе  и  яснее
слышался  звон  колокольчиков.  Вдруг  они  увидели  внизу  белую  лошадь,
выделявшуюся в тени и быстро бегущую. В сумерках ее  сбруя  блестела,  как
будто усеянная живыми звездами.  Плащ  всадника  развевался,  капюшон  был
отброшен назад, ветер шевелил его золотые волосы. Фродо показалось, что  в
одежде всадника и в упряжи его лошади горит белый свет, как  через  тонкую
вуаль.
     Бродяжник выпрыгнул из убежища и с криком побежал вниз, к дороге,  но
еще до того всадник натянул узду, остановил лошадь и  посмотрел  вверх  на
заросли, в которых они стояли. Увидев Бродяжника, он спешился  и  поспешил
навстречу со словами: "Анна ведун дьюндейн!  Мае  гованнен!"  Его  речь  и
ясный звонкий голос не оставили никаких сомнений - всадник был эльфом.  Ни
у кого из жителей широкого мира не было такого прекрасного лица. Но в  его
голосе, казалось, звучала нотка торопливости и страха, и они увидели,  что
он торопливо говорит что-то Бродяжнику.
     Вскоре Бродяжник поманил их, и хоббиты вышли из кустов и заторопились
к дороге.
     - Всеславур, он живет в доме Элронда, - сказал Бродяжник.
     - Здравствуйте, наконец-то мы встретились, - сказал эльф, обращаясь к
Фродо. - Я послан из Ривенделла искать вас. Мы боялись, что на дороге  вас
ждет опасность.
     - Значит Гэндальф достиг Ривенделла, - радостно спросил Фродо.
     - Нет. Его не было, когда я уезжал, но с тех пор прошло девять  дней,
- ответил Всеславур. - Элронд узнал обеспокоившие его новости. Кое-кто  из
моих родичей, путешествуя в  ваших  землях  за  Барандуином,  прислал  нам
сообщение. Они сообщили, что  Девять  вышли  на  дороги  мира,  и  что  вы
находитесь в пути с большим грузом и без проводника, потому  что  Гэндальф
еще не вернулся. Даже в Ривенделле мало кто может открыто выступить против
Девяти. И Элронд разослал нас на север, запад  и  юг.  Он  думал,  что  вы
можете  свернуть  далеко  в  сторону,  чтобы  избежать  преследования,   и
заблудитесь в Диких Землях.
     Моя обязанность была наблюдать за дорогой, и  я  отправился  на  мост
через Митейтел и оставил там знак семь дней назад. На мосту было трое слуг
Саурона, но, увидев меня, они отступили, и я следовал за  ними  на  запад.
Там я увидел еще двоих, но они свернули на юг. С тех пор я ищу  ваш  след.
Два дня назад я нашел его и следовал по  нему  через  мост,  а  сегодня  я
заметил, что вы вновь спустились с холмов.  Но  идемте!  Нет  времени  для
разговоров. Так как вы уже тут, мы должны, несмотря на  опасность  дороги,
идти по ней. За нами пятеро, найдя наш след на  дороге,  они  помчатся  за
нами, как ветер. Но это еще не все.  Я  не  знаю  где  остальные  четверо.
Боюсь, что они ждут нас у брода.
     Пока  Всеславур  говорил,  вечерние  тени  становились  гуще.   Фродо
чувствовал огромную усталость. Как только солнце зашло,  туман  перед  его
глазами сгустился, и он видел, как тень закрывает  от  него  лица  друзей.
Рана начала сильно болеть, по всему телу полз холод. Он  застонал,  сжимая
руку Сэма.
     - Мой хозяин болен и ранен, -  гневно  сказал  Сэм.  -  Он  не  может
двигаться после захода солнца. Ему необходим отдых.
     Всеславур подхватил падавшего на землю Фродо и, держа его на руках, с
беспокойством посмотрел ему в лицо.
     Бродяжник коротко рассказал ему о ночном нападении на их лагерь  и  о
смертоносном ноже. Он вытащил рукоять ножа и показал ее  эльфу.  Всеславур
взял ее с заметной дрожью, но осмотрел внимательно.
     - Здесь, на рукояти злое заклинание, - сказал он, - хотя, может быть,
вы его и не видите.  Сохрани  ее,  Арагорн,  пока  мы  не  достигнем  дома
Элронда. Но будь осторожен и как можно меньше держи ее в руках! Увы! Не  в
моей власти лечить такие раны. Но я сделаю все, что  смогу  -  но  все  же
настоятельно советую вам двинуться в путь без отдыха.
     Он ощупал рану на плече Фродо и лицо его стало хмурым, как будто  то,
что он узнал, обеспокоило его. Но Фродо почувствовал, как холод в его руке
и боку тает, какое-то тепло согрело ему плечо, боль стала меньше.  Вокруг,
казалось, стало светлее, как будто рассеялось какое-то  облако.  Он  более
ясно увидел лица друзей, и к нему вернулась надежда и силы.
     - Вы поедете на моей лошади, - сказал Всеславур, - я укорочу  стремя,
а вы сидите и держитесь как можно крепче. И  не  бойтесь,  моя  лошадь  не
позволит упасть всаднику, которого я поручил ей. Ее бег легок и  ровен,  и
если опасность приблизиться, моя лошадь унесет вас с такой скоростью,  что
ни один конь врагов не сможет за ней угнаться.
     - Нет, - ответил Фродо. - Я не поеду верхом! Я  не  могу  ускакать  в
Ривенделл, оставив своих друзей в опасности.
     Всеславур усмехнулся.
     - Сомневаюсь, - сказал он, - чтобы  ваши  друзья  были  в  опасности,
когда вы не с ними. Преследователи гонятся за вами, а нас оставят в покое.
Именно вы, Фродо, и то, что вы несете, навлекает на нас всех опасность.
     На это у Фродо не нашлось ответа, и ему помогли взобраться на  белого
коня Всеславур. На пони нагрузили большую часть багажа хоббитов,  так  что
теперь им идти было гораздо легче, и некоторое время они шли очень быстро.
Но вскоре уставшие хоббиты начали отставать  от  легконогого  эльфа.  Ночь
была темной, не было ни звезд, ни луны. До самого  рассвета  Всеславур  не
позволил им останавливаться. Пин, Мерри и  Сэм  к  тому  времени  чуть  не
засыпали на ходу, даже плечи Бродяжника поникли от усталости. Фродо,  сидя
на лошади, беспокойно дремал.
     Они свернули в заросли в нескольких  ярдах  от  дороги  и  немедленно
уснули. Им казалось, что они только что закрыли  глаза,  когда  Всеславур,
стоявший на страже, пока они спали, вновь не разбудил их. Солнце поднялось
уже высоко, и ночной туман исчез.
     - Выпейте это! - сказал Всеславур,  наливая  им  по  очереди  немного
жидкости из своей серебряной фляжки. Напиток был чист как ключевая вода  и
не имел вкуса, во рту от него не ощущался  ни  холод,  ни  тепло,  но  как
только они выпили, сила и живость вернулись в их  тела.  Позавтракали  они
сухим хлебом и фруктами. Это было все, что у них осталось.
     Отдохнув всего около пяти часов, они вновь вышли на дорогу. Всеславур
по-прежнему торопил их  и  за  весь  день  позволил  только  две  короткие
остановки. До вечера они прошли почти двадцать миль и подошли к месту, где
дорога поворачивает направо и спускается в  долину,  направляясь  прямо  к
Бруинену.  Пока   хоббиты   не   видели   и   не   слышали   ничего,   что
свидетельствовало бы о преследовании, но Всеславур часто останавливался на
мгновение и прислушивался. Лицо его становилось все  более  обеспокоенным.
Один или два раза он заговаривал со Бродяжником на языке эльфов.
     Но как бы не беспокоились их проводники, было ясно,  что  хоббиты  не
смогут идти ночью. Они шатались от усталости и были  неспособны  думать  о
чем либо, кроме своих ног. Боль Фродо удвоилась, и даже среди  дня  вокруг
него  все  застилала  серая  враждебная  дымка.  Он  почти   приветствовал
наступление ночи, так как тогда мир казался ему менее бледным и пустым.
     Выступив на следующее  утро  в  путь,  хоббиты  чувствовали  все  еще
сильную усталость. Однако до  брода  оставалось  еще  много  миль,  и  они
ковыляли вперед, стараясь идти как можно быстрее.
     - Нас ждет большая опасность на этом берегу, -  сказал  Всеславур,  -
сердце предупреждает меня, что преследователи нагонят нас, а у  брода  нас
ждут другие.
     Дорога продолжала опускаться, с обеих сторон ее росла  густая  трава,
иногда хоббиты шли по ней, чтобы не так болели усталые ноги. В полдень они
оказались в месте, где на дорогу падала тень высокой сосны,  затем  дорога
уходила в крутое узкое ущелье со  стенами  из  красного  камня,  поросшего
мхом. Эхо сопровождало  их  движение,  им  казалось,  что  вслед  за  ними
раздаются звуки  множества  шагов.  Наконец,  как  сквозь  ворота,  дорога
вырвалась из ущелья на открытое  пространство.  Перед  собой  они  увидели
длинный, как шило, пологий спуск и в конце его -  брод  на  Ривенделл.  На
противоположной  стороне  реки  крутой  коричневый   берег,   пересеченный
извивающейся тропой, за ним видны были высокие горы, поднимавшиеся,  отрог
за отрогом и пик за пиком, в тускнеющее небо.
     За ними по-прежнему слышалось эхо от чьих-то шагов,  в  ветвях  сосен
шумел резкий ветер.  На  мгновение  Всеславур  повернулся,  прислушиваясь,
затем прыгнул вперед с громким криком:
     - Бегите! Бегите! Враг за нами!
     Белая  лошадь  устремилась  вперед.  Хоббиты  бросились  по   спуску.
Всеславур и Бродяжник следовали  за  ними,  как  арьергард.  Они  были  на
полпути к броду, когда услышали за собой  топот  копыт.  Из  ворот  ущелья
выехал Черный Всадник. Он натянул поводья  и  остановился,  покачиваясь  в
седле. За ним показался еще один и еще, а потом еще двое.
     - Скачите вперед! Скачите! - кричал Всеславур Фродо.
     Фродо повиновался не сразу, страшное нежелание  действовать  охватило
его. Пустив лошадь шагом,  он  повернулся  и  посмотрел  назад.  Всадники,
сидевшие на своих больших лошадях, показались ему статуями, их фигуры были
отчетливо видны, в то время как все  остальное  тонуло  в  темном  тумане.
Внезапно Фродо понял, что они молча приказывают  ему  подождать.  Страх  и
ненависть проснулись в нем. Он отпустил луку седла и ухватился за  рукоять
меча.
     - Скачите! Скачите! -  кричал  Всеславур  и  затем  внятно  и  громко
скомандовал лошади на языке эльфов: "Норо ли, норо лим, хофалот!"
     Мгновенно лошадь  стрелой  понеслась  по  дороге.  В  тот  же  момент
пустились в преследование и  черные  лошади  с  вершины  спуска.  Всадники
испустили ужасный крик, точно такой, как слышал Фродо в  Восточном  Уделе.
На него ответили и, к отчаянию Фродо и его друзей, слева из-за деревьев  и
скал выехали четверо других всадников. Двое  поскакали  к  Фродо,  двое  к
броду, чтобы перерезать путь к бегству. Фродо казалось, что они летят  как
ветер, быстро увеличиваются и становятся все черней.
     Он на мгновение оглянулся через плечо.  Фродо  не  мог  видеть  своих
друзей. Всадники отставали, даже их огромные лошади не могли сравниться  в
скорости с белым конем эльфа. Фродо  вновь  посмотрел  вперед,  и  надежда
оставила его. Казалось нет возможности добраться до брода, не встретившись
с Всадниками, которые ожидали в засаде.  Теперь  он  видел  их  ясно.  Они
отбросили свои черные плащи и капюшоны  и  оказались  одетыми  в  белое  и
серое. В их бедных руках сверкали обнаженные мечи, на головах у  них  были
шлемы. Их холодные глаза блестели, и они звали его тусклыми голосами.
     Ужас заполнил мозг Фродо. Он больше не  думал  о  своем  мече.  И  не
кричал. Он закрыл глаза и ухватился за гриву лошади. В  его  ушах  свистел
ветер,  колокольчики  на  упряжи  звенели  резво  и  пронзительно.   Волна
смертельного холода ударила  его,  как  копье,  в  последнем  усилии,  как
вспышка белого пламени, лошадь эльфов летя,  как  на  крыльях,  пронеслась
перед самым лицом переднего Всадника.
     Фродо услышал всплеск воды. Она пенилась вокруг  его  ног.  Потом  он
ощутил  подъем  и  увидел,  что  находится  на  каменистой  тропе.  Лошадь
взбиралась на другой берег. Он пересек брод.
     Но преследователи были близко. На вершине подъема лошадь остановилась
и яростно заржала. Внизу, у начала брода, было  девять  всадников,  и  дух
Фродо вновь упал при виде их бледных лиц. Он не знал ничего, что могло  бы
помешать им пересечь реку так же легко, как это сделал он,  и  чувствовал,
что бесполезно пытаться убегать от них, как только они перейдут  реку.  Он
чувствовал, как что-то настойчиво приказывает ему остановиться. Вновь  его
охватила ненависть, но у него уже не было сил для сопротивления.
     Внезапно передний Всадник двинул свою лошадь вперед. Она  задержалась
у воды и отпрянула. С большим усилием Фродо выпрямился и вытащил свой меч.
     - Возвращайтесь в Мордор и больше не преследуйте меня!
     Голос его прозвучал тихо и слабо. Всадники остановились, но  у  Фродо
не было власти Тома Бомбадила.
     Враги засмеялись резким хриплым смехом.
     - Сюда! Иди сюда! - звали они. - Мы тебя возьмем в Мордор с собой!
     - Уходите! - прошептал он.
     - Кольцо! Кольцо! - кричали они  мертвыми  голосами,  передний  вновь
заставил лошадь войти в воду, за ним последовали еще двое.
     - Клянусь Элберет и прекрасной Лютиен, - с последним  усилием  сказал
Фродо, поднимая меч, - вы не получите ни Кольца, ни меня.
     Тогда  передний  всадник,  находившийся   уже   на   середине   реки,
остановился, угрожающе  приподнялся  в  стременах  и  поднял  руку.  Фродо
онемел. Он почувствовал, что его язык прилип к  гортани,  сердце  сжалось,
меч выпал из его  дрожащей  руки.  Лошадь  эльфа  попятилась  и  фыркнула.
Всадник снова двинулся и почти достиг берега.
     В этот момент послышался рев  и  треск  -  гром  воды,  передвигавшей
тяжелые камни. Как в тумане, Фродо увидел, что река под ним поднялась и по
ней помчалась кавалерия волн. На вершинах  волн  сверкала  белая  пена,  и
Фродо на мгновение показалось, что он видит белых всадников на белых конях
с развевающимися гривами. Три  всадника,  находившиеся  в  реке,  исчезли,
поглощенные волнами. Остальные отпрянули от воды.
     Теряя сознание, Фродо услышал крики,  ему  показалось,  что  за  теми
всадниками, что остались на том берегу, он видит сияющую белую  фигуру.  А
за ней множество других фигур, которые в затмевающем мир  тумане  казались
красными.
     Черные лошади как будто сошли с ума,  в  ужасе  понесли  они  вперед,
погружаясь со своими всадниками в кипящую воду. Крики всадников  смешались
с ревом воды. Фродо почувствовал, что падает, и рев и смятение поднимают и
несут его вместе с врагами. Больше он ничего не видел и не слышал.

                        Джон Рональд Руэл ТОЛКИЕН

                             ВЛАСТЕЛИН КОЛЕЦ

                       ЛЕТОПИСЬ ПЕРВАЯ. ХРАНИТЕЛИ

                              КНИГА ВТОРАЯ

                                   Исчезли звезды за твоей спиной,
                                   И холода дыханье ближе, ближе.
                                   И ты один остался на прямой,
                                   И остановкой смерть себе подпишешь.

                                      Пускай друзья остались далеко,
                                      Они хотят прийти к тебе на помощь.
                                      Но видит бог, как это нелегко.
                                      Беги, лети вперед, насколько можешь.

                                         Тени закрыли звезды.
                                         Тени людей не любят.
                                         Тени лишат свободы,
                                         Тени нас всех погубят.

                                   Теперь твоя задача - устоять.
                                   Враги боятся нашего единства.
                                   И ничего нельзя им отдавать,
                                   Чтоб мгла не смела снова возродиться!

                                         Видишь - уже светает,
                                         Зори разгонят беды.
                                         Прямо в лицо сияет
                                         Наша звезда победы!

                              1. МНОГО ВСТРЕЧ

     Очнувшись, Фродо обнаружил, что лежит в постели.  Вначале  он  решил,
что проснулся поздно, после длинного  неприятного  сна,  который  все  еще
частично владел его рассудком. А может, он болел? Но потолок показался ему
незнакомым, он  был  плоским,  его  темные  балки  были  украшены  богатой
резьбой. Фродо полежал еще немного, глядя на солнечные пятна  на  стене  и
слушая звук водопада.
     - Где я и который час? - громко спросил он, обращаясь к потолку.
     - В доме Элронда, сейчас десять часов утра, - сказал чей-то голос.  -
Сегодня 24 октября, утро, если желаешь знать.
     - Гэндальф! - воскликнул Фродо, садясь.
     Старый колдун сидел в кресле у открытого окна.
     - Да, - сказал он, - я здесь. И ты  должен  быть  счастлив  оказаться
здесь после всех тех нелепостей, что ты совершил после ухода из дома.
     Фродо снова лег. Он чувствовал себя слишком  удобно  и  мирно,  чтобы
спорить, к тому же он не был уверен, что победит в споре. Он теперь совсем
проснулся, и к нему вернулось воспоминание о его путешествии:  губительный
"прямой путь" через Старый Лес, случай в "Гарцующем пони", и его  безумное
решение надеть Кольцо в углублении у Заверти. Пока он думал  о  всех  этих
событиях, напрасно пытаясь навести порядок в своих воспоминаниях вплоть до
прибытия в Ривенделл, в комнате царил молчание,  прерываемое  лишь  мягким
пыхтением трубки Гэндальфа, когда он выпускал в окно белые дымовые кольца.
     - Где Сэм?  -  спросил  наконец  Фродо.  -  И  все  ли  в  порядке  с
остальными?
     - Да, все они живы и здоровы, - ответил Гэндальф. - Сэм был здесь, но
я отослал его немного отдохнуть с полчаса назад.
     - Что случилось у брода? - спросил Фродо. -  Мне  все  представлялось
как в тумане, да и сейчас еще представляется.
     - Да, верно. Ты начал сдаваться, - ответил Гэндальф. - Рана  в  конце
концов овладела тобой. Еще несколько часов, и мы не в силах были бы помочь
тебе. Но в тебе оказалось много сил, мой дорогой хоббит. Ты доказал это  в
курганах. Это было опасное дело, может быть, самый опасный момент во  всем
путешествии. Я хотел бы, чтобы ты не поддался и на Заверти.
     - Похоже, вы многое знаете, - заметил Фродо. - Я не говорил другим  о
курганах... Вначале было слишком страшно,  потом  появилось  много  других
забот. Как вы узнали об этом?
     - Ты много разговариваешь во сне, Фродо, - мягко ответил Гэндальф,  -
и мне нетрудно было прочесть, что записано в твоей памяти. Не  беспокойся!
Я только что сказал "нелепости", но на самом деле я так не думаю. Я хорошо
думаю о тебе - и об остальных. Не так уж просто через  столько  опасностей
добраться сюда, сохранив Кольцо.
     - Мы никогда не сделали бы этого без Бродяжника, - сказал Фродо. - Но
мы очень нуждались в вас. Я не знал, что делать без вас.
     - Меня задержали, - ответил Гэндальф, -  и  это  чуть  не  привело  к
гибели. Впрочем, я не уверен: может, так и лучше.
     - Я хотел бы, чтобы вы рассказали мне все, что случилось.
     - Все в свое время! По просьбе Элронда, ты  не  должен  разговаривать
или беспокоиться сегодня.
     - Но разговор не даст мне думать, вспоминать, пытаться  догадываться,
что еще более утомительно, -  возразил  Фродо.  -  Я  совсем  проснулся  и
вспомнил  множество  обстоятельств,   которые   ждут   объяснения.   Зачем
откладывать? Вы все равно должны будете рассказать мне.
     - Вскоре ты услышишь все, что хочешь знать, - сказал  Гэндальф.  -  У
нас будет Совет, как только ты совсем оправишься. А пока я скажу лишь, что
меня захватили в плен.
     - Вас? - воскликнул Фродо.
     - Да, меня, Гэндальфа Серого, - торжественно сказал колдун. - В  мире
много сил добрых и злых. И есть такие, что сильнее меня. А с некоторыми  я
еще не мерился силой. Но мое время придет. Властелин Моргула и его  Черные
Всадники наступают. Готовится война!
     - Значит, вы знали и о всадниках - до того, как я с ними встретился?
     - Да, я знал о них.  Я  даже  говорил  тебе  о  них  однажды:  Черные
Всадники - это духи Кольца, Девять слуг Повелителя Колец. Но  я  не  знал,
что они восстали вновь, иначе я немедленно ушел бы, взяв тебя с  собой.  Я
услышал о них только после того, как мы расстались в июне, но этот рассказ
может подождать. В данный  момент  мы  спасены  от  уничтожения  благодаря
Арагорну.
     - Да, - сказал Фродо, - нас спас Бродяжник. Но вначале я его  боялся.
Я думаю, что Сэм никогда не доверял ему, во  всяком  случае,  пока  мы  не
встретили Всеславур.
     Гэндальф улыбнулся.
     - Я знаю об этом, - сказал он. - Больше Сэм не сомневается.
     - Я рад, - сказал Фродо, - потому что мне очень понравился Бродяжник.
Ну, понравился - не совсем то слово. Я  хочу  сказать,  что  он  стал  мне
дорог, хотя он странный, а временами просто угрюмый. В сущности  он  часто
напоминал мне вас. Я не знал, что высокий народ может быть таким. Я думал,
что они не только большие,  но  и  глуповатые:  добрые  и  недалекие,  как
Наркисс, или глупые и злые, как Билл Ферни. Но мы в  Уделе  мало  знаем  о
людях, кроме, пожалуй жителей Пригорья.
     - Ты много не знаешь даже о них, если думаешь, что старый Лавр  глуп,
- сказал Гэндальф. - Он  по-своему  очень  мудр.  Он  думает  меньше,  чем
говорит, и медленнее, но он может смотреть сквозь  кирпичную  стенку  (так
говорят в Пригорье). Но мало осталось в Средиземье подобных Арагорну, сыну
Арахорна. Раса королей из-за моря близка к концу. Может, эта война  Кольца
будет их последним деянием.
     - Вы на самом деле  считаете  Бродяжника  потомком  людей  из  старых
королевств? - Удивленно спросил Фродо. - Я думал, что они все давным-давно
исчезли. Я считал его всего лишь скитальцем.
     - Всего лишь скитальцем! - воскликнул Гэндальф. - Мой дорогой  Фродо,
именно они и есть скитальцы -  последние  остатки  великой  расы  людей  с
запада. Они помогали мне не раз, и в будущем мне  понадобится  их  помощь,
хотя мы и достигли Ривенделла, Кольцо еще не на месте.
     - Я тоже так думаю, - сказал Фродо. - Но до сих пор я  думал  лишь  о
том, как добраться сюда. Надеюсь, мне не придется идти дальше. Здесь очень
приятно отдыхать.  Целый  месяц  я  испытывал  невероятные  приключения  и
считаю, что с меня довольно.
     Он замолчал и закрыл глаза. Через некоторое время он заговорил вновь.
     - Я подсчитывал в уме, - сказал  он,  -  и  никак  не  мог  дойти  до
двадцать четвертого  октября.  Теперь  должно  быть  двадцать  первое.  Мы
достигли брода двадцатого.
     - Ты говорил и думал больше, чем следует, - сказал  Гэндальф.  -  Как
бок и плечо?
     - Не знаю, - ответил Фродо. Я их совсем не  чувствую,  это,  конечно,
улучшение, но... - Он сделал усилие, -  я  снова  могу  не  много  двигать
рукой. Да, к ней возвращается жизнь. Она больше не холодна, - добавил  он,
коснувшись левой руки правой.
     - Хорошо! - согласился Гэндальф. - Рана излечивается быстро, скоро ты
будешь здоров. Элронд позаботился о тебе,  он  целыми  днями  ухаживал  за
тобой с тех пор, как тебя принесли сюда.
     - Днями? - удивился Фродо.
     - Да, четыре ночи и три дня, если быть точным. Эльфы принесли тебя от
брода  в  ночь  на  двадцатое,  поэтому  ты  и  потерял  счет.  Мы  ужасно
беспокоились, и Сэм не оставлял тебя ни днем, ни  ночью.  Элронд  искусный
лекарь, но оружие врага смертоносно. По правде говоря,  у  меня  почти  не
осталось надежды, я подозревал, что обломок лезвия остался и  затянулся  в
ране. Но его не  могли  найти  до  последней  ночи.  Вчера  Элронд  извлек
осколок. Он погрузился очень глубоко и действовал на тебя изнутри.
     Фродо вздрогнул, вспомнив,  как  исчезло  в  руке  Бродяжника  грубое
зазубренное лезвие ножа.
     - Не тревожься! - сказал  Гэндальф.  -  Все  теперь  прошло.  Осколок
растаял. Похоже, что хоббиты сдаются  очень  неохотно.  Знавал  я  сильных
воинов высокого народа, которые быстро были бы подчинены осколком, который
ты носил в себе семнадцать дней.
     - Что они сделали бы со  мной?  -  спросил  Фродо.  -  Что  старались
сделать Всадники?
     - Они пытались пронзить твое сердце клинком Моргула, лезвие  которого
остается в ране. Если бы это им удалось, ты стал  бы  подобен  им,  только
слабее, и был бы полностью в их подчинении. Ты стал бы духом,  подвластным
Господину Тьмы, и он пытал бы тебя за попытку унести Кольцо,  если  только
возможна большая пытка, чем лишиться Кольца и видеть его на руке Саурона.
     - Хорошо, что я не осознавал этой опасности! - слабым голосом  сказал
Фродо. - Я был смертельно испуган, конечно, но если бы я знал больше, я не
осмелился бы даже двинуться. Это чудо, что я спасся!
     - Да, счастье или судьба помогли тебе, - согласился  Гэндальф,  -  не
говоря, конечно, о храбрости. Ибо сердце твое не затронуто и  нож  пронзил
лишь плечо, поэтому ты смог оказывать сопротивление. Но это  было  опасное
положение. С момента овладения Кольцом  ты  был  в  величайшей  опасности,
потому что наполовину погрузился в  мир  духов  и  стал  доступен  для  их
восприятия. Ты смог увидеть их, но и они смогли увидеть тебя.
     - Я знаю, - сказал Фродо. - Они были ужасны! Но почему мы  все  могли
видеть их лошадей?
     - Потому что это настоящие лошади, точно  так  же  их  черная  одежда
вполне реальна - они надевают ее, чтобы обрести форму и уподобиться  живым
существам.
     - Тогда почему эти черные лошади выносят их? Все другие лошади,  даже
лошадь эльфа Всеславура, при их приближении впадали в ужас. Собаки выли, а
гуси шипели на них.
     -  Потому  что  черные  лошади  рождены  и  выращены,  чтобы  служить
Господину Тьмы из Мордора. Не все его слуги и приближенные духи. Есть  еще
орки и тролли, варги и оборотни. И всегда было  и  есть  множество  людей,
воинов и королей, которые живут под солнцем и тем не менее  находятся  под
властью Саурона. И число их растет.
     - А как насчет Ривенделла и эльфов? Ривенделл - безопасное место?
     - Да, в настоящее время, пока не завоевано все остальное. Эльфы могут
испугаться Господина Тьмы, они могут бежать от него, но никогда  не  будут
слушаться его или служить ему. А здесь, в Ривенделле, все  еще  живут  его
главные противники: это эльфийские мудрецы, потомки Эльдара из-за  дальних
морей. Они не боятся духов  Кольца,  ибо  те,  кто  жил  в  благословенном
королевстве, и еще называемые Преображающимися эльфами, живут одновременно
в двух мирах и обладают большой властью над видимым и невидимым.
     - Мне казалось, что я видел белую фигуру.  Она  ярко  сверкала  и  не
подергивалась дымкой, как все остальное. Это был Всеславур?
     - Да, ты видел его на другой стороне, он один из Преображающихся,  он
повелитель эльфов из дома принцев. Да, есть в Ривенделле  сила,  способная
противостоять силе Мордора, по крайней мере пока. Да  и  в  других  местах
есть такие силы. Есть такие силы и в Уделе. Но очень скоро все такие места
превратятся в осажденные острова, если дела и дальше пойдут так, как  идут
сейчас. Повелитель Тьмы напрягает все свои силы.
     - Но нужно сохранять мужество, - добавил Гэндальф, внезапно вставая и
сжимая рукой подбородок. При этом его борода стала прямой и  жесткой,  как
из проволоки. - Ты скоро совсем оправишься, если я не  заговорил  тебя  до
смерти. Ты в Раздоле и не должен ни о чем беспокоиться.
     - У меня очень мало мужества, - ответил Фродо. Но сейчас я ни  о  чем
не беспокоюсь. Только сообщите мне новости о моих  друзьях  и  расскажите,
чем окончились  события  у  брода,  и  я  на  сегодня  буду  удовлетворен.
Вероятно, после этого я снова посплю. Пока вы не кончите свой  рассказ,  я
не смогу сомкнуть глаз.
     Гэндальф придвинул свой стул к кровати и внимательно осмотрел  Фродо.
Лицо хоббита утратило бледность, к нему вернулась краска, глаза  его  были
ясными и совсем не сонными. Он улыбался и казался здоровым... Но для глаза
мага  не  остался  незамеченным  легкий  оттенок  какой-то   прозрачности,
особенно на левой руке, лежащей поверх одеяла.
     - Этого следовало ожидать, - сказал самому себе Гэндальф. - Он еще  и
наполовину не выздоровел, и чем это кончится, не может предсказать  никто,
даже сам Элронд. Но, я думаю, кончится хорошо.
     - Ты отлично выглядишь, - сказал он уже вслух. - Рискну  на  короткий
рассказ без позволения Элронда. Но  очень  короткий,  а  потом  ты  должен
будешь уснуть. Вот  что  случилось,  насколько  я  могу  судить.  Всадники
двинулись за тобой. Они больше не нуждались в том, чтобы их  вели  лошади:
ты стал для них видим и был на пороге их мира. К тому  же  их  притягивало
Кольцо. Твои друзья отскочили в сторону с дороги, иначе их растоптали  бы.
Они знали, что тебя не спасет ничто, кроме  белой  лошади.  Всадники  были
слишком быстры, чтобы пытаться их догнать и слишком многочисленны.  Пешими
даже Всеславур и Арагорн не могут противостоять Девяти.
     Когда духи Кольца проскакали мимо,  твои  друзья  побежали  за  ними.
Здесь, у брода, есть  небольшое  углубление,  замаскированное  несколькими
деревьями. Тут они  быстро  разожгли  костер:  Всеславур  знал,  что  если
всадники попытаются пересечь реку, будет наводнение, и ему придется  иметь
дело с теми, что останутся на этом берегу. В тот  момент,  когда  началось
наводнение, он в сопровождении  Арагорна  и  остальных,  схватив  пылающие
ветви, кинулся вперед. Пойманные между огнем и водой, видя могучего  эльфа
в гневе, они были обескуражены.  Первой  волной  унесло  троих,  остальные
лошади с Всадниками были подхвачены следующими волнами.
     - Значит, с Черными Всадниками покончено? - спросил Фродо.
     - Нет, - ответил Гэндальф. - Их лошади могут  погибнуть,  а  без  них
Всадники ни на что не годны. Но  уничтожить  самих  духов  Кольца  не  так
просто. Но сейчас их можно не бояться.  Твои  друзья  перешли  реку  после
того, как схлынуло наводнение, они увидели тебя: ты лежал  лицом  вниз  на
высоком берегу, и под тобой  был  сломанный  меч.  Лошадь,  охраняя  тебя,
стояла рядом. Ты был бледен и холоден, и  они  испугались,  что  ты  умер.
Эльфы, посланные Элрондом, встретили их, когда они медленно несли  тебя  в
Раздол.
     - Кто устроил наводнение?
     - Элронд.  Река  в  этой  долине  подвластна  ему.  Когда  ему  нужно
преградить брод, она  встает  в  гневе.  Наводнение  началось  как  только
капитан духов Кольца вступил в воду. Если можно  так  сказать,  я  добавил
несколько собственных штрихов: ты, может, не заметил, но  некоторые  волны
приняли форму белых лошадей с сверкающими белыми всадниками, и волны несли
булыжники. Я на мгновение даже испугался, что гнев Элронда слишком  силен,
что наводнение выйдет из-под контроля и  смоет  вас  всех.  Огромные  силы
скрываются в водах, текущих из снегов Туманных гор.
     - Да, я все это вспоминаю. Я думал, что мы все - и друзья, и враги  -
утонем. Но теперь мы в безопасности!
     Гэндальф быстро взглянул на Фродо, тот уже закрыл глаза.
     - Да, сейчас вы в безопасности. Будет дан пир в ознаменование  победы
у брода Бруинен, и ты будешь там почетным гостем.
     - Великолепно! - сказал Фродо. - Удивительно, что  такие  влиятельные
господа, как Элронд и Всеславур, не говоря уж о самом Бродяжнике,  уделяют
мне внимание.
     - Для этого есть много причин, - улыбаясь ответил маг. - Одна из  них
- ты сам. Другая - Кольцо, ты Носитель Кольца.  К  тому  же  ты  наследник
Бильбо, нашедшего Кольцо.
     - Дорогой Бильбо! - сонно сказал Фродо. - Интересно, где он. Я  хотел
бы, чтобы он был здесь и слышал это. Как он смеялся бы! Корова прыгнула на
луну. А бедный старый тролль! - с этими словами он уснул.
     Фродо находился в безопасности в последнем домашнем приюте к  востоку
от моря. Как когда-то давно рассказывал Бильбо, "это  был  прекрасный  дом
для еды и сна, для пения и рассказов, или просто для того, чтобы  спокойно
посидеть и подумать, или для всего этого вместе".  Само  прибывание  здесь
излечивало усталость, страх и печаль.
     Фродо снова проснулся к вечеру  и  обнаружил,  что  больше  не  хочет
спать, а хочет есть и пить, а может, петь и рассказывать после  этого.  Он
встал с постели, чувствуя, что его  рука  почти  так  же  здорова,  как  и
раньше. Рядом с постелью лежала чистая одежда зеленого цвета,  оказавшаяся
ему впору. Взглянув в зеркало, он удивился:  отражение  оказалось  гораздо
более худым,  чем  он  его  помнил.  Теперь  оно  очень  напоминало  юного
племянника Бильбо, который любил бродить со своим дядюшкой  по  Уделу,  но
глаза глядели на него из зеркала задумчиво.
     - Да, ты немало повидал с того времени, как последний раз гляделся  в
зеркало, - сказал он своему отражению. -  Со  счастливой  встречей!  -  он
потянулся и засвистел песенку.
     В этот момент послышался стук в дверь и  вошел  Сэм.  Он  подбежал  к
Фродо и неуклюже и  робко  взял  его  за  левую  руку.  Слегка  ее  пожал,
покраснел и отвернулся.
     - Здравствуй, Сэм! - сказал Фродо.
     - Она теплая, - сказал Сэм. - Я имею в виду вашу руку, мастер  Фродо.
Она была такой  холодной  все  эти  долгие  ночи.  Но  слава  и  трубы!  -
воскликнул он с сияющими глазами, приплясывая. - Как хорошо видеть вас  на
ногах и здоровым, сэр! Гэндальф попросил меня пойти взглянуть, не  сможете
ли вы спуститься. Я думал, он шутит.
     - Я готов, - сказал Фродо. - Пойдем посмотрим на остальных.
     - Я отведу вас к ним, сэр, - сказал Сэм. - Это большой дом,  и  очень
странный. Всегда есть что открыть и никогда не знаешь, что  ждет  тебя  за
углом. И эльфы, сэр! Эльфы тут и эльфы там! Некоторые как короли, ужасны и
великолепны, некоторые веселы, как дети. И музыка, и песни - не то,  чтобы
я много слушал с тех пор, как мы здесь. Но кое-что об этом месте я узнал.
     - Я знаю, что ты делал, Сэм, - сказал Фродо, беря его за руку.  -  Но
сегодня ты должен быть  весел,  слушай,  сколько  душа  пожелает.  Пойдем,
отведи меня к ним!
     Сэм провел его по нескольким длинным коридорам и вниз по лестнице  со
множеством ступенек и через сад над крутым берегом реки. Здесь на  пороге,
выходящем на восток, сидели его друзья. Долину под ними покрывала тень, но
здесь был еще светло, и свет отражался от далеких гор. Воздух был  теплым.
Громко раздавались звуки текущей и падающей воды, вечер был полон  запахов
деревьев и цветов, как будто лето задержалось в саду Элронда.
     - Ура! - закричал Пин, вскакивая. - Вот наш благородный кузен! Дорогу
Фродо, Повелителю Кольца!
     - Тш! -  послышался  из  тени  за  порогом  голос  Гэндальфа.  -  Злу
недоступна эта долина, но не нужно упоминать  его.  Повелитель  Кольца  не
Фродо, а Господин Башни Тьмы в Мордоре, чья власть снова  простерлась  над
миром! Мы сидим в крепости. Снаружи сгущается тьма.
     - Гэндальф произнес уже много таких же ободряющих слов, - сказал Пин.
- Он думает, что меня нужно призвать к  порядку.  Но  кажется  невозможным
чувствовать печаль и угнетение в этом месте. Я чувствую желание петь. Если
бы я только знал подходящую песню!
     - Я испытываю то же самое, - засмеялся Фродо. - К тому же мне хочется
есть и пить.
     - Скоро все будет, - сказал Пин. - Ты, как всегда, появился вовремя -
к еде.
     - Будет не просто еда! Пир, - сказал Мерри.  -  Как  только  Гэндальф
сообщил, что ты поправился, началась подготовка...
     Он  едва  успел  проговорить  это,  как  послышался  звук   множества
колокольчиков, звавший их к столу.
     Зал дома Элронда был полон: большей частью тут были эльфы, хотя  были
и представители других рас. Элронд, по  своему  обычаю,  сидел  в  большом
кресле у конца длинного стола на помосте, рядом  с  ним  с  одной  стороны
сидел Всеславур, с другой - Гэндальф.
     Фродо удивленно оглядывался: он никогда раньше не  видел  Элронда,  о
котором говорится во многих сказаниях. Всеславур и Гэндальф,  которых  он,
как ему  казалось,  хорошо  знал,  теперь  выглядели  могучими  и  гордыми
властителями.
     Гэндальф был меньше ростом, чем  двое  остальных,  но  длинные  седые
волосы, вьющаяся  серебряная  борода,  широкие  плечи  придавали  ему  вид
мудрого  короля  из  древней  легенды.  На  его   морщинистом   лице   под
белоснежными бровями, подобно углям, горели темные глаза.
     Всеславур был высок и строен, волосы его  сияли  золотом,  лицо  было
прекрасным и юным, бесстрашным и полным радости, глаза  сверкали  остро  и
ярко, голос звучал, как музыка, лоб его выражал мудрость, а руки - силу.
     Лицо Элронда было лишено возраста; оно не было ни молодым, ни старым,
хотя  на  нем  отразилась  память  о  множестве  событий  и  радостных,  и
печальных. Волосы у него были темные, как бы в сумеречной тени, и  на  них
серебряное Кольцо, глаза его были серыми, как ясный вечер,  и  в  них  был
свет подобный свету звезд. Он  внушал  почтение,  как  король,  переживший
много зим и все еще крепкий, как воин в расцвете сил.
     В  середине  стола,  против  шерстяного  ковра  стояло   кресло   под
балдахином, в нем сидела прекрасная женщина, так похожая на  Элронда,  что
Фродо подумал, что она его родственница. Она была и молода и нет. Кудри ее
темных волос не были тронуты морозом, белые руки и ясное лицо безупречны и
ровны, свет звезд был  в  ее  ярких  глазах,  серых,  как  облачная  ночь,
выглядела она королевой, мысль и знание отражались в  ее  взгляде,  как  у
того, кто знает множество сведений, приобретенных с годами. На  голове  ее
было покрывало из серебряного кружева, усаженного маленькими  жемчужинами,
но ее мягкая серая одежда не  имела  никаких  украшений,  кроме  пояса  из
листьев, отделанных серебром.
     Фродо видел ту, которую мало кому из  смертных  доводилось  видеть  -
Арвен, дочь Элронда, о которой говорили, что  с  ней  на  землю  вернулась
красота Лютиен, ее называли Ундомиель, или Звездой Людей. Она долго жила в
доме родственников своей матери, в Лориене за горами, а позже вернулась  в
Раздол, в дом своего отца. Братьев ее, Элнадана и Элрогира, не  было:  они
часто уезжали далеко со скитальцами севера и никогда не забывали мук своей
матери в логовах орков.
     Фродо никогда раньше не видел и  не  мог  представить  себе  подобной
красоты. Он был одновременно и удивлен и сконфужен, обнаружив,  что  сидит
за столом Элронда среди таких высоких и могучих существ.  Хотя  он  удобно
устроился в кресле на нескольких  специально  подложенных  подушечках,  он
чувствовал себя очень маленьким и  каким-то  неуместным,  но  это  чувство
быстро прошло. Пир был веселым, а пища такой, какую только можно пожелать.
Прошло некоторое время, прежде чем он  огляделся  и  обратил  внимание  на
своих соседей.
     Вначале он поискал  взглядом  своих  друзей.  Сэм  просил  позволения
прислуживать своему хозяину, но ему сказали, что он тоже  почетный  гость.
Фродо видел его рядом с Пином и Мерри в верхнем  конце  стола  у  помоста.
Бродяжника не было видно.
     Справа от Фродо сидел гном с внушительной внешностью, богато  одетый.
У него была очень длинная и разветвленная белая  борода,  почти  такая  же
белая, как и его белоснежная одежда. Он был подпоясан серебряным поясом, а
на его шее висела цепь из серебра  с  бриллиантами.  Фродо  даже  перестал
есть, глядя на него.
     - Добро пожаловать, с веселой встречей!  -  сказал,  поворачиваясь  к
нему, гном. Потом встал со своего стула и поклонился.  -  Глоин,  к  вашим
услугам, - сказал он и поклонился еще ниже.
     - Фродо Торбинс, к услугам вашим и вашей  семьи,  -  вежливо  ответил
Фродо, в удивлении вставая со своих подушечек. - Правильно  ли  я  считаю,
что вы тот самый Глоин,  один  из  двенадцати  товарищей  великого  Торина
Дубощита?
     - Совершенно верно, - ответил гном, -  собирая  подушечки  и  вежливо
помогая Фродо снова сесть в кресло. - Я не спрашиваю, потому что  мне  уже
сказали, что вы родственник и приемный сын нашего друга Бильбо.  Позвольте
мне поздравить вас выздоровлением.
     - Большое спасибо, - сказал Фродо.
     - Я слышал, у вас было немало приключений, - сказал Глоин. - Я  очень
удивляюсь, что заставило  четверых  хоббитов  пуститься  в  такое  длинное
путешествие.  Ничего  подобного  не  случалось  с  тех  пор,  как   Бильбо
отправился с нами. Но, может,  мне  не  следует  расспрашивать:  Элронд  и
Гэндальф не расположены говорить на эту тему.
     - Думаю, мы не будем говорить  об  этом,  по  крайней  мере  пока,  -
вежливо сказал ему Фродо. Он понял, что даже в доме Элронда Кольцо не было
обычным предметом для разговоров, и в любом случае он хотел  бы  на  время
забыть свои беспокойства. - Мне тоже очень интересно узнать, - добавил он,
- что привело такого важного гнома так далеко от Одинокой Горы.
     Глоин взглянул на него.
     - Если вы ничего не слышали, то, я думаю, мы  не  будем  говорить  об
этом. Вскоре мастер Элронд созовет нас всех, и  тогда  вы  многое  сможете
услышать. А пока же есть многое, о чем мы можем поговорить.
     Всю остальную часть пира они говорили друг  с  другом,  причем  Фродо
больше слушал, чем говорил: новости из Удела, за  исключением  сведений  о
Кольце, казались крошечными и незначительными, в то время как Глоин многое
мог рассказать о событиях в северных районах Диких  Земель.  Фродо  узнал,
что Гримбеорн Старый, сын Беорна, правит множеством сильных людей, и в  их
землю от гор до Лихолесья не смеет сунуться ни волк, ни орк.
     - Да, - сказал Глоин, - если бы не люди Беорна, переход  из  Дейла  в
Раздол давно стал бы невозможным. Они  храбрые  люди  и  держат  открытыми
Высокий Проход и брод Каррок. Но их пошлины высоки, - добавил он и покачал
головой, - и подобно старому Беорну, они  не  любят  гномов.  Впрочем,  им
можно доверять, а это уже много в наши дни. Но нигде люди не  относятся  к
нам так по-дружески, как в Дейле. Прекрасный  народ  -  люди  Бэрда.  Внук
Бэрда Лучника правит ими, Брэнд, сын Бина, сына Бэрда. Он сильный  король,
и его королевство сегодня простирается далеко на юг и восток от Эсгарота.
     - А ваш собственный народ? - спросил Фродо.
     - Многое можно рассказать, и хорошее, и плохое, - ответил Глоин, - но
больше хорошего. До сих пор мы были счастливы, хотя  и  не  избежали  тени
наших дней. Если вы на самом деле  хотите  узнать  о  нас,  я  с  радостью
расскажу вам новости. Но остановите меня, когда устанете.  Говорят,  языки
гномов легко развязать, когда они рассказывают о своей работе.
     И Глоин пустился в долгий рассказ о делах королевства гномов. Он  был
рад вежливому и  внимательному  слушателю:  Фродо  не  проявлял  ни  следа
усталости и не делал попыток изменить тему, хотя на самом деле  он  вскоре
запутался в незнакомых именах и названиях, которых он  никогда  не  слышал
раньше. Впрочем, ему было интересно услышать, что Дейн все еще Король  Под
Горой и теперь уже стар (ему минуло двести пятьдесят лет), всеми уважаем и
сказочно богат. Из десяти товарищей, выживших в битве пяти  армий,  семеро
все еще с ним: Двалин, Глоин, Дори, Нори, Бифур, Бофур  и  Бомбур.  Бомбур
стал так толст, что  не  может  самостоятельно  встать  с  дивана,  и  его
поднимают шестеро молодых гномов.
     - А что стало с Балином, Ори и Оином? - спросил Фродо.
     Тень легла на лицо Глоина.
     - Мы не знаем, - ответил он. - Главным же образом из-за  Балина  я  и
прибыл сюда просить совета у тех, кто живет в Раздоле. Но давайте  сегодня
говорить о более веселых вещах.
     Глоин начал рассказывать о делах своего народа, рассказал  о  великой
работе в Дейле и Под Горой.
     - Мы хорошо поработали, - сказал он. - Но в изделиях из металла мы не
можем соперничать с нашими отцами, многие  из  их  секретов  утрачены.  Мы
делаем добрые латы и острые мечи, но не можем  снова  изготовить  кольчугу
или лезвие, которые сравнились бы со сделанными до прихода дракона. Только
в рытье шахт и строительстве превзошли мы прежнее. Поглядели бы вы, Фродо,
на каналы Дейла, на бассейны и  горы!  А  дороги,  мощенные  разноцветными
каменьями! А залы  и  подземные  улицы  со  сводами  со  столбами  в  виде
деревьев! А террасы и башни на склонах горы! Тогда бы вы убедились, что мы
не бездельничали.
     - Я обязательно увижу, если смогу, - заметил Фродо. - Как удивлен был
бы Бильбо, увидев эти изменения в логове Смога!
     Глоин посмотрел на Фродо и улыбнулся.
     - Вы очень любите Бильбо? - спросил он.
     - Да, - ответил Фродо. - Я хочу увидеть его больше, чем все  башни  и
города в мире.
     Наконец пир кончился. Элронд и Арвен встали и пошли вдоль  зала,  все
последовали за ними в строгом  порядке.  Дверь  распахнулась,  они  прошли
широким коридором и вышли в другой зал. В нем не было столов, но в большом
очаге между резными столбами ярко пылал огонь.
     - Это Зал Огня, - сказал маг. -  Здесь  ты  услышишь  много  песен  и
рассказов - если не уснешь. За  исключением  праздничных  дней,  этот  зал
всегда  пуст,  и  сюда  приходят  те,  кто  хочет  спокойно   подумать   в
одиночестве. Круглый год здесь в очаге горит огонь.
     Когда Элронд вошел и направился к приготовленному для  него  сидению,
эльфийские менестрели начали играть. Зал медленно заполнялся,  и  Фродо  с
радостью глядел на множество прекрасных лиц. Огонь золотом блестел на этих
лицах и отражался в волосах.  Внезапно  Фродо  заметил  у  огня  небольшую
темную фигуру. Кто-то сидел на стуле, прижавшись спиной к столбу. Рядом  с
ним на полу стояла чашка и немного хлеба. Фродо  решил,  что  это  больной
(если только в Раздоле могут быть больные), который не смог прийти на пир.
Голова незнакомца была опущена на грудь,  он,  казалось,  спал,  и  темный
капюшон закрывал все его лицо.
     Элронд подошел и встал рядом с молчаливой фигурой.
     -  Проснись,  маленький  мастер!  -  сказал  он  с  улыбкой.   Потом,
повернувшись к Фродо поманил его. - Наконец пришел час,  которого  вы  так
ждали, Фродо, - сказал он. - Здесь друг, которого вы давно не видели.
     Темная фигура подняла голову, открыв лицо.
     - Бильбо! - закричал Фродо, внезапно узнавая и выбегая вперед.
     - Здравствуй, Фродо, сынок! - сказал Бильбо. - Наконец-то  ты  здесь.
Ну, ну! Сегодня был пир в твою честь, я слышал. Надеюсь, ты повеселился.
     - Но почему вас не было там! - воскликнул Фродо. - И  почему  мне  не
разрешили увидеться с вами раньше?
     - Потому что ты спал. Я тебя видел. Сидел у твоей  постели  вместе  с
Сэмом целыми днями. А что касается пира, то теперь мне такие вещи не очень
нравятся. У меня другое занятие.
     - А что вы делаете?
     - Ну, сижу и думаю. Я часто занимаюсь этим, а  этот  зал  для  такого
занятия - лучшее место... "Проснись!" Подумаешь! - Он искоса  взглянул  на
Элронда. Глаза его ярко горели, в  них  не  было  и  следа  сонливости.  -
Проснись! Я не сплю, мастер Элронд... Если хотите знать, вы слишком быстро
пришли сюда со своего пира и побеспокоили  меня  -  как  раз  на  середине
сочинения песни. Я споткнулся на одной-двух строках и как раз думал о них:
кажется, я как раз закончил их. Помогла эта музыка. Я хотел бы, чтобы  мой
друг дунадан помог мне. Где он?
     Элронд рассмеялся.
     - Найдется, - сказал он. -  Тогда  вы  вдвоем  отойдите  в  уголок  и
закончите свою работу, мы ее послушаем и оценим до конца веселья.
     Были отправлены вестники на поиски друга Бильбо, хотя никто не  знал,
где он и почему отсутствовал на пиру.
     Тем временем Фродо и Бильбо  сели  рядом,  а  Сэм  быстро  подошел  и
устроился возле них. Они тихонько разговаривали, не  обращая  внимание  на
веселье и музыку в зале. Бильбо мало что мог рассказать  о  себе.  Покинув
Хоббитон, он некоторое время бесцельно бродил вдоль  дороги,  но  каким-то
образом все время приближался к Раздолу.
     - Я добрался сюда без особых приключений, -  сказал  он,  -  и  после
отдыха отправился с гномами в Дейл. Это было  мое  последнее  путешествие.
Старый Балин ушел. Тогда я  возвратился  сюда  и  здесь  остался.  Кое-чем
занимался.  Продолжил  работу  над  своей  книгой.  И,  конечно,   сочинил
несколько песен. Иногда их поют здесь, только с  целью  польстить  мне,  я
думаю: конечно, они недостаточно хороши для Раздола. И я слушал  и  думал.
Здесь не замечаешь времени. Замечательное место.
     Я выслушал все новости: от гор до юга, но об Уделе редко  приходилось
слышать. Конечно, я слышал о Кольце. Гэндальф часто бывал здесь.  Хотя  он
немного рассказывал мне, мы стали очень близки в последнее время.  Дунадан
рассказывал  мне  больше.  Удивительно,  что  мое  Кольцо  вызвало   такой
переполох. Жаль, что Гэндальф поздно узнал о нем правду. Я принес  бы  его
сюда сам и безо всяких трудностей. Несколько раз  я  обдумывал  то,  чтобы
вернуться в Хоббитон; но я становлюсь стар, и меня не пустили - Гэндальф и
Элронд. Они решили, что Враг ищет меня, что меня поймают в Диких Землях  и
станут пытать.
     И Гэндальф сказал: "Кольцо ушло, Бильбо. Ничего хорошего не будет  ни
тебе, ни  другим,  если  ты  попытаешься  снова  получить  его".  Странное
замечание, совсем не в духе Гэндальфа. Но он сказал, что присматривает  за
тобой, так что я успокоился. Я ужасно рад снова  видеть  тебя  здоровым  и
невредимым.
     Он помолчал и с сомнением поглядел на Фродо.
     - Оно у  тебя  с  собой?  -  прошептал  он.  -  Я  не  могу  сдержать
любопытства после всего, что  слышал.  Очень  хочется  взглянуть  на  него
снова.
     - Да, оно со мной, - ответил Фродо, чувствуя  странное  нежелание.  -
Выглядит точно так же, как и раньше.
     - Покажи его на минутку, - попросил Бильбо.
     Одеваясь, Фродо обнаружил, что пока он спал, Кольцо надели  на  новую
цепь, легкую и прочную, и повесили ему  на  шею.  Медленно  он  снял  его.
Бильбо протянул руку. Но Фродо быстро отдернул Кольцо. К своему  удивлению
и ужасу, он вдруг обнаружил, что больше не  видит  Бильбо:  тень  казалось
пролегла между ними, и он увидел перед собой маленькое злобное существо  с
голодным лицом  и  костлявыми  жадными  руками.  Он  почувствовал  желание
ударить его.
     Музыка и пение вокруг них,  казалось,  затихли  и  наступила  тишина.
Бильбо быстро взглянул на Фродо и провел рукой по глазам.
     - Теперь я понимаю, - сказал он. - Убери его! Мне жаль, жаль, что  ты
пришел сюда с такой тяжестью, жаль всего. Неужели не  будет  этому  конца?
Вероятно, нет. Кто-то должен продолжить историю  Кольца.  Этому  ничем  не
поможешь. Удастся  ли  мне  закончить  свою  книгу?  Но  не  будем  теперь
беспокоиться об этом. Расскажи мне о Уделе!
     Фродо  спрятал  Кольцо,  и  тень  исчезла,  оставив   о   себе   лишь
воспоминание. Вновь  вокруг  него  были  свет  и  музыка  Раздола.  Бильбо
счастливо засмеялся. Самая ничтожная новость об Уделе - Фродо рассказывал,
а Сэм ежеминутно добавлял и поправлял, - для него представляла  величайший
интерес, от падения листа с дерева до  прыжков  самого  маленького  жителя
Хоббитона. Они так глубоко погрузились  в  дела  Удела,  что  не  заметили
появления человека в темно-зеленой одежде. Несколько минут он стоял, глядя
на них с улыбкой.
     Вдруг Бильбо поднял голову.
     - Вот и вы наконец, дунадан! - воскликнул он.
     - Бродяжник! - воскликнул Фродо.  -  Вы,  кажется,  носите  множество
имен.
     - Но имени Бродяжник я до сих пор не  слышал,  -  заметил  Бильбо.  -
Почему ты его так называешь?
     - Так меня называют в Пригорье, - со смехом сказал Бродяжник, - и так
меня ему представили.
     - А почему вы зовете его дунадан? - в свою очередь спросил Фродо.
     - Дунадан! Его часто  так  называют  тут.  Ты,  наверное,  достаточно
знаешь язык эльфов: дун-адан, точнее,  по  их  произношению,  дун-эдайн  -
человек с запада. Но не  время  сейчас  для  уроков!  -  Он  повернулся  к
Бродяжнику. - Где вы были, друг мой? Почему вас  не  было  на  пиру?  Леди
Арвен здесь?
     Бродяжник серьезно посмотрел на Бильбо.
     - Я знаю, - сказал он. - Но  мне  часто  приходится  отказываться  от
веселья. Из  Диких  Земель  вернулись  Элнадан  и  Элрогир.  Они  принесли
новости, которые мне необходимо было услышать.
     - Но, дорогой друг, - сказал Бильбо,  -  теперь,  когда  вы  услышали
новости, не можете ли вы уделить мне немного  времени?  Мне  срочно  нужна
ваша помощь. Элронд велел мне до конца вечера закончить песню, я не  могу.
Отойдем в уголок и займемся ею.
     Бродяжник улыбнулся.
     - Идемте! - сказал он. - Я хочу ее послушать.
     Фродо на некоторое время остался  один,  потому  что  Сэм  уснул.  Он
чувствовал себя одиноким, хотя вокруг собралось все население Раздола.  Но
те, что находились с ним рядом, молча и внимательно слушали музыку и ни на
что не обращали внимания... Фродо тоже начал слушать.
     Как только он начал слушать,  красота  мелодии  и  благозвучных  слов
эльфийского языка, хотя он плохо понимал его,  очаровали  его.  Постепенно
слова начали приобретать какое-то значение, и перед ним открылись далекие,
никогда не виденные земли и удивительные прекрасные предметы. Огонь  очага
покрывал все золотистой  дымкой,  подобной  морской  пене  на  краю  мира.
Очарование все  больше  и  больше  охватывало  его.  Он  начал  дремать  и
почувствовал себя на берегу бесконечной реки из  расплавленного  золота  и
серебра. Слишком сложен был рисунок ее поверхности, он не мог понять его и
все глубже и глубже погружался он в сон.
     Долго блуждал он в королевстве сна, потом внезапно услышал голос. Это
был  голос  Бильбо,  читающего  стихи.  Вначале  слабо,  потом  все  яснее
раздавались слова.
     Песня кончилась. Фродо открыл глаза и увидел,  что  Бильбо  сидит  на
стуле в кольце слушателей, которые смеялись и аплодировали.
     - А теперь послушаем еще раз, - сказал эльф.
     Бильбо встал и поклонился.
     - Я польщен, Линдир, - сказал он. - Но повторять  всю  песню  слишком
утомительно - и для меня, и для всех.
     - Но не для вас, - возразили эльфы со смехом.  -  Мы  знаем,  что  вы
никогда не устаете повторять собственные стихи. Но мы не можем дать  ответ
на ваш вопрос, лишь один раз прослушав это.
     - Что! - воскликнул Бильбо. - Вы не можете сказать, какая часть  моя,
а какая дунадана?
     - Для нас не очень просто установить разницу между двумя смертными, -
сказал эльф.
     - Ерунда, Линдир, - фыркнул Бильбо. - Если вы не видите разницы между
человеком и хоббитом, значит у вас нет или меньше рассудительности, чем  я
считал. Они различаются, как горошина и яблоко.
     - Может быть. Овце каждая овца кажется другой, - засмеялся Линдир.  -
Или пастуху... Но мы не интересуемся смертными. У нас хватает своих дел.
     - Не буду спорить с вами, - сказал  Бильбо.  -  Я  хочу  спать  после
такого количества музыки и пения.
     Он встал и подошел к Фродо.
     - Ну, с этим покончено, - сказал он тихо.  Получилось  лучше,  чем  я
ожидал. Не часто меня просят повторить. Что ты об этом думаешь?
     - Не могу догадаться, - улыбаясь, сказал Фродо.
     - И не нужно. В сущности песня вся моя. Арагорн настоял  лишь,  чтобы
там был сильмариль. Он считал это очень важным. Не знаю, почему.  Он  лишь
прослушал все и сказал, что если я хочу читать стихи  о  Эрендиле  в  доме
Элронда, то это мое дело. Я думаю, он прав.
     - Не знаю, - сказал Фродо. - Чем-то оно мне нравится, хотя и не  могу
объяснить - чем. Я дремал, когда вы начали читать, и мне  показалось,  что
мой сон продолжается. Я не понимал до самого конца, что это вы читаете.
     - Тут трудно не уснуть, пока  не  привыкнешь,  -  заметил  Бильбо.  -
Хоббит никогда не будет иметь аппетита эльфов к музыке, поэзии и  сказкам.
Они любят их, как еду, и даже больше. Согласны слушать сколько угодно.  Не
ускользнуть ли нам для более спокойного разговора?
     - А можно?
     - Конечно. Это веселье, а не дело. Пока не шумишь, делай что угодно.
     Они встали, тихо отошли в тень и направились к двери.  Сэм  продолжал
спать  со  счастливой  улыбкой  на  лице.  Несмотря  на  свою  радость  от
присутствия Бильбо, Фродо  почувствовал  внезапное  сожаление,  когда  они
покинули зал огня. Когда они ступили на порог, сзади ясный  сильный  голос
начал песню:

                   Элберет Гилтониэль,
                   Силивен пенна мириель
                   О менел аглар элепат!
                   На-чаеред палан-дириель
                   О галадреимин эппорат,
                   Фануилок, ле линнатон
                   Неф аер, си неф аэрон!

     Фродо оглянулся. Элронд сидел в своем кресле,  и  огонь  освещал  его
лицо, как летнее солнце деревья. Рядом с ним сидела леди Арвен.  К  своему
удивлению, Фродо увидел, что рядом с ней стоит Бродяжник. Он отбросил свой
темный плащ и был одет как эльф: на груди его сияла звезда. Они говорили о
чем-то, и Фродо показалось, что Арвен взглянула на него, и  свет  ее  глаз
пронзил его сердце.
     Он стоял в очаровании, а мягкие звуки эльфийской  песни  падали,  как
драгоценные камни.
     - Это песня Элберет, - сказал Бильбо. - И они будут петь ее и  другие
песни благословенного королевства всю ночь напролет. Идем!
     Он провел Фродо в свою  маленькую  комнату.  Она  выходила  в  сад  и
смотрела на юг, на каньон Бруинена. Некоторое время они сидели,  глядя  на
яркие звезды над круто вздымающимися  лесами,  и  тихонько  разговаривали.
Больше они не говорили  ни  о  маленьких  новостях  Удела,  ни  о  тени  и
опасностях, окруживших их, но  о  прекрасных  вещах,  которые  они  вместе
видели в мире, об эльфах, о звездах, о деревьях и о мягком падении  листвы
в лесу.
     Наконец послышался стук в дверь.
     - Прошу прощения, - сказал, просовывая в дверь голову, Сэм,  -  но  я
просто хотел узнать, не нужно ли вам чего-нибудь.
     - А я прошу твоего прощения, Сэм  Скромби,  -  ответил  Бильбо.  -  Я
решил, что ты желаешь, чтобы твой хозяин отправился в постель.
     - Ну, сэр, завтра рано утром Совет, а  он  сегодня  впервые  встал  с
постели.
     - Совершенно верно, Сэм, - рассмеялся Бильбо. - Можешь отправиться  и
сказать Гэндальфу, что он пошел спать. Доброй ночи, Фродо! Как хорошо было
снова увидеть тебя! Никто, кроме хоббита, не  поймет,  что  такое  хороший
разговор. Я становлюсь стар и задумываюсь, увижу ли  я  твои  главы  нашей
истории. Доброй ночи! Я прогуляюсь и посмотрю на звезду Элберет  из  сада.
Спи спокойно!

                               2. СОВЕТ ЭЛРОНДА

     На следующее утро Фродо проснулся  рано,  чувствуя  себя  здоровым  и
освеженным. Он прошел на террасу  над  громкозвучным  Бруиненом  и  оттуда
следил за бледным, холодным солнцем,  восходящим  над  далекими  горами  и
посылающим свои лучи сквозь тонкий  серебряный  туман.  Роса  сверкала  на
желтых листьях, и тонкие сети осенней паутины дрожали на каждой ветви. Сэм
шел за Фродо, ничего не говоря, но принюхиваясь к воздуху и  с  удивлением
снова и снова поглядывая на огромные пики на востоке. На них белел снег.
     У поворота дороги они увидели вырезанную из  камня  скамью.  На  ней,
погрузившись в разговор, сидели Гэндальф и Бильбо.
     - Доброе утро! - сказал  Бильбо.  -  Ты  чувствуешь  себя  готовым  к
большому Совету?
     - Я готов ко всему, - ответил Фродо. - Но больше всего  мне  хотелось
бы сегодня побродить по долине. Хочу пройти вон в ту сосновую рощу,  -  он
указал на дальний склон Раздола к северу.
     - У тебя будет такая возможность позже. Пока не стоит строить  планы,
- сказал Гэндальф. - Нам многое нужно выслушать и обсудить сегодня.
     В это время послышался чистый звон колокольчика.
     -  Это  призывный  колокол  Совета  Элронда.  Идемте!  -   воскликнул
Гэндальф. - Вы оба, с Бильбо, приглашены.
     Фродо и Бильбо быстро пошли по вьющейся тропе вслед за магом назад  к
дому, за ними, не приглашенный и в данный момент забытый, шел Сэм.
     Гэндальф провел их к порогу, где накануне вечером Фродо  нашел  своих
друзей. В долине теперь царил свет ясного осеннего утра. От пенящейся реки
доносилось журчание воды. Пели птицы, и всеобъемлющий мир лежал на  земле.
Для Фродо его опасное бегство и разговоры  о  Тьме,  сгущающейся  в  мире,
превратились теперь в воспоминания о беспокойном сне, но лица  собравшихся
на Совет были серьезны.
     Здесь был Элронд, вокруг  него  молча  сидело  еще  несколько.  Фродо
увидел Всеславура и Глоина. В углу одиноко сидел Бродяжник, вновь одетый в
свою старую изношенную одежду. Элронд пригласил Фродо сесть рядом с  собой
и представил его собравшимся, сказав:
     - Это, друзья мои, хоббит Фродо, сын Дрого. Мало  кто  прибывал  сюда
сквозь большие опасности и с более важным делом.
     Затем он назвал тех, кого Фродо не встречал раньше. Рядом  с  Глоином
сидел молодой гном, это был его сын Гимли. Возле Всеславура было несколько
членов Совета из дома Элронда, главным среди них был Эрестор, был здесь  и
Гилдор, эльф из Серебристых гаваней, прибывший  с  поручением  от  Сирдана
Корабела. Здесь был также незнакомый эльф, одетый в зеленое и  коричневое,
- Леголас, вестник от  своего  отца  Трандуила,  короля  эльфов  северного
Лихолесья. А  немного  в  стороне  сидел  высокий  человек  с  красивым  и
благородным лицом, темноволосый и сероглазый, гордый и строгий на взгляд.
     Он был в плаще  и  сапогах,  как  будто  приготовился  к  путешествию
верхом, и хотя его одежда была богатой, а плащ подбит мехом, они несли  на
себе  следы  долгого  путешествия.  На  нем  было  серебряное  ожерелье  с
единственным белым камнем, локоны его спускались  на  плечи,  на  перевязи
висел большой рог, отделанный серебром, теперь этот рог лежал  у  него  на
коленях. Он с внезапным удивлением взглянул на Фродо и Бильбо.
     - Это, - сказал Элронд, поворачиваясь к Гэндальфу, - Боромир, человек
с юга.  Он  прибыл  сегодня  утром  и  просит  совета.  Я  же  просил  его
присутствовать, потому что он здесь получит ответы на свои вопросы.
     Не  все,  о  чем  говорилось  и  что  обсуждалось  на  Совете,  нужно
пересказывать. Многое было сказано о событиях в мире, особенно  на  юге  и
землях к востоку от гор. Фродо слышал об этом многое,  но  рассказ  Глоина
был новым для него, и когда гном заговорил,  он  слушал  его  внимательно.
Очевидно, несмотря на  занятость  великолепными  работами,  сердца  гномов
Одинокой Горы были обеспокоены.
     - Много лет назад, - сказал Глоин, - тень беспокойства легла  на  наш
народ.  Откуда  она  пришла,  мы  вначале  не  могли  понять.  По  секрету
передавались  слова:   говорили,   что   мы   закрылись   в   ограниченном
пространстве,  а  в  широком  мире  можно  найти   большие   богатства   и
великолепие. Некоторые говорили о Мории: о подземельях, сделанных  трудами
отцов, в нашем языке они называются Казад-Дум, утверждали, что  сейчас  мы
достаточно сильны, чтобы вернуться туда.
     Глоин вздохнул.
     - Мория! Мория! Чудо северного мира! Слишком глубоко мы зарылись  там
и разбудили Огненное Лихо. Долго лежали пустыми ее обширные  дворцы  после
бегства детей Дьюрина. Теперь мы вновь говорили о ней с желанием, но в  то
же время со страхом: ни один гном не осмеливался пройти в двери Казад-Дума
на протяжении жизни многих королей, ни один, кроме Трора, да и тот  погиб.
Наконец, однако, Балин, послушался шепчущих и решил идти: и хотя Дейн  дал
разрешение очень неохотно, Балин взял с собой Ори и Оина и  многих  других
гномов, и они отправились на юг.
     Это было почти тридцать лет назад. Некоторое время мы получали от них
известия, и новости казались хорошими: в сообщениях  говорилось,  что  они
достигли Мории и начали там большие работы. Затем наступило молчание, и  с
тех пор из Мории не пришло ни слова.
     Примерно с год назад к Дейну прибыл вестник, но не  из  Мории,  а  из
Мордора. Ночью всадник вызвал Дейна. Великий Саурон, так он сказал, желает
дружить с нами. За это он даст нам Кольца,  как  давал  когда-то.  Всадник
расспрашивал о хоббитах - кто они и где живут.
     - Ибо Саурон знает, - сказал он, - что одного из хоббитов вы  в  свое
время знавали.
     Мы были сильно обеспокоены и не дали никакого ответа.  А  он  понизил
голос, как бы желая смягчить его. "Как свидетельство вашей дружбы,  Саурон
просит, - сказал он, - чтобы вы отыскали этого  вора  -  таковы  были  его
слова, - и отобрали у  него,  силой  или  добровольно,  маленькое  Кольцо,
украденное им. Это всего лишь каприз Саурона и доказательство вашей доброй
воли. Найдите его, и три  Кольца,  которыми  в  древности  владели  короли
гномов, снова будут вашими, вашим  будет  и  королевство  Мория.  Сообщите
только сведения об этом воре - где он сейчас живет, - и  получите  большую
награду и дружбу повелителя. Если откажетесь, скоро пожалеете об этом.  Вы
отказываетесь?
     Последние слова его напоминали  свист  змеи,  и  все  стоявшие  рядом
содрогнулись, но Дейн сказал: "Я не говорю ни "да",  ни  "нет".  Я  должен
обдумать  сообщение  и  понять,  что   скрывается   под   его   прекрасной
наружностью".
     "Обдумывайте, но не слишком долго", - был ответ.
     "Сколько времени я буду думать, это мое дело", - заметил Дейн.
     "Пока", - сказал всадник и отъехал в темноту.
     Тяжелыми  были  сердца  наших  вождей  этой  ночью.  Не  нужно   было
вслушиваться в слова посланника, чтобы расслышать в них угрозу и обман. Мы
знали силу Мордора и то, что ее характер не изменился: много раз в прошлом
Мордор предавал нас. Дважды возвращался вестник и  не  получал  ответа.  В
третий и в последний раз, как он это отметил, он сказал,  что  вернется  в
конце года.
     Тогда я был послан Дейном, чтобы  предупредить  Бильбо,  что  за  ним
охотится враг, и узнать, если возможно, почему это  враг  так  желает  это
Кольцо. Нам нужен также совет Элронда.  Тень  растет  и  приближается.  Мы
узнали, что вестники приезжали также к королю Брэнду в Дейл и  что  король
испуган этим. Мы опасаемся, что он  может  уступить.  К  тому  же  на  его
восточных границах собирается  война.  Если  мы  не  ответим,  враг  может
двинуть подвластных ему людей на короля Брэнда и на Дейна.
     - Вы хорошо сделали, что  пришли,  -  сказал  Элронд.  -  Сегодня  вы
услышите достаточно, чтобы понять  цели  врага.  Вам  ничего  не  остается
делать, только  сопротивляться  -  с  надеждой  или  без  нее.  Но  вы  не
останетесь в одиночестве. Вы  узнаете,  что  ваша  тревога  -  лишь  часть
тревоги всего западного мира. Кольцо! Что нам делать с Кольцом, величайшим
из колец, "капризом"  Саурона?  Это  главный  вопрос,  который  мы  должны
решить.
     Именно для этого вы созваны сюда. Созваны, сказал я,  хотя  никто  не
знал вас, странников из отдаленных земель. Вы пришли  сюда  и  встретились
здесь, в это мгновение времени. Это может показаться случайностью. Но  это
не так. Так предназначено, что именно мы, и никто другой,  должны  держать
совет, как победить зло в мире.
     Мы будем открыто говорить о том, что  было  скрыто  для  всех,  кроме
немногих, до этого дня. И вначале, чтобы все могли понять, в чем заключена
опасность, должно быть рассказано сказание о Кольце с самого начала  и  до
сегодняшнего дня. Я начну это сказание, а другие закончат.
     Все слушали, а Элронд своим ясным голосом рассказывал о Сауроне  и  о
Кольцах Власти, которые были  выплавлены  давным-давно,  во  второй  эпохе
мира. Некоторые из присутствующих знали часть этого сказания, но полностью
не знал никто, и множество глаз с ужасом устремлялось на Элронда, когда он
рассказывал об эльфийских кузнецах Эрегиона и их дружбе с  Морией,  об  их
страсти к знаниям, из-за чего Саурон и заманил их в ловушку. Ибо тогда  он
не проявлял открыто своей злой сущности, и они приняли его помощь и  стали
могучими в своем мастерстве, а он в это время узнал их секреты,  и  предал
их, и тайно выплавил в горном огне Кольцо, чтобы быть  их  господином.  Но
Келебримбор разгадал его намерения и  спрятал  сделанные  им  три  Кольца,
после этого  была  война,  и  земля  лежала  опустевшей,  а  ворота  Мории
закрылись.
     Через  все  последующие  годы  выискивал  он  след  Колец,   но   все
подробности сказания о Кольце, как их  изложил  Элронд,  здесь  невозможно
изложить. Ибо это долгая история,  полная  деяний  великих  и  ужасных.  И
прежде чем  Элронд  кончил,  солнце  высоко  поднялось  на  небе,  и  утро
закончилось.
     Он говорил о Нуменоре, его славе и падении, и о  возвращении  королей
людей в Средиземье из глубины моря, королей, принесенных на крыльях  бури.
Затем Элендил Высокий и  его  могучие  сыновья  Исилдур  и  Анарион  стали
великими повелителями, они основали Северное королевство в Арноре, и Южное
- в Гондоре, у устья Андуина. Но Саурон из Мордора напал на них,  и  тогда
они заключили последний  союз  людей  и  эльфов,  и  войска  Гил-Гэлада  и
Элендила господствовали в Арноре.
     Элронд помолчал немного и вздохнул.
     - Я хорошо помню великолепие  их  знамен.  Они  напомнили  мне  славу
древних дней войска Белерианда, где было собрано много великих  принцев  и
военачальников, - сказал он. - И все же не так много, и были  они  не  так
прекрасны, как когда был взят Тангородрим, и эльфы  решили,  что  со  злом
покончено навсегда. Но это было не так.
     - Вы помните? - спросил Фродо, к своему  изумлению,  громко  высказав
свою мысль. - Но я думал, - он запнулся, так как Элронд обернулся к  нему,
- я думал, что падение Гил-Гэлада произошло давным-давно.
     - Это правда, - серьезно ответил  Элронд,  -  но  память  моя  уходит
глубоко в древние дни. Отцом моим был Эрендил, родившийся в  Гондолине  до
его падения, а матерью - Эльвинг, дочь Диора, сына Лютиен  из  Дориата.  Я
видел три эпохи западного мира, видел много поражений и  много  бесплодных
побед.
     Я был оруженосцем Гил-Гэлада и двигался с его войском. Я участвовал в
битве при Догорладе у черных ворот Мордора, где мы победили: никто не  мог
противостоять Англосу - копью Гил-Гэлада и  Нарсилу  -  мечу  Элендила.  Я
видел последнюю схватку на склонах Ородруина, где  умер  Гил-Гэлад  и  пал
Элендил, и Нарсил сломался под ним, но Саурон был  низвергнут,  а  Исилдур
отрубил с его руки Кольцо рукоятью меча своего отца и взял его себе.
     Тут его прервал чужеземец Боромир.
     - Так вот что случилось с  Кольцом!  -  воскликнул  он.  -  Если  это
сказание и было когда-то известно на юге, то теперь оно  давно  забыто.  Я
слышал о Великом Кольце того, кого мы не называем по имени, но мы  верили,
что оно исчезло из мира, в руинах его первого  королевства.  Исилдур  взял
его. Вот это новость!
     - Увы, да! - сказал Элронд. - Исилдур его взял, а не должен был.  Его
нужно было бросить в огонь Ородруина вместе с рукой, сотворившей  его.  Но
мало кто заметил, что сделал Исилдур.  Он  один  стоял  рядом  с  отцом  в
последней смертельной схватке, а рядом с Гил-Гэладом стояли Сирдан и я. Но
Исилдур не стал слушать наши советы.
     "Я беру это как виру за моего отца и брата", - сказал он.  Вскоре  он
был предан Кольцом и погиб, и поэтому на  севере  его  назвали  проклятием
Исилдура. Но смерть, вероятно, лучше, чем то, что ожидало его.
     Только на севере стало это известно, да и то  лишь  немногим.  Ничего
удивительного, что вы не слышали об этом, Боромир. С руин  полей  радости,
где погиб Исилдур, лишь три  человека  после  долгих  блужданий  по  горам
вернулись назад. Один из них  был  Отар,  оруженосец  Исилдура,  тот,  кто
принес обломки меча Элендила. Он отдал их Валендилу, наследнику  Исилдура.
Тот, будучи ребенком, оставался здесь, в Раздоле. Но Нарсил был  разбит  и
блеск его исчез, и его не сковали вновь.
     Бесполезной назвал я победу Последнего Союза? Это не совсем так, хотя
окончательного результата она не достигла.  Саурон  был  ослаблен,  но  не
уничтожен. Кольцо его было потеряно, но не  уничтожено.  Башня  Тьмы  была
разбита, но основание ее осталось: оно было создано властью Кольца, и пока
существует Кольцо, его невозможно разрушить. Множество  эльфов,  множество
могучих людей, множество их друзей погибло в войне.  Убит  был  Анарион  и
Исилдур был убит. Не  стало  Гил-Гэлада  и  Элендила.  Никогда  больше  не
создавался  подобный  союз  эльфов  и  людей:  люди  умножились,   а   вот
перворожденные уменьшились, и эти две расы разошлись. И с тех пор  потомки
Нуменора пришли в упадок, и продолжительность их жизней сократилась.
     На севере после войны и резни на полях радости люди запада  пришли  в
упадок, и их город Аннуминас у озера Эвендим превратился в руины.  Потомки
Валендила ушли оттуда и жили  в  Форносте  на  высоких  северных  склонах.
Сейчас это место тоже обезлюдело. Люди называют его Плотиной  Мертвецов  и
боятся его.  Народ  Арнора  рассеялся,  враги  одолели  его,  времена  его
господства минули, оставив только зеленые курганы на травянистых холмах.
     На юге королевство Гондор продержалось  долго,  некоторое  время  его
великолепие росло, напоминая мощь Нуменора перед его  падением.  Эти  люди
строили высокие башни, сильные крепости  и  гавани  для  множества  судов.
Крылатая корона  их  королей  наводила  страх  на  множество  разноязычных
народов.  Главным  городом  их  был  Осгилиат,  звездная  крепость,  через
середину которого протекала река. На  востоке,  в  отрогах  гор  тени  они
построили Минас Итил, башню Восходящей Луны, на западе  у  подножия  белых
гор - Минас Анор, башню Садящегося Солнца. Там, при дворе  королей,  росло
белое дерево, семя этого дерева пронес Исилдур через глубокие воды, а  еще
раньше семя это пришло из Эрессии, а туда - с крайнего запада в дни, когда
мир был молод.
     Но в быстром потоке лет потомство Анариона пришло в упадок,  и  кровь
нуменорцев смешалась с менее благородной кровью.  Стража  у  стен  Мордора
спала, и темные существа проползли к  Горгороту.  Злые  силы  увеличились,
захватили Минас Итил и поселились в нем, превратив его в  место  ужаса,  и
они назвали его Минас Моргул, башня  темных  сил.  Затем  Минас  Анор  был
переименован в Минас Тирит, башню  стражи,  и  эти  два  города  постоянно
воевали друг с другом, а Осгилиат, лежавший между ними, люди  покинули,  а
тени бродили в его руинах.
     Так было на протяжении многих  людских  поколений.  Властители  Минас
Тирита продолжают борьбу, сражаясь с нашими врагами и  охраняя  проход  по
реке от Аргоната до моря. А теперь та часть сказания, которую я должен был
сообщить, близка к концу. В дни Исилдура Кольцо власти потерялось,  и  три
Кольца освободились от его господства. Но теперь, в наши дни, вновь растет
опасность: к нашему горю, Кольцо найдено. Другие расскажут о том, как  это
было, я же играл в этом деле маленькую роль.
     Он замолчал, но тут же, высокий и гордый, встал Боромир.
     - Позвольте мне, мастер Элронд, - сказал он, - вначале  рассказать  о
Гондоре, ибо я прибыл из самого  Гондора.  Всем  следует  знать,  что  там
происходит. Мало кто знает о наших  деяниях,  и  поэтому  никто  не  может
правильно оценить опасность,  которая  будет  подстерегать  вас,  если  мы
потерпим поражение.
     Не верьте, что в земле Гондор ослабла кровь Нуменора, что забыты  его
гордость и достоинство. Наше мужество сдерживает натиск дикарей востока  и
ужас Моргула. На нас, оплоте запада, зиждется  мир  и  свобода  земель  за
нами. Но если укрепления на реке будут сданы, что тогда?
     А этот час, может быть уже недалек. Неназываемый враг снова  восстал.
Дымы поднимаются с Ородруина,  который  мы  называем  Горой  Судьбы.  Сила
черной земли растет, и мы глубоко встревожены. Когда враг  вернулся,  наши
люди были отогнаны от Итилиона - нашей области на восток от реки, хотя  мы
и сохранили там плацдарм и держали войска. Но в этом году, в июне,  Мордор
внезапно напал на нас, и мы были изгнаны оттуда. Враг превосходил  нас  по
численности, так как Мордор заключил союз с жителями востока и со свирепым
харадримом. Но не только из-за меньшей численности потерпели мы поражение.
Мы встретились с силой, с которой не встречались раньше.
     Некоторые говорят, что видели огромного черного всадника, темную тень
на фоне луны. Где появлялся он, безумие охватывало наших врагов, а  нашими
самыми храбрыми воинами овладевал страх, так что люди и лошади отступали и
бежали.  Только  остатки  нашего  восточного  войска  вернулись,  разрушив
последний мост, все еще стоявший в руинах Осгилиата.
     Я был в отряде, удерживавшем мост, пока он не обрушился за нами. Лишь
четверо из отряда спаслись вплавь: мой брат, я и еще двое.  Мы  продолжали
сражаться,  удерживая  западный  берег  Андуина.  Те,  кого  мы  защищали,
восхваляли нас, когда слышали наши имена: много  хвалы,  но  мало  помощи.
Теперь только люди Рохана отзываются на нашу просьбу о помощи.
     В эти злые времена я пришел с просьбой  к  Элронду,  преодолев  много
опасных лиг, сто десять дней путешествовал я в одиночестве. Но  я  не  ищу
союзников в войне. Сказано, что сила Элронда в мудрости, а не в оружии.  Я
пришел просить совета и разгадки таинственных слов.  Ибо  перед  внезапным
нападением брат мой увидел сон, а потом этот сон повторился  у  него  и  у
меня.
     Во сне я видел, как сгустилась тьма на востоке, слышался гром, но  на
западе сохранялся бледный свет, и оттуда я услышал голос,  отдаленный,  но
ясный. Голос говорил:

                   Ищи меч, который сломан:
                   Он находится в Имладрисе;
                   Там будет Совет,
                   Крепче заклинаний Моргула.
                   Там будет знак,
                   Что близко судьба,
                   Ибо проснулось проклятие Исилдура
                   И невысоклик уже пришел.

     Мы мало что поняли из этих слов и рассказали о  них  отцу,  Денетору,
повелителю Минас Тирита, знающему сказания Гондора. Он сказал только,  что
Имладрис - это древнее эльфийское  название  северной  долины,  где  живет
Элронд-полуэльф, величайший из  знающих  сказания.  Мой  брат,  видя,  как
отчаянно наше положение, склонен был поверить в сон и ехать в Имладрис: но
так как путь полон опасностей, я решил проделать его сам. С трудом получил
я согласие отца  и  долго  блуждал  по  забытым  дорогам,  разыскивая  дом
Элронда, ибо многие слышали о нем, но мало кто знал, где он находится.
     - И здесь, в доме Элронда, многое станет  ясным  для  вас,  -  сказал
Арагорн, вставая. Он положил свой  меч  на  стол  перед  Элрондом,  и  все
увидели, что меч состоит из двух обломков.  -  Вот  меч,  который  сломан!
сказал он.
     - Кто вы и какое  вам  дело  до  Минас  Тирита?  -  спросил  Боромир,
удивленно глядя на строгое лицо скитальца и его изношенную одежду.
     - Это Арагорн, сын Арахорна, - объяснил Элронд, - он  прямой  потомок
(через много поколений) Исилдура, сына Элендила из Минас Итила.  Он  вождь
дунаданов с севера, и мало осталось людей из его рода.
     - Значит, оно принадлежит  вам,  а  вовсе  не  мне!  -  воскликнул  в
изумлении Фродо, как будто ожидал, что Кольцо немедленно потребуют у него.
     - Оно не принадлежит никому из нас, но так было предначертано,  чтобы
вы владели им некоторое время, - сказал Арагорн.
     - Достань Кольцо, Фродо! -  торжественно  сказал  Гэндальф.  -  Время
пришло. Подними его, и тогда Боромир разгадает свою загадку.
     Наступила тишина, и глаза всех обратились к  Фродо.  Он  был  охвачен
внезапным смущением и страхом, к тому же ему очень не  хотелось  доставать
Кольцо. Он хотел бы оказаться далеко отсюда. Кольцо сверкало  и  блестело,
когда он поднял его перед собой дрожащими пальцами.
     - Смотрите на проклятие Исилдура! - сказал Элронд.
     Глаза Боромира сверкнули при виде золота.
     - Невысоклик! - пробормотал  он.  -  Неужели  решается  судьба  Минас
Тирита? Но зачем мы тогда искали сломанный меч?
     - Во сне говорилось не о судьбе Минас Тирита,  -  сказал  Арагорн.  -
Судьба всего мира, судьба великих деяний перед нами. Сломанный меч  -  это
меч Элендила, он сломался, когда сам Элендил пал.  Все  наследие  Элендила
утрачено, но эти обломки меча передавались из поколения в поколение: среди
нас передавалось старое предание, что  меч  будет  сплавлен  вновь,  когда
будет найдено Кольцо - проклятие Исилдура. Теперь, когда перед  вами  этот
меч, чего вы хотите? Хотите ли вы, чтобы дом  Элендила  вернулся  в  землю
Гондора?
     - Я послан не  затем,  чтобы  просить  о  благодеянии,  а  только  за
разгадкой сна, - гордо ответил Боромир. - Но мы  в  тяжелом  положении,  и
помощь меча Элендила необходима нам, если только она  действительно  может
вернуться из тени прошлого...
     Он вновь взглянул на Арагорна, и сомнение было в его взгляде.
     Фродо почувствовал, как  рядом  с  ним  нетерпеливо  заерзал  Бильбо.
Очевидно, он был раздражен поведением своего  друга.  Внезапно  встав,  он
выкрикнул:

                   Древнее золото редко блестит,
                   Древний клинок - ярый!
                   Выйдет на битву король-Следопыт.
                   Зрелый - не значит старый.
                   Позарастают беды быльем,
                   Вспыхнет клинок снова,
                   И короля назовут королем
                   В честь короля иного.

     Не очень хорошо, но кстати, - если вам нужно что-то еще,  кроме  слов
Элронда. Если уж вы проделали путешествие в сто десять  дней,  вслушайтесь
внимательно. - И, фыркнув, он сел на место.
     - Я сам сочинил это, - прошептал он Фродо, - для дунадана,  когда  он
впервые рассказал мне о себе. Я страстно желаю, чтобы мои  приключения  не
кончились и чтобы я мог пойти с ним, когда придет его день.
     Арагорн улыбнулся ему, потом вновь повернулся к Боромиру.
     - Что касается меня, то я прощаю ваши сомнения, - сказал он. - Я мало
напоминаю фигуры Элендила и  Исилдура,  могучие  статуи  которых  стоят  в
землях, в залах Денетора. Я всего лишь потомок Исилдура, а не сам Исилдур.
Я прожил тяжелую и долгую жизнь; и расстояние отсюда  до  Гондора  -  лишь
малая часть моих странствий. Я пересек много  гор  и  рек,  перешел  много
равнин и даже блуждал в далеких странах Ран и Харад, где светят незнакомые
звезды.
     Но мой дом, если он  у  меня  есть,  на  севере.  Ибо  здесь  потомки
Валендила жили много поколений, и линия их не прерывалась от отца к  сыну.
Дни наши были тяжкими, мы пришли  в  упадок,  но  меч  передавался  новому
хранителю. И вот еще что я скажу  вам,  Боромир,  прежде  чем  кончу.  Мы,
скитальцы, одинокие бродяги, охотники - но охотимся мы за  слугами  врага.
Ибо их можно найти во многих местах, а не только в Мордоре.
     Если бы Гондор, Боромир, был несокрушимой  крепостью,  мы  играли  бы
другую роль. Ваши крепкие стены и яркие  мечи  не  встречались  со  многим
злом. Вы мало знаете о землях, лежащих за вашими границами. Мир и свобода,
говорите вы? Север мало знал бы их, если бы не мы. Страх уничтожил бы все.
Но когда из бездомных холмов и  бессолнечных  лесов  выползает  Тьма,  она
встречается с нами. Какие дороги были бы безопасны, какие  земли  были  бы
спокойны, кто мог бы спокойно спать в своем доме, если бы дунаданы  уснули
или все сошли в могилы?
     И однако мы получаем меньше благодарностей, чем  вы.  Путешественники
смеются над нами, крестьяне дают  нам  презрительные  клички.  Для  одного
толстого человека, живущего в  однодневном  переходе  от  врагов,  которые
оледенили бы его сердце и разрушили бы его поселок, если бы мы не охраняли
его постоянно, я всего лишь Бродяжник. Однако мы и не стремимся  к  иному.
Если простой народ свободен от забот и страха, пусть живет в неведении,  а
мы будем скрываться, как и раньше. Таков долг моего рода, пока идут годы и
растет трава.
     Но  мир  вновь  изменился.  Теперь  настали  новые  времена.  Найдено
проклятье Исилдура. Скоро битва. Меч должен быть сплавлен вновь. Я приду в
Минас Тирит.
     - Вы говорите, что найдено проклятье Исилдура, - сказал Боромир. -  Я
вижу яркое Кольцо в руке невысоклика, но  Исилдур  погиб  до  начала  этой
эпохи нашего мира. Откуда же мудрые знают, что это его Кольцо? И  как  оно
прошло  через  все  эти  годы  и  было  принесено  сюда  таким   необычным
посланником?
     - О этом будет рассказано, - сказал Элронд.
     - Не сейчас, прошу вас, мастер! - сказал Бильбо. - Уже полдень,  и  я
чувствую необходимость подкрепиться.
     - Я не называл вас, - с улыбкой сказал Элронд.  -  Но  сейчас  я  вас
называю. Приступайте! Расскажите вашу историю. И если вы еще  не  изложили
ее стихами, можете рассказать прозой. Чем короче, тем быстрее  вы  сможете
отдохнуть.
     - Хорошо, - согласился Бильбо. - Я выполню  вашу  просьбу.  Сейчас  я
правдиво  расскажу  эту  историю,  и  если  кто-нибудь  раньше  слышал  ее
по-другому, - тут он искоса поглядел  на  Глоина,  -  прошу  забыть  ее  и
извинить меня. Я лишь хотел сохранить у себя это сокровище и избавиться от
слова вор, которое мне было сказано.  Теперь  я  несколько  лучше  понимаю
положение. Вот что произошло на самом деле.
     Для некоторых рассказ Бильбо был абсолютно нов, и  они  с  удивлением
слушали, как старый хоббит рассказывал о своей встрече с Голлумом.  Он  не
пропустил ни одной загадки. Он так же  рассказал  бы  о  своем  прощальном
приеме и исчезновении из Удела, если бы ему позволили,  но  Элронд  поднял
руку.
     - Хорошо рассказано, мой друг, - сказал он, - но на сегодня довольно.
Нам достаточно знать, что Кольцо перешло к Фродо, вашему наследнику. Пусть
теперь говорит он!
     Тогда, менее охотно,  чем  Бильбо,  Фродо  рассказал  обо  всем,  что
произошло с Кольцом с того дня, как оно к нему перешло. Рассказ  о  каждом
его шаге на пути от Хоббитона к броду Бруинен  сопровождался  вопросами  и
обсуждением. У него расспрашивали все,  что  он  мог  вспомнить  о  Черных
Всадниках. Наконец он кончил и сел.
     - Неплохо, - сказал ему Бильбо. - Ты  сделал  бы  из  этого  неплохой
рассказ, если бы тебя не прервали. Я пытался записать кое-что, но мы потом
вернемся к этому, и пока ты здесь, нужно записать несколько глав!
     - Да, это длинная история, - ответил Фродо, - но мне она кажется  все
еще незаконченной. Я хочу многое узнать, особенно о Гэндальфе.
     Сидевший рядом Гилдор услышал его слова.
     - Вы высказали и мое желание, - сказал он  Фродо  и,  повернувшись  к
Элронду, воскликнул. - У мудрых есть  достаточно  оснований  считать,  что
драгоценность невысоклика - действительно великое Кольцо, хотя это кажется
невероятным  тем,  кто  знает  меньше.  Но   нельзя   ли   нам   выслушать
доказательства? Я хотел бы узнать также, что  с  Саруманом?  Он  сведущ  в
сказании о Кольце, но его, однако, нет среди нас. Каков был бы его совет -
если он знает то, что известно нам?
     - Вопросы, которые ты задал, Гилдор, связаны между собой,  -  ответил
Элронд. - Я ждал их, и на них будет  дан  ответ.  Но  эту  часть  сказания
должен прояснить Гэндальф: я прошу рассказать его.
     -  Некоторые,  Гилдор  -  начал  Гэндальф,  -  сочли  бы  достаточным
доказательством  новости   Глоина   и   преследование   Фродо.   Все   это
свидетельствует о том, что невысоклик принес вещь, представляющую огромную
ценность для врага.  Однако  это  Кольцо.  Которое  же?  Девятью  Кольцами
владеют назгулы, семь колец захвачены или уничтожены. -  При  этих  словах
Глоин зашевелился, но ничего не сказал. - О трех мы знаем. Что же  это  за
одно Кольцо, которого он так желает?
     Действительно, много времени пролегло  между  рекой  и  горой,  между
утратой и находкой. Но пробел в знаниях мудрых  наконец  заполнен.  Однако
очень поздно. Ибо враг близко, ближе, чем я опасался. И хорошо еще, что он
до этого года, до этого лета не узнал всей правды.
     Некоторые могут вспомнить, что много лет назад я сам осмелился пройти
в двери некроманта в Дол-Гулдуре и тайно расследовать его  пути.  Тогда  я
обнаружил, что наши опасения оказались справедливыми:  некромант  оказался
не кем иным, как Сауроном, нашим древним врагом, вновь принявшим  форму  и
обретшим власть. Некоторые также помнят, что Саруман  отговаривал  нас  от
прямых действий против него и поэтому мы долгое время ограничивались  лишь
наблюдениями за ним. Но, наконец, когда его тень выросла, Саруман  сдался,
и Совет постановил напрячь силы и изгнать зло из Чернолесья - это  было  в
год находки Кольца: странное совпадение, если только это совпадение.
     Но уже было поздно, как и предсказывал Элронд. Саурон также следил за
нами и давно готовился к нашему удару, управляя  Мордором  издалека  через
Минас Моргул, где живут девять его слуг. Когда все было готово, он вначале
отступил перед нами, но только притворился бегущим, вскоре после этого  он
появился в Башне Тьмы и открыто объявил о себе. Тогда наш Совет собрался в
последний раз: мы узнали, что он упорно ищет Кольцо. Мы опасались, что  он
получил о нем какие-то сведения, которых мы не знаем. Но  Саруман  сказал,
что нет, и повторил то, что он и раньше говорил  нам:  Кольцо  никогда  не
будет найдено в Средиземье.
     - В самом худшем случае, - сказал он. - Наш враг узнает,  что  у  нас
нет Кольца, что оно еще не найдено. И подумает: то,  что  до  сих  пор  не
найдено, найдется потом. Не бойтесь!  Надежда  обманет  его.  Разве  я  не
изучал это дело? Великое Кольцо упало в Андуин, давным-давно, пока  Саурон
спал, волны реки унесли его в море. Там оно и будет лежать до конца.
     Гэндальф замолчал и  долго  глядел  на  восток,  на  далекие  вершины
туманных гор, у могучих корней которых так долго была скрыта опасность для
мира. Он вздохнул.
     - Здесь я допустил ошибку,  -  сказал  он.  -  Меня  успокоили  слова
Сарумана Мудрого, и если бы я  раньше  узнал  правду,  опасность  была  бы
меньше.
     - Мы все ошиблись, - сказал Элронд, - и если бы не ваша отвага, Тьма,
может быть, уже овладела бы нами. Но продолжайте!
     - Вначале у меня появилось дурное предчувствие, - сказал Гэндальф,  -
и я, вопреки всякому разуму, пожелал узнать,  как  этот  предмет  попал  к
Голлуму и как долго он владел им. Поэтому я установил за  ним  наблюдение,
решив, что  он  рано  или  поздно  выйдет  из  темноты  на  поиски  своего
сокровища. Он действительно вышел, но исчез, и я не смог его найти. Увы! Я
предоставил событиям идти своим чередом, только наблюдая со  стороны,  как
мы слишком часто делали.
     Проходило время  с  множеством  забот,  но  вот  мои  сомнения  вновь
проснулись и перешли во внезапный страх.  Откуда  пришло  Кольцо  хоббита?
Что, если мой страх оправдан, делать с ним? Я должен был  найти  ответ  на
эти вопросы. Но я никому не говорил о  своих  страхах,  зная,  как  опасен
подслушанный шепот, если о нем станет известно. В долгих войнах  с  Башней
Тьмы измена была нашим главным противником.
     Это было семнадцать лет назад.  Скоро  я  узнал,  что  шпионы  разных
видов, включая птиц и зверей,  собираются  у  границ  Удела  и  страх  мой
возрос. Я обратился за помощью к дунаданам, и их бдительность удвоилась. Я
также раскрыл свое сердце перед Арагорном, потомком Исилдура.
     - А я, - добавил Арагорн, -  посоветовал  отыскать  Голлума,  хотя  и
могло показаться, что уже поздно.  И  поскольку  казалось  очевидным,  что
потомок Исилдура должен помочь загладить его вину, я вместе  с  Гэндальфом
принял участие в долгих и безнадежных поисках.
     Затем Гэндальф рассказал, как они исходили все дикие земли вплоть  до
гор тени и до границ Мордора.
     - Здесь мы уловили слухи о нем и предположили, что  он  долго  прожил
здесь в темных холмах, но мы не нашли его, и я отчаялся. А затем  в  своем
отчаянии я вновь подумал об испытании, которое сделало бы ненужными поиски
Голлума. Кольцо само могло сказать, является  ли  оно  Кольцом  власти.  Я
вспомнил слова Сарумана, сказанные на Совете.
     "Девять,  семь  и  три,  -  говорил  Саруман,  -  имеют  каждое  свой
драгоценный камень. Совсем не то у  одного.  Оно  круглое  и  безо  всяких
украшений, как будто это простое Кольцо. Но тот, кто его изготовил,  нанес
на него  свои  знаки,  которые  мудрый  и  искусный,  быть  может,  сумеет
разглядеть и прочитать."
     Он  не  сказал,  что  это  за  знаки.  Кто  теперь  мог  это   знать?
Изготовитель. А Саруман? Как бы ни был он искушен в сказании,  его  знания
должны иметь источник. Чья рука кроме руки Саурона, держала Кольцо до  его
исчезновения? Только рука Исилдура.
     С этой мыслью я оставил  поиски  и  быстро  отправился  в  Гондор.  В
прежние дни члены моего клана часто бывали здесь, но больше всего Саруман.
Он часто и подолгу гостил у владык города.  Владыка  Денетор  принял  меня
менее приветливо, чем в прежние дни, и очень неохотно  разрешил  осмотреть
груды свитков и книг.
     "Если вы действительно  ищете  только,  как  вы  говорите,  записи  о
древних днях и об основании города, читайте! Ибо, по моему мнению, то, что
было, менее темно, чем то, что будет, а меня больше  заботит  будущее.  Но
даже если  вы  более  искусны,  чем  Саруман,  который  долго  изучал  мою
библиотеку, вы не найдете ничего, что было бы неизвестно мне - я знаю все,
что касается сказания об этом городе."
     Так сказал Денетор. И однако в его грудах  лежит  множество  записей,
которые теперь мало кто может прочесть, потому что  их  письмена  и  языки
темны для потомков. И, Боромир, в Минас Тирите лежит непрочитанный  никем,
кроме Сарумана и меня, свиток, написанный самим Исилдуром. Ибо Исилдур  не
отправился прямо на север из Мордора, как рассказывают некоторые.
     - Некоторые на севере, возможно, - вмешался Боромир. - В Гондоре  все
знают, что вначале  он  отправился  в  Минас  Анор  и  жил  там  со  своим
племянником Менелдилом, давая ему наставления,  прежде  чем  передать  ему
управление южным королевством. В это время  он  вырастил  здесь  последний
отросток белого дерева в память о своем отце и брате.
     - И в это же время он написал свиток, - сказал Гэндальф, - и об  этом
не помнят в Гондоре, кажется. Ибо этот свиток имеет отношение к Кольцу,  и
вот что в нем говорится:
     Великое Кольцо будет наследием северного королевства,  но  записи  об
этом должны быть оставлены в Гондоре, где также  живут  потомки  Элендила,
пока не придет время, когда память об этих событиях потускнеет...
     И после этих слов Исилдур описывает Кольцо таким, каким он его нашел:
     Оно было горячее, когда  я  в  первый  раз  взял  его,  горячее,  как
пылающий уголь, и моя рука была обожжена, так что я усомнился, пройдет  ли
когда-нибудь боль. Но постепенно оно  остывало  и,  казалось,  сморщилось,
хотя ни его форма, ни красота не изменились. А  надписи  на  нем,  которые
вначале были так же ясны, как алое пламя, с трудом теперь  различимы.  Они
написаны в старой манере Эрегиона, так как в Мордоре  не  знают  букв  для
такой тонкой работы: но язык надписи мне не известен. Мне кажется, что это
язык черной  земли,  грубый  и  отвратительный.  Какие  злые  мысли  здесь
записаны, я не знаю, но  снимаю  копию  с  надписи,  пока  она  совсем  не
поблекла. Кольцо, может быть, несет жар руки Саурона, которая была черна и
однако горела, как огонь. Ею же был убит  Гил-Гэлад.  Может,  если  Кольцо
вновь накалить, письмена станут снова видны. Но я не  буду  рисковать:  из
всех изделий Саурона это самое прекрасное. Оно уже  драгоценно  для  меня,
хотя заплатил я за него великой болью.
     Когда я прочел эти слова, мои поиски были окончены. Ибо надпись,  как
и предполагал Исилдур, была сделана на языке Мордора и слуг башни. И  было
известно ее содержание. В те  дни,  когда  Саурон  впервые  надел  Кольцо,
Келебримбор,  создатель  трех  колец,  заподозрил  его,  услышал,  как  он
произносит эти слова, и таким образом была открыта его злая сущность.
     Я немедленно распрощался с Денетором, но когда я отправился на север,
до меня дошли из Лориена вести, что Арагорн проходил этим путем и  что  он
разыскал создание по имени Голлум. Поэтому  я  решил  увидеться  с  ним  и
выслушать его рассказ. Я даже не смел гадать, какие смертельные  опасности
он преодолел в одиночку...
     - О них незачем рассказывать, - сказал Арагорн. - Если человеку нужно
пройти в виду Черных Ворот или топтать цветы в долине Моргула,  ему  нужно
готовиться  к  опасностям.  Я  тоже  в  конце  концов  отчаялся  и   решил
возвращаться домой. И тут, благодаря случайной удаче,  я  увидел  то,  что
искал: следы мягких ног на илистом берегу пруда. След был свежий и вел  не
к Мордору, а от него. По краям мертвых болот  шел  я  по  нему  и  наконец
нашел. Блуждая среди стоячих озер, глядя  в  воду  до  самого  наступления
тьмы, я поймал его, Голлума. Он был вымазан зеленой слизью. Боюсь, что  он
никогда не сможет полюбить меня: он меня укусил, я не был  с  ним  вежлив.
Ничего я не смог получить из его рта, кроме следов  зубов.  Я  думаю,  это
была худшая часть моего путешествия - дорога назад, когда я следил за  ним
днем и ночью, заставляя его идти за собой с веревкой на шее,  пока  он  не
смирился из-за отсутствия еды и питья. Так  я  привел  его  в  чернолесье.
Здесь я передал его эльфам, так как мы договорились об этом заранее.  И  я
был рад избавиться от его  общества:  уж  очень  он  вонял.  Надеюсь,  мне
никогда больше не  придется  смотреть  на  него.  Но  пришел  Гэндальф,  и
начались их долгие разговоры.
     -  Да,  долгие  и  утомительные,  -   согласился   Гэндальф,   -   но
небесполезные. Прежде всего, его рассказ о  потере  Кольца  согласуется  с
тем, что нам сейчас впервые открыто рассказал Бильбо. Но  я  узнал  также,
что Кольцо Голлума досталось ему из великой реки вблизи полей  радости.  Я
узнал также, что он владел им долго. Множество  жизней  своего  маленького
народа.  Власть  Кольца   продлила   его   годы   много   дольше   обычной
продолжительности жизни. Но такой властью обладает только великое Кольцо.
     А если и этого доказательства недостаточно, Гилдор, то есть еще  одно
испытание, которому я подверг его. На этом самом Кольце,  которое  вы  все
видите гладким и круглым, имеется надпись:  письмена,  о  которых  говорил
Исилдур, все еще могут быть прочтены, если у кого-нибудь хватит силы  воли
бросить Кольцо на время в огонь. Я сделал это, и вот что прочел.

              Аш наэг дурбатулук, аш наэг димбатул
              Аш наэг тракатулук агх бурзум-ищ кримпатул.

     Голос чародея поразительно изменился. Он  внезапно  стал  угрожающим,
властным, твердым, как камень. Тень, казалось, легла на полуденное солнце,
и на пороге на мгновение сгустилась тьма. Все вздрогнули, а эльфы  закрыли
уши.
     - Никогда раньше никто не осмеливался произносить слова этого языка в
Имладрисе, Гэндальф Серый, - сказал Элронд, когда уже тень прошла, и все с
облегчением вздохнули.
     - Будем надеяться, что больше этого не произойдет никогда, -  ответил
Гэндальф. - И тем не менее я не прошу у вас прощения, мастер  Элронд.  Ибо
если мы не хотим, чтобы вскоре этот язык звучал во  всех  уголках  запада,
все должны понять: эта вещь действительно то, чем  ее  считают  мудрые,  -
сокровище врага, преисполненное всей его злобой, в нем  заключена  большая
часть его силы. К нам из черных годов дошли слова, услышав которые кузнецы
Эрегиона поняли, что они преданы:

              А одно, Всесильное - Властелину Мордора,
              Чтоб соединить их, чтоб лишить их воли,
              Чтоб навек объединить в их земной юдоли
              Под владычеством всесильным Властелина Мордора

     Знайте также, друзья, что я еще кое-что узнал у Голлума. Он  неохотно
говорил, и речь его была неясна, но вне всяких сомнений он был в  Мордоре,
и все, что он узнал, там у него  выпытали.  Так  враг  узнал,  что  Кольцо
найдено, что оно уже давно в Уделе, и поскольку  его  слуги  следовали  за
Кольцом чуть ли не до нашей двери, он уже скоро узнает, а может уже знает,
что оно здесь.
     Все некоторое время сидели молча. Наконец заговорил Боромир.
     - Он маленький, говорите вы, этот Голлум?  Маленький,  но  великий  в
обманах. Что с ним стало? На какую судьбу вы обрекли его?
     - Он в тюрьме, но это не так плохо для него, - сказал Арагорн.  -  Он
много страдал. Несомненно, его пытали, и страх перед Сауроном черной тенью
лежит у него на сердце. Я рад, что он  содержится  под  стражей  эльфов  в
Лихолесье. Его злоба велика  и  дает  ему  великую  силу,  которую  трудно
заподозрить в таком тщедушном изможденном существе. Он мог причинить много
зла, оставаясь на свободе. И я не сомневаюсь, что ему  позволили  покинуть
Мордор ради какого-то злого поручения.
     - Увы! Увы! - воскликнул  Леголас,  и  в  его  прекрасном  эльфийском
голосе прозвучало глубокое отчаяние. - Теперь я должен сообщить новость, с
которой я был послан. Новость нехороша, но только сейчас  я  понял,  какой
плохой она  может  оказаться  для  нас  всех.  Смеагорл,  ныне  называемый
Голлумом, бежал.
     - Бежал! - воскликнул Арагорн. - Действительно,  новость!  Боюсь,  мы
все о ней горько пожалеем. Как же народ Трандуила мог так оплошать?
     - Не из-за недостатка бдительности, - ответил Леголас,  -  но,  может
быть, из-за нашей излишней доброты.  И  мы  боимся,  что  пленник  получил
помощь от других и что о наших делах известно больше, чем мы бы хотели. Мы
сторожили это создание днем и ночью,  как  просил  Гэндальф.  Но  Гэндальф
просил нас заботиться о нем, и у нас не хватило духу держать его в темнице
под землей, где его охватили бы черные мысли.
     - Вы были менее добры ко мне, - сказал  Глоин  с  блеском  в  глазах,
вспомнив о своем давнем заключении в глубоких залах королевства эльфов.
     - Продолжайте! - сказал Гэндальф.  -  Пожалуйста,  не  прерывай,  мой
добрый Глоин. Это было печальное  недоразумение,  давно  уже  разрешенное.
Если начать вспоминать все взаимные обиды эльфов и гномов, лучше уж просто
отказаться от Совета.
     Глоин встал и поклонился, а Леголас продолжал.
     - В хорошую погоду мы выводили Голлума в лес, там было  одно  высокое
дерево в стороне от остальных, и он любил на  него  взбираться.  Мы  часто
разрешали ему подниматься до самых высоких ветвей,  где  он  ловил  свежий
ветер, но у подножья дерева мы  оставляли  стражу.  Однажды  он  отказался
спуститься, а стража не подумала взбираться за ним: он умел взбираться  по
ветвям при помощи рук и ног. Стражники просто сидели  у  дерева  до  самой
темноты.
     В эту самую летнюю ночь, темную  и  беззвездную,  на  нас  неожиданно
напали орки. Через некоторое время мы отогнали их: было их  много,  и  они
были полны ярости, но пришли они с гор и были непривычны  к  нашим  лесам.
Когда битва окончилась, мы обнаружили, что  Голлум  исчез,  а  его  охрана
перебита или захвачена в плен. Нам казалось очевидным, что нападение  было
организовано для освобождения Голлума и что он заранее знал об этом. Мы не
можем догадаться как это было сделано, но Голлум хитер, а у врага  имеется
множество шпионов. Темные  существа,  изгнанные  в  год  падения  дракона,
вернулись назад в еще большем количестве, и Лихолесье - теперь злое место,
за исключением только нашего королевства.
     Мы не смогли вновь захватить Голлума. Мы обнаружили  его  след  среди
множества следов орков, он уходил в глубь леса и  поворачивал  на  юг.  Но
здесь он исчез, а мы не смели продолжать преследование: мы дошли почти  до
Дол Гулдура, а это по-прежнему злое место. Мы не ходим тем путем.
     - Ну, что ж, он бежал, -  сказал  Гэндальф  спокойно.  -  У  нас  нет
времени снова искать его.  Но  он  может  еще  сыграть  роль,  которую  не
предвидели ни он, ни Саурон.
     А теперь я отвечу на другой вопрос Гилдора. Что  с  Саруманом?  Каков
будет его совет нам в  этом  положении?  Эти  события  я  должен  изложить
полностью. До сих пор их слышал только Элронд, да и  то  вкратце,  но  они
касаются нас всех, и все мы должны принять  решение.  Это  пока  последняя
глава в сказании о Кольце.
     - В конце июня я находился в Уделе, но облако беспокойства  лежало  у
меня на сердце, и я отправился к южным границам этой  маленькой  земли.  Я
предчувствовал опасность, еще скрытую от меня, но становящуюся все  ближе.
Здесь до меня дошли новости о войне и поражения Гондора, а когда я услышал
о черной тени, холод охватил мое сердце.  Но  я  не  нашел  ничего,  кроме
нескольких беженцев с юга: мне показалось, что они чего-то боятся,  но  не
хотят говорить о причине своего страха. Тогда я повернул на восток и север
и поехал вдоль Неторного Пути. Неподалеку от Пригорья  я  увидел  путника,
сидящего на пригорке у дороги, около него паслась лошадь. Это был Радагаст
Карий, который одно время жил в Росгобеле у границ Лихолесья. Он из нашего
клана, но я много лет не видел его.
     Он воскликнул: "Гэндальф! Я искал вас. Но я чужеземец в этих  местах.
Все, что я узнал, это что вас можно найти в дикой  местности  со  странным
названием Удел."
     "Ваши сведения верны,  -  сказал  я.  -  Но  не  говорите  так,  если
встретите кого-нибудь из местных жителей. Вы теперь вблизи  границ  Удела.
Что же вы хотите от меня? Должно быть, у вас дело важное.  Вы  никогда  не
пускались в путь, разве что из-за неотложного дела."
     "У меня срочное поручение, -  сказал  он.  -  Плохие  новости.  -  Он
оглянулся, как будто обочины дороги могли иметь  уши.  -  Назгулы.  Девять
опять бродят, - прошептал он. - Они тайно пересекли реку  и  двинулись  на
запад. Они приняли облик всадников в черном."
     Я понял, чего я опасался, еще не зная об опасности.
     "У врага, должно быть,  большая  необходимость  или  цель,  -  сказал
Радагаст, - но я не могу  догадаться,  что  они  ищут  в  этих  отдаленных
безлюдных местах?"
     "Что вы имеете в виду?" - спросил я.
     "Я слышал, что всадники всех  расспрашивают  о  земле  под  названием
Удел."
     "Удел, - повторил я, сердце у меня  сжалось.  Даже  мудрые  опасаются
противостоять девяти, когда те собираются вместе  под  главенством  своего
вождя. Он был великим королем  и  колдуном  древности,  а  сейчас  внушает
смертельный страх. - Кто сказал вам это и кто вас послал?" - спросил я.
     "Саруман Белый, - ответил Радагаст. - Он велел мне передать, что если
вы нуждаетесь в помощи, он вам поможет, но вы должны немедленно обратиться
к нему за помощью - иначе будет слишком поздно."
     Эта весть вселила в меня надежду. Ведь Саруман  Белый  величайший  из
нашего клана. Конечно, Радагаст - умелый волшебник, мастер изменения формы
и цвета. Но Саруман долго изучал искусство  самого  Врага,  и  поэтому  мы
часто могли предугадать его действия. Благодаря изобретательности Сарумана
мы сумели изгнать врага из Дол Гулдура. Может быть, он сумел найти оружие,
которое сможет отогнать девятерых?
     "Я иду к Саруману", - сказал я.
     "Тогда вы должны отправляться немедленно,  -  сказал  Радагаст,  -  я
потратил много времени на поиски вас, а дни бегут быстро. Мне было сказано
отыскать вас до середины лета, а этот день  уже  наступил.  Даже  если  вы
отправитесь немедленно, вы вряд ли успеете добраться до  Сарумана  раньше,
чем девять отыщут землю, которая им нужна.  Я  же  немедленно  возвращаюсь
назад."
     С этими словами он сел на свою лошадь и уже готов был ускакать.
     "Постойте! - сказал я. - Нам потребуется ваша помощь и  помощь  ваших
живых  существ.  Пошлите  вести  всем  зверям  и  птицам,  вашим  друзьям.
Попросите их приносить все новости, касающиеся этого  дела,  Саруману  или
Гэндальфу. Пусть шлют вести в Ортханк."
     "Я сделаю это", - сказал он и  поскакал  от  меня  прочь,  будто  все
девять гнались за ним.
     Я не мог сразу последовать за ним. Весь день я провел в седле и очень
устал, так же как и моя лошадь. К тому же  мне  было  необходимо  обдумать
положение. Я остановился на ночь в  Пригорье  и  решил,  что  у  меня  нет
времени возвращаться в Удел. Никогда я не делал большей ошибки.
     Однако я написал письмо Фродо и доверил его своему  другу,  владельцу
гостиницы, с уговором, что тот перешлет  письмо.  Я  выехал  на  рассвете,
после долгого пути я добрался до жилища Сарумана.  Это  далеко  на  юге  в
Изенгарде, в конце туманных гор, недалеко от прохода Рохан. Боромир  может
рассказать вам, что это большая открытая долина, лежащая  между  туманными
горами и северными подножьями Эред Нимраса, белых гор его дома. Изенгард -
это пояс крутых скал,  стеной  окружающих  долину,  а  в  середине  долины
находится каменная башня, называемая Ортханк. Она построена не  Саруманом,
а давным-давно людьми Нуменора, и она очень высока и полна тайн. Ее нельзя
достичь, иначе, как преодолев кольцо  Изенгарда:  а  в  этом  кольце  есть
единственные ворота.
     Поздно вечером подъехал я к этим воротам, подобным  огромной  арке  в
скальной стене, они всегда строго охраняются. Но охрана ворот ждала  меня.
Мне было сказано что и Саруман меня ждет. Я  въехал  под  арку,  и  ворота
молча закрылись за мной. Внезапно я почувствовал страх, хотя  его  причина
мне была неясна.
     Я подъехал к подножью Ортханка, на лестнице меня встретил  Саруман  и
отвел меня в свой высокий кабинет. На пальце у него было кольцо.
     "Наконец-то вы пришли, Гэндальф", - сказал он серьезно, но  в  глазах
его, казалось, был белый свет, как будто он скрывал смех в сердце своем.
     "Да, я пришел, - сказал я, - я прошу вас о помощи, Саруман Белый."
     Этот титул, казалось, разгневал его.
     "Неужели, Гэндальф _С_е_р_ы_й_? - фыркнул он. - О помощи? Редко  кому
приходилось слышать, чтобы просил  о  помощи  мудрый  и  хитрый  Гэндальф,
который бродит по миру и занимается всеми делами,  касаются  они  его  или
нет."
     Я посмотрел на него в изумлении.
     "Но если я не ошибаюсь, - сказал я, - положение  сейчас  таково,  что
требуется объединение всех наших сил."
     "Может быть, и так, - сказал он,  -  хотя  эта  мысль  пришла  к  вам
поздно. Как долго, хотелось бы мне  знать,  скрывали  вы  от  меня,  главы
Совета, дело величайшей важности? Что привело вас сюда из вашего укрытия в
Уделе?"
     "Девять снова в пути, - ответил я. -  Они  пересекли  реку.  Так  мне
сказал Радагаст."
     "Радагаст Карий! - засмеялся Саруман, более не в силах скрывать  свое
презрение. - Радагаст, птичий вождь! Радагаст простак! Радагаст глупец! Но
у него хватило ума сыграть предназначенную ему роль. Ибо вы  пришли,  а  в
этом была цель моего послания. И вот вы стоите здесь,  Гэндальф  Серый,  и
отдыхаете от путешествий. Ибо я, Саруман мудрый, Саруман Создатель Кольца,
Саруман многоцветный!"
     Я поглядел на него и увидел, что его  одежда,  казавшаяся  белой,  на
самом деле и не белая, но разноцветная, и когда он  двигался,  его  одежда
сверкала и изменяла оттенки.
     "Мне больше нравится белый цвет", - сказал я.
     "Белый! - фыркнул он. - Он служил только началом. Белую одежду  можно
перекрасить.   Белую  страницу  можно  переписать,   а  белый  свет  можно
погасить."
     "В таком случае он больше не будет белым, -  сказал  я.  А  тот,  кто
ломает вещь, чтобы посмотреть, что получится, оставляет тропу мудрости."
     "Можете не говорить со мной, как с одним из тех глупцов,  которых  вы
называете своими друзьями, - сказал он. - Я призвал вас сюда не для  того,
чтобы выслушивать ваши указания, а для того, чтобы вы сделали выбор."
     Он  встал  и  начал  декламировать,  как  будто  произносил   заранее
подготовленную для меня речь.
     "Древние дни прошли. Средние дни проходят.  Начинаются  молодые  дни.
Время эльфов кончилось, теперь начинается наше время: мир  людей,  которым
мы должны править. Но у нас должна  быть  власть  и  сила,  чтобы  навести
порядок, какой нужен нам, ибо только мудрые могут предвидеть добро.
     И слушайте, Гэндальф, мой  старый  друг  и  помощник!  -  сказал  он,
подходя ближе и говоря теперь более мягким голосом. - Я говорю мы, ибо так
и будет, если вы присоединитесь ко мне. Встает новая власть. Старые  союзы
и старая политика для нас теперь бесполезны. Никакой надежды на эльфов или
умершего Нуменора. Остается только один выход. Мы можем  присоединиться  к
власти. Это будет мудро, Гэндальф! В этом наша надежда. Победа ее  близка,
и те, кто помог ей, будут богато  вознаграждены.  С  ростом  власти  будут
расти и ее верные друзья, и мы, мудрые, такие, как вы и я, своим терпением
добьемся такого положения, чтобы управлять ею, контролировать ее. Мы будем
ждать благоприятного случая, мы скроем свои  мысли,  мы  будем,  возможно,
совершать злые дела, преследуя высокую цель - знания, право, порядок: все,
чего мы напрасно старались достичь, а наши слабые и ленивые друзья служили
нам скорее помехой, чем поддержкой. Так больше не должно быть, так  больше
не будет, произойдет решительное изменение в  наших  средствах,  но  не  в
наших целях."
     "Саруман, - сказал я, - я слышал такие речи и раньше,  но  только  из
уст посланников Мордора. Не  могу  поверить,  что  вы  призвали  меня  так
далеко, только чтобы утомить мои уши."
     Он искоса поглядел на меня и замолчал, задумавшись.
     "Что ж, я вижу, этот путь вас не устраивает, - сказал он наконец. - А
если я вам предложу лучший план?"
     Он подошел и положил руку мне на плечо.
     "А почему нет, Гэндальф? - прошептал он тихо.  -  Почему  бы  и  нет?
Правящее Кольцо. Если мы  овладеем  им,  власть  перейдет  к  нам.  Именно
поэтому я и призвал вас сюда. У меня на службе много глаз, и я  думал,  вы
знаете, где находится эта драгоценная вещица. Разве не так? Иначе зачем же
Девять расспрашивали об Уделе, и какие дела там у вас?"
     И он не смог скрыть внезапного блеска глаз.
     "Саруман, - сказал я, отстраняясь, - только одна рука  может  владеть
Кольцом, и вы отлично знаете это, так что не трудитесь говорить мы!  Но  я
не дам вам его, нет, я не сообщу вам о нем ничего, теперь, когда я  понял,
что у вас на уме. Вы были главой Совета,  но  вы  не  смогли  скрыть  свою
сущность. Итак, выбор, по-видимому, заключается в том,  чтобы  подчиниться
либо Саурону, либо вам. Я не сделаю ни того, ни другого.  Есть  ли  у  вас
другое предложение про запас?"
     Теперь он был холоден и спокоен.
     "Да, - сказал он, - я и не ожидал, что вы проявите мудрость. Но я дам
вам возможность присоединиться ко мне добровольно  и  тем  самым  избавить
себя от многих беспокойств и страданий. Третья  возможность  -  оставаться
здесь до конца."
     "До какого конца?"
     "Пока вы не откроете мне, как  найти  кольцо.  У  меня  есть  способы
убедить вас. Или пока оно не будет найдено вопреки вам и правитель  найдет
время  заняться  вами,   скажем,   для   того,   чтобы   найти   достойное
вознаграждение за помехи и дерзость Гэндальфа Серого."
     "Это может оказаться нелегким делом", - заметил я.
     Он засмеялся: мои слова были пустой угрозой, и он знал это.
     Они поместили меня одного в башне Ортханка, в месте,  откуда  Саруман
обычно наблюдал звезды: спуститься  оттуда  можно  было  только  по  узкой
лесенке из многих тысяч ступеней, и долина  оттуда  кажется  расположенной
далеко внизу. Я взглянул на нее и увидел, что если раньше она была зеленой
и прекрасной,  то  теперь  покрылась  ямами  и  кузницами.  Волки  и  орки
поселились  в  Изенгарде,  ибо  Саруман  собрал   огромные   силы,   чтобы
соперничать с Сауроном. Над всей долиной висел темный дым, окутывая  стены
Ортханка. Я одиноко стоял на острове в облаках. У меня не было возможности
бежать, и дни мои были горькими. Я страдал от холода, к тому же  там  было
немного места, где бы я мог бродить взад и вперед, размышляя  о  всадниках
на севере.
     Я был уверен в том, что всадники действительно возникли  вновь,  хотя
слова Сарумана могли оказаться  ложью.  Задолго  до  прибытия  в  Изенгард
слышал я новости, в значении которых невозможно было ошибиться.  Страх  за
друзей в Уделе поселился в  моем  сердце,  но  я  продолжал  надеяться.  Я
надеялся, что Фродо, получив мое письмо, немедленно пуститься  в  путь,  и
достигнет Раздола раньше, чем начнется смертоносное преследование.  Однако
и мой страх, и моя надежда оказались напрасными. Надежда моя  основывалась
на толстяке из Пригорья, а страх - на хитрости  и  коварстве  Саурона.  Но
толстяк, продающий эль, имел слишком много забот, а сила Саурона  все  еще
меньше, чем кажется. Но в кольце Изенгарда мне,  пойманному  в  ловушку  и
одинокому, было трудно представить себе, что охотники, перед которыми  все
бежит или сдается, потерпят неудачу в Уделе.
     - Я видел вас! - воскликнул Фродо. - Вы ходили взад  и  вперед.  Луна
отражалась в ваших волосах.
     Гэндальф удивленно замолчал и посмотрел на него.
     - Это был только сон, - объяснил Фродо, - но сейчас я вдруг  вспомнил
о нем. Я почти забыл его. Это было некоторое время  назад,  я  думаю,  уже
после того, как я покинул Удел.
     - Тогда сон твой пришел поздно, - сказал Гэндальф, - как ты  увидишь.
Я был в трудном положении. Те, кто хорошо меня знает,  согласятся,  что  я
редко бывал в таком затруднении и  не  привык  переносить  такие  неудачи.
Гэндальф Серый пойман, как муха, предательской сетью паука! Но даже  самый
хитрый паук может изготовить недостаточно прочную нить.
     Вначале я опасался - и на это, несомненно, надеялся  Саруман,  -  что
Радагаст также пал. Однако я не уловил ни намека на  что-либо  неладное  в
его голосе или виде  во  время  нашей  встречи.  Если  бы  я  уловил  хоть
что-нибудь, я не  отправился  бы  в  Изенгард  или  сделал  бы  это  более
осторожно. Так подумал и  Саруман,  поэтому  он  скрыл  свое  намерение  и
обманул своего посланника. Было бы бесполезно пытаться  склонить  честного
Радагаста к предательству. Но он сам верил в свои слова и поэтому убедил и
меня.
     Но в этом заключалась и слабость  плана  Сарумана.  Ибо  Радагаст  не
видел причин, почему бы ему не выполнить  мою  просьбу.  Он  отправился  в
Лихолесье, где у  него  было  много  старых  друзей.  И  орлы  гор  далеко
разлетелись во все стороны  и  увидели  собирающихся  волков  и  орков,  и
увидели девять всадников, разъезжающих туда и сюда, и услышали  новость  о
побеге Голлума. И они послали вестника, чтобы сообщить эти новости мне.
     Поэтому однажды  в  лунную  ночь  на  исходе  лета  Гвайхир  крылатый
владыка, самый быстрый из великих орлов, никем не замеченный,  подлетел  к
Ортханку. Он нашел меня на вершине башни. Я заговорил с  ним,  и  он  унес
меня, прежде чем Саруман узнал об этом. Я был  уже  далеко  от  Изенгарда,
когда волки и орки вышли из ворот и пустились в погоню.
     "Далеко ли ты можешь нести меня?" - задал я вопрос Гвайхиру.
     "Много лиг, - ответил он, - но не до  конца  земли.  Я  послан  нести
новости, а не груз."
     "Тогда мне нужен на земле конь, - сказал я, - и конь  очень  быстрый:
никогда раньше я так не торопился."
     "Я отнесу тебя в Эдорас, где в своих залах обитает владыка Рохана,  -
сказал он, - это не очень далеко отсюда."
     Я обрадовался, потому что в Риддермарке, в Рохане,  живут  рохирримы,
повелители коней, и лошади, выращенные здесь, высоко ценятся повсюду между
Туманными и Белыми горами.
     "Как ты думаешь, можно  ли  по-прежнему  доверять  людям  Рохана?"  -
спросил я у Гвайхира, потому что измена  Сарумана  подорвала  мою  веру  в
людей.
     "Они платят ежегодную дань лошадьми, отсылая их в Мордор,  -  ответил
он. - Но они еще не в рабстве. Однако,  если,  как  ты  говоришь,  Саруман
перешел на сторону зла, их судьба решена."
     Незадолго до рассвета он посадил меня  в  земле  Рохан.  Мой  рассказ
приближается к концу. Осталось рассказать совсем  немного.  В  Рохане  уже
действовала ложь Сарумана,  и  король  этой  земли  не  стал  слушать  мои
предупреждения.  Он  просил  меня  взять  коня   и   уходить.   Я   выбрал
понравившегося мне коня, чем он был очень недоволен. Я взял лучшую  в  его
земле лошадь, никогда раньше не попадался мне лучший конь.
     - Тогда это должно быть действительно благородное животное, -  сказал
Арагорн, - но это больше всех  новостей  огорчает  меня:  вот  какую  дань
получает Саурон. Совсем не так было, когда я находился на той земле.
     - Готов поклясться, что и сейчас не так там, - сказал Боромир. -  Это
ложь, которая идет  от  врага.  Я  знаю  людей  Рохана,  наших  союзников,
правдивых и смелых, до сих пор живущих в землях, которые  мы  давным-давно
отдали им.
     - Тень Мордора лежит на самых отдаленных землях, - ответил Арагорн. -
Саруман оказался во власти этой тени. Рохан окружен.  Кто  знает,  что  вы
найдете там, вернувшись?
     - Но они не  будут  покупать  свою  жизнь  ценой  лошадей,  -  сказал
Боромир. - Они любят своих лошадей, как  детей.  И  не  без  причины,  ибо
лошади Риддермарки пришли с полей севера, далеко от тени, их раса, так  же
как раса их хозяев, ведет свое происхождение от свободных дней древности.
     - Это верно! - сказал Гэндальф. - И один из этих коней, должно  быть,
родился на рассвете мира. Лошади Девяти не могут  соперничать  с  ним:  он
неутомим и быстр, как ветер. Они назвали его Обгоняющим Тень.  Днем  шкура
его  блестит  как  серебро,  ночью  подобна  тени,  и  он  везде  проходит
незаметно. Свет горит в его копытах! Никогда раньше  ни  один  человек  не
ездил на нем верхом, но я взял его и приручил, и так быстро он  нес  меня,
что я достиг Удела, когда Фродо находился в курганах,  хотя  я  выехал  из
Рохана в тот же день, что и он из Хоббитона.
     Но страх рос во мне. Приехав на север, я услышал новости о всадниках,
и хотя я выигрывал у них день за днем, они все еще были  впереди  меня.  Я
узнал, что они  разделились:  несколько  остались  на  восточной  границе,
недалеко от Неторного Пути, а другие вторглись в Удел с юга. Я  приехал  в
Хоббитон, но Фродо там уже не было. Я поговорил со старым  Скромби.  Много
слов, но мало толку. Он говорил главным образом о  скором  прибытии  новых
владельцев Торбы-на-Круче.
     "Все меняется, - говорил он, -  и  меняется  к  худшему."  И  это  он
повторял много раз.
     "Надеюсь, самого плохого вы не увидите", - сказал я ему.  Но  из  его
рассказа я наконец понял, что Фродо оставил Хоббитон менее недели назад  и
что в тот же вечер на холм приезжал Черный  Всадник.  Я  поехал  оттуда  в
страхе. Прибыв в Бакленд, я увидел там смятение, как  будто  кто-то  сунул
палку в муравейник. Дом в Крикхэллоу был пуст, дверь в  него  открыта,  на
пороге лежал плащ Фродо. На некоторое время надежда оставила меня, и я  не
стал узнавать новости - они несколько успокоили бы меня. Я  отправился  по
следу всадников. Путь был труден, потому что они ехали многими путями, а я
был один. Но мне показалось, что  один  или  два  из  них  проехали  через
Пригорье. Я тоже отправился туда, к тому же мне нужно было несколько  слов
сказать хозяину гостиницы.
     Его зовут Наркисс, подумал я. Если отъезд  Фродо  задержался  по  его
вине, то я выплавлю  из  него  все  сало.  Я  поджарю  старого  дурака  на
медленном огне. Он ожидал этого и, увидев мое лицо, упал и начал плавиться
на месте.
     - Что вы с ним сделали? - в тревоге воскликнул Фродо. - Он был  очень
добр к нам и делал все, что мог.
     Гэндальф рассмеялся.
     - Не бойся! - сказал он. - Я не кусаюсь и очень редко лаю. Я был  так
обрадован новостями, которые он сообщил мне, перестав хныкать, что простил
толстяка. Как это случилось, я не мог догадаться, но я узнал, что вы  были
в Пригорье накануне ночью и выехали утром вместе с Бродяжником.
     "Бродяжник!" - воскликнул я, подпрыгнув от радости.
     "Да, сэр, боюсь, что это так, сэр, -  ответил  Наркисс,  не  понявший
меня. - Он пробрался к ним, несмотря на все мои  предосторожности.  И  они
взяли его с  собой.  И  они  очень  странно  вели  себя  все  время,  пока
находились здесь, очень упрямо, можно сказать."
     "Осел! Глупец! Вдвойне дорогой и любимый Лавр! - сказал я. Эта лучшая
новость, услышанная мной с дня середины лета, она дорого стоит.  Да  будет
пиво твое исключительного качества на протяжении семи лет! Теперь  я  могу
ночь поспать, я уже забыл, когда я в последний раз спал спокойно."
     Я остался там на ночь, размышляя, что могло случиться  с  всадниками:
по-видимому в Пригорье знали лишь о двоих.  Но  в  эту  ночь  мы  услышали
больше. Пятеро всадников появились с запада, прорвались сквозь  ворота  и,
как воющий ветер, пронеслись по Пригорью.  Пригоряне  все  еще  дрожат  от
страха, ожидая конца света. Я выехал до рассвета и поехал за всадниками.
     Точно не  знаю,  но  думаю,  что  произошло  следующее.  Предводитель
всадников скрывался к югу от Пригорья, в то время как двое из них  въехали
в Пригорье, а четверо вторглись в Удел. Потерпев неудачу в  Пригорье  и  в
Крикхэллоу, они  вернулись  к  предводителю  с  известиями  и  поэтому  на
некоторое время оставили дорогу без  охраны.  За  ней  следили  только  их
шпионы. Предводитель послал нескольких прямо  через  поля  без  дороги  на
восток, а сам с оставшимися в великом гневе поскакал прямо через Пригорье.
     Я, как буря, несся к Заверти и достиг ее на исходе второго дня  после
выезда из Пригорья - но всадники были передо мной. Они  скакали  от  меня,
так как чувствовали мой гнев и не осмеливались при свете солнца  взглянуть
мне в лицо. Но они окружили меня ночью, и я был осажден на вершине  холма,
в старом кольце Амон Сула. Мне пришлось трудно, думаю, с древних времен не
видели на вершине холма такого пламени.
     На восходе солнца я ушел от них и поехал на север. Больше я ничего не
мог сделать. Найти тебя, Фродо, в дикой местности было невозможно, к  тому
же это было бы глупостью, так как девять следовали за  мной  по  пятам.  Я
положился на Арагорна. Я надеялся отвлечь внимание  всадников  от  вас  и,
добравшись до Раздола, выслать вам  навстречу  помощь.  Четверо  всадников
действительно последовали за мной, но через некоторое время они  повернули
и, по-видимому, направились к броду. Это немного помогло вам: ведь  только
пятеро нападало на ваш лагерь, а не все девять.
     Наконец после долгой и трудной дороги через Хоарвел и болота Эттена я
с севера прибыл сюда. Дорога от Заверти заняла у меня четырнадцать дней: я
не мог ехать верхом среди нагромождений скал, и Обгоняющий Тень выбился из
сил. Я отправил его назад, к хозяину, но  между  нами  завязалась  великая
дружба, и если мне понадобится, он  прибежит  по  первому  моему  зову.  Я
прибыл в Раздол всего за три дня до Кольца.
     Таков, Фродо, конец моих  странствий.  И  пусть  Элронд  и  остальные
простят мне мой длинный рассказ. Но никогда еще не случалось раньше, чтобы
Гэндальф нарушил обещание и не пришел на условленную встречу. Я думаю, что
подобный случай может быть оправдан только странными событиями, связанными
с Великим кольцом.
     Итак, вы прослушали все сказанное, с самого начала  до  конца.  Здесь
собрались мы все, и здесь Кольцо. Но  мы  только  подошли  к  цели  нашего
Совета. Что нам делать с Кольцом?
     Наступила тишина. Наконец вновь заговорил Элронд.
     - Печальные новости узнали мы о Сарумане, - сказал он,  -  мы  верили
ему, и он был в курсе всех  наших  дел.  Опасно  слишком  глубоко  изучать
искусство Врага, для добрых или  злых  целей.  Но  и  раньше,  увы!  Такие
падения  и  измены  случались.  Из  всего,  что  мы   услышали,   наиболее
удивительным кажется мне  рассказ  о  Фродо.  Я  мало  знал  хоббитов,  за
исключением Бильбо. Его я считал единственным в своем роде и  исключением.
Но мир сильно изменился с тех пор, как я последний раз проезжал по дорогам
запада.
     Духи курганов, умертвия,  известны  нам  под  многими  именам,  много
рассказывают и о Старом Лесе: все,  что  от  него  сохранилось,  это  лишь
остатки древних лесов. Были времена, когда белка могла по ветвям  деревьев
пробраться от того  места,  где  теперь  Удел,  к  Дунланду  к  западу  от
Изенгарда. Я когда-то путешествовал в этих местах и видел немало  диких  и
опасных созданий. Но я совсем забыл Бомбадила, если только это  он  бродил
когда-то по холмам давным-давно и уже тогда был  старше  всех.  Тогда  его
звали иначе. Ярвейн Вен-Адар - так мы  называли  его,  не  знающего  отца,
старейшего из всех. Но с тех пор другие  народы  давали  ему  много  имен:
гномы звали его Форном, люди севера -  Оральдом,  были  у  него  и  другие
имена. Он странное создание, но, может быть, мне следовало пригласить  его
на наш Совет.
     - Он не пришел бы, - сказал Гэндальф.
     - Разве мы не можем сейчас послать вестника и просить его о помощи? -
спросил Эрестор. - Похоже, что он имеет власть даже над Кольцом.
     - Нет, не совсем, - сказал Гэндальф. - Скажем так:  Кольцо  не  имеет
над ним власти. Он сам себе хозяин. Но он не может ни изменить кольцо,  ни
помешать ему властвовать над остальными. Он занят своей маленькой  землей,
за границы которой, хотя они никому не видны, он никогда не переступает.
     - Но внутри этих границ,  кажется  ничто  не  пугает  его,  -  сказал
Эрестор. - Не отдать ли ему Кольцо, он  сохранит  его,  и  оно  никому  не
причинит вреда.
     - Нет, - сказал Гэндальф, - этого нельзя делать. Он, может, и возьмет
Кольцо, если свободное население всего мира попросит его, но он не  поймет
необходимости этого поступка. И если он и возьмет Кольцо, то скоро  о  нем
забудет или просто выбросит его. Такие вещи не удерживаются в его  памяти.
Он был бы очень неосторожным хранителем, а это уже достаточный ответ.
     - Но в таком  случае,  -  сказал  Всеславур,  -  послать  Кольцо  ему
означает только отсрочить день зла. Он далеко. Мы не  можем  незаметно  от
шпионов переправить ему Кольцо.  Даже  если  бы  мы  смогли  это  сделать,
повелитель колец рано или поздно узнал бы, где оно спрятано, и  собрал  бы
там все свои силы. Смог ли один Бомбадил сопротивляться? Я думаю - нет.  Я
думаю, что, когда все остальное было бы завоевано, Бомбадил тоже  пал  бы,
пал последним, как появился первым. Тогда наступила бы ночь.
     - Я мало  знаю  о  Ярвейне,  кроме  имени,  -  сказал  Гилдор,  -  но
Всеславур, я думаю, прав. Он не в силах  будет  сопротивляться  врагу.  Мы
знаем силу Саурона, знаем, что он может снести с лица земли  целые  холмы.
То, что способно сопротивляться ему, находится здесь, это мы в  Имладрисе,
это Сирдан в Гаванях, это те, что в Лориене. Но найдется ли  у  нас  сила,
сможем ли мы противостоять Саурону, когда все остальные покорятся ему?
     - У меня нет такой силы, - сказал Элронд и добавил, -  и  ни  у  кого
нет.
     - В таком  случае,  если  Кольцо  нельзя  удержать  силой,  -  сказал
Всеславур, - остаются два выхода: послать его за море или уничтожить его.
     - Но Гэндальф открыл нам, что не в наших силах уничтожить  Кольцо,  -
возразил Элронд. - А те, что живут за морем, не получат его. Для добра или
для зла, но оно принадлежит  Средиземью:  нам,  живущим  здесь,  предстоит
иметь с ним дело.
     - Тогда, - сказал Всеславур, - бросим его в  морские  глубины  и  тем
самым сделаем ложь Сарумана правдой. Ибо теперь очевидно, что  даже  когда
он стоял во главе Совета, ноги его шли кривой дорогой. Он знал, что Кольцо
потеряно не навсегда, но хотел, чтобы мы  верили  в  это:  он  сам  жаждал
заполучить его. Но часто во  лжи  скрывается  правда:  в  море  оно  будет
безопасно.
     - Не совсем безопасно, - сказал  Гэндальф  убежденно.  -  В  глубоких
водах много различных существ. К тому  же  море  и  земля  могут  меняться
местами. А мы не должны рассуждать категориями жизни нескольких  поколений
людей или даже веками. Мы должны стремиться положить  конец  угрозе,  если
даже не надеемся на это.
     - А этот конец мы не найдем на дорогах,  ведущих  к  морю,  -  сказал
Гилдор. - Если опасно было посылать Кольцо Ярвейну, то везти  его  к  морю
еще опасней. Сердце говорит мне, что Саурон будет ждать  нас  на  западном
пути, когда узнает, что произошло. А  он  скоро  узнает.  Девять  лишились
своих лошадей, но это всегда лишь отсрочка и вскоре они найдут новых,  еще
более быстрых. Только уходящая  мощь  Гондора  стоит  теперь  между  нами.
Сокрушив Гондор, он двинется вдоль берега. А если он придет туда, захватив
белые башни и гавани, у эльфов не будет пути спасения  от  удлиняющихся  в
Средиземье теней.
     - Однако этот поход может и задержаться немного, - сказал Боромир.  -
Вы говорите, власть Гондора уходит. Однако Гондор стоит, и даже сейчас  он
полон сил.
     - И однако его могущество не  может  прогнать  обратно  девятерых,  -
сказал Гилдор.  -  к  тому  же  можно  найти  другие  дороги,  которые  не
охраняются Гондором.
     - Итак, сказал Эрестор, - существует у нас две возможности:  спрятать
Кольцо или уничтожить его. Но обе не в нашей власти. Кто же разгадает  нам
эту загадку?
     - Никто здесь не сможет сделать это,  -  серьезно  сказал  Элронд.  -
Никто не сможет предсказать, что  произойдет,  если  мы  выберем  тот  или
другой путь. Но теперь для меня ясно,  какую  дорогу  мы  должны  избрать.
Западный путь кажется самым легким. Поэтому от него нужно отказаться.  Его
будут охранять. Слишком часто эльфы бежали этим путем. Мы  должны  выбрать
трудную и неожиданную дорогу. В ней наша надежда, если вообще еще осталась
надежда. Идти к опасности - в Мордор. Мы должны отправить Кольцо в огонь.
     Снова наступила тишина. Фродо даже в этом прекрасном доме,  глядя  на
залитую солнцем долину, полную  чистого  журчания  воды,  почувствовал  на
сердце смертоносную тьму. Боромир зашевелился, и Фродо взглянул  на  него.
Он гладил свой большой рот и хмурился. наконец он заговорил.
     - Я не понимаю всего этого, - сказал  он,  -  Саруман  предатель,  но
разве он не проявил мудрость? Почему вы говорите о необходимости  спрятать
или уничтожить Кольцо? Почему мы не  думаем  о  том,  что  Великое  Кольцо
попало к нам в руки и теперь может  служить  нам?  Владея  им,  повелители
свободных народов, конечно, нанесут врагу смертельный удар.  Я  думаю,  он
больше всего боится этого.
     Люди Гондора храбры, они никогда не покорятся. Но их можно  перебить.
Храбрость нуждается вначале в силе, а затем в оружии. Пусть  Кольцо  будет
нашим оружием, если оно обладает такой властью, как вы  говорите.  Возьмем
его, и вперед, к победе!
     - Увы, нет - сказал Элронд.  -  Мы  не  можем  использовать  правящее
Кольцо. Оно принадлежит Саурону, оно сделано им, оно воплощенное зло.  Его
сила, Боромир, слишком велика, чтобы овладеть  ею.  Только  те,  кто  сами
обладают великой силой, могут владеть Кольцом. Но для  них  оно  таит  еще
более смертельную опасность. Само желание  владеть  им  разлагает  сердца.
Подумай о Сарумане. Если кто-либо из мудрых  при  помощи  Кольца  свергнет
владыку Мордора, используя его собственное оружие, он сам  сядет  на  трон
Саурона, и в мире появится новый Повелитель Тьмы. И в этом другая причина,
почему Кольцо должно быть уничтожено: пока оно  существует,  существует  и
опасность даже для мудрых. Ибо ничто не является злым с самого  начала.  И
Саурон вначале не был таковым. Я боюсь брать Кольцо с целью спрятать  его.
Я не взял бы Кольцо, чтобы владеть им.
     - И я тоже, - сказал Гэндальф.
     Боромир с сомнением посмотрел на них, но склонил голову.
     - Да  будет  так,  -  сказал  он.  -  Значит,  в  Гондоре  мы  должны
рассчитывать на то оружие, которое имеем. И пока мудрые  охраняют  Кольцо,
мы будем сражаться. Может быть, меч-который-сломан поможет нам  остановить
волну - если рука, которая его держит, унаследовала не только обломки,  но
и силу королей древности?
     - Кто  может  сказать?  -  сказал  Арагорн.  -  Но  мы  проверим  это
когда-нибудь.
     - Пусть этот день не откладывается слишком надолго, - сказал Боромир.
- Хоть я и не прошу о помощи, мы нуждаемся в ней. И нас успокоило бы, если
бы мы знали, что и другие сражаются изо всех сил.
     - Тогда успокойтесь, - сказал Элронд. - В мире существуют другие силы
и королевства, о которых вы не знаете: они скрыты от вас.  Андуин  великий
течет мимо многих берегов, прежде чем приходит  к  Аргонату  и  к  воротам
Гондора.
     - Но для всех нас было бы лучше, - сказал гном Глоин, - если  бы  все
эти силы объединились, и их мощь использовать  можно  было  бы  совместно.
Могут существовать другие кольца, менее опасные, мы можем использовать их.
Семь потеряны для нас - если Балин не нашел  Кольцо  Трора,  которое  было
последним; ничего не было слышно о нем после гибели Трора в  Мории.  Я  не
скрою от вас, что надежда отыскать  Кольцо  была  одной  из  причин  ухода
Балина.
     - Балин не найдет Кольцо в Мории, - заметил Гэндальф. - Трор  передал
его Трейну, своему сыну, но Трейн не отдал Торину. У Трейна  его  отобрали
во время пыток в подземельях Дол Гулдура. Я пришел слишком поздно.
     - Ах, увы! - воскликнул Глоин. - Когда придет день  нашей  мести?  Но
остаются три. Что с тремя кольцами эльфов? Говорят,  это  могучие  кольца.
Разве повелители эльфов не сохранили их?  Но  они  тоже  сделаны  когда-то
Повелителем Тьмы. Можно ли ими пользоваться? Я вижу здесь  владык  эльфов.
Не ответят ли они?
     Эльфы не отвечали.
     - Разве вы не слышали меня, Глоин? - переспросил  Элронд.  -  Три  не
были сделаны Сауроном, он даже не касался их. Но о  них  нельзя  говорить.
Они обладают большой властью, но это не оружие войны  или  завоевания;  их
сила не в этом. Те, кто сделал их, не стремились ни  к  господству,  ни  к
богатству: им нужно было понимание, созидание  и  способность  излечивать.
Эльфы добились всего этого в Средиземье, но дорого заплатили. Если  Саурон
овладеет Кольцом власти, сердца и мысли всех  эльфов  будут  ему  открыты.
Было бы лучше, если бы эти три кольца никогда не существовали.
     - Но что случится с ними, если правящее кольцо  будет  уничтожено?  -
спросил Глоин.
     - Мы точно не знаем, - печально ответил Элронд. - Некоторые надеются,
что три кольца освободятся, поскольку Саурон никогда не касался их,  и  их
владельцы смогут исцелить все раны мира. Но,  может  быть,  если  погибнет
одно Кольцо, три потеряют силу и из мира исчезнет и будет забыто множество
прекрасных вещей. Так считаю я.
     - Но все эльфы готовы пойти на это, - сказал Всеславур,  -  если  при
этом будет уничтожена  власть  Саурона  и  навсегда  уйдет  опасность  его
господства.
     - Итак, мы вновь вернулись к вопросу о разрушении  Кольца,  -  сказал
Эрестор, - но не подошли ближе к цели. Как можем мы найти огонь, если даже
он существует? Это путь отчаяния... Или безумия, сказал бы я, если  бы  не
мудрость Элронда.
     -  Отчаяние  или  безумие?  -  сказал  Гэндальф.  Это  не   отчаяние:
отчаиваются лишь те, кто видит свой неизбежный конец. Мы  не  отчаиваемся.
Мудрость заключается в том, чтобы признать необходимость,  когда  взвешены
все другие пути, хотя тем, кто лелеет лживую надежду, эта  мудрость  может
показаться безумием. Пусть  безумие  будет  нашим  плащом,  завесой  перед
глазами врага. Ибо он тоже мудр и в своей злобе тоже взвешивает все  пути.
Но единственная мера, которую он знает, это желание -  желание  власти,  и
так он судит всех. Он не подумает о том, что, владея Кольцом,  мы  захотим
уничтожить его. Делая это, мы нарушаем его предположения.
     - По крайней мере на время, - согласился Элронд. - Дорога избрана, но
она будет весьма трудной. Ни сила,  ни  мудрость  не  уведут  нас  по  ней
далеко. Дорогу с одинаковой надеждой может проделать и сильный, и  слабый.
Но часто именно таков путь деяний, изменяющих устройство  мира:  маленькие
руки делают то, что могут, в то  время  как  глаза  великих  устремлены  в
другое место.
     - Очень хорошо,  очень  хорошо,  мастер  Элронд!  -  внезапно  сказал
Бильбо. - Больше ничего  не  нужно  говорить!  И  так  ясно,  на  кого  вы
указываете. Бильбо, глупый хоббит начал это дело, и Бильбо  закончит  его.
Мне было так удобно здесь, так  хорошо  работать  над  моей  книгой.  Если
хотите знать, я уже подхожу к концу. Я думал закончить ее  так:  "...и  он
жил счастливо и спокойно до конца своих дней..."  Это  хороший  конец.  Но
теперь я его изменю: он не похож на правду. К тому же в  книге,  очевидно,
должно быть еще несколько глав, если я доживу, чтобы написать их.  Ужасная
помеха. Когда я должен выступить?
     Боромир удивленно посмотрел на Бильбо, но смех замер у него на устах,
когда он увидел, что все остальные с глубоким уважением смотрят на старого
хоббита.  Только  Глоин  улыбнулся,   но   его   улыбку   вызвали   старые
воспоминания.
     - Конечно, мой дорогой Бильбо, - сказал Гэндальф. -  Если  бы  ты  на
самом деле начал это дело, ты бы должен был его закончить.  Но  ты  теперь
хорошо  знаешь,  каково   было   начало:   даже   великие   герои   играли
незначительные  роли  в  этом  деле.  Ты  не  должен  кланяться!   Мы   не
сомневаемся, что в шутливой форме ты делаешь отважное предложение. Но  оно
превосходит твои силы, Бильбо. Ты не можешь  повернуть  назад  время.  Оно
прошло. Если хочешь прислушаться к моему совету, я скажу,  что  твоя  роль
кончена. Ты теперь только летописец. Заканчивай свою книгу и не  меняй  ее
конца! На него все еще есть надежда. Но  будь  готов  писать  продолжение,
когда они вернутся.
     Бильбо засмеялся.
     - Вы никогда не давали мне  приятных  советов.  Все  ваши  неприятные
советы приводили к добру, поэтому я думаю, не приведет и этот к плохому. Я
и не предполагал, что у меня хватит  сил  и  удачи,  чтобы  иметь  дело  с
кольцом. Оно выросло, а я нет. Но скажите мне:  кого  вы  имеете  в  виду,
говоря "они"?
     - Тех, кого мы пошлем с Кольцом!
     - Точно! И кто же это? Мне кажется, что именно это  и  должен  решить
Совет. Эльфы наслаждаются длинными речами, гномы  могут  выносить  большую
нагрузку, но я всего лишь старый хоббит и пропустил свой обед.  Нельзя  ли
назвать имена сейчас! Или отложить и пообедать?
     Никто не ответил. Прозвенел полуденный колокольчик. Фродо смотрел  на
всех, но к нему не повернулся никто.  Все  члены  Совета  сидели,  опустив
глаза и глубоко задумавшись. Страшный ужас охватил его, как будто он  ждал
объявления своей судьбы, он давно предвидел ее, но все  же  надеялся,  что
она никогда не сбудется. Желание отдохнуть в мире, остаться рядом с Бильбо
в Раздоле заполнило его  сердце.  Наконец  он  с  усилием  заговорил  и  с
удивлением услышал собственные слова, как будто кто-то другой говорил  его
слабым голосом.
     - Я понесу Кольцо, - сказал он, - хотя я не знаю пути.
     Элронд поднял глаза и взглянул на него,  и  Фродо  почувствовал,  как
проницательный взгляд пронзает его сердце.
     - Если я правильно понял все, что слышал, - сказал Элронд, - я думаю,
эта роль предназначена для вас, Фродо. И если вы не отыщете пути, никто не
сделает этого. Настал час народа Удела: хоббиты выходят из своих спокойных
полей и  сотрясают  башни  и  Советы  Великих.  Кто  из  всех  мудрых  мог
предвидеть это?
     Но это тяжелая ноша. И ее нельзя переложить на  другого.  Я  не  могу
возложить ее на вас. Но если вы добровольно принимаете ее,  я  скажу,  что
ваш выбор правильный. И  если  бы  собрались  все  могучие  друзья  эльфов
древности: и Хадор, и Хурин, и Турин, и сам Берен, - ваше  место  было  бы
среди них.
     - Но вы ведь  не  пошлете  его  одного,  мастер?  -  воскликнул  Сэм,
неспособный больше сдерживаться, выскакивая из угла, где он спокойно сидел
на полу.
     - Конечно, нет! - с улыбкой поворачиваясь к нему, сказал Элронд. - Вы
пойдете с ним. Трудно представить себе вас разлученными,  даже  когда  его
приглашают на тайный совет, а вас нет.
     Сэм, покраснев, сел.
     - В хорошенькую же историю мы попали,  мастер  Фродо,  -  сказал  он,
покачивая головой.

                         3. КОЛЬЦО ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА ЮГ

     Позже в тот же день хоббиты  устроили  собственный  совет  в  комнате
Бильбо. Мерри и Пиппин возмутились, услышав, что Сэм пробрался на совет  и
был избран товарищем Фродо.
     - Это нехорошо, - заявил Пиппин. - Вместо того, чтобы вытолкать его и
заковать в цепи, Элронд _н_а_г_р_а_ж_д_а_е_т_ его за этот поступок!
     - Награждает! - сказал  Фродо.  -  Не  могу  представить  себе  более
суровое наказание. Ты не думаешь, о чем говоришь:  осудить  на  участие  в
этом безнадежном путешествии - награда? Вчера мне снилось, что моя  задача
выполнена и я могу отдохнуть здесь.
     - Я тоже хочу, чтобы ты отдохнул, - сказал Мерри. - Но мы завидуем не
тебе, а Сэму. Если ты уйдешь, для нас будет наказанием  остаться,  даже  в
Раздоле.  Мы  проделали  с  тобой  немалый  путь   и   преодолели   немало
препятствий. Мы хотим идти и дальше.
     - Именно это и я хотел сказать, -  добавил  Пиппин.  -  Мы,  хоббиты,
должны держаться вместе. Я пойду с тобой, если только они не закуют  меня.
Должен же хоть кто-то в отряде обладать разумом.
     - В таком случае тебя не следует избирать,  Перегрин  Тук,  -  сказал
Гэндальф, заглядывая в окно, расположенное у самой земли. - Но вы все  зря
беспокоитесь. Еще ничего не решено.
     - Ничего не решено! - воскликнул Пиппин. - Что  же  вы  все  делаете?
Запираетесь на целые часы...
     - Разговариваем, - сказал Бильбо. -  И  у  всех  широко  раскрываются
глаза, даже у старого Гэндальфа. Я думаю, что известие Леголаса  о  побеге
Голлума поразило даже его.
     - Ошибаешься, - сказал Гэндальф. - Ты сам невнимателен. Я уже  слышал
об  этом  от  самого  Гвайхира.  Если  хочешь  знать,  единственное,   что
действительно заставило всех раскрыть глаза, это  ты  и  Фродо.  И  я  был
единственный, кто не удивился.
     - Ну, ладно, - сказал  Бильбо,  -  ничего  не  решено,  кроме  выбора
бедного Фродо и Сэма. Я все время боялся, что дело дойдет до этого.  Но  я
знаю, что  Элронд  разослал  множество  разведчиков.  Они  уже  выступили,
Гэндальф?
     - Да, - ответил маг. - Некоторые разведчики  уже  в  пути.  Остальные
выйдут завтра. Элронд посылает эльфов, те установят связь  со  скитальцами
и, может быть, с народом Трандуила в Чернолесье. А Арагорн выступил вместе
с сыновьями Элронда. Мы обыщем всю местность на много лиг  вокруг,  прежде
чем сделаем хоть одно движение. Подбодрись, Фродо! Ты, вероятно, еще долго
пробудешь здесь.
     - Ах! - уныло сказал Сэм. - Так мы дождемся прихода зимы.
     - Этому не поможешь, - сказал Бильбо.  -  Частично,  это  твоя  вина,
Фродо, сын мой: ты настаивал на  том,  чтобы  ждать  моего  дня  рождения.
Ничего себе, хороший способ отметить его! Именно в  этот  день  пустить  в
Торбу-на-Круче Саквиль -Бэггинсов. Но ничего не поделаешь.  Ты  не  можешь
здесь  ждать  весны  и  нельзя  выступать,  пока  не  получены   сообщения
разведчиков.

                   Когда начинает кусаться зима
                   И листья последние ветер срывает,
                   Когда над землей воцаряется тьма,
                   Кто в землях далеких - покоя не знает.

     Но боюсь, такова ваша участь.
     - Да, это так, - сказал Гэндальф. - Мы не можем  выступить,  пока  не
узнаем, что случилось с всадниками.
     - Я думал, что они все погибли в наводнении, - заметил Мерри.
     - Духов Кольца невозможно уничтожить, - ответил  Гэндальф.  -  В  них
сила их хозяина, и они остаются или погибают вместе с  ним.  Мы  надеемся,
что они лишились лошадей и своей формы, поэтому стали менее опасными -  но
мы должны точно установить это. Тем временем ты должен постараться  забыть
свои неприятности, Фродо. Не знаю, смогу ли я чем-нибудь помочь  тебе,  но
попытаюсь шепнуть тебе на ухо. Тут кое-кто говорил, что хоть у кого-нибудь
в отряде должен быть разум. Он был прав. Я думаю, что смогу отправиться  с
вами.
     При этом известии радость Фродо была так велика, что Гэндальф слез  с
подоконника на котором сидел, снял шляпу и поклонился.
     - Я лишь сказал: "я думаю, что смогу пойти." Пока еще ни  на  что  не
рассчитывай. В этом деле решающее слово принадлежит Элронду и вашему другу
Бродяжнику. Кстати, я должен увидеть Элронда, я вовремя это вспомнил.  Мне
придется уйти.
     - Как вы думаете, долго ли я  еще  буду  здесь?  -  спросил  Фродо  у
Бильбо, когда Гэндальф ушел.
     - О, не знаю. Я не могу считать дни в Раздоле, - сказал Бильбо. -  Но
думаю, достаточно долго. Мы еще сможем поговорить. Не хочешь ли помочь мне
закончить мою книгу и начать следующую? Ты думал о ее конце?
     - Да, я придумал несколько, но все они темны и неприятны,  -  ответил
Фродо.
     - О, этого не нужно делать! - сказал Бильбо.  -  Книги  должны  иметь
хороший конец. Как тебе понравится это: они поселились вместе и жили долго
и счастливо?
     - Было бы хорошо, если только это случилось бы, - ответил Фродо.
     - Ах! - сказал Сэм. - А где же они жили? Вот что я хотел бы знать!
     Некоторое время хоббиты продолжали говорить и думать о своем недавнем
путешествии и об опасностях, что ждут впереди,  но  таково  было  свойство
Раздола, что вскоре все страхи и беспокойства покинули их. Будущее, плохое
или хорошее, не было забыто, но как бы потеряло власть  над  настоящим.  В
них  укреплялись  силы  и  надежда,  они  были   довольны   каждым   днем,
наслаждались каждым обедом, каждым разговором и каждой песней.
     Так пролетели дни, и каждое утро было ярким и  прекрасным,  а  каждый
вечер - прохладным и  ясным.  Но  осень  быстро  проходила,  золотой  свет
медленно сменялся бледным серебром, последние листья спадали с  обнаженных
ветвей. С туманных гор подул  холодный  ветер.  Луна  прибывала,  пока  не
повисла диском в ночном небе, затмевая звезды. Но низко  на  юге  краснела
одна звезда. С каждой ночью, по мере того как луна вновь  начала  убывать,
свет красной звезды разгорался все ярче. Фродо видел ее  из  своего  окна:
она сверкала, как внимательный глаз, который  сквозь  деревья  смотрит  на
лесистую равнину.
     Хоббиты уже два месяца  пробыли  в  доме  Элронда,  прошел  ноябрь  с
последними  днями  осени,  проходил  декабрь,  когда  начали  возвращаться
разведчики. Некоторые уходили на север  к  истокам  Седоключицы  в  болота
Эттена; другие отправлялись на запад и с  помощью  Арагорна  и  скитальцев
обыскали землю  за  Грейфлудом  и  Тарбадом,  где  старый  северный  тракт
пересекает реку у разрушенного  города.  Многие  пошли  на  восток  и  юг;
некоторые из них пересекли горы и проникли в Чернолесье, в  то  время  как
другие прошли по тропе к истокам реки Радости  и  таким  образом  в  дикие
земли по полям радости добрались до старого дома  Радагаста  в  Росгобеле.
Радагаста там не было, и они вернулись по высокогорному переходу,  который
назывался лестницей Димрилла. Сыновья Элронда Элнадан и Элрогир  вернулись
последними. Они предприняли далекое путешествие, пройдя  вниз  по  течению
Сильверлоуд в странную местность, но о своем  поручении  они  не  говорили
никому, кроме Элронда.
     Разведчики не обнаружили ни всадников, ни других слуг Саурона  нигде.
Даже орлы туманных гор не сообщили никаких свежих новостей. Ничего не было
слышно о Горлуме, но дикие волки по-прежнему собирались стаями и охотились
по берегам  великой  реки.  Были  найдены  три  потонувшие  черные  лошади
недалеко от брода, ниже по течению на скалах порогов нашли тела  еще  пяти
лошадей, а также длинный черный плащ, весь  изорванный.  От  самих  черных
всадников не было видно ни следа, и нигде не чувствовалось их присутствие.
Казалось, они исчезли с севера.
     - По крайней мере восемь из девяти на время можно сбросить со  счета,
- сказал Гэндальф. - Было  бы  опрометчиво  слишком  успокаиваться,  но  я
думаю, мы можем надеяться, что Духи Кольца рассеяны и вынуждены  вернуться
к своему хозяину в Мордор, пустые и бесформенные.
     Если это так, то пройдет какое-то время прежде чем они  снова  смогут
начать охоту. Конечно, у врага есть и другие слуги,  но  и  они  вынуждены
будут вначале добраться до Раздола, чтобы здесь взять наш след. И если  мы
будем осторожны, им придется не очень легко. Но больше откладывать  отъезд
нельзя.
     Элронд пригласил к себе хоббитов. Он серьезно посмотрел на Фродо.
     - Время пришло, - сказал он. - Если  увозить  Кольцо,  то  это  нужно
теперь. Но те, кто пойдет с ним, не должны рассчитывать на помощь войны  и
силы. Они должны проникнуть глубоко во владения врага без  всякой  помощи.
Вы все еще хотите, Фродо, служить хранителем Кольца?
     - Да, - ответил Фродо. - Я пойду с Сэмом.
     - Тогда я больше не могу помочь вам даже советом, - сказал Элронд.  -
Я могу предвидеть лишь малую часть вашей дороги,  как  вы  выполните  ваше
задание,  я  не  знаю.  Тень   подползла   теперь   к   подножью   гор   и
распространяется до границ Грейфлуда. А в тени все  скрыто  для  меня.  Вы
встретите множество врагов, иногда  открытых,  иногда  тайных;  мы  можете
встретить и друзей на пути  там,  где  меньше  всего  из  ждете.  Я  пошлю
вестников к тем, кого я знаю в широком мире, но так  опасны  стали  теперь
дороги, что некоторые сообщения вообще не дойдут, а  некоторые  дойдут  не
быстрее вас.
     И я выберу вам  товарищей  в  дорогу,  если  они  захотят,  а  судьба
позволит. Их должно быть немного, так как вся ваша надежда на  быстроту  и
скрытность. Даже если бы в моем распоряжении было войско эльфов древности,
оно мало помогло бы, наоборот, лишь разбудило бы силу Мордора.
     Товарищество  Кольца  будет  состоять  из  девяти:  девять   путников
выступят против девяти всадников,  представляющих  зло.  С  вами  и  вашим
верным слугой пойдет Гэндальф, это будет его величайшее  задание  и  может
быть, конец всей его работы.
     Что касается остальных, то они будут  представлять  свободные  народы
мира: эльфов, гномов и людей. Леголас пойдет от эльфов, Гимли, сын  Глоина
- от гномов. Они согласны идти до горных проходов, а может  и  дальше.  Из
людей с вами пойдет Арагорн,  сын  Арахорна,  ибо  кольцо  Исилдура  тесно
связано с ним.
     - Бродяжник! - воскликнул Фродо.
     - Да, - с улыбкой ответил Арагорн. - Я просил разрешения  быть  вашим
товарищем, Фродо.
     - Я сам хотел просить вас идти с нами, - сказал Фродо, - но я  думал,
вы пойдете в Минас Тирит с Боромиром.
     - Пойду, - сказал Арагорн. - Меч-который-сломан будет сплавлен вновь,
прежде чем я начну войну. Но ваша дорога и наша  дорога  лежат  вместе  на
много миль. Поэтому и Боромир будет в  нашем  товариществе...  Он  храбрый
человек.
     - Значит, нужно найти еще двоих, - сказал Элронд. - Я обдумаю это.  Я
могу послать кого-нибудь из живущих у меня в доме.
     - Но это не оставит места для нас! - в отчаянии воскликнул Пиппин.  -
Мы не хотим оставаться. Мы хотим идти с Фродо.
     - Это потому что вы не понимаете и не можете  представить  себе,  что
вас ждет впереди, - возразил Элронд.
     - И Фродо не представляет себе этого, - заметил Гэндальф,  неожиданно
поддерживая Пиппина. - И никто из нас не знает, что его ждет. Правда, если
бы эти хоббиты осознали весь размер опасности, они не осмелились бы  идти.
Но они очень хотят идти, и если им не  позволить,  они  будут  чувствовать
себя очень несчастными. Я думаю, Элронд, что в этом случае следует  больше
верить их дружбе, чем  мудрости.  И  даже  если  вы  выберете  для  нас  в
попутчики владыку эльфов, такого, как Глорфиндель, он не сможет  ни  взять
штурмом Башню Тьмы, ни с помощью силы пробиться к огню.
     - Ваши слова справедливы, - согласился с  магом  Элронд,  -  но  я  в
сомнении. Я предчувствую, что Удел в опасности. Я хотел послать этих двоих
вестниками, чтобы они в соответствии с обычаями своей страны  предупредили
ее жителей. Во всяком случае я считаю, что младший из этих двоих, Перегрин
Крол, должен остаться. Мое сердце против его участия.
     - Тогда, мастер Элронд, вы должны посадить меня в темницу или послать
меня домой связанным в мешке, - сказал Пиппин. - Иначе я все равно пойду с
товариществом.
     - Да будет так. Вы пойдете, - согласился Элронд и вздохнул. -  Теперь
есть все девять. Через семь дней вы должны выступить.
     Меч Элендила вновь был скован эльфийскими кузнецами, а на его  лезвии
был выплавлен девиз: семь звезд  между  лунным  полумесяцем  и  солнцем  с
лучами; вокруг них было написано множество рун:  "Арагорн,  сын  Арахорна,
отправляется на войну к границам Мордора". Ярко засверкал  меч,  когда  он
был совсем готов, солнце красными отблесками  отражалось  в  нем,  а  луна
сияла холодом, края его были тверды и остры. И Арагорн дал ему новое  имя,
назвав Андрил - Пламя Запада.
     Арагорн и Гэндальф прогуливались вместе или  сидели,  разговаривая  о
своей дороге и опасностях, которые они на ней встретят. Они  рассматривали
карты и книги, бывшие в доме Элронда. Иногда с ними был  и  Фродо,  но  он
удовлетворялся их руководством и  проводил  как  можно  больше  времени  с
Бильбо.
     В эти последние дни хоббиты по вечерам часто сидел  в  зале  огня,  и
здесь среди множества других сказаний они  услышали  полностью  легенду  о
Берене и Лютиен и о выигрыше большой жемчужины, но в те дни, когда с  ними
не было Мерри и Пиппина, Фродо и Сэм закрывались с Бильбо в его  маленькой
комнатке. Здесь Бильбо читал главы своей книги или  отрывки  своих  стихов
или делал записи о приключениях Фродо.
     В утро последнего дня Фродо  был  один  с  Бильбо,  и  старый  хоббит
вытащил из-под своей кровати деревянный сундучок. Он поднял его  крышку  и
загляну внутрь.
     - Здесь твой меч, - сказал он. - Но он сломан, ты знаешь. Я взял его,
чтобы обломки не потерялись, но  забыл  попросить  кузнецов  сплавить  их.
Теперь уже не успеть. Поэтому я подумал, что тебе нужен другой меч.
     Он достал из  сундука  маленький  меч  в  старых  поношенных  кожаных
ножнах.  Бильбо  вытащил  меч  из  ножен,  и  отполированное  и  тщательно
протертое лезвие сверкнуло холодно и ярко.
     - Это жало, - сказал он и легко вонзил лезвие в деревянную  балку.  -
Возьми его, если хочешь. Я думаю, что мне он не понадобится больше.
     Фродо с благодарностью принял меч.
     - Здесь есть еще кое-что, - сказал Бильбо, доставая сверток,  который
казался слишком тяжелым для своего размера. Он развернул несколько  старых
курток, и в  руках  у  него  оказалась  кольчуга.  Она  была  сплетена  из
множества колец, гибких, как холст, холодных,  как  лед,  и  твердых,  как
сталь. Она сияла, как освещенное луной серебро, и была усажена  маленькими
жемчужинами. При ней был пояс из перламутра и хрусталя.
     - Прекрасная вещь, верно? - сказал Бильбо, поднося ее к  свету.  -  И
полезная. Эту кольчугу дал мне Торин. Я забрал ее из  Микел-Делвина  перед
уходом и упаковал вместе со своим  багажом.  Все,  что  напоминало  мне  о
путешествии, за исключением  Кольца,  я  взял  с  собой.  Но  я  не  думал
использовать  кольчугу,  и  мне  она  теперь  не  нужна.  Я  лишь   иногда
разглядывал ее. Надев ее, ты едва ли почувствуешь ее вес.
     - Я думаю... Я думаю, мне она не подойдет, - усомнился Фродо.
     - Точно то же сказал и я, - заметил Бильбо. - Никогда не  заботься  о
внешности. И ты можешь носить ее под  одеждой.  Давай!  Ты  разделишь  эту
тайну со мной. Никому о ней не говори! Я  буду  спокойней,  зная,  что  ты
носишь ее. Мне кажется, что она не поддастся даже ножам черных  всадников,
- закончил он тихо.
     - Хорошо, я возьму ее,  -  сказал  Фродо.  И  Бильбо  надел  на  него
кольчугу и прикрепил к сверкающему поясу жало, потом поверх кольчуги Фродо
надел рубашку и куртку.
     - Прекрасный хоббит! - одобрительно сказал Бильбо. - Но в  тебе  есть
больше, чем об этом говорит наружность. Желаю тебе удачи! - Он  отвернулся
и принялся глядеть в окно, пытаясь напевать какую-то песенку.
     - Я не могу как следует поблагодарить вас, Бильбо, за это  и  за  всю
вашу прошлую доброту, - сказал Фродо!
     - И не пытайся! - ответил старый хоббит, оборачиваясь и хлопая  Фродо
по спине. - Ой! - воскликнул он.  -  Как  твердо!  Помни:  хоббиты  должны
держаться вместе, особенно Торбинсы. Все, что я прошу в  обмен:  это  будь
осторожен и возвращайся назад с  новостями  и  любыми  старыми  песнями  и
сказками, какие услышишь. Я постараюсь  до  твоего  возвращения  закончить
свою книгу. Мне хочется написать и другую...
     Он замолчал и, вновь отвернувшись к окну, тихонько запел:

                   Я сидел и глядел на огонь
                   И видел в дрожащем пламени
                   Лето, что было давно,
                   И цветы, покрывавшие камни.

                   Злую осень я вспоминал
                   И деревья, ронявшие листья,
                   Ветра дикого дальний порыв,
                   Облака, проплывавшие быстро.

                   Скоро тихо придет зима,
                   Но зимы я уже не увижу.
                   И хоть я смертельно устал,
                   Жаль, что много я не видел.

                   Я сидел и глядел на огонь,
                   Вспоминая своих знакомых,
                   Тех, кто был и ушел давно,
                   И других, неизвестных и новых.

                   Я сидел и глядел на огонь,
                   На огонь, горящий, как солнце,
                   И услышал: вернулся домой
                   Тот, кто утром ушел надолго.

     Был холодный серый день в конце декабря. Восточный  ветер  свистел  в
голых ветвях деревьев и шумел в темных соснах на холмах. Темные  и  низкие
разорванные облака быстро плыли над головой. Когда начали сгущаться ранние
вечерние тени, товарищество было готово пуститься в путь. Они должны  были
выступить в темноте: Элронд советовал им путешествовать под покровом тьмы,
пока они не удалятся достаточно далеко от Раздола.
     - Вы должны опасаться множества глаз слуг Саурона, - сказал он.  -  Я
не сомневаюсь, что известие о поражении всадников уже дошло до него, и  он
полон гнева. Вскоре его шпионы - пешие и крылатые - заполнят земли севера.
Вы в пути должны опасаться даже неба над головой.
     Товарищество брало с собой мало оружия  и  военного  снаряжения,  оно
надеялось не на сражения, а на скрытность.  Арагорн  был  вооружен  только
Андрилом,  другого  оружия  у  него   не   было.   Он   вновь   оделся   в
ржаво-коричневое и зеленое, как скиталец  диких  земель.  У  Боромира  был
длинный меч, того же типа, что и Андрил, но с менее  славной  родословной.
Кроме того, он нес щит и боевой рог.
     - Громко и ясно звучит он в долине меж холмов, - пояснил Боромир, - и
пусть бегут все враги Гондора!
     Поднеся его к губам, он загудел, и эхо полетело от скалы к скале. Все
кто услышал его в Раздоле, вскочили на ноги.
     - Не торопитесь вновь трубить в свой рог, Боромир, - сказал Элронд, -
пока не окажетесь на границе своей земли. Иначе вы можете привлечь врага.
     - Может быть, - согласился Боромир. - Но я всегда трубил в свой  рог,
пускаясь в путь, и хотя теперь нам придется идти в тени, я  не  пойду  как
вор в ночи.
     Гном Гимли единственный открыто надел  кольчугу  из  стальных  колец:
гномы легко переносят тяжести. У пояса его висел топор с широким  лезвием.
У Леголаса был лук и колчан со стрелами, а на поясе - длинный белый нож. У
младших хоббитов были мечи, взятые ими в кургане, но Фродо  взял  с  собой
только жало. Его кольчуга, как и  советовал  Бильбо,  оставалась  скрытой.
Гэндальф взял свой посох, сбоку у него висел  меч  Глемдринг  -  молотящий
врагов, - брат Оркриста, лежащего на груди Торина под Одинокой горой.
     Элронд всех в изобилии снабдил теплой одеждой, у всех были  куртки  и
плащи, подбитые мехом. Пища, запасная одежда, одеяла и другие  необходимые
в дороге вещи были погружены на пони. Этим пони было то  бедное  животное,
которое они купили в Пригорье.
     За время стоянки в Раздоле этот пони  удивительно  изменился:  шерсть
его лоснилась, и к нему, казалось, вернулась живость юности. Сэм  настоял,
чтобы выбрали его, заявив, что Билл - так он назвал его -  зачахнет,  если
его не возьмут.
     - Это животное чуть ли не разговаривает, - сказал он, - и  заговорит,
если останется здесь еще немного. Он своим  взглядом  сказал  мне  так  же
ясно, как мастер Пиппин говорит словами:  "если  вы  не  возьмете  меня  с
собой, Сэм, я сам пойду за вами."
     Итак, Билл был грузовой пони, и он, единственный из членов отряда  не
казался угнетенным.
     Прощание произошло в большом зале  у  огня,  и  теперь  ждали  только
Гэндальфа, который еще не вышел из дома. В открытую дверь был виден  блеск
огня, во множестве окон горел мягкий свет. Бильбо сгорбился в плаще, молча
стоя на пороге рядом с Фродо. Арагорн сидел,  склонив  голову  на  колени,
только Элронд полностью понимал, как  много  значит  для  него  этот  час.
Остальные были видны во тьме смутными очертаниями.
     Сэм стоял возле пони, почесывая его за ухом и тоскливо поглядывая  на
реку, шумящую на камнях внизу - его страсть к приключениям была  на  самом
низком уровне.
     - Билл, старина, - говорил он, - тебе не стоило идти с нами.  Ты  мог
бы остаться здесь и есть лучшее сено, пока не подрастет свежая трава.
     Билл махнул хвостом и ничего не сказал.
     Сэм поправил мешок на плечах и беспокойно перебрал в  уме  все  вещи,
упакованные в нем, стараясь припомнить, не забыл ли  он  чего-нибудь:  его
главное богатство - кухонная утварь, маленький ящичек с солью, который  он
всегда носил с собой  и  пополнял  при  любой  возможности,  добрый  запас
трубочного зелья (вынужден предупредить, что его оказалось  недостаточно),
кремень и фитиль, шерстяной шарф, холст, различные  мелкие  принадлежности
его хозяина, которые Фродо забыл, а Сэм припрятал, готовясь  с  торжеством
показать их, когда они понадобятся. Он вспомнил все это.
     - Веревка! - пробормотал он. - Нет веревки!  А  ведь  только  прошлой
ночью я говорил себе: "Сэм, как насчет куска веревки? Ты  пожалеешь,  если
не возьмешь его." А я не взял. И теперь уже не могу.
     В этот момент вышел Элронд в сопровождении Гэндальфа и позвал всех  к
себе.
     - Вот мое последнее слово, - сказал он негромко. -  Хранитель  Кольца
отправляется на поиски горы Судьбы. На  нем  одном  лежит  обязанность  не
бросать Кольцо, не передавать его никому из слуг врага, не  давать  никому
дотрагиваться до него, кроме самих членов товарищества и Совета, да  и  то
лишь в случае крайней необходимости... Остальные идут с ним как  свободные
товарищи,  чтобы  помочь  ему  в  пути.  Можете  продолжать  путь,  можете
вернуться назад или свернуть в  сторону,  как  велят  обстоятельства.  Чем
дальше вы пройдете, тем труднее вам будет  возвращаться,  но  на  вас  нет
никакого обета, никакой обязанности идти дальше, чем вы захотите.  Ибо  вы
не знаете силы своих сердец и не можете  предвидеть,  что  каждый  из  вас
встретит в дороге.
     - Неправ тот, кто говорит "прощайте", когда на дороге сгущается тьма,
- сказал Гимли.
     - Может быть, - сказал Элронд, -  но  не  нужно  заставлять  клясться
того, кто не сможет видеть во тьме.
     - Но клятва укрепляет дрожащие сердца, - сказал Гимли.
     - Или разбивает их, - сказал Элронд. - Не заглядывайте слишком далеко
вперед! Идите с добрым сердцем! Прощайте, и да будет с вами  благословение
эльфов, людей и всех свободных народов! Пусть звезды сияют над вами!
     - Доброй... Доброй удачи! - воскликнул Бильбо, дрожа от холода. -  Не
думаю, Фродо, сынок, что ты сможешь вести дневник, но когда  вернешься,  я
потребую подробного рассказа. И не ходи слишком долго! Прощайте!
     Множество других жильцов дома Элронда во тьме следило за  их  уходом,
прекрасными голосами желая им доброго пути. Не слышно было смеха, не  было
песен и музыки. Наконец члены товарищества повернулись и медленно растаяли
во тьме.
     Они перешли через мосты и пошли по крутой извилистой  тропе,  которая
вела из долины Раздола. Наконец они дошли до  высокой  площадки,  поросшей
вереском, где ветер свистел  в  зарослях.  Здесь  они  бросили  прощальный
взгляд на последний домашний приют, мягко мерцавший внизу, и  двинулись  в
ночь.

     У брода через Бруинен он оставили дорогу и свернули на  узкую  тропу,
бегущую через поляну к югу. Цель их заключалась в  том,  чтобы  в  течение
многих милей и дней идти к западу от гор.  Местность  была  гораздо  более
неровной и пересеченной, чем зеленая долина великой реки в диких землях по
другую сторону хребта, и они поднимались медленно. Но  на  этом  пути  они
надеялись избежать недружелюбных глаз. Шпионов Саурона редко  встречали  в
этой пустынной местности,  и  дороги  тут  были  известны  только  жителям
Раздола.
     Гэндальф шел впереди, с ним шел Арагорн, узнававший местность даже  в
темноте. Остальные двигались сзади в ряд, и Леголас, у которого было самое
острое зрение, замыкал его. Первая часть их  путешествия  была  тяжелой  и
утомительной, и Фродо мало что запомнил, кроме ветра.  Много  бессолнечных
дней ледяной ветер дул с гор, и никакая одежда не могла  защитить  от  его
холодных пронзительных пальцев. Хотя путники были хорошо одеты,  им  редко
бывало тепло - и в движении, и на отдыхе. Они беспокойно спали до середины
дня,  укрывшись  в  углублениях  или  в  зарослях   колючего   кустарника,
покрывавших местность. После полудня очередной дежурный поднимал их, и они
обедали.  Еда  была,  как  правило,  холодная  и  невеселая:   они   редко
отваживались разжигать костер. Вечером они вновь пускались в путь,  всегда
по возможности придерживаясь южного направления.
     Вначале хоббитам казалось,  что,  хотя  они  бредут  до  изнеможения,
продвигаются они вперед медленно, как улитки, и никогда не дойдут до  гор.
Каждый день перед ними открывалась одна и та  же  картина,  но  постепенно
горы становились ближе. К югу от Раздола они поднялись высоко и  повернули
на запад. У подножья  главного  хребта  расстилалось  дикое  нагромождение
мрачных холмов и глубоких ущелий, полных бурлящей воды. Тропы были редкими
и извилистыми и часто приводили их только к очередному крутому спуску  или
подъему.
     Они уже две недели находились в пути, когда погода изменилась.  Ветер
внезапно стих, а потом повернул круто к югу. Облака растаяли, и показалось
бледное  солнце.  Наступил   холодный   ясный   рассвет   после   длинного
утомительного  ночного  перехода.  Путешественники   достигли   невысокого
хребта, увенчанного группой  древних  падубов,  чьи  серо-зеленые  стволы,
казалось, были  высечены  из  камня  окружающих  скал.  Их  темная  листва
блестела, а красные ягоды сверкали в свете восходящего солнца.
     Дальше к югу Фродо видел тусклые очертания  гор,  которые,  казалось,
преграждали  тропу,  избранную  товариществом.  Слева  от   этого   хребта
поднимались три  пика.  Самый  высокий  и  близкий  возвышался,  как  зуб,
усыпанный снегом, его голая северная  вершина  была  еще  в  тени,  но  на
склонах ее солнце отражалось красными отблесками.
     Гэндальф стоял рядом с Фродо и глядел вперед из-под руки.
     - Неплохо, - сказал он. - Мы достигли границ местности, которую  люди
называют Холлин. Множество эльфов жило здесь в те  счастливые  дни,  когда
она называлась Эрегион. Мы прошли по прямой сорок пять лиг, хотя наши ноги
проделали гораздо больший путь. Местность и погода теперь будут мягче, но,
возможно, опаснее.
     - Опасность или нет, но я  приветствую  настоящий  восход  солнца,  -
сказал Фродо и отбросил капюшон, подставляя лицо свету утра.
     - Но горы перед нами, -  сказал  Пиппин.  -  Должно  быть,  ночью  мы
повернули на восток.
     - Нет, - возразил Гэндальф. - Просто в  ясном  утреннем  свете  видно
далеко. За этими холмами хребет изгибается на юго-запад.  В  доме  Элронда
много карт, но я думаю, вы не позаботились взглянуть в них.
     - Я один раз смотрел, - сказал Пиппин, - но  ничего  не  запомнил.  У
Фродо для таких вещей голова лучше.
     - Мне не нужна карта, - сказал Гимли, который подошел с  Леголасом  и
смотрел вперед со странным блеском  в  глубоко  посаженых  глазах.  -  Там
земля, где в древности работали наши отцы, и мы  изобразили  эти  горы  во
многих изделиях из металла и камня и во многих песнях и сказаниях. Они  по
прежнему высоки в наших снах: Бараз, Зирак, Шатур.
     Только однажды видел я их издали, но я знаю их и  знаю  их  названия,
потому что под  ними  лежит  Казад-Дум,  обитель  гномов,  которую  теперь
называют Черной Ямой - Морией на языке эльфов. Вон там стоит  Баразин_Бар,
Красный Рог, жестокий Карадрас, а за  ним  -  Серебряный  Зуб  и  Облачная
Голова: Келебдил Белый и Фануидол Серый, которые мы называем Зиракзигил  и
Вундаснатур.
     Здесь  туманные  горы  разделяются,  и  между   их   рукавами   лежит
затемненная долина,  которую  мы  не  можем  забыть:  Азанулбизар,  долина
Димрилл, которую эльфы называют Нандугирион.
     - К долине Димрилл мы и направляемся, - сказал Гэндальф.  -  Если  мы
преодолеем переход, который называется воротами Красного Рога, на  дальнем
склоне Карадраса, мы по  лестнице  Димрилл  спустимся  в  Глубокую  долину
гномов. Там лежит Зеркальное озеро и там из ледяных ключей начинается река
Сильверлоуд.
     -  Темна  вода  Келед-Зарама,  -  сказал  Гимли,  -  холодны   потоки
Кибал-Нале. Сердце мое трепещет, когда  я  думаю,  что  смогу  увидеть  их
вновь.
     - Пусть принесет радость их вид, мой добрый гном! - сказал  Гэндальф.
- Но мы не сможем оставаться в этой долине. Мы должны будем идти  вниз  по
течению Сильверлоуд в  таинственные  леса  и  дальше  к  великой  реке,  а
потом...
     Он замолчал.
     - Да, и что же потом? - спросил Мерри.
     - К концу путешествия, - сказал Гэндальф ему. - Мы не  можем  слишком
далеко заглядывать в будущее. Будем довольны тем, что  первая  часть  пути
прошла благополучно. Я думаю, мы отдохнем здесь, и не только  днем,  но  и
ночью.
     Прекрасен воздух Холлина. Много  зла  должно  обрушиться  на  страну,
прежде чем она совсем забудет эльфов, если они когда-то жили в ней.
     - Это верно, - сказал Леголас. - Но эльфы в этой местности были чужды
нам, лесному народу, и деревья и травы не помнят их.  Я  слышу  лишь,  как
камни оплакивают их:
     - Глубоко они копали нас, прекрасно они обрабатывали нас, высоко  они
воздвигали нас, но  они  исчезли.  Они  исчезли.  Уже  давно  увидели  они
Серебристые Гавани.
     Этим утром они разожгли костер в  углублении,  окруженными  зарослями
падуба, и их ужин-завтрак был веселее, чем все с момента их выхода.  После
еды они не торопились ложиться спать, потому что  могли  выспаться  ночью.
Они не собирались отправляться в путь до  вечера  следующего  дня.  Только
Арагорн был молчалив и не знал отдыха. Через некоторое  время  он  оставил
остальных и взобрался на возвышение, там он стоял в тени дерева, глядя  на
юг и на запад и как будто прислушиваясь. Потом вернулся к краю  углубления
и посмотрел на своих смеющихся и разговаривающих товарищей.
     - В чем дело, Бродяжник? - окликнул его Мерри. -  Что  вы  ищите?  Вы
потеряли восточный ветер?
     - Нет, - ответил он. - Но кое-что я потерял. Я  много  лет  провел  в
стране Холлин. Здесь нет населения, но зато здесь  жило  множество  других
существ, особенно птиц. Теперь все молчит. Я ощущаю это. На мили вокруг не
раздается ни звука, и лишь ваши голоса вызывают громкое эхо. Я не  понимаю
этого.
     Гэндальф с внезапным интересом поднял голову.
     - Как вы думаете, в чем же причина? - спросил  он.  -  Может,  просто
удивление при виде четырех хоббитов, не говоря уж об остальных? Ведь здесь
так редко бывали люди.
     - Надеюсь, что так, - ответил Арагорн. - Но у меня  чувство  ожидания
чего-то, опасение перед чем-то, которое никогда не бывало здесь раньше.
     - Значит, мы должны быть более осторожны, - сказал Гэндальф.  -  Если
берешь с собой скитальца, обращай на него  внимание,  особенно  если  этот
скиталец - Арагорн. Мы должны перестать громко разговаривать,  вести  себя
тихо и установить дежурство.
     Первым очередь дежурить выпала Сэму, но Арагорн присоединился к нему.
Остальные уснули. Наступила удивительная тишина, и даже  Сэм  почувствовал
это. Отчетливо слышалось дыхание  спящих.  Шлепок  хвоста  пони  и  редкие
движения его ног стали громкими звуками. Пошевелившись, Сэм услышал  хруст
собственных суставов. Вокруг него была мертвая тишина, над головой нависло
ясное синее небо, на востоке поднималось солнце. Далеко на  юге  появилась
черная точка, она росла и двигалась по воздуху к северу, как  облако  дыма
по ветру.
     - Что это, Бродяжник? На облако непохоже что-то, - шепотом сказал Сэм
Арагорну. Тот не ответил, внимательно глядя в небо. А  вскоре  Сэм  и  сам
смог разглядеть, что  это  приближается.  Стаи  птиц,  летящих  с  большой
скоростью,  кружили  в  воздухе,  прочесывая  всю  местность,  как   будто
отыскивая что-то. Они постепенно приближались.
     - Ложись и не двигайся! - шепнул Арагорн, увлекая Сэма под тень кроны
падуба: большой отряд птиц, неожиданно  отделившись  от  главного  войска,
низко летел над землей прямо к хребту, где укрылись  путешественники.  Сэм
подумал, что птицы похожи на очень больших ворон. Когда он  пролетали  над
головой такой густой стаей, что по земле за  ними  бежала  сплошная  тень,
слышалось оглушительное хриплое карканье.
     Арагорн встал лишь тогда, когда они растаяли в  северном  и  западном
направлениях, и небо вновь стало чистым. Он разбудил Гэндальфа.
     -  Войско  черных  ворон  осматривает  местность   между   горами   и
Грейфлудом, - сказал он, - они пролетели над Холлином. Они не местные, это
к_р_е_б_а_й_н_ы из Фэнгорна и Дандонда. Не знаю, что им нужно: быть может,
на юге что-то произошло, и они шпионят. К тому же высоко в небе я  заметил
множество ястребов. Я считаю, что  мы  должны  сегодня  вечером  двигаться
дальше. Холлин теперь опасен для нас, он охраняется.
     - В таком случае  следят  и  за  воротами  красного  рога,  -  сказал
Гэндальф, - и я не могу представить себе,  как  мы  проберемся,  оставаясь
незамеченными. Но подумаем об этом, когда придет  время.  А  что  касается
необходимости двигаться побыстрее, боюсь, что вы правы.
     - К счастью, наш костер почти не дает  дыма.  Он  почти  погас  перед
появлением кребайнов, - сказал Арагорн. - Его нужно погасить и не зажигать
вновь.

     - Ну разве не ерунда? Что за чума на нас! - заявил Пиппин.
     Как только он проснулся после полудня, ему сообщили новости: никакого
огня и поспешное движение по ночам.
     - И все из-за стаи ворон! А я-то надеялся как следует поесть  сегодня
вечером чего-нибудь горяченького, - возмущался он.
     - Это все может быть впереди,  -  успокоил  Гэндальф.  -  Тебя  могут
ожидать пиры. Что касается меня, то с меня довольно моей  трубки  и  чтобы
ноги были в тепле. Впрочем в одном мы можем быть  уверены:  чем  дальше  к
югу, тем будет теплее.
     - Как бы не стало слишком  тепло,  -  пробормотал  Сэм,  обращаясь  к
Фродо. - Я начинаю думать, что пора уж нам прийти к этой  самой  волшебной
горе, пора, так сказать, увидеть конец дороги. Я впервые подумал об  этом,
увидев этот красный рог или как там его назвал Гимли. Ну что за названия у
этих гномов! Язык сломаешь!
     Карты ничего не значили для  Сэма,  и  все  расстояния  в  незнакомой
местности казались такими огромными, что он сбился со счета.
     Весь день отряд провел в  укрытии.  Несколько  раз  пролетали  черные
птицы, но когда красное солнце начало  заходить,  они  улетели  на  юг.  В
темноте  товарищество  выступило.  Повернув  слегка  на  восток,   путники
направились  к  Карадрасу,  который  еще  краснел  под  последними  лучами
заходящего солнца. Небо темнело, и на нем одна за другой вспыхивали  яркие
звезды.
     Ведомые  Арагорном,  они  выбрались  на  хорошую  тропу.  Фродо   она
показалась остатками древней  дороги,  широкой  и  тщательно  проложенной,
которая когда-то вела из Холлина к горному переходу. Полная луна поднялась
над горами и бросала бледный свет, в котором  тени  камней  были  черными.
Многие из этих камней казались обработанными руками, хотя теперь лежали  в
руинах в этой мрачной, пустынной земле.
     Был предрассветный холодный час, луна стояла низко. Фродо взглянул на
небо. Он внезапно увидел  или  почувствовал,  как  какая-то  тень  закрыла
звезды. Они на мгновение потускнели, потом вспыхнули вновь. Он вздрогнул.
     - Вы видели: что-то пролетело над нами? - спросил он шедшего  впереди
Гэндальфа.
     - Нет, но я почувствовал, - ответил он. - Может, это просто облако.
     - Оно двигалось быстро, - пробормотал Арагорн, - а ветра нет.
     В эту ночь больше ничего не произошло...  Следующее  утро  было  даже
ярче предыдущего. Но воздух вновь был холоден - ветер повернул к  востоку.
Путники  шли  еще  в  течении  двух  ночей,  постепенно   поднимаясь,   но
продвигаясь вперед медленно, так как дорога извивалась меж холмами, а горы
становились все ближе и ближе. На третье утро перед ними встал Карадрас  -
могучий пик, увенчанный, как серебром, снегом, с крутыми голыми  склонами,
тускло-красный, будто покрытый кровью.
     Небо было пасмурным, солнце скрылось. И ветер дул  к  северо-востоку.
Гэндальф вдохнул воздух и помрачнел.
     - Нас догоняет зима, - спокойно сказал  он  Арагорну.  -  Вершины  на
севере белее, чем раньше. Снег покрывает подходы к воротам красного  рога.
Теперь нас легко разглядеть на узкой тропе. Может быть  засада,  но  самым
опасным врагом для нас может оказаться погода. Что вы думаете о дальнейшем
направлении, Арагорн?
     Фродо услышал эти слова и понял, что Гэндальф  и  Арагорн  продолжают
спор, начатый ими гораздо раньше. Он с беспокойством прислушался.
     - Я не считал этот путь хорошим  с  самого  начала,  как  вы  знаете,
Гэндальф, - ответил Арагорн. - А известные и неизвестные опасности растут.
Но мы должны продолжать путь, нам нельзя откладывать переход  через  горы.
Южнее до самого прохода Рохана, нет никаких троп через горы. Но тому  пути
я не доверяю, с тех пор как я услышал ваш рассказ о Сарумане.  Кто  знает,
на чьей стороне теперь повелители коней?
     - В самом деле, кто знает? - сказал Гэндальф.  -  Но  есть  и  другой
путь, не через Карадрас, темный и тайный путь. Мы о нем уже говорили.
     - Давайте не говорить о нем больше! Пока не будем. Ничего не говорите
остальным.
     - Но мы должны решить,  прежде  чем  отправимся  в  путь,  -  ответил
Гэндальф.
     - Тогда обдумаем и взвесим все еще раз,  пока  остальные  отдыхают  и
спят, - сказал Арагорн.
     Во второй половине дня, пока остальные заканчивали  еду,  Гэндальф  и
Арагорн отошли в сторону и стояли, глядя  на  Карадрас.  Его  склоны  были
теперь темными и мрачными, а голова - в серых  облаках.  Фродо  следил  за
ними, гадая,  какой  путь  они  выберут.  Когда  они  вернулись,  Гэндальф
заговорил, и Фродо узнал, что решено попытаться справиться с  непогодой  и
высокогорным проходом. Он почувствовал облегчение. Он не знал, что это  за
темный и тайный путь,  но  само  упоминание  о  нем,  казалось,  наполнило
Арагорна отвращением, и Фродо был рад, что этот путь был оставлен.
     - По многим признакам, - сказал Гэндальф собравшимся, - я боюсь,  что
за воротами красного рога могут следить. Я опасаюсь также непогоды.  Может
выпасть снег. Мы должны идти  со  всей  возможной  скоростью.  И  так  нам
потребуется два дня, чтобы достичь высшей точки перехода.  Темнота  теперь
наступает рано. Мы должны как можно быстрее подготовиться и выступить.
     - Если можно, я добавлю слово Совета, - сказал Боромир. - Я родился в
тени белых гор и кое-что знаю о путешествиях в горах. Мы  встретим  жгучий
холод, прежде чем спустимся на ту сторону. Бессмысленно пытаться сохранить
тайну, если мы замерзнем  до  смерти.  Здесь  есть  несколько  деревьев  и
кустов. Когда мы двинемся в путь, каждый должен будет нести с собой  сухих
веток и дров, сколько сможет.
     - А Билл сможет захватить и побольше, не правда ли,  Билл?  -  сказал
Сэм и печально посмотрел на пони.
     - Хорошо, - сказал Гэндальф. -  Но  мы  постараемся  не  использовать
дрова, пока не встанем перед выбором: огонь или смерть.
     Отряд вновь пустился в путь и вначале продвигался быстро,  но  вскоре
дорога стала крутой и трудной. Тропа во многих местах совсем  исчезла  или
была  перегорожена  упавшими  камнями.  Под  толстым  слоем  облаков  ночь
сделалась абсолютно темной. Резкий ветер  свистел  в  скалах.  К  полуночи
путники взобрались на подножье огромных  гор.  Узкая  тропа  отвернула  от
крутой скальной стены влево, над нею  нависли  мрачные  склоны  Карадраса,
невидимые во тьме: справа была глубокая темная пропасть.
     С трудом взобрались они на очередной крутой  подъем  и  на  мгновение
остановились на его вершине. Фродо ощутил легкое  прикосновение  к  своему
лицу. Он поднял руку и увидел, как на рукав садятся белые снежинки.
     Они двинулись дальше. Но вскоре снег  пошел  сильнее,  заполнив  весь
воздух и закрыв видимость. Темные согнутые  фигуры  Гэндальфа  и  Арагорна
всего в одном-двух шагах впереди были еле видны.
     - Мне это совсем не нравится, - пыхтел сзади Сэм. - Снег - это хорошо
прекрасным утром, но я люблю лежать в постели, когда он идет. Хотел бы  я,
чтобы этот снег выпал в Хоббитоне. Как все обрадовались бы.
     За исключением высоких торфяников северного Удела,  сильный  снегопад
редок в Уделе и приветствуется там как случайность и повод для веселья. Ни
один живущий хоббит, за исключением Бильбо, не  мог  помнить  долгую  зиму
1311 года, когда белые волки вторглись в Удел через замерзший Брендивайн.
     Гэндальф остановился. Снег  толстым  слоем  лежал  на  его  плечах  и
капюшоне и до лодыжек поднимался у его ног.
     - Этого я и боялся, - сказал он. - Что вы скажете теперь, Арагорн?
     - Что я тоже боялся этого, - ответил Арагорн, - но  я  боялся  меньше
других опасностей. Я знаю, как опасен снег, хотя  он  редко  выпадает  так
далеко к югу. Лишь высоко в горах. Но  мы  еще  не  поднялись  высоко,  мы
находимся в местах, где дороги всю зиму открыты.
     - Я думаю, не затея ли это врага, - сказал Боромир. -  В  моей  земле
говорят, что он умеет управлять бурями в горах тени на границах Мордора. У
него большая сила и множество союзников.
     - Его руки действительно протягиваются далеко, - сказал Гимли, - если
он может перебросить снег с севера сюда, к нам, на три сотни лиг.
     - Его руки протягиваются далеко, - подтвердил Гэндальф.
     Пока они стояли, ветер утих и снег пошел реже. Они  вновь  двинулись.
Но не прошли они и четверти мили, как буря разразилась  с  новой  яростью.
Ветер свистел, а снег превратился в слепящий буран. Вскоре  даже  Боромиру
стало трудно идти. Хоббиты, согнувшись почти вдвое, с трудом  брели  вслед
за своими более высокими товарищами, но было ясно, что  много  они  пройти
так не смогут, если  снегопад  будет  продолжаться.  Ноги  Фродо  налились
свинцом. Пиппин едва тащился за ним. Даже Гимли, сильный, как все гномы, с
трудом передвигал ноги.
     Отряд остановился внезапно, как будто все, не говоря ни слова, пришли
к   согласию.   Они   услышали   в   окружавшей   их   темноте    странные
сверхъестественные звуки. Это мог быть просто шум ветра в щелях и скальных
провалах, но звуки напоминали им крики и дикие раскаты хохота. Со  склонов
горы начали падать камни, свистя над их головами, или разбивались о  тропу
рядом с ними. Вновь и вновь  слышали  они  отдаленный  грохот,  как  будто
откуда-то сверху катился огромный булыжник.
     - Мы не можем идти дальше сегодня, - заметил Боромир.  -  Пусть  тот,
кто хочет, называет это ветром, но эти камни нацелены в нас.
     - Я назову это ветром, - сказал Арагорн, не согласившись. - Но это не
делает ваши слова неправильными. В мире много злого  и  недружелюбного  по
отношению к тем, кто ходит на двух ногах, но которые все же не в  союзе  с
Сауроном, а имеет свои собственные цели. Кое-кто живет в этой земле дольше
Саурона.
     - Карадрас называют жестоким, и это имя он носит давно, тогда  еще  и
слухи о Сауроне не достигли этой земли, - заметил Гимли.
     - Неважно,  кто  наш  враг:  все  равно  мы  не  можем  отразить  его
нападения, - сказал Гэндальф.
     - Но что же нам делать? - жалостно воскликнул Пиппин. Он  прислонился
к Мерри и Фродо и дрожал.
     - Либо останавливаться, либо возвращаться, - сказал Гэндальф. -  Идти
дальше мы не можем. Если мне  не  изменяет  память,  то  чуть  выше  тропа
оставляет утес и идет по широкой полосе длинного и трудного  подъема.  Там
нас ничто не защитит ни от снега, ни от камней, ни от чего другого.
     - Защита, - прошептал Сэм. - Если это защита, тогда одна  стена  безо
всякой крыши - дом.
     Путники как можно теснее прижались к утесу. Склон смотрел на юг  и  у
самого подножья немного нависал, давая некоторую защиту от северного ветра
и падающих камней. Но все же вихревые потоки воздуха ударяли  их  со  всех
сторон, а снег падал еще более густым потоком.
     Они сгрудились, прижавшись спинами к скале. Пони терпеливо, но  уныло
стоял перед хоббитами и немного  заслонял  их  от  непогоды.  Вскоре  снег
поднялся ему до колен и продолжал подниматься.  Если  бы  не  их  товарищи
большого роста, хоббиты скоро были бы погребены в снегу.
     Страшная сонливость  охватила  Фродо:  он  почувствовал,  как  быстро
погружается в теплую туманную дрему. Ему казалось,  что  костер  согревает
его ноги, откуда-то издалека послышался голос Бильбо:
     - Я не слишком высокого мнения о  твоем  дневнике.  Снежная  буря  12
января: не было необходимости возвращаться, чтобы сообщить об этом!
     - Но я хотел отдохнуть и поспать, Бильбо, - ответил Фродо с усилием и
почувствовал, что его трясут. Возвращение к реальности  было  болезненным.
Боромир вытащил его из снежного гнезда и поднял над землей.
     - Невысоклики умрут здесь, Гэндальф, - сказал Боромир.  -  Бесполезно
сидеть тут, пока снег не укроет нас с головой. Мы должны  что-то  сделать,
чтобы спастись.
     - Дайте им это, - сказал Гэндальф, вынимая из  своего  мешка  кожаную
фляжку. - Только по одному глотку для  всех  нас.  Это  _м_и_р_у_в_е_р_  -
напиток из Имладриса. Элронд дал  его  мне  при  расставании.  Пустите  по
кругу!
     Как только Фродо проглотил  немного  теплой  ароматной  жидкости,  он
почувствовал прилив сил, тяжесть оставила его тело. Остальные тоже ожили и
почувствовали новую надежду и энергию. Но снег не  прекращался.  Он  падал
еще гуще, а ветер завывал громче.
     - Что вы скажете о костре? - внезапно спросил Боромир. - Пожалуй,  мы
должны выбирать между смертью и костром, Гэндальф. Несомненно, когда  снег
накроет нас, мы спрячемся от  всех  недружелюбных  глаз,  но  это  нам  не
поможет.
     - Разожгите костер, если сможете, - ответил Гэндальф. -  Если  шпионы
могут выдержать эту бурю, они все равно видят нас.
     Но хотя они  по  совету  Боромира  принесли  с  собой  сухих  дров  и
растопку, искусство эльфа и даже гнома не помогло зажечь  огонь  в  вихрях
снега.  Наконец  сам  Гэндальф  неохотно  принялся  за   дело.   Произнеся
повелительным тоном: "Науран эдра и таммен!", он сунул конец своего посоха
в середину охапки дров.  Немедленно  показался  большой  язык  зеленого  и
синего пламени, дерево затрещало в огне.
     - Если кто-нибудь видел это,  мое  присутствие  здесь  обнаружено,  -
сказал он. - Я написал: "Гэндальф здесь" письменами,  которые  могут  быть
прочтены от Раздола до устья Андуина.
     Но товарищество больше не заботилось о наблюдателях и о недружелюбных
глазах. При виде огня путники оживились. Дерево  весело  трещало,  и  хотя
вокруг продолжал идти снег и  свистел  ветер,  они  с  радостью  принялись
отогревать руки у огня. Так они и стояли, окружив танцующие и  раздувающие
языки пламени. На их усталые беспокойные лица падал красный свет, за  ними
черной ночью стояла тьма.
     Но дерево горело быстро, а снег продолжал идти.
     Костер погасал, и в него подбросили  последнюю  ветку,  из  последней
вязанки.
     - Ночь кончается, - сказал Арагорн. - Уже скоро рассвет.
     - Если он сможет пробиться сквозь эти облака, - заметил Гимли.
     Боромир вышел из круга и посмотрел в черноту.
     - Снег идет реже, - сказал он, - и ветер утихает.
     Фродо устало взглянул на снежные хлопья, которые  по-прежнему  падали
из тьмы, становясь белыми при свете умирающего костра и  долгое  время  не
замечал признаков их уменьшения. Потом внезапно, когда  его  вновь  начала
охватывать сонливость, он  понял,  что  ветер  действительно  затихает,  а
снежные хлопья стали больше  и  реже.  Очень  медленно  занимался  тусклый
рассвет. Наконец снег совершенно прекратился.
     Когда рассвело, путники увидели молчаливую, закутанную в саван землю.
Ниже их убежища были белые горбы, купола и просто бесформенные  очертания,
высоты над ними были по-прежнему  окутаны  тяжелыми  облаками,  грозившими
новым снегопадом.
     Гимли посмотрел вверх и покачал головой.
     - Карадрас не пропустит нас, - сказал он им. - Если мы пойдем вперед,
он пустит на нас еще больше снега. Чем скорее мы вернемся, тем лучше.
     Все с ним согласились, но отступление было затруднительно. Оно  могло
оказаться и невозможным. Всего в нескольких шагах от пепла их костра  снег
лежал слоем во много футов глубиной, гораздо выше голов хоббитов.  Местами
ветер сгрудил его у стены в огромные сугробы.
     -  Если  Гэндальф  пойдет  впереди  с  горящим  пламенем,  он  сможет
растопить для нас тропу, - сказал Леголас. Буря мало беспокоила его, и  он
единственный из всего отряда сохранил хорошее настроение.
     - Если эльф сможет пролететь над горами, то он сможет  привести  сюда
солнце, - ответил Гэндальф. - Но я не могу сжечь снег.
     - Что ж, - сказал Боромир, - когда отказывают головы, должны работать
тела, как говорят у нас.  Самые  сильные  из  нас  должны  отыскать  путь.
Смотрите! Хотя все  вокруг  нас  покрыто  снегом,  наша  тропа,  когда  мы
поднимались, повернула вон  из-за  того  отрога.  Именно  в  том  месте  и
началась снежная буря. Если мы доберемся до той  точки,  возможно,  дальше
идти будет легче. Я думаю, до туда не более четверти мили.
     - Тогда попробуем добраться, вы и я, - сказал Арагорн.
     Арагорн был самым высоким в отряде, но Боромир,  почти  такой  же  по
росту, был гораздо шире в  плечах  и  крепче  по  телосложению.  Он  пошел
впереди, Арагорн следовал за ним. Они двигались медленно и  пробивались  с
трудом. Местами снег был им по грудь, и Боромир часто казался плывущим или
гребущим своими большими руками.
     Леголас некоторое время с улыбкой следил за ними, потом повернулся  к
остальным.
     - Вы говорите, самые сильные отыщут путь? А я  говорю:  пусть  пахарь
пашет, пусть выдра плывет, а эльф легко пробежит по траве, по листве  -  и
по снегу.
     С этими словами он проворно прыгнул вперед, и Фродо впервые  заметил,
что на эльфе не сапоги, а легкие туфли, и  ноги  его  почти  не  оставляют
следов на снегу.
     - До свидания, - сказал он Гэндальфу. - Я иду искать солнце!
     Затем быстро, как бегун на твердой дорожке, он полетел вперед и скоро
обогнал  с  трудом  пробивающихся  людей,  махнул  им  рукой  и  исчез  за
поворотом.
     Остальные,  прижавшись  друг  к  другу,  ждали.  Боромир  и   Арагорн
превратились в черные пятна на белоснежном фоне. Наконец и они исчезли  из
вида. Время тянулось медленно. Облака спустились ниже, и время от  времени
начинали падать снежинки.
     Прошел, вероятно час, когда они увидели возвращавшегося  Леголаса.  В
то же время из-за поворота появились Боромир с Арагорном и начали с трудом
взбираться по склону.
     - Ну, - воскликнул Леголас, подбегая,  -  я  не  принес  солнце.  Оно
бродит по синим полям юга, и  крошечный  завиток  снега  на  этом  холмике
Красного Рога не беспокоит его. Но я принес надежду тем, кто вынужден идти
пешком. Самый большой сугроб тянется с того поворота, и сильные  люди  уже
пробили в нем проход. Они уже отчаялись, когда я вернулся и сказал им, что
осталось совсем немного. На другой стороне снега почти совсем нет, его  не
хватит даже на то, чтобы охладить ноги хоббитов.
     - Так я и думал, - пробурчал Гимли. - Это была не обычная  буря.  Это
злая воля Карадраса. Он не любит эльфов и гномов, и вот  снег  должен  был
помешать нашему спасению.
     - К счастью, ваш Карадрас забыл, что с вами люди, - сказал подошедший
в этот момент Боромир. - И сильные люди, могу сказать. Мы  пробили  дорогу
сквозь сугроб, и все, кто не может легко бежать по снегу, как эльф, должны
быть благодарны нам.
     - Но как же проберемся мы, если даже вы и пробили проход?  -  спросил
Пиппин, выразив мысль всех хоббитов.
     - Надейтесь! - сказал Боромир. - Я устал, но у меня еще осталась сила
и у Арагорна тоже. Мы понесем маленький  народец.  Остальные,  несомненно,
смогут пройти за нами. Идемте, мастер Перегрин. Я начну с вас.
     Он поднял хоббита.
     - Цепляйтесь за спину. Руки мне понадобятся, - сказал он  и  двинулся
вперед.
     Арагорн с Мерри шел за ним.  Пиппин  поражался  силе  Боромира,  видя
проход, пробитый только с помощью рук.  Даже  теперь,  идя  с  грузом,  он
расширял проход для шедших сзади, отбрасывая снег в стороны.
     Наконец они прошли через большой сугроб.  Вершина  его,  острая,  как
лезвие, чуть ли не вдвое превышала рост Боромира. В конце он обрывался как
стена. Здесь Мерри и Пиппина посадили, и они с  Леголасом  ждали  прибытия
остальных.
     Через некоторое время вновь появился Боромир  с  Сэмом.  За  ними  по
теперь уже хорошо протоптанной тропе шел Гэндальф и вел за собой Билла, на
котором среди багажа устроился Гимли. Последним, неся Фродо, шел  Арагорн.
Фродо едва успел коснуться земли, как она задрожала и с  глухим  ревом  на
тропу обрушились камни и снежная лавина. Брызги снега  ослепили  путников,
они прижались к утесу. Когда воздух очистился, они увидели, что тропа, где
они только что прошли, перегорожена.
     - Довольно! Довольно! - воскликнул Гимли. - Мы возвращаемся как можно
быстрее!
     И действительно, с  последним  ударом  гора  успокоилась,  как  будто
Карадрас удовлетворился тем, что незваные гости отбиты и не  посмеют  идти
вперед. Облака начали рассеиваться, стало светлее.
     Как и сказал Леголас, снежный покров становился все  тоньше,  и  даже
хоббиты уже смогли идти самостоятельно. Вскоре они вновь стояли  у  начала
крутого подъема, где заметили первые хлопья снега в предыдущую ночь.
     Давно наступило утро. С высоты они смотрели на равнину. Далеко  внизу
лежало углубление, где они разжигали последний костер перед подъемом.
     Ноги Фродо болели. Он промерз до костей и  проголодался,  голова  его
при мысли о длинном утомительном пути вниз кружилась. Черные  пятна  плыли
перед глазами. Он потер глаза, но черные точки не исчезали. Они оставались
далеко внизу и кружили в воздухе
     - Снова птицы! - сказал Арагорн, указывая вниз.
     - Теперь уже ничем не поможешь, - сказал Гэндальф. - Добрые  они  или
злые, а мы должны спускаться.  Мы  не  можем  ждать  в  отрогах  Карадраса
следующей ночи.
     Холодный ветер дул им вслед, когда они повернулись спинами к  воротам
красного рога и устало потащились по склону. Карадрас победил их.

                               4. ПУТЬ ВО ТЬМЕ

     Наступил вечер и серый свет быстро угасал, когда они остановились  на
ночь. Все очень устали. Горы затянулись сгущающейся  тьмой,  дул  холодный
ветер. Гэндальф дал всем еще по одному глотку мирувера.  Когда  они  съели
скромный ужин, он созвал совет.
     - Мы, конечно, не можем пускаться в дорогу сегодня  ночью,  -  сказал
он. - Попытка преодолеть ворота красного рога утомила  нас,  и  мы  должны
хоть немного отдохнуть.
     - И куда же мы потом пойдем? - спросил Фродо.
     - Выполнять свою задачу, - ответил Гэндальф. -  Мы  можем  либо  идти
дальше, либо вернуться в Раздол.
     Лицо Пиппина прояснилось при упоминании о возвращении в Раздол, Мерри
и Сэм с надеждой подняли головы. Но Арагорн  и  Боромир  не  шевельнулись.
Фродо выглядел обеспокоенным.
     - Я хотел бы вернуться, - сказал он. - Но как я  могу  вернуться  без
стыда - по крайней мере пока пути  вперед  действительно  не  будет  и  мы
потерпим окончательное поражение?
     - Ты прав, Фродо, - сказал Гэндальф, - и вернуться означает  признать
поражение. И ожидать еще худшего поражения впереди. И  если  мы  вернемся,
Кольцо останется в Раздоле: мы просто не сможем никуда больше выступить. В
таком случае рано или поздно Раздол будет осажден и после  кратковременной
и жестокой борьбы уничтожен. Духи Кольца -  страшные  противники,  но  они
лишь тень власти и ужаса, которыми будут обладать,  если  правящее  кольцо
снова окажется на руке их хозяина.
     -  Мы  должны  продолжать  путь,  пока  сохраняется   хоть   какая-то
возможность, - со вздохом сказал Фродо. Сэм снова погрузился в уныние.
     - Возможность сохраняется, - проговорил Гэндальф. - Я думал о  ней  с
самого начала. Но это нелегкий путь, и я не говорил о нем раньше.  Арагорн
был против, считая, что вначале нужно попытаться пройти через горы.
     - Если этот путь хуже, чем через ворота красного рога,  тогда  уж  он
действительно ужасен, - сказал Мерри. - Но  вы  лучше  расскажите  о  нем,
чтобы мы знали и худшее.
     - Путь, о котором я  говорю,  ведет  в  подземелья  Мории,  -  сказал
Гэндальф.
     Только Гимли поднял голову, жгучий огонек сверкнул в его глазах. Всех
остальных при этом названии охватил  ужас.  Даже  для  хоббитов  оно  было
легендой, внушающей страх.
     - Дорога может вести в Морию, но  можем  ли  мы  надеяться,  что  она
выведет нас оттуда? - Мрачно спросил Арагорн.
     - Это зловещее название, - сказал Боромир. - Я не вижу  необходимости
идти туда. Если мы не можем пересечь горы, идемте к югу, к проходу Рохана.
Люди там дружественны моему народу. Этим путем я сам шел в Раздол. Или  мы
можем пересечь горы, а потом реку Изен в Ленгортренде и Лебеннине и прийти
в Гондор из районов, близких к морю.
     -  С  тех  пор,  как  вы  проходили  на  север,  Боромир,   положение
изменилось, - сказал Гэндальф. - Разве вы не слышали, что я рассказывал  о
Сарумане? С ним я буду иметь дело сам, когда все успокоится. Но Кольцо  не
должно приближаться к Айзенгарду, если мы можем это предотвратить.  Проход
Рохана закрыт для нас, так как с нами хранитель Кольца.
     Что касается длинного пути к морю: мы не можем терять времени.  Такое
путешествие займет год, и нам пришлось бы пройти через множество пустынных
и лишенных убежища земель. Но они для нас не безопасны. За ними пристально
следят и Саруман, и враг. Когда вы шли на  север,  Боромир,  то  в  глазах
врага вы были лишь одиноким бездомным путником и не представляли для  него
интереса. Он был занят поисками  Кольца.  Но  возвращаетесь  вы  как  член
Товарищества Кольца, и пока вы находитесь с нами, вы в опасности. С каждой
лигой к югу опасность будет увеличиваться.
     Боюсь, что после открытой  попытки  преодолеть  горы  наше  положение
стало более отчаянным. Я не  вижу  никакой  надежды,  если  мы  вскоре  не
исчезнем из вида на некоторое  время  и  запутаем  свой  след.  Поэтому  я
считаю, что мы должны идти не через горы, не огибать их, мы должны  пройти
под ними. Во всяком случае враг меньше всего ожидает, что мы выберем  этот
путь.
     - Мы не знаем, чего он ожидает, - сказал Боромир. - Он может  следить
за всеми дорогами, вероятными и невероятными. В таком случае Мория для нас
ловушка, все равно что постучаться в ворота Башни  Тьмы.  Мория  -  черное
название.
     - Вы говорите о том, чего не  знаете,  сравнивая  Морию  с  крепостью
Саурона,  -  ответил  Гэндальф.  -  Я  единственный  из  всех  нас  был  в
подземельях Повелителя Тьмы, да и то лишь в его старом и меньшем жилище  в
Дол Гулдуре. Те, кто входит в ворота Барад-Дура,  не  возвращаются.  Я  не
повел бы вас в Морию, если бы не было надежды на  выход  оттуда.  Конечно,
если там орки, нам придется плохо. Но большинство орков Туманных гор  было
рассеяно или уничтожено в Битве пяти армий. Орлы сообщают, что орки  вновь
собираются издалека, но Мория, возможно, еще свободна.
     Есть надежда даже на то, что  там  живут  гномы  и  что  в  одном  из
глубоких залов его отцов мы найдем Балина, сына Фандина. Но  чтобы  узнать
это, нужно идти.
     - Я иду с вами, Гэндальф, - сказал Гимли. - Я пойду и взгляну на залы
Дьюрина, что бы ни ждало нас там, - если вы только отыщите запертую дверь.
     - Хорошо, Гимли! - сказал Гэндальф. - Вы подбодрили меня.  Мы  вместе
поищем скрытую дверь. В подземельях гномов гнома труднее загнать в  тупик,
чем эльфа или человека, и даже хоббита. Но я не в первый раз иду в  Морию.
Я долго искал здесь Трейна, сына Трора, после его исчезновения.  Я  прошел
Морию и вышел оттуда живым!
     - Я тоже однажды проходил ворота Димрилл, - спокойно сказал  Арагорн,
- но хотя я тоже вышел живым, у меня остались очень дурные воспоминания об
этом. Я не хочу входить в Морию вторично.
     - А я не хочу и в первый раз, - заявил Пиппин.
     - И я, - пробормотал Сэм.
     - Конечно, нет! - сказал Гэндальф. - Кто же хочет?  Но  вопрос  стоит
так: кто пойдет со мной, если я поведу вас туда?
     - Я, - оживленно сказал Гимли.
     - И я, - тяжело согласился Арагорн. - Вы следовали за мной и чуть  не
погибли в снегу, однако никто  ни  сказал  и  слова  осуждения.  Теперь  я
последую за вами, если последнее предупреждение не испугает вас.  Я  думаю
теперь не о Кольце и не о нас, остальных, я думаю о  вас,  Гэндальф.  И  я
говорю вам: если вы войдете в двери Мории, то берегитесь!
     - А я не пойду, - сказал Боромир, - и не пойду во  всяком  случае  до
тех пор, пока все товарищество не выскажется за это. Что скажет Леголас  и
маленький народец? Нужно услышать и голос хранителя Кольца.
     - Я не хочу идти в Морию, - сказал Леголас.
     Хоббиты ничего не  сказали.  Сэм  смотрел  на  Фродо.  Наконец  Фродо
заговорил.
     - Я не хочу идти туда, - сказал он, - но я не хочу и отвергать  совет
Гэндальфа. Я хотел бы, чтобы у нас не было  выбора.  Но  Гэндальф  получит
поддержку скорее в свете утра, чем в холодном мраке ночи. Как воет ветер!
     После этих мрачных слов все впали в  молчаливую  задумчивость.  Ветер
свистел в сказал и деревьях, вокруг них в ночи раздавался вой.
     Внезапно Арагорн вскочил на ноги.
     - Как воет ветер? - воскликнул он. - Он воет волчьими голосами. Варги
прошли к западу от гор!
     - Нужно ли ждать до утра? - сказал Гэндальф. -  Все,  как  я  сказал.
Охота началась. Даже если мы доживем до рассвета, кто пожелает двигаться к
югу, когда по его следам идут дикие волки?
     - Далеко ли Мория? - спросил Боромир.
     - К  юго-западу  от  Карадраса,  в  пятнадцати  милях  полета  птицы,
находится дверь, - ответил Гэндальф.
     - Тогда двинемся, как только рассветет если сможем, - сказал Боромир.
- Волки, которых ты слышишь, хуже, чем орки, которых может и не быть.
     - Верно, - согласился Арагорн, доставая меч из ножен. - Но  там,  где
воют волки, там бродят и орки.
     - Жаль, что я не послушался совета Элронда, - пробормотал  Пиппин,  -
обращаясь к Сэму. - Во мне мало  от  Бандобраса  Бычьего  Рыка:  этот  вой
леденит мне кровь. Никогда мне не было так страшно.
     - Сердце мое убежало в пятки, мастер Пиппин, - сказал Сэм.  -  Но  мы
еще не съедены, и с нами сильные товарищи. Что бы ни припасла  судьба  для
старого Гэндальфа, я уверен, что это не волчье брюхо.
     Чтобы защищаться ночью, отряд взобрался на вершину небольшого  холма,
под которым он укрывался.  Здесь  находилась  рощица  старых  искривленных
деревьев, в которой они нашли поляну, окруженную разбитым каменным кругом.
В центре круга они разожгли костер - не было надежды на то, что темнота  и
тишина собьют со следа охотящуюся стаю.
     Они сидели вокруг костра, и те, кто не стоял  на  страже,  неспокойно
дремали. Бедный Билл дрожал и потел от страха. Их теперь окружал  со  всех
сторон вой волков, иногда оно раздавалось ближе, иногда  дальше.  Во  тьме
ночи было видно множество горящих глаз, которые окружили каменное  кольцо.
Некоторые приближались к самому кольцу. В проломе меж  камней  была  видна
фигура огромного волка, глядевшего на них.  Время  от  времени  этот  волк
издавал громовой рев, как предводитель, созывающий свою стаю.
     Гэндальф встал и сделал шаг вперед и поднял свой посох.
     - Слушай, пес Саурона! - воскликнул он. Здесь Гэндальф. Беги, если ты
дорожишь своей подлой шкурой. Я сожгу тебя от  хвоста  до  рыла,  если  ты
вступишь в круг.
     Волк огрызнулся и  неожиданно  прыгнул  вперед.  В  то  же  мгновение
послышался резкий звук.  Леголас  спустил  тетиву  своего  лука.  Раздался
отвратительный вой, и волк грохнулся наземь -  стрела  эльфа  пробила  его
горло. Горящие глаза внезапно исчезли. Гэндальф и Арагорн ступили  вперед,
но ход уже был покинут, стая разбежалась. И тьма  вокруг  них  наполнилась
тишиной, не раздавалось ни звука, кроме воя ветра.
     Ночь клонилась к концу, на западе садилась луна,  тускло  просвечивая
сквозь разорванные облака. Неожиданно Фродо проснулся. Без  предупреждения
яростный вой и рев заполнил весь радиус лагеря.  Молча  собралась  большая
армия варгов и напала на лагерь сразу со всех сторон.
     - Бросайте дрова в костер! - закричал Гэндальф хоббитам.  -  Обнажите
мечи и станьте спина к спине!
     В прыгающем свете  от  подброшенных  дров  Фродо  увидел,  как  через
каменное кольцо прыгает множество серых тел. Их появлялось  все  больше  и
больше.  Огромному  переднему  волку   Арагорн   мечом   разрубил   горло,
размахнувшись, Боромир разбил голову следующего. Рядом с ним стоял  Гимли,
расставив свои крепкие ноги и подняв топор. Звенел лук Леголаса.
     В мерцающем свете костра  Гэндальф  казался  внезапно  выросшим:  его
большая угрожающая фигура стояла, как каменный памятник древнему королю на
холме. Наклонившись, он подобрал горящую ветвь и пошел  навстречу  волкам.
Они отступили перед ним. Высоко в воздух швырнул он  пылающую  ветвь.  Она
внезапно загорелась белым, как молния, светом, голос мага взлетел с  силой
грома.
     - Науран эдра и таммен! Наур дан и игаурхот! - закричал он.
     Послышался рев и треск, и дерево рядом с ним вспыхнуло от  корней  до
макушки. От одного  дерева  к  другому  перебрасывался  огонь.  Весь  холм
поглотило пламя. Мечи  и  ножи  защищавшихся  ярко  заблестели.  Последняя
стрела Леголаса  вспыхнула  в  воздухе  и  вонзилась,  горящая,  в  сердце
огромного волка-вождя. Остальные волки бежали.
     Огонь постепенно угасал, и вскоре не осталось ничего, кроме  пепла  и
золы, горький дым поднимался  над  сгоревшими  древесными  стволами,  небо
посветлело. Варги были побеждены и не вернулись.
     - Что я вам говорил, мастер Пиппин? - сказал Сэм, пряча  свой  меч  в
ножны. - Волкам его не взять. Вот это была шутка! У меня  чуть  волосы  на
голове не сгорели.
     Когда совсем рассвело, волков нигде не  было  видно,  путники  тщетно
искали  тела  мертвых.  Не  осталось  ни  следа  схватки,  за  исключением
сгоревших деревьев и стрел Леголаса, лежавших на вершине холма. Все стрелы
были целы, за исключением одной, у которой не было наконечника.
     - Этого я и опасался, - сказал Гэндальф. Он объяснил: - Это  были  не
обычные волки, охотящиеся  за  добычей.  Давайте  быстро  поедим  и  уйдем
отсюда!
     В  этот  день  погода  вновь  изменилась,  как  будто   некая   сила,
управлявшая  ею,  убедилась  в  бесполезности  снега,  так   как   путники
отказались от горного перехода, и теперь эта сила хотела, чтобы было  ясно
видно все, что происходит а дикой местности. За  ночь  ветер  с  северного
сменился на северо-западный, а днем совсем прекратился. Облака  уплыли  на
юг, небо прояснилось, бледный солнечный свет появился над вершинами гор.
     - Мы должны достичь двери до захода  солнца,  -  сказал  Гэндальф,  -
иначе мы рискуем вовсе не увидеть ее. Это недалеко, но дорога извилиста, а
Арагорн больше не сможет вести  нас,  он  редко  бывал  здесь,  а  я  лишь
однажды, да и то очень давно был у западной стены Мории.
     - Вон там находится дверь, - сказал он, указывая на  юго-восток,  где
склоны гор отвесно опускались в тень у  их  подножья.  Издалека  с  трудом
можно было различить линию обнаженных утесов, а в их середине выше других,
один утес, похожий на большую серую стену. - Когда мы уходили  из  гор,  я
повел вас на юг, а не назад, к тому месту откуда мы начали, как  некоторые
из  вас  могли  заметить.  И  я  правильно  поступил,  потому  что  теперь
расстояние сократилось на несколько миль, а мы должны торопиться. Идемте!
     - Не знаю, есть ли у нас надежда, - угрюмо сказал Боромир.  -  Найдет
ли Гэндальф ту дверь, а если найдет, сумеем ли мы ее открыть. Выхода у нас
нет, но все же быть запертыми между глухой стеной и стаями волков  -  хуже
не бывает. В дорогу!
     Гимли теперь шел впереди, рядом с магом, так хотелось  ему  побыстрее
увидеть  Морию.  Вдвоем  они  повели  отряд  назад  к  горам.  В   старину
единственная дорога в Морию с запада пересекала  ручей  Сираннон,  который
вытекал из гор неподалеку от того места, где  находилась  дверь.  Но  либо
Гэндальф заблудился, либо местность изменилась: маг не  нашел  ручья  там,
где ожидал его увидеть - в нескольких милях к югу от их ночлега.
     Утро перешло в полдень, а товарищество продолжало  пробираться  через
дикую страну красного камня. Нигде не видно было блеска воды, не слышно ее
шума. Все было мрачно и сухо.  Путники  приуныли.  Они  не  видели  ничего
живого, даже птиц в небе не было. Но что принесет им ночь, если  застигнет
их в этой пустыне, никто не мог сказать.
     Неожиданно Гимли, шедший впереди, обернулся и подозвал к  себе  всех.
Он стоял на бугре и указывал вправо. Торопливо  взобравшись  к  нему,  они
увидели внизу узкий и глубокий канал. Он был пусти молчалив, ни следа воды
не было на коричневой и  красноватой  поверхности  каменного  дна.  Но  на
ближней стороне канала проходила тропа, разбитая  и  заброшенная,  которая
извивалась среди развалин стен и обломков мостовой древней дороги.
     -  Ага!  Наконец-то!  -  сказал  Гэндальф.  -  Здесь  протекал  ручей
Сираннон, Ручей-у-Ворот, как его обычно называли. Не могу догадаться,  что
случилось с водой, прежде она текла так быстро и шумно. Идемте! Мы  должны
торопиться! Уже поздно!
     Путники сбили себе ноги и очень устали, но они упрямо шли много  миль
по грубой извилистой тропе.  Солнце  начало  склоняться  к  западу,  после
короткой остановки и  торопливой  еды  они  снова  двинулись.  Перед  ними
хмурились горы, но путь их пролегал в глубокой впадине, и они могли видеть
лишь самые высокие отроги и вершины далеко на востоке.
     Наконец они подошли к крутому изгибу. Здесь дорога, которая,  изменив
направление шла на юг между краями канала и крутым  откосом  слева,  вновь
повернула на восток. Обогнув угол, они увидели перед  собой  низкий  утес,
примерно в пять саженей высотой,  с  разбитой  и  разорванной  вершиной...
Через широкий пролом в утесе, сделанный  чем-то  необыкновенно  тяжелым  и
сильным, текла струйка воды.
     - Действительно все изменилось! - сказал Гэндальф. - Но я не ошибся в
месте. Вот все, что осталось  от  лестничного  спуска.  Если  я  правильно
помню, тут была лестница в крутой стене,  а  главная  дорога  поворачивала
налево и несколькими петлями шла на  вершину.  Между  лестницей  и  стеной
Мории была долина, через которую протекал  Сираннон.  Посмотрим,  как  это
выглядит сейчас!
     Они без труда нашли каменные ступени, и Гимли а вслед за ним Гэндальф
и Фродо ступили на них. Достигнув вершины, они увидели,  что  дальше  пути
нет, и поняли, почему пересох ручей у  ворот.  За  ними  садящееся  солнце
заполняло холодную западную часть  неба  сверкающим  золотом.  Перед  ними
расстилалось темное  неподвижное  озеро.  В  его  тусклой  поверхности  не
отражались ни небо, ни солнце. Сираннон  был  перегорожен  и  затопил  всю
долину. За зловещей  водой  возвышались  крутые  утесы,  их  строгие  лица
казались мертвенно-бледными в угасающем свете. Ни следа ворот или прохода,
ни трещины или щели не видел Фродо в хмуром камне.
     - Это стена Мории, - сказал Гэндальф, - указывая  на  противоположный
берег озера, - некогда здесь была дверь, дверь эльфов в  конце  дороги  их
Холлина, по которой мы пришли. Но этот путь закрыт. Я думаю, что никто  из
нас не захочет переплывать это мрачное озеро на исходе дня.  Оно  выглядит
отвратительно.
     - Мы должны найти путь вокруг озера  с  севера,  -  сказал  Гимли.  -
Первое, что нужно сделать, это следовать по  главной  дороге  до  конца  и
посмотреть, куда она приведет нас. Даже если бы  не  было  озера,  мы  все
равно не смогли бы поднять по лестнице наш багаж и пони.
     - Но в любом случае мы не сможем взять  с  собой  бедное  животное  в
подземелье, - сказал Гэндальф. - Дорога  под  горами  темна,  в  ней  есть
низкие и узкие переходы. И мы сможем их преодолеть, а пони нет.
     - Бедный старина Билл! - сказал Фродо. - Я  не  подумал  об  этом.  И
бедный Сэм! Что он скажет?
     - Мне жаль, - сказал Гэндальф. - Бедный Билл был полезным  товарищем,
и мне жаль оставлять его на произвол судьбы. Если бы я знал заранее, я  бы
решил идти совсем без него.
     День клонился к концу, и холодные звезды начали появляться  на  небе,
когда отряд, двигаясь со всей возможной быстротой, взобрался по склонам  и
достиг берега озера. В ширину оно казалось не более четверти мили в  самой
широкой части. Как далеко оно тянется на юг, невозможно было разглядеть  в
тусклом свете, но северный конец находился не более чем  в  миле  от  того
места, где они стояли, и между каменными краями ущелья и краем воды  видна
была полоска ровной земли. Путники заторопились вперед: им оставалось  еще
по другому берегу озера пройти одну-две мили до того места, которое указал
Гэндальф. К тому же нужно было еще отыскать дверь.
     Подойдя к крайней северной точке озера, они обнаружили, что  путь  им
преграждает узкий ручей. Он был зеленым и стоячим, вязкой слизистой линией
уходя к окружающим холмам. Гимли неуверенно  двинулся  вперед:  ручей  был
мелким, не глубже лодыжки, они перешли  его  цепочкой,  осторожно  выбирая
путь, потому что на дне его оказались довольно скользкие камни,  и  каждый
шаг был опасен. Фродо вздрогнул от отвращения, когда  темная  мутная  вода
коснулась его ног.
     Когда Сэм, ведя за собой Билла, последним ступил  на  противоположный
берег, раздался негромкий звук -  всплеск  и  бульканье,  как  будто  рыба
тронула спокойную поверхность озера.  Быстро  повернувшись,  они  заметили
какую-то тень над водой, от которой к берегам озера шли большие круги. Еще
раз  послышался  булькающий  звук  и  наступила  тишина.  Тьма  сгущалась,
последние лучи солнца золотили облака на западе.
     Гэндальф шел широким быстрым шагом, остальные, как  могли,  поспевали
за ним. Они достигли узкой полоски между утесами и водой, она была не шире
дюжины ярдов и часто перегорожена упавшими обломками скал. И они  находили
путь, держась поближе к утесам и обходя как можно дальше воду. Пройдя милю
к югу, они нашли несколько старых изогнутых деревьев. Они были  похожи  на
остатки лесной полосы, когда-то шедшей вдоль дороги по затонувшей  долине.
Рядом с утесом стояли, все еще сильные  и  живые,  два  высоких  дерева  -
падуба, самые высокие, какие когда-либо  видел  Фродо.  Их  большие  корни
протянулись от  стены  к  воде.  С  вершины  лестницы  они  казались  лишь
кустиками, но вблизи они возвышались подобно башням, крепкие, неподвижные,
молчаливые, отбрасывая к своему подножью глубокую тень. Они были похожи на
часовых в конце дороги.
     - Наконец  мы  на  месте!  -  сказал  Гэндальф  облегченно.  -  Здесь
кончается путь эльфов из Холлина. Падуб был священным деревом народа  этой
земли, его выращивали по краям владений, чтобы обозначить границу. А дверь
была пробита главным образом для связи населения  Холлина  с  повелителями
Мории. Это было в те счастливые дни, когда  дружба  царила  между  разными
расами, даже между эльфами и гномами.
     - Не вина гномов, что эта дружба кончилась, - сказал Гимли.
     - Я не слыхал, чтобы в этом была вина эльфов, - возразил Леголас.
     - Я слышал и то и другое, - сказал Гэндальф, - и не собираюсь  сейчас
разрешать этот спор. Но прошу хотя бы вас, Леголас, и вас,  Гимли:  будьте
друзьями и помогите мне. Мне нужны вы оба. Двери спрятаны и закрыты, и чем
скорее мы найдем их, тем лучше. Ночь близка!
     Обернувшись к остальным, он сказал:
     - Пока я ищу, вы подготовьтесь к  спуску  в  подземелье.  Боюсь,  нам
придется распрощаться с пони. Оставьте все, что  мы  захватили  на  случай
холодной погоды: она нам не понадобится ни в Мории, ни когда мы выйдем  на
юге. Распределите между собой то, что нес пони, особенно пищу и  мехи  для
воды.
     - Но мы не можем оставить бедного  старого  Билла  в  этом  проклятом
месте, мастер Гэндальф! - воскликнул Сэм, гневный и опечаленный.  -  Я  не
позволю, это отвратительно! После всего, что мы перенесли вместе!
     - Мне жаль, Сэм, - сказал маг. - Но когда дверь откроется, не  думаю,
чтобы ты смог втащить Билла внутрь, в длинные темные  коридоры  Мории.  Ты
должен выбирать между Биллом и своим хозяином.
     - Он пойдет за мастером Фродо в драконье логово, если я поведу его, -
возразил Сэм. - Оставить его здесь со всеми этими  волками  значит  просто
совершить убийство.
     - Надеюсь, этого не будет, - сказал Гэндальф. Он  положил  ладонь  на
голову  пони  и  заговорил  тихим  голосом.  -  Иди  со  словом  охраны  и
руководства. Ты умное животное и много узнал в Раздоле. Отыскивай  путь  в
местах, где есть трава, и придешь к дому Элронда или куда захочешь.
     Вот, Сэм! У него  будет  столько  же  шансов  спастись  от  волков  и
вернуться домой, как и у нас.
     Сэм печально стоял рядом с пони и молчал. Билл, как  будто  поняв,  о
чем идет речь, поднял голову и сунул морду  к  уху  Сэма.  Сэм  разразился
слезами и принялся распутывать веревки, развязывая груз и укладывая его на
землю. Остальные разбирали вещи, складывая в кучу то, что будет оставлено,
и распределяя между собой остальное.
     Когда это было сделано, все принялись наблюдать за Гэндальфом. А  он,
казалось, ничего не делал. Стоял между двумя деревьями,  глядя  на  темную
стену утеса, как будто пытался взглядом просверлить дыру. Гимли  бродил  у
стены, время от времени постукивая по ней своим топором. Леголас  прижался
к стене, как бы прислушиваясь.
     - Ну, мы готовы, - сказал Мерри, - где же дверь? Я ничего не вижу.
     - Двери гномов устроены так, что года они закрыты, их нельзя увидеть,
- ответил Гимли. - Они невидимы, и собственные хозяева не смогут найти или
открыть их, если забыт их секрет.
     - Но эта дверь не была сделана, чтобы быть известной только гномам, -
сказал Гэндальф, внезапно оживая и поворачиваясь. -  Если  только  все  не
изменилось окончательно. Глаза, которые знают, что ищут,  должны  отыскать
знак.
     Он подошел к стене. Между тенями двух  деревьев  было  ровное  место,
Гэндальф приложил туда  руки  и  стал  водить  вперед  и  назад,  тихонько
произнося какие-то слова. Потом отступил назад.
     - Смотрите! - сказал он. Видите вы что-нибудь?
     Луна освещала теперь поверхность скалы, но  вначале  ничего  не  было
видно. Затем на поверхности, где прошли руки мага, появились тонкие  лини,
как будто серебряные вены в камне. Вначале они напоминали бледное  подобие
паутины, слегка мерцавшей в лунном свете, но  постепенно  они  становились
все шире и яснее, пока все не смогли разглядеть рисунок.
     На самом верху, куда только могли  дотянуться  руки  Гэндальфа,  была
арка с переплетающимися буквами эльфийского письма. Ниже, где  поверхность
была выщерблена и изведена, можно  было  разглядеть  наковальню  и  молот,
увенчанные короной в окружении семи звезд.  Ниже  находились  два  дерева,
несущие на ветвях множество полумесяцев.  Более  ясно,  чем  остальное,  в
центре двери виднелась звезда со множеством лучей.
     - Это эмблемы Дьюрина! - воскликнул Гимли.
     - А это дерево высоких эльфов, - сказал Леголас.
     - И звезда дома  Феанора,  -  добавил  Гэндальф.  -  Они  сделаны  из
и_т_и_л_д_и_н_а_, который отражает только звездный и лунный свет и спит до
тех пор, пока его не коснется знающий давно забытые  в  Средиземье  слова.
Давно я уже не слышал их и должен  был  основательно  порыться  в  памяти,
чтобы вспомнить.
     - Что же здесь написано? - спросил Фродо, который  старался  прочесть
надпись на арке. - Я думал, что знаю письмо  эльфов,  но  это  я  не  могу
прочесть.
     - Это слова  эльфийского  языка  древности  с  запада  Средиземья,  -
ответил Гэндальф. - Но они не говорят ничего важного для нас. Вот что  они
означают: _Д_в_е_р_ь_  Д_ь_ю_р_и_н_а,  _п_о_в_е_л_и_т_е_л_я  _М_о_р_и_и...
С_к_а_ж_и, _д_р_у_г, _и _в_х_о_д_и. А ниже более  мелко:  _Я,  _Н_а_р_в_и,
н_а_п_и_с_а_л   _э_т_о.   _К_е_л_е_б_р_и_м_б_о_р    _и_з    _Х_о_л_л_и_н_а
и_з_о_б_р_а_з_и_л _э_т_и _з_н_а_к_и.
     - А что значит "скажи, друг, и входи"? - спросил Мерри.
     - Это-то ясно, - ответил Гимли. - Если ты друг, скажи условное слово,
дверь откроется, и ты сможешь войти.
     - Да, - подтвердил  Гэндальф.  -  Эта  дверь,  вероятно,  управляется
словом. Некоторые двери гномов открываются лишь в особое  время  или  лишь
избранным, у некоторых из них есть замки, и  нужен  ключ,  когда  известно
время и слово. У этих дверей нет ключа. В дни Дьюрина они не были тайными.
Обычно они стояли открытыми и около них сидели стражники. Но если они были
закрыты кем-то, знающий слово произносил его  и  входил.  Так,  во  всяком
случае говорится в записях. Верно, Гимли?
     - Верно, - отозвался гном. - Но само слово теперь забыто. Нарви и все
его родичи давно исчезли с лица земли.
     - Но вы знаете слово, Гэндальф? - Удивленно спросил Боромир.
     - Нет! - ответил маг.
     Остальные разочарованно переглянулись, только Арагорн, хорошо знавший
Гэндальфа, сохранял молчание и не двигался.
     - Тогда зачем было вести нас в  это  проклятое  место?  -  воскликнул
Боромир, оглядываясь через плечо на темную воду. - Вы  говорили  нам,  что
однажды прошли через Морию. Как это могло быть, если вы  не  знаете  слова
для входа?
     - Ответ на ваш первый вопрос, Боромир, - сказал маг, - да, я не  знаю
слова, пока. Но мы еще посмотрим, - добавил он с блеском в  глазах  из-под
нависших бровей, -  вы  можете  спрашивать,  какова  цель  моих  действий,
которые  кажутся  бесцельными.  Что  касается   второго   вопроса   -   вы
сомневаетесь в моем рассказе? Разве вы не  слышали?  Я  не  проходил  этим
путем. Я пришел с востока.
     Если хотите знать, эти двери открываются наружу.  Изнутри  вы  можете
открыть их, просто нажав рукой. А вот снаружи ничто не откроет  их,  кроме
заклинания или приказа. Их нельзя открыть силой.
     -  Что  же  вы  тогда  собираетесь  делать?  -  спросил  Пиппин,   не
испугавшись нахмуренных бровей мага.
     - Стучать в дверь вашей головой, Перегрин Тук, - ответил Гэндальф.  -
Но это не пошатнет их, а мне нужно отдохнуть от глупых вопросов.  Я  поищу
открывающее слово. Некогда я знал все заклинания на языках эльфов, людей и
орков. До сих пор я без труда могу припомнить их  две  сотни.  Но,  думаю,
потребуется испытать лишь немногие, и я  не  прошу  Гимли  рассказывать  о
тайных  словах  гномов  мне,  словах,  которые  они  не  говорят   никому.
Открывающее слово из языка эльфов, как и надпись на арке, это кажется  мне
несомненным.
     Он вновь подошел к скале и слегка коснулся своим  посохом  серебряной
звезды в середине, под знаком наковальни. Повелительным голосом он сказал:

                   Аннон эдхолен, эдре хи аммен!
                   Феннас меготрим, ласто бет ламмен!

     Серебряные линии потускнели, но серый камень не дрогнул.
     Много раз повторял он эти слова в  различном  порядке,  варьируя  их.
Потом испытал другие заклинания, одно за другим, говоря  иногда  быстро  и
громко, иногда тихо и медленно. Потом произнес  много  отдельных  слов  из
языка  эльфов.  Ничего  не  произошло.  Утес  нависал   в   ночи,   мигали
бесчисленные звезды, дул холодный ветер, но дверь стояла неподвижно.
     Вновь Гэндальф приблизился к стене и, подняв руки,  произнес  гневным
голосом: Эдро! Эдро! - и  ударил  скалу  посохом.  Откройся!  Откройся!  -
кричал он и повторял этот приказ на всех  языках,  какие  когда-либо  были
известны в Средиземье. Потом швырнул посох на землю и молча сел.
     В этот момент ветер  донес  издалека  вой  волков.  Билл  задрожал  в
страхе, а Сэм подошел к нему и что-то тихонько зашептал.
     - Не позволяйте ему убегать! -  сказал  Боромир.  -  Похоже,  он  нам
потребуется, если только нас не найдут волки. Как я ненавижу этот дурацкий
пруд!
     Он наклонился, поднял большой камень и швырнул его  далеко  в  темную
воду.
     Камень исчез с мягким всплеском, в то же мгновение послышался свист и
бульканье. Большие круги разошлись от места падения камня  по  поверхности
воды и медленно двинулись к утесам.
     - Зачем  вы  это  сделали,  Боромир?  -  сказал  Фродо.  -  Мне  тоже
ненавистно это место, и я боюсь. Я не знаю, чего боюсь:  не  волков  и  не
тьмы за дверью, но чего-то еще. Я боюсь озера. Не трогайте его!
     - Я хочу уйти отсюда, - сказал Мерри.
     - Почему Гэндальф не сделает чего-либо быстро? - спросил Пиппин.
     Гэндальф не обращал на них внимания. Он сидел со склоненной  головой,
либо в отчаянии, либо в  бесконечной  задумчивости.  И  вновь  послышалось
зловещее волчье завывание. Рябь на воде росла и придвигалась ближе,  волны
уже бились о берег.
     Внезапно - все от неожиданности вздрогнули - маг вскочил на ноги.  Он
смеялся.
     - Я понял!  -  воскликнул  он.  -  Конечно  же!  Конечно!  Просто  до
глупости, как и все загадки, когда знаешь ответ.
     Подобрав посох, он встал  перед  скалой  и  ясным  голосом  произнес:
"Меллон!"
     Звезда  ярко  блеснула  и  погасла.  Затем   беззвучно   обозначились
очертания большой двери, хотя раньше здесь не видно было ни  трещинки,  ни
щели. Дверь медленно разделилась посередине и половинки ее дюйм за  дюймом
стали отодвигаться, пока совсем не ушли в  скалу.  Через  отверстие  видна
была круто уходящая вверх лестница, но даже  у  ее  нижних  ступенек  тьма
казалась темнее ночи. Товарищество смотрело в удивлении.
     - Я все-таки ошибся, -  сказал  Гэндальф,  -  и  Гимли  тоже.  Мерри,
единственный из всех, оказался прав.  Открывающее  слово  все  время  было
написано на арке. Перевод должен был быть такой: скажи "друг" и  входи.  Я
лишь произнес на эльфийском языке слово "друг", и дверь открылась.  Совсем
просто. Слишком просто для  наших  тревожных  дней.  Это  были  счастливые
времена. А теперь идем!
     Он двинулся вперед и поставил ногу на нижнюю  ступеньку.  Но  в  этот
момент произошло сразу несколько событий. Фродо почувствовал,  как  что-то
схватило его за лодыжку, и с криком упал. Пони дико заржал  от  страха  и,
задрав хвост, понесся вдоль берега в темноту. Сэм побежал было за ним, но,
услышав крик Фродо, вернулся, плача  и  бранясь.  Остальные  обернулись  и
увидели, что вода озера, как будто войско змей плывет  по  нему  с  южного
конца.
     Из воды высунулось  длинное  извивающееся  щупальце,  бледно-зеленое,
мокрое и светящееся. Конец его ухватил Фродо за ногу  и  тащил  хоббита  в
воду. Сэм упал на колени и рубил щупальце ножом.
     Щупальце отпустило Фродо, и Сэм потащил его прочь, зовя на помощь. Из
воды показалось еще два десятка щупалец. И  темная  вода  кипела,  разнося
отвратительный запах.
     - В проход! Вверх по лестнице! Быстрей! Быстрей! - Закричал  Гэндальф
и побежал назад. Он толкнул путников, которые все, кроме Сэма,  от  ужаса,
казалось, вросли в землю.
     Они успели как раз вовремя. Сэм и Фродо поднялись лишь  на  несколько
ступеней, а Гэндальф только начал подниматься,  когда  щупальца,  корчась,
покрыли узкий кусок берега и ухватились за стену  у  двери.  Одно  из  них
перебралось через порог, светясь в  звездном  свете.  Гэндальф  обернулся.
Если  он  вспоминал  слово,  закрывающее  дверь,  то  в   этом   не   было
необходимости. Множество щупалец налегли на дверь  с  обеих  ее  сторон  и
закрыли. Половинки с гулким грохотом захлопнулись и стало абсолютно темно.
Гул сталкивающихся и разбивающихся за выходом камней  гулко  доносился  до
них.
     Сэм, сжимая руку Фродо, без сил опустился на ступеньку.
     - Бедный Билли! - сказал он дрожащим голосом. - Бедный Билл! Волки  и
змеи! Я выбрал, мастер Фродо. Я иду с вами.
     Они услышали, как Гэндальф опустился по ступенькам и ударил посохом в
дверь, камень и ступеньки лестницы задрожали, но дверь не открылась.
     - Ну и ну! - сказал колдун. - Путь назад закрыт, мы можем идти только
вперед, на ту сторону гор. Судя по звукам, снаружи  нагромоздили  камни  и
вырванные с корнями деревья. Жаль: деревья были прекрасны  и  прожили  так
долго.
     - Я с самого начала, как только коснулся ногой воды, чувствовал,  что
рядом что-то ужасное, - сказал Фродо. - Что это было за существо?  Или  их
было много?
     - Не знаю, - ответил Гэндальф, - но все щупальца стремились  к  одной
цели. Что-то выползло или было выгнано  из  темных  вод  под  горами...  В
глубинах мира есть существа, более древние и злобные, чем орки.
     Он не высказал вслух свою мысль, что кто бы ни был живущий  в  озере,
он схватил из всего отряда именно Фродо.
     Боромир пробормотал шепотом, но гулкое эхо донесло его слова до всех:
     - В глубинах мира! И мы идем туда против моей воли. Кто поведет нас в
этой кромешной тьме?
     - Я, - сказал Гэндальф, - а Гимли пойдет рядом со мной.  Следуйте  за
моим посохом!
     Взобравшись на несколько ступеней, Гэндальф поднял над головой посох,
и из его конца полилось слабое свечение. Широкие  ступени  были  абсолютно
целы. Путники насчитали их  две  сотни.  Наверху  они  обнаружили  арочный
проход с ровным полом, уходящий во тьму.
     - Давайте посидим и передохнем. Пообедаем  здесь  на  площадке,  ведь
другой столовой мы не найдем! - сказал Фродо.
     Его начало трясти от пережитого ужаса, и он внезапно ощутил  страшный
голод.
     Предложение было всеми поддержано, они,  темные  фигуры  в  полутьме,
сели на верхних ступеньках. Когда  они  поели,  Гэндальф  раздал  всем  по
третьему глотку мирувера.
     - Боюсь, что оставшегося уже ни на что не хватит, - сказал он,  -  но
мы нуждаемся в нем после этого ужаса у ворот. И если нам не  повезет,  все
оставшееся потребуется нам до выхода с противоположной  стороны.  Берегите
воду! В подземельях много ручьев  и  источников,  но  их  нельзя  трогать.
Может, у нас не будет случая  пополнить  фляги  и  меха  до  самой  долины
Димрилл.
     - Долго ли идти туда? - спросил Фродо.
     - Не могу сказать, -  ответил  Гэндальф.  -  Это  зависит  от  многих
случайностей. Но я думаю, что если идти прямо,  не  сбиваясь  с  пути,  не
встречая помех, то потребуется три-четыре перехода. От западных  ворот  до
восточных по прямой не может быть меньше сорока миль, а прямых дорог нет.
     После короткого отдыха они вновь пустились в путь. Они все хотели как
можно быстрее преодолеть подземелье и готовы были, несмотря на  усталость,
идти еще несколько часов. Гэндальф, как и раньше,  шел  впереди.  В  левой
руке он держал свой сверкающий посох, свет от которого едва касался  земли
у его ног. В правой руке его был меч Глемдринг. За ним  шел  Гимли,  глаза
его сверкали в тусклом свете, когда он поворачивал  голову  из  стороны  в
сторону... За гномом шел Фродо, он тоже обнажил свой короткий меч -  Жало.
Лезвия Жала и Глемдринга были темны, это действовало успокоительно: будучи
изделиями эльфийских кузнецов древних  дней,  эти  меч  сверкали  холодным
светом, если поблизости были орки. За Фродо шел Сэм,  а  за  ним  Леголас,
молодые хоббиты и Боромир. Последним угрюмо и молчаливо шел Арагорн.
     Проход несколько раз повернул и  затем  начал  спускаться.  Некоторое
время продолжался спуск, потом пол  снова  стал  ровным.  Воздух  сделался
горячим и душным, но  не  спертым,  временами  путники  ощущали  на  лицах
дуновение более прохладного воздуха выходящего  из  каких-то  отверстий  в
стенах. Их было множество. В бледном свете,  исходившем  от  посоха  мага,
Фродо улавливал очертания лестниц и  арок,  других  проходов  и  туннелей,
поднимавшихся вверх или круто опускавшихся вниз. Все это  было  невозможно
запомнить.
     Гимли  очень  мало  помогал  Гэндальфу,  разве   только   что   своей
храбростью. Но он, в отличие от остальных, не беспокоился  из-за  темноты.
Часто колдун советовался с  ним,  какой  путь  выбрать,  но  окончательное
решение всегда  принадлежало  Гэндальфу.  Подземелья  Мории  были  гораздо
обширнее и сложнее, чем мог  представить  себе  Гимли,  сын  Глоина,  гном
горной расы. И Гэндальфу мало помогали воспоминания  давнего  путешествия,
но даже во тьме, в сложных переплетениях переходов он знал, где  находится
дорога, ведущая к цели.
     - Не бойтесь! - сказал Арагорн. Молчание длилось дольше, чем  обычно,
а Гэндальф и Гимли переговаривались шепотом. Остальные  столпились  сзади,
беспокойно ожидая. - Не бойтесь! Я бывал с  ним  во  многих  путешествиях,
хотя никогда не было так темно, а в Раздоле рассказывают о  более  великих
его деяниях, чем я сам видел. Он не заблудится. Если тут есть  дорога,  он
ее найдет. Он привел нас сюда вопреки нашим страхам, и выведет нас отсюда,
чего бы это ему не стоило. Он легче найдет путь домой в  ночи,  чем  кошки
королевы Берутнел.
     Товариществу повезло, что у него такой проводник.  Не  было  топлива,
было не из чего изготовить факелы  -  в  отчаянном  бегстве  к  двери  они
оставили почти все необходимое. Без света они вскоре заблудились бы: здесь
было не только множество дорог, но было также много ям и отверстий,  много
темных провалов, в которых их шаги отдавались гулким эхом. В стенах и полу
были  щели  и  глубокие  расселины,  время  от  времени  прямо  у  их  ног
открывалась пропасть. Самые широкие из них были не  менее  семи  футов,  и
Пиппину каждый раз приходилось собирать все свое мужество, чтобы  прыгнуть
в очередной раз. Издалека снизу доносился шум пенящейся  воды,  как  будто
там, в глубинах, вертелось мельничное колесо.
     - Веревка! - пробормотал Сэм. - Я знал, что она нам  понадобится.  Но
ее у меня нет.
     Трудные места попадались все чаще, и продвижение вперед  замедлилось.
Временами им казалось, что они безнадежно  пойманы  в  глубинах  гор.  Они
больше чем устали, но мысль об отдыхе не внушала им успокоения. Настроение
Фродо несколько поднялось после спасения, еды и глотка напитка, но  теперь
на него вновь  навалилась  неуверенность  и  страх.  Хотя  в  Раздоле  его
излечили  от  раны,  она  не  осталась  без   последствий.   Чувство   его
обострились, он ощущал невидимые предметы. Он  заметил  в  себе  еще  одно
изменение: он видел во тьме лучше всех своих  товарищей,  за  исключением,
может быть, Гэндальфа. И он был хранителем Кольца, оно висело  на  цепи  у
него на груди и казалось тяжелым  грузом.  Он  чувствовал  зло  впереди  и
позади себя, но он ничего не говорил. Он крепче  сжимал  рукоять  меча  и,
спотыкаясь шел вперед.
     Путники редко разговаривали, да и то торопливым шепотом. Не слышалось
ни звука кроме их собственных шагов: глухой  стук  башмаков  гнома  Гимли,
тяжелая поступь Боромира, легкие шаги Леголаса,  мягкие,  крадущиеся  шаги
хоббитов, а в тылу слышалась  твердая  поступь  Арагорна  с  его  длинными
шагами. Останавливаясь на мгновение, они вообще ничего не  слышали,  кроме
редкого потрескивания или падения капли воды. Однако Фродо начал  слышать,
или ему показалось, что он слышит, что-то еще - как  будто  слабый  шелест
мягких обнаженных ног. Этот звук никогда не становился достаточно  громким
или близким, чтобы поверить в него  окончательно,  но,  начавшись,  он  не
замолкал,  пока  двигался  отряд.  И  это   было   не   эхо:   когда   они
останавливались,  звук  еще  несколько  мгновений  был  слышен,  а   потом
замолкал.
     Они опустились в подземелья Мории после наступления  ночи.  Несколько
часов  они  шли  лишь  с  одной  короткой  остановкой,  пока  Гэндальф  не
встретился с первым серьезным затруднением. Перед ним широкая темная  арка
открывалась в три туннеля: все они вели в одном и том же  направлении,  на
восток, но левый туннель уходил вниз, правый  поднимался,  а  средний  вел
горизонтально, но был очень узок.
     - Я  совсем  не  помню  это  место,  -  сказал  Гэндальф,  неуверенно
останавливаясь под аркой. Он поднял посох в надежде отыскать  какие-нибудь
знаки или указания, которые помогли бы выбору, но ничего не было видно.  -
Я слишком устал, чтобы решать,  -  сказал  он,  качая  головой.  -  И  вы,
вероятно,  устали  не  меньше  меня,  если  не  больше.  На  остаток  ночи
остановимся здесь. Вы знаете, снаружи старая луна уже сдвинулась к  западу
и середина ночи прошла.
     - Бедный Билл! - сказал Сэм. - Интересно, где  он.  Надеюсь,  его  не
съели волки.
     Слева от  большой  арки  они  обнаружили  каменную  дверь,  она  была
полузакрыта, но открылась от легкого  нажима.  За  ней  оказалось  большое
помещение, высеченное в скале.
     - Стойте!  Стойте!  -  крикнул  Гэндальф  Мерри  и  Пиппину,  которые
двинулись было вперед в надежде отыскать место, где можно отдохнуть  более
спокойно, чем в открытом проходе. - Стойте! Мы не знаем, что там внутри. Я
пойду первым.
     Он пошел осторожно, остальные - за ним.
     - Вот! - сказал он, указывая посохом на середину пола.  У  своих  ног
они увидели большое  круглое  отверстие,  как  устье  источника.  Разбитые
ржавые цепи лежали на краю и опускались в темную яму. Рядом лежали обломки
камня.
     - Один из вас мог упасть туда, и кто знает когда  бы  он  ударился  о
дно, - сказал Арагорн Мерри. - Всегда идите за проводником.
     - Похоже, что это помещение охраны, что сторожила эти три прохода,  -
сказал Гимли. - Это отверстие, очевидно, источник, из которого брали воду,
оно закрывалось каменной крышкой. Но крышка  разбита,  и  мы  должны  быть
осторожны во тьме.
     Любопытство  Пиппина  было  возбуждено  источником.  Пока   остальные
развертывали одеяла и устраивали  постели  у  стен  помещения,  как  можно
дальше от отверстия в полу помещения, он подполз к краю и заглянул внутрь.
Холодный воздух, поднимающийся из неимоверных глубин, ударил ему  в  лицо.
Повинуясь  внезапному  импульсу,  он  схватил  камень  и  опустил  его   в
отверстие. Сердце его ударило много раз, прежде чем он услышал звук. Затем
где-то глубоко внизу, как будто камень упал в  какую-то  обширную  пещеру,
раздался глухой звук.
     - Что это? - воскликнул Гэндальф.
     Услышав объяснение Пиппина, он  облегченно  вздохнул,  но  глаза  его
сердито сверкнули.
     -  Глупый  тук!  -  пробормотал  он.  -  Это  серьезный  путь,  а  не
увеселительная прогулка хоббитов. В следующий раз бросай  себя,  тогда  не
будешь больше мешать. А теперь тихо!
     В течение нескольких минут больше ничего не было слышно. Но потом  из
глубины донесся слабый стук. Потом стук прекратился, чуть позже замерло  и
эхо. Он звучал, как какие-то сигналы, но больше уже не повторялся.
     - Это стучал молот, или я ничего  не  понимаю  в  молотах,  -  сказал
Гимли.
     - Да, - согласился Гэндальф, - и  мне  это  не  нравится.  Может,  он
ничего не имеет общего  с  дурацким  поступком  Перегрина,  но,  вероятно,
потревожено что-то такое, что лучше было бы оставить в покое.  Умоляю,  не
делайте больше  ничего  подобного.  Я  хочу  хоть  немного  отдохнуть  без
дальнейших беспокойств. Как в награду, Пиппин  будет  дежурить  первым,  -
проворчал он, закутываясь в одеяло.
     Пиппин  уныло  сидел  у  двери  в  полной  темноте,  он   все   время
поворачивался,  опасаясь,  что  какой-то  неизвестный  ужас  выползет   из
источника. Он хотел было закрыть дыру одеялом,  но  побоялся  двигаться  и
подходить к ней, хотя Гэндальф, казалось, спал.
     На самом деле Гэндальф не спал, хотя лежал  неподвижно  и  молча.  Он
глубоко задумался, стараясь припомнить  все  подробности  своего  прежнего
путешествия и беспокойно выбирая дальнейший путь: неправильный поворот мог
погубить их. Через час он встал и подошел к Пиппину.
     - Иди к стене и поспи немножко, сынок, - сказал он добрым голосом.  -
Я думаю, ты хочешь спать. А я не могу сомкнуть глаз,  так  что  все  равно
буду караулить.
     - Я знаю, в чем дело, - пробормотал он и уселся у двери. - Мне  нужен
дым. Я не пробовал его с утра перед снежной бурей.
     Последнее, что видел Пиппин,  засыпая,  была  темная  фигура  старого
мага, сгорбившаяся на полу, защищающая тлеющую лучину в изогнутых ладонях.
На мгновение стал виден его острый нос и облако дыма.
     Разбудил всех Гэндальф. Он один сидел на страже шесть часов, позволив
остальным отдохнуть.
     - Тем временем я все обдумал, - сказал он.  -  Средний  путь  мне  не
нравится, мне не нравится и левый путь: либо там внизу опасность,  либо  я
не проводник. Я выбираю правый проход. Мы снова поднимаемся.
     Они двигались восемь темных часов, не считая двух коротких остановок.
Они не встретили никакой опасности, ничего не слышали и не  видели,  кроме
слабого свечения посоха мага,  как  блуждающий  огонек  плывшего  впереди.
Избранный ими проход постоянно вел вверх. Насколько они могли  судить,  он
проходил через большие горные пещеры. В нем не было отверстий  и  проходов
по обеим сторонам, пол был ровным и гладким, без  ям  и  щелей.  Очевидно,
когда-то здесь проходила важная дорога, и они шли вперед  быстрее,  чем  в
первом переходе.
     Они преодолели около пятнадцати миль по прямой линии на восток,  хотя
на самом деле прошли больше двадцати. Когда дорога поднималась, повышалось
и настроение Фродо, но он все еще чувствовал себя угнетенным, а  временами
он по-прежнему слышал шлепанье мягких ног. Это не было эхом.
     Они шли столько, сколько могли пройти без отдыха хоббиты, и  все  уже
подумывали о месте, где они могли бы поспать, когда внезапно стены  справа
и слева исчезли. Они прошли, казалось, через какую-то арку и  оказались  в
темном и пустом пространстве. За ними  воздух  был  теплым,  а  впереди  -
холодным. Они остановились и беспокойно собрались в кучу.
     Гэндальф казался довольным.
     - Я выбрал правильный путь, - сказал  маг.  -  Наконец  мы  пришли  в
обитаемые области и теперь находимся недалеко от восточной стороны. Но  мы
высоко, гораздо выше ворот  Димрилла,  если  я  не  ошибаюсь.  По  воздуху
чувствуется, что мы в большом зале. Теперь я могу рискнуть и дать  немного
больше света.
     Он поднял свой посох - блеснул яркий свет, похожий на молнию. Большие
тени разлетелись по сторонам, и на  секунду  путники  увидели  высоко  над
своими  головами  обширный  потолок,  поддерживаемый  множеством  столбов,
вырубленных из камня. Перед ними в обе стороны простирался огромный пустой
зал, его черные стены, отполированные и гладкие, как стекло, сверкали. Они
увидел также три других входа, три черных арки,  один  из  входов  вел  на
восток. Потом свет погас.
     - Это все, что я могу сделать пока, - сказал Гэндальф.  -  В  склонах
горы есть большие окна и  проходы,  ведущие  к  свету,  в  верхних  этажах
подземелий. Я думаю, мы теперь достигли их, но снаружи ночь, и  мы  ничего
не можем сказать определенно до утра. Если я прав, утром мы  действительно
увидим свет. Тем временем дальше мы пока не пойдем. Отдохнем, если сможем.
Пока же все шло хорошо, и большая часть темного пути позади. Но мы еще  не
вышли, и еще долог путь до ворот, открытых в мир.
     Товарищество провело ночь в большом подземном зале, сбившись в кучу в
одном из углов, чтобы избежать сквозняка. Вокруг них висела тьма, пустая и
бесконечная, и одиночество давило на них. Самые дикие слухи, доходившие до
хоббитов, тускнели перед ужасами и чудесами истинной Мории.
     - Здесь, должно быть, когда-то жило множество гномов, - сказал Сэм, -
и каждый из них был занят больше, чем барсук, чтобы  вырубить  все  это  в
твердой скале. Зачем они все это делали? Разве они  могли  жить  здесь  во
тьме, в этих ямах!
     - Это не ямы, - сказал Гимли.  -  Это  великое  королевство  и  город
гномов. В старину он был не темным, а полным света и великолепия,  как  об
этом поется в наших песнях.
     Он встал и начал петь в глубокой тьме, и голос его эхом отдавался  от
потолка.

                   Проснулся он один,
                   Когда мир молод был,
                   Когда среди долин
                   Зеленый ветер плыл.
                   Шел Дьюрин, напевая
                   И имена давал
                   Тем землям, что еще
                   Никто не называл.

                   Среди безмолвных гор
                   Он пил из родников,
                   И видел он узор
                   Кисейных облаков.
                   Вокруг его волос
                   Над мудрой головой
                   Кольцо из звезд вилось,
                   Что дружат с синевой.

                   И горы были высоки
                   В прекрасные те дни
                   Перед паденьем королей,
                   Которых не было сильней.
                   И Нарготронд, и Гондолин,
                   Что под моря сейчас ушли,
                   Могучи были, велики,
                   По-настоящему близки
                   В тот юный день,
                   В тот Дьюрин день.

                   Он был король. Его дворец
                   Был высечен из хрусталя.
                   Его, как праздничный венец,
                   Носила на главе земля.
                   Был выточен из камня трон,
                   Как кружево среди колонн.
                   И руны власти вырезал
                   Он на двери, ведущей в зал.

                   Веселой жизнь тогда была.
                   Здесь резчик свой узор творил,
                   У кузнеца огонь пылал,
                   По наковальне молот бил.
                   Росли дома, росли дворцы,
                   Росли хлеба, росли леса.
                   И груды золота росли,
                   На них свет факелов плясал.
                   Неутомимый был народ!
                   Играли арфы под горой,
                   Слагались песни под луной
                   Любил веселье Дьюрин род.

                   Огонь подземный подчинен
                   Был власти Дьюрина, но вдруг
                   Восстал балрог, неукрощен
                   И выжег, вымел все вокруг.
                   Сейчас все стихло. Ветер сер.
                   И горы спят глубоким сном.
                   Мир постарел, мир поседел.
                   Разрушен славный Дьюрин дом,
                   Замолкли звуки сладких арф,
                   В старинных залах темнота,
                   И неподвижен лунный серп
                   В глубоком зеркале пруда.

                   В Мории, в месте Казад-Дум,
                   Под камнем, не известном нам,
                   Корона Дьюрина лежит
                   И верность Дьюрину хранит
                   Она не зря так долго ждет
                   Владельца - он опять придет,
                   И улыбнется сонный мир,
                   И зажурчат ручьи опять,
                   Проснутся звуки звонких лир,
                   И будут скрипачи играть.

     - Это мне нравится, - сказал Сэм. -  Я  это  хотел  бы  запомнить.  В
Мории, в месте Казад-Дум? Но  как  подумаешь  о  всех  этих  лампах,  тьма
кажется еще тяжелее. А лежат ли тут еще груды золота и драгоценных камней?
     Гимли молчал. Спев свою песню, он больше ничего не говорил.
     - Груда драгоценностей? - переспросил Гэндальф.  -  Нет.  Орки  часто
грабили Морию, здесь, в верхних залах, ничего не осталось. С тех пор,  как
отсюда бежал гномы, никто  не  осмеливался  искать  сокровища  в  глубоких
местах: они утонули в воде - или в тени страха.
     - Почему же гномы хотят вернуться сюда? - спросил Сэм.
     - Из-за митрила, - ответил Гэндальф. - Богатство Мории не в золоте  и
драгоценностях, игрушках гномов, и не в железе,  их  слуге.  Все  это  они
находили тут, это правда, особенно железо, но им не нужно было  выкапывать
их. Все, что им нужно, они могли получить при торговле. Ибо здесь,  только
здесь во всем мире, находят  серебро  Мории,  или  истинное  серебро,  как
некоторые называют его, - митрил называется оно  на  языке  эльфов.  Гномы
дали ему название, которое неизвестно никому. Митрил в десять  раз  дороже
золота, а теперь вообще бесценен: мало его осталось на земле, и даже  орки
не осмеливаются добывать его здесь. Жилы уходят к северу, к  Карадрасу,  и
вниз, во тьму. И гномы не рассказывают об этом, но если митрил был основой
богатства гномов, он  же  послужил  и  причиной  их  гибели:  они  слишком
углубились и разбудили то, от чего они бежали, -  Огненное  Лихо  Дьюрина.
То, что они успели добыть, почти  все  досталось  оркам  и  отдано  ими  в
качестве дани Саурону, который жаждет его.
     - Митрил! Все народы жаждут его! Его можно было ковать, как  серебро,
и полировать, как стекло, и гномы делают из него металл,  легкий  и  более
прочный, чем закаленная сталь. Он красив, как обычное серебро, но  красота
его не тускнеет и не  ржавеет.  Эльфы  очень  любили  его  и  в  частности
использовали для изготовления Итилдина, Звезднолунного, который вы  видели
на двери. У Бильбо была кольчуга из колец митрила, подаренная ему Торином.
Интересно, что стало с ней? Вероятно, все еще собирает пыль в доме мусомов
в Микел-Делвине.
     - Что? - воскликнул Гимли,  нарушая  молчание.  Кольчуга  из  серебра
Мории? Это был королевский подарок!
     - Да, - согласился Гэндальф. - Я никогда не говорил ему об  этом,  но
кольчуга стоит больше, чем весь Удел со всем его содержимым.
     Фродо ничего не сказал, но просунул руку под куртку и  дотронулся  до
колец своей кольчуги. Он был потрясен мыслью, что ходит, нося на себе цену
всего Удела. Знал ли  это  Бильбо?  Он  не  сомневался  в  этом.  Это  был
действительно королевский подарок. И тут  его  мысли  унеслись  из  темных
подземелий в Раздол, к Бильбо, а потом в Торбу-на-Круче  тех  дней,  когда
Бильбо еще жил там. Фродо всем сердцем хотел снова  очутиться  там,  в  те
дни, кода они бродили по лугам и он не слыхал ни о Мории, ни о  митриле  -
ни о Кольце.

     Наступила  глубокая  тишина.  Один  за  другим  все  засыпали.  Фродо
дежурил. Как будто из неведомых глубин сквозь невидимую дверь,  подуло  на
него страхом. Руки его похолодели, а лоб взмок. Он прислушался. В  течении
двух медленных часов он только слушал, но ничего не слышал, ни звука, даже
воображаемого звука мягких шлепающих шагов.
     Его дежурство почти кончилось, когда ему показалось, что  у  западной
арки он видит два бледных пятна света, похожих  на  светящиеся  глаза.  Он
вздрогнул.  Голова  его  опустилась.  Должно  быть  я  чуть  не  уснул  на
дежурстве,  подумал  он.  Он  встал,  потер  глаза  и  оставался   стоять,
вглядываясь в темноту, пока его не сменил Леголас.
     Он быстро уснул, но ему показалось,  что  сон  его  продолжается,  он
слышал шепот и видел, как медленно приближаются два бледных  пятна  света.
Он проснулся и увидел, что остальные тихо разговаривают рядом с ним и  что
тусклый свет падает на его лицо. Сквозь  отверстия  в  крыше  недалеко  от
восточной арки падали тусклые полосы света.
     Фродо сел.
     - Доброе утро! - сказал Гэндальф. - Потому что наконец-то уже утро. Я
был прав, как видите. Мы находимся высоко на восточной стороне Мории.  Еще
до конца дня мы найдем выход и увидим  воды  Зеркального  озера  в  долине
Димрилл.
     - Я буду рад, - сказал Гимли. -  Я  видел  Морию,  она  действительно
великолепна, но теперь она темна и страшна, и мы не нашли  ни  следа  моих
родичей. Сомневаюсь, что здесь был Балин.
     После завтрака Гэндальф решил немедленно выступать в путь.
     - Мы устали, но лучше отдохнем, когда окажемся снаружи, - сказал  он.
- Думаю, никто из нас не хочет провести еще одну из ночей в Мории.
     - Конечно, нет, -  сказал  Боромир.  -  Какой  же  путь  мы  изберем?
Восточную арку?
     - Может быть, - ответил Гэндальф. - Но  я  точно  не  знаю,  где  мы.
Думаю, что мы над воротами и немного к  северу  от  них,  может  оказаться
нелегко найти к ним правильную дорогу. Вероятно, восточная арка ведет  нас
по правильному пути, но вначале оглядимся вокруг. Пойдем к этому  свету  у
северного выхода. Если мы найдем окно, это поможет  нам,  но  боюсь:  свет
пробивается через глубокие расселины.
     Вслед за ним все прошли  к  северной  арке.  Здесь  они  оказались  в
широком коридоре. В  конец  его  свет  усилился,  они  увидели,  что  свет
просачивается из двери справа. Она была высока и все еще висела на петлях,
полуоткрытая. За ней была большая  квадратная  комната.  Она  была  тускло
освещена, но их глаза после длительного блуждания во мраке были ослеплены,
и они замерли у входа.
     Ноги их подняли глубокий слой пыли на полу, они  запинались  о  вещи,
лежащие у входа. Что это за вещи, они вначале не могли разгадать.  Комната
освещалась через отверстие в дальней  восточной  стене,  а  вверху  сквозь
маленькое квадратное отверстие видно было голубое небо. Свет из  отверстия
падал на стол в середине комнаты - продолговатый,  каменный  прямоугольник
около двух футов высотой, на котором лежала большая плита белого камня.
     - Похоже на могилу, - пробормотал Фродо и склонился с любопытством  и
странным предчувствием, чтобы получше разглядеть  плиту.  Гэндальф  быстро
подошел к нему. На плите были выгравированы руны.
     - Это руны даэрона, что в старину использовались в  Мории,  -  сказал
Гэндальф. - Здесь написано на языках людей и гномов:

                            "Балин, сын Фандина,
                             повелитель Мории."

     - Он умер здесь, - сказал Фродо. - Я боялся этого.
     Гимли опустил на лицо свой капюшон.

                             5. МОСТ В КАЗАД-ДУМ

     Товарищество Кольца молча стояло  у  могилы  Балина.  Фродо  думал  о
Бильбо и его долгой дружбе с гномами и о посещении Балином Удела много лет
назад. В этой пыльной комнате в глубине гор казалось,  что  это  посещение
произошло тысячу лет назад и совсем в другом мире.
     Наконец все зашевелились, подняли головы и начали искать,  что  могло
бы рассказать им о судьбе Балина и его народа. На противоположной  стороне
комнаты была маленькая дверь. У  обеих  дверей  они  видели  теперь  груды
костей, перемешанных с поломанными мечами,  разбитыми  щитами,  шлемами  и
топорами. Некоторые из мечей были изогнуты - это были кривые сабли орков с
почерневшими лезвиями.
     В стенах было высечено множество ниш, а в них  -  большие  деревянные
сундуки, обитые железом. Все они были разбиты, рядом с расколотой  крышкой
одного из них лежали остатки книги. Она была разрезана,  пронзена  саблей,
частично сгорела  и  была  так  выпачкана  темными  пятнами,  похожими  на
засохшую кровь, что мало  что  можно  было  прочесть.  Гэндальф  осторожно
поднял ее, но листы трещали и ломались, когда он положил книгу  на  плиту.
Некоторое время маг изучал книгу, не  говоря  ни  слова.  Фродо  и  Гимли,
стоявшие с ним  рядом,  видели,  как  он  бережно  перелистывая  страницы,
исписанные рунами множеством  разных  почерков.  Использовались  руны  как
Мории, так и Дейла, а время от времени встречались и эльфийские знаки.
     Наконец Гэндальф поднял голову.
     - Похоже, что это записи о судьбе народа Балина, - сказал он.  -  Они
начинаются от  прибытия  в  долину  Димрилла  около  тридцати  лет  назад,
большинство страниц относится к первым годам после  их  прибытия.  Верхняя
страница имеет обозначение "1.3", так что по  крайней  мере  два  листа  с
начала утрачены. Слушайте!
     "Мы вытеснили орков из больших ворот и караульной... Следующее  слово
сгорело, вероятно "комнаты"... Мы перебили многих  из  них  в  яростном...
Видимо, "солнце" или "свете"... Долины. Флой был  убит  стрелою,  он  убил
большого... Здесь пятно, за ним: ...Флоя над землей у Зеркального озера...
Следующие  две  строчки  я  не  могу  прочесть.   Далее   следует:   ...Мы
окончательно очистили двадцать первый зал к северу  и  поселились  в  нем.
Здесь... Невозможно прочесть. Далее: ...Балин установил свой трон  в  зале
Мазарбул...
     - Летописный чертог, - сказал Гимли. - Я думаю, мы находимся в нем.
     - Дальше я долго не могу ничего прочесть, - сказал Гэндальф, -  кроме
слов, "золотое", "топор  Дьюрина"  и  чего-то  похожего  на  шлем.  Затем:
...Балин нашел то, что искал, и стал повелителем Мории...  Это  похоже  на
конец главы. После пропуска запись сделана другой  рукой.  Тут  написано:
...Мы нашли истинное серебро... Потом слово "легкоплавкое" и еще что-то...
Ага, понял! "Митрил". Последние две строчки: ...И на поиски спрятанного  в
третьих глубинах вооружения... Дальше ...Пошел  на  восток...  Пятно  ...К
воротам Холлина.
     Гэндальф помолчал и перелистнул несколько страниц.
     - В них то же самое, написаны  они  наспех  и  сильно  повреждены,  -
сказал он, - я мало что могу в  них  разобрать  при  таком  свете.  Дальше
утеряно много листов, потому что начинается  нумерация  "пять",  я  думаю,
пятый год существования колонии. Посмотрим! Нет, они  слишком  повреждены,
не могу ничего прочесть. Лучше это делать при солнечном свете.  Подождите!
Вот что-то: запись сделана уверенной рукой эльфийским письмом.
     - Это, должно быть, рука ори, - сказал Гимли, заглядывая в  книгу.  -
Ори писал хорошо и быстро и часто пользовался эльфийскими рунами.
     - Боюсь, ему пришлось записывать дурные новости, - сказал Гэндальф. -
Первое ясное слово "горе", но дальше конец строки  утрачен,  видно  только
"...ера", да, это "вчера", потому что дальше следует:  ...Десятого  ноября
Балин, повелитель Мории, пал в долине Димрилла. Он один  пошел  посмотреть
на Зеркальное озеро, и орк ударил его  из-за  камня.  Мы  убили  орка,  но
множество их... С  востока  от  Сильверлоуд...  Остальная  часть  страницы
сильно выпачкана, и я могу различить только ...Мы закрыли вход... И затем:
...Сможем  удержать  их,  если...  Потом,  возможно,  слова  "ужасный"   и
"страдание". Бедный Балин! Похоже он носил свой титул меньше пяти лет. Что
же было дальше? Но у нас нет времени  рассматривать  оставшиеся  страницы.
Посмотрим самый конец.
     Он помолчал и вздохнул.
     - Тяжело читать, - сказал он. - Боюсь, их конец был ужасен. Слушайте!
...мы не можем выйти. Они захватили мост и второй зал. Тут пали Фрар, Лоин
и Нали... Затем четыре строки неразборчивы, могу прочесть только...  Вышли
пять дней назад... И последние строки: ...Озеро  у  стены  возле  западных
ворот. Ждущий в воде взял Оина. Мы не можем выйти. Конец близок... И затем
...Барабаны  в  глубине...  Что  бы  это  значило?  Последнее,  что  можно
разобрать написано эльфийскими письменами: ...Они  идут...  Больше  ничего
нет.
     Гэндальф замолчал и задумался.
     Ужас, заполнивший комнату, внезапно охватил товарищество.
     - ...Мы не можем выйти... - Пробормотал Гимли. - Счастье для нас, что
озеро немного отступило, а ждущий спал в глубине у южного конца.
     Гэндальф поднял голову и огляделся.
     - Кажется, здесь у обеих дверей была последняя схватка, - сказал  он,
- но к нашему времени мало что осталось.  Так  кончилась  попытка  вернуть
Морию! Она была отважной, но безрассудной. Время еще не пришло. А  теперь,
боюсь, мы должны распрощаться с Балином, сыном Фандина. Здесь он лежит,  в
залах свои отцов. Мы возьмем с  собой  книгу,  книгу  Мазарбула,  и  позже
рассмотрим ее внимательней. Возьмите ее, Гимли, и унесите  к  Дейну,  если
будет возможность. Она его заинтересует, хотя и глубоко опечалит.  Идемте!
Утро проходит.
     - Куда мы пойдем? - спросил Боромир.
     - Обратно в зал, - ответил Гэндальф. - Но мы не напрасно  заходили  в
эту комнату. Я  теперь  знаю,  где  мы.  Как  сказал  Гимли,  это  комната
Мазарбул, а зал - двадцать первый с северного конца. Мы  должны  выйти  из
него через восточную арку, повернуть направо, к югу,  и  спуститься  вниз.
Двадцать первый зал находится на седьмом  уровне  -  шестом  по  счету  от
ворот. Идемте! Назад, в зал!
     Гэндальф едва успел произнести это слово, как разнесся громкий звук -
громовое БУМ, которое, казалось, исходило из  глубины.  Камни  под  ногами
путников задрожали. Они в тревоге бросились к двери. БУМ, БУМ  прокатилось
вновь, как будто чьи-то огромные руки превратили пещеры  Мории  в  большой
барабан. Потом послышался  другой  звук  -  большой  рог  гремел  в  зале,
издалека ему отвечали другие призывы рогов и  хриплые  крики.  Слышен  был
торопливый топот множества ног.
     - Они идут! - воскликнул Леголас.
     - Мы не можем выйти, - сказал Гимли.
     - В ловушке! - воскликнул Гэндальф. - Зачем я  задержался?  Здесь  мы
пойманы, точно так же,  как  и  те.  Но  тогда  меня  не  было.  А  теперь
посмотрим...
     БУМ, БУМ доносился грохот барабанов, стены дрожали.
     - Закройте двери, припрем их камнями! - Закричал Арагорн.
     - Нет! -  сказал  Гэндальф.  -  Восточную  из  дверей  нужно  держать
полуоткрытой. Это наш единственный шанс.
     Вновь послышался звук рога и редкие крики. По коридору затопали ноги.
Товарищество со звоном извлекло мечи. Глемдринг светился  бледным  светом,
жало по краям сверкало,  как  раскаленное.  Боромир  навалился  плечом  на
западную дверь.
     - Минутку! Пока закрывать не нужно, - сказал Гэндальф. Он подбежал  к
Боромиру и выпрямился во весь свой рост.  -  Кто  нарушает  покой  Балина,
повелителя Мории? - громко закричал он.
     Послышался взрыв хриплого хохота,  как  будто  в  яму  падали  камни,
чей-то низкий бас отдавал команды. Бум, бум, бум доносилось из глубины.
     Быстрым движением Гэндальф встал перед узкой щелью в двери и просунул
вперед свой посох. Вспышка света озарила комнату и коридор. Маг  выглянул.
В коридоре засвистели стрелы, и он отпрянул назад.
     - Орки, очень много, - сказал он. - И среди них очень большие и  злые
- черные уруки из Мордора. Сейчас они отступили, но там есть  еще  что-то.
Большой пещерный тролль, и кажется, не  один.  Бежать  этим  путем  мы  не
можем.
     - А если они придут и ко второй двери, мы вообще не сможем бежать,  -
сказал Боромир.
     - Тут пока тихо, - сказал  Арагорн,  стоявший  у  восточной  двери  и
прислушивающийся. - Тут коридор уходит вниз к лестнице,  очевидно,  он  не
ведет обратно в зал. Но не очень хорошо  идти  не  зная  куда,  да  еще  с
преследователями на плечах. Дверь закрыть мы  не  сможем.  Ключ,  потерян,
замок разбит, а дверь открывается внутрь. Надо  вначале  как-то  задержать
врага. Мы научим их опасаться комнаты Мазарбул! - сказал он угрюмо, трогая
лезвие своего меча Андрила.

     В коридоре послышался тяжелый топот. Боромир всем весом навалился  на
дверь,  потом  заклинил  ее  обломками  мечей  и   расщепленным   деревом.
Товарищество отступило к противоположной стене комнаты. Но убежать они  не
успели.  Тяжелый  удар  заставил  задрожать  дверь,  она  начала  медленно
отворяться, клинья вылетали  один  за  другим.  Через  расширяющуюся  щель
просунулась огромная рука и плечо с темной  кожей,  покрытой  зеленоватыми
чешуйками.  Потом  снизу  показалась  гигантская  беспалая  нога.  Снаружи
воцарилась мертвая тишина.
     Боромир прыгнул вперед и изо всей силы  ударил  мечом  по  гигантской
руке. Меч зазвенел, отскочил и выпал из его дрожащей руки. На лезвии  меча
появилась зазубрина.
     Фродо, к собственному удивлению,  почувствовал,  как  его  подхватила
волна гнева.
     - Удел! - закричал он, подбежал к Боромиру  и,  наклонившись,  вонзил
жало в отвратительную ногу. Послышался рев, нога отдернулась  назад,  чуть
не вырвав жало из руки Фродо. Черные капли срывались с лезвия  и  дымились
на полу. Боромир прижался к двери и снова закрыл ее.
     - Один-ноль в пользу Удела! -  воскликнул  Арагорн.  -  Укус  хоббита
глубок! У вас хороший меч, Фродо, сын Дрого!
     Дверь вновь начали потрясать  удары.  В  нее  били  топором,  стучали
молотами. Она затрещала, подалась  назад  и  внезапно  широко  раскрылась.
Засвистели стрелы, но, попав в северную стену, бессильные, упали  на  пол.
Вновь послышался звук рога и топот ног, и один за другим в комнату  начали
вбегать орки.
     Сколько их, путники не могли сосчитать. Схватка была жестокой, и орки
дрогнули, столкнувшись  с  яростной  обороной.  Леголас  пронзил  стрелами
двоих. Орку, прыгнувшему на могилу Балина,  Гимли  топором  отрубил  ногу.
Боромир и Арагорн убили многих. Когда  погибло  шестнадцать  орков,  враги
бежали, не причинив никакого вреда путникам, только у Сэма  была  царапина
на голове. Быстрый нырок  спас  его,  а  он  прикончил  своего  противника
сильным ударом взятого в кургане меча. Огонь, горевший в коричневых  глаза
Сэма, заставил бы отступить Тэда Сэндимена, если бы тот увидел его.
     - Теперь время! - воскликнул  Гэндальф.  -  Идем,  пока  не  вернулся
тролль.
     Но прежде чем все успели выйти, прежде, чем Пиппин и  Мерри  добежали
до лестницы, огромный орк - вождь, почти в рост человека, с головы до  ног
закрытый черной кольчугой, появился в комнате, за  ним  двигались  другие.
Его широкое плоское лицо было смуглым, глаза сверкали, как угли, язык  был
красен. Он размахивал большим копьем. Движением  щита  он  отстранил  удар
меча Боромира и заставил его сделать шаг назад. Нырнув под удар Арагорна с
быстротой жалящей змеи, он оказался  среди  товарищества  и  ударил  своим
копьем прямо в Фродо. Удар пришелся в правый бок хоббита, и он  отлетел  к
стене и был пришпилен к ней.  Сэм  с  криком  ударил  по  древку  копья  и
перерубил его. Но прежде чем орк, отбросив  остатки,  успел  поднять  свою
саблю, на его шлем обрушился Андрил. Как будто блеснула молния - шлем орка
раскололся надвое. Орк упал с разбитой головой. С  криком  остальные  орки
побежали, а Боромир и Арагорн преследовали их.
     БУМ, БУМ продолжало греметь в глубине. Вновь  донесся  чей-то  низкий
бас.
     - Быстрей! -  кричал  Гэндальф.  -  Это  наша  последняя  возможность
спастись. Бежим!
     Арагорн поднял лежавшего у стены Фродо и  понес  к  лестнице,  толкая
перед собой Мерри и Пиппина.  Остальные  следовали  за  ним,  но  Леголасу
пришлось утаскивать Гимли:  несмотря  на  опасность,  гном  со  склоненной
головой задерживался у могилы Балина. Боромир попытался закрыть  восточную
дверь,  скрипя  ее  петлями.  Большие  железные  кольца  с  обоих   сторон
сохранились, но их нечем было закрепить.
     - Я могу идти, - прохрипел Фродо. - Опустите меня!
     Арагорн чуть не уронил его от изумления.
     - Я думал, что вы умерли! - воскликнул он.
     - Еще нет! - воскликнул Гэндальф, - но нет  времени  удивляться.  Все
вниз по ступенькам! Внизу ждите меня несколько  минут,  но  если  меня  не
будет, уходите! Идите быстро и выбирайте дорогу, ведущую направо и вниз.
     - Мы не можем оставить вас одного! - Возразил Арагорн.
     - Делайте, что я велю! -  яростно  крикнул  Гэндальф.  -  Мечи  здесь
бесполезны. Идите!
     Теперь, когда коридор не освещался посохом, он был абсолютно  темным.
Путники спустились по лестнице, но им ничего не было видно, кроме  слабого
сияния посоха мага. Он, казалось, все еще стоял у  закрытой  двери.  Фродо
тяжело дышал и опирался на Сэма, который обхватил его руками.  Они  стояли
на лестнице, всматриваясь в темноту. Фродо показалось, что он слышит голос
Гэндальфа: эхо его слов скатывалась по  лестнице.  Что  он  говорил,  было
непонятно. Стены дрожали. Вновь и вновь раздавался  барабанный  бой:  БУМ,
БУМ.
     Внезапно на вершине лестницы вспыхнул свет. Послышался глухой грохот.
Барабаны принялись бешено отбивать БУМ - БУМ БУМ  -  БУМ,  потом  смолкли.
Гэндальф скатился с лестницы и упал среди своих спутников.
     - Ну, ну! Дело сделано! - сказал маг, вставая.  -  Все,  что  мог,  я
сделал. Но я встретил достойного соперника  и  едва  не  погиб.  Не  будем
стоять  здесь!  Идемте!  Некоторое  время  придется  идти  без  света:   я
обессилен. Идемте! Идемте!  Где  вы,  Гимли?  Пойдемте  со  мной  впереди.
Держитесь ближе друг к другу.
     Они побрели за ним, гадая, что же могло случиться. БУМ, БУМ  -  снова
загремели барабаны, теперь они звучали глухо и  издалека.  Других  звуков,
свидетельствующих о преследовании, не было слышно: ни голосов, ни  топота.
Гэндальф  не  сворачивал  ни  вправо,  ни  влево,  так  как  коридор  шел,
по-видимому, в нужном направлении... Вновь и вновь попадались им  лестницы
в пятьдесят и более ступеней, ведущие  на  нижний  уровень.  В  это  время
они-то и представляли главную опасность, во тьме лестницы были не видны, и
путники узнавали о них, только поставив ногу в пустоту. Гэндальф  ощупывал
пол посохом, как слепой.
     За час они прошли около мили  или  немного  больше  и  спустились  по
множеству лестниц. Все еще не было слышно звуков  преследования.  Они  уже
начали  надеяться  на  спасение.  В   конце   седьмого   спуска   Гэндальф
остановился.
     - Становится жарко! - выдохнул он. - Мы теперь  находимся  на  уровне
ворот. Я думаю, что вскоре нам нужно  будет  свернуть  влево  и  пойти  на
восток. Надеюсь, идти придется недолго. Я очень устал. Даже если все  орки
гонятся за нами, я должен немного отдохнуть.
     Гимли взял его за руку и помог сесть на ступеньку.
     - Что случилось наверху у двери? - спросил он. - Вы  встретили  того,
кто барабанил?
     - Не знаю, - ответил Гэндальф. - Но я обнаружил, что мне противостоит
кто-то, кого я не  встречал  раньше.  Я  ничего  не  смог  придумать,  как
произнести заклинание, закрывающее дверь. Я знаю множество таких заклятий,
но на них требуется время, и даже тогда дверь можно открыть силой.
     Стоя у двери я услышал за ней голоса орков, я  ожидал,  что  в  любой
момент дверь откроется. Я не  слышал,  что  они  говорили:  казалось,  они
говорят на своем отвратительном языке. Все, что  я  смог  разобрать,  было
глои - это означает "огонь". Затем кто-то вошел в комнату - я почувствовал
это сквозь дверь, и  даже  сами  орки  испугались  и  замолчали.  Вошедший
обрушился на мое заклинание.
     Не знаю, что это было, но  я  никогда  не  испытывал  такого  вызова.
Противозаклинание было ужасно. Оно чуть не убило меня. На  какое-то  время
дверь вышла из-под моего  контроля  и  начала  открываться!  Я  проговорил
повелительное слово. Столкнулись две силы, и результат был  ужасен.  Дверь
разлетелась на куски. Что-то темное, как облако закрыло весь свет снаружи,
меня отбросило на лестницу.  Я  думаю,  обрушились  все  стены  и  потолок
комнаты.
     Боюсь, Балин теперь погребен глубоко, а с ним погребен еще кто-то. Не
могу сказать. Но во всяком случае проход за  нами  полностью  закрыт.  Да!
Никогда я не был так опустошен, но это уже позади. Как ты,  Фродо?  Раньше
некогда было говорить, но я в жизни так не радовался, как услышав, что  ты
заговорил. Я  боялся,  что  Арагорн  несет  храброго,  но,  увы,  мертвого
хоббита.
     - Как я? - переспросил Фродо. - Я  жив.  Избит,  мне  больно,  но  не
очень.
     - Ну, - вмешался Арагорн, - могу лишь сказать, что хоббиты сделаны из
очень прочного материала. Я такого еще не встречал. Если бы я знал,  я  бы
говорил вежливее в гостинице Пригорья. Этот удар пронзил бы кабана!
     - Я рад сказать, что он не пронзил меня, - заметил Фродо,  -  хотя  я
чувствовал себя между молотом и наковальней.
     Он больше ничего не сказал. Дыхание ему причиняло боль.
     - Ты достойный наследник Бильбо, - сказал  Гэндальф.  -  В  вас  есть
кое-что не видимое глазу, как я когда-то уже говорил и ему.
     Фродо подумал, не скрывается ли в этом замечании тайный смысл.
     Они снова пошли. Через некоторое время заговорил Гимли. У  него  было
острое зрение во тьме.
     - Я думаю, - сказал он, - что впереди нас свет. Он красный.  Что  это
может быть?
     - Гэш! - пробормотал Гэндальф. - Может, нижний уровень в огне? Но  мы
можем идти только вперед.
     Вскоре все увидели свет. Он мерцал и дрожал на стенах внизу, куда вел
коридор. Теперь они могли видеть дорогу: впереди она  круто  опускалась  и
доходила до низкой арки, через эту арку и  пробивался  свет.  Воздух  стал
очень горячим.
     Когда они подошли к арке, Гэндальф первым приблизился к  ней,  сделав
остальным знак ждать. Когда он встал перед  отверстием,  они  увидели  его
освещенное красным светом лицо. Он сделал быстрый шаг назад.
     - Здесь снова какая-то черная магия, -  сказал  он,  -  несомненно  в
честь нашего прибытия. Но я знаю, где мы: мы достигли уже первого  уровня,
находящегося сразу же под воротами. Это второй зал  старой  Мории.  Ворота
близко, слева, не более чем в четверти мили. Через мост, вверх по  широкой
лестнице, по просторному проходу, через первый зал - и наружу!  Но  пойдем
посмотрим!
     Они выглянули. Перед ними был еще один пещерный зал. Он  был  ниже  и
много длиннее того, в котором они спали. Они находились у  его  восточного
конца. Зал уходил на запад, во тьму. А по центру  его  шла  двойная  линия
высоких столбов. Они были вырезаны в виде стволов  могучих  деревьев,  чьи
кроны своими разбегающимися ветвями поддерживали крышу. Стволы были ровные
и черные и в них отражался красный огонь. Поперек  пола  у  подножья  двух
огромных столбов зияла широкая трещина. Из нее лился яркий  красный  свет,
время от времени языки пламени лизали края  щели  и  основания  колонн.  В
воздух поднимались клубы темного дыма.
     - Если бы мы  шли  сюда  из  верхних  залов  по  главной  дороге,  мы
очутились бы в ловушке, - сказал Гэндальф. - Будем надеяться,  что  теперь
огонь лежит между  нами  и  преследователями.  Идемте!  Нельзя  терять  ни
минуты!
     В этот момент они вновь услышали  бой  барабанов:  БУМ,  БУМ  БУМ.  С
западного конца зала донеслись  крики  и  звук  рога.  БУМ,  БУМ,  столбы,
казалось, затряслись, а пламя задрожало.
     - Ну, последнее усилие! - сказал  Гэндальф.  -  Если  снаружи  светит
солнце, мы еще можем спастись. За мной!
     Он повернул налево и побежал по ровному полу  зала.  Расстояние  было
больше, чем казалось. За  собой  путники  услышали  топот  множества  ног.
Раздались резкие крики: их увидели. Послышался звон  и  лязг  оружия.  Над
головой Фродо просвистела стрела.
     Боромир рассмеялся.
     - Этого они не ожидали, - сказал он. - Их отрезал от нас огонь. Мы на
другой стороне!
     - Смотрите вперед! - позвал Гэндальф. -  Мост  близок.  Он  опасен  и
узок.
     Неожиданно Фродо увидел впереди черную пропасть.  В  конце  зала  пол
исчезал, опускаясь в неведомые глубины.  Внешней  двери  зала  можно  было
достичь только по хрупкому каменному мосту без перил, мост одним  пролетом
в пятьдесят футов накрывал пропасть. Это было  древнее  сооружение  гномов
для защиты от врага, который мог захватить первый зал и  внешние  проходы.
Через мост можно было пройти только гуськом. На краю Гэндальф остановился,
пропуская их всех вперед.
     - Первым идет Гимли, - сказал он. - Далее Пиппин и Мерри. Прямо через
мост и вверх по ступеням за дверью!
     Стрелы падали среди них. Одна ударила в  Фродо  и  отскочила.  Другая
проткнула шляпу Гэндальфа и  торчала  в  ней,  как  черное  перо...  Фродо
оглянулся. За огнем он увидел кишащие черные фигуры: там были сотни орков.
Они потрясали копьями и кривыми  саблями,  которые  сверкали,  как  кровь,
отражая красный свет огня. БУМ, БУМ - катился  барабанный  бой,  становясь
все громче. БУМ, БУМ.
     Леголас повернулся и наложил стрелу на тетиву, хотя  расстояние  было
слишком велико для его маленького лука. Он натянул  тетиву,  но  рука  его
дрогнула, и стрела скользнула на землю. Эльф издал крик отчаяния и страха.
Появились два гигантских тролля, они несли большие каменные плиты и  стали
укладывать их как мост через пылающий  огонь...  Но  не  тролли  заставили
эльфа закричать от ужаса. Ряды орков  расступились,  враги  столпились  по
сторонам, как будто чего-то боялись сами. Что-то показалось за  ними.  Что
это, пока нельзя было рассмотреть:  что-то  похожее  на  большую  тень,  в
середине которой видна была более темная  фигура,  по  форме  напоминающая
человека, но гораздо больше. Перед ней, казалось, волной катился ужас.
     Она подошла к краю огня, и пламя померкло, окутанное темным  облаком.
Потом одним прыжком она перелетела через щель. Пламя с ревом поднялось  ей
навстречу, повалил черный дым. За фигурой летела  развевающаяся  грива.  В
правой руке страшилища был меч, подобный языку пламени, а в левой хлыст со
множеством хвостов.
     - Ай! Ай! - застонал Леголас. - Балрог! Балрог идет!
     Гимли смотрел широко раскрытыми глазами.
     - Огненное Лихо Дьюрина! - закричал  он  и,  выпустив  топор,  закрыл
руками лицо.
     - Балрог, - пробормотал Гэндальф. - Я теперь понимаю. - Он пошатнулся
и тяжело оперся о свой посох. - Что за злосчастье! А я так устал.

     Темная фигура, окруженная огнем, устремилась к ним. Орки закричали  и
двинулись по каменным плитам через щель. Тогда Боромир поднял свой  рог  и
затрубил... Громкий  вызывающий  рев,  подобный  крику  множества  глоток,
пронесся под пещерной крышей. На мгновение орки дрогнули, а огненная  тень
остановилась. Но потом звуки замерли, как пламя, задутое ветром,  и  враги
снова двинулись вперед.
     - Через мост! - закричал Гэндальф изо всех сил. - Бегите!  Этот  враг
вам не под силу. Я буду защищать путь. Бегите!
     Арагорн и Боромир не послушались, они продолжали стоять за Гэндальфом
на  дальнем  краю  моста.  Остальные  остановились  у  выхода  из  зала  и
повернулись, неспособные оставить своего предводителя одного лицом к  лицу
с врагом.
     Балрог достиг моста. Гэндальф стоял на середине пролета, опираясь  на
зажатый в левой руке посох, в правой его руке холодно  сверкал  Глемдринг.
Враг снова остановился,  тень  вокруг  него  раздвинулась,  образовав  два
широких крыла. Он поднял свой хлыст, хвосты которого извивались и щелкали.
Из ноздрей чудовища вырывался огонь. Но Гэндальф стоял прямо.
     - Ты не сможешь пройти, - сказал он, остановились орки,  и  наступила
мертвая тишина. - Я слуга тайного огня, повелевающего пламенем  Анора.  Ты
не сможешь пройти. Темный огонь не поможет тебе, пламя Удуна,  возвращайся
в тень! Ты не сможешь пройти.
     Балрог не ответил. Огонь в нем, казалось, умирал, но тьма  нарастала.
Он медленно ступил на мост и внезапно вырос до стен, но по-прежнему  виден
был Гэндальф,  сверкающий  в  полумраке,  он  казался  маленьким  и  очень
одиноким, серым и согбенным,  как  высохшее  дерево  перед  приближающейся
бурей.
     Из тени красным огнем сверкнул меч.
     В ответ белым пламенем блеснул Глемдринг.
     Послышался звон, полетели  искры.  Балрог  отступил  назад,  его  меч
разлетелся на куски. Маг же пошатнулся на мосту, сделал шаг назад и  снова
встал прямо.
     - Ты не пройдешь! - сказал он.
     Балрог снова прыгнул на мост. Хлыст его засвистел, рассекая воздух.
     - Он не может оставаться один!  -  Неожиданно  воскликнул  Арагорн  и
побежал к мосту. - Элендил! - закричал он. - Я с вами, Гэндальф!
     - Гондор! - закричал Боромир и побежал за ним следом.
     В этот момент Гэндальф поднял свой посох и с  громким  криком  бросил
его перед собой на мост. Посох разломился.  Ослепительная  вспышка  белого
пламени взвилась в воздух. Мост затрещал. Прямо под ногами  у  балрога  он
разломился. Камень, на котором стояло чудовище, обрушился в  пропасть,  но
остальная часть моста удержалась и дрожала в пустоте над пропастью.
     С ужасным криком балрог  упал  вперед,  его  тень  понеслась  вниз  и
исчезла. Но, падая, он взмахнул хлыстом, плети  его  обвились  вокруг  ног
мага, потащив его к краю. Гэндальф пошатнулся и упал, вначале он  уцепился
за камень, но потом соскользнул в пропасть.
     - Бегите же! - крикнул он, падая.
     Огонь погас, наступила тьма. Окаменев от ужаса, товарищество смотрело
в пропасть. В тот момент, когда Арагорн  и  Боромир  отскочили  от  моста,
последние его остатки затрещали и обвалились.
     - Идемте! -  сказал  Арагорн.  -  Теперь  вас  поведу  я!  Мы  должны
выполнить его последний приказ. Следуйте за мной!
     Они, запинаясь, поднимались по большой лестнице  за  дверью.  Арагорн
шел впереди, Боромир - сзади. На верху лестницы  оказался  широкий  гулкий
проход. Они побежали по  нему.  Фродо  услышал,  как  всхлипывает  Сэм,  и
обнаружил, что и сам плачет на бегу. БУМ, БУМ, БУМ - катился за  ними  бой
барабанов, теперь медленный и траурный - бум...
     Постепенно становилось светлее. В крыше появились большие  расселины.
Путники побежали быстрее. Вот перед  ними  зал,  ярко  освещенный  дневным
светом, проникавшим сквозь высокие окна на востоке.  Они  пробежали  через
зал и миновали бывшие разбитые двери. И  вот  перед  ними  появилась  арка
великих ворот, а за ней - день.
     Орки-стражники сгрудились в тени столбов по  обе  стороны  ворот,  но
сами ворота были разбиты и отброшены. Арагорн свалил на  землю  начальника
стражи, вставшего на его пути, остальные орки в  ужасе  бежали  перед  его
гневом. Товарищество не обратило на  них  внимание.  Путники  выбежали  за
ворота и оказались на огромных, изведенных временем ступенях порога Мории.
     Наконец-то они увидели над собой небо и почувствовали на лицах ветер.
     Они остановились лишь на расстоянии полета стрелы от стен. Перед ними
лежал долина Димрилл. Тень туманных гор лежала на ней, но к востоку  землю
покрывал злотой свет. Был первый час после полудня. Солнце  сияло,  высоко
плыли белые облака.
     Они посмотрели назад. В черной тени зияла арка  ворот.  Слабо  из-под
земли доносился гул барабанов: бум. Из  ворот  показалась  тонкая  струйка
дыма. Больше ничего не было видно, долина вокруг  была  пуста.  Бум.  Горе
наконец сразило их, и они долго плакали: некоторые стоя и молча, а  другие
- упав на землю. Бум, бум. Бой барабанов затих.

                                6. ЛОТЛОРИЕН

     - Увы! Боюсь, что мы не  можем  оставаться  здесь  дольше,  -  сказал
Арагорн. Он посмотрел на горы и поднял свой  меч.  -  Прощайте,  Гэндальф!
воскликнул он. - Разве не говорил я вам: если вы пройдете в  двери  Мории,
то берегитесь! Увы! Я говорил правду! На что нам надеяться без вас?
     Он повернулся к товариществу.
     - Мы должны действовать без надежды, - сказал он. - В конце концов он
будет отомщен. Вооружимся и не будем больше плакать. Идемте! У нас впереди
длинная дорога и много дел.
     Они встали и осмотрелись. К северу уходила  долина  узкой  лощиной  в
тени  между  двумя  рукавами  гор,  над  которыми  видны  были  три  белых
сверкающих пика: Келебдил,  Фануидол,  Карадрас  -  горы  Мории.  В  конце
долины, как белая лента, несся стремительный поток, похожий на бесконечную
ленту лестницы из водопадов, брызги пены висели в воздухе у подножья гор.
     - Это лестницы Димрилл, - сказал Арагорн и указал на водопады. - Если
бы судьба была  к  нам  добрее,  мы  должны  были  спуститься  по  глубоко
врезанному в скалу пути рядом с потоком.
     - Или Карадрас был бы менее жестоким, - сказал Гимли. - Вот он стоит,
улыбаясь на солнце! - Он погрозил кулаком самому  далекому  из  увенчанных
снегом пиков и отвернулся.
     К востоку горная цепь внезапно обрывалась, и  и  за  ней  можно  было
рассмотреть пустынные обширные пространства.  К  югу  бесконечно  тянулись
туманные горы, они простирались, сколько хватало глаз. Менее чем в миле от
них и немного выше - они все еще стояли высоко на горном склоне  -  лежало
озеро. Оно  было  длинное  и  овальное  и  по  форме  напоминало  огромный
наконечник копья, глубоко вонзившегося в северную лощину, южный конец  его
выходил из тени и ярко  освещался  солнцем.  Но  воды  озера  были  темны,
глубокого синего цвета, как вечернее небо,  видное  из  освещенной  лампой
комнаты. Поверхность озера была неподвижна. Вокруг  озера  тянулся  ровный
газон, отлого опускающийся со всех сторон.
     - Там лежит Зеркальное озеро, глубокое Келед-Зарам! - печально сказал
Гимли. - Я помню,  как  он  сказал:  "Там  ваш  взор  насладится,  там  вы
испытаете радость.  Но  мы  не  сможем  долго  задерживаться  там."  Долго
придется мне теперь блуждать, не зная радости. Я должен торопиться,  а  он
останется.
     Товарищество спустилось по дороге,  ведущей  от  ворот.  Дорога  была
неровной и разбитой, часто превращаясь в тропу,  вьющуюся  среди  зарослей
вереска и дрока, что проросли среди треснувших камней. Но  все  еще  можно
было понять, что когда-то  здесь  была  широкая  дорога,  которая  вела  к
королевству гномов. Местами по сторонам дороги попадались  каменные  руины
или зеленые  курганы,  на  вершинах  которых  росли  стройные  березы  или
лиственницы, вздыхающие на ветру. Поворот на восток  привел  их  к  самому
газону Зеркального  озера,  неподалеку  они  увидели  одинокую  колонну  с
обломанной вершиной.
     - Это камень Дьюрина! - воскликнул Гимли. - Я не могу пройти мимо, не
взглянув на чудо долины!
     - Тогда побыстрее! - сказал Арагорн, оглядываясь на ворота. -  Солнце
заходит рано. До сумерек орки, вероятно, не выйдут, но до наступления ночи
мы должны быть далеко. Луны нет, и ночь будет темная.
     - Пойдемте со мной, Фродо! - воскликнул гном, спрыгивая с дороги. - Я
не позволю вам уйти, не заглянув в Келед-Зарам.
     Он побежал по длинному зеленому склону. Фродо медленно последовал  за
ним, привлеченный спокойствием синей воды, несмотря на горе  и  усталость.
Сэм пошел сзади.
     У стоячего камня Гимли остановился  и  посмотрел  вверх.  Камень  был
покрыт щелями и  изведен  непогодой,  еле  заметные  руны  на  его  гранях
невозможно было прочесть.
     - Этот столб поставлен на месте, откуда  Дьюрин  впервые  взглянул  в
воды Зеркального озера, - сказал гном. - Посмотрим и мы, до того как уйти.
     Они склонились над темной  водой.  Вначале  они  не  увидели  ничего.
Постепенно появилось в глубокой синеве отражение окружающих  гор,  а  пики
были как вспышки белого пламени над ними, за ними было пространство  неба.
В его глубине, как драгоценные камни, вспыхнули звезды, хотя над  головами
склонившихся сияло солнце. Он их склонившихся фигур в воде не было и следа
тени.
     - О Келед-Зарам, прекрасный и удивительный! - сказал Гимли.  -  Здесь
лежит  корона  Дьюрина  до  его  пробуждения.  Прощай!  -  Он  поклонился,
повернулся и заторопился по зеленому склону назад к дороге.
     - Что вы видели? - спросил Пиппин у Сэма, но тот слишком задумался  и
не ответил.
     Теперь дорога повернула на юг и начала быстро спускаться, удаляясь от
сторон ущелья. на некотором  расстоянии  от  озера  они  увидели  глубокий
источник с чистой водой, из него на каменный выступ била струя и, дробясь,
журча и пенясь, бежала вниз по глубокому каменному желобу.
     - Это ключ, с которого начинается Сильверлоуд, - сказал Гимли.  -  Не
пейте из него - вода холодна, как лед.
     - Вскоре она станет быстрой рекой и  соберет  воду  множества  других
горных ручьев и речек, - сказал Арагорн. - Наша дорога проходит вдоль  нее
много миль. Я поведу вас по дороге,  которую  выбрал  Гэндальф,  и  прежде
всего надеюсь через леса пройти к тому месту, где  Сильверлоуд  впадает  в
великую реку - вон там. - Они посмотрели туда, куда он указывал, и увидели
бегущий по долине ручей, спускающийся в низины и теряющийся  в  золотистой
дымке.
     - Там леса Лотлориена! -  сказал  Леголас.  -  Это  прекраснейшая  из
местностей, населенных нашим народом. Нигде нет таких деревьев, как в этой
земле. Осенью их листва не  опадает,  но  становится  золотой.  Листья  не
падают до самой весны, пока  не  появится  новая  зелень,  и  тогда  ветви
покрываются желтыми цветами, а почва леса бывает усыпана золотом, и  крыша
у него золотая, а столбы его из серебра, потому что кора деревьев ровная и
серая. Так до сих пор поется в наших песнях в чернолесье. Сердце мое  было
бы радо, если бы я прошел хоть по краю этих лесов весной.
     - Мое сердце обрадуется даже зимой, - сказал Арагорн. -  Но  до  леса
еще много миль. Поторопимся!
     Некоторое время Фродо и Сэм держались с остальными, но Арагорн вел их
широким шагом, и через некоторое время  они  начали  отставать.  С  самого
раннего утра они ничего не ели. Порез Сэма горел, как в огне,  голова  его
кружилась. Несмотря на яркое солнце, ветер казался холодным  после  теплой
тьмы Мории. Сэм дрожал. Фродо каждый  шаг  давался  с  трудом,  он  тяжело
дышал.
     Наконец Леголас обернулся и, увидел их далеко позади,  что-то  сказал
Арагорну. Все остановились, а Арагорн, подозвав Боромира, побежал назад.
     - Простите,  Фродо!  -  воскликнул  он  с  сожалением.  -  Так  много
случилось сегодня, и нам так нужно торопиться, что я совсем забыл, что  вы
ранены. И Сэм тоже. Вам же  следовало  напомнить  об  этом.  Мы  ничем  не
помогли вам, а должны были, хотя  бы  все  орки  Мории  гнались  за  нами.
Пойдемте! Тут немного дальше есть место, где мы сможем отдохнуть. Я сделаю
для вас, что смогу... Идемте, Боромир! Мы понесем их.
     Вскоре они подошли еще к одному ручью,  который  сбегал  с  запада  и
соединял свои  журчащие  воды  с  торопливой  Сильверлоуд.  И  они  вместе
переливались водопадом через зеленоватый камень и, пенясь, текли  вниз,  в
долину.  У  водопада  росли  лиственницы,  короткие  и  изогнутые,  склоны
небольшого холма были  крутыми  и  заросли  черникой  и  оленьим  мхом.  У
подножья холма путники нашли небольшую ровную площадку, где ручеек с шумом
тек по блестящим булыжникам.  Здесь  они  отдохнули.  Было  уже  три  часа
пополудни, а  они  прошли  всего  несколько  миль  от  ворот.  Солнце  уже
склонялось к западу.
     Пока Гимли и два молодых хоббита  разжигали  костер  и  носили  воду,
Арагорн занялся Сэмом и Фродо. Рана  Сэма  была  неглубока,  но  выглядела
нехорошо, и лицо Арагорна посерьезнело,  когда  он  осматривал  ее.  Через
мгновение он с облегчением вздохнул.
     - Вы, счастливчик, Сэм, - сказал он. - Многие платили гораздо  дороже
за первого  убитого  ими  орка.  Рана  не  отравлена,  как  слишком  часто
случается с ранами от сабель орков. Я  позабочусь  о  ней,  и  она  быстро
заживет. Промойте ее, когда Гимли нагреет воду.
     Он раскрыл сумку на поясе и достал оттуда несколько высохших листьев.
     - Они высохли, и их действие ослабло, - сказал он, - но  все  же  они
помогут. Это те самые славные листья  _а_т_е_л_а_с,  что  я  собрал  возле
Заверти. Разотрите один в воде и чисто вымойте  рану,  а  я  перевяжу  ее.
Теперь ваша очередь, Фродо.
     - Я здоров, - сказал Фродо, не желавший, чтобы трогали его одежду.  -
Все, в чем я нуждаюсь, это еда и короткий отдых.
     - Нет! - сказал Арагорн. -  Нужно  посмотреть,  что  с  вами  сделали
"молот и наковальня". Я все еще поражаюсь тому, что вы живы.
     Он  осторожно  снял  старую  куртку  и  поношенную  рубашку  Фродо  и
изумленно воскликнул, потом рассмеялся. Серебряная кольчуга блестела перед
его глазами, как свет на поверхности неспокойного моря. Он осторожно  снял
и ее, жемчужины кольчуги блестели, как звезды,  а  звук  трущихся  друг  о
друга колец напоминал тихий звон дождя, падающего в пруд.
     - Взгляните, друзья! - позвал  Арагорн.  -  Одежда  хоббита  достойна
любого эльфийского короля! Если бы стало известно,  что  хоббиты  скрывают
такие сокровища, все охотники Средиземья ринулись бы в Удел.
     - И все стрелы всех охотников мира были бы бессильны, - сказал Гимли,
с удивлением глядевший на кольчугу. - Это рубашка из  митрила.  Митрил!  Я
никогда не видел ничего прекраснее. Об этой кольчуге говорил Гэндальф?  Он
недооценил ее.
     - Я часто гадал, что вы с Бильбо делаете в его маленькой  комнате,  -
сказал Мерри. - Ну и старый хоббит! Я люблю его  еще  больше.  Надеюсь,  у
меня будет возможность сказать ему об этом.
     На правом боку и груди Фродо был темный кровоподтек. Под кольчугой  у
него была  надета  легкая  рубашка,  но  в  одном  месте  кольца  кольчуги
вдавились в тело. Левый бок Фродо тоже был в синяках - он  ударился  им  о
стену. Пока остальные готовили пищу, Арагорн промыл раны водой с  листьями
ателаса. Аромат заполнил все вокруг, и даже те, кто просто наклонялся  над
нагретой  водой,  почувствовали  себя  свежее  и  сильнее.  Вскоре   Фродо
почувствовал, как уходит боль, дышать ему стало легче, но еще много дней в
боку болело и к нему  больно  было  притронуться.  Арагорн  перевязал  его
мягкой материей.
     - Кольчуга удивительно легка, - сказал  он.  -  Как  только  сможете,
наденьте ее снова. Я рад, что она ест у вас. Не откладывайте ее в сторону,
даже во сне, пока судьба не приведет нас в безопасное место -  а  в  наших
условиях это маловероятно.
     Поев, отряд приготовился идти  дальше.  Путники  затоптали  костер  и
уничтожили все следы его. Затем, выбравшись из углубления, снова вышли  на
дорогу. Они прошли совсем немного, а солнце  уже  спряталось  за  горы  на
западе, и большие тени поползли по горным склонам. Подножия гор затягивали
сумерки и из ущелий поднимался туман. Далеко на востоке  бледный  вечерний
свет лежал на отдаленных равнинах и лесах. Сэм и Фродо, чувствовавшие себя
хорошо, были тоже способны идти  быстро,  и  Арагорн  вел  товарищество  в
течение трех часов лишь с одной короткой остановкой.
     Стемнело. Опускалась ночь. На небе появилось много звезд, но луны  не
было видно. Гимли и Фродо шли в тылу, ступая тихо и не  разговаривая,  они
прислушивались к звукам на дороге. Наконец Гимли нарушил молчание.
     - Ни звука, кроме ветра, - сказал он. - Поблизости нет орков, или мои
уши сделаны из дерева. Можно надеяться, что орки  удовлетворились,  изгнав
нас из Мории. Может, в этом и заключалась их цель, и они не имеют никакого
представления о Кольце. Хотя орки часто преследуют своих врагов целые лиги
по равнине, особенно если им нужно отомстить за смерть вождя.
     Фродо не ответил. Он взглянул на жало: лезвие было тусклым. Но он все
же слышал что-то или думал, что слышит. Как только на них спустилась  тень
и дорога сзади скрылась в сумраке, он снова услышал быстрое шлепанье  ног.
Даже сейчас он слышит его. Он быстро обернулся.  Ему  показалось,  что  он
видит слабо светящиеся маленькие пятнышки, но  они  тут  же  скользнули  в
сторону и исчезли.
     - Что это? - спросил гном.
     - Не знаю, - ответил Фродо, - мне показалось, что я слышу звук  шагов
и вижу чьи-то глаза. Мне это часто кажется с  тех  пор,  как  мы  вошли  в
Морию.
     Гимли остановился и прижался к земле ухом.
     - Я не слышу ничего, кроме ночных разговоров  растений  и  камней,  -
сказал он. - Идем! Нужно торопиться! Остальных уже не видно.
     Холодный ночной  ветер  дул  им  навстречу.  Перед  ними  возвышались
широкие серые тени, и они услышали бесконечный шелест листьев.
     - Лотлориен! - воскликнул Леголас. - Лотлориен!  Мы  подошли  к  краю
золотого леса. Как жаль, что сейчас зима!
     Под покровом ночи возвышались деревья, смыкая свои кроны над дорогой.
В тусклом звездном свете их  стволы  были  серыми,  а  дрожащие  листья  -
желто-золотого цвета.
     - Лотлориен! - сказал Арагорн. - Как  рад  я  услышать  шум  ветра  в
листве! Мы не более чем в пяти милях от ворот, но дальше  идти  не  можем.
Будем надеяться, что здесь добрые дела эльфов защитят нас от зла,  идущего
сзади.
     - Если только эльфы еще живут в этом темном лесу, - сказал Гимли.
     - Давно уже никто из нашего народа не возвращался сюда, в землю,  где
мы когда-то обитали, - сказал Леголас, - но  мы  слышали,  что  Лориен  не
пустынен: какая-то тайная сила удерживает зло на границах этой  земли.  Но
население Лориена  редко  можно  увидеть,  наверное,  эльфы  живут  теперь
глубоко в лесу и ближе к северу.
     - Действительно, они  живут  глубоко  в  лесу,  -  сказал  Арагорн  и
вздохнул, как будто вспомнив что-то. - Мы должны сами позаботиться о  себе
этой ночью. Пройдем немного вперед, пока  деревья  не  будут  вокруг  нас,
потом свернем с дороги и поищем место для ночлега.
     Он пошел вперед, но Боромир стоял в нерешительности, и не  последовал
за ним.
     - Нет ли другого пути? спросил он.
     - А какой же лучший путь вам нужен? - Удивился Арагорн.
     - Ровная дорога, пусть она ведет даже через частокол мечей, -  сказал
Боромир.  -  Странными  путями  вели  наше   товарищество,   и   несчастья
сопровождали нас. Против моей воли вступили мы во тьму Мории, и нас  ждала
утрата. А теперь мы должны вступить в золотой лес, вы говорите.  Но  мы  в
Гондоре слышали об этой опасной земле, говорят, оттуда  мало  кто  выходит
невредимым.
     - Говорите не  "невредимым",  а  "неизменным",  тогда,  возможно,  вы
скажете правду, - возразил Арагорн. -  Но  мудрость  погасает  в  Гондоре,
Боромир, если в вашем городе так говорят о Лотлориене. Верьте чему хотите,
но у нас нет  иного  пути  -  либо  вы  можете  вернуться  в  Морию,  либо
попытаетесь пересечь горы без дороги.
     - Тогда ведите! - сказал Боромир. - Но нас ждет опасность.
     - Опасность красоты, - сказал Арагорн, - но только зло должно бояться
ее или те, кто несет с собой зло. Следуйте за мной!
     Они прошли вглубь леса около мили и встретили  другой  ручей,  быстро
сбегавший с одного лесного склона, уходившего на запад, к горам. Справа от
себя они услышали  шум  водопада.  Темные  воды  пересекали  их  дорогу  и
соединялись с водами Сильверлоуд в глубоких омутах среди древесных корней.
     - Это Нимродель, -  сказал  Леголас.  -  Об  этом  ручье  и  об  этой
местности когда-то лесные эльфы сложили множество песен, мы на  севере  до
сих пор поем их, вспоминая радугу его водопадов и золотые цветы,  плывущие
в пене. Все теперь темно, и мост через Нимродель разбит. Я омою свои ноги:
говорят, что вода Нимроделя снимает усталость. - Он  спустился  с  крутого
берега и вошел в воду.
     - Идите за мной! - воскликнул он. - Вода не глубока. Перейдем  вброд!
На том берегу мы сможем отдохнуть,  а  шум  падающей  воды  усыпит  нас  и
развеет нашу печаль.
     Один за другим они спустились с берега и  последовали  за  Леголасом.
Фродо остановился, войдя в ручей, и  позволил  воде  омывать  его  усталые
ноги. Вода была холодна, но чиста, и когда он взобрался на противоположный
берег, то почувствовал, что вся усталость его пропала.
     Когда все перешли ручей, путники сели, отдохнули и немного  поели,  и
Леголас рассказывал им сказания о  Лотлориене,  которые  эльфы  чернолесья
хранят в своих сердцах, сказания о солнечном и звездном свете на  лучах  у
великой реки, еще до того, как мир стал серым.
     Наконец наступила тишина, и  они  услышали  музыку  водопада,  быстро
бегущего во тьме. Фродо даже показалось, что он слышит голос, поющий песню
и смеющийся с шумом воды.
     - Вы слышите голос Нимроделя? - спросил  Леголас.  -  Я  спою  вам  о
девушке с Нимроделя, которая носила то же имя, что и ручей, возле которого
на жила давным-давно. Это прекрасная песня на нашем лесном языке,  но  как
она звучит на языке вестрон, как его называют в Раздоле, не знаю.  Вот  ее
перевод.
     И тихим голосом, едва слышным среди шелеста листвы, он начал:

                   Жила-была давным-давно
                   Прекрасная девушка-эльф
                   В длинных ее волосах серебро
                   Сверкало, как звездный свет.

                   Была она весела и быстра,
                   Порхала она, как листок,
                   Свет глаз ее был как пламя костра,
                   Из звезд был ее венок.

                   В далекой забытой стране Нимродель
                   Ее пробегали дни.
                   Но где же, где же она теперь
                   На солнце или в тени?

                   Затерян тот край в далеких горах,
                   Где водопады журчат.
                   Счастливые дни ушли навсегда,
                   И руны о том молчат.

                   В серых гаванях корабль ее ждал
                   У берега под скалой.
                   А ночью, когда весь мир тихо спал,
                   Проснулся вдруг ветер злой.

                   Коварный, он в море корабль отогнал
                   И мчал его дальше на запад.
                   Ночью, когда весь мир тихо спал,
                   Проснулся вдруг ветер злой.

                   На том корабле был эльфийский король
                   Амрот, что Лориеном правил,
                   Он правил кустами, цветами, травой,
                   И эльфы его почитали.

                   Утром, увидев, что берега нет,
                   Он проклял корабль неверный,
                   Возненавидел он целый свет
                   И бросился в белую пену.

                   Как чайка, на воду он упал,
                   Поплыл назад он, как лебедь,
                   Волосы ветер ему трепал,
                   И вслед ему эльфы глядели.

                   Но берег его не видел с тех пор.
                   Забыта память о нем,
                   Как затеряна где-то долина средь гор,
                   Где был его светлый дом.

     Голос Леголаса замер, песня кончилась.
     - Не могу больше петь, - сказал он. - Это только часть, но  остальное
я забыл. Это долгая и печальная песня, в ней  рассказывается  о  том,  как
горе пришло в Лотлориен, когда гномы разбудили горах зло.
     - Но гномы не делали зла, - сказал Гимли.
     - Я и не говорю так, но зло пришло, -  печально  ответил  Леголас.  -
Тогда многие эльфы из народа Нимродель оставили свои жилища и ушли, а сама
она была потеряна далеко на юге, в переходах Белых гор. Она  не  пришла  к
кораблю, на котором ждал Амрот, ее возлюбленный. Но в ручье, который носит
ее имя, в водопадах еще можно услышать ее голос. А когда дует ветер с юга,
от моря доносится голос Амрота:  ведь  Нимродель  впадает  в  Сильверлоуд,
которую сами эльфы называют Келебрант, а Келебрант - в великий  Андуин,  а
Андуин впадает в залив  Белфалас,  откуда  отправились  в  море  эльфы  из
Лориена. Но ни Нимродель, ни Амрот не вернулись.
     Говорят, у нее был дом,  построенный  в  ветвях  дерева  недалеко  от
водопада, эльфы Лориена жили в ветвях деревьев, а может, и  сейчас  живут.
Поэтому их называли галадримы, древесный народ в глубине леса, где  растут
огромные деревья. Жители леса не роются в  земле,  подобно  гномам,  и  не
строят крепостей из камня.
     - Даже в наши дни жить на  дереве  может  оказаться  безопаснее,  чем
сидеть на земле, - заметил Гимли. Он посмотрел на дорогу, ведущую в долину
Димрилл, а потом на крышу из темных ветвей над головой.
     - Ваши слова дают нам хороший совет, Гимли, - сказал Арагорн. - Мы не
можем построить дом, но сегодня ночью мы поступим как галадримы, и  поищем
убежища на вершинах деревьев, если  сможем.  Мы  и  так  сидели  у  дороги
дольше, чем позволяет осторожность.
     Отряд свернул с дороги и прошел в более глубокую тень леса, к  западу
от Сильверлоуд по течению горного ручья. Недалеко от  водопадов  Нимроделя
они нашли группу деревьев, кроны которых нависли над ручьем. Серые  стволы
их были большого обхвата, а о высоте можно было только догадываться.
     - Я взберусь наверх, - сказал Леголас. - Я чувствую себя  дома  среди
деревьев, среди корней и ветвей, хотя эти деревья незнакомы мне. Я знаю их
название только по песням. Это меллорн, именно у  них  золотая  листва.  Я
никогда не видел их. Посмотрим, какая форма и размер их листьев.
     - Каковы бы они ни  были,  -  сказал  Пиппин,  -  это,  должно  быть,
удивительные деревья, если  могут  предоставить  ночной  отдых  не  только
птицам. Я же не могу спать на насесте!
     - Тогда выкопайте нору в земле, - сказал  Леголас,  -  если  это  вам
больше по душе. Но копайте быстро и глубоко,  если  хотите  спрятаться  от
орков.
     Он легко подпрыгнул и ухватился за ветку, которая росла намного  выше
его головы. В тот же момент из кроны над ним послышался голос.
     - Д_а_р_о_! - произнес этот голос повелительно, и Леголас в удивлении
и страхе спрыгнул обратно.
     - Стойте спокойно! - прошептал он остальным. -  Не  двигайтесь  и  не
разговаривайте между собой!
     Послышался звук мягкого смеха над их  головами,  потом  другой  ясный
голос заговорил на эльфийском языке. Фродо смог мало понять из сказанного,
потому что речь лесного народа к востоку от гор  отличалась  от  западных.
Леголас взглянул вверх и ответил на том же языке.
     - Кто они и что они говорят? - спросил Мерри.
     - Это эльфы, - пояснил Сэм. - Разве вы не слышите их голоса?
     - Да, это эльфы, - сказал Леголас, - и они говорят, что вы дышите так
громко, что они могли застрелить вас во тьме. - Сэм торопливо зажал  рукой
рот. - Но они также говорят, что вам не нужно бояться. Они уже давно знают
о нас. Они услышали мой голос через Нимродель и поняли, что я их  родич  с
севера. Поэтому они не помешали нам перебраться на другой берег. Потом они
услышали мою песню. Теперь они  просят  меня  подняться  вместе  с  Фродо.
Похоже, они знают кое-что о нем  и  о  нашем  путешествии.  Остальных  они
просят немного подождать, пока они не решат, что делать.
     Сверху  опустилась  лестница,   она   была   сплетена   из   веревки,
серебряно-серой и сверкающей во тьме, и хотя выглядела она  непрочной,  на
самом деле она была способна выдержать тяжесть многих людей. Леголас легко
поднялся, Фродо более медленно последовал за  ним,  следом  поднялся  Сэм,
стараясь не дышать громко. Ветви меллорна отходили  от  ствола  почти  под
прямым углом и расходились в разные стороны,  но  вблизи  вершины  главный
ствол разделялся на множество ветвей и среди них была сооружена деревянная
платформа, или _ф_л_е_т_, как она называлась в те дни, эльфы  называли  ее
т_а_л_а_н_. На нее попадали через круглую дыру  в  центре,  через  которую
проходила лестница.
     Когда Фродо наконец поднялся на флет, он  обнаружил,  что  там  сидит
Леголас рядом с тремя другими эльфами.  Они  были  в  одежде  темно-серого
цвета и не были заметны среди древесных стволов, если только не  двигались
резко. Они встали, и один из них открыл маленький  фонарь,  который  давал
слабый серебристый луч. Он поднял фонарь, глядя в лица Фродо и Сэма. Потом
снова закрыл свет и проговорил  на  эльфийском  языке  слова  приветствия.
Фродо, запинаясь, проговорил ответные слова.
     - Добро пожаловать! - сказал эльф на  общем  языке,  произнося  слова
медленно. - Мы редко пользуемся другими языками, кроме  нашего:  мы  живем
теперь в самом сердце лесов и неохотно имеем дело с другими народами. Даже
наши родичи на севере отъединены  от  нас.  Но  некоторые  из  нас  должны
выходить из леса, чтобы узнавать новости и наблюдать за нашими врагами.  И
те, кто выходит, умеют говорить на других языках.  Я  один  из  них.  Меня
зовут Халдир. Мои братья, Румил и Орофин, плохо владеют вашим языком.
     Но  мы  слышали  о  вашем  предстоящем  прибытии:  вестники   Элронда
проходили через Лориен на своем пути домой по лестнице Димрилл.  Мы  много
лет не слышали о... о хоббитах, или невысокликах, и не знали, что они  все
еще живут в Средиземье. Вы не выглядите злыми существами. И  поскольку  вы
пришли с нашим родичем-эльфом, мы  готовы  принять  вас  по-дружески,  как
просил Элронд, хотя не в нашем обычае  пропускать  чужеземцев  через  наши
земли. И вы можете остаться здесь на ночь. Сколько вас?
     - Восемь, -  ответил  Леголас.  -  Я  сам,  четверо  хоббитов  и  два
человека: один из них Арагорн, друг эльфийского народа запада.
     - Имя Арагорна, сына Арахорна, известно в Лориене, - сказал Халдир, -
и он пользуется уважением нашей госпожи. Все это  хорошо.  Но  вы  назвали
только семерых.
     - Восьмой - гном, - сказал Леголас.
     - Гном! - воскликнул Халдир. -  Это  нехорошо.  Мы  не  имеем  дел  с
гномами с темных дней. Им не разрешено появляться в нашей земле. Я не могу
позволить ему пройти.
     - Но он из Одинокой горы, один из приближенных Дейна и друг  Элронда,
- сказал Фродо. - Элронд сам избрал его, чтобы он был нашим товарищем,  он
храбр и достоин доверия.
     Эльфы заговорили между собой тихими голосами и о чем-то расспрашивали
Леголаса на своем языке.
     - Очень хорошо, - сказал наконец Халдир. - Мы  сделаем  это,  хотя  и
неохотно. И если Арагорн и Леголас ручаются за него и  будут  отвечать  за
него, он сможет пройти, но пока он будет находится в Лориене, у него будут
завязаны глаза.
     Больше обсуждать не будем. Ваши  спутники  не  должны  оставаться  на
земле. Мы несем охрану на реке с тех  пор,  как  много  дней  назад  здесь
видели большой отряд орков, шедших по направлению к Мории,  вдоль  отрогов
гор. Волки воют по границам леса. Если вы на самом деле пришли  из  Мории,
опасность не может быть далеко от нас. Завтра утром вы должны уйти.
     Четверо хоббитов могут взобраться сюда, остаться с нами -  мы  их  не
боимся! Но на следующем дереве есть  еще  один  талан  и  остальные  могут
провести ночь там. Вы, Леголас, отвечаете перед нами за них. Позовите нас,
если что-нибудь случится. И не спускайте глаз с гнома!

     Леголас  немедленно  спустился  вниз  по  лестнице,  чтобы   передать
остальным слова Халдира, и вскоре  на  высокий  флет  взобрались  Мерри  и
Пиппин. Они запыхались и казались испуганными.
     - Вот! - сказал, отдуваясь, Мерри. - И мы захватили  и  ваши  одеяла.
Бродяжник спрятал весь наш остальной груз под листьями.
     - Не нужно было их брать, - сказал Халдир. - Зимой на вершине  дерева
холодно, но сегодня ночью ветер с юга. У нас тут для вас  найдется  еда  и
питье, чтобы отогнать ночной холод; есть у нас и запасные шкуры и плащи.
     Хоббиты приняли второй (и гораздо лучший ужин) ужин с радостью. Затем
тепло укутались не только в меховые  плащи  эльфов,  но  и  в  собственные
одеяла и попытались уснуть. Хотя они и устали, только  Сэм  уснул  быстро.
Хоббиты не любят высоты и не спят на верхних этажах, если они у нас  есть.
Флет совсем не отвечал их представлениям о спальне. У него не  было  стен,
не было даже перил; только с одной  стороны  стоял  легкий  плетеный  щит,
который можно было передвигать и укреплять в соответствии  с  направлением
ветра.
     Пиппин некоторое время продолжал разговаривать.
     - Надеюсь, когда я усну на этом чердаке, я не свалюсь? - сказал он.
     - А я, если хочу спать, усну где угодно, - сказал Сэм.
     Фродо лежал без сна и смотрел на звезды  в  небе,  сверкавшие  сквозь
тонкий навес из дрожащих листьев. Сэм давно уже сопел рядом с ним, а он не
мог сомкнуть глаз. Он смутно видел фигуры двух эльфов, неподвижно сидевших
и разговаривающих шепотом, положив руки на колени. Третий спустился  вниз,
чтобы дежурить на одной из ветвей. Наконец, качанием  ветвей  над  головой
убаюканный и мягким бормотанием водопадов Нимроделя  внизу,  Фродо  уснул.
Последнее, что он вспомнил перед сном, была песня Леголаса.
     Среди ночи он проснулся. Остальные хоббиты  спали.  Эльфов  не  было.
Лунный серп тускло сверкал  среди  листьев.  Ветер  стих.  Недалеко  Фродо
услышал хриплый смех - и топот множества ног на земле внизу. Слышался лязг
металла. Звуки медленно замерли вдали; казалось, они уходили вглубь  леса,
к югу.
     Внезапно в отверстии флета появилась голова. Фродо в  тревоге  сел  и
увидел, что это голова эльфа в сером капюшоне. Он посмотрел на хоббитов.
     - Что это? - спросил Фродо.
     -  Ирх!  -  сказал  свистящим  шепотом  эльф  и  бросил  на  площадку
веревочную лестницу.
     - Орки! - сказал Фродо. - Что они делают?
     Но эльф уже исчез.
     Звуков больше не было. Даже  листва  молчала,  затихли,  казалось,  и
водопады. Фродо дрожал в своих  одеялах.  Он  был  счастлив,  что  они  не
ночевали на земле, но думал, что и  деревья  дают  слабую  защиту,  только
укрытие. У орков нюх острый, как  у  собак,  и  они  могут  взбираться  на
деревья. Фродо вытащил  жало  -  лезвие  горело  голубым  пламенем;  потом
свечение медленно погасло. Но несмотря на это, чувство  близкой  опасности
не оставляло Фродо, наоборот, оно становилось сильнее. Он встал, подполз к
отверстию и заглянул вниз. Он был  почти  уверен,  что  уловил  вкрадчивые
движения далеко внизу, у подножия дерева.
     И не эльфы, лесной  народ  движется  совершенно  бесшумно.  Потом  он
услышал слабый звук, похожий на фырканье; казалось, что-то  заскреблось  о
кору дерева. Он смотрел вниз, во тьму, затаив дыхание.
     Теперь что-то медленно ползло кверху, и  доносился  слабый  свистящий
звук  дыхания,  как  сквозь  стиснутые  зубы.  Затем  Фродо   увидел   два
поднимающиеся вдоль ствола дерева бледных глаз.  Они  остановились  и,  не
мигая, глядели вверх. Внезапно  они  исчезли;  фигура,  похожая  на  тень,
скользнула вниз и исчезла.
     Тут же по ветвям взобрался Халдир.
     - Что-то было на дереве; я такого еще не видал, - сказал он. - Это не
орк. Как только я коснулся ствола, он  убежал.  Он  был  очень  осторожен.
Хорошо ползает по деревьям, иначе я решил бы, что это один из хоббитов.
     Я не стрелял, так как не хотел поднимать шума: мы не можем рисковать.
Мимо прошел сильный отряд  орков.  Они  пересекли  Нимродель  -  да  будут
прокляты их грязные ноги, осквернившие чистую воду! - И  пошли  по  старой
дороге. Они идут по следу и некоторое  время  осматривали  место,  где  вы
остановились. Нас трое и мы не  можем  сопротивляться  сотне,  поэтому  мы
прошли вперед и, говоря притворными голосами, увели их в лес.
     Орофин теперь торопится к нашим  жилищам,  чтобы  предупредить  всех.
Никто из орков не вернется из Лориена. И до наступления следующей ночи  на
северной границе будет скрываться  множество  эльфов.  А  вы,  как  только
рассветает, должны отправиться на юг.
     На востоке бледно  начинался  день.  Свет  пробивался  сквозь  желтую
листву, и хоббитам показалось, что взошло солнце прохладного летнего  дня.
Сквозь движущиеся ветви  проглядывало  бледно-голубое  небо.  Глядя  через
отверстие в южной стороне флета, Фродо увидел, что вся долина  Сильверлоуд
похожа на море тусклого золота, мягко колеблемого ветром.
     Утро было еще ранним и прохладным, когда отряд выступил в  путь.  Его
вели Халдир и Румил.
     - Прощай, прекрасная Нимродель! - воскликнул Леголас.
     Фродо оглянулся и увидел среди древесных стволов белую пену водопада.
     - Прощай! - сказал он. Ему показалось, что никогда больше не  услышит
он такой прекрасной музыки журчащей воды.
     Они вернулись на дорогу и некоторое время  шли  по  западному  берегу
Сильверлоуд. И всюду были видны следы орков. Но вскоре  Халдир  свернул  в
сторону и остановился на крутом берегу реки под деревьями.
     - Один из наших ждет на том берегу, - сказал он,  -  хотя  вы,  может
быть, его и не видите. - Он издал звук, похожий на негромкий свист  птицы,
и из гущи молодых деревьев вышел  эльф,  одетый  в  серое,  с  отброшенным
капюшоном; волосы его сверкали золотом в утреннем солнце.  Халдир  искусно
перебросил через реку моток серой веревки,  эльф  поймал  его  и  привязал
конец к стволу на противоположном берегу.
     - Келебрант здесь очень быстр, как видите, - сказал Халдир, - к  тому
же он глубок и холоден. Мы, если только есть возможность,  не  вступаем  в
него так далеко к северу. Но в наши тревожные дни мы не делаем  и  мостов.
Вот как мы переходим! Вы следуйте за мной!
     Он обвязал свой конец веревки вокруг  дерева  и  легко  перебежал  по
натянутой веревке над рекой туда и обратно, как будто шел по дороге.
     - Я смогу так пройти, - сказал Леголас, - но  остальные  не  обладают
этим искусством. Можно ли им переплыть?
     - Нет! - сказал Халдир. - У нас есть еще две веревки. Мы укрепим  их,
одну  над  другой:  одну  на  уровне  плеч,  другую  -  на  уровне  талии;
придерживаясь за них, чужеземцы смогут легко перейти.
     Когда был установлен этот хрупкий мост, путники перебрались на другой
берег, одни осторожно и медленно, другие более быстро.  У  хоббитов  лучше
всего это удалось Пиппину: он быстро  и  уверенно  перешел,  держась  лишь
одной рукой; но он смотрел на противоположный  берег  и  не  опускал  глаз
вниз. Сэм переполз, цепляясь за веревки  и  глядя  вниз,  в  крутящуюся  в
водоворотах воду, как будто это была пропасть в горах.
     Оказавшись на берегу, он облегченно вздохнул.
     - Живи и учись! - Как говорил обычно мой старик. Хотя он имел в  виду
садоводство, а не сидение на насесте, как птицы, или  же  попытку  ходить,
как паук. Даже мой дядя Энди не пытался выкинуть такую шутку!
     Когда наконец все перебрались на восточный берег  Сильверлоуд,  эльфы
отвязали веревки и свернули две из  них.  Румил,  оставшийся  на  западном
берегу, перетащил к себе третью, перебросил через плечо, помахал  рукой  и
пошел обратно к Нимроделю, чтобы продолжить наблюдение.
     - Теперь, друзья, - сказал Халдир, - вы входите в прекрасный  Лориен,
или клин, как его называют, потому что  эта  земля  похожа  на  наконечник
копья между Сильверлоуд  и  Андуином  Великим.  Мы  не  позволяем  шпионам
высматривать тайны нашего леса. Мало кому позволялось ступать сюда.
     Как мы договорились, я завяжу гному Гимли глаза. Остальные могут идти
свободно, пока мы не приблизимся к нашим поселениям в Энгладиле, где  реки
образуют угол.
     Гимли это совсем не понравилось.
     - Соглашение было заключено без моего участия, - сказал он.  -  Я  не
пойду с завязанными глазами, как проситель или пленник. И я не шпион.  Мой
народ никогда не имел дела со слугами врага.  И  эльфам  мы  не  причиняли
вреда. Я не предам вас, как и Леголас, как и любой из нас.
     - Я не сомневаюсь в этом, - сказал Халдир. - Но таков наш закон. Я не
распоряжаюсь им и не могу игнорировать его. Я и так слишком многое взял на
себя, позволив вам перейти через Келебрант.
     Гимли заупрямился. Он прочно расставил ноги, положил руки на  рукоять
своего топора.
     - Я пойду вперед свободно, - сказал он, - или вернусь назад  и  найду
другую землю, где мне поверят на слово, хотя  бы  мне  и  пришлось  одному
погибнуть в дикой пустыне.
     - Вы не можете вернуться назад, - строго сказал Халдир. - Раз  вы  уж
прошли так далеко, вы должны предстать перед господином  и  госпожой.  Они
решат: задержать вас или позволить вам уйти. Вы не можете  снова  пересечь
реку, к тому же за вами множество сторожевых. Вы будете убиты раньше того,
чем увидите их.
     Гимли вытащил топор из-за пояса. Халдир и его товарищ натянули луки.
     - Чума на гномов и их упрямые головы! - воскликнул Леголас.
     - Постойте! - сказал Арагорн. - Я все еще глава  товарищества,  и  вы
должны выполнять  мою  просьбу.  Гному  трудно  перенести  такое  унижение
одному. Пусть нам всем завяжут глаза, даже Леголасу. Так будет лучше, хотя
путешествие затянется и станет скучным.
     Гимли внезапно рассмеялся.
     - Мы будем выглядеть как веселый отряд глупцов! Халдир  поведет  нас,
как слепых, на веревочке. Но я буду  удовлетворен,  если  вместе  со  мной
глаза завяжут только Леголасу.
     - Я эльф и родственник здешних  эльфов,  -  сказал  Леголас,  в  свою
очередь тоже разгневавшись.
     - Теперь давайте кричать: "чума на упрямые головы эльфов!"  -  сказал
Арагорн. - Но пусть все товарищество разделит  общую  участь.  Завязывайте
нам глаза, Халдир.
     - Я потребую  полной  компенсации  за  каждое  падение  и  за  каждый
ушибленный палец, если вы плохо будете вести нас, -  сказал  Гимли,  когда
ему плотно завязали глаза.
     - Вам не нужно будет это делать, - сказал  Халдир.  -  Я  поведу  вас
хорошо, а дорога ровная и прямая.
     - Что за нелепые дни! - воскликнул Леголас. - Мы все союзники  против
общего врага и все же я должен идти с завязанными  глазами,  когда  солнце
весело освещает золотые листья!
     -  Действительно  нелепые,  -  сказал  эльф.  -  Ничто  так  ясно  не
показывает силу Повелителя Тьмы, как разделение тех, кто еще  противостоит
ему. - Халдир продолжал. - Но в мире  за  пределами  Лотлориен  мы  теперь
встречаем так мало веры и  правды,  кроме  может  быть,  Раздола,  что  не
осмеливаемся доверять кому-либо, чтобы не навлечь опасности на нашу землю.
Мы живем теперь на острове среди множества опасностей, и  руки  наши  чаще
лежат на тетиве лука, чем на струнах арфы.
     Реки долго защищали нас, но больше они не служат защитой, тень  легла
на все земли к северу от нас. Некоторые говорят о переселении, но  похоже,
что и с этим мы опоздали. Горы к западу заняты злом,  а  к  востоку  земли
пустынны и полны слугами Саурона, ходят  слухи,  что  проход  через  Рохан
больше небезопасен, а устье великой  реки  караулит  враг.  Даже  если  мы
проберемся к берегам моря, мы и там не сможем найти убежища. Говорят,  что
существуют еще гавани высоких эльфов, но они расположены далеко к северу и
западу, за землями невысокликов. Может, господин и госпожа знают, что это,
но я не знаю.
     - Можете догадаться, глядя на нас, - заметил Мерри. - За моей землей,
Уделом, где живут хоббиты, есть гавани эльфов.
     - Счастливый народ хоббиты,  что  живут  у  берегов  моря!  -  сказал
Халдир. - Уже давно никто из наших не видел моря, но мы помним его  песню.
Расскажите мне об этих гаванях, пока мы идем.
     - Я не могу, - сказал Мерри. -  Я  их  никогда  не  видел.  Я  раньше
никогда не выходил за пределы моей земли. И если бы я знал,  как  выглядит
этот мир, боюсь, у меня не хватило бы мужества выйти.
     - Даже чтобы взглянуть на прекрасный Лотлориен? - спросил  Халдир.  -
Мир, действительно, полон опасностей, и в нем много темных мест, но в  нем
так много и прекрасного, и хотя любовь повсюду перемешана теперь с  горем,
все же он хорош.
     Среди нас есть такие, кто поет о  том,  что  тень  отступит  и  снова
воцарится мир. Но я не верю в  то,  что  мир  снова  будет  таким,  как  в
старину, что солнце будет светить как прежде. Для эльфов, я боюсь,  это  в
лучшем случае будет означать перемирие, во время которого  они  без  помех
смогут добраться до моря и покинуть Средиземье навсегда. Увы! Я так  люблю
Лотлориен. Как печально будет жить в земле, где не растет меллорн!
     Пока они так разговаривали, отряд цепочкой шел по  лесу,  Халдир  вел
их, а другой эльф шел сзади. Они чувствовали, что земля под ногами  ровная
и  мягкая,  и  через  некоторое  время  пошли  более  свободно,  но  боясь
пораниться  или  упасть.  Лишившись  зрения,   Фродо   почувствовал,   как
обострился его слух и остальные чувства. Он ощущал запах деревьев и травы.
Он слышал множество различных нот в шелесте  листвы  над  головой,  слышал
журчание реки справа, тонкие ясные  голоса  птиц  в  небе.  Когда  же  они
проходили по открытым местам, он ощущал на руках и лице солнечные лучи.
     Как только он ступил на дальний берег Сильверлоуд,  страшное  чувство
охватило его, оно все углублялось по мере того, как он шел  по  лесу:  ему
казалось, что он по мосту времени пришел в уголок древних  дней  и  теперь
идет по миру, который больше не существует. В Раздоле было воспоминание  о
древних временах, в Лориене же мир все еще  жил  в  древнем  времени.  Зло
здесь видели и слышали о нем, здесь знали печаль, эльфы  боялись  внешнего
мира и не верили ему, волки выли на границах леса, но на земле  Лориен  не
было и следа тени.

     Весь день отряд шел  вперед,  пока  путники  не  ощутили  наступление
холодного вечера и не услышали шелест ночного ветра  среди  ветвей.  Тогда
они без страха легли спать прямо за земле: сопровождающие не разрешили  им
развязать глаза, и они не могли взобраться на деревья. Утром же они  снова
двинулись, идя без особой спешки. В  полдень  они  остановились,  и  Фродо
почувствовал, что на него падают лучи солнца. Он внезапно  услышал  вокруг
себя множество голосов.
     Это подошел отряд эльфов, они торопились к северным  границам,  чтобы
охранять их от нападения из Мории. Они принесли новости, некоторые из  них
Халдир  передал.  Вторгшихся  орков  заманили  в  ловушку  и  почти   всех
уничтожили, остатки бежали на запад к горам, их преследуют.  Видели  также
странное создание, бегущее с  согнутой  спиной  и  руками,  свисающими  до
земли, как зверь, но не похожее на зверя. Его не застрелили, так как эльфы
не знали, доброе оно или злое, и оно исчезло в Сильверлоуд.
     - Мне также принесли распоряжения господина и  госпожи  Галадрима,  -
сказал им Халдир. - Вы все можете идти свободно, даже гном Гимли.  Похоже,
что госпожа знает о каждом члене вашего отряда. Возможно, пришло сообщение
из Раздола.
     Сначала он снял повязку с глаз Гимли.
     - Прошу прощения! - сказал он, низко поклонившись. - Глядите  на  нас
дружескими глазами! Смотрите и радуйтесь,  ибо  вы  первый  гном,  который
видит деревья леса Лориен со времен Дьюрина.
     Когда ему развязали глаза, Фродо поднял голову и затаил дыхание.  Они
стояли на открытом пространстве. Слева возвышался большой курган, покрытый
травой, зеленой, как весной. На нем двойным кругом росли ряды деревьев:  у
деревьев внешнего ряда была снежно-белая кора, они стояли без листьев,  но
были прекрасны в своей обнаженности. Внутренний ряд  образовывали  деревья
меллорна гигантского роста, сверкавшие бледным  золотом.  В  центре  круга
росло огромное дерево. Высоко среди  его  ветвей  виделся  белый  флет.  У
подножья деревьев и  по  зеленым  склонам  трава  была  усеяна  маленькими
золотыми цветами, напоминавшими по форме звезды. Среди  них,  раскачиваясь
на стройных стеблях, росли  другие  цветы,  белые  и  бледно-зеленые,  они
мерцали, как туман, среди богатых оттенков зелени. Небо  было  голубым,  а
солнце ярко сверкало и отбрасывало от деревьев длинные тени.
     - Смотрите! Перед вами Керин Амрот, - сказал  Халдир.  -  Это  сердце
древнего королевства, здесь, на кургане Амрота, в прежние  счастливые  дни
был построен его высокий дом. Здесь даже зимой в  невянущей  траве  цветут
цветы: желтые - эланор, и бледные -  нифредил.  Здесь  мы  остановимся,  а
вечером пойдем в город Галадрима.
     Все  разлеглись  на  ароматной  траве,  но  Фродо  все  еще  стоял  в
удивлении. Ему казалось, что он через высокое окно смотрит на  исчезнувший
мир. В его языке не было слов для названия света, лежавшего на этом  мире.
Все, на что он смотрел, было одновременно и туманно, и ярко  очерчено.  Он
видел множество цветов: золотой и белый, синий и зеленый, и все  они  были
свежи и редки, как будто он впервые увидел их и в удивлении дал  названия.
Здесь среди зимы ничье сердце не стало бы сетовать на уход лета или весны.
На всем, что росло, не было ни следа увядания.  Ни  одного  недостатка  не
было в земле Лориен.
     Фродо обернулся и увидел, что Сэм стоит рядом с  ним,  оглядываясь  с
изумленным выражением и протирая глаза, как будто он не был уверен, что не
спит.
     - Какой солнечный и яркий день, - сказал он. - Я думал, что  эльфы  -
это луна и звезды, но здесь все еще более по-эльфийски, чем все, о  чем  я
слышал. Я чувствую, как будто попал внутрь песни, если вы понимаете, что я
имею в виду.
     Халдир взглянул на него и, казалось, понял - и его слова, и мысли. Он
улыбнулся.
     - Вы  ощутили  власть  госпожи  Галадрима,  -  сказал  он.  -  Хотите
подняться со мной на Керин Амрот?
     Он легко поднялся по крутым травяным склонам, и  хоббиты  последовали
за ним. Фродо двигался, дышал, прохладный ветер обвевал его лицо и шевелил
листья и цветы, и в  это  же  время  его  не  оставляло  чувство,  что  он
находится в мире без времени, где ничто не меняется и не забывается. Потом
это ощущение немного ослабло, и он  снова  был  Фродо,  путешественник  из
Удела,  стоящий  на  траве  среди  эланоров  и  нифредилов  в   прекрасном
Лотлориене.
     Они вошли в круг белых деревьев. Южный ветер  дул  на  вершине  Керин
Амрота и вздыхал среди ветвей. Фродо слушал, и ему казалось, что он слышит
шум огромных морей у берегов, давным-давно  утонувших,  и  крик  маленьких
птиц, чья раса исчезла с лица земли.
     Халдир поднимался на высокий флет. Фродо приготовился последовать  за
ним и положил руку на дерево рядом с лестницей. И никогда раньше не ощущал
он так остро кору  дерева  и  ток  соков  в  нем.  Он  чувствовал  радость
прикосновения к дереву - радость  не  лесника  или  плотника  -  это  была
радость жизни.
     Когда он наконец ступил на платформу,  Халдир  взял  его  за  руку  и
повернул лицом к югу.
     - Вначале взгляните туда, - сказал он.
     Фродо взглянул и увидел на некотором расстоянии  холм  со  множеством
могучих деревьев или город из зеленых башен:  что  это  было,  он  не  мог
сказать. От него, казалось Фродо, исходили власть и свет,  правившие  всей
этой землей. Ему внезапно захотелось полететь, как птица, в  этот  зеленый
город. Потом он посмотрел на  восток  и  увидел,  что  вся  земля  Лориена
сбегает к бледному свечению Андуина, великой реки. Он  перевел  взгляд  за
реку: весь свет исчез, он вновь оказался в мире, который  знал.  За  рекой
местность  казалась  плоской  и  пустой,   бесформенной   и   смутной,   а
далеко-далеко она вставала стеной, темной и угрожающей. Солнце, освещающее
Лотлориен, не имело власти, чтобы разогнать тень, нависшую над той землей.
     - Там оплот Южного Чернолесья, - сказал Халдир. - Он  одет  в  темную
лиственницу, там деревья стоят сплошной стеной, ветви их переплетаются.  В
середине на каменном холме стоит Дол Гулдур, где так долго скрывался враг.
Мы боимся, что теперь он вновь заселен и власть его семикратно  усилилась.
Там часто лежит темная тень. Отсюда, с этой высоты, хорошо видны две силы,
противостоящие друг другу, и хотя мы  думали,  что  свет  проник  в  самое
сердце тьмы, тайны Дол Гулдура так и не были открыты. Пока еще нет...
     Он повернулся и стал быстро спускаться, хоббиты последовали за ним.
     У подножья холма Фродо увидел Арагорна, стоявшего молча и неподвижно,
как дерево. В руке он держал маленький золотой цветок  эланора,  в  глазах
его был свет. Его охватило какое-то приятное  воспоминание.  Фродо  понял,
что Арагорн видит, каким было когда-то это место.  Суровый  след  прожитых
годов спал с лица Арагорна, и он казался  молодым  повелителем,  одетым  в
белое, стройным и прекрасным. Он заговорил  по-эльфийски  с  кем-то,  кого
Фродо не видел.
     -  Арвен  вани  мелдан  амарис!  -  сказал  он,  потом  вздохнул   и,
возвращаясь от своих мыслей, посмотрел на Фродо и улыбнулся.
     - Здесь сердце эльфийского народа на земле, - сказал он,  -  и  здесь
остается мое сердце, когда мы будем странствовать по темным дорогам, вы  и
я. Идемте за мной!
     И, взяв Фродо за руку, он покинул холм Керин Амрот и  больше  никогда
не появлялся на нем живым человеком.

                            7. ЗЕРКАЛО ГАЛАДРИЭЛЬ

     Солнце опустилось за горы и меж деревьями сгустились тени, когда  они
вновь пустились в путь. Теперь их путь  проходил  по  зарослям,  где  было
совсем темно. Пока они шли, ночь опустилась на деревья, и эльфы  засветили
свои серебряные лампы.
     Неожиданно они вновь оказались на открытой  местности  и  обнаружили,
что над ними бледное вечернее небо с несколькими ранними  звездами.  Перед
ними расстилалось широкое безлесное пространство в  виде  большого  круга,
изгибавшегося по обе стороны. За ним был глубокий ров, тонувший  в  мягких
тенях, но трава на его краях ярко зеленела,  как  будто  освещалась  давно
зашедшим солнцем. За рвом возвышалась зеленая  стена,  окружавшая  зеленый
холм, на котором росли огромной высоты деревья меллорн. Трудно было  точно
определить их высоту, но они стояли в сумерках  как  живые  башни.  На  их
расположенных ярусами ветвях и в движущихся листьях  мерцали  бесчисленные
огни, зеленые, золотые и серебряные. Халдир повернулся к товариществу.
     - Добро пожаловать на Карас Галадон! - сказал он. - Вы  видите  город
Галадрим, где живут господин Келеборн и  Галадриэль,  госпожа  Лориен.  Но
здесь мы войти не сможем - ворота города не выходят на  север.  Мы  должны
обогнуть стену и войти с юга, а путь не близкий: город велик.
     По внешней стороне рва шла дорога, вымощенная белым камнем. Они пошли
по ней на запад; слева от них, как зеленый холм, возвышался город; по мере
того, как сгущалась ночь, в нем загоралось все  больше  огней,  пока  весь
холм, казалось, не покрылся звездами. Наконец они подошли к  белому  мосту
и, перейдя его, увидели большие ворота города; они выходили на юго-запад и
были расположены между частично перекрывавшими друг друга  концами  стены;
высокие и прочные, ворота были увешены множеством ламп.
     Халдир  постучал  и  произнес  несколько   слов,   ворота   беззвучно
растворились, Фродо не увидел стражников. Путешественники прошли, и ворота
затворились  за  ними.  Они  оказались  между  двумя  стенами  -   концами
окружавшего город кольца. Быстро пройдя этот участок, они  вошли  в  город
деревьев. Не было видно ни одного жителя, ничья нога не ступала на дорогу;
однако раздавалось множество голосов вокруг них  и  в  воздухе  над  ними.
Далеко наверху холма они слышали  звуки  пения,  падающие  с  высоты,  как
мягкий дождь на траву.
     Путники шли по множеству троп и  поднимались  по  множеству  лестниц;
наконец они поднялись на вершину  холма  и  увидели  перед  собой  посреди
широкой лужайки  сверкающий  фонтан.  Он  освещался  серебряными  лампами,
свисающими с ветвей деревьев, и падал в серебряный  бассейн,  из  которого
вытекал белый ручей. На южном крае лужайки росло самое высокое  дерево  из
всех; его огромный ровный ствол блестел, как серый шелк; он уходил  вверх,
туда, где начинались покрытые листьями первые ветви. Рядом стояла  широкая
белая лестница, и у ее подножья сидели три эльфа. При приближении путников
они встали, и Фродо увидел, что они высоки и одеты в серые кольчуги,  а  с
плеч у них свисают длинные белые плащи.
     - Здесь живут Келеборн и Галадриэль, - сказал Халдир. - По их воле вы
должны подняться и поговорить с ними.
     Один из эльфов-стражников подул  в  маленький  рог,  раздался  чистый
звук, в ответ трижды пропел рог наверху.
     - Я пойду первым, - сказал Халдир. -  Следом  пойдет  Фродо,  за  ним
Леголас. Остальные могут идти в любом порядке. Тем, кто не привык к  таким
лестницам, придется подниматься долго, но вы можете отдыхать в пути.
     Медленно взбираясь, Фродо продвигался мимо множества флетов; одних  -
с одной стороны, других - с другой; некоторые держались  прямо  на  стволе
дерева, так что лестница проходила  сквозь  них.  На  большой  высоте  над
землей он оказался на широком  т_а_л_а_н_е,  похожем  на  палубу  большого
корабля. На нем был сооружен дом, такой просторный,  что  мог  бы  служить
залом для людей на земле. Вслед за  Халдиром  Фродо  вошел  и  оказался  в
комнате овальной формы через середину которой проходил  ствол  гигантского
меллорна, теперь сузившийся у вершины, но все еще  образовывающий  широкий
толстый столб.
     Комната была  залита  мягким  светом;  стены  ее  были  зеленого  или
серебряного цвета, а крыша золотая. Здесь  сидело  много  эльфов.  В  двух
креслах у ствола дерева под навесом живой ветки сидели  рядом  Келеборн  и
Галадриэль. Они  встали,  чтобы  приветствовать  своих  гостей;  так  было
принято у эльфов, даже если они  могущественные  короли.  Они  были  очень
высоки,  причем  госпожа  не  менее  высока,  чем  господин;  и  они  были
прекрасны.  Одежда  их  сверкала  белизной;  волосы  госпожи  -  глубокого
золотого цвета, волосы господина, длинные и яркие, цвета чистого  серебра.
Ни следа возраста не было на их лицах, разве что  в  глубине  глаз;  глаза
были остры, как острия копий в звездном свете, и  глубоки,  как  бездонные
источники.
     Халдир подвел к ним Фродо, и  господин  приветствовал  его  на  своем
языке, госпожа Галадриэль не сказала ни слова,  но  долго  глядела  ему  в
лицо.
     - Садитесь рядом со мной, Фродо из Удела! - сказал Келеборн. -  Когда
войдут остальные, мы поговорим вместе.
     Каждого из путников, когда они  входили,  он  вежливо  приветствовал,
называя по имени.
     - Добро пожаловать, Арагорн, сын Арахорна! - сказал  он.  -  Тридцать
восемь лет прошло с той поры, как вы были в нашей земле и эти годы  тяжело
отразились на вас. Но, добрый  или  злой,  конец  близок.  Отбросьте  свою
тяжесть на время!
     - Добро пожаловать, сын Трандуила! Слишком редко мои  родственники  с
севера посещают наши земли.
     - Добро пожаловать, Гимли, сын Глоина! Давно не видели мы кого-нибудь
из народа Дьюрина на Карас Галадон. Но  сегодня  мы  нарушим  наш  древний
закон. Пусть это будет знаком того, что хоть  мир  сегодня  темен,  близки
дни, когда восстановится дружба между нашими народами.
     Гимли низко поклонился.
     Когда все гости сели, господин снова оглядел их.
     - Здесь восемь, - сказал  он.  -  Выступили  же  девять:  так  сказал
вестник. Но, может, Совет изменил решение, а мы об этом не  знаем.  Элронд
далеко, между нами лежит  тьма,  и  весь  этот  год  тени  становятся  все
длиннее.
     -  Нет,  Совет  не  менял  решения,  -  сказала  госпожа  Галадриэль,
заговорив впервые за все время. Голос ее звучал  чисто  и  музыкально,  но
глубже, чем просто женский голос.  -  Гэндальф  Серый  выступил  вместе  с
товариществом, но не перешел границ нашей земли. Скажите нам,  где  он:  я
очень хочу снова поговорить с ним. Но я не могу видеть его вдали, пока  он
не в пределах Лотлориен: серый туман сомкнулся вокруг него и  пути  его  и
мысли скрыты от меня.
     - Увы! - сказал Арагорн. - Гэндальф Серый пал в тень.  Он  остался  в
Мории и не сумел спастись.
     При этих словах все эльфы в комнате громко  воскликнули  в  печали  и
изумлении.
     - Плохая новость, - сказал Келеборн, - и самая  плохая  за  все  годы
сгущающегося мрака. - Он повернулся к Халдиру. - Почему мне об этом ничего
не сказали? - спросил он на эльфийском языке.
     - Мы не говорили с Халдиром о наших делах и целях, - сказал  Леголас.
- Вначале мы слишком устали,  а  опасность  была  рядом;  а  потом  мы  на
некоторое время  просто  забыли  о  своем  горе,  идя  по  ровным  дорогам
прекрасного Лориена.
     - Но горе наше велико,  и  утрату  восполнить  невозможно,  -  сказал
Фродо. - Гэндальф был нашим предводителем, он провел нас и через Морию;  и
когда на спасение уже не было надежды, он _с_п_а_с_ нас, но сам пал.
     - Расскажите нам подробно! - сказал Келеборн.
     Тогда Арагорн перечислил все, что произошло при попытке перейти через
Карадрас и в последние дни; он говорил о Балине и его книге, о сражении  в
комнате Мазарбул, об огне и узком мостике и о наступлении ужаса.
     - Это было зло древнего  мира,  я  такого  еще  не  видел,  -  сказал
Арагорн. - Оно было одновременно тенью и пламенем, сильным и ужасным.
     - Это был балрог из Моргота, - сказал Леголас, -  самое  страшное  из
проклятий, за исключение одного, наложенного на Башню Тьмы.
     - Да, я  видел  на  мосту  то,  что  превосходит  самые  страшные  из
проклятий, я видел проклятие Дьюрина, - тихо сказал Гимли, и в глазах  его
был ужас.
     - Увы! -  сказал  Келеборн.  -  Мы  давно  опасались  того,  что  под
Карадрасом спит ужас. И если бы я знал, что гномы снова разбудили это  зло
в Мории, я запретил бы вам пересекать нашу северную границу, вам  и  всем,
кто идет с вами. И если только  это  возможно,  я  бы  мог  подумать,  что
Гэндальф из своей мудрости впал  в  безумие,  если  он  без  необходимости
отправился в тьму Мории.
     - Тот впадает в  безумие,  кто  говорит  подобные  вещи,  -  серьезно
сказала Галадриэль. - Ни одно  из  деяний  Гэндальфа  при  жизни  не  было
бесцельным. Те, кто шел за ним, не знают всех  его  замыслов  и  не  могут
рассказать о них. Но что бы ни случилось с проводником, следовавшие за ним
неповинны. Не сожалей о том, что приветствовал гнома. Если  бы  наш  народ
был изгнан давным-давно из Лотлориена, кто из Галадрима, даже сам Келеборн
мудрый, проходя мимо, не пожелал бы взглянуть на свое  древнее  отечество,
даже если бы оно стало жилищем драконов?
     Темна вода в Келед-Зарам и холодны истоки Кибал-Нале, прекрасны  были
многоколонные залы Казад-Дума в древние дни, до падения великих королей. -
Она взглянула на Гимли, сидевшего понуро и печально, и улыбнулась. И гном,
слыша названия, произнесенные  на  его  древнем  языке,  поднял  голову  и
встретился с ее взглядом, ему показалось, что он заглянул в  самое  сердце
врага и увидел там любовь и сострадание. На лице его появилось  удивленное
выражение, потом он улыбнулся в ответ.
     Он неуклюже встал и поклонился по манере гномов, сказав:
     -  Но  еще  прекраснее  живая  земля  Лориен,  а  госпожа  Галадриэль
прекраснее всех драгоценностей в недрах земли.
     Наступила тишина. Наконец вновь заговорил Келеборн.
     - Я не знал, что ваш путь был так труден, - сказал он. - Пусть  Гимли
забудет мои резкие слова: я говорил от беспокойного сердца. Я помогу  вам,
чем только смогу, каждому в соответствии с  его  желанием  и  нуждами,  но
особенно тому из маленького народа, кто несет ношу.
     - Ваша цель известна нам, - сказала Галадриэль, глядя на Фродо. -  Но
мы не будем открыто говорить о ней. Но, может быть, не напрасно пришли  вы
в эту землю в поисках помощи, как и  предполагал  Гэндальф.  Ибо  господин
Галадрима считается мудрейшим из эльфов Средиземья, и подарки его  богаче,
чем у могущественнейших королей. На рассвете дней он жил на западе, и я  с
ним жила неисчислимые годы, еще  до  падения  Нарготронда  и  Гондолина  я
перешла горы и мы вместе долгие века боролись, постепенно уступая.
     Это я впервые созвала Белый Совет. И если  мои  желания  не  остались
неосуществленными, то лишь благодаря Гэндальфу Серому. Без него, наверное,
все пошло бы по-другому. Но даже сейчас остается надежда. Я не буду давать
вам совета, говоря, делайте  то  или  делайте  это.  Не  в  деянии,  не  в
сопротивлении, не в выборе того или иного пути могу я вам быть полезна, но
лишь в знании того, что будет. Но я говорю  вам:  ваш  поиск  проходит  по
лезвию ножа - оступитесь хоть немного, и  вы  погибли,  а  вместе  с  вами
погибло все. Но пока все товарищество едино, еще остается надежда.
     Тут она обвела их глазами, по очереди пытливо вглядываясь в  каждого.
Никто, кроме Леголаса и Арагорна не смог долго выдержать  ее  взгляд.  Сэм
быстро покраснел и повесил голову.
     Наконец  госпожа  Галадриэль  освободила  их  от  своего  взгляда   и
улыбнулась.
     - Пусть не тревожатся ваши сердца, - заметила она. - Сегодня ночью вы
будете отдыхать в мире.
     Они вздохнули и почувствовали неожиданную  усталость,  как  те,  кого
долго и упорно допрашивали, хотя ни одного слова не было сказано открыто.
     - Теперь идите! - сказал Келеборн. - Вы отягощены печалью  и  трудом.
Даже если бы ваш поиск не касался нас так тесно, вы бы смогли отдохнуть  в
этом городе, пока не восстановите силы и не излечитесь. Теперь  вы  будете
отдыхать, и мы пока не станем говорить о вашем дальнейшем пути.
     В эту ночь товарищество спало на  земле,  к  большому  удовлетворению
хоббитов. Эльфы воздвигли для них павильон  среди  деревьев  у  фонтана  и
поставили в  нем  мягкие  диваны.  Затем,  проговорив  своими  прекрасными
эльфийскими голосами пожелания мира,  покинули  путников.  Путешественники
еще некоторое время говорили о своей предыдущей ночи, и о дневном пути,  и
о господине и о госпоже, но у них не хватало решимости заглядывать дальше.
     - Почему ты покраснел, Сэм? - спросил Пиппин. - Можно было  подумать,
что у тебя нечиста совесть. Надеюсь, ничего хуже замысла  стащить  у  меня
одеяла не было в твоем мозгу?
     - Я никогда не думаю о таких вещах, -  ответил  Сэм,  не  настроенный
шутить. - Если хотите знать, я почувствовал, что на мне ничего нет, и  мне
это не понравилось. Она глядела внутрь  меня  и  спрашивала,  что  я  буду
делать,  если  она  даст  мне  возможность  вернуться  домой,  в  Удел,  в
хорошенькую нору с... с собственным небольшим садом.
     - Интересно, - сказал Мерри.  -  Я  чувствовал  почти  то  же  самое,
только... только... Больше я не буду говорить, - скованно добавил он.
     Все, казалось, испытали одно и то  же:  каждый  чувствовал,  что  ему
предлагают выбор между лежащей впереди тьмой, полной  опасностей,  и  тем,
что он страстно желает - это желание было совсем рядом, и  чтобы  получить
его, нужно было только свернуть с дороги и предоставить поиск  и  войну  с
Сауроном остальным.
     - Мне кажется также, - сказал Гимли, - что  мой  выбор  сохранится  в
тайне и будет известен только мне.
     - Мне это кажется чрезвычайно странным, - заметил Боромир.  -  Может,
это было только испытание, и она  хотела  прочесть  наши  мысли  с  добрым
намерением, но я вынужден также сказать, что она искушала нас и предлагала
то, что в ее власти дать. Нет  необходимости  говорить,  что  я  отказался
слушать. Люди Минас Тирита верны своему слову...
     Но что предлагала ему госпожа, Боромир так и не сказал.
     Что же касается Фродо, то он не говорил ничего, хотя Боромир  засыпал
его вопросами.
     - Она дольше всего смотрела на вас, хранитель Кольца, - сказал он.
     - Да, - ответил Фродо, - но что бы ни пришло мне в голову, путь там и
останется.
     - Но поберегись! - сказал Боромир. - Я не очень верю этой  эльфийской
госпоже и ее шуткам.
     - Не говорите злого слова  о  госпоже  Галадриэль,  -  строго  сказал
Арагорн. - Вы не знаете, о чем говорите. Ни в ней, ни  в  этой  земле  нет
зла, если только человек не приносит  его  с  собой.  Но  пусть  он  тогда
побережется! И только сегодня ночью впервые с Раздола  я  буду  спать  без
страха. Я хочу крепко уснуть и хоть на время забыть свое горе. Сердце  мое
и руки устали.
     Он лег на диван и немедленно уснул.
     Остальные вскоре последовали его примеру, и  ничто  не  тревожило  их
сон. Проснувшись, они увидели, что лужайка перед павильоном освещена ярким
светом дня и фонтан сверкает на солнце.
     Несколько дней они провели в Лотлориене. Все это время  ярко  светило
солнце, только изредка выпадал мягкий теплый дождь  и,  проходя,  оставлял
все живое свежим и чистым.  Воздух  был  прохладен  и  мягок,  как  ранней
весной, однако  путники  чувствовали,  что  вокруг  усиливается  зима.  Им
казалось, что  они  ничего  не  делают,  только  едят,  пьют,  отдыхают  и
прогуливаются меж деревьями, и этого было довольно.
     Они не видели больше господина  и  госпожу  и  мало  разговаривали  с
эльфами: мало кто из лесного народа знал язык вестрон. Халдир  распрощался
с ними у шел обратно к северным границам,  где  были  установлены  сильные
посты после тех новостей о Мории, что принесли путники. Леголас почти  все
время проводил с Галадримом и после первой ночи не спал с товарищами, хотя
возвращался, чтобы поесть и поговорить с ними.  Уходя,  он  часто  брал  с
собой Гимли, и остальные удивлялись этой перемене.
     Путешественники часто говорили о Гэндальфе, и то, что каждый  знал  о
нем, ярко вставало перед их глазами. Когда прошли усталость и  боль,  горе
от потери стало осознаваться острее. Они часто слышали  поблизости  голоса
эльфов и знали, что те слагают плачи о гибели Гэндальфа: они часто слышали
это имя среди мягких звучных слов, которых не могли понять.
     Митрандир, Митрандир, - пели эльфы, - о Серый  Пилигрим!  -  Так  они
любили называть его. Но когда Леголас был с товариществом, он не переводил
им песни, сказав, что не обладает нужным искусством и  что  горе  его  так
велико, что вызывает слезы, а не песню.
     Фродо был первым, кто попытался излить  свое  горе  в  запоминающихся
словах. Ему редко  хотелось  сочинить  песню  или  стихотворение,  даже  в
Раздоле он слушал, но сам не пел, хотя в памяти  его  хранилось  множество
стихотворных строк. Но сейчас, когда он сидел у фонтана в Лориене и слышал
вокруг  голоса  эльфов,  его  мысли  приняли  форму  песни,  и  песня  эта
показалась ему красивой. Но когда он попытался повторить ее Сэму, то  смог
вспомнить лишь часть.

                   Когда сгущался в Уделе вечер,
                   Серой тенью ушел он вдаль,
                   Провожал его только ветер,
                   В песне ветра была печаль.

                   Долги были его дороги,
                   Реки помнят о нем и леса,
                   Помнят южных холмов отроги,
                   И камней говорят голоса.

                   Он не знал преград в Средиземье,
                   Проходил он сквозь двери острогов,
                   Сквозь болота и сквозь метели,
                   И сквозь ужас драконьих логов.

                   Все народы от лун до харада
                   Знал, как братьев своих и сестер.
                   Говорил он со зверем лохматым
                   И с поющим на ветке дроздом.

                   Среди магов был величайший,
                   Страшен в гневе и весел с друзьями
                   Странник Серый в одежде рваной,
                   Проходящий между холмами.

                   Победил он и тень, и пламя.
                   Он один стоял на мосту...
                   Его посох разбился о камни,
                   Канул гений его в темноту.

     - Вы скоро превзойдете мастера Бильбо, - заметил Сэм.
     - Боюсь, что нет, - ответил Фродо.  -  Но  это  лучшее,  что  я  могу
сочинить.
     - Ну, мастер Фродо, если вы еще раз попробуете, вставьте,  пожалуйста
словечко о его фейерверках, - сказал Сэм. - Что-нибудь вроде этого:

                   Был он волшебником света,
                   Фейерверки делал из звезд,
                   Делал лучшие в мире ракеты,
                   Что горели, как огненный дождь.

     - Нет, это я оставлю тебе, Сэм. Или, может, Бильбо. Но - хватит, я не
могу больше говорить об этом. Не могу  представить,  как  сообщу  ему  эту
новость.
     Однажды вечером Фродо и Сэм прогуливались в прохладных сумерках.  Оба
вновь почувствовали беспокойство. На Фродо внезапно пала тень предстоящего
расставания: он каким-то образом знал, что близко время, когда  он  должен
будет покинуть Лотлориен.
     - Что ты думаешь теперь об эльфах, Сэм? - спросил он. - Я задаю  тебе
тот же вопрос, что и раньше - кажется, это было много веков  назад,  но  с
тех пор ты многое повидал.
     - Да уж! - согласился Сэм. - И я считаю, что есть эльфы  и...  Эльфы.
Все они достаточно эльфы, но по-разному. Этот народ в Лориене,  больше  не
путешествует бездомно и больше похож на нас: эльфы кажутся сроднившимися с
Лориеном больше, чем хоббиты с Уделом.  Трудно  сказать,  они  ли  сделали
землю такой или земля сделали их, если мы понимаете, что я  имею  в  виду.
Здесь удивительно спокойно. Кажется, ничего  не  происходит,  и  никто  не
хочет,  чтобы  происходило.  Если  в  этом  какое-то  волшебство,  то  оно
настолько глубоко, что я его не вижу.
     - Ты сможешь увидеть все, что только захочешь, - сказал Фродо.
     - Ну, - ответил Сэм, - я хочу сказать, что никто этим не  занимается.
Никаких фейерверков, которые  обычно  показывал  бедный  старый  Гэндальф.
Интересно, что мы не видим в эти  дни  господина  и  госпожу.  Теперь  мне
кажется, что _о_н_а_ может делать удивительные вещи, если захочет. Мне так
хочется посмотреть эльфийское волшебство, мастер Фродо!
     - А я не хочу, - сказал Фродо. - Я удовлетворен. И мне не хватает  не
фейерверков Гэндальфа, а его густых бровей,  его  вспыльчивого  характера,
его голоса.
     - Вы правы, - согласился Сэм. - И не думайте, что мне не грустно  без
него. Просто я хотел  взглянуть  на  колдовство,  о  котором  рассказывают
старые сказки. Никогда я не видел земли прекраснее этой. Как будто ты дома
в праздник, если вы меня  понимаете.  Я  не  хочу  уходить  отсюда.  Но  я
чувствую, что нам придется уходить и нужно это делать побыстрее.
     "Если будешь затягивать работу, лучше и не  начинай  ее",  -  говорил
обычно мой старик. Не  думаю,  чтобы  этот  народ  мог  еще  чем-то,  даже
волшебством, помочь нам.
     - Боюсь, что ты прав, Сэм, - сказал Фродо. - Но я очень надеюсь,  что
перед уходом мы еще раз увидим госпожу эльфов.
     Как бы в ответ на его слова, к ним приблизилась  госпожа  Галадриэль.
Высокая, белоснежная, прекрасная, шла она под деревом. Не сказав ни слова,
она поманила их.
     Повернувшись, она повела их  на  южный  склон  холма  Гарас  Галадон.
Пройдя через ворота в высокой живой изгороди, они  оказались  в  замкнутом
пространстве. Здесь не росли деревья, и оно  лежало  открытым  под  небом.
Взошла вечерняя звезда  и  сверкала  белым  огнем  над  западными  лесами.
Госпожа по длинному лестничному  пролету  спустилась  в  глубокую  зеленую
лощину, через которую, журча, пробегал серебряный ручей,  начинавшийся  от
фонтана на холме. На дне лощины на низком пьедестале, вырезанном  в  форме
ветвистого дерева, стоял серебряный бассейн, широкий и неглубокий, а рядом
с ним - серебряный кувшин.
     Галадриэль водой из ручья до краев наполнила бассейн, дохнула на воду
и, когда вода успокоилась, заговорила.
     - Это зеркало Галадриэль, - сказала она. - Я привела вас сюда,  чтобы
вы взглянули в него, если захотите.
     Воздух был тих, долина темна и глубока. Госпожа высока и бледна.
     - Зачем нам смотреть  и  что  мы  увидим?  -  спросил  Фродо,  полный
благоговейного страха.
     - Я могу приказать зеркалу  открыть  многое,  -  ответила  она,  -  и
некоторым я могу показать то, что они  желают  видеть.  Но  зеркало  также
показывает и непрошенное, и эти картины часто более  неожиданны  и  ценны,
чем то,  что  мы  хотим  увидеть.  Что  вы  увидите,  если  зеркало  будет
показывать свободно, я не могу сказать. Оно показывает то, что было, и то,
что есть, и то, что может быть. Но кто что увидит,  не  может  предсказать
даже мудрейший. Хотите посмотреть?
     Фродо не ответил.
     - А вы? - спросила она, оборачиваясь к Сэму. - Я  думаю,  именно  это
ваш народ называет магией, хотя я не совсем ясно понимаю, что вы имеете  в
виду: иногда вы то же слово используете для коварства врага. Но это,  если
хотите, магия  Галадриэль.  Разве  вы  не  говорили,  что  хотите  увидеть
эльфийское волшебство?
     - Говорил, - ответил Сэм, немного дрожа от страха и любопытства. -  Я
взгляну, госпожа, если вы того хотите.
     - Хотелось бы бросить взгляд на то, что происходит дома, - сказал  он
в сторону Фродо. - Кажется, ужасно много времени прошло с тех пор, как  мы
ушли из него. Но я увижу только звезды или что-то, чего я не понимаю.
     Госпожа мягко рассмеялась.
     - Смотрите и не притрагивайтесь к воде, - сказал она.
     Сэм взобрался на пьедестал и склонился над бассейном. Вода  выглядела
холодной и темной. В ней отражались звезды.
     - Только звезды, как  я  и  думал,  -  сказал  Сэм.  Потом  удивленно
вздохнул: звезды  исчезли.  Как  будто  отдернули  темную  вуаль.  Зеркало
посерело,  потом  стало  ясным.   Светило   солнце,   и   ветви   деревьев
раскачивались на ветру. Но прежде  чем  Сэм  понял,  что  он  видит,  свет
померк. Теперь ему показалось, что он видит Фродо, который с бледным лицом
спал под большим темным утесом. Потом он  увидел  самого  себя  идущим  по
тусклым проходам и взбирающимся  по  бесконечным  извивающимся  лестницам.
Внезапно он понял, что ищет что-то крайне необходимое, но что  именно,  он
не знал. Подобно сновидению,  изображение  растаяло,  и  он  снова  увидел
деревья. Но на этот раз они не были так близко, и он смог разглядеть,  что
происходит: ветви раскачивались не от ветра, они падали на землю.
     - Ой! - воскликнул он гневным голосом.  -  Это,  должно  быть,  Тэдди
Сэндимен спиливает деревья. Нельзя этого делать, это  та  самая  аллея  за
мельницей, что затеняет дорогу в Приречье. Если  бы  только  добраться  до
Тэда!
     Но тут Сэм заметил, что старая мельница исчезла и на ее  месте  стоит
большое здание из красного кирпича. В нем и около него работало  множество
людей. Поблизости дымила  высокая  красная  труба.  И  черные  клубы  дыма
постепенно затянули поверхность зеркала.
     - Какая-то дьявольщина происходит в Уделе, -  сказал  Сэм.  -  Элронд
знал, что делал, когда хотел отослать назад мастера  Мерри.  -  Неожиданно
Сэм издал крик и отскочил. - Я  не  могу  здесь  оставаться,  -  словно  в
беспамятстве сказал  он.  -  Я  должен  вернуться  домой.  Вся  Исторбинка
перекопана, а бедный старик везет свои пожитки в тачке вниз  по  холму.  Я
должен вернуться домой!
     - Вы не можете вернуться домой в одиночестве, - сказала госпожа. - Вы
ведь не хотели возвращаться домой без хозяина до  того,  как  заглянули  в
зеркало. Помните, что зеркало показывает множество картин, и не все из них
сбываются. Некоторые никогда не сбудутся, если только  вы  не  свернете  с
истинной дороги, чтобы предотвратить увиденное. Зеркало опасный  проводник
в делах.
     Сэм уселся на землю и зажал голову в руках.
     - Хотел бы я  никогда  не  приходить  сюда.  Больше  не  хочу  видеть
волшебство, - сказал  он  и  замолчал.  Через  некоторое  время  он  снова
заговорил, заговорил хрипло, как бы борясь со слезами. -  Нет,  я  вернусь
домой только долгой дорогой вместе с мастером Фродо или не вернусь  домой.
Если то, что я видел, окажется правдой, кому-то будет очень горячо!
     - Хотите посмотреть, Фродо? - спросила госпожа Галадриэль. - Вы  ведь
не хотели бы видеть эльфийское волшебство и были удовлетворены.
     - Вы советуете мне посмотреть? - спросил Фродо.
     - Нет, - ответила она. - Я  вообще  не  даю  вам  совета.  Вы  можете
увидеть что-нибудь: и плохое,  и  хорошее,  и  увиденное  может  оказаться
полезным для вас, а может -  и  нет.  Смотреть  -  одновременно  хорошо  и
опасно. Но я думаю, Фродо, что у вас хватит храбрости и мужества, иначе  я
не привела бы вас сюда. Поступайте, как хотите.
     - Я посмотрю, - сказал Фродо. Он взобрался на пьедестал и  наклонился
над темной водой. Немедленно зеркало прояснилось, и он  увидел  сумеречную
землю. На фоне бедного неба в отдалении возвышались  горы.  Длинная  серая
дорога уходила из поля зрения. Вдали на  ней  показалась  фигура,  вначале
слабо видимая и маленькая, она медленно  приближалась  и  становилась  все
больше  и  четче.  Неожиданно  Фродо  понял,  что  фигура  напоминает  ему
Гэндальфа. Он чуть не позвал мага громко по  имени,  но  тут  увидел,  что
фигура одета не в серое, а в белое, в руке у нее был белый  посох.  Голова
была наклонена, так что Фродо не мог разглядеть лица, вот фигура  миновала
поворот дороги и ушла из поля зрения зеркала. Фродо сомневался:  видел  ли
он Гэндальфа в одном из его прошлых путешествий или это был Саруман.
     Картина изменилась. На короткий  миг,  но  очень  ясно  он  разглядел
Бильбо,  без  отдыха  ходившего  по  своей  комнате.   Стол   был   покрыт
беспорядочными грудами бумаг, за окном шумел дождь.
     Последовала пауза, и затем картины стали быстро сменять  друг  друга.
Фродо каким-то образом знал, что это части большой истории, в  которой  он
принимает участие... Туман разошелся, и он увидел картину, которой никогда
не видел раньше, но это море.  Опустилась  тьма.  Море  вскипело  яростным
штормом. Потом он снова увидел солнце,  кроваво-красным  пятном  светившее
сквозь разрыв в  облаках,  увидел  черные  очертания  большого  корабля  с
изорванными парусами, плывущего на запад. Затем -  широкая  река,  текущая
через многонаселенный город. Снова корабль с черными парусами, но на  этот
раз было утро, и  вода  светилась,  а  на  знаменах  корабля  под  солнцем
сверкала эмблема - белое дерево. Поднялся дым и  пыль  огромной  битвы,  и
вновь солнце потонуло в кроваво-красной мгле, и в этой мгле  вдаль  уходил
маленький  корабль,  мерцая  огнями.  Все  исчезло.   Фродо   вздохнул   и
приготовился отойти.
     Но неожиданно зеркало снова  потемнело,  как  будто  превратившись  в
темную глубинную дыру, и Фродо смотрел в пустоту. В темной пропасти возник
единственный глаз. Он медленно увеличивался, пока не  заполнил  собой  все
зеркало. Он был так ужасен, что Фродо прирос  к  месту,  не  способный  ни
крикнуть, ни отвести взгляда. Глаз был обрамлен огнем, но сам был  желтый,
как  у  кошки,  внимательный  и  пронзительный,  и  черный  зрачок  в  нем
открывался как пропасть, как окно в ничто.
     Но  вот  взгляд  глаза  начал  блуждать,  ища  чего-то.  И  Фродо   с
уверенностью и ужасом осознал, что глаз ищет именно его. Но он также знал,
что сейчас глаз не может его увидеть, пока не может.  Кольцо,  висевшее  у
него на груди на цепи, потяжелело и стало тяжелее большого  камня,  голову
Фродо потянуло  вниз.  Казалось,  зеркало  стало  горячим  и  облака  пара
поднялись с поверхности воды. Фродо пошатнулся.
     - Не касайтесь воды! - быстро  сказала  госпожа  Галадриэль.  Видение
померкло, и Фродо увидел отражение звезд в серебряном  бассейне.  Шатаясь,
он отступил и взглянул на госпожу.
     - Я знаю, что вы видели последним, - заметила она. -  Я  тоже  видела
это. Но не бойтесь! И не думайте, что Лотлориен защищена от  врага  только
пением среди деревьев и слабыми  стрелами  эльфийских  луков.  Скажу  вам,
Фродо, что даже говоря с вами, я ощущаю врага, Повелителя Тьмы, я знаю все
его мысли и замыслы, касающиеся эльфов. А он тоже стремится увидеть меня и
мои мысли. Но дверь до сих пор была закрыта!
     Она подняла свои белые  руки  и  жестом  отказа  протянула  ладони  к
востоку. Эрендил, вечерняя звезда, наиболее любимая эльфами, ярко  сверкал
в небе. Свет его был так ярок, что фигура эльфийской  госпожи  отбрасывала
на землю тусклую тень. Лучи звезды  отразились  в  кольце  на  ее  пальце,
кольцо сверкало, как полированное золото,  выложенное  серебром,  и  белый
камень в нем мерцал, как вечерняя звезда, присевшая  отдохнуть  на  ладони
госпожи.  Фродо  с  благоговением  смотрел  на  кольцо:   ему   неожиданно
показалось, что он понял.
     - Да, - сказал она, отвечая  его  мыслям,  -  об  этом  не  позволено
говорить, и даже Элронд не  сказал  об  этом.  Но  его  нельзя  скрыть  от
хранителя Кольца, от видящих глаз. Сила Лориена в кольце,  одном  из  трех
колец, что носит на пальце Галадриэль. А это Нэин, кольцо с алмазом,  и  я
его хранительница.
     Он подозревает об этом, но точно не знает - пока не знает. Теперь  вы
видите, что вы пришли к нам вестником  самой  судьбы.  Если  вы  потерпите
поражение, мы все попадем под власть врага. Но если вы победите,  если  вы
уничтожите Кольцо,  наша  власть  исчезнет,  Лотлориен  опустеет,  и  путы
времени  сомкнутся  над  нами.  Мы  должны  будем  уплыть  на  запад   или
превратимся в пугливый народ ущелий и пещер, будем забыты  и  забудем  все
сами.
     Фродо склонил голову.
     - Чего же вы хотите? - спросил он.
     - Пусть будет то, что должно быть, - ответила она. - Любовь эльфов  к
их земле глубже глубины моря, их печаль бессмертна и ее  невозможно  будет
утешить. Но они скорее бросят все, чем подчинятся Саурону: они  знают  его
теперь. Но вы не отвечаете за  судьбу  Лотлориена,  только  за  выполнение
собственной задачи. Но я хотела бы, хоть это и  невозможно,  чтобы  Кольцо
никогда не было изготовлено или чтобы оно так и не было бы найдено.
     - Вы мудры, бесстрашны и  прекрасны,  госпожа  Галадриэль,  -  сказал
Фродо. - Я отдал бы вам Кольцо, если бы вы захотели этого.  Для  меня  это
слишком тяжелая ноша.
     Галадриэль неожиданно рассмеялась чистым смехом.
     - Может, госпожа Галадриэль и мудра, -  сказала  она,  -  однако  она
встретила достойного партнера в вежливости. Вы очень вежливо отомстили  за
мою попытку испытать ваше  сердце  при  нашей  первой  встрече.  Не  стану
отрицать, что сердце мое страстно жаждет то, что  вы  предлагаете.  Долгие
годы я размышляла, что сделала бы я, если бы Великое  Кольцо  оказалось  у
меня в руках, и смотрите! Оно уже здесь. Зло родилось давно и существует -
живет Саурон или нет, разве не было бы это злом, если бы  я  взяла  кольцо
силой или страхом у моего гостя?
     И вот оно пришло. Вы готовы добровольно отдать мне Кольцо!  На  месте
Повелителя Тьмы вы посадите королеву. И я не буду темна, я буду  прекрасна
и ужасна, как утро и ночь! Прекрасна, как море и как солнце, и как снег  в
горах! Ужасна, как буря и как молния! Я буду крепче, чем  основание  мира!
Все будут любить меня и отчаиваться!
     Она подняла руки, и от ее кольца сверкнул яркий свет, осветивший ее и
оставивший все окружающее во тьме.  Она  стояла  перед  Фродо  и  казалась
удивительно высокой, прекрасной, ужасной  и  внушающей  почтение  к  себе.
Потом рука ее опустилась и свет погас, а она неожиданно  рассмеялась  -  и
вот, она уменьшилась, стала обычной эльфийской женщиной, одетой в  простую
белую одежду, чей прекрасный голос был мягок и печален.
     - Я выдержала испытание, - сказала она. - Я уйду на запад и  останусь
Галадриэлью.
     Они долго стояли молча. Наконец госпожа снова заговорила.
     - Вернемся, - сказала она. - Утром вы должны уйти: мы сделали  выбор,
и узы судьбы нерасторжимы.
     - Перед уходом я хочу задать один вопрос, - сказал  Фродо.  -  Я  все
время хотел спросить об этом Гэндальфа в Раздоле... Мне позволено  хранить
одно кольцо, но почему я не могу видеть остальные кольца и знать мысли  их
хранителей?
     - А вы и не пытались, - ответила она. - И лишь трижды вы надевали  на
палец Кольцо с тех пор, как узнали о  его  власти.  И  не  пытайтесь!  Это
уничтожит вас. Разве Гэндальф не говорил вам, что  Кольцо  дает  власть  в
соответствии  с  возможностями  каждого  своего  обладателя.  Прежде   чем
использовать эту власть, вы должны стать гораздо сильнее и взрастить  свою
волю, подчиняя себе волю других. Но даже просто так, как хранитель Кольца,
как тот, кто носил его на пальце, вы обладаете теперь более острым взором.
Вы проникли в мои мысли легче и глубже, чем многие, считавшиеся мудрецами.
Вы видели глаз того, кто владеет семью и девятью. И разве вы не увидели  и
не узнали кольцо на моем пальце?.. А вы видите мое кольцо? - спросила она,
обращаясь к Сэму.
     - Нет, госпожа, - ответил тот. - По правде говоря, я удивляюсь, о чем
это вы говорите. Мне показалось, что я вижу звезду у  вас  на  пальце.  Но
если вы спросите меня, я скажу, что мой хозяин прав. Я хотел бы, чтобы  вы
взяли его кольцо. Вы правильно используете его.  Вы  остановите  тех,  кто
перекапывает  Исторбинку  и  изгоняет  старика.  Вы   заставите   кое-кого
заплакать за эту грязную работу.
     - Я сделала бы это, - сказала она. - Я бы с этого  начала.  Но,  увы!
Этим бы не кончила. Не будем больше говорить об этом.

                           8. ПРОЩАНИЕ С ЛОРИЕНОМ

     Вечером товарищество вновь пригласили в зал Келеборна, и господин,  и
госпожа сказали путникам множество добрых слов. Наконец Келеборн заговорил
об отправлении.
     - Настало время, - сказал он, - когда те, кто хочет продолжить поиск,
должны укрепить свои сердца и покинуть эту землю. Те же, кто не хочет идти
дальше, могут на некоторое время остаться  здесь.  Но  останутся  они  или
пойдут, никто не может быть уверен в мире. Судьба  наша  близка.  Те,  кто
останется, могут вместе  с  нами  ждать  ее  прихода.  Или  же  они  могут
вернуться к себе домой.
     Наступило молчание.
     - Они все решили идти дальше, - сказала Галадриэль, глядя им в глаза.
     - Что касается меня, - сказал Боромир, - мой дом лежит впереди, а  не
позади.
     - Это верно, - подтвердил Келеборн, - но разве все товарищество  идет
с вами в Минас Тирит!
     - Мы еще не обсуждали наш путь, - заметил Арагорн. - Я не  знаю,  что
собирался делать Гэндальф после  Лотлориена.  Думаю,  и  у  него  не  было
ясности в этом деле.
     - Может быть, и нет, - сказал Келеборн, - но когда  вы  покинете  эту
землю, вы уже не сможете забыть о великой реке. Как хорошо знают некоторые
из вас, ее нельзя пересечь с грузом между Лориеном и Гондором иначе, как в
лодках. И разве все мосты Осгилиата не  разбиты,  а  гавани  не  захвачены
врагом?
     По какой стороне вы пойдете?  Путь  в  Минас  Тирит  лежит  по  этому
берегу, по западному, но прямая дорога поиска проходит по мрачному  берегу
к востоку от реки. Какой берег вы выберете?
     - Если прислушаетесь к моему совету, то нужно выбрать западный  берег
и путь в Минас Тирит, - ответил Боромир. - Но я не предводитель отряда...
     Остальные ничего не  ответили,  а  Арагорн  выглядел  колеблющимся  и
обеспокоенным.
     - Я вижу, вы не знаете, что вам делать, - сказал Келеборн. -  Не  мне
выбирать за вас. Но у вас есть такие, кто  умеет  управляться  с  лодками:
Леголас, чей народ  знает  быструю  лесную  реку,  Боромир  из  Гондора  и
путешественник Арагорн.
     - И один хоббит! - воскликнул Мерри. - Не все из нас глядят на лодки,
как на диких кобылиц. Мой народ живет по берегам Брендивайна.
     - Это хорошо, - сказал Келеборн. - Я снаряжу ваш отряд  лодками.  Они
должны быть небольшими и легкими, потому что  если  вы  собираетесь  плыть
далеко, в нескольких местах вам придется нести их. Вы минуете пороги  Сарн
Гебир, а может, доберетесь и до  великого  водопада  Раурос,  где  река  с
громом падает с Нен Нитоель. Будут и другие опасные места.  Лодки  сделают
ваше путешествие хоть немного менее трудным. Но они не дадут вам совета: в
конце концов вы должны будете оставить их и реку и повернуть  на  запад  -
или на восток.
     Арагорн  много   раз   поблагодарил   Келеборна.   Подаренные   лодки
удовлетворяли его и потому, что отложили выбор пути  по  крайней  мере  на
несколько дней. Остальные тоже приободрились. Какие бы опасности ни  ждали
их впереди, казалось лучшим плыть вниз по течению Андуина, чем брести  ему
навстречу с согнутыми спинами. Только Сэм сомневался: он во всяком  случае
считал лодки  не  менее  опасными,  чем  диких  кобылиц,  или  даже  более
опасными, и пережитые опасности не заставили его думать о них лучше.
     - Все для вас будет готово и  будет  ждать  вас  в  гавани  завтра  в
полдень, - сказал  Келеборн.  -  Я  пришлю  вам  утром  помощников,  чтобы
подготовиться к путешествию. Теперь мы все  желаем  вам  приятной  ночи  и
спокойного сна.
     - Доброй ночи, мои друзья! - сказала Галадриэль. - Спите в  мире!  Не
беспокойте свои сердца мыслями о предстоящей дороге. Может, тропа, которую
вам предстоит пройти, уже лежит под вашими ногами, хотя вы ее и не видите.
Доброй ночи!
     Путники вернулись в свой павильон. Леголас пошел  с  ними:  это  была
последняя их ночь в Лотлориене, и, несмотря на пожелание  Галадриэль,  они
хотели посовещаться.
     Долгое время они обсуждали, что им делать и как лучше выполнить  свою
задачу, касающуюся кольца, но ни к какому решению не  пришли.  Было  ясно,
что большинство хотело вначале идти в Минас  Тирит  и  хотя  бы  на  время
избавиться от ужаса врага. Они пошли бы за предводителем через  реку  и  в
тень Мордора, но Фродо не сказал ни слова, а Арагорн все  не  мог  принять
решения.
     Его собственный план, пока с ними оставался  Гэндальф,  заключался  в
том, чтобы отправиться с Боромиром и помочь мечем освобождению Гондора. Он
верил, что весть пришедшая Боромиру во сне, была  вызовом  и  что  наконец
потомок Элендила может вступить с Сауроном в схватку за господство...
     Но в Мории ноша Гэндальфа была возложена на него, и он знал,  что  не
сможет оставить кольцо,  если  Фродо  в  конце  концов  откажется  идти  с
Боромиром. Но какую помощь он или любой другой  член  товарищества  сможет
оказать Фродо? Только идти с ним рядом во тьму?
     - Я пойду в Минас Тирит один, если понадобится, ибо это мой  долг,  -
сказал Боромир, после этого он долго молчал, не сводя глаз с Фродо, как бы
стараясь прочесть мысли невысоклика. Наконец он  снова  заговорил,  мягко,
как бы рассуждая с самим собой. - Если вы только хотите уничтожить Кольцо,
- сказал он, - тогда мало пользы в войне или оружии, и люди  Минас  Тирита
не смогут помочь. Но если вы хотите уничтожить вооруженную мощь Повелителя
Тьмы, тогда глупо идти с оружием в его владения и безрассудно бросить... -
Он внезапно замолчал, как будто поняв, что произносит свои мысли вслух.  -
Безрассудно рисковать жизнями, я имею в виду, - закончил он. -  Это  выбор
между обороной в укрепленном месте и походом прямо в  объятия  смерти.  По
крайней мере, так мне кажется.
     Фродо уловил что-то новое и страшное во взгляде Боромира и пристально
взглянул  на  него...  Очевидно,  мысли   Боромира   отличались   от   его
заключительных слов.  Безрассудство  бросить...  Что?  Кольцо  власти?  Он
сказал нечто подобное на Совете, но потом принял поправку  Элронда.  Фродо
посмотрел на Арагорна, но тот был глубоко погружен в собственные мысли  и,
казалось, не заметил слов Боромира. Так и кончился спор.  Мерри  и  Пиппин
уже уснули. Сэм клевал носом. Было уже поздно.
     Утром, когда они начали паковать свои пожитки, к  ним  пришли  эльфы,
владеющие их языком, и принесли в подарок много еды и одежды. Еда  была  в
основном в виде очень тонких лепешек, снизу  коричневых,  а  сверху  цвета
крема. Гимли взял одну лепешку и с сомнением посмотрел на нее.
     - Хлеб, - тихонько сказал он, обломив хрупкий кусочек и  пробуя  его.
Выражение его лица быстро  изменилось,  и  он  с  удовольствием  съел  всю
лепешку.
     - Не больше! Не больше! - со  смехом  воскликнул  эльф.  -  Вы  съели
достаточно для дневного перехода.
     - Я думал, это что-то вроде  хлеба,  который  люди  Дейла  пекут  для
путешествий в диких местах, - пояснил гном.
     - Так и есть, - согласился эльф. - Но  мы  называем  его  лембас  или
путевой хлеб, он подкрепляет лучше, чем любая пища  людей,  и  он  гораздо
вкуснее.
     - Верно, - сказал Гимли. - Он вкуснее медовых  тортов  беорнингов,  а
это очень высокая похвала: никто лучше беорнингов не печет тортов, но  они
не очень охотно угощают своими тортами путешественников  в  наши  дни.  Вы
гостеприимные хозяева!
     - И все же мы просим вас беречь эту еду, -  сказали  эльфы.  -  Ешьте
понемногу и только когда захотите. Эти лепешки будут  служить  вам,  когда
все остальное кончится. Они много дней  сохраняют  свежесть,  если  их  не
ломать и держать завернутыми в  листья,  как  мы  их  вам  принесли.  Одна
лепешка может дать силы для  дневной  работы,  и  даже  если  это  высокий
человек из Минас Тирита.
     Затем эльфы раздали всем путникам принесенную ими одежду. Каждому они
дали плащ с  капюшоном,  сшитый  по  размеру  из  легкой  и  теплой  пряжи
Галадриэли. Трудно было определить цвет плащей: под деревьями они казались
серыми, как сумерки, но когда они двигались или попадали под луч света, то
становились зелеными, как листья в тени, или коричневыми, как хлебное поле
ночью, или темно-серебряными,  как  вода  при  свете  звезд.  Каждый  плащ
укреплялся на шее брошью в виде листа, зеленого, выложенного серебром.
     - Это волшебные плащи? - спросил Пиппин, удивленно глядя на них.
     - Не знаю, что вы имеете в виду, - ответил предводитель эльфов. - Это
отличная одежда, и сделана она из хорошей шерсти. Это  обычная  эльфийская
одежда, если вы это имеете в виду. Лист и ветвь, вода и  камень  -  у  них
цвет этих прекрасных вещей в Лориене, который мы так любим, мы  вкладываем
мысли о том, что любим, в то, что делаем. Это одежда, а не латы, и она  не
отразит меч или стрелу. Но она будет хорошо служить вам: ее легко  носить,
она в холод согреет вас, а в жару в ней прохладно. И она  спрячет  вас  от
вражеского глаза, когда  вы  идете  среди  камней  или  деревьев.  Госпожа
действительно любит вас! Она сама со своими девушками спряла эту  пряжу...
И никогда раньше не давали мы чужестранцам нашу одежду.
     После завтрака товарищество распрощалось с  лужайкой  у  фонтана.  На
сердце у них было тяжело: это прекрасное место стало им вторым домом, хотя
они и не могли сказать, сколько дней и ночей провели они здесь. Когда  они
стояли, глядя на белую воду в солнечном свете, к ним подошел Халдир. Фродо
с радостью приветствовал его.
     - Я вернулся с северной границы, - сказал  эльф,  -  и  теперь  вновь
назначен вашим проводником. Долина Димрилл  полна  облаков  дыма,  а  горы
беспокойны. В глубине же земли слышен  гром.  Если  кто-то  из  вас  думал
вернуться на север, домой, вы  больше  не  сможете  идти  этим  путем.  Но
идемте! На юг лежит теперь ваша дорога.
     Когда они шли через Карас Галадон, зеленые тропы  были  пусты,  но  в
деревьях над ними были слышны голоса и пение. Сами они шли молча.  Наконец
Халдир привел их на южный склон холма к белому мосту: они  перешли  его  и
покинули город эльфов. Затем они свернули с  мощеной  дороги  и  пошли  по
тропе, которая вела вглубь деревьев  меллорн,  на  юго-восток,  к  берегам
реки.
     К полудню они прошли около десяти миль и оказались на высоком зеленом
холме. Выйдя на поляну, они неожиданно увидели себя на  краю  леса.  Перед
ними лежала  длинная  лужайка  со  сверкающей  травой,  усеянная  золотыми
э_л_а_н_о_р_а_м_и. Лужайка узким языком тянулась  между  яркими  полосами:
справа и к западу сверкала Сильверлоуд, слева  и  к  востоку  катила  свои
широкие воды великая река, темная и глубокая. На дальнем  берегу  лесистая
местность тянулась на юг, сколько хватало глаз, но  берег  был  мрачным  и
обнаженным. Ни один меллорн не поднимал своей золотой кроны  за  границами
Лориена.
     На берегу Сильверлоуд, на некотором расстоянии от места встречи  двух
рек, был устроен причал из белого камня. У него стояло много лодок и барж.
Некоторые  были  ярко  раскрашены  и  сверкали  золотом  и  серебром,   но
большинство были белыми или серыми. Для путешественников  подготовили  три
маленькие серые лодки, в них эльфы сложили их багаж. К тому  же  в  каждую
лодку положили по три мотка веревки, тонкой, но очень прочной, шелковистой
на ощупь и серой, как плащи эльфов.
     - Что это? - спросил Сэм, поднимая один моток, лежавший на берегу.
     -  Конечно,  веревка,  -  ответил  эльф  в  лодке.   -   Никогда   не
путешествуйте без веревки! А эта длинная, прочная и легкая. Она может быть
полезной во многих случаях.
     - Можете не говорить мне этого! - сказал Сэм. - Я пришел без веревки,
и это меня очень беспокоило. Я кое-что знаю  об  изготовлении  веревок,  и
меня интересует, из чего она сделана.
     - Она сделана из _х_и_т_л_е_й_н_а, - объяснил эльф, - но  сейчас  нет
времени рассказывать вам, как  ее  делать.  Если  бы  мы  знали,  что  вас
интересует это искусство, мы научили бы вас. А теперь увы! Если только  вы
не вернетесь к  нам  позже,  вам  просто  придется  удовлетвориться  нашим
подарком. Пусть он хорошо послужит вам!
     - Пора! - сказал Халдир. - Все готово. Садитесь в лодки!  Но  вначале
соблюдайте осторожность.
     - Побереги слова, - сказал другой эльф. - Эти лодки легки,  прочны  и
устойчивы, не то что лодки других народов. Они не  утонут,  даже  если  их
нагрузить до краев. Но ими нужно уметь управлять. Будет разумно,  если  вы
вначале попробуете  управляться  с  ними  здесь,  у  причала,  раньше  чем
попадете в течение.
     Отряд разместился так: Арагорн,  Фродо  и  Сэм  сели  в  одну  лодку,
Боромир, Мерри и Пиппин - в  другую,  в  третьей  были  Леголас  и  Гимли,
которые сдружились друг с другом. В  этой  последней  лодке  было  сложено
большинство груза. Лодки двигались при помощи коротких  весел  с  широкими
лопастями в форме листьев. Когда все было готово, Арагорн повел  их  вверх
по течению Сильверлоуд. Течение был быстрое, и они передвигались медленно.
Сэм сидел в лодке, ухватившись за борта и печально глядя на берег. Солнце,
отражаясь в воде, слепило ему глаза. Когда  они  проплывали  мимо  зеленых
полей косы, деревья спустились до самой воды. Тут  и  там  падали  золотые
листья и плыли по пенистой воде. Воздух был чист  и  спокоен,  было  тихо,
только высоко в небе пели жаворонки.
     Река повернула, и тут они увидели большого лебедя, гордо плывшего  им
навстречу. Вода пенилась по  обе  стороны  его  изогнутой  шеи.  Клюв  его
сверкал, как расплавленное золото, а глаза горели, как драгоценные  камни,
большие  белые  крылья  были  полуприподняты.  Когда  он  подплыл   ближе,
послышалась  музыка.  Неожиданно  они  увидели,  что  это  -  корабль,   с
эльфийским искусством построенный в форме  лебедя.  Два  эльфа,  одетые  в
белое, сидели за черными веслами. В корабле сидел Келеборн,  рядом  с  ним
стояла Галадриэль, высокая и белая, венок из  золотых  цветов  был  на  ее
волосах, в руках она держала арфу и пела. Печально и мягко звучал ее голос
в холодном ясном воздухе.

                   Я пела о листьях, о листьях из золота,
                   И листья из золота выросли там,
                   Я пела о ветре, и ветер пришел туда
                   И нежно прошелся по тонким ветвям.

                   И ночью и днем в море волны бежали,
                   И пена вскипала на бурных валах,
                   А под Илмарилом росло без печали
                   То дерево с желтой листвой на ветвях.

                   О, как в Эльдамаре те листья сверкали
                   Когда над землей проплывал лунный свет
                   Исчез Тирион, и те листья пропали,
                   И только слезинки блестят при луне.

                   О Лориен! Зимы твои недалеки,
                   И близок тот голый безлиственный день
                   Когда унесут голубые потоки
                   Последние листья - и скроет их тень.

                   О Лориен! Время тебе не подвластно,
                   Но все же я долго здесь прожила,
                   Увял эланор на поляне прекрасной,
                   Хотя я весну в своей песне звала.

                   Сейчас моя песня корабль призывает,
                   Хочу я обратно по морю уплыть.
                   Но бурное море меня не пускает.
                   Надежда погибла, и счастью не быть.

     Арагорн остановил лодку, когда корабль-лебедь подплыл ближе.  Госпожа
кончила песню и приветствовала путников.
     - Мы пришли попрощаться с вами, -  сказала  она,  -  и  передать  вам
благословение нашей земли.
     - Хотя вы были нашими гостями, - сказал Келеборн, - вы еще не  ели  с
нами, и мы вас приглашаем на прощальный пир, здесь, у текущих вод, которые
унесут вас далеко от Лориена.
     Лебедь медленно подплыл к причалу,  и  они  повернули  свои  лодки  и
последовали за ним. Здесь, на самом конце Эгладила, на зеленой траве,  был
устроен прощальный пир, но Фродо ел и пил мало,  впитывая  только  красоту
госпожи и ее голос. Она больше не казалась пугающей, но была полна скрытой
силы. И она казалась ему такой, какой позже изредка  люди  видели  эльфов:
присутствующей здесь, но как бы отдаленной, живым видением того, что давно
унесено течением времени.
     После того как они поели, сидя на траве Келеборн снова  заговорил  об
их путешествии. Подняв руку, он указал на юг, на леса за косой.
     - Спустившись по течению, - сказал он, - вы обнаружите,  что  деревья
редеют, и вскоре окажетесь в голой безлесой местности... Там река течет  в
каменных берегах посреди высоких пустошей, заросших вереском, пока наконец
после многих лиг она приходит  к  высокому  острову  Тиндрок,  который  мы
называем Тол Брандир. Здесь  она  охватывает  своими  рукавами  каменистые
берега острова и с большим шумом падает водопадом Раурос вниз, в Ниндальф,
Ветванг, как  вы  называете  его,  на  своем  языке.  Это  обширный  район
медлительных проток, где течение становится извилистым и делится на  много
рукавов. Здесь в реку множеством устьев впадает Чистолесица из Фэнгорна  с
запада. У этого места по правую  сторону  великой  реки  лежит  Рохан.  На
дальнем берегу мрачные холмы Эмин Нуила. Ветер дует здесь  с  востока  над
мертвыми болотами  и  землями  Номан  к  Кирит_Горгор,  к  черным  воротам
Мордора.
     Боромир и те, кто захочет с ним идти  в  Минас  Тирит,  должны  будут
оставить великую реку у Рауроса и  пересечь  Чистолесицу  раньше,  чем  он
достигнет болот. Но они не должны идти пешком слишком далеко  по  течению,
не рискуя застрять в лесу Фэнгорн... Это странная земля  и  сейчас  о  ней
мало известно. Но Боромир  и  Арагорн,  несомненно  не  нуждаются  в  этом
предупреждении.
     - Действительно, мы в Минас  Тирите  слышали  о  Фэнгорне,  -  сказал
Боромир. - Но то, что я слышал, казалось мне  большей  частью  бабушкиными
сказками, какие мы рассказываем детям. Все, что лежит к северу от  Рохана,
теперь так далеко от нас, что фантазия  может  свободно  блуждать  там.  В
старину Фэнгорн лежал на границах нашего королевства, но теперь прошло уже
много  поколений  с  тех  пор,  как  кто-то  из  нас  навещал  его,  чтобы
опровергнуть или подтвердить легенды, дошедшие до нас из отдаленных лет.
     Я сам несколько раз бывал в Рохане, но никогда не уходил к северу  от
него. Когда я был послан в качестве вестника,  я  прошел  через  проход  у
отрогов  Белых  гор  и  пересек  Изен  и  Грейфлуд  на  севере.  Долгое  и
утомительное путешествие. Думаю, я прошел четыреста лиг, и  это  заняло  у
меня несколько месяцев: я потерял лошадь в  Тарбаде,  переправляясь  через
Грейфлуд. После этого путешествия и пути,  который  я  проделал  вместе  с
товариществом, я не сомневаюсь, что найду путь  и  через  Рохан,  и  через
Фэнгорн, если потребуется.
     - Тогда я не должен больше говорить,  -  сказал  Келеборн.  -  Но  не
пренебрегайте сказаниями, дошедшими  к  нам  из  отдаленных  годов,  часто
случается, что в бабушкиных сказках есть то, что нужно знать мудрецам.
     Теперь с травы поднялась Галадриэль и, взяв у одной из своих  девушек
чашку, она наполнила ее белым медом, дала Келеборну.
     - Время выпить прощальную  чашу,  -  сказала  она.  -  Пей,  господин
Галадрима! Пусть ваше сердце не печалится, хотя ночь следует  за  днем,  а
наш вечер близок.
     Потом она поднесла каждому путнику чашу и попрощалась. Но  когда  они
выпили, она велела снова им сесть на  траву,  для  нее  и  Келеборна  были
поставлены стулья. Девушки молча стояли  за  ней,  пока  она  смотрела  на
гостей. Наконец она снова заговорила.
     - Мы выпили прощальную чашу, - сказала  она,  -  и  тень  расставания
легла меж нами. Но прежде чем  вы  уйдете,  я  дам  вам  подарки,  которые
господин и госпожа Галадрима предлагают вам в память о Лотлориене.
     И она назвала всех по очереди.
     - Вот дар Келеборна и Галадриэль предводителю товарищества, - сказала
она Арагорну и дала ему ножны, сделанные в соответствии с  его  мечом.  На
них были изображения цветов и листьев из серебра и золота,  а  в  середине
жемчугом было выложено эльфийскими рунами название  Андрил  и  родословная
этого меча.
     - Лезвие в этих ножнах не будет сломано даже в поражении,  -  сказала
она. - Но не нужно ли вам еще чего-нибудь от  меня?  Меж  нами  опускается
тьма, и, может быть, мы не встретимся больше, разве что на дороге,  откуда
нет возвращения.
     И Арагорн ответил:
     - Госпожа, вы знаете все мои желания,  и  вы  знаете  о  единственном
сокровище, которое я ищу. Но не в вашей власти дать мне его, даже если  бы
вы захотели, и только через Тьму смогу я пройти к нему.
     - Но, может, это облегчит ваше сердце, - сказала  Галадриэль,  -  ибо
это я могу дать вам, поскольку вы проходите через нашу землю. - Она  взяла
большой зеленый камень,  вделанный  в  серебряную  брошь  в  виде  орла  с
распростертыми крыльями, когда она держала брошь, жемчужина сверкнула, как
солнце в листве. - Этот камень дала своей дочери Келебриан, а та -  своей,
теперь он переходит к вам как символ надежды. И в этот  час  примите  имя,
предсказанное для вас, Элессар - Эльфийский Камень дома Элендила.
     Арагорн взял камень и приколол брошь к груди, и те,  кто  видел  его,
удивились. Они не замечали раньше, как он высок и какой у него королевский
вид: казалось, многие годы труда и усталости спали с его плеч.
     - За подарки, сделанные мне, благодарю вас, - сказал он. - О  госпожа
Лориена, от кого происходят  Келебриан  и  Арвен  Вечерняя  Звезда.  Какую
большую хвалу я могу воздать?
     Госпожа склонила свою голову. Потом повернулась к Боромиру.  Ему  она
дала золотой пояс, Мерри и Пиппину она подарила серебряные пояса, каждый с
пряжкой в виде золотого  цветка.  Леголасу  она  дала  лук,  такой,  какой
используют в Галадриме, длиннее и больше, чем луки Чернолесья,  с  крепкой
тетивой из волос эльфов. К нему был и колчан со стрелами.
     - Для вас, маленький садовод и любитель деревьев, - сказала она Сэму,
- у меня лишь скромный  подарок.  -  Она  вложила  ему  в  руки  маленькую
шкатулку  из  гладкого  серого  дерева,  без   всяких   украшений,   кроме
единственной серебряной руны на крышке.  -  Здесь  вырезана  буква  "г"  -
первая буква имени Галадриэль, а также первая буква слова "сад"  на  вашем
языке. В ящике земля из моего сада и все благословения, которые может дать
Галадриэль. Мой подарок  не  поддержит  вас  в  дороге  и  не  защитит  от
опасности, но если вы сохраните его и вновь увидите свой дом, тогда,  быть
может, он вознаградит вас. Пусть все будет уничтожено и пустынно, но  мало
найдется в Средиземье таких цветущих садов, какой будет  у  вас,  если  вы
бросите на него эту землю. Тогда вы, может быть,  вспомните  Галадриэль  и
Лориен, который вы видели только зимой. Ибо наши весна и лето прошли, и их
уже не увидишь на земле, разве только в памяти.
     Сэм покраснел до ушей и пробормотал что-то неразборчивое, сжал ящичек
руками и поклонился.
     -  А  какой  подарок  хочет  получить  от  эльфов  гном?  -  спросила
Галадриэль, поворачиваясь к Гимли.
     - Никакой, госпожа, - ответил  Гимли.  -  Для  меня  достаточно  было
видеть госпожу Галадрима и слышать ее прекрасный голос.
     - Слушайте, эльфы! - воскликнула Галадриэль. - Пусть никто больше  не
говорит, что гномы корыстолюбивы и невоспитаны! Но,  конечно,  Гимли,  сын
Глоина, и вы хотите, чтобы я вам что-нибудь дала. Назовите, прошу вас!  Ни
один гость не должен остаться без подарка.
     - Ничего, госпожа  Галадриэль,  -  сказал  Гимли,  кланяясь  низко  и
заикаясь. - Ничего, разве только... Если мне позволено будет сказать...  Я
прошу прядь ваших волос, которые  превосходят  золото  земли,  как  звезды
превосходят подземные драгоценности. Я не стал бы просить такой подарок...
Но вы сами захотели узнать мое желание.
     Эльфы зашевелились и зашушукались  в  изумлении,  Келеборн  удивленно
взглянул на гнома, но госпожа улыбнулась.
     - Говорят, искусство гномов в их руках, а не в языке, - сказала  она,
- но это не правильно в отношении Гимли. Никто еще не высказывал мне такой
смелой и в то же время такой вежливой просьбы. И как я могу отказать, если
я сама приказала ему говорить. Но скажите, что вы  будете  делать  с  моим
подарком?
     - Беречь, как сокровище, госпожа, - ответил тот, - в память  о  ваших
словах, сказанных мне при первой встрече. И если я когда-нибудь вернусь  к
кузнецам моей родины, я помещу ваш подарок в горный хрусталь, и он  станет
наследием моего дома, залогом доброй воли между горами и  лесом  до  конца
дней.
     Госпожа распустила длинную прядь, отрезала золотые волосы и  положила
их в ладонь Гимли.
     - Пусть слова мои пойдут вместе с подарком, - сказала  она.  -  Я  не
предсказываю, потому что любые предсказания теперь напрасны: на одной руке
лежит Тьма, на другой - только надежда. Но если надежда не обманет,  то  я
скажу вам, Гимли, сын Глоина, пусть ваши  руки  будут  полны  золотом,  но
золото не будет иметь над вами власти.
     - А вы, хранитель Кольца, - сказала она, поворачиваясь к Фродо.  -  Я
обращаюсь к вам последнему, хотя вы занимаете не последнее  место  в  моих
мыслях.  Для  вас  я  приготовила  это.  -  Она  протянула  ему  небольшой
хрустальный сосуд. Когда она повернула его, из сосуда брызнули лучи белого
света. - В этом сосуде, - сказала она, -  заключен  свет  звезды  Эрендил,
отраженный в воде моего фонтана. Когда вокруг вас сомкнется ночь, он будет
светить по-прежнему. Он осветит ваш путь во тьму, когда все остальные огни
погаснут. Вспоминайте Галадриэль и ее зеркало.
     Фродо взял сосуд и на мгновение в его свете увидел ее,  стоящую,  как
королева, великую и прекрасную, но более не ужасную. Он поклонился, но  не
нашел слов для ответа.
     Теперь госпожа встала,  и  Келеборн  отвел  всех  на  причал.  Желтый
полдень лежал на зеленой земле косы, а вода сверкала серебром. Наконец все
было готово. Путники разместились в лодках, как раньше.  Выкрикивая  слова
прощания, эльфы Лориена длинными шестами столкнули лодки в  течение,  вода
подхватила их и понесла. Путешественники сидели неподвижно и  молчали.  На
зеленом берегу у самого конца косы  одиноко  и  молчаливо  стояла  госпожа
Галадриэль. А когда они проплывали мимо, то повернули головы  и  смотрели,
как она медленно удалялась от них. Им казалось: Лориен уплывает вдаль, как
яркий корабль, оснащенный мачтами-деревьями, плывущий к забытым берегам, а
они беспомощно сидят на краю серой и безлесой земли.
     И пока они смотрели, Сильверлоуд влилась в  великую  реку,  их  лодки
повернули и быстро  поплыли  на  юг.  Скоро  белая  фигура  госпожи  стала
маленькой и отдаленной. Она сверкала, как окно при восходящем солнце,  или
как отдаленное озеро, видимое с гор: кристалл, упавший на землю.  И  потом
Фродо показалось, что она подняла руки в прощальном  приветствии  и  ветер
донес звуки ее пения. Теперь она пела на древнем языке эльфов за морем,  и
он не понимал слов: но музыка была прекрасна... Но она не утешала его.
     И хотя слова песни были непонятны, они остались в его памяти и  долго
впоследствии он разгадывал их, как мог: в песне говорилось о  вещах,  мало
известных в Средиземье:

                   Аи! Лаурие лантар ласси суринен,
                   Иони умотние ве рамар олдарок!
                   Иони во лмите эладр аваниер
                   Ми оромарди лиссе-мируворева
                   Апдуне полие, бардо теллумар
                   Ну луини иассен тинтилер и елини
                   Омарье верантари-лиринен.

                   Си ман и элма мин окнванутве?

                   Ан си ти талле Варда ойлеоссео
                   На фанйяр марьят элентари ортано
                   Ар илиетнор ундулаве лумбуле
                   Ар синденориелло кайте корние
                   И фалмалиннар имбе мет, ардхисие
                   Унтуна Калакирно мири ойале.
                   Си ванева па, рамелло ванва, Валимар!

                   Намарие! Най хрувалье Валимар.
                   Най элье хирува. Намарие!

     "Ах! Как золото, опадают листья на ветру, опадают годы, бесчисленные,
как ветви деревьев! Долгие годы проходят, как быстрый глоток сладкого меда
в величественных залах за западом, под голубыми сводами Варды, где  звезды
дрожат от ее песен, от ее  голоса,  святого  и  королевского.  Кто  теперь
наполнит чашу для меня? Ибо теперь Варда, королева звезд, на горе Квервайт
подняла свои руки, как облака, и все тропы погрузились в глубокую тень,  в
серой темной стране легли меж  нами  пенистые  волны,  и  туман  закрывает
драгоценности Калакирии навсегда. Теперь потеряно, потеряно все  для  тех,
кто с востока, из Валимара! Прощай! Может  ты  отыщешь  Валимар?  И  может
именно ты найдешь его. Прощай!"
     Вардой эльфы называли Элберет.
     Неожиданно река резко повернула, с  обеих  сторон  поднялись  высокие
берега, и свет Лориена погас. Больше никогда Фродо не  возвращался  в  эту
прекрасную землю.
     Путешественники повернулись лицами к цели своего путешествия,  солнце
было перед ними, им слепило глаза, у  всех  они  были  полны  слез.  Гимли
открыто плакал.
     - В последний раз я видел самое прекрасное,  -  сказал  он  Леголасу,
своему спутнику. - Отныне я ничто не назову прекрасным, кроме ее  подарка.
- Он положил руку себе на грудь.
     - Скажите мне, Леголас, почему я участвую в этом поиске? Я мало  знал
о главной опасности. Правильно сказал Элронд, что мы не можем  предвидеть,
что встретим в пути. Я опасался мучений во  Тьме,  но  это  не  остановило
меня. Но я не пошел бы, если  бы  предвидел  опасность  света  и  радости.
Расставание нанесло мне  тяжелую  рану,  более  тяжелую,  чем  если  бы  я
отправился к Повелителю Тьмы. Увы, Гимли, сын Глоина!
     - Нет, - сказал Леголас. - Увы всем нам! И всем, кто живет в  мире  в
эти  дни.  Таков  наш  путь:  находить  и  терять.   Но   я   считаю   все
благословенным, Гимли, сын Глоина: вы  страдаете  из-за  своей  потери  по
своей воле, вы сами сделали выбор. Память о Лотлориене навсегда  останется
в вашем сердце. Она никогда не померкнет.
     - Может быть, - согласился Гимли, - и я благодарю вас за  эти  слова.
Несомненно, эти слова правдивы, но утешение их холодно. Сердце  желает  не
памяти. Это только зеркало, но оно  ясно,  как  Келед-Зарам.  Так  говорит
сердце гнома Гимли. Эльфы иначе смотрят на мир.  Я  слышал,  что  для  них
память важнее реального мира. Но не таковы гномы.
     Но не будем больше говорить об этом. Следите за лодкой. С грузом  она
сидит довольно глубоко в воде, а великая река быстра. Я не  желаю  утопить
свой подарок в холодной воде.
     Он взял весла и начал грести к западному  берегу,  следуя  за  лодкой
Арагорна, что плыла впереди.

     Так товарищество снова двинулось в долгий путь по широким  торопливым
водам, текущим на юг. По обеим берегам тянулись леса, и путники не  видели
земли за ними. Ветер утих, и река текла беззвучно. Ни один голос птицы  не
нарушал тишины. Солнце погружалось в туман,  день  приближался  к  вечеру,
вскоре солнце стало блестеть в небе, как высокая бледная жемчужина.  Потом
оно погасло на западе, стемнело рано, и наступила  беззвездная  ночь.  Они
долгие часы спокойно плыли во тьме, держа лодки в тени  западного  берега.
Большие деревья проплывали мимо, как привидения, протягивая свои изогнутые
жаждущие корни в воду. Было холодно. Фродо прислушивался к слабому  плеску
воды в корнях деревьев, потом  голова  его  поникла,  и  он  погрузился  в
беспокойный сон.

                             9. ВЕЛИКАЯ РЕКА

     Солнце разбудило Фродо. Он обнаружил, что лежит, закутанный в одеяло,
под высоким деревом с  серой  корой  в  спокойной  лесистой  местности  на
западном берегу великой реки. Он проспал всю ночь, и серое утро занималось
среди голых ветвей. Недалеко от него Гимли разжигал небольшой костер.
     Они снова двинулись в путь еще до того, как стало совсем  светло.  Не
все торопились на юг: они удовлетворялись тем,  что  решение,  которое  им
предстояло принять, когда они достигнут Рауроса и острова Тиндрок, все еще
отстояло от них на несколько дней. Они позволили реке нести их,  не  желая
торопиться навстречу опасности, лежавшей впереди, какой  бы  курс  они  не
избрали.  Арагорн  позволил  им  плыть  по  течению  экономя  их  силы   в
предвидение будущих трудностей. Но он настоял на том, чтобы  они  начинали
путь  рано  утром  и  плыли  долго  после  наступления  тьмы,  он  сердцем
чувствовал, что время не ждет, и он боялся, что Повелитель Тьмы не дремал,
пока они задержались в Лориене.
     Тем не менее они не видели ни признака врага ни в этот  день,  ни  на
следующий. Без всяких событий проходили тусклые серые часы. На третий день
окружающая местность начала медленно меняться: деревья стали тоньше, потом
совсем исчезли. На восточном берегу, слева от себя,  они  увидели  длинные
бесформенные склоны, поднимающиеся к небу, они выглядели коричневыми,  как
будто  по  ним  прошел  огонь,  не  оставив  ни  одной  зеленой  травинки:
недружелюбная пустыня  без  единого  сломанного  дерева  или  выступающего
камня, чтобы оживить пустоту. Это были бурые равнины, что лежат  пустые  и
безжизненные, между южным Чернолесьем и холмами Эмин Муил. Даже Арагорн не
мог сказать, что за эпидемия, война или злое  дело  врага  опустошили  эту
землю.
     На западе, справа  от  них,  тоже  расстилались  безлесые  земли,  но
местность была плоской, и  во  многих  местах  зеленели  широкие  травяные
лужайки. На этом берегу реки встречались заросли камыша, такого  высокого,
что они закрывали весь вид на запад, когда маленькие лодки проплывали мимо
их шелестящих границ. Их темные плюмажи клонились в холодном воздухе, тихо
и печально посвистывая. Тут и там сквозь  просветы  Фродо  видел  луга,  а
далеко за ними холмы, освещенные солнечным закатом, а  еще  дальше  темной
линией возвышались южные отроги туманных гор.
     Ничто живое не двигалось, кроме птиц. Их  было  множество,  маленькие
птички свистели и пищали в камышах, но их редко можно было  увидеть.  Один
или два раза путешественники слышали шум лебединых крыльев,  глядя  вверх,
они видели в небе длинные ряды птиц.
     - Лебеди! - сказал Сэм. - И какие большие.
     - Да, - сказал Арагорн, - это черные лебеди.
     - Как пусто и зловеще выглядит местность! - сказал Фродо. - Я  всегда
считал, что когда путешествуешь на юг, становится теплее и  веселее,  пока
зима совсем не останется позади.
     - Но мы еще не продвинулись далеко на юг, - ответил Арагорн. -  Здесь
все еще зима пока не наступит весна, и мы можем встретить и  снег.  Далеко
внизу, в заливе Белфалас, куда впадает Андуин, может быть, тепло и весело,
но лишь для врага. Я думаю, что сейчас мы не более чем в шестидесяти милях
южнее Южного Удела у вас, в сотнях миль  отсюда.  Вы  смотрите  теперь  на
юго-запад через северные равнины Риддермарка,  Рохана,  земли  повелителей
коней. Еще долго плыть нам до устья Лимлайта, который течет из Фэнгорна на
соединение с Великой рекой. Это северная граница Рохана, исстари все,  что
лежит между  Лимлайтом  и  Белыми  горами,  принадлежало  рохирримам.  Это
богатая и приятная земля, ее трава не знает соперников, но в наши злые дни
никто не живет у реки и  на  ее  берегах.  Андуин  широк,  но  орки  могут
перебросить через него свои стрелы, говорят  даже,  что  они  осмеливаются
пересекать реку и нападать на стада Рохана.
     Сэм с беспокойством переводил  взгляд  с  одного  берега  на  другой.
Деревья стали казаться враждебными, словно  скрывали  враждебные  глаза  и
тайные опасности, теперь он хотел, чтобы тут были деревья. Он  чувствовал,
что отряд беззащитен  в  маленьких  открытых  лодках  посреди  земель  без
укрытия, на реке, которая была передовым районом войны.
     В следующие день или два, по мере того как они двигались к  югу,  это
чувство овладело  всеми.  Почти  весь  день  они  шли  на  веслах.  Берега
скользили мимо. Скоро река стала шире и мельче,  длинные  каменистые  мели
вдавались в нее с востока, в воде появились  отмели,  так  что  необходима
была осторожность. Бурые равнины перешли в мрачные нагорья,  над  которыми
дул холодный ветер с востока. На другом берегу луга сменились  болотами  с
кочками и увядшей травой. Фродо дрожал, вспоминая лужайки и фонтаны, ясное
солнце и теплые дожди Лотлориена. В лодках не слышно было  ни  разговоров,
ни смеха. Каждый член товарищества был занят своими мыслями.
     Сердце Леголаса стремилось под звезды летней ночи на  некую  северную
поляну среди  буков,  Гимли  перебирал  в  уме  золото,  размышляя,  какой
материал достоин поместить в  себе  подарок  госпожи.  Мерри  и  Пиппин  в
средней лодке были больны  от  беспокойства,  потому  что  Боромир  что-то
бормотал про себя, иногда грызя ногти, как будто какое-то сомнение глодало
его, иногда хватая весла и подводя лодку к лодке Арагорна.  Тогда  Пиппин,
который сидел в лодке спиной вперед, видел  странное  выражение  в  глазах
Боромира, обращенных на Фродо. Сэм уже  давно  понял,  что  лодки  не  так
неудобны, чем можно было себе представить. Он  сидел  сгорбившись,  и  ему
ничего не оставалось делать, как смотреть на зимние пейзажи и  серую  воду
по обе стороны лодки. Даже когда нужно было идти на  веслах,  их  Сэму  не
давали.
     Когда на четвертый день сгустились  сумерки,  Сэм  глядел  назад  над
головами Фродо и Арагорна и над следующими лодками, он устал, хотел  спать
и мечтал о лагере и о земле под  ногами.  Неожиданно  он  что-то  заметил,
вначале он смотрел невнимательно, но потом сел и протер глаза, но когда он
взглянул снова, ничего не было видно.
     Эту ночь они провели на маленьком островке у  западного  берега.  Сэм
лежал рядом с Фродо, завернувшись в одеяло.
     - Я видел забавный сон часа за два  до  того,  как  мы  остановились,
мастер Фродо, - сказал он. - А может, это был и не сон.
     - Что же  это  было?  -  поинтересовался  Фродо,  зная,  что  Сэм  не
успокоится, пока все не  расскажет.  -  Я  не  видел  ничего  такого,  что
заставило бы меня улыбнуться, с самого Лотлориена.
     - Это не было забавно в этом смысле. Но лишь очень странно. Если  это
не сон, то дело плохо. Лучше послушайте. Я видел на реке бревно с глазами!
     - Бревно, может быть, - согласился Фродо.  -  Их  много  в  реке.  Но
оставь глаза!
     - Не могу, - сказал Сэм. - Глаза заставили меня сесть, так сказать. Я
видел какое-то бревно, долго плывшее в полусвете за лодкой  Гимли,  но  не
обратил на него внимания. Потом мне показалось, что  бревно  нас  медленно
догоняет. Это уже было странно: ведь мы вместе плыли по течению.  Вот  тут
то я и увидел глаза: два бледных пятна на возвышении у конца бревна. И это
вовсе было не бревно, у него лапы, как  весла,  похожие  на  лапы  лебедя,
только они больше и время от времени высовываются из воды.
     Тут я сел и начал тереть глаза, собираясь  закричать,  если  оно  еще
будет здесь, когда я выгоню из глаз сон. Потому что это-не-знаю-что быстро
подплывало к лодке Гимли. Но то ли эти два пятна заставили меня взглянуть,
то ли я просто проснулся, не знаю. Когда я посмотрел снова, его  не  было.
Но мне показалось, что я краешком глаза заметил что-то темное, нырнувшее в
тень берега. Больше я не видел глаз.
     Я сказал себе: "спи снова, Сэм Скромби", решив забыть об этом.  Но  я
все думал с тех пор и теперь не уверен. Что вы скажете, мастер Фродо?
     - Я сказал бы, что ничего не было, кроме  бревна,  сумерек  и  сна  в
твоих глазах, Сэм, - ответил Фродо, - если бы эти глаза появились впервые.
Но это не так. Я видел их на севере до того, как мы пришли в Лориен.  И  я
видел странное существо с глазами, взбиравшегося на  флет  в  ту  ночь.  И
Халдир тоже видел его. А помнишь, что  нам  рассказали  эльфы,  шедшие  за
отрядом орков?
     - Ах, - сказал Сэм, - помню. Я  помню  даже  больше.  Мне  самому  не
нравятся мои мысли, но я думал о том и другом, вспомнил  рассказы  мастера
Бильбо и вообще... Мне  показалось,  что  я  догадываюсь  об  имени  этого
существа. Отвратительное имя. Может быть, Горлум?
     - Да, я все время этого боялся, - сказал Фродо. - С той самой ночи на
флете. Я думаю, он блуждал в Мории и там напал на наш след, но я надеялся,
что остановка в Лориене собьет его со следа. Жалкое создание, должно быть,
скрывалось в лесах у Сильверлоуд, выслеживая нас.
     -  Нам  лучше  быть  более  осторожными,  -  сказал  Сэм,  -  или  мы
почувствуем отвратительные пальцы на своих шеях однажды ночью, если вообще
сумеем проснуться. И вот к  чему  я  веду.  Не  нужно  сегодня  беспокоить
Бродяжника и других. Я буду сторожить. Я могу  выспаться  завтра:  ведь  я
всего лишь багаж в лодке.
     - Я сказал бы: "багаж с  глазами",  -  ответил  Фродо.  -  Ты  будешь
сторожить, но при условии, что обещаешь разбудить меня  в  середине  ночи,
если до этого ничего не случится.

     Среди ночи Фродо вынырнул из глубокого сна оттого, что Сэм тряс его.
     - Мне стыдно вас будить, - прошептал Сэм тихо, - но вы  сами  велели.
Рассказывать нечего. Мне только показалось, что я  слышал  совсем  недавно
мягкое шлепанье и фыркающий звук, но ночью у  реки  можно  услышать  много
странных звуков.
     Он лег, а Фродо сел, укутался  в  одеяло  и  боролся  с  сонливостью.
Медленно  проходили  минуты  и  часы,  но  ничего  не  происходило.  Фродо
преодолевал  искушение  снова  лечь,  когда  едва  видимая  темная  фигура
подплыла к одной из причаленных лодок. Было видно, как из воды  высунулась
длинная бледная  рука  и  ухватилась  за  планшир,  холодно  сверкали  два
бледных, похожих на фонари глаза, сначала они  заглянули  в  лодку,  потом
поднялись и уставились на Фродо, сидевшего на островке. Они были не далее,
чем в одном-двух ярдах, и Фродо слышал тихий свист затаенного дыхания.  Он
встал, вытащил из ножен жало. Глаза тут же  погасли.  Послышался  всплеск,
темная  длинная  фигура  уплыла  в  ночь.  Зашевелился  во  сне   Арагорн,
повернулся и сел.
     - Что это? - прошептал он, вскакивая и подходя к Фродо.  -  Я  что-то
почувствовал во сне. Зачем ты обнажил свой меч?
     - Горлум, - ответил Фродо. - По крайней мере я так считаю.
     - А! - сказал Арагорн. - Значит, вы уже знаете об этих тихих шагах за
нами? Он шел за нами в Мории вплоть до  Нимродель.  Когда  мы  поплыли  на
лодках, он лег на бревно и греб руками и ногами. Я  пытался  раз  или  два
ночью захватить его, но он хитер,  как  лиса,  и  скользок,  как  рыба.  Я
надеялся, что река собьет его со следа, но он слишком хорошо ориентируется
в воде.
     Завтра надо  попытаться  двигаться  быстрее.  Теперь  ложитесь,  а  я
посторожу оставшуюся часть ночи. Хотел бы я положить на его запястья руки.
Он мог бы быть нам полезным. Но нельзя, он слишком опасен. Не говоря уж  о
тайных убийствах по ночам, он может сообщить врагу,  что  идет  по  нашему
следу.
     Ночь прошла, а Горлум больше не показывался. После этого случая  было
решено дежурить, но путники не видели Горлума. И если он продолжал идти за
ними, то очень осторожно и умело. По просьбе Арагорна они  теперь  подолгу
шли на веслах, и берега быстро проплывали мимо. Но путники почти не видели
местности, потому что плыли большей частью ночью  и  в  сумерках,  отдыхая
днем в укрытиях. Время до седьмого дня проходило без всяких событий.
     Погода была по-прежнему плохая, небо затянуто облаками, дул восточный
ветер, но к вечеру небо на западе прояснилось, и среди серого моря облаков
показались желтые и бледно-зеленые просветы. Стал виден белый лунный серп,
отражавшийся в отдаленных озерах. Сэм взглянул и наморщил лоб.
     На следующий день характер местности по обоим  берегам  начал  быстро
меняться. Берега начали подниматься и стали каменистыми. Скоро путники уже
проплывали через холмистую скалистую  местность,  по  обоим  берегам  были
крутые склоны, заросшие густыми чащами терновника, перевитого  ежевикой  и
ползучими растениями. За ними стояли низкие обветренные холмы, с глубокими
расщелинами, поросшими  плющом.  Еще  дальше  возвышались  горные  отроги,
увенчанные   изогнутыми   ветрами   лиственницами   и   пихтами.   Путники
приблизились к серой холмистой местности Эмин Муил - южной  окраине  Диких
Земель.
     На сказал и ущельях было множество птиц, и весь день  высоко  в  небе
кружили черными точками на фоне бледного неба птичьи  стаи.  Когда  они  в
этот день лежали в лагере, Арагорн с сомнением глядел на птиц,  размышляя,
не сделал ли уже Горлум свое злое дело и  не  разносятся  ли  вести  о  их
путешествии по диким землям. Позже, когда садилось солнце  и  товарищество
вновь готовилось к пути, Арагорн увидел в  небе  черную  точку:  высоко  и
далеко в небе кружила большая птица, то паря, то направляясь на юг.
     - Что это, Леголас, - спросил он, указывая на небо.  -  Мне  кажется,
это орел.
     - Да, - ответил Леголас, - это орел,  охотящийся  орел.  Хотел  бы  я
знать, что это предвещает. Так далеко от гор.
     - Мы не двинемся до полной темноты, - решил Арагорн.

     Наступила восьмая ночь путешествия. Она была  тихой  и  безветренной,
восточный ветер утих. Тонкий полумесяц луны поблек в восходящем солнце, но
небо было ясное, и только далеко на юге видны  были  большие  облака,  еще
слабо светившиеся. Появились звезды.
     - В путь! - сказал Арагорн. - Нам предстоит еще один ночной  переход.
Мы достигли тех мест  реки,  которые  я  не  знаю  хорошо,  я  никогда  не
добирался сюда по реке, но бывал и дальше, у  порогов  Сарн  Гебир.  Но  я
думаю, что до них еще много миль. И еще до них нас ждут многие  опасности:
скалы и каменные острова в потоке. Мы должны будем быть внимательны  и  не
стараться плыть быстро.
     Сэму в передней лодке было дано задание быть наблюдателем. Он  лег  и
стал всматриваться в полумрак впереди. Ночь была темной, но звезды  вверху
сверкали ярко и отражались в реке. Приближалась полночь и  они  плыли  уже
довольно долго, изредка пуская в ход весла,  когда  Сэм  вскрикнул.  Всего
лишь в нескольких ярдах впереди он увидел выступающее из воды темное пятно
и услышал шум  воды.  Быстрое  течение  сворачивало  влево,  к  восточному
берегу, где русло было чисто. Проплывая мимо, путешественники ясно  видели
пену, с которой течение разбивалось о скалы, торчащие из воды как неровные
зубы. Все лодки сблизились.
     - Эй, Арагорн! - закричал Боромир, -  когда  его  лодка  ударилась  о
ведущую. - Это безумие! Мы не сможем преодолевать пороги ночью. И ни  одна
лодка не сможет преодолеть Сарн Гебир ни днем, ни ночью.
     - Назад, назад! - кричал  Арагорн.  -  Поворачивайте!  Поворачивайте,
если можете! - Он  погрузил  весло  в  воду,  стараясь  удержать  лодку  и
направить ее на чистое место. - Я ошибся, - сказал он Фродо. - Я не думал,
что мы зашли так далеко, Андуин течет быстрее, чем я  считал.  Сарн  Гебир
должен быть совсем близко.

     С огромными усилиями они справились с лодками и направили их  дальше,
но вначале они лишь медленно продвигались по течению, и все ближе и  ближе
их прибивало к восточному берегу. Темный и зловещий, возвышался он в ночи.
     - Все вместе, гребите! - кричал Боромир. - Гребите! Или нас унесет  к
скалам! - В тот же момент Фродо почувствовал, как киль их  лодки  скребнул
по камню.
     И тут же послышался звон  тетивы,  несколько  стрел  просвистело  над
ними, а некоторые упали среди них. Одна ударила Фродо  в  спину,  и  он  с
криком упал вперед, выпустив весло, но стрела  отскочила,  не  пробив  его
кольчугу. Другая стрела пробила капюшон Арагорна, а  третья  воткнулась  в
планшир второй лодки около руки  Мерри.  Сэму  показалось,  что  он  видит
черные  фигуры,  бегущие  вдоль  восточного  берега.  Они  казались  очень
близкими.
     - Ирх! - сказал Леголас, обратившись к родному языку.
     - Орки! - воскликнул Гимли.
     - Я уверен, что это дело рук  Горлума,  -  сказал  Сэм,  обращаясь  к
Фродо. - И место выбрано отлично. Река несет нас прямо к ним в руки.
     Все схватились за весла, даже Сэм. Каждый момент они ожидали,  что  в
них попадет стрела с  черными  оперением.  Много  стрел  свистело  над  их
головами или падало в воду поблизости.  Было  темно,  но  не  слишком  для
видевших в темноте орков, при свете же звезд  они  представляли  бы  собой
отличную мишень, если бы не серая одежда эльфов Лориена и не серое дерево,
из которого были сделаны лодки. Только это мешало лучникам Мордора.
     Рывок за  рывком  они  уходили  от  берега.  В  темноте  трудно  было
убедиться, что они действительно движутся, но  вот  меньше  стала  бурлить
вода, а тень восточного берега отступила в ночи.  Наконец,  насколько  они
могли судить,  они  достигли  середины  реки  и  на  некотором  расстоянии
миновали опасные скалы. Изо всех сил они гребли теперь к западному берегу.
Только в тени нависших  над  водой  кустов  они  остановились  и  перевели
дыхание.
     Леголас положил весло и взял в руки лук, подаренный  ему  в  Лориене.
Затем выпрыгнул на берег и поднялся на несколько шагов. Наложив стрелу  на
тетиву и натянув лук, он повернулся к реке и посмотрел во тьму. Над  водой
неслись крики, но ничего не было видно.
     Фродо смотрел на стоявшего над ним эльфа, когда  тот  всматривался  в
ночь в поисках цели. Голова его темным  контуром  вырисовывалась  на  форе
ярких звезд. Но вот с  юга  надвинулись  большие  облака,  закрыв  звезды.
Внезапный ужас охватил товарищество.
     - Элберет гилтониэль! - вздохнул Леголас и посмотрел вверх. И  в  это
время темная тень, похожая на облако, но не облако, потому  что  двигалось
гораздо быстрее, прилетела из  тьмы  юга  и  направилась  к  товариществу,
закрывая весь  свет  при  своем  приближении.  Вскоре  она  приняла  форму
большого крылатого существа,  более  темного,  чем  ночное  небо.  Громкие
приветственные  крики   донеслись   с   противоположного   берега.   Фродо
почувствовал, как по его телу пробежал холод и проник  в  самое  сердце...
Смертоносный холод, похожий на память о старой ране в плече. Он скорчился,
как бы прячась.
     Неожиданно зазвенел большой лук из Лориена. С резким свистом полетела
стрела. Фродо посмотрел вверх. Как раз над ним крылатое существо  свернуло
в сторону. Послышался резкий хриплый крик, и тень опустилась и исчезла  во
тьме  восточного  берега.  Послышалось  множество  голосов,  завывающих  и
бранящихся, потом наступила  тишина.  Ни  звука  не  доносилось  больше  с
восточного берега.
     Через некоторое время Арагорн снова повел лодки по течению. Они плыли
вдоль берега на некотором удалении от него, пока не нашли маленький мелкий
залив. Несколько низких деревьев росло у самой воды, а за ними  поднимался
крутой  скалистый  берег.  Здесь  отряд  решил  остановиться  и  дождаться
рассвета, было бесполезно пытаться дальше плыть ночью.  Они  не  разбивали
лагеря и не разжигали костра, но легли в лодках, причаленных рядом.
     - Благословен будь лук Галадриэль и рука и глаз  Леголаса!  -  сказал
Гимли, жуя лембас. - Это был отличный выстрел в темноте, мой друг!
     - Но кто может сказать, попал ли я? - Засмеялся Леголас.
     - Я не могу, - сказал Гимли. - Но я рад, что тень не подлетела ближе.
Слишком многое в ней напоминало мне тень Мории - тень балрога, -  закончил
он шепотом.
     - Это был не балрог, - сказал Фродо, все еще дрожа от охватившего его
холода. - Это было что-то холодное. Я думаю, это был... - Он остановился и
замолчал.
     - О ком вы подумали? - спросил Боромир, склонившись с лодки,  как  бы
стараясь уловить выражение глаз Фродо.
     - Я думал... Нет, не скажу, - ответил Фродо. - Чтобы это ни было, его
падение разочаровало врагов.
     - Кажется, это так, - сказал Арагорн. - Но кто они, сколько их и  что
они собираются делать дальше, мы не знаем. Эта  ночь  будет  бессонной!  И
темнота скрывает нас сейчас. Но кто может сказать, что  покажет  день?  Не
снимайте рук с оружия.

     Сэм сидел, постукивая по рукояти меча, как будто он считал пальцы,  и
глядел в небо.
     - Очень странно, - пробормотал он. - Луна одна и та же в  Уделе  и  в
диких землях, или по крайней мере должна быть одна и та же. Но либо это не
так, либо я ошибся в расчетах. Вы помните, мастер Фродо, луна росла, когда
мы лежали на флете на том дереве, оставалась неделя до полнолуния. С  того
времени мы неделю в пути, а луна новая и тоненькая.
     - Ну, мне кажется, я точно помню три  ночи,  и  могу  припомнить  еще
несколько, но готов поклясться, что месяц не прошел. И похоже,  что  время
не двигалось в Лориене.
     - Может, так оно и есть, - сказал Фродо. - В  этой  земле  мы,  может
быть, были в давно ушедшем времени. Только когда Сильверлоуд вынесла нас в
воды Андуина, мы снова вернулись во время, текущее на землях смертных. И я
не помню никакой луны, ни старой,  ни  новой,  в  Карас  Галадоне:  только
звезды ночью и солнце днем.
     Леголас пошевелился в лодке.
     - Нет, время не  медлит,  -  сказал  он,  -  но  изменения  не  везде
одинаковы. Ибо для эльфов мир движется, и движется одновременно и  быстро,
и медленно. Быстро, потому что они сами изменяются мало, а  все  остальное
летит. Медленно, потому что  они  не  считают  бегущих  годов.  Проходящие
сезоны для них не более, чем рябь на поверхности бегущего  ручья.  Но  под
солнцем все вещи должны меняться.
     - Но изменения эти медленны в Лориене, - сказал Фродо. - Там на  всем
власть госпожи. Богаты  часы,  хотя  и  коротки,  в  Карас  Галадоне,  где
Галадриэль владеет кольцом эльфов.
     - Об этом не следует никому говорить за пределами Лориена, даже  мне,
- сказал Арагорн. - Больше не говорите об этом! Но так и есть, Сэм: в этой
земле мы потеряли счет времени. Там время течет быстро для нас, как и  для
эльфов. Старая луна умерла и новая родилась, пока мы  были  там.  А  вчера
родилась новая луна. Зима скоро пройдет.

     Ночь  проходила  медленно.  Ни  звука,  ни  голоса  не  доносилось  с
противоположного берега реки. Путники, скорчившись в лодках,  чувствовали,
как меняется погода. Воздух становился  теплее  и  спокойнее  под  толстым
слоем облаков, которые плыли с юга от далеких морей. Шум реки среди скал и
порогов, казалось, стал громче и ближе. С веток деревьев начало капать.
     Когда день настал, мир вокруг них лежал мягкий и печальный.  Медленно
занимался бледный рассвет, свет был рассеянный и бестеневой. На реке лежал
туман и качался у берегов; дальний берег не был виден.
     - Не выношу тумана, -  сказал  Сэм,  -  но  этот  кажется  счастливым
случаем.  Теперь  мы,  может  быть,  сумеем  ускользнуть  так,  чтобы  эти
проклятые орки нас не заметили.
     - Может быть, - сказал Арагорн, -  но  нам  трудно  будет  отыскивать
дорогу, если только туман позже не поднимется. А мы должны  найти  проход,
если хотим миновать Сарн Гебир и прийти в Эмин Муил.
     - Не знаю, как мы сможем миновать порог или плыть по реке  дальше,  -
сказал Боромир. - Коли Эмин Муил лежит перед нами, мы  можем  бросить  эти
хрупкие лодки и двинуться на юго-запад, пока не  придем  к  Эитвешу  и  не
встретим мою страну.
     - Конечно, может, если нам нужен Минас Тирит, - сказал Арагорн, -  но
мы еще не согласились с этим. И такой курс может быть более  опасным,  чем
кажется.  Долина  Эитвеша  плоская  и  болотистая,  а  туман  представляет
смертельную опасность для пешеходов, особенно  с  грузом.  Я  бы  не  стал
бросать лодки, пока есть возможность. Река - это по крайней мере дорога, с
которой нельзя сбиться.
     - Но враг занял восточный берег, - возразил Боромир. - И даже если вы
благополучно пройдете ворота Аргоната и доплывете до Тиндрока, что дальше?
Будете прыгать с водопада и приземляться в болотах?
     - Нет! - ответил Арагорн. - Лучше  скажите,  что  мы  перенесем  наши
лодки древним путем у подножья Рауроса и там снова  спустим  их  на  воду.
Разве вы не знаете, Боромир, а может, забыли северную лестницу  и  высокое
сидение на Амон Хен,  которые  были  сделаны  в  дни  великих  королей?  Я
собирался снова побывать на  этом  высоком  месте,  прежде  чем  принимать
решение о дальнейшем пути. Может, там мы увидим какой-нибудь знак, который
нам поможет.
     Боромир долго возражал против такого выбора, но когда стало ясно, что
Фродо последует за Арагорном, куда бы тот ни пошел, Боромир сдался.
     - Не в обычае людей Минас Тирита покидать  своих  друзей  в  беде,  -
сказал он, - а вам потребуется  моя  сила,  если  вы  собираетесь  достичь
Тиндрока. Я пойду до высокого острова, но не дальше. Там я сверну к  дому:
один, если моя помощь не будет вознаграждена и я не получу попутчика.
     День разгорался, и туман слегка поднялся. Было решено, что Арагорн  с
Леголасом пойдут вперед по берегу, а остальные останутся у лодок.  Арагорн
надеялся найти дорогу, по которой они перенесут лодки и багаж в  спокойную
воду за порогом.
     - Лодки эльфов, может, и  не  тонут,  -  заметил  он,  -  но  это  не
означает, что мы живыми может пройти через Сарн  Гебир.  Люди  Гондора  не
проложили здесь дороги: даже в дни их величия их королевство не  достигало
Андуина за Эмин Муилом. Но где-то на западном берегу есть волок, и  может,
я сумею отыскать его. Он не мог совсем исчезнуть: легкие лодки  плавали  в
диких землях вплоть до Осгилиата, и так было до самых последних лет,  пока
не умножились орки Мордора.
     - Редко в моей жизни приходили лодки с севера, а на восточном  берегу
бродят орки, - сказал Боромир. - Когда вы пойдете вперед, опасность  будет
расти с каждой милей, даже если вы и найдете проход.
     - Опасность ждет на любых южных дорогах, - ответил  Арагорн  -  ждите
нас один день. Если мы к  этому  времени  не  вернемся,  знайте,  что  зло
одолело нас. Тогда изберите нового предводителя и следуйте за ним.
     С тяжелым сердцем Фродо следил, как Арагорн и Леголас  взобрались  на
крутой берег и исчезли в тумане; но страхи оказались беспочвенными. Прошло
лишь два или три часа, приближался полдень, когда вновь  появились  фигуры
разведчиков.
     - Все в порядке, - сказал Арагорн, спускаясь к воде.  -  Есть  тропа,
она ведет к хорошей пристани, вполне  в  пригодном  состоянии.  Расстояние
невелико: начало порогов всего в полумиле от нас, а длина самих порогов не
больше мили. Сразу за ними река вновь становится гладкой и спокойной, хотя
течет быстро. Самая трудная задача - доставить лодки  и  багаж  на  старый
волок. Мы его нашли, но он  довольно  далеко  от  берега  -  проходит  под
защитой скальной стены примерно в  одной  восьмой  мили  от  воды.  Начало
волока с севера мы не нашли. Может, мы его прошли ночью. Боюсь, мы  должны
оставить реку прямо сейчас и двинуться отсюда к волоку.
     - Это будет нелегко, даже для людей, - сказал Боромир.
     - Все равно нужно попробовать, - ответил Арагорн.
     - Попробуем, - сказал Гимли.  -  Ноги  людей  запинаются  на  трудной
дороге, а гном идет вперед и несет груз вдвое тяжелее его  самого,  мастер
Боромир.

     Работа действительно оказалась трудной, но в конце  концов  она  была
выполнена. Груз был извлечен из лодок и  перенесен  на  берег,  где  после
крутого подъема начинался ровный участок. Потом вытащили из воды  лодки  и
тоже подняли их вверх. Лодки оказались гораздо  легче,  чем  кто-либо  мог
ожидать. Даже Леголас не  знал,  из  какого  дерева,  растущего  в  стране
эльфов, они были сделаны; но  дерево  это  было  прочным  и  необыкновенно
легким. Мерри и Пиппин вдвоем могли легко  нести  свою  лодку  по  ровному
месту. Тем не менее потребовалось сила двоих людей, чтобы  поднять  их  по
откосу на дорогу, по которой нужно было идти дальше. Дорога сворачивала  в
сторону от реки и шла по местности,  усеянной  известковыми  обломками  со
множеством углублений, скрытых травой и  кустарниками;  тут  были  заросли
ежевики  и  крутые  лощины;  тут  и  там  виднелись   болотистые   озерца,
наполнявшиеся водой, сбегавшей сверху.
     Боромир и Арагорн одну за другой переносили лодки, а остальные носили
багаж. Наконец  все  было  перенесено  к  волоку.  Затем  они  все  вместе
двинулись дальше, пробираясь сквозь  шиповник  и  убирая  с  пути  упавшие
камни. Туман все еще висел над скалистой местностью, сгущаясь слева от них
у реки. Путникам было слышно, как шумит река на скалах Сарн Гебира, но они
ее не видели. Дважды пришлось им проделать этот путь,  пока  все  не  было
благополучно доставлено к южной пристани.
     Здесь волок, снова  повернув  к  воде,  полого  спускался  к  мелкому
заливу. Казалось, залив был выкопан на берегу,  но  не  руками,  а  водой,
вырывавшейся из Сарн Гебира вдоль низкого скалистого волнолома, торчавшего
из истока. За заливом берег переходил в крутую серую скалу и дальше пройти
пешком было невозможно.
     К этому времени уже начало темнеть. Путники сидели у воды, слушая рев
порогов, скрытых в тумане; они устали и хотели спать, а на  сердце  у  них
было тревожно.
     - Что ж, вот мы и здесь, и здесь нам придется провести ночь, - сказал
Боромир. - Нам необходим сон, и даже  если  Арагорн  и  собирается  пройти
ворота Аргоната ночью, мы слишком устали для этого - за исключением, может
быть, нашего крепкого гнома.
     Гимли не ответил; не успев сесть, он задремал.
     - Отдохнем, сколько  сможем,  -  согласился  Арагорн.  -  Завтра  нам
придется плыть днем. Если только погода опять не изменится,  у  нас  будет
хорошая возможность проскользнуть  незаметно  для  тех,  кто  прячется  на
восточном берегу. Но ночью мы должны будем по очереди дежурить парами;  на
каждую смену придется три часа.
     Ничего плохого ночью не случилось, за исключением короткого дождя  за
час до рассвета. Как только рассвело, они тронулись в путь. Туман поредел.
Путники держались как можно ближе к  западному  берегу  и  видели  смутные
очертания береговых утесов, поднимавшихся  все  выше;  основания  их  были
погружены в быстро текущую воду. К середине утра облака опустились ниже  и
пошел сильный дождь. Путники натянули на лодки кожаные покрышки, чтобы  их
не затопило, и продолжали плыть; трудно было что либо  рассмотреть  сквозь
серый падающий занавес дождя.
     Но дождь, однако, шел недолго. Небо над ними медленно светлело, потом
облака неожиданно разошлись и обрывки их потянулись на север  вдоль  реки.
Туман рассеялся. Перед путешественниками открылось широкое ущелье с серыми
скалистыми  боками,  на  которых  цеплялись  к  узким  выступам  несколько
деревьев. Ущелье становилось уже,  а  река  -  быстрее.  Теперь  их  несло
вперед, и они не могли ни  остановиться,  ни  повернуть  назад,  чтобы  ни
ожидало из впереди. Над ними было бледно-голубое небо, вокруг  них  темная
вода, а за ними - черные, закрывающие солнце холмы Эмин Миул, в которых не
было ни одного прохода.
     Фродо, глядя вперед, увидел вдалеке две  высокие  скалы,  похожие  на
башенки или каменные столбы. Высокие, крутые и зловещие стояли они по  обе
стороны потока. Между ними появился узкий проход, и река понесла  лодки  к
нему.
     - Вы видите Аргонат, Столбы Королей! - воскликнул Арагорн. - Скоро мы
пройдем между ними. Удерживайте лодки на одной линии и  как  можно  дальше
друг от друга! И держитесь середины потока!
     Огромные столбы, как башни, летели навстречу Фродо. Они казались  ему
гигантскими серыми фигурами, молчаливыми, но угрожающими. Потом он увидел,
что им действительно придана форма, мастерство и  сила  древности  врезаны
были в них, и несмотря на дожди и солнце бесчисленных лет,  они  сохранили
могучие облики, высеченные в  них.  На  больших  пьедесталах,  погруженных
глубоко в воду, стояли два великих каменных короля; затуманенными  глазами
под растрескавшимися бровями грозно смотрели  они  на  север.  Левая  рука
каждого из них была поднята в предупреждающем жесте,  в  правой  руке  они
держали  топоры;  на  головах  у  них  были  треснувшие  шлемы  и  короны.
Молчаливые стражи давно исчезнувшего королевства они по-прежнему  выражали
силу и могущество. Страх и благоговение охватили Фродо; он  закрыл  глаза,
не осмеливаясь поднять голову. Даже Боромир склонил  голову,  когда  лодки
проплывали в тени часовых Нуменора. Они влетели в тьму ворот.
     С обеих сторон на неведомую высоту круто поднимались отвесные  утесы.
Далеко вверху тускло виднелось небо. Черная вода ревела, эхо отдавалось  в
скалах, ветер свистел в проходе. Фродо, скорчившись на дне  лодки,  слышал
бормотание Сэма:
     - Что за место! Что за ужасное  место!..  пусть  только  я  выйду  из
лодки, ни за что больше не притронусь к веслу!
     - Не бойтесь! - послышался сзади странный голос. Фродо  повернулся  и
увидел Бродяжника, и однако это не был Бродяжник, ничто  не  оставалось  в
нем от скитальца. На корме сидел Арагорн, прямой и гордый,  он  уверенными
ударами весла направлял лодку, капюшон его  был  отброшен,  темные  волосы
развевались на ветру, глаза блестели: король  возвращался  из  изгнания  в
свои земли.
     - Не бойтесь! - повторил он. - Давно  хотел  я  взглянуть  на  фигуры
Исилдура и Анариона, моих  древних  предков.  В  их  тени  Элессару,  сыну
Арахорна из дома Валендила, сына Исилдура, нечего бояться!
     Но вот блеск в его глазах потух, и он заговорил как бы про себя:
     - Если бы здесь был Гэндальф! Как сердце мое стремится к Минас  Анору
и стенам моего родного города! Но куда должен я теперь идти?
     Ущелье было длинным, темным, полным шума ветра и  бегущей  воды.  Оно
несколько раз поворачивало, поэтому вначале впереди было темно.  Но  скоро
Фродо увидел впереди светлую  щель,  которая  все  расширялась.  Эта  щель
быстро приближалась, и лодки неожиданно вылетели на широкую чистую воду.

     Солнце, прошедшее полдень, ярко сверкало. Вода, вырвавшись из ущелья,
втекала в длинное овальное озеро, бледное Нен Нитоель, окруженное  крутыми
серыми холмами, склоны которых  поросли  деревьями,  вершины  холмов  были
голыми и блестели на солнце. На дальнем южном конце озера поднимались  три
пика. Средний из них был отделен от остальных и выдавался вперед, он стоял
в воде, а река, обтекая его, разделялась на рукава. В  отдалении  слышался
шум, похожий на раскаты грома.
     - Вы видите Тол Брандир! - сказал Арагорн, указывая на высокий пик. -
Слева возвышается Амон Лхав, справа - Амон Хен, Холмы Слуха  и  Зрения.  В
дни Великих Королей на них были высокие сидения, и  там  дежурила  стража.
Но, говорят, что ни человек, ни зверь не поднимались  на  Тол  Брандир.  К
ночи мы приплывем к ним. Я слышу бесконечный гром Рауроса.
     Отряд немного отдохнул, плывя на юг  по  течению,  которое  проходило
через середину озера. Путники поели,  а  потом  взялись  за  весла,  чтобы
ускорить продвижение. Склоны западных холмов  покрылись  тенью,  а  солнце
покраснело. Тут и  там  поднимались  клочья  тумана.  В  сумерках  впереди
темнели три пика. Громким голосом шумел Раурос. Уже наступала ночь,  когда
путники причалили к берегу у подножья холмов.
     Десятый день путешествия закончился.  Дикие  земли  остались  позади.
Теперь предстояло сделать выбор. Перед ними был последний этап поиска.

                           10. РАСПАД ТОВАРИЩЕСТВА

     Арагорн повел их по правому рукаву реки. Здесь, на западном берегу, в
тени Тол Брандира, от подножья Амон Хена до самой воды спускалась  зеленая
лужайка.  За  ней  начинались  первые  пологие  склоны   холма,   поросшие
деревьями, деревья уходили на запад вдоль извилистого берега озера.  Через
лужайку протекал ручей.
     - Здесь мы проведем ночь, - сказал Арагорн. - Это лужайка Парт  Гален
- прекрасное место в старину. Будем надеяться, что зло еще не пришло сюда.
     Они вытащили лодки на зеленый берег и рядом с ними  устроили  лагерь.
Поставили охрану, но не видели и не слышали врагов. Если  Горлум  следовал
за ними, он оставался невидимым и неслышимым. Тем не менее  ночью  Арагорн
беспокоился, часто просыпался и вставал. Поднялся он очень рано и  подошел
к Фродо, который был дежурным.
     - Почему вы встали? - спросил Фродо. - Сейчас не ваше дежурство.
     - Не знаю, - ответил Арагорн, - но тень и угроза  нарушили  мой  сон.
Вам следует обнажить меч.
     - Зачем? - спросил Фродо. - Разве враги близко?
     - Посмотрим, что покажет жало, - сказал Арагорн.
     Фродо извлек меч  из  ножен.  К  его  отчаянию,  края  лезвия  тускло
светились во тьме.
     - Орки! - сказал он. - Не очень близко и все же достаточно близко.
     - Этого я и боялся, - сказал Арагорн. - Но, может,  они  не  на  этой
стороне реки. Жало светится слабо и, может  быть,  только  шпионы  Мордора
остались на склонах Амон Лхава. Я никогда раньше не слышал о орках на Амон
Хене. Но, кто знает, что могло случиться в эти злые дни, когда даже  Минас
Тирит больше не обеспечивает безопасность прохода по Андуину.  Завтра  нам
нужно быть осторожными.

     День занимался подобно огню и дыму. Низко  на  востоке  плыли  черные
тучи, как дымы отдаленного пожара. Восходящее  солнце  осветило  их  снизу
туманно-красным пламенем, но вскоре оно миновало тучи  и  вышло  в  чистое
небо. Вершина Тол Брандира была залита солнцем. Фродо взглянул на восток и
увидел высокий остров. Его берега круто поднимались из  бегущей  воды.  По
склонам карабкались деревья, поднимая одну вершину над другой. А над  ними
вновь виднелась серая скала, увенчанная большим каменным шпилем. Множество
птиц кружило над утесом, но больше не было видно ни следа живых существ.
     Когда они поели, Арагорн созвал всех вокруг себя.
     - День наконец настал, - сказал он, - день  выбора,  который  мы  так
долго откладывали. Что теперь станет с нашим  товариществом,  которое  так
далеко прошло  благодаря  дружбе?  Должны  ли  мы  повернуть  на  запад  с
Боромиром и участвовать в войнах Гондора, или повернуть на восток к  ужасу
и тени, или должны мы разойтись и пойти  разными  путями?  Что  бы  мы  ни
выбрали, это нужно делать скоро. Мы не можем долго оставаться здесь.  Враг
на восточном берегу, мы знаем, но боюсь, что орки могут  быть  и  на  этом
берегу реки.
     Наступило долгое молчание, никто не говорил и не двигался.
     - Ну, Фродо, - сказал наконец Арагорн. - Боюсь, что ноша должна  быть
возложена на вас.  Вы  хранитель,  избранный  Советом.  Только  вы  можете
избрать свой путь. Здесь я не могу советовать вам. Я не Гэндальф, и хотя я
устал играть его роль, я не знаю, что собирался он делать  в  этот  час  и
были ли у него какие-либо планы. Очень вероятно, что  если  бы  он  был  с
нами, выбор все же принадлежал бы вам. Такова ваша судьба.
     Фродо вначале ничего не говорил. Потом медленно начал:
     - Я знаю, что нужно торопиться, но я не могу  выбрать.  Ноша  тяжела.
Дайте мне еще час, и я скажу. Оставьте меня одного.
     Арагорн с жалостью посмотрел на него.
     - Хорошо, Фродо, сын Дрого, - сказал он. -  У  вас  будет  час  и  вы
будете один. Мы задержимся здесь на некоторое время. Но не уходите далеко,
чтобы мы могли вас слышать.
     Фродо  мгновение  сидел   со   склоненной   головой.   Сэм,   который
сосредоточенно смотрел на своего хозяина, покачал головой и пробормотал:
     - Ясно как день, но не следует Сэму Скромби говорить сейчас.
     Вскоре Фродо встал и пошел, и Сэм видел, что  если  остальные  сидели
неподвижно и не смотрели на него, то глаза Боромира неотрывно следовали за
Фродо, пока он не скрылся из вида у подножья Амон Хена.

     Идя бесцельно по лесу, Фродо обнаружил, что ноги несут его  к  склону
холма. Он вышел на тропу, остатки древней дороги. На  крутых  местах  были
высечены ступени, но сейчас они  обвалились  и  износились,  их  раскололи
корни деревьев. Некоторое время он поднимался, не думая, что делает,  пока
не пришел на травянистую площадку. По кругу росли рябины, а в середине был
широкий плоский камень. Маленькая лужайка открывалась  на  восток  и  была
залита солнечным светом. Фродо остановился  и  посмотрел  на  реку  далеко
внизу под собой, на Тол Брандир и на птиц, кружившихся в воздухе между ним
и островом. Доносился могучий голос Рауроса.
     Он сел на камень и оперся подбородком о руку,  глядя  на  восток,  но
ничего не видя. Все, что произошло после ухода Бильбо из Удела,  проходило
перед его глазами, и он вспоминал и обдумывал все, что  мог  вспомнить  из
слов Гэндальфа. Время проходило, а он все еще не приблизился к выбору.
     Внезапно он очнулся от своих мыслей, его охватило  странное  чувство,
что он не один, что чьи-то недружелюбные  глаза  устремлены  на  него.  Он
вскочил на ноги и повернулся, но, к своему удивлению, увидел Боромира, его
улыбающееся лицо.
     - Я боялся за вас, Фродо, - сказал он, подходя. - Если Арагорн прав и
орки близко, никто из нас не должен оставаться в одиночестве, а вы  меньше
всех: от вас так много зависит. А у меня на сердце слишком тяжело. Могу ли
я задержаться здесь и поговорить с  вами,  раз  уж  я  нашел  вас?  И  это
успокоит меня. Когда  собирается  много  людей,  разговор  превращается  в
бесконечные споры. В разговоре двоих легче найти мудрый выход.
     - Вы добры, - ответил Фродо. - Но не думаю, чтобы чья-либо речь могла
помочь мне. Я знаю, что должен делать, но  просто  боюсь  этого,  Боромир,
боюсь.
     Боромир стоял молча. Бесконечно ревел Раурос. Ветер  шумел  в  ветвях
деревьев. Фродо вздрогнул.
     Неожиданно Боромир подошел и сел рядом с ним.
     - Вы уверены, что не страдаете напрасно один? - спросил он. - Я  хочу
помочь вам. Вам необходим совет в вашем трудном выборе... Хотите выслушать
мой совет?
     - Я думаю, что знаю, какой совет вы мне  дадите,  Боромир,  -  сказал
Фродо. - И он мне кажется мудрым, если бы не предупреждение моего сердца.
     -  Предупреждение?  Предупреждение  против  чего?  -  резко   спросил
Боромир.
     - Против отсрочки. Против пути, который кажется легче. Против  отказа
от ноши, возложенной на меня. Против - чего ж, я должен сказать и  это,  -
против веры в силу и искренность людей.
     - Но эта сила долго защищала вас в вашей маленькой стране, хоть вы  и
не знали этого.
     - Я не сомневаюсь в достоинствах  вашего  народа.  Но  мир  меняется.
Стены Минас Тирита могут быть крепки, и все же  они  недостаточно  крепки.
Если они падут, что тогда?
     - Мы все падем в битве. Но все еще есть надежда, что они не падут.
     - Надежды нет, пока существует Кольцо, - возразил Фродо.
     - Ах! Кольцо! - сказал Боромир, и глаза его блеснули. - Кольцо! Разве
не странная судьба, что мы должны испытывать страх и сомнения из-за  такой
маленькой вещи? Такая маленькая вещь! И я видел  ее  лишь  издали  в  доме
Элронда. Нельзя ли взглянуть снова?
     Фродо взглянул на него. В сердце его внезапно проник холод. Он уловил
странный блеск в глазах Боромира, лицо  которого  оставалось  дружеским  и
добрым.
     - Лучше, чтобы оно лежало спрятанным, - сказал он.
     - Как хотите, - сказал Боромир. - Но разве  нельзя  даже  говорить  о
нем? Ибо вы думаете о  его  власти  только  в  руках  врага,  о  его  злом
использовании, а не добром. Мир меняется, говорите вы. Минас Тирит  падет,
если сохранится Кольцо. Но почему? Конечно, если кольцо будет у  врага.  А
если оно у нас?
     - Разве вы не были  на  Совете?  -  ответил  Фродо.  -  Мы  не  можем
использовать его: все, что оно делает, оборачивается злом.
     Боромир встал и начал нетерпеливо расхаживать.
     - Вот так все вы, - воскликнул он. - Элронд, Гэндальф  -  все  они  и
научили вас говорить так.  Для  себя  они,  может,  и  правы.  Эти  эльфы,
полуэльфы и колдуны, может, и доведут до беды. Но я  часто  сомневался,  а
действительно ли они  мудры  или  только  робки.  Каждому  свое.  У  людей
правдивые сердца. Мы в Минас Тирите стойко прошли через годы испытаний. Мы
не хотим власти повелителей-колдунов, мы хотим только силы, чтобы защищать
себя. И смотрите! Случайность дает им в руки Кольцо Власти.  И  это  беда,
говорю я, беда для врагов Мордора. Безумие не  использовать  власть  врага
против него. Лишь бесстрашные и  безжалостные  добьются  победы.  Чего  не
сможет сделать воин в свой час, великий вождь?.. Чего  не  сможет  сделать
Арагорн? Или, если он  откажется,  почему  не  Боромир?  Кольцо  даст  мне
власть. Как погоню я врагов из Мордора,  и  все  люди  соберутся  под  мои
знамена!
     Боромир говорил все громче и громче. Он совсем, казалось,  забыл  про
Фродо, когда его разговор перешел на стены и оружие и  на  господство  над
людьми;  он  строил  планы  о  великих  союзах  и  славных   победах;   он
ниспровергал Мордор и становился могущественным королем,  доброжелательным
и мудрым. Неожиданно он остановился м взмахнул рукой.
     - А они велят отбросить это прочь! - воскликнул он. -  Я  не  говорю:
уничтожить его. Может, это и хорошо, если для этого есть разумная причина.
Но ее нет. Единственный план, который предложили нам, состоит в том, чтобы
невысоклик слепо шел  в  Мордор  и  предложил  врагу  хорошую  возможность
усилиться. Глупость!
     Разве  вы  не  видите,  мой  друг?  -   воскликнул   он,   неожиданно
поворачиваясь к Фродо. - Вы говорите, что боитесь.  Если  это  так,  более
смелый простит вас. Но разве это не восстает ваш здравый смысл?
     - Нет, я боюсь, - сказал Фродо. - Просто боюсь. Но я рад слышать, что
вы так говорите. Теперь мне многое ясно.
     - Значит, вы пойдете со мной в Минас  Тирит?  -  воскликнул  Боромир.
Глаза его сверкали, а лицо прояснилось.
     - Вы не поняли меня, - сказал Фродо.
     - Но вы пойдете, хоть ненадолго? - Настаивал  Боромир.  -  Мой  город
недалеко; оттуда до Мордора чуть дальше, чем отсюда. Мы долго были в диких
землях, и вы нуждаетесь в новостях о  том,  что  собирается  делать  враг.
Идемте со мной, Фродо, - сказал он. -  Вы  должны  отдохнуть,  прежде  чем
отправиться дальше.
     Он дружески положил руку на плечо хоббита; но Фродо почувствовал, что
его рука дрожит от сдерживаемого возбуждения. Он быстро отступил, и  глаза
его с тревогой оглядели высокого человека, почти вдвое выше его и во много
раз сильнее.
     - Почему вы так  недружелюбны?  -  спросил  Боромир.  -  Я  правдивый
человек, не вор и не шпион. Мне нужно ваше Кольцо, вы знаете  это  теперь;
но даю вам слово, что я не хочу владеть им. Не хотите ли вы выслушать  мой
замысел? Дайте мне ваше Кольцо взаймы!
     - Нет! Нет! - воскликнул Фродо. - Совет на меня возложил эту ношу.
     - Из-за нашей собственной глупости враг  победит  нас!  -  воскликнул
Боромир. - Как это бесит меня! Глупость! Отвратительная глупость! Отчаянно
бежим к смерти  и  сами  разрушаем  надежду  на  спасение.  Если  какие-то
смертные и могут претендовать на  Кольцо,  то  это  люди  Нуменора,  а  не
невысоклики. Оно не ваше, вы получили его случайно. Оно должно быть  моим.
Отдайте его мне!
     Фродо не отвечал, но отодвигался,  пока  большой  плоский  камень  не
оказался между ними.
     - Послушайте, мой друг, - сказал  Боромир  более  мягким  голосом.  -
Почему бы не избавиться от  него?  Почему  не  освободиться  от  страха  и
сомнений? Можете обвинить меня, если хотите. Можете сказать, что я слишком
силен и взял Кольцо  силой.  Потому  что  я  сильнее  вас,  невысоклик!  -
воскликнул он; неожиданно он прыгнул на камень и устремился к  Фродо.  Его
красивое приятное лицо отвратительно изменилось; гневный огонь горел в его
глазах.
     Фродо уклонился и опять спрятался за камнем. Он  мог  сделать  только
одно: дрожа, он снял Кольцо с цепи и быстро  надел  его  на  палец  в  тот
момент, когда Боромир снова прыгнул. Человек удивленно смотрел  мгновение,
затем дико забегал вокруг, заглядывая между скал и деревьев.
     - Жалкий обманщик! - закричал он. - Дайте мне положить на вас руки! Я
понял вас! Вы хотите отдать Кольцо Саурону и продать всех  нас.  Вы  ждали
только возможности, чтобы заманить нас в засаду. Да обрушится на вас и  на
всех невысокликов смерть и темнота!
     Запнувшись, он упал и лежал, спрятав лицо. Некоторое время  он  лежал
неподвижно, как будто собственное проклятие поразило  его;  неожиданно  он
заплакал.
     Затем он встал и вытер слезы.
     - Что я сказал? - воскликнул он. - Что я сделал? Фродо, Фродо! - звал
он. - Вернитесь! Меня охватило безумие, но оно прошло. Вернитесь!
     Ответа не было. Фродо даже не  слышал  его  криков.  Он  был  далеко,
поднимаясь по тропе на вершину холма. Ужас и горе  охватили  его,  он  все
время видел перед собой безумное яростное  лицо  Боромира  и  его  горящие
глаза.
     Вскоре он поднялся на вершину Амон Хен и остановился, отдуваясь.  Как
сквозь туман он увидел широкий плоский круг, вымощенный большими плитами и
окруженный обрушившимся валом; в  середине,  на  четырех  резных  столбах,
стояло высокое сидение,  куда  вела  лестница  из  многих  ступеней...  Он
поднялся наверх и сел в древнее кресло чувствуя  себя,  как  заблудившийся
ребенок, который взобрался на трон черных королей.
     Вначале он увидел мало. Ему казалось,  что  мир  затянут  туманом,  в
котором видны были только тени: Кольцо было на нем. Потом тут и там  туман
разошелся, и он увидел множество видений: маленькие и ясные, они как будто
проходили перед ним и в то же время были очень  далеко.  Звуков  не  было,
только яркие живые картины. Весь мир стал четким и замолчал. Он  сидел  на
Сидении Зрения, на Амон Хене, Холме Глаза людей из Нуменора. На востоке он
увидел широкие незнакомые  земли,  безымянные  равнины  и  неисследованные
леса. Он взглянул на север: великая река, как лента, извивалась перед ним,
а туманные  горы  стояли,  маленькие  и  крепкие,  как  ломаные  зубы.  Он
посмотрел на запад и увидел  широкие  пастбища  Рохана  и  Ортханк,  башню
Изенгарда, как черную точку. На  юге  великая  река  извивалась  петлей  и
падала в пенную пропасть Роуреса; сверкающая радуга поднималась  из  пены.
Он увидел и Этир Андуин, могучую дельту  реки,  и  мириады  морских  птиц,
поднимающихся, как белая пыль на солнце, и под ними зеленое  и  серебряное
море, изборожденное бесконечными линиями.
     И всюду, куда бы он ни взглянул, видел он знаки войны. Туманные  горы
кишели,  как  муравейник:  из  тысяч  щелей  выходили  орки.  Под  кронами
кромешного леса смертельные схватки вели между собой люди, эльфы и  хищные
звери. Земля беорнингов была в огне; облака поднимались над Морией  и  дым
клубился на границах Лориен.
     Всадники скакали по травам Рохана; волки выходили  из  Изенгарда.  Из
гавани Харад  в  море  выходили  боевые  корабли;  на  востоке  бесконечно
двигались люди: мечники, копьеносцы, лучники на лошадях, колесницы  вождей
и груженные телеги. Все силы Повелителя  Тьмы  пришли  в  движение.  Вновь
повернувшись на юг,  Фродо  увидел  Минас  Тирит.  Он  казался  далеким  и
прекрасным: белостенный, многобашенный, гордый на фоне гор, укрепления его
сверкали сталью, башни сверкали множеством знамен. Надежды тронула  сердце
Фродо. Но против Минас Тирита он увидел другую крепость, большую  и  более
сильную.  Туда,  к  востоку,  невольно  тянулся  его  взгляд.  Он  миновал
разрушенные мосты Осгилиата,  угрюмые  ворота  Минас  Моргула  и  попал  в
Горгорот, Долину Ужаса в земле Мордор. И здесь лежала  тьма,  несмотря  на
солнце. Огни мерцали в дыму. И дымилась гора судьбы, поднимался от нее пар
и дым. Тут  взгляд  его  остановился  -  стена  на  стене,  укрепление  на
укреплении, черная, неизмеримо сильная, гора железа, ворота  стали,  башни
алмаза. Он увидел  его  -  Барад-дур,  крепость  Саурона.  Всякая  надежда
оставила его.
     И неожиданно он почувствовал глаз. В Башне  Тьмы  был  глаз,  который
никогда не спал. Огненная ярость была в его взгляде. Взгляд  устремился  к
нему, взгляд искал его. Очень скоро он найдет его, точно будет знать,  где
он. Он осмотрел Амон Лхав. Он скользнул по Тол Брандиру -  Фродо  сполз  с
сидения, скорчился, закрыл голову серым капюшоном.
     Он услышал свой крик: "Никогда, никогда и никогда!" Или:  "я  иду,  я
иду к тебе!" Он  не  мог  сдержать  себя.  Потом  какая-то  другая  власть
овладела его мозгом: "сними его!  Сними  его!  Глупец,  сними  его!  Сними
Кольцо!"
     Две силы схлестнулись в нем. На мгновение,  зажатый  между  ними,  он
застонал в мучениях. И вдруг снова овладел собой. Он снова был  Фродо,  не
голосом и не глазом.
     Он снял Кольцо с пальца. Он  стоял  на  коленях  у  сидения  в  ярком
солнечном свете. Черная тень, казалось, как рука  над  ним,  она  миновала
Амон Хен, ушла на запад и исчезла. Небо вновь было ясно, и птицы  пели  на
каждом дереве.
     Фродо поднялся на ноги. Большая слабость овладела  им,  но  воля  его
была тверда и на сердце полегчало. Он громко сказал себе:
     - Теперь я знаю, что я должен делать. И  мне  ясно,  что  зло  Кольца
действует даже на товарищество, и Кольцо должно покинуть их до  того,  как
наделает еще больший вред. Я пойду один. Некоторым я не могу верить, а те,
кому я верю, слишком дороги для  меня:  бедный  старина  Сэм,  и  Мерри  с
Пиппином, и Бродяжник тоже, сердце его стремится в Минас Тирит,  он  нужен
там, особенно теперь, когда Боромир впал в зло. Я пойду один. Немедленно.
     Он быстро пошел вниз по тропе и вернулся на лужайку,  где  его  нашел
Боромир. Он остановился  здесь,  прислушиваясь.  Ему  показалось,  что  он
слышит крики в лесу у реки.
     - Они меня ищут, -  сказал  он.  -  Интересно  все  же,  долго  ли  я
отсутствовал? Мне кажется, много  часов.  -  Он  заколебался.  -  Что  мне
делать? - пробормотал он. - Я должен идти  сейчас  или  никогда  не  смогу
уйти. У меня может больше не оказаться такой возможности. Мне  не  хочется
уходить от них, и особенно  так,  без  объяснений.  Но,  конечно  же,  они
поймут. Сэм поймет. Что еще мне остается?
     Медленно достал он Кольцо и снова надел его. Он исчез и пошел вниз по
склону холма тише шелеста ветра.
     Остальные долго  сидели  на  берегу.  Некоторое  время  они  молчали,
беспокойно двигаясь, но вскоре они уселись кругом и  заговорили.  Вновь  и
вновь пытались они говорить о  других  вещах,  о  своей  долгой  дороге  и
многочисленных приключениях,  они  расспрашивали  Арагорна  о  королевстве
Гондор и его древней истории, и об останках  больших  сооружений,  которые
все еще видны в пограничных землях Эмин Муила: каменные короли, и  сидения
на Лхаве и Хене, и большая лестница у водопада Раурос.  Но  все  время  их
мысли и слова возвращались к Фродо и Кольцу. Что выберет Фродо? Почему  он
колеблется?
     - Он обдумывает, какой  путь  опасней,  как  мне  кажется,  -  сказал
Арагорн. - И он прав. Теперь для товарищества еще опаснее идти на  восток,
так как мы  выслежены  Горлумом  и  должны  опасаться,  что  тайна  нашего
путешествия тоже раскрыта. Но Минас Тирит не ближе  к  огню  и  разрушению
ноши.
     Мы, конечно, можем задержаться там и обороняться. Но Денетор со всеми
своими людьми не может надеяться на то, что не  под  силу  и  Элронду:  ни
сохранить тайну ноши, ни сопротивляться всей мощи врага, когда  он  придет
за  ней.  Какой  путь  избрал  бы  каждый  из  нас  на  месте  Фродо?   Мы
действительно потеряли Гэндальфа.
     - Тяжела наша потеря, -  сказал  Леголас.  -  Но  мы  должны  принять
решение без его помощи. Почему бы не решить и  тем  не  облегчить  решение
Фродо? Давайте позовем его и поговорим. Я буду ратовать за Минас Тирит.
     - Я тоже, - сказал  Гимли.  -  Мы,  конечно,  посланы  только  помочь
хранителю в дороге и не идти дальше, если он не захочет, и никто из нас не
давал клятвы идти на поиски горы судьбы. Тяжело  было  мое  расставание  с
Лотлориеном. Но я пришел далеко и скажу так: теперь, когда мы стоим  перед
последним выбором, мне ясно, что я не могу оставить Фродо. Я выбираю Минас
Тирит, но если он пойдет не туда, я последую за ним.
     - И я тоже пойду с ним, - сказал Леголас. - Было бы бесчестно  сейчас
попрощаться с ним.
     - Да, это было бы и предательством, если бы мы оставили его, - сказал
Арагорн. - Но если он пойдет на восток, не нужно  всем  идти  с  ним.  Это
будет отчаянный поход, сколько бы нас ни было: восемь, три, два или  один.
Если мне позволено будет выбирать, я выбрал бы Сэма, который не  перенесет
другого решения, Гимли и себя самого.  Боромир  должен  вернуться  в  свой
город, где его отец и люди нуждаются в нем, и с ним пойдут остальные  или,
по крайней мере Мериадок и Перегрин, если Леголас не захочет расстаться  с
нами.
     - Мы тоже не хотим! - воскликнул Мерри. - Мы не можем оставить Фродо!
Пиппин и я всегда хотели идти с ним и все еще хотим. Но  мы  не  понимаем,
что это значит. Не понимали в Уделе и даже в Раздоле. Безумие и жестокость
- позволить Фродо идти в Мордор. Почему мы не остановим его?
     - Мы должны остановить его, - сказал Пиппин. - И я уверен, что именно
это и беспокоит Фродо. Он знает, что мы  не  согласны,  чтобы  он  шел  на
восток. И он  не  хочет  просить,  чтобы  мы  шли  с  ним,  бедный  Фродо!
Представьте себе только: идти одному в Мордор! - Пиппин  вздрогнул.  -  Но
глупый дорогой старый хоббит, он должен был бы знать, что ему не  нужно  и
просить. Он должен был бы знать, что если мы не сможем остановить его,  мы
не оставим его.
     - Прошу прощения, - сказал Сэм. - Не думаю, чтобы вы  понимали  моего
хозяина. Он  не  раздумывает,  какой  выбрать  путь.  Конечно,  нет!  Чего
хорошего в Минас Тирите?.. Для него, я имею в виду, прошу вашего прощения,
мастер Боромир, - добавил он  и  обернулся.  И  тут  они  обнаружили,  что
Боромир, который вначале молча сидел в стороне, теперь исчез.
     - Куда он ушел? - обеспокоенно воскликнул Сэм. -  Он  казался  мне  в
последнее время странным. Но во всяком случае это не его дело.  Он  пойдет
домой, как он всегда заявлял, и никто не осудит  его  за  это.  Но  мастер
Фродо, он знает, что обязан найти щели судьбы. Но он боится. Сейчас, когда
настал решительный момент, он в ужасе. Вот что его беспокоит. Конечно,  он
многому научился, так сказать, - мы  все  научились,  -  с  тех  пор,  как
покинул дом, иначе он был бы так испуган, что бросил бы кольцо  в  реку  и
бежал. Но он все же боится. И беспокоится о нас. Он знает, что мы пойдем с
ним. И это беспокоит его. Если он укрепит  себя,  он  захочет  идти  один.
Запомните мои слова! У нас будут трудности, когда он вернется. Потому  что
он укрепит себя, это так же верно, как имя Торбинсов.
     - Я думаю, вы говорите более мудро,  чем  кто-либо  из  нас,  Сэм,  -
сказал Арагорн. - И что же нам делать, если вы окажетесь правы?
     - Остановить его! Не позволить ему идти! - воскликнул Пиппин.
     - Он хранитель, - сказал Арагорн, - и ноша  его.  Не  думаю,  что  мы
должны заставлять его идти тем путем или иным. Даже  если  мы  попытаемся,
думаю, мы потерпим неудачу... Здесь действуют другие, гораздо более мощные
силы.
     - Что ж, я хотел бы, чтобы Фродо "укрепил себя"  и  вернулся,  и  все
было бы решено, - сказал Пиппин. - Это ожидание ужасно! Но, кажется, время
истекло?
     - Да, - сказал Арагорн. - Час давно уже прошел.  Утро  кончается.  Мы
должны позвать его.
     В этот момент появился Боромир.  Он  вышел  из-за  деревьев  и  молча
подошел к ним. Лицо его было  угрюмо  и  печально.  Он  помолчал,  как  бы
пересчитывая присутствующих, потом сел, опустив взгляд в землю.
     - Где вы были, Боромир? - спросил Арагорн. - Вы видели Фродо?
     Боромир мгновение поколебался.
     - И да - и нет, - медленно ответил он. -  Я  нашел  его  на  холме  и
говорил с ним. И советовал ему идти в Минас Тирит и не ходить на восток. Я
разгневался, и он оставил меня.  Он  исчез.  Я  никогда  не  видел  ничего
подобного, хотя слышал, что такое случается в сказках.  Он,  должно  быть,
надел Кольцо. Я не смог снова найти его. Я думал, он вернулся к вам.
     - Это все, что вы можете сказать? - спросил Арагорн, тяжело и недобро
глядя на Боромира.
     - Да, - ответил тот. - Я больше ничего не скажу.
     - Это плохо! - воскликнул Сэм, вскакивая на  ноги.  -  Не  знаю,  что
сделал этот человек. Зачем мастер Фродо надел эту штуку? Он не должен  был
этого делать. Кто знает, что теперь будет?
     - Но он не будет держать надетым Кольцо, - сказал  Мерри.  -  Теперь,
когда он избавился от нежелательного собеседника, он снимет его,  как  это
делал Бильбо.
     - Но куда он делся? Где он? - воскликнул Пиппин. - Кажется,  он  ушел
целый век назад.
     - Сколько времени прошло с тех пор, как вы видели Фродо,  Боромир?  -
спросил Арагорн.
     - Полчаса, может быть, - ответил тот. - А может быть, час.  Я  бродил
некоторое время по окрестностям. Не знаю! Не знаю!
     Он обхватил голову руками и сидел, как бы склонившись в горе.
     - Уже час, как исчез! - воскликнул Сэм. - Нужно искать его. Идемте!
     - Подождите! - закричал  Арагорн.  -  Нужно  разделиться  на  пары  и
организоваться - кто туда, кто сюда.
     Они ничего не нашли. Сэм пошел первым. Мерри и Пиппин ушли за  ним  и
тоже исчезли среди деревьев, крича: "Фродо! Фродо!" Своими ясными высокими
хоббичьими голосами. Убежали Леголас с Гимли.  Казалось,  что  неожиданная
паника или безумие охватили товарищество.
     - Мы все разойдемся, - простонал Арагорн в отчаянии.  -  Боромир!  Не
знаю, какую роль вы сыграли в этом, но теперь помогите! Вы идите за  этими
двумя хоббитами и охраняйте их, по крайней мере,  если  не  сможете  найти
Фродо. Возвращайтесь на это место, если не найдете его или его  следов.  Я
же скоро вернусь.
     Арагорн побежал за  Сэмом.  Он  догнал  его  бегущего  вверх,  тяжело
кричавшего: "Фродо!" на маленькой лужайке среди камней.
     - Идите со мной,  Сэм,  -  сказал  он.  -  Никто  из  нас  не  должен
оставаться один. Что-то здесь неладно. Я чувствую это. Я пойду на вершину,
к сиденью Амон Хена, чтобы увидеть  то,  что  можно  видеть.  И  слушайте!
Сердце мое предсказывает, что Фродо прошел этим путем. Следуйте за мной  и
держите глаза открытыми!
     Он двинулся по тропе.
     Сэм старался поспевать за ним, но не  мог  сравняться  со  скитальцем
Бродяжником и скоро далеко  отстал.  Он  прошел  немного,  а  Арагорн  уже
скрылся впереди. Сэм остановился, отдуваясь. Неожиданно он  шлепнул  рукой
по голове.
     - Эй, Сэм Скромби! - сказал он вслух. - Твои  ноги  слишком  коротки,
поэтому используй голову! Посмотрим! Боромир не лжет, это не в его обычае,
но он сказал  нам  не  все.  Что-то  сильно  испугало  мастера  Фродо.  Он
неожиданно принял решение. Он решил идти. Куда? На восток.  Но  без  Сэма?
Да, даже без Сэма. Это плохо, очень плохо.
     Сэм вытер слезы с глаз.
     - Держись, Скромби! - сказал он. - Думай, если можешь!  Он  не  может
перелететь через реку или перепрыгнуть через водопад. И у него нет  вещей.
Он должен вернуться к лодкам. Назад, к лодкам! К лодкам, Сэм, как молния!
     Сэм повернулся и понесся вниз по тропе. Он упал  и  ушибся.  Встал  и
побежал снова. Он прибежал на край лужайки Порт Гален у берега,  где  были
вытащены из воды лодки. Здесь никого не было. В лесу слышались  крики,  но
он не обращал на них внимания... Он  остановился  на  мгновение,  переводя
дыхание. Одна из лодок как бы сама собой соскользнула к воде. Сэм с криком
побежал по траве. Лодка скользнула в воду.
     - Стойте, стойте, мастер Фродо! Стойте! -  Крикнул  Сэм,  бросаясь  в
воду с берега и пытаясь ухватиться за борт лодки. Он промахнулся на ярд. С
криком упал он в глубокую быструю воду. Булькая он пошел ко  дну,  и  река
сомкнулась над его кудрявой головой.
     Отчаянное восклицание послышалось с пустой лодки. Двинулось весло,  и
лодка остановилась. Фродо успел вовремя ухватить Сэма за волосы, когда тот
вынырнул, барахтаясь и пуская пузыри. Страх отражался в круглых коричневых
глазах.
     - Ты пришел, сын мой, Сэм! - сказал Фродо. - Держись за мою руку!
     - Спасите меня, мастер Фродо! - выдохнул Сэм. - Я  тону.  Я  не  вижу
вашей руки.
     - Вот она. Не щипайся, парень! Я сейчас вытащу тебя. Отталкивайся  от
воды и не барахтайся, или ты перевернешь лодку. Сюда, держись за  борт,  я
должен грести.
     Несколькими ударами весла Фродо вернул лодку к  берегу,  и  Сэм  смог
выбраться на него, мокрый, как водяная крыса.  Фродо  снял  Кольцо  и  сам
вышел на берег.
     - Из всех досадных помех ты худшая, Сэм! - сказал он.
     - О, мастер Фродо, как жестоко! - сказал Сэм дрожа. - Это  жестоко  -
уходить без меня. Если бы я не догадался, что бы теперь было?
     - Я был бы уже в пути.
     - В пути! - сказал Сэм. - Один... И без моей помощи? Я не перенес  бы
этого, это была бы моя смерть.
     - Тебя ждет смерть, если ты пойдешь со мной, - сказал Фродо, - и я не
перенесу вот этого.
     - Но не так верно, как я, если я останусь без вас.
     - Но я иду в Мордор.
     - Я хорошо это знаю, мастер Фродо. Конечно, туда. И я иду с вами.
     - Теперь, Сэм, не задерживай меня! - сказал Фродо. - В  любую  минуту
могут вернуться остальные. Если они застанут меня  здесь,  я  должен  буду
спорить и объяснять, и у меня никогда не будет шансов  уйти.  А  я  должен
уходить немедленно. Это единственный выход.
     - Конечно, - ответил Сэм. - Но не один. Я тоже иду, или никто из  нас
не идет. Я пробью дырки в дне всех лодок.
     Фродо засмеялся. Неожиданные тепло и радость тронули его сердце.
     - Оставь хоть одну! - сказал он. - Она же пригодится. Но ты не можешь
уйти без вещей и еды.
     - Подождите минутку, я все соберу, - весело  воскликнул  Сэм.  -  Все
готово. Я думал, что мы выступим сегодня.
     Он побежал к лагерю, выудил свой  узел  из  груды,  сложенной  Фродо,
когда тот освобождал лодку, захватил запасное одеяло и несколько  свертков
с едой и побежал назад.
     - Итак, мой план рухнул! - констатировал Фродо. - Бесполезно пытаться
убежать от тебя. Но я рад, Сэм! Не могу сказать  тебе  того,  как  я  рад.
Идем! Ясно, что мы должны идти вместе. Мы пойдем, и пусть дорога остальных
будет безопасна. Бродяжник позаботится о них. Не думаю, что мы  увидим  их
еще.
     - Все может быть, мастер Фродо. Все, - сказал Сэм.

     Так  Фродо  и  Сэм  вместе  начали  последний  этап   поиска.   Фродо
оттолкнулся от берега, и река быстро понесла их по западному  рукаву  мимо
хмурых утесов Тол Брандира. Рев  большого  водопада  стал  ближе.  Даже  с
помощью Сэма трудно было пробиться через течение к южному концу острова  и
направить лодку на восток к далекому берегу.
     Наконец они снова высадились на берегу, у южных склонов  Амон  Лхава.
Они вытащили лодку далеко от воды и  спрятали  ее  между  больших  камней.
Затем взяли на плечи ношу и отправились искать тропу, что повела бы их  по
серым холмам Эмин Муила в Землю Тени.

                        Джон Рональд Руэл ТОЛКИЕН

                              ВЛАСТЕЛИН КОЛЕЦ

                       ЛЕТОПИСЬ ВТОРАЯ. ДВЕ БАШНИ

                              КНИГА ТРЕТЬЯ

                            1. УХОД БОРОМИРА

     Арагорн быстро поднимался на холм. Вновь  и  вновь  наклонялся  он  к
земле. Хоббиты ходят легко, и их следы нелегко прочесть даже следопыту, но
недалеко от вершины тропа пересекала ручей,  и  здесь  он  нашел  то,  что
искал.
     - Я прочел знаки верно, - сказал он себе.  -  Фродо  шел  на  вершину
холма. Интересно, что он там увидел. Но он вернулся тем же путем  и  вновь
спустился к подножью холма.
     Арагорн заколебался. Он хотел сам пройти к высокому сиденью,  надеясь
увидеть что-нибудь такое, что поможет ему в его затруднении, но  время  не
ждало. Неожиданно он прыгнул вперед и пробежал по большим плоским каменным
плитам, а потом по  ступенькам  на  вершину.  Здесь  сев  на  сиденье,  он
огляделся. Но солнце казалось затмилось, а мир был туманным и  отдаленным.
Он посмотрел на север, но там не увидел ничего, кроме отдаленных холмов  и
только где-то вдали была видна в воздухе большая птица, похожая  на  орла,
она широкими кругами медленно спускалась к земле.
     И тут его чуткие уши услышали звуки в лесу внизу, на западном  берегу
реки. Он напрягся. Слышались крики, и, к своему ужасу, он услышал  хриплые
голоса орков.  Потом  послышался  глубокий  звук  большого  рога,  который
ударился о холмы и эхом отдался  в  дальних  долинах,  как  могучий  крик,
поднявшись над ревом водопадов.
     - Рог Боромира! - воскликнул Арагорн. - И  ему  нужна  помощь!  -  он
спрыгнул со ступеней и побежал по дороге. - Увы!  Злая  судьба  преследует
меня сегодня, все, что я ни делаю, оканчивается неудачей. Где же Сэм?
     Вначале крики  становились  громче,  потом  тише:  отчаянно  еще  раз
протрубил рог, и  в  ответ  раздались  яростные  крики  орков,  звук  рога
прервался, Арагорн выбежал на последний спуск, но прежде чем  он  добрался
до подножья, звуки совсем затихли; он свернул влево и побежал туда, откуда
доносились крики,  которых  он  больше  не  слышал.  Выхватив  меч,  крича
"Элендил! Элендил!", бежал он меж деревьев.
     Примерно в миле от Порт Галена на небольшой поляне, недалеко от озера
он нашел Боромира. Тот сидел спиной к большому дереву, как будто  отдыхая.
Но Арагорн увидел, что он пронзен множеством  чернооперенных  стрел;  руки
его сжимали меч, сломанный у рукояти;  по  сторонам  лежали  груды  убитых
орков.
     Арагорн  склонился  к  нему.  Боромир  открыл   глаза   и   попытался
заговорить. Наконец послышались медленные слова.
     - Я пытался отобрать Кольцо у Фродо, -  сказал  он.  -  Мне  жаль.  Я
наказан. - Взгляд его остановился на мертвых  врагах,  тут  их  лежало  по
крайней мере двадцать. - Они пропали - невысоклики. Орки схватили их,  но,
думаю, они живы. Орки схватили их и связали.
     Он помолчал и устало закрыл глаза. Через некоторое время он заговорил
снова:
     - Прощай, Арагорн! Иди в Минас-Тирит и спаси мой народ! Я проиграл.
     - Вот уж нет! - сказал Арагорн, целуя его в лоб. - Ты  победил.  Мало
кто одерживал такую победу. Покойся с миром. Минас Тирит не погибнет.
     Боромир улыбнулся.
     - Куда они ушли? Был ли здесь Фродо? - спросил Арагорн.
     Но Боромир молчал.
     - Увы! - воскликнул Арагорн. - Умер сын  Денетора,  повелителя  Башни
Стражи! Какой горький конец! Теперь  все  товарищество  распалось.  Это  я
допустил ошибку. Напрасно Гэндальф доверял мне.  Что  мне  теперь  делать?
Боромир поручил мне защиту Минас-Тирита, и этого же желает мое сердце,  но
где Кольцо и где его хранитель? Как я  найду  их  и  как  спасу  поиск  от
гибели?
     Он стоял склонившись, борясь со слезами и сжимая руку  Боромира.  Так
нашли его Гимли и Леголас. Они молча пришли с западных склонов, пробираясь
меж деревьев, как на охоте. Гимли держал в  руке  топор,  а  Леголас  свой
длинный нож. Выйдя на поляну, они остановились в изумлении, потом  в  горе
склонили головы, ибо им стало ясно что произошло.
     - Увы! - сказал Леголас, подходя к Арагорну. - Мы охотились и убили в
лесу много орков, но здесь от нас была бы большая польза. Мы  пошли  сюда,
услышав звук рога, но кажется, слишком поздно. Боюсь, вы тяжело ранены.
     - Боромир мертв, - сказал Арагорн. - Я же невредим:  меня  с  ним  не
было здесь. Он пал, защищая хоббитов, пока я был на вершине.
     - Хоббиты! - воскликнул Гимли. - Где они? Где Фродо?
     - Не знаю, - устало ответил  Арагорн.  -  Но  перед  смертью  Боромир
сказал, что орки их связали, он считал, что они живы. Я послал  его  вслед
за Мерри и Пиппином, но не спросил его, были ли здесь Фродо и Сэм  Гэмджи;
не спросил, пока не стало слишком поздно. Все, что я  делаю  сегодня,  все
мне не удается. Что делать теперь?
     - Вначале мы позаботимся о павшем, - заметил Леголас. - Мы  не  можем
оставить его лежать, как падаль, среди подлых орков.
     - Но мы должны торопиться, - сказал Гимли. - Он и сам бы  не  захотел
задерживать нас. Мы должны идти по следу орков, пока есть надежда  на  то,
что хоть кто-то из наших товарищей жив.
     - Но мы не знаем, с ними ли хранитель Кольца,  -  сказал  Арагорн.  -
Можем ли мы покинуть его? Разве не  следует  вначале  поискать  его?  Злой
выбор вновь перед нами.
     - Тогда сделаем вначале то, что сможем сделать, - сказал Леголас. - У
нас нет ни времени, ни  инструментов,  чтобы  достойно  похоронить  нашего
товарища и воздвигнуть над ним курган. Нам нужно сделать насыпь из камней.
     - Работа будет трудной и долгой, к тому  же  поблизости  нет  камней,
которые мы могли бы использовать, - возразил Гимли.
     -  Тогда  положим  его  в  лодку  вместе  с  его  оружием  и  оружием
побежденных врагов, - сказал Арагорн. - Мы пошлем его к водопадам  Рауроса
и отдадим его Андуину. Река Гондора позаботится о том,  чтобы  по  крайней
мере никакой зверь не осквернил его кости.
     Быстро обыскали они тела орков и сложили их мечи,  разбитые  шлемы  и
щиты в одну груду.
     - Смотрите! - воскликнул Арагорн. - Вот след! - Из  груды  оружия  он
извлек два ножа с лезвиями в форме  листа,  выложенными  золотом;  поискав
еще, он нашел и ножны, черные и усаженные маленькими красными жемчужинами.
- Это не оружие орков! - сказал он. - Их носили хоббиты. Орки, несомненно,
ограбили их, но побоялись оставить у себя ножи, зная,  откуда  они  -  это
работа запада, на них заклинания против проклятий Мордора. Что ж, если они
живы, наши друзья безоружны. Я  возьму  эти  ножи  в  надежде  вернуть  их
когда-нибудь хозяевам.
     - А я, - сказал Леголас, - соберу  все  стрелы,  какие  смогу  найти,
потому что мой колчан пуст.
     Он  поискал  в  груде  и  на  земле  около  нее  и  нашел   несколько
неповрежденных и более длинных, чем обычные орковские, стрел. Он тщательно
осмотрел их.
     А Арагорн, осмотрев убитых, сказал:
     - Здесь лежит много таких, которые не из Мордора. Некоторые с Севера,
с Туманных гор, если я знаю что-то об орках и их семействах. Но тут есть и
другие, незнакомые мне. Их одежда вообще не похожа на одежду орков.
     Их было четверо, орков, больших по размерам,  смуглых,  косоглазых  с
толстыми ногами и большими руками. Они были вооружены короткими  мечами  с
широкими лезвиями, не похожими на обычные кривые сабли орков, и у них были
тисовые луки, по длине и форме подобные лукам людей. На щитах у  них  было
странное изображение - маленькая рука в центре черного поля; на их  шлемах
спереди была руна "С", сделанная из какого-то белого металла.
     - Такого герба я  не  видел  раньше,  -  сказал  Арагорн.  -  что  он
означает?
     - "С" означает Саурон, - сказал Гимли. - Это легко прочесть.
     - Нет, - возразил Леголас. - Саурон не использует эльфийские руны.
     - Не использует он и свое настоящее имя и  не  позволяет  произносить
его, - добавил Арагорн. - И он не использует белое. Орки,  служащие  Барад
-Дуру,  пользуются  знаком  красного  глаза.  -  Он   постоял   минуту   в
задумчивости. - Я думаю, "С" означает Саруман, - сказал он наконец. -  Зло
овладело  Изенгардом,  и  запад  более  не  безопасен...  Этого   опасался
Гэндальф: каким-то образом предатель Саруман узнал  о  нашем  путешествии.
Вероятно, он знает и о гибели Гэндальфа.  Преследователи  из  Мории  могли
избежать бдительности Лориена или  они  обогнули  эту  землю  и  пришли  в
Изенгард другим путем. Орки передвигаются  быстро.  Но  у  Сарумана  много
способов узнать новости. Помните птиц?
     - У нас нет времени разгадывать загадки, - сказал  Гимли.  -  Давайте
унесем Боромира.
     - Но после этого нам придется их разгадывать, если мы хотим правильно
выбрать путь, - ответил Арагорн.
     - Может правильного выбора и нет, - тихо сказал Гимли.
     Взяв свой топор, гном обрубил несколько ветвей. Их  связали  тетивами
луков и накрыли раму плащами. На этих носилках  они  отнесли  тело  своего
товарища к берегу с теми трофеями, которые хотели послать  с  ним.  Дорога
была короткой, но работа трудной, потому что Боромир был высоким и сильным
человеком.
     Арагорн  остался  с  телом,  а  Гимли  и   Леголас   поторопились   к
Порт-Галену. До туда было больше мили. Через некоторое время они вернулись
на лодках.
     - Странное происшествие! - сказал Леголас. - На  берегу  было  только
две лодки. Мы не нашли там и следа третьей.
     - Были ли там орки? - спросил Арагорн.
     - Мы не видели их следов, - ответил Гимли. -  И  орки  взяли  бы  или
уничтожили бы все лодки, а также и багаж.
     Они положили Боромира в середину лодки, которая  должна  будет  нести
его. Эльфийский плащ они свернули и положили ему под голову. Расчесали его
длинные волосы и распустили их по плечам. Золотой пояс из Лориена  сверкал
на его талии. Шлем они положили рядом с ним, а на колени положили  обломки
меча и рога; под ноги ему положили мечи врагов. Затем, прикрепив нос одной
лодки к корме другой, вывели их в воду. Лодки печально плыли вдоль  берега
и, свернув в быстрое течение, проплыли мимо зеленого  газона  Порт-Галена.
Крутые склоны Тол Брандира сверкали: был полдень,  и  когда  они  подплыли
ближе, впереди перед ними засверкала пена и водяные брызги  Рауроса.  Гром
водопада потрясал безветренный воздух.
     Печально отвязали  они  погребальную  лодку;  в  ней  лежал  Боромир,
спокойный, мирный, скользя по груди блестящей воды. Поток подхватил его, а
вторая лодка осталась на месте, удерживаемая веслами. Боромир проплыл мимо
них, лодка его удалилась, превратившись в черную точку  на  золотом  фоне;
потом  неожиданно  она  исчезла.  Неизменно  ревел  Раурос.  Река  приняла
Боромира, сына Денетора, и больше его не видели по утрам стоящим на  Белой
Башне Минас-Тирита. Но в Гондоре много лет спустя  рассказывали,  как  его
лодка проплыла водопады и пронесла  его  сквозь  Осгилиат  и  через  устье
Андуина в Великое море.
     Некоторое время  трое  товарищей  молчали,  глядя  ему  вслед.  Затем
заговорил Арагорн.
     - Его будут высматривать с Белой Башни, -  сказал  он,  -  но  он  не
вернется ни с моря, ни с гор.
     Потом медленно он начал петь:

                   Через Рохан, по болотам и полям,
                   Где растет трава, как серебро,
                   Мчится ветер, приносящий лишь печаль.
                   Мчится ветер, отвергающий добро.
                   "Что за новости из западных земель
                   Ты принес сегодня под мое окно?
                   Боромира не встречал ты на заре
                   Или вечером когда везде темно?"
                   "Я встречал его, но много дней назад
                   Шел он вдаль через болота и пески,
                   Гнал он лошадь сквозь пустыни и леса
                   И исчез он среди северной тоски".
                   "Боромир я долго, долго вдаль глядел
                   С башен запада, с высоких белых стен,
                   Но нигде твой рог не прогремел,
                   Но нигде не засверкал твой шлем."

         Затем запел Леголас:

                   Ветер зноя, жаркий южный ветер мчит
                   От песчаных берегов и камышей,
                   Гонит он с собою птичий свист,
                   Запах моря, яркость солнечных лучей.
                   "Что на юге ты увидел, ветер-вздох
                   Где прекрасный Боромир теперь плывет?
                   Где он едет, его нет со мной давно
                   Я горюю, ну а он все не идет."
                   "Ты не спрашивай меня, где Боромир.
                   Много храбрых полегло на берегах.
                   Ветер севера их шлет в мой тихий мир.
                   И плывут они на маленьких ладьях."
                   "Боромир! На юг ведет тропа людей
                   Много шло по ней бродяг и моряков,
                   Но никто тебя не видел средь морей
                   У далеких и суровых берегов."

     Вновь запел Арагорн:

                   От Рауроса, от каменных столбов,
                   Мчит холодный ветер северных земель.
                   От трубит в свой звонкий рог среди холмов,
                   Он дыханьем холодит сердца людей.
                   "Что на севере, о ветер-пилигрим?
                   Не видал ли Боромира ты в лесах,
                   Не встречался ли на Андуине с ним.
                   Не живет ли он на северных холмах?
                   "Он сражался против множества врагов,
                   Меч его в бою изрублен, щит пробит
                   Отдыхает он у древних берегов
                   У Рауроса на острове он спит."
                   "Боромир, тоской полны сердца людей.
                   Башня стражи, золотой Минас-Тирит,
                   Будет к северу глядеть до поздних дней,
                   Будет к северу глядеть, пока стоит."

     Так они кончили. Они повернули  свою  лодку  и,  борясь  с  течением,
поплыли к Порт-Галену.
     - Вы оставили восточный ветер мне, - заметил Гимли, - но я ничего  не
скажу о нем.
     - Так и должно быть, - сказал Арагорн.  -  в  Минас-Тирите  восточный
ветер не спрашивают, но терпят. Но теперь  Боромир  уже  пустился  в  свою
дорогу, и мы должны сделать свой выбор.
     Он быстро, но тщательно осмотрел зеленую лужайку, часто наклоняясь  к
земле.
     - Здесь не было орков, - сказал  он.  -  Кроме  того,  ничего  нельзя
утверждать определенно. Здесь все наши следы, они перекрывают друг  друга.
Не могу сказать, возвращался ли сюда кто-нибудь из  хоббитов  после  того,
как начались поиски Фродо. - Он вернулся на берег к тому месту, где в реку
впадает ручеек. - Вот здесь следы более  ясные,  -  сказал  он.  -  хоббит
заходил в воду и вышел из нее; но не могу сказать как давно это было.
     - Как же вы разгадаете эту загадку? - спросил Гимли.
     Арагорн вначале ничего не ответил, он вернулся в  лагерь  и  осмотрел
багаж.
     - Двух тюков не хватает, - сказал он, - и один  из  них,  несомненно,
Сэма: он был весьма тяжелый и большой. Это и есть  ответ:  Фродо  ушел  на
лодке, и его слуга ушел с ним. Фродо, должно быть, вернулся, когда мы  все
отсутствовали. Я встретил Сэма, поднимаясь на холм, и велел ему  следовать
за мной; но он, очевидно, этого не сделал. Он правильно  угадал  намерения
своего хозяина и вернулся сюда до того, как Фродо уплыл. Не  так-то  легко
уплыть без Сэма!
     - Но почему он оставил нас, даже без слов прощания? - спросил  Гимли.
- Странный поступок!
     - И мужественный, - сказал Арагорн. - Я думаю, Сэм был прав, Фродо не
хотел вести с собой в Мордор друзей на верную смерть. Но он знал, что  сам
должен идти. Что-то, случившееся после того, как он нас  покинул,  помогло
ему побороть страх и сомнения.
     - Может быть, орки напали  на  него,  и  он  побежал,  -  предположил
Леголас.
     - Несомненно, что он бежал, - подтвердил Арагорн, - но я думаю, не от
орков.
     То, что он на самом деле  думал  о  причине  решимости  и  внезапного
побега Фродо, Арагорн не сказал. Последние слова Боромира он долго  хранил
в тайне.
     - Что ж, кое-что теперь ясно, - сказал Леголас.  -  Больше  Фродо  на
этой стороне реки нет, только он мог взять лодку; и с ним Сэм,  только  он
мог взять свой тюк.
     - Теперь надо нам выбирать, - сказал Гимли,  -  взять  ли  оставшуюся
лодку и следовать за Фродо или пойти пешком по следу орков. И на том, и на
другом пути надежды мало. Мы потеряли драгоценные часы.
     - Дайте мне подумать! - сказал Арагорн. - Я должен  сделать  выбор  и
изменить злую судьбу этого несчастного дня! -  Он  некоторое  время  стоял
молча. - Я пойду по следу орков, - сказал он наконец. - Я повел бы Фродо в
Мордор и пошел бы с ним до самого конца, но если я  начну  сейчас  поиски,
значит тем самым обреку пленников на пытки и смерть. Сердце  мое  на  этот
раз говорит  ясно:  судьба  хранителя  Кольца  больше  не  в  моих  руках.
Товарищество сыграло свою роль. Но  мы,  оставшиеся,  не  должны  покинуть
своих товарищей, пока  у  нас  есть  силы.  Идемте!  Мы  должны  выступить
немедленно. Оставим здесь все, без чего можно обойтись. Мы будем идти днем
и ночью.
     Они вытащили из воды последнюю лодку и отнесли ее к деревьям.  В  нее
они сложили вещи, в которых не очень нуждались и которые не могли нести  с
собой. Потом оставили Порт-Гален. Наступал полдень, когда они снова пришли
на полянку, где пал Боромир. Здесь он отыскали след орков. И для этого  не
потребовалось большого искусства.
     - Никто другой не оставляет такой  след,  -  сказал  Леголас.  -  Им,
кажется, доставляет радость топтать и  уничтожать  все  растущее,  даже  в
стороне от их пути.
     - Они шли с большой скоростью и не устали, -  заметил  Арагорн.  -  А
позже нам придется отыскивать их след на твердой голой земле.
     - За ними! - сказал Гимли. - Гномы тоже  ходят  быстро  и  устают  не
быстрее чем орки. Но охота будет долгой: у них слишком большой выигрыш  во
времени.
     - Да, - согласился  Арагорн,  -  нам  всем  понадобится  выносливость
гномов. Но идем! С надеждой или без нее  мы  будем  идти  по  следу  наших
врагов. И горе им, если мы окажемся быстрее! Мы  устроим  такую  охоту,  о
которой, как о чуде, будут рассказывать все три  народа:  эльфы,  гномы  и
люди. Вперед, три охотника!
     Как олень, устремился он вперед. Он летел среди  деревьев.  Вперед  и
вперед вел он их, неутомимый и быстрый, теперь, когда он сделал выбор. Лес
у озера они оставили позади. Они взбирались по  длинным  склонам,  темным,
твердым и окрашенным солнечным закатом в алое. Пришел  вечер.  Они  серыми
тенями затерялись в сумерках.

                            2. ВСАДНИКИ РОХАНА

     Тьма сгущалась. Туман лежал среди деревьев внизу и навис над  бледным
берегом Андуина, но небо было чистым.  Загорелись  звезды.  Растущая  луна
поднялась на западе и тени от скал были черны. Путники подошли к  подножью
каменных холмов, их шаг замедлился,  потому  что  труднее  стало  идти  по
следу. Здесь  высокогорья  Эмин-Муила  проходили  с  севера  на  юг  двумя
неровными холмистыми полосами. Западный край каждой полосы  был  крутым  и
трудно доступным, но восточные склоны оказались более пологими и они  были
изрыты множеством лощин и узких ущелий. Всю ночь три товарища шли по  этой
каменистой земле, взбираясь на вершину первого, наиболее высокого хребта и
спускались в тьму глубокой извивающейся долины с другой стороны.
     Здесь в холодный предрассветный час они немного отдохнули. Луна давно
зашла, над ними сверкали лишь звезды. Первые лучи дня  еще  не  показались
над темными холмами сзади. На мгновение  Арагорн  растерялся:  след  орков
спускался в долину, но вот здесь он исчезал.
     - Куда они свернули, как вы думаете? - спросил Леголас. - К Северу, в
сторону Изенгарда или Фэнгорна, если это их цель, как вы считаете?  Или  к
югу, чтобы пересечь Энтвош?
     - Они не пойдут к реке, какой бы ни была их цель, - ответил  Арагорн.
- И хотя мощь Рохана уменьшилась, а сила Сарумана  возросла,  они  все  же
изберут кратчайший путь через земли Рохиррима. Поищем на севере!
     Долина глубокой впадиной извивалась меж  холмами,  по  дну  ее  среди
булыжников протекал  ручей.  Справа  от  спутников  хмурился  утес,  слева
уходили вдаль большие склоны, тусклые и затененные в поздней ночи. Путники
прошли около мили на север. Арагорн все  время  искал  след,  наклонясь  к
земле и осматривая  все  складки  и  ложбины,  уходящие  вглубь  западного
хребта.  Леголас  шел  несколько  впереди.  Неожиданно   эльф   вскрикнул,
остальные подбежали к нему.
     - Мы догнали кое-кого из  тех,  за  кем  охотимся,  -  сказал  он.  -
Смотрите. - Он указал и они увидели что-то, что  они  вначале  приняли  за
булыжники, лежащие у подножия холма, а на самом деле было грудой тел.  Тут
лежало пять мертвых орков. Они были изрублены множеством жестоких  ударов,
а двое обезглавлены. Земля была влажна от их темной крови.
     - Вот и еще одна загадка!  -  сказал  Гимли.  -  Но  здесь  необходим
дневной свет, а мы не можем ждать.
     - И однако, если прочесть следы, положение не кажется безнадежным,  -
проговорил Леголас. - Враги орков, вероятно... наши  друзья.  Какой  народ
живет в этих холмах?
     - Никакой, - сказал  Арагорн.  -  Рохиррим  редко  приходят  сюда,  а
Минас-Тирит отсюда далеко. Может, какая-нибудь группа людей находилась тут
по неизвестным нам причинам. Но я думаю, нет.
     - Что же вы думаете? - спросил Гимли.
     - Я думаю, что враги привели с собой своих врагов, - ответил Арагорн.
- Это северные орки издалека. Среди убитых нет ни одного большого орка  со
странными значками. Я думаю, произошла ссора  -  обычное  дело  для  этого
подлого народа. Может быть шел спор о выборе пути.
     - Или о пленниках, - сказал Гимли. -  Будем  надеяться,  что  они  не
встретили здесь свой конец.
     Арагорн осмотрел землю по широкому кругу, но больше не нашел  никаких
следов. Они пошли дальше. Небо на востоке побледнело,  звезды  померкли  и
медленно разливался серый свет. Немного дальше  к  северу  они  подошли  к
складке, из которой вытекал теплый ручеек и перерезал  каменную  тропу.  И
здесь росло несколько кустов, а по берегам ручья было немного травы.
     - Наконец! - сказал Арагорн. - Вот следы, которые мы ищем.  Вверх  по
течению ручья - это путь по которому орки пошли после ссоры.
     Преследователи быстро свернули и двинулись по новой дороге. Как будто
освеженные очным отдыхом они  прыгали  с  камня  на  камень.  Наконец  они
достигли вершины серого холма, и неожиданный порыв ветра тронул их  волосы
и шевельнул плащи, порыв холодного утреннего ветра.
     Обернувшись, они увидели, как за рекой  вспыхнули  далекие  холмы.  В
небе занимался день. Красный край солнечного диска поднялся из-за  отрога.
Перед ними на запад простиралась спокойная, бесформенная местность. Но вот
тени ночи развеялись, вернулись цвета бодрствующей земли: зелень плыла над
широкими лугами Рохана; белые туманы сверкали в долинах ручьев  и  рек,  и
далеко слева, в тридцати лигах или более синие и пурпурные,  стояли  белые
горы, поднимая свои пики блестящего черного цвета, увеличенные сверкающими
снегами, теперь окрашенные розовым цветом утра.
     - Гондор! Гондор! - воскликнул Арагорн. - Как я хочу вновь  взглянуть
на тебя в более счастливые часы! Но пока моя дорога  не  лежит  на  юг,  к
твоим ярким потокам.

              Гондор! Гондор! Страна меж морем и горами.
              Здесь ветер запада летит между холмами.
              Здесь на серебряное дерево луна
              Льет свет, как в сказках утреннего сна.
              О башни белые и скалы Тириона!
              О гордый трон и ты, крылатая корона!
              По-прежнему ли на серебряное дерево глядят,
              и что за ветры между морем и горами мчат?

     - Идемте! - сказал Арагорн, отводя глаза от юга и глядя  на  запад  и
север, где пролегал их путь.
     Хребет, на котором стояли товарищи, круто спускался вниз  у  их  ног.
Внизу, в четырех-пяти милях, проходил широкий неровный выступ,  неожиданно
заканчивающийся крутым утесом - Это была  восточная  стена  Рохана.  Здесь
кончался Эмин-Муил, а  дальше,  сколько  хватало  глаз,  тянулись  зеленые
равнины Рохиррима.
     - Смотрите! - воскликнул Леголас, указывая на бледное небо над  ними.
- Снова этот орел! Он очень высоко! Похоже, он летит  от  этих  земель  на
север. Он летит с большой скоростью. Смотрите!
     - Нет, даже мои глаза не могут разглядеть его, мой добрый Леголас!  -
сказал Арагорн. - Он, должно быть, очень  далеко.  Интересно,  каково  его
поручение, если это та самая птица, которую я видел раньше? Но смотрите: я
вижу кое-что более близкое и важное - что-то движется по равнине.
     - Их много,  -  подтвердил  Леголас.  -  Большой  отряд  продвигается
пешком. Но я не могу  сказать,  кто  это.  До  них  много  лиг,  не  менее
двенадцати, я думаю. Плоская равнина мешает точно оценивать расстояние.
     - Я думаю, тем не менее, что теперь нам  не  нужно  отыскивать  след,
чтобы определить куда идти, - сказал Гимли. - Давайте  как  можно  быстрее
спустимся в долину.
     - Сомневаюсь, чтобы мы сумели найти более короткую  дорогу,  чем  та,
которой воспользовались орки, - сказал Арагорн.
     Теперь они шли по следу врага при свете дня. Казалось, орки двигались
с максимальной скоростью. Вновь и вновь преследователи находили потерянные
или брошенные вещи: мешки из-под еды, корки, куски твердого черного хлеба,
изорванный черный плащ, тяжелый сапог с  железной  подковкой,  разбитой  о
скалы. След вначале вел на север по вершине хребта, затем  они  подошли  к
ущелью, глубоко врезавшемуся в скалу; по дну его с шумом  бежал  ручей.  В
этом узком  ущелье  грубая  тропа,  как  крутая  лестница,  спускалась  на
равнину.
     На дне неожиданно начались  травы  Рохана.  Они,  как  зеленое  море,
разливались от самых подножий Эмин-Муила. Падающий ручей исчезал в  густых
зарослях креоса и водяных растений;  путники  слышали,  как  он  журчал  в
зеленом туннеле, вниз по пологому склону, направляясь  к  далеким  болотам
долины Энтвоша. Казалось, зима осталась на холмах позади. Воздух здесь был
мягче и теплее, в нем разливался приятный запах, как  будто  действительно
началась весна и сок разливался по каждой ветке и листу.  Леголас  глубоко
вздохнул, как то, кто сделал большой глоток, после долгой жажды в пустыне.
     - Ах! Зеленый запах! - сказал он. - Как хорошо, когда кончается  сон.
Побежали!
     - Легкие ноги могут бежать здесь быстрее, - сказал Арагорн. - Быстрее
может быть, чем подкованные железом орки. У нас есть возможность сократить
расстояние.
     Они двинулись цепочкой, как стая собак на сильный запах, в глазах  их
светилось оживление и надежда. Прямо  на  запад  вел  протоптанный  орками
широкий след: сладкие травы Рохана  почернели  там,  где  проходили  орки.
Вскоре Арагорн крикнул и свернул в сторону.
     - Стойте! - закричал он. - Не ходите за мной!  -  Он  быстро  побежал
направо, в сторону от главного  следа:  он  увидел  уходящие  туда  следы,
отделившиеся от главного пути следы маленьких необутых ног. Однако  вскоре
их перекрыли следы орков, также шедшие от главного следа, потом все  следы
резко повернули обратно и затерялись на общей тропе. В самой дальней точке
Арагорн наклонился и поднял что-то из травы, потом побежал назад.
     - Да, - сказал он, - следы совершенно  ясны:  это  следы  хоббита.  Я
думаю, Пиппина. Он меньше Мерри. И взгляните на это! - В его  руке  что-то
блеснуло в лучах солнца: только что  распустившийся  буковый  лист,  такой
прекрасный и необычный в этой безлесой долине.
     - Брошь с эльфийского  плаща!  -  воскликнули  одновременно  Гимли  и
Леголас.
     - Зря листы Лориена не падают, - сказал Арагорн. - И случайно тоже не
могут упасть - это знак для тех, кто идет по следу. Я думаю, именно с этой
целью Пиппин убежал в сторону.
     - Значит, по крайней мере,  Пиппин  жив,  -  сказал  Гимли.  -  И  он
воспользовался своим разумом, да и  ногами  тоже.  Это  утешительно  -  мы
преследуем орков не напрасно.
     - Будем надеяться, что он не  слишком  уж  дорого  заплатил  за  свою
храбрость, - сказал Леголас. - Идемте! Быстрей!  Мысль  о  том,  что  этих
веселых юношей гонят, как скот, жжет мне сердце.
     Солнце высоко поднялось  в  полдень  и  начало  медленно  спускаться.
Легкие облака надвинулись с моря на далеком юге  и  были  унесены  ветром.
Солнце садилось. Тени росли. Охотники продолжали свой путь.  Прошел  целый
день с момента гибели боромира, и орки были все  еще  далеко  впереди.  На
равнине их не было видно.
     Когда спустился ночной мрак, Арагорн остановился. Лишь  два  раза  за
весь день они недолго отдыхали, и теперь двенадцать лиг лежало между  ними
и восточной стеной, на которой они стояли на рассвете.
     - Снова перед нами трудный выбор, - проговорил Арагорн. - Будем ли мы
отдыхать ночью или пойдем, пока у нас остаются силы и воля?
     - Если враги тоже не будут отдыхать, они оставят нас  далеко  позади,
если мы ляжем спать, - сказал Леголас.
     - Ведь даже орки должны останавливаться в пути? - спросил Гимли.
     - Орки редко открыто ходят под солнцем, но  эти  решились,  -  сказал
Леголас. - И они, вероятно, не будут отдыхать ночью,
     - Но если мы пойдем ночью, мы можем  потерять  их  след,  -  возразил
Гимли.
     - След прямой и не отклоняется ни вправо,  ни  влево,  сколько  могут
видеть мои глаза, - сказал Леголас.
     - Может я и смог бы вести вас  во  тьме  и  придерживаться  линии,  -
сказал Арагорн, - но если они свернут в сторону, потребуется много времени
днем, чтобы снова отыскать их след.
     - К тому же только днем  мы  сможем  увидеть,  если  чей-нибудь  след
сворачивает в сторону, - заметил Гимли. - Если один  из  пленников  сумеет
сбежать или одного из них уведут на восток, к Великой Реке, к Мордору,  мы
пройдем мимо и никогда не узнаем об этом.
     - Верно, - сказал Арагорн. - Но если я правильно прочел  следы,  орки
белой руки победили и весь отряд движется теперь к Изенгарду. Их  нынешнее
направление подтверждает мою догадку.
     - Все же трудно судить об их решении, - сказал  Гимли.  -  И  как  же
бежавшие? Во тьме мы прошли бы след, который привел к броши.
     - Орки после этого случая удвоят бдительность, а пленники еще  больше
устанут, - сказал Леголас. - Они больше не смогут бежать, если  только  мы
не поможем им. Как это сделать, трудно догадаться, но вначале мы должны их
догнать.
     - И все же даже я, гном, много путешествовавший и не самый слабый  из
нашего рода, не могу пробежать всю дорогу до Изенгарда  без  остановок,  -
сказал Гимли. - Мое  сердце  тоже  горит,  и  я  хочу  как  можно  быстрее
выступить в путь, но сейчас я должен хоть  немного  отдохнуть  прежде  чем
бежать дальше. А если уж мы должны отдохнуть, то ночь для этого  -  лучшее
время.
     - Я сказал, что выбор будет труден, - заметил Арагорн. -  Как  же  мы
кончим наш спор?
     - Вы наш предводитель, - сказал Гимли, - и вы опытны в преследовании.
Вы и должны выбирать.
     - Сердце мое велит идти дальше, - сказал  Леголас.  -  Но  мы  должны
держаться вместе. Я соглашусь с вашим решением.
     - Вы предоставляете  делать  выбор  неудачному  выборщику,  -  сказал
Арагорн. - С тех пор, как мы прошли Аргонат, я делаю один  неверный  выбор
за другим. - Он замолчал, глядя на север и запад в надвигающуюся  ночь.  -
Мы не пойдем в темноте, - сказал он наконец. - Опасность потерять след или
пропустить что-то важное кажется мне большой. Если  луна  даст  достаточно
света, мы используем его, но увы! Луна рано заходит, и она еще  молодая  и
бледная.
     - И сегодня ночью она еще завернута в саван, - пробормотал  Гимли.  -
Если бы госпожа подарила нам свет, который она дала Фродо.
     - Этот подарок  более  необходим  тому,  кому  он  сделан,  -  сказал
Арагорн.  -  Перед  ним  лежит  истинный  поиск.  Наш  же  -  всего   лишь
незначительное дело в великих деяниях времени. Может  быть,  преследование
напрасно с самого начала, и  мы  не  в  силах  ни  ухудшить,  ни  улучшить
положение. Ну, я сделал выбор. Давайте получше используем время!
     Он лег на  землю  и  тут  же  уснул,  потому  что  не  спал  с  ночи,
проведенной в тени Тол-Брандира. Незадолго  до  рассвета  он  проснулся  и
встал. Гимли продолжал спать, но Леголас стоял, глядя на  север  во  тьму,
задумчиво и молчаливо, как молодое дерево в безветренную ночь.
     - Они далеко, - печально сказал он, оборачиваясь к Арагорну. - Сердце
мое чувствует, что они не отдыхали этой ночью. Только орел смог бы догнать
их теперь.
     - И все же мы должны идти за ними, - сказал Арагорн. Наклонившись, он
разбудил гнома. - Пора! Мы должны идти, - сказал он ему. - След остывает!
     - Но все еще темно, - сказал Гимли. - Даже Леголас с вершины холма не
сумеет разглядеть их до восхода солнца.
     - Боюсь, я не увижу их ни с холма, ни с равнины, ни под луной, ни под
солнцем, - сказал Леголас.
     - Там где  бессильно  зрение,  может  помочь  звук  земли,  -  сказал
Арагорн.  -  Земля  должна  стонать  под  их  тяжелыми   ногами.   -   Он,
растянувшись, прижался ухом к дерну. Он лежал неподвижно  так  долго,  что
Гимли решил, что он потерял сознание, либо снова уснул. Наступил  рассвет,
вокруг них медленно разливался серый свет. Наконец Арагорн встал, и теперь
друзья смогли разглядеть его лицо; оно было бледным и мрачным. Взгляд  его
выражал беспокойство.
     - Голос земли непонятен и слаб, - пояснил он. - На много миль  вокруг
нас никто не идет по земле. Слаб и  далек  звук  шагов  наших  врагов.  Но
громко слышен цокот копыт лошадей. Я понял, что слышал их даже  во  сне  и
они тревожили мои сновидения - лошади, скачущие на запад.  Но  теперь  они
еще дальше от нас и направляются на север. Что там случилось?
     - Идемте! - воскликнул Леголас.
     Так начался третий день преследования. На протяжении всех его  долгих
часов они то шли, то бежали под облаками и под солнцем, как будто  никакая
усталость не могла загасить жегший их огонь. Они мало  разговаривали.  Они
проходили по пустынным местам, совершенно не различимые в своих эльфийских
плащах на фоне серо-зеленых полей; даже в самый полдень вряд ли чей-нибудь
глаз, кроме глаза эльфов, мог заметить их, пока они не оказывались  совсем
рядом. Часто про себя благодарили они госпожу Лориена за подарок - лембас,
потому что они могли есть и черпать новые силы даже во время бега.
     Весь день след  их  врагов  вел  прямо  на  северо-запад  без  всяких
поворотов и перерывов. В конце дня перед  ними  начался  длинный  безлесый
подъем, заканчивающийся рядом низких  горбатых  холмов.  След  орков  стал
менее отчетлив, когда свернул на север, к этим холмам,  потому  что  земля
стала тверже, а трава короче. Далеко слева  серебряной  нитью  на  зеленом
фоне  извивалась  река  Энтвош.  Ничто  не  двигалось,  и  Арагорн   часто
удивлялся, почему они  не  видят  ни  следа  зверя  или  человека.  жилища
Рохиррима большей частью находились далеко на юге, в  лесистых  предгорьях
белых гор, теперь скрытых туманом и  облаками;  однако  раньше  повелители
лошадей пасли здесь, в северо-восточной части своего королевства,  большие
стада, и здесь часто встречались пастухи, живущие в палатках  даже  зимой.
Но теперь местность была пустой, повсюду царило молчание,  не  вызывающее,
однако, мыслей о мире.
     В сумерках они снова остановились. Теперь дважды  по  двенадцать  лиг
прошли они по равнинам Рохана, и стена Эмин Муила потерялась  в  дымке  на
востоке. Молодая луна блестела в туманном небе, но давала  мало  света,  а
звезд не было видно.
     - Теперь я еще больше недоволен остановкой в нашей  охоте,  -  сказал
Леголас. - Орки бежали перед нами, как будто сам Саурон  со  всеми  своими
хлыстами гнался за ними. Боюсь, они уже достигли леса и  темных  холмов  и
уже идут в тени деревьев.
     - Это горький конец нашим надеждам и  всей  нашей  работе,  -  сказал
Гимли.
     - Надежде может быть, но не работе,  -  возразил  Арагорн.  -  Мы  не
повернем назад... Но я устал. - Он взглянул на пройденный путь.  -  Что-то
непонятное в этой земле, я не доверяю тишине. Я не  доверяю  даже  бледной
луне. Звезды не видны; я устал, и устал так, как никогда в жизни,  как  ни
одни скиталец не устает, идя по следу. Чья-то злая воля  придает  скорость
нашим врагам, ставит меж нами невидимый барьер - усталость, которая больше
в сердце, чем в членах.
     - Верно! - сказал Леголас. - Я  это  знаю  с  того  момента,  как  мы
спустились со стены Эмин Муила. Эта воля перед нами, а не сзади.  -  И  он
указал на равнины Рохана на темнеющем западе под полумесяцем луны.
     - Саруман! - пробормотал Арагорн. - Но он  не  сможет  повернуть  нас
назад! Нам придется еще раз остановиться. смотрите:  даже  луна  зашла  за
облако. Но когда вернется день, наша дорога поведет на север.
     Как и раньше, первым встал Леголас, если он вообще спал.
     - Проснитесь! Проснитесь! - восклицал он. - Красный рассвет! Странные
события ждут нас на краю леса. Добрые или злые, я  не  знаю,  но  нас  там
ждут. Вставайте!
     Остальные вскочили и  почти  немедленно  двинулись  дальше.  Медленно
приближался спуск с холмов.  Оставался  еще  час  до  полудня,  когда  они
достигли его. Зеленые склоны убегали от них прямо на север. Под их  ногами
земля была сухой, а трава короткой, полоса земли шириной примерно в десять
миль лежала между ними и рекой, слабо просвечивающей сквозь густые заросли
тростников и камыша. Прямо на запад  от  самого  горизонта  южного  склона
располагался большой круг, где трава была  вытоптана  множеством  ног.  От
него снова уходил след орков, поворачивая на север  вдоль  сухих  подножий
холмов. Арагорн остановился и внимательно осмотрел следы.
     - Они здесь немного отдохнули, - сказал он, - но  даже  дальний  след
очень стар. Боюсь, Леголас, ваше сердце говорило правду: прошло трижды  по
двенадцать часов с тех пор, как на этом месте стояли орки. Если они дальше
шли с такой скоростью, то они вчера на закате достигли границ Фэнгорна.
     - Я ничего не вижу на севере или на западе, только трава,  тонущая  в
дымке, - сказал Гимли. - Увидим ли мы лес, если взберемся на холмы?
     - Он еще  очень  далеко,  -  ответил  Арагорн.  -  Если  я  правильно
запомнил, эти склоны тянутся на восемь или больше лиг  к  северу  и  потом
сворачивают на северо-запад,  к  Энтвошу,  а  дальше  еще  остается  около
пятнадцати лиг.
     - Что ж, идемте, - сказал Гимли. - Мои ноги должны  забыть  мили.  Но
они шли бы легче, если бы на сердце было легко.
     Солнце уже садилось, когда они подошли к концу склонов.  Много  часов
шли  они  без  отдыха.  Теперь  они  двигались  медленно,  и  спина  Гимли
согнулась. Тверды, как камень, гномы в работе и  в  пути,  но  бесконечная
охота начала сказываться и на нем,  когда  надежда  покинула  его  сердце.
Арагорн шел за ним угрюмый  и  молчаливый,  снова  и  снова  наклоняясь  и
осматривая след или знак  на  земле.  Только  Леголас  ступал  легко,  как
всегда: ноги его, казалось, едва касались земли, не оставляя даже  следов;
все, что ему было необходимо, он находил в хлебе эльфов, а спал  он,  если
это можно назвать сном, давая своему мозгу отдохнуть, блуждая с  открытыми
глазами при свете дня в причудливом мире эльфийских сновидений.
     - Пойдемте на тот зеленый холм! - сказал он.
     Устало следовали они за ним, поднимаясь по длинному склону,  пока  не
оказались на вершине. Этот холм,  круглый,  гладкий  и  обнаженный,  стоял
обособленно у самого северного конца скал.  Солнце  садилось,  и  вечерние
тени надвигались, как занавес. Путники  были  одни  в  сером  бесформенном
мире. Только далеко на северо-западе на фоне света  угасающего  дня  видна
была более густая тьма - туманные горы и лес у их подножья.
     - Ничего не видно, что могло бы помочь нам в  выборе  направления,  -
сказал Гимли. - Придется снова остановиться и переждать  ночь.  Становится
холодно!
     - Ветер северный, от снегов, - сказал Арагорн.
     - А утром он был восточным, - заметил Леголас. - Но  отдыхайте,  если
можете. Но не  отбрасывайте  прочь  всю  надежду.  неизвестно,  что  будет
завтра. Выход часто находят на восходе солнца.
     - Солнце трижды взошло со времени начала охоты и не принесло никакого
решения, - сказал Гимли.
     Ночь была холодной. Арагорн и Гимли спали беспокойно; просыпаясь, они
видели Леголаса, стоящего рядом  с  ними  или  бродящего  взад  и  вперед,
тихонько напевающего что-то  на  своем  языке.  Так  прошла  ночь.  Вместе
смотрели они, как медленно занимался  рассвет  в  небе,  теперь  чистом  и
безоблачном, пока не взошло солнце. Ветер дул с востока и унес весь туман;
в резком свете перед ними открылась мрачная обнаженная местность.
     Впереди и на востоке видели они ветреные нагорья Рохана, которые  уже
мелькнули перед ними много дней назад  с  великой  реки.  К  северо-западу
простирался темный лес Фэнгорна, все еще в  десяти  лигах  начинались  его
тенистые окраины, а дальше он терялся в голубоватой дымке. Еще дальше  как
бы плавая в сером облаке, видна была высокая вершина Мородраса, последнего
пика Туманных гор. Из лесу на встречу им выбегал Энтвош; здесь его течение
было быстрым и узким, а  берега  густо  заросли  кустарником.  След  орков
поворачивал от склонов к реке.
     Проведя взглядом по этому следу к реке, а от  реки  к  лесу,  Арагорн
увидел на зеленом фоне быстро движущиеся темное пятно. Он упал на землю  и
внимательно прислушался. Леголас стоящий рядом с ним, прикрыл  свои  яркие
эльфийские глаза тонкой рукой; он увидел не пятно, не  тень,  а  маленькие
фигурки всадников, и блеск утра на остриях их  копий  был  подобен  блеску
слабых звезд, который не различает взгляд смертных. Далеко за ними  темный
столб дыма поднимался тонкими извивающимися прядями.
     Было тихо, и Гимли мог слышать, как шуршит травой ветер.
     - Всадники! - воскликнул Арагорн,  вскакивая  на  ноги.  -  Множество
всадников на быстрых конях приближаются к нам.
     - Да, - сказал Леголас, - их больше  ста.  Желты  их  волосы  и  ярки
копья. Их предводитель очень высок.
     Арагорн улыбнулся.
     - Остры глаза эльфов, - сказал он.
     - Нет? До них не больше пяти лиг, - сказал Леголас.
     - Пять лиг или одна, - сказал Гимли, - мы не можем спрятаться от  них
на этой голой равнине. Будем ли мы ждать их или продолжим путь?
     - Мы будем ждать, - сказал Арагорн.  -  Я  устал,  а  охота  наша  не
удалась. Или же по-крайней мере другие легко опередили нас:  эти  всадники
возвращаются по следу орков. Мы можем получить от них новости.
     - Или копья, - заметил Гимли.
     - У них три лошади без всадников, но хоббитов среди них я не вижу,  -
сказал Леголас.
     - Я не сказал, что мы узнаем хорошие новости, - заметил Арагорн. - Но
хорошие они или дурные, мы будем ждать их здесь...
     Три товарища оставили вершину холма, где их легко  было  заметить  на
фоне бледного неба. Немного спустившись они остановились и  закутавшись  в
плащи, сели рядом на траве. Время тянулось медленно и тяжело.  Дул  резкий
пронзительный ветер. Гимли чувствовал беспокойство.
     - Что вы знаете об этих всадниках, Арагорн? - спросил он. -  Не  ждем
ли мы здесь внезапной смерти?
     - Я бывал среди них, - ответил Арагорн. -  Они  горды  и  упрямы,  но
сердце у них правдивое; они щедрые на  мысли  и  деяния;  храбрые,  но  не
грубые, мудрые но не образованные; они не пишут книг, но поют много песен,
как пели дети детей до темных лет. Но  я  не  знаю,  что  произошло  здесь
позже, не знаю, как ведут  себя  рохиррим  между  предателем  Саруманом  и
угрозой Саурона... Они давно были друзьями людей Гондора, хотя и не похожи
на них. Давным-давно, в забытые годы, их привел с севера Эорл Юный, и  они
скорее родичи людей Берда из Дейла и Беорнингов из леса;  среди  них  тоже
можно увидеть много высоких и красивых людей, как всадники Рохана.  И  они
не любят орков.
     - Но Гэндальф говорил о слухе,  будто  они  платят  дань  Мордору,  -
сказал Гимли.
     - Я верю в это не больше, чем Боромир, - ответил Арагорн.
     - Скоро мы узнаем правду, - заметил Леголас. - Они приближаются.
     Наконец даже Гимли услышал отдаленный топот копыт. Всадники  двигаясь
по следу, свернули от реки и скакали к склонам. Они неслись как ветер.
     До путников доносились возгласы чистых сильных голосов. Вот  всадники
приблизились с шумом, подобным грому,  и  передний  промчался  у  подножья
холма, ведя отряд на юг по западному краю склонов. За ним скакали они  все
- длинная линия одетых в кольчуги мужчин, быстрых, сияющих, прекрасных  на
взгляд.
     Их лошади были большого роста, сильные и породистые; их серая  шерсть
блестела, а длинные хвосты развевались в воздухе, гривы были заплетены  на
гордых шеях. Всадники соответствовали им: они  были  высокие,  с  длинными
ногами и руками; их волосы, бледно-желтые, выбивались из-под легких шлемов
и были заплетены сзади; лица их  были  строги  и  серьезны.  В  руках  они
держали длинные копья из ясеня, раскрашенные плащи и щиты  были  заброшены
за спины, длинные мечи висели на поясе кольчуги, спускаясь ниже колен.
     Парами скакали они мимо, и хотя время от времени  кто-нибудь  из  них
поднимался в  стременах  и  всматривался  вперед  или  по  сторонам,  они,
казалось, не замечали троих странников,  сидевших  молча  и  следивших  за
ними. Отряд уже почти проскакал  мимо,  когда  Арагорн  внезапно  встал  и
громко воскликнул:
     - Какие новости с севера, всадники Рохана?
     С поразительной скоростью и искусством всадники остановили лошадей  и
повернули, рассыпавшись. Вскоре три товарища обнаружили,  что  вокруг  них
смыкается кольцо; всадники были перед ними, по сторонам и  сзади.  Арагорн
стоял молча, а остальные двое сидели не двигаясь и гадали, как  повернутся
события.
     Без слов, без крика всадники неожиданно остановились. Лес  копий  был
направлен на незнакомцев; некоторые  всадники  держали  в  руках  луки,  и
стрелы уже лежали на тетивах. Потом один из них, высокий человек,  гораздо
выше остальных, выехал вперед; с макушки его шлема свисал  конский  хвост.
Он приблизился, пока острие  его  копья  не  оказалось  в  футе  от  груди
Арагорна. Арагорн не шевельнулся.
     - Кто вы и что вы делаете в этой земле? - спросил всадник,  используя
общий язык запада; речь его по манере и  тону  напоминала  речь  Боромира,
уроженца Гондора.
     - Меня зовут Бродяжник, - ответил Арагорн. - Я приехал  с  севера.  Я
преследую орков.
     Всадник наклонился с лошади. Отдав коня  другому,  который  подъехал,
спешился рядом с ним, он извлек меч и стоял  лицом  к  лицу  с  Арагорном,
пристально и не без удивления разглядывая его. Наконец он заговорил снова.
     - Вначале я подумал, что вы сами орки, - сказал он,  -  но  теперь  я
вижу, что это не так. Вы плохо знаете орков,  если  преследуете  их  таким
образом. Они быстры и хорошо вооружены, и их много.  Вместо  охотников  вы
стали бы добычей, даже если сумели бы догнать их. Но  в  вас  есть  что-то
странное, Бродяжник. - Он снова оглядел своими острыми глазами  следопыта.
- Это не имя человека. И одежда ваша слишком странная.  Вы  выпрыгнули  из
травы? Как вы скрылись от нашего взгляда? Вы эльфы?
     - Нет, - ответил Арагорн. - Только один из  нас  эльф  -  Леголас  из
лесного королевства в  отдаленном  Чернолесье.  Но  мы  пришли  через  Лот
Лориен, доброта и подарки госпожи пришли с нами.
     Всадник оглядел их с новым удивлением, но в глазах  его  промелькнуло
жестокое выражение.
     - Значит, это госпожа золотого леса, о  которой  говорится  в  старых
сказках! - сказал он. - Говорят мало кто может избежать ее  чар.  Странные
времена настали! Но если вы пользовались ее расположением, значит вы  тоже
колдуны и чародеи, может быть. -  Он  повернулся  и  холодно  взглянул  на
Леголаса и Гимли. - Почему вы молчите? - спросил он их.
     Гимли встал и прочно расставил ноги,  а  руки  его  ухватили  рукоять
топора, глаза блеснули.
     - Скажите мне свое имя, хозяин лошадей, и я скажу вам свое, - ответил
он.
     - Что касается этого, - сказал всадник  и  поглядел  сверху  вниз  на
гнома, - чужестранец должен назвать себя первым. Но  ладно  -  меня  зовут
Эомер, сын Эомунда, я третий маршал Риддермарка.
     - Тогда, Эомер, сын Эомунда, третий маршал Риддермарка, Гимли,  гном,
сын Глойна, должен предостеречь вас от глупых слов. Вы  дурно  говорите  о
той, чья красота превышает ваше  понимание,  и  лишь  слабый  разум  может
извинить ваши слова.
     Глаза Эомера сверкнули, люди Рохана гневно заговорили друг с другом и
придвинулись ближе, направив копья.
     - Я срубил бы вашу голову вместе с бородой, мастер гном, если бы  она
не была так низко от земли, - сказал Эомер.
     - Он не один, - сказал Леголас, движением, более быстрым, чем взгляд,
натягивая лук и накладывая стрелу на  тетиву.  -  Вы  умрете  прежде,  чем
успеете нанести удар.
     Эомер поднял меч, и все могло бы окончиться плохо, но Арагорн прыгнул
между ними и поднял руку.
     - Прошу прощения, Эомер! - воскликнул он. -  Когда  вы  будете  знать
больше, чем сейчас, вы поймете, почему вы разгневали моих товарищей...  Мы
не несем зла Рохану и его населению, ни людям, ни лошадям.  Не  выслушаете
ли вы наш рассказ, прежде чем ударить.
     - Выслушаю, - сказал Эомер, опуская меч. - Но чужеземцы в Риддермарке
проявили бы мудрость, если бы  в  наши  сомнительные  времена  были  менее
высокомерны. Вначале скажите мне ваше истинное имя.
     - Вначале скажите мне, кому вы служите?  -  возразил  Арагорн.  -  Вы
друзья или враги Саурона, Повелителя Тьмы из Мордора?
     - Я служу только повелителю Марки, королю Теодену,  сыну  Тенгела,  -
ответил Эомер. - Мы не служим власти черной земли, но мы и не  в  открытой
войне с ней; и если вы убегаете от нее, то лучше вам оставить  эту  землю.
На всех наших границах неспокойно, но мы под угрозой, хотя мы хотим только
свободы, хотим жить, как жили раньше,  оставаясь  самим  собой,  не  служа
иноземцам, добрым или злым. В  лучшие  времена  мы  с  радостью  встречали
гостей, но сейчас непрошенный чужеземец увидит, что мы быстры  и  жестоки.
Давайте! Кто вы? Кому вы служите? По чьему приказу вы охотитесь за  орками
в нашей земле?
     - Я не служу человеку, - ответил Арагорн Эомеру, - но слуг Саурона  я
преследую в любых землях. Мало кто из  смертных  знает  больше  об  орках.
Орки, которых мы преследуем,  захватили  двух  наших  товарищей.  В  таком
крайнем случае человек, у которого нет лошади, пойдет пешком  и  не  будет
просить разрешения идти по следу. Не  будет  он  считать  и  головы  своих
врагов, разве что мечом. Я не безоружен.
     Арагорн распахнул плащ. Эльфийская одежда блеснула,  и  яркое  лезвие
Андрила засияло как внезапная вспышка пламени.
     - Элендил! - воскликнул он. - Я Арагорн, сын Арахорна, меня  называют
Элессар, эльфийский камень, Дунадан, потомок Исилдура, сына  Элендила,  из
Гондора. Вот меч, который был разбит и скован вновь. Поможете вы  мне  или
не поможете? Выбирайте быстро!
     Гимли и Леголас в изумлении глядели на своего товарища: таким они его
никогда не видели. Казалось, он стал выше ростом, в  то  время  как  Эомер
съежился; в его лице они увидели отражение власти  и  могущества  каменных
королей. На мгновение Леголасу показалось, что белое пламя сверкает на лбу
Арагорна, как сияющая корона.
     Эомер сделал шаг назад и с  благоговейным  страхом  взглянул  на  его
лицо. Потом опустил свой взгляд.
     - Действительно необычные времена, - пробормотал он. - Сны и  легенды
оживают на наших глазах.
     - Поведайте мне, господин, - сказал он, - что  привело  вас  сюда?  И
каково значение ваших  темных  слов?  Уже  давно  Боромир,  сын  Денетора,
отправился на поиски ответа, и лошадь, которую мы дали ему, вернулась  без
всадника. Какая судьба привела вас с севера?
     - Судьба или выбор, - сказал Арагорн. - И  можете  передать  Теодену,
сыну Тенгела: война ожидает его, война с Сауроном.  Никто  не  может  жить
сейчас так, как жил раньше, и мало кто может сохранить  то,  что  называет
своим.  Но  об  этих  великих  делах  мы  поговорим  позже.   Если   будет
возможность, я сам явлюсь к королю. Теперь у меня срочное дело, и я  прошу
вас помочь или по крайней  мере  сообщить  новости.  Вы  слышали,  что  мы
преследуем орков, захвативших наших друзей. Что вы можете сказать нам?
     - Что вам не нужно больше их преследовать, -  сказал  Эомер.  -  Орки
уничтожены.
     - А наши друзья?
     - Мы не видели никого, кроме орков.
     - Это странно, - сказал Арагорн. - Обыскивали ли вы убитых?  Не  было
ли тел, не похожих на тела орков? Они должны быть  маленькими,  детьми  на
ваш взгляд; они не обуты и одеты в серое.
     - Там не было ни гномов, ни детей, - ответил Эомер. - Мы  пересчитали
всех убитых, собрали все оружие, потом сложили все тела в  кучу  и  сожгли
их, как полагается по нашему обычаю. Пепел все еще дымится.
     - Мы говорим не о детях, и не о гномах, - сказал Гимли. - Наши друзья
- хоббиты.
     - Хоббиты? - удивился Эомер. - А кто это? Странное название.
     - Странное название странного народа, - сказал  Гимли.  -  Они  очень
дороги нам. Вероятно, вы  слышали  в  Рохане  слова,  обеспокоившие  Минас
Тирит. Они говорили о невысокликах. Эти хоббиты и есть невысоклики.
     - Невысоклики! - засмеялся  всадник,  стоявший  рядом  с  Эомером.  -
Невысоклики. Но это маленькие человечки из старых песен и  сказок  севера.
Мы живем в легенде или на зеленой земле в дневное время?
     - Человек может делать и то, и другое, - сказал Арагорн. - Ибо не мы,
а те, кто придет за нами, сочинит легенды о  наших  днях.  Зеленая  земля,
говорите вы? Это тоже дело легенд, хотя и сохранилось в наши дни.
     - Время торопит, - сказал  всадник,  не  обратив  внимания  на  слова
Арагорна. - Мы должны торопиться на юг, господин. - Оставим этих чужаков с
их выдумками. Или свяжем их и отвезем к королю?
     - Спокойно, Эостен! - сказал Эомер на  своем  языке.  -  Оставь  меня
ненадолго. Пусть эорд соберется на дороге и готовится скакать к Энтвейду.
     Эостен, бормоча что-то, отошел и заговорил с  остальными.  Затем  все
они отъехали дальше, оставив Эомера наедине с тремя товарищами.
     - Все сказанное вами очень странно, Арагорн, - сказал Эомер. - Но  вы
говорите правду, это ясно;  люди  Марки  не  лгут  и  поэтому  их  нелегко
обмануть. Но вы не сказали всего. Не расскажите ли вы поподробнее о  своем
деле, чтобы я мог решить, что делать?
     - Я вышел из Имладриса, как его называют в  старых  сказаниях,  много
недель назад, - ответил Арагорн. - Со мной был Боромир из Минас Тирита.  Я
должен был вместе с ним идти в город его отца Денетора и помочь его народу
в войне против Саурона. Но у  отряда,  с  которым  я  путешествовал,  было
другое дело. О нем я не могу говорить вам сейчас. Нашим предводителем  был
Гэндальф.
     - Гэндальф! - воскликнул Эомер. - Гэндальф Серый известен в Марке, но
я должен  предупредить  вас,  что  его  имя  больше  не  является  залогом
королевского расположения. Он много раз на памяти  людей  бывал  гостем  в
нашей земле, приходя по своей воле, через несколько месяцев  или  лет.  Он
предвестник странных происшествий; некоторые говорили, что он  приносит  с
собой зло.
     И действительно со времени его последнего появления  летом  все  дела
пошли плохо. Началась ссора  с  Саруманом.  До  того  времени  мы  считали
Сарумана своим другом, но Гэндальф пришел и предупредил  нас  о  том,  что
Изенгард готовит внезапное нападение. Он сказал, что сам был  пленником  в
Ортханке и с трудом бежал оттуда и что он просит нашей помощи.  Но  Теоден
не пожелал его слушать, и Гэндальф  ушел.  Не  произносите  имя  Гэндальфа
громко в присутствии Теодена! Он разгневан. Ведь  Гэндальф  взял  коня  по
кличке Обгоняющий Тень, лучшего из королевских коней, предводителя меаров,
на котором может ездить только повелитель Марки. Его предком  был  большой
конь Эорла, знавший человеческую речь. И семь ночей назад Обгоняющий  Тень
вернулся - но гнев короля не уменьшился, потому что конь одичал  и  никого
не подпускает к себе.
     - Значит Обгоняющий Тень нашел  путь  с  далекого  севера,  -  сказал
Арагорн, - потому что там он расстался с Гэндальфом. Но увы!  Гэндальф  не
будет больше ездить на нем! Он упал в темную пропасть в подземельях  Мории
и не выйдет оттуда.
     - Это плохая новость, - сказал Эомер, - по крайней мере  для  меня  и
многих, хотя и не для всех, как вы можете обнаружить, прибыв к королю.
     - Это более печальная новость, как может  осознать  кто-либо  в  этой
земле, хотя не пройдет и года, как все поймут это, - сказал Арагорн. -  Но
когда падает великий, меньшие должны продолжать путь. Мне  пришлось  вести
товарищество на долгом пути из Мории. Мы прошли через Лориен -  хорошо  бы
вам узнать правду об этой земле до того, как говорить о  ней,  -  и  потом
спустились по Великой Реке до водопада Рауроса.  Здесь  Боромир  был  убит
теми самыми орками, которых вы уничтожили.
     - Ваши новости сплошное  горе!  -  в  отчаянии  воскликнул  Эомер.  -
Большая потеря эта смерть для  Минас  Тирита  и  для  всех  нас.  Это  был
достойный человек! Он редко бывал в Марке, потому что большей  частью  вел
войны на восточных границах; но я  его  видел.  Он  показался  мне  больше
похожим на быстрых сынов Эорла, чем на ваших гондорцев; он стал бы  вождем
своего народа, когда пришло бы время. Но мы не получали никаких  сообщений
об этом горе из Гондора. Когда он погиб?
     - Сегодня четвертый день с его смерти, - ответил Арагорн, - и вечером
того же дня мы выступили из тени Тол Брандира.
     - Пешком? - воскликнул Эомер.
     - Да, как вы нас видите.
     В глазах Эомера отразилось крайнее удивление.
     - Бродяжник - неподходящее имя для вас, сын Арахорна, - сказал он.  -
Я назвал бы вас крылоногим. О деяниях трех друзей должны  петь  во  многих
землях. Сорок пять лиг прошли вы до того,  как  кончился  четвертый  день!
Сильны потомки Элендила!
     А теперь, господин, что вы посоветуете мне делать? Я должен как можно
быстрее  вернуться  к  Теодену.  В  присутствии  своих  людей  я   говорил
осторожно. Верно, что мы еще  не  находимся  в  открытой  войне  с  черной
землей, и у трона короля находятся такие, что дают  трусливые  советы.  Но
война приближается. Мы не можем отказаться от старого союза с Гондором,  и
если Гондор будет воевать, мы поможем ему. Так говорю я  и  те,  кто  меня
поддерживает. Моя область, область третьего маршала - это восточная Марка,
и я отогнал все табуны и стада, отвел их за Энтвош; здесь остались  только
сторожевые посты, отряды и быстрые разведчики.
     - Значит, вы не платите дань Саурону? - спросил Гимли.
     - Не платим и никогда не будем платить, -  ответил  Эомер  с  гневным
блеском в глазах, -  хотя  до  меня  доходили  слухи  о  том,  что  кто-то
распространяет эту ложь.  Несколько  лет  назад  Повелитель  Черной  Земли
пожелал за большую цену купить у нас лошадей, но мы отказали  ему,  потому
что он использует животных для злых дел. Тогда он послал в  набеги  орков;
те уводят  что  могут,  выбирая  всегда  черных  лошадей,  теперь  лошадей
осталось мало. Потому-то наша ненависть к оркам возросла.
     Но сейчас главная наша забота - Саруман. Он объявил себя  повелителем
всех этих земель, и между нами много месяцев шла война. Он взял к себе  на
службу орков, и волчьих всадников, и злых людей, он закрыл для нас проход,
так что мы осаждены с востока и с запада.
     Плохо иметь дело с таким врагом: он хитрый колдун и  умеет  принимать
множество обликов. Говорят, он ходит тут и  там,  как  старик  в  плаще  с
капюшоном, очень похожий на Гэндальфа, как вспоминают теперь  многие.  Его
шпионы пролезают в каждую щель, а его птицы,  как  злое  предзнаменование,
постоянно висят в небе. Я не знаю, как все это кончится, потому что сердце
мое говорит: друзья Сарумана живут не только  в  Изенгарде.  Но  когда  вы
придете в дом короля, сами увидите. Или  вы  не  пойдете?  Я,  может,  зря
надеюсь, что вы посланы мне в помощь в минуту сомнения и нужды?
     - Я приду когда смогу, - сказал Арагорн.
     - Идемте сейчас! - сказал Эомер. -  Потомок  Элендила  будет  сильной
поддержкой сыновьям Эорла  в  злую  минуту.  На  западе  уже  сейчас  идут
сражения, и, боюсь, они плохо кончатся для нас.
     В этот северный поход я отправился без королевского разрешения,  и  в
мое отсутствие его  дом  остался  с  малой  охраной.  Но  три  ночи  назад
разведчики сообщили мне, что видели отряд орков, спускавшийся с  восточной
стены; они  сказали,  что  у  некоторых  орков  были  значки  Сарумана.  Я
заподозрил, что случилось то, чего я больше  всего  боялся:  что  заключен
союз между Ортханком и Башней Тьмы. Поэтому я погнал свой эорд,  людей  из
моей Марки; мы догнали орков перед  наступлением  ночи  два  дня  назад  у
границ леса Энтов. Тут мы окружили их и вчера  на  рассвете  дали  бой.  Я
потерял пятнадцать своих людей и  двенадцать  своих  лошадей,  увы!  Орков
оказалось больше, чем мы рассчитывали.  К  ним  присоединились  и  другие,
придя с востока через Великую Реку. Вы легко разглядите их след немного  к
северу от этого места. И еще другие орки пришли  из  леса.  Большие  орки,
тоже со знаком белой руки Изенгарда.  Эти  сильнее  и  более  злобны,  чем
остальные.
     Тем не менее мы покончили с ними. Но мы слишком долго  отсутствовали.
Нам нужно торопиться. Пойдете ли вы с нами? Вы видите у  нас  есть  лишние
лошади. И есть работа для меча. Мы найдем работу и для топора Гимли и лука
Леголаса, если они простят мои резкие слова, касающиеся  госпожи  леса.  Я
говорил так, как говорят люди моей земли, и  я  с  радостью  узнаю  о  ней
больше.
     - Благодарю вас за ваши прекрасные слова, - сказал Арагорн, -  сердце
мое жаждет идти с вами, но я не могу покинуть своих друзей, пока  остается
надежда.
     - Надежды нет, - сказал Эомер.  -  Вы  не  найдете  своих  друзей  на
севере.
     - Но они не остались сзади. Мы нашли ясный знак недалеко от восточной
стены: по крайней мере один из них был еще жив.  А  между  стеной  и  этим
местом мы не нашли других их  следов,  никто  не  сворачивал  от  главного
следа, если только мне не изменило мое искусство.
     - Тогда что же стало с ними?
     - Не знаю. Они могли быть убиты и сожжены  вместе  с  орками;  но  вы
говорите, что этого не может быть, и я  не  боюсь  этого.  Я  могу  только
предположить, что до начала битвы их унесли в лес, может быть еще до того,
как вы окружили своих врагов.  Можете  ли  вы  поклясться,  что  никто  не
выскользнул из ваших сетей таким образом?
     - Я могу поклясться, что ни один орк не сбежал  после  того,  как  мы
увидели их, - сказал Эомер. - Мы достигли окраины леса раньше их,  и  если
после этого какое-либо живое существо прорвало наш окружение, это  был  не
гоблин; такое существо должно обладать волшебными свойствами.
     - Наши друзья одеты так же, как и мы, - сказал Арагорн, - а вы прошли
мимо нас при свете полного дня.
     - Об этом я  забыл,  -  сказал  Эомер.  -  Трудно  быть  уверенным  в
чем-нибудь среди подобных чудес. Весь мир становится необыкновенным.  Эльф
в компании с  гномом  путешествуют  по  нашим  степям;  можно  говорить  с
госпожой леса и остаться в живых; и меч, который был сломан еще  до  того,
как отцы наших отцов приехали в Марку, снова  возвращается  к  войне!  Как
может человек решить, что делать в такие времена?
     - Но добро и зло не изменилось за прошлый год, -  сказал  Арагорн.  -
Они те же у гномов, эльфов и людей. Дело  человека  -  различать  их  и  в
злотом лесу, и в собственном доме.
     - Это верно, - сказал Эомер. - Я не сомневаюсь ни в вас,  ни  в  том,
чего жаждет мое сердце. Но я не могу делать все, что хочу.  Наш  закон  не
позволяет чужеземцам свободно разъезжать по нашим полям, и  только  король
может дать такое разрешение... Этот  закон  стал  особенно  строг  в  наши
опасные дни. Я прошу вас добровольно пойти со мной, но вы  не  хотите.  Но
ведь не могу же я начинать битву ста против троих.
     - Не думаю, чтобы  ваш  закон  говорил  о  таких  случаях,  -  сказал
Арагорн. - Я не совсем чужеземец; я бывал в этой земле и раньше, и не один
раз; я ехал с войском Рохиррима, хотя и  под  другим  именем  и  в  другой
одежде. Вас я не видел: вы слишком молоды, но я разговаривал  с  Эомундом,
вашим отцом, и с Теоденом, сыном Тенгела и никогда в прежние дни  ни  один
высокий военачальник этих земель не  принуждал  человека  отказываться  от
такого поиска, как мой. Мой долг ясен - идти  дальше.  Вы  должны  сделать
выбор, сын Эомунда. Помогите нам или  по  крайней  мере  не  мешайте.  Или
попытайтесь выполнить ваш закон.  Если  вы  так  поступите,  меньше  ваших
воинов вернется к королю, меньше станет участвовать в войне.
     Эомер некоторое время молчал, потом заговорил:
     - Мы оба должны торопиться. Каждый час уменьшает вашу надежду, а  мои
товарищи раздражаются из-за задержки. Мой выбор таков: можете идти.  Более
того, я дам вам лошадей. Прошу только об одном: когда ваш поиск закончится
или окажется напрасным, верните лошадей  к  Энтвейду,  где  в  Эдорасе,  в
золотом зале сидит теперь Теоден. Тогда вы докажете, что я  не  ошибся.  Я
рискую собой, может, всей жизнью в надежде на вашу честность. Не  обманите
меня!
     - Не обманем, - сказал Арагорн.
     Всадники сильно удивились, бросали мрачные  и  сомнительные  взгляды,
когда Эомер отдал приказ передать свободных лошадей  чужеземцам,  но  лишь
Эостен осмелился говорить открыто.
     - Может, это и хорошо для этого лорда из  Гондора,  если  он  говорит
правду, - сказал он, - но кто слышал о  том,  чтобы  лошадь  Марки  давали
гному.
     - Никто, - ответил Гимли. - И не беспокойтесь: никто и не услышит  об
этом. Я предпочитаю  идти,  чем  сидеть  на  спине  у  такого  большого  и
свирепого животного.
     - Но вы должны ехать, иначе вы задержите нас, - заметил Арагорн.
     - Вы можете сесть со мной, друг Гимли, - сказал Леголас. - Тогда  все
будет хорошо.
     Арагорну дали большую темно-серую лошадь, и он сел на нее.
     - Ее имя Хасуфель, - сказал Эомер. - Пусть  она  носит  вас  лучше  и
приведет к большой удаче, чем Гарульфа, своего бывшего хозяина.
     Меньшую и более легкую, но норовистую и живую лошадь  дали  Леголасу.
Звали ее Арод. Леголас попросил убрать с нее седло и уздечку.
     - Мне они не нужны, - сказал он и легко вспрыгнул на лошадь.
     К удивлению всадников, Арод был спокоен и послушен, он двигался  взад
и вперед по первому слову всадника: таков был эльфийский обычай  обращения
с лошадьми. Гимли помогли сесть на лошадь  за  Леголасом,  он  вцепился  в
своего друга, но более спокойный, чем Сэм Гэмджи в лодке.
     - Прощайте, я желаю вам отыскать  то,  что  вы  ищете!  -  воскликнул
Эомер. - Возвратите этих лошадей, и пусть тогда наши мечи сверкают вместе!
     - Я приду, - сказал Гимли. - Слова о госпоже Галадриэль все еще стоят
между нами. Я должен научить вас вежливым речам.
     - Посмотрим, - ответил Эомер. - Так много  странного  произошло,  что
учиться хвалить прекрасную госпожу  под  ласковыми  ударами  топора  гнома
будет не более удивительно... Прощайте!
     С этим они расстались. Быстры были кони Рохана. Когда немного  спустя
Гимли  оглянулся,  отряд  Эомера  был  уже  далеко  позади.   Арагорн   не
оглядывался: он смотрел на след, по которому они  скакали,  низко  пригнув
голову к шее Хасуфель. Вскоре они оказались  у  берегов  Энтвоша  и  здесь
увидели другой след, о котором говорил им Эомер. След шел с востока.
     Арагорн спешился и осмотрел землю, затем, прыгнув  в  седло,  проехал
немного на восток, держась в стороне от следа и стараясь не  наступить  на
него. Потом снова спешился и еще раз осмотрел след.
     - Мало что можно обнаружить, - сказал он вернувшись. -  Главный  след
затоптан всадниками, когда они скакали назад. Но этот след с востока  свеж
и ясен... Никто не возвращался по нему назад к Андуину. Теперь  мы  должны
ехать медленнее, чтобы быть уверенными, что ни один след не сворачивает  в
сторону. С этого места орки  уже  знали,  что  их  преследуют:  они  могли
предпринять попытку как-то спрятать пленников до того, как их догонят.
     День подходил к концу. Дымка затянула солнце. Одетые деревьями склоны
Фэнгорна приближались, медленно темнея по мере того, как солнце  клонилось
к западу. Путники не видели никаких следов ни справа ни слева; тут  и  там
попадались одиночные трупы орков, лежавших на следе со  стрелами  в  спине
или в горле.
     Наконец, к вечеру они подъехали к краю леса и на  большой  поляне  за
первыми деревьями обнаружили место большого костра: угли были еще горячи и
дымились. Рядом лежала большая груда  шлемов,  кольчуг,  щитов,  сломанных
мечей, луков, стрел и другого оружия. В  середине  на  кол  была  посажена
большая голова орка, на ее избитом шлеме можно было различить белый  знак.
Дальше недалеко от реки, с шумом выбегавшей из леса, находилась  могильная
насыпь. Она была воздвигнута совсем  недавно:  сырая  земля  была  покрыта
свежесрезанным дерном. На ней лежало пятнадцать копий.
     Арагорн со своими товарищами обыскал поле  битвы,  но  свет  тускнел,
быстро приближался туманный вечер. К ночи они не обнаружили никаких следов
Пиппина и Мерри.
     - Больше мы ничего не можем сделать, - печально сказал  Гимли.  -  Мы
разгадали много загадок с тех пор, как выступили из Тол Брандира,  но  эту
нам разгадать не удастся. Я думаю, что сгоревшие кости хоббитов  смешались
с орковскими. Это будет тяжелая новость для Фродо, если только он доживет,
чтобы услышать ее; и тяжелая новость для старого хоббита, который  ждет  в
Раздоле. Элронд был против их участия.
     - А Гэндальф - за, - сказал Леголас.
     - Но Гэндальф решил и сам идти, и он погиб первым, - ответил Гимли. -
Способность предвидеть подвела его.
     - Совет Гэндальфа не был направлен на  обеспечение  безопасности  его
самого или кого-нибудь другого, - сказал Арагорн. -  И  есть  такие  дела,
которые легче начать, чем кончить,  даже  если  знаешь,  что  конец  будет
темным. Но я еще не собираюсь уходить с этого места.  В  любом  случае  мы
должны подождать утреннего света.
     Они  разбили  свой  лагерь  немного  в  стороне  от  поля  битвы  под
развесистым деревом: оно было похоже на ореховое, но  на  нем  сохранилось
множество широких коричневых прошлогодних листьев, похожих на сухие руки с
длинными пальцами; они зловеще шуршали на ночном ветру.
     Гимли дрожал. Они захватили с собой только по одному одеялу.
     - Давайте разожжем костер, - предложил гном. - Я больше не  думаю  об
опасности. И пусть сбегутся орки, как мошкара летом на огонь.
     - Если эти несчастные хоббиты прячутся где-то в  лесу,  костер  может
привлечь их, - сказал Леголас.
     - А может привлечь и  других,  не  орков  и  не  хоббитов,  -  сказал
Арагорн. - Мы близки к земле предателя Сарумана. К тому  же  мы  на  самом
краю Фэнгорна, а говорят, что опасно трогать деревья в этом лесу.
     - Но Рохиррим устроили здесь вчера большой костер, - сказал Гимли,  -
и, как вы видите, они рубили для него деревья.  Однако,  когда  их  работа
была закончена, они благополучно ушли отсюда.
     - Их было много, - сказал Арагорн, - и им не нужно обращать  внимания
на гнев Фэнгорна, потому что они приходят сюда  редко  и  не  ходят  между
деревьями. Но наша дорога ведет нас в лес. Поэтому  будьте  осторожны!  Не
срубайте живых деревьев!
     - В этом нет необходимости,  -  сказал  Гимли.  -  Всадники  оставили
достаточно щепок и ветвей, а в лесу много  бурелома.  -  И  он  отправился
собирать дрова и занялся устройством и поддержанием  огня;  Арагорн  сидел
молча, прислонившись спиной к дереву, глубоко задумавшись;  Леголас  стоял
на опушке, глядя в сгущающуюся тьму  леса,  наклонившись  вперед,  как  бы
прислушиваясь к отдаленным голосам.
     Когда гном разжег маленький яркий костер, три товарища уселись вокруг
него. Леголас взглянул на ветви дерева над ними.
     - Смотрите! - сказал он. - Дерево радуется огню!
     Может, танцующие тени обманывали глаза, но каждый из путников увидел,
как ветви  наклонились  к  пламени,  листья  терлись  друг  о  друга,  как
множество холодных рук попавших в тепло.
     Наступило  молчание,  и  все  внезапно  ощутили  присутствие  темного
незнакомого леса - такого близкого и полного тайн. Через  некоторое  время
Леголас снова заговорил.
     - Келеборн предупреждал нас не заходить далеко в  Фэнгорн,  -  сказал
он. - Знаете ли вы, почему, Арагорн? Что рассказывал об этом лесе Боромир?
     - Я слышал много рассказов и в Гондоре, и в других местах, -  ответил
Арагорн, - но если бы слова Келеборна не принимать в расчет, я счел бы эти
рассказы просто сказками, которые  сочиняют  люди,  когда  им  не  хватает
знания. Я как раз хотел вас спросить, что истинно в этих рассказах. А если
не знает лесной эльф, как может знать человек.
     - Вы путешествовали больше меня, - сказал Леголас. - В своей земле  я
ничего не слышал, кроме песен об Онодрим - люди зовут  их  Энтами,  живших
здесь много лет назад: Фэнгорн очень стар, старше чем могут помнить эльфы.
     - Да, он стар, - сказал Арагорн, - стар, как лес у больших  курганов,
и даже еще старше. Элронд говорил, что эти два леса похожи, они  последние
остатки могучих лесов прежних дней, в которых перворожденные  жили,  когда
люди еще спали. Но Фэнгорн хранит свои тайны. Я о них ничего не знаю.
     Они установили дежурство, и первым очередь  выпала  Гимли.  Остальные
легли и почти мгновенно уснули.
     - Гимли, - сонно сказал Арагорн. - Помните: опасно срубить ветку  или
прут с живого дерева в Фэнгорне. Но не отходите  далеко  в  поисках  сухих
ветвей. Лучше пусть погаснет огонь. Будите меня в случае необходимости!
     С этими словами он уснул. Леголас лежал неподвижно,  сложив  руки  на
груди, глаза его не были закрыты, он блуждал в  живой  стране  сновидений,
как поступают все эльфы. Гимли, сгорбившись сидел  у  костра  и  задумчиво
водил пальцем по лезвию своего топора. Деревья шумели.  Других  звуков  не
было.
     Неожиданно Гимли поднял  голову:  на  краю  освещенного  пространства
стоял старик и опирался на посох; на нем был серый плащ, шляпа с  широкими
полями была надвинута на глаза. Гимли вскочил, слишком удивленный  в  этот
момент, чтобы вскрикнуть,  хотя  в  мозгу  его  мелькнула  мысль,  что  их
захватил Саруман. Арагорн и Леголас разбуженные внезапным движением гнома,
сели. Старик не говорил и не шевелился.
     - Ну отец, что мы можем для вас сделать? - спросил Арагорн, вскакивая
на ноги. - Грейтесь, если замерзли! - Он  сделал  шаг  вперед,  но  старик
исчез. Даже следов его поблизости не было видно,  а  далеко  идти  они  не
решились. Луна зашла и ночь была очень темной.
     Неожиданно Леголас издал крик:
     - Лошади! Наши лошади!
     Лошадей не было. Они выдернули колышки, к которым были  привязаны,  и
исчезли. Три товарища  стояли  молча  и  неподвижно,  обеспокоенные  новым
ударом судьбы. Они находились на краю Фэнгорна, и бесконечные лиги  лежали
между ними и людьми Рохана, их единственными друзьями в  этой  обширной  и
опасной земле. Им показалось, что  где-то  далеко  в  ночи  слышно  ржание
лошадей. Потом все затихло, за исключением холодного шуршания ветра.
     - Что ж, они ушли, - сказал наконец Арагорн. - Мы не можем  найти  их
или поймать; так что если они не вернутся  по  своей  воле,  нам  придется
обходиться без них. Мы начали свой путь пешком и закончим также.
     - Пешком! - сказал Гимли. - Далеко так не уйдешь! - Он подбросил дров
и сгорбился у костра.
     - Всего несколько часов назад вы не хотели садиться на лошадь Рохана,
- засмеялся Леголас. - С тех пор вы стали всадником.
     - У меня не было выбора, - сказал Гимли.
     - Если хотите знать, что думаю я, - начал он спустя некоторое  время,
- я думаю, это был Саруман. Кто еще? Вспомните слова Эомера: он бродит как
старик, в плаще с капюшоном. Так он говорил. Он исчез  с  нашими  лошадьми
или просто испугал их.  Нас  ждут  большие  неприятности,  припомните  мои
слова!
     - Я запомню их, - сказал Арагорн. - Но я помню  также,  что  у  этого
старика была шляпа, а не капюшон. Но я не  сомневаюсь,  что  ваша  догадка
верна и что мы здесь в большой опасности и днем и ночью. Однако же  сейчас
мы ничего не можем сделать,  только  отдыхать.  Теперь  я  буду  дежурить,
Гимли, мне больше нужно подумать, чем спать.
     Ночь  проходила  медленно.  Леголас  сменил  Арагорна.  Гимли  сменил
Леголаса. Ничего не происходило. Старик больше не появлялся, и  лошади  не
вернулись.

                                 3. УРУК-ХЕЙ

     Пиппин лежал в темном и беспокойном сне: ему казалось, что он  слышит
собственный голос, эхом отдающийся в  темном  туннеле:  Фродо,  Фродо.  Но
вместо Фродо  из  тени  на  него  смотрели  сотни  отвратительных  орочьих
физиономий, сотни отвратительных рук со всех сторон хватали  его.  Где  же
Мерри?
     Он пришел в себя. Холодный ветер дул ему в лицо. Он лежал  на  спине.
Наступал вечер, и небо над ним темнело. Он повернулся и обнаружил, что сон
мало чем хуже пробуждения. Руки и ноги у него были крепко связаны. Рядом с
ним с бледным лицом и грязной повязкой на лбу лежал Мерри.  А  вокруг  них
стояло и сидело множество орков.
     Медленно в голове Пиппина всплыло  воспоминание,  отделяясь  от  сна.
Конечно: он и Мерри побежали в лес. Что случилось с ними потом? Почему они
так побежали, не спросив старого Бродяжника? Они бежали с криками - он  не
мог вспомнить, далеко и  долго  ли  это  продолжалось.  И  неожиданно  они
столкнулись с большим отрядом орков. Те закричали, и  тут  из-за  деревьев
выбежало еще множество орков. Они с Мерри выхватили свои ножи, но, орки  и
не желали с ними сражаться, а старались захватить  их,  даже  когда  Мерри
ножом ударил нескольких орков по рукам и ногам. Добрый старый Мерри!
     Потом из-за деревьев выбежал Боромир, он убил много орков,  остальные
бежали. Но убежали они недалеко, тут же вернулись и начали вновь. На  этот
раз их было не менее сотни, некоторые из них очень большие, и  они  пустил
дождь стрел - все в Боромира. Боромир затрубил в свой большой рог так, что
лес зазвенел,  и  вначале  орки  растерялись  и  отступили;  но  когда  не
послышалось никакого ответа, кроме эха,  они  напали  еще  более  яростно.
Больше  Пиппин  ничего   не   помнил.   Последнее   его   воспоминание   -
прислонившийся к дереву Боромир, весь утыканный стрелами; затем  наступила
тьма.
     - Вероятно, меня ударили по голове, - сказал он сам себе. - Сильно ли
ранен бедный Мерри? Что произошло с Боромиром? Почему орки не  убили  нас?
Где мы и куда направляемся?
     Ни на один вопрос не было ответа. Он чувствовал холод и боль.  "Хотел
бы я, чтоб Гэндальф не переубедил Элронда, и мы не пошли бы, - подумал он.
- Что хорошего от меня в этом путешествии? Я лишь помеха - пассажир,  даже
багаж. А теперь меня украли, и я багаж для орков. Надеюсь,  что  Бродяжник
или кто-нибудь придет и освободит нас! Но могу ли я надеяться на  это?  Не
нарушат ли это наши планы?
     Он попытался освободиться. Один из орков, сидящий рядом, засмеялся  и
сказал что-то товарищу на своем отвратительном языке.
     - Отдыхай, пока можешь, маленький дурак! - сказал он Пиппину на общем
языке, который в его устах был почти так же отвратителен. - Отдыхай,  пока
можешь! Вскоре мы дадим работу твоим ногам. Ты соскучишься об отдыхе, пока
мы не вернемся домой.
     - Если бы была моя воля, ты пожалел бы что не умер, - сказал  другой.
- Я заставил бы тебя попищать, жалкая крыса. - Он склонился над  Пиппином,
приблизив свои желтые клыки к его лицу. В руке  он  держал  черный  нож  с
длинным зазубренным лезвием. Лежи  спокойно,  или  я  тебя  ткну  этим,  -
прошипел он. - Не привлекай к себе внимания, а  не  то  я  могу  забыть  о
приказе. Будь прокляты изенгардцы! Углук у багрони сыл  пуджут  Саруман  -
голб бубхош скай, - он произнес  длинную  гневную  речь  на  своем  языке;
постепенно его речь замерла среди бормотанья и фырканья.
     Испуганный, Пиппин лежал тихо, хотя боль в руках и ногах его росла, а
камни врезались ему в спину. Чтобы отвлечься, он внимательно вслушивался в
происходящее вокруг. Слышалось множество голосов, и в речи  орков  звучали
ненависть и гнев: начиналось что-то вроде ссоры, которая  становилась  все
более горячей.
     К своему удивлению, Пиппин  обнаружил,  что  понимает  большую  часть
сказанного: большинство гоблинов использовало общий язык. Очевидно,  здесь
присутствовали члены двух или трех совершенно различных племен, и они сами
не понимали языков друг друга. Гневные споры  касались  того,  что  делать
дальше: куда направиться и что делать с пленниками.
     - Нет времени убить их должным образом, - сказал один.
     - Этому не поможешь, - ответил другой. - Но почему  бы  не  убить  их
быстро и прямо сейчас? Они помеха  для  нас,  а  мы  торопимся.  Наступает
вечер, и нам нужно идти.
     - Приказ, - сказал третий голос, похожий на низкое рычание. -  Убейте
всех, кроме невысокликов. Их следует доставить живыми и как можно быстрее.
Таков приказ, полученный мной.
     - Для чего они нужны? - спросило сразу несколько  голосов.  -  Почему
живыми?
     - Я слышал, что у одного из них есть что-то очень нужное  для  войны,
какой-то злой заговор или еще что. Во всяком случае они  оба  должны  быть
допрошены.
     - Это все, что ты знаешь? Почему бы не обыскать их самим и  не  найти
то, что нужно? Мы можем найти и использовать это для себя.
     - Очень интересное замечание, - фыркнул голос,  более  мягкий,  но  и
более злобный, чем остальные. -  Я  могу  доложить  об  этом...  Пленников
нельзя обыскивать или грабить - таков приказ, полученный мной.
     - И мной тоже, - сказал глубокий голос. - Живыми  и  в  том  виде,  в
каком захвачены - не грабить. Это приказ.
     - Но мы его не получали, - сказал  один  из  прежних  голосов.  -  Мы
пришли из Мории убивать и мстить за своих. Я хочу убить, а потом вернуться
назад на север.
     - Возвращайся, -  сказал  насмешливый  голос.  -  Я  Углук.  Я  здесь
командую. Я возвращаюсь в Изенгард кратчайшей дорогой.
     - Разве Саруман - хозяин великого глаза, - спросил злобный  голос.  -
Мы должны немедленно вернуться в Лугбург.
     - Если бы можно было переправиться через реку, мы могли бы вернуться,
- сказал другой голос. - Но нас слишком мало, чтобы пробиться к мостам.
     - Я переправился через реку, - сказал злой голос. - А крылатый назгул
ждет нас севернее на восточном берегу...
     - Может быть, может быть! Значит, вы убежите с  нашими  пленниками  и
получите всю плату и награды в Лугбурге, а мы  останемся  здесь,  пешие  в
стране лошадей?.. Нет, мы должны идти  вместе.  Эти  земли  опасны,  полны
бунтовщиков и разбойников.
     - Ага, значит, мы должны идти вместе, -  насмехался  Углук.  -  Я  не
доверяю тебе, маленькая свинья. Ты ничего не знаешь, кроме  своего  хлева.
По мне, вы хоть все убежите. Мы бойцы Урук-хей! Мы убили  великого  воина.
Мы захватили пленников. Мы слуги Сарумана мудрого, Белой Руки.  Рука  даст
нам мясо человека для еды. Мы пришли из Изенгарда и вернемся  туда,  а  вы
пойдете по тому пути, который мы выберем. Я Углук. Я сказал все.
     - Ты сказал достаточно, Углук, - сказал злобный голос.  -  Интересно,
как к этому отнесутся в Лугбурге? Там могут решить, что плечи Углука нужно
освободить от пустой головы. Могут спросить, откуда  пришли  эти  странные
идеи. На самом ли деле они исходят от Сарумана? И о чем он думает, сидя  в
своей берлоге  под  грязным  белым  знаком?  Они  согласятся  со  мной,  с
Гришнаком, своим верным посланником. И я,  Гришнак,  говорю  так:  Саруман
глупец, грязный предательский глупец. Но великий глаз знает о нем.
     Много громких возгласов на языке орков ответило ему, послышался  звон
оружия. Пиппин осторожно повернулся, стараясь увидеть, что происходит. Его
охрана присоединилась к схватке. В полумгле  он  увидел  большого  черного
орка, вероятно, Углука, стоявшего лицом к лицу  с  Гришнаком,  низкорослым
кривоногим существом, широкоплечим, с длинными руками, свисающими почти до
земли.  Вокруг  них  стояло  множество  орков   меньшего   роста.   Пиппин
предположил, что они с севера. Они  обнажили  свои  мечи  и  ножи,  но  не
решались нападать на Углука.
     Углук крикнул и побежало много других орков такого же  роста,  как  и
он. Затем  Углук,  без  всякого  предупреждения  прыгнул  вперед  и  двумя
короткими ударами срубил головы двух своих противников. Гришнак отступил и
исчез в тени. Остальные побежали, а один, переступая через лежащего Мерри,
споткнулся и с проклятием упал на него. Но этим он,  вероятно,  спас  свою
жизнь, потому что Углук перепрыгнул через него и уложил другого орка своим
коротким мечом. Это был желтозубый охранник. Тело его упало на Пиппина,  и
руки его все еще сжимали длинный зазубренный нож.
     -  Бросайте  оружие!  -  закричал  Углук.  -  И  больше  не  говорите
глупостей. Отсюда мы идем прямо на запад. Отсюда вниз по склонам  и  вновь
вдоль реки к лесу. И будем идти день и ночь. Ясно?
     - Если этому  уроду  понадобится  хоть  еще  немного  времени,  чтобы
захватить контроль над бандой, у меня есть шанс, - подумал Пиппин. Надежда
проснулась в нем. Конец черного ножа уперся  ему  в  руку  и  скользнул  к
запястью. Он почувствовал, как ручеек крови стекает по руке,  почувствовал
холодное прикосновение стали к коже.
     Орки  готовы  были  тронуться  в  путь,  но  некоторые   из   северян
по-прежнему проявляли недовольство, и Изенгардцы убили еще  двоих,  прежде
чем остальные покорились. Было много ругани и суматохи. На какое-то  время
Пиппин остался без охраны. Ноги его были крепко связаны,  но  руки  только
перехвачены веревками у запястий перед ним. Он  мог  двигать  ими  вместе,
хотя веревка и была стянута прочно. Он отодвинул мертвого орка в  сторону,
потом, стараясь даже не дышать, начал тереть веревку о лезвие ножа. Лезвие
было острым, а мертвая рука крепко держала его. Веревка перерезана! Пиппин
быстро придал ей прежний вид  свободными  петлями  она  обвивалась  теперь
вокруг его рук. Потом он лег и лежал спокойно.
     - Поднимите пленников! - закричал  Углук,  добавив.  -  Не  пытайтесь
что-либо сделать с ними! Если  они  не  будут  живы,  когда  мы  вернемся,
кто-нибудь еще лишится жизни.
     Орк схватил Пиппина, как мешок, и потащил лицом вниз. Другой  так  же
схватил Мерри. Рука орка, как лапа хищника, железной хваткой сжимала  руку
Пиппина, когти вонзились в его тело. Он закрыл глаза и снова погрузился  в
беспамятство.
     Неожиданно его снова бросили на каменистую почву. Была ночь, но  серп
луны уже почти исчез на западе. Они находились  на  каменном  краю  утеса,
который,  казалось,  выдавался  из  моря   бледного   тумана.   Поблизости
раздавался звук падающей воды.
     - Разведчики наконец вернулись, - проговорил рядом с ним орк.
     - Ну, что вы обнаружили? - прорычал голос Углука.
     - Только одинокого всадника, да и тот двигался к западу.  Сейчас  все
спокойно.
     - Сейчас? А надолго ли? Глупцы. Вы должны были убить его. Он поднимет
тревогу. И проклятые лошадники уже к утру будут здесь. Нам  нужно  уходить
вдвое быстрее.
     Тень склонилась над Пиппином. Это был Углук.
     - Садись, - сказал Углук. - Мои парни устали тащить тебя.  Мы  начнем
спуск, и ты должен идти сам. Не кричи и не  пытайся  бежать.  У  нас  есть
средства заплатить тебе за такие попытки; эти средства не понравятся тебе,
хотя и не уменьшат твоей ценности для хозяина.
     Он разрезал веревку на  ногах  Пиппина  и,  схватив  его  за  волосы,
поставил на ноги. Пиппин упал, но  Углук  снова  ухватил  его  за  волосы.
Несколько орков засмеялись. Углук сунул Пиппину в зубы горлышко  фляжки  и
вылил ему в  рот  немного  жидкости:  и  Пиппин  почувствовал,  как  пламя
проникает в него. Боль в руках и ногах исчезла. Он мог стоять.
     - Теперь другой! - сказал Углук.  Пиппин  видел,  как  он  подошел  к
Мерри, который лежал поблизости, и пнул его. Мерри застонал. Грубо схватив
его, Углук придал ему сидячее положение и сорвал повязку с  головы.  Потом
смазал рану какой-то темной мазью из маленького деревянного ящичка.  Мерри
закричал и дико забился.
     Орки начали хлопать в ладоши и улюлюкать.
     - Не может выдержать  его  лечения,  -  насмехались  они.  -  Сам  не
понимает, что для него хорошо. Ай! Как мы потом повеселимся.
     Но в  данный  момент  Углук  не  желал  веселиться.  Ему  нужна  была
скорость, и он хотел поставить на ноги своих невольных спутников. Он лечил
Мерри по методу орков, и его лечение действовало  быстро.  Заставив  Мерри
глотнуть из фляжки, он перерезал его веревки на ногах и поставил на  ноги.
Мерри стоял, он был бледен и угрюм, но держался вызывающе. Рана на лбу  не
была опасна, но ему суждено было сохранить шрам до конца дней своих.
     - Привет, Пиппин! - сказал он. - Ты тоже участвуешь в этой  маленькой
экспедиции? Когда же мы получим ужин и постель?
     - Придержи язык! - сказал Углук. - Не разговаривайте с  друг  другом!
Обо всех ваших выходках я расскажу, и хозяин сумеет расплатиться  с  вами.
Вы получите и постель, и ужин: ваши животы не сумеют его переварить.
     Отряд орков начал спускаться по узкому ущелью, ведущему  на  туманную
равнину. Мерри и Пиппин, разделенные  двумя  десятками  орков,  спускались
вместе с ними. На дне они ступили на траву и сердца хоббитов дрогнули.
     - Теперь прямо! - крикнул Углук. - На запад и немного на север.
     - Но что мы будем  делать  на  восходе  солнца?  -  спросил  один  из
северян.
     - Продолжим идти, - ответил Углук. - А что вы думали? Сидеть на траве
и ждать, когда белокожие присоединятся к нашему пикнику.
     - Но мы не можем идти при солнечном свете.
     - Сможете, если я пойду за вами, - сказал Углук.  -  Двигайтесь!  Или
никогда больше не увидите свои любимые  норы!  Клянусь  белой  рукой!  Что
толку посылать в дорогу горных личинок, лишь наполовину обученных.  Идите,
разрази вас гром!
     Отряд продолжал путь. Гоблины  шли  в  беспорядке,  перебраниваясь  и
ссорясь; но шли они с большой скоростью. Каждого  хоббита  сторожили  трое
охранников. Пиппин шел далеко сзади, в конце линии. Он размышлял долго  ли
он сможет выдержать такую скорость: с самого  утра  он  ничего  не  ел.  У
одного  из  охранников  был  хлыст.  Но  пока  орочий  напиток   продолжал
действовать, Пиппин шел, продолжая размышлять.
     Снова и снова перед его глазами возникало худощавое лицо  Бродяжника,
склонившегося к темному  следу.  Но  что  может  разглядеть  даже  опытный
следопыт в общем следе отряда орков? Маленькие следы Пиппина и Мерри  были
затоптаны многочисленными подкованными железом сапогами.
     Они прошли около мили от утеса, и тут местность  стала  спускаться  в
глубокую низину, где почва была мягкой и  влажной...  Здесь  лежал  туман,
тускло  отражая  последние  лучи  луны.  Темные   фигуры   орков   впереди
расплывались и становились невидимыми.
     - Эй! Стойте! - закричал Углук сзади.
     Пиппину  неожиданно  пришла  в  голову  мысль,  и  он  тут  же  начал
действовать. Свернув вправо и увернувшись от рук охранников, он  нырнул  в
туман. Упав он распростерся на траве.
     - Стойте! - закричал Углук.
     На мгновение воцарилась суматоха. Пиппин вскочил и побежал.  Но  орки
гнались за ним. Неожиданно справа от него и немного впереди появились  еще
фигуры.
     "Убежать не удастся!  -  подумал  Пиппин.  -  Но  надеюсь  я  оставил
достаточно ясные следы на влажной земле".
     В него вцепились две большие руки, он упал, отцепляя брошь  с  плаща.
Тут же его схватили несколько длинных рук с жестокими когтями.
     "Здесь она будет лежать до конца времен, - подумал Пиппин, - не знаю,
зачем я сделал это. Если остальным удалось спастись, они, вероятно,  пошли
вслед за Фродо.
     Хлыст обернулся вокруг его ног, он с трудом сдержал крик.
     - Довольно! - крикнул Углук, подбегая. - Он еще  должен  идти.  Пусть
бегут оба. Используйте кнут только как напоминание... Но это еще не все, -
добавил он,  поворачиваясь  к  Пиппину.  -  Я  не  забуду.  Расплата  лишь
откладывается.
     Ни Мерри, ни Пиппин не могли  вспомнить  большей  части  путешествия.
Кошмары и  злая  реальность  смешались  в  их  представлении...  Они  шли,
стараясь не терять из виду темного следа,  время  от  времени  подгоняемые
хлыстами. Если они останавливались или спотыкались, их хватали и некоторое
время тащили.
     Тепло орочьего напитка исчезло. Пиппин снова  ощутил  холод  и  боль.
Неожиданно он упал лицом в траву. Жесткие руки с рвущими когтями  ухватили
и подняли его. Его снова понесли, как мешок, и тьма сомкнулась над ним: он
не мог сказать была ли это темнота второй ночи или тьма в его глазах.
     Смутно  слышал  он  многочисленные  голоса  орков:  по-видимому   они
требовали остановки. Что-то кричал Углук. Пиппин почувствовал,  что  летит
на землю; коснувшись ее, он почти тут же уснул. Но ненадолго спасся он  от
боли: вскоре он вновь почувствовал на себе жесткие руки. Его долго толкали
и трясли, наконец тьма отступила, он снова  оказался  в  реальном  мире  и
увидел, что уже утро. Выкрикивая приказы  орк  грубо  швырнул  Пиппина  на
траву.
     Пиппин полежал немного, борясь с отчаянием. Голова у него  кружилась:
по теплу в теле он предположил, что ему дали еще глоток орочьего  напитка.
Над ним наклонился орк и бросил ему кусок хлеба и полоску  сушеного  мяса.
Пиппин с жадностью свел черствый серый хлеб, но мяса не стал есть. Он  был
голоден, не не настолько, чтобы есть мясо, брошенное ему орком: он не смел
подумать, чье это может быть мясо.
     Он сел и огляделся.  Мерри  был  поблизости.  Они  сидели  на  берегу
быстрой узкой реки. Впереди виднелись горы;  высокий  пик  отражал  первые
лучи солнца. Перед горами виднелись темные леса.
     Слышалось множество  криков  и  споров:  и  казалось,  вот-вот  снова
вспыхнет ссора между северными и изенгардскими орками. Одни  указывали  на
юг, другие на восток.
     - Хорошо, - сказал  Углук.  -  Предоставьте  это  мне.  Пусть  боевые
урук-хей, как обычно, выполнят всю работу. Если боитесь белокожих, бегите!
Бегите! Вон леса! - Он указал  вперед.  -  Идите  туда!  Это  ваша  лучшая
надежда. Убирайтесь! И побыстрее, пока я не срубил  еще  несколько  голов,
чтобы добавить разума остальным.
     Было еще много споров, ругани и проклятий, после чего  большая  часть
северян бросилась вдоль реки по направлению к горам.  Хоббиты  остались  с
изенгардцами  -  угрюмыми  смуглыми  орками,  которых   было   не   меньше
восьмидесяти,  косоглазыми,  с  короткими  широколезвенными  мечами.  Лишь
несколько наиболее храбрых северян осталось с ними.
     - По крайней мере разделались с Гришнаком, - сказал Углук.
     Многие изенгардцы тоже с тревогой поглядывали на юг.
     - Я знаю, - ухмыльнулся Углук. - Проклятые лошадники учуяли нас.  Это
твоя вина, Снага. Тебе и другим разведчикам следовало бы отрубить уши.  Но
мы бойцы, мы поедим лошадиного мяса, а может, и чего-либо получше.
     В этот момент Пиппин увидел, что кто-то из орков указывает на восток.
С этого  направления  доносились  хриплые  крики.  И  вот  снова  появился
Гришнак, а за его  спиной  несколько  десятков  длинноруких  и  кривоногих
орков. На их щитах был нарисован красный глаз. Углук пошел им навстречу.
     - Значит вы вернулись? - спросил он. - Подумали немного?
     - Я  вернулся,  чтобы  проследить  за  выполнением  приказа  и  чтобы
пленники были в безопасности, - ответил Гришнак.
     - Неужели? - усмехнулся Углук. - Напрасные усилия. Я сам прослежу  за
выполнением приказа. А еще для чего ты вернулся?  И  ты  убежал  второпях.
Забыл что-нибудь.
     - Я забыл дурака, - фыркнул Гришнак. - Но с  ним  осталось  несколько
крепких парней, которых мне жаль. Я знал, он заведет их в беду.  Я  пришел
помочь им.
     - Великолепно! - засмеялся Углук. - Но если у тебя нет  мужества  для
борьбы,  ты  выбрал  неверный  путь.  Твоя  дорога  в  Лугбург.  Белокожие
приближаются. Что случилось с твоим  драгоценным  назгулом?  Или  под  ним
подстрелили другую лошадь? Если ты привел его с собой, это может оказаться
полезным. Или он ни на что ни способен?
     - Назгул, назгул, - сказал Гришнак, дрожа и облизывая губы, как будто
у этого слова был неприятный вкус. - Ты говоришь о том, чего не понимаешь,
Углук. Назгул! Ах! Однажды ты  пожалеешь,  что  сказал  это.  Обезьяна!  -
выпалил он. - Ты должен знать, что назгул - это зрачок великого  глаза.  А
крылатый назгул, пока еще нет. Он позволит им показаться  по  эту  сторону
реки, но не скоро. Они для войны - и для других целей.
     - Похоже ты много знаешь, - сказал Углук. - Больше,  чем  хорошо  для
тебя, я думаю. Но пусть в Лугбурге думают как да почему.  А  тем  временем
урук-хей, как всегда, выполнят грязную работу. Не дрожи здесь! Собери свою
толпу! Остальные свиньи убежали в лес. Тебе лучше последовать за ними.  Ты
не вернешься к Великой Реке живым.
     Изенгардцы схватили Мерри и Пиппина и потащили их  на  спинах.  Отряд
снова выступил. Они шли час за  часом,  останавливаясь  только  для  того,
чтобы передать хоббитов своим свежим носильщикам. То  ли  потому  что  они
были быстрее и сильнее, то ли  по  какому-то  плану  Гришнака,  изенгардцы
обогнали вскоре орков из Мордора, и отряд Гришнака сомкнулся сзади.  Скоро
они начали догонять и ранее ушедших северян. Лес приближался.
     Пиппин весь был в синяках,  одежда  его  изорвалась,  голова  болела;
рядом он видел грязные челюсти и волосатые уши  несшего  его  орка.  Прямо
перед ним были согнутые  спины,  крепкие  толстые  ноги,  поднимающиеся  и
опускающиеся: вверх-вниз, вверх-вниз, безостановочно, как будто  они  были
сделаны из проволоки и рога; они отбивали кошмарные  секунды  бесконечного
времени.
     В полдень отряд Углука догнал северян. Они  тащились  в  ярких  лучах
зимнего солнца светившего  с  бледного  холодного  неба;  их  головы  были
опущены, языки высунуты.
     - Личинки! -  насмехались  изенгардцы.  -  И  вас  сварят.  Белокожие
поймают вас и съедят. Они приближаются!
     Крик Гришнака показал, что это была не  просто  насмешка.  Показались
всадники, очень быстро приближавшиеся;  они  были  еще  очень  далеко,  но
быстро нагоняли орков, надвигаясь, как прилив на песчаный берег.
     Изенгардцы побежали  с  удвоенной  скоростью,  что  удивило  Пиппина,
который думал, что у них нет больше сил. Солнце садилось за туманные горы:
тени потянулись по земле. Солдаты Мордора подняли головы и то же прибавили
в скорости. Лес был темным и близким. Они уже миновали несколько одиночных
деревьев. Местность  начала  подниматься  все  более  круто,  но  орки  не
останавливались. Углук и Гришнак кричали, подгоняя их  и  выжимая  из  них
последние силы.
     - Они убегут, - подумал Пиппин. Он попытался повернуть голову,  чтобы
посмотреть  назад.  Всадники,  скакавшие  с  востока,  уже  почти  нагнали
последних орков. Солнце отражалось от их шлемов и  копий,  сверкало  в  их
светлых развевающихся волосах. Они окружили орков, не давая им  рассеяться
и тесня их вдоль линии реки.
     Пиппин не знал, к какому народу они принадлежат. Он  пожалел  теперь,
что слишком мало узнал в Раздоле, слишком мало внимания обращал на  карты;
но тогда казалось, что руководство путешествием находится в опытных руках;
он не думал, что когда-нибудь будет отрезан от Гэндальфа и от  Бродяжника,
и даже от Фродо. Все, что он мог припомнить о Рохане, было  то,  что  конь
Гэндальфа - Обгоняющий Тень  -  происходил  из  этой  земли.  Это  звучало
обнадеживающе.
     "Но откуда они узнают, что мы не орки? -  подумал  он.  -  Не  думаю,
чтобы  они  когда-нибудь  слышали  здесь  о  хоббитах.  Мне  следовало  бы
радоваться тому, что эти орки, по-видимому, будут уничтожены, но  я  хотел
бы спастись сам".
     Было весьма похоже, что он и  Мерри  будут  убиты  вместе  со  своими
похитителями, и люди Рохана даже не будут подозревать об  их  присутствии.
Некоторые  из  всадников  оказались  лучниками,  искусно  стрелявшими   со
скачущих лошадей. Они на ходу стреляли в орков, и те начали  падать.  Орки
начали яростно отстреливаться, не осмеливаясь  остановиться,  но  всадники
быстро ускакали за пределы досягаемости стрел орков. Так происходило много
раз, и однажды стрелы упали среди изенгардцев. Один из них, как раз  перед
Пиппином, упал и больше не поднялся.
     Ночь подошла, а всадники  не  приближались  для  битвы.  Много  орков
погибло, но оставалось не менее двух  сотен.  В  сумерках  они  подошли  к
холму. Окраины леса были совсем близко, не далее чем в полумиле, но они не
могли идти дальше. Всадники окружили их.  Небольшой  отряд  не  послушался
команды Углука и попытался убежать в лес; потом из всего отряда  вернулось
лишь трое.
     - Ну, вот мы и пришли, - насмехался Гришнак. - Отличное  руководство!
Надеюсь, что великий Углук поведет нас и дальше.
     - Посадите невысокликов! - приказал Углук,  не  обращая  внимания  на
Гришнака. - Ты, гагдаш, возьмешь еще двоих и будешь  их  охранять.  Их  не
должны убить, даже если грязные белокожие прорвутся внутрь. Понятно?  Пока
я жив, они мне нужны. Но они не должны кричать, и их не должны освободить.
свяжите им ноги.
     Последняя  часть  приказа  была  безжалостно  выполнена.  Но   Пиппин
обнаружил, что впервые он оказался рядом с Мерри.  Орки  издавали  сильный
шум, крича и лязгая оружием, и хоббиты умудрились немного пошептаться.
     - Мне это не нравится, - сказал Мерри. - Я вряд ли смог уползти, даже
если бы был свободен.
     - Лембас! - прошептал Пиппин. - Лембас. У  меня  есть  немного.  А  у
тебя? Мне кажется, что они отобрали у нас только мечи.
     - Да, у меня есть сверток в кармане, - ответил Мерри,  -  но  лембас,
должно быть, раскрошился на  крошки.  И  я  не  могу  дотянуться  ртом  до
кармана.
     - И не нужно. Я... - Но тут свирепый пинок убедил Пиппина в том,  что
их стражи начеку.
     Ночь была холодной и тихой. Вокруг холма, на котором находились орки,
горели сторожевые костры - их золотой блеск в темноте образовывал  кольцо.
Костры находились на пределе досягаемости выстрела из  большого  лука,  но
всадники не показывались на фоне огня, и орки потратили много  стрел  пока
Углук не остановил их. Всадники не подавали ни звука. Позже  ночью,  когда
луна вышла из дымки, их изредка можно было  увидеть  -  они  двигались  за
кострами в своем безостановочном патрулировании.
     - Они ждут солнца, будь они прокляты! - проворчал один из охранников.
- Почему бы не собраться вместе и не прорваться? Хотел бы я знать,  о  чем
думает этот старый Углук.
     - Сейчас  узнаешь!  -  выпалил  Углук,  выступая  из  темноты.  -  Ты
считаешь, что я вообще не думаю? Разрази тебя  гром!  Ты  хуже  всей  этой
толпы, хуже личинок и обезьян из Лугбурга. Ничего хорошего  не  выйдет  из
нападения на них. Их слишком много, они быстры и прикончат нас.
     Эти личинки способны лишь на одно: они видят в темноте, как кошки. Но
белокожие видят ночью лучше, чем другие люди, так я слышал.  И  не  забудь
про лошадей. Говорят, те могут разглядеть даже ночью воздух. Но одной вещи
эти всадники не знают: в лесу скрывается Маухур  со  своими  парнями  и  в
любое время они могут выйти оттуда.
     Слова Углука, по-видимому, удовлетворили изенгардцев, но другие  орки
были  испуганы  и  недовольны.  Они  поставили  нескольких   часовых,   но
большинство их лежало на земле, отдыхая в приятной  темноте.  Снова  стало
очень темно; луна на западе зашла за  толстое  облако,  и  Пиппин  не  мог
разглядеть ничего даже в нескольких футах от себя. Костры  не  отбрасывали
света на вершину  холма.  Всадники,  однако,  не  собирались  ограничиться
простым  ожиданием  рассвета,  они  не  хотели  давать  врагам  отдохнуть.
Внезапные крики  на  восточном  склоне  холма  показали,  что  там  что-то
случилось.  Несколько  человек  подъехали  ближе,  соскочили  с   лошадей,
подкрались к лагерю и, убив нескольких орков,  тут  же  исчезли.  Углук  с
трудом прекратил панику.
     Пиппин и Мерри сели. Их охранники - изенгардцы  ушли  с  Углуком.  Но
если у хоббитов и возникли мысли о бегстве, то они тут же угасли.  Длинные
волосатые руки схватили их обоих за шеи и свели  вместе.  В  полутьме  они
увидели большую голову и отвратительное лицо Гришнака; его гнилое  дыхание
коснулось их щек. Он начал их ощупывать. Пиппин задрожал,  когда  холодные
чужие пальцы скользнули по его спине.
     - Ну, мои мальчики! - прошептал Гришнак. - Наслаждаетесь отдыхом? Или
нет? Немного неудачное место, может быть: с одной стороны мечи и хлысты, с
другой - копья! Маленький  народец  не  должен  был  вмешиваться  в  дела,
которые слишком велики для него, - его пальцы продолжали шарить. Глаза его
горели.
     Пиппин внезапно догадался: Гришнак знает о Кольце. Он ищет его,  пока
Углук занят. Вероятно хочет взять его себе. Холодный страх охватил  сердце
Пиппина; в тоже время он лихорадочно соображал, как же можно  использовать
желание Гришнака.
     - Не думаю, чтобы вы нашли его так, - прошептал он. -  Его  не  легко
найти.
     - Найти его? - повторил Гришнак, и  его  пальцы  перестали  шарить  и
ухватили Пиппина за плечо. - Что найти? О чем это ты говоришь, малыш?
     Несколько  мгновений  Пиппин  молчал.  Потом  из  глубины  его  горла
вырвалось: "Горлум, Горлум".
     - Ничего, моя прелесть, - добавил он.
     Хоббиты  почувствовали,  как  сжались  пальцы  Гришнака.   Орк   тихо
присвистнул.
     - Вот он что имел в виду? Очень, очень опасно, мои малыши!
     - Возможно, - сказал Мерри, угадавший замысел Пиппина. - Возможно,  и
не только для нас. Но вы лучше знаете свои дела. Хотите получить  его  или
нет? И что вы нам за него дадите?
     - Хочу ли я? Хочу ли я? - как бы в удивлении повторял Гришнак. -  Что
я дам за него? Что вы имеете в виду?
     - Мы имеем в виду, - сказал Пиппин, осторожно выбирая  слова,  -  что
обыск во тьме ничего хорошего не  даст.  Мы  можем  сберечь  вам  время  и
избавить от беспокойства... Но вначале вы должны развязать нам  ноги,  или
мы ничего не сделаем и не скажем.
     - Мои дорогие маленькие глупцы, - просвистел Гришнак, - все,  что  вы
имеете и знаете, будет у вас взято в должное  время  -  все!  Вы  захотите
знать как можно больше, чтобы удовлетворить спрашивающего, и весьма скоро.
Не будем торопиться на допрос. О, не будем! Как вы думаете, для  чего  вам
сохранили жизнь. Пожалуйста, дорогие малыши, поверьте мне: мы это  сделали
не из-за доброты. Это даже не ошибка Углука.
     - Этому легко поверить, - сказал Мерри. -  Но  вы  еще  не  доставили
добычу домой. И учитывая происходящее, не  похоже,  чтобы  вам  это  легко
удалось. И если мы придем в Изенгард, великий Гришнак не  получит  ничего:
Саруман возьмет все, что найдет. Если  вы  хотите  получить  что-либо  для
себя, сейчас время действовать.
     Гришнак начал терять спокойствие. Имя  Сарумана,  казалось,  особенно
разгневало его. Время проходило, и суматоха в  лагере  затихала.  Углук  и
изенгардцы могли вернуться каждую минуту.
     - У вас есть оно? - выпалил Гришнак.
     - Горлум, Горлум! - сказал Пиппин.
     - Развяжите мне ноги, - сказал Мерри.
     Они чувствовали, что орк дрожит от сдерживаемой ярости.
     -  Будь  вы  прокляты,  грязные  маленькие  паразиты!  -  со  свистом
прошептал он. - Развязать вам ноги? Я развяжу все суставы в  ваших  телах.
Думаете, я не смогу обыскать вас до костей? Я  разрублю  вас  на  дрожащие
куски. Мне не нужна помощь ваших ног, чтобы увести вас  -  и  забрать  вас
себе.
     Неожиданно он схватил их. Сила его для иных рук была ужасна: он  сжал
хоббитов под мышками, зажав в то же время их рты  ладонями.  Потом,  низко
наклонившись, двинулся вперед. Он шел быстро и тихо, пока не  добрался  до
края холма. Здесь, выбрав  щель  между  осаждающими,  он,  как  злая  тень
скользнул в ночь вниз по склону, направляясь к вытекающей из леса реке.  В
этом направлении было широкое пространство с одним костром.
     Пройдя дюжину ярдов,  он  остановился,  всматриваясь  и  вслушиваясь.
Ничего не было видно и слышно.  Он  продолжал  медленно  идти,  согнувшись
почти вдвое. Потом снова остановился, как бы собираясь  сделать  рывок.  В
этот момент справа от него появилась темная фигура  всадника,  и  фыркнула
лошадь. Человек крикнул.
     Гришнак  упал,  прикрыв  собой  хоббитов;  потом  вытащил  свой  меч.
Несомненно, он хотел убить своих пленников, чтоб не  дать  их  освободить.
Меч его сверкнул во тьме. Но тут же из тьмы со свистом  прилетела  стрела;
направленная искусным лучником или судьбой, она пробила правую руку  орка.
Он выронил меч и закричал. Послышался топот  копыт.  Гришнак  побежал,  но
копье догнало его и пробило насквозь.  Он  издал  отвратительный  дрожащий
крик и замер.
     Хоббиты прижимались к земле так, где их оставил  Гришнак.  На  помощь
товарищу прискакал другой всадник. То ли из-за особой остроты  зрения,  то
ли из-за другого чувства его лошадь легко перепрыгнула через хоббитов,  но
сам всадник не  заметил  их,  лежащих  в  эльфийских  плащах  и  боявшихся
пошевелиться.
     Наконец Мерри шевельнулся и тихо прошептал:
     - Чем дальше тем лучше, но как нам избежать копья?
     Ответ пришел почти немедленно. Крики Гришнака встревожили  орков.  По
воплям и проклятьям на вершине хоббиты  догадались,  что  их  исчезновение
обнаружено: Углук, вероятно, разбил еще несколько голов. Неожиданно справа
из-за кольца костров от леса,  донеслись  крики  орков.  Очевидно,  Маухур
напал  на  осаждающих.  Слышался  топот  копыт.  Всадники  приблизились  к
вершине, рискуя получить орочью стрелу, но  желая  предотвратить  вылазку;
часть отряда поскакала навстречу вышедшим из леса оркам. Неожиданно  Мерри
и Пиппин поняли, что находятся за пределами кольца костров - между ними  и
спасеньем ничего не стояло.
     - Если бы наши руки и ноги были свободны, мы могли бы уйти, -  сказал
Мерри. - Но я не могу дотянуться до узлов и перекусить их зубами.
     - И не старайся, - ответил Пиппин. - Я все пытаюсь сказать тебе:  мои
руки не связаны, петли - одна видимость. Но вначале нужно  съесть  немного
лембаса.
     Он сбросил веревку с рук и вытащил сверток. Лепешки были разбиты, но,
к счастью, оставались в завертке из листьев. Каждый из  хоббитов  съел  по
два или три куска. И вкус лембаса напомнил им прекрасные лица, и  смех,  и
хорошую  пищу  спокойных  дней,  теперь  уже  ушедших  далеко  в  прошлое.
Некоторое время они задумчиво ели, сидя во тьме и не обращая  внимания  на
крики и звуки близкой схватки. Пиппин первый вернулся к действительности.
     - Мы должны уходить, - сказал он. - Подожди немного.
     Меч Гришнака лежал рядом, но он был  слишком  тяжел;  поэтому  Пиппин
подполз и обыскал тело орка, вытащил из ножен длинный острый нож. Потом он
быстро перерезал веревки на своих и Мерри ногах.
     - Пошли! - сказал он. - Согревшись немного, мы, может, сумеем  стоять
и ходить а пока лучше начать ползком.
     Они поползли. Трава была глубокой и пружинящей, и это помогло им,  но
дело казалось долгим и медленным. Они сделали большой крюк, чтобы обогнуть
костер, и поползли вперед, пока не добрались до берега реки,  журчащей  во
тьме между крутыми берегами. Тут они оглянулись.
     Шум затих. Очевидно, Маухур со своими "парнями" был убит или отогнан.
Всадники вернулись к своему молчаливому зловещему дежурству. Оно не должно
было длиться долго. Ночь подходила к концу. На востоке, где небо  не  было
затянуто облаками, оно начало бледнеть.
     - Мы должны уйти в укрытие, - сказал Пиппин, - иначе нас увидят.  Нас
не очень утешит, если всадники обнаружат, что мы не орки, после того,  как
убьют нас. - Он встал  и  попробовал  шагнуть.  -  Веревки  врезались  как
проволока, но теперь ноги уже согрелись. Я могу идти. А ты, Мерри?
     Мерри встал.
     - Да, - сказал он, - я тоже  могу.  Лембас  оживит  кого  угодно!  Он
гораздо  приятнее,  чем  этот  орочьий  напиток.  Интересно,  из  чего  он
делается, этот напиток. Пожалуй, лучше и не знать. Попьем воды и смоем все
мысли о нем.
     - Не здесь, тут слишком  крутой  берег,  -  ответил  Пиппин.  -  Идем
вперед.
     Они медленно пошли вдоль реки. За ними светлел восток. По дороге  они
сравнивали свои впечатления, говоря еле слышно в хоббитской манере о  том,
что произошло с ними после пленения. Ни один слушатель не догадался бы  из
их слов, что они жестоко страдали и пережили  смертельную  опасность,  без
всякой надежды идя  на  пытки  и  смерть.  Даже  сейчас,  они  хорошо  это
понимали, у них почти нет надежды снова найти друзей или безопасность.
     - Ты действовал отлично, мастер Тук, - сказал Мерри. - Заслужил целую
главу в книге  старого  Бильбо,  если  только  у  меня  будет  возможность
рассказать об этом ему. Хорошая  работа:  особенно  догадка  о  намерениях
этого волосатого злодея и игра с ним. Но я думаю, найдет ли кто наш след и
увидит ли твою брошь. Мне не хотелось бы потерять свою, но я надеюсь,  что
твоя послужит доброму делу.
     -  Приходится  чистить  башмаки,  чтобы  сравняться  с  тобой.  Кузен
Брендизайк все время идет впереди. Но вряд ли он знает, где мы  находимся.
Я вспоминаю кое-что узнанное в Раздоле. Мы идем на  запад  вдоль  Энтвоша.
Широкий конец туманных гор перед нами, а еще ближе - лес Фэнгорн.
     Темные очертания леса возвышались перед ними. Казалось, ночь, уползая
от надвигающегося  дня,  стремилась  найти  убежище  под  сводами  больших
деревьев.
     - Веди вперед, мастер Брендизайк! - сказал Пиппин. - Или веди  назад.
Нас предупреждали о Фэнгорне. Ты не забыл об этом?
     - Нет, - ответил Мерри, - все же кажется мне лучше, чем возвращение в
самый центр битвы.
     Он пошел вперед под огромные ветви.  Деревья  казались  необыкновенно
старыми. И длинные бороды лишайника свисали с них, раскачиваясь на  ветру.
Оказавшись  в  тени,  хоббиты  оглянулись  на  склон  холма  -   маленькие
таинственные фигурки, в тусклом свете выглядевшие детьми эльфов в  глубине
дикого леса и с удивлением глядевшие на первый день.
     Далеко над Великой Рекой, над коричневыми землями,  во  многих  лигах
отсюда, начинался день, красный как пламя. Гром боевых рогов приветствовал
его. Всадники Рохана неожиданно ожили. Снова  послышался  звук  рога,  ему
ответили другие.
     Мерри и Пиппин слышали далеко разносившееся в холодном воздухе ржание
боевых конец и пение многих людей. Над краем мира огненной аркой  поднялся
край солнца. С громкими криками всадники поскакали, солнце сверкало на  их
кольчугах и копьях. И орки тоже закричали и принялись пускать оставшиеся у
них стрелы. Хоббиты видели, как упало несколько  всадников,  но  их  линия
неудержимо двигалась на вершину холма и захлестнула ее. Орки  разбежались,
а всадники гонялись за ними по одиночке и приканчивали  бегущих.  Но  один
отряд орков, держась вместе, упорно пробивался к лесу. Прямо по склону  он
приближался к скрывающимся в лесу наблюдателям. Казалось несомненным,  что
оркам удастся уйти: они смяли трех преградивших им дорогу всадников.
     - Мы смотрели слишком долго, - промолвил Мерри. -  Это  Углук!  Я  не
хочу снова встретиться с ним.
     Хоббиты повернулись и двинулись вглубь леса.
     Так получилось, что они не видели  последней  схватки,  когда  Углука
догнали и заставили принять бой на самом краю Фэнгорна. Тут он и был  убит
Эомером, третьим Маршалом Марки, который спешился  и  сражался  с  ним  на
мечах. А на  широком  поле  всадники  охотились  за  немногими  уцелевшими
орками.
     Потом они похоронили своих павших  товарищей  и  спели  им  хвалебную
песнь, разожгли большой костер и развеяли пепел своих врагов. Так кончился
этот набег, и ни одна новость о нем не достигла ни Мордора, ни  Изенгарда,
но  дым  погребения  поднялся  высоко  в  небо  и  был   замечен   многими
внимательными глазами.

                                4. ДРЕВОБРАД

     Тем временем хоббиты шли с максимально возможной скоростью, насколько
позволял темный густой лес, вдоль быстрого ручья,  стекающего  со  склонов
гор в западном направлении. Они все больше и  больше  углублялись  в  лес.
Постепенно их страх перед орками ослабевал и походка замедлялась. Странное
чувство удушья охватило их, как будто воздух был слишком густ или  слишком
разряжен для дыхания.
     Наконец Мерри остановился.
     - Мы не можем дальше идти так, - задыхаясь, вымолвил  он.  -  Мне  не
хватает воздуха.
     - Во всяком случае нужно попить, - сказал Пиппин. - У меня  пересохло
горло. - Он цепляясь за большой корень дерева, что,  извиваясь,  уходил  в
ручей, добрался до воды и набрал ее в согнутые ладони. Вода была чистой  и
холодной, и Пиппин сделал много глотков. Мерри  последовал  за  ним.  Вода
освежила их и, казалось, подбодрила; некоторое время они сидели на берегу,
опустив ноги в воду и всматриваясь в деревья, которые молча, ряд за рядом,
стояли вокруг них; во  всех  направлениях  взгляд  натыкался  на  сплошную
темную стену.
     - Мы не можем заблудиться, -  сказал  Пиппин,  откидываясь  к  стволу
дерева. - А в крайнем случае пойдем вдоль ручья - Энтвош или как  его  там
называют - выйдем тем же путем, что и пришли.
     - Если ноги понесут нас, - отозвался Мерри, - и можно будет дышать.
     - Да, - сказал Пиппин, - здесь очень душно. Это напоминает мне старую
комнату во дворе Туков в Такборо: огромный зал, где много поколений  никто
не двигал и не менял мебель. Говорят в ней жил старый Тук год за годом,  и
постепенно и он и вся его комната становились старше и изношеннее. А к его
смерти - уже больше ста лет - там ничего  не  менялось.  Так  повелось  со
времен старого Геронтия, моего прапрадеда. Но в этом лесу еще более душно.
Взгляни  на  эти  неаккуратные  бороды  из  мха!  А  большинство  деревьев
наполовину покрыты старыми высохшими листьями, которые никогда не  опадут.
Неопрятно. Не могу представить себе, как выглядит здесь  весна,  если  она
сюда приходит.
     - Но солнце, во всяком случае, сюда изредка  заглядывает,  -  заметил
Мерри. - Не похоже на описание Бильбо Чернолесья. Там  было  все  темно  и
черно и живут там мрачные существа. А здесь лишь сумрачно  и  страшновато.
Нельзя представить себе, чтобы тут жили или хотя бы  оставались  ненадолго
животные.
     - Ни животные, ни хоббиты, - сказал Пиппин. - И мне не нравится мысль
о путешествии через этот лес. Вероятно, на сотни миль тут  нечего  поесть.
Как наши запасы?
     - Плохо, - ответил Мерри. - Мы убежали без ничего, с  нами  лишь  две
маленьких свертка с лембасом. - Они  посмотрели  на  то  что  осталось  от
эльфийского хлеба: кусочки, которых с трудом хватит на пять дней. И все.
     - И нет ни одежды, ни одеял, - продолжал  Мерри.  -  Ночью  мы  будем
мерзнуть.
     - Что ж, надо решать, что делать, - заметил Пиппин. - Утро проходит.
     Они заметили впереди в лесу желтый просвет:  лучи  солнечного  света,
казалось, внезапно прорвали крышу леса.
     - Смотри! - сказал  Мерри.  -  Солнце,  должно  быть,  скрывалось  за
облаками, пока мы шли под деревьями, а теперь  оно  вышло;  или  поднялось
достаточно высоко, чтобы заглянуть сюда через  какое-нибудь  отверстие.  И
это ненадолго - пойдем посмотрим!
     Оказалось дальше, чем они думали.  Поверхность  круто  поднималась  и
становилась все  более  каменистее.  По  мере  того,  как  они  шли,  свет
становился ярче, и вскоре они увидели перед собой скальную стену; это  был
склон холма или обрыв горного отрога, далеко  протянувшегося  от  гор.  На
этой стене не росли деревья, и солнечные лучи падали прямо на ее  каменную
поверхность. Прутья деревьев  у  ее  подножья  были  вытянуты,  как  будто
тянулись к теплу. Если раньше все казалось древним и серым, то  здесь  лес
сверкал богатыми коричневыми оттенками и ровной серой  поверхностью  коры,
похожей на полированную кожу. Стволы деревьев светились слабым зеленоватым
оттенком: ранняя весна или ее видение лежала на них.
     На каменной поверхности стены было что-то вроде  лестницы,  возможно,
естественной и сделанной непогодой и раскалыванием  скалы,  лестница  была
глубокой и неровной. Высоко почти на уровне самых верхних веток, виднелось
углубление в скале. Там ничего не росло, кроме травы на самом краю; там же
стоял большой старый пень с двумя склоненными ветвями,  он  был  похож  на
согнутую фигуру старика, греющегося на солнце.
     - Поднимемся! - весело воскликнул Мерри. Глотнем воздуха и  посмотрим
на местность.
     Они принялись карабкаться на скалу. Если лестница  была  сделана,  то
для больших ног, чем их. Наконец они поднялись на край углубления у самого
подножия старого пня; повернувшись спиной к холму, они  глубоко  дышали  и
смотрели на восток. Они увидели, что углубились в лес  всего  на  три  или
четыре мили: кроны деревьев спускались вниз, к равнине. Там у самого  края
леса, поднимался высокий столб дыма. Ветер гнал его в их сторону.
     - Ветер сменился, - сказал Мерри. - Он дует снова  на  восток.  Здесь
холодно.
     - Да, - ответил Пиппин. - Боюсь, что это лишь  случайный  просвет,  и
скоро все станет серым. Жаль! Этот старый лес выглядит так  привлекательно
в солнечном свете, и я чувствую, что он мне нравится.
     - Тебе нравится лес! Это хорошо! Хорошо с твоей стороны, - послышался
странный голос. - Повернитесь и  дайте  мне  взглянуть  на  ваши  лица.  Я
чувствую, что вы мне оба не нравитесь, но не будем торопиться!  -  Большая
узловатая рука легла на их плечи, они были повернуты мягко, но настойчиво;
потом две большие руки подняли их.
     Они  увидели  перед  собой  необыкновенное  лицо.  Оно   принадлежало
большой, подобной, троллю  фигуре,  по  крайней  мере  четырнадцати  футов
ростом, очень сильной, с высокой головой и полным отсутствием шеи.  То  ли
оно было одето в что-то напоминающее серо-зеленую кору,  то  ли  на  самом
деле это была кора, трудно было судить. Во всяком случае руки были покрыты
не корой, а коричневой гладкой кожей. Каждая из больших ног имела по  семь
пальцев.  Нижняя  часть  длинного  лица  была  покрыта  раскачивающейся  и
свисающей бородой, кустистой и густой у начала, тонкой и похожей на мох  в
конце. Но в первый момент хоббиты ничего этого  не  заметили,  они  видели
только глаза.  Эти  глубокие  глаза  теперь  осматривали  их,  медленно  и
торжественно,  но  в  это  же  время  очень  проницательно.   Глаза   были
коричневые, но в глубине их мерцало что-то зеленое. Впоследствии Пиппин не
раз старался передать свое первое впечатление от них следующими словам:
     - Чувствуешь, что за ними стоит что-то  очень  древнее,  многие  века
памяти  и  долгого,  медленного,  упорного  размышления,  но  внешне   они
принадлежали  настоящему,  как  солнце,  сверкающее  на  наружных  листьях
обширной кроны или на ряби на поверхности очень глубокого озера. Не  знаю,
но мне показалось, что что-то росшее в земле, как  можно  сказать  спавшее
между  корнями  листьями,  между  глубокой  землей  и  небом,   неожиданно
проснулось и рассматривает вас со спокойной уверенностью,  которая  дается
бесконечными годами.
     - Хрум, хум, -  бормотал  голос,  глубокий  голос,  похожий  на  звук
большого деревянного инструмента. - Очень странно!  Не  нужно  торопиться,
это мое слово. Но я услышал ваши голоса раньше, чем увидел вас, и они  мне
понравились - приятные маленькие голоса, они напомнили мне  что-то  такое,
что я не смог вспомнить - если бы я увидел  вас  раньше,  чем  услышал,  я
растоптал бы вас, приняв за маленьких орков, и  лишь  потом  обнаружил  бы
свою ошибку. Очень странно! Корень и ветка, очень это странно!
     Пиппин, по-прежнему изумленный, не чувствовал  испуга.  Под  взглядом
этих глаз он испытывал лишь любопытство, но совсем не страх.
     - Кто вы? - спросил он. - И откуда?
     Странное  выражение  промелькнуло  в  старых  глазах,  что-то   вроде
предостережения; глубокие источники закрылись.
     - Хрум, - ответил голос, -  я  энт,  так  по  крайней  мере  вы  меня
называете. Да энт, вот какое слово. Одни называют меня Фэнгорн,  другие  -
Древобрад. Древобрад подойдет.
     - Энт? - спросил Мерри. - А кто это? Как вы сами себя называете?  Как
ваше настоящее имя?
     - Ху, ху! - ответил Древобрад. - Ху! Как это можно  сказать!  Не  так
торопливо! Я спрашиваю. Вы в моей стране.  Кто  вы  такие,  мне  интересно
знать. Не могу разместить вас. Вас нет в старых списках, которые  я  учил,
когда был молод. Но это было много-много лет назад,  и  с  тех  пор  могли
появиться новые списки. Посмотрим! Посмотрим! Как же это?

              Учи список живых существ.
              Вначале назови четыре рода.
              Старше всех эльфы, дети эльфов;
              Гном роется в горах, дом его темен;
              Энт рожден землей и стар, как горы;
              Люди смертны, они хозяева лошадей. Хм, хм, хм.
              Бобер строит, олень скачет,
              Медведь охотится за медом, кабан - борец,
              Псы голодны, лани пугливы... Хм, хм.
              Орел в вышине, бык на пастбище,
              У лося корона из рогов,
              Ястреб же всех быстрее,
              Лебедь всех белее, змея всех холоднее...

     Хум, хм; хум, хм, как же дальше? Рум, тум, рум, тум, румти тум,  тум.
Это был длинный список. Но вас там не было.
     - Может нас и нет в списках старых и старых сказках, - сказал Пиппин.
- Но мы уже существуем очень давно. Мы _х_о_б_б_и_т_ы_.
     - Почему бы не сделать новую строчку? - спросил Мерри. - Хоббиты малы
ростом, они живут в норах. Поставьте нас за четырьмя,  сразу  после  людей
(высокого народа), и все будет правильно.
     - Хм! Неплохо, неплохо, - сказал Древобрад.  -  Подходит.  Значит  вы
живете в норах? Очень подходит. Но кто  назвал  вас  хоббитами?  Слово  не
похоже на эльфийское. А эльфы придумали все старые слова: они все начали.
     - Никто не назвал нас так, мы сами зовем себя так, - сказал Пиппин.
     - Хум, хмы! Давайте! Но не так торопливо! Вы зовете  себя  хоббитами?
Но это еще не все. У вас должны быть еще имена.
     - Я Брендизайк, Мериадок  Брендизайк,  хотя  большинство  зовет  меня
просто Мерри.
     - Я Тук, Перегрин Тук, но обычно меня зовут Пиппин или даже Пин.
     - Хм, вы  торопливый  народ,  я  вижу,  -  заметил  Древобрад.  -  Вы
оказываете мне часть своим доверием, но не всегда будьте таким. Есть  энты
и энты; вернее существа, похожие на энтов, но они  не  энты.  Я  буду  вас
звать Мерри и Пиппин - хорошие имена. Но я не собираюсь сообщать вам  свое
настоящее имя, по крайней мере пока. - В  его  глазах  мелькнуло  странное
полуюмористическое выражение. - Это займет слишком много времени: мое  имя
все время растет, а я живу долго, очень долго; поэтому мое имя  похоже  на
рассказ. Настоящие имена рассказывают историю вещи,  во  всяком  случае  в
моем языке, в энтийском языке, как вы могли  бы  сказать.  Это  прекрасный
язык, но нужно очень много  времени,  чтобы  сказать  на  нем  что-нибудь,
поэтому мы ничего не говорим; только если дело стоит того,  чтобы  тратить
много времени на то, чтобы сказать, и на то чтобы слушать.
     А теперь, -  глаза  его  стали  очень  яркими  и  "настоящими",  они,
казалось, изменились и в то же время стали острее, - что  происходит?  Что
вы здесь делаете? Я могу слышать и видеть (а также обонять и  чувствовать)
очень многое из того, из этого, из  этого  а-лаллалалла-рубиба-камандолии-
гдорбуруме. Простите меня: это часть моего имени;  не  знаю,  какое  слово
есть в других языках. Вы знаете, что я имею в виду. Я стоял и  смотрел  на
прекрасное утро и думал о солнце, и о траве под деревьями, и о лошадях,  и
об облаках, и о мире.  Что  происходит?  Что  делает  Гэндальф?  И  эти  -
Бурарум, - он издал  глухой  рокочущий  звук,  похожий  на  звук  большого
органа, - эти орки и молодой Саруман в Изенгарде. Я люблю новости.  Но  не
очень торопитесь.
     - Происходит многое, - сказал Мерри, - и  даже  если  мы  постараемся
быть быстрыми, то придется рассказывать очень долго.  Вы  сами  велите  не
торопиться. Должны ли мы рассказывать все? Не будет  ли  с  нашей  стороны
грубостью, если мы сначала спросим, что вы хотите делать с нами и на  чьей
вы стороне. И знаете ли вы Гэндальфа?
     - Да, я знаю его:  это  единственный  колдун,  который  действительно
заботится о деревьях, - сказал Древобрад. - А вы его знаете?
     - Да, - печально ответил Пиппин, - мы его знали. Он был нашим большим
другом и предводителем.
     - Тогда я могу ответить на другие ваши вопросы, - сказал Древобрад. -
Я не собираюсь ничего с вами делать без вашего позволения.  Но  мы  должны
кое-что сделать с вами вместе. Я ничего не знаю о  сторонах  и  иду  своим
путем, но вы можете идти со мной  хотя  бы  временно.  Но  вы  говорите  о
мастере Гэндальфе, будто его история пришла к концу.
     - Да, - печально сказал Пиппин, - история продолжается, но Гэндальф в
ней больше не участвует.
     - Ху, давайте говорите! - сказал Древобрад. - Хум, хм, хм, ну,  я  не
знаю, что сказать. Давайте!
     - Если вы хотите знать больше, мы расскажем вам, - сказал Мерри, - но
это займет много времени. Не опустите ли вы нас. Может, мы  лучше  посидим
здесь вместе не солнце. Вы устанете держать нас.
     - Хм, устану? Нет, я не устану. Я не легко устаю,  и  я  не  сижу.  И
очень не легко сгибаюсь. Но здесь слишком жарко.  Давайте  оставим...  Ну,
как вы это называете?
     - Холм? - предположил Пиппин. - Углубление? Лестницу?
     Древобрад задумчиво повторял его слова.
     - Холм? Да, это оно. Но это слишком торопливое слово  для  того,  что
стоит здесь с тех самых пор, как сформировался мир. Ну, неважно.  Давайте,
оставим его и пойдем.
     - Куда мы пойдем? - спросил Мерри.
     - В мой дом или в один из моих домов, - ответил Древобрад.
     - А это далеко?
     - Не знаю. Вы, может быть, решите, что далеко.  Но  какое  это  имеет
значение?
     - Видите ли, мы потеряли все свои вещи, - сказал Мерри. - У нас  мало
пищи.
     - О! Хм! Не беспокойтесь об этом, - сказал Древобрад.  -  Я  дам  вам
напиток, который позволит вам зеленеть и расти долго, очень долго. И  если
вы решите расстаться со мной, я могу вас  доставить  в  любой  пункт  моей
страны по вашему выбору. Идемте!
     Мягко, но крепко держа хоббитов на сгибах своих рук, Древобрад поднял
и опустил сначала одну большую ногу, потом и  другую  и  двинулся  к  краю
углубления.  Пальцы  его  ног,  похожие  на  корни,  цеплялись  за  землю.
Осторожно и важно опускался он со ступеньки на ступеньку  и  достиг  почвы
леса.
     Немедленно он  пошел  длинными  осторожными  шагами  между  деревьев,
углубляясь в лес, но не отходя  далеко  от  ручья.  Большинство  деревьев,
казалось,  спало  и  не  реагировало  на  его  появление;   но   некоторые
вздрагивали,  а  другие  поднимали  ветви  над  его  головой,   когда   он
приближался. Он шел и все время разговаривал с  собой  длинными,  бегущими
потоками музыкальных звуков словами.
     Хоббиты некоторое время молчали. Они,  как  ни  странно,  чувствовали
себя в безопасности, им было удобно, и им  было  о  чем  подумать  и  чему
удивиться. Наконец Пиппин решился заговорить снова.
     - Древобрад, - сказал он, - не могу  ли  я  спросить  вас  кое-о-чем?
Почему Келеборн предупреждал нас о вашем лесе? Он говорил нам, чтобы мы не
рисковали и не входили в него.
     - Хм, он так говорил? - бормотал Древобрад. - И я  сказал  бы  то  же
самое, если бы  вы  пришли  другим  путем.  Не  рискуйте  входить  в  леса
Лаурелиндоренана!  Так  называли  его  эльфы,  но  теперь  они   сократили
название: Лотлориен зовут они его. Возможно они и  правы;  может,  их  лес
увядает, а не растет. Земля долины поющего  золота  -  вот  чем  она  была
когда-то. А теперь она дремлющий цветок. Но это странное место, и никто из
нас не входит туда. Я удивлен, что вы вышли оттуда, но еще больше  удивлен
тем, что вы вошли туда. Это не случалось с чужеземцами уже много лет.  Это
странная земля.
     Да, это так. Население  там  в  горе.  Да,  в  горе.  Лаурелиндоренан
Линделорендон Малинориолион Огнетали, - бормотал он про себя. -  Я  думаю,
они ушли из здешнего мира, - сказал он. - Ни сама страна, ни  золотой  лес
теперь не таковы, какими были, когда Келеборн был молод. Да:  таурелиломеа
- тумбаламориа  тумбалетауреа  ломеанор,  так  они  говорили  обычно.  Мир
меняется, но слова эти остаются правдивы.
     - Что это значит? - спросил Пиппин. - Что правдиво?
     - Деревья и энты, - сказал Древобрад. - Я  сам  не  понимаю  многого,
поэтому не могу объяснить и  вам.  Некоторые  из  нас  остаются  истинными
энтами и живут так, как у нас принято,  но  многие  становятся  сонливыми,
древоподобными, как вы могли бы сказать. Большинство  из  деревьев  -  это
просто деревья, конечно; но многие просто спят.  Многих  легко  разбудить.
Так продолжается все время.
     Когда это происходит с деревом, вы  обнаруживаете,  что  у  некоторых
деревьев плохие сердца. Это не имеет отношения к древесине, я не это  имею
в виду. Я знавал добрых старых ив здесь  вниз  по  Энтвошу,  давным  давно
ушедших, увы! Они были совершенно пустые, в сущности  они  распадались  на
куски, но они были так же благоуханны, как молодой лист. Но есть деревья в
долинах у гор, звучат как колокол, но очень  плохие  внутри.  И,  кажется,
таких деревьев становится все больше. В этой стране некоторые части  стали
опасными.
     - Как старый лес на севере? - спросил Мерри.
     - Да, да, что-то подобное,  но  много  хуже.  Я  не  сомневаюсь,  что
какая-то тень от Великой Тьмы легла на земли к северу.  Но  у  этой  земли
есть долины, где никогда не лежала тьма, и там есть деревья  старше  меня.
Мы делаем, что можем. Мы поддерживаем чужеземцев и храбрецов,  мы  учим  и
воспитываем, мы ходим и сеем.
     Мы пастухи деревьев, мы  старые  энты.  И  нас  осталось  мало.  Овцы
уподобляются пастухам, а  пастухи  овцам.  Энтам  нравятся  эльфы,  меньше
интересуются они делами людей и стараются держаться в стороне  от  них.  И
однако энты больше похожи на людей и они скорее склонны к изменениям,  чем
эльфы, они быстрее принимают цвет окружающего, так можно сказать.
     Некоторые из моих родичей сейчас очень похожи  на  деревья,  и  нужно
что-то очень важное, чтобы разбудить их. И они говорят  лишь  шепотом.  Но
некоторые из моих деревьев могут сгибать ветви и  разговаривать  со  мной.
Эльфы, конечно, начали будить деревья, учить их говорить  и  самим  учится
языку деревьев. Они очень хотели говорить со всеми, эти старые  эльфы.  Но
потом пришла Великая Тьма, и они уплыли за  море  или  убежали  в  далекие
долины и спрятались там, и пели песни о днях, которые больше не  вернутся.
О, когда-то давно сплошной лес стоял отсюда до гор луны, и  это  был  лишь
восточный конец леса.
     Какие это были дни! Было время, когда я мог целый день ходить и  петь
и слышал только эхо собственного голоса в  холмах.  И  леса  были  подобны
лесам Лотлориена, только чаще, сильнее, моложе.  А  аромат  в  воздухе!  Я
проводил целые недели, только дыша.
     Древобрад замолчал, продолжая идти и в то  же  время  не  издавая  ни
звука своими большими  ногами.  Потом  снова  начал  бормотать  про  себя,
постепенно бормотание перешло в песню.  Вскоре  хоббиты  начали  разбирать
слова.

                По ивовым лугам Тасаридана я бродил весной,
                Ах! Вид и запах весны в Най-Тасарион!
                И я говорил, что это хорошо.
                Я бродил летом в вязовых лесах Оссирианда!
                Ах! Свет и музыка лета у семи рек Оссира!
                И я думал, что это лучше всего.
                К берегам Нелдорета я пришел осенью.
                Ах! Золотое и красное листьев
                Осенью в Таур-Ну-Нельдоре!
                Это было больше моего желания
                К сосновым лесам в нагорьях
                Дорфониона я поднялся зимой. Ах!
                Ветер, и белизна, и черные ветви
                Зимой на Ород-Ну-Топе!
                Голос мой поднимался и пел в небе.
                А теперь все эти земли погребены.
                Я пошел в Амбарон, в Тауреморну, в Алдоломе.
                В мою собственную землю, в страну Фэнгорн,
                Где корни длинны,
                А годы лежат толще листьев
                В Тауремормаломе.

     Он кончил и зашагал дальше, и во всем лесу, сколько достигало уха  не
было слышно ни звука.
     День подходил к концу, и тьма сгущалась у стволов  деревьев.  Наконец
хоббиты  увидели  перед  собой  смутно   поднимающуюся   крутую   каменную
местность: они подошли к  подножью  гор,  к  зеленому  основанию  высокого
Метедраса. Вниз по склону спускался узкий Энтвош, шумно прыгая с камня  на
камень им навстречу. Справа от ручья был длинный склон,  покрытый  травой,
теперь серой в сумерках. Ни одного дерева  не  росло  здесь  и  склон  был
открыт небу; звезды сверкали в разрывах между облаками.
     Древобрад поднимался по склону, не замедляя шага. Неожиданно  хоббиты
увидели перед собой широкое отверстие. Два больших дерева стояли  здесь  с
обеих сторон, как живые столбы, но ворот не было, кроме  перекрещивающихся
и переплетающихся ветвей. Когда старый энт  приблизился,  деревья  подняли
свои ветви и листья их задрожали. Это были вечно зеленые деревья, листья у
них темные и полированные, они сверкали в  сумерках.  За  ними  находилось
широкое ровное место, как будто пол огромного зала, врезанного  в  сторону
холма. По обеим сторонам возвышались скалы до пятидесяти футов  высоты,  и
вдоль  каждой  стены  стояли  ряды  деревьев,  которые  ближе   к   стенам
увеличивались в росте.
     В дальнем конце скальной стены был изгиб - что-то вроде мелкого  зала
с полукруглой крышей: это была единственная крыша в зале, если не  считать
ветвей деревьев, которые закрывали все небо зала,  оставляя  только  узкий
проход в середине. А маленький ручеек, сбегая со скал, образовывал занавес
из капель перед входом в изгиб в стене. Серебристые капли со звоном падали
на землю. Вода снова собиралась  в  каменном  бассейне  среди  деревьев  и
оттуда текла к  выходу  из  зала,  чтобы  соединиться  с  Энтвошем  в  его
путешествии по лесу.
     - Хм! Вот мы и пришли! - сказал Древобрад, нарушая долгую тишину. - Я
принес вас сюда за семь тысяч энтийских шагов,  но  сколько  это  будет  в
мерах вашей земли, я не знаю. Во всяком случае  мы  у  подножья  последней
горы. Часть названия этого места на вашем языке звучала  бы  как  Желанный
Зал. Я люблю его. Мы останемся здесь на ночь.
     Он поставил их на траву между рядами деревьев, и они пошли за ним  по
направлению к большой арке. Хоббиты заметили, что Древобрад при ходьбе  не
сгибал колен, но ноги его расходились под большим углом. Он вначале ставил
на землю свои большие пальцы (а они действительно  были  большие  и  очень
широкие), а потом уже всю ступню.
     Несколько мгновений Древобрад стоял под дождем  из  падающих  капель,
глубоко дыша, потом засмеялся и прошел внутрь. Там стоял большой стол,  но
не было никаких стульев. В дальнем  конце  углубления  было  почти  совсем
темно. Древобрад поднял  два  больших  кувшина  и  поставил  их  на  стол.
Казалось, они были полны воды, он подержал над ними руки, и они немедленно
начали светиться - один золотым, а другой богатым зеленым  цветом;  и  это
свечение рассеяло полутьму, как будто летнее солнце светило сквозь  кровлю
из молодых деревьев. Оглянувшись, заметили хоббиты, что деревья  во  дворе
тоже  начали  светиться,  вначале  слабо,  но   постепенно   свечение   их
усиливалось, пока каждый лист не налился светом  -  золотым,  зеленым  или
красным как мед, а стволы деревьев стали похожи на столбы,  высеченные  из
светящегося камня.
     - Ну, ну, теперь мы можем поговорить, - сказал Древобрад. -  Я  думаю
вы хотите пить. А может, вы и устали. Выпейте это!
     Он отошел в глубину убежища, и они  увидели  там  несколько  каменных
кувшинов с тяжелыми крышками. Он снял одну  из  крышек  и  большим  ковшом
наполнил три чашки, одну очень большую, а две поменьше.
     - Это энтийский дом, - сказал он, - и в нем нет сидений. Но вы можете
сидеть на столе.
     Подхватив хоббитов, он посадил их на большую каменную плиту  в  шесть
футов высотой; здесь они сидели, покачивая ногами и потягивая напиток.
     Он был похож на воду, на те глотки,  что  они  делали  из  Энтвоша  у
границ леса, но в нем был какой-то запах или привкус, который трудно  было
бы описать: он был  слаб  и  напомнил  хоббитам  запах  отдаленного  леса,
принесенный издалека  холодным  ночным  ветром.  Действие  напитка  начало
ощущаться в  пальцах  ног;  поднимаясь  в  каждый  сустав,  оно  приносило
оживление и бодрость во все тело, вплоть до корней волос. И в  самом  деле
хоббиты почувствовали, что  волосы  у  них  на  голове  поднялись,  начали
раскачиваться и шевелиться. Что же  касается  Древобрада,  то  он  вначале
опустил ноги в бассейн за аркой, потом  одним  длинным  медленным  глотком
выпил напиток из большой чашки. Хоббитам показалось,  что  он  никогда  не
остановится.
     Наконец он поставил чашку.
     - Ах!  Ах!  -  вздохнул  он.  -  Хм,  хум,  нам  теперь  легче  будет
разговаривать. Вы можете сидеть на полу, а я лягу;  это  не  даст  напитку
подняться в голову и усыпить меня.
     Справа в убежище стояла большая кровать на низких ножках, всего  лишь
в  фут  высотой,  покрытая  толстым  слоем  сухой  травы  и   папоротника.
Древобрад, лишь чуть-чуть изогнувшись в середине, мягко опустился  на  эту
кровать, положил руки под голову, глядя в  потолок,  на  котором  мелькали
пятна света как бывает при движении листвы на  солнечном  свете.  Мерри  и
Пиппин сели рядом с ним на подушки из травы.
     - Теперь рассказывайте и не торопитесь! - сказал Древобрад.
     Хоббиты начали рассказывать историю своих  приключений  с  выхода  из
Хоббитании...  Рассказывали  они  не  очень  последовательно,  потому  что
постоянно перебивали друг друга, и Древобрад часто останавливал говорящего
и возвращался к какому-то раннему пункту или перепрыгивал вперед,  задавая
вопросы о последующих событиях. Хоббиты ничего не сказали о  Кольце  и  не
объяснили, почему и куда они шли, а он об этом не спрашивал.
     Он чрезвычайно  интересовался  всеми  черными  всадниками,  Элрондом,
Раздолом и Старым Лесом, Томом Бомбадилом, подземельями Мории, Лотлориеном
и Галадриэлью. Он снова и  снова  заставлял  их  описывать  Удел.  Поэтому
поводу он сделал странное заключение:
     - Вы там никого не видели... Хм... Энтов? Ну, не энтов,  а  энтийских
жен?
     - Энтийских жен? - переспросил Пиппин. - А они похожи на вас?
     - Да, хм... Ну... Нет. Я теперь уж и  не  знаю,  -  задумчиво  сказал
Древобрад. - Но мне кажется, что им понравилась бы ваша страна.
     Особенно интересовался Древобрад  всем,  что  касалось  Гэндальфа,  а
также делами Сарумана. Хоббиты очень жалели, что мало знали  о  них,  лишь
смутный рассказ Сэма о  том,  что  Гэндальф  говорил  на  совете.  Но  они
совершенно точно вспомнили, что Углук со своим отрядом пришел из Изенгарда
и говорил о Сарумане как о своем хозяине.
     - Хм, хум! - сказал Древобрад, когда их  рассказ  наконец  подошел  к
битве орков и всадников Рохана. - Ну, ну! Целая  охапка  новостей.  Вы  не
сказали мне всего, но я не сомневаюсь, что вы выполняли желание Гэндальфа.
Готовится что-то очень большое, больше, чем я могу видеть. Может, я  узнаю
это в хорошее время или в плохое.  Клянусь  корнем  и  ветвями,  но  какое
странное дело: появляется маленький народец, которого  не  было  в  старых
списках, и смотрите! Девять забытых всадников начинают охотиться за  ними,
Гэндальф берет его в великое путешествие, Галадриэль принимает его в  Каро
Галадоне, а орки преследуют его на всем протяжении Диких Земель. Как будто
их подхватил шторм. Надеюсь, они выдержат его!
     - А вы сами? - спросил Мерри.
     - Хум, хм, я не беспокоюсь из-за больших войн, - сказал Древобрад,  -
они касаются больше эльфов и людей.  Это  дело  колдунов:  колдуны  всегда
беспокоились о будущем. Я ни на чьей стороне, потому  что  нет  никого  на
моей стороне, если мы меня понимаете: никто не заботится о  деревьях  так,
как я, даже эльфы в наши дни. Но я все  же  и  сейчас  предпочитаю  эльфов
остальным: эльфы давным давно избавили нас от немоты; это великий  дар,  и
его нельзя забыть, хотя наши пути с тех пор разошлись.  И,  конечно,  есть
существа, на чьей стороне я не могу быть, я всегда  против  них...  Эти...
Бурарум, - он издал глубокое и неодобрительное бормотание, - эти орки и их
хозяева.
     Я  обеспокоился,  когда  тень  легла  на  Чернолесье,  но  когда  она
переместилась в Мордор, я на некоторое время успокоился  -  Мордор  далеко
отсюда. Но, кажется, ветер поворачивает на запад и увядание всего леса  не
так уж далеко. Старый энт ничем не может  отразить  бурю,  он  должен  или
выстоять, или упасть.
     Но теперь Саруман! Саруман - это сосед, за ним я могу  уследить.  Мне
кажется, что я должен сделать что-то. Я часто задумывался раньше, что  мне
делать с Саруманом.
     - Кто такой Саруман? - спросил Пиппин. - Вы знаете его историю.
     - Саруман - колдун, - ответил Древобрад. - Больше я  ничего  не  могу
сказать. Я не знаю истории колдунов. Они появились вскоре после того,  как
большие корабли впервые приплыли по морю.  Но  приплыли  ли  они  на  этих
кораблях, я не знаю. Саруман считался великим  среди  колдунов.  Он  начал
бродить и вмешиваться в дела людей и эльфов некоторое время  назад  -  вы,
наверное, сказали бы: давным-давно.  И  он  поселился  в  Ангреносте,  или
Изенгарде, как его называют люди Рохана. Сначала он  сидел  тихо,  но  его
известность начала расти. Говорят, его выбрали главой совета;  но  это  не
пошло ему на пользу. Я удивился бы, если бы Саруман  не  обратился  бы  ко
злу. Но во всяком случае раньше он не причинял беспокойств своим  соседям.
Я часто разговаривал с ним. Раньше он частенько бродил по моим лесам. В те
дни он был вежлив, всегда спрашивал моего  позволения  (по  крайней  мере,
когда встречал  меня),  и  он  очень  охотно  слушал.  Я  рассказывал  ему
множество вещей, которые он никогда не  узнал  бы  сам  и  он  никогда  не
отвечал  мне  тем  же.  Не  могу  припомнить,  чтобы  он  рассказывал  мне
что-нибудь. И он все более и более становился скрытным: лицо  его,  как  я
вспоминаю теперь, все более и более напоминало лицо в каменной стене, окно
со ставнями внутри.
     Я думаю, что теперь  понимаю,  что  он  замыслил.  Он  захотел  стать
властью. У него вместо мозга механизм из стали и колес, и он не  заботится
о растениях, по крайней мере, если они не служат ему для  каких-то  целей.
Теперь ясно, что он черный предатель. Он связался  с  грязным  народом,  с
орками. Брм, хум! Хуже того: он что-то готовит с ними, что-то опасное. Эти
изенгардцы хуже злых людей. Знак зла, которым помечает великая тьма орков,
не дает им выносить свет солнца, но орки Сарумана могут выносить его, даже
если и ненавидят.  Как  он  добился  этого?  Может,  это  люди  измененные
Саруманом? А может, он смешал расы - людей и орков? Это его дело -  черное
зло!
     Древобрад  некоторое  время  бормотал,  как  бы  про  себя  произнося
глубокие подземные энтийские проклятия.
     - Недавно я начал  размышлять,  почему  орки  осмеливаются  проходить
через мои леса так свободно, - продолжал он. - Только позже  я  догадался,
что виноват в этом Саруман, что он уже давно разведал все пути  и  раскрыл
мои тайны. Теперь он  и  его  подлые  слуги  чинят  опустошение.  Вниз  по
границам они срубили деревья  -  хорошие  деревья!  Некоторые  они  просто
подрубили и оставили гнить, но большинство сплавлено по воде в Ортханк.  В
Изенгарде все время поднимается дым.
     Будь он проклят, корень и ветви! Многие из этих деревьев  были  моими
друзьями, я знал их от ореха и желудя: многие умели говорить, и голоса  их
утрачены теперь. И сейчас только пни и заросли ежевики  там  где  когда-то
был поющий лес. Я был слишком бездеятелен.  Я  упустил  время.  Это  нужно
прекратить.
     Древобрад рывком приподнялся на кровати, встал  и  затопал  к  столу.
Светящиеся  сосуды  испускали  два  потока   пламени.   Глаза   Древобрада
засверкали зеленым огнем, борода  поднялась  и  стала  похожа  на  большой
веник.
     - Я прекращу это! - взревел он. - И вы пойдете  со  мной.  Вы  можете
помочь мне. И таким  образом  вы  поможете  и  своим  друзьям  -  если  не
остановить Сарумана, у Рохана и Гондора будет враг не только впереди, но и
сзади. Наши дороги лежат вместе - на Изенгард!
     - Мы пойдем с вами, - сказал Мерри. - И сделаем все, что сможем.
     - Да! - сказал Пиппин. - Я хочу увидеть свержение белой руки. Я  хочу
быть там, даже если от меня будет мало пользы: я никогда не забуду  Углука
и переход через Рохан.
     - Хорошо! Хорошо! - сказал Древобрад. - Но  я  говорю  торопливо.  Не
следует торопиться. Мне стало жарко. Я должен охладиться и подумать: легче
кричать "остановлю!" Труднее сделать это.
     Он прошел к арке и некоторое время стоял  под  дождем  капель.  Потом
засмеялся и отряхнулся, и там, где с  него  падали  на  землю  капли,  они
вспыхивали красными и  зелеными  искрами.  Вернувшись,  он  снова  лег  на
кровать и замолчал.
     Через  некоторое  время  хоббиты  снова  услышали   его   бормотание.
Казалось, он что-то считал по пальцам.
     - Фэнгорн, Финглас, Фландриф, да, да, - вздохнул он. -  беда  в  том,
что нас осталось слишком мало, - сказал он, поворачиваясь  к  хоббитам.  -
Только трое осталось из первых энтов, что ходили по лесам  до  наступления
Тьмы: только я,  Фэнгорн,  и  Финглас,  и  Фландриф  -  если  использовать
эльфийские имена, можете называть их Лиственный Локон  и  С-Кожей-Из-Коры,
если вам так больше нравится. И из нас троих Финглас и Фландриф  не  очень
полезны для нашего дела. Лиственный Локон стал  очень  сонлив,  почти  как
дерево, он все  лето  стоит  неподвижно  и  в  полусне,  и  луговая  трава
вырастает ему по колено. Он весь  покрыт  лиственным  волосами.  Зимой  он
просыпается, но в последнее время  он  слишком  малоподвижен  и  не  может
далеко ходить.  С-кожей-из-коры  живет  на  горных  склонах  к  западу  от
Изенгарда. Именно там и произошли самые большие неприятности. Он был ранен
орками, и большинство его Древесного стада убито  и  уничтожено.  Он  ушел
высоко в горы и живет там  среди  любимых  берез  и  не  спускается  вниз.
Конечно, есть немалое число более  молодых  энтов,  если  я  только  сумею
поговорить с ними, если я смогу разбудить их. Мы неторопливый  народ.  Как
жаль, что нас так мало!
     - Почему же вас мало, если вы так  давно  живете  в  этой  стране?  -
спросил Пиппин. - А может, многие умерли?
     - О нет! - сказал Древобрад. - Никто не умер сам по  себе.  Некоторые
за долгие  годы,  конечно,  погибли  от  несчастных  случаев,  еще  больше
уподобились деревьям. Но здесь никогда нас не было много, и число наше  не
увеличивалось. Уже очень давно, ужасное количество лет у  нас  нет  детей.
Понимаете, мы потеряли своих жен.
     - Как печально! - сказал Пиппин. - Как могло случиться, что  они  все
умерли?
     - Они не умерли, - ответил Древобрад. - Я не говорил, что они умерли.
Мы потеряли их, я сказал. Мы потеряли их и не можем найти. - Он  вздохнул.
- Я думал, все знают об этом.  Среди  людей  и  эльфов  от  Чернолесья  до
Гондора известны песни о том, как энты  искали  своих  жен.  Их  не  могли
совсем забыть.
     - Боюсь, что эти песни не преодолели горы и не известны  в  Уделе,  -
сказал Мерри. - Не расскажите ли вы нам больше или не споете  ли  одну  из
песен?
     -  Да,  расскажу,  -  сказал  Древобрад,  по-видимому  довольный   их
просьбой. - Но я не могу рассказывать подробно, только весьма коротко.  Мы
должны вскоре закончить наш разговор: завтра мы созовем  совет,  предстоит
много работы, возможно, начнется путешествие.
     - Это необыкновенный и печальный рассказ,  -  начал  Древобрад  после
паузы. - Когда мир был молод, а леса обширны и дики, энты и их  женщины  -
были и энтийские девушки, ах! Красота Фимбретиль, легконогой гибкой ветви,
во дни моей нежной юности! - Они ходили вместе и селились вместе. Но  наши
сердца росли по-разному: энты отдавали свою любовь тому, что  встречали  в
мире, а их жены другим вещам, энты любили большие деревья,  дикие  леса  и
склоны высоких холмов, они пили воду из горных рек и ели только те  плоды,
что  падали  с  деревьев.  И  эльфы  научили  их  разговаривать,   и   они
разговаривали с деревьями. А энтийские девушки и женщины занялись меньшими
деревьями и лугами, что лежат в солнечном сиянии  у  подножия  лесов,  они
видели терн в чаще, и дикое яблоко, и ягоду  цветущую  весной,  и  зеленые
водяные растения летом, и зрелые травы в  осенних  полях.  Они  не  хотели
разговаривать со  всеми  этими  растениями,  они  хотели,  чтобы  растения
слушали их и  повиновались  им.  Женщины  энтов  приказывали  им  расти  в
соответствии со своими желаниями, выращивать  листья  и  приносить  плоды,
которые им бы понравились, женщины энтов хотели порядка, и совершенства, и
мира (под которым они понимали вот что: растения  должны  оставаться  там,
где они их посадили). Поэтому они стали устраивать сады и жить  в  них.  А
энты продолжали бродить и приходили в сады лишь изредка. Затем, когда тьма
пришла на север, энтийские женщины пересекли великую реку и устроили новые
сады, и ухаживали за полями, и мы видели их еще реже. После того, как Тьма
была отогнана, земля энтийских жен богато расцвела, а их поля  были  полны
зерна. Многие люди учились искусству обращения с  растениями  у  энтийских
жен и высоко чтили их; но мы для  них  стали  только  легендой,  тайной  в
сердце леса. Но мы все еще здесь, а все сады энтийских жен исчезли, теперь
люди называют их коричневыми землями.
     Я вспоминаю, что когда-то  очень  давно  -  во  времена  войны  между
Сауроном и людьми моря - ко мне пришло желание снова  увидеть  Фимбретиль.
Она по-прежнему была прекрасна в моих глазах,  когда  я  в  последний  раз
видел ее, хотя и не очень похоже на энтийскую женщину  в  старину.  Потому
что энтийские жены согнулись  и  потемнели  от  своей  работы;  волосы  их
выгорели на солнце до цвета спелого зерна,  а  щеки  их  стали  похожи  на
красные  яблоки.  Но  их  глаза  оставались  глазами  нашего  племени.  Мы
пересекли Андуин и пришли в их холодную землю, но обнаружили ее пустынной:
она была сожжена и разграблена всюду, куда бы мы ни шли. Энтийских  женщин
нигде не было. Долго мы звали и долго искали; мы спрашивали у  всех,  кого
встречали, куда ушли энтийские женщины. Некоторые говорили, что никогда не
видели их; другие говорили, что видели, как наши  женщины  шли  на  запад,
третьи - на восток, четвертые - на юг. Но нигде, куда бы мы ни  пошли,  мы
их не находили. Горе наше было велико. Но дикий лес звал, и мы вернулись к
нему. Много лет возвращались мы туда и искали своих женщин, идя далеко  по
всем сторонам и окликая их по их прекрасным  именам.  А  теперь  энтийские
женщины - лишь воспоминание для нас, и бороды наши длинны  и  седы.  Эльфы
сочинили много песен о поиске энтов, и некоторые из этих песен  перешли  в
языки людей. Но мы не сочиняем песен об этом,  мы  удовлетворялись  пением
прекрасных имен, когда мы думали о наших женщинах.  Мы  верим,  что  снова
встретимся с ними, когда придет время, и,  может,  мы  найдем  землю,  где
сможем быть вместе и быть счастливыми. Но предсказано, что это  произойдет
лишь тогда, когда мы утратим все, что имеем.  Возможно,  что  наконец  это
время приблизилось. Ибо если Саурон в древности уничтожил сады, то  теперь
враг стремиться уничтожить и все леса.
     У эльфов есть песня об этом, по крайней мере так я ее понял. Ее  пели
по берегам Великой Реки. Заметьте, она никогда не была  энтийской  песней:
по-энтийски это была бы очень длинная песня.  Но  мы  знаем  ее  и  иногда
напеваем про себя. Вот как звучит она на вашем языке:

           ЭНТ         Когда от сна встает весна.
                       Когда земля весной полна,
                       Когда поет весенний лес
                       И луг приветствует весну,
                       Вернись ко мне и назови
                       Прекраснейшей мою страну.

           ЖЕНА ЭНТА   Когда сады цветут весной,
                       Когда цветет весь шар земной,
                       Когда пчела летит к цветку
                       И щебет птиц похож на смех
                       Я не приду к тебе опять.
                       Моя земля прекрасней всех.

           ЭНТ         Когда лето придет в холмы,
                       Когда деревья видят сны,
                       Когда роща зноем полна
                       И ручей чуть струится по дну,
                       Вернись ко мне и назови
                       Самой лучшей мою страну.

           ЖЕНА ЭНТА   Когда лето греет сады,
                       Когда соком полны плоды,
                       Когда мед так чист и душист
                       И поляна цветов полна.
                       Я останусь здесь и скажу:
                       Лучше лучших страна моя.

           ЭНТ         Когда солнце прячет лучи,
                       Когда ветер звенит в ночи,
                       Когда снег всю землю покрыл
                       И мертва и тверда земля,
                       Я иду, я зову тебя,
                       Не могу я жить без тебя.

           ЖЕНА ЭНТА   Когда ветер ломает ветвь
                       И никто не желает петь,
                       Когда тьма победила свет
                       И ручьи уже не журчат,
                       Я ищу тебя и я жду тебя,
                       Не могу я жить без тебя.

           ОБА ВМЕСТЕ  По длинной дороге под горьким дождем
                       Мы на запад пойдем и счастливую землю найдем

     Древобрад кончил петь.
     - Вот как все это было, - сказал он.  -  Разумеется,  это  эльфийская
песня с легким сердцем, быстрыми словами и скорым концом.  Я  скажу  даже,
что она красива. Но энты могли бы сказать больше по этому поводу, если  бы
у них было время. А теперь я должен  встать  и  немного  поспать.  Где  вы
встанете?
     - Мы обычно спим лежа, - ответил Мерри. - Нам будет хорошо и на  этом
месте.
     - Ложитесь чтобы спать? - сказал Древобрад. -  Конечно.  Хм,  хум,  я
стал забывчив: это песня заставила меня перенестись в древние  времена.  Я
решил, что говорю  с  малышами-энтами.  Можете  лечь  на  кровать.  Я  иду
постоять под дождем. Доброй ночи!
     Мерри и Пиппин взобрались на кровать и закутались в  мягкую  траву  и
папоротник. Трава  была  свежей,  теплой  и  приятно  пахла.  Свет  погас,
свечение деревьев тоже прекратилось. Но  они  видели  стоящего  под  аркой
Древобрада. Он стоял неподвижно с  руками  поднятыми  над  головой.  Яркие
звезды светили с неба и освещали воду, которая падала на его руки и голову
и капала сотнями серебряных  капель  к  его  ногам.  Слушая  звон  капель,
хоббиты уснули.
     Проснувшись они обнаружили, что  во  дворе  сверкает  холодное  яркое
солнце. По небу плыли клочья высоких облаков, подгоняемые свежим восточным
ветром. Древобрада не было  видно,  но  когда  Мерри  и  Пиппин  мылись  в
бассейне у арки, они услышали его бормотание и пение, и Древобрад появился
в проходе между деревьями.
     - Хо, хо! Доброе утро, Мерри и Пиппин! - прогудел он, увидев их. - Вы
долго спите. Я уже сделал сегодня много сотен шагов. Теперь  мы  попьем  и
пойдем на Энтмут.
     Он налил им две полные чашки из каменного кувшина, но на этот раз  из
другого. Вкус напитка был другим, чем накануне:  более  густой  и  земной,
более материальный, более похожий на пищу, так сказать. Пока хоббиты пили,
сидя на краю  кровати  и  прикусывая  кусочки  эльфийского  хлеба  (больше
потому, что привыкли жевать за завтраком, чем  потому  что  хотели  есть),
Древобрад стоял, напевая по-эльфийски или на  каком-то  странном  языке  и
глядя на небо.
     - А где Энтмут? - спросил Пиппин.
     - Ху, а? Энтмут? - переспросил Древобрад,  поворачиваясь.  -  Это  не
место, это собрание Энтов - а это происходит не часто в  наши  дни.  Но  я
добился у многих обещания прийти. Мы встретимся на  своем  обычном  месте,
люди называют его Дорндингл. Оно к  югу  отсюда.  Мы  должны  быть  там  в
полдень. Вскоре они выступили в путь. Древобрад нес хоббитов на руках, как
и накануне. Выйдя со двора, они повернули направо, переступили через ручей
и двинулись на юг вдоль подножья большого склона с редкими деревьями. Выше
хоббиты увидели заросли березы и рябины, а  дальше  темный  сосновый  бор.
Скоро Древобрад свернул немного в сторону от  холма  и  пошел  по  густому
лесу, где деревья были больше,  выше  и  толще,  чем  когда-либо  виденные
хоббитами. Некоторое время они  ощущали  слабое  чувство  удушья,  которое
охватило их, когда они впервые вошли в лес, но скоро оно прошло. Древобрад
не разговаривал с ними. Он что-то глухо и задумчиво бормотал про себя,  но
Мерри и Пиппин не могли уловить ни одного слова. Было похоже на бум,  бум,
румбум, бурар, бум, бум, дарар,  бум,  бум,  дарар,  бум  и  так  далее  с
постоянным изменением мелодии и ритма. Время от времени хоббитам казалось,
что они  слышат  ответ:  гудение  и  дрожащие  звуки,  которые,  казалось,
приходили из-под земли или от ветвей у них над  головой,  а  может,  и  от
стволов деревьев, но Древобрад не останавливался и не поворачивал головы.
     Они шли уже довольно долго - Пиппин пытался считать "энтийские шаги",
но быстро сбился после трех сотен,  -  когда  Древобрад  пошел  медленнее.
Неожиданно он остановился, опустил хоббитов на  землю  и  поднес  согнутые
ладони ко рту, так что они образовали трубу; через нее он подул и  позвал.
Громкое хум-хум, как звук большого рога, полетело  по  лесу  и,  казалось,
эхом отразилось от деревьев. С нескольких направлений  издалека  донеслись
такие же хум-хум, и это было не эхо, а ответ.
     Древобрад посадил Мерри и Пиппина на свои плечи и пошел дальше, вновь
и вновь посылая свой подобный звуку рога призыв, и каждый раз ответ звучал
ближе и громче. Наконец они подошли к казавшейся  непреодолимой  стене  из
темных вечнозеленых деревьев, деревьев такого вида хоббиты никогда  раньше
не видели: они разветвлялись прямо от корней и были густо покрыты  темными
глянцевитыми листьями, похожими на листья падуба; на ветвях этих  деревьев
было множество оливкового цвета почек.
     Повернув налево и огибая эту изгородь, Древобрад  в  несколько  шагов
дошел до узкого входа. Через проход вела тропа, сразу круто опускавшаяся в
большую лощину, круглую, как чашка, очень  широкую  и  глубокую,  со  всех
сторон окруженную изгородью из  темных  вечнозеленых  деревьев.  Дно  этой
лощины было ровное  и  покрытое  травой,  на  нем  не  росли  деревья,  за
исключением трех очень высоких  прекрасных  серебряных  берез,  стоящих  в
центре чаши. В лощину вели еще две тропы с запада и востока.
     Несколько энтов уже прибыли. Еще больше спускалось  по  тропинкам,  а
некоторые шли за Древобрадом. Когда они подошли ближе, хоббиты  смогли  их
рассмотреть, они ожидали увидеть существа, похожие на Древобрада, как один
хоббит походит на другого (во всяком случае, для глаза чужеземца), и  были
очень удивлены, когда ничего подобного не оказалось. Энты отличались  друг
от друга, как одно дерево от другого: одни - как деревья одного и того  же
вида, другие - как деревья разных видом, как береза от бука, дуб от пихты.
Здесь было несколько старых энтов, бородатых и согнутых, как  крепкие,  но
старые деревья (хотя ни  один  из  них  не  выглядел  таким  древним,  как
Древобрад); были и высокие сильные энты, с чистыми конечностями  и  ровной
кожей, похожие на лесные деревья в пору их расцвета; но не  было  ни  юных
энтов, ни детей. Уже около двух дюжин энтов стояло на широком  травянистом
дне лощины, а еще больше прибывало.
     Вначале Мерри и Пиппин были поражены главным образом разнообразием  в
их внешнем виде: в форме, цвете, толщине, росте, длине ног и рук, в  числе
пальцев на руках и ногах (от трех до десяти). Немногие казались более  или
менее похожими на Древобрада и напоминали им бук или дуб. Но были и другие
разновидности. Некоторые из них походили на ореховое  дерево  -  это  были
энты с большим количеством пальцев на руках  и  с  длинными  ногами;  были
энты, похожие на лиственницу (самые высокие), березу, рябину  и  липу.  Но
когда все энты собрались вокруг Древобрада, слегка склонив головы, бормоча
своими медленными музыкальными голосами и глядя внимательно на чужеземцев,
хоббиты увидели, что все они принадлежат к одному виду, у всех  одинаковые
глаза:  не  такие  старые  и  глубокие,  как  у  Древобрада,  но   с   тем
неторопливым, устойчивым и задумчивым выражением  и  с  теми  же  зелеными
огоньками.
     Как только собралась вся  компания,  образовав  широкий  круг  вокруг
Древобрада,  начался  любопытный,  но  непонятный  разговор.  Энты  начали
медленно бормотать: вначале один, потом к нему присоединился другой,  пока
все  они  вместе  не  стали  напевать  что-то  длинным   поднимающимся   и
опускающимся  ритмом,  громким  с  одной  стороны   круга,   потом   здесь
затихающим, но усиливающимся на противоположной стороне.  Хотя  Пиппин  не
мог ни уловить, ни понять ни одного слова - он предположил, что  язык  был
энтийский, - он обнаружил, что язык вначале производит  на  слух  приятное
впечатление; но постепенно его внимание рассеялось. А спустя долгое  время
их  песня  все  не  проявляла  стремления  затихнуть  (он  обнаружил,  что
раздумывает, что поскольку язык энтов  так  нетороплив,  то  вряд  ли  они
успели обменяться "добрым утром"; сколько же дней займет перекличка их  по
именам? Интересно, как по-энтийски "да" и "нет", подумал он и зевнул.
     Древобрад немедленно повернулся к нему.
     - Хм, ха, хой, мой Пиппин! - сказал он, и остальные  энты  прекратили
пение. - Я забыл о том, что вы торопливый народ;  к  тому  же  утомительно
слушать речь, которую вы не понимаете. Но вы можете идти теперь. Я сообщил
ваши имена Энтмуту, все энты видели вас и согласились, что вы не  орки,  и
что в  старый  список  должна  быть  внесена  новая  строка.  Мы  пока  не
продвинулись дальше, но для Энтмута это и так очень быстрая работа.  Ты  и
Мерри можете пойти в глубь лощины, если хотите. Вон там, у северного края,
есть источник с хорошей водой, если  вам  нужно  освежиться.  Должно  быть
сказано еще несколько слов, прежде чем начнется настоящий Мут. Я отыщу вас
и скажу, как продвигаются дела.
     Он  поставил  хоббитов  на  землю.  Прежде  чем   уйти,   они   низко
поклонились. Этот поступок, казалось, очень  поразил  энтов,  судя  по  их
бормотанию и блеску глаз, но скоро они вернулись к своим  делам.  Мерри  и
Пиппин поднялись по тропе, идущей с запада, и посмотрели через отверстие в
изгороди. От краев лощины поднимались длинные,  одетые  деревьями  склоны,
образуя ряд гребней, а над гребнями, над вершинами лиственниц  поднималась
крутая и белая вершина высокой горы. К югу  насколько  они  могли  видеть,
уходил лес, теряясь в серой дымке.  Там  вдали  виднелись  слабое  зеленое
мерцание, и Мерри предположил, что это равнины Рохана.
     - Интересно, где Изенгард, - сказал Пиппин.
     - Я не знаю точно, где мы, -  ответил  Мерри,  -  но  это,  вероятно,
вершина Мородраса, и, насколько я могу вспомнить, кольцо Изенгарда лежит в
разветвлении в глубоком ущелье у конца гор. Это, вероятно,  в  направлении
того большого хребта. Посмотри, левее пика виднеется что-то вроде дыма или
тумана.
     - На что похож Изенгард? - спросил Пиппин.  -  Интересно,  что  могут
сделать против него энты?
     - Мне тоже интересно, - отозвался Мерри. - Изенгард - это  кольцо  из
скал или холмов, с плоским  пространством  посредине,  а  в  центре  этого
пространства - столб или скала, называемая Ортханк.  На  ней  стоит  башня
Сарумана. В окружающей стене есть ворота, и может не одни, и я думаю,  что
через них протекает река; она  зарождается  в  горах  и  течет  к  проходу
Рохана. Не похоже, чтобы энты могли справиться с таким местом. Но  у  меня
странное чувство, когда я думаю об этих энтах: они совсем не так спокойны,
безопасны и забавны, как  кажутся.  Они  выглядят  медленными,  странными,
терпеливыми и даже печальными, но я верю, что их можно разбудить. Если это
случится, я не хотел бы быть на стороне их противников.
     - Да! - сказал Пиппин. - Я понимаю, что ты имеешь в  виду.  Такая  же
разница между старой коровой, задумчиво жующей жвачку, и нападающим быком,
и изменение может произойти внезапно. Не знаю, сумеет ли Древобрад поднять
их. Я уверен: он считает, что сумеет. Но они не  похожи  на  проснувшихся.
Древобрад сам проснулся прошлым вечером, но тут же снова уснул.
     Хоббиты повернули  назад.  Голоса  энтов  по-прежнему  поднимались  и
опускались в  их  собрании.  Солнце  поднялось  достаточно  высоко,  чтобы
взглянуть через изгородь; оно  сверкало  в  вершинах  деревьев  и  озаряло
северную сторону долины холодным желтым светом. Там они увидели  маленький
сверкающий  источник.  Они  пошли  по  краю  большой   чаши   у   подножья
вечнозеленой изгороди - приятно было снова  идти,  никуда  не  торопясь  и
ощущая подошвами прохладную траву - и поднялись к воде. Они немного попили
- вода была чистой, холодной, резкой - и сели  на  поросший  мхом  камень,
следя за игрой солнечных пятен на траве и за тенями  облаков,  пробегающих
по дну лощины. А бормотание энтов продолжалось. Казалось, они очутились  в
очень странном  и  отдаленном  месте,  вне  их  мира  и  далеко  от  всего
случившегося с ними. Их охватило огромное желание увидеть лица и  услышать
голоса своих товарищей, особенно Фродо, Сэма и Бродяжника.
     Наконец  голоса  энтов  замолкли:  хоббиты  увидели,  что  к  ним   в
сопровождении другого энта направляется Древобрад.
     - Хм, хум, вот и я  снова,  -  сказал  Древобрад.  -  Вы  устали  или
чувствуете нетерпение, а? Боюсь, что вам еще рано чувствовать  нетерпение.
Мы закончили первый этап; но я должен еще кое-что объяснить тем, кто живет
далеко от Изенгарда, и тем, кого я не успел повидать до Мута; после  этого
мы будем решать, что делать. Однако принятие решения потребует обдумывания
многих фактов и событий. Бесполезно отрицать, что мы задержимся  здесь  на
некоторое время, может быть  на  несколько  дней.  Поэтому  я  привел  вам
товарища. У него  поблизости  дом.  Его  эльфийское  имя  -  Брегалад.  Он
говорит, что уже принял решение и ему не нужно оставаться на Муте. Хм, ха,
он среди нас самый торопливый энт. Вы пойдете с ним. До свидания!
     Древобрад повернулся и ушел.
     Брегалад некоторое время рассматривал хоббитов,  а  они  смотрели  на
него, раздумывая, когда он проявит признаки торопливости. Он был  высок  и
казался одним из самых молодых энтов; кожа на руках и ногах  у  него  была
гладкая и ровная, губы ярко-красные, волосы серые. Он  мог  наклоняться  и
раскачиваться, как молодое дерево на ветру. Наконец он заговорил, и  голос
его оказался выше и яснее, чем у Древобрада.
     - Хм, ха, мои друзья, идемте прогуляемся, - сказал он. - Я  Брегалад,
или Быстрый Луч на вашем языке. Но это, конечно, лишь уменьшенное имя. Так
зовут меня с тех пор, как я ответил "да" раньше, чем старший энт  закончил
свой вопрос. И пью я быстро, и  ухожу,  когда  остальные  еще  мочат  свои
бороды.
     Он протянул хоббитам две руки с длинными пальцами. Весь день они  шли
с ним по лесу, распевая и смеясь, потому что Быстрый Луч  часто  и  охотно
смеялся. Он смеялся, когда солнце пробивалось из-за облаков,  он  смеялся,
когда они подходили к ручью или речке,  здесь  он  наклонялся  и  смачивал
голову и ноги водой; иногда он смеялся  при  шелесте  и  шепоте  деревьев.
Увидев рябину он останавливался, протянув руки,  и  пел,  и  кланялся  при
этом.
     К вечеру он привел их к энтскому дому: это  был  лишь  покрытый  мхом
камень на зеленом берегу ручья. Вокруг него кольцом росли рябины и как  во
всех энтийских домах протекал журчащий ручей.  Они  еще  поговорили,  пока
тьма не опустилась на лес. Вдалеке по-прежнему слышались голоса  энтов  на
Энтмуте; но теперь голоса казались глубже и менее неторопливыми, время  от
времени поднимался один молодой голос, а остальные замолкали. Рядом с ними
Брегалад мягко, почти шепотом, говорил на их языке;  они  узнали,  что  он
принадлежит к племени энтов  С-Кожей-Из-Коры  и  что  земля  где  он  жил,
опустошена. Это объяснило хоббитам отчасти его "торопливость".
     - В моем доме росли рябины, - тихо  и  печально  сказал  Брегалад,  -
рябины, которые проросли,  когда  я  был  ребенком,  много  лет  назад,  в
спокойном мире. Самые старые из них были посажены энтами, чтобы доставлять
удовольствие энтийским женщинам; но женщины смотрели на них,  улыбаясь,  и
говорили, что фруктовые деревья в саду цветут красивее. И эти  рябины  все
росли и росли, пока тень их не стала подобной зеленому холму, а  их  ягоды
осенью были обильны и красны. Птицы селились на них. Я  люблю  птиц,  даже
когда они поднимают гомон; а  рябины  хватает  на  всех.  Но  птицы  стали
недружелюбными и жадными, они рвали деревья, бросали ягоды на землю  и  не
ели их. Потом пришли орки с топорами и срубили мои  деревья.  Я  пришел  и
звал их прекрасными именами, но они не задрожали в ответ, они  не  слышали
меня и не отвечали - они умерли.

              О, Орофарке! Лассемисте! Гарномирис!
              О, прекрасная рябина с белыми цветами
              И короной красной в волосах!
              Как сверкала ты весной между холмами
              Как весной краснели ягоды в ветвях!
              Как был мягок голос твой чудесный
              И легка ажурная листва!
              Птицы леса пели тебе песни!
              Волосами ветер запада играл!
              О, рябина! Твои кудри ссохлись и опали,
              И разбросана твоя листва.
              Грустный ветер в мертвой роще стонет от печали
              Им забыты песни и игра.
              О, Орофарке! Лассемисте! Гарномирис!

     Хоббиты уснули под мягкие звуки  его  песни,  которая,  казалось,  на
многих языках оплакивала гибель любимых деревьев.

     Следующий день они тоже провели в его обществе и не  отходили  далеко
от его "дома". Большую часть времени они спали под укрытием берега:  ветер
стал холоднее, а облака толще и ниже; солнце светило реже,  а  в  удалении
все поднимались и опускались голоса энтов на Муте, иногда громко и сильно,
иногда тихо и печально, иногда быстро, иногда медленно и торжественно, как
в панихиде. Пришла вторая ночь, а беседа энтов продолжалась  под  бегущими
облаками и тусклыми звездами.
     Мрачный и ветреный, начался третий день.  На  восходе  солнца  голоса
энтов неожиданно зазвучали  громко,  потом  затихли.  По  мере  того,  как
приходило утро, ветер затих и воздух наполнился ожиданием. Хоббиты видели,
что Брегалад  внимательно  прислушивается,  хотя  им  самим  голоса  энтов
казались почти неразличимыми.
     Настал полдень, и солнце, двигаясь на запад к горам, посылало длинные
желтые лучи через разрывы в облаках. Неожиданно хоббиты почувствовали, что
все странно затихло, весь лес замер  в  напряженном  молчании.  Затихли  и
голоса энтов. Что бы это значило? Брегалад стоял прямо и напряженно, глядя
на север, в сторону Дорндингла.
     И тут донесся звонкий громкий  звук:  рахурма!  Деревья  задрожали  и
наклонились, как будто их ударил шквал. Вновь  наступило  молчание,  потом
началась торжественная маршевая музыка, гром барабанов, а над ним  высокие
и сильные голоса:

                   Мы идем, мы идем с громом барабанов:
                   То-рунда рунда рунда рум!

     Это шли энты, все ближе и громче звучала их песня:

                   Мы идем, мы идем с рогом и барабаном
                   То-руна, руна руна рун!

     Брегалад подобрал хоббитов и двинулся  от  своего  дома.  Вскоре  они
увидели приближающуюся линию - большими  шагами  по  склону  навстречу  им
двигались энты.  Впереди  шел  Древобрад,  затем,  по  два  в  ряд,  более
пятидесяти энтов, отбивая такт руками. Когда они подошли ближе, стал виден
блеск их глаз.
     - Хум, хум! Вот мы идем с громом, вот мы пришли наконец! - воскликнул
Древобрад, увидев Брегалада и  хоббитов.  -  Присоединяйтесь  к  Муту!  Мы
выступаем. Мы движемся на Изенгард!
     - На Изенгард! - воскликнули энты множеством голосов.
     - На Изенгард!

                На Изенгард! Пусть окружен он каменной стеной,
                Пусть крепок он, как сталь, и полон силы злой!
                Мы идем! Разобьем мы камень, словно воск!
                Мы идем! Нет сильней наших грозных войск!
                Потому что говорят ветви и стволы.
                Мы идем на Изенгард, вестники судьбы.

     Так они пели, маршируя на юг.
     Брегалад,  глаза  которого  сияли,  присоединился  к  линии  рядом  с
Древобрадом. Старый энт снова посадил хоббитов к  себе  на  плечи,  и  они
гордо двинулись во главе поющего отряда  с  бьющимися  сердцами  и  высоко
поднятыми головам. Хотя  они  ожидали  чего-либо  подобного,  их  поразило
изменение  в  энтах.  Казалось,  внезапно  прорвалось  наводнение,   долго
сдерживаемое какой-то плотиной.
     - В  конце  концов  энты  очень  быстро  приняли  решение,  верно?  -
заговорил Пиппин спустя некоторое время, когда в пении наступила  пауза  и
слышны были только ритмичные удары рук и ног.
     - Быстро? - переспросил Древобрад. - Хум! Да! Действительно. Быстрее,
чем я от них ожидал. Я уже много лет не видел, чтобы они так  просыпались.
Мы, энты, не любим просыпаться; и  мы  никогда  не  поднимаемся,  если  не
уверены, что наши деревья и наша жизнь в опасности.  Это  не  случалось  в
нашем лесу со времен войны Саурона с людьми моря.  Это  злые  дела  орков,
жестокая  вырубка  -  рарум  -  даже  без  использования   древесины   для
поддержания огня так  разгневали  нас;  и  предательство  соседа,  который
должен был помочь нам. Колдунам следовало  бы  знать  нас.  В  эльфийском,
энтийском или человеческом языке  нет  достаточных  проклятий  для  такого
предательства. Долой Сарумана!
     - Вы на самом деле разрушите двери Изенгарда? - спросил Мерри.
     - Хм, хум, хо, мы можем! Вы, наверное,  не  знаете,  как  мы  сильны.
Может, вы слышали о троллях? Они очень сильны.  Но  тролли  -  это  только
пародия, сделанная врагом в период Великой Тьмы в насмешку над энтами, как
орки - пародия на эльфов. Мы сильнее троллей. Мы сделаны из костей  земли.
Мы можем раскалывать камень, как корни деревьев, только  быстрее,  гораздо
быстрее, если наш мозг разбужен! Если нас не  срубят,  не  сожгут  или  не
уничтожат колдовством, мы расколем Изенгард на куски, превратим его  стены
в груду булыжников.
     - Но Саруман попробует остановить вас.
     - Хм, хум, да, конечно. Я не забыл об этом. Я давно  думаю  об  этом.
Но, видите ли, большинство энтов моложе меня на множество жизней деревьев.
Они все поднялись и все хотят одного - уничтожить Изенгард. Но  скоро  они
начнут остывать, когда мы попьем вечером. Мы будем  испытывать  жажду.  Но
пока пусть маршируют и поют. Нам предстоит большой путь, и будет еще время
подумать. С чего-то нужно начать.
     Некоторое время Древобрад шел, распевая вместе с остальными. Но потом
он перешел на бормотание и совсем замолчал.  Пиппин  видел,  что  лоб  его
наморщен. И наконец Древобрад поднял голову, и Пиппин увидел,  что  взгляд
его печален, но не несчастен. В нем светился  огонек,  как  будто  зеленое
пламя коснулось глубины его мыслей.
     - Очень вероятно, друзья мои, - медленно сказал он, - очень вероятно,
что мы движемся к  своей  судьбе  -  последний  марш  энтов.  Но  если  мы
останемся дома и ничего не будем делать, судьба все равно рано или  поздно
отыщет нас. Эта мысль давно росла в наших  сердцах;  вот  почему  мы  идем
сейчас. Это не поспешное решение. По крайней  мере  последний  марш  энтов
достоин песни. Ах, - вздохнул он,  -  мы  сможем  помочь  другим  народам,
раньше чем исчезнем. Но  я  хотел  бы,  чтобы  песни  об  энтийских  женах
оказались правдивыми. Я очень хотел бы вновь увидеть Фимбретиль. Но песни,
мои друзья подобно деревьям, приносят плоды лишь  в  свое  время  и  своим
особым способом и иногда они увядают безвременно.
     Энты продолжали идти большими  шагами...  Они  опустились  в  длинную
складку местности и двинулись на юг: постепенно начался подъем на  высокий
западный хребет. Леса остались позади, встречались лишь  отдельные  группы
берез, потом начались голые  скалы  с  одиночными  искривленными  соснами.
Солнце зашло за темный холм впереди. Стало темнеть.
     Пиппин оглянулся. Количество энтов увеличилось -  или  что-то  другое
случилось?.. Там, где  были  голые  склоны,  по  которым  они  только  что
проходили, теперь выросли деревья. Но они двигались! Могло  ли  быть,  что
проснулся весь лес Фэнгорн и  теперь  движется  на  войну?  Пиппин  протер
глаза, отгоняя сон: но большие серые  тени  продолжали  двигаться  вперед.
Слышался звук, похожий на шум множества ветвей. Энты теперь приближались к
вершине хребта, пение прекратилось. Опускалась ночь, и стало  тих:  ничего
не было слышно, кроме слабого дрожания земли под  ногами  энтов  и  шепота
множества листьев. Наконец они остановились  на  вершине  и  посмотрели  в
темную яму - глубокое ущелье в горах, Нан Гурунир, долину Сарумана.
     - Ночь легла над Изенгардом, - сказал Древобрад.

                               5. БЕЛЫЙ ВСАДНИК

     - Я промерз до костей, -  сказал  Гимли,  хлопая  в  ладоши  и  топая
ногами. Наконец-то наступил день. На рассвете товарищи  позавтракали,  чем
могли; теперь, в усиливающемся свете  дня,  они  готовы  были  осматривать
почву в поисках следов хоббитов.
     - И не забудьте старика! - сказал Гимли. - Я был бы счастлив, если бы
увидел отпечаток его ног.
     - Почему это сделало бы вас счастливым? - спросил Леголас.
     - Потому что старик, чьи ноги оставляют следы не может быть хуже, чем
он кажется нам, - ответил на это гном.
     - Может быть, - сказал эльф, - но тяжелые башмаки могут не  оставлять
здесь следов: трава глубока и упруга.
     - Это не собьет с толку Следопыта, - заметил Гимли.  -  Для  Арагорна
достаточно согнутого стебелька травы. Но я  не  думаю,  чтобы  он  отыскал
след. Мы видели ночью злое привидение Сарумана. Я уверен в этом  даже  при
свете дня. Его глаза следят за нами из Фэнгорна даже сейчас, может быть.
     - Очень возможно, - сказал Арагорн, - но  я  не  уверен.  Я  думаю  о
лошадях. Вы сказали ночью, Гимли, что они испугались. Но я так  не  думаю.
Вы слышали их, Леголас? Были ли они похожи на испуганных животных?
     - Нет, - ответил Леголас. - Я ясно  слышал  их.  Я  не  уверен  из-за
темноты и вашего смятения, но мне показалось, что они вели себя как  будто
в порыве внезапной радости. Они вели себя как  лошади,  встретившие  давно
утраченного друга.
     - Так я и думал, - сказал Арагорн. - Но я не могу разгадать  загадку,
если только они не вернутся. Идемте! Быстро рассветает. Вначале посмотрим,
а гадать будем потом. Мы должны начать отсюда, от нашего лагеря, осмотреть
все вокруг, двигаясь по склону к лесу.  Наша  главная  задача  -  отыскать
хоббитов, что мы бы ни думали о  ночном  посетителе.  Если  они  благодаря
какой-либо случайности сбежали, они прячутся среди деревьев, иначе  мы  бы
увидели их. Если между этим местом и лесом мы ничего не найдем,  обыщем  в
последний раз поле битвы и пороемся в углях. Но мало  надежды  что-то  там
найти: всадники Рохана хорошо делают свою работу.
     Некоторое  время  товарищи  осматривали  землю.   Дерево   над   ними
возвышалось  печально,  его  сухие  листья  теперь  безжизненно   свисали,
подрагивая на холодном восточном ветру. Арагорн медленно двинулся  дальше.
Он  подошел  к  углям  сторожевого  костра  на  берегу  реки  потом  начал
осматривать землю, приближаясь  к  вершине  холма,  на  котором  проходила
битва. Неожиданно он наклонился, приблизив лицо чуть ли не к самой  траве.
Потом подозвал остальных. Они прибежали.
     - Наконец-то мы  что-то  нашли!  -  сказал  Арагорн.  Он  показал  на
сломанный лист, большой бледный лист золотого  цвета,  увядший  и  ставший
почти коричневым. - Это лист дерева меллорн из Лориена, а в нем  несколько
крошек, и еще крошки в траве. И смотрите: вот куски разрезанной веревки!
     - А вот и нож, который ее разрезал, - сказал Гимли. Он  наклонился  и
вытащил из кочки, куда чьи-то тяжелые ноги втоптали его,  короткий  нож  с
неровным лезвием. Рукоятка, из которой он выпал, лежала рядом.
     - Это оружие орков, - сказал он, осторожно держа нож и с  отвращением
глядя на изогнутую рукоятку:  она  была  вырезана  в  виде  отвратительной
головы со скошенными глазами и открытым ртом.
     - Это  самая  удивительная  загадка  из  всех,  что  мы  до  сих  пор
встречали! - воскликнул Леголас. - Связанный пленник убегает и от орков  и
от  окруживших  их  всадников.  Затем,  все   еще   на   открытом   месте,
останавливается и перерезает на себе  веревки  орочьим  ножом.  Но  как  и
почему? Если его ноги были связаны, как же он шел?  А  если  были  связаны
руки, как он мог воспользоваться ножом? А если  ничего  не  было  связано,
зачем он  резал  веревки?  Удовлетворенный  своим  искусством,  он  сел  и
спокойно съел немного путевого хлеба! Это по крайней мере показывает,  что
он был хоббитом. После этого, я думаю, он превратил свои руки в  крылья  и
улетел, распевая среди деревьев. Найти его легко:  нам  нужно  лишь  самим
приобрести крылья!
     - Тут не обошлось без колдовства, - сказал Гимли. - И что делал здесь
этот старик? Что вы скажете, Арагорн, о  словах  Леголаса?  Можете  ли  вы
лучше прочесть следы?
     - Может быть, - улыбаясь, ответил Арагорн. - Тут есть и другие  следы
поблизости, не принятые вами во внимание.  Я  согласен,  что  пленник  был
хоббитом и что до прихода сюда у него были связаны руки или ноги. Я думаю,
это были ноги. Руки были свободными: в таком  случае  разгадка  становится
легче; к тому же, судя по следам, пленника принес сюда орк.  В  нескольких
шагах отсюда пролилась кровь, кровь  орка.  По  всему  этому  месту  видны
глубокие отпечатки копыт и след от волочения тяжелого тела. Орк  был  убит
всадником, а позже его тело оттащили к костру.  Но  хоббита  не  заметили:
ведь была ночь, а на нем был эльфийский плащ. Он был  истощен  и  голоден,
поэтому неудивительно, что, разрезав путы ножом своего погибшего врага, он
отдохнул и немного поел, прежде чем уходить. Приятно сознавать, что у него
в кармане сохранилось немного лембаса, хотя он бежал без всякого багажа. Я
говорю "он", хотя надеюсь, что тут были оба: Мерри  и  Пиппин.  Однако  по
следам нельзя судить определенно.
     - А как вы решили, что у одного из  наших  друзей  свободны  руки?  -
спросил Гимли.
     - Я не знаю, как это случилось, - ответил Арагорн. - Не знаю и  того,
почему орк унес их. Не для того, чтобы помочь им бежать, в этом можно быть
уверенным. Нет, скорее я думаю, что начинаю понимать то, что удивило  меня
с  самого  начала:  почему,  когда  погиб  Боромир,  орки  удовлетворились
захватом Мерри и Пиппина. Они не искали остальных из нас, не напали на наш
лагерь;  наоборот,  они  как  можно  быстрее   направились   в   Изенгард.
Предположили  ли  они,  что  захватили  хранителя  Кольца  и  его  верного
товарища? Я думаю, нет. Их хозяева не  осмелились  бы  дать  орками  такой
ясный приказ, даже если и знают что-то сами; они не стали бы  говорить  им
открыто о Кольце; орки - неверные  слуги.  Нет,  я  думаю,  орки  получили
приказ захватить  хоббитов,  живых,  любой  ценой.  Была  сделана  попытка
ускользнуть с драгоценными  пленниками  до  начала  битвы.  Возможно,  что
предательская,  что  неудивительно  для  этого  подлого  народа:  какой-то
большой и  храбрый  орк  попытался  сбежать,  чтобы  одному  получить  всю
награду. Такова моя догадка. Могут существовать  и  другие.  Но  мы  можем
рассчитывать, что по крайней мере один из наших друзей сбежал. Наша задача
- найти его и помочь ему, прежде чем мы вернемся в Рохан.  Нас  не  должен
пугать Фэнгорн: необходимость увела нашего друга в этот лес.
     - Не знаю, чего нам больше бояться: Фэнгорна или долгой нашей  дороги
через Рохан, - сказал Гимли.
     - Тогда идемте в лес, - сказал Арагорн.
     Вскоре Арагорн нашел ясные следы. В одном месте на берегу Энтвоша  он
обнаружил отпечатки ног. Это были следы хоббитов. Но  следы  были  слабые.
Потом у ствола большого дерева на  самом  краю  леса  были  найдены  новые
следы. Земля была обнаженной и сухой, и следы на ней были плохо заметны.
     - По крайней мере один из хоббитов стоял тут и смотрел  назад,  потом
повернулся и пошел в лес, - пояснил Арагорн.
     - Значит, мы тоже должны идти, - сказал Гимли. - Но мне  не  нравится
вид этого Фэнгорна, и нас предупреждали против него.  Я  хотел  бы,  чтобы
след увел нас куда-нибудь в другое место.
     - Не думаю, чтобы этот лес был злым,  чтобы  о  нем  ни  говорили,  -
сказал Леголас. Он стоял на  опушке  леса,  наклонившись  вперед,  как  бы
вслушиваясь и вглядываясь широко раскрытыми глазами в тень. - Нет,  он  не
злой; или зло, которое было в нем теперь далеко. Я улавливаю только слабое
эхо мест, где сердца деревьев черны. И поблизости от  нас  нет  злобы,  но
есть настороженность и гнев.
     - Ну, из-за меня-то он не может сердиться, - сказал  Гимли.  -  Я  не
сделал ему никакого вреда.
     - Это хорошо, - сказал Леголас. - Но  тем  не  менее  лесу  причинили
большой вред. Что-то случилось в нем или происходит сейчас;  разве  вы  не
чувствуете напряженность? У меня перехватило дыхание.
     - Я чувствую, что воздух стал  тесен,  -  сказал  гном.  -  Этот  лес
светлее Чернолесья, но он какой-то затхлый.
     - Он старый, очень старый, - сказал ему эльф.  -  Такой  старый,  что
даже я чувствую себя молодым, каким не чувствовал себя с  самого  детства.
Этот лес стар и полон воспоминаний. Я был бы  счастлив  вернуться  сюда  в
мирные дни.
     - Уж, конечно, - фыркнул Гимли. - Вы ведь лесной эльф, хотя все эльфы
- странный народ. Но вы успокоили меня. Куда пойдете  вы,  туда  и  я.  Но
держите свой лук наготове, а я высвобожу  на  поясе  свой  топор.  Не  для
деревьев, - добавил он, торопливо посмотрев на  дерево,  под  которым  они
стояли. - Я не хочу встречаться со стариком без увесистого  доказательства
в руке, вот и все. Идемте!
     С этими словами трое охотников углубились в лес  Фэнгорн.  Леголас  и
Гимли предоставили отыскивать след Арагорну. Но он мало что  мог  увидеть.
Почва леса была сухой и покрытой толстым слоем листьев.  Предположив,  что
беглецы не будут удаляться от ручья. Арагорн часто возвращался  на  берег.
Здесь он и нашел место, где Мерри с Пиппином пили воду и  охлаждали  ноги.
Здесь все ясно увидели следы двух хоббитов: одни чуть поменьше других.
     - Хорошая новость, - сказал  Арагорн.  -  Но  это  следы  двухдневной
давности. Кажется в этом месте хоббиты повернули от реки.
     - Что  же  нам  делать  теперь?  -  спросил  Гимли.  -  Мы  не  можем
выслеживать их по всему Фэнгорну. У нас нет припасов. Если  мы  вскоре  не
найдем их, мы будем для них бесполезны. Разве что сядем  рядом  и  докажем
свою дружбу тем, что вместе умрем с голоду.
     - Если это действительно все, что мы можем сделать - сделаем  это,  -
сказал Арагорн. - Идемте!
     Наконец они подошли к обрывистому краю  холма  Древобрада  и  увидели
скальную стену с уходящими вверх каменными  ступеням.  Солнце  пробивалось
сквозь торопливые облака, и лес теперь оказался менее серым и угрюмым.
     - Давайте поднимемся туда и осмотримся! - предложил  Леголас.  -  Мне
все еще трудно дышать. Я хочу глотнуть свежего воздуха.
     Товарищи  начали  подъем.  Арагорн  поднимался  последним,   двигаясь
медленно: он внимательно осматривал ступени.
     - Я совершенно уверен, что хоббиты были здесь,  -  сказал  он.  -  Но
здесь есть и другие следы, очень странные следы,  которых  я  не  понимаю.
Вряд ли мы можем увидеть оттуда что-нибудь, что могло бы определить,  куда
они пошли.
     Он огляделся, но не увидел ничего, что могло  бы  ему  помочь.  Скала
глядела на юг и восток, но лишь на восток открывался с  нее  широкий  вид.
Здесь видны были кроны деревьев, уходившие рядами к равнинам,  откуда  они
пришли.
     - Мы сделали большой круг, -  сказал  Леголас.  -  Мы  все  могли  бы
безопасно прийти сюда, если бы оставили Великую Реку на второй или  третий
день и двинулись прямо на запад. Мало кто может предвидеть, куда  приведет
его дорога, пока он не прийдет к ее концу.
     - Мы вовсе не хотели идти к Фэнгорну, - сказал Гимли.
     - Однако мы здесь - и пойманы в ловушку,  -  резюмировал  Леголас.  -
Смотрите!
     - На что смотреть? - спросил Гимли.
     - Вон туда, меж деревьев.
     - Куда? У меня не эльфийское зрение.
     - Говорите тише! Смотрите! - указал Леголас. -  Под  деревьями,  там,
откуда мы пришли. Это он. Разве вы не видите, как он переходит от дерева к
дереву?
     - Вижу, теперь вижу, - прошептал Гимли. - Смотрите, Арагорн! Разве  я
не предупреждал вас? Там старик. Весь в грязных серых лохмотьях, поэтому я
и не увидел его сначала.
     Арагорн взглянул и увидел медленно движущуюся согнутую фигуру. Старик
был недалеко. Он был похож на нищего, устало бредущего, опираясь на грубый
посох. Голова его была опущена, и он  не  глядел  на  путников.  В  других
землях они бы приветствовали его добрыми словами, но тут они стояли молча,
испытывая чувство странного ожидания: приближалось что-то, полное  скрытой
силы - или угрозы.
     Гимли широко раскрытыми глазами  смотрел  на  приближающуюся  фигуру.
Затем неожиданно, не способный уже сдержаться, он закричал:
     -  Ваш  лук,  Леголас!  Согните  его!  Готовьтесь!  Это  Саруман.  Не
позволяйте же ему говорить, иначе он околдует нас. Стреляйте!
     Леголас взял лук и медленно, как бы преодолевая сопротивление, согнул
его. В руке он держал стрелу, но не накладывал ее на тетиву. Арагорн стоял
молча, лицо его было напряженным и внимательным.
     - Чего вы ждете? В чем дело? - свистящим шепотом спросил Гимли.
     - Леголас прав, - спокойно сказал Арагорн. - Мы не можем  стрелять  в
старика без всякого повода, как бы мы не опасались... Смотрите и ждите!

     В этот момент старик пошел быстрее и с неожиданной быстротой  подошел
к подножью скальной стены. Тут он неожиданно посмотрел вверх, а они стояли
неподвижно, глядя вниз. Не раздавалось ни звука.
     Они не видели его лица: на нем был капюшон, а поверх капюшона - шляпа
с широкими полями, так что лицо его было в  тени,  кроме  кончика  носа  и
серой бороды. Но  Арагорну  показалось,  что  он  уловил  блеск  острых  и
проницательных глаз из-под шляпы.
     Наконец старик прервал молчание.
     - Наконец-то мы встретились, друзья, - проговорил он мягким  голосом.
- Я хочу поговорить с вами. Вы спуститесь или мне подняться к вам? - И, не
дожидаясь ответа, он начал подниматься.
     - Ну! - воскликнул Гимли. - Стреляйте в него, Леголас!
     - Разве я не сказал, что хочу поговорить с вами, - сказал  старик.  -
Опустите лук, мастер эльф.
     Лук и стрела выпали из рук Леголаса, руки его повисли.
     - А  вы,  мастер  гном,  уберите  руку  с  рукояти  топора.  Подобные
аргументы вам не понадобятся.
     Гимли стоял неподвижно, как камень, глядя на старика, который  резво,
как горный козел, взбирался по грубым ступеням. Вся  усталость,  казалось,
покинула его. Когда он ступил на площадку, на  короткое  мгновение,  чтобы
быть в этом уверенным,  мелькнуло  что-то  белое,  как  будто  под  серыми
лохмотьями скрывалась белая  одежда.  Стояла  тишина,  только  дыхание  со
свистом вырывалось у Гимли.
     - Мы встретились снова, говорю я! - сказал старик, подходя к  ним.  В
нескольких шагах от них он остановился, глядя на них из-под капюшона. -  И
что же вы здесь делаете? Эльф, человек и гном,  все  одетые  по-эльфийски.
Несомненно,  ваша  история  достойна  внимания.  Подобные  вещи  не  часто
встретишь.
     - Вы как будто хорошо знаете Фэнгорн, - заметил Арагорн. - Это верно?
     - Не совсем, - ответил старик, -  на  его  изучение  можно  потратить
множество жизней. Но я прихожу сюда время от времени.
     - Можем ли мы узнать ваше имя и затем выслушать то,  что  вы  скажете
нам? - спросил Арагорн. - Утро проходит, а у нас срочные дела.
     - Я уже сказал то, что хотел: что вы  здесь  делаете  и  какова  ваша
история? Что касается моего имени... - Он  засмеялся  и  смеялся  долго  и
негромко. Арагорн почувствовал, что при этом звуке по  телу  его  пробежал
холодок, странная холодная дрожь - но  он  чувствовал  не  страх  и  ужас,
скорее порыв холодного ветра или дождя, который разгоняет тревожный сон.
     - Мое имя! - снова заговорил старик. - А разве вы не  догадались?  Вы
слышали его раньше. Да, вы слышали его уже. Но давайте ваш рассказ.
     Три товарища стояли молча и ничего не отвечали.
     - Некоторые усомнились бы в том,  стоит  ли  ваше  дело  рассказа,  -
сказал старик. - К счастью, я кое-что о нем знаю. Вы идете по следам  двух
молодых хоббитов. Не смотрите так, будто никогда не  слышали  о  хоббитах.
Слышали, и я  слышал.  Они  взбирались  сюда  позавчера  и  встретили  тут
кое-кого, кого не ожидали встретить.  Удовлетворит  ли  это  вас?  Или  вы
хотите узнать где  они  сейчас?  Ну,  ну,  может,  я  сумею  сообщить  вам
кое-какие новости. Но почему мы стоим? Видите ли, ваше дело теперь уже  не
такое срочное, как вы считали. Давайте посидим немного.
     Старик  повернулся  и  пошел  к  груде  камней  у  стены  углубления.
Немедленно, как будто освободившись  от  заклинания,  все  зашевелились  и
задвигались. Гимли ухватился за рукоять топора. Арагорн  выхватил  меч,  а
Леголас подобрал лук.
     Старик, не обращая на  это  внимания,  наклонился  и  сел  на  низкий
плоский камень. При этом его серый плащ распахнулся, и все увидели, что он
одет в белое.
     - Саруман! - воскликнул Гимли, делая шаг вперед с понятым топором.  -
Говори! Отвечай, куда ты спрятал наших  друзей!  Что  ты  сделал  с  ними?
Говори, или я сделаю в твоей шляпе такую дыру,  что  даже  колдуну  трудно
будет заделать ее!
     Старик оказался слишком проворен для Гимли.  Он  вскочил  на  ноги  и
прыгнул на вершину большого камня. Тут  он  стоял,  сделавшись  неожиданно
очень высоким, возвышаясь над ними. Он поднял свой жезл, и топор выпал  из
руки Гимли и со звоном упал на камни. Меч Арагорна, зажатый в  неподвижной
руке, сверкнул внезапным пламенем. Леголас закричал и  выпустил  в  воздух
стрелу, которая исчезла в вспышке пламени.
     - Митрандир! - кричал эльф. - Митрандир!
     - Доброй встречи, снова говорю я, Леголас, - сказал старик.
     Все смотрели на него. Волосы его были белы, как  снег  при  солнечном
свете; сверкала белизной вся его одежда; глаза под  густыми  бровями  были
яркими, отбрасывая лучи, как солнце; во всей его фигуре выражалась власть.
Они стояли и не могли сказать ни слова, пораженные удивлением, и радостью,
и страхом.
     Наконец Арагорн зашевелился.
     - Гэндальф! - сказал он. - Вы вернулись к нам, когда не было  никакой
надежды, вернулись в крайней необходимости. Что за вуаль опустилась на мои
глаза? Гэндальф!
     Гимли ничего не сказал, но опустился на колени, заслонив глаза.
     - Гэндальф! - повторил старик, как бы вспоминая давно забытое  слово.
- Да, таково было имя. Я был Гэндальфом.
     Он сошел с камня и, подобрав свой  серый  плащ,  завернулся  в  него:
казалось, солнце неожиданно зашло за тучи.
     - Да, вы по-прежнему можете называть меня Гэндальфом, - сказал он,  и
голос его был голосом старого друга и предводителя. - Вставай, мой  добрый
Гимли! На тебе нет вины, и ты не причинил мне вреда.  В  сущности,  друзья
мои, у вас нет такого оружия, которое могло бы мне повредить. Веселее!  Мы
встретились вновь. У поворота событий. Приближается большая буря,  но  ход
событий поворачивается.
     Он положил руку на голову Гимли,  гном  неожиданно  поднял  голову  и
засмеялся.
     - Гэндальф! - сказал он. - Вы во всем белом!
     - Да, я теперь весь белый, - сказал Гэндальф. - В сущности, я  теперь
Саруман, такой Саруман, каким он должен был бы быть. Вы расскажите  мне  о
себе! Я прошел через огонь и глубокую воду с тех пор, как мы расстались. Я
забыл многое из того, что знал, и узнал многое из того, что забыл.  Многое
находящееся далеко  я  могу  видеть,  но  зато  многое  близкое  не  вижу.
Расскажите мне о себе!
     - Что вы хотите знать? - спросил Арагорн. - Все, что произошло с  тех
пор, как мы расстались на мосту, рассказывать очень долго. Не сообщите  ли
вы нам сначала новости о хоббитах? Нашли ли вы  их,  находятся  ли  они  в
безопасности?
     - Нет, я не нашел их, - сказал Гэндальф. - Тьма  лежит  над  долинами
Эмин-Муила, и я не знал об их пленении, пока  орел  не  рассказал  мне  об
этом.
     - Орел! - сказал Леголас. - Я видел  орла  далеко  и  высоко  в  небе
последний раз три дня назад, над Эмин-Муилом.
     - Да,  -  сказал  Гэндальф,  -  это  был  Гвайхир  крылатый  владыка,
освободивший меня из Ортханка. Я послал его следить за  рекой  и  собирать
новости. У него острое зрение, но и он не  может  рассмотреть  всего,  что
происходит на холмах и под деревьями.  Он  видел  некоторые  происшествия,
другие я сам. Кольцо теперь находится там, где ему не могу помочь ни я, ни
те, кто вышел с хранителем из Раздола. Оно было почти  обнаружено  врагом,
но его все же удалось скрыть. Я принял в этом участие - я сидел на высоком
месте и схватился с Башней Тьмы и тень прошла. Но  я  тогда  устал,  очень
устал; и я долго бродил с темными мыслями.
     - Значит вы знаете о Фродо! - сказал Гимли. - Как его дела?
     - Не могу сказать. Он спасся от большой  опасности,  но  еще  большие
опасности ждут его впереди. Он решил в одиночестве отправиться в Мордор  и
двинулся в путь, это все, что я могу сказать.
     - Не один, - добавил Леголас. - Мы думаем, что Сэм пошел с ним.
     - Неужели? - удивился Гэндальф, и глаза его блеснули. - Это для  меня
новость, хотя она меня и не удивляет. Хорошо! Очень хорошо!  Вы  облегчили
мое сердце. Расскажите мне больше.  Садитесь  и  расскажите  мне  о  своем
путешествии.

     Товарищи сели на землю у его ног, и  Арагорн  начал  рассказ.  Долгое
время Гэндальф ничего не говорил и не задавал никаких вопросов. Руками  он
уперся в колени и закрыл глаза. Наконец, когда Арагорн заговорил о  смерти
Боромира и о его последнем путешествии по Великой Реке, старик вздохнул.
     - Вы рассказали не все, что знаете или о чем догадываетесь,  Арагорн,
мой друг, - спокойно сказал он. - Бедный Боромир! Я  не  мог  видеть,  что
происходит с ним. Печальное  путешествие  для  такого  человека,  воина  и
повелителя людей. Галадриэль рассказала мне, что он находится в опасности.
В конце концов он избежал ее. Я рад. Не  напрасно  пошли  с  нами  молодые
хоббиты, хотя бы из-за Боромира. Но это не единственная роль, которую  они
сыграли. Их привели в Фэнгорн, и их приход был подобен падению  маленького
камня, которое вызывает лавину в горах. Даже сейчас, когда мы  говорим,  я
слышу этот грохот. Саруману лучше  не  выходить  из  дому,  когда  прорвет
дамбу!
     - В одном вы не изменились, дорогой наш друг, - сказал Арагорн, -  вы
по-прежнему говорите загадками.
     - Что? Загадками? - переспросил Гэндальф.  -  Нет!  Просто  я  громко
разговаривал с собой. Старая привычка: выбирать  самого  мудрого  из  всех
присутствующих  для  разговора  -  длинные  объяснения,  необходимые   для
молодых, утомительны. - Он засмеялся, но теперь смех его  звучал  тепло  и
доброжелательно, как сверкание солнечного луча.
     - Я не молод даже в представлении людей из древних  домов,  -  сказал
Арагорн. - Не откроете ли вы более ясно мне свой разум?
     - Что мне сказать? - вздохнул Гэндальф и помолчал, задумавшись. - Вот
вкратце как я представляю себе положение вещей в данный  момент,  если  вы
хотите узнать мои мысли, насколько это возможно. Враг, конечно, давно  уже
знает, что Кольцо обнаружено и что  оно  находится  у  хоббита.  Он  знает
только численность нашего товарищества, вышедшего из Раздола,  и  к  каким
народам мы  относимся.  Но  он  еще  не  догадывается  о  нашей  цели.  Он
предполагает, что мы все направляемся в Минас-Тирит: он так бы поступил на
нашем месте. И это, в соответствии с его разумом,  было  бы  действительно
сильным ударом по его власти. В сущности он  очень  боится,  что  появится
кто-нибудь могущественный,  владеющий  Кольцом,  пойдет  на  него  войной,
сбросит его с трона и займет его место. То, что мы хотим сбросить его,  но
занять его место не хотим, даже не приходит ему в  голову.  Даже  в  своих
темных снах он не догадывается, что мы хотим уничтожить  Кольцо.  В  этом,
возможно, наша удача и надежда. Ибо, ожидая войну, он начал войну,  ожидая
удара, он первый нанес удар. Силы, которые он готовил долго, теперь пришли
в движение раньше, чем он ожидал. Мудрый глупец! Если  бы  он  использовал
свои силы для охраны Мордора, чтобы никто не мог войти в него, а все  свое
искусство  направил  на  поиски  Кольца,  тогда  действительно  у  нас  не
оставалось бы надежды: ни Кольцо, ни  его  хранитель  не  могли  бы  долго
скрываться от него. Но теперь его глаза устремлены скорее  вдаль,  чем  на
собственный дом, и больше всего он следит за Минас-Тиритом... Очень  скоро
все силы его обрушатся на Минас-Тирит как буря.
     Он знает также, что слуги, которых он послал захватить  товарищество,
вновь потерпели неудачу. Они не нашли Кольцо. Не смогли  они  и  захватить
хоббитов в качестве заложников. Если бы они сумели сделать  это,  для  нас
это был бы тяжелый удар, он мог бы быть роковым. Но не будем омрачать свои
сердца, представляя себе возможное нарушение хоббитами  верности  в  Башне
Тьмы - потому что враг потерпел неудачу - пока. Благодаря Саруману.
     - Значит, Саруман не предатель? - спросил Гимли.
     - Предатель, - ответил Гэндальф. - Вдвойне предатель. И разве это  не
странно? Ничего из того, что  мы  можем  представить  себе,  не  было  так
опасно, как предательство Сарумана. Саруман как повелитель и  военачальник
стал очень силен. Он угрожал людям Рохана и помешал  им  оказывать  помощь
Минас-Тириту, хотя главный удар грозит с востока. Но предательское  оружие
опасно для самого хранителя. Саруман  сам  задумал  захватить  Кольцо  или
использовать для этого захваченных хоббитов. Поэтому споря друг с  другом,
наши враги сумели довести хоббитов только  до  Фэнгорна,  куда  иначе  они
никогда не попали бы.
     К тому же у наших врагов  появились  новые  сомнения,  нарушающие  их
планы. Ни одно слово о битве благодаря всадникам  Рохана  не  проникнет  в
Мордор; но Повелитель Тьмы знает, что  в  Эмин-Муиле  были  захвачены  два
хоббита и отвезены в Изенгард вопреки сопротивлению его  слуг.  Теперь  он
должен опасаться и Минас-Тирита и Изенгарда. Если Минас-Тирит падет,  враг
обрушится на Изенгард.
     - Жаль, что наши друзья находятся между ними, - сказал Гимли. -  Если
бы никакая местность не разделяла Изенгард и Мордор, они бы сражались друг
с другом, а мы смотрели бы и ждали.
     - Победитель стал бы очень силен и  освободился  бы  от  сомнений,  -
сказал Гэндальф. - Но Изенгард не может бороться с Мордором, пока  Саруман
сам не завладел Кольцом. Теперь он никогда не добьется этого.  Он  еще  не
знает о грозящей ему опасности. Он многого не знает. Он хотел  так  быстро
захватить добычу в свои лапы, что не мог  ждать  дома  и  вышел  навстречу
своим слугам. Но он явился слишком поздно - битва была уже закончена, и он
ничем не мог помочь своим прислужникам. Я заглянул в его мозг и увидел там
сомнение. Саруман не знает леса и не умеет читать  следы.  Он  верит,  что
всадники убили и сожгли по на поле битвы всех орков; но не знает, были  ли
у орков пленники. Он не знает о ссоре между своими  слугами  и  орками  из
Мордора. Не знает он и о крылатом посланце.
     - Крылатый посланец! - воскликнул Леголас. - Я стрелял в него из лука
Галадриэль у Сарн-Гебира и сбил его с неба. Он вселил в нас страх. Кто он?
     - Он тот, кого нельзя убить стрелой, - ответил Гэндальф.  -  Вы  лишь
убили его коня. Это было доброе дело, но всадник вскоре снова был на коне.
Потому что он назгул, один из девяти, которые  сейчас  ездят  на  крылатых
конях. Вскоре ужас перед ними одолеет последние армии наших друзей, закрыв
от них солнце. Но им не позволено было пересекать реку, и Саруман не знает
о новой форме, которую приняли Духи Кольца. Участвовало ли  оно  в  битве?
Было ли оно найдено? Что, если Теоден, повелитель Марки, придет и узнает о
его власти? Он видит эту опасность, поэтому он вернулся в Изенгард,  чтобы
удвоить и утроить свои силы против  Рохана.  Но  рядом  с  ним  все  время
находится другая опасность, которую он не видит, занятый  своими  планами.
Он забыл о Древобраде.
     - Теперь вы снова говорите с собой, - заметил Арагорн  с  улыбкой.  -
Древобрад мне не известен. И я догадываюсь лишь о части  планов  Сарумана,
но я не вижу, какую пользу принесло бы ему  пребывание  в  Изенгарде  двух
хоббитов,  кроме  того,  что  мы  вынуждены  были  бы  заняться  долгим  и
бесполезным преследованием.
     - Подождите минуту! - воскликнул Гимли.  -  Я  хочу  вначале  кое-что
узнать. Кого мы видели прошлой ночью: вас или Сарумана?
     - Вы определенно видели не меня, - ответил Гэндальф, - поэтому я могу
предположить, что вы видели Сарумана. Очевидно, мы так  похожи,  что  твое
желание проделать неизлечимую дыру в моей голове вполне извинительно.
     - Хорошо! Хорошо! - сказал Гимли. - Я рад тому, что это были не вы.
     Гэндальф снова засмеялся.
     - Да, мой дорогой гном, - сказал он, - не быть  принятым  за  другого
хорошо. Я отлично это знаю. Но, конечно, я не виню тебя за любезный прием.
Разве могу я это делать,  если  сам  много  раз  советовал  своим  друзьям
сохранять осторожность, когда они имеют дело с врагом?  Будь  благословен,
Гимли, сын Глойна! Может, однажды ты увидишь нас с Саруманом рядом и тогда
сможешь нас отличить.
     - Но хоббиты! - вмешался Леголас. - Мы пришли так далеко,  разыскивая
их, а вы по-видимому знаете, где они. Где они теперь?
     - Они с Древобрадом и с энтами, - ответил Гэндальф.
     - Энты! -  воскликнул  Арагорн.  -  Значит,  есть  истина  в  древних
легендах о жителях  глубин  леса,  о  гигантах,  пасущих  стада  деревьев?
Значит, энты все еще живут на земле? Я думал, что они лишь воспоминание  о
древних дня, если они вообще не вымысел людей Рохана.
     - Вымысел людей Рохана! - воскликнул Леголас. - Нет,  каждый  эльф  в
диких землях поет песни о древних онодрим и их долгом горе. Но даже  среди
нас они только воспоминание. Если бы я встретил одного из них, идущего  по
земле, тогда бы я действительно почувствовал себя молодым. Но Древобрад  -
это перевод имени Фэнгорн  на  общий  язык.  Вы  говорите  о  нем,  как  о
личности. Кто такой Древобрад?
     - Ах! Только теперь вы спрашиваете слишком много, - сказал  Гэндальф.
- То немногое, что я о нем знаю, составило бы такой  длинный  неторопливый
рассказ, на который у нас теперь нет времени.  Древобрад  -  это  Фэнгорн,
страж леса; он старейший из энтов, старейшее живое существо,  которое  еще
ходит под солнцем по Средиземью. И я надеюсь, Леголас, что вы  встретитесь
с ним. Мерри и Пиппину повезло: они встретили  его  здесь,  на  том  самом
месте, где мы сидим. Он пришел сюда два  дня  назад  и  отнес  их  в  свое
жилище, далеко к подножью гор. Он  часто  приходит  сюда,  особенно  когда
испытывает беспокойство, когда слухи из  внешнего  мира  тревожат  его.  Я
видел четыре дня назад, как он шел меж деревьев и,  я  думаю,  он  заметил
меня, потому что он остановился; но я не заговорил  с  ним,  так  как  был
занят своими мыслями и устал от борьбы с Глазом  Мордора;  а  он  тоже  не
заговорил и не назвал меня по имени.
     - Может, он тоже решил, что вы Саруман,  -  сказал  Гимли.  -  Но  вы
говорите о нем, как о друге. Я думал, Фэнгорн опасен.
     - Опасен! - воскликнул Гэндальф. - И я опасен,  очень  опасен,  более
опасен, чем любой встреченный вами; большая опасность  для  вас  -  только
явиться живыми перед троном Повелителя Тьмы. И Арагорн опасен, и  Леголас.
И ты полон опасности, Гимли, сын Глоина; ты опасен по-своему. Конечно, лес
Фэнгорна опасен - опасен для тех, кто приходит в него  с  топором.  И  сам
Фэнгорн тоже опасен, но тем не менее мудр и добр. Но теперь его  медленный
гнев выплеснулся наружу, и весь лес  полон  им.  Приход  сюда  хоббитов  и
новости, принесенные ими, подстегнули его;  гнев  Фэнгорна  разлился,  как
наводнение, но его поток направлен против Сарумана  и  топоров  Изенгарда.
Происходит то, что не происходило с самых древних дней; энты проснулись  и
поняли, что они сильны.
     - Что же они будут делать? - в изумлении спросил Леголас.
     - Не знаю, - ответил Гэндальф. - Думаю,  что  они  и  сами  не  знают
этого.
     Он замолчал, склонив в задумчивости голову.
     Остальные смотрели на него. Пятно  солнечного  света  сквозь  бегущие
облака упало на его  руки,  которые  лежали  сложенными  на  коленях,  они
казались наполненными светом, как чашка водой. Наконец он поднял голову  и
взглянул на солнце.
     - Утро подошло к концу, - сказал он. - Мы скоро должны идти.
     - Мы увидимся со своими друзьями и с Древобрадом? - спросил Арагорн.
     - Нет, - ответил Гэндальф. - Но эта дорога предстоит нам.  Я  говорил
слова  надежды.  Но  только  надежды.  Надежда  -  еще  не  победа.  Война
надвигается на нас и на наших друзей, война, в которой лишь  использование
Кольца может дать нам уверенность в победе. Я  полон  печалью  и  страхом:
многое будет уничтожено и многое потеряно.
     Я Гэндальф, Гэндальф Белый, но Черный может оказаться сильнее.
     Он встал и посмотрел на восток, защитив глаза, как будто видел  вдали
то, что никто из них не должен был видеть. Потом покачал головой.
     - Нет, - сказал он мягко, - оно ушло за пределы  нашей  досягаемости.
Будем довольны  по  крайней  мере  этим.  Нас  больше  не  будет  искушать
стремление использовать  Кольцо.  Нас  ждут  многие  опасности,  но  самая
смертоносная опасность нас миновала. - Он повернулся. - Идем Арагорн,  сын
Арахорна! Не сожалейте о своем выборе  в  долине  Эмин-Муил,  не  считайте
преследование бесполезным. Вы, вопреки сомнениям, выбрали  тропу,  которая
кажется правильной: выбор был сделан, и он  вознагражден.  Потому  что  мы
встретились вовремя, иначе могли бы встретиться слишком поздно.  Но  поиск
ваших товарищей завершен. Вы должны идти в Эдорас и искать Теодена  в  его
зале. Блеск Андрила должен появиться в битве, которую уже недолго ждать. В
Рохане идет война, и Теодену приходится плохо.
     - Значит, мы больше не увидим веселых  молодых  хоббитов?  -  спросил
Леголас.
     - Я не говорил  этого,  -  ответил  Гэндальф.  -  Кто  знает?  Имейте
терпение. Идите туда, куда вы должны идти, и надейтесь! В Эдорас!  Я  тоже
иду туда.
     - Это долгий путь для человека, идущего пешком, и молодого и старого,
- заметил Арагорн. - Боюсь битва давно уже кончится, когда я приду туда.
     - Посмотрим, посмотрим, - сказал Гэндальф. - Вы пойдете со мной?
     - Да, мы пойдем вместе, - ответил Арагорн. - Но я не сомневаюсь,  что
вы явитесь туда раньше нас, если захотите.
     Он встал и посмотрел на Гэндальфа. Остальные молча следили,  как  они
молча  смотрят  друг  на  друга.  Серая  фигура  человека  Арагорна,  сына
Арахорна, была высока и крепка, как камень, рука  его  лежала  на  рукояти
меча; он выглядел как король, приведший из туманного моря своих подданных.
Перед ним стояла фигура старика, белая, как озаренная  внутренним  светом,
согнутая под грузом лет. Однако  обладающая  властью,  сильнее  могущества
короля.
     - Разве я не сказал правду, Гэндальф, - спросил  Арагорн,  -  что  вы
можете прийти туда, куда захотите, быстрее меня? И я опять говорю: вы  наш
предводитель и наше знамя. Повелитель Тьмы имеет девять  слуг,  но  у  нас
есть один, сильнее этих Девяти - белый всадник. Он прошел  через  огонь  и
пропасть, и они должны бояться его. И мы пойдем туда, куда он поведет нас.
     - Да, мы все пойдем за вами, - согласился Леголас. - Но  вначале  мне
очень хочется услышать, Гэндальф, что произошло с вами?  Расскажите  своим
друзьям, как вы спаслись.
     - Я и так задержался надолго, - ответил Гэндальф. - Времени мало.  Но
даже если бы я затратил целый год, я не рассказал бы вам всего.
     - Тогда расскажите, что хотите и что позволяет вам  время,  -  сказал
Гимли. - Давайте, Гэндальф, расскажите, как вы боролись с Балрогом!
     - Не упоминайте его имени! - сказал Гэндальф, и на мгновение лицо его
исказилось от боли; он сидел молча и выглядел старым, как смерть.
     - Долго я падал, - медленно сказал он наконец, как будто воспоминания
давались ему с трудом. - Долго я падал, и он падал со мной. Его огонь  был
вокруг меня. Я был обожжен. Потом мы упали в глубокую воду  и  все  вокруг
покрыл мрак. Вода  была  холодна,  как  прикосновение  смерти,  она  почти
заморозила мое сердце.
     - Глубока пропасть, перекрытая мостом Дьюрина, и никто не измерял ее,
- прибавил Гимли.
     - Но у нее есть дно, за пределами света, - сказал Гэндальф. - Туда  я
упал наконец, к самому основанию камня. Он все еще был со мной. Огонь  его
погас, и он превратился в покрытое  слизью  существо,  более  сильное  чем
удав.
     Мы боролись глубоко под землей, где не знают хода  времени.  Вновь  и
вновь рубил я его, пока наконец он не скрылся  в  темном  туннеле.  И  эти
туннели не были сделаны  народом  Дьюрина,  Гимли,  сын  Глоина.  Глубоко,
глубоко - глубже самых  глубоких  шахт  гномов,  земля  кишит  безымянными
существами. Даже Саурон не знает их. Они старше его. Я бродил там,  но  не
буду говорить об этом, чтобы не омрачать сияние дня. В этом отчаянии  моей
единственной надеждой был мой противник, и я преследовал его, идя  за  ним
по пятам. Он и привел меня снова к тайным ходам Казад-Дума: слишком хорошо
знал он их. Мы поднимались вверх, пока не достигли  основания  бесконечной
лестницы.
     - Она давно потеряна, - сказал Гимли. - И  многие  говорят,  что  она
существует лишь в легендах, а другие утверждают, что она разрушена.
     - Она существует и  она  не  разрушена,  -  сказал  Гэндальф.  -  Она
поднимается из  глубочайшего  подземелья  к  высочайшему  пику,  извиваясь
спиралью из многих тысяч  ступеней,  пока  наконец  не  приводит  в  башню
Дьюрина, вырезанную в скале Зиракзигил, вершине Сильвертаун.
     Здесь, над Келебдилом, находится одинокое отверстие в снегу, и  перед
ним узкая площадка, крошечный островок над  туманным  миром.  Солнце  ярко
светит там. Но  ниже  лежит  толстый  слой  облаков.  Он  выбрался  в  это
отверстие, и когда я последовал за ним, он вновь вспыхнул пламенем. Никого
не было вокруг, иначе спустя века пели бы песни о битве на  вершине.  -  И
неожиданно Гэндальф рассмеялся. - Но о чем бы говорилось  в  этих  песнях?
Те, кто глядел снизу, решили бы, что на вершине бушует буря. Они  услышали
бы удары грома и увидели бы молнии,  ударявшие  Келебдил  и  отскакивающие
огненными языками. Не довольно ли этого? Большой столб дыма поднимался над
нами, дыма и пара. Лед растекался дождем. Я сбросил своего врага  вниз,  и
он упал с огромной высоты, ударившись о склон горы.  Затем  тьма  овладела
мной, я лишился мыслей, я бродил вне времени на далеких дорогах, о которых
я не буду ничего рассказывать.
     Обнаженным явился я на свет - и вот родился вновь и лежал  обнаженным
на вершине горы. Башня за мной  разрушилась  в  пыль,  отверстие  исчезло;
разбитая лестница покрылась  обгоревшими  обломками  камня.  Я  был  один,
забытый, без надежды услышать хотя бы звук рога с земли.  Я  лежал,  глядя
вниз и вверх, и звезды кружились над  моей  головой,  и  каждый  день  был
длинным, как земной век. Слабо доносился до моих ушей гул со всех  земель:
рождение и смерть, песни и плач, и медленный  стон  перегруженного  камня.
Там и нашел меня в конце концов Гвайхир Крылатый Владыка, подобрал и унес.
     "Я осужден быть твоей ношей, друг, в нужде", - сказал я ему.
     "Вы были ношей, - отвечал он, - но не сейчас. Вы теперь в моих когтях
легче, чем лебединое перо. Солнце просвечивает сквозь вас. Я думаю, что  я
вам не нужен: и если я вас выпущу, вы тихонько  опуститесь  на  землю  вас
понесет ветром".
     "Не выпускай меня, - выдохнул я, снова ощущая в себе  жизнь,  -  неси
меня в Лот-Лориен".
     "Это и поручила мне госпожа Галадриэль, которая послала меня на  ваши
поиски", - ответил крылатый владыка.
     Так я оказался в Карас-Галадоне и обнаружил, что вы уже ушли  оттуда.
Я жил там, в безвременном времени этой земли. Выздоровев, я обнаружил, что
одет во все белое. Я давал советы и  сам  получал  их.  Потом  незнакомыми
дорогами направился сюда и принес  с  собой  послания  некоторым  из  вас.
Арагорну меня просили передать следующее:

              Элессар, Элессар! Где теперь твой народ?
              Почему далеки так дунаданцы?
              Близок час, когда выйдет забытый вперед,
              И серый отряд уже одет.
              Но ведущая к морю тропинка темна,
              И дорога, тебе предстоящая - мертвых страна.

     Леголасу она послала такие слова:

              Леголас! Как долго жил ты весело и без забот!
              Бойся крика птиц у моря, у соленых дальних вод!
              Если до тебя крик чаек ветер донесет -
              Никогда уже покоя сердце эльфа не узнает.

     Гэндальф замолчал и закрыл глаза.
     - Значит, мне она ничего не  передала?  -  спросил  Гимли  и  опустил
голову.
     - Темны ее слова, - заметил Леголас, - и мало значат они для тех, кто
получил их.
     - Это не утешение, - сказал Гимли.
     - Неужели вы хотели бы, чтобы она открыто говорила  с  вами  о  вашей
смерти? - спросил Леголас.
     - Да, если ей больше нечего сказать.
     - Что это? - спросил Гэндальф, открывая глаза. -  Да,  я  думаю,  что
могу догадаться, что означают ее слова. Прошу прощения, Гимли! Я задумался
над смыслом ее посланий. Вам она  тоже  послала  слова,  не  темные  и  не
печальные.
     - Гимли, сыну Глоина, - сказала она, - вы передайте  приветствие  его
госпожи. Носитель локона, куда бы ты ни пошел, мои мысли с тобой. Но  будь
осторожен и используй топор не против всякого дерева!
     - В счастливый час вы вернулись к нам, Гэндальф! -  воскликнул  гном,
подпрыгивая и напевая  что-то  на  странном  языке  гномов.  -  Идемте!  -
закричал он, хватая топор. - Голова Гэндальфа в безопасности, но мы должны
найти другую, к которой я могу приложиться своим топором.
     - Этого не придется долго искать, - сказал Гэндальф, вставая с камня.
- Идемте! Мы истратили все время, которое отведено на встречу расставшихся
друзей. Нужно торопиться.

     Он вновь завернулся в свой старый изорванный плащ  и  пошел  впереди.
Следуя за ним они быстро спустились с высокого убежища  и  пошли  по  лесу
вдоль берега Энтвоша. Они не произнесли ни слова, пока не стояли вновь  на
траве за пределами Фэнгорна. Их лошадей не было видно.
     -  Они  не  вернулись,  -  констатировал  Леголас.  -   Поход   будет
утомительным.
     - Я не могу идти. Время  не  позволяет,  -  сказал  Гэндальф.  Подняв
голову, он испустил долгий пронзительный свист. Звук этот был так  ясен  и
резок, что все стояли пораженные, услышав такой звук из старых, окруженных
бородой уст. Трижды свистнул он; и тут им показалось, что восточный  ветер
донес до них слабое отдаленное  ржание.  Вскоре  послышался  топот  копыт,
вначале лишь как слабое дрожание земли,  которое  ощутил  только  Арагорн,
который лег на траву, потом топот становился все громче и громче.
     - Скачет больше чем одна лошадь, - заметил Арагорн.
     - Конечно, - сказал Гэндальф. -  Мы  все  слишком  тяжелая  ноша  для
одной.
     - Их три, - сказал Леголас, глядя на равнину.  -  Смотрите,  как  они
бегут! Вот Хасуфель, а рядом с ней мой друг Арод! Но впереди скачет другой
конь, очень большой конь. Я таких не видел раньше.
     - И не увидите, - сказал Гэндальф. - Это Обгоняющий  Тень.  Он  вождь
меаров, предводителей лошадей, и даже Теоден, король  Рохана,  никогда  не
ездил на лучшем. Разве он не сияет как серебро? Разве не бежит  он  ровно,
как быстрый ручей? Он пришел ко мне, это конь белого всадника.  Мы  вместе
поскачем на битву.
     Когда старый колдун говорил эти слова, большая  лошадь  поднялась  по
склону холма и поскакала к ним; шерсть ее сверкала, грива  развевалась  на
ветру. Остальные две следовали за ней. Увидев Гэндальфа,  Обгоняющий  Тень
замедлил бег и громко заржал; потом, подскакав к  нему,  он  склонил  свою
гордую голову и уткнулся носом в шею старика.
     Гэндальф приласкал его.
     - Далек путь от Раздола, мой друг, - сказал он. - Но ты мудр, быстр и
всегда приходишь вовремя. Далекая предстоит нам дорога.
     Скоро проскакали и две другие лошади и спокойно остановились, как  бы
ожидая приказов.
     - Мы немедленно отправляемся в Исдуселд, зал вашего хозяина  Теодена,
- серьезно сказал Гэндальф, обращаясь к ним. Они наклонили головы. - Время
не ждет, поэтому, с вашего  позволения,  мои  друзья,  мы  отправимся.  Мы
просим вас скакать со всей скоростью. Хасуфель понесет Арагорна, а Арод  -
Леголаса. Я посажу перед собой Гимли, и Обгоняющий Тень понесет нас обоих.
Мы подождем только, пока они напьются.
     - Теперь я частично разгадал одну ночную загадку, -  сказал  Леголас,
легко вспрыгивая на спину Арода. - Ускакали ли они от  жажды  или  страха,
наши лошади встретили Обгоняющего Тень, своего вождя и приветствовали  его
с радостью. Вы знали, что они поблизости, Гэндальф?
     - Да, я знал, - сказал колдун. - Я мысленно  просил  его  торопиться,
потому что еще вчера он был далеко к югу от этих земель. Он  может  быстро
отнести меня назад.
     Гэндальф поговорил с Обгоняющим Тень, и конь быстро понес его вперед,
примеряясь однако к ходу  остальных  лошадей.  Через  некоторое  время  он
быстро свернул и, выбрав место с отлогим берегом, перешел реку и  поскакал
на юг по плоской равнине, где  не  росло  ни  одного  дерева.  Ветер  гнал
бесконечные волны по многим  милям  травы.  Не  было  видно  ни  малейшего
признака дороги или тропы, но  Обгоняющий  Тень  не  останавливался  и  не
колебался.
     - Он отправился прямо к залам Теодена у склонов белых гор,  -  сказал
Гэндальф. - И так будет быстрее. К востоку, где пролегает главная  дорога,
земля тверда, но Обгоняющий тень знает здесь все болота и ямы.
     Много часов скакали они по лугам и речным долинам. Часто  трава  была
так высока, что доходила всадникам до колен, и их лошади, казалось,  плыли
в серо-зеленом море.  Они  проскакали  много  скрытых  омутов  и  миновали
множество влажных предательских болот, но Обгоняющий  Тень  всюду  находил
путь, а другие лошади шли по его  следу.  Солнце  медленно  опускалось  на
запад. Глядя вперед всадники на мгновение увидели, как будто красное пламя
поднялось по траве. С двух сторон отроги гор светились  красным.  Поднялся
дым и, закрыв солнечный диск, окрасил все в кровавый цвет.
     - Там лежит проход Рохана, - сказал Гэндальф. - Он к западу  от  нас.
Там Изенгард.
     - Я вижу большой дым, - сказал Леголас. - Что бы это могло быть?
     - Сражение и война! - ответил Гэндальф. - Вперед!

                          6. КОРОЛЬ ЗОЛОТОГО ЗАЛА

     Они  ехали  в  лучах  заходящего  солнца,  ехали  в  сумерках   и   в
надвигающейся ночи. Когда  они  наконец  остановились  и  спешились,  даже
Арагорн выглядел усталым. Гэндальф позволил им  отдохнуть  лишь  несколько
часов. Леголас и Гимли спали, Арагорн лежал на спине, вытянувшись во  весь
рост, но Гэндальф стоял, опираясь на посох и глядя во тьму на восток и  на
запад. Все молчали, не было ни признака живых  существ.  Когда  они  снова
встали,  небо  было  затянуто  длинными  облаками,  подгоняемыми  холодным
ветром. Под холодным лунным светом двинулись они в путь так же быстро, как
и днем.
     Часы проходили, а они продолжали двигаться. Гимли задремал и упал  бы
с лошади, если бы Гэндальф не подхватил его  и  не  разбудил.  Хасуфель  и
Арод, усталые, но гордые  следовали  за  своим  неутомимым  предводителем,
серая тень которого была едва видна впереди. Пролетали мили. Луна ушла  на
западе за облака.
     Стало холоднее. Медленно тьма на востоке сменялась  серым  рассветом.
Слева, далеко, над черными стенами Эмин Муила, поднимались красные  столбы
света. Яркий и чистый, начинался рассвет. Ветер дул вдоль  дороги,  сгибая
траву. Неожиданно Обгоняющий  Тень  остановился  и  заржал.  Гимли  указал
вперед.
     - Смотрите! - воскликнул он, и они подняли свои усталые глаза.  Перед
ними  возвышались  горы  мха,  увенчанные  белыми   спорами.   Травянистая
местность поднималась холмами и опускалась в туманные  темные  долины,  не
тронутые заревом рассвета. По ним пролегал их путь  в  сердце  гор.  Сразу
перед ними широко открывалась  долина  среди  холмов.  В  глубине  ее  они
увидели высокий холм с одинокой вершиной; у входа в долину,  как  часовые,
стояли одинаковые холмы. У ног путников, как  серебряная  нить,  извивался
ручей. У его истока показались первые лучи солнца.
     - Говорите, Леголас! - сказал Гэндальф. - Расскажите нам, что  видите
перед собой!
     Леголас посмотрел вперед, прикрывая глаза от восходящего солнца.
     - Я вижу белый ручей, вытекающий из снегов, - сказал он. -  Там,  где
он выходит из тени долины, возвышается к востоку зеленый холм. Ров, мощная
стена и колючая изгородь окружает его. За  стеной  видны  крыши  домов;  в
центре на зеленой террасе стоит большой дворец. Мне кажется, что крыша его
покрыта золотом. Ее блеск озаряет всю землю. Золотые  столбы  у  входа  во
дворец. Там стоят люди в блестящих кольчугах; но  остальные  внутри  двора
спят.
     - Эдорас называется этот двор, - пояснил Гэндальф, - а золотой зал  -
зовется Исдуселд. Здесь живет Теоден, сын Тенгела, король Марки Рохана. Мы
приходим сюда с начинающимся днем. Ясная дорога лежит перед нами. Но ехать
нужно осторожно: приближается война, и рохирримы,  повелители  лошадей  не
спят, даже если так кажется  издали.  Не  обнажайте  оружие,  не  говорите
высокомерных слов, пока мы не окажемся перед троном Теодена.
     Утро было ясное, пели птицы, когда  путники  подъехали  к  ручью.  Он
быстро бежал по равнине, поворачивая к подножью холмов и  образуя  широкую
петлю, устремляясь навстречу Энтвошу. Земля была зеленая; по влажным лугам
и по травянистым берегам ручья росло множество ив. Через ручей  вел  брод,
подходы  к  которому  были  утоптаны  лошадьми.  Путники  миновали  его  и
оказались на ведущей вверх широкой дороге с колеей.
     У подножья холма, окруженного стеной, они оказались в тени  множества
высоких зеленых курганов. На их западных склонах  трава  была  белой,  как
будто покрытой  снегом:  среди  травы  светилось  бесчисленное  количество
маленьких цветов.
     - Смотрите! - сказал Гэндальф. - Как прекрасны и  ярки  глаза  травы.
Вечными называют их, потому что они цветут круглый год и растут в  местах,
где лежат мертвые люди. Смотрите: мы пришли к Великим Могилам,  где  лежат
предки Теодена.
     - Семь могил слева  и  девять  справа,  -  сказал  Арагорн.  -  Много
поколений сменилось с тех пор, как был построен золотой зал.
     - Пятьсот раз с тех пор опадали красные листья в Чернолесье,  где  мы
живем, - сказал Леголас, - хотя для нас это малый промежуток времени.
     - Но для всадников Марки это было очень давно, -  сказал  Арагорн,  -
для них рассказы о строительстве этого  дворца  -  легенда,  теряющаяся  в
тумане  времен.  Теперь  они  называют  эту  землю  своим   домом,   своей
собственностью, и язык их изменился и  отличается  от  языка  их  северных
родственников.
     Он тихим голосом запел песню на языке, незнакомом эльфам и гномам; но
они слушали, потому что их околдовала суровая мелодия.
     - Вероятно, это язык рохирримов, - предположил Леголас, - он похож на
эту землю; он богат и обширен, но в то же время жесток и строг, как  горы.
Но я не понимаю слов, чувствую только печаль, свойственную смертным людям.
     - Вот как это звучит на общем языке, - сказал  Арагорн,  насколько  я
могу перевести.

                   Где теперь лошадь и всадник?
                   Где рог, который трубил когда-то?
                   Где теперь пламя пылает?
                   Где волосы, яркие, словно золото?
                   Где теперь песни арфы?
                   Где луки, стрелы, шлем и кольчуга?
                   Где же весна и где жатва?
                   Где поле, изборожденное плугом?
                   Они ушли, словно ветер,
                   Прошедший по полю густой волной.
                   Они ушли, словно песня,
                   Как дождь далекий в степи пустой.
                   Кто может собрать легкий пепел
                   Давно сгоревшей сосны лесной?
                   Кто может услышать песню,
                   За море ушедшую давней весной?

     Так говорил давным-давно забытый поэт в Рохане, вспоминая как высок и
прекрасен был Эорл Юный, ехавший с севера. Его конь Фолароф, отец лошадей,
был крылатый. Так поют люди по вечерам.
     С этими словами путники миновали  молчаливые  могилы.  Поднимаясь  по
извилистой дороге на зеленый склон холма, они подъехали наконец к  широкой
обветренной стене и воротам Эдораса.
     Здесь  сидело  много  воинов  в  ярких  кольчугах.  Они  вскочили   и
преградили им путь копьями.
     -  Стойте,  чужеземцы!  -  воскликнули  они  на  языке   Риддермарка,
потребовав, чтобы путники сказали им свои имена и дело, которое привело их
сюда. В глазах их было удивление, но не  было  дружелюбия;  и  они  мрачно
поглядывали на Гэндальфа.
     - Я хорошо понимаю вашу речь, - ответил он  им,  -  но  мало  кто  из
чужеземцев умеет это. Почему вы  не  говорите  на  общем  языке,  как  это
принято на западе, если хотите, чтобы вам ответили?
     - Такова воля короля  Теодена:  никто  не  должен  пройти  через  эти
ворота, если он не знает наш язык и если он не друг нам, - ответил один из
стражников. - Мы никого не пропускаем, кроме наших людей и тех, кто пришел
из Гондора. Кто вы,  одетые  так  странно  и  едущие  верхом  на  лошадях,
подобных нашим? Никогда не видели мы столь необычных всадников, не  видели
такого гордого коня, как один из тех, что несут вас. Это один  из  мааров,
если только на  наши  глаза  не  наложено  заклятие.  Говорите,  может  вы
колдуны, шпионы Сарумана, привидения, посланные им? Говорите, и побыстрее!
     - Мы не привидения,  -  ответил  Арагорн,  -  и  ваши  глаза  вас  не
обманывают. Это ваши собственные лошади, как вы,  несомненно,  догадались.
Но вор-конокрад редко возвращается к конюшне. Вот  эти  Хасуфель  и  Арод,
данные нам два дня назад Эомером, третьим маршалом Марки.  Мы  привели  их
обратно, как и обещали ему. Разве Эомер не вернулся  и  не  предупредил  о
нашем прибытии?
     Беспокойство промелькнуло в глазах всадника-стражника.
     - Об Эомере я ничего вам не скажу, - ответил он. - Если  то,  что  вы
говорите, правда, тогда король Теоден, несомненно, вас захочет  выслушать.
Может, ваш приход и не совсем неожиданен. Две ночи назад  к  нам  приходил
Змеиный Язык и сказал, что по приказу Теодена ни один чужеземец не  должен
пройти через ворота.
     - Змеиный Язык? -  переспросил  Гэндальф,  пристально  вглядываясь  в
стражника. - Не говорите больше ничего! Но мое дело не к Змеиному Языку, а
к самому повелителю Марки. Я тороплюсь. Пошлите сообщить о нашем  приходе!
- Глаза Гэндальфа сверкнули.
     - Да, я пойду, - медленно ответил тот. -  Но  какие  имена  должен  я
сообщить? И что мне сказать о вас? Вы кажетесь  старым  и  усталым,  но  я
чувствую в вас силу и какую-то власть.
     - Ты хорошо видишь и хорошо говоришь, - заметил колдун. - Я Гэндальф.
Я вернулся. И смотрите! Я привел назад коня. Это великий Обгоняющий  Тень,
который не покоряется ничьей руке. А рядом со мной Арагорн, сын  Арахорна,
потомок королей - он направляется в Мундбург. Здесь также  наши  товарищи:
эльф Леголас и гном Гимли. Иди и скажи своему хозяину, что мы  у  ворот  и
хотим поговорить с ним, если он позволит нам пройти в его зал.
     - Странные имена вы носите! Но я сообщу их, как вы просите,  и  узнаю
волю своего господина, - сказал стражник. - Подождите здесь немного,  и  я
принесу вам ответ. Но не надейтесь на многое! Сейчас темные дни.
     Он быстро ушел, оставив чужеземцев под  бдительными  взглядами  своих
товарищей.
     Через некоторое время он вернулся.
     - Следуйте за мной! - сказал он. -  Теоден  разрешил  вам  войти;  но
любое оружие, которое у  вас  есть,  будь  это  просто  посох,  вы  должны
оставить у порога. Стражники его сохранят.
     Темные  ворота  раскрылись.  Путешественники  цепочкой  прошли   мимо
стражников. Они увидели широкую  дорогу,  выложенную  большими  плитами  и
ведущую на верх, к широким пролетам каменных  ступеней.  Много  деревянных
домов с темными дверями миновали они. Рядом с дорогой  в  каменном  канале
тек быстрый ручей с чистой водой, журча и всплескивая. Наконец они  пришли
на вершину холма. Здесь на зеленой террасе стояла платформа,  из  подножья
которой вытекал ручей: источником его служило каменное изваяние  лошадиной
головы; под ней находился  каменный  бассейн,  куда  устремлялась  вначале
вода. Наверх вела широкая каменная лестница, на верху ее  с  обеих  сторон
были белые, высеченные из камня сидения. Здесь  сидели  другие  стражники,
положив на колени обнаженные мечи. Золотые волосы опускались им на  плечи;
солнце отражалось в больших щитах, ярко горели их  длинные  кольчуги;  они
казались выше обычных людей.
     - Двери перед вами, - сказал стражник. - Я должен вернуться  к  своим
обязанностям у ворот. Прощайте! И пусть повелитель Марки будет милостив  к
вам.
     Он повернулся и быстро двинулся назад по дороге. Остальные  поднялись
по лестнице к высоким стражникам. Молча стояли они наверху,  не  произнося
ни слова, пока Гэндальф не ступил на мощеную площадку над  лестницей.  Тут
стражники неожиданно приветствовали путников на своем языке.
     -  Привет,  пришельцы  издалека!  -  сказали  они  и  повернули  мечи
рукоятями к путникам в знак мира.  Зеленые  камни  сверкнули  в  солнечном
свете. Один из стражников выступил вперед и заговорил на общем языке.
     - Я страж ворот Теодена, - сказал он. - И  мое  имя  Гама.  Я  должен
попросить вас сложить оружие, прежде чем вы войдете.
     Леголас отдал ему в руки  свой  нож  с  серебряной  рукоятью,  лук  и
колчан.
     - Берегите их, - сказал он, - потому что они из золотого леса и  сама
госпожа Галадриэль дала их мне.
     Удивление промелькнуло в глазах  человека,  и  он  торопливо  положил
оружие к стене, как бы боясь притронуться к нему.
     - Я обещаю вам, что ни один человек не притронется к нему.
     Арагорн стоял в нерешительности.
     - Я не хочу откладывать меч или доверять Андрил другому  человеку,  -
сказал он.
     - Такова воля Теодена, - сказал Гама.
     - Я не  уверен,  что  воля  Теодена,  сына  Тенгела,  пусть  даже  он
повелитель Марки, должна возобладать над волей  Арагорна,  сына  Арахорна,
потомка Элендила.
     - Это дом Теодена, а не Арагорна, даже  если  он  король  Гондора,  -
сказал Гама, быстро ступая к двери и  преграждая  путь.  Меч  в  его  руке
теперь был обращен острием к путникам.
     -  Пустой  разговор,  -  сказал  Гэндальф.   -   требование   Теодена
беспочвенно, но бесполезно отказываться. У  короля  есть  право  требовать
повиновения, разумен его приказ или неразумен.
     - Верно, - сказал Арагорн, - и я выполнил  бы  приказ  хозяина  дома,
будь это даже лесная хижина, если бы речь шла  о  другом  мече,  а  не  об
Андриле.
     - Каким бы ни было его название, - сказал Гама, -  вы  положите  его,
если не хотите в одиночку сражаться с воинами Эдораса.
     - Не в одиночку! - сказал Гимли, трогая пальцем лезвие своего  топора
и мрачно глядя на стражника, как будто это было  молодое  дерево,  которое
Гимли задумал срубить топором. - Не в одиночку!
     - Тише, тише! - сказал Гэндальф. - Мы  же  друзья.  Или  должны  быть
друзьями:  если  мы  поссоримся,  единственной  наградой  нам  будет  смех
Мордора. У меня срочное дело. Вот по крайней мере мой  меч,  добрый  Гама.
Береги его. Он называется Глемдринг, и  он  сделан  эльфами  давным-давно.
Позвольте же мне пройти. Идемте, Арагорн.
     Арагорн медленно отстегнул меч и сам приложил его к стене.
     - Здесь я оставлю его, - сказал он, - но советую вам не трогать его и
никому не позволять его трогать.  В  этих  эльфийских  ножнах  лежит  меч,
который был сломан и теперь сплавлен вновь. Тельчер первым изготовил его в
древние времена. Смерть ждет  любого  человека,  кроме  потомка  Элендила,
обнажившего этот меч.
     Стражник отступил назад на шаг и с изумлением посмотрел на Арагорна.
     - Кажется, вы прилетели на крыльях песен из забытых  дней,  -  сказал
он. - Все будет, как вы говорите, господин.
     - Ну, - сказал Гимли, - в компании Андрила мой топор  может  остаться
здесь без стыда. - И он положил топор  на  пол.  -  а  теперь  ведите  нас
говорить с вашим хозяином.
     Стражник стоял в нерешительности.
     - Ваш посох, - обратился он к Гэндальфу. - Простите меня, но его тоже
нужно оставить у двери.
     - Глупость! - сказал Гэндальф. - Предусмотрительность - это  одно,  а
невежливость - это совсем другое. Я стар. Если  я  не  буду  опираться  на
посох при ходьбе, мне придется сидеть здесь и ждать, пока  Теоден  сам  не
придет поговорить со мной.
     Арагорн засмеялся.
     - У каждого есть  что-нибудь  слишком  дорогое,  чтобы  доверить  это
другому. Но неужели вы лишите старика его поддержки?
     - Посох в руке колдуна может быть не просто опорой старости, - сказал
Гама. Он с сомнением посмотрел на  ясеневый  посох,  на  который  опирался
Гэндальф. - Но  в  трудных  случаях  человек  должен  полагаться  на  свой
рассудок. Я верю, что вы друзья и люди чести, у вас нет злых целей. Можете
войти.
     Охранники подняли тяжелый брус  на  двери  и  медленно  повернули  ее
внутрь на петлях. Путники вошли. Внутри им показалось темно и тепло  после
чистого воздуха на холме.  Зал  был  длинным,  полным  тени  и  полусвета;
могучие столбы поддерживали очень высокий потолок. Тут и там яркие  столбы
солнечного света падали сквозь  расположенные  высоко  в  восточной  стене
окна. В башенке на крыше, через которую проходила тоненькая струйка  дыма,
было видно бледно голубое небо. Когда их глаза привыкли, путники  увидели,
что весь пол вымощен камнями множества цветов; извилистые руны и  странные
изображения видны были под ногами. Они увидели  теперь,  что  столбы  были
покрыты богатой резьбой, тускло сверкавшей  золотом.  Множество  шерстяных
тканей висело на стенах, а по их  широкому  пространству  двигались  герои
древних легенд, некоторые потускневшие от возраста. На одну из этих  фигур
падал солнечный свет - юноша на белом коне. Он дул в большой  рог,  и  его
желтые волосы развевались на ветру.  Лошадь  подняла  голову,  ее  красные
ноздри раздувались, как будто она  ржала,  учуяв  воздух  битвы.  пенистая
вода, зеленая и белая завивалась у ног юноши.
     - Взгляните на Эорла Юного! - сказал Арагорн. - Так он ехал на  битву
на полях Келебранта с севера.
     Четверо товарищей прошли вперед, мимо огня, ярко пылавшего в  большом
очаге в центре зала. Здесь они остановились.  в  дальнем  конце  зала,  за
очагом, у выходившей  на  север  стены,  был  помост  с  тремя  ступенями;
посредине помоста стоял большой позолоченный трон. На нем  сидел  человек,
настолько согбенный от возраста, что казался гномом; его волосы были  белы
и густы и большими прядями падали из-под тонкого золотого обруча, надетого
на лоб. В центре лба сиял единственный белый бриллиант. Борода, как  снег,
лежала у него на коленях; но глаза  его  горели  ярким  светом,  когда  он
взглянул на незнакомцев. Рядом с троном стояла одетая в белое  женщина.  У
ног короля на ступенях сидел сморщенный человек с бледным мудрым  лицом  и
тяжелыми веками, прикрывающими глаза.
     Наступило молчание. Старик на троне  не  двигался.  Наконец  Гэндальф
заговорил:
     - Привет, Теоден, сын Тенгела! Я  вернулся.  Потому  что  надвигается
буря, и все друзья должны собраться вместе, иначе их уничтожат поодиночке.
     Старик медленно встал, тяжело опираясь на  короткий  черный  посох  с
рукоятью из белой кости; и теперь путники увидели, что хотя он  и  согнут,
он все еще был высок, а в юности должен был быть очень высоким и гордым.
     - Приветствую вас, - сказал он, - если вы ждете  приветствия.  Но  по
правде  говоря,  сомнительно,  чтобы  вас  встретили  с  радостью,  мастер
Гэндальф. Вы всегда были вестником горя. Беда следует за вами, как вороны.
Я не хочу вас обманывать, когда я услышал, что  Обгоняющий  Тень  вернулся
без всадника, я обрадовался возвращению коня, но  еще  больше  обрадовался
отсутствию всадника; и когда Эомер принес известие о вашей  гибели,  я  не
горевал. Но новости  издалека  редко  оказываются  правдивыми.  Вы  пришли
снова! И с вами придет еще худшее зло, чем  раньше.  Почему  же  я  должен
приветствовать вас, Гэндальф Ворон Бури! Ответьте мне.
     Он снова медленно сел на трон.
     - Вы говорите справедливо, повелитель, - сказал человек,  сидящий  на
ступеньках помоста. - Не прошло и пяти дней, как пришло горькое известие о
том, что Теодред, ваш сын, убит за западными болотами - ваша правая  рука,
второй маршал марки. У меня мало веры в Эомера.  Мало  людей  осталось  бы
охранять ваши стены, если бы ему  было  позволено  править.  А  теперь  мы
получили известие из Гондора, что на востоке зашевелился враг. И  в  такой
час  возвращается  этот  чужеземец.  Почему  в  самом   деле   мы   должны
приветствовать  вас,  Мастер  Ворон  и  Бури?  Латополл  назову  я  вас  -
приносящий плохие вести. И я уверен, что вы их принесли...
     Он угрюмо засмеялся, поднял на мгновение свои тяжелые веки и взглянул
на путников темными глазами.
     - Вы считаетесь мудрецом,  мой  друг  Змеиный  Язык,  и,  несомненно,
служите большой поддержкой своему хозяину, - мягко ответил Гэндальф. -  Но
двумя путями может прийти  человек  со  злыми  новостями.  Он  может  быть
создателем зла, но может также прийти,  чтобы  оказать  помощь  в  трудную
минуту.
     - Это верно,  -  сказал  Змеиный  Язык,  -  но  есть  и  третий  тип:
копающийся  в  костях,  вмешивающийся  в  дела  и  горести  других  людей,
питающийся мертвечиной и жиреющий во время войны. Какую  помощь  приносили
вы нам, Ворон Бури! И какую принесли сейчас? Когда мы виделись в последний
раз, мы помогли вам. Тогда мой  повелитель  предложил  вам  выбрать  любую
лошадь и уезжать, и в своей наглости  вы  выбрали  Обгоняющего  Тень.  Мой
повелитель был искренне опечален, но некоторые считали, что за  избавление
от вас это не слишком дорогая цена. Я думаю, что и на этот раз  происходит
то же самое: вы ищете помощи, а не предлагаете  ее.  Вы  привели  с  собой
людей? У вас есть лошади, мечи, копья? Это я называю помощью,  в  этом  мы
сейчас нуждаемся. Но кто эти, следующие за вами по пятам? Трое  оборванных
бродяг в сером, и вы из всех четверых больше всего похожи на нищего!
     - Вежливость стала редкой гостьей в вашем зале, Теоден, сын  Тенгела,
- вымолвил Гэндальф. - Разве вестник, пришедший от ворот, не сообщил имена
моих товарищей? И редко какой повелитель  Рохана  принимал  у  себя  таких
гостей. Оружие лежащие у вашего порога, сильнее множества смертных  людей,
даже самых сильных. Сера их  одежда,  ибо  изготовили  ее  эльфы,  но  она
помогла им пройти через великие опасности к вашему залу.
     - Значит, правда то, что сообщил Эомер: вы в  союзе  с  колдунами  из
золотого леса? - спросил Змеиный Язык. - Неудивительно: там  всегда  плели
сети зла.
     Гимли шагнул вперед, но почувствовал, как рука  Гэндальфа  сжала  его
плечо, и замер, как камень.

                   Мало кто видел это -
                   Лориен, царство света.
                   Желты здесь деревьев листья,
                   Добры здесь жителей лица.
                   Чиста вода в Нимбертиле,
                   И эльфы живут здесь в мире.
                   Бела рука королевы,
                   И в царстве ее камень белый.
                   Земля это безупречна,
                   Ее красота бесконечна.

     Так мягко пропел Гэндальф и неожиданно изменился. Отбросив в  сторону
изорванный плащ,  он  распрямился  и  больше  не  опирался  на  посох.  Он
заговорил ясным холодным голосом:
     - Мудрый говорит лишь о  том,  что  знает,  Грима,  сын  Галмода,  ты
превратился в змею без разума. Поэтому молчи и держи свой раздвоенный язык
за зубами. Я не для того прошел через  огонь,  и  воду,  и  смерть,  чтобы
перебраниваться с ничтожеством.
     Он поднял свой посох. Послышался удар грома. Солнечный свет  погас  в
восточных окнах; в зале неожиданно стало темно, как ночью. Огонь  в  очаге
погас, остались лишь тлеющие угли. только Гэндальф, белый и высокий, виден
был перед почерневшим очагом.
     Во тьме они услышали свистящий голос Змеиного Языка:
     - Разве я не советовал вам, повелитель, отобрать у него  посох?  Этот
дурак Гама предал нас.
     Вспыхнуло пламя, как будто молния разорвала  крышу.  Затем  наступила
тишина. Змеиный Язык упал, закрыв лицо.
     - Теперь, Теоден, сын Тенгела, будете ли вы слушать меня?  -  спросил
Гэндальф. - Просите ли вы о помощи. - Он поднял посох и указал на  высокое
окно. Тьма в нем начала рассеиваться,  через  отверстие  далеко  и  высоко
видна стала полоска чистого неба.  -  Не  все  темно.  Соберите  мужество,
Повелитель  Марки!  Лучшей  помощи  вам  не  найти.  Я  не   даю   советов
отчаявшимся. Но вам хочу дать совет, я хочу сказать вам свои слова. Будете
ли вы слушать? Они предназначены не для всех ушей. Я прошу  вас  выйти  из
своих дверей и взглянуть на мир. Слишком долго сидели вы в тени  и  верили
лживым словам и дурным побуждениям.
     Теоден медленно встал с трона.  В  зале  слегка  посветлело.  Женщина
стоявшая у трона,  взяла  короля  под  руку,  и  неверными  шагами  старик
медленно спустился с помоста и пошел по залу. Змеиный Язык остался  лежать
на полу. Они подошли к дверям, и Гэндальф постучал в них.
     - Откройте! - крикнул он. - Выходит Повелитель Марки!
     Двери открылись, со свистом ворвался свежий воздух. На вершине  холма
гулял ветер.
     - Отошлите охранников вниз, к подножью лестницы, - сказал Гэндальф. -
и вы, леди, оставьте его ненадолго со мной. Я позабочусь о нем.
     - Иди, Эовин, дочь сестры! - сказал старый  король.  -  Время  страха
прошло.
     Женщина повернулась и медленно вошла  в  дом.  Проходя  в  дверь  она
оглянулась. Серьезным и задумчивым был ее взгляд,  когда  она  с  холодной
жалостью смотрела на старого короля. Прекрасно было  ее  лицо,  а  длинные
волосы подобны реке из золота. Стройна и высока была  она  в  своем  белом
платье, вышитом  серебром.  Но,  дочь  королей,  она  казалась  сильной  и
твердой, как сталь. Так впервые в полном свете дня Арагорн  увидел  Эовин,
госпожу Рохана, и подумал, что она прекрасна,  прекрасна  и  холодна,  как
бледное весенне утро. И она неожиданно осознала его присутствие -  высокий
потомок королей, умудренный многими зимами, одетый в серый плащ и таящий в
себе скрытую силу. На мгновение она застыла, как камень, потом повернулась
и быстро ушла.
     - Теперь повелитель, - сказал Гэндальф, - взгляните  на  свою  землю!
Вновь вдохните свежий воздух!
     С порога на вершине высокой террасы они видели за ручьем зеленые поля
Рохана, теряющиеся в отдалении в серой дымке. Занавеси переносимого ветром
дождя опускались вниз. Небо над головой и к западу было темным и грозовым,
далеко среди вершин скрытых холмов  сверкали  молнии.  Но  подул  северный
ветер, и буря, пришедшая с востока, постепенно  уходила  к  югу,  к  морю.
Неожиданно в просвете облаков показалось солнце. Падающие струи  сверкали,
как серебро, а далеко, как гладкое стекло, блестела река.
     - Здесь не так темно, - сказал Теоден.
     - Да, - согласился Гэндальф, - и годы не так уж тяжело легли на  ваши
плечи, как некоторые хотели заставить вас думать. И отбросьте свой посох.
     Черный посох выпал из руки короля и  со  звоном  ударился  о  камень.
Король распрямился, медленно, как человек, тело которого онемело от долгой
утомительной работы. Высокий и стройный,  стоял  он,  и  глаза  его  стали
голубыми, когда он взглянул на чистое небо.
     - Темными были мои сны  в  последние  годы,  -  сказал  он,  -  но  я
чувствую, что проснулся. Жаль, что вы не пришли раньше,  Гэндальф.  Боюсь,
что вы пришли слишком поздно и увидите  лишь  последние  дни  моего  дома.
Недолго осталось стоять высокому залу, построенному  Брого,  сыном  Эорла.
Огонь поглотит высокий трон. Что можно сделать?
     - Многое, - ответил Гэндальф. -  Но  в  начале  пошлите  за  Эомером.
Правильно ли я догадался, что вы держите его в заключении по совету Гримы,
заслуживающего свое прозвище Змеиный Язык?
     - Это верно, - сказал Теоден. - Он противился моим приказам и угрожал
Гриме смертью в моем зале.
     - Человек может любить вас и в то же время не любить Змеиного Языка и
его советы, - заметил Гэндальф.
     - Может быть. Я поступлю так, как вы говорите. Позовите ко мне  Гаму.
Он проявил себя как плохой привратник, пусть он  будет  гонцом.  Виноватый
приведет виновного на суд, - проговорил Теоден, и голос его был угрюм,  но
тут он взглянул на Гэндальфа и улыбнулся, и тут же  много  морщин  на  его
лице разгладились и не появлялись больше.
     Когда Гама, получив задание, ушел, Гэндальф отвел Теодена к  высокому
каменному сидению, а сам сел рядом на верхнюю ступеньку лестницы.  Арагорн
и его товарищи стояли поблизости.
     - Нет времени рассказывать вам все, что вы должны услышать, -  сказал
Гэндальф. - но если надежда меня не обманывает, скоро придет время,  когда
я смогу говорить подробнее. смотрите! Вы в  опасности,  даже  больше,  чем
навевал Змеиный Язык. Но теперь вы больше не спите. Вы  живете.  Гондор  и
Рохан не должны стоять порознь. Враг силен,  но  у  нас  есть  надежда,  о
которой он не догадывается.
     Теперь Гэндальф говорил быстро. Голос его был тихим и таинственным, и
никто кроме короля, не мог слышать его  слов.  и  по  мере  того,  как  он
говорил, глаза Теодена  начали  сверкать;  наконец  он  встал  с  сидения,
распрямился во весь рост, рядом с ним  стоял  Гэндальф,  и  вместе  они  с
высокого места смотрели на восток.
     - Именно здесь, - сказал Гэндальф  негромким,  но  ясным  голосом,  -
лежит наша главная надеждам вам, где залег наш самый большой страх. Судьба
все еще висит на волоске. Но если мы продержимся еще немного - у нас  есть
надежда.
     Остальные тоже повернулись к востоку... Через  многие  лиги  смотрели
они туда, и надежда и страх боролись в их мыслях,  устремленных  туда,  за
темные горы, в землю тени. Где теперь хранитель  Кольца?  Какой  тонкой  в
сущности  была  нить,  на  которой  висела  их  судьба!  Леголасу,  с  его
далековидящими глазами, показалось, что он уловил что-то белое: где-то там
солнце случайно коснулось вершины башни стражи. И  где-то  еще  дальше,  в
бесконечной удаленности, поднимался крошечный язык пламени.
     Теоден снова медленно  сел,  как  будто  усталость  вновь  стремилась
овладеть им вопреки воле Гэндальфа. Он  повернулся  и  посмотрел  на  свой
большой дом.
     - Увы! - сказал он. - Жаль, что мне выпали эти злые дни и пришлись на
мою старость, вместо мира, которого я жажду. Увы,  храбрый  Боромир!  Юные
погибают, а старики живут...
     Он уперся в колени сморщенными руками.
     - Ваши пальцы скорее вспомнили бы о былой силе, если  бы  вы  сжимали
рукоять меча, - сказал Гэндальф.
     Теоден встал и провел рукой по своему боку, но меч не висел у него на
поясе.
     - Куда Гама девал его? - пробормотал он.
     - Возьмите этот, дорогой повелитель! - произнес  ясный  голос.  -  Он
всегда на вашей службе.
     Два  человека  быстро  поднялись  по  ступеням  и  теперь  стояли   в
нескольких шага от короля. Одним из них был Эомер. На голове его  не  было
шлема,  на  груди-кольчуги,  но  в  руке   он   держал   обнаженный   меч;
поклонившись, он протянул его своему господину рукоятью вперед.
     - Как это могло случиться? - строго спросил Теоден. Он  повернулся  к
Эомеру, и люди с удивлением увидели, что стоит  он  гордо  и  прямо.  Куда
девался старик,  которого  они  привыкли  видеть  согнутым  в  кресле  или
опирающимся на посох?
     - Это сделал я, повелитель, - дрожа, ответил Гама.  -  Я  понял,  что
Эомер должен быть освобожден. Такая радость была в  моем  сердце,  что  я,
возможно, ошибся. Но так как он снова был свободен и он  Маршал  Марки,  я
принес ему его меч, как он просил меня.
     - Чтобы положить его у ваших ног, мой повелитель, - добавил Эомер.
     Мгновение Теоден молча смотрел  на  склонившегося  Эомера.  никто  не
двигался.
     - Вы не возьмете меч? - спросил Гэндальф.
     Теоден медленно протянул руку  вперед.  Когда  его  пальцы  коснулись
рукояти, то всем присутствующим  показалось,  что  в  его  руку  вернулись
крепость и сила. Неожиданно он поднял лезвие и со свистом  взмахнул  им  в
воздухе. При этом он издал громкий крик. Голос его прозвучал  ясно,  когда
он на языке Рохана призвал к оружию:

              Вставайте, вставайте, всадники Теодена!
              Темен восток, проснулись злые силы.
              Пусть будут оседланы кони, трубите в рог!
              Вперед, потомки Эорла!

     Стража, услышав призыв, выбежала  на  лестницу.  Воины  с  удивлением
глядели на своего повелителя и затем, как один человек, обнажили свои мечи
и склонили их к его ногам.
     - Веди нас! - сказали они.
     - Весту Теоден хол! - воскликнул Эомер. - какая радость  видеть,  что
вы вновь стали самим собой.  Никто  больше  никогда  не  скажет,  что  вы,
Гэндальф, приносите горе!
     - Возьми свой меч, Эомер, сын моей сестры! - сказал  король.  -  Иди,
Гама, и отыщи мой собственный меч! Грима хранил его.  И  приведи  с  собой
Гриму. А теперь, Гэндальф, вы  сказали,  что  дадите  мне  совет,  если  я
выслушаю его. Каков же ваш совет?
     - Вы уже выполнили его, - ответил Гэндальф. - Верьте  Эомеру  больше,
чем человеку с кривым разумом! Отбросьте сожаления и страх. Возьмите  дело
в свои руки. Все, кто может ездить верхом, должны быть посланы  на  запад,
как и советовал Эомер: мы вначале должны отразить  угрозу  Сарумана,  пока
есть время. Если это нам не удастся, мы погибли. Если мы  одержим  победу,
тогда займемся другой задачей. Тем временем оставшиеся здесь женщины, дети
и старики должны отправиться в убежища в горах.  Готовы  ли  у  вас  такие
убежища на случай злых дней? Пусть  возьмут  с  собой  продовольствие,  но
пусть не задерживаются и не берут  с  сбой  никаких  сокровищ,  больших  и
маленьких. Ставка - их жизнь.
     - Этот совет кажется мне теперь хорошим, - согласился Теоден. - Пусть
весь мой народ будет готов! Но вы мои гости - верно вы  сказали  Гэндальф,
что вежливость в моем доме поубавилась. Вы ехали всю ночь,  а  теперь  уже
кончается утро. Вы не спали, не ели. Сейчас  будут  готовы  помещения  для
гостей: там вы отдохнете после еды.
     - Нет, повелитель, - сказал Арагорн. - Не время сейчас отдыхать. Люди
Рохана должны выступить сегодня, и мы - лук, меч и топор, поедем  с  ними.
Мы принесли сюда свое оружие не для отдыха, повелитель Марки. И я пообещал
Эомеру, что наши мечи будут сражаться рядом.
     - Теперь у нас есть надежда на победу! - воскликнул Эомер.
     - Надежда есть,  -  согласился  Гэндальф.  -  Но  Изенгард  силен.  И
приближаются другие опасности. Не откладывайте, Теоден задуманное.  Быстро
ведите своих людей в крепость Дунхарроу в горах!
     - Нет, Гэндальф, - возразил король. - Вы сами не знаете,  как  велико
ваше умение излечивать. Я не сделаю так. Я сам  поведу  войско  и  паду  в
первых рядах если понадобится.
     - Тогда даже поражение Рохана будет прославлено в  песнях,  -  сказал
Арагорн. А воины, стоявшие поблизости, гремя оружием закричали:
     - Повелитель Марки поведет нас! Вперед, эорлинги!
     - Но ваши люди не должны  оставаться  без  охраны  и  руководства,  -
сказал Гэндальф. - Кто будет управлять ими вместо вас?
     - Я подумал об этом, - сказал Теоден. - а вот и мой советник.
     В этот момент из зала вышел Гама. За ним, ухватившись за двух  других
воинов, шел Грима Змеиный Язык. Лицо его было бледным.  Глаза  блестели  в
свете солнца. Гама поклонился и протянул Теодену  длинный  меч  в  ножнах,
украшенных золотом и зелеными драгоценными камнями.
     - Вот, повелитель, Херугрим, ваш древний меч, - сказал он. - Он лежал
в сундуке Гримы. Он не хотел отдавать мне ключи. В  сундуке  много  других
вещей, которые люди считают потерянными.
     - Ты лжешь, - сказал Змеиный Язык. - А этот меч твой хозяин сам отдал
мне на хранение.
     - А теперь он потребовал его обратно, - сказал Теоден. - Тебе это  не
нравится?
     - Конечно, нет, повелитель, - ответил Змеиный Язык. -  Я  забочусь  о
вас и всех ваших делах как можно лучше. Не утомляйтесь,  иначе  вы  дорого
заплатите за эту вспышку. Пусть другие имеют  дело  с  этими  пришельцами.
Ваша еда уже на столе. Не хотите ли пройти туда?
     - Хочу, - сказал Теоден. - и пусть на тот же стол  поставят  еду  для
моих гостей. Войско выступает сегодня.  Вышлите  вперед  вестников!  Пусть
созовут всех живущих поблизости. Пусть все, кто  способен  носить  оружие,
все, у кого есть лошадь, ждут у ворот до второго часа после полудня.
     - Дорогой  повелитель!  -  воскликнул  Змеиный  Язык.  -  этого  я  и
опасался. Этот маг околдовал вас. И никто не  останется  охранять  золотой
зал ваших отцов и ваши сокровища? Никто не останется  охранять  Повелителя
Марки?
     - Если это  и  колдовство,  -  ответил  Теоден,  -  оно  кажется  мне
привлекательнее твоего шепота. Твое лечение чуть не заставило меня  ходить
на четвереньках, как животное. Нет, никто не останется, даже Грима.  Грима
поедет тоже. Иди! У тебя еще есть время очистить ржавчину со своего меча.
     - Милосердия, повелитель! - завопил Змеиный Язык, опускаясь на землю.
- Пожалейте того, кто износился на вашей  службе.  Не  отсылайте  меня  от
себя! Я останусь с вами, когда все остальные предадут  вас.  Не  отсылайте
прочь своего верного Гриму!
     - Мне тебя жаль, - сказал Теоден. - И я  вовсе  не  отсылаю  тебя  от
себя. Я иду на восток, с моими людьми. Прошу тебя идти со мной и  доказать
свою верность.
     Змеиный Язык переводил взгляд с одного лица на другое. В его  взгляде
было выражение загнанного хищника, который ищет брешь в цепи своих врагов.
Он облизал губы длинным бледным языком.
     - Такое решение можно было ожидать от повелителя из дома Эорла,  хотя
он и стар, - сказал он. - Те, кто действительно любит его, разделили с ним
годы его старости... Да, я вижу, что пришел слишком поздно. А другие, кого
смерть моего повелителя огорчит меньше, переубедили его. Если  я  не  могу
помешать им, выслушайте меня напоследок,  повелитель!  Один  из  тех,  кто
знает вас и беспрекословно вам  повинуется,  должен  остаться  в  Эдорасе.
Поручите это верному слуге. Пусть ваш советник Грима сохранит здесь все до
вашего возвращения - и, клянусь, мы можем его  увидеть,  хотя  для  мудрых
надежда на это слабая.
     Эомер засмеялся.
     -  А  если  эта  просьба  не  избавит  вас  от   участия   в   войне,
благороднейший Змеиный Язык, - сказал он, - какое  почетное  поручение  вы
себе попросите? Тащить мешок с едой в горы - если кто-нибудь  доверит  его
вам?
     - Нет, Эомер, вы не вполне поняли мастера Змеиного  Языка,  -  сказал
Гэндальф, устремляя на того свой  проницательный  взгляд.  -  он  храбр  и
хитер. Даже сейчас он ведет  игру  с  опасностью.  Он  уже  заставил  меня
потратить несколько часов моего драгоценного  времени.  -  вниз,  змея!  -
добавил он внезапно страшным голосом. - вниз, на  живот!  Давно  ли  купил
тебя Саруман? Какая тебе обещана  награда?  Когда  все  будут  мертвы,  ты
получишь свою часть сокровищ и женщину, которую пожелаешь.  Давно  ты  уже
смотришь на нее из-под прикрытых век и следишь за нею.
     Эомер выхватил меч.
     - Я знал это, - пробормотал он. - Из-за  этого  я  хотел  убить  его,
забыв закон этого зала. Но есть и другие причины...
     Он сделал шаг вперед, но Гэндальф остановил его.
     - Эовин сейчас в безопасности, - сказал он. - Но  ты,  Змеиный  Язык,
уже сделал, что мог, для своего истинного хозяина. Ты заслужил награду. Но
Саруман склонен забывать свои обещания. Советую тебе быстро направиться  к
нему и напомнить о себе, пока он не забыл твоей верной службы.
     - Ты лжешь, - сказал Змеиный Язык.
     - Это слово слишком часто и легко выходит  из  твоих  уст,  -  сказал
Гэндальф. - Я не лгу. Смотрите, Теоден, на эту змею. Вы не можете ни взять
его с собой, ни оставить его здесь. Лучше всего  было  бы  его  убить.  Но
когда-то он ведь был человеком и по-своему служил вам. Дайте ему лошадь, и
пусть он немедленно уезжает, куда хочет. По его выбору вы сможете судить о
нем.
     - Ты слышал, Змеиный Язык? - спросил Теоден. -  Вот  тебе  на  выбор:
либо ты отправляешься со мной на войну и пусть битва покажет, кто  из  нас
прав, либо уходи, куда хочешь. Но в этом случае, если мы снова встретимся,
я не буду таким милосердным.
     Змеиный Язык медленно встал.  Он  посмотрел  на  всех  полуприкрытыми
глазами. Последним он взглянул  в  лицо  Теодену  и  открыл  рот,  как  бы
собираясь что-то сказать. И тут он выдал себя. Руки его задвигались. Глаза
засверкали. Такая злоба была в них, что люди отступили от него. Он оскалил
зубы, потом со свистящим дыханием сплюнул под ноги королю, наклонившись на
один бок, двинулся вниз по лестнице.
     - За ним! - приказал Теоден. - Проследите за тем, что-бы он никому не
причинил вреда, но самого его не задерживайте. Дайте ему лошадь,  если  он
захочет.
     - И если какая-нибудь понесет его, - добавил Эомер.
     Один из  стражников  побежал  вниз  по  лестнице.  Другой  подошел  к
источнику у подножья террасы и набрал в шлем воды.  Ею  он  начисто  вымыл
камни, оскверненные ядовитым языком.
     - А теперь, гости мои дорогие, идемте! - сказал Теоден.  -  Идемте  и
подкрепитесь, поскольку позволяет время.
     Они прошли обратно в большой зал.  В  городе  внизу  слышались  крики
глашатаев и звуки боевых рогов. Король  должен  был  выехать,  как  только
жители города и живущие поблизости от него вооружаться и соберутся.
     За королевский стол сели Эомер и четверо гостей, была  здесь  и  леди
Эовин. Они ели и пили торопливо. Все  молчали,  пока  Теоден  расспрашивал
Гэндальфа о Сарумане.
     - Кто может знать, как  далеко  зашло  его  предательство?  -  сказал
Гэндальф. - Он не всегда был злым. Раньше я не сомневался в  том,  что  он
друг Рохана; и даже когда сердце его становилось холоднее, он  считал  вас
полезными для себя. Но он уже  давно  замыслил  вашу  гибель,  нося  маску
дружбы, пока он не подготовился. В эти годы  задача  Змеиного  Языка  была
легкой, и все, что вы делали, быстро становилось  известным  в  Изенгарде:
ведь ваша земля открыта, и чужеземцы приходили и уходили из нее.  А  шепот
Змеиного Языка звучал в ваших ушах, отравляя ваши мысли, охлаждая  сердце,
ослабляя мускулы; остальные видели это, но не могли ничего сделать, потому
что вы не хотели с ним расстаться.
     Но когда я бежал и предупредил вас, для тех, кто хотел видеть,  маска
была сорвана. После этого игра Змеиного Языка стала опасной, но  он  делал
все, чтобы задержать  вас,  чтобы  не  дать  вам  собрать  свои  силы.  Он
действовал хитро: использовал слабости людей или раздувал их  страхи,  как
подсказывали обстоятельства.  Разве  вы  не  помните,  как  он  настойчиво
советовал, чтобы ни один человек не был избавлен от охоты на  диких  гусей
на севере, в то время как истинная опасность находилась на востоке?  И  он
убедил вас запретить Эомеру  преследовать  вторгнувшихся  орков.  Если  бы
Эомер не нарушил приказ Змеиного Языка, высказанный  вашими  устами,  орки
уже достигли бы Изенгарда, приведя с собой пленников. Это,  конечно,  была
бы не та добыча, которой больше всего жаждет Саруман, но это  члены  моего
товарищества, участники тайного дела, о котором даже с вами, повелитель, я
не могу говорить открыто. Страшно подумать, что пришлось бы им испытать  и
что мог бы узнать Саруман, нам на погибель!
     - Я восхищен Эомером, -  сказал  Теоден.  -  Правдивое  сердце  может
обладать упрямым языком.
     - Скажите также, - заметил Гэндальф, - что для неверных глаз у правды
искривленное лицо.
     - Да, глаза мои были почти слепы, - согласился Теоден.  -  Но  больше
всего я восхищаюсь вами,  мой  дорогой  гость.  Вновь  вы  пришли  ко  мне
вовремя. Я хочу наградить вас по вашему выбору. Назовите  только  что-либо
принадлежащие мне. Я оговариваю только свой меч.
     - Вовремя ли я пришел или нет, еще видно будет, - ответил Гэндальф. -
Что касается подарка, повелитель, то я  выберу  то,  что  мне  необходимо.
Дайте мне Обгоняющего Тень! Он был дан мне на время. Но теперь я поеду  на
нем к большой опасности и не могу рисковать тем, что не принадлежит мне. К
тому же нас связывает любовь.
     - Ваш выбор хорош, - сказал Теоден, - и теперь я с радостью отдаю вам
коня. Но это драгоценный дар. Нет коня, равного Обгоняющему  Тень.  В  нем
воплотились могучие кони прошлого. А вам, мои остальные гости, я предлагаю
в подарок то, что можно найти в моем арсенале. Мечи вам  не  нужны,  но  у
меня есть шлемы и  кольчуги  искусной  работы,  подарки  моим  предкам  из
Гондора. И выбирайте себе, что хотите, и пусть мои подарки хорошо послужат
вам!

     Принесли вооружение из королевского арсенала,  и  Арагорн  и  Леголас
оделись в сверкающие кольчуги. Они выбрали  себе  также  шлемы  и  круглые
щиты;  щиты  были  выложены  золотом  и  усажены  драгоценными  камнями  -
зелеными, красными и белыми. Гэндальф не взял  себе  оружия,  а  Гимли  не
нуждался в кольчуге, потому что если  бы  и  нашлась  в  кладовых  Эдораса
подходящая для его фигуры стальная рубашка, она все же не могла сравниться
с его собственной, выкованной под горой на севере. Но  он  выбрал  кожаную
шапку с железными полосами, которая хорошо сидела на его  круглой  голове;
маленький щит он тоже взял. На нем, белая на зеленом фоне, была изображена
бегущая лошадь - герб дома Эорла.
     - Пусть он верно служит вам, - сказал Теоден. -  Он  был  сделан  для
меня в дни Тенгела, когда я был еще мальчиком.
     Гимли поклонился.
     - Я горд тем, Повелитель Марки,  что  буду  носить  вашу  эмблему,  -
сказал он. - И я согласен скорее нести на себе лошадь, чем чтобы она несла
меня. Собственные ноги нравятся мне больше. Но, может, я  приду  туда  где
смогу сражаться стоя.
     - Очень может быть, - сказал Теоден.
     Король встал и тут же к нему подошла Эовин с чашей.
     - Яерту Теоден Дал! - сказала  она.  -  Прими  эту  чашу  и  выпей  в
счастливый час. Да ждет тебя здоровье и удача во всех делах!
     Король выпил вино, и Эовин предложила его другим  гостям.  Когда  она
остановилась перед Арагорном, она внезапно замолчала и посмотрела на него;
глаза ее сверкали. Он взглянул на ее прекрасное лицо и улыбнулся. Когда он
взял чашу, руки их соприкоснулись, и он  заметил,  что  она  задрожала  от
этого прикосновения.
     - Будь здоров, Арагорн, сын Арахорна! - сказала она.
     - Будь здорова, госпожа Рохана! -  ответил  он,  но  лицо  его  стало
встревоженным, и он не улыбался.
     Когда все выпили, король вышел из зала. У дверей его ждали стражники,
стояли  глашатаи;  все  военачальники  и  вожди,  жившие  в  Эдорасе   или
поблизости, собрались тут же.
     - Смотрите! Я  отправляюсь  в  путь,  и  похоже  что  это  будет  мой
последний поход, - сказал Теоден. - У меня нет детей.  Теодред,  мой  сын,
убит. Я назначаю Эомера, своего племянника, наследником. Если же никто  из
нас не вернется, выберите себе повелителя по  своей  воле.  Но  кому-то  я
сейчас должен доверить своих людей, кто-то должен править вместо меня. Что
вы скажете?
     Все молчали.
     - Разве вы никого не назовете? В кого верят мои люди?
     - В дом Эорла, - ответил Гама.
     - Но я не могу оставить Эомера, - сказал король, - а он последний  из
этого дома.
     - Я не называл Эомера, - ответил Гама. - И он не последний. Есть  еще
Эовин, дочь Эомунда, его сестра.  Она  бесстрашна,  и  у  нее  благородное
сердце. Все любят ее. И пусть она будет повелительницей эорлингов, пока вы
отсутствуете.
     - Да будет так! - сказал Теоден. - Пусть глашатаи объявят народу, что
их поведет леди Эовин.
     Потом король сел в кресло перед дверьми и Эовин, поклонившись приняла
от него меч и прекрасную кольчугу.
     - Прощай, племянница! - сказал король. - Темен этот  час,  но,  может
быть, мы вернемся в золотой  зал.  В  Дунхарроу  можно  обороняться  очень
долго, а если битва окончится нашим поражением, все, кто  уцелеет,  придут
туда.
     - Не говори так! - ответила она. - Каждый день до вашего  возвращения
будет для меня  годом...  -  Но  говоря  это  она  смотрела  на  стоявшего
поблизости Арагорна.
     - Король вернется, - сказал Арагорн. - Не бойтесь! Наша  судьба  ждет
нас не на западе, а на востоке.
     Король в сопровождении Гэндальфа спустился по лестнице. Остальные шли
поодаль. Когда они подошли к воротам,  Арагорн  оглянулся.  Эовин  одиноко
стояла у входа в зал на вершине лестницы,  меч  был  поставлен  перед  ней
прямо, и ее руки лежали на его рукояти. Она была одета в кольчугу и  сияла
на солнце серебром.
     Гимли шел рядом с Леголасом, положив топор на плечо.
     - Ну, наконец-то мы выступаем, - сказал он. - Человеку нужно  сказать
много слов, прежде чем он начнет действовать.  Топору  беспокойно  в  моих
руках. Я не сомневаюсь, что эти рохиррим умеют воевать. Но все же  мне  не
нравится эта война. Как я доберусь до  поля  битвы?  Я  хочу  идти,  а  не
болтаться, как мешок, в седле Гэндальфа.
     - Более безопасное сидение, чем многие  другие,  я  думаю,  -  сказал
Леголас. - Но, несомненно, Гэндальф высадит  вас,  когда  начнется  битва.
Топор не оружие для всадника.
     - А гном не всадник. Я буду рубить  шеи  оркам,  а  не  брить  головы
людям, - сказал Гимли, перехватывая рукоять топора.
     У ворот они увидели большое войско. Молодые и старые,  все  сидели  в
седлах. Собралось более тысячи воинов. Их копья были похожи на частый лес.
Громко и радостно  закричали  они,  когда  вперед  вышел  Теоден.  Подвели
королевскую лошадь по кличке Снежная Грива и лошадей Арагорна и  Леголаса.
Гимли, хмурясь, стоял в нерешительности. К нему подошел Эомер,  ведя  свою
лошадь.
     - Приветствую вас, Гимли, сын Глоина! - воскликнул он. - У  меня  еще
не было времени научится вежливым словам под вашей палкой, как вы  обещали
мне. Но не забыть ли нам нашу ссору? Я обещаю больше не говорить злых слов
о госпоже леса.
     - Я временно забуду свой гнев, Эомер, сын Эомунда, - сказал Гимли,  -
но если вы своими глазами  увидите  госпожу  Галадриэль,  то  объявите  ее
Прекраснейшей, иначе наша дружба кончится.
     - Да будет так! - сказал Эомер. - А пока  простите  меня,  и  в  знак
прощения я прошу вас ехать со мной. Гэндальф будет впереди  с  Повелителем
Марки, но мой конь Файрфут понесет нас обоих.
     - Спасибо, - ответил довольный Гимли. - Я с радостью  поеду  с  вами,
если Леголас, мой друг поедет рядом.
     - Пусть будет по-вашему, - сказал Эомер. -  Леголас  слева  от  меня,
Арагорн - справа и никто не осмелится противостоять нам.
     - Где Обгоняющий Тень? - спросил Гэндальф.
     - Бегает в поле, - ответили ему. - Он не подпускает к себе людей. Вот
там, у брода, он, как тень, мелькает у ив.
     Гэндальф свистнул и громко позвал коня. Тот издалека затряс головой и
понесся к войску, как стрела.
     - Так появился бы западный ветер, если бы он был  видимым,  -  сказал
Эомер, когда большой конь подскакал к колдуну.
     - Подарок сделан, - сказал Теоден,  -  но  слушайте  все!  Я  называю
своего гостя, Гэндальфа  Серого  странника,  мудрейшего  из  советчиков  и
желаннейшего из всех чужеземцев, Повелителем Марки и вождем всех эорлингов
и так будет, пока живет мой род. И я дарю  ему  Обгоняющего  Тень,  принца
среди лошадей.
     - Благодарю вас, король Теоден, - сказал Гэндальф.  -  Он  неожиданно
снял серый плащ, отбросил шляпу и прыгнул на спину коня. На нем не было ни
шлема ни кольчуги. Снежно-белые волосы развевались по ветру, белая  одежда
ослепительно сияла на солнце.
     - Смотрите на белого всадника! - воскликнул Арагорн, и все подхватили
его слова.
     - Наш король и белый всадник! - закричали они. - Вперед, эорлинги!
     Загремели трубы, заржали  лошади.  Копья  ударились  о  щиты.  Король
поднял руку, и с шумом, подобным неожиданному удару  бури,  войско  Рохана
двинулось на запад.
     Далеко на равнине видела Эовин блеск их копий, одиноко стоя у входа в
молчащий дворец.

                             7. ПРОПАСТЬ ХЭЛМА

     Солнце склонялось к западу, когда  они  выехали  из  Эдораса,  и  оно
слепило глаза воинам, окутывая  поля  Рохана  золотой  дымкой.  Утоптанная
дорога вела на северо-запад у подножья белых гор, и  войско  двигалось  по
ней, поднимаясь на холмы и спускаясь в долину, пересекая множество  ручьев
и рек. Далеко впереди и справа возвышались туманные горы; с  каждой  милей
они становились  темней  и  выше.  Солнце  медленно  опускалось  за  ними.
Приближался вечер.
     Войско двигалось вперед. Необходимость подгоняла его. Боясь  приехать
слишком  поздно,   оно   двигалось   с   максимальной   скоростью,   редко
останавливаясь. Быстры и выносливы были лошади Рохана, но  впереди  лежало
еще много лиг. Сорок лиг и даже больше отделяло Эдорас от берегов и бродов
через Изен, где они  надеялись  встретить  королевских  людей,  отражавших
натиск войск Сарумана.
     Ночь смыкалась вокруг них. Наконец они остановились,  чтобы  устроить
лагерь. Они ехали уже пять часов и углубились далеко в  западные  равнины,
но более половины пути лежало еще впереди.  Большим  кругом  под  звездным
небом и серпом луны разбили они лагерь. Они не разжигали  костров,  потому
что не были уверены в  ходе  событий,  но  установили  круговую  охрану  и
разослали повсюду разведчиков,  мелькавших,  как  тени  на  равнине.  Ночь
медленно проходила без новостей и тревоги. На рассвете  прозвучал  рог,  и
менее чем через час войско вновь выступило.
     Над головой туч еще не было,  но  в  воздухе  повисла  тяжесть,  было
слишком жарко для этого времени года. Восходящее солнце окуталось  дымкой,
а за солнцем, медленно по небу, поднималась  тьма,  как  будто  с  востока
надвигалась большая буря. А на северо-западе,  у  подножья  туманных  гор,
казалось, тоже сгущалась тьма, тень медленно поползла от долины колдуна.
     Гэндальф проехал назад, туда где рядом с Эомером ехал Леголас.
     - У вас острые глаза вашего волшебного народа, Леголас, - сказал  он,
- они могут за милю отличить воробья от зяблика. Скажите мне, видите ли вы
что-нибудь там, в Изенгарде.
     - Много миль разделяет нас, - заметил Леголас, глядя туда и прикрывая
глаза ладонью. - Там движется большая тень, огромные тени передвигаются на
берегу реки, но что это такое, я не  могу  сказать.  Это  не  туман  и  не
облако, обманывающее мои глаза. Чья-то воля наложила тень на землю, и  эта
тень движется вниз по реке. Как будто сумерки бесконечного леса спускаются
с холмов.
     - А за ними идет буря из Мордора, - сказал Гэндальф. -  Будет  черная
ночь.
     Концу второго дня пути тяжесть в воздухе усилилась. В полдень  темные
тучи затянули небо, мрачный полог с большими  волнующимися  краями  затмил
меркнувший свет Солнце исчезло, кроваво-красное  в  дымном  тумане.  Копья
всадников засверкали огнем, когда последние лучи света коснулись  отвесных
пиков Трихирна. Теперь войско находилось очень близко от северного  отрога
белых гор - три неровных зубца  смотрели  на  закат  солнца.  В  последних
красных лучах воины авангарда увидели черное  пятнышко;  какой-то  всадник
скакал им навстречу. Они остановились поджидая его.
     Он подъехал, усталый человек в измятом шлеме и с  изрубленным  щитом.
Медленно он спешился и стоял  некоторое  время  тяжело  дыша.  Наконец  он
заговорил.
     - Здесь ли Эомер? - спросил он.  -  Вы  пришли  наконец,  но  слишком
поздно и со слишком малыми силами. Со времени гибели  Теодреда  дела  идут
плохо. Нас отогнали вчера от Изена с большими потерями; много нас  погибло
при переходе через реку. Ночью же свежие силы перешли через реку и  напали
на наш лагерь. Весь Изенгард, должно быть опустел. Саруман вооружил  диких
людей гор и пастухов Дунланда из-за реки и их тоже напустил  на  нас.  Нас
победили численностью, защитная стена  разбита.  Эркенбранд  из  Вестфолда
собрал уцелевших и увел их в свою крепость  у  пропасти  Хэлма.  Остальные
рассеяны.
     Где Эомер? Скажите ему, что впереди нет надежды. Он должен  вернуться
в Эдорас, до того как там окажутся волколаки Изенгарда.
     Теоден молчал, скрытый от воина своей стражей. Теперь он двинул  свою
лошадь вперед.
     - Стань передо мной, Кеорл, - сказал он. - Я здесь. Последнее  войско
эорлингов идет вперед. Оно не вернется без сражения.
     Лицо воина озарилось радостью и удивлением.  Он  взял  себя  в  руки.
Поклонился, протянув зазубренный меч королю.
     - Приказывай, повелитель!  -  воскликнул  он.  -  И  прости  меня!  Я
думал...
     - Ты думал, что я остался в Медуселде, согнутый,  как  старое  дерево
под зимним небом. Так и было, когда ты выехал на войну. Но западный  ветер
стряхнул снег с ветвей, - продолжал Теоден. -  Дайте  ему  свежую  лошадь!
Пусть скачет на помощь Эркенбранду!
     Пока Теоден говорил, Гэндальф проехал немного  вперед  и  смотрел  на
север, на Изенгард, и на запад, на садящееся солнце. Потом вернулся.
     - Скачите, Теоден! - сказал он. - Скачите к пропасти Хэлма! Не  идите
к броду через Изен и  не  задерживайтесь  на  равнине!  Я  же  должен  вас
оставить на некоторое время. И Обгоняющий Тень понесет  меня  по  срочному
делу. - Повернувшись к Арагорну, Эомеру и воинам  королевской  стражи,  он
воскликнул. - Берегите Повелителя Марки до моего возвращения! Ждите меня у
ворот Хэлма. Прощайте!
     Он шепнул что-то Обгоняющему Тень, и большой конь понесся, как стрела
из лука. Пока все смотрели на него, он  уже  исчез  -  вспышка  серебра  в
солнечном закате, ветер на радужной траве, тень, мелькнувшая и исчезнувшая
из виду. Снежная Грива фыркнул и напрягся, готовый следовать  за  ним,  но
лишь быстрая крылатая птица могла состязаться с ним в скорости.
     - Что это значит? - спросил один из воинов у Гамы.
     - Гэндальф Серый торопится, - ответил Гама. - Он  всегда  приходит  и
уходит неожиданно.
     - Змеиный Язык, будь он здесь, не затруднился  бы  объяснить  это,  -
сказал другой воин.
     - Верно, - согласился Гама, - но что касается меня, то я подожду пока
не увижу Гэндальфа вновь.
     - Может, тебе придется долго ждать, - заметил второй воин.
     Войско свернуло в сторону от дороги к броду через Изен и двинулось  к
югу. Опустилась ночь, а они продолжали путь. Холмы становились  ближе,  но
высокие пики Трихирна по-прежнему смутно возвышались  на  фоне  темнеющего
неба. Все еще в нескольких милях, на дальней стороне  долины  Вестфолд,  в
горы вдавался большой зеленый участок, а из  него  в  горы  уходило  узкое
ущелье. Люди называли это ущелье пропастью Хэлма, по имени древнего героя,
который оборонялся здесь во время войны. Крутое и  узкое,  оно  уходило  в
горы с севера в тени Трихирна, с обеих сторон его возвышались, как могучие
башни высокие утесы закрывающие свет.
     У ворот Хэлма, перед входом в пропасть, на скальном возвышении стояли
высокие и древние стены, а внутри них высокая  башня.  Люди  рассказывали,
что во времена прошлой  славы  Гондора,  морские  короли  построили  здесь
крепость руками гигантов. Ее назвали Хорнбург, потому что труба,  звучащая
у входа в ущелье, многократным эхом отражалась в глубине, как будто  давно
забытые армии выходили из пещер под горами. Люди древности проложили стену
от Хорнбурга к южному утесу, преграждая вход в ущелье. Под ней по-прежнему
широкому каналу протекал глубокий ручей. Он  извивался  у  подножья  скалы
Хорнрок и, пройдя через широкий зеленый участок в форме  клина,  спускался
от ворот в долину хэлма. Оттуда через долину  глубокую  он  направлялся  в
долину Вестфолд. Здесь в Хорнбурге, у ворот Хэлма,  находился  Эркенбранд,
начальник области Вестфолда у границ Марки. В  черные  дни,  когда  угроза
войны становилась все яснее, он, проявив  мудрость,  восстановил  стену  и
усилил крепость.
     Всадники находились еще в широкой долине перед входом в ущелье, когда
впереди послышались крики разведчиков и звуки рога.  Из  тьмы  со  свистом
полетели стрелы. Разведчики быстро поскакали назад  и  доложили,  что  всю
долину занимают всадники на волках и что множество  орков  и  диких  людей
спешит к югу со стороны брода через Изен, направляясь к ущелью Хэлма.
     - Мы видели много наших убитых при отступлении, - сказал разведчик, -
и встретили несколько групп, бредущих туда и сюда без предводителей. Никто
не знает, что случилось с Эркенбрандом. Вероятно,  его  догнали  здесь  до
того, как он успел добраться до ворот Хэлма.
     - Видели ли вы там Гэндальфа? - спросил Теоден.
     - Да, повелитель. Многие видели старика в белом,  скакавшего  взад  и
вперед,  как  ветер.  Некоторые  решили,  что  это  Саруман.  Говорят,  до
наступления ночи он направился к  Изенгарду.  Говорят  также,  что  раньше
видели Змеиного Языка. Он направлялся на север с отрядом орков.
     - Плохо придется Змеиному Языку, если Гэндальф его догонит, -  сказал
Теоден. - А пока же я утратил обоих своих советников: старого и нового. Но
в этих условиях нам не остается ничего, кроме выполнения совета Гэндальфа,
мы пойдем к воротам Хэлма, есть там Эркенбранд или нет. Известно ли, каков
размер войска, пришедшего с севера?
     - Оно очень велико, - сказал разведчик.  -  Бегущие  считают  каждого
врага дважды, но я говорил с храбрыми людьми и не сомневаюсь, что  главные
силы врага во много раз превосходят нас по численности.
     - Значит, нам нужно быть быстрыми, - сказал Эомер. - Ударим по врагу,
который находится между нами и крепостью. В пропасти  Хэлма  есть  пещеры,
где могут спрятаться сотни; и тайные пути ведут отсюда в холмы.
     - Не доверяйте тайным  путям,  -  заметил  король.  -  Саруман  давно
шпионил здесь, разузнавая  секреты.  Но  в  некоторых  местах  наши  могут
защищаться долго. Идемте!
     Арагорн  и  Леголас  ехали  теперь  с  Эомером   в   авангарде.   Они
продвигались вперед в сгущающейся ночи все медленнее и медленнее, по  мере
того как  дорога  поднималась,  углубляясь  в  горы.  Они  встретили  лишь
нескольких врагов. Тут и там встречались банды  грабителей-орков,  но  они
разбегались, прежде чем всадники успевали догнать и убить их.
     - Боюсь, что пройдет немного времени, - сказал Эомер, - и известие  о
нашем приходе дойдет до предводителя врагов - Сарумана, или того, кого  он
назначил начальником.
     За ними слышался гул войны. Во тьме они слышали звуки хриплого пения.
Забравшись глубоко в ущелье, они оглянулись и увидели факелы, бесчисленные
точки огня на черных полях  сзади,  разбросанные,  как  красные  цветы,  и
извивающиеся вверх  от  низин  длинными  мерцающими  линиями.  Тут  и  там
вспыхивали большие языки пламени.
     - За нами движется большое войско, - заметил Арагорн.
     - Они несут с собой факелы и жгут стога и деревья,  а  также  хижины.
Это была богатая долина со многими фермами. Горе моему народу!
     - Если бы был день, мы могли бы броситься на них с гор, как  буря!  -
сказал Арагорн. - Меня огорчает необходимость бежать перед ними.
     - Нам не нужно бежать дальше, - сказал  Эомер.  -  Долина  Хэлма  уже
недалеко, через нее проходит древний ров и вал, в четверти мили от входа в
пропасть Хэлма. Там мы сможем повернуть и начать сражение.
     - Нет нас слишком мало, чтобы оборонять долину, - сказал Теоден. -  В
ширину она не менее мили, и вход в пропасть очень широк.
     - У входа в пропасть может остаться наш арьергард, - сказал Эомер.
     Не было ни звезд, ни луны, когда всадники подъехали  к  бреши,  через
которую с шумом протекал ручей. Рядом с ним проходила дорога от Хорнбурга.
Неожиданно перед ними появился вал - высокая тень перед темной ямой. Когда
они подъехали, их окликнул часовой.
     - Повелитель Марки направляется к воротам Хэлма, - ответил Эомер. - Я
Эомер, сын Эомунда, отвечаю.
     - Это хорошая новость, когда у нас уже не осталось надежды, -  сказал
часовой. - И торопитесь! Враг идет за вами по пятам.
     Войско прошло  через  брешь  и  остановилось  на  газоне  внутреннего
склона. Здесь они с радостью узнали, что Эркенбранд  оставил  много  людей
оборонять ворота Хэлма, а еще больше прошли через брешь внутри.
     - Вероятно, у нас  осталось  на  ногах  не  менее  тысячи,  -  сказал
Гамлинг, старый  воин,  командовавший  теми,  кто  охранял  проход.  -  Но
большинство из них видело слишком много зим, как и я,  или  слишком  мало,
как мой внук. Какие новости от Эркенбранда? Вчера до нас  дошло  известие,
что он отступает сюда со всеми оставшимися всадниками Вестфолда;  но  сюда
он не пришел.
     - Боюсь, что он и не придет,  -  заметил  Эомер.  -  Наши  разведчики
ничего не узнали о нем, а враг заполнил всю долину за нами.
     - Я хотел бы, чтобы он спасся, - сказал  Теоден.  -  Он  был  могучим
воином. В нем ожила мощь Хэлма Молоторукого. Но  мы  не  можем  ждать  его
здесь. Мы должны ввести все наши войска за  стену.  Достаточно  ли  у  вас
запасов? Мы привезли с собой  мало  провизии,  потому  что  торопились  на
битву, а не в осаду.
     - За нами в пещерах пропасти скрывается народ  Вестфолда:  старики  и
дети, женщины и девушки, - сказал Гамлинг.  -  Но  здесь  собраны  большие
запасы пищи, а также стада и корм для них.
     - Это хорошо, - одобрил Эомер. - Враги сожгли и уничтожили  все,  что
осталось в долине.
     - Если они  собираются  приобрести  наше  добро  у  ворот  Хэлма,  им
придется дорого заплатить за него, - сказал Гамлинг.
     Король и его всадники проехали дальше. Там, где мост пересекал  ручей
они спешились. Длинной цепочкой провели они  лошадей  вверх  по  склону  и
вошли в ворота Хорнбурга. Здесь их  встретили  с  радостью  и  обновленной
надеждой: теперь здесь было достаточно людей для обороны  и  Хорнбурга,  и
стены.
     Эомер быстро привел своих людей к готовности. Король со своей охраной
остался  в  Хорнбурге,  здесь  находилось  также  большинство   людей   из
Вестфолда. Большую часть своих сил Эомер разместил на  стене,  потому  что
здесь защита была наиболее  слабой.  Лошадей  отвели  глубже  в  ущелье  с
небольшой охраной.
     Стена была в двадцать футов  высотой  и  такой  толщины,  что  четыре
человека могли пройти в ряд по ее верху; по верху стены проходил  парапет,
через который мог перегнуться только очень высокий человек. Тут  и  там  в
нем были проделаны бойницы, через которые можно было  стрелять.  Сзади  на
эту стену вели три пролета лестницы, но спереди стена была ровной, большие
камни так были подогнаны друг к другу,  что  между  ними  невозможно  было
найти щель.
     Гимли стоял на стене, облокотившись на бруствер. Леголас сидел  рядом
с ним, поглаживая рукой лук и вглядываясь вперед, в темноту.
     - Это мне нравится больше, - проговорил Гимли, - топая  по  камню.  -
Сердце мое оживает, когда мы приближаемся к горам. Здесь отличные скалы. У
этой  страны  отличные  кости.  Я  чувствовал  их  под  ногами,  когда  мы
поднимались сюда из долины. Дайте мне год и сотню моих родственников, и  я
превратил бы это место в такую крепость, от которой армии откатывались как
вода.
     - Я не сомневаюсь в этом, - сказал Леголас. - Но вы - гном, а гномы -
странный народ. Мне это место не нравится  и  еще  меньше  понравится  при
дневном свете. Но вы успокаиваете меня, Гимли, и  я  рад  стоять  рядом  с
вами, рядом с вашими крепкими ногами и вашим острым топором. Я  хотел  бы,
чтобы среди нас было больше вашего народа. Но еще больше я обрадовался  бы
сотне добрых лучников из Чернолесья.  Нам  они  необходимы.  У  Мустангрим
по-своему хорошие лучники, но их здесь слишком мало.
     - Пока для стрельбы из лука темно, - заметил  Гимли.  -  В  сущности,
сейчас нужно только спать. Спать! Я так хочу спать, как ни  одни  гном  не
хотел. Езда верхом - утомительная работа. Но мой топор  беспокоен  в  моей
руке. Дайте мне ряд орочьих шей и простор для размаха, и вся  усталость  с
меня спадет.
     Медленно проходило время. Далеко внизу в долине  горели  разбросанные
огни.  Медленно  приближались  войска  Изенгарда.  Видны   были   медленно
движущиеся линии факелов.
     Неожиданно от стены послышались крики. У входа  загорелось  множество
факелов и пылающих ветвей. Потом они рассыпались  и  погасли.  По  полю  к
воротам Хорнбурга скакали люди. Возвращался арьергард войска вестфолдцев.
     - Враг близко! - кричали они. - Мы истратили стрелы и  наполнили  всю
долину мертвыми орками. Но это не остановит  их  надолго.  Они  во  многих
местах пересекли ручей и идут, многочисленные, как муравьи. Но мы  научили
их не носить с собой факелы.
     Была середина ночи. Небо  было  совершенно  темным,  и  неподвижность
воздуха предвещала бурю. Неожиданно облака  осветились  вспышкой  пламени.
Ветвистая молния ударила в восточных холмах. На мгновение  наблюдатели  на
стенах увидели все пространство между стеной и долиной,  освещенное  белым
светом:  оно  все  кишело  черными  фигурами,  некоторые  были  широкие  и
приземистые, другие высокие, с высокими шлемами и поднятыми щитами.  Сотни
и сотни новых вливались в долину, устремляясь к стене.  Гром  прогремел  в
долине. Пошел проливной дождь.
     Стрелы, частые как дождь, со свистом взвились в воздух и со звоном  и
стуком ударились о камень. Некоторые достигли цели. Атака  пропасти  Хэлма
началась, но изнутри не раздалось ни звука, не вылетела ни  одна  ответная
стрела.
     Нападающие остановились, удивленные зловещим молчанием скал и  стены.
Вновь и вновь молнии разрывали  тьму.  Потом  орки  закричали,  размахивая
копьями и мечами, и пустили тучу стрел на укрепление. Люди Марки удивленно
глядели на них: казалось, перед  ними  расстилалось  поле  темного  зерна,
убираемого жатвой войны, и каждый колос горел языком пламени.
     Загремели трубы. Враги бросились вперед - некоторые к стене, другие -
к склону, ведущему к воротам Хорнбурга. Впереди шли орки  высокого  роста,
за ними - дикие люди из Дунланда. Сверкнула молния и отразилась от каждого
шлема и щита; повсюду виднелся знак Изенгарда - рука. Нападающие  достигли
вершины скалы и устремились к воротам.
     Только тогда пришел ответ: туча стрел встретила  их  и  град  камней.
Нападающие остановились, заколебались и  повернули  назад;  затем  ударили
снова, были отбиты и снова напали, и каждый раз, надвигающееся  море,  они
останавливались на более высоком месте. Снова прозвучали трубы,  и  вперед
бросилась толпа ревущих людей. Они держали свои большие щиты над головами,
как крышу, и несли два огромных ствола  дерева.  За  ними  крались  орочьи
лучники, посылая тучи стрел в лучников на стене... Им удалось пробиться  к
воротам. Стволы, раскачиваемые сильными руками, ударили в ворота с громким
гулом. Если одни из людей у таранов падал от удара камня или  стрелы,  его
место тут же занимал другой. Снова и снова раскачивались и ударяли большие
тараны.
     Эомер и Арагорн стояли вместе на стене. Они  слышали  рев  голосов  и
удары  таранов;  затем  при  очередной  вспышке  они  заметили   опасность
угрожающую воротам.
     - Идем! - сказал Арагорн. - Пора обнажить мечи!
     Они побежали  по  стене,  спустились  по  лестнице  и  направились  к
внешнему двору Хорнбурга. По пути они  собрали  небольшую  группу  сильных
воинов с мечами. Там  был  небольшой  запасной  выход,  ведший  на  запад,
навстречу поднимались скалы. Отсюда узкая тропа  вела  к  большим  воротам
между стеной и крутым утесом. Арагорн и Эомер вышли через  эту  дверь,  их
люди шли за ними. Два меча блеснули, как один, вырвавшись из ножен.
     - Гутвин! - закричал Эомер. - Гутвин за Марку!
     - Андрил! - подхватил Арагорн. - Андрил за Дунадан!
     Сбоку ударили они на диких  людей.  Андрил  поднимался  и  опускался,
сверкая белым пламенем. Крики прозвучали по стене и в крепости:
     - Андрил! Андрил вышел на войну! Меч,  который  был  сломан  сверкает
вновь!
     Ошеломленные  этим,  нападающие  выпустили  тараны   и   повернулись,
собираясь сражаться; но их  стена  из  щитов  была  разбита  молниеносными
ударами, и они были опрокинуты, рассечены надвое и прижаты к скале. Орочьи
лучники начали дико стрелять и затем обратились в бегство.
     На мгновение Эомер и Арагорн остановились перед воротами. В отдалении
прогремел гром. Далеко, среди гор на юге, сверкали молнии. С севера  подул
резкий ветер. Он разорвал облака,  и  в  разрывах  появились  звезды.  Над
холмами поднялась луна.
     - Мы пришли недостаточно быстро, - сказал Арагорн, глядя на ворота.
     Их большие петли и стальные брусья были  согнуты  и  разбиты;  многие
бревна были расщеплены.
     - Но мы-то не можем стоять здесь, защищая ворота, - возразил Эомер. -
Смотрите! - Он указал на склон. За ручьем снова  собирался  большой  отряд
орков и людей. Засвистели стрелы и стали ударятся о камни  вокруг  них.  -
Идемте! Мы должны вернуться и посмотреть, не удастся  ли  укрепить  ворота
изнутри.
     Они повернулись и побежали. В  этот  момент  несколько  дюжин  орков,
лежавших неподвижно среди убитых, вскочили и молча бросились за ними. Двое
упали Эомеру под ноги, он споткнулся, и следующее мгновение они навалились
на него. Но тут маленькая черная фигурка, которую раньше никто не заметил,
выпрыгнула из тени с хриплым криком:
     - Барук казад! Казад ай-мену!
     Дважды взметнулся топор. Два орка  упали  обезглавленными.  Остальные
бежали.
     Эомер поднялся на ноги еще до того, как к нему подбежал Арагорн.
     Боковой выход  закрыли,  зажав  изнутри  стальной  балкой  и  завалив
камнями. Когда все благополучно оказались внутри, Эомер обернулся.
     - Благодарю вас, Гимли, сын Глоина! - сказал он. - Я не знал, что  вы
были с нами на вылазке. Но на этот раз непрошенный гость  оказался  лучшим
товарищем. Как вы оказались здесь?
     - Я пошел за вами, - ответил Гимли, - но взглянул на диких  людей,  и
они показались мне слишком большими для меня, поэтому я сидел  у  камня  и
смотрел на вашу игру мечами.
     - Мне не легко будет отплатить вам, - заметил Эомер.
     - Еще до  конца  ночи  может  представиться  немало  возможностей,  -
засмеялся гном. - Но я удовлетворен. До сих пор с самого выхода из Мории я
не рубил ничего, кроме дров.
     - Два! - сказал Гимли, опуская свой топор. Он вернулся на свое  место
на стене.
     - Два? - переспросил Леголас. - Я действовал лучше, хотя  теперь  мне
придется искать стрелы: все свои я истратил.  Я  уложил  по  крайней  мере
двадцать. Но это лишь несколько листьев в лесу.
     Небо быстро прояснилось, ярко светила луна. Но свет  ее  принес  мало
надежды для всадников Рохана. Казалось, врагов стало больше, и через брешь
в долину  вливались  все  новые.  Вылазка  дала  лишь  временный  выигрыш.
Нападение на ворота возобновилось. Вокруг стены войска ревели,  как  море.
От одного конца до другого кишели орки и дикари. Они  бросали  на  парапет
веревки с крюками быстрее, чем защитники успевали сбрасывать их  вниз  или
обрубать. Были подняты сотни длинных лестниц. Многие  обрушились,  но  еще
больше заняло их место. Орки прыгали на них, как обезьяны в  темных  лесах
юга. Мертвые и раненые лежали у стены грудами, как галька на берегу моря в
бурю. Эти отвратительные груды все росли, но враги все прибывали.
     Люди Рохана устали. Все их стрелы были истрачены,  мечи  зазубрились,
щиты избиты. Трижды Арагорн и Эомер устраивали вылазки  и  трижды  сверкал
Андрил, отгоняя врагов от стены.
     И тут сзади, в глубине  пропасти,  поднялся  шум.  Орки,  как  крысы,
пробрались в тени утесов и ждали, пока наверху завяжется горячая схватка и
почти все защитники будут заняты обороной стены.  Тогда  они  ворвались  в
пропасть и оказались среди людей, напав на охрану.
     С яростным криком, отразившимся от утесов, Гимли спрыгнул со стены.
     - Казад! Казад!
     Он нашел себе работу.
     - Эй! - закричал он. - Орки внутри стены. Эй!  Сюда,  Леголас!  Здесь
работы хватит для нас обоих! Казад ай-мену!
     Гамлинг, стоя на стене Хорнбурга, услышал  голос  гнома,  перекрывший
шум схватки.
     - Орки в пропасти! - закричал он. - Хэлм! Хэлм! Вперед, хэлминги!
     С этим криком он побежал вниз по лестнице,  и  множество  вестфолдцев
последовало за ним.
     Их удар был яростным и  неожиданным,  и  орки  дрогнули  перед  ними.
Вскоре они были зажаты в узком  ущелье  и  все  перебиты  или  сброшены  с
высокого обрыва.
     - Двадцать один! - воскликнул Гимли. Он  взмахнул  топором  и  уложил
последнего орка. - Мой счет увеличился, мастер Леголас.
     - Нам нужно заложить эту крысиную дыру, - сказал Гамлинг. -  Говорят,
гномы искусны в работе с камнем. Помогите нам, мастер!
     - Мы не обрабатываем камни ни боевым топором,  ни  голыми  руками,  -
сказал Гимли. - Но я помогу, чем смогу.
     Они собрали, сколько смогли найти, булыжников и обломков скал, и  под
руководством Гимли вестфолдцы заложили внутренний конец подземного канала,
оставив только узкую щель.  Ручей  глубокий,  раздувшийся  от  наводнения,
забурлил, и медленно начал образовываться в пруд от утеса до утеса.
     - Наверху будет суше, - сказал Гимли. - Идемте,  Гамлинг,  посмотрим,
что делается на стене!
     Он поднялся наверх и увидел Леголаса рядом  с  Арагорном  и  Эомером.
Эльф вытирал свой длинный нож. В атаках наступил перерыв, так как  попытка
пробиться через подземный канал потерпела неудачу.
     - Двадцать один! - сказал Гимли.
     - Хорошо! - у, пил Леголас. - Но мой счет достиг двух дюжин. Тут была
работа для ножа.
     Эомер и Арагорн устало опирались на мечи. Снова громко  зазвучал  шум
битвы. Но Хорнбург продолжал держаться прочно,  как  остров  в  море.  Его
ворота лежали в руинах, но за баррикаду из балок и  камней  не  прошел  ни
один враг.
     Арагорн посмотрел на бледные звезды и  луну,  теперь  склоняющуюся  к
западным холмам, окружавшим долину.
     - Ночь длинна, как год, - сказал он. - И скоро ли настанет день?
     - Рассвет близко, - сказал Гамлинг, который поднялся на стену рядом с
Арагорном. - Но, боюсь, рассвет не принесет нам надежду.
     - Рассвет всегда вселяет в людей надежду, - возразил Арагорн.
     - Но эти создания из  Изенгарда,  эти  полуорки-полулюди,  выращенные
грязным искусством Сарумана, они не боятся солнца, - сказал Гамлинг. -  Не
боятся и дикие люди с холмов. Разве вы не слышите их голосов?
     - Я слышу их,  -  ответил  Эомер,  -  но  для  моих  ушей  их  голоса
напоминают рев зверей или крик птиц.
     - Многие кричат на языке Дунланда, - ответил Гамлинг. - Я  знаю  этот
язык. И это древний язык людей, на котором  когда-то  говорили  во  многих
долинах Марки. Слушайте! Они ненавидят нас и радуются: наша судьба кажется
им очевидной.
     - Король, король! - кричат они.  -  Мы  захватим  их  короля!  Смерть
Форгейлу! Смерть соломенноголовым! Смерть грабителям с севера! -  Так  они
называют нас. За полтысячи лет не забыли они своей обиды, когда повелители
Гондора отдали  Марку  Эорлу  Юному  и  заключили  с  нами  союз.  Саруман
воспламенил  старую  ненависть.  Когда  они  поднимаются,  это  опасный  и
жестокий народ. Они не отступят ни на рассвете, ни в сумерках, пока Теоден
не будет захвачен или пока они сами не будут убиты.
     - Тем не менее день принесет мне надежду, - сказал Арагорн.  -  Разве
не сказано, что Хорнбург не будет взят, пока его защищают люди?
     - Так говорили менестрели, - сказал Эомер.
     - Оправдаем их слова и нашу надежду.
     В этот момент раздался звук труб. Послышался грохот, блеснуло  пламя,
поднялся столб дыма. Воды  глубокого  ручья  с  шумом  и  пеной  вырвались
вперед: их больше ничего не сдерживало  -  зияющая  брешь  образовалась  в
стене. Через эту брешь вливалось войско Сарумана.
     - Выдумка Сарумана! - воскликнул Арагорн. - Они  снова  пробрались  в
подземный канал, пока мы разговаривали, и зажгли огонь Ортханка у нас  под
ногами. Элендил, Элендил! - вскричал он, устремляясь к бреши.  Но  тут  же
сотни лестниц поднялись под укреплениями. Через брешь и стены, как  черная
волна,  заливающая  песок,  хлынули  нападающие.  Защита   была   сметена.
Некоторые  всадники  отступили  вглубь   пропасти,   сражаясь   и   падая,
продвигаясь шаг за шагом к пещерам. Остальные прорывались к крепости.
     Широкий мощенный склон поднимался от стены к  воротам  Хорнбурга.  На
нем стоял Арагорн. В его руке сверкал Андрил,  и  ужас  перед  этим  мечом
удерживал врагов, пока мимо Арагорна один за  другим  проходили  защитники
стены. На верху лестницы стоял Леголас. Лук  его  был  натянут,  последняя
стрела лежала на тетиве, он  всматривался  вперед,  готовый  выстрелить  в
первого же орка, который осмелится приблизиться к лестнице.
     - Все, кто мог добраться,  уже  внутри,  Арагорн,  -  крикнул  он.  -
Поднимайтесь!
     Арагорн повернулся и побежал по лестнице, но споткнулся от усталости.
Немедленно враги устремились вперед. С криками вверх бежали орки,  вытянув
вперед руки, чтобы схватить Арагорна. Передний упал  с  последней  стрелой
Леголаса в горле, но другие перепрыгнули через него.  Но  тут  же  большой
камень, пущенный сверху, покатился  по  лестнице,  сметая  орков.  Арагорн
добежал до двери, и она быстро захлопнулась за ним.
     - Дела идут плохо, друзья мои, - сказал он, вытирая рукой пот со лба.
     - Очень плохо, - согласился Леголас. - Но не безнадежно,  пока  вы  с
нами. Где Гимли?
     - Не знаю, - ответил Арагорн. - Последний раз я видел его,  когда  он
сражался у основания стены, но враги разделили нас.
     - Увы! Это злая новость, - сказал Леголас.
     - Он крепок и силен, - сказал Арагорн.  -  Будем  надеяться,  что  он
сумеет  пробиться  к  пещерам.  Там  на  некоторое  время   он   будет   в
безопасности. В большей чем мы. Такое убежище должно понравиться гному.
     - Я буду надеяться на это, - согласился Леголас. -  Но  лучше  бы  он
пришел сюда. Я хотел  бы  сказать  мастеру  Гимли,  что  мой  счет  достиг
тридцати девяти.
     - Если он пробьется к пещерам, он превзойдет ваш  счет,  -  засмеялся
Арагорн. - Я никогда не видел такого искусного топора.
     - Я должен идти поискать стрелы, -  сказал  Леголас.  -  Кончится  ли
когда-либо эта ночь, чтобы я мог получше целиться?

     Арагорн прошел в крепость. Здесь, к своему отчаянию,  он  узнал,  что
Эомер не пробился в Хорнбург.
     - Нет, он не вернулся от стены, - сказал один из вестфолдцев. - Когда
я в  последний  раз  видел  его,  он  собирал  вокруг  себя  людей,  чтобы
пробиваться ко входу в крепость. С ним были Гамлинг и гном; но  я  не  мог
пойти с ними.
     Арагорн прошел через внутренний двор и  поднялся  на  высокую  башню.
Здесь у узкого окна стоял король, глядя на долину.
     - Какие новости, Арагорн? - спросил он.
     -  Стена  прорвана,  повелитель,  и  защита  ее  сметена,  но  многие
пробились в крепость.
     - Эомер здесь?
     -  Нет,  повелитель.  Но  многие  ваши  люди  отступили  в  пропасть;
некоторые утверждают, что с ними был и Эомер. В узком  ущелье  они  сумеют
отразить врага и прорваться в пещеры. Есть ли у  них  там  надежда,  я  не
знаю.
     - Больше, чем у нас. Там  хранятся  запасы  провизии.  И  воздух  там
свежий из-за щелей в скалах. Никто не сможет ворваться в пещеры,  если  их
защищают решительные люди. Они могут продержаться там долго.
     - Орки применили колдовство Ортханка, повелитель, - сказал Арагорн. -
Они использовали взрыв и огонь и, благодаря этому захватили стену.  Им  же
они могут завалить вход в пещеру и замуровать  защитников.  Но  сейчас  мы
должны обратить все мысли к собственной обороне.
     - Я мучаюсь в этой тюрьме, - сказал Теоден. - Если  бы  я  мог  взять
копье и поскакать по полю впереди моего войска, то я,  может  быть,  вновь
ощутил бы радость битвы. Но здесь от меня мало пользы.
     - Здесь вас по крайней мере охраняют в самой сильной крепости  Марки,
- сказал Арагорн. - Здесь больше надежды защитить вас, чем в  Эдорасе  или
даже в Дунхарроу в горах.
     - Говорят, Хорнбург никогда не уступал нападающим, - сказал Теоден. -
Но теперь же сердце  мое  в  сомнении.  Мир  меняется,  и  то  что  раньше
считалось сильным, теперь небезопасно. Как  может  крепость  противостоять
такому количеству врагов и такой ненависти? Если бы я знал,  что  Изенгард
собрал такую силу, я бы, наверное, не решился выступить  несмотря  на  все
искусство Гэндальфа. Его совет не кажется сейчас таким  хорошим,  как  при
свете утреннего солнца.
     - Не судите о совете Гэндальфа, пока все не кончилось, повелитель,  -
сказал Арагорн.
     - Конца ждать недолго, -  возразил  король.  -  Но  я  не  хочу  быть
захваченным здесь, как старый барсук в норе.  Хасуфель,  Снежная  Грива  и
лошади моей охраны находятся во внутреннем дворе. Когда придет рассвет,  я
прикажу трубить в рог Хэлма и выеду вперед. Поедете со мной, сын Арахорна?
Может быть, мы сумеем пробиться или погибнем так, что будем достойны песни
- если останется кто-нибудь, чтобы воспеть наш конец.
     - Я поеду с вами, - сказал Арагорн.
     Получив разрешение, он вернулся на стену  крепости  и  обошел  ее  по
кругу, подбадривая людей и помогая там, где нападение было сильно.  С  ним
шел Леголас. Вспышки  огня  поднимались  снизу.  Забрасывались  веревки  с
крюками, ставились лестницы. Вновь и вновь поднимались орки  на  стену,  и
снова обороняющиеся сбрасывали их.
     Наконец  Арагорн  остановился  над  большими   воротами,   утыканными
стрелами врагов. Поглядев вперед,  он  увидел,  что  восточный  край  неба
бледнеет. Тогда он поднял руку ладонью вперед в знак перемирия.
     Орки завопили и заулюлюкали:
     - Спускайся! Спускайся! - кричали они. - Если хочешь говорить с нами,
спускайся! Приведи с собой своего короля! Мы боевые урук-хей.  Мы  вытащим
его из норы, если он не выйдет сам. Приведи своего прячущегося короля!
     - Король остается или выходит по своей воле, - сказал Арагорн.
     -  Тогда  что  здесь  делаешь  ты,  -  спросили  они.  -   Зачем   ты
выглядываешь? Хочешь увидеть величину нашей армии? Мы боевые урук-хей!
     - Я хочу увидеть рассвет, - сказал Арагорн.
     - Что тебе рассвет? - насмешливо кричали они. - Мы  урук-хей;  мы  не
прекращаем битву ни днем, ни ночью, ни в хорошую погоду,  ни  в  бурю.  Мы
будем убивать при солнце и при луне. Что тебе рассвет?
     - Никто не знает, что принесет ему новый день, -  сказал  Арагорн.  -
Уходите, пока вас не настигло зло.
     - Сходи, или мы подстрелим тебя на стене, - закричали они. -  Никаких
переговоров! Тебе нечего сказать!
     - У меня есть что сказать, - возразил им Арагорн. - Никто еще не  мог
взять Хорнбург. Уходите, или никто из вас не уцелеет. Никто не останется в
живых, чтобы рассказать об этом вашему хозяину. Вы не знаете того, что вас
ожидает.
     Так властно и уверенно говорил Арагорн, стоя на  разрушенных  воротах
перед вражеским войском, что многие дикари замолчали  и  оглянулись  через
плечо в долину, а некоторые  с  сомнением  посмотрели  на  небо.  Но  орки
засмеялись громкими голосами; туча стрел  взвилась  в  воздух,  и  Арагорн
спрыгнул в укрытие.
     Раздался грохот, блеснул огонь, арка  над  воротами,  на  которой  он
стоял мгновение назад, рухнула в облаке дыма и пыли.
     Заграждение за воротами было разбито  и  разметено  громовым  ударом.
Арагорн побежал в башню короля.
     Но как только арка обрушилась и орки закричали, готовясь к атаке, как
за ними послышался гул ветра. На расстоянии постепенно  он  превратился  в
крики многих голосов, выкрикивающих странные новости снизу. Орки,  услышав
крики отчаяния, заколебались и попятились.  И  тут  неожиданно  и  страшно
загремел на башне рог Хэлма.
     Все, услышавшие этот звук, задрожали. И многие орки упали лицом вниз,
зажимая уши. Из пропасти долетело эхо, как будто  на  каждом  утесе  стоял
могучий глашатай. А люди на стене вглядывались,  удивленно  прислушиваясь:
эхо не затихало. Вновь и вновь звучал рог среди холмов; все ближе и громче
перекликались рога, трубя яростно и свободно.
     - Хэлм! Хэлм! - закричали всадники. - Это Хэлм восстал  и  пришел  на
битву. Хэлм за короля Теодена!
     С этими криками появился король. Лошадь под ним была бела, как  снег,
золотым был его щит, длинным было его копье. Справа от него ехал  Арагорн,
потомок Элендила, а сзади - воины из дома Эорла Юного.  Небо  просветлело.
Ночь отступила.
     - Вперед, эорлинги!
     С громким криком и шумом они ударили на врага. Вниз поскакали  они  и
понеслись по войску Изенгарда, как ветер по  траве.  Из  глубины  пропасти
послышались крики людей, вышедших из пещер и ударивших по врагу.
     Король и его спутники скакали вперед. Враги  бежали  перед  ними.  Ни
орки, ни люди не могли противостоять им. Спины их были обращены к мечам  и
копьям всадников, а лица - в сторону долины. Они кричали и вопили,  потому
что в свете дня они увидели нечто удивительное и страшное.
     Король Теоден со своими спутниками выехал из ворот Хэлма.  Здесь  они
остановились. Уже было совсем светло. Лучи солнца освещали холмы. Всадники
стояли молча и смотрели вниз, на долину.
     Местность изменилась. Там, где раньше  были  зеленые  поля  и  склоны
холмов,  стоял  лес.  Большие  деревья  ряд  за  рядом  стояли  молча,  со
спутанными ветвями и седыми головами; их изогнутые корни были погружены  в
высокую зеленую траву. Тьма царила меж ними. Между  выходом  из  ущелья  и
краями безымянного леса  лежало  всего  лишь  с  четверть  мили  открытого
пространства. Его покрывали толпы гордого войска  Сарумана,  мечущегося  в
ужасе перед королем и деревьями, выбегая из ворот Хэлма, они  устремлялись
вниз, и вскоре все  ущелье  очистилось  от  них.  И  дальше  они  начинали
метаться, как пойманные мухи. Напрасно они пытались взобраться на отвесные
стены долины. С востока слишком крутой была каменная  стена,  а  с  запада
приближался их конец.
     Внезапно на хребте появился всадник, одетый в белое, сиявший в  свете
восходящего солнца.  Над  низкими  холмами  прогремел  рог.  За  всадником
торопливо спускались со склонов тысячи  пехотинцев;  мечи  сверкали  в  их
руках. Среди них шел высокий и сильный человек. У него  был  красный  щит.
Подойдя к краю склона, он поднес к губам большой рог и затрубил.
     - Эркенбранд! - закричали всадники. - Это Эркенбранд!
     -  Смотрите  на  белого  всадника!  -  сказал  Леголас.  -  Вот   это
колдовство! Идемте, я хочу взглянуть на лес, пока не кончились чары.
     Войско Изенгарда пятилось, бросаясь из стороны в сторону, переходя от
страха к страху. Снова с башни  прогремел  рог.  От  ущелья  ударил  отряд
короля. С холмов нападало войско Эркенбранда,  начальника  Вестфолда.  Как
олень спускался по склону Обгоняющий Тень. На нем скакал белый всадник,  и
ужас его прихода наполнял врагов безумием. Дикие  люди  падали  ниц  перед
ним. Орки с криком бежали, бросая мечи и щиты.  Они  неслись,  как  черное
облако, уносимое ветром. С криком вступили они в ожидавшую тень  деревьев,
но ни один из них не вышел из этой тени.

                           8. ДОРОГА НА ИЗЕНГАРД

     Так вновь встретились Теоден  и  Гэндальф  Белый  Всадник  при  свете
прекрасного утра на зеленой траве у  глубокого  ручья.  Здесь  также  были
Арагорн,  сын  Арахорна,  и  эльф  Леголас,  Эркенбранд  из  Вестфолда,  и
военачальники из золотого дома. Вокруг них собрались Мустангрим,  всадники
Марки; удивление победило радость победы,  и  глаза  их  были  обращены  в
сторону леса.
     Неожиданно раздались крики, и вниз по лощине  начали  спускаться  те,
что были загнаны в пропасть.  Здесь  шли  старый  Гамлинг,  и  Эомер,  сын
Эомунда, а рядом с ними шел гном Гимли. У него не было шлема, и голова его
была перевязана лентой с пятнами крови;  но  голос  его  звучал  громко  и
сильно.
     - Сорок два, мастер Леголас!  -  воскликнул  он.  -  Увы!  Мой  топор
зазубрен у сорок второго был железный воротник на шее. А как у вас?
     - Вы на одного превзошли мой счет, -  ответил  Леголас.  -  Но  я  не
расстраиваюсь из-за проигрыша, так я рад, что вижу вас снова.
     - Добро пожаловать, Эомер, сын сестры! - сказал Теоден.  -  Видя  вас
невредимым, я искренне радуюсь.
     - Приветствую вас, Повелитель Марки! - ответил Эомер. - Прошла темная
ночь, снова наступил день. Но этот день  принес  странные  новости.  -  Он
повернулся и удивленно посмотрел сначала на лес,  потом  на  Гэндальфа.  -
Вновь вы неожиданно явились в час нужды.
     - Неожиданно! - удивился Гэндальф. -  Я  же  сказал,  что  вернусь  и
встречу вас здесь.
     - Но вы не назвали час и  не  предсказали  способ  вашего  появления.
Странную помощь вы принесли. Вы искусны в колдовстве, Гэндальф Белый.
     - Возможно. Но если это и так, я еще не показывал своего искусства. Я
лишь дал полезный совет в опасности  и  использовал  быстроту  Обгоняющего
Тень. Ваша доблесть сделала больше, а так  же  крепкие  ноги  вестфолдцев,
шедших всю ночь.
     Тогда все взглянули на Гэндальфа с еще большим  удивлением,  а  потом
многие перевели взгляд на лес и провели руками перед глазами,  думая,  что
глаза обманывают их.
     Гэндальф смеялся долго и весело.
     - Деревья? - спросил он. - Нет, я вижу их так же ясно, как и  вы.  Но
это не мое создание. Они выходят за пределы совета мудрых. Это лучше,  чем
мое создание, лучше чем я мог надеяться.
     - Если не ваше, то чье же это колдовство?  -  спросил  Теоден.  -  Не
Сарумана - это ясно. Неужели есть еще кто-то более могучий, о  котором  мы
не знаем?
     - Это не колдовство, но  власть  гораздо  более  древняя,  -  пояснил
Гэндальф, - власть царившая на земле раньше, чем  прозвучала  песня  эльфа
или удар молота гнома.

              Раньше, чем было найдено железо и срублено дерево,
              Когда молоды были горы под луной,
              Раньше, чем сделано было Кольцо и соткана ткань.
              Оно ходило по лесам давным давно.

     - Каков же может быть ответ на вашу загадку? - спросил Теоден.
     - Если хотите узнать, вы должны пойти со мной в Изенгард,  -  у,  пил
Гэндальф.
     - В Изенгард? - воскликнули все.
     - Да, - сказал Гэндальф. - Я должен вернуться в Изенгард, и тот,  кто
хочет, может отправиться со мной. Там вы увидите странные вещи.
     - Даже если все люди Марки, излечившись от ран и усталости, соберутся
вместе, их не хватит, чтобы напасть на крепость Сарумана, - сказал Теоден.
     - Тем не менее я иду в Изенгард, - сказал Гэндальф. - Я  не  останусь
здесь надолго... Мой путь лежит на восток. Ждите  меня  в  Эдорасе,  когда
наступит полнолуние.
     - Нет, - сказал Теоден. - В темный час перед  рассветом  я  усомнился
было, но теперь мы не расстанемся. Я пойду с вами, если таков совет.
     - Я  хочу  как  можно  скорее  поговорить  с  Саруманом,  -  объяснил
Гэндальф, - и поскольку он причинил вам большой ущерб, было бы хорошо, что
бы вы тоже были там. Но скоро ли сможете вы ехать?
     - Мои люди устали от сражения, - сказал король, -  и  я  тоже  устал.
Потому что я ехал долго и спал мало. Увы! Мой возраст - не  выдумка  и  не
результат шепота Змеиного  Языка.  Как  жаль,  что  никакой  лекарь,  даже
Гэндальф, не может излечить старость!
     - Тогда пусть все, кто поедет со  мной,  сейчас  отдыхают,  -  сказал
Гэндальф. - Мы отправимся вечером. Это хорошо: совет мой таков, чтобы  все
наши передвижения отныне совершались бы тайно. Но не  приказывайте  многим
людям идти с вами, Теоден. Мы отправимся на переговоры, а не на битву.
     Король отобрал воинов, не раненных в битве и имеющих быстрых лошадей,
и послал известие во все части Марки: они  везли  также  его  приказ  всем
мужчинам, молодым и старым, спешно явиться в Эдорас. Там, на  второй  день
после полудня, повелитель Марки созывал  собрание  всех  способных  носить
оружие. Для поездки с собой в Изенгард король  выбрал  Эомера  и  двадцать
человек из своей охраны. С Гэндальфом собрались поехать Арагорн, Леголас и
Гимли. Несмотря на свою рану, гном не пожелал оставаться.
     - Это был несильный удар, шапка отразила его, - пояснил он.  -  Нужно
что-то большее, чем такая орочья царапина, чтобы удержать меня.
     - Я позабочусь о ней, пока вы отдыхаете, - сказал Арагорн.
     Король вернулся в Хорнбург и поспал таким спокойным сном,  какого  не
знал уже много лет; те, кто должен был сопровождать его, тоже отдыхали. Но
остальные, те, кто не был ранен, начали большую работу: многие  погибли  в
битве и лежали мертвыми на полях и в пропасти.
     Ни одного орка  не  осталось  в  живых  и  тела  их  невозможно  было
сосчитать. Но множество диких людей гор сдались, они дрожали от  страха  и
умоляли о милосердии.
     Люди Марки обезоружили их и приказали работать.
     -  Помогите  возместить  то  зло,  которое  вы  причинили,  -  сказал
Эркенбранд, - потом вы поклянетесь никогда не переходить брод через Изен с
оружием и не вступать в союз с врагами людей; тогда  вы  сможете  свободно
вернуться в свои земли. Вы были обмануты Саруманом. Многие из вас  погибли
из-за того, что вы поверили в него, но если бы вы победили,  вам  пришлось
бы не легче.
     Люди Дунланда были удивлены: Саруман  говорил  им,  что  люди  Рохана
жестоки и сжигают своих пленных живьем.
     В середине поля перед Хорнбургом были выкопаны две могилы,  и  в  них
похоронили всех всадников Марки, погибших при защите - людей  с  восточных
долин с одной стороны, а вестфолдцев - с другой. В могиле в тени Хорнбурга
лежал Гама, капитан королевской стражи. Он погиб перед воротами.
     Орков свалили в большие кучи, в стороне от могил людей, неподалеку от
леса. Люди были обеспокоены: мертвецов было слишком  много  для  сожжения.
Дров было мало, и никто не осмеливался поднять топор на странные  деревья,
даже если бы Гэндальф не предупредил их, что тот, кто  повредит  кору  или
ветвь, подвергнется большой опасности.
     - Пусть мертвые орки лежат, - решил Гэндальф. - Утро  может  принести
новое решение.
     После полудня отряд короля приготовился к  отправлению.  Погребальные
работы только начались. Теоден, опечаленный гибелью Гамы, своего капитана,
бросил первую горсть земли на его могилу.
     - Большой ущерб причинил Саруман мне и всей этой земле, - сказал  он,
- и я буду помнить это, когда мы встретимся.
     Солнце уже  склонилось  к  западным  холмам,  когда  наконец  Теоден,
Гэндальф  и  их  сопровождающие  выехали  вниз  по  долине.  Их  провожало
множество людей: всадники, вестфолдцы, старые и молодые, женщины  и  дети,
вышедшие из пещер. Ясными голосами пели они  песню  победы,  но  когда  их
глаза упали на лес, они замолчали: они боялись деревьев и  не  знали,  что
произойдет дальше.
     Всадники подъехали к лесу и остановились: люди и лошади - все боялись
ступить дальше. Деревья были серыми и зловещими и между ними лежал  туман.
Концы их длинных качающихся ветвей свисали вниз, как ищущие пальцы,  корни
поднимались из земли, как конечности странных чудовищ,  и  темные  провалы
открывались под ними. Но Гэндальф проехал вперед, ведя за собой  отряд,  и
там, где дорога на Хорнбург вступала в лес, всадники видели  просвет,  как
большие ворота, крытые аркой из могучих ветвей; и Гэндальф проехал в него,
и все последовали за ним. К своему удивлению, они увидели,  что  дорога  и
глубокий ручей рядом с ней проходят  через  лес;  небо  над  дорогой  было
открытым и полным золотого света. Но с  обеих  сторон  стеной,  одетой  во
мрак, стояли деревья, теряясь в непроникаемой тени; всадники слышали треск
и стон ветвей, далекие крики, гул бессловесных голосов, гневно  бормочущих
что-то. Не было видно ни орков, ни других живых существ.
     Леголас и Гимли теперь ехали вместе на одной  лошади;  они  держались
поближе к Гэндальфу, потому что Гимли побаивался деревьев.
     - Здесь жарко, - сказал Леголас Гэндальфу. - Я чувствую  вокруг  себя
великий гнев. Разве вы не слышите, как воздух стучит в уши?
     - Да, - ответил Гэндальф.
     - Что стало с жалкими орками? - спросил Леголас.
     - Этого, я думаю, никто не узнает.
     Некоторое  время  они  ехали  в  молчании,  но  Леголас   все   время
посматривал по сторонам и то и дело  останавливался  бы,  прислушиваясь  к
звукам леса, если бы Гимли позволил ему.
     - Самые странные деревья, которые я только видел, - сказал он. - А  я
видел множество дубов, выросших из желудя  и  состарившихся.  Хотел  бы  я
иметь досуг теперь для того, чтобы походить между ними: у них есть голоса,
и, может быть, со временем я научился бы понимать их.
     - Нет, нет! - возразил Гимли. - Оставим  их!  Я  чувствую  их  мысли:
ненависть ко всему, что ходит на двух ногах, они говорят  о  разрывании  и
раздавливании.
     - Не ко всем, кто ходит на двух ногах, - возразил Леголас. - Я думаю,
тут вы ошибаетесь. Они ненавидят орков. Они не  отсюда  и  мало  знают  об
эльфах и людях. Далеко лежат долины, где они выросли.  Из  глубоких  лощин
Фэнгорна, Гимли, вот откуда они пришли, как мне кажется.
     - Тогда это самый опасный лес в  Средиземье,  -  сказал  Гимли.  -  Я
благодарен им за ту роль, что они сыграли, но  они  мне  не  нравятся.  Вы
можете считать их удивительными, но я видел большее  чудо  в  этой  земле,
более прекрасное, чем все, что на ней растет, мое сердце полно этим.
     Странны обычаи  людей,  Леголас.  Здесь  перед  нами  одно  из  чудес
северного мира, и что же они говорят? Пещеры, говорят они.  Пещеры!  Норы,
чтобы прятаться во время войны, чтобы хранить  там  корм  для  скота!  Мой
добрый Леголас, знаете ли вы, как велики и прекрасны подземелья в пропасти
Хэлма? Туда шли бы бесконечные процессии гномов, чтобы взглянуть  на  них,
если бы об этом стало известно. Да они платили бы чистым золотом  за  одну
только возможность взглянуть!
     - Я бы заплатил золотом, чтобы  меня  избавили  от  этого,  -  сказал
Леголас.
     - Вы не видели их, поэтому я прощаю вашу шутку, - сказал Гимли. -  Но
вы говорите, как глупец. Вы считаете прекрасными  залы,  в  которых  живут
ваши короли в Чернолесье и которые им давным-давно помогали строить гномы?
Они лишь лачуги в сравнении  с  подземельями,  которые  я  видел  здесь  -
неизмеримо огромные залы, полные прекрасной музыки воды, которая капает  в
озера прекрасные, как Келед-Зарам при свете звезд.
     И, Леголас, когда факелы зажжены и люди ходят по  песчаному  дну  под
отражающими эхо куполами, ах! Тогда, Леголас, драгоценные камни,  хрусталь
и жилы руды сверкают за  полированными  стенами;  и  свет  преломляется  в
мраморе, прозрачном, как рука королевы  Галадриэль.  Там  колонны  белого,
шафранового  и  глубоко  розового  цвета,  Леголас,  изваянные  в  формах,
возможных лишь во  сне:  они  выходят  из  многоцветного  пола,  навстречу
сверкающим подъемам крыши - развевающиеся  крылья,  занавеси,  прекрасные,
как замершие облака, копья,  знамена,  башни  висячих  дворцов!  Спокойные
озера отражают их: сверкающим мир смотрит из  темных  бассейнов,  покрытых
чистым стеклом; города, равных которым не представлял себе и Турин во сне,
тянутся улицами и площадями со множеством колонн в темные глубины, куда не
проникает свет. И бульк - падает  серебряная  капля,  и  круги  на  стекле
заставляют все башни раскачиваться и сгибаться, как водоросли и кораллы  в
морском гроте. Потом наступает вечер: башни и дворцы тускнеют  и  вянут  -
факелы переходят в другие залы и в другой сон. Там зал тянулся  за  залом,
Леголас, пещера открывалась за пещерой,  купол  за  куполом,  лестница  за
лестницей; а извивающиеся  тропы  уводят  в  самое  сердце  горы.  Пещеры!
Подземелья пропасти Хэлма! Счастлив случай, приведший меня сюда!  Я  хотел
бы остаться там.
     - Тогда я желаю вам для вашего счастья, Гимли, - сказал эльф, - чтобы
вы благополучно  вернулись  с  войны  и  снова  увидели  все  это.  Но  не
рассказывайте об этом своим родственникам. Судя по вашему рассказу им  там
мало что осталось делать. Люди этой земли, видимо, достаточно мудры, чтобы
молчать: одна семья  гномов  с  молотками  и  зубилами  может  многое  тут
разрушить.
     - Нет, вы не  понимаете,  -  горячился  Гимли.  -  Ни  один  гном  не
прикоснется к такой красоте. Ни один потомок Турина не будет разрабатывать
эти пещеры для камня или руды, даже если бы тут было  множество  золота  и
бриллиантов. Разве вы срубаете весной цветущую ветвь дерева, чтобы разжечь
костер? Мы заботились бы об этих клумбах цветущего камня, но не беспокоили
бы их. С осторожным искусством, крошку за крошкой, маленький обломок скалы
в крайнем случае в самые беспокойные дни, - так мы работали бы, и по  мере
того как проходили годы, мы открывали  бы  новые  пути,  новые  залы,  еще
таящиеся в глубинах, куда не заглядывает даже луч света через расщелину  в
своде. И светильники, Леголас! Мы устроили бы  светильники,  развесили  бы
лампы, как когда-то в Казад-Думе; и когда мы захотели бы, мы  отгоняли  бы
ночь, которая лежит там с того времени, как  были  созданы  эти  холмы,  а
когда бы мы захотели отдыха, мы гасили бы эти огни.
     - Вы тронули меня, Гимли, - сказал Леголас. -  Я  никогда  раньше  не
слышал, чтобы вы так говорили. Вы почти заставили меня жалеть,  что  я  не
видел эти пещеры. Давайте  заключим  договор:  если  мы  оба  благополучно
пройдем через ожидающие нас разные опасности, то отправимся вместе в новое
путешествие. Вы посетите со мной  Фэнгорн,  а  я  с  вами  пойду  смотреть
пропасть Хэлма.
     - Это не совсем то возвращение, которое я выбрал бы, - ответил Гимли.
- Но я вынесу Фэнгорн, если получу ваше  обещание  вернуться  в  пещеры  и
разделить со мной восхищение перед ними.
     - Даю вам свое обещание, - сказал Леголас. -  Но  увы!  На  время  мы
должны оставить мысли о пещерах и о лесе. Смотрите!  Мы  подошли  к  концу
деревьев. Далеко ли Изенгард, Гэндальф?
     - Около пятнадцати лиг полета ворона Сарумана, - ответил Гэндальф.  -
Пять от устья лощины до брода, а затем еще десять до ворот  Изенгарда.  Но
мы не должны проделать весь путь этой ночью.
     - А когда мы придем туда, что мы увидим там? - спросил Гимли.  -  Вы,
может знаете, а я даже не могу догадаться.
     - Я сам не знаю определенно, - ответил колдун.  -  Я  был  там  вчера
вечером, но с тех пор могло случиться многое. Однако, я думаю, что  вы  не
скажете, что наше путешествие было напрасным.
     Наконец  отряд  миновал  деревья  и  оказался  на  дне  лощины,   где
ответвлялась дорога к пропасти Хэлма от дороги, ведущей из Эдораса к броду
через Изен. Выехав на опушку леса,  Леголас  остановился  и  с  сожалением
оглянулся. Потом издал неожиданный возглас.
     - Там глаза! - сказал он. - Глаза, глядящие из тени под деревьями.  Я
никогда не видел таких глаз.
     Остальные,  удивленные  его  возгласом,  остановились  и  оглянулись;
Леголас собирался уже двинуться назад.
     - Нет, нет! - воскликнул Гимли. - Делайте что хотите в вашем безумии,
но раньше уж спустите меня с этой лошади. Я не желаю видеть никаких глаз!
     - Стойте, Леголас Зеленолист! - сказал Гэндальф. - Не возвращайтесь в
лес, еще не время.
     Еще не успел он закончить, как из  деревьев  выступили  три  странные
фигуры. Они были не ниже троллей: двенадцать и  больше  футов  ростом.  Их
сильные тела, крепкие, как у молодых деревьев, были одеты во что-то  серое
и коричневое. Руки и ноги у  них  были  длинные,  со  множеством  пальцев;
волосы у  них  были  неподвижны,  бороды  -  серо-зеленые,  как  мох.  Они
пристально смотрели на север. Неожиданно они поднесли свои длинные руки ко
рту  и  послали  звенящий  возглас,  чистый,  как  звук  рога,  но   более
музыкальный  и  варьирующийся.  На  их  возглас  ответили;   повернувшись,
всадники увидели, что по траве движутся другие создания того же рода.  Они
быстро шли с севера, идя цепочкой, как журавли в полете;  но  их  огромные
шаги позволяли им двигаться быстрее журавлей  в  полете.  Всадники  громко
воскликнули в удивлении и некоторые положили руки на рукояти мечей.
     - В оружии нет необходимости, - сказал Гэндальф.  -  Это  всего  лишь
пастухи. Они не враги. Мы их в сущности даже не интересуем.
     Казалось, так оно и есть: пока он говорил, высокие существа  вошли  в
лес, даже не взглянув в сторону всадников, и исчезли в нем.
     - Пастухи! - сказал Теоден. - Где же их  стада?  Кто  они,  Гэндальф?
Ведь ясно, что, по крайней мере для вас, они не незнакомы.
     - Они пастухи деревьев, - ответил Гэндальф. - Давно ли вы  слышали  о
них сказки у костра? Многие дети в нашей стране смогли бы ответить на  ваш
вопрос. Вы видели энтов, о король, энтов из леса Фэнгорн, который на вашем
языке называется Энтвуд. Вы думали, что это название дано лишь по  прихоти
фантазии? Нет, Теоден, это вы для них лишь случайный персонаж: все годы от
Эорла Юного до Теодена Старого для них лишь незаметный промежуток,  а  все
деяния вашего дома касаются и интересуют их весьма мало.
     Король помолчал.
     - Энты! - сказал он наконец. - В  тени  легенд  я,  кажется,  немного
начинаю понимать чудо деревьев. Я дожил до того,  чтобы  увидеть  странные
дни. Долго мы ухаживали за своими лошадьми, строили  наши  дома,  работали
нашими инструментами или скакали на помощь войскам Минас Тирита. И это  мы
называли жизнью людей, жизнью мира. Мы мало беспокоились о том, что  лежит
за границами нашей земли. У нас  были  песни  об  этих  существах,  но  мы
позабыли их, оставив только детям, как безобидный обычай. А  теперь  песни
ожили, пришли к нам и ходят живые под солнцем.
     - Вы должны радоваться, король Теоден, - сказал Гэндальф. - Не только
маленькая жизнь людей теперь  в  опасности,  но  также  и  жизнь  существ,
которых вы считали персонажами легенд. У вас есть союзники, хотя вы о  них
можете и не знать.
     - Но я должен и печалиться, - возразил Теоден. - Ибо счастье на войне
изменчиво,  и  не  может  ли  получиться  так,  что  многое  прекрасное  и
удивительное уйдет далеко за пределы Средиземья?
     - Может быть, - сказал Гэндальф. - Невозможно полностью ликвидировать
зло, нанесенное Сауроном, как невозможно сделать так, как будто его  и  не
было. На такие дни мы осуждены. Продолжим наш путь!
     Отряд повернул от лощины и леса и двинулся к броду. Леголас  неохотно
последовал за другими. Солнце село, но когда они выехали из тени холмов  и
посмотрели на запад, в сторону прохода Рохана, они увидели, что  небо  еще
красное. Вокруг  сгущалась  тьма  и  летело  множество  чернокрылых  птиц.
Некоторые из них с мрачными  криками  пролетали  над  головами  всадников,
возвращаясь к своим гнездам в скалах.
     - Пожиратели падали нашли себе занятие на поле битвы, - констатировал
Эомер.
     Они ехали теперь медленно в сгущающейся темноте.  Медленно  восходила
луна, приближавшаяся к  полнолунию,  и  в  ее  холодном  серебряном  свете
травянистая равнина вздымалась  и  опускалась,  как  море.  Проехав  около
четырех часов от разветвления дорог они  приблизились  к  бродам.  Длинные
склоны быстро спускались к реке, текущей в своем  каменистом  русле  между
высокими, заросшими травой  берегами.  Ветер  донес  до  них  волчий  вой.
Всадники ехали с тяжелыми сердцами, вспоминая многих людей, павших в  этих
местах.
     Дорога  углубилась  в  лощину,  где  по  обеим  сторонам  возвышались
поросшие травой насыпи, и подошла к реке. Здесь в дно  реки  было  уложено
несколько плоских камней, и между ними пролегал брод для лошадей,  который
вел с берега к крошечному островку посредине реки. Всадники  взглянули  на
реку и увидели странную картину: они ожидали увидеть быстро текущую воду и
услышать ее журчание, но все было тихо. Русло  реки  было  сухим  -  голая
галька и серый песок.
     - Что случилось с этим опасным  местом?  -  спросил  Эомер.  -  Какая
болезнь поразила реку? Много прекрасных вещей уничтожил Саруман. Неужели и
источники Изена тоже?
     - Кажется, что так, - ответил Гэндальф.
     - Увы! - заметил Теоден. - Должны ли  мы  пересечь  эту  полосу,  где
пожиратели падали поглотили так много добрых всадников из Рохана?
     - Таков наш путь, - сказал Гэндальф. - Жаль погибших людей; но  волки
гор не пожирают их. Они пируют над телами  своих  друзей  орков  -  такова
дружба этих племен. Идемте!
     Они спустились к реке, и когда  подъехали  близко,  волки  прекратили
выть и убежали. Ужас напал на них при виде Гэндальфа и  Обгоняющего  Тень,
сверкающих при свете луны как серебро. Всадники перебрались через реку,  и
из тьмы берегов за ними следили горящие глаза.
     - Смотрите! - сказал Гэндальф. - Друзья поработали здесь.
     Они  увидели,  что  посредине  островка  насыпана  могильная  насыпь,
окруженная камнями и усаженная множеством копий.
     - Здесь лежат люди Марки, погибшие в этом месте, - пояснил Гэндальф.
     - Пусть отдыхают здесь! - сказал Эомер. - И  долго  после  того,  как
заржавеют и сгниют их копья, будет стоять их могила, охраняя  броды  через
реку!
     - Это тоже ваша работа, Гэндальф, друг мой? - спросил  Теоден.  -  Вы
многое успели сделать за вечер и ночь.
     - С помощью Обгоняющего Тень и других, - ответил Гэндальф. -  Я  ехал
долго и далеко. Но здесь, у могилы, я должен сказать вам:  многие  пали  в
битве у бродов, но меньше, чем говорят слухи. Больше  было  рассеяно,  чем
убито; я собрал всех, кого смог найти. Некоторых я послал с  Эркенбрандом.
Другим я поручил сооружение могилы. Теперь  они  присоединились  к  вашему
маршалу Элфхелму. Он со множеством всадников  послан  в  Эдорас.  Саруман,
насколько я знаю, все  свои  силы  направил  против  вас,  все  его  слуги
оставили свои дела и поручения  и  направились  к  пропасти  Хэлма,  земля
кажется пустой от врагов. Но  я  боюсь  все  же,  что  волчьи  всадники  и
грабители могут напасть на Медуселд,  пока  он  не  охраняется  никем.  Но
теперь, я думаю, вам этого бояться не следует: ваш дом  благополучно  ждет
вашего возвращения.
     - Я буду счастлив увидеть его вновь, - сказал Теоден,  -  хотя  я  не
сомневаюсь, что мое пребывание там будет недолгим.
     С этими словами отряд попрощался  с  островом  и  могилой  на  нем  и
поднялся на противоположный  берег  Изена.  Они  рады  были  покинуть  эти
зловещие, мрачные броды. Когда они отъехали, вой волков возобновился.
     Древняя мощеная дорога вела от Изенгарда к броду. Некоторое время она
шла вдоль реки, поворачивая вместе с ней на восток, а потом на  север;  но
наконец она отошла от реки и направилась прямо к  воротам  Изенгарда.  Они
находились на горном склоне в западной части долины, в  шестидесяти  милях
от ее устья. Они ехали не по дороге, а рядом: земля здесь  была  ровной  и
твердой, на многие мили ее покрывала  короткая  и  упругая  трава.  Теперь
всадники ехали быстрее, и к полуночи броды остались более чем в пяти лигах
позади. Здесь они остановились, закончив свое ночное  путешествие,  потому
что король устал. Они приблизились к  подножью  туманных  гор,  и  длинные
отроги Нан Гурунира протянулись им навстречу. Темная  долина  простиралась
перед ними: луна зашла на западе, и холмы закрыли ее свет.  Но  из  глубин
долины поднимался высокий столб дыма и пара;  поднимаясь,  он  ловил  лучи
заходящей луны и простирал свои сверкающие  серебром  волны  под  звездным
небом.
     - Что вы об этом  думаете,  Гэндальф?  -  спросил  Арагорн.  -  Можно
подумать, что горит долина колдуна.
     - Под долиной в последнее время часто поднимался  дым,  но  такого  я
никогда не видел, - заметил Эомер. - Это  скорее  пар,  чем  дым.  Саруман
варит какое-то колдовское зелье для нас. Может, он вскипятил  всю  воду  в
Изене, поэтому-то река и высохла.
     - Может быть, - согласился Гэндальф. - И завтра  мы  узнаем,  что  он
делает. Теперь отдохнем немного, если сможем.
     Они разбили лагерь у реки Изен; она  по-прежнему  была  молчаливой  и
пустой. Позже среди ночи часовой поднял  тревогу,  и  все  вскочили.  Луна
зашла. Ярко светили звезды. Но над землей ползла тьма, более  темная,  чем
сама ночь. Она ползла по обоим сторонам реки, направляясь на север.
     - Оставайтесь на месте! - приказал Гэндальф. - Не  обнажайте  оружия!
Ждите и она пройдет мимо.
     Вокруг них собрался туман. Наверху слабо сверкало несколько звезд, но
со всех сторон поднялись стены непроницаемой тьмы. Всадники  оказались  на
узкой полосе между движущимися башнями тьмы. Они слышали голоса,  шепчущие
и стонущие, как бесконечный шумный  вздох;  земля  под  ними  дрожала.  Им
показалось, что это продолжалось очень долго.  Но  наконец  тьма  и  звуки
исчезли, растаяли за горными отрогами.
     Далеко к югу, под Хорнбургом, в середине ночи послышался громкий шум,
как будто  в  долине  подул  сильный  ветер;  земля  дрогнула.  Все  воины
испугались, никто не смел двинуться вперед. Но утром они вышли из крепости
и были изумлены: мертвые орки исчезли, исчезли и деревья. По  всей  долине
трава была вытоптана и потемнела, как  будто  гигантские  пастухи  провели
здесь большие стада скота... В миле от ворот Хэлма в земле  была  выкопана
огромная яма, и над ней были нагромождены холмом камни. Люди  решили,  что
здесь похоронены убитые орки. Но так ли это и  были  ли  среди  них  орки,
убежавшие в лес, никто не мог сказать,  потому  что  ни  один  человек  не
решился поставить ногу на холм. Впоследствии его называли Курганом Смерти,
и никакая трава не росла на нем. Странные деревья больше никогда не видели
в долине, они ночью ушли в далекие темные лощины Фэнгорна.  Так  отомстили
они оркам.
     Король и его отряд больше не  спали  этой  ночью,  но  больше  ничего
странного они не видели и не слышали, за одним исключением - река рядом  с
ними неожиданно ожила. Послышался шум воды, текущей по руслу и журчащей  у
камней утром Изен, как всегда струил свои воды в берегах.
     На рассвете всадники готовы были двинуться в путь. Рассвет был  серым
и бледным, восхода солнца они не видели. Воздух  был  насыщен  туманом,  и
почва вокруг была покрыта паром. Всадники медленно ехали, на этот  раз  по
дороге. Она была широкой и твердой,  хорошо  сохранившейся.  Сквозь  туман
слева от себя они смутно видели горные отроги. Они вступили в Нан  Гурунир
- долину колдуна. Она была защищена со всех сторон, вход в нее был  открыт
только с юга. Когда-то она была прекрасной и зеленой, и через нее протекал
Изен, глубокий и сильный до того, как он выходил на  равнины:  его  питало
множество  горных  ручьев  и  речек,  и  по  его  течению  лежала  богатая
плодородная земля.
     Теперь было не  так.  Под  самыми  стенами  Изенгарда  были  участки,
обрабатываемые рабами Сарумана, но  вся  остальная  часть  долины  заросла
сорняками. По земле стлалась ежевика и, взбираясь на склоны,  образовывала
небольшие пещеры, где селились дикие звери.  Ни  одного  дерева  не  росло
здесь, но в траве видны были еще пни древних деревьев, срубленных топором.
Это была печальная страна, теперь молчаливая, если не считать шума  горных
ручьев.  Отовсюду  поднимались  дым  и  пар,  образуя  непроницаемый  слой
облаков.  Всадники  не  разговаривали.  Многие  в  глубине  своих   сердец
усомнились, спрашивая себя, какой зловещий конец ждет их путешествие.
     После того, как они проехали несколько миль, дорога стала  шире,  она
была выложена большими плоскими камнями, обработанными и пригнанными  друг
к другу с большим искусством; ни в одном соединении не было  ни  стебелька
травы. Глубокие каналы, полные журчащей воды, шли с обеих  сторон  дороги.
Неожиданно перед ними появился высокий столб. Он был  черный,  на  вершине
его был установлен камень, обработанный в  виде  большой  белой  руки.  Ее
палец указывал на север. Всадники поняли, что недалеко  должны  находиться
ворота Изенгарда; в сердцах они ощущали тяжесть,  но  их  глаза  не  могли
проникнуть сквозь туман впереди.
     Под защитой горных отрогов в глубине долины колдуна бесчисленные годы
находилось место, которое люди называли Изенгардом. Частично Изенгард  был
сделан природой, но колоссальные работы людей древности сделали его таким,
каков он есть; и Саруман здесь жил долгое время и не сидел сложа руки.
     Большая кольцевая каменная  стена,  видом  своим  напоминающая  холм,
окружала Изенгард, отходя от горного отрога и возвращаясь к нему.  В  этой
стене был сделан только один вход - большая  арка  в  южной  части  стены.
Здесь в скале был пробит глубокий туннель, с обеих  сторон  его  закрывали
мощные железные двери. Они были сделаны так искусно -  на  больших  петлях
державшихся на больших стальных столбах и врезанных в скалу, -  что  когда
они открыты, их можно было распахнуть легким  толчком...  Открывались  они
бесшумно. Тот,  кто  проходил  глубокий,  отражающий  эхо  туннель,  видел
равнину, большой круг, плоский и  похожий  на  большую  мелкую  чашку;  от
одного ее края до другого было не менее мили. И когда-то она была зеленой,
на ней росли ряды фруктовых деревьев, орошаемых ручьями, которые стекали с
гор в озеро. Но в поздние дни Сарумана здесь нельзя было увидеть ни одного
зеленого  листика.  Дороги  были  выложены  плоскими  камнями,  темными  и
твердыми, а  по  краям  их  вместо  деревьев  шли  длинные  ряды  столбов,
некоторые  из  которых  были  из  мрамора,  другие  из  меди  или  железа,
соединенные тяжелыми цепями.
     С внутренней стороны в стене было врезано  множество  комнат,  залов,
проходов, так что со всех сторон глядели бесчисленные окна и темные двери.
Здесь жили тысячи рабочих, слуг,  рабов  и  воинов  с  огромными  запасами
оружия; в глубоких подземельях нижних уровней содержали и кормили  волков.
Вся равнина тоже была изрыта. Глубокие шахты уходили под  землю;  входы  в
них прикрывали низкие насыпи и каменные купола,  так  что  в  лунную  ночь
равнина Изенгарда напоминала кладбище  гигантских  беспокойных  мертвецов,
потому что  земля  здесь  дрожала.  Подземные  ходы  многими  пролетами  и
спиралями уходили в глубокие подземелья; здесь была сокровищница Сарумана,
его арсеналы, кладовые, кузницы  и  огромные  печи.  Бесконечно  вертелись
здесь железные колеса и гремели молоты. Ночью из вентиляционных  отверстий
вырывались столбы пара, освещенные снизу красным отблеском,  или  голубым,
или необыкновенно зеленым.
     Все  дороги  меж  цепей  сходились  к  центру.  Здесь  стояла   башня
удивительной формы. Она была построена строителями древности, выровнявшими
кольцо Изенгарда, и казалась сделанной не искусством, людей,  но  выросшей
из костей земли во времена древней пытки холмов. Это был остров из  черной
блестящей  твердой  скалы,  из  нее  поднимались  четыре  могучих  столба,
соединяющихся вместе на высоте и ограненных со  всех  сторон.  Вершины  их
были остры, как острия копий, а стороны - как ножи. Между ними  находилась
узкая площадка, мощеная полированным камнем  со  странными  изображениями.
Здесь человек мог стоять на высоте в шестьсот футов  над  равниной.  Таков
был Ортханк, цитадель Сарумана, и название это (случайно  или  специально)
имело два значения: на языке эльфов оно означало Клин-Гора, но на  древнем
языке людей Марки - Искушенный Разум.
     Сильным и удивительным  местом  был  этот  Изенгард  и  прекрасным  в
старину; здесь жили великие повелители,  правители  Гондора  на  западе  и
мудрецы наблюдавшие звезды. Но Саруман преобразовал его для  своих  целей,
сделал лучше, как  он  думал,  начинил  изобретениями  и  искусствами,  на
которые он потратил свою мудрость, и хотя он считал это своей выдумкой, на
самом деле все это пришло  из  Мордора;  то,  что  он  сделал,  было  лишь
миниатюрной копией, детской моделью огромной крепости,  арсенала,  тюрьмы,
мощных печей Барад-Дура, Башни Тьмы,  которая  не  терпела  соперничества,
смеялась над лестью, высокомерная в своей гордости и неизмеримой силе.
     Такова была крепость Сарумана, как  говорили  о  ней  слухи:  ибо  на
памяти людей  Рохана  никто  не  проходил  в  ее  ворота,  за  исключением
немногих, таких,  как  Змеиный  Язык,  кто  проходил  тайно  и  никому  не
рассказывал о том, что знал.
     Гэндальф подъехал к большому столбу с  рукой  и  миновал  его;  когда
всадники сделали то же самое, они с удивлением обнаружили, что рука больше
не  кажется  белой.  Она  как  будто  была   вымазана   засохшей   кровью;
приглядевшись внимательней, они увидели,  что  у  нее  красные  ногти.  Не
обращая на нее внимания,  Гэндальф  ехал  в  туман,  и  всадники  неохотно
последовали за ним.  Повсюду  вокруг,  как  после  внезапного  наводнения,
стояли лужи, все углубления были залиты водой, из-под камней  с  журчанием
выбегали ручейки.
     Наконец Гэндальф остановился и подозвал всех к  себе;  подъехав,  они
увидели, что туман рассеивается и показывается солнце.  Прошел  час  после
полудня. Они пришли к дверям Изенгарда.
     Но двери изогнутые и  сломанные,  лежали  на  земле.  Повсюду  вокруг
лежали обломки камней,  куски  скал,  наваленные  в  груды.  Большая  арка
сохранилась, но за ней лежала пропасть без крыши: туннель был  взломан,  в
скалах по сторонам были проделаны бреши, башенки туннеля были превращены в
пыль. Если бы великое море поднялось в гневе обрушилось на холмы с  бурей,
оно не смогло бы причинить большего разрушения.
     Кольцо внутри было полно парящей воды -  бурлящий  котел,  в  котором
плавали обломки балок и  копья,  ящики  и  разбитая  утварь.  Изогнутые  и
обрушившиеся столбы высовывали свои расколотые  стволы  из  воды,  но  все
дороги были затоплены. Далеко впереди, затянутый облаками пара  возвышался
скальный остров. Башня Ортханка  стояла  мрачная  и  высокая  не  тронутая
бурей.
     Король и весь отряд молча сидели в седлах, поражаясь тому, какая сила
могла справиться с Саруманом; как это произошло, они не могли  догадаться.
Затем они обратили свои взоры к арке и обрушившимся воротам. Поблизости от
себя они увидели большую груду обломков; неожиданно  они  поняли,  что  на
этой груде находятся две маленькие фигурки, одетые в  серое,  так  что  их
было очень трудно различить. Рядом с ними лежали бутылки, чашки,  тарелки,
как будто неизвестные только что хорошо поели и теперь отдыхают  от  своей
работы. Один, казалось, спал, другой, со скрещенными ногами, заложив  руки
за голову, откинулся на обломки скалы и пускал изо  рта  маленькие  кольца
тонкого голубого дыма.
     Мгновение Теоден, Эомер и все их люди с недоумением смотрели на  них.
Среди этих обломков Изенгарда это зрелище было самым странным.  Но  прежде
чем король заговорил, маленькая фигурка, пускавшая дым изо рта, обнаружила
их присутствие. Она вскочила на ноги. Это был внешне молодой человек, хотя
он и был ростом не более половины роста взрослого человека; голова  его  с
коричневыми курчавыми волосами была непокрыта; одет он  был  в  поношенный
плащ того же цвета и фасона, что носили товарищи Гэндальфа, когда приехали
в Эдорас. Он низко поклонился, приложив руку к сердцу. Затем, по-видимому,
не замечая колдуна и его товарищей, повернулся к королю и Эомеру.
     - Добро пожаловать,  повелитель,  в  Изенгард!  -  сказал  он.  -  Мы
привратники. Меня зовут Мериадок, сын Сарадока, а мой  товарищ,  которого,
увы! Одолела усталость, - тут  он  пнул  другого  ногой,  -  Перегрин  сын
Паладина, из дома Туков. Наш дом находится далеко на севере. Лорд  Саруман
находится там, внутри; но в  данный  момент  он  закрыт  с  одним  Змеиным
Языком, иначе, несомненно,  он  вышел  бы  приветствовать  таких  почетных
гостей.
     - Несомненно, вышел бы, - засмеялся Гэндальф. - А Саруман ли приказал
вам охранять его разрушенные двери и ждать прибытия  гостей,  уделяя  свое
внимание не только тарелкам и бутылкам?
     - Нет, добрый сэр, это не его дело, - серьезно ответил  Мерри.  -  Он
был очень занят. Наш приказ исходит от Древобрада, который  взял  на  себя
управление Изенгардом. Он приказал нам  приветствовать  повелителя  Рохана
подобающими словами. Я постарался сделать это как можно лучше.
     - А как насчет ваших товарищей? Насчет Леголаса и меня? -  воскликнул
Гимли, не способный больше сдерживаться. - Мошенники с  покрытыми  шерстью
ногами, прогульщики! Хорошенькую охоту вы заставили нас вести! Двести лиг,
через болота и лес, через битвы и смерть, чтобы освободить вас! И  что  же
мы видим? Вы тут бездельничаете, пируете  -  и  курите!  Курите!  Куда  вы
делись, негодяи? Молот и клещи! Я так разрываюсь между гневом и  радостью,
что если не разорвусь, это будет чудом!
     - Вы говорите и за меня, Гимли! - рассмеялся Леголас. - Хотя я скорее
узнал бы о том, куда они делись за бутылкой вина.
     - Одного вы не нашли в вашей охоте, это ясно - умных мозгов, - сказал
Пин, открывая глаза. - Вы видите нас на поле нашей победы, среди  трофеев,
и удивляетесь, что мы наслаждаемся заслуженным отдыхом!
     - Заслуженным? - переспросил Гимли. - Не могу в это поверить!
     Всадники засмеялись.
     - Несомненно, мы присутствуем при встрече хороших  друзей,  -  сказал
Теоден. - Так это и есть потерянные члены вашего  товарищества,  Гэндальф?
Этим дням суждено было наполниться чудесами. Многое видел я с тех пор  как
покинул свой дом; и вот перед моими глазами еще одни персонажи из  легенд.
Не невысоклики ли это, кого некоторые из нас называют также холбитланами?
     - Хоббиты, к вашим услугам, повелитель.
     - Хоббиты? - повторил Теоден. - Ваш язык страшно  изменился,  но  это
название кажется мне подходящим.  Хоббиты!  Ни  одно  сообщение,  слышимое
мной, не оказалось достаточно правдивым.
     Мерри поклонился; Пин встал и тоже низко поклонился.
     - Вы мудры, повелитель; во всяком случае, я надеюсь, что  именно  так
можно понимать ваши слова, - сказал он. - Но тут и другое чудо!  Я  прошел
множество земель, с тех пор как оставил  свой  дом,  но  еще  не  встречал
никого, кто знал бы о хоббитах.
     - Мой народ пришел с севера очень давно, - проговорил Теоден. - Но не
стану  вас  обманывать:  мы  тоже  ничего  не  знаем  о  хоббитах.  У  нас
рассказывают только, что далеко отсюда, за многими реками и холмами, живут
невысоклики - народ, который селится в норах, выкопанных в песчаных дюнах.
Но у нас нет легенд о их делах: говорят, что они мало что делают, избегают
взгляда людей, будучи способными исчезнуть в мгновение ока.  И  они  умеют
изменять голоса, подражая пению  птиц.  Но  мне,  пожалуй,  больше  нечего
сказать.
     - Вполне достаточно, повелитель, - сказал Мерри.
     - Кстати, - заметил Теоден, - я не слышал о том, что они пускают  дым
из рта.
     - Это неудивительно, - ответил Мерри, потому что этим  искусством  мы
занимаемся всего несколько поколений. Тобольд табачник  из  Лонгботтома  в
Южном Уделе первым вырастил  истинное  трубочное  зелье  в  своем  огороде
примерно в 1070 году по нашему летоисчислению. Как старый Тоби отыскал это
растение...
     - Вы не видите ожидающей вас опасности,  Теоден,  -  прервал  хоббита
Гэндальф. -  Эти  хоббиты  способны,  сидя  на  краю  пропасти,  обсуждать
достоинства обеда или крошечные деяния  своих  отцов,  дедов,  прадедов  и
самых отдаленных родственников в девятом колене,  если  вы  подбодрите  их
своим терпением. В другое  время  мы  с  удовольствием  выслушаем  историю
курения. Где Древобрад, Мерри?
     - На северной стороне, мне кажется. Он отправился выпить чистой воды.
Большинство энтов с ним, они заняты своей работой. - Мерри махнул рукой  в
сторону парящего озера; взглянув туда, они услышали  отдаленный  грохот  и
треск, как будто лавина катилась с горы. Издалека, как  триумфальный  рог,
донеслось _х_у_м_-_х_у_м.
     - А Ортханк не охраняется? - спросил Гэндальф.
     - Он окружен водой, - ответил Мерри. - Но  Быстрый  Луч  и  несколько
других энтов караулят его. Не все столбы на равнине поставлены  Саруманом.
Быстрый Луч, кажется, стоит на скале у основания лестницы.
     - Да, там стоит высокий серый энт, - подтвердил Леголас,  -  но  руки
его опущены и он стоит, как дерево.
     - Уже прошел полдень, - сказал Гэндальф, - и мы с утра ничего не ели.
Но я хочу как можно скорее  увидеть  Древобрада.  Не  оставил  ли  он  мне
послания, или эти тарелки и бутылки вытеснили его из вашей памяти.
     - Он оставил послание, - ответил Мерри, - и  я  все  хочу  перейти  к
этому, но вы меня отвлекаете множеством других вопросов. Я  хочу  сказать,
что если Повелитель Марки и Гэндальф проедут к северной стене, они  найдут
там Древобрада, который будет приветствовать их. Могу добавить также,  что
они найдут там  лучшую  пищу,  найденную  и  отобранную  вашими  скромными
слугами. - Он поклонился.
     Гэндальф рассмеялся.
     - Так-то лучше, - сказал он. - Ну, Теоден,  вы  поедете  со  мной  на
встречу с Древобрадом? Придется объехать по кругу, но это недалеко. Увидев
Древобрада, вы многое узнаете. Потому что Древобрад - это  Фэнгорн,  а  он
самый старый из энтов, вы услышите речь старейшего из живых существ.
     - Я поеду с вами, - ответил Теоден. - До  свидания,  мои  хоббиты!  Я
хочу встретится с вами в моем доме! Тогда вы должны будете сидеть рядом со
мной и рассказывать все, чего пожелают  ваши  сердца;  мы  поговорим  и  о
старом Тобольде и о его растениях. Прощайте!
     Хоббиты низко поклонились.
     - Так вот он какой, король Рохана!  -  тихо  сказал  Пин.  -  Хороший
старик. Очень вежливый.

                            9. ОБЛОМКИ КРУШЕНИЯ

     Гэндальф и  королевский  отряд  уехали,  повернув  на  восток,  чтобы
обогнуть  разрушенные  стены  Изенгарда.  Но  Арагорн,  Гимли  и   Леголас
остались. Пустив Арода и Хасуфель пастись на траве,  они  подошли  и  сели
рядом с хоббитами.
     - Ну, ну! Охота наконец закончилась, мы снова  встретились  там,  где
никто из нас не надеялся побывать, - сказал Арагорн.
     - А теперь, когда великие отправились обсуждать свои важные  дела,  -
сказал Леголас, - охотники быть может,  смогут  получить  ответы  на  свои
маленькие загадки. Мы шли по вашему следу до самого леса, но есть  многое,
что я хотел бы выяснить.
     - Мы тоже хотим многое узнать о вас, - ответил Мерри.  -  Кое-что  мы
узнали от Древобрада, этого старого энта, но этого недостаточно.
     - Все в свое время, - успокоил его Леголас. - Мы  -  охотники,  и  вы
первыми должны дать нам отчет.
     - Лучше сначала поесть, - предложил Гимли. - У меня болит  голова;  к
тому же полдень  давно  прошел.  Вы,  прогульщики,  заплатите  нам  штраф,
поделитесь добычей, о которой вы говорили. Еда и питье немного погасят ваш
долг передо мной.
     - Берите, - сказал Пин. - Будете есть прямо здесь или в более удобном
месте, в том, что осталось от помещения охраны  Сарумана,  над  аркой?  Мы
устроили тут пикник, чтобы наблюдать за дорогой.
     - Я не хочу идти в дом орков и не хочу дотрагиваться  до  их  еды!  -
заявил Гимли.
     - Мы и не предлагаем вам этого, - сказал  Мерри.  -  Мы  в  последнее
время тоже получили достаточно от орков.  Но  в  Изенгарде  много  другого
народа. У Сарумана достаточно мудрости, чтобы не доверять своим оркам. Его
ворота охранялись людьми - вероятно,  его  наиболее  верными  слугами.  Во
всяком случае провизия у них хорошая.
     - А трубочное зелье? - спросил Гимли.
     Мерри засмеялся.
     - Это уже другая история, которая может подождать до конца еды.
     - Тогда пойдем поедим! - сказал гном.
     Хоббиты пошли впереди; миновав арку,  они  подошли  к  широкой  двери
слева, наверху лестницы.  Она  открывалась  прямо  в  большую  комнату,  в
дальнем конце которой виднелась еще одна дверь, маленькая. В помещении был
также очаг с дымовой трубой. Комната была высечена  в  скале  раньше,  она
была темной, так как ее окна выходили только в туннель. Но  теперь  сквозь
обрушившуюся крышу проникал свет. В очаге горели дрова.
     - Я разжег огонь, - сказал Пин. - Он подбадривал нас в тумане.  Здесь
осталось лишь несколько охапок, а большинство же дров, что мы нашли,  были
сырыми. Но этот очаг создает отличную тягу; дымоход проходит через  скалу,
и, к счастью, он не был закрыт. Я поджарю вам несколько тостов. Боюсь, что
хлеб трех- или четырехдневной давности.
     Арагорн и его товарищи сели в конце длинного стола, а хоббиты исчезли
во внутренней двери.
     - Здесь кладовая; к счастью, ее не затопило наводнением,  -  объяснил
Пин,  когда  они  вернулись,  нагруженные  тарелками,  чашками,  ножами  и
разнообразной едой.
     - И не нужно отворачивать нос от еды, мастер Гимли, - сказал Мерри. -
Это еда не орков, а людей, как говорит Древобрад. Хотите  вина  или  пива?
Там есть внутри бочонок - вполне  терпимо.  И  есть  первосортная  соленая
свинина. Я могу отрезать несколько кусочков бекона и  поджарить  их,  если
хотите. К сожалению, нет  никакой  зелени:  местные  жители  были  слишком
заняты в последние дни! Не могу предложить ничего больше,  кроме  хлеба  с
маслом и медом. Вы довольны?
     - Да, - сказал Гимли. - Счет почти выплачен.
     Три  товарища  занялись  едой,  и   двое   хоббитов,   не   смущаясь,
присоединились к ним, чтобы пообедать вторично.
     - Мы должны поддержать компанию, - объяснили они.
     - Вы полны вежливости сегодня, - засмеялся Леголас. - Но если  бы  мы
не прибыли, вы поддержали бы, может быть, чью-нибудь другую компанию.
     - Может быть. А почему бы и нет? - сказал Пин. -  Орки  очень  скудно
кормили нас, да и в предыдущие дни у нас было не очень много еды. Кажется,
мы так давно не ели вволю.
     - Кажется, это не причинило вам вреда, - заметил Арагорн. - Наоборот,
вы выглядите очень хорошо.
     - Действительно, - сказал Гимли, глядя на них  через  край  чашки.  -
Волосы ваши гуще и кудрявей, чем когда  мы  с  вами  расстались;  и  я  бы
поклялся, что вы немного выросли, если это возможно  для  хоббитов  вашего
возраста. Этот Древобрад не морил вас голодом.
     - Конечно, нет, - сказал Мерри. - Но эти энты только  пьют,  а  этого
недостаточно для удовлетворения.  Напиток  у  Древобрада  питательный,  но
хочется чего-то более солидного. И даже лембас неплохо бы время от времени
менять.
     - Вы пили напиток энтов? - спросил Леголас.  -  Тогда  я  думаю,  что
глаза Гимли  не  обманывают  его.  Странные  песни  слышал  я  о  напитках
Фэнгорна.
     - Много странных рассказов ходит об этой земле, - сказал Арагорн. - Я
никогда не посещал ее. Расскажите мне о ней и об энтах.
     - Энты, - сказал Пин, - энты... Энты все отличаются друг от друга. Но
глаза их... Глаза у них очень странные. - Он  попытался  подобрать  слова,
потом замолчал. - Ну, - продолжал он, - вы видели некоторых на расстоянии,
а они видели вас и сообщили, что  вы  приближаетесь...  И  увидите  многих
других, прежде чем уйдете отсюда. Сами составите о них представление.
     - Погодите, - сказал Гимли. - Мы начали рассказ с  середины.  Я  хочу
слушать его в должном порядке, начиная с того дня,  когда  распалось  наше
товарищество.
     - Все услышите, если позволит время, - ответил Мерри. -  Но  вначале,
если вы кончили есть, набейте трубки и зажгите их. Тогда вы хоть ненадолго
представите себе, что вы благополучно вернулись в Удел или в Раздол.
     Он достал маленький мешочек с табаком.
     - Тут у нас есть много его, вы  можете  взять  его  с  собой  сколько
угодно, когда будем уходить. Мы с Пином сегодня  утром  вели  спасательные
работы. Тут плавало множество вещей. Пин нашел  два  бочонка,  вымытых  из
какой-то кладовой или склада, я думаю. Когда мы их открыли, то  обнаружили
это - отличное трубочное зелье, совершенно не подмоченное.
     Гимли взял немного табака, растер в пальцах и понюхал.
     - Пахнет хорошо, - сказал он.
     - Оно действительно хорошее! - добавил Мерри. -  Дорогой  Гимли,  это
лонгботтомский лист! На  бочонке  совершенно  ясно  видна  торговая  марка
Хорнблауэров. Как оно попало сюда, я себе не  представляю.  Вероятно,  для
личных надобностей Сарумана. Я никогда не знал,  что  его  доставляют  так
далеко. Но сейчас оно попало в хорошие руки.
     - Если бы у меня была трубка... - сказал Гимли. - Но я потерял свою в
Мории или где-то раньше. Нет ли трубки среди ваших трофеев?
     - Боюсь, что нет, - ответил Мерри. - Мы не нашли  ни  одной,  даже  в
этом помещении охраны. Саруман хранил это лакомство для  себя.  Не  думаю,
чтобы была польза от попытки  постучать  в  Ортханк  и  попросить  трубку.
Разделим трубки, как и подобает друзьям в трудную минуту.
     - Минутку! - сказал Пин. Сунув руку под куртку на  грудь,  он  извлек
маленький мягкий мешочек на веревочке. - Одно из  двух  своих  сокровищ  я
храню здесь, они для меня дороже Кольца.  Вот  одно  из  них:  моя  стАрая
трубка. А вот и другое - неиспользованная трубка. Я пронес  ее  через  все
земли, хотя сам не знаю, зачем. Я никогда по-настоящему не надеялся  найти
трубочное зелье в путешествии, когда мое собственное кончится.  Но  теперь
трубки оказались нужными. - Он протянул Гимли маленькую трубку  с  широкой
полоской на головке. - Погасит ли это мой долг?
     - Погасит? - воскликнул Гимли. - Благороднейший хоббит, я перед  вами
в глубоком долгу.
     - Ну, я отправлюсь на свежий воздух, взглянуть на небо и на ветер!  -
сказал Леголас.
     - Мы идем с вами, - сказал Арагорн.
     Они вышли и уселись на груде камней у дороги. Отсюда им  хорошо  была
видна долина: туман поднялся и улетел, унесенный ветром.
     - Отдохнем здесь немного! - сказал Арагорн. - Мы сидим среди  руин  и
разговариваем, а Гэндальф  в  это  время  занимается  делами.  Я  чувствую
усталость, какую редко испытывал раньше. - Он плотнее завернулся  в  серый
плащ и вытянул свои длинные ноги. Потом лег на спину  и  выпустил  из  губ
тонкую струйку дыма.
     - Смотрите, вернулся Следопыт-Бродяжник! - сказал Пин.
     - Он никуда не уходил, - возразил  Арагорн.  -  Я  есть  Бродяжник  и
Дунадан, я одновременно принадлежу и Гондору, и Северу.
     Они некоторое время курили в  молчании,  греясь  на  солнце.  Леголас
лежал неподвижно, глядя на небо и на солнце и тихонько напевая  для  себя,
наконец он сел.
     - Ну что, - сказал он, - время уходит, туман развеялся,  если  только
вы, странный народ, не замените его своим дымом. А где же рассказ?
     - Мой рассказ начнется с пробуждения  в  темноте,  -  сказал  Пин.  -
Проснувшись, я увидел себя связанным в  орочьем  лагере...  Какой  сегодня
день?
     - Пятое марта по исчислению Удела, - ответил Арагорн.
     Пин произвел какие-то расчеты на пальцах.
     - Всего лишь девять дней назад! - сказал он (каждый месяц в календаре
Удела насчитывает тридцать дней. Прим. Автора). - Мне казалось, что с  тех
пор прошел целый год. Ну, хотя половина этого  времени  была,  как  дурной
сон, я насчитываю три ужасных дня. Мерри  поправит  меня,  если  я  забуду
что-либо важное; я не хочу вдаваться в  детали  -  хлысты,  грязь,  дурной
запах и тому подобное; все это не достойно упоминания...
     И он начал рассказ о последней битве Боромира  и  переходе  орков  от
Эмин Муила к лесу. Слушатели кивали, когда во многих пунктах  его  рассказ
совпадал с их догадками.
     - Вот сокровища, которые вы выронили, - сказал Леголас. -  Вы  будете
рады получить их обратно. - Он освободил свой пояс  под  плащом  и  достал
оттуда два ножа в ножнах.
     - Хорошо! - сказал Мерри. - Я не думал, что  снова  увижу  их!  Своим
ножом я пометил нескольких орков, но Углук отобрал их у нас.  Как  свирепо
он смотрел на нас! Я решил вначале, что он ударит меня ножом, но он просто
отбросил его прочь, как будто он жег ему руку.
     - А вот и ваша брошь, Пин, - сказал Арагорн. - Я сохранил ее, так как
это весьма ценная вещь.
     - Я знаю, - сказал Пин. - Мне очень жаль было бросать ее,  но  что  я
еще мог сделать?
     - Конечно, ничего, - ответил Арагорн. - И тот, кто не может в  случае
необходимости бросить сокровище, не должен надеяться на  освобождение.  Вы
поступили правильно!
     - Разрезание пут на руках - это была отличная работа! - сказал Гимли.
- Вам повезло; но можно  сказать,  что  вы  обеими  руками  ухватились  за
счастливый шанс.
     - И задали нам трудную задачу, - добавил Леголас. - Я  думал,  что  у
вас выросли крылья.
     - К несчастью, нет, - вздохнул Пин. - Но вы не знали о Гришнаке. - Он
вздохнул и замолчал, предоставив Мерри рассказывать  о  последних  ужасных
моментах: о когтистых руках, горячем дыхании и смертоносной силе волосатых
рук Гришнака.
     - Все, что вы рассказываете о орках из Барад-Дура, Лугбурга, как  они
называют его, очень беспокоит меня, - сказал Арагорн.  -  Повелитель  Тьмы
знает очень много, и его слуги тоже; и Гришнак, очевидно, послал  какое-то
сообщение через  реку  после  ссоры.  Красный  глаз  устремлен  теперь  на
Изенгард. Но Саруман во всяком случае попался в собственную западню.
     - Да, кто бы ни проиграл, его положение плохо, - согласился Мерри.  -
Дела его пошли плохо, после того как орки вступили в Рохан.
     - Мы  мельком  видели  старика,  по  крайней  мере  на  это  намекнул
Гэндальф, - сказал Гимли. - На краю леса.
     - Когда это было? - спросил Пин.
     - Пять ночей назад, - ответил Арагорн.
     - Посмотрим, -  сказал  Мерри.  -  Пять  ночей  назад  -  значит,  мы
переходим к той  части  рассказа,  о  которой  вы  ничего  не  знаете.  Мы
встретили Древобрада на утро после битвы и  ночь  провели  в  Велингхолле,
одном из энтийских домов. На следующее утро  мы  пошли  на  Энтмут  -  это
собрание энтов и самая странная вещь из всех виденных мною  в  жизни.  Оно
продолжалось весь этот день и весь следующий, а мы провели ночь  с  энтом,
которого зовут Быстрый Луч.  А  потом  поздно  утром  на  третий  день  их
собрания энты вдруг взорвались. Это было поразительно. В  лесу  было  так,
будто в нем закипела буря; затем все сразу взорвалось. Я хотел  бы,  чтобы
вы послушали их песню.
     - Если бы ее услышал Саруман, он был бы уже за сотни миль, даже  если
ему пришлось бы бежать на собственных ногах, - сказал Пин.

              На Изенгард! Пусть окружен он каменной стеной,
              Пусть крепок он, как сталь, и полон силы злой!
              Мы идем!

     Там было еще много. Большая часть этой песни не  имела  слов  и  была
похожа на музыку рогов и барабанов. Она действовала очень возбуждающе.  Но
я думал, что это всего лишь маршевая музыка, песня - пока не пришел  сюда.
Теперь я знаю лучше...
     - Мы спустились с  последнего  хребта  сюда,  в  Нан  Гурунир,  когда
наступила ночь, - продолжал Мерри. - Тогда я впервые почувствовал, что сам
лес движется за нами. Я подумал, что сплю и вижу  энтийский  сон,  но  Пин
тоже видел это. Мы оба испугались, но позже мы ничего  не  могли  об  этом
узнать.
     "Это хуорны, так мы,  энты,  называем  их  на  "коротком"  языке",  -
Древобрад больше не хотел с нами говорить, но я думаю, что это энты, почти
превратившиеся в деревья, по крайней мере внешне. Они стоят тут  и  там  в
лесу, молча, неподвижные, и бесконечно наблюдают за  деревьями.  Я  думаю,
что в глубоких лесных лощинах их сотни и сотни.
     В них великая сила,  и  они,  по-видимому,  способны  окутывать  себя
тенью: трудно увидеть, как они движутся. Но они движутся и  очень  быстро,
когда разгневаны. Вы стоите, размышляя о погоде или прислушиваетесь к шуму
ветерка, и вдруг обнаруживаете, что находитесь в середине леса,  а  вокруг
вас огромные деревья. У них есть  голоса,  и  они  могут  разговаривать  с
энтами - Древобрад сказал, что поэтому их и зовут хуорнами, - но они стали
дикими и странными. Опасными. Я страшно испугался бы встрече с ними,  если
бы рядом не было настоящих энтов, которые умеют с ними управляться.
     Ну, вот, в начале ночи мы по  длинному  ущелью  спустились  к  Долине
Колдуна, к ее верхнему концу, - энты со всеми этими  шелестящими  хуорнами
позади. Мы их, конечно же, не видели, но весь воздух  был  полон  треском.
Было очень темно, ночь была  облачной.  Оставив  холмы,  они  двигались  с
большой скоростью. Луна не  показывалась...  Вскоре  после  полуночи  весь
северный конец Изенгарда был окружен высоким лесом. Врагов не было  видно.
Только в высоком окне башни горел огонь.
     Древобрад и еще несколько энтов подобрались к самым воротам. Пин и  я
были с ними. Мы сидели на плечах Древобрада, и я  чувствовал,  как  в  нем
растет напряжение. Но даже когда они  восстанут,  энты  сохраняют  крайнюю
осторожность и терпеливость. Они стояли неподвижно, как  будто  высеченные
из камня, дышали и слушали.
     Потом раздался  громкий  гул.  Загремели  трубы,  и  стены  Изенгарда
отразили эхо. Мы решили, что нас обнаружили и что сейчас  начнется  битва.
Ничего подобного. Выходили войска Сарумана. Я не знаю подробностей о войне
и о всадниках Рохана, но, очевидно, Саруман решил покончить  с  королем  и
его людьми одним ударом. Он опустошил Изенгард. Я  видел  как  шли  враги:
бесконечные линии марширующих орков, отряды всадников на  больших  волках.
Батальоны людей. Многие несли факелы, и в их свете я мог разглядеть  лица.
Большинство были обычные люди, высокие, темноволосые, угрюмые, но в них не
было ничего особенно злого, но были и ужасные: ростом  с  человека,  но  с
орочьим лицом, желтокожие и косоглазые. Они напомнили мне того  южанина  в
Пригорье; но он не так очевидно походил на орка, как эти.
     - Я тоже подумал о нем, - сказал Арагорн. - Мы  имели  дело  с  этими
полуорками в пропасти Хэлма. Теперь кажется  ясным,  что  тот  южанин  был
шпионом Сарумана, но действовал ли он вместе с черными  всадниками  или  в
одиночку, я не знаю. С этим злым народом трудно решить, когда они в союзе,
а когда обманывают друг друга.
     - Ну, вместе их было не менее десяти тысяч,  -  сказал  Мерри.  -  Им
потребовался  целый  час,  чтобы  пройти  через  ворота.  Часть   из   них
отправилась по мостовой к  бродам,  а  часть  повернула  на  восток.  Там,
примерно в миле отсюда, где река течет в  глубоком  и  узком  ущелье,  был
построен мост. Если вы встанете, то можете разглядеть его отсюда. Все  они
пели хриплыми голосами и смеялись, создавая отвратительный шум.  Я  решил,
что Рохану придется туго. Но Древобрад не двинулся.  Он  сказал:  "Сегодня
мое дело - Изенгард, камень и скалы".
     Но, хотя я не мог видеть, что происходит  в  темноте,  я  решил,  что
хуорны двинулись к югу, как только ворота были вновь закрыты. Я думаю, что
они занялись орками. К утру они далеко растянулись по равнине.  Во  всяком
случае там, вдали виднелась тень большого леса.
     Как только Саруман выслал свою армию, настала пора  энтов.  Древобрад
опустил нас, подошел к воротам и начал колотить в них, призывая  Сарумана.
Ответа не было, только  со  стены  полетели  стрелы  и  камни.  Но  стрелы
бесполезны против энтов. Они ранят  их,  разумеется,  и  разъяряют  -  как
кусающиеся мухи. Но энта можно утыкать орочьими  стрелами,  как  подушечку
для иголок, и  все  же  не  причинить  ему  серьезного  вреда.  Их  нельзя
отравить, а кожа у них очень толстая и крепче коры.  Нужен  очень  сильный
удар топором, чтобы серьезно поранить энта. Они не любят топоров. Но нужно
много людей с топорами, чтобы справиться с одним энтом: если человек нанес
удар, то нанести второй он уже  не  сможет.  Удар  кулака  энта  пробивает
железо, как тонкую жесть.
     Получив несколько стрел, Древобрад начал разогреваться, "торопиться",
как он обычно говорит. Он испустил громкое хум-хум, и подбежала еще дюжина
энтов. Разгневанные энты ужасны. Пальцы их рук и ног вначале  прилипают  к
скале, а затем ее рвут, как хлебную корку. Как будто  смотришь  на  работу
древесных корней за столетия сжатые в несколько секунд.
     Они били, рвали, трясли, молотили.
     Кленч-бенг, крат-крат - через пять минут эти огромные ворота лежали в
развалинах; некоторые из энтов уже  принялись  за  стены,  как  кролики  в
песчаном карьере. Не знаю, что подумал Саруман о  случившемся,  но  он  во
всяком  случае  не  знал,  что  ему  делать.  Конечно,  он  мог  придумать
какое-нибудь колдовство;  но  не  думаю,  чтобы  у  него  было  достаточно
твердости.
     - Нет, - сказал Арагорн. - Когда-то он был так велик, как говорит  об
этом его слава. Знания его были глубоки, мысль его  была  тверда,  а  руки
необыкновенно искусны и у него  была  власть  над  умами  других.  Он  мог
убедить  мудрых,  низших  -  заставить.  И  этой   властью   он   обладает
по-прежнему. Немногие в Средиземье  могли  бы  выдержать  разговор  с  ним
наедине, даже теперь, когда он потерпел поражение. Гэндальф, Элронд, может
быть, Галадриэль, теперь, когда  стала  известна  его  злая  сущность,  но
больше, пожалуй, и никто.
     - Энты его не боятся,  -  сказал  Пин.  -  Он,  по-видимому,  однажды
пытался сговориться с ними, но больше не делал таких попыток. И во  всяком
случае он не понял их;  он  допустил  большую  ошибку,  не  приняв  их  во
внимание в своих расчетах. В его плане для них не было места, а когда  они
принялись за работу, уже некогда было вырабатывать новый план. Как  только
началось наше нападение,  немногие  оставшиеся  в  Изенгарде,  как  крысы,
побежали через все дыры, проделанные энтами. Энты  позволили  людям  уйти,
допросив их. Но не думаю, чтобы кто-нибудь из орков спасся. Не от хуорнов;
к этому времени они лесом стояли вокруг всего Изенгарда.
     Когда энты превратили большую часть южной стены в обломки и все люди,
оставшиеся в живых, бежали, Саруман ударился в панику. Он по-видимому, был
у ворот, когда мы прибыли: наверное, хотел посмотреть на прохождение своей
великолепной армии. Когда энты начали свою работу, он убежал. Вначале энты
его не видели. Но тут облака разошлись, появилось множество звезд, а  энты
в их свете хорошо  видят,  и  неожиданно  Быстрый  Луч  закричал:  "Убийца
деревьев, убийца деревьев!" Быстрый Луч - доброе существо, но он  яростнее
всех ненавидит Сарумана: его народ жестоко пострадал от  орочьих  топоров.
Он спрыгнул со стены и понесся как ветер. Еле заметная фигура, мелькая меж
столбами, торопливо уходила, почти достигнув ступеней  башни.  Но  Быстрый
Луч бежал так  быстро,  что  ему  не  хватило  одного-двух  шагов:  фигура
скользнула в башню, и дверь захлопнулась за ней.
     Как только Саруман спрятался в башне, он тут же  пустил  в  ход  свои
машины. К этому времени многие энты оказались внутри Изенгарда:  некоторые
последовали за Быстрым Лучом, другие ворвались с  севера  и  востока;  они
толпились всюду, учиняя разгром. Неожиданно из шахт и  подземных  проходов
блеснул огонь. Несколько энтов были обожжены. Один  из  них  -  его  звали
Буковая Ветвь - высокий красивый энт  -  попал  в  струю  жидкого  огня  и
вспыхнул, как факел. Ужасное зрелище!
     Энты как с ума посходили. Я думал, что они проснулись  раньше,  но  я
ошибался. Только здесь я  увидел,  что  это  такое.  Ужасно.  Они  ревели,
трубили, рычали так, что от шума начали трескаться камни. Мерри и я лежали
на земле, заткнув уши плащами.  А  энты  неслись  к  Ортханку,  как  волна
шторма, обрушивая столбы, подбрасывая в воздух огромные камни, как листья.
Башня оказалась в середине бушующего водоворота.  Я  видел,  как  железные
столбы  и  куски  стен  обрушились  на  Ортханк.  Но  Древобрад   сохранил
хладнокровие. К счастью, он не обезумел. Он  не  хотел,  чтобы  его  народ
поранил себя в припадке ярости, не хотел, чтобы Саруман  в  этом  смятении
ускользнул через какую-нибудь дыру. Много энтов поранилось об Ортханк,  но
они не сумели ничего сделать. Башня  очень  гладкая,  твердая  и  какое-то
колдовство есть в ней, более древнее, чем власть Сарумана. Энты  не  могли
ухватиться  за  нее,  не  могли  проделать  щели  и  трещины;  они  только
поранились сами.
     Тут Древобрад вошел в их кольцо и закричал. Его необыкновенный  голос
заглушил весь шум. Внезапно наступила мертвая тишина. И мы услышали резкий
смех в высоком окне башни. Он произвел странное действие на энтов. Кипение
их прекратилось, и они стали угрюмы, холодны и спокойны. Со  всей  равнины
собрались они вокруг Древобрада. Тот немного поговорил с ними на их языке;
я думаю, он рассказывал им свой план,  который  уже  давно  созрел  в  его
старой голове. После этого они растаяли в полутьме. К  этому  времени  уже
начинался день.
     Я думаю, они  оставили  наблюдателей  у  башни,  но  эти  наблюдатели
прятались в тени и оставались совершено неподвижными, поэтому я не смог их
разглядеть. Остальные отправились на север. Весь день они были заняты и не
показывались. Большую часть времени мы провели одни. Это был  утомительный
день. Мы бродили поблизости, стараясь не показываться у окон башни: они на
нас смотрели так зловеще. Большую часть времени мы искали чтобы поесть. Мы
также сидели и разговаривали,  обсуждая,  что  же  происходит  на  юге,  в
Рохане, и что могло случится с  остальными  членами  нашего  товарищества.
Снова и снова слышали мы в отдалении грохот падающих  скал,  и  гром  эхом
отдавался в холмах.
     В полдень мы решили обойти по кругу и посмотреть, что  происходит.  У
входа в долину стоял большой тенистый лес хуорнов, другой  лес  -  окружая
северную стену. Мы не осмелились войти в него. Но внутри леса  раздавались
звуки  тяжелой  работы.  Энты  и  хуорны  копали  большие  ямы  и  каналы,
устраивали дамбы, собирая всю воду Изена и впадающих в него рек и ручьев.
     В сумерках Древобрад вернулся к воротам. Он бормотал, гудел  и  бухал
про себя, как будто чем-то довольный. Он вытянул свои большие руки и  ноги
и глубоко вздохнул. Я спросил его, не устал ли он.
     - Устал! - сказал он. - Устал? Нет, не устал, но  тело  затекло.  Мне
нужен добрый глоток из Энтвоша. Мы  тяжело  поработали:  больше  раскололи
камней и изгрызли земли, чем за многие  годы.  Но  работа  уже  закончена.
Когда наступит ночь, не задерживайтесь у этих ворот или в старом  туннеле.
Тут будет вода, она вымоет всю грязь  Сарумана.  Тогда  Изен  снова  будет
чистым. - И он начал обрушивать части стены, не спеша, как бы забавляясь.
     Мы  только  начали  размышлять,  где  спокойно  провести  ночь,   как
случилось  самое  поразительное  происшествие.  Послышался  топот   копыт.
Всадник быстро приближался по дороге.  Мерри  и  я  неподвижно  лежали,  а
Древобрад  встал  за  аркой  ворот.  Неожиданно,  как   вспышка   серебра,
проскакала большая лошадь. Было уже темно, но я ясно смог разглядеть  лицо
всадника: оно казалось сияющим, вся одежда всадника  была  белой.  Я  сел,
открыв рот. Попытался окликнуть его и не смог.
     Но в этом не было необходимости. Он остановился рядом и посмотрел  на
нас.
     - Гэндальф! - сказал я  наконец,  но  голос  мой  был  лишь  шепотом.
Думаете, он сказал: "здравствуйте, Пин! Какая  приятная  встреча!"  Ничего
подобного. Он сказал: "вставай ты, глупый тук! Где, во имя всех  дьяволов,
в этих руинах Древобрад? Он мне нужен. Быстро!"
     Древобрад  услышал  его  голос  и  сразу  вышел  из  тени;  это  была
удивительная встреча. Я был поражен,  но  не  один  из  них  не  удивился.
Гэндальф, очевидно, знал, что найдет здесь Древобрада; а Древобрад, должно
быть, пришел к воротам специально для встречи с ним. Мы рассказали старому
энту о Мории. Но я припоминаю, он тогда бросил  на  нас  странный  взгляд.
Думаю, что он уже тогда видел Гэндальфа или имел какие-то известия о  нем,
но ничего не сказал нам. "Не нужно торопиться", - это его любимые слова.
     - Хум! Гэндальф! - сказал Древобрад. - Я рад, что вы пришли.  Я  могу
управлять и деревом и водой, стволом и камнем. Но тут нужно иметь  дело  с
колдуном.
     - Древобрад, - ответил Гэндальф, - мне нужна ваша помощь. Вы  сделали
много, но нужно сделать еще больше. Нужно справиться  с  десятью  тысячами
орков...
     Они отошли  на  некоторое  расстояние  и  посовещались.  По-видимому,
Гэндальф очень торопился, потому что начал быстро говорить  еще  до  того,
как они отошли. Прошло лишь несколько минут, может быть, с четверть  часа.
Гэндальф вернулся к  нам,  испытывая  облегчение,  почти  веселый.  Только
теперь он сказал, что рад нас видеть.
     - Но, Гэндальф, - воскликнул я,  -  где  вы  были?  И  видели  ли  вы
остальных?
     - Где бы я ни был, я вернулся, - ответил он в своей обычной манере. -
Да, я видел некоторых  из  остальных.  Но  новости  могут  подождать.  Это
опасная ночь, и я должен скакать быстро. Но рассвет будет ярче, и тогда мы
встретимся вновь. Берегите себя  и  держитесь  подальше  от  Ортханка!  До
свидания!
     Древобрад был очень задумчив, когда Гэндальф ускакал.  Он,  очевидно,
слишком многое узнал за короткое время и теперь  переваривал  новости.  Он
посмотрел на нас и сказал: "ну, я вижу, вы не такой торопливый народ,  как
я думал. Вы сказали мне гораздо меньше, чем могли, и не больше  того,  что
нужно. Хм, целая  связка  новостей.  Ну,  теперь  Древобрад  должен  снова
взяться за дело."
     Прежде чем он ушел, мы кое-что узнали от него, и узнанное нас  совсем
не подбодрило. Но в тот момент мы больше думали о вас троих, чем о Фродо и
Сэме или о бедном Боромире. Мы узнали, что происходит большая битва, и что
вы в ней участвуете и можете не выйти из нее живыми.
     - Хуорны помогут, - сказал Древобрад. С этими словами он ушел,  и  мы
не видели его до сегодняшнего утра.
     Была глубокая ночь. Мы лежали на верху большой кучи камней и не могли
ничего видеть за ней. Туман и тень закрыли все вокруг  нас,  как  одеялом.
Воздух казался горячим и тяжелым; он был полон шума,  шорохов,  треска.  Я
думаю, мимо нас проходили сотни  хуорнов,  спеша  на  помощь  сражающимся.
Позже послышался удар гром и далеко над Роханом вспыхнули молнии. Снова  и
снова высвечивались перед нами горные пики и тут же исчезали во тьме. А за
ними тоже раздавался шум похожий на гром, но все же другой. Временами  эхо
звучало по всей долине.
     Вероятно была полночь, когда  энты  разорвали  дамбу  и  пустили  всю
собравшуюся воду через брешь в северной стене  вниз,  в  Изенгард.  Хуорны
прошли, и гром удалился. Над западными горами показалась луна.
     Изенгард начал заполняться черным  потоком.  Вода  блестела  в  лучах
луны. Вновь и вновь находила она путь под землю через  какую-нибудь  шахту
или ход. Со  свистом  вздымались  столбы  пара.  Волнами  поднимался  дым.
Раздавались взрывы, из-под земли вырывались языки пламени. Из одной  шахты
пар шел таким сильным потоком, что дважды обвился вокруг Ортханка, и башня
стала похожа на горный пик, укутанный облаками, с пламенем внизу и  лунным
блеском вверху. А вода продолжала прибывать, и наконец Изенгард стал похож
на большую плоскую кастрюлю, парящую и булькающую.
     - Подойдя вчера ночью ко входу к Нан-Гурунир, мы видели облако дыма и
пара, - сказал Арагорн. - Мы опасались, что это Саруман готовит против нас
какое-то колдовство.
     - Нет, не он, - сказал Пин. -  Саруману  было  не  до  смеха.  Утром,
вчерашним утром, вода залила все углубления, повсюду висел  густой  туман.
Мы нашли  убежище  здесь,  в  помещении  охраны,  и  были  испуганы.  Вода
продолжала прибывать, затопила старый туннель и залила  ступени  лестницы.
Мы думали что пойманы, как орки в норе; но мы  нашли  еще  одну  лестницу,
которая привела нас на вершину  арки.  Проход  был  узок  и  весь  завален
обломками камня. Мы сидели высоко над наводнением и смотрели на затонувший
Изенгард. Энты продолжали гнать воду, пока не были  погашены  все  огни  и
заполнены все подземелья.  Туман  собрался  в  огромный  облачный  зонтик,
должно быть, с  милю  высотой.  Вечером  над  восточными  холмами  повисла
большая радуга. Солнце садилось в  густой  дымке.  Все  было  очень  тихо.
Где-то  вдали  зловеще  выли  несколько  волков.  Ночью  энты   остановили
наводнение и послали Изен по старому руслу. Этим все и кончилось.
     Вода ушла.  Я  думаю,  где-то  были  подземные  стоки.  Если  Саруман
выглядывал через одно из своих окон, он должен был увидеть грязный мрачный
беспорядок. Мы чувствовали себя очень одинокими. Не было видно  ни  одного
энта. И никаких новостей. Мы провели ночь под аркой. Было холодно, сыро, и
совсем  не  спали.  Мы  чувствовали,  что  каждую  минуту  можете   что-то
произойти. Саруман по-прежнему находился в своей башне. Ночью  был  слышен
шум, как  будто  ветер  пронесся  над  долиной.  Я  думаю,  что  вернулись
уходившие энты и хуорны. Но куда они делись сейчас, я  не  знаю.  Туманным
серым утром мы спустились и огляделись. Никого не было видно. Вот  и  все,
что можно рассказать. А после того смятения, что мы пережили, все  кажется
достаточно мирным и безопасным  -  после  возвращения  Гэндальфа.  Я  могу
спать!
     Все некоторое время молчали. Гимли снова набил свою трубку.
     - Одно обстоятельство меня удивляет, - заметил он, зажигая трубку при
помощи своего огнива. -  Змеиный  Язык.  Вы  сказали  Теодену,  что  он  с
Саруманом. Как он попал сюда?
     - О да, я забыл о нем,  -  согласился  Пин.  -  Он  не  появлялся  до
сегодняшнего утра. Мы только разожгли костер и немного  поели,  как  вновь
появился Древобрад. Мы услышали, как бухтит и зовет нас по имени.
     - Я пришел взглянуть, как вы поживаете,  юноши,  -  сказал  он,  -  и
сообщить  кое-какие  новости.  Хуорны  вернулись.  Все  в  порядке,  -  он
засмеялся и хлопнул себя по бедрам. - Нет больше орков  в  Изенгарде,  нет
больше топоров! И прежде, чем  состарится  день,  кое-кто  придет  с  юга,
некоторых из пришедших вы будете рады увидеть.
     Он едва успел сказать это, как мы услышали стук копыт на  дороге.  Мы
побежали к воротам, я выглянул, ожидая увидеть Бродяжника и  Гэндальфа  во
главе армии. Но из тумана выехал старик на старой уставшей лошади; он  был
странно искривлен. Больше никого не было. Выехав из тумана, он  неожиданно
увидел развалины ворот и всего остального. Он остановился и  уставился  на
разгром, лицо его позеленело. Он был так поражен, что вначале  не  заметил
нас. Но увидев нас, он вскрикнул и попытался повернуть лошадь и  ускакать.
Но Древобрад сделал три больших шага, протянул к нему руку и поднял его из
седла... Лошадь в ужасе убежала, а старик упал ниц на  землю.  Он  сказал,
что его зовут Грима, что он друг и советник  короля  Теодена  и  послан  с
важными сообщениями к Саруману.
     - Никто больше не осмелился ехать через местность,  кишащую  грязными
орками, - сказал он, - поэтому послали меня. Путешествие было  опасным,  я
голоден и устал. И мне пришлось сделать большой крюк  к  северу,  так  как
меня преследовали волки.
     Я поймал косой взгляд, который он  бросил  на  Древобрада,  и  сказал
себе: "он лжец". Древобрад несколько минут смотрел на него своим медленным
взглядом, пока скорчившийся  старик  не  заерзал  по  земле.  Наконец  энт
сказал: "хм, хм, я ждал  вас  мастер  Змеиный  Язык".  Человек  вздрогнул,
услышав это имя, а  Древобрад  продолжал:  "Гэндальф  успел  сюда  первым.
Поэтому я знаю о вас все необходимое и знаю, что делать с вами.  "Посадите
всех крыс в одну яму", - сказал Гэндальф. Я так и сделаю. Я теперь  хозяин
Изенгарда, но Саруман закрыт в своей  башне.  Можете  отправиться  туда  и
передать ему любые известия, какие захотите."
     - Позвольте мне идти! - сказал Змеиный Язык. - Позвольте мне идти!  Я
знаю дорогу.
     - Я не сомневаюсь, что вы ее знаете, -  согласился  Древобрад.  -  Но
положение немного изменилось. Пойдите и посмотрите.
     Он позволил Змеиному Языку пройти, тот прошел под аркой - мы  шли  за
ним, пока не оказались внутри круга и не увидели наводнение, лежащее между
ним и Ортханком. И тогда он повернулся к нам.
     - Позвольте мне уйти! - взвыл он. - Позвольте мне уйти. Мое сообщение
теперь уже бесполезно.
     - Несомненно, - согласился Древобрад. - Но у  вас  есть  выбор  между
двумя возможностями: остаться с  нами  и  дождаться  приезда  Гэндальфа  и
своего хозяина или пересечь воду. Что вы выберете?
     Человек задрожал при упоминании о своем  хозяине  и  опустил  ногу  в
воду, но отдернул ее.
     - Я не умею плавать, - сказал он.
     - Здесь неглубоко, - успокоил его Древобрад.  -  Она  грязна,  но  не
повредит вам, мастер Змеиный Язык. Идите!
     И негодяй бросился в наводнение. Вода поднялась ему почти  до  шеи  к
тому времени, как он удалился настолько, что я  уже  не  мог  его  видеть.
Когда я видел его в последний раз, он  вцепился  в  какой-то  бочонок  или
обломок дерева. Но Древобрад побрел за ним и следил за его продвижением.
     - Ну, он прошел, - сказал он,  вернувшись  к  нам.  Я  видел  как  он
карабкался по ступенькам, как вымокшая крыса.  Кто-то  в  башне  есть:  из
двери высунулась рука и вытащила его. Итак, он там, и, надеюсь,  встретили
его с радостью. Теперь я должен уйти  и  отмыться  от  грязи.  Я  буду  на
северной  стороне,  если  кто-нибудь  захочет  меня  видеть.   Здесь   нет
достаточно чистой воды, чтобы энт мог напиться или выкупаться.  Поэтому  я
попрошу вас подождать у ворот  и  встретить  приезжающих.  Заметьте  себе:
приедет повелитель полей Рохана! И приветствуйте его как можно лучше:  его
люди выиграли большую битву у орков. А может, вы лучше энтов  знаете,  как
приветствовать таких людей? В мое время на этих  зеленых  полях  прибывало
множество повелителей, но я никогда не  знал  их  речь  и  их  имена.  Они
захотят человеческой пищи, и вы об этом  знаете  лучше  меня.  Поэтому  вы
сможете найти еду для короля...
     Таков конец нашего рассказа, - заключил хоббит. -  Хотя  я  хотел  бы
узнать, кто  же  такой  Змеиный  Язык.  Действительно  ли  он  королевский
советник?
     - Он был им, - ответил Арагорн, -  и  был  также  агентом  и  шпионом
Сарумана в Рохане. Судьба воздала ему по заслугам. Вид руин того,  что  он
считал таким непоколебимым и сильным, само по себе достаточное  наказание.
Но боюсь, его ожидает худшее.
     - Да, думаю, Древобрад послал его в Ортханк не по доброте, -  заметил
Мерри.  -  Он  кажется,  угрюмо  радовался  и  смеялся  про  себя,   когда
отправлялся купаться  и  пить.  Мы  провели  после  этого  много  времени,
обыскивая обломки, плавающие в воде, и окрестные помещения. Нашли две  или
три кладовые выше уровня наводнения. Но Древобрад послал вниз энтов, и они
принесли много всякого добра.
     "Нужна человеческая пища для двадцати пяти человек, -  сказали  энты.
Как видите,  кто-то  сосчитал  ваш  отряд  до  вашего  прибытия.  Очевидно
считалось, что вы трое должны идти с большими людьми. Но вы не  пожалеете,
что остались с нами.
     - Как насчет питья? - спросили мы у энтов.
     - Вода в Изене, - ответили они, - достаточна хороша и  для  энтов,  и
для людей. Но, надеюсь, у энтов нашлось время для изготовления их  напитка
из горных ручьев, и мы видели, что борода  Гэндальфа  завилась,  когда  он
вернулся. После ухода энтов мы почувствовали себя уставшими  и  голодными.
Но мы не жалуемся - наша работа была вознаграждена. Именно при поисках еды
для людей Пин отыскал два бочонка  Хорнблауэров.  "Трубочное  зелье  лучше
еды" - сказал Пин. Таково положение к данному моменту.
     - Теперь мы все понимаем, - сказал Гимли.
     - За одним исключением, - добавил Арагорн. - Листья из Южного Удела в
Изенгарде, чем я больше думаю, тем более любопытным  это  мне  кажется.  Я
никогда не был в Изенгарде, но  я  путешествовал  в  этих  землях  и  знаю
пустыни, лежащие между Роханом и Уделом. Никто не  мог  пройти  через  них
многие годы. Я думаю, у Сарумана были тайные сношения с кем-то в Уделе. Не
только во дворце короля Теодена можно встретить "змеиные языки".  Была  ли
дата на бочонках?
     - Да, - сказал Пин. - 1417 год, это  предыдущий  год,  очень  хороший
год.
     - Ну, что ж, пока, какое бы зло там не действовало,  мы  до  него  не
дотянемся, - констатировал Арагорн. -  Но,  думаю,  что  об  этом  следует
рассказать Гэндальфу, хотя это дело  может  показаться  мелким  среди  его
больших дел.
     - Интересно, что  он  делает,  -  сказал  Мерри.  -  Прошел  полдень.
Пойдемте осмотримся! Теперь вы можете войти в  Изенгард,  Бродяжник.  Если
хотите. Но зрелище вас ждет не очень приятное.

                             10. ГОЛОС САРУМАНА

     Они прошли через разрушенный туннель, взобрались на груду  камней,  и
перед ними открылась темная скала Ортханка; множество его окон  с  угрозой
смотрели на них. Почти вся вода сошла. Лишь кое-где виднелись мутные лужи,
покрытые пеной и обломками; но большая часть плоского круга  обнажилась  и
представляла  собой  дикое  месиво  грязи  и  обломков,  усеянное  черными
отверстиями и наклонившимися в разные стороны столбами. В  краях  обширной
части Изенгарда виднелось множество брешей и щелей, как бы пробитых бурей;
сквозь них просвечивала уходящая к  горным  отрогам  зеленая  равнина.  На
поверхности  чаши  видна  была  группа  всадников;  всадники  двигались  с
северного конца и направлялись к Ортханку.
     - Это Гэндальф, Теоден и его люди! - заметил Леголас. -  Пойдемте  им
навстречу!
     - Идите осторожно! - предупредил Мерри. - Плиты  вывернуты  из  своих
гнезд и покрыты грязью: они могут подвернуться под вами, и вы  провалитесь
в яму.
     Они медленно и  осторожно  пошли  по  дороге  от  ворот  к  Ортханку.
Всадники, видя их приближение, остановились в тени скалы и ждали. Гэндальф
выехал вперед им навстречу.
     - Ну, у нас с Древобрадом был  интересный  разговор,  и  мы  обсудили
кое-какие планы, - сказал он. - К тому же мы  все  отдохнули.  Теперь  нам
нужно снова двигаться в путь. Я надеюсь, вы тоже подкрепились и отдохнули?
     - Да, - ответил Мерри. - Но наш разговор начался и кончился в дыме. С
некоторых пор мы лучше относимся к Саруману.
     - Неужели? - удивился Гэндальф. - Ну, а я нет. Перед  отправлением  у
меня есть еще одно дело: нужно нанести Саруману прощальный визит.  Опасный
и, вероятно, бесполезный. Но визит должен быть  сделан.  Кто  хочет  может
идти со мной. Но берегитесь! И не шутите! Сейчас не время для шуток.
     - Я пойду, - сказал Гимли. - Хочу  взглянуть  на  него  и  проверить,
похож ли он на вас.
     - А как вы узнаете это, мастер гном? - спросил  Гэндальф.  -  Саруман
может  выглядеть  мной  в  ваших  глазах,  если  ему  это  понадобится.  И
достаточно ли вы мудры, чтобы разобраться во всех его ложных образах?  Ну,
посмотрим. Возможно, он не захочет показываться  перед  таким  количеством
свидетелей. Но я  попросил  всех  энтов  не  подходить  близко,  так  что,
возможно, мы его убедим выйти.
     - А не опасно ли это? - спросил Пин. - Не выстрелит ли он в  нас,  не
прольет ли огонь из окон, не наложит ли на расстоянии заклинание?
     - Последнее вполне вероятно, если вы пойдете к его  дверям  с  легким
сердцем, - сказал Гэндальф. - Мы не знаем, что  он  будет  делать.  Опасно
приближаться к хищнику, загнанному в угол. А у Сарумана есть еще власть, о
которой вы и не догадываетесь. Берегитесь его голоса!
     Они подошли к подножью Ортханка. Оно было черным, и  скала  блестела,
как-будто была влажной. У многих  камней  были  острые  грани,  словно  их
недавно высекли. Несколько крошечных трещин осталось на них, как следствие
ярости энтов.
     На  восточной  стороне,  высоко  над  землей  между   двумя   устоями
находилась большая дверь; над ней окно, выходящее на  балкон,  огражденный
железными перилами. К порогу двери вел пролет  из  двадцати  семи  широких
ступеней, высеченных чьим-то  неведомым  искусством  из  того  же  черного
камня. Это был единственный вход в башню. В высоких стенах было  прорезано
множество окон. Сверху они казались маленькими глазками в лице из скал.
     У начала лестницы Гэндальф и король спешились.
     - Я поднимусь, - сказал Гэндальф. - Я  бывал  в  Ортханке  и  понимаю
опасность этого.
     - Я тоже поднимусь, - сказал король. -  Я  стар  и  больше  не  боюсь
опасности. Я хочу поговорить с врагом, который причинил мне  столько  зла.
Эомер пойдет со мной и присмотрит, чтобы мои старые ноги не споткнулись.
     - Как хотите, - сказал Гэндальф. -  Со  мной  пойдет  Арагорн.  Пусть
остальные ждут у подножья лестницы. Они достаточно увидят и услышат,  если
будет что видеть и слышать.
     - Нет! - сказал Гимли. - Леголас и я хотим взглянуть поближе. Мы одни
представляем наши народы. Мы пойдем с вами.
     - Идите! - сказал Гэндальф и с этими  словами  начал  подниматься  по
ступенькам. Теоден шел за ним.
     Всадники Рохана беспокойно сидели на лошадях с обеих сторон  лестницы
и мрачно смотрели на темную башню, опасаясь за своего повелителя. Мерри  и
Пин сели на нижнюю ступеньку, чувствуя себя незначительными и в тоже время
ощущая опасность.
     - Полмили грязи отсюда до ворот! - пробормотал  Пин.  -  Хотел  бы  я
незаметно улизнуть обратно в караульную! Зачем мы пришли? Нас не звали.
     Гэндальф остановился перед дверью в Ортханк и ударил в  нее  посохом.
Послышался глухой звук.
     - Саруман!  Саруман!  -  воскликнул  Гэндальф  громким  повелительным
голосом. - Саруман, выходите!
     Некоторое время никакого ответа не  было.  Наконец  окно  над  дверью
приоткрылось, но в темной щели ничего не было видно.
     - Кто это? - послышался голос. - Что вам нужно?
     Теоден вздрогнул.
     - Я знаю этот голос, - сказал он, - и я проклинаю день, когда впервые
услышал его.
     - Идите и приведите Сарумана, раз  уж  вы  стали  его  лакеем,  Грима
Змеиный Язык! - сказал Гэндальф. - И не тратьте зря нашего времени!
     Окно закрылось. Они ждали. Неожиданно послышался другой голос, низкий
и мелодичный, каждые его  звук  очаровывал.  Те,  кто  слышал  этот  голос
неподготовленным, редко могли  вспомнить  услышанные  слова,  а  вспомнив,
удивлялись, потому что в словах не было никакой особенной силы. Но  обычно
помнили только радость и счастье от этого голоса;  все,  что  он  говорил,
казалось  необыкновенно  мудрым,  в  глубине  души   поднималось   желание
немедленным согласием доказать свою мудрость. Голоса других  по  контрасту
казались грубыми. И если  кто-то  противоречил  этому  голосу,  в  сердцах
слушателей  возникало  желание  этого  спорщика   убить.   Для   некоторых
очарование длилось, лишь пока голос обращался к ним; когда он обращался  к
другому, они улыбались, как человек, разглядевший грех  фокусников,  в  то
время как другие его не видят. Для большинства же достаточно  было  просто
звука этого голоса, чтобы держать их под властью чар. Но для тех, кто  был
завоеван голосом, очарование его продолжалось долго, как будто он  шепотом
звучал в их ушах.  Никто  не  оставался  незатронутым  им:  никто  не  мог
сопротивляться его просьбам и приказам без напряжения разума и воли,  если
только хозяин сохранял контроль над ними.
     - Ну? - мягко произнес этот голос. - Зачем вы  нарушаете  мой  отдых?
Почему не даете мне покоя ни днем, ни ночью?
     Он произнес это тоном  доброго  человека,  огорченного  незаслуженным
оскорблением.
     Все смотрели вверх,  удивленные,  потому  что  никто  не  слышал  его
приближения. Они увидели фигуру, опирающуюся на перила и глядевшую вниз на
них. Это был старик, одетый в большой  плащ,  цвет  которого  было  трудно
определить сразу, потому что он менялся, когда они переводили  взгляд  или
когда сам старик шевелился. У старика было длинное лицо с высоким лбом,  с
глубокими темными глазами, выражение  которых  было  трудно  понять,  хотя
взгляд его был одновременно серьезным, благожелательным, немного уставшим.
Волосы и борода его были белые, но в  бровях  и  вокруг  ушей  сохранилось
много черных волос.
     - Приятный и в то же время неприятный, - пробормотал Гимли.
     - Но продолжим, - сказал мягкий голос.  -  Двух  из  вас  я  знаю  по
именам. Гэндальфа и очень хорошо знаю и понимаю, что он ищет здесь  помощи
или совета. Но вы,  Теоден,  повелитель  марки  Рохана,  известный  своими
благородными деяниями и еще более известный благородством дома  Эорлов.  О
достойный сын Тенгела! Почему вы не пришли сюда раньше и как друг?  Как  я
хотел увидеть вас, могущественный король западных земель, и особенно в эти
последние годы, чтобы  предостеречь  вас  от  неразумных  и  злых  советов
окружавших вас! Но разве  сей  час  пришел  слишком  поздно?  Несмотря  на
нанесенное мне оскорбление, в котором, увы! Приняли участие и люди Рохана,
я все еще могу помочь вам, спасти вас от  неизбежной  гибели,  если  вы  и
дальше пойдете по дороге, по которой начали идти. Я один могу  помочь  вам
сейчас.
     Теоден открыл рот, как бы собираясь заговорить, но ничего не  сказал.
Он посмотрел  на  Сарумана,  глядевшего  на  него  темными  торжественными
глазами, потом на Гэндальфа; казалось, он колеблется. Гэндальф  не  сделал
ни знака; он стоял молча, как камень,  как  человек,  терпеливо  ожидающий
призыва,  который  еще   не   пришел.   Всадники   вначале   зашевелились,
одобрительно бормоча, потом тоже замолчали, очарованные. Им казалось,  что
Гэндальф никогда не  говорил  так  прекрасно  и  достойно  их  повелителя.
Грубыми и высокомерными  казались  теперь  все  его  слова,  обращенные  к
Теодену. И в сердцах воинов запала тень,  страх  перед  гибелью  Марки  во
Тьме, куда вел  их  Гэндальф,  в  то  время  как  Саруман  стоял  у  двери
освобождения,  и  держа  ее  полуоткрытой  давал  пробиться  лучу   света.
Наступило тяжелое молчание.
     Его внезапно прервал гном Гимли.
     - Слова этого колдуна стоят на головах, - заявил он,  сжимая  рукоять
топора. - Если на языке Ортханка помощь означает разрушение, а спасение  -
порабощение, тогда все ясно. Но мы пришли сюда не как просители.
     - Мир! - сказал Саруман, и на короткое мгновение голос его стал менее
мягким и вкрадчивым, в глазах блеснул огонек и исчез. - Я пока говорю не с
вами, Гимли, сын Глоина! Ваш дом  далеко,  и  вы  не  имеете  отношения  к
беспокойствам и заботам наших земель. Но  не  ваша  вина  в  том,  что  вы
оказались вовлеченными в наши дела, поэтому я не осуждаю вас за  ту  роль,
что вы сыграли, - а роль эта, несомненно злая. Но прошу вас: позвольте мне
вначале поговорить с королем Рохана, моим соседом и некогда - моим другом.
     - Что вы скажете, король Теоден? Хотите ли сохранить мир  со  мной  и
использовать мои знания, собранные за  много  лет?  Будем  ли  мы  держать
совместный совет  против  злых  дней  и  возместить  взаимные  оскорбления
совместными добрыми делами, чтобы ваши земли процветали?
     Теоден  по-прежнему  не  отвечал.  Поражен  ли  он  был  гневом   или
сомнением, никто не мог сказать. Заговорил Эомер.
     - Повелитель выслушайте меня! - сказал  он.  -  Теперь  мы  чувствуем
опасность, о которой нас предупреждали. Прибыли ли мы как  победители  или
должны стоять удивленные старым лжецом с медом на раздвоенном  языке?  Так
говорил бы загнанный волк, обращаясь к собакам, если  бы  смог.  Уж  такую
помощь сможет оказать он  вам!  Все,  что  он  хочет,  это  выпутаться  из
трудного положения. Но неужели вы будете вести переговоры с этим  мастером
предательства и убийства? Вспомните Теодреда у  бродов  и  могилу  Гамы  в
пропасти Хэлма!
     - Если говорить о ядовитых языках, то что сказать о вашем, юная змея?
- сказал Саруман, и все почувствовали сдерживаемый гнев в его голосе. - Но
подождите, Эомер, сын Эомунда! - продолжал  он  снова  мягким  голосом.  -
Каждый должен довольствоваться  своим  уделом.  Ваш  удел  -  сила  рук  и
доблесть. Из-за них вы заслужили высокую  честь.  Убивайте  врагов  вашего
повелителя и довольствуйтесь этим. Не вмешивайтесь в политику, которой  вы
не понимаете. Но, может быть, если вы станете королем, вы поймете то,  что
король осторожно и заботливо должен выбирать себе друзей. Дружбу  Сарумана
и могущество Ортханка не так просто отбросить в сторону, какие  бы  обиды,
реальные или мнимые, не лежали между нами. Вы  выиграли  сражение,  но  не
войну. В следующий раз вы можете обнаружить тень леса у своих  дверей:  он
своенравен, бесчувственен и не любит людей.
     Но, повелитель Рохана, можно ли называть меня убийцей, если погибли в
битве доблестные люди? Если вы начали войну без необходимости, потому  что
я не хотел ее, - тогда люди будут умирать. Но если я убийца из-за этого, в
таком случае весь дом Эорла состоит из убийц: ваши предки вели много  войн
и  убили  множество  противников.  Но  с   некоторыми   противниками   был
впоследствии заключен мир. Я говорю, король Теоден: пусть будет между нами
мир и дружба. Теперь слово за вами.
     - У нас будет мир, - сказал  Теоден  наконец,  хрипло  и  с  усилием.
Несколько всадников радостно воскликнули. Теоден поднял руку. - Да, у  нас
будет мир, когда исчезнете вы и все ваши создания - и все создания  вашего
черного хозяина, которому вы хотели  предать  нас.  Вы  лжец,  Саруман,  и
растлитель человеческих сердец. Вы протягиваете мне руку, а я вижу  только
коготь лапы Мордора. Какая жестокость и какое лицемерие! Даже если  вы  бы
вели войну только со мной - а это не  так:  будь  вы  хоть  в  десять  раз
мудрей, вы не имеете права руководить мной по своему желанию, - даже  если
так, что вы скажете о своих факелах в Вестфолде и о детях,  которые  лежат
там мертвыми? Ваши слуги изрубили тело Гамы перед воротами  Хорнбурга  уже
после его смерти. Только когда вы повиснете на виселице в собственном окне
пищей для ворон, только тогда у нас будет мир с  вами  и  с  Ортханком.  Я
говорю от имени всего  дома  Эорла.  Пусть  я  недостойный  потомок  своих
предков, но я не буду лизать ваши руки. Попробуйте  с  кем-нибудь  другим.
Но, боюсь, ваш голос утратил свое очарование.
     Всадники смотрели на Теодена, как люди, очнувшиеся  от  сна.  Хрипло,
как карканье старого ворона, звучал в ушах голос  их  повелителя  -  после
музыки слов Сарумана... Сам Саруман на время из-за гнева утратил  контроль
над собой. Он перегнулся через перила,  как  будто  хотел  ударить  короля
своим посохом. Многим показалось, что они видят змею,  изготовившуюся  для
прыжка.
     - Виселица и вороны!  -  засвистел  он,  и  все  вздрогнули  от  этой
отвратительной перемены. - Старый дурак!  Что  такое  дом  Эорла,  как  не
крытый соломой сарай, где пирует банда пьяных  в  дым  разбойников,  а  их
отродье возится на полу  с  собаками?  Слишком  долго  они  сами  избегали
виселицы!.. Но петля приближается, медленно, но неотвратимо. Все вы будете
висеть в ней! - Голос его  изменился,  как  будто  он  медленно  овладевал
собой. - Не знаю, откуда я беру терпение для разговоров с вами. Мне вы  не
нужны, не нужны ваши адъютанты, убегающие  быстрее,  чем  скачущий  вперед
Теоден, хозяин лошадей. Я уже давно предлагал вам союз, видимо превышающий
возможность вашего разума. Предлагаю его снова, чтобы те, кого  вы  ведете
по неверной дороге, могли  увидеть  правильный  выбор.  Вы  хвастали,  что
нанесли мне оскорбление. Да будет так. Убирайтесь к своим хижинам!
     Но вы, Гэндальф! Вами я действительно огорчен, за вас я стыжусь.  Как
могли вы принять участие в такой компании? Вы горды, Гэндальф,  и  не  без
причины, у вас благородный ум и глаза, способные видеть далеко и  глубоко.
Даже сейчас неужели вы не прислушиваетесь к моему совету?
     Гэндальф шевельнулся и посмотрел вверх:
     - Что скажете вы такого, чего не сказали  во  время  нашей  последней
встречи? - поинтересовался он. - Или вы хотите взять свои слова обратно?
     Саруман помолчал.
     - Взять назад? - пропел он, как бы в изумлении. -  Взять.  Я  пытался
дать вам совет для вашего же добра, но вы не  пожелали  меня  слушать.  Вы
горды и не любите советов: у вас хватает собственной мудрости. Но в данном
случае вы ошибаетесь, неправильно понимаете мои намерения.  Боюсь,  что  в
стремлении переубедить вас я потерял терпение. Я сожалею об этом.  У  меня
нет к вам недоброжелательности. Вот даже  сейчас,  когда  вы  вернулись  в
обществе злобных и невежественных союзников. И почему бы  мне  желать  вам
зла?  Разве  мы  оба  не  члены  высокого   и   древнего   союза,   самого
замечательного в Средиземье? Наша  дружба  выгодна  нам  обоим.  Мы  можем
по-прежнему действовать вместе, излечивать недостатки мира. Давайте поймем
друг друга и избавим этих младших собратьев от необходимости делать выбор!
Пусть ждут нашего решения! Для общего блага я согласен  забыть  прошлое  и
принять вас вновь. Разве вы не хотите поговорить со мной? И  разве  вы  не
подниметесь ко мне?
     Так велика была сила голоса Сарумана, что никто,  слышавший  его,  не
мог остаться незатронутым. Но теперь очарование голоса было другим. Теперь
это было  мягкое  увещевание  доброго  короля  ошибающемуся,  но  любимому
министру. Они слышали слова не предназначенные для них,  непослушные  дети
или грубые слуги, подслушивающие беседу старших и размышляющие,  насколько
она будет определять их участь. Из возвышенного материала были сделаны эти
двое, почтенного и мудрого. Неизбежен был их союз. Гэндальф  поднимется  в
башню, чтобы обсудить глубокие мысли, недоступные их пониманию, в  высоких
комнатах Ортханка. Дверь за ним закроется, а они останутся снаружи и будут
ждать назначенной работы или наказания. Даже в  мозгу  Теодена  оформилась
мысль, как тень сомнения: "он нас предаст, он пойдет, мы останемся".
     И вдруг Гэндальф рассмеялся. Наваждение исчезло, как дым.
     - Саруман, Саруман! - сказал Гэндальф, все еще смеясь. - Саруман,  вы
неверно выбрали путь в жизни. Вы должны были бы стать королевским шутом  и
зарабатывать на  хлеб  себе  и  на  колотушки,  передразнивая  королевских
советников. - Он помолчал, пытаясь справиться со своим весельем. -  Понять
друг друга? Боюсь, вы меня не понимаете. Но, Саруман, вас я понимаю теперь
слишком хорошо. Я лучше помню ваши аргументы и дела, чем вы предполагаете.
Когда я в последний раз навещал вас, вы были тюремщиком Мордора, и туда-то
должен был быть послан я. Нет, гость, который был вынужден бежать с крыши,
дважды подумает, прежде чем прийти снова. Нет, я не думаю, что поднимусь к
вам. Но послушайте меня,  Саруман,  в  последний  раз!  Не  хотите  ли  вы
спуститься? Изенгард оказался менее сильным, чем он вам представлялся.  То
же может произойти и с другими вещами, в которые вы верите.  Не  лучше  ли
оставить их на время хотя бы? Повернуться к новому, может быть?  Подумайте
хорошо, Саруман! Не хотите ли спуститься?
     Тень  пробежала  по  лицу  Сарумана,  потом   лицо   его   смертельно
побледнело. Прежде чем он сумел  справиться  с  собой,  все  увидели  муку
разума терзаемого сомнением,  боящегося  остаться  и  боящегося  выйти  из
убежища.  Секунду  он  колебался.  Все  затаили  дыхание.  Потом   Саруман
заговорил, и голос его был пронзителен и холоден. Высокомерие и  ненависть
звучали в нем.
     - Спущусь ли я? - насмехался  он.  -  Неужели  невооруженный  человек
выйдет за дверь к грабителям и убийцам?  Я  достаточно  хорошо  слышу  вас
отсюда. Я не дурак и не верю вам, Гэндальф. Они не стоят открыто  на  моей
лестнице, но я знаю, где они скрываются и ждут вашего приказа,  эти  дикие
лесные демоны.
     - Предатели всегда недоверчивы, - устало ответил Гэндальф.  -  Но  вы
можете не бояться за свою шкуру. Я не хочу ни убивать, ни  повредить  вам,
как вы думаете. И у меня хватит власти, чтобы  защитить  вас.  Я  дам  вам
последнюю возможность. Можете свободно оставить Ортханк, если хотите.
     - Звучит хорошо, - усмехнулся Саруман. - Вполне  в  манере  Гэндальфа
Серого, очень снисходительно и ласково.  Не  сомневаюсь,  что  вы  найдете
Ортханк просторным и удобным, и потому мой уход устраивает вас.  Но  зачем
мне уходить? И что вы понимаете под словом "свободно"? Я  убежден,  что  у
вас есть условия.
     - Причины для ухода вы можете  увидеть  из  своего  окна,  -  ответил
Гэндальф. - Другие причины легко придут вам на ум. Ваши  слуги  уничтожены
или рассеяны, соседи стали  вашими  врагами,  вы  обманули  своего  нового
хозяина или пытались это сделать. И когда его  глаз  обратится  сюда,  это
будет красный глаз гнева. Но когда я говорю вам "свободно", я имею в  виду
свободно - свободно от уз, от цепей или приказов. Вы  сможете  пойти  куда
угодно, Саруман, даже в Мордор, если  захотите.  Но  в  начале  вы  должны
будете отдать мне ключ от Ортханка и ваш посох. Они будут  залогом  вашего
поведения; я верну вам их позже, если вы того заслужите.
     Лицо Сарумана  мертвенно  побледнело,  исказилось  гневом,  в  глазах
вспыхнул красный огонь. Он свирепо рассмеялся.
     - Позже! - воскликнул он, и голос его прозвучал, как вопль. -  Позже!
Да когда вы получите такие ключи от Барад-Дура, и короны  семи  королей  и
жезл пяти колдунов, и пару сапог, на много размеров больших, чем  те,  что
теперь на вас. Скромный план. Но я не помогу вам в этом. У меня  есть  чем
заняться. Не будьте глупцом. Если хотите иметь со  мной  дело,  уходите  и
возвращайтесь более рассудительным! И не берите с собой головорезов и весь
этот сброд, что цепляется за ваш хвост! До свидания!
     Он повернулся, собираясь уйти с балкона.
     -  Назад,  Саруман!  -  повелительным  голосом  сказал  Гэндальф.   К
удивлению остальных, Саруман повернулся и как бы против своей воли подошел
к перилам и повис на них, тяжело дыша. Лицо  его  исказилось  и  покрылось
морщинами. Руки тяжело свисали по бокам и скорчились, как когти.
     - Я не разрешил вам уйти, -  строго  сказал  Гэндальф.  -  Я  еще  не
кончил.  Вы  стали  глупцом  Саруман,  и  мне  вас  жаль.  Вы  еще  можете
отвернуться от глупости и зла и послужить добру. Но вы  выбрали  другое  -
остаться и до конца пытаться осуществить свой подлый план. Оставайтесь! Но
предупреждаю возврата не будет! Даже если к вам протянутся темные  руки  с
востока,  Саруман!  -  воскликнул  он,  и  голос  его  звучал  властно   и
повелительно. - Смотрите, я не Гэндальф  Серый,  которого  вы  предали.  Я
Гэндальф Белый, преодолевший смерть. У вас нет теперь цвета, и  я  изгоняю
вас из совета!
     Он поднял руку и медленно проговорил ясным холодным голосом:
     - Саруман, ваш посох  сломан,  -  послышался  треск,  посох  в  руках
Сарумана раскололся, и верхняя часть его упала к ногам Гэндальфа. - Идите!
- сказал Гэндальф.
     С криком Саруман упал навзничь и пополз к дверям.  В  тот  же  момент
тяжелый сверкающий предмет, вращаясь, упал  сверху.  Ударившись  о  перила
балкона и пролетев рядом с головой Гэндальфа, он ударился в ступеньку,  на
которой тот стоял. Железные перила зазвенели и  прогнулись.  Ступенька  же
треснула и  раскололась.  Но  сам  предмет  остался  невредимым.  Это  был
хрустальный шар, темный, но сверкающий изнутри красным алмазом пламени. Он
покатился по лестнице и направил свой бег к глубокой луже. Пин подбежал  и
подобрал его.
     - Мошенник! - воскликнул Эомер. Но Гэндальф стоял неподвижно.
     - Нет, это не Саруманом брошено, - сказал он, -  и  даже  не  по  его
просьбе, я думаю. Шар вылетел из окна высоко  вверху.  Прощальный  подарок
мастера Змеиного Языка, как мне кажется, но плохо нацеленный.
     - Может, он потому и нацелился плохо, что  не  мог  решить,  кого  он
ненавидит больше: вас или Сарумана, - сказал Арагорн.
     - Может быть и так, - согласился Гэндальф. - Мало приятного доставлял
этот  союз  им  обоим:  они  грызли  друг  друга  словами.  Но   наказание
заслуженное. Если когда-либо Змеиный Язык выйдет из  Ортханка  живым,  это
будет гораздо больше, чем он заслуживает.
     Эй, парень, я не просил  тебя  брать  это!  -  воскликнул  он,  резко
оборачиваясь и видя, как Пин поднимается по  ступеням,  медленно,  как  бы
неся тяжелый груз. Он торопливо спустился навстречу хоббиту, взял  у  него
темный шар и закутал его в свой плащ.
     - Я позабочусь об этом, - сказал он. - Не думаю, чтобы Саруман  хотел
выбросить эту вещь.
     - Но у него могут найтись  другие  вещи,  -  заметил  Гимли.  -  Если
разговор окончен, то пойдемте отсюда, пока нас не забросали камнями.
     - Разговор окончен, - сказал Гэндальф. - Идемте.
     Они повернулись спинами к дверям Ортханка и спустились по ступенькам.
Всадники с радостью приветствовали короля и Гэндальфа. Чары Сарумана  были
разрушены: они видели, как Саруман повиновался приказу, как....
     - Ну, это сделано, - сказал Гэндальф. - Теперь я должен  увидеться  с
Древобрадом, рассказать ему, как обстоят дела.
     - Он, вероятно, догадывается, -  сказал  Мерри.  -  Мог  ли  разговор
закончиться иначе?
     - Маловероятно, - ответил Гэндальф,  -  хотя  одно  время  равновесие
висело на волоске. Но у меня были причины пытаться, и из-за жалости  и  по
другим причинам. Впервые Саруман увидел, что власть его голоса слабеет. Он
не может быть одновременно тираном и советником. Когда заговор созрел,  он
не может оставаться в  тайне.  Я  дал  Саруману  последнюю  возможность  -
отказаться и от Мордора и от собственных замыслов и возместить  нанесенный
ущерб, помогая нам. Он знает наши нужды. И он мог бы принести нам  большую
пользу. Но он предпочел отказаться и сохранить за  собой  Ортханк.  Он  не
хочет слушать, хочет только командовать. Он живет  теперь  в  ужасе  перед
тенью Мордора, но все еще надеется справиться с бурей. Несчастный  глупец!
Он погибнет, если власть Востока протянет свои руки  к  Изенгарду.  Мы  не
можем разрушить Ортханк извне, но Саурон - кто знает, на что он способен?
     - А если Саурон не захватит Ортханк? Что вы с ним сделаете? - спросил
Пин.
     - Я? Ничего! - ответил Гэндальф. - Я ничего с ним не сделаю.  Мне  не
нужно господство. Что станет с Саруманом? Не могу сказать. Мне  жаль,  что
так много прежде хорошего гноится в этой башне. Но для нас дела пока  идут
неплохо. Неожиданны повороты судьбы! Часто ненависть поражает  сама  себя!
Думаю, что даже если бы мы смогли войти в Ортханк, вряд  ли  мы  нашли  бы
что-либо более ценное, чем этот шар, который бросил в нас Змеиный Язык.
     Резкий крик, неожиданно прекратившийся, донесся из окна.
     - Кажется, Саруман согласен со мной, - усмехнулся Гэндальф. - Идемте!
Оставим их.
     Они вернулись к развалинам ворот. Не успели они войти под  арку,  как
из тени под грудой камней, где они стояли, вышли Древобрад  и  еще  дюжина
энтов. Арагорн, Гимли и Леголас с удивлением смотрели на них.
     - Здесь три моих товарища, Древобрад, - сказал колдун.  -  Я  говорил
тебе о них, но вы их еще не видели, - и он назвал их одного за другим.
     Старый энт смотрел на них долго и внимательно и по очереди говорил  с
каждым. И последним он обратился к Леголасу.
     - Значит, вы пришли из Чернолесья, мой добрый эльф? Это был  когда-то
очень большой лес.
     - Он до сих пор большой, - сказал Леголас. - Но не  настолько  велик,
чтобы мы, в нем живущие, не хотели бы видеть новые  деревья.  Я  бы  очень
хотел побывать в лесе Фэнгорна. Я прошел только  по  его  опушке,  но  мне
очень не хотелось уходить от него.
     Глаза Древобрада блеснули от удовольствия.
     -  Надеюсь,  ваше  желание  осуществится  до  того,  как  эти   холмы
состарятся, - сказал он.
     - Я приду, если позволит судьба, - сказал Леголас. - Я договорился со
своим другом, что если все  кончится  хорошо,  мы  с  ним  вместе  посетим
Фэнгорн - с вашего позволения.
     - Любой эльф, пришедший с вами, будет встречен с радостью,  -  сказал
Древобрад.
     - Друг, о котором я говорю, не эльф, - сказал Леголас.  -  Я  имею  в
виду Гимли, сына Глоина. - Гимли низко поклонился, и топор  выскользнул  у
него из-под пояса и покатился по земле.
     - Хум, хм! Ах, вот оно что! - сказал Древобрад, глядя на него темными
глазами. - Гном с топором! Хум! Я хорошо отношусь к эльфам, но вы  просите
слишком многого! Какая странная дружба!
     - Может она и странная, - согласился Леголас, - но пока Гимли  живет,
я не приду в Фэнгорн один. Его топор предназначен не для деревьев,  а  для
орочьих шей. О Фэнгорн, хозяин леса Фэнгорн! Сорок два орка зарубил  он  в
битве.
     - Ху! Эта история получше! - обрадовался Древобрад. -  Ну,  ну,  дела
пойдут так, как  они  и  должны  идти.  Нет  необходимости  торопиться  им
навстречу.  А  сейчас  мы  должны  на  некоторое  время  расстаться.  День
приближается к концу, однако Гэндальф  говорит,  что  вы  должны  уйти  до
наступления ночи, а повелитель Марки хочет поскорее вернуться в свой дом.
     - Да, мы должны идти, и идти немедленно же, - подтвердил Гэндальф.  -
боюсь, что нам придется забрать у вас ваших хранителей ворот. Но вы хорошо
справитесь и без них.
     - Может и справлюсь, - сказал Древобрад. - но мне жаль расставаться с
ними. Мы стали друзьями за такое короткое время, что мне показалось, будто
я стал торопливым. Но ведь  они  были  единственной  новостью,  которую  я
увидел под солнцем и луной за много-много лет. Я не забуду их. Я  внес  их
имена в длинный список. И энты будут их помнить:
     @Энты рождены из земли, как горы,
     Они ходят широко и пьют воду.
     Голодны, как охотники, хоббиты-дети,
     Смешливый народ, маленькие люди. Они останутся нашими друзьями,  пока
обновляются листья. Прощайте! И если  узнаете  новости  в  вашей  приятной
земле, в Уделе,  пошлите  мне  слово!  Вы  знаете,  что  я  имею  в  виду:
что-нибудь об энтийских женах. Приходите сами, если сможете.
     - Мы придем! - сказали Мерри и Пин вместе  и  торопливо  отвернулись.
Древобрад некоторое  время  молча  смотрел  на  них,  задумчиво  покачивая
головой. Потом обернулся к Гэндальфу.
     - Значит Саруман не уйдет? - сказал он. - Я так и думал.  Его  сердце
прогнило, как у черного хуорна. Даже если бы я  был  побежден  и  все  мои
деревья уничтожены, я бы не стал прятаться один в темной норе.
     - Но вы ведь не хотели заполнить весь мир своими деревьями и задушить
всех остальных живых  существ,  -  сказал  Гэндальф.  -  Саруман  остается
нянчить свою ненависть и плести новые сети, если сможет. У  него  ключ  от
Ортханка. Ему нельзя позволить сбежать.
     - Конечно, нет! Энты  присмотрят  за  этим,  -  сказал  Древобрад.  -
Саруман не сможет поставить ногу за пределами башни без моего  позволения.
Энты будут караулить его.
     - Хорошо! - согласился Гэндальф. - На это я и рассчитывал.  Теперь  я
могу заняться другими делами, сняв с себя эту заботу. Но будьте бдительны!
Вода сошла. Боюсь, что теперь  недостаточно  просто  поставить  часовых  у
башни. Я не сомневаюсь, что под Ортханком есть глубокие подземные  ходы  и
что Саруман надеется вскорости выбраться незамеченным. Я прошу  вас  снова
пустить воду и делать это, Пока Изенгард не превратится  в  стоячее  озеро
или пока вы не найдете сток. Когда все подземные проходы  будут  затоплены
или выходы обнаружены, то тогда  Саруману  придется  остаться  в  башне  и
смотреть из окна.
     - Предоставьте это энтам! - сказал Древобрад. - мы обыщем всю  долину
с начала до конца и заглянем под каждый булыжник...  Деревья  снова  будут
жить здесь, старые дикие деревья. мы назовем этот лес сторожевым. Ни  одна
белка не выйдет отсюда без моего ведома. Предоставьте это энтам! И пройдет
семь раз столько времени, сколько он пытал нас, но мы не устанем сторожить
Сарумана.

                                11. ПАЛАНТИР

     Солнце опускалось за длинный западный отрог гор,  когда  Гэндальф  со
своими товарищами и король  с  всадниками  Рохана  выехали  из  Изенгарда.
Гэндальф посадил перед собой Мерри, а Арагорн - Пиппина.  Два  королевских
воина  поскакали  вперед  и  быстро  скрылись  из  виду.  Остальные  ехали
неторопливо.
     Энты торжественными рядами, как статуи, стояли у ворот,  подняв  свои
длинные руки и не  издавая  ни  звука.  Проехав  немного  по  извивающейся
дороге, Мерри и Пин оглянулись. Небо было еще освещено,  но  длинные  тени
протянулись через Изенгард, серые развалины погрузились во тьму. Виден был
один лишь Древобрад, на расстоянии похожий на  пень  от  большого  дерева.
Хоббиты вспомнили свою первую встречу с ним далеко  отсюда  на  краю  леса
Фэнгорн.
     Они подъехали к столбу с белой рукой.  Столб  стоял  по-прежнему,  но
рука была сброшена и разбита на мелкие куски. прямо посредине дороги лежал
указательный палец; ноготь его, ранее бывший красным, почернел.
     - Энты уделили внимание даже мелким деталям, - сказал Гэндальф.
     Они ехали дальше, и вечер опустился на долину.
     - Мы будем ехать всю ночь, Гэндальф? - спросил некоторое время спустя
Мерри. - не знаю, как вы чувствуете себя, когда на  вас  цепляется  мелкий
сброд. Но сброд устал и был бы рад перестать цепляться и полежать.
     - Значит, ты слышал это?  -  спросил  Гэндальф.  -  Не  мучься.  Будь
доволен, что другие слова не были нацелены в  тебя.  Он  хорошо  разглядел
вас. Если тебя это утешит, могу сказать, что ты и Пин занимаете его  мысли
больше всех нас. Кто вы, как вы оказались здесь и почему, что  вы  знаете,
были ли вы захвачены, и если это так, как же вы спаслись,  если  все  орки
погибли - именно эти маленькие  загадки  беспокоят  великий  ум  Сарумана.
Можете даже считать это комплиментом, Мериадок. И можете  считать  честно,
что он задумался о вас.
     - Спасибо, - сказал Мерри. - Но гораздо большая честь - цепляться  за
ваш хвост, Гэндальф. Из-за того, что в этой позиции  можно  задать  вопрос
вторично, если в первый раз не получишь ответа. Мы  будем  так  ехать  всю
ночь?
     Гэндальф засмеялся.
     - Неукротимый хоббит! У всех  колдунов  должны  быть  под  присмотром
одни-два хоббита, чтобы думать над своими  словами  и  правильно  выражать
свои мысли. Прошу  прощения.  Надо  уделить  внимание  даже  таким  мелким
проблемам. Мы будем ехать несколько часов, не торопясь, пока не проедем  к
концу долины. Завтра мы поедем быстрее.
     Вначале мы думали прямо из Изенгарда направиться в королевский дом  в
Эдорасе по равнинам. Поездка потребовала бы несколько дней.  Но  потом  мы
изменили план. Вестники направлены в пропасть Хэлма. Они предупредят,  что
король вернется завтра. Оттуда  он  со  множеством  воинов  направится  по
горной тропе в Дунхарроу. Отныне никто не будет передвигаться по  равнинам
вдвоем или втроем, если этого можно избежать.
     - Ничего или двойная помощь - вот  ваш  обычай!  -  сказал  Мерри.  -
Боюсь, что нас не ждет постель этой ночью. Где пропасть Хэлма  и  что  это
такое? Я ничего не знаю об этой стране.
     - Тогда  вам  нужно  узнать  кое-что,  если  вы  хотите  понять,  что
произошло. Но не сейчас и не от меня: мне нужно подумать  о  более  важных
вещах.
     - Хорошо,  я  перехвачу  Бродяжника  у  лагерного  костра:  он  менее
раздражителен. Но к чему вся эта таинственность? Я думал, что мы  выиграли
битву.
     - Да мы выиграли, но это лишь первая победа,  и  она  увеличила  нашу
опасность. И  существует  какая-то  связь  между  Изенгардом  и  Мордором,
которую я пока еще не установил. Не знаю, как они обмениваются  новостями,
но они делают это. Я думаю, что глаз  Барад-Дура  нетерпеливо  смотрит  на
Долину Колдуна и Рохан. Чем меньше он увидит, тем лучше.

     Дорога медленно тянулась, спускаясь извилистой лентой по долине. Изен
тек то дальше, то ближе в своем каменистом русле. С гор  опускалась  ночь.
Весь туман рассеялся. Подул холодный ветер. Луна,  близкая  к  полнолунию,
заполнила восточную часть неба  бледным  холодным  светом.  Горные  отроги
справа от них постепенно превратились в голые холмы. Перед ними  открылась
широкая равнина.
     Наконец они остановились. Свернув в сторону от дороги, они выехали на
поросшее мягкой  травой  место.  Проехав  милю  на  запад,  они  попали  в
небольшую лощину. Она открывалась на  юг,  переходя  в  склон  Дол-Барана,
последнего холма северного отрога поросшего вереском. Края поляны  заросли
прошлогодним папоротником; среди него кое-где пробивались  сквозь  приятно
пахнущую землю свежие листья.  На  низких  склонах  росли  густые  колючие
кусты; под их прикрытием путники устроили лагерь за два часа до  полуночи.
Они разожгли в углублении костер меж  корней  большого  куста  боярышника,
высокого, как дерево, скорченного от старости, но крепкого и здорового. На
каждой его веточке набухли почки.
     Решили дежурить по двое. Остальные после ужина завернулись в плащи  и
одеяла и уснули. Хоббиты легли в уголке в  зарослях  старого  папоротника.
Мерри хотел спать, но Пин, казалось, не испытывал никакого желания уснуть.
Папоротник трещал и шуршал, когда он вертелся и копошился.
     - В чем дело? - спросил Мерри. - Не лег ли ты на муравейник?
     - Нет, - ответил Пин, - но мне почему-то неудобно.  Интересно,  давно
ли я спал в постели?
     Мерри зевнул.
     - Посчитай на пальцах, - сказал он, - Но нужно  знать  как  давно  мы
вышли из Лориена.
     - Ах, это! - сказал Пин. - Я имел в виду настоящую постель в спальне.
     - Ну, тогда Раздол, - заметил Мерри. - Но я сегодня  могу  спать  где
угодно.
     - Твое счастье, Мерри - тихонько сказал Пин после  долгого  молчания.
Ты ехал с Гэндальфом.
     - Ну и что?
     - Узнал от него какие-нибудь новости.
     - Да, узнал. Больше, чем обычно. Но ты  все  это  или  большую  часть
этого слышал; ты ехал близко, а мы говорили не опасаясь... Можешь  поехать
с ним завтра, если думаешь, что узнаешь от него больше - и если он захочет
ехать с тобой.
     - Хорошо! Но он ведь не изменился совсем?
     - Конечно, - сказал Мерри, просыпаясь ненадолго и начиная удивляться,
что беспокоит его товарища. - он что-то озабочен. Я думаю, он может быть и
добрей и строже, веселее и торжественней, чем раньше. Он изменился, но  мы
еще  не  знаем,  насколько.  Вспомним  последнюю  часть  его  разговора  с
Саруманом! Ведь когда-то Саруман был начальником Гэндальфа, главой Совета,
что бы это не означало. Он был Саруман Белый.  а  теперь  Гэндальф  Белый.
Саруман пришел по его приказу и его жезл был  сломан;  и  он  ушел  только
тогда, когда разрешил ему Гэндальф.
     - Ну, если Гэндальф и изменился, то он стал более скрытным, -  сказал
Пин. - вот  этот,  например,  стеклянный  шар.  Похоже,  он  доволен  этим
происшествием. Он что-то знает или  догадывается.  Но  сказал  ли  он  нам
что-нибудь? Нет, ни слова. Но ведь я подобрал шар, я спас  его,  иначе  он
утонул бы. "Я возьму его"  -  и  все.  Интересно,  что  это  такое?  Очень
тяжелое...
     Голос у Пина затих почти, как будто он говорил с собой.
     - Так вот что тебя беспокоит, - сказал Мерри. - Ну, Пин,  не  забывай
слова Гилдора - их часто цитировал Сэм: "Не вмешивайся  в  дела  колдунов,
потому что они раздражительны и скоры на гнев".
     -  Но  наша  жизнь  на  протяжении  многих  месяцев   была   сплошным
вмешательством в дела колдунов, - возразил Пин. - Я хотел  бы  встречаться
не только с опасностью, но и с информацией. Мне хочется еще раз посмотреть
на шар.
     - Спи! - сказал Мерри. - раньше  или  позже  ты  получишь  достаточно
информации. Мой дорогой Пин, ни один Тук не мог  превзойти  Брендизайка  в
любознательности; но что же в этот раз, спрашиваю я тебя.
     - Ладно, что плохого в том, что  я  высказал  свое  желание:  я  хочу
взглянуть на камень. И не могу этого сделать, потому что  старый  Гэндальф
сидит на нем, как курица на яйцах. А от тебя не дождешься другого, только:
"Этого нельзя - спи!"
     - А что я еще могу сказать? - удивился Мерри. -  Мне  жаль,  Пин,  но
тебе действительно придется подождать до утра. После завтрака я  буду  так
же любопытен, как и  ты,  и  помогу,  если  можно  будет,  в  уговаривании
колдуна. А сейчас я  больше  не  могу.  Если  я  зевну  еще  раз,  у  меня
разорвется рот до ушей. Доброй ночи!

     Пин больше ничего не сказал. Он лежал спокойно, но сон  был  от  него
по-прежнему далеко. И его не особенно утешало  мягкое  посапывание  Мерри,
который уснул через несколько секунд после того, как пожелал ему спокойной
ночи. По мере того, как все успокаивались, мысль о темном шаре,  казалось,
становилась все навязчивей. Пин снова ощущал в руках тяжесть  шара,  видел
его таинственные красные глубины, в  которые  заглянул  на  мгновение.  Он
повернулся и старался подумать о чем-нибудь другом.
     Наконец он понял, что больше не выдержит. Он встал и огляделся.  Было
холодно, и он плотнее завернулся в плащ. Луна сияла холодно и бело,  кусты
отбрасывали черные тени. Все спали. Двоих караульных не было  видно:  они,
возможно, поднялись  на  холм  или  спрятались  в  зарослях.  Привлекаемый
какой-то силой, которую он сам не осознавал, Пин  пошел  туда,  где  лежал
Гэндальф. Колдун, казалось, спал, но веки его не были  полностью  закрыты;
под длинными ресницами блестели зрачки. Пин торопливо сделал шаг назад. Но
Гэндальф  не  шевельнулся,  и,  почти  вопреки  своей  воле,   Пин   снова
придвинулся. Колдун завернулся в одеяло, а поверх него - в плащ; и рядом с
ним, между его правым боком и согнутой рукой,  было  возвышение  -  что-то
круглое завернутое в темную ткань. Рука Гэндальфа,  казалось,  только  что
соскользнула с возвышения на землю.
     Едва дыша, Пин фут за футом подползал ближе. Наконец  он  наклонился.
Крадучись протянул руку  и  медленно  поднял  шар;  он  казался  не  таким
тяжелым, как он ожидал. Связка каких-то ненужных вещей,  -  подумал  он  с
облегчением, но не положил сверток назад. Мгновение он стоял, сжимая  его.
Затем ему в голову пришла идея. Он  на  цыпочках  отбежал,  нашел  большой
камень и вернулся.
     Он быстро снял ткань, в которую был  завернут  шар,  завернул  в  нее
камень и положил рядом с колдуном на прежнее место. А  потом  взглянул  на
предмет который лежал в руках. Это  был  он  -  гладкий  хрустальный  шар,
теперь темный и мертвый. Пин  поднял  его,  торопливо  закрыл  собственным
плащом и повернулся, чтобы идти к свой постели.  В  этот  момент  Гэндальф
шевельнулся и пробормотал несколько слов, они были на каком-то  незнакомом
языке: рука его сжалась и ухватилась за завернутый камень, потом  Гэндальф
вздохнул и больше не шевелился.
     - Идиот! - выругал себя Пин. - ты  добьешься  больших  неприятностей.
Положи его назад! - Но он увидел, что колени его дрогнули и  он  не  смеет
снова подойти к колдуну или  притронуться  к  свертку.  -  Теперь  мне  не
удастся положить его назад, не разбудив Гэндальфа,  -  подумал  он,  -  по
крайней мере пока я немного не успокоюсь. Лучше уж  вначале  взглянуть  на
шар.
     Он прокрался в сторону и сел в  кустах  недалеко  от  своей  постели.
Через край лощины на него светила луна.
     Пин сидел с шаром, зажатым меж колен. Он низко  наклонился  над  ним,
похожий на жадного ребенка, склонившегося над тарелкой с  едой  в  уголке,
тайком от остальных. Снял плащ и посмотрел на  шар.  Воздух  вокруг  него,
казалось, затвердел. вначале шар, был темным, черным,  как  агат,  и  лишь
лунный свет отражался на его поверхности. Затем в его глубине что-то слабо
засветилось и зашевелилось. Вскоре все внутри  было  охвачено  огнем;  шар
завертелся, или скорее всего  огонь  в  нем  закрутился.  Неожиданно  огни
погасли. Пин задрожал и попытался бороться, он  остался  согнутым,  сжимая
шар обеими руками. Ниже и ниже наклонялся он  и  потом  застыл,  губы  его
беззвучно зашевелились. Потом со сдавленным криком  он  упал  на  спину  и
остался лежать неподвижно.
     На его пронзительный крик из  зарослей  выбежали  караульные.  Вскоре
весь лагерь был на ногах.

     - Значит, вот кто вор! - сказал Гэндальф и  торопливо  набросил  свой
плащ на шар. - Но ты, Пин! Какое печальное открытие! - Он  наклонился  над
телом Пина; хоббит неподвижно лежал на спине,  его  невидящие  глаза  были
устремлены в небо. - Дьявольщина! Какой вред нанес он себе и всем нам!
     Лицо колдуна было угрюмым и изможденным.
     Он взял Пина за руку и приблизил лицо к  его  лицу,  прислушиваясь  к
дыханию. Потом положил ладонь ему на  лоб.  Хоббит  вздрогнул.  Глаза  его
закрылись. Он закричал и сел, в изумлении глядя на лица собравшихся вокруг
него, бледные в лунном свете.
     -  Это  не  для  вас,  Саруман!  -  закричал  он  пронзительным,   но
выразительным  голосом,  отшатываясь  от  Гэндальфа.  -  Я  пошлю  за  ним
немедленно. Понимаете? - Он попытался было встать и убежать,  но  Гэндальф
мягко, но крепко держал его.
     - Перегрин Тук! - сказал он. - Вернись!
     Хоббит расслабился и лег, вцепившись в руку колдуна.
     - Гэндальф! - воскликнул он. - Гэндальф! Простите меня!
     - Простить вас? - сказал  колдун.  -  Вначале  скажите  мне,  что  вы
сделали.
     - Я взял шар и взглянул в него, - запинаясь, проговорил Пиппин,  -  и
увидел зрелище, которое испугало меня. Я хотел уйти, но не смог.  А  потом
пришел он и начал меня расспрашивать. И он глядел на меня  и...  и...  это
все, что я помню.
     Пин закрыл глаза и задрожал, но ничего не сказал. все молча  на  него
смотрели, кроме  Мерри,  который  отвернулся.  лицо  Гэндальфа  оставалось
жестким.
     - Говори! - сказал он.
     Тихим  нерешительным  голосом  Пин  начал,  и  постепенно  слова  его
становились яснее и сильнее.
     - Я увидел темное небо и высокую крепость, - сказал он. - и крошечные
звезды... Казалось, это находилось очень далеко, но видно  и  слышно  было
очень хорошо. Затем звезды исчезли, их закрыли крылатые существа. Я думаю,
они были очень большие. Но в  стекле  они  казались  похожими  на  летучих
мышей, вьющихся вокруг башни. Их было девять. Одно полетело прямо на меня,
становясь все больше и больше. Это было ужасно  -  нет,  нет!  Я  не  могу
говорить!
     Я попытался убежать: Мне показалось, что сейчас оно вылетит. Но когда
оно закрыло весь мир, оно исчезло. Потом пришел он. Он не  говорил,  я  не
слышал его слов. Он просто смотрел, и я его понимал.
     -  Итак,  вы  вернулись?  -  говорил  его  взгляд.  -  Почему  вы  не
докладывали так долго?
     Я не ответил. Он сказал:
     - Кто вы?
     Я по-прежнему не отвечал, но это причиняло мне ужасную боль. И  когда
он приказал еще раз, я ответил:
     - Хоббит!
     Неожиданно он, казалось увидел меня и рассмеялся.  Это  был  жестокий
смех. Меня как будто резало ножами. Я боролся. Но он сказал:
     - Подожди, мы еще встретимся. Скажи Саруману, что  это  лакомство  не
для него. Ты понял? Скажи это!
     Он пожирал меня глазами. Я чувствовал,  что  распадаюсь  на  кусочки.
Нет! Нет! Я не могу больше говорить. Я больше ничего не помню.
     - Смотри на меня! - сказал Гэндальф.
     Пин посмотрел прямо ему в глаза. Колдун некоторое время удерживал его
взгляд в молчании. Потом лицо его  смягчилось  и  на  нем  появилась  тень
улыбки. Он ласково положил руку на голову Пиппина.
     - Хорошо! - сказал он. - Больше ничего не говори! В твоих глазах  нет
лжи, как я опасался. Он недолго говорил с тобой. Дурак ты был,  дураком  и
остался, Перегрин Тук. Но ты честный дурак.  Более  мудрый,  возможно,  на
твоем месте причинил бы  больше  вреда.  Но  запомни!  Ты  и  твои  друзья
спаслись  благодаря  редкой  удаче.  Ты  не  можешь  рассчитывать  на  нее
вторично. Если бы он тебя расспрашивал дальше, ты рассказал  бы  все,  что
знаешь, на погибель всем нам. Но он был слишком нетерпелив. Ему нужна была
не только информация, ему нужен был ты, немедленно, он хотел  не  торопясь
поговорить с тобой в Башне Тьмы. Не дрожи! Если  ты  вмешиваешься  в  дела
колдунов, будь готов думать и о таких вещах. Но  хватит!  Я  прощаю  тебя.
Успокойся! Дела обернулись не так плохо, как могли бы.
     Он осторожно поднял Пина и отнес на его постель. Мерри пошел следом и
сел рядом с другом.
     - Лежи и отдыхай, если можешь, Пин, - сказал Гэндальф.  -  Верь  мне.
Если ты снова почувствуешь зуд в ладонях, скажи мне. Я позабочусь о  тебе.
Но во всяком случае, мой дорогой хоббит, больше не суй мне камень под бок!
Теперь я оставлю вас двоих ненадолго.
     - Опасность пришла ночью, когда мы меньше всего ждали  ее,  -  сказал
Гэндальф. - Мы едва спаслись!
     - Как хоббит Пин? - спросил Арагорн.
     - Думаю, теперь все будет хорошо, - ответил Гэндальф.  -  Он  недолго
подвергался испытанию. К тому же у хоббитов  поразительная  способность  к
восстановлению. Воспоминание о этом ужасе у  него  скоро  исчезнет.  Может
быть, слишком быстро. Не возьмете ли вы камень  Ортханка,  Арагорн,  и  не
будете ли его хранить? Это опасное поручение.
     - Конечно, опасное, - согласился Арагорн. - Но я возьму его по праву.
Ибо, несомненно, это палантир из сокровищницы Элендила, доставленный  сюда
королями Гондора. Мой час приближается. Я возьму его.
     Гэндальф взглянул на Арагорна и затем, к удивлению остальных,  поднял
завернутый камень и, поклонившись, протянул его Арагорну.
     - Примите его, повелитель! - сказал он, - в залог  всего  остального,
что  должно  быть  возвращено  вам.  Но  если  я  могу  посоветовать,   не
используйте его - пока! Будьте осторожны!
     - Когда ждешь и готовишься столько лет, не станешь  торопиться  и  не
будешь неосторожным, - ответил Арагорн.
     - Не споткнитесь в конце дороги, - заметил Гэндальф. - И храните  эту
вещь в тайне. Вы и все остальные, стоящие здесь! Прежде  всего  не  должен
знать о том, где находится этот  камень,  хоббит  Перегрин.  Зло  при  его
посредстве может прийти вновь. Ибо, увы! Он держал его и глядел в него,  а
вот этого не должно было случиться! Он не должен был притрагиваться к нему
в Изенгарде, я должен был бы действовать там чуть быстрее. Но мой мозг был
занят Саруманом, и поэтому я не сразу догадался о природе камня.  Потом  я
устал, и, когда я лежал в задумчивости, сон овладел мной. Теперь я знаю!
     - Да, не может быть сомнений, - сказал Арагорн. -  Теперь  мы  знаем,
как  осуществлялась  связь   между   Изенгардом   и   Мордором...   Многое
объяснилось.
     - Странными силами обладают  наши  враги,  и  странной  слабостью!  -
сказал Теоден. - Но уже давно было сказано: часто зло вредит злу.
     - Это повторялось много раз, - сказал Гэндальф. - Но на этот раз  нам
удивительно повезло. Может, этот хоббит спас  меня  от  грубой  ошибки.  Я
раздумывал, не попробовать ли воспользоваться этим камнем самому. Если  бы
я сделал это, я был бы открыт перед ним. Я не готов к такому  испытанию...
Если я вообще буду когда-либо готов к нему. Но даже если бы у меня хватило
сил отшатнуться, было бы губительно, если бы он просто увидел  меня.  Пока
еще не пришло время открывать тайны.
     - Я думаю, этот час приближается, - заметил Арагорн.
     - Но пока еще не пришел, - повторил Гэндальф. - У него  еще  остается
некоторое сомнение, которое мы  должны  использовать...  Враг,  это  ясно,
думает, что камень находится в Ортханке. И  хоббит  находится  там  же,  а
заставил его смотреть в стекло Саруман. Пройдет  некоторое  время,  прежде
чем его темный мозг поймет свою ошибку. Мы должны использовать это  время.
Мы были слишком медлительными. Нужно двигаться. И соседство с Изенгардом -
не  лучшее  место  для  нашего  отдыха.  Я  немедленно  выезжаю  вперед  с
Перегрином Туком. Для него это лучше, чем лежать во тьме, в то  время  как
остальные спят.
     - Я возьму с собой Эомера и десять всадников, - сказал король. -  Они
выедут со мной на рассвете. Остальные могут отправиться с Арагорном  когда
угодно.
     - Как хотите, - согласился Гэндальф.  -  Но  постарайтесь  как  можно
скорее добраться до убежища в холмах, до пропасти Хэлма.

     В этот момент на них легла  тень.  Яркий  лунный  свет  внезапно  был
чем-то закрыт. И несколько всадников закричали, и,  скорчившись,  прикрыли
руками  головы,  как  бы  спасаясь  от  удара  сверху:  слепой   страх   и
смертоносный холод охватил их. Закрывшись  они  взглянули  вверх.  Большая
крылатая тень пролетела под луной, как  черное  облако.  Она  повернула  и
полетела на север, передвигаясь с большей скоростью,  чем  любой  ветер  в
Средиземье. Звезды гасли за ней. Она улетела.
     Всадники стояли, окаменев, Гэндальф же  смотрел  вверх,  неподвижный,
опустив руки, сжав кулаки.
     - Назгул! - воскликнул он. - Посланник из Мордора. Буря приближается.
Назгул пересек реку. Вперед! Ждать рассвета нельзя! Пусть быстрые не  ждут
медленных. В путь!
     Он побежал, подзывая Обгоняющего Тень. Арагорн  за  ним.  Подбежав  к
Пину, Гэндальф поднял его на руки.
     - На этот раз ты поедешь со мной, -  сказал  он.  -  Обгоняющий  Тень
покажет всю свою быстроту.
     И он побежал к  тому  месту,  где  спал.  Здесь  уже  стоял  наготове
Обгоняющий Тень. Забросив на плечо маленький сверток, в котором  находился
весь его багаж, колдун прыгнул  на  спину  лошади.  Арагорн  поднял  Пина,
посадил его перед Гэндальфом и закутал в плащ и одеяло.
     - Прощайте! Поезжайте за мной побыстрее,  -  воскликнул  Гэндальф.  -
Вперед, Обгоняющий Тень!
     Большой конь махнул головой. Его  летящий  хвост  мелькнул  в  лунном
свете. Он устремился вперед и исчез, как северный ветер с гор.

     - Прекрасная спокойная ночь! -  сказал  Мерри  Арагорну.  -  Кое-кому
удивительно везет. Кое-кто не хочет спать, а хочет ехать  с  Гэндальфом  -
так все и получается. И вместо того, чтобы самому превратиться в камень  и
стоять тут в знак предупреждения.
     - А если бы не он, а вы подняли шар, что тогда? - спросил Арагорн.  -
Вы могли бы причинить больше неприятностей. Кто может сказать?  Но  боюсь,
что сейчас вам предстоит ехать со мной. Немедленно. Идите и приготовьтесь;
Захватите и то, что оставил Пин. И побыстрее!

     Обгоняющий Тень летел по равнине, не нуждаясь ни в подстегивании,  ни
в управлении. Прошло меньше часа, а они уже достигли брода через реку Изен
и переправились. Перед ними серела могила всадников.
     Пин чувствовал себя лучше. Ему было тепло, а ветер,  дующий  в  лицо,
освежал. Он был с Гэндальфом. Ужас камня и отвратительной тени  под  луной
ослабел, как будто все это происходило во сне. Он глубоко вздохнул.
     - Я не знал, что вы ездите прямо на спине лошади, Гэндальф, -  сказал
он. - У вас нет ни седла, ни уздечки.
     - Я обычно не езжу так, - ответил Гэндальф. - Но Обгоняющий  Тень  не
признает упряжи. Он скачет сам, и  этого  достаточно.  Его  дело  следить,
чтобы всадник усидел на его спине.
     - Быстро ли он скачет? - спросил Пин. - Его ход очень ровен.
     - Он бежит сейчас быстрее любой лошади, - ответил Гэндальф, - но  это
не предел для него. Здесь  местность  немного  поднимается  и  пересечений
больше, чем у реки. Но смотри, как приближаются белые горы. Вон  там,  как
черные точки,  видны  пики  Трихирна.  Вскоре  мы  достигнем  разветвления
дороги, откуда она идет в пропасть Хэлма,  где  два  дня  назад  проходила
битва.
     Пин некоторое время молчал. Он слышал, как Гэндальф  что-то  тихонько
напевает на разных языках. Наконец колдун запел песню,  которую  Пин  смог
понять; несмотря на шум ветра в ушах, он расслышал несколько строк.

                  Высокие корабли и высокие короли -
                          Трижды три, -
                  Что привело их из затонувшей земли
                          Над пенным морем?
                  Семь звезд, семь камней
                          И белое дерево...

     - Что вы говорите, Гэндальф? - спросил Пин.
     - Я просто вспоминал некоторые предания старины, - ответил колдун.  -
Хоббиты, вероятно, забыли их, даже если и знали когда-то.
     - Нет, не совсем забыли, - возразил Пин. - И у нас есть много  своих,
которые вас, возможно, не заинтересуют. Но это я никогда  не  слышал.  Что
означают эти семь звезд и семь камней?
     - Так говорится о палантирах королей древности, - ответил Гэндальф.
     - А что это такое?
     - Слово  палантир  расшифровывается  и  означает  "Тот,  что  смотрит
далеко". Камень Ортханка - один из них.
     - Значит, он не сделан... не сделан... - Пин заколебался, - врагом?
     - Нет, - сказал Гэндальф. - И не Саруманом. Это не под силу  ни  ему,
ни Саурону. Палантиры происходят из  Эльдамара.  Сделал  их  Нольдор.  Сам
Феанор, возможно, изобрел их так  давно,  что  это  время  не  может  быть
измерено годами. Но нет ничего, что Саурон не смог бы обратить во зло. Увы
Саруману! В этом была причина его падения, как я сейчас понимаю. Для  всех
опасно пользоваться изобретениями, превосходящими наши возможности. Но  он
попытался  это  сделать.  Глупец!  Он  хотел  сохранить  его  в  тайне   и
использовать лишь для себя. Он  никогда  не  говорил  о  камне  с  членами
совета. Мы не задумывались о судьбе палантиров. Люди их совершенно забыли.
Даже в Гондоре это была тайна, известная лишь немногим; в Арноре память  о
них сохранилась лишь в песнях Дунадана.
     - Для чего использовали их люди  древности?  -  поинтересовался  Пин,
обрадованный и удивленный готовностью, с которой  колдун  отвечал  на  его
вопросы.
     - Чтобы видеть  далеко  и  обмениваться  мыслями  друг  с  другом,  -
объяснил  Гэндальф.  -  Благодаря  им  они  долго  объединяли  и  охраняли
королевство Гондор. Они установили эти камни в Минас Аноре, в Минас  Итиле
и Ортханке, в кольце Изенгарда.  Главный  палантир  находился  в  Звездном
Куполе в Осгилиате перед его разрушением. Три  остальных  были  далеко  на
севере. В доме Элронда говорят, что они находились в Аннуминасе и на  Амон
Суле, а камень Элендила был в Башне Холмов, которая смотрит на  Митланд  в
Заливе Лун, где лежат большие корабли.
     Каждый палантир мог отвечать другим, но  все  они  были  открыты  для
находящегося в Осгилиате. Похоже, что Ортханк выстоял  в  буре  времени  и
сохранил свой палантир. Но один он  лишь  способен  на  то,  чтобы  видеть
маленькие изображения далеких предметов и далеких дней. Несомненно, он был
очень полезен Саруману, но похоже, что  тот  этим  не  удовлетворился.  Он
смотрел все дальше и дальше, пока не  бросил  свой  взгляд  на  Барад-Дур.
Здесь он и был пойман!
     Кто знает, где погребены или затоплены камни Арнора и Гондора? Но  по
крайней мере одним из них овладел Саурон и приспособил для своих целей.  Я
думаю, что это камень Итила, потому что Саурон давно захватил Минас Итил и
обратил его во зло. Теперь он называется Минас Моргул.
     Теперь легко понять, как  был  пойман  и  удержан  блуждающий  взгляд
Сарумана, как его убеждали, а когда убеждение не действовало,  заставляли.
Укусивший был укушен сам, ястреб попал в когти к орлу,  паук  запутался  в
стальной паутине! Уже давно вынужден был он постоянно  приходить  к  камню
для докладов и допросов, для получения приказов, и камень Ортханка  теперь
так настроен на Барад-Дур, что всякий взглянув в него, устремляет  в  него
свой взгляд и разум. И как он притягивает к себе! Разве  я  не  чувствовал
этого? Даже сейчас сердце мое стремится к камню, мне хочется испытать свою
волю, проверить, а смогу ли я устоять против него. Как  хочется  взглянуть
на далекие моря и на времена прекрасного Терпилиона,  увидеть  за  работой
Феанора, когда еще  цвели  белое  и  золотое  деревья!  -  Он  вздохнул  и
замолчал.
     -  Я  хотел  бы  знать  это  раньше,  -  сказал  Пин.  -  Я  не  имел
представления о том, что делаю.
     - Нет, имел, - возразил Гэндальф. -  Ведь  ты  знал,  что  поступаешь
неправильно и глупо; и ты говорил себе об этом, но не  смог  справиться  с
собой. Я не рассказывал об этом раньше, потому  что,  только  обдумав  все
случившееся, я все сам понял до конца. Но  даже  если  бы  я  и  рассказал
раньше, это не уменьшило бы твоего желания, не увеличило бы  твою  волю  к
сопротивлению. Наоборот! Нет, нужно было обжечься сначала, чтобы научиться
чему-то.
     - Да, - сказал Пин, - Если бы передо мной положили все семь камней, я
закрыл бы глаза и сунул руки в карманы.
     - Хорошо! - сказал Гэндальф. - И если только отвечая на твои вопросы,
можно утихомирить  твою  любознательность,  я  проведу  за  этим  занятием
остаток своих дней. Что еще хочешь ты знать?
     -  Названия  всех  звезд,  и  всех  живых  существ,  и  всю   историю
Средиземья, и небес, и морей, - засмеялся Пин. -  конечно  же!  Зачем  мне
меньше? Но сегодня я не тороплюсь. В данный момент мне хочется лишь узнать
о черной тени. Я слышал, вы назвали ее "вестником Мордора". Кто  это?  Что
он может делать в Изенгарде?
     - Это Черный Всадник на крыльях, назгул, -  ответил  Гэндальф.  -  Он
должен был унести тебя в Башню Тьмы.
     - Но он не мог явиться за мной, -  запинаясь,  проговорил  Пиппин.  -
Разве он не знает, что я...
     - Конечно, нет, - сказал Гэндальф. - От  Барад-Дура  до  Ортханка  по
прямой больше двухсот лиг, и даже назгулу требуется несколько часов, чтобы
пролететь это расстояние. Но Саруман,  несомненно,  заглядывал  в  камень,
посылая в набег орков, и в Барад-Дуре известно больше  его  тайн,  чем  он
думает.  Вестник  был  послан,  чтобы  узнать,  что  он  делает.  А  после
случившегося сегодня ночью прилетит другой, и, я думаю, скоро. Так Саруман
оказался зажатым в тисках, куда сам сунул руку. У него нет пленника, чтобы
отправить его в Мордор. У него нет камня, он не может видеть и отвечать на
вызовы. Саурон  сочтет,  что  Саруман  отпустил  пленника  и  отказывается
использовать камень. Саруману не поможет, если он расскажет  вестнику  всю
правду. Потому что, хоть Изенгард и разрушен, Саруман благополучно сидит в
Ортханке. Поэтому, хочет он или нет, он  будет  выглядеть  мятежником.  Он
отверг мое предложение, а это был для  него  единственный  выход.  Что  он
будет делать в таком положении, не могу догадываться. У него хватит  силы,
пока он сидит  в  Ортханке,  сопротивляться  девяти  всадникам.  Он  может
попытаться делать это.  Он  может  попытаться  захватить  назгула  или  по
крайней мере убить существо, на котором назгул летает по воздуху. В  таком
случае пусть Рохан бережет своих лошадей!
     Но я не могу сказать, какие последствия  это  будет  иметь  для  нас.
Возможно, планы врага будут нарушены или исполнение  их  задержится  из-за
его гнева против Сарумана. Возможно, он узнает, что я стоял на  ступеньках
Ортханка вместе с хоббитами. Или что жив потомок Элендила и  находится  со
мной. Если Змеиный  Язык  не  введен  в  заблуждение  оружием  Рохана,  он
запомнил Арагорна и объявленный им титул. Этого я  и  опасаюсь.  Итак,  мы
летим - не от опасности, а в еще большую опасность. Каждый миг  Обгоняющий
Тень приближает нас к земле тени, Перегрин Тук.
     Пин ничего не ответил, лишь плотнее завернулся в плащ, как будто  ему
неожиданно стало холодно. Под ним летела серая земля.
     -  Смотри!  -  сказал  Гэндальф.  -  Перед  нами  открываются  долины
Вестфолда. Вот та темная  тень  -  это  вход  в  долину  Глубокую.  В  том
направлении лежит Агларонд и Сверкающие Пещеры. Не спрашивай меня  о  них.
Спроси Гимли, когда мы встретимся вновь, и впервые получишь  ответ,  более
длинный, чем тебе хочется. Ты сам не увидишь эти пещеры, по  крайней  мере
сейчас. Скоро они будут далеко позади.
     - Я думал, мы остановимся в пропасти Хэлма! - сказал Пин. -  Куда  же
мы направляемся?
     - В Минас Тирит, прежде чем его окружат волны войны.
     - Ох! И как далеко он?
     - Лиги и лиги! - ответил Гэндальф. - Это  втрое  дальше,  чем  жилище
короля Теодена, которое находится  более,  чем  в  ста  милях  к  востоку.
Обгоняющему Тень придется бежать долго.
     Мы будем скакать до рассвета. Осталось несколько  часов.  потом  даже
Обгоняющему Тень потребуется отдых. Надеюсь, мы отдохнем в  Эдорасе.  Спи,
если можешь. Первые лучи дня мы увидим отразившимися от золотой крыши дома
Эорла. А еще через два дня ты увидишь пурпурную  тень  горы  Миндолуина  и
стены башни Денетора, белые в утреннем свете.
     Вперед, Обгоняющий Тень! Беги, быстрейший, беги так, как  ты  никогда
не бежал раньше. Мы приближаемся к земле, где ты вырос,  где  тебе  знаком
каждый камень. Беги! Надежда наша - в скорости!
     Обгоняющий Тень поднял голову и  громко  закричал.  Как  будто  труба
прогремела над полем битвы.  Затем  он  устремился  вперед.  Искры  летели
из-под его копыт, ночь отлетала назад.
     Медленно засыпая, Пин  испытывал  довольно  странное  чувство:  он  и
Гэндальф неподвижны, а земля поворачивается с шумом ветра под их ногами.

                        Джон Рональд Руэл ТОЛКИЕН

                              ВЛАСТЕЛИН КОЛЕЦ

                       ЛЕТОПИСЬ ВТОРАЯ. ДВЕ БАШНИ

                              КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ

                         1. ПРИРУЧЕНИЕ СМЕАГОРЛА

     - Ну, хозяин, мы в трудном положении, и это уж точно,  -  сказал  Сэм
Скромби.  Он  уныло,  с  опущенными  плечами,  стоял  рядом  с  Фродо   и,
наморщившись, вглядывался в сумрак.
     Был третий  вечер  с  того  дня,  как  они  бежали  от  товарищества,
насколько они могли сосчитать: они почти утратили  счет  часам,  во  время
которых карабкались и пробирались среди голых склонов и скал  Эмин  Муила,
иногда возвращаясь, так как обнаруживали,  что  дальше  пути  нет,  иногда
открывая, что шли по кругу и были в этом месте несколько часов назад. Но в
целом они упрямо пробивались на восток, держась как можно ближе к внешнему
краю этой необычной,  запутанной,  холмистой  страны.  И  всякий  раз  они
обнаруживали, что внешний край, крутой, высокий, совершенно  непроходим  и
хмуро смотрит на расстилающиеся далеко  внизу  равнины,  за  их  неровными
краями лежали серовато-синие болота, где ничего не  двигалось  и  не  было
видно даже птицы.
     Хоббиты стояли теперь на краю высокого утеса, голого и мрачного,  его
подножие было окутано туманом; за ним тянулось неровное  плоскогорье,  над
которым низко  нависли  быстродвижущиеся  облака.  Холодный  ветер  дул  с
востока. Ночь собиралась на бесформенных землях  перед  ними;  болезненная
зелень болот менялась на мрачный коричневый цвет.  Далеко  справа  Андуин,
который весело блестел в лучах солнца, теперь терялся в тени.  Но  хоббиты
не смотрели на реку, ни на Гондор, ни на земли людей,  где  находились  их
друзья. Глаза хоббитов были устремлены на юг и восток, где  в  сгущающейся
ночи видна была темная линия, как далекая полоска неподвижного дыма. Вновь
и вновь крошечная красная искорка вспыхивала там, на краю земли и неба.
     - Что за положение! -  сказал  Сэм.  -  Единственное  место  во  всех
землях, о которых мы  слышали,  на  которое  мы  не  хотели  бы  взглянуть
поближе, - и именно в это единственное место мы стараемся пройти! И  никак
не можем это сделать. Похоже, мы вообще выбрали неверный путь. Мы не можем
спуститься, а если даже и спустимся, то окажемся в отвратительном  болоте.
Тьфу! Вы чувствуете этот запах? - он принюхался.
     - Да, чувствую, - ответил Фродо, не двигаясь; глаза  его  по-прежнему
были устремлены на темную линию и вспыхивающее там пламя. - Мордор! - тихо
произнес он. - Если уж я должен идти туда, то хочу сделать это  как  можно
быстрее и покончить с этим! - Он вздрогнул.  Ветер  был  холоден  и  полон
запахами холодного гниения. - Ну, - сказал он, наконец отведя глаза, -  мы
не можем оставаться здесь всю ночь, в каком бы положении мы ни  очутились.
Нужно найти защищенное место и провести еще одну  ночь;  может,  следующий
день принесет нам что-нибудь и покажет дорогу.
     - Или еще следующий, и следующий, и следующий, - пробормотал  Сэм.  -
Или, может ни какой день. Мы пришли неверным путем.
     - Моя судьба, я думаю, в том, чтобы идти в тень, вон  туда,  так  что
путь должен быть найден, - сказал Фродо. - Но добро или  зло  принесет  он
мне? Наша надежда заключается в том, как  быстро  мы  будем  продвигаться.
Задержка лишь на руку Врагу. И вот мы три дня топчемся на  месте.  Неужели
над  нами  нависла  воля  Башни  Тьмы?   Все   мои   решения   оказываются
неправильными. Я должен был давно покинуть товарищество и  идти  с  севера
вниз восточнее реки и Эмин Муила,  пройти  равниной  битвы  к  проходам  в
Мордор. А теперь нам уже невозможно вернуться назад: весь восточный  берег
кишит орками. Каждый прошедший день - это потеря драгоценного  времени.  Я
устал, Сэм. я не знаю, что нам делать. Много ли пищи у нас осталось?
     - Только... Как это называется? - Лембас,  мастер  Фродо.  Прекрасная
еда. Но когда прошло столько дней... Я никогда не думал, взяв его  впервые
в рот, что когда-нибудь захочу перемены. А  теперь  хочу:  кусок  простого
хлеба и кружку - даже полкружки - пива - вот что мне нужно. Я тащу с собой
с последнего лагеря свою кухонную утварь, а что толку? Начнем с того,  что
не из чего разжечь костер. И нечего варить, нет даже травы!
     Они повернулись назад  и  спустились  в  каменную  лощину.  Заходящее
солнце спряталось за тучи, быстро сгущалась  ночь.  Они  спали  в  убежище
среди больших выветренных скал, мерзли, ворочались с боку на бок. Но здесь
они по крайней мере были защищены от восточного ветра.
     - Вы видели его снова, мастер Фродо? - спросил Сэм, когда они сидели,
замерзшие, жуя куски лембаса в холодной сырости раннего утра.
     - Нет, - ответил Фродо. - Я ничего не слышал и не видел уже две ночи.
     - А  я  видел,  -  сказал  Сэм.  -  Брр!  Глаза  эти  заставили  меня
поворочаться. Но, может, мы  наконец  сбили  со  следа  этого  несчастного
воришку. Горлум! Я дам ему голлум в горло, если только  дотянусь  до  него
руками.
     - Надеюсь, ты никогда не сделаешь этого, - сказал Фродо. -  Не  знаю,
как он находит наш след. Но, может, он действительно потерял его.  В  этой
сухой мрачной земле мы оставляем немного следов и  запаха,  даже  для  его
чуткого носа.
     - Хорошо бы, -  согласился  Сэм.  -  Я  хочу,  чтобы  мы  по-хорошему
избавились от него.
     - И я тоже, - заметил Фродо, - Но не он - моя главная забота. Я  хочу
уйти от этих холмов! Я их ненавижу.  Чувствую  себя  голым  среди  них,  и
ничего, кроме мертвых равнин, не разделяет меня и тень. В этой тени глаза.
Идем! Сегодня мы обязательно должны спуститься!
     Но день проходил, прошел полдень, приближался вечер, а  они  все  еще
блуждали среди скал и не находили выхода.
     Иногда в тишине этой дикой страны им  казалось,  что  они  слышат  за
собой  слабые  звуки:  падение  камня,  еле  слышный  звук  плоской  ноги,
ступившей на скалу. Но когда они останавливались и прислушивались - они не
слышали ничего, кроме ветра, свистящего у краев камней. И даже  этот  звук
напоминал им дыхание, со свистом вырывающееся сквозь острые зубы.
     Весь день внешний край Эмин Муила, по мере того, как они  пробирались
вдоль  него,  устойчиво  отклонялся  к  северу.  вдоль  его  края   теперь
простиралась широкая неровная полоса изломанных и выветренных скал,  время
от времени пересекаемая канавобразными ущельями, которые круто  обрывались
в неведомую глубину, разрывая поверхность обрыва. Чтобы отыскать проход  в
этих утесах, которые встречались все чаще,  Фродо  и  Сэм  вынуждены  были
отойти влево,  подальше  от  края  обрыва,  и  они  не  заметили,  что  на
протяжении нескольких  последних  миль  местность  постепенно  понижалась:
вершины утесов исчезли сзади.
     Наконец они остановились. Хребет резко поворачивал  на  север  и  был
разрезан глубоким ущельем. На дальней стороне ущелья он снова поднимался и
тянулся на много саженей единой  линией:  перед  ними  возвышался  большой
серый утес, как будто отрезанный ударом ножа. Они не могли идти  дальше  и
должны были повернуть на запад или  на  восток.  Но  западное  направление
сулило им лишь новый трудный путь и новую задержку: так они возвращались в
самое сердце холмов. Восточное направление приводило к обрыву.
     - Ничего не остается, как спуститься в  это  ущелье,  Сэм,  -  сказал
Фродо. - Посмотрим, куда оно ведет!
     - Готов поклясться, что ни к чему хорошему! - заметил Сэм.
     Ущелье было длинное и  глубже,  чем  казалось.  Спустившись  немного,
хоббиты увидели несколько изогнутых изможденных деревьев. Это были  первые
деревья, увиденные ими за последние дни: по большей части  березы,  иногда
лиственницы. Большинство деревьев высохло - Их до  самого  сердца  пробили
восточные ветры. Когда-то, в более мягкие дни, в ущелье этом были заросли,
но теперь уже через пятьдесят ярдов деревья  кончились,  хотя  старые  пни
торчали до самого края утеса. Дно ущелья, проходившее параллельно  старому
скальному разлому, было усеяно обломками  скал  и  камней.  Когда  хоббиты
добрались до его конца, Фродо устало прислонился к стене.
     - Послушай! - сказал он. - Мы, должно быть, опустились глубоко, иначе
утес не исчез бы. Похоже, что здесь обрыв гораздо ниже  и  по  нему  легче
спуститься.
     Сэм наклонился и неохотно заглянул  через  край.  Потом  взглянул  на
высоко поднимающуюся слева от них стену.
     -  Легче,  -  проворчал  он,  -  конечно,   спускаться   легче,   чем
подниматься. Тот, кто не умеет летать, может спрыгнуть!
     - Это был бы большой  прыжок,  -  заметил  Фродо,  -  около...  -  он
посмотрел, измеряя на глаз расстояние... - около восемнадцати  саженей,  я
думаю. Не больше.
     - Вполне достаточно! - сказал Сэм. - Уф! Как я  ненавижу  смотреть  с
высоты! И все же смотреть лучше, чем спускаться.
     - Все равно, - сказал Фродо, - я думаю, мы должны  спуститься  здесь.
Смотри -  скала  здесь  совсем  другая,  чем  несколько  миль  назад.  Она
растрескалась и обветрилась.
     Внешняя  стена  действительно  была  менее  крутой,   она   чуть-чуть
отклонялась от вертикали. Напоминала она большой вал или крепостную стену,
основание которой сдвинулось, так что пласты перепутались и  перемешались,
образовав большие щели и длинные уступы  в  некоторых  местах  шириною  со
ступеньку лестницы.
     - И если мы хотим попробовать спуститься, лучше начинать  немедленно.
Рано темнеет. Мне кажется, надвигается буря.
     Длинная полоса гор на востоке скрылась в глубокой мгле,  которая  уже
достигла западных отрогов.  Поднявшийся  ветер  донес  отдаленные  раскаты
грома. Фродо вздохнул ветер и с сомнением посмотрел  на  небо.  Он  потуже
затянул пояс поверх плаща и  закрепил  на  спине  большую  котомку.  Потом
подошел к краю обрыва.
     - Я попытаюсь, - сказал он.
     - Очень хорошо! - угрюмо сказал Сэм. - Но я пойду первым.
     - Ты? - спросил Фродо. - Что заставило тебя изменить свое отношение к
спуску?
     - Я не менял своего отношения.  Но  если  спускаешься,  то  можешь  и
соскользнуть. Я вовсе не хочу  упасть  на  вас  и  столкнуть  вниз.  Зачем
умирать двоим вместо одного?
     И прежде чем Фродо смог его остановить, он сел, свесил ноги с обрыва,
повернулся и повис, отыскивая  опору.  Сомнительно,  чтобы  он  когда-либо
совершал более неразумный поступок.
     - Нет, нет! Сэм, старый осел! - закричал  Фродо.  -  Ты,  несомненно,
убьешься. Ты, несомненно, не посмотрел, что тебя ожидает. Вернись назад! -
Он схватил Сэма под мышки и втянул наверх. - Подожди немного и потерпи!  -
сказал он. Потом лег на землю и  наклонился  над  краем  обрыва.  Но  свет
быстро тускнел, хотя солнце  еще  не  село.  -  Я  думаю,  мы  сможем  это
проделать, - сказал он наконец. - Я во всяком случае попытаюсь, а если  ты
хочешь тоже попробовать, то иди за мной и будь осторожней.
     - Не знаю, почему вы так уверены, - сказал Сэм. - в этом свете вы  не
можете видеть до дна. А что, если вы  окажетесь  в  месте,  где  не  будет
никакой опоры для рук и ног?
     - Вернусь обратно, наверное, - ответил Фродо.
     - Легко сказать, - возразил Сэм. - Лучше  подождать  до  утра.  Тогда
будет светлее.
     -  Нет!  Я  больше  не  могу  ждать!  -  сказал  Фродо  с   внезапной
горячностью. - Я жалею каждый час, каждую  минуту.  Я  должен  обязательно
попробовать. Оставайся наверху и гляди, пока я не вернусь или не позову.
     Крепко ухватившись за край обрыва, он опустился  и,  когда  его  руки
вытянулись на полную длину, ногами нащупал опору.
     - Один шаг вниз! - сказал он. - И этот уступ  расширяется  вправо.  Я
могу стоять здесь без поддержки. Я... - Его голос оборвался.
     Торопящаяся тьма, теперь набравшая  большую  скорость,  обрушилась  с
востока и поглотила небо. Прямо над головой послышался сухой раскалывающий
треск грома. Опаляющие молнии ударили в  холмы.  Налетел  порыв  свирепого
ветра и вместе с ним, смешиваясь с его ревом, донесся высокий резкий крик.
Хоббиты слышали такой крик, когда бежали из Хоббитона, и даже там, в лесах
Удела, он оледенил им кровь. Здесь, в пустыне, ужас его был много  больше:
он резал их холодными ножами страха  и  отчаяния,  останавливая  сердце  и
дыхание. Сэм упал ниц. Фродо невольно выпустил опору, и закрыл  голову,  и
уши. Он покачнулся, соскользнул и с воющим криком покатился вниз.
     Сэм услышал его и с усилием подполз к краю обрыва.
     - Хозяин, хозяин! - звал он. - Хозяин!
     Он не услышал ответа. Сэм весь дрожал, но, собравшись с силами, снова
закричал:
     - Хозяин!
     Ветер, казалось, загонял его слова обратно в глотку, но тут  до  него
донесся слабый ответный крик:
     - Все в порядке! Я здесь. Но я ничего не вижу.
     Фродо отвечал слабым голосом. Он был совсем недалеко. Соскользнув, он
не упал вниз, а ударился ногами в широкий выступ в нескольких ярдах  ниже.
К счастью, в том месте поверхность скалы сильно отклонялась назад, и ветер
с силой прижал его к скалке, так что он не упал  дальше.  Фродо  устроился
устойчивей,  прижимаясь  лицом  к  холодному   камню   и   слушал   биение
собственного сердца. Но то ли тьма  сгустилась  окончательно,  то  ли  его
глаза утратили способность видеть. Все вокруг него было черно. Он подумал,
что совсем ослеп. Глубоко вздохнул.
     - Назад! Возвращайтесь назад! - услышал он из черноты  наверху  голос
Сэма.
     - Не могу, - ответил он. - Я ничего не вижу. Не  могу  найти  никакой
опоры. Я еще не могу двигаться.
     - Что мне делать, мастер Фродо? Что же  мне  делать?  -  кричал  Сэм,
опасно наклоняясь над обрывом. Почему его хозяин не видит?  Конечно,  были
сумерки, но еще не совсем стемнело. Сэм видел внизу Фродо - серую одинокую
фигурку, прижавшуюся к скале. Но он был достаточно далеко, что  дотянуться
до него было невозможно.
     Раздался еще один раскат грома. Начался дождь. Слепящим занавесом он,
смертельно холодный, смешанный с градом, обрушился на утес.
     - Я спускаюсь к вам! - закричал Сэм, хотя он не мог бы  сказать,  чем
это поможет его хозяину.
     - Нет, нет! Подожди! - отозвался Фродо, уже более уверенным  голосом.
- Я чувствую себя  лучше.  Подожди!  Ты  ничего  не  сможешь  сделать  без
веревки.
     - Веревка! - закричал Сэм, в возбуждении и облегчении разговаривая  с
самим собой. - Я заслуживаю быть повешенным на ее конце в  назидание  всем
глупцам. Ты простофиля, Сэм Скромби: так часто  говорил  мне  старик,  это
было его словечко. Веревка!
     - Перестань болтать! -  воскликнул  Фродо,  обретая  достаточно  сил,
чтобы удивляться и раздражаться. - Никогда  не  упоминай  своего  старика!
Если хочешь сказать, что у тебя есть веревка в кармане, так доставай ее!
     - Да, мастер Фродо, она у меня в мешке. Я пронес ее через сотни  миль
и умудрился о ней совсем забыть.
     - Тогда побыстрее опускай конец!
     Сэм быстро развязал мешок и начал рыться в нем. На дне  действительно
оказался сверток серебряно-серой веревки из Лориена. Сэм опустил конец  ее
своему хозяину. Тьма начала, казалось, отступать от  глаз  Фродо,  к  нему
возвращалось зрение. Он увидел  свисающий  сверху  конец  веревки,  и  ему
показалось, что он слегка светился серебряным свечением. Теперь, когда  во
тьме обнаружилась точка, на которой  он  мог  сосредоточить  свой  взгляд,
Фродо чувствовал меньшее головокружение. Обвязав  веревку  у  себя  вокруг
талии, он ухватился за нее руками.
     Сэм  шагнул  назад  и  уперся  ногами  в  пень  в  ярде  от   обрыва.
Полуподтягиваясь, полукарабкаясь, Фродо поднялся наверх  и  растянулся  на
земле.
     Гром гремел, по-прежнему тяжело падал дождь. Хоббиты отползли назад в
ущелье... Но и здесь они не нашли убежища. По дну ущелья побежали ручейки.
Вскоре они превратились в поток,  который  с  пеной  бежал  меж  камней  и
переливался через край обрыва, как из гигантского водосточного  желоба  на
обширной крыше.
     - Меня там смыло бы вниз или вымыло бы начисто, -  заметил  Фродо.  -
Какое счастье, что у тебя оказалась веревка!
     - Было бы больше счастья, если бы я подумал о ней раньше,  -  ответил
Сэм. - Может, вы помните, как нам  в  лодку  положили  веревку,  когда  мы
отправлялись, - там, еще в  эльфийской  стране.  Я  заинтересовался  ею  и
спрятал моток в свой мешок. Мне кажется, это было годы назад. "Она поможет
во многих нуждах", - так он сказал... Халдир или кто-то другой из  эльфов.
И сказал правду.
     - Жаль, что я не догадался тоже захватить веревку, - сказал Фродо,  -
но я оставил товарищество в такой спешке и смятении. Если бы  у  нас  была
достаточно длинная веревка, мы смогли бы спуститься с ее помощью.  Длинная
ли у тебя веревка, Сэм?
     Сэм измерил веревку руками:
     - Пять, десять, двенадцать, тринадцать, да тринадцать эллов, - сказал
он.
     - Кто бы мог подумать! Воскликнул Фродо.
     - Эльфы - удивительный  народ,  -  ответил  Сэм.  -  Веревка  кажется
тонкой, но она весьма прочная. И мягка в  руке,  как  молоко.  Легка,  как
свет! Удивительный народ!
     - Тринадцать эллов, - размышлял Фродо.  -  Думаю,  этого  достаточно.
Если до наступления ночи буря кончится, я попробую.
     - Дождь скоро кончится, - сказал Сэм, - но не стоит снова рисковать в
сумерках, мастер Фродо! И не забудьте про крик, который донес к нам ветер.
Похоже на черного всадника, но донесся он сверху, как будто всадники умеют
летать. Я думаю, что лучше дождаться в этом ущелье конца ночи.
     - А я думаю, что и так задержался  слишком  долго  на  обрыве,  когда
через болота на меня устремлены глаза страны Тьмы, - ответил Фродо.
     С этими словами он встал и снова пошел по дну  ущелья.  он  посмотрел
вверх. На востоке небо расчистилось.  Края  бури,  изорванные  и  влажные,
поднялись, и главная битва пронеслась над Эмин Муилом, где лишь  ненадолго
задержалась мрачная мысль Саурона. Буря повернула, ударив громом и молнией
по долине Андуина, и обрушила на Минас Тирит Тьму, угрожая войной.  Затем,
опускаясь над  горами  и  пробираясь  между  их  вершинами,  она  медленно
прокатилась над Гондором и окраинами Рохана, и далеко на равнине  всадники
Рохана увидели темные тучи, когда они двигались на запад.  Но  здесь,  над
пустыней  и  парящими  болотами,  вновь  открылось  глубокое  синее  небо,
появилось несколько бледных звезд, как маленькие белые отверстия в  навесе
рядом с полумесяцем луны.
     - Как хорошо снова видеть! - сказал Фродо, глубоко дыша. - Знаешь,  я
даже подумал, что ослеп - от молнии или чего-то похуже. Я ничего не видел,
совсем ничего, пока не появился конец  твоей  веревки.  Он  показался  мне
светящимся.
     - Похоже на серебро в темноте, - согласился Сэм. - Никогда не замечал
раньше. А впрочем, я и не доставал веревку с  тех  пор,  как  сунул  ее  в
мешок. Но если вы хотите спускаться, мастер Фродо, как же  вы  собираетесь
ее использовать? Тринадцать  эллов.  Это  около  восемнадцати  саженей.  И
примерно такова высота обрыва, как вы до этого предположили.
     Фродо немного подумал.
     - Закрепи ее за пень, Сэм, - сказал он. - Потом можешь исполнить свое
желание и спуститься первым.  Я  спущу  тебя,  и  тебе  нужно  будет  лишь
придерживаться за скалу руками и ногами. Хотя, если ты будешь опираться  о
выступы  и  дашь  мне  возможность  отдохнуть,  это  поможет.   Когда   ты
спустишься, я последую за тобой. Я уже снова чувствую себя хорошо.
     - Отлично, - тяжело сказал Сэм. - Если так нужно, пусть уж скорее все
окончится!
     Он взял веревку и обвязал ею пень у обрыва. Другой конец  веревки  он
обвязал вокруг своей талии. Неохотно повернулся  и  приготовился  вторично
спуститься с обрыва.
     Однако все оказалось гораздо легче, чем он ожидал. Веревка, казалось,
придала ему уверенности, хотя он  и  закрыл  глаза,  когда  в  первый  раз
посмотрел вниз между ног. Одно место оказалось трудным для спуска: тут  не
было никакого выступа, а скала едва наклонялась вперед. Здесь он сорвался,
повиснув на серебряной веревке. Но Фродо медленно  и  ровно  опускал  его,
пока Сэм не нашел опору  вновь.  Сэм  больше  всего  боялся,  что  веревка
кончится, когда он будет еще высоко. Но когда он казался на дне и крикнул:
"Я уже внизу!" - в руках у Фродо оставался  еще  кусок  довольно  большого
размера. Голос Сэм доносился отчетливо, но видеть его самого Фродо не мог:
серый эльфийский плащ делал его невидимым в сумерках.
     Самому Фродо для спуска понадобилось  несколько  больше  времени.  Он
прочно обвязал веревку вокруг талии и укоротил ее,  чтобы  она  удерживала
его, пока он не достигнет земли. Он  не  хотел  рисковать  падением  и  не
совсем разделил веру Сэма в прочность  тонкой  нити.  В  двух  местах  ему
пришлось  полностью  полагаться  на  веревку:  это  были  гладкие   ровные
поверхности, где даже сильным пальцам хоббита не было за что уцепиться. Но
наконец он тоже спустился.
     - Хорошо! - воскликнул он. - Одно дело уже сделано! Мы вышли из  Эмин
Муила! Каким же будет следующий шаг? Может,  скоро  мы  пожалеем,  что  не
ощущаем под ногами прочной твердой скалы?
     Но Сэм не ответил, он смотрел на обрыв.
     - Простофиля! - сказал он.  -  Балда!  Моя  прекрасная  веревка!  Она
привязана к пню, а мы на дне. Отличную  лестницу  мы  оставили  для  этого
крадущегося Горлума. Проще было бы оставить указатель: мы прошли вон туда!
     - Если можешь придумать способ, как нам обоим спуститься и  захватить
с  собой  веревку,  можешь  назвать  меня  простофилей  или  любым  другим
словечком старика, - сказал Фродо, - возвращайся и отвяжи веревку, уж если
так хочешь.
     Сэм почесал затылок.
     - Нет, не могу придумать способа, прошу прощения, - сказал он.  -  Но
мне не нравится оставлять ее, это факт! - он взял конец веревки  и  слегка
потянул. - Трудно расставаться с тем,  что  принесено  из  страны  эльфов.
Может, сама Галадриэль сделала ее. Галадриэль! -  задумчиво  повторил  он,
покачивая головой. Потом посмотрел вверх  и  еще  раз  дернул  веревку  на
прощание.
     К полнейшему удивлению обоих хоббитов, веревка поддалась. Сэм упал  и
длинная серая веревка соскользнула сверху  и  опустилась  на  него.  Фродо
засмеялся:
     - Кто привязывал веревку?  -  спросил  он.  -  Как  хорошо  она  была
привязана! Подумать только, я доверял свой вес ее узлу!
     Но Сэм не смеялся.
     - Может, я не очень хорошо спускаюсь, - сказал он обиженным тоном,  -
но насчет веревок и узлов я кое-что понимаю.  можно  сказать,  это  у  нас
семейное. Мой дед, а за ним дядя Энди - старший брат старика - у них много
лет была веревочная мастерская у Тафилда. И вряд ли кто в  Уделе  или  где
угодно мог завязать веревку покрепче, чем я завязывал эту вокруг пня.
     - Значит, веревка разорвалась - перетерлась об острый край, наверное,
- предположил Фродо.
     - Держу пари, что нет! - сказал Сэм еще более обиженно. Он наклонился
и осмотрел концы. - ни одной прядки не порвано.
     - Тогда, боюсь, виноват все же узел, - вздохнул Фродо.
     Сэм покачал головой и не  ответил.  Он  задумчиво  пропускал  веревку
сквозь пальцы.
     - Можете думать, что хотите, мастер Фродо, - проговорил он наконец, -
а я считаю, что веревка пришла сама - когда я ее позвал...
     Он свернул веревку и тщательно упаковал ее в мешок.
     - Она действительно пришла, и это самое главное, - сказал Фродо, -  а
теперь нужно думать о  следующем  шаге.  Скоро  ночь.  Как  прекрасны  эти
звезды!
     - Они веселят сердце, - ответил Сэм, тоже  глядя  вверх,  -  какие-то
эльфийские. И луна растет. Мы не видели ее уже  две  ночи  из-за  облаков.
Луна уже дает достаточно света.
     - Да, - согласился Фродо, - но полнолуние будет лишь через  несколько
дней. Не думаю я, чтобы сейчас было достаточно лунного света для  перехода
через болота.
     В первой тени ночи они  начали  следующий  этап  своего  путешествия.
Через некоторое время Сэм обернулся  и  посмотрел  на  путь,  который  они
прошли. Вход в ущелье чернел на тусклом фоне скалы.
     - Я рад, что у нас была с собой веревка эльфов, -  сказал  он,  -  мы
немного собьем с толку этого воришку. Пусть  попробует  своими  противными
плоскими лапами эти уступы.
     Они направились в сторону от утеса среди нагромождения  булыжников  и
обломков скал, влажных и скользких от сильного дождя. Местность продолжала
резко спускаться. И  пройдя  еще  немного,  они  оказались  перед  большой
расщелиной, внезапно разверзшейся перед ними. Она была не очень широка, но
все же перепрыгнуть через нее в тусклом  свете  было  трудно.  В  глубинах
расщелины журчала вода. Она уходила в сторону обрыва и преградила хоббитам
путь, по крайней мере до рассвета.
     - Я думаю, лучше попробовать пройти  на  юг  вдоль  линии  утесов,  -
сказал Сэм, - может, найдем какое-нибудь убежище или даже пещеру.
     - Давай, - согласился Фродо, - я устал и не  могу  больше  брести  по
камням ночью, хотя мне и ненавистна эта задержка. Я хотел бы, чтобы передо
мной лежала ровная дорога - тогда я мог бы идти, пока несут ноги.
     У подножья Эмин Муила идти было не легче. Сэм не смог найти  никакого
убежища: лишь голые скалы теснились к обрыву, который  в  этом  месте  был
гораздо выше и круче. В конце концов, совершенно измученные они  упали  на
землю под защитой большого камня, лежащего недалеко от основания  большого
утеса.  Некоторое  время  они  угрюмо  сидели  рядом,  безуспешно  пытаясь
бороться со сном. Ярко  светила  луна.  Ее  тонкий  холодный  свет  озарял
поверхность скал и крутой  обрыв,  превращая  тьму  в  холодный  полусвет,
пересеченный длинными тенями.
     - Ладно! - сказал Фродо, вставая и плотно  запахивая  плащ.  -  Поспи
немного, Сэм. Возьми мое одеяло. Я похожу взад и вперед. -  Неожиданно  он
насторожился и, наклонившись, схватил Сэма за руки. - Что это? - прошептал
он. - Смотри на утес!
     Сэм взглянул и резко задышал сквозь зубы.
     - Там! - сказал он. - Это он! Горлум! Гадюки и змеи! Подумать только:
я  хотел  сбить  его  со  следа  нашим   спуском.   Взгляните   на   него!
Отвратительный ползущий паук на стене.
     Вниз по поверхности обрыва, крутой и такой гладкой в  бледном  лунном
свете, двигалась маленькая  черная  фигура,  расставив  конечности.  Может
быть, ее мягкие прилипающие конечности находили щели и опору там, где даже
хоббит ничего не увидел бы и на нащупал, но она двигалась по  стене  почти
так же ровно, как большое насекомое и спускалось оно головой  вперед,  как
бы вынюхивая путь. Время от  времени  фигура  медленно  поднимала  голову,
поворачивая ее на длинной тощей шее, и хоббиты видели блеск двух маленьких
бледно светившихся глаз. На мгновение они устремлялись на луну  и  тут  же
снова закрывались.
     - Вы думаете, он может нас увидеть? - спросил Сэм.
     - Не знаю, - спокойно ответил Фродо, -  но  думаю,  что  нет.  Трудно
разглядеть эти эльфийские плащи: я не вижу тебя в тени в нескольких шагах.
И я слышал, что Горлум не выносит света солнца и луны.
     - Тогда зачем же он сейчас спускается?
     - Спокойно, Сэм! - сказал Фродо. - Он же возможно чует  нас.  И,  мне
кажется, слух у него не менее острый, чем у эльфов.  Вероятно,  он  что-то
учуял, может, наши голоса. Мы недавно здесь кричали,  да  и  минуту  назад
говорили слишком громко.
     - Ну, я от него устал, - сказал Сэм.  -  Уж  слишком  часто  он  стал
появляться, и я хочу поговорить с ним, если смогу. Я думаю, нужно не  дать
ему ускользнуть.
     Надвинув серый капюшон на  лицо,  Сэм  тихонько  стал  подбираться  к
утесу.
     - Осторожно! - прошептал Фродо, идя за ним.  -  Не  вспугни  его!  Он
гораздо опаснее, чем кажется.
     Черная ползущая фигура проделала уже три четверти  пути  вниз,  и  не
больше пяти - десяти футов отделяли ее от подножья  утеса.  Скорчившись  в
тени большого камня, хоббиты следили  за  ней.  Горлума,  казалось  что-то
встревожило. Хоббиты слышали его фырканье и резкий свист дыхания, звучащий
как проклятие. Он поднял голову. Потом  двинулся  дальше.  Теперь  им  был
слышен его хрипящий и свистящий голос.
     - Ах, ссс! Осторожно, моя прелесть! Чем больше торопишься, тем меньше
успеваешь! Не нужно рисковать нашей шеей,  моя  прелесть.  Нет,  прелесть,
Горлум! - он снова поднял голову, взглянул на луну и быстро закрыл  глаза.
- Противный, противный свет... Ссс... Он шпионит за нами, моя  прелесть...
Он делает больно нашим глазам.
     Теперь он опустился еще ниже, и свист его стал резче и яснее.
     - Где она, где она, моя драгоценность... Моя драгоценность? Она наша,
мы хотим ее. Воры,  воры,  грязные  маленькие  воры.  И  где  они  с  моей
драгоценностью? Будь они прокляты! Мы их ненавидим!
     - Похоже, он не знает  где  мы,  -  прошептал  Сэм.  -  А  что  такое
драгоценность? Неужели он имеет в виду...
     - Тшш! - выдохнул Фродо. - Он теперь слишком близко и может  услышать
шепот.
     Действительно, Горлум вдруг остановился и его большая голова на тощей
шее двинулась вправо и влево, как  будто  он  прислушивался.  Его  бледные
глаза были полузакрыты. Сэм сдержался, пальцы его были сжаты. А глаза его,
полные гнева и отвращения, следили  за  жалким  созданием,  которое  снова
начало двигаться, по-прежнему шепча и свистя.
     Наконец он оказался не более чем в дюжине футов от земли, как раз над
головами у хоббитов. Здесь скала была совершенно крутой, и даже Горлум  не
смог найти опоры. Он, казалось,  старался  повернуться  ногами  вниз,  как
вдруг соскользнул и с коротким резким криком упал. Падая, он подогнул  под
себя руки и ноги, как паук, чья нить порвалась.
     Сэм мгновенно выскочил из убежища и в два прыжка оказался у основания
утеса. И прежде чем Горлум смог встать, Сэм был уже на нем. Но он  тут  же
заметил, что с  Горлумом,  даже  захваченным  врасплох,  не  так-то  легко
справиться. Прежде чем Сэм успел ухватиться, длинные руки и ноги обхватили
его мягким, но невероятно сильным объятием, холодные и  влажные  на  ощупь
пальцы подбирались к его горлу. Острые зубы укусили его в плечо. Все,  что
Сэм смог сделать,  это  ударить  своей  круглой  твердой  головой  в  лицо
противника. Горлум зашипел, сплюнул, но не выпустил его.
     Дела Сэма были бы плохи, если бы он  был  один.  Но  подбежал  Фродо,
вытаскивая из ножен жало. Левой рукой он отвел  назад  голову  Горлума  за
тонкие прямые волосы,  вытянув  его  длинную  шею  и  заставляя  взглянуть
бледными злобными глазами в небо.
     - Горлум! - сказал он. - Это жало. Ты его видел уже однажды. Отпусти,
или почувствуешь его укус. Я перережу тебе горло.
     Горлум разжал руки и ноги и лежал как сморщенная тряпка.  Сэм  встал,
ощупывая плечо. Глаза его гневно горели, но он не мог отомстить  за  себя:
его жалкий враг лежал у камней и хныкал.
     - Не бейте нас! Не позволяйте им  бить  нас,  моя  прелесть.  Они  не
повредят нам, хорошие маленькие хоббиты! Мы не делали им ничего плохого, а
они прыгнули на нас, как кошка на бедную мышку, да, моя прелесть. А мы так
одиноки, Горлум. мы будем хорошими с ними, очень хорошими, если они  будут
с нами добры, да, да!
     - Ну что же с ним делать? - спросил Сэм. - Я думаю, связать, чтобы он
не мог за нами шпионить.
     - Но это  убьет  нас,  убьет  нас,  -  захныкал  Горлум.  -  жестокие
маленькие хоббиты! Связать нас в этой холодной жестокой земле  и  оставить
нас, Горлум, Горлум...
     Слезы потекли по его лицу.
     - Нет, - сказал Фродо. - Если мы должны убить  его,  то  нужно  убить
сразу. Но мы не можем этого сделать. Бедняга! Он не причинил нам вреда.
     - Неужели, -  возразил  Сэм,  потирая  свое  плечо.  -  Так,  значит,
собирался. Задушить нас во сне - вот каков был его план.
     - То, что он не сделал, совсем другое дело, - Фродо немного помолчал.
Горлум лежал неподвижно, он перестал хныкать. Сэм сердито смотрел на него.
     Фродо показалось, что он слышит, очень отчетливо, но как бы издалека,
голоса из своего прошлого.
     "Какая жалость, что Бильбо не убил это подлое создание, когда у  него
была такая возможность!"
     "Жалость? Да, жалость остановила его руку. Жалость и  милосердие:  не
убивать без необходимости."
     "Я не чувствую никакой жалости к Горлуму. Он заслуживает смерти."
     "А некоторые умершие заслуживают жизни. Можешь ты дать им ее? В таком
случае не будь слишком скорым в осуждении на смерть. Даже мудрец не  может
предвидеть все последствия."
     - Хорошо! - ответил он громко, опуская меч. - Я по-прежнему боюсь.  И
все же, видите, я не трону это создание. Потому что теперь, увидев его,  я
его пожалел.
     Сэм  удивленно  посмотрел  на  своего  хозяина,  который,   казалось,
разговаривал с кем-то отсутствующим. Горлум поднял голову.
     - Да, мы жалки, моя прелесть, - захныкал он.  -  Жалки  и  несчастны!
Хоббиты не убьют нас, хорошие хоббиты!
     - Нет не убьем, - сказал Фродо. - Но мы и не позволим тебе  уйти.  Ты
полон злобы и вреда, Горлум. Ты пойдешь с нами, и мы за тобой  присмотрим.
Но ты должен помочь нам. Одно доброе дело влечет за собой другое.
     - Да, да, - сказал Горлум, садясь. - Хорошие  хоббиты!  мы  пойдем  с
ними. Найдем для них безопасные дороги в темноте, да, найдем. А  куда  они
идут, мы удивляемся...
     Он посмотрел на них, и на мгновение в его глазах слабо блеснул хитрый
огонек.
     Сэм нахмурился. Но  он,  по-видимому,  понял,  что  в  поведении  его
хозяина что-то странное и что его решение не подлежит обсуждению.  К  тому
же он ждал ответа Фродо.
     Фродо посмотрел Горлуму прямо в глаза. Тот отвел их.
     - Ты знаешь или догадываешься об этом, Смеагорл, - сказал он спокойно
и строго. - А мы, разумеется, идем в Мордор. и я  считаю,  что  ты  знаешь
туда дорогу.
     - Ах! Ассс! - сказал  Горлум,  зажимая  уши  руками,  как  будто  эта
откровенность, это открытое произнесение названий причиняло ему боль. - Мы
догадывались, да, мы догадывались, - прошептал он, - и мы не хотим,  чтобы
они шли туда. Нет, моя прелесть, нет, хорошие хоббиты. Угли, угли, и пыль,
и жажда; и ямы,  ямы,  ямы  и  орки,  тысячи  орков.  Хорошие  хоббиты  не
должны... ссс... идти в такое место.
     - Значит, ты был там? - настаивал Фродо, добавив: - И ушел оттуда?
     - Да. Да. Нет! -  воскликнул  Горлум.  -  Однажды,  совсем  случайно,
верно, моя прелесть? Да случайно. Но мы не хотим возвращаться  туда,  нет,
нет! - Неожиданно его голос изменился, он всхлипнул и заговорил  обращаясь
к кому-то другому. - Оставьте же меня, Горлум! Мне больно. О  мои  бедные,
бедные руки, Горлум! Я, мы не хочу возвращаться. Я не могу  найти  его.  Я
устал. Я, мы не можем его найти,  не  можем  нигде,  Горлум,  Горлум.  Они
никогда не спят. Гномы, люди, эльфы, ужасные эльфы с горящими  глазами.  Я
не могу его найти. Ах! - он встал и сжав кулаки, погрозил ими на восток. -
Мы не хотим! - закричал он. - Не для вас. - Затем снова  упал.  -  Горлум,
Горлум, - скулил, прижимаясь лицом к  земле.  -  И  не  смотрите  на  нас!
Уходите! Спите!
     - Он не уснет и не уйдет по твоему приказу, Смеагорл, - сказал Фродо.
- Но если ты действительно хочешь освободиться от него, ты  должен  помочь
мне. А это означает, что нужно найти дорогу к нему. Но  тебе  не  придется
идти всю дорогу, ты можешь остаться у ворот в его землю.
     Горлум сел и посмотрел на Фродо из-под век.
     - Он повсюду, - хихикнул он. - Везде и повсюду. Орки схватят  вас.  К
востоку от реки легко встретить орка. Не зовите Смеагорла. Бедный,  бедный
Смеагорл, он ушел давным-давно. у него отобрали его  драгоценность,  и  он
потерялся.
     - Может мы найдем его, если ты пойдешь с нами, - сказал Фродо.
     - Нет, нет,  никогда!  Он  потерял  свою  драгоценность,  -  повторил
Горлум.
     - Вставай! - сказал Фродо.
     Горлум встал и попятился к обрыву.
     - Ну! - сказал Фродо. - Когда тебе легче идти:  днем  или  ночью?  Мы
устали. Но если ты выберешь ночь, мы пойдем ночью.
     - От больших огней наши глаза болят, -  захныкал  голлум.  -  Не  под
белым  лицом,  нет.  Оно  скоро  зайдет  за  холмы,  да.  Вначале  немного
отдохните, хорошие хоббиты!
     - Тогда садись, - приказал Фродо, - и не двигайся.
     Хоббиты сели рядом с  ним  с  обеих  сторон  и  прижались  спинами  к
каменной  стене,  вытянув  ноги.   Никакого   словесного   соглашения   не
потребовалось: они знали, что сейчас не должны  спать.  Медленно  заходила
луна. С холмов наползли тени, и вокруг стало темно.  Ярко  загорелись  над
головой звезды. Никто не шевелился. Горлум сидел, подогнув ноги,  упираясь
подбородком в колени, его плоские ладони и  ступни  прижимались  к  земле,
глаза были закрыты... Но он казался настороженным, о чем-то  думая  или  к
чему-то прислушиваясь.
     Фродо посмотрел на Сэма. Взгляды их встретились, и  они  поняли  друг
друга.  Они  расслабились,  откинувшись  назад  и  закрыв   глаза.   Скоро
послышались звуки их ровного дыхания. Руки  Горлума  слегка  дернулись.  И
едва заметно голова его повернулась налево и направо, открылся один  глаз,
потом другой. Хоббиты не шевельнулись.
     Неожиданно, с поразительным проворством и скоростью, прямо от  земли,
как кузнечик или лягушка, Горлум прыгнул в темноту. Но Фродо и Сэм ожидали
этого. Сэм оказался на нем при первом же прыжке, а Фродо схватил его сзади
за ноги.
     - Твоя веревка может оказаться полезной, Сэм, - сказал Фродо.
     Сэм достал веревку.
     - И куда же вы собрались в этой холодной  и  жестокой  земле,  мастер
Горлум? - усмехнулся он. - Мы удивляемся, да, мы удивляемся. Я уверен,  вы
хотели поискать своих друзей - орков. Ты низкий отвратительный  предатель.
И веревка будет хороша на твоей шее.
     Горлум лежал спокойно и не пытался бежать. Он  не  ответил  Сэму,  но
бросил на него быстрый взгляд.
     - Все, что нам нужно, это чем-то удержать его, - сказал Фродо.  -  Мы
хотим, чтобы он шел, поэтому связывать ему ноги нельзя. И руки тоже: он их
как будто использует и не реже ног.  Привяжи  веревку  к  его  лодыжке,  а
другой конец держи крепче.
     Он стоял над Горлумом, пока Сэм завязывал узел. Результат  удивил  их
обоих. Горлум начал кричать. Он издавал тонкий режущий звук, который очень
трудно было слушать. Он корчился, стараясь добраться  ртом  до  лодыжки  и
перекусить веревку.
     Наконец Фродо поверил, что тот действительно испытывает боль. Но боль
не мог причинить узел. Фродо сам осмотрел его: узел был не тесный. Сэм был
жесток лишь на словах.
     - В чем дело? - спросил Фродо.  -  Раз  ты  пытаешься  убежать,  тебя
приходится связывать. Но мы не хотим причинять тебе боль.
     - Нам больно, нам больно, - стонал Горлум. - Она кусает нас, морозит!
Эльфы, будь они прокляты, сделали ее! Плохие  хоббиты,  жестокие  хоббиты!
Поэтому мы  и  старались  убежать,  конечно,  поэтому,  моя  прелесть.  Мы
догадались, что они жестокие хоббиты. Они  гостили  у  эльфов  с  горящими
глазами. Снимите с меня это! Нам больно.
     - Нет, я не сниму это с тебя, - сказал Фродо. - Пока... - он помолчал
в задумчивости, - пока ты не дашь обещание, которому я мог бы верить.
     - Мы поклянемся делать то, что он хочет, да,  да,  -  сказал  Горлум,
по-прежнему корчась и хватаясь за лодыжку. - Нам больно!
     - Поклянешься? - спросил Фродо.
     - Смеагорл, - неожиданно ясным голосом сказал Горлум, широко открывая
глаза и глядя  на  Фродо  странным  взглядом.  -  Смеагорл  поклянется  на
драгоценности.
     Фродо отшатнулся и снова удивили Сэма своими словами и своим  строгим
голосом.
     - На драгоценности! А сможешь ли  ты?  Подумай.  Одно  Кольцо,  чтобы
править ими всеми и связать во Тьме. К этому ты стремишься, Смеагорл?  Оно
более предательское, чем  ты  думаешь.  Оно  может  исказить  твои  слова.
Берегись!
     Горлум повторял:
     - На драгоценности! На драгоценности!
     - И в чем ты поклянешься? - спросил Фродо.
     - Быть очень, очень хорошим, - сказал Горлум. Потом подполз  к  ногам
Фродо и распростерся перед ним, хрипло шепча; по его телу пробежала дрожь,
как будто каждое слово до самых костей пронизало его  страхом  -  Смеагорл
поклянется никогда, никогда не позволять ему иметь его. Никогда.  Смеагорл
спасет его. Но он должен поклясться на драгоценности.
     - Нет, не на ней, - сказал Фродо, глядя на  него  с  жалостью.  -  Ты
хочешь увидеть и притронуться к нему, если ты сможешь, хотя и знаешь,  что
оно сможет свести тебя с ума. Не на нем. Поклянись им, если хочешь. Потому
что теперь ты знаешь, где оно. Да, ты знаешь, Смеагорл. Оно перед тобой.
     На  мгновение  Сэму  показалось,  что  его  хозяин  вырос,  а  Горлум
съежился: высокая, строгая тень, могучий повелитель, который  прячет  свою
яркость в сером облаке, и у ног его маленький скулящий пес.  Но  эти  двое
были в чем-то подобны и не чужды: они  могли  понять  друг  друга.  Горлум
поднялся и попытался схватить Фродо руками, ласкаясь к нему.
     - Вниз! Вниз! - сказал Фродо. - И говори свое обещание!
     - Мы обещаем, да, мы обещаем! -  сказал  Горлум.  -  Я  буду  служить
хозяину драгоценности. Хороший хозяин, хороший Смеагорл... Горлум, Горлум!
     Неожиданно он начал плакать и кусать веревку.
     - Сними веревку, Сэм! - сказал Фродо.
     Сэм  неохотно  повиновался.   Горлум   немедленно   встал   и   начал
приплясывать вокруг, как побитая дворняжка, которую  приласкал  хозяин.  С
этого момента в нем произошло какое-то изменение.  Он  говорил  с  меньшим
свистом и хныканьем и говорил со своими спутниками прямо,  не  прибегая  к
услугам  "своей  прелести".  Он  раболепствовал  и  вздрагивал,  если  они
подходили к нему или делали резкое движение, и  он  избегал  прикосновения
эльфийских плащей; но он был настроен по-дружески и очень хотел  услужить.
Он хихикал и подпрыгивал при каждой шутке и если Фродо ласково  говорил  с
ним, и плакал, если Фродо упрекал его. А Сэм мало разговаривал с  ним.  Он
подозревал его сильнее, чем раньше, и если  это  возможно,  новый  Горлум,
Смеагорл, нравился ему меньше, чем старый.
     - Ну, Горлум или как вас называть теперь, -  сказал  Сэм,  -  вперед!
Луна зашла, и ночь проходит. Нам пора в путь.
     - Да, да, - согласился Горлум. - Мы идем! Есть только  один  путь  от
севера до юга. Я нашел его. Орки его не используют, они не знают его. Орки
не ходят через болота, они обходят кругом на многие мили.  К  счастью,  вы
нашли Смеагорла, да! Следуйте за Смеагорлом.
     Он сделал несколько шагов  и  вопросительно  оглянулся:  как  собака,
приглашающая хозяина на прогулку.
     - Погодите немного, Горлум! - воскликнул Сэм. - Не очень  удаляйтесь!
Я пойду у вас на хвосте и буду держать в руке веревку.
     - Нет, нет! - сказал Горлум. - Смеагорл же обещал.
     Глубокой ночью под жесткими яркими звездами  они  выступили  в  путь.
Горлум повел их назад на север, по пути, по  которому  они  пришли;  потом
повернул вправо от крутого обрыва Эмин Муила вниз по каменистому склону  к
обширным болотам. Они быстро  растворились  во  тьме.  Над  всем  обширным
пространством до ворот Мордора воцарилась черная тишина.

                          2. ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ БОЛОТА

     Горлум двигался быстро, часто используя при  ходьбе  руки  и  вытянув
вперед голову и шею. Фродо и Сэм с трудом поспевали  за  ним.  Но  он,  по
видимому,  больше  не  думал  о  бегстве,  и  если   они   отставали,   он
поворачивался и ждал их. Через некоторое время он привел их на край узкого
ущелья, которое они преодолевали раньше; на этот раз они  были  дальше  от
холмов.
     - Вот воскликнул он. - Здесь путь вниз, по нему  мы  пойдем...  Туда,
туда. - Он указал на юг и восток через болота. Болотные испарения, тяжелые
и отвратительные даже в холодном ночном воздухе, ударили им в ноздри.
     Горлум бегал взад и вперед по краю ущелья; наконец он подозвал их.
     - Тут! Мы можем спуститься. Смеагорл однажды проходил этим  путем:  я
проходил вот здесь, прячась от орков.
     Он пошел впереди и хоббиты спустились за ним в  полутьму.  Спускаться
было нетрудно, потому что ущелье здесь было всего около пятнадцати футов в
глубину и двенадцати в ширину. На дне текла вода: да в сущности  это  было
русло одной из многих речек, сбегающих с холмов и питающих стоячие  болота
внизу.  Горлум  повернул   направо   придерживаясь   южного   направления;
послышался плеск его плоских ступней в ручье.  Казалось,  вода  доставляет
ему радость, он хихикал и иногда даже напевал что-то вроде песни.

                   Холодная и жесткая земля
                   Кусает наши ручки и грызет
                   Когда идем мы по пустым полям
                   Она, словно огонь, нам ножки жжет.

                   А эти камни так пусты и гадки,
                   Как будто кости тех, кто умер в схватке,
                   Но пруд и быстрая вода ручья
                   Прекрасны и прохладны, как всегда.
                   Теперь же только пожелаю я...

     - Ха, ха! Чего же мы  хотим!  -  спросил  он,  искоса  поглядывая  на
хоббитов. - Мы скажем вам, - хрипел он, -  он  давно  догадался  об  этом,
Торбинс догадался. - Глаза его сверкнули, и  Сэм,  уловивший  их  блеск  в
темноте решил, что он далеко не приятен.

                   Без воздуха живет она
                   И, как могила, холодна,
                   Не пьет, хотя в воде сидит,
                   В броне, хотя и не зазвенит.
                   Ей остров кажется горой,
                   Ей ветром кажется фонтан,
                   Ей суша кажется чужой,
                   Ее стихия - океан.
                   Теперь же только пожелаю я
                   Рыбешку скушать около пруда.

     Эти слова лишь сделали более настоятельным решение проблемы,  которая
занимала Сэма с тех пор, как понял,  что  хозяин  собирается  использовать
Горлума в качестве проводника: проблема пищи. Он  не  думал,  что  хозяина
занимает эта проблема,  но  решил,  что  она  очень  занимает  Горлума.  И
действительно, чем питался Горлум в своем долгом одиноком путешествии?  Не
очень-то приятно, - думал Сэм.  -  Он  выглядит  наголодавшимся.  Если  не
встретится рыба, он может захотеть попробовать, каковы на вкус  хоббиты  -
если застанет нас спящими. Но он не сможет - по крайней мере  не  застанет
Сэма Скромби.
     Они долго с трудом брели по длинному  извивающемуся  ущелью;  так  во
всяком случае казалось усталым ногам Фродо и  Сэма.  Ущелье  повернуло  на
восток и постепенно становилось шире и мельче.  Наконец  небо  посветлело:
приближалось утро. Горлум не  проявлял  никаких  признаков  усталости,  но
сейчас он взглянул наверх и остановился.
     - День близко, - прошептал он, как будто день был  хищником,  который
мог услышать и прыгнуть на него. - Смеагорл останется здесь и желтое  лицо
не увидит меня.
     - Мы были бы рады увидеть солнце,  -  сказал  Фродо,  -  но  мы  тоже
останемся здесь: мы слишком устали, чтобы идти дальше.
     -  Неразумно  радоваться  желтому  лицу,  -  проговорил  Горлум.  Оно
обжигает. Хорошие чувствительные хоббиты остаются со  Смеагорлом.  Орки  и
другие плохие существа вокруг. Они  могут  далеко  видеть.  Оставайтесь  и
прячьтесь со мной.
     Втроем они сели у скальной стены ущелья. Теперь  она  была  ненамного
выше высокого человека, и у ее  основания  лежали  широкие  плоские  плиты
сухого камня: ручей бежал в углублении у другой стены. Фродо и  Сэм  сняли
мешки и сели на одну из плит. Горлум шлепался и плескался в ручье.
     - Мы должны немного поесть, - сказал Фродо. - Ты голоден, Смеагорл? У
нас мало еды, но мы разделим ее с тобой.
     При слове  "голоден"  зеленоватый  свет  вспыхнул  в  бледных  глазах
Горлума; казалось они еще больше выпятились на его тощем болезненном лице.
На какое-то время он снова впал в прежнюю манеру разговора.
     - Мы голодны, мы истощены, да, моя прелесть, -  сказал  он.  Что  они
едят? И есть ли у них рыба? - он высунул язык за острыми желтыми зубами  и
облизал бесцветные губы.
     - Нет, у нас нет рыбы, - ответил Фродо. - У нас есть только это, - он
показал кусок лембаса, - и вода, если только эта вода пригодна для питья.
     - Да, да, хорошшший хозяин, -  сказал  Горлум.  -  Пить,  пить,  пока
можем! Но что это у них, моя прелесть? Это съедобно? Это вкусно?
     Фродо отломил кусочек вафли и протянул в  обертке  из  листа.  Горлум
понюхал лист и лицо его исказилось: на нем появилась гримаса отвращения  и
злобы.
     - Смеагорл чувствует это! - сказал он. - Лист из страны  эльфов,  га!
Он воняет. Смеагорл взбирался на их деревья и потом не мог отмыть воздух с
рук, с моих хороших рук. - Отбросив лист, взял  вафли  и  откусил  уголок,
плюнул, и его потряс приступ кашля. - Ах, нет! - плевался он. - Вы  хотите
задушить бедного Смеагорла. Пыль и уголь, он не может этого есть. Он умрет
с голоду. Он не может есть еду хоббитов.  Умрет  с  голоду.  Бедный  худой
Смеагорл!
     - Мне жаль, - сказал Фродо, - но, боюсь, я ничем не могу помочь тебе.
Я думаю, что пища будет для тебя хороша если ты попробуешь. Но,  возможно,
ты не можешь даже попробовать.
     Хоббиты в молчании жевали свой лембас... Сэм подумал,  что  теперь  у
него вкус  лучше,  чем  раньше:  поведение  Горлума  заставило  его  вновь
обратить внимание  на  вкусовые  качества  эльфийского  хлеба.  Но  он  не
чувствовал удовольствия. Горлум  следил  за  каждым  куском,  который  они
подносили ко рту, как голодный пес у стола обедающего.  Только  когда  они
кончили еду и приготовились к отдыху, он убедился, что они  не  утаили  от
него какое-нибудь лакомство, которое он мог бы съесть. Тогда он отошел  на
несколько шагов, сел и немного поскулил.
     - Послушайте! - прошептал Сэм, обращаясь к Фродо, но не слишком тихо:
его на самом деле не заботило, услышит ли его слова Горлум.  -  Мы  должны
поспать, но не одновременно с этим голодным негодяем поблизости, обещал он
нам или не обещал. Смеагорл или Горлум, он не  мог  быстро  изменить  свои
привычки. Вы спите, мастер Фродо, а я вас разбужу, когда  почувствую,  что
мои глаза слипаются. Будем спать по очереди, пока он поблизости.
     - Возможно, ты и прав, Сэм, - сказал ему Фродо, говоря открыто.  -  В
нем есть перемена, но я еще не уверен, какова  она  и  насколько  глубока,
хотя я думаю, что нет  необходимости  в  страхе  -  сейчас.  Дежурь,  если
хочешь. Дай мне два часа, не больше, потом позовешь меня.
     Фродо так устал, что не успел проговорить эти слова, как  голова  его
упала на грудь, и  он  уснул.  Горлум,  казалось,  больше  не  боялся.  Он
свернулся и быстро уснул. Вскоре его дыхание  с  тихим  хрипом  вырывалось
сквозь сжатые зубы, лежал  он  неподвижно,  как  камень.  Через  некоторое
время, боясь, что он упадет, если и дальше будет прислушиваться к  сонному
дыханию своих спутников, Сэм встал и тихонько притронулся к Горлуму.  Руки
Горлума разжались и  дергались,  но  он  не  делал  других  движений.  Сэм
наклонился и у самого его уха произнес: "рыба". Ответа  не  было,  и  даже
дыхание Горлума не изменилось.
     Сэм почесал затылок.
     - Должно быть, на самом деле спит, - пробормотал он. - И  если  бы  я
был подобен Горлуму, он никогда бы не проснулся...
     Сэм отогнал мысли о мече и  о  веревке,  встал  и  перешел  к  своему
хозяину.
     Когда он проснулся, небо над головой было тусклым, темнее, чем  когда
они завтракали. Сэм вскочил на ноги. Во многом благодаря сильному  чувству
голода он понял, что проспал весь день,  не  менее  девяти  часов  подряд.
Фродо спал, лежа на боку. Горлума не было видно. Многочисленные подходящие
названия для себя,  заимствованные  из  обширного  отцовского  репертуара,
пришли Сэму в голову. Потом он сообразил, что хозяин его был прав:  сейчас
им во всяком случае не надо было караулить. Оба они были живы и невредимы.
     - Бедняга!  -  сказал  он  с  сожалением.  -  И  интересно,  куда  он
подевался.
     - Недалеко, недалеко! - сказал голос над ним.  Сэм  поднял  голову  и
увидел на фоне вечернего неба большую голову и уши Горлума.
     - Смеагорл голоден, - сказал Горлум. - Он скоро вернется.
     - Возвращайся немедленно! - закричал Сэм Горлуму. - Эй! Возвращайся!
     От крика Сэма Фродо проснулся и сел, протирая глаза.
     - Привет! - сказал он. - Что случилось? И который час?
     - Не знаю, - ответил Сэм. - После захода солнца, мне  кажется.  И  он
ушел. Сказал, что голоден.
     - Не беспокойся! - заметил Фродо. - Тут уж ничем не поможешь.  Но  он
вернется, вот увидишь. Обещание удержит его. И  он  во  всяком  случае  не
захочет оставлять свою драгоценность.
     Фродо обрадовался, узнав, что  они  несколько  часов  спали  рядом  с
Горлумом, с очень голодным Горлумом.
     - Не думай о прозвищах, которые дает твой старик, - сказал он.  -  Ты
слишком устал, а обернулось это хорошо: мы оба отдохнули. А ждет нас очень
трудная дорога.
     - Насчет еды, - сказал Сэм. - Долго ли нам  придется  выполнять  нашу
работу? А когда мы ее выполним,  что  тогда?  Этот  путевой  хлеб  отлично
держит на ногах, хотя и не вполне  удовлетворяет  внутренностям,  вы  меня
понимаете. Но есть нужно каждый день, а его запасы  у  нас  не  растут.  Я
думаю, что нам хватит его еще на три недели, да и  то  с  туго  затянутыми
поясами и с легкими зубами, если можно так сказать. Скоро  его  совсем  не
будет.
     - Я не знаю, как долго нам придется идти до...  до  конца,  -  сказал
Фродо. - Слишком мы задержались в холмах. Но, Сэмвайс Скромби, мой дорогой
хоббит, друг из друзей, мне кажется, что нам не стоит думать  о  том,  что
будет после окончания нашей работы. Выполнить  работу  -  есть  ли  у  нас
надежда на это? А если и есть, кто знает, что нас  ждет  потом?  Если  оно
отправиться в  огонь  и  мы  будем  поблизости?  Я  спрашиваю  тебя,  Сэм,
понадобиться ли нам снова хлеб? Думаю, что нет. Если  нам  удастся  живыми
добраться до Горы Судьбы, это будет все, что мы сможем сделать. Но  боюсь,
это превышает наши силы.
     Сэм молча кивнул. Он взял руку  хозяина  и  наклонился  над  ней.  Не
поцеловал, хотя на нее упали его слезы. Потом отвернулся,  провел  рукавом
под носом, встал и  заходил  вокруг,  пытаясь  насвистывать  и  с  усилием
выговорил:
     - Где этот проклятый Горлум?
     Горлум появился очень скоро. Но он передвигался  так  тихо,  что  они
ничего не услышали, пока он не встал перед ними. Его пальцы  и  лицо  были
вымазаны тиной и грязью. Он что-то жевал, облизываясь.  Они  не  спросили,
что он жует, да и не хотели об этом думать.
     - Черви, жуки или что-нибудь скользкое из нор, - почти подумал Сэм. -
Брр! Отвратительное существо! Бедняга!
     Горлум ничего им не говорил, пока не напился и не  вымылся  в  ручье.
Потом подошел к ним облизывая губы.
     - Теперь лучше, - сказал он. - Вы  отдохнули?  Готовы  идти?  Хорошие
хоббиты, они  прекрасно  выспались.  Поверили  Смеагорлу?..  Очень,  очень
хорошо.
     Следующий этап их путешествия очень напоминал предыдущий. Они шли  по
ущелью, которое становилось все мельче, а склоны его - более пологими. Дно
его стало менее каменистым, на нем появилась почва, а его края  постепенно
превращались в два обычных речных берега. Ущелье начало  извиваться.  Ночь
подходила к концу, но луна  и  звезды  были  закрыты  облаками  и  путники
догадывались о приближении  дня  только  по  медленно  распространявшемуся
свету.
     В холодный предрассветный час они подошли к концу ручья.  Берега  его
превратились  в  поросшие  мхом  возвышения.  Ручей  журчал  у  последнего
каменистого выступа и терялся в коричневом болоте. Сухие тростники  шумели
и шуршали, хотя путники и не чувствовали ветра.
     С обеих сторон и впереди лежали широкие болота, протянувшиеся на юг и
восток в тусклом полусвете. Туман поднимался завитками с темных  зловонных
омутов. Тяжелые  испарения  висели  в  воздухе.  А  очень  далеко  на  юге
виднелась черная стена Мордора, похожая  на  полосу  разорванных  туч  над
туманным морем.
     Хоббиты были теперь полностью в руках Горлума.  Они  не  знали  и  не
могли догадаться в этом туманном свете, что находятся в сущности только на
северной окраине болот, которые простирались далеко на  юг.  Если  бы  они
знали местность, они могли бы повернуть  на  восток  и  выйти  на  твердую
дорогу в голых равнинах Дагорлада -  поля  древней  битвы  перед  воротами
Мордора. Но это был очень опасный путь;  на  каменистой  равнине  не  было
никаких укрытий, и по ней пролегала главная дорога орков и  солдат  Врага.
Даже плащи из Лориена не скрыли бы их там.
     - Как мы выберем нашу дорогу, Смеагорл? - спросил Фродо. - Должны  ли
мы прямо пересечь эти дурно пахнущие болота?
     - Нет, вовсе нет, - ответил Горлум. - Нет и нет, если  хоббиты  хотят
достичь темных гор и  побыстрее  увидеть  его.  Немного  назад  и  немного
вокруг, - его тощая рука показала на север и на восток,  -  и  вы  сможете
выйти на холодную твердую дорогу к самым воротам  его  страны.  Много  его
людей ожидают там гостей, они будут очень  рады  отвести  гостей  прямо  к
нему, о да! И его Глаз все время следит  за  этим  путем.  Он  поймал  там
Смеагорла очень давно.  -  Горлум  задрожал.  -  Но  с  тех  пор  Смеагорл
использовал свои глаза. Да, я использовал свои глаза, и ноги, и нос с  тех
пор я знаю другие пути. Более трудные, не такие  быстрые.  Но  они  лучше,
если вы хотите, чтобы он не увидел вас. Идите за Смеагорлом!  Он  проведет
вас через болота, проведет и через туманы, через  густые  хорошие  туманы.
Следуйте за Смеагорлом очень осторожно, и вы пройдете долгий  путь,  очень
долгий путь, прежде чем он схватит вас, да, может быть.
     Был уже почти день, безветренное и мрачное утро, и болотные испарения
лежали тяжелым неподвижным одеялом.  Солнце  не  проникало  сквозь  низкие
тучи, и Смеагорл хотел  немедленно  отправляться  в  путь.  Поэтому  после
короткого завтрака они снова двинулись  и  вскоре  затерялись  в  тенистом
молчаливом мире, потеряв из виду и холмы, с  которых  пришли,  и  горы,  к
которым направлялись. Они медленно шли цепочкой: Горлум, Сэм и Фродо.
     Фродо казался самым усталым из всех троих, и хотя они  шли  медленно,
он часто отставал. Хоббиты вскоре  поняли,  что  то,  что  казалось  одним
обширным болотом, на самом деле было бесконечной сетью омутов, кочек,  луж
и извивающихся, теряющихся ручьев. Среди них острый глаз  и  опытная  нога
могли отыскать путь. Горлум обладал таким искусством, и оно  потребовалось
ему  в  полной  мере.  Голова  его  на  длинной  тощей   шее   все   время
поворачивалась в разные стороны, он принюхивался  и  бормотал  что-то  про
себя. Иногда он поднимал руку, останавливая хоббитов, сам проходя  немного
вперед, съежившись, согнувшись, испытывая почву концами пальцев рук и  ног
или просто прижимаясь ухом к земле.
     Это было тяжелое и утомительное путешествие.  Холодная  влажная  зима
еще сохраняла власть над этой забытой страной. Единственной  зеленью  была
пена бледных  водорослей  на  темной  грязной  поверхности  мрачной  воды.
Мертвые травы и гниющие тростники поднимались в тумане,  как  рваные  тени
давно забытого лета.
     Постепенно  становилось  светлее,  туман  поднялся,  стал  тоньше   и
прозрачнее. Далеко над гнилым парящим миром поднялось золотое  солнце,  но
снизу оно виднелось лишь как светлое пятно, не дающее тепла. Но  даже  при
этом слабом напоминании о его присутствии Горлум заскулил и  задрожал.  Он
остановил их продвижение,  и  они  отдыхали,  свернувшись,  как  маленькие
зверьки, на краю большой коричневой заросли камышей. Была мертвая  тишина,
лишь изредка слышался шорох высохших стеблей, и обломанные стебельки травы
вздрагивали от дуновения ветерка, который хоббиты не могли ощутить.
     - Ни одной птицы, - тоскливо сказал Сэм.
     - Да, ни одной птицы, - согласился Горлум. - Хорошие птицы! Здесь нет
птиц. Есть змеи, черви, существа в омутах. Много отвратительных существ. А
птиц нет, - заключил он печально. Сэм с отвращением посмотрел на него.
     Так  прошел  третий  день  их  путешествия  с  Горлумом.  Прежде  чем
удлинились вечерние тени,  они  снова  пустились  в  путь  и  шли,  шли  с
короткими остановками. Эти остановки они делали  не  столько  для  отдыха,
сколько для того, чтобы помочь Горлуму: даже он теперь должен был  идти  с
большой осторожностью и часто останавливался в затруднении.  Они  зашли  в
самый центр мертвых болот, и уже стемнело.
     Они шли медленно, наклоняясь, держась одной линии, внимательно  следя
за каждым движением Горлума. Болото стало более влажным; часто встречались
широкие стоячие озера, среди них  все  труднее  и  труднее  было  находить
твердые  места,  где  нога  не  погружалась   бы   в   булькающую   грязь.
Путешественники были легкими, иначе они вообще не смогли бы найти путь.
     Вскоре стало совсем темно: сам воздух казался черным, его трудно было
вдыхать. Когда появились огни, Сэм начал тереть  глаза:  он  подумал,  что
зрение обманывает  его.  Вначале  он  краем  глаза  уловил  слева  бледное
свечение, тут  же  рассеивающееся,  но  скоро  появились  и  другие  огни:
некоторые как тускло светящиеся дымы, другие как туманные  языки  пламени,
медленно  поднимающиеся  над  невидимыми  светильниками.  Тут  и  там  они
извивались, как занавеси, свертываемые скрытыми руками. Никто из  путников
не проронил ни слова.
     Наконец Сэм не выдержал.
     - Что это, Горлум? - шепотом спросил он у него. - Эти огни?  Они  все
вокруг нас. Мы в ловушке? Кто это?
     Горлум поднял голову. Перед ним была темная вода, он делал шаг  то  в
одну, то в другую сторону, сомневаясь в выборе пути.
     - Да, они вокруг нас, - прошептал он. - Обманчивые огни.  Светильники
трупов, да, да. Не обращайте на них внимание! Не смотрите! Не идите к ним!
Где хозяин?
     Сэм обернулся и обнаружил, что Фродо снова отстал. Он не  видел  его.
Тогда Сэм сделал несколько шагов назад во  тьму,  не  осмеливаясь  уходить
слишком далеко, и позвал  хриплым  шепотом.  Неожиданно  он  наткнулся  на
Фродо,  который  стоял,  погруженный  в  задумчивость,  глядя  на  бледные
огоньки. Руки его свисали по сторонам, с них капала вода и ил.
     - Идемте, мастер Фродо! - сказал Сэм. - Не смотрите  на  них.  Горлум
говорит, что на них нельзя смотреть. Нужно держаться ближе к  нему  и  как
можно скорее выбраться из этого проклятого места - если мы сможем!
     - Хорошо, - сказал Фродо, как бы пробуждаясь ото сна. - Я иду.
     Торопливо двинувшись вперед, Сэм  споткнулся,  зацепившись  ногой  за
какой-то старый корень или кочку. Он тяжело упал на руки, которые  глубоко
погрузились в липкий мягкий ил, и  лицо  его  приблизилось  к  поверхности
озера.  Послышался  слабый  свист,  поднялся  отвратительный  запах,  огни
мерцали, плясали, изгибались.  Вода  на  мгновение  превратилась  в  окно,
покрытое запачканным стеклом, через которое он смотрел.  Вырывая  руки  из
грязи, Сэм вскочил с криком.
     - Там мертвецы, мертвые лица в воде! - сказал он с ужасом. -  Мертвые
лица!
     Горлум засмеялся.
     - Мертвые болота, да, да, так они называются,  -  хихикал  он.  -  Не
следует глядеть, когда они зажигают светильники.
     - Кто они? - с дрожью спросил Сэм, обращаясь к Фродо, который  теперь
был рядом с ним.
     - Не знаю, - каким-то слабым голосом  ответил  Фродо.  -  Я  тоже  их
видел. В воде, когда зажглись светильники. Они лежат на  дне,  с  бледными
лицами, глубоко-глубоко под темной водой. Я видел их: угрюмые лица,  злые,
благородные, печальные. Много гордых и прекрасных лиц, и  водоросли  в  их
серебряных волосах. Но все мертвые, все разлагающиеся, все гнилые.  В  них
есть что-то ужасное. - Фродо прикрыл глаза рукой. - Я не знаю, кто они, но
мне показалось, что я вижу людей, и эльфов, и орков среди них.
     - Да, да, - согласился Горлум. - Все мертвые, все гниющие.  Эльфы,  и
люди, и орки. Мертвые болота. Здесь была великая битва  давным-давно,  да,
так говорили, когда Смеагорл был молод, когда я был молод,  до  того,  как
появилась драгоценность. Была  великая  битва.  Высокие  люди  с  длинными
мечам, и ужасные эльфы, и кричащие орки.  Они  дни  и  ночи  сражались  на
долине перед Черными  Воротами.  С  тех  пор  вот  здесь  выросли  болота,
поглотившие их могилы.
     - Но с тех пор прошло больше эры, - сказал Сэм. - Мертвецы  не  могут
быть здесь! Это какая-то дьявольщина, придуманная в Черной земле.
     - Кто знает? Смеагорл не знает, - ответил  Горлум.  -  Вы  не  можете
достать их, не можете дотронуться до них. Мы  пытались  однажды,  да,  моя
прелесть. Я пытался однажды, но до них нельзя дотронуться. Только  видеть,
но не трогать. Нет, моя прелесть! Все мертвы.
     Сэм мрачно взглянул на него и содрогнулся, подумав, что догадывается,
зачем Горлуму понадобилось дотрагиваться до них.
     - Ну, я не хочу их видеть, - сказал он. - Никогда! Нельзя ли нам уйти
отсюда?
     - Да, да, - сказал Горлум.  -  Но  медленно,  очень  медленно.  Очень
осторожно! Или хоббиты присоединятся к мертвецам и зажгут  свои  маленькие
светильники. Следуйте за Смеагорлом! Не смотрите на огни!
     Он побрел направо, ища дорогу вокруг озера. Хоббиты шли сразу за ним,
наклоняясь, часто как и он, используя руки.
     - Если так вообще пойдет и дальше, мы превратимся в  трех  прелестных
маленьких голлумов, идущих в ряд, - почти вслух подумал Сэм.
     Наконец  они  подошли  к  концу  черного  озера  и   пересекли   его,
перепрыгивая с одной предательской кочки на другую. Часто они спотыкались,
падая вперед руками в воду зловонную, как в выгребной яме;  вскоре  они  с
головы до ног были вымазаны зловонной грязью и нестерпимо пахли.
     Поздней ночью они снова добрались до твердой земли. Горлум свистел  и
шептал  что-то  про  себя,  но  было  похоже,  что  он  доволен:  каким-то
удивительным образом и благодаря какому-то невероятному чувству  -  запаху
воспоминаний - он, казалось, знал где они находятся и был уверен в  выборе
пути.
     - Мы идем дальше, - сказал он. -  Хорошие  хоббиты!  Смелые  хоббиты.
Очень, очень усталые, конечно, мы все устали, моя прелесть. Но  мы  должны
увести хозяина от этих злых огней, да, мы должны...
     С этими словами он снова  двинулся  вперед  почти  рысью  по  длинной
полосе между высокими камышами, и они брели за ним спотыкаясь, так быстро,
как только могли. Но через некоторое время Горлум неожиданно остановился и
с сомнением принюхался, свистя, как будто  он  был  чем-то  недоволен  или
обеспокоен.
     - Что это? -  проворчал  Сэм,  не  понявший  его  действий.  -  Зачем
принюхиваться? Вонь и так бьет мне в нос. Ты воняешь, и хозяин воняет; все
это место воняет.
     - Да, да, и Сэм воняет, - ответил Горлум. - Бедный Смеагорл чувствует
это, но хороший Смеагорл переносит это. Помогает хорошему хозяину. Но дело
не в этом. Воздух движется, что-то изменяется.  Смеагорл  удивляется,  ему
это не нравится.
     Он  снова  пошел,  но  его  беспокойство  росло,  снова  и  снова  он
останавливался, выпрямляясь во весь рост и поворачивая голову на восток  и
юг. Некоторое время хоббиты ничего не  слышали  и  не  понимали,  что  его
тревожит.  Затем  неожиданно  все  трое   остановились,   принюхиваясь   и
прислушиваясь.  Фродо  и  Сэму  показалось,  что  они  слышат  доносящийся
откуда-то издалека долгий воющий крик, высокий,  тонкий  и  жестокий.  Они
задрожали. В тот же момент движение воздуха коснулось их кожи; стало очень
холодно. Стоя  с  настороженными  ушами,  они  услышали  шум,  похожий  на
отдаленный ветер. Туманные огни задрожали, потускнели и погасли.
     Горлум не двигался. Он стоял, дрожа и что-то бормоча.  Наконец  порыв
ветра обрушился на них, свистя над болотами. Ночь посветлела,  они  смогли
видеть движущиеся облака тумана. Подняв головы, они  увидели,  что  облака
разрываются. Высоко в небе появилась луна в разрыве туч.
     На мгновение ее вид внушил бодрость  в  сердце  хоббитов.  Но  Горлум
закрыл лицо руками, бормоча проклятия белому лицу. А потом  Фродо  и  Сэм,
глядя в небо и глубоко дыша посвежевшим воздухом, увидели  это:  небольшое
облако, летящее с проклятых холмов, черная тень,  вылетевшая  из  Мордора,
крылатая зловещая фигура. Она пролетела на фоне  луны  и  со  смертоносным
криком исчезла на западе, перегоняя быстрый ветер.
     Путники упали ниц, прижимаясь к холодной земле. Тень ужаса  повернула
и вернулась, на этот раз летя ниже,  прямо  над  ними,  пригибая  болотные
камыши своими крыльями. Потом  она  исчезла,  летя  обратно  в  Мордор  со
скоростью гнева Саурона: за ней улетел и  ветер,  оставив  мертвые  болота
голыми и мрачными. Болотная пустыня вплоть до  зловещих  гор  была  теперь
залита лунным светом.
     Фродо и Сэм встали потирая глаза, как дети, разбуженные после кошмара
и увидевшие, что над миром все еще  знакомая  ночь.  Но  Горлум  продолжал
лежать, как парализованный. Хоббиты с  трудом  подняли  его,  и  некоторое
время он не поднимал лица, но стоял нагнувшись и закрывая голову  большими
плоскими ладонями.
     - Духи! - скулил он. - Духи на крыльях...  Драгоценность  их  хозяин!
Они видят все, все. Ничего нельзя спрятать от  них.  Будь  проклято  белое
лицо! Они все расскажут ему. Он  видит.  Он  знает.  Ах,  Горлум,  Горлум,
Горлум!
     Только когда луна зашла далеко на западе  за  Тол  Брандир,  он  смог
встать и идти.
     С этого времени Сэму начало казаться,  что  он  заметил  изменение  в
Горлуме. Горлум больше подлизывался и старался показать  свое  дружелюбие;
но временами Сэм ловил странные взгляды, которые тот бросал  на  Фродо.  И
Горлум все чаще и чаще обращался к свой старой манере речи. У Сэма  был  и
другой  повод  для  беспокойства.  Фродо  казался  уставшим,  уставшим  до
изнеможения. Он мало говорил, в сущности он почти совсем не говорил; он не
жаловался, но шел, как  тот,  кто  несет  груз,  вес  которого  становится
непосильным; он тащился все медленнее  и  медленнее,  так  что  Сэм  часто
просил Горлума подождать и не оставлять хозяина сзади.
     С каждым шагом к  воротам  Мордора  Фродо  чувствовал,  как  тяжелеет
Кольцо, висящее на цепочке у него на шее. Он начал ощущать, как вес Кольца
пригибает его к земле. Но еще больше его беспокоил Глаз:  так  он  называл
его про себя. Именно Глаз, а не тяжесть Кольца заставлял Фродо  нагибаться
и укрываться при ходьбе. Глаз - это ужасное растущее  ощущение  враждебной
воли, которая с  ужасающей  силой  стремиться  проникнуть  сквозь  облака,
сквозь  землю,  сквозь   тело,   чтобы   приколоть   тебя,   неподвижного,
обнаженного, под смертоносным взглядом. Таким тонким и хрупким был покров,
что еще как-то защищал его. Фродо теперь знал, где обитает эта воля -  как
человек с закрытыми глазами знает, где находится солнце. Он смотрел  туда,
и мощь этой воли ударяла ему в лицо.
     Горлум вероятно, ощущал что-то в том же роде.  Но  хоббиты  не  могли
догадаться, что происходит  в  его  злобном  сердце,  разрывающемся  между
властью Глаза, стремлением к Кольцу,  которое  так  близко,  и  данным  им
обещанием. Фродо не думал об этом. Мозг Сэма  был  занят  главным  образом
своим хозяином, едва замечая темное  облако,  охватившее  его  собственное
сердце. Он шел теперь за Фродо и  бдительно  следил  за  каждым  движением
своего  хозяина,  поддерживая  его,  когда  он  спотыкался,   и   стараясь
подбодрить его своими неуклюжими словами.
     Когда наступил день, хоббиты с удивлением  увидели,  насколько  ближе
стали зловещие горы. Воздух теперь стал яснее и холоднее, и стены Мордора,
хотя все еще далекие, теперь не казались облаком на краю земли; как черная
угрюмая башня, возвышались  они  в  отдалении.  Болота  подошли  к  концу,
сменившись торфяниками и обширными площадями сухой растрескавшейся  грязи.
Земля  впереди  поднималась  длинными  и  пологими  склонами,   голыми   и
безжалостными к пустыне, которая расстилалась перед воротами Саурона.
     Пока еще не взошло солнце, путники, как черви  заползли  под  большой
черный камень и съежились там, чтобы Крылатый Ужас не  заметил  их  своими
жестокими глазами. Всю оставшуюся часть дня и пути они провели в  растущем
страхе. Еще две ночи он пробирались по бездорожью. Воздух, как им казалось
становился резче, он был полон горьких испарений, перехватывающих дыхание,
забивающих нос.
     Наконец на пятое утро после  встречи  с  Горлумом  они  остановились.
Перед ними, темные на рассвете, большие  горы  поднимали  свои  вершины  в
дымах и облаках. От их подножий отходили большие подпорки и холмы, которые
начинались не более, чем в пяти милях. Фродо в  ужасе  огляделся.  Ужасна,
как  мертвые  болота  и  безводные  нагорья  Номаклинда,   и   еще   более
отвратительная была страна, которую начинающийся  день  медленно  открывал
испуганному глазу. Даже в озере мертвых  лиц  были  видны  жалкие  остатки
зелени; но здесь никогда не бывали ни весна,  ни  лето.  Здесь  ничего  не
жилою, даже растения-паразиты, что питаются  гниением.  Высохшие  бассейны
были покрыты пеплом и засохшей грязью, болезненно белые и серые, как будто
горы изрыгнули на эту землю всю грязь из  своих  внутренностей...  Высокие
насыпи  из  битого  измельченного  камня,  большие  конусы  обожженной   и
отравленной земли стояли, как непристойные надгробья бесконечными  рядами,
медленно открывавшимися в неохотно усиливавшемся свете.
     Путники подошли к пустыне, лежащей  перед  Мордором  -  свидетельству
темной работы его рабов. Эти земли были осквернены и безжизненны, и  ничто
не могло исцелить ее, разве что великое море ворвется сюда и  покроет  все
забвением.
     - Какой ужас, - произнес Сэм. Фродо молчал.
     Некоторое время стояли они так, как  люди  на  краю  сна,  в  котором
скрываются кошмары, удерживаясь пока, хотя они и знали, что могут прийти к
утру, только пройти через этот кошмар.  Свет  усиливался.  Зияющие  ямы  и
отравленные насыпи стали видны отчетливее. Среди облаков и длинных столбов
дыма взошло солнце, но даже солнечный свет был здесь осквернен. Хоббиты не
радовались  этому  свету,   он   казался   недружественным,   обнажая   их
беспомощность - маленькие  скрывающиеся  зверьки,  блуждающие  среди  груд
пепла Повелителя Тьмы.
     Слишком усталые, чтобы идти дальше, они осмотрелись в поисках  места,
где можно было бы отдохнуть. Некоторое  время  они  молча  сидели  в  тени
насыпи из шлака, но отвратительный горький  дым,  поднимавшийся  из  груды
шлака, душил их. Горлум встал первым. Не сказав ни слова, даже не взглянув
на хоббитов, он пополз на четвереньках. И Фродо, и Сэм потащились за ним и
вскоре увидели широкую круглую яму с высокой насыпью на западном  крае.  В
яме было холодно и мрачно, а на дне ее лежала клоака многоцветной грязи. В
этой зловещей норе они спрятались, надеясь в ее тени укрыться от  внимания
Глаза.
     День проходил медленно. Путников мучила сильная жажда, но они  отпили
лишь несколько капель из своих бутылок - в последний раз они наполняли  их
в ущелье, которое сейчас, когда они мысленно оглядывались назад,  казалось
им царством мира и красоты. Хоббиты дежурили по очереди. Вначале, несмотря
на усталость, никто из них  не  мог  уснуть;  но  когда  солнце  зашло  за
медленно движущееся облако, Сэм задремал. Была очередь Фродо дежурить.  Он
прилег на склон ямы, но не смог облегчить  чувство  тяжести,  висевшей  на
нем. Фродо смотрел в небо и видел  странные  призраки,  темные  движущиеся
фигуры, лица из далекого прошлого. Он потерял счет времени, блуждая  между
сном и бодрствованием, пока забытье не охватило его.
     Сэм проснулся неожиданно: ему показалось, что его зовет  хозяин.  Был
вечер. Но Фродо не мог звать его: он спал и  соскользнул  вниз,  почти  до
самого дна ямы. С ним рядом был Горлум.  На  мгновение  Сэм  подумал,  что
Горлум хочет разбудить Фродо, но потом  понял,  что  это  не  так.  Горлум
разговаривал  с  собой.  Смеагорл  спорил  с  другим  существом,   которое
скрывалось в нем, говорило  его  голосом,  только  более  пронзительным  и
свистящим. Во время разговора в его глазах чередовался бледный  и  зеленый
свет.
     - Смеагорл обещал, - сказал первый спорящий.
     - Да, да, моя прелесть, - послышался ответ, - мы обещали: спасти нашу
драгоценность, не позволить ему овладеть ею - никогда. Но она идет к нему,
да, все ближе, ближе с каждым шагом. Мы не знаем, что хоббиты собираются с
нею делать, да, не знаем.
     - Я не знаю. И ничего не могу  сделать...  Драгоценность  у  хозяина.
Смеагорл обещал помочь хозяину.
     - Да, да, помочь хозяину - хозяину драгоценности. Но если бы мы  были
хозяином этой драгоценности, мы помогли бы себе, и сдержали бы обещание.
     - Но Смеагорл сказал, что будет очень-очень хорошим. Хороший  хоббит.
Он снял жестокую веревку с ноги Смеагорла. Он по-доброму  разговаривал  со
мной.
     - Очень, очень хорошо, да, моя прелесть. Мы будем  хорошим,  хорошим,
как рыба, сладким, но только по отношению к себе. И мы  не  будем  вредить
хорошему хоббиту, конечно, нет, нет.
     - Но драгоценность - свидетель обещания, - возразил голос Смеагорла.
     - Тогда  взять  ее,  -  сказал  другой  голос,  добавив,  -  и  пусть
свидетельствует! Тогда мы сами будем хозяином,  Горлум!  Заставим  другого
хоббита, отвратительного, подозрительного хоббита, ползать в  страхе,  да,
Горлум!
     - Но не хорошего хоббита?
     - О, нет, нет, если это  нам  не  нравится.  Но  он  -  Торбинс,  моя
прелесть, да, Торбинс. А Торбинс украл ее. Нашел и ничего мне  не  сказал,
ничего. Мы ненавидим Торбинсов.
     - Нет, не этого Торбинса.
     - Да, каждого Торбинса. Всех, кто  держит  драгоценность.  Мы  должны
овладеть ею!
     - Но он увидит. Он узнает. Он слышит, как мы даем глупые  обещания  -
вопреки его воле, да. Мы должны взять ее. Духи ищут. Должны взять ее.
     - Не для него!
     - Нет, моя радость. Понимаешь, моя прелесть: если она будет у нас, мы
сможем спастись, даже от него. Может, мы станем очень  сильными,  сильнее,
чем духи. Повелитель Смеагорл? Горлум  великий?  Будем  есть  рыбу  каждый
день, три раза в день, рыбу свежую  из  моря.  Драгоценнейший  Горлум.  Мы
должны иметь ее. Мы хотим ее, хотим ее... Хотим ее!
     - Но их двое. Они проснутся очень быстро и убьют нас, -  в  последнем
усилии завывал Смеагорл. - Не сейчас. Еще не время.
     Тут говорившему будто пришла в голову новая мысль.
     - Еще не время? Может быть. Она поможет, да. Поможет нам.
     - Нет, нет! Не нужно! - взвыл Смеагорл.
     - Да! Мы хотим ее! Мы хотим ее!
     Каждый раз, когда  раздавался  второй  голос,  длинная  рука  Горлума
медленно приближалась к Фродо и отдергивалась вновь,  как  только  начинал
говорить Смеагорл. Наконец  обе  руки  Горлума  с  согнутыми  дергающимися
пальцами сомкнулись на шее Фродо.
     Сэм  лежал  неподвижно,   ошеломленный   этим   спором,   но   из-под
полуприкрытых век следил за каждым движением Горлума. Его  простому  мозгу
казалось, что главная опасность - это голод Горлума,  его  желание  просто
съесть хоббитов. Теперь он понял, что это не  так:  Горлум  хотел  вернуть
себе Кольцо. Он - это, конечно, Повелитель Тьмы. Но Сэму  хотелось  знать,
кто такая она,  которая  должна  помочь  Горлуму.  Вероятно,  какой-нибудь
отвратительный друг, найденный этим жалким отродьем в блужданиях, -  решил
Сэм. Он тут же забыл об этом, потому  что  дела  зашли  слишком  далеко  и
положение стало опасным. Он ощущал тяжесть во  всем  теле,  но  с  большим
трудом проснулся окончательно и сел. Что-то подсказывало  ему,  что  нужно
быть осторожным и не раскрывать, что он слышал спор. И он громко  вздохнул
и зевнул.
     - Который час? - сонно спросил он.
     Горлум испустил сквозь зубы длинный свист. Он застыл,  напряженный  и
угрожающий, потом опустился на четвереньки и отполз к краю ямы.
     - Хорошие хоббиты! Хороший Сэм! - сказал он.  -  Сонные  головы,  да,
сонные  головы!  Оставили  хорошего  Смеагорла   караулить!   Уже   вечер.
Становится темно. Время идти.
     "Время идти, - подумал Сэм. - И время расставаться тоже". Но  тут  он
подумал, а не станет ли Горлум еще опаснее, если пойдет отдельно и они  не
будут присматривать за ним.
     - Будь он проклят! Хотел бы я, чтобы он подавился! - пробормотал он и
пополз по откосу будить хозяина.
     Странно, но Фродо  чувствовал  себя  освеженным.  Он  хорошо  поспал.
Черная тень прошла, и во сне его посещали прекрасные видения. Он не помнил
всех их, но ото сна осталось ощущение радости и легкости на  сердце.  Ноша
его казалась менее тяжелой. Горлум приветствовал его с собачьей  радостью.
Он хихикал и бормотал, щелкая  длинными  пальцами  и  хватаясь  за  колени
Фродо. Фродо улыбнулся ему.
     - Ты хорошо и преданно вел нас, - сказал он. -  Это  последний  этап.
Приведи нас к воротам, и можешь идти, куда хочешь  -  только  не  к  нашим
врагам.
     - К воротам? - пропищал Горлум, удивленный и напуганный. - К воротам,
говорит хозяин! Да, он говорит так. И хороший Смеагорл сделает то,  о  чем
его просят, да. Но когда мы подойдем ближе, мы посмотрим,  да,  посмотрим.
Это совсем нехорошо! О нет! О нет!
     - Идемте! - сказал Сэм. - Нужно быстрее кончать!
     В наступивших сумерках они выбрались  из  ямы  и  медленно  пошли  по
мертвой земле. Они не прошли далеко, как снова почувствовали тот же  ужас,
что охватил их, когда крылатая тень пролетала  над  ними  в  болотах.  Они
остановились, скрываясь в отвратительно пахнущих грудах,  но  в  сумрачном
вечернем небе ничего не было видно,  и  скоро  угроза  миновала,  пролетев
высоко  над  их  головами,  летя  по  какому-то  срочному   поручению   из
Барад-Дура. Через некоторое время Горлум встал и  снова  двинулся  вперед,
бормоча что-то и спотыкаясь.
     Примерно через час после полуночи ужас в третий раз охватил их, но  в
этот раз он казался более отдаленным и пролетел и в  облаках  на  огромной
скорости, направляясь куда-то на  запад.  Горлум,  однако  был  совершенно
поражен ужасом. Он был убежден, что об их присутствии известно  и  что  их
разыскивают.
     - Три раза! - скулил он. - Три раза этот ужас. Они чувствуют нас, они
чувствуют. Драгоценность - их хозяин. Мы не можем дальше идти этим  путем,
нет. Это бесполезно, бесполезно!
     Просьбы и уговоры больше не действовали на него.  Лишь  только  когда
Фродо приказал ему гневным голосом и положил руку на рукоять меча,  Горлум
снова встал. С хныканьем он пошел впереди них, как побитая собака.
     Так они брели устало до конца ночи. До самого наступления дня шли они
с опущенными головами, ничего не видя и не слыша, кроме шума ветра в ушах.

                          3. ЧЕРНЫЕ ВОРОТА ЗАКРЫТЫ

     До рассвета следующего дня их путешествие в Мордор окончилось. Болота
и пустыни остались позади. Перед  ними,  бледнея  на  фоне  темного  неба,
угрожающе поднимали свои вершины большие горы.
     На запад простирался угрюмый хребет Эфел Дуат, Горы Тени, на север  -
неровные пики и черные линии Эред Литуй, серые, как пепел. Все эти  хребты
смыкались, образуя  гигантскую  стену  вокруг  зловещих  равнин  Литлад  и
Горгорот и горького  внутреннего  моря  Нурпен;  отроги  хребтов  тянулись
далеко на север; между отрогами находилось глубокое ущелье. Это был  Кирит
Горгор, то есть проход призраков, вход  в  землю  Врага.  С  обеих  сторон
ущелья возвышались большие утесы: а  перед  входом  в  ущелье  стояли  два
крутых холма, черные и обнаженные. На них видны были зубы  Мордора  -  две
высокие мощные башни.  В  дни  далекого  прошлого  люди  Гондора  в  своей
гордости и силе построили эти башни после  свержения  и  бегства  Саурона,
чтобы он не мог вновь  искать  прибежища  в  своем  королевстве.  Но  сила
Гондора уменьшилась, люди его пали, и башни долгое время  стояли  пустыми.
Потом  Саурон  вернулся.  Сторожевые  башни,   тронутые   временем,   были
восстановлены, наполнены оружием, и в них разместились сильные  гарнизоны.
Башни стояли с каменными лицами, в которых темные окна смотрели на  север,
на восток и на запад, и в каждом окне скрывалось множество бессонных глаз.
     Поперек входа в ущелье, от одного утеса до другого,  Повелитель  Тьмы
построил каменную стену. В ней  были  единственные  железные  ворота,  над
которыми на укреплениях стены  непрерывно  ходили  часовые.  За  стеной  в
холмах были прорыты сотни пещер. Здесь находилось войско орков, готовое по
сигналу ринуться вперед, как  муравьи,  идущие  на  войну.  Никто  не  мог
миновать зубы Мордора, не испытав их укуса,  если  только  идущий  не  был
вызван самим Сауроном или  знал  тайный  пароль,  открывавший  Мораннон  -
черные ворота земли Врага.
     Два хоббита в отчаянии смотрели на башни и стену. Даже на  расстоянии
и в полутьме видно было  движение  черных  фигур  стражников  на  стене  и
патрулей перед воротами. Путники лежали в  тени  самого  северного  отрога
Эфел Дуата. По прямой от этого места до основания ближайшей башни было  не
более четверти мили. Слабый дым поднимался над башней,  как  будто  внутри
холма горел огонь.
     Наступил день, и коричнево-желтое солнце поднялось над  безжизненными
хребтами Эред Литуя. Вдруг послышался звук медных труб,  он  доносился  из
сторожевых башен, и  откуда-то  издалека,  из  скрытых  в  холмах  убежищ,
донесся ответный звук, и еще более мощное эхо труб и барабанов Барад-Дура.
И еще один день страха и изнурительной  работы  пришел  в  Мордор;  ночные
страхи отзывались в свои подземелья, а дневные страхи, со злыми и  острыми
глазами, занимали их посты. На укреплениях тускло блестела сталь.
     - Ну, вот мы и на месте! - сказал Сэм. - Вот ворота, но мне  кажется,
что они так же далеки от нас, как и в начале пути.  Старик  нашел  бы  что
сказать, если бы увидел меня сейчас!  Он  часто  говорил,  что  меня  ждет
дурной конец, если я не буду следить за дорогой, по  которой  иду.  Но  уж
сейчас я и не надеюсь вновь увидеть старика. Жаль, но  у  него  больше  не
будет возможности сказать: "Говорил я тебе, Сэм! Если бы я  только  увидел
снова его старое лицо, пусть уж он говорил бы без конца. Но  мне  пришлось
бы сначала умыться, иначе он не узнал бы меня.
     Вероятно, нет смысла спрашивать, куда мы пойдем дальше? Мы  не  можем
идти вперед... Разве что захотим попросить орков впустить нас."
     - Нет, нет! - сказал Горлум. - Бесполезно. Мы не можем  идти  дальше.
Смеагорл говорил это.  Он  говорил:  мы  придем  к  воротам,  и  тогда  мы
посмотрим. И вот мы видим. Смеагорл знает, что хоббиты  не  смогут  пройти
этим путем. О да, Смеагорл знает.
     - Тогда какого дьявола ты привел нас сюда? - спросил Сэм, не чувствуя
желания быть вежливым.
     - Хозяин так сказал. Хозяин сказал: ты приведешь нас к воротам. Так и
сделал хороший Смеагорл. Хозяин так сказал, мудрый хозяин.
     - Да, я сказал, - отозвался Фродо. Лицо его было печально  и  угрюмо,
но решительно. Он был грязен, оборван, он  страшно  устал,  но  больше  не
боялся, и глаза у него были ясные. - Я сказал так,  потому  что  я  должен
войти в Мордор, а другого пути я не знаю. Поэтому я пойду здесь.
     - Нет, нет, хозяин! - взвыл Горлум, хватаясь в отчаянии за  Фродо.  -
Бесполезно идти этим путем. Бессмысленно! Не отдавайте ему  драгоценность!
Он съест нас всех, если получит ее, съест весь мир.  Храните  ее,  хороший
хозяин, и будьте добры к Смеагорлу. Не  позволяйте  ему  завладеть  ею.  А
лучше всего отдайте ее назад маленькому Смеагорлу. Да, да, хозяин, отдайте
ее назад, а? Смеагорл сохранит его в безопасности, он сделает много добра,
особенно хорошим хоббитам. Хоббиты пойдут домой. Не ходите к воротам!
     - Мне поручено пройти в Мордор, и я туда войду,  -  сказал  Фродо.  -
Если туда ведет единственный путь, я должен пойти по нему. Пусть будет то,
что будет.
     Сэм ничего не сказал. Для него было достаточно взгляда на лицо Фродо:
он понял, что любые слова бесполезны.  В  конце  концов  с  самого  начала
путешествия он ни на что не надеялся. Но  будучи  бодрым  хоббитом  он  не
нуждался в надежде, пока  можно  было  откладывать  отчаяние.  Теперь  они
подошли к горькому концу. Но он оставался со своим хозяином на  протяжении
всего пути. Для этого они и пустились в путь. И он останется  с  ним.  Его
хозяин не пойдет в Мордор один. Сэм пойдет с ним - и во всяком случае  они
избавятся от Горлума.
     Горлум, однако, не хотел, чтобы от него избавились. Он валялся у  ног
Фродо, протягивая руки и скуля:
     - Не этим путем, хозяин! Есть другой путь!  О  да,  он  есть.  Другой
путь, более темный, более тайный, его трудно отыскать. Но  Смеагорл  знает
его. Смеагорл знает!
     - Другой путь? - c сомнением повторил Фродо, вопросительно  глядя  на
Горлума.
     - Да! Да! Другой путь был! Смеагорл проходил по нему. Давайте  пойдем
и посмотрим, есть ли он еще!
     - Ты никогда не говорил о нем раньше.
     - Нет. Хозяин не спрашивал. Хозяин не говорил, что он  хочет  делать.
Он не говорил бедному Смеагорлу. Он  говорил:  "Смеагорл,  отведи  меня  к
воротам, и до свидания! Смеагорл может уйти и  быть  хорошим".  Но  теперь
хозяин говорит: "Я хочу войти в Мордор вот этим путем".  Поэтому  Смеагорл
очень боится. Он не хочет потерять хорошего хозяина. И он  обещал,  хозяин
взял с него обещание спасти драгоценность. Но хозяин хочет  отнести  ее  к
нему, прямо в черные руки, если пойдет этим путем. Смеагорл должен  спасти
их обоих. Он вспомнил о другом пути, который был когда-то. Хороший хозяин.
Смеагорл очень хороший, всегда помогает.
     Сэм нахмурился. Если бы он  мог  просверлить  в  Горлуме  дыры  своим
взглядом, он бы сделал это. Мозг его был полон сомнений. По всей видимости
Горлум был чрезвычайно обеспокоен и хотел помочь Фродо. Но Сэм,  помнивший
подслушанный спор, не мог поверить, что давным-давно подчиненный  Смеагорл
выбрался на поверхность и победил: второй голос не сказал последнего слова
в споре. Сэм предположил, что половинки его существа - Смеагорл  и  Горлум
(или как он про себя их называл - Воришка и Вонючка) - заключили перемирие
и временный союз: обе хотели не дать возможности Врагу  захватить  Кольцо,
обе хотели спасти Фродо от пленения  и  присматривать  за  ним,  пока  это
возможно - пока Вонючка не получит возможности взять в свои  руки  Кольцо,
свою драгоценность. Сэм сомневался, есть ли в действительности другой путь
в Мордор.
     "Хорошо, что ни  одна  из  половин  старого  негодяя  не  знает,  что
собирается делать хозяин, - подумал Сэм. - Если бы он  узнал,  что  мастер
Фродо хочет покончить с его драгоценностью, я не  сомневаюсь,  что  у  нас
очень скоро возникли бы затруднения... Во всяком случае старый Вонючка так
боится Врага - и он действует или действовал по какому-то  приказу  Врага,
что скорее выдаст нас, чем будет захвачен, помогая нам. Так  я  считаю  по
крайней мере. И я надеюсь,  что  хозяин  обдумает  положение,  и  обдумает
тщательно. Он мудр, но мягкосердечен".
     Фродо вначале не отвечал Горлуму. Пока мысли и  сомнения  возникли  в
мозгу Сэма, его хозяин смотрел на темные утесы Кирит Горгора.  Углубление,
в  котором  они  скрывались,  было  выкопано  на  склоне  низкого   холма,
находившегося на некоторой высоте над напоминавшей ров  долиной,  лежавшей
между ними и внешними отрогами гор. Посредине  долины  выдвигалось  черное
основание западной сторожевой башни. В  утреннем  свете  ясно  были  видны
пыльные дороги, расходившиеся  от  ворот  Мордора:  одна  поворачивала  на
север, другая уходила на восток и  терялась  в  туманах  у  подножья  Эред
Литуя; третья направлялась прямо к путникам. Обогнув башню, она входила  в
узкое ущелье и проходила как раз под тем углублением, где скрывались  они.
Западнее, что справа от  них,  она  поворачивала,  огибая  отроги  гор,  и
направляясь на юг в глубокую тень, закрывавшую западную часть Эфел  Дуата;
уже за пределами видимости она уходила в узкую полосу земли между горами и
великой рекой.
     Фродо, глядя на равнину, увидел на ней какое-то непрерывное движение.
Казалось, целые армии пришли в движение, хотя большая часть их была скрыта
испарениями и дымами, поднимавшимися с болот и пустынь. Тут  и  там  Фродо
различал блеск копья или шлема; повсюду видны были  группы  всадников.  Он
вспомнил свое видение на Амон Хене несколько дней назад - теперь казалось,
что с тех пор прошло много лет. Теперь он понял, что надежда, на  короткое
время  вспыхнувшая  в  нем  напрасна.  Трубы   звучали   не   вызовом,   а
приветствием. Это не было нападением людей  Гондора  на  Повелителя  Тьмы;
люди Гондора не поднялись из древних могил, как разгневанные призраки. Это
были люди другой расы, представители далеких равнин востока, пришедшие  по
зову своего владыки; это были армии, разместившиеся на ночь лагерем  перед
воротами и теперь шедшие на  соединение  с  силами  Тьмы.  Фродо,  как  бы
почувствовав опасность их позиции в свете дня, быстро  натянул  на  голову
свой серый капюшон и спустился  ниже  в  углубление.  Потом  повернулся  к
Горлуму.
     - Смеагорл, - сказал он, - я еще  раз  поверю  тебе.  Похоже,  что  я
должен так поступить, и судьба предназначила мне от тебя получить  помощь,
и  твоя  судьба  помогать  мне,  тому,  кого  ты  так  долго  преследовал,
преследовал со злыми намерениями.  До  сих  пор  ты  верно  служил  мне  и
правдиво сдержал свое обещание. Я говорю "правдиво" и именно  это  имею  в
виду, - добавил он, бросив взгляд на Сэма, - потому что с тех  пор  дважды
мы были в твоей власти, и ты не причинил нам вреда. И ты не пытался  взять
у меня то, что однажды  увидел.  Но  предупреждаю  тебя,  Смеагорл,  ты  в
опасности.
     - Да, да, хозяин, - сказал Горлум. - Ужасная опасность! Смеагорл весь
дрожит при мысли о ней, но  он  не  убегает.  Он  должен  помочь  хорошему
хозяину.
     - Я имею в виду не ту опасность, которую мы все разделяем, - возразил
Фродо. - Я имею в виду опасность для тебя одного. Ты дал обещание на  том,
что называешь драгоценностью. Помни это! Драгоценность  удержит  тебя.  Но
она и попытается сбить тебя с верного пути. Ты уже  сбит.  Только  что  ты
проговорился об этом. Отдай ее назад  Смеагорлу,  сказал  ты.  Никогда  не
повторяй этого! Не позволяй  этой  мысли  расти  в  тебе.  Ты  никогда  не
получишь ее назад. Но желание овладеть ею может привести тебя  к  горькому
концу. Ты никогда  не  получишь  ее.  В  самом  крайнем  случае  я  надену
драгоценность, прикажу тебе - ты должен будешь повиноваться, даже  если  я
прикажу прыгнуть в огонь. А  моя  команда  может  быть  и  такой.  Поэтому
берегись, Смеагорл!
     Сэм смотрел на хозяина с одобрением, но и с удивлением: что-то в  его
лице и в голосе показалось ему совсем незнакомым... Раньше  ему  казалось,
что доброта мастера Фродо так велика, что  может  ослепить  его.  Конечно,
вместе с тем он считал мастера Фродо самым большим мудрецом в  мире  (лишь
за возможным исключением старого мастера Бильбо и Гэндальфа). Горлум тоже,
лишь с тем изменением, что его знакомство с Фродо было  непродолжительным,
смешивал его доброту со слепотой. Во всяком случае эта речь Фродо  привела
его в замешательство и  испугала.  Он  распростерся  на  земле  и  не  мог
проговорить ничего вразумительного, за исключением слов: "Хороший хозяин".
     Фродо терпеливо ждал некоторое время, потом снова заговорил, на  этот
раз менее строго.
     - А теперь, Горлум или Смеагорл, как  тебе  угодно,  расскажи  мне  о
другом пути. Покажи мне, дает ли он надежду, оправдавшую бы изменение моих
планов. Я тороплюсь.
     Но Горлум находился в жалком состоянии, слова Фродо совсем уничтожили
его.  Было  очень  трудно  уловить  что-либо  вразумительное   между   его
бесконечным хныканьем, завываньем, перерывами, во время  которых  какое-то
время  он  стал  поспокойнее,  и  Фродо   постепенно   понял,   что   если
путешественник пойдет по дороге, которая уводит к западу от Эфел Дуата, он
придет к перекрестку дорог в кольце темных деревьев. Правая дорога  пойдет
к Осгилиату и к мостам через Андуин, средняя - поведет на юг.
     - Мы никогда не ходили по этой дороге, - сказал Горлум, - но говорят,
она тянется на сотни лиг, пока не увидишь большую воду, которая никогда не
успокаивается. Там очень много  рыбы,  и  большие  птицы  едят  эту  рыбу,
хорошие птицы. Но мы никогда не были там, увы, нет! У нас  не  было  такой
возможности. И там дальше обширные земли,  но  говорят,  Желтое  Лицо  там
очень горячее и на небе редко бывают облака, а  люди  там  злые  и  у  них
черные лица. Мы не хотим видеть эту землю.
     - Нет! - сказал Фродо. - Но не сбивайся с  пути.  Куда  ведет  третья
дорога?
     - О да, да, есть и третья  дорога,  -  сказал  Горлум.  -  Это  левая
дорога. Она поднимается и поднимается, пока не войдет в  тень.  Когда  она
обогнет черную скалу, вы увидите, это, неожиданно увидите это над собой  и
захотите спрятаться.
     - Увидим это? Что это?
     - Старую крепость,  очень  старую,  а  теперь  очень  ужасную.  Когда
Смеагорл был молод, очень давно, мы часто слышали рассказы о Юге. О да, мы
слышали много рассказов по  вечерам,  сидя  на  берегах  великой  реки,  в
зарослях ив, когда река тоже была  моложе,  Горлум,  Горлум.  -  Он  начал
всхлипывать и бормотать, а хоббиты терпеливо ждали. - Рассказы  с  Юга,  -
продолжал наконец Горлум, - о высоких людях с сияющими глазами, у  которых
дома подобны каменным холмам, король которых увенчан  серебряной  короной,
рассказы о белом дереве - удивительные рассказы. Они строили очень высокие
башни, и одна башня  была  серебряно-белой,  и  в  ней  находился  камень,
подобный луне, и вокруг этой башни стояли высокие белые стены.  Да,  много
было рассказов о Лунной башне.
     - Должно быть, это Минас Итил, построенный Исилдуром, сыном Элендила,
- сказал Фродо - это Исилдур отрубил палец Врага.
     - Да, у него было лишь четыре пальца  на  черной  руке,  но  и  этого
достаточно, - сказал Горлум содрогаясь. - И он ненавидел город Исилдура.
     - А что он не ненавидит? - спросил Фродо. - Но какое отношение к  нам
имеет Лунная башня?
     - Ну, хозяин, там они были и там они есть:  высокая  башня,  и  белые
дома и стена, но не хорошие теперь, не прекрасные. Он  захватил  их  очень
давно. Сейчас это ужасное место. Путники дрожат, когда видят его,  убегают
от его вида, избегают его тени. Но хозяин должен будет пройти этим  путем.
Это единственный путь, кроме ворот. Горы там ниже, а  старая  дорога  идет
вверх и вверх, пока не достигнет  темного  прохода  на  вершине,  и  потом
спускается ниже, ниже - Горгорот.
     Голос его превратился в шепот, Горлум задрожал.
     - Но чем это поможет нам? - спросил Сэм. - Разумеется, Враг все знает
о своих горах, и та дорога охраняется так же  надежно,  как  и  эта.  Ведь
башня не пуста?
     - О нет, не пуста! - прошептал Горлум. - Она кажется  пустой,  но  на
самом деле она не пуста. О нет! Страшные существа живут там!  Орки,  всюду
орки, но и худшие, гораздо худшие существа. Дорога проходит  как  раз  под
башней и сворачивает к воротам. Никто не может пройти по дороге, чтобы они
о нем не знали. Они в башне знают, молчаливые наблюдатели.
     - Значит ты советуешь нам проделать еще один долгий  переход  на  юг,
чтобы оказаться снова в трудном положении, может еще худшем, чем здесь?
     - Нет, нет, - сказал Горлум, - хоббиты  должны  понять.  Он  не  ждет
нападения на том пути. Глаз его устремлен  повсюду,  но  одним  местам  он
уделяет больше внимания, чем другим. Он не может видеть  все  сразу,  пока
еще не может. Понимаете, он захватил всю землю к  западу  от  теневых  гор
вниз по реке и теперь удерживает мосты. Он считает,  что  никто  не  может
подобраться к Лунной башне, не выиграв битву у мостов  или  переправившись
на лодках через реку, а он бы знал об этом обязательно.
     - Ты, кажется, много знаешь о его делах и мыслях, - сказал Сэм. -  Ты
разговаривал с ним недавно? Или просто подружился с орками?
     - Плохой хоббит, бесчувственный, -  сказал  Горлум,  бросая  на  Сэма
гневный взгляд и поворачиваясь к Фродо. - Смеагорл разговаривал  с  орками
до  того  как  встретил  хозяина,  да,  и  со  многими  другими  тоже:  он
путешествовал очень далеко. И то, что он говорит сейчас,  говорят  многие.
На севере самая большая опасность. Однажды он выйдет из  черных  ворот,  и
этот день скоро наступит. Только по этому пути может пройти большая армия.
Но за свою западную  границу  он  не  опасается,  и  там  есть  молчаливые
наблюдатели.
     - Как  просто!  -  сказал  Сэм,  не  желая  сдаваться.  -  Мы  должны
постучаться в ворота и спросить, где дорога  в  Мордор.  Или  они  слишком
молчаливы для ответа? В этом нет смысла.  С  таким  же  успехом  мы  можем
сделать это и здесь. По крайней мере избавимся от  долгого  изнурительного
пути.
     - Не шутите этим, - свистел Горлум,  -  это  не  весело,  о  нет!  Не
забавно. Нет смысла вообще в стремлении идти  в  Мордор.  Но  если  хозяин
говорит: "Я должен идти, и я  пойду",  -  значит,  он  должен  испробовать
какой-то путь. Но он не должен идти в ужасный город, о нет, конечно,  нет.
Здесь-то и поможет Смеагорл, хороший Смеагорл, хотя никто  его  не  ценит.
Смеагорл снова поможет. Он найдет это. Он знает это.
     - Что ты знаешь, что найдешь? - спросил Фродо.
     Горлум скорчился, голос его снова перешел в шепот.
     - Маленькую тропу, ведущую наверх в горы; и  потом  лестницу.  О  да,
очень длинную и узкую. И очень много ступенек. А потом, - голос  его  стал
еще тише, - туннель, темный туннель. А еще потом ущелье и  проход,  высоко
над главным проходом. Этим путем Смеагорл проходил во Тьме. Это было много
лет назад. Тропа могла и исчезнуть. А может, и нет, а может, и нет.
     - Мне это совсем не нравится, - сказал Сэм -  уж  слишком  легко  все
получается. И если тропа еще сохранилась, она, конечно,  тоже  охраняется.
Разве она не охранялась?
     И в то время, когда он говорил это, он уловил или ему показалось, что
он уловил зеленый свет в глазах Горлума. Горлум пробормотал что-то, но  не
ответил.
     - Тропа не охранялась? - строго спросил Фродо. - И сбежал  ли  ты  из
Тьмы, Смеагорл? Или тебе позволено было  уйти,  чтобы  исполнить  какое-то
поручение? Так по крайней мере  думал  Арагорн,  который  отыскал  тебя  у
мертвых болот несколько лет назад.
     - Это ложь! - просвистел Горлум, и злое  выражение  появилось  в  его
глазах при имени Арагорна. - Он лжет, он всегда лгал  обо  мне.  Я  бежал,
бежал сам. Мне было сказано отыскать  мою  драгоценность,  и  я  искал  ее
конечно, искал. Но не для  Черного.  Драгоценность  наша,  говорю  вам.  Я
бежал.
     Фродо почувствовал, что в этом случае  Горлум  не  так  уж  далек  от
истины, как можно было подозревать, и что он каким-то образом отыскал путь
из Мордора или верил, что  сделал  это  благодаря  своей  хитрости.  Фродо
заметил, что Горлум употребил местоимение "я", а это было  признаком,  что
на какое-то мгновение в нем победила старая правдивость и искренность.  Но
даже если в этом пункте можно было доверять Горлуму, Фродо не  мог  забыть
об уловках Врага. "Побег  мог  быть  разрешен  или  организован  и  хорошо
известен в Башне Тьмы".
     - Я спрашиваю тебя, - повторил Фродо,  -  охранялся  ли  этот  тайный
путь.
     Но имя Арагорна привело Горлума в мрачное настроение. У него был  вид
оскорбленного лжеца, который единственный раз сказал правду  или  хотя  бы
часть ее. И он не ответил.
     - Он не охранялся? - еще раз спросил его Фродо.
     - Да, да, возможно. В этой  стране  нет  безопасных  мест,  -  угрюмо
сказал Горлум. - Нет безопасных мест. Хозяин может  попытаться  или  пойти
домой. Других путей нет.
     Они не могли больше ничего от него добиться. Название опасного  места
и высокого прохода он не говорил или не мог сказать.
     А название было Кирит Унгол и внушало  оно  ужас.  Возможно,  Арагорн
сумел бы сказать им об этом и о значении этого названия; Гэндальф  мог  бы
предупредить  их.  Но  они  были  далеко,  Арагорн  находился   вместе   с
Гэндальфом, который стоял среди развалин Изенгарда,  борясь  с  Саруманом,
задержанный предательством. Но в тот момент,  когда  он  сказал  последние
слова Саруману, и палантир ударился о ступени  Ортханка,  мысли  Гэндальфа
устремились к Фродо и Сэмвайсу,  через  множество  лиг  его  мозг  пытался
постигнуть их с надеждой и жалостью.
     Может быть, Фродо почувствовал это, даже не зная о судьбе  Гэндальфа,
считая, что он исчез во тьме Мории. Он долго сидел молча, опустив голову и
стараясь припомнить все, что говорил ему Гэндальф. Но  не  смог  вспомнить
ничего, что подсказало бы ему  выбор.  В  сущности  руководство  Гэндальфа
прекратилось очень скоро, слишком скоро, когда земля Тьмы была еще далеко.
Как они войдут в нее, он не говорил. Сам он  некогда  побывал  в  крепости
Врага на севере, в Дол Гулдуре. Но был ли он в Мордоре,  в  Барад-Дуре,  у
Горы Огня с тех пор, как вновь обрел силу Повелитель  Тьмы?  Фродо  думал,
что не был. И теперь он, маленький невысоклик из Удела, простой хоббит  из
сельской местности, должен сделать то, что не могли  или  не  осмеливались
сделать великие мудрецы и воины. Какая злая судьба! Но он сам принял ее на
себя в собственной гостиной в далекую весну другого  года,  теперь  такого
далекого, что он казался главой из  истории  молодости  земли,  когда  еще
цвели деревья серебра и золота. Ему предстоял трудный выбор. И какой  путь
он изберет? Оба вели к ужасу и смерти.
     День продолжался. Глубокая тишина царила в небольшом углублении,  где
скрывались путники, так близко от границ земли  ужаса  -  тишина,  которая
ощущалась так, словно толстая завеса отделила их от остального  мира.  Над
ними был купол бледного неба со множеством дымных полос; он казался  очень
далеким и высоким.
     Даже  орел,  пролетевший  в  небе,  не  смог  бы  заметить  хоббитов,
молчавших, неподвижных, завернувшихся в тонкие  серые  плащи.  Он  мог  бы
задержаться на мгновение, чтобы получше  разглядеть  Горлума  -  крошечную
фигурку, распростершуюся на земле.  Может  он  принял  бы  его  за  тощего
ребенка в изорванной одежде, с руками и ногами, тонкими, как  кости:  мяса
не хватит даже на один клевок.
     Голова Фродо клонилась к коленям, но  Сэм  откинулся  назад,  заложив
руки за голову, и смотрел в пустое небо. Оно долго оставалось  пустым.  Но
потом Сэму показалось, что он видит темную птицеподобную фигуру, парящую в
воздухе и кружащуюся в пределах его видимости. Пролетели еще  две  фигуры,
потом еще четыре. Они были очень далеко, и их трудно было  разглядеть,  но
каким-то образом Сэм знал, что они огромны, с большим размахом крыльев,  и
летят на большой высоте. Он закрыл глаза  и  наклонился  прячась.  Тот  же
предупредительный страх охватил его, который он  испытывал  в  присутствии
черных всадников, беспомощный страх, приносимый ветром с криком,  хотя  на
этот раз страх был не так сокрушающ: слишком далека была угроза. Но угроза
была. Фродо тоже  ощутил  ее.  Мысли  его  прервались.  Он  зашевелился  и
задрожал, но не поднял головы. Горлум съежился рядом, как загнанный в угол
паук. Крылатые фигуры покружились и с огромной скоростью улетели обратно в
Мордор.
     Сэм перевел дыхание.
     - Всадники снова  здесь,  высоко  в  воздухе,  -  сказал  он  хриплым
шепотом. Я видел их. Как вы думаете, могли они  увидеть  нас  оттуда?  Они
были очень высоко. И если это те же черные всадники,  они  ведь  не  могут
видеть при дневном свете.
     - Вероятно, нет, - сказал Фродо. - Но зато могут видеть  их  кони.  А
эти крылатые существа, на которых они теперь разъезжают,  вероятно,  могут
видеть лучше других. Они подобны большим птицам - пожирателям падали.  Они
ищут что-то: боюсь, что Враг настороже.
     Чувство ужаса прошло, но тишина была нарушена. До этого они были  как
бы отрезаны от мира на невидимом острове; теперь они снова  были  в  мире,
одинокие,  беззащитные,  опасность  вернулась.  Но  Фродо  по-прежнему  не
разговаривал: он еще не сделал выбор. Глаза его были закрыты, как будто он
спал или смотрел в свое сердце и в свою память.
     Наконец он встал и как будто готов был объявить о своем  решении.  Но
сказал:
     - Слушайте! Что это?
     Новый страх был рядом с ними. Они услышали  пение  и  хриплые  крики.
Вначале они казались далеко, но постепенно приближались к ним. Им  тут  же
показалось, что черные всадники выследили  их,  и  послана  армия  солдат,
чтобы схватить их:  никакая  скорость  не  казалась  чрезмерной  для  этих
ужасных слуг Саурона. Путники съежились  и  прислушались.  Голоса  и  звон
оружия звучали теперь совсем близко. Фродо и Сэм  достали  свои  маленькие
мечи. Бегство было невозможно.
     Горлум медленно встал и как насекомое пополз к  краю  углубления.  Он
поднимался очень осторожно, дюйм за дюймом, пока не смог  взглянуть  через
щель между двумя камнями. Не двигаясь, не издавая  ни  звука,  он  смотрел
некоторое время. Вскоре голоса вновь начали удаляться и  медленно  затихли
вдали.  Где-то  далеко  в  укреплениях  Мораннона  прозвучал  рог.  Горлум
спокойно вернулся на дно углубления.
     - Много людей идет в Мордор, - сказал он  тихо.  -  Темные  люди.  Мы
никогда не видели таких людей раньше, нет. Смеагорл не  видел  их  раньше.
Они ужасны. У них черные глаза и длинные черные волосы, а  в  ушах  у  них
золотые кольца, да, много прекрасного  золота.  На  щеках  у  них  красная
краска, и плащи у них красные; и красные у них флаги и концы копий; у  них
круглые щиты, желтые и черные. Нехорошие,  очень  злые  и  жестокие  люди.
Такие же плохие, как орки, только больше ростом. Смеагорл думает, что  они
пришли с юга, из-за конца Великой  реки:  они  идут  по  южной  дороге.  И
передние уже прошли черные ворота, но за ними идут еще другие.
     - А были у них элефанты? - спросил Сэм, забывший о своем страхе  ради
любопытства.
     - Нет, не было элефантов. А кто такие элефанты? - спросил Горлум.
     Сэм встал, заложив руки за спину (как он всегда делал, читая стихи) и
начал:

              Я старый элефант, я серый как волк,
              Я вижу далеко, как башня, я высок,
              Мой рот с двумя рогами, мой нос висит как змей,
              Я хлопаю ушами, я больше всех зверей
              В моих слезах озера, живу на юге я,
              Я разрушаю горы, я царь всего зверья.
              И я живу здесь вечно, я смерти не боюсь
              И даже темной ночью на землю не ложусь.
              Я старый элефант, я самый старый зверь,
              Врагов я не боюсь - я всех зверей сильней
              И если никогда не видел ты меня,
              Ты примешь мой рассказ за сказку у огня.
              Но если встретишь ты меня в моем краю,
              Ты будешь вспоминать меня всю жизнь свою.

     - Это стихотворение, которое известно у нас в Уделе,  -  сказал  Сэм,
кончив читать. - Может быть,  чепуха,  а  может  быть,  нет.  У  нас  тоже
известны рассказы и новости с юга. В  старину  хоббиты  время  от  времени
пускались в путешествия. Немногие возвращались назад, и не все, о чем  они
рассказывали достойно доверия: новости из Пригорья или верно, как в Уделе,
- у нас так говорят. Но я слышал рассказы о  высоком  народе  в  солнечных
землях. Мы называем этот народ сбертингами. Рассказывают, что в  сражениях
они едут на элефантах. На спинах элефантов они  строят  дома  и  башни,  а
элефанты швыряют друг в друга скалы и деревья. Поэтому,  когда  ты  сказал
"люди с юга в красном и золотом", я спросил,  были  ли  с  ними  элефанты.
Потому что, если бы они были, я бы все равно взглянул на них, несмотря  на
риск. Но теперь я думаю, что никогда не увижу элефанта. Может быть, такого
зверя и нет на свете...
     Он вздохнул.
     - Нет, нет элефантов, - снова сказал Горлум. - Смеагорл не  слышал  о
них. Он не хочет их видеть. Он не хочет, чтобы они  были,  Смеагорл  хочет
уйти отсюда и спрятаться в более безопасном месте, Смеагорл  хочет,  чтобы
хозяин тоже ушел. Хороший хозяин, разве он не пойдет со Смеагорлом?
     Фродо встал. Он смеялся про  себя,  слушая,  как  Сэм  читает  старую
детскую сказку об элефантах, и смех развеял его сомнения.
     - Хотел бы я, чтобы у нас была тысяча элефантов, а впереди  на  белом
элефанте ехал бы Гэндальф, - сказал он. - Тогда мы, может быть,  пробились
бы в эту злую страну. Но у нас их нет, только наши усталые ноги, это  все.
Ну, Смеагорл, третий раз может оказаться лучшим. Я пойду с тобой.
     - Хороший хозяин, мудрый  хозяин!  -  радостно  воскликнул  Смеагорл,
хватаясь за колени  Фродо.  -  Хороший  хозяин!  Тогда  сейчас  отдыхайте,
хорошие хоббиты, в тени камней и прижимайтесь к ним.  Отдыхайте  и  лежите
тихо, пока не уйдет желтое лицо. Потом мы пойдем быстро.  Мы  должны  быть
быстрыми и тихими, как тени.

                        4. О ТРАВАХ И ТУШЕНОМ КРОЛИКЕ

     Оставшиеся несколько часов дневного света они отдыхали,  передвигаясь
в тень по мере движения  солнца,  пока  наконец  тень  западного  края  их
углубления не стала длинной и темнота не заполнила все их  убежище.  Тогда
они немного поели и попили. Горлум ничего не  ел,  но  с  радостью  принял
воду.
     - Скоро будет много воды, - сказал он, облизывая губы. - Хорошая вода
бежит в ручьях к великой реке,  хорошая  вода  в  землях,  куда  мы  идем.
Смеагорл тоже будет там иметь пищу. Он очень голоден, да, Горлум!
     Он положил две большие широкие ладони на  свой  сморщенный  живот,  и
бледный зеленый свет вспыхнул в его глазах.
     Уже было темно, когда они выбрались  из  углубления  и  затерялись  в
неровной местности у края дороги. Оставалось три ночи  до  полнолуния,  но
луна до полуночи не поднималась  из-за  гор,  и  начало  ночи  было  очень
темным. В одной из башен горел одинокий красный огонь, но больше  не  было
ни видно, ни слышно никаких признаков бессонной вахты в Моранноне.
     Через многие мили красный Глаз, казалось, следил за  ними,  бегущими,
спотыкаясь, через неровную каменистую страну. Они не осмеливались идти  по
дороге, но держались слева  от  нее,  следуя  вдоль  дороги  на  небольшом
расстоянии. Наконец, когда ночь подходила к концу и они  уже  так  устали,
что разрешили себе короткий отдых, Глаз превратился в  маленькую  огненную
точку, а потом исчез: они обогнули темный  северный  отрог  низких  гор  и
двинулись на юг.
     Они отдыхали со странно легкими сердцами, но недолго. Медленность  их
передвижения не устраивала Горлума. По его расчетам,  около  тридцати  лиг
отделяло мораннон от перекрестка дорог у осгилиата, и он надеялся  покрыть
это расстояние за четыре перехода. Поэтому они  снова  скоро  двинулись  в
путь и шли, пока не начался рассвет. К этому  времени  они  прошли  восемь
лиг, и хоббиты не могли идти дальше, если бы даже осмелились.
     Рассвет открыл перед  ними  местность,  гораздо  менее  обнаженную  и
разрушенную. Горы по прежнему зловеще маячили слева от них, но  поблизости
от себя они видели южную дорогу, теперь отвернувшую от  черного  основания
холмов и повернувшую в этом месте на запад. За ней пологие склоны  поросли
одиночными деревьями, подобными темным облакам, а между ними  расстилались
пустоши,  заросшие  вереском,  ракитником  и  кизилом,  а  также   другими
кустарниками, которых хоббиты не знали.  Хоббиты  несмотря  на  усталость,
немного приободрились: воздух был свеж и ароматен и напоминал  им  равнины
северного Удела. Приятно было сознавать, что эта земля лишь недавно попала
под власть Повелителя Тьмы и еще не успела прийти в полное запустение.  Но
они не забывали ни об опасности, ни об черных всадниках, все  еще  слишком
близких, хотя и скрытых за горами. Хоббиты принялись  за  поиски  убежища,
где можно было бы скрытно провести день.
     День  тянулся  бесконечно.  Путники  лежали  в  зарослях  и   считали
медленные часы, в которых, казалось,  ничего  не  менялось:  они  все  еще
находились поблизости от Эфел Дуата, и солнце было затянуто дымкой.  Фродо
часто засыпал и спал глубоко и мирно, то ли поверив Горлуму, то ли слишком
устав, чтобы беспокоится о чем-то. Но Сэм обнаружил, что  с  трудом  может
лишь дремать, даже когда  Горлум,  очевидно,  крепко  спал,  всхлипывая  и
дергаясь в своих темных снах. Голод, вероятно, больше,  чем  осторожность,
мешал Сэму спать:  он  тосковал  по  хорошей  домашней  пище,  чему-нибудь
горячему из кастрюли.
     Как  только  местность  потеряла   четкость   очертаний   в   серости
начавшегося вечера, они снова пошли. Некоторое  время  Горлум  вел  их  по
южной дороге; тут они шли быстрее, хотя опасность была  большей.  Они  все
время ожидали услышать топот копыт по дороге впереди или позади  себя.  Но
ночь прошла, а они не слышали ни всадника, ни пешехода.
     Дорога была проложена в давние времена, хотя на  протяжении  тридцати
миль от мораннона она была  недавно  подновлена.  Когда  они  продвинулись
дальше на юг, их поглотила дикая местность. Вокруг по прежнему видны  были
следы деятельности людей древности: дорога время от времени  проходила  по
искусственным углублениям  в  холмах  или  перепрыгивала  через  ручьи  на
каменных древних мостах; но постепенно эти  следы  становились  все  менее
заметными, лишь изредка из кустов виден  был  среди  мха  и  травы  старый
плоский камень мостовой. Деревья и кусты покрывали обочины  и  протягивали
свои ветви над поверхностью дороги. Наконец она  превратилась  в  сельскую
редко используемую дорогу, но  по  прежнему,  никуда  не  отклоняясь,  она
придерживалась того же направления и вела спутников кратчайшим путем.
     Так они оказались в северной части той земли,  которую  люди  некогда
называли Итилиен, - прекрасной страны лесистых холмов и быстрых рек.  Ночь
под  звездным  небом  и  круглой  луной  была  восхитительна,  и  хоббитам
казалось, что по мере того, как они идут  вперед,  воздух  становится  все
более ароматным. По фырканью и бормотанью Горлума  было  ясно,  что  и  он
заметил это, но ему это не нравится. При первых признаках  дня  они  снова
остановились. Они подошли к концу длинной выемки и оглянулись.
     Уже наступил день, и они увидели, что горы теперь гораздо  дальше  от
них, они виднелись  длинной  туманной  дугой  на  востоке,  исчезавшей  на
расстоянии. На запад от них терялись в мягкой дымке  пологие  склоны.  Они
поросли лесками смолистых деревьев: пихты, кедра, кипариса и других видов,
неизвестных в Уделе, с широкими полянами  между  ними.  Всюду  была  масса
приятно пахнущих трав и кустов. Долгое путешествие из раздола  привело  их
далеко на юг от их земли, но только здесь, в  защищенном  районе,  хоббиты
заметили  перемену  климата.  Вокруг  них  царила  весна:  молодые  побеги
папоротника пронзали мох и плесень, концы ветвей лиственниц позеленели,  в
траве видны были маленькие цветы, пели птицы. Итилиен, сад Гондора, теперь
заброшенный, сохранял и в дикости свою прелесть.
     На юг и запад этот район был открыт  теплому  воздуху  с  Андуина,  с
востока его прикрывал Эфел Дуат, в то же время  отделяя  от  тени  гор,  с
севера - Эмин Муил. Теплые влажные ветры с моря свободно  проникали  сюда,
здесь росло множество больших  деревьев,  посаженных  много  веков  назад;
повсюду виднелись  густые  заросли  тамариска  и  душистого  терпентинного
дерева, сливы  и  лавра;  можжевельник  и  лавр,  мирт,  чебрец,  растущий
кустами,  напоминал  гобелен,  наброшенный  на  камин;  шалфей   множества
разновидностей  выбрасывал  синие,  красные  и  бледно-зеленые  цветы;   и
майоран,  и  свежая  петрушка,  и  множество  трав,  не  известным  лучшим
травникам и  садоводам  Удела.  Гроты  и  скалистые  стены  густо  заросли
камнеломкой  и  другими  ползучими  растениями.  Среди   зарослей   лощины
проснулись примулы и анемоны; нарциссы и илин кивали своими  полуоткрытыми
головками в траве; у омутов, где быстрые  ручьи  отдыхали  в  прохладе  на
своем пути к Андуину, росла густая зеленая трава.
     Путешественники повернулись спиной к дороге и пошли вниз по  склонам.
Они шли и прокладывали себе путь среди трав и  кустов,  и  сладкий  аромат
разливался вокруг них. Горлум кашлял и  недовольно  бормотал,  но  хоббиты
дышали глубоко. Неожиданно  Сэм  захохотал,  не  от  шутки,  а  просто  от
легкости на сердце. Они шли по течению ручья, быстро бежавшего вниз  перед
ними. Вскоре он привел их к маленькому чистому озеру в неглубокой  лощине:
оно  лежало  среди  развалин  древнего  каменного  бассейна,  резные  края
которого почти совершенно поросли мхом и кустами роз, вокруг  него  рядами
стояли ирисы, а на темной, слегка  волнующейся  поверхности  воды  плавали
листья водных растений  лилий;  озеро  было  глубоким  и  свежим  и  мягко
плескалось о каменные берега.
     Здесь путники умылись и напились из впадавшего в озеро  ручья.  Затем
принялись искать убежище: хотя земля эта и  была  прекрасна,  все  же  она
принадлежала Врагу. И они недалеко  ушли  от  дороги,  но  даже  на  таком
небольшом расстоянии видны были следы старых  войн  и  более  новые  раны,
нанесенные орками и другими подлыми слугами Повелителя Тьмы:  ямы,  полные
грязи, бесцельно срубленные и оставленные гнить деревья с  вырезанными  на
их коре изображениями глаза.
     Сэм бродил у берега озера, нюхая и трогая незнакомые растения,  забыв
на время о Мордоре. Неожиданно действительность напомнила ему о постоянной
опасности. Он наткнулся на выжженный круг, посреди которого  лежала  груда
расколотых костей и черепов. Быстрая поросль шиповника и  розы  эглантерки
уже набросила покров на следы этого убийства и страшного  пира;  но  следы
эти не были древними. Сэм заторопился к  своим  спутникам,  но  ничего  не
сказал им: костям лучше лежать в покое, чтобы Горлум их не трогал.
     - Давайте отыщем место, где можно  полежать,  -  сказал  Сэм.  -  Мне
кажется, что лучше немного подняться.
     Немного  в  стороне  от  озера  они  нашли  толстый  коричневый  слой
прошлогоднего папоротника. Вокруг него была чаща  темнолиственных  лавров,
взбирающихся на крутой откос, увенчанный старыми кедрами. Здесь они решили
провести день, который обещал  быть  ясным  и  теплым.  Хороший  день  для
прогулки по рощам и долинам Итилиена; но хоть орки  и  стремятся  избегать
солнечного света, здесь оставалось  слишком  много  мест,  где  они  могли
лежать, затаившись, - да и другие злые глаза  были  настороже:  у  Саурона
множество слуг. Горлум во всяком случае  не  желал  двигаться  под  желтым
лицом. Вскоре оно поднимется над  темным  хребтом  Эфел  Дуата,  и  Горлум
лежал, укрываясь от света и тепла.
     Сэм  все  время  размышлял  о  еде.   Теперь,   когда   отчаяние   от
непроходимости Ворот ослабло, он не был склонен, подобно  своему  хозяину,
совсем не думать о пропитании после окончания их дела;  во  всяком  случае
ему казалось разумным, как можно дольше беречь путевой хлеб эльфов. Прошло
уже шесть дней с тех пор, как он подсчитал, что их  скудных  запасов  едва
хватит на три недели.
     - Если за это время мы  доберемся  до  Горы  Огня,  будет  хорошо,  -
подумал он. - Но после  этого  мы  захотим  вернуться  назад.  Обязательно
захотим!
     После окончания долгого ночного перехода, выкупавшись и напившись, он
чувствовал себя голоднее обычного. Ужин или завтрак, у огня в старой кухне
на Бэгшот-Роу - вот чего он действительно хотел. У него возникла  идея,  и
он повернулся к Горлуму. Горлум как раз в это время начал на  четвереньках
отползать куда-то.
     - Эй, Горлум! - сказал Сэм. - Куда ты? И послушай, старый  нюхальщик,
тебе не нравится наша пища, да и я не возражал бы  против  перемены.  Твое
новое  выражение  говорит:  "Горлум   всегда   помогает".   Можешь   найти
что-нибудь, пригодное для голодного хоббита?
     - Да, может быть, - сказал Горлум. - Смеагорл всегда  помогает,  если
его просят, если просят по-хорошему.
     - Верно! - сказал Сэм. - Я и прошу. А если это недостаточно хорошо, я
умоляю.
     Горлум  исчез.  Он  отсутствовал  некоторое  время,  и  Фродо   после
нескольких кусочков лембаса устроился поудобнее на коричневом  папоротнике
и уснул. Сэм смотрел на него. Утренний свет только начал  рассеивать  тень
под деревьями, но Сэм очень ясно видел лицо своего хозяина, видел его руки
неподвижно лежащие на земле. Сэм внезапно вспомнил, как  Фродо  лежал  без
памяти в доме Элронда после своей ужасной раны. Тогда,  дежуря  у  постели
хозяина, Сэм заметил, что временами в нем вспыхивал какой-то слабый  свет;
теперь же этот свет казался яснее и сильнее. Лицо Фродо было мирным, следы
страха и беспокойства исчезли; но он выглядел старым, старым и прекрасным,
как будто прошедшие годы обнажили скрытую ранее красоту, хотя черты лица и
не изменились. Сэм покачал головой и пробормотал:
     - Я люблю его. В нем что-то просвечивает насквозь, но все же я  люблю
его.
     Горлум скоро вернулся и тронул Сэма за плечо. Взглянув на  Фродо,  он
закрыл  глаза  и  беззвучно  отполз.  Спустя   несколько   мгновений   Сэм
присоединился к нему и обнаружил, что Горлум что-то жует  и  бормочет.  На
земле рядом с ним лежали два кролика, на которых он жадно поглядывал.
     - Смеагорл всегда помогает,  -  сказал  он.  -  Он  принес  кроликов,
хороших кроликов. Но хозяин уснул; может, Сэм  тоже  хочет  спать.  Он  не
хочет кроликов? Смеагорл старается  помочь,  но  он  не  может  за  минуту
поймать кроликов.
     Сэм, однако, не имел никаких  возражений  против  кроликов  и  так  и
сказал. Во всяком случае, против приготовленных  кроликов...  Все  хоббиты
умеют  готовить,  они  начинают  учиться  этому  искусству,  раньше,   чем
искусству чтения (которое, кстати, немногим и удается одолеть); но Сэм был
хорошим поваром даже по представлениям хоббитов и еще более  овладел  этим
искусством во время путешествия. Он все еще с надеждой носил в своем мешке
кухонную утварь: огниво и кремень, две  мелких  кастрюли  (меньшая  внутри
другой), в них лежала деревянная ложка, короткая вилка с двумя  зубцами  и
несколько небольших вертелов; а на самом  дне  мешка  лежало  в  маленьком
плоском деревянном ящичке главное сокровище -  соль.  Но  Сэму  нужен  был
огонь и кое-что еще. Но он немного подумал, потом вычистил и наточил  свой
нож и принялся потрошить кроликов. Он не собирался оставлять спящего Фродо
в одиночестве даже на несколько минут.
     - А теперь, Горлум, - сказал он. -  У  меня  есть  для  тебя  работа.
Наполни эти кастрюли водой и принеси сюда!
     - Смеагорл принесет воду, да, - ответил Горлум. - Но для чего хоббиту
нужна вода? Ведь он напился и умылся.
     - Не твое дело, - ответил Сэм. - Если не можешь догадаться, то  скоро
увидишь. И чем скорее ты принесешь воду, тем скорее узнаешь. Не сломай мои
кастрюли, иначе я превращу тебя в фарш.
     Пока Горлум ходил за водой,  Сэм  еще  раз  подошел  к  Фродо.  Фродо
по-прежнему спокойно спал, но на этот раз Сэм был поражен худобой его лица
и рук.
     - Слишком худой и  истощенный,  -  пробормотал  он.  -  Нехорошо  для
хоббита. Приготовив кролика, я его разбужу.
     Сэм набрал груду сухого папоротника, а потом на склонах лощины собрал
сухие ветви и кору, на  верху  охапки  лежала  упавшая  ветвь  кедра.  Сэм
вырезал несколько квадратов дерна  у  подножья  склона  на  краю  зарослей
папоротника и в  образовавшееся  углубление  уложил  дрова.  Затем  достал
огниво, и вскоре уже горел небольшой костер. Он почти не  давал  дыма,  но
зато распространял приятный запах. Сэм  как  раз  склонился  над  костром,
защищая его и подкладывая  большие  куски  дров,  когда  вернулся  Горлум,
осторожно неся кастрюли и что-то бормоча.
     Он поставил кастрюли и вдруг увидел, что делает Сэм. Горлум  испустил
резкий свистящий возглас и казался одновременно испуганным и рассерженным.
     - Ах! Ссс... Нет! - воскликнул он. - Нет! Глупый хоббит,  дурак,  да,
дурак! Он не должен делать так!
     - Что не должен делать? - удивленно поинтересовался Сэм.
     - Не делать эти отвратительные красные языки,  -  свистел  Горлум.  -
Огонь, огонь! Он опасен,  да,  опасен!  Он  обжигает,  он  убивает.  И  он
приведет врагов. Да, приведет.
     - Думаю, что нет, - сказал Сэм. - Разве что ты бросишь на него  сырую
траву и заставишь тлеть. Но я во всяком случае собираюсь рискнуть. И  хочу
тушить этих кроликов.
     - Тушить кроликов! - в отчаянии  взвыл  Горлум.  -  Сжечь  прекрасное
мясо, которое принес Смеагорл, бедный, голодный Смеагорл! И для чего?  Для
чего, глупый хоббит? Они молоды, они нежны, они вкусны. Ешь их, ешь их!
     Он схватил ближайшего кролика, уже выпотрошенного и лежавшего у огня.
     - Ну, ну! - сказал Сэм. - Каждому свое. Ты давишься от нашего  хлеба,
а я от сырого кролика. Если ты отдал мне  кроликов,  они  мои,  и  я  могу
приготовить их, как хочу. И тебе не нужно  следить  за  мной.  Иди  поймай
другого кролика и ешь его так, как тебе нравится  -  где-нибудь  подальше,
чтобы я не видел. Тогда ты не будешь видеть огонь,  а  я  не  буду  видеть
тебя, и мы оба будем довольны. Я прослежу, чтобы  костер  не  дымил,  если
тебя это беспокоит.
     С ворчанием  Горлум  отошел  и  отполз  в  папоротники.  Сэм  занялся
кастрюлями.
     - Что нужно хоббиту к кроликам? - сказал он сам себе. - Немного трав,
корней и особенно картошка - не упоминая, конечно, о  хлебе.  Похоже,  что
травы здесь можно раздобыть.
     - Горлум, - негромко позвал он. - Ну, третьего раза не миновать.  Мне
нужны травы.
     Голова Горлума высунулась из папоротника, но смотрел он недружелюбно.
     - Несколько листьев лавра, немного чебреца и шалфея,  -  сказал  Сэм,
обращаясь к Горлуму, и добавил, - все это, до того, как закипит вода.
     - Нет, - сказал Горлум. - Смеагорлу это не нравится.  И  Смеагорл  не
любит запаха листьев. Он не ест траву и корни, нет, моя прелесть, не  ест,
даже если умирает с голоду, бедный Смеагорл.
     - Смеагорл попробует на своей шкуре горячую воду, когда она  закипит,
если не будет делать то, о чем его просят, - проворчал Сэм. - Сэм клянется
в этом головой, да, моя прелесть. И я заставил бы его копать репу, морковь
и картошку, если бы было подходящее  время  года.  Готов  поручиться,  тут
немало добра растет в диком виде. Много бы я дал за полдюжины картофелин!
     - Смеагорл не хочет идти, о нет, моя прелесть, не сейчас,  -  свистел
Горлум. - Он боится, и он очень устал, а  этот  хоббит  нехороший,  совсем
плохой. Смеагорл не хочет рыться и корни искать, морковку  и...  Картошку.
Что такое картошка, моя прелесть, что такое картошка?
     - Кар-то-фель, - сказал Сэм. - Деликатес старика и отличный груз  для
пустого живота. Но ты все равно не найдешь, так  что  нечего  и  говорить.
Будь хорошим Смеагорлом и принеси мен трав, и я буду лучше думать о  тебе.
Больше всего, если ты завернешь те травы в свежий  лист  и  так  принесешь
мне, я когда-нибудь сварю  для  тебя  картошки.  И  еще:  жареная  рыба  и
цыплята, приготовленные Сэмом Скромби. Тогда ты не откажешься.
     - Да, да, мы откажемся. Варить хорошую рыбу, жечь ее.  Дай  мне  рыбы
сейчас и забери свою противную картошку.
     - О, ты безнадежен, - сказал Сэм, - иди спать!
     В конце концов Сэм сам мог поискать то, что ему было нужно, но он  не
хотел далеко уходить  и  терять  из  вида  место,  где  спал  его  хозяин.
Некоторое время Сэм сидел, размышлял и  подбрасывал  ветви  в  костер,  на
котором закипала вода. Утро проходило, и  становилось  тепло,  с  травы  и
листьев исчезла роса. Вскоре кролики лежали в кастрюлях с  пучками  травы.
Сэм очень хотел спать. Он тушил кроликов  около  часа,  время  от  времени
дотрагиваясь до них вилкой и пробуя похлебку.
     Решив, что все готово, он снял кастрюли с огня и пошел к Фродо. Фродо
приоткрыл глаза, когда Сэм наклонился к нему, и очнулся ото сна.
     - А, Сэм, - сказал  он.  -  Еще  не  отдыхал?  Что-нибудь  случилось?
Который час?
     -  Несколько  часов  после  рассвета,  -  ответил  Сэм,  -  вероятно,
пол-восьмого по часам Удела. Все в порядке. Хотя не хватает лука, картошки
и других овощей. Я приготовил немного жаркого для  вас.  Можете  его  есть
прямо из своей кружки или из кастрюли, когда немного остынет. У меня нет с
собой тарелок.
     Фродо зевнул и потянулся.
     - Ты должен был отдохнуть, Сэм, - сказал он.  -  И  опасно  разжигать
здесь костер. Но я голоден. Гмм! Я отсюда чувствую запах! Что ты стушил?
     - Подарок Смеагорла, - ответил Сэм,  -  пара  молодых  кроликов.  Мне
кажется, что  сейчас  Горлум  жалеет  о  них.  Но,  к  сожалению,  никакой
приправы, лишь немного травы.
     Сэм и его хозяин сели на краю папоротника и ели жаркое  из  кастрюль,
деля между собой старые вилку  и  ложку.  Они  позволили  себе  съесть  по
полкусочка эльфийского путевого хлеба. Еда показалась им пиром.
     - Эй! Горлум! - Сэм позвал и негромко свистнул. - Иди сюда! Пора тебе
менять свои привычки. Осталось немного,  если  хочешь,  попробуй  тушеного
кролика.
     Ответа не было.
     - Наверное, он пошел поискать чего-либо для себя.  Что  ж,  прикончим
сами, - сказал Сэм.
     - А потом ты должен будешь немного поспать, - заметил Фродо.
     - Не спите, пока я буду дремать, мастер Фродо. Я не верю ему.  В  нем
большая доля вонючки - плохого Горлума, если вы меня понимаете,  -  и  эта
часть становится сильнее. Но, думаю, он попытается первым  задушить  меня.
Мы еще не виделись с ним с глазу на глаз, но он очень недоволен  Сэмом,  о
нет, моя прелесть, совсем недоволен.
     Они кончили есть, и Сэм пошел к ручью  мыть  посуду.  Вставая,  чтобы
возвращаться, он посмотрел вверх по склону. В этот момент солнце вышло  из
тумана, или дымки, или тени, или чего-то еще, что лежало к востоку от них,
и послало свои золотые лучи на деревья и поляну вокруг  него.  И  тут  Сэм
заметил тонкую спираль сине-серого дыма, ясно видимую в  солнечных  лучах,
поднимающуюся из зарослей над ним. С испугом он понял, что это дым от  его
собственного маленького костра, который он не побеспокоился погасить.
     - Не следовало этого делать! Никогда бы ни  подумал,  что  будет  так
дымить! -  бормотал  Сэм  торопясь  назад.  Неожиданно  он  остановился  и
прислушался. Слышал ли он  свист  или  нет?  Или  это  был  крик  какой-то
незнакомой птицы? Если это был свист, он доносился не  со  стороны  Фродо.
Вот он снова, но с другого места! Сэм полетел к костру.
     Он увидел, что маленькая ветка, сгорев  до  конца,  подожгла  немного
папоротника, а от папоротника загорелась  трава.  Сэм  торопливо  затоптал
костер, разбросал пепел, уложил дерн обратно в яму. Потом пошел к Фродо.
     - Вы слышали  свист  и  другой  свист,  ответный?  -  спросил  он.  -
Несколько минут назад. Надеюсь, это  была  птица,  но  не  похоже,  скорее
кто-то подражал птичьему свисту. И  боюсь,  мой  костер  все  же  немножко
дымил. Если из-за меня у нас будут неприятности, я себе никогда не прощу.
     - Тшш! - прошептал Фродо. - Мне кажется, я слышу голоса.
     Два хоббита увязали свои маленькие мешки, подготовились к  бегству  и
глубже забрались в папоротники. Здесь они скорчились, прислушиваясь.
     Сомнений не  было:  они  слышали  голоса...  Голоса  звучали  тихо  и
приглушенно, но они были близко  и  все  приближались.  Потом  один  голос
прозвучал ясно и совсем рядом.
     - Здесь! Отсюда шел дым!  Где-то  здесь  поблизости.  В  папоротнике,
несомненно. Мы возьмем их, как кроликов в ловушке.  Потом  посмотрим,  кто
это.
     - Да, и что им известно! - добавил второй голос.
     С разных направлений  через  папоротник  пробиралось  четверо  людей.
Поскольку дальше скрываться  или  бежать  было  невозможно,  Фродо  и  Сэм
вскочили на ноги, прижавшись спиной к спине и размахивая своими маленькими
мечами.
     Если они были удивлены увиденным, то их противники были удивлены  еще
больше.  Двое  из  них  имели  в  руках  копья  с   широкими   сверкающими
наконечниками. У других двоих были большие луки, почти в рост человека,  и
большие колчаны с длинными стрелами с зеленым оперением. У  всех  на  боку
висели мечи. Все были одеты в зеленое  и  коричневое  различных  оттенков,
чтобы  оставаться  незамеченными  на  полях  Итилиена.  Зеленые   перчатки
скрывали их руки, а лица их были скрыты  капюшонами  и  вымазаны  зеленым,
выделялись  лишь  пронзительные  яркие  глаза.  Фродо  сразу  вспомнил   о
Боромире, потому что эти люди походили на него ростом, фигурой, оружием  и
манерой речи.
     - Мы нашли совсем не то, что искали, - сказал один из них. -  Но  что
мы нашли?
     - Не орков, -  ответил  другой,  опуская  рукоять  меча,  которую  он
схватил, увидев блеск жала в руке Фродо.
     - Эльфы? - с сомнением спросил третий.
     - Нет! Не эльфы, - сказал четвертый, самый высокий и казавшийся среди
них главным. - Эльфы не ходят в  Итилиен  в  наши  дни.  И  эльфы  кажутся
удивительно прекрасными, когда на них смотришь.
     - А мы, значит, нет, так я вас понимаю,  -  сказал  Сэм.  -  Сердечно
благодарю. А когда вы кончите обсуждать этот вопрос, то,  может  быть,  вы
скажете, кто вы такие и почему мешаете отдыхать двум усталым путникам?
     Высокий зеленый человек угрюмо рассмеялся.
     - Я Фарамир, капитан Гондора, - сказал он. - А в этой земле не бывает
путников - только слуги Башни Тьмы или Белой Башни.
     - Мы не те и не другие, - сказал Фродо.  -  Мы  путники,  что  бы  ни
утверждал капитан Фарамир.
     - Тогда поторопитесь рассказать о себе  и  о  своем  деле,  -  сказал
Фарамир. - У нас есть дела и тут не место  для  разгадывания  загадок  или
переговоров. Давайте! Где ваш третий?
     - Третий?
     - Да, то крадущееся  существо,  что  мы  видели  внизу  с  озера.  Он
подозрительно выглядел. Я решил, что это  какое-то  порождение  орков  для
шпионажа. Он ускользнул от нас, как лиса.
     - Не знаю, где он, - сказал Фродо.  -  Он  лишь  случайный  попутчик,
встреченный на дороге,  и  я  не  отвечаю  за  него.  Если  вы  встретите,
пожалейте его. Пошлите его ко мне. Это уродливое  жалкое  существо,  но  я
забочусь о нем. Что же касается нас, то мы хоббиты из Удела, что далеко на
северо-западе, за многими реками. Меня зовут Фродо, сын Дрого, а  со  мной
Сэмвайс, сын Хэмфеста, достойный  хоббит  у  меня  на  службе.  Мы  пришли
издалека - из Раздола, или Имладриса, как называют его  некоторые.  -  При
этих словах Фарамир насторожился и стал слушать внимательно.  -  Нас  было
девятеро. Одного мы потеряли в  Мории,  с  остальными  расстались  у  Порт
Галена, над Рауросом. Среди них были Арагорн и Боромир,  который  говорил,
что пришел из Минас Тирита, города на юге.
     - Боромир! - воскликнули все четверо.
     - Боромир, сын повелителя Денетора? - переспросил Фарамир, и странное
суровое выражение появилось у него на лице. - Вы  пришли  с  ним?  Вот  уж
действительно  новость,  если  только  это  правда.  Знаете  ли  маленькие
незнакомцы, что Боромир, сын Денетора, был высоким правителем Белой  Башни
и нашим капитан-генералом. К несчастью мы потеряли его. Кто вы и что у вас
было общего с ним? Говорите быстрей: солнце заходит!
     - Известны ли вам слова загадки, которые Боромир принес в  Раздол?  -
ответил Фродо.

                        Ищи меч, который сломан:
                        Он находится в Имладрисе.

     - Слова нам действительно известны, - в изумлении произнес Фарамир. -
Это доказательство вашей правдивости.
     - Арагорн, которого я упоминал, был  владельцем  сломанного  меча,  -
сказал Фродо. - А мы невысоклики, о которых дальше говорится в стихе.
     - Понятно, - задумчиво  сказал  Фарамир.  -  А  что  такое  проклятие
Исилдура?
     - Пока неизвестно, - ответил Фродо. -  Но,  несомненно,  со  временем
станет ясно и это.
     - Мы должны больше узнать об этом, - заметил Фарамир, - а  так  же  о
том, что привело вас так далеко на юг в тень этого... - Он указал,  но  не
назвал имени. - Но не сейчас. У нас есть  дело.  Вы  в  опасности  и  сами
далеко не пройдете. Еще до конца дня здесь будет битва. Потом  смерть  или
быстрое отступление к Андуину. Я оставлю двоих  охранять  вас  для  вашего
блага и для моего. Мудрый человек не верит случайным встречам на дороге  в
этой земле. Если я вернусь, я поговорю с вами подробнее.
     - Прощайте! - сказал Фродо, низко кланяясь. - Думайте, что хотите, но
я друг всех врагов Врага. Мы пойдем с вами, если невысоклики  смогут  быть
полезными таким отважным и сильным людям, какими вы кажетесь, и  если  мое
дело позволит мне это. Пусть свет блестит на лезвиях ваших мечей.
     - Невысоклики - вежливый народ, какими  бы  они  ни  были,  -  сказал
Фарамир. - Прощайте!
     Хоббиты снова сели, но ничего не сказали друг другу о своих мыслях  и
сомнениях. Поблизости от них, под пятнистой тенью темного лавра, стояли на
страже два человека. Они сняли свои маски,  чтобы  было  прохладней:  день
становился по-настоящему жарким, и Фродо увидел, что это красивые люди,  с
бледной кожей, темными  волосами,  серыми  глазами  и  печальными  гордыми
лицами. Они негромко разговаривали друг с другом, вначале используя  общий
язык, но старомодный, пришедший из прошлого, затем перешли на другой, свой
собственный. Но к своему удивлению, Фродо,  вслушиваясь,  понял,  что  это
эльфийский язык, может быть, немного измененный. Он  посмотрел  на  них  с
удивлением, так как теперь знал, что это дунаданы юга, люди,  происходящие
по прямой линии от повелителей запада.
     Через некоторое время он заговорил с ними; но они были неторопливы  и
осторожны в ответах. Они назвали  себя  Маблунгом  и  Дамродом,  солдатами
Гондора и следопытами Итилиена:  они  были  потомками  народа,  жившего  в
Итилиене до того, как эта местность была захвачена Врагом. Из таких  людей
повелитель  Денетор  набирал  свои  передовые   отряды,   которые   тайком
пересекали Андуин - как и где, они не  сказали  -  и  беспокоили  орков  и
других врагов, кишевших между Эфел Дуатом и рекой.
     - Восточный берег Андуина примерно в десяти милях  отсюда,  -  сказал
Маблунг, - и мы редко заходим так далеко. Но сейчас у нас особое дело:  мы
должны подстеречь в засаде людей Харада. Будь они прокляты!
     - Да, будь прокляты южане! - подхватил Дамрод. - Говорят в  древности
существовали сношения между Гондором и королями  Харада  на  далеком  юге,
хотя никогда не было дружбы. В те дни  наше  влияние  распространялось  до
устья Андуина, и Умбар, ближайшее из  южных  государств,  признавало  нашу
власть. Но это все давно прошло.  Уже  много  поколений  не  было  никаких
связей между нами. Теперь - слишком поздно - узнали мы  о  том,  что  Враг
побывал на юге, и южане перешли на его сторону или вернулись к нему -  они
всегда охотно исполняли его волю, как и многие другие  на  востоке.  Я  не
сомневаюсь теперь, что дни Гондора сочтены и стены Минас Тирита  обречены,
так велика его сила и злоба.
     - Но мы все же не будем сидеть сложа руки и не  позволим  ему  делать
то, что он хочет, - сказал Маблунг. - Эти проклятые южане идут  теперь  по
древним дорогам на соединение с войсками Башни  Тьмы.  Да,  по  тем  самым
дорогам, что созданы  искусством  Гондора.  И  мы  узнали,  что  идут  они
беззаботно, уверенные в силе своего  хозяина,  как  будто  сама  тень  его
холмов может защитить их. Мы хотим преподать им урок.  Большие  силы  южан
движутся на север. Один из их отрядов, по нашим  расчетам,  должен  пройти
через это углубление сегодня в полдень. Они не пройдут! Не пройдут до  тех
пор, пока Фарамир остается капитаном. Он сейчас  возглавляет  все  опасные
вылазки. Но жизнь его заколдована, или же судьба хранит  его  для  другого
конца.
     Этот разговор затих в напряженном молчании. Все  казалось  спокойным,
но настороженным. Сэм,  скорчившись  у  края  зарослей,  выглянул  наружу.
Своими острыми глазами хоббита он увидел множество людей.  Они  взбирались
на  склон  поодиночке  или  группами,  прячась  в  тени  или  в  зарослях,
переползая, едва видимые в своей коричневой и зеленой одежде на фоне травы
и ветвей. Все они были в капюшонах и масках, на руках  их  были  перчатки,
все вооружены подобно Фарамиру  и  его  товарищам.  Вскоре  они  прошли  и
исчезли. Солнце поднималось. Тени становились короче.
     "Интересно, где этот ночной Горлум? - подумал Сэм, забираясь  обратно
в глубокую заросль. - У него отличные шансы  быть  проткнутым  в  качестве
орка и поджаренным желтым лицом. Но, я думаю, он о себе позаботится".
     Сэм лег рядом с Фродо и задремал.
     Проснулся он от того, что ему  послышался  звук  рога.  Он  сел.  Был
полдень. Стражники напряженно застыли в тени деревьев. И неожиданно  снова
послышался рог, громче и безошибочно. Звук доносился с вершины склона. Сэм
решил, что слышит также крики и дикие возгласы, но звуки  эти  были  такие
слабые, как будто доносились из глубины большой пещеры. Потом звуки  битвы
приблизились и раздавались над самой головой... Сэм ясно слышал звон стали
о сталь, удары меча о шлемы, глухой стук лезвий о  щиты  -  кричали  люди,
слышался громкий и ясный: "Гондор! Гондор!"
     - Звучит так, будто сотня кузнецов разом ударила молотами,  -  сказал
Сэм, обращаясь к Фродо. - Они близко, и я хочу их видеть.
     Шум становился громче.
     -  Они  идут!  -  воскликнул  Дамрод.  -  Смотрите!  Некоторые  южане
вырвались из ловушки, они бегут с дороги. Они бегут  сюда!  За  ними  наши
люди, впереди них капитан!
     Сэм,  желая  увидеть  как  можно  больше,  встал  и  присоединился  к
стражникам. Он взобрался на ствол одного из деревьев. И оттуда  он  увидел
смуглых людей в красном, бегущих вниз по склону, за ними гнались  воины  в
зеленом, настигая их и рубя на бегу. В воздухе свистели стрелы. Неожиданно
прямо с края их убежища упал человек, проламываясь сквозь заросли. Он упал
на папоротник в нескольких  футах  лицом  вниз,  в  его  шее  над  золотым
ожерельем  торчала  зеленая  оперенная  стрела.  Его  алая   одежда   была
разорвана, кольчуга из перекрывающих друг друга бронзовых колец  измята  и
изрублена, темные волосы залиты кровью. Коричневые руки  все  еще  сжимали
рукоять сломанного меча.
     Сэм впервые увидел сражение  людей  друг  с  другом,  и  оно  ему  не
понравилось. Он был рад, что не видит мертвого лица. Он подумал, как звали
того человека и откуда он; и был ли действительно  злым  или  лишь  угроза
заставила его уйти так далеко от дома. Все это быстро промелькнуло в мозгу
Сэма. Не успел Маблунг наклониться к упавшему  телу,  как  раздался  новый
шум. Громовые вопли и крики. Среди них Сэм различил резкий рев или трубный
звук. А потом глухой топот.
     - Берегись! Берегись! - кричал Дамрод своему товарищу.  -  Да  уведет
его прочь валар! Мумак! Мумак!
     К своему изумлению и ужасу,  Сэм  увидел  огромную  фигуру,  ломающую
деревья на своем пути вниз по склону. Он показался ему большим, как дом, и
больше дома - движущийся  серый  холм.  Страх  и  удивление,  может  быть,
увеличили его в глазах хоббита,  но  мумак  из  Харада  был  действительно
огромным зверем, и подобных ему нет  в  странах  Средиземья:  его  мощь  и
размеры стали лишь легендой. Он двигался прямо на хоббитов и  в  мгновение
ока промелькнул мимо, пробежав лишь в нескольких ярдах он них, разбрасывая
землю  из-под  ног:  толстые   ноги,   как   стволы   деревьев,   огромные
парусообразные уши расставлены, длинный хобот поднят,  как  змея,  готовый
схватить или ударить,  маленькие  красные  глазки  горели.  Его  изогнутые
рогоподобные клыки были в перевиты золотыми лентами и испачканы кровью. Он
топтал фигуры в красном и золотом, превращая их в  кровавые  лохмотья.  На
его горбатой спине видны были остатки  боевой  башни,  разбитой  во  время
дикого бегства по лесу. К его шее все еще отчаянно  прижималась  крошечная
фигура - фигура могучего воина, гиганта среди офертингов.
     Огромный зверь громом в слепом гневе несся через лес и озеро.  Стрелы
отлетали от его толстой кожи, не в  силах  ранить  его.  Люди  разбегались
перед ним, но многих он догонял и швырял на  землю.  Вскоре  он  исчез  из
виду, хотя долго еще слышался топот его ног. Что  стало  с  ним,  Сэм  так
никогда и не узнал: убежал ли он в пустыню, где умер вдали от  дома,  упал
ли в какую-нибудь глубокую яму, или же бежал до тех пор, пока  не  упал  в
великую реку, которая и поглотила его.
     Сэм сделал глубокий вздох.
     - Это был элефант! - сказал он. - Значит, элефанты  существуют,  и  я
видел одного из них. Что за жизнь! Никто дома даже не поверит мне. Ну  что
ж, если все кончено, я бы немного поспал.
     - Спи, если можешь, - сказал Маблунг. - Но капитан вернется, если  он
невредим; а как только он вернется, мы тут же уйдем. Как только известие о
нашем нападении достигнет ушей Врага, нас будут преследовать, а  этого  не
придется долго ждать.
     - Идите спокойно, если вы  должны  идти!  -  сказал  Сэм.  -  Незачем
тревожить мой сон. Я шел всю ночь.
     Маблунг рассмеялся.
     - Не думаю, чтобы капитан оставил вас здесь, мастер Сэмвайс, - сказал
он. - Но посмотрим.

                              5. ОКНО НА ЗАПАД

     Сэму  показалось,  что  он  спал  лишь  несколько  минут,  когда  он,
проснувшись обнаружил, что день  уже  подходит  к  концу  и  что  вернулся
Фарамир. Он привел с собой много людей;  в  сущности  все  выжившие  после
набега собрались на склонах поблизости. Их было две-три сотни. Они  сидели
широким полукругом,  а  между  рогами  этого  полумесяца  сидел  на  земле
Фарамир. Перед  ним  стоял  Фродо.  Все  удивительно  напоминало  суд  над
пленником.
     Сэм выбрался из папоротника, но никто не обратил на него внимания,  и
он пробрался к концу ряда людей, откуда  мог  все  видеть  и  слышать.  Он
внимательно слушал и смотрел, готовый прийти на помощь, если  понадобится.
Он видел лицо Фарамира, на котором не  было  маски:  оно  было  строгим  и
властным, а взгляд был пронзительным и твердым. Сомнение было в его  серых
глазах, которые не отрывались от Фродо.
     Скоро Сэм  понял,  что  капитан  не  удовлетворен  ответами  Фродо  в
нескольких пунктах: какую  роль  он  играл  в  товариществе,  вышедшем  из
раздола; почему он оставил Боромира; куда он идет сейчас.  Особенно  часто
он возвращался к проклятию Исилдура. Он явно понял, что Фродо скрывает  от
него какое-то дело чрезвычайной важности.
     - Но именно приход невысоклика может разбудить проклятие Исилдура, во
всяком случае так можно понять загадку, - настаивал он. - Если вы  и  есть
тот самый невысоклик, о котором идет речь, вы должны были принести с собой
эту вещь, чем бы она не была, на совет, о котором вы говорили,  и  Боромир
видел ее. Будете ли вы отрицать это?
     Фродо не ответил.
     - Вот! - воскликнул Фарамир. - Я хочу больше узнать от вас  об  этом.
Все, что касается Боромира, касается и меня. Стрела орка  убила  Исилдура,
как говорится в старых преданиях. Но орочьих стрел множество, и вид  одной
из них не был бы принят Боромиром за знак  судьбы.  Сохранили  ли  вы  эту
вещь? Она спрятана, говорите вы; но не вы ли выбраны скрывать ее?
     - Я не должен был скрывать ее, - ответил Фродо. - Она не  принадлежит
мне. Она не принадлежит никому из смертных - великих или малых; хотя  если
бы кто-то предъявил на нее претензии, то это мог бы быть  только  Арагорн,
которого я упоминал, предводитель нашего товарищества от Мории до Рауроса.
     - А почему не Боромир, принц города, что основан сыновьями Элендила?
     - Потому что Арагорн происходит по прямой лини, от отца  к  отцу,  от
Исилдура, сына самого  Элендила.  И  меч,  которым  он  владеет,  это  меч
Элендила.
     Ропот  изумления  пробежал  по   кольцу   людей.   Некоторые   громко
воскликнули:
     - Меч Элендила! Меч Элендила идет в Минас Тирит! Великие новости!
     Но лицо Фарамира оставалось неподвижным.
     - Может быть, - сказал он. - Но такое важное утверждение должно  быть
обоснованно, и даже если бы Арагорн пришел в Минас Тирит, ему пришлось  бы
предъявить несомненные доказательства. Но  когда  я  выступил  шесть  дней
назад, он все еще не пришел, и никто из вашего товарищества не пришел.
     - Боромир был удовлетворен этим утверждением, - заметил Фродо. - Если
бы Боромир был здесь, он ответил бы на все ваши вопросы.  И  поскольку  он
тоже был у рауроса много дней назад и собирался идти прямо в ваш город, вы
скоро узнаете там ответы на ваши вопросы, когда вернетесь. И  моя  роль  в
товариществе ему известна, так же как и остальным, потому что она была мне
указана самим Элрондом в Имладрисе перед всем Советом. По этому делу  я  и
пришел в эту страну, но я не имею  права  говорить  о  нем  никому,  кроме
членов нашего товарищества. Те,  кто  объявляет  себя  противником  Врага,
хорошо поступят, если не будут мне препятствовать.
     Фродо говорил гордо, что бы он ни чувствовал, и Сэм одобрял  это.  Но
Фарамир не был удовлетворен.
     - Так! - сказал он. - Вы предлагаете мне заняться собственными делами
и идти домой, оставив вас здесь. Боромир все  расскажет,  когда  вернется,
говорите вы! Вы друг Боромира?
     Перед Фродо ярко встала картина нападения  на  него  Боромира,  и  он
заколебался. А глаза Фарамира неотрывно смотрели за ним.
     - Боромир был доблестным членом нашего товарищества, - сказал наконец
Фродо. - Да, я был его другом.
     Фарамир угрюмо улыбнулся.
     - Тогда вы должны опечалиться, узнав, что Боромир мертв.
     - Я действительно опечалился бы, - сказал  Фродо.  Но  уловив  взгляд
Фарамира, запнулся. - Мертв? - спросил он. - Вы  хотите  сказать,  что  он
умер и вы знаете об этом? Вы хотите поймать  меня  на  слове?  Или  хотите
поймать меня в ловушку вашей ложью?
     - Я не стал бы при помощи лжи ловить в ловушку даже орка, -  возразил
Фарамир.
     - Как же он умер и откуда вы знаете об этом? Вы ведь сказали, что  до
вашего ухода никто из нашего товарищества не приходил в ваш город.
     - Что касается его смерти, то я надеялся, что его товарищ  и  спутник
расскажет мне, как это произошло.
     - Но он был жив и силен, когда мы расстались.  И  он  жив  и  сейчас.
Хотя, конечно же, в мире много опасностей.
     - Верно,  много,  -  согласился  Фарамир,  -  и  предательство  -  не
последняя из них.
     Сэм  чувствовал  все  большее  нетерпение  и  гнев  во  время   этого
разговора. Последние слова он уже не мог вынести и, ворвавшись в  середину
круга, подбежал к хозяину.
     - Прошу прощения, мастер Фродо, - сказал он, - но это  зашло  слишком
далеко. Он не имеет права так разговаривать с вами. После  всего,  что  вы
перенесли, ради всех в мире, в том числе и ради него и этих больших людей.
     - Послушайте, капитан! - он стоял перед Фарамиром,  широко  расставив
ноги,  уперев  руки  в  бока  и  придав  лицу  выражение,  с  которым   он
разговаривал с наглыми юными хоббитами, осмелившимися попросить разрешения
прийти в его сад. На  лицах  сидевших  людей  появились  улыбки:  для  них
необычно было видеть своего капитана, сидящего на земле  лицом  к  лицу  с
разгневанным молодым хоббитом. - Послушайте! - повторил  Сэм.  -  Чего  вы
добиваетесь? Давайте доберемся до сути дела раньше, чем сюда соберутся все
орки Мордора. Если вы думаете, что  мой  хозяин  убил  Боромира,  а  потом
убежал, то вы сошли с ума. Но так и говорите, и  покончим  с  этим!  И  мы
хотим знать, что вы собираетесь делать с нами. Но  как  жаль,  что  народ,
борющийся с Врагом, не позволяет  бороться  другим  по-своему  этим  своим
вмешательством. Враг был бы очень доволен, если бы увидел вас  сейчас.  Он
бы решил, что у него появился новый друг.
     - Терпение! - воскликнул Фарамир без гнева. - Не вступайте в разговор
раньше своего хозяина, у  которого  мозгов  побольше,  чем  у  вас.  Я  не
нуждаюсь в поучениях. Даже в таком  положении  я  могу  истратить  немного
времени, чтобы справедливо решить дело. Если бы я  торопился,  как  вы,  я
давно приказал бы убить вас. Потому что мне приказано убивать всех, кого я
встречу в этой земле и у кого не будет разрешения повелителя Гондора. Но я
не  убиваю  ни  людей,  ни  зверей  без  крайней  необходимости,  а  когда
приходится это делать, не радуюсь. И я не разговариваю без  дела.  Поэтому
успокойтесь. Садитесь рядом с хозяином и молчите!
     Сэм тяжело сел с покрасневшим лицом. А  Фарамир  снова  повернулся  к
Фродо.
     - Вы спросили, откуда я знаю, что  сын  Денетора  мертв.  Известия  о
смерти имеют много  крыльев.  Ночь  приносит  новости  родственникам,  как
говорят у нас. Боромир же был моим братом.
     Тень печали легла на его лицо:
     - Помните  ли  вы  нечто  особое,  что  было  у  Боромира  среди  его
снаряжения?
     Фродо немного подумал, опасаясь попасть в ловушку  и  гадая,  чем  же
может кончиться  этот  разговор.  Он  едва  спас  Кольцо  от  жестких  рук
Боромира, и как сделать это теперь среди стольких  людей,  воинственных  и
сильных, он не знал. Но в глубине сердца он чувствовал, что Фарамир,  хоть
и очень похожий на брата, был менее самоуверенным и в то  же  время  более
сдержанным и мудрым.
     - Я помню, что у Боромира был рог, - ответил он наконец.
     - Вы помните правильно. Похоже, что вы действительно  видели  его,  -
сказал Фарамир. - Тогда мысленно вы можете представить его себе -  большой
рог дикого быка с  востока,  украшенный  серебром  и  исписанный  древними
рунами. Много поколений этим рогом  владеет  старший  сын  в  моей  семье.
Говорят, что когда в него в беде затрубят в пределах Гондора, в его старых
границах, звук рога не останется незамеченным.
     За пять дней до начала этого похода или одиннадцать дней тому  назад,
примерно в этот же час дня, я услышал звук рога  Боромира;  он  донесся  с
севера, но звучал очень глухо, как будто эхом в моем мозгу. Мы, мой отец и
я, сочли  это  дурным  предзнаменованием,  потому  что  со  времени  ухода
Боромира мы не имели от него никаких известий, и ни  один  наблюдатель  на
границах не сообщал о его возвращении. А на третью ночь после этого мне на
долю выпало быть свидетелем другого, еще более странного явления.
     Я сидел ночью у вод Андуина в серой тьме под бледной  молодой  луной,
следя за вечно движущимся потоком;  печально  шуршали  камыши.  Мы  всегда
следим за берегом у Осгилиата: их частично удерживают наши враги  и  часто
нападают оттуда на нас. Но в эту ночь все спало. И вот я увидел - или  мне
показалось, что я вижу, - лодку, плывущую по  воде,  сверкающей  и  серой,
маленькую лодку необычного вида с высокой кормой. В лодке никого не было.
     Благоговейный страх охватил меня. Но я встал и  подошел  к  берегу  и
вошел в воду, меня что-то притягивало к лодке. Лодка повернула  ко  мне  и
проплыла мимо в пределах досягаемости, но я не осмеливался притронуться  к
ней. Она глубоко сидела в воде,  как  будто  была  тяжело  нагружена;  мне
казалось, что она вся наполнена чистой водой, от которой исходило  сияние;
погруженный в эту воду, лежал спящий воин.
     На коленях у него лежал сломанный меч... Я видел на  войне  множество
ран. Это был Боромир, мой брат... Мертвый. Я узнал его  одежду,  его  меч,
его любимое лицо. Я не видел лишь одной вещи: его рога. А вот одну вещь  я
не знал: прекрасный пояс из  нерасплетенных  золотых  листьев  вокруг  его
талии.
     - Боромир! - воскликнул я. - Где твой любимый рог? Куда ты, Боромир?
     Но он уже ушел. Лодка повернула в течение и уплыла, сверкая, в  ночь.
Это было похоже на сон, но не было сном, потому что не было пробуждения. И
я не сомневаюсь, что он мертв и что это он проплыл мимо  меня  по  реке  к
морю.
     - Увы! - сказал Фродо. - Это был действительно Боромир. Золотой  пояс
подарен ему в лориене госпожой Галадриэль.  Она  же  дала  нам  эту  серую
эльфийскую одежду, которую вы на нас видите. Эта брошь той же работы.
     Он коснулся серебряного листа, скрепляющего его воротник у шеи.
     Фарамир внимательно осмотрел брошь.
     - Она прекрасна, - сказал он. - Да, это  та  же  работа.  Значит,  вы
проходили через лориен? Лаурелиндоренан называли эту землю в  старину,  но
уже давно люди ничего о ней не знают, - добавил он негромко, с  удивлением
взглянув на Фродо. - Теперь я понимаю, что в вас показалось мне  странным.
Не расскажете ли мне больше об этом? Смерть Боромира - горе, неутешительно
думать, что он погиб на родной земле.
     - Я не могу сказать больше того, что уже сказал, - ответил  Фродо.  -
Хотя ваш рассказ вызывает во мне дурные предчувствия.  Я  думаю,  что  это
было лишь видение, злое наваждение. Может быть, какая-нибудь уловка Врага.
Я видел лица прекрасных воинов из  страны,  спящих  под  водой  в  мертвых
болотах. Это, наверное, грязное дело Врага.
     - Нет, это не так, - возразил Фарамир. - Его работа наполняет  сердце
отвращением; но мое сердце было полно горя и жалости.
     - Но как это могло случиться на самом деле? -  спросил  Фродо.  -  Ни
одна лодка не может  преодолеть  пороги  после  тол  брандира;  а  Боромир
предполагал вернуться домой через энтвош и поля Рохана. Как же лодка могла
преодолеть пенные пороги и не утонуть в омутах, хотя и с грузом?
     - Не знаю, - сказал Фарамир. - Но откуда эта лодка?
     - Из лориена, - ответил Фродо. - В трех таких лодках мы спустились по
Андуину до порогов. Они тоже эльфийской работы.
     - Вы прошли через скрытую землю, но так и  не  осознали,  похоже,  ее
могущества. Тот, кто имел дело с хозяйкой магии, живущей  в  золотом  лесу
должен  ожидать  удивительных  происшествий  на  своем  пути.  Опасно  для
смертных проходить через эту землю, и мало кто из  бывших  там  в  старину
оставался неизменным.
     Боромир, о Боромир! - воскликнул  он.  -  Ну  что  сказал  она  тебе,
госпожа, которая бессмертна? Что она увидела? Что проснулось тогда в твоем
сердце? Зачем пошел ты в  Лаурелиндоренан,  а  не  воспользовался  обычной
дорогой и прискакал домой утром на лошади Рохана?
     Затем, снова повернувшись к Фродо, он заговорил спокойным голосом:
     - Я думаю, Фродо, сын Дрого, вы можете ответить на некоторые из  этих
вопросов. Не здесь и не сейчас. А  для  того,  чтобы  вы  не  считали  мое
видение ложным, я расскажу  еще  вот  что.  Рог  Боромира  на  самом  деле
вернулся. Рог вернулся, но он разбит надвое, как от удара меча или топора.
И обломки по отдельности прибило к берегу: и один был  найден  в  камышах,
где скрывались стражники Гондора, на  северной  границе  и  ниже  впадения
энтвоша. Другой был выловлен во время разлива реки.
     И теперь рог старшего сына лежит двумя обломками на коленях Денетора,
сидящего в своем высоком кресле в ожидании новостей. И вы ничего не можете
рассказать мне о том, как был разбит этот рог?
     - Нет, я не знаю об этом, - сказал Фродо. - Но  день,  в  который  вы
слышали этот рог, если ваши подсчеты верны, был днем  нашего  расставания,
когда я и мой слуга оставили товарищество. И теперь ваш рассказ  наполняет
меня ужасом. Ибо, если Боромир оказался в опасности и был убит,  я  боюсь,
что  и  все  остальные  мои  товарищи  тоже  погибли.  А  они  были  моими
родственниками и друзьями.
     Не отбросите ли вы ваши сомнения ко мне и не позволите ли мне идти? Я
устал, полон печали  и  страха.  Но  я  должен  выполнить  или  попытаться
выполнить свой долг до того, как буду убит. И если мы, двое  невысокликов,
и остались из всего товарищества, нам тем более нужно торопиться.
     Возвращайтесь, Фарамир, доблестный капитан Гондора, и защищайте  свой
город, пока можете, и позвольте мне идти навстречу своей судьбе.
     - Для меня наш разговор не утешителен, -  сказал  Фарамир,  -  но  вы
восприняли его более печально, чем следовало.  Если  только  не  появились
жители Лориена, кто нарядил Боромира для погребения? Не орки  и  не  слуги
безымянного. Я думаю, кто-то из членов вашего товарищества еще жив.
     Но что бы не произошло на  северных  берегах,  в  вас,  Фродо,  я  не
сомневаюсь больше. Если в эти трудные дни я научился судить о людях по  их
словам и лицам, думаю, что смогу судить и о невысокликах. Хотя, -  тут  он
улыбнулся, - что-то есть в вас странное, Фродо, что-то  эльфийское,  может
быть. Но у нас больше общего, чем я думал вначале. Я должен был бы отвести
вас в Минас Тирит, чтобы вы отвечали перед лицом Денетора:  иначе  я  могу
принести беду собственному городу. Но я  не  стану  принимать  торопливого
решения. Однако отсюда мы должны уходить немедленно.
     Он вскочил на ноги  и  отдал  несколько  приказов.  Немедленно  люди,
собравшиеся вокруг него, разбились на несколько групп и разошлись в разные
стороны, быстро исчезнув среди деревьев и скал. Скоро с хоббитами остались
лишь Маблунг и Дамрод.
     - Вы, Фродо и Сэмвайс, пойдете со мной и с моими  воинами,  -  сказал
Фарамир. - Вы не можете идти одни по южной дороге, если такова ваша  цель.
Теперь в ближайшие дни она опасна, и за ней будут тщательно следить  после
нашего набега. И к тому же вы не уйдете сегодня далеко: вы  устали.  И  мы
тоже. Мы отправляемся в тайное убежище менее чем в  десяти  милях  отсюда.
Орки и шпионы Врага еще не обнаружили его, а даже если обнаружат, мы можем
удержать его против целой армии. Там мы сможем отдохнуть,  и  вы  с  нами.
Утром я приму решение, как поступить с вами.
     Фродо ничего не оставалось делать,  как  выполнить  эту  просьбу  или
приказ. Это казалось наиболее разумным, особенно теперь,  когда  нападение
людей  Гондора  сделало  дальнейшее  путешествие  по  Итилиену  еще  более
опасным.
     Они выступили немедленно:  Маблунг  с  Дамродом  немного  впереди,  а
Фарамир с Фродо и Сэмом сзади. Обогнув тот край озера, где  ранее  хоббиты
мылись, они пересекли ручей,  поднялись  по  длинному  отлогому  склону  и
оказались в зеленой лесистой местности, тянувшейся вниз по  течению  и  на
запад. Идя  так  быстро,  как  только  могли  хоббиты,  они  разговаривали
приглушенными голосами.
     - Я прервал наш разговор не только  потому,  что  время  не  ждет,  -
сказал Фарамир, - как напомнил мне мастер Сэмвайс, но также и потому,  что
мы подошли к вопросу, который лучше не  обсуждать  открыто  в  присутствии
многих людей. Именно поэтому я прервал разговор  о  проклятии  Исилдура  и
перевел его на брата. Вы не были вполне откровенны со мной, Фродо.
     - Я не лгал и сказал всю правду, которую мог, - ответил Фродо.
     - Я не порицаю вас, - сказал Фарамир. -  И  вы  в  трудном  положении
держались искусно и мудро, как мне кажется. Но я узнал из ваших  слов  или
догадался о большем, чем вы сказали. Вы не были друзьями  с  Боромиром.  У
вас, да и у мастера Сэмвайса, я думаю, были какие-то огорчения.  Я  горячо
любил своего брата и охотно отомстил бы за его смерть, но  я  хорошо  знал
его. Проклятие Исилдура - я  догадываюсь,  что  проклятие  Исилдура  легло
между вами вызвало раздор в вашем  товариществе.  Очевидно,  это  какое-то
могущественное наследство, а такие вещи не приносят мир. Разве я не близок
к истине?
     - Близки, - ответил Фродо, - но не совсем. В  нашем  товариществе  не
было раздора, хотя и были сомнения - сомнения  о  том,  каким  путем  идти
дальше после Эмин Муила. Но древние сказания учат нас, что опасно говорить
о таких вещах, как... Наследство.
     - Так я и думал: ваши беспокойства были связаны с одним Боромиром. Он
хотел доставить эту вещь в Минас Тирит. Увы! Какая злая судьба  запечатала
уста вам, который последним видел его, и скрыла от меня то,  что  я  жажду
знать: что было в мыслях его и в сердце в последние часы. Допустил  ли  он
ошибку или нет, в одном я уверен: он умер  хорошо,  защищая  доброе  дело.
Лицо у него было прекрасней, чем в жизни.
     Но, Фродо, я очень настойчиво расспрашивал вас о проклятии  Исилдура.
Простите меня! Это было неразумно в таком месте и  в  такое  время.  Я  не
подумал. У нас была жестокая битва, и она еще заполняла мои мысли. Но  уже
когда я говорил с вами, я начал задумываться и  поэтому  сознательно  увел
разговор  в  сторону.  Вы  должны  знать,  что  среди  правителей   города
сохраняются некоторые старинные предания, которые другим  неизвестны.  Мы,
наш дом, не происходим по прямой линии от Элендила,  хотя  в  нас  и  есть
кровь Нуменора. Но мы  происходим  от  Мардила,  королевского  наместника,
который правил страной, когда король отправлялся  на  войну.  Королем  был
Ернур, последний  и  бездетный  представитель  линии  Анариона,  и  он  не
вернулся. И с тех пор городом правит наместник, хотя сменилось  уже  много
поколений.
     И я вспомнил, что когда мы с Боромиром  мальчиками  узнали  правду  о
своих отцах и истории города, его  всегда  раздражало,  что  его  отец  не
король. "Сколько столетий нужно, чтобы наместник стал королем, если король
не возвращается?" - спрашивал он.  "...  Вероятно,  меньше  лет  в  других
местах с меньшей верностью, - отвечал мой отец. - А в Гондоре недостаточно
будет и десяти тысяч лет". Увы! Бедный Боромир. Разве это не  говорит  вам
кое-что о нем?
     - Говорит, - сказал Фродо. - Но он  всегда  относился  к  Арагорну  с
уважением.
     - Не сомневаюсь в этом,  -  сказал  Фарамир.  -  Если  он  поверил  в
утверждение Арагорна, как вы говорите, он глубоко уважал бы его.  Но  ведь
крайний случай еще не настал. Они не достигли еще Минас Тирита и не  стали
соперниками в войне.
     Но я отклоняюсь. Мы в доме  Денетора  знаем  много  преданий,  и  еще
больше  скрывается  в  наших   сокровищницах:   книги,   свитки   древнего
пергамента, надписи на камне, на золотых и  серебряных  листах.  И  многие
надписи сделаны неизвестными письменами, и читать  их  невозможно.  Многие
свитки никогда не разворачивались. Я немного могу читать  их,  потому  что
учился... Именно эти записи привели к  нам  серого  пилигрима.  Впервые  я
увидел его, когда был еще ребенком, и с тех пор он два или три раза был  у
нас.
     - Серый пилигрим? - переспросил Фродо. - У него было имя?
     - Мы называли его Митрандиром, на манер эльфов, - сказал Фарамир, - и
он был удовлетворен этим. - "У меня много имен в разных странах, - говорил
он. - Митрандиром я зовусь среди  эльфов,  Таркуном  -  среди  гномов;  на
западе, в дни моей юности, теперь забытые, я назывался  Олорином,  на  юге
меня хорошо помнят, как Инкануса, на север - Гэндальфом, а на востоке я не
бываю".
     - Гэндальф! - воскликнул Фродо. - Я так и думал, что это он. Гэндальф
Серый, лучший из советчиков. Вождь нашего товарищества. Он погиб в Мории.
     -  Митрандир  погиб!  -  сказал  Фарамир.  -  Злая  судьба,  кажется,
преследует  ваше  товарищество.  Трудно  поверить,  что  обладатель  такой
великой мудрости и могущества - много удивительных  дел  совершил  он  меж
нами - погиб. Вы уверены в том, что он действительно погиб, а не  ушел  от
вас куда-нибудь?
     - Увы, да! - сказал Фродо. - Я видел, как он упал в бездну.
     - Я чувствую здесь ужасный рассказ, - сказал Фарамир, - и, может,  вы
поведаете мне его вечером. Этот Митрандир был, как я  теперь  догадываюсь,
не просто знатоком древних  легенд;  он  был  могучим  двигателем  деяний,
свершающихся в наши дни. Если  бы  он  был  среди  нас,  он  смог  бы  нам
объяснить слова из нашего сна, и нам не нужно было бы  посылать  вестника.
Но,  может,  он  не  смог  бы  сделать  это,  и   судьба   Боромира   была
предначертана. Митрандир никогда не говорил нам о том,  что  будет,  и  не
открывал свои цели. Он получил разрешение Денетора - как,  я  не  знаю,  -
искать тайны в нашей сокровищнице, и я немного  узнал  от  него  когда  он
склонен был учить меня (это случалось так редко). Он разыскивал сведения и
расспрашивал  обо  всем,  что  касалось  великой  битвы  у  Дагорлада  при
основании Гондора, когда был свергнут он, тот,  кого  мы  не  называем  по
имени. И он особенно интересовался Исилдуром, хотя о нем мы  меньше  могли
рассказать: никто из нас не знал ничего определенного о его конце.
     Голос Фарамира перешел в шепот:
     - Но я узнал кое-что, и с тех пор хранил эту  тайну  в  моем  сердце:
Исилдур снял что-то с руки неназываемого и ушел из Гондора, а после  этого
его не видел никто из смертных. Именно это что-то и интересовало Гэндальфа
больше всего. Но, казалось, эта история касается  лишь  любителей  древних
преданий. Потом, когда мы обсуждали значение  загадочных  слов  из  нашего
сна, впервые я подумал: может быть, проклятие Исилдура  и  есть  та  самая
вещь.  Ибо  Исилдур  попал  в  засаду  и  был  убит  орочьей  стрелой,   в
соответствии с единственной известной нам легендой, а Митрандир никогда не
рассказывал мне больше.
     Я не могу догадаться,  что  это  была  за  вещь:  вероятно,  наследие
великой власти и опасности.  Страшное  оружие,  может  быть,  изобретенное
Повелителем Тьмы. Если эта вещь дает преимущества в битве,  я  легко  могу
поверить, что Боромир, гордый и  бесстрашны,  часто  безрассудный,  всегда
стремящийся к победе Минас Тирита (и тем самым к собственной  славе),  мог
пожелать для себя эту вещь, мог быть искушен ею. Какая жалость, что именно
он отправился с таким поручением! Я  был  бы  избран  для  этого  отцом  и
старейшинами, но он выступил вперед и заявил,  что  как  старший  и  более
твердый, берет это дело на себя.
     Но не бойтесь больше! Я не взял бы эту вещь, даже если бы она  лежала
на дороге. Даже если бы Минас Тирит лежал в руинах, я не  взял  бы  оружие
Повелителя Тьмы для его спасения. Нет, я не хочу  такого  триумфа,  Фродо,
сын дрого.
     - Этого не хотел совет, - заметил Фродо. - Не хочу и я. Я  вообще  не
хотел иметь дело с такими вещами.
     - Что касается меня, - продолжал Фарамир далее, - я хотел бы  увидеть
белое дерево в цвету во дворе королей, и возвращение серебряной короны,  и
Минас Тирит  в  мире  -  Минас  анор  старины,  полный  света,  высокий  и
прекрасный, прекрасный как королева меж других  королев:  не  как  госпожа
среди множества рабов, нет, даже не как добрая хозяйка добровольных рабов.
Война должна существовать, поскольку мы должны защищать свои жизни  против
разрушителя, который стремится поглотить все; я не люблю яркий меч за  его
остроту, стрелу - за ее быстроту, а воина - за его славу. Я люблю лишь то,
что они защищают: город людей Нуменора, его древность, его воспоминания  и
его красоту и мудрость.
     Поэтому не бойтесь больше. Я не прошу вас рассказывать мне о  чем-то.
Я даже не прошу сказать, близок ли я в своих догадках к истине. Но если вы
поверите мне, то я, может быть, сумею дать вам совет и даже помочь вам.
     Фродо не отвечал. Он боролся со своим желанием помощи  и  совета,  со
стремлением рассказать этому справедливому молодому  человеку,  чьи  слова
казались такими мудрыми и прекрасными, рассказать  все,  что  было  в  его
мозгу. Но что-то удерживало его. На сердце у него было тяжело от страха  и
печали: если он и Сэм остались одни, что  казалось  вероятным,  из  девяти
путников, значит, он один отвечает за сохранность  тайны  их  дела.  Лучше
незаслуженное недоверие, чем торопливые слова. И воспоминание о  Боромире,
об опасной перемене, вызванной в нем искушением Кольца, было  живо  в  его
мозгу, когда он смотрел на Фарамира и слушал его голос: они были не похожи
друг на друга и в то же время так похожи.
     Некоторое время они шли в молчании,  проходя,  как  серые  и  зеленые
тени, под старыми деревьями, ноги их не производили шума;  над  ними  пели
птицы,  солнце  отражалось  в  полированной  поверхности  темных   листьев
вечнозеленых лесов Итилиена.
     Сэм не принимал участия в разговоре, хотя слушал внимательно; в то же
время его острые хоббичьи уши вслушивались во все негромкие звуки лесистой
местности вокруг них. Он  заметил,  что  во  всем  разговоре  ни  разу  не
возникло имя голлума. Он был рад этому, хотя чувствовал,  что  не  следует
надеяться на то, что он никогда не услышит его снова. Вскоре он убедился в
том, что хотя они шли одни, вокруг них передвигалось множество  людей,  не
только Дамрод и Маблунг, шедшие впереди них на расстоянии  полета  стрелы,
но и другие люди со всех сторон; все они скрытно пробирались  к  какому-то
тайному месту.
     Однажды, неожиданно оглянувшись, как бы почувствовав  чей-то  взгляд,
Сэм подумал, что уловил перемещение маленькой темной фигурки, скользнувшей
за дерево. Он открыл рот, чтобы заговорить, и закрыл его снова. "Я в  этом
не уверен, - сказал он себе, - почему же  я  должен  напоминать  о  старом
негодяе, если они предпочитают забыть о нем? Я и сам хочу забыть о нем!"
     Так они шли, пока деревья не стали  реже  и  местность  начала  круто
спускаться. Тогда они снова повернули,  на  этот  раз  направо,  и  вскоре
подошли к небольшой речке - это был тот же ручей, что вытекал из  круглого
озера, но теперь он так быстро прыгал с камня на камень по уступам  своего
русла, затененного  ветвями  падуба  и  бука.  На  западе  внизу  в  дымке
виднелись низины и широкие луга, а дальше широкий Андуин отражал заходящее
солнце.
     - Увы! Здесь я должен поступить с вами невежливо, - сказал Фарамир. -
Надеюсь, вы  простите  того,  кто  вынужден  быть  невежливым,  иначе  вас
пришлось бы убить. По строжайшему приказу никто, кроме  наших  воинов,  не
должен видеть тропу, по которой мы пойдем. Я должен завязать вам глаза.
     - Как хотите, - ответил Фродо.  -  Даже  эльфы  поступают  также  при
необходимости, и мы с завязанными глазами  пересекли  границу  прекрасного
Лориена. Гном Гимли был этим недоволен, но хоббиты отнеслись спокойно.
     - Место, куда я вас отведу, не так прекрасно, - сказал Фарамир. -  Но
я рад, что вы добровольно позволите завязать вам  глаза  и  нам  не  нужно
будет применять силу.
     Он тихонько позвал, и немедленно из-за дерева  показались  Маблунг  и
Дамрод.
     - Завяжите глаза нашим гостям, - сказал Фарамир. - Тщательно, но так,
чтобы не причинять им неудобства. Не завязывайте им руки. Они дают  слово,
что не попытаются увидеть что-нибудь. Я мог бы поверить им и не завязывать
глаза - они могут  пообещать  идти  с  закрытыми  глазами  -  но  если  он
споткнуться, у них могут непроизвольно открыться  глаза.  Ведите  их  так,
чтобы они не спотыкались.
     Охранники  зелеными  шарфами  завязали  хоббитам  глаза  и  надвинули
капюшоны чуть ли не до рта: потом взяли каждого за руки  и  быстро  повели
вперед. Все, что узнали Сэм и Фродо об этой последней мили их  пути,  было
лишь догадками. Через некоторое время они почувствовали, что  тропа  круто
спускается; вскоре она стала такой узкой, что они шли цепочкой, задевая за
каменные стены с  обеих  сторон;  охранники  шли  сзади  и  направляли  их
движения, положив руки им на плечи. Иногда  тропа  немного  поднималась  и
становилась неровной, потом продолжала  спускаться.  Шум  воды  все  время
раздавался  справа  от  них  и  становился   все   громче.   Наконец   они
остановились. Маблунг и Дамрод быстро обернули хоббитов несколько  раз,  и
они совершенно утратили  представление  о  направлении.  Они  еще  немного
поднялись наверх: здесь стало холоднее, и шум воды немного ослабел.  Потом
их подняли и понесли вниз по длинной лестнице  со  множеством  ступеней  и
несколькими поворотами. Неожиданно они снова услышали шум  воды,  на  этот
раз  громкий,  булькающий  и  журчащий.  Он  доносился  отовсюду,  и   они
почувствовали на щеках  и  руках  брызги.  Их  снова  поставили  на  ноги.
Несколько мгновений они стояли, полуиспуганные, с завязанными глазами,  не
зная, где они; никто не произнес ни слова.
     Наконец поблизости раздался голос Фарамира:
     - Развяжите им глаза!
     Капюшоны с них сдернули, шарфы сняли, и хоббиты, мигая, осмотрелись.
     Они стояли на влажной поверхности  полированного  камня  перед  грубо
высеченными воротами в скале, открывавшимися в темное пространство.  Перед
ними висела тонкая водяная занавеска, так близко, что Фродо мог  коснуться
ее рукой. Она смотрела на запад. За ней было видно садящееся солнце и  его
красный цвет преломлялся на множество разноцветных лучей в воде.  Они  как
будто стояли перед окном  башни,  занавешенным  нитями  жемчуга,  серебра,
золота, рубина, сапфира и аметиста, горевшими негасимым огнем.
     - Наконец-то  мы  сможем  вознаградить  вас  за  терпение,  -  сказал
Фарамир. - Это окно солнечного заката, Хеннет Аннун, прекраснейший из всех
водопадов Итилиена, земли множества  водопадов.  Мало  кто  из  чужеземцев
видел его. Но зал за ним не  соответствует  окну  по  красоте.  Войдите  и
увидите!
     Не успел он закончить свою речь, как солнце  село  и  блеск  падающей
воды  померк.  Они  повернулись  и  прошли  в  ворота  под  низкой  аркой.
Немедленно они оказались в высеченном в скале помещении, грубом,  широком,
с неровным наклонным  потолком.  Горело  несколько  факелов;  они  бросали
тусклый свет на блестящие стены. Здесь находилось множество людей. По двое
и по трое все время через темный вход появлялись  новые  воины.  Когда  их
глаза привыкли к полутьме, хоббиты увидели,  что  пещера  больше,  чем  им
показалось вначале, и что в ней  находится  большие  запасы  вооружения  и
продовольствия.
     - Здесь наше убежище, - сказал Фарамир. - Не очень удобное место,  но
зато здесь вы можете провести ночь спокойно. Здесь, по крайней мере, сухо,
есть еда, хоть и нет огня. Некогда вода заполняла эту  пещеру  и  вытекала
через эту арку, но потом русло изменилось, его отвели  в  сторону  люди  в
старину. Затем все входы в этот грот, за исключением одного, были закрыты.
Теперь сюда можно попасть лишь двумя: тем,  которым  вы  пришли,  и  через
водяной занавес на окне - внизу находится глубокий омут с острыми  камнями
на дне... Теперь отдыхайте, пока готовится ужин.
     Хоббитов отвели в угол и указали  низкие  кровати,  чтобы  они  могли
лечь, если захотят. Между тем люди в пещере быстро, но  в  полном  порядке
занимались  разными  делами.  От  стен  были   принесены   легкие   столы,
установлены на  козлах  и  уставлены  посудой...  Посуда  была  простой  и
лишенной всяческих  украшений,  но  красивой  и  хорошей  работы:  круглые
тарелки, чашки и подносы из глазированной  глины  или  самшита,  ровные  и
гладкие. Тут и там видны были  чашки  из  полированной  бронзы;  на  самом
большом столе против сидения капитана была поставлена серебряная чаша.
     Фарамир  ходил  среди  людей,  негромко  расспрашивая  их  о  чем-то.
Некоторые из них вернулись после преследования южан; другие,  остававшиеся
как разведчики у дороги пришли  позже  всех.  Все  южане  были  сосчитаны;
неизвестно лишь, что произошло с Мумаком. Никаких  передвижений  врага  не
было видно; даже орочьих шпионов не было.
     - Ты слышал  или  видел  что-нибудь,  Анборн?  -  спросил  Фарамир  у
последнего из пришедших.
     - Нет, - ответил тот, - по крайней мере не видел орков.  Но  я  видел
что-то довольно странное. А может быть,  мне  это  показалось.  В  темноте
предметы кажутся больше, чем они есть на самом деле. Может быть, это  была
просто белка. - При этих словах Сэм насторожил уши. - Но  в  таком  случае
это была черная белка, и я не заметил никакого хвоста. Что-то  похожее  на
тень шевельнулось за деревом, а когда я подошел поближе, скользнуло  вверх
по стволу быстро, как белка. Вы приказали нам не убивать диких зверей  без
надобности, я поэтому не пустил стрелу. К тому же  было  очень  темно  для
меткого выстрела, а это существо в мгновение ока скрылось среди листвы.  Я
постоял так немного, потом заторопился  назад.  Когда  я  повернулся,  мне
показалось, что сверху донесся свист... Должно быть, большая белка. Может,
спасаясь от тени неназываемого, некоторые звери  из  Чернолесья  двинулись
сюда. Говорят, в том лесу водятся черные белки.
     - Может быть, - сказал Фарамир. - Но  в  таком  случае  это  было  бы
нехорошим предзнаменованием. Мы не хотим нашествия Чернолесья на Итилиен.
     Сэму показалось, что при этих словах Фарамир бросил быстрый взгляд на
хоббитов, но Сэм ничего не сказал. Некоторое время  они  с  Фродо  лежали,
глядя на факелы и на людей, двигавшихся и говоривших  негромким  голосами.
Потом Фродо неожиданно уснул.
     Сэм спорил с собой. "Может, все хорошо, - думал он,  -  а,  может,  и
нет. Красивая речь может скрывать подлое сердце. - Он зевнул. - Я  мог  бы
целую неделю проспать. Да и что я могу сделать, в одиночку,  когда  вокруг
столько больших людей. Ничего. Сэм Скромби, но  ты  все  равно  не  будешь
спать".
     Свет  потускнел  еще  больше,  серый  занавес  падающей   воды   стал
неразличим  и  пропал  в  надвигающейся  тени.  Вода  продолжала  звучать,
неизменно, непрерывно, как днем, утром и  ночью.  Она  навевала  сон.  Сэм
растирал кулаком глаза.
     Зажгли еще несколько факелов. Распечатали бочку вина.  Люди  набирали
воду из водопада.  Некоторые  мыли  руки  в  бассейне.  Фарамиру  принесли
широкий медный таз и белое полотенце, и он умылся.
     - Разбудите наших гостей, - сказал он, - и принесите им  воды.  Время
ужинать.
     Фродо сел, зевнул и потянулся. Сэм, которого не понадобилось будить с
некоторым удивлением смотрел на высокого человека, который,  наклонившись,
протянул ему таз с водой.
     - Поставьте на землю, мастер, пожалуйста! - сказал он.  -  Легче  для
меня и для вас.
     Затем к удивлению и развлечению людей, он  сунул  голову  в  холодную
воду и вымыл шею и уши.
     - Это обычай вашей земли  -  мыть  голову  перед  ужином?  -  спросил
человек, принесший хоббитам воду.
     - Нет, перед завтраком, - ответил Сэм. - Но если хочешь спать,  нужно
плеснуть на голову воду, как на вянущий латук. Ну, ну вот! Теперь  я  могу
бодрствовать достаточно времени, чтобы поесть.
     Их провели к сидениям рядом с  Фарамиром.  Сидениями  служили  бочки,
накрытые шкурами и более высокие, чем скамьи людей, для удобства хоббитов.
Перед едой Фарамир и все его люди повернулись на запад и молчали несколько
мгновений. Фарамир знаком показал, чтобы Фродо и Сэм сделали так же.
     - Так мы всегда делаем, - объяснил он,  когда  все  сели,  -  смотрим
туда, где находится Нуменор. У вас есть такой обычай?
     - Нет, - ответил Фродо, чувствуя себя неотесанным и  неученым.  -  Но
когда мы в гостях, мы кланяемся хозяину, а уже поев, встаем  и  благодарим
его.
     - Мы тоже поступаем так, - сказал Фарамир.
     После долгого путешествия в дикой  пустыне  ужин  показался  хоббитам
пиром - пить бледно-желтое вино, холодное и ароматное, есть хлеб с маслом,
соленое мясо, сухие фрукты и добрый красный сыр, с  чистыми  руками  и  на
чистых тарелках. Ни Фродо, ни Сэм не отказывались ни от чего ни во второй,
ни в третий раз. Вино  заиграло  в  их  усталом  теле,  они  почувствовали
легкость в сердцах и радость, которой не испытывали с самого Лориена.
     Когда они поели, Фарамир отвел их в укромный уголок в глубине пещеры,
частично закрытый занавеской; сюда принесли стул и две табуретки.  В  нише
горела маленькая глиняная лампа.
     - Вы, вероятно, скоро захотите спать, - заметил Фарамир,  -  особенно
добрый Сэмвайс, который не сомкнул глаз до  еды,  то  ли  боясь  притупить
благородный голод, то ли из страха передо мной. Но нехорошо спать сразу же
после еды. Давайте поговорим немного. Вероятно, вам есть что рассказать  о
своем путешествии из Раздола. И вы, может быть, захотите что-нибудь узнать
о нас и о тех землях, где вы теперь  находитесь.  Расскажите  мне  о  моем
брате Боромире, и о старом Митрандире, и о прекрасных жителях Лотлориена.
     Фродо больше не чувствовал сонливости и охотно принял приглашение. Но
хотя еда  и  питье  привели  его  в  хорошее  настроение,  он  не  утратил
осторожности.  Сэм  что-то  бормотал  про  себя,  но  в  общем  в   начале
удовлетворялся слушанием, лишь изредка издавая одобрительные восклицания.
     Фродо рассказывал о многом, но постоянно уводил рассказ в сторону  от
цели поиска  и  от  Кольца,  подчеркивая  доблестное  участие  Боромира  в
приключениях: в битве с волками, в снегах под карадрасом, и в  подземельях
Мории, где погиб Гэндальф... Фарамира глубоко взволновал рассказ  о  битве
на мосту.
     - Боромира должна была раздражать необходимость бежать  от  орков,  -
сказал он, - и даже от этого страшилища, от Балрога, даже если он  бы  шел
последним.
     - Он шел последним, - сказал Фродо, - но Арагорн вынужден был  увести
нас. Он один знал путь после гибели Гэндальфа. Но если бы  им  не  суждено
было заботиться о других, я думаю, ни Арагорн,  ни  Боромир  не  стали  бы
бежать.
     - Может  быть,  для  Боромира  было  бы  лучше,  если  бы  он  пал  с
Митрандиром, - сказал Фарамир, - и не пошел бы навстречу  судьбе,  которая
ждала его у водопада Рауроса.
     - Может быть. Но расскажите мне теперь о вашей собственной судьбе,  -
сказал Фродо, снова уводя разговор в сторону. - Я  хочу  больше  узнать  о
Минас Итиле, Осгилиате и Минас Тирите. Какая надежда  у  вашего  города  в
этой долгой войне?
     - Какая у нас надежда? - повторил Фарамир. -  У  нас  уже  давно  нет
надежды. Меч Элендила,  если  он  действительно  вернется,  может  оживить
надежду, но я не думаю, чтобы он мог сделать что-то  большее,  чем  просто
отсрочить злой день, если только не придет неожиданная помощь  от  эльфов,
или людей. Ибо силы Врага увеличиваются, а наши уменьшаются: мы обречены.
     Люди Нуменора расселились далеко  и  широко  по  берегами  приморским
районам великих земель, но по большей  части  они  впали  во  зло.  Многие
полностью предались безделью и лени, некоторые сражались  друг  с  другом,
пока их, ослабевших, не победили дикие люди.
     Никто не говорил, что черные искусства  когда-либо  использовались  в
Гондоре или же что  неназываемого  почитали  здесь  когда-либо;  и  старая
мудрость и красота, принесенные с запада, долго оставались  в  королевстве
сыновей Элендила прекрасного и до сих пор известны здесь. Но даже и с этим
Гондор сам создал свой упадок, постепенно впадая в старческое слабоумие  и
думал, что Враг спит, а Враг был лишь изгнан, но не уничтожен.
     Больше внимания уделялось смерти, потому что нуменорцы, как и в своем
старом королевстве, стремились к  неизменной  вечности.  Короли  сооружали
гробницы, более великолепные, чем дома живых, и охотнее перечитывали имена
предков  в  свитках,  чем  произносили  имена  своих  сыновей.   Бездетные
повелители, сидя в своих обветшалых  залах,  размышляли  о  генеалогии.  В
тайных кабинетах увядшие старики составляли сильнодействующие эликсиры или
в высоких и холодных башнях вопрошали звезды.  А  последний  король  линии
Анариона не имел наследника.
     Но наместники были разумнее и  счастливее.  Мудрее,  потому  что  они
объединили силы своих людей с силами крепкого народа с морских берегов,  с
силами суровых горцев из Эред Нимраса. Они заключили перемирие  с  гордыми
людьми севера, которые раньше часто нападали на нас, людьми  воинственными
и доблестными, нашими древними родственниками.
     И вот, в дни Кириона, двенадцатого наместника (а мой отец -  двадцать
шестой наместник), эти люди пришли  нам  на  помощь,  и  на  большом  поле
Келебранта они уничтожили наших врагов, захвативших наши северные области.
Это были рохиррим, как мы называем их, хозяева лошадей, и мы  уступили  им
поля Каленардона, которые с тех пор называют Роханом:  эти  области  тогда
были почти не заселены. И они стали нашими союзниками и  были  верны  нам,
помогая в случае необходимости и охраняя наши северные  границы  и  проход
Рохана.
     Из наших сказаний они узнали о нас и  о  своем  происхождении,  и  их
повелители в случае необходимости говорят на нашем языке;  но  по  большей
части они придерживаются образа жизни своих предков и говорят между  собой
на собственном северном языке. Мы любим их: высоких  мужчин  и  прекрасных
женщин, доблестных, златовласых, ясноглазых и сильных; они напоминают  нам
молодость человечества, каким оно было в древние дни.  В  наших  сказаниях
говорится, что эти люди - наши родственники, что они происходят от тех  же
трех домов людей, что  и  нуменорцы:  не  от  Хадора  Златовласого,  друга
эльфов, может быть, но от одного из его людей, который ушел не к  морю,  а
на Запад.
     В наших сказаниях мы различаем высоких людей, или людей с  запада,  -
это нуменорцы; и средних людей, людей сумерек, - это рохиррим и их родичи,
все еще живущие на далеком севере; и диких людей, людей Тьмы.
     - Вы мало говорите в своих  сказаниях  об  эльфах,  сэр,  -  внезапно
сказал Сэм, набравшись храбрости. Он  заметил,  что  Фарамир,  по-видимому
относится к эльфам с почтением, и это больше, чем просто вежливость, и еда
и питье, вызывало уважение Сэма и успокоило его подозрения.
     - Вы правы, мастер Сэмвайс, -  сказал  Фарамир,  -  я  не  искусен  в
сказаниях об эльфах. Но тут вы касаетесь  другого  пункта,  в  котором  мы
изменились, перейдя от Нуменора к Средиземью. Так как Митрандир был  вашим
товарищем и вы разговаривали с Элрондом, вы, вероятно, знаете, что  Эдайн,
древнейший из нуменорцев, сражался рядом с эльфами в  первых  войнах  и  в
награду получил королевство в  середине  моря,  вне  пределов  эльфийского
дома. Но в Средиземье пути людей и эльфов во  времена  Тьмы  разошлись,  и
из-за козней Врага, и из-за маленьких изменений, когда оба рода все дальше
и дальше шли по своим собственным путям, отойдя друг от друга: люди теперь
боятся эльфов, не верят им и мало что о них знают. И мы, в Гондоре, похожи
на остальных людей, похожи на людей  Рохана:  и  те,  будучи  противниками
Повелителя Тьмы, все же сторонятся эльфов и со страхом говорят  о  Золотом
Лесе.
     Однако и сейчас среди нас имеются такие, кто время от  времени  имеют
дела с эльфами. Впрочем, мало кто из  тех,  кто  тайно  уходит  в  Лориен,
возвращается назад. Мне кажется, что смертным в наши дни  опасно  говорить
со старшим народом. И все же вам я завидую: ведь вы разговаривали с  Белой
Госпожой.
     - Госпожа Лориена! Галадриэль! - воскликнул Сэм. - Вы должны  увидеть
ее, сэр! Я всего лишь хоббит, и мое занятие дома - садоводство, сэр,  если
вы меня понимаете, и я не очень силен в поэзии,  ну,  разве,  что  смешное
стихотворение, да и то не часто, вы  понимаете,  а  не  настоящая  поэзия,
поэтому я не могу сказать вам, что я имею в виду. Это должно быть  песней.
Для этого нужен Бродяжник - это Арагорн, или старый мастер  Бильбо.  Но  я
хотел бы сочинить  песню  о  ней.  Как  она  прекрасна,  сэр!  Иногда  она
напоминает большое дерево в  цвету,  иногда  белый  нарцисс,  маленький  и
хрупкий. Тверда, как алмаз,  мягка,  как  лунный  свет.  Тепла,  как  свет
солнца, холодна, как звездный мороз. Горда и далека, как снежная  гора,  и
весела, как ребенок, с маргаритками в волосах в весеннее время.  Я  говорю
ерунду и никак не могу сказать то, что хочу.
     - Должно быть, она действительно хороша, - сказал Фарамир.  -  Опасно
прекрасна.
     - Я ничего не знаю об опасности, - сказал Сэм.  -  Мне  кажется,  что
люди берут опасность с собой в Лориен, и находят там опасность, потому что
принесли ее с собой. Но, может быть, ее и можно  назвать  опасной,  потому
что она очень сильна. Можно разбиться об нее, как корабль о скалы; и можно
утонуть, как хоббит в реке. Но ни скала,  ни  река  не  виновата  в  этом.
Боро... - Тут он остановился и покраснел.
     - Да? Вы сказали "Боромир", - сказал Фарамир. - Что вы  говорите?  Он
принес с собой опасность?
     - Да, сэр, прошу прощения, хороший человек был ваш брат, если я  могу
так сказать. Я смотрел на Боромира  и  слушал  его  все  время  от  самого
Раздола - заботился о хозяине, как вы понимаете, и не хотел никакого вреда
Боромиру, - а мое мнение таково, что в Лориене он впервые ясно понял то, о
чем догадывался раньше, он понял, чего  хочет.  С  того  момента,  как  он
увидел его, он его захотел - Кольцо Врага.
     - Сэм! - в ужасе воскликнул Фродо. Он на некоторое время задумался  и
пришел в себя слишком поздно.
     - Ну, вот! - Сэм побледнел, а потом вспыхнул. - Когда  откроешь  свой
большой рот, засунь туда ногу. Так всегда говаривал мой старик, и  он  был
совершенно прав. Дурень я, дурень!
     Послушайте,  сэр!  -  он  повернулся  к  Фарамиру,  собрав  всю  свою
храбрость. - Не причиняйте вреда моему  хозяину  только  потому,  что  его
слуга - дурак. Вы очень хорошо говорили все время, своими  разговорами  об
эльфах и о прочем заставили меня проговориться. Но теперь время  показать,
так ли вы хороши, как ваши слова.
     - Похоже на то, - сказал Фарамир, медленно, негромко  и  со  странной
улыбкой. - Так вот разгадка всех загадок! Одно Кольцо,  которое  считалось
исчезнувшим из мира! И Боромир пытался силой овладеть им? А вы  бежали?  И
бежали все время - ко мне! И вот здесь, в дикой местности, я встретил вас:
двух невысокликов, а рядом сотни людей, готовых выполнить  мой  приказ,  и
Кольцо  колец.  Какая  ирония  судьбы!  Какая  возможность  для  Фарамира,
капитана Гондора! Ха!
     Он выпрямился во весь рост, серые глаза его сверкали.
     Фродо и Сэм вскочили со своих табуреток и прижались спинами к  стене,
пытаясь вытащить  мечи.  Наступило  молчание.  Люди  в  пещере  прекратили
разговоры и в удивлении смотрели на них. Но Фарамир снова сел  на  стул  и
тихонько рассмеялся. Потом снова стал серьезным.
     - Увы, Боромир!  Слишком  тяжелое  испытание!  -  сказал  он.  -  Как
увеличили вы мою печаль, странники из далекой  земли,  носители  опасности
человечества! Но вы меньше знаете людей,  чем  я  невысокликов.  Мы,  люди
Гондора, верны своему слову. Мы редко хвастаем,  а  затем  выполняем  свои
обещания или погибаем в попытке их выполнить. Даже если бы оно  лежало  на
дороге, я не подобрал бы его. Так я сказал. Даже если бы  тогда,  когда  я
произносил эти слова, я точно знал бы, о чем идет речь, я все  равно  счел
бы эти слова клятвой и выполнил бы их.
     Но я достаточно мудр, чтобы понять: есть такие опасности, от  которых
человек  должен  бежать.  Успокойтесь!  Упокойтесь,  Сэмвайс!  Если  вы  и
ошиблись, считайте же,  что  такова  судьба.  Сердце  у  вас  правдивое  и
преданное, оно видит лучше ваших глаз. Может, вам это покажется  странным,
но для вас было бы безопаснее открыть мне вашу тайну. Это  поможет  вашему
хозяину, которого вы так любите.  Я  постараюсь  обратить  вашу  ошибку  в
выигрыш, поскольку это в моей власти. Поэтому не волнуйтесь. Но больше  не
называйте эту вещь вслух. Одного раза достаточно.
     Хоббиты снова сели. Люди вернулись к  своим  напиткам  и  разговорам,
решив, что капитан пошутил над своими  маленькими  гостями  и  что  теперь
шутка исчерпана.
     - Ну, Фродо, наконец-то мы поняли друг друга,  -  сказал  Фарамир.  -
Если вы взяли эту вещь на себя, не желая ее, по просьбе  других,  тогда  я
еще больше жалею и уважаю вас. Вы для меня совершенно  новые  существа  из
нового мира. Все ли хоббиты таковы? Ваша земля должна быть царством мира и
довольства, и садовники должны пользоваться там почетом.
     - Не все хорошо у нас, - заметил Фродо, - но  садовники,  конечно,  в
почете.
     - Но можно устать даже в собственном саду, как  устают  все  существа
под солнцем в нашем мире. А вы далеки от дома и прошли долгий путь. Хватит
на сегодня. Спите мирно. Не бойтесь! Я не хочу видеть его, или прикасаться
к нему, или знать о нем больше, чем я знаю. А теперь отдыхайте, но вначале
скажите мне только, куда вы  хотите  идти  и  что  делать.  Ибо  я  должен
следить, ждать и думать. Время торопит. Утром мы  должны  быстро  идти  по
пути, назначенному нам.
     Фродо, после первого приступа страха, чувствовал, что он весь дрожит.
Огромная усталость опустилась на  него,  как  облако.  Он  не  мог  больше
притворяться и сопротивляться.
     - Я должен найти путь в  Мордор,  -  сказал  он  слабо.  -  Я  иду  к
Горгороту. Мне нужно найти гору огня и бросить эту вещь в Щель Судьбы. Так
говорил Гэндальф. Не думаю, что смогу выбраться оттуда.
     Фарамир серьезно и изумленно смотрел на него.  Фродо  покачнулся,  но
Фарамир подхватил его, осторожно поднял, отнес к кровати, уложил на нее  и
тепло укрыл. Фродо немедленно уснул.
     Рядом была поставлена  другая  кровать  для  слуги.  Сэм  поколебался
немного, потом низко поклонился.
     - Доброй ночи, капитан, - сказал он. - Вы  хорошо  использовали  свою
возможность, сэр.
     - Неужели? - спросил Фарамир.
     - Да, и проявили свои качества: и они очень велики.
     Фарамир улыбнулся.
     - Дерзкий слуга, мастер Сэмвайс. Но нет -  оценка  эта  выше,  чем  я
заслуживаю. Я не испытываю  никакого  искушения  или  желания,  которые  я
должен был бы преодолеть.
     - Ну, сэр, -  сказал  Сэм,  -  вы  сказали,  что  мой  хозяин  чем-то
напоминает вам эльфов... Это верно. Но я могу сказать: вы тоже напоминаете
мне кое-кого. Гэндальфа, колдуна.
     - Может быть, - сказал Фарамир. - Может вы принесли  издалека  воздух
Нуменора. Спокойной ночи!

                            6. ЗАПРЕТНЫЙ БАССЕЙН

     Проснувшись, Фродо  увидел  наклонившегося  над  собой  Фарамира.  На
мгновение в нем ожил старый страх, и он отшатнулся.
     - Бояться нечего, - успокоил Фарамир.
     - Уже утро? - спросил Фродо, зевая.
     - Еще нет, но ночь подходит  к  концу,  и  полная  луна  садится.  Не
пройдете ли вы со мной? Есть дело, в котором мне нужен ваш совет. Мне жаль
будить вас, но вам нужно идти.
     - Иду, - сказал Фродо, вставая и немного дрожа после теплого одеяла и
шкур. В пещере казалось холодно. В тишине громко  звучала  падающая  вода.
Фродо надел плащ и пошел за Фарамиром.
     Сэм, неожиданно  проснувшись  от  какого-то  инстинкта  бдительности,
обнаружил, что постель хозяина пуста, и вскочил на ноги.  Потом  увидел  в
просвете, теперь  полном  бледного  света,  две  темные  фигуры:  Фродо  и
человек. Он заторопился за ними мимо рядов людей, спящих на матрацах вдоль
стен. Выйдя из пещеры, он увидел, что  занавес  вновь  стал  переплетением
нитей золота, серебра и жемчуга - это  в  нем  отражался  молочный  лунный
свет. Но он не остановился в восхищении. Отвернувшись, он прошел вслед  за
своим хозяином в небольшую щель.
     Вначале они шли по  длинному  темному  проходу,  потом  поднялись  по
влажным ступеням и оказались на маленькой площадке,  высеченной  в  камне.
Над ними сквозь глубокое ущелье виднелось бледное небо.  С  площадки  вели
две лестницы: одна вверх, другая налево. По этой  другой  лестнице  они  и
пошли. Она извивалась, как винтовая лестница в башне.
     Наконец они вышли из каменной тьмы и огляделись.  Они  находились  на
широкой и плоской скале без перил или парапета. И справа от них на  восток
падал водопад, прыгая по множеству террас  и  затем  заполняя  пробитый  в
камне канал темной пенистой  водой.  Канал  проходил  у  их  ног  и  слева
обрывался вниз. Здесь стоял у края камня человек. Он молча смотрел вниз.
     Фродо посмотрел на  текущую  и  прыгающую  вниз  воду.  Потом  поднял
голову. Мир был тих и спокоен, как  всегда  перед  наступлением  рассвета.
Далеко на западе, круглая и белая, заходила луна. Бледный туман светился в
глубокой долине внизу: широкая пропасть белой пены, над  которой  катились
холодные ночные волны Андуина.  За  ними  возвышалась  чернота,  и  в  ней
сверкали кое-где холодные, острые, отдаленные, белые, зубы призрака,  пики
Эред Нимраса, белых гор королевства Гондор, увенчанные вечными снегами.
     Некоторое время  Фродо  стоял  на  высоком  камне,  дрожа  от  ночной
прохлады и глядя, где в этой ночной обширности теперь Бродят или спят  его
старые товарищи. А, может, они мертвыми лежат в тумане? Зачем привели  его
сюда, вырвали из забвения сна?
     Сэм тоже хотел получить ответ на этот вопрос и не смог удержаться  от
бурчания, с надеждой, что его услышит только хозяин.
     - Прекрасный вид,  мастер  Фродо,  несомненно,  но  примораживает  до
сердца, не упоминая уже костей. И зачем все это?
     Но Фарамир услышал его.
     - Луна заходит над Гондором. Прекрасный Итил,  уходя  из  Средиземья,
глядит на белые локоны Миндолуина. Это зрелище стоит небольшой дрожи. Но я
не для этого привел вас сюда  -  кстати,  мастер  Сэмвайс,  вам  вовсе  не
обязательно было идти сюда, вы сами наказали себя своей бдительностью.  Но
смотрите!
     Он подошел к молчаливому человеку на краю обрыва, и Фродо  последовал
за ним. Сэм отшатнулся. Он чувствовал  себя  неуверенно  на  этой  высокой
влажной платформе... Фарамир и Фродо посмотрели  вниз.  Далеко  внизу  они
увидели белую воду, вливающуюся в  глубокий  овальный  бассейн  в  скалах,
откуда они находили выход через узкий проход и в брызгах,  пене,  с  шумом
вырывались оттуда на более ровное место.  Лунный  свет  все  еще  достигал
основания водопада и отражался в воде бассейна. Неожиданно  Фродо  заметил
маленькое черное  существо  на  ближайшем  берегу,  но  пока  он  смотрел,
существо  нырнуло  и  исчезло  перед  пеной  водопада,   разрезав   черную
поверхность воды без малейших брызг,  как  стрела  или  камень,  брошенный
ребром.
     Фарамир повернулся к стоявшему рядом человеку.
     - Ну, Анборн, что ты теперь  скажешь?  Белка  и  зимородок?  Есть  ли
черные зимородки в реках Чернолесья?
     - Это не птица, - ответил Анборн.  -  У  него  четыре  конечности,  и
ныряет он, как человек, очень хорошо владеет он этим искусством.  Чего  он
хочет? Ищет вход вверх за  занавес,  к  нашему  убежищу?  Похоже,  что  мы
обнаружены. У меня с собой лук, и поблизости  я  разместил  еще  лучников,
таких же метких стрелков, как и я. Мы ждем только вашей команды, капитан.
     - Должны ли мы стрелять? - спросил Фарамир,  быстро  поворачиваясь  к
Фродо.
     Фродо вначале не ответил ничего. Затем сказал:
     - Нет! Я прошу вас не стрелять.
     Если бы Сэм осмелился, он сказал бы Фарамиру "да", быстрее и  громче.
Он не видел ничего, но из их слов догадался, на кого они смотрят.
     - Значит, вы знаете, кто это? -  спросил  Фарамир.  -  Ну,  а  теперь
объясните, почему мы не должны стрелять. Во всех наших  разговорах  вы  ни
разу не упоминали своего спутника, а я пока  оставлял  это  без  внимания.
Можно было подождать, пока его не поймают и не приведут ко мне.  Я  послал
лучших своих охотников на поиски, но он ускользнул от них.  Его  никто  не
видел, кроме Анборна - вчера, в сумерках. Но теперь  он  совершил  большую
ошибку - осмелился явиться в Хеннет Аннун, и  поплатится  за  это  жизнью.
Удивляюсь я этому созданию  -  такое  хитрое,  такое  ловкое,  и  является
купаться прямо у нас под окном. Неужели он думает, что люди спят ночью без
охраны. Зачем он так поступил?
     - Я думаю, на это есть два ответа, - заметил Фродо. -  Во-первых,  он
мало знает о людях, и хотя он и ловок и хитер, но ваше убежище так скрыто,
что он, вероятно, не подозревает о том, что здесь есть люди. Во-вторых,  я
думаю,  его  привело  сюда  могучее  искушение,  более  сильное,  чем  его
осторожность.
     - Вы говорите "искушение"? - тихо сказал Фарамир. - Значит, он  знает
про вашу ношу?
     - Знает. Он сам носил ее много лет.
     - Он носил его? - переспросил Фарамир с удивлением.  -  Все  новые  и
новые загадки. Значит, он за ним охотится?
     - Может быть. Оно для него драгоценность... Но я говорю не об этом.
     - Тогда чего же ищет это создание?
     - Рыбу, - ответил Фродо. - Смотрите!
     Они посмотрели вниз, в темный бассейн. В его дальнем конце  появилась
маленькая черная голова, как раз у густой  тени  скал.  Блеснуло  серебро,
вода слегка зарябила. Существо поплыло к берегу  и  затем  с  удивительным
проворством фигура, похожая на лягушку, выбралась из воды. Она  немедленно
села и начала грызть маленький серебряный предмет,  блестевший,  когда  он
его поворачивал: последние лучи  луны  падали  теперь  на  каменный  берег
бассейна.
     Фарамир тихонько рассмеялся.
     - Рыба! - сказал он. - Это менее опасное стремление. А может, и  нет:
рыба из бассейна хеннет аннун может дорого ему обойтись.
     - Он в пределах досягаемости стрелы, -  сказал  Анборн.  -  Прикажите
стрелять,  капитан?  По  нашему  закону,  смерть  ждет   явившегося   сюда
незванным.
     - Подождите, Анборн,  -  ответил  Фарамир.  -  И  дело  сложнее,  чем
кажется. Что скажите вы теперь, Фродо? Почему мы должны пощадить его?
     - Это существо голодно  и  несчастно,  -  ответил  Фродо.  -  Оно  не
подозревает об опасности. Гэндальф, по-вашему Митрандир, попросил  бы  вас
не убивать его по этой причине и по другим. Он  просил  эльфов  не  делать
этого. Не знаю точно почему, а о своих догадках я не могу  здесь  говорить
открыто. Но это существо каким-то образом связано с моим поручением.  Пока
вы не отыскали и не схватили нас, он было моим проводником.
     - Вашим проводником! - удивился Фарамир. - Дело становится все  более
странным. Я многое сделаю для  вас,  Фродо,  но  этого  не  могу  обещать:
позволить этому скользкому Бродяге свободно уйти отсюда, а потом, если ему
захочется, присоединиться к вам, или быть схваченным орками  и  рассказать
им все, что он знает, под угрозой боли. Он должен быть убит  или  схвачен.
Да убит, если не будет схвачен быстро. Но чем можно схватить это скользкое
существо кроме оперенной стрелы.
     - Позвольте мне спуститься к нему, - сказал Фродо. - Можете  натянуть
свои луки и выстрелить в меня, если я вас обману, но я не убегу.
     - Идите и побыстрее! - сказал Фарамир. -  Если  он  выберется  отсюда
живым, он должен быть вашим верным слугой до конца  дней.  Отведите  Фродо
вниз, Анборн, и побыстрее. У этого существа есть нос и уши.  Дай  мне  лук
Анборн.
     Анборн провел Фродо по  извилистой  лестнице  к  площадке,  затем  по
другой лестнице пока они не оказались перед  узким  отверстием,  прикрытым
густыми  кустами.  Молча  миновав  их,  Фродо  очутился  на  южном  берегу
бассейна. Было темно, водопады казались бледно-серыми, отражая лишь лунное
зарево западного края неба. Фродо  не  видел  Горлума.  Он  пошел  вперед.
Анборн шел неслышно за ним.
     - Идите! - прошептал Анборн ему на ухо. - Осторожнее:  справа  обрыв.
Если вы упадете в бассейн, никто, кроме вашего рыбачащего друга, не сможет
вам помочь. И не забудьте, что поблизости стоят лучники, хотя вы их  и  не
видите.
     Фродо пополз вперед, ощупывая путь руками,  как  Горлум.  Скалы  были
большей  частью  ровные  и  плоские,   но   скользкие.   Он   остановился,
прислушиваясь. Вначале он не слышал  ни  звука,  кроме  непрерывного  шума
водопада  за  собой.  Потом  услышал  недалеко   перед   собой   свистящее
бормотание.
     - Рыба, хорошая рыба. Белое  лицо  исчезло,  наконец,  моя  прелесть.
Теперь мы можем спокойно съесть рыбу. Нет, не спокойно, моя прелесть. Ведь
драгоценность потеряна, да, потеряна. Грязные хоббиты, да, подлые хоббиты.
Ушли и оставили нас, Горлум.  И  драгоценность  исчезла.  Бедный  Смеагорл
остался один. Нет драгоценности.  Отвратительные  люди,  они  забрали  ее,
украли мою драгоценность. Мы их ненавидим. Рыба, хорошая рыба. Делает  нас
сытыми. Делает  глаза  яркими,  пальцы  крепкими,  да.  Задушить  их,  моя
прелесть. Задушить их всех, да, если  у  нас  будет  возможность.  Хорошая
рыба. Хорошая рыба!
     Горлум продолжал бормотать, непрерывно, как водопад, прерываемый лишь
слабыми  звуками  глотания.  Фродо  вздрогнул,   слушая   с   жалостью   и
отвращением. Он хотел бы остановить это бормотание  и  никогда  больше  не
слышать его, этого голоса. Анборн неподалеку позади. Он может  прокрасться
к нему и попросить выстрелить. И они, наверное, смогут подобраться близко,
пока он занят своей рыбой. Один меткий выстрел, и Фродо навсегда избавится
от этого жалкого голоса. Но нет,  у  него  есть  долг  перед  Горлумом.  У
хозяина всегда бывает долг по отношению к слуге, даже если тот  служит  из
страха. Если бы не Горлум, они погибли бы в мертвых  болотах.  К  тому  же
Фродо каким-то образом очень точно знал, что Гэндальф не захотел бы этого.
     - Смеагорл! - тихонько позвал он.
     - Рыба, хорошая рыба, - сказал голос.
     -  Смеагорл!  -  повторил  Фродо  немного  громче.  Голос   прекратил
бормотание. - Смеагорл, хозяин  отыскал  тебя.  Хозяин  здесь.  Иди  сюда,
Смеагорл!
     Ответа не было, слышался лишь негромкий свист сквозь сжатые губы.
     - Иди, Смеагорл! - сказал Фродо. - Мы в опасности. Люди  убьют  тебя,
если застанут тут. Иди быстрее, если хочешь  спастись  от  смерти.  Иди  к
хозяину!
     - Нет! - сказал голос. - Хозяин плохой.. Оставил бедного Смеагорла  и
ушел с новыми друзьями. Хозяин может подождать. Смеагорл не кончил еще.
     - Сейчас не время для еды, - сказал Фродо. -  Возьми  рыбу  с  собой.
Быстрее!
     - Нет! Должен закончить рыбу!
     - Смеагорл! - в отчаянии сказал Фродо. - Драгоценность рассердится. Я
возьму драгоценность и скажу: пусть он проглотит кости и подавится.  Пусть
больше никогда не почувствует вкуса рыбы. Иди, драгоценность ждет.
     Послышался резкий свист. Вскоре из темноты на четвереньках  показался
Горлум, как провинившийся пес, которого позвали к ноге. Во рту  он  держал
полусъеденную рыбу, другая рыба была у него в руке. Он  подошел  к  Фродо,
почти нос к носу, и обнюхал его. Его бледные  глаза  светились.  Потом  он
взял рыбу изо рта и встал.
     - Хороший хозяин! -  прошептал  он.  -  Хороший  хоббит,  вернулся  к
бедному Смеагорлу... Хороший Смеагорл ждет. А теперь  идем,  быстро  идем,
да. Под деревья, пока лиц нет. Идем!
     - Да, скоро пойдем, - согласился Фродо. - Но не  сейчас.  Я  пойду  с
тобой, как и обещал. Я снова обещаю. Но не теперь. И ты здесь в опасности.
Я спасу тебя, но ты должен мне верить.
     - Должны ли мы верить хозяину?  -  с  сомнением  произнес  Горлум.  -
Почему? И почему не идти сейчас же? Где второй, сердитый,  грубый  хоббит?
Где он?
     - Он наверху, - сказал Фродо, указывая на водопад. - Я не  пойду  без
него. Мы должны вернуться к нему. - Сердце его сжалось.  Все  это  слишком
походило на предательство.  Он  не  боялся,  что  Фарамир  позволит  убить
Горлума, но, вероятно, его сделают пленником и свяжут.  И  то,  что  делал
Фродо,  весьма  походило  на  предательство  по  отношению  к  несчастному
существу.  Вероятно,  тот  даже  не  поймет,  что  Фродо  спас  ему  жизнь
единственно возможным путем. Что еще он может сделать? Как еще поладить  с
обеими сторонами? - Идем, - сказал он. - Или драгоценность рассердится. Мы
должны подняться наверх. Иди вперед!
     Горлум немного прополз вперед, потом подозрительно принюхался.  Вдруг
он остановился и поднял голову.
     - Кто-то здесь есть! - сказал он. - И  не  хоббит.  -  Неожиданно  он
повернул назад. Зеленый свет вспыхнул в его выступающих глазах. -  Хозяин,
хозяин! - шипел он. - Злой! Предатель! Обманщик!
     Он плюнул и протянул длинные руки с белыми согнутыми пальцами.
     В это мгновение на него  обрушилась  темня  фигура  Анборна.  Большая
сильная рука схватила его за горло и пригвоздила к земле.  Он  повернулся,
как молния, влажный и скользкий, извиваясь, как уж, кусаясь  и  царапаясь,
как кошка. Но еще два человека выступили из тени.
     - Лежи спокойно, - сказал один из них. - Или будешь утыкан  стрелами,
как еж иголками.
     Горлум перестал сопротивляться и захныкал. Его связали,  и  не  очень
вежливо.
     - Легче, легче, - сказал Фродо. - У него сил меньше, чем  у  вас.  Не
повредите ему чего-нибудь. Смеагорл! Они не сделают тебе вреда.  Я  иду  с
тобой. Они не сделают тебе ничего  плохого,  иначе  вам  сначала  придется
убить меня. Верь хозяину!
     Горлум повернулся и плюнул в него.  Люди  подняли  его,  накинули  на
голову капюшон и понесли.
     Фродо пошел за  ними,  чувствуя  себя  отвратительно.  Они  прошли  в
отверстие за кустами, потом по лестницам и переходу в пещеру.  Зажгли  два
или три факела. Люди зашевелились.  Сэм  был  здесь,  он  бросил  странный
взгляд на то, что несли люди.
     - Поймали? - спросил он Фродо.
     - Да. Точнее, нет, он сам пришел ко мне, потому что поверил мне. Я не
хотел, чтобы его связывали. Надеюсь, что это к лучшему, но  все  это  дело
мне не нравится.
     - Мне тоже, - сказал Сэм. - Мне вообще не нравится  все  связанное  с
этим жалким типом.
     Подошел человек и отвел хоббитов в убежище в  глубине  пещеры.  Здесь
сидел Фарамир, в нише над  его  головой  снова  горела  лампа.  Он  знаком
показал хоббитам на табуретки.
     - Принесите вина гостям, - сказал он. - И приведите сюда пленника.
     Принесли вина, потом Анборн  притащил  Горлума.  Он  снял  капюшон  с
головы Горлума и поставил его на ноги, стоя сзади, чтобы поддерживать его.
Горлум замигал, скрывая злость в  глазах  под  тяжелыми  бледными  веками.
Выглядел он жалко, влажный, с каплями воды, с запахом  рыбы  (он  все  еще
сжимал рыбу в руке); его редкие волосы прилипли ко лбу, нос морщился.
     - Развяжите нас! Развяжите нас! - сказал он.  -  Веревка  делает  нам
больно, да, нам больно, а мы ничего не сделали.
     - Ничего? - спросил Фарамир, пронзительно глядя на  жалкое  существо,
но на лице у него не было никакого выражения: ни  гнева,  ни  жалости,  ни
удивления. - Ничего? Неужели ты никогда  не  совершал  ничего,  достойного
связывания и наказания? К счастью, не мне судить об этом. Но сегодня ночью
ты пришел в место, где тебя ждет смерть. Рыба в этом  бассейне  смертельно
опасна.
     Горлум выронил рыбу из рук.
     - Не хотим рыбы, - сказал он.
     - Дело не в рыбе, - сказал Фарамир. -  Но  тот,  кто  пришел  сюда  и
увидел бассейн, должен быть  наказан  смертью.  Пока  я  пощадил  тебя  по
просьбе Фродо, который сказал  мне,  что  ты  ему  служил.  Но  ты  должен
отвечать мне. Как тебя зовут? Откуда ты пришел? Куда  идешь?  В  чем  твоя
цель?
     - Мы потеряны, потеряны, - сказал Горлум. - Ни  имени,  ни  цели,  ни
драгоценности  -  ничего.  Одна  пустота.  Один  голод.  Да,  мы  голодны.
Несколько маленьких рыбок, жалких костлявых рыбок  для  бедного  голодного
существа, и они говорят: смерть. Они так мудры, так справедливы.
     - Не очень мудры, -  сказал  Фарамир,  -  но  справедливы,  насколько
позволяет наш разум. Освободите мне его, Фродо!  -  Фарамир  достал  из-за
пояса нож и протянул его Фродо. Горлум, не поняв его  намерений,  взвыл  и
упал на пол.
     - Ну, Смеагорл! - сказал Фродо. - Ты должен мне верить. Отвечай точно
и правдиво. Тебе не причинят вреда.
     Он перерезал веревку и помог Горлуму встать.
     - Иди сюда! - сказал Фарамир. - Смотри на меня!  Ты  знаешь  название
этого места? Ты был здесь раньше?
     Горлум медленно поднял голову и неохотно взглянул в глаза Фарамиру. В
его  взгляде  вспыхнул  свет,  его  пустые  бледные  глаза  на   мгновение
встретились с ясным немигающим взглядом  человека  из  Гондора.  Наступило
молчание. Затем голлум опустил голову и начал сгибаться, пока не  оказался
на полу, весь дрожа.
     - Мы не знаем и не хотим знать, - бормотал  он.  -  Никогда  не  были
здесь, никогда не придем опять.
     - В твоем мозгу есть закрытые двери и окна, а за ними темные комнаты,
- сказал Фарамир. - Но в данном случае я считаю, ты говоришь  правду.  Это
хорошо для тебя. Какой клятвой ты поклянешься не возвращаться и никогда ни
одному живому существу ни словом, ни знаком не указывать этого места.
     - Хозяин знает, - сказал Горлум, искоса взглянув на Фродо. -  Да,  он
знает. Мы обещаем хозяину, если он спасет нас. Мы клянемся на ней,  да.  -
Он подполз к ногам Фродо. - Спасите нас, хороший хозяин! -  хныкал  он.  -
Смеагорл  клянется  на  драгоценности,  клянется  искренне.   Никогда   не
возвращаться, никогда не говорить, никогда! Нет, моя прелесть, нет!
     - Вы удовлетворены? - спросил Фарамир.
     - Да, - ответил Фродо. - Можете удовлетвориться  этим  обещанием  или
исполнить ваш закон. Большего вы не добьетесь. Но я обещал ему,  что  если
он подойдет ко мне, ему  не  причинят  вреда.  И  не  хотел  бы  оказаться
обманщиком.
     Фарамир некоторое время сидел задумавшись.
     - Хорошо, - сказал он наконец. - Я предаю тебя твоему хозяину, Фродо,
сыну Дрого. Пусть он объявит, что он собирается делать с тобой.
     - Но, повелитель Фарамир, - сказал Фродо, кланяясь, - вы еще сами  не
сказали, что собираетесь делать с Фродо, а пока это неизвестно, я не  могу
строить планы, касающиеся меня и моих товарищей. Ваш суд  был  отложен  на
утро. Утро наступило.
     - Тогда я объявляю вас  свободными  в  королевстве  Гондор  до  самых
древних его границ. Но ни вы, ни ваши спутники не имеют права  являться  в
это место незванными. Это решение действительно в течении  года  и  одного
дня, потом действие его прекращается, если  только  вы  за  это  время  не
явитесь в Минас  Тирит  и  не  предстанете  перед  повелителем-наместником
города.  Тогда  я  испрошу  его  утвердить  мое  решение  и  сделать   его
пожизненным. Тем временем все, кого вы берете под свою защиту, находятся и
под моей защитой и покровительством Гондора. Вы удовлетворены?
     Фродо низко поклонился.
     - Я удовлетворен, - ответил  он,  -  и  всецело  отдаю  себя  в  ваше
распоряжение, если только могу чем-либо быть полезным такому  благородному
человеку.
     - Можете, - подтвердил Фарамир. - А теперь скажите: берете ли вы  под
свою защиту этого Смеагорла?
     - Я беру Смеагорла под свою  защиту,  -  ответил  Фродо.  Сэм  громко
вздохнул.
     - Теперь я скажу тебе, - Фарамир обернулся к Горлуму, -  тебе  грозит
смерть. Но пока ты идешь с Фродо, ты в  безопасности.  Однако,  если  хоть
какой-нибудь из людей Гондора застанет  тебя  одного,  судьба  твоя  будет
решена. А если ты будешь верно служить Фродо, все будет в  порядке,  иначе
смерть быстро найдет тебя и за пределами Гондора. Теперь отвечай: куда  ты
пойдешь? Фродо сказал, что ты был его проводником.  Так  куда  же  ты  его
поведешь?
     Горлум не ответил.
     - Отвечай, или я изменю свое решение, -  сказал  Фарамир.  Но  Горлум
продолжал молчать.
     - Я отвечу за него, - вмешался Фродо.  -  Он  провел  меня  к  черным
воротам, как я и просил, но они непроходимы.
     - В неназываемую землю нет открытых дверей, - сказал Фарамир.
     - Видя это, мы повернули и  пошли  по  снежной  дороге,  -  продолжал
Фродо, - судя по тому, что он нам  сказал,  есть  или  может  быть  проход
вблизи Минас Итила.
     - Минас Моргула, - поправил Фарамир.
     - Не  знаю  точно,  -  согласился  Фродо,  -  но  по-видимому,  тропа
поднимается в горы в северной части долины, где стоит  старый  город.  Она
поднимается на высокий утес и потом спускается на ту сторону гор.
     - Вы знаете название этого перехода? - спросил Фарамир.
     - Нет, - ответил Фродо.
     - Его  называют  Кирит  Унгол.  -  Горлум  резко  свистнул  и  что-то
пробормотал про себя. Фарамир обернулся к нему и спросил. - Разве не так?
     - Нет, - сказал Горлум и вдруг взвыл так,  как  будто  кто-то  ударил
его. - Да, да, мы слышали однажды это  название.  Но  какое  вам  дело  до
названия? Хозяин говорит, что он должен пройти. Поэтому  мы  должны  найти
проход. Другого пути нет.
     - Нет другого пути? - спросил Фарамир. - Откуда ты это знаешь? И  кто
изучал все уголки темного королевства? - он  долго  задумчиво  смотрел  на
Горлума. Потом снова заговорил. - Уведи это существо, Анборн. И  обращайся
с ним вежливо, но стереги его.  А  ты,  Смеагорл,  не  пытайся  нырнуть  в
водопады. Там внизу у скал такие зубы, что они убьют  тебя  раньше  твоего
часа. Уходи сейчас и возьми с собой свою рыбу!
     Анборн ушел; перед ним согнувшись, шел Горлум. Занавес в убежище  был
задернут.
     - Фродо, я считаю, что на этот раз вы поступаете неразумно, -  сказал
Фарамир. - И вы не должны идти с этим существом. Оно злое.
     - Ну, не совсем злое, - возразил Фродо.
     - Может быть, и не совсем, - согласился Фарамир, - но  зло  ест  его,
как язва, и  зло  это  растет.  Он  не  приведет  вас  к  добру.  Если  вы
согласитесь расстаться с ним, я дам ему охранную грамоту и прикажу отвести
к любой точке границ Гондора, какую он назовет.
     - Он не пойдет туда, - сказал Фродо. -  Он  последует  за  мной,  как
делает уже давно. И я много раз обещал взять его под защиту и  идти  туда,
куда он ведет. Вы ведь не посоветуете мне нарушать обещания?
     - Нет, - вздохнул Фарамир, - но на сердце  у  меня  тяжело.  Кажется,
легче посоветовать другому нарушить обещание, чем самому это  сделать.  Но
нет... Если он пойдет с вами, вам придется терпеть его присутствие. Но  не
нужно идти с ним к Кирит Унголу. Он сказал вам о нем  меньше,  чем  знает.
Это я ясно прочел в его мозгу. Не ходите к Кирит Унголу!
     - Куда же мне идти? - спросил Фродо. - К черным воротам назад,  чтобы
добровольно сдаться их охране? Что вы имеете против  этого  места,  почему
его название вызывает ужас?
     - Ничего определенного, - сказал Фарамир. - Мы, в Гондоре,  не  ходим
восточнее дороги в эти дни, и никто из нас, более молодых, не ступал ногой
на горы тени. Мы о них знаем лишь старые легенды  и  слухи  давно  ушедших
дней. Но в переходах у Минас Моргула живет  какой-то  темный  ужас.  Когда
произносится название Кирит Унгол, старики и знатоки сказаний  бледнеют  и
замолкают.
     Долина Минас Моргула очень давно  оказалась  во  власти  зла  и  была
угрозой и ужасом и тогда, когда изгнанный Враг находился далеко, а Итилиен
входила в  наше  королевство.  Как  вы  знаете,  этот  город  некогда  был
крепостью, гордой и прекрасной, Минас  Итилом,  близнецом  нашего  родного
города. Но он был  захвачен  злыми  людьми,  которыми  командовал  Враг  и
которые после его поражения бродили бездомные и безначальные. Говорят,  их
господами были люди Нуменора, впавшие в  тьму  зла:  им  Враг  дал  Кольца
власти и поработил их, они стали живыми привидениями,  ужасными  и  злыми.
После ухода Врага они захватили Минас Итил и жили в нем, наполнив город  и
всю долину гибелью и распадом: город казался пустым и в  то  же  время  не
пустым, потому что в его разрушенных стенах жил бесформенный  ужас.  Здесь
жили девять повелителей, и после возвращения их  хозяина,  которое  они  в
тайне подготовили, они вновь стали сильны.  Девять  всадников  выехали  из
ворот ужаса, и мы  не  могли  противостоять  им.  Не  приближайтесь  к  их
крепости! Вас выследят. Это место бессонной  злобы,  полное  несмыкающихся
глаз. Не ходите туда!
     - Но куда же вы направите меня? - спросил Фродо. - Вы  говорите,  что
сами не можете привести меня к горам и тем более перевести через них. Но я
дал торжественное обещание Совету найти путь через горы  или  погибнуть  в
поисках пути. И если я поверну  назад,  испугавшись  опасностей  на  своем
пути, как смогу я смотреть на людей и эльфов? Вы хотите, чтобы я  пошел  с
этой вещью в Гондор? Ведь она  свела  с  ума  вашего  брата.  Что  же  она
натворит в Минас Тирите? Неужели должно быть два Минас Моргула, скалящиеся
друг другу через мертвые земли, полные гнилости?
     - Я не хочу этого, - сказал Фарамир.
     - Что же мне делать?
     - Не знаю. Но я не хочу, чтобы вы шли на смерть или на  пытки.  И  не
думаю, чтобы Митрандир выбрал бы этот путь.
     - Но он погиб, а я должен выбрать путь. И времени для долгих  поисков
нет, - сказал Фродо.
     - Тяжкая судьба и безнадежное поручение у вас, - сказал Фарамир. - Но
по крайней мере помните мое предупреждение: берегитесь  этого  проводника,
Смеагорла. Он был убийцей. Я прочел это в нем...
     Он вздохнул:
     - Ну, мы встретились и теперь расстанемся, Фродо, сын  Дрого.  Вы  не
нуждаетесь в словах утешения: я не надеюсь  снова  увидеть  вас  под  этим
солнцем. Но вы пойдете с моим  благословением  на  вас  и  на  всем  вашем
народе. Отдохните немного, пока для вас готовится еда.
     Я с радостью послушал бы, как этот ползучий Смеагорл стал обладателем
вещи, о которой мы говорим, и как он потерял ее, но я не  буду  беспокоить
вас сейчас. Если, вопреки всем опасениям, вы вернетесь в землю живых, и мы
будем сидеть, греться на солнце  и  смеяться  над  старыми  горестями,  вы
расскажете мне об этом. А до того времени или до другого времени,  которое
не увидишь даже в видящие камни Нуменора, прощайте!
     Он встал, низко поклонился Фродо и задернул занавес за собой.

                         7. ПУТЬ К ПЕРЕКРЕСТКУ ДОРОГ

     Фродо и Сэм вернулись к своим кроватям,  некоторое  время  отдыхая  в
молчании, пока люди в пещере не зашевелились и не занялись делами.  Вскоре
хоббитам принесли воду, а потом отвели к столу, где  была  поставлена  еда
для троих. Фарамир поел с ними. Он не  спал  со  вчерашней  битвы,  но  не
выглядел усталым.
     Закончив еду, они встали.
     - Пусть голод не беспокоит вас в дороге, - сказал Фарамир.  -  У  нас
мало провизии, но я приказал приготовить для вас  небольшие  запасы  пищи,
годной для путешествий. В Итилиене вы не будете нуждаться в  воде,  но  не
пейте из ручьев, текущих из Имлад Моргул - долины живой смерти. И еще  вот
что я должен вам сказать. Вернулись  все  мои  разведчики,  даже  те,  что
побирались к  самому  Мораннону.  Они  все  обнаружили  довольно  странное
явление. Земля пуста. Нет никого на дороге, не слышно  топота  ног,  звука
рога или звона тетивы. Выжидательная  тишина  опустилась  на  неназываемую
землю. Не знаю, что это предвещает. Но приближается  что-то  значительное.
Идет буря. Торопитесь! Если вы готовы, идемте. Скоро взойдет солнце.
     Хоббитам принесли их мешки, (теперь они были несколько  тяжелее,  чем
раньше), и  два  крепких  посоха  из  полированного  дерева,  с  железными
наконечниками и резными рукоятями, от которых  отходили  плетеные  кожаные
ремни.
     - У меня  нет  достойных  вас  подарков  при  расставании,  -  сказал
Фарамир, но возьмите эти посохи. Они могут пригодиться тем,  кто  ходит  в
пустынной местности.  Люди  белых  гор  используют  их.  Эти  посохи  были
подрезаны для вашего  роста  и  заново  оббиты  железом.  Они  сделаны  из
прекрасного дерева лебетрон, излюбленного древоделами Гондора, и  помогают
возвращаться и не заблудиться. Пусть это их свойство не совсем исчезнет  в
тени, куда вы направляетесь!
     Хоббиты низко поклонились.
     - Благородный хозяин, - сказал Фродо. - Элронд полуэльф говорил,  что
на пути я встречу друзей, тайных и неожиданных. И  я  искал  именно  такой
дружбы, которую вы показали. Такая дружба превращает любое зло в добро.
     Теперь они были готовы к уходу.  Из  какого-то  угла  пещеры  привели
Горлума, и тот казался довольным, хотя старался держаться поближе к  Фродо
и избегал взгляда Фарамира.
     - Вашему проводнику завяжут глаза, - заметил  Фарамир,  -  но  вас  и
вашего слугу Сэмвайса я освобождаю от этого.
     Горлум завизжал и уцепился в  Фродо,  когда  к  нему  подошли,  чтобы
завязать глаза. Фродо сказал:
     - Завяжите глаза нам всем троим и мне первому - тогда, может быть, он
поймет, что ему не причинят вреда.
     Это было сделано, и их вывели  из  пещеры  хеннет  аннун.  Пройдя  по
коридору и лестницам, они почувствовали холодный утренний воздух, свежий и
ароматный. Все еще с завязанными глазами они шли  некоторое  время  вверх,
потом немного в них. Наконец голос Фарамира приказал снять повязки.
     Они снова стояли в лесу. Водопадов  не  было  слышно,  между  ними  и
ущельем, в котором текла река, находился длинный склон опускавшийся к югу.
На западе сквозь деревья виднелся  свет,  как  будто  там  земля  внезапно
обрывалась и видно было только небо.
     - Здесь мы расстанемся, - сказал Фарамир. - Если вы последуете  моему
совету, то поверните на восток не сразу. Идите прямо: так вы на протяжении
многих миль будете скрыты в лесу. К  западу  от  вас  земля  обрывается  в
глубокие ущелья, иногда крутые, иногда пологие. Держитесь  ближе  к  этому
краю леса. Я думаю, что вначале вы можете идти днем.  На  некоторое  время
зло отступило, и землей овладел обманчивый мир. Прощайте!
     Он обнял хоббитов по обычаю своего  народа,  наклонившись  и  положив
руки им на плечи, поцеловав их в лоб.
     - Идите с добрыми пожеланиями всех добрых людей! - сказал он.
     Они поклонились до земли. Он повернулся и,  не  оглядываясь,  ушел  в
сопровождении  двух  стражников,   ожидавших   его   поблизости.   Хоббиты
поразились скорости, с которой передвигались эти одетые  в  зеленое  люди.
Почти мгновенно они исчезли из вида. Лес, где только  что  стоял  Фарамир,
казался пустым и устрашающим, как будто все это им приснилось.
     Фродо вздохнул и повернулся к югу. Как бы для  того,  чтобы  выразить
свое презрение к таким тонкостям, Горлум  царапался  в  почве  у  подножия
дерева. "Опять голоден", - подумал Сэм.
     - Они наконец ушли? - спросил Горлум. - Отвратительные злые люди! Шея
Смеагорла до сих пор болит, да, болит. Идемте!
     - Да, идемте! - сказал Фродо. -  Но  если  ты  можешь  говорить  лишь
злобно о тех, кто проявил к тебе милосердие, молчи!
     - Хороший хозяин! - сказал Горлум. - Смеагорл только пошутил. Он  все
всегда прощает, да,  даже  маленькие  хитрости  хозяина.  О,  да,  хороший
хозяин, хороший Смеагорл!
     Фродо и Сэм не ответили. Надев  мешки  и  взяв  в  руки  посохи,  они
двинулись по лесам Итилиена.
     Дважды в этот день они отдыхали и ели немного пищи,  которой  снабдил
их Фарамир; сухофруктов и соленого мяса хватило бы на много  дней.  Был  и
хлеб, который можно было съесть, пока он был свеж. Горлум ничего не ел.
     Солнце взошло и, невидимое, прошло над головами  и  начало  садиться;
западная часть неба, видимая в просветах между деревьями, стала золотой  -
хоббиты шли в холодной зеленой тени, а  все  вокруг  них  молчало.  Птицы,
казалось, все улетели отсюда или онемели.
     Тьма рано залила  молчаливый  мир,  и  перед  наступлением  ночи  они
остановились, усталые, потому что прошли больше семи лиг от Хеннет Аннуна.
Фродо лег и проспал всю ночь под древним деревом; Сэм  провел  ночь  более
беспокойно: он просыпался много раз, но Горлума не видел. Тот  исчез,  как
только они остановились. Спрятался ли он в какой-либо норе поблизости  или
беспокойно рыскал в ночи, он  не  сказал;  но  с  первым  светом  утра  он
вернулся и поднял своих спутников.
     - Должны идти, да, они должны! - сказал он. -  Еще  предстоит  долгий
путь на юг и восток. Хоббиты должны торопиться!
     Следующий день прошел так же,  как  предыдущий,  только  тишина  леса
стала еще  глубже.  Воздух  стал  тяжелым,  а  под  деревьями  -  спертым.
Чувствовалось,  что  собирается  гроза.  Горлум  часто  останавливался   и
принюхивался, а затем начинал бормотать и требовать  от  хоббитов  большей
скорости.
     После полудня лес поредел и  деревья  стали  больше  и  разбросанней.
Большие падубы с темными стволами  стояли,  толстые  и  торжественные,  на
широких полянах. Среди них виднелись седые ясени и гигантские дубы, только
что выпустившие свои коричнево-зеленые  почки.  Под  ними  лежали  зеленые
лужайки,  покрытые  розами  и  анемонами,  белыми   и   голубыми,   сейчас
закрывшимися для сна. Целые акры заросли  лесным  гиацинтом:  его  гладкие
стебли пробивались сквозь почву. Ни зверя, ни  птицы  не  было  видно,  но
Горлум в этих открытых местах пугался, и они шли осторожно,  перебегая  от
одной тени к другой.
     Быстро темнело, когда они подошли к концу  леса.  Тут  они  сели  под
старым искривленным дубом, корни которого, как змеи спускались  с  откоса.
Глубокая туманная долина лежала перед ними. На  ее  дальнем  склоне  вновь
начинался лес; голубой и серый в сгущающихся сумерках, он  уходил  на  юг.
Справа, далеко на западе, под залитым огненным  заревом  небом,  виднелись
горы Гондора. Слева лежала тьма - возвышающиеся стены Мордора; и  из  этой
тьмы выходила долина, извиваясь по направлению к Андуину. На  дне  ее  тек
торопливый ручей, Фродо слышал  в  тишине  его  журчание.  По  его  берегу
проходила дорога, извиваясь, как бледная лента,  уходя  в  холодный  серый
туман, не затронутый лучами заката. Фродо показалось, что он различает как
бы плывущие в туманном море вершины и зубцы старых башен.
     Он повернулся к Горлуму.
     - Ты знаешь, где мы?
     - Да, хозяин. Опасное место. Это дорога от башни Луны, хозяин,  вниз,
к  разрушенному  городу   у   берегов   реки.   Разрушенный   город,   да,
отвратительное место, полное врагов. Не нужно было следовать совету людей.
Хоббиты далеко ушли с правильного пути. Теперь нужно идти на восток, туда.
- Он махнул тощей  рукой  в  сторону  темнеющих  гор.  -  И  мы  не  можем
пользоваться этой дорогой. О нет! Жестокие люди ходят по  этой  дороге  от
башни.
     Фродо посмотрел вниз на дорогу. Сейчас во всяком случае на ней ничего
не двигалось.  Но  какое-то  злое  тревожное  напряжение  чувствовалось  в
воздухе, как будто  действительно  по  дороге  могли  двигаться  невидимые
существа.  Фродо  содрогнулся,  и  снова  взглянул  на  отдаленные  башни,
погруженные в ночь; звук ручья казался теперь холодным и жестоким -  голос
Моргулдуина, оскверненного ручья, вытекающего из долины Духов.
     - Что нам делать? - спросил он.  -  Мы  шли  долго.  Не  поискать  ли
убежища на ночь?
     - Не нужно прятаться в темноте, -  ответил  Горлум.  -  Днем  хоббиты
должны теперь прятаться, да, днем.
     - Послушай, - сказал Сэм. - Мы должны немного  отдохнуть,  даже  если
нам придется встать среди ночи.  Тогда  еще  останется  достаточно  темных
часов, чтобы совершить длинный переход, если ты знаешь путь.
     Горлум неохотно согласился с этим и снова пошел в лес.  Он  не  хотел
отдыхать на земле возле такой злой дороги, и после недолгого спора они все
взобрались  на  большой  дуб,  чьи  толстые  ветви   давали   неплохое   и
сравнительно удобное убежище. И  опустилась  ночь,  под  кронами  деревьев
стало совершенно темно. Фродо и Сэм немного попили и поели хлеба с  сухими
фруктами, но Горлум немедленно свернулся  в  комок  и  уснул.  Хоббиты  не
сомкнули глаз...
     Было, должно быть, около полуночи, когда Горлум проснулся: неожиданно
они поняли, что он смотрит на них своими бледными светящимися глазами.  Он
прислушался  и  принюхался,  что,  очевидно,  было  его  обычным  способом
определять время ночью.
     - Мы отдохнули? Мы хорошо поспали? - поинтересовался он. - Идемте!
     - Мы не отдохнули и не поспали, - проворчал Сэм. - Но раз  нужно,  мы
пойдем.
     Горлум спрыгнул с ветки, упав на все четыре конечности; хоббиты более
медленно последовали за ним.
     Спустившись, они немедленно двинулись в путь  вслед  за  Горлумом  на
восток, вверх по  темному  склону.  Ночь  была  темная,  и  они  с  трудом
различали стволы деревьев.  Местность  стала  более  неровной,  идти  было
труднее, но Горлум, казалось, не беспокоился. Он вел  их  через  чащобу  и
заросли ежевики, иногда огибал утес или темную  яму,  иногда  спускался  в
заросшие  кустарником  овраги  и  выходил  из  них;  но  даже  когда   они
спускались,  противоположный  склон  оказывался  длиннее  и   круче.   Они
постоянно поднимались. Когда они на первой остановке оглянулись назад,  на
лес, который  только  что  прошли,  то  с  трудом  различили  внизу  кроны
деревьев, лежащие темной тенью на фоне темной ночи. На востоке,  казалось,
медленно поднималась огромная чернота, поглощающая собой свет звезд. Позже
из-за облака показалась луна, окруженная бледным зеленоватым ореолом.
     Наконец Горлум повернулся к хоббитам.
     - Скоро день,  -  сказал  он.  -  Хоббиты  должны  торопиться.  Плохо
оставаться на открытых местах. Торопитесь!
     Он пошел быстрее, и они устало потащились за ним. Скоро начался новый
подъем. По большей части он зарос утесником, черникой и  низкими  колючими
кустами; кое-где встречались поляны - следы лесных пожаров. Чем ближе  они
подходили к вершине, тем чаще и гуще рос утесник; кусты его были старыми и
высокими,  внизу  торчали  длинные  голые  стволы,  а  вверху   -   густое
переплетение ветвей, на которых уже  появились  желтые  цветы,  издававшие
слабый сладкий запах. Кусты были так высоки, что хоббиты могли пройти  под
ними, не сгибаясь. Они шли по длинным сухим проходам с сухой почвой.
     На противоположном склоне этого возвышения хоббиты прекратили поход и
забрались под прикрытие колючих кустов. Их изогнутые  переплетенные  ветви
опускались почти до  земли  и  были  покрыты  множеством  ягод  шиповника.
Глубоко внутри оказалось пустое пространство, окруженное сухими ветвями, а
сверху прикрытое первыми листьями и свежими побегами.  Здесь  они  немного
полежали, слишком усталые, чтобы есть; глядя в щели  своего  убежища,  они
видели, как занимается день.
     Но наступил не  день,  а  какие-то  коричневые  мертвые  сумерки.  На
востоке под низкими облаками виднелось тусклое красное свечение -  это  не
был красный свет восхода. Через кровавую холмистую местность на них  хмуро
смотрели горы эфел дуата - у подножья их лежала густая ночь, вверху резкие
очертания вершин вырисовывались на фоне светлого неба.  Справа  возвышался
большой горный хребет; черный и мрачный, он уходил на запад.
     - Каким путем мы уйдем отсюда? - спросил Фродо. - Вот  там,  за  этой
черной массой, выход из... Из долины Моргула?
     - Нужно ли думать об этом  сейчас?  -  спросил  Сэм.  -  Мы  ведь  не
собираемся двигаться днем?
     - Может быть, нет, может быть, нет, - сказал Горлум. - Но  мы  должны
торопиться к перекрестку. Да, к перекрестку. Путь лежит туда, да, хозяин.
     Красный свет над Мордором погас. Полумгла  сгущалась,  как  будто  на
востоке поднялись туманы и собрались вокруг. Фродо и  Сэм  немного  поели,
потом легли, но Горлум не отдыхал. Он не ел их еды, но выпил немного  воды
и  принялся  ползать  под  кустами,  принюхиваясь  и  бормоча.  Потом   он
неожиданно исчез.
     - Охотится, наверное, - сказал Сэм и зевнул. Была его очередь  спать,
и скоро он погрузился в глубокий сон. Ему снилось, что он в саду  Бэг-Энда
что-то ищет;  на  спине  у  него  тяжелый  груз,  который  заставляет  его
сгибаться. Вокруг все казалось заросшим  и  запущенным,  колючие  кусты  и
сорные травы захватили грядки у ограды.
     - Работа для меня,  вижу,  но  я  так  устал  сейчас,  -  сказал  он.
Неожиданно он вспомнил, что ищет. - Моя трубка! -  сказал  он  и  с  этими
словами проснулся.
     Открыв глаза, он удивился, почему лежит под  изгородью.  "Трубка  все
время у тебя в мешке!" - пришла мысль.  Потом  он  понял,  во-первых,  что
трубка, возможно, и лежит в мешке, но что у него нет листа; во-вторых, что
он в сотнях миль от Бэг-Энда. Он сел, было темно. Почему  хозяин  позволил
ему спать без очереди до вечера?
     - Вы не спали, мастер Фродо? - спросил он. - Который час? Уже поздно.
     - Нет, - ответил Фродо. - Но день темнеет, а не светлеет. Все  темней
и темней. Насколько я могу судить, ты спал около трех часов.
     - Интересно, почему это, - сказал Сэм. - Буря приближается? Если так,
то она будет очень сильной. Мы пожалеем, что сидим  под  изгородью,  а  не
прячемся внизу в какой-нибудь яме. - Он прислушался. - Что это?  Гром  или
барабаны?
     - Не знаю, - ответил Фродо.  -  Слышно  уже  довольно  давно.  Иногда
кажется, что земля дрожит, а иногда просто гудит в ушах.
     Сэм огляделся.
     - Где Горлум? - спросил он. - Он не возвращался?
     - Нет, - ответил Фродо. - Его не видно и не слышно.
     - Не выношу его, - сказал Сэм. - Вот уж с ним я охотно расстался  бы!
На него было бы очень похоже - пройти столько миль и исчезнуть,  когда  он
нам больше всего нужен. Впрочем, если  он  вообще  может  быть  чем-нибудь
полезен.
     - Ты забыл болота, -  сказал  Фродо.  -  Надеюсь,  с  ним  ничего  не
случилось.
     - А я надеюсь, что он ничего не замышляет. И надеюсь, что он не попал
в  чьи-то  руки.  Потому  что  если  это  случится,  у  нас  скоро   будут
неприятности.
     В этот момент снова послышался  раскатистый  рокочущий  звук,  теперь
более громкий и глубокий. Земля под их ногами, казалось, задрожала.
     - Я думаю, неприятности уже начались, - сказал Фродо. -  Боюсь,  наше
путешествие подошло к концу.
     - Может быть, - ответил Сэм, - но там, где жизнь,  там  надежда,  как
говорит мой старик. И обычно он добавляет: используй свои мозги.  Поешьте,
мастер Фродо, а потом поспите.
     Прошел   полдень.   Выглядывая   из   убежища,   Сэм    видел    лишь
серовато-коричневый бестеневой мир, быстро терявший очертания и цвет. Было
душно, но не тепло. Фродо спал беспокойно,  ворочаясь  и  иногда  бормоча.
Дважды Сэму показалось, что он  слышит  имя  Гэндальфа.  Время,  казалось,
тянется бесконечно. Неожиданно Сэм услышал  за  собой  свист:  за  ним  на
четвереньках стоял Горлум, глядя на него светящимися глазами.
     - Проснитесь,  проснитесь!  Вставайте,  засони!  -  прошептал  он.  -
Вставайте. Нельзя терять времени. Мы должны идти, да, да, мы  должны  идти
дальше.
     Сэм подозрительно посмотрел на  него:  Горлум  казался  испуганным  и
возбужденным.
     - Идти сейчас? Что значит эта милая шутка? Еще не время.  Сейчас  еще
даже не время чая, хотя в этих пустынных местах и не бывает времени чая.
     - Глупец! - свистел Горлум. - Мы на  пустынных  местах.  Время  бежит
быстро, да, быстро.  Нет  времени.  Мы  должны  идти.  Вставайте,  хозяин,
вставайте!
     Он протянул руку к Фродо. Тот, неожиданно вырванный из  объятий  сна,
сел и схватил Горлума за руку. Горлум вырвался и попятился.
     - Пусть они не будут глупцами! - свистел он. - Мы  должны  идти.  Нет
времени!..
     Больше они не смогли от него ничего добиться. Он не  сказал,  где  он
был и что заставило его так  торопиться.  Сэм  был  полон  подозрениями  и
показывал это, но Фродо  ничем  не  выдавал  своих  мыслей.  Он  вздохнул,
приладил свой мешок и подготовился идти в сгущающейся тьме.
     Горлум очень осторожно повел их вниз по склону,  держась  в  укрытии,
где  это  было  возможно,  и  перебегая  почти  согнувшись   по   открытым
пространствам; но свет был теперь так слаб, что даже  острый  глаз  дикого
зверя вряд ли смог бы заметить хоббитов, в капюшонах, в серых  плащах  или
же услышать их, идущих так тихо, как могут только эти маленькие  существа.
они прошли, не задев травинки, и исчезли.
     Около часа молча шли они  цепочкой,  угнетенные  мглой  и  абсолютной
неподвижностью и тишиной, лишь изредка прерываемой  слабым  рокотом  грома
или боем барабанов в какой-то отдаленной долине меж холмов. Они  шли  вниз
от своего последнего убежища; а потом, повернув на юг, пошли самым  прямым
курсом, какой только мог выбрать Горлум  среди  этой  неровной  местности.
Вскоре они увидели впереди линию деревьев. Подойдя ближе,  они  увидели  и
убедились, что деревья очень старые; они все еще поднимались высоко,  хотя
вершины многих были обломаны молниями.
     - Перекресток,  да,  -  прошептал  Горлум.  Это  были  первые  слова,
сказанные с тех пор, как они оставили убежище. - Мы должны идти туда.
     Повернув на этот раз на восток, он повел их вверх, и вот  она  лежала
перед ними - южная дорога, огибающая внешний край гор и входящая в большое
кольцо деревьев.
     - Это единственный путь, - шептал  Горлум.  -  Никаких  дорог,  кроме
этой. Нет дорог. Мы должны идти к перекрестку. Но быстро! И тихо!
     Крадучись, как разведчики  в  лагере  неприятеля,  они  пробрались  к
дороге и двинулись вдоль нее под каменным откосом, серым, как сами  камни.
Наконец они достигли деревьев и обнаружили, что стоят в широком,  лишенном
крыши круге, открытом посредине мрачному небу. Пространство между стволами
напоминало широкие арочные проходы какого-то разрушенного  зала.  В  самом
центре круга встречались четыре  дороги.  За  хоббитами  лежала  дорога  к
Мораннону; перед ними дорога уходила в долгое странствие к югу; справа шла
дорога со старого Осгилиата; за перекрестком она  уходила  на  восток,  во
тьму. По этой, четвертой, дороге и должны они были идти.
     Полный страха, Фродо вдруг заметил,  что  стало  светлей;  он  увидел
отражение лучей на лице стоящего рядом Сэма. Повернувшись,  он  увидел  за
арками деревьев дорогу на Осгилиат, прямую, как вытянутая лента,  уходящую
на запад. Там, далеко за  печальным  Гондором,  теперь  охваченным  тенью,
заходило солнце. Его лучи упали на большую сидящую фигуру,  неподвижную  и
торжественную, как большие каменные короли Аргоната. Годы изъязвили ее,  а
злобные руки искалечили. Голова ее исчезла, а на ее место  был  посажен  в
знак насмешки круглый, грубо вырубленный камень, на котором  рукой  дикаря
было намалевано улыбающееся лицо с единственным красным  глазом  в  центре
лба. На коленях, на большом кресле, на  всем  пьедестале  было  нацарапано
множество каракулей, которые использует подлый народ  Мордора  в  качестве
букв.
     И Фродо вдруг, чье внимание  привлек  еще  один  луч,  увидел  голову
старого короля: она откатилась в сторону от дороги.
     - Смотри, Сэм! - удивленно воскликнул он. - Смотри!  У  короля  снова
его корона!
     Глазницы головы были пусты, борода разбита, но  вокруг  высокого  лба
сверкала корона из серебра и золота. Ползучие растения с маленькими белыми
цветами, подобными звездам, как бы в знак почтения к павшему королю, увили
его голову этим подобием короны.
     - Их нельзя завоевать навсегда! - сказал Фродо.
     Столь же неожиданно видение  исчезло.  Солнце  зашло,  и,  как  будто
погасили лампу, на землю опустилась ночь.

                           8. ЛЕСТНИЦЫ КИРИТ УНГОЛА

     Горлум, ухватившись за плащ Фродо, со страхом и нетерпением свистел.
     - Мы должны идти,  -  говорил  он.  -  Мы  не  должны  стоять  здесь.
Торопитесь.
     Фродо неохотно повернулся спиной к западу и позволил проводнику вести
себя во тьму востока. Они миновали Кольцо деревьев и пошли вдоль дороги  к
горам. Эта  дорога  тоже  некоторое  время  шла  прямо,  но  скоро  начала
отклоняться к югу, пока не оказалась прямо под большой скалой, которую они
видели с расстояния. Темная и запретная, возвышалась она над ними; обогнув
ее, дорога снова повернула на восток и начала круто подниматься.
     Фродо и Сэм с тяжелыми сердцами тащились вперед, не  в  силах  больше
думать об опасности. Голова Фродо была наклонена, а ноша его вновь  тянула
вниз. Как только перекресток остался позади, тяжесть Кольца, почти забытая
в Итилиене, вновь начала расти. Теперь, чувствуя, как он увидел его, как и
сказал Горлум: город духов Кольца. Город скрывался за каменным отрогом.
     Длинная наклонная долина, полная тени, глубоко врезалась в  горы.  На
ее дальней стороне, высоко на скалистой площадке  у  черных  склонов  эфел
дуата, стояли стены и башни Минас Моргула. Вокруг него  все:  и  земли,  и
небо - было темно, но сам он был освещен. Но не  пламенными  лучами  луны,
пробивающимися сквозь мраморные стены давнего  Минас  Итила,  башни  луны,
прекрасного и лучистого убежища меж холмов. Свет города был теперь бледнее
света луны, страдающей где-то в затемнении; свет этот дрожал и  колебался,
как зловонное испарение распада, трупный свет, свет, не освещающий ничего.
В стенах и башнях видны были окна, как бесчисленные черные дыры,  глядящие
в темноту; верхняя часть башни медленно  поворачивалась,  вначале  в  одну
сторону, потом в  другую:  огромная  прозрачная  голова  глядела  в  ночь.
Несколько мгновений путники стояли, окаменев, дрожа от страха, глядя вверх
неповинующимися глазами. Горлум первым пришел в себя. Он снова нетерпеливо
потянул их за плащи, но не сказал ни слова.  Он  почти  тащил  их  вперед.
Каждый шаг они делали неохотно, и время, казалось,  замедлилось,  так  что
между поднятием ноги и ее опусканием проходили целые невыносимые минуты.
     Так они медленно подошли к белому мосту, здесь дорога, слабо  блестя,
проходила над ручьем в середине долины  и  продолжала  извилистый  путь  к
городским воротам - черному зеву,  открытому  во  внешнем  круге  северной
стены. По обеим сторонам дороги  лежали  тенистые  луга,  полные  бледными
белыми цветами. Цветы светились в темноте - они были прекрасны, но в то же
время и ужасны, как порождения сумасшедшего сна,  и  они  издавали  слабый
могильный запах: запах разложения заполнял воздух.  Мост  перепрыгивал  от
луга к лугу. У входа на него стояли фигуры,  искусно  вырезанные  в  форме
людей и животных, но искаженные и отталкивающие.  Вода  текла  под  мостом
беззвучно, от нее поднимался пар; эти испарения,  окутывающие  мост,  были
смертельно холодны. Фродо почувствовал, что теряет сознание, голова у него
кружилась. Внезапно, как будто сдавшись чужой воле, он  начал  торопиться,
спотыкаясь при ходьбе, вытянув руки и раскачиваясь из стороны  в  сторону.
Сэм и Горлум побежали за ним. Сэм схватил своего хозяина  за  руку,  когда
тот споткнулся и чуть не упал на приступе моста.
     - Не сюда! Нет, не сюда! - шептал  Горлум,  и  дыхание,  вырывавшееся
сквозь его зубы, казалось, хлыстом разрывало тишину, и он упал на землю  в
ужасе.
     - Держитесь, мастер Фродо! - бормотал Сэм на ухо Фродо. -  Назад!  Не
сюда. Горлум так говорит, и впервые я согласен с ним.
     Фродо провел рукой по лбу и с усилием оторвал  взгляд  от  города  на
холме. Светящаяся башня зачаровала его, и он  боролся  с  подавляющим  его
желанием броситься по блестящей дороге к воротам.  Наконец  с  усилием  он
повернул назад и тут же почувствовал сопротивление Кольца,  тащившего  его
за цепь, надетую на шею; глаза его, когда он отвел их в сторону, в  первые
мгновения ничего не видели. Тьма вокруг них была непроницаема.
     Горлум,  прижавшийся  к  земле,  как   испуганное   животное,   почти
совершенно исчез во тьме. Сэм, поддерживая и  ведя  своего  спотыкающегося
хозяина, шел за ним быстро, как только мог. Недалеко  от  берега  ручья  в
каменной стене у дороги был проход. Они вошли в него, и Сэм увидел, что он
стоит на узкой тропе, которая вначале блестела, как и  главная  дорога,  а
затем, миновав луга смертоносных  цветов,  темнела  и  исчезала  из  виду,
извиваясь по северной части долины.
     По этой тропе и потащились хоббиты. Они шли рядом и не видели впереди
Горлума. Тот лишь изредка оборачивался и манил их,  вот  тогда  становился
виден зеленый цвет в его глазах - то ли отражение отвратительного свечения
Моргула, то ли  проявление  собственных  мыслей.  Фродо  и  Сэм  постоянно
чувствовали свечение башни и устремленные на них  темные  отверстия,  даже
когда смотрели вперед, на темнеющую тропу. Медленно двигались они вперед и
вверх. Когда они вышли из зоны отравленных лугов и испарений ручья, дышать
стало легче, в головах у них прояснилось. Но в телах их ощущалась страшная
усталость, как будто они целую ночь шли с тяжелой ношей  или  долго  плыли
против сильного  течения.  Наконец  они  уже  не  могли  идти  дальше  без
остановки.
     Фродо остановился и сел на  камень.  Они  только  что  взобрались  на
вершину очередной голой скалы. Перед ними было углубление в стене  долины,
вокруг этого углубления шла тропа на самом краю пропасти; тропа пересекала
южный склон горы и исчезала во тьме наверху.
     - Я должен немного отдохнуть, Сэм. - прошептал Фродо. - Оно тяжело на
мне, Сэм, сынок, очень тяжело. Долго  ли  я  смогу  его  нести?  Я  должен
отдохнуть перед этим. - И он указал на поднимающуюся впереди тропу.
     - Ссс! Сссс! - свистел Горлум, торопливо возвращаясь к ним. - Ссс!  -
пальцы его были прижаты к губам, он яростно качал головой.  Ухватив  Фродо
за рукав, он указал на тропу, но Фродо не двинулся.
     - Еще нет, - сказал он. - Еще нет. - Усталость и что-то большее,  чем
усталость, овладели им: казалось, могучее заклинание наложено на его  тело
и мозг. - Я должен... Должен отдохнуть, - пробормотал он.
     Тут гнев и возбуждение  Горлума  настолько  возросли,  что  он  снова
заговорил, зажимая в то же время рот рукой, как  бы  для  того,  чтобы  не
выпустить слова в воздух.
     - Не здесь, нет. Не отдыхать здесь. Дураки! Глаза могут увидеть  нас.
Когда они придут на мост,  они  увидят  нас.  Прочь  отсюда!  Взбирайтесь,
взбирайтесь! Идемте!
     - Идемте, мастер Фродо, - сказал Сэм. - Он снова прав. Мы  не  должны
оставаться на этом месте.
     - Хорошо, - сказал Фродо слабым голосом, как будто говорил во сне.  -
Я попробую...
     И он устало поднялся на ноги.
     Но было слишком поздно. В этот  момент  сказал  под  ними  задрожала.
Громкий рокочущий гул прокатился над землей и отразился в горах.  Затем  с
пугающей внезапностью  вспыхнуло  красное  зарево.  Далеко  за  восточными
горами оно поднялось в небо и окрасило облака в алый цвет. В  этой  долине
теней и холода блеск зарева казался  невыносимо  ярким;  на  фоне  пламени
Горгорота из тьмы выскочили острые, как ножи, пики. Донесся  сильный  удар
грома.
     И Минас Моргул ответил. Последовала бледная  вспышка  молнии,  столбы
синего пламени поднялись из башни и окружающих холмов в низкие тучи. Земля
застонала, а  из  города  донесся  крик.  Смешанный  с  хриплыми  высокими
воплями, похожими на крики хищников, и резким ржанием  лошадей,  одичавших
от гнева и страха, донесся вой дрожащий, повышающийся, так что  вскоре  он
вышел за порог восприятия. Хоббиты упали на землю, зажимая уши руками.
     Когда ужасный крик кончился и на них снова обрушилась  тишина,  Фродо
медленно поднял голову. На другой стороне узкой долины,  теперь  почти  на
уровне его глаз,  возвышались  стены  злого  города;  его  резные  ворота,
сделанные в форме рта со сверкающими зубами, были широко открыты. Из ворот
выходила армия.
     Все воины были одеты в черное, темное, как ночь. Фродо  видел  их  на
фоне бледных стен и светящейся дороги - маленькие черные фигуры  за  рядом
ряд быстро и молча проходили ворота, как бесконечный поток...  Перед  ними
двигался большой отряд всадников во главе со всадником огромного  роста  -
черным, лишь на голове у него зловещим  светом  блестела  корона.  Всадник
направлялся к мосту, и Фродо  следил  за  ним,  не  в  силах  мигнуть  или
оторвать взгляд. Несомненно, это был глава девяти  всадников,  вернувшийся
на землю, чтобы вести свое войско на битву. Это  был  изможденный  король,
который уложил когда-то Хранителя Кольца своим смертоносным ножом.  Старая
рана запылала болью, и страшный холод пронзил сердце Фродо.
     Когда эти мысли поразили Фродо ужасом и держали его неподвижным,  как
будто скованным, всадник неожиданно остановился у въезда на мост, а за ним
остановилось все войско. Наступила  мертвая  тишина.  Может,  глава  духов
почувствовал зов Кольца, ощутил присутствие какой-то силы в своей  долине?
Туда и сюда поворачивалась голова,  увенчанная  короной,  пронизывая  тени
невидящими глазами. Фродо ждал,  неспособный  двигаться,  как  птица  ждет
приближения змеи. И, ожидая, чувствовал, как кто-то приказывает ему надеть
Кольцо. Но как бы не велико было это давление, он  не  чувствовал  желания
сдаться ему. Он знал теперь, что Кольцо лишь предает его и что  даже  если
он наденет Кольцо, у него не хватит силы сопротивляться королю  Моргула  -
пока не хватит. Его собственная воля больше не сопротивлялась  команде,  и
он чувствовал огромную силу, нависшую над ним. Эта сила взяла его за руку,
а Фродо, как посторонний, следил за тем,  как  рука  его  дюйм  за  дюймом
двигалась к цепи на шее. Затем, напрягая всю свою волю, он овладел  рукой,
отдернул ее и заставил искать другую вещь, спрятанную  у  него  на  груди.
Когда он коснулся этой вещи рукой, она показалась  холодной  и  твердой...
Это был фиал Галадриэль, почти забытый до этого часа. Коснувшись фиала, он
почувствовал, что впервые за много часов Кольцо исчезло из его  мозга.  Он
вздохнул и склонил голову.
     В этот момент король духов повернулся и пришпорив лошадь,  въехал  на
мост, и его темное войско  последовало  за  ним.  Может,  эльфийский  плащ
обманул его невидящие глаза, а  может,  мозг  его  маленького  противника,
напрягшись, отразил мысли короля. Король спешил по приказу своего великого
хозяина - он двигался на войну на запад.
     Скоро он проехал, как тень среди теней, вниз по извивающейся  дороге,
а за ним темные ряды прошли мост. Такая  огромная  армия  не  выходила  до
этого из этой долины со времен могущества исилдура; никогда такая  сильная
и злобная орда не нападала на броды через Андуин. И все же это  было  лишь
одно и не самое большое войско Мордора.
     Фродо зашевелился. Неожиданно  сердце  его  устремилось  к  Фарамиру.
"Шторм наконец-то разразился, - подумал он. - Страшная буря копий и  мечей
движется в Осгилиату... Успеет ли Фарамир пересечь реку? Он догадывался об
угрозе, но знает ли он о часе? И кто сможет удержать броды, когда идет сам
король девяти всадников? А за ним придут  другие  армии.  Я  опоздал.  Все
потеряно, я слишком медлил в пути. Все погибло... Даже если я выполню свое
задание, никто и не узнает об  этом.  Не  будет  никого,  кому  бы  я  мог
рассказать. Все напрасно". Побежденный слабостью, он всхлипнул.  А  войско
Моргула продолжало двигаться через мост.
     Потом с далекого расстояния, как будто он доносился  из  воспоминаний
об Уделе, из какого-то освещенного солнцем раннего утра, когда день  зовет
и все двери открыты, Фродо услышал голос Сэма:
     - Проснитесь, мастер Фродо! Проснитесь!
     Если бы этот голос добавил "ваш завтрак готов", Фродо не удивился бы.
Сэм настаивал:
     - Проснитесь, мастер Фродо! Они ушли.
     Послышался глухой звон. Ворота Минас Моргула закрылись. Последний ряд
копий исчез на дороге. Башня по-прежнему смотрела на долину, но свет в ней
ослабел. Весь город снова погрузился в тишину и мрак.  Но  по-прежнему  он
был насторожен и бдителен.
     - Проснитесь, мастер Фродо! Они ушли, и нам тоже лучше  уйти.  Что-то
живое есть в этом месте, что-то с глазами или с видящим  мозгом,  если  вы
понимаете меня; и чем дольше мы остаемся на одном  месте,  тем  легче  оно
обнаружит нас. Идемте, мастер Фродо.
     Фродо поднял голову,  потом  встал.  Отчаяние  не  оставило  его,  но
слабость прошла. Он даже улыбнулся невесело, ясно чувствуя как и за момент
до того, как над ним нависла чья-то воля, что-то, что он  должен  сделать,
нужно сделать, даже если Фарамир или Арагорн, или  Элронд,  или  Гэндальф,
или кто-нибудь еще об этом так и не узнают. Фродо взял в одну руку  посох,
в другую руку фиал. Увидев чистый свет, пробивающийся сквозь  его  пальцы,
он сунул фиал за пазуху и прижал к сердцу. Затем,  повернувшись  спиной  к
Моргулу,  теперь  всего  лишь  серому  пятну  на   черном   фоне   ущелья,
приготовился дальше подниматься по дороге.
     Горлум, как только ворота Минас Моргула  открылись,  уполз  во  тьму,
оставив хоббитов одних. Теперь  он  вернулся,  зубы  его  стучали,  пальцы
щелкали.
     - Глупость! Вздор! - свистел он. - Торопитесь! Они не должны  думать,
что опасность миновала. Она не миновала. Торопитесь!
     Они не ответили, но последовали за ним по  извилистой  тропе.  Вскоре
тропа повернула и нырнула в узкий проход в скале.  Они  подошли  к  первой
лестнице, о которой говорил голлум. Тьма  сгустилась  настолько,  что  они
ничего не видели на расстоянии вытянутой руки;  но  глаза  Горлума  бледно
светились в нескольких футах впереди, когда он повернулся к ним.
     - Осторожно! - прошептал он. - Ступеньки. Много ступенек. Должны идти
осторожно!
     Осторожность действительно  была  необходима.  Вначале  Фродо  и  Сэм
почувствовали облегчение, когда оказались между стенами, но лестница  была
очень крутой, и по мере того, как они поднимались и поднимались,  они  все
более ощущали за собой черную пропасть. А ступеньки были  узкими,  местами
неровными  и  опасными;  они  были  изношены,  некоторые  разбиты,  другие
потрескивали, когда на них ставили ногу.  Хоббиты  с  трудом  поднимались,
цепляясь за верхние ступени  и  с  трудом  заставляя  свои  болевшие  ноги
сгибаться и разгибаться; и хотя лестница все глубже уходила в скалы, стены
над их головами вздымались все выше и выше.
     Наконец они почувствовали,  что  больше  не  выдержат,  и  тогда  они
увидели устремленные на них глаза Горлума.
     - Мы поднялись, - прошептал  он.  -  Первую  лестницу  прошли.  Умные
хоббиты поднялись легко, очень умные хоббиты. Еще немного ступенек и все.
     Сэм  страшно  уставший,  испытывающий  головокружение,  взобрался  на
последнюю ступеньку, за ним Фродо. Они сели и  принялись  растирать  ноги.
Они находились в глубоком темном проходе, который, по-видимому,  тоже  шел
вверх, хотя и не так круто из без ступенек. Горлум не позволил им отдыхать
долго.
     - Есть другая лестница, - сказал он. -  Гораздо  длиннее.  Отдохнете,
когда подниметесь на нее. Не сейчас.
     Сэм застонал.
     - Длиннее, ты говоришь?
     - Да, да, длиннее, - сказал Горлум. - Но не  такая  трудная.  Хоббиты
поднялись по прямой лестнице. Дальше идет вьющаяся лестница.
     - А что потом? - спросил Сэм.
     - Увидим, - негромко ответил Горлум. - О да, увидим!
     - Мне показалось, что говорил о туннеле, - сказал Сэм.  -  Разве  тут
нет туннеля?
     - О да, есть туннель, - сказал Горлум. - Но хоббиты смогут отдохнуть,
прежде чем войдут в него. Если они пройдут туннель, они окажутся почти  на
вершине. Очень близко, если они пройдут. О да!
     Фродо дрожал. Подъем заставил его вспотеть, но теперь он замерз, а  в
проходе же гулял холодный сквозняк, дующий с невидимых высот. Фродо встал.
     - Ну, идем! - сказал он. - Это не место для отдыха.
     Проход, казалось, длился  мили,  и  все  время  дул  холодный  ветер,
который  постепенно   усиливался.   Горы,   казалось,   стремились   своим
смертоносным дыханием задержать путников, повернуть их назад, сдуть  их  в
тьму внизу.  Они  почувствовали,  что  подошли  к  концу  прохода,  только
обнаружив внезапно, что стены направо нет. Они мало  что  смогли  увидеть.
Большие черные бесформенные массы и глубокие серые тени возвышались  перед
ними и вокруг них,  а  сверху  над  низкими  облаками,  время  от  времени
вспыхивало тусклое красное зарево, и тогда на мгновение видны были высокие
пики, как могучие столбы,  поддерживающие  проседающую  крышу  мира.  Они,
казалось, поднялись на много сотен футов и оказались на  широком  выступе.
Слева от них был утес, справа - пропасть.
     Горлум повел их рядом  с  утесом.  Вначале  они  не  поднимались,  но
поверхность была очень неровной и опасной для ходьбы во тьме,  часто  путь
преграждали груды булыжников и упавшие  обломки  скал.  Передвигались  они
вперед медленно и очень осторожно. Сколько часов прошло с тех пор, как они
вошли в долину Моргула,  ни  Сэм,  ни  Фродо  не  могли  определить.  Ночь
казалась бесконечной.
     Наконец они  снова  разглядели  поднимающуюся  стену,  и  перед  ними
открылась еще  одна  лестница.  Снова  они  остановились  и  снова  начали
подниматься.  Подъем  был  долгим  и  утомительным;  но  эта  лестница  не
углублялась в скалу. В этом месте поверхность утеса отклонялась  назад,  и
лестница извивалась в разных направлениях, словно змея. В одном месте  она
подползала к самому краю черной бездны, и  Фродо,  заглянув  вниз,  увидел
далеко под собой вход в долину Моргула, блестела дорога духов из  мертвого
города. Он торопливо отвернулся.
     Все выше и  выше  поднималась  извивающаяся  лестница,  пока  наконец
финальным пролетом, коротким и прямым, не взобралась на следующий уровень.
Теперь тропа проходила по дну небольшого  ущелья  в  высокогорных  районах
Эфел Дуата. Хоббиты смутно видели с обеих сторон ломанные пики и  каменные
башни, между которыми виднелись большие щели, более темные, чем сама ночь,
где забытые зимы грызли  и  язвили  бессолнечный  камень.  Теперь  красное
зарево в небе казалось ярче; но  хоббиты  не  могли  решить,  что  ли  это
страшное утро пришло в землю тени, то ли  они  видят  пламя  от  какого-то
яростного ухищрения Саурона, предающего  пыткам  Горгорот.  Фродо,  подняв
голову, увидел далеко и высоко впереди, как он предположил,  конец  тропы:
на фоне тусклой красноты восточного неба виднелся проход,  узкий,  глубоко
прорезанный в черной скале: с обеих сторон его возвышались каменные рога.
     Фродо остановился и посмотрел внимательно. Рог слева  был  высоким  и
стройным, и в нем горел красный  свет  или  что-то  красное  сияло  сквозь
отверстие в нем. Теперь он видел: это черная башня возвышалась над тропой.
Фродо тронул Сэма за руку и указал.
     - Мне это не нравится! - сказал Сэм. - И, значит, твой тайный  проход
все же охраняется, -  проворчал  он,  оборачиваясь  к  Горлуму.  -  И  ты,
конечно, знал об этом заранее?
     - Все ходы охраняются, да, - сказал Горлум. - Конечно, охраняются. Но
хоббиты должны попытаться пройти. Этот путь, возможно  охраняется  слабее.
Может все стражники ушли на большую битву!
     - Может быть, - проворчал Сэм. - Ну что ж до того места еще далеко. И
еще туннель. Я думаю, вы должны теперь отдохнуть, мастер  Фродо.  Не  знаю
какое сейчас время дня или ночи, но мы идем уже много часов.
     -  Да,  мы  должны  отдохнуть,  -  сказал  Фродо.  -  Давайте  найдем
какой-нибудь уголок за ветром и наберемся сил - для последнего прыжка.
     Он чувствовал,  что  так  должно  быть.  Ужас  земли  внизу  и  дело,
предстоящее   ему,   казались   отдаленными,   слишком   далекими,   чтобы
беспокоиться из-за них. Все его силы были направлены на преодоление горной
стены и охраны. Если он совершит невозможное, тогда  каким-нибудь  образом
выполнит и свое дело. Так казалось ему в темный час усталости  в  каменных
лабиринтах Кирит Унгола.
     В темном углублении между двумя скалами они сели на камень:  Фродо  и
Сэм в глубине и Горлум у самого входа. Здесь хоббиты  поели;  они  думали,
что это их последняя еда перед спуском в неназываемую землю, и может быть,
последняя  совместная  еда.  Они  поели  немного  пищи  Гондора,   немного
эльфийского хлеба и попили. Но так как воды у  них  было  мало,  они  лишь
смочили себе рот.
     - Интересно, где мы снова найдем себе воду, - сказал Сэм. -  Но  ведь
должны они и пить, орки-то.
     - Да, орки пьют, - сказал Фродо. - Но не будем говорить об  этом.  Их
напитки не для нас.
     - Тем более необходимо наполнить наши фляжки,  -  сказал  Сэм.  -  Но
здесь  вверху  нет  воды,  я  не  слышал  ни  звука.  К  тому  же  Фарамир
предупредил, чтобы мы не пили воду Моргула.
     - Не пить воду, текущую из Имлад Моргула, таковы были  его  слова,  -
сказал Фродо. - Но мы теперь не в той долине, и если мы встретим ручей, он
будет течь в долину, а не из нее.
     - Я все равно не доверял бы ему, - сказал Сэм, - даже если умирал  от
жажды. Что-то злое чувствуется в этом мире. - Он принюхался. - И запах. Вы
заметили? Страшный запах. Мне он не нравится.
     - Мне здесь вообще все не нравится, - сказал Фродо, - камень,  скалы,
тропа, сам воздух. Земля, вода, воздух - все  кажется  проклятым.  Но  тут
лежит наш путь.
     - Да, это так, - согласился Сэм. - И мы не были  бы  здесь,  если  бы
больше знали с самого начала. Но, мне кажется, так вот  бывает.  В  старых
сказках и песнях говорится о приключениях, мастер Фродо. Я привык считать,
что удивительный народ искал приключений, он  хотел  их,  потому  что  они
возбуждали, а жизнь была немного скучной, что-то вроде спорта, если  можно
так сказать. Но на самом деле это было, наверное не так.  Просто  попадали
они в приключения и там лежал их путь, как вы сказали. Но я думаю,  что  у
них много возможностей, как и у нас, было повернуть назад, однако  они  не
поворачивали. А если бы они повернули, мы не знали бы об этом, потому  что
они были бы забыты. Мы знаем только о тех, кто продолжал идти - и вовсе не
к счастливому концу, прошу заметить; во  всяком  случае  не  к  тому,  что
называют обычно счастливым концом. Вы знаете, прийти домой  и  обнаружить,
что все в порядке, хотя все уже не то - как старый  мастер  Бильбо.  Такие
сказания не лучше  всего  слушать,  хотя  в  них  лучше  всего  очутиться!
Интересно, в каком сказании очутились мы?
     - Мне тоже интересно, - сказал Фродо. - Но я не знаю. И так бывает  в
действительности. Возьми любое сказание, какое тебе понравится. Ты  можешь
знать или предполагать, что конец у него будет счастливым или  плохим,  но
те, кто находится в нем, об этом не знают. И ты не знаешь... И не  хочешь,
чтобы они знали.
     - Нет, сэр, конечно, сэр, нет. Берен, например, никогда не думал, что
получит сильмариль из железной короны в Тангородриме, и однако  он  сделал
это, а ведь его ждали более черные  опасности,  чем  нас.  Но  это  долгая
история, счастье в ней сменяется горем, и  сильмариль  уходит  от  него  и
приходит к Эрендилу. Да, сэр, я никогда не думал об этом раньше! Мы видели
ведь кое-что из будущего в звездном зеркале Госпожи. И мы все еще  в  этом
сказании. Оно продолжается. Неужели великие сказания не кончаются никогда?
     - Нет, они не кончаются как сказания, - сказал Фродо. - Но  герои  их
уходят, когда кончается их роль. Наша роль тоже кончится раньше или позже.
     - И тогда мы сможем отдохнуть и поспать вдоволь,  -  сказал  Сэм.  Он
угрюмо рассмеялся. - Я именно это имею в виду, мастер Фродо. Я имею в виду
обычный отдых, и сон и утреннюю работу в саду.  Боюсь,  что  я  все  время
только и надеюсь на это. Все эти большие и важные планы не  для  меня.  Но
все же интересно, попадем ли мы когда-нибудь  в  песню  или  сказание.  Мы
сейчас, конечно, в сказании, но я  имею  в  виду  сказание  в  словах,  вы
знаете, рассказанное у очага или прочитанное в большое книге с красными  и
черными буквами, годы и годы  спустя.  И  все  будут  говорить:  "давай-ка
послушаем о Фродо и Кольце!" И еще скажут: "да, это мое любимое  сказание.
Фродо был очень храбрый, верно?" - "Да, мой мальчик, он славнейший из всех
хоббитов, и этим все сказано!"
     - Этим сказано слишком многое, - сказал Фродо  и  засмеялся.  Чистый,
ясный смех звучал из самого сердца. Такого звука здесь не  слышали  с  тех
пор, как Саурон пришел в Средиземье.  Сэму  вдруг  показалось,  что  камни
прислушиваются и высокие скалы тянутся к ним. Но Фродо ничего не замечал -
он смеялся.  -  Ну,  Сэм,  -  сказал  он,  -  твои  слова  заставили  меня
развеселиться, как будто сказание уже написано. Но ты пропустил одного  из
главных героев - твердого сердцем Сэмвайса. "Я хочу еще послушать о  Сэме,
папа. Почему о нем так мало говорится в сказании? Я  его  очень  люблю.  А
Фродо не ушел бы так далеко без Сэма, верно, папа?"
     - Ну, мастер Фродо, - сказал Сэм, - не смейтесь надо мной. Я  говорил
серьезно.
     - Я тоже, - сказал Фродо. - Но мы заглядываем в конец. Мы с  тобой  в
самом опасном месте во всем сказании, и весьма  вероятно,  что  кто-нибудь
скажет: "закрой книгу, папа; я не хочу дальше слушать..."
     - Может быть, - сказал Сэм, - но я бы так  не  говорил.  Роли  бывают
разные. Даже Горлум может быть героем сказания. Он наверное и считает себя
им. Интересно, представляет он себя героем или злодеем? Горлум!  -  позвал
он. - Тебе хочется быть героем... Но куда он опять подевался?
     Горлума не было видно у входа в углубление. Он, как обычно, отказался
от их пищи, но принял  немного  воды,  затем,  казалось  свернулся,  чтобы
спать. Хоббиты считали,  что  его  долгое  отсутствие  в  предыдущий  день
объяснялось охотой, а теперь он,  очевидно,  опять  ускользнул,  пока  они
разговаривали. Но куда же на этот раз?
     - Мне не нравится эта его привычка уходить, не  сказав  ни  слова,  -
заявил Сэм. - И меньше всего сейчас. Он не может искать здесь пищу,  разве
что тут есть скалы, которые он предпочитает. Тут нет даже мха.
     - Не стоит беспокоиться из-за него сейчас, -  ответил  Фродо.  -  Без
него мы не зашли бы так далеко, мы даже не увидели бы тропу.  Поэтому  нам
приходится доверять его выбору.
     - Все равно я не хотел бы упускать его из вида, - сказал  Сэм.  -  Вы
помните, он ни разу не упоминал, что эта тропа  охраняется.  А  теперь  мы
видим башню - она может быть покинутой, а может, и нет. Как  вы  считаете?
Не пошел бы он за ними, орками или кем-нибудь еще?
     - Нет, я этого не думаю, - ответил Фродо. - Даже если  он  склонен  к
какому-то злу, что очень вероятно. И все же я не думаю, что  он  пошел  за
орками или другими слугами Врага. Зачем  ему  было  ждать  столько,  зачем
приближаться так близко к земле, которой  он  боится?  Он  мог  много  раз
выдать нас оркам с тех пор, как встретился с нами. Нет, если в этом что-то
и кроется, то это какое-либо его личное дело, которое он считает тайной.
     - Наверное вы правы, мастер Фродо, - согласился Сэм. - Я не  ошибаюсь
в нем: он охотно отдал бы меня оркам. Но  я  забыл  о  его  драгоценности.
Вероятно, он все время думает о  ней,  как  о  драгоценности  для  бедного
Смеагорла. Это его главная мысль, если у него вообще есть таковые. Но  чем
наш приход сюда может помочь ему, я не знаю.
     - Вероятно, он и сам не знает, - сказал Фродо. - И не  думаю,  что  в
его путаной голове есть только один план. Я считаю, что  он  прежде  всего
старается спасти свою драгоценность от Врага. Если бы Враг получил ее, это
означало бы и его гибель. С другой  стороны,  он,  возможно,  ждет  своего
времени.
     - Да, воришка и вонючка, как я уже говорил, - сказал Сэм.  -  Но  чем
ближе к земле Врага, тем больше вонючка побеждает воришку.  Запомните  мои
слова: если мы только пройдем эту тропу, он не даст  нам  спокойно  унести
через границу эту драгоценную вещь.
     - Мы еще не прошли тропу, - заметил Фродо.
     - Да, но лучше смотреть в оба. Если он застанет нас спящими,  вонючка
может окончательно победить. Но  вам  нужно  немного  вздремнуть,  хозяин.
Ложитесь рядом со мной. Я посторожу; и если я схвачу вас руками, никто  не
сможет коснуться вас так, чтобы Сэм не узнал об этом.
     - Спать! - сказал Фродо и вздохнул, как будто  в  пустыне  он  увидел
мираж. - Да, даже здесь я могу спать.
     - Тогда спите, хозяин! Положите голову мне на колени.
     Так и застал  их  Горлум,  когда  вернулся  час  спустя.  Сэм  сидел,
прижавшись спиной к скале, голова его свесилась набок,  он  тяжело  дышал.
Голова Фродо лежал у него на коленях, на белом лбу Фродо лежала одна  рука
Сэма, вторую он положил на грудь хозяину. Лица их были спокойны.
     Горлум посмотрел на них. Странное выражение промелькнуло на его худом
голодном лице. Свет в его глазах погас, и они  стали  тусклыми  и  серыми,
старыми и усталыми. Он дернулся, казалось, от  боли,  потом  отвернулся  и
посмотрел на тропу, тряся головой, как  бы  ведя  внутренний  спор.  Потом
вернулся и, медленно протянув  дрожащую  руку,  очень  осторожно  коснулся
колена  Фродо  -  и  это  прикосновение  было  почти  лаской.  На  краткое
мгновение, если бы один из спящих мог увидеть  это,  он  подумал  бы,  что
видит старого усталого хоббита, сморщенного от бесчисленных  лет,  которые
унесли его далеко от его времени, от друзей и родственников,  от  полей  и
ручьев его юности, - старое, жалкое и измученное существо.
     При этом прикосновении Фродо зашевелился и негромко вскрикнул во сне.
Немедленно проснулся Сэм. Первое, что он увидел перед собой,  был  Горлум,
трогающий хозяина.
     - Эй, ты! - грубо сказал Сэм. - Чего тебе надо.
     - Ничего, ничего, - тихонько ответил ему Горлум. - Хороший хозяин.
     - Ты прав, - согласился Сэм. - Но где ты  был,  старый  негодяй?  Где
шлялся?
     Горлум отодвинулся, и зеленый огонь вспыхнул под его тяжелыми веками.
Теперь  он  был  похож  на  паука,  скорчившегося  на  согнутых  лапах,  с
выступающими глазами. И мгновение невозвратно ушло.
     - Шлялся, шлялся! - свистел он. - Хоббиты всегда так вежливы,  да.  О
хорошие хоббиты. Смеагорл провел их по тайному  пути,  который  никому  не
известен. Он устал, он хочет пить, да, пить; и он ведет  их  и  ищет  путь
дальше, а они говорят "шлялся, шлялся". Очень хорошие друзья,  о  да,  моя
прелесть, очень хорошие.
     Сэм почувствовал раскаяние, хотя и не очень сильное.
     - Прошу прощения, - сказал он. -  Мне  жаль,  но  ты  так  неожиданно
разбудил меня. А я не должен был спать, и это сделало меня немного резким.
Но мастер Фродо устал, и я попросил  его  вздремнуть.  Так  и  получилось.
Извини. Но где же ты был.
     - Шлялся, - ответил Горлум, и зеленый огонь в  его  глазах  продолжал
гореть.
     - Хорошо, - сказал Сэм, - будь по-твоему. Не думаю,  чтобы  это  было
недалеко от правды. Теперь нам придется шляться вместе. Который  час?  Еще
сегодня или уже завтра?
     - Завтра, - ответил Горлум, - или было завтра,  когда  хоббиты  легли
спать. Очень глупо, очень опасно - если бы Горлум не шлялся поблизости  на
страже.
     - Мне кажется, мы скоро устанем от этого слова, - сказал  Сэм.  -  Но
неважно. Я разбужу хозяина. - Он осторожно убрал волосы со  лба  Фродо  и,
наклонившись, тихо сказал. - Вставайте, мастер Фродо! Вставайте!
     Фродо зашевелился, открыл глаза и улыбнулся,  увидев  склоненное  над
собой лицо Сэма.
     - Рано поднимаешь меня, Сэм? - сказал он. - Еще темно.
     - Здесь всегда темно, - сказал Сэм.  -  Но  Горлум  вернулся,  мастер
Фродо, и говорит, что уже завтра. Мы должны идти. Последний переход.
     Фродо глубоко вздохнул и сел.
     - Последний переход! - сказал он.  -  Привет,  Смеагорл!  Нашел  еду?
Отдохнул?
     - Нет еды, нет отдыха, ничего нет для Смеагорла, - сказал  Горлум.  -
Шлялся он.
     Сэм прикусил язык, но сдержался.
     - Не говори о себе так, Смеагорл, - заметил Фродо. -  Это  неразумно,
даже если это правда.
     - Смеагорл повторяет то, что услышал, - ответил Горлум. - Так  сказал
ему добрый мастер Сэмвайс, который так много знает.
     Фродо посмотрел на Сэма.
     - Да, сэр, - сказал тот. - Я использовал это слово, когда  неожиданно
я проснулся и увидел его рядом. Но я уже сказал ему, что жалею об этом, но
скоро снова перестану жалеть.
     - Давайте оставим это, - сказал Фродо. - Мне  кажется,  мы  с  тобой,
Смеагорл, должны принять решение. Скажи мне, сможем  ли  мы  найти  дорогу
дальше. Ты сделал, что обещал, и  ты  свободен:  свободен  идти  к  еде  и
отдыху, свободен идти куда угодно, только не  к  Врагу.  И  однажды  смогу
вознаградить тебя я или же те, кто помнит обо мне.
     - Нет, нет, еще нет, - завыл Горлум. - О нет! Разве они смогут  найти
путь. Нет не смогут.  Скоро  будет  туннель.  Смеагорл  должен  идти.  Нет
отдыха. Еды.

                              9. ЛОГОВО ШЕЛОБ

     Наверное, был действительно день, как и сказал Горлум, но хоббиты  не
видели никакой разницы, разве что тяжелое небо стало менее черным, похожим
на большую дымную крышу; вместо тьмы глубокой ночи, задерживавшейся еще  в
щелях и ямах, мир теперь покрывала  серая  мерцающая  тень.  Они  пошли  -
Горлум впереди, хоббиты бок о бок сзади  -  вверх  по  каменному  длинному
ущелью меж скал и колонн  выветрившегося  камня,  стоящими,  как  огромные
бесформенные статуи с обеих сторон. Не  слышно  было  ни  звука.  Впереди,
примерно  в  миле,  виднелась  огромная  серая  стена,  последняя   горная
преграда. По мере их приближения она становилась все темнее и  выше,  пока
не закрыла собой всю видимость. Глубокая тень лежал  у  ее  подножья.  Сэм
принюхался к воздуху.
     - Уф! Этот запах! - сказал он. - Он становится все сильнее и сильнее.
     Скоро они оказались в тени и в середине стены увидели вход в пещеру.
     - Путь ведет туда, - тихо сказал Горлум. - Это вход в туннель.
     Он не назвал его: Тореч  Унгол  -  логово  Шелоб.  Оттуда  доносилось
зловоние, не  смертоносный  запах  распада  с  лугов  Моргула,  а  грязные
испарения, как будто внутри были нагромождены горы отбросов.
     - Это единственный путь, Смеагорл? - спросил Фродо.
     - Да, да, - ответил тот. - Да, мы должны идти этим путем.
     - Ты хочешь сказать, что бывал в этой дыре? - спросил Сэм. - Фью!  Но
может быть, для тебя не важны запахи.
     Глаза Горлума блеснули.
     - Он не понимает, что говорит, не  так  ли,  моя  прелесть?  Нет,  не
понимает. Но Смеагорл может многое перенести. Да, он был там,  о  да.  Это
единственный путь.
     - А откуда этот запах? - спросил Сэм. - Он похож... Ну,  я  не  стану
говорить, на что он похож. Какое-то логово орков, из которого сто  лет  не
вычищали отбросы.
     - Ну, - сказал Фродо, - орки или нет, а если это  единственный  путь,
мы должны им воспользоваться.
     Глубоко вдохнув воздух, они вошли вовнутрь. Через несколько шагов  их
окружила непроницаемая тьма. С подземелий Мории не знали Фродо и Сэм такой
тьмы; если это возможно, то здесь она была еще глубже и плотнее. Там  было
движение воздуха, раздавалось эхо, чувствовалось  пространство.  Здесь  же
воздух был неподвижен, затхл, тяжел. Они  шли  как  бы  в  черном  тумане,
который ослеплял не только глаза, но и мозг, так что даже  воспоминание  о
цветах и формах и о всяком свете исчезало из памяти. Тут всегда была ночь,
и всегда будет, и все было ночью.
     Но  некоторое  время  они  еще  могли  чувствовать,  и  осязание   их
обострилось почти до болезненного состояния. Стены были  к  их  удивлению,
ровными, пол тоже, за  исключением  изредка  встречавшихся  ступенек,  был
ровным и гладким и продолжал слегка подниматься.  Туннель  был  высоким  и
широким, таким широким, что хоббиты протянув руки не могли коснуться обеих
стен сразу.
     Горлум шел впереди. Казалось, он находится лишь в  нескольких  шагах.
Пока они еще могли обращать внимание на  такие  вещи,  они  слышали  перед
собой  его  свистящее  дыхание.  Но  через  некоторое  время  их   чувства
притупились,  и  осязание  и  слух  ослабели,  и  они  продолжали  брести,
спотыкаясь, вперед и вперед, главным образом благодаря силе воли и желанию
добраться наконец до выхода.
     Они прошли, должно быть,  довольно  далеко,  но  время  и  расстояние
совершенно не поддавались оценке.  Сэм,  шедший  справа,  ощупывая  стену,
почувствовал в ней  отверстие;  на  мгновение  до  него  донеслось  слабое
дуновение менее тяжелого воздуха, но они уже прошли мимо.
     - Здесь не один туннель, - прошептал он с усилием:  казалось  трудным
не то что говорить, даже дышать. - Орочье место!
     После этого сначала он справа;  потом  Фродо  слева  прошли  еще  три
четыре таких отверстия, широких и узких, но сомнений  в  главном  пути  не
было, он не поворачивал и продолжал вести вверх. Но как долог он, много ли
еще предстояло им идти, смогут  ли  они  это  выдержать?  Тяжесть  воздуха
возрастала по мере их продвижения. И продвигаясь вперед, они чувствовали в
кромешной тьме какое-то слабое сопротивление, словно что-то задевает их за
головы  и  руки,  какие-то  мягкие  щупальца,  может  быть  это  подземные
растения.  Они  не  могли  определить,  что   это.   Зловоние   продолжало
усиливаться. Оно росло до тех пор, пока хоббитам  не  стало  казаться  что
этот запах - единственно оставшееся у них чувство и что  это  их  мучение.
Час, два часа, три часа - сколько они провели в этой лишенной света  дыре?
Часы, дни или недели. Сэм оставил свою сторону туннеля и прижался к Фродо,
руки их встретились и сплелись, и так вместе они продолжали идти.
     Наконец Фродо, ощупывающий левую  сторону  стены,  обнаружил  боковой
ход. Он был гораздо шире, чем все пройденные ими; из него доносилось такое
отвратительное зловоние и такое ощущение кроющейся  опасности,  что  Фродо
пошатнулся. Сэм споткнулся, чуть не упав.
     Борясь с тошнотой и страхом, Фродо схватил Сэма за руку.
     - Вверх! - хрипло, без голоса, сказал он. - Запах и опасность исходят
отсюда. Быстрее!
     Собрав все оставшиеся силы и решительность, он потащил Сэма за собой.
Сэм, спотыкаясь пошел рядом с ним. Одни шаг, два три шага,  наконец  шесть
шагов. Может они прошли это ужасное невидимое отверстие, но так или иначе,
а двигаться стало легче, как будто чья-то  враждебная  воля  на  мгновение
отпустила их. Держась за руки, они с трудом двигались дальше.
     Почти  немедленно  перед  ними  встала   новая   трудность.   Туннель
раздваивался, и во тьме они не могли определить более  широкий  или  более
прямой проход. По которому им идти, по левому или по правому? Они не знали
этого, а неверный выбор мог означать смерть.
     - Куда пошел Горлум? - тяжело дыша, спросил Сэм. -  И  почему  он  не
подождал нас?
     - Смеагорл? - попытался позвать Фродо. - Смеагорл!  -  но  голос  его
глох, и слова почти не срывались с его губ. Ответа не было и не было  даже
эха или дрожания воздуха.
     - На этот раз он ушел насовсем, - пробормотал Сэм.  -  Я  думаю,  что
именно сюда он и хотел нас привести. Горлум! Если я когда-нибудь  дотянусь
снова до тебя рукой, ты об этом пожалеешь.
     Вскоре, спотыкаясь и шаря во тьме, они обнаружили, что  левый  проход
закрыт: то ли это был тупик, то ли его загородил  упавший  сверху  большой
камень.
     - Здесь нет пути, - прошептал  Фродо.  -  И  нужно  идти  по  правому
проходу.
     - И быстро! - задыхался Сэм. - Здесь есть кое-что похуже  Горлума.  Я
чувствую, что на нас что-то смотрит.
     Они не прошли и нескольких ярдов, как сзади раздался  звук,  особенно
ужасный в тяжелой  тишине:  булькающий,  звучно  журчащий  звук  и  долгий
зловещий  свист.  Они  повернулись,  но  ничего  не  увидели.  Они  стояли
неподвижно, как камин, глядя во тьму, и ждали сами не зная чего.
     - Это ловушка! - сказал Сэм и положил руку  на  рукоять  меча;  делая
это, он подумал о тьме могилы, в которой лежал этот меч.  -  Хотел  бы  я,
чтобы старый том был поблизости, - почти произнес он.
     И вот, когда он стоял в  темноте,  охваченный  чернотой  отчаяния,  с
гневом в сердце, ему показалось, что он видит свет: свет  в  мозгу,  почти
невыносимо яркий вначале, как солнечный  луч  в  глазах  того,  кто  долго
находился в темнице без окон. Потом  появились  цвета:  зеленый,  золотой,
серебряный  и  белый.  Далеко,  как  на  маленькой  картине   нарисованной
мастером-эльфом, он увидел госпожу Галадриэль, стоящую на траве Лориена  и
подарки в ее руках. "А для вас, Хранитель Кольца,  услышал  он  ее  голос,
отдаленный, но ясный, - я приготовила это."
     Булькающий свист раздавался ближе, слышался треск, как будто  трещали
суставы какого-то существа, медленно двигающегося в темноте к своей цели.
     - Хозяин, хозяин! - закричал Сэм, и жизнь вернулась в  его  голос.  -
Подарок госпожи! Звездное зеркало! Она сказала, что это будет для вас свет
в темных местах... Звездное зеркало!
     - Звездное зеркало? - пробормотал Фродо и как бы очнулся  от  сна.  -
Да. Почему я забыл о нем? Свет, когда всякий другой свет исчезнет! А здесь
только свет может нам помочь.
     Медленно рука его  протянулась  к  груди,  медленно  извлек  он  фиал
Галадриэли. Вначале тот мерцал  слабо,  как  восходящая  на  небе  звезда,
пробивающаяся сквозь тяжелый восточный туман, но затем свет его  усилился,
и  надежда  ожила  в  сердце  Фродо;  фиал  начал  гореть,  испуская  лучи
серебряного пламени, как будто  сам  Эрендил  спустился  сюда  с  высокого
солнечного пути с последним сильмарилем во лбу. Тьма отступала от него,  и
скоро он сверкал, как бы в центре хрустального  шара,  и  рука,  державшая
его, наливалась белым холодным огнем.
     Фродо в удивлении глядел на этот чудесный дар, который он  так  долго
носил с собой, не подозревая о его силе и могуществе. Редко вспоминал он о
его наличии в пути, пока не пришли они в долину Моргула, и никогда  он  не
использовал его, опасаясь быть обнаруженным из-за своего свечения.
     - Эйн Эрендил эленион аниалима! - воскликнул он и сам не знал, что он
проговорил: ему показалось, что  в  нем  заговорил  чей-то  другой  голос,
ясный, не встревоженный гнилым воздухом подземелья.
     Но в Средиземье есть  и  другие  силы,  силы  ночи,  и  они  стары  и
могущественны. И она, та, что ходит во тьме, услышала эльфийский  возглас,
дошедший из глубины времени, и не  пропустила  его  мимо  себя,  и  он  не
заставил ее на этот раз отступить. Произнеся эти слова, Фродо почувствовал
навалившуюся на него чью-то злобу, чье-то злобное внимание.  Он  увидел  в
туннеле, между собой и тем отверстием, которое они с трудом миновали,  две
большие грозди фасеточных глаз -  надвигающаяся  угроза  наконец-то  стала
видна. Сияние звездного зеркала  отразилось  от  тысяч  фасет,  но  в  них
вспыхнул  бледный  смертоносный  огонь,  пламя   каких-то   злых   мыслей.
Чудовищными и зловещими были эти глаза, звериные и в то  же  время  полные
сознания, в  них  светилась  отвратительная  радость  хищника,  загнавшего
добычу в тупик, откуда ей уже не спастись.
     Фродо и Сэм, ошеломленные ужасом, начали медленно пятиться; их взгляд
не отрывался от зловещих глаз; но как только они попятились, глаза  начали
приближаться. Рука Фродо дрогнула,  фиал  опустился.  Неожиданно,  как  бы
освободившись от чар, они оба повернулись  и  побежали;  но,  оглянувшись,
Фродо с ужасом отметил, что глаза прыгнули  им  вслед.  Его,  как  облако,
окружил запах смерти.
     - Стой! Стой! - отчаянно закричал он. - Бежать бесполезно.
     Глаза медленно подползали.
     - Галадриэль! - закричал Фродо, и собрав  все  свое  мужество,  снова
поднял фиал.
     Глаза остановились. На мгновение внимание их ослабло, как будто в них
появился слабый намек на сомнение. Сердце у Фродо загорелось, и не думая о
том, что он делает, глупость ли это, отчаяние или храбрость, он взял  фиал
в левую руку, а правой извлек свой меч. Жало вспыхнуло в серебряном свете,
острое  эльфийское  лезвие  испускало  искры,  края  его  горели   голубым
пламенем. Держа фиал над головой, а меч  перед  собой,  Фродо,  хоббит  из
Удела, пошел навстречу глазам.
     Глаза дрогнули. Сомнение усилилось в них при приближении света.  Одни
за другим они потускнели и медленно начали отступать. Никогда  их  еще  не
поражала такая смертоносная яркость. В своем  подземелье  они  никогда  не
видели ни солнца, ни луны, ни звезд, но теперь звезда сама  спустилась  на
землю. Она приближалась, и глаза струсили. Один за другим  они  потемнели,
повернули, и огромное туловище, едва различимое во тьме, тяжело  двинулось
назад по туннелю. Глаза исчезли.
     - Хозяин! Хозяин! - воскликнул Сэм. Он шел за Фродо,  держа  наготове
свой меч. - Звезды и слава! Эльфы сочинили  бы  об  этом  песню,  если  бы
только узнали! Я хочу жить, чтобы рассказать им  об  этом  и  услышать  их
песню. Но не ходите туда, хозяин! Не ходите к логову! Попытаемся выбраться
из этой подлой норы!
     Они повернули назад и вначале пошли, а потом побежали.  С  каждым  их
шагом запах логова ослабевал и сила возвращалась в их  тела.  Пол  туннеля
круто поднимался. Но ненависть подземного логова, летела за ними,  немного
ослепшая, но непобежденная, жаждущая смерти. Навстречу им  подул  холодный
ветер. Отверстие, конец туннеля -  и  вот  он  перед  ними.  Тяжело  дыша,
стремясь поскорее добраться до открытого места, они бежали вперед -  и,  в
изумлении попятившись остановились. Выход был закрыт  какой-то  преградой,
но не из камня - вначале она казалась мягкой и слегка поддающейся,  но  на
самом деле была непроходима - воздух проходил сквозь нее, но свет  -  нет.
Они попытались прорваться, но были отброшены назад.
     Подняв фиал, Фродо посмотрел вперед  и  увидел  серость,  которую  не
могло пробить или осветить сияние звездного сосуда. Поперек  туннеля  была
натянута обширная паутина, похожая  на  работу  паука,  но  гораздо  более
густая, и каждая паутинка была толщиной с веревку.
     Сэм угрюмо рассмеялся.
     - Паутина! - сказал он. - Это все? Паутина! Значит, это паук.
     В ярости он ударил по ближайшей нити мечом, но не смог перерубить ее.
Она немного поддалась, но потом  распрямилась,  как  натянутая  тетива,  и
отбросила меч и державшую его руку.  Трижды  Сэм  бил  изо  всей  силы,  и
наконец одна-единственная прядка из  всех  бесчисленных  прядей  щелкнула,
лопнула и свилась в воздухе. Одни конец ее ударил  Сэма  по  руке,  и  тот
закричал от боли и поднес руку ко рту.

     - Потребуется много дней, чтобы  очистить  дорогу  таким  образом,  -
сказал он. - Что же делать? Не вернулись ли глаза?
     - Нет, пока не видно, - ответил Фродо. - Но я  по-прежнему  чувствую,
что они смотрят на меня или думают обо мне - может быть, составляют  новый
план. Если этот свет ослабеет, они быстро окажутся здесь.
     - Пойманы в самом конце! - горько сказал  Сэм;  гнев  победил  в  нем
усталость и отчаяние. - Птенцы в гнезде. Пусть проклятие  Фарамира  упадет
на Горлума и побыстрее!
     - Это не поможет нам теперь, - заметил Фродо. - Посмотрим, что  может
сделать жало. Это эльфийское лезвие. В темных долинах Белерианда, где  оно
было выковано, висели паутины ужаса. А ты будь начеку и смотри назад. Вот,
возьми звездный сосуд. И не бойся. Держи его высоко и карауль.
     Фродо подошел к огромной серой  сети,  размахнулся,  нанес  свистящий
удар по целой пряди нитей и тут же  отступил.  Голубое  сверкающее  лезвие
прорезало их: как трава под косой, они дернулись и  повисли,  покачиваясь.
Появилось большое отверстие.
     Удар за ударом наносил он, пока вся сеть в пределах его  досягаемости
не была разрублена и концы  ее  висели,  покачиваясь  как  бы  от  легкого
ветерка. Ловушка была разорвана.
     - Идем! - воскликнул Фродо. - Вперед!
     Дикая радость спасения  из  самого  отчаянного  положения  неожиданно
заполнила его мозг. Голова его закружилась как от глотка крепкого вина. Он
подпрыгнул и закричал.
     Темная земля показалась ему светлой, когда  взгляд  его  вырвался  из
подземной ночи. Большие столбы  дыма  поднимались  и  становились  тоньше,
проходил последний час унылого дня; красное зарево Мордора превратилось  в
унылую полумглу. Но Фродо казалось, что он  смотрит  на  утро  неожиданной
надежды. Он почти достиг вершины стены. Осталось немного. И  ущелье  Кирит
Унгол было  перед  ним  зазубриной  в  черноте  хребта,  и  скальные  рога
возвышались с обеих сторон его. Короткий переход, и он минует их!
     - Тропа, Сэм! - воскликнул  он,  не  замечая  высоты  своего  голоса,
который вырвавшись из удушающей атмосферы туннеля, звенел резко и чисто. -
Тропа! Беги, беги, и мы вырвемся, прежде чем кто-нибудь сумеет  остановить
нас!
     Сэм шел за ним так быстро, как позволяли его несгибающиеся  ноги;  но
радуясь свободе, он был беспокоен и все время оглядывался назад, на темную
арку  туннеля,  опасаясь  увидеть  глаза  или  какую-нибудь  невообразимую
фигуру, преследующую их. Слишком мало он и его хозяин  знали  о  коварстве
Шелоб. У нее было много выходов из логова.
     Здесь жила она долгие века, злое существо в виде паука, одно  из  тех
чудовищ, что жили в земле  эльфов  на  западе,  которая  сейчас  затоплена
морем. С таким чудовищами сражался Берен в Горах Ужаса в  Дориате,  прежде
чем встретился  с  Лютиен  на  зеленой  лужайке,  поросшей  болиголовом  и
освещенной лунным светом, давным-давно. Как  появилась  здесь  Шелоб,  как
спаслась, не говорят, потому что мало сказаний дошло от темных лет. Но она
была здесь до Саурона и  до  первых  камней  Барад-дура;  она  не  служила
никому, только себе, пила кровушку эльфов и людей, раздувалась и жирела от
своих бесконечных пиров, плела повсюду свои сети. Все живые существа  были
ее пищей. Далеко разбросала она  свое  отродье  -  выродков  от  встреч  с
собственным потомством, которых она потом убивала; ее отпрыски пробирались
от ущелья к ущелью от Эфел Дуата на востоке до  Дол  Гулдура  и  крепостей
Чернолесья. Но никто не мог соперничать с ней,  Шелоб  великой,  последним
порождением Унголиант, созданным, чтобы беспокоить несчастный мир.
     Много лет назад увидел ее Горлум-Смеагорл, который бродил  по  темным
норам и переходам, увидел и преклонился перед  нею,  и  чернота  ее  злобы
победила его, оторвала от света и радости. Он  пообещал  приводить  к  ней
добычу. Но то, к чему он стремился, ее не  интересовало.  Ничего  она  или
почти ничего не знала о башнях, о Кольцах, о том, что  создано  рукой  или
мозгом - она хотела только убивать  и  поглощать  свои  жертвы,  жиреть  и
раздуваться, пока земля не сможет больше выдерживать ее.
     Однако теперь она давно уже была голодна, прячась в своем логове, так
как сила Саурона росла и жизнь бежала от его границ. Город в долине  умер,
и ни люди, ни эльфы больше не  приходили  сюда,  лишь  изредка  несчастные
орки. Плохая еда и очень осторожная. Но Шелоб должна была есть, и так  как
орки прорывали все новые пути из башен и от тропы, она ловила  их.  Но  ей
хотелось более сладкого мяса. И Горлум привел к ней добычу.
     - Посмотрим, посмотрим, - часто говорил он себе на опасных дорогах от
Эмин Муила к башне Моргула, - посмотрим. Может быть так, о да, может быть,
что  когда  она  отбросит  кости  и  одежду,  мы  найдем  ее,  найдем  ее,
драгоценность, награду бедному Смеагорлу, который привел хорошую еду. И мы
спасем драгоценность, как мы и обещали. О да. А когда мы найдем ее, она об
этом узнает, она за все заплатит, о да, моя прелесть. Все тогда заплатят!
     Так он думал, надеясь скрыть от нее свои мысли, даже когда  он  снова
появился перед ней, низко кланяясь. Спутники его в это время спали.
     Что касается Саурона, то он знал, где она скрывается. Ему  нравилось,
что она живет здесь, голодная, но неизменная в своей злобе, надежный страж
древней тропы в его землю. А орки, хоть они и верные рабы, но  их  у  него
предостаточно. Если Шелоб время от времени ловит  их,  чтобы  поддерживать
свой аппетит, что ж, на здоровье: он поделится с нею. И как иногда человек
бросает лакомство своей кошке (моя кошка, называл он ее,  хотя  она  и  не
принадлежала ему), так Саурон посылал ей пленников, которых больше не  мог
использовать: он велел отводить их к ее норе и затем  выслушивал  рассказы
об ее играх.
     Так жили они оба, не опасаясь ни нападения, ни конца своей злобы,  ни
гнева. И никогда ни одна муха не спасалась от  паутины  Шелоб.  Тем  более
силен был теперь ее гнев и голод.
     Ничего из этого не знал бедный Сэм, но он чувствовал, как растет  его
ужас, растет угроза, которую он не может видеть. И  так  тяжела  была  эта
угроза, что мешала ему бежать, ноги его как будто налились свинцом.
     Ужас был вокруг него, враги впереди, а  хозяин  беззаботно  бежал  им
навстречу. Посмотрев вперед, Сэм увидел две вещи,  которые  увеличили  его
отчаяние. Он увидел, что меч, который Фродо  по-прежнему  держал  в  руке,
светился синим пламенем; и он увидел, что хотя небо стало темным, но  окно
в Башне оставалось красным.
     - Орки! - пробормотал он. - Тут повсюду орки и кое-что похуже орков.
     Быстро  вспомнив  свою  привычку  к  скрытности,  он   закрыл   рукой
драгоценный фиал, который все еще нес. Рука его красная  от  живой  крови,
осветилась внутренним светом, и он  затем  сунул  выдававший  его  свет  в
карман и закрыл плащом. Теперь он постарался  ускорить  свой  бег.  Хозяин
опередил его, он находился в двадцати шагах впереди и  летел  как  стрела.
Скоро он исчез из виду в этом сером мире.
     Едва Сэм успел спрятать свет звездного сосуда, как появилась она.  Он
увидел ее неожиданно немного впереди  и  слева  от  себя,  выползающую  из
черной норы в тени утеса, -  наиболее  отвратительная  фигура,  когда-либо
виденная им, более ужасная, чем можно вообразить себе в кошмарном сне. Она
была похожа на паука, но размером превосходила огромных  хищников  и  была
страшнее их из-за ужасных, не знающих жалости глаз. Те глаза,  которые  он
считал  побежденными,  отступившими,  теперь  снова  горели  злым   огнем,
выступая из отвратительной головы. У нее были большие рога, а за  короткой
стеблеобразной  шеей  огромное  раздувшееся   туловище,   большой   мешок,
раскачивающийся между ногами. Туловище было черным, а нижняя часть живота,
бледная и светящаяся, издавала зловоние. Ее ноги были согнуты, с  большими
узловатыми суставами высоко за спиной, а из  спины,  как  стальные  копья,
торчала щетина. Каждая нога оканчивалась ногтем.
     Протянув свое мягкое хлюпающее тело и согнутые  ноги  сквозь  внешний
выход их логова, она двинулась с ужасающей  скоростью,  быстро  передвигая
ноги, а иногда прыгая. Она оказалась между Сэмом и его хозяином. То ли она
не  заметила  Сэма,  то  ли  избегала  его,  как  носителя  огня,  но  она
сосредоточила свое внимание лишь на  одной  добыче  -  Фродо,  лишившегося
своего фиала и не подозревавшего об опасности. Он бежал быстро,  но  Шелоб
была быстрее, и в несколько шагов она догнала его.
     Сэм, задыхаясь, собрал все свои силы.
     - Назад! - закричал он. - Оглянитесь, хозяин! Я... - Но тут крик  его
прервался.
     Длинная тощая рука зажала ему  рот,  другая  сжала  горло,  а  что-то
обвилось вокруг  его  ног.  Застигнутый  врасплох,  он  оказался  в  руках
противника.
     - Поймали его! - свистел Горлум ему на ухо. - Наконец, моя  прелесть,
мы поймали его, да, отвратительного хоббита. Мы поймали этого. Она возьмет
другого. О да, Шелоб возьмет его, не Смеагорл: он  обещал,  он  совсем  не
причинит вреда хозяину. Но он поймал тебя, тебя, отвратительного  грязного
маленького хоббита! - он плюнул Сэму на шею.
     Ярость от этого предательства, отчаяние от задержки в то  время,  как
хозяин находится в смертельной опасности, придали Сэму такую  силу,  какой
Горлум никак не ожидал от этого медлительного глупого хоббита -  таким  он
считал Сэма. Сам Горлум не смог бы вырваться так быстро  и  яростно;  рука
его соскользнула со рта Сэма, Сэм попытался освободиться от  второй  руки,
сжимавшей горло. Меч он по-прежнему держал в правой руке, а левой за плеть
нес посох Фарамира. В отчаянии он пытался ударить своего врага. Но  Горлум
был слишком проворен. Протянув длинную правую  руку  он  схватил  Сэма  за
запястье; пальцы его были как тиски;  медленно  и  безжалостно  сгибал  он
руку, пока с криком боли Сэм не выпустил меч, который упал на землю; и все
это время вторая рука Горлума все крепче сжимала Сэму горло.
     Тогда Сэм использовал последнюю хитрость. Изо всей силы он отшатнулся
и прочно встал на ноги; затем  неожиданно  оттолкнулся  и  прыгнул  ногами
вперед.
     Не ожидавший этого, Горлум упал, и Сэм оказался  на  нем.  Послышался
резкий свист, и на мгновение рука Горлума выпустила горло Сэма. Но  пальцы
его еще сжимали правую руку Сэма. Но  пальцы  эти  ослабли.  Сэм  рванулся
вперед и встал, затем быстро  повернулся  направо,  выворачивая  запястье,
которое сжимал Горлум. Подняв в левой руке посох, он изо всех сил  опустил
его на протянутую руку Горлума чуть ниже локтя.
     С криком Горлум выпустил его руку. Тут Сэм  набросился  на  него;  не
перекладывая посох, он нанес им жестокий удар. Быстро,  как  змея,  Горлум
скользнул в сторону, и удар, нацеленный ему в голову, пришелся  по  спине.
Посох треснул и сломался. Это было слишком для Горлума.  Его  старая  игра
заключалась в том, чтобы хватать сзади. И редко она ему не  удавалась.  Но
на этот  раз,  обманутый  злобой,  он  допустил  ошибку  -  позволил  себе
заговорить, прежде  чем  обе  его  руки  сомкнулись  на  шее  жертвы.  Его
прекрасный план не удался, все расстроилось, когда во тьме так  неожиданно
вспыхнул этот проклятый свет. Такая борьба не для  него.  Сэм  нащупал  на
земле свой меч и поднял его. Горлум  закричал  и  большими  прыжками,  как
лягушка, побежал прочь на четвереньках; прежде, чем Сэм смог догнать  его,
он исчез, с поразительной скоростью убежав к туннелю.
     Сэм с мечом в руке бежал за ним, но Горлум  исчез.  Сэм  стоял  перед
темным отверстием, и в лицо его било зловоние. И тут Сэм вспомнил о  Фродо
и о чудовище. Он повернулся и отчаянно побежал по тропе, зовя  хозяина  по
имени. Он опоздал. В этой части замысел Горлума удался.

                         10. ВЫБОР МАСТЕРА СЭМВАЙСА

     Фродо лежал на земле лицом вверх, а  чудовище  наклонилось  над  ним,
настолько занятое своей жертвой, что не обращало внимания на  Сэма  и  его
крики, пока он не оказался рядом. Подбежав, Сэм увидел, что  Фродо  связан
паутиной от лодыжек до плеч, и чудовище передними лапами потащило его тело
прочь.
     Рядом с Фродо на земле, там, где он  выпал  из  его  ослабевших  рук,
лежал, блестя эльфийский меч. Сэм не останавливался, чтобы подумать о том,
что он делает и делает ли он это  от  храбрости,  верности  или  гнева.  С
криком прыгнул он вперед и схватил в левую руку меч хозяина. Потом  сделал
выпад. Более яростной атаки не видели даже в свирепом мире  диких  зверей,
когда отчаянное  маленькое  существо,  вооруженное  лишь  слабыми  зубами,
бросается на башню из рогов и шкуры, стоящую над павшей подругой.
     Обеспокоенная его  криком,  Шелоб  устремила  на  него  свой  злобный
взгляд. Но прежде чем она успела  сообразить  что-то,  на  нее  обрушилась
ярость, более страшная, чем все, с чем  она  встречалась  за  бесчисленные
годы, - сияющий меч ударил ее по ноге и отсек ноготь. Сэм прыгнул под арку
ее ноги и вторым ударом дотянулся до грозди глаз на ее  опущенной  голове.
Один большой глаз потемнел.
     Теперь это ничтожное создание оказалось под нею, вне досягаемости  ее
страшного  жала  или  когтей.  Обширное  брюхо  со  своим   отвратительным
свечением раскачивалось над ним, а зловоние  чуть  не  сбило  его  с  ног.
Ярость удержала его и позволила ему нанести еще один удар. Прежде чем  она
успела  схватить  его,  раздавить,  задушить  его  вместе  с  его  дерзкой
храбростью, он с отчаянной силой ударил ее блестящим эльфийским мечом.
     Но Шелоб не была похожа на драконов: на теле ее, кроме глаз, не  было
мягких  мест.  Ее  древняя  шкура  была  шишковатой,  но  с  каждым  годом
становилась все толще. Меч ударился об нее с силой, но эти  отвратительные
складки нельзя было пробить человеку,  даже  если  сталь  меча  выплавлена
эльфами или гномами, а мечом владела рука самого Берена  или  Турина.  Она
закричала от удара и обрушила свой живот на голову  Сэма.  Яд  брызнул  из
образовавшейся раны. Расставив ноги, она снова  ударила  животом.  Но  Сэм
устоял на ногах, держа поднятый меч  обеими  руками,  отражая  удары  этой
падающей крыши; и вот Шелоб, со всей своей  ужасной  силой,  большей,  чем
сила самого великого воина, сама нанесла себе страшный удар.  Меч  глубоко
вонзился в ее тело, и Сэм был отброшен на землю.
     Никогда не испытывала Шелоб подобной боли, даже представить  себе  не
могла, что такая боль существует. Ни один  самый  смелый  солдат  древнего
Гондора, ни одни самый свирепый орк, пойманный в ловушку, не касался мечом
ее тела. Дрожь пробежала по ней. Снова поднявшись, дергаясь от  боли,  она
на корчащихся и подгибающихся ногах конвульсивно прыгнула в сторону.
     Сэм упал на колени рядом с головой Фродо, он почти  потерял  сознание
от зловония, руки его все  еще  сжимали  рукоять  меча.  И  сквозь  дымку,
застилающую ему глаза, он смутно видел лицо  Фродо;  упрямо  пополз  он  к
хозяину, борясь с обмороком. Сэм медленно поднял  голову  и  увидел  Шелоб
всего в нескольких шагах от себя;  она  смотрела  на  него,  из  ее  клюва
тянулась ниточка ядовитой слюны,  зеленая  густая  жидкость  текла  из  ее
раненного глаза. Ее содрогающийся живот лежал на земле, ноги  ее  дрожали,
как будто она собирала силы для нового прыжка.
     Сэм скорчился, глядя на нее, и видя в ее глазах свою смерть. И тут  в
голову ему пришла мысль, как будто чей-то отдаленный голос  подсказал  ее.
Левой рукой он проворно порылся у себя на груди и нашел то,  что  искал  -
фиал Галадриэли, казавшийся таким холодным,  твердым  и  надежным  в  этом
призрачном мире ужаса.
     - Галадриэль! - слабо произнес  он  и  услышал  голоса,  далекие,  но
ясные: голоса эльфов, идущих под звездами в любимых  лесах  Удела,  музыку
эльфов, раздававшуюся в зале огня в доме Элронда.
     Гилтониэль и Элберет!
     Язык его освободился, и он закричал на  языке,  которого  никогда  не
знал:

                        А Элберет Гилтониэль,
                        О монел Палан-Дириель,
                        Оле каллон си дингурутос!
                        А тире ни фанулиос!

     С этими словами он встал на ноги, и он снова был хоббитом  Сэмвайсом,
сыном Хэмфеста.
     - Ну, иди, падаль! - закричал он. - Ты ранила моего хозяина, тварь, и
ты поплатишься за это. Мы уйдем, но вначале мы посчитаемся с тобой. Иди  и
снова попробуй это!
     И как будто его неукротимый дух передал свою энергию фиалу,  звездный
сосуд белым факелом засверкал в его руке. Он сиял, как звезда на  небесном
склоне,  пронзающая  темный  воздух  своим  невыносимым  светом.   Никогда
подобный ужас неба не горел перед лицом Шелоб. Лучи  его  проникали  в  ее
израненную  голову  и  жгли  мучительной  болью,  ужасное  влияние   света
распространялось от глаза к глазу.  Она  осела  назад,  дергая  в  воздухе
передними лапами, она ничего не видела из-за яркого света, мозг ее бился в
агонии. Отвернув  искалеченную  голову,  она  откатилась  назад  и  начала
ползти, шаг за шагом, к отверстию в темном утесе.
     Сэм шел за ней. Он шатался, как  пьяный,  но  шел  за  ней.  И  Шелоб
струсила  наконец,  признала  свое  поражение,   съежилась   и   побежала.
Добравшись  до  отверстия,  она  протиснулась  в   него,   оставляя   след
зелено-желтой слизи, прежде чем Сэм смог  нанести  последний  удар  по  ее
дергающимся ногам. И тут Сэм упал на землю.
     Шелоб ушла. В  этом  сказании  ничего  не  говорится  о  ней  больше.
Возможно, она залегла в логове, лелея свою злобу и ничтожество,  и  долгие
годы тьмы залечили ее раненные глаза, пока  снова  она  не  была  способна
нападать на свои жертвы в ущельях гор тени.
     Сэм остался один. Когда вечер неназываемой земли спустился  на  место
битвы, он устало подполз к хозяину.
     - Хозяин, дорогой хозяин!  -  сказал  Сэм  и  долго  прислушивался  в
напрасном ожидании.
     Тогда как можно быстрее он перерезал путы и прижался ухом к  груди  и
рту Фродо, но не услышал даже слабого звука ударов сердца,  ни  следа.  Он
растирал руки и ноги хозяина, притронулся ко лбу, но все было холодное.
     - Фродо, мастер Фродо! - звал он. - Не оставляйте  меня  одного.  Ваш
Сэм зовет вас. Не уходите туда,  куда  я  не  могу  за  вами  последовать!
Проснитесь, мастер Фродо! О проснитесь, Фродо, мой дорогой! Проснитесь!
     Потом его охватил гнев, он в ярости бегал вокруг тела своего хозяина,
ударял  воздух,  разбрасывал  камни  и  выкрикивал  проклятия.  Вскоре  он
вернулся и, наклонившись, посмотрел на бездыханное и бледное лицо Фродо. И
вдруг он понял, что  видит  то,  что  открылось  ему  когда-то  в  зеркале
Галадриэль в Лориене: Фродо с бледным лицом крепко спит под большим темным
утесом.
     - Он умер! - сказал Сэм. - Он не спит, он умер!
     И когда он произнес это, его слова, казалось, привели в действие  яд:
лицо Фродо показалось ему бледно-зеленым.
     Черное отчаяние овладело им,  Сэм  склонился  к  земле,  набросил  на
голову  капюшон  -  ночь  закрыла  его  сердце,  и  больше  он  ничего  не
чувствовал.
     Когда наконец чернота прошла, Сэм огляделся:  все  вокруг  него  было
покрыто тенью. Сколько минут или часов  прошло,  он  не  мог  сказать.  Он
находился на том же самом месте, и хозяин лежал рядом с ним мертвый.  Горы
не обрушились, и земля не покрылась руинами.
     - Что мне делать? Что мне делать? - сказал он. - Неужели я проделал с
ним весь этот путь напрасно?
     И  тут  он  вспомнил  свои  собственные  слова,  сказанные  в  начале
путешествия, хотя тогда он и сам не понял их: "мне нужно  кое-что  сделать
до конца. Я должен  посмотреть,  чем  это  кончится,  сэр,  если  вы  меня
понимаете".
     - Но  что  я  смогу  сделать?  Оставить  мастера  Фродо  мертвым,  не
погребенным на  вершине  гор  и  идти  домой?  Или  продолжать  наш  путь?
Продолжать? - повторил он, и на мгновение сомнение и страх охватили его. -
Да, продолжать? Это я должен делать? И оставить его?
     Наконец он заплакал; подойдя к Фродо,  он  уложил  его  тело,  сложил
холодные руки на груди, завернул его в плащ. Свой меч он положил  с  одной
стороны, посох Фарамира с другой.
     - Если я пойду, - сказал он, - тогда, с вашего разрешения,  я  должен
взять ваш меч, мастер Фродо, но я оставлю  вам  свой,  тот,  что  лежал  у
старого короля в могиле; и на вас ваша  прекрасная  кольчуга  из  митрила,
подаренная старым мастером Бильбо. А ваш звездный сосуд, мастер Фродо,  вы
одолжите мне: здесь всегда так темно. Он слишком хорош для меня, и госпожа
дала его вам, но, наверное, она поймет. А вы понимаете,  мастер  Фродо?  Я
пойду вперед.
     Но пока он еще не мог идти. Он наклонился, взял руки Фродо и  не  мог
выпустить их. Время шло, а он все стоял, держа руки хозяина,  и  в  сердце
его продолжался спор.
     Он хотел найти силы, оторваться от тела и уйти в свой одинокий путь -
ради мести. Если бы он только смог уйти, гнев пронес  его  бы  по  дорогам
мира, пока он не догнал бы его - Горлума. Горлум умрет, загнанный в  угол.
Но не это предстояло ему сделать. Ради этого не стоило оставлять  хозяина.
Хозяина не вернешь. Ничто его не вернет. Лучше бы им было умереть вместе.
     Он посмотрел на яркое лезвие меча. Подумал о пройденных  местах,  где
были черные пропасти и пустые провалы в ничто. И туда не было пути.
     Не туда он должен направиться.
     - Но что же мне делать? - воскликнул он,  уже  зная  ответ:  идти  до
конца. Ему предстоит одинокое путешествие.
     - Что? Мне, одному, идти к Щели Судьбы? - он дрожал, но решимость его
росла. - Что? Мне взять у него Кольцо? Совет дал его ему...
     Но немедленно пришел и ответ:
     - Совет дал ему  и  товарищей,  чтобы  дело  его  не  пропало.  А  ты
последний из товарищества. Дело должно быть выполнено.
     - Я хотел бы не быть последним, - простонал он. - Я хотел  бы,  чтобы
здесь был старый Гэндальф или кто-нибудь. Почему я остался один?  Как  мне
выбрать правильное решение? Я обязательно ошибусь. Не для меня это Кольцо,
это дело. Меня не выбирали для этого.
     - Но ты и не пытался пока. Что касается подходящей личности, то можно
сказать, что ни мастер Фродо, ни мастер Бильбо  не  были  такими.  Но  они
выбирали свою роль.
     - Что ж, я  должен  принять  решение.  И  я  принимаю  его.  Но  оно,
наверное, окажется неправильным: ведь я - Сэм Скромби.
     Посмотрим. Если нас найдут здесь, если здесь найдут мастера Фродо,  а
эта вещь будет на нем, ее получит Враг. Это  будет  концом  всего:  концом
Лориена, Раздола и Удела - всего. Нельзя терять  времени,  иначе  наступит
конец. Война началась, и более чем вероятно, что  в  ней  будет  побеждать
Враг. У меня нет шанса вернуться с Кольцом за советом или за помощью. Нет,
или сидеть здесь и ждать, пока они придут, и убьют меня над телом  хозяина
и возьмут его. Или взять его самому. - Он глубоко вздохнул.  -  Значит,  я
беру его!
     Он наклонился. Очень осторожно расстегнул на  шее  Фродо  воротник  и
просунул руку под рубашку; потом, другой рукой приподняв голову, поцеловал
хозяина в холодный лоб и снял цепь. И снова положил  голову  на  место.  В
лице Фродо ничего не  изменилось,  и  это  больше  всех  других  признаков
убедило Сэма в том, что Фродо мертв и поиск для него окончился.
     - Прощай, дорогой хозяин! - пробормотал он. - Прости твоего Сэма.  Он
вернется на это место, закончив дело, - если сможет. И тогда больше уже не
покинет тебя.  Отдыхай  до  моего  возвращения;  и  пусть  никакое  подлое
существо не бродит поблизости. Если  бы  госпожа  могла  услышать  меня  и
выполнить одно мое желание, я пожелал бы  вернуться  назад  и  найти  тебя
здесь. Прощай!
     Наклонив голову, он надел цепь  себе  на  голову,  и  немедленно  вес
Кольца потянул его голову к земле,  как  будто  на  шею  навесили  большой
камень. Медленно, как будто вес становился меньше или  в  нем  просыпались
новые силы, он распрямился с большим усилием, встал на ноги и  понял,  что
может идти и нести свою ношу. На мгновение он поднял фиал и  посмотрел  на
хозяина; теперь фиал горел мягким светом,  как  вечерняя  звезда,  и  лицо
Фродо показалось  ему  прекрасным...  Бледным,  но  прекрасным  эльфийской
красотой. И с горьким чувством от этого зрелища  Сэм  повернулся,  спрятал
свет и побрел в сгущающихся сумерках.
     Он не ушел далеко. Туннель находился немного сзади, выход из ущелья в
нескольких сотнях ярдов впереди. Тропа была видна в  сумерках  -  глубокая
борозда, проложенная за долгие века,  мягко  поднимающаяся  с  утесами  по
обеим сторонам. Ее котловина быстро сужалась. Скоро Сэм подошел к длинному
пролету широких низких ступеней. Теперь Башня орков была справа  над  ним,
она была черной, а ее красный Глаз горел. Сэм прятался с тени под  Башней.
Он поднялся по ступеням и оказался, наконец, у выхода из ущелья.
     - Я принял решение, - говорил он себе... Но на самом деле это было не
так. То, что он собирался сделать противоречило его натуре.  -  Неужели  я
ошибся? - бормотал он. - Что же мне делать?
     Когда  крутые  стены  ущелья  сомкнулись  вокруг  него,  прежде   чем
действительно  ступить  на  вершину,  прежде  чем  взглянуть   на   тропу,
спускающуюся в неназываемую землю, он обернулся. На мгновение, неподвижный
и погруженный в сомнения, он посмотрел назад. Он мог  еще  видеть  вход  в
туннель, как маленькое черное пятнышко в собирающейся  тьме.  Он  подумал,
что может различить даже место, где лежит Фродо. Что-то  блеснуло  там,  а
может, это блеснули его слезы, когда он смотрел на каменную площадку,  где
вся его жизнь превратилась в развалины.
     - Если бы только исполнилось мое желание, - вздохнул он,  -  если  бы
мог я вернуться и найти его!
     Наконец он повернулся  к  дороге  и  сделал  несколько  шагов,  самых
тяжелых шагов во всей его жизни.
     Лишь несколько шагов; еще несколько, и он спустится  вниз  и  никогда
более не увидит это место. И тут он неожиданно услышал голоса и крики.  Он
остановился и застыл как камень. Голоса орков. Они были  перед  ним  и  за
ним. Шум топающих ног и  пронзительные  крики  -  орки  шли  по  ущелью  с
дальнего конца, может быть из Башни. Топот ног и крики сзади. Он обернулся
и увидел маленькие красные огоньки  и  факелы.  Появляющиеся  из  туннеля.
Охота началась. Красный Глаз Башни не был слепым. Они пойманы.
     Блеск факелов сзади и звон стали впереди усилились. Через минуту  они
достигнут вершины и увидят его. Он слишком медлил, принимая решение, и это
не привело к добру. Как ему бежать, как спастись  самому,  спасти  Кольцо?
Кольцо! Он не принимал никакого решения, не думал. Он просто снял  цепь  и
надел Кольцо на палец. В этот момент голова  колонны  орков  появилась  на
вершине перед ним.
     Мир  изменился.  Слух  Сэма  обострился,  зато  зрение  ослабло,   но
по-другому, чем в логове Шелоб. Все предметы вокруг стали не  темными,  но
смутными. Он находился в сером туманном мире, один,  как  маленький  серый
камешек, а Кольцо тянуло вниз его левую руку и обжигало  ее,  как  полоска
горячего золота. Он не чувствовал себя невидимым, наоборот, ему  казалось,
что его видно со всех сторон; и он знал, что где-то Глаз ищет его.
     Он слышал треск камней и журчание воды в  долине  Моргула,  слышал  в
глубине скалы жалкое ворчание Шелоб, ворочающейся в своем мрачном  логове,
слышал голоса в  подземельях  Башни,  слышал  крики  орков,  выходящих  из
ущелья; и оглушающе ревели в его ушах голоса орков перед ним. Он  прижался
к утесу. Но они прошли  мимо,  как  толпа  призраков,  серые  растрепанные
фигуры в тумане, как в ужасном сновидении, с бледными  факелами  в  руках.
Сэм старался найти какую-нибудь щель и спрятаться.
     Он прислушался. Орки, вышедшие из туннеля, и шедшие им навстречу орки
из Башни увидели друг друга, и оба отряда затормозились  и  закричали.  Он
ясно слышал их голоса и понимал, что они говорят. Возможно, Кольцо  давало
способность понимать языки или даже понимать мысли, особенно слуг Саурона.
Могущество Кольца, несомненно, возросло, когда оно приблизилось  к  месту,
где было выковано, но храбрости Кольцо не придавало. Сэм по прежнему думал
о том, как бы спрятаться и затаиться до тех пор, пока все не утихнет. Он с
беспокойством прислушивался. Он не мог сказать, близко  ли  голоса:  слова
звучали, как ему казалось, прямо у него в ушах.
     - Хола! Горбаг! Что вы здесь делаете? Устали от войны?
     - Приказ, ты, увалень. А ты  что  делаешь  здесь,  Шаграт?  Пытаешься
укрыться здесь? Думаешь, как бы бежать на рассвете?
     - Тоже приказ. Я командую этой тропой. Так что  говори  вежливо.  Что
скажешь?
     - Ничего.
     Послышались крики. Суматоха прервала  разговор  начальников  отрядов.
Орки неожиданно что-то увидели. Они побежали.
     - Хэй! Хола! Здесь есть что-то! Лежит прямо на дороге. Шпион, шпион!
     Послышался звук рогов и множество лающих голосов.
     Ужасная мысль вывела Сэма из состояния, в котором он  думал  лишь  об
укрытии. Они заметили его хозяина.  Что  они  с  ним  сделают?  Он  слышал
рассказы об орках, от которых в жилах стыла кровь. Ему этого  не  вынести.
Он выпрыгнул из щели. Он отбросил поиск и свое решение, а с ним и все свои
сомнения и страхи. Он знал теперь, где его место, - рядом с хозяином, хотя
ему и было неясно, что он сможет сделать. Он побежал назад по  ступенькам,
вниз по тропе по направлению к Фродо.
     "Сколько их? - подумал он. - Тридцать или сорок из Башни и, вероятно,
еще больше снизу. Скольких я смогу убить,  прежде  чем  они  доберутся  до
меня? Они увидят блеск меча, как только я извлеку его, и раньше или  позже
возьмут меня. Будет ли когда-нибудь сложена  песня:  как  Сэмвайс  пал  на
высокой тропе и устроил стену из тел орков вокруг своего товарища? Нет, не
песню, конечно, нет: ведь если  Кольцо  будет  найдено,  больше  не  будет
никаких песен. Я не могу помочь этому. Мое место рядом с  мастером  Фродо.
Они должны понять - Элронд, Совет, великие господа и госпожи  со  всей  их
мудростью. Планы рухнули. Я не могу быть Хранителем Кольца.  Не  могу  без
мастера Фродо.
     Но орки  не  были  видны  его  туманному  зрению.  Ему  некогда  было
прислушиваться к себе, но он понял, что очень устал, устал до изнеможения:
ноги больше не несли его. Он был слишком медлителен. Тропа казалась длиной
во много миль. Куда они все подевались в этом тумане?
     Вот они! Много впереди его. Группа фигур вокруг чего-то  лежащего  на
земле. Некоторые наклонились. Он старался сделать рывок.
     - Вперед, Сэм, - говорил он себе, - или ты опять опоздаешь.
     Он нащупал рукоять меча. Еще минута и...
     Послышался дикий рев, выкрики, смех, когда что-то подняли с земли.
     - Ио хой! Па харри хой! Выше! Выше!
     Затем прокричал голос начальника:
     - По короткому пути! Назад, к нижним воротам! Сегодня  она,  по  всей
видимости, не тронет нас!
     Все орки пришли в движение. Четверо в середине несли на плечах тело.
     - Па хой!
     Они унесли тело Фродо. Они ушли. Он не может догнать их. Он продолжал
бежать. Орки достигли входа в туннель. Те, что несли тело, прошли первыми.
Сэм торопился следом. Он вытащил  меч,  сверкнувший  в  его  руке  голубым
пламенем, но они не заметили этого. Когда  он,  тяжело  дыша,  появился  у
туннеля, последние орки уже исчезли в нем.
     Несколько мгновений он  стоял,  схватившись  за  груд.  Потом  провел
рукавом по лицу, вытирая грязь, пот и слезы.
     - Будь проклята эта грязь! - сказал он и прыгнул вслед за орками.
     Но сейчас туннель не казался  ему  темным.  Было  такое  впечатление,
будто вокруг него сгустился  туман.  Усталость  все  росла,  но  воля  все
твердела. Он подумал, что видит немного впереди огни факелов, и постарался
догнать их, но не смог. Орки быстро шли по туннелям,  которые  они  хорошо
знали  -  несмотря  на  присутствие  Шелоб,  они  были   вынуждены   часто
пользоваться этим туннелем, как кратчайшим путем из мертвого города внизу.
Они не знали, когда был построен этот туннель и  вырыта  глубокая  круглая
яма, где впоследствии поселилась Шелоб:  но  сами  они  выкопали  с  обеих
сторон множество побочных ходов, для того чтобы подальше обойти логово при
выполнении поручений  своих  хозяев.  Сегодня  они  не  собирались  далеко
спускаться по этому туннелю, а торопились найти  боковой  проход,  ведущий
назад к Башне на утесе. Большинство из них веселилось, радуясь находке,  и
они галдели и тараторили по своему обыкновению. Сэм слышал шум их  хриплых
голосов; вскоре он смог отличить от остальных два голоса: они были  громче
и ближе к нему. Начальники  двух  отрядов,  по-видимому,  шли  последними,
споря на ходу.
     - Ты не можешь заставить свой сброд прекратить этот  шум,  Шаграт?  -
проворчал первый. - Я не хочу привлекать внимание Шелоб.
     - Давай, Горбаг! Твои создают большую половину шума, - сказал второй.
- Но пусть парни радуются! Я думаю, что сейчас можно не беспокоиться из-за
Шелоб. Похоже, она напоролась на гвоздь, и мы не будем  плакать  об  этом.
Разве ты не видишь грязный след на всем пути к ее проклятой яме. Так пусть
смеются. Нам наконец-то немного повезло: поймали кое-что, нужное Лугбургу.
     - Нужное Лугбургу? А кто это, как ты думаешь?  Похоже  на  эльфа,  но
меньше ростом. Какая опасность может быть в таком существе?
     - Не знаю.
     - Ого! Значит тебе не сказали,  чего  ожидать?  Они  не  говорят  нам
всего, что знают. Даже половины не  говорят.  Но  и  они  могут  совершать
ошибки, даже самый главный.
     - Тш, Горбаг! - Шаграт заговорил тихо, так что даже своим удивительно
обострившимся слухом Сэм с трудом разбирал слова. - Могут, конечно,  но  у
них повсюду есть глаза и уши, даже среди моих парней. Но, несомненно,  они
чем-то  обеспокоены.  И  назгулы  внизу,  и  Лугбург  тоже.  Что-то  почти
проскользнуло.
     - Почти, ты говоришь, - удивился Горбаг.
     - Да, - ответил Шаграт, - но мы поговорим об  этом  позже.  Подождем,
пока не доберемся до ворот. Там есть  место,  где  мы  сможем  поговорить,
когда парни пройдут.
     Вскоре после  этого  Сэм  заметил,  что  факелы  исчезли.  Послышался
грохочущий звук, и, когда он заторопился вперед, звон. Как он мог  судить,
орки свернули и ушли в то самое  отверстие,  которое  они  с  Фродо  сочли
закрытым. Оно по-прежнему было закрыто.
     На пути лежал большой камень, но орки каким-то образом  прошли  через
него,  потому  что  из-за  камня  доносились  их  голоса.  Они  продолжали
углубляться  в  гору,  двигаясь  назад  по  направлению   к   Башне.   Сэм
почувствовал отчаяние. Они унесли тело хозяина для какой-то подлой цели, и
он не смог помешать этому. Он толкал  камень,  бил  по  нему,  но  тот  не
поддавался. Потом он снова услышал голоса  двух  начальников.  Он  постоял
прислушиваясь, надеясь услышать что-либо  полезное.  Может  быть,  Горбаг,
который принадлежал, казалось Минас Моргулу, выйдет позже,  и  Сэм  сможет
проскользнуть внутрь.
     - Нет, я не знаю, - сказал голос Горбага. - Вести  приходят  быстрее,
чем кто-нибудь может прилететь, как правило. Но я не  спрашиваю,  как  это
делается. Безопаснее не  спрашивать.  Брр!  Эти  назгулы  заставляют  меня
дрожать. Они, не моргнув, снимут с тебя кожу и оставят лежать. Но он любит
их, сегодня они его фавориты, так что ворчать бесполезно. Говорю тебе,  им
не до игры там, в городе.
     - Можешь попытаться начать игру сейчас, с Шелоб за компанию, - сказал
Шаграт.
     - Я согласен быть где угодно, лишь бы их не было поблизости. Но война
началась, а когда она кончится, может, нам станет полегче.
     - Говорят, она идет хорошо.
     - Да, так говорят они, - согласился Горбаг. - Посмотрим. Но если  все
пойдет хорошо, будет много свободных земель. Что ты  скажешь?  Если  будет
возможность, мы с  тобой  ускользнем  и  заживем  где-нибудь  по-своему  с
немногими верными парнями - где-нибудь, где много  хорошей  добычи  и  нет
больших боссов.
     - Ах! - вздохнул Шаграт. - Как в старые добрые времена.
     - Да, - подтвердил Горбаг. - Но не  рассчитывай  на  многое.  Это  не
легко сделать. Как я сказал, большие боссы, да, - голос его почти  перешел
на шепот. - Даже самый  большой,  могут  допускать  ошибки.  Ты  говоришь,
что-то почти проскользнуло. А мы должны были не  допустить  этого.  Бедные
урук-хай: делают много, а получают мало. Но не забудь: враги любят нас  не
больше, чем его, так  что  если  победят  его,  нам  тоже  придется  туго.
Послушай, когда ты получил приказ?
     - Примерно час назад, как раз перед тем, как ты  увидел  нас.  Пришло
сообщение:   "назгулы   беспокоятся.   Шпионы   на   лестницах.    Удвоить
бдительность. Патруль к выходу с лестниц". Я немедленно отправился.
     -  Плохо  дело,  -  сказал  Горбаг.  -  Послушай.   Наши   молчаливые
наблюдатели были беспокойны два дня назад, это я знаю.  Но  мой  отряд  не
выслали и никакой сигнал не  был  послан  к  Лугбургу.  А  высокий  назгул
отправился на войну, и все такое. И они долго  не  могли  добиться,  чтобы
Лугбург обратил внимание, так мне сказали.
     - Глаз занят где-нибудь в другом месте, я думаю, - сказал  Шаграт.  -
Говорят, большие события происходят на западе.
     - А тем временем враг пробирается по лестницам, - проворчал Горбаг. -
А зачем ты вышел? Ведь тебе приказано было стеречь выход? А ты?
     - Довольно! Не учи мня моим обязанностям. Мы начеку.  Мы  знаем,  что
внизу происходят забавные вещи.
     - Очень забавные!
     - Да, очень забавные - огни, крики и все... Но Шелоб была  на  посту.
Мои парни видели ее и ее ябедника.
     - Ее ябедника? Кто это?
     - Ты должен был видеть его - маленькое тощее  черное  существо,  само
похожее на паука или еще больше на худую лягушку. Он бывал здесь и раньше.
Впервые пришел из Лугбурга много  лет  назад,  и  мы  получили  высочайший
приказ пропустить его. С тех пор он не раз поднимался по лестницам, но  мы
оставили его в покое: похоже, они с  Шелоб  столковались.  Думаю,  что  он
просто невкусный: Шелоб плюет на высочайшие приказы.  Но  отличную  стражу
поставили вы в долине: он был здесь прошлой ночью. И мы  видели  его.  Мои
парни доложили, что Шелоб возбуждена и готовится  к  веселью,  и  мне  это
понравилось. Я не вмешиваюсь в ее игры. Ничто не собьет Шелоб,  когда  она
охотится.
     - Ничто, ты говоришь! Разве у тебя нет глаз? Говорю  тебе,  что  тот,
кто поднялся по лестнице, сделал это. Прорубил паутину.  Тут  есть  о  чем
подумать!
     - Но ведь она в конце концов поймала его.
     - Поймала! Кого? Этого малыша? Но если бы он был один, она поймала бы
его давно, и он был бы в  ее  логове.  И  если  он  нужен  Лугбургу,  тебе
пришлось бы отправиться за ним в логово. Отличное занятие для тебя! Но  он
был не один!
     В этом месте Сэм стал слушать внимательно и прижался ухом к камню.
     - Кто перерубил паутину Шелоб на нем, - спросил Горбаг. - Тот же, кто
перерубил и сеть. Разве ты  этого  не  понимаешь?  А  кто  воткнул  в  нее
булавку? Тот же самый, считаю я. А где он? Где он, Шаграт?
     Шаграт ничего не ответил.
     - Подумай, Шаграт. Тут не до смеха. Никто, никто никогда не втыкал  в
Шелоб булавку, как ты отлично знаешь. В этом нет беды, но  подумай:  здесь
свободно бродит опасный мятежник, более опасный, чем  любой  из  тех,  что
жили  в  дурные  древние  времена,  со  времен   великой   осады.   Кто-то
проскользнул.
     - И что с того? - проворчал Шаграт.
     - По всем признакам, капитан Шаграт, это великий воин,  скорее  всего
эльф, и уж точно с эльфийским мечом, а может и с топором. Он прошел здесь,
а ты и не заметил. Очень весело!
     Горбаг сплюнул. Сэм угрюмо улыбнулся, услышав описание самого себя.
     - Ну, ты всегда ожидаешь худшего, - сказал Шаграт. -  Ты  можешь  так
объяснить следы, но их можно объяснять и по другому. Во  всяком  случае  я
расставил часовых во всех пунктах. Когда мы обыщем этого малыша, я займусь
чем-нибудь другим.
     - Я думаю, вы немного у него найдете, -  сказал  Горбаг.  -  У  него,
вероятно, ничего нет общего с главным противником. Большой воин  с  острым
мечом не очень ценит его, иначе он не оставил бы его так лежать.
     - Посмотрим. Идем! Мы  достаточно  поговорили.  Пойдем  посмотрим  на
пленника.
     - Что ты хочешь делать с ним? Не забудь же,  я  первым  заметил  его.
Если начнется игра, я и мои парни должны в ней участвовать.
     - Ну, ну! - проворчал Шаграт. - У меня есть приказы.  И  ни  мне,  ни
тебе нельзя их нарушать. Любой  нарушитель,  задержанный  стражей,  должен
содержаться в Башне. Пленников  следует  раздевать.  Должно  быть  сделано
подробное описание каждого предмета одежды, вооружения;  любое  украшение,
кольцо - все должно быть послано немедленно в Лугбург и только в  Лугбург.
А пленник должен содержаться нетронутым под угрозой  смерти,  пока  он  не
пошлет приказ или не явится сам. Это совершенно  ясно,  так  я  и  намерен
поступить.
     - Раздеть? - спросил Горбаг. - Что: зубы, волосы, когти - все?
     - Нет. Он для  Лугбурга,  я  сказал  тебе.  Он  должен  находиться  в
безопасности и сохранности.
     - Ты найдешь это трудным, - засмеялся в ответ  Горбаг.  -  Он  теперь
лишь падаль. Не знаю, что будет делать Лугбург с падалью?
     - Ты дурак, - фыркнул Шаграт. - Иногда ты говоришь очень  разумно,  а
иногда не знаешь того, что знают  все  остальные.  Падаль.  Ты  ничего  не
знаешь о Шелоб. Когда она связывает кого-то, это значит, она сыта. Она  не
ест мертвое мясо, не сосет холодную кровь. Этот пленник не мертв!
     Сэм пошатнулся, схватившись за  камень.  Он  почувствовал,  что  весь
темный мир поворачивается вокруг него. Так велик был шок, что он  едва  не
потерял сознания; но в то время, как он боролся  с  обмороком,  он  внутри
слышал: "Ты глупец, он не мертв, и  ты  в  глубине  сердца  знал  это.  Не
доверяй своей голове, Сэмвайс, это не лучшая твоя часть. Что же делать?"
     Он снова прижался к камню, прислушиваясь к голосам орков.
     - Запасы! - сказал Шаграт.  -  У  нее  есть  разные  яды.  Когда  она
охотится, она жалит жертву в шею, и та становится как сонная рыба, и тогда
Шелоб уносит добычу с собой. Ты помнишь старого Уфтака. Мы  потеряли  его.
Потом нашли в углу: он висел в паутине, но был жив и смотрел на  нас.  Как
мы смеялись! Должно быть, она забыла о нем, но мы не тронули его  -  никто
не хочет вмешиваться в ее дела. А этот маленький  грязнуля,  он  проснется
через несколько часов; и хотя некоторое время будет не в  себе,  но  скоро
это пройдет. Выздоровеет,  если  конечно,  Лугбург  позволит.  Разумеется,
узнав о том, кто он такой и что он делает здесь.
     - Что же будет с ним! - засмеялся Горбаг. - Мы можем  рассказать  ему
несколько историй, если уж больше ничего нельзя сделать. Не думаю, что  он
когда-нибудь бывал в Лугбурге, поэтому его заинтересует, что его  ожидает.
Будет забавнее, чем я ожидал. Идем!
     - Никакого веселья не будет, говорю тебе! - сказал Шаграт. - Он будет
в целости и сохранности, или мы все умрем.
     - Хорошо! Но на твоем месте я постарался бы поймать  большого  воина,
прежде чем посылать доклад в Лугбург. Не очень-то хорошо  прозвучит,  если
ты поймаешь котенка и позволишь бежать коту.
     Голоса стали удаляться. Сэм слышал затихающий шум шагов.  Он  очнулся
от шока, и дикая ярость вспыхнула в нем.
     - Я ошибся! - кричал он. - Я знал, что ошибусь. Эти  грязные  дьяволы
взяли его!.. Никогда не оставлять хозяина, никогда, никогда - таково  было
мое правило. Я знал это сердцем. Можно ли меня простить? Как мне вернуться
к нему?
     Он выхватил меч и бил по камню  рукояткой,  но  камень  лишь  издавал
глухой звук. Меч однако теперь сверкал так ярко, что он смутно мог  видеть
в его свете. К своему удивлению, он разглядел, что камень  был  вырезан  в
виде тяжелой двери и был меньше чем в два раза выше его роста. Между ним и
потолком туннеля оставалось пустое черное пространство.  Вероятно,  камень
должен был лишь предотвратить вторжение Шелоб. Изо всех оставшихся сил Сэм
подпрыгнул и ухватился  за  верх  камня,  потом  вскарабкался  на  него  и
спрыгнул внутрь. Он побежал из всех сил со  сверкающим  мечом  в  руке  по
извивающемуся туннелю.
     Он ничего не видел впереди, так как туннель часто поворачивал; но  он
думал, что сейчас догонит орков: их голоса звучали совсем рядом.
     - Вот что я собираюсь сделать! -  говорил  Шаграт.  -  Помещу  его  в
верхний кабинет.
     - Зачем? Разве нет темницы внизу?
     - Говорю тебе, ему нельзя причинять вреда, -  ответил  Шаграт.  -  Он
драгоценен. Я не верю ни одному из своих парней и ни одному из  твоих.  Не
верю даже тебе. Он будет находиться там,  куда  никто  не  проберется.  На
самый верх, я говорю. Там он будет в безопасности.
     - Неужели! - сказал Сэм. - Но вы забыли  большого  воина-эльфа!  -  С
этими словами он обогнул последний поворот туннеля и обнаружил, что ошибся
в оценке расстояния.
     Две орочьи фигуры были все еще впереди. Теперь он их  видел  на  фоне
красного зарева. Туннель шел прямо и вверх и оканчивался большими двойными
дверями, ведшими, вероятно, в подземные помещения  Башни.  Орки  со  своей
ношей уже прошли внутрь. Горбаг и Шаграт подходили к дверям.
     Сэм слышал пение, звук рогов и удары в гонг. Орки были на пороге.
     Сэм закричал, размахивая жалом. Но его слабый голос потонул  в  общем
шуме. Никто не услышал его.
     Большие двери закрылись.  Бум.  Внутри  железный  брус  опустился  на
место. Кланг. Сэм ударился о бронзовые плиты и упал без чувств  на  землю.
Он был один во тьме. И Фродо жив, но во власти Врага.

                        Джон Рональд Руэл ТОЛКИЕН

                              ВЛАСТЕЛИН КОЛЕЦ

                   ЛЕТОПИСЬ ТРЕТЬЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ КОРОЛЯ

                                КНИГА ПЯТАЯ

                              1. МИНАС ТИРИТ

     Пиппин выглянул из своего  убежища  в  плаще  Гэндальфа.  Он  не  мог
решить, спит он еще или уже проснулся. Темный мир проносился мимо, и ветер
громко свистел в его ушах. Он не видел ничего, кроме качающихся  звезд,  а
справа  огромной  тенью  уходили  назад  горы  юга.  Сонно  он   попытался
определить время и решить, какой сегодня день путешествия, но  память  его
была запутанной и неопределенной.
     Он помнил первую поездку с ужасной скоростью и без остановок, пока на
рассвете он не  увидел  бледное  сверкание  золота,  и  они  прискакали  в
молчаливый город и большой пустой дом на холме. Едва успели они  добраться
до убежища, как крылатая тень снова пролетела над ними,  и  люди  потеряли
присутствие духа от страха. Но Гэндальф успокоил  их,  а  Пиппин  уснул  в
уголке беспокойным сном, смутно чувствуя, как приходили  и  уходили  люди,
как они разговаривали и как Гэндальф отдавал приказания. Потом  они  снова
скакали, скакали всю ночь. Это была вторая, нет, третья ночь  с  тех  пор,
как он смотрел в камень. И  с  этим  ужасным  воспоминанием  он  проснулся
окончательно, и шум ветра показался ему полным ужасных угрожающих голосов.
     На фоне неба горел огонь, желтое пламя  за  черным  барьером.  Пиппин
снова укрылся,  на  мгновение  испугавшись,  что  Гэндальф  привез  его  в
какую-то ужасную страну. Он протер глаза и увидел,  что  это  луна,  почти
полная, встает в восточной части неба. Значит ночь  еще  не  прошла  и  им
предстояли часы езды. Он зашевелился и заговорил:
     - Где мы, Гэндальф?
     - В королевстве Гондор, - ответил колдун. - В земле Анориен.
     На  некоторое  время  снова   наступило   молчание.   Вдруг   Пиппин,
схватившись за плащ Гэндальфа, вскрикнул:
     - Что это? Смотрите! Огонь, красный огонь! В этой земле есть драконы?
Смотрите, вон еще один!
     Вместо ответа Гэндальф громко сказал своему коню:
     - Вперед, Обгоняющий Тень!  Мы  должны  торопиться.  Время  не  ждет.
Смотри, горят маяки Гондора, взывая  о  помощи.  Война  началась.  Смотри,
огонь на Амон Дине, пламя на Эйленахе: и дальше на запад вспыхивают  огни:
Нардел, Эрелас, Мия-Риммон, Каленхад и Халифирмен у границ Рохана.
     Но Обгоняющий Тень замедлил свой бег, поднял голову и заржал. Из тьмы
донеслось ответное ржание: вскоре послышался топот копыт, мимо  пролетели,
как призраки в лунном свете, три  всадника  и  исчезли  на  западе.  Тогда
Обгоняющий Тень сжался, прыгнул вперед, и ночь понеслась мимо, как ветер.
     Пиппин хотел спать и почти не слушал рассказ Гэндальфа  о  гондорских
обычаях и о том,  как  повелитель  города  установил  на  холмах  маяки  и
организовал посты, где всегда были свежие лошади, если нужно было  послать
всадников на север в Рохан или на юг.
     - Уже очень давно не горели эти маяки,  -  сказал  Гэндальф,  -  а  в
древние дни Гондора они вообще были не нужны, потому что  у  Гондора  были
семь камней.
     Пиппин беспокойно зашевелился.
     - Спи и не бойся! - сказал Гэндальф. - Ты  едешь  не  в  Мордор,  как
Фродо, а в Минас Тирит, и там ты  будешь  в  безопасности,  насколько  это
вообще возможно в наши дни. Если Гондор падет, а Кольцо  будет  захвачено,
тогда и в Уделе ты не найдешь убежища.
     - Вы не очень успокоили меня, - заметил Пиппин, но тем не  менее  сон
охватил его. Последнее, что он помнил, перед тем как уснуть глубоким сном,
был  белоснежный  пик,  возвышающийся  над  облаками  и  отражавший   лучи
заходящей луны. Он подумал, где теперь Фродо, в  Мордоре  ли  он,  жив  ли
он... Или мертв. И не знал он, что издалека Фродо глядел на  ту  же  луну,
заходящую над Гондором, и ждал наступления дня.
     Пиппин проснулся от звука голосов: прошли еще день в укрытии  и  ночь
скачки. Были сумерки, приближался холодный  рассвет,  и  все  вокруг  было
окутано промозглым серым туманом. Обгоняющий Тень стоял покрытый потом, от
него поднимался пар, но шею  он  изгибал  гордо  и  не  показывал  никаких
признаков усталости. Рядом с ним стояло много высоких людей, закутанных  в
плащи, а за ними в тумане виднелась каменная стена. Она казалась  частично
разрушенной, но Пиппин услышал звуки  торопливой  работы:  удары  молотов,
звук мастерков и скрип колес. Кое-где в тумане видны были факелы и костры.
Гэндальф разговаривал с  людьми,  преградившими  ему  путь;  прислушавшись
Пиппин понял, что разговор идет о нем.
     - Да, верно, мы знаем вас, Митрандир, - говорил предводитель людей, -
и вы знаете пароль семи ворот и можете свободно проехать. Но мы  не  знаем
вашего спутника. Кто он? Гном из северных гор? Нам в наши времена не нужны
чужеземцы, если только они не могучие воины, в чью преданность и помощь мы
могли бы поверить.
     - Я поручусь за него перед Денетором, - возразил Гэндальф. -  Что  же
касается доблести, то не нужно судить о ней по  фигуре.  Он  прошел  через
большое количество битв и опасностей, чем вы, Инголд, хотя вы  вдвое  выше
его; он прошел от взятого штурмом Изенгарда, о чем мы везем  известие;  он
очень устал, иначе я разбудил бы его. Его зовут Перегрин, он очень храбрый
человек.
     - Человек? - с сомнением переспросил Инголд, а остальные засмеялись.
     - Человек! - воскликнул Пиппин, окончательно проснувшись. -  Человек!
Конечно, нет. Я хоббит, и не очень храбр, разве  что  иногда  и  в  случае
крайней необходимости. И Гэндальф вводит вас в заблуждение.
     - Многие совершающие великие  деяния  не  могли  бы  сказать  о  себе
больше, - заметил Инголд. - Но что такое хоббит?
     - Невысоклик, - ответил Гэндальф. - Нет, не тот, о ком говорилось,  -
добавил он, заметив удивление на лицах людей. - Не  он,  но  один  из  его
родичей.
     - Да, и тот, кто путешествовал с ним, - добавил Пиппин. -  И  с  нами
был Боромир из вашего города, он спас меня в снегах севера, но  был  убит,
защищая меня от множества врагов.
     - Стой! - сказал Гэндальф. - Новость об этом горе  следовало  сначала
сказать отцу.
     - Об этом догадывались, - сказал Инголд, - были нехорошие  видения  и
предзнаменования.  Проходите  быстрее!  Повелитель  Минас  Тирита  захочет
увидеть того, кто принесет ему последние  новости  о  его  сыне,  будь  он
человек или...
     - Хоббит, - подсказал Пиппин. - Малую службу могу я предложить вашему
повелителю, но сделаю все, что смогу, в память о храбром Боромире.
     - Доброго пути! - сказал Инголд, а люди  расступились,  и  Обгоняющий
Тень прошел в узкие ворота  в  стене.  -  Да  принесете  вы  добрый  совет
Денетору и всем нам в нужде, Митрандир! - Воскликнул Инголд. -  Но  пришли
вы с новостями о горе и опасности. Говорят таково ваше обыкновение.
     - Я прихожу редко и  лишь  тогда,  когда  помощь  моя  необходима,  -
ответил Гэндальф. - Что же касается совета, то я сказал  бы  вам,  что  вы
опоздали в починке стены  Пеленора.  Теперь  вашей  лучшей  защитой  будет
мужество - мужество и надежда, которую принес я. Ибо не  все  мои  новости
плохие. Оставьте мастерки и точите мечи!
     - Работа будет закончена до наступления вечера, -  сказал  Инголд,  -
эта часть стены обращена к нашим друзьям  в  Рохане,  отсюда  мы  не  ждем
нападения. Вы знаете что-либо о рохиррим? Ответят ли они на наш зов?
     - Да, они придут. Но они выдержали много битв у вас за спиной. Ни эта
дорога, ни любая другая не ведут больше к опасности.  Будьте  отважны.  Вы
скорее увидите войско врагов, выходящее из Инбриен, чем всадников  Рохана.
Прощайте и будьте бдительны!
     Теперь Гэндальф ехал по широкой равнине  за  Ранмас  Эчер.  Так  люди
Гондора называли внешнюю стену, построенную ими с  огромным  трудом  после
того, как Итилиен оказался в тени врага. Более чем на десять лиг  тянулась
она от подножия гор, ограждая поля Пеленора - прекрасные плодородные земли
на длинных склонах и террасах, спускающихся к Андуину. В  самом  удаленном
пункте, на северо-востоке, стена  находилась  в  четырех  лигах  от  ворот
города и здесь она с хмурого  откоса  смотрела  на  низины  у  реки;  люди
сделали ее здесь высокой и прочной: именно в этом месте  подходила  дорога
от бродов и  мостов  Осгилиата  и  проходила  в  охраняемые  ворота  между
укреплениями. В самом близком пункте на  юго-востоке,  стена  отстояла  от
города не более чем на лигу. Здесь Андуин, сделав широкий изгиб  у  холмов
Эмин Арнон в южном Итилиене, резко поворачивал на запад, и  внешняя  стена
возвышалась на самом берегу реки. Под ней лежали  причалы  гавани  Харленд
для кораблей, приплывающих вверх по течению из южных областей.
     Земля за стеной была богатой, с обширными пашнями, множеством садов и
фермами, с печами для  сушки  хмеля,  амбарами,  загонами  и  хлевами,  со
множеством ручьев, бегущих по зеленым полям с  гор  к  Андуину.  Но  число
живших здесь пастухов и земледельцев было невелико, и большая часть  людей
Гондора жила в семи кругах города или в высокогорных  долинах  Лессарнала,
или дальше на юге, в прекрасном Лебенене, с  его  пятью  быстрыми  реками.
Здесь, между горами  и  морем,  жил  суровый  народ.  Эти  люди  считались
гондорцами, но кровь у них  была  смешанной,  они  были  смуглые  высокого
роста, и их предки происходили от  забытых  людей,  которые  жили  в  тени
холмов в темные годы до прихода  королей.  А  дальше,  в  большой  области
Белфалас, жил принц Имрахил в  своем  замке  Дол  Амрот  у  моря;  он  был
благородного происхождения, как и его  люди,  высокие,  гордые,  с  серыми
глазами.
     Начинался день, и  Пиппин  проснувшись,  осмотрелся.  Слева  от  него
лежало море тумана, поднимаясь к унылой тени на востоке. Справа  поднимали
свои  головы  большие  горы,  тянувшиеся  с  запада   и   внезапно   круто
обрывавшиеся, как будто река пробила гигантский барьер. И тут,  где  белые
горы Эред Нимрайс подошли к концу, Пиппин увидел, как и  обещал  Гэндальф,
темную массу горы Миндолуин, глубокую пурпурную тень ее высоких долин и ее
склон, белевший в свете начинающегося дня. И  на  его  выступающем  склоне
возвышался охраняемый город, с его семью стенами из камня, такими прочными
и старыми, что, казалось, они были не построены, но высечены гигантами  из
костей земли.
     Пока Пиппин смотрел в удивлении, цвет  стены  сменился  с  серого  на
белый, и  неожиданно  солнце  вышло  из  восточной  тени  и  послало  луч,
ударивший прямо в лицо города. Пиппин громко  вскрикнул:  башня  Экталион,
стоящая высоко  внутри  самой  верхней  стены,  засверкала  на  фоне  неба
жемчугом и серебром, высокая и прекрасная, а ее  вершина  была  как  будто
сделана из хрусталя; белые знамена свисавшие с укреплений, развевались  на
утреннем ветерке, слышался высокий чистый звук серебряных труб.
     Так Гэндальф и Перегрин на восходе солнца подъехали к большим воротам
Гондора, и железные створки распахнулись перед ними.
     - Митрандир! Митрандир! - кричали люди. - Теперь мы знаем,  что  буря
действительно близка!
     - Она уже над вами, - сказал Гэндальф. -  Я  скакал  на  ее  крыльях.
Пропустите меня! Я должен увидеться с повелителем Денетором,  пока  длится
его наместничество. Что бы не случилось, вы пришли к концу известного  вам
Гондора. Пропустите меня!
     Люди расступались, услышав  его  повелительный  голос,  и  больше  не
расспрашивали его хотя и смотрели в удивлении на хоббита, сидевшего  перед
ним, и на лошадь, что несла его. Люди Гондора редко использовали  лошадей,
и их лишь изредка можно было увидеть на улицах, когда скакал  какой-нибудь
всадник со срочным поручением повелителя. И люди говорили:
     - Это конечно, один из больших коней  короля  Рохана.  Может  и  сами
рохиррим скоро явятся к нам на помощь...
     Обгоняющий Тень гордо поднимался по извилистой дороге.
     Минас Тирит был построен на  семи  уровнях,  расположенных  вверх  по
склону холма, и каждый уровень был окружен стеной, и в каждой  стене  были
свои ворота. Но ворота эти не были расположены  на  одной  линии.  Большие
ворота  первой  городской  стены  выходили  на  восток,  следующие  -   на
юго-восток, а следующие - на северо-восток, и так далее;  поэтому  мощеная
дорога, которая вела к цитадели наверху холма, все время  поворачивала,  и
каждый раз, пересекая линию больших ворот, она  проходила  через  туннель,
пробитый в скале, чей выступ делил на две части все  круги  города,  кроме
первого. В тылу большого  двора  возвышался  каменный  бастион  с  краями,
острыми, как у корабельного киля, созданный частично формой самого  холма,
а частично работой людей древности. Он поднимался  вверх,  до  внутреннего
круга,  где  находилась  еще  одна  линия  укреплений;  поэтому  те,   что
находились в цитадели, могли, как моряки огромного корабля, смотреть прямо
вниз, на ворота, находившиеся в семистах футах под ними. Вход  в  цитадель
также выходил на восток, но был вырублен  в  самой  скале,  здесь  длинный
освещенный фонарями склон вел к седьмым воротам. Тут  входивший  добирался
наконец до высокого двора  и  площади  фонтана  у  подножья  белой  башни,
высокой и стройной, высотой в пятьдесят саженей от подножья до вершины; на
этой вершине, поднятой на  тысячу  футов  над  равниной,  развевался  флаг
наместника.
     Это была неприступная крепость, и никакое войско  не  могло  овладеть
ею, разве уж что враг зашел бы сзади, взобрался бы на Миндолуин  и  оттуда
по узкому отрогу, соединявшему  Холм  Стражи  с  горой,  подобрался  бы  к
городу.  Но  этот  отрог,  поднимавшийся  на  уровень  пятой   стены   был
перегорожен мощным валом, доходившим до самой  пропасти  у  его  западного
края: в этом месте стояли дома и куполообразные могилы ушедших  королей  и
повелителей.
     Пиппин с растущим удивлением  смотрел  на  обширный  каменный  город,
более великолепный, чем все, что он видел во сне; больше  и  сильнее,  чем
Изенгард, и гораздо прекраснее. Но было видно, что уже многие  годы  город
приходил в упадок; сейчас в нем жило меньше половины людей, чем  когда-то.
И на каждой улице они проходили мимо больших каменных домов, чьи  двери  и
ворота с арками были украшены прекрасными  надписями  странной  и  древней
формы; Пиппин предположил, что это имена  больших  людей,  некогда  живших
здесь; однако теперь дома были  пусты,  шаги  не  звучали  на  их  широких
мощеных дворах, голоса не раздавались в их залах, лица не  выглядывали  из
дверей или пустых окон.
     Наконец они вступили в тень седьмых ворот, и горячее солнце,  которое
сияло за рекой, где Фродо шел по долинам  Итилиена,  здесь  отражалось  от
гладкой поверхности,  осветив  многочисленные  столбы  и  большую  арку  с
ключевым камнем, вырезанным в  виде  головы  короля  с  короной.  Гэндальф
спешился, так как лошадям не позволялось входить в цитадель, и  Обгоняющий
Тень после нескольких негромких слов своего хозяина позволил увести себя.
     Стражники у ворот были одеты в черное, с высокими шлемами и  длинными
защитными пластинами, плотно пригнанными  к  щекам,  поверх  этих  пластин
крепились белые крылья морских птиц; шлемы  сверкали  серебряным  блеском,
так как сделаны были из митрила, наследие славы  старых  дней.  На  черных
плащах  было  вышито  дерево,  цветущее  белым  цветом,  как  снегом,  под
серебряной короной и звездами. Это была  одежда  наследников  Элендила,  и
никто не носил ее во всем Гондоре, кроме стражи цитадели  перед  двором  с
фонтаном и белым деревом, которое когда-то росло здесь.
     Казалось, весть об их прибытии опередила все, и их немедленно и  безо
всяких вопросов пропустили. Гэндальф быстро  прошел  через  мощеный  белым
камнем двор. Невысокий фонтан в его  центре  сверкал  в  утреннем  солнце,
вокруг него лежал зеленый газон; в середине,  склонившись  над  бассейном,
стояло мертвое дерево, и падающие капли печально стекали  с  его  голых  и
обломанных ветвей обратно в чистую воду.
     Пиппин взглянул на дерево,  торопясь  за  Гэндальфом  вслед.  "Мрачно
выглядит, - подумал он и удивился зачем оставили мертвое дерево  в  месте,
где все остальное так хорошо украшено.
     Семь звезд, и семь камней, и одно белое дерево.
     В голову ему  пришли  слова,  которые  бормотал  Гэндальф.  Потом  он
оказался у дверей большого зала под сверкающей башней; вслед  за  колдуном
прошел он мимо высоких молчаливых часовых и вошел в холодную  гулкую  тень
каменного дома.
     Они прошли по мощенному коридору, длинному и пустому, и в  это  время
Гэндальф негромко говорил Пиппину.
     - Будь осторожен в выборе слов, мастер Перегрин! Сейчас не время  для
хоббичьих дерзостей. Теоден - добрый старик.  Денетор  -  человек  другого
сорта, гордый и  хитрый,  человек  гораздо  более  древней  родословной  и
большей власти, хотя и не называет себя королем. Он больше будет  говорить
с тобой и расспрашивать тебя, так как ты можешь рассказать ему о его  сыне
Боромире. Он сильно любил его; может быть слишком сильно,  тем  более  что
они очень похожи. Но под покровом этой любви он в то же время будет думать
о том, что от тебя ему будет легче узнать, что он хочет, нежели  от  меня.
Не говори ему больше того, чем  необходимо,  и  оставь  в  стороне  задачу
Фродо. В должное время я поговорю с ним об этом. И  ничего  не  говори  об
Арагорне.
     - А почему? При чем тут Бродяжник? - прошептал  Пиппин.  -  Он  хотел
прийти сюда, не правда ли? Он скоро придет сам.
     - Может быть, может быть, - сказал Гэндальф. - Хотя если  он  придет,
то таким путем, которого не ожидает никто, в  том  числе  и  Денетор.  Так
будет лучше. Во всяком случае мы не должны извещать о его приходе.
     Гэндальф остановился перед широкой дверью из полированного металла.
     - Послушай,  мастер  Пиппин,  сейчас  не  время  учить  тебя  истории
Гондора: хотя  было  бы  лучше,  чтобы  ты  кое-что  узнал  о  ней,  когда
прогуливал уроки в лесах  Удела.  Делай  так,  как  я  говорю!  Тому,  кто
приносит  могущественному  повелителю  весть  о  гибели  его   наследника,
неразумно слишком много говорить о прибытии  того,  кто  может  предъявить
права на трон. Ясно?
     - На трон? - удивленно спросил Пиппин.
     - Да, - сказал Гэндальф. - Если все эти дни уши твои были закрыты,  а
мозг спал, проснись хоть сейчас!
     Он постучал в дверь.
     Дверь открылась, но не было видно, кто открыл ее. Пиппин посмотрел  в
большой зал. Он освещался через два ряда окон с обеих  сторон,  за  рядами
высоких колонн,  поддерживающих  крышу.  Высеченные  из  цельного  черного
мрамора, они поднимались к большой...
     В этом огромном торжественном зале не было видно ни одного ковра,  ни
одного занавеса, ни одной вещи из ткани или дерева; между колоннами стояла
молчаливый строй высоких статуй, высеченных из холодного камня.
     Неожиданно Пиппин вспомнил  о  скальных  статуях  Аргоната  и  ощутил
благоговейный страх, глядя на ряды давно умерших королей. В дальнем  конце
зала... ступени, очень широкой и глубокой стояло каменное кресло,  черное,
без всяких украшений, в нем сидел старик,  глядевший  себе  на  колени.  В
руках его был белый жезл с золотым набалдашником. Он не  поднимал  головы.
Пришедшие торжественно прошли по залу к нему и остановились в  трех  шагах
от ступеней. Тогда Гэндальф заговорил:
     -  Привет,  повелитель  и  наместник  Минас  Тирита,   Денетор,   сын
Энтелиона! Я пришел с советом и новостями в темный час.
     Старик поднял голову. Пиппин увидел точеное лицо с гордыми чертами  и
кожей  цвета  слоновой  кости,  с  длинным  орлиным  носом  между  темными
глубокими глазами; это лицо напомнило ему  не  столько  Боромира,  сколько
Арагорна.
     - Час действительно темный, - согласился старик.  -  У  вас  привычка
появляться в такие часы, Митрандир. Но хотя все признаки  говорят  о  том,
что судьба Гондора близка, для меня эта тьма светлее, чем моя собственная.
Мне говорили, что с вами пришел тот, кто видел смерть моего сына. Это он?
     - Да, - сказал Гэндальф, - один из двоих. Второй сейчас с Теоденом из
Рохана и сможет прибыть позже. Они невысоклики, но  этот  не  тот,  о  ком
говорилось в загадке.
     - Да, невысоклик, - угрюмо сказал Денетор, - мало любви  внушает  мне
это слово, с тех пор, как проклятая  загадка  обеспокоила  наши  советы  и
увела моего сына на смерть. Мой Боромир! Как он теперь нужен нам! И вместо
него должен был идти Фарамир.
     - Он пошел бы, - сказал Гэндальф. - И не будьте несправедливы в своем
горе. Боромир потребовал, чтобы  дело  поручили  ему,  и  не  потерпел  бы
другого решения. Он был сильным человеком и добивался того, чего хотел.  Я
долго путешествовал с ним и хорошо узнал его. Но вы говорите о его смерти.
Вы знали о ней до нашего прихода?
     - Я получил это, - сказал Денетор и, положив  жезл,  поднял  с  колен
предмет, на который он смотрел. В  каждой  руке  он  держал  по  половинке
большого рога, сломанного по  середине  -  рога  дикого  быка,  окованного
серебром.
     - Это рог, который всегда носил с собой Боромир! - воскликнул Пиппин.
     - Верно, - сказал Денетор. - И я в свое время носил его, и так  делал
каждый старший сын нашего дома еще с  древних  времен,  до  ухода  короля,
когда Эрендил, отец Мардила, охотился за диким быком араво в далеких полях
Рена. Тринадцать дней назад я услышал  звук  этого  рога,  доносившийся  с
северных границ, и потом река принесла мне  его  разбитым;  больше  он  не
зазвучит. - Он замолчал, наступило тяжелое  молчание.  Неожиданно  Денетор
взглянул на Пиппина. - Что вы скажете на это, невысоклик?
     - Тринадцать, тринадцать дней, - заикаясь, ответил Пиппин.  -  Да,  я
думаю, это так. Да, я стоял рядом с ним, когда он дул в рог. Но помощь  не
пришла. Только больше орков.
     - Итак, - сказал Денетор, проницательно глядя Пиппину в  лицо,  -  вы
были там? Расскажите мне! Почему не пришла помощь? И как вы спаслись, а он
нет, он, такой могучий человек, которому не мог противостоять ни один орк?
     Пиппин вспыхнул и забыл свой страх.
     - Самый могучий человек может быть убит одной стрелой, - сказал он, -
а Боромир был пронзен множеством. Когда я  последний  раз  видел  его,  он
прислонился к дереву и вырывал из своего бока чернооперенную стрелу. Потом
я потерял сознание и был захвачен в  плен.  Но  я  преклоняюсь  перед  его
памятью, потому что он был очень храбр. Он умер, спасая нас - моего родича
Мериадока и меня, - окруженных в лесу солдатами Повелителя  Тьмы;  и  хотя
ему не удалось нас освободить, моя благодарность от этого не меньше.
     Тут Пиппин взглянул в глаза старику; и  гордость  его,  подхлестнутая
презрением и подозрительностью в холодном голосе взбунтовалась.
     - Конечно, такому великому повелителю  людей  хоббит,  невысоклик  из
далекого северного  Удела,  может  оказать  малую  службу;  но  все  же  я
предлагаю ее и свет своего долга.
     Откинув свой серый плащ, Пиппин выхватил свой маленький меч и положил
его к ногам Денетора.
     Бледная улыбка, подобная блеску  холодного  солнца  в  зимний  вечер,
прошла по лицу старика; он склонил голову и отложил обломки рога.
     - Дайте мне оружие! - сказал он.
     Пиппин поднял меч и протянул его рукояткой вперед.
     - Откуда он? - спросил Денетор.  -  Много-много  лет  лежит  на  нем.
Несомненно, это лезвие принадлежало нашим  родичам  с  севера  в  глубоком
прошлом.
     - Оно из могилы на границе моей страны, - сказал Пиппин. - Но  сейчас
там живут лишь злые духи, и мне не хочется говорить о них.
     - Я вижу, странные сказания сплетаются вокруг вас, - сказал  Денетор,
- и мне ясно, что внешность человека, или невысоклика может обманывать.  Я
принимаю вашу службу. Ибо вас не устрашить словами: и у вас вежливая речь,
хотя она звучит странно для нас на юге. А нам  в  эти  дни  нужны  храбрые
воины, велики они ростом или малы. Клянитесь!
     - Возьми рукоять, - сказал Гэндальф, -  и  повторяй  за  повелителем,
если твое решение твердо.
     - Да, - сказал Пиппин.
     Старик положил меч на свои колени, а Пиппин взял в руки его рукоять и
медленно повторял вслед за Денетором:
     -  Я  клянусь  верно  служить  Гондору  и  повелителю  и   наместнику
королевства, говорить и молчать, делать и допускать  делать,  приходить  и
уходить, в горе и довольствии, в войне и мире, в жизни и смерти, начиная с
этого часа, пока мой повелитель  не  освободит  меня,  или  пока  меня  не
постигнет смерть, или пока не кончится мир. Так говорю  я,  Перегрин,  сын
Паладина, из Удела. Невысоклик.
     -  И  это  слышу  я,  Денетор,  сын  Энтелиона,  Повелитель  Гондора,
наместник высокого короля, и я не забуду этого и не забуду вас  награждать
за сделанное: награждать  верность  любовью,  доблесть  честью,  нарушение
клятвы местью.
     Пиппин получил свой меч и сунул его в ножны.
     - А теперь, - сказал Денетор, - мой первый приказ вам: говорите и  не
отмалчивайтесь. Расскажите мне все, что  можете,  о  моем  сыне  Боромире.
Садитесь и начинайте!
     Он ударил в маленький серебряный гонг, стоящий рядом с креслом, и тут
же появилось несколько слуг. Пиппин понял, что  они  все  время  стояли  в
альковах с обеих сторон невидимые ему и Гэндальфу.
     - Принесите вина, еды и сиденья для гостей, - сказал Денетор, и пусть
в течении часа нам никто не мешает.
     Это все, что я могу вам уделить:  сейчас  мне  приходится  заниматься
очень многим, - сказал он, обращаясь к Гэндальфу. - Многим наверное, более
важным, хотя для меня это не так. Но, может, к концу дня мы  снова  сможем
поговорить.
     - Надеюсь, что раньше, - сказал Гэндальф убежденно. - Я не  для  того
проскакал сто пятьдесят лиг сюда из Изенгарда со  скоростью  ветра,  чтобы
привезти вам маленького воина, пусть и  очень  вежливого.  Разве  для  вас
ничего не значит,  что  Теоден  выиграл  большое  сражение,  что  Изенгард
разрушен и что я переломил посох Сарумана?
     - Для меня это много значит. Я помню значение этих  деяний  для  моей
борьбы с угрозой с востока...
     Он взглянул на Гэндальфа, и Пиппин увидел их сходство и  почувствовал
напряжение между ними: как будто огненная линия пролегла от глаз к глазам.
     Денетор в сущности гораздо больше походил на  великого  колдуна,  чем
Гэндальф, он был более величавым, прекрасен и властен... И более стар.  Но
внутренним чутьем Пиппин  знал,  что  Гэндальф  обладает  гораздо  большей
властью  и  более  глубокой  мудростью;  обладает  могуществом,  пока  еще
скрытым. И он был старше, гораздо  старше.  Насколько  старше?  -  подумал
Пиппин и вспомнил, что никогда не задумывался об  этом  раньше.  Древобрад
говорил что-то о колдунах, но тогда Пиппин не думал о Гэндальфе, как одном
из них. Кто такой Гэндальф? В какое  отдаленное  время  и  в  каком  месте
пришел он  в  мир  и  когда  покинет  он  его?  На  этом  его  размышления
прервались; он увидел, что Гэндальф и Денетор все еще смотрят друг другу в
глаза, как бы читая мысли. Денетор первым отвел глаза.
     - Да, - сказал он, - хоть  и  утрачены  палантиры,  но  говорят,  что
повелители Гондора по-прежнему обладают более острым зрением, чем  меньшие
люди, да и получают они много вестей. Но садитесь.
     Слуги принесли кресло и низкую табуретку, потом появился один из слуг
с подносом, на котором были серебряный кувшин, чашки и белый хлеб.  Пиппин
сел, но не мог оторвать взгляда от старого повелителя... Было  ли  это  на
самом деле или только показалось ему,  но  сказав  о  камнях,  Денетор  со
странным блеском в глазах взглянул на Пиппина.
     - Теперь расскажите мне свою историю, мой вассал,  -  сказал  Денетор
наполовину добродушно, наполовину насмешливо. - Потому что слово  того,  с
кем так подружился мой сын, будет встречено с пониманием.
     Пиппин  никогда  не  мог  забыть  этот  час  в   большом   зале   под
проницательным взглядом повелителя Гондора, задаваемые им время от времени
коварные вопросы, ощущение присутствия Гэндальфа, который смотрел,  слушал
и (Пиппин чувствовал это) скрывал нарастающий  гнев  и  нетерпение.  Когда
прошел час, и Денетор  снова  ударил  в  гонг,  Пиппин  почувствовал  себя
выдохшимся. "Сейчас не может быть больше девяти часов, - подумал он.  -  Я
мог бы съесть три завтрака подряд".
     - Отведите Митрандира в приготовленное для него помещение,  -  сказал
Денетор, - его спутник может находится с  ним,  если  пожелает.  Но  пусть
будет известно, что я принял у него клятву в верной службе и что Перегрин,
сын Паладина, должен быть обучен меньшим паролям. Сообщите капитанам,  что
они должны ждать меня здесь после третьего часа.
     А вы, мой Митрандир, можете приходить когда захотите. Никто не  может
и не будет мешать вам приходить ко мне в любое время кроме  кратких  часов
моего сна. Пусть же пройдет ваш гнев на неразумного старика.
     - Неразумие? - переспросил Гэндальф. - Ну нет, мой повелитель,  когда
вы станете неразумным, вы умрете. Даже свое горе  вы  умеете  использовать
как  завесу.  Вы  думаете  я  не  понял,  с  какой  целью  вы  целый   час
расспрашивали того, кто знает меньше меня?
     - Если вы это поняли,  то  будьте  довольны,  -  заметил  Денетор.  -
Глупостью было бы отвергать в трудном положении  совет  и  помощь;  но  вы
предлагаете  эти  дары  в  соответствии  с  собственными  вкусами.  Отныне
повелитель Гондора не будет оружием в чужих руках, пусть  и  достойных.  И
для него нет доли  более  высокой,  чем  польза  для  Гондора.  И  править
Гондором буду я, и никто другой, кроме короля, если он вернется.
     - Если король вернется? - переспросил  Гэндальф.  -  Ну  что  ж,  мой
повелитель-наместник, ваша задача в этом случае, о котором теперь мало кто
вспоминает, сохранить власть и передать ее вернувшемуся. В этой  задаче  я
окажу вам всю возможную помощь... Но должен сказать следующее: я не правлю
никаким королевством,  ни  Гондором,  ни  каким  другим,  ни  большим,  ни
маленьким. Однако, все достойное, что находится в опасности в нашем  мире,
- это наша забота. И даже если Гондор  исчезнет,  я  буду  выполнять  свои
задачи, чтобы в грядущих днях  что-то  могло  расти,  цвести  и  приносить
плоды. Потому что я тоже наместник. Вы не знали этого?
     С этими словами он повернулся и зашагал по залу, и Пиппин  побрел  за
ним.
     Гэндальф не смотрел на Пиппина и не сказал ему  ни  слова,  пока  они
шли. Проводник вывел их из дверей зала, повел по двору фонтана и по  узкой
улочке между высокими каменными зданиями. После нескольких  поворотов  они
подошли к дому рядом с  северной  стеной  цитадели,  недалеко  от  отрога,
связывавшего холм с горой. Они прошли первый этаж,  поднялись  по  широкой
ровной лестнице и оказались в прекрасной комнате, полной воздуха и  света,
с красивыми занавесками, расшитыми  тусклым  злотом.  Комната  была  почти
лишена мебели: в ней находились лишь маленький стол, два стула  и  скамья;
но с обеих сторон видны были занавешенные альковы, а в них кровати со всем
необходимым, кувшины и бассейны  для  умывания.  Три  узких  высоких  окна
выходили на  север,  из  них  виднелась  большая  дуга  Андуина,  все  еще
затянутая туманом, уходившим к Эмин Муилу  и  далеким  водопадам  Рауроса.
Пиппин взобрался на скамью, а с нее на широкий каменный подоконник.
     - Вы сердитесь на меня,  Гэндальф?  -  спросил  он,  когда  проводник
вышел, закрыв за собой дверь. - Я старался сделать как лучше.
     - Ты и сделал! - сказал Гэндальф, неожиданно рассмеявшись. Он подошел
и встал рядом с Пиппином, положив руку на плечо хоббита и  глядя  в  окно.
Пиппин с некоторым удивлением смотрел на такое близкое теперь  лицо:  звук
смеха был веселым и радостным. Но в лице колдуна вначале он разглядел лишь
линии заботы и печали, хотя вглядевшись  внимательно,  различил  под  всем
этим  великую  радость:  фонтан  веселья,  который,  хлынув,  заставил  бы
смеяться все королевство.
     - Ты очень хорошо сделал, - сказал колдун, - и, надеюсь, не скоро  ты
опять окажешься загнанным в угол между двумя ужасными стариками.  Впрочем,
повелитель Гондора узнал от тебя больше, чем ты догадываешься, Пиппин.  Ты
не смог скрыть от него тот факт, что не Боромир вел товарищество от  Мории
и что среди нас был человек высокой чести, который придет в Минас Тирит, и
что у него знаменитый меч. Люди много размышляли над рассказами о  древних
днях Гондора, и Денетор немало думал над  загадкой  и  словами  "проклятье
Исилдура" с момента ухода Боромира.
     Он не похож на других людей нашего времени, и каким бы  не  было  его
происхождение по какой-то случайности, кровь людей запада оказалась в нем,
так же как и в его втором сыне Фарамире.  У  Денетора  острый  взгляд.  Он
может постигнуть, напрягая свою волю, многие мысли людей,  даже  тех,  что
живет далеко от него. Трудно обманывать его и опасно пытаться.
     Помни это! Потому что ты поклялся служить ему. Не знаю, что  в  твоей
голове или сердце  заставило  тебя  поступить  так,  но  это  было  хорошо
сделано. Я не мешал: не следует мешать благородным деяниям,  испытывая  их
холодным разумом. Твой поступок тронул его  сердце  и  (насколько  я  могу
судить) позабавил его.  И  по  крайней  мере  ты  свободно  можешь  теперь
расхаживать по Минас Тириту, когда не исполняешь свои обязанности.  Потому
что у твоего поступка есть и другая сторона. Ты в его распоряжении,  и  он
этого не забудет. Поэтому будь осторожен!
     Он замолчал и вздохнул.
     - Не будем думать о том, что может принести нам утро. Я  уверен,  что
много наступающих дней будет хуже предыдущих. И я ничего не могу  сделать.
Доска установлена, и фигуры двинулись. Одна фигура,  которую  я  так  хочу
увидеть, это Фарамир, он наследник Денетора. Не думаю, что он в городе, но
у меня еще не было времени собирать новости. Я должен  идти,  Пиппин...  Я
должен идти на совет повелителя и узнать там, что  нужно.  Но  теперь  ход
врага, и он вот-вот начнет игру. И пешки увидят не  меньше  других  фигур,
Перегрин, сын Паладина, солдат Гондора. Остри свой меч!
     Подойдя к двери, Гэндальф повернулся.
     - Я тороплюсь, Пиппин, - сказал он. - Сделай мне  одолжение.  Раньше,
чем ляжешь спать, если ты не слишком  устал,  разыщи  Обгоняющего  тень  и
посмотри, как его разместили. Эти люди добры к  животным,  это  хороший  и
мудрый народ, но у них мало искусства в обращении с лошадьми.
     С этими словами Гэндальф вышел, в это время послышался  чистый  ясный
звон с башни цитадели. Колокол ударил три  раза  -  пришел  третий  час  с
восхода солнца.
     Через минуту Пиппин вышел в дверь, спустился по лестнице  и  выглянул
на улицу.  Солнце  сияло  теперь  тепло  и  ярко,  башни  и  высокие  дома
отбрасывали на запад длинные и четкие тени. Высоко в голубом воздухе  гора
Миндолуин поднимала свой белый  шлем  и  снежный  плащ.  Вооруженные  люди
проходили взад и вперед по улицам города: был час смены постов и дежурств.
     - Мы в Уделе называем это девятым часом, - громко сказал самому  себе
Пиппин. - Как раз время для хорошего завтрака у открытого окна  в  веселом
солнечном свете. Как мне хотелось бы позавтракать! Бывает ли у этих  людей
завтрак? И когда у них обед и где?
     Вскоре он заметил человека, одетого в  черное  с  белым,  шедшего  из
центра цитадели по узкой улице к нему навстречу.  Пиппин  чувствовал  себя
одиноким и собирался заговорить, когда этот человек подойдет к нему, но  в
этом не было необходимости... Человек направлялся прямо к нему.
     - Вы невысоклик Перегрин? - спросил он.  -  И  мне  сказали,  что  вы
поклялись служить повелителю и городу. Добро  пожаловать!  -  Он  протянул
руку, и Пиппин пожал ее. - Меня зовут Берегонд,  сын  Даранора,  -  сказал
человек. - Сегодня утром я свободен, и меня послали  к  вам  сообщить  вам
время и рассказать вам то, что вы пожелаете узнать. Со  своей  стороны,  я
хочу узнать о вас. Никогда раньше не видели мы в своей земле невысокликов,
и хотя до нас доходили слухи о них, в  наших  сказаниях  говорится  о  них
очень мало. К тому же вы друг Митрандира. Вы хорошо знаете его?
     - Ну, - ответил Пиппин, - я знаю его всю мою короткую жизнь; позже  я
далеко с ним путешествовал. Но в этой книге многое можно прочесть, и я  не
поклянусь, что сам  прочел  больше  одной-двух  страниц.  Но  я  знаю  его
наверное так, как знают немногие. Я думаю,  в  нашем  товариществе  только
Арагорн знает его по-настоящему.
     - Арагорн? - спросил Берегонд. - А кто это?
     - О, - заикаясь, сказал Пиппин, - это один человек, шедший с нами.  Я
думаю, что сейчас он в Рохане.
     - Я слышал, вы были в Рохане. Я многое хотел бы узнать от  вас  и  об
этой земле: мы надеялись на этих людей. Но  я  забыл  о  своем  поручении:
вначале я сам должен ответить на ваши вопросы. Что вы  хотели  бы  узнать,
мастер Перегрин?
     - Ну, - промолвил Пиппин, - сейчас меня больше всего интересует,  как
у вас насчет завтрака и все такое. Я хочу спросить, когда у вас время  еды
и где столовая. И есть ли гостиницы? Я смотрел, когда мы шли  в  цитадель,
но ничего не увидел, хотя надеялся получить  хотя  бы  глоток  эля,  когда
окажусь в доме мудрых и вежливых людей.
     Берегонд серьезно взглянул на него.
     - Старый служака, я вижу, - сказал он. - Говорят, люди  после  долгих
блужданий прежде всего думают о сне  и  питье:  я  сам  не  путешествовал,
впрочем. Значит, вы еще сегодня не ели?
     - Ну, если говорить вежливо, то как-то ел, - сказал Пиппин. -  Но  не
больше  чашки  вина  и  одного-двух  кусочков  хлеба  по  доброте   вашего
повелителя.
     Берегонд рассмеялся.
     - У нас говорят, за столом и маленький человек может  делать  большие
дела. Но вы получите еду, как и все люди в цитадели, и с большим  почетом.
Это крепость и башня стражи, и мы в состоянии войны. Мы встаем до  восхода
солнца, перехватываем чуть в предрассветных  сумерках  и  отправляемся  на
выполнение своих обязанностей. Но не отчаивайтесь! - он  снова  засмеялся,
увидев, какое отчаяние на лице Пиппина. - Те, у кого тяжелые  обязанности,
получают для подкрепления кое-что в середине утра. Затем  в  полдень,  или
когда позволяют обязанности, у нас бывает завтрак; а потом люди собираются
для дневной еды, а вечером у нас бывает веселье.
     Идемте! Мы немного пройдемся,  возьмем  еды  и  поедим  где-нибудь  в
укреплениях, любуясь прекрасным утром.
     - Минутку! - сказал Пиппин, покраснев. - Голод заставил меня  забыть.
Но Гэндальф, Митрандир, как вы его называете, попросил меня  отыскать  его
коня - Обгоняющего Тень - большую лошадь из Рохана и  зеницу  королевского
глаза, как мне говорили, хотя король отдал его Митрандиру в  благодарность
за помощь. Я думаю, новый хозяин любит это  животное  больше,  чем  многих
людей и  если  его  добрая  воля  что-то  значит  для  города,  вы  будете
обращаться с Обгоняющим тень со всем почтением и с большим вниманием,  чем
обращаетесь с хоббитом, если это возможно.
     - Хоббит? - переспросил Берегонд.
     - Так мы называем себя, - пояснил Пиппин.
     - Я рад узнать это, - сказал  Берегонд,  -  потому  что  теперь  могу
утверждать, что странный акцент не искажает  хорошую  речь,  а  хоббиты  -
народ, который хорошо говорит. Но идемте! Вы  должны  познакомить  меня  с
этим конем. Я люблю животных, но мы редко видим их в этом каменном городе:
ведь мой народ пришел из горных долин, а еще раньше - из Итилиена.  Но  не
бойтесь! Посещение будет коротким, простым визитом вежливости, а оттуда мы
пойдем в кладовые.
     Пиппин обнаружил, что Обгоняющего тень разместили хорошо и  ухаживают
за ним тоже неплохо.  В  шестом  круге,  вне  стены  цитадели,  находились
прекрасные   конюшни,   где   содержались   несколько   быстрых   лошадей,
используемых вестниками Гондора - они всегда  были  готовы  отправиться  в
путь по требованию Денетора или его капитанов.  Но  сейчас  все  лошади  и
всадники отсутствовали.
     Обгоняющий тень заржал  и  повернул  голову,  когда  Пиппин  вошел  в
конюшню.
     - Доброе утро! - сказал Пиппин. -  Твой  хозяин  придет,  как  только
сможет. Он занят, но посылает свои приветствия, а я должен посмотреть, все
ли у тебя есть. Я надеюсь, ты отдохнешь после долгой работы.
     Обгоняющий тень покачал головой и  переступил  с  ноги  на  ногу.  Он
позволил Берегонду потрепать себя по шее.
     - Он выглядит так, как будто  его  подготовили  к  бегам,  а  не  как
вынесший долгое путешествие, - сказал Берегонд. - Как он силен и горд! Где
его упряжь? Она должна быть богатой и прекрасной.
     - Никакая упряжь недостаточно богата и прекрасна для него, -  ответил
Пиппин. - И у него ее совсем нет. Если он согласен везти вас,  то  понесет
без упряжи; а если не согласен, то ни удар, ни кнут, ни узда  не  заставят
его. До свидания, Обгоняющий тень! Потерпи немного! Битва близка.
     Обгоняющий тень  поднял  голову  и  заржал  так,  что  задрожала  вся
конюшня; они закрыли уши. Потом они ушли, проверив, полны ли ясли.
     - А теперь позаботимся о себе, -  сказал  Берегонд  и  повел  Пиппина
назад в цитадель, а там к двери в северной стороне  большой  башни.  Здесь
они  спустились  по  длинной  и  холодной  лестнице  в  широкий   коридор,
освещенный лампами. В стенах по обоим сторонам были двери, и одна  из  них
открыта.
     -  Это  кладовая  моего  отряда  гвардии,  -   сказал   Берегонд.   -
Приветствую, Таргон! - обратился он к кладовщику. -  Еще  рано,  но  здесь
новичок, которого повелитель принял к себе на  службу.  Он  ехал  долго  и
издалека с туго затянутым поясом, и к тому же у него была сегодня  трудная
работа, и он голоден. Дай нам, что у тебя есть!
     Они взяли хлеб, масло, сыр и  яблоки;  те  были  из  зимних  запасов:
сморщенные,  но  крепкие  и  сладкие;   и   кожаную   фляжку   с   недавно
приготовленным элем; а так же деревянные тарелки  и  чашки.  Все  это  они
сложили в плетеную корзину и снова поднялись на солнце; и  Берегонд  отвел
Пиппина к месту на восточном конце большого выступающего укрепления, где в
стене была амбразура  с  каменным  сидением  под  нею.  Отсюда  они  могли
смотреть на утро над морем.
     Они ели, пили и разговаривали о Гондоре, о его путях  и  обычаях,  об
Уделе и о странах, которые видел Пиппин. И  пока  они  говорили,  Берегонд
смотрел на Пиппина все с большим удивлением; а хоббит сидел, скрестив ноги
или встав на цыпочки, глядя в амбразуру.
     - Не скрою от вас, мастер Перегрин, - сказал Берегонд, - что для  нас
вы выглядите, как один из наших детей, как мальчик примерно девяти лет;  и
однако вы испытали опасности и  видели  чудеса,  как  мало  кто  из  наших
седобородых, я думал, мысль принять вас на службу - просто  каприз  нашего
повелителя: так, говорят, поступали некогда короли. Но теперь я вижу,  что
это не так, и прошу извинить меня за эту глупость.
     - Извиняю вас, - сказал Пиппин. - Хотя  вы  не  очень  ошибаетесь.  В
представлении моего народа я немного старше мальчика, и пройдет еще четыре
года, прежде чем я "приду в возраст", как говорят у нас  в  Уделе.  Но  не
беспокойтесь обо мне. Расскажите лучше, что я вижу.
     Солнце поднялось уже высоко, и туман в долине перед  ними  рассеялся.
Последние из его клочьев уплывали,  как  кусочки  белых  облаков,  несомые
крепнущим ветром с востока, который трепал флаги и белые вымпелы цитадели.
В глубине долины, на пять лиг и больше, сколько хватало глаз,  видна  была
серая и блестящая великая река, текущая с  северо-запада,  изгибающаяся  к
югу и снова к западу, пока не терялась из виду в дымке и  мерцании  в  том
направлении, где далеко в пятидесяти лигах лежало море.
     Пиппин  мог  видеть  под  собой  весь  Пеленор,  усеянный  фермами  и
маленькими стенами, амбарами и хлевами, но нигде не видно было  коров  или
других животных. Множество дорог и троп пересекало зеленые поля, и на  них
видно было большое движение: из больших ворот рядами  выезжали  телеги;  а
время от времени к воротам  подъезжали  всадники,  спрыгивали  с  седла  и
торопились в город. Но движение большей  частью  устремлялось  по  большой
дороге прочь от города, к югу, где телеги поворачивали вслед за  поворотом
реки и скоро исчезали из виду. Дорога была широкой  и  мощеной,  вдоль  ее
восточного края шла зеленая верховая дорожка, а за ней стена.  По  дорожке
взад и вперед скакали всадники, но все пространство дороги было  заполнено
большими телегами, двигавшимися к югу. Вскоре Пиппин заметил, что движение
хорошо организованно, телеги двигались в три линии:  в  первой  их  быстро
тащили лошади; в другой большие тяжелые фургоны медленно  тащили  быки;  а
вдоль западного края дороги двигалось множество маленьких тележек, которые
толкали люди.
     - Это дорога к долинам Тумладен и Лоссарнак и к  горным  поселкам,  а
дальше в Лебеннин, - сказал Берегонд. - Туда  движутся  последние  телеги,
которые увозят в убежища престарелых, детей и женщин, которые должны  идти
с ними. Все они должны выехать из ворот и дорога должна  быть  очищена  на
лигу до полудня - таков приказ. Печальная необходимость. - Он вздохнул.  -
Мало, может быть, из разлучившихся снова встретятся. В нашем городе всегда
было слишком мало детей; теперь их совсем нет - лишь  несколько  мальчиков
не уехали; для них найдется дело. Среди них и мой сын.
     Они немного помолчали. Пиппин с беспокойством  посмотрел  на  восток,
как будто в любой момент ожидал увидеть тысячи орков, движущихся по полям.
     - Что я там вижу? - спросил он, указывая на середину большого  изгиба
Андуина. - Это что, другой город или?..
     - Это был город, - сказал Берегонд, - был главный  город  Гондора,  и
это была лишь  его  крепость.  Это  развалины  Осгилиата  по  обе  стороны
Андуина, который много лет назад захватили и  сожгли  наши  враги.  В  дни
юности Денетора мы отбили его - не для того,  чтобы  жить  в  нем,  а  как
передовой пост. Мы восстановили мосты, чтобы могла пройти  наша  армия.  А
потом пришли свирепые всадники из Минас Моргула.
     - Черные всадники! - спросил Пиппин, широко раскрыв глаза, в  которых
светился воскрешенный страх.
     - Да они были черные, - сказал Берегонд, - и я вижу, что  вы  кое-что
знаете о них, хотя ни разу о них не говорили.
     - Я о них знаю, - тихо сказал Пиппин, - но я не могу говорить  о  них
теперь, находясь так близко... Так близко... - Он замолчал,  посмотрев  за
реку, и ему  показалось,  что  он  видит  там  обширную  угрожающую  тень.
Возможно, это были горы, маячившие на краю поля зрения,  чьи  резкие  края
смягчались вуалью двадцати лиг туманного  воздуха,  а  может,  всего  лишь
облако. Но даже пока Пиппин смотрел туда, ему показалось, что тьма  растет
и  собирается,  очень  медленно,  медленно  поглощая  области,  освещенные
солнцем.
     - Так близко к Мордору? - спокойно спросил Берегонд. - Да,  он  лежит
там. Мы редко называем его; но мы всегда жили на краю его тени; иногда она
кажется слабее и отдаленнее, иногда ближе и темнее. Сейчас  она  растет  и
темнеет; поэтому растет и наш страх и беспокойство.  И  свирепые  всадники
меньше года назад снова захватили броды, и много наших лучших людей  убито
было там. Боромиру в конце концов удалось отбить у врагов  этот,  западный
берег, и мы все еще удерживаем эту половину Осгилиата. Но сейчас  мы  ждем
там нового нападения. Может быть, главного нападения надвигающейся войны.
     - Когда? - спросил Пиппин. - У вас есть предположения? Прошлой  ночью
я видел маяки и скачущих всадников, а Гэндальф сказал,  что  это  означает
начало войны.  И  он  отчаянно  торопился.  А  теперь  все  кажется  снова
медленным.
     - Только потому что все уже готово, - пояснил  Берегонд.  -  Это  как
глубокий вздох перед прыжком в воду.
     - Но почему горели маяки прошлой ночью?
     - Слишком поздно посылать за помощью,  когда  тебя  уже  осаждают,  -
ответил Берегонд. - Но я не знаю решения повелителя и его капитанов. У них
много путей для сбора информации. А повелитель Денетор на других людей  не
похож: он видит далеко. Некоторые говорят, что когда ночью он сидит один в
своем высоком кабинете в башне и напрягает свои мысли,  он  может  увидеть
будущее: и что иногда он даже испытывает мозг самого Врага, борясь с  ним.
И поэтому он там стар, слишком стар для своего возраста. А мой  повелитель
Фарамир сейчас за рекой выполняет какое-то опасное  поручение;  может,  он
прислал вестника.
     Но если хотите знать, что я подумал, когда увидел горящие  маяки,  то
это вчерашние новости из Лебеннина. Большой флот пиратов из Умбара  далеко
на юге подошел к устью Андуина. Они всегда опасались  могущества  Гондора,
заключили союз с врагом и теперь готовы нанести тяжелый удар в помощь ему.
Потому что этот удар отвлечет силы Лебеннина  и  Белфаласа,  чей  народ  и
храбр и многочислен. Поэтому сейчас наши  мысли  устремлены  к  северу,  к
Рохану: тем более радуемся мы привезенной вами новости и победе.
     И однако, - он замолчал, встал и посмотрел на север, восток и  юг,  -
события в Изенгарде предупреждают нас о том,  что  мы  пойманы  в  большую
сеть. Это уже не  перебранка  у  бродов,  не  набеги  на  Итилиен  или  от
Анориена, не засады и грабежи. Это большая, тщательно и давно  планируемая
война и мы лишь один  ее  участок,  что  бы  ни  говорила  наша  гордость.
Сообщают, что пришел в движение далекий восток,  за  внутренним  морем,  и
север, за Чернолесьем, и юг, в Хараде. Теперь все государства подвергаются
испытанию - выстоят они или же упадут перед тенью.
     Однако, мастер Перегрин, у нас  особая  честь  -  мы  должны  нанести
главный удар ненависти Повелителя Тьмы, потому что эта ненависть  идет  из
глубины времени и из глубины моря. Сюда падет главный удар молота.  Именно
поэтому сюда спешно прибыл  Митрандир.  Ибо,  если  мы  падем,  кто  тогда
устоит? Надеетесь ли вы, мастер Перегрин, что мы устоим?
     Пиппин не отвечал. Он смотрел на могучие стены, на башни  и  знамена,
на солнце в высоком небе, а потом на собирающуюся Тьму на востоке: и думал
он о длинных руках Тьмы:  об  орках  в  лесах  и  горах,  о  предательстве
Изенгарда, о птицах со злыми глазами и о черных  всадниках,  пробиравшихся
даже на дороги Удела - и о  крылатом  ужасе,  о  назгулах.  Он  вздрогнул,
надежда увяла. И в тот же момент лучи  солнца  ослабели,  какая-то  темная
крылатая фигура на мгновение затмила солнце. Почти  на  пороге  слышимости
долетел до него с неба  высокий  и  далекий  крик,  слабый,  но  леденящий
сердце, жестокий и холодный. Он побледнел и укрылся за стеной.
     - Что это было? - спросил Берегонд. - Вы тоже что-то почувствовали?
     - Да, - пробормотал Пиппин. - Это знак нашего падения,  тень  судьбы,
это свирепый всадник в воздухе.
     - Да, тень судьбы, - сказал Берегонд. - Боюсь, что Минас Тирит падет.
Ночь надвигается. Все тепло моей крови, кажется, ушло.
     Некоторое  время  они   сидели   со   склоненными   головами   и   не
разговаривали. Потом Пиппин поднял голову и увидел, что солнце по-прежнему
сияет, и знамена развеваются по ветру. Он встряхнулся.
     - Прошло, - сказал он. - Нет, сердце мое еще  не  впало  в  отчаяние.
Гэндальф пал и однако вернулся, он с нами. Мы можем выстоять, хотя бы и на
одной ноге.
     - Хорошо сказано! - воскликнул Берегонд, вставая и прохаживаясь  взад
и вперед. - Ну нет, пусть даже все зло мира  соберется  здесь,  Гондор  не
исчезнет. Врагу придется оставить горы трупов перед нашими стенами, прежде
чем он возьмет их. А есть и другие крепости и тайные ходы в горах. Надежда
и память сохраняются в скрытых долинах, где зеленеет трава.
     - Я хотел бы, чтобы все уже кончилось, - сказал Пиппин. - Я не  воин,
и самая мысль о битве мне не приятна: но ждать на краю, когда знаешь,  что
нельзя спастись, хуже всего. Какой долгий день! Мне было бы легче, если бы
я не должен был стоять и ждать, не имея возможности ударить первым.
     - Ах, вы коснулись раны, которую ощущают многие, - сказал Берегонд. -
Но дела могут  измениться,  когда  вернется  Фарамир.  Он  отважен,  более
отважен, чем считают многие: в  наши  дни  люди  не  склонны  верить,  что
капитан может быть мудр и знаком со свитками и сказаниями, как он, и в  то
же время быть смелым человеком, умеющим принимать быстрые решения в  поле.
Таков  Фарамир.  Менее  суровый  и  горячий,  чем  Боромир,  но  не  менее
решительный. Но что может он сделать? Мы не можем напасть на горы...  того
королевства. У нас коротки руки, и мы  не  можем  ударить,  пока  враг  не
приблизиться к нам. Тогда наша рука будет тяжелой!
     Он сжал рукоять меча.
     Пиппин посмотрел на него: высокий, гордый и благородный, как все люди
этой земли: при мысли о битве глаза его загорелись. "Увы, моя  собственная
рука легка, как перо, - подумал он, но ничего  не  сказал.  -  Пешка,  как
сказал Гэндальф? Возможно. Но на неверной шахматной доске".
     Так они разговаривали, пока солнце не  поднялось  высоко;  неожиданно
прозвенели полуденные колокола, в цитадели началось движение:  все,  кроме
часовых, шли обедать.
     - Пойдемте со мной? -  спросил  Берегонд.  -  На  сегодня  вы  можете
присоединиться к моему отряду. Я не знаю, в какой  отряд  вас  назначат  -
повелитель может оставить вас при себе для поручений. Но  вас  встретят  с
радостью. И вам лучше познакомиться с многими людьми, пока еще есть время.
     - Я пойду с радостью, - сказал Пиппин. - Я одинок, по правде  говоря.
Лучший мой друг остался в Рохане, и мне не с кем  поговорить  и  пошутить.
Может, я и на самом деле присоединюсь к вашему  отряду.  Вы  его  капитан?
Если так, возьмите меня или замолвите за меня слово.
     - Нет, нет, - засмеялся Берегонд,  -  я  не  капитан.  Я  всего  лишь
простой солдат третьего отряда цитадели. И однако, мастер  Перегрин,  быть
даже простым солдатом гвардии башни Гондора очень почетно,  и  такие  люди
пользуются большим уважением в нашей земле.
     - Тогда это не для меня, - сказал Пиппин.  -  Отведите  меня  в  нашу
комнату, и если Гэндальфа там нет, я пойду с вами - как ваш гость.
     Гэндальфа не было, и никаких сообщений он не присылал; поэтому Пиппин
пошел с Берегондом и познакомился с людьми третьего  отряда.  По-видимому,
Берегонд пользовался  большим  уважением  в  отряде,  потому  что  Пиппина
приняли хорошо. В цитадели было много разговоров о товарище  Митрандира  и
его долгом разговоре с повелителем. Ходили  слухи,  что  с  севера  прибыл
принц невысокликов, чтобы предложить Гондору  союз  и  пять  тысяч  мечей.
Говорили также, что когда прибудут всадники  Рохана,  каждый  привезет  за
собой невысоклика, может и маленького, но отважного.
     Хотя Пиппин с сожалением опроверг все эти  обнадеживающие  разговоры,
он не мог объяснить свою новую службу только прежней дружбой с  Боромиром;
они поблагодарили его за посещение, слушали его рассказы о чужих землях  и
дали ему столько еды и  эля,  сколько  он  захотел.  Единственной  заботой
Пиппина было сохранить "осторожность", как посоветовал ему Гэндальф, и  не
позволить своему языку свободно  болтать,  как  обычно  поступают  хоббиты
среди друзей.
     Наконец Берегонд встал.
     - Я с вами прощаюсь на время, - сказал он. -  До  захода  солнца  мне
нужно выполнить свои обязанности; остальные тоже будут заняты, я думаю. Но
если вы чувствуете себя одиноко, как вы сказали, может вам  нужен  веселый
проводник по городу. Мой сын с радостью пойдет с вами. Он хороший  парень.
Если хотите, отправляйтесь в Нижний Круг, спросите старую гостиницу и  Рат
Келердайн на улице Ламповщиков.  Там  вы  найдете  его  вместе  с  другими
подростками, оставшимися  в  городе.  У  больших  ворот  должны  произойти
события, достойные того, чтобы их увидеть.
     Он вышел, и вскоре за ним последовали и остальные.  День  по-прежнему
был хорош, но воздух подернулся дымкой; для марта, даже так далеко на юге,
было слишком жарко. Пиппин чувствовал сонливость, но в комнате  оставаться
ему не хотелось, и он решил  погулять  по  городу.  Он  захватил  с  собой
несколько кусочков для Обгоняющего тень,  которые  были  с  благодарностью
приняты, хотя лошадь ни в чем не испытывала недостатка. Потом Пиппин пошел
вниз по многим извивающимся улицам.
     Люди смотрели на него, когда он проходил  мимо.  Перед  его  взглядом
люди  были  серьезно  вежливы,  приветствуя  его  по  обычаю  Гондора   со
склоненными головами и руками прижатыми к груди; но  за  собой  он  слышал
множество возгласов: с улицы кричали тем, кто оставался в домах, чтобы  те
вышли и посмотрели на принца  невысокликов,  товарища  Митрандира.  Многие
говорили на общем языке, но вскоре Пиппин догадался о значении слов  Эркил
и Фарнакиат и понял, что так называют в городе его.
     Наконец по узким улицам, многим  перекрестным  дорогам  он  пришел  в
самый нижний и самый  широкий  круг;  здесь  ему  показали  широкую  улицу
ламповщиков, ведущую прямо к большим  воротам.  Здесь  он  отыскал  старую
гостиницу - большое здание из серого обветренного камня с  двумя  крыльями
уходящими от улицы; между ними находилась узкая лужайка, а за ней  дом  со
множеством окон; вдоль всего дома тянулась колоннада, а  к  траве  сбегала
широкая лестница.  Среди  колонн  играли  мальчики  -  единственные  дети,
которых увидел Пиппин в Минас Тирите, и он остановился,  чтобы  посмотреть
на них. Вскоре один из них его увидел и с криком побежал по траве к улице,
сопровождаемый  несколькими  другими.  Он  остановился   перед   Пиппином,
разглядывая его с ног до головы.
     - Здравствуйте! - сказал мальчик. - Откуда вы? Вы не житель города.
     - Не был таковым, - ответил Пиппин, -  но  теперь  я,  говорят,  стал
человеком Гондора.
     - О, мы все люди Гондора! - заявил мальчик. - Но сколько  вам  лет  и
как вас зовут? Мне уже десять лет, и скоро я буду  пять  футов  ростом.  Я
выше вас. А отец мой в гвардии, он один из самых высоких там.  А  кто  ваш
отец?
     - На какой вопрос отвечать сначала? -  спросил  Пиппин.  -  Мой  отец
обрабатывает землю вокруг Битвелла вблизи Танбора в Уделе. Мне скоро будет
двадцать девять лет, так что я тебя обогнал; хотя во мне  четыре  фута,  я
вряд ли вырасту больше, разве что в стороны.
     - Двадцать девять! - удивился мальчик и присвистнул. - Ну, вы  совсем
старик! Старше моего дяди Парласа. Но, - добавил он с  надеждой,  -  держу
пари, что я могу поставить вас на голову или уложить на спину.
     - Может быть, и сможешь, если я позволю, - сказал Пиппин со смехом. -
А может я то же самое сделаю с тобой: мы в нашей  маленькой  стране  знаем
кое-какие хитрые приемы. Позволь тебе сказать, что я считаю себя большим и
сильным, и что никогда и никому не позволял ставить себя  на  голову.  Так
что, если понадобится сопротивляться и ничто другое не сможет помочь  мне,
придется мне тебя убить. Став постарше, ты узнаешь, что не следует  судить
только по  внешности;  и  хотя  ты  принял  меня  за  незнакомого  слабого
мальчишку и легкую добычу, позволь предупредить тебя; я  не  мальчишка,  я
невысоклик, жестокий, свирепый и злобный! - Пиппин состроил такое свирепое
лицо, что мальчишка отступил  на  шаг,  но  тут  же  вернулся  со  сжатыми
кулаками и огнем в глазах.
     - Нет! - засмеялся Пиппин. -  Не  верь  всему,  что  говорит  о  себе
чужеземец! Я не борец. Но с твоей стороны было бы  вежливее  перед  дракой
назвать себя.
     Мальчик гордо ответил:
     - Я Бергил, сын Берегонда из гвардии.
     - Так я и думал, - сказал Пиппин, - потому что ты похож  на  отца.  Я
знаю его, и он послал меня к тебе.
     - Почему же вы не сказали этого сразу? - спросил Бергил и  неожиданно
отчаяние появилось на его лице. - Не говорите мне,  что  он  изменил  свое
намерение и отсылает меня с девчонками! Но  нет...  Последние  телеги  уже
ушли.
     - Его послание менее дурное, - проговорил Пиппин. - Он  говорит,  что
если ты откажешься от мысли поставить меня на голову, то  можешь  показать
мне город и скрасить мое одиночество. А я в уплату расскажу тебе кое-что о
других странах.
     Бергил захлопал в ладоши и с облегчением рассмеялся.
     - Хорошо! - воскликнул он. - Идемте! Пойдем к воротам.
     - А что там происходит?
     - Ждут до захода солнца капитанов  с  юга.  Пойдемте  с  нами,  и  вы
увидите.
     Бергил оказался хорошим компаньоном, и лучшего у Пиппина не  было  со
времени расставания с Мерри, и вскоре они смеялись и весело разговаривали,
идя по улице и не обращая внимания на взгляды встречных.
     Вскоре они оказались в толпе, идущей к большим воротам. Здесь  Пиппин
сильно поднялся во мнении Бергила, потому что когда тот назвал свое имя  и
пароль, охранник отсалютовал и пропустил его;  больше  того,  он  позволил
Пиппину взять с собой своего спутника.
     - Это хорошо! - сказал Бергил. -  Мальчишкам  больше  не  разрешается
выходить за ворота без старших. Здесь нам будет лучше видно.
     За воротами вокруг большой мощеной площади, где сходились все дороги,
ведущие в Минас Тирит, стояла большая толпа. Глаза всех были устремлены на
юг, и вскоре поднялся гул.
     - Там пыль! Они идут!
     Пиппин и Бергил пробрались в передний ряд и ждали. В удалении звучали
рога,  гул  приветствий  приближался  к  ним,  как  бы   гонимый   ветром.
Послышались громкие звуки труб, и все люди вокруг них закричали.
     - Фарланг! Фарланг! - услышал Пиппин голоса и спросил:
     - Что они говорят?
     -  Идет  Фарланг,  -  ответил  Бергил,  -  старый  толстый   Фарланг,
повелитель Лоссарнаха. Там живет мой  дед.  Ура!  Вон  он!  Добрый  старый
Фарланг.
     Впереди отряда двигалась большая, с толстыми ногами, лошадь, а на ней
сидел  необыкновенной  толщины  человек,  с  широкими   плечами,   старый,
седобородый, однако одетый в кольчугу, черный шлем и  вооруженный  длинным
тяжелым копьем. За ним  гордо  маршировала  пыльная  линия  людей,  хорошо
вооруженных и несущих большие боевые топоры: у них были угрюмые лица,  они
были ниже и смуглей людей Гондора.
     - Фарланг! - кричали встречавшие. - Правдивое сердце, истинный друг!
     Но когда люди Лоссарнаха прошли, послышалось бормотание:
     - Так мало! Всего две сотни. Мы надеялись, что придет  в  десять  раз
больше. Это новое известие о черном флоте. Они смогли уделить лишь десятую
часть своей силы.
     Так проходили отряды, их встречали приветственными криками, в  ворота
проходили жители областей, пришедшие защищать  столицу  Гондора  в  темный
час; но их было весьма  мало,  гораздо  меньше,  чем  надеялись  горожане,
меньше чем  требовалось.  Люди  из  долины  Рингло  шли  пешком  за  своим
повелителем Дерворина - триста человек.  С  нагорий  Мортонда,  из  долины
Блекрут высокий Дуинхир со своими сыновьями и пятью сотнями  лучников.  Из
Анфаласа, с далекого Лонготренда  длинная  цепочка  людей  самого  разного
вида: охотники и пастухи, жители маленьких деревушек,  плохо  вооруженные,
за исключением отряда Роларшида, их предводителя.  Из  Ламедена  несколько
угрюмых горцев без предводителя. Рыбаки из Этира, несколько сотен снятых с
судов моряков, Кирлуин прекрасный с зеленых  холмов  от  Пиннет  Голина  с
тремя сотнями нарядных, одетых в зеленое людей. И последний и самый гордый
Имрахил, принц Дол Амрота, родственник повелителя  Гондора,  с  золочеными
знаменами с изображением корабля и серебряного лебедя, с отрядом рыцарей в
полном вооружении на серых лошадях; а за ними семьсот вооруженных  воинов:
высоких, сероглазых и темноволосых.
     И это было все, меньше трех  тысяч.  Больше  некому  было  приходить.
Крики и топот затихли в городе. Зрители некоторое время стояли молча. Пыль
висела в воздухе, потому что ветер затих и вечер  был  тяжел.  Приближался
час закрытия ворот. Красное солнце заходило  за  Миндолуин.  Тень  накрыла
город.
     Пиппин  взглянул  вверх,   и   ему   показалось,   что   небо   стало
пепельно-серым, как будто над ними нависло огромное облако пыли и дыма,  и
посылало столбы пламени, и теперь Миндолуин казался черным на фоне  костра
с пылающими углями.
     - Так в гневе кончается прекрасный из дней! - сказал Пиппин, забыв  о
мальчике.
     - Так и будет, если я не вернусь  до  вечернего  колокола,  -  сказал
Бергил. - Идемте? Сейчас прозвучит труба закрытия ворот.
     Рука об руку они прошли в город последними перед закрытием  ворот,  и
когда они достигли улицы  ламповщиков,  торжественно  зазвонили.  В  окнах
появились огни, а из домов и из казарм донеслись звуки песен.
     - До свидания на сегодня, - сказал Бергил. - Передайте  привет  моему
отцу и поблагодарите за посланного им товарища. И завтра приходите  снова.
Я бы хотел, чтобы не было войны: тогда бы мы смогли весело провести время.
Мы поехали бы в Лоссарнак в дом моего деда: там так хорошо  весной,  когда
поля и леса полны цветов. Но может  быть,  мы  еще  побываем  там  вместе.
Нашего повелителя никому не победить, а мой отец очень храбр. До  свидания
и возвращайтесь!
     Они расстались, и Пиппин заторопился в  цитадель.  Путь  казался  ему
длинным, он вспотел и чувствовал сильный голод; быстро стемнело. Ни  одной
звезды не было видно в небе. Берегонд с радостью встретил Пиппина,  усадил
его рядом и принялся расспрашивать о  сыне.  После  еды  Пиппин  оставался
недолго, ему захотелось увидеть Гэндальфа.
     - Вы найдете дорогу? - спросил Берегонд, стоя у выхода из  маленького
зала в северной части цитадели, где они сидели. - Ночь темная, к  тому  же
приказано  закрыть  все  огни  в   городе.   Относительно   вас   получено
распоряжение: завтра утром вас вызывают к повелителю Денетору. Боюсь,  что
вам не служить в третьем отряде. Но я надеюсь на встречи.  До  свидания  и
спите спокойно!
     Комната была  темна,  только  на  столе  горела  маленькая  лампадка.
Гэндальфа не было. Пиппин чувствовал беспокойство. Он взобрался на  скамью
и попытался смотреть в окно, но это было все равно, что смотреть в бассейн
с чернилами. Он слез  со  скамьи,  закрыл  ставни  и  лег  в  постель.  Он
некоторое время лежал, прислушиваясь, не возвращается ли  Гэндальф,  потом
уснул неспокойным сном.
     Он проснулся ночью и увидел Гэндальфа, расхаживающего взад  и  вперед
по комнате. На столе стояли  свечи  и  лежали  свитки  пергамента.  Пиппин
слышал, как колдун вздохнул и пробормотал:
     - Когда же вернется Фарамир?..
     - Привет! - сказал Пиппин, высовывая голову из-за занавеса. - Я думал
вы совсем забыли обо мне. Рад видеть вас снова. День был очень длинным.
     - Но ночь будет слишком короткой! - сказал  Гэндальф.  -  Я  вернулся
сюда, потому что должен немного побыть в одиночестве. Спи, пока можешь. На
восходе солнца я отведу тебя к Денетору. Нет, когда  придет  вызов,  а  не
когда взойдет солнце. Тьма началась. Рассвета не будет.

                          2. ПОХОД СЕРОГО ОТРЯДА

     Гэндальф ускакал, топот Обгоняющего Тень затих в  ночи,  когда  Мерри
вернулся к Арагорну. У него было с собой  немного  вещей,  потому  что  он
оставил свой мешок в Порт Галене и  теперь  у  него  было  лишь  несколько
предметов,  подобранных  в  разрушенном  Изенгарде.  Хасуфель   была   уже
оседлана. Леголас и Гимли со своей лошадью стояли рядом.
     - Итак, нас осталось еще четверо из  нашего  товарищества,  -  сказал
Арагорн. - Мы поедем вместе. Но я думаю, мы будем не  одни.  Король  решил
выступить  немедленно.  Со  времени  появления  крылатой  тени  он   хочет
двигаться к горам под покровом ночи.
     - А потом куда? - спросил Леголас.
     - Не могу еще сказать, - ответил Арагорн. - Что касается  короля,  то
он отправится на сбор, назначенный им в Эдорасе через четыре ночи. Там,  я
думаю, он выслушает новости о войне, и всадники Рохана отправятся в  Минас
Тирит. Что же касается меня и тех, кто захочет идти со мной...
     - Я захочу! - воскликнул Леголас.
     - И Гимли тоже! - сказал гном.
     - Да, что касается меня, - продолжал Арагорн, - то путь мой темен.  Я
тоже  должен  явиться  в  Минас  Тирит,  но  каким  путем,  не  знаю  еще.
Приближается давно ожидавшийся час.
     - Не оставляйте меня, - сказал Мерри. - Я был не очень полезен, но не
хочу быть отброшенным в сторону,  как  ненужный  багаж.  Не  думаю,  чтобы
всадники захотели беспокоиться обо мне. Хотя, конечно, король сказал,  что
я буду сидеть с ним рядом и  рассказывать  об  Уделе,  когда  он  вернется
домой.
     - Да, - согласился Арагорн, - я думаю, Мерри, ваша дорога с нами.  Но
не ждите веселья в конце пути. Много времени пройдет,  прежде  чем  Теоден
спокойно сядет в Медусельде. Много надежд развеет эта горькая весна.
     Скоро все было готово к отправлению: 24 всадника, причем Гимли  сидел
за Леголасом и Мерри - перед Арагорном.  Вскоре  они  быстро  ехали  через
ночь. Они приблизились к бродам через Изен, когда сзади прискакал всадник.
     - Повелитель, - сказал он, обращаясь к королю - за нами всадники. Мне
показалось, что я слышу их немного раньше, а теперь мы в этом уверены. Они
догоняют нас.
     Теоден немедленно  приказал  остановиться.  Всадники  развернулись  и
приготовили копья. Арагорн спешился, опустил Мерри  на  землю  и,  обнажив
меч, встал у стремени короля. Эомер со своим оруженосцем  отъехал  в  тыл.
Мерри сильнее, чем раньше, чувствовал себя ненужным багажом  и  размышлял,
что же ему делать в случае схватки.  Предположим  маленький  отряд  короля
попал в засаду, а ему удастся скрыться в темноте -  что  он  будет  делать
один в диких полях Рохана без всякого представления о том,  где  он  среди
этих бесконечных миль? Плохо! - подумал он, вытащил меч и  потуже  затянул
пояс.
     Ущербная луна,  закрытая  небольшим  плывущим  облаком,  снова  стала
видна, вокруг посветлело. Теперь все услышали  топот  копыт  и  в  тот  же
момент увидели темные фигуры,  быстро  приближавшиеся  к  ним  от  бродов.
Лунный свет блестел на остриях  копий.  Число  преследователей  определить
было трудно, но казалось, что их по крайней мере не меньше, чем  всадников
короля.
     Когда они находились в пятидесяти шагах, Эомер громко крикнул:
     - Стойте! Кто скачет в Рохан?
     Преследователи остановились. Наступило молчание. В лунном свете  было
видно, как один из всадников спешился и неторопливо пошел вперед. Руки его
казались белыми, когда он протянул их ладонями вверх в знак мира. Но  люди
короля приготовили оружие. В десяти  шагах  человек  остановился.  Он  был
высок, темная стоящая фигура. Послышался его ясный голос.
     - Рохан? Вы сказали Рохан? Это радостное слово. Мы торопимся издалека
и ищем эту землю.
     - Вы нашли ее, - сказал  Эомер.  -  Когда  вы  перешли  через  броды,
выступили в Рохан. Это королевство короля Теодена. Никто не  смеет  ездить
тут без его разрешения. Кто вы? И почему торопитесь?
     - Я дунадан Хальбарад, Следопыт с севера, -  ответил  человек.  -  Мы
ищем Арагорна, сына Арахорна, и слышали, что он в Рохане.
     - Вы нашли его! - воскликнул Арагорн  и  передав  поводья  Мерри,  он
побежал вперед, обняв прибывшего. - Хальбарад! -  Сказал  он.  -  Из  всех
радостей - эта самая неожиданная.
     Мерри вздохнул с облегчением. Он решил было, что это последняя уловка
Сарумана, чтобы подстеречь  короля,  когда  его  охраняют  лишь  несколько
человек, но, по-видимому, не будет необходимо умереть, защищая Теодена. Он
вложил меч в ножны.
     - Все в порядке, - сказал Арагорн оборачиваясь. - Это мои товарищи из
далекой страны, где я живу. Хальбарад расскажет нам, сколько их  и  почему
они прибыли.
     - Со мной тридцать человек, - сказал Хальбарад. -  Это  все,  что  мы
сумели собрать в спешке, с нами  братья  Элладан  и  Элрогир.  Мы  скакали
быстро, получив ваш вызов.
     - Но я не вызывал вас, - сказал Арагорн,  -  разве  что  мысленно.  Я
часто думал о вас, но не посылал ни слова. Но  все  это  может  ждать!  Вы
нашли нас в спешке и опасности. Поезжайте с нами, если король позволит.
     Теоден обрадовался новости.
     - Хорошо, - сказал он. - Если ваши товарищи  хоть  немного  сходны  с
вами, мой Арагорн,  тридцать  таких  рыцарей  представляют  силу,  которую
нельзя измерить числом голов.
     Всадники снова пустились в путь, и Арагорн  некоторое  время  ехал  с
дунаданцами. И когда они поговорили о новостях на севере  и  юге,  Элрогир
сказал ему:
     - Я привез вам слово моего отца: дни коротки. В спешке  не  забудь  о
тропах смерти.
     - Да, слишком короткими кажутся мне дни, чтобы выполнить желанное,  -
ответил Арагорн. - И велика будет моя спешка, если я вступлю на эту тропу.
     - Это мы скоро увидим,  -  сказал  Элрогир.  -  Но  не  будем  больше
говорить о таких вещах на открытой дороге.
     И Арагорн сказал Хальбараду:
     - Что это вы несете с собой, родич?
     Он увидел, что вместо копья Хальбарад с  собой  несет  высокий  шест,
похожий на знамя, но крепко обвязанный черным полотном.
     - Это дал, который  я  привез  вам  от  госпожи  Раздола,  -  ответил
Хальбарад. - Она делала его в тайне, и долго длилась ее работа.  Она  тоже
послала вам слова: дни теперь коротки.  Либо  осуществится  наша  надежда,
либо придет конец всякой надежде. Я шлю тебе то, что изготовила для  тебя.
Доброго пути, эльфийский камень!
     И Арагорн сказал:
     - Теперь я знаю, что вы несете. Несите для  меня  это  еще  некоторое
время.
     Повернувшись, он посмотрел на  север  под  большими  звездами  и  всю
остальную часть пути был молчалив и задумчив.
     Ночь подходила к концу, и восток светлел, когда они  миновали  долину
глубокую и подъехали к Хорнбургу. Здесь они  решили  немного  отдохнуть  и
посоветоваться.
     Мерри спал, пока его не разбудили Леголас и Гимли.
     - Солнце высоко, - сказал Леголас. - Все уже встали и занялись делом.
Идемте, мастер лентяй, посмотрите на это место, пока есть возможность.
     - Три ночи назад здесь была битва, добавил Гимли, - и мы с  Леголасом
играли тут в  игру,  в  которой  я  выиграл  лишь  одного  орка.  Пойдемте
посмотрим, как это было! А какие здесь удивительные пещеры, мой Мерри! Как
вы думаете, Леголас, мы сможем в них попасть?
     - Нет! Сейчас не время, - сказал эльф. - Не нужно  торопиться,  когда
наслаждаешься. Я дал слово  вернуться  сюда  вместе  с  вами,  если  снова
наступят дни мира и свободы. Но сейчас скоро полдень, мы  поедим  и  снова
поедем, как я думаю и как я слышал.
     Мерри встал и звонко зевнул. Несколько часов сна было мало для  него:
он чувствовал себя усталым и несчастным. Он потерял Пиппина и считал  себя
багажом, а вокруг все готовились к делам, которых он не понимал.
     - Где Арагорн? - спросил он.
     - В высоком кабинете Бруга, - сказал Леголас. - Я думаю, он совсем не
спал и не отдыхал. Он ушел туда несколько часов назад, сказав, что  должен
подумать, и только его родич Хальбарад пошел с ним:  мне  показалось,  что
Арагорн чем-то обеспокоен.
     - Какие необычные эти вновь прибывшие, - сказал Гимли. - Сильные люди
и величественные; всадники Рохана кажутся рядом  с  ними  мальчишками;  их
суровые лица кажутся высеченными из скалы, да и у Арагорна такое же  лицо.
И они так молчаливы.
     - Но когда они нарушают молчание,  они  вежливы,  как  и  Арагорн,  -
сказал  Леголас.  -  А  вы  заметили  братьев  Элладана  и  Элрогира.  Они
прекрасны, как эльфийские принцы. Неудивительно: ведь они сыновья  Элронда
из Раздола.
     - Почему они пришли? Вы не слышали? - спросил Мерри. Он набросил свой
серый плащ, и втроем они пошли к разрушенным воротам Бурга.
     - Они отвечали на вызов, как мы слышали уже, - сказал  Гимли.  -  Они
сказали, что в Раздол пришла весть: Арагорн  нуждается  в  своих  родичах.
Пусть дунаданцы скачут к нему в Рохан.  Но  теперь  они  сомневаются,  кто
послал этот вызов. Вероятно, Гэндальф.
     - Нет, Галадриэль, - сказал Леголас. - И разве она не передала  через
Гэндальфа о приезде серого отряда с севера?
     - Да, вы правы, - сказал Гимли. -  Госпожа  леса!  Она  читает  много
сердец и желаний. А почему бы и нам не подумать о наших родичах, Леголас?
     Леголас стоял у ворот, устремив свои глаза на север и на восток,  его
прекрасное лицо было встревожено.
     - Не думаю, чтобы они пришли, - ответил Леголас. - Им не нужно искать
войну: война уже движется на их земли.
     Некоторое время три товарища  шли  вместе  разговаривая  о  новостях.
Миновав ворота, они прошли мимо могильной насыпи на земляном поле у дороги
и  оказались  у  входа  в  пропасть  Хэлма.  Отчетливо  видны  были  следы
деятельности хуорнов. Люди Дунленда  и  много  жителей  Бруга  работали  в
крепости, на полях и на обвалившихся стенах, но все казалось необыкновенно
спокойным  -  усталая  долина  отдыхала  после  сильной  бури.  Скоро  они
повернули назад и пошли обедать в зал Бруга.
     Король тоже был здесь, и как только они вошли, он  подозвал  Мерри  и
усадил его рядом с собой.
     - Не совсем то, что я хотел, - сказал Теоден, -  этот  зал  похож  на
мой, но еще не скоро, вероятно, мы  с  вами  сможем  посидеть  за  высоким
столом в Медусельде; и когда я вернусь туда, не будет времени для пиров. А
сейчас ешьте и пейте, и давайте поговорим, пока есть возможность. А  потом
вы поедете со мной.
     Мерри был удивлен и обрадован.
     - Это будет прекрасно! - он никогда не был столь благодарен за добрые
слова более этого. - И, боюсь, я не похож на сильных  людей,  -  запинаясь
заговорил он, - но я хотел бы сделать все, что могу.
     - Я в этом не сомневаюсь, - сказал король. - Я  приказал  приготовить
для вас хорошего горного пони. Он понесет вас так же быстро,  как  лошадь.
Потому что из Бруга мы двинемся горными тропами, а не равниной, и прибудем
в Эдорас через Дунхарроу,  где  меня  ждет  леди  Эовин.  Вы  будете  моим
оруженосцем, если хотите. Есть ли  здесь  доспехи,  Эомер,  пригодные  для
оруженосца?
     - Здесь нет больших запасов, повелитель, - ответил Эомер. - Может, мы
подберем для него легкий шлем, но  кольчуги  и  меча,  подходящих  ему  по
размеру, нет.
     - У меня есть меч, - сказал Мерри, вставая и извлекая свой  маленький
яркий меч. Полный любви к этому старику, он преклонил  колено,  взял  руку
короля и поцеловал. - Могу я положить меч Мериадока из Удела у ваших  ног,
король Теоден? - Воскликнул он. - Примите мою службу?
     - С радостью принимаю ее, - сказал король  и,  положив  свои  длинные
старые руки на каштановые волосы хоббита, он благословил его. -  Встаньте,
Мериадок, роханский оруженосец  гвардии  Медусельда!  -  сказал  он.  -  И
возьмите свой меч и пусть он верно служит вам.
     - Вы для меня как отец, - сказал Мерри.
     - К сожалению, ненадолго, - ответил Теоден.
     Они поговорили во время еды, потом заговорил Эомер.
     - Близок час, когда мы должны выступить, повелитель, - сказал  он.  -
Могу я приказать трубить в рога? Но где же Арагорн? Место его пусто, и  он
не ел.
     - Пусть все будет готово к выходу, - проговорил Теоден, -  и  пошлите
сказать Арагорну, что час пробил.
     Король со своей стражей и с Мерри вышел из ворот Бруга туда,  где  на
зеленой траве собирались всадники.  Здесь  их  было  уже  много.  Выступал
большой отряд: король оставлял в Хорнбурге лишь маленький гарнизон, и все,
кто мог носить оружие, отправлялись с ним в  Эдорас.  Около  тысячи  копий
готово было двинуться в Эдорас; более пятисот человек человек должно  было
идти с королем - по большей части люди с полей и долин Вестфолда.
     Немного в стороне в строгом  порядке  стояли  следопыты,  молчаливые,
вооруженные копьями, луками и мечами. Они были одеты в темно-серые  плащи,
капюшоны которых были накинуты на шлемы и головы. Лошади их были сильны, с
гордой повадкой и грубой шерстью. Одна из них  стояла  без  всадника.  Это
была лошадь самого Арагорна, пришедшая  с  севера;  звали  ее  Рохарин.  В
одежде и оружии Следопытов не было  драгоценностей  или  золота,  не  было
красивых вещей, у всадников не было никаких значков или  символов,  только
плащ каждого из них был заколот на левом плече серебряной  брошью  в  виде
лучистой звезды.
     Король сел на свою лошадь - Снежную Гриву,  а  Мерри  -  на  пони  по
кличке Стибба. Вскоре из ворот вышел Эомер; с ним шли Арагорн,  Хальбарад,
несущий завернутый в черное жезл, и два высоких человека, не старых  и  не
молодых. Сыновья Элронда были так похожи друг на друга, что немногие могли
их различать: темноволосые,  сероглазые,  с  прекрасными,  как  у  эльфов,
лицами, одинаково одетые в яркие кольчуги под серебряно-серыми плащами. За
ними шли Леголас и Гимли. Но Мерри смотрел только на Арагорна,  пораженный
происшедшей в нем переменой. За одну ночь как будто много лет легло на его
голову. Лицо у Арагорна было угрюмое, серое и усталое.
     - Я обеспокоен, повелитель, - сказал он, останавливаясь возле  лошади
короля. - Я слышал странные слова и видел  новые  далекие  опасности.  Всю
ночь провел я в размышлениях и, боюсь, теперь изменил свой  план.  Скажите
мне, Теоден, скоро ли вы достигните Дунхарроу?
     - Сейчас час после полудня, - сказал Теоден. - К концу  третьего  дня
мы придем в крепость. Луна будет на одну ночь, старше полнолуния, и  через
день должен состояться назначенный мною сбор. Если мы хотим  собрать  силы
Рохана, то быстрее мы не сможем двигаться.
     Арагорн промолчал.
     - Три дня, - пробормотал он, - и сбор  Рохана  лишь  начнется.  Но  я
вижу, что быстрее невозможно. - Он посмотрел вверх; было  похоже,  что  он
принял решение, лицо его стало спокойнее. -  Тогда  с  вашего  позволения,
повелитель,  я  должен  посоветоваться  со  своими  родичами.  Мы   поедем
собственной  дорогой  и  больше  не  будем  скрываться.  Для  меня   время
скрытности миновало. Я поеду скорейшим путем и пройду тропами смерти.
     - Тропы смерти! - воскликнул Теоден и задрожал. - Зачем вы говорите о
них?
     Эомер, повернувшись, взглянул на Арагорна, и  Мерри  показалось,  что
лица всадников, которые находились поблизости  и  слышали,  этот  разговор
побледнели.
     - Если эти тропы  и  вправду  существуют,  вход  в  них  находится  в
Дунхарроу, - продолжал Теоден. - Но ни один живой человек не может  пройти
через них.
     - Увы! Арагорн, друг мой! - сказал Эомер печально. - Я надеялся,  что
мы вместе поедем на войну: но  если  вы  ищите  тропы  смерти,  мы  должны
расстаться, и маловероятно, чтобы мы еще раз встретились под солнцем.
     - Тем не менее я пойду этой дорогой, - сказал Арагорн.  -  Но  говорю
вам, Эомер, что в битве мы еще встретимся  с  вами,  хотя  бы  все  войска
Мордора разделяли нас.
     - Поступайте так, как хотите, Арагорн, - проговорил Теоден. -  Должно
быть, ваша судьба идти  такими  дорогами,  на  которые  не  смеют  ступить
другие. Это расставание печалит меня и уменьшает мою  силу,  но  теперь  я
должен идти горной тропой и уже не могу задержаться дольше. Прощайте!
     - Доброго пути, повелитель! - сказал ему Арагорн. - Скачите к великой
славе! До свидания, Мерри! Я оставлю вас в хороших руках, лучших,  чем  мы
надеялись, когда шли по следам орков в Фэнгорну.  Гимли  и  Леголас  снова
пойдут со мной, но мы не забудем вас.
     - До свидания! - ответил Мерри. Он больше не нашел, что  сказать.  Он
чувствовал себя очень маленьким и был угнетен туманными словами. Все  были
уже готовы, лошади  беспокойно  двигались:  Мерри  хотел,  чтобы  они  уже
тронулись.
     Теоден что-то сказал Эомеру, тот поднял руку и громко крикнул, и  все
всадники двинулись вперед. Они выехали из пропасти, проехали  по  глубокой
долине и затем, резко свернув на восток, вступили на дорогу, на протяжении
примерно мили огибающую  подножье  горы,  затем  поворачивающую  к  югу  и
исчезающую из вида. Арагорн ждал, пока  все  люди  короля  не  исчезнут  в
долине. Потом повернулся Хальбараду.
     - С ними ушло трое, которых я люблю, и  самый  маленький  из  них  не
самый последний, - сказал он. - Он не знает, к какому концу едет; но  даже
если бы он знал, он все равно поехал бы.
     - Маленький народ, но многого  стоит,  эти  жители  Удела,  -  сказал
Хальбарад. - Они не знают о нашей долгой работе по защите их границ,  и  я
все же не испытываю недовольства.
     - А теперь наши судьбы переплелись, - сказал  Арагорн.  -  И  однако,
увы, мы расстаемся. Что ж, я немного поем, а потом мы  тоже  должны  будем
двигаться. Идемте, Леголас и Гимли! Мы поговорим за едой.
     Вскоре они вернулись в Бруг; некоторое время Арагорн  молча  сидел  в
зале за столом, остальные ждали пока он заговорит.
     - Давайте, -  сказал  наконец  Леголас.  -  Говорите  и  успокойтесь,
отряхните тень! Что случилось с тех пор, как мы серым  утром  вернулись  в
это укромное место?
     - Была борьба, более трудная для  меня,  чем  битва  за  Хорнбург,  -
ответил Арагорн. - Я смотрел в камень Ортханка, друзья.
     - Вы смотрели в этот проклятый колдовской  камень?  -  со  страхом  и
удивлением воскликнул Гимли. - И вы видели  его?  Даже  Гэндальф  опасался
такой схватки.
     - Вы забыли, с кем говорите, - строго сказал  Арагорн,  и  глаза  его
блеснули. - Я разве не провозгласил открыто свой титул у  дверей  Эдораса.
Чего вы боитесь? Нет, Гимли, - добавил он более мягким голосом, и  суровое
выражение покинуло его лицо, он стал  похож  на  человека,  проработавшего
бессонной ночью долгое время. - Нет, друзья мои, я законный хозяин камня и
я имею право и силу им воспользоваться. Во всяком случае, так мне кажется.
Право не может быть оспорено. Силы хватило - едва.
     Он глубоко вздохнул.
     - Это была жестокая борьба, и усталость от нее проходит  медленно.  Я
не сказал ему ни слова и в конце концов подчинил камень своей воле.  Этого
ему не вынести. И он видел меня. Да, мастер Гимли, он  видел  меня,  но  в
другом облике, чем вы видите меня сейчас. Если это поможет  ему,  тогда  я
совершил ошибку. Но я так не думаю. Я считаю, что  для  него  было  ударом
узнать, что я живу и хожу по земле: до сих пор он  этого  не  знал.  Глаза
Ортханка не проникают под доспехи Теодена, но Саурон не забыл  Исилдура  и
меч Элендила. Теперь, казалось бы, в час исполнения его  желания,  потомок
Исилдура появился на свет, и меч восстановлен:  я  показал  ему  скованное
заново лезвие. Он не так могуч,  чтобы  не  знать  страха;  и  его  грызет
сомнение.
     - Но тем не менее он владеет огромными силами, - сказал  Гимли,  -  и
теперь ударит быстрее.
     - Торопливый удар тоже бывает  неудачным,  -  сказал  Арагорн.  -  Мы
должны наступать на врага, а не ждать, пока он начнет. Понимаете,  друзья,
овладев камнем, я узнал многое. Огромная опасность надвинулась на Гондор с
юга, она отвлечет много сил от обороны Минас Тирита.  Если  ее  быстро  не
отразить, город падет через десять дней.
     - Тогда он погиб, - сказал Гимли. - Какую  помощь  мы  можем  послать
туда, и как она прибудет туда вовремя?
     - Я никого не могу послать на помощь, -  сказал  Арагорн,  -  поэтому
пойду сам. Но лишь путь под горами приведет  меня  к  береговой  линии  до
того, как все погибнет... Это тропы смерти.
     - Тропы смерти! - воскликнул Гимли. - Какое странное  название;  и  я
заметил, что люди Рохана его не очень любят. Может ли  живой  использовать
эту дорогу и не погибнуть? И даже если мы пройдем там, могут ли  несколько
человек противостоять силе всего Мордора?
     - Живые  никогда  не  использовали  эту  дорогу  со  времени  прихода
рохиррим, - сказал Арагорн, - она  закрыта  для  них.  Но  в  трудный  час
потомок Исилдура может воспользоваться ею,  если  посмеет.  Слушайте:  вот
какие слова своего отца, мудрейшего из  знатоков  сказаний,  передали  мне
сыновья Элронда: прошу Арагорна помнить слова пророка и тропы смерти.
     - А что это за слова пророка? - спросил Леголас.
     - Так говорил пророк  Малбет  в  дни  Арведуи,  последнего  короля  в
Форносте, - пояснил Арагорн.

              Над миром лежит длинная тень.
              Крылья Тьмы дотянулись до запада.
              Башня дрожит; к могилам королей
              Приближается судьба. Мертвые проснулись,
              Потому что пришел час нарушенных клятв:
              У камня Эреча будут они стоять снова
              И слышать рог, звенящий в холмах.
              Чей это будет рог? Кто позовет их,
              Забытых людей, из серых сумерек?
              Потомок того, кому они нарушили клятву.
              С севера придет он, необходимость приведет его:
              Он пройдет тропами смерти.

     - Тропы эти, несомненно, темны, - сказал Гимли,  -  но  для  меня  не
темнее этих строк.
     - Если вы поймете их лучше, чем я, прошу вас идти со мной,  -  сказал
Арагорн, - так как этим путем я намерен идти. Но я делаю  это  нерадостно:
лишь необходимость заставляет меня, поэтому я беру с собой только тех, кто
идет по доброй воле, потому что и там ждет нас тяжелая работа,  и  большой
страх, и, может, еще что-нибудь похуже.
     - Я пойду с вами по тропе смерти туда, куда  они  могут  привести,  -
сказал Гимли.
     - Я тоже пойду, - сказал Леголас, - но я не боюсь мертвых.
     - Надеюсь, забытые люди не забыли, как сражаться, - сказал Гимли, - я
иначе не понимаю, почему мы должны дрожать перед ними.
     - Это мы узнаем, если доберемся до Эреча, -  сказал  Арагорн.  -  Они
нарушили клятву бороться с Сауроном и должны сражаться теперь, если  хотят
выполнить ее. В Эрече  стоит  черный  камень,  который,  как  говорят  был
принесен из Нуменора Исилдуром; он был  установлен  на  холме,  и  на  нем
король гор поклялся в дружбе с ним с самого основания  Гондора.  Но  когда
Саурон вернулся и снова стал силен, Исилдур призвал людей гор выполнить их
клятву, но они не сделали этого: они преклонились перед Сауроном в  темные
годы.
     Тогда Исилдур сказал их королю: "Ты будешь последним королем. И  если
запад окажется сильнее Черного Хозяина, я налагаю на  тебя  и  твой  народ
проклятие: не знать отдыха, пока ваша клятва не будет выполнена. Эта война
будет длиться бесчисленные годы, и однажды вы будете  призваны  снова".  И
они бежали перед гневом Исилдура и не  осмелились  выступить  в  войне  на
стороне Саурона; и они притаились в тайных  местах  в  горах  и  не  имели
связей с другими людьми, но медленно уменьшались в числе. И ужас бессонной
ночи лежит на холме Эреча и на всех местах, где жили эти люди. Но я должен
идти этим путем, потому что никто из живущих не поможет мне.
     Он встал.
     - Вперед! - воскликнул он, выхватывая меч и взмахнув им в  сумеречном
зале Бруга. - К камню Эреча! Я иду к тропам смерти.  Идите  со  мной,  кто
может!
     Леголас и Гимли не ответили, но встали вышли вслед  за  Арагорном  из
зала. На лужайке ждали, молчаливые и неподвижные, следопыты  в  капюшонах.
Леголас и Гимли  сели  на  лошадь.  Арагорн  прыгнул  на  рохарина.  Тогда
Хальбарад поднял большой рог, и  трубный  звук  эхом  отдался  в  пропасти
Хэлма. Всадники двинулись вперед, бурей пронеслись по долине  глубокой,  а
люди, оставшиеся в пропасти и в Бруге, с удивлением смотрели им вслед.
     И пока Теоден пробирался по горным дорогам, серый отряд  пронесся  по
равнинам и в полдень следующего дня прибыл в  Эдорас;  здесь  они  сделали
короткую остановку, проскакали долиной и  к  наступлению  темноты  были  в
Дунхарроу.
     Леди Эовин приветствовала их и была рада их прибытию; она  не  видела
таких сильных людей, как дунаданцы и прекрасные сыновья Элронда;  но  чаще
всего ее глаза были устремлены на Арагорна. Когда они  все  сели  ужинать,
она услышала обо всем, что произошло с отъезда Теодена; она узнала о битве
в пропасти Хэлма и о гибели врагов, и глаза ее сияли.
     Но наконец она сказала:
     - Господа, вы устали и должны идти в свои помещения,  которые  спешно
для вас приготовлены. Завтра мы разместим вас лучше.
     Арагорн ответил:
     - Нет, леди, не беспокойтесь из-за нас1 если мы сможем переночевать и
позавтракать утром, этого вполне достаточно. Потому  что  у  меня  срочное
дело, и в первом свете утра мы выедем.
     Она улыбнулась ему и сказала:
     - Вы совершили добрый поступок, несколько  свернув  со  своего  пути,
чтобы принести новости Эовин и поговорить с нею в ее изгнании.
     - Ни один человек не  счел  бы  такую  поездку  напрасной,  -  сказал
Арагорн. - И однако, леди, я не приехал бы сюда, если  бы  моя  дорога  не
вела через Дунхарроу.
     Она ответила с видом человека, которому не нравятся его слова:
     - Тогда вы ошиблись: из Дунхарроу ни одна дорога не ведет  на  восток
или юг; вам придется повернуть назад.
     - Нет, леди, - сказал он. - Я не ошибся; я бывал  в  этих  землях  до
того, как родились вы, чтобы  украсить  их.  Из  этой  долины  ведет  одна
дорога, и по ней я и пойду. Завтра я двинусь по тропам смерти.
     Она пораженно смотрела на него,  лицо  ее  побледнело,  и  она  долго
сидела молча.
     - Но, Арагорн, - сказала она наконец, - неужели ваша задача -  искать
смерть? Больше ничего не найдете вы на этой дороге. По  ней  не  позволено
идти живым.
     - На этот раз мне могут позволить пройти, - возразил  Арагорн,  -  по
крайней мере, я попытаюсь. Никакая другая дорога мне не подходит.
     - Но это безумие, - сказала она. - С вами славные и доблестные  люди,
они нужны на войне, а вы уведете их в тень. Прошу вас остаться и  ехать  с
моим братом; тогда наши сердца возрадуются, а надежда будет сильней.
     - Это не безумие, леди, - ответил он, -  я  иду  предназначенной  мне
дорогой. А те, кто идут со мной, делают это добровольно:  если  они  хотят
остаться и ехать с рохиррим, они могут это сделать.  Но  я  пойду  тропами
смерти, и даже один, если понадобится.
     Больше они ни о чем не говорили и ели в молчании, но глаза  Эовин  не
отрывались от Арагорна, и  все  видели,  как  она  мучается.  Наконец  они
встали, поблагодарили леди за заботу и отправились отдыхать.
     Когда Арагорн подошел к палатке, установленной для него с Леголасом и
Гимли и его товарищи вошли  туда,  сзади  его  окликнула  леди  Эовин.  Он
обернулся и увидел ее в мерцании ночи, потому что она одета была в  белое;
глаза ее горели огнем.
     - Арагорн, - сказала она, - зачем вы идете этой смертоносной дорогой?
     - Потому что я должен, - ответил он. - Только так надеюсь  я  сыграть
свою роль в войне с Сауроном. Я не выбирал, если бы я шел, куда хочу я  бы
сейчас бродил далеко на севере, в прекрасной долине Раздола.
     Некоторое время она молчала, как бы обдумывая его слова. Потом  взяла
его за руку.
     - Вы мужественный и решительный человек, - сказала она, - такие  люди
заслуживают славы. - Она помолчала. - Если вы должны идти,  позвольте  мне
следовать за вами. Я устала скрываться в горах  и  хочу  смотреть  в  лицо
опасности и битве.
     - Ваш долг быть с вашими людьми, - возразил он.
     - Слишком часто слышала я о долге! - воскликнула она. - Но разве я не
из дома Эорла, разве я не умею носить меч? Я долго ждала. Разве я не  могу
теперь вести такую жизнь, какую хочу?
     - Мало кто делает это с честью, - ответил он.  -  Что  касается  вас,
леди, разве вы  не  приняли  на  себя  управление  людьми  до  возвращения
повелителя? Если бы не вы были избраны,  на  это  место  был  бы  назначен
какой-нибудь маршал или капитан, и он не мог бы отказаться и уехать, устал
он или нет.
     - Я всегда должна быть выбрана? - с горечью спросила она. - Должна  я
всегда и оставаться, когда всадники уезжают, чтобы беречь  их  дома,  пока
они завоевывают славу, и чтобы, вернувшись, они нашли еду и постель?
     - Может наступить  такое  время,  -  сказал  он,  -  когда  никто  не
вернется. Тогда не нужна будет слава, потому что некому  будет  помнить  о
делах, которые были совершены при последней защите наших домов. Но  деяния
не станут менее славными от того, что они не прославлены.
     И она ответила:
     - Все, что вы говорите, звучит так:  ты  женщина,  и  твоя  участь  -
оставаться дома. Когда мужчины умирают в битве с честью, ты можешь сгореть
в доме, потому что мужчины не нуждаются в тебе больше. Но я из дома Эорла,
я не служанка. Я умею ездить верхом, я владею мечом, я не боюсь  ни  боли,
ни смерти.
     - Чего же вы боитесь, леди? - спросил он.
     - Клетки, - ответила она. - Сидеть за ее прутьями, пока не привыкнешь
и не состаришься, когда великие деяния уже не смогут быть сделаны.
     - И вы советуете мне отказаться от дороги, потому что она опасна.
     - Так может один воин советовать другому, - сказала она. -  Но  я  не
прошу вас бежать от опасностей, а ехать на битву, где ваш меч  заслужит  и
славу и победу.  Я  не  хочу  видеть,  как  бесполезно  пропадает  высокая
доблесть.
     - Я тоже, - согласился он.  -  Поэтому  я  и  не  говорю  вам:  леди,
оставайтесь! У вас нет дела на юге.
     - Нет его и у тех, кто войдет с тобой... Они идут потому что не хотят
расставаться с тобой - потому что они любят тебя.
     Она повернулась и исчезла в ночи.
     Когда стало  светать,  но  солнце  еще  поднялось  из-за  хребтов  на
востоке, Арагорн был готов к  отъезду.  Все  его  товарищи  уже  сидели  в
седлах, и Арагорн  хотел  подняться  в  седло,  когда  леди  Эовин  пришла
прощаться с ними. Она была одета, как всадник и вооружена мечом. В руке  у
нее была чаша; поднеся ее к губам, она отпила от нее немного и пожелала им
хорошей скорости; затем она передала чашу Арагорну,  он  отпил  из  нее  и
сказал:
     - Прощайте, леди Рохана! Я пью за  счастье  вашего  дома  и  за  ваше
счастье и счастье вашего народа. Передайте вашему  брату  -  за  тенью  мы
встретимся снова...
     Гимли и Леголасу, стоящим поблизости, показалось, что она всхлипнула.
Но она сказала:
     - Арагорн, ты пойдешь?
     - Да, - ответил он.
     - Ты не позволишь мне ехать с тобой, как я просила?
     - Нет, леди. Я не могу это сделать без  разрешения  короля  и  вашего
брата, а они не вернутся до завтра. У меня же на счету  каждый  час,  даже
каждая минута. Прощайте!
     Она упала на колени, говоря:
     - Прошу тебя!
     - Нет, леди, - сказал он и, взяв ее за  руку,  поднял.  Поцеловав  ее
руку, он прыгнул в седло и поехал, не оглядываясь; и лишь те,  кто  хорошо
знал его и ехали поблизости, видели, какую боль он испытывает.
     Эовин стояла неподвижно, как вырезанная из камня фигура, руки ее были
сжаты, она следила за ними, пока они не скрылись в тени Двиморберга,  горы
призраков, в которой были ворота смерти. Когда они исчезли  из  вида,  она
повернулась, спотыкаясь, как слепая, и пошла к себе. Никто из ее людей  не
видел этого расставания, они были испуганы и прятались, пока чужеземцы  не
ушли.
     И некоторые говорили:
     - Это эльфы. Пусть идут в темные места  и  никогда  не  возвращаются.
Время и так злое.
     Свет был серым, когда они ехали, потому что солнце не выбралось из-за
черных хребтов горы призраков перед  ними.  Ужас  охватил  их,  когда  они
проехали между рядами древних камней и оказались вблизи Димхолта. Здесь  в
тени черных деревьев, которую даже Леголас не мог долго  выдерживать,  они
нашли ровное место, долину, уходившую в гору, и справа от их дороги  стоял
одинокий могучий камень, подобный пальцу судьбы.
     - У меня застыла кровь, - сказал Гимли, но остальные молчали,  и  его
голос упал на толстый слой пихтовых игл у них под ногами и  затих.  Лошади
не хотели идти мимо грозного камня, пока всадники не спешились и не повели
их. Так они подошли к концу долины, и здесь была крутая каменная стена,  а
в ней, как пасть ночи, зияла темная дверь. Над ней на  широкой  арке  были
врезаны знаки и фигуры, но они были слишком неясны, чтобы прочесть  их,  и
страх поднимался от них, как густой туман.
     Отряд остановился, и не было сердца, что не дрогнуло  бы,  разве  что
сердце эльфа Леголаса, который не боялся призраков людей.
     - Это злая дверь, - сказал Хальбарад, - и моя смерть  лежит  за  ней.
Тем не менее я осмелюсь пройти в  нее,  но  вот  ни  одна  из  лошадей  не
посмеет.
     - Но мы должны войти в нее, поэтому и лошади должны  тоже,  -  сказал
Арагорн. - Потому что если мы пройдем эту тьму, много лиг ляжет за нею,  и
каждый потраченный час приближает триумф Саурона. Следуйте за мной!
     Арагорн пошел вперед, и сила его воли была такова, что все  дунаданцы
и их лошади последовали за ним. Любовь лошадей к следопытам  была  такова,
что они шли за своими всадниками, преодолевая ужас перед дверью. Но  Арод,
Роханский конь, отказывался идти, он стоял, мокрый, и дрожал в страхе, так
что жаль было на него смотреть. Тогда Леголас положил ему на глаза руку  и
что-то негромко проговорил; наконец Арод позволил повести себя, и  Леголас
прошел в дверь. И снаружи остался только гном Гимли.
     Колени его дрожали, он был зол на себя.
     - Неслыханно! -  сказал  он.  -  Эльф  идет  под  землю,  а  гном  не
осмеливается!
     С этими словами он ринулся вперед. Но ему показалось,  что  ноги  его
налились, глаза  охватила  тьма,  он  ослеп,  Гимли  сын  Глоина,  который
бесстрашно спускался в самые глубины земли.
     Арагорн захватил в Дунхарроу факелы, и теперь он шел впереди,  высоко
неся один  из  них.  Элладан  с  другим  факелом  шел  в  тылу,  и  Гимли,
спотыкаясь, догонял  их.  Он  ничего  не  видел,  кроме  тусклого  пламени
факелов. Когда отряд останавливался,  вокруг  слышался  бесконечный  шепот
голосов и гул слов на языке, которого Гимли никогда раньше не слыхал.
     Никто не нападал на отряд, не мешал ему пройти, и однако страх  гнома
все рос, и главным образом потому, что он знал, что не смог  бы  повернуть
назад: все пути были заполнены невидимым войском, следовавшим за ними.
     Так  тянулось  время,  пока  Гимли   не   увидел   зрелище,   которое
впоследствии не был склонен вспоминать. Дорога была широкой, насколько  он
мог судить, но теперь отряд неожиданно оказался в большой пещере,  и  стен
ни с одной стороны не было. Ужас Гимли был так велик, что он с трудом  мог
идти.  Слева  во  мгле  что-то  сверкнуло.  Арагорн  остановился  и  пошел
взглянуть, что это такое.
     - Неужели он совсем не чувствует страха?  -  пробормотал  гном.  -  В
другой любой пещере Гимли,  сын  Глоина,  первым  побежал  бы  при  блеске
золота. Но не здесь! Пусть оно лежит!
     Тем не менее он подошел ближе и увидел склонившегося Арагорна,  в  то
время как Элладан держал оба факела. Перед Арагорном лежал скелет могучего
человека. Он был одет в кольчугу, и все его вооружение  лежало  здесь  же:
воздух в пещере был сух, а кольчуга война позолочена. Пояс у него  был  из
золота и граната, шлем на черепе богато украшен золотом. Воин  упал  лицом
вниз перед  стеной  пещеры,  как  теперь  можно  было  видеть;  перед  ним
находилась крепко закрытая каменная дверь; кости пальцев скелета  все  еще
цеплялись за щель. Рядом с ним лежал  зазубренный  меч,  как  будто  он  в
отчаянии бил им по скалам.
     Арагорн не тронул его, но, молча осмотрев, встал и вздохнул.
     - Долгие  годы  лежит  он  у  двери,  которую  не  сумел  открыть,  -
пробормотал он. - Куда ведет эта дверь? И почему он пошел сюда?  Никто  не
знает этого!
     Но это не мое дело! - воскликнул он, оборачиваясь назад и обращаясь к
шепчущей тьме. - Храните свои тайны проклятых годов!  Нам  нужно  спешить.
Пропустите нас и идите за нами. Я призываю вас к камню Эреча!
     Ответа не было, наступило  полная  тишина,  еще  более  ужасная,  чем
шепот; потом донесся порыв холодного воздуха, факелы замигали и погасли, и
их не смогли зажечь вновь. О том,  что  последовало  дальше,  Гимли  почти
ничего не мог сказать. Все шли вперед, а он  тащился  сзади,  преследуемый
растущим  ужасом,  который,  казалось,  вот-вот  охватит  его.  И  за  ним
доносился рокот, как топот многих ног. Он спотыкался и  полз,  как  зверь,
пока не понял, что больше не выдержит: либо этому наступит конец, либо  он
побежит назад в безумии навстречу ужасу. Неожиданно  он  услышал  журчание
воды, и звук показался ему резким и чистым, как от падения камня в  темный
сон. Становилось светлее, и, смотрите! Отряд прошел  через  другую  дверь,
широкую, с высокой аркой. Перед  ними,  круто  спускаясь  вниз,  открылась
дорога между крутыми утесами, острые края которых видны были на фоне  неба
высоко вверху. Так глубоко и узко  было  это  ущелье,  что  небо  казалось
темным и на нем сверкали маленькие  звезды.  Но  как  узнал  потом  Гимли,
оставалось еще два часа до захода солнца того дня, когда они выступили  из
Дунхарроу.
     Отряд снова поехал верхом, и Гимли вернулся  к  Леголасу.  Они  ехали
цепочкой.  Наступил  вечер,  сгустился  голубой  сумрак;  страх  продолжал
преследовать их. Леголас обернулся, чтобы сказать  что-то  Гимли,  и  гном
увидел яркий блеск в глазах эльфа. За ними последним ехал Элладан.
     - Мертвые идут за нами, - сказал Леголас. - Я  вижу  фигуры  людей  и
лошадей, бледные знамена, как клочья тумана, и копья, как прутья кустов  в
туманную ночь. Мертвые идут за нами.
     - Да, мертвые окружают нас. Они вызваны, - сказал Элладан.
     Отряд неожиданно, как из щели в стене, вышел из  ущелья:  перед  ними
лежала  высокогорная  равнина,  с  холодным  звуком  множества  водопадов,
посреди нее бежал ручей.
     - Где мы в Средиземье? - спросил Гимли, и Элладан ответил:
     - Мы у истоков Мортонда, длинной холодной  реки,  которая  впадает  в
море, омывающее стены Дол Амрота. Люди называют эти холмы черный корень.
     Долина Мортонда с юга глубоко вдавалась  в  горы.  Ее  крутые  склоны
поросли травой, но в этот час все было серым, потому что  солнце  зашло  и
далеко внизу мигали огоньки в домах людей.  Долина  была  богата  и  густо
населена.
     Не оборачиваясь, Арагорн громко, так что все услышали, воскликнул:
     - Друзья забудьте усталость! Вперед! Мы должны прибыть к камню  Эреча
до конца этого дня, а путь еще долог.
     И они, не оглядываясь, поехали, пока  не  добрались  до  моста  через
ручей, за которым спускалась вниз дорога.
     Огни в домах  гасли,  двери  закрывались  при  их  приближении,  люди
разбегались с криками ужаса, как преследуемая дичь.  И  в  ночи  слышались
крики:
     - Король мертвых! Король мертвых идет на нас!
     Далеко внизу звонили колокола, и все  бежали  от  лица  Арагорна.  Но
серый отряд скакал безостановочно, пока лошади не  начали  спотыкаться  от
усталости. И в полночной тьме, черной, как в горной пещере, они прискакали
к холму Эреч.
     Издавна ужас смерти лежал на этом холме и  на  окружающих  полях.  На
вершине холма стоял черный камень, круглый, как  шар,  и  высотой  в  рост
человека, хотя половина его была погружена в землю. Он  казался  неземным,
как будто упал с неба, во что и верили некоторые; но те,  кто  еще  помнил
сказания  запада,  говорили,  что  камень  принесен  из  руин  Нуменора  и
установлен  здесь  Исилдуром.  Никто  из  жителей  долины  не  осмеливался
приблизится к нему; говорили, что это место встреч теневых людей,  что  во
времена ужаса они толпами собираются вокруг камня и шепчутся.
     К этому камню подъехал  отряд  и  остановился  в  ночи.  Элрогир  дал
Арагорну  серебряный  рог,  и  тот  подул  в  него;  стоявшим   поблизости
показалось, что они слышат ответный рог, как это из далекой пещеры. Больше
ничего не было слышно, и однако они  были  уверены,  что  огромное  войско
собралось вокруг холма, на котором они стояли; холодный ветер, как дыхание
призраков, доносился с гор. Арагорн  спешился  и,  стоя  у  камня,  громко
воскликнул:
     - Нарушители клятвы, зачем вы пришли?
     И далекий голос в ночи ответил:
     - Выполнить клятву и получить мир.
     Тогда Арагорн сказал:
     - Час настал. Я отправляюсь к Шелагиру, что на Андуине, и вы  пойдете
за мной. И когда вся эта земля будет очищена от слуг Саурона, я сочту, что
клятва выполнена, и вы получите мир и удалитесь навсегда. Ибо  я  Элессар,
потомок Исилдура Гондорского.
     Он  попросил  Хальбарада  развязать  жезл,  и  смотрите!   В   связке
находилось черное знамя. Если на нем и были  какие-то  изображения,  то  в
темноте их нельзя было разобрать. Наступила тишина.  Отряд  разместился  у
камня, но спали они мало, потому что ужас мертвых заполнил все вокруг.
     Когда наступил рассвет, холодный и бледный, Арагорн немедленно  встал
и повел отряд дальше в путешествие,  быстрое  и  утомительное,  лишь  воля
Арагорна  вела  их  вперед.  Никто  из  смертных  не  выдержал  бы  такого
путешествия, кроме дунаданцев с  севера,  а  с  ними  гном  Гимли  и  эльф
Леголас.
     Они прошли Тарланг и прибыли в Ламедон, а теневое войско шло за ними,
распространяя страх, и  они  пришли  в  Каламбелу  на  Кирише,  и  солнце,
красное, как кровь, зашло за Пиплат Гелин на западе. Поселок и броды Кириш
они нашли покинутыми, потому что  большинство  мужчин  ушло  на  войну,  а
оставшиеся бежали при слухах о приближении короля мертвых. Следующий  день
наступил, но рассвета не было, и серый отряд двинулся во Тьму бури Мордора
и скрылся от взора смертных; но мертвые следовали за ним.

                               3. СБОР РОХАНА

     Все дороги вели теперь на восток, навстречу войне и наступлению тени.
И в тот момент, когда Пиппин стоял у больших  ворот  города  и  следил  за
приближением принца Дол Амрота с его отрядом, король  Рохана  спускался  с
гор.
     День подходил к концу. В последних лучах солнца всадники  отбрасывали
длинные  и  острые  тени,  бежавшие  перед  ними.  Тьма  уже  вползла  под
бормочущие лиственницы, покрывавшие крутые горные склоны. Король  к  концу
дня ехал  медленно.  Вскоре  тропа  обогнула  крутую  обнаженную  скалу  и
углубилась в  полумрак  мягко  вздыхающих  деревьев.  Они  двигались  вниз
длинной извивающейся цепочкой.  Когда  они  спускались  на  дно  глубокого
ущелья, то обнаружили, что уже наступил вечер. Солнце зашло. Сумерки легли
на водопады.
     Весь день перед ними бежал вниз  горный  ручей,  пробивая  себе  путь
среди поросших соснами скал; теперь,  вырвавшись  из  каменных  ворот,  он
устремился в широкую долину. Всадники последовали за ним, и вот перед ними
лежит Харроудейл, долина Харроу, и  громко  звучит  вечером  ручей.  Здесь
белая Сноуборн - Рожденная Снегами,  -  объединилась  с  другими  ручьями,
течет, пенясь у камней, вниз к Эдорасу, к зеленым холмам и долинам. Справа
у начала большой долины могучий Старкхорн - Непреклонный  Рог,  -  вздымал
свою вершину, укутанную облаками; но его неровная вершина, одетая  вечными
снегами, сияла над миром, с голубыми тенями на востоке, окрашенная красным
светом заката.
     Мерри с удивлением смотрел на незнакомую страну, о которой он  слышал
много раз. Это был мир, лишенный неба,  в  котором  глаз  сквозь  туманный
воздух видел лишь склоны, большие каменные  стены  за  другими  стенами  и
хмурые вершины, окутанные туманом. Он сидел слушая шум воды, шепот  темных
деревьев, треск камня и тишину, покрывающую  все  звуки.  Он  любил  горы,
вернее любил мысль о них, проходящую через  все  рассказы:  но  теперь  он
угнетен  огромностью  Средиземья.  Он   хотел   бы   закрыться   от   этой
безбрежности, огромности в какой-нибудь маленькой комнате у очага.
     Он очень устал, потому что хотя они двигались и не быстро,  но  почти
безостановочно. Три дня час за часом прыгал он вверх и вниз по тропам,  по
длинным спускам, через множество ручьев, иногда рек, где тропа становилась
шире, он ехал рядом с королем, не замечая как улыбаются всадники, видя  их
рядом: хоббита на  маленьком  сером  пони.  Он  разговаривал  с  Теоденом,
рассказывая ему о своем доме и о жизни народа Удела  или  в  свою  очередь
слушал рассказы о Марке и о ее могучих воинах в старину. Но большую  часть
времени, особенно в последний день, он просто ехал за королем,  ничего  не
говоря  и  стараясь  понять  неторопливую  звучную  речь  Рохана,  которую
использовали люди вокруг него. В этом языке было много знакомых ему  слов,
но произносились они немного по другому, чем в Уделе.  Однако  он  не  мог
связать эти слова. Временами какой-либо из всадников начинал петь, и Мерри
чувствовал, как прыгает его сердце, хотя и не понимал, о чем  говорится  в
песне.
     Он чувствовал себя одиноким, особенно сейчас, в конец дня. Он  гадал,
где в этой чужой земле может находится Пиппин и  что  стало  с  Арагорном,
Леголасом и Гимли. Потом неожиданно холодом коснулись его мысли о Фродо  и
Сэме.
     - Я забыл о них! - почти вслух сказал он с раскаянием. -  Они  важнее
всех нас. И я пришел сюда, чтобы помогать им. Но сейчас они в сотнях  миль
отсюда, если только еще живы.
     Он вздрогнул.
     - Наконец Харроудейл! - сказал Эомер.  -  И  наше  путешествие  почти
окончено.
     Они остановились. Тропа выходя из узкого ущелья, круто спускалась.  В
мерцании внизу, как сквозь высокое окно, видна была большая долина.  Виден
был одинокий мигающий огонек около реки.
     - Это путешествие, может, и окончено,  -  сказал  Теоден,  -  но  нам
предстоит еще долгий путь. Прошлой ночью было полнолуние, и утром я должен
скакать в Эдорас на сбор Марки.
     - Но если вы примете мой совет, -  тихо  сказал  Эомер,  -  вы  затем
вернетесь сюда и дождетесь конца войны.
     Теоден улыбнулся.
     - Нет, сын мой, ибо так я буду называть вас, не говорите в мои старые
уши слова Змеиного Языка! - он выпрямился и  оглянулся  на  длинную  линию
всадников, исчезающую сзади в сумерках. - Долгие годы, кажется,  минули  с
тех пор, как я не был на западе; но никогда больше я не буду опираться  на
посох. Если война будет проиграна, зачем мне скрываться в холмах?  А  если
она будет выиграна, то какая печаль, даже если я  и  паду,  истратив  свои
последние силы? Но оставим это сейчас. Сегодня мы проведем ночь в крепости
Дунхарроу. Нам остался один мирный вечер. Идем!
     В сгущающихся сумерках они спустились в долину. Здесь сноуборн  текла
вблизи западного склона долины, и вскоре тропа их  привела  к  броду,  где
мелкая вода  громко  журчала  на  камнях.  Брод  охранялся.  Когда  король
приблизился,  много  людей  вышло  из  тени  скал;  увидев   короля,   они
воскликнули радостными голосами:
     - Король Теоден! Король Теоден! Вернулся король Марки!
     Один из них протрубил в рог. Эхо отозвалось в долине. Ответили другие
рога, и на той стороне реки вспыхнули огни.
     Неожиданно сверху послышался громкий звук труб, к нему присоединились
голоса, крики, удары в камень.
     Так король Марки победоносно  возвращался  с  запада  в  Дунхарроу  у
подножья белых гор. Здесь он нашел  собравшимися  свои  остальные  войска,
потому что когда стало известно  о  его  прибытии,  капитаны  выехали  ему
навстречу к броду с новостями от Гэндальфа. Во главе их был Дунхар,  глава
жителей Дунхарроу.
     - На  рассвете  три  дня  назад,  повелитель  мой,  -  сказал  он,  -
Обгоняющий Тень прилетел, как ветер, с запада в Эдорас, и Гэндальф  принес
известие о вашей победе, от  которого  порадовались  наши  сердца.  Но  он
принес ваш приказ спешно собирать всадников. А  затем  появилась  крылатая
тень.
     - Крылатая тень? - переспросил Теоден. - Мы тоже видели  ее,  но  это
было глубокой ночью перед тем, как уехал Гэндальф.
     - Может быть, повелитель, - сказал Дунхар. - Но та же самая, а может,
другая, похожая, летающая тьма в форме чудовищной  птицы  пролетела  утром
над  Эдорасом,  и  все  люди  были  охвачены  ужасом.  Она  снизилась  над
Медусельдом и, когда летела низко, чуть не задела конька крыши, послышался
крик, чуть не остановивший наши сердца. Тогда-то  Гэндальф  и  посоветовал
нам не собираться в поле, а встретить вас в долине у гор. И он просил  нас
без крайней необходимости не зажигать огня и не разводить костров. Так  мы
и сделали. Гэндальф говорил очень властно. Мы поверили,  что  таково  ваше
желание. В Харроудейл эти злые существа не появлялись.
     - Хорошо, - сказал Теоден. - Я поеду в холл и до отдыха  встречусь  с
маршалами и капитанами. Пусть они придут ко мне как можно скорее.
     Дорога теперь вела на восток прямо через долину, которая в этом месте
была больше полумили в ширину.  Луга  заросшие  красной  травой,  серой  в
наступающей ночи, лежали вокруг, но впереди,  в  дальней  стороне  долины,
Мерри увидел стену  -  последний  отрог  Отарихорна,  пробитый  в  далеком
прошлом рекой.
     Повсюду виднелись большие толпы людей. Некоторые  толпились  у  самой
дороги, приветствуя короля и всадников радостными криками; за  ними  уходя
во тьму, видны были ровные ряды палаток и навесов,  линии  лошадей,  груды
вооружения, копья торчали, как стволы недавно посаженных деревьев.  И  все
собравшиеся оставались в темноте, и хотя с  гор  дул  холодный  ветер,  не
горела ни одна лампа, ни один костер.  Плотно  закутанные  часовые  ходили
взад и вперед.
     Мерри подумал, сколько же  здесь  всадников.  В  темноте  он  не  мог
определить их количества, но ему показалось, что собралась  большая  армия
во много тысяч человек. Пока он оглядывался по сторонам, королевский отряд
приблизился  к  утесу  в  восточном  конце  долины;  здесь  трава   начала
подниматься, и Мерри в удивлении посмотрел вверх. Он находился на  дороге,
подобной которой никогда не видел.  Она  была  сделана  руками  людей  тех
древних времен,  от  которых  не  сохранилось  и  песен.  Она  шла  вверх,
извиваясь, как змея, прокладывая себе путь по крутому склону утеса. По ней
можно было подняться на лошади и проехать  медленно  на  телеге.  Но  если
дорогу защищали сверху, враг не мог подняться по ней,  разве  что  лишь  с
воздуха. На каждом повороте дороги были установлены большие камни в  форме
людей, огромных, с голыми  руками  и  ногами,  сидевших  скрестив  ноги  и
поддерживающих руками толстые животы. Некоторые фигуры за  прошедшие  годы
утратили все черты лица, за исключением глаз,  по-прежнему  смотревших  на
проходящих, всадники их не замечали. Они называли их пукель-людьми и  едва
бросали на них взгляд. Но Мерри смотрел с удивлением и жалостью.
     Спустя некоторое время он оглянулся и увидел,  что  поднялся  уже  на
несколько сотен футов над долиной,  но  далеко  внизу  по-прежнему  смутно
виднелась длинная цепочка всадников, пересекавших брод и направляющихся  в
приготовленный для них лагерь. Только король и его охрана  поднималась  на
холм.
     Наконец отряд короля приблизился к обрыву, и тропа  углубилась  между
стенами из скал:  после  короткого  прохода  открылось  плоскогорье.  Люди
называли его Фиринфельд - зеленый горный луг высоко над  Сноуборн.  К  югу
возвышался Старкхорн, в северной стороне - белоснежные  вершины  Иренсаги,
туда  смотрели  всадники:  за  ними  поднимала  свои  крутые  склоны  гора
призраков. Разделяя высокогорье надвое,  шла  двойная  линия  бесформенных
стоящих камней. Те,  кто  осмеливался  двинуться  по  этой  дороге,  скоро
оказывались у Димхолга под Двиннорбергом, перед запретной дверью.
     Такова была темная Дунхарроу, творение давно забытых  людей.  Имя  их
было утрачено и ни в одной песне, ни в одной легенде не сохранили они  это
место - как тайное укрытие или же как могилу своих королей. Здесь работали
они в темные годы, задолго до основания Гондора.  Теперь  они  исчезли,  и
остались лишь старые пукель-люди, сидящие на поворотах дороги.
     Мерри смотрел на эти камни: они были обветренны и  черные;  некоторые
наклонились, а  другие  упали,  камни  были  разбитые  и  треснувшие:  они
напоминали ряды древних голодных зубов. Он  дивился,  размышляя,  что  это
такое, и надеялся, что король не поедет туда, куда  они  ведут.  Потом  он
увидел по обе стороны дороги группы палаток и  навесов,  но  они  не  были
размещены под деревьями, и скорее тяготели к стене утеса. Больше всего  их
было справа, где Фиринфельд был шире; слева был меньший лагерь, в середине
которого стоял высокий  павильон.  Отсюда  им  навстречу  скакал  всадник.
Королевский отряд свернул с дороги.
     Когда всадник приблизился, Мерри увидел, что это женщина  с  длинными
вьющимися волосами, блестевшими в темноте; женщина была одета как  воин  и
вооружена мечом.
     - Привет, повелитель Марки! - воскликнула она. - Мое сердце  радуется
вашему возвращению.
     - Приветствую тебя, Эовин, - ответил Теоден, - все ли в порядке?
     - Все хорошо, - сказала она, но Мерри показалось,  что  голос  выдает
ее; он бы решил даже, что она плакала, если бы это было возможно при таком
строгом лице. - Все хорошо. Утомительная дорога ждала людей и трудно  было
увести их из домов. Слышались недовольные голоса,  потому  что  уже  давно
война не отрывала людей от полей; но  злых  дел  не  было.  Теперь  все  в
порядке, как вы видите. Ваши  помещения  готовы:  я  знала  и  час  вашего
прибытия.
     - Значит, Арагорн был здесь, - спросил Эомер. - Он еще здесь?
     - Нет, он ушел, - ответила Эовин, отворачиваясь  и  глядя  на  темные
горы на востоке и юге.
     - Куда он пошел? - спросил Эомер.
     - Не знаю, - ответила она. - Он прибыл вечером и уехал  вчера  утром,
до того, как взошло солнце. Он уехал.
     - Ты опечалена, дочь, - сказал Теоден. - Что случилось? Скажи мне, он
говорил об этой дороге, -  король  указал  на  линию  камней,  уходящих  к
Двинобергу. - О тропах смерти?
     - Да, повелитель, - сказала Эовин. - И он ушел  в  тень,  откуда  нет
возврата. Я не могла переубедить его. Он ушел.
     - Тогда наши пути расходятся, - сказал Эомер. - Он погиб.  Мы  должны
ехать без него, и наша надежда ослабла.
     Медленно  проехали  они   через   небольшие   заросли   вереска,   не
разговаривая больше, пока не подъехали  к  королевскому  павильону.  Здесь
Мерри увидел, что все  готово  и  что  не  забыли  и  про  него.  Рядом  с
королевским помещением была натянута маленькая  палатка;  здесь  он  сидел
один, пока люди проходили взад и вперед, направляясь к королю и  совещаясь
с ним. Наступила ночь, вершины  гор  на  западе  увенчались  звездами,  но
восток был черен и мрачен. Марширующие камни терялись из виду, но за ними,
чернее ночи, возвышалась огромная тень Двиморберга.
     - Тропы смерти, - пробормотал он про себя. - Тропы  смерти?  Что  все
это значит? И все они покинули меня. Все ушли навстречу судьбе: Гэндальф и
Пиппин на войну на востоке; Сэм и Фродо в Мордор; Бродяжник с Леголасом  и
Гимли на тропы смерти, но я думаю, скоро придет и наша очередь. Интересно,
о чем они говорят, и что собирается делать король? Ибо я пойду туда,  куда
он.
     Лишь  теперь  он  вспомнил,  что  очень  проголодался,  и  отправился
посмотреть испытывает ли в лагере кто-нибудь тоже самое. Но в этот  момент
прозвучала труба, и его пригласили к королевскому столу.
     Внутри павильона небольшое пространство было  отделено  занавесами  и
устлано шкурами: здесь стоял небольшой стол, за ним сидели Теоден,  Эомер,
Эовин и Дунхар, вождь Харроудейл. Мерри остановился у королевского стула и
ждал; старый король, очнувшись от глубокой задумчивости, повернулся к нему
и улыбнулся.
     - Мастер Мериадок, - сказал он. - Вы не должны стоять, пока я в своей
земле, вы должны сидеть рядом со мной и веселить мое сердце рассказами.
     Слева от короля  для  хоббита  было  оставлено  место,  но  никто  не
вспоминал о рассказах. Большую часть времени они ели и  пили  в  молчании,
пока наконец, набравшись храбрости, Мерри не задал мучивший его вопрос.
     - Дважды, повелитель, слышал я  о  тропах  смерти,  -  сказал  он.  -
Скажите, что это такое? И где Бродяжник, я имею в виду Арагорна,  куда  он
ушел?
     Король вздохнул, но никто ничего не ответил. Наконец заговорил Эомер.
     - Мы не знаем, и наши сердца тяжелы, - сказал он. - Что  же  касается
троп смерти, то вы сами шли по их началу. Нет, я не  буду  говорить  слова
дурных предзнаменований! Дорога, на которой мы попрощались, ведет к двери,
там в Димхолте. Но никто не знает, что лежит за дверью.
     - Ни один человек не знает, - сказал Теоден,  -  но  старые  легенды,
которые теперь редко вспоминают,  кое-что  рассказывают...  Если  легенды,
дошедшие до нас от первых сыновей Эорла, говорят правду, то за дверью  под
Двиморбергом тайный путь под горами ведет к какому-то забытому  холму.  Но
никто не осмеливается использовать его, с тех пор, как Балдор, сын  Браго,
прошел в дверь и не  вернулся.  На  пиру,  который  давал  Браго,  освящая
завершение  постройки  Медусельда,  Балдор,  выпив  полный  рог,  произнес
необдуманные слова похвальбы и  никогда  больше  не  вернулся  к  высокому
старику, наследником которого он был.
     Говорят, мертвецы в белых горах охраняют путь и  не  позволяют  живым
проходить по нему: иногда они выходят из двери, как тени и  спускаются  по
каменной дороге. И тогда люди в Харроудейл плотнее закрывают двери и  окна
и сидят в страхе. Но мертвые  выходят  лишь  изредка  во  времена  больших
испытаний и наступающей смерти.
     - Но в Харроудейл говорят, - тихо сказала Эовин, - что совсем недавно
в безлунную ночь прошло большое войско теней. Откуда оно пришло, никто  не
знает, но оно поднялось по каменной дороге и исчезло  в  горе,  как  будто
спешило к месту встречи.
     - Тогда зачем Арагорн пошел этим путем? - спросил Мерри. - Вы  знаете
что-нибудь, объясняющее это?
     - Никто в мире живых не знает его цели, если только он не говорит сам
о ней, как другу, - сказал Эомер.
     - Он показался мне сильно изменившимся с тех пор, как я  его  впервые
видела в королевском доме, - сказала Эовин. - Он стал  угрюмым  и  старым,
мне он показался обреченным, которого ожидает смерть.
     - Может он был правым, - сказал Теоден  задумчиво,  -  и  мое  сердце
говорит мне, что я никогда не увижу его больше. Но он благородный  человек
высоких достоинств. Утешься этим, дочь, потому что  мне  кажется,  что  ты
горюешь из-за нашего гостя. Говорят, что  в  те  времена,  когда  Эорлинги
пришли с севера и прошли вдоль Сноуборн в поисках мест защиты, Браго и сын
его Балдор поднялись по лестнице на холм и пришли к двери. На пороге сидел
старик, такой древний, что о возрасте его нельзя было догадаться.  Он  был
высок и некогда могуч, но  теперь  напоминал  обветренный  камень.  И  они
приняли его сначала за камень, потому что он не двигался и не  говорил  ни
слова, пока они не прошли мимо него к входу. Тогда послышался  его  голос,
шедший как бы из-под земли; к их удивлению, он говорил на западном языке.
     - Путь закрыт, - сказал он.
     Они остановились и посмотрели на него и увидели, что он жив, но он не
смотрел на них.
     - Путь закрыт, - повторил его голос. - Он сделан теми, кто  мертв,  и
мертвые хранят его, пока не наступит время. Путь закрыт.
     - А когда же наступит время? - спросил Балдор.  Но  ответа  не  было,
потому что старик умер и упал  лицом  вниз.  И  больше  ничего  о  древних
жителях этих мест наш народ не узнал. Но может, давно предсказанное  время
наступило и Арагорн сможет пройти.
     - Но как же сможет человек  проверить,  наступило  ли  время?  Только
осмелившись вступить в дверь? - сказал Эомер. - Я не пошел бы этим  путем,
даже если бы все войско Мордора стояло передо мной, и я был бы один  и  не
имел бы другого убежища.  Как  жаль,  что  такая  судьба  выпала  могучему
человеку, необходимому для нас! Разве мало зла на земле, чтобы искать  его
под землей? Война близится.
     Он  замолчал,  и  в  этот  момент  снаружи  послышался  шум,   кто-то
выкрикивал имя Теодена.
     Вскоре капитан королевской гвардии отодвинул полог.
     - Вестник Гондора, повелитель,  -  сказал  он.  -  Желает  немедленно
предстать перед вами.
     - Пусть войдет! - сказал Теоден.
     Вошел высокий человек, и Мерри с трудом сдержал крик: ему показалось,
что воскрес Боромир. Потом он увидел, что это  не  так:  человек  был  ему
незнаком, хотя был так похож на Боромира, что можно было подумать, что они
родственники. Как и  Боромир,  был  он  высок,  сероглаз  и  горд.  Поверх
кольчуги на нем был темно-зеленый плащ, на шлеме впереди  сияла  маленькая
серебряная звезда. В руке он держал стрелу с черным оперением  и  стальным
наконечником, окрашенным в красный цвет.
     Он опустился на одно колено и протянул стрелу Теодену.
     - Привет повелителю рохиррим, другу Гондора! - сказал он. - Я Хиргон,
вестник Денетора, и принес вам знак войны.  Гондор  в  большой  опасности.
Часто рохиррим помогали нам, но на этот раз повелитель Денетор просит  все
ваши силы и всю быстроту - иначе Гондор погибнет.
     - Красная стрела! - сказал Теоден, как человек давно ожидавший вызова
и в тоже время боявшийся его. - За всю мою жизнь в Марке не видели красной
стрелы! Неужели пришло время? И какими считает повелитель Денетор мои силы
и мою быстроту?
     - Это лучше известно вам, повелитель, - ответил Хиргон.  -  Но  Минас
Тирит может быть окружен, и если у  вас  не  хватит  сил,  чтобы  прорвать
осаду, мой повелитель  Денетор  просил  меня  сказать,  что  сильные  руки
рохиррим скорее нужны за его стенами, чем снаружи.
     - Но он знает, что мы сражаемся на лошадях и в открытых  местах,  что
мы живем разбросанно и нужно время для сбора наших всадников.  Правда  ли,
Хиргон, что повелитель Минас Тирита знает  больше,  чем  сообщил  в  своем
послании? Потому что мы тоже воюем, как вы могли видеть, и вы  не  застали
нас неготовыми. Гэндальф серый был среди нас, и даже теперь мы  собираемся
для битвы на востоке.
     - Что знает или о чем догадывается  повелитель  Денетор,  я  не  могу
сказать, - ответил Хиргон. - Но наше положение отчаянно. Мой повелитель не
шлет никаких приказов, он только просит вспомнить старую  дружбу  и  давно
произнесенные клятвы и для вашего же добра сделать все, что  сможете.  Нам
сообщили, что многие короли  прибыли  с  востока  на  службу  Мордору.  На
севере, на поле Дагорлад, смятение  и  толки  о  войне.  На  юге  движутся
Харадрим, и все побережье охвачено страхом, так что мало помощи  пришло  к
нам оттуда. Торопитесь! Ибо у стен Минас  Тирита  решается  судьба  нашего
времени, и если наводнение не будет там остановлено, оно зальет прекрасные
равнины Рохана и даже в этой крепости среди гор не будет спасения.
     - Плохие новости, - согласился Теоден. -  Но  неожиданные.  Передайте
Денетору, что даже если Рохану самому угрожала бы опасность, мы все  равно
пришли бы на помощь. Но  у  нас  большие  потери  в  битвах  с  изменником
Саруманом, и мы должны также думать о защите  своих  границ  на  севере  и
востоке, что ясно и из его послания. Такая сила, которой  теперь  обладает
Повелитель Тьмы, может связать нас в битве перед городом и в то  же  время
ударить за реку за воротами королей.
     Но мы не  будем  говорить  о  благоразумии.  Мы  придем.  Общий  сбор
назначен на завтра. Приведя все в порядок, мы выступим. Десять тысяч копий
мог бы послать я на нашего врага. Но боюсь, что их будет меньше, я не могу
оставить свои крепости без охраны. Но шесть тысяч по крайней  мере  поедет
со мной. И передайте Денетору, что на этот раз сам король  Марки  прибудет
на землю Гондора, хотя, может, и не вернется назад. Но дорога  длинная,  а
люди и лошади должны к концу ее сохранить силы для битвы. И с  завтрашнего
утра пройдет не меньше недели, прежде чем вы услышите  крик  сынов  Эорла,
идущих с севера.
     - Неделя! - сказал Хиргон, - если так должно быть,  пусть  будет.  Но
через семь дней вы можете застать лишь развалины, если к нам  не  подойдет
какая-нибудь неожиданная помощь. Но вы по  крайней  мере  можете  помешать
оркам и темнокожим пировать в Белой Башне.
     - В крайнем случае мы сделаем это, - сказал Теоден. - Но я сам только
что прибыл с битвы и долгого пути и должен  отдохнуть...  Проведите  здесь
ночь. Утром вы увидите сбор Рохана и поедете обратно  веселее  и  быстрее.
Утро вечера мудренее, а ночь многое меняет.
     С этими словами король встал, и встали все остальные.
     - Все отправляйтесь отдыхать, - сказал Теоден, - и спите хорошо. А  в
вас, мастер Мериадок, я не нуждаюсь больше сегодня.  Но  будьте  готовы  к
вызову, как только взойдет солнце.
     - Я буду готов, - сказал Мерри, - даже в случае, если вы скажете  мне
ехать с вами по тропам смерти.
     - Не произносите слов дурного предзнаменования, -  сказал  король.  -
Многие дороги могут заслужить это название. Но я не говорил,  что  попрошу
вас ехать со мной. Доброй ночи!
     - Я не хочу оставаться, не хочу ждать возвращения, - говорил Мерри. -
Не хочу оставаться, не хочу.
     Повторяя это себе снова и снова, он наконец уснул в своей палатке.
     - Проснитесь, проснитесь, мастер Холбитла! - воскликнул кто-то.
     Мерри с трудом вырвался из сна и сел. Было темно.
     - В чем дело? - спросил он.
     - Король зовет вас.
     - Но солнце еще не взошло.
     - Нет, и не взойдет сегодня, мастер Холбитла. Оно прячется за тучами.
Но время не стоит на месте, хотя солнца и не видно. Торопитесь!
     Набросив на себя одежду, Мерри выглянул наружу. Мир был  темным.  Сам
воздух казался коричневым, все вещи  были  черными  или  серыми,  лишь  на
далеком западе, куда протягивал свои медные  пальцы  великий  мрак,  видны
были еще проблески света. Над головой повисла  тяжелая  крыша,  мрачная  и
бесформенная.
     Мерри увидел многих людей, глядевших вверх и бормотавших что-то; лица
их были серы и печальны, некоторые испуганы. С тяжелым сердцем  направился
он к королю. Перед королем стоял Хиргон, всадник Гондора, рядом с ним  был
другой человек, похожий на него и так же одетый, но меньшего роста и более
широкий. Когда Мерри вошел, он говорил с королем.
     - Это пришло из Мордора, повелитель, - говорил он. -  Началось  вчера
на закате. На границах вашего королевства заметил я  приближение  Тьмы,  и
всю ночь, пока я скакал, она пожирала над моей головой  звезды.  И  теперь
огромная  туча  нависла  над  всей  землей  отсюда  до  гор   тени;   Тьма
углубляется. Война началась.
     Некоторое время король сидел молча, наконец он заговорил.
     - Итак, мы пришли в конце концов к главной битве  нашего  времени,  в
которой  многое  уйдет  безвозвратно.  Но  по  крайней  мере  больше   нет
необходимости скрываться. Мы поедем прямым путем по открытой дороге  и  со
всей возможной скоростью. Сбор начинается немедленно, мы  не  будем  ждать
задержавшихся. Много ли запасов в Минас Тирите? Мы должны ехать  быстро  и
налегке, захватив с собой лишь немного еды и воды.
     - У нас заготовлены большие запасы, -  ответил  Хиргон.  -  Поезжайте
налегке и как можно быстрее!
     - Тогда  позовите  герольдов,  Эомер,  -  приказал  Теоден.  -  Пусть
всадники построятся.
     Эомер вышел, вскоре в холде загремели  трубы,  и  снизу  им  ответили
другие. Но их звуки не  казались  Мерри  чистыми  и  храбрыми,  как  вчера
вечером. Глухо,  зловеще  и  хрипло  звучали  они  в  тяжелом  неподвижном
воздухе.
     Король повернулся к Мерри.
     - Я отправляюсь на войну, мастер Мериадок, - сказал он.  -  Скоро  мы
двинемся. Я освобождаю вас от  службы  мне,  но  не  от  моей  дружбы.  Вы
останетесь здесь, и если захотите,  будете  служить  леди  Эовин,  которая
будет править народом Рохана в мое отсутствие.
     - Но, Повелитель, - запинался Мерри, - я предложил вам свой меч. Я не
хочу расставаться с вами, король Теоден. Все мои друзья будут  участвовать
в битве, и мне стыдно оставаться.
     - Но мы едем на высоких и быстрых лошадях, - сказал Теоден, - и  хотя
сердце ваше велико, вы не можете ехать на такой лошади.
     - Тогда привяжите меня к спине  лошади,  подвесьте  к  узде  или  еще
что-нибудь, - заметил Мерри. - Бежать далеко, но я побегу, если  не  смогу
ехать верхом, даже если прибегу на много недель позже.
     Теоден улыбнулся.
     - Чем это, я бы увез вас на снежной гриве, - сказал он. - Вы  сможете
поехать со мной в Эдорас и взглянуть на  Медусельд.  И  туда  вас  понесет
Стибба: большой бег не начнется, пока мы не достигнем равнины.
     Тогда встала Эовин.
     - Идемте, Мериадок! - сказала она. - И я  покажу  приготовленные  для
вас доспехи. - Они вышли вместе. - Об этом просил меня Арагорн, -  сказала
Эовин, когда они проходили меж палатками. - Я пообещала снарядить вас  для
битвы и сделала, что смогла. Ибо сердце мое говорит, что  вам  понадобятся
эти доспехи.
     Она провела Мерри к палатке в расположении королевской гвардии. Здесь
оружейник принес ей маленький шлем, круглый щит и другие принадлежности.
     - Мы не смогли подобрать для вас  кольчугу,  -  сказала  Эовин,  -  а
времени для изготовления новой нет. Но здесь есть крепкий кожаный  камзол,
пояс и нож. Меч у вас есть.
     Мерри поклонился, и леди показала ему щит, похожий на щит  Гимли.  На
нем был изображен белый конь.
     - Возьмите все это,  -  сказала  она,  -  и  пусть  вас  ждет  удача!
Прощайте, мастер Мериадок! Но, может, мы еще встретимся.
     Так в сгущающейся тьме король Марки готовился вести  своих  всадников
на восток. Сердца были тяжелы, и многие  дрогнули  в  тени.  Но  это  были
сильные люди, верные своему повелителю, и мало было слышно бормотания  или
плача, даже в холде, где размещались беженцы из эдораса: женщины,  дети  и
старики. Судьба нависла над ними, но они молча смотрели ей в лицо.
     Пролетели два быстрых часа, и вот король сел на  свою  белую  лошадь,
сверкающую в полутьме. Он казался гордым и высоким, хотя из-под шлема  его
выбивались белоснежные волосы; и многие приободрились, видя его несогнутым
и не испугавшимся.
     На широких полях у шумной реки выстроились отряды в пять с  половиной
тысяч всадников в полном вооружении и много сотен других людей с запасными
лошадьми. Прогремела труба. Король  поднял  руку,  и  войско  Марки  молча
двинулось.   Впереди   скакали    двенадцать    королевских    гвардейцев,
прославленных воинов. Затем следовал король с  Эомером.  Он  попрощался  с
Эовин наверху, в холде, и воспоминание об этом  печалило  его;  но  теперь
мысли его были заняты предстоящей дорогой. За ним на Стиббе ехал  Мерри  с
Гондорским вестником, а дальше еще  двенадцать  гвардейцев.  Они  проехали
вниз мимо длинных рядов ожидающих людей со строгими и неподвижными лицами.
Когда они подъехали к концу линии, один из стоящих проницательно  взглянул
на хоббита. Встретившись с ним взглядом, Мерри  увидел,  что  это  молодой
человек,  меньше  ростом  и  легче  большинства.  Его  серые  ясные  глаза
сверкнули; Мерри показалось, что это лицо человека,  лишенного  надежды  и
ищущего смерти.
     Они ехали по серой дороге рядом со Сноуборн, шумящей на камнях; через
деревушки Андерхарроу  и  Анборн,  где  множество  печальных  женских  лиц
смотрело на них из темных дверей. Так без звуков рога или арфы, без музыки
человеческих голосов начался великий поход  на  восток,  о  котором  много
поколений спустя рассказывали песни Рохана.

              Из темного Дунхарроу тусклым утром
              С тапами и капитанами ехал сын Тенгела;
              В Эдорас он ехал, в древние залы
              Правителей Марки, затянутые туманом,
              Он прощался со своим свободным народом,
              Мужественным и благородным,
              Прощался со священными местами,
              Где пировал, до того, как сгустилась Тьма.
              Вперед ехал король, страх оставался сзади,
              Судьба ждала впереди. Он испытывал верность,
              Он проверял клятвы. Все выполнили их
              Вперед ехал Теоден. Пять ночей и дней
              Ехали на восток Эорлинги через Фолд и Фенмарк
              И Фринвуд, шесть тысяч копий двигалось вперед,
              К Мундбургу могучему под Миндолуином,
              Городу морских королей в южном королевстве,
              Осажденному врагом, окруженному огнем.
              Судьба шла за ними. Тьма окружала их.
              Лошадей и всадников; копыта далеко
              Звучали в тишине. Так говорит песня.

     В сгущающейся тьме король прибыл в Эдорас, хотя был полдень. Здесь он
ненадолго остановился и усилил свое  войско  за  счет  трехсот  всадников,
опоздавших на сбор. Но поев, он захотел перед выступлением попрощаться  со
своим оруженосцем. Мерри в последний раз просил не оставлять его.
     - Я говорил вам, что это путешествие не для Стиббы, - сказал  Теоден.
- И что будет делать вы, мастер Мериадок, в битве, что ждет нас в Гондоре?
Хоть вы и владеете мечом, а сердце у  вас  больше,  чем  можно  судить  по
вашему росту.
     - Кто может знать это? - ответил Мерри. - Почему вы не позволяете мне
идти с вами, повелитель? Я не хочу, чтобы в песне обо  мне  было  сказано,
что я остался сзади.
     - Я оставляю вас для вашей же  безопасности  и  по  необходимости,  -
ответил Теоден хоббиту. - Никто из моих всадников не сможет вести вас  как
ношу. Ваши деяния в битве у ворот вспомнят менестрели.  Но  до  Мундбурга,
где повелителем Денетор, сто лиг. Больше мне нечего сказать.
     Мерри поклонился, с несчастным видом отошел и стал смотреть  на  ряды
всадников. Все отряды готовились к выступлению: воины затягивали подпруги,
осматривали седла и ласкали коней; некоторые с беспокойством  посматривали
на низкое небо. Незаметно подошел всадник и тихо сказал хоббиту на ухо:
     - Путь открывается там, где не ждешь, у  нас  так  говорят.  -  Мерри
поднял голову и увидел молодого  человека,  замеченного  им  утром.  -  Вы
хотите отправиться туда, куда направляется повелитель Марки, я вижу это на
вашем лице.
     - Да, сказал Мерри.
     - Вы можете поехать со мной, - сказал всадник. - Я посажу  вас  перед
собой, укрою плащом.
     - Спасибо, - сказал Мерри, - спасибо, сэр, хотя я и  не  знаю  вашего
имени.
     - Не знаете? Зовите меня Дернхелмом.
     Так и случилось, что когда король пустился в путь,  перед  Дернхелмом
сидел  хоббит  Мериадок,  и  большая  серая  кобыла  Виндолфа   почти   не
почувствовала тяжести: сам Дернхелм весил меньше других всадников, хотя  и
был очень гибок.
     Они ехали в полутьме. В ивовых зарослях на берегу Сноуборн, текущей к
Энтвошу, в двенадцати лигах к востоку от  Эдораса,  они  разбили  на  ночь
лагерь. Потом ехали через Фолд и через Фенмарк, где справа от них  большие
дубовые леса взбирались на темные холмы Халифариона у границ с Гондором; в
тумане слева лежали болота, питаемые устьем Энтвоша. И когда они ехали, до
них дошел слух о войне  на  севере.  Одиночные  люди,  бегущие  в  страхе,
сообщили им о врагах, напавших на  восточные  границы,  о  войсках  орков,
марширующих по пустынному нагорью Рохана.
     - Вперед! Вперед! - кричал  Эомер.  -  Слишком  поздно  поворачивать.
Болота Энтвоша защитят наш фланг. Нужно торопиться. Вперед!
     Так  король  Теоден  вышел  из  своего  королевства,  миля  за  милей
извивалась дорога, мимо пролегали  холмы  маяков:  Каленхад,  Мин  Миммон,
Эрелас, Нардол.  Но  огни  их  были  потушены.  Вся  земля  была  серой  и
неподвижной; Тьма углублялась, а надежда в сердцах слабела.

                              4. ОСАДА ГОНДОРА

     Пиппина разбудил Гэндальф. В их комнате горела лампа,  так  как  лишь
тусклый сумрак проникал в окна, воздух  был  тяжел,  как  при  приближении
грозы.
     - Который час? - спросил Пиппин, зевая.
     - Прошел второй час, - сказал Гэндальф. - Время вставать  и  привести
себя в приличный вид. Повелитель города  вызывает  тебя,  чтобы  объяснить
тебе твои обязанности.
     - А он накормит меня завтраком?
     - Нет, накормлю я. Вся пища распределена по приказу.
     Пиппин печально посмотрел на маленькую лепешку  и  (как  он  подумал)
гораздо меньший, чем следует, кусочек масла, которые лежали на столе рядом
с чашкой жидкого молока.
     - Зачем вы привели меня сюда? - спросил он.
     - Ты сам хорошо знаешь, - ответил  Гэндальф.  -  Чтобы  предотвратить
твои ошибки; и если тебе тут не нравится, вспомни, что ты сам пришел сюда.
     Пиппин замолчал.
     Вскоре он уже шел с Гэндальфом вниз по  длинному  коридору  к  дверям
башни. В зале, в печальном настроении сидел Денетор. Пиппин решил, что  он
напоминает старого терпеливого паука: похоже,  со  вчерашнего  дня  он  не
двинулся с места. Он предложил Гэндальфу сесть, но Пиппин некоторое  время
оставался незамеченным. Вскоре старик повернулся к нему.
     - Ну, мастер Перегрин, надеюсь,  вы  использовали  вчерашний  день  к
своей пользе и удовольствию. Хотя боюсь, что стол в этом городе  скромнее,
чем вам хотелось бы.
     Пиппин испытал неприятное ощущение, как будто большая часть того, что
он говорил и делал, каким-то образом стала известна повелителю Гондора. Он
не ответил.
     - Что вы будете делать у меня на службе?
     - Я думал, сэр, что вы объясните мне мои обязанности.
     - Объясню, когда определю, к чему вы пригодны, - сказал Денетор. - Но
если вы будете рядом со мной, я узнаю это,  вероятно,  скорее.  Оруженосец
моего кабинета попросил разрешения уйти со службы,  так  что  временно  вы
можете занять это место. Вы будете ждать около меня, выполнять  поручения,
разговаривать со мной, если война и совещания дадут мне такую возможность.
Вы умеете петь?
     - Да, - ответил Пиппин. - Во всяком случае достаточно для хоббита. Но
у нас нет песен, пригодных для больших залов и трудных времен, повелитель.
Мы редко поем о чем-нибудь более ужасном, чем ветер или дождь,  и  большая
часть моих песен о таких вещах, которые заставляют нас смеяться. И конечно
о еде и питье.
     - И почему же такие песни  не  подходят  к  моим  залам  или  к  этим
временам? Мы, так долго жившие вблизи  тени,  конечно,  с  радостью  будем
слушать эхо земель, не затронутых  ею.  Тогда  мы  почувствуем,  что  наша
доблесть была не бесплодна, хотя за нее нас и не поблагодарят.
     У Пиппина сжалось сердце. Его вовсе не радовала идея петь песни Удела
повелителю Минас Тирита, особенно комические песни, которые он знал  лучше
всего: они были уж слишком... Ну... грубоватыми для такого случая.  Однако
на сей  раз  ему  не  приказали  петь.  Денетор  повернулся  к  Гэндальфу,
расспрашивая его о рохиррим, их политике,  о  позиции  Эомера,  племянника
короля. Пиппин удивлялся тому, как много знает повелитель о  жизни  людей,
далеких от него, хотя как он решил, прошло  уже  много  лет,  как  Денетор
никуда не выезжал.
     Вскоре Денетор кивнул Пиппину и отпустил его на время.
     - Идите в арсенал цитадели, - сказал он, - и получите  там  мундир  и
вооружение гвардии башни. Все должно быть готово. Вчера  я  отдал  приказ.
Одевшись, возвращайтесь!
     Все было, как он сказал, и вскоре Пиппин был  уже  одет  в  необычный
костюм, черного с серебром цвета.  Ему  дали  маленькую  кольчугу,  кольца
которой были выкованы из стали, однако черную, как агат, и высокий шлем  с
обеих сторон в маленьких крылышках, украшенный серебряной звездой в центре
налобника. Поверх кольчуги надевался короткий черный камзол,  расшитый  на
груди серебром - было вышито изображение  дерева.  Старую  одежду  у  него
отобрали, но разрешили взять серый плащ  из  лориена,  но  с  условием  не
носить его, когда он на дежурстве. Он понял, что  теперь  очень  похож  на
Эрнила Перианната, принца невысокликов, как  называли  его  в  городе.  Но
чувствовал он себя неуверенно. Настроение у него продолжало портится.
     Весь день было темно и тускло. С  бессолнечного  рассвета  до  вечера
тяжелая тень все углублялась, и все в городе были угнетены. Далеко  вверху
большая туча медленно двигалась на запад с черной  земли,  поглощая  свет,
рожденная ветром войны; под ней  воздух  был  неподвижен,  как  будто  вся
долина Андуина ждала порыва разрушительной бури.
     Около одиннадцати часов, освобожденный на  время  от  службы,  Пиппин
отправился на поиски еды и питья, чтобы рассеять свое тяжелое настроение и
сделать ожидание более выносимым. В столовой он вновь встретил  Берегонда,
который только что прибыл из Пеленора, где  выполнял  какое-то  поручение.
Вместе они направились к стене - Пиппин чувствовал себя  как  в  тюрьме  и
задыхался в цитадели. Они снова сели у амбразуры, выходящей на восток, где
ели и разговаривали накануне.
     Был час захода солнца, но на запад тянулась огромная пелена, и только
когда она наконец ушла за море, солнце смогло послать короткий  прощальный
луч перед ночью;  именно  этот  луч  коснулся  головы  павшего  короля  на
перекрестке дорог, когда это увидел Фродо. Но на поля Пеленора  под  тенью
Миндолуина свет не пробился: поля оставались коричневыми и тоскливыми.
     Пиппину казалось, что прошел год с тех пор, как  он  сидел  здесь,  в
полузабытые  времена,  когда   он   еще   был   хоббитом,   легкомысленным
путешественником, которого мало изменили пережитые  опасности.  Теперь  он
был маленьким солдатом города, готовившегося отражать нападение, одетый  в
гордый, но мрачный костюм башни стражи.
     В другое время и в другом месте Пиппину и понравилось бы, может,  его
новое положение, но теперь он знал, что принимает участие не  в  игре:  он
поклялся служить угрюмому хозяину в смертельной опасности.  Он  ощущал  на
своем теле тяжесть кольчуги и шлема. Плащ его лежал рядом на  сидении.  Он
отвел усталый взгляд от темных полей внизу, зевнул и вздохнул.
     - Вы устали сегодня? - спросил Берегонд.
     - Да, - ответил Пиппин, - очень. Устал  от  безделья  и  ожидания.  И
протер пятки у дверей кабинета своего хозяина за  долгие  медленные  часы,
пока он совещался с Гэндальфом, принцем и другими важными персонами. Я  не
привык, мастер Берегонд, ожидать голодным, когда другие едят. Это  тяжелое
испытание для хоббита. Несомненно вы  подумаете,  что  я  глубже  оцениваю
честь. Но чего хорошего в этой чести? Чего хорошего в еде и питье под этой
ползущей тенью? Что бы она означала? Воздух кажется густым и коричневым! У
вас часто бывает такая тьма, когда дует восточный ветер?
     - Нет, - сказал Берегонд, - это  не  просто  непогода.  Это  какое-то
злобное колдовство, какой-то черный дым, сваренный в горе огня и посланный
им, чтобы омрачать сердца и мысли, что он и  делает.  Хотел  бы  я,  чтобы
вернулся Фарамир! Он бы не испугался. а теперь кто  знает,  сумеет  ли  он
вернуться из-за реки во тьме?
     - Да, - сказал Пиппин. -  Гэндальф  тоже  беспокоится.  Я  думаю,  он
разочарован, не застав здесь Фарамира. А куда же он  девался.  Он  оставил
совет у повелителя перед обедом и, мне кажется, ушел в дурном  настроении.
Возможно, у него какие-то предвестники... Плохих новостей.
     Неожиданно они застыли, онемели, превратились как бы в два  слушающих
камня. Пиппин присел, прижимая руки к ушам, но  Берегонд,  который  в  это
время выглядывал из укрепления, остался  тут,  напряженный,  глядя  широко
открытыми глазами. Пиппин узнал услышанный им крик: тот же крик он  слышал
где-то в Уделе, но теперь сила и ненависть в этом крике возросли,  пронзив
сердце ядовитым отчаянием.
     Наконец Берегонд с усилием заговорил.
     - Они пришли! - сказал он. - Наберитесь храбрости  и  выгляните!  Там
внизу свирепые существа.
     Пиппин неохотно сполз с  сидения  и  заглянул  через  стену.  Тусклый
Пеленор лежал перед ним, теряясь у едва различимой линии великой реки.  Но
теперь под собой он увидел быстрое кружение; как тени в глухую ночь,  пять
птицеподобных фигур  кружили  там,  ужасные,  как  пожиратели  падали,  но
больших размеров, чем орлы,  жестокие,  как  смерть.  Вот  они  снизились,
пролетев на расстоянии выстрела из лука от стены, повернули и улетели.
     - Черные Всадники! - пробормотал Пиппин. - Черные Всадники в воздухе.
Но смотрите, Берегонд! - воскликнул он. - Они кого-то  ищут.  Видите,  как
они кружат, как наклоняются вон к той точке?  Что-то  движется  по  земле.
Маленькие темные фигурки. Да, люди на лошадях: четыре или пять. Ах,  я  не
могу этого выдержать! Гэндальф! Гэндальф, спасите нас!
     Послышался еще один крик, и Пиппин отшатнулся  от  стены,  дыша,  как
загнанное животное. Слабым и невероятно удаленным после  этого  леденящего
крика показался ему звук трубы, кончавшийся долгой высокой нотой.
     - Фарамир! Лорд Фарамир! Это его сигнал!  -  воскликнул  Берегонд.  -
Храброе сердце! Но как он сможет пробиться  к  воротам,  если  эти  адские
ястреба обладают другим оружием, кроме страха! Смотрите!  Они  отбиваются.
Они движутся к воротам. Нет, лошади  понесли,  люди  сброшены.  Они  бегут
пешком. Нет, один усидел, но он возвращается к остальным. Это Фарамир,  он
владеет людьми и животными. Ах! Одно из  этих  страшилищ  летит  на  него.
Помогите! Помогите! Неужели никто не выйдет? Фарамир!
     С этими словами Берегонд спрыгнул и побежал во тьму.  Стыдясь  своего
испуга - а ведь Берегонд вначале подумал о своем предводителе, которого он
любил, - Пиппин встал и выглянул. В этот момент он увидел  бело-серебряную
вспышку, несущуюся с севера, как будто маленькая звезда упала  на  мрачное
поле. Она двигалась со скоростью стрелы и все росла, быстро приближаясь  к
четверым  людям,  бегущим  к  воротам;  Пиппину  показалось,  что  от  нее
распространяется  бледный  свет  и  расходятся  тяжелые  тучи;  потом   он
расслышал громкий голос.
     - Гэндальф! - закричал он. - Гэндальф! Он всегда появляется  в  самую
тяжелую минуту. Вперед! Вперед, белый всадник! Гэндальф! Гэндальф! -  дико
кричал он, как болельщик на бегах, подгоняющий спортсмена, не нуждающегося
в подбадривании.
     Темные летящие тени увидели вновь прибывшего. Одна из них повернула к
нему. И Пиппину показалось, что Гэндальф  поднял  руку,  и  из  нее  вверх
ударил белый луч. Назгул испустил долгий воющий крик и свернул в  сторону;
остальные тоже повернули  и,  поднимаясь  быстрой  спиралью,  полетели  на
восток и исчезли в низких тучах. Пеленор показался теперь менее мрачным.
     Пиппин видел, как встретились  и  остановились  Гэндальф  и  всадник,
поджидая пеших. Из города торопились люди; вскоре все исчезли  за  внешней
стеной. Пиппин понял что они вошли в  ворота.  Решив,  что  они  пойдут  к
наместнику, он заторопился к входу в цитадель. Здесь к нему присоединились
многие свидетели нападения, смотревшие с высоких стен.
     Вскоре с улицы, ведущей  к  внешним  кругам  донесся  шум,  слышались
приветственные возгласы, выкрикивали имя  Фарамира  и  Митрандира.  Вскоре
Пиппин увидел факелы; сопровождаемые густой  толпой,  медленно  ехали  два
всадника: один весь в белом,  он  больше  не  сиял  и  казался  бледным  в
сумерках, как будто весь его огонь был истрачен; а второй, темный, ехал со
склоненной головой. Они спешились и, когда коней увели, Обгоняющего Тень и
другую лошадь, пошли к часовому у входа: Гэндальф уверенно, отбросив  свой
серый плащ, в глазах его все еще пылало пламя; другой, одетый  в  зеленое,
медленно, пошатываясь немного, как смертельно уставший или раненный.
     Пиппин протиснулся вперед и, увидев  бледное  лицо  Фарамира,  затаил
дыхание. Это было лицо человека, испытавшего крайний  ужас  или  боль,  но
овладевшего ими и  теперь  спокойного.  Гордо  и  серьезно  говорил  он  с
часовым, и Пиппин, всмотревшись внимательнее,  увидел,  как  он  похож  на
своего брата Боромира - Пиппину с самого начала понравился Боромир, с  его
огромной силой и величественными, но добродушными манерами. Но тут  сердце
Пиппина тронуло чувство, не  знакомое  ему  раньше.  Здесь  стоял  человек
высокого благородства, какое временами открывалось в  Арагорне,  возможно,
менее высокого, но все же неизмеримого: один из королей людей, рожденных в
позднее время, но тронутых мудростью и печалью  древней  расы.  Он  понял,
почему Берегонд произносил его имя с любовью.  Это  был  предводитель,  за
которым идут люди, идут даже в тень черных крыльев.
     - Фарамир! - громко кричал он вместе с остальными.  -  Фарамир!  -  И
Фарамир, уловив  его  странный  голос  среди  общего  гула  людей  города,
повернулся и, увидев его, весьма удивился.
     - Откуда вы? - спросил он. - Невысоклик, и в мундире башни! Откуда...
     Но тут к нему подошел Гэндальф и сказал.
     - Он пришел со мной из земли невысокликов. Но не будем  задерживаться
здесь. Нам многое предстоит сказать и сделать, а вы устали. Он же пойдет с
нами. Он должен идти, если не забыл своих  обязанностей.  Пиппин,  иди  за
нами!
     Наконец они прошли в личные  помещения  повелителя  города.  Здесь  у
жаровни с углями были  приготовлены  глубокие  кресла  и  принесено  вино,
Пиппин, почти  никем  не  замеченный,  стоял  за  креслом  Денетора  и  не
чувствовал усталости, так напряженно он прислушивался к разговору.
     Отъев кусочек белого хлеба и выпив глоток вина, Фарамир сел в  низкое
кресло слева от отца. С другой стороны немного в отдалении  сел  Гэндальф.
Вначале казалось, что он спит. Фарамир сначала говорил только о поручении,
с которым был послан десять дней назад; он принес новости об Итилиен  и  о
продвижении врага и его союзников. Он рассказал  о  схватке  с  людьми  из
Харада и их огромных  животных.  Капитан  докладывал  начальнику  о  своих
делах, как это бывало и раньше,  о  пограничных  стычках,  которые  теперь
казались бесполезными.
     Потом неожиданно Фарамир посмотрел на Пиппина.
     - Я подхожу к странным  событиям,  -  сказал  он.  -  Это  не  первый
невысоклик, пришедший из северных легенд в южные края, которого я вижу.
     При этих словах Гэндальф выпрямился и сжал рукоятки кресла, но ничего
не сказал и взглядом остановил восклицание Пиппина. Денетор взглянул на их
лица и кивнул головой, как бы  в  знак  того,  что  понял  гораздо  больше
сказанного. Медленно, пока остальные сидели молча  и  неподвижно,  Фарамир
продолжил свой рассказ,  глядя  большей  частью  на  Гэндальфа  и  изредка
посматривая на Пиппина, как бы для  того,  чтобы  оживить  воспоминания  о
другом хоббите.
     Когда его рассказ перешел от встречи с Фродо и его слугой к  событиям
в Хеннет Аннуне,  Пиппин  увидел,  что  руки  Гэндальфа  сжимающие  резное
кресло, дрожат. Теперь они казались белыми и очень старыми,  и,  глядя  на
них, Пиппин  с  дрожью  понял,  что  Гэндальф,  сам  Гэндальф  обеспокоен,
встревожен, почти испуган.  Воздух  в  комнате  был  душен  и  неподвижен.
Наконец, когда Фарамир рассказывал о своем расставании с путешественниками
и их решении идти к Кирит Унголу, голос его дрогнул, он покачал головой  и
вздохнул, Гэндальф вздрогнул.
     - Кирит Унгол? Долина Моргула? - спросил он. - Время, Фарамир, время?
Когда вы расстались с  ними?  Когда  должны  они  достичь  этой  проклятой
долины?
     - Я расстался с ними утром два дня назад, - ответил Фарамир. - Оттуда
до долины Моргулдуина пятнадцать лиг, если они двинутся прямо на юг; и они
окажутся еще в пяти лигах западнее проклятой башни. Они  не  могли  прийти
туда быстрее, чем сегодня - может, и сейчас еще не пришли. Я понимаю, чего
вы боитесь. Но тьма не связана с  ними.  Она  началась  вчера  вечером,  и
прошлой ночью вся Итилиен была под тенью.  И  мне  ясно,  что  враг  долго
готовил нападение на нас, и  час  нападения  был  назначен  до  того,  как
путники покинули наше убежище.
     Гэндальф встал и прошелся по комнате.
     - Утром, два дня назад, и оттуда три дня пути! Как далеко место,  где
вы расстались?
     - Двадцать пять лиг по прямой, - ответил  Фарамир.  -  Но  я  не  мог
прийти быстрее. Вчера вечером я лежал на Каир Андросе, длинном острове  на
реке, который мы удерживаем; лошади переправились на другой  Берег.  Когда
наступила тьма, я понял, что нужно торопиться, поэтому я  поехал  с  тремя
другими. Свой отряд я  отправил  на  юг,  чтобы  усилить  гарнизон  бродов
Осгилиата. Надеюсь, я не поступил неверно? - он взглянул на отца.
     - Неверно? - воскликнул Денетор, и глаза его сверкнули. -  Почему  ты
спрашиваешь? И люди были в твоем  распоряжении.  Или  ты  спрашиваешь  мое
мнение о всех твоих делах. Нескоро же ты обратился ко мне за  советом.  Ты
говорил искусно, как всегда, но разве  я  не  видел,  что  ты  смотрел  на
Митрандира, спрашивая его, хорошо ли ты сказал и не сказал ли  ты  слишком
много. Он давно уже захватил твое сердце.
     Мой сын, твой отец стар, но еще не выжил из ума. Я вижу  и  слышу;  и
мало из того, что ты скрыл, о чем умолчал, неясно мне.  Я  знаю  ответ  на
многие загадки. Увы, увы, Боромир!
     - Если то, что я сделал, вам не нравится,  отец,  -  спокойно  сказал
Фарамир, - то я хотел бы получить ваш совет до того, как  принимать  столь
тяжелое решение.
     - Разве это изменило бы твое решение? - спросил Денетор. -  Я  думаю,
ты все равно поступил бы так же. Я хорошо знаю тебя. Ты желаешь быть таким
же величественным, щедрым и добрым, как  короли  древности.  Может  так  и
подобает человеку высокой расы, обладающему  силой  и  миром.  Но  в  наши
отчаянные дни великодушие оборачивается и смертью.
     - Да будет так! - сказал Фарамир.
     - Да будет так! - воскликнул Денетор. - Но не только  твоей  смертью,
Фарамир, но и смертью твоего  отца  и  всего  твоего  народа,  который  ты
теперь, после гибели Боромира обязан защищать.
     - Вы хотели бы, чтобы мы поменялись местами? - спросил Фарамир.
     - Да, я хочу этого, - сказал Денетор. - Ибо Боромир был верен  мне  и
не смотрел в глаза колдунам. Он помнил бы потребности  своего  отца  и  не
расточал бы то, что послала ему судьба. Он принес бы мне ее могучий дар.
     На мгновение сдержанность изменила Фарамиру.
     - Я прошу вспомнить, отец, почему я, а не  он  оказался  в  Итилиене.
Наши поручения были даны нам повелителем города.
     - Не добавляй горечи в мою чашу, - сказал Денетор. - разве не  пил  я
ее много ночей? Если бы можно было все изменить! Тогда бы  эта  вещь  была
моей!
     - Успокойтесь! - сказал Гэндальф. -  Боромир  ни  в  коем  случае  не
принес бы ее вам. Он умер, и умер хорошо, пусть спит в мире. Он протягивал
руки к этой вещи, но если бы он получил ее, он бы погиб. Он взял бы ее для
себя, и вы бы не узнали сына, когда он вернулся бы.
     Лицо Денетора стало жестким и холодным.
     - Боромир оказался менее послушным вам, не так ли? - Негромко спросил
он. - Но я, тот, кто был его отцом, говорю: он принес бы ее мне. Вы, может
быть, и мудры, Митрандир, однако со всеми вашими тонкостями у вас  еще  не
вся мудрость. Мудрость может найтись  и  не  в  сетях  колдунов,  и  не  в
торопливости глупцов. В этом деле у меня больше знаний и мудрости, чем  вы
считаете.
     - В чем же ваша мудрость? - спросил Гэндальф.
     - Ее достаточно, чтобы проникнуть в дело, которое два глупца пытаются
скрыть. Использовать эту вещь опасно. Но в наше время  отдать  ее  в  руки
безмозглых невысокликов и отправить в землю самого врага, как сделали  это
вы и этот мой сын, безумие.
     - А что сделал бы повелитель Денетор?
     - Ничего. Но уж во всяком случае не послал бы ее  в  глупой  надежде,
рискуя всеобщим разрушением, туда, где враг может найти то,  что  потерял.
Нет,  его  следовало  бы  спрятать,  спрятать  глубоко   и   надежно.   Не
использовать, говорю я, разве только в одном крайнем случае, но держать  в
недосягаемости для врага. Только если его победа будет  несомненна  и  то,
что последует за ней, не будет уже тревожить нас, мертвых.
     - Вы, по своей привычке, думаете  только  о  Гондоре,  повелитель,  -
сказал  Гэндальф.  -  Но  есть  другие  люди  и  другие  жизни,  и   время
продолжается. Что касается меня, то я жалею даже его рабов.
     - Где же будут другие  люди  искать  помощь,  если  Гондор  падет?  -
спросил Денетор. - Если бы эта вещь хранилась в глубоких подземельях  моей
цитадели, мы не дрожали бы  тут  от  страха  перед  этой  Тьмой.  Если  вы
думаете, что я не выдержал бы испытания, вы плохо знаете меня.
     - Тем не менее я не верю вам, - сказал Гэндальф. - Если бы я верил, я
передал бы эту вещь вам на хранение и  избавил  бы  и  себя  и  других  от
большой боли. А теперь слыша ваши слова, я верю вам еще меньше, не больше,
чем Боромиру. Нет, сдержите же свой гнев! Я даже себе самому не доверяю  в
этом, я отказался от этой вещи, даже когда ее добровольно передавали  мне.
Вы сильны и можете управлять собой, Денетор; но если бы  вы  получили  эту
вещь, она овладела бы вами. Даже если бы ее  похоронили  под  Миндолуином,
она продолжала бы жечь ваш мозг, когда  наступала  Тьма,  а  ведь  за  ней
последуют худшие вещи.
     На мгновение глаза Денетора сверкнули, когда он глядел на  Гэндальфа,
и Пиппин снова ощутил схватку их воль; теперь их  взгляды  показались  ему
лезвиями скрестившимися и брызнувшими  искрами.  Пиппин  дрожал,  опасаясь
взрыва. Но Денетор внезапно овладел собой, лицо его вновь стало  холодным.
Он пожал плечами.
     - Если бы... - Сказал он. - Сейчас такие слова напрасны. Они  ушли  в
тень, и только время покажет, какая судьба ждет ее и нас.  И  ждать  этого
недолго. А в оставшиеся дни пусть  те,  кто  борется  с  врагом,  держатся
вместе и сохраняют надежды, а если и надежды не останется, то  можно  хоть
умереть свободным. -  Он  повернулся  к  Фарамиру.  -  Что  ты  думаешь  о
гарнизоне Осгилиата?
     - Он слаб, - сказал Фарамир. - Я послал свой отряд на его укрепление,
как уже говорил.
     - Я думаю, этого мало, - сказал Денетор. - А именно туда падет первый
удар. Там нужен сильный капитан.
     - И там, и во всех других местах, - сказал Фарамир и вздохнул. - Увы,
нет моего брата, которого я так любил! - он встал. - Вы разрешите, отец? -
он покачнулся и ухватился за кресло отца.
     - Я вижу, ты устал, - сказал Денетор. - Ты скакал быстро и  издалека.
Мне говорили, что тебя преследовали злые существа с воздуха?
     - Не будем говорить об этом, - сказал Фарамир.
     - Не будем, - согласился Денетор.  -  Иди  отдыхать.  Силы  тебе  еще
понадобятся.
     С разрешения повелителя города все отправились  отдыхать,  пока  была
возможность. Когда Гэндальф и Пиппин, несший маленький факел, шли к  себе,
была беззвездная  тьма.  Они  молчали,  пока  не  оказались  за  закрытыми
дверями. Тогда наконец Пиппин взял Гэндальфа за руку.
     - Скажите мне, - попросил он, - есть ли надежда? Я имею в виду -  для
Фродо.
     Гэндальф положил руку на голову Пиппина.
     - Надежда никогда не была особенно сильной, -  сказал  он.  -  Глупая
надежда, как я говорил. А когда я услышал о Кирит Унголе, - он замолчал  и
подошел к окну, как будто стремился проникнуть в Тьму на востоке.
     - Кирит Унгол! - пробормотал он. - Почему  именно  этот  путь?  -  он
повернулся. - Мое сердце едва не изменило мне, Пиппин когда я услышал  это
название. И однако сейчас  мне  кажется,  что  в  рассказе  Фарамира  есть
какая-то надежда. Очевидно, что враг наконец начал войну и  сделал  первый
ход, пока Фродо еще на свободе. Теперь в течении многих дней внимание  его
будет устремлено сюда, то есть  отвлечено  от  его  собственной  земли.  И
однако, Пиппин, я издалека чувствую его торопливость  и  страх.  Он  начал
раньше, чем собирался. Что-то подтолкнуло его.
     Гэндальф стоял в задумчивости.
     - Может быть, - пробормотал он. -  Может  быть,  даже  твоя  глупость
помогла, сын  мой.  Посмотрим:  пять  дней  назад  он  обнаружил,  что  мы
низвергли  Сарумана  и  взяли  его  камень.  Ну  и  что?   Мы   не   могли
воспользоваться им, не могли смотреть в него так, чтобы он не знал. Ах!  Я
догадываюсь. Арагорн. Его время близится. И он могуч, Пиппин,  и  отважен,
решителен и способен в случае необходимости на большой риск и  на  большие
дела. Может быть, и так. Он смог использовать камень и  показаться  врагу,
бросить ему вызов. Ну, ответ мы  не  узнаем,  пока  не  прибудут  всадники
Рохана, если они придут не слишком поздно. Нас ждут тяжелые дни. Спи, пока
можно.
     - Но... - Начал Пиппин.
     - Что "но"? Только одно "но" на сегодняшний вечер.
     - Голлум, - сказал Пиппин. - Как они могли идти с ним, даже  идти  за
ним? И я видел, что Фарамиру то место, куда Голлум повел их, нравилось  не
больше, чем вам. Что здесь плохого?
     - Пока не могу ответить, - сказал Гэндальф. - Сердце мое  предвещало,
что Фродо и Голлум еще встретятся перед концом. Для добра или для зла.  Но
о Кирит Унголе я не буду говорить сегодня. Предательства, предательства  я
боюсь, измены этого жалкого существа. Но пусть будет  так.  Вспомним,  что
предатель может изменить  себе  и  совершить  доброе  дело  вопреки  своим
намерениям. Иногда бывает и так. Спокойной ночи!
     Следующий день начался с утра, подобного коричневой  пыли,  и  сердца
людей, приободрившиеся немного в  связи  с  возвращением  Фарамира,  снова
опустились. В этот день крылатые тени не были видны, но время  от  времени
высоко  над  городом  раздавался  слабый  крик,  и  многие  слышавшие  его
останавливались, пораженные ужасом; менее стойкие дрожали и плакали.
     А Фарамир снова ускакал.
     - Ему не дали даже  отдохнуть,  -  ворчали  некоторые.  -  Повелитель
слишком жестоко обращается  со  своим  сыном,  а  ведь  он  сейчас  должен
выполнять обязанности двоих - свои и того, кто не вернется.
     И все поглядывали на север, спрашивая:
     - Где же всадники Рохана?
     На самом деле Фарамир уехал не по своей воле. Повелитель  города  был
главой его совета и не склонен был в  тот  день  прислушиваться  к  словам
остальных. Рано утром был созван совет.  Все  капитаны  решили  что  из-за
угрозы на юге их силы слишком малы, чтобы  самим  нанесли  удар,  пока  не
прибудут всадники Рохана. Пока же следует укрепить стены и ждать.
     - Однако, - сказал Денетор, - мы не можем легко отказаться от внешней
защиты, от Риммаса, сделанного  с  таким  трудом.  И  враг  должен  дорого
заплатить за  проход  через  реку.  Чтобы  напасть  на  город,  он  должен
переправиться через реку. На севере у Каир Андроса этому мешают болота, на
юге, у Лебеннина, река слишком широка и требуется много лодок.  Он  ударит
по Осгилиату, как и раньше, когда Боромир помешал ему переправиться.
     - Это будет лишь отсрочкой, - сказал  Фарамир.  -  Сегодня  мы  можем
заставить врага понести вдесятеро большие потери, чем  у  нас,  и  все  же
пожалеть об этом. Потому что враг может легче потерять войско,  чем  мы  -
отряд. А отступление тех, кто выйдет в поле,  будет  страшным,  если  враг
переправит свои силы.
     - А Каир Андрос? - сказал принц. - Его тоже нужно удерживать, если мы
защитим Осгилиат. Не будем забывать об  опасности  слева.  Рохиррим  могут
прийти, а могут и не прийти. А  Фарамир  сообщил  нам  об  огромных  силах
движущихся к черным воротам... Оттуда может выйти не одно войско и ударить
по нескольким проходам.
     - Мы многим рискуем в этой войне, - сказал  Денетор.  -  Каир  Андрос
имеет свой гарнизон, и больше мы никого не можем послать  туда.  Но  я  не
отдам реку и Пеленор без борьбы - не отдам, если найдется  здесь  капитан,
достаточно храбрый, чтобы выполнить волю своего повелителя.
     Все молчали. Наконец Фарамир сказал:
     - Я не противлюсь вашей воле, отец. Поскольку вы лишились Боромира, я
пойду и, как смогу, заменю его - если вы прикажете.
     - Прикажу, - сказал Денетор.
     - Тогда прощайте, - сказал Фарамир. - Но если я вернусь, думайте  обо
мне лучше!
     - Это зависит от того, как ты вернешься, - сказал Денетор.
     Гэндальф последним разговаривал с Фарамиром перед его отъездом.
     - Не рискуйте жизнью в гневе или обиде. Вы еще понадобитесь здесь,  -
сказал он. - И отец любит вас, Фарамир, и вскоре вспомнит об этом.  Добрый
путь!
     Так Фарамир снова отправился в путь, взяв с собой добровольцев и тех,
кого ему можно было выделить. Со стен многие смотрели  через  полумглу  на
разрушенный город,  но  там  ничего  не  было  видно.  Другие  по-прежнему
смотрели на север и считали лиги, отделявшие их от Теодена Роханского.
     - Придет ли он? Вспомнит ли наш старый союз? - говорили они.
     - Да, он придет, -  сказал  Гэндальф,  -  даже  если  придет  слишком
поздно. Но подумайте! В лучшем случае он получил красную стрелу  лишь  два
дня назад, а от нас до эдораса долгие мили.
     Ночью было получено известие. От брода прискакал человек, доложивший,
что большое войско вышло из Минас Моргула и направляется  к  Осгилиату;  к
нему присоединяются отряды с юга, жестокие и высокие харадрим.
     - Мы узнали, - сказал гонец, - что войско вновь ведет черный капитан,
и страх перед ним раньше его достиг реки.
     С этими предвещающими беду словами кончился  третий  день  пребывания
Пиппина в Минас Тирите. Мало кто  мог  спать:  ни  у  кого  не  оставалось
надежды, что Фарамир сумеет удержать брод.
     На  следующий  день,  хотя  Тьма  достигла  наибольшей  силы   и   не
углублялась, она тяжестью лежала на сердцах людей, и многие были в  ужасе.
Снова поступили дурные новости. Брод через  Андуин  был  захвачен  врагом.
Фарамир отступил к стене Пеленора, вновь собрав своих людей у ворот стены;
но враги в десять раз превосходили числом.
     - Если он сумеет пробиться через Пеленор,  враги  будут  преследовать
его по пятам, - сказал вестник. - Они  дорого  заплатили  за  переход,  но
меньше, чем мы надеялись. Их план был тщательно разработан.  Теперь  ясно,
что  они  в  тайне  построили  большой  флот  лодок  и  барж  в  восточном
Осгилиате... Они кишели повсюду, как муравьи.  Но  мы  же  отступили  лишь
из-за черного капитана. И мало кто может выстоять при одном известии о его
приближении. Собственные солдаты дрожат перед ним и способны убить себя по
его приказу.
     - Тогда я там более необходим, чем здесь, - сказал Гэндальф  и  снова
выехал из города, и его сверкание скоро исчезло из вида. И всю ночь Пиппин
в одиночестве простоял на стене, глядя на восток.
     Едва прозвучали колокола начала дня -  звон  из  звучал  насмешкой  в
беспросветной тьме, - как Пиппин увидел впереди, там, где находились стены
Пеленора, туманные огни. Часовой закричал, и все люди города схватились за
оружие. Время от времени видны  были  красные  вспышки  и  тяжелый  воздух
доносил глухие раскаты.
     - Они взял стену! - кричали люди. - Они  пробили  в  ней  брешь!  Они
идут.
     - Где Фарамир? - в отчаянии закричал Берегонд. - Не говорите, что  он
погиб!
     Первые новости привез Гэндальф. С горстью всадников, сопровождавших в
качестве охраны линию телег, он прискакал в  середине  утра.  Телеги  были
нагружены раненными. Гэндальф немедленно отправился к Денетору. Повелитель
города находился в высоком кабинете белой башни, с ним был Пиппин. Денетор
пытался разглядеть что-то на севере, юге и  востоке  через  тусклые  окна.
Больше всего смотрел  он  на  север,  прислушиваясь,  как  будто  какое-то
древнее искусство давало ему возможность услышать топот копыт  на  далеких
равнинах.
     - Фарамир пришел? - спросил он.
     - Нет, - ответил Гэндальф, - но он был жив, когда я уезжал. Он  решил
остаться с арьергардом, чтобы отступление через Пеленор не превратилось  в
бегство. Возможно он со своими людьми еще продержится какое-то время, но я
сомневаюсь в этом. Он сражается со  слишком  сильным  врагом.  Потому  что
пришел тот, кого я и опасался.
     - Не... Не Повелитель Тьмы? - воскликнул  Пиппин,  в  ужасе  забыв  о
своем положении.
     Денетор горько рассмеялся.
     - Нет, еще нет, мастер Перегрин! Он придет  лишь  торжествовать  надо
мной, когда все будет кончено. Он использует других, как свое оружие.  Так
поступают все великие властители, если они мудры, мастер невысоклик. Иначе
почему бы я сидел в своей башне, смотрел, размышлял и ждал, лишившись даже
своих сыновей? Я могу еще владеть мечом.
     Он встал, отбросил  длинный  черный  плащ,  и  смотрите!  Под  плащом
оказалась кольчуга и пояс с длинным мечом в черно-серебряных ножнах.
     - Так я ходил когда-то и так впервые за много лет спал, - сказал  он,
- хотя тело мое от возраста стало менее крепким и сильным.
     - Однако теперь самый свирепый  из  капитанов  повелителя  Барад-Дура
захватил внешнюю стену, - сказал  Гэндальф.  -  Король  древнего  Ангмара,
волшебник, Дух Кольца, глава назгулов, Копье Ужаса в  руке  Саурона,  Тень
Отчаяния.
     - Значит, Митрандир, вы нашли достойного врага, - сказал Денетор. - Я
сам давно знал, кто главный капитан войск Башни Тьмы.  Вы  явились,  чтобы
сказать это? Или отступили, потому что столкнулись с более грозной силой?
     Пиппин дрожал, опасаясь гневной вспышки Гэндальфа,  но  опасения  его
оказались напрасными.
     - Может быть и так, - спокойно ответил Гэндальф. - Но испытание нашей
силы еще не настало. Но если справедливы сказанные в древности  слова,  не
от руки мужчины он падет, и судьба, ожидающая его, скрыта  от  мудрых.  Но
все  же  Капитан  Отчаяния  не  движется  впереди.  Скорее  он  действует,
руководствуясь вашими словами, из тыла и гонит перед собой своих рабов.
     Нет, я  пришел,  охраняя  раненых,  которых  еще  можно  вылечить,  -
продолжал Гэндальф. - Брешь в стене Риммас широка, и войско Моргула  скоро
прорвется из многих пунктов. И вот для чего, главным  образом,  я  пришел.
Скоро  начнется  битва  на  полях.  Нужно  приготовить  вылазку,   собрать
всадников. В этом единственная  наша  надежда,  только  в  этом  враг  еще
уступает нам: мало у него лошадей.
     - И у нас их мало.  Сейчас  очень  кстати  был  бы  приход  всадников
Рохана, - сказал Денетор.
     - Но скорее мы увидим прибытие других, - сказал  Гэндальф.  -  К  нам
явились беженцы с Каир Андроса. Остров  пал.  Вторая  армия,  вышедшая  из
черных ворот, пересекает реку севернее.
     - Некоторые принимают вас, Митрандир, как вестника дурных новостей, -
сказал Денетор, но для меня это больше не новость: это я узнал  еще  вчера
вечером. Что касается вылазки, то я уже думал о ней. Спустимся!
     Время шло. Наконец зрители на  стенах  увидели  отступление  остатков
защитников брода. Маленькие группы  усталых  и  израненных  людей  вначале
прибывали в беспорядке; некоторые бежали, как будто за  ними  гнались.  На
востоке мерцали отдаленные  огни;  теперь  казалось,  что  они  ползут  по
равнине. Горели дома и амбары. Потом  показались  маленькие  реки  огня  и
потекли по равнине,  направляясь  к  широкой  дороге,  соединившей  ворота
города с Осгилиатом.
     - Враг, - бормотали люди. - Стена прорвана. Они прошли  через  бреши.
Они несут с собой факелы. Где же наши?
     Приближался вечер, было так темно,  что  даже  самые  зоркие  люди  в
цитадели мало что могли разглядеть на полях, кроме увеличивающегося  числа
пожаров и линий огней, которые стали длиннее и двигались быстрее.  Наконец
примерно в миле от города появилась группа людей в относительном порядке -
они шли, а не бежали и держались вместе.
     Наблюдатели затаили дыхание.
     - Там должен быть Фарамир, - говорили они.  -  Он  владеет  людьми  и
животными. Он там!
     Главные силы отступающих находились уже  в  полумиле.  В  самом  тылу
скакала группа всадников. Время от времени они  поворачивались,  глядя  на
наступающие  линии  огней.  Неожиданно  раздался  хор   яростных   криков.
Появились всадники врага. Линия огня превратилась в стремительное течение,
ряды орков несли горящие факелы, дикие люди юга  под  красными  знаменами,
хрипло крича, догоняли отступающих. И с пронзительным  криком  с  тусклого
неба упали крылатые тени - назгулы, пикирующие для убийства.
     Отступление превратилось в бегство. Люди бежали, бросая оружие, крича
от ужаса, падая на землю.
     И тогда в цитадели прозвучала труба -  Денетор  дал  приказ  начинать
вылазку. Все всадники, оставшиеся в городе, ждали этого сигнала у ворот  в
тени внешней стены. Они галопом понеслись вперед  и  с  силой  ударили  по
наступавшим. Впереди скакали рыцари Дол Амрота во главе со своим принцем и
голубым знаменем.
     - Амрот за Гондор! - кричали он. - Амрот за Гондор! Амрот и Фарамир!
     Как буря ударили они с обеих флангов отступления на  врага,  но  один
всадник опередил их всех, быстрый как ветер в траве, Обгоняющий  Тень  нес
его; он скакал, отброси серый плащ, свет струился по его поднятой руке.
     Назгулы с криком свернули в сторону: их капитан  еще  не  ответил  на
вызов белого огня своего противника. Войско Моргула, увлекшись погоней  за
добычей, застигнутое  врасплох,  дрогнуло,  рассыпавшись,  как  искры  под
порывом бури. Отступавшие сами с криками повернули и бросились  на  врага.
Охотники превратились в преследуемых. Отступление перешло  в  атаку.  Поле
покрылось телами  орков  и  людей,  поднимался  дым  от  чадящих  факелов.
Кавалерия пустилась в погоню.
     Но Денетор не позволил уходить далеко.  Хотя  враг  дрогнул  и  начал
отступать, но с востока подходили новые  большие  силы.  Снова  прозвучала
труба, призывая  к  отступлению.  Конница  Гондора  остановилась.  Под  ее
защитой отступавшие перестроились. Они пошли к городу,  достигли  ворот  и
гордо и с достоинством вступили в них. Люди города с гордостью смотрели на
них, выкрикивая слова  похвалы,  но  в  глубине  сердца  они  были  сильно
встревожены. Отряды сильно поредели. Фарамир потерял треть своих людей.  И
где же он сам?
     Он появился последним. Люди его прошли. Вернулись  конные  рыцари,  в
тылу их ехал принц. Он держал в руках своего родственника  Фарамира,  сына
Денетора, подобранного на поле боя.
     - Фарамир! Фарамир! - кричали люди, вытирая слезы. Но он не  отвечал,
и его понесли по извивающейся дороге в цитадель  к  отцу.  В  тот  момент,
когда назгулы отвернули от белого всадника, прилетела смертоносная стрела,
и Фарамир, сражавшийся с предводителем харадрим,  упал  на  землю.  Только
удар Дол Амрота спас его от  красного  меча  южанина,  готового  разрубить
лежавшего.
     Принц Имрахил принес Фарамира в белую башню и сказал:
     - Ваш сын вернулся, повелитель, после великих деяний, - и рассказал о
том, что видел.
     Денетор встал и молча посмотрел в лицо  сына.  Он  приказал  устроить
постель в своем кабинете и положить на нее Фарамира. А  сам  отправился  в
тайную комнату на вершине башни; и многие видели в ее узких окнах  бледный
свет. А когда Денетор спустился, он сел рядом с телом сына и молчал...  Но
лицо повелителя было серым и более неподвижным, чем лицо его сына.
     Та был осажден город,  окружен  кольцом  врагов.  Стена  Риммас  была
пробита и весь Пеленор захвачен врагами.  Последнее  известие  принесенное
извне, было принесено людьми, успевшими прибежать  с  северной  дороги  до
закрытия ворот. Это были остатки отряда, охранявшего путь  из  анориена  и
Рохана к броду. Ими командовал Инголд, тот  самый,  что  пять  дней  назад
пропустил Гэндальфа и Пиппина, когда еще сияло солнце и  утро  было  полно
надежд.
     - Новостей о рохиррим нет, - сказал он повелителю. - Теперь уж  Рохан
не придет. И если и придет,  то  не  спасет  нас.  Войско  очень  сильное:
батальоны орков со знаком глаза и бесчисленные толпы людей,  каких  мы  не
встречали раньше. Невысокие, но широкие, угрюмые,  бородатые,  как  гномы,
вооруженные  большими  топорами.  Мы  думаем,  они  пришли   из   какой-то
варварской земли на востоке.  Они  захватили  северную  дорогу  и  массами
устремились в анориен. Рохиррим не могут прийти.
     Ворота закрылись. Всю ночь часовые  на  стенах  слышали  гул  врагов,
кишевших снаружи; они жгли поля  и  деревья,  рубили  подряд  всех  людей,
захваченных снаружи, живых или  мертвых.  Число  врагов,  перешедших  реку
трудно было определить во тьме, но  когда  над  равниной  поднялось  утро,
точнее его тусклая тень, стало ясно, что даже в ночных страхах трудно было
преувеличить  их  число.  Равнина  потемнела  от  марширующих  отрядов,  и
насколько хватало глаз,  повсюду,  как  грибы-поганки,  появлялись  лагеря
черных и ярко-красных платок.
     Копошась,  как  муравьи,  орки  торопливо  копали  глубокую  траншею,
кольцом охватившую город на дальности выстрела из лука; когда траншея была
окончена, ее заполнили огнем, хотя никто не видел,  как  он  разжигался  и
поддерживался. Весь день продолжалась эта  работа,  а  люди  Минас  Тирита
смотрели, не в силах помешать ей. Когда траншея была готова,  они  увидели
большие  телеги;  в  сопровождении  отрядов  орков  они  везли   различные
метательные снаряды. Ни один стрелок в городе не  мог  достать  до  них  и
прекратить их работу.
     Вначале люди смеялись и не очень опасались этих  механизмов.  Главная
стена города была очень высокой и толстой, она была построена,  когда  еще
помнили силу и искусство нуменора: ее  внешняя  поверхность  была  подобна
башне Ортханка, она была гладкая, темная и твердая, недоступная ни  стали,
ни огню, неразрушимая, разве что сама земля содрогнется в конвульсиях.
     - Нет, - говорили жители Минас Тирита. - Даже  если  бы  Неназываемый
пришел сюда, он не смог бы войти, пока мы живы.
     Но другие отвечали:
     - Пока мы живы? Но долго ли мы проживем. У него есть оружие,  которое
привело к падению многие крепости начала  мира.  Голод.  Дороги  отрезаны.
Рохан не придет.
     Но машины не тратили на непробиваемые стены. Не простой  капитан  или
предводитель орков руководил  нападением  на  величайшего  врага  Мордора.
Власть и злоба руководили им. Как только со множеством криков, со  скрипом
веревок и колес были установлены большие катапульты,  они  начали  бросать
снаряды удивительно высоко, так что они пролетали  над  укреплениями  и  с
грохотом падали внутри первого круга города; и многие  из  них,  благодаря
тайному искусству, взрывались огнем, падая на землю.
     Вскоре возникла опасность большого пожара, и все, кто  был  способен,
тушили огонь, вспыхивающий во многих местах.  Потом  на  город  обрушились
другие снаряды, менее разрушительные, но более ужасные.  На  улицы  города
посылались маленькие круглые снаряды,  которые  не  взрывались.  Некоторые
люди побежали  посмотреть,  что  это  такое,  и  они  громко  закричали  и
заплакали. Потому что  враг  бросал  в  город  головы  тех,  кто  погиб  в
Осгилиате, в Риммасе или на полях. Страшно было смотреть на них: некоторые
были разбиты и бесформенны, некоторые  грубо  разрублены,  но  черты  лица
многих можно было разобрать, и казалось, что они умирали в мучениях; и  на
всех было выжжено клеймо в виде безвекого глаза. Но часто  случалось,  что
люди узнавали лица своих знакомых, хотя они были изуродованы и обесчещены,
которые недавно с оружием в руках гордо  ходили  по  улицам,  обрабатывали
поля или приезжали на праздники с зеленых долин в горах.
     Напрасно люди бессильно угрожали кулаками врагам,  толпившимся  перед
воротами. Те не обращали внимания на проклятия, да  и  не  понимали  языка
жителей  города,  а  их  хриплые  крики  напоминали  вопли  хищников   или
пожирателей падали. Но вскоре мало осталось в Минас Тирите таких, кто  мог
бы бросить вызов врагам. У Повелителя Тьмы было  и  другое  оружие,  более
быстрое, чем голод: ужас и отчаяние.
     Снова  появились  назгулы,  и  по  мере  того  как  Повелитель   Тьмы
разворачивал свои силы, их голоса,  выражавшие  лишь  его  волю  и  злобу,
наполнялись злом и ужасом. Они кружили над городом, как  грифы,  ожидающие
свой доли человеческого мяса. Их голоса потрясали воздух. С  каждым  новым
криком   они   становились   все   непереносимее.   Наконец   даже   самые
могущественные падали на землю, когда скрытая угроза пролетала  над  ними,
или  останавливались,  выронив  оружие  из  онемевших  рук,  а  разум   их
затягивала чернота, и они больше не думали о войне, а только об укрытии, о
бегстве, о смерти.
     На протяжении всего этого черного  дня  Фарамир  лежал  в  постели  в
комнате белой башни, горя в лихорадке: кто-то сказал,  что  он  умирает  и
скоро это повторяли все люди на стенах и улицах. Рядом  с  ним  сидел  его
отец, молчал, смотрел  на  него  и  совершенно  не  интересовался  защитой
города.
     Никогда, даже в плену у урук-хей, не испытывал Пиппин  таких  мрачных
часов. Его  обязанностью  было  ждать  повелителя,  и  он  ждал,  забытый,
по-видимому, стоя у двери в неосвещенной комнате и стараясь  справиться  с
собственным страхом. Он смотрел, и ему казалось, что  Денетор  стареет  на
глазах, как будто что-то согнуло его  гордую  волю,  а  его  строгий  мозг
разрушался. Может, это было результатом горя и раскаяния. Он  видел  слезы
на этих никогда не плакавших глазах, и это было еще невыносимее, чем гнев.
     - Не плачьте, повелитель! - запинаясь, сказал он.  -  Может,  он  еще
поправится. Вы спрашивали Гэндальфа?
     - Не успокаивайте  меня  колдунами!  -  ответил  Денетор.  -  Надежды
глупцов развеялись. Враг нашел его, и теперь его  власть  увеличилась;  он
видит все наши мысли; все, что мы делаем, обречено на поражение.
     Я послал моего сына, не поблагодарив и не благословив его,  послал  в
ненужную опасность, и вот он лежит с  ядом  в  венах...  Нет,  чем  бы  не
кончилась война, моя роль в ней сыграна, а дому наместников пришел  конец.
Низкие люди будут править  последними  остатками  королевства,  прячась  в
холмах, пока их всех не переловят.
     К дверям подходили люди, звали повелителя города.
     - Нет, я не выйду, - отвечал он. - Я должен  оставаться  возле  сына.
Может, он еще  заговорит  перед  концом.  Конец  близок.  Слушайтесь  кого
хотите, даже серого дурака. Я остаюсь здесь.
     Так Гэндальф принял на себя командование последней  обороной  столицы
Гондора. И где бы он не появлялся, люди веселели и крылатые  тени  уходили
из их памяти. Безустанно сновал он от цитадели к воротам с  севера  на  юг
вдоль стен; вместе с ним был принц Дол Амрота в своей сверкающей кольчуге.
Он и его рыцари по-прежнему вели себя как повелители, в которых живет раса
Нуменора. Люди, видевшие их, шепотом говорили:
     - Старые предания говорили правду: в жилах этого народа  течет  кровь
эльфов, потому что обитатели Нимроделя жили когда-то в этой земле.
     И они начинали петь строки легенд о Нимроделе или другие песни  долин
Андуина давно ушедших годов.
     И однако, когда они уходили, тень снова смыкалась над людьми,  сердца
их холодели, и слава Гондора превращалась в пепел. Так медленно переходили
тусклые дни страха в тьму ночей отчаяния. Теперь в первом круге города уже
не тушили пожары, и у гарнизона на внешней стене  во  многих  местах  были
отрезаны  пути  отступления.  Но  мало  кто  оставался  на  своих  местах,
большинство бежало за вторые ворота.
     Вдали от битвы через реку быстро перекинули мосты, и весь день по ним
переходили войска и  возили  оружие.  Наконец  в  середине  ночи  началось
нападение.  Авангард  нападающих  прошел  через  траншею  огня  по  многим
оставленным там  окольным  тропинкам.  Они  двигались  вперед,  попадая  в
пределы досягаемости лучников, но не обращая внимания на потери.  Впрочем,
мало осталось таких, кто мог бы  причинить  им  потери,  хотя  свет  огней
превращал нападающих в отличную  цель  для  лучников,  искусством  которых
некогда гордился Гондор. Догадавшись, что  сопротивление  города  слабеет,
скрытый капитан посылал вперед свои  силы.  Медленно  катились  вперед  во
мраке большие осадные башни, сделанные в осгилиате.
     В кабинете белой башни появились  вестники,  и  Пиппин  пропустил  их
потому что они пришли со срочным сообщением. Денетор медленно отвел взгляд
от лица Фарамира и молча взглянул на них.
     - Первый круг города горит,  повелитель,  -  сказали  он.  -  Что  вы
прикажете? Ведь вы по-прежнему повелитель и  наместник.  Не  все  идут  за
Митрандиром. Люди бегут со стен и оставляют их беззащитными.
     - Почему? Почему эти глупцы бегут? - спросил Денетор. - Лучше сгореть
раньше, чем позже, потому что мы все равно должны сгореть. Возвращайтесь к
пожарам! А я? Я пойду на свой погребальный костер. На погребальный костер!
Не будет могилы Денетора и Фарамира. Не будет  могилы!  Не  будет  долгого
медленного сна набальзамированных. Мы сгорим,  как  языческие  короли,  до
того как корабли приплыли сюда с запада. Запад обречен. Идите и горите!
     Вестники без поклонов и ответа убежали.
     Денетор встал и выпустил горячую руку Фарамира.
     - Он горит, уже горит, - печально сказал он. - Дом его духа сломлен.
     Подойдя к Пиппину, он сверху вниз взглянул на него.
     - Прощайте! - сказал он. - Прощайте,  Перегрин,  сын  паладина!  Ваша
служба была короткой и теперь подошла к концу. Я освобождаю  вас  от  того
немногого, что осталось. Идите и умрите так, как считаете лучше всего. И с
кем хотите, даже с другом, чья глупость привела вас к этой смерти. Пошлите
за моими слугами и идите! Прощайте!
     - Я не стану прощаться, повелитель, -  сказал  Пиппин,  опускаясь  на
колени. Затем неожиданно, по-хоббичьи, он  вскочил  и  посмотрел  в  глаза
старику. Я воспользуюсь вашим разрешением, сэр, - сказал он. - Потому  что
очень хочу видеть Гэндальф. Но он не глупец; и я не хочу думать о  смерти,
пока продолжается жизнь. И я не хочу освобождаться от службы у  вас,  пока
вы живы. Если же они придут в цитадель, я надеюсь  быть  здесь,  стоять  с
вами рядом и доказать, что вы недаром дали мне оружие.
     - Делайте, как хотите, мастер невысоклик, - сказал Денетор. - Но  моя
жизнь разбита. Пошлите за моими слугами.
     Он снова вернулся к Фарамиру.
     Пиппин оставил его и позвал слуг. Они пришли: шесть человек,  сильных
и красивых - но от этого вызова они  дрожали.  Денетор  спокойным  голосом
приказал им потеплее укрыть Фарамира и вынести его  постель.  Они  подняли
постель и вынесли ее из кабинета. Они шли  медленно,  стараясь  как  можно
меньше беспокоить раненого, и Денетор, опираясь на  посох,  шел  за  ними.
Последним шел Пиппин.
     Как похоронная процессия, вышли они из белой башни во тьму, где низко
нависшие тучи озарились далекими красными вспышками. Они пересекли двор  и
по приказу Денетора остановились у увядшего дерева.
     Было тихо, лишь внизу в из города доносился гул войны, и они слышали,
как печально капает с мертвых ветвей вода  в  темный  бассейн.  Потом  они
прошли через ворота цитадели, где на них с удивлением и отчаянием смотрели
часовые. Повернув на запад, они подошли наконец к двери  в  тыловой  части
шестого круга. Эту дверь называли Фен Холлен, и она всегда  была  закрыта,
за исключением дней похорон, и лишь повелитель города мог  проходить  этим
путем, а также те, кто ухаживал за домами  мертвых.  За  дверью  оказалась
извилистая дорога, которая спускалась к узкой площадке под тенью  пропасти
Миндолуин. Здесь находились мавзолеи мертвых королей и их наместников.
     В маленькой будке у дороги сидел привратник: со страхом в  глазах  он
вышел вперед, неся в руке лампу. По приказу повелителя  он  открыл  дверь,
она тихо скользнула в сторону; они вошли, взяв у него  лампу.  Внутри  шел
темный спуск между древними стенами и многочисленными  колоннами,  которые
вырывал из тьмы луч лампы. Гул их шагов отдавался этом, когда они медленно
спускались вниз, вниз, пока не пришли на Рат Динон - молчаливую улицу,  по
сторонам которой видны были бледные  купола,  пустые  залы  и  изображения
давно умерших людей; они вошли в дом наместников и опустили свою ношу.
     Пиппин, беспокойно оглядываясь, увидел широкое  сводчатое  помещение,
темное, так что свет лампы с трудом доходил до стен. Смутно виднелись ряды
столов, выточенных из мрамора; на каждом столе лежал человек со сложенными
руками и головой на каменной подушке. Один из столов,  самый  ближний  был
пуст. На него по знаку Денетора положили Фарамира и его самого,  укрыв  их
одним одеялом, и слуги стояли с опущенными головами, как присутствующие на
похоронах у постели умершего. Тогда Денетор заговорил тихим голосом:
     -  Здесь  он  будет  ждать,  -  сказал  он.  -   Но   не   присылайте
бальзамировщиков. Принесите сухих дров и уложите вокруг нас  и  под  нами;
полейте дрова маслом. И когда я прикажу, бросьте  факел.  Сделайте  это  и
больше не разговаривайте со мной. Прощайте!
     - С вашего разрешения, повелитель! - сказал Пиппин,  повернулся  и  в
ужасе убежал из этого дома  смерти.  -  Бедный  Фарамир!  Я  должен  найти
Гэндальфа, - думал он. - Бедный Фарамир! Он нуждается в лекарствах, а не в
слезах. Где же мне найти Гэндальфа? В самой гуще событий,  я  думаю;  и  у
него может не оказаться времени для умирающего или сумасшедшего.
     У дверей он сказал одному из слуг, оставшемуся на страже.
     - Ваш хозяин не в себе, - сказал он. - Вы действуйте медленнее. И  не
приносите сюда огня, пока  жив  Фарамир!  Ничего  не  делайте  до  прихода
Гэндальфа!
     - Кто хозяин Минас  Тирита?  -  ответил  тот  хоббиту.  -  Повелитель
Денетор или серый путник?
     - Серый путник или вообще никто,  как  кажется,  -  сказал  Пиппин  и
заторопился по извивающемуся пути, как быстро могли нести его  ноги,  мимо
изумленного  привратника  за  дверь,  вверх,  пока  не  пришел  к  воротам
цитадели. Часовой окликнул его, и Пиппин узнал голос Берегонда.
     - Куда вы бежите, мастер Перегрин? - спросил он.
     - Искать Митрандира, - ответил Пиппин.
     - Приказание повелителя срочное, и  я  не  могу  вас  задерживать,  -
сказал Берегонд, - но ответьте мне быстро: куда пошел повелитель? Я только
что заступил на дежурство, но слышал, что он прошел в закрытую дверь и что
перед ним несли Фарамира.
     - Да, - сказал Пиппин. - На Молчаливую улицу.
     Берегонд наклонил свою голову, чтобы скрыть свои слезы.
     - Говорили, что он умирает, - сказал он, - а теперь он умер.
     - Нет, - возразил Пиппин, - еще нет. Даже  сейчас  его  смерть  можно
предотвратить, я  думаю.  Но  повелитель  города,  любимый  Берегонд,  пал
раньше, чем взят его город. Он безумен и опасен. -  Он  быстро  пересказал
слова и странные поступки Денетора. - Я должен немедленно найти Гэндальфа.
     - Тогда вам нужно спустится к битве.
     - Я знаю.  Повелитель  отпустил  меня.  Но  Берегонд,  если  сможете,
сделайте что-либо, чтобы остановить ужасное.
     - Повелитель не разрешает одетым в черное и серебряное оставлять свой
пост в любом случае, кроме его собственного приказа.
     - Что ж, придется выбирать между приказом и жизнью Фарамира, - сказал
Пиппин. - Что же касается приказов, то теперь их отдает сумасшедший, а  не
повелитель. Я должен бежать. Вернусь, если смогу.
     Он  побежал  вниз  к  внешнему  кругу.  Мимо  него  пробегали   люди,
спасающиеся от  пожаров.  Некоторые  видя  его  мундир,  поворачивались  и
кричали, но он не обращал на них внимания. Наконец он  добежал  до  вторых
ворот, за которыми стеной поднимался огонь. Было  необыкновенно  тихо.  Не
слышались ни крики битвы, ни звон оружия. Потом раздался ужасающий крик  и
глухой удар эха. Преодолевая приступ ужаса, который чуть не опустил его на
колени,  Пиппин  завернул  за  угол  и  увидел  площадь  перед  городскими
воротами. Он застыл. Он нашел Гэндальфа, но отшатнулся, прячась в тени.
     В середине ночи началось решающее наступление. Загремели барабаны.  С
севера и с юга отряд за отрядом враги  устремились  к  стенам.  Как  дома,
двигались мумаки - огромные животные из Харада, таща за собой через  линии
огня большие башни и машины. Капитан врага не очень заботился о  том,  что
делают наступающие и сколько их убито: главная задача заключалась  в  том,
чтобы испытать силу обороны и держать людей  Гондора  занятыми  во  многих
местах. Главный удар  обрушился  на  ворота.  Ворота  были  очень  прочны,
сделаны  из  стали  и  железа,  охранялись  башнями  и   укреплениями   из
неприступного камня, однако это был ключ, самое слабое место всей  высокой
и несокрушимой стены.
     Барабаны загремели громче. Огни наступали. Большие машины  ползли  по
полю; а в середине полз огромный таран, в сотню футов длиной,  подвешенный
на могучих цепях. Давно ковали  его  в  темных  кузнецах  Мордора,  а  его
отвратительный лоб из черной стали был отлит в виде  воющего  волка.  Этот
таран назывался Гронд,  в  память  о  молоте  подземного  мира  древности.
Большие животные тащили его, окруженные орками, а сзади шли горные тролли,
чтобы управлять его работой.
     Но у ворот  сопротивление  было  по-прежнему  сильным,  здесь  стояли
рыцари Дол Амрота и храбрейшие  из  гарнизона.  Стрелы  и  снаряды  падали
дождем; осадные башни вспыхивали, как факелы. Земля по обе  стороны  ворот
была усыпана обломками и телами убитых; но как безумные, стремились вперед
все новые и новые враги.
     Гронд полз вперед. Его не  мог  затронуть  огонь.  И  хоть  время  от
времени огромное животное, тащившее его, в безумии бросалось по  сторонам,
топча бесчисленное количество орков,  их  тела  отбрасывали  с  дороги,  и
другие занимали их место.
     Гронд полз вперед. Барабаны дико гремели. Над горами убитых появилась
страшная фигура  -  всадник,  высокий  с  капюшоном  и  одетый  в  черное.
Медленно, топча павших, ехал он вперед, не обращая внимания на стрелы.  Он
остановился и выхватил  длинный  бледный  меч.  И  когда  он  сделал  это,
сильнейший ужас охватил всех - и  защитников,  и  осаждавших.  Руки  людей
опустились, ни один лук не выстрелил. На мгновение все затихло.
     Барабаны гремели. Гронд, направляемый огромными  руками,  качнулся  и
устремился вперед. Он достиг  ворот.  Ударил.  Глухой  удар  прогремел  по
городу, как гром из туч. Но железные двери  и  стальные  столбы  выдержали
удар.
     Тогда черный капитан поднялся в стременах и закричал ужасным голосом,
выкрикивая на каком-то забытом  языке  слова  власти  и  ужаса,  потрясшие
сердца и камень.
     Трижды он крикнул. Трижды ударил тяжелый таран. И с последним  ударом
ворота Гондора разбились. Как от взрыва, они подались,  блеснул  огонь,  и
обломки упали на землю.
     Глава назгулов двинулся вперед. Большая черная фигура маячила на фоне
огня, распространяя ужас и отчаяние. Вперед под арку ехал глава  назгулов,
куда никогда не входил враг, и все бежали перед ним.
     Все, кроме одного. Молча и неподвижно на  площади  за  воротами  ждал
Гэндальф на Обгоняющем Тень. Лишь Обгоняющий  Тень  из  всех  лошадей  мог
выдержать  этот  ужас,  не  двигаясь,  непоколебимый,  как   гравированное
изображение из Рат Динен.
     -  Здесь  ты  не  пройдешь,  -  сказал  Гэндальф,  и  огромная   тень
остановилась. - Возвращайся в  бездну,  приготовленную  для  тебя!  Уходи!
Провались в ничто, которое ждет тебя и твоего хозяина! Иди!
     Черный всадник откинул капюшон, и смотрите! На нем  была  королевская
корона; но она сидела на невидимой голове. Красные огни просвечивали между
короной и широкими черными плечами. Из невидимого рта донесся смертоносный
хохот.
     - Старый дурак! - сказал черный всадник. - Старый дурак! Это мой час.
Разве ты не узнаешь смерть? Умри и будь проклят!
     С этими словами он высоко поднял меч, и пламя  пробежало  по  лезвию.
Гэндальф не  двигался.  И  в  этот  момент  на  каком-то  городском  дворе
прокричал петух. Резко и чисто прозвучал  его  голос.  Не  зная  ничего  о
колдовстве, ни о войне, он приветствовал утро,  которое  пришло  далеко  и
высоко над тенями смерти.
     И как бы в ответ, издалека донеслись звуки. Рога, рога, рога.  Темные
склоны Миндолуина отразили их протяжным эхом. Звучали большие рога севера.
Наконец пришел Рохан.

                               5. РЕЙД РОХИРРИМ

     Было темно, и Мерри, лежавший на земле, завернувшись в одеяло, ничего
не мог разглядеть; однако, хотя ночь была тихой и безветренной, он слышал,
как вокруг него тихонько шумят невидимые  деревья.  Он  поднял  голову.  И
снова услышал слабый звук - как будто где-то далеко в лесистых холмах и на
горных склонах били барабаны. Звук замолкал, потом раздавался  из  другого
места, то ближе, то дальше. Мерри не мог угадать слышат ли его часовые.
     Он не видел их, но знал, что вокруг разместились отряды рохиррим.  Он
чувствовал во тьме запах лошадей, слышал  их  фырканье  и  негромкий  стук
копыт, переступавших по  покрытой  мхами  земле.  Войско  остановилось  на
ночлег в сосновом лесу, раскинувшемся вокруг  маяка  Эйленаха  -  высокого
холма, выступающего из длинной полосы леса Друидан, идущего вдоль  большой
дороги в восточном Анориене.
     Хотя Мерри очень устал, он не мог спать. Они ехали уже четыре дня,  и
все сгущающаяся тьма сказывалась на его духе. Он начал  размышлять,  зачем
он так стремился ехать, когда у него  была  уважительная  причина  и  даже
прямое приказание оставаться. Он  видел  также,  что  будет,  если  старый
король узнает о его непослушании и разгневается. А может, и нет. Казалось,
существует какое-то  понимание  между  Дернхелмом  и  Элфхелмом,  маршалом
командовавшим эордом, в котором они  ехали.  И  он,  и  все  его  люди  не
обращали на Мерри внимания и делали вид, что не слышат, когда он  говорит.
Он просто был мешком,  который  вез  Дернхелм.  Дернхелм  не  был  хорошим
попутчиком, он почти не разговаривал.  Мерри  чувствовал  себя  маленьким,
нежеланным и одиноким. Сейчас они находились менее чем в дневном  переходе
от внешней стены Минас Тирита, окружавшей пригородные  поля.  Вперед  были
посланы разведчики. Некоторые не вернулись. Другие торопливо прискакали  и
сообщили, что дорога впереди охраняется... Вражеское войско стоит  на  нем
лагерем в трех милях к западу от амон дина, некоторые его отряды  движутся
по дороге и сейчас находятся не более чем в трех  лигах...  Холмы  и  леса
вдоль дороги кишат орками. Король и Эомер устроили ночью совещание.
     Мерри очень хотел, чтобы кто-то поговорил с ним, и думал  о  Пиппине.
Но эта мысль только усилила его беспокойство. Бедный Пиппин, заключенный в
огромном каменном городе, одинокий и испуганный. И  Мерри  хотел  бы  быть
высоким всадником, как Эомер,  чтобы  протрубить  в  рог  и  помчаться  на
выручку. Он сел, прислушиваясь к барабанам, которые  теперь  загудели  уже
гораздо ближе. Вскоре он расслышал также голоса и увидел, как за деревьями
пронесли тусклые полуприкрытые лампадки.
     Высокий человек споткнулся о него, выругав древесные корни. Он  узнал
голос маршала Элфхелма.
     - Я не древесный корень, сэр, - сказал он, - и не  мешок,  а  избитый
хоббит. В виде извинения не скажете ли вы мне, что происходит?
     - Все что угодно может происходить в этой дьявольской тьме, - ответил
Элфхелм. - Мы получили распоряжение быть  в  готовности,  в  любую  минуту
может прийти приказ о выступлении.
     - Значит, враг приближается? - беспокойно  спросил  Мерри.  -  А  эти
барабаны? Я думал, что это мое воображение, так как никто не  обращает  на
них внимания.
     - Нет, нет, - сказал Элфхелм, - враг  на  дороге,  а  не  холмах.  Вы
слышите восов, диких лесных людей. Говорят,  они  все  еще  живут  в  лесу
Друидан. Остатки древних племен, они живут, скрываясь; их мало, они дики и
осторожны, как звери. Они не воюют с Гондором или с Маркой, но теперь  они
встревожены темнотой и  приходом  орков.  Они  боятся  возвращения  темных
годов, которое кажется теперь вероятным. И надо  радоваться,  что  они  не
охотятся на нас: говорят, они используют отравленные стрелы,  а  в  знании
леса с ними никто не может сравниться. Они предложили свои услуги Теодену.
Сейчас одного из их вождей ведут к королю. Вон там, где  лампадки.  Так  я
слышал, но больше ничего не знаю... А  теперь  я  должен  заняться  своими
делами. Упакуйтесь, мастер мешок!
     И он исчез во тьме.
     Мерри не понравился этот разговор о дикарях и об отравленных стрелах,
но,  помимо  этого,  какой-то  ужас  охватил  его.  Ожидание   становилось
невыносимым. Он хотел знать, что происходит. Он встал и устало двинулся за
последней лампой, исчезнувшей среди деревьев.
     Вскоре он вышел на поляну, где под большим деревом  для  короля  была
установлена маленькая платка. Большая лампа, закрытая  сверху,  свисала  с
ветки и отбрасывала вниз бледный круг света. Здесь были Теоден и Эомер,  а
перед ними на земле сидел странный  низкорослый  человек,  угловатый,  как
старый камень, волосы редкой бороды торчали на его шишковатом  подбородке,
как сухой мох. У него были короткие ноги и толстые  жирные  руки,  одеждой
ему служили лишь травяная циновка вокруг пояса. Мерри показалось,  что  он
его уже где-то видел, и вдруг он встрепенулся и вспомнил  пукель-людей  из
Дунхарроу. Одно из этих древних изображений теперь ожило - перед ним сидел
человек, происходящий по прямой линии от тех давно ушедших людей,  которые
служили моделями забытому скульптору.
     Когда Мерри подобрался ближе, стояла тишина,  а  потом  дикарь  начал
говорить, по-видимому, отвечая  на  какой-то  вопрос.  Голос  у  него  был
глубокий и гортанный, но, к удивлению Мерри, он говорил  на  общем  языке,
хотя и запинаясь и иногда употребляя незнакомые слова.
     - Нет, отец всадников,  -  сказал  он,  -  мы  не  сражаемся.  Только
охотимся. Мы убиваем горгунов в лесах, ненавидим орков. Вы тоже ненавидите
горгунов. Мы вам поможем, если сумеем. У диких людей длинные уши и хорошие
глаза; они знают все дороги. Дикие люди жили здесь до каменных  домов,  до
того, как по воде пришли высокие люди.
     - Но нам нужна помощь в битве, - сказал Эомер. - Как вы и  ваш  народ
сможете помочь нам?
     - Приносить новости,  -  ответил  дикарь.  -  Мы  смотрим  с  холмов.
Взбираемся на большие горы и оттуда смотрим вниз. Каменный  город  закрыт,
вокруг него горят огни, теперь они горят и внутри. Вы  хотите  идти  туда?
Тогда вам нужно торопиться. Но  горгуны  и  люди  издалека,  -  он  махнул
короткой шишковатой рукой на восток,  -  оседали  верховую  дорогу.  Очень
много, больше, чем лошадиных людей.
     - Откуда вы это знаете? - спросил Эомер.
     Плоское лицо и темные глаза  дикаря  ничего  не  выражали,  но  голос
потускнел от неудовольствия.
     - Дикие люди не дети, - ответил он. - Я великий вождь Гхон-Бури-Гхан.
Я считаю множество вещей: звезды  на  небе,  листья  на  дереве,  людей  в
темноте. У вас десять раз двадцать на двадцать воинов и еще пять раз. А  у
них больше. Большая битва, а кто выиграет? И еще  много  их  ходит  вокруг
каменного города.
     - Увы! Он прав, - сказал Теоден. - И наши  разведчики  сообщили,  что
они видели траншеи и завалы поперек дороги. Мы не  можем  рассчитывать  на
неожиданный удар.
     - И все же мы должны торопиться, - сказал Эомер. Мундбург в огне!
     - Пусть Гхон-Бури-Гхан кончит, - сказал дикарь. -  Он  знает  больше,
чем одну дорогу. Он поведет вас по  дороге,  где  нет  ям,  где  ходят  не
горгуны, а только дикие люди и звери. Много дорог  было  проложено,  когда
народ каменных домов был сильнее. Он резал холмы, как охотник  режет  мясо
зверя. Дикие люди думают, что древние люди употребляли камни в  пищу.  Они
проезжали через Друидан и Риммону на больших телегах. Больше они не ездят.
Дорога забыта, но не дикими людьми. Через холмы  и  за  холмами  пролегает
она, поросшая травой и деревьями, идет к Риммону и дальше к Дину, а  потом
снова возвращается к дороге лошадиных людей. Дикие люди  покажут  вам  эту
дорогу. Тогда вы убьете горгунов и своим ярким железом прогоните  Тьму,  и
дикие люди снова смогут спокойно спать в диких лесах.
     Эомер и  Теоден  поговорили  на  собственном  языке.  Наконец  Теоден
повернулся к дикарю.
     - Мы принимаем ваше предложение, - сказал он. - Что с  того,  что  мы
оставляем позади себя вражеское войско? Если каменный город падет, мы  все
равно не вернемся. Но если он будет спасен, тогда само орочье войско будет
отрезано. Если вы  сдержите  свое  слово,  Гхон-Бури-Гхан,  мы  дадим  вам
богатую награду, и вы навсегда приобретете дружбу Марки.
     - Мертвецы не друзья живым и не дают им дары, - ответил дикарь, -  но
если вы переживете Тьму, предоставьте диким людям свободно жить в лесах  и
больше не охотьтесь на них, как на диких зверей. Гхон-Бури-Гхан не заведет
вас в ловушку. Он сам пойдет с отцом лошадиных людей, и  если  он  поведет
вас неправильно, вы убьете его.
     - Да будет так! - сказал Теоден.
     - Сколько времени потребуется, чтобы пройти мимо врагов и снова выйти
на дорогу? - спросил Эомер. - Нам придется идти пешком, если  вы  поведете
нас, и я не сомневаюсь, что дорога узкая.
     - Дикие люди быстро ходят пешком, - сказал Гхан.  -  Путь  шириной  в
четыре лошади в долине каменных телег, вон там, - он махнул рукой  на  юг,
но узок в начале и в конце. Дикие люди могут пройти отсюда до  дина  между
восходом солнца и полднем.
     - Тогда для передовых должно получиться около семи  часов,  -  сказал
Эомер. - Но всего мы должны рассчитывать на десять  часов.  Непредвиденные
обстоятельства могут задержать нас, и даже если мы их преодолеем,  пройдет
немало времени после выхода  их  холмов,  прежде  чем  войско  построится.
Который час?
     - Кто знает? - сказал Теоден. - Теперь все ночь.
     - Все темно, но не все ночь, - сказал на это Гхан. -  Когда  восходит
солнце, мы его чувствуем, даже если оно  скрыто.  Оно  уже  поднялось  над
восточными горами. В небесных полях начало дня.
     - Тогда мы должны выступить как можно быстрее, - сказал Эомер. - Даже
в этом случае мы не сможем прийти на помощь Гондору сегодня.
     Мерри  не  стал  больше  ждать,  но  ускользнул  в   сторону,   чтобы
подготовиться к началу марша. Это был последний переход перед битвой.  Ему
казалось маловероятным, что многие переживут ее. Но он подумал о Пиппине и
горящем Минас Тирите и отбросил в сторону свой страх.
     Все в этот день шло хорошо, и они не  слышали  и  не  видели  врагов.
Дикие люди выставили охрану из опытных охотников, так что ни один орк  или
другой шпион не мог узнать о движении в холмах. Свет становился все  более
тусклым по мере того, как они продвигались к осажденному городу и всадники
двигались длинными цепями, как тени людей  и  лошадей.  Каждый  отряд  вел
дикий охотник; сам старый  Гхан  шел  рядом  с  королем.  Начало  перехода
затянулось, так как всадникам,  ведшим  за  собой  лошадей,  потребовалось
немало времени, чтобы найти проход в  густых  зарослях  за  их  лагерем  и
пробраться в скрытую  долину  каменных  телег.  Уже  много  позже  полудня
передовые вышли к широкой полосе серых зарослей, тянувшихся  по  восточной
стороне амон дина и скрывавшей большой проход с линии холмов. Этот  проход
с запада на восток шел от Нардола к Дину. Через проход спускалась  древняя
проезжая дорога, сворачивая к главному пути из Минас Тирита в анориен; уже
много  поколений  на  ней  росли  деревья,  и  она  исчезла,  разбитая   и
погребенная под листвой бесчисленных лет.  Эти  заросли  давали  всадникам
укрытие перед выездом на открытую  местность;  за  ними  лежала  дорога  и
прибрежные равнины, в то время как на восток и юг склоны были скалистые  и
обнаженные - здесь холмы  собирались  вместе  и,  поднимаясь,  бастион  за
бастионом, подходили к главной массе Миндолуина.
     Передовой отряд  остановился,  и  отряды,  постепенно  выходившие  из
долины каменных телег,  расходились  по  сторонам,  устраивая  лагерь  под
серыми деревьями. Король созвал капитанов  на  совещание.  Эомер  разослал
разведчиков в разные стороны, но старый Гхан покачал головой.
     - Плохо посылать лошадиных людей. Дикие люди увидят все, что можно  в
этом дурном воздухе. Они скоро придут и все мне расскажут.
     Собрались капитаны;  потом  из-за  деревьев  осторожно  вышли  другие
пукель-люди, так похожие на старого Гхана, что Мерри с большим трудом  мог
их различить. Они разговаривали с Гханом на странном гортанном языке.
     Вскоре Гхан повернулся к королю.
     - Дикие люди рассказали многое, -  сказал  он.  -  Во-первых,  будьте
осторожны! Много людей в лагере у дина в часе ходьбы вон там, - он  махнул
рукой на запад к черному маяку. - Но между ними и новыми стенами каменного
народа никого не видно. Многие заняты там. Стены больше не стоят:  горгуны
разбили их земляными громами и  дубинами  из  черного  железа.  Они  очень
заняты и ни на что не обращают внимания. Они считают, что их друзья следят
за всеми дорогами! - Тут старый Гхан испустил  забавный  булькающий  звук;
было похоже, что он смеется.
     - Хорошие новости! - воскликнул Эомер. - Даже в этой мгле засветилась
надежда. Часто изобретения врага действуют ему во вред. Эта проклятая тьма
послужит нам укрытием. А теперь, желая уничтожить Гондор и  разобрать  его
камень за камнем,  его  орки  устранили  самую  страшную  нашу  опасность.
Внешнюю стену можно  было  долго  удерживать  против  нас.  Теперь  же  мы
проскользнем.
     - Еще раз благодарю вас, Гхон-Бури-Гхан лесной, -  сказал  Теоден.  -
Пусть ждет вас удача за помощь нам.
     - Убейте горгунов! Убейте орков! Ничего не может быть приятнее  диким
людям, - ответил Гхан. - Прогоните дурной воздух и Тьму ярким железом.
     - Для этого мы и приехали так далеко, - сказал король, - и попытаемся
сделать это. Но что нам удастся сделать покажет только утро.
     Гхон-Бури-Гхан присел на корточки и коснулся земли ороговевшим лбом в
знак прощания. Затем встал, как бы собираясь  уходить.  Но  неожиданно  он
остановился, глядя вверх, как испуганное лесное животное и  принюхался.  В
его глазах блеснул огонь.
     - Ветер изменяется! - воскликнул он, и с этими  словами  в  мгновение
ока он и его товарищи растворились во тьме. Больше ни  один  из  всадников
Рохана их не видел. Далеко на  востоке  вскоре  снова  послышались  слабые
звуки барабанов. Но ни у одного из людей  в  войске  Теодена  не  возникло
опасение, что дикари предали их.
     - Больше нам не нужны проводники, - сказал Элфхелм, - в  войске  есть
всадники, которые бывали в Мундбурге в дни мира.  Я,  например.  Когда  мы
достигнем дороги, она свернет на юг, а перед нами еще будут  семь  лиг  до
внешней стены пригородных  полей.  По  обе  стороны  дороги  много  лугов,
поросших  травой.  Считалось,  что  здесь   вестники   Гондора   развивают
наибольшую скорость. Мы можем ехать быстрее и без шума.
     - Так как следует опасаться нападения и так как нам  понадобятся  все
наши силы, - сказал Эомер, - я считаю, что сейчас мы  должны  отдохнуть  и
выступить ночью. Надо будет так рассчитать, чтобы прийти к городу утром.
     Король  согласился  с  этим,  и  капитаны  ушли.  Но  вскоре  Элфхелм
вернулся.
     - Разведчики ничего не обнаружили, повелитель,  -  сказал  он,  -  за
исключением двух человек: два мертвеца и две мертвые лошади.
     - Ну и что? - спросил Эомер.
     - А вот что: это вестники Гондора. Вероятно, один из  них  Хиргон.  В
руке он все еще сжимает красную стрелу, но головы у него нет.  И  еще  вот
что: по следам похоже, что они перед смертью скакали на запад.  Я  понимаю
это так: они обнаружили врага у  внешней  стены  или  столкнулись  с  ним,
возвращаясь, и это было две  ночи  назад,  если  они  использовали  свежих
лошадей с застав, как у них принято. Они не могли добраться  до  города  и
повернули назад.
     - Увы! - сказал Теоден. - Значит Денетор не получал известий о  нашем
выступлении и не знает, что мы придем.
     - Нужда не терпит отлагательств, но  лучше  поздно,  чем  никогда.  -
Сказал Эомер.  -  Может  быть,  на  этот  раз  старая  поговорка  окажется
справедливей, чем когда-либо раньше.
     Была ночь. По обеим сторонам дороги молча  двигалось  войско  Рохана.
Теперь дорога, проходя мимо отрогов Миндолуина, повернула на юг. Далеко  и
прямо впереди виднелось красное зарево на черном небе, и  склоны  огромной
горы казались черными на его  фоне.  Всадники  приближались  к  Риммасу  у
Пеленора, но день еще не пришел.
     Король ехал в середине передового отряда, в окружении  свое  гвардии.
Дальше ехал Эорд Элфхелма. И вот Мерри заметил, что Дернхелм оставил  свое
место и в темноте украдкой  двинулся  вперед,  пока  не  оказался  в  тылу
королевской охраны. Всадники остановились. Мерри услышал впереди негромкие
голоса. Прискакали разведчики, которые уезжали вперед, к самой стене.  Они
докладывали королю.
     - Там большие пожары, повелитель, -  сказал  один.  -  Город  окружен
огнем и поле полно врагов. Но все заняты нападением. И насколько мы  можем
судить, на внешней стене осталось мало врагов, и они заняты разрушением  и
не бдительны.
     - Вы помните слова дикаря, повелитель, - спросил другой. - Я  жил  на
открытом нагорье в дни мира, меня зовут  Видфара,  и  мне  воздух  сообщил
нечто новое. Ветер переменился. Он дует теперь с юга, в нем теперь соленый
морской привкус, хотя и слабый. Утро принесет  новые  известия.  Когда  мы
минуем стену, начнется рассвет.
     - Если вы говорите правду, Видфара, желаю вам пережить  этот  день  и
жить в благословении! - сказал Теоден. Он повернулся  к  своей  гвардии  и
заговорил ясным голосом, так что всадники первого эорда тоже услышали его.
- Настал час, всадники Марки, сыновья Эорла! Враги и огонь перед  вами,  а
ваши дома далеко позади. Но хотя вы  сражаетесь  на  чужих  полях,  слава,
которую вы здесь завоюете, всегда будет вашей. Мы давали клятвы, теперь их
нужно выполнять - клятвы повелителю, родине и друзьям!
     Люди ударили копьями по щитам.
     - Эомер, сын мой! - сказал Теоден. - Вы поведете  первый  Эорд,  и  с
вами в  центре  пойдет  королевское  знамя.  Элфхелм,  ведите  свой  отряд
направо, когда мы минуем стену. А Гримболд пойдет налево. Остальные отряды
следуют за тремя. Ударим по собравшемуся врагу. Мы не можем строить других
планов, не зная, что творится на полях. Вперед и не бойтесь Тьмы!
     Передовой отряд устремился вперед. Было по-прежнему  темно,  несмотря
на предсказание Видфары. Мерри сидел за дернхелмом и держался левой рукой,
а правой старался достать меч из ножен. Теперь он  горько  понимал  правду
королевских слов: что вы будете делать, Мериадок, в такой  битве?  "Только
то, - подумал он, - что я буду мешать всаднику и надеяться,  что  меня  не
выбросят под копыта".
     Оставалось не больше лиги до внешней стены.  Скоро  они  достигли  ее
слишком уж скоро, по мнению Мерри. Послышались крики и звон оружия, но все
это продолжалось недолго. Орков на стене было мало, их захватили  врасплох
и перебили или разогнали. Перед развалинами северных ворот Риммаса  король
снова остановился. Первый эорд проехал мимо его. Дернхелм держался рядом с
королем,  хотя  отряд  Элфхелма  повернул  направо.  Люди  Гримболда  тоже
свернули и прошли через широкую брешь в стене дальше к востоку.
     Мерри смотрел из-за спины Дернхелма.  Далеко,  может  быть  в  десяти
милях или больше поднималось большое зарево,  а  между  ним  и  всадниками
широким  полумесяцем  тянулись  огни.  Ближайшая  точка  этого  полумесяца
находилась менее чем в лиге от них. Мерри  мало  что  различал  на  темной
равнине и не видел никаких проблесков утра, не чувствовал изменения ветра.
     Войско Рохана молча устремилось на поля Гондора,  как  мощный  прилив
через бреши плотины, которую люди считали целой. Но мозг  и  воля  черного
капитана были полностью поглощены гибнущим городом, и никаких известий  не
получал он о том, что в планы его вкралась ошибка, просчет.
     Через некоторое время король повернул  со  своими  людьми  немного  к
востоку, чтобы пройти между осаждающими и огнями на полях. Их  по-прежнему
не замечали, и Теоден по-прежнему  не  давал  сигнала.  Наконец  он  снова
остановился. Город приблизился.  Запах  дыма  и  смерти  заполнил  воздух.
Лошади волновались. Но король сидел на снежной гриве неподвижно, глядя  на
агонию Минас Тирита, как будто  пораженный  внезапной  болью  или  ужасом.
Казалось, он сморщился, ссохся от возраста. Мерри сам ощущал огромный  вес
ужаса и сомнения. Сердце его упало. Они опоздали!  Слишком  поздно,  хуже,
чем никогда. Наверное, Теоден дрогнет, склонит старую голову, повернется и
ускользнет в проход между холмами.
     И тут Мерри ощутил внезапную перемену. Ветер дул ему  в  лицо!  Стало
чуть светлее. Далеко на юге стали видны  медленно  движущиеся  облака,  за
ними лежало утро.
     В тот же момент блеснула вспышка, как  будто  молния  ударила  из-под
земли в городе. На какое-то  мгновение  поднялся  столб  белого  света  на
черном  фоне,  вершина  его  была  подобна  сверкающей  мгле;  затем  тьма
сомкнулась вновь, и над полями прокатилось тяжелое бум.
     При этом звуке согнутая фигура  короля  неожиданно  распрямилась.  Он
вновь стал высоким и гордым; поднявшись в стременах,  он  крикнул  громким
голосом:

              Вставайте, вставайте, всадники Теодена!
              Проснулись свирепые дела: огонь и убийство!
              Будут трещать копья, будут ломаться щиты,
              День меча, красный день до захода солнца!
              Вперед! Вперед! Вперед к Гондору!

     С этими словами он взял у Гутлафа, своего оруженосца, большой  рог  и
затрубил в него. И тут же загремели все рога в войске, и звук рогов Рохана
был подобен буре на равнинах и грому в горах.

              Вперед! Вперед! Вперед к Гондору!

     Король крикнул что-то Снежной Гриве, и лошадь  понеслась  вперед.  За
ним развевалось на ветру королевское знамя - белый конь на  зеленом  поле,
но он опережал его. За королем грузно скакали  рыцари  королевского  дома.
Здесь ехал Эомер, белый лошадиный хвост на его шлеме развевался:  передние
ряды Эорда летели вперед,  как  бурун  прибоя,  но  догнать  Теодена  было
невозможно. Ярость битвы новым огнем зажглась в его жилах, он был похож на
древнего бога, на Ороме великого в битве валар, когда мир был  еще  молод.
Его золотой щит сверкал, как солнце, трава разлеталась по сторонам  из-под
белоснежных ног его лошади. Щит сверкал, потому что пришло  утро,  утро  и
ветер с  моря;  Тьма  отступила,  и  войско  Мордора,  охваченное  ужасом,
закричало; враги побежали, они умирали, и копыта гнева топтали их.  И  тут
все войско Рохана запело, и, убивая, воины пели, потому  что  их  охватила
радость битвы, и прекрасные и ужасные звуки  их  пения  долетели  даже  до
города.

                         6. БИТВА НА ПОЛЯХ ПЕЛЕННОРА

     Но не простой вождь орков руководил осадой Гондора.  Тьма  рассеялась
слишком  быстро,  раньше  даты,  назначенной  его  хозяином:  счастье   на
мгновение изменило ему и мир повернулся против него; победа  ускользала  в
тот самый момент, когда он протянул к ней руки. Но  у  него  были  длинные
руки. Он все еще располагал огромными силами. Король,  Дух  Кольца,  глава
назгулов - он владел многими видами оружия. Он покинул ворота и исчез.
     Теоден, король Марки, достиг дороги, соединяющей реку  с  городом,  и
повернул к городу, до которого теперь было  не  больше  мили.  Он  немного
уменьшил скорость в поисках новых врагов, и рыцари, а с  ним  и  Дернхелм,
догнали его. Впереди, ближе к стенам, люди Элфхелма  появились  у  осадных
машин; они рубили, убивали, сбрасывали врагов в огненные ямы. Вся северная
часть Пеленнора была захвачена, здесь пылали палатки, орки толпами  бежали
к реке, как дичь перед охотниками. Рохиррим передвигались свободно во всех
направлениях. Но они еще не сняли осаду  и  не  освободили  ворота.  Много
врагов оставалось перед ними, а на другой половине полей их войска еще  не
вступили в бой. Южнее, за дорогой, находились  главные  силы  харадрим,  и
здесь всадники южан собирались вокруг знамени своего вождя. Вождь  увидел,
что знамя короля Рохана находится далеко впереди и окружено лишь небольшим
отрядом. Он громко крикнул, развернул свое знамя  -  черный  полумесяц  на
алом фоне - и поскакал к белому  коню  во  главе  большого  отряда.  Блеск
кривых сабель южан напоминал блеск звезд.
     Теоден увидел это и не дожидаясь нападения, поскакал  ему  навстречу.
Громкий звон сопровождал их встречу. Но ярость северянина была горячей,  а
рыцари короля были искусней во владении длинными копьями. Их было  меньше,
но они разбили южан, как молния жжет лес. Прямо через толпу скакал Теоден,
сын Тенгела, меч его сверкал  и  обрушился  на  врага.  Потом  меч  короля
разрубил древко знамени и знаменосца - и черный полумесяц закатился. Тогда
все уцелевшие всадники южан повернули и побежали.
     Но смотрите! Неожиданно в  расцвете  славы  золотой  королевский  щит
померк. Новое утро  исчезло  с  неба.  Тьма  опустилась  на  поле.  Лошади
заржали. Люди падали с седел и десятками лежали на земле.
     - Ко мне! Ко мне! - кричал Теоден. - Вставайте, Эорлинги! Не  бойтесь
Тьмы.
     Но Снежная Грива в ужасе поднялась на дыбы, забила ногами в воздухе и
затем с громким ржанием упала на бок: ее пронзила  черная  стрела.  Король
оказался под лошадью.
     Огромная тень опускалась, как падающее облако. И смотрите!  Это  было
крылатое существо - птица, но больше всех других птиц, - и оно было голое,
без перьев и пуха; его обширные крылья напоминали паутину  между  роговыми
пальцами; от него исходило зловоние. Может, это было существо из  древнего
мира, чьи родители, скрываясь где-то в забытых горах, дожили до этих  дней
и вывели в отвратительном  гнезде  своего  птенца,  склонного  ко  злу.  А
Повелитель Тьмы взял его и кормил падалью, пока он  не  стал  больше  всех
летающих существ; и дал его своему слуге в качестве крылатого коня.  Вниз,
вниз спускалась гигантская  птица  и  затем,  сложив  крылья  с  пальцами,
испустила хриплый крик и села у  тела  снежной  гривы,  выпуская  когти  и
вытягивая голую шею.
     На птице сидела фигура в черном, огромная и зловещая. На голове у нее
была корона, но между краем короны и одеждой не было ничего  видно,  кроме
тусклого блеска глаз, - это был глава назгулов. Он снова вернулся,  вызвав
своего крылатого коня, когда Тьма подалась; и вот он снова явился, неся  с
собой уничтожение, превращая в отчаяние надежду и победу в  смерть.  И  он
размахивал большой черной булавой.
     Однако Теоден еще не был обречен. Рыцари его лежали  вокруг  мертвые,
другие, не сумев справиться с безумством своих лошадей, были  унесены  ими
прочь. Но один из рыцарей оставался здесь - юный Дернхелм, чья преданность
была сильнее страха; он плакал, потому что любил  своего  повелителя,  как
отца. Мерри, невредимый, прошел рядом с ним  через  всю  атаку,  но  когда
пришла тень, Виндфола в ужасе сбросила Мерри  и  теперь  дико  скакала  по
равнине. Мерри полз на четвереньках, как оглушенное животное, и такой ужас
охватил его, что он ослеп и оглох.
     - Человек короля! Человек короля! - кричало его сердце. -  Ты  должен
остаться с ним. Ты сказал, что он будет тебе, как отец.
     Но воля его не отвечала, а тело дрожало. Он  не  осмеливался  открыть
глаза и взглянуть.
     Потом сквозь тьму, охватившую мозг, ему послышался  голос  Дернхелма,
но голос это теперь казался странным и напоминал другой, женский,  некогда
слышанный голос.
     - Убирайся, гнусная тварь, повелитель падальщиков! Дай мир мертвым!
     Холодный голос ответил.
     - Не становись между назгулом и его добычей! Или  он  не  убьет  тебя
просто так. Он унесет тебя в Дома Плача, за пределы всякой тьмы, где плоть
твоя будет сожрана, а дрожащий разум предстанет обнаженным перед безвекими
глазами.
     Послышался звон меча, извлекаемого из ножен.
     - Делай, что хочешь. Но я помешаю, если смогу.
     - Помешаешь мне? Ты дурак. Ни один живой муж не может помешать мне.
     И тогда Мерри услышал  звук,  совершенно  необычный  для  того  часа.
Дернхелм смеялся, и его ясный голос был подобен звону стали.
     - Но я не муж! Ты видишь женщину. Я Эовин, дочь  Эомунда.  Ты  стоишь
между  мной  и  моим  королем  и  родственником.  Убирайся,  если  ты   не
бессмертен! Я убью тебя, если ты притронешься к нему.
     Крылатое существо зарычало на нее, но Дух Кольца не ответил,  как  бы
охваченный внезапным сомнением. Крайнее изумление победило страх Мерри. Он
открыл глаза, и тьма покинула его. В нескольких шагах от  него  находилась
огромная птица, и все  вокруг  нее  было  во  тьме:  на  ней  сидел  глава
назгулов, как тень отчаяния. Немного левее, лицом к ним, стояла  она,  та,
кого он называл дернхелмом. Шлем  упал  с  ее  головы,  и  светлые  волосы
бледным золотом сверкали на ее плечах. Серые,  как  море,  глаза  смотрели
твердо и жестоко; на щеках блестели  слезы.  В  руке  она  держала  меч  и
прикрывалась щитом от ужасных глаз врага.
     Это была Эовин. В мозгу Мерри вспыхнуло воспоминание о лице,  которое
он видел, когда уезжал из Дунхарроу, - лицо того, кто  лишился  надежды  и
ждет  смерти.  Жалость  заполнила  его  сердце,  и  неожиданно  проснулась
медленно разгоравшаяся храбрость. Он сжал кулаки. Она не  должна  умереть,
такая прекрасная, такая отчаянная! Не должна умереть одна, без помощи!
     Лицо  врага  было  обращено  не  к  нему,  но  Мерри  по-прежнему  не
осмеливался двигаться, боясь, что на него  упадет  взгляд  свирепых  глаз.
Мерри медленно пополз,  но  черный  капитан  обратил  на  него  не  больше
внимания, чем на червя в грязи.
     Неожиданно крылатое существо взмахнуло крыльями, и поднялся зловонный
ветер. Оно поднялось в воздух и с криком упало на Эовин, угрожая клювом  и
когтями.
     Она не отступила,  девушка  из  Рохана,  дочь  королей,  хрупкая,  но
прочная, как сталь, прекрасная, но и ужасная. Она нанесла сильный  быстрый
удар, искусный и смертоносный. Она ударила по вытянутой шее, и отрубленная
голова упала, как камень. Огромное существо упало, раскинув крылья;  Эовин
отпрыгнула, и на нее упал луч света, волосы ее заблестели в лучах восхода.
     Высокий и злобный, поднялся черный капитан,  возвышаясь  над  нею.  С
криком ненависти, оглушившим всех, поднял он свою  булаву  и  ударил.  Щит
Эовин был разбит, рука сломана, она упала на  колени.  Он  наклонился  над
ней, как туча, глаза его сверкнули; он поднял булаву, чтобы добить ее.
     Но неожиданно он тоже пошатнулся с криком боли, булава пролетела мимо
Эовин и вонзилась в землю. Это Мерри ударил его мечом сзади, пробил черный
плащ и под кольчугой перерезал мышцы могучей ноги.
     - Эовин, Эовин! - кричал  Мерри.  Шатаясь,  борясь  с  беспамятством,
напрягая последние силы, она подняла  меч  и  ударила  под  корону,  когда
широкие черные плечи наклонились к ней. Полетели искры,  меч  разбился  на
много осколков. Корона со звоном откатилась  в  сторону.  Эовин  упала  на
своего врага.  Но  что  это?  Плащ  и  кольчуга  пусты!  Они,  съежившись,
бесформенно лежали на земле,  разорванные  и  разбитые;  и  в  задрожавшем
воздухе послышался  крик,  перешедший  в  резкий  вой,  унесенный  ветром,
бестелесный крик; этот крик улетел, и больше никто никогда не слышал его в
этом мире.
     Хоббит Мериадок стоял среди груды тел, мигая, как  сова  при  дневном
свете; слезы ослепили его: сквозь туман смотрел он  на  прекрасную  голову
Эовин. Она лежала неподвижно. Он взглянул на лицо короля, павшего в разгар
свой славы. Снежная грива в агонии прокатилась над ним,  она  и  послужила
причиной гибели своего хозяина.
     Мерри наклонился и поднял его руку,  чтобы  поцеловать  ее.  Но  вот!
Теоден открыл глаза, они были ясными, он заговорил с усилием, но спокойно.
     - Прощайте, мастер Холбитла! - сказал он Мерри. - Тело мое разбито. Я
иду к своим предкам. И  даже  в  их  могучем  обществе  мне  нечего  будет
стыдиться. Я низверг черный полумесяц.  Угрюмое  утро,  радостный  день  и
золотой закат!
     Мерри не мог говорить, он снова заплакал.
     - Простите меня, повелитель, - сказал он наконец,  -  я  нарушил  ваш
приказ, но не могу больше ничем  послужить  вам,  только  при  расставании
плакать.
     Старый король улыбнулся.
     - Не печальтесь. Я прощаю вас. Нельзя отвергать щедрое сердце. Будьте
благословенны. И когда будете мирно сидеть со своей трубкой, вспомните обо
мне! Ибо не сидеть мне с вами в медусельде, как я обещал, не слушать ваших
рассказов, - он закрыл глаза, и мери склонился к нему. Король вскоре снова
заговорил. - Где Эомер? Глаза мои застилает тьма, а я хотел бы увидеть его
перед уходом. Он будет теперь королем. И я хочу сказать слово  Эовин.  Она
не хотела покидать меня, и теперь я не  увижу  ее.  Она  была  мне  дороже
дочери.
     - Повелитель, - начал разбитым голосом Мерри, - она... -  Но  в  этот
момент раздался гул, вокруг загремели рога и трубы.  Мерри  оглянулся:  он
забыл о войне и обо всем мире; ему казалось, что много часов прошло  после
падения короля, хотя на самом деле прошло совсем немного времени.  Тут  он
увидел, что находится в опасности: войска вскоре должны встретится  снова,
и начнется битва.
     Силы врага прибывали по  дороге  от  реки,  а  из-за  стены  выходили
легионы Моргула; а с юга подходили пехотинцы Харада,  перед  ними  скакали
всадники, а сзади виднелись огромные спины мумаков с  боевыми  башнями  на
них. С севера белый крест Эомера вел рохиррим, которых он снова  собрал  и
построил; а из города выходили  осажденные,  отгоняя  врага  от  ворот,  и
впереди виднелся серебряный лебедь Дол Амрота.
     На мгновение в мозгу Мерри вспыхнула мысль: "Где Гэндальф? Нет ли его
здесь? Он мог бы спасти короля и Эовин!"  -  Но  вот  торопливо  подскакал
Эомер, а с ним рыцари из королевской гвардии, которые справились со своими
лошадьми. Они с удивлением смотрели на тело свирепого чудовища, их  лошади
не хотели идти дальше. Но  Эомер  соскочил  с  седла,  печаль  и  отчаяние
отразились на его  лице,  когда  он  подошел  к  королю  и  остановился  в
молчании.
     Один из рыцарей взял из рук мертвого знаменосца короля Гутлафа  знамя
и поднял его. Теоден медленно открыл глаза. Увидев знамя, он сделал  знак,
чтобы его передали Эомеру.
     - Приветствую тебя, король Марки! - проговорил он. - Скачи к  победе!
Передай мое прощание Эовин! - с этими словами он умер, так и не узнав, что
Эовин лежит рядом с ним. Стоящие рядом с выкриками: "Король Теоден! Король
Теоден!" Заплакали.
     Но Эомер сказал им:
     -  Не  печальтесь  чрезмерно!  Могуч  был  погибший,  погиб  он,  как
подобает. Когда насыплют его могилу, женщины будут на ней плакать.  А  нас
сейчас зовет битва!
     Но сам он плакал, говоря это.
     - Пусть его рыцари останутся здесь, - сказал  он,  -  и  с  почестями
унесут тело с поля битвы! Да, и всех королевских людей, что лежат здесь!
     Тут он взглянул на убитых, вспоминая их имена. Он увидел Эовин,  свою
сестру, и узнал ее. На мгновение он остановился, как  человек,  пронзенный
стрелой в сердце в середине слова; затем лицо его  смертельно  побледнело,
холодная ярость отразилась на нем, на какое-то мгновение  он  потерял  дар
речи.
     - Эовин, Эовин! - воскликнул он наконец. - Эовин,  как  ты  оказалась
здесь? Какое же безумие, какая дьявольская  затея  увлекла  тебя?  Смерть,
смерть, смерть! Смерть забирает нас всех!
     Ни с кем не советуясь, не ожидая  приближения  людей  из  города,  он
поскакал вперед, навстречу врагу, трубя в рог и громко  крича.  Над  полем
звенел его голос:
     - Смерть! Вперед! Вперед к уничтожению, вперед к концу мира!
     И все войско пришло в движение. Но рохиррим больше не пели.  Громкими
и ужасными  голосами  они  кричали  "смерть!"  И,  набирая  скорость,  как
огромный прибой, прокатились мимо своего повелителя и с ревом поскакали на
юг.
     А хоббит Мериадок все еще стоял,  мигая  сквозь  слезы,  и  никто  не
разговаривал с ним, никто даже не замечал его. Он вытер слезы, наклонился,
чтобы подобрать зеленый щит, который дала ему  Эовин,  и  повесил  его  на
спину. Потом поискал меч, который теперь мог держать только левой рукой. И
смотрите! Меч его лежал рядом, но лезвие дымилось, как сухая ветвь сунутая
к огонь; и пока он смотрел  на  меч,  его  оружие  сморщилось,  съежилось,
уменьшилось и исчезло.
     Так пришел  конец  мечу  из  курганов,  сработанному  на  западе.  Но
обрадовался бы, узнав его судьбу, тот, кто выковал его  когда-то  давно  в
северном королевстве, когда дунаданцы были молоды,  а  главным  их  врагом
было страшное королевство Ангмар и его  волшебник-король.  Никакое  другое
лезвие, даже направляемое самой могучей рукой, не могло бы  нанести  такую
рану и рассечь бессмертную плоть, разрушить древнее  заклинание,  делавшее
неуязвимым главу назгулов.
     Короля  подняли  и,  бросив  на  копья   плащи   рыцарей,   на   этих
импровизированных носилках понесли в город. Эовин тоже осторожно подняли и
понесли за королем. Но рыцарей королевской гвардии унести  не  смогли:  их
семеро пало здесь, и среди них начальник гвардии Деорвин.  Их  положили  в
стороне от тел врагов и свирепого животного и  воткнули  над  ними  копья.
Впоследствии, когда все кончилось,  люди  вернулись,  разложили  костер  и
сожгли тело крылатого чудовища; но для снежной  гривы  выкопали  могилу  и
установили на ней камень с надписью на языках Гондора и Марки:

              Верный слуга, но проклятие хозяина,
              Легкокрылый конь, быстрая снежная грива.

     Длинная зеленая трава выросла на  могиле  снежной  гривы,  но  всегда
голой оставалась земля, где сгорело чудовище.
     Мерри медленно  и  печально  шел  за  носилками,  не  обращая  больше
внимания на битву. Он устал и был полон боли, все его члены  дрожали,  как
от пронзительного холода. С моря пришел сильный дождь; казалось, весь  мир
оплакивает Теодена и Эовин; дождь погасил огни в  городе  серыми  слезами.
Как сквозь туман, Мерри увидел авангард защитников Гондора. Имрахил, принц
Дол Амрота, подъехал к ним и натянул поводья.
     - Какую ношу вы несете, люди Рохана?
     - Короля Теодена, - ответили ему. - Он мертв. Но войска в битву повел
король Эомер, вон там его белый крест.
     Принц сошел с коня и преклонил  колени  в  знак  уважения  к  павшему
королю... Он заплакал. Встав, он взглянул на Эовин и поразился.
     - Неужели это женщина? - спросил он. - И неужели даже женщины  Рохана
в случае необходимости выходят на войну?
     - Нет! Только одна, - ответили ему. - Это леди Эовин, сестра  Эомера.
До этого часа мы не знали о том, что она с нами, и горько оплакиваем ее.
     Принц, видя ее красоту, хотя лицо ее было бледным и холодным, взял ее
за руку; наклонившись, он внимательно посмотрел на нее.
     - Люди Рохана! - воскликнул он. -  Есть  ли  среди  вас  лекарь?  Она
ранена, может быть, смертельно, но еще жива.
     Он прижал к ее губам ярко сверкающий стальной нарукавник, и смотрите!
Едва различимый туман появился на стали.
     - Нужно торопиться, - сказал принц и послал одного из своих  людей  в
город за помощью. Потом поклонился павшим, попрощался с  ними  и,  сев  на
коня, поехал на битву.
     Сражающиеся смешались на  полях  Пеленнора  -  высоко  поднялся  звон
оружия, сливаясь с криками людей и ржаньем лошадей. Трубили рога,  гремели
трубы, ревели мумаки, которых гнали в битву.  Под  южными  стенами  города
пехотинцы Гондора выступили навстречу легионам Моргула, которые собирались
для нападения. Но всадники поскакали на восток на помощь Эомеру. Это  были
Хурин Высокий, губернатор Кен и повелитель Лоссарнаха, Кирлуин  с  зеленых
холмов и принц Имрахил со своими рыцарями.
     Но не слишком быстро  пришла  к  рохиррим  помощь:  счастье  изменило
Эомеру, и ярость предала его. Его гневный удар  опрокинул  переднюю  линию
врагов, и большой отряд всадников прошел  сквозь  ряды  южан,  отгоняя  их
кавалерию и  убивая  пехотинцев.  Но  к  мумакам  лошади  не  осмеливались
подходить, они дрожали и сворачивали в  сторону;  огромные  чудовища  были
непобедимы, они возвышались, как  защитные  башни  и  харадрим  собирались
вокруг  них.  И  вот  наконец  харадрим,  втрое  превышавшие  численностью
рохиррим, стали брать верх; по полям из осгилиата двигались  новые  отряды
врага. Они собирались там для грабежа города и ждали только сигнала своего
капитана. Он был уничтожен, но Готмог,  лейтенант  Моргула,  послал  их  в
битву; и они пошли: люди с востока с топорами, варяги из Кханда,  южане  в
алом, черные люди из дальнего Харада  -  полутролли  с  белыми  глазами  и
красными языками. Некоторые из них окружили рохиррим,  другие  направились
навстречу людям Гондора, чтобы помешать им соединиться с Роханом.
     И вот, в тот момент, когда удача отвернулась от  Гондора,  послышался
громкий крик со стен города. Была середина утра,  дул  сильный  ветер,  он
унес на север дождевые тучи, ярко  светило  солнце.  И  в  чистом  воздухе
часовые увидели зрелище, внушившее им ужас, и последние  надежды  покинули
их.
     Андуин после изгиба у Хардонда просматривался на  несколько  миль  от
города, и люди с острым зрением издалека видели приближающиеся корабли. И,
глядя туда, они закричали в отчаянии: на  фоне  блеска  воды  они  увидели
черный флот, подгоняемый ветром.  Дромунды,  имевшие  и  паруса  и  весла,
корабли большого водоизмещения со множеством весел и с  черными  парусами,
раздуваемыми ветром.
     - Пираты Умбара! - кричали люди.  -  Пираты  Умбара!  Смотрите!  Идут
пираты Умбара! Значит, Белфалас пал, захвачены  Этир  и  Лебеннин!  Пираты
против нас! Это последний из ударов судьбы!
     И некоторые без приказа, потому что никто не руководил ими в  городе,
побежали и колоколами ударили тревогу; другие  затрубили  в  трубы  сигнал
отступления.
     - Назад за стены! - кричали они. - Назад за  стены!  Возвращайтесь  в
город, прежде чем все погибнете!
     Но ветер, подгонявший паруса, уносил эти крики прочь.
     Но рохиррим не нужно было  передавать  тревожную  новость.  Они  сами
хорошо видели  черные  корабли.  Ибо  Эомер  находился  всего  в  миле  от
Харленда, и большой отряд врага стоял между ним и гаванью; со всех  сторон
его обходили враги, отсекая от принца. Он  взглянул  на  реку,  и  надежда
умерла в его сердце, и  ветер,  который  он  раньше  благословлял,  теперь
вызывал у него  проклятия.  Войско  Моргула  ободрилось  и,  полное  новой
ярости, бросилось в атаку.
     Настроение Эомера  изменилось,  голова  его  снова  стала  ясной.  Он
приказал трубить в рога, чтобы собрать всех людей  у  своего  знамени:  он
хотел создать стену из щитов, стоять и бороться, пока не  погибнут  все  и
совершить деяния, достойные песен о битве на полях Пеленнора,  хотя  может
быть,  на  западе  не  останется  ни  одного  человека,  чтобы   вспомнить
последнего короля Марки. Он подъехал к зеленому холму и установил  на  нем
свое знамя; белый конь, раздуваемый ветром, казалось, бежал.

              Отбросив сомнения, как отбросил тьму начавшийся день,
              Я иду в лучах солнца, с песней, меч мой обнажен.
              Я иду до конца надежды, до гибели сердца;
              Иду к гневу, к разрушению, к красной ночи!

     Такие стихи произнес  он,  но  при  этом  он  смеялся.  Снова  в  нем
проснулась радость битвы: он был король. И, взглянув на черные корабли, он
поднял меч, бросая им вызов.
     И тут его охватило удивление и великая  радость:  он  подбросил  меч,
сверкнувший в лучах солнца, и запел, поймав его. Все посмотрели туда, куда
и он: на переднем корабле развернулось большое знамя. На нем пылало  белое
дерево - это был знак Гондора; а над деревом семь звезд и корона  -  знаки
Элендила, которые люди не видели уже много лет. Звезды пламенели  в  лучах
солнца, ибо были вышиты  жемчугом  арвен,  дочерью  Элронда;  корона  ярко
сверкала, ибо была сделана из митрила и золота.
     Так пришел Арагорн, сын Арахорна, Элессар, потомок  Исилдура,  пришел
через тропы смерти, пришел с моря в королевство Гондор; и радость рохиррим
выразилась в взрыве хохота, в блеске мечей, а радость города  -  в  музыке
труб и  звоне  колоколов.  А  войско  Мордора  оторопело:  ему  показалось
колдовством, что его собственные корабли полны противниками.  Черный  ужас
охватил людей Мордора: они поняли,  что  судьба  повернулась  против  них,
судьба близка.
     На восток  скакали  рыцари  Дол  Амрота,  гоня  перед  собой  врагов:
троллей, варягов и орков, ненавидящих солнечный свет. На юг скакал  Эомер,
и враги бежали перед ним:  они  оказались  между  молотом  и  наковальней.
Потому что теперь  люди  спрыгивали  с  кораблей  на  причалы  харленда  и
неслись, как буря. Здесь были Леголас и Гимли с топором,  и  Хальбарад  со
знаменем, и Элладан, и Элрогир со звездами на лбу,  и  суровые  дунаданцы,
следопыты севера, ведущие за собой большое войско Лебеннина и  Ламедона  -
южных областей Гондора. А перед всеми шел  Арагорн  с  пламенем  запада  -
Андрилом, горящим огнем, восстановленным Нарсилом, смертоносным, как  и  в
древности - на лбу его горела звезда Элендила.
     И наконец Эомер и Арагорн встретились в  центре  битвы;  опираясь  на
мечи, они взглянули друг на друга и обрадовались.
     - Вот мы и встретились вновь, хотя все войска Мордора разделяли  нас,
- сказал Арагорн. - Разве я не говорил этого в Хорнбурге?
     - Так вы говорили, - сказал Эомер. - Но надежды часто обманывают, а я
и не знал, что вы  и  есть  человек,  предсказанный  пророком.  Но  дважды
благословенна неожиданность,  и  никогда  не  была  встреча  друзей  более
радостной. - Они пожали руки. - И помощь более  своевременная,  -  добавил
Эомер. - Но вы пришли не очень скоро, мой друг. Много потеряно, и  большая
печаль выпала нам.
     - Тогда давайте мстить за нее, а не разговаривать, - сказал  Арагорн,
и они вместе поскакали в бой.
     Им предстояла еще  жестокая  схватка  и  долгая  работа:  южане  были
храбрыми людьми, а отчаянное положение  еще  усилило  их  ярость;  а  люди
востока были сильны и опытны в военном деле и не просили пощады.  То  тут,
то там, у сожженной фермы или амбара, на холме  или  вокруг  кургана,  под
стеной или в поле, они собирались и сражались, пока  не  подошел  к  концу
день.
     Наконец  солнце  зашло  за  Миндолуин,  заполнив  все  небо  огромным
заревом, так что холмы как бы залило кровью; огонь  отражался  в  реке,  и
трава Пеленнора краснела перед  приходом  ночи.  В  этот  час  закончилась
великая битва на полях Пеленнора; и ни одного  живого  врага  не  осталось
внутри Риммаса. Все были убиты или утонули в красной пене реки.  Мало  кто
вернулся в  Моргул  или  в  Мордор,  а  в  землю  Харадрим  пришли  только
отдаленные слухи - рассказы о гневе и ужасе Гондора.
     Арагорн, Эомер и Имрахил ехали к воротам города; они так устали,  что
не чувствовали ни радости, ни печали. Они остались невредимы,  ибо  такова
была их судьба, таковы искусство и  мощь  их  рук,  мало  кто  осмеливался
противиться им или смотреть в их глаза в  момент  гнева.  Но  многие  были
ранены, искалечены или лежали мертвыми на полях. Топоры изрубили Фарлонга,
сражавшегося в  одиночку  пешим;  Дуилин  из  Мортонда  и  его  брат  были
растоптаны насмерть, когда напали на мумаков, подведя  своих  лучников  на
расстояние выстрела,  чтобы  попасть  животным  в  глаза.  Не  вернется  и
прекрасный Кирлуин в Пиннет Голин, не вернется в  Гримолейд  Гримболд,  не
покажется больше на севере  суровый  следопыт  Хальбарад.  Погибло  много:
славных и безвестных, капитанов и простых солдат. Это была великая  битва,
и невозможно полностью рассказать о ней. Так пел о ней  будущий  сказитель
Рохана в песне о могилах Мундбурга.

              Мы слышали рога, звенящие в горах,
              Мечи сияли в южном королевстве.
              Кони скакали в Стонингленд, как
              Утренний ветер. Война разгоралась.
              Там пал Теоден, могучий Тенглинг,
              К своим залам золотым и зеленым пастбищам,
              К северным полям он никогда не вернулся,
              Высокий повелитель войска. Хардинг и Гутлав,
              Дунхир и Деорвин, могучий Гримболд,
              Хирфара и Херубранд, Хорн и Фастрид
              Сражались и пали в далекой стране.
              В могилах Мундбурга под насыпью они лежат
              Со своими союзниками, воинами Гондора.
              Ни Хирлуин прекрасный к своим холмам у моря,
              Ни Форлонг старый в цветущие долины
              В Арнахе, его собственной стране не вернулись
              С торжеством; не вернулись высокие лучники
              Деруфин и Дуилин к своим темным водам
              Озера Мордонда в тени гор.
              Смерть утром и конце дня забирала воинов.
              Долго спят они под травой в Гондоре у великой реки.
              Сейчас она серая, как слезы, а тогда была красной,
              Ревущая вода: окрашенная кровью пена горела на солнце;
              Маяки на холмах горели по вечерам;
              На Риммас Эчор выпала красная роса.

                       7. ПОГРЕБАЛЬНЫЙ КОСТЕР ДЕНЕТОРА

     Когда темная тень  отступила  от  ворот,  Гэндальф  продолжал  сидеть
неподвижно. Но Пиппин вскочил на ноги, как будто с него спал огромный вес;
он стоял, слушая звуки рогов, и ему казалось, что сердце его разорвется от
радости. Никогда потом не мог он слышать отдаленные звуки рога без слез на
глазах. И вдруг он вспомнил о своем деле и побежал вперед. В  этот  момент
Гэндальф шевельнулся и что-то сказал Обгоняющему Тень и собрался  проехать
в ворота.
     -  Гэндальф,  Гэндальф!  -  закричал  Пиппин,   и   Обгоняющий   Тень
остановился.
     - Что ты здесь делаешь? - спросил Гэндальф.  -  В  городе  существует
закон, по которому те, кто носит черное с серебром,  должны  оставаться  в
цитадели, если только сам повелитель не разрешит им уйти.
     - Он разрешил, - сказал  Пиппин.  -  Он  отослал  меня  прочь.  Но  я
испуган. Может случиться что-то ужасное. Я думаю, повелитель сошел с  ума.
Боюсь, что он убьет себя и Фарамира. Вы можете что-нибудь сделать?
     Гэндальф  посмотрел  через  разрушенные  ворота   на   поля,   откуда
доносились звуки битвы. Он сжал кулаки.
     - Я должен идти, - сказал он. - Черный всадник там, он может погубить
все. У меня нет времени.
     - Но Фарамир! - воскликнул Пиппин. - Он не мертв, а  они  сожгут  его
живьем, если их не остановить.
     - Сожгут живьем? - переспросил Гэндальф. - Что это значит? Быстрее!
     - Денетор пошел к  могилам,  -  сказал  Пиппин,  -  и  взял  с  собой
Фарамира. Он сказал, что все сгорит, а он не хочет ждать, и что они должны
сделать погребальный костер и сжечь его и Фарамира.  Он  послал  людей  за
дровами и маслом. Я сказал Берегонду, но боюсь, он не  осмелится  оставить
пост: он на страже. И что он может сделать? - так закончил рассказ Пиппин;
он протянул руки и дрожащими пальцами коснулся колена Гэндальфа. -  Вы  же
можете спасти Фарамира?
     - Может, и смогу, - сказал Гэндальф, - но если я это  сделаю,  боюсь,
тогда умрут другие. Но так как никто не может помочь ему, должен  идти  я.
Какое злое и печальное известие. Даже в сердце крепости враг сумел ударить
нас: в этом я вижу его работу.
     Приняв решение, он действовал быстро: подхватив Пиппина,  он  посадил
его перед собой и повернул Обгоняющего Тень. Они поднимались по извилистым
улицам Минас Тирита, и гул схватки усиливался за  ним.  Люди  очнулись  от
отчаяния и страха, потрясали оружием и кричали друг другу: "Рохан пришел!"
Собирались отряды, слышались команды; многие устремились вниз, к воротам.
     Они встретили принца Имрахила, и он обратился к ним:
     - Куда теперь, Митрандир? Рохиррим сражаются  на  полях  Гондора!  Мы
должны собрать все силы.
     - Вам потребуются все люди, - сказал ему Гэндальф.  -  Торопитесь.  Я
приду, когда смогу. Но у меня есть к дело к повелителю  Денетору,  которое
не может ждать. Примите командование в отсутствие повелителя!
     Они двинулись  дальше;  приближаясь  к  цитадели,  они  почувствовали
дующий им в лицо ветер и увидели далеко на юге свет утра. Но это  принесло
им мало надежды: они опасались, что придут слишком поздно.
     - Тьма проходит, - сказал Гэндальф, - но она  еще  тяжело  лежит  над
Гондором.
     У входа в цитадель они не увидели часового.
     - Значит, Берегонд ушел, - с надеждой сказал Пиппин. Они повернули  и
заторопились по дороге к  закрытой  двери.  Она  была  широко  распахнута,
привратник лежал перед ней. Он был мертв, ключ от дверей исчез.
     - Работа врага! - сказал Гэндальф. - Он любит такие дела: войну между
друзьями. - Он спешился и попросил Обгоняющего Тень вернуться в конюшню. -
Мы с тобой, мой друг, давно бы поскакали в битву, - сказал он, - но другие
дела отвлекают меня. Но если я позову, приходи быстро.
     Они  прошли  в  дверь  и  спустились  по  извивающейся  дороге.  Свет
потускнел, и высокие колонны и резные фигуры по  сторонам  дороги  уходили
назад, как серые призраки.
     Неожиданно тишина была нарушена, и они услышали внизу  крики  и  звон
мечей - такие звуки не слышались в этом священном месте с создания города.
Наконец они пришли  на  рат  динон  и  заторопились  в  дому  наместников,
возвышавшемуся во мраке под своим величественным куполом.
     - Стойте! - крикнул Гэндальф, взбегая на каменные ступени у  входа  в
дом. - Прекратите безумие!
     Здесь стояли слуги Денетора с мечами и факелами в руках;  на  верхней
ступени лестницы стоял один Берегонд, одетый в черный  с  серебром  мундир
гвардии: он защищал от них дверь. Двое из них уже наткнулись на  его  меч,
окрасив  ступени  своей  кровью;   остальные   проклинали   его,   называя
нарушителем законов и предателем своего хозяина.
     Когда Гэндальф и Пиппин бежали  вперед,  они  услышали  изнутри  дома
мертвых голос Денетора:
     -  Торопитесь,  торопитесь!  Исполняйте  же  мое  приказание!  Убейте
изменника! Или я должен сделать это сам?
     Дверь, которую защищал Берегонд, распахнулась, в ней стоял повелитель
Гондора, высокий и свирепый; в глазах его горело пламя, он держал в  руках
обнаженный меч.
     Но Гэндальф взбежал  на  ступени,  и  люди  расступились  перед  ним,
закрывая глаза: его приход был подобен удару белой молнии в темном  месте,
и он шел с великим гневом. Он поднял руку, и меч вылетел из руки  Денетора
и упал за ним в тень дома; Денетор отступил.
     - В чем дело, повелитель? - спросил колдун. - Дома мертвых  не  место
для живых. И  почему  люди  сражаются  здесь,  в  священном  месте,  когда
достаточно битвы у ворот? Или враг проник уже и на рат динон?
     - Повелитель Гондора не обязан отчитываться перед  тобой,  -  ответил
Денетор. - И неужели я не могу распоряжаться своими же слугами?
     - Можете, - сказал Гэндальф. -  Но  другие  могут  противиться  вашей
воле, когда она обращается к безумию и злу. Где ваш сын Фарамир?
     - Лежит внутри, - ответил  Денетор,  -  он  горит,  весь  горит.  Они
подожгли его тело. Но скоро  все  сгорит.  Запад  погиб.  Все  погибнет  в
огромном огне, все будет кончено. Увы! Пепел и дым развеет ветер!
     Гэндальф, убедившись в его безумии и опасаясь, что  он  уже  совершил
что-то непоправимое, двинулся вперед, за ним пошли Берегонд  и  Пиппин,  а
Денетор отступал, пока не остановился у стола внутри дома. На столе  лежал
Фарамир, по-прежнему погруженный в лихорадку. Под  столом  и  вокруг  него
были нагромождены дрова, политые маслом, даже  одежда  Фарамира  и  одеяла
пропитались маслом, но огонь к топливу еще не подносили.  И  тут  Гэндальф
обнаружил скрывавшуюся в нем силу. Он вспрыгнул  на  вязанки  дров,  легко
поднял больного, спрыгнул вниз и понес его к двери. Фарамир застонал  и  в
бреду позвал отца.
     Денетор, как будто проснувшись, вздрогнул, огонь в его глазах  погас,
он заплакал и сказал:
     - Не отнимай у меня сына! Он зовет меня.
     - Он зовет, - сказал Гэндальф, - но вы не можете еще прийти  к  нему.
Вначале его нужно вылечить у самого порога смерти. Это может и не удастся.
А ваше дело - участие в обороне города, где, может быть, вас ждет  смерть.
Это вы знаете в глубине своего сердца.
     - Он не проснется, - сказал Денетор. - И битва проиграна.  Зачем  нам
жить? Почему бы не умереть вместе, рядом?
     - Вам не дана власть, наместник Гондора,  распоряжаться  часом  своей
смерти, - ответил Гэндальф. - Только  языческие  короли  под  владычеством
темной силы поступают так, убивая себя в  гордости  и  отчаянии  и  убивая
своих родственников, чтобы облегчить себе смерть.
     И, пройдя через дверь, он вынес Фарамира из дома смерти и положил его
на носилки, на которых его принесли и которые  стояли  у  порога.  Денетор
последовал за ним и стоял дрожа, глядя на лицо сына.  На  мгновение,  пока
все молчали и неподвижно смотрели на Денетора, тот заколебался.
     - Идем! - сказал Гэндальф.  -  Вы  нужны  еще  там.  Предстоит  много
сделать.
     Неожиданно Денетор рассмеялся. Он  стоял  высокий  и  гордый;  быстро
отступив к столу, он поднял подушку, на которой лежала его голова. Подойдя
к двери, откинул завесу, и вот! В руках  его  был  палантир.  И  когда  он
поднял его, всем показалось, что внутри шара зажглось пламя, так что худое
лицо повелителя озарилось красным огнем,  оно  было  как  бы  высечено  из
твердого  камня,  изборожденное  черными  тенями,  благородное,  гордое  и
ужасное и глаза его сверкали.
     - Гордость и отчаяние! - воскликнул он. - Ты думаешь, что глаза Белой
башни слепы? Нет, я вижу больше, чем ты подозреваешь,  серый  дурак!  Твоя
надежда объясняется невежеством. Иди и лечи! Иди и сражайся! Но тщетно.
     Ты можешь отвоевать немного места, на день торжествовать  победу.  Но
ту  силу,  которая  теперь  поднялась,  победить  невозможно.   К   городу
протянулся лишь один палец. Весь восток пришел в движение. И  даже  сейчас
ветер твоей надежды обманул тебя,  он  несет  к  Андуину  флот  с  черными
парусами. Запад проиграл. Для тех, кто не хочет быть рабами, настало время
уходить.
     - Такие мысли сделают победу врага несомненной, - заметил Гэндальф.
     - Тогда  надейся!  -  смеялся  Денетор.  -  Я  разве  не  знаю  тебя,
Митрандир?
     Ты надеешься править за меня, стоять за каждым троном на  севере,  на
юге и на западе. Я прочел твои мысли, понял  твою  политику.  Разве  я  не
понял, почему ты приказал невысоклику молчать? Что ты привел его, чтобы он
шпионил за мной? И все же в нашем разговоре я  узнал  имена  и  цели  всех
твоих спутников. Да! Левой  рукой  ты  используешь  меня  как  щит  против
Мордора, а правой приводишь сюда  следопытов  с  севера,  чтобы  вытеснить
меня.
     Но говорю тебе, Гэндальф Митрандир, что я не буду  твоим  оружием!  Я
наместник дома анариона. И не хочу  стать  управляющим,  стоящим  у  трона
выскочки. Ну и что с того, что он  происходит  от  Исилдура?  Я  не  желаю
кланяться последнему представителю дома нищих, давно лишившихся  власти  и
достоинства.
     - Что же вы бы сделали, - спросил Гэндальф, - если бы могли? Чего  вы
хотите?
     - Я хочу, чтобы все шло так, как во все дни  моей  жизни,  -  ответил
Денетор, - во дни жизни моих предков: я хочу  быть  повелителем  города  и
оставить этом место своему сыну, который был бы хозяином самому себе, а не
учеником колдуна. Но если судьба отказывает мне в этом, я не хочу  ничего;
ни низкой жизни, ни половинной любви и не униженной чести.
     - Мне не кажется, что  наместник,  выполнивший  свой  долг,  лишается
чести или любви, - сказал Гэндальф. - И уж во всяком случае вы  не  должны
убивать своего сына, пока его смерть под сомнением.
     При этих словах в глазах Денетора снова вспыхнуло пламя; взяв  камень
под мышку, он выхватил нож и двинулся к носилкам. Но Берегонд встал  между
ним и Фарамиром.
     - Вот! - воскликнул Денетор. - Ты  уже  украл  половину  любви  моего
сына. Теперь ты крадешь сердца  моих  рыцарей.  Но  ты  не  помешаешь  мне
исполнить свою волю. Я сам распоряжусь своим концом.
     - Сюда! - позвал он слуг. - Идите, если вы не изменники!
     Двое слуг побежали по ступенькам к нему. Он выхватил из рук одного из
них факел и устремился в дом. Прежде чем Гэндальф  мог  помешать  ему,  он
швырнул факел в дрова, которые немедленно с треском и ревом загорелись.
     Денетор прыгнул на стол и, окутанный дымом и пламенем,  поднял  посох
наместничества, лежавший у его ног, и  переломил  его  о  колено.  Швырнув
обломки в огонь, он лег на стол, сжимая в руках палантир. И  впоследствии,
когда  люди  смотрели  в  камень,  если  только  у  них  не  хватало  силы
использовать его по своей воле, они лишь видели в нем две старческие руки,
охваченные пламенем.
     Гэндальф в горе и ужасе отвернулся и закрыл дверь. Некоторое время он
стоял в задумчивости, а  изнутри  доносился  рев  пламени.  Затем  Денетор
испустил громкий крик, и больше никто из смертных его не видел.
     - Так уходит Денетор, сын Энтелиона, - сказал Гэндальф. Он повернулся
к Берегонду и  слугам  наместника,  пораженным  ужасом.  -  И  так  уходят
известные вам дни Гондора; для добра или для зла, но они кончились... Злые
дела совершались здесь; но теперь отбросьте всякую вражду, потому что  она
вызвана врагом и служит  его  целям.  Вы  пойманы  в  сеть  противоречивых
поступков, которую сплели не  вы.  Но  подумайте,  вы,  слуги  повелителя,
слепые в своем повиновении, что если  бы  не  берегонд,  Фарамир,  капитан
белой башни, уже сгорел бы.
     Унесите из этого несчастного места своих  погибших  товарищей.  А  мы
унесем Фарамира, наместника Гондора, туда, где он  сможет  спокойно  спать
или умереть, если такова его судьба.
     Гэндальф и Берегонд подняли носилки и понесли их к домам излечения, а
Пиппин пошел за ними с опущенной  головой.  Но  слуги  повелителя  стояли,
ошеломленные, и смотрели на дом мертвых; и  не  успел  Гэндальф  дойти  до
конца Рат Динон, как послышался громкий шум. Оглянувшись, он  увидел,  как
треснул купол дома, и из него вырвались  клубы  дыма,  затем  с  громом  и
грохотом он обрушился, и пламя высоко  поднялось  над  облаками.  Тогда  в
ужасе слуги побежали вслед за Гэндальфом.
     Наконец  они  снова  подошли  к  двери  наместников,  и  Берегонд   с
сожалением взглянул на привратника.
     - Я всегда буду оплакивать этот свой поступок, - сказал он,  -  но  я
безумно торопился, а он не слушал и обнажил свой меч.
     Взяв ключ, отобранный им у мертвого, он закрыл дверь.
     - Ключ я отдам повелителю Фарамиру, - сказал он.
     - В отсутствии  повелителя  командует  принц  Дол  Амрота,  -  сказал
Гэндальф, - но поскольку его здесь нет, я беру руководство.  Сохрани  этот
ключ до тех пор, пока в городе не установится порядок.
     Они оказались в высоких кругах города и при свете утра направились  к
домам излечения: это были прекрасные дома,  предназначенные  для  больных;
теперь они были подготовлены для лечения раненых в битве.  Они  находились
недалеко от входа в цитадель в шестом круге, около южной стены, возле  них
был сад и лужайка - единственные в городе. Здесь  жили  несколько  женщин,
которым позволено было остаться в Минас Тирите, поскольку они были искусны
в лечении или обслуживании лекарей.
     Подойдя с носилками к главному входу в дома, Гэндальф и его  спутники
услышали громкий крик, поднявшийся  с  поля  перед  воротами  и  унесенный
ветром. Так ужасен был этот крик, что на мгновение все замерли,  но  когда
крик смолк, в их сердцах внезапно вспыхнула надежда, какой они не знали  с
начала Тьмы; им показалось, что свет стал ярче и солнце прорвалось  сквозь
облака.
     Но лицо Гэндальфа было печально  и  серьезно;  попросив  берегонда  с
Пиппином отнести Фарамира в дома излечения, он пошел  к  ближайшей  стене;
здесь он стоял, как вырезанная из камня фигура, и смотрел вниз.  И  увидел
данным ему зрением все происходящее; и когда Эомер,  вернувшись  с  битвы,
подъехал к павшим, Гэндальф вздохнул, завернулся в плащ и ушел со стены. И
когда Берегонд и Пиппин вышли из домов  излечения,  они  увидели  у  входа
стоявшего в задумчивости Гэндальфа.
     Они посмотрели на него. Некоторое время он молчал, потом заговорил.
     - Друзья мои  и  все  люди  этого  города  и  всех  западных  земель!
Совершено  печальное   и  славное   деяние.  Должны  ли  мы   плакать  или
радоваться... Произошло то, на что  мы  не  надеялись:  уничтожен  капитан
наших противников, и вы слышали это его последнего и отчаянного крика.  Но
он ушел не без борьбы и принес нам горькие утраты. Я мог бы  предотвратить
это, если бы не безумие Денетора. Как далеко протянулись руки врага!  Увы!
Но теперь я вижу, как смогла его воля проникнуть в самое сердце города.
     Хотя наместники считали, что эта тайна  известна  лишь  им,  я  давно
догадывался, что в белой башне хранится один из семи видящих камней. В дни
своей мудрости Денетор не использовал его, не желая бросать вызов  Саурону
и зная ограниченность своей силы. Но мудрость его слабела:  и  боюсь,  что
когда возросла опасность для его королевства, он посмотрел в камень и  был
обманут: слишком часто обманывали его со времени ухода  Боромира.  Он  был
слишком велик, чтобы подчиниться воле темной силы, но тем не  менее  видел
лишь то, что эта сила позволяла  ему  видеть.  Знания,  которые  он  таким
образом получал, несомненно, были часто ему полезны; но вид  великой  мощи
Мордора, которую ему показывали, сеял отчаяние в его сердце,  пока  он  не
сошел с ума.
     - Теперь я понимаю то, что казалось мне странным,  -  сказал  Пиппин,
вздрагивая от воспоминания. - Повелитель  уходил  из  комнаты,  где  лежал
Фарамир; и когда он вернулся, я заметил в нем перемену: он казался  старым
и разбитым.
     - В тот самый час, когда Фарамира принесли в  башню,  многие  из  нас
видели странный свет в верхнем кабинете, - сказал Берегонд. - Но мы видели
этот свет и раньше, и в  городе  давно  говорили,  что  иногда  повелитель
мысленно борется с врагом.
     - Увы! Значит, я догадался верно,  -  сказал  Гэндальф.  -  Так  воля
Саурона проникла в Минас Тирит; и это меня задержало здесь. И  я  вынужден
буду еще некоторое время оставаться здесь,  потому  что,  кроме  Фарамира,
здесь скоро будут и другие больные.
     А сейчас я должен спуститься, чтобы  встретить  тех,  кто  придет.  Я
видел на поле зрелище, опечалившее мое сердце, а может прийти еще  большая
печаль. Иди со мной, Пиппин!  А  вы,  берегонд,  вернитесь  в  цитадель  и
расскажите командиру гвардии о происшедшем. Его обязанностью будет, как  я
думаю, отстранить вас от службы в гвардии; и скажите ему,  что  я  советую
послать вас в дома излечения, чтобы вы охраняли своего капитана и  служили
ему, чтобы вы были рядом, когда он очнется  -  если  он  очнется.  Ибо  вы
спасли его от огня. Идите же! Я скоро вернусь.
     С этими словами Гэндальф повернулся и направился вместе с Пиппиным  в
нижний город. И когда они спускались, ветер  принес  серый  дождь,  пожары
погасли и на их месте поднялись столбы дыма.

                             8. ДОМА ИЗЛЕЧЕНИЯ

     Глаза  Мерри  застилало  туманом  от  слез  и  усталости,  когда  они
подходили к разрушенным воротам Минас Тирита. Он обращал мало внимания  на
обломки и разрушения вокруг. Огонь, дым  и  зловоние  заполняли  воздух  -
множество машин  было  подожжено  и  брошено  в  огненные  ямы  вместе  со
множеством  убитых;  тут  и  там  лежали  тела  огромных   чудовищ   южан,
полусгоревшие, убитые  камнями  из  катапульт  или  застреленные  в  глаза
доблестными лучниками. Дождь на время прекратился, показалось  солнце,  но
весь нижний город по-прежнему был окутан удушливым дымом.
     Люди уже расчищали путь через обломки и другие следы битвы; от  ворот
принесли носилки. Эовин осторожно уложили на мягкие подушки;  тело  короля
накрыли драгоценным золотым покрывалом, перед  ними  несли  факелы,  и  их
пламя, бледное в солнечных лучах, раздувалось ветром.
     Так прибыли в столицу Гондора Теоден и Эовин, и все,  кто  видел  их,
обнажили головы и поклонились; они прошли через пепел и копоть  сожженного
круга и начали подниматься  по  каменным  улицам.  Мерри  же  этот  подъем
показался вечным, каким-то бессмысленным путешествием в  ненавистном  сне,
все длящемся и длящемся, движущемуся к какому-то концу.
     Факелы перед ним медленно потускнели, он шел во тьме  и  думал:  "Это
туннель, ведущий к могиле, здесь мы останемся навсегда".
     Но неожиданно в его грезы ворвался голос:
     - Мерри! Слава богу, я нашел тебя!
     Мерри поднял голову, и туман в его глазах немного рассеялся.  Пиппин!
Они лицом к лицу столкнулись на узкой улочке; она была пуста. Мерри протер
глаза.
     - Где король? - спросил он. - И Эовин?
     Потом повернулся, сел на какой-то порог и снова начал плакать.
     - Они прошли в цитадель, - сказал Пиппин. - Ты,  вероятно,  уснул  на
ходу и свернул не в ту сторону. Когда обнаружилось, что тебя с  ними  нет,
Гэндальф послал меня на поиски. Бедный старина  Мерри!  Как  я  рад  снова
видеть тебя! Но ты устал, и я не стану беспокоить тебя разговорами. Скажи,
ты ранен?
     - Нет, - ответил Мерри. - Я думаю, что нет. Но у  меня  не  действует
правая рука, Пиппин, с тех пор, как я ударил его. И мой  меч  сгорел,  как
кусок дерева.
     Пиппин встревожился.
     - Лучше пойдем побыстрее, - сказал он. - Я хотел бы отнести тебя.  Ты
не можешь больше идти. Тебе вообще нельзя было позволять идти,  но  прости
их.  Так  много  ужасного  произошло  в  городе,  Мерри,  что  легко  было
просмотреть одного бедного хоббита, возвращающегося с битвы.
     - Не всегда плохо, когда тебя не замечают, - сказал Мерри. - Меня  не
заметил... Нет, нет, я не хочу говорить об этом. Помоги мне,  Пиппин!  Все
темнеет перед глазами, а рука у меня такая холодная.
     - Обопрись на меня, Мерри! - сказал Пиппин. - Идем! Шаг за шагом. Это
близко.
     - Вы меня сожжете? - спросил Мерри.
     - Конечно нет, - ответил Пиппин, стараясь, чтобы голос у него  звучал
весело, хотя сердце его разрывалось от страха и жалости. - Нет, мы идем  в
дома излечения.
     Они свернули с узкой улочки, шедшей между высокими  домами  и  стеной
четвертого круга, и вышли на главную улицу, поднимающуюся к цитадели.  Шаг
за шагом шли они, пока Мерри не зашатался и  не  начал  бормотать,  как  в
бреду.
     "Я не доведу его, - подумал Пиппин. - Неужели никто не поможет мне? Я
не могу оставить его здесь..."
     И как раз в этот момент сзади к нему подбежал мальчик, и Пиппин узнал
в нем Бергила, сына Берегонда.
     - Привет, Бергил! - сказал он. - Куда ты идешь? Рад снова видеть тебя
и видеть живым.
     -  У  меня  поручение  к  лекарям,  -  ответил  Бергил.  -  Не   могу
задерживаться.
     - И не нужно! - сказал Пиппин. - Но скажи им, что у меня тут  больной
хоббит, пришедший с битвы. Не думаю, чтобы он смог сам  дойти  туда.  Если
Митрандир там, он будет рад этому сообщению.
     Бергил убежал.
     "Лучше я подожду здесь, - подумал Пиппин. Он осторожно опустил  Мерри
на мостовую и сел рядом с ним, положив голову Мерри себе на колени.  Потом
взял в свои руки руки друга. Правая рука была холодна, как лед.
     Вскоре появился сам Гэндальф. Он склонился к Мерри и тронул его  лоб,
потом осторожно поднял его.
     - Он заслужил честь быть почетным гостем  в  этом  городе,  -  сказал
колдун. - Он оправдал мое доверие, ибо если бы Элронд не послушался  меня,
ни ты, ни Мерри не выступили бы с нами; и тогда печальные дела  этого  дня
были бы гораздо печальнее. - Он вздохнул. - Вот и еще один больной на моем
попечении, а сражение достигло равновесия.
     Фарамира, Эовин и Мериадока уложили на  постели  в  домах  излечения;
здесь за ними хорошо ухаживали. Хотя знания древних в эти  дни  во  многом
были забыты, в Гондоре сохранилось умение лечить раны и болезни. Не  умели
только  лечить  старость...  И  действительно,   продолжительность   жизни
Гондорцев теперь  не  намного  превышала  продолжительность  жизни  других
людей, и мало кто из них доживал до ста лет, за исключением семей с чистой
кровью. Искусство лечения болезней еще больше ухудшилось в последние годы:
появилась  болезнь,  которую  называли  черной  тенью,   потому   что   ее
распространяли назгулы. Пораженные этой болезнью впадали в  глубокий  сон,
тело их  становилось  холодным,  и  они  умирали.  И  лекари  решили,  что
невысоклик и леди Рохана тяжело больны этой болезнью. Утром  они  начинали
говорить, бормоча в бреду какие-то слова, и лекари внимательно слушали их,
надеясь узнать что-нибудь такое, что  может  облегчить  их  положение.  Но
скоро они вновь впадали в тьму, и по мере того, как  солнце  склонялось  к
западу, лица их все более покрывала тень. А  Фарамир  горел  в  лихорадке,
которую ничем нельзя было успокоить.
     Гэндальф переходил от одного больного к другому, и ему говорили  все,
что они сказали в бреду. Так тянулся  день,  а  битва  за  стенами  города
продолжалась, и все новые странные известия приходили к  Гэндальфу.  А  он
по-прежнему ждал и наблюдал за больными. Наконец  красный  закат  заполнил
небо, и свет через  окна  упал  на  серые  лица  больных.  Стоявшим  рядом
показалось в этом свете, что на лица вернулось здоровье, но это  был  лишь
обман зрения.
     Старуха по имени Иорет, самая старшая из женщин, обслуживающих  дома,
глядя на прекрасное лицо Фарамира, заплакала, так как все  любили  его.  И
она сказал:
     - Увы! Он умрет. Если бы здесь были  короли  Гондора,  как  в  старые
времена. Ибо сказано в старину: руки короля -  руки  целителя.  Так  можно
узнать законного короля.
     И Гэндальф, стоявший рядом, сказал:
     - Люди должны долго вспоминать ваши слова, Иорет! В них наша надежда.
Может быть, король действительно вернулся в  Гондор;  или  вы  не  слышали
странных новостей, достигших города?
     - Я была слишком занята этими, чтобы обращать внимание на крики.
     Гэндальф торопливо вышел, и в это время небесный пожар  погас,  холмы
померкли, и серый, как пепел, вечер пополз по полям.
     На закате солнца Арагорн, Эомер и  Имрахил  со  своими  капитанами  и
рыцарями подошли к воротам, и здесь Арагорн сказал:
     - Смотрите на солнце, сидящее  в  большом  огне!  Это  знак  конца  и
падения многих дел и существ, знак перемены в течении мира. Но этот  город
и королевство долгие годы управлялось наместниками, и боюсь,  что  если  я
войду непрошенным, возникнут сомнения и раздоры, а их не должно быть  пока
не кончена война. Я не войду и не буду ничего  заявлять,  пока  не  станет
ясно, кто побеждает: мы или Мордор. Мою палатку установят в поле, и  здесь
я буду ждать приглашения повелителя города.
     Но Эомер сказал.
     - Вы уже подняли знамя королей и показали  знаки  дома  Элендила.  Вы
хотите скрыть их?
     - Нет, - ответил Арагорн, - но я считаю, что время еще не  пришло.  Я
не хочу бороться ни с кем, кроме нашего врага и его слуг.
     И принц Имрахил сказал:
     - Ваши слова мудры, если их может  оценивать  родственник  повелителя
Денетора. Он горд и обладает сильной волей, но он стар... К тому же  после
смерти сына он очень изменился. Но я  не  позволил  бы  вам  оставаться  у
дверей, как просителю.
     - Не как просителю, - сказал Арагорн,  -  а  допустим,  как  капитану
следопытов, которые не привыкли к городам и к каменным домам.
     И он приказал свернуть свое знамя; сняв звезду северного королевства,
он отдал ее на сохранение сыновьям Элронда.
     Тогда принц Имрахил и Эомер  Роханский  оставили  его,  прошли  через
город, через толпы людей и поднялись в цитадель; они пришли в  зал  башни,
разыскивая наместника. Но кресло его было пусто, а  перед  помостом  лежал
король Марки  Теоден;  около  него  горело  двенадцать  факелов  и  стояло
двенадцать часовых - рыцарей Гондора и Рохана. Его постель  была  завешана
зелеными и белыми тканями, но сам король по грудь  был  укрыт  драгоценной
парчой, поверх которой лежал его обнаженный меч,  а  у  ног  -  щит.  Свет
факелов отражался в его белоснежных волосах, как солнце в брызгах фонтана,
но лицо у него было прекрасное и юное; только  мирное  выражение  лица  не
было свойственно юности; казалось он спит.
     Когда они молча постояли возле короля, Имрахил сказал:
     - Где наместник? И где Митрандир?
     А Эомер добавил:
     - Где леди Эовин, моя сестра? Она должна лежать рядом с королем. Куда
ее положили?
     Но Имрахил на это возразил:
     - Но леди Эовин была жива, когда ее несли сюда. Разве вы не знаете?
     Надежда так неожиданно вспыхнула в сердце Эомера, а  с  ней  страх  и
забота, что он больше ничего не сказал, но повернулся и  быстро  вышел  из
зала. Принц последовал за ним. Когда они вышли,  уже  опустился  вечер,  и
много звезд зажглось в небе. Подошел Гэндальф и с ним человек,  закутанный
в серое. Они встретились  у  входа  в  дома  излечения.  Поздоровавшись  с
Гэндальфом они сказали:
     - Мы ищем наместника. Люди говорят, что он здесь.  Неужели  он  ранен
или заболел? И где леди Эовин?
     И Гэндальф ответил:
     - Она лежит там; она не мертва, но близка к смерти. А  Фарамир  ранен
злой стрелой, как вы, наверное, слышали,  и  он  теперь  новый  наместник:
Денетор ушел, и дом его превратился в пепел.
     И они преисполнились горя и удивления от его рассказа.
     - Итак, победа лишает радости, какое горькое совпадение, что Гондор и
Рохан в один день лишились своих повелителей. Но рохиррим правит Эомер.  А
кто будет пока править городом? Не нужно ли послать за Арагорном?
     И закутанный в плащ человек сказал:
     - Он пришел.
     И они увидели, когда он сделал шаг к лампе, что это Арагорн, одетый в
серый плащ из лориена  поверх  кольчуги  и  не  имеющий  на  себе  никаких
отличительных знаков, кроме зеленого камня Галадриэль.
     - Я пришел по просьбе Гэндальфа, - сказал он. - Но пока я всего  лишь
капитан дунаданцев из Арнора; принц Дол Амрота будет править городом, пока
не придет в себя Фарамир. И мой совет: пусть Гэндальф правит всеми нами во
все последующие дни и во всех делах, связанных с Врагом.
     И они согласились с ним.
     Тогда Гэндальф сказал:
     - Не будем стоять у дверей: время  дорого.  Войдем!  Лишь  в  приходе
Арагорна остается надежда для  тех,  кто  лежит  в  домах  излечения.  Так
сказала Иорет, мудрая женщина Гондора: "Руки короля - руки целителя, и так
можно узнать короля".
     Арагорн вошел первым, остальные последовали за ним.  У  входа  стояли
два стражника в  мундирах  цитадели:  одни  высокий,  а  другой  ростом  с
мальчика. Маленький, увидев Арагорна, громко  воскликнул  от  удивления  и
радости.
     - Бродяжник!  Как  хорошо!  Я  догадывался,  что  это  вы  на  черных
кораблях. Но все кричали "пираты" и не слушали меня. Как вы это проделали?
     Арагорн рассмеялся и взял хоббита за руку.
     - Приятная встреча! - сказал он. - Но не время сейчас для рассказов.
     Но Имрахил сказал, обращаясь к Эомеру:
     - Разве так зовут нашего короля? Может, он примет другое имя?
     Арагорн, услышав его, обернулся и ответил:
     - Вероятно, так как на высоком языке древности я Элессар,  Эльфийский
Камень и Энвиньяр, Обновитель, - и он снял с груди зеленый  камень.  -  Но
если будет основан мой дом, имя ему будет Бродяжник.  На  высоком  древнем
языке  это  будет  звучать  не  так  прозаично  -  Телекентар.  Так  будут
называться и все мои потомки.
     С этими словами они вошли в дома, и пока они  шли  по  комнатам,  где
лежали больные, Гэндальф рассказывал о деяниях Эовин и Мериадока.
     - Я долго стоял над ними, - сказал он, -  и  они  многое  говорили  в
бреду, прежде чем впасть в смертельную тьму. К тому  же  мне  дано  видеть
многое.
     Арагорн вначале подошел к Фарамиру, потом к леди Эовин  и  наконец  к
Мерри. Посмотрев на лица больных, он вздохнул:
     - Мне придется применить всю мою силу и все искусство. Лучше  бы  тут
оказался  Элронд:  он  старейший  в  нашей  расе  и  обладает   наибольшим
могуществом.
     А Эомер, видя, что Арагорн печален и устал, сказал:
     - Может, вы вначале отдохнете хотя бы немного?
     Но Арагорн ответил:
     - Нет, для этих троих, и особенно для Фарамира, время не ждет.  Нужно
спешить.
     Потом он подозвал Иорет и спросил:
     - Есть ли в этом доме запас лечебных трав?
     - Да, повелитель, - ответила она, - но я думаю, что их  недостаточно,
они не помогут. Не знаю,  где  найти  другие  травы:  все  сгорело  в  эти
несчастливые дни, и все дороги закрыты. Уже много дней никто не приезжал с
травами из Лоссарнаха. Но попробуем получше использовать  то,  что  у  нас
есть, если вы знаете, что нужно делать.
     - Посмотрим, - ответил Арагорн. - Но прежде  всего:  если  ли  у  вас
ателас?
     - Не знаю, повелитель, - сказала она, - во всяком случае не под таким
названием... пойду спрошу знатока трав: он знает все старые названия.
     - Ее называют также королевский узор, - сказал Арагорн,  -  и,  может
быть, вы знаете ее под таким названием, потому что в поздние  дни  так  ее
называли крестьяне.
     - Ах, это! - сказала Иорет. - Ну если бы ваша  милость  так  сразу  и
сказали, я бы ответила вам. Я уверена,  что  здесь  это  травы  нет.  И  я
никогда не слыхала, чтобы она обладала  каким-нибудь  достоинством.  Часто
говорила  я  своим  сестрам,  когда  мы  встречали  эту  траву   в   лесу:
"Королевский  узор.  Что  странное  название.  Интересно,  почему  ее  так
называют?  Если  бы  я  была  королем,  в  моем  саду  росли  бы  растения
прекрасней". Когда ее разотрешь, она приятно пахнет, верно? Приятно не  то
слово; может, правильнее сказать - полезно.
     - Очень полезно, - сказал Арагорн.  -  Теперь,  моя  милая,  если  вы
любите повелителя Фарамира, бегите так же быстро, как быстр  ваш  язык,  и
принесите мне "королевский узор", если в городе найдется хотя бы листок.
     - А если нет, - сказал Гэндальф, -  я  поскачу  в  лес  Лоссарнаха  с
Иорет, Обгоняющий Тень покажет, что такое скорость.
     Когда Иорет ушла, Арагорн попросил других женщин приготовить  горячей
воды. Потом он взял руку Фарамира в свою, а другую руку  положил  больному
на лоб. Фарамир не двигался и, казалось, не дышал.
     - Он почти погиб, - сказал Арагорн, поворачиваясь к Гэндальфу.  -  Но
не от раны. Смотрите: она излечена. Если бы его  ударила  стрела  назгула,
как вы думали, он бы уже умер. Он ранен стрелой южанина. Кто ее  выдернул?
Сохранилась ли она?
     - Я вынул стрелу и остановил кровотечение, - сказал Имрахил. -  Но  я
не сохранил стрелу: у меня и так было много дел.  Она  была  точно  такой,
какие используют южане. Но я думал, она вылетела из тени: иначе  непонятно
его состояние. Ведь рана сама по себе не глубока. Как вы это объясните?
     - Усталость, горе из-за отца, рана и... Больше всего черное  дыхание,
- сказал Арагорн. - Он человек сильной воли, потому и был  близок  к  тени
еще перед битвой. И Тьма медленно захватывала  его.  Если  бы  я  оказался
здесь раньше!
     Тем временем появился знаток трав.
     - Ваша  милость  спрашивает  о  растении,  которое  на  низком  языке
называется "королевский узор", а на высоком -  "ателас"  -  сказал  он.  -
Ателасом называют его те, кто знает кое-что о великореансах...
     - Я знаю, - перебил его Арагорн, - и мне все равно,  назовете  ли  вы
его "королевским узором" или "абса аралион".
     - Прошу прощения, ваша милость. Я вижу, вы не только военачальник, но
и настоящий знаток трав. Но увы, сэр, мы  не  держим  эту  траву  в  домах
излечения: здесь ведь излечиваются только серьезные  больные  и  серьезные
раны. А лечебные свойства этой травы нам неизвестны. Ее можно использовать
только чтобы был приятный запах  в  воздухе  или  чтобы  разогнать  легкую
усталость.  Впрочем,  может  быть,  вы  обратили  внимание   на   странное
стихотворение, которое женщины, такие как наша добрая Иорет и ее  подруги,
повторяет, не понимая его значения:

                   Когда дует черное дыхание,
                   Когда растет тень смерти,
                   Когда гаснет любой свет,
                   Приходи, ателас! Приходи, ателас!
                   Оживи умирающих, лежа в королевских руках!

     Но, боюсь, что это всего лишь бессмыслица,  удерживающаяся  в  памяти
старух. Предоставляю вам судить о значении этой загадки, если вы  сумеете.
Но старики до сих пор используют настойку этой травы от головной боли.
     - Тогда, во  имя  короля,  идите  и  отыщите  этих  стариков,  меньше
знающих, но более мудрых, отыщите у них эту траву! - Воскликнул Гэндальф.
     Арагорн склонился к Фарамиру и положил ладонь ему на лоб.  Окружающие
видели, что идет борьба. Лицо Арагорна посерело от усталости и напряжения;
время от времени он произносил имя Фарамира, каждый раз все тише и слабее,
как будто сам Арагорн удалялся от них и  бродил  где-то  далеко  в  темной
долине, призывая того, кто потерян.
     Наконец прибежал Бергил и принес шесть листиков.
     - Это "королевский узор", сэр, - но не свежий. Его сорвали не  меньше
двух недель назад. Надеюсь он пригодится, - и, взглянув на лицо  Фарамира,
он разрыдался.
     Но Арагорн улыбнулся.
     - Пригодится, - сказал он. - Худшее позади. Успокойся!
     Положив на ладонь два листка, он подул на ни них, а потом  размял,  и
странная живительная свежесть заполнила комнату, воздух как будто зазвенел
в ушах, искрясь радостью. Затем Арагорн бросил листья в котел с  кипятком,
и все почувствовали радость в  сердцах,  ибо  доносившийся  до  них  запах
напоминал воспоминание о росистом утре,  и  о  ярком  солнце  в  мире,  не
знающем тени. Арагорн распрямился, освеженный, и в глазах его была улыбка,
он поднес котел к лицу Фарамира.
     - Ну кто бы мог поверить! - сказал Иорет другим женщинам. - Эта трава
лучше, чем я думала. Она напомнила мне о розах в Имлот Мелуй, когда я была
еще девочкой.
     Неожиданно  Фарамир  зашевелился,  открыл   глаза   и   взглянул   на
склонившегося к нему Арагорна. В глазах  его  загорелся  свет  сознания  и
любви, и он тихонько сказал:
     - Повелитель, вы звали меня. Я пришел. Что вы прикажете мне?
     - Не уходить больше в  тень,  проснуться,  -  сказал  Арагорн.  -  Вы
устали. Немного отдохните, поешьте и подготовьтесь к моему возвращению.
     - Хорошо, повелитель, - сказал Фарамир. - Кто  же  будет  лежать  без
дела, когда король вернулся?
     - Тогда расстанемся на время, - сказал Арагорн. -  Я  должен  идти  к
другим нуждающимся во мне.
     И он вышел из комнаты вместе с Гэндальфом и Имрахилом; но Берегонд  и
его сын остались, не в силах сдержать своей  радости.  Пиппин,  шедший  за
Гэндальфом, услышал восклицание Иорет:
     - Король! Вы слышали? Что я говорила?.. Руки короля - руки  целителя,
вот что сказала я.
     И вскоре по всему городу распространилась из дома излечения известие,
что вернулся король и что после войны он принесет исцеление.
     Арагорн пришел к Эовин и сказал:
     - Вот где самая серьезная рана и самый тяжелый удар.  Сломанная  рука
получила нужное лечение и скоро срастется, если у  Эовин  будут  силы  для
жизни. Поранена у нее левая рука,  но  главная  опасность  идет  от  руки,
державшей меч. Она кажется неживой, хотя она и не сломана.
     Увы! Она сражалась с врагом, превосходящим силы ее ума и  тела.  Тот,
кто поднимет оружие на такого врага, должен быть крепче стали, и все равно
шок может убить его. Злая судьба привела ее на его тропу.  Она  прекрасная
девушка, самая прекрасная из всех королев. И все же не знаю, как  говорить
с нею. Когда я впервые посмотрел на нее и понял, как  она  несчастна,  мне
показалось, что я вижу прекрасный и гордый белый цветок, похожий на лилию,
нежный и в то же время прочный, как будто он выкован из  стали.  А  может,
это мороз превратил его сок в лед, и вот он стоит все еще  прекрасный,  но
обреченный на гибель. Ее болезнь началась гораздо раньше этого дня, верно,
Эомер?
     - Я удивляюсь, что вы спрашиваете меня об этом, -  ответил  Эомер.  -
Ведь Эовин, моя сестра, не была тронута морозом, пока не увидела вас.  Она
была заботлива и неутомима и разделяла со мной все тревоги во дни Змеиного
Языка и болезни короля; и она  ухаживала  за  королем  с  растущим  в  ней
страхом. Но не это привело ее к такому состоянию.
     - Друг мой, - сказал Гэндальф, - у вас были лошади, войны, просторное
поле, а у нее, рожденной в теле девушки, дух и  храбрость  были  не  менее
мужественными, чем у  вас.  Но  она  была  осуждена  находиться  рядом  со
стариком, которого она любила  как  отца,  и  видеть,  как  он  впадает  в
бесчестное слабоумие, и ее роль казалось ей более низкой,  чем  посох,  на
который он опирался.
     Вы думаете, у Змеиного Языка был яд только для ушей Теодена?  "Старый
дурак! Что такое дом Эорла, как не крытый соломой сарай, где пирует  банда
пьяных в дым разбойников, а их отродье возится на полу с собаками!"  Разве
вы не слышали этих слов раньше?  Их  произнес  Саруман,  учитель  Змеиного
Языка. Хотя я не сомневаюсь, что дома Змеиный Язык облекал их  значение  в
более хитрые слова. Повелитель, если бы  любовь  сестры  к  вам,  если  бы
сознание своего долга не закрыли бы ее губ, вы многое могли бы услышать. И
кто знает, что говорила она одна, во тьме, в горечи своих  ночных  бдений,
когда жизнь казалась ей конченной, а стены спальни смыкались  вокруг  нее,
как стены клетки пойманного дикого животного.
     Эомер молча посмотрел на сестру, как бы заново переживая прошлое.  Но
Арагорн сказал:
     - Я видел то же, что и вы, Эомер.  Мало  найдется  в  мире  горестей,
равных этой: видеть любовь прекрасной и отважной леди  и  не  ответить  на
нее. Печаль и жалость сопровождали меня после нашей  последней  встречи  в
Дунхарроу; и не за себя боялся я, а за то, что может случиться  с  нею.  И
все же, я говорю вам, Эомер, она любит вас больше, чем меня; вас она любит
и знает; а во мне она любит лишь сове воображение и  надежду  на  славу  и
великие деяния, надежду на земли, далекие от полей Рохана.
     У меня, может быть, хватит силы  исцелить  ее  тело,  вывести  ее  из
темной долины. Но для чего она очнется: для надежды, забытья или  отчаяния
- я не знаю. И если для отчаяния, то лучше  ей  умереть,  если  только  не
придет другой исцелитель, более искусный, чем я. Увы! А ее деяния  отводят
ей место в ряду славнейших королей.
     Арагорн наклонился и посмотрел ей в лицо, белое, как лилия,  холодное
как лед, и твердое, как ровный камень. Поцеловав ее в лоб, он тихо позвал:
     - Эовин, дочь Эомунда, проснись! Твой враг ушел!
     Она не шевельнулась, но все увидели, что она дышит глубже:  грудь  ее
под белым покрывалом поднималась и опускалась. Арагорн  растер  снова  два
листка ателаса и бросил их в кипящую воду; этой водой он смочил ей  лоб  и
правую руку, холодную и бесчувственную.
     - Проснись, Эовин, леди Рохана! - снова сказал  Арагорн  и,  взяв  ее
правую руку почувствовал, как к ней возвращается жизнь. -  Проснись!  Тень
ушла и вся Тьма рассеялась!
     Вложив ее руки в руки Эомера, он отошел и, проговорив "позовите  ее",
молча вышел из комнаты.
     - Эовин, Эовин! -  воскликнул  Эомер,  плача.  Она  открыла  глаза  и
сказала:
     - Эомер! Какая радость! Они говорили, что ты убит. Нет, это были лишь
темные голоса в моем сне. Долго ли я спала?
     - Недолго, сестра, - ответил Эомер. - Но не думай больше об этом.
     - Я страшно устала, - сказала она. - Мне нужно отдохнуть.  Но  скажи,
что с повелителем Марки. Увы! Не говори, что это был сон: я знаю, что  это
не так. Он мертв, как и предсказывал.
     - Он мертв, - подтвердил Эомер, - и он просил перед смертью  передать
прощальный привет Эовин, более дорогой для него, чем дочь. Он лежит теперь
в цитадели Гондора.
     - Как печально! - вздохнула она. - Но это все  же  лучше  тех  темных
дней, когда я думала, что дом Эорла впадает  в  бесчестье  и  станет  хуже
шалаша пастуха. А что с королевским оруженосцем, с невысокликом? Эомер, ты
должен сделать его рыцарем Марки за храбрость.
     - Он лежит поблизости в этом  доме,  и  я  пойду  к  нему,  -  сказал
Гэндальф. - Эомер же останется здесь. Но не говорите о войне и  о  печали,
пока  не  поправитесь.  Великая  радость  видеть   такую   отважную   леди
возрожденной для здоровья и надежды!
     - Для здоровья! - сказал Эовин. Может быть, и так. По  крайней  мере,
пока есть пустое седло  какого-нибудь  погибшего  всадника  и  есть  дела,
которые нужно свершить. Но для надежды? Не знаю...
     Гэндальф и Пиппин пришли в комнату Мерри и  застали  там  стоящего  у
постели хоббита Арагорна.
     - Бедняга  Мерри!  -  воскликнул  Пиппин,  подбегая  к  постели:  ему
показалось, что его друг выглядит хуже, лицо у него серое, и на нем  лежит
тяжесть годов печали. Неожиданно Пиппина охватил страх, что Мерри умрет.
     - Не бойтесь! - сказал Арагорн.  -  Я  пришел  вовремя.  Он  устал  и
опечален, он получил такую же рану, как и леди Эовин при попытке  поразить
смертоносного врага. Но все это поправимо - так силен в нем дух жизни.  Он
никогда не забудет своего горя, но оно не затмит его сердце, а лишь научит
его мудрости.
     Арагорн положил руку на голову Мерри  и,  мягко  проведя  ладонью  по
курчавым волосам коснулся глаз и позвал  его  по  имени.  И  когда  аромат
ателаса заполнил комнату, Мерри неожиданно очнулся и сказал:
     - Я хочу есть. Который час?
     - Время ужина прошло, - ответил Пиппин. - Но  я  постараюсь  принести
тебе чего-нибудь, если мне позволят.
     - Позволят, - сказал Гэндальф. -  Все,  чего  пожелает  этот  всадник
Рохана, будет дано ему в Минас Тирите, где он будет пользоваться почетом и
великим уважением.
     - Хорошо! - сказал Мерри. - Тогда я  предпочел  бы  вначале  ужин,  а
потом трубку. - И лицо его омрачилось. - Нет, не трубку. Не думаю, чтобы я
снова стал курить.
     - Почему? - удивился Пиппин.
     - Он умер, - медленно ответил Мерри. - Я все вспомнил. Он сказал, что
ему жаль, что у него не будет больше  возможности  поговорить  со  мной  о
травах. Это почти дословно, что он  сказал.  Никогда  больше  не  смогу  я
курить, не вспоминая о нем и об этом  дне,  Пиппин,  когда  он  приехал  в
Изенгард и был так добр к нам.
     - Тогда курите и думайте о нем! -  сказал  Арагорн.  -  У  него  было
щедрое сердце, он был великий король и всегда  исполнял  свои  клятвы.  Он
встал из тени для этого последнего прекрасного утра. Хотя ваша служба  ему
была коротка, воспоминание об этом будет почетным  и  радостным  до  конца
ваших дней.
     Мерри улыбнулся.
     - Что ж, - сказал он, - если так считает Бродяжник, я буду  курить  и
думать. У меня в мешке было зелье из запасов Сарумана, но что стало с  ним
в битве, не знаю.
     - Мастер Мериадок, - сказал Арагорн, - уж если вы считаете, что  я  с
огнем и мечом прошел через горы  и  королевство  Гондор,  чтобы  приносить
травы  беззаботному  солдату,  растерявшему  свои  вещи,  то  вы   глубоко
ошибаетесь. Если ваш мешок не найдется, то пошлите за знатоком трав. И  он
скажет вам, что не знает, какие  достоинства  есть  у  травы,  которую  вы
хотите, но что она зовется семенем западных людей на низком языке, и гелон
- на благородном, и что у нее есть и другие названия, и, добавив несколько
полузабытых строф, которых никто не понимает, он с сожалением сообщит вам,
что этой травы нет в домах излечения, и оставит вас размышлять о различиях
и языках. Точно так же поступлю и я. Ибо я не  спал  в  такой  постели  со
времени отъезда из Дунхарроу, и не ел с самого рассвета.
     Мерри схватил его руку и поцеловал ее.
     - Мне страшно жаль, - сказал он, - что вы уже уходите.  С  той  самой
ночи в Пригорье мы были для вас лишь помехой. Но мой народ привык в  таких
случаях говорить меньше, чем чувствует. Мы боимся громких слов.
     - Я хорошо знаю это, иначе не имел бы с вами дела, - сказал  Арагорн.
- Пусть всегда царит благополучие в Уделе! - Поцеловав Мерри, он вышел,  и
Гэндальф вышел за ним.
     Пиппин остался.
     - Есть ли кто подобный ему? - спросил он. - Конечно, кроме Гэндальфа.
Мой дорогой осел, твой мешок лежит у постели. Когда я нашел тебя, он был у
тебя на спине. Арагорн, конечно, все время видел его. К  тому  же  у  меня
есть немного зелья. Это лонгботтомский лист. Набей трубку, пока я посмотрю
насчет еды. И давай немного отвлечемся. Мы, Туки и Брендизайки,  не  можем
все время оставаться на таких высотах.
     - Да, - сказал Мерри. - Я не  могу.  Пока  не  могу.  Но  теперь,  по
крайней мере, Пиппин, мы можем их видеть, эти высоты, и их почитать. Лучше
вначале полюбить то, что ты способен любить, я думаю: нужно  где-то  иметь
прочные корни, а почва Удела глубока. Но все же есть вещи глубже и выше; и
никакой садовник не может спокойно ухаживать за своим садом, зная о них. Я
рад, что теперь я о них знаю немного. Но не понимаю, почему я говорю  это?
Где лист? И достань мою трубку из мешка, если она цела.
     Арагорн и Гэндальф отправились к главе домов излечения и сказали, что
Фарамир и Эовин останутся здесь, и их нужно будет еще лечить много дней.
     - Леди Эовин, - сказал Арагорн, - пожелает скоро встать и уехать,  но
ей нельзя позволить этого, по крайней мере не  раньше,  чем  через  десять
дней.
     - А что касается Фарамира, - добавил Гэндальф, - то он скоро узнает о
смерти  своего  отца.  Но  всю  правду  о  безумии  Денетора  ему   нельзя
рассказывать, пока он окончательно не выздоровеет  и  не  займется  своими
обязанностями. Проследите, чтобы Берегонд и Периан, остающиеся  здесь,  не
говорили с ним об этом.
     - А что с другим Перианом, Мериадоком?
     - Вероятно, он сможет ненадолго встать уже  завтра  утром,  -  сказал
Арагорн. - Пусть  встает,  если  хочет.  Он  может  немного  погулять  под
присмотром своих друзей.
     - Замечательный народ, - сказал глава домов, качая головой.  -  Очень
крепкий по характеру.
     У дверей  домов  излечения  собрались  многие,  чтобы  посмотреть  на
Арагорна; и они ходили за  ним  следом.  Когда  Арагорн  поел,  его  стали
упрашивать, чтобы он вылечил раненых, лежавших под черной  тенью.  Арагорн
послал за сыновьями Элронда, и вместе они проработали почти всю ночь. И по
городу  прошла  весть:  король  действительно  вернулся.  И  назвали   его
эльфийским камнем из-за зеленого камня, и  так  имя,  которое  давно  было
предсказано, дано было ему его собственным народом.
     И когда он не смог больше  работать,  он  набросил  на  себя  плащ  и
выскользнул из города, добрался на рассвете до  своей  палатки  и  немного
поспал. А утром из  башни  выплыло  знамя  Дол  Амрота  -  белый  корабль,
подобный лебедю, на голубой воде, и люди глядя вверх, гадали,  не  был  ли
приход короля всего лишь сном.

                             9. ПОСЛЕДНИЙ СОВЕТ

     Пришло  утро  после  битвы,  и  оно  было  прекрасно,  легкие  облака
двигались на запад. Леголас и Гимли встали  рано  и  попросили  разрешения
отправиться в город: им хотелось увидеться с Мерри и Пиппином.
     - Хорошо знать, что они живы, - сказал Гимли, - мы  очень  переживали
за них по пути через Рохан.
     Эльф и гном вместе вошли в Минас Тирит, и народ видевший  их,  бросал
удивленные взгляды на таких друзей: Леголас  был  прекрасен  лицом  и  пел
ясным голосом песню на языке эльфов, а Гимли шел с ним  рядом,  поглаживая
бороду и глядя по сторонам.
     - Хорошая работа по  камню,  -  сказал  он,  посмотрев  на  стены,  -
впрочем,  можно  было  сделать  и  получше,  да  и  улицы  не  мешало   бы
усовершенствовать. Когда Арагорн возьмет власть,  я  предложу  ему  услуги
горных мастеров, и мы сделаем город таким, что им можно будет гордиться.
     - Они больше нуждаются в садах, - сказал Леголас. -  Дома  мертвы,  и
слишком мало тут растительности. Когда Арагорн возьмет власть, народ  леса
принесет ему поющих птиц и неумирающие деревья.
     Наконец они встретили принца Имрахила, и Леголас, посмотрев на  него,
низко  поклонился:  он  увидел,  что  в  жилах  принца  наполовину   течет
эльфийская кровь.
     - Привет, повелитель! -  сказал  он.  -  Уже  давно  народ  Нимроделя
покинул леса Лориен, и однако до сих пор  видно,  что  не  все  уплыли  из
гавани Амрота на запад.
     - Так говорят в преданиях моей земли, - ответил принц, - но никого из
прекрасного народа не видели у нас на протяжении многих лет. И я  дивлюсь,
видя его представителя среди печали и войны. Что вы ищите?
     - Я один из  девяти  товарищей,  вышедших  вместе  с  Митрандиром  из
Имладриса, - сказал Леголас, - и с этим гномом, моим другом, мы прибыли  с
лордом Арагорном. А теперь мы хотим повидать  своих  друзей,  Мериадока  и
Перегрина, которые, как нам сказали, теперь в городе.
     - Вы найдете их в домах излечения, и я  отведу  вас  туда,  -  сказал
Имрахил.
     - Достаточно, если вы дадите нам  проводника,  повелитель,  -  сказал
Леголас. - Арагорн посылает вам сообщение. Он не  хочет  снова  входить  в
город. Но есть  необходимость,  чтобы  все  капитаны  посовещались,  и  он
просит, чтобы вы и Эомер роханский как можно скорее явились в его палатку.
Митрандир тоже там.
     - Мы придем, - сказал Имрахил, и они с вежливыми словами расстались.
     - Какой прекрасный и могучий повелитель людей! -  сказал  Леголас.  -
Если даже в дни упадка у Гондора есть такие  люди,  как  велика  была  его
слава в дни рассвета!
     - И, конечно, работа  по  камню  сделана  в  старину,  при  основании
города, - сказал Гимли. - Со всеми людскими начинаниями бывает  так:  либо
заморозок весной, либо молния зимой, и они отказываются от своих замыслов.
     - Но их посевы редко пропадают зря, - сказал Леголас. - Семя лежит  в
пыли и грязи и ждет своего часа. Дела людей переживут нас, Гимли.
     - И все же в конце концов, они ни к чему не придут,  мне  кажется,  -
сказал гном.
     - На это эльфы не знают ответа, - сказал Леголас.
     Подошел слуга принца и отвел их к домам излечения;  они  нашли  своих
друзей  в  саду,  и  встреча  их  была  веселой.   Некоторое   время   они
прогуливались и разговаривали, наслаждаясь коротким миром и отдыхом высоко
на верхних кругах города. Потом, когда Мерри устал, они сели у стены,  где
за их спинами была лужайка домов излечения. Перед  ними  виднелся  Андуин,
блестящий на солнце, текущий туда, где даже зоркий глаз  Леголаса  не  мог
разглядеть широкие равнины и зеленые поля Лебеннина и южного Итилиена.
     Леголас молчал, пока остальные разговаривали и смотрел  на  реку:  он
увидел белых морских птиц, летающих над рекой.
     - Смотрите! - воскликнул он. - Чайки! Они залетели  далеко  от  моря.
Как беспокоят они мое сердце! Никогда в своей жизни я не встречал их, пока
мы не прибыли в Пелагир и здесь, когда мы ехали  к  битве  за  корабли,  я
услышал их крики. Я остановился  и  стоял  неподвижно,  забыв  о  войне  в
Средиземье: их плачущие крики говорили мне о море. Море!  Увы!  Я  еще  не
видел его. Но глубоко в сердцах моего  народа  лежит  страсть  к  морю,  и
опасно затрагивать эту струну. Увы! Больше никогда не знать  мне  мира  ни
под деревом, ни под кустом.
     - Не говорите так! - сказал Мерри. - Вы не должны уходить  к  приюту,
Леголас. Всегда найдется народ, большой и малый, и даже мудрые гномы,  как
Гимли, которые нуждаются в вас. Я, по крайней мере, надеюсь на вас.  Но  я
чувствую, что худшее в этой войне еще ожидает нас. Как я хотел  бы,  чтобы
все это уже кончилось, кончилось бы навсегда!
     - Не будь таким мрачным! - воскликнул Пиппин. - Солнце  сияет,  и  мы
снова вместе, на день или два по  крайней  мере.  Я  хочу  кое-что  у  вас
расспросить. Давайте, Гимли! Вы и Леголас за это утро не менее дюжины  раз
упоминали свое  страшное  путешествие  с  Бродяжником.  Но  вы  ничего  не
рассказывали мне о нем.
     - Может, здесь и сияет солнце, - сказал Гимли, - но даже при  нем  не
хотел бы я оживлять некоторые воспоминания об этой дороге. Если бы я знал,
что нас ждет, ни какая дружба не привела бы меня на тропы смерти!
     - Тропы смерти? - переспросил Пиппин. - Я слышал, как Арагорн говорил
о них  и  удивился,  что  он  имеет  в  виду.  Не  расскажете  ли  вы  нам
поподробнее?
     - Очень неохотно, - сказал Гимли. -  Потому  что  на  этой  дороге  я
испытал стыд, я, Гимли, сын Глоина, который считал себя храбрее всех людей
и тверже под землей любого эльфа. Но это не так, и провела  меня  по  этой
дороге только воля Арагорна.
     - И любовь к нему, - добавил Леголас. - Ибо все,  кто  пошел  с  ним,
сделали это из любви к нему, даже холодная  рохирримская  девушка.  Ранним
утром того дня, когда вы, прибыли сюда, Пиппин, мы покинули  Дунхарроу,  и
такой страх напал на весь народ, что никто не осмелился посмотреть на нас,
кроме леди Эовин, что лежит теперь раненная в  доме.  Это  было  печальное
расставание, и я печалился, глядя на него.
     - Увы! У меня хватило сердца только для себя самого, - сказал  Гимли.
- Нет! Я не буду говорить об этом путешествии.
     Он замолчал; но Мерри и  Пиппин  так  хотели  услышать  рассказ,  что
Леголас наконец сказал:
     - Я расскажу вам достаточно, чтобы вы  успокоились:  я  не  испытывал
ужаса и не боялся теней, которых считал бессильными и хрупкими.
     Он быстро рассказал о дороге призраков под горами и о темной  встрече
у Эреча, и о большом переходе в девяносто три лиги оттуда до  Пелагира  на
Андуине.
     - Четыре дня и четыре ночи мы ехали от черного камня, - сказал он.  -
И вот! Во  Тьме  Мордора  росла  моя  надежда:  во  Тьме  теневое  войско,
казалось,  становилось  все  сильнее  и  ужаснее.  Я  видел  всадников   и
пехотинцев, но все они двигались с одинаковой  и  большой  скоростью.  Они
молчали, но в глазах у них горел огонь. В верховьях Ламедона  они  догнали
наш отряд, окружили нас и проехали бы вперед, если бы Арагорн не  запретил
им.
     По его приказу они отступили. "Даже тени людей покорны ему, - подумал
я. - Они будут служить ему".
     Мы ехали вперед, и наступил день без рассвета, а мы продолжали путь и
пересекли Кирил и Рингло; на третий день  мы  пришли  к  Илахиру  у  устья
Гилраина. И здесь обороняли Брод люди Ламедона, воюя со свирепыми жителями
Умбара и Харада, приплывшими вверх по  реке.  Но  защитники  и  нападающие
забыли о битве и бежали, когда пришли мы: они кричали,  что  на  них  идет
король мертвых. Только Ангбор, повелитель Ламедона, нашел в себе  мужество
остаться, и Арагорн попросил его собрать свой народ и идти за  ними,  если
они осмелятся, когда пройдет серое войско.
     - У Пелагира вы будете нужны потомку Исилдура, - сказал ему Арагорн.
     Так мы перешли Гилраин, разогнав союзников Мордора. Потом мы  немного
отдохнули. Но Арагорн скоро встал, сказав:
     - Минас Тирит осажден. Боюсь, что он падет до того, как мы придем ему
на помощь.
     И до конца ночи мы снова пустились в путь и до самых равнин Лебеннина
ехали с такой скоростью, какую только могли вынести лошади.
     Леголас помолчал, вздохнул и, обратив взор к югу, тихо запел:

              Серебро течет в ручьях от Келоса к Эрую
              В зеленых полях Лебеннина!
              Высокая растет здесь трава.
              Морской ветер
              Раскачивает белые лилии,
              И золотые колокольчики Маллоса и Альфирина звенят
              На зеленых полях Лебеннина
              На морском ветру!

     - Зеленые поля, о которых поет мой народ, но тогда они были  темны  -
обширные серые пустыни во тьме вокруг нас. И по этим полям, топча цветы  и
траву, гнали мы врагов днем и ночью, пока не дошли до великой реки.
     Тогда я почувствовал в глубине сердца, что мы близко от моря:  широка
была вода во тьме, и бесчисленные морские птицы кричали на  берегах.  Увы!
Разве не говорила мне госпожа, чтобы я опасался их криков? А теперь  я  не
могу их забыть.
     - Что касается меня, то я их не замечал,  -  вмешался  Гимли,  -  ибо
близка была  битва.  Здесь,  у  Пелагира,  стоял  главный  флот  Умбара  -
пятьдесят больших кораблей  и  неисчислимое  количество  мелких  судов.  И
многие из тех, кого мы преследовали, раньше нас достигли гавани и принесли
с собой свой страх; многие  из  больших  кораблей  снялись  с  якоря,  ища
спасения выше по реке или на  дальнем  берегу;  но  харадрим,  прижатые  к
берегу, отчаянно и яростно сопротивлялись. Увидев  нас,  они  рассмеялись:
нас было мало, а у них еще сохранялась главная армия.
     Тогда Арагорн остановился и громко крикнул:
     - Теперь вперед! Призываю вас черным камнем!
     И серое войско, как прибой, полетело вперед, заливая все перед собой.
Я слышал слабые крики, отдаленные звуки рогов, ропот бесчисленных  голосов
- как эхо какой-то давно забытой битвы из темных годов.  Сверкали  бледные
мечи; но я так и не знал, могут ли они еще разить: мертвым не  нужно  было
другое оружие, кроме страха. Никто не смел противостоять им.
     Они взобрались на все корабли, прошли по воде и на те, что  отчалили:
моряки от ужаса впали в безумие и прыгали за борт, кроме рабов прикованных
к веслам. Мы безжалостно скакали среди врагов, топча их, как листья,  пока
не прискакали на берег. И тут на каждый  из  оставшихся  больших  кораблей
Арагорн послал одного дунаданца; они успокоили пленников на борту, сказали
им, что они свободны и не должны бояться.
     Еще до того, как кончился темный день,  никто  уже  не  сопротивлялся
нам: враги бежали или утонули, надеясь добраться  до  своих  южных  земель
пешком. Я  думаю:  как  странно  и  удивительно,  что  эти  слуги  Мордора
побеждены страхом перед Тьмой и  смертью.  Собственное  оружие  обратилось
против них.
     - Действительно странно, - сказал Леголас. - Я посмотрел на  Арагорна
и подумал, каким ужасным и великим повелителем мог бы он  стать,  если  бы
взял Кольцо себе. Не зря Мордор боится его. Но он благородней  духом,  чем
может представить себе Саурон: разве он не из  детей  Лютиен?  Никогда  не
ослабеет эта линия, хотя и пройдут бесчисленные годы.
     - Такие предсказания не в  ведении  гномов,  -  сказал  Гимли.  -  Но
Арагорн был действительно могуч в тот день. Весь черный  флот  оказался  в
его руках; он выбрал для себя самый большой  корабль  и  взошел  на  него.
Потом приказал трубить в трубы, захваченные у врага, и все теневое  войско
отступило к берегу. Здесь стояло оно молча, едва видимое,  лишь  в  глазах
мертвецов отражалось красное пламя горевших  кораблей.  И  Арагорн  громко
сказал:
     -  Слушайте  слово   потомка   Исилдура!   Ваша   клятва   выполнена.
Возвращайтесь и больше не тревожьте долины! Уходите и успокойтесь!
     И тогда король мертвецов, стоящий перед войском, сломал свое копье  и
отбросил обломки в стороны. Потом низко поклонился  и  повернулся;  и  все
теневое войско исчезло, как туман, разогнанный неожиданным порывом  ветра;
и мне показалось, что я проснулся.
     В эту ночь мы отдыхали, а все остальные  работали.  Было  освобождено
много пленников и рабов - бывших жителей Гондора, захваченных при набегах;
собралось и большое количество людей Лебеннина и Этиар; прибыл  со  своими
всадниками Ангбор из Ламедона. Теперь, когда исчез страх перед мертвецами,
они пришли помогать нам и  взглянуть  на  потомка  Исилдура:  слух  о  нем
распространялся повсюду, как огонь в ночи.
     Конец нашей истории близок. В течении вечера и ночи было подготовлено
много кораблей, и утром флот выступил. Теперь это кажется далеким прошлым,
но ведь это было вчера утром, на  шестой  день  после  нашего  отъезда  из
Дунхарроу. А Арагорна все подгонял страх опоздать.
     - От Пелагира до причалов Харленда сорок две лиги, - сказал он. -  Но
мы должны прибыть к Харленду завтра или не прибыть совсем.
     Веслами гребли теперь свободные люди и работали  они  ожесточенно,  и
все же мы медленно плыли по великой реке, так как шли  против  течения,  и
хотя на юге течение не быстрое, нам не помогал ветер.  На  сердце  у  меня
было тяжело, но Леголас внезапно рассмеялся.
     - Выше бороду, сын Дьюрина! -  сказал  он.  -  Сказано  ведь:  "часто
возникает надежда, когда все кажется потерянным". - Но он не сказал, какую
надежду разглядел вдали. И когда пришла  ночь,  наши  сердца  разгорелись:
далеко на севере мы  увидели  под  облаками  красный  отблеск,  и  Арагорн
сказал:
     - Горит Минас Тирит!
     В полночь наши надежды усилились. Опытные моряки из Этира,  глядя  на
юг, говорили об изменении погоды вслед за ветром с моря.  На  рассвете  мы
подняли паруса, и скорость наша возросла. И так, как вы уже знаете это, мы
прибыли в третьем часу  утра  развернув  большое  боевое  знамя.  Это  был
великий день и великий час, чтобы нас не ожидало впоследствии.
     - Что бы нас ни ждало, великие деяния прошлого не  увянут,  -  сказал
Леголас. - Великим делом был проход по тропам смерти, но еще более великие
дела ожидают нас. И может, никто в Гондоре не останется, чтобы воспеть их.
     - Вполне возможно, - сказал Гимли. - Ибо лица  Арагорна  и  Гэндальфа
серьезны. Очень интересно, что обсуждают они в палатке там внизу. Со своей
стороны, я, как и Мерри, хотел бы, чтобы с нашей победой война окончилась.
Но что бы ни случилось, я надеюсь принять  в  этом  участие  и  поддержать
честь народа одинокой горы.
     - А я - честь народа большого леса, - сказал Леголас.
     Товарищи  замолчали  и  сидели,  занятые  каждый  своими  мыслями,  а
капитаны в это время обсуждали положение.
     Расставшись с Леголасом и Гимли, принц Имрахил немедленно  послал  за
Эомером;  они  вместе  вышли  из  города  и  пришли  к  палатке   Арагорна
установленной в поле недалеко от места гибели короля  Теодена.  Здесь  они
совещались вместе с Гэндальфом, Арагорном и сыновьями Элронда.
     - Милорды, - сказал Гэндальф, - слушайте  слова  наместника  Гондора,
сказанные им  перед  смертью:  "вы  можете  праздновать  победу  на  полях
Пеленнора, но силу, которая сейчас восстанет, победить невозможно".  Я  не
хочу, чтобы вы отчаялись, как он, но вдумайтесь в правду этих слов.
     Видящие  камни  не  лгут,  и  даже  повелитель  Барад-Дура  не  может
заставить их сделать это. Он может выбрать, что показать  слабому  разуму,
может показать значение виденного. Но несомненно, что когда Денетор  видел
огромные силы, собирающиеся в Мордоре, он видел действительность.
     Наших сил едва хватило, чтобы отбить  первый  удар.  Следующий  будет
сильнее. Как и говорил Денетор, в этой войне нет  надежды.  Победу  нельзя
одержать оружием, будем ли мы сидеть здесь, отбивая осаду за  осадой,  или
перейдем реку. Какой выбор сделать; благоразумие  подскажет  вам  укрепить
город и другие места и ждать здесь нападения: так вы немного оттянете свой
конец.
     - Значит, мы должны отступить в Минас Тирит, Дол Амрот или  Дунхарроу
и сидеть там, как дети в песочном замке, когда  прилив  высок?  -  спросил
Имрахил.
     - Это было бы не новым решением, - сказал Гэндальф. - Разве вы не так
поступили в дни Денетора? Но нет! Я сказал, что это было бы  благоразумно.
Но я не призывал вас к благоразумию. Я сказал, что  победу  нельзя  добыть
оружием. Я по-прежнему надеюсь на победу, но не вооруженную. Ибо в  центре
событий находится Кольцо власти - основа Барад-Дура и надежда Саурона.
     Обдумав это дело, милорды, вы  поймете  наше  положение  и  положение
Саурона. Если он получит Кольцо, ваша доблесть напрасна и победа его будет
быстрой и полной, настолько пол-ной, что никто не сможет предсказать конец
его владычества, пока существует этот мир. Если Кольцо  будет  уничтожено,
он падет  и  падение  его  будет  таким  глубоким,  что  никто  не  сможет
предсказать его возвышения  в  самом  глубоком  будущем.  Ибо  он  утратил
главную часть своего могущества, свойственную ему с самого начала, и  все,
что было сотворено или начато при помощи этого могущества,  рухнет,  и  он
навсегда останется искалеченным простым  духом  злобы,  грызущим  себя  во
Тьме, но никогда не сможет  снова  вырасти  и  обрести  форму.  Так  будет
уничтожено великое зло в этом мире.
     Могут возникнуть другие злые силы: ведь Саурон сам  по  себе  -  лишь
слуга или посол. Но не наше дело - заниматься всеми  переменами  мира;  мы
лишь должны  заботиться  о  безопасности  тех  лет,  в  которых  живем,  и
подрубать корни у того зла, которое знаем, чтобы те, кто будет жить  после
нас, получили бы для возделывания чистую почву. Что они с ней сделают,  мы
не можем знать.
     Теперь Саурон знает это все, он знает, что утерянная им драгоценность
снова найдена, но он еще не знает, где она; мы, по крайней  мере,  на  это
надеемся. И поэтому он сейчас  в  великом  сомнении.  Ибо  если  мы  нашли
Кольцо, значит, среди нас есть такой, кто имеет силу владеть  им.  Это  он
тоже знает. Разве я не правильно догадался, Арагорн, что  вы  показывались
ему в камне Ортханка?
     - Я сделал это перед выездом из Хорнбурга, -  ответил  Арагорн.  -  Я
решил, что время настало и что камень появился у меня  именно  для  этого.
Это было через десять дней после ухода Хранителя Кольца от  Рауроса,  и  я
подумал, что следует  отвлечь  глаз  Саурона  от  его  собственной  земли.
Слишком редко ему бросали вызов, с тех пор,  как  он  возвратился  в  свою
башню. Хотя, если бы я предвидел, каким быстрым будет его  ответный  удар,
может быть, я не осмелился бы показаться ему. Я едва успел явиться вам  на
помощь.
     - Но как это? - спросил Эомер. - Все напрасно, говорите вы,  если  он
владеет Кольцом. Почему же он не думает, что  напрасно  нападать  на  нас,
если мы владеем им?
     - Он не уверен, - ответил Гэндальф. - К тому же мы не можем  овладеть
всей силой Кольца за  день.  Оно  может  быть  использовано  только  одним
хозяином, а не многими; и он постарается ударить раньше, чем самый сильный
из нас завладеет Кольцом и низвергнет остальных. В это время Кольцо  может
помочь ему, если удар будет внезапен.
     Он следит. Он видит и слышит многое. Его назгулы  по-прежнему  всюду.
Они пронеслись над этим полем до восхода солнца, хотя мало кто из  усталых
и спящих заметил их.  Он  изучает  знаки:  меч,  лишивший  его  сокровища,
сплавлен вновь; ветер судьбы поворачивает в нашу сторону; его первый  удар
потерпел неожиданное поражение; его великий Капитан погиб.
     Его сомнение все растет, и  глаз  его  теперь  устремлен  к  нам,  не
замечая больше ничего. Мы должны использовать это. Именно в этом заключена
наша надежда. И вот мое мнение. У нас нет Кольца. По мудрости или глупости
мы отдали его, чтобы уничтожить раньше, чем оно уничтожит нас. Без него мы
не можем победить Саурона силой. Но мы должны  отвлечь  глаз  от  истинной
опасности для него. Мы не  можем  достичь  победы  оружием,  но  благодаря
оружию мы можем дать Хранителю Кольца единственную, хотя и  очень  хрупкую
возможность.
     Как начал Арагорн, так и должны мы продолжать.  Мы  должны  заставить
Саурона сделать последний удар. Мы должны  вызвать  на  себя  его  скрытую
силу, чтобы вся его земля опустела. Мы  должны  немедленно  выступить  ему
навстречу. Мы должны послужить приманкой, даже если его челюсти  сомкнутся
на нас. Он возьмет приманку в надежде и алчности, потому что подумает: это
безрассудство отражает высокомерие нового повелителя Кольца. И он  скажет:
"Вот! Он слишком быстро и слишком  далеко  вытянул  нос.  Пусть  идет!  Он
окажется в ловушке, из которой не сможет выбраться. Тогда я уничтожу  его,
и то, чем он владеет в своем высокомерии, будет снова моим навсегда."
     Мы должны с открытыми глазами идти в ловушку, с  храбростью,  но  без
надежды для самих себя. Все, милорды, вполне вероятно, что мы  погибнем  в
черной битве. И даже если Барад-Дур будет  уничтожен,  мы  не  доживем  до
нового века, но таков, я думаю наш долг. И это все же лучше, чем погибнуть
зря - как произойдет, если мы будем сидеть здесь, - и знать, что новый век
никогда не наступит.
     Некоторое время все сидели молча. Наконец заговорил Арагорн:
     - Как я начал, так я  буду  продолжать.  Мы  на  самом  краю  обрыва.
Дрогнуть - значит  и  упасть.  Пусть  никто  не  отвергает  сейчас  мнения
Гэндальфа, чья долгая борьба с Сауроном пришла к решающему пункту. Если бы
не он, все давно уже было бы потеряно. Но я никому  не  приказываю.  Пусть
каждый выбирает добровольно.
     Тогда сказал Элрогир:
     - Мы для этого пришли с севера, и отец наш, Элронд, думает так же. Мы
не повернем назад.
     - Что касается меня, - сказал Эомер, - то у  меня  мало  знаний  этих
глубоких материй, но мне они и не нужны. Я знаю - и с меня этого довольно,
- что Арагорн помог мне и моему народу, поэтому я помогу ему. Я пойду.
     - Что касается меня, - сказал Имрахил,  -  я  считаю  Арагорна  своим
повелителем. Его желание - приказ для меня. Я тоже пойду... Но поскольку я
пока исполняю обязанности повелителя Гондора, я должен подумать вначале  о
его  людях.  Некоторое  благоразумие  все   же   необходимо.   Мы   должны
подготовиться к любой возможности. Мы можем победить, и пока на  это  есть
надежда, Гондор должен оставаться под защитой. Я не  хотел  бы  с  победой
вернуться в опустошенную страну и разрушенный  город.  А  от  рохиррим  мы
знаем, что на севере осталась большая вражеская армия.
     - Это верно, - согласился Гэндальф. -  И  я  не  советую  уводить  из
города весь гарнизон. Больше того, войска, которые бросят  вызов  Мордору,
должны быть невелики. И они должны двигаться быстро. Поэтому я спрашиваю у
капитанов: какой отряд мы сможем собрать, чтобы выступить  не  позже,  чем
через два  дня?  И  воины  этого  отряда  должны  идти  добровольно,  зная
ожидающую их опасность.
     - Все устали, у многих раны, легкие и тяжелые, - сказал Эомер, - и  у
нас большие потери в лошадях, а это  сложнее  всего  восполнить.  Если  мы
должны выступить быстро, то я не могу повести больше двух тысяч, и оставив
столько же на защиту города.
     - Мы должны считать не только тех,  кто  сражался  на  этом  поле,  -
сказал Арагорн. - Новые силы подходят из южных  областей,  так  как  берег
теперь в безопасности. Два дня назад я послал четыре  тысячи  из  Пелагира
через Лоссарнак, и во главе их едет бесстрашный Ангбор. Если  мы  выступим
через два дня, они будут здесь к этому  времени.  Еще  многим  я  приказал
подниматься вверх по реке в любых судах, какие они найдут; и с этим ветром
они скоро будут тут, уже несколько кораблей прибыло в Харленд.  Я  считаю,
что мы сможем повести с собой до семи тысяч всадников и пехотинцев и в  то
же время оставить в городе достаточный гарнизон для защиты от нападения.
     - Ворота разрушены, - сказал Имрахил, - и мы не  владеем  достаточным
мастерством для их восстановления.
     - В Эреборе, в  королевстве  Дейна,  есть  такие  мастера,  -  сказал
Арагорн, - и если наши надежды не погибнут, я  со  временем  пошлю  Гимли,
сына Глоина, за самыми лучшими мастерами горы. Но люди надежнее  ворот,  и
никакие ворота не защитят от врага, если люди их покинут.
     Так закончился совет капитанов: они решили выступить на второе утро с
этого дня с семью тысячами, если смогут их собрать. Большая  часть  войска
пойдет пешком из-за труднопроходимой местности. Арагорн возьмет две тысячи
из тех, кого он привел с юга; Имрахил - три с половиной тысячи; а Эомер  -
пятьсот рохиррим, лишившихся коней, но  пригодных  к  боевым  действиям  и
пятьсот лучших всадников; будет и еще  один  отряд  в  пятьсот  всадников,
среди которых поедут сыновья Элронда,  дунаданцев  и  рыцари  Дол  Амрота.
Всего шесть тысяч пехотинцев и тысяча всадников.  Главные  силы  рохиррим,
под  командованием  Элфхелма  перекроют  западную  дорогу  против   врага,
оставшегося в анориене. Были немедленно посланы для сбора сведений быстрые
всадники на север, на восток от осгилиата и на дорогу к Минас Моргулу.
     И когда были подсчитаны силы и  сделаны  все  приготовления,  Имрахил
неожиданно и громко рассмеялся.
     - Это величайшая шутка в Гондоре, - воскликнул он. - С семью тысячами
- во времена могущества Гондора они послужили бы лишь авангардом  армии  -
мы собираемся напасть на горы и  неприступные  ворота  черной  земли!  Так
ребенок может угрожать закованному в латы рыцарю  своим  луком  из  ивовой
ветки!  Если  Повелитель  Тьмы  действительно  знает  так  много,  как  вы
утверждаете, Митрандир, не улыбнется ли он, вместо того, чтобы испугаться,
и не раздавит ли нас мизинцем, как комара, пытающегося укусить его?
     - Нет, он попытается увлечь комара в ловушку и отобрать у него  жало,
- сказал Гэндальф. - И среди нас есть  такие,  которые  для  него  опасней
тысячей рыцарей в латах. Нет, он не улыбнется.
     - И мы тоже, - сказал Арагорн. - Если это и шутка, то слишком горькая
для смеха. Нет, это последний ход в опасной игре, и для одной стороны  или
для другой он будет означать конец. - Он выхватил Андрил,  и  лучи  солнца
отразились в лезвии меча. - Я не вложу  его  в  ножны,  пока  не  кончится
последняя битва, - сказал он.

                          10. ЧЕРНЫЕ ВОРОТА ОТКРЫТЫ

     Через два дня армия запада собралась на полях Пеленнора. Войско орков
и жителей востока подошло из Анориена, но под ударами рохиррим дрогнуло  и
бежало после недолгой схватки у Каир  Андроса;  и  после  того,  как  была
отражена угроза, и после прибытия подкреплений с юга город получил сильный
гарнизон. Разведчики донесли, что к востоку до  самого  перекрестка  дорог
падшего короля не видно врага. Все было готово для последнего удара.
     Леголас и Гимли должны были ехать вместе с Арагорном и  Гэндальфом  в
авангарде; там же были дунаданцы и сыновья Элронда.  Но  Мерри,  к  своему
стыду, не мог ехать с ними.
     - Вы не  пригодны  для  такого  пути,  -  сказал  Арагорн.  -  Но  не
стыдитесь. Даже если вы больше ничего не свершите в  этой  войне,  вы  уже
заслужили великую честь. С нами пойдет  Перегрин,  он  будет  представлять
народ Удела; и не завидуйте тому, что он подвергается опасности: что бы он
не сделал, он лишь может сравняться с вами в деяниях. Но по правде говоря,
все теперь находятся в одинаковой опасности. Если мы  найдем  конец  перед
воротами Мордора, тогда и вас ждет то же самое. Прощайте!
     И вот Мерри стоял и уныло смотрел на сбор армии. С  ним  был  Бергил,
тоже  расстроенный:  его  отец  уходил  в  отряде  Гондора.  Он   не   мог
присоединиться к гвардии, пока не рассмотрено его дело. В том  же  отряде,
как солдат Гондора, шел и Пиппин. Мерри видел его; маленькая фигурка среди
высоких воинов Минас Тирита.
     Наконец прогремели трубы, и армия пришла в движение. Отряд за отрядом
поворачивали они и уходили на восток. И вскоре исчезли из виду на  большой
дороге. Мерри продолжал стоять. Мелькнул последний отблеск солнечного луча
на копье или шлеме, а он стоял со склоненной головой  и  тяжелым  сердцем,
чувствуя себя одиноким и лишенным друзей. Все, что  было  дорого,  ушло  в
тьму, повисшую на восточном горизонте; и у него было мало надежды, что  он
когда-нибудь снова увидит своих друзей.
     И  как  бы  отвечая  его  настроению,  вернулась  боль  в  руке,   он
почувствовал себя слабым и старым,  и  солнце,  казалось,  не  грело  его.
Прикосновение руки Бергила заставило его очнуться.
     - Идемте, мастер Мериадок! - сказал мальчик. - Я вижу, вы еще больны.
Я помогу вам добраться до  лекарей.  Но  не  бойтесь!  Люди  Минас  Тирита
непобедимы. А теперь с ними повелитель эльфийский  камень  и  Берегонд  из
гвардии.
     В полдень армия прибыла в Осгилиат. Тут работало множество рабочих  и
мастеров. Некоторые укрепляли паромы и лодочные мосты, наведенные врагом и
частично разрушенные; другие готовили запасы оружия и  продовольствия;  на
восточном берегу реки срочно возводились оборонительные укрепления.
     Авангард миновал развалины старого Гондора, пересек  широкую  реку  и
двинулся по дороге, сделанной в  дни  расцвета  и  соединявшей  прекрасную
башню Солнца с высокой башней Луны,  которая  теперь  стала  башней  Минас
Моргула в проклятой долине. В пяти милях за Осгилиатом войско остановилось
и на этом закончился первый день похода.
     И к вечеру достигли у перекрестка дороги  большого  кольца  деревьев.
Все было тихо. Они не видели никаких следов врага, не слышали голосов,  ни
одна стрела не вылетела из зарослей у дороги,  но,  двигаясь  вперед,  они
ощущали на себе чье-то злое внимание.
     Дерево  и  камень,  стебель  и  лист  -  все   прислушивалось.   Тьма
рассеялась, и далеко на западе солнечный закат озарял  долину  Андуина,  и
белые вершины гор сверкали в голубом воздухе; но тень и мгла сгущалась над
Эфел Дуатом.
     Арагорн послал на все четыре  дороги,  расходящиеся  от  перекрестка,
трубачей, и они затрубили, а герольды громко закричали:
     - Повелители Гондора вернулись, и вся эта земля возвращается к ним!
     Отвратительная орочья голова, посаженная на статую была  сброшена,  и
на ее место поставили голову старого короля, все еще увенчанную  белыми  и
золотыми цветами. А люди тщательно смыли  со  статуи  надписи  и  рисунки,
сделанные орками.
     На совете кто-то сказал, что следует вначале напасть на Минас Моргул,
и, если удастся захватить его, то нужно будет его полностью разрушить.
     - И может  быть,  -  сказал  Имрахил,  -  дорога,  ведущая  оттуда  к
переходу, окажется легче для нападения на Повелителя  Тьмы,  чем  северные
ворота.
     Но Гэндальф высказался против этого из-за зла, живущего в этой долине
и способного превратить всех людей в безумцев  от  ужаса,  а  также  из-за
новостей, принесенных Фарамиром. Если  Хранитель  Кольца  отправился  этим
путем, следует всеми силами отвлекать  от  него  глаз  Мордора.  Итак,  на
следующий день, когда прибыло главное войско, они выставили на перекрестке
сильный отряд для обороны, если Мордор решит  ударить  со  стороны  долины
Моргула или пошлет людей с юга. В этот  отряд  назначили  главным  образом
лучников, которые хорошо знали итилиен и могли спрятаться  в  зарослях  на
склонах у дороги. Гэндальф и Арагорн с небольшим отрядом доехали до начала
долины Моргула и рассмотрели злой город.
     Он был темен и безжизненен: орки  и  меньшие  создания  Мордора  были
уничтожены в битве, а назгулы отсутствовали. Но воздух долины был тяжел от
страха и вражды. Тогда они разрушили злой мост, пустили красное  пламя  на
отвратительное поле и уехали.
     На следующий день - это был третий день с выступления из Минас Тирита
- войско двинулось по дороге на север. От перекрестка  до  Мораннона  было
около ста миль, и никто не знал, что ждет  их  в  конце  этого  пути.  Они
двигались открыто, но осторожно, выставив впереди и по сторонам,  особенно
с восточного фланга, отряды разведчиков. С востока  от  дороги  находились
густые заросли и глубокие овраги и ущелья, за которыми начинались  длинные
угрюмые склоны Эфел Дуата. Погода оставалась прекрасной, держался западный
ветер, но ничто не могло унести мглу  и  печальные  туманы,  нависшие  над
горами Тьмы, и за ними изредка поднимались столбы дыма.
     Вновь и вновь Гэндальф посылал трубачей и герольдов, кричавших: "Идут
повелители Гондора! Пусть все оставят  эту  землю  или  сдадутся  им!"  Но
Имрахил сказал:
     - Не говорите "повелители Гондора", говорите  "король  Элессар"!  Ибо
это правда, хотя он еще и не сел на  трон.  И  эти  слова  заставят  врага
призадуматься.
     И отныне трижды в день герольды провозглашали приход короля Элессара.
Но никто не отвечал на этот вызов.
     Тем не менее, хотя они двигались в видимом  мире,  на  сердце  воинов
было неспокойно, и с каждой милей к северу  предчувствия  становились  все
сильнее. К концу второго дня  после  выхода  от  перекрестка  они  впервые
встретили  сопротивление:  большое  количество  людей  востока   и   орков
попытались заманить в засаду авангард армии; это было в том  самом  месте,
где Фарамир подстерег  войско  Харада,  и  дорога  проходила  по  глубокой
выемке.  Но  капитаны  запада  были  предупреждены  своими   разведчиками,
искусными людьми из  Хеннет  Аннуна,  предводительствуемыми  Маблунгом;  и
засада врага сама оказалась в  ловушке.  Всадники  поскакали  на  запад  и
ударили врагу во фланг и сзади, и войско врага было разбито  и  бежало  на
восток.
     Но эта победа не очень подбодрила капитанов.
     - Это был всего лишь ложный выпад, - заметил Арагорн, - и его главная
цель, как я думаю, убедить нас в слабости врага, чтобы потом  еще  сильнее
ударить по нам.
     С этого вечера появились назгулы и следили за каждым маневром  армии.
Они летели высоко, и их никто не  видел,  кроме  Леголаса,  и  все  же  их
присутствие ощущалось, как сгущающаяся тень, затмевающая  солнце.  И  хотя
Духи Кольца не спускались к войску запада и не издавали криков, ужас перед
ними охватывал сердца воинов.
     Так продолжалось безнадежное продвижение.  На  четвертый  день  после
перекрестка, на шестой с выхода из Минас Тирита они наконец дошли к  концу
населенной земли; перед ними лежала пустыня, за  которой  находился  Кирит
Горгор; они могли разглядеть болота  и  пустыню,  тянувшиеся  к  северу  и
западу до эмин муила. Так велик был ужас этого места, что некоторые  воины
дрогнули и не могли дальше двигаться на север.
     Арагорн смотрел на них, и в глазах его был не гнев,  а  жалость:  это
были  юноши  из  Рохана,  из  далекого  вестфолда  или  семейные  люди  из
Лоссарнаха, и для них Мордор с детства был символом зла, но  нереальным...
Легендой, для которой не было места в  их  простой  жизни;  и  теперь  они
двигались так, будто ужасный сон стал реальностью, и не  понимали,  почему
судьба привела их в такое злое место.
     - Идите! - сказал Арагорн. - Но сохраните честь, если сможете,  и  не
бегите! И я могу дать вам задание, чтобы хоть немного смягчить ваш  позор.
Двигайтесь на юго-запад, пока не придете к Каир Андросу, и  если  его  все
еще удерживает враг, как я считаю, отбейте его у врага,  если  сможете,  и
удерживайте, как последнюю защиту Гондора и Рохана!
     Некоторые,  устыдившись  его  милосердия,  преодолели  свой  страх  и
продолжали путь;  другие,  услышав,  что  и  они  должны  что-то  сделать,
приободрились и ушли в боевом порядке.  И  поскольку  люди  остались  и  у
перекрестка, к черным воротам Мордора двинулось  уже  только  около  шести
тысяч.
     Теперь они двигались медленно,  каждый  час  ожидая  ответа  на  свой
вызов, и держались вместе, посылая лишь небольшие  отряды  на  разведку  в
стороны от главного войска. На пятый день после ухода  с  перекрестка  они
разбили лагерь и окружили его кострами. Они провели  бессонную,  тревожную
ночь и были убеждены, что за ними наблюдает множество глаз.  Слышался  вой
волков. Ветер стих, и воздух казался неподвижным.  Они  мало  что  видели:
хотя небо было безоблачно и новолуние прошло четыре ночи  тому  назад,  из
земли поднимался дым и пар, и белый полумесяц  луны  был  затянут  туманом
Мордора.
     Становилось холодно. Утром снова поднялся ветер, но на  этот  раз  он
дул с востока и вскоре  стал  довольно  сильным.  Все  ночные  наблюдатели
исчезли, земля казалась пустой. К северу, среди отвратительных  ям  лежали
первые груды и холмы шлака, разбитых камней  и  сожженной  земли  -  рвота
Мордора; на юге теперь уже гораздо ближе  возвышался  Кирит  Горгор;  были
видны черные ворота и две  башни-зуба  по  обе  стороны  их.  В  последнем
переходе капитаны свернули  со  старой  дороги,  изгибающейся  на  восток,
избегая опасности, таящейся в холмах, и теперь приближались к Мораннону  с
северо-запада, как это сделал и Фродо.
     Две огромных железных створки черных ворот под хмурящейся аркой  были
прочно закрыты. На укреплениях ничего  не  было  видно.  Все  молчало,  но
выжидало. Итак,  они  подошли  к  концу  своей  безумной  затеи  и  стояли
заброшенные и маленькие,  в  сером  свете  раннего  дня  перед  башнями  и
стенами, которые их армия не  смогла  бы  преодолеть,  даже  если  бы  они
привезли с собой осадные машины, а у  врага  не  было  других  сил,  кроме
охраны этих ворот. Но они знали, что все холмы и  скалы  вокруг  Мораннона
были полны скрытыми врагами, а  затененные  углубления  за  воротами  были
просверлены и полны дьявольскими изобретениями, и,  стоя  перед  воротами,
они видели, как парят над башнями зубов назгулы, как грифы; и  они  знали,
что за ними следят. Но враг по-прежнему не подавал признаков жизни.
     У них не оставалось выбора, кроме продолжения игры до конца.  Поэтому
Арагорн поставил войско в  удобную  позицию,  разместив  его  между  двумя
холмами опаленного камня, нагроможденными руками  орков  за  годы  работы.
Перед ними к Мордору уходило похожее  на  ров  большое  болото  с  парящей
грязью и дурно пахнущими лужами.  Когда  все  было  приведено  в  порядок,
капитаны поехали вперед к черным воротам в сопровождении  большого  отряда
всадников, со знаменем, с герольдами и трубачами. Здесь  были  Гэндальф  и
Арагорн с сыновьями Элронда, и Эомер Роханский, и Имрахил; Леголаса, Гимли
и Перегрина тоже попросили ехать,  чтобы  все  враги  Мордора  могли  быть
свидетелями происходящего.
     Они подъехали на расстояние крика к  Мораннону,  развернули  знамя  и
затрубили в трубы; герольды встали и закричали:
     - Выходите! Пусть выходит Повелитель  черной  земли!  Над  ним  будет
свершен суд. Ибо он вероломно напал на Гондор и разорил его земли.  Король
Гондора требует, чтобы он ответил за свои злодеяния. Выходите!
     Наступило долгое молчание, со стен и от ворот в ответ не слышалось ни
звука. Но у Саурона был свой план, и он хотел вначале поиграть с мышью,  а
уж потом убить ее. И вот, когда капитаны уже хотели  возвращаться,  тишина
неожиданно прервалась. Послышался рокот больших барабанов, как бы  гром  в
горах, а затем рев рогов, который потряс, казалось, камни и оглушил людей.
Средняя дверь черных ворот со звоном отворилась,  и  появилось  посольство
Башни Тьмы.
     Впереди на черной лошади возвышалась высокая зловещая фигура;  лошадь
была огромна и отвратительна, Морда ее напоминала пугающую  маску  в  виде
черепа, а не живую голову, а в глазницах и в ноздрях пылало пламя. Всадник
был одет в черное, и у него был высокий черный шлем. Но  это  был  не  Дух
Кольца, а живой человек. Это был лейтенант башни  Барад-Дура,  и  имя  его
осталось неизвестным, и он сам забыл его  и  говорил  о  себе:  "я  -  рот
Саурона". Говорили,  что  это  предатель,  происходивший  из  расы  черных
нуменорцев; они поселились  в  Средиземье  в  годы  господства  Саурона  и
преклонялись перед ним, очарованные его злыми знаниями. И он  поступил  на
службу Башни Тьмы, когда она восстала вновь, и  благодаря  своей  ловкости
заслужил расположение своего повелителя; и он овладел волшебством и хорошо
узнал характер Саурона; и он был более жесток, чем любой орк.
     Именно он выехал из ворот и с ним был небольшой отряд солдат в черной
одежде и единственное знамя, черное, но с  горящим  изображением  красного
злого глаза. Он  остановился  в  нескольких  шагах  от  капитанов  запада,
осмотрел их сверху до низу и рассмеялся.
     - Обладает ли у вас кто-нибудь достаточной властью, чтобы говорить со
мной? - спросил он. - Или хотя бы имеет достаточно разума, чтобы  говорить
со мной? Но ты, во всяком случае, - усмехнулся он, с презрительной улыбкой
оборачиваясь к Арагорну. - Чтобы стать королем, нужно что-то большее,  чем
кусок эльфийского стекла или подобный сброд. Любой разбойник с холмов  был
бы лучшим королем!
     Арагорн ничего не ответил, но их взгляды встретились, и мгновение они
стояли так; и хотя  Арагорн  не  двинулся  и  не  брался  за  оружие,  его
противник дрогнул и отшатнулся, как от удара.
     - Я герольд и посол, на меня нельзя нападать! - воскликнул он.
     - Там, где исполняют этот закон, - вмешался  Гэндальф,  -  существует
также обычай, чтобы послы были менее высокомерными. Но никто  не  угрожает
вам. Вам нечего опасаться, пока ваше поручение не выполнено. Но  если  ваш
хозяин не обрел новой мудрости, тогда вы со всеми его слугами находитесь в
большой опасности.
     - Так! - сказал посол. - Значит, это твое дело,  седобородый  старик?
Разве не слышали мы о тебе и о твоих блужданиях, о заговорах и помехах  на
безопасном расстоянии? Но на этот раз ты сунул свой нос уж слишком далеко,
мастер Гэндальф; и ты увидишь, что  происходит  с  теми,  кто  вмешивается
своим глупым рассудком в дела Саурона великого. И у меня есть кое-что, что
я должен показать тебе - тебе в особенности, раз ты осмелился прийти.
     Он сделал знак одному из солдат, и тот выступил вперед с узлом черной
материи.
     Посол развернул материю, и, к удивлению и отчаянию всех капитанов, он
показал им вначале короткий меч, которым был  вооружен  Сэм,  затем  серый
эльфийский плащ с эльфийской брошью и наконец кольчугу из митрила, которую
носил под одеждой Фродо. Тьма застлала их  глаза,  и  в  следующий  момент
молчания им показалось, что их сердца умерли, а последняя надежда исчезла.
Пиппин, стоявший за принцем Имрахилом, шагнул вперед с криком горя.
     - Молчание! - строго сказал Гэндальф и оттащил его  назад,  но  посол
громко рассмеялся.
     - Значит, с вами еще один из этих чертенят! - воскликнул он. -  Какая
вам польза от них, я не  знаю:  но  посылать  их  в  Мордор  как  шпионов,
превышает всякое наше представление о глупости. Но все же я его благодарю:
теперь ясно, что это отродье уже видело эти вещи,  и  вы  теперь  напрасно
стали бы отрицать это.
     - Я и не хочу отрицать, - сказал Гэндальф. - Я  знаю  их  и  знаю  их
историю, чего вы, грязный рот  Саурона,  несмотря  на  свои  насмешки,  не
можете о себе сказать. Но зачем вы принесли их сюда?
     - Кольчуга гнома, плащ эльфа, меч давно погибшего Запада и шпионы  из
маленькой крысиной земли Удела - ну, не нужно! Мы хорошо их знаем.  Может,
тот, кто носил эти  вещи,  вам  дорог,  может,  вам  не  хотелось  бы  его
потерять. Если так, то принимайте быстрее решение  своим  жалким  разумом.
Ибо Саурон не любит шпионов, и его судьба зависит теперь от вашего выбора.
     Никто не ответил ему: но он увидел, как посерели их лица от ужаса,  и
снова громко засмеялся: ему казалось, что дело идет хорошо.
     - Хорошо, хорошо! - сказал он. - Он дорог вам, я  вижу.  И  его  дело
такое, что вам не хотелось бы, чтобы он потерпел поражение. Да, это так. А
теперь ему придется выдерживать медленную пытку,  такую  медленную,  какую
только позволяет искусство великой башни. И ничто его не освободит,  разве
что когда он будет окончательно сломан, он придет к вам, и вы увидите, что
сделали. Так и будет - если только вы не примете условия моего повелителя.
     - Назовите условия, - спокойно сказал  Гэндальф,  но  стоявшие  рядом
видели гнев на его лице, и он казался  старым  и  сморщенным,  согнутым  и
потерпевшим поражение. И они решили, что он примет условия.
     - Вот они, - ответил  посол  и  улыбнулся,  оглядывая  их  одного  за
другим. -  Сброд  Гондора  и  его  обманутые  союзники  должны  немедленно
отступить за Андуин, вначале дав  клятву  никогда  больше  не  нападать  с
оружием на Саурона Великого открыто или тайно.  Все  земли  к  востоку  от
Андуина отныне и навсегда будут принадлежать исключительно Саурону.  Земли
к западу от Андуина до туманных гор и прохода Рохана  будут  платить  дань
Саурону, люди здесь не имеют права носить оружие,  но  могут  сами  решать
свои внутренние дела. Но они должны будут восстановить  Изенгард,  который
они бессмысленно разрушили; Изенгард будет принадлежать Саурону, и  в  нем
поселится его лейтенант - не Саруман, но более достойный доверия.
     Глядя в глаза послу, они прочли его мысль. Он будет этим лейтенантом,
и все, что останется на западе, попадет под его пяту: он будет их тираном,
а они - его рабами.
     Но Гэндальф сказал:
     - Это слишком большие требования за освобождение  одного  слуги.  Ваш
хозяин хочет получить взамен то, что ему иначе  пришлось  бы  завоевывать.
Или поля Гондора ослабили его надежду  на  победу  в  войне,  и  он  начал
торговаться? И если мы действительно ценим этого пленника так высоко,  что
помешает Саурону, главному предателю, и на этот раз сыграть свою роль? Где
этот пленник? Пусть его  приведут  и  отдадут  нам,  и  тогда  мы  обсудим
требования.
     Казалось, что Гэндальф, внимательно следя за своим врагом, нанес  ему
сильный удар, и посол на мгновение потерял  дыхание;  но  затем  он  снова
засмеялся.
     - Не перекидывайся словами в своем  высокомерии  с  ртом  Саурона!  -
воскликнул он. - Ты говоришь глупости! Саурон  ничего  не  дает.  Если  вы
просите  его  о  снисходительности,  то  сначала  должны   выполнить   его
требования. Вы слышали его условия. Принимайте их или отвергайте.
     - Вот что мы примем! - неожиданно сказал Гэндальф.  Он  откинул  свой
плащ, и белый свет сверкнул, как меч в темном месте... Прежде,  чем  посол
смог отвечать, Гэндальф отобрал у него вещи: кольчугу, плащ и  меч.  -  Мы
примем это в память о нашем друге! А что касается условий, мы отвергаем их
полностью. Уходите, ибо ваше посольство окончено и смерть близка к вам. Мы
пришли сюда не для того, чтобы обмениваться словами с проклятым предателем
Сауроном, а тем более с одним из его рабов. Убирайся!
     Посол Мордора больше не смеялся. Лицо его исказилось от  удивления  и
гнева и стало похоже на морду  хищника,  который  устремился  к  добыче  и
получил палкой по пасти. Гнев наполнял  его,  бессмысленные  звуки  ярости
вылетали из него. Но  он  посмотрел  на  суровые  лица  капитанов,  на  их
смертоносные глаза, и  страх  победил  в  нем  гнев.  Он  громко  крикнул,
развернул свою лошадь, и весь отряд дико поскакал назад к  Кирит  Горгору.
Солдаты дунули в свои рога, подавая условный сигнал; и еще  до  того,  как
они доскакали до ворот, Саурон защелкнул свою ловушку.
     Забили барабаны, взметнулись огни, большие двери черных ворот  широко
распахнулись. Оттуда быстро, как вода из поднятого шлюза, выходило большое
войско.
     Капитаны поскакали назад,  и  войско  Мордора  испустило  насмешливый
крик. Пыль поднялась в воздух, поблизости двинулась армия жителей востока,
ждавшая сигнала в тени Эред Литуя за дальней башней.  От  холмов  с  обеих
сторон от Мораннона двигались бесчисленные орки. Люди запада  оказались  в
ловушке, и вскоре их лагерь окружило кольцо врагов в десять раз и  больше,
чем в  десять  раз,  превышавшее  их  число.  Саурон  принял  предложенную
приманку в стальные челюсти.
     Мало времени было у Арагорна для организации сопротивления. На  одном
холме стоял он с Гэндальфом, и здесь прекрасно  и  отчаянно  было  поднято
знамя с деревом и звездами. На другом холме стояли знамена  Рохана  и  Дол
Амрота - белый конь и серебряный лебедь. На каждом холме воины построились
кругом, глядя во все  стороны  и  ощетинившись  копьями  и  мечами.  Но  в
направлении Мордора, откуда должен был прийти главный удар,  стояли  слева
сыновья Элронда с дунаданцами, а справа - принц Имрахил и люди Дол Амрота,
высокие и прекрасные, а также гвардейцы башни стражи.
     Дул ветер, пели трубы, свистели стрелы, но солнце опустившееся к югу,
затянулось  испарениями  Мордора  и  сверкало  сквозь  дымку,  отдаленное,
тускло-красное, как будто наступил конец дня и, может  быть,  конец  всего
светлого мира. И из сгустившейся дымки вылетели назгулы, своими  холодными
голосами издавая крики смерти; и всякая надежда погасла.
     Пиппин был потрясен ужасом, когда  услышал,  что  Гэндальф  отвергает
условия и обрекает Фродо на пытки в башне, но он овладел  собой  и  теперь
стоял рядом с БереГондом в переднем  ряду  людей  Имрахила.  Ему  казалось
заманчивым быстрее умереть и покончить горькую историю своей жизни, раз уж
все погибло.
     - Я хотел бы, чтобы Мерри был здесь,  -  услышал  он  свои  слова,  и
быстрые мысли пронеслись в его мозгу, когда он  глядел  на  приближающихся
врагов. - Ну,  ну,  во  всяком  случае  теперь  я  лучше  понимаю  бедного
Денетора. Уж если приходится умирать, мы должны были  умереть  вместе.  Но
его нет здесь, и я надеюсь, что у него будет  легкий  конец.  А  теперь  я
должен сделать все, что смогу.
     Он выхватил меч и взглянул на  него,  на  переплетающиеся  красные  и
золотые узоры; цветистые буквы нуменора сверкнули на лезвии пламенем.  "Он
сделан для такого часа, - подумал Пиппин. - Если  бы  я  смог  ударить  им
этого грязного посла, может, тогда я сравнялся бы с Мерри. Ну, уж  кого-то
из этих животных я ударю перед концом. И хотел бы я  снова  увидеть  ясное
солнце и зеленую траву!"
     И тут нападавшие ударили в них.  Орки,  задержавшиеся  из-за  болота,
остановились и пустили в обороняющихся  тучи  стрел.  Сквозь  толпы  орков
вперед вышли, ревя, как звери, горные тролли Горгорота. Они  были  выше  и
шире людей и одеты только в сети из роговых чешуек; а может, это  была  их
отвратительная шкура; они были вооружены огромными черными круглыми щитами
и тяжелыми молотами. С ревом побрели они вброд  через  болото.  Как  буря,
ударили они в линию людей Гондора, и удары лезвий о шлемы и копий  о  щиты
зазвучали, как удары в кузнице, где куют  горячее  железо.  Страшный  удар
обрушился на Берегонда, он упал рядом с Пиппином; огромный вождь  троллей,
нанесший этот удар, наклонился над  жертвой,  вытянув  когти:  эти  подлые
существа перегрызали горло своей добыче.
     Тогда Пиппин ударил вверх, и расписное лезвие  запада  прошло  сквозь
шкуру и глубоко вонзилось во  внутренности  тролля,  струей  брызнула  его
черная кровь. Он  наклонился  вперед  и  упал,  как  рухнувшая  скала,  на
Пиппина. Чернота, зловоние и острая боль  пронзили  Пиппина,  и  мозг  его
погрузился в глубокую тьму.
     "Вот и конец, как я догадывался, - подумал он, теряя сознание; и  ему
стало легко и весело, кончились все  страхи  и  сомнения.  И,  прежде  чем
погрузиться в забытье, он услышал крики; они доносились до  него,  как  из
забытого далекого мира:
     - Орлы летят! Орлы летят!
     На мгновение Пиппин подумал:  "Бильбо!..  но  нет.  Это  было  в  его
истории, давно,  давно.  А  это  моя  история,  и  теперь  она  кончается.
Прощайте!" - Это была его последняя мысль, и больше он ничего не видел.

                        Джон Рональд Руэл ТОЛКИЕН

                              ВЛАСТЕЛИН КОЛЕЦ

                   ЛЕТОПИСЬ ТРЕТЬЯ. ВОЗВРАЩЕНИЕ КОРОЛЯ

                                КНИГА ШЕСТАЯ

                           1. БАШНЯ КИРИТ УНГОЛ

     Сэм, испытывая сильную боль, поднялся с земли. Мгновение  он  пытался
вспомнить, где он, потом сознание отчаянного положения вернулось  к  нему.
Он находился в глубокой тьме перед подземным входом в крепость  орков;  ее
бронзовые двери были закрыты. Ударившись о них, он, должно  быть,  потерял
сознание; но как долго он лежал здесь, он не мог сказать.  Тогда  он  был,
как в огне, яростный и отчаянный; теперь он дрожал от холода. Он подполз к
двери и припал к ней ухом.
     Далеко  внутри  он  услышал  слабые  голоса  орков,  но  вскоре   они
прекратились или ушли за пределы слышимости, и все стихло. Голова  у  него
болела, перед глазами плыли во тьме  пятна  света,  но  он  заставил  себя
успокоиться. Во всяком случае ясно, что он не сможет проникнуть в крепость
орков через эту дверь; он может ждать здесь  много  дней,  прежде  чем  ее
снова откроют, а ждать нельзя: время стало необыкновенно  драгоценным.  Он
больше не сомневался в своем  долге:  он  должен  освободить  хозяина  или
погибнуть в этой попытке.
     Так намного легче, - угрюмо сказал он себе, вкладывая жало в ножны  и
отворачиваясь от бронзовой двери. Медленно двинулся он  назад  по  темному
туннелю, не осмеливаясь использовать эльфийский  свет:  идя,  он  старался
привести в порядок события после того, как он и Фродо покинули перекресток
дорог. Он подумал, сколько же сейчас времени. Где-то между  концом  одного
дня и началом следующего. Но сколько всего дней прошло, он не мог сказать.
Он был в земле тьмы, где дни остального мира казались забытыми, и все, кто
входил сюда, тоже оказывались забытыми.
     - Интересно, думают ли они вообще-то о нас, -  сказал  он,  -  и  что
случилось со всеми ними там?
     Он неопределенно махнул рукой в воздухе - в сущности, он стоял сейчас
лицом к югу, а не к западу, так как снова оказался в туннеле Шелоб.  А  на
западе мир приближался к полудню четырнадцатого марта по календарю  Удела,
и в этот момент Арагорн вел черный флот от  Пеленора,  а  в  Минас  Тирите
занимались пожары,  и  Пиппин  наблюдал  за  растущим  безумием  в  глазах
Денетора. Но  среди  всех  забот  и  страхом  мысли  их  друзей  постоянно
обращались к Фродо и самому Сэму. Они не были забыты. Но они были  далеко,
и помочь Сэмвайсу, сыну Хэмфеста, не мог никто; он был совершенно один.
     Наконец он снова оказался у каменной перегородки и,  не  найдя  замка
или затвора, как и раньше, взобрался на нее  и  мягко  спрыгнул.  Украдкой
пробрался он по туннелю, где на холодном сквозняке  раскачивались  обрывки
паутины Шелоб. Воздух показался Сэму холодным после подземелья, он  оживил
его. Сэм осторожно выглянул.
     Все было зловеще спокойно.  Свет  был  таким,  как  сумерки  в  конце
темного дня. Испарения, поднимавшиеся из Мордора и двигавшиеся  на  запад,
плыли низко над головой - огромное месиво облаков и дыма, освещенное снизу
тусклыми красными отблесками.
     Сэм взглянул на башню орков и неожиданно в  ее  узких  окнах,  как  в
маленьких красных глазах, сверкнул  свет.  Сэм  решил,  что  это  какой-то
сигнал. Страх перед орками, забытый на время в гневе и отчаянии, вернулся.
Насколько он мог судить, у него был только один путь: он  должен  отыскать
главный вход в башню и попытаться войти. Но колени у него подгибались,  он
обнаружил, что дрожит. Отведя глаза от башни и рогов ущелья,  он  заставил
свои непослушные ноги повиноваться и медленно,  напряженно  прислушиваясь,
вглядываясь в тени по сторонам дороги, он пошел дальше  мимо  того  места,
где  упал  Фродо  и  где  еще  чувствовался  запах  Шелоб,   и   продолжал
подниматься, пока не оказался у выхода из ущелья, где он надевал Кольцо  и
где мимо него прошел отряд Шаграта.
     Здесь он остановился и  сел.  Он  почувствовал,  что  не  может  идти
дальше. Если он пройдет верхнюю точку  перехода  и  сделает  шаг  вниз,  в
Мордор, этот шаг будет безвозвратным. Он никогда не  вернется.  Без  ясной
цели он достал Кольцо и надел его. Немедленно  он  ощутил  его  тяжесть  и
почувствовал, на этот раз гораздо яснее и сильнее,  злобу  глаза  Мордора,
ищущего, старающегося пронзить тень, опущенную для его собственной защиты,
но теперь мешавшую разрешить его сомнения и беспокойство.
     Как и раньше, Сэм почувствовал,  что  его  слух  обострился,  но  все
предметы кажутся ему неясными. Скалистые стены  тропы  казались  бледными,
как будто виднелись сквозь туман; на расстоянии он вновь услышал  ворчание
Шелоб в ее логове; и резко и ясно, совсем близко, как казалось, он услышал
крики и звон металла. Он вскочил на ноги и прижался к стене у  дороги.  Он
был рад Кольцу, так как приближался еще один отряд орков. Или, вернее, так
показалось ему вначале. Потом он неожиданно понял, что  это  не  так;  его
обострившийся слух обманул его: крики орков доносились из башни,  чей  рог
теперь находился как раз над ним, с левой стороны ущелья.
     Сэм задрожал и попытался заставить себя двигаться.  Очевидно,  что-то
происходит. Возможно, несмотря на  все  приказы,  жестокость  орков  взяла
верх, и они пытают Фродо или свирепо рубят его на куски. Он прислушался, и
надежда снова вспыхнула в нем. Сомнений не было: в башне  сражались,  орки
дрались друг с другом, очевидно, Шаграт и Горбаг  что-то  не  поделили.  И
хотя надежда была слабой, ее оказалось достаточно, чтобы оживить его.  Еще
может появиться возможность. Любовь к  Фродо  победила  все  остальное,  и
забыв об опасности Сэм закричал:
     - Я иду, мастер Фродо!
     Он побежал вперед по извивающейся тропе. Дорога  сразу  же  повернула
налево и круто ринулись вниз. Сэм вступил в Мордор.
     Он снял Кольцо, руководствуясь смутным предчувствием опасности,  хотя
сам он думал, что просто хочет видеть более ясно.
     - Лучше видеть самое плохое, - пробормотал он. - Ничего  хорошего  не
даст блуждание в тумане!
     Жестокой, грубой и горькой казалась земля, на которой остановился его
взгляд. И под его ногами высочайший  хребет  Эфел  Дуата  круто,  большими
уступами опускался в темный желоб, на дальнем  конце  которого  поднимался
второй хребет, гораздо более  низкий,  с  неровными  краями,  похожими  на
клыки, на фоне красного света за ним: это был угрюмый Моргай -  внутреннее
кольцо, ограждающее эту землю. Далеко за ним, но прямо впереди, за широким
озером тьмы, испещренным крохотными огоньками виднелось большое зарево; из
него поднимались  огромные  колонны  клубящегося  дыма,  тускло-красные  у
основания, черные  вверху,  где  они  сливались  в  волнующийся  балдахин,
покрывавший всю эту проклятую землю.
     Сэм смотрел на Ородруин - гору огня. И время от времени  печи  далеко
внизу ее пепельного  конуса  разогревались  и  с  громким  ревом  и  шумом
выбрасывали потоки раскаленной лавы из щелей на склонах горы. Некоторые по
большим каналам текли к Барад-Дуру, другие  прокладывали  себе  извилистый
путь по каменистой  равнине,  пока  они  не  остывали  и  не  лежали,  как
изогнутые драконьи туши, извергнутые пытаемой землей. Именно в  такой  час
активности смотрел Сэм на гору судьбы и на ее огни, закрытые высоким  Эфел
Дуатом от глаз тех, кто взбирался по тропе  с  запада.  Теперь  эти  огни,
отражаясь в застывшей поверхности скал, казалось,  окрашивали  их  в  цвет
крови.
     В этом ужасном свете Сэм  стоял  маленький  -  потому  что  посмотрев
налево, он увидел башню Кирит Унгола во всей ее силе. Рог  башни,  который
он видел с другой стороны, был вершиной этой башни. Ее  восточная  сторона
поднималась тремя большими ярусами из щели в горной  стене  далеко  внизу;
задней стороной башня была обращена к большому утесу и соединялась  с  ним
выступающими бастионами,  один  над  другим,  уменьшающимися  к  верху,  с
крутыми стенами, сложенными из  камня  и  выходящими  на  северо-восток  и
юго-запад. У нижнего яруса, двумя сотнями футов ниже того места, где стоял
Сэм,  стена  с  укреплениями  окружала  узкий   двор.   Ворота   двора   в
юго-восточной стене  выходили  на  широкую  дорогу,  проходившую  по  краю
пропасти, затем поворачивавшую на юг и уходящую, извиваясь вниз, во  тьму,
на соединение с дорогой, идущей из  долины  Моргула.  Затем  дорога  через
неровное ущелье уходила в Морг ай, в долину Горгорот и дальше в Барад-Дур.
Узкая верхняя тропа, на которой стоял Сэм, быстро, по лестницам  и  крутым
спускам опускалась к главной дороге под хмурыми стенами у входа в башню.
     И вдруг Сэм понял, что эта крепость  была  построена  не  для  защиты
Мордора, но для обороны от  Мордора.  На  самом  деле  это  было  создание
древнего гондора, восточный форпост обороны итилиена,  построенный,  когда
вслед за последним союзом люди запада внимательно следили за  злой  землей
Саурона, где продолжали жить его создания. Но как было  и  с  Карнботом  и
Карностом, башнями зубов, так и здесь бдительность ослабла и предательство
отдало эту башню главе Духов Кольца, и теперь долгие  годы  ее  удерживали
злые существа. После своего возвращения в Мордор Саурон нашел ее полезной:
у него было мало слуг, но  много  рабов,  которых  нужно  было  держать  в
страхе, и главной его целью, как и в старину, было  предотвратить  бегство
из Мордора. Хотя если бы противник  оказался  настолько  безрассуден,  что
попытался  бы  тайно  проникнуть  в  эту   землю,   башня   послужила   бы
непреодолимой преградой для тех, кто обманул бдительность Моргула и Шелоб.
     Только теперь Сэм понял всю безнадежность попытки спуститься вниз  на
виду у множества окон и бдительных ворот. И даже если бы он проделал  это,
все равно он не ушел бы далеко по хорошо охраняемой  дороге;  даже  черные
тени, залегшие глубоко, там, куда не достигало красное зарево, не могли бы
спрятать его от видящих в  темноте  орков.  Но  хотя  спуск  представлялся
отчаянным и безнадежным, его задача была  гораздо  труднее:  не  бежать  и
скрываться, но войти в ворота в одиночестве.
     Мысли его обратились к Кольцу, но в них не  было  успокоения,  только
ужас и опасность. Как только он оказался на виду у горы  огня,  сверкавшей
далеко впереди, он понял, что ноша его изменилась.  Оказавшись  вблизи  от
огромных печей,  где  в  глубокой  древности  оно  было  выковано,  Кольцо
приобрело огромную силу, стало более свирепым и непокорным, послушным лишь
могучей воле. Хотя Сэм не надел Кольцо, оно висело на цепи у него на  шее,
он, стоя здесь, чувствовал, как оно увеличивается, расширяется,  закутывая
в обширную тень самого  себя,  -  зловещая  угроза  вставала  над  стенами
Мордора. Он знал, что теперь перед ним  лишь  два  пути:  воздержаться  от
использования Кольца, хотя оно будет мучительно искушать его, или объявить
его своим, бросив вызов силе, что  сидит  в  темной  крепости  за  долиной
теней. Кольцо искушало его, подтачивая его волю  и  разум.  Дикие  видения
возникали в его мозгу; он видел Сэмвайса могучего, героя эпохи, идущего  с
пламенеющим мечом по темной земле, на его зов сбегались армии, и с ними он
шел на Барад-Дур. Затем все тучи  расходились,  сияло  солнце,  и  по  его
приказу долина Горгорот превращалась в цветущий сад. Ему нужно было только
надеть Кольцо и объявить его своим, и все это сбылось бы.
     В этот час испытания  любовь  к  хозяину  больше  всего  помогла  ему
устоять; но и глубоко в нем жил непобежденный хоббичий здравый  смысл:  он
знал в глубине души, что он недостаточно велик для такой ноши,  даже  если
его видения и не были простым обманом. Маленький сад и свободный  садовник
- вот все, в чем он нуждался; ему не  нужен  был  сад,  раздутый  в  целое
королевство. Он мог использовать свои собственные руки, а  не  приказывать
другим делать это.
     - Все это лишь ловушка, - сказал он себе. - Он увидит и усмирит  меня
прежде, чем я успею крикнуть. Он тут же увидит меня, если я надену  Кольцо
здесь, в  Мордоре.  Что  ж,  я  могу  только  сказать:  положение  кажется
безнадежным,  как  мороз  весной.  Именно  когда  невидимость  оказывается
полезной для дела, я не могу надеть Кольцо! А если  я  пойду  вперед,  оно
превратиться в обузу и будет отягощать каждый мой шаг. Что же делать?
     Он не испытывал сомнений. Он знал, что должен спуститься к воротам  и
больше не медлить.  Пожав  плечами,  как  бы  сбрасывая  тень  и  разгоняя
видения, он начал  медленно  спускаться.  С  каждым  шагом  он,  казалось,
становился меньше. Не успел он  пройти  далеко,  как  вновь  сморщился  до
маленького испуганного хоббита. Теперь  он  проходил  под  самыми  стенами
башни, и крики и звуки борьбы теперь доносились до  его  ушей  без  помощи
Кольца. На этот раз  шум,  по-видимому,  доносился  со  двора  за  внешней
стеной.
     Сэм был на полпути вниз, к тропе, когда из  темных  ворот  в  красный
отблеск выбежали два орка. Они не повернули к нему, а побежали  к  главной
дороге: но, пробежав немного, споткнулись, упали на землю и  замерли.  Сэм
не видел стрел, но догадался, что орков застрелили из укреплений на стенах
или из тени у ворот. Он продолжал идти, оставляя стену слева от себя. Один
взгляд наверх показал ему,  что  перелезть  через  стену  невозможно.  Она
поднималась на тридцать футов без единой щели  или  выступа  к  нависающим
утесам, как к перевернутой лестнице. Ворота оставались единственным путем.
     Он крался вперед, размышляя, сколько  орков  могло  жить  в  башне  с
Шагратом, и сколько привел Горбаг, и из-за чего они ссорились, если только
именно это произошло. В отряде  Шаграта  было  около  сорока  орков,  а  у
Горбага вдвое больше; но, конечно, патруль Шаграта  был  лишь  частью  его
гарнизона. Почти несомненно,  они  ссорились  из-за  Фродо  и  добычи.  На
секунду Сэм остановился, потому что неожиданно он  все  понял,  как  будто
видел происходившее своими глазами. Митриловая  кольчуга!  Конечно,  Фродо
носил ее, и они обнаружили это. А из того, что слышал Сэм, он  понял,  что
Горбаг будет домогаться ее. Приказ башни тьмы требовал не  вредить  Фродо,
но если этот приказ будет нарушен, они могут в любой момент убить Фродо.
     - Вперед, жалкий трус! - сказал сам себе Сэм. - Теперь за дело!
     Он выхватил жало и побежал к открытым воротам. Но когда он уже должен
был миновать их широкую арку, он почувствовал шок - как будто  налетел  на
паутину, как у Шелоб, только невидимую. Он не видел препятствия, но что-то
более сильное, чем его воля, преграждало ему путь. Он осмотрелся и в  тени
ворот увидел двух стражей.
     Это были огромные фигуры,  сидящие  на  тронах.  У  каждой  было  три
соединенных туловища и три головы, смотрящие  наружу,  поперек  и  внутрь.
Головы были как у грифов, а на больших  коленях  лежали  руки  с  когтями.
Казалось, они высечены в скале и в то же время в них чувствовалась жизнь и
какая-то зловещая бдительность. Они знали врага. Видимый или невидимый, он
не мог пройти незамеченный ими. Они помешают ему войти и помешают бежать.
     Напрягая  волю,  Сэм  снова  двинулся  вперед  и  резко  остановился,
шатаясь, как от удара по груди и голове. Потом, отвечая на пришедшую ему в
голову мысль, он медленно извлек фиал Галадриэль  и  поднял  его.  От  его
белого света бежали тени у ворот... Чудовищные стражи  сидели  холодные  и
неподвижные, открытые во всей своей уродливости. На мгновение  Сэм  уловил
блеск в их черных каменных глазах, злобное выражение этих  глаз  заставило
его вздрогнуть. Но он чувствовал, как их злая воля поддается и переходит в
страх.
     Он прошел мимо них; но в тот момент, когда он сунул фиал  за  пазуху,
он был уверен, как будто сзади щелкнул стальной засов, что их бдительность
возобновилась. И из их злобных голов донесся высокий и резкий  крик,  эхом
отразившийся от стен. Высоко вверху, как ответный сигнал, раздался  резкий
удар колокола.
     -  Одно  дело  сделано!  -  сказал  Сэм.  -  Я  позвонил  во  входной
колокольчик! Что ж, выходите кто-нибудь! - крикнул он. - Скажите  капитану
Шаграту, что его вызывает большой эльфийский воин с эльфийским мечом.
     Ответа не было. Сэм двинулся вперед. Жало голубым пламенем сверкало в
его руке. Двор находился в глубокой тени, но он  видел,  что  его  мощеная
поверхность усеяна телами. Прямо у его ног лежали два орочьих  лучника,  в
спинах  их  торчали  ножи.  Дальше  лежало  еще  много  фигур;  одиночных,
застигнутых выстрелом  или  ударом  меча;  пар,  сжимавших  друг  друга  в
объятиях, и умерших в тот момент,  когда  они  били,  душили  друг  друга,
кусали. Камни мостовой были скользкими от темной крови.
     Сэм заметил две разные формы одежды: одну, помеченную красным глазом,
и другую - с луной, обезображенной призрачным изображением смерти;  но  он
не остановился, чтобы рассмотреть подробности.  На  другой  стороне  двора
дверь у подножия башни была полуоткрыта, и оттуда пробивался красный свет;
большой мертвый орк лежал на пороге. Сэм  перепрыгнул  через  его  тело  и
вошел; в недоумении он заглянул внутрь.
     Широкий гулкий коридор вел  от  двери  вглубь  горы.  Он  был  тускло
освещен факелами, прикрепленными к стенам, но его отдаленный конец терялся
в полутьме. Множество дверей  и  отверстий  видно  было  по  обе  стороны.
Коридор был пуст, только  на  полу  лежало  несколько  тел.  Из  разговора
начальников отрядов  Сэм  знал,  что  Фродо,  мертвый  или  живой,  должен
вероятнее всего находиться в комнате на  самом  верху  башни.  Но  он  мог
искать целый день и не найти пути наверх.
     - Проход, наверное, где-то здесь, -  пробормотал  Сэм.  -  Вся  башня
отклоняется к горе. И вообще лучше идти за этими факелами.
     Он двинулся по коридору, но  осторожно.  Каждый  шаг  давался  ему  с
трудом. Ужас снова нарастал в нем. Ничего не было слышно, кроме звуков его
собственных ног, которые, казалось, перерастали в гулкий шум,  похожий  на
хлопанье больших рук  по  камню.  Мертвые  тела,  пустота,  черные  стены,
кажущиеся при свете факелов  окрашенными  кровью,  страх  перед  внезапной
смертью, скрывающейся за какой-то дверью  или  в  тени;  и  за  всем  этим
зловещая бдительность стражей  у  ворот  -  это  было  выше  его  сил.  Он
приветствовал бы схватку - только чтобы не много врагов сразу,  -  скорее,
чем эту ужасную, давящую  неопределенность.  Он  заставил  себя  думать  о
Фродо, лежащем где-то в этом ужасном месте связанным или  уже  мертвым,  и
пошел дальше.
     Он прошел мимо факелов и после дошел до большой  двери  под  аркой  в
конце коридора, которая,  как  он  правильно  догадался,  была  внутренней
стороной подземного входа,  когда  сверху  послышался  ужасный  крик.  Сэм
замер. Потом он услышал топот. Кто-то торопливо бежал сверху по лестнице.
     Воля Сэма оказалась слишком слаба, а реакция слишком медленна, что бы
схватиться за оружие. Помимо своего желания он вытащил цепь и сжал Кольцо,
но не надел его, а просто прижал к груди. И в этот момент  показался  орк.
Выбежав из темноты, он побежал  навстречу  Сэму.  Оставалось  всего  шесть
шагов, когда он поднял голову и увидел его; и Сэм слышал  его  прерывистое
дыхание и видел  блеск  в  его  налитых  кровью  глазах.  Орк  остановился
ошеломленный. Он увидел не маленького  испуганного  хоббита,  старающегося
достать меч; нет, он увидел огромную молчащую фигуру, одетую в серую тень,
нависающую в дрожащем свете факела; в одной руке фигура держала меч, самый
блеск которого уже причинял резкую боль; другая рука была прижата к груди,
скрывая какую-то безымянную, но невероятную мощь.
     На мгновение орк прижался к земле, затем с пронзительным криком ужаса
повернулся и побежал назад. Ни одна собака не ободрялась так,  когда  враг
показывал ей хвост, как ободрился Сэм  при  этом  неожиданном  бегстве.  С
криком он бросился в погоню.
     - Да, эльфийский воин свободен! - кричал он. - Я иду! Ты покажешь мне
путь наверх, или я сниму с тебя шкуру!
     Но орк находился у себя дома, он был проворен и хорошо  откормлен.  А
Сэм здесь был чужаком, он устал и проголодался. Лестница оказалась  крутой
и высокой, она извивалась бесконечно. Сэм  начал  задыхаться.  Орк  вскоре
исчез из вида, и теперь лишь  слабо  слышался  топот  его  ног.  Время  от
времени он издавал крик, и эхо бежало вдоль стен. Скоро все затихло.
     Сэм продолжал подниматься. Он чувствовал, что находится на правильном
пути, и настроение у него поднялось. Он спрятал Кольцо и затянул пояс.
     - Ну, ну! - сказал он. - Если они все будут так относиться к  тебе  и
жалу, тогда дело оборачивается лучше, чем я надеялся. И  вообще,  кажется,
Шаграт, Горбаг и компания сделали за меня почти всю работу. И  думаю,  что
кроме этой маленькой испуганной крысы, никого не осталось тут в живых.
     И тут он остановился, как будто ударившись головой о каменную  стену.
Значение сказанного им обрушилось на него, как  сильный  удар.  Никого  не
осталось в живых! Кто испустил этот пронзительный предсмертный крик?
     - Фродо! Хозяин! - закричал он, борясь со слезами.  -  Если  они  вас
убили, что мне делать? Что ж, я поднимусь на вершину и посмотрю сам.
     Он шел вверх и вверх. Было темно, лишь на поворотах  и  у  отверстий,
ведущих на другие уровни башни, изредка встречались  факелы.  Сэм  пытался
считать ступеньки, но после двух сотен сбился со счета. Теперь он двигался
осторожно: ему показалось, что он слышит откуда-то сверху голоса.  Похоже,
что не одна крыса осталась в живых.
     Когда он почувствовал, что уже не  может  дышать,  не  может  сгибать
колени, лестница кончилась. Он стоял тихо. Голоса звучали громче и  ближе.
Сэм осмотрелся. Он взобрался на плоскую крышу третьего и  самого  высокого
яруса башни - открытое пространство около двадцати ярдов в ширину с низким
парапетом. Лестница кончалась в середине этого пространства и была покрыта
невысоким куполообразным помещением  с  низкими  дверями,  выходившими  на
восток и на запад. На востоке Сэм  видел  внизу  обширные  темные  равнины
Мордора, далеко впереди виднелась огненная гора. Из ее глубоких источников
вырвалась свежая вспышка, и реки огня сверкали так яростно,  что  даже  на
расстоянии многих миль осветили вершину башни красным светом. Вид на запад
был закрыт основанием башенки, стоявшей в глубине площадки  и  поднимавшей
свой рог высоко над окружающими холмами. В ее узких окнах-прорезях сверкал
свет. Вход в нее находился не более чем в десяти ярдах от того места,  где
стоял Сэм. Оттуда доносились голоса.
     Вначале Сэм не слушал; он подошел к восточной двери и выглянул. Здесь
схватка была самой яростной. Весь  двор  был  усеян  мертвыми  орками,  их
отсеченными  головами  и  конечностями.  Все   место   пропахло   смертью.
Презрительный возглас, сопровождаемый ударом и криком, заставил его  снова
нырнуть в укрытие. Послышался гневный голос орка, который  он  уже  слышал
ранее, хриплый, грубый, холодный. Говорил Шаграт, капитан башни.
     - Говоришь больше не  пойдешь?  Будь  ты  проклят,  Снага,  маленький
червь! Если ты думаешь, что я настолько ранен,  что  надо  мной  безопасно
насмехаться, то ты ошибаешься. Подойди сюда, и я выдавлю твои  глаза,  как
только  что  сделал  радугу.  А  когда  придут  новые  парни,  я  с  тобой
разделаюсь. Я пошлю тебя к Шелоб.
     - Они не придут, ты умрешь раньше, - угрюмо ответил Снага. - Я дважды
говорил тебе, что свиньи Горбага первыми добрались до ворот, и ни одни  из
наших не вышел. Лагдуф и Музгаш прорвались, но их застрелили. Я видел  это
из окна, говорю тебе. А они были последними.
     - Тогда должен идти ты. Я должен оставаться здесь. Но я ранен. Черные
ямы взяли этого грязного мятежника  Горбага!  -  Послышались  проклятия  и
отвратительные имена. - Я хорошо принял его,  но  он  ударил  меня  ножом,
сволочь, раньше чем я задушил его.  Ты  должен  идти,  или  я  съем  тебя.
Новости должны быть доставлены в Лугбург, иначе мы оба очутимся  в  черных
ямах. Да и ты тоже. Ты не спасешься, прячась здесь.
     - Я не пойду вниз, - заявил Снага, - капитан ты или нет.  Нет!  Убери
руки с ножа, или я пущу стрелу тебе в кишки. Когда они услышат о том,  что
здесь произошло, тебе недолго ходить в капитанах. Я сражался  за  башню  с
этими  вонючками  из  Моргула,  но  вы,  два  капитана,   устроили   здесь
хорошенькую возню из-за добычи.
     - С тебя довольно, - издевался Шаграт. - У меня  был  приказ.  Горбаг
начал ссору, стараясь захватить кольчугу.
     - Ну, ты, могучий и высокий, покончил с ним. А  у  него  было  больше
ума, чем у тебя. Он не раз говорил тебе, что самый опасный  шпион  еще  на
свободе, а ты не хотел слушать. И сейчас не хочешь.  Говорю  тебе,  Горбаг
был прав. Здесь где-то большой воин,  один  из  этих  эльфов  с  кровавыми
руками, а может и грязный тарк. Он идет сюда, говорю тебе. И  пока  он  не
уйдет, я не спущусь вниз. Даже если бы ты был назгулом, я не пошел бы.
     - Неужели? - насмехался Шаграт. - Ты сделаешь это и не сделаешь то? А
когда он придет, ты удерешь и бросишь меня?  нет,  не  выйдет!  Я  вначале
проделаю дыру в твоем животе.
     Из двери башенки выбежал маленький орк. За ним гнался Шаграт, большой
орк с длинными руками, которые чуть не задевали землю. Но  одна  его  рука
висела неподвижно  и  была  окровавлена;  во  второй  был  большой  черный
сверток.  Сэм,  прячась  у  лестницы,  увидел  его   злобное   лицо,   все
исполосованное как будто когтями и вымазанное  кровью,  из  его  раскрытой
пасти с выступающими клыками капала слюна.
     Сэм видел, как Шаграт  гнался  за  Снагой  по  двору;  маленький  орк
увернувшись,  с  криком  юркнул  обратно  в  башенку   и   исчез.   Шаграт
остановился. Сэм через восточную дверь видел, как  он  стоял  у  парапета,
тяжело дыша, его левый кулак слабо сжимался и разжимался. Положив  сверток
на пол, он правой рукой извлек длинный  красный  нож  и  плюнул  на  него.
Подойдя к парапету, он наклонился над ним, посмотрел на двор далеко  внизу
и дважды крикнул. Ответа не было.
     Неожиданно, когда Шаграт наклонился над перилами, обратившись  спиной
к площадке, Сэм с удивлением заметил,  что  одна  из  распростертых  фигур
двинулась. Поползла. Вытянула руку и схватила сверток. Шатаясь  поднялась.
В длинной  руке  орк  держал  копье  с  широким  наконечником  и  коротким
обломанным древком. Копье уже было занесено для удара. Но  в  этот  момент
послышался возглас боли или  ненависти  и  дыхание  со  свистом  вырвалось
сквозь зубы орка. Быстро, как змея, Шаграт скользнул в сторону, повернулся
и ударил ножом в горло врага.
     - Получил, Горбаг! - воскликнул он. - Еще  не  совсем  умер,  а?  Ну,
теперь я кончил дело. - Он прыгнул на тело врага и в ярости начал  топтать
и пинать его, время от времени наклоняясь  и  ударяя  его  ножом.  Наконец
удовлетворенный, он откинул голову и испустил  торжествующий  крик.  Потом
облизал нож, взял его в зубы и, подхватив  сверток,  направился  к  дверям
лестницы.
     У Сэма не было времени подумать. Он мог бы выскользнуть из двери,  но
его наверно увидели  бы;  и  он  не  смог  бы  долго  играть  в  прятки  с
отвратительным орком. И он сделал, вероятно, лучшее,  что  мог.  С  криком
прыгнул он навстречу Шаграту. Он не держался за Кольцо, но оно было с ним,
пугающая угроза для рабов Мордора, а в руке у него было жало, и блеск  его
ударил орку в глаза, как свет жестоких звезд в ужасных странах  эльфов,  -
кошмарный сон, приводящий в ужас всех орков.  К  тому  же  Шаграт  не  мог
одновременно сражаться и держать свое сокровище. Он  остановился  ворча  и
оскалив клыки. Затем отклонился ворча и оскалив клыки. Затем отклонился и,
когда Сэм прыгнул к нему, используя тяжелый  сверток  как  щит  и  оружие,
ударил им в лицо противника. Сэм пошатнулся, и  прежде  чем  он  пришел  в
себя, Шаграт пробежал мимо и бросился вниз по лестнице.
     Сэм с проклятиями побежал за ним, но недалеко. Он вспомнил о Фродо  и
о другом орке, убежавшим в башенку. Вот и еще один ужасный выбор, а у него
нет времени подумать. Если Шаграт убежит, он позовет  на  помощь  и  скоро
вернется. Но если Сэм будет преследовать его, другой орк  может  совершить
убийство. К тому же Сэм может потерять Шаграта  или  быть  убитым  им.  Он
быстро повернулся и побежал назад по ступенькам.
     - Опять неправильно, мне кажется, - вздохнул он. - Но мое  дело  идти
наверх, чтобы не случилось впоследствии.
     Далеко внизу Шаграт пробежал по лестнице, пересек двор и  выбежал  из
ворот, неся свой драгоценный груз. Если бы Сэм видел его и знал какое горе
принесет его бегство, он, может быть, усомнился бы. Но теперь мозг его был
занят другим. Он осторожно подошел к двери башенки и прошел внутрь.  Дверь
вела во тьму. Но вскоре его глаза привыкли, и он разглядел справа  тусклый
свет. Он проникал через отверстие ведущее на  лестницу,  темную  и  узкую.
Похоже было,  что  это  винтовая  лестница,  идущая  вдоль  внешней  стены
башенки. Где-то наверху горел факел.
     Сэм начал осторожно  подниматься.  Он  подошел  к  оплывшему  факелу,
укрепленному у двери слева; дверь выходила к узкому окну на  запад  -  это
был один из тех красных глаз, которые они с Фродо видели снизу у выхода из
туннеля. Сэм быстро прошел дверь  и  поднялся  на  второй  этаж,  опасаясь
каждую секунду ощутить на своем горле душащие пальцы. Выше  оказалась  еще
одна дверь и окно, выходящее на восток; над дверью горел еще один факел, и
от нее в середину башенки уходил  коридор.  Дверь  была  открыта,  коридор
темен, если не считать тусклого света факела и красного отблеска  снаружи.
Сэм прокрался  в  коридор.  С  обеих  сторон  были  низкие  двери,  прочно
запертые. Не слышно было ни звука.
     - Тупик, - пробормотал Сэм, - и после  всех  этих  подъемов!  Это  не
может быть верхом башни. Но что ж мне теперь делать?
     Он сбежал на первый этаж и проверил все двери. Они не открывались. Он
снова поднялся наверх. Пот покрывал его лицо. Он  чувствовал,  что  каждая
минута драгоценна, но они одна за другой  уходили,  а  он  ничего  не  мог
сделать. Он не заботился ни о Шаграте, ни о  Снаге,  ни  о  других  орках,
которые могли появиться. Он хотел только найти хозяина, увидеть его  лицо,
коснуться его руки.
     Наконец, усталый, чувствуя себя  окончательно  разбитым,  он  сел  на
ступеньку лестницы у коридора и опустил голову на руки. Было тихо,  ужасно
тихо. Факел, почти догоревший, задымил и погас. Сэм чувствовал как над ним
смыкается тьма. И потом тихо, к своему  собственному  изумлению,  в  самом
конце  тщетного  путешествия,  побуждаемый  мыслью,  которую  не  мог   бы
объяснить, Сэм начал петь.
     Голос его дрожал в холодной темной башне - голос  одинокого  усталого
хоббита, и ни один орк не принял бы его теперь за ясную  песню  повелителя
эльфов. Сэм бормотал старые детские мелодии Удела, обрывки песенок старого
Бильбо, возникающие в его памяти, как картинки родного дома. И тут  в  нем
неожиданно родились новые силы. Голос его зазвенел, и полились собственные
слова, соответствующие незамысловатому мотиву.

                На милом западе, под солнечным лучом
                цветы весной цветут на всех полях
                деревья могут распускать листву,
                а птицы петь на буковых ветвях.
                А ночь, как куполом, скрывает землю,
                и ветви бука шелестят листвой во тьме
                и звезды эльфов разбивают светом тьму
                и, как подруги, улыбаются луне.
                Хотя вокруг меня сомкнулись пальцы тьмы,
                хотя лежу я здесь в конце моей тропы
                за всеми башнями огромной высоты,
                за длинными цепями гор крутых,
                над черной тенью утром солнце вновь взойдет.
                А ночью звезды засияют вновь,
                и я не верю, что навеки свет уйдет,
                и я не говорю прощальных слов!

     - За всеми башнями огромной высоты, - начал он снова и замолчал.  Ему
показалось, что он слышит слабый голос в ответ. Но  теперь  он  ничего  не
слышал. Вернее, слышал, но не голос. Приближались шаги. Вверху в  коридоре
тихо открылась дверь, скрипнули петли. Сэм скорчился, прислушиваясь. Дверь
закрылась с глухим ударом. Послышался насмешливый орочьий голос.
     - Хо ла! Ты здесь, горная крыса? Перестань визжать,  или  я  приду  и
займусь тобой. Слышишь?
     Ответа не было.
     - Хорошо, - усмехнулся Снага. - Но я все равно приду  и  посмотрю  на
тебя.
     Петли снова заскрипели, и Сэм, выглядывая из-за угла коридора, увидел
слабый свет и неясную фигуру орка. Тот,  казалось,  нес  лестницу.  И  Сэм
неожиданно догадался: наверх можно было подняться  через  вход  в  потолке
коридора. Снага поставил лестницу и поднялся  по  ней.  Сэм  услышал,  как
щелкнул затвор. Потом снова услышал отвратительный голос орка.
     - Лежи спокойно, иначе пожалеешь!  Тебе  немного  осталось  спокойной
жизни, я думаю, но если ты не хочешь, чтобы веселье началось прямо сейчас,
заткни свою пасть, ясно?  Вот  тебе  напоминание!  -  и  послышался  звук,
похожий на щелканье хлыста.
     Внезапная ярость охватила Сэма. Он подбежал к лестнице и взобрался по
ней, как кошка. Голова его  появилась  в  середине  пола  большой  круглой
комнаты. В потолке ее горела красная лампа;  окно,  выходившее  на  запад,
было высоким и темным. Что-то лежало на полу у стены  под  окном,  тут  же
склонилась темная фигура орка. Он  вторично  поднял  хлыст,  но  удара  не
последовало.
     С криком, зажав в руке жало, Сэм прыгнул в комнату.  Орк  повернулся,
но до того, как он успел сделать движение, Сэм отрубил его руку, державшую
хлыст. Завывая от боли  и  страха,  орк  отчаянно  кинулся  на  него.  Сэм
размахнулся, чтобы нанести следующий удар, но потерял равновесие  и  упал,
схватившись за орка и перелетев через него. Не успев подняться, он услышал
крик и глухой удар. Орк упал в открытое  отверстие  люка.  Сэм  больше  не
думал о нем. Он подбежал к фигуре, лежавшей на полу. Это был Фродо.
     Он был обнажен и лежал как в обмороке на груде грязных  тряпок;  руки
его были подняты, закрывая голову; на его боку  виднелся  рубец  от  удара
хлыстом.
     - Фродо, мастер  Фродо,  дорогой  мой!  -  кричал  Сэм,  слезы  почти
ослепили его. - Это Сэм, я пришел!
     Он приподнял хозяина и прижал его к груди. Фродо открыл глаза.
     - Я еще сплю? - пробормотал он. - Но другие сны были ужасны.
     - Вы совсем не спите, хозяин, - сказал Сэм. - Это реальность. Это  я.
Я пришел.
     - С трудом верю в это, - сказал Фродо, обнимая его. - Здесь был орк с
хлыстом, а потом он превратился в Сэма! Значит, я не спал,  когда  услышал
это пение внизу и постарался ответить? Это был ты?
     - Да, мастер Фродо. Я потерял всякую надежду. Не мог найти вас.
     - Ну, а теперь нашел, Сэм, дорогой Сэм, - сказал  Фродо  и,  лежа  на
руках у Сэма, закрыл глаза, как котенок в постели,  когда  ночные  кошмары
разогнаны любимым голосом или рукой.
     Сэм чувствовал, что мог бы сидеть так  бесконечно,  но  этого  нельзя
было делать. Недостаточно было найти хозяина, нужно еще попытаться  спасти
его. Он поцеловал Фродо в лоб.
     - Идемте, мастер Фродо! - сказал он, стараясь говорить так же  бодро,
как будто он отдернул полог в Торбе-На-Круче в летнее утро.
     Фродо вздохнул и сел.
     - Где мы? Как я сюда попал, Сэм? - спросил он.
     - Нет времени для разговоров, пока мы не уйдем отсюда  куда-нибудь  в
другое место, мастер Фродо! - сказал Сэм.  -  Мы  на  самом  верху  башни,
которую мы с вами видели снизу, из туннеля, прежде чем орки захватили вас.
Как давно это было, я не знаю. Больше чем один день назад, я думаю.
     - Только? - спросил Фродо. - Мне показалось, что  прошли  недели.  Ты
должен будешь рассказать мне все, когда будет возможность. Что-то  ударило
меня, верно? И я провалился во тьму и в  кошмарные  сны,  а,  проснувшись,
обнаружил, что действительность еще кошмарнее. Вокруг меня  были  орки.  Я
думаю, что они влили мне в горло какой-то свой ужасно обжигающий  напиток.
Голова у меня стала ясной, но очень болела, и я чувствовал усталость.  Они
сняли с меня все, а потом пришли два больших  орка  и  начали  допрашивать
меня, пока я не начал сходить с ума. А  они  стояли  надо  мной,  орали  и
размахивали мечами. Никогда не забуду их когтей и глаз.
     - Не забудете, если будете говорить о них,  мастер  Фродо,  -  сказал
Сэм. - И если мы не хотим снова увидеть их, то чем скорее мы отсюда уйдем,
тем лучше. Вы можете идти?
     - Да, могу, - ответил Фродо, медленно вставая. -  Я  не  ранен,  Сэм.
Только очень устал, и вот здесь болит. - Он приложил руку к шее над  левым
плечом. Затем  встал,  и  Сэму  показалось,  что  он  одет  в  огонь:  его
обнаженная кожа была алой в свете факела. Он дважды прошел комнату.
     - Теперь лучше! - сказал он, и настроение у него немного  улучшилось.
- Я не смел двигаться, когда остался один.
     Из-за меня и моих вещей. Я лежал здесь в ужасе. А потом все  затихло,
и это было еще хуже.
     - Да, они по-видимому, ссорились, - ответил Сэм. - Тут было не  менее
ста орков. Слишком много для Сэма Скромби,  можно  сказать.  Но  они  сами
совершили все убийства... Это хорошо, но не стоит радоваться, пока  мы  не
выбрались отсюда. Что же теперь делать? Вы не  сможете  ходить  по  черной
земле нагишом, мастер Фродо.
     - Они все забрали, Сэм, - сказал Фродо.  -  Все,  что  у  меня  было.
Понимаешь? Все. - Он снова опустился  на  пол  со  склоненной  головой,  и
собственные его слова ввергли его в отчаяние. - Поиск не  удался,  Сэм.  И
даже если мы выберемся отсюда, нам уж  не  спастись.  Только  эльфы  могут
спастись. Прочь, прочь из  Средиземья,  по  морю.  Даже  оно  недостаточно
широко, чтобы спастись от тени.
     - Нет, не все, мастер Фродо. И поиск не кончился,  еще  нет.  Я  взял
его, мастер Фродо, прошу вашего прощения. И сберег. Оно теперь у  меня  на
шее, и это ужасная ноша. - Он протянул  руку  за  Кольцом  и  почувствовал
сильное нежелание отдавать его хозяину. - Но я думаю, вы должны его  взять
обратно.
     - Ты взял его? - выдохнул Фродо. - Оно у тебя? Сэм, ты чудо! -  потом
быстро и неожиданно тон его изменился. - Отдай его мне! -  воскликнул  он,
вставая и протягивая дрожащую руку.  -  Отдай  немедленно!  Ты  не  можешь
владеть им!
     - Хорошо, мастер Фродо, - ответил Сэм, слегка удивленно. - Вот оно! -
он медленно извлек Кольцо и потянул цепь через голову. - Но  мы  теперь  в
земле Мордор, сэр; когда выйдете  отсюда,  увидите  огненную  гору  и  все
такое. Кольцо теперь очень опасно, и его очень тяжело нести. Если это дело
слишком трудно для вас, я могу разделить его с вами.
     - Нет, нет!!! - закричал Фродо, выхватывая  цепь  с  Кольцом  из  рук
Сэма. - Нет, ты вор!
     Он тяжело дышал и глядел на Сэма глазами, полными  страха  и  вражды.
Потом неожиданно, сжимая Кольцо в  руке,  он  ошеломленный  встал.  Туман,
казалось, рассеялся перед его глазами, и он провел рукой по болящему  лбу.
Ужасные видения стали казаться ему  реальностью,  и  он  стоял  пораженный
страхом и болью. Сэм перед его глазами превратился в  орка,  домогающегося
сокровища, тянущего к нему лапы, в  отвратительное  маленькое  существо  с
жадными глазами и  слюнявой  пастью.  Но  вот  видение  исчезло.  Над  ним
склонился Сэм с искаженным болью лицом, как будто его  ударили  в  сердце;
слезы текли у него из глаз.
     - О, Сэм! - воскликнул Фродо. - Что  это  я  сказал?  Что  я  сделал?
Прости меня. После всего, что ты сделал! Это все ужасная власть Кольца.  Я
хотел бы, чтобы оно никогда  не  было  найдено.  Но  не  обращай  на  меня
внимания, Сэм. Я должен эту ношу нести до конца. Это нельзя  изменить.  Ты
не можешь встать между мной и судьбой.
     - Все в порядке, мастер Фродо, -  ответил  Сэм,  проводя  рукавом  по
глазам. - Я понимаю. Но ведь я могу помочь. Я должен вас вытащить  отсюда.
Немедленно, понимаете? Но вначале нужно найти вам  одежду  и  еду.  Одежду
найти легче. Раз уж мы в Мордоре; и к тому же у  нас  нет  выбора.  Боюсь,
мастер Фродо, что вам придется надеть орочью одежду, да и мне  тоже.  Если
мы идем вместе, нам нужно быть одетыми одинаково. Накиньте это!
     Сэм снял свой плащ и набросил его на плечи  Фродо.  Потом  снял  свой
мешок и положил его на пол. Извлек жало из  ножен.  Но  лезвие  оставалось
тусклым.
     - Я совсем забыл об этом, мастер Фродо, - сказал он. -  Нет,  еще  не
все забрали! Вы отдали мне жало, если помните, и сосуд госпожи. Они сейчас
у меня. Но оставьте у меня их еще ненадолго, мастер Фродо. Я должен  пойти
и посмотреть, что можно отыскать.  Оставайтесь  здесь.  Походите  немного,
чтобы размять ноги. Я скоро. Я не пойду далеко.
     - Осторожнее, Сэм, - заметил Фродо. - И быстрее! Здесь могут быть еще
орки.
     Сэм скользнул вниз по лестнице.  Через  минуту  снова  появилась  его
голова. Он бросил на пол длинный нож.
     - Может, пригодится, - сказал он. - Он мертв, тот, что хлестнул  вас.
Сломал шею в спешке. Поднимите лестницу, мастер Фродо, если сможете; и  не
опускайте ее пока не услышите пароль. Я крикну Элберет. Так говорят эльфы.
Ни один орк не сможет сказать это.
     Некоторое время Фродо сидел дрожа.  Весьма  странные  видения  меняли
друг друга в его мозгу. Потом он встал, завернулся в серый эльфийский плащ
и, чтобы занять чем-то голову, начал ходить взад и вперед,  заглядывая  во
все уголки своей тюрьмы.
     Вскоре - от страха ему показалось, что прошел целый  час,  -  донесся
снизу негромкий голос Сэма: Элберет, Элберет. Фродо опустил лестницу.  Сэм
поднялся, отдуваясь, таща на голове большой сверток. Он выпустил его и тот
упал с шумом на пол.
     - Быстрее, мастер Фродо! - сказал Сэм. - Я искал что-нибудь  поменьше
для нас. Но мы должны торопиться. Я не встретил никого живого и ничего  не
видел, но я в тревоге. Думаю, за этим местом  следят.  Не  могу  объяснить
это, но мне кажется, что один из  этих  страшных  летающих  всадников  над
нами, в черноте, и мы не можем его видеть.
     Он развязал сверток. Фродо с отвращением смотрел на  его  содержимое,
но делать было нечего: либо надевать эти вещи, либо  ходить  голым.  Здесь
были длинные шерстяные брюки из какой-то грязной шкуры, рубашка из той  же
выпачканной кем-то кожи. Он надел все это. Поверх рубашки  пошла  кольчуга
из стальных колец, слишком длинная для Фродо и тяжелая. Поверх кольчуги он
надел пояс, с которого свисали короткие ножны с широким мечом. Сэм  принес
несколько орочьих шлемов. Один из них  подошел  Фродо  -  черная  шапка  с
железным ободом, покрытым кожей, на которой над похожей на  клюв  защитной
полоской для носа был изображен красный глаз.
     - Вещи из Моргула, из отряда Горбага, лучше подходят для нас и  лучше
сделаны, - сказал Сэм, - но я думаю, что лучше не ходить с их  знаками  по
Мордору, особенно после этого дела здесь. Ну,  вот  вы  и  готовы,  мастер
Фродо. Прекрасный маленький орк, если я  осмелюсь  так  сказать,  особенно
если прикрыть лицо маской, сделать руки подлиннее, а  ноги  скривить.  Вот
это еще лучше, - и он набросил на плечи Фродо большой черный плащ. - Ну, и
все. Когда пойдем, сможете подобрать щит.
     - А ты Сэм? - спросил Фродо. - Разве тебе не нужно одеться?
     - Ну я подумал, мастер Фродо, - ответил Сэм. - Что лучше не оставлять
мои вещи, а уничтожить их мы не сможем. И я не могу одеть орочью  кольчугу
поверх своей одежды. Я просто прикрою все.
     Он наклонился и осторожно свернул  свой  эльфийский  плащ.  Получился
удивительно маленький сверток. Сэм положил его в мешок, лежащий  на  полу.
Встав, он надел его на спину, надел на голову орочьий шлем и завернулся  в
другой черный плащ.
     - Вот! - сказал он. - Теперь мы похожи. Нужно торопиться!
     - Я не смогу все время бежать, Сэм, - с усталой улыбкой сказал Фродо.
- Надеюсь, ты расспросил насчет гостиниц по дороге? Или ты забыл о питье и
еде?
     - Совсем забыл? - воскликнул Сэм. Он присвистнул в отчаянии. -  Пусть
меня разразит гром, мастер Фродо, но после вашего исчезновения,  я  совсем
забыл о голоде и жажде! Не помню, когда в последний  раз  у  меня  во  рту
побывала капля или кусочек. Я все забыл, стараясь отыскать вас.  Но  дайте
мне подумать! Когда я смотрел в мешок в последний раз, там было достаточно
путевого хлеба и того, что дал нам капитан Фарамир, чтобы двигать мои ноги
по крайней мере с неделю. Но во фляжке едва ли несколько капель. Для двоих
этого едва ли хватит. Но разве орки не едят и не пьют? Или  им  достаточно
гнилого воздуха и яда?
     - Нет, они едят  и  пьют,  Сэм.  Тень,  вырастившая  их,  может  лишь
создавать пародии, а не реальные новые вещи. Если  орки  хотят  жить,  они
должны пить подобно другим животным. Если нет  ничего  другого,  они  пьют
гнилую воду и едят протухшее мясо, но не яд. Он кормили меня. Где-то здесь
должны быть еда и вода.
     - Но нам некогда искать их, - сказал Сэм.
     - Дело обстоит лучше, чем ты думаешь, - заметил Фродо. - Мне немножко
повезло, пока ты отсутствовал.  Они  действительно  взяли  не  все.  Среди
тряпок на полу я нашел свой мешок. Конечно,  они  разграбили  его.  Но,  я
думаю, им не понравился лембас, как и Горлуму. Он разбросан, разломан,  но
я собрал все, что смог. Кое-что набралось. Но они забрали еду, что дал мне
Фарамир, и разбили мою фляжку.
     - Что ж, говорить больше не о чем, - заметил Сэм. - Для начала у  нас
достаточно. Но с водой дело плохо. Идемте, мастер Фродо! Нужно выбираться,
иначе нам ни к чему и целое озеро воды.
     - Сначала поешь, Сэм, - возразил Фродо. - До этого я не пошевельнусь.
Съешь  эльфийского  хлеба  и  выпей  последнюю  каплю  из  твоей  бутылки.
Положение безнадежно, незачем беспокоиться о  завтра.  Оно,  вероятно,  не
наступит.
     Наконец они двинулись. Спустились по лестнице, и потом Сэм взял ее  и
положил в коридоре у тела орка. Спуск был темны, но  на  верхней  площадке
башни все еще виден был тускло-красный отблеск горы.
     Они пошли  вниз  по  большой  лестнице.  Комната  на  верху  башенки,
оставшейся позади, где они встретились, теперь казалась  им  почти  домом,
теперь они вновь в открытом пространстве, и  от  стен  исходил  ужас.  Все
могло быть мертвым в башне Кирит Унгола, но она была погружена в  страх  и
зло.
     Наконец они добрались до выхода во внешний двор и остановились.  Даже
в том месте, где они стояли, по ним ударило  злобное  внимание  стражей  -
двух черных молчащих фигур  по  обе  стороны  ворот,  за  которыми  тускло
виднелся Мордор. Каждый шаг по двору, усеянному телами  орков,  давался  с
огромным трудом. Не дойдя  до  ворот,  они  вынуждены  были  остановиться.
Продвижение даже на дюйм приносило страшную боль.
     У Фродо не было для этого сил.
     - Я не могу, Сэм, - пробормотал он. - Я слишком слаб. Не знаю, что со
мной.
     - Я знаю,  мастер  Фродо.  Держитесь!  Это  ворота.  В  них  какая-то
чертовщина. Но я вошел сюда и выйду. Идемте!
     Сэм  снова  достал  эльфийский  сосуд  Галадриэль.  Как  бы  в   знак
преклонения перед его храбростью, для того,  чтобы  оказать  честь  верной
хоббичьей руке, совершившей такие деяния, фиал внезапно вспыхнул,  и  весь
двор был освещен, как молнией; фиал  продолжал  гореть,  свечение  его  не
ослабло.
     - Гилтониэль, а Элберет! - воскликнул Сэм. Сам  не  зная  почему,  он
вспомнил эльфов в Уделе и их песню, что прогнал черных всадников.
     - Айя эленнон анкама! - подхватил за ним Фродо.
     Воля  стражей  лопнула,  как  натянутая  струна,  и  Сэм   и   Фродо,
пошатываясь, двинулись вперед. Потом побежали. Через ворота и мимо больших
сидящих фигур с их сверкающими глазами. Послышался треск. Ключевой  камень
арки рухнул почти на них, стена сверху треснула и упала. Лишь  на  волосок
опередили они падение. Прозвонил колокол, а  стражи  испустили  высокий  и
ужасный вой. Далеко вверху  во  тьме  послышался  ответ.  С  черного  неба
падала, как камень, крылатая фигура, с криком разрывая тучи.

                              2. ЗЕМЛЯ ТЕНИ

     У Сэма хватило присутствия духа сунуть фиал за пазуху.
     - Бегите, мастер Фродо! - крикнул он. -  Нет,  не  сюда!  Здесь  есть
крутой спуск. За мной!
     Они побежали вниз по дороге  от  ворот.  В  пятидесяти  шагах  крутой
поворот дорог скрыл их из  вида  стражей.  На  мгновение  они  спрятались.
Прикрываясь скалой, они перевели дыхание и схватились за  сердце.  Назгул,
усевшись на стену у разрушенных ворот, послал свой смертоносный крик.  Все
утесы эхом откликнулись на него.
     В ужасе спотыкаясь, они продолжали бежать. Скоро дорога  снова  резко
свернула на восток  и  на  ужасное  мгновение  открыла  их  взорам  башни.
Оглянувшись, они увидели большую черную фигуру на  укреплении,  затем  они
нырнули в укрепление между каменными стенами, которое круто опускалось  на
соединение с дорогой от  Моргула.  Они  подошли  к  месту  встречи  дорог.
По-прежнему не было видно орков, не слышно было ответа на крик назгула, но
они знали, что тишина не продлится долго. В любой  момент  может  начаться
погоня.
     - Так не получится, Сэм, - сказал Фродо. - Если бы мы были настоящими
орками, мы должны были бы бежать в башню, а не от нее. Первый же встречный
враг разоблачит нас. Нужно как-то уйти с дороги.
     - Но мы не можем это сделать, - сказал Сэм. - Не можем без крыльев.
     Восточные склоны Эфел Дуата  опускались  в  ложбину  двумя  хребтами:
внешним и внутренним. На коротком расстоянии после перекрестка, после  еще
одного крутого спуска, легкий каменный мост  пролегал  над  пропастью;  по
нему  проходила  дорога  на  неровные  склоны  и  плоскогорья  Моргая.   С
отчаянными усилиями Сэм и Фродо бежали по мосту; но не успели они добежать
до его конца, как услышали,  что  погоня  началась.  За  ними  высоко  над
горными склонами возвышалась башня Кирит Унгола, ее каменные стены  тускло
светились. Неожиданно снова прозвучал резкий удар  колокола  и  перешел  в
дребезжащий перезвон. Послышался звук рога. Теперь с другого  конца  моста
послышались ответные  крики.  В  глубокой  лощине,  отрезанные  от  зарева
Ородруина, Фродо  и  Сэм  не  видели  ничего  впереди.  Но  слышали  топот
подкованных железом ног, а на дороге слышался быстрый перестук копыт.
     - Быстрей, Сэм! Перелезай! -  воскликнул  Фродо.  Они  взобрались  на
низкий парапет моста. К счастью, здесь их уже не ждало падение в  глубокую
пропасть: склоны Моргая здесь поднялись почти до уровня дороги,  но  внизу
было темно, и они не могли увидеть, куда упадут.
     - Ну, я иду, мастер Фродо, - сказал Сэм, добавив. - До свидания!
     И он прыгнул.  Фродо  за  ним.  Падая,  они  услышали,  как  всадники
промчались по мосту, за ними бежали  орки.  Сэм  рассмеялся  бы,  если  бы
посмел. Опасаясь разбиться о  неведомые  скалы,  хоббиты  после  десяти  -
двенадцати футов полета приземлились на то, что уж никак не ожидали, -  на
путаницу колючих кустов. Здесь Сэм  лежал  тихо,  посасывая  расцарапанную
руку.
     Когда топот и звуки шагов затихли вдали, он осмелился на шепот:
     - Будь я проклят, мастер Фродо, но я не знал, что  в  Мордоре  что-то
может расти! Я чувствую, что это колючки в фут длиной; и они проткнули  на
мне все. Жаль, что я не надел кольчугу.
     - Орочья кольчуга не спасает от этих колючек, - заметил Фродо. - Даже
кожаная куртка не помогла.
     Они с трудом выбрались из кустов. Колючки и ветки  были  прочны,  как
проволока, и цепки как когти. Прежде чем путники выбрались, плащи их  были
разорваны.
     - Теперь вниз, Сэм, - прошептал Фродо. - Быстрей вниз в долину, потом
повернем на север, как только сможем.
     В мире снова начинался  день,  и  далеко  за  мраком  Мордора  солнце
поднималось над восточным краем Средиземья, но здесь все было  темно,  как
ночью. Гора тлела, огни ее потускнели. Погасло свечение утесов.  Восточный
ветер, который дул с тех пор, как  они  покинули  итилиен,  теперь  затих.
Медленно и болезненно они спустились вниз, спотыкаясь,  падая,  пробираясь
среди скал, пока уже просто не могли идти дальше.
     Они остановились и  сели  рядом,  прижавшись  спинами  к  камню.  Оба
вспотели.
     - Если бы сам Шаграт предложил мне стакан воды, я пожал бы ему  руку,
- сказал Сэм.
     - Не говорит так! - сказал Фродо. - Ведь от этого еще хуже.
     Он вытянулся изможденный  и  усталый  и  больше  ничего  не  говорил.
Наконец он снова с усилием сел. К своему удивлению, он обнаружил, что  Сэм
уснул.
     - Проснись, Сэм! - сказал он. - Идем! Еще одно усилие!
     Сэм вскочил на ноги.
     - Неужели я уснул? Я уж не помню, когда спал  по-настоящему,  у  меня
просто слипаются глаза.
     Теперь Фродо пошел  вперед,  направляясь  на  север  среди  камней  и
булыжников,  толстым  слоем  покрывавших  дно  ущелья.  Вскоре  он   снова
остановился.
     - Нехорошо, Сэм, - сказал он. - Я не вынесу этого. Кольчугу, я имею в
виду. Но в моем нынешнем состоянии. Даже моя митриловая кольчуга  казалась
мне тяжелой, когда я уставал. А  эта  гораздо  тяжелее.  И  какая  от  нее
польза? Мы ничего не добьемся оружием.
     - Но мы должны что-то иметь, - возразил Сэм.  -  Здесь  есть  ножи  и
стрелы. Да и Горлум не мертв. Мне не нравится  мысль,  что  между  вами  и
внезапным ударом из темноты будет только кожаная куртка.
     - Послушай, Сэм, дорогой, - сказал Фродо. - Я очень устал и у меня не
осталось надежды. Но я должен пытаться дойти до горы, пока могу двигаться.
С меня достаточно веса Кольца. Эта дополнительная тяжесть убивает меня. Ее
нужно сбросить. Но не  думай,  что  я  не  благодарен  тебе.  Мне  страшно
подумать о той грязной работе, что ты проделал среди тел, чтобы найти  для
меня эту кольчугу.
     - Не говорите об этом, мастер Фродо! Я  понесу  вас  на  спине,  если
понадобиться. Бросайте!
     Фродо снял плащ, потом орочью кольчугу и отбросил ее  в  сторону.  Он
немного дрожал.
     - Что мне на самом деле нужно, так это немного тепла, - сказал он.  -
Становится холодно, или я простудился.
     - Возьмите мой плащ, мастер Фродо, - сказал Сэм. Он развязал мешок  и
достал эльфийский плащ. - Завернитесь в орочьи тряпки, а  поверх  наденьте
это. Не похоже на орочью морду, но  зато  вам  будет  теплее;  и  осмелюсь
сказать, что этот плащ сохранит вас от врага лучше любого  вооружения.  Он
сделан самой госпожой.
     Фродо надел плащ и закрепил брошь.
     - Так лучше! - сказал он. - Намного легче. Теперь  я  могу  идти.  Но
слепая тьма, кажется, проникает мне в сердце. Когда я лежал в тюрьме, Сэм,
я пытался вспомнить  Брендизайк,  и  Торбу-На-Круче,  и  воду,  бегущую  у
мельницы в хоббитоне. Но не смог вспомнить.
     - На этот раз вы, мастер Фродо, говорите о воде! - Сказал Сэм. - Если
бы только госпожа могла видеть и  слышать  нас,  я  ей  сказал  бы:  "Ваша
милость, все, что мы хотим, это света  и  воды  -  чистой  воды  и  ясного
дневного света, больше, чем драгоценностей,  прошу  вашего  прощения".  Но
далеко от нас Лориен...
     Сэм вздохнул и махнул рукой в сторону высот Эфел Дуата, теперь совсем
не видных на фоне черного неба.
     Они пошли дальше. Вскоре Фродо остановился.
     - Над нами черный всадник, - сказал он. - Я чувствую это.  Нам  лучше
сейчас скрыться.
     Скорчившись за большим утесом, они сидели лицами на запад и некоторое
время молчали. Потом Фродо с облегчением передохнул.
     - Пролетел, - сказал он.
     Они встали и с удивлением посмотрели друг на друга. Слева от них,  на
юге, на фоне неба,  принявшего  серый  цвет,  появились  вершины  высокого
хребта. За ними становилось светлее. Свет медленно разливался по  небу.  В
высоких  областях  неба  разгорелась  битва.  Волнующиеся  облака  Мордора
отгонялись в сторону, края их разрывались от ударов ветра, дующего из мира
живых. И в Мордор проникал тусклый свет, как бледное утро  сквозь  грязные
окна тюрьмы.
     - Смотрите, мастер Фродо! - сказал Сэм.  -  Ветер  изменился.  Что-то
случилось. Не все идет так, как  решил  он,  как  он  хочет.  Даже  в  его
собственном мире тьма дрогнула. Хотел бы я знать, что происходит.
     Это было утро  пятнадцатого  марта,  и  над  долиной  андуина  солнце
поднималось из восточной тени, дул юго-западный ветер. На полях  пеленнора
умирал Теоден.
     Сэм и Фродо увидели, как осветился весь край Эфел Дуата;  в  небе  по
явилась черная точка, с большой скоростью двигавшаяся с  запада,  она  все
росла и  пролетела  высоко  над  ними.  Пролетая,  она  испустила  долгий,
пронзительный крик - голос назгула; но этот крик уже не привел их в  ужас,
это был голос горя и отчаяния, несший злые новости башне тьмы. Глава Духов
Кольца встретил свою судьбу.
     - Что я вам сказал? Что-то случилось! - воскликнул Сэм. - "Война идет
хорошо", - сказал Шаграт, но горбаг не был так уверен. Видимо, он оказался
прав. Не возросла ли у вас надежда, мастер Фродо?
     - Нет, не очень, Сэм, - вздохнул Фродо. - Это все там, за  горами.  А
мы идем на восток, а не на запад. И я очень устал. Кольцо так тяжело, Сэм.
Я вижу его все время перед глазами, как большое огненное колесо.
     Сэм опять приуныл. Он беспокойно посмотрел на хозяина и взял  его  за
руку.
     - Идемте, мастер Фродо! - сказал он. - Я получил кое-что из того, что
хотел, - немного света. Хотя это и поможет нам не  очень  много,  но  зато
идти опасней. Постарайтесь пройти немного, а потом  мы  сможем  отдохнуть.
Съешьте кусочек эльфийского хлеба, он подкрепит вас.
     Разделив вафлю лембаса и жуя ее в пересохших  ртах,  Фродо  и  Сэм  с
трудом побрели дальше. Свет, хотя он был не больше, чем серый сумрак,  был
достаточен, чтобы они увидели, что находятся в глубоком ущелье меж горами.
     На севере оно слегка поднималось, и по его дну  шло  русло  высохшего
ручья. Рядом с этим каменным потоком они  увидели  тропу,  извивающуюся  у
подножья западных утесов. Если бы они о ней знали, то могли бы достичь  ее
намного раньше, так как  она  отходила  от  главной  дороги  на  Моргул  и
западного  конца  моста  и  по  длинной  лестнице,  вырубленной  в  скале,
спускалась  на  самое  дно  ущелья.  Тропа  использовалась  патрулями  или
вестниками, доставлявшими приказы в меньшие посты и  крепости  на  севере,
между Кирит  Унголом  и  узким  Изенмаусом  -  железными  челюстями  Карах
Ангрена.
     Для хоббитов было опасно использовать такую тропу, но им  нужна  была
быстрота,  и  Фродо  чувствовал,  что  он  не  выдержит  карабканья  через
бездорожные плоскогорья  Моргая.  К  тому  же  он  решил,  что  на  севере
преследователи будут меньше всего искать их. Они прежде всего и тщательнее
всего будут обыскивать дорогу на  восток,  к  последней,  самой  отчаянной
части их пути. Итак, они пересекли  каменное  русло  и  пошли  по  орочьей
тропе. Утесы слева нависали над ними, и сверху их было невозможно увидеть;
но тропа сильно извивалась, и на каждом повороте они хватались за  рукояти
мечей и двигались вперед осторожно.
     Свет не становился  сильнее,  потому  что  Ородруин  изрыгал  большие
облака дыма, отклоненные ветром, поднимавшиеся все выше и  выше,  пока  не
достигли спокойной атмосферы над ветром  и  растекались  огромной  крышей,
центральный столб которой поднимался из тени,  недоступной  взору.  Больше
часа шли они по тропе, затем услышали звук  заставивший  их  остановиться.
Невероятный, но безошибочный. Капала вода. Слева в расщелине, такой острой
и узкой, как будто утес был  расколот  огромным  топором,  капала  вода  -
последние остатки дождя, прилетевшего с  далекого  моря,  дождя,  которому
выпала  злая  судьба  упасть  на  бесплодные  черные  земли  и  бесполезно
протекать  через  щель  и  грязь.  По  скале  струился  тоненький  ручеек,
пересекал тропу и, повернув на юг, терялся среди камней.
     Сэм прыгнул к нему.
     -  Если  я  когда-нибудь  увижу  госпожу  снова,  я  расскажу  ей!  -
воскликнул он. - Свет, а теперь вода! - тут он  остановился.  -  Позвольте
мне напиться первым, мастер Фродо.
     - Хорошо, но здесь достаточно места для двоих.
     - Я не это имел в  виду,  -  сказал  Сэм.  -  Я  подумал,  если  вода
отравлена и яд действует быстро, лучше отравиться мне,  чем  вам,  хозяин,
если вы понимаете меня.
     - Понимаю. Но лучше испытать удачу вместе, Сэм.  Но  будь  осторожен,
если вода очень холодна.
     Вода была холодна, но не как лед, у нее  был  неприятный  маслянистый
вкус, она слегка горчила, как они сказали бы дома. Но здесь она  была  для
них выше всех похвал, за пределами страха  и  благоразумия.  Они  напились
вволю, и затем Сэм наполнил свою фляжку. После  этого  Фродо  почувствовал
себя лучше, и они прошли еще несколько миль, пока расширившаяся  дорога  и
грубая стена, появившаяся у ее края, не предупредили их  о  том,  что  они
приближаются к другой орочьей крепости.
     - Здесь мы свернем, Сэм, - сказал Фродо. - И мы должны  повернуть  на
восток. - Он вздохнул и посмотрел на угрюмые хребты вдоль ущелья. - У меня
осталось сил лишь на то, чтобы найти какую-нибудь нору. Я  должен  немного
отдохнуть.
     Русло ручья теперь находилось на некотором расстоянии от  тропы.  Они
спустились и начали пересекать его русло. К  их  удивлению  они  встретили
темные лужи,  питаемые  тонкими  струйками  воды,  текущими  из  какого-то
источника выше в ущелье. На своем краю у западных гор Мордор был умирающей
землей, но еще не умер. Тут уцелела растительность -  жесткая,  изогнутая,
хватающаяся за жизнь. На плоскогорьях  Моргая  по  другую  сторону  ущелья
росли низкие приземистые деревья,  жесткая  серая  трава  пробивалась  меж
камней, ее острые края резали, как ножи. Мрачные  сморщенные  прошлогодние
листья свисали с ветвей, раскачиваясь и шурша в печальном  воздухе;  почки
на ветвях только еще раскрывались.  Мухи  серовато-коричневые,  серые  или
черные, помеченные, как и  орки,  красными  пятнами,  напоминающими  глаз,
жалили и кусали,  а  над  кустами  танцевали  и  кружили  облака  голодных
комаров.
     - Одежда у орков плохая, - заявил Сэм, отмахиваясь руками. - Теперь я
хотел бы испытать орочьи убежища.
     Наконец Фродо не мог идти дальше.  Они  забрались  в  глубокое  узкое
ущелье, но  им  предстояло  идти  еще  долго,  прежде  чем  они  достигнут
последнего хребта.
     - Я должен отдохнуть, Сэм, и уснуть, если смогу, - сказал  Фродо.  Он
осмотрелся, но вокруг не видно было даже ни одного животного,  крадущегося
в этой унылой стране. Наконец, усталые, они забрались под заросли  колючих
кустарников, свисавших, как навес, со скалы.
     Здесь  они  немного  поели.  Стремясь  растянуть  драгоценный  лембас
подольше, они свели половину провизии Фарамира, оставшейся в  мешке  Сэма:
немного сухих фруктов и по маленькому кусочку  консервированного  мяса,  и
немного попили. Они напились из ручья в долине, но теперь снова испытывали
сильную жажду. Какой-то горький привкус в воздухе Мордора сушил рот. Когда
Сэм подумал о воде, даже  его  неунывающий  дух  дрогнул.  За  Моргаем  им
предстояло пересечь смертоносную равнину Горгорот.
     - Поспите первым, мастер  Фродо,  -  сказал  он.  -  Снова  стемнело.
Вероятно день близится к концу.
     Фродо вздохнул и уснул раньше, чем Сэм закончил фразу. Сэм боролся  с
собственной усталостью. Взяв Фродо  за  руку,  он  сидел  молча,  пока  не
спустилась глубокая ночь. Потом, чтобы не уснуть, он выполз из их  убежища
и огляделся. Земля вокруг была полна треска, скрипа, таинственных  звуков,
но не было слышно ни голосов, ни шагов. Далеко над Эфел Дуатом  на  западе
ночное небо было тусклым и бледным. Там Сэм  увидел  пробивающуюся  сквозь
облака над скалистой вершиной холма мерцающую  белую  звезду.  Ее  красота
поразила его сердце, и надежда вернулась к нему.  Как  копье,  холодная  и
ясная, поразила  его  мысль  о  том,  что  тень  -  это  незначительное  и
мимолетное явление: существовали свет и высокая красота за  пределами  его
досягаемости: его песня в  башне  была  выражением  скорее  отчаяния,  чем
надежды: тогда он думал только о себе. Теперь же его собственная судьба  и
даже судьба его хозяина  перестали  беспокоить  его.  Он  снова  заполз  в
убежище, лег рядом с Фродо и отбросив все страхи,  погрузился  в  глубокий
сон.
     Они проснулись одновременно. Сэм чувствовал себя освеженным,  готовым
еще к одному трудному дню; но Фродо вздохнул.  Его  сон  был  беспокойным,
полным огненных видений, и пробуждение не принесло ему успокоения.  И  все
же сон немного исцелил его; он почувствовал себя сильнее и был готов нести
свою ношу дальше. Они не знали, который час, не знали сколько  они  спали;
немного поев и попив, они пошли по ущелью, которое вскоре перешло в крутые
каменные  осыпи  и  скользкие  камни.   Здесь   даже   последние   остатки
растительности отступили:  вершины  Моргая  были  голыми,  как  грифельная
доска.
     После долгих блужданий и поисков  они  отыскали  подъем,  на  который
могли взобраться, и, преодолев последние  сто  футов  цепких  кустарников,
поднялись. Они оказались в  расщелине  между  двумя  темными  утесами,  и,
пройдя через нее, вышли на самый край последней ограды Мордора. Под  ними,
на  дне  спуска  в  несколько  сотен  футов,  лежала  внутренняя  равнина,
расстилаясь вдоль и уходя в бесформенную мглу, за  пределы  их  видимости.
Ветер теперь дул с запада, и  большие  облака  поднялись  высоко  вверх  и
поплыли на восток; но страшные поля Горгорота по-прежнему освещались  лишь
сумрачным светом. По земле  тянулись  тени,  и  в  углублениях  из  трещин
поднимались туманы.
     Все еще далеко, примерно в сорока милях  от  них,  они  увидели  гору
судьбы: основание ее  терялось  в  пепельных  руинах,  ее  огромный  конус
поднимался на большую высоту, где ее курящаяся голова окутывалась  туманом
облаков. Огни ее теперь погасли, и она стояла в тлеющем сне, угрожающая  и
опасная, как спящий зверь. За ней  висела  обширная  тень,  зловещая,  как
грозовая туча, - завеса Барад-Дура, который  был  расположен  за  ней,  на
дальних отрогах пепельных гор, протянувшихся с севера.  Власть  тьмы  была
глубоко погружена в мысли, а глаз смотрел наружу, обдумывая сомнительные и
опасные новости: яркий меч, строгое королевское лицо, которое он видел,  и
теперь на какое-то время не обращал внимания на другие события. И всю  его
грандиозную  крепость,  ворота  на  воротах  и  башня  на  башне,  окутала
сгущающаяся тьма.
     Фродо и Сэм со смешанным удивлением и  отвращением  смотрели  на  эту
ненавистную землю. Между ними и дымящейся горой, а также к северу и к  югу
от нее все было разрушено и мертво, пустыня была обожженной и  засоренной.
Они удивлялись, как повелитель этого  королевства  кормит  и  поддерживает
существование своих рабов и армий. Но армии у него были. Насколько хватало
глаз, у подножья Моргая и далеко на юг видны  были  лагеря,  некоторые  из
палаток, другие и виде небольших городков. Один из самых  больших  лагерей
располагался прямо под ними. Всего лишь в миле от них  находилось  как  бы
огромное  гнездо  насекомых,   с   прямыми   рядами   хижин   и   длинными
тускло-коричневыми зданиями.  А  территория  вокруг  лагеря  была  покрыта
движущимися точками: широкая дорога тянулась с юго-востока на соединение с
дорогой Моргула, и по ней двигались длинные ряды солдат.
     - Мне это совсем не нравится, - сказал Сэм. - Я сказал  бы,  что  это
совсем безнадежно - хотя, конечно, там, где так много народа, должны  быть
и источники воды, не упоминая уж о пище. К тому же это люди,  а  не  орки,
если глаза не обманывают меня.
     Ни он, ни Фродо ничего не знали о грандиозных работах рабов на  южных
полях этого обширного королевства, за дымами горы, у темных печальных  вод
озера Нурпен; не знали о широких дорогах, ведущих на  юг  и  на  восток  к
завоеванным землям, из которых солдаты башни тьмы приводили длинные поезда
больших телег, полных продовольствия,  добычи  и  новых  рабов.  Здесь,  в
северных районах, находились  шахты  и  кузницы,  здесь  готовилась  давно
запланированная война; здесь  власть  тьмы,  передвигая  свои  армии,  как
фигуры на доске, собирала их вместе. Ее первые  ходы,  первая  проба  сил,
были отбиты на западе, юге и севере. На время она  отвела  свои  армии  и,
призвав новые силы, концентрировала их у Кирит Горгора для мстящего удара.
И если целью  ее  было  защитить  гору  от  всех,  кто  попытается  к  ней
приблизиться, вряд ли она могла сделать больше.
     - Что ж! - сказал Сэм. - Там, где они едят и пьют, мы тоже сможем. Но
я вижу, что тут не пути назад. И даже если  мы  спустимся,  мы  не  сможем
преодолеть все это открытое пространство, полное врагов.
     - Но мы должны попытаться, - сказал Фродо. - Пока все идет лучше, чем
я ожидал. Я и не надеялся пройти внутрь. И вот сейчас я  не  вижу  никакой
надежды. Но все же я постараюсь  сделать  все,  что  смогу.  Сейчас  нужно
стараться как можно дольше избегать пленения.  Поэтому  я  думаю,  что  мы
должны продолжать идти на север, туда, где открытое пространство уже.
     - Но что в этом хорошего? - спросил Сэм. - Там, где пространство уже,
люди и орки расположены ближе друг к другу. Вот увидите, мастер Фродо.
     - Надеюсь, что увижу, - согласился Фродо, и они двинулись на север.
     Вскоре они обнаружили, что  невозможно  продолжать  путь  по  вершине
Моргая или где-либо в его верхних районах: там не было дорог,  и  путь  им
постоянно преграждали глубокие ущелья. В конце концов они  были  вынуждены
вернуться к ущелью, по которому поднялись, и спуститься в  поисках  дороги
между хребтами. Идти было труднее, так как они не осмеливались вступать на
тропу на западной стороне долины. Через милю они увидели  в  углублении  у
подножья утеса крепость орков: стену и  груду  каменных  хижин  у  темного
входа в пещеру. Там было видно движение, но хоббиты пробирались осторожно,
держась в густых колючих кустах, росших по обе стороны высохшего русла.
     Они прошли еще две или три мили, и орочья крепость скрылась сзади  из
виду; но едва они вздохнули с облегчением, как  услышали  хриплые  громкие
голоса орков. Они быстро приближались. Вскоре показались  два  орка.  Один
был одет в изодранную коричневую одежду и вооружен луком; он был из малого
племени,   темнокожий   с   огромными   широкими   ноздрями,    специально
предназначенными для вынюхивания следов. Другой был  большой  боевой  орк,
похожий на солдат из отряда Шаграта, с изображением глаза. У него тоже был
лук и  короткое  копье  с  широким  наконечником.  Как  обычно,  они  тоже
ссорились и поскольку принадлежали  к  разным  племенам,  то  использовали
общий язык.
     Едва лишь в двадцати шагах от хоббитов маленький орк остановился.
     - Нар! - фыркнул он. - Я иду домой! - и он указал на орочью крепость.
- Незачем напрягать нос среди этих камней. Следа нет, говорю я. Я  потерял
его уже давно. Он шел вверх, а не пошел по долине.
     - Немного же пользы от тебя, маленький носач, - сказал большой орк. -
Я считал, что от глаз больше пользы, чем от носа.
     - И что же ты увидел ими? - издевался второй орк. - Горы! Ты даже  не
знаешь, что ищешь.
     - А кто виноват? Не я. Приказ пришел  с  верха.  Вначале  говорили  о
большом эльфе в ярком вооружении, потом о маленьком человечке, похожем  на
гнома, потом о банде мятежных урук-хай; а может, все вместе.
     - Ар! - сказал следопыт. - Они потеряли голову, вот что. И кое-кто из
боссов потеряет и шкуру, если правда то, что слышал я: башня разграблена и
все такое, и сделала это сотня таких парней, как  ты,  а  пленник  убежал.
Если вы всегда так сражаетесь, неудивительно, что приходят плохие  новости
о войне!
     - Кто говорит о плохих новостях? - закричал орк-солдат.
     - Ар! А кто говорит, что их нет?
     - Это проклятые мятежные разговоры,  и  я  ударю  тебя,  если  ты  не
заткнешься, ясно?
     - Хорошо, хорошо! - сказал следопыт. - Я больше ничего не  скажу.  Но
какое отношение к этому имеет черный трус? Этот индюк с большими руками?
     - Не знаю. Может  быть,  никакого.  Будь  он  проклят!  Не  успел  он
скрыться от нас, как пришел приказ отыскать его и доставить живым.
     - Ну, надеюсь,  его  схватят  и  пропустят  через  все,  -  проворчал
следопыт. - Он оставил след, когда тащил эту украденную им кольчугу.
     - Что ж, это спасло ему жизнь, - сказал солдат. - Если бы я не  знал,
что его нужно взять живым,  я  застрелил  бы  его  -  он  был  от  меня  в
пятидесяти шагах. просто промахнулся, -  сказал  следопыт.  -  Сначала  ты
выстрелил мимо, потом бежал слишком медленно, а  потом  послал  за  бедным
следопытом. С меня хватит!
     Маленький орк побежал назад.
     - Вернись! - закричал солдат. - Вернись, или я доложу о тебе!
     - Кому? Не твоему драгоценному Шаграту. Он больше не капитан.
     - Я сообщу твое имя и номер назгулу, - сказал солдат,  понижая  голос
до свиста. - Один из них теперь присматривает за башней.
     Второй остановился, и голос его задрожал от страха и ненависти.
     - Ты проклятый доносчик! - завопил он. - Сам не можешь справиться  со
своей грязной работой. Иди к своим подлым крикунам, пускай  они  заморозят
твое мясо! Если враг не уничтожит их самих  вначале.  Я  слышал,  что  они
сделали это с номером один, и надеюсь, это правда!
     Большой орк с копьем в руке побежал за ним. Но следопыт, укрывшись за
камнем, пустил ему в глаз стрелу, и тот с  грохотом  упал.  Маленький  орк
побежал по долине и исчез.
     Некоторое время хоббиты сидели молча. Наконец Сэм зашевелился.
     - Что ж, - сказал он, - если такая прекрасная дружба  распространится
на весь Мордор, нам не о чем беспокоиться.
     - Тише, Сэм, - прошептал Фродо. - Тут могут быть и другие. Нас  ищут.
Но таков дух Мордора, Сэм; он распространен во всех уголках.  Орки  всегда
ведут себя так, когда они предоставлены  сами  себе.  И  так  говорят  все
сказания. Но не очень рассчитывай на это. Они ненавидят нас. Если  бы  эти
двое увидели нас, они прекратили бы ссору до тех пор,  пока  не  убили  бы
нас.
     Последовало долгое молчание. Сэм  снова  прервал  его,  на  этот  раз
шепотом.
     - Вы слышали, что он сказал об  этом  трусе,  мастер  Фродо.  Я  ведь
говорил вам, что Горлум жив?
     - Да, я помню. Интересно, откуда ты это знаешь?  -  сказал  Фродо.  -
Думаю, что лучше нам не уходить отсюда, пока совсем не  стемнеет.  Поэтому
ты можешь рассказать мне все,  что  знаешь  и  что  случилось.  Но  говори
потише.
     - Помню, - сказал Сэм,  -  но  когда  я  думаю  об  этом  Горлуме,  я
становлюсь таким горячим, что могу закричать.
     Так сидели хоббиты под укрытием колючих  кустов,  пока  мрачный  свет
Мордора не перешел в глубокую беззвездную ночь; и Сэм на ухо Фродо  шептал
о предательском нападении Горлума, об ужасе  Шелоб,  о  своих  собственных
приключениях среди орков. Когда он кончил Фродо ничего не сказал, но  взял
руку Сэма и пожал ее. Наконец он зашевелился.
     - Что ж, я думаю, мы можем идти, - сказал он. - Интересно, когда  нас
окончательно поймают  и  все  наши  блуждания  и  укрывательства  окажутся
напрасными. - Он встал.  -  Темно,  но  мы  не  можем  использовать  сосуд
госпожи. Сохрани его для меня, Сэм. Мне негде держать его, только в руках,
а в этой слепой ночи мне понадобятся обе руки. И жало останется у тебя.  У
меня  орочьий  меч,  но  не  думаю,  чтобы  я  мог  отразить  сейчас  удар
противника.
     Трудно и опасно было идти ночью  по  бездорожью,  но  час  за  часом,
спотыкаясь и падая, хоббиты медленно двигались на север  вдоль  восточного
края каменной долины. Когда на западе над вершинами хребта появился  серый
свет, много позже начала дня в остальном мире, они снова отыскали  убежище
и немного поспали по очереди. Во время  своего  дежурства  Сэм  был  занят
мыслями о еде. Наконец, когда Фродо встал и заговорил о выходе в путь, Сэм
задал беспокоящий его вопрос.
     - Прошу прощения, мастер Фродо, - сказал он,  -  но  есть  ли  у  вас
представление о том сколько нам еще идти?
     - Нет, никакого четкого представления, Сэм,  -  ответил  Фродо.  -  В
раздоле перед выходом мне показали карту Мордора, сделанную до  того,  как
туда вернулся враг, но я смутно помню ее. Я вспоминаю, что на севере  есть
место, где западный и северный  хребты  почти  соединяются  своими  далеко
выступающими отрогами. Это примерно в двадцати лигах от моста у башни. Там
наилучший пункт для перехода. Но, конечно, если мы придем туда,  мы  будем
дальше от горы, примерно в шестидесяти милях. И я считаю, что мы прошли от
места примерно двенадцать лиг. Даже если все  пойдет  хорошо,  вряд  ли  я
доберусь до горы за неделю. Я боюсь, Сэм, что ноша станет очень тяжелой, и
чем ближе мы будем подходить, тем медленнее я смогу идти.
     Сэм вздохнул.
     - Этого я и опасался, - сказал он. - Не говоря уж о воде,  мы  должны
меньше есть, мастер Фродо, или идти быстрее, во всяком случае пока мы  еще
в этой долине. Еще один укус - и вся пища кончится, кроме лембаса.
     - Постараюсь идти быстрее, Сэм, - сказал Фродо,  глубоко  вздыхая.  -
Идем! Пора выступить!
     Было не  очень  темно.  Они  шли  с  трудом.  В  усталых  спотыканиях
проходили часы. Было лишь несколько  коротких  остановок.  При  первых  же
признаках серого рассвета они укрылись  в  глубокой  яме  под  нависающими
камнями.
     Медленно светало.  Сильный  западный  ветер  раздувал  дымы  Мордора.
Вскоре хоббиты могли рассмотреть окружающую местность на  несколько  миль.
Желоб между горами и Моргаем становился все мельче, дно его поднималось, и
теперь внешний хребет представлял собой лишь уступ в крутых  склонах  Эфел
Дуата; на запад он  спускался  к  Горгороту.  Впереди  сухое  русло  ручья
кончалось в нагромождении скал; там от  главного  хребта  отходил  высокий
обнаженный  отрог,  шедший  поперек  долины,  как  стена.  Навстречу   ему
выбрасывал длинный выступающий отрог серый и туманный северный хребет эред
литуй; между  этими  отрогами  находился  узкий  проход  -  Карах  Ангрен,
Изенмаус, за которым находилась глубокая долина Удуна. В  этой  долине  за
Моранноном  были  проложены  туннели  и   глубокие   подземные   арсеналы,
подготовленные слугами Мордора для защиты черных ворот и  своей  земли;  и
здесь теперь их повелитель торопливо собирал большие силы, чтобы встретить
капитанов запада. На  выступающих  отрогах  были  сооружены  укрепления  и
башни, горели  сторожевые  огни;  поперек  всего  прохода  была  возведена
земляная стена и выкопана  глубокая  траншея,  через  которую  можно  было
перебраться лишь по единственному мосту.
     В нескольких милях к северу, в том месте, где западный отрог  отходил
от  главного  хребта,  стоял  старый  замок  Дуртанг  -  теперь  одна   из
многочисленных  орочьих  крепостей  в  долине  Удуна.  От  него   отходила
извивающаяся дорога, едва видимая в сером свете; в одной или двух милях от
того места, где лежали хоббиты, она поворачивала на восток  и  уходила  на
равнину и к Изенмаусу.
     Хоббитам с их места казалось,  что  все  их  путешествие  бесполезно.
Равнина справа от них была  туманной  и  дымной,  они  не  видели  там  ни
лагерей,  ни  передвижения  войск;  но  весь  этот  район  находился   под
бдительным вниманием укреплений Карах Ангрена.
     - Мы зашли в тупик, Сэм, - сказал Фродо. - Если мы пойдем вперед,  то
придем только к орочьей крепости,  единственная  дорога  исходит  из  нее.
Разве что мы вернемся назад. Мы не можем взбираться ни на  восток,  ни  на
запад.
     - Тогда придется идти по дорогам,  мастер  Фродо,  -  сказал  Сэм.  -
Попытаем счастья на ней, если в Мордоре вообще есть счастье. Только  нужно
идти быстрее.
     - Хорошо, Сэм! - сказал Фродо. - Веди меня! Пока у тебя остается хоть
какая-то надежда, веди! У меня надежды не  осталось.  И  я  не  могу  идти
быстрее, Сэм. Я побреду за тобой.
     - Прежде, чем выступить, мы должны поспать и поесть, мастер Фродо.
     Он дал Фродо глоток воды и лишний кусок лембаса и устроил  из  своего
плаща подушку для головы хозяина. Фродо слишком устал,  чтобы  спорить,  и
Сэм не сказал ему, что отдал последнюю каплю воды и свою долю пищи.  Когда
Фродо уснул,  Сэм  склонился  над  ним,  прислушиваясь  к  его  дыханию  и
вглядываясь в его лицо. Оно было худым и изможденным, но во  сне  казалось
спокойным и удовлетворенным.
     - Что ж, хозяин, - пробормотал  Сэм.  -  Мне  придется  оставить  вас
ненадолго и поискать удачи. Мы должны найти воду, иначе нам нельзя идти.
     Сэм выполз и, перебегая от камня  к  камню  со  своей  исключительной
осторожностью  хоббита,  спустился  к  руслу  ручья  и   некоторое   время
поднимался по нему к северу,  пока  не  подошел  к  каменным  ступеням,  с
которых, несомненно, когда-то падал ручей и  образовывал  водопад.  Теперь
все казалось сухим  и  молчаливым;  не  желая  поддаваться  отчаянию,  Сэм
наклонился и прислушался. К своей  радости,  он  уловил  звук  капанья.  И
взобравшись выше, он отыскал  тоненький  ручеек  темной  воды,  выбегавшей
из-под камня и наполнявшей небольшой  каменный  бассейн;  выбегая  оттуда,
ручеек тут же терялся среди камней.
     Сэм попробовал воду, она показалась ему хорошей. Он напился, наполнил
фляжку и повернулся, чтобы идти назад. И тут  он  заметил  черную  фигуру,
двигавшуюся в тени среди скал недалеко от убежища Фродо.  Удерживая  крик,
Сэм отпрыгнул от ручья и побежал,  прыгая  с  камня  на  камень.  Это  был
осторожное существо, и рассмотреть его было трудно, но Сэм не  сомневался,
он знал, кто это, и жаждал добраться  до  горла  этого  существа.  Но  оно
услышало приближение Сэма и быстро скользнуло прочь. Сэму показалось,  что
он видит его на краю восточной пропасти, прежде чем оно нырнуло и исчезло.
     - Что ж, удача еще не покинула меня, - пробормотал Сэм, - но  он  был
совсем близко. Мало нам тысяч орков, еще и этот  вонючий  негодяй  шныряет
вокруг. Жаль, что я не задушил его!
     Он сел рядом с Фродо и не стал будить его, но  сам  не  решился  лечь
спать. Наконец,  почувствовав,  как  смыкаются  его  глаза,  он  осторожно
разбудил Фродо.
     - Боюсь, этот Горлум опять поблизости, мастер Фродо, - сказал он. - А
если не он, то  его  двойник.  Я  ходил  на  поиски  воды  и  увидел  его,
возвращаясь. Мне кажется, что нам не безопасно спать  одновременно;  прошу
прощения, но я не могу больше удерживать свои веки.
     - Как же это,  Сэм!  -  воскликнул  Фродо.  -  Ложись  и  спи!  Но  я
предпочитаю Горлума оркам. Во всяком случае он не выдаст нас им, пока  сам
не будет пойман.
     - Но он сам может грабить и убивать, - проворчал Сэм. - Держите глаза
открытыми, мастер Фродо! Вот бутылка с водой. Пейте, мы наполним ее  снова
перед уходом.
     С этими словами Сэм погрузился в сон.
     Когда он проснулся, уже темнело. Фродо сидел рядом,  прислонившись  к
стене, и тоже спал. Бутылка была пуста. Горлума не было видно.
     Вернулась тьма Мордора, и сторожевые огни  на  высотах  горели  ярким
красным пламенем, когда хоббиты выступили в  самую  опасную  часть  своего
пути. Вначале они подошли к ручейку,  потом  после  утомительного  подъема
взобрались на дорогу в точке, где она сворачивала к Изенмаусу  в  двадцати
милях отсюда. Дорога была не широкой и не  имела  ни  стены,  ни  парапета
вдоль края, и пропасть рядом  с  нею  становилась  все  глубже  и  глубже.
Прислушавшись, хоббитяне заметили никакого движения и ровным  шагом  пошли
на восток по дороге.
     Пройдя около двенадцати миль, они остановились. Немного сзади от  них
дорога слегка изгибалась на север, и участок, который они прошли был скрыт
он них. Это оказалось опасным. Они отдыхали несколько минут,  потом  пошли
дальше. Но не прошли и нескольких шагов,  как  в  ночной  тишине  услышали
звуки, которых все время тайно опасались:  звуки  марширующих  ног.  Звуки
доносились сзади; оглянувшись, хоббиты  увидели,  как  из-за  поворота  на
расстоянии  мили  от  них  появились  мигающие  факелы  и   стали   быстро
приближаться - слишком быстро, чтобы Фродо мог убежать от них вперед.
     - Я боялся этого, Сэм, - сказал Фродо. - Мы понадеялись на  удачу,  и
она обманула нас. Мы в ловушке. - Он отчаянно посмотрел на стену,  которую
древние строители высекли в скале на много саженей выше головы. Подбежав к
другой стороне дороги, он наклонился над краем и заглянул  в  пропасть.  -
Теперь мы окончательно пойманы! - он опустился на землю у скальной стены и
повесил голову.
     - Кажется, так, - сказал Сэм. - Что ж,  подождем  и  посмотрим.  -  С
этими словами он сел рядом с Фродо в тени утеса.
     Они ждали недолго. Орки шли быстрым шагом. Передние несли факелы.  Их
красные огни быстро вырастали во тьме. Сэм тоже  склонил  голову,  надеясь
спрятать лицо от факелов; щиты он поставил впереди, чтобы укрыть ноги.
     Может, они торопятся и не обратят внимания на двух уставших солдат, -
подумал Сэм.
     Казалось, так и получилось. Передовые из орков проходили мимо, тяжело
дыша, наклонив головы. Это был отряд маленьких  орков,  которых  гнали  на
войну повелителя тьмы; все,  чего  они  хотели,  это  побыстрее  закончить
переход и избежать хлыста. Рядом с ними, перебегая вперед и назад, шли два
больших урук-хай, щелкая кнутами и  покрикивая.  Ряд  за  рядом  проходили
мимо, и свет факелов начал уже удаляться. Сэм  сдерживал  дыхание.  Прошло
уже больше половины отряда. И тут один из погонщиков увидел две  фигуры  у
дороги. Он хлестнул их бичом и закричал:
     - Эй, вы! Встать!
     Они не ответили, и он приказал отряду остановиться.
     - Эй, вы, слизни! - закричал он. - Сейчас не время  прятаться.  -  Он
сделал к ним шаг и увидел изображение на щитах. - Дезертиры, -  насмехался
он. - Или думаете об этом? Все ваше племя должно быть внутри  Удуна  -  до
вчерашнего вечера. Вы знаете это. Вставайте и идите с нами  или  я  сообщу
ваши номера.
     Они с трудом поднялись на ноги и, наклонившись и хромая, как  стершие
ноги солдаты, пошли в тыл отряда.
     - Нет, не туда!  -  закричал  погонщик.  -  На  три  ряда  вперед.  И
оставайтесь здесь, иначе кое-что узнаете, когда я подойду.
     Он с треском хлопнул в воздухе длинным хлыстом над их  головами.  Еще
один щелчок, и отряд снова двинулся рысью.
     Дорога была тяжела для уставшего Сэма, но для Фродо она была пыткой и
кошмаром. Он сжал зубы и старался ни о чем не думать. Вонь от потных орков
душила его, мучила жажда. Они  все  шли  и  шли,  и,  напрягая  всю  волю,
заставляя себя дышать и передвигать ноги; но  к  какому  злому  концу  они
движутся, он не думал. Никакой надежды скрыться не было. Время от  времени
погонщик оглядывался и издевался над ними.
     - Вот так! - смеялся он, щелкая бичом. - Где кнут, там и желание, мои
слизняки. И  держитесь!  Сейчас  освежитесь,  а  когда  придем  в  лагерь,
отведаете моего кнута столько, сколько выдержит ваша шкура. Вы  не  знали,
что мы воюем?
     Они прошли несколько миль, и дорога пологим  длинным  уклоном  начала
спускаться к долине, когда силы оставили Фродо и  воля  его  дрогнула.  Он
шатался. В отчаянии Сэм пытался поддержать его, хотя чувствовал, что и сам
с трудом делает каждый шаг. Он знал, что  в  любой  момент  мог  наступить
конец: хозяин упадет, все откроется, и их усилия окажутся напрасными.  "Во
всяком случае, я покончу с этим дьяволом-погонщиком", - думал он.
     И вот, когда он уже положил руку на рукоять меча, пришло  неожиданное
облегчение. Они уже находились на равнине и приближались ко входу в  Удун.
Немного впереди, перед  воротами  у  конца  моста,  дорога  встречалась  с
другими, идущими с юга и от башни тьмы. По всем дорогам двигались  войска:
капитаны запада приближались, и  повелитель  тьмы  собирал  свои  силы  на
севере. И случилось так,  что  несколько  отрядов  подошли  к  перекрестку
одновременно. Начались споры и проклятья. Каждый отряд хотел первым пройти
в ворота и закончить переход. Погонщики кричали и щелкали бичами, началась
драка и уже  были  обнажены  мечи.  Отряд  тяжеловооруженных  урук-хай  из
Барад-дура ударил по линии Дуртанга и привел ее в смятение.
     Почти теряя сознание от боли и усталости, Сэм все же  понял,  что  им
предоставляется возможность спастись, и упал на землю, потащив за собой  и
Фродо. Орки спотыкались о них, ругаясь и крича. Медленно  на  четвереньках
хоббиты выбрались из толчеи и, незамеченные, сползли с  дороги.  У  дороги
была высокая каменная обочина, чтобы предводители отрядов не  потеряли  ее
ночью или в тумане; дорога на несколько футов поднималась  над  окружающей
местностью.
     Некоторое время хоббиты лежали неподвижно. Было слишком темно,  чтобы
искать укрытие. Но Сэм знал, что нужно как можно быстрей уходить от дороги
и от света факелов.
     - Идемте, мастер Фродо! - прошептал он. - Еще немного, и  вы  сможете
полежать.
     Из последних сил Фродо приподнялся на руки и прополз  около  двадцати
ярдов. Потом свалился в неожиданно  открывшуюся  перед  ним  яму  и  лежал
неподвижно, как убитый.

                                3. ГОРА СУДЬБЫ

     Сэм положил свой продранный орочьий плащ под голову хозяину  и  укрыл
его серым плащом из лориена; и когда он сделал это,  мысли  его  унесли  в
прекрасную землю к эльфам, и он наделялся, что  одежда,  изготовленная  их
руками, сможет спрятать их в этой страшной стране. Он слышал, как  затихли
крики, по мере того как отряды проходили в Изенмаус. Казалось, в  смятении
и смешении многих отрядов их не заметили, во всяком случае - пока.
     Сэм глотнул воды и заставил попить Фродо.  Когда  его  хозяин  пришел
немного в себя, Сэм отдал ему целую вафлю их драгоценного хлеба и сам поел
немного. Потом, слишком уставшие, чтобы бояться, они растянулись на земле.
Они немного поспали беспокойным сном: пот быстро остыл на холодном  ветру,
острые камни кусали их, и они дрожали - с севера, через черные ворота  над
Кирит Горгором шептал над землей холодный ветер.
     Утром снова показался серый свет, потому что высоко в небе  продолжал
дуть  западный  ветер,  но  внизу,  за  черными  воротами  воздух  казался
неподвижным, холодным и удушливым. Сэм выглянул из ямы.  Местность  вокруг
была унылой и тускло-коричневой. По дороге сейчас ничего не двигалось.  Но
Сэм опасался бдительных глаз со стен Изенмауса,  находящегося  в  четверти
мили к северу. На юго-востоке, далеко в темной тени, возвышалась гора.  От
нее поднимались дымы, и хотя  те  столбы  дыма,  что  поднимались  высоко,
уносились  ветром,  густое  облако  дыма  опускалось  по  склонам  горы  и
расплывалось  по  сторонам.  В  нескольких  милях  к  северо-востоку,  как
печальные серые привидения, начинались подножья  пепельных  гор,  за  ними
поднимались северные вершины, едва виднеясь на фоне темного неба.
     Сэм старался определить расстояние и выбрать путь.
     - Примерно пятьдесят миль, - мрачно пробормотал он, глядя на  угрюмую
гору, - нам потребуется неделя. Мастер Фродо не выдержит.
     Он покачал головой, и тут новая  мрачная  мысль  возникла  у  него  в
мозгу. Никогда раньше его  храброе  сердце  не  переставало  по-настоящему
надеяться на возвращение. Но наконец  до  него  дошла  горькая  правда:  в
лучшем случае провизии хватит на то, чтобы  добраться  до  цели,  и  когда
задача будет решена, они подойдут к концу,  одинокие  бездомные,  лишенные
пищи в самой середине ужасной пустыни. Возврата не будет.
     - Итак, я должен идти до конца с  мастером  Фродо  и  умереть  с  ним
вместе, - подумал Сэм вслух. - Что ж, если это так, я должен сделать  это.
Но я очень хотел бы увидеть снова Байуотер, и Рози Коттон и с ее братьями,
и старика, и Мариголд, и вообще  все.  Не  думаю,  чтобы  Гэндальф  послал
мастера Фродо с таким поручением, если бы не было надежды на  возвращение.
Все пошло плохо с тех пор, как мы спустились в морию. Хорошо, если  бы  он
был с нами. Он придумал бы что-нибудь.
     Но в этот момент, когда надежда умерла, или Сэму показалось, что  она
умерла, в нем проснулись  новые  силы.  Ясное  хоббичье  лицо  Сэма  стало
серьезным, почти угрюмым, и воля его напряглась, он почувствовал,  как  по
всему его телу прошла дрожь, как будто он превращался в существо из  камня
и стали, которое  не  могут  остановить  ни  отчаяние,  ни  усталость,  ни
бесконечные голые мили пути.
     С новым чувством ответственности осмотрел  он  местность  поблизости,
обдумывая следующий шаг. Когда стало  немного  светлее,  он  с  удивлением
разглядел, что то, что издали казалось ровной поверхностью, на самом  деле
было неровным и изломанным полем. Вся поверхность равнины  Горгорота  была
усеяна большими ямами, как будто она еще была сделана из мягкой грязи,  по
ней ударил  дождь  камней  из  пращи.  Самые  большие  ямы  были  окружены
неровными кольцеобразными возвышениями, через которые во всех направлениях
проходили неровные трещины. Это была земля, где можно было перебраться  от
убежища к убежищу незаметно для самых бдительных наблюдателей -  возможно,
по крайней мере для того, кто силен и не торопится.  Но  для  голодного  и
усталого равнина выглядела неприютно и угрожающе.
     Размышляя об этом, Сэм вернулся к хозяину, будить его не нужно  было.
Фродо лежал на спине с открытыми глазами, глядя в облачное небо.
     - Ну, мастер Фродо, - сказал Сэм. - Я осмотрелся и  немного  подумал.
Никаких дорог вокруг, и нам лучше убраться отсюда. Вы выдержите переход?
     - Выдержу, - сказал Фродо. - Должен выдержать.
     Они снова пошли, переползая от ямы к яме и используя любые укрытия  и
постепенно  все  более  спускаясь  к  подножью  северного  хребта.  Дорога
некоторое время сопровождала их. Ни человек, ни орк  не  двигались  по  ее
плоским серым прогонам: повелитель тьмы закончил сосредоточение своих  сил
и в самом сердце своей земли он думает о колдовстве  ночи,  опасаясь,  что
ветры мира повернулись против него, раздувая завесу и беспокоя новостями о
храбрых шпионах, прошедших через его заграждения.
     Хоббиты прошли  несколько  мучительных  миль  и  остановились.  Фродо
казался совершенно истощенным. Сэм видел, что он не пройдет  далеко  таким
образом, ползя, наклоняясь, то двигаясь очень медленно, с  трудом  выбирая
путь, то перебегая с места на место.
     - Пока светло, пойдем по дороге, мастер Фродо, - сказал он.  -  Снова
доверимся удаче! Она чуть не подвела нас, но не совсем. Быстрый переход  в
несколько миль, и потом отдых.
     Это было гораздо более  рискованно,  чем  Сэм  думал;  но  Фродо  был
слишком поглощен своей  ношей  и  борьбой  с  безумными  видениями,  чтобы
спорить; положение казалось ему таким безнадежным, что  он  ни  о  чем  не
заботился. Они выбрались на дорогу и пошли по ней  в  направлении  горы  и
башни. Но удача не изменила им, и до конца дня они никого не встретили;  а
когда спустилась ночь, они исчезли во тьме Мордора.  Все  вокруг  затихло,
как перед сильной бурей: капитаны запада прошли перекресток дорог и выжгли
смертоносные поля Имлад Моргула.
     Так продолжалось отчаянное путешествие, так Кольцо двигалось на юг, а
знамена королей - на запад и север. Для хоббитов каждый день, каждая  миля
были хуже предыдущих, силы их уменьшались, а земля становилась  все  более
злой. Днем они не встретили врагов. Иногда по ночам, когда они  укрывались
вблизи дороги, они слышали крики, топот ног или цоканье скачущих  лошадей.
Но гораздо  хуже  этих  опасностей  было  постоянное  присутствие  угрозы,
усиливающейся по мере их приближения -  зловещей  угрозы  власти,  которая
ждала, погруженная в глубокие мысли и бессонную злобу за темным  занавесом
на своем троне. Они подходили ближе, и мир становился  чернее,  как  будто
спускалась последняя ночь вселенной.
     Наконец наступила ужасная ночь, и в тот момент, когда капитаны запада
подошли к концу живой  земли,  для  двух  путников  наступил  час  черного
отчаяния. Четыре дня прошло с тех пор, как они бежали от орков,  но  время
это казалось им темным сном.  Весь  последний  день  Фродо  молчал  и  шел
склонившись, часто спотыкался, как будто глаза его ничего не  видели.  Сэм
догадывался, что Фродо приходится гораздо хуже, чем ему - вес Кольца рос и
становился обузой для тела и пыткой для ума. Сэм с беспокойством  заметил,
что левая рука хозяина часто поднимается, как бы отражая удар или заслоняя
его от ужасного глаза, который видит их насквозь. А иногда его правая рука
подбиралась  к  груди  и  затем  медленно,  когда  воля  Фродо  побеждала,
разжималась и опускалась.
     Теперь, когда вернулась ночная тьма, Фродо сидел,  свесив  голову  на
колени, руки его устало лежали на земле и  беспокойно  подергивались.  Сэм
следил за ним, пока ночь не укрыла их и не спрятала друг от друга.  Он  не
знал, что сказать, и вернулся к собственным черным мыслям. Он сам  хоти  и
очень устал, все же сохранил немного сил. Без лембаса они давно лежали  бы
без сил, умирая от голода. Лембас не удовлетворял  желания  есть,  и  мозг
Сэма был полон воспоминаний о еде, ему хотелось простого хлеба с мясом.  И
однако в путевом хлебе эльфов были свойства, отсутствующие у  другой  еды.
Он укреплял волю, давал силы выдержать любые испытания,  управлять  телом,
мышцами, конечностями далеко за пределами возможностей  любого  смертного.
Однако теперь следовало принять новое решение. Они не могли больше идти по
дороге: она уходила на восток в тень, а гора возвышалась справа от них,  и
они должны были повернуть к ней. Но перед ней лежало обширное пространство
дымящейся, голой, посыпанной пеплом земли.
     - Вода, вода! - бормотал Сэм. Он ограничил  себя,  в  пересохшем  рту
язык казался ему толстым и шершавым; но  при  всех  его  стараниях  у  них
оставалось очень мало воды,  всего  полбутылки,  а  нужно  было  идти  еще
несколько дней. Вода уже давно кончилась бы, если  бы  они  не  осмелились
идти  по  орочьей  дороге.  Вдоль  дороги  с  большими  интервалами   были
установлены цистерны для отрядов, торопливо пересекавших безводные районы.
В одной из них Сэм нашел немного воды, стоячей, грязной, но пригодной  для
питья в их отчаянном положении. Но это было день назад. А надежды на новую
находку не было.
     Наконец усталый от забот, Сэм уснул, отложив решение на утро:  больше
он ничего не мог сделать. Сон и пробуждения  мучительно  чередовались.  Он
видел огоньки, похожие на жадные глаза, и ползущие темные  фигуры,  слышал
голоса диких зверей и ужасные крики пытаемых; просыпаясь, он видел  вокруг
только черную пустоту. Однажды, когда он дико  озирался,  ему  показалось,
хоть он и проснулся окончательно, что он все еще  видит  бледные  огоньки,
похожие на глаза; но скоро они исчезли.
     Ненавистная ночь уходила медленно и неохотно. День, последовавший  за
ней, был тусклым; здесь вблизи горы, воздух был полон  дыма,  а  от  башни
тьмы распространялась тень, в которую окутывался Саурон. Фродо  неподвижно
лежал на спине. Сэм стоял рядом с ним, не в силах заговорить, но зная, что
слово за ним: он должен заставить  хозяина  напрячь  волю  для  следующего
усилия. Наконец, наклонившись и погладив Фродо по лбу, он  проговорил  ему
на ухо:
     - Проснитесь, хозяин. Время выступать.
     Как бы пробужденный внезапным ударом, Фродо вскочил  и  посмотрел  на
юг; но, увидев гору и окружающую ее пустыню, он дрогнул.
     - Я не вынесу этого, Сэм, - сказал он. -  Это  такая  тяжесть,  такая
тяжесть.
     Сэм заранее знал, что сказанное им не поможет, что слова его напрасны
и лишь ухудшают положение, но не мог сдержать себя.
     - Тогда позвольте мне немного понести его, мастер Фродо, - сказал он.
- Вы знаете, что я сделаю это с радостью, пока у меня есть силы.
     Дикий огонь блеснул в глазах Фродо.
     - Уходи! Не трогай  меня!  -  закричал  он.  -  Оно  мое,  говорю  я!
Убирайся! - Рука его потянулась к мечу. Но тут голос его быстро изменился.
- Нет, нет, Сэм, - сказал он печально. - Но  ты  должен  понять.  Это  моя
ноша, и больше никто не может нести ее. И слишком поздно, Сэм, дорогой. Ты
не можешь этим помочь мне. Я теперь в его власти. Я не могу отдать его,  и
если ты попытаешься отобрать его, я сойду с ума.
     Сэм кивнул.
     - Понимаю, - сказал он. - Но есть кое-что еще, что мы можем  сделать.
Почему бы не облегчить нашу ношу? Мы идем прямо туда, - он указал на гору.
- И незачем нести с собой то, что нам больше не понадобиться.
     Фродо снова посмотрел на громадную гору.
     - Да, - сказал он, - нам не многое понадобится  на  этом  пути,  а  в
конце его - вообще ничего.  -  Подняв  орочьий  щит,  он  отбросил  его  в
сторону, вслед за ним полетел и шлем. Сняв серый плащ, он развязал тяжелый
пояс и дал ему упасть на землю, и с ним вместе упал меч в ножнах.  Обрывки
черного плаща он снял и бросил.
     - Больше я не орк, - воскликнул он, - и не возьму в руки  оружия,  ни
грязного, ни прекрасного. Пусть берут меня, если смогут!
     Сэм тоже бросил орочье снаряжение и вытащил все вещи из своего мешка.
Каждая из них стала для него дорогой хотя бы потому, что  он  нес  их  так
далеко и с таким трудом. Труднее всего было ему  расставаться  с  кухонной
утварью. При одной мысли, что ее нужно бросить, слезы показывались у  него
на глазах.
     - Помните кролика, мастер Фродо? - спросил он. - И наш обед на теплом
взгорье в стране капитана Фарамира в тот день, когда я увидел элефанта?
     - Боюсь, что нет, Сэм, - ответил Фродо. - Вернее, я знаю, что все это
было, но не могу видеть. У меня не осталось ни вкуса пищи, ни звука ветра,
ни образа луны или звезд, ни воспоминания о траве или цветах. Я  голый  во
тьме, Сэм, и никакой преграды между мной и огненным колесом. Даже наяву  с
открытыми глазами я вижу его, и все остальное блекнет.
     Сэм подошел к нему и поцеловал руку.
     - Тогда чем быстрее мы избавимся от него,  тем  быстрее  отдохнем,  -
сказал он, запинаясь, с  трудом  подбирая  слова.  -  Разговорами  ему  не
поможешь, - бормотал  он  про  себя,  собирая  вещи,  которые  они  решили
бросить. Он не хотел, чтобы они лежали в этой пустыне,  бросаясь  в  глаза
любому орку. - Похоже, что вонючка подобрал орочью  стрелу.  Он  не  прочь
будет добавить к ней меч. А его руки достаточно плохи, когда пусты. И я не
позволю ему пачкать мои кастрюли! - С этими словами он отнес  все  вещи  к
одной из многих зияющих трещин, избороздивших землю, и бросил их  туда.  И
звон его драгоценных кастрюль, когда они падали  во  тьму,  показался  ему
похоронным звоном.
     Он вернулся к Фродо, отрезал кусок эльфийской веревки, сделав из  нее
пояс для хозяина, остальную веревку аккуратно свернули и уложил  в  мешок.
Рядом с ней он уложил только остатки путевого хлеба и фляжку; на  поясе  у
него висело жало; а на груди в кармане фиал Галадриэли и маленький ящичек,
подаренный ею же.
     Наконец они повернулись лицом к горе и  пошли,  больше  не  думая  об
укрытии, сгибаясь от усталости и напрягая всю волю, чтобы идти.  В  тумане
этого ужасного дня мало кто мог бы заметить  их,  разве  что  оказался  бы
совсем близко. Из всех  слуг  Повелителя  Тьмы  только  назгулы  могли  бы
предупредить  его  об  опасности,  которая,  маленькая,  но   неукротимая,
приближалась к самому сердцу охраняемого его королевства.  Но  назгулы  на
своих черных крыльях выполняли другие поручения,  они  собирались  далеко,
следя за маршем капитанов запада, и туда же была  устремлена  мысль  башни
тьмы.
     В этот день  Сэму  показалось,  что  его  хозяин  нашел  новые  силы,
большие, чем можно было  объяснить  избавлением  от  лишней  тяжести.  Они
прошли дальше и шли быстрее,  чем  он  надеялся.  Земля  была  неровной  и
враждебной, и все же они продвинулись далеко, и гора стала ближе. Но когда
день  подходил  к  концу  и  тусклый  свет  начал  слабеть,  Фродо   снова
наклонился, начал спотыкаться, как будто усилия дня истощили его последние
силы.
     Во время их последней остановки он опустился на землю и сказал:
     "Я хочу пить, Сэм", - и больше ничего не говорил. Сэм дал ему  глоток
воды; оставался еще только один глоток. Сам он ничего не  пил;  и  теперь,
когда над ними сомкнулась еще  одна  ночь  Мордора,  все  его  мысли  были
обращены к воде; и каждый ручеек, каждый фонтан, каждая речка, которые  он
когда-либо видел в тени ветвей или под лучами  солнца,  сейчас  журчали  и
струились перед его глазами, став его пыткой. Он чувствовал  пальцами  ног
холодную воду, когда шлепал в бассейне  пруда  Байуотера  вместе  с  Джоли
Коттоном, Томом Ниббсом и их сестрой Рози.
     - Нет, это было много лет назад,  -  вздохнул  он,  -  и  так  далеко
отсюда. Путь назад, если он вообще существует, лежит через гору.
     Он не мог уснуть и продолжал спор с самим собой.
     - Что ж, мы сделали больше, чем ты надеялся, - твердо  заявил  он.  -
Начало  вообще  было  хорошим.  Я  вспоминаю,  что  мы   прошли   половину
расстояния, прежде чем нас остановили. Еще один день, и все будет кончено.
     Он замолчал.
     - Не будь дураком, Сэм Скромби, - послышался ответ его же голосом.  -
Он не сможет идти еще один день так, если вообще сможет двигаться. Да и ты
не можешь идти, отдавая ему всю воду и почти всю еду.
     - Я смогу еще немного пройти.
     - Куда же?
     - К горе, конечно.
     - Но что потом,  Сэм  Скромби,  что  потом?  Что  ты  будешь  делать,
оказавшись там? Он не сможет сделать что-нибудь сам.
     К своему отчаянию Сэм понял, что на это у него нет ответа. У него  не
было об этом никакого представления. Фродо не часто с ним говорил о  своем
деле, и Сэм только смутно знал, что Кольцо каким-то образом нужно  бросить
в огонь.
     - Щели судьбы, - бормотал он, вспоминая старика. - Что ж, если хозяин
знает, как найти их, то я нет.
     - Вот и все, пришел  ответ.  Все  совершенно  напрасно.  Он  сам  так
сказал. Ты глупец. Ты мог бы лечь и спать несколько дней подряд,  если  бы
не был так упрям. Но ты умрешь, а все равно ничего  не  добьешься.  Можешь
лечь  хоть  сейчас,  и  от  этого  ничего  не  изменится.  Ты  никогда  не
поднимешься на вершину.
     - Поднимусь, если все оставлю позади, кроме своих  костей,  -  сказал
Сэм. - И я понесу на себе мастера Фродо, даже если это сломает мне спину и
сердце. Поэтому перестань спорить!
     В этот момент Сэм почувствовал, как под ним дрожит земля,  и  услышал
отдаленные раскаты  грома,  запертого  под  землей.  В  облаках  мелькнула
вспышка красного пламени и погасла. Гора тоже спала беспокойно.
     Наступил последний этап их пути к  Ородруину,  и  он  оказался  такой
пыткой, что Сэм не мог даже представить себе, что он сумеет  это  вынести.
Все тело у него болело, во рту так пересохло, что он не мог глотать.  Было
темно, и не только от  дымов  горы:  казалось,  приближается  буря,  и  на
юго-востоке на черном небе сверкали молнии. Хуже  всего,  что  воздух  был
полон ядовитыми испарениями, дышать было трудно и  больно,  голова  у  них
кружилась, они спотыкались и часто падали. И все же воля их не сдавала,  и
они тащились вперед.
     Гора приближалась. Наконец, когда они поднимали свои тяжелые  головы,
она заполняла все поле зрения, нависая над ними, - огромная  масса  пепла,
шлака и обгоревшего камня, из которого к облакам поднимался большой конус.
Прежде чем кончился  дневной  сумрак  и  опустилась  настоящая  ночь,  они
добрели до самого подножья горы.
     Со стоном Сэм опустился на землю. Фродо сел рядом  с  ним.  К  своему
удивлению Сэму было легче, несмотря на усталость. Голова у него оставалась
ясной. Споры больше не беспокоили его. Он знал все аргументы отчаяния и не
прислушивался к ним. Воля его была крепка, и только смерть  могла  сломать
ее. Он не испытывал какую-то бодрость. Он знал,  что  все  пережитое,  все
опасности, все трудные мили привели их к решающему пункту: следующий  день
будет днем судьбы, днем последнего усилия или гибели.
     Но когда же он придет?  Ночь  казалась  бесконечной  и  вневременной,
проходили минута  за  минутой,  не  принося  никаких  изменений.  Сэм  уже
подумал, что снова наступила тьма и день не придет. Наконец он  дотронулся
до руки Фродо. Она была холодна и дрожала.
     - Мне не следовало  бросать  одеяло,  -  пробормотал  Сэм:  лежа,  он
старался согреть Фродо своим  телом.  Потом  сон  овладел  им,  и  тусклый
рассвет  следующего  дня  осветил  их  лежащими   рядом.   На   протяжении
предыдущего дня западный ветер стихал,  теперь  он  дул  с  севера  и  все
усиливался. Медленно в то место, где лежали  хоббиты,  начал  сквозь  тень
пробиваться свет невидимого солнца.
     - Еще одно усилие! - сказал Сэм, с трудом  вставая.  Он  склонился  к
Фродо и осторожно поднял его. Фродо застонал; усилием воля он выпрямился и
тут же опустился на колени. Он с трудом взглянул  на  темные  склоны  горы
судьбы, возвышающейся над ним и жалко пополз вперед на руках.
     Сэм смотрел на него, плача в душе, но ни одной слезы не появилось  на
его сухих, испытывающих жгучую боль глазах.
     - Я сказал, что понесу его, даже если сломаю спину, - пробормотал он,
- и понесу!
     - Мастер Фродо! - воскликнул он. - Я не могу нести его за вас,  но  я
могу нести и вас и его вместе с вами. Остановитесь! Мастер Фродо, дорогой,
Сэм понесет вас! И скажите только, куда нести.
     Когда Фродо повис у него на спине, обхватив шею руками, Сэм  поднялся
на ноги и с удивлением понял, что ноша не тяжела. Он боялся, что у него не
хватит сил, чтобы поднять хозяина, и ожидал, что разделит с Фродо  ужасную
тяжесть Кольца... Но это было не так. То ли  потому,  что  сам  Фродо  был
изможден болью,  ножевой  раной  и  ядовитым  жалом,  печалью,  страхом  и
бездомными блужданиями, то ли какие-то скрытые резервы сил обнаружились  в
нем, Сэм поднял Фродо не с  большим  трудом,  чем  если  бы  ему  пришлось
поднимать хоббитенка на лужайке удела. Он глубоко вздохнул и пошел.
     Они подошли к подножью горы с северной стороны и  немного  с  запада;
здесь ее длинные серые склоны, хотя и неровные, были не очень круты. Фродо
не говорил ничего, и Сэм решил  просто  подниматься  как  можно  выше.  Он
поднимался все выше и выше, поворачивая то туда, то сюда, где  подъем  был
менее крутым, часто спотыкаясь, иногда падая, в конце  концов  ползя,  как
улитка  с  тяжестью  на  спине.  Когда  воля  отказала,  а  тело  уже   не
выдерживало, он остановился и осторожно положил хозяина на землю.
     Фродо  открыл  глаза  и  вздохнул.  Они  поднялись  уже  выше  облака
испарений, лежавшего у подножья, и дышать здесь стало легче.
     - Спасибо, Сэм, - хриплым шепотом сказал Фродо. - Далеко ли еще?
     - Не знаю, - ответил Сэм, - я вообще не знаю, куда мы идем.
     Он оглянулся, а потом посмотрел вверх и  удивился  тому,  как  далеко
увел их последний бросок. Издали гора казалась более зловещей  и  высокой.
Теперь Сэм понял, что она не так высока, как горные переходы  Эфел  Дуата,
которые они с Фродо преодолели. Обширное основание горы поднималось на три
тысячи футов над равниной, а над ним на  половину  этой  высоты  вздымался
центральный конус, похожий на дымовую  трубу  и  заканчивающийся  неровным
кратером. Сэм находился  уже  выше  средней  линии  основания,  и  равнина
Горгорота, окутанная дымом и испарениями, смутно виднелась  далеко  внизу.
Взглянув наверх, Сэм чуть не крикнул, если бы не пересохший рот:  он  ясно
разглядел над собой среди скал дорогу или тропу. Она петлей поднималась  с
запада и извивалась по горе,  как  змея,  пока  не  пропадала  из  вида  и
достигала начала конуса с восточной стороны.
     Сэм не видел подхода к тропе; перед ним находился крутой  подъем,  но
он решил, что если они немного поднимутся, то доберутся  до  дороги.  Тень
надежды вернулась к нему. Они еще могут победить гору.
     - Не зря здесь эта дорога, - пробормотал Сэм. - Если бы не она, я  бы
решил, что наступает конец.
     Но тропа была проложена не для Сэма.  Он  не  знал,  что  смотрит  на
дорогу Саурона, соединяющую Барад-Дур с Саммат Нуаром - Палатами Огня.  Из
широких западных ворот Башни Тьмы  выходила  она,  по  длинному  железному
мосту перекидывалась через глубокую пропасть, на  протяжении  многих  миль
шла по углублению в равнине Горгорота и так  достигала  восточного  склона
горы. Поворачиваясь и кружа широкой петлей с севера на юг, поднималась она
к конусу, но не к самой его вершине, а к темному входу  обращенному  прямо
на восток, к окну, где в мрачной крепости бодрствовал глаз Саурона. Дорогу
часто разрушали землетрясения и потоки лавы, но трудом бесчисленных  орков
ее тут же восстанавливали и расчищали.
     Сэм перевел дыхание. Дорога есть, но как  добраться  до  нее,  он  не
знал. Сначала нужно было, чтобы перестала болеть его спина. Он лег  плашмя
и немного полежал рядом с  Фродо.  Никто  не  говорил.  Медленно  светало.
Внезапно Сэм почувствовал странное беспокойство, которое не мог объяснить.
Он знал, что нужно торопиться. Как будто кто-то позвал его:  "Теперь,  или
будет слишком поздно!" Он взял себя в руки и встал. Фродо, казалось,  тоже
ощущал этот призыв. Он с трудом поднялся на колени.
     - Я поползу, Сэм, - выдохнул он.
     Так шаг за шагом, как маленькие серые насекомые, они ползли вверх  по
склону. Они добрались до тропы  и  обнаружили,  что  это  широкая  дорога,
вымощенная камнем и усыпанная пеплом. Фродо взобрался на нее и затем,  как
будто повинуясь чьей-то воле повернулся лицом к востоку. Там нависла  тень
Саурона; но, разорванная  порывом  ветра  извне  или  каким-то  внутренним
беспокойством, завеса качнулась и на мгновение разошлась; и  Фродо  увидел
поднимающиеся черные, более черные, чем сожженные склоны,  на  которых  он
стоял, башни  и  укрепления  Барад-Дура.  Лишь  одно  мгновение  они  были
открыты, но как из необыкновенно  высокого  и  большого  окна  ударил  луч
красного  света  -  взгляд  пронзительного  глаза;  затем   завеса   снова
сомкнулась и ужасное видение исчезло. Глаз  не  смотрел  на  них,  он  был
обращен туда, где капитаны запада бросили вызов, и на север была  обращена
вся злоба Саурона. Черная власть готовилась нанести смертоносный удар.  Но
Фродо при этом мгновенном видении почувствовал  себя  смертельно  раненым.
Руки его ухватились за цепь на шее.
     Сэм наклонился к нему. Он услышал слабый,  почти  неразличимый  шепот
Фродо:
     - Помоги мне, Сэм! Помоги мне! Держи мою руку! Я не  могу  остановить
ее.
     Сэм взял руки хозяина, сложил их вместе ладонь к ладони, поцеловал  и
удержал в своих руках. Неожиданно ему в голову пришла мысль:  "Он  заметил
нас. Все кончено, или скоро будет кончено.  Ну,  Сэм  Скромби,  это  конец
концов".
     Он снова поднял Фродо, сложив его руки у себя на  груди.  Ноги  Фродо
свешивались. Наклонив голову, Сэм  упрямо  пошел  вверх  по  дороге.  Путь
оказался не таким гладким, каким выглядел снизу. Случайно огненные потоки,
которые вырвались наружу, когда Сэм стоял на Кирит  Унголе,  стекали  вниз
главным образом по южному и западному склонам, и с этой стороны дорога  не
была преграждена. Пройдя некоторое время на восток, она  поворачивала  под
острым углом и шла на запад. Здесь, на повороте, она была пробита в старом
выветренном утесе, когда-то давно извергнутым из печей горы.  Тяжело  дыша
под своим грузом, Сэм прошел поворот и в этот момент краем  глаза  увидел,
как что-то похожее на кусок черного камня упало с утеса.
     На него обрушилась неожиданная тяжесть, и  он  упал  вперед,  царапая
руки, удерживающие тело хозяина.  Он  понял,  что  случилось,  потому  что
услышал над собой ненавистный голос.
     - З-з-злой хоз-з-зяин! - свистел этот голос. -  Злой  хозяин  обманул
нас; обманул Смеагорла, Горлум! Он не  должен  идти  сюда!  Он  не  должен
уничтожать драгоценность! Отдай ее Смеагорлу, да, отдай ее нам!  Отдай  ее
нам!
     С яростным усилием Сэм встал. Он  выхватил  меч,  но  ничего  не  мог
сделать: Горлум и Фродо тесно переплелись. Горлум рвал на хозяине  одежду,
стараясь добраться до цепи и Кольца. Только это, вероятно,  могло  раздуть
гаснущие огни сердца и воли Фродо  -  нападение,  попытка  силой  отобрать
сокровище. Он боролся с яростью, изумившей Сэма, да и Горлума тоже. Даже и
в этом случае дело могло  обернуться  плохо,  если  бы  не  изменился  сам
Горлум: но то ли ужасные дороги, одинокие, голодные  и  безводные,  то  ли
пожирающее желание и страх оставили на нем свои  следы.  Он  был  истощен,
худ, кости его торчали под тонко натянутой кожей. Дикий огонь горел в  его
глазах, но прежняя злоба больше не  сопровождалась  прежней  силой.  Фродо
отбросил его и дрожа поднялся.
     - Вниз, вниз! - выдохнул он, прижимая  к  груди  руки,  так  что  под
кожаной курткой он сжимал Кольцо. - Вниз, ты, ползучая тварь,  и  прочь  с
моей дороги! Твое время кончилось! Ты не можешь  предать  или  убить  меня
сейчас.
     И вдруг внезапно, как  и  раньше  на  краю  эмин  муила,  Сэм  увидел
происходящее совершенно другим зрением. Скорчившееся существо, почти  тень
живого   создания,   почти   разрушенное   и   побежденное,   но    полное
отвратительного желания и гнева; а перед  ним  строгая,  недоступная  даже
жалости фигура в белом, держащая на груди огненное колесо. Из  этого  огня
доносился повелительный голос:
     - Убирайся и не тревожь меня больше! И если еще  раз  дотронешься  до
меня, сам окажешься в огне судьбы.
     Скорченная фигура попятилась, в его мигающих глазах был ужас и все то
же ненавистное желание.
     Затем видение исчезло, и Сэм увидел Фродо с руками прижатыми к груди,
тяжело дышащего, и Горлума у его ног, стоящего  на  коленях,  опиравшегося
плоскими ладонями о землю.
     - Осторожно! - крикнул Сэм. - Он прыгнет! -  он  сделал  шаг  вперед,
размахивая мечом. - Быстрее, хозяин! - выдохнул он. -  Идите!  Не  теряйте
времени! Я справлюсь с ним. Идите!
     Фродо посмотрел на него, как будто издалека.
     - Да, я должен идти, - сказал он. - Прощай, Сэм! Это конец.  На  горе
судьбы нас ждет наша судьба. Прощай!
     Он повернулся и быстро, не сгибаясь, пошел по извивающейся дороге.
     - Ну, - сказал Сэм, - теперь я с  тобой  рассчитаюсь!  -  Он  прыгнул
вперед с обнаженным мечом. Но Горлум лишь прижался к земле и захныкал.
     - Не убивай нас! - выл он.  -  Не  делай  нам  больно  отвратительной
жестокой сталью! Оставь нам жизнь, хоть ненадолго.  Мы  погибли.  А  когда
исчезнет драгоценность, мы умрем, да, умрем в пыли. - Он зарылся  длинными
костлявыми пальцами в пепле дороги. - Пыль, - свистел он.
     Рука Сэма дрогнула. Мозг его горел от гнева  и  воспоминаний  о  зле.
Этот предатель и убийца много раз заслужил смерть. Да и  самое  безопасное
сейчас - убить его. Но что-то в глубине души остановило Сэма:  он  не  мог
ударить существо, лежащее в пыли, одинокое, уничтоженное. Он  сам,  правда
лишь недолго носил Кольцо и теперь смутно догадывался о той пытке, которую
испытывал мозг и тело Горлума, порабощенные Кольцом, неспособные найти мир
или  облегчение.  Но  у  Сэма  не  было  слов,  чтобы  объяснить,  что  он
чувствовал.
     - Будь ты проклят, вонючка! - сказал он и добавил. - Убирайся! Прочь!
Я не трону тебя, но уходи! Или тебе достанется от отвратительной  жестокой
стали.
     Горлум встал на четвереньки, попятился на несколько шагов, повернулся
и, так как Сэм нацелился пнуть его, побежал вниз по дороге. Сэм больше  не
обращал на него внимания. Он неожиданно вспомнил о хозяине.  Посмотрев  на
дорогу, он его не увидел. И как можно быстрее  пошел  вверх.  Если  бы  он
оглянулся, то увидел бы, что Горлум тоже повернул и быстро, но  осторожно,
с диким огнем безумия в глазах, принялся красться меж камней.
     Дорога  извивалась.  Вскоре  она  вновь  повернула  и  углубилась   в
расщелину в конусе горы. Здесь она подошла к черным дверям  в  поверхности
горы, к дверям Саммат Нуара...  Далеко  на  юге  солнце,  пробивая  своими
лучами дым и испарения, зловеще горело тусклым  красным  диском;  но  весь
Мордор лежал вокруг горы мертвой землей, молча,  затянутый  тенью,  ожидая
смертельного удара.
     Сэм подошел к зияющему входу  и  заглянул  внутрь.  Там  было  темно,
жарко, и глухой отдаленный гул потрясал воздух.
     - Фродо! Хозяин! - позвал он.
     Ответа не было. Он постоял, сердце его дико билось от  страха,  потом
пошел вперед. За ним следовала тень.
     Вначале он ничего не видел. Торопливо извлек он фиал  Галадриэли,  но
свет был бледным и холодным в его дрожащей руке и не  разгонял  мрака.  Он
был в самом сердце королевства Саурона, у печей древней мощи, величайшей в
Средиземье. Здесь все другие силы отступали. Боязливо сделал он  несколько
неуверенных шагов, и тут к самому своду  поднялась  красная  вспышка.  Сэм
увидел, что находится в длинной пещере или туннеле,  пронзающем  дымящийся
конус горы. Недалеко от него пол и стены были перерезаны большой щелью,  в
которой  сверкал  красный  огонь,  то  поднимаясь,  то  опускаясь.   Снизу
доносился гул как от работы больших машин.
     Снова блеснул красный свет, и вот на самом  краю  пропасти,  у  самой
щели судьбы стоял Фродо, черный на  фоне  зарева,  напряженный,  прямой  и
неподвижный, как будто превратившийся в камень.
     - Хозяин! - закричал Сэм.
     Фродо шевельнулся и заговорил ясным голосом, более ясным  и  сильным,
чем Сэм когда-либо слышал; этот голос заглушил гул горы  судьбы,  поднялся
до самого свода.
     - Я пришел, - сказал Фродо. - Но я не сделаю того, для  чего  пришел.
Кольцо мое!
     И неожиданно, надев его на палец, исчез из вида. Сэм разинул рот,  но
крикнуть не успел: в тот же момент произошло множество событий.
     Что-то яростно ударило Сэму в  спину,  и  ноги  его  подкосились,  он
полетел в сторону  и  ударился  головой  о  каменный  пол.  Черная  фигура
пролетела мимо него. Он  лежал  неподвижно,  на  мгновение  все  покрылось
мраком.
     Далеко отсюда, когда Фродо объявил Кольцо своим и надел его на палец,
в самом сердце королевства Саурона, власть в Барад-дуре была  потрясена  и
башня дрогнула от основания до гордой вершины. Повелитель Тьмы  неожиданно
узнал о нем, его Глаз пронзил все тени и увидел через всю равнину дверь  и
щель; в мгновение  ока  ему  открылась  вся  глубина  его  заблуждений,  и
удушливый страх, как черное  облако,  поднялось  в  нем.  Он  знал,  какая
смертельная угроза нависла над ним.
     Его  мозг  сразу  отвернулся  от  политики,   от   сетей   страха   и
предательства, от всех стратегий и войн; по  всему  королевству  пробежала
дрожь, рабы его дрогнули, армии остановились, капитаны  застыли,  лишенные
воли, беспомощные и дрожащие. Они были забыты. Весь его разум,  вся  мощь,
которой он владел, устремилась к горе.  По  его  приказу  с  пронзительным
криком быстрее ветра назгулы, духи  Кольца,  устремились  на  юг,  к  Горе
Судьбы.
     Сэм встал. У него кружилась голова, и кровь из раны на  лбу  заливала
глаза. Он пошел вперед и увидел странное и ужасное зрелище. Горлум на краю
пропасти боролся, как безумный, с невидимым врагом. Он раскачивался взад и
вперед, то подходя  так  близко  к  краю,  что  чуть  не  падал  туда,  то
отодвигаясь дальше, падая на землю, вставая и снова падая. Он свистел,  но
не говорил ни слова.
     Огни внизу проснулись в гневе,  сверкнул  красный  свет,  вся  пещера
наполнилась сиянием и жаром.  Неожиданно  Сэм  увидел,  как  длинная  рука
Горлума протянулась  ко  рту,  блеснули  белые  клыки  и  щелкнули.  Фродо
испустил крик. Он стоял на коленях на самом краю пропасти. Горлум, танцуя,
как безумный, поднимал кверху откушенный палец с надетым на него  Кольцом.
Оно сияло живым огнем.
     - Драгоценность, драгоценность, драгоценность! - кричал Горлум. - Моя
драгоценность! О моя драгоценность! - Глаза его не отрывались  от  добычи,
он сделал неверный шаг, пошатнулся на краю пропасти и упал  с  криком.  Из
глубины донесся его последний вопль:
     - Драгоценность!
     Послышался гулкий рев, языки огня лизнули своды. Гора затряслась. Сэм
подбежал к Фродо, подхватил его на руки и оттащил от  края.  И  здесь,  на
темном пороге Саммат Нуара, высоко над  равнинами  Мордора,  его  охватило
такое удивление и такой ужас, что он стоял забыв обо всем и окаменев.
     Он видел клубящиеся облака, и  в  их  середине  башни  и  укрепления,
высокие, как горы, возвышающиеся над неизмеримыми  подземельями;  огромные
дворцы и тюрьмы, безглазые тюрьмы, крутые, как утесы,  зияющие  ворота  из
стали и адаманта. Потом все  исчезло.  Башни  упали,  стены  обрушились  и
растаяли, поднялись с ревом столбы дыма и  пара.  И  вот  за  многие  мили
долетел рев, грохот, гул, земля дрогнула, равнина покрылась трещинами,  из
Ородруина вырвались огни. Небо разразилось громом и  молниями.  Вниз,  как
свистящие хлысты, упали потоки черного дождя. И в  самом  сердце  бури,  с
криком, пронзавшим сердца, разрывая в  клочья  облака,  ринулись  назгулы.
Охваченные пламенем, они падали камнем, сморщиваясь и исчезая. Навсегда.
     - Вот и конец, Сэм Скромби, - услышал он рядом с собой.
     Это был Фродо, бледный, изможденный, но снова прежний; в  глазах  его
не было ни напряжения воли, ни безумия, ни страха, - только мир. Ноша  его
была сброшена. Это был дорогой хозяин Сэма, такой же, как и в сладкие  дни
Удела.
     - Хозяин! - воскликнул Сэм и упал на колени. В развалинах целого мира
он в этот момент чувствовал лишь радость, великую радость. Ноша  сброшена.
Хозяин спасен, он снова стал самим собой, он свободен. И  тут  Сэм  увидел
искалеченную и окровавленную руку Фродо.
     - Ваша бедная рука! - сказал он. - И я не  перевязал  ее,  не  сделал
ничего. Я заставил бы его расстаться с целой рукой за  это.  Но  он  ушел,
ушел навсегда.
     - Да, - сказал Фродо. - Помнишь ли ты слова Гэндальфа:  "Даже  Горлум
может пригодиться на что-нибудь". Если бы не он, Сэм, я  не  уничтожил  бы
Кольцо. Поиск потерпел бы неудачу в  самом  конце.  Поэтому  простим  его.
Поиск удался, и теперь все кончено! Я рад, что ты здесь со мной.  Здесь  в
самом конце всего, Сэм.

                               4. ПОЛЕ КОРМАЛЛЕН

     Вокруг холмов все было покрыто войсками Мордора. Капитаны запада  шли
по дну в бушующее море. Солнце  светило  багровым  светом,  и  от  крыльев
назгулов тень смерти упала на землю. Арагорн  стоял  под  своим  знаменем,
молчаливый и строгий, как будто погрузившись  в  мысли  и  воспоминания  о
далеком прошлом; глаза его сверкали ярче звезд в глубине ночи. На  вершине
холма стоял Гэндальф, белый и холодный, и ни одна тень не падала на  него.
Атака Мордора разбилась, как волна, об осажденные  холмы,  голоса  ревели,
как прибой среди утесов.
     Как  будто   увидев   что-то   неожиданное,   Гэндальф   шевельнулся;
повернувшись к северу, он взглянул на бледное  ясное  небо.  Потом  поднял
руки и громким голосом, перекрывающим шум битвы, крикнул:
     - Орлы летят!
     И много голосов подхватило его крик:
     - Орлы летят! Орлы летят!
     Войско Мордора смотрело вверх, гадая, что может значить этот знак.
     Летел Гвайхир, крылатый владыка, и Лендровал, его брат, самый большой
из всех  орлов  севера,  могущественный  из  потомков  старого  Торондора,
который строил свои гнезда на недосягаемых вершинах Кольцевых  гор,  когда
Средиземье было молодо. За ними быстрой длинной линией летели их подданные
с северных гор, поднимая крыльями ветер.  Прямо  на  назгулов  устремились
они, резко опускаясь с высоты, и ветер от их крыльев налетел на землю, как
буря.
     Но назгулы неожиданно повернули, бежали и  исчезли  в  тени  Мордора,
услышав внезапный ужас призыва башни тьмы; в тот же момент войско  Мордора
дрогнуло, страх и сомнение пронзили сердца солдат,  их  смех  замер,  руки
задрожали. Власть, которая  их  толкала  вперед,  наполняла  ненавистью  и
яростью, дрогнула, ее воля отвернулась от них; глядя в глаза своих врагов,
они увидели в них смерть и ужаснулись.
     Тогда все капитаны запада громко  закричали,  их  сердца  исполнились
новой надеждой в самом центре тьмы. С осажденных  холмов  рыцари  Гондора,
всадники Рохана, дунаданцы Севера ударили по  дрогнувшему  врагу,  пронзая
неприятеля острыми копьями. Но Гэндальф поднял  руки  и  еще  раз  крикнул
ясным голосом:
     - Стойте, люди запада! Стойте и ждите! Это час судьбы.
     И в этот момент земля у них под ногами  дрогнула.  Потом  высоко  над
башнями черных ворот, высоко над горами  поднялся  черный  столб,  обвитый
огнем. Земля стонала и тряслась.  Башни  зубов  закачались  и  обрушились,
могучие бастионы рухнули; черные ворота превратились в развалины; издалека
то затихая, то  вырастая,  вздымались  до  облаков.  Донесся  гулкий  рев,
грохот, гул, и долгое раскатистое эхо ответило ему.
     - Настал конец королевства Саурона! - сказал  Гэндальф.  -  Хранитель
Кольца завершил свой поиск.
     Капитаны взглянули на юг, на землю Мордора, и им показалось, что  там
поднялась огромная черная фигура, увенчанная молниями, и  заполнила  собой
все  небо.  Невероятно  возвысилась  она  над  миром,  протянув  на  запад
угрожающие руки, ужасные, но бессильные. И когда она наклонилась к  ним  в
угрозе, подул сильный ветер и развеял ее по небу. Наступила тишина.
     Капитаны склонили головы; а когда подняли их, враги бежали, и  власть
Мордора  рассыпалась,  как  пыль  по  ветру.  Как  муравьи,  когда  смерть
обрушивается на их раздувшееся жилище, сходят с ума, бесцельно бегают взад
и вперед и умирают, так  и  создания  Саурона:  орки,  тролли,  укрощенные
заклинаниями звери - безумно бежали туда и сюда; одни убивали себя, другие
бросались в ямы, с криками бежали прятаться в норы и  темные  проходы.  Но
люди Харада, жители востока и юга, увидели свое поражение войне и  великую
мощь и славу капитанов запада. И  те,  кто  долго  и  верно  служили  злу,
ненавидя запад, были однако людьми гордыми и  храбрыми,  они  собрали  все
силы для последней отчаянной битвы. Но большинство  бежало  на  восток;  а
некоторые бросали оружие и просили о милосердии.
     Тогда Гэндальф, оставив все дела битвы Арагорну и  другим  капитанам,
поднялся на вершину холма и  позвал;  к  нему  спустился  большой  орел  -
Гвайхир, Крылатый Владыка.
     - Дважды нес ты  меня,  Гвайхир,  друг  мой,  -  сказал  Гэндальф.  -
Третьего не миновать. Мой вес покажется тебе не большим, чем когда ты  нес
меня от Зиракзигила, где сгорела моя старая жизнь.
     - Я понесу тебя, куда хочешь, -  ответил  Гвайхир,  -  даже  если  ты
сделан из камня.
     - Тогда летим, и пусть с тобой летят твой брат и  кто-нибудь  еще  из
самых быстрых!  Нам  нужна  скорость  быстрее  ветра,  чтобы  поспорить  с
крыльями назгулов.
     - Дует северный ветер, но мы перегоним  его,  -  сказал  Гвайхир.  Он
поднял Гэндальфа и полетел на юг, а с ним  полетели  Лендровал  и  молодой
быстрый Монелдор.  Они  пролетели  над  Удуном  и  Горгоротом,  совершенно
разрушенными, и вот перед ними встала, блестя огнем, гора судьбы.
     - Я рад, что ты здесь со мной, -  сказал  Фродо.  -  Здесь,  в  самом
сердце и конце всего, Сэм.
     - Да, я с вами, хозяин, - ответил Сэм, осторожно прижимая  израненную
руку Фродо к своей груди. - А вы  со  мной.  И  путешествие  окончено.  Но
пройдя весь этот путь, я не хочу сдаваться. Мне это не нравится,  если  вы
меня понимаете.
     - Понимаю, Сэм, -  сказал  Фродо,  -  но  так  устроен  мир.  Надежды
рассеиваются, и наступает конец. Нам осталось  ждать  совсем  недолго.  Мы
затерялись среди разрушений и отсюда нет спасения.
     - Что ж, хозяин, мы можем по крайней  мере  уйти  подальше  от  этого
опасного места, от щели судьбы, если она так  называется.  Идемте,  мастер
Фродо, попробуем спуститься по дороге.
     - Хорошо, Сэм. Если хочешь, идем, - сказал Фродо.
     Они встали и медленно пошли вниз по извивающейся дороге; но не успели
они дойти до подножья горы, как большое облако дыма и  пара  вырвалось  из
Саммат Наура, конус раскололся и огромный яростный поток покатился длинным
гремящим каскадом по восточному склону горы.
     Фродо и Сэм не могли идти дальше. Последние силы их быстро  подходили
к концу. Они достигли низкого холма пепла, насыпанного у подножья горы, но
с него не было пути. Теперь это был остров среди огненного моря Ородруина.
И продержится он недолго.  Вокруг  него  земля  зияла  трещинами,  из  них
вырывался дым и ядовитые испарения.  Гора  сотрясалась  в  конвульсиях.  И
большие щели открывались в ее боках. Из них  вытекали  медленные  огненные
реки, направляясь к ним.  Скоро  они  будут  поглощены  огнем.  Шел  дождь
горячего пепла.
     Теперь они стояли. Сэм продолжал гладить руку хозяина. Он вздохнул.
     - Что за сказание могло бы быть, мастер Фродо, - сказал он.  -  Хотел
бы я послушать его! Как вы думаете,  скажут  ли  так:  начинается  история
Фродо девятипалого и Кольца судьбы? И  тогда  все  вокруг  замолкнет,  как
замолкали мы, когда в Раздоле нам рассказывали  о  Берене  Одноруком  и  о
сильмариле. Как бы я хотел послушать! И мне интересно, что  будет  дальше,
после нас.
     Он говорил так, чтобы прогнать страх, и смотрел на север,  в  сторону
ветра, расчищавшего небо, отгонявшего тьму и обрывки туч.
     Такими и увидел их Гэндальф своими острыми и далеко видящими  глазам,
когда кружа в воздухе, опускался вместе с ветром: две  маленькие  фигурки,
одинокие, держащиеся за руки,  на  низком  холме,  а  весь  мир  под  ними
сотрясался, открывались глубокие щели, и реки огня  подползали  ближе.  И,
заметив их, быстро спускаясь, он увидел, что  они  упали,  истощенные  или
отравленные дымом и испарениями, или пораженные отчаянием и страхом, пряча
глаза от смерти.
     Они лежали рядом. Опустился Гвайхир, и Лендровал, и быстрый Менелдор;
путников, ничего не видевших, лежавших в беспамятстве,  подняли  и  унесли
далеко от тьмы и огня.
     Проснувшись Сэм обнаружил, что лежит на мягкой постели,  но  над  ним
слегка раскачиваются широкие буковые  листья,  и  сквозь  них,  зеленое  и
золотое, блестит солнце. Воздух был полон сладких смешанных ароматов.
     Сэм помнил этот запах - запах Итилиена.
     - Будь я проклят! -  пробормотал  он.  -  Долго  же  я  спал!  -  Ему
показалось, что он только что  разжигал  маленький  костер,  на  солнечном
пригорке. Он потянулся и глубоко вздохнул. - Но какой сон  мне  снился!  -
бормотал он. - Хорошо, что я проснулся.
     Он сел и увидел, что Фродо лежит рядом с ним и мирно спит, одна  рука
его была под головой, другая лежала поверх одеяла. Это была правая рука, и
третьего пальца на ней не было.
     Память внезапно вернулась, и Сэм громко воскликнул:
     - Это был не сон! Но где же мы?
     Негромкий голос рядом произнес:
     - В земле Итилиен под покровительством короля. Он ждет вас.  -  перед
Сэмом стоял Гэндальф, весь в белом, борода его сверкала, как чистый  снег,
в мелькании солнечных пятен. - Ну, мастер Сэмвайс, как ты себя чувствуешь?
     Но Сэм лег, широко раскрыл  рот  и,  разрываясь  между  изумлением  и
великой радостью, ничего не мог ответить. Наконец он выдохнул:
     - Гэндальф! Я думал, вы мертвы!  А  потом  я  решил,  что  сам  умер.
Неужели все печальное оказалось неправдой? Что же произошло с миром?
     - Большая тень ушла, - сказал  Гэндальф  и  рассмеялся,  и  смех  его
звучал, как музыка или как вода в пересохшей земле; и  слушая  этот  смех,
Сэм подумал, что уже много дней не слышал смеха, чистого звука веселья. Но
сам он разразился слезами. Потом слезы его высохли, как от весеннего ветра
проходит тихий дождь и солнце сияет еще ярче, и зазвучал его  смех,  и  со
смехом он встал с постели.
     - Как я себя чувствую? - воскликнул он. - Не знаю, как это  выразить.
Я чувствую, я чувствую... - Он помахал руками  в  воздухе,  -  я  чувствую
себя, как весна после зимы, как солнце на листьях; и как арфы, и трубы,  и
все песни, что я слышал! - Он остановился и повернулся к хозяину. - Но как
мастер Фродо? - спросил он. - Разве не стыдно из-за его бедной руки? Но  я
надеюсь, все будет в порядке. У него были трудные времена.
     - Да, я в порядке, - сказал Фродо, садясь и смеясь в свою очередь.  -
Я снова уснул, ожидая тебя, Сэм, сонная голова. Я проснулся  сегодня  рано
утром, а теперь, должно быть, уже полдень.
     - Полдень? - переспросил Сэм, пытаясь  сосчитать.  -  Полдень  какого
дня?
     - Четырнадцатого дня нового года, -  сказал  Гэндальф,  -  или,  если
хотите, восьмой день апреля по календарю удела (в марте - или в роте -  по
календарю удела тридцать дней, прим. Автора) но в гондоре новый год теперь
всегда будет начинаться двадцать пятого марта, в день падения  Саурона,  в
тот день, когда вас уносили от огня к королю. Он лечил вас, а теперь ждет.
Вы будете есть и пить с ним. Когда вы будете готовы, я отведу вас к нему.
     - Король? - спросил Сэм. - Король чего и кто он?
     - Король гондора и повелитель западных земель, - сказал  Гэндальф,  -
он взял все свое древнее королевство. Скоро он  едет  на  коронование,  но
сейчас ждет вас.
     - Что же мы наденем? -  спросил  Сэм:  он  увидел  старую  изорванную
одежду, в которой они путешествовали. Она лежала свернутая у постели.
     - Одежду, которая была на вас в Мордоре, - сказал  Гэндальф.  -  Даже
обрывки орочьих тряпок,  что  вы  носили  в  черной  земле,  Фродо,  будут
сохранены. Ни шелк, ни полотно, никакое вооружение или украшения не  могут
быть более почетными. Но позже я, может быть, найду для вас другую одежду.
     Он протянул к ним руки, и они увидели, что одна из них сияет.
     - Что это у вас? - воскликнул Фродо. - Неужели...
     - Да, я принес вам два ваших сокровища. Их нашли у  Сэма,  когда  вас
спасли. Подарки госпожи Галадриэль: твой сосуд, Фродо, и твой  ящик,  Сэм.
Вы должны быть рады получить их снова.
     Одевшись, умывшись и слегка поев, хоббиты последовали за  Гэндальфом.
Они вышли из буковой рощи, в которой лежали, и прошли по  длинной  зеленой
лужайке,   сверкающей   в   зеленых   лучах   и   обрамленной    стройными
темнолиственными деревьями, усеянными алыми цветами. За деревьями слышался
звук падающей воды, перед ними бежал в  зеленых  берегах  ручей,  у  конца
лужайки он вытекал в проход между деревьями, и вот в этом проходе  хоббиты
увидели далекий блеск воды.
     Подойдя к выходу с лужайки, они удивились,  увидев  рыцарей  в  ярких
кольчугах и высоких стражников в серебре и черном, что стояли здесь; воины
приветствовали их поклоном. Затем один подул в длинную трубу, и они прошли
в проход между деревьями у поющего ручья. Так они вышли на большое зеленое
поле, за полем была широкая река в серебряной дымке, из которой поднимался
длинный лесистый остров. У его берегов виднелось множество судов. На  поле
находилось большое войско. Стройные ряды его блестели на солнце.  И  когда
хоббиты приблизились, войны обнажили мечи, потрясали копьями, запели  рога
и трубы, и все на множестве языков кричали:

                   Слава невысокликам!
                   Славим их великой славой!
                   Куйо и Перианн анаан!
                   Агларни Периан-пат!
                   Славьте великой славой
                   Фродо и Сэмвайса!
                   Даур а Бархаэль, кония ан Аннун!
                   Эглерис! Слава им! Эглерис!
                   А лайте те, лайте те!
                   Андаве лайту валмет! Слава им!
                   Корминолиндор, а лайта тариенна!
                   Слава им! Хранители Кольца,
                   великая слава им!

     Лица их вспыхнули, глаза светились удивлением.  Фродо  и  Сэм  прошли
вперед и увидели три высоких  сидения,  сделанные  из  зеленого  дерна.  У
правого сидения развевался, белый на  зеленом,  бегущий  большой  конь;  у
левого на серебряно-синем знамени  корабль-лебедь,  плывущий  по  морю;  у
самого высокого трона в середине стояло большое знамя, развеваемое ветром,
и на нем на черном фоне под сияющей короной и семью звездами  цвело  белое
дерево. На троне сидел человек, одетый в кольчугу, на коленях у него лежал
большой меч, шлема на нем не было. Когда они подошли, он встал. И хотя  он
изменился,  они  узнали  его,  узнали  повелителя  людей  с  прекрасным  и
радостным лицом, темноволосого, с серыми глазами.
     Фродо побежал ему навстречу, и Сэм последовал за ним.
     - Вот это да! - воскликнул он. - Бродяжник или я еще сплю?
     - Да, Сэм, Бродяжник, - сказал Арагорн. - Долог путь от пригорья,  не
правда ли, где вам не понравилась моя внешность. Долгий путь для всех нас,
но у вас он был самым трудным.
     И затем, к удивлению и совершенному смущению хоббитов,  он  опустился
перед ними на колено. Потом, взяв их за руки, Фродо за правую  и  Сэма  за
левую, повел их к трону. Посадив их на трон,  он  повернулся  к  войску  и
воскликнул так, что голос его прозвенел над всем войском:
     - Славьте их великой славой!
     И после того, как радостный  крик  прокатился  по  полю  и  замер,  к
окончательному удовлетворению и радости Сэма, вперед  выступил  гондорский
менестрель, поклонился и попросил разрешения спеть. И сказал:
     - О вы, повелители и рыцари, о люди  доблести,  короли  и  принцы,  и
прекрасный народ гондора,  и  всадники  рохана,  и  вы,  сыны  Элронда,  и
дунаданцы севера, и эльф, и гном, и жители Удела с  великими  сердцами,  и
весь свободный народ запада, слушайте мое ле.  Я  спою  для  вас  о  Фродо
девятипалом и о Кольце Судьбы.
     И, услышав это, Сэм громко засмеялся от радости, встал и воскликнул:
     - О слава и великолепие! Все мои желания исполняются!
     И заплакал.
     И все войско смеялось и плакало, а посреди веселья и слез ясный голос
менестреля звенел серебром и золотом, и все люди затихли. И он пел, то  на
языке эльфов, то на общем языке запада, пел до тех пор,  пока  их  сердца,
раненные сладкими словами, не переполнились, и  радость  их  была  подобна
мечам, и они погрузились задумчиво в те области, где боль и радость  текут
рядом и где слезы - это вино благословения.
     Наконец, когда полдень уже давно прошел и тени  деревьев  удлинились,
менестрель кончил.
     - Славьте их великой славой! - воскликнул он и поклонился.
     Тогда  Арагорн  встал,  а  за  ним  все  войско,  и  они   прошли   в
подготовленные павильоны и ели, пили и веселились, пока не кончился день.
     Фродо и Сэма отвели в палатку, где с  них  сняли  их  старую  одежду,
аккуратно свернули и унесли с почетом; им же дали чистое  полотно.  Пришел
Гэндальф; к  удивлению  самого  Фродо,  он  нес  меч,  эльфийский  плащ  и
митриловую кольчугу - все, что у него было отобрано в Мордоре. Для Сэма он
принес золоченую кольчугу и его эльфийский плащ, починенный и отглаженный.
Затем он положил перед ними два меча.
     - Я больше не хочу никаких мечей, - сказал Фродо.
     - По крайней мере сегодня вечером у тебя должен быть  меч,  -  сказал
Гэндальф.
     Тогда Фродо взял меньший меч, принадлежащий Сэму и положенный  с  ним
рядом в Кирит Унголе.
     - Я отдаю жало тебе, Сэм, - сказал он.
     - Нет,  хозяин!  Его  вам  дал  мастер  Бильбо  вместе  с  серебряной
кольчугой; он не хотел, чтобы кто-нибудь другой владел им.
     Фродо уступил; и Гэндальф, как будто он был их оруженосцем, склонился
и надел на них пояса с мечами; встав, он надел  им  на  головы  серебряные
венцы. И тогда они отправились на большой  пир  и  сидели  за  королевским
столом с Гэндальфом, с Эомером,  королем  рохиррим,  принцем  Имрахилом  и
всеми главными капитанами; и с ними были Гимли и Леголас.
     И когда,  после  стоячего  молчания,  принесли  вино,  появились  два
оруженосца, чтобы служить королям. По крайней  мере  они  похожи  были  на
оруженосцев; один в черно-серебряном мундире гвардии Минас Тирита,  другой
в бело-зеленом. Сэм удивился, что такие мальчишки могут находиться в армии
могучих мужей. Когда же они подошли ближе и он смог разглядеть их ясно, он
воскликнул:
     - Смотрите, мастер Фродо! Ведь это Пиппин! Я  хотел  сказать,  мастер
Перегрин Тук и с ним мастер Мерри! Как они выросли! Я вижу, что тут должно
быть рассказано не только наше сказание!
     - Правильно, - ответил Пиппин, поворачиваясь к ним. - И мы начнем его
рассказывать как только кончится  пир.  А  пока  попросите  Гэндальфа.  Он
теперь не так скрытен, как раньше, хотя и смеется больше, чем  говорит.  А
мы с Мерри сейчас заняты. Мы рыцари города и марки,  как,  я  надеюсь,  вы
заметили.
     Наконец радостный день окончился; и когда зашло солнце и круглая луна
вышла из туманов Андуина и замерцала в листве,  Сэм  и  Фродо  сидели  под
шепчущимися деревьями посреди аромата прекрасного Итилиена;  они  говорили
далеко заполночь с Мерри, Пиппином и Гэндальфом, а немного  спустя  к  ним
присоединились Леголас и Гимли. Тут Фродо и Сэм узнали многое из того, что
случилось с их друзьями после распада товарищества в  злой  день  на  парт
гален у водопадов рауроса; и  еще  оставалось  много,  о  чем  нужно  было
поговорить и что рассказать.
     Орки, говорящие деревья, лиги травянистых равнин, скачущие  всадники,
блестящие пещеры, белые башни и  золотые  залы;  битвы,  плывущие  высокие
корабли - все это проходило перед пораженным Сэмом.  Но  среди  всех  этих
изумительных событий больше всего его удивил  рост  Мерри  и  Пиппина.  Он
заставил их встать спиной с Фродо и с самим собой и почесал в затылке.
     - Не могу понять этого в вашем возрасте, - заявил  он.  -  Но  так  и
есть: вы на три дюйма выше, чем должны быть, или я гном.
     - Вы определенно не гном, -  ответил  Гимли.  -  Но  что  я  говорил?
Смертный не может выпить энтийского напитка и рассчитывать на то,  что  он
на него подействует не больше, чем кружка пива.
     - Энтийский напиток? - переспросил Сэм. - Вы опять об энтах.  Но  кто
они такие? Я вижу, нужны недели, чтобы все узнать.
     - Конечно, недели, - сказал Пиппин. -  А  потом  Фродо  должен  будет
закрыться в башне минас тирита и все это записать. Иначе он забудет добрую
половину, и бедный старый Бильбо будет сильно разочарован.
     Наконец Гэндальф встал.
     - Руки короля - руки целителя, дорогие друзья, - сказал он. - Вы были
на самом краю смерти, и он  вытащил  вас  оттуда,  напрягая  все  силы,  и
отправил вас в следующую  забывчивость  сна.  И  хотя  вы  спали  долго  и
спокойно, теперь вам следует снова поспать.
     - И не только Сэму и Фродо, - сказал Гимли, - но и вам тоже,  Пиппин.
Я люблю вас, хотя бы за ту боль, что вы нам стоили и которую я никогда  не
забуду. Не забуду я и как отыскивал вас на холме после битвы. Я уже решил,
что вы навсегда утеряны для гнома Гимли. Но теперь я  знаю,  как  выглядит
нога хоббита: это все, что виднелось из под груды тел. А когда  я  снял  с
вас огромное тело, я был уверен, что вы мертвы.  Я  чуть  не  порвал  свою
бороду. И всего лишь день прошел, как вы встали с постели. В постель! Да и
я пойду спать.
     - А я, - сказал Леголас,  -  пойду  в  леса  этой  прекрасной  земли,
которая  наконец-то  получила  отдых.  В  будущем,   если   позволит   наш
повелитель, мы вернемся сюда; и когда мы поселимся здесь, земля эта  будет
благословенна - на некоторое время.  На  некоторое  время:  на  месяц,  на
жизнь, на сто лет жизни людей. Но Андуин близко, а Андуин ведет к морю.  К
морю!

           К морю! К морю!
           Кричат белые чайки, дует ветер, летит белая пена.
           На запад, на запад падает круглое солнце
           Серый корабль, серый корабль, слышишь ли ты голоса,
           голоса моего народа, ушедшего до меня?
           Я покину, покину леса, где родился,
           потому что наши дни подходят к концу
           я пройду по широкой воде под одиноким парусом
           длинны волны, накатывающиеся на последний берег,
           сладки голоса, зовущие с забытого острова в Эрессию,
           в землю Эльфов, недоступную людям, где не опадают листья
           - в землю моего народа навсегда!

     И, напевая так, Леголас спустился с холма.
     Тогда и остальные расстались, и Фродо, и Сэм пошли к себе  и  уснули.
Утром они встали в надежде и мире; и они провели много  дней  в  Итилиене.
Поле Кормаллен, где расположилось войско, было недалеко от Хеннет  Аннуна,
и по ночам слышен был гул  водопадов.  Хоббиты  бродили  по  окрестностям,
навещая места, в которых уже бывали раньше; и Сэм все надеялся  где-нибудь
в тени леса или на тайной поляне увидеть огромного Элефанта.  И  когда  он
узнал, что в осаде Гондора участвовало много этих зверей, но все они  были
убиты, он подумал, что это печальная утрата.
     - Что ж, я не могу одновременно находиться всюду, - сказал он. -  Но,
похоже, я многое потерял.
     Тем временем войско готовилось к возвращению в минас тирит.  Уставшие
отдохнули,  а  раненные  выздоровели.  Некоторым  пришлось   сражаться   с
остатками войск востока и юга, пока все не были  покорены.  Наконец  позже
всех вернулись те, кто уходил в Мордор и разрушал крепости на севере  этой
земли.
     Наконец, когда приближался май, капитаны запада снова выступили;  они
ступили на корабли и поплыли от Каир Андроса вниз по Андуину к  Осгилиату;
здесь они оставались в течении дня;  на  следующий  день  они  прибыли  на
зеленые  поля  пеленнора  и  снова  увидели  белые   башни   под   высоким
Миндолуином, город людей Гондора, последнее воспоминание о великом западе,
что прошел через тьму и огонь и вступил в новый день.
     И здесь посреди поля они установили павильоны и ждали утра; был канун
мая, и король должен был вступить в ворота с восходящим солнцем.

                          5. НАМЕСТНИК И КОРОЛЬ

     Над городом Гондора нависли сомнения и  страх.  Прекрасная  погода  и
яркое солнце казались насмешкой людям, в чьей жизни было  мало  надежды  и
кто каждое утро ждал новостей о своей судьбе. Повелитель их  был  мертв  и
сожжен, мертвый король  рохана  лежал  в  их  цитадели,  а  новый  король,
пришедший к ним ночью, отправился на войну с  властью,  слишком  темной  и
ужасной, чтобы кто-то мог надеяться успешно соперничать  с  ней.  Не  было
никаких известий.  После  того,  как  войска  оставили  долину  Моргула  и
двинулись в тени гор по северной дороге, ни один вестник не возвращался  и
не доходило никаких слухов.
     Через два дня после ухода  капитанов  леди  Эовин  попросила  женщин,
ухаживающих за ней принести ей одежду. Когда ее одели и подвесили руку  на
полотняную перевязь, она отправилась к главе домов излечения.
     - Сэр, - сказала она, - я в большом беспокойстве  и  больше  не  могу
спокойно лежать в лености.
     - Леди, - был ответ, -  вы  еще  нездоровы,  и  мне  приказано  особо
заботиться о вас. Вы не должны подниматься с постели в течении семи  дней.
Прошу вас вернуться.
     - Я здорова, - возразила она,  -  по  крайней  мере  телом,  если  не
считать руки, да и она ранена нетяжело. Но я снова заболею, если ничего не
буду делать. Нет ли новостей о войне? Женщины ничего не говорят мне.
     - Новостей нет, - ответил глава.  -  И  мы  знаем  лишь,  что  войско
миновало долину Моргула; говорят, войско ведет новый капитан с севера.  Он
великий повелитель и целитель; и мне  кажется  странным,  что  целительная
рука владеет и мечом. Теперь в Гондоре не так, хотя некогда, как говорят у
нас было так, если только правдивы старые сказания. Но уже долгие годы мы,
целители, можем лишь исправлять то, что сделали другие  мечами.  И  у  нас
хватает дела: мир и без войны полон боли и ран.
     - Нужен лишь один враг, чтобы развязать войну, а не  два,  мастер,  -
ответила Эовин. - И те, у кого нет мечей, тоже могут умереть  от  них.  Вы
хотите, чтобы люди Гондора лишь собирали для вас травы,  когда  повелитель
тьмы собирает армии? И не всегда хорошо выздороветь телом. Так же как и не
всегда плохо погибнуть в битве, даже в боли и  муках.  Если  бы  мне  было
позволено, в этот темный час я выбрала бы второе.
     Глава посмотрел на нее: высокая, стояла она перед ним, глаза ее  ярко
горели, руки сжимались, когда она повернулась и посмотрела через  открытое
окно на восток. Он вздохнул и  покачал  головой.  После  паузы  она  снова
повернулась к нему.
     - Разве нечего делать? - спросила она. - Кто распоряжается в городе?
     - Не знаю точно, - ответил он. - Меня это  не  касается.  Здесь  есть
маршал над всадниками рохана, а лорд хурин, как  мне  говорили,  командует
людьми  Гондора.  Но  наместником  города  по  праву  является  повелитель
Фарамир.
     - Где я найду его?
     - В этом доме, леди. Он был тяжело ранен, но сейчас находится на пути
к выздоровлению. Но я не знаю...
     - Отведите меня к нему. Тогда узнаете.
     Повелитель Фарамир прогуливался один в саду домов  излечения,  солнце
грело его, и он чувствовал, как жизнь  возвращается  в  его  тело;  но  на
сердце у него было тяжело, и он смотрел на восток.  Подойдя,  глава  домов
излечения, позвал  его  по  имени:  он  повернулся  и  увидел  леди  Эовин
роханскую; он был тронут жалостью, так как увидел, что она ранена,  и  его
ясный взор проник в ее боль и беспокойство.
     - Повелитель, - сказал глава, - это леди Эовин роханская. Она ехала с
королем и была тяжело ранена, теперь она находится у меня на излечении. Но
она не удовлетворена и хочет поговорить с наместником города.
     - Не  поймите  его  неверно,  повелитель,  -  заметила  Эовин.  -  Не
недостаток  забот  печалит  меня.  Не  может   быть   лучших   домов   для
исцеляющихся. Но я не могу лежать в лености, без дела, взаперти. Я  искала
в битве смерти. Но я не умерла, а битва все продолжается.
     По знаку Фарамира глава поклонился и ушел.
     - Что же делать мне, леди,  -  спросил  Фарамир.  -  Я  тоже  пленник
лекарей.
     Он взглянул на нее, и ее красота и печаль глубоко тронули его сердце.
А она посмотрела на него и увидели серьезную нежность в его глазах, и  так
как она выросла среди людей войны, она поняла, что перед нею стоит тот,  с
кем ни один всадник рохана не сможет соперничать в битве.
     - Чего же вы хотите? - снова спросил  Фарамир.  -  Если  это  в  моей
власти, я выполню ваше желание.
     - Я хочу, чтобы вы приказали главе выпустить меня, - сказала она;  но
хотя слова ее  оставались  гордыми,  сердце  ее  дрогнуло  и  впервые  она
почувствовала  сомнение.  Она  подумала,   что   этот   высокий   человек,
одновременно строгий и мягкий, решит, что  она  просто  капризничает,  как
ребенок у которого не хватает твердости, чтобы закончить скучную работу.
     - Я сам сейчас подчиняюсь главе, - ответил Фарамир. - Я еще не принял
власть над городом. Но даже если бы я сделал это, я все равно  прислушался
бы к его советам и не противоречил бы ему в вопросах его мастерства, разве
лишь в случае крайней необходимости.
     - Но я не хочу лечиться, - сказала  она.  -  Я  хочу  отправиться  на
войну, как мой брат Эомер или как король Теоден, который погиб и  лежит  в
чести и мире.
     - Слишком поздно, леди, следовать за капитанами, даже если бы  у  вас
хватило для этого сил, - сказал Фарамир. - Но смерть в битве может ко всем
нам прийти, хотим мы этого или нет. Вам  лучше  подготовиться  к  этому  и
исполнять советы лекарей. Вы  и  я,  мы  должны  терпеливо  выносить  часы
ожидания.
     Она не ответила, но когда он взглянул на  нее,  ему  показалось,  что
что-то ней смягчилось, как будто суровый мороз  уступил  первым  признакам
весны. Слезы блеснули на ее глазах и  поползли  по  щеке,  как  сверкающая
дождевая капля. Ее  гордая  голова  немного  опустилась.  Потом  спокойно,
скорее разговаривая с собой, чем с ним, она сказала:
     - Но лекари заставят меня семь дней лежать  в  постели.  А  мое  окно
выходит не на восток...
     Теперь у нее был голос юной и печальной девушки.
     Фарамир улыбнулся, хотя сердце его было полно жалости.
     - Ваше окно не выходит на восток?  Это  легко  исправить.  Я  прикажу
главе. Если вы останетесь в этом доме, леди,  и  будете  отдыхать,  то  вы
сможете гулять в саду на солнце,  если  захотите;  и  будете  смотреть  на
восток, туда, где находятся все наши надежды. И здесь вы найдете  меня.  Я
тоже буду ходить, ждать и смотреть на восток. Мне  будет  лучше,  если  вы
будете гулять и разговаривать со мной.
     Она подняла голову и снова посмотрела в его глаза; на ее бледном лице
появился и цвет.
     - Чем я облегчу ваше положение, повелитель? - спросила она.  -  Я  не
хочу ни с кем разговаривать.
     - Вы хотите получить ясный ответ?
     - Да.
     - Тогда, Эовин роханская, я скажу, что вы прекрасны. В долинах  среди
наших холмов растут прекрасные и яркие цветы, а девушки наши еще краше, но
я не видел в Гондоре ни цветка, ни девушки, столь прекрасных и  печальных.
Может быть, лишь несколько дней осталось миру до наступления тьмы; и когда
она придет, я надеюсь мужественно встретить ее. Но у меня будет  легче  на
сердце, если, пока светит солнце я смогу видеть вас. Мы с вами оба  прошли
под крыльями тени, и одна и та же рука вывела нас оттуда.
     - Увы, не меня! - возразила она. - Тень все  еще  лежит  на  мне.  Не
ищите лекарей. Я привыкла к мечу, и рука у меня тяжелая. Благодарю вас  за
то, что мне не  нужно  возвращаться  в  мою  комнату.  Я  буду  гулять,  с
позволения наместника города.
     И, вежливо поклонившись, она ушла. А  Фарамир  долго  ходил  один  по
саду, и теперь его взгляд чаще устремлялся на дом, чем на восток.
     Вернувшись в свою комнату, он вызвал главу и выслушал то, что тот мог
сказать о леди роханской.
     - Не сомневаюсь, повелитель, - сказал глава, - что вы больше  узнаете
от невысоклика, который с нею; он ехал с королем и был с нею до конца.
     Так Мерри был послан к  Фарамиру,  и  пока  длился  день,  они  долго
разговаривали, и Фарамир узнал многое, гораздо больше, чем было выражено в
словах. И он подумал, что понимает  теперь  печаль  и  беспокойство  Эовин
роханской. И прекрасным вечером Фарамир и Мерри прогуливались в  саду,  но
она не пришла.
     Но на утро, выйдя из дома, Фарамир увидел ее. Она  стояла  на  стене.
Одетая в белое, она сверкала на солнце. Он позвал ее и она  спустилась,  и
они гуляли по траве и сидели под зелеными деревьями, иногда молча,  иногда
разговаривая. И каждый последующий день они  поступали  так  же.  И  глава
домов, глядя на них из окна, радовался: он  был  целитель,  и  задача  его
облегчалась. И хотя дни были тяжелы от страха и дурных  предчувствий,  эти
двое с каждым днем становились сильнее.
     Так наступил пятый день  с  тех  пор,  как  Эовин  впервые  пришла  к
Фарамиру; они вместе стояли на стене города и смотрели наружу. Все еще  не
приходило никаких новостей, и сердца всех были омрачены. Погода тоже стала
хуже. Было  холодно.  Дул  резкий  северный  ветер,  земля  вокруг  города
выглядела серой и унылой.
     Они были одеты в теплую одежду и теплые плащи, а поверх всего на леди
Эовин была большая накидка цвета летней ночи,  вся  усаженная  серебряными
звездами. Фарамир послал за этой накидкой,  укутал  в  нее  Эовин;  и  она
стояла рядом с ним, была прекрасна и горда, как королева. Накидка эта была
изготовлена для матери Фарамира, Финдуилас Амротской, безвременно умершей;
и для него она была лишь смутным  воспоминанием  о  чем-то  ласковом  и  о
первом большом горе; и ее одежда казалась ему  соответствующей  красоте  и
печали Эовин.
     Она вздрогнула под звездной накидкой и посмотрела на север.
     - Куда вы смотрите, Эовин? - спросил Фарамир.
     - Разве не в той стороне черные ворота? И разве  он  теперь  не  там?
Прошло семь дней, как он уехал.
     - Семь дней, - сказал Фарамир. - Не думайте обо мне плохо, но я скажу
вам: эти семь дней принесли мне  радость  и  печаль,  которых  я  не  знал
раньше. Радость видеть вас, и боль, потому что теперь  страхи  и  сомнения
этого злого времени удвоились. Я  не  хочу  конца  мира,  Эовин,  не  хочу
утратить так скоро то, что нашел.
     - Утратить то, что вы нашли? - повторила она, серьезно глядя на него.
- Я не знаю, о чем вы говорите. Но не будем, друг мой, говорить об этом. Я
стою на самом краю, мрачная пропасть открывается у моих  ног,  и  есть  ли
какой-нибудь свет за мной, я не могу сказать. Потому что  я  еще  не  могу
повернуться. Я жду знака судьбы.
     - Да, мы ждем знака судьбы, - согласился Фарамир. Больше  они  ничего
не сказали. Им показалось, что ветер стих, свет померк, солнце потемнело и
все звуки города прекратились. Не слышно было  ни  ветра,  ни  голоса,  ни
крика птицы, ни шелеста листвы и ни их собственного дыхания.  Даже  биение
сердец не было ощутимо. Время остановилось.
     Руки их встретились и сжались, хотя они и не знали этого. Они  ждали,
сами не зная чего. И вот им показалось, что над  хребтами  отдаленных  гор
поднимается еще одна огромная гора тьмы, поднимается, как  волна,  готовая
поглотить весь мир; в ней сверкали молнии. Дрожь пробежала по земле, и они
почувствовали, как затряслись стены города. Земля испустила звук,  похожий
на вздох. Сердца их вновь забились.
     - Это напомнило мне Нуменор, - сказал Фарамир и  сам  удивился  звуку
собственного голоса.
     - Нуменор?
     - Да, потонувшую землю запада, и черную  волну,  поглотившую  зеленые
земли и холмы. Мне это часто снилось.
     - Значит, вы думаете,  что  идет  тьма?  -  спросила  Эовин.  -  Тьма
неизбежна? - И она вдруг прижалась к нему.
     - Нет, - ответил Фарамир, глядя ей в лицо. - это просто видение. Я не
знаю, что происходит. Разум говорит мне, что приближается большое зло и мы
стоим у конца дней. Но сердце говорит - нет. Тело у меня легкое, и надежда
и радость пришли ко мне, хотя я сам  не  понимаю,  почему,  Эовин.  Эовин,
белая леди рохана, не верьте в этот час, что тьма победит! - Он наклонился
и поцеловал ее в лоб.
     Так стояли они на стене города,  дул  сильный  ветер,  и  их  волосы,
черные и золотые, смешивались при порывах ветра. И  тень  ушла,  и  солнце
горячо ударило  лучами,  и  всюду  стало  светло.  Воды  Андуина  сверкали
серебром, и во всех домах города запели от радости, овладевшей их сердцами
неизвестно почему.
     И прежде чем солнце стало склоняться к закату, прилетел большой орел.
Он выкрикивал новости от капитанов запада:

              Пойте, люди башни Анора:
              Королевство Саурона кончилось навсегда,
              И Башня Тьмы разрушена.
              Пойте и радуйтесь, люди Башни Стражи
              Ваша вахта была не напрасной, черные ворота разбиты
              Ваш король в них, он непобедим.

              Пойте и радуйтесь, дети запада: ваш король вернулся,
              Он будет жить среди вас все дни вашей жизни.

              И увядшее дерево зацветет вновь,
              И король вырастит его в высоких местах,
              И город будет благословенен.

              Пойте все, вы, люди!

     И люди во всем городе пели.
     Следующие дни были золотыми, весна и лето соединились и  пировали  на
полях Гондора. Быстрые всадники привезли от Каир Андроса сообщения о  всем
случившемся, и город готовился к прибытию короля. Мерри был вызван и уехал
с телегами, которые везли припасы в Осгилиат и  оттуда  кораблями  к  Каир
андросу; но Фарамир остался - вылечившись, он  принял  на  себя  власть  и
наместничество, хотя и ненадолго. Его обязанностью  было  подготовить  все
для того, кто его сменит.
     И Эовин не уехала, хотя брат просил ее  прибыть  на  поле  Кормаллен.
Фарамир дивился этому, но  он  редко  видел  ее,  будучи  занятым  многими
делами; она продолжала жить в домах излечения и одна  ходила  по  саду,  и
лицо ее снова побледнело, и казалось, что во всем  городе  она  одна  была
нездорова и печальна. Глава домов забеспокоился и поговорил с Фарамиром.
     Тогда Фарамир пришел и увидел ее, и они снова вместе стояли на стене.
И он сказал ей:
     - Эовин, почему вы задержались здесь и не отправились в Кормаллен  за
Ктаир Андросом, где вас ждет ваш брат?
     И она сказала:
     - Разве вы не знаете?
     Но он ответил:
     - Могут быть две причины, но которая из них истинная, я не знаю.
     И она сказала:
     - Я не хочу играть в прятки. Говорите яснее.
     - Если хотите, леди, - согласился он, - вы не пошли, потому  что  вас
звал только ваш брат, и  вид  лорда  Арагорна,  потомка  Элендила,  в  его
торжестве теперь не принесет вам радости. Или же потому, что я не пошел, а
вы хотите оставаться рядом со мной. А может, верны обе причины, и вы  сами
не можете выбрать. Эовин, любите ли вы меня, полюбите ли когда-нибудь?
     - Я желала быть любимой другим, - ответила она. -  Но  мне  не  нужна
ничья жалость.
     - Это я знаю, - сказал он. - Вы желали любви лорда Арагорна. Он велик
и могуществен, а вы хотели славы, хотели  быть  поднятой  над  всеми,  кто
ползает по земле. Он казался вам восхитительным, как великий капитан юному
солдату. И он действительно величайший из людей. Но когда он  ответил  вам
лишь пониманием и жалостью, вы не захотели ничего,  вы  искали  доблестной
смерти в битве. Посмотрите на меня, Эовин.
     И Эовин долго смотрела на Фарамира, и Фарамир сказал:
     - Не называйте жалостью дар верного сердца, Эовин! Я не предлагаю вам
жалость. Вы высокая и доблестная леди и сами заслужили славу,  которая  не
будет забыта. И вы прекрасны, даже в языке Эльфов  не  найдется  слов  для
описания вашей красоты, и я люблю вас. Раньше я жалел вас. Но теперь, даже
если бы у вас не было никаких печалей, если бы не было у вас страхов, если
бы вы были благословенной королевой Гондора, я все  равно  любил  бы  вас,
Эовин, любите ли вы меня?
     И тогда сердце Эовин смягчилось, или она сама поняла его.  Неожиданно
зима прошла и солнце улыбнулось ей.
     - Я осталась в  минас  аноре,  башне  солнца,  -  сказала  она,  -  и
смотрите! Тень исчезла! Я  больше  не  буду  девушкой  с  мечом,  не  буду
соперничать с великими всадниками, не буду наслаждаться  лишь  песнями  об
убийствах. Я  буду  целителем,  полюблю  все,  что  растет.  -  она  снова
посмотрела на Фарамира и сказала. - Я больше не хочу быть королевой.
     И Фарамир весело рассмеялся.
     - Это хорошо, - сказал он, - потому что я не король. Но я  женюсь  на
белой леди рохана,  если  она  того  пожелает.  И  если  она  захочет,  мы
пересечем реку и в счастливые дни будем жить в прекрасном Итилиене  и  там
разобьем сад. Все будет расти там с радостью, если придет белая леди.
     - Значит, я должна буду оставить своих людей,  гондорец?  -  спросила
она. - И ваш гордый народ  будет  говорить  о  вас:  "Вот  идет  тот,  кто
приручил дикую девушку с севера! Разве не было для  него  женщин  из  расы
Нуменора?"
     И Фарамир обнял ее, и поцеловал под солнечным небом, и не заботился о
том, что они стоят высоко на стене и видны многим. И многие  действительно
видели их и исходивший от них свет, когда они сошли со стены и пошли  рука
об руку к домам излечения.
     А главе домов излечения Фарамир сказал:
     - Вот леди Эовин роханская, теперь она здорова.
     И глава ответил:
     - Тогда я отпускаю ее из под своего присмотра и прощусь с ней.  Пусть
никогда не знает она ни ран, ни болезней.  Я  передаю  ее  в  распоряжение
наместника города до возвращения ее брата.
     Но Эовин сказала:
     - Теперь, получив разрешение уйти, я остаюсь. Из  всех  домов  города
этот стал для меня самым благословенным.
     И она осталась там до возвращения короля Эомера.
     Все было готово в городе. Собралось множество людей, так как  новости
разлетелись по всем окраинам  Гондора  Мин-Риммон  и  до  далеких  морских
берегов. И все кто мог прийти в город  поторопились  прийти.  Город  снова
наполнился женщинами и прекрасными  детьми,  вернувшимися  домой.  Из  дол
амрота прибыли  искусные  арфисты,  а  из  долин  лебеннина  -  музыканты,
играющие на виолах, флейтах и серебряных рогах, и многоголосые певцы.
     Наконец пришел вечер, когда со стен увидели павильоны в поле,  и  всю
ночь горели костры и люди ждали рассвета.  Когда  же  ясным  утром  солнце
встало над восточными горами, на которых больше не лежала тень,  зазвонили
все колокола, развернулись и затрепетали на ветру знамена. И  в  последний
раз  над  Гондором  на  белой  башне  было  поднято  знамя  наместника   -
ярко-серебряное, как снег под солнцем, без всякого изображения или девиза.
     Капитаны запада повели свои войска к городу, и народ видел,  как  они
приближаются линия за линией, сверкая и  блестя  в  солнечных  лучах.  Они
подошли к дороге, ведущей к воротам, и остановились в одной  восьмой  мили
от стены. И хотя ворота были разрушены и не восстановлены,  вход  в  город
преграждал барьер: здесь стояли люди в черном и серебряном  с  обнаженными
длинными мечами. Перед барьером стоял Фарамир - наместник, и Хурин,  глава
ключей и другие капитаны  Гондора,  и  леди  Эовин  Роханская  с  маршалом
Элфхелмом, и много рыцарей Марки; и с каждой стороны ворот толпился  народ
в разноцветных одеждах и с охапками цветов.
     Перед  стенами  Минас  Тирита  образовалось  обширное   пространство,
ограниченное со всех сторон  рыцарями  и  солдатами  Гондора  и  Рохана  и
жителями города и других областей земли. Наступила тишина. И вот из войска
вышли вперед дунаданцы в серебряном и сером, а  перед  ними  медленно  шел
лорд Арагорн. Он был одет в  черную  кольчугу,  отделанную  серебром  и  в
длинный снежно-белый плащ  с  наколотым  вверху  большим  зеленым  камнем.
Голова его была обнажена, лишь на лбу горела  звезда,  привязанная  тонкой
серебряной нитью. С ним шли Эомер Роханский, принц имрахил, Гэндальф, весь
в белом и четыре маленькие фигурки, на которые дивились все люди.
     - Нет, сестра, это не мальчики, - сказала Иорет своей родственнице из
Имлот Мелуя, стоявшей  рядом  с  ней.  -  Это  перианы  из  далекой  земли
невысокликов, они принцы с великой славой, говорят. Я знаю это, потому что
лечила одного из них в домах. Они маленькие, но  доблестные.  Да,  сестра,
один из них отправился со своим оруженосцем в землю тьмы, сражался  там  с
самим повелителем тьмы и сжег его башню. Так по  крайней  мере  говорят  в
городе. Это тот, что идет  рядом  с  эльфийским  камнем.  Я  слышала,  они
большие друзья. А какое чудо лорд эльфийский камень. Речь у  него  слишком
мягкая, уверяю тебя, но сердце золотое. И  у  него  руки  целителя.  "Руки
короля - руки целителя" - сказала я; и так все и  открылось.  А  Митрандир
сказал мне: "Иорет, люди долго будут помнить твои слова", и...
     Но Иорет не  пришлось  продолжать  свой  рассказ,  пропела  труба,  и
наступила мертвая тишина. От ворот выступил вперед Фарамир и Хурин,  а  за
ними шли четыре воина в высоких шлемах  и  мундирах  цитадели,  они  несли
большую шкатулку из черного лебетрона, отделанную серебром.
     Фарамир  встретился  с  Арагорном   посреди   пустого   пространства,
поклонился и сказал:
     - Последний наместник Гондора просит разрешения сдать службу.
     Он протянул белый шест. Арагорн взял шест и вернул его, сказав:
     - Служба не кончена, она будет твоей и твоих потомков, пока живет мой
род. Исполняй свои обязанности.
     Тогда Фарамир заговорил ясным голосом:
     - Люди Гондора, слушайте наместника этого королевства! Смотрите!  Вот
тот, кто заявил свои права на  королевство.  Это  Арагорн,  сын  Арахорна,
глава дунаданцев из Арнора, капитан войска запада, носитель Звезды Севера,
владелец заново сплавленного меча, победитель в битве, чьи  руки  приносят
исцеление, эльфийский камень, Элессар из линии Баландила,  сына  Исилдура,
сына Элендила из Нуменора. Будет ли он королем, и  войдет  ли  в  город  и
будет ли жить в нем?
     И все войско и все люди единым голосом воскликнули:
     - Да!
     А Иорет сказала родственнице:
     - Такая церемония входа в город была у нас; и вот он  пришел,  как  я
говорила тебе и он сказал мне...
     И снова она вынуждена была  замолчать,  потому  что  снова  заговорил
Фарамир:
     - Люди Гондора, сказители говорят, что в  старину  по  обычаю  король
получал корону от своего отца перед его смертью; если это было невозможно,
то он получал корону на могиле отца. Но  поскольку  невозможно  и  это,  я
пользуюсь властью наместника; принес сюда из  Рат  Динона  корону  Ернура,
последнего короля,  чьи  дни  кончились  в  давно  прошедшее  время  наших
предков.
     Войны вышли вперед,  и  Фарамир  открыл  шкатулку  и  достал  древнюю
корону. Она была сделана в форме шлема гвардии цитадели,  только  выше,  и
была  вся  белая,  а  крылья  с  обеих  сторон,  жемчужные  и  серебряные,
напоминали крылья морской птицы -  это  была  эмблема  королей,  пришедших
из-за моря. На венце короны сияли  семь  алмазов,  а  в  центре  находился
большой драгоценный камень, сиявший как пламя.
     Арагорн принял корону и сказал:
     - Эт аэрелло эндоренна утилиен.  Синоме  маруван  ар  хилдиннар  тени
амбар - метта!
     Это были слова, произнесенные Элендилом, когда он пришел  из-за  моря
на крыльях ветра: "Из-за великого моря  в  Средиземье  я  пришел.  Я  буду
владеть этим местом и все мои потомки, до конца мира." Затем, к  удивлению
многих, Арагорн не надел корону, а вернул ее Фарамиру и сказал:
     - Трудом и мужеством многих возвращаюсь я к наследству своему. В знак
этого прошу я Хранителя Кольца вручить мне корону, а Митрандира надеть мне
ее на голову, ибо он был главным организатором всех нас, и это его победа.
     Вперед выступил Фродо, взял корону у Фарамира и передал ее Гэндальфу;
Арагорн склонил колени, и Гэндальф надел корону ему на голову и сказал:
     - Наступают дни короля. Да будут они благословенны, пока стоят  троны
Балара!
     И когда Арагорн встал, все с удивлением  и  в  молчании  смотрели  на
него, как будто увидели впервые. Высокий, как  морские  короли  древности,
стоял он над всеми: древним  казался  он  и  в  то  же  время  в  расцвете
мужества; мудрость сияла у него во лбу, сила и исцеление были в его руках,
и свет исходил от него. И Фарамир воскликнул:
     - Смотрите! Вот наш король!
     Загремели трубы, и король Элессар подошел к барьеру,  а  Хурин  отвел
его в сторону, и среди музыки арф, виол  и  флейт  и  среди  пения  чистых
голосов король прошел по украшенным цветами улицам и вошел в цитадель.  На
башне было поднято знамя с деревом и звездами, и началось правление короля
Элессара, о котором сложено много песен.
     При нем  город  стал  прекраснее,  чем  даже  в  дни  своего  первого
расцвета; он был наполнен деревьями и фонтанами, а ворота были сделаны  из
митрила и стали, а улицы вымощены белым мрамором. И народ горы  работал  в
городе, и народ леса часто приходил сюда; и все были здоровы и  веселы;  и
дома были полны мужчин, женщин и детского смеха, и ни одно  окно  не  было
слепым, и ни один двор  пустым;  и  когда  кончилась  третья  эра  мира  и
началась новая, в ней сохранилось воспоминание о славе ушедших дней.
     В последующие за коронованием  дни  король  сидел  на  троне  в  зале
королей и отправлял свое правосудие. От множества земель и народов прибыли
послы: с востока и юга, от границ чернолесья и из Дунленда  на  западе.  И
король простил жителей востока, предоставил их себе и отпустил на  свободу
и заключил мир с Харадом; рабов Мордора он освободил и отдал им все  земли
вокруг озера Нурпен. И многих призывали к нему за  получением  награды  за
доблесть; и наконец капитан гвардии привел к нему для суда Берегонда.
     И король сказал Берегонду:
     - Берегонд, от твоего меча кровь пролилась  в  святом  месте,  а  это
запрещено. Ты также  оставил  пост  свой  без  позволения  повелителя  или
капитана: за это - смерть. И я объявляю свой приговор.
     Своей доблестью в битве ты заслужил отмену наказания,  но  ты  сделал
еще многое из любви к Фарамиру. Тем не менее  ты  должен  будешь  уйти  из
гвардии цитадели и из Минас Тирита.
     Кровь отхлынула от лица Берегонда, он схватился за сердце  и  опустил
голову. Но король продолжал:
     - Ты назначаешься в белый отряд, в гвардию Фарамира, принца Итилиена,
и будешь жить в Эмин Арнене в чести и в мире  и  служить  тому,  кого  ты,
рискуя всем, спас от смерти.
     И тогда Берегонд, поняв милость и справедливость короля, возрадовался
и, поклонившись, поцеловал его руку и ушел, радостный  и  удовлетворенный.
Арагорн отдал Фарамиру Итилиен и просил его жить в холмах Эмин Арнена  вне
пределов видимости из города.
     - Ибо, - сказал он, - Минас Итил в долине  Моргула  будет  совершенно
уничтожен, и хотя со временем долина может очистится, еще много лет в  ней
не сможет жить ни один человек.
     Последним Арагорн приветствовал Эомера Роханского, и они  обнялись  и
Арагорн сказал:
     - Между нами не может быть слов о награде, о том, что давать и  брать
- мы братья. В счастливый час приехал с севера Эорл, и  никогда  не  будет
столь благословенен  союз  людей.  Как  вы  знаете,  мы  положили  Теодена
прославленного в могиле в святыне Гондора, и здесь он может  лежать,  пока
правят короли Гондора, если вы сами пожелаете. А если хотите, мы  прибудем
в Рохан и привезем его, чтобы он покоился среди своего народа.
     И Эомер ответил:
     - С того дня, как вы встали передо мной у зеленой  травы,  я  полюбил
вас, и любовь эта никогда не ослабеет. Но теперь я должен вернуться в свое
королевство, где нужно многое привести в порядок  и  исцелить.  Когда  все
будет готово, мы вернемся за павшим: пока же пусть он спит здесь.
     И Эовин сказала Фарамиру:
     - Я должна вернуться в свою землю и помочь брату  в  его  работе.  Но
когда тот, кого я любила, как отца, будет положен отдыхать, я вернусь.
     Так проходили радостные дни; и восьмого мая всадники Рохана двинулись
северным путем, и с ними ехали сыновья Элронда. По сторонам дороги  стояли
люди и выкрикивали приветствия - от самых ворот города до стен  пеленнора.
Потом все, что жили в других областях, отправились по домам;  а  в  городе
начались большие работы по восстановлению разрушенного и уничтожению  всех
следов войны и воспоминаний о тьме.
     Хоббиты остались в Минас Тирите с Леголасом и Гимли: Арагорн не желал
расставаться с товарищами.
     - В конце концов все должно кончиться, - сказал  он,  -  но  я  хочу,
чтобы мы прожили вместе подольше: не настал еще час  конца  наших  деяний.
Приближается день, которого я ждал всю жизнь, и в этот день я хочу,  чтобы
рядом со мной были мои друзья...
     Но что это за день, он не сказал.
     Товарищи в эти дни жили в  прекрасном  доме  вместе  с  Гэндальфом  и
ходили гулять повсюду. И Фродо спросил Гэндальфа:
     - О каком это дне говорил Арагорн? Мы счастливы здесь, и  я  не  хочу
уходить, но дни бегут быстро, а Бильбо ждет. И мой дом в уделе.
     - Что касается Бильбо, - ответил ему Гэндальф,  -  то  он  тоже  ждет
этого дня и знает о том, что удерживает вас здесь. А что  касается  самого
дня, то сейчас еще май и лето не наступило; и хотя кажется, что  весь  мир
изменился, для деревьев и трав не  прошло  еще  и  года  с  начала  нашего
путешествия.
     - Пиппин, - сказал Фродо, - разве ты не говорил,  что  Гэндальф  стал
менее скрытен, чем раньше? Теперь, я думаю, он устал от этого и вернулся к
прежним привычкам.
     И Гэндальф сказал:
     - Многие хотели бы заранее знать, что поставят на стол;  но  те,  кто
готовит пир, любят держать это в тайне:  удивление  делает  слова  похвалы
громче. И Арагорн сам ждет знака.
     Настал день, когда Гэндальфа нигде  нельзя  было  найти,  и  товарищи
гадали, что происходит. Но Гэндальф  ночью  вывел  Арагорна  из  города  и
привел к южному подножию горы Миндолуин; здесь они нашли древнюю тропу, на
которую мало кто осмеливался вступать. Она вела на гору к  святилищу,  где
раньше бывали лишь короли. И Арагорн  с  Гэндальфом  поднялись  по  крутой
тропе и пришли на высокое  поле  ниже  вечных  снегов,  одевающих  высокую
вершину, и сверху взглянули на город. Стоя здесь  они  осматривали  землю,
потому что наступило утро. И они увидели далеко внизу  башни  города,  как
белые карандаши, тронутые солнцем, и вся долина андуина была, как  сад,  и
горы тени были затянуты золотистой дымкой.  С  одной  стороны  они  видели
серый эмин муил и далеко, как звезда мерцал раурос; с другой  стороны  они
видели реку,  извивающуюся,  как  лента,  вниз  к  Пеларгиру,  а  на  краю
горизонта виднелся свет, говорящий о море.
     И Гэндальф сказал:
     -  Это  ваше  королевство,  и  оно  должно  стать  сердцем   великого
государства. Третья эра мира  кончилась,  и  начинается  новый  век;  ваша
задача организовать его начало и сохранить то, что  можно  сохранить.  Ибо
хотя и многое спасено, гораздо больше уйдет навсегда. Кончилась  и  власть
трех колец. И все земли, что вы видите,  и  все,  что  лежит  вокруг  них,
отныне будет жилищем людей. Наступает время господства  людей,  и  старшие
королевства зачахнут или переместятся.
     - Я хорошо это знаю, дорогой  друг,  -  ответил  Арагорн,  -  но  мне
по-прежнему нужны ваши советы.
     - Уже ненадолго, - сказал Гэндальф. - Эта третья эра - мой век. Я был
врагом Саурона; и моя работа окончена. Скоро я уйду. Ноша теперь ляжет  на
вас и на ваш народ.
     - Но я умру, - сказал  Арагорн.  -  Я  смертный  человек,  и  хотя  я
происхожу по прямой линии от людей запада и жизнь моя дольше, чем у других
людей, но ненамного. И когда родятся и состарятся те, кто сейчас  в  чреве
женщин, я тоже буду стар. И кто тогда будет править Гондором и  теми,  кто
считает город своим центром, если мое желание  не  исполнится?  Дерево  во
дворе фонтана все еще мертво. Когда же я увижу знак, что будет иначе?
     - Отверните лицо от зеленой земли и посмотрите туда, где все  кажется
голым и холодным! - сказал Гэндальф.
     Арагорн обернулся. За ним от кромки вечных снегов спускался  каменный
склон. Посмотрев туда, он увидел какое-то растение. Поднявшись, Арагорн  у
самого снега увидел деревце не более трех футов высотой.  Однако  оно  уже
выпустило молодые листья, темные по краям и серебряные  внутри,  и  в  его
хрупкой кроне распустился маленький цветок, чьи белые  лепестки  сверкали,
как освещенный солнцем снег.
     И Арагорн воскликнул:
     - Утувиениес! Я нашел его! Вот потомок старейшего из деревьев! Но как
он попал сюда? Ему не больше семи лет.
     Гэндальф, подойдя, посмотрел и сказал:
     - Вероятно, это отросток Нимлота Прекрасного, Галатилиона, Телпериона
- старейшего из деревьев, которое носит много имен.  Кто  скажет,  как  он
пришел сюда в назначенный час? Но это древнее святилище  и  до  того,  как
короли исчезли, а дерево во дворе засохло, здесь было посажено  семя.  Ибо
сказано, что хотя плоды дерева созревают редко, зато  жизнь  в  них  может
сохранятся долгие годы, и никто не  может  предсказать,  когда  эта  жизнь
проснется. И здесь лежало это семя, скрытое  на  горе,  как  род  Элендила
скрытно жил в пустынях севера. Но линия Имлота гораздо старше,  чем  ваша,
король Элессар.
     Тогда Арагорн осторожно взял растение в руки, и  смотрите!  Оно  лишь
слегка касалось земли и безо всякого вреда было поднято; и  Арагорн  отнес
его в цитадель. Высохшее дерево было с почетом выкопано; и его не  сожгли,
но положили в тишине рат динона. И Арагорн посадил новое дерево во дворе у
фонтана, и оно принялось и быстро начало расти. И когда наступил июнь, оно
все было покрыто цветами.
     - Знак дан, - сказал Арагорн, - и день уже близок.
     И он расставил наблюдателей по стенам.
     В день накануне середины лета от Амон Дина в город прибыли вестники и
сообщили, что едет прекрасный народ с севера и что приезжие приближаются к
стенам Пеленнора. И король сказал:
     - Наконец они пришли. Пусть весь город будет готов!
     И вот в самый канун середины лета, когда небо сияет,  как  сапфир,  и
белые звезды восходят на востоке, а запад остается золотым,  когда  воздух
прохладен и ароматен, по северному пути к  воротам  Минас  Тирита  прибыли
всадники. Первыми ехали Элрогир и Элладан с серебряным знаменем, а за ними
Глорфиндель  и  Эрестор  и  все  прочие  жители  Раздола,  затем   госпожа
Галадриэль и Келеборн, господин Лотлориена, на  белых  конях,  а  за  ними
множество эльфов из их земель, в серых плащах и  с  белыми  жемчужинами  в
волосах. Последним ехал мастер Элронд, могущественнейший  среди  эльфов  и
людей, и нес скипетр Аннуминаса, и рядом с ним на серой кобыле  ехала  его
дочь, вечерняя звезда, Арвен.
     И Фродо, увидев ее, сверкающую в вечерних лучах, со звездами на лбу и
с ароматом вокруг себя, был сильно удивлен и сказал Гэндальфу:
     - Теперь я понимаю, чего мы ждали! Это конец! Не только  день  теперь
будет любим, но и ночь прекрасна и благословенна, и все страхи рассеются!
     Король приветствовал  гостей,  и  они  спешились.  И  Элронд  передал
скипетр и вложил руку своей дочери в руку короля, и  вместе  они  вошли  в
город, и в небе сияли звезды. И король Элессар женился на Арвен  Ундомиель
в городе королей в день середины лета и сказание о их  долгом  ожидании  и
труде подошло к концу.

                             6. МНОГО РАССТАВАНИЙ

     Когда дни веселья кончились, товарищество начало думать о возвращении
к своим домам. И Фродо отправился к королю. Король сидел с королевой Арвен
у фонтана, она пела песню Валинора, а дерево росло и  цвело.  Они  встали,
приветствуя Фродо, и Арагорн сказал:
     - Я знаю, зачем вы пришли, Фродо: вы хотите вернуться домой.  Что  ж,
дорогой друг, дерево лучше всего растет в земле своих отцов.  Но  для  вас
теперь во всех  землях  запада  дом.  И  хотя  вашему  народу  мало  места
уделяется в легендах старины, теперь у него большая слава, чем  у  многих,
больше не существующих обширных королевств.
     - Правда, я хочу вернутся в удел, - сказал  Фродо,  -  но  сначала  я
должен побывать  в  раздоле.  Ибо  если  мне  чего  и  не  хватало  в  это
благословенное время, так это Бильбо. Я очень  опечалился,  когда  увидел,
что он не прибыл с Элрондом.
     - Вы удивляетесь этому, Хранитель Кольца?  -  спросила  Арвен.  -  Вы
знаете власть вещи, которая уничтожена; и все, что сделано  этой  властью,
теперь ушло. Ваш родственник обладал этой  вещью  дольше  вас.  Он  сейчас
очень стар и ждет вас; он не будет больше  совершать  долгие  переезды  за
одним исключением.
     - Тогда я прошу разрешения уехать поскорее, - сказал Фродо.
     - Через семь дней мы отправимся, - сказал Арагорн. - Мы долго будем с
вами попутчиками, потому что поедем в рохан. Через три дня вернется Эомер,
чтобы увести Теодена в марку, и мы поедем с ним, чтобы почтить павшего.  А
теперь, прежде чем вы уйдете, я  хочу  подтвердить  слово,  сказанное  вам
Фарамиром, и заявить,  что  вы  свободны  в  королевстве  гондор;  и  ваши
товарищи тоже. И если бы был дар, соответствующий вашим деяниям, я дал  бы
его вам; но все, что вы желаете, будет вам дано, и вы поедете с почестями,
как принц этой земли.
     Но королева Арвен сказала:
     - Я вам дам дар. Ибо я дочь Элронда. Я  не  пойду  с  ним,  когда  он
отправится в серый приют: я избрала  долю  Лютиен,  и  сладкую  и  горькую
одновременно. Но вместо меня пойдете вы, Хранитель Кольца, когда  наступит
время и если вы пожелаете. Если ваши раны  мучают  вас  и  воспоминания  о
вашей ноше тяжелы, вы должны будете уйти на запад, где залечатся ваши раны
и минует усталость. А это носите в память об эльфийском камне  и  вечерней
звезде, с жизнью которых переплелась ваша жизнь.
     И они сняла подобную звезде белую жемчужину, висевшую на цепи  у  нее
на груди и повесила цепь на шею Фродо.
     - Когда воспоминание, и страх, и тьма долго будут  одолевать  вас,  -
сказала она, - это принесет вам облегчение.
     Через три дня, как и ожидал король, в город прибыл Эомер Роханский  и
с ним Эорд лучших рыцарей Марки. Его встретили с почестями;  и  когда  они
сидели за столом в Мерготронде, большом  зале  пиров,  он  увидел  красоту
женщин и переполнился удивлением. И прежде чем  отправиться  отдыхать,  он
послал за гномом Гимли и сказал ему:
     - Гимли, сын Глоина, готов ли ваш топор?
     - Нет, лорд, - ответил Гимли, - но я  могу  подготовить  топор,  если
нужно.
     - Суди сам, - сказал Эомер. - Ибо между нами  все  еще  стоят  слова,
касающиеся госпожи золотого  леса.  А  теперь  я  увидел  ее  собственными
глазами.
     - И что же вы теперь скажете, лорд?
     - Увы! - воскликнул Эомер. - Я не скажу,  что  она  прекраснейшая  из
всех живущих женщин.
     - Тогда я иду за топором, - сказал Гимли.
     - Но вначале я должен попросить извинения, -  перебил  его  Эомер.  -
Если бы я видел ее в другом обществе, я сказал бы то, что  вы  хотите.  Но
теперь я ставлю на первое место Королеву Вечернюю Звезду и готов сражаться
со всеми, кто не согласен со мной. Идти ли мне за мечом?
     Гимли низко поклонился.
     - Нет, теперь я прощаю вас, лорд,  -  проговорил  он.  -  Вы  избрали
вечер, а моя любовь отдана утру. И сердце мое говорит, что скоро оно уйдет
навсегда.
     Наконец пришел день отъезда, и большой отряд готов был отправиться на
север от города. Тогда короли Гондора и рохана отправились в  святилище  и
пришли к могилам на Рат Динон и вынесли тело  короля  Теодена  на  золотых
носилках и прошли по городу в молчании.  И  положили  носилки  на  большую
повозку в окружении всадников Рохана и со знаменем впереди; и  мерри,  как
оруженосец Теодена, ехал в повозке и держал оружие короля.
     Остальным товарищам были подготовлены  в  соответствии  с  их  ростом
лошади; и Фродо,  и  Сэмвайс  ехали  рядом  с  Арагорном,  Гэндальф  -  на
обгоняющем тень, а Пиппин - среди рыцарей Гондора; а Леголас и Гимли,  как
и раньше ехали верхом на арод.
     В поездке участвовали и королева Арвен, и Галадриэль, и Келеборн с их
народом, и Элронд со своими сыновьями, и принцы Дол Амрота и  Итилиена,  и
многие капитаны и рыцари. Никогда не передвигался по  марке  такой  отряд,
какой сопровождал возвращение домой Теодена, сына Тенгела.
     Неторопливо и мирно проехали они анориен и прибыли к серому лесу  под
Амон Дином и здесь услышали они в холмах гром барабанов,  хотя  никого  не
было видно. Тогда Арагорн приказал трубить в трубы. И герольды прокричали:
     -  Смотрите,   едет   король   Элессар!   Лес   Друидан   он   отдает
Гхан-Бури-Гхану и его народу в собственность навсегда; и отныне  никто  не
смеет войти в него без их разрешения!
     Барабаны громко зарокотали, и наступило молчание.
     После пятнадцати дней путешествия повозка короля  Теодена  прошла  по
зеленым полям Рохана и прибыла в эдорас. Здесь все отдохнули. Золотой  зал
был  увешан  прекрасными   занавесами   и   полон   света,   и   был   дан
величественнейший пир, которого не видели со времен  постройки  дворца.  В
течении трех дней люди Марки готовились к погребению Теодена; его положили
в каменном доме со всем оружием и многими прекрасными вещами, которыми  он
владел, и над ним была насыпана большая насыпь,  которую  закрыли  зеленым
дерном. И теперь с восточной стороны поля курганов было  восемь  могильных
насыпей.
     И всадники королевского дома  на  белых  лошадях  объехали  насыпь  с
песней о Теодене, сыне Тенгела, сочиненной его  менестрелем  Глеовином,  и
после этого он не писал  никаких  песен.  Торжественные  голоса  всадников
трогали даже сердца тех, кто не понимал их речи; слова этой песни зажигали
огонь в глазах народа Марки; и люди Марки  снова  слышали  топот  копыт  с
севера и голос Эорла в битве  на  поле  Келебранта;  и  катилась  песня  о
короле, и громко пел рог хэлма в горах, пока  не  настала  тьма  и  король
Теоден не восстал и не поехал сквозь тень в огонь, и умер в великолепии до
того, как солнце сверкнуло утром над Миндолуином.

              Минуя тьму, минуя сомнение, к началу дня
              Ехал он и пел песню, обнажив свой меч.
              Он оживлял надежду и с надеждой погиб.
              И над смертью, над ужасом, над судьбой
              Поднялся к великой славе.

     Мерри стоял у  подножья  зеленой  могилы  и  плакал,  а  когда  песня
кончилась, он воскликнул:
     - Король Теоден! Король Теоден! Прощай! Ты был мне как отец,  хотя  и
не надолго... Прощай!
     Когда погребение окончилось, стих плач женщин и король Теоден остался
один в своей могиле, все собрались  в  золотом  зале  для  великого  пира,
отбросив все печали - Теоден прожил долгую жизнь и закончил ее  с  честью,
не меньшей, чем величайшие его предшественники. И когда наступило время во
по обычаю Марки выпить в память  королей,  вперед  выступила  Эовин,  леди
Рохана, золотая, как солнце, и белая, как снег, и поднесла  Эомеру  полную
чашу.
     Тогда  встали  менестрель  и  сказитель  и  произнесли   имена   всех
повелителей Марки по порядку; Эорл юный;  Браго,  Строитель  Зала;  Алдор,
брат несчастного Балдора; Фреа;  Френвайн;  Голдвайн;  Деор;  Грам;  Хэлм,
лежащий в пропасти Хэлма. Так кончились девять могил с  западной  стороны,
ибо здесь линия была прервана. А затем пошли могилы с  восточной  стороны:
Фреалаф, племянник Хэлма; Леофа; Бедда; Фолка; Фолквайн; Фонгел; Тенгел; и
последний - Теоден. И когда произнесли имя  Теодена,  Эомер  осушил  чашу.
Тогда Эовин попросила наполнить чаши, и все собравшиеся встали и выпили за
нового короля, восклицая:
     - Привет тебе, Эомер, король Марки!
     И когда пир подходил к концу, Эомер встал и сказал:
     - Сейчас поминальный пир в честь короля Теодена; но я скажу радостную
новость, и король не будет недоволен этим, потому что он был как отец моей
сестре Эовин. Слушайте, мои гости, прекрасный народ разных  земель,  какой
никогда не собирался в этом  зале!  Фарамир,  наместник  Гондора  и  принц
Итилиена, просит руки Эовин, леди Рохана, и она согласна быть  его  женой.
Поэтому они обручаются перед вами.
     И Фарамир и Эовин вышли вперед и взялись за руки; и все выпили за  их
здоровье и возрадовались.
     - Теперь, - сказал Эомер. - Гондор и Марка связаны  новыми  узами,  и
никто не радуется этому больше меня.
     - Вы не  скупы,  Эомер,  -  сказал  Арагорн,  -  вы  отдаете  Гондору
прекрасное сокровище вашего королевства.
     Эовин взглянула в глаза Арагорну и сказала:
     - Пожелайте мне счастья, мой повелитель и целитель!
     И он ответил:
     - Я желаю тебе счастья первой встречи. И мое  сердце  радуется,  видя
твое счастье.
     Когда пир кончился, те, кто должен был ехать, попросили позволения  у
короля Эомера. Готовился к  отъезду  Арагорн  со  своими  рыцарями,  народ
Лориена и Раздола... Но Фарамир и Имрахил оставались в Эдорасе, осталась и
Арвен  вечерняя  звезда,  попрощавшись  с  братьями.  Никто  не  видел  ее
последней встречи с Элрондом, ее отцом; они  ушли  в  холмы  и  там  долго
разговаривали, и горько было их расставание, которое должно  было  длиться
до конца мира.
     Наконец перед отъездом гостей Эовин и Эомер пришли к Мерри и сказали:
     - Прощайте, Мериадок из Удела и холвайн  Марки!  Поезжайте  к  доброй
удаче и возвращайтесь поскорее!
     И Эомер сказал:
     - Короли древности нагрузили бы вас  дарами,  которые  не  смогла  бы
увезти телега с полей Мундбурга; и все же вы  говорите,  что  не  возьмете
ничего, кроме оружия. У меня действительно нет  достойного  вашим  деяниям
дара; но моя сестра просит вас принять  эту  маленькую  вещь  в  память  о
Дернхелме и о рогах Марки, трубящих на рассвете.
     И Эовин дала Мерри древний  рог,  маленький,  но  искусно  выложенный
серебром, с зеленой перевязью; на нем была выгравирована линия всадников и
руны с глубоким значением.
     - Это наследие нашего дома, - сказала Эовин. - Рог сделан  гномами  и
достался нам из Орды Ската, прозванного червем. Эорл  Юный  принес  его  с
севера. Если подуть в этот рог, то его звук вселит страх в сердца врагов и
радость в сердца друзей. И друзья услышат его звук и придут на помощь.
     Мерри взял рог и поцеловал руку Эовин; они обнялись и расстались.
     Гости были готовы. Они выпили прощальную чашу и со словами похвалы  и
дружбы расстались. Прибыв в пропасть Хэлма, они отдыхали  два  дня.  Здесь
Леголас выполнил свое обещание и посетил с Гимли Блистающие пещеры;  когда
они вернулись, он молчал и сказал  только,  что  Гимли  один  может  найти
подходящее слово для того, чтобы говорить о них.
     - И никогда раньше гном не торжествовал победу над эльфом в словесном
состязании, - сказал он. - Теперь пойдем в Фэнгорн, и счет сравняется.
     Из  пропасти  Хэлма  они  отправились  в  Изенгард  и  увидели,   чем
занимаются  энты.  Все  каменное  Кольцо  было  разрушено,  земля   вокруг
превратилась в сад, по которому  протекал  ручей;  в  середине  находилось
озеро чистой воды, и в нем стоял Ортханк, высокий и  недосягаемый,  и  его
черные стены отражались в воде.
     Некоторое время путешественники  стояли  на  том  месте,  где  раньше
находились ворота Изенгарда и где теперь, как часовые  росли  два  высоких
дерева в начале  зеленой  аллеи,  ведущей  к  Ортханку.  Они  в  удивлении
смотрели на проделанную работу, но никого живого не было видно поблизости.
Но вскоре они услышали "Хум-хум, хум-хум"; к ним по дороге шел  Древобрад,
а рядом с ним Быстрый Луч.
     - Добро пожаловать в Ортханкский сад! - сказал он. - Я знал,  что  вы
идете, но был занят работой в долине; тут  еще  многое  нужно  сделать.  Я
слышал, вы тоже не бездельничали на юге и на востоке; и все, что я  слышал
- хорошо, очень хорошо. - И Древобрад похвалил все  их  дела,  о  которых,
по-видимому, хорошо знал;  наконец  он  остановился  и  долго  смотрел  на
Гэндальфа. - Что ж, - заключил он, - вы  оказались  сильнее,  и  вся  ваша
работа проделана хорошо. Куда же вы теперь направляетесь? И  зачем  пришли
сюда?
     - Посмотреть, как идет ваша работа, мой друг, - ответил Гэндальф, - и
поблагодарить за вашу помощь во всем совершенном.
     - Хум, это прекрасно, - сказал Древобрад, - разумеется, энты  сыграли
свою роль. И не только с этим, хум, с этим проклятым Древоубийцей, что жил
здесь.  Было  большое  передвижение  этих,  бурарум,  этих   злоглазых   -
черноруких - кривоногих  -  жестокосердных  -  когтелапых  -  кровожадных,
моримайте - сиикахонда, хум, ну, вы торопливый  народ,  а  их  полное  имя
длинное, как годы пытки от этих паразитов - орков. Они шли по  реке,  и  с
севера, и со всех мест вокруг Лаурелиндоренана, в  который  они  не  могли
войти, благодаря великим, присутствующим здесь. - Он поклонился госпоже  и
господину Лориена. - И  эти  подлые  существа  были  более  чем  удивлены,
встретив нас на Болде; они не слышали о нас раньше, хотя то же самое можно
сказать и о лучших народах. И не многие могут нас вспомнить: мало кто ушел
от нас живым, да и тех в большинстве приняла река. Но  для  вас  это  было
хорошо, король травяных земель недалеко проехал  бы,  а  если  бы  и  смог
проехать, то, вернувшись, не застал бы своего дома.
     - Мы хорошо знаем это, - сказал Арагорн, - и никогда не забудем ни  в
Минас Тирите, ни в Эдорасе.
     - Никогда - слишком длинное слово даже для меня, - сказал  Древобрад.
- Вы хотите сказать, пока живет ваш народ;  он  будет  действительно  жить
долго, даже с точки зрения энтов.
     -  Начинается  новая  эра,  -  сказал  Гэндальф,  -  и  вполне  может
случиться, друг мой Фэнгорн, что в  этой  эре  люди  переживут  энтов.  Но
скажите: как вы выполнили мое задание? Как Саруман? Он  еще  не  устал  от
Ортханка? Не думаю, чтобы он поблагодарил вас за  улучшение  вида  из  его
окна.
     Древобрад хитро, как показалось Мерри, взглянул на Гэндальфа.
     - Ах, - сказал он. - Я так и думал, что вы подойдете к  этому.  Устал
от Ортханка?.. Очень, но не столько от башни,  сколько  от  моего  голоса.
Хум. Я рассказывал ему долгие сказания - долгие, по вашему мнению.
     - Как же  он  слушал?  Вы  приходили  в  Ортханк?  -  поинтересовался
Гэндальф.
     - Хум, нет, не в Ортханк! - сказал Древобрад. - Но он подходил к окну
и слушал, потому что хотел узнать новости любым путем, и хотя эти  новости
ему не нравились, он все же жадно слушал. Я видел, что он выслушивал. Но я
добавлял кое-что для него, над чем  ему  можно  было  подумать.  Он  очень
устал. Это была его гибель.
     - Я замечаю, мой добрый Фэнгорн, -  проговорил  Гэндальф,  -  что  вы
говорите: жил, был, устал. Почему? Он умер?
     - Нет, насколько мне известно, - ответил Древобрад. - Но он ушел. Да,
семь дней назад. Я позволил ему уйти. Мало что от него осталось, когда  он
выполз; как и его червеобразный спутник, он был похож на бледную тень.  Не
говорите мне, Гэндальф, что я обещал стеречь его: я это и сам помню. Но  с
тех пор положение изменилось. Я стерег его,  пока  он  мог  еще  причинить
какой-либо вред. Вы знаете, что  больше  всего  я  ненавижу,  когда  живое
существо держат в клетке, и даже такого, как он,  я  не  стал  бы  держать
взаперти без  особой  необходимости.  Змея  без  жала  может  ползти  куда
захочет.
     - Может, вы и правы, - сказал Гэндальф, - но у этой змеи  остался  по
крайней мере один клык. У него сохранился ядовитый голос, и я  думаю,  что
он убедил вас, даже вас, Древобрад, зная ваше  слабое  место.  Что  ж,  он
ушел, и говорить об этом  больше  не  стоит.  Башня  Ортханк  возвращается
королю, которому она принадлежала раньше. Хотя, может, она ему и не нужна.
     - Это мы увидим позже, - сказал Арагорн. - Но я позволяю энтам делать
все, что им угодно, в этой долине, пока  они  следят  за  Ортханком  и  не
позволяют туда входить никому без моего разрешения.
     - Ортханк закрыт, - сказал Древобрад. - Я заставил  Сарумана  закрыть
его и отдать мне ключи. Они у Быстрого Луча.
     Быстрый луч поклонился как дерево, клонящееся  на  ветру,  и  передал
Арагорну два больших черных  ключа  сложной  формы,  надетых  на  стальное
кольцо.
     - Еще раз благодарю вас, - сказал Арагорн. - Пусть ваш лес  растет  в
мире.  Когда  эта  долина  будет  заполнена,  останется  много  свободного
пространства западнее гор, где вы ходили когда-то давно.
     Лицо Древобрада стало печальным.
     - Леса могут расти, - сказал он. - Деревья могут размножаться. Но  не
энты. Энтийских жен больше нет.
     - Однако, может, еще есть надежда  в  ваших  поисках,  -  предположил
Арагорн. - Для вас теперь открыты земли на востоке,  куда  давно  не  было
доступа.
     Но Древобрад покачал головой и сказал:
     - Это очень далеко. И теперь там слишком много людей. Но  я  забыл  о
вежливости. Не  хотите  ли  остановиться  здесь  и  отдохнуть?  И,  может,
кому-нибудь из вас будет приятно пройти по лесу Фэнгорн и сократить дорогу
домой? - И он посмотрел на Келеборна и Галадриэль.
     Но все, кроме Леголаса и  Гимли,  сказали,  что  должны  отправляться
немедленно и идти на юг или запад.
     - Ну, Гимли! - сказал Леголас. -  Теперь  с  разрешения  Фэнгорна,  я
посещу глубины энтийского леса и увижу деревья, каких нигде больше  нет  в
Средиземье. Вы должны идти со мной и сдержать свое слово;  так  мы  вместе
доберемся до наших земель - чернолесья и того, что за ним.
     Гимли согласился с этим, хотя и не весьма радостно.
     - Вот и кончается Товарищество Кольца,  -  сказал  Арагорн.  -  Но  я
надеюсь, что вскоре вы вернетесь в мои земли с обещанной помощью.
     - Мы придем, если наши повелители позволят нам, - сказал Гимли. - Что
ж, прощайте, мои хоббиты! Вы благополучно доберетесь к своим домам, и я не
буду плохо спать от страха за вас. Мы будем посылать слова, когда  сможем,
и, может быть, некоторые из нас еще встретятся. Но, боюсь, что все  вместе
мы больше никогда не соберемся.
     Тогда Древобрад попрощался со всеми по очереди и  трижды  медленно  и
низко, с большим уважением, поклонился Келеборну и Галадриэль.
     - Давным-давно мы не встречались  у  ствола  или  камня,  а  занимар,
заннмалион ностарн! - сказал он. - Печально, что встречаемся еще раз  лишь
в самом конце. Мир меняется: я чувствую  это  в  воде,  и  в  земле,  и  в
воздухе. Не думаю, что мы встретимся вновь.
     И Келеборн сказал:
     - Не знаю, старейший.
     А Галадриэль добавила:
     - Не в Средиземье и пока земля,  лежащая  под  водой,  не  поднимется
вновь.  Лишь  тогда  на  лугах  Тасариона  мы  сможем  вновь  встретиться.
Прощайте!
     Последними попрощались со старым энтом Мерри и Пиппин, и  он  немного
повеселел, глядя на них.
     - Ну, мои веселые друзья, - сказал он, - хотите ли еще  выпить  моего
напитка перед уходом?
     - Конечно, хотим, - сказали они, и он  отвел  их  в  сторону  в  тень
одного большого дерева, и они увидели,  что  там  стоит  большой  каменный
кувшин. Древобрад налил три чаши, и они выпили; и  они  увидели,  как  его
странные глаза смотрят на них через край чаши.
     - Осторожней, осторожней! - сказал он. - Вы уже и так выросли  с  тех
пор, как я видел вас в последний раз.
     И они рассмеялись.
     - Что ж, до свидания! - сказал он. - И не забудьте,  услышав  новости
об энтийских женах, прислать мне слово.
     Он помахал своей большой рукой и исчез среди деревьев.
     Путешественники  ехали  теперь  быстрее,  направляясь  к   роханскому
проходу. И здесь вблизи того места, где Пиппин смотрел в камень  Ортханка,
Арагорн  попрощался  со  всеми.  Хоббиты  очень   опечалились   при   этом
расставании: Арагорн был  их  верным  другом  и  предводителем  во  многих
опасностях.
     - Хотел бы я иметь камень, чтобы видеть в нем своих друзей, -  сказал
Пиппин. - И чтобы мы могли разговаривать.
     - Остался только один камень, который вы  могли  бы  использовать,  -
ответил Арагорн, - потому что вы не захотите  видеть  то,  что  показывает
камень Минас Тирита. Но палантир Ортханка останется у короля, чтобы он мог
видеть, что происходит в его королевстве и что  делают  его  слуги.  И  не
забудьте, Перегрин Тук, что вы рыцарь Гондора и я  не  освобождаю  вас  от
службы. Сейчас вы уходите, но я могу позвать вас. И помните,  мои  дорогие
друзья из Удела, что мое королевство простирается и на север - и однажды я
приду туда.
     Арагорн попрощался с Келеборном и Галадриэль, и госпожа сказала ему:
     - Эльфийский камень, через тьму пришли вы к вашей надежде и  получили
теперь все, что желали. Хорошо используйте дни!
     Но Келеборн добавил:
     - Прощайте, родич! Пусть ваша судьба будет другой, чем у меня, и ваше
сокровище останется с вами до конца!
     С  этим  они  расстались  на  закате:  и  когда  немного  спустя  они
повернулись и посмотрели назад, то увидели короля запада на большом коне в
окружении рыцарей; и заходящее солнце осветило его,  и  белая  мантия  его
запылала алым пламенем. Арагорн поднял  зеленый  камень,  и  из  его  руки
вырвался зеленый огонь.
     Вскоре уменьшившийся отряд, следуя по  Изену,  повернул  на  запад  и
прошел проход в пустынные земли за  ним,  а  оттуда,  повернув  на  север,
добрался до границ Дунленда. Жители Дунленда бежали, завидев путников: они
боялись эльфов, хотя те редко заходили в их земли. Но путники не  обращали
внимания, потому что их все еще было много и у них было все необходимое; и
они, не торопясь, двигались своим путем, натягивая для отдыха палатки, где
хотели.
     На шестой день после расставания с королем  они  двигались  по  лесу,
спускавшемуся с холмов у подножья туманных гор, которые теперь  находились
справа от них. А выбравшись на открытое пространство на закате солнца, они
догнали  старика,  опирающегося  на  посох,  одетого  в  обрывки  серой  и
грязно-белой одежды. У его ног сидел другой нищий, сутулящийся и скулящий.
     - Ну, Саруман! - сказал Гэндальф. - Куда вы идете?
     - Какое вам дело? - ответил тот. - Вы хотите и в  этом  распоряжаться
мной? Вы еще не удовлетворены моим падением?
     - Вы знаете ответ? - сказал Гэндальф. - Нет и нет. Но в любом  случае
моя работа подошла к концу.  Король  принял  на  себя  ношу.  Если  бы  вы
подождали в Ортханке, вы увидели бы его, и он проявил бы свою  мудрость  и
милосердие.
     - Тем больше было причин уйти поскорее,  -  ответил  Саруман,  -  мне
ничего от него не нужно. Если вы хотите  получить  ответ  на  свой  первый
вопрос, то я ищу пути из его королевства.
     - Значит, вы опять идете неверным путем, - сказал Гэндальф, - и я  не
вижу надежды в вашем пути. Вы не хотите нашей  помощи?  Мы  предлагаем  ее
вам.
     -  Мне?  -  удивился  Саруман.  -  Нет,  не  смейтесь  надо  мной.  Я
предпочитаю, чтобы вы  хмурились.  А  что  касается  присутствующей  здесь
госпожи, то я не верю ей: она всегда ненавидела меня и интриговала в  вашу
пользу.  Я  не  сомневаюсь,  что  она  привела  вас  этим   путем,   чтобы
полюбоваться моей нищетой. Если бы я знал о вас, я не доставил бы ей этого
удовольствия.
     - Саруман, - сказала Галадриэль, - у нас другие дела и заботы,  более
важные, чем отыскивать вас. Скажите лучше, что вас догнала удача: это  ваш
последний шанс.
     - Если на самом деле последний, то я рад, - сказал Саруман, -  ибо  я
избавлюсь от необходимости отказываться в следующий раз. Все  мои  надежды
рухнули, но я не хочу разделять ваши. Если они у вас есть.
     На мгновение глаза его блеснули.
     - Я не зря тратил долгие часы, изучая эти дела, -  сказал  он.  -  Вы
обречены, и сами знаете это. И мне доставляет немалое удовольствие в  моих
скитаниях думать, что разрушая мой дом, вы разрушили и свой.  И  какой  же
корабль перенесет вас обратно через широкое море? - насмехался он. - Серый
корабль, полный призраков.
     Он засмеялся хрипло и неприятно.
     - Вставай, идиот! - закричал он второму нищему, сидевшему на земле, и
ударил его посохом. - Поворачивайся! Если они  идут  по  нашему  пути,  мы
пойдем по другому. Вставай, или не получишь свою корку на ужин!
     Нищий встал с хныканьем:
     - Бедный старый Грима! Бедный старый Грима! Всегда его бьют и ругают.
Как я его ненавижу! Я хотел бы уйти от него!
     - Тогда уходи! - сказал Гэндальф.
     Но  Змеиный  Язык  бросил  на  Гэндальфа  взгляд,  полный  ужаса,   и
заторопился за Саруманом. Когда зловещая  пара  проходила  мимо  хоббитов,
Саруман остановился и посмотрел на них. Они смотрели на него с жалостью.
     - Значит, вы тоже пришли поиздеваться надо мной, пострелята? - Сказал
он. - Вам не интересно, в чем нуждается нищий. Ведь у вас  есть  все,  что
вам нужно: еда, и одежда, и лучшее зелье для ваших трубок. О, да я знаю. Я
знаю, откуда оно. Не дадите ли нищему на затяжку?
     - Я бы дал, если бы оно у меня было, - сказал Фродо.
     - Можете взять все, что у меня осталось еще, - сказал Мерри,  -  если
немного подождете. -  Он  нагнулся  и  порылся  в  мешке.  Потом  протянул
Саруману кожаный мешочек и сказал. - Возьмите это. Оно из Изенгарда.
     - Мое, мое, и дорого за него заплачено! - воскликнул Саруман,  сжимая
мешочек рукой. - Это только часть,  вы  взяли  гораздо  больше.  Но  нищий
должен быть благодарен, если ему возвращают хоть горстку его  собственного
добра. Ну, что ж, оно хорошо послужит вам дома, если вы обнаружите, что  в
южном Уделе не все обстоит так, как вам хотелось бы. Долго в  вашей  земле
будет не хватать листа!
     - Спасибо! - сказал Мерри. - В таком случае я хочу  получить  обратно
кисет. Он не ваш, он  путешествовал  вместе  со  мной.  Заверните  лист  в
какую-нибудь тряпку.
     - Один вор стоит другого, - ответил Саруман и, отвернувшись от  Мерри
и пнув своего спутника, пошел к лесу.
     - Вот это мне нравится! -  воскликнул  Пиппин.  -  А  как  же  насчет
засады, связывания и похода с орками через весь Рохан?
     - Ах! - сказал Сэм. - Дорого заплачено, он сказал, интересно, кому? И
мне не нравится то, что он сказал о южном  Уделе.  Пора  нам  возвращаться
домой.
     - Да, - согласился Фродо. - Но мы  не  можем  идти  туда,  не  увидев
Бильбо. Я же во всяком случае сначала иду в Раздол.
     - Так будет лучше, - сказал Гэндальф. - Жаль Сарумана! Боюсь,  больше
ничего нельзя для него сделать. Но не думаю,  чтобы  Древобрад  был  прав.
Саруман еще может навредить.
     На следующий день они прибыли в северный Дунланд, где сейчас не  жили
люди, хотя это  была  зеленая  и  приятная  страна.  Наступил  сентябрь  с
золотыми днями  и  серебряными  ночами,  и  они  ехали  налегке,  пока  не
добрались до реки Лебединый  Полет  и  нашли  старый  брод  к  востоку  от
водопадов, где река неожиданно спускается в  низины.  Далеко  на  запад  в
дымке лежали озера  и  острова,  через  которые  река  извиваясь  текла  к
Грейфлуду; здесь, в тростниках жили бесчисленные лебеди.
     Так прошли они в Эрегион, и в одно прекрасное утро, глядя  из  своего
лагеря на низком холме, путники увидели на востоке три освещенных  солнцем
пика  над  плывущими  облаками:  Карадрас,  Келебдил   и   Фриундол.   Они
приближались к воротам Мории.
     Здесь они задержались на семь дней, ибо близилось еще одно печалившее
их расставание.  Вскоре  Келеборн,  Галадриэль  и  их  народ  должны  были
повернуть на восток и пройти через проход  красного  рога,  спуститься  по
лестнице Димрилла к Сильверлоуд и к своей стране. Они  так  далеко  прошли
западным путем, потому что им о многом нужно было поговорить с Элрондом  и
Гэндальфом, и, задержавшись, они продолжали  беседы  со  своими  друзьями.
Часто после того, как хоббиты засыпали, они сидели под звездами, вспоминая
ушедшие века, и свои радости, и  свою  работу  в  мире,  или  советуясь  о
наступающих днях. Если бы мимо  случилось  пройти  какому-нибудь  путнику,
мало что он услышал бы и увидел, ему показалось бы только,  что  он  видит
вырезанные из камня серые фигуры - воспоминание о  давно  забытых  днях  в
ненаселенной земле. Ибо они не двигались и не говорили  словами,  а  прямо
обменивались мыслями от мозга к мозгу; и лишь глаза их горели и  жили  при
этом.
     Но наконец все было сказано, и  они  расстались  на  время,  пока  не
наступит час ухода Трех Колец. Быстро слившись с камнями, одетый  в  серое
народ Лориена двинулся к горам. А те,  что  должны  были  идти  в  Раздол,
сидели на холме и смотрели, пока из  тумана  вдали  не  блеснула  вспышка.
Фродо знал, что это Галадриэль подняла руку в знак прощания.
     Сэм отвернулся и вздохнул:
     - Я хотел бы снова побывать в Лориене!
     Наконец однажды вечером они неожиданно, как всегда кажется  путникам,
оказались на высоком краю долины Раздола и далеко внизу увидели огни  дома
Элронда. Они спустились и пересекли мост, и подошли к  двери  и  весь  дом
наполнился светом и радостными песнями.
     Прежде всего, не поев, не помывшись, и даже не сняв  плащей,  хоббиты
отправились на поиски  Бильбо.  Они  нашли  его  одного  в  его  маленькой
комнате. Она была забита бумагами, перьями и карандашами. Бильбо  сидел  в
кресле перед очагом, в котором ярко горел огонь. Он выглядел очень старым,
но мирным, и он... спал.
     Бильбо открыл глаза и взглянул на них.
     - Здравствуйте! - сказал он. - Вы уже вернулись? А  завтра  мой  день
рождения. Как хорошо с  вашей  стороны!  Вы  знаете,  мне  исполнится  сто
двадцать девять. Через год, если проживу, я сравняюсь со старым Туком. Мне
хочется побить его рекорд, но посмотрим.
     Отметив день рождения Бильбо, четверо  хоббитов  еще  несколько  дней
оставались в Раздоле; большую часть времени они проводили со своим  старым
другом, который теперь почти не выходил из комнаты, разве что лишь поесть.
Ибо он по-прежнему был очень пунктуален в этом и никогда не просыпал время
обеда или ужина. Сидя у огня, они во  очереди  рассказывали  ему  о  своих
приключениях. Вначале он пытался кое-что записывать, но часто  засыпал;  а
проснувшись, говорил: "Как  прекрасно!  Как  удивительно!  Но  на  чем  мы
остановились?" И они  продолжали  рассказ  с  того  места,  где  он  начал
дремать.
     Единственный момент в их повествовании, который действительно привлек
его внимание, был рассказ о короновании и женитьбе Арагорна.
     - Меня, конечно, пригласили тоже, - сказал он. - Но нашлись  дела.  А
собираться - это такие хлопоты!
     Однажды  утром,  посмотрев  в  окно,  Фродо  увидел,  что  ночью  был
заморозок и что паутина похожа на белые  сети.  И  он  понял,  что  должен
попрощаться с Бильбо и идти.  Погода  по-прежнему  была  прекрасной  после
одного из  лучших  лет,  какие  только  могли  припомнить  люди.  Наступал
октябрь, и вскоре  должны  были  начаться  дожди.  А  путь  еще  предстоял
неблизкий. Но не мысль о погоде заставляла его торопиться. Он  чувствовал,
что пора возвращаться в Удел. Сэм  разделял  это  чувство.  Лишь  накануне
вечером он сказал:
     - Что ж, мастер Фродо, мы ходили далеко и видели много, но  я  думаю,
что места лучше этого так и не нашли. Здесь все есть, вы меня понимаете: и
Удел, и золотой лес, и Гондор, и дворцы королей, и гостиницы,  и  луга,  и
горы - все смешано.  И  все  же  я  чувствую,  что  нам  пора  уходить.  Я
беспокоюсь о своем старике, по правде говоря.
     - Да, Сэм, все кроме моря, - ответил Фродо  и  повторил  как  бы  про
себя. - Кроме моря.
     Фродо поговорил с Элрондом,  и  было  решено,  что  они  выступят  на
следующее утро. К их радости, Гэндальф сказал:
     - Думаю, что я тоже должен идти. По крайней мере  до  Пригорья.  Хочу
увидеться с Баттербуром.
     Вечером они зашли к Бильбо.
     - Что ж, если вы должны идти, значит, должны, - сказал он. - Жаль.  Я
теряю вас. Приятно будет думать, что вы дома. Но я стал таким соней.
     Затем он отдал Фродо митриловую кольчугу и жало, забыв, что  когда-то
уже сделал это. Он дал ему также три книги записей, сделанных им в  разное
время. На их красных переплетах было написано "Переведено с эльфийского Б.
Т."
     Сэму он дал мешочек с золотом.
     - Последняя капля сокровищ смога, - сказал он. - Пригодится, если  ты
задумаешь жениться, Сэм. - И Сэм покраснел.
     - У меня нет ничего для вас, мои юные друзья, - сказал он,  обращаясь
к Мерри и Пиппину, - кроме доброго совета. - И он дал им  немало  советов,
добавив в лучших традициях Удела.  -  Не  допускайте,  чтобы  ваши  головы
становились слишком великими для шляп. Если будете продолжать расти, скоро
одежда обойдется вам в копеечку.
     - Если вы хотите побить старого Тука, - парировал Пиппин, - не  вижу,
почему бы нам не попытаться побить бычьего рева.
     Бильбо  засмеялся  и  достал  из  кармана  две  прекрасных  трубки  с
жемчужными наконечниками и отделкой из серебра.
     - Думайте обо мне, когда будете курить их, - сказал он. - Их  сделали
для меня эльфы, но  я  больше  не  курю.  -  Тут  он  уснул  ненадолго,  а
проснувшись, сказал. - Где  мы  остановились?  Да,  конечно,  подарки.  И,
кстати... Кстати, я вспомнил кое-что, Фродо, а где мое кольцо?
     - Я потерял его, Бильбо,  дорогой,  -  ответил  Фродо.  -  Точнее,  я
избавился от него.
     - Какая жалость! - проговорил Бильбо. - Я хотел бы еще раз  взглянуть
на него. Но что я говорю глупости! Для этого ведь вы  и  уходили  -  чтобы
избавиться от него. Но все это так сложно, и у меня  смешалось  в  голове:
дела Арагорна, и Белый Совет, и Гондор, и Всадники, и южане,  и  элефанты,
ты на самом деле видел элефанта, Сэм? -  и  пещеры,  и  башни,  и  золотые
деревья, и бог знает еще что.
     Я, очевидно,  пришел  домой  из  своего  путешествия  слишком  прямой
дорогой. Думаю, Гэндальф мог бы и мне кое-что показать. Да,  но  ведь  все
началось после моего возвращения. Да и поздно: мне сейчас кажется  гораздо
удобнее и приятнее сидеть здесь и  слушать  об  этом.  Огонь  здесь  такой
уютный и еда очень хороша, а когда захочешь, к тебе приходят  эльфы.  Чего
еще можно пожелать?

       Дорога уходит все вперед и вперед от двери, где она начинается,
       Далеко вперед ушла дорога, пусть идет по ней, кто может!
       Пусть они начнут новое путешествие, а я поверну наконец
                                                     свои усталые ноги
       К освещенной гостинице навстречу ужину и сну.

     С последними словами голова Бильбо опустилась на грудь, и он уснул.
     Вечер сгущался в комнате, огонь в очаге горел ярче. Они  смотрели  на
спящего Бильбо и видели, что он улыбается  во  сне.  Некоторое  время  они
сидели молча. Затем Сэм, осмотревшись по сторонам, негромко сказал:
     -  Не  думаю,  мастер  Фродо,  чтобы  он   много   писал,   пока   мы
отсутствовали. Он не сможет записать наш рассказ.
     Бильбо открыл глаза, как бы услышав.
     - Понимаете, я стал таким сонливым, - сказал он. -  А  когда  у  меня
есть время писать, я люблю писать только стихи. Фродо, ты как-то привел  в
порядок здесь все. Возьми с собой мои заметки, бумаги и мой дневник  тоже,
если захочешь. Понимаешь, теперь у меня для этого мало времени. Пусть тебе
поможет Сэм, а когда вы все разберете, возвращайтесь, и я перечитаю. Я  не
буду слишком критиковать.
     - Конечно, я это сделаю, - сказал Фродо, добавив.  -  И,  конечно,  я
скоро вернусь: теперь это не опасно. Есть настоящий  король,  и  он  скоро
наведет порядок на дорогах.
     - Спасибо, мой дорогой, - сказал Бильбо. - Это принесет  мне  большое
облегчение.
     Тотчас же он снова уснул.
     На следующий день Гэндальф и  хоббиты  попрощались  с  Бильбо  в  его
комнате, потому что у дверей было холодно; попрощались они и с Элрондом  и
другими жителями Раздола.
     Элронд пожелал им счастливого пути и сказал:
     - Я думаю, Фродо, может быть, вам и не понадобиться  возвращаться.  В
это же время года, когда листья золотятся перед падением, ищите  Бильбо  в
лесах Удела. Я буду с ним.
     Никто не слышал этих слов, но Фродо их запомнил.

                               7. ДОРОГА ДОМОЙ

     Наконец хоббиты повернулись лицами к дому. Им  очень  хотелось  снова
увидеть Удел; но вначале они ехали медленно,  потому  что  заболел  Фродо.
Когда они подъехали к броду Бруинен, он остановился, и, казалось, не хотел
въезжать в воду; и они  заметили,  что  глаза  его  не  видят  ни  их,  ни
окружающего. Весь этот день Фродо молчал. Было шестое октября.
     - Тебе больно, Фродо? - спросил Гэндальф негромко, подъехав к нему.
     - Да, - ответил Фродо. - В плече. Рука болит, и память о Тьме тяготит
меня. Это было ровно год назад.
     - Увы! Существуют раны,  которые  невозможно  излечить  полностью,  -
сказал колдун.
     - Боюсь, со  мной  именно  так,  -  согласился  Фродо.  -  Настоящего
возвращения назад не будет. Хоть я и вернусь в Удел, это будет  не  то:  я
сам уже не тот. Я ранен ножом, жалом, зубом и тяжелой ношей. Где мне найти
отдых?
     Гэндальф не ответил.
     К концу следующего дня боль и беспокойство прошли, и Фродо был  снова
весел, так весел, как будто забыл о тьме прошлого. После этого путешествие
шло  хорошо,  и  дни  бежали  быстро;  они  ехали  не  торопясь  и   часто
задерживались в прекрасных лесах, где листья отсвечивали красным и  желтым
на осеннем солнце. Наконец они прибыли на заверть; день клонился к вечеру,
и темная тень холма лежала на дороге. Фродо попросил всех  поторопиться  и
не смотрел на  холм,  но  проехал  через  тень  со  склоненной  головой  и
завернувшись в  плащ.  Ночью  погода  изменилась,  подул  западный  ветер,
пахнущий дождем, и желтые листья кружили в воздухе, как птицы.  Когда  они
приехали в Четвуд, ветви деревьев были почти голые и большой занавес дождя
закрывал от их взора холм Пригорья.
     Итак,  в  конце  дождливого  холодного  дня  пятеро  путешественников
поднялись по дороге и подошли к южным воротам Пригорья. Ворота были крепко
заперты; дождь заливал им лица, по темному небу  торопливо  бежали  низкие
облака, и сердца их немного сжались: они ожидали более радушного приема.
     Они много раз кричали, наконец вышел привратник, и они увидели, что у
него в руках большая дубина. Он посмотрел на них со страхом и подозрением;
но, увидев, что это Гэндальф и хоббиты, немного успокоился и поздоровался.
     - Входите! - сказал он, открывая ворота. - Не стоит стоять  здесь  на
ветру и дожде в этот хулиганский вечер. Старый Барли, несомненно,  радушно
встретит вас в "Пони" и тогда вы услышите все, что захотите.
     - А позже вы услышите все, что скажем мы, и даже больше, -  засмеялся
Гэндальф. - Как Гарри?
     Привратник нахмурился.
     - Ушел, - сказал он. - Но лучше расспросите Барлимана. Добрый вечер!
     - Добрый вечер и вам, - сказали они и проехали; и тут  они  заметили,
что у ограды рядом с дорогой построено длинное низкое здание; оттуда вышло
несколько мужчин и уставилось на приезжих. Подъехав к  дому  Билла  Ферни,
они увидели, что изгородь его сломана, а окна выбиты.
     - Не убило ли его твоим яблоком, Сэм? - спросил Пиппин.
     - Я не надеюсь на это, мастер Пиппин, - ответил Сэм. - Но я хотел  бы
знать, что случилось с бедным пони. Я много раз вспоминал его, и как  выли
волки, и вообще все.
     Наконец  они  подъехали  к  "Скачущему  Пони";  гостиница  ничуть  не
изменилась; за красными занавесями низких окон горел свет. Они  позвонили,
вышел Ноб и, приоткрыв дверь, посмотрел в щелку. Увидев их, он закричал:
     - Мастер Баттербур! Хозяин! Они вернулись!
     - Вернулись? Я их проучу, -  послышался  голос  Баттербура,  а  вслед
появился и он с дубиной в руке. Но, увидев  приезжих,  он  остановился,  и
свирепое выражение его лица сменилось на удивленное и радостное.
     - Ноб, дубина с кудрявой башкой! - взревел он. -  Не  можешь  назвать
старых друзей по именам? Обязательно нужно испугать меня! Ну, ну! И откуда
же вы? Не думал, что снова увижу вас. Ведь факт - уйти  в  дикие  земли  с
этим бродяжником, а вокруг все эти черные люди. Но я  рад  видеть  вас,  а
больше всего Гэндальфа. Входите! Входите. И те же комнаты, что  и  раньше?
Они свободны сейчас. Вообще большинство комнат свободно сейчас, в эти дни,
не скрою от вас, потому что вы сами это  обнаружите.  А  я  посмотрю,  что
можно предпринять насчет ужина как можно скорее; но сейчас у меня не очень
много чего поесть. Эй, Ноб, засоня! Скажи Бобу! Ах, я забыл, Боба нет:  он
ушел вечером домой. Ладно, отведи пони  гостей  в  конюшню.  Ноб!  А  свою
лошадь вы отведете сами, Гэндальф, я не сомневаюсь.  Прекрасное  животное,
как я сказал, впервые увидев его. Ну, входите! Будьте как дома!
     Манера речи во всяком случае у мастера Баттербура  не  изменилась.  И
все же: вокруг никого не было, все было тихо,  а  из  гостиной  доносились
негромкие звуки двух-трех голосов. И в свете свечей, которые хозяин  зажег
и понес перед ними, было видно, что лицо у него усталое и обеспокоенное.
     Он провел их по коридору к гостиной,  которую  они  использовали  той
странной  ночью  больше  года  назад;  они  следовали   за   ним,   слегка
встревоженные, так  как  им  стало  ясно,  что  старый  Барлиман  пытается
бодриться, но на самом деле его что-то тревожило. Положение было не таким,
каким они хотели его видеть. Но они ничего не сказали и ждали.
     Как они  и  ожидали,  после  ужина  мастер  Баттербур  пришел  к  ним
проверить, всем ли они довольны. Они были довольны:  изменения  во  всяком
случае не коснулись ни пива, ни еды в "Пони".
     - Сегодня я не буду таким смелым, чтоб приглашать вас в общую комнату
вечером, - сказал хозяин. - Вы устали, и у меня сегодня немного народа. Но
если вы мне уделите полчаса перед сном, я с удовольствием поговорю с вами.
     - Мы тоже хотим этого, - сказал Гэндальф откровенно. - Мы не  устали.
Путь у нас был легкий. Мы промокли, замерзли и  голодны,  но  все  это  вы
можете исправить. Садитесь. И если у вас  есть  трубочное  зелье,  мы  вас
благословим.
     - Что ж, если бы вы попросили что-либо другое, я был бы  счастлив,  -
сказал Баттербур. - Но именно этого у нас и нет. Только то, что выращиваем
сами, а этого недостаточно. Из Удела мы ничего не получаем в эти дни. Но я
посмотрю, что можно сделать.
     Вернувшись, он принес  пачку  ненарезанного  листа,  достаточную  для
одного-двух дней.
     - Лучшее, что у нас есть, - сказал он. - Но, конечно, не сравнится  с
зельем из южного Удела, как я всегда говорил, хотя в остальном я всегда на
стороне Пригорья, прошу вашего прощения.
     Они усадили хозяина в большое кресло у очага, Гэндальф сел по  другую
сторону, а хоббиты на низких стульях - между ними. И говорили много раз по
полчаса, пока мастер Баттербур не сообщил и  сам  не  узнал  все  новости.
Большинство из того, что они говорили ему, было удивительно  и  невероятно
для хозяина и  намного  превосходило  его  воображение.  И  у  него  часто
вырывалось: "Не может быть!"
     - Не может быть, мастер Торбинс! Или мастер Накручинс? Я спутался. Не
может быть, мастер Гэндальф! Кто бы мог подумать!
     Он и сам многое  рассказал.  Положение  совсем  нельзя  было  назвать
хорошим.
     - Никто теперь не приходит в Пригорье извне, - рассказал он. - А наши
жители по большей части сидят дома, закрыв двери. Это все из-за  бандитов,
пришедших по зеленому тракту в прошлом году, как  вы  можете  вспомнить  -
позже их пришло еще больше. Некоторые были  беженцами,  но  большинство  -
просто плохие люди, воры и разбойники. У нас  были  неприятности  прямо  в
Пригорье, большие неприятности. Настоящая схватка,  и  были  даже  убитые!
Если вы мне верите.
     - Верю, - сказал Гэндальф. - И много убитых?
     - Три и два, - ответил Баттербур, имея в  виду  высокий  и  маленький
народ. - Бедный Мет Битсарто, и Ровли Эпилдор,  и  маленький  Том  Пикторн
из-за холма; и Вилли Бенкс сверху, и один из Подкручинсов из  Стедла.  Все
хорошие парни, и мы их потеряли.  А  Гарри  Гоатлиф,  привратник  западных
ворот, и Билл Ферни, они перешли на сторону  чужаков  и  ушли  с  ними.  Я
думаю, что они их и впустили. В ночь схватки, я  имею  в  виду.  Тогда  мы
выгнали их, перед концом года, после прошлогоднего большого снегопада.
     А теперь они стали разбойниками и скрываются в лесах за Арчетом  и  в
пустынях на севере. Как в дурные старые времена,  о  которых  говорится  в
сказаниях. На дорогах небезопасно, никто не ездить  далеко,  и  люди  рано
закрываются на запоры. Нам пришлось поставить часовых вдоль всей ограды  и
держать по ночам людей у ворот.
     - Нас никто не трогал, - сказал Пиппин, - а мы двигались  медленно  и
не соблюдали предосторожностей. Мы думали, что все  неприятности  остались
позади.
     - Нет, к сожалению мастер, - сказал Баттербур. - А  то,  что  вас  не
тронули, неудивительно. Они не нападают на вооруженных, у кого есть  мечи,
щиты, шлемы и все такое. Сначала дважды подумают. Должен сказать, что и  я
призадумался, увидев вас.
     И тут хоббиты поняли, что люди смотрели на них с удивлением не  из-за
того, что они неожиданно вернулись, а из-за их одежды и  вооружения.  Сами
они так привыкли к оружию и к передвижению в военном порядке,  что  совсем
забыли о том, что яркие кольчуги, видные из-под плащей,  шлемы  Гондора  и
Марки, прекрасные гербы на щитах должны казаться необычными в их стране. А
Гэндальф тоже ехал на высоком сером коне, весь одетый в белое, а на боку у
него висел длинный меч Глемдринг.
     Гэндальф рассмеялся.
     - Ну, ну, - сказал он, - если они испугались нас  пятерых,  тогда  мы
встречали врагов пострашнее. Но  во  всяком  случае  пока  мы  здесь,  они
оставят вас в покое.
     - Надолго ли? - спросил Баттербур. - Не буду скрывать: мы  рады  были
бы иметь вас гостями подольше. Видите ли, мы не привыкли к таким делам,  а
Следопыты все исчезли, как говорят. Мы до сих пор  не  понимали,  что  они
делали для нас. Тут были существа похуже грабителей. Волки выли у ограды в
прошлую зиму. А эти темные фигуры  в  лесах,  от  одной  мысли  о  которых
застывает кровь. Все это очень беспокойно, если вы меня понимаете.
     - Да, - сказал Гэндальф, - все земли были в беспокойстве в эти дни, в
большом беспокойстве. Но приободритесь, Барлиман! Вы  были  лишь  на  краю
больших неприятностей, и я рад слышать, что вы не вступили в  них  глубже.
Наступают  лучшие  времена.  Может,  лучше,  чем  вы  себе  представляете.
Следопыты вернулись. Мы прибыли с ними. И снова есть король, Барлиман.  Он
скоро обратит свое внимание и сюда.
     Зеленый тракт  снова  будет  открыт,  посыльные  поскачут  на  север,
начнется движение по дорогам, а злые существа  будут  изгнаны  в  пустыни.
Вообще пустынь не будет; там же, где сейчас дикие земли, поселятся люди  и
будут поля.
     Мастер Баттербур покачал головой.
     - Если на дорогах будут порядочные проезжие, это нам не  повредит,  -
сказал он. - Но мы не  хотим  больше  грабежей  и  разбойников.  Не  хотим
чужаков в Пригорье или поближе. Мы хотим, чтобы нас оставили в  покое.  Не
хочу, чтобы вокруг поселялись толпы чужаков, опустошая наши земли.
     - Вас оставят в покое, Барлиман, - сказал Гэндальф. - Между Изеном  и
Грейфлудом достаточно места для нескольких королевств. Много пустых земель
и к югу от Брендивайна. А многие поселятся к северу, в ста и больше  милях
отсюда, в дальнем конце зеленого тракта - у северных склонов или  у  озера
Эвендим.
     - У плотины мертвецов? - спросил с сомнением  Баттербур.  -  Говорят,
это земля призраков. Даже разбойник не пойдет туда.
     - Пойдут Следопыты,  -  ответил  Гэндальф.  -  Вы  говорите,  плотина
мертвецов? Так называли ее долгие годы. Но  ее  настоящее  имя,  Барлиман,
Форност Орейн - королевский Норбери. И однажды король снова прибудет туда;
и тогда мимо вас проедет немало народа.
     -  Что  ж,  согласен,  это  звучит  более  обнадеживающе,  -   сказал
Баттербур. - Да и для дела это неплохо. Только пусть не трогает Пригорье.
     - Не тронет, - сказал Гэндальф. - Он вас знает и любит.
     - Откуда? - удивился Баттербур. - Он сидит на троне в большом зале  в
сотнях миль отсюда. И пьет вино из золотого кубка. И что  ему  "Пони"  или
кружка пива?  Не  то,  чтобы  у  меня  было  плохое  вино,  Гэндальф.  Оно
необыкновенно хорошо, с тех пор, как прошлой осенью  вы  сказали  над  ним
несколько слов.
     - Ах! - сказал Сэм. - Он тоже говорит, что у вас хорошее пиво.
     - Он говорит?
     - Конечно. Он - Бродяжник. Глава Следопытов. Вы еще не поняли этого?
     До  Барлимана  наконец  дошло,  и  лицо  его  представляло   сплошное
удивление. Глаза его округлились, рот широко раскрылся.
     - Бродяжник! - воскликнул он, передохнув. - Он, с короной, с  золотым
кубком! К чему же мы идем?
     - К  лучшим  временам,  для  Пригорья  во  всяком  случае,  -  сказал
Гэндальф.
     - Надеюсь. Что ж, это был самый хороший разговор для  меня  за  много
месяцев. И не стану скрывать, что сегодня  я  буду  спать  спокойнее  и  с
легким сердцем. Вы мне дали много материала для размышлений, но я все  это
отложу на утро. Иду спать, и вы тоже,  конечно.  Эй,  Ноб!  -  позвал  он,
подходя к двери. - Ноб, разиня!
     - Ноб! - повторил он, хлопнув себя по лбу. - О чем же это  напоминает
мне?
     - Надеюсь, не о другом забытом письме,  мастер  Баттербур?  -  Сказал
Мерри.
     - Ну, ну, мастер Брендизайк, не нужно напоминать мне об этом.  Но  вы
перебили мне мысль. О чем это я? Ноб, конюшня, ах! Вот оно!  У  меня  есть
кое-что, принадлежащее вам. Если вы помните Билла Ферни и  кражу  лошадей,
то пони, которого вы у него купили, здесь. Вернулся сам. Но где он был, вы
знаете лучше меня. Он был лохматый, как старый пес, и тощий, как  бельевая
веревка, но живой. Ноб присматривал за ним.
     - Что! Мой Билл! - воскликнул Сэм.  -  Ну,  что  бы  ни  говорил  мой
старик, я рожден счастливым. Вот и еще одно исполнившееся желание! Где он?
Я иду к нему.
     Путники оставались в Пригорье весь следующий день, и  вечером  мастер
Баттербур не  мог  пожаловаться  на  отсутствие  посетителей.  Любопытство
победило все страхи, и его дом был  переполнен.  Хоббиты  навестили  общую
комнату и ответили на множество вопросов.  У  жителей  Пригорья  оказалась
хорошая память, и Фродо несколько  раз  спрашивали,  написал  ли  он  свою
книгу.
     - Еще нет, - отвечал он. - Иду домой, чтобы привести в  порядок  свои
записи.
     Он обещал изложить  и  удивительные  события  в  Пригорье,  и  жители
Пригорья решили, что это будет самое интересное  место  в  книге,  гораздо
интереснее, чем рассказ о далеких и незначительных событиях "на юге".
     Одни из юношей заикнулся о песне,  но  на  него  зашикали,  наступило
молчание. Очевидно, больше никто не хотел повторения необычных  событий  в
общей комнате.
     Ни днем, ни  ночью  ничто  не  нарушало  спокойствия  пригорья,  пока
путники  оставались  там.  На  следующее  утро  они  встали  рано.  Погода
оставалась дождливой. Они хотели до наступления ночи добраться до Удела, а
путь  предстоял  немалый.  Жители  Пригорья  высыпали  на   улицы,   чтобы
посмотреть на их отъезд. Они были сейчас в лучшем  настроении,  чем  целый
год. Те, кто не  видел  путников  во  всем  их  вооружении,  с  удивлением
смотрели на них: на Гэндальфа с белой бородой, с разливающимся вокруг него
светом; на четверых хоббитов, похожих на воинов из древних сказаний.  Даже
те, кто смеялся  над  разговорами  о  короле,  подумали,  нет  ли  в  этих
разговорах правды.
     - Ну, удачи вам на дорогах  и  благополучного  возвращения  домой,  -
сказал мастер Баттербур. - Я должен предупредить вас, что не все в порядке
в Уделе, если верно то, что мы слышали. Странные события  там  происходят.
Но одно за другим, а голова у меня так забита собственными тревогами. Если
я могу осмелиться, то скажу, что вы изменились и вполне можете  справиться
с любыми неприятностями. Я не сомневаюсь, что скоро все будет  в  порядке.
Счастливого пути! И чем чаще  вы  будете  приезжать  к  нам,  тем  я  буду
довольнее.
     Они попрощались с ним, проехали через западные ворота и  двинулись  в
Удел. Пони Билл был с ними; как и раньше, на нем было немало багажа, но он
трусил рядом с Сэмом и казался вполне довольным.
     - Интересно, на что намекал старый Барлиман? - сказал Фродо.
     - Догадываюсь, - угрюмо ответил Сэм. - Я видел в зеркале:  срубленные
деревья и мой старик, изгнанный с Роу. Надо поторопиться.
     - И, очевидно, что-то неладно с  южным  Уделом,  -  сказал  Мерри.  -
Совсем не стало зелья.
     - Что бы это ни было, - заметил Пиппин, - можете быть уверены, что  в
самом центре находится лото.
     - Может, и так, но не в самом  центре,  -  возразил  Гэндальф.  -  Вы
забыли о Сарумане. Он интересовался Уделом раньше Мордора.
     - Но, поскольку вы с нами, - сказал Мерри, - скоро все прояснится.
     - Пока я с вами, - сказал Гэндальф, - но скоро мы расстанемся.  Я  не
пойду в Удел. Вы сами должны справиться со своими  делами,  для  этого  вы
вполне подготовлены. Вы разве еще не поняли? Мое время кончилось: наводить
порядок, помогать друзьям - это уже не моя задача. А что касается вас, мои
дорогие друзья, то вы не нуждаетесь в помощи. Вы выросли. И очень выросли.
Теперь вы равны величайшим мира, и я не боюсь за вас.
     И если хотите знать, скоро я сверну в сторону. Мне нужно поговорить с
Бомбадилом. В свое время я не успел это сделать. Мои дни подходят к концу,
и теперь нам многое нужно сказать друг другу.
     Немного спустя они добрались до того места на дороге, где  расстались
с Бомбадилом. Они надеялись, что увидят его там. Но его не было  видно,  и
над курганами стоял серый туман, и темная завеса скрывала старый лес.
     Они остановились, и Фродо задумчиво посмотрел на юг.
     - Хорошо бы снова увидеть  старика,  -  чуть  спустя  заметил  он.  -
Интересно, что с ним?
     - Можешь быть уверен, ничего особенного, - сказал Гэндальф.  -  Живет
спокойно и, я думаю,  не  очень  интересуется  нашими  делами,  разве  что
посещением энтов. Может позже вы увидите его.  Но  на  вашем  месте  я  бы
поторопился домой и прибыл бы  к  мосту  через  Брендивайн  до  того,  как
закроют ворота.
     - Но там нет никаких ворот, - сказал Мерри,  -  нет  ворот  дорог  на
дороге. Конечно, есть ворота в Бакленде, но меня  через  них  пропустят  в
любое время.
     - Нет никаких ворот? - повторил Гэндальф задумчиво. - Думаю,  вы  все
же  их  найдете.  И  даже  у  ворот  Бакленда  у  вас  могут  быть  больше
неожиданностей и неприятностей, чем вы думаете. Но вы наведете порядок. До
свидания, дорогие друзья! Мы еще увидимся с вами. До свидания!
     Он повернул Обгоняющего Тень, крикнул, и конь, как ветер,  полетел  к
курганам.
     - Ну, вот мы и снова вчетвером, как и начинали,  -  сказал  Мерри.  -
Одни за другим все наши друзья остались позади.  Как  будто  сон,  который
быстро бледнеет.
     - Не для меня, - сказал Фродо. - Мне кажется,  что  сейчас  я  только
засыпаю.

                              8. ОЧИЩЕНИЕ УДЕЛА

     Уже наступила ночь, когда путники, промокшие  и  уставшие,  добрались
наконец до Брендивайна и увидели, что  путь  прегражден.  В  обоих  концах
моста стояли большие ворота, на дальнем конце они увидели несколько  новых
домов, двухэтажных с  узкими  окнами,  мрачных  и  совсем  не  похожих  на
Удельские жилища.
     Они стучали во внешние ворота и кричали, но вначале не было  никакого
ответа; затем, к их удивлению, кто-то задул в рог,  и  в  окнах  вспыхнули
огни. Чей-то гортанный голос прокричал в темноте:
     - Кто это? Уходите! Войти нельзя. Разве вы не видите  объявления:  не
разрешается вход от заката до восхода солнца?
     - Конечно, не видим в темноте, - крикнул Сэм. - И если хоббитов будут
держать снаружи на таком дожде ночью, я сорву ваше объявление, как  только
найду его.
     Хлопнуло окно, и толпа хоббитов с фонарями вывалилась из дома справа.
Они открыли большие ворота, и некоторые  из  них  вышли  на  мост.  Увидев
путников, они, казалось, испугались.
     - Эй! - закричал Мерри, узнав одного из хоббитов. -  Вы  меня  должны
узнать, Хоб Хейвард! Я Мерри Брендизайк и хочу знать, что все это значит и
что вы тут делаете?
     - Будь я  проклят!  Это  мастер  Мерри,  конечно,  -  сказал  хоб.  -
Говорили, что вы умерли! Погибли в старом лесу! Я рад видеть вас живым!
     - Тогда перестаньте смотреть на меня через прутья и откройте  ворота!
- сказал Мерри.
     - Мне очень жаль, мастер Мерри, но у нас приказ.
     - Чей приказ?
     - Шефа из Торбы-На-Круче.
     - Шефа? Вы имеете в виду Лото? - спросил Фродо.
     - Да, мастер Торбинс. Но сейчас мы просто говорим "шеф".
     - Ну что ж, - сказал Фродо, - я рад, что он прославил Торбинсов.  Но,
очевидно, пришло время заняться им и поставить его на место.
     Хоббиты за воротами замолчали.
     - Нехорошо так говорить, - сказал один из них. - Он узнает. И если вы
будете производить столько шума, вы разбудите большого человека шефа.
     - Мы его и так разбудим и увидим,  -  проговорил  Мерри.  -  Если  вы
хотите сказать, что ваш драгоценный шеф нанял  разбойников  и  грабителей,
тогда мы пришли как раз вовремя.
     Он спрыгнул с пони и, увидев в свете  фонарей  объявление,  сорвал  и
перебросил его через ворота. Хоббиты попятились, не собираясь открывать.
     - Давай, Пиппин! - сказал Мерри. - Двоих достаточно.
     Мерри и Пиппин взобрались на ворота,  и  хоббиты  побежали.  Еще  раз
прозвучал рог. Из большого дома слева появилась на фоне освещенных  дверей
большая фигура.
     - Что это? - усмехнулся появившийся, выходя вперед.  -  Взлом  ворот?
Убирайтесь, или я сломаю ваши грязные маленькие шеи.
     Но тут он остановился, увидев блеск мечей.
     - Билл Ферни, - сказал Мерри, - если за десять секунд ты не  откроешь
ворота, то пожалеешь об этом. Я проучу тебя  сталью,  если  ты  не  будешь
повиноваться. А открыв ворота, ты выйдешь  из  них  и  никогда  больше  не
вернешься. Ты разбойник и грабитель с большой дороги.
     Билл Ферни вздрогнул, побежал к воротам и открыл их.
     - Дай мне ключ! - сказал Мерри.
     Но разбойник пробежал мимо него и нырнул в темноту. Когда он пробегал
мимо пони, один из них лягнул его сзади. Билл с криком полетел в  ночь,  и
его больше не было слышно.
     - Отличная работа, Билл! - сказал Сэм, имея в виду пони.
     - Вот и все с большим человеком, - сказал Мерри. - А с шефом увидимся
позже. Тем временем нам нужно помещение  на  ночь.  Похоже,  вы  разрушили
гостиницу у моста и поставили  вместо  нее  эти  отвратительные  дома.  Мы
пойдем туда.
     -  Мне  очень  жаль,  мастер  Мерри,  -  сказал  хоб,  -  но  это  не
разрешается.
     - Что не разрешается?
     - Впускать посторонних, есть лишнюю пищу и вообще все, - сказал хоб.
     - А почему? Был плохой год? Мне казалось, что лето было прекрасное  и
урожай хороший.
     - Да, год был хороший, - сказал хоб. - И мы вырастили богатый урожай,
но точно не знаем, что с ним. Это все "сборщики", ходят повсюду,  отбирают
и говорят о запасах и о справедливом дележе. Но они больше  отбирают,  чем
делят, и мы уже никогда не видим собранного.
     Пиппин зевнул.
     - Слишком утомительно для меня сегодня вечером. Дайте нам место,  где
мы могли бы поспать. Все равно оно будет лучше многих  мест,  которые  мне
приходилось видеть.
     Хоббиты  у   ворот   по-прежнему   казались   очень   встревоженными:
по-видимому, было нарушено  еще  какое-то  правило.  Но  больше  никто  не
противоречил таким опытным и вооруженным путникам, двое  из  которых  были
очень высоки и выглядели  необыкновенно  сильными.  Фродо  приказал  снова
закрыть ворота. Разумнее  было  сохранить  предосторожности,  пока  вокруг
бродят разбойники.  Затем  четверо  хоббитов  отправились  в  караульню  и
устроились  там  поудобнее.  Это  было  голое  и  неприятное  помещение  с
маленьким очагом, который не позволял развести хороший  огонь.  На  втором
этаже стояли ряды твердых постелей и на стене висели объявления  и  тексты
правил. Пиппин сорвал их. Пива не  было,  а  еды  действительно  оказалось
слишком мало, но с тем, что принесли с собой путники, ее хватило даже  для
небольшого пира. И Пиппин нарушил правило номер  четыре,  бросив  в  огонь
большую часть дров.
     - Покурим, пока вы расскажете нам о том, что происходит  в  Уделе,  -
сказал он.
     - Трубочного зелья нет, - ответил Хоб, - только для людей  шефа.  Все
запасы  куда-то  исчезли.  Мы  слышали,  что  большая  телега   с   грузом
отправилась из южного Удела по старой дороге через брод Сарн. Это  было  в
конце прошлого года, после вашего отъезда. Но с тех пор многое изменилось.
     - Замолчи, Хоб Хейвард! - закричали остальные. - Ты знаешь, что такие
разговоры запрещены. Шеф узнает о них, и мы все поплатимся.
     - Он ничего не узнал бы, если бы среди  нас  не  было  доносчиков,  -
горячо сказал хоб.
     - Ладно, ладно, - сказал Сэм. - Достаточно. Не хочу больше слушать. Я
надеялся отдохнуть, но теперь вижу, что нам придется  поработать.  Давайте
спать и забудем обо всем до утра!
     У  "шефа",  очевидно  был  способ  узнавать  новости.  От  моста   до
Торбы-На-Круче было добрых сорок миль,  но  кто-то  их  быстро  преодолел.
Фродо и его друзья скоро были обнаружены.
     У них не было определенного плана, они смутно  думали  о  том,  чтобы
вначале вместе отправиться в Крикхэллоу и немного  отдохнуть.  Но  теперь,
увидев, как складываются дела, они решили направиться  прямо  в  Хоббитон.
Поэтому на следующее утро  они  неторопливо  двинулись  по  дороге.  Ветер
прекратился, но небо по-прежнему было  серым.  Местность  вокруг  казалась
печальной, мрачной. Было начало ноября,  осень.  Казалось,  слишком  много
костров горело по сторонам, и во многих  местах  поднимался  дым.  Большой
столб его поднимался далеко в направлении на Вуди-Энд.
     Вечер застал хоббитов у Фрогмортона - деревни на  дороге  в  двадцати
двух милях от моста. Здесь они собирались провести ночь: "Плывущее бревно"
в Фрогмортоне было отличной гостиницей. Но, подъехав  к  восточному  концу
деревни, они увидели барьер и большое объявление: проезда нет. За барьером
стоял большой отряд шерифов с палками в руках и  перьями  на  шляпах.  Они
выглядели одновременно важными и испуганными.
     - Что это? - спросил Фродо, склонный к юмору.
     - А вот что, мастер Торбинс, - ответил глава шерифов, хоббит с  двумя
перьями на шляпе. - Вы арестованы за недозволенный  проход  через  ворота,
срывание правил,  нападение  на  хранителя  ворот,  браконьерство,  сон  в
помещении караульни и подкуп стражи едой.
     - А что еще? - спросил Фродо.
     - Этого достаточно, - ответил главный шериф.
     - Могу еще кое-что добавить, - вмешался Сэм. - Называние вашего  шефа
неподходящими словами, намерение ударить кулаком по его  прыщеватой  роже,
благодарность шерифам за то, что они выглядели дураками.
     - Довольно, довольно, мастер! Шериф  приказал,  чтобы  вы  вели  себя
спокойно. Мы отведем вас в байуотер и передадим людям шефа; и он  разберет
ваш случай, тогда и сможете дать ему объяснения.  Но  если  вы  не  хотите
очень долго оставаться в тюремных норах, советую вам помолчать.
     К удивлению шерифов, Фродо и его товарищи расхохотались.
     - Не говорите глупостей! - сказал Фродо. -  Я  пойду,  куда  и  когда
захочу. Я иду по делу в Торбу-На-Круче, но если вы хотите идти с нами,  мы
не возражаем.
     - Хорошо, мастер Торбинс, - сказал глава  шерифов,  отводя  барьер  в
сторону. - Но не забудьте, что я арестовал вас.
     - Не забуду, - сказал Фродо. -  Никогда.  Но  я  могу  простить  вас.
Сегодня я  не  собираюсь  больше  идти,  поэтому  можете  отвести  меня  в
"Плывущее бревно".
     - Я не могу этого сделать, мастер Торбинс. Гостиница закрыта.  В  том
конце деревни есть помещение шерифа. Я отведу вас туда.
     - Хорошо, - согласился Фродо. - Идите, мы поедем за вами.
     Сэм рассматривал шерифов и вскоре увидел знакомого хоббита.
     - Эй, Робин Смоллбарроу! - позвал он. - Иди сюда, я хочу поговорить с
тобой.
     Украдкой взглянув на предводителя, который выглядел рассерженным,  но
не решался вмешиваться, шериф смоллбарроу подошел к Сэму, который  слез  с
пони.
     - Послушай, Робин, - сказал Сэм. - Ведь ты из  хоббитона,  и  у  тебя
должно было хватить разума не устраивать засаду на мастера Фродо и вообще.
И почему закрыта гостиница?
     - Они все закрыты, - ответил Робин. - Шеф запретил пиво. С этого  все
и  началось.  И  он  не  разрешает  свободно  передвигаться.  Если  хочешь
куда-нибудь отправиться,  нужно  идти  в  дом  шерифа,  объяснить  дело  и
получить разрешение.
     - Стыдно позволять такое, - сказал  Сэм.  -  Тебе  самому  содержимое
гостиницы нравилось больше, чем ее наружный вид. Ты всегда,  по  делу  или
без него, заходил туда.
     - Я и сейчас хотел бы этого, Сэм. Но не думай обо мне слишком  плохо.
Что я могу сделать? Ты знаешь, я поступил в  шерифы  семь  лет  назад,  до
того, как все это началось. Думал, что  получу  возможность  побродить  по
стране, послушать новости  и  узнать,  где  лучшее  пиво.  Теперь  же  все
по-другому.
     - Но тогда уйди из шерифов, если это стало плохим делом.
     - Нам это не позволено.
     - Если я часто буду слышать "не позволено", я  рассержусь,  -  заявил
Сэм.
     - Не могу сказать, что это мне нравится тоже, - сказал Робин, понижая
голос. - Если мы рассердимся все вместе, что-нибудь можно  будет  сделать.
Но люди, Сэм, люди шефа. Он шлет их повсюду, и  если  кто-нибудь  из  нас,
маленьких хоббитов, заявляет о своих правах, его тащат  в  тюремные  норы.
Они взяли старого Флордамилинга, старого Уилла Битфута, мэра и еще  многих
других... Потом стало еще хуже. Они нас часто избивают.
     - Зачем же служить им? - гневно спросил Сэм.  -  Кто  послал  тебя  в
Фрогмортон?
     -  Никто.  Мы  находимся  здесь  в  доме  шерифа.  Мы  теперь  первый
восточно-удельский отряд. Большинство здесь  против  своей  воли.  Даже  в
Уделе, впрочем, нашлись такие, которым нравиться вмешиваться в чужие дела.
И даже хуже: некоторые шпионят для шефа и его людей.
     - Вот как вы о нас узнали?
     -  Верно.  Они  используют  старую  службу  почты  и  держат  повсюду
специальных бегунов. Один сегодня ночью прибыл с "секретным сообщением", а
другой ушел отсюда. А утром пришел приказ арестовать  вас  и  доставить  в
байуотер, а  не  прямо  в  тюремные  норы.  Очевидно,  шеф  вначале  хочет
посмотреть на вас.
     - Боюсь, что скоро ему этого не захочется, - сказал Сэм.
     Дом шерифа в Фрогмортоне был таким же плохим,  как  и  дом  у  моста.
Одноэтажный с узкими окнами, он был построен из плохо пригнанных кирпичей.
Внутри него было сыро и невесело. Ужин находился на длинном, голом  столе,
который не мыли уже много недель. Да и еда была отвратительная. Путники  с
радостью оставили это место. До Байуотера оставалось восемнадцать миль,  и
они выступили в десять часов утра. Они выступили бы и позже,  но  задержка
явно раздражала главу шерифов. Западный  ветер  сменился  северным,  стало
холодней, но вот дождь прекратился.  Очень  комичная  кавалькада  покидала
деревню, хотя мало кто из  жителей  осмелился  выйти  посмотреть  на  нее.
Дюжине шерифов было приказано конвоировать "пленников", но Мерри  заставил
их идти впереди,  а  сами  друзья  поехали  сзади.  Мерри,  Пиппин  и  Сэм
смеялись, разговаривали и пели, а шерифы брели впереди, стараясь выглядеть
строгими и важными. Фродо, однако, был молчалив  и  выглядел  печальным  и
задумчивым.
     Последним,  кого  они  встретили  в  деревне  был   крепкий   старик,
подрезавший живую изгородь.
     - Эй! - усмехнулся он. - Кто кого арестовал?
     Два шерифа немедленно отправились к нему.
     - Эй, шериф! - крикнул Мерри главе. - Прикажи своим парням вернуться,
если не хочешь, чтобы я занялся ими!
     После окрика своего начальника два хоббита угрюмо вернулись.
     - Теперь вперед!  -  сказал  Мерри,  и  после  этого  путешественники
следили за тем, чтобы их пони шли достаточно быстро и  не  давали  шерифам
возможности оглядываться. Взошло солнце, и,  несмотря  на  холодный  ветер
шерифы вскоре вспотели и начали отдуваться.
     У камня трех Уделов они сдались.  Они  проделали  почти  четырнадцать
миль  с  короткой  остановкой  в  полдень.  Было  уже  три  часа.   Шерифы
проголодались, стерли ноги и не могли идти дальше.
     - Ну, доберетесь сами, - сказал Мерри. - Мы поедем вперед.
     - До свидания, Робин! - сказал Сэм. -  Я  подожду  тебя  у  "зеленого
дракона", если ты еще не забыл, где это. Не задерживайся в пути.
     - Вы уходите из-под ареста, - уныло сказал  глава  шерифов.  -  Я  не
отвечаю за это.
     - Мы уже нарушили много правил и никого не просим отвечать за это,  -
сказал Пиппин. - Удач вам всем.
     Путники двинулись вперед и, когда солнце начало  склоняться  к  белым
склонам далеко на западном горизонте,  они  прибыли  к  широкому  пруду  у
байуотера. Здесь их ждала действительно первая болезненная  неожиданность.
Это была родина Сэма и Фродо и они поняли, что всегда тосковали по ней. Но
многие дома, которые они помнили,  теперь  исчезли.  Некоторые  как  будто
сгорели. Приятный ряд хоббичьих нор на северном берегу пруда был разрушен,
маленькие садики, сбегавшие к самой воде,  заросли  сорняком.  Хуже  всего
было то, что вдоль берега пруда, где проходила  дорога  на  Хоббитон,  был
выстроен ряд безобразных новых домов. Раньше здесь была аллея. Теперь  все
деревья были вырублены. В отчаянии  глядя  в  направлении  Торбы-На-Круче,
путники увидели в отдалении высокую кирпичную трубу. Из нее  валил  черный
дым.
     Сэм вышел из себя.
     - Я отправлюсь туда, мастер Фродо! - воскликнул он. -  Хочу  отыскать
своего старика.
     - Вначале нужно выяснить, в чем дело, - сказал Мерри. -  Вероятно,  у
"шефа" здесь шайка разбойников. Лучше отыскать кого-нибудь,  кто  ввел  бы
нас в курс дела.
     Но в байуотере все дома и норы были  закрыты,  и  никто  не  встречал
путников.  Они  удивились  этому,  но  вскоре  поняли  причину.  Достигнув
"Зеленого  дракона",  последнего  дома  со   стороны   Хоббитона,   теперь
безжизненного, с  разбитыми  окнами,  они  увидели  с  полдюжины  больших,
зловеще выглядевших людей,  сидевших  у  стены  гостиницы.  Все  они  были
смуглолицы и косоглазы.
     - Похожи на друга Билла Ферни в Пригорье, - сказал Сэм.
     - Похожи на многих в Изенгарде, - пробормотал Мерри.
     В руках у разбойников были  дубины,  а  на  поясах  рога,  но  больше
никакого оружия не было видно. Когда путники подъехали  ближе,  разбойники
отошли от стены и преградили им дорогу.
     - Куда же вы направляетесь? -  спросил  один  из  разбойников,  самый
большой и злобный. - Дальше вам нельзя. И где эти драгоценные шерифы?
     - Скоро придут, - ответил  Мерри.  -  Они  немного  стерли  ноги.  Мы
обещали подождать их здесь.
     - Гарри, что  я  говорил?  -  сказал  разбойник,  обращаясь  к  своим
товарищам. - Я говорил Шарки, что нельзя доверять этим маленьким  дуракам.
Надо было послать наших парней.
     - А зачем? - спросил Мерри. - Мы здесь не привыкли к  грабителям,  но
знаем, как с ними обращаться.
     - К грабителям? Вот вы значит как? Смените  тон,  или  мы  вас  самих
изменим. Вы, малыши, становитесь слишком высокомерными. Не очень верьте  в
доброе сердце босса. Пришел Шарки, и все будет так, как он говорит.
     - И как же это? - спокойно спросил Фродо.
     - Эта страна должна быть приведена в порядок, - сказал разбойник, - и
Шарки сделает это. Вам нужен хороший хозяин. И вы его  получите.  А  тогда
кое-чему научитесь, крысята!
     - Что ж, я рад, что узнал ваши планы, - сказал Фродо. -  Я  собираюсь
повидаться с Лото и надеюсь, ему будет полезно меня послушать.
     Разбойник захохотал.
     - Лото! Он все знает. Не беспокойтесь... Он делает все,  что  говорит
Шарки. Если  шеф  доставляет  нам  беспокойство,  мы  можем  сменить  его.
Понятно? А если малыши суют свой нос куда  не  следует,  мы  их  от  этого
отучим. Ясно?
     - Ясно, - ответил Фродо. - Во-первых, мне ясно, что вы  ничего  здесь
не знаете. Многое случилось с тех пор, как вы ушли с юга. Ваши дни  и  дни
всех других разбойников кончились. Башня  тьмы  пала,  а  в  гондоре  есть
король. Изенгард разрушен, а ваш  драгоценный  хозяин  просит  подаяние  в
диких землях. Мы видели  его  в  пути.  По  зеленому  тракту  едут  теперь
посланники короля, а не вассалы Изенгарда.
     Человек посмотрел на него и улыбнулся.
     - Нищий в диких землях!  Неужели?  Хвастай,  хвастай,  мой  маленький
хвастун! Этим ты нам не помешаешь жить в жирной маленькой стране,  где  вы
слишком долго лентяйничали. И, - он щелкнул пальцами перед лицом Фродо,  -
посланники короля! Как бы не так! Когда я увижу кого-нибудь из них,  тогда
может быть, я и обращу на него внимание.
     Это было слишком для Пиппина. Он вспомнил  поле  Кормаллен,  а  здесь
косоглазый называет Хранителя Кольца "маленьким хвастуном".  Он  распахнул
плащ, выхватил меч. Блеснул черный с серебром мундир Гондора.
     - Я посланник короля, - сказал он. - Ты говоришь с  другом  короля  и
одним из наиболее славных героев запада. Ты разбойник и дурак. На колени и
проси прощения, или же я покажу тебе проклятие троллей!
     Меч блеснул в лучах заходящего солнца.
     Мерри и Сэм тоже обнажили мечи и подъехали к  Пиппину,  но  Фродо  не
двигался. И разбойники отступили. Их работа была пугать жителей Пригорья и
колотить испуганных  хоббитов.  Бесстрашные  хоббиты  с  яркими  мечами  и
суровыми  лицами  явились  для  них  неприятным  сюрпризом.  И  в   голосе
пришельцев были нотки, которых они раньше не слышали. Они испугались.
     - Идите! - сказал Мерри. - Если снова потревожите поселок, пожалеете.
     Три хоббита двинулись вперед, а разбойники повернули  и  побежали  по
дороге на Хоббитон. На бегу они дули в рога.
     - Ну, мы прибыли вовремя, - сказал Мерри.
     - Может, слишком поздно, по крайней мере для того, чтобы спасти Лото,
- ответил Фродо. - Несчастный глупец, мне его жаль.
     - Спасти Лото? - удивился Пиппин. - Что ты имеешь в виду. Я бы скорее
сказал: уничтожить его.
     - Не думаю, чтобы ты все  понял,  Пиппин,  -  сказал  Фродо.  -  Лото
никогда не хотел, чтобы так обернулись дела. Конечно  же,  он  глупец,  но
теперь он сам попался. Грабители все делают его именем. Он сам  пленник  в
Торбе-На-Круче, я думаю, и очень испуган. Надо попробовать освободить его.
     - Ну, я поражен! - сказал Пиппин. -  Меньше  всего  я  ожидал  такого
конца нашего  путешествия  -  сражаться  в  самом  Уделе  с  полуорками  и
грабителями, чтобы освободить прыщавого Лото!
     - Сражаться? - переспросил Фродо. - Что  ж,  вероятно,  дойдет  и  до
этого. Но помните, нельзя убивать  хоббитов,  даже  если  они  перешли  на
другую  сторону.  На  самом  деле  перешли,  я  имею  ввиду,   не   просто
повиновались приказам разбойников, потому что испугались. Ни  один  хоббит
не был убит в Уделе, и не нужно начинать сейчас. И вообще никого не  нужно
убивать, если это возможно. Удерживайте руки до последней возможности!
     - Но если этих разбойников  много,  -  сказал  Мерри,  -  то  схватка
неизбежна. Ты не сможешь освободить ни Лото, ни Удел, оставаясь  печальным
и удивленным, мой дорогой Фродо.
     - Да, - согласился Фродо. - Второй  раз  испугать  их  так  легко  не
удастся. Вы слышали звуки рога? Очевидно, недалеко  есть  еще  разбойники.
Нужно укрыться где-нибудь на ночь. В конце концов нас всего четверо,  хотя
мы и вооружены.
     - У меня идея! - сказал Сэм. - Идемте к старому Тому Коттону на Южной
аллее. Он всегда был крепким парнем. И у него много сыновей, все  они  мои
друзья.
     - Нет, - возразил Мерри. - Нам  не  пристало  "укрываться  на  ночь".
Именно так здесь все поступали,  и  это  нравится  грабителям.  Они  тогда
просто загонят нас в угол и захватят или сожгут. Нет, нужно сделать что-то
другое.
     - Что же? - спросил Пиппин.
     - Поднять Удел! - ответил Мерри. -  Немедленно!  Разбудить  всех!  Вы
сами видите: все недовольны, все, кроме нескольких мошенников  и  дураков,
которые хотят быть важными и не понимают, к чему это ведет. Но народ Удела
так долго жил в спокойствии,  что  не  знает  как  поступить.  Нужна  лишь
спичка, и все вспыхнет. Люди шефа знают  это.  Они  попытаются  как  можно
быстрее покончить с нами. У нас очень мало времени.
     Сэм, если хочешь, беги на ферму Коттона. Он самый решительный из всех
местных жителей. А я затрублю в роханский рог: пусть послушают  незнакомую
музыку.
     Они двинулись назад по середине поселка. Здесь Сэм свернул в  сторону
и поскакал на  юг,  к  Коттону.  Не  успев  отъехать  далеко,  он  услышал
поднимающийся в небо  чистый  звук  рога.  Далеко  над  полями  и  холмами
разносился он. И так повелителен был его зов, что Сэм чуть не  повернул  и
не поскакал назад. Пони его попятился и заржал.
     - Вперед, парень!  Вперед!  -  крикнул  Сэм,  успокоив.  -  Мы  скоро
вернемся.
     Тут он услышал, как Мерри изменил сигнал и, потрясая воздух,  взвился
тревожный призыв Бакленда:

                        Вставайте! Вставайте!
                        Страх, огонь! Враги!
                        Вставайте!
                        Огонь! Враги! Вставайте!

     Сэм услышал за  собой  хлопанье  дверей  и  шум  голосов.  Перед  ним
вспыхнули огни, залаяли собаки, послышался топот  ног.  И  прежде  чем  он
добрался до конца аллеи, к нему подбежал фермер Коттон  и  три  его  сына!
Том, Джолли и Ник. В руках у них были топоры. Они преградили ему путь.
     Сэм услышал голос их отца:
     - Нет, это не один из тех  разбойников.  По  виду  хоббит,  но  очень
странно одет. Эй! Кто ты и что делаешь здесь?
     - Это я, Сэм, Сэм Скромби. Я вернулся.
     Фермер Коттон подошел ближе и уставился на него в сумерках.
     - Ну! - воскликнул он. - Голос похож, да и лицо тоже, Сэм.  Но  я  не
узнал бы тебя в этом наряде. Похоже, ты был в чужих  землях.  Мы  боялись,
что ты умер.
     - А вот и нет! - сказал Сэм. - И мастер Фродо тоже жив. Он  здесь  со
своими друзьями. И еще суматоха началась. Они  поднимают  Удел.  Мы  хотим
выгнать этих разбойников и их шефа. Начинаем прямо сейчас.
     - Хорошо, хорошо! - воскликнул фермер Коттон. - Наконец-то  началось!
Весь год я ждал этого, но наши не хотели слушать меня. И  мне  приходилось
думать о жене и Рози. Эти разбойники никого не жалеют. Но  идемте,  парни!
Байуотер встает! Мы должны принять участие.
     - Как миссис Коттон и Рози? - спросил Сэм. - Не опасно  ли  оставлять
их одних?
     - Мой Ниббс с ними. Но можешь идти и помочь, если хочешь,  -  добавил
фермер Коттон с усмешкой. И он со своими сыновьями побежал к поселку.
     Сэм заторопился к дому. У большой  круглой  двери  наверху  ступенек,
ведущих с широкого двора, стояла  миссис  Коттон  и  Рози,  а  перед  ними
потрясая вилами, виднелся Ниббс.
     - Это я! - закричал Сэм, подбегая. - Сэм,  Сэм  Скромби!  Не  проткни
меня, Ниббс. На мне кольчуга.
     Он спрыгнул с пони и побежал по ступенькам.  Они  молча  смотрели  на
него.
     - Добрый вечер, миссис Коттон! - сказал он. - Привет, Рози!
     - Здравствуй, Сэм! - ответила Рози. - Где ты был?  Говорили,  что  ты
мертв, но я жду тебя с самой весны. Ты не очень торопился возвращаться.
     - Может, и нет, - смущенно сказал Сэм. - Но сейчас  я  тороплюсь.  Мы
занимаемся разбойниками, и я должен вернуться к мастеру Фродо. Но я  решил
сначала взглянуть, как вы здесь, миссис Коттон, и ты, Рози.
     - Все хорошо, спасибо, -  ответила  миссис  Коттон.  -  Или  было  бы
хорошо, если бы не эти воры и грабители.
     - Ну, хватит, - сказала Рози. - Если ты  был  все  время  с  мастером
Фродо, то зачем ты его оставил, когда начались опасности?
     Это было слишком для Сэма. Не зная, что ответить, он повернулся и сел
на пони. Но когда он уже собрался уезжать, Рози сбежала со ступенек.
     - Ты хорошо выглядишь, Сэм, - сказала она. -  Иди!  Побереги  себя  и
возвращайся, как только вы покончите с этими разбойниками!
     Вернувшись, Сэм увидел всю деревню на ногах.  Помимо  многих  парней,
здесь собрались свыше ста крепких хоббитов с топорами, тяжелыми  молотами,
длинными ножами и прочными палками; у нескольких были охотничьи  луки.  Из
близлежащих ферм подходили все новые.
     Разожгли большой костер, чтобы подбодриться, а также потому, что  это
было  запрещено  шефом.  Костер  ярко  пылал  в  ночи.  По  приказу  Мерри
устанавливались баррикады с обоих концов поселка. Когда шерифы  подошли  к
поселку, они были ошарашены; но увидев, что происходит, большинство из них
сорвали свои перья и присоединились к восставшим. Остальные убежали.
     Фродо и его друзья разговаривали у костра со старым Томом Коттоном, а
восхищенная толпа байуотерцев стояла вокруг и смотрела на них.
     - Что же дальше? - спросил фермер Коттон.
     - Не могу сказать, - ответил Фродо, - пока не узнаю  больше.  Сколько
здесь этих разбойников?
     - Трудно сказать. Они все время  передвигаются,  приходят  и  уходят.
Около  пятидесяти  в  бараках  в  Хоббитоне;  но  оттуда  они  все   время
разбредаются воровать и грабить,  или  "собирать",  как  они  говорят.  Но
вокруг босса, как  они  называют  его,  всегда  не  менее  двух  десятков.
Вообще-то шефа уже около двух недель никто не видел, но люди никого к нему
не пускают.
     - Хоббитон - единственное место, где они живут? - Спросил Пиппин.
     - Нет, к сожалению, - ответил Коттон. - Я слышал, у них лагеря на юге
в Лонгботтоме и у брода Сарн; еще они бродят у Вуди-Энда и  у  перекрестка
дорог есть их бараки. И есть еще тюремные норы,  как  они  их  называют  -
старые запасные туннели в Микел Дельвинге, которые они превратили в тюрьму
для непокорных. Я считаю, что их в Уделе около трехсот или чуть меньше. Мы
можем справиться с ними, если будем действовать вместе.
     - Какое у них оружие? - спросил Мерри.
     - Кнуты, ножи, дубины - все, что  нужно  для  их  грязной  работы,  -
сказал Коттон. - Но, думаю, если дело дойдет до схватки, у них найдется  и
другое оружие. У  некоторых  из  них  есть  луки.  Одного-двух  наших  они
подстрелили.
     - Вот, Фродо! - сказал Мерри. - Я знал, что дело дойдет  до  схватки.
Они сами начали убивать.
     - Не совсем так, - заметил Коттон. - Первыми стреляли не они.  Начали
Туки. Видите ли, мастер Перегрин, ваш папаша никогда не желал иметь ничего
общего с Лото, с самого начала. Говорил, что если кто и будет шефом Удела,
то не этот выскочка. И когда  Лото  послал  своих  людей,  они  не  смогли
добраться до Туков. У  Туков  глубокие  норы  в  зеленых  холмах,  больших
Смайлсах и все остальное. И они не пустили разбойников в свои земли. Когда
они попытались туда войти, Туки стреляли в них и застрелили троих.  С  тех
пор разбойники внимательно следят за Туками  и  за  Туклендом.  Никого  не
впускают туда и не выпускают.
     - Молодцы Туки! - воскликнул Пиппин. - Но кому-то нужно идти туда.  Я
отправляюсь в Смайлсы. Кто со мной в Такборо?
     Пиппин уехал с полудюжиной парней на пони.
     - Скоро увидимся! -  крикнул  он.  -  Туда  всего  четырнадцать  миль
полями. И утром приведу сюда армию Туков.
     Мерри задул в рог, а хоббиты разразились приветственными криками.
     - Все равно я не хочу убийств, - сказал Фродо, - даже разбойников.
     - Хорошо! - сказал  Мерри.  -  Но  мы  можем  в  любой  момент  ждать
нападения из Хоббитона. Теперь они придут не  для  разговоров.  Попытаемся
кончить по-хорошему, но готовиться нужно к худшему. У меня есть план.
     - Очень хорошо, - сказал Фродо. - Займись подготовкой.
     Прибежали несколько хоббитов, посланных к Хоббитону.
     - Идут! - кричали они. - Больше двух десятков. А двое отправились  на
запад.
     - К перекрестку дорог, должна быть, - сказал Коттон, -  собирать  всю
банду. Ну, туда пятнадцать миль. О них пока можно не беспокоиться.
     Мерри торопливо  отдавал  приказы.  Фермер  Коттон  расчистил  улицу,
посылая всех  домой,  за  исключением  старших  хоббитов.  Ждать  пришлось
недолго. Вскоре послышались громкие голоса  и  тяжелый  топот.  На  дороге
появился отряд разбойников.  Они  увидели  барьеры  и  засмеялись.  Они  и
представить себе не могли, что  в  этой  маленькой  стране  кто-то  сможет
противостоять двадцати разбойникам.
     Хоббиты отодвинули барьер и встали в сторону.
     - Спасибо! - издевались люди. - Теперь бегите домой и в постель, пока
вас не угостили кнутом. - И они двинулись  по  улице,  крича.  -  Погасить
огни! Всем в дома и оставаться там! Или  мы  пятьдесят  из  ваших  на  год
отправим в тюремные норы. Босс начинает сердиться!
     Никто не слушал их приказов.  Когда  они  прошли,  хоббиты  задвинули
барьер и пошли за  ними.  Когда  люди  подошли  к  костру,  около  него  в
одиночестве стоял фермер Коттон и грел руки.
     - Кто ты и что делаешь? - спросил предводитель разбойников.
     Фермер Коттон медленно повернулся к нему.
     - Я как раз собирался спросить вас об этом, - сказал он. -  Это  наша
страна, и вас сюда не звали.
     - Ну, так позовете! - сказал предводитель. - Возьмите, парни, его!  В
тюрьму, и дайте ему кое-что, чтобы был поспокойней.
     Люди  шагнули  вперед  и  остановились.  Вокруг  них  послышался  гул
голосов, и они неожиданно поняли, что фермер Коттон совсем  не  один.  Они
были окружены. В темноте на краю кольца света от костра  стояло  множество
хоббитов,  подкравшихся  в  тени.  Их  было  не  менее  двухсот,   и   все
вооруженные.
     Вперед вышел Мерри.
     - Мы уже встречались, - сказал он предводителю, -  и  я  предупредил,
чтобы вы не возвращались. Вторично предупреждаю:  вы  стоите  на  свету  и
окружены лучниками. Если дотронетесь хоть пальцем до этого фермера или еще
кого-нибудь, будете немедленно застрелены. Положите оружие!
     Предводитель огляделся. Он был  в  ловушке.  Но,  чувствуя  за  собой
поддержку двадцати товарищей, не испугался. Он слишком плохо знал хоббитов
и не понимал всей опасности.  Он  принял  глупое  решение  сражаться.  Ему
показалось, что они легко прорвутся.
     - На них, парни! - закричал он. - Бей их!
     С длинным ножом в одной руке, с дубиной - в другой он  устремился  из
светлого круга, стараясь пРобиться к хоббитону. На его пути  стоял  Мерри.
Предводитель занес  дубину,  собираясь  нанести  жестокий  удар.  Но  упал
мертвый, пронзенный четырьмя стрелами.
     Для других этого было достаточно. Они сдались. У них отобрали оружие,
связали и загнали в пустой барак и  там  оставили  под  охраной.  Мертвого
предводителя оттащили и закопали.
     - Оказывается, это совсем нетрудно, - сказал Коттон. - Я говорил, что
мы можем справиться  с  ними.  Нам  нужен  был  лишь  сигнал.  Вы  вовремя
появились, мастер Мерри.
     - Еще много нужно сделать, -  ответил  на  это  Мерри.  -  Если  ваши
подсчеты верны, тут их не больше десятой части. Но сейчас темно. Я  думаю,
следующего удара нужно ждать утром. После этого  мы  сможем  поговорить  с
шефом.
     - А почему не сейчас? - спросил Сэм.  -  И  сейчас  не  больше  шести
часов. И я хочу повидаться со своим стариком. Вы не  знаете,  что  с  ним,
мастер Коттон?
     - Не слишком хорошо и не слишком плохо, Сэм, - ответил фермер. -  Они
перекопали Бэгшот Роу, а для него это был тяжелый  удар.  Он  в  одном  из
новых домов, которые строили люди шефа, когда не занимались  грабежом  или
воровством, - в миле от конца Байуотера. Он часто приходил  ко  мне,  и  я
проследил, чтобы  его  накормили  получше,  не  то,  что  некоторых  наших
бедняков. Все вопреки правилам, конечно. Я оставил бы его у себя,  но  это
было не позволено.
     - Спасибо, мастер Коттон, я никогда не забуду этого, - сказал Сэм.  -
Но я хочу его видеть. Этот босс и их Шарки  ничего  не  станут  делать  до
утра.
     - Ладно, Сэм, - сказал Коттон. - Подбери парочку парней и отведи отца
в мой дом. Мой джолли покажет тебе дорогу.
     Сэм ушел. Мерри организовывал патрули вокруг поселка и ночную охрану.
Потом он и Фродо пошли с фермером Коттоном. Они  сидели  с  его  семьей  в
теплой кухне, и Коттон вежливо расспрашивал  их  о  путешествии,  но  едва
слушал ответы: их гораздо больше интересовали события в Уделе.
     - Все началось с прыщавого, как мы  его  называем,  -  сказал  фермер
Коттон, - и началось вскоре после вашего отъезда,  мастер  Фродо.  У  него
забавные идеи, у этого прыщавого. Похоже, он хочет  обладать  всем  и  все
привести в порядок по-своему. Вскоре он начал скупать все вокруг, хотя где
он  брал  для  этого  деньги,  так  и  неизвестно:  мельницы,   солодовни,
гостиницы, фермы  и  плантации  листа.  Он  и  мельницу  Сэндимена  купил,
кажется, еще до того, как явился в Торбу-На-Круче.
     Конечно, отец в южном Уделе  кое-что  ему  оставил,  и  он  отправлял
куда-то лучший лист. Но в конце прошлого года он начал отправлять  большие
грузы, и не только лист. Приближалась зима. Народ рассердился, но  у  него
был готов ответ.  Много  людей,  главным  образом  разбойников  явилось  в
больших фургонах, некоторые увозили на юг товары, другие  остались  здесь.
Их приходило все больше. И прежде чем мы поняли, что происходит, они  были
уже повсюду в Уделе, рубили деревья, копали, строили  для  себя  бараки  и
дома. Вначале прыщавый платил за товары и возмещал убытки, но вскоре  люди
начали просто так отбирать все, что им нравилось.
     Были  волнения,  но  слабые.   Старый   Уилл,   мэр,   отправился   в
Торбу-На-Круче с протестом, но так и не вернулся. Разбойники схватили  его
и заперли в Микел Дельвинге. И он там и сейчас сидит. Вскоре  после  этого
прыщавый объявил себя шефом шерифов или  просто  шефом  и  дела  все,  что
хотел; и если кто-то становился "высокомерным", - так они это называют,  -
то следовал за Уиллом. Дела шли все хуже и хуже.  Не  было  зелья  ни  для
кого, кроме людей; и шеф не разрешал никому,  кроме  людей,  пить  пиво  и
закрыл все гостиницы; и всюду правила, так что  нельзя  было  даже  ничего
спрятать, когда шли эти грабители и отбирали наше добро  "для  правильного
распределения". Это означало, что у них есть, а у нас нет. Но с  тех  пор,
как появился Шарки, все пошло еще хуже.
     - Кто  этот  Шарки?  -  спросил  Мерри.  -  Я  слышал,  как  один  из
разбойников говорил о нем.
     - Главный разбойник, наверное, - ответил Коттон. - Во время последней
жатвы, в сентябре, мы впервые услышали о нем. Мы его никогда не видели, но
он в Торбу-На-Круче, и он и есть настоящий шеф, я  думаю.  Все  разбойники
делают то, что он говорит, а он обычно говорит: рубить, жечь, разрушать, а
теперь, похоже, и убивать. В их действиях нет никакого смысла. Они срубают
деревья, оставляя их гнить, жгут дома и не строят новых.
     Возьмите мельницу Сэндимена. Прыщавый снес ее, как только поселился в
Торбе-На-Круче. Потом привел много людей, которые  должны  были  построить
другую, гораздо большую мельницу, со множеством колес и разных иностранных
приспособлений. Только глупый тэд был доволен этим, и теперь  он  работает
там, где отец его был хозяином, чистит колеса для  этих  чужеземцев.  Идея
прыщавого заключалась в том, чтобы молоть больше и быстрее. Но прежде  чем
молоть, нужно было иметь зерно для  помола,  а  его  стало  не  больше,  а
меньше. С тех пор, как явился Шарки, на мельнице вообще ничего  не  мелют.
Там все время стучат молотки, идет дым и зловоние, и  больше  нет  мира  в
хоббитоне...  Всю  грязь  опускают  в  воду,  а  оттуда  она  попадает   в
Брендивайн. Если они собираются превратить Удел в пустыню, то идут  верным
путем. Не думаю, что за всем этим стоит дурак прыщавый. Это Шарки.
     - Верно, - подхватил Том. - Они ведь взяли  даже  старую  Любелию,  а
Лото любил свою мать, хоть больше никто  ее  не  любил.  Некоторые  жители
Хоббитона видели ее. Она шла вниз  по  аллее  со  своим  старым  зонтиком.
Навстречу ей несколько разбойников с большой телегой.
     - Куда это вы? - спрашивает она.
     - В Торбу-На-Круче, - отвечают они.
     - Зачем?
     - Строить бараки для Шарки.
     - А кто велел?
     - Шарки, - отвечают они. - убирайся с дороги, старая перечница!
     - Я покажу вам Шарки, грязное ворье!  -  закричала  Любелия,  подняла
свои зонтик и набросилась на предводителя разбойников, который  был  вдвое
выше ее ростом. Ну, они и схватили ее. Потащили в тюремные норы, и  это  в
ее-то возрасте. Там видели и других, которых мне жаль  больше,  но  нельзя
отрицать, что она оказалась не смелее всех.
     В середине этого разговора  пришел  Сэм  со  своим  отцом.  Почтенный
старик выглядел не намного старше, но слегка оглох.
     - Добрый вечер, мастер Торбинс, - сказал  он.  -  Рад  видеть  вас  в
добром здравии. Но у меня есть на  вас  зуб,  так  сказать,  если  я  могу
говорить откровенно. Вам не следовало продавать Торбу-На-Круче. С этого  и
начались все неприятности. И пока вы блуждали по чужим  землям,  охотились
за черными людьми, если мой Сэм говорит  правду,  хотя  я  не  совсем  его
понял, они здесь перекопали Бэгшот Роу и погубили мой картофель.
     - Мне очень жаль, мастер Скромби, - сказал Фродо. - Но я  вернулся  и
постараюсь возместить вам потери.
     - Лучше и сказать нельзя, - заметил старик. - Мастер Фродо Торбинс  -
настоящий джентльхоббит, как я  всегда  говорил,  чего  нельзя  сказать  о
других носителях этой фамилии, прошу вашего прощения. Надеюсь, мой Сэм вел
себя хорошо и вы довольны?
     - Вполне доволен, мастер Скромби, - сказал  Фродо.  -  Вы  можете  не
поверить, но он теперь одна из известных личностей во всех землях, и о его
деяниях сочиняют песни отсюда до самого  моря  по  обоим  берегам  Великой
Реки.
     Сэм покраснел, но с благодарностью посмотрел  на  Фродо:  глаза  Рози
сверкали, и она улыбалась ему.
     - Трудно поверить, - сказал старик, - хотя я вижу, что он  побывал  в
странном обществе. Что это за народ? Я не хотел бы носить на  себе  всякие
железяки.
     Семья фермера Коттона и его гости  на  следующее  утро  встали  рано.
Ночью  ничего  не  было  слышно,  но  день,  несомненно,  принесет   новые
осложнения.
     - Похоже, никого из  разбойников  не  осталось  в  Торбе-На-Круче,  -
сказал Коттон, - но банда с перекрестка дорог может нагрянуть с минуты  на
минуту.
     После завтрака появился вестник из Тукленда.  Он  был  в  приподнятом
настроении.
     - Тэйн поднял всю нашу землю, - заявил он, - и во  все  стороны,  как
огонь разлетаются новости. Разбойники, сторожившие нас, бежали на юг,  те,
что уцелели. Тэйн пошел за ними, чтобы преградить дорогу большой банде;  а
мастера перегрина с отрядом он послал сюда.
     Следующие новости были не такими хорошими. Мерри, отсутствовавший всю
ночь, прискакал в десять часов.
     - Большая банда в четырех милях отсюда, - сказал он. - Идут по дороге
от перекрестка; к ним  присоединились  много  отбившихся  разбойников.  Их
около сотни.
     - Да, эти не станут разговаривать. Они сразу начнут убивать, - сказал
фермер Коттон. - Если Туки не подойдут раньше, нам лучше уйти в укрытие  и
стрелять оттуда и без предупреждения. Все-таки придется сражаться,  мастер
Фродо.
     Туки пришли раньше. Вскоре показалась сотня хоббитов из Такборо  и  с
зеленых холмов во главе с Пиппином. Теперь у Мерри  было  достаточно  сил,
чтобы  справиться  с  грабителями.  Разведчики  сообщили,  что  разбойники
держатся вместе. Они знали, что страна поднялась против них  и,  очевидно,
решили безжалостно расправиться с  восстанием  в  самом  его  центре  -  в
Байуотере. Но среди них, по-видимому, не  было  предводителя,  опытного  в
военном искусстве. Они шли  без  всяких  предосторожностей.  Мерри  быстро
изложил свой план.
     Разбойники с топотом шли по восточной дороге; не останавливаясь,  они
свернули  на  Байуотерскую  дорогу,  которая   на   небольшом   расстоянии
спускалась между высокими откосами с низкими ивовыми зарослями наверху. За
поворотом, примерно в одной восьмой мили от главной дороги  они  встретили
баррикаду из старых фермерских телег, наваленных друг  на  друга.  Это  их
остановило. В тот же момент они увидели,  что  изгороди  над  их  головами
полны хоббитов. За ними другие хоббиты громоздили друг на друга спрятанные
в поле телеги, отрезая им путь назад. Сверху послышался голос.
     - Итак, вы в ловушке,  -  сказал  Мерри.  -  И  ваши  товарищи  в  из
хоббитона поступили также, один из них мертв, остальные в плену.  Бросайте
оружие! Потом отступите на двадцать шагов и садитесь. Кто  не  послушается
будет застрелен.
     Но  разбойников  было  не  так  легко  запугать.   Некоторые   хотели
повиноваться, но товарищи тут  же  вернули  их.  Около  двух  десятков  их
повернуло и ударило по второй баррикаде.  Шестерых  застрелили,  остальные
прорвались, убив двух хоббитов, и  рассыпались  по  полям,  направляясь  к
Торбе-На-Круче. Еще  двоих  застрелили  во  время  бегства.  Мерри  громко
затрубил в рог, и на расстоянии послышался ответ.
     - Они не уйдут далеко, - сказал Пиппин. - Теперь по всей стране  наши
охотники.
     В  ловушке  оставалось  около  восьмидесяти  человек.  Они   пытались
взобраться на баррикаду или  на  откосы,  хоббиты  были  вынуждены  начать
стрелять или рубить их топорами. Но самые  сильные  все  же  пробились  на
западную сторону и с яростью набросились на  противника,  скорее  склонные
теперь убивать, чем спасаться бегством. Погибло семь  хоббитов,  остальные
дрогнули. Тогда Мерри и Пиппин, находившиеся с разных  сторон,  напали  на
разбойников. Мерри убил предводителя,  косоглазого  гиганта,  похожего  на
большого орка. Потом он повел свои силы, окружая оставшихся людей  кольцом
лучников.
     Наконец все  было  кончено.  Около  семидесяти  разбойников  мертвыми
лежали на полях и дюжина попала в плен. Было убито девятнадцать хоббитов и
около тридцати ранено. Мертвых разбойников погрузили на телеги, отвезли  в
заброшенный песчаный карьер и там похоронили. Впоследствии это место  было
названо Ямой Битвы. Погибших хоббитов положили в общей  могиле  на  склоне
холма, впоследствии тут поставили большой камень, а  вокруг  разбили  сад.
Так кончилась битва при байуотере 1419 года, последняя  битва  в  Уделе  и
единственная после сражения на зеленых полях 1147 года в  северном  Уделе.
Глава о ней появилась в  красной  книге,  а  имена  всех  участников  были
занесены в особый список и изучались всеми историками Удела. С  этой  даты
начинается слава и известность Коттонов, но на самом  верху  списка  стоят
имена капитанов мериадока и перегрина.
     Фродо участвовал в схватке, но не  обнажил  меч,  а  главным  образом
удерживал хоббитов, не давая убивать тех, кто бросил оружие.  Когда  битва
кончилась, и были организованы все нужные работы, то Мерри, Пиппин  и  Сэм
присоединились к нему и поехали обратно к Коттонам. Они, поели, и Фродо со
вздохом сказал:
     - Ну, что ж, вероятно, пора говорить с "шефом".
     - Да и чем скорее, тем лучше, - согласился Мерри. - И не будь слишком
мягким! Он ответственен за появление этих разбойников и за все причиненное
ими зло.
     Фермер Коттон собрал эскорт из двух дюжин крепких хоббитов.
     -  Это  только  предположение,  что  в  Торбе-На-Круче   нет   больше
разбойников, - сказал он. - Мы точно не знаем.
     И они пошли пешком. Впереди шли Фродо, Сэм, Мерри и Пиппин.
     Это был один из самых печальных  моментов  в  их  жизни.  Перед  ними
поднялась большая труба; и когда они подошли ближе к старому поселку через
ряд новых домов по обе стороны дороги, они увидели новую мельницу во  всем
ее  безобразии:  большое  кирпичное   здание,   перегородившее   ручей   и
наполнявшее его грязью и зловонием. Все деревья вдоль Байуотера  и  дороги
были спилены.
     Когда перешли мост, взглянув на холм, они были потрясены.  Даже  Сэм,
смотревший в зеркало, не был готов к увиденному. Старый  дом  на  западной
стороне был снесен и его место занял  ряд  приземистых  вымазанных  смолой
бараков. Все ореховые деревья были вырублены. Живые изгороди  выкорчеваны.
По всему голому вытоптанному полю  в  беспорядке  стояли  большие  телеги.
Посреди Бэгшот Роу зиял песчаный и гравийный карьер.  Торба-На-Круче  была
видна из-за большого скопления хижин.
     - Они все срубили! - сказал Сэм. - Они срубили дерево приема! - И  он
указал на то место, где стояло дерево, под которым Бильбо произносил  свою
прощальную речь. Теперь  это  дерево,  высохшее,  с  отрубленными  ветвями
лежало в поле.  Этого  последнего  удара  Сэм  не  выдержал  и  разразился
слезами.
     Конец им положил смех. Смеялся грубый хоббит, стоявший у низкой стены
мельничного двора. У него было грязное лицо и черные руки.
     - Не нравится, Сэм? - насмехался он. - Ты всегда был слишком  мягким.
Я думал, ты уплыл на кораблях, о которых всегда болтал.  Чего  тебе  здесь
нужно? У нас хватает работников в Уделе.
     - Вижу, - ответил Сэм. -  Некогда  умыться,  но  достаточно  времени,
чтобы подпирать стены. Послушайте, мастер Сэндимен, у меня немалый счет  в
этой деревне, не удлиняй его своими насмешками. Ты  пытаешься  гнаться  за
слишком большим для тебя мечом.
     Тэд Сэндимен сплюнул через стену.
     - Гарри! - сказал он. - Ты не посмеешь меня тронуть, я друг босса. Но
он-то уж тебя тронет, если ты будешь раскрывать рот.
     - Не трать слов на дурака, Сэм! - сказал Фродо. -  Надеюсь,  немногие
хоббиты похожи на него.  Это  было  бы  самым  большим  вредом  нанесенным
людьми.
     - Ты грязен и невежественен, Сэндимен, - сказал Мерри. - И  не  очень
хорошо соображаешь. Мы как раз идем на холм  смещать  твоего  драгоценного
босса. С его людьми мы уже разделались.
     Тэд разинул рот, впервые заметив эскорт, который по знаку Мерри начал
переходить мост. Нырнув в мельницу, он выбежал с рогом и громко затрубил.
     - Побереги дыхание! - засмеялся Мерри, - лучше я...
     Подняв свой серебряный рог, он затрубил в него,  и  его  чистый  звук
полетел над  холмами.  Из  нор,  навесов  и  домов  хоббитона  послышались
ответные  крики.  Множество  хоббитов,  с  громкими  криками   приветствий
выбежало и последовало за отрядом к Торбе-На-Круче.
     На верху аллеи отряд остановился, а Фродо  и  его  друзья  продолжали
подъем; наконец они пришли на некогда любимое свое место.  Сад  был  забит
хижинами и навесами, некоторые были построены  так  близко  к  окнам,  что
закрывали свет.  Повсюду  груды  мусора.  Дверь  была  изрублена,  дверной
колокольчик сорван. Стук в дверь ни к чему не привел. Они толкнули  ее,  и
дверь поддалась.  Они  вошли.  Внутри  все  было  грязно  и  беспорядочно.
Отвратительно пахло. Похоже, что тут уже давно никто не жил.
     - Где прячется этот жалкий Лото? - спросил Мерри.  Они  обыскали  все
комнаты и не нашли никого, кроме крыс и мышей. - Не поискать ли в бараках?
     - Это хуже, чем Мордор, - сказал Сэм. - Гораздо хуже. Беда  пришла  к
тебе в дом.
     - Да, это Мордор, - согласился Фродо. - Это его работа.  Саруман  все
время выполнял ее, хотя и думал, что действует в своих  интересах.  То  же
самое с теми, кого Саруман обманул, как Лото.
     Мерри в отчаянии и отвращении оглянулся.
     - Идемте отсюда! - сказал он. - Если бы я  знал  об  этом  раньше,  я
заткнул бы своим кисетом Саруману глотку.
     - Несомненно, несомненно! Но вы этого не сделали, и  поэтому  я  могу
приветствовать вас дома.
     У двери стоял сам Саруман. Он выглядел сытым и довольным,  глаза  его
блестели от злорадства и удовольствия.
     Неожиданно Фродо все понял.
     - Шарки! - воскликнул он.
     Саруман засмеялся.
     - Значит вы слышали это имя? Так меня называли мои люди в  Изенгарде.
Знак восхищения, я думаю (вероятно, происходит от орочьего шарку - старик,
прим. автора). Но, очевидно, вы не ожидали меня увидеть здесь.
     - Я не ожидал, - сказал Фродо. - Но должен был  догадаться.  Гэндальф
предупреждал меня, что вы можете еще навредить.
     - Совершенно верно, - согласился Саруман и добавил,  -  и  не  просто
навредить. Вы, хоббиты, вообразившие  себя  повелителями,  заставили  меня
хохотать,  когда  проехали  вместе  с  этими  великими  господами,   такие
уверенные, такие довольные своими маленькими личностями.  Вы  решили,  что
хорошо со всем справились и теперь можете просто вернуться и спокойно жить
в своей стране. Дом Сарумана разрушен, сам он изгнан, но вас-то  уж  никто
не тронет. О, нет!
     Саруман снова засмеялся.
     - Гэндальфу до вас больше нет дела. Когда его  инструменты  выполнили
работу, он их бросает. Можете бегать за ним, тратить зря время, болтать  и
ездить вдвое более далеким путем, чем нужно. "Что ж, - подумал я,  -  если
они такие глупцы и дают мне возможность опередить их, я им преподам  урок.
Одно злое изменение влечет за собой другое". Урок был  бы  гораздо  лучше,
если бы вы дали мне немного больше времени и людей. Все же я многое успел,
и вам теперь придется  потрудиться,  чтобы  исправить  это.  И  мне  будет
приятно вспомнить об этом среди своих обид.
     - Что ж, если вы находите в этом удовольствие, - сказал Фродо, -  мне
жаль вас. И уходите немедленно, никогда не возвращайтесь!
     Хоббиты из отряда видели, как Саруман вышел из одного барака и теперь
подошел  к  двери  Торбы-На-Круче.  Услышав  слова   Фродо,   они   гневно
загомонили:
     - Не отпускайте его! Убить его! Он негодяй и убийца. Убить его!
     Саруман посмотрел на их враждебные лица и улыбнулся.
     - Убить его! - усмехнулся он. - Убейте меня, если можете, если это  в
ваших силах, мои храбрые хоббиты. - Он распрямился и мрачно  посмотрел  на
них своими темными глазами. - Но не  думайте,  что  если  я  утратил  свое
могущество, то вместе с  ним  я  потерял  и  силу!  Ударивший  меня  будет
проклят! И  если  моя  кровь  обагрит  Удел,  он  заболеет  и  никогда  не
выздоровеет.
     Хоббиты отступили. Но Фродо сказал:
     - Не верьте ему! Он потерял свою власть, кроме голоса, который  может
еще обманывать. Но я не позволю его убить. Бесполезно  на  месть  отвечать
местью: это никому не поможет. Идите, Саруман, кратчайшим путем.
     - Змея! Змея! - позвал Саруман, и из ближайшего барака выполз змеиный
язык, прижимаясь к земле, как собака. -  Снова  в  путь,  змея,  -  сказал
Саруман. - Эти великие господа снова нас выгоняют. Идем!
     Саруман повернулся, собираясь уходить, и змеиный язык заторопился  за
ним. Но когда Саруман проходил мимо Фродо, в его руке сверкнул нож,  и  он
быстро ударил. Лезвие ударилось о кольчугу и сломалось. Дюжина хоббитов во
главе с Сэмом с криком схватила негодяя и повалила на землю. Сэм  выхватил
меч.
     - Нет, Сэм! - сказал Фродо. - Не убивай его  даже  и  теперь.  Он  не
повредил мне. И во всяком случае я не хочу,  чтобы  его  убивали  в  таком
состоянии. Некогда он был велик и благороден, и мы никогда не  посмели  бы
посягнуть на него. Он пал, и мы не можем помочь ему; но  я  пощажу  его  в
надежде, что для него еще возможно исцеление.
     Саруман встал и посмотрел на  Фродо.  В  глазах  его  было  смятенное
выражение удивления, уважения и ненависти.
     - Вы выросли, невысоклик, - сказал он. - Да, сильно выросли. Вы мудры
и жестоки. Вы отравили мне радость мщения своей мягкостью, и  я  по  вашей
милости пойду отсюда в горечи. Я ненавижу вас и ваше великодушие. Я  пойду
и больше не стану вас беспокоить. Но не ждите, чтобы я желал вам  здоровья
и долгой жизни. У вас не будет ни того, ни другого. Но это не моя заслуга.
Я лишь предсказываю.
     Он  пошел,  и  хоббиты  расступились,  образовав  проход.  Их  кулаки
сжимались, они  хватались  за  оружие.  Змеиный  язык  поколебался,  затем
последовал за хозяином.
     - Змеиный Язык! - окликнул Фродо. - Вы можете не идти за ним.  Вы  не
причинили мне никакого зла. Можете отдохнуть и подкормиться у нас, а когда
окрепнете, пойдете куда захотите.
     Змеиный Язык остановился  и  посмотрел  на  него,  готовый  остаться.
Саруман обернулся.
     - Никакого зла? - хихикнул он. - О,  да!  И  он  выползал  по  ночам,
только чтобы взглянуть на звезды. Но я не слышу, чтобы кто-нибудь спросил,
где прячется бедный Лото. Ты ведь знаешь, а, Змея? Расскажи им!
     Змеиный Язык припал к земле и заскулил:
     - Нет, нет!
     - Тогда я скажу, - заявил Саруман. - Змея  убил  вашего  шефа,  этого
бедного глупца, нашего прекрасного маленького  босса.  Не  так  ли,  Змея?
Ударил его ножом во сне. И закопал. Нет, Змея кое-что сделал. Оставьте его
мне.
     Дикая ненависть сверкнула в налитых кровью глазах Змеиного Языка.
     - Вы приказали мне, вы заставили меня, - просвистел он.
     Саруман рассмеялся.
     - Ты всегда делал то, что говорил Шарки. Верно, Змея? Ну, а теперь он
говорит: за мной!
     Он пнул Змеиного Языка, лежавшего на земле, повернулся  и  пошел.  Но
Змеиный Язык неожиданно вскочил, выхватил спрятанный нож, с ворчанием, как
собака прыгнул на спину Сарумана, дернул его голову назад, перерезал горло
и с криком побежал по дороге. Прежде  чем  Фродо  смог  что-либо  сказать,
прозвенели тетивы трех луков, и Змеиный Язык упал мертвым.
     К изумлению  всех,  вокруг  тела  Сарумана  собрался  серый  туман  и
медленно поднялся на большую высоту, как столб огня. Большая завернутая  в
саван фигура нависла над холмом. Она дрожала, глядя на  запад.  Но  запада
подул холодный ветер, фигура отклонилась и со вздохом растаяла.
     Фродо с ужасом и жалостью смотрел на тело, и ему  показалось,  что  в
нем происходят быстрые изменения. Лицо сморщилось, и  вскоре  лишь  тонкая
черная кожа обтягивала череп. Подняв кусок грязной ткани, лежавший  рядом,
Фродо закрыл им тело и отвернулся.
     - Вот и конец, - сказал Сэм. - Страшный конец, и я не хотел бы видеть
его. Но так лучше.
     - Я надеюсь, что это и конец войны, - сказал Мерри.
     - Я тоже, - проговорил Фродо и вздохнул. - Самый  последний  удар.  И
только подумать, что он упал здесь, у самой двери Торбы-На-Круче. Во  всех
своих страхах и надеждах об этом я никогда не думал.
     - Я не стал бы говорить о конце, пока мы не расчистим  эту  грязь,  -
сказал Сэм угрюмо. - А для этого потребуется немало времени и труда.

                               9. СЕРЫЙ ПРИЮТ

     Очистка действительно потребовала большого труда, но  гораздо  меньше
времени, чем опасался Сэм. На следующий день после сражения Фродо поехал в
Микел Дельвинг и освободил из тюремных нор пленников. И  первым,  кого  он
там встретил, оказался  Фредегар  Болдер,  увы,  больше  не  толстяк.  Его
схватили, когда разбойники захватили отряд восставших, который он  вел  из
укрытия в холмах Скарн.
     - Тебе было бы лучше отправиться с нами бедный  старина  Фредегар!  -
сказал Пиппин, когда Болдера принесли. Он был слишком слаб, чтобы ходить.
     Болдер открыл глаза и постарался улыбнуться.
     - Кто этот юный гигант с громким голосом? - прошептал он.  -  Неужели
маленький Пиппин! Каков же теперь размер твоей шляпы?
     Тут была и Любелия. Бедняга, она  выглядела  очень  старой  и  худой,
когда ее вывели из темной узкой норы. Она  настояла  на  том,  чтобы  идти
самой; и ее так приветствовали, так восторженно хлопали  и  кричали  когда
она появилась, опираясь на руку Фродо, по-прежнему сжимая свой зонтик, что
она была тронута и даже расплакалась. Никогда в своей жизни  она  не  была
так популярна. Но новость о смерти Лото сразила  ее,  и  она  не  захотела
возвращаться в Торбу-На-Круче. Она вернула его  Фродо  и  уехала  к  своим
родственникам Брейсгирдлям из Хардботтла.
     Когда следующей весной старушка умерла  -  в  конце  концов  ей  было
больше ста лет, - Фродо был удивлен и  сильно  тронут:  все  имущество,  и
свое, и Лото, она завещала ему, чтобы он  помог  бездомным  хоббитам.  Так
кончилась семейная вражда.
     Старый Уилл Бетфут дольше всех находился в тюремных  норах,  и  хотя,
вероятно,  с  ним  обращались  не  так  плохо,  как  с   остальными,   ему
потребовалось много времени, чтобы восстановить силы, прежде чем он  снова
смог  исполнять  свои  обязанности  мэра.  Фродо   согласился   быть   его
заместителем, пока мастер Бетфут не придет в норму. Единственное  решение,
которое он принял в качестве заместителя мэра, заключалось  в  возвращении
шерифов к их прежним функциям и численности.  Задача  отыскания  последних
остатков разбойников была возложена на Мерри  и  Пиппина,  и  они  отлично
справились с ней. Южные отряды, узнав о битве при Байуотере, бежали  и  не
оказывали сопротивления Тэйну. К концу года их всех переловили  и  выслали
за границы Удела.
     Тем временем начались усиленные восстановительные работы, и  Сэм  был
очень занят. Хоббиты могут трудиться, как пчелы, когда это  необходимо.  К
услугам Сэма были руки тысяч добровольцев всех возрастов, от маленьких, но
проворных рук юношей и девушек, до высохших и ороговевших рук  стариков  и
старух. К началу июля от новых  домов  шерифов  и  других  построек  людей
"шефа" не осталось ни одного кирпича. Кирпичи эти  были  использованы  для
ремонта старых нор, которые стали уютнее и  суше.  В  бараках,  амбарах  и
старых норах были найдены сделанные разбойниками большие запасы добра, еды
и даже пива. Особенно большие склады были в туннелях Микел Дельвинга  и  в
старых карьерах  Скарн.  Поэтому  июль  встретили  с  большой  радостью  и
надеждой, чем ожидали.
     Первое, что предприняли в хоббитоне еще до сноса новой мельницы, была
очистка холма и  Торбы-На-Круче  и  восстановление  Бэгшот  Роу.  Песчаный
карьер заровняли и превратили в сад, в южном откосе холма  выкопали  новые
норы и выложили их кирпичом. Старик вернулся в нору номер  три.  Он  часто
говорил, не заботясь о том, слышат его или нет:
     - Злой ветер никогда не приносит добра. Но  все  хорошо,  что  хорошо
кончается.
     Были некоторые споры, как называть новую улицу. Предлагались названия
Сады Битвы и Лучший Смайлс. Но все же в соответствии  со  здравым  смыслом
хоббитов ее назвали Новая улица. А байуотерцы шутливо именовали ее  концом
Шарки.
     Хуже всего обстояло с деревьями:  по  приказу  Шарки  их  безжалостно
вырубали по всему Уделу. И Сэм горевал из-за этого больше всех.  Эту  рану
залечить было труднее всего, и Сэм понимал, что лишь его  далекие  потомки
увидят Удел таким, каким был раньше.
     Но однажды - в течении многих недель  он  был  слишком  занят,  чтобы
думать о своих приключениях, - он вспомнил о даре  Галадриэль.  Он  достал
ящичек, показал остальным путешественникам  (так  их  теперь  называли)  и
попросил у них совета.
     - Я все гадал, когда ты о нем вспомнишь все-таки, - сказал  Фродо.  -
Открой!
     В ящичке  оказался  серый  порошок,  а  в  нем  семечко,  похожее  на
маленький орешек в серебряной скорлупке.
     - Что мне делать с ним? - спросил Сэм.
     - Пусти по воздуху в ветреный день, и пусть работает,  -  посоветовал
Пиппин.
     - Над чем? - спросил Сэм.
     - Выбери одно место и посмотри, что будет  с  растениями  на  нем,  -
посоветовал Мерри.
     - Но я уверен, что госпоже не понравилось бы, если бы  я  использовал
его только для своего сада, когда теперь так много пострадавших, -  сказал
Сэм.
     - Используй этот подарок в своей работе, Сэм, -  сказал  Фродо.  -  И
используй бережно. Его здесь немного, а я думаю, что каждая  его  песчинка
ценна.
     И вот Сэм сажал отростки там, где раньше были  деревья,  и  бросал  в
почву у корней каждого немного порошка. С  этой  работой  он  обошел  весь
Удел, но особое внимание Уделял Хоббитону и Байуотеру. В  конце  концов  у
него осталось немного порошка. И тогда он отправился к камню трех  Уделов,
который находился в самом центре Удела, и бросил остаток порошка в воздух.
А маленький серый орешек он посадил на поле приема, там, где некогда росло
дерево. Его очень интересовало,  что  из  этого  получится.  Всю  зиму  он
сдерживал свое нетерпение и старался удержаться от  постоянного  посещения
этого места.
     Весна превзошла самые  смелые  его  надежды.  Посаженные  им  деревья
принялись и начали стремительно расти, как будто торопились за год достичь
двадцатилетнего возраста. На поле приема появилось прекрасное новое дерево
с серебряной корой и длинными листьями. В апреле  оно  покрылось  золотыми
цветами. Это был меллорн, и  он  приводил  в  изумление  всех  соседей.  В
последующие годы это огромное прекрасное дерево стало широко  известно,  и
любопытные приходили издалека, чтобы  взглянуть  на  него  -  единственный
меллорн к западу от гор и к востоку от моря  и  один  из  прекраснейших  в
мире.
     Год 1420 в Уделе был необыкновенным. Не только ярко светило солнце  и
было достаточно дождей, но во  всем  чувствовался  достаток,  богатство  и
преуспевание, проблески красоты, которой не дано видеть смертным и которая
давно ушла из Средиземья. Дети рожденные или зачатые в этом году  -  а  их
было множество, - росли красивыми и сильными, и у большинства из них  были
золотые волосы, что раньше у хоббитов встречалось довольно редко. Фрукты и
ягоды были в таком изобилии,  что  молодые  хоббиты  чуть  не  купались  в
землянике и в варенье; а  позже  они  сидели  на  лужайках  под  сливовыми
деревьями и ели, пока не наделали маленьких пирамид из косточек.  И  никто
не болел, и все были довольны, кроме тех, кому приходилось косить траву.
     В  Южном  Уделе  хорошо  уродился  виноград,  а  урожай   листа   был
поразителен: и  повсюду  было  столько  зерна,  что  в  жатву  все  амбары
переполнялись. А пиво 1420 года вспоминалось долго и  вошло  в  пословицу.
Еще поколение спустя можно было услышать, как старик  в  гостинице,  выпив
добрую пинту эля, отдавал кружку и говорил со вздохом:
     - Настоящее вино 1420-го, да!
     Вначале Сэм вместе с Фродо оставался у Коттонов; позже,  когда  Новая
улица была готова, он переселился туда со стариком. Ко всем  своим  прочим
работам он занимался очисткой  и  восстановлением  Торбы-На-Круче;  и  ему
часто приходилось ездить по Уделу из-за своих лесовосстановительных работ.
Поэтому его не было дома в начале марта и он не знал, что  Фродо  заболел.
Тринадцатого марта фермер Коттон нашел Фродо в постели; Фродо сжимал белую
жемчужину, висевшую на цепочке у него на шее и, казалось, бредил.
     - Оно ушло навсегда, - говорил он, - и теперь все пусто и тошно...
     Но болезнь прошла, и когда двадцать пятого вернулся  Сэм,  Фродо  ему
ничего не сказал. Тем временем Торбу-На-Круче привели в порядок,  Мерри  и
Пиппин привезли из Крикхоллоу старую мебель  и  все  имущество,  и  вскоре
старая нора выглядела так, как будто ничего и не менялось.
     Когда все было готово, Фродо спросил:
     - Когда же ты поселишься у меня, Сэм?
     Сэм неуверенно посмотрел на него.
     - Если не хочешь, не нужно, - прибавил Фродо. - Но  ты  знаешь:  твой
старик живет рядом.
     - Дело не в этом, мастер Фродо, - сказал Сэм и покраснел.
     - А в чем же?
     - В Рози, в Рози Коттон. Ей не нравятся  эти  мои  разъезды,  но  она
ничего не говорит. А я, пока был занят,  тоже  молчал,  потому  что  хотел
сначала закончить работу. А теперь я поговорил с ней, и она  сказала  мне:
"Ну, мы зря истратили целый год, так  зачем  же  тянуть  дальше?"  -  "Зря
потратили? - Повторил я. - Я бы не сказал". Хотя я понимаю, что она  имела
в виду. И чувствую, что разрываюсь надвое.
     - Понимаю, - сказал Фродо, - ты хочешь... Жениться и в  то  же  время
хочешь жить со мной в Торбе-На-Круче. Но, дорогой Сэм, это же  так  легко!
Женись побыстрее и переезжай сюда с Рози. В  Торбе-На-Круче  хватит  места
для самой большой семьи.
     Так и сделали. Весной 1420 года (а этой весной было  заключено  очень
много браков) Сэм женился на Рози, и они поселились  в  Торбе-На-Круче.  И
если Сэм был счастлив, то и Фродо тоже. И ни за одним хоббитом в Уделе  не
ухаживали  так  ласково  и  заботливо,  как  за  ним.  Когда   закончились
восстановительные работы, Фродо зажил  спокойной  жизнью,  много  писал  и
приводил в порядок свои записи. Он сложил с себя  обязанности  заместителя
мэра на ярмарке в середине лета и старый Уилл Бетфут был избран  мэром  на
следующие семь лет.
     Мерри и Пиппин некоторое время жили  вместе  в  Крикхоллоу,  и  между
Баклендом и Торбой-На-Круче было много хождений  и  поездок.  Два  молодых
путешественника наделали много шума в Уделе  своими  песнями,  рассказами,
пышными нарядами и удивительными манерами.  "Благородные"  -  называли  их
хоббиты, имея в виду лишь хорошее: все радовались, видя  как  они  едут  в
своих ярких кольчугах, с прекрасными щитами, весело смеются и поют и  хотя
они стали очень велики ростом, в других отношениях они  не  изменились,  и
лишь стали более склонны к шуткам и веселью, чем раньше.
     Фродо и Сэм, однако, не привлекали всеобщего  внимания.  Лишь  иногда
одевали они серые плащи необычного покроя,  заколотые  у  шеи  прекрасными
брошками. Кроме того, Фродо всегда носил  на  цепочке  белую  жемчужину  и
часто касался ее рукой.
     Все шло хорошо, а в будущем обещало идти еще лучше. Сэм был  занят  и
доволен. И ничто не  омрачало  его  жизнь  в  этом  году,  кроме  смутного
беспокойства за хозяина. Фродо почти не занимался делами Удела,  и  Сэм  с
болью видел, какой малой известностью он пользуется у себя на родине. Мало
кто знал или хотел знать о его деяниях и приключениях; восторг и  уважение
хоббитов были отданы преимущественно мастеру Мериадоку, мастеру  Перегрину
и (Сэм подозревал об этом) ему самому. Осенью снова возникла  тень  старых
тревог.
     Однажды вечером Сэм вошел в кабинет и  увидел,  что  хозяин  выглядит
очень странно. Он был бледен, а глаза его казались  устремленными  куда-то
вдаль.
     - В чем дело, мастер Фродо? - спросил он.
     - Я ранен, - ответил Фродо, - ранен, и рана никогда не заживет.
     Но приступ прошел, и на следующий день Фродо стал снова самим  собой.
Впоследствии Сэм припомнил, что это было шестого октября. Два  года  назад
они сидели в темной яме на Заверти.
     Шло время, наступил 1421 год. В  марте  Фродо  снова  заболел,  но  с
большим трудом скрыл это, так как Сэм был занят другими  делами.  Двадцать
пятого марта родился первый ребенок Сэма и Рози.
     - Ну, мастер Фродо, - сказал Сэм, - я в затруднении. Рози и я  решили
назвать его Фродо, с вашего позволения, но это не он, а  она.  Хотя  более
красивой девочки и быть не может. Она больше похожа на Рози, чем на  меня.
И мы не знаем, как быть.
     - Что ж, Сэм, - ответил Фродо, - что плохого в старых обычаях? Выбери
ей имя цветка, как у  Рози.  Половину  девочек  в  Уделе  называют  такими
именами, и ничего не может быть лучше.
     - Вы, вероятно, правы, мастер Фродо, - сказал Сэм. - Я слышал  немало
прекрасных имен  в  своем  путешествии,  но  боюсь,  что  для  ежедневного
употребления они слишком грандиозны и утомительны. Старик говорит: "Дай ей
короткое имя, тогда тебе не нужно будет сокращать его для пользования". Но
если это будет название цветка, то я не беспокоюсь о длине. Понимаете, это
должен  быть  прекрасный  цветок,  потому  что,  понимаете,  я  считаю  ее
прекрасной, а потом она будет еще красивее.
     Фродо на мгновение задумался.
     - Сэм, как тебе нравится Эланор - солнечная звезда? Вспомни маленькие
золотые цветы в траве Лотлориена.
     - Вы снова правы, мастер Фродо! - воскликнул Сэм радостно. - Это  мне
и нужно!
     Маленькой Эланор исполнилось шесть месяцев  и  наступила  осень  1421
года, когда Фродо позвал Сэма в свой кабинет.
     - В четверг день рождения Бильбо, Сэм, - сказал он.  -  И  он  побьет
старого Тука. Ему исполнится сто тридцать один год!
     - Так и будет! - сказал Сэм. - Он чудо!
     - Что ж, Сэм, - сказал Фродо, - я хочу,  чтобы  ты  спросил  у  Рози,
сможет ли она некоторое время обойтись без тебя. Мы  отправляемся  вместе.
Но, конечно, теперь ты не сможешь уезжать далеко или надолго,  -  печально
добавил он.
     - Это плохо, мастер Фродо?
     - Да, но неважно. Проводишь меня немного. Скажи Рози, что  ты  будешь
отсутствовать недолго, не больше четырех дней. И что приедешь домой  целым
и невредимым.
     - Я хотел бы дойти с  вами  до  Раздола,  мастер  Фродо,  и  повидать
мастера Бильбо, - сказал Сэм.  -  И  все  же  единственное  место,  где  я
по-настоящему хочу быть, - тут. И я снова разрываюсь надвое.
     - Бедный Сэм! Но ты выздоровеешь. Снова ты станешь прежним  и  целым,
как будто ничего и не было.
     В следующие два дня Фродо вместе с Сэмом разбирал  записи  и  передал
ему ключи. Прежде всего он  отдал  ему  большую  красную  книгу,  страницы
которой почти до конца были заполнены. Вначале  она  была  написана  рукой
Бильбо, но большая часть книги представляла собой записи Фродо.  Она  была
разбита на главы, но глава восьмидесятая осталась не  оконченной  и  после
нее шло несколько чистых страниц. Названий было много, зачеркнутых и снова
написанных:
     Мой дневник. Мое неожиданное  путешествие.  Туда  и  обратно.  И  что
случилось после. Приключения пяти хоббитов.  Сказание  о  Великом  Кольце,
составленное Бильбо Торбинсом по его собственным наблюдениям  и  рассказам
друзей. Как мы участвовали в Войне Кольца.
     Далее шли записи рукой Фродо:
     Падение Повелителя Колец и возвращение короля  (как  их  видел  малый
народ: воспоминания Бильбо и Фродо из Удела, рассказы их друзей  и  советы
Мудрых). Вместе с извлечениями из Книги Сказаний,  переведенные  Бильбо  в
Раздоле.
     - Вы почти кончили, мастер Фродо! - воскликнул Сэм.
     - Да, почти, - ответил Фродо. - Последние страницы принадлежат тебе.
     Двадцать первого сентября они выступили  -  Фродо  на  пони,  который
принес его из Минас Тирита и которого теперь называли Бродяжник, а Сэм  на
своем любимом Билле. Стояло прекрасное золотое утро, и Сэм  не  спрашивал,
куда они направляются: он думал, что и так догадывается.
     Они поехали к Вуди-Энду, позволив пони идти неторопливо. Переночевали
в зеленых холмах и  двадцать  второго  сентября  спустились  с  холмов.  В
полдень они въехали в лес.
     - Как будто за этим самым деревом вы прятались, мастер  Фродо,  когда
впервые показался черный всадник! - сказал Сэм, указывая налево. -  Сейчас
все это кажется сном.
     Наступил вечер и на востоке  замерцали  звезды,  когда  они  миновали
старый высохший дуб и спустились с холма между рядами  ореховых  деревьев.
Сэм молчал, погрузившись  в  воспоминания.  Вскоре  он  понял,  что  Фродо
негромко напевает  старую  песню,  слова  которой,  однако,  были  немного
новыми:

                   Все еще за углом может ждать
                   новая дорога или тайный вход;
                   и хотя я часто проходил мимо них,
                   наконец наступает день, когда я должен
                   ступить на скрытую тропу,
                   ведущую к западу от луны,
                   к востоку от солнца.

     И как бы в ответ снизу донеслась песня:

                   А! Элберет Гилтониэль!
                   Симврен пенна мириел
                   О менел аглар эленат,
                   Гилтониэль, а! Элберет!

                   Мы те, кто живет
                   Далеко под деревьями,
                   Помним сияние звезд запада.

     Фродо и Сэм остановились и  молча  ждали  в  тени,  пока  не  увидели
впереди огоньки и путников.
     Здесь был Гилдор со множеством эльфов.  И,  к  удивлению  Сэма,  были
здесь Элронд и Галадриэль. Элронд был в сером плаще и со звездой во лбу, в
руках у него была серебряная арфа, а на пальце золотое  кольцо  с  большим
голубым камнем - Вилия, самое могучее из трех колец. Галадриэль сидела  на
белой кобыле и была вся в белом, как облако под луной; она сама, казалось,
испускала мягкий свет. На пальце у нее сверкал Нэин - кольцо, сделанное из
митрила с белым камнем, светившимся, как морозная звезда.  А  за  ними  на
маленьком сером пони ехал и Бильбо. Казалось, он спит.
     Элронд серьезно и вежливо поздоровался, а Галадриэль улыбнулась.
     - Ну, мастер Сэмвайс, - сказала она. - Я слышала  и  видела,  что  вы
хорошо использовали мой  подарок.  Удел  будет  теперь  еще  прекрасней  и
благословенней.
     Сэм поклонился, но не нашел,  что  ответить.  Он  совсем  забыл,  как
прекрасна госпожа.
     Тут проснулся Бильбо и открыл глаза.
     - Здравствуй, Фродо, - сказал он. - Знаешь, я сегодня  побил  старого
Тука! И думаю, что теперь я готов к  новому  путешествию.  Ты  пойдешь  со
мной?
     - Да, - сказал Фродо. - Хранители Кольца пойдут вместе.
     - Куда вы хотите идти, хозяин? - воскликнул Сэм, уже  поняв  наконец,
что происходит.
     - В приют, Сэм.
     - А я?
     - А ты нет. Вернее - не дальше приюта... Хотя ты тоже был  Хранителем
Кольца, хоть и ненадолго. Твое время еще придет. Не  грусти,  Сэм.  Ты  не
можешь все время разрываться надвое. Ты будешь цельным долгие  годы.  Тебя
ждет еще много радостей.
     - Но... - начал Сэм, и слезы сверкнули у него на глазах. -  Я  думал,
вы  тоже  будете  радоваться  в  Уделе  долгие  годы,  после  всего   вами
сделанного.
     - Я тоже так думал  раньше.  Но  я  слишком  глубоко  ранен,  Сэм.  Я
старался спасти Удел и спас его, но не для себя. Так  часто  бывает,  Сэм:
когда появляется опасность, то кто-то  должен  отдать  все,  чтобы  спасти
других. Но ты мой наследник: все, что у меня было я  оставляю  тебе.  И  у
тебя есть Рози и Эланор, а потом придут маленький Фродо и маленькая  Рози,
и Мерри, и Голдилокс (золотые локоны), и Пиппин, и еще другие,  которых  я
уже не вижу. Твои руки и твой разум  нужны  будут  повсюду.  Ты,  конечно,
будешь  мэром  столько,  сколько  захочешь,  и  станешь  самым  знаменитым
садовником истории; и ты будешь читать Красную книгу и сохранять память об
ушедшей эре, так чтобы все помнили великую опасность и любили  свою  землю
еще больше. И это даст тебе занятие и  счастье  такие  большие,  на  какие
только может рассчитывать смертный.
     А сейчас поехали со мной!
     Подъехал Элронд и Галадриэль. Кончалась Третья  Эпоха,  миновали  Дни
Кольца и подошел конец сказаниям и песням этого времени.  С  ними  уходили
эльфы. Среди них, полный печали, но без горечи, ехал Сэм, а с ним Фродо  и
Бильбо, и эльфы оказывали им почести.
     Хотя весь вечер и всю ночь они ехали по  Уделу,  никто,  кроме  диких
зверей, их не видел;  лишь  изредка  какой-нибудь  путник  замечал  слабое
мерцание между деревьев. И выйдя за  пределы  Удела,  они  миновали  белые
склоны, подъехали к башням и посмотрели на  далекое  море;  и  оттуда  они
спустились к Митлонду, к Серому Приюту в длинном заливе Луна.
     Когда они подъехали к воротам, навстречу им вышел Сирдан, корабельный
мастер. Он был очень высок и стар, с длинной седой бородой, но  глаза  его
были остры и сверкали, как звезды. Он посмотрел на  них  и,  поклонившись,
сказал:
     - Все готово.
     Сирдан провел их в гавань, и здесь они увидели белый  корабль,  а  на
берегу рядом с большим серым конем, ожидая  их,  стояла  фигура  в  белом.
Фродо узнал Гэндальфа, который теперь открыто носил на руке Третье  Кольцо
- великую Барию, и камень ее был красен, как огонь.
     Сэм еще больше опечалился и подумал, какой одинокой и тоскливой будет
его дорога домой. Но прежде чем эльфы взошли на борт и все было  готово  к
отплытию, торопливо прискакали Мерри и Пиппин. И Пиппин смеялся и плакал.
     - Ты один раз уже пытался ускользнуть от нас, Фродо,  и  неудачно,  -
сказал он. - И хотя на этот раз нас предупредил не Сэм, а сам Гэндальф.
     - Да, - сказал Гэндальф, - потому что вам  лучше  будет  ехать  назад
втроем.  Ну,  дорогие  друзья,  здесь  на  берегу  моря   кончается   наше
Товарищество в Средиземье. Идите с миром! Я не говорю - не плачьте:  слезы
не всегда вызваны злом.
     Когда Фродо поцеловал Мерри, Пиппина и Сэма и взошел  на  борт,  были
подняты паруса, подул ветер, и корабль медленно поплыл по длинному  серому
заливу. Свет фиала Галадриэль, который держал Фродо, потускнел и погас.  И
корабль вышел в море и двигался на запад, пока  глубокой  ночью  Фродо  не
почувствовал сладкий аромат в воздухе и не услышал над водой звуки  пения.
И ему показалось, что он снова видит  сон  в  доме  Бомбадила,  отдернулся
серый дождевой занавес, и он увидел белые берега,  а  за  ними  прекрасную
зеленую страну под мягкими лучами солнца.
     Но для Сэма, оставшегося в гавани, вечер сгустился в темную  ночь,  и
глядя на воду, он видел лишь смутную тень, удалявшуюся  на  запад.  Далеко
заполночь стоял он на берегу,  слыша  лишь  вздохи  и  бормотание  волн  у
берегов Средиземья, и звук этот глубоко запал в его сердце.  Рядом  с  ним
стояли Мерри и Пиппин и молчали.
     Наконец три товарища повернулись и, не оглядываясь, двинулись  домой.
До самого Удела они не произнесли ни слова, но каждый  чувствовал  великое
облегчение от того, что рядом по длинной серой дороге едут друзья.
     На восточной  дороге  они  разделились:  Мерри  и  Пиппин  поехали  в
Бакленд. И тут они снова начали петь. А Сэм поехал в Байуотер  и  к  концу
дня подъехал к холму. Он увидел свет в окнах; ужин был готов, и его ждали.
Рози впустила его, он сел в свое кресло  и  посадил  на  колени  маленькую
Эланор.
     Он глубоко вздохнул:
     - Ну, вот я и вернулся!

                                  ЭПИЛОГ

     Как же сложилась дальше судьба героев, которых мы успели полюбить  на
протяжении трилогии?
     Арагорн, Король Гондорский, жил долго и счастливо. Правление его было
мудрым и помогло свершиться, казалось бы,  невозможному.  При  нем  Гондор
снова  превратился  в  цветущий  край,  вернув  блеск  и  величие   времен
нуменорцев-основателей.
     Когда Арагорн умер, правление принял Фарамир.
     Через некоторое время  гонец  из  Гондора  доставил  двум  знатнейшим
вождям  кланов  далекой  Хоббитании  -  Перегрину   Кролу   и   Мерриадоку
Брендизайку -  приглашение  посетить  столицу  Гондора.  Под  приглашением
стояли  подписи  владык  двух   могучих   областей   Средиземья:   герцога
ристанийского Эомера и правителя Гондорского  Фарамира.  И  Мерри,  и  Пин
достигли к этому времени весьма преклонного возраста, и никакие неотложные
дела не помешали им внять призыву государей, которым они в молодости  дали
клятву верности.  Старость  их  была  спокойной  и  мудрой,  и  напоминала
прекрасные дни осени, когда в природе разлито волшебное золотое очарование
покоя. Умерли они в один день, и были  похоронены  у  подножия  невысокого
холма, рядом с местом успокоения Арагорна и Арвен.
     Сэм Скромби, на протяжении долгого времени бессменный  мэр  Норгорда,
когда ему исполнилось восемьдесят пять лет, отошел от дел, и счастливо жил
в окружении многочисленных внуков и  правнуков  в  Торбе-на-Круче.  Никто,
даже его заботливая супруга Рози,  не  знал,  что  в  последние  годы  его
нет-нет, да и посещал странный недуг. Обычно это случалось в марте месяце,
и Сэм заранее находил какой-нибудь предлог отлучиться из  дому,  чтобы  не
беспокоить домашних. Он проводил несколько дней в гостях либо у Пина, либо
у Мерри.  Оба  были  единственными,  кто  понимал,  что  происходит  с  их
товарищем.  Когда  Пин  и  Мерри  покинули  Хоббитанию,  Сэму  исполнилось
девяносто два года. Под осень он стал собираться в дорогу.  Рози  к  этому
времени уже не было  в  живых,  а  многочисленной  родне  он  сказал,  что
собирается посетить друзей молодости, да может у них и останется...
     Однако, покинув Норгорд, он, никуда не сворачивая,  направился  прямо
на запад, и ничуть не удивился, когда на второй день повстречал еще  двоих
путников.  Это  были  Леголас  и  Гимли.  Так,  втроем,  они  и   достигли
Серебристой Гавани, и серый корабль ждал их у причала...
     С их уходом в Средиземье  не  осталось  никого  из  тех,  чья  судьба
когда-то неразрывно сплелась с судьбой Кольца  Всевластья,  и  чья  память
хранила бы подробности Великих событий Третьей Эпохи...