Сергей РОЩИН

                            ВЕРНАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ

     Я сидел и разглядывал настенный календарь. Календарь  был  большой  и
красивый - импортный. Шел июнь месяц, первое число, и он был перевернут на
новый лист. На этом листе, как впрочем и на  всех  остальных,  красовалось
изображение обнаженной девушки. Вернее, почти обнаженной. Именно последний
факт и заботил меня больше всего.
     Красотка стояла в соблазнительной позе,  подцепив  большими  пальцами
рук единственный предмет своего туалета - маленькие трусики-бикини,  -  и,
как будто бы совсем уже решившись  их  снять.  Но  в  глазах  ее  читалось
все-таки некоторое сомнение: а в надежные ли руки попадет после  свершения
этого действия все то, что у нее еще останется, и что снять с себя  просто
невозможно? Мне хотелось подбодрить ее, и я даже мысленно представил себе,
что бы сделал я своими вне  всякого  сомнения  надежными  руками,  окажись
рядом с ней в такой ответственный момент...
     - Соколов, ты меня слушаешь? - прервал напряженную творческую  работу
моего мозга до боли знакомый хрипловатый голос.
     - Как свою маму, -  заверил  я  его  обладателя,  повернув  голову  к
редакторскому столу.
     Звали  главного  редактора  Андрей  Васильевич  Поддубный.  В   наших
газетных кулуарах поговаривали, что он - то ли правнук, то  ли  праправнук
знаменитого борца, однако, глядя на него, поверить в это было трудно.  При
росте чуть более метра шестидесяти он был невероятно худ и смахивал скорее
на потомка коверного клоуна из цирка лилипутов.
     Несмотря на  столь  подкачавшую  внешность,  Андрей  Васильевич,  вне
всякого сомнения, был личностью выдающейся. Это до любого  доходило  сразу
же, едва ему доводилось заглянуть Поддубному в глаза. На  невзрачном  лице
старого комсомольского работника-непросыхайки глаза эти смотрелись  словно
два рентгеновских аппарата.
     Начинал Поддубный в заводской многотиражке, а потом перешел на работу
в  областную  комсомольскую  газету.  С  приходом  "гласности"  он  и  еще
несколько его товарищей отпочковались и основали городской ежедневник "Про
нас", в котором Андрей Васильевич и стал главным редактором.
     Издание это отличалось ото всех прочих городских газет,  как  бы  это
поточнее сказать, жизненностью. Ну, например, если все остальные городские
печатные средства информации давали на одной полосе выступление мэра перед
ассоциацией "Офицерские жены - за супружескую верность", а на другой - его
же беседу с экономистами из местного  университета,  то  мы,  при  той  же
первой полосе, на второй давали статью о веселых ночных похождениях самого
мэра,  что  в  контрасте  и  давало  читателю  ощущение  вот   той   самой
жизненности.
     За умение  найти  такие  вот  правдивые  жилки  нашего  бытия  Андрея
Васильевича в городе и уважали. И, конечно,  побаивались  и  ненавидели  -
особенно, власть имущие. А для тридцати девяти лет, согласитесь, это -  не
такой уж и плохой результат.
     Поясню также, что именно я в основном и был  сборщиком  материалов  и
автором большинства наиболее  "жизненных"  статей.  Говоря  проще,  я  был
лучшим репортером светской и скандальной  хроники  -  и,  -  единственным,
поскольку общее количество сотрудников газеты было невелико.
     В "Про нас" я работал два года, а  до  этого  понемногу  перебивался,
инженеря на "потаскухе", о которой речь еще  впереди,  и  пописывая  едкие
статейки о городских реалиях в различные издания. Статейки шли неплохо, и,
в конце концов,  Поддубный  пригласил  меня  к  себе  в  штат,  на  что  я
немедленно согласился, так как всегда мечтал о вольной жизни без проходных
и пропусков.
     - Значит, ты все понял, - продолжил шеф. - Сейчас погонишь к... -  он
заглянул в бумажку, - Юсуфу Керим-оглы, а вечером с  фотографом  идешь  на
концерт  Платонова  и  без  интервью  оттуда  не  возвращаешься.  Пропуска
заберешь у секретаря.
     Кто такой был Керим-оглы,  я  знал.  Лет  шесть  назад  братья-поляки
начали строить в нашем  городе  четырехзвездочный  отель.  Затем  братству
пришел конец, и они смотали удочки, бросив строительство на  полдороге.  И
только  спустя  три  года  после  этого  городской  администрации  удалось
заключить соглашение с  какой-то  турецкой  строительной  фирмой,  которая
согласилась довести до ума мрачное наследие  советско-польской  дружбы.  И
сделала  это  менее  чем  за  год  -  на  завтрашний  день  была  намечена
торжественная сдача объекта. А Керим-оглы как раз и был теперь начальником
этой стройки.
     Здесь еще наверное следует отметить то, что неблагозвучное  выражение
"Керим-оглы" было именем, а не фамилией этого персонажа;  фамилия  же  его
выглядела чуть попристойней - Юсуф. Но  поскольку  согласно  правилам  его
народа фамилия всегда пишется перед именем, то представители моего народа,
с правилами этими  в  большинстве  своем  ознакомиться  не  удосужившиеся,
обычно звали уважаемого начальника стройки запанибрата - по имени, -  сами
зачастую даже не подозревая об этом.
     - Ну да, как ехать брать интервью у этого козла,  так  я,  а  как  на
халяву жрать и пить на банкете по случаю подписания акта о  приемке,  так,
небось, она поедет, - попытался я выразить  свое  недовольство  полученным
заданием, выразительно кивнув в сторону Леночки Ерохиной.
     Леночка была конфеткой. Ей симпатизировали все  -  от  Поддубного  до
мальчишек-распространителей. Я не был исключением. Но она в своих ответных
чувствах была  холодна  как  лед.  Скорее  даже,  как  мороженое.  Сладкое
шоколадное мороженое, заставить которое хоть чуточку оттаять, несмотря  на
все мои многочисленные попытки, мне так и не  удалось.  Отвечала  в  нашей
газете эта аппетитная ледышка за официальную хронику.
     - Так она там, в отличие  от  тебя,  вести  себя  прилично  будет,  -
отпарировал главный. - Вспомни, что ты отмочил на приеме по случаю приезда
к нам посла Ганы.
     Я  вспомнил.  На  приеме  водка  лилась   рекой,   и   я,   порядочно
поднагрузившись,  решил,  что  неплохо  было   бы   сделать   какой-нибудь
сенсационный снимок. Ничего  лучшего,  чем  залезть  под  главный  стол  с
фотоаппаратом со вспышкой и начать им там щелкать, мне в голову не пришло.
     Фотографии, надо вам сказать, несмотря на весь мой  непрофессионализм
в этом деле, усугубленный  к  тому  же  состоянием  сильного  алкогольного
опьянения, получились отменные. Я до сих  пор  готов  поклясться,  что  на
одной из них отчетливо видно, как кто-то залезает рукой под  юбку  к  жене
посла. Жену можно легко определить по черным ногам, а вот с идентификацией
обладателя руки  выходит  промашка  -  белых  мужиков  там  было  навалом.
Наверное, поэтому шеф и отказался печатать этот снимок, впрочем, как и все
остальные.
     Леночка насмешливо фыркнула. На меня  эти  воспоминания  вкупе  с  ее
фырканьем подействовали угнетающе, и я,  решив  отвлечься,  вновь  перевел
свой взгляд на календарь. Трусики на красотке к этому времени  уже  успели
чуть  опуститься  -  так  мне  по  крайней  мере  показалось.  Я  принялся
высчитывать, успеет ли она, действуя такими темпами,  снять  их,  если  не
полностью, то хотя бы в достаточно удовлетворяющей меня степени, до  конца
месяца,  или  же  кульминационный  момент  наступит  лишь  в  июле,  когда
безжалостный шеф уже перелистнет календарь.
     - ...И от Платонова, повторяю, без интервью не возвращайся,  -  опять
прервал мои размышления Поддубный.
     Я вздохнул. В отличие  от  имени  Керим-оглы  фамилия  Платонова  мне
абсолютно ничего не говорила, хотя ее-то шеф как раз произнес без бумажки.
Пришлось спросить.
     - А кто такой этот Платонов?
     Со стороны Ерохиной опять послышалось фырканье. Главный же  посмотрел
на меня так, будто бы я поинтересовался у него, кто такой Поддубный - Иван
или Андрей, - неважно.
     - Ну ты даешь! А еще репортер светской хроники! Где ты был  последние
две недели? Весь город только об этом и говорит! К нам приезжает известный
певец, ярчайшая звезда, секс-идол молодежи, особенно женской ее половины -
сам Андрей Платонов, - в голосе шефа прозвучала нескрываемая ирония.
     - Секс-идол молодежи? - удивился я. - Он что - круче меня?!
     На этот раз фырканье напоминало звуки, издаваемые  довольной  свиньей
при купании в луже грязи размером с ту, что располагалась по  соседству  с
моим домом.
     Я перевел взгляд на всеобщую  любимицу.  Она  в  это  время  как  раз
рассматривала меня. Ее каштановые волосы были чуть  растрепаны,  на  губах
играла улыбка, а в карих  глазах  поблескивали  озорные  искорки.  У  меня
возникло подозрение, что это отблески льдины, засевшей внутри, но вроде бы
начинавшей подтаивать.
     - Наверное, мама  плохо  воспитывала  вас  в  детстве,  -  добродушно
обратился я к Леночке. - Вероятно, она забыла вам сказать, что  девочке  в
период полового созревания надлежит сдерживать  свои  эмоции,  особенно  в
присутствии большого количества мужчин...
     - И особенно  секс-идолов,  -  вставил  Валерка  Потайчук,  невысокий
длинноволосый шатен, ведавший криминальной хроникой.
     - ...А вообще, - продолжил я,  не  обратив  на  его  тираду  никакого
внимания, - это даже хорошо, что вы начали издавать звуки, хотя бы пока  и
нечленораздельные, но  бесспорно  говорящие  о  том,  что  вы  становитесь
неравнодушной к некоторым проявлениям человеческой жизни, в  частности,  к
интимным ее сторонам...
     - Хватит! - шеф стукнул  кулаком  по  столу.  -  Выяснение  отношений
производите в нерабочее время, а сейчас все свободны, точнее - заняты, - с
этими словами он уткнулся носом  в  какие-то  листки,  давая  понять,  что
совещание закончилось.
     Сидевшие  по  обе  стороны  стола  стали  подниматься  и   потихоньку
вытягиваться в коридор. Я тоже встал, но в голову мне пришла одна мысль, и
я решил немного подзадержаться.
     - Ну, - оторвал Поддубный голову от бумаг, когда мы остались одни.
     -   Платонов,   конечно,   согласия   на   интервью   не   давал,   -
полувопросительно произнес я. Андрей Васильевич недовольно кивнул.
     Я достаточно хорошо знал этот тип молодых наглецов, возомнивших  себя
героями масс. Заносчивые мальчики, либо глупые и совершенно не  сознающие,
что являются всего лишь калифами  на  час,  либо,  наоборот,  отлично  это
понимающие и спешащие состричь купоны со своей популярности.
     - Его популярность на самом деле достаточно велика, - заметил шеф.  -
Ты, конечно, тоже его слыхал, только не запомнил. Он  поет  это,  как  там
его, - он щелкнул пальцами, - "Я - герой, я  -  мужик,  я  -  самец,  я  -
российского секса отец".
     - М-да, - промычал я. Такие заявочки не предвещали  легкой  добычи  в
плане интервью.
     - Пропуска у секретаря, поедешь с Тихоновым, - заключил Поддубный.  -
Интервью вари, чем круче - тем лучше.
     Тихонов был лучшим фотографом нашего издания.  Но  мне  он  в  данном
случае совершенно не подходил, поскольку  сегодня  я  собирался  заставить
секс-идола российской молодежи малость поработать и на меня.
     - Андрей Васильевич, а можно я сам фотографа подберу, - обратился я к
Поддубному.
     - А чем тебе Василий не подходит? - удивился тот.
     - Ну тут нужен  человек  специфический,  с  некоторыми  особенностями
телосложения и характера, - заюлил я.
     Главный пожал плечами.
     - Делай как хочешь. Лишь бы интервью было.
     Я изобразил на лице благодарную улыбку и направился к двери.
     - Да, - остановил меня Поддубный, - сейчас поедешь к...  -  он  опять
стал искать бумажку.
     - Керим-оглы, - с готовностью подсказал я.
     - Да, оглы, - согласился шеф. - Так вот там, чтобы  никаких  выходок.
Нормальное  деловое  интервью,  с  благодарностями  и   пожатием   рук   -
позитивчик, так сказать.
     - Обижаете, - развел я руками. - Все и сам понимаю.
     Выйдя из кабинета главного  редактора,  я  скорчил  гримасу,  которая
должна была показать  всем  окружающим  переполнявшее  меня  отвращение  к
предстоящей  рутинной  работе  по  выдаиванию  турецкого   паши   местного
значения.
     Первым, вернее, первой из окружающих ее увидела машинистка Катенька -
миленькая брюнетка с пышными формами.
     - Алеша, что с тобой, зуб болит? - она с  участием  заглянула  мне  в
лицо.
     - Нет, - прохрипел я, - аппендицит. Острый.  Срочно  надо  вниз.  Мне
одному не дойти.
     - Ой, - всполошилась она. - Пошли, я тебе помогу. Обопрись на меня.
     Я охотно выполнил ее просьбу. Моя  рука  скользнула  к  ней  талию  и
оперлась о бедро, крепко захватив при  этом  пальцами  его  мягкую  заднюю
часть.
     - Выше не могу, - простонал я со страдальческой миной, -  рука  почти
не действует.
     В этот момент из одного из кабинетов в коридор вышла Леночка Ерохина.
Увидев меня,  согнувшегося  пополам,  с  перекошенной  рожей  и  рукой  на
катенькиной, гм... талии, она не удержалась и снова фыркнула.
     - Секс-идол за работой. Очередная трудовая победа.
     Я резко выпрямился, убрал руку и постарался  придать  лицу  выражение
Патриарха Всея Руси, скорбящего о несовершенстве человеческом.
     - У меня есть к тебе дело, Елена.
     - Да ну?! - удивилась она. - Ты хочешь, чтобы  я  поддержала  тебя  с
другой стороны?
     - Нет, нет, нет, - замахал я руками. - Дело  совершенно  иного  рода.
Конфиденциальное - пойдем куда-нибудь поговорим.
     - Эй, - раздался сзади голос Кати, - Так ты не болен?
     Я спрятал левую руку за спину и стал показывать ей, чтобы уходила.
     - Нет, Лен, ты посмотри, - завозмущалась та. - Прикинулся больным,  а
самому лишь бы покрепче за что-нибудь ухватиться.
     - Не за что-нибудь, - живо отреагировал я, - а только за определенные
места. И я и вправду болен  -  мне  сейчас  ехать  интервьюировать  одного
янычара. А у него знаешь ятаган какой - чуть что не так, и...
     - Хоть  бы  он  тебе  этим  ятаганом  одно  место  "и...",  -  гневно
произнесла машинистка и удалилась.
     - Ну, - задумчиво проговорило ледяное чудо, приблизившись ко  мне,  -
какие у тебя возникли мысли на сей раз?
     - Как всегда - гениальные, - широко улыбнулся я. -  Ты  ведь  знаешь,
что я сегодня иду на концерт звезды эстрады и буду брать у нее интервью. И
иду не один, а с фотографом. Но  поскольку  фотографировать  я  достаточно
хорошо умею и  сам,  то  второй  дефицитный  пропуск  на  столь  потрясное
мероприятие я хочу дать, ну, просто хорошему человеку,  -  я  выжидательно
посмотрел на Ерохину.
     Она никак не отреагировала на все это,  только  взгляд  ее  стал  еще
более задумчивым. Я снова улыбнулся.
     - Ну?
     - Слушай, Алексей, - Леночка медленно покачала головой. -  Я  никогда
не думала, что ты такой тупой. Неужели ты действительно думаешь, что  если
один недоделок, пользуясь наивностью и занятостью другого недоделка, добыл
пропуск на концерт третьего недоделка,  то  четвертым  недоделком  в  этой
компании буду я? - она снова  покачала  головой,  медленно  повернулась  и
пошла прочь.
     - Э-э-э, - протянул я и сглотнул  слюну.  Леночка  в  это  время  уже
скрылась за дверью ближайшего кабинета.
     Мне очень хотелось пойти к шефу и рассказать ему, за кого  его  здесь
держат, но я с самого рождения почему-то считал себя порядочным человеком.
Да даже если бы и не считал, то этот поступок все равно бы ни  к  чему  не
привел, так как всем было известно, что Ерохиной было позволено все.  Если
бы она только захотела, то могла бы без малейшего ущерба для  себя  каждый
день ездить на Поддубном верхом, конечно, коли это позволяли бы делать его
физические кондиции. Да, честно говоря, я и  сам  бы  ее  с  удовольствием
покатал.
     Тяжело вздохнув, я отправился исправлять положение.  Машинистка  Катя
сидела в своей комнатушке. Ее должность у нас  была  одна,  и  поэтому  ей
выделили отдельный закуток, дабы непрерывный треск машинки не очень  мешал
остальным. Я вошел к ней в логово и принял смущенный вид. Катя не обратила
на меня ни малейшего внимания, продолжая  быстро  перепечатывать  какую-то
статью.
     - Я пришел к тебе, - начал я, понурив голову, - чувствуя свою вину, и
посему приношу свои искренние соболез... - я запнулся, - извинения.
     Ноль внимания.
     - А умеешь ли ты фотографировать, Екатерина? - вопросил я.
     Плевать на нас хотели.
     - Дело в том, что я настолько глубоко проникся чувством  своей  вины,
что упросил шефа предоставить мне возможность самому выбрать фотографа,  с
которым я сегодня пойду на концерт Андрея Платонова. Я ведь  подумал,  что
такая  симпатичная   современная   девушка   как   ты   несомненно   умеет
фотографировать.
     Как только я произнес имя отца  российского  секса,  треск  мгновенно
прекратился, и все внимание машинистки переключилось на меня.
     - Я не умею, - смущенно призналась она. -  Но  я  научусь.  Я  сейчас
допечатаю и сразу же пойду к  Ваське  Тихонову  учиться.  Ты  меня  правда
возьмешь с собой?
     - Ну, конечно, - великодушно произнес я. - Обязательно.
     - Да я и не сержусь  на  тебя  совершенно,  Алешенька,  -  с  улыбкой
произнесла Катя. - Ну ни капельки. Я  понимаю  -  ты  шутишь,  -  с  этими
словами она встала из-за стола, подошла ко мне, и, обвив мою  шею  руками,
поцеловала.
     - Ну не стоит, ты же знаешь - я всегда веду себя как джентльмен, -  я
погладил ее по спине и чуть ниже. - В восемь  часов  будь  в  редакции,  я
подъеду.

     Строящаяся  гостиница  располагалась  на  берегу  реки   Сторожки   -
единственной в нашем городе. К настоящему моменту офис начальника  стройки
размещался внутри самого здания, уже практически законченного.
     Я припарковал свою "восьмерку"  на  огромной  полупустой  гостиничной
стоянке и направился ко входу. Войдя в гостиницу, я показал дежурившим там
милиционеру  и  здоровенному  громиле  в   штатском   свое   журналистское
удостоверение и получил от них подробные разъяснения о том, как  добраться
до интересующего меня кабинета.
     Офис располагался на первом  этаже,  в  одном  из  будущих  служебных
помещений отеля. Едва я раскрыл дверь,  как  навстречу  мне,  встав  из-за
стола, направилась секретарша  -  высокая  блондинка  с  умопомрачительной
грудью, вот-вот готовой разорвать голубенькую блузку.
     - Вы - Соколов из газеты, - констатировала она, едва бросив  на  меня
взгляд. - Могли бы одеться получше и не опаздывать.  Шеф  этого  очень  не
любит.
     Я опешил. Мне было глубоко плевать на то, что не любит ее шеф, и  что
она сама думает о моей одежде. Лично я даже Папу  Римского  интервьюировал
бы в джинсах, если бы считал, что мне в них удобно.
     - Пойдемте, - она холодно кивнула мне и направилась к боковой  двери.
Я поплелся вслед за ней.
     Керим-оглы был мужчиной лет сорока,  со  смуглой  кожей,  крючковатым
носом и почти черными глазами. Одет  он  был  в  элегантный  в  сине-серую
полоску  костюм  с  модным  попугайских  расцветок  галстуком.  При   моем
появлении он даже не соизволил приподняться из-за стола, а  лишь  наградил
меня  взглядом  представителя  цивилизованной  страны,  в  очередной   раз
вынужденного по долгу службы общаться с папуасом.
     Пришлось начинать разговор самому.
     - Хинди-руси - пхай-пхай,  -  развел  я  с  радостным  видом  руки  в
стороны. Начальник стройки оценивающе посмотрел на меня, как будто  решал,
стоит дарить мне по окончании аудиенции бусы или нет.
     - Русский с китайцем - дружба навек, - я направился к его столу и без
приглашения плюхнулся в одно из стоявших напротив него кресел. По  взгляду
хозяина кабинета я определил, что бус мне теперь точно не видать как своих
ушей.
     - Он что, "рус не понимай"? - обратился я к секретарше.
     -  Понимай,  понимай,  -  неожиданно  произнес  турок.  Я   изумленно
повернулся к нему.
     - Я приходить к вам интервью брать, вы  мне  о  стройка  говорить,  я
писать и печатать, деньги получать, водка пить, бабы  гулять,  вас  добрым
словом поминать,  -  обрисовал  я  ситуацию,  доставая  из  кармана  своей
джинсовой куртки портативный диктофон.
     -  А  что,  более  приличного  человека  в  редакции  не  нашлось?  -
осведомился Керим-оглы.
     - Более приличные выполняют более приличные задания, - отпарировал я.
     Он покраснел, а его темные глаза налились кровью.
     - Как прошло строительство гостиницы? - не обращая  на  это  никакого
внимания спросил я, включив диктофон.
     Начальник стройки немного успокоился и принялся отвечать на  вопросы,
бросая, однако, при этом  в  мою  сторону  взгляды,  которые  должны  были
уверить меня в том факте, что я должен быть счастлив, родившись всего лишь
каким-то неверным, о которого ему даже жаль пачкать свой ятаган.
     Говорил он с сильным акцентом, но грамматически почти правильно,  что
объяснялось довольно  просто  -  строительный  институт  он  заканчивал  в
Москве, - об этом было известно из интервью, данного им нашей  газете  еще
по прибытии сюда в прошлом  году.  То  интервью,  кстати,  брала  Леночка.
Вероятно, он рассчитывал на то, что и в этот раз приедет она, и я мысленно
позлорадствовал над его обманутыми ожиданиями.
     Несмотря  на  напряженную  обстановку,  в  коей  давалось   интервью,
Керим-оглы не преминул еще раз подчеркнуть, какая  у  них  хорошая  фирма,
всегда выполняющая задания в кратчайшие сроки и с высоким  качеством.  Все
их партнеры в странах бывшего СССР, да и  в  других  тоже,  всегда  бывают
очень довольны.
     Я хотел сказать, что если  когда-нибудь  соберусь  строить  дачу,  то
обязательно приглашу выполнить мой заказ именно его, но потом  решил,  что
будет лучше, если это останется для него приятным  сюрпризом.  Тем  более,
что в ближайшее  время  этот  проект  реализации  не  подлежал  -  в  силу
отсутствия денег с моей стороны, и времени - с его: сразу же  после  сдачи
гостиницы он вместе со всей своей бригадой и техникой улетал на специально
зафрахтованном самолете в какую-то ближневосточную страну  -  строить  там
бизнес-центр.
     Дождавшись конца его излияний, я снова перешел в наступление.
     - И в заключение пара вопросов личного плана. Как вам девушки  нашего
города? - я склонил голову набок и внимательно посмотрел на турка.
     - У вас хорошие девушки, - медленно кивнул он. - Красивые.
     - И скольких из них вы поимели? - наклонил я голову в другую сторону.
     До него не сразу дошел  смысл  моего  вопроса.  Но  когда  дошел,  то
реакция оказалась просто потрясающей. Керим-паша вскочил  и  сделал  рукой
такое движение, как будто хотел вытащить из-за пояса  свою  кривую  саблю.
Изо рта его рекой полились бурные фразы на турецком языке,  которого  я  к
несчастью, а может быть и к счастью своему, не знал. Я тоже вскочил, чтобы
вовремя успеть ретироваться, но еще один вопрос все-таки задал.
     - Но с ней-то вы точно спали? - ткнул я  пальцем  в  секретаршу,  всю
нашу беседу просидевшую в соседнем кресле, стенографируя наш  разговор.  -
Титьки-то какие, а, - я подмигнул ему.
     Турок взвыл и потянулся к тяжелому пресс-папье, стоявшему на столе. Я
поспешно попятился к выходу, не спуская с него глаз. Неожиданно он оставил
пресс-папье в покое и затих, также внимательно смотря  на  меня.  Когда  я
оказался у самой двери, Керим-оглы неожиданно протянул вперед правую  руку
с вытянутым указующим  перстом  и  тоном  аятоллы  Хомейни,  отправляющего
стражей исламской революции на священную войну с неверными, произнес:
     - Аллах акбар!!!
     Мне не хотелось обижать представителя цивилизованной страны.
     - Воистину акбар, - согласился я, сделав успокаивающий жест руками, и
побыстрее юркнул за дверь.
     До самого своего автомобиля  я  почти  что  бежал.  За  каждым  углом
гостиничных лабиринтов мне мерещились свирепые янычары,  только  и  ждущие
удобного случая, чтобы отомстить за своего хозяина.  Даже  милиционер  при
выходе, как мне показалось, был вооружен не пистолетом, а саблей.
     Лишь  оказавшись  внутри  "жигуленка",  я   облегченно   вздохнул   и
обнаружил, что забыл выключить диктофон.  Сделав  это,  я  закурил,  чтобы
успокоиться окончательно, и  поехал  в  редакцию  -  оформлять  полученное
интервью и просматривать все имевшиеся у нас по Платонову материалы.

     Моя правая рука покоилась у Катеньки на талии,  а  левой  я  подпирал
свою голову. Места, на которые были выданы пропуска,  располагались  прямо
за воротами футбольного поля стадиона, где выступал секс-идол. Центральный
круг, в котором располагалась сцена, видно было  плохо,  но  меня  это,  в
отличие от моей спутницы, совершенно не волновало.
     Все трибуны были набиты  битком.  Наиболее  активная  часть  зрителей
бесновалась  на  беговых  дорожках.  Само  поле  было  огорожено   высоким
проволочным забором, за которым лицом к публике в ряд стояли омоновцы.
     У половины из бесновавшихся девушек  уже  была  скинута  вся  верхняя
часть одежды, включая лифчики,  если  таковые  вообще  имелись.  Это  было
единственным отрадным моментом во всем этом мероприятии, и я  с  интересом
ожидал дальнейшего развития событий на данном направлении. В остальном мои
мысли были заняты решением проблемы взятия интервью.
     Похоже, проникнуть под трибуны, охраняемые  лучше,  чем  Кремль,  мне
вряд ли удастся. Вероятно, придется дожидаться убытия певца  со  стадиона,
после чего следовать за ним и искать момент.
     В это время Катенька толкнула меня в бок.
     - Какой мужик, а!
     - Да-а-а, - без малейшей доли энтузиазма согласился  я.  Взглянув  на
соседку, я обнаружил, что ее блузка  также  расстегнута  почти  до  конца,
однако, имевшийся под ней кружевной бюстгальтер не давал мне возможности в
полной мере оценить открывающийся живописный пейзаж.
     Я прислушался к звукам, бившим из огромных динамиков. Под  отрывистую
музыку на слушателей низвергался бред, основной смысл которого  заключался
в восхвалении мужских достоинств и возможностей артиста. Я вздохнул.
     У этого парня было трудное детство - без родителей,  в  детдоме.  Там
его   и   заприметил   известный   продюсер,   участвовавший    в    некой
благотворительной акции.  Несколько  лет  Платонов  пел  школьно-пэтэушные
песни о неразделенной любви, а с переходом в  иную  возрастную  категорию,
когда  продолжать   работать   "под   мальчика"   было   уже   невозможно,
переквалифицировался в секс-идола, коим и  работал  уже  целых  три  года,
недавно отметив свое двадцатишестилетие.
     Неожиданно мне в голову  пришла  идея,  навеянная  школьно-пэтэушными
ассоциациями. В детстве мы с пацанами любили ходить на футбол. Когда к нам
приезжала какая-нибудь известная команда, то мы всегда откомандировывали к
ней группу охотников за автографами, которая совершала  диверсионный  акт,
проникая к  игрокам  в  раздевалку.  Конечно  через  несколько  минут  она
выдворялась оттуда при помощи милиции, но за это время ей обычно удавалось
собрать несколько подписей знаменитостей.
     В настоящий момент  меня  более  всего  интересовал  способ,  которым
происходило проникновение. Дело  в  том,  что  рядом  с  главной  трибуной
располагался старый склад  спортинвентаря,  который  давным-давно  уже  не
использовался по назначению в силу своей ветхости. Однако проход из склада
под трибуну, где и находились раздевалки, в те времена еще  существовал  и
был закрыт на какую-то хилую дверь,  заколоченную  гвоздями.  Заделать  ее
капитально работникам стадиона было лень, и  этим-то  мы  и  пользовались,
регулярно открывая свою "дорогу к славе".
     Конечно,  охрану  тех  спокойных  времен  нельзя  было  сравнивать  с
присутствовавшей на  сегодняшнем  мероприятии,  да  и  нынешнее  состояние
прохода мне было абсолютно неизвестно, но, все-таки  на  мой  взгляд  этот
путь надо было испробовать.
     Я наклонился к уху Катеньки и сказал:
     - Ну я, пожалуй, пойду вниз, попрыгаю - уж больно заводная  музыка  у
мужика.
     - Да?! Ну я с тобой тогда! - раскрасневшаяся девушка схватила меня за
руку. Я поморщился.
     - Шучу. Мне пора заняться работой. Отдыхай.
     - Но я тоже с тобой пойду - фотографировать-то надо.
     Я покачал головой.
     - Господи, да что же я сам  не  могу  эту  харю  два  раза  щелкнуть?
Балдей!
     - Выходит, я зря просидела пол-дня у Васьки, - обиделась она.
     - Ну почему, - усмехнулся я. - Полагаю, что это доставило ему большое
удовольствие, - я еще раз окинул взглядом ее  фигурку.  -  В  общем  после
концерта двигай сразу же в редакцию  -  будешь  печатать  интервью,  чтобы
успеть втиснуть его в завтрашний номер. Это и будет твоя работа.
     - Да пошел ты! - скривилась Катя. - Это  у  тебя  харя,  если  хочешь
знать, а он - хорошенький, и я бы с удовольствием с ним встретилась, - она
надула губки.
     Ничего не ответив, я стал пробираться вниз. В  данном  случае  лишняя
нагрузка, даже такая миленькая, была мне совершенно ни к чему. К  тому  же
воспользоваться моей сверхпортативной "Минольтой" она вряд ли  сумела  бы.
Не знаю, чему там ее столько времени учил Тихонов, но  сильно  сомневаюсь,
чтобы при этом он уделил много внимания фотографии, как таковой. Да  и  на
его месте так поступил бы каждый!
     Мою задачу  сильно  облегчал  тот  факт,  что  неподалеку  от  склада
размещалось сооружение гигиенического назначения, которое достаточно часто
посещала публика. Приблизившись к нему, я оценил обстановку.
     Между сортиром  и  необходимым  мне  зданием  ошивался  омоновец.  Он
периодически поглядывал в сторону входов в туалет,  но  по  большей  части
взгляд его был устремлен куда-то за заднюю стену этой постройки.
     Ближайшим к складу был "женский" вход. Я двинулся в его сторону, хотя
это уже выглядело и не очень естественно. Внимание мента  сия  моя  акция,
однако, не привлекла. Приблизившись, я обогнул дверной проем  и  осторожно
заглянул за сортир. Здесь мне все стало  ясно.  Прямо  на  травке  парочка
наиболее впечатлительных  из  числа  поклонников  и  поклонниц  секс-идола
воплощали его идеи в жизнь, занявшись любовью.
     В этот момент  омоновец  вновь  взглянул  в  сторону  туалета,  и  я,
поспешно отскочив, юркнул в дверь. В ноздри мне ударила страшная  вонь.  Я
сообразил, что попал не совсем туда и хотел было быстренько  ретироваться,
но в этот  момент  дорогу  мне  преградила  грудастая  девица  в  коротком
облегающем платье из блестящего черного материала.
     - Привет, красавчик! - игриво сказала она. - Что, счастья ищешь?
     - Ну, - замялся я. - Нет, ошибся я в общем. Пойду, - с этими  словами
я попытался обогнуть ее.
     - Не спеши, - засмеялась она и сильно толкнула меня обратно. В руке у
нее  появился  кастет.  -  Пошли  туда,  там  у  нас  подходящая  компашка
собралась. И, давай, тикалки снимай побыстрее.
     Я заметил, что глаза у нее оловянные.  В  таком  состоянии  она  была
опасна. Ее следовало незамедлительно вывести из строя и как можно  скорее,
пока не сбежались  ее  подруги.  Танк,  изображенный  на  циферблате  моих
"Командирских" "тикалок", помочь мне в этой ситуации, к  сожалению,  ничем
не мог. Надо было действовать самому.
     Я оглянулся. На шум из "зала" в коридорчик  уже  вышли  две  фурии  с
пятнистыми прическами. У одной в руке  была  велосипедная  цепь.  Я  резко
ударил грудастую ногой в живот. Она раскрыла рот, оставшись  без  воздуха,
но кастет из руки не выпустила. Я понял, что ее ощущения сейчас притуплены
действием  "марафета".  Придется  провести   с   ней   сеанс   радикальной
шокотерапии.
     Я  схватил  разбойницу  за  руку  с  кастетом,   круто   развернулся,
перехватив ее на плечо, и резко рванул вниз. Послышался  хруст  ломающейся
кости,  и  девица  взвыла  -  такой  болевой  сигнал  не  мог  не  пробить
наркотическую броню, не настолько уж сильную, раз она стояла  на  ногах  и
даже соображала.
     После этого я сильно толкнул ее прямо на бросившихся ко мне подруг  и
выскочил из туалета. Взглянув на омоновца,  я  увидел,  что  он  настолько
увлечен представлением, что не  обратил  ни  малейшего  внимания  на  шум,
произведенный  мною.  Оставалось  надеяться,  что  он  будет  занят   этим
спектаклем еще некоторое время,  и  мне  удастся  проскочить.  Теперь  мне
оставалось лишь молить Бога о том,  чтобы  пламенный  поклонник  Платонова
тоже оказался героем, мужиком и самцом и не кончил, пока я не добегу.
     Я спуртанул и быстро  преодолел  отделявшие  меня  от  склада  метров
тридцать. Никаких подозрительных звуков из-за своей спины в течение  всего
этого времени я не услышал.
     Забежав за угол и отдышавшись, я выглянул обратно. Страж правопорядка
находился  уже  возле  двери  в  "дамский  зал"  и  обрабатывал   дубинкой
выскочивших оттуда разноцветных бандиток. Их визги и крики почти полностью
заглушались музыкой. Я облегченно вздохнул: правильно  -  нечего  человеку
мешать развлекаться, а то все веселятся, а он как дурак на посту стоит.
     Осмотревшись,  я  не  обнаружил  поблизости  ничего  подозрительного.
Похоже, этим сараем никто не интересовался и за стратегически важный пункт
его не держал.
     Проникнуть внутрь в старые времена можно было через любое  окно,  как
правило на скорую руку забитое досками. На моей стороне, однако,  окон  не
было, надо было выходить либо на  сторону,  просматривающуюся  со  стороны
трибун, что меня совершенно не устраивало, либо возвращаться  на  ту,  что
находилась  в  поле  зрения  любителя  эротических  спектаклей  на  свежем
воздухе.
     Я опять заглянул  за  угол  и  не  смог  сдержать  довольной  улыбки.
Шевеление в траве прекратилось.  Наступила  пора  аплодисментов.  Работник
милиции неспешным шагом  направлялся  в  сторону  актеров,  видимо,  чтобы
вручить им цветы. Я мысленно пожал руку исполнителю главной роли -  он  не
подвел меня. Вообще на мой взгляд искусство закончить любое дело вовремя -
ни раньше, ни позже - является важнейшим из всех искусств.
     Итак, пока охранник играет со счастливой парочкой в "третий  лишний",
руки у меня развязаны. Тем  не  менее  я  счел  не  лишним  соблюсти  меры
предосторожности,  добираясь  к  ближайшему  окошку  потихоньку  и  плотно
прижимаясь при этом к стене.
     Окошко это, как и в старые добрые времена, было заколочено досками. Я
дернул за ближайшую, и она сразу же развалилась на части. Этого  следовало
ожидать - ведь наша футбольная команда обанкротилась лет восемь  назад,  с
тех пор этим проходом так, вероятно,  никто  и  не  пользовался,  и  доски
успели сгнить.
     Я еще раз  провел  рекогносцировку.  Перед  глазами  моими  предстала
удивительная картина.
     Метрах в сорока от меня, за нужником,  по  травке  бежала  обнаженная
нимфа. За ней гнался сатир  с  головой  омоновца.  Замыкал  процессию  сам
Аполлон, также полностью обнаженный. "Вакхические игры", - догадался я. И,
вероятно, на них следовало ожидать скорого прибытия  подкрепления  в  лице
отряда сатиров, поэтому я быстренько разломал оставшиеся доски и  ухнул  в
окно головой вперед.
     Я уже успел позабыть,  что  пол  склада  находится  значительно  ниже
уровня грунта, и не сломал себе шею лишь потому, что  под  окном  как  раз
валялся старый гимнастический мат.
     Выждав пару  минут,  чтобы  глаза  привыкли  к  царившему  на  складе
полумраку, я огляделся.  Нужная  мне  дверь  с  ведущей  к  ней  небольшой
лестницей находилась на противоположной стене, почти прямо напротив  меня.
Я прошел туда и тихонечко потянул ее на  себя  за  одну  из  приколоченных
досок. Дверь, чуть  скрипнув,  сразу  же  отворилась.  Мне  это  очень  не
понравилось. Я поспешно захлопнул ее и прижался к ней спиной.
     Мой взгляд скользнул по внутренностям склада. И  тут  я  увидел,  что
свет в помещение проникает не через одно окно, а через два. Двумя проемами
правее того, через который проник я, также зияла дыра, сквозь которую было
видно голубое июньское небо.
     У меня на лбу выступил пот. Когда я несся мимо этой стены здания,  я,
конечно, не обратил внимания на то, что одно из окон уже разобрано. Теперь
мне предстояло расплачиваться за свою невнимательность.
     Света было вполне достаточно,  чтобы  убедиться,  что  внутри,  кроме
меня, никого больше нет. Следовательно, кто бы не залез сюда до  меня,  он
либо уже прошел под трибуну, либо вернулся на улицу.
     Я понемногу стал успокаиваться.  В  конце  концов,  дыра  могла  быть
проделана не сегодня, а, например, в прошлом году. Может быть, этим сараем
пользуются парочки, благо здесь повсюду  раскиданы  маты,  а  может  быть,
здесь ночуют бомжи. Впрочем, никаких предметов домашнего обихода,  которые
говорили бы в пользу последней версии, видно нигде не было.
     Я  закурил  и  стал  ждать,  когда  концерт  закончится.  Далее   мне
предстояло действовать по обстановке.

     Господин Платонов не очень-то утруждал себя работой.  Основная  часть
концерта продолжалась не более  часа,  после  чего  на  бис  был  исполнен
главный хит по поводу отцовства. И все. Я выждал некоторое время,  которое
по  моим  расчетам  нужно  было  певцу,  дабы  проникнуть   сквозь   толпу
поклонников в помещение,  а  затем  поднялся,  затушил  очередной  окурок,
раскрыл дверь и уверенным шагом ступил в коридор.
     Там никого не было. Чтобы попасть непосредственно под  трибуны,  надо
было преодолеть примерно метров двадцать по темному коридорчику,  а  затем
повернуть налево. В этот момент меня посетила мысль, что артист мог  прямо
с поля уехать на машине в гостиницу, что, учитывая количество находившихся
на стадионе  фанатов,  было  бы  с  его  стороны  самым  разумным.  Однако
отступать было поздно.
     Я миновал поворот и оказался в главном коридоре сооружения. Как раз в
этом крыле и располагались служебные помещения и раздевалки,  а  в  другом
находился небольшой гимнастический зал. Пройдя  метров  десять,  я  увидел
спешившего  мне  навстречу  человека.  Итак,  первое  препятствие.  Приняв
деловой вид, я постарался проскочить мимо него. Это был здоровенный  мужик
в джинсах, клетчатой рубашке и сером пиджаке. Миновал я его  на  удивление
просто, - он даже не взглянул в мою сторону.
     Пройдя пару шагов, я на всякий случай оглянулся,  и  это  спасло  мне
жизнь. Мужик, стоя на повороте, целился в меня из  пистолета.  Я  сглотнул
внезапно  появившийся  в  горле  комок  и  бросился  к  ближайшей   двери,
выпрыгнув, что было сил. Дверь, по счастью, не была заперта, и  я,  больно
ударившись о нее плечом и головой, влетел внутрь и шлепнулся на пол.
     В одном мне в жизни здорово не повезло. В то время, когда  я  учился,
из высших учебных заведений забирали в армию.  После  первого  курса  туда
загремел и я. Служить мне довелось, как слишком по оценкам военных умному,
в трубопроводных войсках (есть и такие). И вот в  этом-то  мне,  наоборот,
здорово повезло. Войска эти - в общем-то и не войска,  а  так  -  рабсила,
интеллектуальный стройбат. Однако в нашем отдельном  батальоне  был  очень
хороший инструктор по спорту - капитан "дядя Вася".
     До  этого  дядя  Вася  служил  на  такой  же  примерно  должности   в
диверсионном спецподразделении ВДВ.  Попал  в  Афганистан,  а  вернувшись,
запил по-черному. Без продыху. Его хотели уволить,  но  один  из  чинов  в
министерстве обороны, с которым они вместе воевали,  пожалел  капитана,  и
того просто "сослали", чтобы не мозолил глаза начальству.
     Поскольку делать на службе дяде Васе все равно было нечего (ну  какой
спорт в  трубопроводных  войсках),  то  в  перерывах  между  стаканами  он
соорудил небольшой спортзал и тир. Поскольку и нам на службе  тоже  делать
было нечего, то все вечера мы проводили у дяди Васи.
     Он  обучал  нас  драться,  стрелять  и  выбивать  из  пленных  ценную
информацию, подкрепляя показанное примерами из  своей  собственной  боевой
эпопеи. А сам инструктор делать все эти вещи умел  очень  хорошо.  Причем,
чем крепче он был нагружен, тем лучше  у  него  это  получалось.  Если  бы
удалось разбудить его среди ночи, показать человек пять противников,  дать
пистолет и втолковать, где находится мишень, то он сначала  всех  изувечил
бы, затем выпустил всю обойму в десятку,  выпил  рюмочку  и  снова  улегся
спать, так толком и не поняв, что же все-таки произошло.
     Дядя Вася в таких случаях, вероятно, работал "на рефлексах".  У  меня
таковые, конечно же, наработаны не были, но то,  что  надо  защищаться,  я
сообразил сразу. Вскочив, я схватил валявшийся рядом стул и встал сбоку от
двери, прижавшись к стене, чтобы не попасть под пулю.
     Через  несколько  секунд  в  комнату  влетел   человек   и   внезапно
остановился в положении спиной ко мне. Я опустил стул ему  на  голову.  Он
хрюкнул и обернулся. Под серый пиджак у него была  одета  белая  рубаха  с
желтым в синюю полосочку галстуком.
     Все это я успел заметить, пока он бил меня кулаком в горло. Падая,  я
также успел взглянуть на то, перед чем этот парень  так  резко  тормознул.
Это были две человеческие фигуры, лежавшие на полу лицом вниз. Лужи  крови
под их головами на моих глазах увеличивались в размерах.

     Вряд ли я смог бы проглотить что-нибудь тверже  воды.  Да  мне  никто
ничего, кроме нее, и не предлагал. Я сидел на стуле в  кабинете  директора
стадиона. В хозяйском кресле уютно  устроился  старший  оперуполномоченный
уголовного розыска майор  Валерий  Овчинников  -  здоровенный  брюнет  лет
тридцати трех - тридцати четырех. Наша с ним беседа продолжалась уже почти
час.
     - Так ты по-прежнему настаиваешь, что всего лишь  собирался  взять  у
Платонова интервью? - в очередной раз спросил меня Валера.
     Я знал Валеру, но не очень хорошо, так, через Потайчука, да еще  пару
раз мы случайно встречались на улице, но дальше кивков дело не шло.
     - Да, - прохрипел я. - Перестань меня мучить, я  уже  рассказал  все,
что знаю.
     Овчинников покачал головой.
     - Телохранитель застал тебя с  двумя  свеженькими  трупами  -  самого
певца и второго охранника. У обоих перерезано горло. Бритва лежала  рядом.
Как он утверждает, самого его ты ударил стулом по голове. Мужика,  который
якобы целился в тебя из пистолета, он не видел.
     - Ну и что. Тот вполне мог убежать через склад, сразу же, как увидел,
что в его сторону идут люди.
     - Мы это проверим, - пообещал он.
     Опер ушел. Битый час я сидел в этом кабинете в обществе  вооруженного
милицейского сержанта. Наконец, около полуночи Овчинников вернулся, но уже
не один. Вместе с ним в комнату вошел высокий худой субъект с  водянистыми
глазами и реденькой шевелюрой.
     - Следователь прокуратуры Зайцев, - представил его мне майор и сделал
охраннику знак выйти. После этого он сел, закурил и продолжил разговор.
     - Вот какая ситуация, Алексей. Мужика твоего омоновец, дежуривший  на
этом участке не видел. Как и тебя, кстати.
     - Конечно, никого он не видел, - взорвался я. - И видеть не  мог.  Он
же сначала за парочкой, занимавшейся любовью, подглядывал, а потом за ними
же и гонялся. Не сомневаюсь, что и после этого дело он себе нашел быстро -
там вон женский сортир рядом.
     - Клеветой на органы занимаетесь,  гражданин  Соколов,  -  неожиданно
заметил следователь, пристраиваясь на стуле, стоявшем сбоку от стола.
     Я удивленно посмотрел на него. Откуда этот тип  взялся?  Из  мрачного
прошлого, что ли?
     - Спокойно, Леша, не нервничай, - Валера стал  перебирать  содержимое
моих карманов,  разложенное  на  столе.  На  том  же  столе  лежали  вещи,
найденные у убитых.
     -  Здесь  вот  какая  петрушка  получается,  -  продолжил  он   после
некоторого молчания. - В соседней комнате нашли труп милиционера,  который
дежурил в этом крыле, тоже с перерезанным горлом. А вот этого мы не любим.
Особенно начальство наше не любит. Кроме  того...  Убит  известный  певец,
любимец молодежи. Народ гневно потребует найти  преступника.  Не  в  наших
интересах тянуть дело. Ты понимаешь, о чем я говорю?
     Я понимал.
     - А отпечатки на бритве?
     - Их нет, - развел руками опер. - Правда нет.
     - А мотивы? - взвился я. - Какие у меня мотивы?
     - Мотивы, -  полувопросительно-полуутвердительно  протянул  майор.  -
Моти-и-ивы,  -  он  взял  пакетик  из  кучки  вещественных  доказательств,
найденных в карманах убитых,  раскрыл  его  и  понюхал.  -  "Дурь",  -  он
медленно закрыл пакетик и кинул его обратно на стол, но  уже  в  коллекцию
вещей, принадлежавших мне. - "Дурь". Ты - бабник, об этом  известно  всем.
Приревновал очередную подружку к эстрадной  звезде,  обкурился  с  горя  и
замочил его. Проник же сюда так, как и  говоришь  -  окурки  в  сарае  это
подтверждают. А интервью - предлог.
     У меня перехватило дыхание.
     - Ты что, собираешься мне тройное убийство пришить?! В том числе одно
- милиционера при исполнении?!
     - Факты, - развел майор руками. -  Кстати,  убийство  на  сексуальной
почве подтверждается тем,  что  у  Платонова  отрезаны  половые  органы  и
оставлены рядом с трупом. Очень похоже на свихнувшуюся наркоту.
     После этих его слов меня чуть не вытошнило.
     - Я?! Такое?! Да я же крепче "Беломора" в жизни ничего не курил!
     - Закурил с горя. Медэкспертиза подтвердит.
     Я повернулся к прокурорскому.
     - Что вы ему позволяете? Вы же из прокуратуры.
     Тот посмотрел на опера.
     - Он журналист, да? Ну так засади его в  пресс-хату.  Пусть  его  там
ребята на хор раком поставят, доведут до кондиции, а завтра мы тогда с ним
еще раз побеседуем.
     - Да как я мог ухлопать обученного  охранника  и  милиционера?!  -  в
отчаянии заорал я. - Да еще  таким  зверским  способом.  Я  что  -  помесь
Джеймса Бонда с Фредди Крюгером?
     - Может быть ты бывший  десантник  или  пограничник,  -  сухо  сказал
Валера. - Узнаем. Да до меня, впрочем, и так доходили  слухи,  что  ты  не
самый вежливый человек в нашем городе.
     Я понял, что влип. У них все сойдется. До дяди Васи они, конечно,  не
докопаются, но  о  том,  что  в  прошлом  году  я  устроил  одному  жлобу,
пришедшему в  газету  выяснять  отношения,  сотрясение  мозга  и  открытый
перелом  правой  руки  (ну,  остальное-то  там  было  по  мелочи),  узнают
безусловно.
     Я опустил голову и только сейчас увидел, что мой пиджак спереди  весь
заляпан кровью - видимо, упав на пол, я попал в лужу, не  исключено  даже,
что от отрезанных частей. При мысли об этом меня передернуло.
     - Значит, кому вторую звездочку, кому  новый  класс,  а  кто-то  и  в
Москву на повышение поедет. Ну а мне - вышка, - я поднял голову и  оглядел
присутствующих.
     - По-моему, он опять оскорбляет органы, -  ни  к  кому  не  обращаясь
произнес Зайцев.
     - По-моему, тоже, - глядя мне прямо в глаза, подтвердил Валера. Затем
он встал из-за стола, медленно обошел следователя и неожиданно ударил меня
ногой в голову.
     Я вместе со стулом, на котором сидел, упал на пол, больно  ударившись
обо что-то макушкой. На грохот вбежал милиционер. Мне  были  видны  только
его высокие запыленные ботинки.
     - Все нормально, - сказал ему майор. - Мы справимся сами. Оставайтесь
там. - Тот вернулся обратно в коридор.
     Я встал и, пошатываясь, попытался поднять стул и  снова  усесться  на
него.
     - Я тебя научу закон уважать, борзописец хренов, -  прошипел  опер  и
снова ударил меня ногой в голову.
     На этот раз удар пришелся в висок. В глазах у меня  потемнело.  Когда
мне стало лучше, я решил не пытаться вставать снова, но с  решимостью  уже
приговоренного выдохнул:
     - Такие как вы, только позорят этот самый закон.
     Прокурорский  захохотал  -  тоненько  и  противно,  как  кастрат   на
просмотре порнофильма. Это меня добило.
     Я рывком поднялся и врезал Валере снизу  по  челюсти.  В  ней  что-то
чвякнуло, и майор начал оседать.
     Я бросил взгляд на Зайцева. Он привстал со стула и  уже  открыл  рот,
собираясь позвать на помощь. Я схватил со стола здоровенную  пепельницу  и
бросил ему в голову. Она попала точно в  нижнюю  часть  лица.  Следователь
свалился на пол.
     Обернувшись, я обнаружил, что опер уже поднялся  и  шарит  рукой  под
курткой, пытаясь нащупать пистолет в плечевой кобуре. Я сделал левой ногой
ложный замах, показывая, что собираюсь ударить его в грудь, и, как  только
он отпрянул, произвел ею  резкий  удар  сверху  вниз  прямо  под  коленную
чашечку его выставленной вперед ноги. Опять раздался  неприятный  звук,  и
эта его конечность как-то неестественно вывернулась "коленкой назад".
     Майор перестал нашаривать и выпучил глаза, как будто уже находился на
своем смертном одре. Тело его наклонилось вперед, а рот широко  раскрылся.
Однако продиктовать свою последнюю волю он так и не успел,  поскольку  его
нижняя челюсть вновь была потревожена - это было  верхнее  "си"  в  партии
моей левой ноги. Голова  его  откинулась  назад,  и  страж  закона  рухнул
мешком.
     На шум никто  не  прибежал  -  спасибо  Валере  с  его  самонадеянным
"справимся сами". Убедившись, что  представители  государственных  органов
больше не  хотят  неприятностей  со  стороны  прессы  и  не  шевелятся,  я
быстренько сгреб со стола все свои вещи и распихал их  по  карманам.  Моей
зажигалки среди них почему-то не оказалось, и  я  забрал  чью-то  лежавшую
рядом.
     После этого я разрезал обнаруженным в кармане у опера складным  ножом
джинсы - между ног - и сделал несколько растяжек. Теперь  я  был  готов  к
бою.
     Рывком распахнув дверь, я узрел стоящего прямо напротив нее  сержанта
с короткоствольным автоматом. Менее всего на свете он ожидал увидеть  меня
и еще меньше этого - мою любимую левую ногу, бьющую его прямо в живот.
     После этого раздумывать было уже некогда  -  я  сразу  же  рванул  по
коридору в сторону сарая. Как только  я  завернул  за  угол,  позади  меня
раздалась  автоматная  очередь.  Я  тут  же  услышал  шум,   произведенный
осыпавшейся штукатуркой.
     Через мгновение я был уже на складе. Там копошились какие-то  люди  в
штатском и стоял вооруженный омоновец.  Единственным  источником  света  в
помещении являлась настольная лампа, подключенная к удлинительному  шнуру.
Я с ходу ударил ее ногой и она погасла.
     Решив, что теперь внутри помещения стрелять не будут, боясь попасть в
своих, я, не таясь, бросился к открытому окну - дальнему от меня. Открытые
проемы слегка выделялись на фоне пока что еще абсолютно  черных  для  моих
"не переключившихся" глаз стен.
     Окно располагалось высоко  над  полом,  и  даже  мне  со  всем  своим
стадевяностосантиметровым ростом потребовался очень мощный  разбег,  чтобы
зацепиться за нижнюю раму. При этом в ладонь мне вонзился  гвоздь  и  я  с
трудом сдержался, чтобы не закричать.
     Мой выбор дальнего окна оказался верным - в тот момент, когда я начал
переваливаться на другую сторону, застучал автомат, и очередь  просвистела
как раз сквозь другую глазницу.
     Упав на траву, я перекатился подальше от окна, через которое выбрался
и вскочил на ноги.  Единственный  путь,  которым  я  мог  выскользнуть  со
стадиона - через стену. Все выходы наверняка охранялись.
     До  стены  было  метров  сорок,  но  бежать  прямо  к  ней  было   бы
самоубийственно - отслеживать наиболее тщательно будут именно здесь,  и  я
помчался влево от себя, по ходу продвижения постепенно забирая вбок.
     Метров через сто  я  приблизился  к  стене,  точнее  -  трехметровому
решетчатому забору с угрожающе торчащими наверху пиками. Я  полез.  С  той
стороны, откуда я прибежал, доносились голоса и беспорядочные выстрелы.
     Что же, если они все  там  друг  друга  перестреляют,  то  это  будет
достойным завершением сегодняшнего вечера, - решил я.
     В этот момент я как раз добрался до верха, и одна из пик попала прямо
в дырку, которую я  самолично  проделал  в  своих  штанах.  От  полученных
неожиданных ощущений я заорал благим матом и полетел вниз. Пика  задержала
мое падение, распоров штанину и больно расцарапав ногу. Но  благодаря  ей,
я, по крайней мере, не расшибся, падая с трехметровой высоты, а только еще
раз пребольно ударился своей многострадальной головой.
     Поднявшись с земли, я поморщился от боли, положил правую руку себе на
черепок, чтобы гудящие мозги не выпрыгнули из него, и побежал через дорогу
- в сторону темного городского  парка.  Далеко  убежать,  однако,  мне  не
удалось, - когда я уже добрался до  тротуара  на  противоположной  стороне
улицы, кто-то выскочил из подъехавшей с выключенными огнями машины и  сбил
меня с ног.
     Единственное, что я успел сделать -  это  заехать  этому  типу  левой
рукой в лицо, за каковой поступок и был  наказан  еще  одним  малоприятным
соприкосновением своей головы с каким-то твердым предметом.

     Если вам в лицо дышит субъект с гнилыми зубами  и  хроническим  тиком
левой щеки, вы вряд ли сочтете  это  за  удовольствие.  Даже  если  вы  не
знаете, что субъект этот - Гоша Длинный.
     Город наш поделен на  две  части  -  западную  и  восточную  -  рекой
Сторожкой   и   двумя   мафиозно-рэкетирскими   группировками.   Восточной
группировкой командовал Леня Башль, а западной - Гоша Длинный. Если первый
был достаточно цивилизованным для своего круга человеком и  никаких  диких
выходок себе обычно не позволял,  то  второй  был  законченным  убийцей  и
садистом.
     Трупы его жертв никогда не находили, а  у  него  самого  всегда  было
железное алиби  -  вплоть  до  пребывания  в  момент  пропажи  какого-либо
человека в другом городе. Однако слухи о  его  извращенной  жестокости  до
меня доходили.
     Имевших несчастье чем-то досадить ему Гоша всегда мучил сам и  такими
методами, что и в дурном сне не могли привидеться ни инквизиторам  средних
веков, ни палачам гестапо, ни мордоворотам НКВД. Кроме того, в отличие  от
всех вышеперечисленных, Гоша в живых не оставлял абсолютно никого.
     Я думаю, что теперь вы понимаете, почему настроение в  тот  момент  у
меня было совсем  не  такое,  как  при  простановке  автографа  для  нашей
симпатичной бухгалтерши Лидочки - на бланке ведомости на зарплату.
     - Значит, говоришь, тебе мокруху шьют, - оскалился  Гоша.  -  И  двух
мусоров ты уделал, да, фрайер?
     - Да, - согласился я. Я рассказал Гоше все, что произошло со мной  до
нашей с ним встречи. Запираться было бесполезно.
     - Похоже на то, - он посмотрел на типа с распухшим  носом,  стоявшего
рядом с ним. - А вот Червь не любит, когда с ним так обращаются -  правда,
Червь?
     Червь больше походил на слона, но я решил не надоедать Гоше со своими
соображениями по поводу логических принципов образования кличек.
     - Не люблю, - согласился тот.
     - Ну расплатись, - криво усмехнулся его шеф.
     Я напряг брюшной пресс, но это не помогло, так  как  Червь  ударил  в
область сердца. Мне показалось, что  оно  остановилось,  так  вдруг  стало
плохо. Лежа на земле я сквозь какой-то туман, обволакивающий все мое тело,
чувствовал, что меня обыскивают.
     - Нет, больше пока не надо, - вдруг неожиданно услышал я гошин голос.
Я понял, что Червь собирался продолжить, но почему-то отнесся к этой мысли
очень равнодушно.
     - Посади его, - приказал Гоша.
     Меня прислонили к дереву. Действие  происходило  в  самой  дальней  и
темной части парка, куда и днем-то никто не заглядывал, не  говоря  уже  о
первом часу ночи.
     Сквозь туман я  увидел  подергивающееся  лицо  рэкетирского  главаря,
совавшего мне под нос зажигалку.
     - Откуда это у тебя?
     Я стал медленно и мучительно соображать. Своей зажигалки я  на  столе
почему-то не нашел. Теперь я вспомнил, что от нее  прикуривал  Овчинников,
когда  вернулся  вместе  со   следователем.   Видимо,   после   этого   он
автоматически сунул ее к себе в карман. Я  взял  чью-то  другую  -  скорее
всего, из вещдоков. Значит, она  принадлежала  либо  Платонову,  либо  его
телохранителю. Об этом я и сказал Гоше.
     - Мать твою... - выругался он и, схватив меня за волосы, ткнул  носом
в землю. - Говори, что здесь еще не твое, дешевка.
     Я  принялся  рассматривать  вещи,   разложенные   на   траве.   Червь
подсвечивал фонариком. Я с  удивлением  обнаружил  не  принадлежавшую  мне
связку ключей и какой-то странный металлический прямоугольник. Я указал на
них.
     - Все? - Гоша больно потянул меня за волосы. Его тик участился.
     - Все, все, - заверил я бандита.
     Он взял прямоугольник в руки и принялся внимательно рассматривать.  К
этому времени я уже почти пришел в себя и тоже заинтересовался этим куском
металла. Он оказался  ни  чем  иным,  как  жетоном  от  вокзальной  камеры
хранения - не автоматической, а обслуживаемой людьми-приемщиками.
     Дело в том, что вокзал наш был  построен  по  личному  указу  Николая
Второго. Вспомнили об этом наши власти  лишь  недавно,  когда  такие  вещи
вошли в моду. Постарались, насколько это  было  возможно,  придать  зданию
первоначальный вид, поразвесили везде портреты царской семьи и даже  вновь
открыли ручную камеру хранения, в которой за каждое место багажа  выдавали
красивый жетон с  вычеканенным  портретом  государя-императора  и  номером
ячейки.
     Однако  бюрократическая   система   требовала   квитанций,   которые,
естественно, тоже выписывали. В результате получить  кладь  обратно  можно
было только предъявив и жетон и квитанцию.  Система,  конечно,  совершенно
идиотская, но зато, по мнению ее создателей, "в старинном русском духе".
     До меня начало доходить, что сгребая свои вещи со стола в карманы,  я
впопыхах захватил и  кое-что  из  соседних  кучек.  Вероятно,  в  процессе
избиения госмладенцев я задел стол, и предметы частично перемешались.
     Гоша Длинный тем временем высыпал содержимое моего бумажника на траву
и начал рыться в нем. Не найдя,  как  я  полагал,  квитанции,  он  свирепо
взглянул на меня и снова схватил за шевелюру.
     - Это все, тварь? Больше ничего чужого не взял? - его слюна  брызгала
мне прямо в лицо.
     - Нет, - скрывая отвращение, ответил я. - Больше ничего.
     - Упакуй его и под арбу, - велел он Червю и собрался уходить.
     - Под арбу? - удивился тот. - Какую арбу?
     - Аварию сооруди, хромосома ты волосатая, - обозлился Гоша.
     Тут уж настала моя очередь удивляться. Что-то на Длинного это было не
похоже. По всем правилам он сейчас должен был начинать кормить меня  моими
собственными кишками, но вместо этого почему-то решил устроить  мне  такую
гуманную акцию,  как  авария.  Может,  мать  Тереза  назначила  его  своим
правопреемником?
     - Сбили его, бельмондо, - Гоша зашагал по  направлению  к  выходу  из
парка. Метров через пять, появившись из  темноты,  к  нему  присоединилась
другая фигура - еще один телохранитель.
     Червь проводил хозяина удивленным взглядом. Видимо,  такое  поведение
последнего ему также было в новинку.
     - Собирай свои вещички, падло, - обратился  он  ко  мне,  когда  Гоша
исчез из виду. - Не могу понять, чего пахан с тобой так церемонится. Ты бы
сейчас здесь на коленях ползал и молил бы,  чтоб  тебя  кончили  поскорее,
если бы он за тебя взялся. Конечно, если бы он тебе перед этим не  отрезал
язык и не заставил бы сожрать его.
     Я молча собирал вещи и рассовывал их по карманам, думая  при  этом  о
том, что вот на Бельмондо-то как раз бандюга и не похож.
     - Вставай, сопля. И без фокусов. Со мной эти штучки не проходят. Я  в
своей жизни столько всяких "афганцев" и "спецназовцев"  уродами  горбатыми
сделал, что даже и не пытайся.
     Я встал и посмотрел на Червя. Ростом он был сантиметров на пять  выше
меня, но вот в плечах  шире  на  добрых  двадцать.  Я  покачал  головой  и
вспомнил добрый совет дяди Васи, который всегда неуклонно  соблюдал.  Дядя
Вася  был  сторонником,  как  он  это  называл,  "радикального   выведения
противника из строя".
     - Если дерешься с каким-нибудь амбалом, или вооруженным  черт-те  чем
хмырем, но не хочешь отправлять его к праотцам, то всегда делай так, чтобы
ему просто нечем было  сопротивляться,  -  так  разъяснял  нам  этот  свой
постулат капитан. - Ты ему все ломай. Рукой лезет  -  руку  ломай.  Другой
лезет - ломай другую. Ногой - ногу. Вот тут-то  ему  и  наступит  конец  -
после двух-трех твоих грамотных приемов. С одной ногой он ни выстрелить не
сможет, ни ударить. Только ускакать, -  дядя  Вася  опрокидывал  стакан  и
закусывал огурчиком, после чего демонстрировал  нам  разнообразные  приемы
ломанья рук, ног, а также шеи и позвоночника  -  последние,  вероятно,  на
случай встречи с приверженцем какого-нибудь экзотического  стиля  "боевого
хребта".
     Червь угадал мои мысли. Вернее, почти угадал.
     - Хочешь попробовать, да? Ну давай, - он сжал кулаки и принял  боевую
стойку.
     Я оглянулся. Сзади было дерево. Спереди Червь  -  тяжелый  как  слон,
явно тяжелее меня. В таких случаях, согласно опять-таки заветам дяди Васи,
рыпаться не имело смысла.  Необходимо  было  спровоцировать  противника  и
использовать его же силу и массу против него.
     Я  сделал  вид,  что  пытаюсь  провести  боковой  правой.  Громила  с
радостным видом ушел от него и попытался заехать мне снизу  в  челюсть.  Я
отклонился назад и, падая на спину, нанес ему удар двумя  ногами  прямо  в
живот.
     Червь  взвыл  и  ударил  меня  носком  ботинка  по  ребрам.  У   меня
перехватило  дыхание,  но  в  таких  драках  всегда  приходится   чем-либо
жертвовать. Поскольку именно такого плебейского продолжения я и ожидал, то
успел намертво захватить его ногу  и  перекатиться,  не  выпуская  ее,  на
живот. Противник не удержал равновесия и  полетел  в  том  же  направлении
головой вперед.
     Я выпустил зажатую ногу, резко вскочил и  прыгнул  ему  на  спину.  С
таким же  успехом  я  мог  прыгнуть  на  бетонную  мостовую.  Червь  резко
дернулся, и я, чтобы не упасть, был вынужден спрыгнуть обратно  на  траву,
где и получил удар ногой по левому колену. Я вскрикнул и упал вперед-вбок,
увидев при этом  надвигающийся  на  меня  откуда-то  снизу  ботинок  сорок
седьмого размера.
     Больно ударив  его  головой,  я  тем  не  менее  нашел  в  себе  силы
перекувырнуться и даже встать, опираясь  в  основном  на  здоровую  правую
конечность. Здоровяк тоже уже был на ногах.
     - Ну что, хмырь?! - загоготал он. - Мало? Сейчас еще получишь!
     Я ничего не ответил - ну  о  чем  такой  интеллектуал  как  я,  может
разговаривать с типом, который настолько примитивен, что даже более силен.
Я только оглянулся.
     То, что я  увидел  позади  себя,  мне  очень  понравилось.  Настолько
понравилось, что я все-таки решил нарушить  свои  правила  и  снизойти  до
разговора с представителем отряда простейших.
     - Сундук ты с клопами, и шары бильярдные у тебя вместо яиц, - вежливо
намекнул я Червю о его основных недостатках.
     Он снова попытался ударить меня рукой, только на этот  раз  сбоку.  Я
перехватил ее и дернул  на  себя,  одновременно  падая  на  спину.  Расчет
оказался почти точным. Рука противника попала аккурат в  промежуток  между
раздвоившимися стволами дерева, росшего позади меня. Сам я,  правда,  тоже
немного треснулся головой об один  из  этих  стволов,  но  все-таки  смог,
выпустив руку, тут же перехватить ее с другой стороны развилки и что  было
сил потянуть на себя.
     Моя попытка свалить дерево с помощью этого  рычага  потерпела  полный
крах. Рычаг не выдержал нагрузки и сломался. Червь зарычал. Я  выскользнул
из-под него и, не вставая, несколько раз сильно ударил его правой ногой  в
лицо. Потом поднялся и на всякий случай еще раз прыгнул ему на  спину.  На
этот раз почва под ногами оказалась твердой, и я облегченно вздохнул.
     Если бы у меня было  время,  то  я  несомненно  занялся  бы  выпиской
сертификата качества с гарантией того, что рука Червя уже никогда не будет
сгибаться нормально. Но поскольку ни времени, ни чистых бланков у меня  не
оказалось, то пришлось ограничиться обыском сподвижника Гоши  Длинного.  В
одном из его брючных карманов  я  обнаружил  то,  что  искал  -  ключи  от
автомобиля. Уходя, я потрепал поверженного оппонента по щеке.
     - Никогда больше не связывайся с трубопроводчиками.  Не  ходи  дальше
спецназовцев.
     Он никак не отреагировал на мои слова - еще не  пришел  в  себя.  Или
просто был занят важным разговором со Святым Петром.
     У входа в парк стоял одинокий "жигуль". Вокруг не виднелось ни единой
души. Видимо, шеф уже уехал на другой тачке. Я спокойно  сел  в  машину  и
двинулся искать телефон-автомат. Левая  нога,  особенно  колено,  ругалась
матом. Честное слово - я сам это слышал.

     Иметь много знакомых женщин - одновременно и плохо, и хорошо.  Хорошо
- просто потому, что много. Плохо - потому, что  появляется  необходимость
выбирать, к чему мы в нашей стране не очень-то привыкли.
     Я стоял в телефонной будке, листал свою записную  книжку  и  мучился.
Всех замужних я отмел сразу. Ну представьте себе реакцию мужа, когда в час
ночи в квартире раздается телефонный звонок с  просьбой  позвать  жену,  а
через пятнадцать минут  в  нее  вваливается  потрепанный  незнакомый  тип,
заявляющий, что ему негде ночевать, так как его разыскивает милиция за три
убийства, которых он якобы не совершал, и за три случая  нанесения  тяжких
телесных повреждений, в которых он вроде бы признается. Представили?
     Живущие с родителями отпадали по той же причине. Оставались  одиночки
с собственной квартирой. А это кто? Правильно - как правило, разведенки.
     Одну такую  хорошо  знакомую  мне  разведенку  звали  Светой,  и  она
устраивала меня еще тем, что была актрисой местного драматического театра.
Ее способности в этом плане, правда, интересовали меня очень мало, но зато
у нее была хорошая возможность достать мне грим.
     Я набрал номер. Трубку долго не брали. Я уже начал  подозревать,  что
являюсь не единственным человеком в городе, имеющим много знакомых  женщин
и знающим, чем их можно занять в эту ночную пору, когда, наконец,  услышал
заспанный голос.
     - Да.
     - Здравствуй, Светочка, - жизнерадостно поприветствовал ее я.  -  Это
твой любимый ночной котик Леша тебя беспокоит.
     - Какой Леша? - сонно спросили на той стороне.
     - Соколов, - терпеливо разъяснил я. - Из "Про нас".
     - А-а-а, - сообразила наконец она. - Лешка, ты! Чего ты, рехнулся,  в
такое время звонить? У меня завтра с утра  репетиция.  Тебе  чего,  совсем
невтерпеж?
     - Да-да-да, - подтвердил я. - Мне  абсолютно  невтерпеж,  совсем  как
тому парню, которому сегодня отхватили яйца.
     - Чего? - удивилась Светлана.
     - Я к тебе сейчас приеду и все расскажу, - пообещал я. -  Я  надеюсь,
ты одна, а то моя левая нога сегодня очень  устала  и  к  тому  же  сильно
боли-и-ит.
     - Что-что? - не поняла она. - С каких это пор  ты  задействовал  свою
левую ногу в таких делах?
     - Знаешь - это идея, - с  энтузиазмом  произнес  я.  -  Пожалуй,  тот
парень смог бы перейти на нее после проведенной над ним операции.  Правда,
только если бы его не ухлопали, - я не дал ей времени удивиться  еще  раз,
повесив трубку.
     После этого я набрал рабочий телефон главного редактора. Трубку сразу
же снял сам Поддубный.
     - Добрый вечер, Андрей  Васильевич,  -  поздоровался  я.  -  Это  вас
Федосов беспокоит. - Я только что вернулся из командировки и мне сразу  же
дали сегодняшний номер. Это просто возмутительно! Где мои пол-полосы?  Мне
нужна была эта реклама именно сегодня! Что вы себе позволяете?
     - Извините, Борис Петрович, - ответил Поддубный покаянным голосом.  -
Я виноват. Мы обязательно все исправим в ближайшем же выпуске.
     - Это возмутительно! - гневно заявил я и нажал на рычаг.
     То,  что  Федосова  звали  Борисом  Петровичем,  явилось   для   меня
откровением, так как этого персонажа я только что придумал. Следовательно,
у главного были гости. Не исключено даже, что они  прослушивали  разговор.
Значит, в ближайшее время мне необходимо было оказаться как  можно  дальше
от этого автомата. Я влез в свое трофейное средство передвижения и, петляя
по переулкам, отправился к Светке.
     Бросив машину кварталах в четырех  от  ее  дома,  оставшийся  путь  я
проделал пешком, прихрамывая и активно проклиная Червя. Жила эта подруга в
довольно приличном кирпичном  доме,  весь  первый  этаж  которого  занимал
большой продуктовый магазин.
     Войдя в широкий подъезд, я  с  трудом  преодолел  лестничный  пролет,
ведущий  на  площадку  первого  этажа.  Поскольку  этаж  этот  был   занят
магазином, естественно, что квартир на нем не было.  Достигнув  его,  я  в
тусклом свете одинокой  лампочки  разглядел  расположившуюся  на  площадке
группу молодых людей старшего школьного возраста.
     Две разрисованные девчонки сидели в уголке, рядом с  ними  развалился
парень в джинсовом костюме. Второй, в расписной рубахе  и  черных  брюках,
кривлялся перед этой аудиторией. Услышав мои шаги, он обернулся и сразу же
сказал:
     - Дай закурить, дядя!
     - А если бы я был тетей? - хмуро произнес я. - Ты бы попал пальцем  в
одно место, так?
     -  Ишь,  какой  умный!  -  парень  преградил  мне  дорогу.  -  А  ну,
выворачивай карманы.
     Я вздохнул и поглядел на  свою  левую  ногу.  Она  всем  своим  видом
показывала, что голосует за  мир  во  всем  мире  и  только  что  получила
членский билет за номером один местной партии пацифистов.
     - Тебе повезло: я - уже десять минут, как  толстовец,  -  по-прежнему
оставаясь  хмурым,  высказался  я  и,  достав  полуизрасходованную   пачку
"Мальборо", протянул ее "артисту".
     - Богатый боярин, - он осмотрел меня с головы до ног. - А по виду  не
скажешь. Так, может и огоньку найдешь?
     Я похлопал себя по карманам. Первую  зажигалку  у  меня  реквизировал
Овчинников, вторую - Гоша Длинный.
     - Нет, - я отрицательно помотал головой.
     - Тогда плати, - улыбнулся парень. Ростом он был почти как  Червь,  а
уверенностью в себе даже превосходил последнего.
     - Не понял, - посмотрел я на него.
     - Да ну? - удивился он и достал из кармана нож. Раздался щелчок и  из
ручки выскочило лезвие.
     - Бр-р-р, - я помотал головой. До светкиной квартиры оставалось всего
два этажа.
     - Ты любишь слепых импотентов? - обратился я к ближайшей девчонке.
     - Это ты про себя? - гоготнул молчавший до этого второй шпаненок.
     - Нет - про него, - разъяснил я и резко ткнул растопыренными пальцами
правой руки в глаза парню с ножом. Он взвыл, бросил "перышко" и  согнулся,
закрыв лицо руками. Я сильно ударил правой ногой  в  образовавшийся  между
его нижними конечностями просвет.  Прижимая  одну  руку  к  своим  верхним
шарам, а вторую - к нижним, мой самоуверенный противник упал на колени.
     Зато на ноги вскочил другой. Из-за пояса брюк он вытащил пистолет.  Я
прикинул расстояние. Метра два с половиной. Удар в  прыжке,  как  правило,
эффектен, но не эффективен, к тому  же  дядя  Вася  почему-то  считал  его
"пошлой выдумкой малорослых азиатов" и  показывал  нам  исключительно  для
общего развития.
     Я много лет не тренировался и к тому же здорово за  сегодняшний  день
набегался. Поэтому верно оценить обстановку мне не удалось,  и  я  прыгнул
наобум куда-то вбок. Из громыхнувшего пистолета вырвалась...  струя  газа,
просвистев куда-то в сторону входной двери.
     Не ожидая,  пока  малолетний  идиот  устроит  всем  нам  Освенцим,  я
бросился ему в ноги, повалив на пол. Пистолет выстрелил  еще  раз,  теперь
газ ушел куда-то вверх - в сторону  промежуточной  площадки.  Меня  начало
мутить. Из последних сил я поднялся на ноги и пнул стрелка под  ребра.  Он
тоже чувствовал себя не ахти как, так  как  стрелять  больше  не  пытался.
Закрыв глаза и задержав воздух в легких, я наощупь побрел наверх.
     Дверь одной из квартир второго этажа была открыта.  Перед  ней  стоял
мужик с топором в руке.
     - Кто такой? - грозно вопросил он.
     - Там... у вас... шпана... внизу... - хватая ртом воздух, прохрипел я
и для пущей убедительности  ткнул  пальцем  в  разорванные  джинсы.  Мужик
поспешно ретировался к себе в квартиру, с силой захлопнув дверь. Я  пополз
дальше. Ноздри мои горели, а из глаз ручьем лились слезы.
     К третьему этажу  я  немного  пришел  в  себя  и  даже  смог  оценить
собственную тупость - надо же, двинулся наверх, а не на улицу. Хорошо еще,
что патроны этому придурку подсунули не  самые  крутые,  а  не  то  врачам
следственного изолятора пришлось бы долго меня откачивать перед  тем,  как
запускать в пресс-хату.
     Нажав на кнопку звонка, я не отпускал ее, пока дверь не открылась,  и
из-за цепочки не показался курносый светкин нос.
     - У меня сейчас нет настроения, - заявила она.
     - У меня в общем-то тоже, - прохрипел я. Ее взгляд  прошелся  по  мне
сверху вниз, и она охнула.
     - Ой, что это с тобой, заходи, - цепочка была снята.
     Я ввалился в ее уютную однокомнатную квартирку. Такой грязный тип как
я смотрелся здесь резким диссонансом.
     - Что случилось? Расскажи, - потребовала моя подружка.
     - Не мешало бы мне сначала привести себя в порядок, - намекнул я  ей.
- А то в довершение ко всем своим приключениям, я  еще  имел  удовольствие
познакомиться с веселой компанией, собирающейся у вас на первом этаже.
     - Ты с ними дрался?! - расширила она глаза.
     - Я их побил, - скромно поправил я ее.
     - Ты с ума сошел! - со страхом воскликнула она. - Это  же  малолетние
бандиты. Мы с ними не спорим.  Вообще  они  водят  знакомство  со  всякими
отвратительными типами. Ты напрасно...
     К этому времени я уже успел скинуть брюки и  рубаху  и  подбирался  к
трусам.
     - Ой, - спохватилась Светка. - У тебя не одежда, а черт знает что.  Я
тебе достану что-нибудь из старых вещей Вадика - они и то лучше выглядят.
     Вадиком звали ее бывшего мужа.
     Я прошлепал в ванную, напустил горячей воды и залез в  нее.  Весь  я,
конечно, в ванне не поместился, но даже что-то лучше, чем ничего.
     Минут через пять вошла хозяйка. Она присела на край ванны.
     - Как ты себя чувствуешь?
     - Хреново, - пробурчал я и закрыл глаза.
     Ее рука погладила меня по голове.
     - Неплохо, - поправился я.
     Ладонь скользнула по моей щеке и опустилась на грудь.
     - Хорошо, - признался я.
     Ладонь поехала ниже.
     - Великолепно, - простонал я.
     Ладонь исчезла. Я открыл глаза. Светка скидывала халат,  под  которым
из одежды ничего больше не было. После этого она  полезла  ко  мне.  Такие
сцены я не раз видел в ихнем кино. Правда, там и ванны были ихние.  Однако
наши   малогабаритные   отечественные   конструкции   тоже   имеют    свои
преимущества.  Мыться  вдвоем  в  них,  конечно,  нельзя.  Зато   близость
наступает значительно быстрее. Практически сразу.
     Ну нельзя же в конце концов быть людьми настроения!

     Какой-то идиот нажал на кнопку звонка и даже и не думал отпускать ее.
До трех часов ночи  я  надиктовывал  на  диктофон  свою  статью  обо  всем
происшедшем накануне вечером. Моя единственная слушательница все это время
пролежала  рядом  со  мной  с  открытым  ртом,  лишь  издавая  в  наиболее
удивительных местах моего рассказа восхищенные возгласы.
     Сейчас ее ротик также был приоткрыт, и, спящая, выглядела она  весьма
соблазнительно.  Мне  очень  не  хотелось  портить  такую   очаровательную
картинку, но сделать это было просто необходимо.
     Я толкнул Светку локтем.
     - Вставай, к тебе психи пришли, - на часах было семь.
     Она сладко потянулась.
     - Это Петька, он обещал за мной заехать.
     - Рановато вы начинаете, - заметил я. - Ты кого играешь-то?
     - А хрен его знает, - зевнула Светлана,  вставая.  -  Какую-то  бабу,
которая весь спектакль бегает с голыми сиськами. Народ  теперь  только  на
такое клюет.
     - Успех обеспечен, - констатировал я, окидывая  взглядом  ее  фигуру,
которая в этот момент скрылась под халатом. - Ты его в квартиру не пускай.
Скажи, муж вернулся.
     - Тьфу тебя, - звезда будущего  представления  направилась  открывать
дверь.
     Через несколько секунд из коридора послышался ее испуганный вскрик. Я
вскочил с постели и принялся лихорадочно натягивать трусы. В этот момент в
комнату ввалился небольшой мужик в спортивных  штанах  и  кожаной  куртке.
Увидев меня, он ткнул в мою сторону пальцем.
     - Этот?
     Из-за его спины высунулась испуганная физиономия вчерашнего "химика".
     - Да-да, - поспешно подтвердил он.
     Мужик вытащил из-под куртки пистолет и направил его мне в живот.
     - Не двигайся. Иначе уже я сделаю из тебя безголового кастрата. Это -
настоящий.
     - Ну конечно, конечно, - мгновенно согласился  я  с  ним  и  подтянул
трусы.
     - Чтобы ты понял, кто здесь хозяин, я сейчас сотворю с тобой  то  же,
что ты вчера с  Витьком,  дермафродит.  Что,  вообразил  себя  суперменом,
барахло? Считай, что сегодня ночью ты с бабой упражнялся последний  раз  в
жизни.
     Я поискал глазами Светку, чтобы оценить ее реакцию на это  сообщение.
В глазах моей последней партнерши я прочитал  страх.  Неудивительно,  ведь
рот ей своей здоровенной лапой  зажимал  малоприятный  тип,  другой  рукой
державшийся за ее грудь.
     Тип  этот  в  свою  очередь  внимательно  и  с  некоторым,  как   мне
показалось, удивлением рассматривал меня. Неожиданно  он  поднял  брови  и
сказал своему сообщнику,  который  уже  успел  передать  оружие  пацану  и
двинулся ко мне:
     - Стоп, Костя. Не сейчас. Мне кажется, что  шеф  захочет  с  ним  сам
пообщаться.
     - Что? - обернулся тот. -  Рехнулся,  Фронт?  На  кой  это  чмо  папе
сдалось? Сейчас я ему инвалидность пропишу и пойдем.
     - Нет, - резко рявкнул обладатель здоровенной руки и светкиной груди.
- Я сказал к шефу - значит к шефу! - он оттолкнул молодую женщину от  себя
и сильно ударил ее рукой по  лицу.  Светлана  упала  на  пол  и  тихонечко
заскулила.
     Он не сменил ни рубаху, ни пиджак, ни джинсы. Я узнал его по  одежде.
Спасаясь как раз от его пистолета, я и попал во весь этот переплет.  И  он
тоже узнал меня и гораздо раньше. Хорошая, однако, память на лица!
     - Одевайся, - мрачно приказал убийца  Платонова,  а  я  ни  капли  не
сомневался в том, что именно он находится  сейчас  передо  мной.  -  А  ты
сторожи козу, пока не позвоню, - снова обратился он к жаждущему моей крови
дружку. - А ты на стреме, понял, - это уже шпаненку.
     Я молча натянул немного коротковатый мне костюм Вадика и попросил:
     - Кроссовки... Там... В прихожей...
     - Иди. Только без глупостей, - обладатель  экзотической  клички  тоже
вытащил пистолет.
     Я осторожно двинулся к  выходу  из  комнаты.  Когда  я  поравнялся  с
бандитом, то краем глаза успел заметить движение его руки  с  оружием,  но
реагировать не стал. Это был не единственный пистолет в комнате, а  я  был
там не единственным, кто мог получить пулю.

     Очнулся я в едущей куда-то машине. Скрючившись лежать на  полу  перед
задним сиденьем,  при  этом  еще  держа  на  своей  груди  ноги  человека,
совершившего вчера вечером несколько убийств, было не  очень  приятно,  но
высказывать претензии, судя по всему, в таких компаниях принято  не  было.
Оставалось только гадать, куда мы едем, и кто этот таинственный шеф.
     Наконец автомобиль,  прилично  потрясшись  перед  этим  по  ухабистой
дороге, остановился. Фронт вылез сам, а затем  вытащил  за  шиворот  меня.
Ноги мои за время езды успели одеревенеть,  и,  когда  их  потревожили,  я
непроизвольно застонал.
     - Спокойно, фрайер,  -  бандит  поднял  меня  за  шкирку  и  все-таки
поставил на них. - Думал, шутки  с  тобой  шутят?  Это  тебе  не  детей  в
подъезде  мучить.  Не  повезло  тебе,  лох,  -  неожиданно   даже   как-то
сочувственно произнес он. - Не должен был ты меня  засечь  вчера.  А  коли
засек,  так  не  должен  был  выжить.  Благодари  вторую  "гориллу"  этого
стебанутого - массовую мокроту устраивать уже не  было  времени.  Влетело,
однако, мне из-за тебя, мужик, - вздохнул  он.  -  Зато  сегодня  повезло.
Сейчас хозяин с тобой потолкует, я реабилитируюсь, и...
     Что кроется за этим "и" объяснять мне было не надо. Неожиданно  Фронт
насторожился.
     - Стой здесь, - он толкнул меня на какую-то непонятную кучу. Я упал и
огляделся.
     Мы находились на территории какого-то загородного домика, если хотите
- большой дачи. Фронт с  пистолетом  в  руке  уже  поднимался  на  крыльцо
здания, сделанного под  большую  деревенскую  избу.  Куча,  на  которой  я
полулежал, на самом деле  оказалась  поленницей.  Со  стороны  машины,  на
которой меня привезли сюда, -  какой-то  иномарки  -  ко  мне  приближался
незнакомый субъект, также с пистолетом в руке, по всей видимости - шофер.
     Фронт скрылся в доме.  Водитель  тоже  двинулся  туда,  лишь  изредка
поглядывая в мою сторону, видимо, справедливо рассудив,  что  далеко  я  в
таком состоянии все равно не убегу. В этот момент ноги мои отошли до такой
степени, что я почувствовал "живую" боль в ступнях.
     Взглянув вниз, я обнаружил, что совершенно бос. Естественно, было  бы
наивно думать, что меня, прежде чем увезти на заклание, еще и обуют, но  я
все равно почему-то здорово обиделся на  Фронта.  До  такой  степени,  что
позволил себе пошевелиться и поискать глазами что-нибудь,  что  необходимо
любому инвалиду, - например, палочку.
     Палочек  было  навалом.  Кто-то,   заготавливавший   дрова,   видимо,
притомился и оставил неразделанными множество суков различного  размера  и
толщины. Я осторожно поднял трехметровый  кол,  кося  взглядом  в  сторону
шофера.
     "Пуля - дура, кол - молодец" - любил говаривать дядя  Вася.  Однажды,
дежурный по части застал его пьяного в  дым  вечером  на  строевом  плацу.
Капитан, вооружившись  стволом  молодого  деревца,  пытался  сбить  с  ног
солдата, который был изображен на металлическом щите под надписью "Встав в
строй, оправься". "Честь, собака, не отдает" - оправдывался инструктор.
     Из "избы" раздались страшные  ругательства.  Водитель  резко  ускорил
темп. Я помчался за ним с максимально возможной скоростью. Ноги  слушались
не очень хорошо, но особенно против моего передвижения не возражали.
     В тот момент, когда шофер достиг крыльца,  я  с  размаху  ударил  его
сзади колом по голове. Он потерял равновесие, развернулся ко мне  боком  и
инстинктивно нажал на курок. Раздался выстрел. Я врезал стрелку  колом  по
переносице и переключил все свое внимание на вход в дом.
     Долго ждать не пришлось. Через мгновение оттуда показался  Фронт.  На
его лице было написано безграничное  удивление,  смешанное  с  ужасом.  Он
ошалело посмотрел на лежавшего шофера. В этот момент я ударил и его.
     Но этот бандюга был стреляным воробьем. Кол  лишь  скользнул  по  его
руке, но к счастью задел пистолет и вырвал его. При  этом  опять  раздался
выстрел - видимо, палец лежал на спусковом крючке, - но пуля ушла в небо.
     Фронт был уже сбоку от крыльца.  Его  правая  рука  стала  опускаться
куда-то вниз, к голени, и он начал приседать, не сводя  при  этом  с  меня
глаз. Я догадался, что там у него спрятано еще какое-то оружие, и круговым
движением палки подсек ему ноги.
     Он среагировал и подпрыгнул. Я,  продолжая  поворачиваться  вместе  с
колом, перенес центр тяжести  на  стоявшую  у  меня  впереди  и  вроде  бы
отошедшую  за  ночь  левую  ногу,  а  правой  совершил  прыжок  вперед,  в
результате чего после поворота на сто восемьдесят градусов оказался на шаг
ближе к сопернику. Удар другим, менее толстым концом сука, завершивший эту
мою довольно хилую "вертушку", пришелся Фронту по шее.
     Тем не менее этого вполне хватило для того, чтобы бандит упал.  Но  и
находясь  в  горизонтальном  положении,  он  не  оставил   своих   попыток
дотянуться рукой до голени. Мне  быстро  надоели  такие  его  однообразные
движения, а потому, скрепя сердце, пришлось  презреть  все  джентльменские
заповеди и ударить лежащего оппонента острым концом своего оружия в живот.
Несколько раз, пока все его видимые потуги на  сопротивление  окончательно
не сошли на нет. Но не обольщаясь достигнутым результатом, я так же как  и
шоферу на всякий случай врезал ему еще и по носу.
     Теперь вокруг было тихо. Обыскав поверженного противника, я обнаружил
у него  на  правой  ноге  кобуру  с  маленьким  пистолетиком.  Собрав  все
огнестрельное оружие, я поставил  его  на  предохранители  и  рассовал  по
карманам. Затем я осторожно прошел в дом.
     Обстановка в первой комнате дома  была  роскошная.  Ковры,  настоящий
камин, антикварные вещи. Весь этот вид, однако, изрядно портили два трупа.
     У  одного  не  было  рук  и  была  разворочена   грудь.   У   другого
отсутствовала голова. Рядом валялись обгоревшие  обломки  стола.  Один  из
шкафов весь был забрызган кровью и чем-то еще, - вероятно, мозгами. Теперь
мне стало ясно, чему Фронт так сильно удивился. Я с шумом выдохнул  воздух
и принялся осматривать трупы.
     Начал я с того, что имел голову и мог быть идентифицирован. Но узнать
его было трудно. Главным образом потому, что без вечно  дергающейся  левой
половины, его лицо приобрело совершенно другой  вид.  Остекленевшие  глаза
безо всякого выражения смотрели в потолок. Рядом валялся опрокинутый стул.
     Я обыскал труп Гоши Длинного - а это был именно он. В карманах  я  не
обнаружил ничего интересного, кроме двух абсолютно одинаковых зажигалок. Я
узнал их. Точно такую же Гоша отобрал вчера у меня, поинтересовавшись  при
этом, откуда она взялась. Я сунул обе зажигалки к себе  в  карман.  Еще  я
обнаружил связку ключей, также попавших ко мне по ошибке и изъятых  Гошей.
Их я тоже забрал себе.
     Второй покойник был мне незнаком. У него я также не  нашел  чего-либо
такого, что  бы  могло  мне  помочь  и  хоть  как-то  прояснить  ситуацию.
Интересно, что жетона от камеры хранения ни у кого из них не оказалось.
     В доме было еще две комнаты, которые оказались практически пустыми. В
них не было ничего, кроме нескольких шкафов со всякой рухлядью  и  запасом
продуктов.  Видимо,  постоянно  использовалась  только  одно  помещение  -
первое. Обнаружил я также и небольшую кухню с газовой плитой и баллоном.
     Я вернулся во двор. Шофер лежал на  прежнем  месте  и  не  шевелился.
Фронт стонал, закрыв лицо руками. Я  окинул  взглядом  окрестности.  Домик
стоял прямо посреди леса, и вела к нему единственная  дорога,  по  которой
мы, вероятно, и приехали сюда. Слышно было  только  пение  птиц  да  стоны
бандита.
     Я вытащил один из пистолетов и, сняв его с предохранителя, подошел  к
скорчившемуся убийце.
     - Есть разговор, Фронт.
     Он отнял руки от окровавленного лица и злобно посмотрел на меня.
     - Везучий ты, сука!
     - Есть немного, - согласился я. - Но  разговор  не  об  этом.  Давай,
рассказывай все, что знаешь.
     - Ха, фрайер, - попытался рассмеяться тот,  но  лицо  его  перекосила
гримаса боли, и он опять приложил к нему руки.
     Я ударил  его  ногой  по  закрытому  кистями  лицу.  Он  выругался  и
неожиданно попытался вскочить. Успел он, правда, только встать на колени -
в это момент я нанес ему сильный удар пяткой в  нос.  С  криком  раненного
носорога Фронт принялся кататься по земле.
     - Это тебе не с пушкой бегать, мочить всех подряд, - сухо произнес я.
- И не в квартиры к беззащитным женщинам врываться. А ну, снимай ботинки!
     - Чего! - заорал он.
     - Чего слышал! - зло ответил я. - А не то я сейчас  устрою  так,  что
они тебе в жизни больше никогда не понадобятся.
     Бандит повиновался. Сняв обувь, он швырнул ее мне. Я босиком  подошел
к нему и снова двинул ногой в лицо. Он опять заорал  и  дернул  руками.  В
этот момент я опустил рукоятку пистолета ему на башку. Фронт затих.
     Я обулся и по очереди перетащил два тела в  дом.  Ботинки  были  чуть
великоваты, но серьезной  помехой  это  мне  не  служило.  Среди  рухляди,
валявшейся в одном из шкафов, я нашел несколько мотков бельевых веревок. С
их помощью я привязал водителя к кровати, стоявшей  в  комнате,  а  Фронта
просто положил на пол, предварительно связав ему руки и ноги. После  этого
я принялся приводить его в чувство с помощью  холодной  воды  из  чайника,
обнаруженного на кухне.
     - Проснись и пой, - посоветовал я ему, как только он открыл глаза.
     Бандит в ответ плюнул в меня.
     - О-ох, - протянул я. - Тяжелый случай.
     - Иди на ..., гумозник, - злобно прошипел он. - Кореша  из-под  земли
достанут того, кто это все сделал, и тебя заодно...
     - Ты мне надоел, - прервал я его  излияния  и  перевернул  на  живот.
Затем ножом, также принесенным с кухни, распорол пополам всю его одежду  -
от головы до паха.
     - Ты за лошадьми ухаживать умеешь? - поинтересовался я у бандита.
     - Иди ты, козел! - выдавил он.
     - А жаль! -  посочувствовал  я.  -  А  знаешь,  что  барин  с  такими
неумелыми холопами делал?
     Фронт молчал.
     -  Порол,  -  констатировал  я  и,   оторвав   от   торшера   толстый
электрический провод в резиновой оплетке, принялся за дело.
     Дядя Вася считал порку одной  из  самых  действенных  процедур  после
посажения на кол. О еще более  действенных  он  предпочитал  не  упоминать
вообще. В период его службы в Афганистане  на  экзекуцию  обычно,  как  на
вечернее  шоу,  собирали  полюбоваться  всех  полковых  блядей,   которые,
упившись, ржали до колик, что приводило подвергаемых наказанию  моджахедов
в абсолютное неистовство, а тискавших в это время баб офицеров,  наоборот,
в полный восторг.
     Непривычная к таким действиям моя рука устала довольно быстро. Однако
весь тыл Фронта к этому времени уже нельзя было узнать.
     Я присел на корточки перед бандитом. Лицо  его  было  перекошено,  на
губах выступила пена.
     - Чем быстрее мы закончим разговор, тем быстрее я уеду отсюда  и  тем
быстрее  вызову  ментовку  и  скорую,   -   проинформировал   я   его.   -
Следовательно, тем больше у тебя останется шансов не откинуть здесь копыта
от потери крови, а впоследствии не  загнуться  от  ее  заражения.  Кстати,
насколько я понял, ваш покойный шеф ведь  отнюдь  не  являлся  поклонником
пресноедения - я на кухне видел целый коробок соли, -  улыбнулся  я.  -  А
соленое мясо, говорят, лучше сохраняется. Так, может сходить?
     - Что, спрашивай, урод, - просипел он сквозь посиневшие губы.
     - Жить хочется даже убийцам,  -  философски  заметил  я.  -  Ты  убил
Платонова и его телохранителя?
     - Да.
     - Зачем?
     - Пахан приказал.
     - Гоша?
     - Да?
     - А зачем?
     - Не знаю.
     Я подумал, что в подобном положении он вряд ли  будет  запираться,  и
решил не браться за шнур вновь.
     - А яйца зачем резал?
     - Он приказал. И конец тоже...
     - Конец? - переспросил я. Потом до меня дошло. Мне оставалось  только
покачать головой.
     - Он обычно сам такие вещи проделывает, - продолжил я. - А  почему  в
этот раз послал тебя?
     - Не знаю я, -  простонал  бандит.  -  Ну  отстань  ты  с  этим.  Мне
приказали - я сделал.
     - Как ты под трибуну попал? - переключился я на другую тему.
     - Меня тренер Жора вчера утром спрятал. Он там "качалку" ведет, но он
наш человек.
     - Понятно, - протянул я. - Готовит, так сказать, молодую смену.  -  А
ушел ты через склад. Окно и дверь также заранее открыл Жора, так?
     - Да-а, - еле слышно протянул он.
     - А затем? - поинтересовался я.
     - Смотался... Там толпа народу была огромная... Поехал к Костику пиво
пить. Ночью прибежал этот пацан ненормальный, шестерка его, сказал, что их
какой-то хрен побил на их же территории.  Ну  мы  решили  утром  съездить,
разобраться... Квартиру он заметил...
     Я  поразмыслил.  Светкин  дом  действительно  находился  на  западном
берегу. А "газовик" не так уж и хреново,  выходит,  себя  чувствовал,  как
хотел показать, раз проследил квартиру, в которую я прошел.
     - А Длинного не видел?
     - Нет, я ему по телефону позвонил, сказал, что дело сделано, но вышла
с одним типом промашка. Описал тебя подробно... Он велел скрыться  с  глаз
долой. Ну а утром случайно...
     - Это я понял, - пробурчал я. - Давай, пиши, - я развязал  ему  руки,
сунул в правую свою ручку и ткнул  под  нос  большой  лист  бумаги,  также
найденный в шкафу.
     - Что? - удивился Фронт.
     - "Это я убил Платонова", - начал диктовать  я.  -  "Арестуйте  меня,
пожалуйста". Крупно и разборчиво. И подпись внизу.
     - Что это тебе даст? - захрипел он. - Признание,  сделанное  в  таких
условиях, никто в расчет не примет.
     - Пиши, пиши, - успокоил его я. - А  мне  это  и  не  надо.  Это  для
интерьера.
     - Какого интерьера? - не понял бандит, заканчивавший свою писанину.
     - Неплохо, - заметил я, разглядывая его каракули. - Если  выживешь  -
узнаешь. Кстати, я вчера с Длинным говорил, - Фронт с удивлением посмотрел
на меня. - Ты действительно очень хорошо меня описал, так что твои коллеги
меня выловили, - я заметил на его лице злорадную улыбку. - Так что,  Червь
теперь тоже инвалид, если не хуже,  -  безразличным  тоном  произнес  я  и
обрушил тяжелый каблук его же собственного ботинка прямо ему на висок.
     Подняв один из уцелевших стульев, я посадил на него неподвижное  тело
Фронта и крепко привязал веревками.  Стул  я  поставил  так,  чтобы  лицом
бандит был обращен к двери. Затем с помощью остатков веревки я соорудил из
полученного признания плакат по типу "Помогите беженцам  из  Швейцарии"  и
повесил его убийце на шею.
     Выйдя из дома, я запалил небольшой костерок  и  бросил  окровавленный
провод  в  него.  Пока  шнур,  испытывая,  по-видимому,  чувство  вины  за
содеянное, корчился в пламени, я тщательно вытер все пистолеты и бросил их
на крыльце. Затем, вытащив  практически  полностью  обгоревший  инструмент
экзекуции, я кинул его в багажник  машины,  использовав  при  этом  ключи,
экспроприированные  у  водителя.  Ну  а  после  этого  и  сам  забрался  в
автомобиль и покатил по единственной  уводившей  из  этого  гиблого  места
дороге.
     Минут через пятнадцать я достиг Дороховицкого шоссе.  Сообразив,  где
нахожусь, я повернул по направлению к городу.  По  пути  я  остановился  и
выкинул обугленные останки провода в заросший кювет.

     Город с этой стороны начинался с  "потаскухи".  Так  у  нас  называли
большой и якобы военный завод, производивший  какую-то  химическую  дрянь.
После института я тоже был распределен туда и проработал на  нем  аж  пять
лет, вплоть до своего перехода на журналистское поприще.
     Столь же  странное  свое  прозвище  завод  получил  согласно  местной
легенде потому, что до  революции  на  этом  месте  располагался  шикарный
загородный бордель госпожи Хвостицкой. Все более или менее заметные  гости
нашего города мужеского полу считали своим долгом  в  каждый  свой  приезд
непременно отметиться в этом заведении. Рассказывали, что здесь бывал  сам
Федор Иванович Шаляпин.
     У меня же, кроме того, имелись смутные подозрения и насчет еще  одной
знаменитости. Согласно моей версии, в один прекрасный  вечер,  положив  на
лопатки  на  арене  местного  цирка  очередную  "черную  маску",  гордость
отечественной борьбы Иван  Максимович  Поддубный  собрал  всю  восхищенную
труппу и залихватски крикнул "В номера!".
     В результате сей непродуманной акции на свет божий появился  ребенок,
которому  мадам  Хвостицкая  и  ее  девочки,  абсолютно  не   знакомые   с
современными генетическими теориями,  не  долго  думая,  присвоили  широко
известную фамилию. Полагаю, что о понятии "реклама"  они  все-таки  что-то
слыхали.
     В том, что реально в этом деле был замешан  какой-нибудь  "рыжий"  из
труппы, я никогда не сомневался. Но иногда мне  вдруг  начинало  казаться,
что академик Трофим Денисович Лысенко все-таки  был  прав,  и  генетика  -
такая же продажная девка, как и сама мадам  Хвостицкая.  Это  случалось  в
моменты, когда главный, грозно возвышаясь над столом,  укладывал  меня  на
лопатки за какую-нибудь  неудавшуюся  статью,  или  же,  наоборот,  когда,
дочитав мое очередное творение до конца, победно восклицал: "В номер!".
     Проехав километра три вдоль высокого бетонного забора,  я  выехал  на
площадь  перед  главной  проходной.  Часы   на   здании   заводоуправления
показывали пол-девятого, и площадь была совершенно пуста,  за  исключением
небольшой группки людей, столпившихся неподалеку от широкого ряда  входных
дверей.
     Моей главной целью был телефон-автомат, но журналистское  любопытство
взяло вверх, и я подкатил к этой компании. В руках  у  них  были  какие-то
плакаты, на которые я по началу не  обратил  внимания.  Ближайшим  ко  мне
оказался тип в белой футболке с  зеленой  повязкой  на  голове.  Я  открыл
дверь, высунулся из машины и окликнул его.
     - Эй, земляк, что за демонстрация?
     - Атомное оружие привезли, - охотно откликнулся он.
     У меня глаза полезли на лоб. Я осмотрелся. Стражей порядка поблизости
видно не было, и можно было рискнуть и вылезти из  автомобиля.  Я  подошел
поближе к собеседнику.
     - Какое оружие?
     -  Украина  согласилась  подписать  последний  договор  о  сокращении
вооружений только если ей  будет  оказана  помощь  в  уничтожении  ядерных
зарядов, слыхал?
     -  Нет,  -  сознался  я.  Международные  дела  меня   совершенно   не
интересовали.
     - Эх ты, газеты читать надо, - покровительственно протянул он.
     - Я их, к сожалению, вынужден писать, - пробурчал я.
     У него округлились глаза.
     - Стой, ты - Соколов, да? - возбужденно сказал парень.
     - Не, ты ошибся, друг, - я попятился к машине.
     - Куда ты, балда, - он потянул меня за рукав. -  Тебе  ментовка  дело
шьет, да? Что ты этого придурка пришил и  двух  ихних  искалечил,  так?  -
хрипло зашептал он мне.
     - Откуда ты знаешь? - удивленно поинтересовался я.
     - Я же говорю, газеты читать надо! Сволочи они все, да! -  неожиданно
произнес   мой   собеседник.   -   Так   вот,   представляешь,   поскольку
зарегистрированных заводов, на которых можно  уничтожать  эти  заряды,  на
Украину явно не хватает, да, а  деньги  платить  не  охота,  то  эти  гады
сляпали на "потаскухе" какую-то самопальную хреновину, да, и сегодня ночью
втихаря привезли сюда десять боеголовок от самостийщиков. И  все  было  бы
шито-крыто, да, если бы только наши ребята из  Москвы  обо  всем  этом  не
пронюхали.
     - Какие ребята? - поинтересовался я.
     - "Зеленые", балда! - он ткнул пальцем в повязку на голове. Я перевел
взгляд с повязки на плакаты. На  самом  большом  из  них  были  изображены
стоявшие "раком" и целующиеся взасос два президента - наш и украинский.  У
последнего были спущены штаны, и  здоровенный  парень  в  зеленом  костюме
большим молотком заколачивал  ему  в  зад  ракету.  Надпись  под  рисунком
гласила: "Пан Быдло, забирай свое ядерное дерьмо обратно".
     Содержание плаката на мой взгляд более подходило для  "голубых",  чем
для  "зеленых",  но  в  этой  части  критических  замечаний  я  решил   не
высказывать.
     - По-моему, у него другая фамилия, - осторожно заметил я парню,  имея
в виду "пана Быдло".
     - Это  такой  художественный  прием,  забыл  как  называется.  Ты  же
журналист, должен знать.
     Я к стыду своему не знал. От позора меня спасло только то, что в этот
момент толпа зашумела и бросилась к проходной.
     - Во! Главный хохол приехал! - радостно заорал "зеленый" и побежал за
всеми.
     Я пустился вслед за ним.
     - Кто, президент, что ли? - выкрикнул я на ходу.
     - Нет, полковник Хмелько, тот, который их сопровождает. Во наши парни
там как работают, да, у нас даже его фотка есть и номер машины!
     Из остановившегося у проходной УАЗика с московскими номерами как  раз
в это время начал выбираться невысокий полный человек  в  штатском.  Толпа
защитников природы мгновенно окружила его. Тот, видимо, этого не ожидал  и
несколько растерялся. Я остановился поодаль и  с  высоты  своего  роста  с
любопытством стал наблюдать за этой картиной.
     - Эй, самостийный, чего такой толстый, сала, видать, много  жрешь?  -
донеслось из толпы. - Сейчас мы тебя твои ракеты сожрать заставим.  И  без
горилки!
     - Какие ракеты, что здесь происходит? - постарался перекричать  толпу
приехавший. В ответ понеслись свист и улюлюканье.
     В это мгновение за УАЗиком тормознула еще одна машина - "Жигули". Я с
удивлением увидел, как из них выскочила Леночка Ерохина и  стала  отчаянно
протискиваться сквозь толпу. В одной руке у нее была сумочка, а в другой -
диктофон.
     - Господин полковник, -  закричала  она.  -  Пару  слов  для  местной
газеты, пожалуйста.
     - Вы меня с кем-то путаете, - заявил тот в ответ. - Я - ответственный
работник министерства химической промышленности.
     - У нас твое фото в форме есть, чего заливаешь! -  заорал  кто-то  из
"зеленых".
     В этот момент я увидел, как Леночка  вытащила  из  сумочки  маленький
фотоаппарат и щелкнула этого типа.
     -   Не   фотографировать,   -   неожиданно   выкрикнул   он.   -   Не
фотографировать, мать твою, сука! - и потянулся к леночкиному аппарату.
     Я понял, что настала пора вмешаться. Резко вклинившись в толпу, я уже
через секунду оказался около Ерохиной и успел схватить полковника за  руку
как раз в тот момент, когда он уже коснулся ею камеры. Украинец  удивленно
уставился на меня.
     - Это - пресса, дядя! - медленно произнес я, глядя прямо ему в глаза.
- А с прессой шутки плохи.
     Он оценил мою фигуру и, поняв, что я говорю правду, поспешно отдернул
руку.
     -  Между  прочим,  я  -  гражданин  суверенного  государства,   -   с
достоинством заявил вояка.
     - Трезубец из жопы торчит, поглядите-ка! -  загоготал  кто-то  позади
меня.
     - Между  прочим,  ты  -  военнослужащий  армии  другого  государства,
находящийся на нашей территории, - разъяснил я ему.  -  А  у  нас  свобода
печати.
     - Ну и чего вы хотите? - спеси у полковника явно поубавилось.
     - Правда ли, что  Украина  собирается  начать  ядерную  войну  против
России и потому отказалась уничтожить свои ядерные  боезапасы,  подлежащие
сокращению согласно последнему договору? - поинтересовался я.
     - Что за чушь? - возмутился он.
     - Тогда правда ли, что сегодня ночью вы привезли эти боезапасы к нам?
     - Нет, - отрезал он.  -  Мы  привезли  к  вам  устаревшие  химические
двигатели ракет и ничего более.
     - Спасибо за интервью, - поблагодарил я  его.  -  Ваше  мнение  также
будет отражено в нашей газете.
     Взяв Леночку за плечи, я вместе с  ней  выбрался  из  толпы,  оставив
полковника разбираться с "зелеными". Как только мы оказались на  свободном
месте, она гневно сбросила мои руки и развернулась ко мне лицом.
     - Подонок! - выдохнула она.
     - Порядочная сволочь, - согласился я с ней.
     - Ты - подонок! - заявила она. - Как ты мог до такого опуститься?!
     - До чего? - удивился я.
     -   Это   же   надо,   а,   совсем   дошел   до   ручки.   Насиловать
несовершеннолетних девочек прямо в женском туалете!
     - Чего?! - переспросил я.
     - Читай, - Ерохина извлекла из сумочки газету и сунула ее мне в руки.
Там было отчеркнуто следующее:
     "...По показаниям одной из потерпевших, учащейся ПТУ-15,  неизвестный
мужчина ворвался в женский туалет и попытался ее изнасиловать. Ей  удалось
отбиться только с помощью подоспевших  подруг,  но  перед  этим  насильник
успел сломать ей руку. По мнению милиции, есть все основания предполагать,
что и в данном случае преступником также является подозреваемый в зверском
убийстве певца Платонова, его телохранителя, а  также  сотрудника  милиции
журналист Соколов, находившийся в состоянии наркотического опьянения..."
     - Это кто же у нас таким крутым слогом излагает? - поинтересовался я.
     - Это не мы, это "Городские новости", - сердито  заявила  Леночка.  -
Это все правда?
     - Господи, - я  изумленно  посмотрел  на  нее.  -  Неужели  ты  могла
поверить всей этой чуши?
     - Так правда, или нет?
     - Нет, ты что, - я попытался погладить  ее  по  голове,  но  это  мое
поползновение было твердо пресечено девушкой уже в зародыше.
     - Не насиловал?
     - Нет!
     - Не ломал?
     - Нет, - простонал я. - Сразу видно, что ты не знаешь  как  я  всегда
нежно и ласково обращаюсь с женщинами, как я их лелею и холю, как мои руки
бережно и любовно...
     - В туалете не был? - прервала она мои излияния.
     - Был, - зачем-то признался я.
     - Зачем?
     - Долго рассказывать, -  сморщил  я  лицо.  -  Считай,  что  пописать
заходил.
     - Лжец, - заявила Ерохина. - Все было!
     - Может, я и убил? - едко поинтересовался я.
     - Может, - она задумчиво посмотрела на меня и неожиданно фыркнула.
     Я  мысленно  застонал.  Мне  очень  хотелось  услышать  звуки  из  ее
прелестного ротика, а не носика,  ну,  хотя  бы  те  же  стоны,  когда  я,
своими...
     - Ты ведь за юбку сам удавишься, - снова фыркнула она, -  не  то  что
другого пришьешь.
     - За твою - да, - честно признался я. Мои  слова  почему-то  не  были
восприняты как комплимент. Леночка молча повернулась и направилась к своей
машине.
     - Передай Поддубному, пусть ждет сегодня кассету с моим репортажем, -
крикнул я ей вслед. Она, ничего не сказав, кинула  на  асфальт  газету.  Я
подошел и подобрал ее. Это был наш сегодняшний выпуск.
     - И обязательно передай вечером привет своему другу  Кериму-оглы.  От
меня персонально. Узнав, что ты вдобавок еще и мой хороший друг, он  сразу
начнет к тебе относиться на порядок лучше.
     Ответа опять не последовало.
     Присоединив вторую газету к "Новостям", я оглядел площадь.  Полковник
каким-то  образом  освободился  от  "экологов"  и  исчез.  Сами  же   они,
расположившись  на  травке,  продолжили  пикетирование.  Я  направился   к
телефонной будке и набрал домашний номер Валерки Потайчука. Искать  его  в
такую рань в редакции было бессмысленно.
     - Да, - сразу же отозвался он.
     - Это я, - коротко сказал я. - Слушай внимательно. Ты знаешь домик по
Дороховицкому и налево?
     - О-о-о, - протянул он. Да, но...
     - Дуй туда с фотоаппаратом. Извести ментовку, но так, чтобы  приехать
чуть раньше и успеть все щелкнуть.
     - Меня там не пришьют? - поинтересовался он.
     - Не думаю, - ответил я.
     -  Про  боеголовки  слышал?  -  задал  он  вопрос.  -  Сегодня  будет
экстренный дневной выпуск.
     - Все слышал. Думаю, боеголовкам в нем все-таки придется потесниться,
- я повесил трубку.
     К пикету "зеленых" уже подъехала милицейская машина.  Я  не  торопясь
прошагал к "своей" иномарке и сел в нее. Милиционеры, занятые  разговорами
с пикетчиками, не обратили на меня ни малейшего внимания.

     Как я ни старался, догнать Леночку мне так и не удалось. Ехать  же  с
превышением  скорости  я  не  хотел,  из   опасения   быть   остановленным
автоинспекцией. Перед выездом на главную улицу города - проспект Победы  -
навстречу мне попался несущийся на всех парах "Москвич" Потайчука.
     Через пять минут после этого я уже переезжал  по  мосту  на  западный
берег, а еще через пять - заворачивал во двор светкиного  дома.  Машину  я
подогнал прямо под ее балкон и сразу  же  выскочил  и  забрался  на  крышу
кабины. Краем глаза при  этом  я  успел  заметить  метнувшуюся  в  подъезд
фигуру.
     Зацепившись  руками  за  прутья  решетки  балкона  второго  этажа,  я
подтянулся и взобрался туда. Когда-то несколько раз я уже преодолевал этот
путь, только в обратном направлении. В том, что Светлана  в  прошлом  году
приняла статус разведенки, была ведь и моя  заслуга.  Но  не  только  моя,
конечно.
     Следующий пролет я преодолел тем же способом,  только  встав  уже  на
перила. Балконная дверь как и утром, когда меня увозили, была  открыта.  Я
ворвался в комнату и сразу же увидел Костю. Он рылся в  шкафчике  рядом  с
кроватью, стоя ко мне боком, но, услышав шум, повернулся.
     В этот момент затрезвонили у входной двери. Не  раздумывая,  я  одним
прыжком преодолел отделявшее меня от бандита расстояние и  с  ходу  ударил
его правой ногой в грудь. Он пошатнулся и потянулся рукой под куртку -  за
пистолетом. Я тут же врезал ему снизу в челюсть левой рукой. Он  повалился
на край кровати, но тут же скатился с нее на пол. Я прыгнул ему на  живот.
Пока он хватал ртом воздух, я успел схватить его за волосы, перевернуть  и
несколько раз ударить лицом об пол. Костя затих.
     Сразу же после этого я помчался в коридор  и,  рывком  открыв  дверь,
ударил стоявшего за ней левой ногой в пах. "Химик" выронил  свой  дурацкий
пистолет и присел на корточки, схватившись за больное место руками.
     - Нет реакции, сопляк, не хватайся за  пушку,  -  пробурчал  я  и  за
воротник втащил его в квартиру.
     Подобрав  пистолет  и  захлопнув  дверь,   я   втолкнул   малолетнего
правонарушителя в комнату, поставил на колени и обработал его голову левой
ногой.  Я  искренне  надеялся,  что  после  этой  тонко  проведенной  мною
воспитательной работы, учителя из  спецшколы  для  умственно  отсталых  из
чувства жалости будут до конца жизни ставить мальчику только высший балл.
     После этого я поискал глазами Светку. Она сидела на кровати, вжавшись
в угол и подтянув колени к подбородку. Глаза ее были полны слез. Я  подсел
к ней и, крепко обняв, прижал ее голову к своей груди. Она всхлипывала.
     - Ну успокойся, все уже кончилось, - я пригладил ее  волосы.  -  Все,
больше сюда никто не придет, это я тебе обещаю.
     - Сволочь, - сквозь слезы прошептала молодая женщина. - Он меня...  -
она зарыдала.
     - За это он еще заплатит по отдельному счету, - я тоже прошептал это.
     Светлана   успокоилась   через   полчаса.   Относительно,    конечно.
Успокоиться после такого очень сложно. Однако, узнав, что мне требуется ее
помощь, она все-таки постаралась взять себя в руки.
     Из ее рассказа я узнал, что приехавшего в  восемь  Петю  ей  пришлось
отослать под предлогом того, что она заболела. Костя  все  это  время  вел
себя отвратительно и постоянно пугал  ее  рассказами  о  том,  что  с  ней
сделает его хозяин, после того, как то же самое проделает со мной,  и  что
его, Костины, действия покажутся ей тогда просто райским наслаждением.
     Я поручил ей доставить кассету в редакцию. На  диктофон,  к  счастью,
Костя не позарился, и он так и лежал себе спокойненько на тумбочке,  целый
и невредимый, дожидаясь моего прихода.
     Я сунул его в карман пиджака. Это была единственная вещь,  которую  я
не успел положить в подаренный мне подругой старый костюм еще  перед  тем,
как улечься в постель,  поскольку  использовал  его  для  диктовки.  Новую
кассету для аппарата я одолжил у своей гостеприимной хозяйки.
     Приведя себя в порядок, Светка отправилась выполнять мое поручение.
     Я же решил заняться Костей. К этому времени он уже начал приходить  в
себя. Я перевернул его на спину, заклеил  ему  рот  пластырем  и  произнес
приветственную речь.
     - Знаешь, кого я больше всего на  свете  ненавижу?  Мужиков,  которые
берут женщин силой. Потому что это - не мужики.
     Я расправил его ноги так, чтобы  предметы,  находящиеся  между  ними,
смотрели прямо на ножку стола, стоявшего в комнате.  После  этого  я  стал
методично катать бандита по полу туда-сюда, до полной фиксации его тела  в
одну из сторон этой самой ножкой. С каждым таким катком его  сопротивление
ослабевало.
     Дядя Вася называл это упражнение "американские  горки",  потому  что,
как он утверждал, упражняемый испытывает те же ощущения, что и при катании
на этом аттракционе, только во сто крат более сильные.
     Буквально через минуту моего клиента, судя по всему, укатало, так как
глаза его остекленели, и он перестал подавать какие-либо признаки жизни.
     - Это  к  вопросу  о  безголовых  кастратах  и  последней  встрече  с
женщиной, - заметил я в никуда.
     Если вы не согласны со моими поступками,  и  вы  -  женщина,  то  это
означает, что вас никогда не насиловали. И дай вам Бог!
     Если вы не согласны со моими поступками,  и  вы  -  мужчина,  то  это
означает, что вы - или размазня, или подонок. В обоих случаях мне на  ваше
мнение глубоко наплевать.

     Связав пленников и положив их под  стол,  я  помылся  и  принялся  за
привезенные газеты.
     Начал я с нашего заклятого  конкурента  -  "Городских  новостей".  На
первой странице красовалась моя фотография в военной  форме.  Где  они  ее
раздобыли, я не  имел  никакого  понятия.  Скорее  всего,  у  какой-нибудь
подружки  студенческих  лет.  Подпись   под   снимком   гласила:   "Бывший
спецназовец на тропе войны".
     Я  вздохнул.  Сам  виноват  -  не  хрен  было  при   фотографировании
вкручивать в петлицы эмблемы ВДВ. Но что было делать: труба с вентилем  не
очень-то украшает мужчину в глазах женщины.
     Вся вторая страница была отдана отчету о  вчерашних  событиях.  Отчет
этот был написан некой Еленой Галкиной. Нашкрябан он был суконным  языком,
без малейших проблесков таланта, и полностью  базировался  на  милицейской
версии. Мой побег был описан следующим образом:
     "...Мы схватились не на жизнь, а на смерть, -  с  трудом  сказал  мне
майор Овчинников, когда его, лежащего на носилках, укладывали в скорую.  -
Но я, в силу гуманности нашей профессии,  не  мог  использовать  всех  тех
страшных приемов,  которые  были  допустимы  с  его  стороны...  Жестокий,
опьяненный наркотиком профессиональный убийца сбежал... Но  от  лица  всей
милиции заявляю: мы поймаем его! Поймаем, чего бы нам это не стоило...
     В  глазах  майора  стояла  скупая  мужская  слеза,   когда   за   ним
захлопывались дверцы машины. И  я  верила  этому  мужественному  человеку,
верила, потому что..."
     Более такой писанины я выдержать не смог. Окончательно меня  доконало
следовавшее чуть ниже сравнение Платонова с Ленноном. Я набрал телефон  их
редакции. Ответил женский голос.
     - Галкину можно?.. Впрочем, нет, не надо.  Передайте  ей  пожалуйста,
что наша сегодняшняя вечеринка переносится на девять часов. Но скажите ей,
что она об этом  не  пожалеет,  потому  что  там  будет  Серега  со  своим
гигантским инструментом, еще двое ребят с крепкими ягодицами,  и,  конечно
же, Андрей, который всегда вводит ее в  экстаз  в  этой  умопомрачительной
позиции... А вас, девушка, как, кстати, зовут?
     - Саша, - растерянно ответили с той стороны.
     -  Приходите  и  вы,  Сашенька.  Я  вам  обещаю,  что   вы   получите
великолепный кайф. Лично обещаю, - заверил я ее и  повесил  трубку.  Мы  с
Ленноном были отомщены - через полчаса вся редакция будет судачить об этом
звонке.
     Наша газета была более объективна. Потайчук также изложил официальную
версию, но далее раскритиковал ее по всем статьям, высказав мысль, что все
это  было  подстроено,  и  что  на  самом  деле  здесь  замешаны  воротилы
шоу-бизнеса с их внутренними разборками. Из его статьи я также узнал,  что
милиционерам разрешили  стрелять  в  меня  без  предупреждения,  настолько
опасным преступником я теперь считался.
     Далее следовала статья обо мне, написанная самим Поддубным. В ней  он
характеризовал меня в основном лишь с  хорошей  стороны,  отметив,  что  я
"способен на легкомысленные поступки, но никак не на убийство".  Версию  о
наркотиках он отметал безоговорочно.
     Я отложил "Про нас" и стал осмысливать ситуацию. Итак, Гоша  Длинный,
решил зачем-то пришить Платонова, причем в  своем  стиле  -  с  элементами
садизма. Сам он почему-то сделать это не рискнул, может быть, потому что в
этом случае не удалось бы организовать себе алиби - певец почти всегда был
на  виду.  Его  посланец  справился  с  поручением  неплохо,  но  случайно
подзасветился со мной.
     Ребята из милиции и прокуратуры решили  быстренько  слепить  дело  на
меня, тем более, что многое сходилось, а что не сходилось, то  можно  было
легко подтасовать.
     Но я смотался от них  и  попал  прямо  в  руки  к  дежурившим  вокруг
стадиона ребятам Гоши, который наверняка имел свои "уши" в ментовке и  уже
знал, что я попался, но все-таки решил  подстраховаться  на  случай,  если
меня отпустят с миром. Узнав же обо всем, что  со  мной  произошло,  Гоша,
очевидно, решил, что убийство удастся свалить на меня и  решил  отказаться
от обычных своих штучек и устроить для правдоподобия просто аварию -  мол,
обкурился с радости, что удрал, да и не заметил машину в ночи...
     Однако от него я тоже сбежал, но по нелепой случайности снова попался
сегодня утром. Но к этому времени Гоша был уже мертв.
     Кто же и как убил его? Похоже было, что  в  "избе"  что-то  взорвали,
причем  взрыв  носил  достаточно  направленный  характер.  Затем  еще  эти
зажигалки, совершенно одинаковые, одна  из  которых  по  всей  вероятности
принадлежала Платонову или его охраннику и попала к  Гоше  через  меня.  А
откуда у него взялась вторая?
     Я вытащил из кармана зажигалки  и  разобрал  их.  Ничего  интересного
внутри не оказалось. Обычные зажигалки с  нарисованным  на  них  драконом,
извергавшим пламя, и наполненные обычным газом. Только на  донышке  у  них
были выбиты номера - у одной 345, у другой - 438. Значения этих номеров  я
не понял, но на серийные было не похоже - на такой  дешевой  штамповке  их
никогда не бывает, да и числа больно маленькие.
     Устав от этих размышлений, я завалился спать. Проснулся  я  от  того,
что кто-то гладил меня по голове. Я разлепил глаза и увидел сидевшую рядом
со мной на кровати Светку. Я погладил ее в ответ и поинтересовался:
     - Ну как?
     - Все нормально, - она улыбнулась. - Твой редактор сказал, что отдаст
в набор не глядя. Сразу же после перепечатки. Там мгновенно толпа побежала
к машинистке слушать твои речи.
     -  Хорошо,  -  я  потянулся  и  взглянул  на  часы.  Было  уже  почти
двенадцать. - Ладно, давай обедать. А то мы сегодня так и не позавтракали.
     - А эти, - она испуганно показала на лежавших под  столом  преступных
элементов.
     - Не, на них не готовь, - махнул я рукой. - Перебьются!
     - Я серьезно!
     - Не беспокойся, уберу! - я поднялся и прошел в ванную. Вернувшись, я
крикнул Светлане, возившейся на  кухне,  что  буду  минут  через  сорок  и
развязал шпаненка. Он посмотрел на меня жалобным взглядом.
     - Дяденька, не надо! Я больше не буду!
     Я молча выволок его из квартиры и потащил вниз  по  лестнице.  Он  не
сопротивлялся. Попавшаяся нам навстречу  старуха  с  авоськой,  вжалась  в
стенку и, бросив на нас испепеляющий взгляд, пробурчала:
     - Сволочи, мафиози! Думаете, я вас боюсь?  Да  я  в  войну  снайпером
была!
     - Это похвально, - заметил я. - Если у вас сохранилась  винтовка,  то
можете выйти через пару минут во двор,  и  я  предоставлю  в  ваше  полное
распоряжение две великолепные мишени.
     Она ничего не ответила.
     На улице я запихал пацана в машину и дал там ему разок в живот, чтобы
не смог убежать, пока я буду занят с Костей. Затем я  поднялся  обратно  в
квартиру и проделал все то же  самое  и  с  этим  персонажем.  Тот  вообще
выглядел как-то вяло, и у меня закралось  подозрение,  что  от  чрезмерной
порции удовольствия, полученного на устроенном мною  аттракционе,  у  него
уехала крыша.
     Бабулька-снайперша так и не появилась, поэтому я  завел  двигатель  и
вырулил со двора. Удивительным было то, что машину с оставленными в  замке
зажигания ключами так никто и не угнал, но потом  я  сообразил,  что  этот
автомобиль, очевидно, был хорошо известен всем местным жителям,  самоубийц
среди которых не оказалось.
     Я намеревался отвезти веселую компанию куда-нибудь в лес, высадить их
там  и  вернуться  обратно.  Я  рассчитывал,  что  таким   образом   смогу
нейтрализовать их по крайней мере до сегодняшнего вечера. Хотя, наблюдая в
зеркале заднего вида за чуть не наложившим  от  страха  в  штаны  юнцом  и
необычайно равнодушным ко всему вокруг Костей, я начинал подумывать о том,
чтобы просто отпустить их где-нибудь в городе.
     Въехав на мост, я снова заглянул в зеркало и  случайно  заметил,  как
метрах  в  десяти  позади  меня  белые  "Жигули",  шедшие   до   этого   в
противоположном направлении, резко  развернулись,  нарушив  при  этом  все
правила, и устремились за мной. Я не успел  даже  осмыслить  происходящее,
как из окна правой передней дверцы  высунулся  мужик  с  автоматом  и  дал
очередь по моему автомобилю.
     Я пригнулся и почувствовал, как пули,  просвистев  над  моей  головой
размолотили ветровое стекло. Машину вдруг  занесло,  и  я  сообразил,  что
пробито колесо. Резко нажав на тормоз, я  приподнял  голову  и  огляделся.
"Форд", уже развернутый более чем на сто  восемьдесят  градусов,  как  раз
выносило  на  тротуар.  Через  мгновение,  ударившись  задней  частью   об
ограждение моста, он остановился.
     В этот момент пуля впилась  в  обшивку  соседнего  сиденья.  "Жигуль"
остановился метрах в десяти от меня, и я увидел, что  стрелок  как  раз  в
этот момент перевертывает сдвоенный "рожок" на другую сторону. Ни  секунды
не раздумывая, я открыл дверцу и, перемахнув через перила, сиганул вниз.
     Уже выскакивая из кабины, боковым зрением я все-таки успел заметить в
зеркале две окровавленные головы на заднем сидении. О нейтрализации  своих
гостей я мог больше не беспокоиться.

     Вода была мокрая. Но зато теплая. Хотя для человека,  плавающего  как
я, это не было большим подспорьем. Проплывавший мимо  топор  приветственно
помахал мне рукой. Я помахал ему в ответ и камнем пошел ко дну.
     Оказалось - как  раз  вовремя.  Под  водой  звуки  выстрелов  звучали
несколько по-другому. Не так страшно. И, как только  они  прекратились,  я
попытался вернуться на поверхность. Когда  в  глазах  у  меня  уже  совсем
потемнело, в них вдруг ударил ослепительный свет. Я понял, что спасен.
     - Не крещен я, Господи, но все равно  -  спасибо!  -  пробормотал  я,
отдышавшись. Затем на всякий случай подстраховался: - Аллах акбар!
     После этого я добавил еще несколько "благодарственных" слов  в  адрес
дяди Васи, который на  мое  несчастье  был  воздушным  десантником,  а  не
морским или, на худой конец, хотя бы речным пехотинцем. Завершив весь этот
ритуал, я огляделся.
     На мосту столпился народ, который что-то кричал мне. Я находился  уже
метрах в десяти от точки приводнения - течение понемногу делало свое дело.
Справа по курсу был городской пляж, полный загорелых девушек в би- и  даже
монокини. Странно, но этот факт меня почему-то совсем не взволновал.
     Гораздо больше меня заинтересовал  мужик  в  плавках,  хотя  до  сего
времени я дурных наклонностей в себе и  не  замечал.  Мужик  отчаливал  от
спасательной вышки, живописно выделяясь  своим  загорелым  телом  на  фоне
белого катера. Я не мог оторвать глаз от этой чудесной картинки, но они  у
меня почему-то постоянно оказывались под водой,  сквозь  которую  смотреть
было затруднительно.
     Через минуту в меня полетел спасательный круг. Я обнял его  так,  как
не обнимал ни одну женщину в своей жизни. Мужик за веревку подтащил меня к
своей  посудине  и  втянул  в  нее  через  борт.  Я  растянулся  на   дне,
отфыркиваясь и вспоминая при этом Леночку.
     - Эй, придурок, ты жив? - затряс меня за плечо мой спаситель.
     Я посмотрел на него. Мужик был так себе. Пониже меня, поуже в плечах,
в дурацких сине-белых плавках и с брелоком в виде  головы  черта  на  шее.
Поднявшись на ноги, я взглянул в сторону пляжа. Девушки столпились у  воды
и аплодировали.
     Я снова повернулся к мужику и осмотрел его еще раз. Ну так себе мужик
был, и аплодировать ему было совсем не за что. Аплодировать нужно было мне
- за смелость и находчивость.
     - Жив, жив, - пробурчал я. - Благодарю за помощь, хотя  это  было  не
так уж и необходимо.
     - Ты что, псих? - заорал тот. - На хрена с моста прыгнул?! Что там  у
вас вообще за стрельба была? А ну, поехали на пляж,  там  сейчас  с  тобой
разберутся.
     Я понял, что разбираться со мной будут отнюдь не девушки без  верхней
части купальника.
     - Ты плавать умеешь? - спросил я его.
     - Ты что, издеваешься?! - возмущенно закричал спасатель. - Я - мастер
спорта. Я пять лет назад рекорд поставил на спартакиаде...
     - Повтори, - предложил я ему и, схватив за ноги, выкинул за борт.
     Из воды в мой адрес понеслись русские народные выражения.
     Я дернул в направлении от себя самый большой рычаг,  который  попался
мне на глаза, и угадал. Катер понесся под мост. Я крутанул что-то  похожее
на руль и еле не вылетел за борт из чуть было не опрокинувшейся  посудины.
Да, не  случайно  древние  философы  почитали  воду  отдельной  стихией  -
процессы передвижения по ней явно отличались от общепринятых.
     Взглянув в  сторону  пляжа  и  с  обидой  отметив  полное  отсутствие
восторга со стороны публики по поводу моего  лихого  маневра,  я  направил
катер мимо, вниз по течению, в ту  сторону,  где  располагался  малолюдный
промышленный район.
     Поравнявшись с группой наиболее обнаженных молодух,  я  приветственно
помахал  им  рукой,  но  ответной  реакции   почему-то   не   последовало.
Поразмыслив,   я   решил   отнести   это   на   счет   своего   совершенно
непрезентабельного - мокрого и коротковатого костюма.
     Пройдя  некоторое  расстояние,  я  оглянулся  и   заметил,   что   от
спасательной вышки отваливает еще один катер, размером  вроде  бы  поболее
моего. Одновременно с этим я услышал какие-то неразборчивые звуки,  идущие
из пляжных динамиков, но перекрываемые ревом мотора.
     Справедливо  рассудив,  что  это  не  приветствие  президента  страны
участникам соревнований по двоеборью "прыжки с моста - гонки на  катерах",
я прибавил газу, выжав рычаг до упора. Нос посудины задрался выше, а  сама
она стала управляться с моей точки зрения гораздо хуже.
     Снова оглянувшись, я убедился, что все мои усилия пропали даром,  так
как расстояние до  второй  калоши  по-прежнему  сокращалось  буквально  на
глазах. Надо было срочно повторять путь своих далеких предков и уходить на
сушу, где у меня снова появилась бы  возможность  почувствовать  себя  как
рыба в воде.
     Швартоваться я не умел, но зато  не  раз  видел  по  телевизору,  как
десантные суда лихо заезжают на  берег,  так,  что  высаживающиеся  с  них
ухитряются даже не замочить ног. Не знаю, правильным ли было  мое  решение
распространить эти возможности спецтехники наших славных  Вооруженных  Сил
на все остальное, что не  тонет,  но  я  повернул  к  берегу  и,  улыбаясь
собственной смелости, перевел рычаг в крайнее на  себя  положение  и  стал
нащупывать ногой педаль тормоза. Улыбался я недолго, так как педали этой у
катера почему-то не оказалось.
     Берег надвигался с неумолимой быстротой.  Сначала  я  растерялся,  но
потом все-таки решил отвернуть в сторону.  Но  было  уже  поздно  -  катер
прошуршал брюхом по камням и,  пролетев  через  небольшую  полоску  травы,
уткнулся носом в почти отвесный береговой склон. От  удара  я  вылетел  со
своего места и шлепнулся на землю, сильно треснувшись при этом  головой  о
какой-то камень.

     Очнулся я от того, что кто-то больно пинал меня  под  ребра.  Сначала
мне показалось,  что  вокруг  ночь,  и  я  вновь  сражаюсь  с  Червем,  но
постепенно чернота из глаз ушла, и я увидел стоящего надо  мной  мужика  в
желтых плавках, который с искаженным от ярости лицом молотил меня ногой  в
сандалии.
     - Не надо утруждать себя, - простонал я сквозь слипшиеся губы.  -  До
вас этим делом уже неоднократно занимались профессионалы, но, о-о-ох,  как
видите, безуспешно...
     - Что ты там мычишь, сукин сын! - заорал он.  -  Сейчас  я  тебя  так
отделаю, что ты у меня всю  жизнь  передвигаться  сможешь  только  хвостом
вперед! Это же надо, а, Витек его вытащил, а он его - в воду, и...
     Я медленно  приподнялся  и  резко  схватил  говорившего  за  рельефно
выделяющиеся под плавками причиндалы. Он  прервал  свою  тираду  и  заорал
благим матом. Не отпуская руки, я опустился обратно, увлекая его за собой,
и спокойно произнес:
     - Стерилизация, конечно, входит в комплекс услуг,  оказываемых  нашей
фирмой, но за работу в полевых условиях я всегда беру дороже.
     После этого я съездил ему кулаком свободной руки по морде и отпустил.
Вставать не хотелось  -  башка  трещала,  левое  колено  все  еще  немного
побаливало, и вообще хотелось хорошенько блевануть.
     Закрыв глаза, я принялся вспоминать симпатичных красоток с пляжа,  но
неожиданно почувствовал, как  что-то  загородило  от  меня  солнце.  Чисто
рефлекторно я откатился в сторону и быстро вскочил. Как раз вовремя  -  на
то место, где я только что лежал, свалился здоровенный камень.
     Аллах, конечно, был акбар,  но  вряд  ли  в  его  строго  расписанном
рабочем графике было отведено  специальное  окно  для  кидания  камнями  в
богохульников. Поэтому я оторвал глаза от этого несимпатичного предмета  и
посмотрел в том направлении, откуда он прилетел.
     Там стоял голый до пояса парень в рваных джинсах, на загорелой  груди
которого  был  вытатуирован  агрессивного  вида  носорог.  Рядом  с   ним,
улыбаясь, поигрывал ножом второй -  в  тельнике  и  шортах.  Поигрывал  он
профессионально - даже лучше, чем дядя Вася, это я был  вынужден  признать
сразу же. Чуть левее, глядя  на  меня  с  ненавистью,  стоял  на  карачках
обладатель желтых плавок.
     - Пощекочи его, Серега, - просвистел он тонким голосом. - Просто псих
какой-то. Его спасают, а он...
     - Может, не надо, лучше сразу в  ментовку  сдадим,  а,  -  неуверенно
предложил татуированный.
     Серега - тот, что был с ножом, - улыбнулся еще шире и шагнул ко мне.
     - Поиграем и сдадим, ну, - усмехнулся он.
     - Гоша Длинный узнает - вырежет на тебе твоим же ножом картину  "Гоша
Длинный садистски убивает своего сына", - безразличным тоном произнес я.
     Улыбка медленно сползла с серегиного лица.
     - Не пугай, ну, не похож ты на этих ребят,  -  процедил  он  и  резко
замахнулся на меня рукой с ножом.
     Я отреагировал и ушел в сторону, но, как  оказалось,  это  был  всего
лишь ложный замах. Нож непонятным мне способом переместился в  другую  его
руку и попал мне прямо в правое плечо. Я охнул и попытался отскочить, но в
этот же момент почувствовал боль в левом бедре.
     Это  было  уже  слишком.  Увидев  перед   собой   усмехающуюся   рожу
специалиста по холодному оружию, я резко подался вперед и  изо  всей  силы
ударил в нее головой. После этого я сразу же отскочил назад - и вовремя  -
его рука с  лезвием  тут  же  просвистела  мимо  меня.  Я  перехватил  ее,
развернулся боком, и,  опустившись  на  одно  колено,  одновременно  резко
ударил ею по второму. Раздался характерный звук, и нож упал на землю.
     Крепко прижав коленом его сломанную руку к земле, я подобрал с  земли
лежавший  рядом  здоровенный  камень  и  мрачно  посмотрел  на   остальных
спасателей. Они с ужасом наблюдали за моими действиями.
     - Точно от Гоши, - прошептал "носорогоносец". - Сейчас пальцы дробить
начнет. А ну, тикаем!
     - Ты извини, друг, - хрюкнул второй. - Ошибочка вышла.
     Они  рысью  побежали  по  направлению   к   своему   катеру,   слегка
покачивавшемуся на волнах недалеко от берега.
     - Стоп! - приказал я. - Заберите это  дерьмо,  -  я  встал,  выбросил
камень и ткнул рукой в тихо стонущего Серегу.
     - Замнем, ну, - прохрипел тот. - Ошибся, ну, бывает... Замнем,  ну...
Не говори никому, ну...
     - Раньше думать надо было, придурок, - подошедший  парень  в  джинсах
схватил его за плечо. - Просто так в людей  не  стреляют,  -  он  опасливо
глянул в мою сторону. - Мы ничего не знаем, тебя не видели. Хорошо?
     Ничего не ответив, я стал карабкаться вверх по склону.  Это  было  не
так уж и легко - правая рука уже начинала затекать, а по левой ноге, как я
чувствовал, вовсю струилась какая-то теплая жидкость. Постепенно пришла  и
боль. Доконали меня крики, вдруг послышавшиеся снизу.
     - Не гошин он! - орал желтоплавочный. - Вспомнил, в газете фото было!
Спецназовец чокнутый! Бегает, баб насилует, а мужикам яйца режет!  Поймаем
давай, Колян! В газете напишут! И дадут, может, чего!
     - Забыл уже, что он и тебе их чуть не оторвал, -  пробурчал  в  ответ
Колян. - Ну его на хрен, пусть милиция  ловит...  -  он  осекся,  так  как
увидел, что я сижу на склоне и смотрю в  их  сторону.  -  Постой,  ему  же
Серега кровь пустил. Далеко не уйдет! Сторожи его, а я по рации свяжусь  с
центральной, сейчас сюда прилетят... - он побежал в сторону катера, громко
шлепая босыми ногами по воде.
     Я попытался подняться, но сил, казалось, совсем  не  осталось.  Рукав
пиджака уже был мокрым не только от воды, но  и  от  крови.  Мне  все-таки
удалось,  совершив  героическое  усилие,  встать  на  карачки  и  в  таком
положении проползти  вверх  еще  метров  пять.  Здесь  склон  кончался,  и
начиналась небольшая рощица, метрах в двухстах за которой проходила  стена
какого-то завода.
     Обернувшись, я обнаружил,  что  сторож  неотрывно  следует  за  мной,
держась, впрочем, на почтительном расстоянии.
     - Эй, - окликнул я его, - а на пляже-то хоть кто-нибудь из спасателей
остался?
     Он молчал.
     - Да, - вздохнул я. - Плохо вы поступили. Какая-нибудь бедная девушка
заплывет за буй и начнет тонуть, и никто не придет ей на помощь. А у  нее,
несчастной, даже лифчика нет, чтобы снять его и  помахать  как  сигнальным
флажком. А трусики, сам понимаешь, в таком положении снимать,  ну,  совсем
не с руки... - я вскочил и побежал в рощицу, петляя как заяц, но совсем не
для того, чтобы запутать преследователей -  просто  бежать  прямо  мне  не
позволяло мое самочувствие.
     - Стой, не уйдешь! - завопил спасатель.
     Я и сам знал, что не уйду. Неожиданно почва ушла у меня из-под ног, и
я кубарем покатился вниз. Закончив свой спуск, я огляделся  и  не  поверил
своим глазам.
     Я находился в небольшой ложбине. Прямо посреди нее стоял "жигуленок".
Обе его дверцы, располагавшиеся с моей стороны, были распахнуты настежь, и
из них что-то торчало. Я бросился к водительскому  месту.  Ключ  зажигания
был в замке.
     - Знать бы точно, который из них там  наверху  помогает  -  сразу  бы
принял веру! - заорал я и, усевшись, завел машину. Захлопывая дверцу рядом
с собой, я одновременно рванул с места и  понесся  вперед,  лавируя  между
деревьями.  В  зеркале  заднего   вида   я   увидел   ошеломленную   морду
преследователя. Затем ее закрыло не менее ошеломленное мужское лицо. Рядом
с ним показалось искаженное женское.
     Теперь до меня дошло, что именно торчало  из  дверей.  Ноги!  В  пылу
побега я конечно не расслышал  звуков,  доносившихся  из  машины.  В  этот
момент открытая задняя дверка задела дерево и от удара  захлопнулась.  Оба
мои пассажира громко завизжали, как будто бы им что-то при этом прищемили.
     -  Отечественные  автомобили,  как  и   ванные,   не   очень   хорошо
приспособлены для таких дел, - извинился я. - Если будете дергаться, то мы
врежемся в дерево.
     Ложбина кончилась, а вместе с нею и  роща,  и  "Жигули"  вылетели  на
грунтовую дорогу,  идущую  вдоль  стены.  Я  тормознул  и,  обернувшись  к
парочке, приказал:
     - Выметайтесь!
     - Но... - попытался возразить мужчина.
     Я сделал свирепое лицо, хотя оно уже и  так  имело  выражение  весьма
далекое от "заходите еще". Они тут же повиновались, и я  смог  рассмотреть
их. Мужик был уже в годах и спущенных портках, а вот  партнерша  его  была
еще в самом соку, но зато без лифчика. Видимо, уставший от домашних хлопот
солидный глава семейства решил  в  обеденный  перерыв  малость  отдохнуть.
Может быть даже, используя служебное положение.
     Я щелкнул языком и снова отправился в  путь.  Мне  срочно  надо  было
уехать как можно дальше от этого места и при этом ухитриться  не  потерять
сознание от потери крови.

     Эту  свою  задачу  я  выполнил  почти  что  с  блеском.   Выехав   из
промышленной зоны, я свернул куда-то в лес и там  остановился.  На  заднем
сидении обнаружились мужская рубаха и женская блузка,  пустив  которые  на
бинты, мне удалось с грехом пополам замотать свои раны.
     Порезы оказались не очень глубокими, хотя и болезненными,  -  видимо,
Серега действительно только играл и ничего, кроме небольшого кровопускания
с целью снятия нервного напряжения,  устраивать  мне  не  собирался.  Я  с
содроганием подумал о том, в каком состоянии сейчас находился бы, возьмись
он за дело серьезно.
     Кроме вышеперечисленного, на месте преступления я  обнаружил  пиджак,
еще более короткий, чем тот, что был на мне сейчас, но зато  сухой.  Брюки
свои я хорошенько выжал, накрутив на сук, после чего они приобрели типично
панковский вид, и, вместе с бельем, повесил сушиться.
     Еще одним моим трофеем  оказались  женские  трусики  розового  цвета,
которые в данной ситуации, к сожалению, были совершенно  бесполезными.  Не
обнаружив в пару к ним бюстгальтера, но  вспомнив,  что  девица  была  ну,
абсолютно гологрудой, я  погрузился  в  невеселые  размышления  по  поводу
развращенности современной молодежи.
     Кроме этого меня интересовали еще два вопроса. Первый: кто и зачем  в
меня стрелял? Второй: что мне теперь делать?
     Выложив на сиденье все вещи из своего старого  пиджака  и  с  грустью
констатировав, что даже хваленый японский диктофон не выдержал  купания  в
русской реке, я вдруг вспомнил, что до сих пор  так  и  не  осмотрел  свое
новое приобретение.
     В карманах найденного пиджака я  обнаружил  бумажник,  пачку  сигарет
"Кэмел", зажигалку  и  перочинный  нож.  Прежде  всего  я  с  наслаждением
закурил, после чего взялся было за бумажник,  но  затем  замер,  остановив
свой взгляд на зажигалке, от которой только что  "брал  огонька".  На  ней
красовалось изображение дракона, извергающего пламя.
     Я перевернул  ее  вверх  донышком.  144  -  значилось  там.  Рот  мой
раскрылся в изумлении, и,  оставив  его  в  таком  состоянии,  я  все-таки
перешел к бумажнику.
     В нем, кроме небольшой суммы денег, обнаружились также  документы  на
имя Льва  Алексеевича  Борисова.  Это  имя  показалось  мне  знакомым,  но
вспомнить, где я его слышал, мне так и не удалось.
     Осмотрев  автомобиль,  я  не  обнаружил  ничего  интересного.   Самым
интересным вообще-то была сама картина этого моего осмотра.
     Представьте  себе  абсолютно  обнаженного  мужчину,  исключая   очень
короткий  пиджак  на  голое  тело,  который  ходит  вокруг  автомобиля   и
заглядывает во все дырки. Вероятно, человек  с  хорошо  развитым  чувством
прекрасного   смог   бы   подобрать   подобному    пейзажу    какое-нибудь
высокохудожественное название типа "Экстаз автофила", но  я,  как  рядовой
журналист провинциальной газеты, предпочту в данном случае промолчать.
     Мои часы показывали половину третьего, когда я, наконец,  решил,  что
пора собираться. Часы  эти,  кстати,  выдержали  купание  с  честью,  хотя
выпущены были и у нас.
     Натянув так и не успевшие толком просохнуть белье, рубашку и брюки, я
осмотрел себя в зеркале.  С  Принцем  Эдинбургским,  спешащим  на  ужин  к
королеве Англии, меня в этот момент роднило только одно -  желание  хорошо
пожрать, но в целом  вид  мой  был  гораздо  лучшим,  чем  можно  было  бы
предположить, исходя из всех моих приключений.
     Кровь из ран все это время продолжала течь,  хотя  и  медленнее,  чем
вначале. Я проклял специалиста по  резьбе  по  телу  и  понял,  что  врачу
все-таки показаться придется. Именно такую задачу я и поставил перед собой
на первом этапе.
     Сгребя в кучу и быстро рассовав по карманам все свои и не свои  вещи,
я завел "жигуль"  и  двинулся  в  путь,  попутно  размышляя  о  подходящей
кандидатуре на свое исцеление.
     Кандидатура была одна - Женька Борщевская, от которой в прошлом  году
ушел муж. Женька была так же ревнива, как  и  охоча  до  мужиков,  поэтому
общаться с ней было  трудновато,  что  бедный  супруг  к  своему  большому
сожалению понял слишком поздно.
     Я не знал, известен ли уже номер моей машины милиции, но  подозревал,
что да. Хотя, с другой стороны обладатель подозрительной зажигалки, к тому
же застигнутый врасплох в пикантных обстоятельствах, мог и не  сообщить  о
факте угона. Оставался, правда, спасатель в желтых плавках.
     Мои мысли опять перекинулись на зажигалки. Уже  третий  экземпляр.  А
может быть, весь город завален этими штуками, а я бешусь, как ненормальный
при виде каждой единицы? Но нет,  зачем  тогда  Гоша  ночью  так  настырно
интересовался, откуда и у меня такая появилась.
     С такими вот думами и въехал я в промышленную зону. Она располагалась
несколько на отшибе от города и  шла  вдоль  реки,  куда  все  предприятия
сливали свои  грязные  отходы.  Главный  же  наш  завод  -  "потаскуха"  -
находился несколько в стороне от нее.
     Подъехав к небольшой площади, на  которую  выходили  проходные  сразу
нескольких предприятий, я остановился и  внимательно  обозрел  ее.  Ничего
подозрительного вокруг видно не было - так же как и всегда в рабочее время
на площади было пустынно и  передвигались  по  ней  лишь  немногочисленные
женщины с какими-то папками, спешащие из одного заводского подразделения в
другое.
     Прежде всего я подъехал к газетному киоску, стоявшему чуть поодаль и,
втянув щеки, вылез из машины и походкой вразвалочку приблизился к нему.
     - Свезий випуск "Пло нас" бил? - осведомился я у киоскера.
     - Только что экстренный подвезли, -  охотно  отозвался  тот  -  седой
старик с пышной шевелюрой.  -  Вот  читаю.  Ужас,  что  творится!  Сколько
работаю здесь - вообще экстренных выпусков никогда не было.
     - Дайте позалуйста, - попросил я, протягивая деньги.
     - Он в два раза дороже, - заметил продавец.
     Проклиная скрягу Поддубного,  который  решил  подзаработать  на  моем
горбу, я отсчитал недостающее и вернулся обратно в машину. После  этого  я
переехал к телефонной будке и, достав из кармана записную книжку, принялся
отыскивать в ней женькин телефон. Несмотря  на  то,  что  в  ходе  купания
блокнот тоже пострадал, почти все записи в нем  можно  было  прочесть  без
особого труда.
     Набрав ее рабочий телефон, я попросил медовым голоском:
     - А Евгению Сергеевну можно?
     Втайне я надеялся, что  она  сама  возьмет  трубку,  но  мне  ответил
равнодушный мужской голос:
     - Она на больничном. Обращайтесь к Петровской.
     Я заметно повеселел. Во-первых, потому что вдвоем нам  с  ней  болеть
все-таки поинтереснее будет, а во-вторых, потому что квартирный вариант  в
любом случае устраивал меня больше. Оставалось только надеяться,  что  мне
не придется быть третьим болеющим - как правило, лишним.
     Найдя в книжке домашний женькин телефон, я набрал его.
     - Да, - трубку сняли почти сразу же.
     - Здравствуй, Женечка, - опять нежно протянул я. -  Это  твой  верный
котик, который соскучился по твоей любви  и  ласке  и  жаждет  припасть  к
мисочке со сладким молочком, которую ты несомненно ему приготовила.
     - Что за шутки, кто это? - сердито отозвались  с  другой  стороны.  -
Володька, твои шуточки, что ли?!
     - Нет, это Лешенька Соколов, о свет моих очей, - терпеливо  разъяснил
я. - Мне нужна твоя помощь, о ангел сердца моего.
     - А, это ты, юбочник, - саркастически произнесла моя собеседница. - Я
с тобой поклялась больше никаких дел не иметь,  так  как  ты  -  форменный
развратник.
     - А сама-то! - это я только подумал.
     - Слушай, Жень, я серьезно болен, мне на самом деле срочно нужна твоя
помощь, - а вот это я сказал.
     - Я - терапевт, а не венеролог, - усмехнулась  Борщевская.  -  Не  по
адресу обращаешься.
     - Черт, ты что не знаешь, в какой переплет я попал? - удивился  я.  -
Газет не читаешь, что ли?
     - И знать не хочу!  -  гордо  ответила  она.  -  Я  уже  три  дня  на
больничном, одна, без газет, радио и телевизора  -  и  включать  не  хочу.
Только книжки читаю.
     Три дня без мужиков - это, без сомнения, ее личный рекорд, - решил я.
- Если не врет, конечно. И мой долг - рекорд этот  побить.  Сильно-сильно,
чтобы и близко подходить не смел к такой женщине...
     - Мне нужна врачебная  помощь.  Конфиденциальная.  Только  не  в  том
смысле, что ты думаешь, - твердо  заявил  я.  -  А  я  подарю  тебе  такую
чудесную ночь...
     Если все действительно обстоит так, как  она  описала,  то  последнюю
наживку Женька должна была заглотнуть. Так и произошло.
     - Ну ладно, приезжай, - чуть поколебавшись, согласилась она. - Только
без фокусов.
     - Уже лечу на крыльях любви, - я повесил трубку.
     До нужного мне дома я добрался без приключений. Видимо,  об  угнанной
машине в милицию так никто  не  сообщил.  Поднявшись  на  третий  этаж,  я
позвонил. Женька сразу же открыла дверь. Видно было, что к  моему  приходу
она успела капитально привести себя в порядок,  так  как  похожа  была  на
большую куклу, которую хотелось поскорее раздеть, дабы проверить -  не  из
пластмассы ли она сделана.
     С трудом подавив в себе это желание, я ввалился в квартиру.
     - О ангел мыслей моих, залечи раны тела моего, пролей бальзам на душу
мою, - пропел я вместо приветствия и принялся снимать с себя всю одежду. Я
искренне надеялся, что у  хозяйки,  увидев  мои  ранения,  хватит  ума  не
бросаться на меня сразу же.
     Слава Богу - врачебный долг оказался превыше инстинкта! Через полчаса
я был  вымыт,  смазан,  профессионально  перебинтован,  залит  необходимым
количеством спирта (вовнутрь) и даже уже начинал  подумывать  о  досрочном
выполнении данного мною по телефону обещания.
     Но в этот момент в комнату, где я лежал в кровати с сигаретой в зубах
и по горло накрывшись теплым одеялом, влетела  Женька.  В  вытянутой  руке
она, словно орудие убийства, держала какую-то тряпку.
     Я улыбнулся, чуть  привстал  и  протянул  ей  навстречу  свои  широко
расставленные руки.
     - Моя сестра милосердия пришла предупредить меня об опасности курения
в постели?
     - Что это?! - от былой куклы не осталось и следа. Скорее, это уже был
игрушечный Рэмбо.
     - Понятия не имею, - пожал я  плечами.  Хорошо  забинтованным  правым
пожимать было уже почти что совсем не больно.
     Женька расправила  тряпку  двумя  руками.  Я  оцепенел.  Вне  всякого
сомнения это были трусы, найденные мною в машине. Но как они попали сюда?
     - Чьи это? - в ее голосе зазвучал металл.
     - Мои, конечно, - бодро заявил я. Большей  глупости  я  сморозить  не
мог.
     - Да-а-а?! - протянула она.  -  А  они  у  тебя  на  одном  месте  не
разорвутся, если ты их попробуешь натянуть, а? Ты меня что, за полную дуру
держишь? Что же я, женские трусы  от  мужских  отличить  не  смогу?!  Имел
наглость  от  какой-то  своей  паршивой  сучки,  которая  тебя   порезала,
заявиться сразу же сюда,  рассказать  байку  о  какой-то  драке  с  крутым
мужиком и просить помощи... Да если бы ты с мужиком  дрался,  он  бы  тебе
брюхо вспорол, а не две царапины  сделал!  Вот,  -  она  гневно  взмахнула
трусами, как флагом, - даже из кармана вынуть  позабыл.  Где  это  вы  там
забавлялись, что даже для белья  места  не  нашлось?  -  Женька  брезгливо
втянула носом воздух. - Она что у тебя, прямо в них и кончала?  -  трусики
полетели мне в лицо.
     Я понял, что сгребая вещи с сиденья, автоматически присоединил к  ним
и злосчастный предмет туалета,  также  засунув  его  в  карман.  Ну  прямо
клептомания у меня начинается! "Интересно, а терапевт ее может  вылечить?"
- подумал я, но решил отодвинуть выяснение этого вопроса на более  поздние
сроки.
     - Но... Я не знаю, чьи это трусы... - попробовал я пока  оправдаться.
- То есть знаю, но...
     - Не знаешь, как же! Их было  много,  да?  -  ее  ревность  не  знала
границ.
     - Кого "их"? - не понял я. - Трусов, что ли?
     - Баб твоих! - заорала Женька и выскочила  из  комнаты.  Я  вздохнул,
вылез из-под одеяла и пошел вслед за ней. Идти голым как-то не хотелось, и
я прикрылся этими несчастными трусами. В одном чертова врачиха была  права
- мне они действительно, ну, никак не годились.
     Женьку я нашел на кухне. Она сидела за столом и, надув  губы,  читала
купленную мною газету. Вся моя  одежда  уже  была  развешана  над  газовой
плитой. Когда я вошел, ревнивица повернулась в мою  сторону,  и  сразу  же
взгляд ее упал на трусы. Я поспешно спрятал этот свой антиамулет за спину.
     - Что, она такая клевая, что ты в  них  уже  дрочишь,  -  возмутилась
Женька, вытаращив глаза. - Прямо в  моем  присутствии!  -  неожиданно  она
замолкла и окинула меня  внимательным  и  хмурым  взглядом.  В  глазах  ее
появилось какое-то странное выражение. -  Тебе  нужно  немедленно  кое-что
принять. У меня этого нет, поэтому придется сбегать в аптеку. Иди  ложись!
И немедленно выкинь эту грязную тряпку, - она встала и  протиснулась  мимо
меня к двери, в какой-то момент плотно прижавшись ко мне всем своим телом.
     От полученных ощущений я немедленно  выпустил  из  рук  "эту  грязную
тряпку" и попытался обнять свою исцелительницу, но она, ловко увернувшись,
выбежала в коридор.
     Я тяжело вздохнул: не понять этих баб! То они  ревнуют  своих  мужчин
как сумасшедшие к чему-то совершенно  нереальному,  а  через  секунду  уже
готовы бежать ради них хоть на край света. Лично я  ни  на  первое  ни  на
второе в отношениях с женщинами был совершенно не способен.
     Пошарив в холодильнике, я нашел там кусок колбасы, который  и  сожрал
вместе с найденным на кухне хлебом.  Для  такого  напряженного  дня  было,
конечно, маловато, но после  трехдневного  женькиного  затворничества  эти
предметы  оказались  единственными  во  всей  квартире  ингредиентами,  из
которых можно было составить хоть что-нибудь более или менее съедобное.
     Вернувшись  в  постель,  я  закурил  еще  одну  сигарету  и  принялся
размышлять о своем теперешнем положении. В расследовании смерти  Платонова
я пока что продвинулся лишь на один шаг - узнал, кто его убил. Но так и не
узнал - за что.  А  без  достаточно  убедительных  мотивов  мне  никто  не
поверит, тем более, что Фронт, это  было  ясно,  никогда  не  сознается  в
содеянном, так как знает, что  его  всегда  прикроют  оставшиеся  в  живых
сообщники Длинного.
     Какую-то тайну явно скрывали  зажигалки  и  смерть  самого  Гоши.  Но
какую? Я разобрал недавно найденный экземпляр за номером 144, но и у  него
внутри ничего интересного не обнаружилось.
     В общем и целом дело  мое,  с  какой  стороны  на  него  ни  взгляни,
казалось абсолютно дохлым. К тому же все осложнялось тем  фактом,  что  за
мной, похоже, уже начали охоту гошины друзья.
     Все-таки я еще раз осмотрел найденные в  пиджаке  документы.  Обычный
паспорт эсэсэровского образца. Прописка в  нашем  городе.  Лев  Алексеевич
Борисов - я опять порыскал в памяти, но ничего конкретного так вспомнить и
не смог, хотя имя казалось знакомым просто до боли.
     Снова вздохнув, я перевел взгляд на часы. Шел уже пятый  час.  Что-то
Женька задерживалась. Я решил, что нужного лекарства в ближайшей аптеке не
оказалось, и она поехала в другую, или к себе в больницу.
     От этих мыслей я расчувствовался. Все-таки как хорошо иметь так много
пусть немного ревнивых, но таких ласковых, нежных, заботливых,  любящих  и
преданных женщин. Мне даже стало жарко от всех этих нахлынувших  вдруг  на
меня чувств, и я встал с постели и,  завернувшись  в  простыню,  вышел  на
балкон.
     Одна из любящих и преданных женщин в этот момент как раз вылезала  из
милицейской машины. Почти одновременно с другой стороны  из  нее  выскочил
сержант с пистолетом наперевес.
     - Сучка ревнивая! - меня  аж  передернуло.  -  Из-за  трусов  поганых
заложила! - я рванул на кухню, на ходу скидывая простыню. Там я сдернул  с
веревки так и не  успевшие  толком  просохнуть  брюки  и  рубаху,  схватил
борисовский пиджак и лихорадочно принялся  натягивать  на  себя  все  это,
одновременно пытаясь распихать по карманам все свое уцелевшее богатство.
     Последней  я  схватил  газету,  которую  как  раз  венчал   набранный
аршинными  буквами  заголовок:   "Наш   журналист   начинает   собственное
расследование. Милиция же по-прежнему считает убийцей  его.  Кто  выиграет
смертельную гонку?"
     Я чертыхнулся.  В  погоне  за  сенсацией  Поддубный  мать  родную  не
пожалеет. Сунув газету в карман, я отцепил  от  веревки  сырые  кроссовки,
кое-как, не зашнуривая, натянул их и рванулся  в  коридор.  На  то,  чтобы
открыть дверь, у меня ушло еще секунд пять. Выскочив на лестничную клетку,
я буквально в двух метрах  от  себя  увидел  бегущего  вверх  по  лестнице
сержанта с оружием.
     - Стой, стрелять буду! - завопил он.
     Если бы милиционер, как ему было разрешено начальством, пальнул сразу
же, без предупреждения, то этой историей я развлекал бы  сейчас  чертей  в
аду - в обмен на щадящий температурный режим своего котла.
     Однако, как поется в одной популярной песенке: "вспомните  как  много
есть людей хороших, их у нас гораздо больше, - вспомните про них". Хотя  я
и совсем не уверен, что улыбка вдруг коснулась моих глаз, ибо в тот момент
был занят тем, что совершал  акробатический  прыжок  через  всю  площадку,
стараясь   схватиться   за   перила   пролета,   ведущего    наверх,    и,
перекувырнувшись через них, выиграть еще хотя бы пару метров.
     Выстрел прозвучал как раз в тот  момент,  когда  я  в  очередной  раз
стукнувшись своей многострадальной головой, теперь -  о  ступеньки,  почти
что уже успел подняться на ноги после своего  невероятного  кувырка.  Пуля
обожгла мне плечо - на этот раз левое. Я  все-таки  удержал  равновесие  и
побежал наверх. Снизу раздался женский визг.
     - "Так тебе и надо", - злорадно подумал я. - А ты что  думала  -  что
меня на пятнадцать суток за мелкое хулиганство посадят?!
     Все остальные пролеты я преодолевал буквально в  два  прыжка  каждый,
переваливаясь через перила, чтобы сэкономить время, не бегая по площадкам.
Моя физическая подготовка была явно лучшей, чем у сержанта, пробежавшего к
тому же до этого уже целых три этажа.
     К  чести  Женьки,  надо  сказать,  перебинтовала  она  меня  все-таки
действительно классно - боли практически не чувствовалось никакой.
     В этот момент я молил Бога (какого-какого, - ну что вы пристали -  не
знаю!) только об одном, - чтобы в этом подъезде оказался ход на чердак,  и
чтобы он был открыт. Молитвы мои были услышаны. К девятому этажу  я  успел
порядочно  оторваться  от  преследователя,   который   даже   и   пистолет
использовать почему-то больше  не  пытался,  и  поэтому  без  опаски  быть
подстреленным  принялся  карабкаться  по  лестнице,  ведущей  к  дверце  в
потолке.
     В  этот  момент  этажом  ниже  раздался  шум  раскрывающихся   дверей
подъехавшего лифта, и я понял, что именно им и воспользовался  милиционер,
разгадав мой нехитрый в общем-то план побега через крышу. Однако  приехать
прямо на девятый этаж  ему  не  удалось  -  именно  здесь  ухари-строители
установили приводной механизм лифта, ограничив движение последнего восемью
этажами. Я воспел гимн  отечественному  градостроению  и,  открыв  головой
дверцу, выбрался в небольшую будку, установленную прямо на плоской крыше.
     Выход из будки был открыт, и я, весь вымазавшись в голубином  дерьме,
выполз наружу. Дом был не очень длинный, и, хотя всяческих  сооружений  на
крыше у него понатыкано  было  много,  долго  мне  здесь  продержаться  не
удалось бы. Кроме того, я не сомневался, что через какое-то время подъедет
подкрепление, ну, а тогда мои минуты точно будут сочтены.  Оставалось  две
возможности: слинять через другой подъезд, или же  начать  путешествие  по
крышам.
     Первая возможность казалась менее опасной, но я был уверен в том, что
внизу  меня  уже  поджидает  вооруженный  водитель,  который  может  и  не
промахнуться. Поэтому я выбрал второй путь.
     Район этот я знал  неплохо.  Соседний  дом  здесь  стоял  углом,  его
подъезды выходили  на  другую  сторону,  и,  чтобы  попасть  в  тот  двор,
милиционеру пришлось бы обогнуть достаточно длинное крыло здания. Даже  на
машине это займет у него некоторое время, - решил я.
     Учитывая, что слава у меня дурная, я также  решил,  что  сержант  так
просто на крышу не полезет,  опасаясь  подвоха  с  моей  стороны.  Значит,
какое-то время в запасе у меня имеется. Поэтому я одним  рывком  преодолел
расстояние  до  требуемого  мне  конца  дома  и   укрылся   за   раструбом
вентиляционной шахты.
     И только после этого, хорошенько  оценив  свою  позицию,  понял,  что
влип. Расстояние до соседнего дома, на земле казавшееся  таким  маленьким,
на деле оказалось совершенно непреодолимым для нормального человека.
     Единственной зацепкой был какой-то кабель,  перекинутый  с  крыши  на
крышу и подсоединенный к какой-то коробке. Похож он был на  телевизионный,
только потолще. Вспомнив, что у Женьки дома есть кабельное телевидение,  я
больше уже ни о чем не раздумывал.
     Усилие, которое мне пришлось приложить, чтобы оторвать этот проводник
искусства в массы, оказалось гораздо  меньшим  предполагаемого,  что  меня
несколько разочаровало. Если и на той стороне  он  закреплен  так  же,  то
далеко ехать водителю не придется, и  у  него  будут  все  шансы  получить
премию за экономию бензина.
     Высунувшись из своего укрытия, я заметил фигуру стража порядка, также
оглядывавшего крышу из-за одной из будок. Убедившись, что меня он пока что
не видит, я сильно выдохнул воздух, проглотил комок, подполз к краю крыши,
резко поднялся и, не примериваясь, оттолкнулся ногами от  края  и  сиганул
вперед, крепко уцепившись обеими руками за кабель.
     Меня несло прямо на стену, где-то на уровне четвертого  этажа.  Чтобы
не быть  расплющенным,  я  попытался  как-нибудь  извернуться,  дабы  хоть
немного изменить направление движения.
     Только этого кабель и ждал. Я с ужасом почувствовал, что  направление
моего движения действительно изменилось, только совсем не так, как мне  бы
того хотелось. Выражаясь научным языком, вертикальная  составляющая  моего
движения резко увеличилась. А проще говоря,  я  стал  падать  больше,  чем
лететь.
     Прокляв дельцов отечественного телебизнеса, не  умеющих  как  следует
даже какой-то  жалкий  шнур  прикрепить,  я  мысленно  стал  перелистывать
страницы книги своей жизни. Однако не успел дойти  даже  до  шестой  своей
подруги, как, сильно ударившись - опять  головой,  и  со  страшным  звоном
разбив стекло, влетел  в  чью-то  квартиру.  Удар  при  падении  оказался,
конечно, ужасным, но, к счастью, он был  смягчен  каким-то  предметом,  на
котором я и проехал прямо до противоположной стены комнаты.
     Поглядев вокруг себя мутными глазами, я обнаружил  сидящего  на  полу
мальчугана с игрушечным паровозиком в руках. Он, открыв  рот,  смотрел  на
меня.
     - Дядя, ты - Карлсон? - неожиданно спросил пацан.
     - Ага,  -  согласился  я.  -  Только  вот  паспорт  потерял.  Поэтому
неприятности с милицией - считают шведским шпионом, - я перевел взгляд  на
предмет,  на  котором  лежал.  Им  оказался  огромный  плюшевый   медведь,
добродушно улыбавшийся мне.
     - Его зовут Роберт, - сообщил  малыш.  -  Мне  его  папа  из  Франции
привез. Это заграница такая.
     - Я люблю Роберта, - я с  чувством  поцеловал  медведя  прямо  в  его
улыбающуюся пасть. - И папу твоего люблю, - если бы медведь был самкой, то
после моего второго поцелуя он бы несомненно впал в экстаз.  -  И  Францию
люблю, - в этот момент хваленые французские женщины по сравнению с  мягким
пухлым медведем казались мне плоскогрудыми стиральными досками. - И  тебя,
и маму твою, - я совсем расчувствовался.
     Мама была легка на помине. Дверь в комнату  уже  была  открыта,  и  в
проеме, вооружившись  здоровенным  топором,  стояла  худенькая  миловидная
женщина. Я вскочил, но, чтобы не упасть, был вынужден схватиться за стену.
Перед глазами все поплыло.
     - Миль пардон, мадам, - извинился я. - Май френд Роберт меня на дринк
позвал. Ищь пить бир пришел, но вижу - не вовремя, ентшульдиген зи плиз.
     С этими словами  я  попытался  обогнуть  хозяйку,  но  она  угрожающе
взмахнула своим оружием, и я попятился назад.
     - Мама, мама, пусти его: это - Карлсон, - неожиданно  поддержал  меня
мальчик. - Его ищут как шпиона, потому что думают, что он - Джеймс Бонд.
     Кабельное телевидение дает свои плоды, - решил я. - Жаль, испортил.
     - Отойди от ребенка! - хриплым голосом приказала мать.
     - Какой это этаж? - поинтересовался я.
     - Второй, - отозвался малыш.
     Я стал пятиться к окну.
     - Дядя, ты сейчас кнопку на пузе нажмешь и от агентов КГБ улетишь?! -
обрадовался парнишка.
     - А он у вас смышленый, - произнес я, не отрывая глаз  от  женщины  и
продолжая пятиться. - Жаль, что не от меня. Сколько лет-то отроку?
     Ответа на последовало.
     Нащупав рукой подоконник, я резко  развернулся,  вскочил  на  него  и
сквозь разбитое окно сиганул вниз. Мальчик не соврал. Если бы  он  соврал,
то без кнопки на пузе мне точно было бы не обойтись.

     Меня шатало как пьяного. Выбраться  с  другой  стороны  дома  мне  не
удалось, поэтому после прыжка из квартиры любезного молодого  человека,  я
оказался прикрыт от милицейской машины лишь углом женькиного  дома.  Чудом
было уже то, что до сих пор она так и не подъехала на шум выбитого окна.
     В  этот  момент  раздался  выстрел.  Звук  шел  откуда-то  сверху.  Я
инстинктивно упал и откатился в сторону, с удивлением заметив,  что  таким
способом мне сейчас передвигаться почему-то значительно легче.
     Да, про сержанта-то я совсем и забыл. Сейчас  он  вполне  может  меня
ухлопать со своей крыши, если,  конечно,  на  дальние  дистанции  стреляет
лучше, чем на ближние.
     Я вскочил. Так ему будет сложнее попасть. Бежать вдоль крыла дома  во
двор, в который я первоначально намеревался попасть, было бы безумием -  я
сразу же попадал в зону видимости машины и плюс оставался в зоне  стрелка.
Только пробежав достаточно далеко вдоль другого крыла, я мог исчезнуть  из
его поля зрения.
     Выбора не было. Спотыкаясь и  ежесекундно  падая  на  четвереньки,  я
помчался (громко сказано) вдоль здания, чтобы завернуть за следующее крыло
- дом имел форму буквы "П". Сзади раздался  еще  один  выстрел.  Нет,  мне
повезло, - сержант вне всякого сомнения стрелял препаршиво.
     Следующие два выстрела прозвучали почти что слившись  в  один.  Я  на
ходу оглянулся. Милицейский автомобиль уже  выехал  из-за  угла,  и  шофер
стрелял из-за капота, опершись на него обеими руками. С таким упором можно
и будучи с рождения членом Всероссийского общества слепых попасть, - решил
я и неожиданно увидел справа от себя подъезд.
     Я совсем забыл, что в таких домах есть  как  минимум  один  проходной
подъезд, обычно, правда, закрытый с противоположной двору стороны на ключ.
Но в данном случае это не могло быть для меня преградой. Собрав  все  свои
силы, я разбежался и корпусом ударил в  дверь.  Никакого  эффекта  -  она,
конечно, открывалась наружу.
     Неожиданно из подъезда вышел дед  с  ребенком,  раскрыв  дверь  перед
самым моим носом. Я оторопело посмотрел на него, а он -  на  меня.  Только
идиот мог ломиться в дверь, не проверив, открыта ли она!
     Я скользнул в подъезд. Там было темно и неуютно, но все эти вражеские
происки  вкупе  с  отвратительным  запахом  не   смогли   нарушить   четко
скоординированной работы моего мозга.
     Первым делом я вытер лицо подолом рубахи, после чего  заправил  ее  в
штаны. Следующей моей мыслью было - повязать галстук, но последний  раз  я
таковой использовал, чтобы быть  допущенным  на  прием  в  честь  ганского
посла.  Поэтому  соблазнительную  идею  -  замаскироваться  под   заезжего
миллионера - мне пришлось к великому своему сожалению выбросить из головы,
тем более,  что  незашнурованные  кроссовки  все  равно  бы  меня  выдали.
Зашнуровав их, я вышел во двор.
     Сдуру. Я понял это сразу же, как только увидел выворачивающий как раз
в это время из-за  угла  дома  милицейский  "жигуль".  Пришлось  вернуться
обратно в подъезд и снова попытать счастья с другой стороны дома.
     И  счастье  снова  улыбнулось  мне.  С  соседней  улицы   выворачивал
троллейбус.  Его  улыбающаяся  морда  с  круглыми  глазами-фарами  так   и
призывала меня: "Давай сюда, друг!"
     - Даю, друг, - сквозь зубы процедил я и припустил со всех ног.
     До остановки было метров  сто,  но  мои  отбитые  нижние  конечности,
казалось, поняв, что сейчас  не  время  своевольничать,  на  этот  раз  не
подвели меня. Через  несколько  секунд  я  уже  находился  в  чреве  уютно
гудящего существа. Как раз вовремя - приближался вой сирен.
     Злорадная улыбка наконец-то коснулась  моих  глаз:  плохо  работаете,
господа милицейские. Взгляд  мой  упал  на  симпатичную  девушку  в  серой
мини-юбке -  она  с  недоверием  и  испугом  разглядывала  мой  костюм.  Я
улыбнулся ей еще шире.
     -  У  вас  не  найдется  лишнего  талончика?  -  Майк  Тайсон   среди
контролеров нашего  города  не  числился.  Но  мне  сейчас  хватило  бы  и
Маленького Мука.

     Чтобы добраться до вокзала, мне понадобилось сменить три  троллейбуса
- я опасался хвоста. Зато на вокзале, где помятых морд  было  больше,  чем
где бы-то ни было, я мог ничего не опасаться.
     Конечно, можно было нарваться на  облаву,  но  вероятность  подобного
события в  нашем  городе  приближалась  к  вероятности  наблюдения  в  нем
свистящего на горе рака. И совсем не из-за того, что город располагался на
равнине.
     Прибыв в сей край обетованный, я  напрямую  прошагал  в  туалет,  где
устроившись в кабинке и заперев за собой  дверцу,  прежде  всего  принялся
изучать газету.
     Под идиотским заголовком  красовалась  моя  фотография.  На  ней  был
изображен человек, который в жизни своей и мухи не  обидел,  а  в  момент,
запечатленный на снимке, как раз провожал в последний путь таракана, долго
и счастливо прожившего у него  на  кухне  и  трагически  скончавшегося  от
регулярного переедания.
     Под фотографией помещалась сноска, предлагавшая читать о подробностях
на второй странице. Все остальное пространство на первой  полосе  занимала
леночкина статья о  боеголовках,  проиллюстрированная  двумя  фотографиями
полковника Хмелько - в военной форме и в гражданском, - сегодняшняя.
     Кроме событий, свидетелем и непосредственным участником которых я был
сегодня утром на площади  перед  "потаскухой"  (о  моем  участии,  правда,
сказано ничего не было), в леночкином опусе излагались интервью, взятые ею
по телефону у заместителя генерального директора  завода  и  его  главного
инженера. Самого "генерала" ей найти не удалось.
     И заместитель и главный в один голос  утверждали,  что  все  слухи  о
боеголовках - чистый вымысел и являются измышлениями определенных  кругов,
поставивших своей целью поссорить братские славянские республики. Но  меня
гораздо более, чем эти ярые проявления  интернационализма,  заинтересовали
сами фамилии  сих  ответственных  лиц.  Главного  звали  Рамиз  Фаталиевич
Фаталиев, а зама - ...Лев Алексеевич Борисов.
     Я хлопнул себя рукой по голове и  издал  неприличное  восклицание,  в
ответ на которое в соседней кабинке беспокойно  зашевелились  и  зашуршали
бумагой. Как же я мог забыть,  -  ну,  конечно  же,  с  этим  таинственным
прелюбодейцем я несколько раз сталкивался, когда вкалывал на  "потаскухе".
Да и его пристрастие к  молодым  крепеньким  девочкам  и  свежему  лесному
воздуху было прекрасно известно всем работавшим на заводе.
     На второй странице  под  пошлой  шапкой  "Мое  оружие  -  факт"  была
напечатана статья, которую я надиктовал прошедшей ночью,  сопровождавшаяся
комментарием Поддубного, где он пояснял, что данный материал был доставлен
в редакцию сегодня утром в запечатанном виде неизвестной женщиной, которая
после этого немедленно скрылась, и что о моем местонахождении  сотрудникам
газеты ничего неизвестно, а как только будет известно, так сразу же  будет
сообщено куда следует.
     Я вздохнул. Хорошо еще не написали, что женщина была  в  маске  и  на
ходулях.
     На третьей  странице  красовалась  фотография  Фронта  с  выпученными
глазами и признанием на шее. Текст последнего читался просто замечательно,
и я мысленно похвалил Потайчука -  выражать  свои  чувства  вслух  в  этом
богоугодном заведении я больше не решался.
     Снимок был окружен едкой статьей, в которой Валерка  вовсю  живописал
побоище в лесном домике и мордовал правоохранительные  органы,  у  которых
под носом происходят мафиозные разборки, в то время как  они  гоняются  за
бедным журналистом, попавшим в сети той же самой мафии.
     "...Конечно, выставить роту ОМОНа, чтобы она поупражнялась в стрельбе
по попавшему в беду парню,  гораздо  легче,  чем  поддерживать  порядок  в
городе и держать в  узде  распоясавшуюся  организованную  преступность.  А
может, просто кто платит, тот  и  музыку  заказывает?"  -  такими  словами
заканчивался последний абзац статьи.
     На четвертой странице размещался прекрасный фотоотчет о положении  на
гошиной даче на момент прибытия на нее Потайчука. К  нему  был  "подвязан"
снимок в жопу пьяного  начальника  городской  милиции,  неизвестно  как  и
откуда добытый.
     Полковник был снят в голом виде, с одной лишь  простынкой,  накинутой
на  мощные  чресла  -  видимо,  после  баньки.  В  целом  эта   фотография
великолепно вписывалась в изобразительный ряд - гора бандитских  трупов  и
мирно отдыхающий после напряженного трудового дня милицейский чин. Мол,  в
Багдаде все спокойно.
     Обрадовавшись за родной печатный  орган,  я,  презрев  все  моральные
устои, а также правила поведения российских граждан в общественных местах,
захлопал в ладоши. Затем, оставив газету для дальнейшего ее  использования
другими  посетителями  заведения,  я  покинул   кабинку   и,   подойдя   к
рукомойнику, принялся приводить себя в порядок.
     Из зеркала над раковиной на меня глянула  чья-то  страшная  рожа.  На
голове запеклась кровь, лицо расцарапано,  одежда  явно  с  чужого  плеча.
Окинув этого типа критическим взглядом, я решил удалить с него следы крови
и больше ничего не трогать. Теперь  мою  фотографию  могли  распространять
хоть по спутниковой связи - ни один человек не сможет  распознать  меня  в
этом бомжеватом мордовороте. Даже любимые женщины, чтоб им провалиться.
     Выполнив намеченное, я осмотрел левое плечо,  пораженное  сержантской
пулей, и с удовлетворением обнаружил, что с него всего лишь содрана  кожа.
Зато пиджак в этом месте был порван, что  придавало  моему  внешнему  виду
некоторый на мой взгляд, э-э-э,  шарм.  Женский  идеал  должен  оставаться
женским идеалом даже в такой ситуации!
     Выкурив  сигарету,  я  покинул  вокзальный  гальюн  и   стал   искать
телефон-автомат   поуединеннее.   Мой   ищущий   взгляд   был   истолкован
неправильно, и ко мне тут же приклеилась какая-то грязная  неопределенного
возраста бомжиха.
     - Давай, - она подмигнула мне. - Давай, я - за стаканчик.
     - Ай ам америкэн тоурист, - отшил я ее. - Ай фак  фор  хард  керринси
онли, мать твою.
     Последнее выражение она поняла без  перевода.  Но  вообще  было  даже
чуть-чуть приятно - женщины еще не потеряли ко мне интереса, а значит есть
чего ради бороться за свою жизнь.
     По вестибюлю  расхаживал  вооруженный  милиционер,  который,  однако,
никакого интереса к моей персоне не проявлял,  как,  впрочем,  и  ко  всей
остальной  теплой  компании  нищих,  калек,  попрошаек,  цыган  и   прочих
полукриминальных элементов, сновавших по вокзалу. Наверняка  и  я  бы  вел
себя точно так же, когда бы мне ежесуточно отстегивали столько же, сколько
этому стражу порядка.
     Телефон отыскался в углу комнаты матери и ребенка, прямо перед входом
в милицейский  пост,  по  соседству  с  лотком  торговца  порнографической
прессой.  Я  набрал  редакционный  номер  и  гнусавым   голосом   попросил
Потайчука.  Трубку,  как  мне  показалось,  сняла   Леночка,   но   точной
уверенности в этом у меня все-таки не было.
     - Да, - раздался через минуту раздраженный валеркин голос.
     - Это доктор Попеску из  вендиспансера,  -  представился  я.  -  Хочу
сообщить, что мы провели тщательные исследования всех  ваших  анализов,  и
теперь  с  полной  уверенностью  можем  утверждать,  что   болезнь   зашла
достаточно далеко, но, к счастью, пока что не затронула  ваших  умственных
способностей. Прекрасное тому подтверждение - ваш сегодняшний репортаж.
     - А-а-а, - протянул Потайчук. - Понял. Стараемся, доктор!
     - Что новенького? - поинтересовался я.
     - До хрена! - ухмыльнулся Потайчук. - Готовим вечерний выпуск. Такого
еще не бывало! Поддубный заколебался уже с типографией договариваться, они
все свои запасы бумаги на неделю вперед уже израсходовали...
     - Короче, - оборвал его я.
     - Да, - согласился он. - Дела крутые. Башль,  судя  по  всему,  решил
крепко взять власть в городе в свои руки. Гошины  наследники,  узнав,  что
пахана кончили, около десяти собрались в "Горном" на сходку. Ленины ребята
подъехали туда и закинули в окошко бомбу. От всех, кто был внутри  кабака,
остались одни ошметки.  После  этого  начался  отлов  сошки  помельче.  Из
наиболее громкого - на стадионе в секции для качков разгром  устроили,  да
изрешетили на мосту одну машину - два трупа, один ушел, сиганув в речку.
     Я открыл от изумления рот. Вот оно что - значит, за мной охотились не
гошины ребята, а ленины. Но зачем? Причем ведь прикончить собирались, а не
допросить. Подозревали, что знаю что-то лишнее?
     - Черт, Башль же всегда вел себя пристойно, - вырвалось у меня.  -  С
чего бы это он начал такую бойню?
     - В тихом омуте... - грустно усмехнулся Потайчук. - Он же  бандит.  И
как только появился удобный момент захватить власть...
     - Знать бы еще, что это за удобный момент, - протянул я.
     - Так, еще, - продолжил мой собеседник. - Длинного взорвали. Взорвали
хитро. Судя по всему бомба находилась в чемоданчике и рванула при  попытке
открыть его - так эксперты считают. Кстати, всем этим делом  занялась  уже
госбезопасность. Сейчас уже больше сил уделяют поиску  Башля  и  компании,
чем тебе.
     Мне стало ясно, почему с Женькой приехали  лишь  двое  патрульных,  а
подмога им так сильно задержалась.
     - У нас, по крайней мере, никто уже не пасется, - продолжил репортер.
- Даже после выхода экстренного выпуска. А то вчера такая орава  налетела,
ой! Катьку, бедную, чуть с ума не свели, она всю  дорогу  ревела.  А  один
хрен в штатском на Ленку глаз положил, все  около  нее  вертелся,  пытался
даже увезти к себе  в  ментовку,  якобы  для  допроса,  но  Поддубный  ему
объяснил по этому поводу все, на что слов приличных хватило. С  Васильичем
не шути!
     - Объяви ему благодарность в приказе, - буркнул я. -  А  штатского  я
найду и в форме в Африку пущу.
     - Как бы он сам тебя  прежде  не  нашел  и  не...  спустил,  -  голос
Потайчука прозвучал мрачно.
     - А Башль сейчас где-нибудь в другом городе, - перевел я разговор  на
другую тему. - Не найдут. А найдут - не докажут. Да и не будут доказывать.
     - Да в этом-то я ни капли не сомневаюсь, -  заверил  меня  Валера.  -
Посадят исполнителей, да и все... Если вообще посадят.  Кстати,  тот  тип,
которого на даче нашли, утверждает, что ты его пытал, заставляя  подписать
признание. Выпорот он действительно крепко! И сейчас в больнице лежит...
     - Ерунда! - решительно заявил  я.  -  Он  может  говорить,  что  я  и
Платонова прикончил, и самого Гошу, и президента Кеннеди,  если,  конечно,
подозревает о существовании последнего.
     - А как ты обо всем этом узнал? - теперь в голосе Потайчука зазвучало
подозрение.
     - О Кеннеди? - засмеялся я.
     - Брось паясничать, понимаешь же о чем говорю, - рассердился он.
     - Ну меня, по-видимому, после побега  из  парка  выследили,  когда  я
прятался у одного друга, стукнули по голове и привезли туда, - сказал я. -
А когда очнулся, то и обнаружил весь этот ужас...
     - Да,  тебе  повезло,  что  ленины  головорезы  тебя  не  тронули,  -
сочувственно произнес мой коллега.  -  Наверное,  решили,  что  ты  и  так
жмурик.
     - Наверное, - без всякого энтузиазма согласился я. -  Слушай,  а  где
такую мою фотографию выкопали, а?
     - А-а-а! - в трубке послышалось настоящее квохтанье. - На похоронах!
     - Таракана? - поинтересовался я.
     - Да нет, какого  Тараканова?!  В  прошлом  году  Серегина  хоронили,
истопника нашего, помнишь? Так там Васька Тихонов на кладбище с  аппаратом
все бегал. Он тебя как раз засек в момент, когда ты с  каменной  мордой  к
Ерохиной сзади подобрался и на зад  ей  лапу  свою  положил.  А  она  тебя
шпилькой по ноге, - квохтанье перешло в гогот. - Ну у тебя и  харя  вышла!
Мы Ленку и лапу твою отрезали, морду увеличили и...
     Я понял причину, по которой на  снимке  на  лице  моем  запечатлелось
выражение вселенской скорби. Вам бы так наступили, да еще Леночка, да  еще
в момент, когда священник отходную читает.
     - Кощунство... - пробормотал я в трубку. - Не могу в это поверить! Не
может  быть!  Вот  сволочь,   Васька,   а!   В   такой   момент   человека
сфотографировать. Нет для него ничего святого. Вот  вернусь...  Плохо  ему
будет!
     - Кстати, друг этот твой, что  приходил,  так  ого-го,  -  неожиданно
снова заржал Потайчук. - Я бы с ней...
     - Ты зажигалок одноразовых с драконом не видел  в  продаже  нигде?  -
оборвал я его, вспомнив о делах.
     - С драконом! Как это? - изумился Валера. - Нет. Они все  обычно  без
рисунков - дешевка ведь. Один раз, правда, видел с бабой голой, друг  один
из командировки заграничной привез - он  в  каком-то  министерстве  валюту
стрижет. Но он там ее в борделе слямзил, так что... Кстати, - в голосе его
вновь зазвучало некоторое оживление, -  познакомь  меня  все-таки  с  этой
курочкой...
     Я повесил трубку. Большой уже - пора учиться самому знакомиться. Меня
же никто не знакомил. И даже не учил. Я - самородок. Редкий!

     Вернувшись в вестибюль, я направился было к выходу, но на  глаза  мне
вдруг попался указатель камеры хранения. Я аж присвистнул.  И  как  это  я
сразу не догадался! Ведь жетон-то куда-то исчез! А если... Я резко изменил
направление движения.
     Камера находилась  в  небольшом  подвальчике.  За  ее  стойкой  сидел
старик-приемщик, одетый в помпезную синюю форму и такого же цвета  фуражку
с кокардой в виде большого двуглавого орла. В глубине камеры располагалось
место для милиционера, но мне повезло - в настоящий момент оно  пустовало.
Не было и клиентов. Поэтому я сразу же перешел к делу.
     - Здорово, папаша, - я перепрыгнул через стойку, схватил деда за  шею
и оттащил в глубину помещения, за стеллажи с чемоданами. - Не рыпайся!
     - Ты что - псих? - прохрипел приемщик. -  Сейчас  Сенька  вернется  и
тебе капец...
     - Ответишь на вопросы - шея твоя останется в целости,  -  позволил  я
себе совет. - И Сенька, вернувшись, не  будет  горько  плакать  над  твоим
бездыханным телом. Пожалей парня!
     Старик молчал. Пришлось продолжить.
     - Кроме того малолетние шлюхи, которым ты  поставляешь  клиентов,  не
будут проинформированы мною о том, что ты - зараженный СПИДом педик, и  не
прекратят расплачиваться с тобой натурой, - только произнеся эту фразу,  я
сообразил, что для человека со сломанной  шеей  это  уже  не  аргумент.  И
ошибся.
     - Да я... с мужиком... никогда... - засипел приемщик.
     - Короче, - оборвал я его. - К тебе ночью пришли ребята,  которым  ты
выдал место багажа по одному жетону, без квитанции, так?
     - Да нет... Нет же...
     Я начал сомневаться. Не похоже было, что старик врет. Я бы по крайней
мере не стал, если бы меня так схватили за  горло.  Может,  Длинный  добыл
квитанцию? А может, дед просто время тянет, мента ждет?
     - Я ночью не дежурил... - прохрипела моя жертва.
     - Черт! - я ослабил хватку. Действительно, как я об этом не  подумал.
- Но сменщик-то тебе наверняка об этом случае рассказал. Ну, быстро!
     - Нет... Ничего не знаю...
     - Ну как хочешь, - я стал быстро поворачивать его голову вбок. - Жаль
Сеню.
     - Да, сказал! - поспешно закричал старик. - Да, приходили,  на  сорок
шестое место.  Крутые  мальчики,  на  большую  птицу  работают.  Лучше  не
связываться.
     - Большая птица сдохла,  -  проинформировал  его  я.  -  Надо  читать
газеты. Лучше "Про нас". Там,  кстати,  иногда  также  даются  советы  как
повысить потенцию. Полагаю, для тебя это весьма актуально. Что там было?
     - Чемоданчик. Дипломат. Импортный - с кодовым замком...  Сеня-я-я!  -
вдруг заорал он.
     Я сильно стукнул старика головой о полку, и он  сразу  же  заткнулся.
Осторожно высунувшись из-за стеллажа, я посмотрел в сторону стойки.
     Мне повезло - это был не Сеня. Блондинка в зеленом платье, опершись о
стойку, нетерпеливо постукивала по ней жетоном.
     - Иду, Ермолаич, иду, - я вышел в проход и потопал к  стойке.  -  Шеф
слабый уже, но клиента чувствует ой-ей! - я подмигнул дамочке,  вернее  ее
роскошным грудям и забрал жетон с квитанцией. Блондинка, глянув  на  меня,
брезгливо скривилась.
     Я посмотрел на номер, выбитый на жетоне, и пошел искать место.  Нашел
я его на удивление быстро, после чего забрал стоявший там желтый чемодан и
отнес девице.
     - Желтое очень плохо смотрится в ансамбле с вашим зеленым платьем,  -
заметил я ей, отдавая поклажу.
     - Пошел ты, козел вонючий, -  она  обнажила  свои  белоснежные  зубы,
будто собравшись укусить меня. И я пошел.
     Но не потому, что испугался острых  зубов  клиентки,  а  потому,  что
увидел за ее спиной спускающегося по лестнице детину в милицейской  форме.
Тот же, увидев меня за стойкой, вытаращил глаза, уронил на пол  бутерброд,
который жевал, и потянулся к резиновой дубинке, висевшей у него за поясом.
     Это несомненно было его ошибкой. Если бы он схватился за пистолет, то
блондинку, определенно, пришлось бы взять в  заложницы.  Причем  за  самые
интимные места. Я перемахнул стойку в прыжке, выхватил у девицы из рук  ее
чемодан и запустил его в голову охраннику.
     - А-а-а-а! - завизжала дамочка. - Это мой!
     - Стал бы я свой кидать, -  пробормотал  я,  бросившись  к  выходу  и
стараясь при этом проскочить мимо мента.
     Чемодан попал стражу порядка в грудь, но  он  все-таки  удержался  на
ногах. Поэтому проскочить не удалось - когда я находился уже почти  что  у
него за спиной, последовал сильнейший удар  дубинкой,  пришедшийся  мне  в
левое плечо. Я застонал, схватился за больное место правой рукой и упал на
колени. Это было серьезной ошибкой, только на этот раз моей,  -  следующий
удар был нанесен прямо в голову. Я отключился.

     Слава Богу, по-видимому, ненадолго. Очнувшись, я обнаружил, что  лежу
на холодном полу, лицом вниз. Краем глаза я заметил желтый чемодан, черные
сапоги, аквамариновые туфли и стройные лодыжки. Знакомый набор. Значит,  я
все еще в камере хранения.  Медлить  было  нельзя,  в  любое  время  могли
прибыть другие милиционеры, без сомнения вызванные охранником камеры.
     Рискуя получить пулю, так как верхние части  тел  присутствующих  мне
видны  не  были,  я  резко  перевернулся  на  спину  и  попытался  ударить
милиционера  Сеню  ногами  в  живот,   ориентируясь   при   этом   о   его
местоположении по сапогам. Однако удар пришелся ему лишь в бедро, и его не
хватило даже на то, чтобы свалить охранника с ног. Сказывались усталость и
ранения.
     По счастью, или по глупости, но я  был  принят  им  за  обыкновенного
воришку, поэтому в одной руке он по-прежнему держал всего лишь дубинку,  а
в другой - рацию. В связи с этим некоторая  свобода  маневра  у  меня  еще
оставалась.
     Я тут же перевернулся на бок, параллельно подсекая противника ногами.
На этот раз тот грохнулся. Я быстро поднялся на колени и сильно ударил его
кулаком между ног. Он взвыл, а я, вырвав у него из  руки  дубинку,  плашмя
нанес ею два сильных удара по животу, после чего бросил куда-то в угол.
     Вскочив, я оказался нос к носу с блондинкой. На лице  у  нее  застыло
выражение ужаса. Надо было срочно бежать, но я не удержался  от  соблазна.
Схватившись рукой за вырез ее зеленого платья, я резко рванул его  вниз  и
на себя. С громким треском платье порвалось и шикарные груди выскочили  на
волю.
     - Коза вонючая! - на моем лице появилось  некоторое  подобие  улыбки,
которого она наверняка не увидела, так как в  этот  момент  я  уже  мчался
вверх по лестнице. Хотя, конечно, груди стоили того, чтобы  задержаться  и
посмотреть на них подольше. Может быть, даже не только посмотреть.
     Поэтому, оказавшись в вестибюле,  я  с  некоторой  грустью  растолкал
парочку милиционеров, как  раз  собравшихся  спускаться  по  лестнице.  Уж
они-то там внизу  своего  не  упустят!  Однако  они,  к  некоторому  моему
удивлению, почему-то решили пропустить  столь  дивное  зрелище  и,  заорав
"Стой!", устремились  в  погоню  за  мной,  на  ходу  доставая  из  кобуры
пистолеты.
     Ближайший ко мне выход из здания вокзала вел на  перрон.  Я  рванулся
туда, маневрируя между людьми, собравшимися в зале ожидания. Я рассчитывал
на то, что в такой толчее - вскоре прибывал поезд на Москву, - стрелять не
будут. Так оно и оказалось.
     Выскочив на перрон, я окинул его взглядом. По ближайшему ко мне  пути
медленно катил маневровый тепловоз. Я метнулся к нему и вскочил на  заднюю
подножку, уцепившись за перила, благо  располагалось  все  это  достаточно
низко.
     У таких тепловозов кабина находится сзади, там же и дверь  в  нее.  Я
поднялся на площадку и вбежал к машинистам.
     - Гони! - громко заорал я, как только оказался в кабине.
     Машинист и  его  помощник  с  удивлением  посмотрели  на  меня.  Рука
машиниста лежала на рычаге управления - нечто подобное есть и в  трамваях,
- горизонтальное полукольцо, по  которому  ходит  ручка.  Все  это  хитрое
сооружение называется мудреным словом, которое я в  тот  момент  почему-то
забыл. Но это совсем не помешало мне отшвырнуть машиниста в  сторону,  так
что он упал на пол кабины, и рвануть рукоятку. Тепловоз застонал, дернулся
и стал резко набирать  ход.  Я  свирепо  посмотрел  в  сторону  помощника,
сидевшего с другой стороны кабины.
     - Шевельнешься - убью! На пол!
     Он  выполнил  мой  приказ,  даже  не  попытавшись   хоть   что-нибудь
предпринять.
     - Я - страшный спецназовец - гроза женщин и мужчин, - решил я тем  не
менее подкрепить свой новый имидж. Авось, ребята читают газеты.
     - Эй, туда нельзя, - неуверенно произнес машинист,  не  поднимаясь  с
пола. - Стрелку взрежем.
     - Ух, сколько животов я взрезал, - свирепо ответствовал  я.  -  Лежи,
гад, а не то и тебе это устрою.
     - Как знаете, но там красный, - испуганно отреагировал он. - А дальше
смоленский идет. У нас автоматики нет. Лобовое будет.
     Лобовое меня не устраивало. Я перевел ручку в  обратное  положение  и
стал нашаривать ногой педаль тормоза. И опять ее там не  оказалось  -  уже
второй раз на дню я ухитрялся  совершать  прогулку  на  экипаже  со  столь
недружелюбным принципом управления.
     Внимательно посмотрев вокруг, тормоз я все-таки обнаружил - в обличии
красной рукоятки. Я  потянул  ее,  раздался  скрежет  колес,  и  тепловоз,
задрожав, со страшным звуком остановился, хотя, правда,  и  не  сразу.  До
стрелки после того, как это произошло, оставалось, слава Богу, еще  метров
пять свободного пути.
     Я огляделся. Мы уже выехали за пределы вокзала в моем  его  понимании
как пассажира и находились теперь между ним и въездом на ветку, ведущую на
сортировочную станцию. Я попрощался со своими попутчиками:
     - Благодарю за службу! Обоим присваиваю внеочередное звание  "старший
соблазнитель трубопроводных войск".
     Осчастливив их этим сообщением, я покинул  тепловоз.  Преследователей
нигде видно не было - по-видимому, поезда на этом  направлении  ходили  не
очень регулярно. Я перебежал через пути и без помех  скрылся  в  небольшой
рощице, которая росла рядом  с  сортировкой.  Пройдя  метров  пятьдесят  и
преодолев невысокую ограду, я оказался на улице,  недалеко  от  автобусной
остановки.
     Через две минуты,  забравшись  в  первый  же  подошедший  автобус,  я
плюхнулся на сиденье,  оттеснив  от  него  какую-то  старушку.  Это  было,
конечно, нехорошо, но не более нехорошо, чем было  мне.  По  лицу  у  меня
текли слезы. Второй раз, как я себя помню. Первый был, когда мне впервые в
жизни отказали. Что вы фыркаете?! Конечно, Леночка!

     Автобус завез меня в район новостроек на западном берегу Сторожки.  К
этому моменту я почувствовал себя немного лучше. Как оказалось, я даже уже
мог ходить, не подкрепляя при этом каждый свой шаг неприличным медицинским
термином, и соображать, не сбиваясь при  этом  с  каждой  своей  мысли  на
леночкины ножки. А это, несомненно, был большой прогресс.
     Выбравшись из автобуса на конечной остановке,  я  сел  на  скамеечку,
закурил и попытался привести себя в порядок.  На  голове,  в  месте  удара
дубинкой, выросла огромная шишка, каждое прикосновение к которой причиняло
нестерпимую боль. Череп, однако, как мне показалось,  остался  цел.  Плечо
также сильно болело,  но  заниматься  стриптизом  на  глазах  у  почтенной
публики, чтобы посмотреть в каком оно находится состоянии, я не стал.
     В остальном мой внешний вид с того момента, как я покинул  вокзальный
туалет, не претерпел никаких  изменений,  поэтому  вообще-то  понадобилось
лишь чуть-чуть причесаться, чтобы сойти за почтенного гражданина,  немного
выпившего после рабочего дня и потому порвавшего и измазавшего пиджак.
     Вздохнув, я встал и потащился в глубь квартала, одновременно  приводя
в порядок теперь уже свои мысли. Это отняло совсем  немного  времени,  так
как их у меня было минимальное количество.
     Единственная ниточка, которая у меня имелась к этому  моменту  -  это
Лев Алексеевич Борисов, заместитель генерального директора "потаскухи".  А
единственная новая идея - это гипотеза о том,  что  именно  чемоданчик  из
камеры хранения и был причиной гибели Гоши Длинного.
     Оставалось, правда, загадкой - кто же его туда положил? Скорее  всего
- Платонов, или его телохранитель. Но зачем? И где  квитанция?  И  вообще,
зачем набивать чемодан взрывчаткой и сдавать его в камеру  хранения?  Бред
какой-то! Террористический акт - милиционера Сеню на  тот  свет  отправить
собирались, что ли?
     Пошарив по карманам,  я  обнаружил  прелюбопытнейший  факт:  паспорта
любвеобильного зама там не оказалось, как,  впрочем,  и  кое-каких  других
вещей. Я погрустнел: похоже, что настало время  отдавать.  Однако  на  мой
взгляд случайно прихваченные в свое время зажигалка и  трусы  все-таки  не
являлись достаточным  эквивалентом  отнятого  в  честной  борьбе  паспорта
гражданина величайшей и могущественнейшей державы мира. Оставалось  только
надеяться, что в качестве компенсации впереди меня ожидают горы  случайных
лифчиков и чулок.
     Тяжело вздохнув, я пошел искать телефонную будку. Найдя ее,  я  снова
набрал телефон редакции.
     - Да, - на этот раз голос точно принадлежал Леночке.
     - Ерохину пожалуйста,  -  произнес  я  голосом  Буратино  из  детской
радиопередачи, уже заранее предвкушая веселье.
     - О, тебя наконец-то кастрировали, - обрадовались на той  стороне.  -
Назови мне имя этого доброго человека, я пошлю ему цветы.
     Я выругался про себя. У этой особы потрясающий нюх. Не говоря  уже  о
фигуре.
     - Он похоронен в поле, - сообщил я ей своим нормальным голосом. - Его
попытка совершить это непотребство закончилась полным провалом. А ты  что,
теперь телефонисткой работаешь? Или ждешь звонка  от  своего  хахаля?  Это
случайно не тот тип со связанными за спиной руками,  заклеенным  пластырем
ртом и в железных трусах с амбарным замком, что проходит сейчас мимо меня?
А то могу позвать его к аппарату. У меня создалось  впечатление,  что  ему
срочно нужно получить от тебя ключ, так как он  боится,  что  в  противном
случае во время вашей встречи от него будет малость попахивать.
     - Ты думаешь,  что  это  смешно,  да,  пошляк?  Пока  ты  там  где-то
прохлаждаешься, я сейчас в поте лица своего занимаюсь сбором информации.
     - Женщина не должна быть потной, - назидательно  произнес  я.  -  Это
отталкивает от нее мужчин.  Впрочем,  возможно,  что  именно  этого  ты  и
добиваешься...
     - Слушай, трепло, мне некогда с тобой разговаривать,  -  рассердилась
Ерохина. - И вообще мой гражданский долг повелевает мне посоветовать  тебе
поскорее сдаться в милицию. И, конечно, самой сообщить туда об этом  твоем
звонке.
     - Давай, стучи, - обрадовано сказал  я.  -  Только  сначала  дай  мне
телефон Борисова, зама на "потаскухе".
     - Зачем это тебе? - удивилась она.
     - Ладно, не рассуждай, - обозлился я. - Хватит,  потрепались.  Я  еле
двигаюсь, а у меня еще дел по  горло,  чтобы  снять  с  себя  обвинение  в
убийстве.
     Леночка продиктовала телефон. Голос ее стал металлическим. Титановым,
так я полагаю.
     -  Спасибо,  -  буркнул  я.  -  И  запомни:  сведения  не  добываются
разговорами по телефону. Сведения добываются только собственной задницей.
     - Ну конечно. Это ведь твой второй основной инструмент, - послышалось
в ответ. - А первый - ты и сам знаешь какой,  -  короткие  гудки  оставили
меня в одиночестве.
     Я набрал полученный номер. Трубку сначала не снимали, но потом в  ней
послышался мужской голос.
     - Да.
     - Вы уже отпустили свою секретаршу? - осведомился я  и  посмотрел  на
часы: почти шесть. - Ах да, рабочий день ведь уже  закончился.  Интересно,
она так и пошла по  городу  без  своих  розовых  трусиков  и  с  грациозно
подпрыгивающими   при   каждом   шаге    обнаженными    грудями.    М-м-м.
Соблазнительное зрелище.
     - Это глупые шутки, вы, телефонный хулиган, - рассердился мужчина, но
трубку не положил.
     - Может быть, может быть, - протянул я. - Но я обещаю  не  писать  об
этом  случае  в  газету,  если  вы  расскажете  мне  все  про  свою  очень
симпатичную зажигалку с крепко выпившим накануне дракончиком, так  крепко,
что выдыхаемые пары перегара аж горят.
     - Я вас не понимаю, - засмеялись на том конце. - Вы - сумасшедший.
     - Зря вы так, - я тоже усмехнулся. - Я знаю еще несколько  человек  -
обладателей такого же сувенира. Думаю,  что  госбезопасности  также  будет
очень интересно с ними познакомиться.
     - В первую очередь, я думаю, им будет интересно познакомиться с  тем,
кто так хулиганит,  используя  телефоны  оборонного  предприятия,  -  было
слышно как трубку со злостью швахнули на рычаг.
     - Сведения не добываются разговорами по телефону. Сведения добываются
только собственной задницей, - пробормотал я. - Вот  идиот,  лишь  спугнул
дичь. А теперь придется рисковать.
     Порывшись в своей записной книжке,  я  обнаружил  нужный  мне  номер.
Ответил женский голос, что меня очень обрадовало - только  ревнивых  мужей
мне сейчас и не хватало.
     - Любочка, это я, твой  ласковый  котик,  моя  прелесть,  -  я  шумно
задышал в трубку. - Он хочет, чтобы ты погладила его по мягкой шелковистой
шерстке своей ласковой чувственной рукой.
     - Лешенька, - на той стороне аж зашлись. - Где ты  столько  пропадал,
злой уличный котище? А сегодня в газетах про тебя такое понаписано!  Но  я
не верю! Только ко мне сейчас нельзя - я сама только что ввалилась, и  муж
сейчас вернется. Ты уж извини.
     - Нет, нет, нет! Я совсем по другому поводу, - успокоил ее я.  -  Мне
нужен твой пропуск на завод.
     Брюнетка Люба работала на заводе. Мы с  ней  одно  время  вместе  там
работали. Не только, впрочем, работали. Потом она вышла замуж за  богатого
бизнесмена, но с завода не ушла. Муж не стал перечить  этому  ее  капризу,
тем более, что  и  его  и  все  остальные  свои  прихоти  она  на  совесть
отрабатывала с ним по ночам. Правда, не только по ночам и не только с ним.
Вообще она была большой любительницей  нестандартных  положений.  А  зачем
иначе  она  по-вашему   на   заводе   осталась?!   Или,   точнее:   почему
дяди-начальники ее не сократили?!
     - Ты что, взорвать его задумал? - игриво засмеялась моя  собеседница.
- Нет уж, нет уж.
     - Пожалуйста, приезжай сейчас, - я назвал адрес. - Здесь есть стоянка
для машин, я буду там. И захвати пропуск. Ну, пожалуйста,  -  я  вложил  в
последнее слово все оставшиеся во мне к этому времени благородные чувства,
главным  источником  которых  явились  прочитанные  в  детстве  книжки   о
пионерах-героях, без особых раздумий закладывавших  собственных  родителей
коммунистам.
     - О, мой рыцарь, - голос ее потеплел. - Ты умеешь просить так,  чтобы
всегда получать то, что хочешь. Я скоро приеду, жди.
     - Жду, мой ангел! - я повесил трубку и с шумом  выдохнул  воздух.  Ну
разве трудно получить от женщины то, чего она сама  хочет.  Моя  мысль  не
слишком сложна для вас?

     Я  сидел  на  переднем  сидении  "Вольво",  целовал  ее  в   губы   и
одновременно гладил по волосам и по спине. Это продолжалось уже почти  что
две минуты. Впервые в жизни все эти действия я совершал  с  настроением  и
желанием каторжника и даже не пытался хоть как-то продвинуться дальше.
     - Еще, еще, - прошептала Люба. - Я так давно тебя не видела.
     - Я тебя тоже, - прошептал  я  ей  в  ухо.  -  Дай  мне,  пожалуйста,
пропуск.
     - Зачем? - засмеялась она. - Расскажи мне. И вообще расскажи мне, что
с тобой случилось вчера на самом деле. Ведь все, что в статье -  неправда,
верно? - она впилась своими губами в мои.
     - Во первых, в таком положении я не смогу тебе ничего  рассказать,  -
заявил я отрывая ее от себя. - Во-вторых, с чего ты взяла, что в статье  я
все наврал.
     - Не важно. Женщина сердцем такие вещи чувствует, -  ее  руки  обвили
мою шею. - Возьми меня прямо здесь, и я отдам тебе пропуск.
     - Ты с ума сошла, - завопил я. - Здесь  куча  народу,  а  еще  совсем
светло. Кроме того, я ранен.
     - Глупенький! - засмеялась Люба. - Здесь есть темные  шторки,  -  она
нажала  какую-то  кнопку  и  боковые  стекла  стали  медленно  закрываться
выползающими снизу черными экранами. Ее рука погладила меня по  голове.  Я
заорал благим матом, так как при этом она задела мою шишку.
     - Тебя это всегда так возбуждает, я помню, - захохотала она и укусила
меня за ухо.
     Я действительно был очень возбужден. Мне хотелось  как  можно  скорее
закончить разговор с этой глупой бабенкой и приступить к реализации своего
плана. И дорога мне была каждая секунда.
     - Эй, а переднее и заднее? - слабо возразил я.
     - Ну ты и дурачок! Да они же как-то там с помощью электричества с той
стороны непрозрачными становятся. Ну давай скорее, - она  откинула  спинку
своего сиденья, задрала ноги на приборный щиток и принялась  стаскивать  с
себя трусики.
     Я чуть не поперхнулся: они были розового цвета. С той минуты  я  этот
цвет возненавидел всею душой.
     Осмотрев внутренность "Вольво", я пробормотал:
     - Да, шведы, конечно в этом деле толк понимают. Отсюда ничего торчать
не будет.
     После этого я поискал взглядом любину сумочку. Она валялась на заднем
сидении. Ну что же, тогда поехали.
     С диким звериным рыком  я  навалился  на  соседку.  Рот  я  ей  зажал
поцелуем, одновременно не давая повернуть голову. Одна моя рука ушла к ней
под юбку, а другая дотянулась до сумочки  и  открыла  ее.  Раздался  стон.
Готов поклясться, что стонала не сумочка.
     Работать  пришлось  обеими  руками   одновременно.   Наконец,   через
несколько секунд, произведя ряд несложных  и  знакомых  каждому  взрослому
человеку движений, одна из моих рук достигла  вожделенной  цели,  попутно,
правда, уколовшись обо что-то  острое.  Еще  через  секунду  этот  пропуск
перекочевал из сумочки в  мой  карман,  и  я,  снова  закрыв  его  прежнее
вместилище, резко откинулся на свое сиденье.
     - Ну-у-у, - снова раздался стон.
     - Не-е-е-т, не могу, - замотал я головой. - Я  совсем  забыл.  Совсем
забыл. У меня как раз сегодня годовые.
     - Чего? - на только что выражавшем экстатическое блаженство лице Любы
появилась какая-то странная гримаса.
     - Ну годовые. Понимаешь, у вас есть месячные, а у нас  -  годовые,  -
разъяснил я.
     - Чего ты врешь! - возмутилась она и опустила ноги на пол. - Никогда,
нигде и ничего об этом не слышала.
     - Да, - я скорбно покачал головой.  -  Понимаешь,  мужчины  настолько
уязвлены этим явлением,  что  предпочитают  на  этот  счет  помалкивать  в
тряпочку.  Как  же,  это  ведь  унижает  их  мужскую  гордость.  Вот   муж
когда-нибудь с тобой спать отказывался? - задал я вопрос.
     - Ну да, конечно, - ответила она. - Бывает.
     - И говорит, что устал, да, - засмеялся я.
     - Да, - согласилась Люба.
     - И часто?
     - Гм, - она задумалась. - Да знаешь, раза два в месяц, не меньше.
     - О-о-о-о! - я схватился за голову, старательно обходя при этом шишку
и ссадины. - Тогда у него, скажу я тебе,  серьезное  расстройство  половой
функции. Или мозговой, - последнее предположение  я  произнес  только  про
себя.
     - Да, может тогда скажешь, в чем это все  у  вас  выражается?  -  она
поджала губы.
     - Нет... Нет! Мне стыдно, - я изобразил на  лице  выражение,  которое
бывает у школьника, застигнутого во время  урока  в  туалете  за  курением
марихуаны преподавателем, как раз зашедшим туда ширнуться. - Спроси  лучше
у мужа. Он сначала будет отнекиваться, спрашивать, кто сказал  тебе  такую
глупость, но если ты поднажмешь, то в конце концов расколется.
     Люба недоверчиво посмотрела на меня.
     - Да? Ладно, я спрошу. Но если окажется, что ты врешь... Лучше  тогда
мне на глаза не попадайся!
     - Ну разве я тебе хоть когда-нибудь врал? - я мужественно выдержал ее
взгляд. - И, пожалуйста, оставь мне машину.
     - Еще чего? После такого твоего поведения! -  возмутилась  она.  -  И
вообще, что я мужу скажу?
     - А то же, что ты сказала бы и в  случае  иного  моего  поведения,  -
заметил я. - К тому же перед лицом своих товарищей  обещаю:  завтра  утром
она будет стоять у тебя под окнами. - Мне было уже все равно. - Ну разве я
когда-нибудь тебя обманывал?
     - Ну ладно, - сдалась она. - Довези меня до моей улицы.
     - Только до ближайшей остановки, - твердо заявил я.
     Она молча перелезла на заднее  сиденье.  Я  сел  на  место  водителя,
поднял спинку и выехал со стоянки. Минуту спустя,  вылезая  на  остановке,
она наклонилась ко мне и поцеловала взасос.
     - И все-таки ты - настоящий мужчина! Ты всегда  умеешь  просить  так,
чтобы непременно получать все то, чего хочешь. Но пропуск ты  все-таки  не
получил, - она соблазнительно высунула свой язычок и провела им по губам.
     В ответ я только усмехнулся.
     Отъехав немного  от  этого  места,  я  принялся  внимательно  изучать
приборный щиток "Вольво". После этого я перевел взгляд на  педали,  и  тут
уже настала моя очередь стонать. На полу кабины лежали розовые трусики.

     "Потаскуха" имела проходную, построенную по  принципу  метро.  Только
вместо жетона в автомат нужно было вставить пропуск с магнитным вкладышем.
ЭВМ фиксировала код, отмечала время прихода или ухода  и  подавала  сигнал
автомату, который  отключал  "защелки"  и  зажигал  зеленую  лампочку.  На
пропуске, конечно, имелась фотография, но я ни разу не видел,  чтобы  хоть
кто-нибудь хоть когда-нибудь обращал на нее внимание.
     Таким образом, любой шпион мог, украв  пропуск,  безо  всякого  труда
проникнуть на "потаскуху" с потоком рабочих. Только вот  ни  одного,  даже
самого завалящего шпиона не интересовала та дрянь,  что  там  производили,
так как по слухам  именно  ею  еще  в  1914  году  немцы  потравили  своих
противников.
     В семь часов начинала работу какая-то непонятная смена,  это  я  знал
точно. Поэтому, припарковав "Вольво" несколько в стороне от общей стоянки,
я потопал в сторону проходной. Прямо  перед  ней  расположился  мальчишка,
который торговал газетами. Рабочий класс прессу брал не очень охотно, но я
подошел и спросил наш экстренный вечерний выпуск. Он уже вышел, и  молодой
нахал содрал с меня тройную цену.
     Сунув газету в карман, я пристроился в кильватер  к  высокому  худому
мужику, одетому чуть лучше меня. Следуя таким образом, проходную я миновал
без приключений - бабулька-вахтер, одна на все стояки, даже не взглянула в
мою сторону, увлекшись чтением "Про нас".
     Оказавшись на территории  завода,  я  сразу  же  повернул  в  сторону
административного здания. Все окна на этаже,  где  располагались  кабинеты
высшего руководства, были темными.
     Это здорово огорчило меня, но на  всякий  случай  я  все-таки  прошел
внутрь здания и поднялся на этот этаж. Подергав все двери, в том  числе  и
борисовскую, я убедился, что они заперты, и  из-за  них  не  доносится  ни
шороха. Значит, все разошлись по домам.
     Я выругался. Если бы не мой дурацкий звонок, то, может быть,  Борисов
и был бы еще здесь. Хотя вообще-то повел он себя  как-то  странно.  Утерял
документы и деньги и  даже  не  заинтересовался  их  судьбой.  Пропуска  в
пиджаке, кстати, не было, но это вероятнее всего потому, что он вообще его
не носил - его вне всякого  сомнения  знали  в  лицо  и  пропускали  через
отдельный немеханизированный стояк.
     Спустившись вниз  и  выйдя  из  здания,  я  посмотрел  на  часы.  Они
показывали половину восьмого. Пытаться выйти  сейчас  было  опасно.  Могли
поинтересоваться  сменой  и  пропуском.   Вторая   смена   заканчивала   в
двенадцать, значит предстояло пережидать  еще  четыре  с  половиной  часа.
Прикинув, что у этой части пролетариата сейчас как  раз  время  обеденного
перерыва, я направился в столовую.
     Взяв обед, точнее - ужин, я уселся за свободный  столик  и  развернул
газету. "Война мафиозных кланов в  разгаре"  -  гласила  шапка  на  первой
странице. Далее излагалось  все  то,  что  Потайчук  уже  поведал  мне  по
телефону, только в более подробном виде, и снова  ставился  вопрос:  а  не
слишком ли пассивно ведут себя правоохранительные  органы  нашего  города.
Выражалась  также  надежда,  что  с  подключением   госбезопасности,   это
положение все-таки изменится.
     На второй  странице  была  помещена  леночкина  статья  с  изложением
сведений, которые ей удалось  получить  за  это  время.  Она  связалась  с
мэрией, с Министерством обороны,  со  штаб-квартирой  партии  "зеленых"  в
Москве и даже с украинским послом.
     Мэр один к одному повторил байку  о  коварных  замыслах  определенных
кругов, уже изложенную ранее руководством завода.
     "Зеленые"  подтвердили  все  свои  данные  и  даже   дали   подробные
характеристики боеголовок, которые были доставлены к нам и номер части, из
которой они прибыли. Однако  назвать  источник  сведений  они  отказались,
заявив, что не хотят засвечивать своих людей.
     В Министерстве обороны вообще отказались разговаривать на  эту  тему,
сославшись на военную тайну.
     Посол Украины заверил Леночку в  том,  что  все  заявления  "зеленых"
являются чистейшей ложью и ни о каких  привезенных  боеголовках  не  может
идти и речи.  Насчет  химических  двигателей  он  был  не  в  курсе,  а  о
полковнике Хмелько слышал первый раз в жизни.
     В подвале была помещена заметочка с моим изложением событий на даче -
"оглушили,  очнулся  -  кругом  одни  трупы".  Вся  вина  за  происшедшее,
естественно, возлагалась на банду Башля. В заметке также указывалось,  что
сведения получены от меня по телефону, причем указать свое местонахождение
или согласиться сдаться милиции, несмотря на уговоры сотрудников газеты, я
отказался.
     Третья и четвертая страницы были полностью забиты  рекламой,  которая
меня совершенно не интересовала.
     Поев, я покинул столовую, закурил сигарету и пошел на прогулку. Целый
час я бесцельно шатался по аллеям и дорогам гигантского завода,  пока  мне
наконец не наскучило мое одиночество. Делом это было  поправимым,  ибо  на
заводе существовал какой-то странный цех, где что-то на что-то наматывали.
Работали в нем в две смены, причем практически одни женщины. Я  направился
туда.
     Подойдя к зданию цеха, я сразу же направился  к  ближайшему  окну.  В
цехе  было  жарко,  и  потому  зрелище  моим   глазам   предстало   весьма
увлекательное. Куча женщин в легких халатиках, в основном молодых,  сидела
за своими станками. У некоторых  халатики  были  расстегнуты,  что  только
усиливало их воздействие на меня. Посередине помещения, в  будке  мастера,
кемарил одинокий мужик: то ли импотент, то ли слепой - третьего не дано.
     Надо, конечно, было быть  последним  дураком,  чтобы  отправиться  за
таким представлением на завод, вместо  того,  чтобы  иметь  гораздо  более
интересное в "Вольво", но жалеть теперь поздно,  -  решил  я  и  улыбнулся
симпатичной шатенке в  плохо  застегнутом  одеянии.  Она  не  ответила.  Я
сообразил, что с ее места меня слишком плохо видно для  того,  чтобы  дама
смогла в полной мере оценить все мои достоинства, и решил пройти внутрь.
     Известный мне вход в цех теперь был почему-то заперт.  Я  удивился  и
пошел искать  вторую  дверь.  Согласно  моим  смутным  воспоминаниям,  она
располагалась с другой стороны строения, и мне  предстояло  обогнуть  весь
этот корпус и вернуться назад.
     Неожиданно  я  уперся  в  какую-то  железяку.  На  поверку   железяка
оказалась колючей проволокой, протянутой поперек аллеи в несколько  рядов.
Раньше ее здесь не было.
     Прищурившись, я стал всматриваться  в  пространство  за  нею.  В  мою
бытность там располагался какой-то старый, еще поддубно-шаляпинских времен
цех, использовавшийся вместо склада. Память моя подсказала мне, что  нынче
его очертания претерпели некоторые изменения.
     Проще всего было плюнуть на  это  дело,  и  обойти  здание  с  другой
стороны. Но настоящий мужчина, идя к  очередной  любимой  женщине,  должен
преодолевать любые препятствия, - таково мое кредо. Если, конечно, они  не
очень большие.
     Я уже было нагнулся, собираясь подлезть под  проволоку,  но  внезапно
услышал позади себя мужской голос:
     - Эй, куда собрался, паханый в рот?!
     Я медленно развернулся и изобразил на своем лице угодливую улыбку.
     - Отлить, гоп твою!
     Это не произвело на высокого парня  в  вохровской  униформе  никакого
впечатления. Раньше такие парни бродили лишь в самом  секретном  здании  -
там, где варили дрянь, составлявшую основную продукцию "потаскухи".
     - Давай пропуск, пидор.
     - Гоп твою, гальваник я, из двенадцатого, -  мне  очень  не  хотелось
показывать ему пропуск со смазливой любкиной мордашкой, так как в  душе  у
меня гнездилось смутное подозрение на предмет полного  отсутствия  у  него
чувства юмора. - На хрена мне в спецовке пропуск?!
     - Щас проверим, какой ты гальваник. Пошли,  бля,  придурок.  Что,  на
инструктаже не был, работу потерять хочешь? Сказано же было: не ходи сюда.
     - Ну отлить надо, гоп твою, а в цеху сральник забило,  -  я  виновато
развел руками, сделал пару шагов по направлению к нему и снова свел  руки.
Только резко и с таким расчетом, чтобы его шея оказалась между ними.
     ВОХРовец охнул и повалился на колени, успев, однако при этом  боднуть
меня головой в грудь. Я отскочил и  увидел,  как  рука  его  потянулась  к
свистку.
     - "Ну и народ пошел", - подумал я.  -  Один  за  дубинку,  другой  за
свисток. И это при наличии пушки! Ну неужели я никому не внушаю  доверия?!
Даже шатенке из цеха... Как же они все глубоко заблуждаются!
     И дабы развеять это  заблуждение,  я  левой  ногой  вколотил  свисток
охраннику в рот. Вместе с зубами. Только если свисток был  на  цепочке,  и
его еще можно будет достать, то вот  зубы,  боюсь,  пропали  безвозвратно.
Руководствуясь такими вот горькими мыслями, я нанес еще  один  удар  -  на
этот раз в нос.
     Меня удивило, как легко работает левая нога - и это-то после стольких
переживаний,  выпавших  на  ее  долю.  "Не  иначе,  как   второе   дыхание
открылось", - догадался я.
     У стража "потаскухи" такового не оказалось, и он без чувств брякнулся
на асфальт. Я собрался было ретироваться тем же путем, что и явился, но  в
этот момент впереди меня засверкали фонари и послышались голоса:
     - Здесь он был, здесь! Эй, Серега!
     - Да тут какой-то хрен бродит, смотри!
     Я не задумываясь нырнул под проволоку. Оставив на ней приличный кусок
брюк и небольшой - кожи, я проник на ту сторону  заграждения  и  сразу  же
рванул к цеху-складу. Неожиданно в глаза мне ударил прожектор.
     - Стой, стрелять буду! - заорал голос, усиленный мегафоном.
     Я вильнул в сторону и понесся к спасительной темноте  склада,  ворота
которого были почему-то открыты. Краем глаза я успел заметить пристроенное
к  зданию  сооружение,  напоминавшее  то  ли  силовую  установку,  то   ли
промышленный компрессор.
     Луч прожектора попытался отследить меня, но  это  у  него  получилось
плохо. Прогремела автоматная очередь, и я услышал как где-то сбоку от меня
просвистели пули и тут же замолкли, зарывшись в землю.
     Ворвавшись в  темное  помещение  склада,  я  огляделся.  Прямо  перед
воротами, нацелившись на выезд, стоял фургон. Я нырнул под  него.  В  этот
момент послышались голоса.
     - Давай, Петрович, езжай! Заваруха какая-то началась!
     - Дверцы не закрыты, Вася!
     - Закрою, беги, заводи давай! А то не уедешь!
     Я быстро прополз под автомобилем и вынырнул из-под него сзади. Дверцы
фургона  действительно  были  открыты.  Я  подтянулся,  залез  в  кузов  и
затаился. Как раз вовремя. Заработал двигатель машины, и дверцы  с  легким
скрипом закрылись.
     - Давай, Петрович, шлагбаум там открыт! - слабо донесся до меня васин
голос.
     Автомобиль тронулся. Я тяжело вздохнул. Кажется, пронесло. Хотя  пока
что мы еще на территории завода, и  удастся  ли  нам  покинуть  ее  -  еще
неизвестно.
     Осторожно поднявшись на ноги, я осмотрел  внутренность  фургона.  Его
пространство  было  почти  что  полностью  занято  каким-то  тихо  гудящим
контейнером,  надежно  прикрепленным  к  полу.  Приглядевшись,   я   сумел
различить на его стенках какие-то надписи, из которых разобрать в полутьме
мне удалось только одну, самую крупную. Она гласила: "Турбонасос ТНЦ-2Б".
     Не надо принимать меня за законченного идиота только потому, что  мне
до сих пор не удалось завоевать сердце и  другие  жизненно  важные  органы
Леночки Ерохиной. Безусловно и у меня как и у вас  к  этому  моменту  тоже
зародилось  подозрение  насчет  того,  какие  такие  насосы  хранились  на
злосчастном складе. Но все это пока что казалось слишком невероятным.
     Автомобиль притормозил.  Я  прижал  ухо  к  стене  фургона,  вплотную
примыкающей к кабине.
     - ...спецлом, мужики, - вероятно, голос водителя.
     - Давай документы, Петрович, - другой, более слабый.
     Я догадался, что мы подъехали к автотранспортной проходной. Спецломом
назывались какие-то якобы секретные отходы, которые по вечерам - для пущей
конспирации  -  вывозились  и  сдавались  на  какой-то  специальный  склад
Вторчермета.
     - ...а он ее и натянул, значит, - снова донесся до меня голос  шофера
и последовавший вслед за этим дружный хохот.
     Хлопнула дверца кабины, и машина снова двинулась в путь. Мне стало не
по себе. Что это все означает, черт возьми? Куда везут этот насос, или что
там на самом деле внутри. Да еще под видом лома!
     Неожиданно автомобиль снова затормозил. Я похолодел.  Догнали!  Опять
хлопнула дверца. На всякий случай я снова прижался ухом к стене.
     - ...да все нормально, -  это  говорил  шофер.  -  Только  на  складе
какой-то шум был. Стреляли вроде даже...
     - Стреляли, говоришь, - этот новый голос показался  мне  знакомым.  В
нем проскальзывал какой-то мягкий и еле заметный акцент. - А на  выезде  в
кузов не заглядывали?
     - Да ну, что вы, - засмеялся шофер. - Я  уже  пять  лет  езжу,  никто
никогда не заглядывал. А скажите,  что  это  за  насос  такой.  На  заводе
говорят, что бомбы атомные привезли туда. Вон и в газетах пишут то же.
     - Ха-ха-ха-ха, -  заливисто  расхохотался  его  собеседник.  -  Бомба
атомная! Ой, насмешил! Да этих газетчиков хлебом не  корми,  дай  сенсацию
выдумать. Там обыкновенные насосы с ракет. Их резать все равно будут,  так
лучше я один на дачу себе поставлю, чем под горелку... Ой, бомба  атомная,
ну уморил, Петрович!
     - А охрана опять же, проволока, стреляли опять же... Документы не  те
опять же... Вы же прикроете, да, Рамиз Фаталиевич?!
     До меня дошло: Фаталиев - главный инженер! Вот кто второй в кабине!
     - Какие проблемы, Петрович! Не первый раз  работаем!  Смотри,  что  я
тебе покажу сейчас...
     Раздался легкий хлопок,  после  которого  наступило  молчание.  Затем
Фаталиев заговорил на незнакомом мне языке. Кто-то ответил ему на нем  же.
Естественно, не Петрович. Еще раз хлопнула дверца,  и  автомобиль  тут  же
тронулся.
     Я схватился за голову. И во что же я влип теперь? Это же надо, а - из
всего   многообразия   заводского   транспорта   выбрать    именно    этот
подозрительный гроб на колесах!
     Как оказалось, расстроился  я  по  этому  поводу  зря.  Впереди  меня
ожидали еще большие неприятности. А начались они с  внезапно  прогремевших
выстрелов. В кузов, по счастью, пули не попали,  но  я  услышал,  как  они
выбили свою барабанную дробь на кабине.
     Меня прошиб холодный пот. Психи, обстреливающие  грузовик  с  ядерной
боеголовкой. А главное, - со мной  в  непосредственной  близости  от  нее.
Честно говоря, о принципах работы атомного оружия мне было известно только
из школьного курса начальной военной подготовки, но тем не менее меня, как
и любого нормального человека, оказавшегося в такой  ситуации,  неотступно
преследовала мысль "Сейчас как рванет!".
     Грузовик резко повернул. Где то-позади  снова  послышались  выстрелы.
Мне показалось, что завязалась  перестрелка.  Это  уже  было  интересно  -
похоже,  и  мы  совершаем  эту  прогулку  на  сон  грядущий  отнюдь  не  в
одиночестве.
     Звуки выстрелов постепенно стали затихать где-то вдали. Автомобиль на
высокой скорости кружил по  улицам,  почти  не  снижая  ее  на  поворотах.
Чувствовалось, что за рулем - водитель-ас.
     Я с опаской поглядывал на контейнер, но он был надежно  прикреплен  к
днищу фургона и лишь слегка покряхтывал на виражах.
     Дорога  пошла  под  уклон,  потом  снова  выровнялась,   и   грузовик
неожиданно остановился. Я опять прижал ухо к стенке. Слышно было несколько
голосов - все они говорили на том же незнакомом мне языке, который тем  не
менее, как мне теперь показалось, я сегодня уже слышал.
     Вдруг заскрипели отворяющиеся дверцы фургона, и в  глаза  мне  ударил
ослепительный свет. Я зажмурился. Судя по звукам, кто-то забирался  внутрь
кузова.  Я  приоткрыл  глаза  и,  прищурившись,  смог  разглядеть  неясные
очертания человеческой фигуры, приближавшейся ко мне.
     Вновь прибывший также заметил меня  и  издал  удивленный  возглас.  В
проеме показалась вторая фигура. В этот момент первый посетитель  выставки
достижений  народной  бесхозяйственности  двинул  меня  по  голове  чем-то
тяжелым и холодным. Больно-то как, - только и смог подумать я.

     Три пары ног в армейского образца высоких шнурованных ботинках -  это
первое, что я увидел после пробуждения.
     - Красная Армия всех сильней!  -  обрадовался  я  и  перевернулся  на
спину. Как оказалось - рано. Обрадовался.  Ни  один  из  обладателей  этой
обуви не носил ни буденовки, ни бурки,  ни  даже  кокарды  со  звездочкой.
Кроме того, двоих из стоявших передо мной я сразу  же  исключил  из  рядов
защитников своей родины по причине их ненашего  вида.  Очень  ненашего.  А
третьего - потому, что им являлся не кто иной, как  полковник  Хмелько.  А
он, как мне уже было известно, служил в рядах "жовто-блакитных".
     - Журналист, - убежденно заявил  толстый  украинец  своему  соседу  -
смуглому высокому парню с "калашниковым" в руках. - Я  его  сегодня  утром
видел - бегал у завода, все вынюхивал про товар. С бабой с какой-то.
     - "Ничего себе "какой-то"!" - возмущенно подумал я.
     Парень перевел сказанное полковником третьему  -  тоже  смуглому,  но
пониже и без автомата - зато с кобурой и противогазной  сумкой  на  поясе.
Язык, на котором они говорили, очень напоминал турецкий - мне  запомнились
ругательства, произнесенные на нем вчера  утром  моим  сердечным  знакомым
Керимом-оглы, - но не был им. По всей вероятности, он просто принадлежал к
той же тюркской группе.
     Третий, вероятно начальник, что-то коротко сказал в ответ.
     - Что тебе известно? - обратился ко мне переводчик. Акцент у него был
жуткий.
     - Ничего, - заявил я. - Ничего  не  знаю,  ничего  не  видел,  ничего
никому не скажу.
     - Не скажешь!  -  заржал  Хмелько.  -  Кончать  его  надо.  Хрен  его
расспрашивать - какая нам теперь разница! - повернулся он к переводчику.
     Тот перевел все сказанное  своему  начальнику.  Босс  в  ответ  пожал
плечами и произнес лишь какое-то короткое слово. Судя  по  его  интонации,
оно вряд ли означало "накормить".
     Переводчик щелкнул предохранителем автомата.
     - Не, давай я порешу, -  вдруг  оживился  полковник.  -  Страсть  как
какого-нибудь москаля шлепнуть хочется.
     Высокий посмотрел на своего шефа, который уже успел отойти от нас  на
пару шагов и что-то сказал  ему.  Тот  кивнул.  Переводчик  молча  передал
оружие украинцу. Тот прицелился мне в живот.
     - И не стыдно, а, - сказал я ему. - А еще братья-славяне называются.
     - Салам алейкум, - раздался вдруг позади меня знакомый голос.
     - Алейкум ассалам, Рамиз, - радостно откликнулся начальник.
     - Фархад-джан, - я увидел спешащего мимо меня  Фаталиева.  Подойдя  к
предводителю всей этой шайки, он обнял его, и оба они расцеловались.
     Хмелько неохотно  опустил  автомат.  Кончив  целоваться  с  Фархадом,
Фаталиев подошел к полковнику и пожал ему руку. Затем он обратил  внимание
и на меня.
     - Кто это? - удивленно спросил он толстяка.
     - Да, журналист, -  неохотно  ответил  тот.  -  В  машине  с  товаром
прикатил.
     - В машине? - удивился Фаталиев. - Как же ты туда  попал,  джигит?  -
обратился он ко мне.
     - Да пошел ты на ..., черножопый, - разозлился я. К этому  времени  я
уже  начал  понимать  суть  происходящего  и  даже   догадался   о   своем
местонахождении. Это был  подземный  гараж  новой  гостиницы,  построенной
турками.
     Со своего места мне хорошо было видно группу таких же смуглых людей в
защитной форме,  как  раз  в  это  время  с  помощью  каких-то  механизмов
выгружавших контейнер с, теперь в  этом  уже  не  было  никаких  сомнений,
боеголовкой из фургона. Рядом суетилось еще несколько с какими-то кабелями
в руках.
     Судьба моя была мне совершенно ясна, и я не собирался  перед  смертью
рассыпаться в любезностях перед всей этой сворой иностранных бандитов.
     - Сука, - по-русски выругался главный инженер и пнул меня ногой. - А,
теперь все равно - изделие-то все равно теперь наше! Все, п...ц  пархатым!
Кончай его, - он махнул толстяку рукой и пошел к фургону.
     Я  аж  поперхнулся.  Черносотенское  выражение  из  уст  правоверного
мусульманина я слышал первый раз и мог только  подивиться  -  до  чего  же
дивна земля русская!
     Тем временем Хмелько снова направил автомат мне в  живот.  Я  прервал
свои философские  размышления  и  сжал  зубы.  В  этот  момент  послышался
какой-то хлопок, а вслед за ним - шипение. Затем это повторилось еще раз.
     Хмелько вытаращил глаза,  бросил  оружие  и  полез  руками  в  сумку,
висевшую у него на поясе. Я понял, что это мой последний шанс. Вскочив  на
ноги, я ударил полковника рукой в лицо и бросился бежать в глубь гаража.
     Внезапно до меня дошло, что происходит.  Первым,  конечно,  сообразил
Хмелько. И он, и я служили в армии, тогда еще в одной,  где  нам  намертво
вбили  в  голову  действия  при  газовой  атаке.  Это,  поверьте,  вбивают
"молодым" даже у трубопроводчиков, когда какой-нибудь "дед" на  положенной
во  всех  войсках  химучебе  под  дружный  хохот  своих  собратьев  громко
выпускает порцию аммиака и подает соответствующую команду.
     Резко изменив направление, я метнулся к ближайшему бандиту. Вероятно,
успел я в последнюю секунду - через мгновение газ дошел бы до меня.  Но  я
успел - успел в отчаянном прыжке сбить удивленно открывшего рот противника
с ног, дотянуться до его сумки, открыть ее, вытащить оттуда  противогаз  и
натянуть его себе на голову. Наверное, спасло меня еще  и  то,  что  сумка
была не того старого образца, с каким я сталкивался в армии - не с древним
ремешком, а с "липучкой".
     После этого, моля Бога о том, чтобы этот газ не оказался каким-нибудь
жутким  средством,  действующим  и  через  кожу,  я  помчался  в   прежнем
направлении. Видно  через  стеклянные  глазницы  в  помутневшей  атмосфере
гаража было плохо, но я все-таки успел заметить  повалившихся  на  асфальт
Фаталиева и его дружка. Остальные бандиты, сообразив в чем дело,  пытались
натянуть свои противогазы, но было уже поздно.
     Я злорадно засмеялся: откуда бы  они  ни  приехали,  учебную  команду
"Газы!" там им явно подавали редко. Дедовщины, наверное, не было. "Кстати,
и полковник забыл сейчас эту команду подать,  -  сообразил  я.  -  Видимо,
инстинкт самосохранения оказался все-таки сильнее армейской дисциплины".
     Бачок противогаза при каждом шаге бил меня  по  животу,  и  потому  я
засунул  его  под  мышку.   Пробежав   метров   пятьдесят,   я   обнаружил
металлическую дверь, к которой вела небольшая лестница. Я взбежал по ней и
дернул за ручку. Бесполезно - закрыто. Однако за небольшим круглым окошком
виднелась чья-то тень.
     Я заколотил по двери ногами. С той ее  стороны  послышались  какие-то
звуки, и через пару секунд она распахнулась.  На  меня  глянула  еще  одна
смуглая рожа. Но представьте себе, какая рожа глянула на него.
     Не дожидаясь, пока он угадает,  на  самом  деле  я  слон  или  только
придуриваюсь, и возьмется за свой  автомат,  я  схватил  охранника  обеими
руками за грудки и дернул на себя, ударив головой в лицо. Однако  удержать
при этом равновесие на узкой лестничной ступеньке мне не удалось, и мы оба
покатились вниз, обратно в гараж.
     Однако, даже если я только и  придуривался,  от  газа  меня  слоновья
маска тем не менее защищала. А вот  его  его  смуглость  -  нет.  Поэтому,
докатившись до конца, я сбросил с себя неподвижное тело -  в  гражданском,
кстати, костюме, - и снова побежал наверх.
     Ввалившись в проем, я захлопнул за собой дверь, повернул торчавший  в
замке ключ и засунул его к себе в карман. Только после этого я  огляделся.
Мне повезло - вокруг никого больше не было видно. Я находился на небольшой
площадке, с которой уходили две лестницы: одна -  вниз,  другая  -  вверх.
Очевидно, это был какой-то служебный ход.
     Справедливо рассудив, что внизу мне  делать  нечего,  так  как  кроме
коммуникаций там скорее всего ничего нет, я выбрал  путь  наверх.  Миновав
два крутых пролета, я снова оказался на такой же площадке. Дверь ее  также
оказалась заперта. Я попробовал ключ от гаража, и он подошел - видимо, это
был универсальный служебный шаблон.
     Осторожно потянув  дверь  на  себя,  я  просунул  в  проем  голову  и
осмотрелся. Резиновая маска не позволяла увидеть все, но я понял, что  это
один из коридоров отеля, вероятнее всего на первом его  этаже.  И  коридор
этот вроде бы был совершенно пуст.
     Выйдя в него, я аккуратно запер за  собой  дверь  и,  подумав,  пошел
влево. Никаких особых причин на то у меня не было, но я просто решил,  что
эта сторона коридора ничем не хуже противоположной.
     Света было мало, к тому  же  стекла  противогаза  запотели  и  мешали
смотреть, но я не решался снять его, ибо опасался того, что газ из подвала
вполне может устремиться по системам вентиляции на  первый  этаж.  Поэтому
то,  что  коридор  вдруг  повернул  налево,  оказалось  для  меня  большой
неожиданностью.
     Еще большей неожиданностью оказался для меня яркий  свет,  заливавший
эту его часть. Но самым неожиданным для меня оказался факт  наличия  здесь
большого количества людей.
     Мужик в сером пиджаке, торчавший почти что на самом  углу,  удивленно
взглянул на меня и поднял руку, в которой  у  него  была  зажата  какая-то
коробочка. Мужик по виду был вроде наш. Пренебрегая возможностью того, что
он,  несмотря  на  свой  родной  вид,  тоже   все-таки   может   оказаться
военнослужащим враждебного нам государства, я завопил что было мочи:
     - Газы! Террористы с атомным зарядом в подвале! Все на выход!
     Мужик стал что-то говорить в свою коробочку. Я сообразил,  что  из-за
противогаза мои слова трудно разобрать и потому сорвал его.
     - Тревога! Ядерная боеголовка в гараже! Бандиты! - снова заорал я.
     В ответ кто-то захлопал. Я поперхнулся. До меня дошло, что я попал на
банкет, устроенный в честь сдачи гостиницы. Чуть дальше по правую  сторону
виднелся вход в какой-то большой зал.
     Я взглянул на мужика с рацией. Он не сводил с меня  глаз.  К  лацкану
его пиджака  была  прикреплена  табличка  сотрудника  службы  безопасности
гостиницы. Бросив взгляд на  толпу  в  коридоре,  я  увидел,  как  от  нее
отделились и направились в мою  сторону  еще  два  человека  с  такими  же
табличками.
     - Вот придурки, - пробормотал я и побежал им навстречу.
     Один из охранников полез к себе  под  мышку.  Я  бросил  ему  в  лицо
противогаз и ушел вбок. Понимая,  что  тот,  кто  находится  позади  меня,
стрелять не будет из-за боязни попасть в гостей, я ловко проскользнул мимо
растерявшегося второго сотрудника "секьюрити" и сразу же почувствовал себя
в относительной безопасности.
     Несколько метров,  отделявших  меня  от  входа  в  банкетный  зал,  я
преодолел без помех, аккуратно  лавируя  между  присутствующими.  Войдя  в
помещение, я первым делом поискал глазами  Леночку,  которая  должна  была
находиться здесь. Однако найти ее в той куче народа, что скопилась  внутри
этого большого помещения, возможным не представлялось. Оставалось  одно  -
снова заорать так, чтобы слышали все, в том числе и она:
     - Тревога! Террористы с атомным боезарядом в подвале! Газовая  атака!
- только теперь до меня  дошло,  как  это  все  бредово  звучит.  Конечно,
кричать надо было "Пожар!" - на такой праздничный призыв все, как правило,
реагируют достаточно адекватно.
     Внезапно сзади мне скрутили руки. И в этот момент  я  успел  заметить
повернутое ко мне побелевшее лицо Керим-оглы, который в этот момент  стоял
рядом  с  мэром  и...  Леночкой.  Он  делал  знак  двум  смуглым  типам  в
безупречного вида смокингах, у одного из которых в руке также была  рация.
Те направились в нашу сторону.
     Кто-то схватил меня за волосы и потащил обратно в  коридор.  В  таком
положении мне не было видно ничего, кроме множества  ног.  Руки  мои  были
выкручены и плотно прижаты к спине.
     - Только не дергайся, парень, - произнес чей-то хрипловатый голос.  -
Иначе будет хуже! Сейчас с тобой разберутся.
     Я почувствовал, что меня на  ходу  похлопывают  вдоль  всего  тела  -
видимо, ищут оружие. Неожиданно заговорил еще один человек. У  говорившего
был сильный и уже знакомый мне акцент, хотя сам голос я слышал  впервые  в
жизни.
     - Господа, мы просим передать этого человека  в  распоряжение  охраны
стройки.   Мы   располагаем   данными,   что   он    пытается    совершить
террористический акт в отношении нашего начальника и  имущества  компании.
Нам необходимо получить от него некоторые сведения, которые  могут  срочно
потребоваться для предотвращения возможного ущерба, -  чувствовалось,  что
составление такой мудреной фразы потребовало  от  говорившего  мобилизации
всех его мозговых ресурсов.
     - Здесь распоряжается служба безопасности отеля,  -  заявил  в  ответ
хрипловатый. - Сейчас пройдем в дежурку и разберемся.  Хотите  -  пошли  с
нами.
     Мы завернули за угол, прошли еще немного и остановились перед  обитой
чем-то вроде кожи дверью. Через несколько секунд меня втолкнули в какую-то
комнату, и, протащив в прежнем положении еще несколько  шагов,  наконец-то
отпустили.
     Я сразу же развернулся на сто восемьдесят градусов. Передо мной стоял
двухметровый парень со значком "секьюрити", за ним виднелся другой -  тот,
в которого  я  бросил  противогаз.  Рядом  с  ним  стояли  два  молодца  в
смокингах.
     - Обратно, к  стене,  -  заорал  двухметровый.  -  Руки  вверх,  ноги
расставить на ширину плеч!
     Внезапно я увидел, как один из молодцов  вытягивает  из-под  смокинга
пистолет с коротким глушителем, и, не раздумывая,  что  было  сил  толкнул
здоровяка в его сторону. В тот же момент раздался выстрел,  и  ошарашенный
громила, охнув, рухнул на пол.
     Я метнулся вправо. Следующая пуля просвистела в сантиметре  от  моего
уха. Я увидел, как второй охранник попытался ударить стрелка,  но  тут  же
получил пулю в лоб от другого бандита.
     В этот момент моя рука  наткнулась  на  что-то  очень  горячее,  и  я
взревел от боли. Предметом, вызвавшим столь неприятные  ощущения  оказался
чайник, мирно пофыркивавший на электрической плитке.
     Внезапно раздался еще один выстрел, на этот раз громкий, и теперь уже
откуда-то сзади меня. Один из террористов отлетел к  стене  и  выронил  из
руки  направленный  мне  в  грудь  пистолет.  Второй   выстрелил   в   том
направлении, откуда прилетела пуля.  Оттуда  послышался  вскрик  и  глухой
удар.
     Не дожидаясь, пока подойдет моя очередь, которую я и  так  уже  успел
уступить инвалидам умственного труда и ветеранам стрельбы по бронежилетам,
я схватил по-прежнему что-то бормотавший себе под нос чайник,  и  запустил
им в голову поднимавшемуся как раз в этот момент с пола  первому  стрелку.
Вода из чайника выплеснулась ему прямо в лицо, и он, дико взвыв,  упал  на
четвереньки.
     Я в этот момент уже прыгал на второго террориста. В  какой-то  момент
дуло его пистолета оказалось почти  что  перед  моим  лицом,  но  я  успел
оттолкнуть  державшую  оружие  руку  на  мгновение  раньше,  чем  раздался
выстрел. Пороховыми газами, которые  не  полностью  поглотились  небольшим
глушителем, мне обожгло щеку. Но меня уже было не остановить.
     Упав на бандита, я кулаком вколотил ему нос  внутрь  его  башки.  При
таком сильном ударе носовые перегородки обычно входят в мозг  и  разрезают
его как масло, что отнюдь не способствует повышению умственной активности.
Если, конечно, аллаха вообще заинтересует эта сторона деятельности  своего
нового слуги, погибшего в неравной схватке с неверными.
     Повернув голову в сторону его ошпаренного  сослуживца,  я  обнаружил,
что тот, по-прежнему стоя на  карачках,  вслепую  пытается  нашарить  свое
оружие. Я встал и сильно двинул его ногой в висок. Он потерял равновесие и
растянулся на полу, не пытаясь больше ничего предпринимать.
     Я  осмотрелся.  Все  это  побоище  было  устроено  в  пока   еще   не
обставленной как следует комнате, по-видимому, дежурке  первого  этажа.  В
задней стене был проход во второе помещение, в глубине которого  виднелись
пульт наблюдения  с  мониторами,  показывавшими  обстановку  на  этаже,  и
накрытый рядом с ним стол, куда, вероятно,  натащили  всяческой  снеди  из
банкетного зала. В проходе лежал  еще  один  охранник.  На  груди  у  него
расплывалось кровавое пятно.
     Я наклонился к детине, так и оставшемуся  лежать  посредине  комнаты.
Откинув полу его пиджака, я вытащил из наплечной кобуры пистолет. Как я  и
ожидал, это  был  стандартный  "макаров",  из  которого  под  дяди-васиным
руководством я стрелял неисчислимое количество  раз.  Валявшиеся  на  полу
пушки террористов были  чуть  поменьше  размером  и  к  тому  же  снабжены
глушителями, но мне  не  хотелось  связываться  с  незнакомой  моделью,  и
поэтому я просто отшвырнул их ногой подальше в угол.
     Перешагнув через лежащее в проходе тело, я прошел во вторую  комнату.
Там, засунув в рот весьма аппетитного вида бутерброд с  ветчиной,  я  стал
рассматривать мониторы.
     Гаража ни на одном из них видно не было, вероятно, там  имелась  своя
дежурка, вне всякого сомнения в настоящий момент оккупированная бандитами.
Зато великолепно просматривались парадный вход в  отель,  холл,  банкетный
зал и коридор перед ним. На первый взгляд все было спокойно, и происшедший
инцидент никак не отразился на ходе праздника.
     Немного потыкавшись на пульте,  я  быстро  обнаружил  ручку,  которой
управлялась камера, и с ее помощью принялся  разыскивать  в  толпе  гостей
Леночку. Я нашел ее рядом с Керим-оглы. Тот вместе с еще одним типом, взяв
ее под руки, тащил куда-то в угол.  На  лице  девушки  застыла  вымученная
улыбка.
     Я выругался и выскочил из комнаты. Внезапно  ожила  рация  одного  из
охранников, выпавшая у него из кармана.
     - Ноль-пятый, я - ноль седьмой. Как дела? Прием.
     Я схватил рацию, нажал кнопку ответа и равнодушным тоном произнес:
     - Я - ноль пятый. Все нормально, ноль-седьмой. Этот тип  просто  псих
какой-то. Мы его здесь посадили.  Кстати,  в  том  конце  коридора  кто-то
пытается проникнуть в комнату, номера не разобрать.  Давайте  туда,  а  мы
сейчас прибудем на ваше место. Как поняли, прием.
     - Эдик, ты? - послышалось из динамика. -  В  какую  комнату,  что  ты
несешь?
     Я со злостью бросил приемопередатчик на пол. Не получилось. Ну и черт
с ним!
     Подойдя к двери, я понял, почему в зале все  было  спокойно.  Вход  в
дежурную комнату был сделан на совесть, с капитальной звукоизоляцией,  так
что даже звуки выстрелов из пистолетов охраны  наверняка  не  были  слышны
снаружи.
     Я снял пистолет с предохранителя и  резко  выскочил  в  коридор.  Там
никого не было. Держа оружие наготове, я быстро пошел в сторону банкетного
зала. Миновав поворот, я увидел спешащего мне навстречу охранника.
     - Даже и не пытайся, - громко  предупредил  я  его,  увидев,  что  он
потянулся рукой к своему пистолету, скрытому под  пиджаком.  -  Я  с  этой
штукой умею обращаться не хуже, чем ты.
     Приблизившись к нему, я резко ударил его ногой в пах, и,  как  только
он опустился, добил ударом рукоятки пистолета по голове.  Самое  страшное,
что ему грозило в  данном  случае  -  это  несколько  недель  воздержания,
усугубленного легким сотрясением мозга, но зато для  меня  он  был  теперь
безопасен. Вытащив его пистолет, я зашвырнул его подальше за  угол,  после
чего направился ко входу в зал.
     Никого из охранников больше видно не было - по-видимому, они все-таки
побежали проверять мое сообщение, и только один из  них  решил  на  всякий
случай зайти в дежурку.
     Часть людей из собравшихся в коридоре видели,  как  я  расправился  с
"секьюрити" и все звуки вдруг разом смолкли. Затем раздался чей-то визг, и
толпа стала рассасываться. Часть людей побежала в зал,  часть  -  та,  что
поумней, - в холл, к выходу. Попытавшегося  было  выскочить  из  зала  еще
одного охранника, смели с ног и затащили обратно. В гордом  одиночестве  я
проследовал ко входу.
     Внутри царил хаос. Прибежавшие из коридора,  что-то  крича,  пытались
куда-то бежать, остальные ничего не понимали. Я увидел целящегося  в  меня
из пистолета очередного сотрудника службы безопасности, но прицел ему  тут
же сбила пробегавшая мимо визжащая дамочка в платье с большим разрезом  на
спине.
     В другой раз я бы  обязательно  постарался  рассмотреть  этот  разрез
поподробнее, но в настоящий момент мною владело не очень  располагающее  к
этому занятию настроение. Поэтому я  сосредоточил  все  свое  внимание  на
поисках Леночки и Керима-оглы.
     Я увидел их у левой от себя стены. Леночка, вжавшись  в  нее  спиной,
всеми силами сопротивлялась двум бандитам. У начальника  стройки  на  лице
была изображена какая-то кривая улыбка, у второго террориста надета  маска
безразличия.
     В этот момент Керим грубо схватил девушку за волосы и  поволок  ее  в
дальний угол, который был закрыт какой-то шторой. Видимо, он понял, что  в
сложившейся обстановке, можно отбросить приличия, так как на них все равно
никто не обращает внимания. Я побежал за ними.
     - Стой, стрелять буду, - послышалось позади меня. Я  поспешно  нырнул
за какого-то толстяка. Вместо ожидаемого одиночного выстрела вдруг грянула
автоматная очередь.
     Я оглянулся и увидел, как падает охранник с пистолетом. Позади него в
дверном проеме стоял смуглый молодец с дымящимся  "калашом".  Итак,  пошла
игра в открытую.
     -  Ну  поехали,  -  пробормотал  я  и  выставил  вперед  левую  руку,
использовав ее вместо упора для пистолета. Несмотря на свой большой  опыт,
последний раз я в стрельбе практиковался все-таки  очень  давно  и  теперь
очень боялся промахнуться и попасть в кого-нибудь другого. А стрелять надо
было точно и только в голову - этот  красавец  тоже  мог  быть  наряжен  в
жилетку.
     Затаив дыхание, я плавно спустил курок. В ушах прогремел  выстрел,  а
пистолет под действием отдачи задрался дулом кверху. Но террорист упал.  Я
развернулся и увидел, как занавес откинулся и показалась  скрывавшаяся  за
ним дверь. Керим открыл ее и потащил за собой Ерохину.
     В этот  момент  я  озверел.  И,  наверное,  мой  мозг  под  действием
нахлынувших чувств тут же с бешеной скоростью перекачал все, хранившиеся в
его отдаленных закоулках полузабытые знания и навыки,  куда-то  под  руку,
потому что я, сам не осознавая, что делаю, тут же снова  поднял  пистолет,
прицелился и выстрелил. Я не видел,  но  я  точно  знал,  что  пуля  вошла
второму бандиту прямо в голову.
     В несколько прыжков, сбив  по  пути  с  ног  расфуфыренную  девицу  с
застывшим  на  лице  выражением  безграничного   отчаяния,   я   преодолел
расстояние до двери и в последний момент не дал закрыть ее, навалившись на
нее плечом. Она распахнулась, и я влетел в  какую-то  полутемную  комнату,
стараясь одновременно удержать равновесие и не выронить пушку.
     Успешно удалось  мне  только  второе.  Я  упал  на  пол  и  сразу  же
перевернулся на спину, держа пистолет перед собой на вытянутых руках.
     - Не надо, господин журналист, - послышался знакомый голос  откуда-то
из угла комнаты. - Иначе я выстрелю в нее. И мне,  к  сожалению,  даже  не
придется ее, как вы здесь у себя выражаетесь, поиметь.
     Я медленно повернул  голову  и  увидел  представителя  цивилизованной
страны, который одной рукой держал Леночку за волосы, а второй прижимал ей
к  виску  маленький  револьвер,  сам  при  этом  прячась  за  девушкой   и
одновременно ногой закрывая дверь.
     - Медленно положи пистолет на пол и  толкни  его  в  мою  сторону,  -
приказал Керим-оглы.
     Я молчал и не двигался.
     - Быстро! Даю тебе две секунды! - злобно заорал турок.
     - А потом ты покойник, - пообещал я. - Женщин на свете много,  дурак,
а я - один. Если  я  сейчас  отдам  тебе  пистолет,  то  ты  меня  тут  же
пристрелишь. А если не отдам, то ты пристрелишь ее, а я - тебя. Ну а такой
вариант мне как-то больше подходит.
     - Подонок! - заорала Леночка мне. - Грязный подонок!  Я  думала...  -
она осеклась. - А ты... - она зарыдала.
     Я только усмехнулся. По глазам Керима было видно, что он  колеблется.
Я улыбнулся еще шире. И  он  не  выдержал.  Его  рука  дернулась,  и  дуло
револьвера быстро повернулось в мою сторону.
     Но я был быстрее. Это, наверняка, был лучший выстрел в моей жизни. Не
целясь, без упора, лишь повернув кисти рук, я  всадил  этому  дерьму  пулю
прямо в правый глаз.
     Я вообще-то человек не хвастливый, но дядя Вася  в  этот  момент  мог
мною гордиться. Наверное, я даже выстрелил лучше его самого.  Да  что  там
дядя Вася! Я наверняка выстрелил лучше, чем кто бы то ни было когда бы  то
ни было  во  вселенной  за  всю  историю  ее  существования.  Да  что  там
вселенная! Да я... Гм... Впрочем, я человек не хвастливый.

     - Грязный подонок! Сволочь! Свинья! - она колотила меня  кулаками  по
груди и глотала слезы.
     -  Да  нет  же,  нет!  -  убеждал  я  ее.  -  Это   же   элементарный
психологический прием - показать человеку, взявшему  заложника,  что  тебе
абсолютно наплевать на жизнь последнего. И все! Как правило, тот ломается.
Это же был наш последний шанс! Иначе он все равно бы убил нас обоих.
     Я обнял девушку и стал гладить ее по голове и спине.  Леночка  гневно
оттолкнула меня обеими руками.
     - Не смей прикасаться ко мне,  подлец!  -  она  побежала  к  двери  и
попыталась открыть ее.
     Я удержал ее, схватив за руку.
     - Ты куда, там сейчас  черт  те  что  творится!  Сейчас  они  и  сюда
прибегут!
     Она повернулась ко мне и снова рассвирепела.
     - Гаденыш! Да как ты вообще мог стрелять! Ты же мог в меня попасть! -
Леночка дала мне пощечину. -  Отпусти  меня,  ты  -  бандит,  насильник  и
убийца!
     - Я отлично стреляю, - заверил ее я. - Я в армии, бывало, только  так
птиц на лету... - здесь я поперхнулся, натолкнувшись на пылающий  леночкин
взгляд.
     Пришлось спешно  отвести  глаза  и  усиленно  начать  обшаривать  ими
комнату в поисках второго выхода. Усилия эти не пропали  зря  -  я  быстро
обнаружил в углу стандартную дверь с круглым окошком.
     - Давай сюда, малышка, - я потянул девушку в ту сторону.
     - Отпусти, гадина, отпусти, не пойду я с тобой! - завизжала  Леночка,
взбрыкнула ногой, а затем неожиданно укусила меня за руку.
     Я взвыл и хотел было уже грязно выругаться, но в этот момент дверь  в
зал распахнулась, и  в  проеме  показалась  чья-то  здоровенная  фигура  с
автоматом  наперевес.  Пришлось  отвлечься.  Я  не  целясь   выстрелил   в
автоматчика и сразу же рванул на себя дверь  с  окном.  Она,  по  счастью,
оказалась не заперта.
     Волоча за собой упирающуюся Ерохину, я  выбежал  на  площадку.  Сзади
простучала автоматная очередь.  Я  снова  выстрелил  наугад  в  темноту  и
потащил свою спутницу вверх по лестнице. Она  перестала  сопротивляться  и
послушно следовала  за  мной.  Ее  вечернее  платье  с  каким-то  оборками
развевалось сзади как парус и периодически цеплялось за перила.
     Поднявшись на два пролета, я критически осмотрел Леночку.
     - Значит так, - я рванул оборки и они со страшным треском  оторвались
от платья. Ерохина округлила глаза.
     - Ты...
     - Снимай туфли! - не дал я ей договорить, и,  не  дожидаясь  ответной
реакции, наклонился и стал стаскивать с ее  прелестных  ножек  лодочки  на
высоком каблуке.
     - Сволочь! - она сильно ударила меня рукой по  спине.  -  Ты  знаешь,
сколько это платье и эти туфли стоят?
     - Не дороже, чем все, что скрывается под этим платьем,  -  усмехнулся
я, и, выпрямившись, выстрелил в показавшегося на лестнице бандита. На этот
раз, судя по всему, я попал в цель, так как автоматчик покатился  вниз.  -
Бежим, только теперь быстро!
     Мы понеслись вверх. Дело действительно пошло веселее. Поднявшись  еще
на  пару  этажей,  я  остановился,  и,  стараясь   унять   дыхание,   стал
прислушиваться. Снизу доносился неясный шум и какие-то выкрики, но ни чьих
шагов на лестнице слышно не было.
     - Так, давай сюда, - я попытался  открыть  дверь,  но  она  оказалась
заперта. Выругавшись, я достал служебный ключ, открыл дверь, впихнул  туда
Леночку и втиснулся сам. Мы оказались  в  темном  коридоре.  Судя  по  еле
видным рядам дверей по обеим сторонам его, это  был  обычный  жилой  этаж.
Кругом было тихо. Я снова запер за собой дверь и не торопясь  двинулся  по
мягкому ковру.
     Дойдя до первой комнаты, я попытался открыть ее дверь. Она  подалась.
Я в темноте поманил к себе Леночку. Она подошла. Снова взяв ее за руку,  я
проскользнул в номер. Там также было темно и тихо.
     - Так, - я прижал девушку к стене. Не скажу, чтобы это мне  было  так
уж неприятно. - Слушай меня. Сиди здесь и никуда не высовывайся,  пока  не
приедет милиция. Запрись изнутри и никому, кроме них, не  открывай.  Через
десять минут после того, как я уйду, можешь  воспользоваться  телефоном  и
поторопить их. Но не раньше! Вот тебе на всякий случай пистолет, - я сунул
ей в руку "макаров". - Он заряжен, но я поставил  его  на  предохранитель.
Там еще есть патроны. Если придет кто-то другой - стреляй!
     Милиции скажешь, что в гараже  отеля  находится  атомная  боеголовка,
утащенная  с  "потаскухи"  арабскими  террористами  во  главе  с   главным
инженером Фаталиевым и твоим другом Керимом, - Леночка расширила глаза.  Я
снова усмехнулся и собрался было продолжить свою мысль, но в  этот  момент
моя обожаемая коллега сильно оттолкнула меня.
     - Ты что, все это придумал для того, чтобы прижать меня  к  стенке  и
прокайфовать в таком  положении  целую  минуту  и  семнадцать  секунд?!  -
возмущенно фыркнула она.
     - У тебя потрясающее чувство времени, -  буркнул  я.  -  Но  я  люблю
точных женщин. Уж если они скажут "да", то это точно  "да".  Правда,  если
"нет"... - не договорив, я выскользнул из номера.
     Оказавшись в коридоре, я не стал возвращаться, а направился по нему в
другой конец отеля. Если я правильно понял устройство здания, то там также
должен был находиться служебный проход, даже не один. Так оно и оказалось.
Выбравшись на площадку, я обнаружил, что на ней даже  имеется  лифт  -  по
видимому, это был главный из такого рода ходов.
     Однако воспользоваться им я не решился - из боязни  привлечь  к  себе
внимание, - а потому стал  спускаться  пешком.  За  дверью  первого  этажа
раздавался еле слышный гул. На всякий случай я  убедился,  что  дверь  эта
заперта, после чего принял решение спуститься в гараж.
     Перед этим спуском я набрал в легкие  побольше  воздуха,  после  чего
скатился вниз с максимально возможной скоростью.  Несколько  секунд  после
этого ушло у меня на  то,  чтобы  открыть  дверь.  Затем,  по-прежнему  не
возобновляя дыхания, я направился к  ближайшему  трупу  в  зеленой  форме,
лежавшему почти  рядом  с  дверью.  Только  подобрав  и  натянув  на  себя
валявшийся рядом с ним противогаз, я позволил себе новый вдох.
     Переведя дух, я осмотрелся. В  гараже  на  первый  взгляд  ничего  не
изменилось. Конфисковав у  мертвого  бандита  также  его  короткоствольный
автомат с глушителем, я поискал глазами  фургон.  Но  его  нигде  не  было
видно.
     До меня стал доходить смысл происшедшего. Ну конечно,  газовая  атака
была устроена совсем не в  честь  сдачи  гостиницы.  Просто  кто-то  хотел
захватить боеголовку. И ему, этому "кому-то", судя  по  всему,  затея  его
удалась. По всей вероятности и выстрелы по фургону во время  моей  поездки
тоже были делом рук этого "кого-то".
     Сняв автомат с предохранителя, я испуганно огляделся. Но  вокруг  все
было спокойно. Непрошеные гости,  по-видимому,  просто  забрали  фургон  и
быстренько укатили восвояси. Я решил, что настала самая пора  убираться  и
мне, и быстрым шагом направился к выезду из гаража, по-прежнему  сжимая  в
руках "калашников".
     По пути взгляд мой упал  на  тело  лежавшего  вниз  лицом  полковника
Хмелько. Я пнул его ногой, и мне вдруг показалось, что в ответ  послышался
слабый стон. Я остановился и  перевернул  предателя  великого  славянского
братства на спину. Он по-прежнему был  в  противогазе.  Чья-то  автоматная
очередь перебила ему ноги, но он был жив.
     - Привет, пан полковник, - обрадовался я неожиданной встрече и стащил
с него противогаз. Хмелько шумно задышал  и  принялся  что-то  шептать.  Я
глядел на него примерно минуту, после чего снял и  свою  маску.  Воздух  в
гараже оказался свежим и чистым, - вентиляцию турки, по всей  вероятности,
отгрохали   все-таки   на   совесть.   А    может,    просто    газ    был
быстрорассеивающимся.
     - Ну вот, а теперь немного поговорим, - удовлетворенно  заявил  я.  -
Как дела, господин специалист по ракетным  двигателям?  Как  самочувствие?
Впрочем, это меня интересует мало. Ответьте-ка мне вот  на  какой  вопрос:
что все-таки было в контейнере, а? Ядерная боеголовка, так?
     Хмелько в ответ слабо кивнул.
     - Ясно, - протянул я. - И вы решили загнать ее арабским  террористам.
Как  вы  с  ними  познакомились?  Наверное,   господин   Керим-оглы   имел
определенные достижения в  строительстве  гостиниц  также  и  на  Украине,
верно?
     Полковник опять только кивнул, глядя на меня с  непонятной  пока  что
мольбой.
     - Что же, должен вас огорчить, - я  поджал  губы.  -  Данная  стройка
оказалась для него последней. Но все равно качественной! А не ответите  ли
вы мне тогда: а с какой стороны прилепился тут господин Фаталиев?
     - Родственники... - пробормотал полковник. -  Азербайджан...  Иран...
Ирак... Да везде они... Господи, да помогите мне, я же загнусь...
     - Ну конечно, - успокоил его я. - Значит он понадобился, когда  стало
известно, что боеголовки привезут сюда. Удобным местом "потаскуха" для вас
оказалась, да? В задачу Фаталиева, конечно, входило упереть одну из них  и
под охраной привезти  сюда,  после  чего  она  оказалась  бы  засунутой  в
какую-нибудь бетономешалку и в  таком  виде  отправилась  бы  на  турецком
самолете в одну из арабских стран, так? И вы все вместе с ней, очевидно.
     А организовал все это, вне  всякого  сомнения,  господин  Керим-оглы,
переведясь тем временем с Украины сюда, и привезя под видом  рабочих  роту
террористов? И что же, вся его фирма связана с  арабами,  или  только  он?
Скорее  первое,  поскольку   получить   контракт   на   как   раз   удачно
подвернувшуюся в этом городе достройку отеля сам он не  смог  бы.  Значит,
ниточки от него тянутся наверх... Кстати, а сколько лично  вам-то  за  все
это заплатили? - прервал я свои размышления вслух.
     - Много, и вы получите половину, - прохрипел полковник.  -  Деньги  в
швейцарском банке. Только заберите меня отсюда поскорее, ради Бога!
     - Да-да, немедленно! - воскликнул я. - Еще только один вопрос: а  где
же боеголовка сейчас?
     Хмелько посмотрел на меня взглядом пьяного лося. Я развел руками.
     - Нет ее - увезли!
     - Я ничего не видел,  -  хрипло  выкрикнул  он.  -  Я  только  сейчас
очнулся! Я не видел, кто в меня стрелял. Это - правда! Я вообще  не  знаю,
кто на нас напал!
     - Охотно верю, - я поднялся и продолжил свой путь к выходу из гаража.
     - А как же я? - простонал полковник. Я не оборачивался. - Помогите  -
вы же обещали. Мы же братья-славяне, в конце-то концов.
     - Первый раз слышу, - усмехнулся я. - К тому же  у  меня  дедушка  по
материнской линии был еврей. Самый что ни на есть пархатый.

     У выезда  из  гаража  стояло  несколько  спецавтомобилей,  готовых  к
отправке своим ходом  в  аэропорт,  и  потому,  поразмыслив,  я  решил  не
эксплуатировать  свои  натруженные  ноги.  Выбрав  небольшую  машину   для
перевозки раствора, я выкинул из нее тело шофера и отправился в путь.
     Вынырнув на поверхность, я повернул на пустырь,  предназначенный  под
парк. Мне очень не хотелось встречаться с милицейскими  автомобилями,  чье
уже близкое присутствие выдавали громкие завывания сирен.
     Хорошенько потрясшись по ухабам, мой  "MAN"  выбрался  на  оживленную
автостраду, ведущую вдоль набережной. Особого опыта вождения грузовиков  у
меня не было, поэтому я старался ехать помедленнее  и  кроме  того,  чтобы
успокоиться,  закурил  сигарету,  взятую  из  валявшейся  в  кабине  пачки
"Кэмела".
     Добравшись до развязки под мостом,  я  повернул  и  въехал  на  него.
Отсюда  сверху  прекрасно  было  видно  огромное  количество   милицейских
автомобилей,  заполонивших  все  пространство  перед   отелем   и   весело
переливающихся разноцветными огнями своих мигалок. Мне  оставалось  только
порадоваться за Леночку.
     В этот момент я заметил свалившуюся откуда-то  сверху  и  болтающуюся
теперь перед  самым  моим  носом  черную  коробочку  на  витой  веревочке.
Присмотревшись, я обнаружил, что это микрофон с кнопкой.  К  чему  он  был
присоединен, пока оставалось, однако, загадкой.
     Чтобы разрешить ее, я взял его в руку, нажал кнопку и произнес  очень
короткое и очень  неприличное  слово.  После  непродолжительной  паузы  из
коробочки донеслась какая-то фраза на турецком.
     - А, кутельнга ским! - отозвался я, произнеся единственную  фразу  на
таджикском языке, которую сумел изучить в армии. Ее смысл не очень  сильно
разнился с произнесенным мною ранее на родном  наречии  понятием,  хотя  и
обозначал действие, правда, извращенное. А поскольку всякое действие,  как
учили меня великий Ньютон, школьный учитель физики и одна горячая  подруга
(причем   последняя   исключительно   на    голой    практике),    рождает
противодействие, то ответ не заставил себя долго ждать.
     Поток слов, понесшийся из рации, явно был сродни моим  высказываниям,
но, судя по интонации, заключал в себе описание гораздо более  активных  и
значительно более неприличных действий. Дабы прекратить это безобразие,  я
включил в кабине свет и попытался рассмотреть саму  рацию.  Она  оказалась
закрепленной на потолке прямо перед ветровым стеклом. На ней располагалась
уйма всяких кнопок, в том числе одна с надписью "Line". Ее-то я и нажал.
     Турецкие ругательства, посылаемые, судя по всему, из  аэропорта,  тут
же прекратились и в коробочке послышался непрерывный гудок. Я повеселел  и
кнопками рации с нарисованными на них цифрами, набрал телефон редакции.
     Во мне  теплилась  надежда  на  то,  что  приемопередатчик  подключен
все-таки к нашему городскому телефону, а не к сети, скажем, города Анкары,
и  что  я  таким  образом  не  попаду  в  публичный,  например,  дом,  ибо
одной-единственной  моей   фразы,   которую   там   поймут,   будет   явно
недостаточно. О том, что она вообще может быть воспринята как  оскорбление
сексуальных традиций ислама и моральных  устоев  шариата,  я  старался  не
думать совсем.
     - Але, - донеслось из трубки. Язык пока что был непонятен,  но  голос
явно мужской.
     - Кутельнга ским, а? - осторожно предложил я на всякий случай  своему
собеседнику.
     - Это ты, паяц? - раздался в ответ знакомый баритон Поддубного.
     - Я, я! - радостно согласился я. Ну как это  только  все  в  редакции
меня ухитряются так быстро распознавать, а? - Я тут катаюсь по городу, дай
думаю позвоню, спрошу как здоровье, как на работе дела.
     - М-да? - задумчиво промычал главный. - А мы вот тут  на  казарменном
положении - завтрашний выпуск готовим. А что там за заваруха в  гостинице,
не в курсе? Потайчук с Тихоновым уже туда  полетели,  хотя  там,  конечно,
Леночка, - его голос поплыл, - но, думаю, ей одной не справиться.
     - Не справиться, - подтвердил я.  -  Там  вот  какое  дело.  Арабские
террористы под  руководством  главного  инженера  Фаталиева  и  начальника
стройки Керим-оглы слямзили с "потаскухи" ядерную  боеголовку  и  привезли
туда, чтобы на самолете перебросить  к  себе.  Но  кто-то  на  них  напал,
потравил газом и боеголовку умыкнул.  Вот,  собственно  говоря,  и  все  -
ничего такого особенного.
     На другом конце провода молчали секунд десять.
     - Гм... Ты знаешь, я верю, - наконец прохрипел Андрей  Васильевич.  -
То есть вообще-то я не верю, но я надеюсь, что я могу тебе доверять, и что
ты не до конца растратил остатки своего разума и совести и не врешь,  хотя
по первому впечатлению, что у  меня  создалось...  -  он  запнулся.  -  Не
суть... К тому же Леночка уже звонила и передала эту твою...  -  он  снова
запнулся, - ...историю. А ты-то там с какого боку оказался?
     - Долго рассказывать, - я свернул с проспекта Победы в боковую  улицу
и затормозил. - Я искал зама директора "потаскухи" Борисова,  а  наткнулся
на все это. Мне, кстати, нужен номер его домашнего телефона  и  адрес.  Не
поищете?
     - Поищу, - буркнул Поддубный. - А зачем?
     - Он, по  моему  мнению,  как-то  связан  с  убийством  Платонова,  -
объяснил я. - У них у всех одинаковые зажигалки. Я тут его  сегодня  утром
встретил... С бабой...
     - С бабой это ты завсегда, - хмуро проговорил редактор. -  Слушай,  -
он  продиктовал  телефон  и  адрес,  которые  я  и  записал   в   блокнот,
пристегнутый к приборному щитку.
     - Спасибо, - поблагодарил я, закончив записывать. С бабой, кстати, не
я, а он.
     - Не оправдывайся, - мрачно усмехнулся шеф. - И заканчивай это  дело,
мой тебе совет. Ты и так накуролесил лет на пятнадцать  тюрьмы.  Кончай  и
сдавайся - я думаю, что  Платонова  на  тебя  теперь  не  повесят.  А  вот
остальное...
     Вместо ответа я нажал красную кнопку на рации. Ее  лампочка  погасла.
Буду я еще всякие глупые советы от кого ни попадя выслушивать!

     Трубку у Борисова никто не брал.  Тем  не  менее  я  решил  проверить
обстановку лично. Подъехав к дому заместителя генерального,  я,  прихватив
автомат, вылез из кабины и поднялся на нужный мне этаж.
     Позвонив, я приложил ухо к двери. В квартире царила мертвая тишина. Я
позвонил еще. В этот момент зашевелился глазок соседней двери. Я попытался
спрятать оружие за спину, чтобы его не было видно.
     - Э-э-э, простите, - громко прокричал я. - Я с  завода,  дежурный.  У
нас  там  авария,  Льва  Алексеевича  требуют  срочно.  Что-то  никак   не
дозвониться до него даже.
     - На даче они, на даче, - донесся глухой голос. - Вся семья там,  еще
днем уехали, и он собирался после работы прямо туда. А что за авария? -  в
голосе появились любопытствующие интонации.
     - Да трубу шестого цеха прорвало, -  махнул  я  рукой.  -  Там  такое
дерьмо льется!
     - Понятно... - протянул сосед. - На даче он, на даче.
     - А дача-то где? - поинтересовался я.
     - А, не знаю, где-то в Сарамышевке. На заводе же должны знать.
     - Да я-то не знаю, а мне сейчас ехать, - разочарованно ответил  я.  -
Ну да ладно, поеду узнавать, спасибо за  информацию,  -  я  зашагал  вниз,
старательно пряча при этом автомат.
     Усевшись в машину, я завел мотор и отъехал на  пару  кварталов,  дабы
милиция, которую мог вызвать любопытный сосед, если он обратил внимание на
мое несколько  необычное  транспортное  средство,  искала  меня  подольше.
Впрочем, я сомневался, что сейчас вообще кто-нибудь приедет на вызов - все
силы несомненно были стянуты к отелю.
     Последняя ниточка оборвалась. Где искать Борисова  сейчас  -  звонить
Поддубному и узнавать адрес дачи? А там ли он на  самом  деле?  На  всякий
случай я все-таки позвонил, но нужной информации в редакции не  оказалось.
Андрей Васильевич, конечно, пообещал все  выяснить,  но  предупредил,  что
раньше чем через час это вряд ли удастся сделать.
     Часы показывали одиннадцать. Я вздохнул и решил попытать счастья  еще
в одном месте. Там я уже был, но по ряду причин был вынужден покинуть  его
досрочно. Место то называлось вокзал.
     Остановившись на привокзальной площади, я натянул на голову  турецкую
шапочку с эмблемой фирмы, лежавшую в кабине, завернул автомат в пиджак  и,
закрыв свой "MAN", направился к месту назначения.
     Войдя внутрь здания вокзала, я сразу же прошел в камеру хранения.  На
этот раз там  толпился  народ,  набежавший  с  только  что  прибывшего  из
Петербурга поезда, и  мне  пришлось  некоторое  время  переждать,  стоя  в
сторонке.
     Наконец, в камере остались только приемщик - другой, не тот, что  был
днем, и два милиционера - охрану после моего визита,  по-видимому,  решили
усилить. Ни один из них не был моим знакомым Сеней.
     Я достал автомат, перевел  предохранитель  на  одиночные  выстрелы  и
молча  направил  его  в  сторону  милиционеров.  Один  из   них   принялся
расстегивать кобуру, а второй  потянулся  к  кнопке  сигнализации,  и  мне
пришлось выстрелить поверх  их  голов.  Сухой  щелчок,  который  только  и
позволил себе глушитель, тем не менее отрезвил стража порядка.
     - Все на пол, - приказал я и подошел поближе к стойке. - А ты стой! -
приказал я приемщику,  увидев,  что  тот  тоже  собирается  лечь  рядом  с
охраной. - Вы оба, - снова обратился я к милиционерам. - Медленно  снимаем
портупеи, не делая резких движений. Чуть что, перекошу всех.
     Через минуту все снаряжение, включая пистолеты и рации  находилось  у
меня.
     - Теперь оба лежим на животе, вытянув руки вперед и не  шевелимся,  -
снова проинструктировал их я.
     Они подчинились.
     - Так, - удовлетворенно заметил я. - Теперь ты, дед, - этот  приемщик
был такой же старый, как и его напарник. - Ищи  копию  квитанции  с  сорок
шестого места, с которого багаж взяли прошлой ночью. И быстро - я не  могу
ждать.
     Я встал так, чтобы видеть одновременно и всю троицу и вход в  камеру.
Приемщик тем временем трясущимися руками перебирал книжку с квитанциями.
     - Вот! - наконец нашел он.
     - Сюда, - приказал я.
     Быстро взглянув на квитанцию, я с  радостью  обнаружил,  что  на  ней
значится фамилия клиента, которым являлась некая Вазаринова С.Р. Но почему
женщина? Может, кто-то из труппы Платонова?
     - Молодец, дед, - похвалил я  старика.  -  Правильно  себя  ведешь  в
нештатных ситуациях. Не ты ли  случайно  дежурил,  когда  этот  чемоданчик
забирали, а?
     - Нет, - ответил он. - Сергеич дежурил. При мне его сдавали.
     У меня открылся рот. Вот повезло, а!
     - И ты помнишь, кто сдавал? - с надеждой вопросил я.
     - Конечно, - выдавил тот из себя улыбку. - Трудно не запомнить. Такая
краля! Рыжая, в синем платье. Сиськи - во! Задница - во! Такую бы  даже  я
смог, хотя и старый уже совсем стал.
     - А лицо? - заинтересовался я.
     - Что,  лицо?  -  почесал  дед  в  затылке.  -  Лицо  не  хуже  всего
остального. Лицо, оно ведь не главное.
     - Ну ладно дед, спасибо и на этом, - поблагодарил я его еще раз. -  И
как и твоему напарнику настоятельно советую читать  газету  "Про  нас".  Я
тебе номер с советами ветеранам постельных  атак  и  девственных  прорывов
бесплатно пришлю. Если жив останусь, конечно, - присовокупил  я  и  позвал
охранников:
     - Эй, молодцы, привет Сене передавайте и мои  извинения.  Я  ведь  не
специально - просто не люблю, когда меня пошло и примитивно бьют дубинкой.
Вот к огнестрельному оружию я отношусь лучше -  советую  запомнить,  может
быть, еще пригодится.
     И дабы показать, что в каждой шутке, даже  столь  низкопробной,  есть
доля правды, я произвел еще один выстрел,  после  чего  стал  отступать  к
выходу. Как только начались ступеньки, я развернулся и побежал.
     Поднявшись в зал, я бросил тяжелые портупеи и с  автоматом  наперевес
помчался к выходу. Странно, но никто даже не попытался остановить меня.
     Выбежав на площадь, я что было мочи полетел  к  автомобилю,  в  любой
момент ожидая пули в спину. Но лишь уже когда я открыл дверь кабины и даже
успел  залезть  внутрь  ее,  на  улице  показались   три   милиционера   с
пистолетами.
     - Билеты опоздавших действительны на следующий рейс, - пробормотал я,
завел машину и укатил. Вдогонку мне зазвучали  бесполезные  уже  выстрелы.
Даже в колесо не смогли попасть. Эх, провинция...

     - Ну да, ну уже вторая просьба. Ну у вас же связи, что вам  стоит!  -
упрашивал я по телефону Поддубного. - Пожалуйста, Андрей Васильевич! Может
быть, для меня это вопрос жизни и смерти!
     - Ох, ну перезвони через полчасика, - сдался наконец тот.
     Я все-таки  решил  проверить  -  чем  черт  не  шутит,  а  вдруг  эта
Вазаринова не мифическое лицо и может быть даже проживает в нашем городе.
     Перезвонив через пятнадцать минут, я узнал, что по данным  телефонной
станции единственным обладателем этой достаточно редкой  фамилии  является
некий Вазаринов Геннадий Борисович, адрес и телефон которого я и получил.
     Наученный горьким опытом, на этот раз я решил  не  рисковать.  Только
въехав во двор дома, в котором  изволил  проживать  господин  Вазаринов  и
отыскав необходимый мне подъезд, я, постоянно держа  его  в  поле  зрения,
набрал на рации номер. Сначала к телефону долго не подходили,  а  затем  я
услышал заспанный женский голос:
     - Да.
     - Здравствуйте, я могу  поговорить  с  Вазариновой  С.Р.?  -  вежливо
поинтересовался я.
     - А что такое, в пол-двенадцатого ночи-то? - удивились на том конце.
     - Речь пойдет о чемоданчике, оставленном вами несколько дней назад  в
камере хранения вокзала, - честно признался я.
     Из динамика послышался громкий вздох.
     - Ну вот, допрыгалась, сволота! Извините, это я так... Вы из милиции?
     - Гвардии майор Овчинников, - мгновенно среагировал я.
     - Гвардии? - удивилась моя собеседница.
     - Это я шучу, - успокоил я ее. - У нас  здесь  работа  такая.  Мы  не
спим, не едим, и только на шутках да кофеине и держимся.
     - Да... Я читала про вас статью в газете. А  вас  уже  выписали?  Там
было напечатано, что ранение тяжелое... А журналиста этого поймали?
     - Пустяки, - уверенно заявил  я.  -  Эти  писаки  страсть  как  любят
преувеличивать. Я уже давно в строю. А сволоту эту  отыщем,  дайте  только
срок, - я помолчал, переваривая все сказанное и прикидывая не нужна ли мне
помощь психиатра. Взвесив все "за" и "против", я решил, что, пожалуй, пока
все-таки не нужна, и, успокоившись, продолжил разговор.
     - Так как все-таки насчет чемоданчика?
     - А никак, - послышалось в ответ.  -  Это  все  эта  сволочь,  падаль
поганая, Скокова Юлька. Она у нас в банке в соседнем отделе работает. Я ее
знать не знаю, а тут она звонит сегодня утром и говорит, чтобы я, если кто
придет  насчет  чемоданчика,  то  молчала.  Я  стала  спрашивать,  в  чем,
собственно говоря, дело, что за чемоданчик, а она вдруг трубку повесила. И
на работе ее сегодня после обеда не было  -  я-то  пол-дня  сейчас  только
работаю. А больше мне ничего неизвестно. Совсем ничего. Честно.
     - Эта Скокова, такая рыжая и... - я сделал  паузу,  -  ...фигуристая,
да?
     - Точно! - засмеялась С.Р.Вазаринова, у которой я даже не  удосужился
спросить имя-отчество. Впрочем, в нашем разговоре само  собой  разумелось,
что милиция и так все знает.
     - А чего вы смеетесь? - заинтересовался я.
     - Ну да, фигуристая, это  вы  точно  сказали,  -  из  динамика  снова
донесся смех. - У нас к ней все мужики цепляются, а  она  на  них  -  ноль
внимания. Ну как снежная королева прямо.
     - Какое совпадение, это ж надо же, а, - пробормотал я. - Как много  в
мире странных людей все-таки!
     - Вы что-то сказали? - поинтересовалась женщина.
     - Да нет, это я так, про себя. Метод  научной  дедукции  применяю,  -
хмуро буркнул в я ответ. - А как ее полностью зовут-то, эту Скокову?
     - Понятия не имею. Скокова Юлька - и все. Да вы можете в кадрах у нас
узнать.
     -  Да,  конечно,  -  поспешно  согласился  я.  -  Спасибо,   извините
пожалуйста, что я вас разбудил, но -  сами  понимаете  -  работа.  Мы  вас
вызовем попозже, чтобы официально зафиксировать ваши показания. А сейчас -
спокойной ночи!
     - Да ничего, я все понимаю. А в чем дело вы мне не скажете, конечно?
     - Нет! - твердо заявил я. - Но вам ничего не угрожает, и вы ни в  чем
не виноваты, так что спите спокойно.
     - Спасибо, и вам того  же  желаю,  -  донеслось  из  рации.  Я  нажал
"отбой". Поддубный меня убьет. Если милиция,  конечно,  не  сделает  этого
раньше.

     - Бог троицу любит! - аргументировано настаивал я. - Да не по бабам я
хожу, Андрей Васильевич,  не  проститутки  это.  Это  важные  следственные
данные. Я уже на финишной прямой. Я достану этим чертовым ментам мотивы  и
окончательно сниму с себя обвинение в убийстве Платонова, - я был  в  этом
уверен настолько же, насколько  петух,  которого  вдруг  принялась  ловить
хозяйка, может быть уверен в том, что впереди его ждет знакомство с  новой
симпатичной курочкой, а не с суповой кастрюлей.
     - Тебе без Платонова хватит, - злился шеф. -  Кончай  все.  Не  будет
тебе никаких данных. Приезжай сюда и сдавайся, а я уж  позабочусь  о  том,
чтобы нанять тебе лучшего в городе адвоката.
     - Надо, как хлеб надо. Вы только дайте данные, а я проверю и сразу же
приеду и тут же любое признание вам подпишу. Вам еще и орден дадут за  то,
что вы меня поймали. Я скажу, что отстреливался до последнего патрона,  но
вы меня все равно взяли, - настаивал я.
     И настоял. К началу  следующих  суток  в  блокноте,  закрепленном  на
передней панели,  я  имел  адреса  и  телефоны  двадцати  Скоковых.  Самое
смешное, что среди них была и Скокова Юлия  Федоровна.  И  хотя  чудес  на
свете не бывает, я направился прямо к ней.
     На этот раз я решил прийти по-татарски - без приглашения. Использовав
самые темные переулки, так как мой необычный экипаж  наверняка  уже  вовсю
искали, минут через пятнадцать я  добрался  к  пункту  назначения.  Прибыв
туда, я прихватил трофейный автомат и двинулся искать нужную мне квартиру.
     Квартира обнаружилась на четвертом этаже. Я нажал на кнопку звонка  и
долго держал ее, не отпуская, однако дверь так и не открылась.  Прижавшись
к ней ухом я попытался уловить хоть какие-нибудь  звуки,  но  слышна  была
только громкая музыка, игравшая по всей видимости у  кого-то  из  соседей.
Первым моим побуждением было найти  нарушителя  правил  капиталистического
общежития и попросить сделать малость потише, но, хорошенько подумав, я от
этой мысли отказался.
     Пошарив в карманах, я нашел то, что искал. Это  была  связка  ключей,
когда-то по всей видимости принадлежавшая Платонову, а в момент вчерашнего
побега, случайно попавшая ко мне.
     Чудес на свете не бывает. Бывает чутье. Второй и третий ключи подошли
к двум замкам входной двери квартиры Юлии Федоровны Скоковой.
     Закрыв за собой дверь, я прислушался. Стояла мертвая тишина. Если  не
считать бухающего  где-то  за  стеной  барабана.  Пройдя  через  небольшой
коридорчик, я оказался в комнате. Выключатель, как  и  следовало  ожидать,
находился прямо у входа. Вспыхнул яркий свет, осветивший уютную комнатку с
небольшим столиком, диванчиком перед ним и телевизором в углу. Пол устилал
мягкий ковер.
     Я направился к окну, чтобы задернуть шторы, но они  и  так  оказались
задернутыми. Это меня несколько насторожило. Я еще  раз  оглядел  комнату.
Дверь. Еще одна закрытая дверь. Но без  замка.  Я  с  "калашом"  наперевес
подкрался к ней, сильно ударил  ногой  и  прижался  к  боковой  стене.  Ни
шороха.
     Выждав пару минут, я осторожно вошел в помещение. Выключатель  в  нем
также оказался на месте. Снова свет, и я застыл в полном изумлении, широко
раскрыв при этом рот.
     Все мои предосторожности были напрасными.  Никто  из  находившихся  в
этой комнате лиц не мог мне сделать ничего плохого. Скорее, наоборот.  Это
было удивительное зрелище. Вся комната, включая обратную сторону  двери  и
щит,  плотно  закрывавший  окно,  была   оклеена   потрясающего   качества
фотообоями, составлявшими единую картинку.
     Я стоял в самом центре маленького острова, со всех сторон  омываемого
лазурными  водами  океана.  Вдоль  всего   берега   расположилась   группа
прекрасных обнаженных девушек, занимавшихся лесбийской любовью.  Чего  тут
только не было!
     Загорелые тела, разноцветные волосы, зеленые пальмы, голубые волны  и
умопомрачительные позы могли свести с ума любого. Даже  меня.  Я  сглотнул
комок в горле и опустил взгляд.
     Пушистый  желтый  ковер  служил   продолжением   песка   и   призывал
присоединяться. Снова  сглотнув  комок,  я  решил,  что  безопаснее  будет
смотреть вверх. Однако идиот с открытым ртом,  из  которого  текут  слюни,
судорожно сжимающий в руках бесполого вида  автомат  и  окруженный  толпой
девушек, занимающихся все  тем  же,  но  вдобавок  еще  и  в  перевернутом
состоянии, произвел на меня отвратительное впечатление, и я решил от греха
подальше покинуть сие гнездо разврата.
     Повернувшись  лицом  к  двери,  я  неожиданно   обнаружил   некоторую
дисгармонию. Одна из девушек была почему-то одетой. Плюс при этом она была
одна-одинешенька, если не считать зажатой в руках здоровенной скалки.
     Совсем извращенка, - догадался я. - Со скалкой кайфует.
     Однако это оказалось  совсем  не  так.  Увидев  направленный  на  нее
автомат, одетая взвизгнула и бросилась прочь. Я побежал за ней.  Ведь  она
была рыжая и фигуристая. Могучий инстинкт двигал мною.
     Что, мыслишки  поганенькие  забегали,  да?  Инстинкт  самосохранения,
господа! Это было первый раз в моей  жизни,  когда  от  женщины  в  первую
очередь мне требовались ее мозги, а не тело.

     Лицо мое все было исцарапано, но ее красавицей я в этот  момент  тоже
не назвал бы. Она была привязана к стулу  обрывками  собственного  халата,
под которым, кстати,  оказалось  только  тонкое  шелковое  белье  розового
цвета.
     Наверное лишь этот его цвет, ставший для меня  чем-то  вроде  аналога
красного для быка, и помог мне справиться с  разъяренной  фурией,  каковой
оказалась госпожа Скокова.
     Пройдя в ванную и умывшись, я вернулся и вытащил у пленницы  изо  рта
кусок простыни, делавший ее похожей на хомяка, выступающего в стриптизе.
     - Будешь орать - морду изуродую! - предупредил я ее перед исполнением
сего акта гуманности.
     - ...........! - получил я в ответ, как только рот рыжей освободился.
     - Понимаю, банковский жаргон, - лояльно  согласился  я  и  уселся  на
другой стул. - Председатель правления - вор в законе - сам так  говорит  и
от подчиненных того же требует.
     Ничего принципиально нового в ответ на свое доброе слово я так  и  не
услышал.
     - Ладно, не будем тянуть резину, - решил я. - Давай, рассказывай  про
чемоданчик.
     - Ты - не мент! - уверенно заявила она.
     - Нет, - сознался я. - Я из СМЕРШа. Специальный агент Игорь Кио.
     - Да пошел ты... - скривила губы  Скокова.  -  Ты  -  этот  журналист
поганый, которому мокруху с патроном шьют.
     - С каким таким патроном? - удивился я, сделав вид,  что  не  заметил
слова "поганый".
     - А, иди ты... - она махнула рукой. - Все равно и тебя и  меня  скоро
поймают. Чего мне с тобой теперь разговаривать?!
     - А если просто из любопытства? - предложил я.
     - Слушай, ты ведь - бабник, так про тебя в газетах писали,  верно?  -
неожиданно спросила моя пленница.
     - Ну газеты они всегда ведь преувеличивают, - скромно сознался  я,  -
но в общем и целом меня можно назвать  мужчиной,  который  любит  и  ценит
женскую  красоту,  -  в  подтверждение  сказанного   я   окинул   взглядом
полуобнаженную фигуру моей собеседницы. Только после этого я  окончательно
поверил деду из камеры хранения. Точно смог бы, стервец! Даже Папа Римский
смог бы! И никакие божьи кары его не остановили бы.
     - Но судя по обстановке в вашей, гм... спальне, вы тоже не относитесь
к племени давших обет воздержания, - продолжил я, сглотнув слюну. - Может,
я вас развяжу, и мы продолжим беседу в более приятной обстановке, а?
     - Ты тупой, да? - осведомилась она. - Если хочешь  остаться  живым  и
невредимым, лучше не развязывай! Ну никогда не думала, что у нас в  городе
могут работать такие долбо...ные журналисты. Просто придурок какой-то!
     - Ладно, - я разозлился. - Хватит темнить! Может быть я и  тупой,  но
вот побегала бы ты с мое, так я бы посмотрел, как у  тебя  извилины  тогда
шевелились бы. Да к тому же  и  твой-то  поступок,  когда  ты  Вазариновой
позвонила, тоже гениальным назвать нельзя. Выкладывай все! И быстро! Иначе
так отделаю!..
     - И сможешь, да?! - язвительно и зло выкрикнула Скокова. - Вот за это
я вас мужиков и ненавижу! Сволочи все и засранцы! Только одно  и  надо  от
женщины. А при случае и избить рука не дрогнет.
     Я физически почувствовал, как у меня под черепом что-то переползло  с
затылка на лоб.
     - Ты - лесбиянка, да... - пробормотал  я.  -  К  тому  же  психически
ненормальная. Свихнулась на почве ненависти к мужчинам и перебросилась  на
женщин. Причем,  судя  по  оформлению  приюта  любви,  в  весьма  активной
форме... - я хлопнул себя по лбу. - Вот оно что!
     - Кретин слабоумный, как и все вы, - буркнула она.
     - Впрочем, это не меняет дела, - заспешил  я.  -  Меня  интересует  в
первую очередь чемодан.
     - Статью напишешь, да, - усмехнулась она.
     - Сначала попытаюсь спасти шкуру, а потом посмотрим.
     - Знаешь, - Скокова прищурилась, - ты,  конечно,  существо  по  всему
поведению своему отвратительное, но есть в тебе  некий  шарм.  Я,  как  по
глубокой физиологической сути своей  женщина,  но  по  психологической  не
совсем, могу оценить и понять, почему к тебе так липнут бабы. Ведь липнут,
да?
     - Но не все, - уныло протянул я. - Есть тут одна, которая...  Слушай,
а может она одна из твоих подруг?! - внезапно осенило меня.
     - Мы с Патроном в одном детском доме были, - вдруг произнесла она.  -
Кликуха такая у Андрюшки Платонова была. И Длинный там же был. И Сопля.
     Я принялся мучительно соображать.
     - Да, да - Гоша Длинный, - подтвердила она,  увидев  выражение  моего
лица. - Мог бы и догадаться, представитель  сильного  пола  несчастный.  А
Сопля - это Сапельников Игорь Петрович,  воспитатель.  Последняя  сука  на
этом свете! - она помолчала. - Это в  нашем  районе,  Котяковский  детдом.
Поганейшее место!
     Я почесал затылок. В статье про Платонова, которую я  прочитал  перед
концертом, никакой конкретный  детдом  не  упоминался.  А  оказалось,  что
земляк!
     - Он скрывал, что из  этого  детдома,  -  словно  угадав  мои  мысли,
объяснила женщина. - Человек всегда бежит от тех своих  воспоминаний,  что
кажутся ему опасными. В общем  этот  Сопля  был  садист  и  насильник.  Он
совращал детей - обоих полов. Таким же был и Длинный - уже тогда.  Он  был
старше нас на несколько лет. И Сопля взял его к себе в  подручные.  Вместе
они этим занимались. Я этого никогда не забуду! - она посмотрела мне прямо
в глаза. - Знал бы ты, что нам довелось пережить! Ты вот меня  сумасшедшей
назвал. А сам-то ты жить смог бы после такого, а?
     Я молчал. А что я мог сказать? Здесь я был с ней согласен - не зря же
я катал подонка Костю "по горкам".
     - И знаешь, что самое страшное? - продолжила она. - Что  Патрону  это
понравилось! Он стал "голубым". Причем пассивным! Он, талантливый  парень,
с голосом и слухом, и - "люська"!
     Я опять промолчал. Но на этот раз по другой причине: мои  комментарии
могли все испортить.
     - Когда приехал этот менеджер из  Москвы...  Так  вот,  Патрон  ночью
пришел к Длинному и отделал его.  Железкой  какой-то.  До  полусмерти.  За
всех. За меня, за себя... А  на  следующее  утро  уехал  с  продюсером.  А
Длинный... Он... Импотент он с тех пор... Сухостой! - она засмеялась. - И,
как следствие, совсем взбесился и самым настоящим зверем стал. Слышал  же,
наверное, да?
     Я опять промолчал. Теперь я просто обдумывал все услышанное.
     -  Длинный  стал  бандитом-садистом.  Патрон  -  певцом.  Но...   Это
оказалось сильнее его... Таким  он  и  остался.  Я  же  нашла  себе  здесь
квартирку. Так и жила спокойно, с подругами и без. Такая вот история.
     - Секс-идол молодежи - пассивный гомосексуалист! -  громко  и  внятно
произнес я. Мне понадобилось некоторое время, чтобы переварить весь смысл,
заключавшийся в этой фразе. Сделав это, я почувствовал  себя  в  некоторой
мере реабилитированным. Я все-таки оказался круче его!
     - А кому какое дело?! -  вдруг  оскорбилась  его  "подруга".  -  Кому
мешал-то человек?
     - Хороший вопрос, - ткнул я в нее  пальцем.  -  Но  ответ  уже  ясен:
Длинному. В Москве ему было его не достать. А вот когда он приехал сюда...
Но сам Гоша не пошел - послал гориллу. Почему, интересно, как думаешь?
     - А мы все - психи, - равнодушно  ответила  она.  -  У  каждого  свой
заскок. Думаю, что он его после той ночи боялся. Мог что угодно  сотворить
с кем угодно, но только не с Патроном. Все - психи... - пробормотала  она.
- Сам же сказал.
     - Логично, - согласился я. - Пойдет.  Точного  ответа  мы  все  равно
никогда уже не узнаем. Зато понятно,  почему  ему  все  отрезали...  Месть
ненормального импотента... М-да...
     - Может развяжешь? - попросила она.
     - Без эксцессов, - предупредил я.
     Она согласно кивнула головой, и  я  выпустил  рыжеволосую  пташку  на
свободу.
     - А чемодан мне Патрон сам принес. Днем раньше концерта, почти  сразу
же, как приехал. Мы ведь с ним изредка переписывались. Зашел,  поговорили,
он отдал дипломат и попросил отнести в камеру  хранения,  а  жетон  отдать
ему. Сам, сказал, не может - слишком известен народу - а никому больше  не
доверяет. Сказал, что там какие-то финансовые бумаги, за которыми охотятся
конкуренты из шоу-бизнеса. Просил ни в коем случае не пытаться открыть. Ну
я и отнесла.
     - И прикрылась чужой фамилией, - кивнул я.
     - В последний момент,  -  созналась  Скокова.  -  Сказала  первую  же
попавшуюся, что вспомнила. Мы с этой коровой накануне поругались в сортире
здорово, когда курили. Дура - не подумала, что фамилия-то редкая.
     - А сегодня, точнее уже, вчера утром, когда узнала об убийстве своего
друга детства, совершила еще одну глупость - в панике позвонила  ей  домой
и...  У  тебя  женская  логика  поведения,  только  не  оскорбляйся,  -  я
предупредительно поднял обе руки вверх.
     - Я весь вчерашний день и весь сегодняшний просидела запершись здесь,
- мрачно проговорила она. - Я ведь сначала думала, что  это  конкуренты  и
перепугалась насчет чемоданчика, потому со страху и позвонила  -  мозги-то
отшибло. Но вот когда подробности узнала, то сразу поняла, что это Длинный
сделал. Все думала: уезжать или нет? Казалось, что я - следующая. А  когда
днем по местному радио сказали, что его тоже пришили,  решила  остаться  и
подождать. Только вот милиции боялась. Ведь жетон-то я  Андрею  отдала.  И
ключи от квартиры, кстати. Могли прийти. Хотя, с другой  стороны  -  их-то
чего бояться...
     - Жетон, милая, к Гоше в конце концов попал, - покачал головой я.  И,
судя по всему, и был им использован для получения чемодана. Без квитанции,
я полагаю.
     - А квитанцию он мне оставил. Сказал: "На всякий случай". Я ее только
сегодня сожгла.
     - Считай, что Патрон за себя отомстил. Фактически он Гошу и  шлепнул,
- грустно улыбнулся я.
     Она взглянула на меня непонимающе.
     - Есть такие чемоданчики, называются "Крестный Папа шутит", - пояснил
я. - Обычный, вроде, дипломат с кодовым  замком.  А  внутри,  в  стеночке,
пластиковая  взрывчатка  с  детонатором.  Если  кто-то  пытается   вскрыть
чемоданчик, не набрав при этом правильного кода, а так -  силой,  то  цепь
замыкается, и... Взрывчатки как раз хватает на то,  чтобы  уничтожить  сам
дипломат вместе с содержимым, а попутно и всех не в меру  любопытных.  Для
нашей страны такие  чемоданчики,  конечно,  редкость,  но...  -  я  развел
руками.
     Неожиданно  молодая  женщина  прижала  ладони  к  лицу  и   беззвучно
зарыдала. Сначала я хотел погладить ее по спине, заключить в свои объятия,
поцеловать в... Но, немного подумав, я решил  не  рисковать  и,  тихонечко
поднявшись, направился к выходу. Уже в коридоре я не утерпел и  оглянулся.
Единственной  моей  мыслью  от  увиденного  было:  эх,  какое  тело  зазря
пропадает!

     Пытаясь одновременно весело насвистывать и курить,  я  вел  "MAN"  по
направлению от центра города. По идее оставалось только написать репортаж,
передать его в газету, а после этого  ждать,  сколько  мне  дадут  за  все
остальные мои художества.
     Но какая-то мысль не давала мне покоя. Что-то не сходилось. О  чем-то
я еще забыл спросить у  очаровательной  лесбиянки.  Доехав  до  очередного
поворота, я вспомнил о чем.
     Но возвращаться в обиталище  женщины,  которой  я  был  абсолютно  не
интересен, мне категорически не захотелось, да и вряд  ли  она  что-нибудь
знала.  Потому  я  решил  с  целью   прояснения   данного   обстоятельства
попробовать заехать по другому адресу, - адресу, где уже был ранее  и  где
никого не застал. Тем более, что было по пути. А вдруг повезет? Ведь везло
же до этого...
     Остановив  грузовик,  я  потянулся  за  автоматом  и  нигде  его   не
обнаружил. Когда до меня дошло, что он остался у подруги "самца-героя",  я
издал недовольное хрюканье, но тут же попытался сам  себя  успокоить  тем,
что в течение сегодняшнего дня совершил  хотя  бы  один  добрый  поступок:
теперь ей будет чем отбиваться от мужиков в банке. Посему, махнув на  него
рукой, я вылез из машины и направился в подъезд.
     Поднявшись на площадку, где жил Борисов, я хотел было  уже  протянуть
руку к звонку, но неожиданно дверь перед самым моим носом распахнулась.  Я
оторопел. Стоявший с той стороны, судя по всему, тоже никак не ожидал меня
увидеть, а потому выглядел не лучше.
     Однако первым в себя пришел он. Я это почувствовал по своей  челюсти.
Все-таки сказывалась усталость - я должен был среагировать, но успел  лишь
чуть отклониться вбок. Однако удара  хватило  -  я  все  равно  отлетел  в
противоположный угол площадки. Единственной моей  мыслью  при  этом  было:
"Действительно повезло".
     Стоявший за  дверью  вежливо  улыбнулся,  поставил  на  пол  чемодан,
который, как оказалось, он держал в  левой  руке,  и,  расстегнув  пиджак,
вытащил из-под его полы пистолет. После этого он сделал шаг ко мне.
     Стрелять можно  было  и  оттуда.  Значит,  убивать  прямо  здесь,  на
площадке,  он  не  хотел.  Если  хотел  вообще.   Поэтому   я   решил   не
сопротивляться. Главным образом, именно поэтому.  Ну,  еще  у  меня  перед
глазами кружились золотые искорки, голова, которой я в очередной  раз  обо
что-то треснулся, здорово болела, и вообще я не мог  пошевелить  руками  и
ногами, но это, повторю еще раз, совсем не было главным фактором. Просто я
проявил редкостное хладнокровие и недюжинную расчетливость.
     Взяв меня за волосы, мой визави потащил меня в квартиру. Похоже,  его
совсем не тревожило мое самочувствие. Я попытался закричать  -  ведь  было
больно, но почему-то не смог. Наверное,  все  тот  же  трезвый  расчет  не
позволил.
     Доставив меня в комнату, неизвестный господин направился к  дивану  и
взял оттуда подушку. Тепло благодарности разлилось по моему  телу.  Как  я
ошибался! Он хотел подложить ее мне под голову - какой милый человек. А не
проще ли было бы просто положить меня на кровать? Не очень-то он умен,  но
зато какой добрый!
     Вдруг в голову мне пришла еще одна мысль: а зачем он в  таком  случае
вообще меня бил? И  тогда  любопытство  победило  хладнокровие  и  расчет.
Сжавшись как пружина, я вскочил и что было силы ударил филантропа в живот.
     На этот раз сплоховал он. Наверное, он совсем уже похоронил меня и не
ожидал  такой  прыти  от  покойника.  Согнувшись  пополам,  он   попытался
выстрелить, но левой ногой я  вышиб  пистолет  из  его  руки.  Силы  вновь
вернулись ко мне, хотя и золотые искорки еще покинули не совсем.
     - Сейчас Боян будет слово молвить, - сообщил я ему и ударил  ногой  в
лицо. - Только не растекайся мыслию по древу.
     Однако он просто молча рухнул. Да, я наверняка  был  прямым  потомком
одного из тех неумных князьев, которые сперва напаивали народных певцов до
бесчувствия, а потом пытались услышать от них что-нибудь интересненькое из
интимной жизни Владимира Красное Солнышко.
     Грустно качнув головой, мол теперь уже "не побяшете братья  дорогие",
я опустился на колени, имея своей целью обыскать "певца".  И  почувствовал
железный захват его рук у себя на шее.
     Высвободиться было невозможно. Мою голову стало выворачивать  куда-то
вбок. Не  иначе  этот  парень  когда-то  занимался  вольной  борьбой.  Или
классической - в данном случае принципиальной разницы это не  играло.  Тем
более, что обе являются олимпийскими дисциплинами.
     Золотые искорки сменились золотым фоном. Его палец больно надавил мне
на правый глаз. И тогда  я  разозлился.  По-настоящему  -  первый  раз  за
последние два дня.
     Вывернувшись изо всех сил, так что чуть не затрещали шейные позвонки,
я как можно выше задрал левую руку, а затем опустил согнутый локоть ему на
переносицу. Ну приблизительно туда.
     Говорят, что у всех борцов оборваны уши. А носы сломаны у боксеров  и
хоккеистов. Так вот, я утверждаю: это - неправда. Тот борец, который лежал
передо мной, был со сломанным носом. Но он был  уже  бывшим  борцом.  Хотя
говорят, что борец -  он  до  конца  жизни  борец.  Ну  а  я  разве  своим
высказыванием это оспариваю?

     Несколько выбитых зубов, водительские права на имя  некоего  Чинаева,
сигареты, деньги и пистолет Макарова со сточенным номером - вот и все  мои
"коверные" трофеи. Оставив себе из всего этого только  пистолет,  я  пошел
осматривать квартиру.
     Так вот - квартира была пустовата. Как бы  это  объяснить?  Вроде  бы
мебель на месте, книги на  месте,  вещи  на  месте,  но  явно  многого  не
хватает. Ну как если бы в ней побывали  разборчивые  воры,  забравшие  все
самое небольшое и ценное.
     Я почесал  затылок  и  поморщился  от  боли.  Вообще-то  я,  конечно,
живучий, но этот хряк меня доконал. Точно настало время сдаваться. Я решил
не рыскать по квартире, а, вздохнув, направился в коридор, где  споткнулся
о чемодан, оставленный там борцом Чинаевым.
     Безусловно, я помнил о судьбе Гоши Длинного, но этот чемодан  был  не
похож  на  мину.  Обыкновенный  матерчатый  российский  чемодан.  Конечно,
любопытство опять взяло верх над расчетом.  Еще  раз  тяжело  вздохнув,  я
принялся открывать поклажу.
     Он даже не был заперт на замки, этот кофр. И был полон женского белья
и косметики. Белье было и голубое и белое и желтенькое и черное.  Не  было
только розового, и я облегченно вздохнул. Кто бы ни была та женщина,  коей
принадлежали эти пожитки, она явно была женщиной порядочной и не  желающей
доставлять мне хоть какие-нибудь неудобства. А может, просто как раз в это
время надела розовый комплект на себя.
     Разрезав дно ножом из арсенала борисовской  кухни,  я  убедился,  что
двойных стенок у чемодана нет. Тогда я принялся было раздумывать,  следует
ли мне подробно просматривать все найденные косметические  принадлежности,
но в этот момент в дверь вдруг позвонили.
     Я вздрогнул. Первой  мыслью,  которая  пришла  мне  в  голову,  было:
"Любопытный сосед все видел и стукнул в милицию". А второй: "А я ведь  все
равно еду туда сдаваться". Поэтому с чистой совестью я распахнул  дверь  и
сильно ударил стоявшего за ней ногой в пах (хороший, вообще, удар,  -  вы,
наверное,  уже  успели  это  заметить;  только  перед  тем  как   начинать
использовать его в деле, я все-таки  посоветую  вам  отточить  технику  на
домашних).
     Не дожидаясь, пока он что-либо ответит, я втащил  его  в  квартиру  и
ударом по челюсти втолкнул в комнату. Хотя это было явным  плагиатом,  тем
не менее производить отчисления за использование авторских прав  в  пользу
семьи погибшего борца я не собирался.
     Вновь прибывший по виду на славянина не  тянул  сразу,  и  поэтому  я
решил несколько видоизменить тактику.
     - Народный эпос "Манас", - объявил я, вытащив пистолет и направив его
в живот лежащему. - В роли мертвого  джигита  народный  артист  республики
Чинаев, в роли акына... - я сделал паузу, - ...в роли пока что еще  живого
акына... Кто такой? - я резко изменил тон.
     Он в ответ только тяжело задышал.
     - Быстро, давай, сволота, рассказывай, - разозлился я. - Иначе  будет
то же, что и с ним, - я ткнул пальцем в труп Чинаева.
     Гость перевел туда  взгляд,  а  потом  снова  уставился  на  меня,  и
выражение его лица вдруг резко переменилось.
     - Ты... Ты... - он чуть не задохнулся. - Да ты -  писака  тот!  И  ты
Чинаева замочил?! Да ты  знаешь,  что  с  тобой  Башль  сотворит  теперь?!
Печенками рыгать будешь, пока коньки не откинешь!
     Я вспомнил. Ведь точно, у Лени  Башля  был  любимый  телохранитель  с
такой фамилией. Во время разговоров в  курилке  Потайчук  иногда  упоминал
его.
     - Знаю, - твердо ответил я. - Но сейчас спрашиваю  я.  Что  здесь  за
базар? Какого  черта  вы  здесь  делаете?  Квартиру  чистите,  что  ли?  -
последнее предположение было совершенно идиотским - ну разве  могут  такие
бандиты промышлять подобным способом?
     - Ага, - согласился он. - Чистим. Жить-то хочется. Тебе-то ведь тоже.
Вот только жаль, осталось недолго.
     - Вскрытие покажет, - позволил себе не согласиться я. -  Кончай  чушь
нести, иначе через две минуты я начну поочередно отстреливать тебе руки  и
ноги.
     - Да пошел ты... - выругался он.
     Я поднял с пола подушку, приготовленную для меня Чинаевым и  приложил
ее к  дулу  пистолета.  И  за  этот  плагиат  я  тоже  платить  совсем  не
намеревался.
     - Ну ладно, молись аллаху, сукин сын!
     Он даже не поморщился. Я убрал подушку.
     - Ха-ха-ха, - захохотал бандит. - Слюнтяй!
     Быстро подойдя к нему, я резко опустился на колени и с размаху ударил
его рукояткой пистолета в  лоб.  Он  сразу  же  затих.  Обыскав  лежавшего
мафиози, я нашел у него под пиджаком такой  же  точно  "макаров",  который
также сунул себе в карман. После этого, схватив супостата за волосы  и  на
это раз даже не вспомнив, что такое понятие как нарушение  авторских  прав
вообще существует, я потащил его прочь из квартиры.
     Внизу, взяв уже очнувшегося и тяжело дышавшего "акына" за  грудки,  я
зло произнес:
     - Это только  начало.  Скажи-ка,  тебя  мама  в  детстве  никогда  на
карусели не катала?
     Он снова только тяжело задышал в ответ. Упорный народ эти кавказцы!
     - Тогда тебе очень не повезло с мамой и  очень  повезло  со  мной,  -
улыбнулся я одним только ртом.
     В квартирах  подъезда  начали  зажигаться  огни  -  по-видимому,  шум
волочащегося вниз по лестнице тела разбудил жителей.
     - Русский Диснейленд, - провозгласил я, встал  на  шасси  автомобиля,
открыл  крышку  емкости  для  раствора  и,   поднатужившись,   запихал   в
отверзшееся  жерло  вяло  сопротивлявшегося  противника.  -  Гигиенические
пакеты программой не предусмотрены, - пробормотал я после этого, сразу  же
бросившись к кабине. - На Руси испокон веков блюют под себя.
     Заведя грузовик, я рванул на себя ручку под  табличкой,  изображавшей
бочку. Что-то загудело и, обернувшись, я с удовлетворением  констатировал,
что "карусель" завертелась.
     Включив передачу, я поехал прочь со двора. Теперь передо мной  стояла
трудная задача - точно определить момент готовности.  Я  решил,  что  пары
километров должно хватить. Поэтому, проехав это расстояние, я завернул  на
подвернувшуюся детскую площадку, остановил вращение бачка и включил слив.
     Выбравшись из кабины я как раз успел увидеть момент  выползания  тела
на песок. Подойдя поближе, я ткнул его ногой под ребра.  Никакой  реакции.
Перевернув бандита, я увидел, что все его лицо  и  грудь  измазаны  смесью
крови и блевотины. Глаза  его  были  закрыты,  дыхание  было  неровным.  Я
легонько стукнул его по щеке.
     - Будем  еще  кататься,  или  расскажешь  все?  Ты,  конечно,  парень
крепкий, но...
     - Садист, - простонал он,  открыв  глаза.  -  Я  такого  в  жизни  не
видывал. Гондон штопаный! Ты просто не представляешь себе, что  тебя  ждет
впереди!
     - Зато я прекрасно представляю, что ждет тебя, -  хмыкнул  я.  -  Как
профессиональный массовик-затейник информирую, что впереди у нас  с  тобой
еще всемирно известный аттракцион "Американские горки".
     - Догадываюсь, что удовольствие будет еще  почище  этого!  -  на  его
грязном лице появилось подобие улыбки.
     - Я никому и никогда не говорил, что я хороший, - развел я руками.  -
Рассказывай, тебе-то теперь какая разница?
     - Если Башль тебя не кончит,  то  моя  семья  -  точно  -  обещаю,  -
прорычал он.  -  Этот  фрайер  заставил  нас  с  Чинаевым  отправиться  за
чемоданом его бабы, которая его дома,  сука,  забыла.  Не  могла  она  без
своего тряпья, видите ли!
     - Кто, Борисов, что ли? - поинтересовался я.
     - Да, мать его так!
     - А что они там делают-то? - удивился я.
     - Гы-ы-ы, - то ли простонал, то ли засмеялся бандюга. -  Ты  даже  не
представляешь и даже и не стоит.
     - Да ну? - снова удивился я. - Что же они, вокруг  костра  с  ядерной
боеголовкой пляшут, что ли?
     Его лицо перекосилось.
     - Ты кто такой-то, а, гэбист что ли?
     - Почти, - усмехнулся я. Теперь мне многое стало ясно.  -  Ну  и  где
сейчас они?
     - А-а-а-а, суки! - заорал он, - Я же знал, что это так кончится!  Это
же не простая уголовка, это же политика! Сволочи! Быдло! Комики позорные!
     Далее последовала длинная неприличная тирада на смеси русского и  еще
какого-то языков -  я  не  стал  тратить  время  на  выяснение.  Терпеливо
дождавшись ее окончания, я повторил вопрос снова.
     - Где?
     Он тоскливо посмотрел на меня.
     - Один хрен накроете. Я с самого начала, как в газете прочитал, понял
что здесь что-то не  так!  Такое  или  сумасшедший  мог  сотворить  или...
Значит, ты - скальп, там работаешь, вот оно что! С самого начала по  этому
делу... Обставили, хитрожопые, а!
     Я молча почесал нос.
     - Они в ангаре Петровских складов, - уныло произнес джигит. -  Поедут
ночью на Прокловский тракт, а дальше я не знаю. Я  вообще  мало  знаю.  Но
скажу все. Мне зачтется, а? Я ведь с тобой разговариваю только потому, что
ты не погон ряженый какой-нибудь. Зачтется, а?
     - Зачтется, - пообещал я. - Лежи здесь.
     Сев в  автомобиль,  я  поднял  цистерну  и  двинулся  в  путь.  Я  не
сомневался, что гордый потомок Шамиля в этот момент уже вовсю делает ноги.
Не обращая никакого внимания на неудовлетворительное самочувствие.

     Петровские склады действительно были основаны еще при  Петре  Первом.
Тогда они были какими-то стратегическими, но  к  настоящему  времени  были
почти что заброшены. За многие годы,  прошедшие  с  той  поры,  их  здания
неоднократно  горели  и  отстраивались  вновь,  но  лет   двадцать   назад
окончательно пришли  в  негодность.  От  города  до  них  было  километров
пятнадцать.
     Проехав пять из них,  я  начал  действовать.  Включив  рацию,  я  без
раздумий набрал "ноль-два".
     - Дежурный слушает, - раздалось в динамике.
     - Говорит журналист  Соколов,  -  мое  лицо  расплылось  в  довольной
улыбке. - В настоящий момент двигаюсь по направлению к Петровским складам.
Для моего захвата требуется группа спецназа или ОМОНа или лучше и  того  и
другого вместе, человек, этак, в сто, а лучше - в двести.
     - Шутников таких мы ловим быстро, - зарычали в ответ.
     - На Петровских складах находится ядерная боеголовка, которую стянули
плохие парни, - засмеялся я. - Вы -  придурок,  который  в  жизни  никогда
больше не получит ни одной звездочки, если немедленно не сообщит  об  этом
начальству. Естественно, не о том, что вы - придурок.
     В  этот  момент  в  динамике   прорезался   басовитый   голос,   явно
принадлежащий кому-то другому.
     - Соколов, это  -  подполковник  Анохин.  Немедленно  остановитесь  и
сдавайтесь!
     - Здесь некому сдаваться, - резонно заметил  я,  оглядывая  пустынную
дорогу. - Вы на этом направлении даже пост ГАИ не  удосужились  поставить,
чем кое-кто и не преминул  воспользоваться.  Советую,  кстати,  немедленно
перекрыть Покровский тракт, -  этим  трактом  называли  дорогу,  такую  же
старую, как и склады и после постройки нового шоссе никем не используемую.
- Есть сведения, что боеголовку скоро повезут по нему.
     - Вы подозрительно много знаете, - сердито заявил подполковник. - Там
где вы, всегда что-то не то. Немедленно останавливайтесь и ждите  патруль.
Лучше на земле и лицом вниз.
     - Хрен тебе, - зло рявкнул я. - Поднимай всех по тревоге!
     Нажав "отбой", я прибавил газу.
     Километрах в двух от складов в свете фар я заметил  заставу.  Застава
представляла собой стоявший на обочине легковой автомобиль  с  погашенными
огнями, возле которого скучал молодец в милицейской форме. Увидев меня, он
вышел на проезжую часть и взмахнул красным фонарем. Я затормозил. В  руках
у "милиционера" был автомат.
     - Вылезай, давай документы, - приказал он.
     - Да брось ты, начальник, пусти, - рискуя нарваться на пулю,  проорал
я в ответ. - Я на семнадцатую трассу гоню, от колонны  отстал.  Технику  в
Нижний ведем. И так задержался!
     - Вылезай, мать твою, говорю! - он  развернул  автомат  дулом  в  мою
сторону.
     На это раз я послушно вылез из кабины, прихватив с собой блокнот.
     - Да вот, начальник, все в порядке. И заплачу я, конечно! - переложив
блокнот в левую руку, я протянул  его  стражнику,  одновременно  засовывая
правую в карман.
     Но он не стал брать блокнот.
     - Пошел! - дуло автомата на секунду повернулось в сторону обочины.
     И  этой  секунды  хватило  мне  на  то,  чтобы  прыгнуть   на   него,
одновременно вытаскивая "макаров" из кармана. Очередь из "калаша"  ушла  в
чистое поле, а пуля из моего пистолета - в его голову.
     А следующая - в  сторону  темной  фигуры  внутри  легковушки.  Оттуда
послышался стон. Я выстрелил в ту сторону  еще  несколько  раз  и  подошел
поближе. Второй "патрульный" теперь тоже был мертв.
     Забрав у одного из убитых автомат и  несколько  "рожков"  к  нему,  я
вернулся к грузовику, залез в кабину и двинулся дальше.
     Оставшееся расстояние я преодолел за  считанные  минуты.  Несомненно,
выстрелы, далеко разнесшиеся в ночи,  насторожили  сегодняшних  обитателей
складов, но во мне уже играла какая-то внутренняя легкость и  лихость.  На
полном ходу я въехал на территорию складов,  ограда  которых  давным-давно
превратилась в прах, и, высунув в окно дуло автомата, стал давать короткие
очереди.
     Никакие электрические цепи в  этом  заброшенном  месте,  конечно,  не
работали, и  в  окружавшей  местность  тьме  воцарилась  паника.  Какие-то
беспорядочные выстрелы и крики.
     На особенно большой ухабине грузовик здорово  тряхнуло,  и  я  уронил
автомат на пол кабины. Но к этому моменту до выезда на  Прокловский  тракт
оставались уже считанные метры, которые я преодолел без всякого труда.
     Несколько пуль попало и в мой экипаж, но лишь одна из них - в кабину,
но и та по счастью не задела меня.  Проехав  метров  десять,  я  развернул
автомобиль поперек дороги и остановился. После этого,  схватив  автомат  и
пару магазинов, я выскочил наружу и бросился в поле.
     Пробежав небольшое расстояние, я нашел небольшую канаву и залег лицом
к тракту. Затем, вставив в "калаша" свежий "рожок", принялся ждать.
     Скучать мне пришлось недолго. Через три минуты с  территории  складов
выехали два джипа. Дождавшись, пока  они  поравняются  со  мной  и  начнут
обстреливать грузовик, одновременно объезжая его, я тоже открыл  огонь  по
их кабинам.
     Автомобили остановились, и из них выскочило несколько  темных  фигур,
которые стали стрелять в мою  сторону.  Я  подался  назад,  в  укрытие  и,
перекатившись на несколько метров вправо, вставил свой последний  магазин.
В этот момент  недалеко  от  того  места,  где  я  только  что  находился,
громыхнула граната. Вжавшись в землю, я услышал свист  осколков.  Один  из
них пролетел буквально в нескольких сантиметрах от моей  головы.  Перенеся
это знаменательное событие с честью и без  потерь,  я  снова  высунулся  и
полоснул по стрелкам. Звуки выстрелов с их стороны стихли.
     Я дал очередь в сторону одного из джипов, целясь в бак. Мне повезло -
автомобиль вспыхнул. В его неровном  свете  я  разглядел  поле  битвы,  по
которому ползком передвигалось несколько  человек.  В  этот  момент  вдали
послышалось завывание  сирен.  Ползущие  сразу  же  поднялись  и  побежали
куда-то в противоположную от  меня  сторону.  Я  дал  им  вслед  еще  одну
очередь, и кто-то из бежавших упал.
     Вытерев пот со лба, я тоже выбрался из канавы и  ползком  двинулся  в
сторону джипов. По пути мне встретилось несколько трупов и  пара  раненых,
которых пришлось аккуратно оглушить прикладом. Но среди них я пока что  не
находил ни одного из тех, кто был мне нужен.
     Таким образом я дополз до уцелевшего джипа. На заднем сидении  кто-то
стонал. Я поднялся на ноги и дернул дверцу.  Прямо  в  руки  мне  свалился
человек. Я успел разглядеть лицо. Лев Алексеевич Борисов.
     Схватив его за шкирку, я,  пригнувшись,  побежал  в  сторону  канавы.
Сзади раздался выстрел. Я вильнул в сторону. Раненый громко застонал.
     Втащив зама генерального в канаву, я склонился над ним.
     - Пару слов для местной газеты, господин Борисов.
     Он открыл глаза.
     - Вы... Вы кто?
     - Идиотский вопрос, который с некоторых пор  многие  почему-то  стали
себе задавать, и почему-то сами же стали давать на него не менее идиотские
ответы,  -  усмехнулся  я.  -  Я  -  журналист.  Хороший  журналист,  смею
надеяться. Думаю даже, что очень хороший. Впрочем,  сейчас  не  время  для
самокритики. Кому нужна была боеголовка?
     - Ха, - Лев Алексеевич попытался улыбнуться. -  Эти  имена  тебе  все
равно ничего не скажут. Влиятельные люди наверху. Очень влиятельные... Где
моя жена? Она была там, в автомобиле.
     - С ней все в порядке, о ней позаботится мой  друг,  -  без  зазрения
совести соврал я и продолжил допрос. - Ну а зачем? Я  могу  понять,  зачем
она была нужна арабам, ну а вашим-то друзьям зачем?
     - Понятия не имею. Может  для  продажи,  а  может  для  шантажа.  Это
большая политика... И большая  экономика...  -  он  снова  сделал  попытку
улыбнуться. - Эта операция была задумана давно,  еще  в  то  время,  когда
договор  с  Украиной  только  планировался.  И  нашли  наш  завод  с   его
разгильдяйскими порядками. И все обосновали... И предложили мне...  И  все
бы прошло тихо и спокойно... Если бы... А я умру? - неожиданно спросил он.
     - Не думаю, - я осмотрел его. - Вы  ранены  в  руку  и  ногу.  Сейчас
приедет милиция и вас госпитализируют. У нас мало времени.
     - Да... - Лев Алексеевич сощурился.  -  Ну  слушайте,  вы,  настырный
авантюрист.  Я  думаю,  вы  это  заслужили.   Мне-то   все   равно,   кому
рассказывать. Да так и лучше, в любом случае,  а  то,  сволочи,  ведь  все
засекретят и расстреляют без суда и следствия.
     - Зажигалка, - сказал я. - Знак, пароль?
     - Да. Вроде бы дешево и просто, как в фильме про шпионов. Никто  ведь
не додумается, что это что-то серьезное. Малая серия  зажигалок  -  многие
фирмы их сейчас заказывают. И номера проставлены. А в остальном  -  полная
секретность. Мне в Москве просто сказали, что за день до  операции  придет
человек  с  такой  же  зажигалкой  с  определенным  номером   и   принесет
инструкции. С ним мы все и обговорим. Но он не пришел.
     - Он сам виноват, - сказал я. - Он сам должен был получить инструкции
только в тот вечер, когда необходимо было идти к вам. У  вас  там  наверху
ребята со строгими порядками. Все в темпе. И вышла накладка.
     Дело в том, что  курьером  решили  использовать  одного  паренька  из
шоу-бизнеса - Платонова.  Шоу-мафия  ведь  связана  и  со  всей  остальной
мафией. Я даже не думаю, что он знал, что везет на  самом  деле.  Полагаю,
что и раньше он перевозил что-нибудь подобное -  наркоту,  валюту  и  тому
подобное. Все ведь хотят жить и жить богато.
     Он спланировал гастроли на это время и  в  этом  городе,  как  его  и
просили. Без этой просьбы он никогда бы сюда не поехал. Ведь здесь жил его
заклятый, смертельный враг. Но - деньги... Я думаю, что ему также  сказали
только место, время и номер зажигалки. Как и другому.
     Но по иронии судьбы этим другим и оказался этот заклятый враг.  И  он
убил Платонова раньше, чем должна была состояться встреча. И лишь случайно
узнал, что тот и был курьером, обнаружив  его  зажигалку  у  меня.  Добыть
чемоданчик с инструкциями было для него делом  техники.  Но...  Чемоданчик
был заминирован, и ваш помощник  -  недалекий,  прямо  скажем,  человек  -
отправился на тот свет.
     - Понятно, - протянул Борисов. - Значит, Гоша. Плохой  выбор.  Почему
они остановились на нем?
     - Наверное, именно поэтому, - предположил  я.  -  Чтобы  был  простым
исполнителем и не совал свой нос, куда не надо.
     - Да, - согласился он. - Мое  дело  было  подготовить  и  осуществить
вывоз, а их - как я понимаю - охрана. Но он не пришел. Я  ждал  где-то  до
десяти утра, а потом задействовал экстренный телефонный канал  связи.  Мне
дали Башля - по-видимому,  там  уже  знали,  что  Гоша  мертв.  Ленч  тоже
предупредили. Конечно, он согласился. Попробовал бы не согласиться!  Да  и
деньги... Нас обещали вывезти за границу с кругленькой суммой. А эти  люди
свои обещания выполняют.
     - Тем не менее вы все равно продали все свои вещички поценнее.  И  не
за рубли, разумеется, - заметил я ему. - Ладно, не в этом суть вопроса.  В
общем после этого Леня решил  устроить  в  городе  на  прощанье  маленький
террор, уничтожив всех из  банды  Длинного  -  это,  кстати,  одновременно
отвлекло бы милицию и госбезопасность. А вы вздохнули  свободно  и  решили
съездить поразвлечься со своей секретаршей.
     - Человек слаб...
     - Да, - философским тоном  согласился  я.  -  Уж  я-то  вас  понимаю!
Кстати, это правда, что она у вас прямо в трусах кончила?
     Рев сирен слышался уже совсем близко.  На  территории  складов  снова
возобновилась стрельба. Борисов открыл рот, собираясь что-то сказать, но я
постарался исправить положение.
     - Просто мнение независимого эксперта.  Не  обязательно  совпадает  с
моей личной точкой зрения.
     Он только вздохнул.
     - Вы сами говорите, что у нас мало времени. Я должен был  подготовить
одну из боеголовок к вывозу,  но  вдруг  заметил  нечто  необыкновенное  -
вокруг них суетился также и Фаталиев. Мои люди доложили мне, что, судя  по
всему, он намеревается вывезти один из контейнеров.  К  вечеру  оказалось,
что это действительно так.
     И тогда мы с Леней частично изменили план.  Точнее  -  он,  а  с  ним
спорить трудно - он мужик с башкой - не Длинный.  Мы  решили  не  вывозить
свою боеголовку - две за ночь -  это  уж  слишком  рискованно.  Мы  просто
решили проследить их, а по  пути  устроить  еще  и  небольшую  отвлекающую
стрельбу, чтобы ослабить охрану. Хотя, как  я  теперь  понимаю,  это  было
все-таки не менее, если не более рискованно - не  зная  сил  противника...
Авантюра, но с Башлем в таких вопросах спорить трудно, повторюсь...
     - Именно вы снабдили  ребят  Башля  гранатами  с  начинкой  с  вашего
завода, - констатировал я. - Вы знали, кого представляет Фаталиев?
     - Нет, - он помотал головой.  -  На  запрос  в  Москву  уже  не  было
времени. Потом, когда сообщили, что они едут в отель, конечно, догадался.
     - Хмелько ведь приезжал к вам на завод и раньше  и  тоже  увидел  всю
невероятную халтуру. Да вы  ведь  и  специально  устроили  все  как  можно
ненадежнее, конечно, собираясь использовать это в своих целях. Ну а  арабы
вышли на полковника.
     Далее через  турецкую  строительную  фирму,  которая  на  самом  деле
принадлежит им и пользуется несомненной симпатией некоторых  лиц  в  нашем
высшем  руководстве,  они  получили  подряд  на   эту   как   раз   кстати
подвернувшуюся гостиницу, - разъяснил я. - Ну  и  Фаталиев  -  правоверный
мусульманин...
     - Ага, бывший коммунист и член горкома партии, - фыркнул Борисов.
     Очередь раздалась совсем рядом. Из темноты вынырнуло несколько фигур.
По экипировке я узнал спецназ.
     - Бросай автомат! - заорал один из них.
     - С удовольствием, - откликнулся я и подальше отбросил "калашникова".
- Вас подвели женщины, - обратился я к Льву  Алексеевичу.  -  Платонова  -
его, ну, в каком-то роде, подружка. Вас - жена. Белье... - я улыбнулся.  -
Хорошо, не роз...
     Рот мне закрыл кованый ботинок. Били меня жестоко. Ногами. А вот  как
долго - не помню. Я достаточно быстро потерял сознание.

     На меня вылили море холодной воды. Целый  океан.  Я  открыл  глаза  и
пробормотал:
     - Раз холодно и мокро - значит это не ад...
     Не уверен, что окружающие меня поняли, настолько  звуки,  вырвавшиеся
из моих разбитых губ не были похожи на эту фразу.
     - Вставай, сучара! - громко приказал чей-то голос.
     Мне очень не хотелось этого делать. Так уютно было лежать  на  сыром,
грязном  и  вонючем  полу,  уткнувшись  лицом  во   что-то   склизкое,   и
наслаждаться жизнью.
     Кто-то ударил меня носком сапога под ребро.
     - Не надо, - недовольно произнес тот же голос. - Околеет, не дойдет.
     Меня грубо схватили за руки и куда-то потащили. Пересчитав  безвольно
болтавшимися ногами невероятное количество ступенек - их наверняка хватило
бы на то, чтобы построить лестницу до вершины  Останкинской  телебашни,  я
снова был брошен на пол.
     - Посадите товарища на стул, - услышал я после этого.
     Товарищем, как ни странно, оказался я. Сидеть было неудобно -  лежать
было намного удобнее, - по крайней мере можно было не стонать от  боли  во
всем теле.
     - Оставьте нас, - последовала следующая команда.
     Я с трудом поднял голову, до  этого  времени  смиренно  опущенную  на
грудь.
     - Курить будете? - генерал Чумаков протягивал мне портсигар.
     - Бу-дем, - по слогам, как полинезийцу, ответил ему я. Я очень  хотел
курить, но боялся, что если буду говорить бегло, то он моего  диалекта  не
поймет.
     Левой рукой подняв правую, я взял сигарету и засунул ее в рот.
     - Вы, я вижу, не очень хорошо  себя  чувствуете,  -  генерал  щелкнул
зажигалкой. - Устали, наверное?
     - Угу, - согласился я, с наслаждением затягиваясь.
     Генерал Чумаков был начальником областного управления внутренних дел.
Я видел его пару раз на  каких-то  мероприятиях,  но  разговаривал  с  ним
впервые. Тем более, в его собственном кабинете.
     - Вы много натворили, товарищ Соколов, - генерал тоже закурил.  Я  на
всякий случай посмотрел на зажигалку. Многоразовая.
     - Вы тянете на большой срок, если не на вышку, - продолжил он.  -  Вы
осознаете это?
     - А вышку-то за что? - прохрипел я.
     - Был бы человек, а статья найдется, - усмехнулся Чумаков.
     - Понимаю, - мне удалось вытащить сигарету изо рта и стряхнуть  пепел
на ковер.
     - Но вы ведь  честный  человек,  -  неожиданно  сказал  мой  чиновный
собеседник. - И сажать-то вас в общем-то и не за что. Ну пару раз не очень
хорошим парням в глаз дали,  да  прикончили  тройку-другую  бандитов,  так
ведь?
     Я воззрился на него с нескрываемым подозрением. До сих пор мне как-то
не приходилось слышать о том, что в нашей милиции любят честных людей.
     - Ну, так, - тем не менее согласился я.
     - Так зачем вам сидеть?! - обрадовался генерал. - Мы вас отпустим!
     - Ну  конечно,  -  поддержал  его  я.  -  И  присвоить  звание  Героя
Российской Федерации не забудьте! Так я пошел?
     - Мне говорили, что вы - экземпляр с чувством юмора, - улыбнулся тот.
- Не так быстро. Честные люди должны помогать милиции, ведь верно?
     Я покивал головой.
     - Вы способный молодой человек, я вижу. А мне вот скоро на пенсию,  -
генерал выжидательно посмотрел на меня. Но я не захотел  его  поздравлять.
Тогда он продолжил.
     - Вы когда на заводе работали, в народной дружине состояли?
     Я чуть не проглотил сигарету.
     - Ну да. А кто не состоял?
     - Вот и прекрасно. Вы знаете, что в  связи  с  тяжелой  криминогенной
обстановкой, сложившейся в стране, недавно на самом  высоком  уровне  было
принято решение о возобновлении деятельности этих дружин?
     Я отрицательно помотал головой.
     - Это не  важно,  -  Чумаков  махнул  рукой.  -  Членство  в  дружине
сохраняется.  Если   хотите,   мы   вам   выдадим   новое   удостоверение,
датированное, ну, где-нибудь маем месяцем, а?
     Я задумался. Сложившейся ситуации я просто не понимал, а потому и  не
знал, как отвечать.
     - Хотите, хотите! - не стал дожидаться моего ответа генерал. - Вы его
получите, - он прокашлялся. - Майор Овчинников незаконно  вас  задержал  и
применил к вам незаконные методы ведения допроса, так?
     Я кивнул.
     - С ним мы разберемся. В нашей среде  тоже  бывают  перерожденцы.  Вы
были  вынуждены  защищаться,  но  не   преступили   пределов   необходимой
самообороны. Это следует из показаний следователя Зайцева,  который  также
пострадал от разбушевавшегося подонка. Не исключено, кстати, что последний
находился в состоянии наркотического опьянения.
     От изумления я раскрыл рот. Генерал кивнул.
     - Так было?
     - Гм-м-м... - промычал я.
     - Так! - он взял карандаш и принялся вертеть его в руках. - Далее  вы
попали в руки криминальных элементов, виновных в  убийстве  Платонова,  но
сумели вырваться, также не превысив пределов  самообороны.  Они,  конечно,
могут возводить на вас напраслину,  но  кто  им  поверит?  Поверят  вам  -
дружиннику и гражданину! И мне, конечно. Ну и другим  свидетелям,  которые
без сомнения найдутся.
     О происшедшем вы сообщили в милицию - своему знакомому  подполковнику
Анохину. Поскольку речь шла не о простых хулиганах, а о руководителе одной
из опаснейших преступных группировок, мы вас,  как  дружинника,  попросили
помочь. Однако вам не удалось этого сделать, так  как  преступники  начали
сводить счеты между собой, и мы решили не  подвергать  вас  опасности.  Но
зато вы неожиданно  стали  свидетелем  другого  преступления  -  похищения
ядерного боезапаса.
     Надо вам сказать, что наши органы не были поставлены в известность  о
том, что в город привезли эту дрянь, - он сделал  паузу.  -  Иначе  бы  мы
приняли все необходимые меры по сохранности данного груза. Но... В  общем,
спасибо вам.
     Попав в лапы террористов, вы постарались разрушить  их  планы.  Через
такую же  честную  гражданку  как  и  вы  -  вашу  коллегу  -  постарались
предупредить нас,  а  сами,  используя  свои  права  дружинника  и  просто
гражданина, бросились в  погоню  за  другой  бандой,  похитившей  к  этому
времени боезаряд. Ну а мы как раз вовремя подоспели к вам на помощь.
     Самолет мы задержали,  -  Чумаков  почему-то  вздохнул.  -  Вместе  с
турками - мнимыми и настоящими. Задержали и вторую  банду.  Ну  кое-кто  -
мертв, кое-кто - улизнул. Но это уже дело техники.
     Я выслушал весь этот бред не перебивая, а потом поинтересовался:
     - А вам известно, кто охотился за боеголовкой?
     - Борисова  мы  допросили,  если  вас  это  интересует,  -  улыбнулся
генерал.  -  Большие  люди.  Точнее,  были  большими.  И,  пожалуйста,  не
принимайте меня за идиота. Я прекрасно понимаю, что все это - чушь.  Но  в
принципе-то ведь ее канва близка к реальным событиям, так?
     - В общем и целом - да, - согласился я. - С некоторыми поправками.
     -  Правильно,  -  обрадовался  он.  -   С   поправками,   в   которых
заинтересован я. Но мне почему-то кажется, что и вы тоже. Зачем вам лишние
приключения?  Давайте  считать,  что  максимум,  что  вы  сделали  -  это,
обороняясь, сломали паре бандитов и выродков руку.  А  перебили  они  друг
друга сами.
     - Да, конечно, давайте, - поддержал я его. - Только чего вы  от  меня
тогда хотите-то?
     - Да в общем-то и ничего, - главный милиционер области посмотрел  мне
в глаза своим прямым и открытым чекистским взглядом. - Вы сейчас пойдете и
напишете  статью,  в  которой  честно  изложите  все   основные   события,
происшедшие с вами, и открыто назовете всех действующих лиц.  Только  -  с
учетом вышеизложенных поправок. Вы все время действовали только  в  рамках
закона. Ну, например, не били вы милиционера в камере  хранения.  Не  было
его  там,  понимаете?  А  с  приемщиком  вежливо   беседовали,   предъявив
удостоверение дружинника. И вообще постоянно поддерживали тесный контакт с
нами - с подполковником Анохиным и со мной. А мы в  газеты  давали  ложную
информацию, чтобы сбить преступников с толку. Задача ясна?
     - А кто за все это шитье белыми нитками отвечать будет? - скептически
вопросил я.
     - А это уже не ваши заботы. И вообще, по-моему у вас выбора-то и нет.
Вы что, хотите, чтобы против вас возбудили уголовное дело? Так до  суда-то
можно и не дожить! У нас знаете в камерах какие головорезы сидят? А у  вас
самочувствие плохое. А наши люди могут ведь на помощь и не успеть...
     - Я уже начал писать, - сообщил я.
     - Прекрасно! - генерал поднялся. - Я договорюсь с  вашим  редактором,
выпуск задержат. Как только закончите, сразу же  перешлите  текст  мне.  Я
посмотрю - и с Богом! Ну и вы сами понимаете - о нашем разговоре никому ни
слова!
     Я тоже попытался встать, но, охнув от боли, тут же опустился обратно.
     - Вы знаете, - задумчиво произнес  Чумаков,  -  я  всю  жизнь  мечтал
написать  хорошую  книгу.  Но,  во-первых,   у   меня   нет   достаточного
литературного таланта, а во-вторых, жизнь-то вся была по теперешним меркам
скучная. Ну кого сейчас заинтересует, как мы в послевоенные годы с бандами
боролись? Теперь подавай всякие страсти,  каких  в  жизни  не  бывает,  да
этого, секса побольше. А мне ведь скоро на пенсию. Я вот думаю, что у  нас
с вами на базе этого случая может получиться настоящий бестселлер, а?
     - Мирового класса! - подтвердил я. - Секса будет навалом!

     Двое дюжих омоновцев бережно, но напористо тащили  меня  по  коридору
редакции.  Я  для  вида  перебирал  ногами  и  дружелюбно  улыбался   всем
сотрудникам,  смотревшим  на  меня   со   священным   страхом.   Катенька,
выскочившая из своей комнатенки, всплеснула руками.
     Распахнув ногой дверь в кабинет главного редактора, мои телотаскатели
ввалились в святая святых. Я почему-то  оказался  немного  сзади.  С  этой
своей позиции я  увидел,  как  Поддубный,  восседавший  за  своим  столом,
вскочил.
     - У вас есть ордер? - поинтересовался он. - Это помещение принадлежит
частной фирме!
     - Есть, есть! - подал я голос. - У нас есть приказ  о  расстреле  без
суда и следствия всех ростом ниже метра семидесяти.
     Андрей Васильевич побагровел и опустился в кресло.
     - Что это за цирк?
     - Все нормально, - успокоил я его. - Просто  наши  правоохранительные
органы, вынеся мне благодарность за оказанную помощь, любезно  согласились
выделить провожатых, чтобы я  не  заблудился,  разыскивая  редакцию  этого
вонючего бульварного листка. Спасибо, ребята, - я кивнул омоновцам.
     Те усмехнулись и вышли. Я  опустился  на  ближайший  стул,  осторожно
вытянув до отвращения непослушные ноги.
     - Ты что себе позволяешь? - разозлился Поддубный.  -  Считай,  что  с
позавчерашнего дня ты уволен. Давай, катись отсюда!
     В  этот  момент  дверь  снова  распахнулась,  и  в  кабинет  ворвался
Потайчук.
     - Андрей Васильевич, есть сведения, что в перестрелке с  милицией  на
складах участвовала банда Башля. Сам Башль убит - взорван в машине.
     - Я так и знал, что они поедут в разных автомобилях, -  заявил  я.  -
Потому и взорвал один. По крайней мере  одного  свидетеля  я  бы  в  любом
случае добыл живым.
     Валерка воззрился на меня взглядом Распутина, которому царский лекарь
только что поставил диагноз "СПИД".
     - Ты еще на свободе?
     - Я уже на свободе! - патетически произнес я. - И сейчас буду  писать
сенсационную статью. Только еще подумаю, для какой газеты. Из  этой  меня,
похоже, уже уволили.
     Потайчук плюхнулся на стул.
     - Рассказывай, - потребовал шеф.
     Я удивленно посмотрел на него.
     - А вы-то кто такой?
     - Хватит! - старый газетный волк сердито посмотрел  на  меня.  -  Мои
шутки ничуть не глупей твоих, согласись. Валяй!
     И я рассказал  все.  Ну  кроме,  пожалуй,  некоторых  физиологических
подробностей своих боевых поединков  и  интимных  встреч.  А  так  -  все.
Включая разговор с генералом.
     - ...Теперь я похож на продажного журналиста, да? - закончил  я  свой
рассказ вопросом.
     - Ты похож на  живого  журналиста,  -  буркнул  главный  редактор.  -
Только... - он осмотрел меня с головы до пят,  -  ...гм...  помятого,  так
скажем. И здорово шепелявящего.
     - Женщины любить не будут, - огорчился я.
     - Ничего, вставишь, - мрачно заключил Поддубный. - Да они и не за это
любят-то.
     Раздался телефонный звонок. Шеф поднял трубку.
     - Да, Борис Акимович, узнал... Ну в  общем  -  да...  Нет,  не  могу.
Только в дневной... Да  он  же  уже  в  типографии...  Да,  будет  дневной
экстренный...  Нет  проблем...  Я  понимаю...  Конечно,   сенсация...   До
свидания... - Поддубный повесил трубку. - Чумаков.
     Потайчук все это время о чем-то  напряженно  думал,  не  проронив  не
слова. Но в этот момент он вдруг подал голос.
     - Круто!
     - Уже дошло? - дружелюбно поинтересовался я.
     - Дошло, - сознался он. - Все очень круто. Ты, конечно, политикой  не
интересуешься? - это вопрос ко мне.
     -  Нет,  конечно,  -  возмутился  я.  -  Настоящий   мужчина   должен
интересоваться либо женщинами, либо политикой.  А  совмещение  -  это  уже
прерогатива бисексуалов.
     - Ага,  -  кивнул  Валерка.  -  Тогда  для  гетеросексуалов  объясняю
отдельно. Если этот удар пройдет - ой, что будет.
     - Не тяни, - сморщился босс. - Что ты хочешь сказать?
     - Две основные группировки -  там  наверху,  -  он  ткнул  пальцем  в
потолок. - Борьба за власть, так? Министр  внутренних  дел  в  одной  -  в
каком-то роде оппозиционной, министры безопасности и обороны - в другой, в
каком-то роде правящей. Чуете?
     Я не чуял. Нос был заложен - лежание на холодном сыром полу на пользу
здоровью не пошло. Тогда Валерка заговорил дальше.
     -  На  мировой  арене  международный  скандал  -  ядерное  оружие   в
непредусмотренном  договором  месте.  Внутри  же  государства   следующее.
Прибытие боеголовок МО и ГБ от населения скрыли.  От  милиции  -  тоже.  В
городе террористы - ГБ ловит бабочек. В руководстве оборонным предприятием
два "казачка" - ГБ ловит бабочек. С предприятия уводят ядерный боезапас  -
они  продолжают  ловить  своих  насекомых,  энтомологи  хреновы.   И   тут
появляется наша славная милиция и всю эту парашу раскручивает буквально  в
три счета. Все пойманы, кто не пойман - убит.
     На местном уровне сюда сразу же  пристегивается  давний  враг  нашего
милицейского начальника - мэр, который под него давно копал, но вот,  судя
по всему, сам влип. Ведь Керим-оглы ему первым другом был - тут и  таможня
купленная и... - Потайчук замолк, а потом махнул рукой. - Думаю, что такие
подарки здесь дарились...
     - Ага, бусы там стеклянные, зеркальца, - предположил я. - А  мне  вот
не подарил вчера утром, сволочь.
     - Напрасно ржешь, -  разозлился  Валерка.  -  Ты  дальше  слушай.  На
верхнем уровне на базе этого  дела  несомненно  будет  организована  такая
атака на правящую группировку, что в результате ее власть со стопроцентной
вероятностью перейдет к оппозиции. Думаю,  что  и  "самого"  свалят.  Твоя
статья  -  это  только  первый  залп.  Наверняка  Чумаков  уже  успел  все
согласовать с Москвой до вашего разговора.
     - И тогда в магазинах понизятся цены? - живо поинтересовался я.
     Потайчук посмотрел на меня как на идиота.
     - Для  гетеросексуалов  объясняю  отдельно:  цены  повысятся.  Причем
независимо от того, кто будет у власти. В общем молись, чтобы  все  прошло
именно по такому сценарию. Тогда  на  белые  нитки  никто  и  внимания  не
обратит. А если нет, то... Железной трубой в подъезде по голове - это  для
тебя будет еще не самой худшей  участью.  Но  думаю,  что  все  закончится
о'кей. Ты у нас вообще - везунчик. И  в  жизни,  и  в  любви.  Не  то  что
некоторые... - он тоскливо посмотрел в окно, за которым уже светало.
     - Да меня после опубликования статьи  и  так  могут  грохнуть  в  два
счета, - я попытался встать, и опять мне это  не  удалось.  -  Мол,  месть
арабских террористов.  Пуля  настигла  национального  героя.  Одна  только
надежда, что генерал действительно хочет написать  книгу,  и  моя  милиция
меня все-таки сбережет.  Помоги,  -  я  махнул  рукой  Валерке,  собираясь
подняться.
     В этот момент снова зазвонил телефон. Главный снял трубку.
     - Да... Да, здесь! Это тебя, - он протянул  аппарат,  глядя  на  меня
исподлобья.
     - Слушаю, - буркнул я, ожидая какой-нибудь очередной гадости.
     Так оно и оказалось.
     - Ты - подонок! Ты совершил самый гнусный и мерзкий поступок, который
только мужчина может совершить по отношению к  женщине!  Ты  отверг  меня,
изверг и лжец!
     - Не может быть! - удивился я, мучительно пытаясь вспомнить, с кем  я
мог так согрешить.
     - Подло обманул! Я  смотрела  в  медицинской  энциклопедии!  Нет  там
никаких "годовых"! Нету! Я вот среди ночи специально  встала,  чтобы  тебе
позвонить и передать, свинье этакой,  чтобы  ты  больше  никогда  не  смел
мне... - я услышал, как Люба чуть не задохнулась от гнева.
     "О-о-о, а мужа-то значит дома и нет!" - полыхнуло что-то  во  мне.  И
тут же погасло.
     - А ты на какую букву смотрела? - поинтересовался я.
     - Как на какую? - возмутилась она. - Ты что меня, за дуру держишь? На
"Г", конечно - "годовые"!
     - А надо было на "У", - назидательно произнес я.
     - По... Почему?
     - Потому что "у мужчин", - я бросил трубку. - Сколько я имею?
     - "Подвал" на первой и всю вторую, - поразмыслив, решил Поддубный.  -
Больше не могу.
     Я тоже поразмыслил.
     - Разворот! Это же гвоздь! Что вы еще можете засадить в этот выпуск?
     - Гм... - помялся Поддубный. - Знаешь, у меня уже неделю лежит статья
Ерохиной. Хорошая  такая  статья,  добрая,  женская.  Мне  кажется,  стоит
оттенить ею. Чутье подсказывает. А то публика  и  так  перекормлена...  Ну
вот, послушай... - он извлек  из  какой-то  папки  несколько  машинописных
листков.
     - "...я долго бродила по классам и жилым помещениям. И все мне в  них
очень понравилось. Честно говоря, даже не ожидала здесь  встретить  такое.
Хорошо, что хоть где-то еще люди сохранили память о  таких  понятиях,  как
"доброта" и "милосердие".
     Разговорилась я и со старейшим воспитателем детдома Игорем Петровичем
Сапельниковым. Добрый пожилой  человек,  который  любит  детей..."  -  шеф
внезапно запнулся. - Э-э-э... Она же в  тот  самый  детдом  ездила,  -  он
схватился за голову. - Ну совсем зашился.
     - Мусорная корзина справа, - проинструктировал я его. - Пошли,  -  не
вставая со стула я протянул руку Потайчуку.
     Тандемом мы выползли в коридор и направились в нашу  комнату.  Но  не
успели мы пройти и трех метров, как откуда-то выскочила  Леночка.  Не  дав
нам опомниться, она бросилась мне на шею. Я охнул. Валерка тоже. Может  от
зависти, а может от того, что теперь ему пришлось держать уже двоих.
     - Господи... - она зарыдала, уткнувшись мне в грудь.  -  Живой...  Ну
ты...
     Я осторожно положил свои руки сначала ей  на  плечи,  а  потом  и  на
спину. В этот момент распахнулась дверь кабинета, который  мы  только  что
покинули, и недовольный голос Поддубного произнес:
     -  Я,  кажется,  уже  говорил:  выяснение  отношений  производите   в
нерабочее время! Работать, Соколов! Номер не ждет!
     Труба, которой меня однажды  ночью  вдруг  могут  ударить  по  башке,
отчетливо предстала перед моими глазами и позвала в  дорогу.  Я  отстранил
девушку.
     - Вперед, Валера! Нас ждут великие дела!
     Только на следующее утро я осознал, какую верную возможность  упустил
в тот момент. Но было уже поздно: впервые в жизни наш шеф отверг леночкину
статью. Ну а как вы думаете, на кого этот ревнивый козел свалил всю вину?
     А может, оно и к лучшему? Вдруг она в ту ночь  тоже  была  в  розовом
белье?