Николай РОМАНЕЦКИЙ
Рассказы

СКВОЗНЯК В НЕЗАКРЫТЫХ ДВЕРЯХ
КОВЧЕГ НА ВТОРОЙ ЛИНИИ
БАНКА АПЕЛЬСИНОВОГО СОКА

                           Николай РОМАНЕЦКИЙ

                      СКВОЗНЯК В НЕЗАКРЫТЫХ ДВЕРЯХ

     Через порог джамп-кабины я перешагнул с ощущением  определенной  -  и
достаточно большой! - неуверенности. Да, конечно, станция солидно защищена
от вторжения извне, но кто способен за что-либо поручиться там,  где  хотя
бы короткое время побывал  Фернан.  Угроза  смертоносного  залпа  в  упор,
однако,  оказалась  слегка  преувеличенной,  и  я   облегченно   вздохнул:
вражеские террористы внутри приемника отсутствовали. Признаки  наводнения,
пожара или наличия психотропных соединений - тоже.
     Послушав несколько мгновений  тишину,  я  принялся  за  инспекторский
осмотр помещений. Везде царил идеальный порядок.  Освещение  и  вентиляция
работали в штатных режимах. На складе располагался аккуратно упакованный в
ящики неприкосновенный запас консервов, воды и медикаментов. Здесь же было
и оружие: два десятка сверкающих никелем лайтингов стояли в ячейках  вдоль
стены. Склад не открывали со времени последнего  ежеквартального  осмотра.
На всякий случай я проверил счетчики боезапаса и убедился, что  лайтингами
с момента производственных испытаний не пользовались.
     Потом я доковылял до бокса, в котором хранились "чижики", осмотрел их
и сверился с  комплектной  ведомостью.  Комплект  был  полным,  хотя  один
аппарат, судя по всему, уже задействовали: аккумуляторы  оказались  слегка
разряженными, немного, на  четверть  часа  полета.  Поставить  "чижик"  на
подзарядку почему-то забыли.
     Оба техника  утверждали,  что  попасть  на  станцию  им  не  удалось,
джамп-кабина  их  не  выпустила.  Так  что   "чижик"   с   задействованным
энергоресурсом был первой встреченной мною непонятностью.
     Потоптавшись в боксе еще  некоторое  время,  я  набрался  смелости  и
двинулся к центральному пульту управления. Там, естественно,  тоже  никого
не оказалось. Как и должно быть на станции джамп-приема такой планеты, как
Скиллус.
     Я стащил с  себя  ненужный  более  стокилограммовый  скафандр  высшей
защиты и с грохотом свалил его в угол. Ясно, что внутри станции он мне уже
не пригодится: никакой  аварии  здесь  не  произошло.  Когда  же  наступит
необходимость отправляться на пленэр, он и вообще будет только  мешать.  В
нынешней операции скорее бы пригодилась "саламандра" -  тяжелый  вездеход,
вооруженный мощными энергополями - не по зубам любому виду излучения! - но
такую махину существующие джамп-генераторы передать пока не  способны.  Во
всяком случае, на две сотни парсек, отделившие меня от Земли.
     Я уселся  за  пульт  и  сердечно  поприветствовал  главный  компьютер
станции. Бедняга угостил меня успокаивающим докладом. Я мысленно  потрепал
его по плечику и  вызвал  информацию  с  идентификатора.  Информация  была
превосходной: между Виктором Камовым, прибывшим на Скиллус  полчаса  назад
(станция отправления Terra-A-05), и двумя роботами серии ВМ,  появившимися
здесь  позавчера  (станция  отправления  Terra-T-12),  никто  приемник  не
посещал. Таким образом техники не врали. Возможно... Куда пропали  роботы,
идентификатор мне не сообщил, и это было второй непонятностью.
     Я отключился от  идентификатора  и  связался  с  боксом  обслуживания
"чижиков". Бокс лихо отрапортовал, что замена машин была произведена месяц
назад и  аппараты  из  нового  комплекта  пределов  станции  не  покидали.
Простофиля так и сыпал отрицаниями: не включался, не  задействовалось,  не
выдавались, - но в этом не было его вины. Он был всего-навсего компьютером
и понятия не имел о людском коварстве.
     Любой посторонний человек, прибывший сюда вместо  Виктора  Камова,  в
этот момент наверняка бы успокоился. Ведь ему не могло быть известно,  что
на руднике Скиллуса две недели назад погиб Фернан Гомеш. Но я не был любым
посторонним  человеком.  И  потому,  выслушав  убаюкивающие   бдительность
доклады, я отключился от компьютеров и задумался.

     Гилмор, адъютант Полковника, разыскал  меня  вчера  в  пансионате  на
Медее, где я со вкусом поджаривал свои телеса в  яростных  лучах  местного
солнышка. Нашему брату не привыкать к неожиданным завершениям отпусков,  и
уже к вечеру Виктор Камов  явился  пред  светлые  очи  своего  начальства.
Отпуск, однако, - дело святое, и потому пред светлые очи Камов явился  без
особого удовольствия и слегка раздраженным.
     Полковник, на взгляд дилетанта, казался абсолютно спокойным, но  я  -
калач тертый и сразу понял: случилось нечто экстраординарное.  Слишком  уж
блестели у шефа глаза, когда он с самым серьезным видом поздравил  меня  с
успешным  окончанием   очередного   отпуска.   Я   кисло   расшаркался   в
благодарностях, а он и бровью не повел, сразу перейдя к делу.
     - Я вызвал тебя вот почему, Виктор... - Он немного  помедлил,  словно
раздумывая, не вернуть ли меня обратно  на  Медею,  в  тепло,  безделье  и
покой. - Со Скиллусом прервана джамп-связь.
     Я фыркнул, намереваясь ляпнуть что-нибудь типа: "Я ее не ломал!" - но
шеф энергичным жестом остановил мои псевдоюмористические изыскания.
     -  Вчера  транспортники  отправили  туда  двух   роботов-ремонтников.
Обычный профилактический осмотр, какой  производится  каждые  две  недели.
Назад ни одна из машин не вернулась. - Он строго посмотрел  на  меня,  как
будто я был причастен к исчезновению роботов, и продолжил:  -  Сегодня  на
Скиллус были направлены один за другим два техника.
     - Назад ни один из них не вернулся, - заметил я, старательно  копируя
интонации шефа.
     - Если бы!.. - Полковник не  обратил  на  мою  выходку  ни  малейшего
внимания. - Оба техника вернулись. И  оба  доложили,  что  станция  их  не
приняла.
     - Прямо так, вдвоем, на Скиллус и сбегали? - насмешливо проговорил я,
зная, что на такие  расстояния  джамп-генератор  способен  переправить  не
более одного человека за передачу.
     - Нет, конечно. - Шеф по-прежнему не реагировал на  мой  тяжеловесный
юмор. - В пятнадцать часов был отправлен первый.  Он  тут  же  вернулся  и
доложил,  что  сам  по  себе  перенос  произошел,  но  двери  джамп-кабины
приемника не открылись. После долгих бесплодных разбирательств, в двадцать
один  час,  на  Скиллус   отправили   второго   техника,   более   высокой
квалификации. История повторилась.  После  этого  транспортники  поставили
станцию под силовую защиту и обратились к нам...
     - А мы теперь что? - ядовито осведомился я.  -  Мы  отныне  фирма  по
обслуживанию джамп-генераторов?
     Полковник  посмотрел  на  меня  в  непонятной   жалостью.   Будто   с
сегодняшнего дня я и  в  самом  деле  был  способен  справиться  только  с
ремонтом джамп-генератора. Лицо шефа оставалось непроницаемым, но  жалость
во взгляде изрядно смутила меня: не представлял я  себе,  чтобы  Полковник
мог кого-либо пожалеть.  Поэтому  я  прикусил  язык,  готовый  уже  выдать
очередную   ядовитую   банальность.   Работа,    кажется,    действительно
наворачивалась серьезная.
     Шеф достал из папки, лежащей перед ним, светлую литиновую полоску, на
которых фиксируют шифрограммы, и, перегнувшись через стол, положил  передо
мной.
     Я  смотрел  на  шифрограмму,  и  мне   было   нехорошо:   я   наконец
почувствовал, что отпуск-таки закончился. Сердцем почувствовал, а не умом.
Уму моему это стало ясно еще утром, когда я обнаружил  на  экране  дальней
связи жизнерадостную физиономию Гилмора.
     Я взял полоску в руки,  она  была  прохладной  на  ощупь.  Просмотрел
реквизиты. Это оказалось донесение  Управления  Охраны  Дальних  Рудников,
информация двухнедельной давности. Текст  был  расшифрован,  и  я  прочел:
"Настоящим уведомляю, что  заключенный  номер  двенадцать-восемьдесят-семь
погиб вчера при вскрышных  работах  на  руднике.  Визы  патологоанатома  и
офицера безопасности прилагаются. Начальник спецобъекта "Скиллус-А" Джанни
Моро".
     - Ну и что? - съехидничал я. - Мы стали похоронной командой? Бедняжку
зека некому сжечь?
     Шеф опять посмотрел на меня с  непонятной  жалостью  и  сказал  тихим
голосом:
     -  Видишь  ли,  Виктор...  Дело  в   том,   что   заключенный   номер
двенадцать-восемьдесят-семь - Фернан Гомеш.
     И  я  почувствовал,  что  мое  сердце,  как  в   момент   наступления
невесомости, ухнуло куда-то в самый низ живота.

     С Фернаном я был знаком с самого раннего детства. Родители наши  жили
в соседних коттеджах, и матери произвели нас  на  свет  в  одной  клинике.
Только Гомеш приветствовал этот мир своими криками за полгода до  рождения
Виктора Камова. В конце концов эти полгода стали  для  меня  тем  крестом,
который Иисус тащил на Голгофу.
     Фернан все успевал раньше меня.  Он  раньше  встал  на  ноги,  раньше
научился плавать. Только в школу мы пошли вместе, тут разница  в  возрасте
была недостаточной для того, чтобы он оказался  классом  старше.  Но  и  в
школе он лучше учился, лучше пел,  лучше  играл  в  спейсбол.  Конечно  мы
превратились в друзей-не-разлей-водой, но это была своеобразная дружба.  Я
в самом деле дружил с Фернаном - он лишь позволял мне дружить с ним  и  не
более того. И все же  мы  были  неразлучны.  Возможность  подчиняться  ему
доставляла  мне  великую   радость.   По-видимому,   это   была   какая-то
разновидность мазохизма, но в те годы я не задумывался о подобных вещах. И
потому с удовольствием согласился, когда он заявил,  что  неплохо  бы  нам
стать геминами. В то время была прямо-таки  настоящая  мода  на  подобного
рода операции. Взрослые сами  с  удовольствием  становились  близнецами  -
особенно молодые семейные пары - и не чинили никаких препятствий, когда  к
этому  стремились  дети.  Слишком  много  преимуществ   в   жизни   давала
телепатическая связь, одна помощь друг другу дорогого  стоила...  Потом-то
стали выясняться негативные стороны  геминизма,  но  это  было  уже  много
позже.
     Мне и сейчас стыдно вспоминать о проделках, которыми мы занимались  с
Фернаном. Впрочем, они не выходили за пределы самых  обычных  мальчишеских
проказ: совершить отважный налет на соседский сад, напугать до  полусмерти
учительницу, вступить в сражение с  подобной  же  телепатической  парой...
Какое было время!
     Лет через десять выяснилось, что геминизм далеко не безопасен.  Стали
известными факты о том, что более активный близнец, превращаясь с течением
времени в сильного  гипнотизера,  одновременно  подавляет  психику  своего
гемина. Особенно это оказалось распространенным  среди  подростков.  Резко
возросло количество психических заболеваний. Активный гемин как бы питался
телепатической энергией своего более слабого  близнеца.  Детский  геминизм
запретили специальным решением Медицинского Совета. Кстати говоря, и былая
мода к тому времени постепенно сошла  на  нет.  Сейчас  среди  сумасшедших
влюбленных, правда, встречаются  еще  гемины,  но  и  им  в  конце  концов
приходится расплачиваться за полное  познание  своего  партнера.  Разбитые
судьбы, сжигающая сердца ревность, преступления на сексуальной почве...
     После окончания школы я вдруг стал  замечать,  что,  насколько  резво
зашагал по жизни Фернан, настолько же медленно продираюсь по ней я. Гомеша
приняли в Московский университет на факультет гипнологии, он уже  считался
подающим надежды дискавером, а я все еще плыл по течению, не имея  ни  сил
ни желания выбрать свою дорогу, перепрыгивал с одной работы на другую,  не
задерживаясь нигде более полугода, пока не оказался в Управлении. Впрочем,
это произошло уже после того, как мне поставили блок.
     Фернан был против блока, он  несколько  месяцев  разъяснял  мне,  как
много я потеряю, заблокировавшись от него, но Виктор Камов впервые в жизни
сумел  надеть  на  себя  маску  решительного  и  неумолимого.   И   Фернан
отступился.
     Когда  блок  поставили,  я  наконец   почувствовал   себя   свободным
человеком. Исчезла тяжесть, столько лет давившая на меня, словно  оторвали
ненавистного вампира, ежесекундно сосущего мою кровушку. Фернан отдалился,
мы перестали  с  ним  даже  перезваниваться,  но  это  меня  абсолютно  не
огорчало, поскольку я неожиданно  для  самого  себя  осознал,  что  всегда
ненавидел его. Освобождение от пресса вселенской ненависти  наполнило  мою
душу покоем, все сразу  стало  получаться,  я  перестал  чувствовать  себя
неудачником  и  с  удовольствием,  какого  никогда  прежде  не  испытывал,
окунулся в жизненные хлопоты.
     Фернана я совсем потерял из виду. Лет через пять услышал, что близнец
мой сделался выдающимся дискавером, и полученная  информация  вполне  меня
удовлетворила. Я был тогда слишком далек от  этой  области,  только-только
начал  работать  в  Управлении  и  собирался  потихоньку  шагать  себе  по
административным ступенькам, ни капельки не жалея о былом. Ошибка  детских
лет напоминала о себе лишь в тех случаях, когда я пытался поближе  сойтись
с женщинами. Я начинал ухаживания раз шесть или семь,  две  мои  "зазнобы"
даже вызвали в моей душе чувство симпатии и уважения, но ни одну из них  я
так и не смог полюбить по-настоящему. Не вызывали они у меня сердцебиения,
и симпатия не перерастала во что-то большее. Впрочем, сие не слишком  меня
волновало. У меня наконец появилась интересная работа, требующая  времени,
энергии и сил, и я спокойно поставил на семейной жизни крест. Разве нельзя
прожить без любви?  Разумеется,  можно,  и  моя  собственная  судьба  лишь
подтверждала этот вывод.

     Шеф подождал, пока  я  снова  начну  соображать.  Ради  объективности
замечу, что ждать ему пришлось недолго.
     - Теперь тебе понятно,  почему  транспортники  обратились  к  нам?  -
сказал он.
     - Понятно, - ответил  я.  -  Непонятно  одно:  каким  образом  Фернан
очутился на Скиллусе.
     Полковник потер правой рукой подбородок. На руке рельефно  выделялись
вздувшиеся зеленоватые вены. Как несмываемые печати судьбы.
     - Чего же тут непонятного? Гомеш был осужден на пожизненные каторжные
работы.
     - За что?
     - За убийство. Он убил своего учителя, Романа Козырева...
     Имя Козырева было мне известно. Впрочем, вряд ли в мире найдется хоть
один человек, не слышавший этого имени. Козырев был выдающимся  гипнологом
и внес немалый вклад в борьбу с распространением детского геминизма.
     - Зная твои взаимоотношения с Гомешем, мы предпочли не посвящать тебя
в это дело, - добавил Полковник. - Согласись, что мы поступили верно...
     - Зачем ему была нужна смерть Козырева?
     Полковник пожал плечами, и это было настолько  не  свойственное  шефу
движение, что я поразился. Впрочем, теперь его состояние было  мне  хорошо
понятно.
     - Гомешу было  недостаточно  быть  одним  из  сильных,  -  проговорил
Полковник. - Он хотел стать самым сильным. Обыкновеннейшая мания  величия.
Увы, гениальность не спасает от подобных вещей, скорее наоборот... Вот  он
и убрал того, кто был сильнее.
     - Странно, - сказал я. -  Средства  массовой  информации  сообщали  о
смерти Козырева, но не помню, чтобы говорилось об убийстве...
     Полковник снова потер подбородок и поморщился:
     -  Нам  пришлось  ввести  ограничения  на  эту   информацию.   -   Он
многозначительно посмотрел мне прямо в глаза. - Видишь ли, Виктор... То, о
чем я тебе сейчас расскажу, ты бы никогда не узнал, если бы не сложившаяся
ситуация. Дело в том, что доказать вину Фернана  Гомеша  было  практически
невозможно. Он очень удачно инсценировал самоубийство: никаких  следов  не
осталось. Гомеш, правда, не знал, что Козырев успел обратиться  к  нам  за
день до смерти и попросил обратить внимание на  своего  ученика:  мол,  от
того явно стало попахивать некоей опасностью. Почувствовал старик  что-то,
но, увы, немного опоздал. Что между ними произошло, никому  неизвестно.  К
сожалению, Козырев был из  тех,  кто  слишком  редко  вспоминает  о  своих
обязанностях перед Управлением.
     - Интересно! - сказал я. - По-моему,  суицид  -  встречающееся  среди
дискаверов явление.
     Полковник  промолчал:  моя  реплика  не  содержала  новой  для   него
информации.
     - Интересно, - повторил я. - Значит, осудили юридически  невиновного?
Как же это суд вынес обвинительный вердикт? Хотелось бы мне  взглянуть  на
список присяжных...
     Полковник забарабанил пальцами по  столу.  Похоже,  такой  поворот  в
разговоре ему не нравился.
     - На список присяжных тебе взглянуть не удастся, - сказал он наконец.
- Суда не было. Суды занимаются обычными людьми. Дело Гомеша  рассматривал
Чрезвычайный  Трибунал.  Есть  такой  для  подобных  случаев...  Чему   ты
удивляешься?  Ты  представляешь,  каких  трудов  стоило  нам  одно  только
задержание твоего бывшего гемина?
     Я представлял. И потому сказал:
     - Такого человека загубили!
     Лицо Полковника побагровело от едва сдерживаемой ярости.
     - Почему же загубили?.. Жизнь ему была сохранена. Хотя я бы  лично  с
удовольствием его пристрелил! Ведь после смерти Романа Козырева Гомеш стал
практически всесильным. Только  совместные  усилия  нескольких  дискаверов
низшего уровня смогли сдержать его.
     Я вполне понимал ярость шефа. Зная своего гемина, я был  уверен,  что
Фернан мог быть способным на все. Слишком легко у него складывалась жизнь.
Победы за чужой счет. Нет, такие люди неисправимы.
     - Какова моя задача? - спросил я.
     Полковник впервые за весь разговор улыбнулся. Кажется, разговор пошел
в нужном ему направлении.
     - Значит, ты допускаешь, что Гомеш на самом деле вовсе не погиб?
     - Допускаю.
     - Стало быть, на самом  деле  неполадки  с  джамп-связью  могут  быть
объяснены его деятельностью?
     Я подумал немного и ответил:
     - Могут.
     - Кого бы ты предложил забросить на  Скиллус  с  целью  нейтрализации
Гомеша?
     Я снова задумался.
     Это был еще тот вопрос. Дискаверы, абсолютно  не  подготовленные  для
оперативной работы люди, на  Скиллусе  бесполезны.  Такие  операции  в  их
задачи  не  входят.  Институт  дискаверов  выполняет   различные   задачи.
Предупреждение преступлений - только одна  из  них.  И  ни  один  дискавер
никогда не числился в аппарате Управления. Ибо я не представляю,  что  мог
бы  натворить  телепат-злоумышленник,  получивший  доступ  к   информации,
которой располагает Управление. Преступления мафиозных  группировок  конца
прошлого тысячелетия показались бы рядом с его работой детскими шалостями.
По той же, кстати, причине всем  сотрудникам  Управления  всегда  ставится
избирательный блок, не позволяющий дискаверам прочитывать в  наших  мозгах
то, что могло бы спровоцировать телепатов на противоправную  деятельность.
В результате получается очень  удачный  социальный  симбиоз.  Дискаверы  с
легкостью вынюхивают потенциальных убийц,  поскольку  мысли  о  преступных
намерениях подобного уровня практически без спецсредств не блокируются. Мы
аккуратненько   предотвращаем   преступления.   Тем   же,   кто   все-таки
просачивается через нашу общую сеть, все равно обеспечены лагеря, подобные
объекту "Скиллус-А". Ведь совершенное преступление рано или поздно  станет
известно кому-либо из дискаверов: шила в мешке не утаишь.
     Хорошая сложилась система с  нашей  сетью,  но  в  данном  конкретном
случае она дает явный сбой. Посылать дискаверов ловить Фернана  -  неумная
затея.   Он   их   в   момент   раскроет   и   вокруг   пальца    обведет.
Профессионала-оперативника  вокруг  пальца   не   обведешь.   Только   как
профессионалу-оперативнику, абсолютно не владеющему телепатией, справиться
с дискавером такого класса, как Гомеш?..
     Я уныло вздохнул:
     - Нет такого человека.
     - Есть! - коротко сказал шеф.
     - И кто же этот супермен?
     - Ты, разумеется! Ведь ты же был его гемином!

     Теперь,  когда  я  убедился,  что  аппаратура  джамп-связи   работает
нормально, все сразу сделалось стопроцентно подозрительным.  Следовало  бы
послать  донесение  Полковнику,  но  я  решил  сначала  произвести  осмотр
местности. В другой бы ситуации я заниматься  самодеятельностью  не  стал,
однако сейчас активные действия казались  мне  очень  грамотной  тактикой.
Если мой близнец жив, он  не  будет  терять  время  попусту.  Можно  было,
конечно, попытаться установить связь с охраной лагеря, но  я  не  верил  в
чудеса: если Фернан восстал, под его контролем  находятся  не  только  все
преступники, но и охранники. А потому я лишь  раскроюсь  перед  ним  и  не
более того.
     Я попытался поставить себя на его место. Разумеется,  Фернан  не  мог
смириться с существованием на этой Богом  забытой  планете,  тем  более  в
качестве заключенного. Он обязательно  должен  был  искать  выход,  способ
выбраться отсюда. Там, в свободном мире, его бы никто  никогда  не  нашел.
Даже Управление!.. Но как можно незаметно улизнуть со  Скиллуса?  Грузовик
для этого не подходит: человеческий организм не выдерживает перехода через
сверхсветовой барьер. Потому грузовики лишь доставляют на вновь обживаемые
планеты  комплекс  автоматических  устройств,  которые  производят  монтаж
аппаратуры, обеспечивающей джамп-связь, и уже  с  ее  помощью  на  планету
переправляется человеческий контингент. Потом те же  грузовики  занимаются
материальным обеспечением колонии и вывозят на Землю добычу.
     Но планеты, на которых организованы лагеря  осужденных  преступников,
имеют  одностороннее   управление   джамп-передатчиками.   Такой   порядок
исключает  побеги.  Генераторы  включаются  с  Земли,  и  никто  не  может
выбраться с мест заключения самостоятельно. Да и  на  Земле  он  сразу  же
попадет в лапы сотрудников Управления, поскольку приемники изолированы  от
сетей Земли и Солнечной системы и выведены на сеть Дальних Миров. И тем не
менее рассчитывать Фернан мог только на джамп-связь, других путей  у  него
не было: через пространство по-пластунски не проползешь...
     Я поднял над куполом станции обзорную телекамеру и огляделся.  Ничего
подозрительного  поблизости  не  наблюдалось.  Однако   я   минут   десять
рассматривал периметр  станции,  запоминая  расположение  скал  и  крупных
камней. На всякий случай - вдруг да пригодится.
     Потом дал боксу команду выпустить "чижика". Через несколько секунд на
экране появился вид станции с высоты птичьего полета.  Я  переключился  на
ручное управление.
     В лучах вечернего солнца местность выглядела достаточно уныло: скалы,
камни да песок. Условия на Скиллусе практически не отличаются  от  земных,
но по каким-то высшим соображениям Создатель не счел нужным наделить  этот
мир жизнью. Зато на планете имеются богатейшие залежи гемма-ренита. А  без
этого вещества, как известно, не обходится ни один сверхсветовой грузовик.
     "Чижик" завершил облет станции.  В  нагромождении  скал  я  снова  не
заметил ничего подозрительного. Если там и сидел кто-либо,  он  капитально
замаскировался.
     Между станцией и рудником была проложена прекрасная дорога, и я решил
отправить  "чижика"  по-над  ней.  Однако,   вспомнив   карту   окружающей
местности, передумал. С юга к дороге примыкала длинная узкая расселина,  и
ее обязательно надо было  осмотреть,  дабы,  если  я  двинусь  по  дороге,
застраховаться от нападения с фланга.
     Едва аппарат подлетел к расселине, обзорный экран вспыхнул и  тут  же
погас. Через несколько секунд дрогнул пол  под  ногами:  обломки  "чижика"
встретились с землей.
     Второй "чижик" был сбит, едва только покинул станцию.  Та  же  судьба
ожидала и третью машину - меня явно хотели лишить зрения.
     Я сразу угомонился. Аппараты  следовало  беречь,  а  пока  надо  было
пораскинуть мозгами. Теперь я уже почти не  сомневался,  что  Фернан  жив.
Если бы бунт подняли обычные - нормальные - заключенные, они  бы  попросту
захватили охрану в  заложники  и  не  стали  бы  устраивать  спектакль  со
стрельбой  по  "чижикам".  Фернану  же  никакие  заложники   не   помогут.
Управление пожертвует охраной, лишь бы не допустить его  до  Земли,  и  он
должен это понимать. На что же ему остается  надеяться?..  Вообще  говоря,
лучше было бы подождать часик да вернуться назад, в Управление. Для  этого
будет специально включен обратный перенос. Но  подобное  развитие  событий
меня уже не устраивало, почему-то вдруг захотелось поиграть с  Фернаном  в
кошки-мышки.
     Я сочинил текст донесения, записал его  и  положил  кристалл  на  пол
джамп-кабины. Пусть кристалл заменит Полковнику Виктора Камова. Посмотрим,
что шеф предпримет. Меня же  отступление  перед  моим  бывшим  гемином  не
устраивает, я буду с  ним  сражаться.  Но  в  сражении  придется  обойтись
подручными средствами - теми, что имеются здесь, на станции. Впрочем,  тем
почетнее будет победа, когда я сцапаю его, голубчика!..
     Я дождался, пока местное светило коснется горизонта.  Ждать  пришлось
недолго. Скиллус обращается вокруг своей оси быстрее Земли, и вскоре выход
из станции оказался в тени. Ничего другого мне и не требовалось.  Я  выдал
компьютерам необходимые задания и двинулся к тамбуру. По  дороге  проверил
свое  снаряжение,  тщательно  проверил,  поскольку  намечаемая  игра   при
малейшей  неосторожности  вполне  могла  закончиться  летальным   исходом.
Хронометр подгонял меня. Войдя в тамбур, я сразу  направился  к  выходному
люку. Его перекрывала  лиловая  плоскость  защитного  силового  экрана.  Я
остановился рядом с ней и снова посмотрел на хронометр.
     Когда лиловая плоскость исчезла, я  отсчитал  секунду  и  бросился  в
открывшийся  зев.  Защита  тут  же  с  хлопком   восстановилась.   Времени
осматриваться не было: ближайший камень подходящего  размера  находился  в
шести метрах от люка, и выстрел мог застать меня на  полпути.  Все  вокруг
осветилось. Я на мгновение увидел короткую тень, убегающую  от  моих  ног.
Это был самый опасный момент, но замысел удался. Тот, кто  ожидал  меня  у
выхода - если  кто-то  ожидал,  -  поневоле  смотрел  сейчас  на  "чижик",
взлетевший над станцией и  уже  сбитый.  Когда  же  предполагаемый  сторож
опустил глаза, я был уже за камнем. Грохнул взрыв: мой  пылающий  помощник
коснулся скал. Я полежал на животе, приводя в  порядок  дыхание  и  слушая
колотящееся в груди сердце.
     И тут же почувствовал Фернана.
     ФЕРНАН СИДЕЛ.
     Я удовлетворенно вздохнул. Частичное снятие  блока  было  произведено
идеально. Мыслей Фернана я не слышал, а стало быть, и он не слышал моих.
     ФЕРНАН ВСКОЧИЛ.
     Я понял, что и он почувствовал мое присутствие. Поединок начался.
     Я опустил на глаза инфракрасные очки-"консервы", вытащил из  бокового
кармана комбинезона парализатор и осторожно выглянул из-за камня.  Быстрое
солнце Скиллуса уже скрылось за горизонтом, и я сразу  разглядел  на  фоне
скал человеческую фигуру с лайтингом в руках.  Это  не  мог  быть  Фернан,
потому что ФЕРНАН сейчас БЕЖАЛ.
     Я выстрелил. Человек упал. Я  полежал  некоторое  время,  разглядывая
скалы. Больше в поле видимости  никого  не  было.  Я  встал  и  подошел  к
лежащему. Это оказался  один  из  рядовых  охранников  лагеря.  В  течение
ближайших суток он мне противником уже не будет.
     Теперь снова надо было держать ухо востро, потому  что  ФЕРНАН  ЗНАЛ,
что я в кого-то выстрелил. Следовательно, и все, кого он держал под  своим
контролем, знали это и стали осторожными.
     ФЕРНАН в этот момент БРАЛ В РУКИ ПАРАЛИЗАТОР.
     Я выдернул из скрюченных пальцев охранника лайтинг и,  размахнувшись,
отбросил его далеко в сторону. Лайтинг  противно  заскрежетал  по  камням.
Если кто-либо из моих противников и находился еще  возле  станции,  он  на
этот шум никак не отреагировал. Тогда я дал мысленную команду, и компьютер
выпустил в воздух еще одного "чижика". Выстрела по нему не последовало.  Я
с благодарностью подумал о  конструкторах,  сумевших  разработать  системы
управления  аппаратами,  не  требующие   от   человека   ярко   выраженных
телепатических способностей. Теперь мы с Фернаном были в более  или  менее
равных условиях. На его стороне будут сражаться живые управляемые  машины,
а на моей - электронные. Жаль вот только, что слишком много я  их  загубил
уже в начале схватки.
     ФЕРНАН опять БЕЖАЛ.
     Я стал пробираться в сторону расселины. У того, кто мог устроить  там
засаду, тоже должны быть "консервы", и поэтому  я  двигался  с  предельной
осторожностью. "Чижик" негромко  стрекотал  в  быстро  темнеющем  небе.  К
расселине я его пока решил не подпускать.
     ФЕРНАН ОТКРЫЛ ДВЕРЬ И СПОТКНУЛСЯ.
     Я опустился на четвереньки и пополз, обдирая колени о камни.  Стрекот
"чижика" над головой заглушал все остальные звуки, и я отогнал его  назад.
Сидящий в расселине предполагаемый противник не подавал  признаков  жизни.
"Консервы" слегка искажали перспективу. Вокруг сияли  нагретые  солнцем  и
еще не успевшие остыть камни. Это меня вполне устраивало, потому что на их
фоне я был почти неразличим. На месте моего предполагаемого  противника  я
бы давно уже выбрался из расселины, где камни оставались холодными, и  так
же  вот  ползал,   избегая   открытых   пространств.   Но   ведь   я   был
оперативник-профессионал,  а   он   всего   лишь   охранник   спецобъекта,
избалованный не очень беспокойной жизнью.
     Я добрался до края расселины, на мгновение высунул голову  и  тут  же
отпрянул назад. Заряд парализатора с легким треском  пронесся  перед  моей
физиономией.  Тут  он,  голубчик!  Я  затаил  дыхание.  Имелась  бы  такая
возможность, я бы и сердце свое  остановил.  Впрочем,  как  стучит  сердце
Фернана, мне слышно не было, почему же он должен слышать мое?
     В расселине по-прежнему никто не шевелился. Тогда я  увеличил  сектор
обстрела и дал команду моему электронному помощнику.
     ФЕРНАН все еще куда-то БЕЖАЛ, и я счел возможным на  время  забыть  о
нем.
     "Чижик"  неторопливо  приблизился,  завис  над  расселиной,   включил
прожектор. Такой наглости мой противник не выдержал. Ослепительная  молния
вонзилась в несчастный аппарат, и в тот же момент я  накрыл  парализатором
место, откуда она вылетела. При таком секторе обстрела  у  меня  в  запасе
наличествовала всего лишь одна минута, и потому я поспешил вниз.  Охранник
был один. Когда я подбежал к нему, он  уже  лениво  копошился  на  камнях.
Пришлось успокоить его еще раз, теперь на двадцать четыре часа.
     Я огляделся. На пороге пылали останки "чижика".  Забрав  у  охранника
оружие и очки, я бросил их в металлический костер. Нашел  лайтинг  первого
противника и отправил туда же. Теперь в арсенале Фернана оставалось  всего
два лайтинга и парализатор.
     Я сел на камень и вытер со лба пот.
     ФЕРНАН СТОЯЛ И СМОТРЕЛ.
     Многое бы я отдал за то, чтобы узнать, куда он смотрел и что видел!
     Над дорогой пронесся порыв  прохладного  ветра.  Спину  вдруг  уколол
чей-то взгляд. Я  резко  отпрыгнул  в  сторону,  распластался  на  камнях.
Конечно, сзади никого не было, зато у меня, оказывается, имелись в наличии
нервы. Прежде я их что-то не замечал - по крайней мере, с тех  самых  пор,
как блокировался от своего гемина. Еще раз оглянулся по сторонам. Интуиция
утверждала, что врагов поблизости  нет,  и  я  вновь  вернулся  к  реально
существующей опасности.
     ФЕРНАН СИДЕЛ.
     Впрочем, он не просто сидел, он СИДЕЛ И ДРОЖАЛ. Я был слегка ошарашен
этим ощущением, но потом до меня  дошло,  что  это  всего  лишь  вибрация.
Фернан  находился  внутри  какой-то  машины.  На  спецобъекте  "Скиллус-А"
имелись  различные  машины:  от  скреперов  и  проходческих  комбайнов  до
вертолета. У каждой  было  свое  предназначение,  но  их  объединяло  одно
достоинство:  машины  не  оборудовались  каким  бы  то  ни  было  оружием.
Следовательно, угрозу для меня по-прежнему  представляли  два  лайтинга  и
парализатор.
     Я вслушивался в монотонную дрожь Фернана, пока не понял: он летит  на
вертолете. И машина слишком перегружена, впихалось в нее человек двадцать,
не меньше. Потому и такая сумасшедшая вибрация.
     Тут я обратил внимание, что Фернан еще  ни  разу  не  заговорил.  Это
открытие меня слегка успокоило: значит, не с кем ему говорить. Значит, нет
у него сообщников, а есть одни подконтрольные -  безвольные,  не  помнящие
себя люди. И хоть Фернан  чрезвычайно  силен,  но  контролировать  большую
массу народа весьма сложно даже для него. Подобные процессы требуют затрат
нервной энергии  и  огромного  сосредоточения.  Думается,  всех  остальных
обитателей Скиллуса, тех,  кто  не  нужен  ему  непосредственно  в  данный
момент, он держит в гипнотическом сне. Да, уверен в себе парень, ничего не
скажешь!.. Фернан Всесильный, Фернан Сосредоточенный, Фернан  Собранный  и
Целеустремленный... А стало быть, надо его вывести из сосредоточенности.
     Я  опустился  на  землю  рядом  с  более  или  менее  ровным  камнем,
привалился к нему спиной и закрыл глаза.
     ФЕРНАН СИДЕЛ, МОНОТОННО ДРОЖАЛ И ПОХЛОПЫВАЛ ЛЕВОЙ РУКОЙ  ПО  РАСТРУБУ
ПОГЛОТИТЕЛЯ.
     Спасибо за информацию, дорогой мой! Впрочем, на  больших  расстояниях
поглотитель практически бесполезен, это приспособление для  индивидуальной
защиты в  ближнем  бою.  Меня  так  и  подмывало  коснуться  рукой  своего
поглотителя, но я сдержался: если Фернан чувствует меня так же, как я его,
пусть хоть будет до поры до времени в  неведении  относительно  снаряжения
своего соперника.
     Я сидел недвижимо до тех пор,  пока  не  услышал  рокот  вертолетного
двигателя. Тогда я  встал,  вскарабкался  на  ближайший  камень  и  поднял
парализатор к небу. Вертолета я еще не видел, но этого и  не  требовалось.
Ведь Фернан не  мог  знать,  что  я  вижу,  а  чего  не  вижу.  Он  просто
ПРОЧУВСТВОВАЛ мои движения, и шум двигателя  тут  же  изменился:  вертолет
стремительно пошел на посадку. Ай да умница, понял, что  если  я  хотя  бы
чуть-чуть задену пилота, машина превратится в братскую могилу. Откуда  ему
знать, что я сейчас стрелять не собираюсь?
     По  периметру  станции,  на  расстоянии  метров  триста  от   купола,
обустроена полоса ровной поверхности, и вертолету было  где  приземлиться.
На этой же полосе мне очень легко контролировать действия врагов,  поэтому
я сразу бросился внутрь станции. Пока бежал,  успел  отправить  в  сторону
прибывшего десанта "чижик". Аппарат тут же сбили.  А  я  понял,  что  этот
лайтинг держали руки не Фернана. Но  ведь  второй-то  лайтинг  обязательно
должен быть у него. Неужели он так легкомыслен, что остался  без  тяжелого
оружия?
     На станции было тихо и безопасно. И могло быть тихо и безопасно сколь
угодно долгое время при сколь угодно большом количестве штурмующих.  Уютно
было на станции. Но я к уюту не стремился. И не понимал смысла штурма. Чем
может помочь Фернану штурм?.. Впрочем, ладно, разберемся. А  сейчас  самое
время изменить тактику.
     Я включил обзорный экран  и  выпустил  сразу  двух  "чижиков".  Резво
погнал их в сторону вражеского десанта.  Аппараты  неслись  по  совершенно
немыслимым траекториям. Управлять ими было чрезвычайно сложно даже с  моей
реакцией  (а  телепатически  со  способностями  Виктора  Камова  и  вообще
невозможно), и я изумлялся, как Фернан умудряется справляться не  с  двумя
электронными,  а  с  двадцатью  живыми  машинами.  Впрочем,  я  со  своими
подопечными тоже справлялся, во всяком случае аппаратам удалось увернуться
уже от нескольких ослепительных  молний.  Прожекторы  я,  дабы  затруднить
Фернану ориентировку, не включал. Серые блеклые  фигуры  врагов  выглядели
совершенно одинаковыми, но после ряда маневров мне удалось понять, у  кого
находится лайтинг. Можно было принимать активные меры, но я еще  некоторое
время продолжал круговерть с "чижиками", пытаясь разобраться,  которая  из
серых фигур  -  Фернан.  А  когда  понял,  что  это  попросту  невозможно,
противник мой уже пришел  в  себя.  Серые  фигуры  рассыпались  в  цепь  и
двинулись в сторону станции. Пора было выбираться наружу, пока не поздно.
     И  я   решился.   Я   разогнал   своих   электронных   помощников   в
противоположные стороны и одновременно бросил на того, кто держал в  руках
лайтинг.
     Фернан и тут оказался на высоте. Он успел  понять  мой  замысел,  его
подконтрольный успел даже сбить один из аппаратов. Но обернуться в сторону
второго времени не осталось. "Чижик" вонзился в человека  с  лайтингом  на
максимальной скорости. Пол дрогнул, экран погас. Такой взрыв мог уложить и
не одного. Но по крайней мере одна  жертва  на  алтарь  схватки  уже  была
положена. И это Фернану зачтется.
     Комплект "чижиков" был исчерпан. Я бросился наружу. Меня не  покидала
надежда,  что  уничтоженный  лайтинг  находился  в  руках  моего   бывшего
близнеца: больно уж лихо для  безвольного,  не  помнившего  себя  человека
погибший обращался с оружием. Не верилось, что на такую ловкость  способна
живая марионетка. Однако, как только  энергозащита  оказалась  за  спиной,
стало ясно, что я ошибся.
     ФЕРНАН ЖИЛ, ФЕРНАН ШАГАЛ, ФЕРНАН ДЕРЖАЛ В РУКЕ ПАРАЛИЗАТОР.
     Я беспомощно оглянулся на купол станции. Небо  позади  него  начинало
сереть. Близилось утро. В свете дня  Фернану  будет  легче  справиться  со
мной, и потому пора было выводить схватку  на  финишную  стадию.  Раз  мой
бывший гемин так рвется к станции, пусть себе идет, я его встречу. Я вышел
на дорогу и стал столбом в том месте,  где  с  двух  сторон  выползали  на
обочины две скалы. Этакий островок в  устье  реки...  Потом  подумал,  что
стоять таким гоголем - совсем уж  насмешка  над  Фернаном,  и  отступил  в
сторону, прижался к скале. Конечно,  это  было  не  укрытие,  но  я  и  не
собирался прятаться. Не для того отказался от энергозащиты. Я просто стоял
и ждал.
     ФЕРНАН  ШЕЛ  БЫСТРО.  ПАЛЬЦЫ  ЕГО  ПРАВОЙ  РУКИ  ЛЕЖАЛИ  НА   КНОПКАХ
ПАРАЛИЗАТОРА.
     Судя по движениям, он шагал по середине дороги, не оглядываясь  и  не
озираясь по сторонам. Хорошо шел,  уверенно,  как  к  себе  домой.  Этакий
удалец-молодец... Впрочем, он знал, что у меня нет лайтинга, а парализатор
был ему не страшен.
     Я дождался,  пока  эхо  его  шагов  начнет  отдаваться  в  скалах,  и
выпрыгнул на дорогу. От неожиданности он выстрелил, не успев даже  понять,
кто перед ним. В тот момент, когда ЕГО УКАЗАТЕЛЬНЫЙ ПАЛЕЦ  НАДАВИЛ  КНОПКУ
ПАРАЛИЗАТОРА, я включил поглотитель.
     Хорошая штука - поглотитель, но  требует  стопроцентной  собранности.
Включишь раньше грозящего тебе  выстрела,  превратишься  в  ледышку.  Я  с
наслаждением продемонстрировал Фернану свою реакцию и тут же проверил его.
Когда разряд моего парализатора с хлопком погас в  поглотителе  Фернана  и
наши возможности стали ясны нам обоим, я спросил:
     - Ну и что дальше?
     Инфракрасные очки превращали голову Фернана  в  стрекозиную.  Лайтинг
висел у него на груди.
     Я усмехнулся, левой рукой снял свои "консервы". Темнота  стремительно
отступала: второе солнце Скиллуса спешило выкатиться из-под горизонта.
     - Ну и что дальше? - снова спросил я.
     Фернан тоже снял очки.  Мы  стояли,  разделенные  десятью  шагами,  в
одинаковых позах - глаза в глаза, парализатор в парализатор. Два рыцаря на
ристалище...
     - Ты меня, разумеется, ни за  что  не  пропустишь,  -  сказал  Фернан
хрипло.
     Голос был какой-то не такой: тембр тот же,  интонации  незнакомые.  Я
молча помотал головой.
     ЕГО  ПАЛЕЦ  СНОВА  ЛЕГ  НА  КНОПКУ  ПАРАЛИЗАТОРА,  но   выстрела   не
последовало.
     - Не ожидал я, что они пришлют тебя, - сказал  Фернан.  -  Думал,  не
станут рисковать... Как же мы с тобой разойдемся, брат мой от телепатии?
     - Тебе придется отступить, - ответил я почти шепотом.
     Но он понял. А я понял, что в таком напряжении, в каком Фернан сейчас
находится, он вряд ли способен управлять своими  живыми  куклами.  Тем  не
менее, на всякий случай, прислушивался: не скатится ли  где  потревоженный
камень, не донесется ли звук чужих  шагов.  Голубые  лучи  второго  солнца
осветили лицо Фернана, он на несколько секунд зажмурился.
     - Ты действительно убил Романа Козырева? - спросил я.
     - Да, - коротко ответил он и добавил насмешливо: - Я не знал, что  он
твой любимый друг!
     - Зачем?
     Фернан открыл глаза, в них блеснуло любопытство.
     - Тебе этого не понять, - проговорил он. - Зачем светит солнце, зачем
стоят скалы?.. Разве может ответить на эти  вопросы  жучок,  греющийся  на
скалах в солнечных лучах?.. Жучок, которым движут обстоятельства...
     Я понял, что он пытается вывести меня из равновесия.
     - А ты не жучок? - сказал я. - Ты сам двигаешь обстоятельствами?
     - Да,  по  мере  возможности!  -  Он  гордо  вскинул  голову.  Словно
собирался шагнуть на эшафот.
     - Тем не менее тут ты не пройдешь!
     - Значит, пройду в другом месте...
     - Попробуй!
     Он помолчал.
     - Ты все так же ненавидишь меня, - сказал  он  потом.  В  голосе  его
зазвучала усталость. - Но разве я виноват, что Господь вложил в  меня  то,
чего не дождался от него ты?
     - Я давно уже живу без ненависти, - ответил я. - Вот  только  терпеть
не могу, когда живых людей превращают в кукол-марионеток!
     Он рассмеялся:
     - Чаще  всего  люди  сами  превращаются  в  марионеток.  Видимо,  это
доставляет им какое-то удовольствие. Наверное,  потому  что  избавляет  от
ответственности и угрызений совести...
     - Слушай, - сказал я. - Неужели  ты  один  собираешься  противостоять
всему миру? Сдайся, и будешь прощен. Кому нужна твоя смерть?
     Он снова невесело рассмеялся:
     - Глупец!.. Моя смерть нужна тебе. И всему твоему миру!  Кто  из  вас
потерпит рядом с собой человека, который может в любое время  делать  все,
что ему заблагорассудится?.. Вы ограничиваете себя всяческими рамками, а я
не приемлю любые ограничения. Пока я  живу  среди  вас,  никто  не  сможет
чувствовать себя хоть в каком-то подобии безопасности... Вы ведь не можете
думать иначе. Разве не так? Мало ли что взбредет мне в голову!.. Разве  не
так?
     Я не нашел слов для ответа, и он продолжал:
     - До сих пор  не  могу  понять,  почему  руководители  Управления  не
уничтожили меня, когда я оказался в их лапах. Ты думаешь,  они  оставят  в
покое человека, которого невозможно контролировать?
     В его словах была какая-то правота, но я никак не мог понять,  в  чем
она заключалась. Разве наш мир не идеален?.. Разве мы почти не  искоренили
преступность?.. Разве не прекрасно, когда души людей раскрыты друг другу?
     В этом смысле я и ответил Фернану.
     - Глупец. - Он насмешливо покачал головой.  -  Двери  существуют  для
того, чтобы их иногда можно было закрывать. Иначе недолго  и  простудиться
на сквозняке.
     Где-то там, в глубине меня, шевельнулся кто-то, готовый согласиться с
ним, но я - Я! - его не понимал. Он мне надоел свои морализаторством,  как
надоедал часто, еще тогда, в детстве, когда все  время  чего-то  хотел  от
меня, а я не мог понять, что ему надо, и он злился и мысленно  орал,  а  я
совсем терялся и начинал его тихо ненавидеть... Голова моя пошла кругом, я
понял, что он сейчас  возьмет  меня  под  контроль,  и  из  последних  сил
пристально взглянул ему за спину.
     Он не обернулся, но тиски вдруг ослабли, словно он убедился в  чем-то
и отпустил мою душу.
     - Значит, здесь я не пройду? - спросил он угрюмо  и  бессильно,  и  я
понял, что меня держали в тисках собственные фантазии.
     Я уверенно помотал головой. Он мельком взглянул на часы.
     - Впрочем, все равно я уже опоздал, - сказал он и сделал шаг назад.
     - Куда ты? - сказал я. - Ты же сам  убедился,  что  не  можешь  убить
меня.
     - Ты думаешь? - Он сделал  попытку  улыбнуться.  Попытка  успехом  не
увенчалась. - Убить я тебя обязан: ты один знаешь, что я жив.
     - Ха-ха! - сказал я.
     - Ты забываешь о людях, что ждут вот там. - Он сделал еще шаг  назад.
- От моих действий ты защищен. Посмотрим, как  ты  защитишься,  когда  два
десятка человек окружат тебя и одновременно...
     Он не договорил, глаза его округлились. Взгляд их был  направлен  мне
за спину. Я не реагировал,  держа  палец  на  кнопке  поглотителя.  Фернан
вскинул парализатор, но тут из-за моей спины бесшумно  вылетела  молния  и
впилась Фернану в грудь.
     ФЕРНАН ЗАХЛЕБНУЛСЯ БОЛЬЮ И УМЕР.
     Я оглянулся.  Из  знакомой  расселины  выбрался  Полковник,  забросил
лайтинг за спину и зашагал в мою  сторону,  отряхивая  на  ходу  брюки.  Я
невольно попятился.
     - Здравствуй, Виктор! - сказал шеф таким тоном, словно мы не виделись
с ним по крайней мере год. - Здравствуй, победитель! Ты держался молодцом!
     - Что случилось? - спросил я.
     - Ничего, кроме того, что и должно было. -  Шеф  подошел  ко  мне.  -
Преступник получил наконец свое.
     Я вяло пожал протянутую руку.
     - Полчаса назад, - продолжал шеф, -  вчерашние  техники  проникли  на
пульт управления джамп-связью  со  Скиллусом,  нейтрализовали  дежурных  и
осуществили переброску  содержимого  здешней  джамп-кабины  на  Альбину-2.
Благодаря твоим стараниям, - он  игриво  похлопал  меня  по  плечу,  -  им
удалось передать туда всего лишь три кубических метра воздуха.
     Я слегка остолбенел, потом оглянулся на то, что осталось от Фернана.
     - Вы хотите сказать, что в камере должен был находиться Гомеш?
     - Именно, Виктор, именно!.. Мы с тобой вчера правильно  предусмотрели
такую возможность.
     Я глядел на него, не понимая. Шеф удовлетворенно улыбнулся:
     - Ты просто ничего не помнишь.  Когда  мы  с  тобой  разработали  эту
операцию, тебе был поставлен блок. На всякий случай: вдруг Гомеш  все-таки
сумел бы залезть к тебе в мозги. По легенде ты просто защищал  станцию  от
проникновения в нее.
     - Но ведь станция была защищена...
     Шеф снова  улыбнулся:  кажется,  моя  непонятливость  доставляла  ему
истинное наслаждение.
     - Как мы с тобой  и  предусмотрели,  техники  перед  передачей  сняли
энергозащиту с купола... Так что можешь крутить дырочку  для  ордена.  "За
особые заслуги с золотым бантом" тебе обеспечен!
     Послышались голоса. Из помещения станции вышли незнакомые люди.  Один
из них помахал нам рукой. Видимо, начальство прибыло наводить  на  объекте
порядок. Шеф еще раз отечески похлопал меня по плечу и направился к  вновь
прибывшим.
     - Подождите, Полковник! - окликнул я его. - А что показали техники?
     Он остановился, неспешно перебросил лайтинг с левого плеча на правое:
этакий средневековый барон на охоте. Не хватало только борзых.
     - Ничего они не показали. Сразу после  передачи  оба  скончались.  По
свидетельству медиков, от сердечного приступа... Кстати,  когда  вернешься
на Землю, можешь снять вчерашний блок. Операция успешно завершена.
     Он снова зашагал к станции. Я смотрел на его широкую спину. Он  шагал
так уверенно, что мне захотелось пальнуть в него из парализатора. Я поднял
оружие и тут  же  опустил  его:  если  здесь  и  была  хорошо  продуманная
провокация, то я тоже  принимал  в  ней  участие.  А  может  быть,  и  сам
разработал ее.
     Я вдруг вспомнил, что за все время нашей  схватки  ФЕРНАН  НЕ  СДЕЛАЛ
ДАЖЕ ПОПЫТКИ ВЗЯТЬ В РУКУ ЛАЙТИНГ, а ведь такая возможность у него была. И
понял, что главной провокацией было мое появление на Скиллусе. Потому  что
ФЕРНАН НЕ ХОТЕЛ УБИВАТЬ МЕНЯ.
     А потом я вспомнил и еще одну вещь. В детстве, когда  Фернан  пытался
обмануть меня, его ложь всегда сопровождалась насмешками.
     Я подошел к трупу. Фернан лежал на  спине,  развороченная  грудь  его
обуглилась, широко открытые глаза пусто смотрели в чужое небо.
     - Прости меня, брат мой, -  пробормотал  я,  наклонился  и  осторожно
прикрыл ему веки.
     Мне было тоскливо, не покидала мысль, что со смертью Фернана ушло  из
моей жизни нечто пока непонятое, но исключительно  важное  для  меня.  Как
будто все эти  годы  он  по-прежнему  оказывал  на  жизнь  Виктора  Камова
какое-то влияние. И тут я понял, что попросту  любил  его,  любил,  как  в
детстве - не отдавая себе отчета.
     - Я не буду снимать вчерашний блок? - сказал я вслух, словно хотел  с
ним посоветоваться. Как в те годы, когда он вел меня по школьной жизни.
     ФЕРНАН МОЛЧАЛ.
     Я вздохнул и принялся выдирать из его мертвой руки оружие.
     Сзади покатились потревоженные камни. Я оглянулся. Со скалы спускался
человек в оранжевом комбинезоне. Он подошел,  с  удивлением  посмотрел  на
труп Фернана, с опаской взглянул в лицо мне.
     -  Простите,  -  сказал  он  чуть   слышно.   -   Заключенный   номер
девять-три-три. Вы не скажете, как я тут очутился? Что здесь происходит?
     - Я сам бы хотел это знать, - пробормотал я и махнул рукой в  сторону
станции. - Идите туда, там вам все объяснят.
     Он несмело кивнул и потопал вдоль дороги. Через каждые  два  шага  он
затравленно оглядывался, словно ждал выстрела в спину. Или выполнял  некую
заложенную  в  него  программу.  Я  смотрел  ему  вслед:  кого-то  он  мне
напоминал. И когда заключенный оглянулся в  десятый  раз,  я  понял  -  он
напоминал мне МЕНЯ.

                           КОВЧЕГ НА ВТОРОЙ ЛИНИИ

     Здания нависали над улицей темными серыми глыбами. И дождь был  почти
таким же темно-серым. С куцей прически текло  прямо  за  воротник,  мокрая
одежда банным листом липла к спине.
     Вот и тот дом, где он обнаружил номер шесть. И если бы не  подключили
к прочесыванию, уже нашел бы и номер семь. Наверняка.
     Р. вошел в знакомый подъезд, и лить сверху перестало.  Прошагал  мимо
распахнутой настежь двери старинного лифта, по лестнице поднялся на третий
этаж. Налево девятая квартира, здесь  был  найден  шестой.  Р.  подошел  к
квартире номер десять,  замер  у  двери,  прислушался.  За  дверью  царила
тишина, правда это абсолютно ни о чем не говорило. Р. настойчиво постучал,
оставляя на обивке мокрые следы. Снова прислушался. Тишь, гладь  да  Божья
благодать!.. Тогда он поставил сумку на пол и принялся расчищать дорогу.
     Дверь с табличкой "10" оказалась преградой несерьезной,  так  что  он
разнес ее с третьего удара: силой-то Господь не обидел, а сила - она  и  в
Африке сила. Когда дверь рухнула, он еще раз прислушался. Из недр квартиры
так и не раздалось ни единого звука. Это по-прежнему ни о чем не говорило.
Он взял в руки сумку и  шагнул  через  порог.  Запорную  коробку  у  замка
изготовили,  по-видимому,  с  браком:   полуторамиллиметровая   сталь   не
выдержала. Шурупы же,  крепящие  петли,  и  вовсе  полностью  вылетели  из
дерева. Острый угол сломанной запорной коробки разодрал Р. левый рукав, но
это не имело значения.
     Стены в прихожей выглядели изрядно обшарпанными. Судя по всему,  люди
тут жили небогатые, и это вселяло  определенную  надежду.  Если,  конечно,
хозяева - не пенсионеры...
     Он шагнул из прихожей в коридор.
     По крайней мере один пенсионер здесь все-таки жил:  посреди  коридора
лежал старик в застиранной голубой майке и серых фланелевых брюках. Борода
задрана к потолку, лицо умиротворенное. Больше мертвых тел в  коридоре  не
наблюдалось. Р., не задерживаясь, перешагнул через старика: трупы  не  его
забота, следом пойдут другие.
     Комнат было две. Плюс кухня. Обстановка неброская, мебель старенькая.
Обнаружил еще два трупа. На кухне. Седая старуха в  засаленном  неопрятном
халате и женщина лет тридцати. По-видимому, дочка хозяев. Пришла проведать
своих стариков, да тут и осталась. Желтая блузка-безрукавка, модные брючки
апельсинового  цвета,  грива  пшеничных  волос  рассыпалась  по   голубому
линолеуму.
     Р. осмотрел кухню, заглянул в столы. Съестные припасы и хозяйственная
утварь. Коробки не открывал - ни к чему, слишком маленькие. Номер  два  он
обнаружил вчера в холодильнике. Правда в том случае и дурак бы  догадался:
перед агрегатом громоздилась целая куча  продуктов.  Здесь  на  полу  было
чисто, да и холодильник оказался маленьким ("Полюс" начала  века),  но  Р.
все-таки заглянул внутрь.
     Потом прошелся по комнатам, открывал скрипучие дверцы шкафов, рылся в
белье, став на четвереньки, рассматривал  пыль  под  кроватью.  Напоследок
заглянул в санузел. Санузел оказался почему-то совмещенным,  на  месте  же
туалета -  небольшая  кладовка.  Понятно,  при  строительстве  сделано  по
индивидуальному заказу. Стало  быть,  когда-то  хозяева  ведали  и  лучшие
времена. Р. порылся в кладовке, перебирая  хранимый  стариками  никому  не
нужный хлам. Пусто.
     По квартире протянулась цепочка грязных  следов,  отметившая  маршрут
его поисков. Перешагнув через труп хозяина, он вернулся в прихожую. Поднял
с пола сумку, перекинул через правое  плечо  и,  еще  раз  зацепившись  за
запорную коробку, вышел на лестничную площадку.
     Теперь очередь квартиры номер одиннадцать. Дверь здесь  оказалась  не
чета предыдущей - под деревом явный металл. А  возможно,  и  вовсе  броня.
Наверное, жили тут люди состоятельные и осторожные.
     Р. расстегнул молнию, вытащил из сумки промышленный  лазерный  резак.
Это вам не армейский лайтинг ближнего боя - с любой броней справится,  чем
бы она ни была легирована. Не спеша  начинать  рез,  "фомкой"  снес  около
замков деревянную обшивку. Потом нацепил защитные очки.  Все  по  правилам
техники безопасности: глаза следует беречь, дело еще  не  сделано.  А  два
глаза  всегда  лучше,  чем  один,   -   стереоскопическое   зрение,   сами
понимаете...
     Броня оказалась приличной: на первое  отверстие  потребовалась  целая
минута. Дальше пошло живее - только искры дождем посыпались. Металл стекал
на пол огненными каплями, под вертикальным резом  быстро  вырос  небольшой
сталагмит. Подобная дверь попалась впервые, но через пять минут он  с  нею
справился.  Резак  был  хорош,  совершенно  не  нагрелся.  Кажется,  такие
выпускает Ижорский завод. Вернее, выпускал...
     Р.  выключил  резак,  убрал  в  сумку.  Взамен  достал  огнетушитель,
быстренько разделался с начинающимся пожаром. Заодно загасил и  вздумавшую
тлеть полу у куртки - наверное, искра угодила.
     На улице раздались выстрелы, звонкие, сухие, с треском. Между  домами
прогулялось многоголосое эхо, не позволившее  определить  направление.  Но
стрельба шла явно в отдалении, и Р.  решил,  что  выстрелы  не  стоят  его
внимания.
     Убрав огнетушитель в сумку, он выбил замки и распахнул тяжелую дверь.
     Прихожая здесь  была  полной  противоположностью  преддверию  недавно
покинутой квартиры. Дорогие обои глубоких тонов, потолок задрапирован  под
звездное небо, на стене бронзовый светильник, рядом - в бронзу  же  одетое
зеркало. Под зеркалом труп мужчины.  На  трупе  плащ,  не  застегнутый  на
пуговицы, шляпа откатилась в угол. Наверное, хозяин...  Собирался  куда-то
отправиться, да вот не успел. Когда в прихожей  зажегся  свет,  на  правой
руке мертвеца сверкнул крупным камнем перстень. Двери украшены смальтовыми
витражами. Роскошь прет из всех щелей - богатое обиталище...
     Пахло дымом, но Р. запах не мешал. Вчера  подобные  запахи  перестали
его раздражать. Р. прошелся по квартире. Комнаты и кухня  были  под  стать
прихожей: антикварная  мебель,  дорогие  обои,  бронза  и  фарфор...  Одна
комната - явный кабинет. Огромный письменный стол, на столе тейлор высшего
класса, с управленческой консолью. Тейлор по какой-то причине не  выключен
- темный дисплей помигивает звездочками. Тут же диктофон. Наверное, хозяин
квартиры - крупная шишка. Странно только, почему он в городе - ведь  вчера
было воскресенье, самое время обитать в загородном доме.
     В другой комнате - расфуфыренная  дамочка,  лежащая  на  кровати.  На
дамочке китайский желтый халат с драконами. Открытые глаза смотрят  сквозь
потолок, левая рука на объемистой  груди,  правая  вцепилась  в  раскрытую
книгу.
     Интерес у него  все-таки  проснулся.  Р.  подошел,  выдрал  книгу  из
окоченевших пальцев. Да, не ошибся. Его эта книжка, последняя. Так  вот  -
последней - и останется... Наверное, дамочка с интересом глотала страницы,
а тут и настигла ее рука Господа.
     Без интереса дамочка читать не  могла.  Книги  Р.  либо  не  покупали
вовсе, либо проглатывали в один  присест.  А  потом  до  хрипоты  спорили:
сказал Р. данным произведением новое слово в литературе или не сподобился.
     Оказывается, память - как и интерес - еще жила... Но он не удивился -
вчерашний день отнял у  него  способность  удивляться.  Однако,  поскольку
память еще жила, книжка, подобно руке Господа,  вытащила  из  небытия  всю
цепочку...

     Чудо родилось неделю назад. В прошлое воскресенье,  к  вечеру,  вдруг
поднялся сильный ветер, оборвал  только  что  начавшийся,  запланированный
метеослужбой  дождь  и  разметал  по  горизонту  тяжеленные  серые   тучи.
Метеорологи клялись, что, согласно их планам, понедельник и вторник должны
быть привычно-унылыми  осенними  днями  и  то,  что  происходит  с  небом,
совершается вопреки усилиям их "кухонь погоды". Что за силы  задействованы
для подобного нарушения их планов, они себе  не  представляют.  Разве  что
вмешался Господь со своей небесной ратью...
     Как бы то ни было, на город опустилась  по-августовски  черная  ночь,
такая, какой она бывает только в новолуние. Впрочем, новолуние как  раз  и
приближалось...
     Ночь продолжалась всего  час,  а  потом  небеса  расцвели.  И  вместо
обычного дождя хлынул звездный. Сотни ярких метеоров рушились с неба. Все,
кто не был прикован к постели и не валялся мертвецки пьяным,  высыпали  на
улицу. А те, кто смотрел "Всемирные новости", узнали вскоре, что  все  это
началось три часа назад, еще над Сибирью, хотя никто так и не понял, каким
образом в более  западных  местностях  обеспечивалось  неожиданное  начало
красочного представления. Кстати, мертвецки пьяные ничего  не  пропустили,
потому что звездный ливень падал с неба в  течение  пяти  ночей  над  всей
Землей и  всякий  успел  налюбоваться.  Астрономы  вдребезги  ломали  свои
головы, пытаясь связать необычное  явление  с  метеорным  потоком  Орионид
[Ориониды - метеорный поток с периодом активности 1825 октября]. Однако  в
первую же ночь обнаружилось, что постоянного радианта наблюдаемый поток не
имеет, а потом оказалось, что "падающие звезды"  и  вообще  не  связаны  с
метеорами. Во всяком случае, наблюдатели с  орбитальных  станций  заявили,
что такой поток от их локационных средств никак не  может  спрятаться,  но
приборы - удивительное дело! -  ничего  не  регистрируют.  Разве  что  эти
метеоры не отражают электромагнитное излучение...
     По  миру  пошли  разговоры,  что  тут  замешана  рука  Господа.  Одни
утверждали, что это Божья благодать, другие  -  что  это  предзнаменование
Божьей кары.
     Звездный ливень  сыпался  из  хлябей  небесных  до  самого  уик-энда.
Вечером в пятницу снова подул незапланированный ветер,  принес  неизвестно
откуда разогнанные в прошлое воскресенье серые тучи, и пошел наконец столь
же незапланированный дождь из аш-два-о. В субботу наблюдалась  удивительно
теплая для этого времени года солнечная погода, а в воскресенье, с  самого
утра, снова зарядил дождь, не по-осеннему крупный. Словно грозовой, только
без грома и молний. Впрочем, не заставила себя долго ждать и "гроза"...

    Р. обыскивал квартиру недолго. В подобных жилищах вся обстановка
показывает, что искать нечего. Полный порядок, всякая вещь знает свое
место, натертые блестящие полы, на каждом углу антиквариат, в серванте,
помимо фарфора, дорогой хрусталь. Тем не менее Р. дотошно осматривал
подозрительные места. А когда, стоя на четвереньках, заглянул под
монументальную, красного дерева, двуспальную кровать, навсегда убаюкавшую
дамочку в драконах, понял вдруг, что в квартире он уже не один.
     Р. поднялся с колен, достал из кобуры "николаев" с  глушителем  и  не
таясь вышел из спальни. Паркет был отлично уложен и совершенно не скрипел.
Двери тоже открывались бесшумно.
     Незваный гость сдирал перстень с  руки  хозяина.  Был  он  настороже,
угрозу почувствовал вовремя, обернувшись сразу выстрелил. Пуля впилась  Р.
в  левое  предплечье.  И  тут  же  встречный  кусочек  свинца   просверлил
незнакомцу лоб, и гость улегся рядом с трупом хозяина.
     Вот я и стал убийцей, равнодушно подумал Р. и посмотрел на свою левую
руку. Пуля прошла навылет, и он, убедившись, что руку не оторвало напрочь,
тут же забыл о ней. Подошел к  убитому,  без  интереса  заглянул  в  лицо.
Молодой парень, но физиономия вся опухла от пьянства.  Этот  наверняка  не
видел в своей жизни ни одной "падающей звезды". Потому и уцелел вчера.  Но
с таким владением  пистолетом  у  него  не  было  никаких  шансов  уцелеть
сегодня. А тем более - завтра. Свой бы брат прикончил, мародер. В подобной
ситуации надо укладывать противника первым же выстрелом. Наповал.
     Р. покрутил головой, отыскал укатившийся к стене перстень и аккуратно
водрузил на место, на окостеневший  хозяйский  палец.  Санитарная  команда
явится - разберется...
     Он взял на кухне  свою  сумку  и  открыл  входную  дверь.  Деревянная
обшивка снова дымилась. Пришлось еще раз пустить в ход огнетушитель. Потом
он вернулся в квартиру и отыскал в ванной ведро. Вылил на дверь  несколько
ведер воды. Вода шипела,  ручейками  бежала  по  лестничным  ступенькам...
Впрочем, никому внизу она помешать уже не могла. Вернув ведро на место, Р.
покинул квартиру и стал неспешно подниматься на четвертый этаж.

     Дом был пятиэтажным. Через час  Р.  проверил  последнюю  квартиру.  К
сожалению, время было потрачено зря: поиски успехом не увенчались.  Он  не
сожалел, со вчерашнего  дня  он  потерял  способность  сожалеть.  Пока  он
ковырялся в последней квартире этого подъезда, на улице вновь  раздавались
выстрелы. По-видимому, стреляли мародеры. А  может  быть,  в  мародеров...
Всего один день прошел, а уже объявились охотники до чужого  добра.  Хотя,
по правде говоря, они никогда и не переводились. Должно быть, рассчитывают
уцелеть...
     На его левом запястье зачирикала рация. До сих пор она была мертва.
     - Слушаю. -  Он  назвал  свою  фамилию,  известную  практически  всей
России.
     - Сквозная проверка  отменяется,  -  сказал  бесполый  голос.  -  Вам
надлежит проверить следующие адреса...
     Голос принялся перечислять номера квартир.  Р.  слушал  и  запоминал.
Наверное, разобрались наконец с адресными файлами в  Информатории.  Теперь
дело пойдет быстрее.  А  пропущенные  жилища  все  равно  будут  проверены
санитарными командами. Ему же попроще. И так уже становится тяжело...
     Р. подтвердил получение  задания  и  начал  спускаться  по  лестнице.
Прошел мимо всех взломанных им квартир, но ни в одну заглядывать не  стал.
Бессмысленно - если кто там и шурует сейчас,  пусть  себе  порезвится.  От
судьбы своей все равно не убежит.
     На улице на него вновь обрушился дождь. Р. было на это  наплевать,  а
сама затея с применением дождя была весьма неглупа. Сколько  потенциальных
пожаров,  вызванных  авариями,  потушили  таким  образом...  Существовала,
правда, угроза наводнения, но если затеявшие все это не  дураки  -  а  они
явно не дураки, - то дождь должен идти только там,  где  жили  и  работали
люди.
     Сквозь шум дождя донесся какой-то звук. Р. остановился,  прислушался:
ему показалось, что где-то крикнул ребенок. Однако больше ничего  похожего
на детский крик не было слышно. Лишь отдаленные выстрелы.
     Он вошел в следующий подъезд, отряхнулся всем телом,  словно  собака,
забрызгав стены и пол, и начал подниматься по лестнице: названная по рации
квартира находилась на втором  этаже.  Преодолев  пролет,  обнаружил,  что
нужная ему дверь уже взломана.
     По-видимому, в квартире  побывали  мародеры,  потому  что  санитарные
команды до этого дома еще не  добрались.  После  мародеров  наверняка  тут
делать нечего, но  Р.  решил  на  всякий  случай  зайти:  может  быть,  он
действительно слышал крик ребенка.
     Распахнул остатки двери, ввалился в прихожую. В квартире кто-то  был.
Направо закрытая комната,  но  шум  раздавался  не  оттуда.  Р.  шагнул  в
коридор, достал из кобуры "николаев". Шуровали на кухне.
     - Гера! - донесся сиплый голос. - Я тут похавать надыбала.  И  водяра
имеется... Вали сюда!
     Через секунду женщина  появилась  на  пороге  кухни.  В  правой  руке
бутылка  "Петра  Великого",  в  левой  надкушенный  огурец.  Увидела   Р.,
перестала жевать, попятилась.
     - Ге-е-ера-а!!! - Недожеванная зелень вывалилась  из  щербатого  рта,
скользнув по груди, полетела на пол. Крик перешел в истошный визг.
     Р. аккуратно нажал  спусковую  скобу.  Визг  оборвался:  пуля  попала
женщине прямо в рот. Р. было все равно куда стрелять, но визг мог помешать
услышать голос ребенка,  а  руки  олимпийского  чемпиона  по  стрельбе  из
пистолета сами  знали  свое  дело.  Впрочем,  чемпионство  тоже  не  имело
никакого значения...
     Р. остановился, размышляя. Где этот Гера, которого звала не  успевшая
закусить дамочка?..
     - Брось ствол, гнида! - донеслось сзади. Голос тоже был сиплый, но на
этот раз мужской.
     Р. обернулся. Гера выстрелил, пуля просвистела  у  Р.  возле  правого
уха. Во второй раз Гера выстрелить не успел: маленькая дырочка во  лбу,  и
Геру отбросило на стену.
     Пистолет  в  трясущихся  с  похмелья  руках  не  страшнее  новогодней
хлопушки, подумал  Р.,  отодвинул  тело  ногой  и  вошел  в  комнату,  где
скрывался Гера.
     На полу лежал  трупик  ребенка.  Мальчик,  года  четыре.  Разодранная
рубашонка, перекошенное личико, открытый ротик, на белой  шейке  -  темные
пятна.
     Р. опустился на колени. Тельце было еще теплым -  Герина  работа.  Р.
включил рацию,  вызвал  бригаду  реаниматоров.  Не  дожидаясь,  взялся  за
искусственное дыхание. Потом попробовал  метод  "рот  в  рот".  Получалось
плохо - слабый выдох, - но все же лучше,  чем  ничего.  Через  пару  минут
снаружи  послышался  характерный  шум  приземляющегося  "джампера",  и   в
квартиру ввалились реаниматоры. Белые халаты, сухие -  наверное,  водитель
посадил машину  вплотную  к  подъезду,  использовав  козырек,  -  в  руках
чемоданчики с аппаратурой. Открыли чемоданчики, склонились  над  ребенком,
подняли, положили на диван.
     Р. не стал мешать, отправился осматривать квартиру. На кухне  бедлам:
судя по всему, шуровала дамочка с  огурцом.  На  столе  открытая  литровая
банка маринованных томатов, полбуханки черствого  хлеба,  два  наполненных
прозрачной жидкостью стакана. Возле плиты - труп хозяйки, молодой  женщины
лет двадцати пяти. Умерла еще вчера.
     Дальнейшие поиски успехом не увенчались. Ребенок был единственным.
     Когда Р. вернулся в прихожую, реаниматоры еще  тихо  переговаривались
за закрытой дверью. А двери они по-прежнему  закрывают,  подумал  Р.  Хотя
прятать правду теперь не от кого. Привычка, доведенная до автоматизма. Как
у любого профессионала... Однако никаких эмоций закрытая дверь у  него  не
вызвала - просто констатация факта, не более.
     Наконец реаниматоры появились в прихожей. Первый мотнул головой:
     - Поздно...  Необратимые  изменения  в  мозгу...  Ничего  не  удалось
сделать... - говорил тихо, с большими  паузами,  выдыхаемого  воздуха  ему
тоже не хватало.
     Забормотала рация, отправляя реаниматоров по очередному адресу, и они
ушли - выполнять свою функцию. А Р. отправился выполнять свою.  Неудача  в
последней квартире огорчения ему не принесла.

     Вчерашний день начался как обычно. Воскресенье, выходной. Хотя для Р.
- что воскресенье, что среда. Человек свободной  профессии...  Зато  жена,
Света, дома, и завтрак готовить  не  самому.  Правда,  придется  навестить
дочку, посмотреть как там: зять в субботу отбыл в командировку, -  но  это
тоже дело куда как привычное.
     За окном хлестал дождь, грохотал по водостокам, и Р. достал из  шкафа
забытый за неделю зонтик. Потом сели завтракать - не спеша, со вкусом, как
всегда по выходным. Ели омлет,  говорили  о  бедах  дочки  и  о  надеждах,
связанных с сыном,  который  должен  скоро  демобилизоваться.  О  звездных
дождях разглагольствовать уже надоело,  да  и  не  наблюдалось  их  в  две
последние ночи. Когда перешли  к  кофе,  в  дверь  позвонили,  а  потом  и
принялись стучать.
     Р. открыл. На пороге Сергеич, сосед.
     - Люди! Помогите! С Машей беда!..
     Бросились к Сергеичу. Маша, супруга его, на полу, глаза закатываются,
лицо - ни кровинки. Света - молодец, сразу схватила свой чемоданчик:  врач
- он и в Африке врач... Пока Сергеич вызывал неотложку, сделала Маше укол.
Слава Богу, лицо у  той  порозовело,  глаза  увидели  мир.  Подняли  Машу,
перенесли в спальню на кровать,  успокоили  Сергеича.  И  тут  все  снова:
Машины глаза закатываются,  лицо  белеет,  вместо  дыхания  -  хрип...  Но
неотложка уже прибыла. Спецы выперли  Р.  и  Сергеича  из  спальни.  Света
осталась.
     Пошли в гостиную. Там у Сергеича  настенный  экран:  Зиночка  Коваль,
дикторша, вещает что-то об эпидемии, разразившейся в Новосибирске,  тысячи
мертвых... Не успела досказать, - вдруг! - изображение поехало в  сторону,
вместо дикторши стена студии, а по  ушам  пронзительный  визг  -  судя  по
всему, Зиночкин. И  сразу  музыку  врезали,  певичка  во  весь  экран,  из
современных:  смазливенькая,  соломенные   волосы   колтуном,   голенькими
грудками в ритм песне подрагивает...
     - Боже! Что же это?! - Сергеич и сам весь бледный,  но  держится.  Во
всяком случае глаза закатывать не собирается.
     И вот - зовут в коридор.
     -  Извините,  сударь...  Сердце.  Ничего  уже  нельзя  было  сделать,
медицина не всесильна.
     Света кивает, подтверждая.
     - Какое еще сердце! - взрывается Сергеич. - Да у  нее  мотор,  как  у
двадцатилетней! Что вы мне тут?.. Светлана Васильевна, вы же знаете!
     Спецы пожимают плечами, Света разводит руками. Молча. Медики  уходят.
Сергеич бросается в спальню, слышны сдавленные рыдания. Света говорит:
     - Надо побыть с ним, успокоить.
     Р. лезет в соседский холодильник, находит там бутылку "Столичной".
     И тут  откуда-то  вопль.  Света  вздрагивает.  Вопль  повторяется  на
лестничной площадке:
     - Светлана Васильевна, помогите! Мама...
     Дальше  сумасшедшая  круговерть.  Мечутся  по  площадке  перепуганные
соседи. Р.  остервенело  жмет  кнопки  телефона,  пытаясь  дозвониться  до
неотложки, на экране в гостиной  нереальный  серый  фон,  из  динамиков  -
неслыханное  шипение...  Света  летает  с  чемоданчиком  из   квартиры   в
квартиру... Воет Сергеич: "Господи, за что? За что, Господи?!"
     А потом каждый уползает в свою нору, словно  поняв,  что  надвигается
неотвратимое, закрыв двери на все замки, будто замки могут  спасти,  будто
они не позволят открыться Воротам Неизбежности.
     Р. и жена сидят на кухне. В руке у Светы зачем-то шприц, хотя она уже
и не рвется в свою поликлинику. Молчаливое ожидание. Р. смотрит на  острие
шприца. Рука Светы дрожит, игла ходит ходуном.
     - Что же случилось? - спрашивает шепотом Света. - Может, нападение?
     - Разве что нападение прошлого на настоящее, - говорит Р. - Возможно,
где-то, в забытых всеми хранилищах,  произошла  утечка  бактериологических
средств.
     - Боже! За что?
     - Не плачь! Все не умрут... Кто-нибудь на Земле-матушке да останется.
     - О Господи! Неужели ты в такие минуты способен думать о всей Земле?!
Ты бы лучше о своей семье подумал, о детях, обо мне.
     Она позволила себе такой упрек впервые в жизни. В первый раз...  И  в
последний, потому что время пришло. Света роняет шприц и валится  на  пол.
Р. остается сидеть за столом, глядя в серое окно, за которым хлещет летний
ливень. Где-то раздается взрыв, и звук  этот  с  какой-то  стати  вызывает
воспоминание о новогоднем празднике. Так же грохают хлопушки... А потом за
окном начинает выть  сирена  -  заунывно,  тоскливо,  так,  что  сжимается
сердце. И лишь в последнее мгновение Р. догадывается, что сердце сжимается
не от воя сирены. На мир опускается непроницаемый мрак...
     Рассвет забрезжил сразу. Но родной кухни вокруг уже не было. И жены -
тоже.  Он  пришел  в  себя,  сидя  на  полу  в  каком-то  здании.   Встал.
Зашевелились  и  другие.  Было  много  знакомых  лиц:  художники,   поэты,
артисты... И тут вышел нелюдь в белом плаще,  высокий,  горбатый.  Объявил
им, что они, Вершители, еще могут  послужить  жизни,  потому  что  уровень
энергии у них, творческих работников, выше, чем у всех  остальных.  Потому
они и творческие работники.
     Все Вершители были мужчинами. Они выстроились в цепочку  и  проходили
мимо нелюдя, который возлагал на лоб каждому свою ладонь. Подошла  очередь
и Р. Ладонь у нелюдя оказалась теплой, но это Р. не  удивило.  Не  удивило
его и то, что, отойдя от нелюдя, он знал, что ему теперь делать.
     Контактная телепатия, подумал он без интереса.
     Когда каждый из Вершителей получил задание, их  выпустили  на  улицу.
Справившись с ориентацией, Р.  обнаружил,  что  он  в  родных  местах,  на
Васильевском острове. За спиной высились здания детской больницы на Второй
линии. Р. это не удивило и не обрадовало. Так и должно быть. Он отправился
выполнять задание и отыскал за вечер троих. Двух мальчиков  и  девочку.  И
еще троих за ночь. Двух девочек и  мальчика.  Ночью  же  стали  попадаться
первые мародеры. И нелюдь  вооружил  Вершителей  пистолетами,  потому  что
разбираться с мародерами при помощи голых рук было  тяжело.  А  главное  -
долго.

     Р. поднялся выше, по следующему адресу. Едва ступил на  площадку,  за
левой дверью послышался шум. Он обернулся.  В  дверном  глазке  мелькнуло,
протарахтел открываемый замок, и дверь  распахнулась.  На  пороге,  тяжело
опираясь на костыли, стоял испуганный парень лет двадцати.
     - Здравствуйте!
     Парень был знакомым, на как его зовут,  Р.  не  помнил.  Значит,  эта
память ему не нужна.
     - Скажите, что случилось? - шепотом затараторил парень. - Мать  вчера
как ушла утром, так и не вернулась. По тэвэ  ничего  не  показывают.  Тихо
как-то кругом, но где-то стреляют... Что произошло? Война?
     - Не знаю, - ответил Р.
     Парень таким ответом не удовлетворился.
     - Помогите мне. - Он перенес костыль через порог.
     Помешает, подумал Р. и  вытащил  из  кобуры  пистолет.  Парень  жутко
перепугался, отпрянул назад, захлопнул дверь.
     Р. спрятал пистолет, повернулся к правой двери, позвонил. Послышались
шаги.
     - Кто там?
     - Я.
     Она  узнала  его  тихий  голос.  Радостное   восклицание,   и   дверь
распахнулась. Дочь стояла за порогом, смотрела в  пространство  невидящими
глазами.
     - Как хорошо, что ты пришел! Я уж извелась вся...
     Он перешагнул порог. Она сунулась к нему.
     - Боже, да ты мокрый насквозь! Неужели на улице такой ливень?  Ты  же
простудишься... Давай, я принесу тебе Володькины брюки и свитер. У вас  же
один размер.
     Она  побрела  в  спальню.  Р.  закрыл  за  собой  дверь  и  не   стал
останавливать дочку. Ему-то плевать,  но  с  Ленкой  могли  бы  возникнуть
сложности.
     Дочь потеряла зрение два года назад. Ни с того ни с сего, безо всяких
причин,  и  медицина  оказалась  абсолютно  "невсесильной".  Света  как-то
заявила, что это Господь ЕЕ наказал за какую-то врачебную ошибку.
     - Я звонила вам. - Дочь уже вернулась, держа в руках одежду  зятя.  -
Где вы ходите? И Володька, оболтус, позвонить не догадается.
     Р. хотел ей сказать, что Володька  никогда  не  позвонит,  но  что-то
удержало его. Могли возникнуть сложности.
     - Ленка где?
     - У себя, музыку слушает. Ты переодевайся... Или иди в ванную, мокрое
там сбрось, я потом повешу, высушу.
     Р. поставил на пол сумку, взял  одежду  и  отправился  переодеваться.
Брюки были черные, а свитер синий. Пистолет он вытер рубашкой, переложил в
карман сухих брюк, кобуру пока надевать не стал.
     Дочь ждала на кухне, слушала шипенье чайника.
     - Сейчас я чайку... Мама как?
     Двигалась по кухне  легко  и  уверенно,  как  зрячая.  Красивая  была
девчонка, вылитая Светка в  молодости.  Р.  отметил  это  без  эмоций,  по
привычке.
     - Чаю я не хочу. Мама в порядке. Собираюсь пойти с Ленкой погулять.
     Она подумала и кивнула:
     - Хорошо, сейчас я соберу ее. Одену в непромокашку.
     - Подожди. - Он взял ее за руку.
     - Боже! Как ты замерз! Совершенно не думаешь о своем здоровье!
     Он выпустил ее пальцы.
     - Папа, что происходит? Мне показалось, на  улице  стреляли...  И  ты
что-то скрываешь! У тебя незнакомые вещи в сумке.
     Он не испытывал к ней жалости. Но это все-таки  была  их  со  Светкой
дочь, и ее не ждало ничего хорошего.
     В лучшем случае, подумал он, умрет с голоду.
     - Папа, мне страшно! - Она прижалась к нему всем телом.
     В худшем случае, подумал он, ворвутся мародеры и  изнасилуют,  прежде
чем убить.
     И сам не  зная  почему,  он  вытащил  из  кармана  "николаев",  ткнул
глушителем ей под левую грудь.
     Испугаться она не успела. Только глаза расширились. Как у зрячей.  Он
не позволил ей упасть. Подхватил под мышки. Аккуратно уложил на пол. Потом
спрятал пистолет и отправился к Ленке.
     Ленка с ногами сидела на диване, в наушниках.  Увидела  его,  сорвала
наушники, завопила от радости. Он взял ее на  руки,  подкинул  к  потолку,
поймал, вызвав еще больший взрыв восторга. Все по привычке.
     - Твоя мама отпустила нас гулять.
     - Ура! А где мама?
     - Мама спит, не шуми.
     - Разве сейчас ночь? - Удивилась, но перешла на шепот.
     Р. вышел в коридор, включил  рацию,  попросил  прислать  за  ребенком
"джампер".
     - Все "джамперы" в разгоне, - ответили ему. - Подождите чуть-чуть.
     - Не могу, у меня энергия иссякает.
     - А где вы находитесь?
     Он ответил.
     - Это же недалеко. Можете добраться пешком. Я уберу дождь по маршруту
вашего следования.
     Он надел кобуру, переложил пистолет,  вернулся  к  Ленке,  достал  из
сумки детский бронежилет.
     - Тебе.
     - Ой, что это?
     - Рыцарский костюм. Будешь у меня рыцарем.
     - Нет! - Наморщила нос. - Лучше я буду у тебя рыцаркой!
     Легко запудрить мозги четырехлетнему  человечку.  Помог  ей  натянуть
"рыцарский костюм". Подумал, что если бы жил в новом районе,  выполнил  бы
задание еще вчера. Но Васильевский - старый район, и детей здесь мало.
     - Ой, кто это на тебе рисовал?
     Опустил глаза,  увидел  на  свитере  темную  дорожку.  Ленка  тронула
пальчиком, кончик окрасился темно-алым.
     - Это я играл в художника.
     - Ты же писатель. - Нахмурила брови.
     - Писатели иногда играют в художников.
     Поверила. Брови поднялись, глаза засияли. Удалось наконец  справиться
и с бронежилетом. Взял сумку. Прошли мимо кухни. Ленкин рост  не  позволял
ей увидеть сквозь дверное стекло лежащую на полу мать. А Р.  и  головы  не
повернул.
     Вышли на площадку, закрыли за собой дверь, но запирать  не  стали.  В
глазке напротив опять мелькали тени. Бедняга на костылях маялся  за  своей
деревянной  крепостной  стеной.  Прощай,  парень,  подумал  Р.  Шагнул  на
ступеньку. Потом остановился. Словно задумался. Милосердия в душе не было,
но достал пистолет и выстрелил в крепостную стену, рядом с глазком.  Такая
дверь - не защита от пули. Парень успел лишь испуганно вскрикнуть. А потом
загрохотали костыли.
     - В кого ты стрельнул? - Ленка смотрела с любопытством.
     - В дракона.
     - А вчера там жил дядя Жора с бабой Верой.
     - А сегодня там дракон. Он съел и дядю Жору, и бабу Веру.
     - Как волк Красную Шапочку?
     - Как волк Красную Шапочку.
     - А мы ему брюхо распорем? Как охотники...
     - Распорем. Потом.
     Спустились вниз, вышли наружу. Дождя над улицей как ни бывало, только
от водосточных труб бежали по тротуарам небольшие речки: над крышами домов
лило по-прежнему.
     Мимо время от  времени  с  ревом  проносились  фургоны-рефрижераторы:
водители  выполняли  свою  функцию,  увозили   трупы,   которые   собирали
санитарные команды. Город должен стать чистым. Город должен...
     Дорога тянулась несколько дольше, чем ожидал. Ленка широко  открытыми
глазами разглядывала по-ночному пустые, тщательно  отмытые  дождем  улицы.
Они и в самом деле казались незнакомыми. Мародеры по дороге не попались  -
по-видимому, уже знали кого следует бояться. Энергии оставалось все меньше
и меньше, но до больницы Р. добраться успел. Как и рассчитывал... Позвонил
в дверь приемного покоя. Открыли, вышел горбатый  нелюдь  в  белом  плаще,
увидел ребенка, протянул руку.
     Ленка доверчиво подошла к  нему.  Тут  же  из  недр  приемного  покоя
возникла медсестра, взяла Ленку за руку. Глаза у медсестры  были  пустыми.
Потянула Ленку за собой. Та уперлась:
     - Дедуня, а ты?
     - Я приду, - сказал Р. - Попозже.
     Внучку увели.
     - Это номер семь, - сказал Р.
     Нелюдь кивнул:
     - Счастливое число.
     Голос у него был певучим. Нелюдь  коснулся  лба  Р.  ладонью,  и  тот
почувствовал, как в него перетекает энергия.  А  с  нею  и  информация  об
очередном задании. Дверь приемного покоя медленно закрылась.
     Р. повернулся и  пошел  к  Малому  проспекту.  Где-то  опять  хлопали
выстрелы. Но гулять стрелкам оставалось недолго.
     К перекрестку вскоре подкатила машина, тяжелый наземный рефрижератор.
Кивнув водителю, Р. забрался в фургон, закрыл за собой герметичную  дверь.
В фургоне было темно, но он знал, что на полу лежат трупы.
     Некоторое  время  машина  двигалась,  потом  остановилась.  Открылась
дверь, в фургон подсадили мужчину, захлопнули створку. Машина тронулась, и
тут же внутрь фургона проник дневной свет.
     - Отойдите от двери, - сказал Р.
     - Ой, здесь кто-то есть! - обрадовался попутчик,  и  вновь  наступила
тьма. - А я думал, одни покойники. - Он где-то там уселся, представился: -
Иванов, профессор Петербургского университета.
     Р. промолчал.
     - А вы кто? - спросил профессор.
     Р. назвался.
     - Тот самый? - удивился Иванов. - Писатель?
     - Литератор, - поправил Р. И добавил: - Был.
     - Все мы, сударь, теперь бывшие. - Иванов издал звук,  который  можно
было расценить как усмешку.
     Машина снова остановилась.  Открылась  дверь.  Снаружи  стояли  члены
санитарной команды, у их ног, на тротуаре,  лежали  несколько  трупов.  Р.
встал. Иванов быстро понял, что от него требуется.
     - Никогда не думал, что придется  грузить  мертвецов,  -  сказал  он,
когда машина тронулась. - А вы?
     - Тоже, - равнодушно ответил Р.
     Иванов помолчал. Но, видно, молчать ему было невмоготу,  и  он  снова
заговорил:
     - Подобное, по-видимому, только в ленинградскую блокаду  наблюдалось,
в прошлом веке.
     - Подобное сейчас по всей Земле, - сказал Р.
     - Откуда вы знаете?
     - Знаю.
     Профессор замолчал.
     Машина опять тормознула, загрузили очередную,  многочисленную  партию
окоченевших тел. Когда тронулись, Иванов не выдержал:
     - Вы обратили внимание? Нет ни одного ребенка...
     Р. не ответил.
     - И  у  вас,  как  у  писателя,  нет  никакой  гипотезы  относительно
происходящего? - не унимался  Иванов.  Не  дождавшись  ответа,  добавил  с
гордостью: - А у меня есть! Хотите, расскажу?
     - Рассказывайте, - согласился Р.
     Машина снова затормозила. Обработали еще одну партию окоченевших тел:
видно, этот район как раз  шерстили  санитарные  команды.  Внутри  фургона
стало тесновато, и Р. взгромоздился  прямо  на  мертвецов.  Машина  начала
набирать скорость. На поворотах поленницу из тел мотало,  и  Р.  несколько
раз ударился о стенку.
     - Я лингвист, - сказал Иванов. - Последние  несколько  лет  входил  в
международную  группу  ученых,  которая,  по  заданию  ООН,  работала  над
созданием интерлинга - общепланетного  языка.  Интерлинг  представляет  из
себя  смесь  наиболее  распространенных  языков   на   основе   грамматики
английского. Не так давно наша работа была с успехом завершена. А  знаете,
кто воспользуется ее плодами?
     - Понятия не имею. - Все это Р.  было  неинтересно,  но  раз  хочется
человеку говорить, пусть себе говорит.
     - Эти самые... горбатые пришельцы в  белых  плащах.  Мое  руководство
передало  одному  из  них  все   материалы.   Едва   наш   директор   стал
холодноглазым... - Иванов помолчал. - Да, насмотрелся я за эти два  дня!..
Одни холодноглазые кругом. И  вот  что  мне  пришло  в  голову.  Сам-то  я
безбожник, но предположим на минутку, что Бог все-таки существует. Или кто
там вместо него... Естественно,  за  все  наши  художества  он  уже  давно
недоволен родом людским, и так же естественно, желает нас  наказать...  Вы
ведь, будучи писателем, наверняка знакомы с таким произведением литературы
как Библия?
     Р.  не  ответил.  Иванов  подождал  немного,  крякнул  недовольно   и
продолжил:
     - Библия утверждает, что Всевышний уже наказывал людей. Я имею в виду
весь род человеческий, а не Адама  с  Евой...  В  первый  раз  во  времена
Великого потопа, когда дозволено спастись  было  лишь  Ною  с  семейством.
Затем при строительстве Вавилонской башни,  когда  Всевышний  смешал  язык
людской. И теперь, если предположить, что Господь понял  свои  ошибки,  то
все происходящее становится очень ясным.
     - Ерунда, это просто пришельцы, - сказал Р., сам не зная зачем.
     - Э-э, нет! Пришельцы, да не те... Просто Господь осознал, что  своим
потопом ничего не достиг. Но очередную попытку он решил дать только  детям
- единственным людям, кто еще не испорчен жизнью. А чтобы они не  погибли,
будучи брошенными на произвол судьбы, он решил собрать их вместе и  отдать
под начало своих помощников. Вот холодноглазые и собирают их по всему миру
и отправляют в больницы да  санатории.  Вместо  одного  ковчега  Всевышний
решил создать миллионы маленьких, в которых дети переживут второй  "потоп"
- избиение взрослых - и будут расти без тлетворного влияния тех,  кто  уже
погряз в грехах или просто тронут порчей. Конечно, при избиении погибнут и
те, кто без греха - если они есть, конечно... Но ведь лес  рубят  -  щепки
летят. Уж это-то господина  Саваофа,  с  его  жестокосердием,  никогда  не
трогало - сколько он одного своего Богоизбранного народа порешил, а уж  об
остальных-то и разговору нет... А заодно он решил и ошибочку, связанную  с
Вавилонской башней, исправить - дать будущему единому народу Земли  единый
язык. Дети  ведь  легко  обучаются  любому  языку,  так  почему  бы  и  не
использовать эту их способность?.. В общем, провести еще один  грандиозный
эксперимент в масштабах всей планеты и посмотреть,  что  из  хомо  сапиенс
получится на этот раз. Вот только как они  собираются  кормить  и  одевать
детей? Неужели Святым  Духом?  -  Профессор  вдруг  хохотнул.  -  Ну,  как
теорийка? Ничего? Уж безумия-то ей хватает!
     Р. не ответил. Машина давно никуда не сворачивала:  наверное,  катила
по Московскому проспекту. А может, уже и Среднюю Рогатку миновали.
     Конечно, он мог бы многое сказать  этому  человечку  -  ведь  нелюдь,
наложив на лоб ладонь, вдохнул в Р. не только энергию, но и знание. Р. мог
бы рассказать, что те, кого этот человечек называет  "холодноглазыми",  не
только собирают  по  городам  и  весям  осиротевших  детей.  Они  помогают
размещать  будущих  хозяев  Земли  по  их  новым  приютам,  которые   этот
грехолюбец осмелился назвать "ковчегами". Это не  ковчеги,  это  Питомники
Грядущего. Но откуда ему знать, этому человечишке? Он  уже  выполнил  свою
функцию, создав Язык, и его даже не собираются  посвящать  в  Вершители...
Именно Вершители и будут обеспечивать всем необходимым подрастающих детей.
Они сидят сейчас на опасных промышленных объектах, не  позволяя  произойти
авариям, угрожающим планете химическим или радиоактивным  заражением.  Они
будут растить и убирать урожай - манна с неба сыплется только в  мифах,  -
они будут производить детскую одежду и обувь, они будут  хранить  то,  что
следует сохранить. Их нужно гораздо меньше привычных миллиардов, живших на
Земле до вчерашнего дня. Потому  что  не  нужно  кормить  свору  тех,  кто
производил не нужную будущему человечеству продукцию: оружие, наркотики  и
прочие "прелести цивилизации". Им не нужно кормить самих себя, потому  что
они-то как раз не нуждаются в биологической  пище.  Им,  правда,  придется
провести глобальную ревизию  того,  что  останется  в  наследство  будущим
хозяевам, но времени для  ревизии  предостаточно.  А  потом  повзрослевшие
хозяева  сами  довершат  начатое  Вершителями,  разберутся,  что   следует
сохранить, а что - развеять по ветру.
     Все это Р. мог рассказать  профессору  Иванову,  но  смысла  в  таком
рассказе не было: он бы профессору  ничего  не  дал.  Кроме  ненависти,  а
ненависть никогда не меняет мир к лучшему.  К  худшему  же  немногие  пока
остающиеся в живых уже не изменят, хоть  и  способны  -  потому  их  и  не
интересуют  звездные  ливни.  Да,  помародерствуют  они  некоторое  время,
поизгаляются друг над другом, но всех их  ждет  один  конец  -  встреча  с
Вершителями неизбежна. Ведь только он сегодня скольких остановил... И спас
семерых будущих хозяев - полную свою норму.
     Где-то в  глубине  души,  правда,  кто-то  нашептывал  ему,  что  все
происходящее  исключительно  жестоко,  но  этот  "кто-то"  был  последним,
оставшимся в Р. от человека, и уже был неспособен вернуть себе власть  над
телом: куда смертному тягаться с помыслами Господними? И  этому  "кому-то"
оставалось  только  напоминать  самому  себе,  что  никогда  еще  подобные
средства не приводили к декларируемой цели.
     Да, раньше не приводили, а теперь приведут. Потому что с корнем будут
вырваны страх, ложь,  ненависть,  злоба,  зависть  и  прочие  человеческие
грехи. И может быть, воцарятся наконец в мире любовь и доброта...
     Поленницу снова качнуло: машина сделала поворот и вскоре затормозила.
Открылась дверца, в фургон хлынул дневной свет. Профессор  и  Р  выбрались
наружу.
     Дождя здесь не было. Пахло свежевырытой землей и еще чем-то странным.
Прямо перед фургоном зияла огромная яма, почти доверху заваленная трупами.
Мужскими, женскими, подростков обоего пола. И детскими. Последних, правда,
было крайне мало.
     - Господи! - Профессор грязно выругался. - И дети тут!
     - Только те, кто уже тронут червоточиной Сатаны, -  произнес  певучий
голос.
     Иванов и Р. оглянулись. Неподалеку стоял  нелюдь.  Плаща  на  нем  не
было, и крылья сияли белизной во всей своей красе.
     Вдоль  ямы  разместились  несколько   рефрижераторов,   разгружались,
заполняя мертвыми телами  братскую  могилу.  Впереди  над  миром  нависали
Пулковские высоты. Там смотрели в отворившиеся  окна  небесные  -  слепыми
глазами - брошенные телескопы, которым звездные ливни ничем не грозили.
     Р. потащил из фургона за ноги ближайший труп.
     - Беритесь, профессор.
     Иванов замотал головой:
     - Нет, не буду! А потом меня же в эту яму. Не стану!
     - Бессмысленно, - равнодушно проговорил Р.
     Профессор достал  из  нагрудного  кармана  очки,  нацепил  на  нос  и
посмотрел на Р.
     - Боже мой! Да вы же тоже из холодноглазых! - Он оглядел Р. с ног  до
головы. - Чья это кровь на вас, сударь?
     - Дочери.
     Профессор сразу как-то сник, сжался, словно из него выпустили воздух.
Медленно стянул с носа очки, бросил их в братскую могилу.
     Они начали освобождать фургон. Профессор быстро взмок, от него  остро
запахло потом, но Р. было на это наплевать: он выполнял  свою  функцию.  С
другой стороны вдоль  ямы  стояли  несколько  бульдозеров  с  заглушенными
двигателями. В кабинах сидели те, кто выполнял СВОЮ функцию.
     Когда рефрижератор был разгружен и водитель  отогнал  его,  профессор
подошел к нелюдю:
     - Что ж, ангел белокрылый, прими мою душу.
     Р. выстрелил ему в затылок, подошел и столкнул тело в яму,  на  груду
других мертвецов. Потом положил  пистолет  на  протянутую  ладонь  нелюдя.
Нелюдь  строго  посмотрел  на  оружие.  Сначала  растаял  пистолет,  потом
глушитель, и через полминуты на ладони нелюдя ничего не осталось.  Функция
Р. еще не была выполнена, но ему было  все  равно.  К  тому  же,  он  стал
убийцей...
     Нелюдь взмахнул белоснежными крылами и отлетел в сторону. Босые  ноги
его были выпачканы землей.
     - Моисей тоже не попал  в  Землю  Обетованную,  -  пробормотал  Р.  и
спрыгнул на груду мертвецов. Поднял глаза к серому небу.
     Другие грузчики отошли от края ямы, стали садиться  в  рефрижераторы.
Словно  в  боевые  машины  грузились  десантники...  Взревели   двигатели,
бульдозеры поползли, толкая вперед земляные холмики, быстро превращающиеся
в холмы.
     Нелюдь вскинул руку. Р. закрыл глаза, чтобы в них  не  попала  земля.
Тело зомби легло в братскую могилу, и Господь  наконец  взял  к  себе  его
истерзанную душу. Но над содержанием этой души Властитель небесный был  не
властен, и в ней так и осталась жить надежда на то, что Всевышний не будет
властен и над душой малышки, которую Р. собственноручно  сдал  в  застенки
ковчега на Второй линии.

                         БАНКА АПЕЛЬСИНОВОГО СОКА

     Экипаж, по совести говоря, Реброва раздражал. Было во внешности  этих
парней, в их неуемной,  показной  радости  от  происходящего,  в  щенячьей
восторженности, с которой они смотрели на своего  капитана,  нечто  такое,
что давно уже им, Ребровым, забыто.  Возможно,  если  бы  полет  предстоял
долгий и опасный, если бы требовалась в нем для успешного завершения  дела
особая монолитность экипажа, Ребров и попытался бы их понять. Но  в  таком
полете...
     Вот и сейчас, стоя перед ним навытяжку,  практиканты  ели  начальство
глазами. Наверное, им казалось, так и должно стоять перед капитаном.  Ведь
этого требует Устав!.. Откуда им знать, что Устав писали такие же кретины,
как и они, только лет на тридцать старше и навеки  прикипевшие  к  удобным
креслам в шикарных кабинетах?..
     Хлыщи, подумал Ребров. Опереточные космонавтики...
     Пауза затягивалась, и практиканты недоуменно переглянулись.
     - Я объявил сбор, - сказал Ребров, еле сдерживая  раздражение,  -  не
для того, чтобы вы  играли  друг  с  другом  в  переглядки!  Пришло  время
главного маневра. По программе - поворот...
     Они снова переглянулись, теперь во взглядах их сквозило  нескрываемое
удовольствие от предстоящей работы. Вильсон даже подмигнул приятелю.
     Ребров вздохнул и повернулся к ним спиной.
     Конечно, для практикантов и такой  полет  -  событие.  Им  давно  уже
надоело  сидеть  по  аудиториям,  слушая  самодовольных  старперов,  вроде
Реброва, да бегать ловкими пальцами по кнопкам осточертевших тренажеров. А
тут какой ни есть, но все же  выход  за  пределы  Системы.  Тем  более  на
испытания Корабля и с "самим Ребровым". Потом будут выпячивать богатырские
груди и травить байки девочкам с факультета диспетчеров. Тьфу!..
     Раздражение угнетало Реброва.  Он  не  понимал,  откуда  оно  бралось
ЗДЕСЬ. В Академии все было понятным. Нелегко старику, всю жизнь топтавшему
пространство, переходить  на  сидячий  образ  существования.  Столько  лет
мотаться по многочисленным планетам, освоенным землянами, и вдруг -  сразу
и окончательно! - лекции, лабораторные  и  душещипательные  беседы  с  так
называемой "молодою сменой".
     Он, собственно, и на предложение Плахина-то согласился лишь для того,
чтобы  развеяться.  Окунуться  ненадолго  в  знакомую  и  любезную  сердцу
атмосферу. А вот пригласить  на  испытания  Корабля  кого-либо  из  старых
приятелей не решился. Духу не хватило,  страшным  показалось  окунуться  в
былое до такой  степени.  Начались  бы  воспоминания  и  утешения.  "Бойцы
вспоминают минувшие дни..." Пропади они пропадом, эти минувшие  дни,  если
на финише такая жизнь!..
     Да и  формального  оправдания  приглашению  опытных  ребят  не  было.
Полет-то чепуха, всего несколько дней. Не полет - прогулка по пригородному
парку! Не нужны  тут  ни  опыт  работы  в  космосе,  ни  умение  принимать
единственно правильные решения. Для этого есть на борту он, капитан,  хотя
и он не видит, где тут может быть использован его богатый опыт. А для  так
называемой "смены" все ж таки практика...
     В общем, все он решил правильно. Так откуда  же  раздражение?  Или  в
этом раздражении и заключается старость?..
     - Напоминаю, как будет  происходить  поворот,  -  сказал  Ребров,  не
оборачиваясь. - После команды полное отключение от посторонних  мыслей.  В
момент "ноль" отчетливо представляем  себе,  что  Корабль  меняет  курс...
Вопросы?
     Экипаж безмолвствовал. Ребров  сел  за  пульт  и  запустил  программу
поворота. Из спинок кресел  выдвинулись  синие  чашки  ридеров.  Комариным
звоном запищали нейтрализаторы инерции. Ребров прижался к  чашке  затылком
и, прикрыв глаза, дождался, пока датчики лягут на виски.  Потом  развернул
кресло. Практиканты сидели на своих местах.
     - Экипаж к маневру готов! - объявил Ребров. - Корабль?
     - Корабль к маневру готов,  -  сказал  Корабль.  -  Скорость  -  пять
световых, двигатели в  режиме  "торможение-разгон",  перепад  ускорений  -
пятьсот двадцать тысяч "жэ", нейтрализаторы инерции на  максимуме,  начало
маневра в момент "ноль". Экипажу внимание! Начинаю отсчет...
     Ребров снова прикрыл глаза. Он представил  себе  проклятую  надоевшую
Землю, бледно-голубую,  в  белых  покрывалах  облаков,  набившие  оскомину
лекции,  каждодневную  суету  городов,  черт  бы  их   побрал   со   всеми
потрохами!..
     А Корабль уже ритмично диктовал:
     - Три... два... один...
     И когда он произнес: "Ноль", - Ребров представил  себе,  как  Корабль
останавливается и стартует в обратную сторону.
     Он знал, что то же в это мгновение представляют себе и практиканты, и
сжался, ожидая чувствительного толчка и  замирания  в  сердце  -  все-таки
полмиллиона "жэ"  это  не  баран  начихал,  как  бы  надежно  ни  работали
нейтрализаторы инерции.
     Поворот совершился абсолютно незаметно.
     Ай да машина, подумал Ребров с  внезапно  возникшим  удовлетворением.
Какая плавность!.. На таких ходить можно.
     - Экипаж? - спросил он.
     - Третий в порядке! - отозвался Белов. - Команда выдана.
     - Второй в порядке! - выпалил Вильсон. - Команда выдана.
     - Первый в порядке, - сказал Ребров. - Команда  на  маневр  выдана...
Корабль?
     - Корабль в порядке, - доложил Корабль. - Скорость -  пять  световых,
двигатели на константе, курс прежний... Прошла команда "Отказ от маневра".
     Ребров повернулся лицом к экипажу. Он увидел, как  Вильсон  удивленно
пожал плечами. И только тут до Реброва дошло,  почему  поворот  совершился
столь плавно. И вновь накатило раздражение.

     Ребров заварил кофе, выключил камбуз и, взяв в руки кофейник и пустую
чашку, отправился к себе.
     Практиканты уже спали. Они отнеслись к сбою довольно  равнодушно.  Ну
не прошла команда на  поворот...  Так  на  то  и  присутствует  здесь  он,
капитан, звездолетчик  с  восьмидесятилетним  стажем.  Уж  он-то  во  всем
разберется!
     Ребров  полулег  на  койку  и,   прихлебывая   кофе,   погрузился   в
размышления. Собственно говоря, ничего ужасного  пока  еще  не  произошло.
Можно дать сигнал о помощи, и к ним явятся  спасатели.  Скорее  всего  это
будет крейсер "Армстронг" - он сейчас мотается на орбите  вокруг  Плутона.
Такой громаде  не  составит  труда  догнать  Корабль  и  выловить  его  из
пространства  гравитационными  захватами.  Придется,  правда,  переступить
через профессиональную гордость...
     На стене бесшумно мигал цифрами хронометр, отсчитывая  время  полета.
Если не повернуть до конца  резерва,  катализатора  на  обратный  путь  не
хватит, и придется ползти со скоростью черепахи, пока не иссякнет энергия.
А до конца резерва остается чуть меньше  половины  суток.  Немного.  Потом
придется подавать сигнал SOS. Вся Солнечная система будет смеяться.
     Ребров пожал плечами. Посмеются, посмеются  и  перестанут.  С  его-то
репутацией, бояться насмешек!.. На Плутоне сейчас тоже  спят.  Ну  что  ж,
Плахин подсунул мне этот полет, пусть и Плахин затылок  почешет.  В  конце
концов у них там голов побольше и головы те поумнее.  По  крайней  мере  в
отношении своего дитяти - Корабля.
     - Корабль! - позвал Ребров. - Соедини меня с Центром.
     - Невозможно, - сказал Корабль.
     - Как это невозможно? - удивился Ребров. - Что за чушь?
     - Связи с Центром нет. Все каналы заблокированы.
     Ребров замотал головой.  Ничего  себе  шуточки!..  Что  с  ним  могло
случиться, с этим монстром?  Ведь  квазибиологические  системы  давно  уже
распространены на Земле. Правда, Корабль - это вам не биокар и не  мобиль,
это  целый  летающий  кит,  гора  квазиткани.  Но   и   не   более   того.
Принципиальная разница только в управлении. Там  оно  индивидуальное,  тут
коллегиальное. Потому-то и экипаж состоит из трех человек. Ведь трое - это
мельчайшая частичка общества, в которой уже есть разделение на большинство
и меньшинство.
     Идея  подобного  управления  понравилась  Реброву  сразу.  Он  знавал
случаи, когда капитаны приводили свои  звездолеты  к  гибели.  Решения  же
большинства как правило стремятся к оптимуму -  не  зря  же  этот  принцип
является основой всего существования земной цивилизации.  С  определенными
ограничениями, конечно!.. А может, все это выходки Плахина?
     - Ситуация предусмотрена программой полета?
     - Нет, - коротко ответил Корабль.
     Вот так передал SOS!  Ребров  задумался.  Вероятность  отказа  систем
Корабля практически равна нулю: все они дублируют друг друга. Да и не  зря
же  его  в  Системе  полгода  гоняли!  На  разных  режимах.  Правда,  этим
занимались другие... Ну так  и  что?  Экипаж  ведь  и  сменили  для  пущей
объективности проверки управления. Да и не отправили бы его  в  полет  без
специалиста-биотроника, если бы  существовало  хоть  малейшее  сомнение  в
методике  управления!..  Нет,  на  Корабль  грешить  нечего.   Это   самое
простое...
     Ребров вдруг хлопнул ладонью себя по  лбу.  Сменили  экипаж.  Сменили
ЭКИПАЖ!.. Да ну, какая  ерунда!  Они  же  обычные  земные  мальчишки,  эти
практиканты. До сих пор  за  пределы  Системы-то  не  выходили.  Тоже  мне
диверсанты враждебной цивилизации!.. Или это его нелестные мысли  о  Земле
оказали такое воздействие на аппаратуру?
     - Корабль! -  позвал  он.  -  Кто  из  членов  экипажа  отказался  от
поворота? - Второй и третий.
     - А от кого получена команда заблокировать связь?
     - От второго и третьего.
     - Почему не сообщил об этом раньше?
     - С вашей стороны не было запросов.
     Ребров присвистнул. Вот машина чертова!.. Однако, ну и дела... Почему
тогда  практиканты  солгали?..  Жажда   приключений?   Легкомыслие?..   Не
проверить ли нам капитана в экстремальной ситуации? Так ли он могуч, как о
нем рассказывают?.. Сговорились. Солгали. А теперь посмеиваются... Да нет,
не может быть! Или он совсем не разбирается в людях!
     Ребров вспомнил анкеты практикантов. Анкеты как анкеты. Оба  родились
в 383 году: Вильсон в Испании, Белов в России. Школа первой  ступени  -  в
Таррагоне и Максатихе, Школа второй ступени - в Сарагосе и  Твери.  С  403
года Звездные институты - у Вильсона Цюрихский,  у  Белова  Калужский,  по
окончании - практиканты Звездного Флота Земли... В  будущем  один  из  них
станет штурманом, другой - инженером по  космохронным  двигателям.  Все  в
полном порядке!..
     Ребров  стукнул  кулаком   по   столу.   Неужели   все-таки   шуточку
разыграли?.. Ну ладно, шутники. Дам я вам еще один  шанс  сказать  правду.
Последний.
     Он встал и вышел из каюты.  В  коридоре  повисла  тишина,  лишь  чуть
слышно шелестели вентиляторы, да с шорохом лопались перепонки люков, когда
он проходил  через  них.  Тишина  давила  на  него,  и  он  несколько  раз
оглянулся, прежде чем добрался до медицинского кабинета. Как в  детстве  -
казалось, что в темных углах кто-то затаился.
     Медицинский кабинет встретил его легкомысленным блеском  инструментов
и легким шумом работающей аппаратуры. Подойдя  к  доктору,  Ребров  послал
запрос о состоянии здоровья членов экипажа. Молодежь выглядела отлично,  а
у капитана  отмечалось  некоторое  излишнее  возбуждение.  Доктор  тут  же
синтезировал  успокоительное  и  предложил  капитану  немедленно  лечь   в
постель. Ребров вылил успокоительное в сборник отходов, поощряюще похлопал
доктора по никелированному заду и полез в один  из  шкафчиков,  в  которых
хранились лекарства. Некоторое время он копался внутри и, отыскав  наконец
баллончик с дестимом, сунул его в карман и вышел в коридор.
     Вильсон проснулся сразу, едва в каюте зажегся свет.
     - Что случилось, капитан? - спросил он, щурясь. - Тревога?
     - Все спокойно, Мартин, - сказал Ребров. -  Просто  я  зашел  к  тебе
спросить одну вещь.
     Он сел на койку Вильсона и неожиданно для себя  погладил  практиканта
по голове. Волосы у  парня  были  жесткие,  как  проволока.  Он  удивленно
посмотрел на Реброва, улыбнулся, сверкнув белыми, как первый снег, зубами,
и сел рядом, свесив вниз босые ноги.
     - Ответь мне, Мартин... - Ребров немного помедлил и словно выстрелил:
- Кто дал команду на отказ от маневра?
     Глаза Вильсона округлились.
     - Я не знаю, капитан, - прошептал он. - Я уже говорил,  что  приказал
Кораблю поворачивать! - Он возмущенно фыркнул. - Может быть, он просто  не
подчинился?
     Ребров вздохнул:
     - Не может, Мартин! Ты же знаешь.
     Вильсон хлопнул ладонями по ляжкам.
     - Вы мне не верите, капитан?!
     Ребров не ответил.
     Он быстро вытащил из кармана баллончик  и  нажал  на  головку.  Струя
дестима, вырвавшись на свободу, с шипением устремилась  к  лицу  Вильсона.
Ребров задержал дыхание. Парень удивленно улыбнулся и попытался  встать  с
койки. Глаза его остановились, он качнулся из стороны в сторону и неуклюже
ткнулся головой в подушку.
     Ребров перевернул его на спину и укрыл одеялом.
     - Жаль! - пробормотал он и, положив баллончик в карман, отправился  к
Белову.

     Выключив  запись,  Ребров  не  выдержал  и   вскочил   из-за   пульта
ментоскопа. Заметался по кабинету, наткнулся на какой-то твердый  предмет,
оказавшийся хирургом, зачем-то раздраил иллюминатор, тут же  задраил  его,
переставил с места на место что-то гладкое и  холодное,  погасил  и  снова
зажег верхний свет. Все было настолько неожиданно и так невероятно, что он
и представить себе не мог,  как  выкрутиться  из  создавшегося  положения.
Что-то острое впилось в  руку  -  оказалось,  это  шприц,  невесть  откуда
взявшийся на столе хирурга. И тогда Ребров сел обратно за пульт и,  словно
не поверив увиденному, включил запись с самого начала.
     На уровне сознания все было просто превосходно. Перед подачей команды
в воображении Вильсона пронеслись: Земля... какой-то водопад, стремительно
низвергающийся  в  пучину...  залитый  ярким  солнцем   песчаный   пляж...
хохочущие  девицы  с  разноцветными  волосами...  "ноль"...   команда   на
поворот...
     Когда Ребров увидел все это в первый раз, он даже зубами  заскрежетал
от досады. Если системы Корабля были исправны, этот монстр  просто  обязан
был совершить поворот. Тем  более  что  и  запись,  снятая  с  усыпленного
Белова, не принесла никаких неожиданностей.
     Ребров пребывал в  полной  растерянности.  Ведь  условие  исправности
Корабля было принято им с самого начала. И потому  на  записи  возлагались
основные надежды.
     Идея проверить подсознание стала последней возможностью разобраться в
ситуации. Уяснив себе это, Ребров минут пять просидел  перед  пультом,  не
притрагиваясь к переключателю уровней сканирования. Он  не  мог  заставить
себя  сделать  это,  ибо  понимал,  что  в  случае  отсутствия  каких-либо
отклонений в подсознании  шансов  у  него  не  останется.  Разве  на  чудо
надеяться...

     Ребров бежал  сломя  голову.  С  хлюпаньем  бросались  ему  под  ноги
бездонные серые лужи, и не было  им  конца.  Слепыми  стеклянными  глазами
смотрели на него мертвые лимузины, припаркованные у тротуаров.  Из  мутных
сумерек по одному выплывали высоченные столбы, на которых  висели  грязные
тусклые фонари  и  непонятные  длинные  предметы.  Качаясь  из  стороны  в
сторону, столбы чередой  проходили  мимо.  И  неизвестно  было,  когда  же
оборвется эта мрачная  улица,  зажатая  двумя  рядами  равнодушных  сонных
домов. И ни одной подворотни...
     А сзади, неумолимо накатываясь, колотил в спину торжествующий рев,  и
сердце еще раз попыталось выпрыгнуть из груди. Ребров на  бегу  оглянулся.
Странная  группа,  состоящая  из  множества   светлых   фигур,   отчетливо
приближалась. Ярко вспыхнул и разлетелся вдребезги разбитый  фонарь,  и  в
свете этой вспышки Ребров понял, что за ним бегут люди, одетые  в  нелепые
белые балахоны.  Лица  людей  скрывались  под  островерхими  капюшонами  с
темными прорезями для глаз.  Кое-кто  размахивал  странными,  похожими  на
разбойничьи дубинки, предметами... Что это за  толпа,  Ребров  понял  чуть
позже,  когда  позади  бегущих  на  каком-то  возвышении   вдруг   запылал
охваченный пламенем крест. Тут же стало ясно, что за предметы развешаны на
столбах рядом с фонарями. И навалился страх, липкий, тягучий, ЧУЖОЙ. Стали
ватными  ноги  и   руки,   и   только   билась   исступленно   в   затылок
одна-единственная  мысль:   "БЕЖАТЬ!..   ПРЯТАТЬСЯ!.."   И   потребовалось
гигантское усилие, чтобы вспомнить о Корабле и выключить запись.
     Ребров с трудом перевел  дыхание.  Белые  балахоны,  пылающий  крест,
висящие на столбах  трупы...  Все  стало  ясным  настолько,  что  к  горлу
подступила тошнота и  захотелось  немедленно  принять  душ.  Было  в  этой
ясности нечто низкое, подлое, недостойное. Как будто ему ни с  того  ни  с
сего, нагло усмехаясь, плюнули в физиономию...
     Генетическая память. Атавизм.  Как  все  просто!..  Вильсон  оказался
человеком, подсознание которого еще не утратило генетическую память. Более
того, события, происшедшие с кем-то  из  его  предков,  прорисовались  так
мощно, что интенсивность сигналов превысила те, что  шли  из  сознания.  А
избирательность аппаратуры Корабля, по-видимому, оставляла желать лучшего.
И вот вместо  команды  на  поворот  Корабль  получил  это  самое  "Бежать!
Прятаться!" Тут заодно и разгадка заблокированной намертво связи.
     Теперь  Ребров  не  сомневался,  что  и  в  записи  Белова   окажется
что-нибудь подобное, хоть вероятность такого совпадения и  была  исчезающе
мала. И действительно, опять заходилось сердце,  опять  немело  от  страха
тело, только  теперь  за  ним  вместо  толпы  озверевших  куклуксклановцев
гнались двое в шинелях, вопя: "Стой, сука! Все равно возьмем,  падла!"  За
ними стоял, пыхтя выхлопной  трубой,  черный  автофургон  с  решетками  на
окнах, а впереди вставало над избами огромное красное равнодушное  солнце.
Как игрушка на рождественской елке...
     Ребров прижался лбом к прохладной панели прибора и  прикрыл  уставшие
глаза.  Думать  ни  о  чем  не  хотелось.  От  пережитого  страха   слегка
подташнивало, и самым правильным поступком  сейчас  было  бы  лечь  спать,
следуя пословице "Утро вечера мудренее". Вот только времени на это уже  не
остается.
     Ребров вышел из кабинета  и  отправился  к  практикантам.  Оба  парня
спокойно спали, не подозревая о  мучениях  своего  капитана.  Но  действие
дестима уже  заканчивалось,  и  Ребров  снял  с  них  датчики  и  отнес  в
медкабинет.
     Голова гудела все больше и больше. Ребров достал из шкафчика  коробку
с витанолом. Подержал в руках. Потом положил коробку на место и  пошел  на
камбуз за очередной порцией свежего кофе. Принимать витанол, пожалуй, было
еще рановато.
     Где же выход, думал он, проделывая привычные манипуляции с  камбузом.
Как одолеть подсознание практикантов? Ничего в голову  не  приходит,  хоть
убей!
     И как вспышка: ХОТЬ УБЕЙ!.. Мысль, простая до  гениальности.  А  что?
Все равно ведь он уже  нарушил  закон,  воспользовавшись  ментоскопом  без
согласия самих практикантов. Сказавший  "а"  должен  сказать  и  "б"!..  И
вообще: какой  у  меня  выбор-то?  Либо  чистая  совесть  и  смерть  через
несколько месяцев, когда на Корабле иссякнет энергия... Либо  благополучно
завершенный испытательный полет и суд  общественного  трибунала...  Выбор,
прямо скажем, небогатый. Куда ни кинь - всюду клин!
     Он выпил одну чашку кофе, за  ней  -  другую.  Потом  обнаружил,  что
проголодался, и открыл банку консервированной ветчины. Разогрел ветчину  и
с аппетитом съел ее. Выпил третью чашку кофе и поразмышлял - не  стоит  ли
выпить еще одну. Решил, что не стоит, сложил  посуду  в  мойку  и  включил
камбуз. Посмотрел немного, как крутятся под ударами водяных струй тарелка,
чашка и вилка. Проглядел меню и выбрал программу на завтра.  Когда  камбуз
заурчал, считывая ее, Ребров вышел и снова заглянул в каюты практикантов.
     Практиканты по-прежнему спали. Оба. Как убитые...
     И тогда он снова отправился к себе.
     Хронометр по секундам съедал время  резерва.  С  портрета  на  другой
стене смотрели глаза сына, корабль которого четверть века назад  бесследно
растворился в пространстве. Казалось, эти глаза требовали: ты  должен,  ты
обязан вернуться. Во что бы то ни стало! Иначе для чего были все жертвы?!
     Надо решать, сказал себе Ребров раздраженно. Время идет... Все  равно
не  будет  здесь  чистой  совести.  Конечно,   все   в   интересах   дела.
Исключительно в интересах! Но цель лишь тогда оправдывает средства,  когда
она достигнута. В противном случае, те средства, которыми ты  пользовался,
лишь  усугубят  твою  вину.  А  посему   забудем   о   совести   и   будем
руководствоваться только чувством долга... Все равно  судьба  не  оставила
мне другого выхода.

     - Добрый день, капитан! - сказал Вильсон, входя в рубку.
     - Добрый день! - буркнул Ребров и взглянул на хронометр.
     До конца резерва осталось чуть более получаса. Не густо. Но не так уж
и мало... Во всяком случае, вполне  хватит  для  того,  чтобы  осуществить
задуманное. Голова после бессонной ночи  гудела,  как  Большой  Интегратор
Службы Погоды в дни осенних циклонов. Так же безостановочно. И так же безо
всякого толка. Пришлось принять сразу две таблетки витанола.
     В рубку явился Белов.
     -  Вы  не  очень  хорошо  выглядите,  капитан,  -  сказал  он  вместо
приветствия.
     - Я не девица на выданье,  -  отозвался  Ребров  и  жестом  пригласил
экипаж занять штатные рабочие места.
     Раздражение не проходило.
     - Делаем последнюю попытку, - объявил он, когда практиканты уселись в
кресла и выдвинули чашки ридеров. -  Если  попытка  не  удастся,  все  это
закончится...
     - Мы все понимаем, капитан. -  Вильсон,  вопреки  требованиям  Устава
оборвавший Реброва, закусил губу.
     Белов, мелко кивая, с тоской посмотрел на приятеля.
     Ничего-то вы не понимаете, подумал Ребров. И ладно... Потому что  это
пока не важно. Потому что пора за дело. И какая удача, что эта идея вообще
пришла мне в голову. Хотя, если вдуматься, только мне она и могла  прийти.
Молодые не успели еще до подобной идеи дожить...
     Он встал и улыбнулся, широко, добро.
     - Нет, ребята, - сказал он. - Так нельзя. К маневру надо готовиться с
надеждой в душе. А вы как смерти ждете... Долой безысходность! И  потом...
Ведь у меня сегодня день рождения!
     Проглотят или не  проглотят?  А  вдруг  помнят,  когда  у  него  день
рождения?..
     У практикантов отвалились челюсти.
     Кажется,  проглотили...   Ребров   подмигнул   парням   и   пошел   в
кают-кампанию.
     Ох и смуту же я сейчас внес в  их  умы,  думал  он.  С  утра  Корабль
объявляет им о безвыходном положении... И вдруг капитан ни  с  того  ни  с
сего заявляет о какой-то надежде. Тут не знаешь, что и подумать! А  может,
он что-то придумал, наш капитан? Ведь он старый волк,  наш  капитан!..  Он
все может... Он все знает... Он и не в таких переделках бывал!  И  выходил
из них. Живым!
     Все должно получиться,  сказал  он  себе.  Иначе  опять  победят  эти
мерзкие лапы, в очередной раз протянувшиеся в наше время из глубины веков.
     Снова  накатил  приступ  раздражения.  Ребров  открыл  холодильник  и
вытащил банку с апельсиновым  соком.  Налил  сок  в  один  из  стаканов  и
отставил его в сторону. Потом вытащил из  нагрудного  кармана  комбинезона
ампулу с желтой жидкостью и выдавил по капле в пустые стаканы. Наполнив их
соком, размешал его ложкой и посмотрел на свет.
     Когда  он  появился  в  рубке,  парни  взглянули  на  него,  как   на
сумасшедшего. Ребров опять улыбнулся и раздал стаканы.
     - Поскольку у меня сегодня день рождения,  -  сказал  он,  -  давайте
выпьем за то, чтобы я встретил и следующий.
     - С удовольствием, - сказал Вильсон. - Но почему только следующий?
     - За вас, капитан! - сказал Белов. - И за наше  возвращение  домой!..
На это в самом деле можно надеяться?
     - Конечно! - отрубил Ребров.
     Они выпили. Ребров посмотрел на часы. Осталось четыре минуты,  и  все
будет решено. Он подавал привычные команды и выслушивал доклады.  А  когда
Корабль объявил о готовности к маневру, Ребров резко развернул кресло.
     - Ну вот и все! - сказал он. - Сегодня  ночью  я  разобрался,  в  чем
причина сбоя...
     Практиканты не мигая смотрели на него. Их глаза светились надеждой.
     - Эта причина в вас, ребята,  -  сказал  Ребров,  переводя  взгляд  с
одного на другого. - Я только что  отравил  вас,  и  сейчас  вы  умрете...
Сидеть! - властно крикнул он, увидев, что Вильсон дернулся всем  телом.  -
Сидеть, - повторил он. - Это все, что вы теперь можете!
     Черное лицо Вильсона посерело, а Белов сделался белым как мел.
     - Мне жаль, ребята, но другого выхода у меня, к сожалению, не было! -
с грустью сказал Ребров и прислонился затылком к  ридеру.  -  Прощайте!  И
простите!
     И тогда они наконец поверили, что все это не глупая и несвоевременная
шутка. Поверили оба. Одновременно. Но изменить уже ничего не могли. Потому
что руки и ноги больше не слушались их. Потому что тела покрылись холодным
потом. И сердца начали спотыкаться. А мысли неслись вскачь,  покинув  этот
проклятый Корабль, и улетели далеко-далеко назад. Как было бы хорошо, если
бы мы не ввязались в полет  с  Ребровым.  Сидели  бы  сейчас  дома.  Дома!
ДОМА!!!
     Ребров внимательно смотрел на практикантов. И когда  глаза  их  стали
вылезать из орбит и закатываться, а с губ сорвался  придушенный  хрип,  он
отключился от всего окружающего и представил себе маневр Корабля.
     Натужно   взвыли   нейтрализаторы   инерции,   гася    наваливающиеся
перегрузки. Корабль содрогнулся всем своим тысячетонным телом.
     Раздражение ушло. Ушло совсем. Ребров почувствовал себя таким,  каким
он был в давно минувшие годы, когда неожиданно удавалось решить  очередную
задачу, поставленную перед ним  природой  и  людьми.  Захотелось  петь,  и
Ребров бы запел, но тут  сердце  его  ухнуло  в  разверзшуюся  пустоту,  и
неродившаяся еще песня умерла.

     Когда Плахин достал из холодильника банку, на которой  был  нарисован
оранжевый апельсин, Вильсон содрогнулся.
     - Никогда не смогу пить апельсиновый сок, - сказал он.
     Плахин вздохнул, убрал банку и, снова сев за свой стол,  уставился  в
пустой экран Дальней Связи.
     - Что же такое в нас было? -  спросил  Белов.  -  Почему  Корабль  не
поворачивал?
     - Этого мы уже не узнаем, - сказал Плахин. - Ребров стер все записи.
     - А как же ему все-таки удалось повернуть? - спросил Вильсон. -  Ведь
мы же не умерли!
     - А ты помнишь, о чем думал  в  тот  момент?  -  вопросом  на  вопрос
ответил Плахин.
     Вильсон наморщил лоб и почесал в затылке.
     - А ни о чем, - сказал он. - Я просто очень испугался.
     - И я тоже, - проговорил Белов.
     - Вот вам и разгадка, - сказал Плахин. - Капитану не нужна была  ваша
смерть, ему был нужен ваш страх перед ней.  Ваш  собственный  страх.  И  в
апельсиновом  соке  был  не  яд,  а  гипноделин.  Потому  вы  поверили   и
испугались. И страх этот ослабил все  сигналы,  в  том  числе  и  те,  что
мешали.
     - А если бы не ослабил? - сказал Белов.
     - А что бы на его месте сделал ты? - спросил Плахин.
     Белов помолчал, раздумывая, потом торопливо произнес:
     - Я бы убил. Обоих. А после поворота покончил бы с собой.
     - Вот видишь, - сказал Плахин.
     - Да! - невпопад сказал Вильсон. - Капитан разыграл все  на  редкость
правдоподобно. Мне и в голову не могло прийти, что это не  яд.  Мы  же  во
всем верили капитану.
     - Естественно! - сказал Плахин.  -  Иначе  бы  у  него  ничего  и  не
вышло... Но он все равно подстраховался.  Принял  две  таблетки  витанола,
чтобы его команды были ярче и мощней.  А  в  его  возрасте  и  одной  было
много...
     Когда они вышли от Плахина, Белов сказал:
     - Дичь какая-то... Капитан Ребров, и вдруг сердце! - Он посмотрел  на
Вильсона. - Тебе не кажется, что  мы  должны  пройти  ментоскопирование  и
узнать, что же в нас такое есть?
     - А ты не боишься, что нам после этого запретят летать вместе?
     Белов промолчал, но было видно, что он боится совсем не запретов.