Сергей ПАВЛОВ, Надежда ШАРОВА

                          ВОЛШЕБНЫЙ ЛОКОН АМПАРЫ

                                   Допустим, что все это правдоподобно, но
                                   настаивать на этом недопустимо.

                                            Цицерон. Академические вопросы

                                 ЧАСТЬ I

                                   Чем опытнее дальнодей, тем  рискованнее
                                   каждый его следующий тревер.

                                                 Мнение опытного дальнодея

                              ТРЕВЕР 1002-й
                               ДЕНЬ СТЕРХА

                                 1. ПОБЕГ

     Странную, если не сказать бредовую мысль выпрыгнуть из экспресса  над
Финшельскими островами Кир-Кор сразу отнес к  разряду  очень  рискованных.
Что, однако, не помешало ему тут же пристроиться к цепочке сламперов  -  в
затылок последнему из двадцати - и вместе с ними спуститься  по  рифленому
настилу  пандуса  в  подпалубное  пространство.  Маневр  удался.   Никто,.
по-видимому, и не заподозрил, что в цепочке образовалось лишнее звено:  ни
глядевшие вслед пассажиры,  ни  сами  сламперы,  -  в  компании  молодецки
скроенных высотников  Кир-Кор,  втянув  голову  в  плечи,  существенно  не
выделялся ростом. Даже одежда выглядела одинаково: в этом  году  на  Земле
утвердились в  моде  глянцевито-белые  рубахи  с  расширенными,  в  пройме
рукавами и брюки  с  узорчато-серебристым  шитьем.  Кир-Кор  старался,  не
думать о том, что будет, если побег состоится. Будет МАКОД, первая статья,
девятый параграф. Но все это - завтра. А  сегодня  пусть  болит  голова  у
функционеров Лавонгайского экзархата.
     Лаз кончился трапом, зажатым в стенах металлического колодца. Грохоча
по ступенькам, группа ссыпалась вниз. Не было обычных в  такой  обстановке
шуток и разговоров, люди ежились от леденящего сквозняка. На Промежуточной
площадке  Кир-Кор  увидел  сквозь  жалюзи  смотровой  щели  трюм,  забитый
сектейнерами; нижние  рамы  грузодвижных  платформ  были  охвачены  белыми
языками инея, словно белым огнем.
     Гул водородотопливных реакторов, холод и близкий уже момент выхода  в
стратосферу действовали  на  людей  мобилизующе,  цепочка  шагала  в  ногу
дисциплинированно,  молча,  торопливо,  стараясь  быстрее   пройти   между
обындевелыми  стенами  нижнего  коридора,  -  густо  валил  пар   дыхания.
Руководитель группы, бритоголовый  тяжелоатлет,  решил  приободрить  своих
подопечных: стал пропускать их вперед, жизнерадостно шлепая по напряженным
от холода спинам. Шлепок,  второй,  третий,  четвертый...  После  десятого
Кир-Кор с легкой грустью подумал о  своей  неготовности  к  объяснениям  с
администрацией экспресса. Если  бритоголовый  подойдет  слишком  близко...
"Ах, маракас меня побери", - думал Кир-Кор, силясь вспомнить, как называют
сламперы своего вожака.
     Слишком  близко  бритоголовый  не   подошел:   ознобливо   передернув
тяжелоатлетическими плечами и утратив вдруг всю свою жизнерадостность,  он
снова возглавил цепочку. Кир-Кор оценил подарок Фортуны. Наспех задуманная
попытка сбежать с небес на грешную землю теперь могла  иметь  продолжение.
Разумеется,   продолжение   будет   зависеть   еще   от   уймы   всяческих
обстоятельств. И не в последнюю очередь от того: входит или  не  входит  в
комплект снаряжения группы хотя бы один запасной слампсьют.
     Холодный длинный коридор перешел в длинную и тоже  довольно  холодную
экипировочную,  в  глаза  сразу  бросилась  алая  цифра  "20"   на   табло
контрольно-счетного пропускника.  Кир-Кор  обвел  взглядом  бортовые  щели
стопгильотин,  бесшумно  вскочил  на  гребень  борта  и,   с   проворством
канатоходца преодолев всю длину поручня, мягко спрыгнул. Никто из  цепочки
не оглянулся. Тогда оглянулся Кир-Кор. На табло  регистратора  по-прежнему
сияла цифра "20".  Система  пропускной  автоматики  была  примитивна,  как
дубина палеоантропа.
     В  затуманенной  дыханием  сламперов   перспективе   Кир-Кор   увидел
правосторонний ряд ниш. Судя по "хвостовым" номерам, количество ниш  вдвое
превосходило число сегодняшних кандидатов  в  добровольные  самоубийцы,  -
лишних слампсьютов было сколько угодно. В каждой нише - красный штатив,  а
на каждом штативе - желто-зеленый, как недозрелый  банан,  длинный  мешок.
"Бху!" - непонятно скомандовал  руководитель,  и  экипировочная  опустела.
Кир-Кор прыгнул в сторону одновременно со всеми и в нише под номером  "21"
налетел  на  жесткий,  холодный  цилиндр  туго  скатанного  мешка.  Быстро
огляделся. В боковых зеркалах отразились озабоченное  лицо  и  русоволосый
затылок высотника-самозванца.
     Надо было срочно извлекать из памяти экипировочные приемы слампера (в
остальных нишах люди ведь даром времени не теряли). А вспоминать  он  мог,
увы, только эпизоды фильма  "Крылья  северного  сияния".  Был  такой  -  о
мастерстве спортсменов-высотников. Года три-четыре назад...  Непроизвольно
вспомнилось слово "джирг". Кир-Кор надавил ногой педальку  штатива,  мешок
странно дернулся и лопнул вдоль, как стручок. Джирг на языке  сламперов  -
лидер.
     Шелковисто шурша, из  мешка  полезло  оранжевое  содержимое.  Кир-Кор
встал к штативу  спиной,  сунул  ноги  в  мунбуты  и  поднял  руки.  Лапки
манипуляторов сноровисто опутали его тело мягкими (а кое-где и  не  очень)
фрагментами экипировки, зарастили двухслойные швы. Автомат нахлобучил  ему
на голову гермошлем, защелкали и зашипели контрольные клапаны  баллончиков
газового обеспечения. После этого надо было не  мешкая  придать  жесткость
спиноплечевым складкам слампсьюта. Он нашарил включатель на  левом  плече.
Повернул.  Произошло  неприятное  шевеление  между   лопатками...   Рывок.
Шевеление прекратилось. Наверное, все...  В  боковых  зеркалах  отражалось
круглоголовое чучело в оранжевом  спецкостюме  с  нелепо  оттопыренными  и
отвислыми на боках складками. За спиной - нечто вроде торчащих выше головы
штыков  большого  трезубца.  "Штыки"   заканчивались   блестящими   шарами
величиной с кулак. У сламперов из "Северного  сияния"  был  один  штырь  с
блестящим расбрубом. И никаких шаров...
     Сзади лязгнуло.  Гардеробный  штатив  куда-то  исчез  -  ниша  словно
углубилась. Кир-Кор опустил лицевое стекло, подвигал  плечами  под  тяжами
непривычной экипировки. В левом боку вдруг заныл предупредительный зуммер.
Зуммерило настойчиво и тревожно. Не  понимая  сигнала,  Кир-Кор  попытался
прощупать звучатель сквозь складки слампсьюта в районе левого  подреберья.
Зуммер не унимался. Это могло плохо кончиться... Торопливо включая на себе
все, что попадало под руки  слева,  он  наткнулся  на  регулятор  мощности
проблескового маяка - полыхнула яркая вспышка и  вокруг  поплыли  красные,
черные и зеленые пятна.
     Когда вернулось нормальное зрение,  он  увидел  перед  собой  фигуру,
похожую на кипу сильно помятых оранжевых покрывал; из  глубины  гермошлема
сверкали глаза руководителя группы. Неуклюже поводя, шарами торчащего  над
головой "трезубца", джирг что-то сказал на жаргоне  высотников.  Наверное,
что-нибудь нехорошее. Кир-Кор молча ожидал приказа поднять лицевое  стекло
(зеркальный слой  солнцезащитного  отражателя  -  вот  все,  что  отделяло
лжеслампера от скандала). Джирг показал самозванцу кулак и сорвал с  груди
его  спецкостюма  четыре  "липучки"-  четыре  искристо-серых  кружка,   по
неведению принятых самозванцем за люминесцентные катофоты.  Зуммер  умолк.
Самозванец бесцеремонно был повернут лицом к  задней  стенке,  после  чего
ощутил удар в спину и ниже. Определить отношение к этому очень новому  для
себя ощущению он не успел: задняя стенка унеслась в  потолок  перед  самым
носом - Кир-Кор по инерции выскочил в стартовую галерею. Следом  выпрыгнул
джирг - и оба примкнули к шеренге стоящих на старте фигур.
     До момента разгерметизации оставались секунды, шел обратный отсчет  -
равномерно мигали цифры  вперемежку  с  красными  светосигналами.  Ничего,
кроме гула реакторов, не было слышно. Кир-Кор ощутил, как сжал его со всех
сторон внезапно  взбухший  слампсьют.  Оранжевые  фигуры  в  шеренге  тоже
набухли. Палуба резко ушла из-под ног, его опрокинуло и, ослепив  солнцем,
вынесло  в  очень  глубокое,  синее-синее,   фиолетово-черное,   звездное,
нежно-голубое, сказочной красоты необозримое пространство. Гул сразу стих.
     В свободном  падении  Кир-Кор  специальным  приемом  для  невесомости
перевернулся на спину (чтобы,  случаем,  не  покрылось  изморозью  лицевое
стекло) и какое-то время наблюдал,  как  в  фиолетово-черном  небе  земной
стратосферы величественно отплывают к  востоку  громадный,  будто  остров,
голубовато-серый полумесяц  беспосадочного  стопятидесятивосьмиреакторного
субэкваториального  экспресса  "Восточный"  -   всхолмленное   водородными
секциями суперкрыло. Правосторонняя аппарель этого исполина стряхнула вниз
десяток блистающих на солнце капель. "Финшельские авиамодули, -  догадался
Кир-Кор. - Фестивальный десант, так сказать". Полная коммерческая загрузка
авиамодуля - двести тридцать пять человек на  борту,  -  значит,  экспресс
"Восточный" покинула одновременно чуть ли не  половина  его  пассажирского
контингента. Плюс двадцать спортсменов - высотников. "Плюс один нарушитель
первой статьи", - дополнил Кир-Кор объективности ради.
     Эскадрилья авиамодулей,  расправляя  крылья  над  живописной  стайкой
высотников, приветствовала группу  веерами  зеленых  сигнальных  лучей,  -
сламперы ответно салютовали красными вспышками маяков. Кир-Кор салютовал с
гнетущим чувством вины. Знал: все, кто сегодня обслуживает  местные  рейсы
на трассе беспосадочного экспресса, несколько часов спустя будут  так  или
иначе потревожены спецслужбой МАКОДа.
     Впрочем, знал  и  другое:  по-настоящему  туго  придется  только  ему
самому. Спецслужба сделает все, чтобы найти беглеца как можно скорее.  Эти
парни вывернутся наизнанку - но к утру он должен быть у  них  в  руках,  -
иного варианта они просто не допускают. И чем позже произойдет арест - тем
опаснее. Ведь в принципе им ничто  не  мешает  объявить  его  вне  закона.
Согласно МАКОДу. Не дожидаясь, когда он успеет (или  не  успеет)  нарушить
остальные  статьи.  Боевикам  МАКОДа  представится  редчайшая  возможность
пустить в ход оружие, и неизвестно, какие выводы для  себя  они  из  этого
сделают... Ладно, завтра посмотрим... До завтра еще есть сегодня. Которое,
кстати заметить, тоже не безмятежно, поскольку в данный момент  приходится
падать вниз головой  из  стратосферы  в  неоглядную  голубизну  Индийского
океана  и,  как  минимум,  следует  пожелать  себе  удачного  приземления.
Приземление  будет  удачным.  После  того,  как  джирг  сорвал  липучки  с
объективов подстраховывающих устройств, сомневаться в удаче, абсолютно уже
невозможно. В крайнем  случае,  можно  сесть  на  воду.  Без  практических
навыков стратосферного прыгуна лучше всего будет сесть на  воду.  Рядом  с
каким-нибудь островком. Подальше от джирга. Подальше от  сламперов.  Иначе
возникнет нужда выяснять отношения с ними на финише,  чего  смертельно  не
хочется делать.
     Внутри гермошлема неслышно заработала воздуходувка,  повеяло  теплом.
Уяснив, что обмерзания не будет, Кир-Кор перевернулся лицом вниз и  уловил
взглядом у верхнего среза лицевого  стекла  бегущую,  как  муравей,  цифру
"20".  С  высоты  двадцати  километров  океан  выглядел  гладким.  Гладкая
бирюзовая неопределенность  с  мутными  краями  атмосферной  сини.  Вместо
четкой линии горизонта - нечто вроде пунктирной полосы опалового марева.
     Пламенеющие  на  солнце  фигурки  высотников  обзавелись   уродливыми
горбами - настал момент формирования крыла. Кир-Кору  было  известно,  что
улетевшее  на  восток  водородное  суперкрыло  берет  высоту  до  тридцати
километров.  Предстояло  узнать,  на  какой  высоте  работает   спортивное
миникрыло, надутое гелием.
     Скорость падения нарастала  с  каждой  секундой.  Пронизывая,  словно
метеор, сильно разреженный воздух, Кир-Кор мог только догадываться, о  чем
переговариваются падающие по-соседству сламперы. Включить связь он не мог.
Контрольные мониторы внизу обязательно обнаружат двадцать первого абонента
и наверх пойдут недоуменные запросы.
     Муравьиным аллюром  пересекла  поле  зрения  цифра  "17".  Заверещали
мембраны баллончиков высокого давления, зашипели редукторы, Кир-Кор ощутил
нагрузку на плечевые тяжи  и  поясные  амортизаторы.  Вспухли,  раздаваясь
вширь, горбы на  сламперских  спинах:  в  пространстве  поплыли  бугристые
розовые треуголки. Неожиданно и красиво. Он тоже словно поплыл по широкому
кругу.  Плавный,  неторопливый  полет  изумил  и  обрадовал  его  новизной
ощущений. Свободный полет вольного воздухоплавателя.  Кир-Кор  рассмеялся.
Ему еще не  доводилось  летать  на  гибриде  надувного  матраца,  пляжного
зонтика и шотландской волынки. По новастринскому  календарю  сегодня  день
стерха. Занятно было отметить день стерха уроком воздухоплавания.
     Пунктирная  полоса  опалового  марева  вдруг  накренилась   и   стала
поворачиваться слева направо. Чтобы остановить  вращение,  Кир-Кор  развел
руки и ноги в стороны и заметил, что  небо  уже  сменило  фиолетово-черный
цвет на густой  темно-синий.  Армированная  блескучими  прожилками  пухлая
розовая оболочка крыла чрезмерно пружинила, скрипела, гулко  резонировала.
В  поиске  удобной  позы  в  чувствительных  амортизаторах   подвески   он
выгибался,  инстинктивно  перебирал  ногами,  пробовал  вертеть  регулятор
центра тяжести  (баллончики  из-под  гелия  кротами  сновали  вдоль  спины
туда-обратно). Издавая гулкие скрипы, крыло дрожало в  потоке  ветра,  как
испуганный конь, ежесекундно подламывалось  то  в  правом  кончике,  то  в
левом,  охотно  кренилось,  и  надо  было   учиться   укрощать   капризную
конструкцию буквально на лету. Несколько ободряло то  обстоятельство,  что
первые сламперы начинали с лыжных прыжков  в  ледяные  пропасти  Гималаев.
Большая все-таки разница...
     После долгой борьбы за устойчивость  крыло  удалось  себе  подчинить.
Проводив взглядом цифру "12", любезно представленную калькулятором высоты,
Кир-Кор отметил, что скорость снижения  еще  довольно  велика.  Он  обежал
глазами окрестности и не увидел ни  одной  треуголки.  Это  его  поразило.
Казалось, недавно высотники реяли поблизости стаей фламинго. Озираясь,  он
неосторожно подломил несущую плоскость почти на треть - чем  спровоцировал
сильнейший крен - и только после этого высмотрел  далеко  на  востоке  две
розовые черточки. И тут же их потерял - внимание отвлекла цифра "11".
     Крыло  не  торопилось  выпрямить  жуткий  загиб,  угрожающе  рыскало,
норовило скользнуть вниз левым винтом.  Назревал  штопор,  и  самозванному
воздухоплавателю    нечего    было    этому    противопоставить,     кроме
новоприобретенного   летнего   опыта.   Недостаток   летного   опыта    он
компенсировал  отвагой  воздушного  акробата  (с  поразительно   скромными
результатами). Наконец загиб  выпрямился  с  гулким  треском,  как  парус.
Кир-Кор перевел дыхание, но скоро ощутил спиной напор ветра и  понял,  что
угодил на своем летательном аппарате в сильнейший ветровой поток и  теперь
стремглав несется куда-то. Куда-то в юго-западном направлении. Калькулятор
отметил запас  высоты  цифрой  "10".  Слампер  сказал  бы:  "Зюйд-вест  на
десятке". Кажется, впрочем, больше вест, чем зюйд.
     В раскрытый гермошлем плеснуло холодом. "Я отстал от группы, или  она
от меня?" - задал себе Кир-Кор чисто риторический вопрос.  Его  беспокоило
направление ветра. Если его подхватил не тот воздушный  поток,  куда  была
нацелена группа, дело осложнялось. Экстравагантный побег грозил обернуться
длительным одиночеством среди волн открытого океана. Положение становилось
просто опасным... Что ж, никто не принуждал его прыгать, борт экспресса он
покинул по своей воле.
     А  ведь  начинался  отпуск  неплохо.   Безмятежно,   можно   сказать,
начинался. Правда, медикологи Лунного экзархата применили непривычную  для
него высшую степень денатурации. Это  развлекло  его,  и  только.  Особого
значения он этому не придал. Не в последнюю очередь и потому еще, что ясно
чувствовал: отношение к нему со стороны функционеров  экзархата  нисколько
не  изменилось.  Все  было  по-прежнему,  отношение  к   нему   оставалось
доброжелательным, - ничто не  вызывало  подозрений,  тревог.  Даже  экзарх
Приземелья, подписывая визу, не задал ни одного вопроса вне регламента,  а
на  прощание  довольно  естественно  улыбнулся  и  пожелал  ему  приятного
отпуска. И он улыбнулся в ответ. Нетрудно улыбаться на исходе пятидневного
томления  в  апартаментах  Лунного  экзархата,  над  территорией  которого
незакатно висел сапфировый фонарь Земли. Чем меньше времени оставалось  до
отлета на Землю, тем шире и приятнее  хотелось  улыбаться.  И  совсем  уже
невозможно   сдерживать   нетерпение,   когда   на   кресельных    экранах
пассажирского  лихтера  планета  понемногу  вспухает,  близится,  заслоняя
бело-голубой громадой звездную  бездну,  а  потом  начинаются  перегрузки,
технические  толчки,  внутриатмосферная  тряска,   и   один   из   толчков
завершается плавной обработкой сектейнера захватами причального эллинга  в
недрах  бесконечно  летящего  на  восток  экспресса  "Восточный".  Покидая
сектейнер, ощущаешь тесноту в висках, трепет в груди, и - маракас  возьми!
- не знаешь, что с тобой происходит. Ноги  будто  сами  несут  тебя  вдоль
коридора  -  мимо  прибывших,  мимо  встречающих,  минуя   салоны,   вдоль
переходов, по ступенькам прямых  и  изогнутых  эскалаторов  стратосферного
корабля-левиафана, дальше, вперед, на смотровую палубу в  передней  кромке
суперкрыла, и эта прозрачная палуба -  почти  поверхность  планеты  Земля:
всего в тридцати километрах от жарко напряженных глаз твоих  все  красоты,
все неимоверное роскошество отчего дома... И каждый раз  так  -  трепет  в
груди и что-то мучительно странное происходит у тебя с глазами.
     Нет, он никогда серьезно не  воспринимал  разноголосицу  суждений  по
поводу правомерности или  неправомерности  статута  экзархатов  в  системе
МАКОДа, праведности или неправедности практики денатураций. Из  пустого  в
порожнее. Как предусмотрено Марсианской Конвенцией Двух  -  так  и  будет.
Соглашение это подписано представителями  обеих  сторон,  и  теперь  можно
сколько угодно судить и спорить, но имя соглашению этому  -  Незыблемость.
Кстати, денатурацию изначально никто никому не навязывал - узаконилась она
сама собой, стихийно. Без нее было бы слишком  не  просто  с  эмоциями  на
пороге отчего дома, и тем, кто спорит,  это  известно.  После  денатурации
наступало  некое  состояние  удобного  неудобства:  как  в  мягкой  броне.
Привыкнуть можно. И уже на борту экспресса "Восточный"  он  мог  позволить
себе чуть расслабиться (как и положено отпускнику), и ни  равнодушные,  ни
любопытствующие взоры томимых рутиной воздушного перелета транзитников ему
не мешали. Белые пунктиры пешеходных дорожек, проложенные вдоль  смотровой
палубы, вывели его к отдельной группе свободных кресел, он занял крайнее и
промолчал на вопрос роботрона: "Что намерен эвандр  заказать?"  Навязчивая
автоматика предложила горячий  тоник.  Теплый.  Охлажденный.  Ледяной.  Он
прочел выдавленный на подлокотнике номер и шепотом посоветовал роботронной
сервосистеме поменять вход на выход и задохнуться хотя бы  на  час.  Былая
уверенность,  что  на  смотровую  палубу  приходят  в  основном  смотреть,
пропала.
     А  смотреть  здесь  было  на  что.  Не  успели  руки  лечь  в  желоба
подлокотников - надпалубное пространство волшебно слилось с  пространством
внепалубным и сразу открылся - как распахнулся - вид на земную поверхность
по  пути  следования  экспресса.  Ухищрениями   видеотехники   обзор   был
скорректирован  по   высоте   орлиного   полета:   кресло   с   изумляющей
достоверностью мчалось вперед, ветер овевал лицо,  а  внизу  стремительно,
плавно, как это бывает во  сне,  проплывали,  сменяя  друг  друга,  детали
рельефа субэкваториальной полосы востока Африки - пятнистые извивы  речных
долин, зеркала озер и водохранилищ, красные  плеши  саванн,  темно-зеленые
ковры плантаций, пестрота неровностей нагорных  плато  с  белыми  конусами
башен погоды и похожими на этикетки  черными  прямоугольниками  гисолярных
реакторов и гелиоустановок. Автоматика объявила  расчетное  время  пролета
мимо вершины Килиманджаро, и к назначенному сроку  в  пространстве  возник
фронтальный ряд видеокресел, "пилотируемых" преимущественно стариками.
     "Не  помешаю?  -   осведомился   на   геялогосе   румяный,   седоусый
видеопилот-сосед - лицо и шея в пигментных пятнах. - Добрый день, ювен". -
"День добрый, патрей". - "Выпьем тоника?  Нет?  Предпочитаете  кофе?  Тоже
нет? Правильно. И не пейте. В чистом виде кофе никогда не пейте.  С  борта
экспресса вершина Килиманджаро выглядит кляксой от  мороженого,  говорю  я
вам. До нее отсюда больше ста километров. Но вблизи впечатляет. Я сам  два
раза взбирался на этот вулкан. Нет, я не альпинист. Пэм  Соло,  гляциолог.
Слышали о таком? Не слышали. Значит ваша профессия далека от  гляциологии.
Простите, вы... Космофизик. Я так и думал. На вулканах бывали?  На  каких?
Алаид! О, Ключевской!.. Фудзияма?! Когда?  Это  еще  до  катастрофического
извержения. После бывали, нет? Побывайте, ювен. Глазам  не  поверите...  В
отпуске,  значит?  Я  сразу  догадался,  что  вы   в   отпуске.   И   куда
направляетесь? Готов держать пари, на Финшелы! Нет?! Странно. Сегодня  все
летят на Финшелы. Я лечу на Финшелы, нам с вами было бы по  пути.  Кстати,
ваше  лицо  кажется  мне  знакомым.  Не  приходилось  ли  нам..."  -   "Не
приходилось, патрей". - "Вы уверены?" - "Да. У меня очень  цепкая  память.
Вот, к примеру, теперь я запомню вас на всю жизнь". - "Не  уходите,  ювен,
прошу вас! Мы не успели толком поговорить".
     Чтобы встать и уйти, нужен был повод. Он не  знал,  что  сказать.  По
счастливой случайности, именно в этот момент бывшего  гляциолога  поглотил
вертящийся видеококон, наполненный мельтешением красок, образов, строк,  -
автоматика выдала  предусмотрительному  заказчику  свежий  выпуск  местных
новостей. Заказчик тщетно пытался внушить роботрону свое  недовольство  (в
спешке  никак  не  мог  разобрать  выдавленный  на  подлокотнике   номер),
видеококон цепко держался вокруг Пэма Соло. Иллюзию  вращения  оптического
"пузыря"  создавала  быстрая  смена  фрагментов  информационного  коллажа.
Новостей было много. Можно было встать и спокойно уйти. Он так и сделал. У
выхода обернулся - в радужной  круговерти  видеовыпуска  дважды  мелькнуло
лицо Винаты... И еще он заметил то, чего замечать ему не хотелось:  следом
шел к выходу  молодой  человек,  который,  наверное,  не  ожидал,  что  он
обернется. У молодого человека были мягкие, неторопливые движения, быстрые
глаза и жесткие, непослушные волосы. Быстроглазого он уже трижды  видел  у
себя  за  спиной,  и  теперь  пришло  время   делать   правильный   вывод.
Неправильный  он  успел  сделать  несколько  раньше   в   доброжелательной
атмосфере Лунного экзархата.  Он  медлил.  Смотрел  в  лицо  соглядатаю  и
сознавал неотвратимость катастрофы. Правильный вывод  означал  катастрофу.
Двухлетняя мечта о свободном отпуске на Земле  вылетает  в  трубу...  Едва
соглядатай с ним поравнялся, он тихо, но  внятно  сказал:  "Не  ходите  за
мной, ювен. Отправляйтесь отдыхать в свою каюту. Расслабьтесь. Ваши  глаза
говорят мне, что вам совсем не мешает поспать". Молодой человек  несколько
мгновений  постоял  с  застывшим  взглядом  оледенелых  глаз,  качнувшись,
тронулся с места и, как слепой, осторожно  ступая,  исчез  в  коридоре.  И
больше не  появлялся.  Впрочем,  это  уже  не  имело  значения.  Сам  факт
обнаруженной слежки, в сущности, перечеркивал все. Перечеркивал  ожидания,
надежды, планы... решительно все.
     Он вошел в кабину малого корабельного информатория, затемнил округлые
стены, нашарил в кармане  платиновый  жетон-ведемекум,  в  кристаллопамять
которого был заложен, кроме всего  прочего,  индекс  заказанной  для  него
каюты. Инфор  выдал  светящийся  цифро-буквенный  формуляр:  Ц-В-ПС-16-ГК.
Центральная палуба,  верхний  ярус,  правая  сторона,  шестнадцатая  каюта
класса "гранд-купе". Знакомый  ряд.  Сто  фешенебельных  кают,  заказывать
которые предпочитают романтически настроенные  меланхолики  и  супружеские
пары,  совершающие  экваториально-глобальный  круиз.   Соседи   слева,   в
пятнадцатой, - супруги Миловидовы из Санкт-Петербурга. Судя  по  картинке,
любезно предоставленной видоформом, - симпатичная пара лет тридцати. Он  -
Дмитрий,  она  -  Анна;  оба   -   известные,   по   утверждению   инфора,
художественные  режиссеры  популярной  в  Санкт-Петербурге  видеопрограммы
"Че-Ча" - "Четверговое чаепитие". Соседи справа, в семнадцатой?.. Никого и
ничего. Инфор не выдал даже цифро-буквенного формуляра  каюты,  словно  ее
вообще  не  было  на  борту.  Пустой,  так  сказать,   номер...   Владелец
восемнадцатой каюты - некий эвандр Буридан. Псевдоним,  очевидно;  никакой
дополнительной информацией о Буридане инфор не располагал.  Даже  картинки
не было. Видоформ сумел показать  лишь  техногенный  облик  владельца,  на
который реагирует автоматический "сезам" двери каюты  номер  восемнадцать.
Желтые, красные пятна зональной соляризации на краткий  миг  сложились  на
голубом фоне в портретный стопкадр  -  нечто  вроде  живописного  творения
старо-импрессионистской  школы.  Мига  было   достаточно,   чтобы   узнать
быстроглазого.
     В такого рода делах интуиция редко подводит...
     Он  опустился  в  кресло  и  несколько  минут  провел  в   задумчивом
оцепенении. Похоже, произошло именно то,  чего  он  боялся  больше  всего:
странный сам по себе факт  открытия  загадочного  Планара  слишком  быстро
оброс сенсационными  домыслами.  Это,  естественно,  возбудило  эвархов  и
насторожило спецслужбу МАКОДа. Зачем, в таком случае, они выдали ему  визу
и пропустили на Землю?.. Опасались, должно быть,  что  в  условиях  режима
изоляции  на  территории  Лунного  экзархата  он  не  стал   бы   особенно
откровенничать. Землянам это ведь свойственно. От этого не  свободны  даже
эвархи.
     Автоматика информатория, очевидно, сбитая с  толку  долгим  молчанием
сидящего в темноте посетителя, высветила в объеме кабины  круговой  обзор.
На правом траверзе еще была видна вершина Килиманджаро. Как и предсказывал
Пэм Соло, издалека ледниковая корка Килиманджаро действительно  напоминала
каплю замерзшего молока.
     Выходить за пределы информатория не хотелось.  О"  дождался  момента,
когда  экспресс  прошел  над  береговым   срезом   восточной   оконечности
африканского континента;  впереди  -  залитая  солнцем  необозримая  гладь
Индийского  океана.  Круговой  обзор  сменился   видеовыпуском   островных
новостей -  по  причине  смены  одного  географического,  региона  другим.
Главная тема: вечерняя программа сегодняшнего открытия на Финшелах  нового
островного фестиваля с помпезным названием "Гении Большой Луны". Участники
- Вината Эспартеро (что за фестиваль без Винаты!)  и  целый  ряд  всемирно
известных,  оказывается,  лауреатов  иных   островных   и   не   островных
фестивалей.  Вот   почему   "все   летят   на   Финшелы"...   Он   вставил
жетон-ведемекум в щель с транспарантом "МАРШРУТ" и ткнул пальцем в  желтую
надпись "ТРАНЗИТ".  Два  года  назад  либеральность  транзитной  программы
позволила ему перед прибытием в Камчатский экзархат задержаться в Джакарте
на сутки без малого... Сегодняшняя подорожная состояла всего из двух фраз:
"Транзит  1  -  пересадка  с  экспресса  "Восточный"  на  борт  авиамодуля
"Кавиенг". Транзит 1-А - воздухом или  морем  на  остров  Лавонгай".  Все.
Очень коротко и предельно ясно. Никаких иных вариантов транзита. Дистанцию
в  четверть  земного  экватора  ему  надлежало  преодолеть  неукоснительно
стратосферным путем, и лишь переступить  порог  экзархата  разрешалось  по
воздуху или морю на выбор. Жесткость транзитной программы и слежка помогли
уяснить ситуацию: он понял, чем обернётся для  него  Лавонгай.  С  Винатой
надо встретиться не после, а до Лавонгая. Иначе есть риск не встретиться с
ней в этот раз вообще... Сжав в  кулаке  кругляк  ведемекума,  он  покинул
информаторий и побрел куда-то вперед не разбирая дороги. Мысль металась  в
поиске способа непременно сойти с предначертанной  эвархами  стратосферной
прямой. Свободных мест на финшельские рейсовики не было, он знал это. "Все
летят на Финшелы..."  Знал  и  то,  что  есть  обстоятельства,  в  которые
невозможно вносить свои коррективы. Но никакие знания не  смогли  удержать
его в рамках благоразумия, - в крови  полыхал  мятежный  огонь,  и  статьи
МАКОДа горели в этом огне синим пламенем. К группе сламперов  он  примкнул
уже с настроением законченного авантюриста...
     Несомый  ветром  неизвестно  куда,  Кир-Кор  третий  час  был   занят
спортивной работой высотника - вел борьбу с нелепым летательным  аппаратом
за аэродинамическую устойчивость. Попросту говоря - вертелся  ужом.  Чтобы
лететь преимущественно глазами вперед, вертеться  ужом  надо  было  весьма
энергично. Он отметил, что  дымка,  занавесившая  линию  горизонта,  стала
плотнее и как будто ближе. Особенно  на  востоке.  А  внизу  -  лишь  вода
голубая. Очень много воды и ничего больше. За все это время  он  не  видел
там ни клочка суши, и его томила географическая неопределенность.  Солнце,
просвечивая сквозь розовую оболочку крыла, стояло над  головой,  высота  и
направления дрейфа менялись, - лжеслампер не представлял  себе,  куда  его
занесло. Кроме солнца вверху и океана внизу  -  никаких  иных  ориентиров.
Стопроцентно он мог поручиться только за то, что этот океан - Индийский.
     После блужданий по всем шестнадцати  румбам  южного  полукруга  ветер
избрал наконец устойчивое направление на восток. Прямо  по  курсу  Кир-Кор
увидел гряду облаков, и она ему  не  понравилась.  До  сих  пор  небо  над
океаном было чистым.
     На уровне облачного слоя воздух потеплел. Появились воздушные  "ямы".
Крыло сильно вздрагивало, скрипело,  тряслось  и  внезапно  проваливалось.
Потом стало резко вскидывать нос, дергая плечевые тяжи. Кир-Кор опомниться
не успел, как восходящий поток  забросил  его,  словно  пушинку,  к  самой
вершине башнеподобного кучевого облака.
     Восходящие потоки - настоящее удовольствие для  настоящих  сламперов.
Кир-Кор с сомнением и беспокойством оглядел растрепанную верхушку  пухлого
колосса. Облако было насыщено электричеством, он чувствовал это.  И  когда
из недр белой  громадины  распространился  раскатистый  грохот,  он  почти
пожалел, что находится не в каюте экспресса.
     Пытаясь выйти из опасной зоны маневром глубокого бокового скольжения,
Кир-Кор "подламывал" крыло то справа, то слева. В конце концов  трясущийся
летательный аппарат пошел на  снижение  витками  наклонного  штопора,  как
сорванный ветром тополиный лист;  солнечный  свет  вдруг  померк.  Тряска,
кружение и болтанка продолжались в удушливо-мутной среде - вытянутая  рука
тонула в плотном тумане, по лицу струилась, затекая  под  маску,  холодная
влага. Вскоре сделалось еще темнее. Вспышка молнии на миг подсветила сизую
муть.  Оглушительный  треск.  Запахло  озоном.  Запахло,  можно   сказать,
серьезной угрозой смертельного электроудара.  Кир-Кор  оставался  спокоен.
"Ничего не успеешь почувствовать, - думал он.  -  -  Мироздание  вычеркнет
тебя из своего актива, и все дела..." Он привык к риску.  Риск  -  атрибут
профессии дальнодея. Его профессии. Он был привычно  спокоен.  Только  вот
ощущение нехорошее - будто отпуск кончился.
     Громыхнуло сразу двумя залпами, но  где-то  уже  в  стороне,  глухие,
раскатистые удары. Мокрый сумрак сгустился до фиолетовой полутьмы, вспышек
молнии не было видно. Зато осветились магическим голубоватым  сиянием  три
шара на невидимых в тумане штырях. Водяную пыль  пронзили  струи  дождя  -
плотный ливень тяжело ударил в крыло. Разверзлись хляби небесные...
     Под напором массы дождевой  воды  полет  (если  это  был  еще  полет)
проходил в режиме быстрого, неупорядоченного  снижения.  Правда,  вращение
прекратилось - хоть за  это  ливню  спасибо.  Внизу  стало  светлее  -  из
фиолетовой полутьмы выплыло нечто  вроде  круглого  мутно-серого  озера  с
идеально круглым островом посредине. Кир-Кор увидел на светлом фоне темную
бахрому дождя, и ему подумалось: "Выпадаю с осадками". Он  глядел  вниз  и
никак не мог понять, что же все-таки проступает сквозь  белесую  муть  как
зрачок страшно выпученного великаньего ока...  Муть  внезапно  рассеялась.
При свете дня таинственное око перевоплотилось в серебристо-белую  гору  с
черным кратером на вершине.  Вода  заливала  глаза,  и  Кир-Кор  не  сразу
сообразил, что шквал  несет  его  вместе  с  дождем  над  самой  верхушкой
островной Башни погоды и что исполинские  полукольца  импульсных  дингеров
разведены над кратером и - самое ужасное! - выдвинуты на рабочую высоту!..
И прежде, чем мозг разнесло магнитным ударом на мириады осколков,  Кир-Кор
успел увидеть прямо по курсу яркую синеву океана и несколько  островов.  А
последнее,  что  он  слышал,  был  крик  боли,  но  понять,  что  это  его
собственный крик, уже не успел.

                  2. ВЕРТУНЫ, ФЕРРОНЬЕР, МАТЕЙ И МАРСАНА

     Он лежал на неоглядной красной равнине,  словно  связанный  Гулливер.
Справа от него была ночь, слева - день. Черными кобрами покачивались вдали
смерчи, тускло светило слева багровое солнце. Под завывание ветра катились
по  красной  равнине,  катились,   катились,   подпрыгивая,   два   темных
клубка-вертуна.   Равнина   была   очень   гладкая,   сухая   и   жесткая,
клубки-вертуны - мягкие, расплывчатые. Утомительно резвы были эти  клубки,
неудержимы в движении, как ветер. А ветер был душен...
     Не размыкая век, Гулливер безучастно следил за игрой  вертунов,  пока
не стало его забирать беспокойство непонимания. Откуда-то из  запредельной
дали птицами прилетели два голоса  -  мужской  и  женский,  покружили  над
головой, будто грифы, сели, и в этот момент клубки прекратили верчение как
по команде.
     - Быстрее открой футляр стетоскана  и  нацепи  мне  экран,  -  клюнул
мужской птицеголос в гулливерово темя. - И не надо паники, он шевелится.
     - Уже? Или еще? - клюнул женский в левое глазное  яблоко,  в  правое.
Болезненно ущипнул за ноздрю: - А если парализован дыхательный центр?
     От грифов несло аммиаком.
     - Спокойнее, Марсана. Главное, он шевелится.
     - Но не дышит! Матис... Это ужасно, Матис!
     -  Посмотрим,  -  раздумчиво  пообещал  гриф  Матис  и  вспрыгнул  на
гулливерову грудь. Лапы у грифа Матиса были  из  полированного  металла  -
гладкие и холодные.
     Кир-Кор сделал глубокий вдох, поднял веки и увидел двух незнакомцев в
белых каскетках. Загорелый мужчина (Матис, надо  полагать)  водил  по  его
обнаженной груди чем-то блестящим. Вокруг пылал безумно  яркий,  солнечный
день. Не менее загорелая женщина (надо полагать, Марсана) держала  в  руке
что-то стеклянное, резко пахнущее аммиаком. Зрачки ее серо-зеленых  (цвета
морской волны) выразительных глаз смотрели в упор и  в  основном  выражали
испуг, из-под каскетки торчали  в  разные  стороны  зеленые  волосы.  Глаз
мужчины не было видно за квадратами черных стекол экранных очков.  Над  их
головами парусом уходила в серебристо-лазурное  с  лиловыми  пятнами  небо
ослепительно белая плоскость, украшенная посредине пылающе-алыми ромбами и
геральдическим львом. "Я  спал?"  -  напряжением  мысли  вопросил  Кир-Кор
незнакомцев. Воздух был пропитан негромким (на  уровне  Комариного  звона)
пением многомиллионоголосого хора, звякнуло  оброненное  женщиной  стекло.
Хор нес какую-то какофоническую околесицу. Кир-Кор усилием воли подавил  в
себе его звучание. Разжал губы, хрипло осведомился:
     - Я, кажется, спал?
     Мужчина взглянул на помощницу. Без очков он был похож на нее как брат
на сестру. Во всяком случае, принадлежали  они  явно  к  одной  этнической
группе (хотя почему-то общались на  геялогосе  -  общеземном  языке).  "Во
Вселенной чего не бывает", - подумал Кир-Кор и,  приподнявшись  на  локте,
увидел себя полупогребенным в ворохе  оранжево-огненных  покрывал.  Вокруг
покрывал была палуба спортивного катамарана, а вокруг палубы - изумительно
прозрачные  бирюзовые  воды  круглого  озера  в   белосахарных,   поросших
ядовито-зелеными пальмами берегах. Белая плоскость, которую  он  в  первый
миг  пробуждения  принял  за  парус,  действительно   представляла   собой
элементно-энергетическое полотно жесткого  паруса  класса  "румб-электро".
Еще один "румб-электро" спортивного тримарана торчал в километре отсюда  и
смахивал на воткнутое в середину  озерного  зеркала  белое  гусиное  перо,
обрызганное кровью. Здесь любой освещенный солнцем  белый  предмет  вместо
четкого абриса имел (в зависимости от  расстояния)  красную,  лиловую  или
радужную кайму. Белая береговая полоса была в радужном окаймлении.
     - Как ваше самочувствие? -  спросила  женщина,  сидя  возле  него  на
коленях.
     Кир-Кор ответил не сразу. Он уже заподозрил, что с памятью не  все  в
порядке, и мучительно пытался сосредоточиться, пока длинные, коричневые от
загара пальцы мужчины с профессиональной  ловкостью  укладывали  в  футляр
экранные очки и выблескивающий невыносимо-красными бликами датчик.
     Разумеется, он понимал: вокруг Земля, пояс тропиков. Но такой Земли -
нарядной, как цыганская песня, до аляповатости пестрой и яркой, -  никогда
еще ему не доводилось видеть. Даже в тропической зоне.  Это  были  тропики
Гогена. Слишком  необычные  для  Земных  ландшафтов  пылающе-пронзительные
краски,  слишком  кричащие...  "Ренатурация,  -   догадался   ошеломленный
Кир-Кор. - Бесспорная ренатурация. Но где это со мной произошло? Когда?.."
     - Как вы себя чувствуете?  -  повторила  женщина,  заглядывая  ему  в
глаза.
     - Прошу прощения, эвгина, - спохватился Кир-Кор.  -  Я  словно  после
тяжелого сна. Голова... м-м-маракас!..
     - Головокружение? - тихо спросил мужчина.
     - Нет, не то... Извините, эвандр. -  Кир-Кор  готов  был  провалиться
сквозь палубу. - Не могу объяснить!..
     - И не нужно, не  напрягайтесь.  -  У  мужчины  был  негромкий  голос
успокаивающего тембра. - Нам приятно будет узнать  ваше  имя,  ювен.  Я  -
Матей Карайосифоглу. Друзья называют меня  гораздо  короче:  Матис.  -  Он
поднялся с колен,  помог  подняться  женщине  и  представил  ее  с  легким
полупоклоном: - Марсана.
     - Очень приятно. Кирилл. Вы, по-видимому, оба медики?
     - С дельфиньей точки зрения, - подкорректировала Марсана.
     - Значит, биологи?
     - Сегодня - спортсмены.
     - Что-нибудь вас тревожит? - спросил Матис.
     - Не могу вспомнить, как я попал сюда.
     Спортсмены-биологи переглянулись.
     - По воздуху, - подсказала Марсана, запихивая пряди зеленых волос под
каскетку. - Обычным путем бравого слампера.
     Кир-Кор повернулся на локте, узнал отброшенный в сторону гермошлем, и
в голове кое-что прояснилось. Был прыжок и этот странный полет на  гибриде
зонта и надувного матраса. Откуда летел? Куда? Почему?..  Высвободив  ноги
из мунбутов, он  стряхнул  с  себя  останки  обесформленного  летательного
аппарата, поднялся, оправил одежду. У него было такое  чувство,  будто  он
нарушил некий запрет. Какой запрет? Чей?.. Сквозь воду  виднелось  близкое
здесь песчаное дно, над  которым  лениво  фланировали  скаты  и  небольшие
акулы. Прямо как осетры на выгуле в прикаспийских прудах. Разминая  мышцы,
он пружинисто повел плечами. Руки и ноги вели  себя  безукоризненно,  чего
нельзя было сказать о голове. Ошеломление не проходило. И  даже  несколько
усугубилось после того, как он заметил, что это  круглое  озеро  вовсе  не
озеро, потому что над  полосой  берегового  песка  за  частоколом  высоких
казуарин и  кокосовых  пальм  земли  не  было  -  там  синела  поверхность
открытого океана.
     Куда ни посмотреть - везде  океан.  Во  всех  направлениях  -  сочный
ультрамарин с лиловым оттенком. За кольцевой грядой  ничтожного  песчаного
барьера мимо  спокойных  вод  внутренней  лагуны  атолла  катились  ровные
океанические  валы.  В  залитой  солнцем  перспективе  -   три   островка.
Шелковисто-зеленые, словно из малахита, они выстроились друг за дружкой  -
три идущие одним фарватером корабля... В той стороне, куда катились  валы,
под свинцово-сизым  днищем  большого  кучевого  облака  проступали  сквозь
полосы ливня контуры Башни погоды.  Вглядевшись  в  нее,  Кир-Кор  испытал
прилив недавно пережитого ужаса. И отлив. Не так уж плохи его  дела,  если
после  магнитно-импульсного  "поцелуя"  дингеров  он   еще   в   состоянии
осмысленно разглядывать это чудовище. Отсюда Башня  мало  была  похожа  на
вулканический конус. Уж скорее - на погруженного в океан по уши первослона
из первокосмогонического  мифа,  -  над  водой  -  разведенные  в  стороны
богатырские бивни и поднятый к облаку толстый хобот. Слон-Атлант. Один  из
троицы, которая, стоя на черепахе, держит местную землю. Местные  острова.
Кстати, как они называются?..
     - Значит, я оттуда... и сюда, к вам на палубу? - Кир-Кор, "проследил"
в небе воображаемую траекторию.
     - На излете вы грохнулись в парус и чуть не перевернули катамаран,  -
ввела поправку Марсана. - Вы что, летаете не разбирая дороги?
     Небольшая вмятина на морде геральдического льва давала  представление
о жестокости элементно-энергетического полотна "румб-электро".
     - Шмак-тревер!.. - пробормотал Кир-Кор. Взглянул  на  Марсану.  -  Не
нахожу слов, чтоб выразить  масштабы  моего  смущения,  эвгина.  Чем  могу
загладить свою вину?
     - За обедом вы расскажете  нам  несколько  захватывающих  историй  из
жизни слампера.
     - Увы, это был мой первый прыжок.
     - Минимум одна захватывающая история.
     - Но вам известен ее финал. А я, к стыду, забыл начало.
     - Лично мне любопытна ее сердцевина.
     С борта подошедшего ближе тримарана крикнули:
     - Эй, на "Алмазе!" Вам нужна помощь?
     - Нужна! - завопила Марсана. - Сервировать обеденный стол!
     Экипаж тримарана - трое в  белых  арабских  бурнусах  -  отреагировал
жестами: руки к груди и кверху. Трио белых матрешек - большая,  средняя  и
поменьше. Лиц почти не видно под капюшонами, поверх капюшонов - бурелеты -
наголовные обручи из серебристых  жгутов.  Элементное  полотно  тримарана,
добирая энергию  на  ходу,  почернело  с  подсолнечной  стороны  и,  низко
склонившись к вымпелу на корме, стало напоминать сорочий хвост.  Суденышко
вдруг сбавило ход и, как  сорока,  шустро  развернулось  на  месте.  Юркая
посудина носила название "Адмирал".
     - Это семья из Турина, - сказал Матис. Он ушел в каюту и  вернулся  с
каскеткой в руке: - Вот вам, ювен.
     - Спасибо, Матис. Вы не держите в секрете свой возраст?
     - Мне тридцать девять.
     - Мы ровесники, не стоит называть меня ювеном.
     - Вы замечательно сохранились, эвандр, - сказала  Марсана.  -  Уж  не
дигеец ли достался нам на обед? - предположила она, заправляя  волосы  под
каскетку. - Матис,  а  может,  он  даже  близко  знаком  с  кем-нибудь  из
грагалов? - Она хотела добавить что-то еще, но не успела.
     - К берегу и купаться! -  отрезал  Матис,  убивая  дигейскую  тему  в
зародыше.
     Возле берега состоялось шумное объединение с семьей из  Турина.  Было
купание. Кир-Кору пришлось пережить акустический стресс, когда вся семья в
составе  эвандра  Этторе   Тромбетти,   эвгины   Джинестры   Тромбетти   и
одиннадцатилетнего эвпедона Пио Тромбетти,  сбросив  бурнусы,  прыгнула  в
воду между судами. Вода была настолько  прозрачной,  что  стоя  в  ней  по
грудь, Кир-Кор совершенно четко видел на белом песке свои ноги.
     Визуально членов семьи из Турина было трое, наслух  -  вдвое  больше.
Восторженные  визги  Пио  Тромбетти   временами   вторгались   в   область
ультразвуковых  частот,  но  совсем  заглушить  голоса  Тромбетти-отца   и
Тромбетти-матери были не в силах. Этторе шутки ради продемонстрировал, как
нападает  акула.  Талантливая  демонстрация  взволновала  женщин,   Матису
пришлось бросить на дно универсальный импульсный отпугиватель -  уззун,  и
эта штука в содружестве с голосовыми данными  эвпедона  быстро  вымела  из
лагуны все живое. Кир-Кор тоже вышел  на  берег.  Обойдя  неподвижные  под
солнцем заросли сцеволы, пересек  песчаную  полосу  и  нырнул  в  воду  со
стороны океана.  Погрузился  и  четверть  часа  провел  в  подводной  тени
коралловых бастионов барьерного рифа в обществе морских ежей, голотурий  и
разноцветных тропических рыбок. Здесь сравнительно тихо.  Гулкие  залпы  и
шипение разбивающихся о рифы волн  не  могли  соперничать  с  акустической
обстановкой в лагуне. Ему  этого  было  достаточно.  Застигнутый  врасплох
нечаянной ренатурацией, здесь он мог наконец  свалить  с  себя  стрессовый
груз ошеломительного свидания с неузнаваемо  пестрой,  но  такой  желанной
Землей. Рыбки забавно щекотали его плавниками и все  норовили  куснуть  за
голую кожу спины  и  пальцы  ног.  Кир-Кор  с  удовольствием  ощущал,  как
постепенно ослабевает то  специфически  многослойное  напряжение,  которое
охватило каждую мышцу, едва он определился на палубе катамарана. Вдруг  он
почувствовал: где-то рядом  возбужденно  раздвигает  воду  чье-то  крупное
тело. Это могло быть  опасное  для  человека  животное.  Кир-Кор  выглянул
поверх кораллового куста и  не  мешкая  поплыл  к  берегу  на  мелководье.
Барьерный риф  "угостил"  его  драматическим  зрелищем:  морскую  черепаху
настигала  со  стороны  океана  акула.  Черепаха  была  большая,  акула  -
громадная. Он отродясь не  видывал  таких  чудовищных  рыб.  Под  мясистым
карнизом рыла скалилась полуоткрытая пасть, и было  совершенно  ясно,  что
черепаха поместится в ней целиком. Всплывая, услышал, как ему  показалось,
хруст черепашьего панциря. Он вспомнил о своем намерении сесть на  воду  в
конце полета.
     Еще под водой его настиг объединенный хор воплей  Этторе,  Джинестры,
Марсаны.  Он  поспешил  выбраться   на   песок.   Женщины   замолчали,   и
Тромбетти-старший, экспансивно размахивая одеждой и тараща глаза, произнес
очень трудную для перевода  сольную  речь.  Кир-Кор  уловил  всего  четыре
слова: риф, ферроньер, акулы, катамаран. Джинестра плакала под  капюшоном,
у Марсаны было испуганное лицо.
     - Что случилось? - встревожился он.
     Этторе издал сиплый звук - слов у него уже не было, - ткнул пальцем в
сторону рифа. Кир-Кор обернулся. Гладь воды за кипящими  бурунами  взрезал
черный плавник. Исчез. Появился снова и очертил траекторию полукружья.
     - Аттол, на  котором,  по  счастью,  уже  стоят  ваши  ноги,  Кирилл,
называется Ферроньер, - сказала Марсана, уводя  пловца  в  тень  кокосовой
рощи. - Ферроньер - заповедник Финшельского архипелага, и правила  купания
здесь вам придется все-таки соблюдать.
     Название архипелага одним  рывком  высвободило  память  из-под  гнета
магнитной контузии. Будто вспышка озарила  мозг:  фестиваль  на  Финшелах,
Вината, программа транзита на Лавонгай... Голова слегка закружилась.
     - Барьерный риф Ферроньера - табу для  туристов,  выговаривал  голос.
Марсаны. - Его акваторию систематически навещают акулы длиной с туристский
катамаран.
     По-видимому, это был реферативный перевод темпераментной речи Этторе.
"Как мне отсюда выбраться? - думал Кир-Кор. - Где Матис?" Навстречу мчался
эвпедон, прижимая к груди что-то похожее на авиационную фару, песок  летел
из-под его ног.
     - Пио полон решимости вас защитить, - догадалась Марсана.
     - Что это?..
     - Самый мощный уззун финшельского флота. - Она взмахнула рукой: -  Не
надо, Пио, спасибо!  Отнеси  обратно  и  передай  Матису:  пора  поднимать
обеденный стол!
     Пио, разбрасывая песок, припустил обратно. Кир-Кор оглянулся. Чета из
Турина, взявшись за руки, бежала в другом направлении. Среди пятен света и
тени - на пальмах и белом песке - их странный  бег  в  белых  одеждах  был
похож на полет привидений.
     - Матей Карайосифоглу, - вслух подумал  Кир-Кор,  -  вы  здесь  самый
уравновешенный человек.
     - А вы, Кирилл, самый неразговорчивый. - Марсана погладила  пальмовый
ствол с кольчатыми полосами на месте опавшей листвы.
     -  Эвгина,  скажите,  пожалуйста,  на  котором  из   островов   центр
фестиваля?
     - На Театральном, естественно.
     - Далеко это от Ферроньера?
     - Что вас заботит, Кирилл?
     -  Расстояние.  По  опыту  знаю,  как  трудно  бывает  выбраться   из
заповедника. А мне надо выбраться.
     - В любом случае нам отсюда не выбраться до начала прилива. Рифы.
     - Мы шли над рифами с креном на левый борт...
     - Киплинг. В принципе, есть еще одна возможность.
     - Малая авиация?
     - Да. За вами должны прислать реалет даже в заповедную зону.
     - Нет, эвгина. Пусть лучше будет прилив.
     - Прилив будет и без вашего позволения.
     - Я могу рассчитывать на ваше судно?
     - И на доброжелательность тоже.
     - Спасибо, Марсана. Земной вам поклон.
     - А если правильнее - дигейский?
     Кир-Кор взглянул на нее.
     - Чем дольше я наблюдаю за вами, - пояснила она,  -  тем  больше  мне
кажется, что вы не землянин.
     - Я чем-нибудь выделяюсь среди землян?
     - Да. Поведением. У вас размеренные, точные движения, ничего лишнего.
Почти  ничего.  Говорите  вы  скупо,  смотрите  необычно.  Не  смотрите  -
вглядываетесь,  но  слишком  быстро.  Глаза  очень  ясные,  светлые...  По
поведению вы -  аскет,  что  никак  не  соотносится  с  вашей  внешностью.
Ясноглазый аскет в облике фольклорного королевича.
     Марсана понизила голос до шепота:
     - Если вы не дигеец, то... то я не  знаю,  кто  вы.  В  ваших  глазах
появилась загадочная  тоска.  Почему?  Вы  испытываете  сейчас  тревогу  и
опасение?.. О чем вы думаете?
     - Думаю, мне надо опасаться знатоков фольклора.
     - Я ваш друг. Я докажу это при  любых  обстоятельствах.  Говорите  со
мной откровенно. Вы готовы говорить откровенно?
     - Мои откровения не доставят вам удовольствия.
     - Не надо решать за меня. В молодости я буквально бредила Дигеей.
     Издалека донеслось сдвоенное "Бзуг-бзуг". Кир-Кор посмотрел в сторону
Башни погоды. Над океаном распространился звук  мощного  выхлопа.  Вершину
кучевого облака пронзил и быстро стал  набирать  высоту  прямой,  как  луч
прожектора, столб разреженного пара.
     - Вихревой  удар  дингеров,  -  сказала  Марсана.  Упала  коленями  в
песчаный сугроб и, скрестив ноги,  села  в  позе  приверженцев  гимнастики
йогов. - Сядьте рядом. Вы невозможно высокий. На Дигее все такие высокие?
     Кир-Кор молча сел на песок.
     - Вы еще не забыли  наш  уговор  беседовать  откровенно?  -  спросила
Марсана.
     - Я уже заслужил ваш упрек?
     - Нет, но ваша задача, эвандр, заслужить мою похвалу.
     - Не надо щекотать мое воображение.
     Она улыбнулась.
     - Скажите, Кирилл, вы знакомы с кем-нибудь из грагалов?
     - Тема грагалов - самая актуальная на. Земле?
     - Самая актуальная - тема Дигеи. Грагалы - частность.  Но  все  равно
любопытно.
     - Да, среди моих знакомых есть и грагалы.
     - Вот видите! А среди моих - ни одного...
     - Не большая для тебя потеря, - ввернул подошедший Матис. -  Грагалы,
как правило, неразговорчивы.
     Марсана хлестнула себя по голым коленям, вскочила:
     - Матис, прости, виновата! Моя очередь сервировать стол.
     - Там все готово. Твоя забота - собрать всех за этим столом.
     Приставив ладони к лицу, Марсана  извлекла  из  недр  грудной  клетки
резанувший нервы первобытный крик. Кир-Кор невольно поднялся.
     - Мамонт отнял у голодного троглодита свой хобот, - одобрил Матис.
     Со стороны  лагуны  донесся  ответный  вопль  Тромбетти-младшего.  Со
стороны океана был слышен прибой. Тромбетти-старшие предпочли не ответить.
     - Ребенок проголодался, -  подытожил  Матис  результат  акустического
эксперимента. - Откладывать обед не будем.
     Обедали на палубе "Алмаза"  в  купальных  костюмах.  Над  столом  был
натянут дырчато-белый тент. Сквозь вентиляционные отверстия скупо сочилась
небесная синева. Ели молча. Даже Пио был  воспитанно  немногословен.  Тент
закрывал небо над головой, и вскоре Кир-Кор обнаружил,  что  смотреть  ему
некуда.
     Тромбетти-старшие едва успели к десерту. Молчание за столом приобрело
свинцовую тяжесть.
     - Опаздывать  на  обед  неприлично,  -  определил  свое  отношение  к
инциденту насытившийся эвпедон.
     Марсана прыснула. Извинилась. По лицам поползли улыбки.
     Кир-Кор склонился к загорелому уху подростка, шепнул:
     - Упрекать взрослых могут только взрослые. Понял?
     - Понял, - мгновенно отреагировал Пио.
     - В таком вот тревере, парень, - сказал Кир-Кор, очищая бананы ему  и
себе. - Так и держись.
     - А можно спросить?
     - Можно.
     - А можно мне с вами на Дигею? - выпалил Пио, и глаза  у  него  стали
круглыми от восторженного ожидания.
     - Со мной?.. - Кир-Кор ощутил укол взгляда Марсаны.
     - Мне тоже интересно, что вы ответите, - сказала она.
     - Отвечу, что на Дигею можно и без меня, - ответил Кир-Кор.  Заметив,
как вздрогнула мать эвпедона, сделал попытку смягчить негативный эффект: -
Дигея, насколько  я  знаю,  была  и  остается  открытой  для  всех.  Добро
пожаловать... туда или обратно.
     - Ах, как это просто для вас - разрываться между Землей и  Дигеей!  -
вскипела Марсана.
     - Помилосердствуйте, я-то при чем!
     - Хотя бы при том, что само  существование  Дигеи  создало  для  моей
родной планеты массу проблем.
     - Проблемы - категория, увы, непреходящая.
     Длинный красный цилиндр в  руках  у  Марсаны  распался  на  множество
чашек.
     - Пьем тоник, - объявила она. - А ля Триоле-де-Папайя.
     - Пио, - сказал Этторе, - я разрешаю тебе погулять.
     Пио нехотя сполз с откидного сиденья.
     - Проблема проблеме рознь, -  сказала  Марсана,  разливая  по  чашкам
пряно пахнущий черный, как битум, напиток. - Одно  дело,  когда  мальчишки
возраста Пио мечтали о море.  О  дальних  странах.  Или  пусть  даже  -  о
межпланетных полетах. И совсем другое, когда они готовы на  все,  лишь  бы
покинуть Землю ради Дигеи.
     - Кто-то когда-то сострил: дом - мир женщины, мир -  дом  мужчины,  -
напомнил Кир-Кор.
     - Земля - это целый мир, Кирилл. И очень не простой.
     - Опять же... Земля - колыбель и... нельзя вечно жить в колыбели.
     - А ведь жили, Кирилл. Коротали свой век  в  "колыбели"  и  жизненных
неудобств при этом отнюдь не испытывали.
     - Слово какое-то безысходное - "коротали".
     - Предложите другое.
     - Зачем? Действительно, многие "коротали", вы правы. Но теперь таких,
наверное, меньше?..
     - Намек поняла. Дигея,  разумеется,  гарант  всеобщего  прогресса.  И
сейчас вы будете сетовать, что Дигеи не было во времена  Фомы  Аквинского,
Бруно, Галелея, Ломоносова, Фарадея.
     Кир-Кор попробовал терпкий, горько-кислый напиток, источавший  запахи
кофе, жасмина, ванили и цитрусов одновременно.
     - Нет, - сказал он, - сетовать я не буду.
     - Да? - удивилась Марсана. - А почему?
     - Во-первых, чтобы не дать вам повода к разговору о  том,  что  Дигея
снимает с Земли один мозговой слой за другим. Я наслышан об этом.
     - И пытаетесь это оспорить? - поинтересовался Этторе.
     - Нет.
     - Нет? - переспросила Джинестра.
     - Нет, - повторил Кир-Кор. - Это пьют через соломину?  -  Он  заметил
пенал с питьевыми соломинами.
     - Да, - сказала Марсана. - А во-вторых?
     Детская  флейта  неумело-тоскливой  руладой  огласила  окрестности  с
палубы сиротливо стоящего на мели "Адмирала". Пио развлекал себя как умел.
Кир-Кор взглянул на родителей эвпедона. Ответил Марсане:
     - Уважаемые эвпатриды, Дигея возникла в свой срок, и любые эмоции  по
этому поводу - ваши или мои - ничего не меняют.
     - Разве Дигее не интересно знать, что о ней думают коренные земляне?
     - Тут несопоставимость масштабов, эвгина.
     - Я имею в виду психоэстетические нюансы, Кирилл.
     - Я понял. Но  проведем  мысленный  эксперимент...  Окиньте  взглядом
евроазиатский материк.
     - Готово. От Гибралтара до Камчатки.
     - Теперь вообразите какую-нибудь туристскую базу в бассейне Амазонки.
     - "Вера-Круз!" На изумительной реке Шингу.
     - Насколько важно для Евразии знать, что о ней думают в замечательной
"Вера-Круз" на изумительной Шингу?
     Супруги Тромбетти переглянулись. Матис смотрел в свою чашку.  Марсана
сдвинула каскетку на затылок - пряди зеленых волос вновь получили свободу.
     - Значит, Дигея  уже  отвела  Земле  роль  провинциальной  туристской
базы!..
     - Я этого не говорил, - не согласился Кир-Кор.
     - Но это явствует из вашей аналогии.
     - Мои аналогии - только для аналогий, эвгина.
     - Аналогии нужны для утверждения правоты. Или нет?
     - Экс факто оритур юс, - проговорил Матис.
     - Что возникает? - не сразу поняла Марсана.
     - Из факта возникает право, - перевел Этторе.
     - Мы  -  лишь  точка  в  Галактике,  -  напомнил  Матис.  -  Дигея  -
многоточие. Весьма многозначительное  многоточие,  и  это  факт.  Пора  уж
привыкнуть к тому, что мы для них - заповедник.
     - Кирилл, докажите ему, что он ошибается, -  потребовала  Марсана.  -
Чем привлекает к себе коренных дигейцев Земля?
     - Ну... прежде всего. Земля - планета их предков.
     - Вот, Матис! Земля для дигейцев - это,  прежде  всего,  мемориальное
кладбище!
     Марсана стала яростно затыкать волосы под каскетку. "С Дигеей  у  нее
натянутые  отношения",  -  подумал  Кир-Кор.  Угрызений  совести   он   не
чувствовал.  Не  он  затеял  беседу.  Уклониться  от  разговора  на  таком
маленьком острове практически невозможно.
     - Дигее, - сказала Марсана, - почему-то ужасно трудно  признать,  что
на Земле до сих пор существует и развивается нормальная -  в  классическом
смысле - цивилизация.
     - Нормальная... - раздумчиво повторила Джинестра. - Это то, что  было
до полета первого космонавта?
     - Браво, эвгина! - Матис рассмеялся. - Браво!
     - До постройки первой базы на Луне, - внес поправку Этторе. - С  того
момента земная цивилизация стала полиглобальной.
     - А теперь она стала полиастральной, - заметил Кир-Кор.
     Сотрапезники нехорошо промолчали. Он спросил:
     - Или Дигее уже отказано в чести быть  астральным  звеном  в  истории
развития цивилизации?
     - Нашей... земной? - внесла уточняющий элемент Джинестра.
     - Об иных звездных сообществах разговор у нас пока не идет.
     - Это если закрыть глаза на различие  между  людьми  и  грагалами,  -
осторожно не согласился Этторе.
     - Да что грагалы! - подхватила Джинестра.  -  Даже  дигейцы  в  массе
своей - это совершенно новая психораса.
     - Но все равно цивилизация у нас одна, - сказал Матис.
     - А это как посмотреть, - упорствовал в сомнении Этторе.
     - Смотреть удобнее открытыми глазами, - признал Матис.
     Кир-Кор опустил в  чашку  соломину  и  сделал  попытку  хлебнуть,  но
триоледепапайский напиток застрял на подъеме.
     - Возьмите другую  и  рассудите,  кто  прав.  -  Марсана  сунула  ему
питьевую соломину толщиной с карандаш.
     - Все правы. Цивилизация у нас,  действительно,  одна.  Что  касается
различий между людьми и грагалами,  то  они  бесспорны.  Правда,  грагалов
всего-то чуть больше семнадцати тысяч среди  сорокамиллиардного  населения
космических регионов Дигеи. А из кого состоят миллиарды, пояснять,  должно
быть, не надо? Вот и Пио, как мне показалось...
     По резко  изменившемуся  выражению  лиц  родителей  эвпедона  Кир-Кор
понял, что увязывать имя  их  отпрыска  с  демографическими  особенностями
астрального звена цивилизации никак не следовало.
     - Вам показалось, - холодно произнесла Джинестра.  -  Всего  доброго,
эвпатриды, спасибо за компанию, за  хлопоты.  -  Она  сложила  ладони  под
подбородком и  адресовала  каждому  (не  исключая  мужа)  благодарственный
полупоклон.
     Этторе,  педантически  повторив  весь  ритуал  прощания,   неожиданно
провозгласил:
     - Мой сын не будет там! - и ткнул рукой в полотно тента. Другой рукой
он с непонятным  ожесточением  указал  на  воду:  -  Мы  сделаем  из  него
малаколога!
     Супруги Тромбетти спрыгнули с палубы  на  мелководье,  направились  к
тримарану.
     - Я не хотел их обидеть, - сказал Кир-Кор, глядя, как они  бредут  по
колено в воде  -  оба  в  белых,  длинных,  вздувшихся  колоколом  нелепых
одеждах, - и он бережно поддерживает ее под  руку.  Они  дошли  до  своего
судна ни разу не обернувшись.
     - Ничего, пусть уходят, - процедила Марсана. И добавила  на  каком-то
латинизированном языке несколько слов, смысл которых  Кир-Кор  уловил,  но
фразе в целом не нашел адекватного выражения  на  геялогосе.  По-видимому,
это была очень редкая идиома.
     - Я не понял, что Этторе хотел сказать напоследок.
     - Малаколог, - объяснил Матис все одним словом. Как  будто  одно  это
слово все объясняло.
     - Оба они малакологи, - сказала Марсана. - А  Пио  терпеть  не  может
маллюсков. Пейте тоник.
     Кир-Кор хлебнул кисло-горького, и в этот момент палуба  едва  ощутимо
качнулась. Начинался прилив.
     Матис выволок из каюты какие-то свертки; на шее у него  уже  болтался
на шнурке судовый корректор управления - спикард.
     - Слушай мою команду, - сказал он. - Надеть яхтжилеты!
     Из лагуны они вышли на электромоторах. "Адмирал"  тащился  в  хвосте.
Узкие проливы между лагуной и  океаном  были  забиты  хлынувшей  навстречу
пеной.
     Рыская на мелководье, "Алмаз" отважно  приблизился  к  ревущей  белой
полосе  бурунов  и  вдруг,  подхваченный  гребнем  длинного  вала,   мягко
скользнул над рифами боком и через мгновение погрузил поплавки  в  кобальт
воды   мореходных   глубин.   Здесь   было   ветренно.   Бирюзовое   небо,
золотисто-розовая  марь,  лиловый  горизонт,  синие  с   лилово-глянцевыми
бликами волны. Капитан Карайосифоглу приблизил спикард  к  губам  и  тихим
голосом дал указание автоматике судна  повернуть  крыло  паруса  ребром  к
ветру и подрабатывать электромоторами против течения, - не мог уйти,  пока
"Адмирал" не перевалит барьер. Кир-Кор  с  тоской  смотрел  на  изумрудные
острова. Засветло добраться до фестивального центра  архипелага  на  таком
маломощном суденышке и при таком низком солнце - дело немыслимое. Эту  его
уверенность усугубила нерешительность капитана Тромбетти.
     -  Эй,  вы,  тюлени!  -  теряя   терпение,   закричала   Марсана.   -
Пошевеливайтесь! Птица ждать нас не будет!
     Шальная волна  перебросила  тримаран  на  глубокую  воду  -  "тюлени"
отметили это событие взрывом  радостных  воплей,  и  было  ясно,  что  они
довольны мастерством своего капитана.  Ярко-оранжевые  яхтжилеты,  надетые
поверх бурнусов, пылали на палубе "Адмирала" тремя кострами.
     Матис негромко отдал команду: "Фордевинд!" - и судно, подставив ветру
корму и парус, рванулось вперед. Поплавки с  характерным  шипением  резали
воду. Солнце светило в затылок.
     "Адмирал",  который  скромно  довольствовался   кильватерной   струей
"Алмаза", вдруг пошел на обгон, и Матис, как ни старался, уже  не  мог  от
него оторваться.
     - Обгонит - спикард отберу, - пригрозила Марсана.
     - Обгонит, - признал Матис и отдал спикард.  -  У  них  крыло  паруса
шире, мотор посерьезнее.
     "Адмирал" медленно, но верно выходил на левый траверз. Марсана была в
отчаянии - она выкрикивала команды громко, часто. Ветер трепал ее торчащие
в разные стороны волосы, каскетка перекатывалась  на  палубе  под  ногами;
альбатрос, любознательно паривший над  катамараном,  отвернул  в  сторону.
Кир-Кор видел все ее ошибки -  будто  следил  за  действиями  малоопытного
стажера. Гонка по  всхолмленному  пологими  валами  океану  напомнила  ему
черноморскую регату из прошлого отпуска. Он посоветовал:
     - Когда вал проходит под нами, эвгина,  и  катамаран  на  подъеме,  -
нажимайте кнопку форсирования моторов.
     - Отдать вам спикард?
     - С кнопкой справятся даже ваши изящные руки.
     - О, первый комплимент! Берите спикард. Нет? Как хотите.
     Ему не нужен был спикард.  Ему  нужно  было,  чтобы  она  молчала.  И
Марсана, занятая манипуляциями с кнопкой, действительно  замолчала.  Матис
неотрывно смотрел на  судно  соперников.  "Раздосадован  наш  капитан",  -
отметил Кир-Кор и, позволив зрению углубиться в радиоспектр,  стал  видеть
быстрорасширяющиеся,   непрестанно   взаимодействующие   друг   с   другом
электромагнитные   кружева   многослойных,   пространственных    занавесей
выпуклосферического кроя. Каждое нажатие  кнопки  рукой  Марсаны  оживляло
мировой  фон  ураганным  потоком  интенсивно  вспухающих  пузырей.  Поток,
пронизывая сетчатки глаз, привычно ориентировал внимание, - не  составляло
труда перебросить мнемодинамический  мост  (мнемодим)  от  силовых  очагов
сознания до штыря антенны, упрятанного под белым радиопрозрачным  колпаком
на крыше рубки. Импульсный код управления судном был прост. Кир-Кор послал
автоматам  мысленную  команду  освободить  заблокированный  Марсаной  люфт
поворотной оси паруса (чувствовал: фиксировать парус  имеет  смысл  только
при сильном, устойчивом ветре). Ось "задышала", катамаран чуточку прибавил
скорости, а обходивший его тримаран зарылся в волну и снова сполз на линию
траверза.
     - Ноздря в ноздрю! - ликовала Марсана.
     - Не забывайте про кнопку, -  напомнил  Кир-Кор  и,  ощущая  какое-то
странное  беспокойство,  побудил  роботронику  судна  прекратить  подпитку
маховичков инерционных систем, чтобы обеспечить пиковый энергомаксимум  на
форсаже.
     Роботроника, запрограммированная  на  оптимальный  режим,  попыталась
было блокировать вмешательство анонимного  капитана.  Кир-Кор  без  особых
усилий удержал мнемодинамический мост  и,  за  неимением  ничего  лучшего,
перестроил программу с "оптимума" на "пик". Об этом можно было  теперь  не
думать. И Марсана могла теперь кнопку не нажимать. Он  выкинул  из  головы
заботы о  мнемодиме,  но  непонятное  беспокойство  не  покидало  его.  Он
обернулся, чтобы взглянуть за  корму.  В  полукилометре  от  катамарана  в
сопровождении  армии  чаек  резали  воду  двадцать   два   перископа.   За
перископами тянулись прямые, длинные,  пенистые  следы.  "Приготовиться  к
торпедной атаке! - вспомнилась фраза из какого-то  фильма.  -  Аппараты!..
Пли!"
     Яростный выкрик Марсаны "Это нечестно!" заставил  его  посмотреть  на
судно соперников. Он рассмеялся.  Этторе  выиграл  гонку:  над  тримараном
победно реял полосатый шар парусного аэростата - "Адмирал"  уходил  вперед
на буксире...
     В  пределах  обозначенной  перископами  акватории  поднялся  и,   как
всплывающий айсберг, стал расти над поверхностью моря  белесый  от  толчеи
пенистых водоворотов платформообразный массив, - вода скатывалась  с  него
со всех сторон и  шумными  потоками  падала  в  волны,  зажигая  над  ними
полукружья радуг. Кир-Кор с интересом смотрел на это крупное, величиной  с
футбольное поле сооружение, о котором пока можно было сказать  только  то,
что оно походило на внезапно вынырнувший из  пучины  великаний  стол.  Шум
пенистых водопадов сливался с гомоном взбудораженных птиц.
     - Синяя птица! - фальцетом взвился голос Марсаны.  -  Скорее,  Матис,
поправку на курс!
     "Птица, которая ждать не будет",  -  сообразил  Кир-Кор,  разглядывая
голубое днище поднявшейся  на  высоту  своих  поплавковых  опор  платформы
круизного судна-ныряльщика типа "Тропикана-Пацифика".  Матис,  не  мешкая,
связался с рейс-диспетчером "Синей птицы" и быстро о  чем-то  договорился.
Кир-Кор не понял о чем, местный морской жаргон был ему незнаком; платформа
"Пацифики", подобно туче, заслонила солнце. Крыло паруса, оседая секциями,
еще складывалось по вертикали, когда стеклянный откос края платформы навис
над  катамараном.   "Алмаз"   втянулся   в   пространство   между   широко
расставленными опорами - словно между быками  моста.  Марсана  взвизгнула:
откуда-то сверху обрушился на палубу дождь крупных соленых капель.
     - Держитесь, Кирилл! - предупредила она.
     Дуга  рессорного  паравана,  гулко  шаркнув  о   поплавок   "Алмаза",
отбросила суденышко на транзитную полку  задней  опоры.  Солнце,  вынырнув
из-под днища платформы с другой стороны, плеснуло светом в глаза.  Лязгнул
захват, простонали подъемные механизмы, транзитная  полка  превратилась  в
перрон. В снастях приподнятого над  водой  катамарана  засвистел  ветер  -
"Синяя птица" набирала скорость. Слева по борту в  удалении  маячил  среди
волн победитель увлекательной гонки: "незаконный" парус был убран, фигурки
в бурнусах отчаянно размахивали руками. В азарте семья из Турина допустила
просчет.
     Матис сказал:
     - Этторе увел тримаран с маршрутной трассы ныряльщика.
     "Солнце скроется через час", - прикинул Кир-Кор.
     - Как же они тут ночью... в открытом море?
     Матис понял вопрос по-своему:
     -  В  любом  случае  Тромбетти  не  пропустят  самое  интересное   из
фестивальной программы.
     - Мы - тоже? - полюбопытствовал Кир-Кор.
     - Что "тоже"? - не понял Матис.
     - Не пропустим?
     - Вы ждете от этого фестиваля чего-нибудь слишком особенного?
     Кир-Кор промолчал.
     Там, где перрон сложным  изгибом  полированного  металла  сливался  с
опорой, что-то чмокнуло - открылась щель прохода в лифтовый тамбур.  Матис
потер шею, сказал вожделенно:
     - Смоем соль и сменим одежду. - Перелез  через  палубное  ограждение,
взглянул на собеседника. - Марсана, веди гостя к  лифту.  Не  надо  стоять
здесь на крейсерской скорости.
     Палуба катамарана содрогалась  от  шума  рассекаемой  колоннами  опор
воды, летели брызги, ветер пузырил одежду. Кир-Кор подал Марсане руку.
     - Мерси! - поблагодарила она,  улыбаясь  глазами  (ему  показалось  -
насмешливо). - Кирилл, вы бывали когда-нибудь на островных фестивалях?
     - Нет.
     - Я так и думала!
     - Почему?
     - Только неискушенные новички стремятся попасть в центр фестивального
действа! - Она  выкрикивала  слова,  полагая,  видимо,  что  иначе  он  не
услышит.
     - А вы не хотите туда сегодня попасть? - насторожился он.
     - На Театральный? Не хотим! И вам не советуем!
     - Швак-тревер!.. Маракас меня побери!
     - Не слышу. - Она показала на уши. - Вода ревет!
     - Черт бы побрал мою наивность! - громко сказал Кир-Кор.
     Марсана кивнула и прокричала ему снизу вверх:
     - Там, понимаете  ли,  очень  людно!  На  Театральном!  Проникнуть  в
центральный амфитеатр немыслимо! Чувство локтя в  толпе  вам  знакомо?  Вы
любите ощущать чужие локти на своих ребрах? Знатоки  островных  фестивалей
предпочитают морской вариант! Вы как?..
     Он помог ей одолеть палубное ограждение,  размышляя,  как  поступить,
если вдруг выяснится, что Театральный лежит в стороне от маршрутной трассы
круизного судна. Ведь пассажирами "Синей птицы"  вполне  могли  быть  одни
знатоки.
     Марсана вспрыгнула  на  высокий  порог  овального  входа,  неожиданно
обернулась, посмотрела на океан, крикнула треплющему ее волосы ветру:
     - Тромбетти сами себя наказали! - И рассмеялась.
     Кир-Кор стоял возле нее слишком близко  -  лицом  к  лицу  -  и  ясно
чувствовал,  что  смеется  она  с  большим  удовольствием.   В   диковинно
запутанном клубке поведенческих побуждений землян всего более удивляло его
это странное, темное, как дебри  дремучего  леса,  пугающе  перенасыщенное
эмоциями состояние - мстительность. Чтобы Марсана не прочла его мысль,  он
сделал попытку спрятать глаза - перевел  взгляд  на  ее  подбородок,  шею,
ключицу. И как-то так вышло... нет, он совсем не хотел этого (а сегодня  -
в особенности), но как-то так само собой вышло, что взгляд его углубился и
нашел на первом ребре след недавнего,  видимо,  перелома  -  продолговатый
костный нарост. Неосознанная реакция ясночувствия опередила запретительный
приказ ума и реактивная вспышка за миллионную  долю  секунды  высветила  в
чужом мозгу спиральку болевого образа, мгновенно ее развернула  -  Кир-Кор
увидел  в  дымчатой  глубине  двуглавую  голубоватую  гору,  узнав  в  ней
заснеженный Эльбрус и, прежде чем  спиралоимпульс  угас,  успел  взрыхлить
головой снег  на  склоне  у  "Старого  кругозора".  Пронизывающая  боль  в
груди...
     Марсана за рукав втащила его в удушливо-узкий сырой коридор:
     - Не пугайте меня! У вас такой взгляд, Кирилл, будто вместо  меня  вы
видите... Что вы там видите?
     - Я видел вас на склоне "Старого кругозора".
     - Не может быть. - Она внимательно смотрела на него. Покачав головой,
повторила: - Не может быть.
     - Вам не доводилось... в Приэльбрусье?..
     -  Доводилось.  Чегет,  Донгуз,  "Юсенга".  Ну  и,  конечно,  "Старый
кругозор", недоброй памяти... Но вы нигде там не попадались мне на  глаза.
Я глазастая и не заметить вас никак не могла!
     "Ренатурация полная", - сделал вывод Кир-Кор. Пробормотал:
     - Извините.
     Марсана смотрела на него с любопытством. С потолка срывалась капель.
     - Лифт ждет, - деликатно напомнил из тамбура Матис.

                                   В глубоком вакууме даже  полный  тренер
                                   можно считать пустым номером.

                                        Юмор дальнодеев старшего поколения

                              ТРЕВЕР 1003-й
                                НОЧЬ ТИГРА

                            1. МОРСКОЙ ВАРИАНТ

     Возможность ополоснуться пресной водой обрадовала Кир-Кора. Он быстро
разделся и рассовал  одежду  по  секциям  освежителя  согласно  рисуночным
указателям.
     - Тип обработки? - осведомился проглотивший брюки  лючок.  -  Алетон?
Контраст? Прима? Фистель?
     - Пусть будет прима, - осторожно выбрал Кир-Кор.
     Лючок, проглотивший рубаху, стал сыпать скороговоркой:
     - Олеастрон? Бунтуз? Коррект? Лиазон? Луминарт?
     - О, черт... луминарт. - Кир-кор шагнул в душевую.
     Всего за два года сленг бытовых автоматов  Земли  менялся  настолько,
что требовался специальный перевод.
     - Руки вверх, - скомандовала душевая. Это было понятно без  перевода.
Он поднял руки, оглядел сферическую кабинку. -  Выше!  -  строго  добавила
душевая. - Плотнее закройте глаза. Еще плотнее! Берегите зрение!!!
     Со всех сторон ударил яркий свет,  хлынули  потоки  ультрафиолета,  -
Кир-Кор  инстинктивно  возбудил  подкожную   защиту.   И   вспомнил,   что
кратковременное  облучение  ультрафиолетом   на   Земле   -   традиционная
бактерицидная полумера.
     Опустив руки, он приказал автоматике дать воду.  Вода  слишком  пахла
календулой, приторно-горький запах, - купание не доставляло  удовольствия.
На   просьбу   дать   обыкновенную    воду    -    обыкновенную    пресную
неароматизированную воду любой температуры  -  автомат-гидрораспределитель
ответил, что в подведомственной  ему  гидросистеме  заказанным  параметрам
соответствует лишь кипяток. Кир-Кор поморщился.  Напряг  до  шума  в  ушах
противотемпературный нерв в районе затылка, закрыл глаза, произнес:
     - Ладно, давай.
     Без вреда для  себя  он  мог  выстоять  под  струями  кипятка  секунд
тридцать-сорок. Выстоял сорок пять. Для тренировки.
     - Достаточно! - процедил он сквозь зубы, вышел вон  и,  освободившись
от сильного напряжения заушно-затылочных мышц, потребовал одежду  обратно.
Пока одевался, из душевой валил пар.
     Обработка брюк методом "прима" имела,  видимо,  целью  резко  снизить
коэффициент трения. Зачем - неизвестно. Брюки скользили как намыленные,  и
это  казалось  чреватым  всякими  неожиданностями.  Рубаха,   к   счастью,
сохранила девственную  белизну,  освещенную  целомудрием  сервиса  Лунного
экзархата.
     Правда, слегка угасла яркость ее шелковистого блеска, но с этим можно
было мириться.
     С потолка падали крупные капли сконденсированной влаги.
     Кир-Кор поспешил покинуть отсек.
     Он  поднялся  на  второй  ярус  и,  как  было  условлено  с  Матисом,
направился в носовой кафе-салон. По пути завернул в кабинку  информатория.
Опасение оправдалось: маршрутная программа ныряльщика не во всем совпадала
с маршрутными устремлениями случайного пассажира...
     Вдоль широченной плоскости стеклянной лобовой брони кафе-салона - три
десятка фигурных столиков в два ряда, и половина заняты. Здесь, как  и  на
борту  стратосферного  корабля,  обращал  на  себя   внимание   контингент
путешествующих: старики в  основном.  "Демографическая  симптоматика  этой
планеты", - подумал Кир-Кор, занимая столик  в  переднем  ряду.  Глядя  на
багряно-лиловую поверхность пост-закатного океана, постарался  представить
себе ту заведомо не тривиальную картину,  которую  сквозь  скошенное  вниз
стекло наблюдают туристы во время подводного хода (представилось  бездонье
сгущающейся синевы). А между тем багрянец таял, лиловые  отсветы  на  воде
там, дальше, у горизонта, сливались с фиолетовым  обрамлением  прозрачного
космического  неба;  пирамидальные  некрупные   острова   (явно   верхушки
затопленных океаном гор) уже  искрились  цветными  острыми  огоньками.  Он
ощущал на себе взгляды туристов.
     Это было мучительно.
     Потом ощутил появление своего нового друга Матея Карайосифоглу и,  не
оборачиваясь, взмахом руки показал ему, где сидит.
     - Должен вас огорчить, Кирилл, - сказал новый друг, насыщая  застолье
ароматом календулы. - К Театральному "Синяя птица" сегодня не подойдет.
     - К моему сожалению.
     - Подойдет завтра в полдень.
     - Для меня, увы, поздновато.
     - Сегодня она ляжет в  дрейф  в  проливе  между  двумя  ближайшими  к
Театральному островами.
     - Туристы будут наблюдать  открытие  фестиваля  с  верхней  палубы...
знаю.
     - Тогда выбирайте: палуба этого судна - или палуба нашего катамарана.
     В кафе включился нижний пояс светильников - почти на уровне пола.
     - Выбрать последнее - злоупотребить вашим  гостеприимством.  Спасибо,
Матис, теперь я придумаю что-нибудь сам.
     - В принципе, нам ничто не мешает высадить вас на Театральном.  Сразу
после вечерней программы.
     - Заманчиво... Вы искуситель, мой новый друг.
     - Вовсе нет. Просто иначе вам до завтра отсюда не выбраться.
     Матис приподнял подлокотник, потыкал в  желоб  коричневым  от  загара
пальцем.
     После утробного  "пу-у-увх..."  столик  выдавил  из  себя  зеркальный
цилиндр.
     Крышка подпрыгнула на пружинном штыре - из сосуда выдвинулись  лотки,
обросшие заиндевелыми колючками.
     - Угощайтесь, - предложил Матис. Выдернул  и  сунул  в  рот  одну  из
колючек, - на ее конце было что-то вроде красного пузырька.
     Может быть, ягода.
     Кир-Кор соблазнился попробовать.
     Пунцовая ягода, лопнув на языке, обожгла рот ледяной  кислотой  -  от
неожиданности свело скулы.
     Потом сделалось вдруг ароматно и сладко.
     Собеседник остановил на нем взгляд:
     - Хотите совет? Никогда не давайте согласия на луминарт.
     Чуя неладное, Кир-Кор скосил глаза на рубаху. И обмер. Рубаха пылала,
как  витрина  палеонтологического  парка.  Хвощи,  стегозавры,  диплодоки,
рамфоринхи. Мезозой, одним словом,  -  где-то  на  рубеже  верхней  юры  и
нижнего мела. Невыносимое зрелище.
     Голос Марсаны:
     - Все в сборе? Суши якоря!
     Кир-Кор обернулся и чуть не проглотил колючку. Н-ну-у!.. Да-а-а!.. Он
поднялся навстречу нимфе предфестивального архипелага.
     - Вы хорошо воспитаны, эвандр, - проворковала она и протянула  увитую
блескучей нитью руку. Для поцелуя. Он ошалело ткнулся  губами  в  пахнущие
календулой  тонкие  пальцы,  не  понимая,  как  за  такое  короткое  время
зеленоголовое пугало в мужской каскетке смогло превратиться в  превосходно
изваянное, экономно  обернутое  темной  драгоценной  тканью  золотоволосое
существо.
     - Пора, - сказала она, мимоходом употребив  ледяную  колючку.  Словно
втянула розовыми губами каплю крови. - Вы с нами, Кирилл?
     - Если позволите.
     Посторонившись, чтобы  дать  пройти  ей  вперед,  он  благовоспитанно
улыбнулся. В ответной улыбке блеснули два ряда жемчужин. Он  подумал,  что
это ему, наверное, показалось, - мог бы поклясться:  каких-нибудь  полчаса
назад у Марсаны были обыкновенные  зубы.  Но,  когда  на  пути  к  стоянке
катамарана их троица сошлась у лифта с компанией броско  одетых  в  белое,
одинаково пернатоголовых (как белые цапли) девиц и одна из  пернатоголовых
стала вызывающе улыбаться ему,  он  убедился,  что  дентожемчужный  эффект
существует на самом деле. В искусно уложенных "перышко к перышку"  волосах
алмазно вспыхивали крохотные  искры.  Девиц  было  пятеро.  При  некотором
различии в одежде и  внешности,  над  ними  довлела  печать  одинаковости:
одинаковые прически,  прямые  носы,  лиловые  губы,  слишком  светлая  для
тропиков кожа, до странности одинаковое выражение  мутно-маренговых  глаз.
Выражение он счел ненормальным. У всех пятерых. Такое  впечатление,  будто
все они одурманены чем-то.
     За всю дорогу никто не проронил ни слова. Так и  спустились  они  все
вместе в лифте,  восемь  разделенных  молчанием  человек.  Гуськом  прошли
сырой, с морскими запахами коридор, ступили  на  подсвеченный,  мокрый  от
брызг перрон. Из-под каблуков серебристо-черных туфель Марсаны при  ходьбе
вылетали длинные искры-змейки, растекались по мокрому, а затем  их  словно
задувало ветром. "Зря я не сменил рубаху", - с опозданием пожалел Кир-Кор.
На ветру среди  вымерших  представителей  верхней  юры  возникло  заметное
оживление.
     Борт о борт с "Алмазом" был пришвартован  гоночный  тримаран,  экипаж
которого и составляли пернатоголовые. Тримаран назывался "Амхара".
     - Поддержите меня, Кирилл. - Опершись на руку спутника, Марсана сняла
искрометные туфли. При искусственном освещении ее  длинные  ноги  казались
длиннее, чем  днем.  Океан  был  залит  мерцанием  лунного  серебра.  Луну
закрывало собой широкое днище "Пацифики". Сверху все еще капало.
     Помогая Марсане подняться на палубу  катамарана,  Кир-Кор  неожиданно
осознал, что близость этой женщины, легкое прикосновение  ее  рук  волнуют
его. Он удивился своим ощущениям, но разбираться в этом не стал. Вероятно,
ему просто нравился ее вечерний наряд, вот и все. Короткое искристо-черное
платье  временами  отсвечивало  синим  и  фиолетовым  и  возникал   эффект
"павлиньего  глаза".  Марсана  выглядела  задумчивой,   от   ее   недавней
порывистости не осталось следа. Задумчивость и "павлиньи глаза" на  одежде
были ей очень к лицу. Он смотрел на нее, и его одолевало чувство  какой-то
неясной тревоги.
     "Синяя птица" сбавила скорость - перрон  зачерпнул  воду  сразу  всей
плоскостью.
     - Внимание! - запоздало выкрикнул Матис. Поток смыл оба  суденышка  -
тримаран грохнулся в борт  "Алмаза",  Марсана  взмахнула  руками,  Кир-Кор
успел поймать ее над канатами релинга. И в этот  момент  ощутимо  упал  на
лицо свет луны. "Синяя птица" ускользала  летучим  призраком  -  дальше  и
дальше габаритные огни. Наверху - два золотисто-желтых, как глаза тигра.
     - Кирилл, вы забыли поставить меня на палубу, -  сказала  Марсана.  -
Благодарю, у  вас  замечательная  реакция.  Матис,  где  мои  хайступс?  -
Очевидно, спросила про туфли.
     Туфель на палубе не было.
     - Вот черт, - сказал Матис и посмотрел за борт.
     Пернатоголовые мореходы о чем-то громко переговаривались,  их  голоса
напоминали голоса чаек. Кир-Кор не мог  разобрать  ни  слова  -  язык  был
совершенно ему не знаком. Ветра  не  было.  Пологие  длинные  волны  мягко
приподнимали и опускали катамаран, и, после  того,  как  экипаж  тримарана
умолк, над океаном распространилось удивительное лунное спокойствие.
     Низкий остров (туда стремила  бег  оконтуренная  светосигналами  тень
"Синей  птицы"  казался  подножием  другого,  более  удаленного,  высокого
острова, обернутого золотисто - огненной лентой: пирсы, береговые причалы,
яхтэллинги. Жилой ярус угадывался  по  приглушенно-мягкому  сиянию  линий,
точек, пунктирных штрихов на  террасах.  Севернее  возвышался  над  лунным
зеркалом третий остров, и не нужно было ничьих  подсказок,  чтобы  понять:
Театральный. Эта округлая гора, укрытая одеялом зелени, напоминала  густую
крону платана, опоясанную гирляндами разнообразных огней.  Вершину  венчал
архитектурный шедевр - невыразимо прелестная  хрустально-голубая  диадема.
Еще выше - плавно колыхался в воздухе, подобно занавесям полярного сияния,
бело-розово-голубой шедевр светопластики. Нечто вроде двух  полусвернутых,
обнимающих друг друга крыльев.
     - Эй, на "Амхаре!" - выкрикнул Матис. - Дистанцию!
     "Амхара" быстро и грозно сближалась с катамараном - будто  собиралась
брать судно на абордаж. Вдоль борта "Амхары" -  как  вдоль  аллеи  -  пять
мраморных статуй. Которая замыкала шеренгу, шевельнула  рукой  -  к  ногам
Марсаны упала, брызнув искрами, серебристо-чёрная туфля. Одна,  без  пары.
Туфля с левой ноги. "Амхара" промчалась мимо буквально  впритирку.  Кто-то
из этих девиц рассмеялся. Гортанный смех  странно  звучал  над  водой  при
луне.
     - Расорги, - процедила Марсана.
     - Расорги? - переспросил Кир-Кор.
     - Расовый камуфляж, - объяснил Матис. - У них  искусственно  изменена
форма носа, губ...
     - Изменена вся пластика лицевых мышц, - сказала Марсана. - Это  чтобы
замаскировать характерную особенность негроидной расы - прогматизм.
     - Выступающие вперед челюсти, - расшифровал Матис. -  А  знаете,  что
самое трудное для специалиста-пластолога? Замаскировать  выпуклость  глаз.
Поэтому  взгляд  у  псевдоевропеоида  кажется  не  совсем  нормальным.  Вы
заметили?
     - Да.
     - И  слишком  белая  кожа.  Иначе  трудно  избавиться  от  остаточной
желтизны.
     "Слишком громко, - вдруг понял  Кир-Кор,  наблюдая  плавный  разворот
тримарана. - Расоргов здесь не жалуют, видать, и не щадят".
     - Зачем это им? - полюбопытствовал он.
     - В общем-то... незачем. - Матис развел руками.
     - Хотите сказать, камуфляж без причин?
     Марсана улыбнулась:
     - А вам уже вообразилось невесть что! Драма идей?  Вспышка  рассового
коллаборационизма?  Увы,  увы...  Когда  в  небесах   стал   превалировать
дигейский фактор, на земле  многое,  к  сожалению,  обмельчало.  Интересы,
поступки, намерения. И даже страсти.
     Кир-Кор не стал возражать. С дигейским фактором, действительно,  было
у них не  все  просто...  Развернувшись,  "Амхара"  взяла  курс  прямо  на
Театральный.
     - Ну и... - продолжала Марсана, - как-то так  повелось,  что  править
нами стала глуповато-капризная, но очень изобретательная  особа  по  имени
Мода. В последние годы, к примеру, модно выглядеть европеоидом.
     - Среди темнокожих юнцов это приобрело характер пандемии,  -  добавил
Матис. - У монголоидов, впрочем, те же симптомы.
     - Европеоидная раса на Земле катастрофически убывает, Кирилл.  Отсюда
и мода. Мне кажется, нам уже не выровнять беспрецедентный расовый крен.  А
вы что думаете на этот счет?
     "Что я думаю? - подумал Кир-Кор.  -  Я  думаю,  что  расовый  крен  -
результат политики абсурда. Исторически  это  прямо  связано  с  генезисом
нравственных перекосов. Как только самые оборотистые берут верх и начинают
теснить,  унижать,  физически  уничтожать  самых   совестливых   и   самых
талантливых -  считай,  дан  старт  угасанию.  Считай  -  под  ватерлинией
пробоина  и  цивилизация  тонет  с  дифферентом  на  нос.  Как  знаменитый
"Титаник". На палубах, которые ближе к корме, долго еще поют и  танцуют...
И пусть планетарная катастрофа растянута на столетия, все равно ведь у нее
полностью сохраняется значимость катастрофы". Вслух сказал:
     - У меня практически не было шансов угодить в  компанию  европеоидов.
Мне повезло.
     - И это все, что вы думаете? - удивилась Марсана.
     Он взглянул на нее.
     - Я думаю, нетрудно догадаться, что я думаю.
     - А на Дигее? Там с  вопросом  естественного  равновесия  рас  все  в
порядке?
     - По-моему, для Дигеи это вообще не вопрос.
     - Слышал, матис? Хотелось бы знать,  почему  на  Земле  не  прижилась
модель дигейского благополучия.
     Задрав голову, Матис смотрел на луну. Эскапада Марсаны вызвала на его
лице неясную улыбку. Или гримасу.
     - На Дигее сложилась своя система нравственных отношений,  -  заметил
он осторожно.
     - Расовых, ты хотел сказать.
     - И расовых - тоже, - мягко добавил Матис. - Все это -  ветви  одного
дерева, не забывай.
     - Ну и что?
     - А то, что  системы  общественных  отношений  на  Дигее  совершеннее
наших. Тех, по крайней мере, которые  мы  с  тобой  унаследовали  на  этой
благословенной планете.
     - До сих пор я считала себя богатой наследницей.
     - И потому так болезненно переносишь все то,  что  шокирует  коренных
дигейцев у нас на Земле? - Матис горестно покивал.
     - По-твоему, это обязывает меня считать население Дигеи  нравственнее
обитателей Земли?!
     - Никто ничего не обязан. Но пора, наконец, признать за дигейцами  их
основное достоинство: они дальше ушли от обезьян, чем мы.
     Довод Матиса лишил Марсану дара речи. Кир-Кор смотрел на уплывающие к
Театральному светосигналы "Амхары". В  воде  искрились  их  отражения.  Он
прислушался, и, пока Марсана выходила из состояния артикулярного  ступора,
ему удалось различить далекие всплески разнохарактерных музыкальных шумов.
Девять локальных источников. Все девять - на Театральном.  Залитая  лунным
сиянием водная гладь перед островом была усыпана сотнями огоньков. Знатоки
брали остров в кольцо.
     - А как по-вашему, Кирилл?
     - Простите, эвгина, я немного отвлекся.
     - Вы тоже считаете, что  дигейцы  дальше  от  обезьян,  чем  коренные
земляне?
     -  Меня  принимают  здесь  за   спеца   по   вопросам   сравнительной
антропологии...
     - Не знаю, за кого вам хотелось бы здесь сойти, но лично мне довольно
будет услышать мнение человека.
     Кир-Кор оглядел Марсану сверху вниз - от синевато сверкающих в  свете
луны алмазных блесток в прическе до голых ступней.
     - Это как спуск в пропасть, эвгина, - сказал он.
     - Опять аналогия?
     - Притча. На Дигее те, кто спускается в пропасть,  всегда  уверены  в
тех, кто держит канат. По-другому там не бывает.
     - И это вся ваша притча? Или только ее дигейская половина?
     - А у нас на Земле, - вставил Матис, - чаще всего по-другому. Те, кто
держит канат, считают вполне допустимым  по  ходу  дела  бороться  друг  с
другом за власть. И это даже не притча.
     - О небо! - ужаснулась  Марсана.  -  Неужели  в  глазах  дигейцев  мы
выглядим настолько идиотами!..
     - Если взглянуть на земную  историю  непредвзято,  -  нехотя  обронил
Матис, - именно так мы и выглядим.
     В  каюте  вспыхнул  розовый  свет.  Матис  вынес  на  палубу  пляжные
сандалии. По размеру - мужские. Это была  имитация  обезьяньих  ладоней  с
красными ремешками.
     - Лучше, чем ничего, - пробормотал Матис.
     "Если она их наденет - я прыгну за борт", - дал себе клятву Кир-Кор.
     - Спасибо, Матис, - ровным голосом сказала Марсана.  -  Спасибо,  мой
благодетель... Модель под девизом "Назад, к  обезьяне!"  -  Она  принялась
хохотать.
     Благодетель беспомощно развел руками и зашвырнул  кошмарное  творение
обувного дизайна обратно в каюту.
     -  Победил  девиз  "Вперед,  к  совершенствам   Дигеи!"   -   Марсана
развеселилась.  Ей  трудно  было  остановиться.  -  А  под  каким  девизом
предпочитает плыть сегодня наш уважаемый гость?
     - Под девизом "Я в отпуске", - ответил  Кир-Кор,  неотрывно  глядя  в
сторону острова.
     Смех оборвался. Нависло молчание.
     - Виноват... Разве это предосудительно - быть в отпуске?
     - О небо! - проговорила она. - Сколько угодно.
     Акватория Театрального вдруг осветилась - оттуда поплыло  в  открытое
море, расширяясь неудержимо, голубое кольцо.  За  ним  -  второе,  третье,
четвертое, пятое, - вокруг острова волнами, словно это был  не  остров,  а
вздрагивающий на воде поплавок.
     - Началось, смотрите, началось, - предупредил Матис.
     Первая  кольцевая  волна   голубого   сияния   достигла   катамарана,
отразившись блеском воды за бортом. Кир-Кор ощутил теменем колкий  импульс
упорядоченного излучения и посмотрел на Луну: в  районе  северной  окраины
Моря Дождей (вероятно, в Заливе Радуги) вспыхивала и гасла яркая,  острая,
как игла, голубая точка. С той стороны,  где  на  рейде  плоского  острова
бросила  якорь  "Синяя  птица",  долетел  ликующий   многоголосый   вопль.
Мгновением позже долетел со стороны Театрального - от флотилии знатоков.
     - Всегда почему-то кричат, -  прокомментировала  Марсана.  -  У  вас,
Кирилл, нет желания покричать? Не стесняйтесь, я подхвачу. Иногда  полезно
разрядить неутоленные страсти.
     - Если можно, эвгина, я воздержусь.
     - Не смею настаивать. - Она обернулась. - А чего вы хотите?  Чего  вы
хотели бы в этом своем отпуске?
     - Как можно ближе взглянуть на островной фестиваль.
     - Сколько  угодно!  Сейчас  все  увидите.  Представление  начинается.
Первым номером - Вината Эспартеро. Прекрасный, кстати, образец расорга.
     Кир-Кор не поверил ушам.
     - Вината - расорг? - переспросил он. - Не может быть!..
     - Почему это вас взволновало?
     Он не ответил.
     Пока от Театрального разбегались светлые кольца,  Марсана  поделилась
секретом местного полишинеля:
     -  Голубоглазая,  беловолосая  девица  скандинавского   происхождения
Биргитта Эдельстам. Обладая сильным, "атакующим" голосом, она... Понимаете
ли... ей просто необходим был облик  смуглой  испанки.  Бывает,  расоргами
становятся из любви к искусству.
     Он молча смотрел, как над верхушкой  острова  развертывается  голубое
крыло. Грани архитектурной диадемы вспыхивали лучами холодного света.
     - Помню, Биргитта пела и танцевала  фанданго,  встряхивая  беленькими
волосенками, - продолжала Марсана. - Это было смешно, ее никто не принимал
всерьез.  А  теперь  Вината  Эспартеро  вполне  могла  бы  соперничать   с
легендарной  Кармен.  Властная,  порывистая,  резкая...   Изменился   даже
характер.
     - Эспартеро очень талантлива, - вставил Матис.
     - Эспартеро безумно талантлива, - уточнила Марсана.
     "Это я, увы, уже испытал на себе", - подумал Кир-Кор.
     Луна  окатила  остров  ливнем   фиолетовых   лучей.   Розовое   крыло
декоративной   светопластической   скульптуры   с   внезапностью    взрыва
развернулось во весь небосвод. Посветлело  над  морем,  ясно  обозначилась
граница между воздухом и водой. Свечение  длилось  недолго,  и,  пока  оно
длилось, он чувствовал на своем лице взгляд Марсаны.  Зарево  угасло.  Под
куполом ночного неба возникло пурпурное сияние,  вода  отразила  густой  и
протяжный, сразу проникший в грудь колокольный удар.
     Производителем красочных фантасмагорий такого масштаба была, конечно,
Луна. Кир-Кор с прищуром взглянул  на  многоцветный  букет  колких  точек,
пылающих в Заливе Радуг.  Батарея  дальнобойных  динаклазеров  работала  в
"мягком", конечно, режиме, но  плавать  под  ее  прицелом  -  удовольствие
сомнительное. Это как прогулка в  тени  деревьев,  под  одним  из  которых
дремлет  лев.  Кстати,  по  новастринскому  календарю  после  дня   стерха
наступает  ночь  тигра.  На  Финшелах  ночь  тигра  обещала   быть   ночью
разочарований...
     Театральный - словно дымчато-сизая с красными сколами  глыба  стекла.
Синей зарницей полыхнула его роскошная диадема - и над сценическим центром
главного фестивального действа возник на большой высоте зеркальный  мираж:
атмосферное  зеркало  отразило   внутренность   многолюдного   амфитеатра.
Отлакированное пурпуром море стало наполняться химерами  светопластики.  В
бушующей  пене  декоративно-зеленых  волн  с  трубным  ревом  мчалась   на
рыбохвостых конях яркая, сумасшедше-крикливая кавалькада Нептуна.  Кир-Кор
опять посмотрел на зеркало миража. Знатоки правы, амфитеатр  забит  людьми
до отказа.
     - Пора, - непонятно кому сказала Марсана.
     Третий удар невидимого колокола - ив красном пространстве  подлунного
мира  устрашающе  вспухло  облако  черных  и  пепельно-серых  дымов.   Как
вулканический выброс.  В  дымных  локонах  тонули  светляки  Приземелья  -
орбитальные станции, терминалы, зеркала орбитальных платформ, - и  Кир-Кор
уж было решил, что устроители спецэффектов в чем-то здорово  промахнулись.
Облако громоздко поворачивалось  под  аккомпанемент  какого-то  невнятного
дребезжания с очень слабой претензией на музыкальность  (источником  звука
была, несомненно, вода). И  чем  дальше,  тем  больше  оно,  это  странное
облако, походило на колоссальный парик из темных волос... Кир-Кор  осознал
вдруг, что видит перед собой сотворенное в атмосферном объеме  изображение
головы... Профиль Винаты. Черные дуги бровей, идеально прямой нос расорга,
приоткрытые пухлые губы. В завершающей стадии поворота -  знакомый  взгляд
по-колдовски сумеречно-глубоких карих глаз. Тех самых,  которые,  говорят,
отливали когда-то голубизной.
     Как пену, смахнул с  водного  зеркала  невнятное  дребезжание  мощный
поток органоподобных созвучий, и  на  поверхности  моря  восстали  мириады
фонтанных струй. Начиналось  не  представление,  а  наваждение  пополам  с
наводнением. Высокие струи участками размывали голову атмосферного колосса
- "выедали" большие проталины, -  и  наконец  сквозь  арочную  готику  его
стеклянистого остатка опустилась на поле фонтанов фигура женщины в  белом.
Темноволосая голова, обнаженные плечи... Фигура увеличивалась в  размерах,
вспененный шлейф концертного платья сеял в фонтанных аллеях  электрическое
сверкание.
     - Теперь пора, - сказал Матис и с  помощью  спикарда  направил  судно
вперед.
     Казалось, катамаран приближался к айсбергу. Суденышко  шло  на  белую
стену, казалось, как на таран...
     Вместо удара таранного был удар по глазам плеснувшей в лицо  белизны.
И опять - фонтанное поле, но  уже  с  иным  рисунком  танцующих  струй.  И
женщина в красном. За ее спиной - спокойный свет декоративно  увеличенного
Сатурна с контрастно-угольной тенью Кольца. Кир-Кор,  неподвижно  стоя  со
скрещенными на груди руками,  смотрел  на  Винату.  Вернее  -  на  смуглую
ипостась Биргитты Эдельстам... В красном Биргитта очень напоминала  Винату
фестиваля в Созопеле. Ту, с которой он два года назад целовался на  теплом
песке у опрокинутой кверху дном лодки.  Ночь  любви  случилась  безлунная,
звездная, фонтанирующий весельем Созопол светил огнями через залив,  пахло
морем, фиалками, спелой вишней и дымом догорающего на холме костра, и этот
смешанный аромат долго потом снился ему в Россоше на Новастре. Снился даже
чаще, чем сама Вината. Наверное,  это  к  лучшему.  Слишком  часто  видеть
Винату во сне - верный шанс сойти в конце концов с ума от желания и тоски.
Может быть, ему было бы легче, если б он  знал,  что  внешность  Винаты  -
мираж, сценический образ...
     Музыка набирала немыслимую для открытого пространства глубину и мощь.
Незнакомая ритмика резких, но красивых созвучий. Фигура Винаты умножилась:
семь  разновеликих  фигур  в  одеждах  цветов  спектрального  ряда.  Самая
крупная, та, которая в фиолетовом, тонула в объединенном  сатурново-лунном
сиянии. Которая в  голубом,  купалась  в  лучах  "диадемы"  протускневшего
острова. Которая в красном, напрямую, будто огонь по струне, скользнула  к
катамарану,  дьявольски  правдоподобно  возникнув  у  самого  борта  перед
канатами релинга, и неулыбчиво,  мельком  взглянула  на  палубу  с  высоты
своего четырехметрового роста. Кир-Кор, холодея, почувствовал, что это ему
неприятно.
     Тряхнув головой, многофигурная Вината вскинула подбородок, запела. Ее
голос ошеломлял реализмом присутствия. Больше, впрочем, ошеломляла  фигура
певицы у борта. Мучительно было видеть ее напряженное горло.
     За спинами новых своих друзей Кир-Кор сел на упругий  канат  релинга.
и, не глядя на Винату-Биргитту и не вникая в смысл слов  ее  песни  (текст
был глуп и не стоил созданной для  него  мелодии),  печально  задумался  о
печальном, не понимая,  откуда  печаль.  Переливался  красками  просторный
мировой аквариум, в котором плавали рыбы-образы,  рыбы-сны,  рыбы-фантомы,
на которые Кир-Кор тоже почти не глядел, - и над всем этим реял,  все  это
заполнял, насыщал невыразимо прекрасный голос.  И  не  нужна  была  особая
проницательность, чтоб догадаться:  хозяйка  этого  голоса  счастлива.  По
крайней мере - сегодня. "А завтра я ее не  увижу",  -  думал  Кир-Кор.  Он
твердо знал, что завтра он ее не увидит. Об этом кое-кто позаботится.  Еще
до того, как она проснется, утомленная суетой фестивального вечера. К тому
ж, если женщина счастлива, вряд ли прийдется ей  кстати  незапланированная
внезапность. В образе позапрошлогоднего любовника - тем более.
     Сейчас его занимало, как будет происходить  его  расставание  с  этой
роскошной планетой. И когда? Вряд ли завтра.  Скорее  всего,  послезавтра.
Если без выстрелов, то скорее всего  послезавтра.  Эх,  месяц  хотя  бы...
месяц-другой.  Побродить  на  просторах  северного  захолустья,  потрещать
ледком остекленных утренним морозцем  луж,  послушать  крики  улетающих  в
теплые края гусей...
     Голос Винаты пел песню неизбежного расставания.  Пел  бодро  и  почти
весело.

                              2. ТЕАТРАЛЬНЫЙ

     Луна опустилась в тучу на западе. Кир-Кор  взглянул  на  многоцветные
гроздья алмазных звезд, кое-где обведенные серебристо-бело-голубой  каймой
рентгеновского излучения, и стал следить за приближением береговых утесов.
Прибойные волны с шумом разбивались о круто уходящие в ночное море  скалы,
и, если б у берега не обнаружился вдруг матово-белый, как фосфоресцирующая
льдина, мыс аванпорта для малотоннажных судов, шкиперское бесстрашие Матея
Карайосифоглу выглядело бы здесь неуместным. За пять  секунд  до  лобового
удара "льдина" лопнула, разошлась, и катамаран сбросил скорость на  полосе
глянцево-темной воды между двумя перронами.
     - Приехали, -  сказала  Марсана.  Обхватив  плечи  руками,  словно  в
ознобе: - Ощущаете, парни, какая здесь первозданность?..
     Будто в ответ - звонкий шелест очередного старта с  невидимой  отсюда
авиатеррасы.  По  верхушкам   пальм   над   высоким   склоном   скользнули
золотисто-желтые лучи фар. Кир-Кор проводил взглядом эскадрилью  эрейбусов
- двадцать седьмую по счету, - вот такая  здесь  первозданность.  Впрочем,
теперь,  когда   отзвенели   соловьиные   голоса   певцов   и   отполыхала
фантасмагория гигантских светопластических декораций,  на  островах  стало
спокойнее, несмотря даже  на  старты  флаингмашин.  Юркие  реалеты,  мигая
светосигналами,  взмывали  над  склоном  и   разлетались   кто   куда,   а
синевато-прозрачные, как  мыльные  пузыри,  грузные,  с  полной  выкладкой
габаритных огней эрейбусы тянули все  в  одном  направлении  -  строго  на
северо-запад.
     - Это в столицу, - сказал Матис. - Остров Столичный.
     - Кирилл, - сказала Марсана, -  вы,  должно  быть,  не  знаете...  На
Театральном нет гостиничного комплекса.
     - Но что-то ведь  есть?  "Пристанищ  тут  вокруг  немало,  -  заметил
опытный хитрец, - шале, фаре, отель, бунгало. Изба туриста, наконец".
     - Есть "Бунгало дель сиело" - фешенебельный катаготий  для  певцов  и
актеров. Вас, понятно, туда не пропустят.
     - Не волнуйтесь за меня, эвгина.
     - Я не волнуюсь - я предупреждаю.
     - Я не собираюсь там надолго задерживаться, - объяснил Кир-Кор. - Мне
гостиница не нужна.
     - Может, нам подождать у причала? - спросил Матис.
     - Нет. Я и так благодарен вам за дивный вечер. Безмерно.
     - Правда? - Марсана все еще потирала плечи руками. -  Вам  и  вправду
понравилось? Что понравилось больше всего?
     - Совместное наше плавание. Вот... возьмите на  память.  -  Он  помог
Марсане  разнять  половинки  феррованадиевого  пенальчика.  -   Подставьте
ладонь.
     - Что это?.. Какая прелесть! - Она уставилась  на  точечные  огоньки,
непостижимо хитро, волшебно,  необъяснимо  парящие  над  продолговатым  на
ощупь кристаллом. Их было три - два голубых и один синий.
     Стоило дрогнуть руке - огоньки мгновенно перемещались в пространстве.
Но между собой  эти  искроподобные  точки  сохраняли  четко  фиксированную
дистанцию: две голубые - тесной парой, синяя - чуть в стороне.
     Перешагнув канаты релинга, Кир-Кор обернулся.  Трехточечный  самоцвет
Планара, бесспорно, произвел на Марсану сильное впечатление.
     - Откуда это? - настаивала она.
     - Издалека.
     - Точнее вы не могли бы ответить?
     - Точнее... очень издалека. На всякий случай, не  подносите  кристалл
слишком близко к глазам при солнечном свете.
     - Не буду. У него есть свое имя?
     - Общепринятого названия минерал пока не имеет.
     - Все эффектные драгоценные камни имеют личные имена.
     - Действительно... "Синяя птица". Как? Подойдет?
     - Желаете мне удачи!.. Спасибо, Кирилл. Вдруг  захотите  свидеться  с
нами - добро пожаловать на остров Контур. На тот,  где  сегодня  на  рейде
"Синяя птица". У вас развито чувство пространственной ориентировки?
     - Надеюсь.
     - Тогда легко найдете  наш  Центр.  Немногим  труднее  найти  претора
директории Центра - это Матей Карайосифоглу. Как правило, всегда на  месте
эксперт по морской акустике Марсана Панкратия Гай - это я.
     - Центр зонального резервирования популяции бутылконосых дельфинов, -
уточнил Матис.
     - Запомнили, Кирилл? Нет? Повторить?
     - Как правило, запоминаю с первого раза.
     - Не делайте сегодня исключений. До  свидания.  Чувствую,  торопитесь
уйти. Ну что ж, идите. Всего вам самого доброго.
     - Прощайте, эвгина. Прощайте, Матис. -  У  него  не  повернулся  яэык
произнести "до свидания".
     "Это если мне исключительно повезет", - подумал Кир-Кор.
     - Да, - спохватилась Марсана, - а куда нам... высотную амуницию?
     - Куда угодно, способ утилизации выбирайте сами.
     - Я сделаю из вашего гермошлема кубок.  Буду  пить  из  него  ледяное
кокосовое   молоко,   охлаждая   жгучее   чувство   своего    тропического
одиночества... Поцелуйте меня, Кирилл.
     "Ну конечно, - подумал Кир-Кор, - ради этого я так сюда торопился".
     - Не хотите поцеловать меня на прощание? Почему?
     - У меня есть причина не делать этого.
     - Я сама сделаю это. Почти без причин.  Обратите  внимание  на  слово
"почти".
     Со спортивной сноровкой Марсана, опершись бедром о канат, перебросила
свои длинные босые ноги с палубы на перрон. Ярко блеснули "павлиньи глаза"
ее платья, голые руки неторопливо и нежно обвили окаменелую от  напряжения
шею Кир-Кора. Он сразу вспомнил руки Винаты, и нехорошее предчувствие, так
некстати охватившее его во время пения Винаты-Биргитты, вернулось и  стало
похожим на приступ внутренней  боли.  Поцелуй  Марсаны  был  ошеломительно
жарким. Наверное, для нее это был откровенней,  желанный,  живой  поцелуй.
Для него  -  пытка  мучительным  раздвоением.  Марсане  пришлось  тянуться
кверху, привстать на носки, -  он  поневоле  обнял  ее  упругое,  все  еще
окутанное флером неистребимого аромата календулы гибкое тело. Рядом  витал
призрак Вина ты...
     Перрон был длинный. Кир-Кор шел  не  оглядываясь.  Аура  Марсаны  так
хорошо ощущалась на расстоянии, что он, наконец, обратил на это  внимание.
Ауру Матиса он просто не замечал. Ошеломление от поцелуя не проходило.

                "Сквозь тихое журчанье струй...
                Сквозь тайну женственной улыбки
                К устам просился поцелуй",' -

припомнил он, пытаясь перевести это ошеломление  в  плоскость  иронии.  Не
получилось. Недовольство собой - вот все, чего он достиг. Потому  что  сам
во всем виноват, неправильно повел себя в общении с чуточку эксцентричной,
привлекательной  женщиной.  Да?  А  как   правильно   было   себя   вести?
Маневрировать, прикрываясь словоблудием  коммуникабельного  шута?  Мерзко.
Ставить психоблокаду?  Прямое  посягательство  на  третью  статью  МАКОДа,
параграф восьмой. Блокировать эротосферу эмоций? А произвела бы эмоблокада
нужный эффект? Сомнительно. Более чем. Женщине с  такой  аурической  мощью
любая степень щадящей эмоблокады - слону одуванчик.

[' Строки Александра Блока.]

     Линейки перронов заканчивались перед вырубленной в  скальном  массиве
щелью прохода. Кир-Кор, вспомнив фильм о  Финшелах,  узнал  это  место.  В
фильме, щель имела  название...  То  ли  "Ворота  Аркадии",  то  ли  "Путь
Атланта". Строителей заботили, видимо, прежде  всего  размеры  прохода  по
вертикали. Словно проход предназначался для  шествий  с  высоко  поднятыми
знаменами.  Плита  опасно  нависшего  над  проходом  гранитного  архитрава
покоилась на плечах какого-то трудно опознаваемого  мифического  полубога.
Полубог был молод и гол.
     По  законам  нормальной  архитектурной  симметрии  архитраву  удобнее
опираться на плечи титанов слева  и  справа.  Но  правый  титан,  когда-то
отколотый  от  массива  землетрясением  или  ударом  огромный  волны,  пал
навзничь. Задранный кверху локоть могучей руки грозил небесам, а бородатая
голова  странно  и  жутко  была  приподнята   над   гранитными   валунами.
Поверженный  исполин  был  зрелого  возраста.  Изнемогающий  под  тяжестью
архитрава титан помоложе, казалось, смотрел на бездействующего напарника с
изумлением и упреком.
     Кир-Кор мимоходом  оглядел  панораму  крушения.  Бородатый  рухнул  у
кромки воды так удачно, что служил теперь  хорошей  защитой  от  захлестов
прибоя. Слишком удачно... Его диспозиция выдавала архитектурную  ложь.  Не
было тут  ни  обвального  землетрясения,  ни  цунами.  Камуфляж.  Имитация
естественной катастрофы.  Ансамбль  грандиозного  разрушения  был  задуман
архитекторами изначально.
     Внутри  массива  проход  расширялся,  и  недалеко  от  входной   щели
начиналась  лабиринтная  путаница  вырубленных  в  скале  ниш,  гротов   и
крупногабаритных полостей, связанных между собой системой сквозных проемов
и  расширяющихся  (наподобие  раструбов)  фривольно  изогнутых  переходов.
Подвешенные на цепях старинные светильники с хрустальными  украшениями  не
слишком  уверенно  освещали  вогнутые   потолки   сквозь   решетки   щедро
вызолоченного  помпезного  обрамления  декоративных  консолей.   Куда   ни
повернись - стрелочные указатели. Великое множество стрелочных указателей,
ярко пылающих, но неизвестно  на  что  указующих.  Кир-Кор  шагал  наугад.
Забредая в тупиковые гроты, он  неизменно  обнаруживал  там  постамент  из
гранита, увенчанный базальтовой головой слона с короткими  бивнями.  Гроты
эти можно было принять за некие катакомбные захоронения особо отличившихся
чем-то перед людьми представителей рода Elephas. Если  бы  не  надпись  на
постаментах.  На  всех  постаментах  надпись  была   одинакова:   Маракас.
Буквальное совпадение с  популярным  дигейским  ругательством  развеселило
Кир-Кора.
     Встречались и  постаменты  без  надписей.  Шеренгу  из  десяти  таких
постаментов Кир-Кор обнаружил в широком, сплошь  остекленном  коридоре,  и
каждый из них был анонимно увенчан головой матерого  гиппопотама.  Это  не
было десятикратным повторением скульптурного "портрета"  одной  и  той  же
особи Hippopotamus amphibius, Однако и существенных различий в  окаменелых
чертах изваяний Кир-Кор не заметил. Кстати, вопрос о вероятии экзотических
захоронений здесь отпадал сам собой,  поскольку  своеобразная  Конструкция
пола позволяла смотреть сквозь плиты прочного, как алмаз,  и  прозрачного,
как молодой лед, керамлита. Под плитами - ничего,  кроме  ажурных  опор  и
подсвеченного снизу потока воды. Поток подчинялся ритму берегового прибоя:
вода толчками увлекала вдоль  коридорного  канала  медуз,  креветок,  нити
водорослей,  рыбью  мелочь;  кувыркаясь,  как  сорванный  с  дерева  лист,
пронеслась пурпурная морская звезда.
     Коридор-канал "впадал" в большую пещеру, освещенную,  как  показалось
Кир-Кору издалека, жарко пылающими кострами. Освещение впечатляло...
     Ступая по керамлитовой тверди  над  глубью  подземного  озера  (и  не
испытывая при этом ни малейшего удовольствия), он  видел  на  далеком  дне
подсвеченные скалы. Языки рубиново-красного, желтого и  розового  пламени.
стекая  по  стенам,  создавали  во  всех  направлениях  неуютно  обширного
пещерного  интерьера  своеобразные  световые  эффекты,  сильно  искажающие
перспективу; в сочетании с высокими потолками и слишком  прозрачным  полом
это странным образом порождало иллюзию грандиозного мирового  пожара:  все
четыре стороны света представлялись охваченными огненной  бурей  -  север,
запад, юг и восток... А центральный участок прозрачного  пола  (над  самой
большой глубиной) был  занят  строгим  каре  красновато-коричневых  кресел
постампирного   стиля.   Кир-Кор   остановился.    Каре    покоилось    на
цилиндрическом, словно выросшем из подводных скал основании и содержало  в
себе около двухсот мягких красно-коричневых единиц. Каждое сидение украшал
искусно выполненный рисунок - реалистическое  изображение  рога  изобилия.
Все изображения были стандартными относительно самого рога,  а  вот  через
край сыпалось разное: корнеплоды и клубнеплоды, монеты и ордена, кирпичи и
лопаты... На сидениях ближайших кресел - рыбное изобилие, плодово-ягодное,
биопротезное, злаковое, журнально-книжное.  Над  спинками  кресел  по  обе
стороны изголовья торчали  большие  черные  наушники.  Это  выглядело  как
приглашение сесть и послушать.  Кир-Кор  секунду  поколебался  и  придавил
своим  телом  рыбный  поток.  Грандиозное  зарево  мирового  пожара  сразу
погасло,  вспыхнули  десятки  указателей,  повернутых  стрелками   кверху.
Подлокотники,  звонко  щелкнув,   сомкнулись   полукольцом   страховочного
захвата, кресло приподнялось, выдвинулось из ряда  себе  подобных,  плавно
повернуло влево и устремилось к потолочному своду,  где  уже  раздвигались
одна за другой красные  и  желтые  диафрагмы  конического  входа  в  шахту
подъемника.  В   наушниках   звучала   нежная   сентиментальная   мелодия,
ностальгически-сладкая,  трогательная  до  слез.  В  шахте  свирепствовали
сквозняки, пахло пылью, и Кир-Кор ощутил себя запоздалым туристом.
     Наверху  -  утопающая  в  цветах  смотровая  площадка.  Ветерок.  Шум
кипящего внизу прибоя. Запоздалый турист даже не видел, как  провалился  в
свою  красно-желтую   преисподню   красно-коричневый   дефинитор   рыбного
изобилия. Привыкая  к  головокружительным  запахам  местных  растений,  он
смотрел  с  высоты  гранитного  выступа  на  огоньки   в   проливе   между
пирамидальным островом Контур и плоским  его  соседом.  Пролив  был  виден
отсюда как на ладони:  туристская  флотилия  рекой  искрящихся  самоцветов
обтекала застывшую на  рейде  скромно  иллюминированную  "Пацифику".  Огни
"Алмаза" покачивались в открытом море. Суденышко успело  выполнить  маневр
под парусом и взять курс восвояси. Наблюдая за ходом  катамарана,  Кир-Кор
обнаружил, что все еще продолжает чувствовать  ауру  Марсаны.  Свет  звезд
переливался на гладких спинах ленивых волн  ртутным  блеском,  из  глубины
пробивались наверх пятна таинственной люминесценции, -  вид  ночного  моря
завораживал. Способность Марсаны к аурическому дальнодействию интриговала.
Слишком редкая среди землян способность...
     Он перевел зрительное восприятие в  область  пиктургии  инфракрасного
диапазона.   Море   сразу   стало   другим.   Не    море    -    пустынная
переливчато-коричневая плоскость. Такое море не могло  завораживать,  зато
теперь он легко разглядел на фоне пустынного однообразия  уходящее  судно,
вертикальную красную черточку на борту, угадал  в  ней  фигуру  Марсаны  и
адресовал ей ментальный  оклик.  На  ответ  он  почти  не  рассчитывал.  И
напрасно.  Ответом  был   дикий   всплеск   совершенно   неорганизованного
ментополя. Он ничего  не  понял  (кроме  разве  того  обстоятельства,  что
управлять своим ментополем Марсана  решительно  не  умеет),  однако  успел
зафиксировать особенности ее ауро-модуляционной стихии.  Другими  словами,
успел настроиться на чужой камертон (так пламя свечи,  вспыхнув,  избирает
своим камертоном фитиль). Теперь он  должен  был  попытаться  использовать
камертонный эффект для импринтинга. Для  запечатлевания.  Для  аурического
запечатлевания. Коль скоро она ответила на оклик, имелось  вероятие  того,
что импринтинг может состояться. Вероятие  мизерное  и  напрямую  вдобавок
связанное   с   происхождением.   Имеется   в   виду    дигейская    ветвь
генеалогического древа... А вдруг.
     Внимание  случайного  прохожего  наверняка  привлек  бы  застывший  у
парапета рослый человек в рубахе, украшенной светящимся биоценозом верхней
юры.  Человек  очень  сосредоточенно   (как   и   подобает   внимательному
наблюдателю) вглядывался в темноту открытого  моря...  закрытыми  глазами.
Что видит он сквозь плотно сомкнутые веки? "Да, - спросил себя Кир-Кор,  -
что же я вижу?.." Он никак не мог определиться в пространстве поля  зрения
Марсаны. В темной, овальной (подобно очертанию глаза)  Вселенной  виделось
нечто  округлое,  еще  более   темное,   кое-где   пронизанное   лучистыми
звездочками,  проблесков...  Аура  Марсаны,  увы,  не  обладала  поисковой
реактивностью - дикая и потому беспомощная, как младенец, аура,  и  наивно
было бы ждать от  нее  осмысленной  пиктургии.  Даже  в  ответ.  С  другой
стороны, чтобы младенец мог развиваться нормально, с  ним  надо  общаться.
Бережно, не пугая. Для начала, к примеру,  совместить  аурические  спектры
зрительных восприятии в инфракрасном диапазоне. (Чем  длиннее  "фитиль"  -
тем ярче охватное  "пламя",  избравшее  своим  камертоном  "фитиль"  чужой
ауры).
     Кир-Кор, не  зная  еще,  что  из  этого  выйдет,  мягко  задействовал
пиктургический резонанс...
     В  овальной  Вселенной  зрения  Марсаны  что-то   произошло.   Что-то
сдвинулось, словно сошла пелена, округлая темнота  приобрела  коричневатый
оттенок, а верхняя часть овала заметно побагровела.  Кир-Кор  чуть  усилил
резонансный нажим,  расширил  спектры  основных  восприятии.  С  внезапной
ясностью он увидел вверху подсвеченную багрянцем палубу  катамарана  и  на
несколько мгновений потерял ориентировку в пространстве. То ли палуба  над
головой, то  ли  сам  завис  над  палубой  вверх  ногами...  Подрабатывать
пиктургический ракурс он не решился - оставил как  есть.  Из  каюты  вышла
вверх  ногами  вишнево-красная  фигура  с  каким-то   свертком   в   руке.
Послышалось  шипение  баллончика  -  сверток  уродливо  вспух,  прилип   к
перевернутой палубе вогнутой глыбой. "Пневмокресло", - понял Кир-Кор.
     Возглас Марсаны:
     - Матис!..
     - Что случилось?
     - С тобой! Посмотри на себя! О, небо!.. Взгляни на свои руки!
     Матис, помедлив, спросил:
     - Что я должен видеть на них в темноте?
     - Ты светишься, как раскаленный идол из металла!
     - Да?.. Как Молох?
     -  Смотри,  и  с  морем  что-то  случилось!..  Неужели   не   видишь?
Красновато-коричневое и кое-где прозрачное в глубине... И звезды  какие-то
странные...
     -  Позволь...   а   с   тобой   ничего   такого?..   -   обеспокоился
вишнево-красный  Матис-Молох.  (Действительно,  непривычное  и,  наверное,
жутковатое зрелище для Марсаны). - Ты сядь, пожалуйста, сядь.
     - Мне надо сесть, -  согласилась  Марсана.  (Пневмокресло  дернулось,
исчезло, и вместо него Кир-Кор увидел у  себя  над  головой  протянутые  к
бортовому канату длинные, налитые пурпурным свечением ноги). - О,  смотри,
и я с огоньком! - Она растерянно рассмеялась. И тут же оборвала смех.
     - Перегрелась на солнце? - предположил озадаченный капитан.
     - Ничего подобного. А вот если... Может, внушение?
     - Откуда?
     - Мне кажется, все это - результат общения с  Кириллом.  Есть  в  нем
что-то такое... магическое.
     - Ты это как-нибудь ощутила? - с тревогой спросил  светящийся  Матис.
Присел на корточки (словно приклеился к перевернутой палубе головой  вниз,
как летучая мышь), положил рядом спикард. На  багровом  лице  -  рубиновые
яблоки глаз.
     - Перед тем, как все вокруг покраснело,  я  очень  явственно  слышала
свое имя. Будто голос Кирилла... И после этого... так странно... Может,  я
сошла с ума?.. Чувствуешь? Умопомрачительно пахнет левкоями... Нет, аромат
пуэрарии.
     - Пуэрарии!.. - протянул Матис. - П-понятно...
     - Что "понятно"? Ох, ну и вид у тебя!
     - Это тебе, кузина, привет с Театрального.
     - Какой еще привет?
     - Аурический.
     - Чуточку бы яснее, кузен...
     Матис молчал.
     - Взялся говорить - договаривай!
     Матис молчал.
     - Помнится, ты осмотрел его стетосканом. И что же?..
     Матис упорно молчал.
     - Что? -  настаивала  Марсана.  -  Два  сердца?  Ганглии  кислородный
абсорбции? Сателлитовый надселезеночный суперганглий? Что?!
     - Ничего, - сказал Матис. - Кирилл был непроницаем.
     - А стетоскан твой в порядке?..
     - Думаю, да.
     - Поворачивай на Театральный, - тихо распорядилась Марсана. -  Почему
ты мне ничего не сказал?
     Матис молчал.
     - Я сказала, поворачивай! Или хочешь, чтобы я самостоятельно, вплавь?
     - Нет, - выдохнул Матис.  -  Не  надо.  Не  заводись.  Даже  если  он
действительно грагал...
     - О, я безмозглая  водоросль!  -  простонала  Марсана.  -  С  первого
взгляда было заметно, что он не просто дигеец!..
     - На твоем месте я сперва поразмыслил бы, зачем он так  стремился  на
Театральный.
     - Знаю зачем. Догадалась. Не настолько же я водоросль! Увы,  там  его
ждет очень мощное разочарование.
     - Это его забота, - сказал Матис. - Его. Понимаешь?
     Теперь помолчала Марсана.
     - Обезоружил меня ты своей правотой, - наконец признала она.
     - Ты умная женщина, - с грустью в голосе резюмировал Матис.
     - Я талантливая. Так талантливо усложнять себе жизнь...
     - Поэтому я обязан рассказать тебе одну вещь, которая... либо излечит
тебя...
     - Продолжай. Либо?..
     - Либо усложнит твою жизнь еще больше.
     - Я слушаю.
     - Слушать легко, а вот говорить... Я обещал твоей матери не  говорить
тебе этого. По крайней мере, еще три года.
     - Матис, ты меня ужасно заинтриговал.
     - Ей хотелось, чтобы ты не знала этого вообще.
     - По крайней мере - до своего тридцатилетия?
     - Да.
     - При чем здесь мой будущий юбилей?
     - А позже эта сокрытая информация не будет иметь для тебя прикладного
значения.
     - О,  мой  интерес  вырос  втрое!  Ты  решился  нарушить  табу  самой
обожаемой из своих многочисленных теток!..
     - Не осуждай ее, в пользу табу есть веские доводы. Вернее - были. Она
"виновата" в одном: хотела видеть свою дочь счастливой.
     - И вдруг сегодня этому помешало некое обстоятельство?
     - Еще нет, но... Я не слепой, Марсана.
     - Приятно мне это знать.
     - Я тебя хорошо понимаю. Конечно, молодой, эффектный грагал. Если  он
и  в  самом  деле  грагал.  Море  ясноглазого  обаяния...  Они   чрезмерно
обаятельны здесь, у нас на Земле. Но там... Может быть, там, у  себя,  они
не совсем такие, кто знает. Может, недаром их пытаются отгородить  от  нас
запретительными параграфами "Конвенции Двух".
     - И соответственно - нас от них? - резко спросила Марсана.
     Матис пропустил ее реплику мимо ушей:
     - Лично я ничего не имею против грагалов. Даже немного завидую  им  -
меня как биолога восхищают результаты их специфической  эволюции.  Но  они
другие люди, Марсана. Они живут совсем иной жизнью, и вряд ли она пришлась
бы тебе по вкусу.
     -  Милый  мой  кузен,  меня  одолевает  недоумение.  Похоже,   вместо
обещанной информации, ты, не моргнув своим ужасным глазом, предлагаешь мне
делать выбор.
     - Оставайся на Земле, Марсана. Здесь тебя любят. Будут ли тебя любить
там?.. Подумай.
     - Говоришь так серьезно, будто я уже собралась в иные миры!
     - Один опрометчивый шаг с твоей стороны - и у тебя не будет выбора.
     - Не понимаю... Тебя насторожил мой поцелуй?..
     Матис молча поднялся, подобрал спикард.
     - Один опрометчивый шаг еще ничего не значит, - сказала Марсана. -  К
сожалению... Впрочем, ты знаешь про все это не хуже меня.
     - Есть особые обстоятельства, - сказал Матис. -  Опрометчивый  шаг  -
назовем это так - будет стоить тебе земного гражданства.
     - Бредишь?
     - Нет.
     Нависло молчание.
     - Импринтинг, -  вдруг  сказал  Матис.  -  Кажется,  так  это  у  них
называется... Импринтинг. Будь  оно  все  проклято!  Похоже,  Кирилл  тебя
разбудил.
     - В каком смысле?..
     - У тебя не совсем обычная  судьба,  Марсана.  Дело  в  том...  Дело,
видишь ли в том... Короче говоря, ты - дочь грагала.
     Бурный   финал:   резкие,   как   вспышки   молний,   проявления   ее
ауро-поисковой реактивности. Совершенно самостоятельной, кстати. "Ну вот и
все", - подумал Кир-Кор и оборвал пиктургию. Повернувшись к  морю  спиной,
начал подъем по ступеням громоздкой каменной лестницы. Подальше от обрыва.
Подальше от чужих проблем, которые он усугубил вмешательством.
     Главное сделано - импринтинг состоялся. Теперь она хотя бы сможет  по
мере  надобности  пользоваться  своей  врожденной  способностью  видеть  в
инфракрасном диапазоне. Это существеннее,  чем  самоцвет  с  Планара.  Она
разовьет в себе и другие способности. Если, конечно  захочет.  И  если  не
будут мешать, отговаривать. Родня Марсаны поступила с ней некорректно. Чем
позже дочь грагала узнает, что она дочь  грагала,  тем  больше  адаптивных
проблем ее ждет. Вопреки мнению тетушек  Матея  Карайосифоглу,  за  гранью
тридцатилетнего возраста проблемы эти бесследно не исчезают. Проблемы  тут
же возникнут, как только  Марсана  захочет  взглянуть  на  отца...  А  она
захочет, можно не сомневаться. Хорошо хоть ее замороченный  тетками  кузен
взял в толк, наконец, что будет лучше предоставить право выбора ей  самой.
Ей, Марсане  Панкратии  Гай...  Кажется,  назревает  крупный  сюрприз  для
Пан-Гая из Эпидавра...
     Плети пуэрарии густо, цепко и ароматно оплели каменные перила по всей
длине лестницы. Мало того - расползлись в обе  стороны  по  откосу  живыми
коврами, захватили плацдарм наверху: ее побеги опутали колоннаду  ротонды,
перекинулись на кусты и деревья и образовали над тротуаром неширокой аллеи
низко свисающий полог.
     Аллея уводила вправо с заметным подъемом -  огибала,  видимо,  склон.
Под сенью пышных кустов камелии и кокосовых пальм Кир-Кор ощутил себя так,
будто ночь застала его в нескончаемом, сильно заросшем листвой  и  цветами
тоннеле. Он плохо видел зелень во  мраке:  мутно-оливковый  цвет,  силуэты
листьев, как бы подернутые несуществующим флером... А вот  цветы  излучали
интенсивное голубое свечение. Сквозь просветы в кустах  заглядывали  яркие
звезды  и  морские  огни,  под  ногами  змеились  фосфоресцирующие   узоры
тротуарной мозаики. В поисках катаготия ему пришлось идти наугад.
     В  глубине  мутно-оливкового  "тоннеля"  забрезжило  сияние.  Вернее,
забрезжили тусклые пятна от весьма экономной подсветки.  Постепенно  пятна
оформились в подсвеченный снизу каменный лик какого-то демона и в  его  же
могучий, идеально круглый, как глобус, живот. Театральный буквально утыкан
множеством разнообразных изваяний, Кир-Кор  знал  это  и  прошел  мимо  не
останавливаясь. Современную имитацию тотемов древних культур он  ценил  не
слишком высоко. Что-что, однако, заставило его оглянуться. Демон, повернув
клыкастую голову на короткой, но, судя по всему,  исключительно  подвижной
шее, смотрел ему вслед огненными зрачками.
     Аллея вывела на виадук, и запоздалый турист снова получил возможность
обозреть панораму ночного моря. Центр  панорамы  -  остров  Контур  и  его
невысокий сосед, похожий на стол,  тесно  заставленный  приготовленными  к
сортировке  кристаллами.  Иллюминации  там  поубавилось,  но  все  так  же
пронзительно вспыхивал проблесковый маяк, посылая  призывные  светосигналы
одиноким судам.  Кир-Кор  оглядел  нависшие  над  океаническим  горизонтом
звезды и остро, как никогда раньше на этой  планете,  ощутил  одиночество.
Мысленно пропел под неумолчный аккомпанемент цикад:

                И в голове моей проходят роем думы:
                Прародина? Ужели это сны?
                Ведь я почти для всех здесь пилигрим угрюмый
                Бог весть с какой далекой стороны...'

[' Начало второй строки четверостишья Сергея Есенина Кир-Кор воспроизвел в
адигейском песенном варианте. У  поэта  она  начинается  по-другому:  "Что
родина?"]

     Настроение автора песни ему не  нравилось.  Собственное  -  тоже.  Он
ускорил шаги.
     За виадуком - подъем, поворот. И  еще  добрых  два  километра  пышных
кустов и деревьев вдоль переливающегося приглушенным  свечением  тротуара.
Потом кусты кончились. Справа и слева - нагромождения гранитных глыб.  Без
кустов тротуар выглядел голым, хотя над  ним  шелестели  на  легком  ветру
султаны пальмовых вееров. Крутизна  склона  здесь  была  меньше,  из  чего
Кир-Кор заключил, что выбрался наконец на "арктические широты"  островного
купола. "Где-то в этом районе  должен  быть  катаготий",  -  прикинул  он,
обнаружив, что  большинство  останцев  гранитной  твердыни  пали  жертвами
современных  ваятелей.  На  каждом  шагу  -  рисуночные   всевдохараппские
письмена, барельефы,  скульптурные  ниши.  Уровень  мастерства  подражания
оставлял желать лучшего. Приятным исключением, правда, можно было  считать
горельефы и резные колонны фасада монолитно  "скального  храма".  Особенно
колонны. Они и в самом деле напоминали другую эпоху. Оттого,  может  быть,
что были обвиты молодыми лианами.
     "Храм" вполне мог оказаться декорированным входом в  подземные  яруса
катаготия. Кир-Кор переступил порог. Громкое шипение всколыхнуло воздух  -
будто спустили пар из котлов старинной машины. С  непереносимым  скрежетом
повернулась сзади каменная плита, заполнив собой весь  дверной  проем  без
остатка, в мутно-желтом сумраке вспыхнули и поплыли вдоль карнизов красные
фонари. Возникла заунывная мелодия, лязгнул  металл  -  посреди  помещения
ритмично задергалась, подражая переборам лап паука,  многорукая  бронзовая
фигура, обвитая кобрами. Шива Натараджа  собственной  персоной...  Танцуя,
Натараджа звонко  топтал  беспомощно  распростертого  на  полу  гуманоида.
Топтал с улыбкой. В  руках  у  него  кувыркались  два  факела  и  какие-то
сверкающие предметы непонятного назначения. Не то орудия труда,  не  то  -
убийства. Игра красных бликов на мускулах Натараджи, перестук снизанных  в
ожерелье человеческих черепов  и  неприятная  улыбка  на  трехглазом  лице
вызывали сильное желание выйти отсюда вон.  Противиться  желаниям  сегодня
было необязательно, Кир-Кор свернул в неведомо куда ведущий боковой проход
- коридор с грубо обработанными стенами.
     Пологий подъем. Впереди - усеянный звездами прямоугольник  выхода.  И
никаких  признаков  катаготия.  В  спину  ударил  прожекторный  луч  -   в
прямоугольнике звездного неба отпечаталась тень ночного туриста...
     Хитроумная  иллюзия  объяснялась  просто:  тень   проецировалась   на
воздвигнутую против выхода статую из темного камня.
     Статуя изображала четырехрукого человека  с  нечеловеческой  головой.
Знакомые бивни, хобот,  широкие  уши.  При  свете  звезд  Кир-Кор  поискал
надпись  на  постаменте.  Как  и  следовало  ожидать,  надпись  тоже  была
знакомой. Он потрогал хобот МАРАКАСА. Это был честный каменный истукан, за
его полную неподвижность можно было ручаться. МАРАКАС...
     Пробираясь  сквозь  заросли  дикой  корицы,  Кир-Кор  тщетно  пытался
выкинуть из головы навязчивое имя (если это, конечно, имя, а не  словесная
формула какого-то иного понятия, не связанного с ономастикой. До  сих  пор
он уверенно полагал, что слоноголовый сын Шивы, бог  мудрости  доарийского
пантеона, назывался Ганеша. Видимо, устроители  Театрального  в  отношении
слоноголовых имели сугубо свои представления.
     Узкая  тропа  собиралась,  похоже,  исчезнуть  совсем,  то   и   дело
приходилось защищать лицо от ветвей локтями. Какие-то  насекомые  выделяли
здесь невыносимый мускусный запах.
     Заросли кончились, тропа нырнула в промежуток между двумя вертикально
установленными каменными плитами доисторической наружности.  Дохнувшие  на
путника дремучестью тысячелетии менгиры  были  увенчаны  гранитным  блоком
грубой обтески. Пройдя через это подобие узких ворот,  Кир-Кор  ступил  на
лужайку, окруженную мегалитами. Сквозь подошву кедов  почувствовал:  трава
газона искусственная. Периодически где-то шипела  пневматика,  на  лужайке
перекатывались,  плавно  подпрыгивали  и   невесомо   парили   в   воздухе
розово-голубые шары метрового диаметра. Бремя от времени какой-нибудь  шар
начинал "постреливать" - с фейерверочным треском извергать из  себя  поток
информации: слепящие надписи,  цифры,  символы.  Местный  вариант  дизайна
мировых часов. Дизайн отличался оригинальностью.  Комплекс  мегалитических
сооружений  оригинальностью  не   отличался,   ибо   наличествовал   здесь
архитектурный плагиат -  копия  знаменитого  Стоунхенджа.  Кир-Кор  поднял
взгляд к вершине соседствующего с мегалитами  утеса.  И  замер.  Там,  под
звездным куполом неба, высилось  колоссальное  белое  изваяние  женщины  с
крыльями. Крылья опущены, руки прижаты к груди, созерцательно-вдохновенный
дивный лик обращен на восток. Поза ожидания и надежды...
     Яркий "выстрел" - прямо в глаза. Кир-Кор пнул мягкий шар и направился
в  обход  подножия  утеса.  Кстати,  "выстрел"  напомнил,  что  в  столице
Финшельского архипелага истекло уже полтора часа после полуночи. Этот факт
недвусмысленно осложнял идею свидания на Театральном.
     ...Он стоял посреди эспланады недалеко от остекленного входа  в  холл
катаготия. Над головой расходящимся веером нависали горизонтальные корпуса
спальных секций. Ниже эспланады, на пологом склоне благоухал  тропическими
ароматами парк с бассейном и  цветниками.  Горизонтальные  корпуса,  точно
длинные пальцы, тянулись к верхушкам парковых пальм. Корпусов всего  пять,
и при  некотором  воображении  их  можно  было  сравнить  с  растопыренной
пятерней  погребенного   в   скалах   робота-исполина.   "Большой   палец"
(метрически равный, кстати, всем остальным)  указывал  в  сторону  далеких
источников красных искр, мерцающих где-то на уровне океанского  горизонта.
Наверное - маяки скрытого за горизонтом столичного острова. "Указательный"
указывал прямо на Полярную звезду.
     Итак, вход.  Которым  в  принципе  можно  воспользоваться.  Но  лучше
повременить.  Сквозь  стекло  было  видно,   как   в   холле   у   ночного
кинематического светофонтана оживленно беседовали мужчина в  ярко-голубом,
перепоясанный чем-то вроде зеркально-блещущей портупеи, и трое женщин -  в
золотистом, белом и ярко-оранжевом. У каждого из собеседников язычком огня
пылало в прическе карминно-красное перышко (у эвандра - длинное щегольское
перо, точно у  Мефистофеля).  Судя  по  интенсивной  жестикуляции,  беседа
проходила в атмосфере полного взаимонепонимания.  Портупееносец,  теснимый
троицей к  раковине  светофонтана,  вдруг  вскинул  руки  над  головой  и,
закатывая глаза, стал торопливо, взволнованно говорить о чем-то, призывая,
должно быть, в свидетели необъятное небо или, как минимум,  верхние  яруса
катаготия. Апелляция к небу вызвала особенную ярость у темноволосой эвгины
в ярко-оранжевом: свое перышко она  выдернула  и  от  избытка  негодования
растоптала.   Кир-Кор   перевел   взгляд   на   искусно   иллюминированную
скульптурную группу за  спиной  эвандра,  вплотную  прижатого  к  парапету
раковины. Светофонтан был  нимфоэротического  типа,  и  Кир-Кор  мимолетно
подумал о скульпторах и мастерах светопластики, сумевших  с  такой  весьма
экспрессивной чувственностью передать  представления  о  красоте  женского
тела. И только успел он об этом  подумать  -  эвгина  в  ярко-оранжевом  с
размаху влепила эвандру пощечину левой  рукой.  Портупееносец  остолбенел.
Кир-Кор тоже замер от неожиданности. Воинственная левша  обняла  за  талию
светловолосую подругу в белом, и обе, излучая  мировую  скорбь,  канули  в
лабиринт декоративной зелени интерьера. Сбитое  на  пол  "мефистофельское"
перо подобрала та, которая в золотистом. Сперва она воткнула  его  в  свои
охристо-рыжие волосы, затем  пристроила  на  прежнем  месте  -  на  голове
потерпевшего - и погладила успокоительно-нежно оскорбленную щеку. На  этом
инцидент, увы, не был исчерпан: внезапно вернулась та,  которая  в  белом,
влепила эвандру пощечину правой рукой.  И  тут  же  получила  пощечину  от
рыжеволосой. Блондинка в гневе оттолкнула подругу -  или  соперницу?  -  и
направилась  к  выходу.  Подруга  (или  соперница)  в  попытке   сохранить
равновесие после толчка зацепила эвандра - оба взмахнули  руками  и  очень
синхронно  перевернулись  через  парапет  в  фонтанную  раковину.   Мощный
всплеск.  Мельтешение  голубых  и  золотисто-охристых  ореолов,  неприятно
обесцвеченные фигуры нимф, утративших естественность в движениях, - полная
дисгармония  в  работе  водяных  струй,   светопластики   и   скульптурной
кинетики... Суровая мстительница даже  не  обернулась.  А  зря.  Финальный
результат группового взаимонепонимания всегда достоин того, чтобы его хотя
бы увидеть.
     Стеклянная  плоскость  выхода  полыхнула  синим   огнем,   пропустила
блондинку на эспланаду. Кир-Кор проводил ее взглядом. Она слепо  и  быстро
прошагала мимо,  спустилась  с  эспланады  в  парк,  цокая  каблучками  по
ступеням изогнутой  лестницы.  Красное  перо,  которое  она  отшвырнула  в
сторону, Кир-Кор поймал на лету, повертел между пальцами и зачем-то  сунул
в карман. Мимоходом светловолосая окатила эспланаду  такой  мощной  волной
ментально трансформированной ненависти, что он задохнулся от ощущения жути
и снова посмотрел на тех, кто сумел подобную ненависть возбудить. Оба  они
- охристо-рыжая и тот... в голубом - стояли в фонтанной раковине по колено
в воде. Рыжая раздевалась. Детали одежды швыряла нимфам на головы (одну из
последних пыталась надеть на голову злополучного партнера, но  остановлена
была пощечиной). Расплескивая воду, портупееносец  выбрался  из  раковины,
поскользнулся на мокром полу, упал. Поднялся, снова упал. На  четвереньках
доковылял до безопасного сухого места и, не задержавшись в холле ни единой
лишней секунды, исчез. Кир-Кор вздохнул с облегчением. Ему представлялось,
что цикл обмена оплеухами наконец завершен. Однако  эксцентричные  выходки
охристо-рыжей, видимо, не достигли еще апогея: в костюме  Евы  она  прошла
сквозь струйки воды и  взобралась  на  пьедестал  для  скульптур  с  явным
намерением увеличить собой число участниц эротического действа. И  в  этот
момент вновь появилась темноволосая в ярко-оранжевом. Сбросив обувь, она с
решительным видом полезла в фонтан. Кир-Кор отвернулся.
     Диковинные события, происходящие заполночь в холлах местных гостиниц,
лично его не касались. Но это была скверная  прелюдия  перед  свиданием  с
Винатой.  Выкинуть  из  головы  и  побыстрее  забыть  жуткий  накал  чужой
ненависти невероятно трудно. Он представил  себе  оскорбленную  женщину  в
темноте ночного парка и подосадовал, что не может дать ей в сопровождающие
хотя бы нейтрального дьякола. Не имеет права. Здесь, на этой  планете,  он
гость и турист, и, согласно десятому  параграфу  МАКОДа,  не  имеет  права
продуцировать дьяколов даже для собственных нужд. Ему скорее  простят  его
дерзкий побег, чем безобидного дьякола...  Нет,  побег  не  простят  тоже.
Такие дела...
     Каждый из нависающих над головой корпусов - "пальцев"  имел  по  пять
"фаланг" - пять спальных  секций.  На  каждой  "фаланге"  с  обеих  сторон
темнели широкие боковые вырезы для аэрации. Спящим артистам весьма показан
морской  воздух,  насыщенный  ароматами  ночных  цветов.  Ночному  туристу
морской воздух тоже показан. Но  без  сильного  запаха.  "Ночному  туристу
почти не мешает ночной аромат,  -  подумал  Кир-Кор,  настраивал  себя  на
восприятие источников ментальных полей.  -  Ночные  драмы  тоже  почти  не
мешают".
     Непросто настраиваться на ясночувствие, превозмогая при этом вязкость
разлитых в воздухе ароматов. Ментальный пульс уснувшего  человека  слаб  и
прерывист,  нащупать  его  нелегко.  Даже  в  благоприятных   одорационных
условиях.  Еще  труднее  будет  нащупать   достаточно   близкое   сходство
сегодняшнего  ментапульса  (если  вообще   удастся   его   обнаружить)   с
сохранившимся в памяти ментапортретом спящей Винаты. Уверенно отождествить
"сонный" оригинал и "сонную" матрицу-воспоминание по силам  лишь  яснодею.
Да и то - яснодею высокого профессионального уровня. Что ж, за отсутствием
таковых...
     Запрокинув голову, Кир-Кор чутко фиксировал мерцания источников.
     Первая секция первого корпуса... Не то. Вторая, третья... Тоже не то.
В четвертой вообще никого нет. Пятая... В пятой - два источника ментальных
полей повышенной интенсивности. Итак, в корпусе "большого пальца" - ничего
похожего на ментапортрет Винаты. Теперь "указательный"...
     Картина повторилась. С той только разницей,  что  никого  не  было  в
концевой секции - пятой.
     По какому-то наитию Кир-Кор сосредоточил  внимание  на  "безымянном".
Первая секция. Не то. Вторая. Третья. Четвертая... Не то, не  то,  не  то!
Пятая. Внимание... Стоп!.. Запах мешает. Проклятые ароматы, м-маракас!..
     Минуту он колебался. Меньше всего сейчас хотелось ему  ошибиться.  Он
еще раз проверил свои ощущения и вынужден  был  признать,  что  смущает  и
дразнит его только источник на "безымянном".
     Пятая  секция.  Десяток  метров  по  прямой.  А   если   использовать
ограждение эспланады как трамплин - и того ближе. "На Россоше я прыгнул бы
и без трамплина", - подумал Кир-Кор, проверяя сегодняшнюю свою способность
мобилизовать энергию мышц  для  десятиметрового  прыжка.  "Здесь  Россошь,
здесь прыгай", - съязвил внутренний голос. Кир-Кор прикинул,  где  пройдет
траектория взлета. И траектория падения (на случай, если ренатурация  была
не полной).  Наметил  цель  -  скобу  для  крепления  аварийно-демпферного
тросика, - перевел дыхание и резко взял с места. Короткий разбег с выходом
на трамплин, толчок обеими ногами, взлет в прыжке.
     Кир-Кор повисел на скобе  неподвижно,  прислушиваясь.  Подтянулся  на
одной  руке,  другой  ощупал  кромку  подоконника   аэрационного   проема.
Подтянулся выше и увидел Винату. С трудом подавил в себе желание окликнуть
ее, разбудить. Бесшумно взобрался на подоконник, сел, -  прилив  безмерной
нежности вскружил ему голову. Усилием воли заставил себя отрезветь. Будить
Винату  -  насильственно  менять  режим  певицы  в  период   ответственных
состязаний.  Дело  совершенно  непозволительное.  Что  остается?  Остается
ждать. Сидеть и терпеливо ждать ее пробуждения.
     Он сидел  и  смотрел  на  обнаженное  тело  Винаты,  достойное  кисти
Веласкеса. Или Джорджоне. "Истинно говорю, - произнес внутренний голос,  -
женщина - лучшее творение Галактики!" - "Вселенной?" - попробовал уточнить
Кир-Кор. "Вселенную ты не  знаешь",  -  не  согласился  внутренний  голос.
"Галактику, в сущности, тоже,  -  подумал  Кир-Кор.  -  Один  Планар  чего
стоит!.." - "Да ничего он не стоит!" - "Ну, не скажи..." - "По сравнению с
красотой обнаженной Винаты, Планар не стоит ровным счетом ничего!" -  "Ну,
если только для ровного счета..."
     Вината  спала  беспокойно.  Черные  волосы  разметаны  по  изголовью,
простыня на овальном ложе кое-где  была  сорвана  с  "липучек"  постельной
подложки  и  обмотана  вокруг  ноги.  В  конце  концов  красавица  ощутила
полуночного  гостя  и,  пробиваясь  сквозь  зыбкий  кокон   чутких   своих
сновидений, пролепетала:
     - Самул, открой... это я...
     - Я не Самул,  -  машинально  ответил  Кир-Кор.  И  уловил  внезапную
перегруппировку активных зон ее ментаполя. Аритмия  пульсации  в  активных
зонах ему не понравилась. Похоже на приступ сильного страха...
     Противоливневый козырек над аэрационным проемом  заслонял  почти  все
небо,  но  сияния  даже  одной  яркой  звезды  было  довольно   неурочному
посетителю, чтобы заметить,  как  взволнованно  стали  вздыматься  налитые
круглые груди спящей Винаты.
     - Самул!.. - простонала она и тяжело задышала.  Заметалась,  точно  в
бреду. - Самул! Не надо, Кирилл!.. А-а-а! Кирилл, уходи! Самул!.. -  Голос
ее был  неузнаваем.  Не  голос  -  жалобный  стон  смертельно  напуганного
человека.
     "Я - кошмар  ее  сновидений!.."  -  внезапно  понял  Кир-Кор,  сжимая
ладонями немеющее лицо.
     Огнем по нервам:
     - Самул!.. - Надрывные всхлипы.
     И снова:
     - Самул!..
     Кир-Кор бессильно опустил  руки.  Вспомнился  "прогноз"  Марсаны.  Не
захотел верить молве, затеял игру в прятки с самим собой.
     - Успокойся, Вината, - проговорил он тихо,  мягко,  проникновенно.  -
Сейчас я уйду, и все образуется. Самул, должно быть, вернется.
     Все рушилось. Все, о чем намечталось в разлуке. Пустые  прожекты.  Ну
что ж... Самулу самулово,  а  выбираться  отсюда  каким-то  образом  надо.
Кириллу кириллово... Можно, к примеру, покинуть этот гостеприимный  альков
в режиме аварийно-спасательной эвакуации.
     В подоконном боксе он нашарил круглую коробку спиддемпфера с ременной
петлей и карабином защелки. Посмотрел на Винату и оставил коробку в покое.
Случись  что-нибудь  -  Вината  здесь  будет  в  ловушке.   В   катаготиях
Театрального чего не случается...  Он  покатал  в  ладони  собственноручно
ограненный им для Винаты крупный кроваво-красный рубин,  сбросил  на  пол.
Привстал на подоконнике и ухватился за край козырька. Вот уж не думал, что
выбираться отсюда придется по крышам.
     Пятая секция "безымянного"  нависала  над  парапетом  примыкающего  к
эспланаде бассейна. Отряхивая ладони, Кир-Кор  взглянул  на  отраженные  в
спокойном зеркале воды лучистые бриллианты звезд. И пожалел, что  глубокая
часть бассейна, судя по вышкам с трамплинами, находится в  противоположной
стороне, да еще вдобавок отделена от мелководного "лягушатника" островком,
всю площадь которого занимал гигантский баньян. А впрочем, баньян рос  там
не зря... Ближе других к баньяну был нависающий над водой  торец  среднего
корпуса.
     Кир-Кор обернулся. Вверх по крутому склону террасами шли  остекленные
яруса катаготия, испещренные шестиугольными дырами лоджий. На самом  верху
росли пальмы, и сквозь их частокол едва  просматривался  край  хрустальной
чаши амфитеатра. А еще выше сияло созвездие Козерога.
     Беззвучно ступая по залитой пластиком  крыше,  Кир-Кор  направился  к
стеклянному    "барабану",    откуда    гигантскими    пушками     торчали
тридцатиметровые цилиндры спальных корпусов. Ни одна из  лоджий  катаготия
уже не светилась, умеренно были освещены только фойе,  эскалаторы,  холлы,
кабины  подъемников,  и  лишь  в  отдельных  местах  мерцали  видеококоны.
Фантазия о замурованном в скалах роботе-исполине поблекла. Теперь все  это
больше напоминало  фрагмент  антикварного  фильма  о  космических  войнах:
таинственный броненосец-колосс, готовый к стрельбе планетарными бомбами из
пяти пушек чудовищного калибра. Бух-ба-бах  -  планетка  средних  размеров
вспухает аккуратным облачком пыли, а затем возвращаются бывшие почему-то в
отсутствии хозяева  загубленного  мирка  и  начинается  жуткая  круговерть
межзвездной венденты... "Броненосец носит гордое имя "Самул",  -  на  ходу
придумал Кир-Кор. - Или "Маракас". Эх, Вината, Вината... Или Биргитта?.."
     Начертанные на крыше огромные буквы сложились под  ногами  в  веселое
слово и песни. Веселое слово было с предлогом, - очевидно, фрагмент девиза
или  приветствия  для  участников  фестиваля.  Вспрыгнув  на  "барабан"  и
перебравшись оттуда на цилиндр среднего корпуса, он еще раз взглянул на  и
песни. Веселое  слово  причиняло  боль.  "Песенный  период  в  моей  жизни
решительно миновал", - подумал Кир-Кор, начиная разбег вдоль  корпуса,  на
крыше которого было начертано танцы.
     Молниеносный толчок и, как всегда в  прыжках  на  длинные  дистанции,
ощущение   баллистики   полета.   Кир-Кор   приближался   к   баньяну    с
неотвратимостью брошенного в цель тамагавка. Перед тем,  как  врезаться  в
крону, он увидел отраженную в воде "лягушатника" фигуру в светлом, летящую
среди звезд.
     Он вытянул руки вперед для  защиты  лица,  свел  вместе  локти  и  со
свистящим шелестом вспорол пышный слой жесткой листвы, - упругие  хлесткие
ветви гасили скорость. Даже способность видеть во мраке не сразу позволила
ему безошибочно сориентироваться во встречном хлестком хаосе  и  правильно
выбирать ветви, удобные для тормозных полу  захватов.  Один  полу  захват,
второй, третий... Попытка захвата  опасно  не  удалась:  хруст,  переворот
через голову, сильный  рывок  за  штанину.  И  финиш:  изумительно  мягкая
остановка  в  каком-то  заполненном  листьями  углублении  с  колышущимися
стенками. Иона в чреве кита... Уф, сколько здесь мусора! Хворост,  листья,
пух, перья. И самое неприятное - паутина и пыль.
     Он ощупал стенки западни - каждое движение вызывало серию  колыханий.
Сеть. Мелкоячеистая сеть из фторолакса. Такие сети натягивают под  кронами
крупных деревьев, если внизу есть "зеленые" бары,  кафе.  Разорвать  такую
сеть руками - проблема. А в карманах - ничего  похожего  на  лезвие...  Из
металла - только жетон-ведемекум.
     Простейший выход - испортить жетон. Придется испортить.
     Он зажал  платиновый  диск  между  ладонями,  сосредоточился  на  его
разогреве. Скоро жетон стал слишком горячим  для  кожи.  Увеличивая  зазор
между ладонями, он удерживал этот круглый кусок раскалившейся  пластины  в
бесконтактном  статическом  равновесии  в  воздухе,  и   чувствовал,   как
наливается кровью лицо, деревенеют руки. Жетон засветился.
     Проплавить прореху в сети ребром  раскаленного  кругляка  -  минутное
дело. Жетон канул вниз рубиновым светлячком, и что-то там звякнуло.  "Надо
будет его подобрать", - подумал Кир-Кор, выбираясь наружу.
     Между стволами баньяна был аккуратно расстелен  ковер  искусственного
газона. Столиков не было. Ни столиков,  ни  обычных  возле  воды  надувных
кресел, ни "пиратских" (тоже довольно обычных возле воды)  гамаков.  Вдоль
береговой кромки были установлены... нет, даже не лежаки, а широкие, почти
квадратные ложа. Деревянные, резные. Но главной для ночного  туриста  была
другая   достопримечательность   островка:   большой   стеклянный   колпак
противоливневого заслона.  Под  колпаком  светился  облицованный  мрамором
спуск в подземный коридор. Кир-Кор подобрал бесполезный теперь жетон (лишь
бы вернуть в хозяйство  МАКОДа  благородный  металлолом)  и  направился  в
подземелье с  надеждой,  что  коридор  ведет  в  подсобные  помещения  для
посетителей бассейна.

                            3. МАЯТНИК ПЛАНАРА

     Подземный дворец, крышей которого были мелководная часть  бассейна  и
островок  с  баньяном,  удивил  Кир-Кора   своей   неимоверной   роскошью.
Нефритовые,   обсидиановые   и    агатовые    орнаменты    в    коридорах,
инкрустированные перламутром  двери,  зеркальные  простенки,  лабрадоровые
полы. Яшмовая отделка гардеробной, розоватые зеркала на золотой амальгаме.
Круглый холл с великолепными узорчато-синими витражами и  поистине  дивной
лазурито-бирюзовой мозаикой. Тяжеловесные украшения из чистого серебра  на
облицованных родонитом стенах кафе. Облицованная сандаловым деревом сауна.
Золоченое корыто небольшого бассейна с ледяной  водой.  И  только  душевые
коконы  были  из  современных  монтажно-облицовочных  материалов:   стекло
текуче-слоистой  фактуры  с  дендритовидными  "капиллярами"  подсветки   и
металлизированный пластик.
     После душа он окунулся в ледяную воду и,  распространяя  вокруг  себя
какой-то  очень  сложный  аромат  цветочного  происхождения,  вернулся   в
гардеробную  через  тамбур  сушилки.  Отражаясь  сразу  во  всех   золотых
зеркалах, учинил своей одежде ревизию. То, что было в руках,  не  годилось
даже для утилизаторов. "Чего это тебе приспичило сигануть  на  баньян?"  -
забрюзжал было внутренний голос. "Заткнись", -  угрюмо  приказал  Кир-Кор.
Надел брюки, обулся, бросил в лючок утилизатора изодранную в клочья рубаху
и,  подметая  полуоторванной  штаниной  роскошные  плиты   мадагаскарского
Лабрадора, вышел на поиски.
     Перламутровые двери в коридорах нервно распахивались,  стоило  к  ним
приблизиться, -  вспыхивал  свет,  и  внутри  там  что-то  разнообразно  и
разноцветно лоснилось, блестело в потоках сияния и умопомрачительно пахло.
Парикмахерские,  массажные,  педикюрные,  процедурные...   В   процедурной
Кир-Кор залепил прореху на брюках лейкопластырем.
     Дверь салона одежды оказалась в два раза больше других по высоте и  в
три раза шире. Створки ее  раздвинулись  в  замедленном  темпе,  вальяжно.
Помещение,  куда   она   соизволила   пропустить   полуголого   оборванца,
представляло собой круглую, как цирковой манеж, цветочную  витрину.  Цветы
красивые, рода орхидей, но оборванцу,  грешным  делом,  нужно  было  нечто
иное. Из витринных глубин выплыла дуга огненной надписи: лабиринт от кутюр
модерн-мод. Надпись внушила уверенность, что  обновить  одежду  в  здешних
апартаментах  -  дело  не   сложное,   хотя   слово   "модерн"   несколько
настораживало. Дуга сменила огневой цвет на  малиновый:  модерн-мод  а  ля
маркиз де Карвен. Никаких других предложений кроме "а ля" не  последовало.
Альтернативные варианты, видимо, не предусматривались.
     - Я согласен, - сказал Кир-Кор. И ощутил, как среагировали изменением
потенциалов чуткие рецепторы роботронной бытавтоматики. Витрина  "лопнула"
по вертикали.
     Проход вел в большой павильон, разделенный на  отсеки  щитами  разной
высоты из полированной карельской березы...
     - Добро  пожаловать,  -  с  достоинством  произнес  представительский
баритон. - Вы слышите голос своего кутюрье. Прошу сесть в  диагностическое
кресло.
     Кресло удобное, из упругого прозрачного стекла, такие в быту называют
"дрожалками". Ничего "диагностического" в нем Кир-Кор не заметил.
     - Расслабьтесь, ювен, - посоветовал бытавтомат.
     - Эвандр, - поправил Кир-Кор. Удобно откинулся. В пассивном отдыхе он
еще не нуждался,  но  расслабиться  на  минуту-другую  в  "дрожалке"  было
приятно.
     -  Расслабьтесь,  эвандр,  -  повторил  автобыткутюрье,  -  и   вслух
помечтайте, в каком наряде вам хотелось бы встретить сегодняшний вечер.
     - Утро, - поправил Кир-Кор. Вспомнив  портупееносца,  он,  на  всякий
случай, добавил: - Меня интересует дневная одежда.
     - Хорошо - утро и день. Помечтайте. Пусть  это  будет  проект  вашего
будущего костюма.
     - Нельзя ли без творческих сложностей?
     - Вы очень торопитесь?
     - Дело не в этом. Просто я не привык мечтать в салонах одежды.
     Упрятанный где-то в  недрах  отеля  роботронный  мозг  понял  клиента
по-своему:
     - Если затрудняетесь моделировать интуитивно, к вашим услугам  видеот
тождественной вам комплекции и соответственного роста.
     В двух  шагах  от  кресла  возникло  объемное  изображение  манекена.
Фигурой видеот был, вероятно, тождествен и  соответствен,  однако  условно
намеченная светопластическим набалдашником голова ничего, кроме  ушей,  на
себе не имела, и  это  вызывало  непередаваемое  ощущение  физиологической
несовместимости. Вдобавок был гол как сокол.
     -  Думайте  вслух,  -  напомнил  автобыткутюрье.  -   Нам   предстоит
эстетезировать фигуру видеота.
     - Я думаю, на него следовало бы надеть плавки, - высказал соображение
Кир-Кор.
     - Цвет?
     - Белый.
     - Белый  цвет  условен,  эвандр.  К  цвету  присовокупляйте  оттенок.
Заметный или малозаметный.
     - Голубой, - присовокупил Кир-Кор. - Малозаметный.
     - Пояс с эластиком?
     - Да.
     - Одноцветный с изделием?
     - Да.
     - Сплошной?
     - А какой еще может быть?
     - По бокам - на липучках.
     - Пусть будут липучки.
     - Ваш проект принят.
     Манекен,  приседая  и  поворачиваясь,   продемонстрировал   обтянутый
белоснежными плавками торс. Вид спереди. Вид сбоку. Вид сзади.
     - Хорошо, хорошо, - одобрил Кир-Кор.
     - Не совсем, - уклончиво оценил автобыткутюрье набедренный  результат
совместных с клиентом проектировочных усилий. -  Неброская  бледно-голубая
окраска пояса, лампасов и нижней окантовки, эвандр, намного приподняла  бы
эстетический уровень изделия. Предлагаю взглянуть.
     Вид сбоку. Вид сзади. Вид спереди.
     - Пожалуй, так лучше.
     - Но это не все, эвандр.
     - Что еще?
     - Очень важный пустяк. Шитая серебром эмблема  умеренного  размера  -
совершенно  необходимая  деталь  эстетизирующего   назначения   в   районе
тазобедренного сустава.
     - Гм... - задумчиво произнес Кир-Кор, осознавая,  что  автобыткутюрье
замкнуло на эстетизме  и  в  связи  с  этим  есть  риск  провести  остаток
скоротечного отпуска в кресле салона "а ля маркиз де Карвен". Он  спросил:
- Другие салоны здесь есть?
     -  Да.  "Гламур",  "Сент-Лоран",  "Шевалье  Д'Артаньян",  "Маркиз  де
Пижон"...
     - Я имел в виду салон готовой одежды.
     - Ближайший салон готовой одежды - на острове Контур.
     Кир-Кор решительно встал:
     -  Видеота  убрать.  Срочно  изготовить  обыкновенную  рубаху   моего
размера. Белую, с любым малозаметным оттенком. Обыкновенные  брюки  любого
неброского цвета. Желательно - светлые. Прием заказа подтвердить.
     - Ваш проект принят. Желаете сменить обувь, эвандр?
     - Да, если это входит в компетенцию салона. Легкие, светлые полукеды.
И повторяю: все - самое обыкновенное, в  рамках  популярной  моды,  ничего
экстравагантного.
     - Самое обыкновенное в нашем салоне  -  дневной  костюм  под  девизом
"Маркиз де Карвен".
     - Я пожалуй, рискну довериться вкусу маркиза.
     - Ни малейшего риска, эвандр. Пройдите в зеркальный отсек  лабиринта,
разденьтесь.
     В  трубе  пневмопочты  зашелестело  -  Кир-Кор  подхватил   на   лету
прозрачный пакет с  обещанными  плавками.  Натянув  на  себя  рожденное  в
творческих муках изделие, он убедился, что все условия  заказа  выполнены.
Даже эмблема на месте - в районе тазобедренного сустава...
     - Это что за эмблема? - спросил  он,  разглядывая  в  зеркале  шитого
серебром  двуглавого  орла,  держащего  в  когтях  сексагональный  щит   с
начертанной в центре пентаграммой.
     - Товарный знак нашей фирмы, - ответил  автобыткутюрье.  -  Пройдите,
пожалуйста, дальше по лабиринту.
     Дальше были узкие отсеки с люмокомплексами упрятанных за полированной
карельской березой измерительных систем. Колкие разноцветные лучики били в
упор из стыков между щитами, выблескивали  крохотные,  с  мышиный  глазок,
объективчики мониторов. И тоненькие голоса... Забавно так. Будто  компашка
невидимых гномиков, хихикая,  ахая,  чмокая,  болтая  и  бормоча,  смакует
какое-то  лакомство.  "Рост...  хи-хи-ах-чмок-плюм-плюм...  двести   один!
Средний  шаг...  ах-ох-буль-буль...  семьдесят  два   о-лю-лю!...   Подъем
бедра...  ох-хи-хи-ах!..  Угол  подъема...   плюм-плюм!..   Шея   высокая!
Буль-плюм... Осанка... плюм-чмок... правильная...  их-хи-ах...  спокойная,
прямая! Объем груди... ой-ля-ля!.."
     Центральное помещение лабиринта - нечто вроде  небольшого  спортзала.
По просьбе автобыткутюрье Кир-Кор подбросил и поймал мяч, покрутил  педали
велотренажера,  пробежался  по  движущейся  дорожке,   попрыгал,   показал
несколько фехтовальных приемов. Без просьбы сделал угол на кольцах  и  мах
на коне. Лучики и гномики неистовствали.
     Последним орудием  испытания  на  выходе  из  лабиринта  была  тесная
капсула из темно-зеленого стекла. Стоя внутри,  Кир-Кор  едва  не  касался
стенок голыми плечами.  Коротко  полыхнуло.  Капсула  развалилась  на  две
равные части.
     - Благодарю вас, эвандр, это все,  -  проворковал  автобыткутюрье.  -
Теперь салон гарантирует вам шестимесячный срок пользования  нашим  банком
заказа без дополнительных обмеров. В любое время вы сможете заказать у нас
любую модель и получить ее в течение суток. На любых расстояниях.
     - Ах, маракас его подери, - восхитился Кир-Кор, - много  он  знает  о
расстояниях! - Спросил: - А за какое время получу я одежду, если  вдруг  у
меня возникнет фантазия быть одетым прямо здесь и сейчас?
     Ответа не было долго. Слишком длинная пауза. Наконец - женский  голос
контральтового регистра:
     - Будьте любезны, эвандр, излагайте  свои  желания  в  доступной  для
бытавтоматики форме.
     - Тысяча извинений!.. - пробормотал Кир-Кор. - Кто говорит? Я беседую
не с автоматом?
     - Дежурная второго поста службы улаживания  ночных  конфликтов.  Ваши
претензии?..
     - Их нет ни одной!
     - Вы не находите, что час слишком поздний для шуток?  Даже  в  абрисе
этого катаготия.
     - Вы абсолютно правы, но, поверьте, я не пытаюсь шутить. И  в  мыслях
не было!
     - Но что-то все-таки было?
     - Я выразил желание быстрее получить свой заказ, только и всего.
     - Торопитесь? - вкрадчиво осведомилось контральто.
     - Мне надоело чувствовать себя неодетым, - пояснил Кир-Кор.
     Блеснула крохотная искра. Кир-Кор понял,  что  это  глазок  монитора.
Служба улаживания ночных конфликтов разглядывала неодетого клиента в упор.
     - Удовлетворены осмотром? - спросил он.
     - О да!.. Теперь  мне  понятно,  ювен,  почему  автобытавтоматика  не
смогла идентифицировать вас среди обитателей катаготия.
     - А какая надобность меня это... идентифицировать?
     Вместо ответа контральто раздумчиво вопросило:
     - Интересно, откуда в салон залетела эта крупная юная птица  приятной
наружности?..
     - Вы мне льстите. Приглядитесь, я совершенно не пернат.
     Контральто самоуверенно рассмеялось.
     - Веселая служба, - заметил Кир-Кор. - Ваш голос мне нравится. Могу я
увидеть ваше лицо?
     - Да, мой герой. Сегодня в семнадцать. Первый уровень третьего яруса,
апартамент девятнадцать девяносто один.
     - Но ведь я даже в лицо вас не знаю! - удивился Кир-Кор.
     - Ничего. Я буду в розовом пеньюаре.
     - М-маракас!..
     - Отключаюсь, мой принц. До свидания! Девятнадцать девяносто один. Не
опаздывай. Ровно в семнадцать!
     "Ровно в семнадцать, плюм-чмок! -  обрадованно  защебетали  тоненькие
голоса. - Будьте любезны, о-хи-хи-ах!  Первый  уровень,  буль-плюм,  чмок,
оп-ля-ля! В розовом пеньюаре!"
     - Добро  пожаловать,  -  с  достоинством  произнес  представительский
баритон. - Вы слышите голос своего кутюрье.
     - Не знаю, кого из вас слушать, - проговорил Кир-Кор.
     - Вам мешают голоса шнайдеров? - осведомился автобыткутюрье.
     - Нет, но... Зачем они здесь?
     - Для вашего удовольствия.
     - А, значит, для моего...
     - Вас развлекают, ювен.
     - Эвандр, -  поправил  Кир-Кор.  -  Надо  понимать,  здесь  меня  еще
развлекают, но уже не узнают...
     - Эвандр, не откажите в любезности прояснить предмет затруднений.
     - За вашим салоном должок, кутюрье. Летний костюм под девизом "Маркиз
де Карвен". Или я ошибаюсь?
     - Легко проверить. Один момент!.. О, на это изделие вы  получили  все
наши гарантии!
     - Было бы неплохо получить в придачу и  само  изделие.  Или  я  желаю
чего-то совершенно невозможного?
     - Здесь  нет  проблемы,  эвандр,  -  ответствовал  автобыткутюрье.  -
Рекомендую вам зайти  в  кафе-примерочную  "Ожидание  зилота".  Вправо  по
коридору, левосторонняя дверь.
     - Ждать долго?
     - Несколько минут.
     Несколько минут - это улыбка Кроноса. Золотое, так  сказать,  сечение
времени.
     - И вот еще что, - добавил с порога Кир-Кор. - На  одежде  не  должно
быть никаких эмблем или товарных знаков. Никаких.
     - Желание клиента - закон для нашего салона.
     Правила  "золотых  сечений"  в  рекомендованном  кафе,   по-видимому,
игнорировались. Двукратная попытка  получить  бокал  охлажденного  сока  -
любого! лимонного, виноградного, манго, атемойи, капустного, наконец! - не
имела   успеха.   Сервобытавтомат,   высвечивая   ассортимент    напитков,
посоветовал коктейль со странным названием "Барма духа". Клиент совету  не
внял и, поколебавшись, заказал напиток  "Пролетарский".  Со  льдом.  После
четвертьчасового ожидания неизвестно чего - не то вожделенной  обновы,  не
то напитка с авиационным названием (не говоря уже о золоте)  -  удрученный
клиент посредством ментакинеза "достал" искусственной мозг  в  гостиничных
недрах и открытым текстом пообещал ему полную амнезию  на  все  оставшееся
время  существования  Вселенной.  Первым  признаком   того,   что   угроза
подействовала, было появление бокала с  прозрачной  жидкостью  и  чаши  со
льдом. Кир-Кор  удивился  до  чрезвычайности:  судя  по  запаху,  жидкость
представляла   собой   беспорядочную   смесь    органических    соединений
алифатического ряда.
     - Эт-т-то что такое?!
     - Это ваш заказ, эвандр, - кротко ответил сервобытавтомат. -  Напиток
"Пролетарский".
     Кир-Кор отодвинул бокал:
     - Ты опасно ошибся, приятель. И тяжело оскорбил авиацию.
     - В  вашем  бокале,  эвандр,  то,  что  вы  заказали,  -  упорствовал
сервобытавтомат.
     - В моем бокале - ветхозаветная сивуха.  Абсолютно  точное  название.
Можешь внести поправку в ассортимента сразу всех ваших трактиров.
     - Поправка внесена, эвандр. Назовите себя.
     - Зачем? - Кир-Кор бросил в рот шарик желто-зеленого льда.
     - Я обязан фиксировать интеллектуальную собственность.
     - Для чего?
     - Для защиты авторских прав. Вы - автор названия.
     Лед растаял, на языке обозначился  специфический  вкус  маринованного
огурца. Сервобытавтомат не унимался:
     - Будьте любезны, эвандр, назовите себя.
     -  Маркиз  де  Карвен.  Действительный  член  Академии  моральных   и
политических  наук,  кавалер  орденов  Святого  Духа,  Двойного   Дракона,
Победоносца  Георгия,  близкий  друг  Франсуа  Пьера  Гийома  и  Владимира
Федоровича Одоевского.
     - Род занятий на Театральном?
     Кир-Кор  посмотрел  в  проход  между  ширмами,  откуда  должна   была
появиться одежда.
     - Я это... солист.
     - Певец?
     - Увы, нет. При соответствующем настроении  солирую  на  трассаторах.
Разного типа. Преимущественно типа "Фазерет".
     - Костюм под девизом "Маркиз де Карвен"! - торжественно  провозгласил
представительский баритон автобыткутюрье. В проходе между  ширмами  плыла,
покачиваясь  в  воздухе,  прозрачная  капсула  овальной   формы.   "Боюсь,
поздновато, - подумал Кир-Кор. - Боюсь,  мои  авторские  права  уже  взяты
здесь под защиту".
     Он быстро  оделся.  К  его  удовлетворению,  новая  одежда  мало  чем
отличалась от той, в которой он имел честь  предстать  перед  аборигенами.
архипелага. Можно сказать, не отличалась ничем. Белая  рубаха  из  тонкой,
струящейся ткани. Брюки, расшитые серебром, - точная копия прежних. "Каким
ты здесь объявился, таким ты отсюда уйдешь", - продекламировал  внутренний
голос. "Нет, - подумал Кир-Кор, - не таким. Отсюда  я  ухожу  без  Винаты.
Надо уйти без нее..."
     Выбираясь подбассейновым коридором в нижнюю часть  парка,  он  ощупал
карманы и не нашел ведемекум-жетона. Остальные  карманные  вещицы  были  в
наличии. Возвращаться на поиски  не  хотелось.  Ладно...  семь  бед,  один
ответ.
     Потеря  была  неприятной.  Лучше  бы   исчезло   что-нибудь   другое.
Технически непригодный после недавнего разогрева платиновый  кругляк,  тем
не  менее,  продолжал  играть  роль  особой  метки  МАКОДа.  Нечто   вроде
удостоверения личности постороннего  для  этой  планеты  субъекта.  Утрата
жетона осложнит де-юре даже саму процедуру ареста... "Не надо  нервничать,
- успокоил внутренний голос, - уж как-нибудь тебя арестуют".
     Нижняя часть парка состояла из двух  обширных  террасовидных  куртин,
разделенных гранитным откосом. Ни единого лучика не пробивалось со стороны
катаготия сквозь увитые цветущими лианами  шапки  деревьев.  Над  откосом,
источая неприятно резкое голубое свечение,  мерно  вращал  Колесо  Времени
бородатый Кронос. Кир-Кор  отметил,  что  это  первая  встреченная  им  на
острове   стандартно-городская   скульптура   -    матричная    комбинация
светопластики и стекла. Мышцы обнаженных серо-голубых  рук  длиннобородого
скорбного труженика Вечности мерно вздувались и опадали в  голубом  мареве
мультиоптических блоков стеклянной  болванки,  серо-голубое  Колесо  мерно
перемалывало цифирь.
     За мультиоптической плоскостью Колеса кто-то плакал.
     Кир-Кор подошел к пылающему голубизной трехметровому диску. Он  сразу
понял, кто плачет  по  ту  сторону  Колеса,  -  ментапортрет  оскорбленной
блондинки надолго, видно, врезался в память. По ту сторону Колеса -  между
скульптурой и откосом - не было ничего, кроме бордюра  шириной  с  ладонь.
Один неверный шаг... Ему стало очень  не  по  себе.  Он  проворно  обогнул
светящийся монолит стеклянного диска и  увидел  профиль  ее  запрокинутого
лица (не иначе - последний взгляд в звездное  небо).  Она  еще  стояла  на
бордюре,  но  ее  падение  уже  началось  -   центр   тяжести   напряженно
выпрямленного  тела  невозвратно  сместился   к   откосу,   и   запоздалый
рефлекторно-судорожный взмах руками уже не  мог  вернуть  ей  вертикальную
устойчивость.  Сдавленный  вскрик.  Даже  не  вскрик   -   смертный   стон
измученного существа. Кир-Кор схватил ее  за  запястье.  Тело  несчастной,
вдруг утратив мышечную упругость, безвольно обвисло, и  было  слышно,  как
падает вниз, шаркая и колотясь о  гранитные  глыбы  откоса,  ускользнувшая
туфелька.
     Держа блондинку за руки на  весу,  точно  ребенка,  он  перебрался  с
бордюра на  ковротуарные  плиты,  перешагнув  кусты  зеленого  ограждения.
Огляделся. Уложить ее здесь было негде. Ближайшая парковая скамья  светила
катофотами далеко за пределами голубых владений  Повелителя  Времени.  Как
быть?..
     Молодая полуобутая женщина, беспомощно  обвисшая  в  его  приподнятых
руках,  напоминала  распятие.  Он  посмотрел  ей  в  лицо.  Настроился  на
ясночувствие,  нащупал  и  "развернул"  спиральку  остаточного  напряжения
аффектации. Спазм сосудов  головного  мозга,  по-видимому,  прекратился  -
ультрамариновые ресницы на припухших от слез  серебристо-фиолетовых  веках
затрепетали. Нельзя было позволить ей открыть глаза  прежде,  чем  удастся
погасить пылающие костры двух воспаленных  точек  гипоталамуса.  Какой  по
счету будет нарушен сейчас параграф МАКОДа?..
     - Тяжелы  веки  твои,  ангел  мой,  тяжелы  неподъемно,  -  заговорил
Кир-Кор, используя самые мягкие  фонемы  геялогоса.  -  Прекрасным  глазам
твоим не нужен пока яркий свет. Тебе не нужно пока ничего,  кроме  легкого
сна. Сон... умиротворительный сон-мечта  владеет  собой.  Твои  сновидения
птицами реют среди серебряных лун и синих цветов...
     Голова ее поднялась, обнаружив незагорелую, бледную шею, лицо ожило -
озарилось  потаенным  смыслом,  глаза  (как  и  было  задумано)   остались
закрытыми. "Классический вариант лечебно-гипнотического транса, -  отметил
внутренний голос. - Поздравляю, медиум-дилетант, но лечение словом у  тебя
на этом кончается". Внутренний голос был прав:  психоанастезией  быстро  и
действенно  гипоталамусу  не  поможешь,  здесь   нужна   ментакинетическая
(страшно сказать) хирургия. Или  хотя  бы  волновые  уколы  в  структурную
область, ответственную за жизнекачество  инстинкта  самосохранения.  Иначе
инстинкт может опять не сработать... "Не помнишь,  чего  там  положено  за
"особо дерзкие" нарушения?" - подумал медиум-дилетант. "Плевать", - сказал
внутренний голос. "Плевать", - согласился профессионал-волновик,  готовясь
к "особо  дерзкому  злоупотреблению  кинетикой  своего  биоэнергетического
превосходства". Медиум (на всякий случай) продолжил:
     - Грудь твоя в полете за нежными птицами снов невесома, дышит  легко.
Светла и легка голова, невесомы руки и плечи...
     Сухой щелчок под ногами чуть не испортил все дело. К счастью,  медиум
мгновенно сообразил, что это мог  быть  звук  падения  на  тротуар  второй
туфельки. Хирург-волновик попросил медиума не отвлекаться.
     Точки-костры потускнели, утратив опасную яркость...
     Кир-Кор позволил себе расслабиться и осторожно  опустил  спящую  так,
чтобы ступни ее коснулись ковротуара.
     -  Бедра  твои  наливаются  тяжестью,  -  объяснил   он   ей   утрату
псевдоневесомости, - ноги прочно стоят на земле. Я за тебя спокоен.  Через
минуту руки твои лягут на бедра, ты проснешься и  забудешь  мой  голос.  -
Разжав пальцы, он освободил запястья своего неожиданного пациента, мельком
взглянул на часовые цифры Колеса Времени и не  замедлил  отойти  к  изгибу
ковротуара, откуда начинался отмеченный двумя гранитными  орлами  спуск  с
откоса.
     Было тихо. Даже цикады умолкли. Он обернулся. Она  продолжала  стоять
неподвижно и прямо. Чуть  запрокинутая  голова  и  поднятые  к  небу  руки
создавали странную и несколько романтическую  иллюзию  ночной  молитвы.  И
рядом - серо-голубой неутомимый бог с ужасным  своим  Колесом...  Руки  ее
медленно опустились. Кир-Кор  посмотрел  в  звездное  небо  и  зашагал  по
каменным ступеням вниз. До рассвета оставалось немного - час с  небольшим.
Будет лучше, если арест состоится на берегу. Под рокот прибоя. Подальше от
посторонних глаз.
     У подножия откоса его нагнал и заставил остановиться диковинный звук.
Вернее - созвучие. Гортанный зов колдуна  первобытного  племени.  Каменный
век... Созвучие слетело откуда-то сверху. Было бы только логично, если  бы
за такого рода созвучием последовали рев и прыжок махайрода, -  ах,  какая
была бы игра на финише ночи тигра! Но вместо рева последовало... пение.
     Кир-Кор замер, застыл  под  откосом.  Замерло  все  -  парк,  остров,
прибой, океан, сама ночь, - все затаило дыхание. Нет, подобного пения  ему
еще никогда - решительно никогда!  -  не  доводилось  слышать.  Редкостной
чистоты женский голос естественно, без особых усилий и, как  говорится,  в
свое удовольствие воспроизводил диковатую, языческую мелодию  в  диапазоне
четырех октав. Словно бы в дебрях дремучих лесов нарождалось что-то живое,
огромное, доброе, заполняло просторы степей, перекликалось с эхом глубоких
пещерных провалов, звенело в струях тугой, студенной воды ледниковых озер,
широченным разливом впадало в  моря,  гулко  распространялось  в  горах  и
победно кричало где-то за облаками...
     Пение кончилось. Кир-Кор стоял и смотрел на  неровные  глыбы  откоса,
почему-то боясь шевельнуться.
     Он не был большим знатоком эстрадного песнопения, однако  сейчас  ему
представлялось необъяснимым то обстоятельство, что до сих пор он  не  знал
никого из певцов-уникумов  (кроме,  конечно,  Винаты),  обладающих  такими
возможностями  вокальной  экспрессии...  Уму  непостижимо.  До   чего   же
Мать-Природа богата, просто непостижимо уму. Надо  думать,  эта  блондинка
станет открытием фестиваля. У Винаты,  видать,  появился  очень  серьезный
соперник.  И  еще  неизвестно,  кто  победит...  "Нагнись,  -  посоветовал
внутренний голос, - и подбери сувенир - туфельку  с  правой  ноги  будущей
знаменитости". Кир-Кор подобрал. Непонятно зачем. "Сувенир можешь взять  с
собой на Дигею". Он повертел в руке полупрозрачную туфельку Золушки  этого
бестолкового, жестокого острова и  поставил  на  каменный  выступ.  Из-под
стеклянного каблучка брызнули искры. Как тогда у Марсаны.
     Шустрая хозяйка катамарана, по всей вероятности, еще не спит. И  вряд
ли сегодня уснет. Сегодня он многих бесполезно обеспокоил. И более всех  -
функционеров МАКОДа. Ну что за ночь такая, трижды маракас!..
     Он не заметил, как оказался на берегу. Ноги вязли в песке -  он  едва
обратил на это внимание. Остановился у самой границы пляжа, куда доползали
белесые языки пенистых волн.
     Вдали над морем  висели  посеребренные  излучениями  звезд  тончайшие
занавеси морских испарений, время от времени их румянили  отсветы  вспышек
скрытых за горизонтом маяков столичного острова. "Пейзаж под  занавес",  -
подумал Кир-Кор. Ни остров Столичный, ни сама столица не интересовали его.
И с Театральным покончено. Его больше интересовало, кто нагрянет сюда  для
исполнения  процедуры  ареста.  Скорее  всего  -  камчадалы.  Кстати,  это
упростило бы юридическую сторону дела - многих людей Ледогорова он знал  в
лицо.
     Искушала  возможность  прознать  о  себе   что-нибудь   из   "эфирных
источников".  Кир-Кор  сместил  слуховое   и   зрительное   восприятие   в
радиодиапазон - и распахнутое в космос мирное небо, украшенное скоплениями
золотой  мошкары  орбитальных  объектов,  молниеносно  сменилось   цветной
круговертью стремительно расширяющихся сферических, сеточных и  спиральных
структур,  пронзающих  друг  друга  треском,  пением,  воем  и  болтовней.
Ошеломленный, он уклонился от  какофонического  цунами,  сразу  смирившись
перед  ураганным  напором  объединенной  радиостихии  Земли-Приземелья,  и
предпочел вернуть себя в прежнее состояние зрительно-звукового покоя. Лишь
на миг небо  сделалось  верхним  зеркалом  огромной,  дерзкой  и  вдобавок
перенаселенной технической цивилизации шестого уровня, но и мига  дерзости
было довольно. В последние  часы  отпуска  любая  дерзость  представляется
особенно неуместной.
     Странно было вот так, без цели,  стоять  на  твердом,  мокром  песке,
дышать соленым воздухом моря. Уже не  терпелось  покинуть  остров.  Пешком
ушел бы отсюда прямо по волнам.  Куда  глаза  глядят...  Уйти  пешком  он,
конечно, не мог, но пробежать по воде полсотни метров  от  острова  -  это
вполне по силам. В счастливую пору своего резвоногого детства он,  бывало,
одолевал дистанции чуть ли не в два раза большие. Правда, в  бассейне.  И,
разумеется, на спокойной воде. У них, новастринских сорванцев, бег на воде
считался одним из самых престижных видов  мальчишеского  соперничества,  и
победителю-виртуозу  доставались  почести  адекватные  славе  олимпийского
чемпиона. На первый взгляд, все просто: чтобы удержаться  на  поверхности,
надо  сучить  ногами  сильно  и  быстро  -  с  эффективностью   хвостового
дельфиньего плавника. Но для того,  чтобы  безостановочно  сучить  ногами,
требуется специфическое умение  заставить  безошибочно  работать  мышцы  и
нервы  в  энергетически  выгодном  режиме  (кто  не  умел-тут   же   терял
равновесие).  На  дистанции  возникало  особое  состояние   необыкновенной
наэлектризованности - до неприятного покалывания в черепной  коробке.  Вот
почти как сейчас...
     Кир-Кор прислушался к покалыванию в лобных долях,  в  затылке.  Мышцы
буквально звенели от напряжения.  "Одно  из  двух,  -  думал  он,  -  либо
проклюнулась жажда  спортивного  подвига,  либо  впал  в  детство".  Мышцы
требовали движения, силовой нагрузки.  Мозг,  в  свою  очередь,  требовал,
чтобы нагрузка имела хотя бы игровой смысл. Не перетаскивать же,  в  самом
деле, камни с места на место!..
     Спасаясь от наката внезапной волны, он вложил в прыжок всю свою  силу
и через заднее сальто в пять оборотов забросил себя по широкой  дуге  чуть
ли не в середину окруженного скальными грядами  пляжа.  Приземлился  возле
торчащего из песка  одинокого  и  гладкого,  как  череп,  валуна,  сел  на
гранитную плешь, задумался.
     Ночь тигра на исходе. Ночь соперничества и опасной борьбы. Н-да... Не
получилось борьбы. Не было здесь  даже  возможности  для  соперничества  и
честной борьбы...
     Он попробовал вывернуть из песка свое гранитное сиденье.  Валун  даже
не шевельнулся - увяз в песке основательно. Хоть бы какой-нибудь  соперник
случился поблизости!  Пусть  даже  осатаневший  от  ярости  махайрод.  Два
махайрода. И тигр полосатый впридачу.  "Подойти  бы  и  нагло  дернуть  за
хвост", - подлил масла в огонь досады внутренний голос. Кир-Кор представил
себе,  как  рычит,  изгибаясь  и  поднимая   передние   лапы,   взбешенный
фамильярностью хищник. Вообразил настолько отчетливо,  ясно,  будто  наяву
стоял перед тигром глаза в  глаза  на  арене  новастринского  гладиатория.
Глаза в глаза..
     Одна за другой истекли секунды - картинка галлюцинаторного миража  не
исчезала. Хищник отвел взгляд, Кир-Кор еще отчетливее увидел полосатый бок
зверя. Тигр зевнул, грузно лег полосатым мешком, повернул  голову,  накрыл
морду лапой. Кир-Кор отчетливо все это видел. И ясновидчески сознавал, что
происходит все это в вольере столичного зоопарка  -  отсюда  довольно-таки
далеко, на юго-западном берегу невидимого за горизонтом острова.
     Сказать, что он был удивлен - ничего  не  сказать.  Мозг  лихорадочно
искал объяснений. Ведь такого варианта ясновидческой пиктургии в  принципе
быть не  должно,  Кир-Кор  знал  это  твердо.  Пиктургировать  на  большом
расстоянии  он  мог,  лишь  опираясь  на  ментаполе  достаточно  знакомого
субъекта, который в данный момент где-то там разглядывал тигра. И никак не
иначе... Одного желания встретить здесь опасного зверя - пусть даже  очень
сильного желания - мало. "Чудес не быва..." - успел  подумать  Кир-Кор,  и
мимо него с огромной  скоростью  незримо  пронеслась  мегатонная  масса  -
у-упф!..
     От внезапности перехватило дыхание. Он отвел для  упора  ногу  назад,
ожидая  ветрового  удара.  Но  воздух  остался  недвижен.  Воздух  в  этом
стремительном действе загадочно не участвовал. Воздух  был  сам  по  себе,
мегатонная масса-невидимка -  сама  по  себе.  Она  вынырнула  на  миг  из
какого-то иного пространства (Кир-Кор моментально сообразил из  какого)  и
туда же канула. Холодок под коленями, необъяснимый трепет в груди,  -  вот
все, что она оставила после себя...
     Потрясенный, он сел на песок. Уставился в посветлевшее небо, застыл в
ожидании, хотя уже знал,  что  больше  ничего  не  произойдет.  Во  всяком
случае, в тот раз, когда незримая масса пронеслась мимо там,  на  Планере,
он тоже ждал - и ничего не  дождался.  И  тогда  же,  помнится,  почему-то
решил,  что  поразившее  его  стремительное  событие  похоже   на   пролет
грандиозного маятника, амплитуда качаний которого имеет звездный  масштаб,
и потому ждать возвращения таинственной массы  из  ее  безмерно  глубоких,
вычерненных неизвестностью пространств придется бесконечно долго. Миллион,
может быть, лет. А может быть, и того дольше. Прошло всего шесть недель...
Следственно, амплитуда "звездного маятника" -  сущий  пустяк?  Похоже.  Но
отнюдь не пустяк, его весьма ощутимая масса... Р-раз - и мимо.  И  в  этот
раз мимо, но уже ближе, чем в прошлый. А если, в следующий не  мимо?  Если
прямым попаданием?..
     Он вскочил, вцепился в гранитный валун, неимоверным усилием  вывернул
его на поверхность. Валун опрокинулся. Это была слоновья голова с  отбитым
хоботом и обломанными бивнями. Толчком ноги Кир-Кор сбросил ее  обратно  в
воронку и стал вытряхивать песок из обуви.
     Ему не давало покоя  чувство  некоторого  неудобства.  Как  будто  на
пустынном пляже он был не один. Кир-Кор  обернулся.  И  очарованно  замер.
Переступив  границу  разлива  накатных  волн  и  по-кошачьи  вытянув  шею,
полосатый зверь пытался обнюхивать языки периодически  подступающей  пены.
"Мегатонная  штука  оставила  после  себя  кое-что   посерьезнее   легкого
трепета", - поделился догадкой внутренний голос.
     Тигр отпрянул от захлеста волны, брезгливо отряхнул с подмоченных лап
налипший песок. Кир-Кор обвел взглядом ямки тигриных  следов,  нахмурился.
Он  впервые  подумал,  что  земляне,  мало  надеясь  на  защитные  функции
экзархатов, боятся, по-видимому,  не  зря.  "Их  МАКОД  -  жалкая  дырявая
плотина". - "А не проделал ли ты сегодня в этой плотине еще  одну  большую
дыру?"  -  обеспокоился  внутренний  голос.  "Очень  возможно,  -  ответил
Кир-Кор, сжав зубы. - И может быть - самую большую..."
     Море еще оставалось пасмурно-серым,  а  в  зоне  пляжа  неестественно
быстро светало:  откуда-то  струился  золотисто-розовый  свет.  Он  поднял
голову-узнать откуда. Румянец зари ярко выкрасил вознесенную над  островом
фигуру крылатой женщины; огромные  золотые  крылья  развертывались  вширь,
отражая свет вниз, в ущелья, а руки, прежде печально дремавшие  на  груди,
были протянуты в  этот  час  навстречу  верхним  лучам  скрытого  пока  за
горизонтом  солнца.  Ночь  кончилась...   Легкий   бриз   нарушил   тяжкую
недвижность воздуха. Кир-Кор направился к зверю. Тигр порычал для  порядка
и отступил под защиту камней затененной гряды. Совершенно не осторожничая,
Кир-Кор приблизился  к  нему  на  расстояние,  которое  тигр  мог  одолеть
коротким прыжком, остановился.
     - Уж слишком Ты, приятель, матерый...
     Готовности  прыгнуть  хищник  не  проявлял.  Лег  на  брюхо,  вытянул
передние лапы.  Зеленоватые  зрачки  рыжих  глаз  внимательно  следили  за
действиями незнакомого человека. Хвост свой  рыжеглазый  субъект,  правда,
держал пока в напряжении. И совершенно напрасно. Кир-Кор  уже  понял,  что
зверь не опасен. Это был крупный, старый  самец,  вконец  обленившийся  за
решеткой вольера, избалованный вниманием людей. Боец из него,  разумеется,
никакой. Правда, утренний голод все же причинял ему известное беспокойство
(сытый зверь не стал бы вынюхивать в пене прибоя мелкую живность). Кир-Кор
сел на корточки и, глядя в рыжие глаза, спросил вполголоса:
     - Ну что, усатая морда? Что мне теперь с тобой делать, а?..
     Хвост зверя обмяк,  зеленоватые  зрачки  шевельнулись:  влево,  вниз,
вправо. Тигры не выдерживают прямой взгляд человека.
     - И откуда ты свалился на мою голову? Вернее - зачем?.. Ведь ты здесь
функционеров МАКОДа заиками сделаешь.
     Зверь с тихим стоном приоткрыл пасть, окантованную белой  шерстью,  и
было видно, как он старается подавить неуместный в этой ситуации зевок.
     - Еще до того, как ты успеешь открыть пасть пошире, боевики МАКОДа  -
маракас! - продырявят твою драгоценную шкуру в очень многих местах.
     Тигр выпустил и спрятал когти.
     - Не поможет. - Кир-Кор  покачал  головой.  -  Вот  что,  приятель...
Давай-ка, на всякий случай, я тебя усыплю. Согласен?
     Тигр уткнул морду в передние лапы. Очень мощные  лапы.  Одним  ударом
быка убить можно.
     - Молодчина, - похвалил Кир-Кор. - Быстро соображаешь. Это совсем  не
больно, - успокаивал он зверя, сосредоточиваясь. -  Даже  наоборот.  Голод
терзать не будет. Глубокий покой до самого вечера...
     Усыпляя не очень-то склонного спать натощак пациента, он поглядывал в
сторону моря. Ему казалось, будто время от времени он ощущает  ослабленный
аурический зов... Это его отвлекало.
     Зверь уснул. Кир-Кор вышел  на  мокрый  песок,  остановился  у  самой
границы наката и минуту спустя увидел, как первые лучи солнца алым золотом
воспламенили парус только что  обогнувшего  восточные  буруны  спортивного
судна. Он сразу понял, что это "Алмаз". Еще до того, как успел  определить
тип суденышка  и  разглядеть  на  палубе  стройную  фигурку  в  матросском
костюме.
     - Клянусь Театральным и прочими островами всех  земных  океанов,  это
"Алмаз"!
     - Кири-и-ил! - звала рассветная даль. - Кири-и-ил!
     Катамаран приближался к берегу не снижая скорости.
     - Эй, шкипер, побереги  кили!  -  крикнул  Кир-Кор,  предупредительно
вскинув над головой скрещенные руки.
     Ни крик, ни тревожные жесты  не  отрезвили  беспечного  шкипера.  "О,
небо! - изумился Кир-Кор. - Что она делает?!"
     - Право руля! - рявкнул  он  в  последний  момент.  Сдвоенный  корпус
"Алмаза" круто взял вправо. Но уже было поздно: суденышко  на  повороте  с
ходу врезалось  в  донный  песок.  И  прежде,  чем  над  канатами  релинга
замелькали, кувыркаясь в воздухе, фигура в белой матроске, белые  туфли  и
спикард в белом  чехле,  Кир-Кор  ощутил  ногами  сопротивление  воды,  не
успевающей раздвигаться под его бешеными ступнями.  Сквозь  шум  в  голове
слух уловил сдавленный вопль.
     На месте аварии глубина была не  больше  метра,  однако  накаты  волн
вносили свои коррективы - вода подступала к груди.
     - Кирилл... прости меня, Кирилл! - шептала Марсана, задыхаясь  в  его
мокром объятии. - Иначе я не могла... Я  должна  была  попытаться  увидеть
тебя!..
     Он вынес ее на берег. Марсана машинальными движениями рук  пригладила
свои намокшие волосы и смахнула капли с лица. Она  смотрела  ему  в  глаза
очень внимательно и откровенно.
     Поцелуй был глубокий, медленный, жаркий. Все, вокруг поплыло куда-то,
сроки теряли значение. Реальность мира грозила иссякнуть.
     - Кир...
     - Молчи.
     - Люблю тебя.
     - Молчи. Не говори ничего.
     - Я с ума сойду!..
     - Я с тобой уже обезумел.
     - Больше ни слова. О небо...
     Они опомнились, когда над их головами закричали первые чайки.
     - Это что за планета? - спросила она.
     - Издеваешься, да?
     - Нет. - Она зачерпнула горсть песка, просыпала  его  сквозь  пальцы.
Вздохнула. - У меня ощущение... ну, такое, будто я сейчас... будто  нет  у
меня моей планеты.
     Теперь уже он внимательно посмотрел на  нее.  И  краем  глаза  уловил
какое-то движение в тени под "тигровой" грядой. "Маракас,  я  ведь  совсем
забыл про усатого!.."
     Зверь сменил позу: вытянув лапы, распластался на левом боку.  Светлое
брюхо стало почти незаметным на светлом песке.
     Он надеялся, что взгляд Марсаны скользнет мимо. Да не тут-то было.
     - Мама моя!.. - Рука ее дрогнула. - Неужели там тигр?!
     - Не надо бояться, он  спит.  И  спит  очень  крепко.  Разбудить  его
невозможно. Разве что к вечеру...
     - А откуда... зачем он спит здесь?!
     - Так вышло. Бедняга... В этом он абсолютно не виноват.  Дырявые  тут
зоопарки...
     - Впервые слышу о зоопарке на Театральной. Хотя...  все  может  быть.
Как давно я тут не была!..
     - Все может быть... что бывает.
     - Очень глубокая мысль!.. - Она рассмеялась. Тихо и (ему  показалось)
с опаской.
     - Смейся и говори в полный голос. Разбудить зверя  тебе  не  удастся.
Даже если ты станешь таскать его по всему пляжу за хвост.
     - Не стану, - тихо сказала она. - Поцелуй меня...
     Пронзительно кричали чайки. Шалая волна тяжко бухнулась в плотный  от
влаги песок. Накат принес Марсане упакованный в белую пену презент - белую
туфлю с левой ноги.
     - Дар Нептуна, - отметил Кир-Кор.
     - Дар бесполезный... А может, вторая на палубе?
     - Вряд ли. Я видел ее свободный полет на канатами релинга.
     Он взглянул на суденышко и пружинно поднялся.  Не  разуваясь  (теперь
все равно), поспешил  в  воду.  Неуправляемый  катамаран,  снятый  с  мели
волнами  и  напором  берегового  бриза,  отваливал  в  море.  Самое  время
воспрепятствовать его вероломному дрейфу...
     Мощная вспышка остановила спасателя на полдороге. Тонкий, прямой, как
струна, плазменный шнур с громким шипением  быстро  скользил  сверху  вниз
вдоль плоскости "румб-электро", пожирая элементное полотно, оставляя после
себя невыносимо яркий след  и  фейерверочную  трескотню  осколков  несущей
конструкции. Все было кончено за три секунды:  вместо  паруса,  поворотной
трубы и мачтовой арматуры на палубе возвышался, дымясь, жалкий обглодыш...
     - Эй, лавонгайские  утки!  -  обратился  Кир-Кор  к  рифленому  днищу
зависшего  над  суденышком  поискового  дисколета  с  надписью  на  борту:
"Лавонгай". - Неужели вам могло прийти в голову,  будто  я  собираюсь  под
вашим прицелом удрать на парусной лодке? Никогда не поверю.
     Борт с надписью не отвечал. Поглядывая на Марсану,  недвижно  сидящую
на песке в странной и,  должно  быть,  неудобной  позе,  на  изуродованный
катамаран, на жужжащее по-шмелиному днище "искателя", Кир-Кор выбирался на
берег. Молчание вооруженного монстра его не  заботило.  Экипаж  промолчал,
потому что им нечего было сказать. На его упрек им  просто-напросто  нечем
ответить. А ему и не надо ответа. Ему достаточно знать, что там, на  борту
дисколета, превосходно слышали каждое его слово.
     - Что случилось? - с тревогой спросила Марсана.
     - Ты видела.
     Он выхватил из пены вторую белую туфлю:
     - Вот... Стихия взяла - стихия вернула.
     - Зачем они так?
     - Правила здесь у них, понимаешь, такие.
     - Правила?
     - Ну обычай такой. Раньше гостей хлебом-солью встречали...  Чего  тут
неясного?
     - А если бы они случайно попали в тебя?!
     - Не подавай им идею. На борту слышат нас.
     - Думаешь?..
     - Да. Это большой поисковый "блин" спецназначения. Там фиксируют  наш
разговор. Каждое слово.
     - Недоумки! - сказала Марсана в сторону дисколета и повертела пальцем
у лба. - Вот вам мое слово.
     - Не надо, Марсана. Экипаж ни при чем.  Они  обязаны  были  исполнить
приказ командира.
     -  Приказ  расстрелять  безобидный   прогулочный   катамаран   мирной
контурской" общины!
     - Увы.
     - Приказ нелеп, у командира явно поехала крыша. Не исключено,  что  и
весь экипаж срочно нуждается в клиническом освидетельствовании здоровья.
     - Ну... не настолько уж он и нелеп,  этот  злосчастный  приказ.  Если
подойти к делу строго. Просто они решили подстраховаться.
     - От чего страховаться?
     - От непредсказуемых действий нарушителя. Мало ли что...
     - Кто нарушитель?
     - Я. Но ты не волнуйся. Тебе незачем волноваться.  -  Он  смотрел  на
утес, где возвышалась величественная фигура крылатой женщины.
     - Кирилл... Если не секрет... что ты нарушил?
     - А вот это они мне сейчас объяснят.
     Из-за утеса на крутом вираже стремительно выходило  к  месту  событий
звено синих спецреалетов серии "финист". "Армада,  -  подумал  Кир-Кор.  -
Верный признак того, что меня уважают".
     Со стонущим звоном три флаингмашины в  тесном  строю  промчались  над
пляжем и резко ушли на "свечу", унося в зенит двойные отражения солнца  на
сдвоенных блистерах. Вверху строй элегантно  распался,  и  какое-то  время
каждый "финист" действовал самостоятельно: два  из  них  завертели  вокруг
"искателя" какую-то сложную воздушную карусель с  бочками,  восьмерками  и
полупетлями,  демонстрируя  эффектные  маневры  расхождения  на  встречных
курсах, а  третий,  совершив  с  инспекционной,  видимо,  целью  несколько
челночных и круговых облетов подбитого катамарана, "свечой"  устремился  в
зенит, где вновь собрал  сотоварищей.  В  строе  звена  тройка  "финистов"
вернулась в пространство  над  территорией  пляжа,  зависла  на  небольшой
высоте и, заметая песком глыбу слоновьей башки, быстро села.
     "Имеем  дело  с  профессионалами,  -  подумал  Кир-Кор.  -   Это   не
лавонгайские "утки", отнюдь". Подал руку Марсане,  помог  ей  подняться  и
мельком взглянул на спящего тигра. Марсана стряхнула со  ступней  налипший
песок, молча обулась. Крышки люков флаингмашины-лидера отошли от  корпуса,
как чуть  приподнятые  крылья  орла,  и  скользнули  назад.  Люки  ведомых
остались закрытыми. Кир-Кор ощутил, как Марсана прижалась к  нему  плечом.
Несколько секунд томительного ожидания.
     - Что они собираются делать?  -  спросила  Марсана  с  напряжением  в
голосе.
     -  Ничего  особенного.  Скорее  всего,  меня  арестуют.  Слишком   не
вовремя...
     Из кабины лидера вышли двое парней. Блондин и  брюнет.  В  одинаковых
летних костюмах. Белые брюки спортивного кроя, короткие  легкие  куртки  с
неброской эмблемой МАКОДа на рукаве - черный зигзаг в черном контуре ромба
с мягко округленными углами. Куртки расстегнуты, но; похоже, оружия у этих
парней не было. Оно могло быть у тех, кто не вышел.
     Кир-Кор   ощущал   накопление   стрессового   возбуждения    Марсаны.
Деликатность ситуации визитерам надо бы иметь в виду...
     - Остановитесь, - спокойно обронил он,  когда  им  оставалось  пройти
шагов пять-шесть. - Не то приказал,  не  то  посоветовал.  Парни  спокойно
остановились точно на том месте, где их застал  спокойный  приказ.  У  них
была хорошая нервно-мышечная реакция.
     Миролюбивым жестом приветствия визитеры синхронно вскинули  руки  над
головой. Синие глаза блондина недурно  сочетались  с  римским  профилем  и
приятным выражением мужественного лица. Профиль напарника (как, впрочем, и
фас)  вызывал  иные  географические  ассоциации,   -   генеральная   ветвь
родословной брюнета  формировалась,  должно  быть,  под  сильным  влиянием
чукотского меридиана.
     Блондин произнес предписанную МАКОДом ритуальную формулу встречи:
     - Грагал, примите наше присутствие в вашей жизни!
     - Земляне, примите мое!
     - Эвгина, примите наше присутствие...
     - Подите вы к черту, эвандр.
     Мужественное лицо блондина не изменило своего приятного выражения.
     -  Марсана  Панкратия   Гай,   я   догадываюсь   о   причине   вашего
неудовольствия.  Лавонгайские  функционеры  действительно  превысили  свои
полномочия,  в  связи  С  чем  МАКОД  обязуется  расследовать  инцидент  и
возместить контурской общине нанесенный материальный ущерб.  В  двукратном
размере. Как, по-вашему, Кирилл Всеволодович, я ничего не упустил?
     - На  мой  взгляд,  вы  упустили  самое  существенное:  обязательство
возместить моральный ущерб.
     - Моральный?.. Гм... Возместить - да. Но в какой форме?
     - Форму определит, Должно быть, совет  контурской  общины.  И  второе
упущение: вы оба забыли представиться.
     - Таграй Коянтов, - назвал себя молчаливый брюнет.
     - Борислав Васильев,  -  представился  блондин  и  вынул  из  кармана
визит-дассар - полупрозрачный шарик с двумя красными вмятинами.  -  Мне  и
Таграю  выпала  честь  передать  вам   приветствие   эвархов   Камчатского
экзархата.
     Кир-Кор левой рукой поймал дассар в воздухе. Вокруг одной из вмятин -
едва заметная  надпись  колечком:  "Кириллу  Корнееву",  вокруг  другой  -
"Агафон Ледогоров". Кир-Кор  мог  ознакомиться  с  видеопосланием  экзарха
единолично (ему достаточно было для этого просто сжать  шарик  послания  в
кулаке), но, взглянув на Марсану, он выставил шарик перед собой, и  сдавил
пальцами красные вмятины.
     Голубым  веером   распахнулся   видеосектор,   вспыхнуло   и   угасло
изображение  знака  Ампары  -  белая   четырехлучевая   звезда   с   мягко
округленными внутренними углами. Девять раз вспыхивала и  угасала  звезда,
прежде чем появилось изображение головы  Агафона.  Кир-Кор  приблизительно
знал, что скажет в приветствии эта очень красивая длинноволосая  голова  с
выражением мировой скорби в  серых  глазах.  Вступление  будет  длинным  и
начнется чем-нибудь вроде: "Да вместишь ты в себя беспредельность  Ампары,
Кирилл, как она вмещает тебя!.."
     Без всяких вступлений Ледогоров  озабоченно  проговорил:  "Поспеши  к
нам, Кирилл Всеволодович, жду тебя  с  нетерпением.  Вчера  была  связь  с
Новастрой. Есть новости. В том числе  и  тревожные..."  Голубой  видеовеер
сложился полоской и юркнул в прозрачность дассара.
     "Это  все?"  -  удивился  Кир-Кор.  Необычный  лаконизм  экзарха  его
насторожил.  Он  заново  перебрал  в  уме  слова  обращения.  Два  десятка
торопливых, мало что значащих слов.. Четыре фразы. Как четыре  луча  знака
Ампары... Последнее  слово  последней  фразы  внезапно  его  испугало.  На
мгновение  потемнело  в  глазах,  ноги   потеряли   привычную   твердость.
Четырнадцать лет назад с ним уже было такое. В ту минуту, когда  он  вдруг
осознал, что Нина погибла...
     - Сибур?! - выдохнул Он. - Говорите же, говорите!
     Функционеры МАКОДа переглянулись.
     - Я ничего не знаю, - ответил Таграй. - Честно! Клянусь Ампарой!
     - Я тоже, - сказал Борислав. - Но... если я чего-нибудь не перепутал,
экзарха вчера взволновал какой-то Менар.
     Кир-Кор обернулся к Марсане. Она погладила его плечо.
     - Я найду тебя, - сказал он. - Клянусь Ампарой и всеми ее  символами,
найду!..

                             Конец 1-й части

__________________________________________________________________________

     Сканиpовал: Еpшов В.Г. 09/08/98.
     Дата последней редакции: 11/08/98.