Александр МИРЕР

                               ДОМ  СКИТАЛЬЦЕВ

                       КНИГА ПЕРВАЯ. "ГЛАВНЫЙ ПОЛДЕНЬ"

                ЧАСТЬ ПЕРВАЯ, РАССКАЗАННАЯ АЛЕШЕЙ СОКОЛОВЫМ

                             УТРО. ФЕДЯ-ГИТАРИСТ

     В тот день с утра было очень жарко и солнечно. От  жары  я  проснулся
рано, позавтракал вместе с матерью и рано,  задолго  до  восьми,  пошел  в
школу. Помню, как на проспекте сильно, терпко пахло тополевыми  чешуйками,
и липы были дымные, светло-зеленые, и солнце горело в витринах универмага.
Дверь магазина была заперта, но Федя-гитарист уже сидел на  ступеньках  со
своей гитарой и жмурился. Я еще подумал,  что  на  молокозаводе  кончилась
ночная  смена  и  Федя  прямо  с  работы  явился  ка  свидание  с  Неллой,
продавщицей из обувной секции. Я прошел по другой стороне  улицы,  свернул
за угол, к школе, и тогда уже удивился - не такой он человек, Федя,  чтобы
сидеть и ждать. Он лучше встретит девушку около дома и проводит с  громом,
с гитарой - э-эх, расступись!.. Он такой парень. Утро,  вечер  -  ему  все
нипочем. Я думал о нем и улыбался, потому что  мне  такие  люди  нравятся.
Потом я стал думать, удастся ли днем, после  школы,  накопать  червей  для
рыбной ловли.
     Я прошел по пустой лестнице, положил портфель и посмотрел в окошко.
     Федя-гитарист по-прежнему сидел на ступеньках универмага и держал  на
вытянутых руках гитару. Понимаете? Он ее рассматривал и хмурился: что  это
мол, за штука? Пожал плечами. Взял несколько  аккордов  и  еще  раз  пожал
плечами. Потом он стал притопывать ногой и с удивлением  смотрел  на  свой
ботинок, заглядывая сбоку, на петушиный манер, - гитара ему мешала.
     Я опять заулыбался - наш  знаменитый  гитарист  будто  заново  учился
играть на гитаре. Выдумает же - забавляться так чудно и в такую рань!
     Минуты через две-три у универмага появился  заведующий  почтой.  Федя
его окликнул. Мне через стекла не было слышно, что  сказал  Федя-гитарист,
но заведующий почтой свернул и подошел к ступенькам.
     И тогда произошло вот что.  Заведующий  сделал  неверный  шаг,  двумя
руками схватился за  грудь,  сразу  выпрямился,  опустил  руки  и  зашагал
дальше, не оглядываясь. Через полминуты стеклянная дверь почты  открылась,
заведующий  скрылся  за  ней,  а  потом  до  меня  долетел   резкий   стук
закрывающейся двери. Федя сидел, словно ничего не произошло, и  постукивал
по гитаре костяшками пальцев. А я уж смотрел на него во все глаза: что  он
еще выкинет? На улице стало людно - шли служащие на работу,  из  подъездов
выскакивали ребята и мчались к школьному подъезду.  До  звонка  оставалось
всего пять минут. Степка, торопясь,  сдувал  с  моей  тетради  задачки  по
геометрии. Я смотрел, значит, целых полчаса, а  Федя  все  сидел,  опустив
гитару к ноге, и равнодушно  жмурился  на  прохожих.  И  вдруг  он  поднял
голову... Тяжко подрагивая при  каждом  шаге,  к  почте  торопился  седой,
грузный телеграфист, важный, как генерал. Он всегда проходил  мимо  в  это
время, всегда спешил и перед угловой витриной универмага смотрел на часы и
пытался прибавить шагу. Он весит килограммов сто,  честное  слово!  Именно
его Федя выбрал  из  всех  прохожих  и  что-то  ему  говорил,  просительно
наклоняя голову. Тот обернулся - даже его спина, туго обтянутая  форменной
курткой, выражала недовольство.
     Я приподнялся. Старый телеграфист будто налетел на невидимую веревку.
Нырнул всем корпусом, просеменил и остановился, схватившись обеими  руками
за грудь.  Я  думал,  он  упадет.  Гитарист  равнодушно  смотрел  на  свой
притопывающий ботинок, не приподнялся даже, скотина такая! Старик  же  мог
насмерть разбиться о ступеньки. К счастью, он не упал - выпрямился  и  как
будто взял  у  гитариста  что-то  белое.  И  сразу  пошел  дальше  прежней
походкой. Хлопнула дверь почты, только солнце уже не блеснуло в стекле.  А
Федя-гитарист встал и пошел прочь.
     Гитара осталась на ступеньках.
     Я оглянулся - учителя еще не было - и прыгнул через  скамьи  прямо  к
двери. Кто-то вскрикнул: "Ух!" - я вылетел в коридор и  ходом  припустился
вниз, торопясь  проскочить  мимо  учительской,  чтобы  вдруг  случайно  не
встретиться с Тамарой Евгеньевной.
     Звонок заливался вовсю, когда я выбежал из подъезда.  Улица  казалась
совсем другой, чем сверху, и гитары не было на  ступеньках  универмага.  Я
пробежал вперед, на газон между тополями, и увидел совсем близко Федю - он
успел вернуться за гитарой и опять отойти шагов на  двадцать.  Черный  лак
инструмента отражал все, как выпуклое зеркало на автобусах: дома, деревья,
палевый корпус грузовика, проезжающего мимо.  И  меня,  а  рядом  со  мной
кого-то еще. Я оглянулся. Рядом со мной стоял Степка, совершенно белый  от
волнения.

                                   ТАКСИ

     - Ты что? Тревога? - спросил Степка.
     - С ним что-то неладно. - Я кивнул на спину гитариста.
     - С Федором? А тебе-то что за дело? Ну и псих...
     Я не знал, как быть. Мы торчали посреди улицы, где любой учитель  мог
нас взять на карандаш и завернуть обратно в школу. А гитарист удалялся  по
проспекту вниз, к Синему Камню - это у нас  поселок  так  называется,  два
десятка домов за лесопарком. Тут выглянула из школы техничка тетя Нина,  и
мы, как зайцы, дунули через улицу.
     Гитарист неторопливо вышагивал по длинным полосам тени, здоровался со
знакомыми, встряхивал чубом. Мы шли за ним. Зачем?  Я  этого  не  знал,  а
Степка тем более. Он взъерошился от злости, но вел себя  правильно  -  шел
рядом и молчал. Так мы прошли квартал, до нового магазина "Фрукты - соки",
перед которым стояло грузовое такси. Оно  тоже  было  новое.  Взрослые  на
такое не обращают внимания, а мы знали, что в городе появились  два  новых
грузовых такси, голубых, с белыми полосами и шашками по бортам и с  белыми
надписями "таксомотор".  Сур  нам  объяснил,  почему  "таксомотор":  когда
автомобили только появились, их называли  "моторами".  Так  вот,  одно  из
новых такси красовалось у тротуара  и  уютно  светило  зеленым  фонариком.
Мордастый водитель сидел на подножке, насвистывал Федину любимую песню "На
Смоленской дороге снега, снега...". Мы видели по гитаристовой  спине,  что
он и такси заметил, и водителя, и свою "Дорогу" услышал и  узнал  отлично.
Он небрежно вышагивал - высокий, поджарый, в черных брюках и рубашке  и  с
черным инструментом под мышкой. Конечно, водитель с ним поздоровался. Федя
остановился и сказал:
     - А, привет механику!
     Я подхватил Степку за локоть, и мы  прошли  мимо  и  остановились  за
кузовом машины. Степка молча, сердито выдернул  локоть.  Машина  дрогнула,
завизжал стартер... Я пригнулся, заглянул  под  машину  и  увидел  ногу  в
черной штанине. Нога поднималась с земли на подножку. Это гитарист садился
в кабинку. "Давай", - сказал я, и мы  разом  ухватились  за  задний  борт,
перевалились в кузов, под брезентовую крышу, пробежали вперед  и  сели  на
пол. Спинами мы прижимались к переднему борту, и нас не могли заметить  из
кабины.  И  машина  сразу  тронулась.  Пока  она  шла  тихо,   я   рискнул
приподняться и заглянуть в окошечко - там ли Федя. Он был там. Гриф гитары
постукивал о стекло.
     Я прижал губы к Степкиному  уху  и  рассказал  о  заведующем  почтой,
телеграфисте и вообще о Фединых фокусах. Машина ехала  быстро.  На  ухабах
нас било спинами и головами о доски борта. Поэтому,  может  быть,  посреди
рассказа я стал сам с собой спорить. Сказал, что  я  дурень  и  паникер  и
напрасно втянул Степку в историю. Конечно, Федя вел себя очень странно, да
какое наше дело? Он вообще чудной. А я паникер.
     Степка убрал ухе и сморщился. Он  моей  самокритики  не  выносит.  Он
показал, как играют на гитаре, и прошептал:
     - А это он что - разучился? Ты видел, чтобы он гитару забывал?
     Я зашептал в ответ, что после ночной смены можно голову  позабыть,  а
не гитару. Что Феде просто надоело ждать Нелку. Он сидел, ему было скучно,
и он шутил со знакомыми. Например, так: "А почту вашу ограбили". Почтари -
будь  здоров!  -  хватались  за  сердце.  Потом  он  решил  поехать  Нелке
навстречу, воспользовался своей популярностью и поехал на грузовом  такси.
Нормальное поведение. Друзей у него в  городе  каждый  третий.  Ну  каждый
пятый, не меньше...
     - К Нелке поехал? - сказал Степка. - Она  живет  в  обратной  стороне
вовсе. - Он подумал и добавил: - Хороши шуточки! А с гитарой на  завод  не
пускают.
     - Его везде пропустят.
     - Это молокозавод, - сказал Степка. - Там чистота и дисциплина. А  ты
- идиёт.
     Я все-таки рассердился:
     - Ну, паникер, ну, шпионских книжек начитался, но почему я идиот?
     - Потому. Федька вчера выступал в совхозе, в  ихнем  клубе.  Загулял,
наверно. А ты - лапша. Начал дело - доведи его до конца.
     - Вот сам и доводи до конца, - окрысился я и полез к  заднему  борту,
чтобы спрыгнуть, но в эту секунду по кузову забарабанили  камешки,  машина
резко прибавила скорость, - кончился город, пошло шоссе. Мы  слышали,  как
смеются в кабине  те  двое,  а  машина  летела,  как  реактивный  самолет.
Приходилось ехать дальше. Мы в два счета проскочили стадион, сейчас  будет
подъем, и там спрыгнем... В-з-з-з! - внезапно провизжали  тормоза,  машина
встала, и мы ясно услышали голос гитариста:
     - ...Пилотируешь, как молодой бог. Будь здоров!
     - Да что там! - говорил водитель. - Будь здоров!
     Степка влепил кулаком себе по коленке... Здесь, на юру, из машины  не
вылезешь - кругом поле. Но гитарист небрежно сказал:
     - А поехали со мной,  механик...  Здесь  рядом.  Покажу  такое  -  не
пожалеешь.
     Степка развел и сложил ладони: ловушка, мол... Я  кивнул.  Мы  ждали,
выкатив глаза друг на друга. Удивительно  был  прост  этот  "механик"!  Он
только проворчал:
     - Поехать, что ли... Не сядем?..
     Дверца хлопнула,  машина  прокатилась  до  лесопарка  и  свернула  на
проселок.
     Нас кидало в кузове, пыль клубами  валила  сзади  под  брезент.  Зубы
лязгали. Я чихнул в живот Степке. Но машина скоро остановилась.
     - Пылища - жуть, - произнес Федин голос. - Топаем, механик?
     Водитель не ответил.
     - Э, парень, да ты чудак! - весело сказал Федя.  -  Сколько  проехал,
полста метров осталось... Ленишься? Езжай тогда домой.
     - На "слабо" дураков ловят, - прошептал Степа.
     Водитель шел неохотно, оглядывался на машину. Место  было  подходящее
для темного дела - опушка елового питомника. Елочки здесь приземистые,  но
густые и растут очень тесно. Сначала скрылся  за  верхушками  русый  хохол
гитариста, потом голова шофера в грязной кепке.
     Мы спрыгнули в пыль, переглянулись, пошли. По междурядью,  по  мягкой
прошлогодней хвое. Впереди, шагах в двадцати, был  слышен  хруст  шагов  и
голоса.

                                ЕЛОВЫЙ ПЕНЬ

     Междурядье было недлинное. Еще метров пятьдесят - и откроется круглая
полянка. Туда и вел Федя таксиста, причем их аллейка попадала аккуратно  в
середину поляны, а наша как бы по касательной, вбок. Я  было  заторопился,
но Степан махнул рукой, показывая: "Спокойно, без спешки!".
     Эх, надо было видеть Степку! Он крался кошачьим шагом, прищурив рыжие
глаза. Мы с Валеркой знали, и Сур знает, что Степка - настоящий храбрец, а
что он бледнеет, так у него кожа  виновата.  На  этом  многие  нарывались.
Видят - побледнел, и думают, что парень струсил, и попадают на его любимый
удар - свинг слева.
     Значит, Степка, такой белый, что хоть считай все веснушки, и я  -  мы
проползли последние два-три  метра  под  еловыми  лапами  и  заглянули  на
поляну.
     Солнца еще не было на поляне. Пробивались так,  полосочки,  и  прежде
всего я увидел, как в  этих  полосах  начищенными  монетами  сияют  ранние
одуванчики. Две пары ног шагали прямо по одуванчикам.
     - Ну вот, друг мой механик, - говорил Федя. - Видишь ли ты пень?
     - Вижу. А чего?
     - Да ничего. Замечательный пень, можешь мне поверить.
     - Пе-ень? - спросил шофер. - Пень,  значит...  Так...  Пень...  -  Он
булькнул горлом  и  проревел:  -  Ты  на  него  смотреть  меня  заманил...
балалайка?
     - А тише, - сказал Федя. - Тише,  механик.  Этого  пенечка  вчера  не
было. Се ля ви.
     - "Ля ви"? - визгливо передразнил шофер. - Значит, я  тебя  довез.  А
кто твою балалайку обратно понесет?  -  заорал  он,  и  я  быстро  подался
вперед, чтобы видеть не только их ноги. - И кто тебя обратно понесет?
     Федя сиганул вбок, и между ним и шофером  оказался  тот  самый  пень.
Шофер бросился на Федю. Нет, он хотел броситься, он пригнулся уже и  вдруг
охнул, поднял руки к груди и опустился в одуванчики. Все было так,  как  с
двумя предыдущими людьми, только они удерживались на ногах, а этот упал.
     Впрочем, он тут же поднялся. Спокойно так  поднялся  и  стал  вертеть
головой и оглядываться. И гитарист спокойно смотрел на  него,  придерживая
свою гитару.
     Я толкнул локтем Степана. Он - меня. Мы старались не дышать.
     - Это красивая местность, - проговорил шофер, как бы с трудом  находя
слова.
     Гитарист кивнул. Шофер тоже кивнул.
     - Я  -  Угол  третий.  Ты  -  Треугольник  тринадцать?  -  проговорил
гитарист.
     Шофер тихо рассмеялся. Они и говорили очень тихо.
     - Он самый, - сказал шофер. - Жолнин Петр Григорьевич.
     - Знаю. И где  живешь,  знаю.  Слушай,  Треугольник...  -  Они  снова
заулыбались. - Слушай... Ты водитель. Поэтому план  будет  изменен.  Я  не
успел доложить еще, но план будет изменен без сомнения...
     - Развезти эти... ну, коробки, по всем объектам?
     - Устанавливаю название: "посредник". План я предложу такой - отвезти
"большой посредник" в центр города. Берешься?
     Шофер покачал головой. Поджал губы.
     - Риск чрезвычайный... Доложи, Угол три. Я - как прикажут...
     Степка снова толкнул меня. Я прижимался к земле всем телом,  так  что
хвоя исколола мне подбородок.
     - Меня Федором зовут, - сказал гитарист.  -  Улица  Восстания,  пять,
общежитие молокозавода. Киселев Федор Аристархович.
     Шофер ухмыльнулся и спросил было:
     - Аристархович? - Но вдруг  крякнул  и  закончил  другим  голосом:  -
Прости меня. Эта проклятая... ну как ее... рекуперация?
     - Ассимиляция, - сказал гитарист. - Читать надо больше, пить  меньше.
Я докладываю. А ты поспи хоть десять минут.
     Они оба легли на землю. Шофер захрапел, присвистывая, а Федя-гитарист
подложил ладони под затылок и тоже будто заснул. Его губы и горло попали в
полосу солнечного света, и мы видели, что под ними шевелятся пятна  теней.
Он говорил что-то с закрытым ртом,  неслышно;  он  был  зеленый,  как  дед
Павел, когда лежал в гробу. Я  зажмурился  и  стал  отползать,  и  так  мы
отползли довольно много, потом вскочили и дали деру.
     Далеко мы не  убежали.  У  дороги,  у  голубого  грузовика,  спокойно
светящего зеленым глазком, остановились и прислушались.  Потони  не  было.
Почему-то мы оба стали чесаться - хвоя налезла под рубашки или просто так,
- в общем, мы боялись чесаться на открытом месте  и  спрятались.  Рядом  с
машиной, за можжевельником. Эта часть лесопарка  была  как  будто  нарочно
приспособлена  для  всяких  казаков-разбойников:  везде  либо  елки,  либо
сосенки, можжевельник еще, а летом потрясающе высокая трава.
     - Дьявольщина! - сказал Степка. - Они видели нас... Ох как чешется.
     - Они - нас? И при нас все говорили?
     -  Ну  да,  -  сказал  Степка.  -  Они  понарошку.  Чем  нас   гнать,
отвязываться,  они  решили  мартышку  валять.  Дьявольщина!..   Чтобы   мы
испугались и удрали.
     - Хорошо придумано, - сказал я. -  Чтобы  мы  удрали,  а  после  всем
растрезвонили, что шофер Жолнин  -  "Треугольник  тринадцать".  Тогда  все
будут знать, что он сумасшедший или шпион. Т-с-с!..
     Нет, показалось. Ни шагов, ни голосов. Через дорогу, у обочины,  тихо
стоял грузовик. Солнце взбиралось по колесу к надписи "таксомотор".
     - Да, зря удрали, выходит, - прошептал Степка.
     Зря? Меня передернуло, как от холода.  Все,  что  угодно,  только  не
видеть, как один хранит, отвалив челюсть,  а  второй  говорит  с  закрытым
ртом!
     - Хорош следопыт! - фыркнул Степка. - Трясешься, как щенок.
     - Ты сам удрал первый!
     - Ну, врешь. Я за тобой пополз. Да перестань трястись!
     Я перестал. Несколько минут мы думали, машинально почесываясь.
     - Пошли, - сказал Степка. - Пошли обратно.
     Я посмотрел на него. Не понимает он, что ли? Эти двое  нас  пришибут,
если попадемся. А подкрадываться, не видя противника, - самое гиблое дело.
     - Они же шпионы, - сказал я. - Мы должны сообщить  о  них,  а  ты  на
рожон лезешь. Слышал - клички, пароли, "большой посредник"? А "коробки"  -
бомбы, что ли? Надо в город подаваться, Степка. Ты беги, а я их выслежу.
     - В город погодим. Пароли... - проворчал Степан.  -  Зачем  они  сюда
забрались? Допустим, весь  разговор  был  парольный.  А  место  что,  тоже
парольное? Кто им мешал обменяться паролями в машине?
     - Ладно, - сказал я. - Главное, чтобы не упустить.
     - У него, гада, ларингофон, - сказал Степка. - Понимаешь?  В  кармане
передатчик, а на горле  такая  штука,  как  у  летчиков,  чтобы  говорить.
Микрофон на горле. Дьявольщина! Кому он мог докладывать? Либо они мартышку
валяли, либо шпионы. Здорово! И мы их открыли.
     Я промолчал. По-моему, шпионы - гадость, и ничего хорошего в них нет.
Выследили мы их удачно, только я, хоть  убейте,  не  понимал,  почему  так
переменился шофер возле этого пенька... Выл  обыкновенный  шофер  и  вдруг
стал шпионом! Этот - "Угол третий" - с утра вытворял штуки,  а  шофер  был
вполне обыкновенный... Может, и "Смоленская дорога", которую  он  свистел,
тоже пароль?
     У Степана очень тонкий слух. Он первым услышал  шаги  и  быстро  стал
шептать:
     - Я прицеплюсь к ним, а ты лупи в город. К Суру. Там и встретимся.
     Я прошептал:
     - Нет, я прицеплюсь!
     Но спорить было поздно. Затрещали  веточки  у  самой  дороги.  Первым
показался Федя - красный, пыхтящий, он тащил что-то тяжелое на  плече.  За
ним потянулось бревно  -  второй  его  конец  тащил  шофер.  Он  пыхтел  и
спотыкался. Медленно, с большой натугой, шофер и  Федя  перебрались  через
канаву.  Вот  так  здорово  -  они  тащили  пень!  Тот  самый,  о  котором
говорилось, что вчера его не было, с белой  полосой  от  сколотой  щепы  -
знаете, когда  валят  дерево,  то  не  перепиливают  до  конца,  оставляют
краешек, и в этом месте обычно отщепывается кусок.
     Шофер открыл дверцу в заднем  борту,  и  вдвоем  они  задвинули  пень
внутрь - машина скрипнула и осела. Чересчур он оказался  тяжелым,  честное
слово...
     Федя отряхнул рубаху. Гитара торчала за его спиной. Она была засунута
грифом под брючный ремень, а тесьма  куда-то  подевалась.  Я  помнил,  что
утром тесьма была. Федя изогнулся и выдернул гитару из-под ремня, а  шофер
подал ему узелок, связанный из носового платка.
     Мне показалось, что в узелке должны быть конфеты, так с полкило.
     Тут же Федя проговорил:
     - Конфет купить, вот  что...  В  бумажках.  -  Он  осторожно  тряхнул
узелок, шофер кивнул. - Лады, Петя. Я сяду в кузов.
     - Незачем, - сказал шофер. - Садись в кабину.
     - Мне бы надо быть с _н_и_м_и.
     - Слушай, - сказал шофер, - эти вещи я знаю лучше, я водитель. Включу
счетчик, поедем законно. Увидят, как ты вылезаешь из пустого кузова, будут
подозрения. Поглядывай в заднее окно. Довезем!
     - Ну хорошо. - Киселев прикоснулся к чему-то на груди,  под  рубахой.
Наклонился, чтобы отряхнуть брюки, и на его шее мелькнула черная  полоска.
Что-то было подвешено у него под рубахой на тесьме от гитары...
     Они полезли в кабину.
     Я знал, что мы должны  выскочить  не  раньше,  чем  машина  тронется,
потому что шоферы оглядываются налево, когда трогают. Я придержал Степку -
он стряхнул мою руку. Федя в кабине спрашивал:
     - Деньги у тебя найдутся внести в кассу? Я пустой.
     - На-айдутся, какие тут деньги... Километров  тридцать  -  трешник...
Зачем они теперь, эти деньги?!
     Они вдруг  засмеялись.  Заржали  так,  что  машину  качнуло.  Взревел
двигатель, и прямо с места машина тронулась задом, с поворотом, наезжая на
наш можжевельник. Мы раскатились в стороны.
     Голубой кузов просунулся  в  кусты  -  р-р-р-р!  -  машина  рванулась
вперед, и Степка прыгнул, как блоха, и уцепился за  задний  борт.  Я  чуть
отстал, и этого хватило, чтобы Степка оттолкнул меня ногами, сшиб на землю
и перевалился в кузов. И вот они укатили, а я остался.

                                ПУСТОЕ МЕСТО

     Я не ушибся, мне просто стало скверно.  Минуты  две  я  валялся,  где
упал, а потом увидел перед своим носом Степкину авторучку, подобрал  ее  и
поднялся. Пыль на дороге почти осела, только  вдалеке  еще  клубилась  над
деревьями. Я постоял, посмотрел. Закуковала кукушка - близко, с  надрывом:
"Ку-ук! Ку-ук!.."
     Она громко прокричала двадцать два или двадцать три раза, смолкла,  и
тогда я побежал на еловую  поляну.  Мне  надо  было  мчаться  в  город,  и
поднимать тревогу, а выручать Степку от этих людей - все я знал и понимал.
Меня, как собаку поводком, волокло на полянку, я должен был  посмотреть  -
тот пень или не тот. И я вылетел на это  место  и  едва  не  заорал:  пень
исчез.
     И если бы только исчез!
     Он совершенно следа не оставил, земля кругом не была разрыта, никакой
ямы, лишь в дерне несколько неглубоких вдавлин.
     Значит, Федя не соврал, что вчера этого пня не было.  Его  приволокли
откуда-то. Судя по траве, недавно - ночью или  утром.  Трава  под  ним  не
успела завянуть. А вот следы шофера и Феди.  Даже  на  поляне,  где  земля
хорошо  просохла,  они  пропечатались,  а  в  сырых  аллейках  были  очень
глубокими.
     Пень весил центнер, не меньше.
     Вот уж действительно дьявольщина, подумал  я.  То  притаскивают  этот
несчастный пень, то увозят... И больно он тяжел для елового пня.
     Федя сказал так: "Взять в машину  "большой  посредник"  и  отвезти  в
город".
     "Большой посредник"... Посредники бывают на военных играх, они  вроде
судей на футболе и хоккее - бегают вместе с игроками.
     Да, но люди, не пни же... Ставят, увозят...
     Совсем запутавшись, я начал искать следы тех, кто принес  "посредник"
сюда. Не мог он прилететь по воздуху и  не  мог  потяжелеть,  стоя  здесь,
правда? Так вот, никаких следов я не обнаружил, хотя излазил  все  аллейки
до одной. Минут пятнадцать лазил, свои следы начал принимать за  чужие,  и
так мне сделалось страшно, не могу передать. Когда рядом со мной  взлетела
птица, я начисто перепугался и без оглядки помчался на большую дорогу.

                                  АВТОБУС

     Я выбежал на шоссе, на свежий полевой ветер. Он разом высушил  спину,
мокрую от испуга и беготни, и я удивился, до чего хорош наступающий  день.
Солнце было яркое, а не туманное, как в предыдущие утра. Синицы орали  так
звонко и густо, будто над лесопарком висела сеть из  стеклянных  иголочек.
Несмотря на ранний час, асфальт уже подавался  под  каблуком,  и  хотелось
искупаться. Я представил себе, что сбрасываю тяжелые брюки и лезу в  воду.
Купание!.. О нем и думать не стоило. Надо было мчаться к  Суру,  поднимать
тревогу.
     Флажок автобусной остановки желтел слева от меня, высоко на  подъеме.
Пробежав к нему, я сообразил, что надо было бежать в обратную сторону,  не
навстречу автобусу, а от него, и не в гору, а вниз. Но возвращаться уже не
стоило, и, если некогда купаться, я хоть мог поглядеть с холма на пруды.
     И правда, от остановки открывалась панорама: прямо по шоссе - дома  и
водокачка Синего Камня, левее - лес и пруды с  песчаными  берегами,  потом
лесопарк и, наконец, весь наш городок  как  на  блюдечке.  Три  продольные
улицы и пять поперечных, завод тракторного электрооборудования,  элеватор,
молокозавод - вот и все. Мне, как  всегда,  стало  обидно.  Люди  живут  в
настоящих городах, с настоящими заводами, а наш - одно название что город.
Это  электрооборудование  делают  в  четырех  кирпичных  сараях.   Правда,
молокозавод новый, хороший.
     Я стал поворачиваться дальше, налево, обводя взглядом  круг.  По  той
стороне шоссе тянулись поля и пруды  совхоза,  перелески  и  дальше  гряда
холмов, уходившая за горизонт. Их я нарочно  приберег  напоследок,  потому
что на ближнем холме стоял радиотелескоп. Он был отлично виден  -  плоская
чаща антенны на сквозной раскоряченной подставке. Антенна  тоже  сквозная,
она только казалась сплошной и маленькой, с чайную чашку.  На  самом  деле
она была почти сто метров в  диаметре,  нам  говорили  на  экскурсии.  Под
телескопом белели три коробочки: два служебных корпуса и один  жилой,  для
научных  сотрудников.  Забор  казался  белой  ниточкой,  огибающей   холм.
Здорово! Очень хотелось увидеть,  как  телескоп  поворачивается,  но  чаща
неподвижно смотрела в небо,  и  ее  огромная  тень  неподвижно  лежала  на
склоне. Я загляделся,  а  тем  временем  приблизился  автобус.  Маленький,
синий, с надписью: "Служебный". Не стоило и руку поднимать, этот автобусик
был с радиотелескопа.
     И вдруг он остановился. Дверцу  даже  открыли  и  крикнули:  "Садись,
мальчик!".
     Я не стал бы рассказывать так дотошно про автобус и дорогу  в  город,
если бы не Вячеслав Борисович. Он ехал в этом автобусе, он меня и посадил:
водителю и Ленке Медведевой это бы и в голову не пришло. О нем я знал, что
он научный сотрудник с радиотелескопа. Довольно молодой, светловолосый,  в
сером костюме. Приезжий. Их там было человек  десять  приезжих,  остальные
местные, как Ленка Медведева - радиотехник.
     Вячеслав Борисович вел  себя  не  по-начальнически.  Он  смеялся  все
время, подшучивал надо мной: почему я такой красный и взъерошенный и что я
делал в лесопарке в учебное время. Я как-то растерялся и грубо спросил:
     - А вы зачем в рабочее время катаетесь?
     Он захохотал, хлопнул себя по ноге и воскликнул:
     - Вопрос ребром, а? А знаешь ли ты, что такое нетерпение сердца?
     Я покачал головой.
     - На почту пришел пакет, - сказал он нежно. - Голубенький. Ты  можешь
не улыбаться. Настала моя очередь. И нетерпение сердца велит мне  получить
голубое письмо немедленно. В самое рабочее время.  -  Он  потер  ладони  и
притворно нахмурился: - Но оставим это. Хороши ли твои успехи  в  королеве
наук - математике?
     Я сказал:
     - Не особенно.
     Вячеслав Борисович мне страшно понравился, и мы очень весело доехали.
Даже Ленка вела себя как человек. Понимаете, эти  девчонки,  едва  наденут
капроновые чулки, начинают на людей смотреть... Ну, как бы вам сказать?  У
них на лицах написано: "Нет, ты  не  прекрасный  принц  и  никогда  им  не
будешь".  Но  веселый  нрав  Вячеслава  Борисовича  действовал  на   Ленку
Медведеву положительно. Она улыбалась всю дорогу и  сказала  на  прощание:
"Будь здоров, привет Симочке". Симка - это моя сестра, старшая.
     Меня высадили на углу улицы Героев Революции, наискосок от тира, и  я
перебежал улицу, спустился в подвал и дернул дверь оружейной кладовой. Она
была заперта. Все  еще  надеясь,  что  Степка  в  зале  вместе  с  Суреном
Давидовичем, я метнулся туда.
     В стрелковом зале было темно, лишь вдалеке сняли мишени. Резко,  сухо
щелкали мелкокалиберные винтовки - трое ребят из техникума стреляли, Сурен
Давидович сидел у корректировочной трубы, а Степки не было.

                                 ТРЕВОГА!

     Когда я пригляделся в темноте, обнаружился еще Валерка - он махал мне
со стопки матов. Сурен Давидович проговорил, не отрываясь от трубы:
     - Зачем пришел?.. Хорошо, Верстович! - Это уже стрелку.
     Мы могли ввалиться к Суру хоть среди ночи с любым  делом  или  просто
так. Только не во время работы. Сур - замечательный тренер и сам  стреляет
лучше всех. Проклятая астма! Сур был бы чемпионом Союза, если б не  астма,
я в этом убежден.
     - Восьмерка  на  "четыре  часа",  -  сказал  Сур.  -  Дышите,  Ильин,
правильно.
     Я спросил у Верки:
     - Давно стреляют?
     - Только начали, - прошептал Верка. - А Степка где?
     - Помолчите, гвардейцы, - сказал Сурен Давидович.  -  Хорошо,  Ильин!
Бейте серию с минимальными интервалами!
     Я сам видел, что тренировка началась недавно - мишени чистые. Значит,
Сур освободится через час. Раньше не отстреляются.
     - Не узнаю вас, Оглоблин. Внимательней, мушку заваливаете!
     Невозможно было целый час ждать. Я подобрался к Суру и прошептал:
     - Сурен Давидович, тревога, Степа в опасности...
     Он внимательно покосился, кашлянул, встал:
     - Стрелки, продолжайте серию! Валерий, корректируй...
     Верка, счастливый, кинулся  к  трубе,  а  мы  вышли  в  коридор.  Мне
казалось, что Сурен Давидович очень рассержен и я стал торопливо, путаясь,
рассказывать:
     - Степка уехал  на  новом  такси  из  лесопарка,  а  в  такси  сидели
шпионы...
     - Какие шпионы? - спросил он. - Откуда шпионы?
     Я вернулся к началу - как шел и  увидел  Федю-гитариста.  Сур  слушал
вполуха, посматривая на дверь, глаза так и светились в темном коридоре.  Я
заспешил. Скоренько рассказал, как шофер свалился у пня.  Сурен  Давидович
повернулся ко мне:
     - Что-о? Тоже схватился за сердце?
     - И еще упал. Это не все, Сурен Давидович!
     - Подумай только, не все... - пробормотал он. -  Рассказывай,  Лешик,
рассказывай.
     Я рассказывал, и мне становилось  все  страшней.  В  лесопарке  я  на
четверть - да что, на десятую так не боялся. Там мы  были  вместе.  А  где
сейчас Степка? Я боялся, здорово боялся.
     Когда я закончил, Сур проворчал:
     - Непонятная история... Лично мне Киселев был симпатичен.
     - Федя? Еще бы! - сказал я. - А теперь видите, что получается!
     - Пока вижу мало. Пень был очень тяжелый, говоришь? - Он покосился на
дверь, откуда слышались выстрелы, и тогда я понял...
     - Оружие в нем, а в платке патроны! - завопил я. - Сурен Давидович! А
на шее автомат, на гитарном шнуре!
     - Лешик, не торопись. Оружие? - Он вел меня за плечо  к  кладовой.  -
Шпионам незачем прятать оружие. Я даже думаю, что шпиону просто  не  нужно
оружие.  Пистолетик,  может  быть...  Но  маленький,  маленький.   Бандит,
грабитель - другое дело.
     - Шпиону и оружие не нужно? Что вы,  Сурен  Давидович!  Везде  пишут:
бесшумный пистолет, авторучка-пистолет...
     - Авторучка - понятно, - говорил Сур, входя в кладовую.  -  Маленький
предмет, укромный. Хранится  на  теле.  Зачем  целый  пень  оружия?  Через
пень-колоду... Где мой блокнот? Вот мой блокнот. Сядь, Лешик. Я думаю, что
шпиону совсем не нужен пистолет. Шпион, который  выстрелил  хоть  однажды,
уже покойник... Побеги, пожалуйста, и пригласи сюда Валерика.
     Верка не особенно обрадовался приглашению. Он корректировал  стрельбу
больших парней, покрикивал гордым голосом.  Они  тоже  покрикивали:  Верка
путал, где чья мишень. Он вздохнул и побежал за мной, спрашивая:
     - А что? Тревога? Вот это да!
     Сур уже написал записку. Он сказал:
     - Валерик, время дорого. Лешик все расскажет тебе потом,  ни  в  коем
случае не по дороге. Так? (Я кивнул.) Так. Вот что я  написал  заместителю
начальника милиции капитану Рубченко: "Дорогой Навел Остапович! Ты знаешь,
я из-за болезни не могу выйти "на поверхность". Очень тебя прошу: зайди ко
мне в тир, срочно. Не откладывай, пожалуйста. Твой Сурен". Валерик,  беги.
Если нет дяди Павла, передай записку майору. Если нет обоих - дежурному по
отделу. Запомнил? Ты же, Лешик, ищи Степана. Тебе  полчаса  срока...  нет,
двадцать минут. А ты, Валерик, передай записку и сейчас же возвращайся.
     Он посмотрел на нас и, чтобы приободрить, сказал:
     - Гвардия умирает, но не сдается. Бе-егом ар-рш!

                          МЫ НАЧИНАЕМ ДЕЙСТВОВАТЬ

     Мы вылетели "на поверхность" и припустили по дворам. Что я мог успеть
за двадцать минут? Пробежаться по улицам да заглянуть  на  почту.  Милиция
тут же, рядом. (Почта выходит на проспект, а милиция - на улицу Ленина, но
двор у них один, общий с универмагом и химчисткой.)
     У нас есть правила, как вести себя при "тревоге". Сегодня  я  объявил
ее, а вообще мог объявить каждый, от Сура  до  младшего,  то  есть  Верки.
Сурен Давидович никогда не приказывал, его  и  так  слушались,  но  всегда
обсуждали, как лучше сделать то или это.  Когда  же  объявлялась  тревога,
споры-разговоры кончались. Сур становился командиром. Мне  было  приказано
двадцать  минут  разыскивать  Степку,  а  Верке  -  передать   записку   и
возвращаться. Значит, я не должен  заглядывать  в  милицию,  хотя  Степка,
конечно  уж,  постарался  навести  милицию  на  след.  И  Верка   напрасно
поглядывал на  меня,  пришлось  ему  идти  одному.  Я  посмотрел,  как  он
нерешительно поднимается  на  крыльцо,  а  сам  побежал  дальше.  На  углу
остановился, пригладил волосы. Казалось, все насквозь видят, зачем  я  иду
на почту.
     ...Солнце теперь светило вдоль улицы, мне в лицо.  Кто-то  выглядывал
из окошка математического кабинета на  третьем  этаже  школы.  Чудно  было
думать, что сейчас я виден из этого окна совершенно так же, как были видны
Федя-гитарист и остальные двумя часами раньше. Только я шел к школе лицом,
а не спиной, как почтари, и Федя не сидел на ступеньках.
     Ударила стеклянная дверь. Пахнуло  сургучом,  штемпельной  краской  -
нормальный залах почты. Я заставил себя не высматривать этих двух, которые
хватались за сердце. Сунул  руки  в  карманы  и  оглядывался,  будто  хочу
приобрести марку.
     Народу было немного, по одному у каждого окошечка. Степки не было.  В
самом деле, черта ли  ему  в  этой  почте!..  Кто-то  оглянулся  на  меня.
Пришлось для конспирации купить открытку за  три  копейки.  От  барьера  я
увидел, что оба почтаря на местах: один  сидел  за  столиком  с  табличкой
"Начальник отделения связи",  второй  работал  на  аппарате,  трещал,  как
пулемет.  Рядом  с  окошком,  в  котором  предавались   открытки,   висело
объявление, написанное красным карандашом:  "Объявлением!  До  16:00  сего
числа междугородный  телефон  не  работает,  так  как  линия  ставится  на
измерение". "Как они ее будут мерить, эту линию?" - подумал я,  взял  свою
открытку, и тут мне навстречу  открылась  дверь,  и  вошел  Федя-гитарист.
Открытка выскочила из моих пальцев и спланировала в угол, к урне...
     Я не спешил поднять открытку. Носком ботинка загнал  ее  за  урну  и,
кряхтя, стал выуживать -  смял,  конечно.  А  Федя  с  изумительной  своей
улыбкой придвинулся к окошечку и попросил своим изумительным баритоном:
     - Тамар Ефимовна, пяточек конвертиков авиа, снабдите от щедрот?
     Та, ясное дело, заулыбалась. Я подобрал открытку и с  дурацким  видом
стал подходить к  улыбающейся  Тамаре  Ефимовне,  а  Федя  установил  ноги
особенным, шикарным образом и разливался:
     - Погода ликует, вы же тут сидите, не щадя  своей  молодости...  -  и
всякую такую дребедень.
     Поразительно, как быстро я его возненавидел. Два часа назад я смотрел
на него с восторгом - что вы, Федор Киселев, первая гитара  города,  фу-ты
ну-ты! Сур только что сказал, что Киселев ему нравится, а сейчас  тревога,
поэтому "нравится" Сура надо считать приказом.
     Понимаете, до чего надо обалдеть, чтобы такие мысли полезли в голову?
     - А, пацан! - сказал Федя. - Получи _к_о_н_ф_е_т_к_у_.
     Он вынул из правого кармана карамельку "Сказка". На бумажке  -  тощий
розовый кот с черным бантиком на шее и черными лапами. Внутри -  настоящая
конфета. Я развернул ее, но есть не  стал.  Купили  они  конфет  все-таки!
Зачем?! Вот дьявольщина!
     А Суру я забыл рассказать про конфеты!
     - Это вам, Тамар Ефимовна, - сказал Федя и подал ей такую же конфету.
- Вам... прошу  вас...  угощайтесь.  -  Он  обошел  все  окошки,  все  его
благодарили.
     Прошло уже десять минут, но я отсюда уходить не собирался.
     - Те-тенька Тамара Ефимовна, - проныл я, - открытку я испортил,  -  и
показал ей смятую открытку.
     - Так возьми другую открытку, цена три копейки, - услышал я.
     Услышал. Лица Тамары Ефимовны я не видел, потому что смотрел на Федю,
а он достал из _д_р_у_г_о_г_о_ кармана конфету и ловко  перебросил  ее  на
стол начальника:
     - Угощайтесь, товарищ  начальник!..  И  вы,  пожалуйста!  -  Это  уже
старшему телеграфисту. - И вам одну. - Он обращался  к  девушке,  подающей
телеграмму, и достал очередную конфету опять из _п_р_а_в_о_г_о_ кармана...
- Я сегодня деньрожденник, угощайтесь!
     - Те-тенька, у меня денег больше нет, - с ужасом гудел я в это время,
потому что был уверен: конфеты из правого кармана отравлены. И  я  не  мог
закричать: "Не ешьте!". До сих пор стыжусь, когда вспоминаю  эту  секунду.
Мне, идиоту, казалось важнее поймать шпиона, чем спасти людей...
     - Тетенька, дайте тогда конфе-е-етку...
     Но поздно, поздно! Она уже хрустела этой  карамелькой,  а  бумажка  с
розовым котом, аккуратно  разглаженная,  красовалась  под  стеклом  на  ее
столе.
     - Вот какой! - сказала Тамара Ефимовна. - Какие  наглые  пошли  дети,
просто ужас! Вы слышали, Феденька?
     Все уставились на меня, лишь  толстый  телеграфист  трещал  на  своей
машине.
     Федя обмахивался конвертами, как веером.
     -  Любишь  сладенькое,  а?  Ты  ж  эту  не  съел,  сластена...  -  Он
приглядывался ко мне очень внимательно.
     Я начал отступать к двери, бормоча:
     - Симке, по справедливости... Одну мне - одну ей... Сестре,  Симке...
- Без всяких усилий я выглядел совершенно несчастным и жалким.
     Девушка, подающая телеграмму, покраснела - ей было  стыдно  за  меня.
Федя сказал:
     - Держи, семьянин, оп-ля!
     Я не шевельнулся, и конфета (из правого кармана) унала на линолеум.
     В эту секунду я почувствовал, что телеграфист, не поднимая  головы  и
ничего не говоря, подал знак Феде. И сейчас же со мной случилось  ужасное:
будто меня проглотило что-то огромное и я умер, но только на  секунду  или
две. Огромное выплюнуло меня. Конфета  еще  лежала  на  чистом  квадратике
линолеума, между мной и гитаристом, и он смотрел на меня как бы с испугом.
     Кто-то проговорил: "Очень нервный ребенок". Девушка сунулась  поднять
конфету, но Федя нагнулся сам, опустил  конфету  мне  в  руку  и  легонько
подтолкнул меня к двери. Бам! - ударила дверь.
     Я стоял на тротуаре, мокрый от волнения, как грузовая лошадь.
     А за стеклом  почти  уже  все  двигали  челюстями,  жевали  проклятые
конфеты. Даже толстый телеграфист - я видел, как он  сунул  карамельку  за
щеку.
     Они оживленно разговаривали. Кто-то показал пальцем, что  я  стою  за
окном, и я сорвался с места и ринулся к Сурену Давидовичу.

                              ДВОЙНАЯ ОБЕРТКА

     Степка не вернулся. В кладовой Верка чистил мелкокалиберный пистолет.
Сурен Давидович брился, устроившись на своей койке под окошком, в  глубине
каморки.
     - Гитарист раздает отравленные конфеты! - выпалил я. - Вот!
     Сур выключил бритву.
     - Эти конфеты? Почему же они отравлены? Вот водичка, налейся...
     Правда, я отчаянно хотел пить. Глотнул,  поперхнулся.  Верка  тут  же
врезал мне между лопаток.
     - Отстань, краснобровкин! - зарычал я. - На почту он пришел и раздает
конфеты. В правом кармане отравленные, а в левом - не знаю.
     - Опять почта? Сегодня слишком много почты. -  Сур  взял  развернутую
конфету, посмотрел. - Ты говоришь, отравлены? Тогда яд подмешали прямо  на
фабрике. Смотри, поверхность карамелек абсолютно гладкая. Давай  посмотрим
другую. - Он стал разворачивать  вторую  конфету  и  засмеялся:  -  Лешик,
Лешик! Ты горячка, а не следопыт... - Сур снял одного розового кота, а под
ним самодовольно розовел второй такой же.
     Валерка захихикал. Дураку было  понятно,  что  отравитель  не  станет
заворачивать конфетку в две одинаковые бумажки.
     - Кот в сапогах, - сказал Сур. - Автомат на фабрике случайно  обернул
дважды.
     Ох я осел!.. Я невероятно обрадовался и немного разозлился.  С  одной
стороны, было чудесно, что конфеты не отравлены и Тамар Фимна и  остальные
останутся в живых. С другой стороны, _з_а_ч_е_м_ он раздавал конфеты? Если
бы отравленные, тогда понятно, зачем. А простые? Или он карманы  перепутал
и своим дал отравленные, а чужим - и мне  тоже  -  хорошие?  Но  я-то,  я,
следопыт!.. В конфетной обертке не смог разобраться. Действительно, кот  в
сапогах. А я все думал: почему нарисован  кот  с  бантиком,  а  называется
"Сказка"? Сапоги плохо нарисованы - не то  лапки  черные,  не  то  сапоги.
"Попался бы мне этот художник!.." - думал я, рассказывая  о  происшествиях
на почте.
     Я упорно думал о неизвестном художнике, чтобы не вспоминать  про  то,
как я умирал. Об этом я не рассказал, а насчет всего остального  рассказал
подробно. Верка таращил глаза и ойкал - наверно, Сур объяснил ему кое-что,
пока меня не было.
     Сур записал мой доклад в блокнот. Потыкал карандашом в листок:
     - Из правого кармана он угощал всех, а из левого кармана - по выбору.
Так, Лешик? В лесу он  же  говорил,  что  надо  купить  конфет...  Хорошие
дела...
     - В левом отравленные! - страшным шепотом заявил Верка. - Точно, дядя
Сурен!
     - Не будем торопиться. - Он включил  бритву.  -  Романтика  хороша  в
меру, гвардейцы. (Ж-ж-ж-жу-жу... - выговаривала бритва.)  Думаю,  что  все
объяснится просто и не особенно романтично.
     - Шпионы! - сказал я. - Тут не до романтики.
     Он выключил бритву.
     - Скажи, а я, случаем, не шпион?
     - Вы?
     - Я. Живу в подвале, домой не хожу, даю мальчикам странные поручения.
Подозрительно?
     - Вы хороший, а они шпионы, - сказал Верка.
     - Никто не имеет права, - сердито сказал Сур, - обвинить  человека  в
преступлении, не разобравшись в сути дела. Поняли?
     - Поняли, - сказал я. - Но мы ведь не юристы и не следователи. Мы  же
так, предполагаем просто.
     - Не юрист? Вот и не предполагай. Если я скажу тебе, что, возможно  -
понимаешь, _в_о_з_м_о_ж_н_о_, - Киселев  затеял  ограбление?  Горячка!  Ты
будешь считать его виноватым! А так даже думать нельзя, Лешик.
     - Вот так так! А что можно?
     - Изложить факты Павлу Остаповичу, когда  он  придет.  Только  факты.
Долгонько же он...
     Верка сказал:
     - Он обещал быстро прийти. Говорит, освободится и живой ногой явится.
     Сур посмотрел на часы. Я понял его. Он думал о Степке. Но кто разыщет
Степку лучше, чем милиция?
     Мы стали ждать. Сурен Давидович велел мне  быть  в  кладовой,  а  сам
пошел в стрелковый зал.  Верка  побежал  во  двор,  высматривать  капитана
Рубченко. Я от волнения стал надраивать пистолет,  только  что  вычищенный
Веркой. Гоняя шомпол, заглянул в блокнот Сура.
     Он был прав,  в  пеньке  хранится  оружие,  с  конфетами  передаются,
предположим, записки, но почему все хватались за сердце?
     И тут Верка промчался в тир с криком:
     - Дядя Сурен, дядя Павел пришел!

                             КАПИТАН РУБЧЕНКО

     Павел Остапович Рубченко - друг Сура. Раньше они дружили  втроем,  во
третий, Валеркин отец, умер позапрошлой осенью. Для  нас  Павел  Остапович
был вроде частью Сура, и я чуть на шею ему не бросился,  когда  он  вошел,
большой, очень чистый, в белоснежной рубашке под синим пиджаком. Он  редко
надевал форму.
     - Здравия желаю, пацан!
     - Здравия желаю, товарищ капитан!
     - Какие у вас происшествия? Пока  вижу  -  проводите  чистку  оружия.
Опять школой пренебрегаешь?
     - У, такие происшествия... Вы Степку не видели?
     Он  Степку  не  видел.  Тут  заглянул  Сур  и  попросил  одну  минуту
подождать, пока он примет винтовки.  Рубченко  кивнул  в  сторону  тира  и
покачал пальцем.  Сур  сказал:  "Вас  понял"  -  и  позвал  меня  оттащить
винтовки. Ого! Рубченко не хотел, чтобы его здесь  видели,  следовательно,
уже известно кое-что... Я выскочил,  бегом  пота  ил  винтовки.  Сур  даже
чистку отменил, чтобы поскорее выпроводить студентов из тира, и сам  запер
входную дверь. Теперь нам никто не мог помешать, а Степка, в случае  чего,
откроет замок своим ключом или позвонит в  звонок.  Я  уселся  так,  чтобы
видеть двор через окно. Сурен Давидович прикрыл дверь в кладовую,  закурил
свой астматол и показал на меня:
     - Вот наш докладчик.
     Рубченко поднял брови и посмотрел  довольно  неприветливо.  По-моему,
каждый милицейский начальник удивится, если его притащат по  жаре  слушать
какого-то пацана.
     - Алеша - серьезный человек. Рассказывай подробно,  пожалуйста,  -  и
открыл свой блокнот.
     Я стал рассказывать и  волновался  чем  дальше,  тем  пуще.  "Где  же
Степка?" - колотило у меня в голове. Я вдруг забыл, как Федя  познакомился
с таксистом, какие слова они говорили  у  пенька.  Сур  подсказал  мне  по
блокноту. Рубченко теперь слушал  со  вниманием,  кивал,  поднимал  брови.
Когда я добрался до разговора о конфетах - первого,  еще  на  проселке,  -
хлопнула входная дверь, и в кладовую влетел Степка.
     Мы закричали: "У-рур-ру!", Сурен Давидович всплеснул  руками.  Степан
порывался с ходу что-то сказать и  вдруг  побелел,  как  стенка.  "Что  за
наваждение! - подумал я. - Упустил он гитариста, что ли?"
     Степка встал у двери, уперся глазами в пол - как воды в  рот  набрал.
Таким белым я его еще не видывал.
     Наверно, Сур что-то  понял.  Почувствовал,  вернее.  Он  быстро  увел
Степку под окошко, посадил на койку и налил  воды,  как  мне  только  что.
Степка глотал громко и выпил два стакана кряду.
     - Набегался хлопчик, - ласково сказал Рубченко. - Вода не холодная  в
графине? Напьешься холодного, раз-раз - и ангина!
     Степка и тут промолчал. Даже Верке-несмышленышу стало совестно  -  он
заулыбался и засиял своими глазищами: не обижайся, мол, дядя Павел, Степка
хороший, только чудной.
     Сурен Давидович сказал:
     - Степа принимал участие в этом деле. (Рубченко кивнул.) После  Алеши
он тоже кое-что расскажет. Хорошо, Степик?
     Степка пробормотал:
     - Как скажете, Сурен Давидович.
     Кое-как я продолжал говорить, а сам смотрел на Степку.  Они  с  Суром
сидели напротив света, так что липа не различались. Я видел, как Сур подал
ему винтовку и шомпол, придвинул смазку. Сам тоже  взял  винтовку.  И  они
стали чистить. Степка сразу вынул затвор, а  Сур,  придерживая  ствол  под
мышкой, открыл тумбочку и достал пузырек с пилюлями против астмы. Я в  это
время рассказал про пустую поляну и про следы в одну сторону,  а  Рубченко
кивал и приговаривал:
     - Так,  так...  Не  было  следов?  Так,  так...  Подожди,  Алеша,  он
повернулся к Степке: - Ты, хлопчик, до самого города проехал в такси?
     Степка сказал:
     - До места доехал.
     - Куда же?
     - Въехал в ваш двор, со стороны улицы Ленина. Через арку.
     - Они тебя обнаружили?
     - Я спрыгнул под аркой. Не обнаружили.
     - Молодец! - горячо сказал Рубченко.  -  Ловко!  Проследил,  что  они
делали впоследствии?
     В эту секунду Сурен Давидович щелкнул затвором и пробурчал:
     - Каковы мерзавцы! Патрон забыли в стволе...
     Капитан повернулся к нему:
     - Прошу не мешать! Речь здесь идет о государственном преступлении!
     Во! Я чуть не лопнул от гордости. Говорил я им, говорил - шпионаж!  Я
страшно удивился, почему Степка не обрадовался. Он швырнул  свою  винтовку
на кровать и сказал тихим, отчаянным голосом:
     - Сурен Давидович... Вон он, - Степка ткнул пальцем прямо в Рубченко,
- он тоже хватался за сердце перед пеньком. Он - "Пятиугольник двести".  Я
видел.
     Мы замерли. Мы просто остолбенели.  Представляете?  И  капитан  сидел
неподвижно, глядя на Степку. Сурен Давидович прохрипел:
     - Остапович, как это может быть?
     Но капитан молчал. А Степка вдруг прикрыл глаза и откинулся к  стене.
Тогда Рубченко выставил подбородок и ответил:
     - Объясню без свидетелей. Государственная тайна! - и опять  уставился
на Степана.
     Он смотрел сурово, словно ожидая, что Степка должен отречься от своих
слов. Но где там! Степка вскочил и выкрикнул:
     - Объясняйте при нас!
     Сур прохрипел снова:
     - Остапович, как это может быть?
     - Пустяки, пустяки, - ответил Рубченко и живо завозился руками у себя
на груди. - Ничего не может быть...
     Поперек комнаты  ширкнуло  прозрачное  пламя,  щелкнула  винтовка.  Я
ничего не понял  еще,  а  капитан  Рубченко  уже  падал  со  стула.  Сурен
Давидович смотрел на него, сжимая  винтовку,  и  из  стены,  из  громадной
черной дыры сыпался шлак. Дыра была рядом с головой Сура.

                                 НЕСЧАСТЬЕ

     Говорю вам, мы ничего не поняли. Мы будто остолбенели. В косом столбе
солнечного света блеснул седой ежик на голове Павла Остаповича, -  капитан
падал толовой вперед, медленно-медленно, в полной  тишине.  Только  шуршал
черный шлак, осыпая белую клеенку на тумбочке Степка еще стоял с  поднятой
рукой - так быстро все произошло. Я еще без страха, будто во сне, смотрел,
как капитан грудью и лицом опустился на половицы,  как  из-под  его  груди
снова ширкнуло пламя, ударило под кровать, и  оттуда  сразу  повалил  дым.
Потом Сур вскрикнул: "Остапович!" - и попытался поднять капитана, а Степка
неуверенно взял графин и стал  плескать  под  койку,  откуда  шел  дым.  Я
очнулся, когда Верка закричал и закатил глаза.
     Мне пришлось вытащить его в коридор. Он перестал кричать и вцепился в
меня. У меня до сих пор синяки - так он крепко ухватился за  мои  руки.  Я
сказал Верке:
     - Сейчас же прекрати истерику! Надо помогать Сурену Давидовичу. А еще
гвардеец...
     Он немного ослабил руки. Кивнул.
     - Ты, может, домой побежишь? - спросил я.
     - Я буду помогать, - сказал Верка.
     - Нет, уходи домой, - сказал я, но это были пустые слова.
     Верка по-детски, с перерывами, вздохнул и пошел за мной.
     В кладовой остро пахло дымом. Павел Остапович лежал на  кровати.  Сур
стоял над ним и жалобно говорил по-армянски, ударяя себя по лбу  кулаками.
Он совсем задыхался. Мрачный, но  нисколько  не  испуганный  Степка  стоял
набычившись я не смотрел в ту сторону.
     Я прошептал:
     - Степ, как это получилось? Он умер?
     Степка дернул плечом. Я понял: умер. Но я все еще думал  о  случайном
выстреле. Как же Сур, такой  опытный  стрелок,  мог  случайно  выстрелить,
доставая патрон из ствола?
     Тогда Степка сказал:
     - Смотри, - и показал куда-то вбок.
     Я не мог отвести глаз от Сура и не понимал, куда  Степка  показывает.
Он за плечи повернул меня к столу.
     Там лежал поразительный предмет. Он был ни на что не похож. С первого
взгляда он смахивал на стальную палку,  но  стоило  секунду  приглядеться,
чтобы понять - эта штука не стальная, и даже не металлическая, и не  папка
уж наверняка. Даже не круглая. Овальная? Нет,  бугристая,  будто  ее  мяли
пальцами. Зеленовато-блестящая. На одном конце был черный, очень блестящий
кристалл, а у другого конца выступали две пластинки вроде двух  плавников.
Несколько секунд я думал, что это сушеный кальмар - пластинки были  похожи
на  хвост  кальмара  или  каракатицы.  В  длину  штука  имела  сантиметров
тридцать.
     - Видел? Это бластер, - прошептал Степа.
     У меня совсем ослабели  ноги.  Бластер!  В  некоторых  фантастических
рассказах так называются ружья, стреляющие антиматерией,  или  лучевые.  В
рассказах, понимаете? Но мы-то были не в рассказе, а в доме три  по  улице
Героев Революции, в подвальном этаже, переделанном под тир.  И  здесь,  на
столе оружейной кладовой,  вдруг  оказался  бластер,  который  принес  под
пиджаком капитан Рубченко, заместитель начальника милиции.
     Я поверил сразу - бластер  настоящий.  Степка  прав.  В  косом  свете
бластер отливал то зеленым, то серым, волчьим цветом. Он был абсолютно  ни
на что не похож. Теперь я понял, что за пламя ширкало, почему  в  бетонной
стене выжжено углубление размером с голову и,  главное,  почему  выстрелил
Сурен Давидович.
     Я держался за край стола. Ох, слишком многое случилось за одно  утро,
и конца событий не было видно!

                                   ШНУРОК

     И еще оставалось тело Рубченко на кровати.
     Мне было страшно заговорить,  взять  в  руки  бластер,  взглянуть  на
Сурена Давидовича. Степка же был не таков. Он потрогал  бластер  и  сказал
нарочито громко:
     - Совершенно холодный!
     Сур услышал и обернулся. Ох, вспомню я эту картину... Как он  смотрит
коричневыми, яростными  глазами  на  разорение,  на  дрожащего  Верку,  на
винтовки, валяющиеся в лужах, и на  бластер...  Он  посмотрел  и  внезапно
заметался, открыл железный шкаф с оружием и быстро-быстро стал  запихивать
в него винтовки. Потянулся к бластеру - Степка перехватил его руку.
     - Это спуск, Сурен Давидович, эти вот крылышки.
     Сур  начал  крепко  тереть  виски.  Тер  со  злостью,  долго.   Потом
проговорил:
     - Конечно, спуск. Бот именно... Где шнурок?
     Степка показал пальцем - на  полу,  а  я  поднял.  Черный  шнурок  от
ботинок, вернее, два шнурка, связанных вместе. Все четыре наконечника были
целы, торчали на узлах.
     - Понимаю, - сказал Сур. -  Брезгуешь...  -  Принял  у  меня  шнурок,
положил в шкаф. - Напрасно все-таки брезгуешь, Степан.
     - Он предатель, - сказал Степка, показывая на Рубченко, -  а  вы  его
жалеете!
     Я вздрогнул - рядом со мною закричал Верка:
     - Врешь! Дядя Павел - папин друг, а не предатель, воешь!
     - Так, мой мальчик... Степан, слушай  меня:  если  Навел  Рубченко  -
предатель, то и я предатель. Таких людей, как он... - Сур закашлялся. - Он
не только честный воин. Не только храбрый и добрый человек. На моих глазах
он двадцать лет проработал в милиции. И на фронте. И всегда был  настоящим
рыцарем...
     Степка молчал. Трудно было не согласиться - такой  человек  на  виду,
как в стеклянной будке. Зато Сур очнулся от своего  отчаяния  и  продолжал
говорить:
     - Мы потеряли много времени... Необходим врач. Кто позвонит в "Скорую
помощь"? Ты, Лешик? Придержите дверь. -  Он  осторожно  поднял  бластер  и
перенес в шкаф. Запер на два оборота. - Ах, Остапович!.. Ах,  Остапович!..
Лучше бы... - Он осекся.
     Я знал почему. Он сто раз дал бы себя сжечь этим бластером,  лишь  бы
не стрелять в друга. Он выстрелил, спасая нас.
     И, посмотрев на нас, он подобрался, тряхнул  головой,  стал  по  виду
прежним, даже погладил Верку, как всегда, от носа к затылку.
     - Да, тяжелое  положение...  В  "скорую"  нельзя  обращаться.  Степа,
Алеша! Загляните в четвертый подъезд,  квартира  шестьдесят  один.  Доктор
Анна Георгиевна... Пригласите ее сюда. Что сказать? У нас раненый.
     Мы побежали. Степка на ходу сказал:
     - Правильный приказ.
     - Почему? - спросил я.
     Он ответил:
     - А вдруг _э_т_и_ уже на "скорую" пробрались?
     - Кто - эти?
     - С бластерами.
     - А зачем им пробираться?
     Степка только свистнул. Тогда я возразил:
     - Доктор Анна Георгиевна тоже могла пробраться.
     - Чудной... - пропыхтел Степка. - Она же пенсионерка, дома принимает.
Видишь табличку?
     Я  видел.  Квартира  61,  медная  яркая  табличка:  "Доктор   А.   Е.
Владимирская".
     Степан позвонил и вдруг сказал свистящим шепотом:
     - Он меня было... того. Рубченко ваш...
     - Он же не в тебя стрелял - в Сура!
     - Да нет, - прошептал Степка. - Не из бластера.  Он  так...  Глазами,
что ли. Я будто помер на полсекунды.
     - Ой, а меня... - заторопился я, но тут дверь отворилась, и из темной
прихожей спросили:
     - Ко мне?
     Я ответил, что к доктору и что в тире лежит раненый.
     - Сейчас, ждите здесь, - сказал голос, как мне показалось, мужской.
     В прихожей зажегся свет. Мы вошли, но там уже  никого  не  оказалось.
Будто с нами разговаривали  здоровенные  часы,  которые  стучали  напротив
двери. Потрясающие часы! Выше моего роста,  с  тремя  гирями,  начищенными
ярче дверной таблички. Часы тут  же  проиграли  мелодию  колокольчиками  и
стали бить густым тройным звоном - одиннадцать часов. Я охнул, потому  что
все началось ровно в половине девятого, всего два с половиной часа  назад.
В школе прошло три урока - и столько всего сразу! И  Верка  еще.  А  Верка
очень нежный и доверчивый. Позавчера  подошел  к  милиционеру  и  спросил:
"Дядь, почему вам не дают драчных дубинок?.."
     Зазвенело стекло.  Кто-то  запричитал  тонким,  старушечьим  голосом.
Резко распахнув дверь, в прихожую выскочила  женщина  в  белом  халате,  с
чемоданчиком, совершенно  седая.  Она  стремительно  оглядела  нас  синими
эмалевыми глазами. Спросила басом:
     - Раненый в тире? - и уже была на лестнице.
     А мы едва поспевали за ней. Вот так пенсионерка! Из квартиры  пищали:
"Егоровна!" - она молча неслась вниз по лестнице, потом по  дорожке  вдоль
дома и по четырем ступенькам в подвал. Степка  забежал  вперед,  распахнул
дверь и повел докторшу по коридору в кладовую.

                           ДОКТОР АННА ЕГОРОВНА

     Сурен  Давидович  был  в  кладовой   наедине   с   Рубченко.   Стоял,
прислонившись к шкафу, и хрипел астматолом. Когда мы вошли, он  поклонился
и проговорил:
     - Здравствуйте, Анна Георгиевна. Вот... - Он показал на койку.
     - Вижу. Меня зовут Анна Егоровна... Ого! Детей - за дверь.
     - Я расстегнул рубашку, - сказал Сур.
     Она  достала  стетоскоп  из  чемоданчика.  Мы,  конечно,  остались  в
комнате, в дальнем углу, под огнетушителями. Анна Егоровна  что-то  делала
со стетоскопом, вздыхала, потом стукнула наконечником и бросила  прибор  в
чемоданчик.
     - Давно произошел несчастный случай?
     Сур сказал медленно:
     - У_б_и_й_с_т_в_о_ произошло двадцать минут назад.
     Анна Егоровна опять сказала: "Ото!" - и быстро, пристально посмотрела
на Сурена Давидовича. На нас. Опять на Сура.
     - Что здесь делают дети?
     Степка шагнул вперед:
     - Мы свидетели.
     Она хотела сказать: "Я не милиция, мне свидетели не нужны". У нее все
было написано на лице: удивление перед такой странной историей, и от почти
прямого  признания  Сура.  Мы  тоже  показались  ей  не  совсем   обычными
свидетелями. Она сказала:
     - Моя помощь здесь не требуется.  Смерть  наступила  мгновенно,  -  и
повернулась к двери.
     Но Сур сказал:
     - Анна Георгиевна...
     - Меня зовут Анна Егоровна.
     - Прошу прощения. Я буду вам крайне благодарен, если  вы  согласитесь
нас выслушать. Слово офицера, вам нечего бояться.
     Как она вскинула голову! Действительно: "Ото!" Она  была  бесстрашная
тетка, не хуже нашего Степана. Она уже успела крепко загореть и  выглядела
просто здорово: круглое коричневое лицо, белые волосы, крахмальный халат и
круглые ярко-синие глаза.
     - Слушаю вас, - сказала Анна Егоровна.
     - Я прошу разрешения прежде задать вам два вопроса.
     Она кивнула, не сводя с него глаз.
     - Первый вопрос: вы ученый-врач?
     - Я доктор медицинских наук. Что еще?
     - Когда вы последний раз выходили из дому?
     - Вчера в три часа пополудни. - Ее бас  стал  угрожающим.  -  Чему  я
обязана этим допросом?
     Сур прижал руки к сердцу так похоже на _т_е_х_, что мы вздрогнули. Но
это был его обычный жест благодарности.
     - Доктор, Анна... Егоровна, сейчас  вы  все-все  поймете!  Очень  вас
прошу, присядьте. Прошу. Сегодня в восемь часов утра...
     Сурен Давидович рассказывал совсем не так, как я.  Без  подробностей.
Одни факты: заведующий почтой, старший телеграфист, поездка на такси,  оба
разговора Феди-гитариста с шофером, история  с  конфетами,  потом  капитан
Рубченко.
     О выстреле он рассказал так:
     - Эта история была сообщена  Павлу  Остаповичу  не  вся  целиком.  Он
остановил Алешу... Когда, Лешик?
     - Когда пень грузили в такси, - поспешно подсказал я.
     - Да,  в  такси.  Павел   Остапович   начал   расспрашивать   второго
мальчика...
     - Вот этого, - сказала Анна Егоровна.
     - Да, этого, Степу. Он сообщил, что пень доставили во двор милиции.
     - И почты...
     - Да. В этот момент я разрешил себе  восклицание,  не  относящееся  к
делу. Павел Остапович меня осадил. Меня  это  крайне  удивило.  Мы  с  ним
дружили почти тридцать лет... - Он закашлялся.
     Докторша смотрела на него ледяными глазами.
     - Да, тридцать лет! Мальчики об этом знают. И Степка  в  эту  секунду
сорвался и заявил, что капитан Рубченко  тоже  хватался  за  сердце,  стоя
перед пеньком.
     - Вот как... - сказала Анна Егоровна.
     - Навел Остапович не возразил. Напротив, он начал поспешно  извлекать
из-под пиджака  некий  предмет,  подвешенный  на  шнурке  под  мышкой.  Не
пистолет, Анна Егоровна. Пистолет,  подвешенный  таким  образом,  стреляет
мгновенно. Этот же предмет... Я вам его покажу.
     Шкаф  отворился  с  привычным  милым  звоном.   Степка   пробормотал:
"Дьявольщина!" Вот он, бластер... Не приснился, значит.
     - Этот предмет, доктор, он висел на этом шнурке,  видите?  Прошу  вас
посмотреть, не касаясь его.
     - Странная штука.
     - Именно так, доктор. Она висела на петле-удавке, никаких антабок  не
имеется. Висела неудобно. Ему пришлось извлекать этот  предмет  три-четыре
секунды.
     - Вы настолько точно заметили время?
     - Я кадровый военный. Это мой круг специфических навыков.
     Она кивнула очень неодобрительно.
     - Вы понимаете, Анна Егоровна, я  следил  за  Остаповичем  с  большим
интересом  Предмет  не  походил  на  оружие,  и  я  подумал   о   каком-то
вещественном  доказательстве,  с  которым  хотят  нас  ознакомить.   Но...
смотрите сюда. С конца предмета сорвалось пламя, пролетело  рядом  с  моей
головой.... Я сидел вот так - видите? Отверстие в бетонной стене он прожег
за долю секунды. А дети? Здесь были дети, понимаете?
     - Скорее  ниша,  чем  отверстие,  -  задумчиво  сказала  докторша.  -
Покажите ваше левое ухо... М-да, ожог второй степени. Больно?
     - Какая чепуха! - крикнул Сур. - "Больно"! Вот где боль! - кричал он,
показывая на мертвого. И снова осекся.
     Помолчали. Теперь Анна Егоровна  должна  была  спросить,  почему  Сур
беседовал с Рубченко, держа в руках винтовку.  Или  просто:  "Чем  я  могу
помочь, я ничего не видела". Она сказала вместо этого:
     - Я обработаю ваше ухо. Поверните голову.
     - Вы мне не верите, - сказал Сур.
     - Разве это меняет дело?
     - Доктор! - сказал Сур. - Если бы речь шла о шайке бандитов...
     - М-да... О чем же идет речь? - Она бинтовала его голову.
     - До сегодняшнего дня я думал, что подобного оружия на земле нет.  На
всей земле.
     - Вы бредите,  кадровый  военный,  -  сказала  докторша.  -  Лазерных
скальпелей не достанешь - что верно, то верно. Погодите... Вы серьезно так
думаете?
     - Эх, доктор...  -  сказал  Сур.  -  Лешик,  открой  дверь.  Смотрите
осторожно, из-за косяков. И вы, доктор, выйдите. Смотрите из коридора.
     Он прижался  вплотную  к  стене,  оттолкнул  ногой  дверь  и  сказал:
"Стреляю..." Мы услышали - ш-ших-х! - и стенка  над  шкафом  вспучилась  и
брызнула огненными шариками, как злектросварка. Сурен Давидович, с черным,
страшным лицом, в белом шлеме повязки, вывернулся из-за косяка.
     - Входите. Этой штукой, доктор, можно за пять минут сжечь  наш  город
дотла. Может быть, люди с таким  оружием  уже  захватили  почту,  милицию,
телеграф... Вы понимаете, о чем я говорю?

                             ЧТО ВИДЕЛ СТЕПКА

     Тело Павла Остаповича покрыли простыней. Нам обоим докторша  дала  по
успокоительной  таблетке.  Мы  Устроили  военный  совет.  Первым  выступил
Степка.
     Его приключения  начались  у  кондитерского  магазина,  где  водитель
покупал конфеты, а Федя охранял свой ценный груз. Степка всю дорогу  сидел
в правом переднем углу кузова.  Пень  лежал  у  левого  борта,  на  мягких
веревках  для  привязывания  мебели.  А   едва   машина   остановилась   у
кондитерской, Федя-гитарист выскочил из кабины и сунулся в кузов.
     Степка успел забраться под скамью - знаете, такие  решетчатые  скамьи
вдоль  бортов.  Втиснулся  и  загородился  свернутым  брезентом  и  оттуда
выглядывал, как суслик из норы. Федя же осмотрел  "посредник"  и  принялся
его поглаживать. "Дьявольщина! - рассказывал Степка. - Я даже поверил, что
чурбак живой. Курица так с  яйцом  не  носится.  Ну,  потом  шофер  принес
конфеты и сказал, что оставшиеся два квартала будет ехать медленно,  чтобы
Федя успел подготовить хотя бы дюжину-другую. И они поехали медленно".
     Степка не рискнул посмотреть  в  окошечко,  что  они  там  делают,  в
кабине. Он выбрался из укрытия и, когда машина въехала под арку,  метнулся
к заднему борту и спрыгнул. Такси проехало в глубину двора  -  Степка  шел
следом - и развернулось таким образом,  что  задний  борт  встал  напротив
одного из сараев. Гитарист тут же вылез, забрался в кузов. А  шофер  прямо
направился к водителю милицейской "Волги", которая  стояла  чуть  поодаль.
Водители поговорили, подошли к заднему борту такси и заглянули  внутрь.  И
тут, как выразился Степка, "началась самая настоящая дьявольщина".
     Сержант с милицейской  машины  был  здоровенным  парнем,  еще  крепче
таксиста. Он посмотрел в  кузов,  крякнул,  схватился  за  сердце  и  стал
падать. Шофер Жолнин не смог его удержать, такого здоровяка, и он ударился
о борт машины, разбил губы до крови. Киселев  из  машины  схватил  его  за
волосы, тряхнул. Тогда он пробормотал: "Это красивая  местность",  на  что
Жолнин ответил: "Вижу, все в порядке" - и стал утирать  ему  лицо  носовым
платком. Причем сержант очень сердился и плевался  кровью.  Жолнин  что-то
ему сказал на ухе. Держа платок у лица, сержант ушел в милицию, вернулся с
ключом от сарая и вложил его в висячий замок. Другой милиционер - старшина
Потапов, мы его знали - спросил, за каким шутом он лезет в сарай и  что  у
него с физиономией. Сержант ответил: "Мебель из ремонта привезли". -  "Нет
у отдела мебели в ремонте", - сказал Потапов и,  естественно,  заглянул  в
кузов машины. Ну опять  хватание  за  сердце  и  "красивая  местность",  и
буквально через полминуты старшина Потапов вместе с Киселевым и  сержантом
выволакивали из машины этот пень... Вот дьявольщина!  Они  поставили  пень
сразу за дверью, и Степка было заликовал, что сможет все видеть,  да  рано
обрадовался, - они повозились в сарае и  расчистили  от  старья  небольшую
площадку в глубине. Они работали как  одержимые,  а  устроив  "посредник",
стали водить к нему разных людей. Степка поместился  на  пустых  ящиках  и
коробках, сваленных у заднего входа в универмаг, и,  хотя  не  мог  видеть
"посредник", отмечал всех людей, которые приходили в  сарай.  Вот  список.
Продавщиц универмага - пятеро. Первой была, конечно, Нелла,  и  привел  ее
Федя-гитарист, а остальные приводили друг друга, по  цепочке.  Из  милиции
побывало восемь человек, с почты и  телеграфа  -  шестеро.  Других  людей,
которых Степка не знал, двадцать три  человека.  Да,  еще  две  продавщицы
газированной воды. Они шли и шли, эти  люди,  пока  Степан  не  сбился  со
счета. Побывавшие у "посредника" уже  вели  себя  во  дворе  как  хозяева.
Степку шуганули с ящиков, у  сарая  поставили  милиционера.  Тогда  Степка
догадался забежать в соседний двор и стал искать  дырку  в  задней  стене.
Повезло! Сарай был щелястый. Широкая щель нашлась рядом с "посредником".
     Степка сменил позицию как раз тогда, когда я в тире рассказывал  Суру
об утренних чудесах. Вот почему я это понял: первыми Степан увидел в сарае
начальника почты и Вячеслава Борисовича, научного сотрудника с телескопа.
     Вячеслав Борисович сердился и говорил раздраженно-вежливо:
     - Не заходит ли шутка слишком далеко? Звонят о письме, потом говорят:
ошибка... Почему вы храните мою посылку в этом бедламе?
     - Исключительно для скорости, товарищ Портнов...
     Они подходили к "посреднику".
     - Не споткнитесь... Сейчас подъедет ваш водитель...
     Готово! - Он схватился за сердце, бедный  веселый  человек.  Постоял,
как будто размышляя о чем-то, и спросил:
     - Это красивая местность? Нелепо...
     - Что делать, - сказал почтарь. - Вот и автобус.
     - Где Угол третий?
     - Ты прошел мимо него - гитарист Федор Киселев.
     - А, удачно! Зову водителя. Связью снабдит Киселев?
     Почтарь кивнул. Вячеслав  Борисович  вышел  и  вернулся  с  водителем
автобуса...
     Степка говорит, что Вячеслав Борисович  оставался  на  вид  таким  же
веселым и обаятельным, а остальные обращались с ним  почтительно  и  звали
его "Угол одиннадцать".
     Да, Степке было о чем рассказать! Одним  из  последних  явился  Павел
Остапович Рубченко. Он говорил сердитым, начальственным басом:
     - Отлучиться нельзя  на  полчаса!  Паноптикум!  Что  здесь  творится,
товарищ дежурный?
     - Чудо природы, товарищ капитан! - отрапортовал дежурный.  -  Вот,  у
задней стенки!
     Капитан шагнул вперед, присматриваясь в полутьме... Ну  и  ясно,  чем
это кончилось. Правда, он тоже показал свой  характер.  Не  произнеся  еще
пароля, распорядился поставить охрану у задней стенки сарая, снаружи:
     - Весь состав прошел обработку? Хорошо. Потапова нарядите, с оружием!
     Дежурный сказал:
     - Есть поставить Потапова.
     И они вышли.
     Степану  приходилось  снова  менять  место.  Он  вспомнил,  что  окна
лестничных площадок над универмагом выходят в этот двор, и побежал туда  и
еще добрых полчаса смотрел. С  трех  наблюдательных  позиций  он  насчитал
примерно пятьдесят человек, приходивших в сарай, кроме тех, кто являлся по
второму разу как провожатый.  С  нового  поста  было  видно,  как  Киселев
распоряжается у сарая и каждому выходящему что-то сует в  руку.  Потом  он
ушел. Да, в самом начале милицейский "газик" укатил и вернулся через сорок
минут. Сержант  привез  тяжелый  рюкзак,  затащил  его  в  сарай.  За  ним
поспешили несколько человек, видимо  дожидавшиеся  этого  момента.  Степка
заметил, что они теперь выносили из  сарая  небольшие  предметы  -  кто  в
кармане, кто за пазухой. Среди них был и Вячеслав  Борисович.  А  детей  в
сарай не пускали.

                           СНОВА КАПИТАН РУБЧЕНКО

     Пока Степан рассказывал, я только кряхтел от зависти и досады. Как  я
не догадался пройти на почту через двор, уму непостижимо! В двух шагах был
от Степки, понимаете?
     Анна Егоровна слушала и все чаще вытягивала из кармана  папиросы,  но
каждый раз смотрела на Сура и не закуривала. Сур  исписал  второй  лист  в
блокноте. Когда Степка закончил словами:  "Я  подумал,  что  вы  с  Алехой
беспокоитесь, и побежал сюда", Анна Егоровна вынула папиросу. Сур сказал:
     - Прошу вас, не стесняйтесь, Анна Егоровна.
     Она жадно схватила папиросу губами, Сур чиркнул спичку.
     - Литром дыма больше, литром меньше, - сказал Сур.
     - Пожалуй, такого не придумаешь, - сказала Анна  Егоровна.  -  Еловое
полено!..  Покажите  ваши  записи,  пожалуйста...  Так,   так...   Киселев
устойчиво именуется Третьим углом. Хорошенький уголочек! Он руководит,  он
же обеспечивает связь... Складывается довольно стройная картина.
     - Какая? - живо спросил Сур.
     -  Гипноз.  День,  который  они  называли  "посредником",   маскирует
гипнотизирующий прибор. Жуткая штука!  Но  кое-что  выпадает  из  картины.
Дважды гипнотизировал сам Киселев, и  вот  этот  вот  разговор:  "Развезем
коробки по всем объектам".
     - Вижу, - сказал Сур. - Коробки эти мог потом уже привезти в  рюкзаке
сержант. Осмелюсь вас перебить, Анна Егоровна. Картина может быть  та  или
иная, дело  все  равно  дрянь.  Время  идет.  Первая  задача  -  известить
райцентр. Как быть с ним, ваше мнение? - Сур показал на койку.
     - Сейчас  надо  заботиться  о  живых,  -  сказала  Анна  Егоровна.  -
Правильно. Необходимо ехать  в  район.  -  Она  повернулась  к  Степке:  -
Горсоветовских работников ты знаешь в лицо? Некоторых... Они  приходили  в
сарай? Нет? Впрочем, все течет, могли и побывать покамест.
     - Телефон и телеграф исключаются, - сказал Сур.
     Она кивнула, сморщив лицо. Теперь было видно, что она уже старая.
     - У меня машина, - сказала докторша,  -  "Москвич".  До  райцентра-то
пустяк ехать, два часа, но кто знает положение на дорогах? Ах, негодяи!  -
сказала она и ударила по столу. - Знать бы, какую пакость они затеяли!
     Степка сказал:
     - Может, все-таки шпионы?
     Сур промолчал, но докторша презрительно махнула рукой:
     - В Тугарине шпионы?  Брось  это,  следопыт...  Секрет  приготовления
кефира и реле зажигания для "Запорожцев"! Брось... У меня такое вертится в
голове... - отнеслась она к Суру, но Степан не унимался.
     - Дьявольщина? - спросил он.
     Докторша серьезно ответила:
     -  Это  бы  полбеды,  потому  что  черти  -  простые   существа.   Их
обыкновенным  крестным  знамением  можно  спровадить.  Как  действует  это
оружие?
     - Что такое "крестное знамение"? - спросил Степка шепотом.
     Я ответил, что не знаю, а Сур в  это  время  говорил,  что  не  может
судить об этом оружии - о бластере то есть, - так  как  за  долю  секунды,
пока оно работало, ничего нельзя было понять.
     - В конце концов неважно, как оно действует, - сказала Анна Егоровна.
- Мне что важно: форма очень уж  странная.  Смоделировано  отнюдь  не  под
человеческую кисть. Простая папка. Ни ручки, ни приклада...  Антабок  этих
ваших нету, придела..
     - Анна Егоровна, - сказал Сур, - именно на эти  странности  я  вам  и
указывал в начале разговора.
     - Вы думаете... - сказала она.
     Сур кивнул несколько раз. Теперь я не выдержал и влез в разговор:
     - Марсианское оружие бластер! Видели,  как  пыхнуло?  Аннигиляционный
разряд, вот что!
     - Ну, пусть  марсианское,  -  сказала  она.  -  Я  не  люблю  оружия,
следопыты. Слишком хорошо знаю, как плохо оно соотносится  с  человеческим
организмом. Товарищ Габриэлян, я хотела бы забрать этот властер с собой, в
район. Для убедительности. Да и одного из мальчиков. Лучше  этого.  -  Она
показала на меня.  -  Второй  пригодится  здесь,  вы  совсем  задыхаетесь.
Властер придумали!..
     - Бластер, - поправил я.
     - Бластер, властер... - проворчала Анна Егоровна. - Пакость! Что-то у
меня было противоастматическое, для инъекций...
     Она нагнулась к своему чемоданчику, откинула крышку. Сур рассматривал
бластер, направив его кристалл в потолок. Вдруг докторша тихо проговорила:
"Ого!", очутилась около Рубченко, тронула его веко и молниеносно нагнулась
к груди. Мы вскочили. Анна Егоровна тоже встала. Лицо у нее было  красное,
а глаза сузились. Она сказала:
     - Сердце бьется нормально. Он ожил.
     Ну, это было чересчур... Ожил! Степа и тот  попятился  в  угол,  а  у
Сурена Давидовича начался сердечный приступ. Анна  Егоровна  "вкатила  ему
слоновую дозу анальгина", потом занялась "бывшим покойником" - это все  ее
выражения, конечно. Движения у нее стали быстрые, злые, а голос совершенно
хриплый и басистый. Раз-раз! - она выслушивала, выстукивала,  измеряла,  а
бедный Сур смотрел изумленно-радостными глазами из-под бинтов. Вот уж было
зрелище! А время только подбиралось к  двенадцати,  понимаете?  За  четыре
часа разных событий накопилось больше, чем за двадцать шесть лет - сколько
мы со Степаном вдвоем всего прожили. Едва Сур немного оправился,  докторша
приказала запаковать бластер для дороги. Я принес из мастерской футляр для
чертежей, забытый кем-то из студентов, - коричневая труба такая  разъемная
и с ручкой сбоку. Сур обмотал бластер ветошью, опустил его в трубу, плотно
набил ветошью,  как  пыж,  поверх  бластера  и  закрыл  крышку.  Она  была
свободная - Сур подмотал лист бумаги. Мы помогали. Докторша  в  это  время
еще возилась с Павлом Остаповичем. Ему  тоже  забинтовала  голову;  бинтов
пошло  меньше,  чем  на  голову  Сурена   Давидовича.   Оказывается,   ухе
забинтовать труднее, чем лоб с затылком.
     - Ну, я  готова,  -  сказала  Анна  Егоровна.  -  Раненому  ухода  не
требуется. - Она посмотрела на Степкино лицо и пробасила:  -  Дьявольщина!
На выходном отверстии уже соединительная ткань.
     Для нас это была китайская грамота. Сур спросил:
     - Доктор, вы не ошибались, когда установили... гм...
     - Смерть? Голубчик, это входит в _м_о_й_ круг специфических  навыков.
- Она язвительно ухмыльнулась. - Но предположим, я  ошибалась.  Бывает.  А
вот чего _н_е_ бывает: за сорок минут,  прошедших  от  одного  осмотра  до
другого, свежая  рана  приобрела  вид  заживающей,  трехдневной  давности.
Поняли?
     - Нет, - сказал Сурен Давидович.
     - Признаюсь, и для меня сне непонятно. Да, вот еще, посмотрите...
     Мы придвинули головы.  На  клочке  марли  докторша  держала  овальный
кусочек такого же материала, из  которого  был  сделан  бластер.  Серый  с
зеленым отливом или зеленый с серым - он все время менялся и был похож  на
травяного слизняка.
     - Это было прикреплено к твердому небу раненого, вдоль.
     - Как прикреплено? Боже мой... - простонал Сур.
     - На присоске. У вас найдется коробочка?
     Степка   нырнул   под   стол,   выудил   пустую   коробочку    из-под
мелкокалиберных патронов. "Слизняк", положенный на дно, сразу  прихватился
к нему - прилип.
     - Оп-ля! - сказала Анна Егоровна. - Класть в вату не требуется. Прячь
в карман, Алеша. Через пять минут я подгоню машину.
     Я спрятал "слизняк" в карман. Докторша пожала руку Сурену Давидовичу:
     - Ну, держитесь. Учтите, спустя полчаса он может и  подняться.  Честь
имею...
     -  Какая  женщина!  -  потрясенно  сказал  Сур.   -   Гвардейцы,   вы
познакомились с русской Жанной д'Арк!
     В этот момент на меня накатило. Если с вами не случается, так вы и не
поймете, как накатывает страх в самое неподходящее и неожиданное время. До
пятидесяти пяти минут двенадцатого я не боялся, а тут меня затошнило даже.
Мы со Степаном привыкли всегда быть вместе. И вдруг - уезжать. Я сказал:
     - Не поеду никуда.
     - Вот еще какой! - сказал Степка.
     - Почему я должен ехать? Я останусь с Суреном Давидовичем!
     - Ты лучше расскажешь, у тебя язык хорошо подвешен, - уговаривал Сур.
     - У всех подвешен! - отругивался я. - Не поеду!
     - Боевой приказ, - сказал Сур. - Выполняй без рассуждений.
     Я вздрогнул. У моей ноги  заговорил  очень  тихий,  очень  отчетливый
голосок: "Пятиугольник двести! Вернись к "посреднику". Пауза. Потом снова:
"Пятиугольник двести! Вернись к "посреднику".
     Степка зашипел:
     - Рация. Понял? Федька с поляны докладывал. Понял? Опять геометрия  -
пятиугольники!
     Я выудил эту штуку из  кармана.  Она  пищала:  "Пятиугольник  двести,
отвечай". И сейчас же на полтона ниже: "Пятиугольник, говорит Угол третий.
Я иду к тебе".
     - Киселев, - с тоской произнес Сур. - Ну ладно, Киселев...
     Его обмякшая фигура вдруг распрямилась. Он выдернул из  шкафа  боевой
пистолет "Макарова", сунул за  пазуху,  запер  шкаф,  оттиснул  печать  на
дверце, ключи бросил Степке, выхватил у меня "слизняк" и переложил  его  в
железную коробочку из-под печати, сунул ее в  мой  нагрудный  карманчик  и
рявкнул еще неслыханным нами голосом:
     - Алексей! Бегом! Перехвати доктора у гаража, сюда  не  возвращаться!
Степан! Наблюдать снаружи, не вязаться! Марш!
     Он, задыхаясь, протащил нас по коридору, выкинул наружу  и  захлопнул
дверь. У меня в руках был бластер в чехле для чертежей.

                          Я "ИНФЕКЦИОННЫЙ БОЛЬНОЙ"

     - Ну, выполняй приказ! - выговорил Степка, сильно морща нос и губы. -
Выполняй!
     - А ты?
     Он выругался и побежал.  Шагах  в  двадцати  он  обернулся,  крикнул:
"Иди!" - и побежал дальше, Я понял, куда он бежит, - к  пустой  голубятне,
посреди двора. Я, кажется, заревел. К гаражам явился с мокрой  физиономией
- это я помню. Из третьего или  четвертого  кирпичного  гаражика  выползал
серый "Москвич", мирно попыхивая  мотором.  Анна  Егоровна,  как  была,  в
халате, сидела за рулем. Она открыла правую заднюю  дверцу,  и  я  влез  в
машину.
     - Вытри лицо, - сказала докторша.
     Я полез в карман за платком.
     - Погоди, Алеша. Знаешь, не вытирай. Так будет лучше.
     Я не понял ее. Тогда она объяснила:
     - Видишь, я в халате? Везу тебя в районную больницу.  У  тебя  сильно
болит под ложечкой и вот здесь, запомни. Ложись  на  заднем  сиденье,  мое
пальто подложи под голову... Погоди! _Э_т_о_ спрячь под мое сиденье.
     Я положил бластер под сиденье и лег. Наверно, у меня  был  подходящий
вид для больного - докторша одобрительно кивнула.
     - Больше ничего не произошло, Алеша?
     - Произошло. Киселев идет к Рубченко на выручку.
     - Ты видел его?
     - Нет. Маленькая штука заговорила...
     - Понятно, - перебила Анна Егоровна. - Держись.
     Мы поехали. От гаражей сразу налево, пробираясь по западной  окраине,
в обход города. Так было немного ближе,  и  дорога  ничуть  не  хуже,  чем
мостовая на улице Ленина, и все-таки я знал: мы нарочно  объезжаем  город.
"Лежи, друг, лежи", - приговаривала Анна Егоровна. За последним домом  она
поехала напрямик, по едва просохшей строительной  дороге,  чтобы  миновать
пригородный участок шоссе. Потом сказала: "Садись". Я сел  и  посмотрел  в
заднее окно. Город был уже далеко. Окна домов  не  различались,  крошечные
дымки висели над красным кубиком молокозавода.
     - В сумке еда, - сказала докторша, не оборачиваясь. - Поешь.
     - Не хочется, спасибо.
     - Откуси первый кусок - захочется.
     Я послушался, но без толку. Еле прожевал бутерброд, закрыл  сумку.  И
трясло здорово - она так гнала машину, что ветер грохотал по крыше.
     - А гараж вы нарочно оставили открытым? - спросил я.
     - А наплевать! Ты смотри,  чтобы  твой  властер  не  шарахнул  из-под
сиденья.
     - Нет, Сур его хорошо запаковал. Маленькую штуку тоже  -  в  стальную
коробочку.
     -  Чтобы  не  разговаривала?  Догадлив  твой  Сур...  Как  его  звать
по-настоящему?
     Я сказал.
     - Армяне - хороший народ... Но подумай  -  никого  не  обгоняем,  уже
восемь километров проехали!
     Я возразил, что обгоняли многих. Анна Егоровна объяснила, что все эти
грузовики идут по окрестным деревням, а в райцентр или на железную  дорогу
никто не едет. Откуда она  знает?  Водительский  глаз.  Она  тридцать  лет
ездит, с войны.
     Так мы разговаривали, и вдруг она сказала:
     - Ложись и закрой глаза. Дыши  ртом,  глаза  не  открывай.  Приехали,
кажется...
     - Глаза для чего?
     - Для больного вида.
     "Уй-ди, ох, уй-ди..." - выговаривал гудок. Потом провизжали  тормоза,
и Анна Егоровна крикнула:
     - Попутных не беру - инфекционный больной!
     Ответил мужской голос:
     - Проезд закрыт. На дороге авария.
     - Я объеду. Ребенок в тяжелом состоянии.
     - Проезд закрыт до семнадцати часов.
     Вмешался второй мужской голос:
     - Извините, доктор, - служба. Мы бы с милым сердцем  пропустили,  так
начальство нас не помилует...
     Первый голос:
     - Что разговаривать, возвращайтесь! В Тугарине хорошая больница. Пока
проговорите, мальчишка и помрет.
     Анна Егоровна:
     - Покажите ваше удостоверение,  сержант.  Я  должна  знать,  на  кого
жаловаться в область.
     Второй голос:
     - Пожалуйста, пожалуйста! Мы бы с милым сердцем!
     Новый мужской голос:
     - Доктор, не подхватите до города? Они меня задержали, и мое моточудо
испортилось от злости.
     - Не могу, голубчик... - флегматично проговорил бас Анны Егоровны.  -
У меня больной. Жиклер продуйте... Сержант, гарантирую вам взыскание.
     Кто-то отошел от нашего "Москвича"  -  стало  светлее.  Тогда  третий
голос зашептал:
     - Доктор, я знаю объезд через Березовое... В  район  требуется,  хоть
вешайся... Возьмите, я иммунный.
     - А машину бросите?
     - Жениться еду, не до машины. Отбуксируют эти же, я им трояк  дам!  -
торопился голос.
     - В детстве чем болели? - спросила Анна Егоровна. (Я чуть не прыснул.
)
     - Свинкой, ветрянкой, этой... коклюшем...
     - Договаривайтесь о машине, только быстро! - И после паузы: -  Алеша,
ты лежи. Если я чихну, начинай стонать... Давайте, давайте!
     Передняя дверца хлопнула, солнце с моих ног перебралось на  голову  -
мы ехали обратно.
     - Что с мальчиком? - спросил новый попутчик.
     - Свинка, - отрезала докторша.
     - Ай-яй-яй... Очень плох?
     Она промолчала. Потом спросила:
     - Поворачивать на Березовое, говорите? Там бревно, шлагбаум.
     - Объедем, ничего. Отличный грунт. Я  на  рыбалку  там  проезжал  две
тысячи раз. Или чуть поменьше.
     - Резвитесь, жених?
     - Мое дело жениховское, доктор. Почти молодожен.
     - Значит, объезд через Березовое тоже запрещен? И там авария?
     - Это почему? - спросил попутчик.
     - Не знаю. Вы-то не сказали при милиции об  этом  варианте.  В  город
просились...
     Молчание.  Я  осторожно  приоткрыл  глаз  и  увидел,   что   попутчик
внимательно смотрит на  докторшу.  У  него  был  вздернутый  нос  и  рыжие
ресницы.
     - Вот и бревно, - сказала она. - А вы для жениха не староваты, юноша?
     Тогда он выпалил:
     - Ох, доктор! В Тугарине творится неладное.
     Машина остановилась. Нас обогнал грузовик. Анна Егоровна  прищурилась
на попутчика.
     - У вас ангина, - сказала она. - Господи, где моя зажигалка?
     - Доктор! - застонал попутчик. - Какая ангина?
     - Покажите горло... Ну? (Он испуганно открыл рот.) Хорошо. Алеша,  ты
можешь сесть. Мы едем на Березовое. Что вы заметили неладного в  городе?..
Осторожно, ухаб... И как ваше имя-отчество?
     Понимаете, дядька тоже ехал в район, чтобы поднять тревогу.  Он  знал
чепуху: что  телефон  междугородный  не  работает,  автобусы  отменены  до
семнадцати  часов  и  что  заводу   тракторного   оборудования   запретили
отправлять  продукцию  на  железную  дорогу  -  ближняя  станция  тоже   в
райцентре. Он говорил, путаясь от волнения:
     - Я  мальчуганом  оставался  в  оккупации,  под  фрицами.  Вы  небось
военврач. Майор медицинской службы? Ну, вы страха не знали...
     - Как сказать...
     - Извиняюсь, конечно, - поспешно  сказал  попутчик.  -  Вы  _т_о_г_о_
страха не знаете.  Словно  бы  воздух  провонял  -  отовсюду  страшно.  От
приказов страшно, от всего... И сейчас завоняло. Кто же тут виноват? -  Он
испуганно смотрел на Анну Егоровну. - Авария - это действительно.  Сорвало
мост, конечно, столбы повалило... - Он вертелся на сиденье,  глядя  то  на
меня, то на докторшу. - И телефон порван. Доктор! - вскрикнул он. - Я  вам
говорю. Точно! Фактов нет, только воняет. Туда нельзя, сюда...
     - Что же вы поехали без фактов?
     - С испугу, - жалким голосом признался дядька. - Польза будет, и ноги
унесу. Страшно. Меня в гестапо били.
     - Вот как, - сказала докторша. - Однако же  чутье  вас  не  обмануло.
Подчас и с испугу действуют правильно.
     - Не обмануло? И факты есть? - вскинулся  он.  -  То-то  я  смотрю  -
мальчик и не болен вовсе.
     - А вы не смотрите, - сказала докторша.
     Я не помню, как звали попутчика - то ли Николаем  Ивановичем,  то  ли
Иваном Николаевичем. Мы расстались очень скоро. В Березове, у брода.
     Березовский деревянный мост сгорел незадолго перед нашим  приездом  -
сваи еще дымились. Шипели уголья, падая в  воду.  Откос  перед  радиатором
машины застилало дымом.
     - Чистая работа, - сказала Анна Егоровна. - Парома здесь не держат?
     Мальчишки завопили, набегая на машину:
     - Тетенька, за старицей брод! Хороший, грузовики перебираются!
     Один, маленький, прошепелявил:
     - Овшы тоже перебираются.
     Другой малыш развесил губы сковородником, заревел и припустил  наутек
- испугался белого халата. Попутчик сказал:
     - Правильно, хороший брод! В малую воду тормоза будут сухие.
     - Едем. - Она тронула машину в объезд старицы.
     Я тоже знал эти места - чуть выше по реке водились крупные  раки.  До
города отсюда не больше пяти километров, и с высокого старого берега можно
было рассмотреть телескоп. Я с самого начала не хотел уезжать,  и  теперь,
когда мы начали крутиться, не  удаляясь  от  города,  мне  стало  паршиво.
Пускай теперь рыжий трус изображает больного!  И  я  страшно  обрадовался,
когда Анна Егоровна спросила:
     - Отправить тебя домой, Алексей?
     Она курила и хмуро  посматривала  на  темный  склон  противоположного
берега. Лучшего места для засады  нельзя  придумать:  мы  внизу,  освещены
солнцем, - бей, как куропаток...
     - Я постою тут, пока вы переезжаете, -  сказал  я.  -  Не  заблужусь,
отсюда телескоп виден.
     - Виден, да по дороге все надежнее, - сказала она. - Возьми сверток с
бутербродами, коробочку давай сюда.
     Я отдал коробочку со "слизняком", взял  ненужные  бутерброды,  открыл
дверцу  и  зацепился   ногой  за  футляр  с  бластером.   "Зачем  мне  эти
бутерброды?" -  подумал  я  и  покосился  на  Анну  Егоровну.  Она  что-то
регулировала на приборном щитке. Я зацепил футляр носком ботинка,  выкинул
в траву, вылез и захлопнул  дверцу.  Попутчик  в  подвернутых  брюках  уже
шлепал по воде - он пойдет впереди машины.
     - Счастливо, мой мальчик...
     Серый "Москвич" осторожно пополз в воду, заблестели мокрые колеса,  а
я стоял на берегу и смотрел, пока машина,  забирая  влево,  не  перевалила
через гребень высокого берега. Мелькнул белый рукав,  хлопнула  дверца,  и
остался только  запах  бензина.  Тогда  я  поднял  футляр  с  бластером  и
напрямик, через холмы, побежал в город.

                               ЧЕРНАЯ ВОЛГА

     Отличный,  солнечный  был  день.  Тихий,  по-весеннему  жаркий.   Над
березовыми перелесками  кричали  кукушки,  в  овраге  пели  зяблики.  Штук
двадцать, не  меньше  -  столько  зябликов  сразу  я  сроду  не  слыхивал.
Перелески светились насквозь: между березовыми стволами  зеленя  сверкали,
как спинка зимородка. А я мчался, как мотоцикл, волоча бластер и  пакет  с
бутербродами. Холм с  телескопом  служил  мне  ориентиром,  я  держал  его
справа, почти под прямым углом  к  своему  направлению  Понимаете,  я  мог
выбрать дорогу намного короче, прямо к  восточной  части  Тугарина,  через
совхозную усадьбу. Идти через усадьбу не хотелось,  и  я  знал  почему.  В
совхозном клубе, что в центре усадьбы, вчера выступал Федя-гитарист.
     На бегу я думал о трусах. Рыжий попутчик - несомненный  трус.  У  них
всегда чутье на опасность, как у Кольки Берсенева из нашего  класса.  Едва
запахнет дракой, он исчезает. Он как барометр. Если он исчез из  компании,
то наверняка жди неприятностей - подеремся, либо  из  кино  выведут,  либо
затеем на овраге слалом и переломаем  лыжи...  Ладно.  Трусы  есть  трусы.
Этот, по крайней мере, побежал в верном направлении.
     Я не задумывался,  правильно  ли  было  -  воровать  бластер  у  Анны
Егоровны. Гордясь своей храбростью, топал по тропинкам, надеясь сегодня же
пустить бластер в дело, и неожиданно выскочил на шоссе  рядом  с  памятным
местом. Метрах в тридцати справа темнел  въезд  на  ту  самую  проселочную
дорогу, ведущую к поляне "посредника".  Очень  хотелось  отдохнуть,  но  я
побежал дальше - к городу, конечно, инстинктивно держась боковой грунтовой
тропки. Так же инстинктивно остановился за кустарником, когда услышал  шум
встречной машины. Ф-р-р-р! - черная "Волга" промчалась мимо. И как будто в
ней я увидел Сура на заднем сиденье.
     Сначала я решил, что обознался. Сурену  Давидовичу  чистая  гибель  в
такую погоду вылезать из подвала. Си и домой ходит только по ночам,  чтобы
принять ванну. Из-за проклятой астмы он и в тире стал работать -  в  сыром
подвале ему хорошо дышится. "Их болезнь - наше здоровье", - говорит  он  о
подвале... Нет, в черной "Волге" Сура быть не могло...
     Стоп! Киселев, туда собирался Киселев! В подвале железная дверь, и на
окнах решетки, но ведь Сур сам откроет дверь, не побоится! И я помчался за
машиной, вылетел на холм. Так и есть... Пустое шоссе сверкало под  солнцем
- "Волга" свернула в лесопарк. Они приходили к Суру и увезли его на поляну
"посредника" - машине другого пути не было. Или по шоссе прямо, или на  ту
дорогу, в лесопарк.
     И я перепрыгнул через канаву и побежал обратно.  И  только  теперь  я
догадался бросить докторские бутерброды.

                              НАХОДКА И ПРОПАЖА

     Лес был тих. Здесь, за дорогой, даме синицы  молчали.  Душный  воздух
пахнул пылью, которая  уже  успела  лечь  на  землю  после  машины.  Следы
покрышек  на  мягкой  дороге  вились  узорчатыми  змеями.  Метрах  в   ста
пятидесяти от шоссе свернули влево. Я удивился: поляна  "посредника"  была
справа.  Но  машина  виляла  между  деревьями,  держась  уверенно   одного
направления. Иногда буксовала, продирая траву до земли... Хлоп! Из-под ног
метнулся заяц! Это было здорово. Это _б_ы_л_о_ бы здорово,  если  бы  заяц
удирал от меня, как полагается. А  он,  прежде  чем  скрыться  за  кустом,
остановился и несколько секунд сидел и крутил левым  глазом  вниз-вверх  -
рассматривал меня, понимаете?
     И тогда я увидел, что "Волга" шла по  колее  другой  машины.  Той  же
ширины колея, но колеса другого рисунка...
     Я даже попятился и шепотом спросил у  зайца:  "А  твое  какое  дело?"
Получалось, что он показал мне вторые следы: длинные отпечатки его  задних
лап тянулись аккуратно по следам неизвестной машины.
     Это было довольно далеко от дороги. Я стоял и смотрел на следы, когда
зафыркал мотор. Я отошел, спрятался за елкой. Черная  машина  плыла  между
деревьями навстречу мне. Водитель сидел един и смотрел на дорогу,  вытянув
шею. Оказывается,  обе  машины  останавливались  совсем  близко:  вот  два
полукруга следов, где они разворачивались  и  поехали  обратно.  А  кругом
натоптано каблуками - много и разными. И людей  не  видно.  Ни  шагов,  ни
голосов - тихо. И птицы молчали, будто они рыбы, а не птицы.
     Я поискал глазами: хоть заяц-то здесь?
     Он был здесь. Сидел  перед  можжевеловым  кустом,  приподняв  толстую
морду над кучкой хвороста. Когда я топнул на него ботинком, заяц переложил
уши и лениво отпрыгнул за куст.  Я  заставил  себя  не  обращать  на  него
внимания и принялся отыскивать следы Сурена Давидовича.
     Прямо передо мной  была  прошлогодняя  трепа  к  оврагу.  Она  тускло
блестела под густым орешником - еще  не  просохла.  Издали  казалось,  что
после снега по ней не ходили. Я сунулся  туда  -  на  обочине  следы...  В
десятке шагов дальше, прямо уже посреди тропы, след левого  ботинка  Сура.
Тупоносый, с рифленой плоской подметкой, так называемая танкетка.
     Я почему-то взвесил на руке бластер и двинулся к оврагу.
     Теперь послушайте. Я шел по этой тропинке в сотый  раз  за  последние
два года и отлично знал, что она выводит к глубокому бочагу в  ручье,  что
на дне  оврага.  Я  ногами  -  не  головой  -  знал,  что  от  места,  где
развернулась "Волга",  и  до  оврага  метров  пятьдесят.  Первый  поворот,
налево, у сухой  сосны,  а  спустя  еще  двадцать  метров,  где  кончается
орешник, второй поворот и сразу спуск в овраг. Так вот,  я  прошел  первый
поворот, не теряя следов Сура, но после второго  поворота  трепа  исчезла.
Вместе со следами она словно  растворилась  в  земле,  а  впереди,  взамен
обрыва, оказался ровный, густой осинник.
     Сначала я подумал, что проскочил второй  поворот.  Вернулся  к  сухой
сосне... Опять то же самое!  Миновав  орешник,  тропа  исчезла  вместе  со
следами. Ну ладно. Тропу весной могло смыть.  Я  двинулся  напрямик  через
осинник и вышел к оврагу, но не к бочагу, а много левее. Странное  дело...
Я пошел вправо, держась над  оврагом,  и  потерял  его.  Я  даже  взвыл  -
запутался, как последний городской пижон! А плутать-то  негде,  овраг  все
время был справа от меня. Естественно, я взял еще направо, чтобы вернуться
к обрыву, и очутился знаете где? На том же  месте,  откуда  начинал,  -  у
поворота тропы. Совсем разозлившись,  я  продрался  через  кусты  вниз  по
склону и пошел вдоль ручья, еле выдирая ноги из грязи.  И  через  двадцать
метров уперся в откос. Овраг, который должен был тянуться еще на километр,
внезапно кончился. Чертыхаясь, едва не плача, я выбрался наверх и очутился
снять у второго поворота тропы! Поодаль, у куста боярышника, сидел заяц  -
столбиком - и делал вид, что мои мучения его абсолютно не интересуют...
     Я проголодался и устал. Из ботинок текла грязь.  Футляр  с  бластером
был весь заляпан. Я никак не мог взять в толк, что происходит, пока мне не
пришла в голову одна мысль Под крышкой футляра была подмотана бумага, а  в
кармане у меня была Степкина авторучка. Я достал то и другое  и  нарисовал
план местности, как я помнил ее, до всех этих оползней. Вот он, этот план.
     Маршрут I - я пошел от крестика, с тропы, прямо я должен был выйти  к
бочагу, а оказался - видите где? Далеко справа. Маршрут II -  от  крестика
взял левей и оказался слева от бочага. Маршрут III - когда я шел низом, по
ручью, натолкнулся на откос и вылез к крестику, хотя воображал,  что  лезу
прямо, никуда не сворачивая. Понимаете? Большого куска оврага -  вместе  с
песчаным бочагом, зарослями малинника, чертовыми пальцами  на  дне  ручья,
таволгой, птичьими гнездами, отличным лыжным спуском  -  не  существовало.
Часть оврага сгинула, и ничего не оставалось взамен. Как бы вам объяснить?
Если вы возьмете простыню и в середине ножницами вырежете дырку, то  куска
материи не будет. Но останется дырка. Если бы овраг рухнул в одном  месте,
то оставалось бы  что-то  вроде  дыры.  А  тут  получалось,  будто  вокруг
вырезанного места продернули нитку и затянули ее, так что совсем ничего не
оставалось - ни вырезанной материи, ни дырки. Ошалеть можно! Мне казалось,
что надо попробовать еще раз, и еще, и еще. Я весь изодрался о кусты и лез
к несуществующему бочагу, как черепаха на стену ящика. А заяц  мелькал  то
здесь, то там и нагло усаживался поодаль, когда у меня опускались руки.
     Потом он показал мне конфету. Или принес - я так и  не  знаю  до  сих
пор. Он перепрыгнул дорогу, вскинул морду - одно ухо торчком - и исчез,  а
в метре от  конца  тропы,  под  листом  подорожника,  блеснула  на  солнце
конфетная бумажка. Та самая, с розовым котом в сапогах-недомерках.
     Я поднял кота. В нем было  что-то  завернуто  -  не  конфета,  другой
формы... "Слизняк"! Говорящая зеленая штуковина!
     Разворачивая ее и рассматривая, я машинально брел вперед.  И,  подняв
глаза, увидел, что стою на пропавшем куске  тропы,  за  вторым  поворотом.
Подо мною был спуск, истыканный каблуками, слева светился ободранный ствол
сухого дерева, за которое все хватаются при подъеме,  а  внизу,  на  песке
бочага, виднелась свежая тропинка...
     Стоп, где же футляр с  бластером?  Я  положил  его  на  землю,  когда
поднимал "слизняк".
     Оглянувшись, я увидел, что сзади нет  орешника,  из  которого  я  сию
секунду выбрался. Что тропа выходит из багульника, и он тянется кругом,  и
за оврагом тоже. Что нет  тропы,  нет  следов  и,  конечно,  нет  чехла  с
бластером. Я попал внутрь "дыры". Ее края сомкнулись, будто невидимая рука
аккуратно и неслышно затянула нитку.

                               ЗОНА КОРАБЛЯ

     Честно говоря, мне хотелось удрать. Не я остался. Я не  желал  бегать
кругами, как оса, закрытая в банке от варенья. О том, что говорящая  штука
служит пропуском и на вход и на выход, я просто не подумал,  и  вообще  не
мог же я бросить Сурена Давидовича!
     Вот следы его ботинок -  редкие  и  глубокие.  Видимо,  он  сбежал  с
обрыва. Я, оскальзываясь каблуками, побрел по следам. На  середине  сухого
русла, на мокром, темно-рыжем песке их можно было читать, как  на  бумаге.
Следы танкеток Сурена Давидовича, и рядом размашистый след узких,  гладких
подошв. Потом еще какие-то следы, очень большие и тупоносые.
     Я опустился на палый ствол ивы. По  моему  колену  суетливо  пробежал
рыжий паучок. Свои глаза он  нес  отдельно,  в  целом  миллиметре  впереди
головы.  Рядом  со  мной  по  откосу  ходил  круглый  солнечный   блик   -
передвигался в листья орешника над головой и опять возвращался к ногам.  Я
посмотрел вверх. Там не было солнца - странный  зеленый  туман  с  желтыми
разводами.
     Помню, я похлопал глазами, покрутил в пальцах "слизняк", лизнул его и
сунул в рот. Я не знал, какое там твердое  или  мягкое  небо,  и  прилепил
штуку над серединой языка. Она прилипла и заговорила в тот момент, когда я
понял, что круглый луч ищет меня, скрытого за откосом. Я не удивился. Чему
уж тут удивляться...
     Внутри головы звучал тонкий голос,  знакомо  растягивающий  окончания
слов: "Ты включен, назови свое имя". Я потрогал  штуковину  языком  -  она
смолкла. Отпустил - снова: "Ты включен".
     Штуковина  пищала  голосом  Неллы  из  универмага  -  выкрутасным   и
глупо-кокетливым. Я пробормотал:
     - Эй, Нелка, это ты? (Знакомая все-таки!)
     Голос в третий  раз  спросил  о  моем  имени.  По  правилам  их  игры
полагалось назвать имя. Ладно. Я наугад сказал: "Треугольник одиннадцать".
Голос отвяжется, и я встану. Я все равно поднимусь и отыщу Сура.
     - Треугольник одиннадцатый, - кокетливо повторил голос и умолк.
     Когда он говорил, во рту становилось щекотно. Я встал и  шагнул.  Луч
качался на  моей  груди,  как  медаль.  Странное  сооружение  поблескивало
верхушкой, держа меня в луче. Оно стояло на дне оврага. Башня, похожая  на
огромную пробку от графина. Зеленого,  тусклого,  непрозрачного  стекла  В
высоту она была метров пять, с широкой плоской  подошвой.  Шар  наверху  -
аспидно-черный, граненый, как наконечник бластера. Я стал  пробираться  по
оврагу,  держась  как  можно  дальше  от  зеленой  башни,  и  вдруг  грани
забрызгали огнями по ветвям и траве, по моему лицу. Я  ослеп,  споткнулся,
упал на руки. Свет был страшной силы, почти обжигающий, но в моих  глазах,
под багровыми пятнами, осталось ощущение, будто я видел у  подножия  башни
человеческую фигуру, полузакрытую ветвями.  Не  открывая  глаз,  я  пополз
через кусты. Если туда пошел Сур, я пойду тоже. Пойду. Пойду...
     -  Девятиугольник  -  зоне  корабля,  -  заговорил  Нелкин  голос.  -
Позвольте глянуть на детеныша. Везде кругом спокойствие.
     Несколько секунд молчания: Нелка выслушивала ответ.
     Снова ее голос:
     - Девятиугольник идет в зону.
     Представляете, я еще удивился, что пришельцы возят с собой детенышей.
И позволяют нашим - загипнотизированным,  конечно,  -  смотреть  на  своих
детенышей. Приподнявшись, я осторожно  открыл  глаза  -  шар  не  блестел.
Листья рядом с ним были желтые и скрученные. И детеныша я  не  увидел,  но
человек, сидящий на плоской опоре корабля, поднял руку и крикнул:
     - Алеша, перестань прятаться, иди сюда! Я тебя жду.
     Я пошел как во сне, цепляя носками ботинок по песку, глядя, как Сурен
Давидович сидит на этой штуковине  в  своей  обычной,  спокойной  позе,  и
куртка на нем застегнута, как всегда, до горла, на лбу синие точки - следы
пороха, а пальцы желтые от астматола. Я  подошел  вплотную.  Толстый  заяц
подскакал и сел рядом с Суреном Давидовичем,

                           ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ПОЛДЕНЬ

                          НАВОДЧИКИ И "ПОСРЕДНИКИ"

     Когда Сурен Давидович прогнал нас  из  подвала,  Степка  забрался  на
старую голубятню. Он был в отчаянии: Сурен Давидович остался в тире один -
больной, задыхающийся, обожженный. Как он  отобьется  от  Киселева  с  его
бандитами? А Степка мог отстреливаться не хуже взрослого, он из  пистолета
выбивал на второй разряд. И его выставили!
     Степан сидел в пыльном ящике голубятни и кусал ногти.  Во  дворе,  на
песчаной куче, играла мелкота. Потом прибежал Верка - только его здесь  не
хватало... Он удрал от бабушки, из-за стола. Рот весь  в  яичнице.  Степке
пришлось посвистеть, и Верка, очень довольный,  тоже  влез  на  голубятню.
Приближался полдень, ленивый ветер гнал пыль на окна подвала. Там Сур ждал
врагов, и под третьим окном от угла лежал на узкой койке Павел  Остапович.
Глядя на эти мутные, покрытые тусклым слоем  пыли,  радужные  от  старости
стекла, Степан понял: наступает его главный полдень, о котором  говорилось
в любимых стихах Сура: "Неправда, будто бы он прожит - наш главный полдень
на земле!.."
     - Ты на кота похож, - вдруг фыркнул Верка.
     - Молчи, несмышленыш! - сказал Степан.
     - А дядю Павла уже закопали?
     Степка дал ему по загривку.
     И тогда в подворотне простучали  шаги.  Весь  в  черном,  подтянутый,
спокойный, Киселев спустился к дверям подвала -  ждал,  пока  откроют.  Он
даже не оглядывался - стоял и смотрел на дверь. Потом немного наклонился и
заговорил в  щель  у  косяка.  "Бу-бу-бу..."  -  донеслось  до  голубятни.
Поговорив, он вынул из  кармана  плоскую  зеленую  коробку  и  приложил  к
замочной скважине. К ручке двери  гитарист  не  прикасался,  ее  повернули
изнутри: он толкнул дверь коленкой и исчез в темноте  коридора.  Стрельбы,
шума - ничего такого не было. Вошел как к себе домой.
     Верка захныкал:
     - Я тоже хочу к дяде Сурену!.. - Степка пригрозил,  что  отведет  его
домой, к бабке.
     Это было в двенадцать часов. Тетка с балкона третьего  этажа  кричала
на весь двор:  "Леня,  Ле-еня,  ступай  полдникать!"  По  ней  можно  часы
проверять. Степка раздраженно  обернулся  на  крик.  Он  знал,  что  Сурен
Давидович не даст гитаристу  выстрелить.  Даже  кашель  не  помешает  Суру
выстрелить первым, его знать надо... Но Сур пока не стрелял. А  Киселев...
Бластер бьет бесшумно. В прямом  солнечном  свете  да  еще  сквозь  стекла
вспышки не увидишь...
     "Дьявольщина! Что же там происходит? Сур не мог опоздать с выстрелом,
- думал Степка. - Он держит Киселева под прицелом, и я  как  раз  нужен  -
связать или что. А дверь в  подвал  не  заперта.  Этот  гад  не  догадался
захлопнуть замок".
     - А ну вниз, Валерик!
     Они слезли. Верке было велено посидеть  с  малышами  -  он  захныкал.
Степка погрозил ему кулаком, проскользнул в прохладный, полутемный коридор
и сразу услышал из-за перегородки громкий рычащий голос Киселева:
     -  ...Во-пи-ющая!  Отдал  ключи  и  оружие  мальчишке  -  невероятная
глупость!
     Сурен Давидович спокойно отвечал:
     - Угол третий, не увлекайся. Ключи и орущие отдал Габриэлян, а не я.
     Дьявольщина! "Габриэлян, а не я"! А он - кто?
     Вмешался слабый голос:
     - Братья, так ли необходимы эти трещотки? В милиции целый арсенал.  И
своего оружия хватает... как ты его называешь?
     - Бластеры, - сказал Сур. - Мальчики так называют.
     - "Мальчики"! - рявкнул Киселев. - Немедленно, немедленно изолировать
этих мальчиков! Пятиугольник, ты связался с постом?
     - Дорожный пост не отзывается, - доложил  слабый  голос.  -  Контроль
показывает помехи от автомобильных двигателей. Разъездились...
     - Докторша гоняет лихо, - пробормотал  Киселев.  -  Дадим  Расчетчику
запрос на блюдце. Ты еще не видишь, Пятиугольник?
     - Пока еще слепой.
     - Ну подождем. Дай запрос на блюдце, - сказал Киселев. - Квадрат  сто
три! Сейчас же отыщи мальчишку с ключами.
     Голос Сурена Давидовича ответил:
     - Есть привести мальчишку...
     Скрипнул отодвигаемый табурет.
     - Так или иначе, его необходимо... -  заговорил  Киселев,  но  Степка
больше не слушал. Вылетел наружу, подхватил  Верху  и  потащил  его  через
улицу, за киоск "Союзпечати". Теперь их сам Шерлок Холмс не увидел  бы,  а
они сквозь стекла могли смотреть во все стороны.
     - Валерик, срочный приказ! - выпалил Степка. - Дуй к Малгосе, выпроси
ее платье в горошек, синее, скажи - мне нужно. Приказ! И ни слова никому!
     Верка так  и  вытаращился.  Степка  сказал,  чтобы  платье  завернули
получше, завязали веревочкой. Если Малгоси нет дома, пусть Верка ждет  ее.
Платье притащить на голубятню. И никому,  ни  под  каким  видом  пусть  не
говорит, что в свертке и где Степан. Даже дяде Суру.
     Верка пропищал: "Есть!" -  и  убежал.  А  Сурен  Давидович  вышел  из
подвала и скрылся в глубине двора. Постоял чуть-чуть,  поправил  куртку  и
ушел.
     Вот  дьявольщина,  он  должен  бояться  Сура!  Проклятые  гады!   Они
добрались до Сура, понимаете? Этого нельзя объяснить. Вы не знаете, как мы
любили Сура. Теперь Степка за ним следил, а наш Сурен Давидович дружелюбно
разговаривал с врагами и сам стал одним из них под  кличкой  "Квадрат  сто
три".
     - Ну, держись... - пробормотал Степан.  Перемахнул  через  улицу.  На
бегу бросил связку ключей сквозь решетку в колодец перед заложенным  окном
подвала. Выглянул из-за трубы и увидел Сурена Давидовича.
     А, идешь к голубятне... Знаешь,  где  искать...  Вот  он  скрылся  за
нижней, дощатой частью голубятни и позвал оттуда: "Степик!"
     Боком, кося глазами то на ноги Сура, то в приоткрытую дверь  подвала,
Степан скользнул в  коридор.  При  этом  со  злорадством  подумал:  "Велел
наблюдать - пожалуйста..."
     В коридоре  стояла  огромная,  коричневого  дерева  вешалка.  На  ней
круглый год висел рыбацкий тулуп Сурена Давидовича, тоже огромный, до пят.
     "Получай свой главный  полдень",  -  подумал  Степан,  забираясь  под
тулуп. В кладовой молчали. Сколько времени Верка будет бегать за  платьем?
Если Малгося пришла из школы и если сразу даст платье  -  минут  двадцать.
Пока прошло минут пять. Сур, наверно, обходит подъезды. Только бы Верка не
нарвался на него.
     Малгося Будзинская - девочка из нашего класса. Она полька,  ее  зовут
по-настоящему  Малгожата.  Штуку  с  переодеванием  они  со  Степаном  уже
проделали однажды, под Новый год, - поменялись  одеждой,  и  никто  их  не
узнавал на маскараде.
     В  кладовой  молчали.  Степка,  сидя  под  тулупом,  томился.   Решил
посчитать, сколько раз за  сегодня  пришлось  прятаться.  Раз  десять  или
одиннадцать - сплошные пряталки. Наконец заговорили в кладовой:
     -  Блюдце  не  посылают,  -   проговорил   Рубченко-Пятиугольник.   -
Рискованно. Над нами проходит спутник-фотограф.
     - Будьте счастливы, перестраховщики, - сердито отозвался Киселев.
     Рубченко засмеялся:
     - Э-хе-хе...
     Степка  слышал,  как  он  повернулся  на  кровати  и  как   заскрипел
табурет-развалюха под Киселевым.
     - А ты не гогочи, - тихо проговорил Киселев. - Забываешься...
     - Виноват,  -  сказал  Рубченко.  -  Виноват.  Капитану  Рубченко  не
повезло, а монтеру Киселеву пофартило.
     - Ты о чем это?
     - О чем, спрашивают!
     - Один стал Углом, а другой - Пятиугольником, - пробормотал Рубченко.
     - Потому и сидишь в низшем разряде, - наставительно сказал Киселев, -
что  путаешь  себя,  Десантника,  с  _т_е_л_о_м_.   Это   надо   изживать,
Пятиугольник. Ты не отключился от Расчетчика?
     - Молчит.
     Киселев выругался. Рубченко заговорил приниженно:
     - Я, конечно, Пятиугольник... всего лишь.
     - Ну-ну?
     - Т_е_л_у_ моему, капитану милиции, полагался бы  Десантник  разрядом
повыше...
     - Возможно. У него должны быть ценные знания. Говори.
     Рубченко откашлялся. Было слышно, что он кашляет осторожно - наверно,
рана еще болела.
     - Так я что говорю... Старуха и мальчишка могут проскочить  в  район.
Так? Неприятный факт, я согласен. Но треба еще посмотреть, опасный ли этот
факт. Пока районное начальство раскумекает, пока  с  командованием  округа
свяжется, а генерал запросит Москву - о-го-го! - минимально  шесть  часов,
пока двинут подразделения. Ми-нимально! Так еще не двинут, еще не поверят,
уполномоченного пошлют удостовериться, а мы его...
     - Мы-то его используем, - сказал Киселев.
     - Во! А он в округ и отрапортует: сумасшедшая старуха, провокационные
слухи и те де.
     - Здесь тебе виднее. Ты же милицейский, "мусор"...
     - Правильно, правильно! - льстиво подхватил Рубченко. - А за "мусора"
получите пятнадцать суточек, молодой человек!
     Степка засунул кулак в рот и укусил. Потом еще раз. Он  уже  понимал,
что Навел Остапович не всегда был таким, что  его  только  нынешним  утром
превратили в "Пятиугольника", и сначала  Степка  почувствовал  облегчение,
потому что самое страшное было думать: они всю жизнь притворялись. И  даже
Сурен Давидович.
     Но только сначала было облегчение. Теперь Степка  кусал  кулак,  пока
кровь не брызнула на губы, и всем телом чувствовал,  какой  он  маленький,
слабый, и сидит, как крыса, в шкафу, провонявшем овчиной.
     - ...Пятиугольник - Пятиугольник и есть...  -  заговорил  Киселев.  -
Округ, подразделения... В этом ли дело? Информация  всегда  просачивается,
друг милый. На то она и информация... - Киселев, похоже, думал вслух, а не
говорил с капитаном. - Загвоздочка-то  в  ином,  в  ином...  Расчетчик  не
помнит ни одной планеты, сохранившей ядерное оружие. Мерзкое оружие. Стоит
лишь дикарям его выдумать, как они пускают его в  ход  и  уничтожают  весь
материал. Кошмарное дело.
     - Ты видел это?
     - Да. Много десантов назад. Пустая была планета.
     - Сколько материала гибнет, - сказал Рубченко и  вдруг  прохрипел:  -
Х-хосподи! Так здесь ядерного оружия навалом! Как они выжили, Угол третий?
     - Не успели передраться, - равнодушно сказал Киселев.  -  Сейчас  это
неважно. Ты радиус действия водородной бомбы знаешь?
     - Откуда мне знать? Говорили, правда... на лекции...
     - Ну-ну?
     - Забыл. Склероз одолевает.
     - Отвратительная планета, - сказал Киселев. - Никто ничего толком  не
знает. Бомбы, ракеты, дети... Мерзость. А ты говоришь - уполномоченный. Он
больше нужен нам, чем им: хоть радиус действия узнаем.
     - Не посмеют они бросить, ведь на своих!
     - Могут и посметь.
     Они замолчали. Стукнула дверь, быстро прошел Сурен Давидович. Степка,
как ни был потрясен, удивился: Сур совершенно  тихо  дышал,  без  хрипа  и
свиста. Где же его астма?
     - Как сквозь землю провалился, - сказал Сур  -  Квадрат  сто  три.  -
Объявляю его приметы.
     - Объявил уже, - прошелестел Рубченко. - Приметы его известные...
     - Почему он скрывается от тебя? - спросил гитарист.
     - Умен и подозрителен, как бес. Прирожденный разведчик.
     Степан все-таки покраснел от удовольствия. Киселев выругался, сказал:
-  Не  будем  терять  время,  Десантники.  Квадрат  сто  три,  корабль  не
охраняется,  а  обстановка  складывается  сложная.  Справишься?  Там   еще
Девятиугольник. Предупреждаю: лучеметами не пользоваться!
     - Есть, - сказал Сур. - Пятиугольник, машину!
     - Вызываю.
     - Машин хватаете - спросил голосом Сура Квадрат сто три.
     Киселев ответил:
     - Штук тридцать. Пока хватает.
     - Я вижу, вы времени не теряли в самом деле.
     Они замолчали. Наверно, Квадрат сто три смотрел в окно -  голос  Сура
проговорил:
     - Какой сильный ветер. Пыль.
     - Не теряли... - подтвердил Киселев. - Айн момент! Квадрат,  ведь  ты
был в "малом посреднике"!
     - Конечно. Ты меня и выпустил.
     - Ты  же  не  в  курсе  насчет  детей.  Сюрпризец.  На  этой  планете
детеныши...  (В  это  время  Рубченко  кашлянул,  и  Степка  не  расслышал
последнего слова.)
     Квадрат сто три прохрипел:
     - Что-о-о?
     А Угол окрысился:
     - То, что я говорю! И нечего чтокать! До шестнадцати лет  примерно  -
сейчас уточняют.
     Степка снова прихватил зубами кулак.  Говорят:  "детеныши"  и  что-то
скверное  "уточняют",  и  Федя-гитарист  кричит  на  Сура,  а  тот   своим
привычным, грустным голосом говорит:
     - Какая неожиданность!  До  шестнадцати  лет  -  третья  часть  всего
населения. Третья часть, скажи! А до сигнала наводки еще  семь  часов,  ах
как нехорошо!.. Нужно очень охранять наводчика.
     Киселев промолчал, и,  видимо  ободренный  этим,  Рубченко  поддержал
Сура:
     - Проклятая работа! Знаешь,  сколько  Десантников  на  телескопе?  Не
берем своего наводчика...
     -  Мол-чать!  -  взорвался  Киселев.   -   Вспомни   о   распылителе,
Пятиугольник двести! А ну двигай  в  город  и  действуй  по  расписанию...
Найдешь мальчишку - обезвредь его.  Ступай!  Эскадра  ждет  на  орбите,  а
каждый Пятиугольник рассуждает...
     Крыса опять зашевелилась под вешалкой.  Скрипнула  дверь  кладовой  -
тяжело ступая, прошел Рубченко. Бинтов на его голове не было.
     Почти тотчас вышли и Сур с Киселевым. Но прежде они поговорили о том,
что сигнал будет послан в двадцать часов плюс-минус пять минут, а  до  тех
пор надо держаться, хоть тресни. Проходя по коридору, Сур спросил:
     - Следовательно, высшие разряды сосредоточены при телескопе?
     - Пока штаб весь в разгоне.
     Они захлопнули дверь тира снаружи.
     В коридоре стало совсем темно. Аккуратный заведующий тиром  не  забыл
выключить электричество в кладовке. Степка, чтобы утешиться,  пробормотал:
"Вы - с носом, а я - с оружием..." Пробрался в  кладовую  и  уже  протянул
руку к сейфу...
     Дьявольщина! Ключи-то валялись на  противоположной  стороне  дома,  в
колодце перед заложенным окном стрелкового зала!  Он  рванулся  бежать  за
ключами. Остановился. Они оповестили всех своих через говорящие штуковины.
Сколько их, неизвестно. Каждый может схватить за шиворот.  Даже  Верка  не
надежен - повстречался ему такой тип, и готово. Верка, Верка... Что-то там
у них еще с детьми. Проверяют... Степан присел за стоп, чтобы подумать. На
полу кладовой валялись бинты, вата вперемешку с бетонным шлаком из  стены.
Сур захлопнул наружную дверь. Значит, возвращаться не собирается.  Значит,
можно отсидеться здесь, пока все не кончится.
     Есть хлеб, сахар, коробка яиц. Вода в кране. Ночью выберется, добудет
ключи - и он вооружен, как в крепости. Начнут ломиться  -  будет  стрелять
сквозь дверь. Есть газовая плитка и вермишель. И книги.
     Он видел в окошке голубятню - ярко-зеленые столбы, сетку.  Представил
себе, как он будет сидеть, словно крыса под вешалкой, а Верка будет  ждать
в голубятне, пока _э_т_и_ не найдут. Малыш сейчас должен явиться.
     Минут пять Степка просидел,  глядя  в  окно.  Его  мысли  колотились,
словно о каменную  стену,  о  "малый  посредник".  Вот,  значит,  как  они
орудуют? Этот зеленый ящичек, который Киселев приложил  к  двери  подвала,
вот что привез в рюкзаке сержант - "малые посредники". Они и внушают людям
насчет  "Квадратов"  и  "Углов"  и   заставляют   действовать   заодно   с
пришельцами. Степка первый раз твердо произнес про  себя  это  слово.  Да,
пришельцы, и  они  хотят  загипнотизировать  всех  людей!  Не  убивать,  а
покорить гипнозом. Это гнусно. Однако еще не особенно страшно, будь у  них
только один "посредник"-гипнотизер. Много народу с ним не обработаешь.  Но
если каждый из загипнотизированных гуляет с такой штукой в кармане?  Тогда
им целая армия  не  страшна.  Что  же  делать?  Дьявольщина!  О  маленьких
"посредниках" Алешка не знал, уезжая...
     Солнце обошло дом и светило в  пыльные  стекла,  пришлось  влезть  из
кровать ногами, чтобы  убедиться:  это  Валерик.  Он  бежал  с  коричневым
маленьким чемоданчиком, ноги в коротких штанишках так и  мелькали.  Степка
пожал плечами, вздохнул и  пошел  наружу.  Огляделся,  рывком  вскочил  на
голубятню.
     Кое-как он уговорил Верху пойти домой и там ждать следующего приказа.
Оставшись один, натянул платье,  спрятал  брюки  в  чемоданчик  и  слез  с
голубятни.  Ужасно  неловко  было  в  платье.  Малгося-умница,  догадалась
прислать и платочек из такой же, как платье, материи  в  беленький  горох.
Они недавно прочли про Гека  Финна,  как  он  переодевался  под  девчонку.
Степан твердо запомнил:  нельзя  совать  руки  в  карманы,  а  когда  тебе
что-нибудь бросят на колени, надо их  не  сдвинуть,  а  раздвинуть,  чтобы
поймать. Так там написано.
     Первым долгом он выудил из ямы ключи - в юбке лазить было страсть как
неудобно. Вернулся в тир, перетащил все винтовки из кладовой в  стрелковый
зал и запрятал под мешками с песком. Потом взял в  чемоданчик  два  боевых
пистолета, две коробки патронов, обоймы.  Запер  сейф,  кладовую,  положил
ключи тоже в Малгосин чемодан и ушел.

                              КУДА БРОСИТЬСЯ?

     Степан хотел прорваться в район  или  в  воинскую  часть,  что  стоит
недалеко от шоссе. К двум часам он пришел на автобусную станцию.  Он  ведь
не знал, что автобусные рейсы отменены, что в восьми километрах от  города
стоит застава и никого не пропускает дальше. Все это ему  сказали  уже  на
станции. Там шумели возбужденные люди,  громко  рыдала  женщина  в  черном
платье. При Степке  вернулся  грузовик,  набитый  людьми,  они  с  криками
посыпались наружу:  "Вернули!  Милиция  не  пропускает!  Мост  обвалился!"
Кассирша, стоя на ступеньках автостанции, успокаивала народ.  Один  парень
спросил Степана, принимая его за девочку:
     - Далеко собралась?
     - В район, дяденька.
     Парень кивнул.
     - В гости?
     Степка не отпирался - в гости.
     Парень качался с ноги на ногу, руки засунул в карманы и злобно курил,
не сводя глаз с кассирши. Он был длинный, с угольным чубом. Рот у него был
приметный - изогнутый, как лунный  серп,  так  что  получалась  улыбка  на
бледном, злом лице.
     - Как тебя звать?
     - Малгося, - ляпнул Степка, не подумав, и стал пятиться,  потому  что
парень опустил глаза и пробормотал:
     - Гляди, как выросла. Не узнаешь... - Он выплюнул окурок.  -  Шла  бы
домой.
     Он повернулся широкой спиной и ввинтился в толпу. Через  секунду  его
антрацитовая голова блестела уже далеко в стороне -  он  сел  на  скамейку
посреди сквера и закурил.
     Степан стал пробираться к нему, потому что парень внушал  доверие.  И
был не из _т_е_х_.  Как  он  это  узнал?  Очень  просто.  Они  с  Малгосей
совершенно не похожи. Она смуглая, чернобровая, а Степка  -  белобрысый  и
веснушчатый.  Человек  из  _т_е_х_,  знающий   Малгосю,   обязательно   бы
заподозрил неладное, ведь Степкины приметы передал Рубченко - "Десантник".
     Но  чубатый  оказался  непоседой.  Вскочил,  опять  выплюнул  окурок,
протиснулся к кассирше и закричал на нее:
     - Когда переправу наведут, говорите точно! Когда? Саперы вызваны?
     - Я человек маленький! - верещала кассирша. - Я саперами не командую!
     - А Березовое? - гаркнул чубатый.
     - Грязь там, грязь! - надсаживалась кассирша. - Грязь, машины вязнут!
     - Па-анятно, - сказал парень и снова метнулся в толпу.
     Степан  приподнялся  на  носках  и  увидел  рядом  с  его   шевелюрой
милицейскую фуражку. Парень энергично наседал  на  милиционера.  Их  сразу
обступила куча народу. Степан  влез  на  скамейку.  Дьявольщина!  Рубченко
успел переодеться в форму. Чубатый говорил с воскресшим капитаном!
     Рубченко взял парня под  правый  локоть.  Со  стороны  это  выглядело
совсем  невинно:  обходительный   офицер   милиции   объясняет   положение
взволнованному горожанину. Дела, видимо, печальные - тот  свободной  рукой
схватился за сердце...
     Он еще не опустил руку, а Степки уже не  было  поблизости,  вот  как.
Теперь дело времени - рано или поздно он вспомнит про ложную Малгосю...
     Он забился в щель между палаткой "Овощной базар" и  пустыми  ящиками.
Часы на автостанции показывали четверть третьего. Он думал так, что волосы
шевелились. До неведомого "сигнала" оставалось меньше шести часов. Если бы
Степан каким-то чудом и пробрался в район, то за час до  сигнала,  ну,  за
полтора. Это первое. Второе: Алешка с доктором могли и прорваться. Они  на
машине, да еще  с  бластером.  И  третье:  он,  Степка  Сизов,  рванул  на
автостанцию из трусости, из чистой трусости. Испугался _э_т_и_х_, решивших
с ним расправиться.
     Когда Степка начинал сомневаться в своей  храбрости,  ему  удержу  не
было. Теперь он знал, что не уедет, даже если за ним пришлют  персональный
самолет.  У  него  есть  оружие.  Он  проник  в  их  планы.   Он   надежно
замаскирован, и плевать ему, что он один и никому не может довериться!
     - Плевать!  -  пробормотал  Степка.  -  Да  _и_м_  на  меня  покрепче
наплевать. Эх, дьявольщина! С эскадрой-то на орбите...
     Та-тара-та... - пропел автомобильный гудок. Сиплый голос прокричал:
     - На Синий Камень везу и к телескопу! Бесплатно!
     К телескопу? Степка промчался через сквер, мимо ребят с прыгалками  и
влез в грузовик - тот самый, который  при  нем  вернулся  на  автостанцию.
Засвистел  ветер,  замелькали  один   за   другим:   молокозавод,   второй
микрорайон, школа, универмаг, почта, синяя вывеска милиции, дом  с  тиром.
Степан сидел, прижимая к груди чемоданчик. Он все-таки здорово  запутался,
и простое решение, которое ходило совсем рядом, ускользало  от  него,  как
упавший в воду кусок мыла ускользает от руки.
     Та-ра-та... - снова пропел  гудок,  и  Степка  схватил  это  решение.
Сигнал! Сигнал в двадцать часов - наводчик - эскадра!
     Она ждет на какой-то орбите - эскадра, пришельцы, там, а здесь  -  не
настоящие пришельцы. Они должны подготовить плацдарм и  в  двадцать  часов
послать сигнал с "наводчика". Что такое "наводчик"? Они сами сказали,  что
своего "наводчика" у них нет. Телескоп используют как наводчик". Ведь  наш
радиотелескоп не  простой,  он  приемно-передающий,  нам  рассказывали  на
экскурсии. Он может принимать радиоизлучение из космоса и может  управлять
полетом космических кораблей. Наводить их на  цель.  Наводчик,  понимаете?
Загипнотизированные работают как  передовой  десант  и  в  двадцать  часов
пошлют настоящим пришельцам сигнал:  плацдарм  захвачен.  По  лучу  нашего
радиотелескопа ложные пришельцы сумеют направить хоть тысячу  кораблей,  и
они будут садиться вокруг нашего городка совершенно спокойно! У  нас  даже
телефона теперь нет, словно в каменном веке!  Корабли  будут  садиться,  а
кругом ничего не узнают.
     "Э_т_и_ прямо дрожали, когда говорили о телескопе, - думал Степан.  -
Когда Пятиугольник сказал: "Не берем своего  наводчика",  гитарист  так  и
рявкнул... Они и Тугарино выбрали из-за телескопа".
     ...Добродушная тетка с цыплятами, бунтующими в корзине, наклонилась к
Степану и спросила:
     - Девочка, ты тифом болела? - Он промолчал, зона громко заохала: - Да
я бы такую мать послала рыбу чистить, а не дитев воспитывать!..
     Кто-то засмеялся и спросил, почему рыбу чистить, а  тетка  кудахтала,
что девчушечка стриженая, бледная и бормочет невпопад, а рыбу чистить - не
детей воспитывать. Оказывается, Малгосин платочек валялся на полу, и тетка
с цыплятами завязала его на Степке "по-модному", под подбородком,  -  едва
не задушила.
     - Вертолет, вертолет! - крикнул кто-то.
     Правда! С юга, от района, тарахтела зеленая стрекоза, и  Степка  едва
не вывалился из грузовика, который замедлил  ход,  чтобы  водитель  и  все
пассажиры могли полюбоваться.
     У-ру-ру! Вертолет, военный! Значит,  добрались  доктор  с  Алехой,  и
будет теперь порядок!
     Он забыл, что через Березовое  они  едва-едва  спустя  полчаса  могли
прибыть в райцентр, и орал "у-ру-ру!", пока вертолет садился на  совхозный
выгон, раздувая пучки  прошлогодней  вики.  Только  он  сел,  из  ближнего
перелеска  вывернулся  горсоветовский  "газик"  и  подкатил   вплотную   к
вертолету,  под  медленно  вращающийся  винт.  Было  видно,  как  трепещет
брезентовая крыша "газика", - Степкин грузовик проезжал совсем  близко  от
места посадки.
     Из пузатой кабины  выбрались  двое  -  военный  и  гражданский.  Двое
местных встречали их в промежутке между  машинами.  Степка  не  рассмотрел
встречающих - мешал кузов автомобиля.
     Приезжих он видел хорошо: майор,  затянутый  "в  рюмку",  с  крупным,
красивым лицом, а гражданский - невысокий, с приметной блестящей  сединой,
в приметном темно-сером костюме и с начальственной постановкой головы.
     Все налюбовались встречей, грузовик загудел, и в пятидесятый  раз  за
этот нескончаемый день Степан увидел проклятый  жест  -  двумя  руками  за
сердце: два человека, четыре руки...
     Он  забился  в  свой  угол.  Два  человека,  еще  два.  Вдруг   стало
безнадежно-отчаянно. Так ловко, так спокойно это проделывалось. Они  брали
нас  без  выстрела.  Команда  вертолета  наверняка  ничего  не   заметила:
доставили пассажиров, куда  было  приказано,  и  -  т-р-р!  -  затарахтели
обратно. _Т_е_ могли и  вертолет  захватить,  но  почему-то  не  пожелали.
Помиловали. Из всех зрителей это понимал один лишь мальчишка  четырнадцати
лет. Он ехал к телескопу, и на коленях у него  стоял  чемоданчик  с  двумя
пистолетами и сотней патронов к ним. Все. Больше ничего не было.

                                   ВХОДИ!

     - ...А какое большое удовольствие было выпить рюмашечку  и  капусткою
кочанной закусить!..
     От Синего Камня  грузовик  шел  пустой.  Степку  развлекал  последний
попутчик - маленький голубоглазый старик, пряменький, с  высоким  выпуклым
лобиком я смешным ртом. Нижняя губа - сковородником, как у Валерки,  когда
он собирается взвыть белугой. Степка не знал его, потому что старичок  был
деревенский и прямо из деревни пришел и нанялся охранником на телескоп. По
дороге от Синего Камня он рассказал,  какой  он  раньше,  в  деревне,  был
здоровый и как его две войны не пробрали, а сидячая работа  пришибла  так,
что он четыре недели пролежал в районной больнице. Он от хохота  наливался
кровью, вспоминая, как ему "питание непосресьвенно к койке  подвозили,  на
резиновом ходу". И запретили ему пить и пшеничное вино, и легкое  вино,  и
даже пиво...
     Так он болтал, тараща озорные  глаза,  а  Степка  думал  о  своем  и,
казалось бы, совершенно его не слушал. Когда же  старичок  спросил,  зачем
"мадемазель" едет к телескопу, Степка вдруг брякнул:
     - Посылку везу, дедушка.
     - Больно деловая, - отметил старичок. - Для кого передача-то?
     - Для Портнова Вячеслава Борисовича, - снова брякнул Степка.
     - Зна-атный человек! - восхитился попутчик, но в его подвижном личике
промелькнуло что-то ироническое. - Зна-атный... Непьющий!
     Видимо, ирония и  относилась  к  последней  характеристике  Вячеслава
Борисовича. Дед не мог взять в толк, почему здоровый, молодой и  "знатный"
человек по своей воле отказывался и от пшеничного вина, и от легкого вина,
и даже, как говорили, от пива.
     - А что в посылке содержится?
     - Не знаю, - сказал Степка. - Мое дело передать.
     Он рассчитывал, что дед,  как  охранник,  проведет  его  к  Портнову.
Старичок  был,  несомненно,  не  из  _т_е_х_,  -  смеялся  весело,  тонко,
заливисто и очень смешно распахивал большой рот с крепкими черными зубами.
_Т_е_ смеялись грубо, коротко. Как лаяли.
     - Передашь, передашь, вот сейчас и передашь,  -  болтал  попутчик.  -
Считай, приехали...  Постовой  позвонит,  Портнов  подошлет  на  проходную
Зойку-секретаршу, получишь шоколадку - и лататы... Михалыч! -  завопил  он
прямо из кузова охраннику, стоящему у ворот. - Михалыч, тута мадемазель  с
посылкой к Портнову.
     Степка смотрел на носки своих ботинок. Влопался! Ясное  дело,  он  не
собирался отдавать чемодан с оружием одному из _т_е_х_. Он хотел под видом
посыльной пробраться к Портнову, а еще  лучше  -  к  профессору  Быстрову,
директору. А теперь что? Говорить, что пошутил, то есть  она  пошутила,  и
никакой посылки нету? Или требовать, чтобы его самого провели к Портнову?
     Он сидел в машине, пока водитель его не шуганул. Соскочил.  Пистолеты
брякнули в чемодане. Дед-попутчик суетливо отряхивался. Охранник от  ворот
пробасил:
     - Я-то думал, ты с внучкой приехал. Здоров?
     - Э-э! Была у собаки ката... - затарахтел старичок.
     - Завелся, - сказал охранник. - Ступай в дежурку, Прокофьев...  Устав
тебе прочтут... новый. Ха, ха...
     Степка, наверно, побелел: он-то знал, какой "устав" прочтут  веселому
старичку в дежурке. Охранник несколько секунд смотрел на  него  с  мрачным
интересом.
     - Чего привезла?
     Степка промолчал, выгадывая время.
     - А ну покажи. - Охранник протянул руку за чемоданом.
     Степка отошел на два шага.
     Охранник ухмыльнулся и, наклонив голову, стал смотреть  на  девчонку.
Степка решительно выдержал его взгляд. Догони, попробуй...  Михалыч  пожал
плечом, сплюнул и показал на ворота:
     - Беги вон налево, в лабораторный корпус, по лестнице на второй  этаж
и налево до конца.
     Степка пошел. В ворота  и  налево  по  бетонной  чистой  дорожке,  по
расплывчатым полосам тени, падающим от стальных ферм телескопа. Он  шел  в
проклятой юбке, и нельзя было сунуть руки в карманы, и сзади, от ворог, на
него смотрел мрачный Михалыч. И невозможно было знать, что  ждет  впереди.
Совершенно свободно неведомое нечто, умеющее гипнотизировать людей за долю
секунды,  владеющее  бластерами,  зелеными  радиостанциями"слизняками"   и
прочей дьявольщиной,  -  совершенно  свободно,  думал  Степка,  оно  могло
проследить за каждым его шагом и  узнать,  что  он  везет  в  чемодане,  и
нарочно приказать пропустить его.
     Вот корпус. Двух шагов хватало как раз от  одной  теневой  полосы  до
следующей. Вот  корпус  и  дверь.  Входи!  Сколько  времени  ты  мечтал  о
пистолете в правой руке и пистолете в  левой  руке,  -  входи!  Ты  умеешь
стрелять с левой, стрелять быстро и попадать. Охота тебе стрелить, Степан?
Не сворачивай на крыльцо, иди прямо, вокруг холма и к  забору...  Тебе  же
совсем неохота стрелять...
     Он вошел. За стеклянной дверью мягкий  пластмассовый  ковер  намертво
глушил шаги.  По  лестнице,  как  река,  стекала  мягкая  дорожка.  Степка
поднимался с  усилием,  будто  плыл  против  течения.  Корпус  был  тих  и
безлюден, тишина  жужжала  в  ушах.  Пустой  коридор  смотрел  на  Степана
блестящими  глазами  ламп.  Редкие  двери  были  толсто   обиты   кремовым
пластиком.
     Дощечки висели  наклонно  на  выпуклой  обивке:  Степке  отсвечивало,
ростом он был мал. Приподнимался на цыпочки,  чтобы  прочесть:  "Липилиень
Р.А.", потом "Кротова 3.Б." и вот "Портнов В.В."
     Степан оглянулся.  Показалось,  что  невидимые  пришельцы-гипнотизеры
висят над дверями, как воздушные шары, и смотрят невидимыми глазами. И он,
спасаясь от невидимых глаз,  дернул  дверь  и  очутился  в  темном,  узком
тамбуре. Набрав полную грудь воздуха, толкнул вторую дверь  и  очутился  в
кабинете, напротив письменного стола.

                     ВЫ ДУМАЕТЕ, ЧТО ВАС НЕЛЬЗЯ УБИТЬ

     - Здравствуй, здравствуй! -  Портнов  улыбался  и  кивал,  выглядывая
из-за настольной лампы. - Ты ко мне, девочка?
     Ослепительное  солнце  било  в  стеклянную  стену  кабинета.   Степка
прижмурил глаза.
     - Ты ко мне? - повторил Портнов.
     Он, приподнявшись, посмотрел на чемодан.
     Степка кивнул: у него перехватило голос.
     - Ну, рассказывай...
     Степка быстро присел на стул справа от  двери,  вздернул  чемодан  на
колени, приоткрыл. Портнов, улыбаясь,  поставил  ребром  на  стол  плоскую
зеленую коробку размером с папиросный коробок. Такую же  коробку  гитарист
приносил к дверям тира. Степка узнал ее, но уже некогда было путаться.  Он
придержал крышку чемодана левой рукой, правой нащупал рукоятку "Макарова",
выхватил его и предупредил:
     - Спуск со "шнеллером", стреляю без предупреждения... Руки!
     Руки инженера безжизненно лежали на столе. Серые,  безжизненные  губы
проговорили:
     - Пистолет - не игрушка для девочек. Дай сюда.
     - Ну уж нет... Эту штуковину оставьте в покое!
     Рука отодвинулась от зеленой коробки. Инженер глубоко вздохнул,  щеки
как будто порозовели.
     - Играешь в разведчиков, дитя века? Чего ты хочешь, собственно?
     - Погодите, - сказал Степка. - Я вам сначала  скажу  вот  что.  И  не
забывайте о "шнеллере". (Тот кивнул осторожно.) Я знаю,  что  вы  думаете,
будто вас нельзя убить. Вы оживете, да?
     - Ты сошла с ума, - прошептал инженер. - Ты что-то путаешь.
     - Ну уж нет. Это  вы  не  понимаете,  что  на  таком  расстоянии  вам
разнесет голову в клочья...
     Инженер опять  кивнул  и  прищурился.  Степка  подумал,  что  зря  он
выкладывает про оживание.
     - Предположим, я это понимаю, - проговорил Вячеслав Борисович. -  Что
дальше? Откуда ты взяла, что меня нельзя убить?
     - Это вам все равно. Вы должны вывести из строя телескоп.
     - Зачем?
     - Вы сами знаете.
     Инженер ухмыльнулся:
     - Мощно почесать затылок? Нельзя... Ну, считай, я почесал. Как  же  я
выведу из строя телескоп, по-твоему?
     - А мне плевать, как.
     - Рассуди сама, дитя  века.  Предположим,  и  согласился  и  пошел  в
аппаратную с дубиной - ломать и крушить. Ведь ты пойдешь со мною, со своим
"шнеллером", иначе я просто запру тебя снаружи. Так?
     Степка молчал.
     - Так. А при входе в  аппаратную  и  еще  кое-где  стоит  вооруженная
охрана. Ей покажется немного странным наше  поведение.  Здесь  не  принято
водить начальство под дулом пистолета. Да еще со  "шнеллером.  -  Отдай-ка
пистолет и убирайся подобру-поздорову...
     "Взрослые нас ни в грош не ставят, - думал Степка. -  Этот  даже  под
гипнозом не поумнел. Не верит, что девчонка сможет в него  пальнуть.  А  в
самом деле, как он испортит телескоп? Это же не просто так, не  проволочку
сунуть в розетку".
     - А мне плевать, - сказал он вслух. - Вы инженер. Вот  и  думайте.  Я
посчитаю до десяти, потом всажу всю обойму вам в голову.  Вот  и  думайте.
Раз...
     Он быстро нагнулся и, не сводя глаз с Портнова, опустил чемоданчик на
пол. Выпрямился, встал. Платье сильно резало под  мышками,  и  было  жутко
видеть перед собой лицо человека, в которого сейчас придется  стрелять,  -
вот что чувствовал Степка. Он отсчитывал: "Четыре... пять... шесть..." - и
подходил все  ближе  и  глядел  в  неподвижные,  странно  блестящие  глаза
инженера. Остановившись перед самым столом,  он  сосчитал:  "Восемь"  -  и
вдруг понял, что умирает.
     ...Казалось, он только что произнес "восемь". Почему-то он валялся на
спине, с закрытыми глазами, с  головой,  повернутой  влево.  Он  приоткрыл
глаза - рядом с головой были ноги в светлых брюках.
     Вячеслав Борисович стоял над ним. В правой руке он держал пистолет  -
за ствол. Дьявольщина! Это был Степкин пистолет!  Видимо,  он  только  что
перешел  к  инженеру.  Степка  бессознательно  рванулся,  чтобы   схватить
пистолет за рукоять, но Портнов отскочил - лицо его было  серое,  а  глаза
расширены, как от испуга, и он неуклюже перехватил пистолет  за  рукоятку,
вытянул руку и нажал спуск. Щелкнул боек. Осечка.
     Степка не испугался, когда дуло уставилось в его глаза.  Мир  казался
ему ненастоящим. Таким он,  наверно,  представляется  жуку,  перевернутому
вверх лапками. Степка сидел и беспомощно смотрел на инженера.  А  тот,  не
выпуская из левой руки зеленой коробки, оттянул затвор пистолета, заглянул
в казенник и пожал плечами:
     - Не заряжен, конечно... Казаки-разбойники!
     Не заряжен, дьявольщина! Конечно же, он зарядил только один  пистолет
и забыл об этом, а в руку ему попал  именно  пустой!  Заряженный  лежит  в
чемодане. И это спасло ему жизнь.
     Инженер  вздохнул.  Лицо  его  порозовело,  и  губы  складывались   в
привычную улыбку. Он опустил пистолет в карман, смерил Степана взглядом  и
пробормотал:
     - Неужели - _к_о_м_о_н_с_?
     Шагнул к столу. Остановился.  И,  будто  решившись,  поднял  коробку,
что-то дернул в ней, и Степан снова, третий раз за день,  ощутил  смертную
тоску и смертное беспамятство и третий раз очнулся.
     Его тошнило, и очень хотелось плакать. Он  опять  лежал  навзничь.  А
инженер Портнов сидел за своим огромным столом и смотрел на него.
     - Р-рожа! - сказал Степан. - Ты! Рожа! Фашист! Предатель!
     Он лежал и ругал Портнова, от ненависти вжимаясь в пластик пола.
     - Предатель, предатель, предатель!!!
     - Ну-ну, - сказал Портнов. - Попрошу без крепких выражений.  "Фашист,
предатель..." Кто к кому явился с этим,  как  его  бишь,  "шнеллером"?  Ты
лежи, не вставай. Пол, правда, грязный... - Он хмыкнул. Все-таки он был  в
большом недоумении и поглядывал на Степку опасливо. - Впрочем, поднимайся.
Я плохо вяжу тебя из-за стола.
     - Что вы со мной сделали? - яростно крикнул Степан и вскочил.
     - Надо ли тебе знать, вот вопрос! - Инженер держал его  под  прицелом
своего странного оружия. - Вот вопрос... С другой стороны, ты  уже  знаешь
слишком много. А? Так,  кажется,  принято  говорить?  (Степка  молчал.)  Я
дважды пробовал поместить в тебя Десантника, и дважды ты его  не  приняла.
Хотя "посредник" стоит на полной мощности...
     Степка вдруг спросил:
     - Это  -  "малый  посредник"?!  А  что  значит  -  поместить  в  меня
Десантника?
     -  О  всеобщая  грамотность,  -  пробормотал  инженер.  -  О   чудеса
Вселенной...  Ты  действительно  _о_ч_е_н_ь_  много  знаешь.  Где  Степан?
Говори!
     - Какой Степан, дяденька? - отвечал Степка.
     Тогда инженер снял телефонную трубку, зажал ее между плечом и головой
и принялся постукивать по рычагу.  В  свободной  руке  он  держал  зеленую
коробку "посредника". А Степка вдруг вспотел. Он понял, что Портнов сейчас
вызовет кого-то, может, и веселого  деда-охранника,  и  прикажет  девчонку
увести и  пристукнуть.  И  вдруг  до  него  дошло,  что  Портнов  не  смог
"поместить  в   него   Десантника",   или,   как   Степка   это   называл,
загипнотизировать. И поэтому не мог узнать, что еще лежит  в  чемодане.  О
втором, заряженном пистолете не знает...
     Портнов сердито дул  в  трубку,  крепко  держа  в  руке  "посредник".
Чемодан, чуть приоткрытый, лежал в двух шагах от двери и в трех  шагах  от
Степкиных ног. Язычок замка загнулся внутрь  и  не  дал  крышке  стать  на
место.
     Степка примерился.  Инженер,  скосив  глаза,  набирал  номер.  Степка
прыгнул,  отшиб  крышку...  Блеснула  синяя  рукоятка,  он  схватил  ее  и
выстрелил наудачу, одновременно нажав на спуск  и  предохранитель.  Ра-ах!
Ра-ах! - громыхнули  стекла.  Первая  пуля  вдребезги  разбила  телефонную
трубку, вторая ушла в сторону.
     Инженер уронил трубку и закрыл глаза.
     Степка обмяк. Показалось было, что инженерский череп  брызнул  белыми
осколками. Повезло - попал в трубку... Едва дыша, он приблизился к столу и
вынул "посредник" из большой, слабой руки. Ящичек  был  тяжелый.  С  одной
стороны была крошечная воронка, с другой -  две  нити:  длинная  и  совсем
короткая. С маленькими шариками на концах.
     - Вот так так, - прошептал Степан.
     Вячеслав Борисович как раз открыл глаза.  Контузило  его  не  сильно,
только исцарапало щеку осколками пластмассы.  Он  уставился  на  ящичек  в
Степкиных руках и тихо, срывающимся голосом проговорил:
     - Отдай... Отдай... Взорвется!
     - Ну уж нет, - сказал Степка, сам себе не веря.
     Инженер смотрел на него с ужасом. Беззвучно шевелил серыми губами.
     - А вы меня боитесь, - сказал Степан.
     - Отдай! - Голос был сдавленный, сиплый.
     Степан поднял "посредник", прикинул длину обеих ниток. Чтобы включить
"посредник", сидя за столом, инженер должен был дернуть за длинную  нитку.
Короткая мала. Зачем здесь две нити? Он  сам  себе  не  верил.  Он  только
видел, что тот помирает от ужаса, а выстрелить никогда не поздно. И дернул
за короткую нитку.
     Ящик стал тяжелей. Инженер закрыл глаза. Больше ничего не произошло.
     Степка попятился, натолкнулся  на  стул.  Сел.  Плохо  держали  ноги.
Пистолет гулял в руке. Надо бы запереть дверь, подумал  он.  Оттуда  могли
услышать пальбу, хотя дверей две штуки и одна обшита. Только где  возьмешь
ключ?
     Портнов зашевелился и забормотал, не поднимая вех:
     - Почему вы храните мою посылку?.. Что? - Он вдруг ясно посмотрел  на
Степку: - Ты ко мне, девочка? Я заснул. Странно...
     Степке казалось, что каждый толчок сердца ударяет его о спинку стула.
Неужели удалось? Ой, неужели удалось?
     - Бросьте притворяться, - пробормотал он. - Не поможет.
     Инженер провел рукой по щеке и  посмотрел  на  окровавленные  пальцы.
Поднял разбитую трубку, осмотрел, кое-как пристроил на аппарате.  И  вдруг
разглядел пистолет в Степкиной руке, - стал  смотреть  попеременно  то  на
трубку, то на пистолет. Оглянулся, нашел в стене пулевые отверстия - пожал
плечами.
     Если он притворялся, то артистически. С кривой, безумной  улыбкой  он
пробормотал:
     - Не могла бы ты в следующий раз будить меня поделикатней?
     - Вы не притворяйтесь, - еще раз сказал Степан.
     Вячеслав  Борисович  закрыл  глаза,  открыл,  сильно   нахмурился   и
попросил:
     - Послушай, девочка,  если  тебе  что-нибудь  надо  от  меня,  положи
куда-нибудь свою пушку. Я под пушкой не разговариваю.
     Степан вдруг догадался, как его проверить.
     Он поставил "посредник" на стул, а сам, пятясь, отошел к окошку.
     - Хотите поспорить, что попаду с одного выстрела?
     Прежний Вячеслав Борисович, без сомнения, перепугался бы отчаянно  за
драгоценный аппарат. А этот, наоборот, оживился и предложил:
     - Лупи всю обойму, дитя века! Ставлю эту авторучку, что больше одного
раза не попадешь, - и еще выкатил для искренности глаза.
     Степка как стоял, так и  сел.  Подействовало,  значит...  "Посредник"
сработал в обратную сторону! А инженер тем временем открыл рот,  поковырял
в нем пальцем и выудил зеленого "слизняка". Грустно посмотрел  на  него  и
пробормотал:
     - Может быть, я еще сплю, а? Зачем ты сунула мне в рот это? Ты ловкая
девчонка, но все равно промахнешься, могу поспорить.
     То есть он продолжал хитрить,  чтобы  Степан  высадил  всю  обойму  в
"посредник" и пистолет  стал  безопасным.  Если  он  не  притворялся,  то,
по-видимому, ничего не помнил с момента, когда его загипнотизировали.
     Степка боялся верить своему счастью. Неизвестно, сколько он колебался
бы еще, но инженер выудил из кармана второй пистолет и так напугался,  что
стоило посмотреть! Он  побледнел  и  отбросил  пистолет,  а  Степке  стало
смешно, что человек не побоялся оружия в чужих руках и передрейфил,  найдя
его в своем кармане.  Ему  стало  смешно,  почему-то  брызнули  слезы,  и,
захлебываясь ими, он забормотал:
     - Вячеслав Борисович, Вячеслав Борисович! - а инженер сидел за столом
и смотрел на него, открыв рот.

                        СТЕПКА ПОЛУЧАЕТ ИНСТРУКЦИЮ

     Положение было все равно отчаянное. Вот-вот  могли  появиться  другие
загипнотизированные - Степка не сомневался, что все здешние сотрудники  из
_т_е_х_. Они могли явиться на шум  либо  просто  по  делу,  могли  вызвать
Портнова по "слизняку". А Вячеслав Борисович ничего не  помнил.  Для  него
время остановилось в милицейском сарае, куда его  заманили  под  предлогом
"голубенького письмеца". Он словно заснул в сарае, а  проснулся  за  своим
столом. Он совсем ничего не знал. А тут еще Степан, переодетый  девчонкой,
пистолеты, исцарапанная щека и голова, гудящая после контузии...
     - Вячеслав Борисович, я вас разгипнотизировал! - кричал Степка.
     Вячеслава Борисовича прошиб  крупный  пот,  он  почему-то  забормотал
тонким голосом:
     - Для больных, живущих в селении, устроены потильные комнаты с платою
за потение на кровати 50 копеек.
     - Какие комнаты? - спросил Степка.
     - Потильные, какие же еще? Девочка, ради бога, что сей сон означает?
     - Я не девочка, - бахнул Степан. - Это не сон, а пришельцы.
     - А! Конечно, конечно, я и  забыл,  -  задушевно  сказал  инженер.  -
Пришельцы, конечно! И надо сообщить о  них  кому  следует?  Э,  телефон-то
того... А я, такая неудача, проспал пришельцев... Какие они из  себя?  Ты,
значит, не девочка?
     Степка сдернул с головы платок.
     - Ага... - Глаза у Вячеслава Борисовича опять полезли к носу. - Ты  и
правда мальчик... Ну, пойдем рассказывать о пришельцах?
     Степка подбежал к нему:
     - Вячеслав Борисович! Я не сумасшедший псих, честное слово!  Поймите,
вы же не спали, вас пришельцы загипнотизировали в сарае! Помните? А я  вас
разгипнотизировал этой штукой... Вот это их аппарат для гипноза, только за
нитку не дергайте.
     На всякий случай он не выпускал из рук "посредник".
     - В сарае - это точно... - пробормотал Портнов.
     Видно было, что он пытается вспомнить и не может. Он сказал:
     - Точно... Повели они меня в сарай, но что было дальше,  хотел  бы  я
знать? Откуда тебе известно про сарай?
     - Да я сидел за стенкой, подсматривал. У них в  сарае  был  поставлен
"посредник",  которым  они  гипнотизировали!  Сначала  вас,  потом  вашего
шофера, а потом вы взяли "малый посредник" и уехали. Не помните?
     - Не помню, - сказал инженер.
     Он  блуждал  глазами  по  столу,  пытаясь  уцепиться  за  что-нибудь,
вспомнить хоть любую чепуху, заполнить хоть мелочью четырехчасовой  провал
в памяти. Он  опять  вспотел,  словно  выкупался,  но  уже  не  говорил  о
"потильных" комнатах.
     - Они гипнотизируют, -  шептал  Степка.  -  Они  уже  всех-всех  -  и
милицию, и почту, и горсоветских... Они хотят  послать  сигнал  по  вашему
телескопу своим кораблям на орбиту, в восемь вечера. Они телескоп называют
"наводчиком", понимаете? Не дерните!! - Он убрал ящичек.
     - Что? - вскрикнул  инженер.  -  В  двадцать  часов?!  -  Его  взгляд
наконец-то ухватился за что-то на столе. - Как тебя зовут? А-а,  Степаном?
- Он поднял со  стола  календарь,  покрутил,  поставил.  -  А  это  что  -
маленькое?
     Степка стал объяснять: радиостанция такая,  прилепляется  в  рот,  на
"твердое небо". А вот этой штукой  можно  человека  загипнотизировать,  он
только руки прижмет к груди - и готов. Но ею же можно и обратно сработать,
если потянуть за короткую нитку, и он,  Степка,  имение  так  и  освободил
Вячеслава  Борисовича  от  гипноза.  _О_н_и_  называют  эту  штуку  "малым
посредником"...
     Он рассказывал быстро, не очень связно, потому что дорога была каждая
секунда. Дьявольщина! Портнов оказался очень странным человеком. Когда  он
понял, что самих пришельцев нигде не видели, он вдруг захохотал и крикнул:
     - Правильно! За каким лешим таскать по  Космосу  бренное  тело,  если
можно ограничиться сознанием? Молодцы!
     Он вскочил, пробежался от окна к стене, опять  к  окну,  постучал  по
стеклу и пробормотал с непонятным выражением, не то злым, не то веселым:
     - А? Проблема контакта! Сперва ты меня повези,  а  потом  я  на  тебе
поезжу...
     - Вячеслав Борисыч, надо скорей, - напомнил Степка.
     - Да-да, я кое-что придумал... - Он повернулся, одним махом  оказался
за столом и с тем же непонятным выражением посмотрел на Степана.  -  Будем
считать, что твой друг не доехал  до  города.  И  что  ответственность  за
судьбы Земли навалилась на наши хрупкие плечи. Отдохни пяток минут... -  И
стал быстро писать в большом блокноте.  -  Сейчас  мы  сообразим  для  них
кое-что  интересненькое...  Шалуны!   Наводчик   им   понадобился...   Так
отзываться о благородном инструменте!
     Степан стал смотреть через его плечо. Он быстро написал вверху листа:
"Инструкция, как испортить телескоп" - и сразу замарал эту надпись. Степка
мысленно одобрил его поведение: о диверсии вслух говорить не стоило.  Если
уж _э_т_о_ подслушают - не помилуют... Он в десятый раз, наверно, вспомнил
разговор, который он сам подслушал,  сидя  под  шубой  Сура.  Как  Киселев
зарычал, когда Рубченко заикнулся о телескопе: "Вспомни о р-распылителе!"
     Он покачал головой. "Распылитель"  должен  быть  дьявольски  страшной
штукой - вся компания испуганно смолкла  после  этих  слов.  Было  приятно
думать, что и они  могут  бояться.  И  тут  Степан  увидел  на  перекидном
календаре свое имя, написанное мелким, острым почерком Портнова.
     Было написано:
     "1. Степан Сизов,  1,5  м,  коренастый,  волосы  светло-русые,  глаза
серые, легко бледнеет, стрижка "бокс", 13-14 лет.
     Надежно изолировать для акселерации, либо +.
     2. Оконч. подготовки 19:40."
     - Ага, это мои  приметы,  -  сказал  Степка.  -  Это  вы  писали  под
гипнозом, да? (Инженер пробормотал  что-то  невнятное  себе  под  нос.)  А
крестик почему?
     Перо бесшумно летало по бумаге: не  останавливая  его  бега,  инженер
ответил:
     - На вечную память. Ясно тебе? Тогда завяжи платок  поаккуратнее,  ты
же девочка... - Он ткнул рукой налево, в угол.
     Угол был отгорожен занавеской. Там оказался  рукомойник  с  зеркалом.
Степка вздохнул и ополоснул руки, лицо, - очень уж  грязен  для  девчонки.
Утерся вафельным  казенным  полотенцем,  перевязал  платок.  Скорчил  себе
презрительную режу - вылитая девочка, противно даже.  Озабоченно  выскочил
из угла, подбежал к двери... Никакого  движения  в  коридоре.  Если  _т_е_
подслушивают, уже давно  были  бы  здесь.  После  выстрелов  -  наверняка.
Впрочем, "слизняк" сам не  должен  ничего  слышать,  для  разговора  _т_е_
ложились и закрывали глаза.
     Вячеслав Борисович еще писал. Из окошка ничего  интересного  не  было
видно - неподвижно стояли пыльные березы, а телескоп и  проходная  были  с
другой стороны,  за  углом.  Монотонно  стучала  какая-то  машина.  Степка
вспомнил об оружии и зарядил оба пистолета. Вложил в один недостающие  два
патрона, а во второй всю обойму. Поколебавшись,  поставил  "посредник"  на
стол. Вячеслав Борисович с треском выдрал лист из блокнота и сказал:
     - Дай мне тоже игрушку. Спасибо, - и с отвращением сунул  пистолет  в
карман. -  Боюсь,  что  он  мне  пригодится  еще  до  заката.  "Посредник"
оставляешь, правильно...  Это  вот,  -  он  протянул  исписанный  лист,  -
прочтешь за воротами, в  укромном  месте.  Спрячь  надежно.  Тикай  отсюда
поскорей. Игрушку советую держать за пазухой, до времени, -  посмотришь  в
бумаге, до какого. Сиди в укромном месте, подальше отсюда, на глаза  людям
не попадайся. Часов у тебя нет? Возьми эти. Точные.
     Степка дернул плечами, но часы взял.
     Дьявольщина! Как ему не хотелось снова оставаться одному!  Он  мрачно
сложил бумагу, сунул за ворот платья. И вдруг Портнов сказал:
     - Ты знаешь, кто я? Надувенна жаба.
     - Чего? - спросил Степка.
     - Надутая лягушка, по-сербски. Я же забыл про Благово!
     Он светло улыбнулся, и Степка понял,  что  уходить  никуда  не  надо.
Честное слово, это было здорово!

                             ХИТРЫЙ ПОРТНЯЖКА

     Вячеслав Борисович прятал разбитый телефон, приговаривая:
     - Хорошо быть муравьем -  коллективная  ответственность...  Бегай  по
краю тарелки и воображай, что держишь курс на Полярную звезду.
     Степка вежливо ухмыльнулся. Инженер пояснил:
     - Муравей лупит по кругу, а думает, что бежит прямо. Не буду я сидеть
в уютном кабинете - побегу... Мой номер, кажется, Угол одиннадцать?
     - А что?
     - А то, что я - из начальства. Старше меня  только  Линия  да  Точка.
Понял?
     - Ага, - сказал Степан. - Правильно!  Пятиугольника  они  в  грош  не
ставят. Ну и что?
     - Мы им устроим потильную комнату,  -  сказал  Портнов,  нагибаясь  к
столу. - Зоя! Зоечка! Ау!..
     Из динамика ответили:
     - Слушаю, Вячеслав Борисович...
     - Машину,  Зоечка.  Пускай   Леонидыч   подгонит,   я   поведу   сам.
Быстренько...  -  Он  отпустил   кнопку   и   подмигнул.   -   Поехали   к
сентиментальному боксеру, муравьишка.
     - А инструкция как же?
     - Держи про запас. Мы едем к умному человеку,  Степа.  Не  голова,  а
трактор. С ним на пару я кое-что смогу проделать... если он чистый.
     - А почему он - сентиментальный боксер?
     - Он такой, - сказал Вячеслав Борисович. - Увидишь. Он уже трое суток
сидит взаперти и думает грустную думу. Он физик-теоретик. Вот и машина...
     Шофер не заметил Степана и начал было:
     - Угол одиннад...
     - Молчать! Вы останетесь...  хм...  Петр  Леонидович.  Ясно?  Садись,
Маша, - это Степану. Потом снова шоферу, громким шепотом:  -  Угол  третий
вызывает...
     - Так машину же разобьете! - жалко улыбнулся шофер.
     - Пропадай моя телега, - ответил Портнов и очень  натурально  заржал,
подделываясь под загипнотизированного.
     Третий  раз  за  день  Степка  ехал  в  машине.  Вячеслав   Борисович
действительно был неважным водителем - вцепился в руль и вытянул  шею.  Но
машину не разбил, а довольно плавно остановил ее у  подъезда  итээровского
общежития молокозавода.
     - Киселев живет здесь, - предупредил Степка.
     - Думаешь, присунул моему дружку к замочной скважине "посредник", да?
     - Проверим,  -  сказал  Вячеслав  Борисович.  -  Ты  на  глаз  их  не
различаешь, своих подшефных?
     - Пока еще нет, - сказал Степка.
     -  Ну,  рискнем,  Машенька.  Он  очень  соображающий   парень,   Митя
Благоволин.
     - Странная фамилия, - сказал Степка.
     - У него прадед  был  из  духовных,  из  попов,  -  говорил  инженер,
пробираясь по узкой лестнице. - Им  в  семинариях  давали  новые  фамилии,
благозвучные...
     Вячеслав  Борисович  немного  трусил  и  рассказывал  о  благозвучных
фамилиях для храбрости.  Степка  подумал:  ничего,  привыкнет.  Он  шел  и
примечал дорогу. Запомнил,  что  в  общежитии  две  лестницы.  Что,  кроме
центрального входа - с улицы, имеются два хода во  двор,  прямо  с  нижних
площадок. Что на третьем этаже очень неудобно стоит красный ящик с песком,
легко зацепиться на бегу. А вот и пятый этаж. Коридор был пуст. В  большой
кухне звонко переговаривались  женщины.  По  коридору  пробежал  парень  в
длинных футбольных трусиках, размахивая полотенцем.
     - Комната шестьдесят восьмая, - сказал Портнов. - Он дома.
     В замочной скважине виднелся шпенек ключа, вставленного изнутри.
     - Постой здесь, - прошептал инженер. - И аккуратно, аккуратно...
     Степка прижался лопатками к стене рядом с дверью. Парень с полотенцем
уже скрылся в умывальной. Инженер постучал.
     - Благово! Отпирай, хитрый портняжка пришел!
     Из-за двери ответили негромким басом:
     - Пошел вон.
     - Отпирай, говорю! Новый "Нэйчур" получили!
     Замок щелкнул.
     - Опять сенсация? - спросил бас.
     - Здесь красивая местность, - быстро проговорил инженер.
     - Что-о? - удивился бас. - Сла-авка, да на тебе  лица  нет!..  Входи.
Кофе хочешь?
     Вячеслав Борисович схватил Степана за плечо и втолкнул в дверь,  мимо
хозяина.
     Это был огромный, широченный, очень красивый  мужчина.  Большой,  как
шкаф, весь в коричневых мускулах. Бицепсы -  каждый  со  Степкину  голову.
Золотые волосы. Солнце немилосердно пекло в окошко, и хозяин был в  трусах
и пляжных тапках-подошвах. Он жалостливо посмотрел на Степана и вполголоса
спросил:
     - С ней что-нибудь случилось? Нужно денег?
     - Здесь красивая местность... А?
     - Ты что, издеваешься?
     - Ладно, - сказал Портнов. -  Раз  такое  дело,  налей  кофейку.  Это
Машенька, ей тоже кофейку.
     - Ну, знаешь, Портняжка... Это ни в какие ворота не лезет!
     - Лезет, Благово, - сказал Вячеслав Борисович.  -  И  сенсация  есть.
Зеленые человечки добрались до планеты по имени Земля.

                          СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЙ БОКСЕР

     Степка пил холодный кофе с печеньем и слушал. Сначала он  понял,  что
ученые прозвали инопланетных жителей "зелеными  человечками".  Еще  давно,
загодя. Они  давно  предполагали,  что  должны  быть  эти  жители,  и  для
выразительности дали им прозвище.
     Потом Степка понял, что огромный загорелый парень  боится  -  лицо  у
него побледнело даже под загаром.
     "Что же, и напугаешься",  -  подумал  Степан.  И  тут  разговор  стал
непонятным и пошел, казалось, в сторону.
     Благоволин спросил:
     - Значит, транспортируют чистую информацию?  -  Он  осторожно  тронул
"посредник", лежащий на столике.
     - На  каком-то  субстрате.  Сте...  Маша  говорит,  эта  штука  стала
тяжелее, когда меня... как бы это сказать?
     - Среверсировали. Намного тяжелей?
     - На чуть, - сказал Степка.
     Хозяин повернулся к нему:
     - Ага! На чуть... А в граммах?
     Степан пожал плечами. Благоволин еще раз прикоснулся к "посреднику".
     - Сколько их там? Сидят и ждут... Сколько их там, Портняжка?
     -  Вскроем  и  посмотрим,  -  мрачно  сказал  Вячеслав  Борисович.  -
Полюбуемся.
     -  Пожалуй,  не  стоит.  А  хочется,  Портняжка...  Положить  бы   на
аналитические весы и потянуть за ниточку...
     - Положи, - сказал Вячеслав Борисович. - Ко мне  в  карман  положи  и
больше не трогай, знаю я тебя.
     - А кто в нем сидит? - спросил Степка. - Это же гипнотизер.
     - И правда, кто же там станет сидеть? - пробормотал Благоволин.
     - Пришельцы, - серьезно объяснил Вячеслав  Борисович.  -  Точнее,  их
разумы, личности, понимаешь? Ну, содержание их мозгов, если так понятней.
     - Кому объясняешь, Слава...  Вон  книжка  с  картинками,  это  ей  по
возрасту.
     - Машенька -  человек,  -  сказал  Вячеслав  Борисович.  -  У  нее  с
зелененькими свои счеты. - Он потрогал ссадины на щеке.
     - Ну, сиди, раз человек... Значит, транспортируют чистую  информацию.
Я был прав. Помнишь наш разговор о кембриджских наблюдениях?
     - Митька, я всегда считал тебя большим человеком. Все правильно. Даже
то, что цивилизации с ядерной энергией не выживают, самосжигаются.
     - А! И об этом был разговор? Когда?
     - Маша, повтори, - сказал Портнов.
     -  "Мерзкое  оружие,  -  пробормотал  Степка.  -  Стоит  дикарям  его
выдумать, тут и пускают в ход и уничтожают весь материал".  А  материал  -
это что? Уран?
     - Это мы. Дикари. Мы для них  -  материал.  Ладно.  Дмитрий,  что  ты
предлагаешь?
     - А мерзкое оружие - эйч-бамб.
     Они вдруг замолчали, как бы испугавшись сказанного. Портнов  закурил.
Рука со спичкой дрожала. Потом он выговорил с усилием:
     - Может быть.  Уничтожить  всех  сразу.  Но  мы  должны  помешать  им
расползтись.
     - Каким образом?
     - Главные силы где-то на орбите.  Я  думаю,  без  них  Десантники  не
двинутся из Тугарина. А сигнал они должны послать через наш телескоп.
     - Могут и без них. Я обмозговал бы это дело  пошире.  Ведь  и  комару
жужжать не запрещается.
     - Времени мало.
     - Стратегию надо обдумывать серьезно, - сказал Митя.  -  И  в  сказке
комары пожужжали, выбрали стратегию  и  медведя  одолели...  Портняжка,  а
зачем они пошли в Космос? Что им надо, этим Десантникам? А?
     - Перенаселение, нехватка полезных ископаемых... Что еще?
     - Хитрый  Портняжка  наряжает  пришельцев  в  земное  полукафтанье...
Полезные ископаемые удобней  искать  на  необитаемых  планетах.  А  насчет
перенаселения... Смотри-ка: "зеленые человечки" умеют сжимать личность  до
размера вишни,  судя  по  этому  ящичку.  Так  на  кой  им  ляд  жизненное
пространство,  если  в  твоем  кармане  уютно  размещается  десяток  живых
сознаний?
     - Инстинкт завоевания, - сказал Портнов.
     - Ну! Ты же марксист,  изучал  политэкономию!  Инстинкты,  страсти  -
господин  Шопенгауэр,  ай-ай...  Инстинкт  -  это  для   перелетных   птиц
побудительно,   а   развитой   цивилизации   надо   кое-что   посерьезней.
Перенаселение, перенаселение... Вот оно - кое-что. Рабочая  гипотеза:  они
перенаселены мертвецами.
     - Загнул-ул... - сказал Вячеслав Борисович.
     - Боже мой, это проще простого!  У  тебя  в  кармане  лежит  аппарат,
который списывает с живого мозга  полную  картину  сознания  и  хранит  ее
неограниченно долго.  Точнее,  пока  не  подвернется  подходящее  тело,  в
которое можно всадить это консервированное сознание.
     Инженер крякнул.
     - А-а, закряхтел... Разгадка-то лежит на поверхности...  Предположим,
ты выдумал эту штуку...  из  самых  гуманных  побуждений,  чтобы  победить
смерть. До что дальше? Стариков и  безнадежно  больных  начинают  спасать.
Прячут их сознание  в  этот  аппаратик,  чтобы  найти  когда-нибудь  потом
свободное тело. Например, тело преступника. Можно у  сумасшедшего  сменить
личность на здоровую, понимаешь? Но что будет дальше?
     - Дальше начнутся неприятности, -  подхватил  Вячеслав  Борисович.  -
Преступников и сумасшедших мало. И вообще это не метод.
     - А! Понимаешь теперь? Поколения два-три  они  могли  изворачиваться.
Возможно, создали касту бессмертных властителей, которые  веками  кочевали
из одного тела в другое. Возможно, что-то иное, однако долго это не  могло
тянуться, так как...
     -  ...круг  посвященных  расширялся,  и  на  планете  нарастал  запас
бессмертных сознаний?
     -  Невыносимая  обстановка  -  друзья,  родные,  лучшие  умы  планеты
томились в "вишнях"...
     - И они двинулись в Космос за телами!
     - Как испанские колонисты за рабами в Африку.
     - Стройная картина, - сказал Вячеслав Борисович. - Вот что еще -  как
быть с  моральными  запретами?  Вселить  своего  старшего  родственника  в
инопланетянина...  Похуже,  чем  в  крысу  или  в  гиену!  По-моему,   это
непреодолимый запрет...
     -  А,  мораль?  -  сказал  Благоволин.  -  Мораль   всегда   отвечает
потребностям общества.
     - Пожалуй, так... Это  могло  пройти  постепенно.  Нашли  на  ближних
планетах себе подобных, потом привыкли...
     - Ну вот и договорились. Практические выводы ясны?
     - Пока нет, - сказал Портнов.
     - Ну боже мой! Даже хамы-работорговцы пытались  беречь  свое  "черное
дерево", поскольку живой раб приносил доход, а мертвый - одни убытки. Если
наша гипотеза верна, то "зелененькие" должны  прямо  трястись  над  каждым
телом. Для них потеря  одного  раба  не  исчисляется  в  пиастрах.  Каждый
человек, убитый при вторжении...
     - Ага! Соответствует одной собственной жизни! - вскрикнул Портнов.  -
То-то они обходятся без кровопролития - им нужны тела для "вишен"!
     - И дальше будут стараться в том же духе. Убивать -  не-ет,  это  для
другой психологии... - сказал Митя. - Если у тебя в чемодане томятся  твои
родители, бабушки и прапрадедушки, ты поневоле  будешь  любить  и  лелеять
такого парня, как я.
     Степка засмеялся. Про  себя  он  стал  называть  этого  великолепного
дядьку Митей.
     - Не тебя, - сказал Портнов. - Твою бренную оболочку.
     - Ну давай так считать, - сказал Митя. - Важно другое. У  них  четкий
метод завоевания: подмена личности. Без убийства! Двинули на них полк, они
вселяются в офицеров - и штык в землю... Они должны  стремиться  захватить
сразу как можно больше людей. Поэтому ядерное оружие, способное уничтожить
все живое в определенном районе, для них пренеприятный сюрприз. Бах!  -  и
все освоенные тела погибли. Следовательно, они должны рвануться из  района
Тугарина.  Первый  вывод:  мы  должны  оцепить  Тугарино,  чтобы  муха  не
вылетела...
     - Так, - сказал Портнов. - Так, так! А у  них  мало  Десантников,  не
хватает даже для охраны корабля.
     - Звездный корабль... - мечтательно проговорил Митя. - Хоть бы  одним
глазком... Ладно. Я думаю вот что. Оцепить,  пригрозить  бомбой  -  только
пригрозить. Тогда десанту придется уйти. Но прежде он наведет всю  армаду.
Скажем, прямо на генштабы ядерных держав.
     - Так... Первое - оцепление, второе - угроза... Запомнил.  Если  твоя
гипотеза справедлива...
     - Ты слушай, - сказал Митя. -  Психология  есть  психология.  У  меня
своя, а у них своя. Может быть,  все  как  раз  наоборот,  и  они  мечтают
посмотреть на мегатонные взрывы, как я - на их корабли. Но покамест  я  бы
пригрозил им этими взрывами и не дал  бы  воспользоваться  телескопом  для
сигнала наведения.
     - Так я с этим и пришел! - вскрикнул Вячеслав Борисович.
     - "Ай ду-ду..." - басом пропел Митя. - Одним махом семерых  убивахом.
Ты учти, им нужна только антенна от нашего  телескопа.  Если  ты  собрался
портить не антенну,  а  усилитель,  то  время  такой  акции  надо  выбрать
впритирочку. Чтобы они  не  поспели  до  восьми  часов  присоединить  свой
усилитель.
     - Так  я  с  этим  и  пришел!  Надеялся,  ты  посоветуешь  что-нибудь
практическое.
     - А, практическое? Дай знать в Москву, в  Министерство  обороны.  Без
этого все прочее бессмысленно. Пусть шевелятся, если еще не  поздно.  Если
"зеленые" расползлись, не поможет и эйч-бамб...
     После этого странного слова опять наступило молчание.  Потом  инженер
умоляюще проговорил:
     - Мить, я один не справлюсь.
     - Я тут не игрок... Почему? Ты считаешься обработанным, а  я  -  нет.
Больше  скажу.  -  Благоволин  безмятежно  улыбался.  -   Из   соображений
конспирации тебе следовало бы меня убрать, а?
     - Не болтай!
     - Почему же? Я посвящен в  твои  планы  и,  если  меня  обработают  -
завербуют, так сказать, - предупрежу. Потому я и знать  не  хочу,  как  ты
намереваешься поступать. Кстати... радиолюбителя  знакомого  у  тебя  нет?
Езжай-ка лучше к нему и связывайся с Москвой. А я...
     В глазах Вячеслава Борисовича что-то мелькнуло,  и  он  неопределенно
повел плечами. А Степка  совсем  растерялся.  Только  что  он  сидел  и  с
блаженным чувством спокойствия смотрел на спину Благоволина - она была как
стена, она была могучая и надежная, - и вдруг эти слова:  "Тебе  следовало
бы меня убрать"! Он ужаснулся. Вот почему  Вячеслав  Борисович  заставляет
его разыгрывать  перед  Митей  "девочку  Машу"...  Вот  почему  молчит  об
инструкции, написанной в кабинете... Он с самого начала помнил,  что  Митю
могут обработать и  он  предупредит  пришельцев  о  Степкином  специальном
задании!
     Степка отвернулся от всего этого и стал думать о  своем.  Эйч-бамб...
где-то он слышал... Странное слово какое. Он  смотрел  в  окно  и  не  мог
думать. Митя говорил:
     - Я постараюсь подольше не попадаться.
     - Может, пистолет?
     - Тебе он нужней, Слава. Я по живому не выстрелю.
     - Сейчас надо принципы в сторону.
     - А! Мои принципы: хочу - выполняю, хочу - нет? Эх,  Портняжка...  Но
ты не волнуйся уж так. У меня есть план.
     - И прекрасно, - сказал Вячеслав Борисович. - Маша, поехали!
     Степка не повернулся,  он  чувствовал,  им  еще  надо  поговорить.  И
правда, сейчас же Портнов спросил:
     - Ну, какой план?
     - Не  секретный.  Я  теперь  предупрежден,  так-сяк  проинформирован,
немного представляю себе схему их воздействия на мозг и попытаюсь  с  ними
потягаться.
     - Что?!
     -  Мне  кажется,  -  очень  мягко  пояснил  Митя,  -  что  мощный   и
информированный разум должен потягаться с подсаженным  сознанием.  _О_н_и_
оставляют нетронутыми некоторые высшие  области  мозга  -  я,  правда,  не
специалист, - но центры речи, письма, вся  память...  Они  лишь  добавляют
свою память.
     - И волю, - сказал инженер. - Маша, оторвись от окна наконец!  А  ты,
Дмитрий, не вовремя ударяешься в  науку.  Двери  сам  им  откроешь?  Чтобы
потягаться?!
     - Я не тороплюсь стать подопытной собакой, - сказал Благоволин. -  Не
тороплюсь, но и не боюсь. И мне странно слышать, что ученый  отождествляет
научный эксперимент с предательством.

                                 ОПЯТЬ ОДИН

     Впоследствии Степка вспомнил эти споры и понял, что Портнов тогда еще
все решил, но теперь Степка был совсем огорошен. Пусть будет  так,  пускай
Благоволину и незачем ехать к телескопу - "слизняка" и  личного  номера  у
него нет, и уже в воротах к нему прицепится охрана. С другой  стороны,  он
как-то не по-товарищески оставлял Портнова  одного.  Насчет  его  затеи  -
пересилить "гипноз" - Степка  сомневается,  конечно.  Сурен  Давидович  не
пересилил... Ковыряя ногтем  краску  ка  подоконнике,  Степан  смотрел  на
улицу.
     Зашуршали  колеса.  Тихо  подкатил  и  остановился  перед  общежитием
зеленый "ГАЗ-69". Из него вылезли двое и не спеша двинулись к подъезду.
     Наверно,  у  Степана  ощетинился  затылок,  -  Благоволин   мгновенно
придвинулся к окну, посмотрел и - уверенным шепотом:
     - На правую лестницу, в черный ход и во двор!
     И Степка с Портновым очутились в коридоре. И сейчас же щелкнул замок,
и за дверью затрещало и заскрежетало.
     - Двигает шкаф, - шепнул Вячеслав Борисович, и тихо,  по  прохладному
коридору, они проскочили к правой лестнице.
     На площадке Степан сказал: "Если что - свистну", и побежал вперед. И,
не встретив тех двоих, они вскочили в машину. Вячеслав Борисович  запустил
двигатель и поспешно, рывками переключая скорости, пошел  наутек.  Свернув
на улицу Ленина, он проговорил устало:
     - Выйдешь за поворотом на совхоз. Иди к  высоковольтной,  там  прочти
инструкцию и действуй.
     - Лучше я с вами, - сказал просяще Степан и проверил, не потерялся ли
из-за пазухи пистолет.
     - Со мною нельзя.
     - Вы будете портить этот... усилитель?
     - Уж теперь в аппаратную и мышь не проскочит.  -  Инженер  оглянулся,
машина вильнула. - А, черт!.. Действительно, надо было его...
     - Ну уж нет, - сказал Степка.
     - Не знаю. Одну толковую мысль он мне  подал...  Не  знаю...  Слушай,
Степа. Если встретишь меня - тикай. Не попадайся на глаза  еще  пуще,  чем
всем остальным.
     - Почему?
     - Если меня снова обработают, я же тебя и выдам.
     Машина опять вильнула. Степка спросил:
     - А почему он "сентиментальный боксер"?
     - Он хороший человек, - с тоской сказал Портнов. - Очень хороший.  Не
то что убить - ударить человека не может. Я торможу. Приехали.
     "Эге, такой дядька, да еще боксер, ударить не может - как бы не так!"
- подумал Степан, и в расчете на то, что сзади окажется погоня, и  некогда
будет останавливаться, и вдвоем с инженером они примчатся  на  телескоп  и
там "устроят", Степка спросил неторопливо:
     - А кто такой эйч-бамб?
     - Водородная бомба по-английски, - сказал инженер и нажал на тормоз.
     Степка втянул голову в плечи.
     - Ну, иди.  Спокойно  иди,  я  любой  ценой  -  любой,  понимаешь?  -
продержусь, а ты действуй спокойно. И берегись, вся надежда на тебя.
     - А вы туда не езжайте! Зачем едете?
     - Для отвода глаз. Насчет тебя Благоволин не  знает,  а  меня  станут
искать. И все равно отыщут. Прощай.
     Он чмокнул Степку в лоб, вытолкнул из машины, крикнул:
     - Попробую их обогнать! - и умчался.
     На повороте его занесло влево, мотор взревел, и Степан опять  остался
один.

                              СУРЕН ДАВИДОВИЧ

     В это время я, Алешка Соколов, сидел рядом с Суреном  Давидовичем  на
спорной плите зеленой штуки, похожей на перевернутую  огромную  пробку  от
графина. Я сидел справа от Сура,  а  слева  поместился  толстый  заяц.  Он
восседал с необыкновенно независимым, залихватским  таким  видом,  вытянув
задние лапы, так что они торчали далеко вперед и немного вверх. В жизни бы
не подумал, что зайцы могут сидеть таким манером!  Его  вид  поразил  меня
сильнее, чем невидимый забор вокруг "зоны корабля". Сильнее, чем здоровое,
легкое дыхание Сура. Наверно, от  беготни  у  меня  мозги  замутились  или
что-то в этом роде - я таращился на зайца, пока не  сообразил,  отчего  он
так сидит, вытянув задние ноги по-господски. Зайцы и кролики сидят  всегда
поджав задние ноги, правда? Потому что  боятся.  Они  все  время  наготове
прыгнуть и удрать, а чтобы  прыгнуть  сразу,  задние  ноги  им  приходится
держать согнутыми. Я путано объясняю. Этого и объяснить  нельзя.  Не  будь
рядом со мною Сура, я бы испугался этого зайца.
     Теперь я не боялся ничего.
     Сурен Давидович нашелся! _Э_т_и_ не убили его, он их сам перехитрил и
пробрался в их "зону"! Я был готов замурлыкать, как сытый  кот,  я  так  и
знал - никаким пришельцам не справиться с нашим Суреном Давидовичем!
     Сур молчал, поглядывая то на меня, то  на  зайца.  Иногда  он  двигал
руками, как при разговоре, а заяц перекладывал уши и шевелил носом.
     Поймите, я же ничего не знал - уехал  с  докторшей,  проводил  ее  до
Березового и вот вернулся. Ничего не знал, ничего! Я улыбался и  мурлыкал.
Потом сказал:
     - Сурен Давидович, у  вас  прошла  астма?  А  как  вам  удалось  сюда
пробраться?
     Заяц почему-то подпрыгнул.
     - Скажи, пожалуйста, как ты сюда пробрался,  -  неприветливо  отвечал
Сур. - Где взял микрофон? Где твой микрофон, скажи!
     - Во рту. Вынуть? - Я понял, что так он называет "слизняк".
     - Пожалуйста, не вынимай. Зачем теперь вынимать? Как ты  назвал  себя
селектору?
     -  Какому  селектору?  -  удивился  я.   -   Что   Нелкиным   голосом
разговаривает? А-а, я сказал - Треугольник одиннадцать. Неправильно?
     Он странно, хмуро посмотрел на меня  и  прикрыл  глаза.  Я  же  будто
очнулся на секунду и увидел его лицо  не  таким,  каким  привык  видеть  и
потому заставлял себя видеть, а таким,  каким  оно  теперь  стало:  узким,
жестким, спаленным. Узким, как топор.
     Рот чернел между вваленными щеками, рассекая лицо пополам.
     У меня екнуло сердце. "Не может  быть,  этого  не  может  быть!  Нет,
слышите вы, этого не может бы-ыть!" -  завыло  у  меня  внутри.  Завыло  и
заторопилось: "Не может быть. Сур перехитрил _э_т_и_х_. Он старый  солдат.
Он перехитрил их. Астма у него прошла, как на войне, - он говорил, что  на
фронте не болеют".
     И я опомнился, но мне казалось, что я вижу сон. Потому что сидели  мы
тихо, молча на круглой шершавой опоре странного сооружения, которое  было,
наверно, кораблем пришельцев. Было  светло,  но  солнце  не  показывалось.
Деревья, корабль, мы сами не отбрасывали теней. Я опять посмотрел вверх  и
опять не увидел неба, стенки оврага сошлись над головой, очень  высоко,  в
полутумане, расплывчато. В желтом солнечном свете, сиявшем  где-то  вовне.
Было очень светло, словно вокруг нас замкнулся пузырь, излучающий свет.
     Сур приоткрыл глаза:
     - Алеша... Послушай наш разговор - Девятиугольник двести  восемьдесят
один насчет тебя интересно высказывается. Бояться не надо. Я тебя взял  на
попечение. Слушай.
     Во рту щекотно запищал "микрофон" голосом Сурена Давидовича:
     "Девятиугольник, что ты говорил о детеныше?"
     "Почему бы его не пристукнуть? - ответил Нелкин голос. - У нас хлопот
вагон, а ты возишься. Пристукни его, Квадрат сто три!"
     Голос Сура сердито отчитал:
     "Как смеешь говорить об  убийстве?!  Я  взял  детеныша  на  обучение!
Скажи, не пора тебе на патрулирование?"
     Селектор выругался. В жизни бы не  подумал,  что  Нелка  знает  такие
слова. Заяц подпрыгнул. "Да вы,  высшие  разряды,  вечно  чушь  несете,  -
пищала Нелка. - Потеха с вами! Ты бы делом занимался, Четырехугольник!"
     Сур вслух сказал:
     - Отвратительный переводчик! Жаргон,  ругательства...  Нравится  тебе
Девятиугольник, Алеша? - Он пощекотал зайцу живот.
     Заяц недовольно отодвинулся и сел столбиком.
     Я обомлел:
     - Это он - Девятиугольник?! Они и зайцев гипнотизируют?
     - Ты становишься непонятлив, - сухо отвечал Сур. - Не  гипнотизируют.
В него подсажен Десантник.
     - Сурен Давидович, какой Десантник? Он же заяц, посмотрите!
     - Десантник. Тот, кто высаживается первым на чужие планеты.
     Я зажмурился и, пытаясь проснуться, пробормотал:
     - Высаживается на чужие планеты. Значит, вот они какие - вроде  наших
зайцев...
     Сур вдруг деревянно засмеялся. И я  понял,  что  он  тоже,  как  этот
несчастный заяц, воображает себя Десантником. Не перехитрил он пришельцев,
они его подмяли.
     Я стал раскачиваться и щипать себя за икры, чтобы  проснуться.  Голос
Сура запищал в микрофоне: "Девятиугольник, полюбопытствуй! Пуская воду  из
глаз, люди выражают огорчение..."
     Он знал меня хорошо. От насмешки я взвился, про мазал ногой по зайцу:
он весело отпрыгнул, а я заорал:
     - Сурен! Давидович!! Они вас загипнотизировали-и! Не поддавайтесь!!
     Он сказал:
     - Вытри слезы.
     Я вытер. И заорал опять:
     - Не поддавайтесь им! Зайцы паршивые!
     Тогда он сказал почти прежним голосом:
     - Голову выше, гвардия!  Ты  же  мужественный  парень.  Почему  такая
истерика? Видишь, я за тебя поручился, а ты свою чепуху про гипноз.  Какой
же это гипноз?
     Я притих.
     - Видишь, тебе и самому не понятно. Поговори хоть с  Девятиугольником
и рассуди: разве можно путем гипноза  научить  зайца  разумно  беседовать?
Кстати, при разговоре микрофон прижимают  языком  к  небу  и  говорят,  не
открывая губ. Ты быстро научишься.
     - Я не желаю научаться. Я не заяц, я человек! А они  -  фашисты,  они
хуже фашистов,  потому  что  притворяются  и  сидят  спрятанные,  а  людей
заставляют делать подлости вместо себя!
     Он рассеянно-терпеливо кивал, пока я выкрикивал.
     -  Ты  кончил  говорить?  Кончил.  Объясняю  тебе,  Алеша:  никто  не
притворяется. Пришельцы не прячутся. И я и этот заяц -  довольно  крупный,
но обыкновенный заяц, - мы оба и есть пришельцы, как  ты  выражаешься.  Не
закатывай глаза. Постарайся это понять.  Мы  прилетели  на  Землю  в  этом
корабле.
     - Вранье это, вранье! - крикнул я и задохся. - Вранье-е!..
     "А-о-о!" - ответило эхо и стало перекатываться. Крик метался  вокруг,
гудя на стенках пузыря.
     - Этот заяц дрессиро-ованный, - выговорил я. - А  вы  нездо-оро...  -
Почему-то я стал заикаться. На букве "о".
     -  Вдохни  три  раза  глубоко  и  потряси  головой,  -  сказал  Сурен
Давидович. - Девятиугольнику пора на патрулирование, а ты отдохни пока.
     Как Девятиугольник поскакал на свое патрулирование, я еще  видел:  он
прыгал чуть боком, занося задние лапы вперед головы, и  любопытно  блестел
выкаченным глазом. Скрылся на подъеме, потом уже вверху подпрыгнул свечкой
и сгинул. И у меня тут же начало мутиться в глазах, все исчезло, сойдясь в
одну точку. Очнулся я лежащим на сыром овражном песке,  а  рядом  со  мною
сидел на корточках Сур.

                                 ПРИШЕЛЬЦЫ

     Я сел. Сурен Давидович аккуратно устраивал в кармане куртки небольшой
зеленый ящичек. Уложил, застегнул "молнию" и спросил:
     - Скажи, тебе лучше по самочувствию? (Я кивнул: лучше.) Замечательно!
Я ведь хочу тебе добра, а сейчас  открываются  блестящие  возможности  для
тебя...
     Я снова кивнул. Я чувствовал себя неуклюжим и спокойным, как гипсовая
статуя, что ставят в парках. Сурен  Давидович  это  заметил  и  прихлопнул
ладонями - верный признак удовольствия.
     - Скажи, ты понял насчет пришельцев?
     - Не понял.
     - Опять не понял! Спроси,  я  объясню...  Не  понимает!  -  Он  пожал
плечами.
     - Конечно, - сказал я. - Если я придумаю, будто я -  не  я,  а  вовсе
киноартист или Петр Первый, вы тоже не поймете.
     Тогда он мне и объяснил сразу все. Ну, вы знаете.  Как  они  выдумали
машинки для записи сознания, стали бессмертными,  а  их  тела  умирали,  И
поэтому  они  двинулись  в  Космос  за  телами.  Он  сказал,  что  корабль
Десантников  совсем  маленький.  В   него   помещается   несколько   сотен
кристаллических записей размером с крупнокалиберную  пулю.  В  большом  же
корабле, для переселенцев, их  помещается  несколько  миллионов,  и  такие
корабли спустятся на Землю. Они так уже делали  много  раз  -  захватывали
чужие планеты. Без выстрела. Они просто  подсаживали  в  каждого  "дикаря"
сознание одного из своих. Для Земли приготовлено  как  раз  три  миллиарда
кристаллических записей. По количеству людей.
     Не путайте мои приключения со Степкиными. Он уже знал про  "вишенки",
а я - нет. Сурен Давидович называл их "Мыслящими". Он говорил,  говорил...
Может быть, пришельцу, который сидел в его мозгу, хотелось выговориться. Я
слушал и с жуткой ясностью представлял себе  зеленые  корабли,  летящие  в
черной пустоте. Не такие, как десантный, - огромные. Они  расползались  по
всей Галактике, без экипажей, без запасов воды и пищи.  Даже  без  оружия.
Только  у  Десантников  было  оружие.  А  большие  корабли  шли,   набитые
кристаллическими записями, "Мыслящими" этими, как мухи,  несущие  миллионы
яичек. Корабль Десантников отыскивал для них подходящую планету, спускался
и выбрасывал  "посредник".  Понимаете?  Некому  было  даже  выйти  наружу.
Вылетал  робот  и   неподалеку   от   корабля   оставлял   замаскированный
"посредник". У нас его замаскировали под  пень.  И  первый,  кто  случайно
подходил к нему, становился первым пришельцем. Как этот  несчастный  заяц.
Он просто подскакал  к  "посреднику",  и  -  хлоп!  -  в  него  пересадили
кристаллическую запись Десантника  девятого  разряда.  Он  стал  одним  из
Девятиугольников. А под утро на пень набрел Федя-гитарист.
     "Так был я всюду - везде,  -  слышал  я  странную,  слитную  речь.  -
Тысячелетия мы шли по Космосу. Сотни, сотни, сотни планет!"
     Потом он замолчал, а я сидел съежившись, и было очень холодно.  Озноб
вытекал из меня в жаркий, стоячий воздух оврага. Я знал, что вокруг тепло,
и ощущал теплую, твердую поверхность, на которой сидел, и теплый,  плотный
песок под ногами, и жар, излучаемый кораблем. Но  я  замерзал.  У  меня  в
глазах был черный, огромный, ледяной Космос, и  в  нем  уверенно  ползущие
огни кораблей. С трудом я пошевелил губами:
     - Какой у вас вид на самом деле?
     Он сказал:
     - Тебе будет непонятно. Нет "на самом деле".
     Я пожал плечами и спросил:
     - Как вас зовут?
     - Квадрат сто три. Такие имена у Десантников. "Квадрат" - я Десантник
четвертого разряда. "Сто три" - мой номер в разряде. Квадрат сто три.
     - А настоящего имени у вас нет?
     - Мы служим  Пути.  Наша  работа  -  готовить  плацдарм  для  больших
кораблей. Они приходят - мы уходим. Пятьсот  -  семьсот  тел,  которые  мы
временно занимаем,  освобождаются,  и  их  берут  переселенцы.  Мы  уходим
дальше, высаживаемся на другой планете, с иными языками, на которых нельзя
произнести имени, свойственного предыдущей планете...
     - Погодите, - сказал я. - У вас что, нет своего языка?  Есть?  А  как
вас звать на вашем языке?
     - Квадрат сто  три.  Объясняю  тебе:  я  -  Десантник.  Мы  не  носим
настоящих имен.
     - Погодите... На своей планете тоже?
     Он хрипло рассмеялся.
     - Когда наступит ночь, посмотри вверх. Выбери любую  звезду  и  скажи
нам: "Это ваше солнце!" Мы ответим: "Может быть".
     Я почему-то  кивнул,  хотя  и  не  понял  его  слов.  Потом  все-таки
переспросил, почему любая звезда может оказаться их солнцем.
     - Мы не знаем, откуда начался Путь, - ответил он.
     - Не знаете? Как это может быть?
     - Космос огромен. Путь начался, когда звезды  еще  были  иными.  Путь
велит нам смотреть вперед.
     Он говорил равнодушно, будто о  гривеннике,  потерянном  из  дырявого
кармана, и меня это поразило. Сильнее всего остального. Я получил  масштаб
для сравнения: планета дешевле гривенника! А я? Наверно, как гусеница  под
ногами. Захотели - смахнули с дороги, захотели - раздавили. И не захотели,
а просто не заметили. Разве мое тело им понадобится под Мыслящего.
     И я замолчал. Хоть режьте, буду молчать и все равно удеру. А если  вы
захватите всю Землю, уйду на край света, и вы до меня не доберетесь.
     Так я решил и повернулся спиной к Квадрату сто три. Больше я не  звал
его Суреном Давидовичем. Баста.
     Он заговорил снова - я молчал. Но тут прикатился заяц Девятиугольник,
вереща Нелкиным голосом:
     - Дрянь, дрянь, собака! Понимает о себе много! Уф! Она  околачивается
у прохода, Квадрат сто три.
     Квадрат быстро пошел наверх. Я выждал минуту. Заяц опять таращился на
меня и подпрыгивал. А когда я встал и  попробовал  уйти,  корабль  ослепил
меня лучом. Заяц предупредил:
     - Сидел бы ты, щенок... Лучемет головешки от тебя не оставит...
     Я сел и на всякий случай прижался спиной к  кораблю  -  туда  луч  не
достанет... Я помнил, как Девятиугольник требовал, чтобы меня пристукнули.
Все-таки я хотел жить и выбраться отсюда.
     А заяц тряс ушами - смеялся.
     ...Я закрыл глаза и вообразил, будто сплю, лежа  в  своей  кровати  у
открытого окошка. Сейчас зазвонит будильник,  я  проснусь,  мать  накормит
меня завтраком. Пойду  в  школу,  высматривая  по  дороге  Степана,  а  на
ступеньках универмага будет совершенно пусто, и сегодняшний день ничем  не
будет отличаться от всех весенних дней.
     - Собака ушла, - сказал заяц. - Квадрат сто три  возвращается.  -  Он
подпрыгнул несколько раз, все выше и  выше,  и  начал  расписывать,  какая
страшная была собака.
     В породах он, понятно, ничего не смыслил. По  описанию  получалось  -
дог. Огромная, с короткой шерстью, светло-серая. Морда квадратная,  тупая.
Хвост длинный, юный,  как  змея,  -  тут  зайца  передернуло.  Я  злорадно
спросил:
     - Боишься собак, гаденыш?
     Вернулся Квадрат сто три, прогнал  зайца  на  патрулирование.  А  мне
приказал:
     - Алеша, твой микрофон! - и подставил руку.
     Я выплюнул в нее "слизняк". Квадрат сто три небрежно  опустил  его  в
карман и пошел следом за зайдем. Я не  мог  удрать,  для  того  у  меня  и
отобрали эту штуку - она служила пропуском в "зону". Остался  в  проклятом
пузыре и мог молчать, сколько мне было угодно.

                                  ДОПРОС

     Я отполз от корабля, забился в моховые кочки под откос и  там  лежал.
Слышал, как вернулся Квадрат сто три. Потом ухо, прижатое к земле, уловило
чужие шаги. Они дробно простучали по откосу и  стихли  поблизости.  А  мое
тело отказывалось двигаться. Веки не хотели  подниматься...  Решайте  свои
дела без меня, я полежу, здесь  мягко.  На  свете  два  миллиарда  больших
людей. Что вы привязались, почему я обязан заботиться и где  это  сказано,
что один мальчишка на огромной Земле обязан и должен? У вас армии, ракеты.
Кидайте  сюда  ракеты,  и  пусть  все  кончится,  я  согласен.   Не   хочу
подниматься.
     ...Еще шаги. Что-то тяжело ударилось о  землю.  Потом  голоса.  Опять
Киселев - Угол третий! Он говорил где-то поблизости...
     Пусть. Меня это не касается. Слышать не хочу их разговоров.  Я  один,
мне еще четырнадцати нет, сопротивлялся я. И вдруг над лесопарком затрещал
самолетный мотор. Звук  приблизился,  стал  очень  сильным,  загрохотал  и
умчался.
     - Зашевелились...
     Это сказал плотный человек, седой, важный. В Тугарине я  его  никогда
не видел. Он восседал на плите корабля, подтянув на коленях дорогие  серые
брюки, а пиджак держал на руке.  Рядом  примостился  Федя-гитарист.  Вертя
головой - шнур бластера, видимо, резал ему шею, - он проговорил:
     - Еще девяносто пять минут. Придется драться, Линия восемнадцать?
     Седой неторопливо ответил:
     - Потребует служба - будем принимать меры. Решим вопрос. - Он выпятил
губы и искоса взглянул на Киселева. - Самочувствие-то как, Угол первый?
     Я подумал, что Линия - большой начальник у Десантников  и  путает  их
имена. Наш завуч, например, старается каждого ученика  звать  по  имени  и
всегда путает. Но  Киселев  не  поправил  седого.  Пожал  плечами  и  стал
отряхивать песок с брюк и рубашки.
     - Да-а, начудил Угол третий, начудил... - сказал седой.
     -  Отличный,  проверенный  Десантник,  -  вступился  Киселев.  -  Это
обстановка. Абсолютно!
     - Мне адвокатов не надо,  Угол  первый,  -  сказал  седой.  -  Утечка
информации, - он загнул толстый палец, - утрата оружия да  еще  история  с
Портновым. Мало? О-хо-хо... За меньшее Десантников посылают в распылитель!
     Я даже заморгал. Утечка информации - понятно, Анна  Егоровна  доехала
до района. Вот почему самолеты летают, у-ру-ру! Оружие - тоже понятно. Это
бластер, который мы увезли из подвала и  который  сейчас  лежит  у  самого
входа в "зону". Какая-то "история с Портновым" меня не интересовала. А вот
почему Киселев сменил номер?..
     Я еще посмотрел, как он счищает  песок  с  левого  бока,  и  чуть  не
захихикал. "Вот что ударилось о землю, пока я лежал. Киселев падал,  когда
в нем сменяли Мыслящего... А-а, зашевелились-то вы,  гады!  Угла  третьего
сменили. Начудил, говорите?"
     - Ты не паникуй, - говорил седой. - Пока мы на высоте, на высоте... И
Угол третий не одни ошибки допускал. Скажем, для меня подобрал  подходящее
тело - вполне осведомленный экземпляр.
     - Угол третий - проверенный Десантник,  -  снова  сказал  Киселев.  -
Внимание, блюдца!
     Они вытянули шеи, прислушиваясь. Кивнули друг  другу  и  отбежали  на
несколько шагов, едва не наступив на меня. Я упрямо лежал.
     Корабль громко зажужжал и приподнялся над песком.  Я  увидел  круглый
след плиты на песке. Он быстро светлел  -  песок  впитывал  воду,  выжатую
весом корабля на поверхность. Та-ших-х!.. Округлое, плоское, радужнее тело
вырвалось из-под плиты  и  унеслось  в  зенит.  Наверху  громко  хлопнуло,
мелькнул клочок голубого неба, и пелена, одевающая зону, опять  закрылась.
А корабль уже стоял на  месте.  Через  две-три  секунды  все  повторилось:
корабль приподнимается, вылетает радужная штука, корабль опускается. Когда
унеслась с шипением третья штука,  Киселев  закрыл  глаза  и  прислушался.
Доложил:
     - Расчетчик еще думает, Линия восемнадцать.
     Тот важно ответил:
     - Добро! Пока с этим побеседуем, м-да... - и показал на меня.
     - Мальчик, встань! - приказал Киселев.
     - Ну, чего? - проворчал я и уселся, поджав ноги.
     Они вдвоем сидели на опоре корабля, а я  -  на  кочке,  в  пяти-шести
шагах от них.
     Седой заговорил наставительно:
     - Расчетчик обдумал  твою  судьбу.  Решил  тебя  помиловать,  м-да...
Будешь находиться здесь. Чуть не то - сожжем. Понял?
     Я промолчал. Седой грузно наклонился ко мне:
     - Вот что, Алексей. Где ты бросил оружие? Ты не  притворяйся,  дельце
нехитрое! Будешь запираться - подсадим к тебе Десантника. И он за тебя все
и скажет, так уж лучше ты сам, оправдывай оказанное доверие.
     - А я не просился к вам в доверенные...
     Почему-то они  остались  очень  довольны  моим  ответом.  Загоготали.
Киселев сказал одобрительно насчет моей психики. И опять  мелькнуло  слово
"комонс", которое я уже слышал, пока лежал во мху.  Гитарист  сказал,  что
вроде не комонс, а  кто-то  другой.  Я  тоже  попытался  улыбнуться.  Лихо
сплюнул на песок, будто  очень  польщен  их  разговором,  только  не  хочу
показывать вида. А на деле я внезапно понял, что  они  могли  подсадить  в
меня "копию" _н_а_с_о_в_с_е_м_. Раньше я об этом не думал. Не  верил.  Ну,
вы знаете, как не веришь, что помрешь, хотя все люди умирают...
     Я опять сплюнул и ровно в ту секунду, когда было нужно, сказал:
     - Оружие ваше я потерял здесь, неподалеку.
     Мне ответил седой:
     - М-да. Девятиугольник видел, как ты с ним бегал. Где точно?
     - Не заметил. - Я пожал плечами. - Набегался я здесь, знаете.  Должно
быть, рядом, у прохода.
     - И это знаем...
     - Зачем же спрашиваете, если знаете?
     Они еще раз переглянулись. Поверили, что я говорю правду.
     Я в самом деле только малость соврал.  Я  помнил  куст,  под  которым
остался лежать бластер в коричневом чехле для чертежей. У самого  прохода.
Как его не нашли, если уж взялись искать?
     Самолет прогудел еще раз. Теперь он прошел несколько в  стороне.  Эти
двое ухом не повели, будто так и надо. Седой пробормотал: "Расчетчик" -  и
прикрыл глаза. Потом Киселев приподнял его и отвел от корабля. При этом на
руке седого блеснули часы. Я разглядел стрелки - без двадцати семь. Прошло
минут пятнадцать с начала нашего разговора. То есть оставалось восемьдесят
минут до момента, в который им "придется драться".
     Я сделал бессмысленное лицо и спросил:
     - Федор, а Федор... Что будет в восемь часов?
     - Цыть! Схлопочешь ты у меня конфетку...
     Седой открыл глаза и скомандовал:
     - Еще один вертолет садится у совхоза! А ну, видеосвязь!

                              ПОЛКОВНИК ГАНИН

     Федор подбежал  к  кораблю,  взмахнул  рукой,  и  в  зеленой  тусклой
поверхности, в метре от земли, открылся круглый люк. Бесшумно, как большой
круглый глаз с круглым коричневым зрачком, только зрачка этого сначала  не
было, а потом он выплыл из темноты  и,  покачиваясь,  остановился  посреди
"глаза".  Я  попятился,  споткнулся  о  кочку,  а  Десантники,   наоборот,
придвинулись к кораблю и наклонились, всматриваясь.
     В зрачке что-то вертелось, мигало... Вертолетный винт, вот оно что! В
люке корабля покачивался телевизионный экран странного  красно-коричневого
цвета. На нем очень отчетливо  виднелся  маленький  вертолетик  -  красная
звезда казалась черной, - и между головами Десантников я видел на  экране,
как открылась дверь кабины, на землю спрыгнул человек. Телевизор мигнул  и
показал этого человека крупным планом. Он был в военной фуражке.
     - Полковник Ганин, из округа.  Не  иначе,  парламентер,  -  определил
седой. - Дай звук.
     От корабля послышалось шипение. В этот момент полковник схватился  за
сердце и пробормотал:
     - Здесь красивая местность.
     Парламентер?  Военный  посол,  похоже?..  Только  он   уже   не   был
парламентером - в него подсадили Мыслящего. Он улыбнулся и спросил:
     - Ты Линия шесть?
     Другой голос сказал:
     - Я Линия шесть. Докладывай, с чем послан. Два разряда нас слушают.
     Глядя на кого-то невидимого за рамкой экрана, полковник сказал:
     - Послан с ультиматумом. С момента приземления вертолета  нам  дается
шестьдесят минут  на  эвакуацию.  Гарантируется  безопасность  летательных
средств в пределах запрошенного нами взлетного коридора.
     - После срока ультиматума?
     - Ядерная атака.
     - Это не блеф?
     - Не могу знать. Скорее всего, нет.  Настроение  подавленное.  Вокруг
района разворачивается авиадесантная дивизия. Придана  часть  радиационной
защиты.
     - Откуда они имеют информацию?
     - Получили радиограмму с телескопа.
     Седой сказал Киселеву:
     - Вот тебе твой Портнов...
     Голос за экраном спрашивал:
     - О времени сигнала они имеют информацию?
     Не могу знать. С содержанием радиограммы не ознакомлен.
     - Твое личное мнение о плане действий?
     - Потребовать  девяносто  минут  на  эвакуацию.  Навести  корабли  на
Москву,  Вашингтон,  Нью-Йорк,  Лондон,  Париж,  на  все  ядерные   штабы.
Десантный корабль увести демонстративно, сообщив им  координаты  взлетного
коридора. Оставить резидентов, конечно. Все.
     - Мы успеем дать наводку за пятьдесят пять минут.
     - Они  согласятся  на  девяносто.  Совет?  Брякающий,  неживой  голос
прокричал:
     - Трем разрядам совет! К Расчетчику!
     Я видел, как у седого и гитариста опустились плечи, экран потемнел, у
меня сильно, больно колотилось сердце и онемело лицо. Потом седой сказал:
     - Так, правильное решение! - И экран опять осветился.

                                 СОРВАЛОСЬ

     Я придвинулся ближе. Федор и седой стояли  немного  поодаль  друг  от
друга, пригнувшись, чтобы лучше  видеть  экран.  На  меня  они  совсем  не
обращали внимания. Словно меня здесь и не было. И я осмелел и встал  между
ними - чуть наклонившись, как и они. Настоящего смысла их небрежности я не
понимал, конечно. Почему они вели  при  мне  секретные  разговоры?  Честно
говоря, я думал - убьют, чтобы не  разболтал  их  секреты.  И  не  боялся.
Слишком устал. Тусклая зеленая поверхность корабля, коричневые фигурки  на
экране дрожали и расплывались, но я смотрел. Экран показывал часть выгона,
на котором опустился вертолет. Винты машины лениво вращались, из  открытой
дверцы кто-то выглядывал,  а  вокруг  полковника  Ганина  собралась  целая
толпа.
     - Ну, ну! Аккуратненько! - сказал седой.
     Они там  что-то  делали  с  полковником.  Я  подумал  -  окончательно
гипнотизируют, и сейчас же увидел, что вовсе не гипнотизируют, а  передают
ему такие же прямоугольные ящички, какой я видел здесь, у  бывшего  Сурена
Давидовича. Все остальное изображение было коричневым, а ящички  светились
зеленым. Полковник положил их в нагрудные карманы мундира. Майор,  который
встречал Ганина, спросил:
     - Хватит тебе двух "посредников"? Возьми третий.
     - Не в руках же его нести! - возразил Ганин.
     - Наблюдают усердно, - сказал второй. - Заподозрили? - Он  говорил  о
людях в вертолете. Из открытой дверцы выглядывали уже двое.
     - Представления не имею, - сказал Ганин.
     - Действуй "посредником" прямо из кармана. Нити выведи!..
     Ганин сказал:
     - Слушаю, Линия шесть!  -  откозырял  и  строевым  шагом  двинулся  к
вертолету, к лесенке, спущенной с борта на землю.
     А в вертолете произошло свое движение. Один наблюдатель стал смотреть
вверх, а второй скрылся, и вместо него появился новый -  без  кителя  и  с
пистолетом в руке.
     Федор выругался. Седой тоже. Человек с пистолетом высунулся из дверцы
и крикнул:
     - Полковник Ганин! На месте!
     Полковник остановился.
     - Прошу доложить их ответ, товарищ полковник.
     - Требуют девяносто минут на эвакуацию, - нетерпеливо сказал Ганин. -
В чем дело, капитан?
     -  Вам  приказано  оставаться  здесь.  Проследить  за  эвакуацией,  -
торопливо проговорил капитан и дверцу захлопнул.
     Взвыли винты. С полковника Ганина  сдуло  фуражку,  вертолет  прыгнул
вверх, и сейчас же экран погас. Федор  злобно  сплюнул.  И  они  с  Линией
уставились друг на друга. Потом одинаковым жестом выплюнули "микрофоны"  в
ладони. Я отошел - на всякий случай.
     - Что скажете? - выдохнул седой.
     - Один-ноль в их пользу, - сказал гитарист. - Слушай, Линия,  так  же
не  бывает!  _Н_е_  б_ы_в_а_е_т_!  Предположим,  Портнов  сообщил   насчет
пересадок Мыслящих. Еще о чем-то...
     - И о засылке резидента с "посредниками", а?
     - Вот и я про то же! Откуда им было знать? Ты гляди, все как по нотам
- городишко обкладывают, бомбардировку готовят и этого, -  гитарист  ткнул
пальцем в экран, - этого послали подальше.
     - Думаешь, где-то капает? - спросил седой.
     - Думаешь... Э... Замкнутые?
     - Да! Ты обязан доложить Расчетчику, Линия восемнадцать...
     - Ба-алван! - лениво протянул седой.  -  В  Расчетчике  сейчас  шесть
Линий - они дурей тебя, думаешь? Уйдем в маршрут - закатим общую  проверку
всех Десантников. Сейчас все равно проверку не устроишь, идет  операция...
Сейчас задача - дать наводку.
     Я  жадно  слушал.  Вот  оно  что!  Они  хотели  заслать  Ганина   как
постоянного шпиона, резидента...  И  еще  -  с  "посредниками".  Чтобы  он
превратил в пришельцев и других людей. "Сорвалось, сорвалось!" -  думал  я
злорадно. И больше не ощущал себя одиноким, брошенным, нет!  Наверно,  эти
мысли что-то изменили в моем лице. Седой показал на меня:
     - Вишь, глазами бы так и съел... Не ищи сложных причин, Угол. Причины
все простые, К Портнову  прибегала  какая-то  девчонка,  до  сей  поры  не
отыскали... А, вот и Квадрат!
     Сверху спускался Квадрат сто три.
     - Оружие унесла собака, - доложил он. - Пес Эммы Быстровой,  Угол  ее
знает. (Киселев кивнул.) Около часа назад он погнался за Девятиугольником,
у входа в "зону" подхватил чехол с оружием и унес.
     - Блюдце послал?
     -  Сделано,  Линия  восемнадцать.  Женщина  с  собакой  обнаружена  у
совхоза, оружия при них нет. Сейчас их перехватит Шестиугольник  пятьдесят
девять с "посредником". Через  десяток  минут  все  узнаем  об  оружии.  Я
распорядился: Десантнику в собаке оставаться, оружие доставить к наводчику
и там включиться в охрану.
     - Одобряю, - сказал седой.  -  Угол,  едем!  Заводи  свою  молотилку.
(Киселев повернулся, побежал по откосу.) Квадрат, с мальцом решили  вопрос
положительно. Выполняй. Данные хорошие, чтобы  к  старту  было  нормально,
смотри! - с этими словами он исчез, и  тут  же  глухо  зафыркал  мотоцикл.
Уехали.

                              КВАДРАТ СТО ТРИ

     Я вообще-то кисляй. Так меня Степка ругает, и он прав. В том  смысле,
что я теряюсь, когда надо действовать решительно. Удивительно, как у  меня
утром хватило решимости пойти за гитаристом, но тогда очень  уж  разобрало
любопытство.  А  сейчас,  когда  я  второй  раз  увидел   бывшего   Сурена
Давидовича, со мной случилось что-то странное. Я просто осатанел -  сердце
колотилось тяжелой кувалдой, лицо немело все больше, и я всех  Десантников
ненавидел. Даже несчастного полковника Ганина, который совершенно уж ни  в
чем не был виноват, которого  послали  по-честному,  как  военного  посла,
передать честное предупреждение. И от ненависти я стал хитрым  и  быстрым.
А,  вам  мало  захватить  весь  мир!  Вы  со  мной  еще   "решили   вопрос
положительно", и вам нравятся мои данные...
     Нет! Я твердо  знал:  лучше  разобью  себе  голову  об  их  проклятый
корабль, но ничего не дам с собой сделать! Я, как собака, чуял, что делать
хотят нехорошее. И чутьем понимал, что единственное спасение  -  держаться
как можно  дальше  от  "посредников".  Насмотрелись  мы  со  Степкой,  как
действуют эти "посредники", так что я твердо знал одно: они  действуют  не
дальше, чем в нескольких шагах. "От корабельного бластера не  убежишь",  -
подумал я и ответил себе вслух:
     - А плевать, пусть жжет...
     - Ты о чем? - мирным голосом спросил Квадрат сто три.
     Он выглядел как Сурен Давидович и говорил как Сурен Давидович,  но  я
отскочил, когда он шагнул ко мне. У меня только вырвалось:
     - Что вы хотите со мной сделать?
     Он все понимал. Он всегда и везде  понимал  все  насквозь  и  сейчас,
конечно, раскусил мой план - держаться от него подальше. Поэтому он уселся
на корабельную опору и не стал меня догонять. Я  заметил,  что  Десантники
при каждом удобном случае старались прикоснуться  к  "посреднику"  либо  к
кораблю.
     Он сказал:
     - С тобою надо начистоту, Алеша. Я понимаю. Ну, слушай...
     И стал меня уговаривать.
     Я старался не слушать, чтобы не дать себя заговорить, утишить,  чтобы
не потерять ненависти и не прозевать ту секунду, когда  он  подберется  ко
мне с "посредником". Кое-что я запомнил  из  его  речей.  Через  небольшое
время их основные силы захватят столицы великих держав,  и  вся  Земля  им
покорится. Но тогда получится "трагическое положение", как  он  выразился,
потому  что  дети,  лет  до  пятнадцати-шестнадцати,  не   могут   принять
Мыслящего. Для Десантников это неожиданность, однако  они  уже  придумали,
как исправить положение. У них есть такие штуки,  излучатели,  от  которых
все растет страшно быстро.  Все  живое.  В  корабле,  внутри,  есть  такой
излучатель, и если я зайду  внутрь,  то  за  несколько  часов  вырасту  на
несколько месяцев. Это будет первой пробой, а потом они меня дорастят и до
шестнадцати лет.
     Я видел, он врет про излучатель. Я сказал:
     - Не пойду. Не хочу.
     - Но почему, скажи?
     - Я вас ненавижу.
     Он стал объяснять снова. Говорил, что вся Земля станет  счастливой  и
здоровой, что люди будут жить до трехсот лет, и не будет войн,  и  у  всех
будут  летательные  аппараты  и  механические  слуги,  и  все  дети  будут
вырастать до взрослого за несколько месяцев. Он сказал:
     - Вот какие будут замечательные достижения! И  учти,  Алеша:  корабль
стартует, а  ты  будешь  внутри  и  сможешь  смотреть  через  иллюминатор.
Неплохо, а?
     Теперь он говорил искренне, и  я  едва  не  попался  -  посмотрел  на
корабль и представил  себе,  как  он  поднимается,  а  я  внутри  не  хуже
Гагарина. А Квадрат уже вынул из кармана плоскую зеленую коробку.
     Я сразу очнулся и отскочил. Он поднялся и сказал очень нервно:
     - Уговоры кончены! Пять минут даю на размышления!  Через  пять  минут
включаю лучемет,  и  ты  станешь  маленькой  кучкой  пепла.  Придется  так
поступить - ты слушал переговоры штаба. Падешь жертвой, очень жаль...
     Было видно, что Квадрат не врет, что ему жаль меня. У  него  печально
оттопырились губы, но я крикнул:
     - Врете! Все врете!  В  иллюминатор,  да?  Сами  говорили,  там  одни
кристаллы и больше ничего, там и кабины нет!
     Он сказал с фальшивой бодростью:
     - Как ты соображаешь, Лешик! Прекрасно соображаешь! Кабины,  конечно,
в корабле нет. Ты будешь Мыслящим, а твое зрение подключим к иллюминатору.
     Мне стало так жутко, как ни разу еще не было за этот  страшный  день.
Он хотел меня превратить в кристалл? Меня! _М_Е_Н_Я_! Я стал пятиться,  не
спуская с него глаз. Запинаясь от ужаса, пробормотал:
     - Почему - меня?
     - Тебя выбрали, потому что  ты  знаешь  все  необходимое.  И  у  тебя
хорошая психика.
     Я молча прыгнул в сторону, и тогда корабль ударил меня лучом. Это был
не боевой луч, а слепящий, как горячая вода в глаза. Я вскрикнул и вслепую
бросился направо, к проходу, под защиту откоса, и  на  четвереньках  полез
вверх, цеплялся за кусты. Скатился, налетел на  упругую  стенку  защитного
поля, оно отбросило меня, я перевернулся через голову, и  Квадрат  схватил
меня, но при этом уронил коробку. Я стал рваться, сначала  вслепую,  потом
стал что-то видеть, а Десантник никак не мог освободить руку  и  подобрать
"посредник". Я рвался и смутно слышал, что он меня еще уговаривает:
     - Детская  солидарность...  Все  дети  мечтают   вырасти...   ты   их
предаешь... не хочешь им помочь вырасти...
     Я быстро терял силы. Он  повернул  меня  на  бок,  прижал,  освободил
правую руку и зашарил по откосу, подбираясь к "посреднику".  Выдрал  пучок
мха, отшвырнул его, поймал коробку и опять выпустил, когда  я  ударил  его
головой, - при этом из брючного кармана выскочил пистолет с прилепленным к
нему микрофоном.
     Десантник покосился на него  и  схватил  рукой  "посредник",  лежащий
рядом. Прижал меня коленом, освободил вторую руку, а я извернулся и поймал
пистолет за рукоятку, боком. И в тот момент, когда Десантник  поднялся  на
колени и нацелился на меня зеленой коробкой, я  попал  большим  пальцем  в
скобу и нажал спуск.
     Это  был  боевой  пистолет,  я  узнал  его.  Макаровский,  из   тира.
Полутонный удар его пули бросил Сурена  Давидовича  на  бок.  Он  лежал  в
спаленной, тлеющей куртке, как мертвый, и вдруг отчетливо проговорил:
     - Лешик... отсюда уходи. Бегом...

                                 ИНСТРУКЦИЯ

     Степан добрался к высоковольтной линии ровно в пять часов  дня  -  по
часам Вячеслава Борисовича. Большую часть пути  он  пробирался  низом,  по
оврагу. Потерял платок и едва разыскал его в  кустарнике.  Он  все  думал,
догадается  ли  Вячеслав   Борисович   воспользоваться   "посредником"   и
разгипнотизировать своих  сотрудников?  Насчет  "вишенок"  он  понимал  не
слишком ясно и называл все это дело гипнозом.
     Он вышел к  высоковольтной  линии  на  границе  совхозных  угодий,  у
плотины, за которой был пруд. В  одном  месте  через  плотину  пробивалась
тонкая струйка воды, и Степка напился и долго отплевывался  песком.  Мачты
высоковольтной были рядом. Теперь надо отыскать хорошее укрытие,  чтобы  к
нему нельзя было подобраться незаметно.
     Такое место нашлось сразу - сторожевая вышка  птицефермы.  Обычно  на
ней восседал сторож с двустволкой, "дед". Сегодня вышка была  пуста.  Даже
уток не видно на пруду.
     Степка зажмурился  и  одним  духом  оказался  на  вышке.  Знаете,  не
особенно-то весело за каждым поворотом ждать засады.  Ему  везде  чудилась
засада. Но вышка была пуста. На крытой, огороженной досками площадке стоял
табурет. В углу лежал  огромный  рыхлый  валенок.  Между  досками  имелись
превосходные широкие щели, -  сиди  на  полу,  на  валенке,  и  смотри  по
сторонам.
     Степан так и сделал. Огляделся на все  четыре  стороны  и  никого  не
увидел. Где-то за домиками ссорились птичницы, и на шоссе  урчала  машина.
Больше ничего.
     Теперь он мог спокойно прочесть инструкцию Портнова.
     "1. Иди к высоковольтной линии и спрячься как можно лучше. (Сделано -
отметил  Степка.)  Дождись  19  час.  30  мин.  и  только  тогда   начинай
действовать.
     Твоя задача: оставить телескоп без энергии к 19 час. 55 мин. Можно  к
19 час. 45 мин., но не раньше!"
     "Правильно! - восхитился Степан. - Чтобы  послать  сигнал  по  радио,
нужна электроэнергия, и она подводится к телескопу по этой  высоковольтной
линии. Ловко придумано, и как просто!" Он торопился дочитать до конца:
     "2. Ты должен порвать два провода высоковольтной линии между  городом
и совхозом. Одного провода тоже хватит, но два надежнее. Постарайся.
     3. Чтобы порвать провода, выбери один из двух способов:
     а) Разбей выстрелами гирлянду изоляторов на любой мачте, чтобы провод
упал  на  землю.  Стой  как  можно   дальше   от   линии   и   обязательно
перпендикулярно линии. Ближе 50 метров не подходи  -  убьет  током.  Стой,
сдвинув  ноги  вместе.  Уходить  после  падения  провода  надо  бегом,  не
торопясь. Следи, чтобы обе  ноги  на  земле  не  были  одновременно.  Если
придется встать, сразу ставь обе  ноги  вместе,  подошва  к  подошве.  Это
необходимо потому, что электричество пойдет по  земле.  Две  расставленные
ноги - два провода, по ним пойдет ток и убьет. Помни: на земле  одна  нога
или две ноги вплотную!
     б) Второй способ. У концевой мачты (совхозн. пруд) стоит белая будка,
к которой спускаются провода. Надо разбить выстрелами изоляторы, к которым
подходят эти провода (на крыше будки). Разбить две штуки как можно ближе к
крыше".
     Мачта высоковольтной  линии  маячила  верхушкой  как  раз  на  уровне
площадки - четыре косые голенастые ноги и шесть гирлянд коричневых, тускло
блестящих изоляторов. Под мачтой стоял аккуратный беленый  домик.  На  его
крышу, на три высокие изоляторные колонны, стекали с мачты яркие на солнце
медные провода. Все это хозяйство было как на ладошке -  щеголеватое  -  и
новое, и  от  него  далеко  пахло  металлом.  Мачта  блестела  алюминиевой
краской, в побелку домика наверняка добавили синьки, его  двери  -  ворота
были густо-зеленые, и даже плакаты с черепом и молниями выглядели весело и
приятно. Из домика сбоку  выходили  другие  три  провода  и  по  небольшим
деревянным столбам тянулись к совхозной усадьбе.
     Отсюда, с вышки,  даже  скверный  стрелок  спокойно  мог  расстрелять
изоляторы. Хоть все три. У-ру-ру!
     - Не "у-ру-ру", а идиот, - пробормотал Степан. - Так тебе и дадут два
часа здесь отсиживаться. Все равно сгонят...
     Он всмотрелся в цепочку высоковольтной  передачи.  Мачты  и  провода,
массивные вблизи, казались вдалеке нарисованными пером на зеленой  бумаге.
Седьмая по счету мачта была выше предыдущих, потому что провода от нее шли
над совхозным шоссе, и Степка вспомнил, что рядом  с  шоссе  была  копешка
прошлогоднего сена. Маленькая, растасканная на три четверти коровами. Если
сгонят,  можно  там  и  спрятаться...  Ах,  дьявольщина!  Все  бы  ничего,
догадайся он захватить  запасную  обойму.  Если  бить  снизу,  то  два-три
патрона обязательно уйдут на пристрелку, и останется всего по две пули  на
изолятор. Если не  одна.  А  расстояние  будет  приличное.  Он  подсчитал,
пользуясь Пифагоровой формулой:  пятьдесят  метров  до  мачты  и  тридцать
высота... извлечь корень... Метров шестьдесят. Это при стрельбе  вверх  из
пистолета, понимаете? Будут недолеты, к которым не сразу приспособишься  -
белого поля вокруг изоляторов нет, как вокруг  мишени.  Даше  из  винтовки
едва ли попадешь сразу...
     - А еще научный сотрудник,  -  злился  Степка,  раздергивая  окаянное
платье.
     Дьявольщина! Вячеслав Борисович должен был рассказать ему  на  месте,
что требуется. Тогда он захватил бы не одну даже, а две обоймы в запас.
     Степан решил оставаться на вышке. У него дрожали руки от усталости  и
голода. Как стрелок он стоил копейку с такими руками,  стрелять  снизу  не
стоило и пробовать. А  если  пришельцы  такие  продувные,  что  догадаются
искать его, то найдут везде. Прекрасный план Вячеслава Борисовича висел на
волоске.

                              ВОЛОСОК ЛОПАЕТСЯ

     Через час Степку поднял на ноги  чрезвычайно  пронзительный,  громкий
женский голос. На дальнем берегу пруда  показались  две  женщины  в  белых
халатах, и одна распекала другую, а заодно всю округу.
     - А кто это распорядился-а? - вопила она. - Три часа еще свету-у!!  -
она набрала воздуха побольше. - А пти-ица недогули-инны-ы-яя!!!
     От ее пронзительного вопля задребезжали зубы  и  появилось  нехорошее
предчувствие. И точно: вокруг птичников поднялась суета, утки повалили  на
пруд, как пена из-под рук гигантской прачки... Степка плюнул вниз. По воде
скользил челнок с бородатым дедом-сторожем. Он причалил под вышкой. Степка
сидел как воробей - не дышал.
     - Тьфу, бабы... -  сказал  дед.  Потом  глянул  на  вышку  и  так  же
негромко: - Сигай вниз, кому говорено!
     И угрюмо,  волоча  ноги,  двинулся  к  лестнице.  У  самого  подножия
выставил бороду и просипел снова:
     - Нинка! Сигай вниз!
     Степан сидел, вжавшись в угол. От злобной растерянности  и  голода  в
его голове ходили какие-то волны и дудела неизвестно  откуда  выпрыгнувшая
песня: "Нина, Ниночка -  Ниночка-блондиночка!"  А  дед  кряхтел  вверх  по
лестнице. Он высунул голову из лестничного люка, мрачно отметил:
     - Еще одна повадилась... Сигай вниз! - и поставил валенок на место, в
угол.
     - Не пойду! - свирепо огрызнулся Степан. - Буду тут сидеть!
     Дед неторопливо протянул руку и сжал коричневые пальцы  на  Степкином
ухе. Тот не  пробовал  увернуться.  Старик  был  такой  дряхлый,  тощий  и
двигался, как осенняя муха... Толкнуть - свалится. Степан  не  мог  с  ним
драться. Он позволил довести себя до лестницы и промолвил только:
     - Плохо вы поступаете, дедушка.
     - Кыш-ш! - сказал дед.
     Степан скатился на землю. Эх, дед,  дед...  Знал  бы  ты,  дед,  кого
гонишь...
     Он встряхнулся. Утки гомонили на пруду, солнце к вечеру  стало  жечь,
как оса.
     - Гвардейцы не отступают, - пробормотал Степка и мотнул вбок,  огибая
пруд по правому берегу, чтобы добраться  до  совхозного  шоссе,  а  там  к
седьмой мачте.
     Времени и теперь оставалось много, больше часа, но Степка от злости и
нетерпения бежал всю дорогу. На бегу он видел  странные  дела  и  странных
людей.
     Провезли полную машину с мешками - кормом для птицы, а наверху лежали
и пели две женщины в синих халатах.
     Целая семья - толстый дядька в джинсах, толстая тетка  в  сарафане  и
двое  мальчишек-близнецов,  тоже  толстых,  несли  разобранную  деревянную
кровать, прямо из магазина, в бумажных упаковках.
     На воротах совхоза ярко, в косых лучах  солнца,  алела  афиша  клуба:
"Кино "Война и мир", III серия". Вчерашнюю афишу про  певца  Киселева  уже
сменили.
     Большие парни из совхоза, в белых рубашках я галстуках бабочкой,  шли
к клубу. Степке казалось,  что  в  такой  хорошей  одежде  они  не  должны
ругаться скверными словами, а они шли и ругались, как пришельцы.
     Все эти люди шли в кино, несли покупки, работали в вечерней смене  на
фермах, вели грузовики на молокозавод, даже  пели,  как  будто  ничего  не
произошло.
     Пролетела  телега  на  резиновом   ходу,   запряженная   светло-рыжей
белогривой лошадью. Сбоку, свесив ноги, сидел длинный дядька в  выгоревшем
синем комбинезоне и фуражке, а лошадь  погоняла  девчонка  с  косичками  и
пробором на круглой голове, и лицо ее сияло от  восторга.  Занятый  своими
мыслями, Степа  все  же  оглянулся.  Лошадь  шла  замечательно.  Поправляя
платок, он смотрел вслед телеге и вдруг насторожился и перебежал  к  живой
изгороди, за дорогу.
     Перед ним было  вспаханное  поле.  За  его  темно-коричневой  полосой
зеленела опушка лесопарка, вернее, небольшого клина, выдающегося на правую
сторону шоссе. До опушке, перед молодыми сосенками,  перебегал  человек  с
пистолетом в руке. Он двигался справа налево, туда же, куда и Степка.  Вот
он остановился, и стало видно, что это женщина в брюках.  Она  смотрела  в
лес. Пробежала шагов двадцать, оглянулась...
     Погоня.
     "Опять женщина", - подумал Степан. Он давно полагал,  что  женщин  на
свете чересчур много. А пришелец не слишком-то умный - бегает с пистолетом
в руке. Еще бы плакат нес на папке: ловлю, мол, такого-то... Только почему
он смотрит в лес?
     Дьявольщина! Как было здорово на вышке!
     Загрохотало, завизжало в воздухе - низко, над самым лесопарком и  над
дорогой, промчался военный винтовой самолет. Были заметны крышки на местах
убранных колес и тонкие палочки пушек впереди крыльев.
     Женщина  на  опушке  тоже  подняла  голову  и  повернулась,  провожая
самолет. И парни на дороге, и две  девушки  в  нарядных  выходных  платьях
проводили его глазами. Один  парень  проговорил:  "Во  дают!",  а  второй,
сосредоточенно пыхтя, расстегнул сзади на шее  галстук,  а  девушка  взяла
галстук  и  спрятала  в  сумочку,  и  в  эту  секунду  загрохотал   второй
истребитель.
     Один самолет мог случайно пролететь над лесопарком. Но два!..
     Степка из-за кустов показал женщине нос. И увидел, что  она  стоит  с
задранной головой посреди поля и держит в руках не  пистолет,  а  какой-то
хлыстик или ремень. Потом она повернулась спиной к дороге и,  пригнувшись,
стала смотреть в лес. И из леса выскочил странный белый зверь и широченной
рысью помчался по опушке... Да это же собака, знаменитый "мраморный  дог",
единственный в Тугарине! Его хозяйка - дочка директора  телескопа!  Степка
даже засмеялся. Он же прекрасно знал, что эта самая дочка тренирует собаку
в лесопарке. Вот она, в брюках, а в руке у нее собачий поводок...
     Он стоял со счастливой улыбкой на лице. Нет за ним погони, а докторша
с Алешкой добрались! Уже прошли первые самолеты. Сейчас пойдут  войска  на
вертолетах, волнами, как в кино, и густо начнут садиться вокруг телескопа,
и солдаты с нашивками-парашютами на рукавах похватают пришельцев,  заберут
ящики "посредников" - и все!
     Но вечерний воздух был тих.  Степка  воспаленными  глазами  шарил  по
горизонту - пусто. Над телескопом ни малейшего движения.  "Дьявольщина!  -
вскрикнул он про себя. - Алешка же ничего не знает  про  телескоп!  Он  же
сначала уехал, а  после  я  узнал...  Самолеты  сделали  разведку,  ничего
тревожного не обнаружили, и наши двигаются себе не торопясь..."
     Он вздохнул, привычно оглянулся: на дороге позади  спокойно,  впереди
тоже. А в поле...
     Женщина подбегала к  опушке,  а  собака  сидела,  повернув  морду  ей
навстречу, и держала в зубах длинную толстую папку.
     - Вот так так... - прошептал Степка и непроизвольно шагнул с дороги.
     Полено уже было у хозяйки, а собака виляла хвостом. Степка  пригнулся
и побежал к ним через поле.
     Женщина в брюках открывала футляр для чертежей.
     - Вот так полено! - шептал Степан, подбегая к ним.
     Он даже не подумал, что в городе сотня таких футляров  -  коричневых,
круглых, с аккуратными ручками. Вот упала бумага, подложенная под  крышку.
Потянулась нитяная ветошка...
     Женщина повернула к Степке доброе, беспечное лицо, приказала  собаке:
"Сидеть!" Из футляра торчала еще ветошь. Степка сказал:
     - Это мое. Я потерял... ла.
     Собака дышала - "хах-хах-хах" - и с неприязнью смотрела на Степана.
     - Твое? Возьми,  пожалуйста,  -  приветливо  сказала  дочь  директора
телескопа. - Зачем же ты раскидываешь свои вещи?
     - Я  не  раскидывала,   -  сказал  Степан,  понемногу  отходя.   -  Я
спрятала... там... - Он махнул в сторону шоссе. - Вижу, собака... Спасибо!
- крикнул  он  и  побежал,  пока  женщина  не  передумала  и  не  спросила
что-нибудь лишнее.
     Она, впрочем, и не собиралась спрашивать. Позвала собаку и побежала с
ней в лес.

                                   ОГОНЬ!

     Степан сунул руку под ветошь. Бластер лежал,  как  его  укладывали  в
тире: хвостовой частью вверх, обмотан тряпкой. Удача. С таким  оружием  не
изолятор - целую мачту свалим в два счета... Как его нести? Эти через Сура
должны знать, в чем упаковано их оружие.  Степан  выкинул  чехол  и  понес
бластер, оставив его в масляной тряпке.
     "Значит, Анна Егоровна не добралась с Алешкой. Их перехватили, и  они
выкинули бластер из машины", - подумал Степан. И заставил себя не думать о
постороннем Сейчас все - постороннее, кроме дела.
     Точно к половине восьмого он вышел на  место  и  увидел  прошлогоднюю
копешку. Кругом опять ни души. День был такой - пустынный. Он сказал вслух
фразу из "Квентина Дорварда": "Все благоприятствовало отважному оруженосцу
в его благородной миссии".  И  тут  же  привалила  удача.  Луг  пересекала
канава, узкая и глубокая. Откос ее давал опору для стрельбы вверх.  Степан
не торопясь отмерил шестьдесят метров от опоры, спрыгнул в канаву и лег на
левый бок. Развернул бластер и удивился, как удобно сидит  в  руках  чужое
оружие. Оно было не  круглое,  а  неправильное,  со  многими  вмятинами  и
выступами. Чтобы выстрелило, надо нажать сразу оба крылышка у  рукоятки  -
вот так... Десять  минут  Степка  пролежал  в  канаве  неподвижно.  То  ля
чудилось ему, что в вышине сверкают зеркала, то  ли  впрямь  блестело.  Он
ждал. Затем уперся носками в землю,  рыхлую  на  откосе,  установил  левый
локоть, чуть согнув руку, и  убедился,  что  бластер  лежит  прочно  и  не
"дышит" в ладони. Поставил его на линию с правым глазом и верхушкой мачты,
а двумя пальцами правой руки сжал крылышки... Ш-ших-х! Вздрогнув,  бластер
метнул молнию, невидимую на солнце, но  ярко,  сине  озарившую  изоляторы.
Когда  Степка  смигнул,  стало  видно,  что   одна   гирлянда   изоляторов
оплавилась, но цела. И провода целы. Дьявольщина! Этой штукой надо резать,
как ножом, а не стрелять в точку!
     Тут в вышине опять что-то блеснуло,  за  мачтой,  далеко  вверху.  "В
глазах замелькает от такого", - подумал Степан, прицелился под изоляторы и
повел бластер снизу вверх,  не  отпуская  крылышек,  -  ш-ших-х!  ш-ших-х!
Третьего выстрела не получилось, а блестящий кристалл головки стал мутным.
     Один провод - ближний - валялся на земле. "Можно  и  один,  но  лучше
два", - вспомнилась инструкция Вячеслава  Борисовича.  Бластер  больше  не
стреляет...
     - Дьявольщина и дьявольщина! - пробормотал Степка, положил бластер  и
выудил из-под платья пистолет.
     Над проводами снова блеснуло, как маленькая, круглая радуга в бледном
небе... Сильно, страшно кольнуло сердце. Он прыжками  кинулся  под  копну,
молния ударила за его спиной, ударила впереди. Дымно вспыхнула копна.  Над
первыми струями  дыма  развернулся  и  косо  пошел  вверх  радужный  диск.
Полсекунды Степка смотрел, не понимая, что он видит и  какое  предчувствие
заставило его бежать. Но тут диск опять стал увеличиваться.  Ярче  и  ярче
вспыхивая на солнце, падал с высоты на Степку.  Он  снова  помчался  через
весь луг зигзагами.  Полетел  в  канаву,  и  вдруг  его  свело  судорогой.
Выгнуло. В глазах стало черно и багрово, и крик не прорывался  из  глотки.
"Погибаю. Убивает током", - прошла последняя мысль,  а  рука  еще  сжимала
пистолет. И последнее он чувствовал, как ток проходит из пистолета в руку.
     Несколько секунд "блюдце" висело над канавой. Потом, не тратя  заряда
на неподвижную фигурку в голубом платье, переместилось к бластеру, втянуло
его в себя, косо взмыло над лугом и скрылось.

                                НА СВОБОДЕ

     ..."Бегом!" - приказал Сур. И я побежал, не думая о страшных  лучевых
линзах корабля. Меня спасло то, что  проход  был  в  глубоком  ответвлении
оврага и черный шар, заблестевший после выстрела поисковыми вспышками,  не
смог меня поймать.
     Корабль был слишком хорошо замаскирован. Он мог  пожечь  весь  лес  в
стороне, а вблизи было полно "мертвых зон". Я бежал. Лучи плясали над моей
головой, каждый лист сверкал, как осколок зеркала. Уже шагах в  пятидесяти
от прохода я услышал стонущий гул корабля и бросился на землю. Прополз под
ветками ели, оказался в ответвлении оврага и замер, весь осыпанный  сухими
еловыми иглами и чешуйками коры. Корабль гудел. Я хотел поставить пистолет
на предохранитель, чтобы не выдать себя случайным  выстрелом,  -  не  было
сил. Пальцы не слушались. Весь лес наполнился гудением. Но лучи больше  не
сверкали.
     Кое-что я соображал, хотя едва дышал и был отчаянно напуган. Вряд  ли
они захотят из-за меня демаскировать корабль, колотя лучеметами  по  всему
лесопарку. Значит, надо уползать, не поднимаясь из спасительного  овражка.
Тогда мне будет угрожать только  внешняя  охрана  -  заяц  Девятиугольник.
Корабль гудел довольно долго. Может  быть,  искал  меня  внутри  защитного
поля.  Приподнялся  и  высвечивал  каждый  угол.  Расчетчик,  наверно,  не
догадался, что беглец утащил "микрофон" и уже вышел из зоны.
     Были  еще  разные  мысли,  когда  я  лежал  под  сухой  елью.  Что  я
единственный человек, который знает планы  пришельцев,  и  поэтому  должен
удрать во что бы то ни стало. Я не убийца, потому  что  Сур  регенерирует,
как Навел Остапович. Он сказал: "Отсюда уходи".  Я  не  думал,  почему  он
внезапно заговорил, как человек. Вспомнил его приказ и пополз.
     Я полз долго, замирал при каждом шорохе. Потом канава  окончилась,  и
надо было переползать просеку. Я вспомнил о "летающих блюдцах". Они летают
бесшумно. Хорошо, что лес такой густой. Я не спасался зайца. Разряд у него
самый низкий, и вообще не зверь, мелочь, а у меня - пистолет...
     Наконец я решился перепрыгнуть просеку и снова  на  живете  пополз  к
шоссе. На обочине залег в  третий  раз.  Странное  там  было  оживление...
Урчали автомобильные моторы, слышались голоса, ветерок гнал какой-то мусор
по асфальту, бумажки. Пробежал Десантник в сторону  Синего  Камня.  Худой,
лоб с залысинами и большие глаза, темные. Он промелькнул, быстро  дыша  на
бегу.  Я  видел  вблизи  всего  пятерых  людей  -  Десантников:  гитариста
Киселева, шофера такси, Сурена Давидовича, Рубченко и Линию  восемнадцать.
Но сухого, спаленного выражения их лиц я никогда не забуду и ни с  чем  не
спутаю. Мимо меня по шоссе пробежал Десантник.
     Спустя двадцать секунд проехал фургон  "Продовольственные  товары"  с
болтающейся задней дверью, и я  рискнул  чуть  высунуться  и  увидел,  как
большеглазого Десантника подхватили в эту дверь. Внутри было полно народу.
Только я спрятался - промчался  велосипедист,  низко  пригибаясь  к  рулю,
оскаленный, с черными пятнами пота на клетчатой  рубахе.  Под  рубахой  на
живете  при  каждом  рывке   педалей   обозначался   квадратный   предмет.
Велосипедист промчался очень быстро, но  я  мог  поспорить,  что  он  тоже
Десантник. За ним проехали сразу  несколько  крытых  грузовиков,  и  я  не
разобрал, кто в них сидел. Они казались набитыми до отказа.
     Следующая машина - серый "Москвич", как у Анны Егоровны.
     Я посмотрел в чистое, светлое вечернее небо. Там по-прежнему не  было
ни облачка и самолетов тоже не было. Что  же,  наши  пошли  в  наступление
все-таки?  Прошло  не  больше  сорока  минут  из  полуторачасового  срока.
Пятьдесят от силы. А если пошли, то почему без авиации? А потом, с чего бы
пришельцам бежать к Синему Камню, мимо корабля? Они же  к  кораблю  должны
удирать. Непонятные дела.
     Я лежал у обочины, смотрел, изнывая  от  любопытства.  Только  что  я
думал, что с меня хватит на всю жизнь,  лет  на  сорок  наверняка,  а  тут
захватило;  я  даже  приподнялся.  Как  раз  промчалась  спортивным  шагом
компания молодежи из универмага. Они  бежали  хорошо,  в  рабочих  тапках.
Девчонки подвернули юбки. Нелкина подруга, кассирша Лиза, прыгала в  белых
остроносых туфлях с отломанными каблуками. Представляете?.. Они  с  визгом
погрузились в пустой грузовик.
     Потом за деревьями скрипнула тормозами  невидимая  машина,  крикнули:
"Давай!" Перед моим носом плавно прокатился велосипед без  седока.  Машина
вывернулась из-за деревьев, обогнала его и скрылась.
     Подъем здесь довольно крутой, - блеснув спицами, велосипед загремел в
канаву за ближним кустом.
     От города непременно набежит пеший  Десантник  и  заберет  велосипед.
Сядет и поедет. А я что - рыжий?! Нет, вы посмотрите - "Турист", с восемью
скоростями, новехонький... Чей бы это мог быть велосипед?
     Я оттащил его от дороги, опустил до отказа  седло,  спрятал  ключи  в
сумку и поехал за Десантниками.

                                   ИСХОД

     Садилось солнце, обойдя свой  круг  по  небу.  Чаща  телескопа  стала
ажурной на просвет, как черная частая паутина. Она  поднималась  и  росла,
пока я подъезжал. Закрыла полнеба, когда я вырулил на асфальтовую площадку
перед воротами.
     Площадка была забита пустыми машинами. Вкривь  и  вкось,  вплотную  к
воротам и дальше по песчаной обочине стояли автобусы, бортовые грузовики и
самосвалы, зеленые "газики" и "Волги".  Торчали,  как  рота,  велосипедные
рули. От "Москвича",  угодившего  радиатором  под  заднюю  ось  самосвала,
растеклась лужа, клубящаяся паром.
     Я прислонил велосипед рядом  с  другими.  Прислушался.  Из-за  забора
доносились странные звуки. Визжали женщины, глухо ревели  мужские  голоса,
бахнул выстрел. Коротко, сильно вскрикнули, забубнили. И все стихло.
     В этот момент я увидел  на  кабине  грузовика,  ближнего  к  воротам,
Десантника с винтовкой. Он сидел спиной к радиатору.  Когда  я  просунулся
между машинами, он сделал выразительное движение: проваливай. С его  сапог
капала вода. Он угрожающе поднял винтовку  -  я  отскочил  и,  пригибаясь,
пробежал вокруг площадки к забору и полез на холм.
     Здесь склон круто  уходил  вверх,  так  что  бетонные  звенья  забора
напоминали  лестницу  с  четырехметровыми  ступенями.  Под  нижней  частью
каждого звена оставалась клиновая  щель,  присыпанная  песком.  Дальше  по
склону маячила фигура с черточкой винтовки наперевес. Я  дождался  минуты,
когда часовой  повернулся  спиной  и  пошел  вверх,  подскочил  к  забору,
поднырнул, оказался на той стороне  и  сразу  плюхнулся  лицом  в  молодые
лопухи. Первый Десантник поднялся на кабине. Он постоял и сел, прогрохотав
сапогами. Я кинулся наверх, к  ближнему  дому.  Крики  доносились  сверху,
волнами. Сначала вскрикивает один, потом несколько голосов, потом  строгий
мужской окрик - и тишина. После тишины через неравные  промежутки  времени
все повторялось.
     Я пробежал к дому, обогнул его по бетонному  борту  фундамента,  мимо
двери черного хода, и высунулся за угол.  Никого.  Совсем  близко  женский
голос кричал: "Господи, что же это!",  и  сдавленный  мужской  голос:  "По
какому праву...", и  властные,  ревущие  крики:  "Лицом  внис-с!  Руки  за
гол-лову! Лежать!" Оемякнув, держась за водосточную трубу,  я  смотрел  на
следующий угол, за которым теперь была тишина, и тут же следующий вскрик и
безжалостная команда: "Руки за  гол-лову.  Ле-ежать!"  И  еще.  И  еще.  И
хрякающий звук удара.
     Я отполз  за  угол.  Оглянулся.  Новый  звук  нарастал  и  постепенно
наполнял холодеющий закатный  воздух.  Задребезжали  стекла  в  доме.  Мне
показалось, что воет и дребезжит у меня внутри от  страха  и  одиночества.
Звук стал оглушительным, и, не помня себя, я вскочил  в  дверь  -  створка
пела и ходила ходуном, - и  внезапно  все  смолкло.  А  передо  мной  была
стеклянная стена вестибюля. Она выходила на ту сторону дома. Очень близко,
перед самыми стеклами, стоял корабль пришельцев. Из-под широкой плиты  еще
вылетали струи пыли, он устанавливался  покачиваясь.  Кроме  него,  я  мог
видеть только небо. Я подумал, что не хочу ничего видеть, и в эту  секунду
из-за корабля полезла вверх серая  и  зеленая  пелена,  стали  подниматься
кусты, белая полоса дорожки,  черный  диск  клумбы.  Небо  закрылось.  Это
корабль поставил вокруг себя защитное поле, как в овраге.
     Поле как бы изогнуло пространство перед стеклянной стеной.  Теперь  я
видел площадку справа. По ней тесно,  как  бревна  в  плету,  лежали  люди
Лицами вниз. Их было человек сто, у всех руки  закинуты  на  затылки.  Над
ними, спинами ко мне, стояла редкая цепочка Десантников - только  мужчины,
с пистолетами и винтовками наготове. Когда лежащие приподнимали головы или
вскрикивали, Десантники подскакивали к ним и били ногами  или  прикладами.
Слева, из-за корабля, непрерывно подводили новых -  полубегом,  с  руками,
вывернутыми за спину. Швырком укладывали вплотную с остальными. Прежде чем
я пришел в себя, уложили человек десять.  Я  опомнился,  когда  подвели  и
швырнули на землю худого,  большеглазого  Десантника,  которого  я  первым
увидел на шоссе.
     Что творится, это они своих! Вот  кассирша  из  универмага  плачет  и
пытается снять туфлю с отломанным каблуком... А вот и Нелку  приволокли  и
орут на нее: "Рук-ки за голову! Лежать!"
     Я пробежал по пустому вестибюлю налево и увидел, откуда их тащат.  Из
очередей. Аккуратно,  в  затылок,  состояли  цепочки  Десантников,  как  в
очереди за билетами в кино. Три очереди, и в каждой, наверно, по  полсотне
людей или больше. Через стекла было трудно  смотреть  -  внутри  защитного
пузыря все получалось изогнутым, искаженным, особенно с края площадки.  Но
я рассмотрел, что средняя очередь тянулась к седому - Линии  восемнадцать.
Он стоял лицом к очереди, держась  вытянутыми  руками  за  зеленый  столб.
Десантники  спокойно  один  за  другим  приступали  к   столбу,   вынимали
"микрофоны" и сразу, как от удара, подгибали ноги и  сваливались  на  руки
заднему. Тот держал, а сбоку подскакивал здоровенный  Десантник  и  уводил
ударенного, выкручивая ему руки на ходу. Задний, освободившись, сам  шагал
к столбу и тоже падал. А здоровенные непрерывно сновали  между  очередями.
Хватали, выкручивали, тащили. Их было много, потому  что  в  двух  боковых
очередях творилось то же самое. Там Десантники  подходили  не  к  зеленому
столбу, а к зеленым ящичкам в руках Киселева и Потапова.  Боковые  очереди
двигались медленнее, но так же неуклонно, спокойно. Без страха. Словно  не
видя, что им предстоит: обморок, выкрученные руки и лицом в землю  или  на
бетон. А вот их уже кладут прямо на клумбу...
     Высокий рыжеволосый парень  то  и  дело  менял  Киселеву  и  Потапову
зеленые ящики.
     Директор телескопа профессор Быстров тоже стоял в  очереди,  я  узнал
его по черной  шелковой  шапочке.  Он  благодушно  улыбался.  И  вдруг  на
площадку выбежал его пес, который уволок бластер  от  корабля.  И  стал  в
очередь! Тогда профессор засеменил к  седому,  показал  на  собаку.  Седой
резким, злым движением  сунул  его  без  очереди.  Профессора  увели  двое
здоровенных, не выкручивая ему рук, посадили в сторонке. Кто-то подошел  к
собаке, и она кивнула - я сам  видел!  -  и  оставила  очередь.  Бросилась
направо, присоединилась к тем Десантникам, которые стерегли лежащих... Там
уже набралось сотни три, они лежали рядами, и стоял сплошной вой и грохот.
Некоторые пытались садиться, кричали, охранники прыгали как бешеные и  все
чаще стреляли над головами. И собака стала носиться между  рядами  и  бить
корпусом тех, кто садился... Она сразу навела  порядок,  только  очень  уж
страшно стало смотреть. Я чуть с ума не сошел. Я же не знал,  что  человек
совсем ничего не помнит, когда Десантник из него  высаживается.  Я  думал,
хоть немного должен помнить. А эти несчастные люди! Многие из них  с  утра
носили в себе Десантника, и вдруг - вечер, пальба и удары сапогами!  После
я узнал, что никто из них не видел очередей к  "посредникам",  Вернее,  не
помнил. Их били, толкали и орали страшно, но заставили  всех  лежать  вниз
лицами. И, наверно, так было лучше. Увидели бы они очереди - наверняка  бы
рехнулись.
     Я совсем уже  рехнулся,  но  тут  появился  заяц  Девятиугольник.  Он
шариком  проскочил  под  ногами,  подпрыгнул  к  столбу,  и  вся   очередь
загоготала, а передний поймал его за ухе,  вынул  "микрофон"  и,  подержав
зайца у столба, бросил его на землю. Ох, как же он  удирал!..  Он  мелькал
вверху и внизу, он снова стал простым толстым зайдем и  не  мог  выйти  из
защитного поля!
     Когда он последний раз сиганул  за  кораблем,  очереди  уже  иссякли.
Здоровенные Десантники  подбегали  к  седому  -  он  по-прежнему  стоял  у
"посредника"  и  бесстрастно  смотрел,  как  Киселев   и   рыжий   верзила
подхватывают здоровенных Десантников и расшвыривают кругом площадки.  Тела
падали бесшумно, потому что справа все громче орали люди и бешено,  хрипло
рычала собака. Через секунду упал и седой. Я вдруг увидел, что он лежит  у
"посредника", и Киселев перешагивает через него. Киселев вдвоем с верзилой
подхватили зеленый столб "посредника", потащили его к  кораблю;  рыжий  на
ходу сшиб кого-то кулаком. Открылся люк.  В  него  всадили  "посредник"  и
мешок с бластерами. Пес метался перед люком, отшвыривал всех, кто  пытался
подойти. Какая-то женщина стояла, зажав себе рот  двумя  руками,  и  вдруг
вскрикнула - верзила заглянул в люк и стал  падать  медленно,  как  сосна.
Сейчас же у корабля оказался лес. Оскальзываясь лапами, поднялся на  дыбы,
приложил морду к люку и упал навзничь, как человек.
     Киселев был последним. Не спеша, покачивая бластер на шнуре,  оттащил
рыжего от корабля. Откатил собаку. Подошел к люку. Бластер спустил в  люк,
а шнурок спрятал. Приладился, держась одной  рукой  за  край  отверстия  и
свесившись всем телом наружу. Я отчетливо помню, как он висел на  руке,  а
на него и на корабль смотрели несколько очнувшихся людей. Он крикнул:
     - Отойдите! Отойдите, болваны! - и покатился к ним под ноги.
     И тут же с звонким хлопком исчезло  защитное  поле.  Сумеречное  небо
упало сверху, как  занавес.  Открылись  вечерние  холмы,  дорога,  цепочка
квадратных машин на ней. Загремели, запели стекла - медленно и плавно, как
лифт, поднялся корабль, песчаные вихри забарабанили  по  окну  перед  моим
лицом. Неловко, хватаясь друг за друга, вставали люди. Киселев смотрел  то
вверх, то на черную тесьму от гитары, которую вытащил из кармана.
     Огромный лес сидел рядом с профессором и пытался лизнуть в щеку.
     Профессор слабо отталкивал его и смотрел в небо, придерживая шапочку.

                                   УШЛИ!

     Я отвалил тяжелую стеклянную дверь и нерешительно вышел из укрытия.
     Понимая, что пришельцы отступили, я боялся в  это  поверить,  хотя  и
видел яркую радужную кляксу, уходящую в зенит. От нее кольцами разбегались
по небу веселые кудрявые облака.
     С тех пор я не люблю смотреть на облака, быстро бегущие по небу.
     Еще несколько минут я  был  в  сознании.  Стоя  на  крыльце,  пытался
понять, кто передо мной - Десантники  или  уже  люди.  Из  толпы  на  меня
смотрел полковник Ганин.
     Он метал головой, поправлял галстук, будто его душило, и отряхивал  о
колено фуражку. Полковник попался пришельцам позже всех и поэтому  кое-что
понимал.
     Увидев, что я вышел из двери, он шагнул ко мне и спросил:
     - Ты что-нибудь знаешь? - и показал в небо.
     - По-моему, они ушли, - сказал я.
     Он кивнул. Пробормотал:
     - Кабы знать, где упасть, -  опять  поправил  галстук  и  крикнул:  -
Внимание! Внимание! Военнослужащие, ко мне!
     Стало тихо. Или у меня в голове стало тихо. Помнится, Ганин  приказал
нескольким военным и милиционерам собрать оружие и быстро пошел к воротам.
А я бежал за ним, чтобы рассказать о планах пришельцев, но у меня язык  не
поворачивался, потому что час назад сам полковник предложил этот план -  с
захватом Москвы, Нью-Йорка и Лондона, - и я все еще не вполне  верил,  что
полковник больше  не  пришелец.  И  так  мы  вышли  к  воротам,  навстречу
бронированным  машинам  парашютистов,  разворачивающимся   вокруг   ограды
телескопа, а дальше я ничего не помню. Только большие колеса и  синий  дым
выхлопов...
     Остальное я знаю от других людей.  Как  парашютисты  сдвинули  машины
вокруг холма и предупредили в мегафон, чтобы никто не выходил  за  ворота,
иначе будут стрелять. Полковник не решился ослушаться,  а  я  проскочил  в
калитку и побежал к  ближнему  бронетранспортеру,  под  дулами  пулеметов,
напрямик. Говорят, я влез по броне, как жук, и стал кричать:  "Где  у  вас
командир?" - и меня соединили по радио с командирской машиной  и  убедили,
чтобы я все сказал  в  микрофон.  Я  сказал  насчет  пришельцев,  а  потом
вспомнил о Сурене Давидовиче и так заорал в микрофон, что  командир  полка
приказал отвезти меня в лесопарк. Я  потерял  сознание  только  в  овраге:
показал на Сурена Давидовича, лежащего в русле ручья, и сам упал.
     Сурен Давидович остался жив, у него даже астма прошла.
     Он поправился раньше меня. Мы с ним лечились в одной больнице,  и  он
ходил меня навещать, когда я еще не мог голову поднять с подушки.

                            ВЯЧЕСЛАВ БОРИСОВИЧ

     Ну вот, я написал про все, как оно было. Довольно скучное  занятие  -
писать. Скучнее, чем решать задачки по алгебре.  Но  Степка,  который  сам
ничего не написал, а только мешался - здесь я напутал, тут забыл, - Степка
говорит, что надо еще написать о нас.  Получается,  будто  мы  герои.  Это
разузнали,  там  предупредили,  тут  бабахнули  и  всякое  такое.  Чепуха,
конечно. Степан прав. Мы никакие не герои, просто  нас  -  детей,  я  хочу
сказать, -  нас  "посредники"  не  брали.  В  нас  нельзя  было  подсадить
Десантников. Поэтому Степан сумел пройти на телескоп, а  я  -  побывать  у
корабля и все запомнить. Как это получается,  я  не  особенно  понимаю.  В
такого, как я, нельзя подсадить Мыслящего, и все тут.  А  настоящий  герой
был один. Вячеслав Борисович Портнов. Писать о нем трудно.
     Из-за него я не могу видеть этот проклятый  телескоп.  И  никогда  не
прощу себе и всем остальным,  что  мы  кричали,  радовались,  перевязывали
царапины. Вспомнить этого не могу.  Мы  были  живы  и  радовались,  а  он,
спасший нас всех, был мертв и лежал у стола радиостанции, вытянув руку.
     Он вернулся на  машине  к  телескопу  и  прямо  пошел  в  аппаратную.
Часового обезвредил "посредником", закрылся в аппаратной и вызвал Москву.
     Он успел передать  почти  все,  одного  не  успел  -  сказать,  чтобы
отключили высоковольтную линию, и тут пришельцы взломали  дверь,  схватили
его, а он вырвался и застрелился.
     Пришельцы вынули из его руки пистолет и оставили Вячеслава Борисовича
лежать. Мы не знали, что он там. Никто не  знал,  что  Вячеслав  Борисович
застрелился, чтобы не выдать Степана, и этим спас его,  а  может  быть,  и
всех живущих на Земле.

                       КНИГА ВТОРАЯ. ДОМ СКИТАЛЬЦЕВ

                                  ПРОЛОГ

                             ТУГАРИНО, ВЕЧЕР

     Бронированные машины сдвинулись  вокруг  холма.  На  восточный  склон
падала и тянулась к горизонту, как огромная маскировочная сеть, решетчатая
тень телескопа. Гулко загремели мегафоны, отдаваясь басистым эхом от стен:
     - Спокойствие, спокойствие... За ограду не  выходить,  к  машинам  не
приближаться... Освободите дорогу для машин...
     Командир дивизии стоял в своем "газике" и шарил биноклем  по  склону.
Густая толпа кипела у административного корпуса. От нее  отделились  двое.
Мальчик и офицер. Мальчик присел, взмахнул руками и бросился из ворот -  к
командирской машине первого батальона.
     - Пропустить! - негромко сказал командующий. - Не тот ли пацан...
     Он видел, как мальчишка вскочил на броню, и  через  минуту  по  радио
зазвенел горячечный альт:
     - Скорей, скорей, ох, пожалуйста, скорей, он лежит в овраге!
     Командующий приказал:
     - "Шестой", пошлите с мальчиком машину...  Я  -  "Первый".  Внимание!
"Четвертый" - начать движение!
     Колонна бронетранспортеров, растянутая на шоссе, окуталась  выхлопами
и двинулась  наверх  -  между  машинами  оцепления.  "Спокойствие!  Дорогу
машинам, граждане!" - призывали  мегафоны.  Один  за  другим  транспортеры
поднялись на холм, осторожно  рассекая  толпу  на  мелкие  группы.  Машины
доставили следственную комиссию. Вот  она  приступила  к  делу  -  офицеры
выскакивают в толпу. Командующий сморщился - дошили.  Своих  обыскиваем...
Он понимал, что  иного  способа  нет  и  что  первым  долгом  надо  изъять
таинственное оружие, которое превращает  людей  в  пришельцев.  Понимал  и
морщился все  сильней,  водя  биноклем.  Происходящее  не  укладывалось  в
сознании. Война без противника. Война, на  которой  каждый  мог  оказаться
противником. Это было  невообразимо.  Б  стеклах  проплывали  растерянные,
иногда озлобленные лица парашютистов. Командующий не имел права  объяснять
офицерам и солдатам смысл операции. Для всех, кроме командиров батальонов,
дивизия  проводила  карантинное  оцепление:  мол,  в   Тугарине   болезнь,
эпидемия...
     Солнце катилось по самому горизонту,  над  волнистой  грядой  холмов.
Там, в десятиверстной  округе,  тоже  работали  бойцы  дивизии  -  внешнее
оцепление перекрывало дороги. Проведя биноклем  вдоль  шоссе,  командующий
увидел улицы Тугарина. Дома и деревья дрожали на окулярной сетке.  Зеленые
машины, казалось, сотрясали  улицы.  Это  был  второй  кордон.  Он  рассек
городишко по кварталам. Приказ - никого не выпускать за  городскую  черту,
разыскивать предметы непривычного вида...  "Солдаты  голодные,  -  подумал
комдив. - Дивизия  размазана,  как  масло  по  хлебу,  на  ста  квадратных
километрах... Надо срочно кормить людей, подавать  горючее  для  машин.  И
связь еще. Ох уж эта связь!.."
     "Первый", докладывает "Четвертый". Операция кончена",  -  забормотало
радио.
     Командующий спросил:
     - Нашли?
     - Никак нет.
     - Количество задержанных?
     - Триста восемнадцать, без мальчика.
     - Вас понял. Штаб - вперед! - приказал комдив.
     Штабные машины двинулись  на  холм.  И  следующие  два  часа,  как  и
предыдущие - с четырех часов  дня,  командующий  дирижировал  грузовиками,
бронетранспортерами, вертолетами, тяжелыми воздушными транспортами.  Кроме
своего хозяйства, на руках были  триста  невинно  пострадавших  людей.  Их
допрашивали  следователи,  но  обеспечить  комиссию  помещениями,  связью,
конвоем должен  был  комдив.  Правда,  Центр  помогал.  Начхоз  непрерывно
докладывал:  пришли  палатки,  походные  койки,  целый  госпиталь  врачей.
Казалось бы, хорошо... Однако вертолеты и транспортные самолеты надо  было
принимать и разгружать, палатки - ставить, врачей устраивать по кабинетам,
и все это при нехватке людей, в надвигающейся темноте, в слабом  свете  от
передвижных электростанций. Высоковольтную еще не успели восстановить... А
едва отпустили дела, к генералу вернулось беспокойство.  Сердце  сжималось
от тревоги - такой огромный район, это же не полкилограмма гречи перебрать
на кашу... По оврагам и перелескам в быстро синеющих  сумерках,  казалось,
уходили пришельцы. Уходили, как вода между пальцами, неотличимые от своих.
Недаром же здесь их не оказалось... В двадцать два часа комдив  прошел  на
радиостанцию и лично подбодрил патрульные подразделения:  "Чтобы  муха  не
пролетела, товарищи!"  Про  себя  он  отметил,  что  следователи  работают
энергично. Данные опроса текли  шифровками  в  Центр.  Радисты  не  успели
поужинать - котелки стояли у аппаратов нетронутые.
     На пути в свой фургон командующий заглянул в  госпиталь,  где,  кроме
нескольких взрослых, помещались два мальчика по  тринадцати  лет.  Алексей
Соколов метался и бредил. Рядом терпеливо,  с  микрофоном  в  руке,  сидел
следователь. Второй мальчик, неопознанный, только  что  начал  дышать  без
кислородной подушки - вот как  его  приложило  электричеством,  беднягу...
Покачав головой над ребятишками, генерал двинулся  было  в  штаб,  но  его
перехватил дежурный офицер:
     - Явился местный гражданин и требует свидания со старшим  начальником
- только с ним, а со следователями не желает и разговаривать.
     - Ну ведите его, ведите. - Комдив остановился на бетонной дорожке.
     Из  сумрака   выдвинулась   здоровенная   фигура   -   без   пиджака,
взлохмаченные волосы блеснули желтым в свете фонарика.
     Сумрачный бас проговорил:
     - Я Благоволин, здешний сотрудник. Физик. -  Он  оглянулся  на  двоих
офицеров, неотступно сопровождавших генерала. - Должен поговорить  с  вами
наедине.
     - Наедине нельзя, - с тоскливым раздражением сказал  командующий.  Не
имел он права объяснить, по какой причине. Это раздражало.
     - Понимаю. У меня информация особой важности. О пришельцах, -  сказал
физик.
     Этот человек был первым, заговорившим о пришельцах, если  не  считать
мальчика Алеши Соколова. Но мальчик нашелся здесь, у  телескопа,  в  числе
трехсот девятнадцати, а Благоволин явился неизвестно откуда.
     - Информацию примем, товарищ Благоволин. Вас сейчас проводят.
     - Хорошо. Куда идти? - спросил сумрачно-равнодушный бас.
     И комдив понял, что  этот  огромный  человек  держится  на  последнем
напряжении сил, при котором только одно доступно: держаться.
     ...Через пятнадцать  минут  руководитель  следственной  комиссии  сам
явился  к  командующему  и  попросил  немедленно   переправить   в   Центр
Благоволина, а с ним полковника Ганина и директора телескопа Быстрова.  На
всякий случай  надо  послать  врача.  Следователь,  человек  необыкновенно
сдержанный, с бледным и невыразительным лицом, был явно возбужден  и  даже
сделал попытку потереть руку об руку. Генерал распорядился о  вертолете  и
враче. Затем спросил:
     - Обстановка прояснилась?
     - Да. Смотрите... - Следователь  положил  на  стол  рисунок  зелеными
чернилами,  изображающий  "посредник".  -  Готовим  инструкцию,  разошлете
патрулям, чтоб искали. Это _и_х_ оружие...
     - Благоволин? (Следователь кивнул.) Это все?
     - Он говорит, что был _п_р_и_ш_е_л_ь_ц_а_м_и_. Что они  подсаживались
в него с помощью этого оружия. А он их _в_ы_п_л_е_в_ы_в_а_л_. Пятерых  или
шестерых   подряд.   Запоминал   их   мысли.   Все    наоборот,    товарищ
генерал-майор... У остальных, очевидно, пришельцы узнавали мысли.
     - Та-ак... Слишком хорошо для правды...
     Следователь сделал неопределенный жест. Он опять замкнулся  и  словно
удивлялся своей внезапной разговорчивости.
     Обстановка,  предположим,  прояснилась,  а  забот  у   комдива   лишь
прибавилось. "Разошлете патрулям" - легко сказать!
     Но дело сдвинулось с мертвой точки. Когда на западе угасли  последние
отсветы  заката,  вертолет  подпрыгнул  к  бледным  звездам  и  зарычал  и
засвистал в темноте, унеся на военный аэродром вызванных и врача.
     Всего три часа назад с того же места взлетел корабль пришельцев.

                           КОМИТЕТ ДЕВЯТНАДЦАТИ

     Тугарино с окрестностями выглядело  как  военный  лагерь.  Но  уже  в
районном центре, где пассажиры вертолета  перешли  в  скоростной  самолет,
никакого смятения не ощущалось. А в Н... и тем более. Вечер здесь, как и в
Тугарине, был очень теплый. Запах тополей вытеснил с улиц бензиновую гарь,
и на  бульварах  гуляющие  шли  потоком.  Медлительно  жужжали  поливочные
машины. Первый приступ сумерек был разогнан отчетливым светом  фонарей,  в
кинотеатрах начались последние вечерние сеансы, собравшие  меньше  народу,
чем обычно. Погода была уж очень хороша... Люди гуляли и были заняты собою
и друг другом, и никто не знал, что их мир  стал  иным.  Никто  ничего  не
знал, кроме нескольких  человек  в  Москве  и  еще  девятнадцати  человек,
собравшихся здесь, в доме, углом выходящем на бульвары.
     Полоса освещенных окон желтела над старым бульваром. Огромное  здание
казалось  вымершим,  только  в  глубине  настойчиво  трещали   телеграфные
аппараты.
     Комитет девятнадцати был созван в шестом часу вечера и вот при  каких
обстоятельствах. В три часа восемь минут дежурный радист  военной  станции
услышал повторяющиеся слова: "Москва, Москва, Министерство обороны... Имею
сообщение чрезвычайной важности. Подтвердите прием на моей волне".  Радист
ответил и одновременно вызвал  к  аппарату  офицера  -  начальника  смены.
"Передает Тугаринский радиотелескоп, у аппарата старший научный  сотрудник
Портнов", - говорило радио. Через двадцать минут после вызова  радиограмма
Вячеслава Борисовича Портнова была распечатана на бланках,  передана  куда
полагается, и машина завертелась  быстро  и  бесшумно,  как  первоклассный
двигатель после одного оборота стартера.
     Три часа сорок минут - к аппаратам был вызван военный округ  и  обком
партии. Из обкома доложили, что в районный комитет партии  поступал  такой
сигнал  -  от  врача  Владимирской.  Из   района   посылали   вертолет   с
ответственными представителями, которые сигнал проверили и квалифицировали
как ложный и панический. Однако врач Владимирская -  старый  член  КПСС  и
женщина весьма энергичная - потребовала поездки в область  и  в  настоящую
минуту находится в обкоме...
     Разумеется, Анну Егоровну пригласили к аппарату.
     Четыре часа шесть минут - поднята по тревоге дивизия. В  четыре  часа
тридцать минут начали подъезжать люди,  которые  составили  ядро  комитета
девятнадцати. В пять пятнадцать состав комитета был утвержден, и  все  его
члены, кроме Анны Егоровны, собрались  в  кабинете,  выходящем  окнами  на
бульвар. В пять тридцать был  отдан  целевой  приказ  парашютной  дивизии:
Тугарино окружить, никого не  выпускать  из  кольца,  личному  составу  не
выходить  из-за  брони  (по  сообщению   Вячеслава   Борисовича   Портнова
"посредники" пришельцев через стальной  экран  не  действуют).  Наконец  в
шесть часов пятнадцать минут решили: пригрозить пришельцам ядерной  атакой
и  подготовку  к  этой  атаке  вести  всерьез.  Парламентер  должен   быть
_у_в_е_р_е_н_, что бомбу при необходимости сбросят.
     Это было сложное и страшное дело. Комитет не допускал  всерьез  такой
возможности, - в Тугарине находилось десять тысяч ни  в  чем  не  повинных
людей... Однако исключать ядерную атаку тоже  было  нельзя.  Парламентером
назначили полковника Генерального штаба Ганина,  кандидата  военных  наук.
Ему сказали: "Идете на смерть, товарищ полковник..."
     Принимая эти оперативные меры, комитет действовал и в  более  широких
масштабах. В  восемнадцать  тридцать  по  московскому  времени  заработали
телетайпы в Париже, Лондоне,  Нью-Йорке.  По  линиям  прямой  связи  между
правительствами, называемыми на дипломатическом языке "горячими  линиями",
прошла передача из Москвы. И с девятнадцати часов мир  стал  меняться  при
видимой  тишине  и  спокойствии.  Отгремели  сигналы  боевой  тревоги   на
командирских  постах  зенитных  ракет.  Пилоты  истребителей-перехватчиков
затянули  шнуровки  перегрузочных  костюмов.  В  темных  кабинах  радарных
станций дежурили  усиленные  вахты.  Спутники-наблюдатели  отвернули  свои
кварцевые глаза от Земли и уставились в черно-фиолетовое космическое небо.
     Можно было надеяться, что теперь корабли  пришельцев  не  подойдут  к
Земле  незамеченными.  Действительно,  взлет   корабля   из   Тугарина   в
девятнадцать пятьдесят был отслежен не только из Советского Союза, но и из
Франции и Англии и даже с постов Соединенных Штатов на Аляске.
     Меры,   принятые   комитетом,   оказались   действенными.   Пришельцы
отступили. Но победа не принесла спокойствия. С  часу  на  час  надо  было
ждать второй атаки пришельцев, а информация  о  первой  не  поступала.  Не
удавалось ее собрать, хотя  к  десяти  часам  была  опрошена  половина  из
трехсот девятнадцати человек, обработанных "посредниками". Ни один из  них
не смог рассказать ровным счетом ничего.
     Степан Сизов, повредивший с неизвестной целью линию  электропередачи,
был на грани смерти.
     Алеша Соколов успел сказать о том, что пришельцы  собираются  напасть
на столицы великих держав, и потерял сознание.
     Вячеслав Борисович Портнов застрелился.
     Вещественных  признаков  атаки,   кроме   миниатюрной   радиостанции,
привезенной Анной Егоровной, не  оставалось  никаких.  Ученые,  подвергшие
анализу радиостанцию, убедились,  что  ее  нельзя  вскрыть.  Чехольчик  из
сверхпрочной керамики можно было расплавить, только уничтожив  содержимое.
Даже алмазы ее не брали.
     Получилось так, что после отступления пришельцев информации  на  йоту
не прибавилось. Говоря на военном языке, не  было  разведданных.  Куда  ни
сунься - темно. В десять часов вечера комитет мог только строить  догадки.
Например, диверсия Степы Сизова была понята совершенно навыворот, ведь  он
воспользовался лучеметом  пришельцев,  правда?  Значит,  он  переоделся  в
женское платье и разрушил линию  по  приказу  их  штаба.  Пожженную  копну
приписали неумелому обращению с бластером. Комитет не обратил  внимания  и
на возраст людей, обработанных "посредниками". Среда них не было ни одного
моложе  шестнадцати  лет,  кроме,  предположительно,  Степки.   И   этого,
повторяю, никто не взял на заметку. Взрослым людям, заседавшим в комитете,
казалось  естественным,  что  пришельцы  подчиняют  взрослых,   а   детьми
пренебрегают...
     А корабль Десантников, развив чудовищную скорость, ушел от локаторов,
растворился, исчез.
     Очень подавленное  настроение  было  в  комитете...  Обсуждалось,  не
выслать ли в Тугарино еще одну группу следователей, чтобы дело  сдвинулось
с  мертвой  точки.  И  вдруг  дело  пошло  само  -  появился   Благоволин.
Руководитель следственной комиссии сообщил, что Благоволин держал в  руках
"посредник", что условные клички Десантников  такие-то,  что  диверсия  на
высоковольтной была предпринята Степаном по заданию Портнова и так  далее.
Но Благоволина вызвали в Центр не только  из-за  этих,  пусть  даже  очень
важных сведений. Но из-за них, пренебрегая  секретностью,  комитет  просил
его продолжить сообщение прямо с борта военного самолета.
     Благоволин, пока в  него  пытались  подсадить  Мыслящего,  а  он  его
"выплевывал", запомнил кое-что о планах пришельцев на будущее.
     В десять часов вечера еще  никто  не  понимал,  насколько  эти  планы
опасны для человечества. Даже члены комитета, кроме,  пожалуй,  одного  из
них.
     В одиннадцать тридцать самолет приземлился в Н...

                              НОЧНОЕ СОВЕЩАНИЕ

     Под белым потолком безжалостно пылали молочные плафоны.  Девятнадцать
человек, казалось,  приросли  к  огромному  полированному  столу  светлого
дерева. По его необъятной поверхности были разбросаны  рулоны  телетайпной
бумаги,  синие  листки  телеграмм,  военные  карты.   Стояли   бутылки   с
минеральной водой, термосы с чаем и кофе,  тарелки,  диктофоны.  Во  главе
стола сидел генерал -  заместитель  председателя  комитета.  Председатель,
которого все звали по имени  и  отчеству  -  Георгий  Лукич,  расположился
несколько  в  стороне  и  сбоку.  Новых  сведений  пока  не  поступало,  и
председатель  отдыхал,   прикрыв   ладонью   натруженные   глаза.   Второй
заместитель, которого все звали по фамилии - товарищ Зернов, очень высокий
и худой человек, почти  совсем  седой,  диктовал  сообщение  для  "горячих
линий". Ему помогал, осторожно вставляя  круглые  обороты,  Лев  Краюшкин,
совсем молодой человек, светило дипломатической службы. Две группы  ученых
занимали дальний конец стола. Астрономы и физики шуршали длинными полосами
бумаги - с вычислительней  машины,  копались  в  справочниках  и  звездных
атласах. Слева гудел бас Анны Егоровны  Владимирской  -  врачи  составляли
циркулярное письмо всем больницам  насчет  ускоренного  заживления  ран  у
пришельцев. Еще  несколько  человек  сосредоточенно  писали  в  блокнотах.
Известный академик, "отец советской кибернетики", выписывал формулы. Рядом
с ним профессор-психолог покрывал лист за листом одинаковыми изображениями
четырехлепесткового клевера - думал. Два контрразведчика по очереди писали
короткие фразы в блокноте с хорошеньким  никелированным  замочком.  "Здесь
начинается вторая часть, - говорил в диктофон Зернов. - Указанные в первой
части  "посредники"  имеют  вид..."  Дипломат  подсказал:   "Прямоугольных
параллелепипедов... ...Прямоугольных параллелепипедов двенадцать на  шесть
на три сантиметра.  Цвет  мутно-зеленый,  переливчатый.  Здесь  перерыв  в
передаче второй части". Зернов поднял глаза к двери и выключил диктофон.
     Дежурный офицер скользнул к креслу генерала и прошептал:
     - Товарищи из Тугарина...
     - Входите, товарищи. Прошу без чинов.
     Быстров,  Ганин,  Благоволин  вошли,  поклонились  -  Ганин   щелкнул
каблуками - и сели на приготовленные места.
     - Товарищи прибывшие! Здесь заседание специального комитета в связи с
событиями. Председатель - Георгий Лукич. Его  вы  знаете,  конечно.  Прошу
назваться, кто из вас кто.
     Приезжие назвались. Георгий Лукич, помедлив, распорядился:
     - Товарищ Зернов.
     - Есть, - Зернов,  простовато  улыбаясь,  всмотрелся  в  приезжих.  -
Думается, мы не ждем от товарищей личных  впечатлений  и  фактов.  Это  мы
получили... - Он обвел длинной рукой  стопки  бумаг  на  столе.  -  К  нам
прибыли доктор физических наук, профессор, а также кандидаты физических же
и военных наук, правда? Попросим их изложить  концепцию  событий,  которую
они, как я думаю, обсудили по дороге сюда...
     Один из военных отрезал:
     - Возражаю! Имею вопросы!
     На что Георгий Лукич тоже отрезал:
     - Товарищ Зернов ведет заседание.
     И стало тихо. Анна Егоровна одобрительно крякнула.
     - Приступайте, товарищи, - сказал Зернов. - Мы здесь  тоже  составили
концепцию, но пусть это не  смущает.  Наша,  видите  ли,  может  оказаться
недостаточно безумной...
     Профессор  Быстров  поднял  брови.  Этот  длиннолицый  седой  человек
говорил с начальственной мягкостью, но так, как нужно было говорить. Нынче
каждый знает слова Нильса Бора о "безумных теориях",  но  мало  кто  умеет
применять их к собственным теориям...
     - Что асе, - сказал профессор. - Мы обсудили ряд  гипотез.  Основная,
впрочем, принадлежит товарищу Благоволину. Не лучше ли ему...
     - Нет, - сказал Благоволин. - Лучше вам, Евгений Викторович.
     -  Я  польщен.  Мы  предполагаем  наличие  у  пришельцев  цивилизации
машинного  типа.  Мощная  электроника,  несомненно  -   ядерная   энергия.
По-видимому,  использование  антигравитации.   Но   главное   -   техника,
допускающая  калькирование  или  перенос  разума.  Под  калькированием  мы
понимаем съемку  точных  копий  с  сохранением  оригинала.  В  отличие  от
калькирования, перенос разумов из тела в  тело  подразумевает  уничтожение
оригинала. Теоретически оба варианта возможны. Вопрос: а  насколько  важно
для нас знать, какой вариант осуществили пришельцы?  Представляет  ли  сне
практический интерес? Разберемся.  Начнем  с  калькирования.  Оригиналы  -
живые разумные  существа  -  остаются  на  родной  планете.  В  экспедицию
отправляются дубликаты разумов. С какой целью это  может  предприниматься?
Предположим, с исследовательской. Подсаживая в наши  головы  свои  разумы,
пришельцы намереваются собрать информацию о Земле. Это отпадает, поскольку
от Дмитрия Алексеевича мы узнали,  что  садился  разведочный  корабль,  за
которым шла эскадра, готовая к массовой агрессии. Другая возможная цель  -
эксплуатация  наших  ресурсов.  Предположим,  земляне  полностью,  целиком
становятся рабами-автоматами и добывают алюминий или что там  понадобится.
Но ведь много  проще  разрабатывать  ресурсы  чисто  машинными  способами,
захватывая безжизненные планеты, которых в Космосе  большинство.  Рядом  с
нами - Марс, Венера,  Меркурий,  спутники  Юпитера  и  Сатурна...  На  наш
взгляд, не стоит преодолевать межзвездные пространства  с  такой  мизерной
целью. Теперь прошу вас обратить внимание на стратегию пришельцев.  Прежде
всего,   они   весьма    осторожны.    Они    исследуют    нашу    систему
спутников-наблюдателей и сажают миниатюрный  кораблик  точнехонько  в  тот
момент, когда над Тугарином не проходит ни  один  из  спутников,  -  между
шестью  и  семью  утра.  Корабль  должен  незаметно  захватить   плацдарм,
обеспечить  спокойную  посадку  эскадры.  Заметим,  что   до   приземления
пришельцы   ничего   не   знали   о   зенитном   ядерном    оружии.    Они
перестраховывались. А едва их окружили войска и запахло ядерным сражением,
как  они  мгновенно  уступили  позиции.  Я  бы  сказал,   предупредительно
уступили, хотя корабль, по некоторым  соображениям,  мог  дать  бой  нашей
славной дивизии и даже выиграть этот бой. Но - ценой крови землян. Все эти
факты  не  весьма  понятны,  если  анализировать  их  в   свете   гипотезы
калькирования.
     Рассмотрим  второй  вариант  -   перенос   разумов   с   уничтожением
оригиналов. Сразу бросается в глаза слово "уничтожение". Нешуточная затея,
если она проводится в  крупных  масштабах!  Уничтожить  -  читай  "убить".
Оправданием  сему,  кроме  тупого  злодейства,  может  служить  личное,  я
подчеркиваю - не телесное, а личное  бессмертие  каждого  члена  общества.
Предположим, что в момент, предшествующий смерти, снимается копия личности
разумного существа. Пусть  организм  погибнет.  Копию  можно  подсадить  в
другой, здоровый организм, и личность получит  вторую  жизнь.  Приняв  эту
гипотезу, мы получим обоснование агрессии, а заодно и дальних  космических
перелетов.  Нелегко  найти   планету,   населенную   высокоорганизованными
существами-людьми,  например.  В  Солнечной  системе  такова  одна  Земля.
Приходится летать далеко, приходится и  воевать,  и  -  прошу  отметить  -
воевать бескровно. Захватчики относятся к нам,  аборигенам,  как  к  своим
потенциальным телам. Убийство и самоубийство для них -  синонимы.  Поэтому
они и не свалились нам на головы всей  эскадрой  и  не  устроили  кровавую
баню...
     - Высший пилотаж!.. - иронически отметил генерал авиации. -  Далеко-о
смотрите...
     - К  сожалению,  в  завтрашний  день,  товарищ  генерал.  Мы  насущно
необходимы для них - таков основной вывод из предложенного рассуждения.  И
мы сорвались с крючка. Следовательно, будет заброшен еще один и еще,  пока
рыба не клюнет прочно. Теперь нас в покое не оставят.
     Зернов поднял руку:
     -  Товарищи,  предложены  две  версии.  Третьей  нет?  Нет...   Прошу
специалистов ответить: какую версию принимаем как рабочую  -  первую  либо
вторую. Психологи?  Кибернетика?  Медицина?  Все  за  вторую.  Так...  Мы,
разведчики,  присоединяемся.  Переходим  к  следующему  вопросу.   Дмитрий
Алексеевич Благоволин имеет сведения, что агрессоры  оставили  резидентов.
Цель - проникновение в органы военного и государственного руководства. Его
доклад с  борта  самолета  мы  слышали.  Разрешите  задать  ему  несколько
вопросов? Дмитрий Алексеевич...
     Благоволин сидел, опустив голову  на  руки.  Ганин  подергал  его  за
рукав. Физик вздрогнул, проговорил севшим басом:
     - Виноват, я заснул. Слушаю.
     - Дмитрий Алексеевич, в вашем докладе было два  пункта,  глубоко  нас
заинтересовавшие.  Первое:   вы   не   единственный   человек,   оказавший
сопротивление. Что вам известно об остальных?
     - Дети, - сказал физик.
     - Вы про Соколова и Сизова?
     - Не знаю имен. Я понял так, что дети  не  подчинялись  Мыслящим,  а,
наоборот, их себе подчиняли...
     - Причины?
     -  Что-то  в  конструкции  мозга.  Мои,  так  сказать,  клиенты  были
настолько удивлены этим фактом, что избегали о нем думать.
     - Это нарушало их планы?
     - Нарушило, - пробасил физик. - В утечке  информации  они  виноватили
детей.
     - И не зря, - сказала Анна Егоровна. - Кабы не дети,  мы  бы  тут  не
сидели, уважаемый.
     Зернов спросил с неожиданным, очень живым любопытством:
     - Скажите, а вам как удалось воспротивиться?
     - Чудом, - сказал Благоволин. - Еще бы пять минут - и каюк. Их что-то
отвлекло от моей особы.
     - А без чудес?
     - Я знал заранее, зачем они ко мне идут. Потом,  я  же  профессионал.
Мышление - моя работа. Я привык отстаивать свою линию мышления.
     По комнате прошло движение - здесь было  достаточно  профессиональных
мыслителей. Быстров сказал:
     - Если позволите... Дмитрий Алексеевич в некотором  роде  вундеркинд.
Так сказать, мыслитель  милостью  божьей...  Кандидатскую  диссертацию  он
защитил в двадцать пять лет, не получив  докторскую  степень  по  грустной
случайности.
     - Какая же случайность? - спросил Зернов.
     - Ученый совет, и я в числе его членов, не  понял  настоящего  смысла
его работ. Не доросли.
     - Евгений Викторович, хватит, - сказал физик.
     Зернов невесело улыбнулся:
     - То есть для самозащиты от "посредника" надо быть либо гением,  либо
ребенком?
     Психолог, давно порывавшийся вставить словечко, сказал:
     - Эйнштейн писал, что в гении всегда сидят ребенок.
     - Товарищи, к делу... - проговорил Георгий Лукич.
     - Виноват, - сказал Зернов. - Второй вопрос  к  Дмитрию  Алексеевичу.
Повторите насчет их планов на будущее.
     - Пожалуйста. Вскоре после начала операции несколько Десантников были
назначены резидентами. Их задача - действовать самостоятельно, если десант
отступит.  Количество  держится  в  секрете.  Тактика  -  проникновение  в
руководящую структуру планеты. В первоначальной десантной операции они  не
участвовали.
     - Это все?
     - Да.
     - Они остались в Тугарине?
     - Не знаю.
     - А как думаете?
     - Думаю, надо предполагать худшее. Оно разумней...
     -  Скажите,  товарищи,  -  тихо  проговорил  Георгий  Лукич,  -  есть
возможность на глаз отличить человека, зараженного пришельцем?
     - Нет. Сомнительно... Нет, - ответили в  один  голос  Анна  Егоровна,
Благоволин и Ганин.
     -  К  сожалению,  отпадает.  Остаются  научные   методы.   Излучение,
например? Что говорит наука?
     - А ничего, - сказала Анна Егоровна. - Нужно  двоих-троих  пришельцев
для исследования, аппаратуру, тогда наука и скажет.
     - Плохо, - сказал Георгий Лукич. - Ну,  а  физики?  У  вас  кончились
исследования микропередатчика?
     Кто-то сказал:
     - Кончены, Георгий Лукич. Не излучает.
     - Что поделаешь... Зернов, прошу соображения вашей службы.
     Зернов принял от соседа папку с замочком, заглянул в  нее,  закрыл  и
поднялся из кресла.
     - Случай необычный. - Он вздохнул и  опустил  на  столешницу  длинные
растопыренные пальцы. - Как он смотрится с точки зрения  нашей  службы?  В
пределах госграницы  имеется  несколько...  -  он  пошевелил  пальцами,  -
несколько лиц с безупречными документами, безупречным знанием  обстановки,
условий и так далее. Это еще не делает их неуловимыми... - Он сморщился  и
несколько раз кивнул. - На чем я  могу  поймать  разведчика?  На  попытках
проникнуть  куда-либо.  Например,  в  Генеральный  штаб.  Но  могу  ли   я
предотвратить такое проникновение сейчас? Заявляю авторитетно - нет...
     По залу прошелестело что-то. Видимо, все  еще  надеялись.  Не  бывало
такого, чтобы Зернов чего-то не мог.
     - Почему так? - спросил Зернов. - На подходе мы  не  в  состоянии  их
задержать,  поскольку  они  безупречно   замаскированы.   Точнее,   им   и
маскироваться не надо... Далее, мы бы  сумели  приставить  охрану  к  ряду
товарищей, но и сие бесполезно. Благодаря своей аппаратуре - "посредникам"
- они одинаково легко управятся и с охраняемыми лицами  и  с  охранниками.
Таким образом,  сейчас  мы  беззащитны,  и  необходимы  решительные  меры.
Необходимы! Уже сейчас, в настоящую минуту, несколько резидентов едут сюда
и будут здесь, - Зернов показал на окно, - к утру.
     - Выезд из Тугарина мы закрыли, - сказал генерал.
     - Так точно, - Зернов сложил кончики пальцев и посмотрел  на  стенные
часы. - С восемнадцати часов. Но я бы на их месте двинулся в дорогу  прямо
с утра. На утренний самолет они опоздали; вечерний мы отменили. На  поезде
они едут, товарищ генерал... Здесь будут в  семь  ноль  две,  на  Северном
вокзале.
     - Задержать их на вокзале! Проверку документов устроить,  тугаринских
задержать!
     - Не забывайте о "посредниках", - задушевно сказал Зернов. - Если они
хоть малость смыслят в маскировке, они уже раза три переменили хозяев.  Не
сомневаюсь,  что  граждане  из  Тугарина  сейчас  уже,  сидя  в   вагонах,
удивляются - за какою надобностью их  унесло  из  дома...  Они-то  уже  не
пришельцы... Сейчас "посредники" везут со-овсем другие граждане. М-да... Я
поступил бы именно так.
     - Вы - несомненно, - сказал генерал. - А они?
     -  Они  -  такие  же  специалисты,  как  я.  Если  не  получше...   -
Контрразведчик улыбнулся. - Итак, мы должны быть готовы  к  утру.  Времени
мало.  Предложить  я  могу  единственную,  но  решительную  меру:  наглухо
изолировать от внешнего мира всех людей, коими интересуются пришельцы...
     - Паникуешь! - крикнули с дальнего конца стола.
     - Я рассуждаю, а не паникую, - сказал Зернов.
     Благоволин пробасил:
     - Товарищ Зернов абсолютно прав.
     - Да. Спасибо, - сказал Зернов. - Прошу понять, что первейшая  задача
пришельцев - перехватить руководство нашей воздушной обороной. А мы знаем,
что правом отдавать распоряжения зенитчикам обладают  считанные  товарищи.
Отсюда мы исходим. И предлагаем. Первое: указанных  товарищей  немедленно,
до  семи  утра,  перевести  на   казарменное   положение.   Запретить   им
контактировать с внешним миром - только по телефону. Список готов.
     - Ото! - Генерал оглянулся на председателя. - Это, значит,  меня?!  И
надолго такое?
     - Я думаю, придется выйти наверх с таким предложением,  -  проговорил
Георгий Лукич. - Товарищ Зернов, продолжайте.
     - Второе. Перевести на казарменное положение аппаратчиков связи  -  в
тех же целях... Третье. Необходимо обыскивать всех, входящих  в  помещение
штабов. На предмет "посредников". Без них пришельцы не более  опасны,  чем
обыкновенные люди. Это все. Ситуация не из приятных,  товарищи,  -  Зернов
обвел глазами всех по очереди. - Обыски, казарменное положение... Конечно,
мы  проверим  поезда,  и  в  Тугарине  дремать  не  намерены,  однако  все
предложенное  необходимо.  Еще  одна   просьба:   разрешите   всю   работу
сосредоточить в  одном  месте,  причем  не  здесь.  Очень  уж  людно...  В
самостоятельном Центре. Есть домик на примете. В нем расположим общежитие,
лаборатории, узел связи, оперативные группы. Илья Михайлович,  вы  сумеете
быстро перевести ваших исследователей в такой Центр?
     Академик-кибернетист наклонил голову.
     - Вот и прекрасно! - сказал Зернов.

                                  ОСОБНЯК

     Утром  следующего  дня  в  одном   из   Н-ских   переулков   началось
необыкновенное  оживление.  Распахнулись  ворота  особняка  -  в  нем,  по
преданию,  ссыльный  Пушкин  писал  письма  -  огненные  письма!  -  одной
чрезвычайно знаменитой графине. Ворота распахнулись, но в просторный  двор
одна за другой стали въезжать не кареты, а грузовые военные машины.  Потом
- легковые машины. Зафыркал, как черт, автопогрузчик.  Это  все  произвело
такое сильное впечатление на местных старушек пенсионерок, что они бросили
посты у своих подъездов  и  стянулись  к  дому  номер  девять  -  напротив
особняка. И  оттуда  наблюдали,  как  распахивались  венецианские  окна  и
шустрые солдатики мыли эти окна. Как крытые грузовики степенно съезжали со
двора. Как за стеклами подъезда замаячили молодые люди  в  штатском.  Как,
наконец, проехала открытая грузовая машина, заваленная доверху прекрасными
деревянными кроватями. Старушки терялись в догадках. Они  бы  еще  сильней
терялись в догадках, имей они опыт систематических  наблюдений.  Тогда  бы
они заметили, что "солдатики" покинули особняк и более не возвращались.  А
штатские, явившись в здание, не покидали  его  день  за  днем.  Таков  был
порядок, установленный Зерновым для работников  Центра.  Все  они  жили  в
особняке а на улицу не  выходили.  По  делам  выезжали  -  со  двора  -  в
автомобилях с  пуленепробиваемыми  стеклами.  Это  и  понятно.  Работникам
Центра приходилось беречься от пришельцев не менее тщательно, чем военному
командованию.
     Отсутствие пешеходов пенсионерки как раз заметили.  Вывод  последовал
самый решительный и  неожиданный:  в  дом  номер  десять  въехало  "тайное
посольство одной великой державы". Столь же  нелепый  миф,  как  и  насчет
ссыльного Пушкина, который никогда здесь не проживал  и,  ясное  дело,  не
писал отсюда писем. Так-то... Но самые нелепые мифы одновременно  и  самые
живучие. И старушки были очень  огорчены,  когда  два  обитателя  особняка
вышли на тротуар пешком, через дубовые резные двери подъезда.

                            УЧИТЕЛЬ ПОЯВЛЯЕТСЯ

     Это было две недели спустя после тугаринских событий. Центр уже давно
развернул  работу  -  разливал  по  баночкам  скудный  ручеек  информации,
сочившийся из Тугарина. Пришельцы-резиденты никак  себя  не  проявляли,  и
коллектив томился от безделья. Беспокойно и напряженно было  в  Центре.  В
девять ноль-ноль полковник Ганин, комендант Центра, как обычно  производил
обход помещений.  Осмотрев  кухню  и  гаражи,  он  поднялся  по  служебной
"черной" лестнице на второй этаж, заглянул  в  безжизненно-чистые,  пустые
комнаты больнички,  к  связистам,  в  шифровальную,  в  лаборатории  и  по
мраморной парадной лестнице спустился в вестибюль. Здесь он увидел,  кроме
дежурного офицера, еще  и  Дмитрия  Алексеевича  Благоволина  -  референта
начальника   Центра   Зернова.   Референт   выглядел   крайне   несолидно:
рубашка-распашонка, вокруг шеи - полотенце, карман узких джинсов оттопырен
мыльницей. Дело в том, что общежитие помещалось в  левом  крыле  этажа,  а
умывальня - в правом. Однако  торчать  посреди  вестибюля  в  таком  виде,
подавая  дурной  пример  строевому  составу,  не  следовало.   А   Дмитрий
Алексеевич именно торчал и тоскливо смотрел на улицу. Раздумывая,  сделать
ему деликатное замечание или воздержаться, полковник подошел и  тоже  стал
смотреть в переулок,  хотя  глядеть  там  было  не  на  что.  Юная  мамаша
прокатила коляску. В  подъезде  дома  напротив,  между  каменными  львами,
сидели древние старухи и окаменело таращились на  "посольство".  Покачивая
хозяйственной сумкой, шел пожилой мужчина -  при  толстых  седых  усах,  в
соломенной шляпе. "Наверняка бывший учитель", -  подумал  Ганин  и  только
собрался сказать это Благоволину, как усатый человек упал, поскользнувшись
на апельсинной корке.  Ганин  жалостно  крякнул.  А  Благоволин,  загремев
мыльницей, подскочил к дверям, отбил засов и очутился на мостовой. Старухи
одна за другой открыли рты.
     - Назад! - крикнул полковник - налицо было грубое  нарушение  устава,
но Благоволин уже поднимал усатого. Тогда Ганин сам выскочил из  дверей  и
схватил вольнодумца  за  рукав  гавайки.  Благоволин  выпустил  "учителя",
подобрал свою мыльницу, валяющуюся на асфальте, и  сейчас  же  вернулся  в
дом, а "учитель" захромал дальше.
     Все это заняло не более десяти секунд. Тем не менее полковник  строго
выговорил дежурному офицеру - за беспечность. Й через  час,  когда  прибыл
начальник Центра, доложил ему о происшествии.
     Зернов  внимательно  выслушал  коменданта.  Подумал.  Сложил   пальцы
кончиками и сказал:
     - Итак, Дмитрий  Алексеевич  поднял  его,  взяв  под  мышки.  Этот...
Учитель ничего не передал Благоволину?..
     - Так точно, - сказал Ганин.  -  Наблюдал  я  и  двое  дежурных  -  в
подъезде и за калиткой.
     - Ну и предадим происшествие забвению.
     - Разрешите доложить, по инструкции  я  обязан  товарища  Благоволина
откомандировать. Пункт шестой, контакт с посторонними лицами.
     - Забудьте, Иван Павлович. Соприкосновение у нас еще впереди.
     - Слушаюсь, - сказал Ганин. - Разрешите неофициально?..
     - Да. Курите, Иван Павлович.
     - Спасибо, Михаил Тихонович. Я давно хотел  спросить...  Вы  серьезно
рисковали, вводя нас троих в Центр. Мы же были пришельцами, так сказать...
Почему вы пошли на это? Где гарантии, что мы не резиденты?
     - Полные гарантии дает только английский банк, - усмехнулся Зернов. -
Насчет вас и профессора все ясно. Многие видели,  как  вы  перестали  быть
пришельцами. Алеша Соколов даже запомнил, что  вы  поправляли  галстук,  а
профессора пропустили вне очереди С Дмитрием Алексеевичем - сложнее...
     Ганин насторожил уши.
     -  Вот  он  является.  Утверждает,  что  "был  пришельцами",  и  дает
ценнейшие показания. Подозрительно? С одной стороны -  очень.  Фабриковать
показания умеет любой разведчик... И первой  моею  мыслью  было:  резидент
явился сам. Разыгрывает заурядный гамбит - жертвует пешку,  чтобы  схапать
ферзя. Однако вот анализ последовавших  фактов.  До  Благоволина  никто  и
словом не обмолвился о шестизарядном "посреднике", а он дал точные размеры
и рассказал, как им пользоваться. Зачем бы это? А?  Причем  показания  его
были истинными. Теперь это подтвердили ребятишки, Степа и  Алеша,  но  еще
четырнадцатого вечером был найден платок, в котором свидетельница Абрамова
держала "посредник". Платок сохранил  форму  содержимого  -  ту  форму,  о
которой говорил Благоволин. Узнав о платке, я решил - Благоволину верю.  А
потом подумал: ведь он не мог  предусмотреть  болезни  обоих  мальчиков...
Преподносил нам то, что мы и от них могли узнать. Интересно, что позже это
подтвердилось. Пароль "Здесь красивая местность" мальчики слышали не  раз.
"Посредником" Степан  освободил  Портнова.  Вот  кончим  дело,  подарю  им
именные часы... Ну ладно. Когда Благоволин сюда летел, я  думал:  выслушаю
его, а потом запру. Для спокойствия. А он  возьми  да  засни  при  Георгин
Лукиче... Помните? Ну, думаю, фрукт... Либо  сверхъестественная  выдержка,
либо уверен в своей правде. После совещания пригласил его к себе в  машину
- оттягивал решение. Тогда он и  пошел  козырем.  Сказал,  что  сам  хотел
побеседовать со мною наедине. Об одноместных  "посредниках",  пальчиковых,
которыми  должны  быть  снабжены  резиденты.  Ну,  тот  рисунок,   что   с
пятнадцатого стали рассылать...
     - Так это он показал? - поразился Ганин.
     - Кто же еще, Иван Павлович? Не предупреди он нас, пришельцы смеялись
бы над нашими обысками. А сейчас они, как видите, и  близко  не  подходят.
Остерегаются рентгеновской проверки.
     - Или не хотят мешать Благоволину действовать...
     - Семнадцатого мая, - сказал Зернов, -  полковник  имя  рек  -  прошу
извинить, фамилию его не назову  -  отлучился  со  службы  в  поликлинику.
Лечить зубы. Явившись в  часть,  доложил,  что  по  дороге  терял  память.
Очнулся у кабинета врача. Вам ясно, Иван Павлович? Они его взяли, узнали о
рентгене и освободили.
     -  О  рентгене  было  известно  только  нашим   сотрудникам,   Михаил
Тихонович, по списку.
     - Ну-ну, - сказал Зернов. - Будочки-то мы понаставили у вахт. И в них
жужжит. А полковник имярек пятнадцатого числа делал  рентген  и,  жужжание
услышав, сопоставил факты. Нынче все грамотные, Иван Павлович... Резиденты
ходят вокруг и ждут своего часа.
     - Боюсь, дождутся, - вырвалось у Ганина.
     - Я тоже боюсь, - просто ответил начальник Центра. - Две-три  недели,
и они отыщут, куда просочиться, если мы  их  не  опередим...  Между  нами,
очень обещающий план разработал  тот  же  Благоволин.  Ну,  спасибо,  Иван
Павлович.
     - Разрешите идти?
     - Пожалуйста. Проследите, чтобы мне представили приметы гражданина, с
которым соприкасался Дмитрий Алексеевич.
     "Э-ге-ге! Доверяй, но проверяй!"  -  подумал  полковник  и  мгновенно
распорядился насчет примет. Листочек подали Зернову, и тут же  оперативная
группа приступила к розыскам. Но  гражданина  шестидесяти  лет,  с  седыми
усами, крупным прямым  носом,  светло-голубыми  глазами,  роста  среднего,
одетого  в  чесучовый  костюм,  соломенную  шляпу  и  сандалии   довоенной
конструкции, найти не удалось. Видимо, он жил в другом районе и заехал  по
пути  на  вокзал  в  центральный  магазин  "Диета"  (судя  по   продуктам,
замеченным в его кошелке). На вокзале похожего человека видел  оперативный
сотрудник. Заприметил его по сандалиям -  такого  фасона,  которые  сейчас
шьются  только  для  детей.  С  круглым  глубоким  вырезом   на   подъеме,
перекладиной и жестяными пряжками. "Учитель"  сел  в  дальнюю  электричку,
прорезающую насквозь  Н-скую  область,  да  еще,  как  нарочно,  со  всеми
остановками. В какой из бесчисленных городов и поселков области он  уехал?
По делу ли его разыскивали люди Зернова?
     Довольно долго этого не знал никто, кроме  двух  человек,  о  которых
речь будет впереди.

                           ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПЛАНЕТА

                                    ДАЧА

     Севка бежал в темноте между теплыми  стволами  сосен.  Поселок  спал,
погасли огни, только дорожка белела под  ногами.  Она  была  земляная,  но
твердая, как  бетон.  Из  нее  выступали  отполированные  подошвами  корни
мачтовых сосен. Севка, не глядя под ноги, перепрыгивал корни.  Он  спешил,
но старался дышать ровно. Пробегая мимо дачи режиссера Лосера, он  услышал
голоса и увидел искры, летящие в  темноте  от  самовара,  и  подумал,  как
удивились бы все, сидящие на террасе - за столом. Потом запахло малиновыми
кустами и крапивой, и  дорожка  стала  пружинить  под  ногами.  Слева  был
колодец.  Севке  очень  хотелось  пить.  Он  представил   себе,   как   он
останавливается и  снимает  с  медного  крюка  бадейку  и,  тормозя  ворот
ладонями,  пускает  бадейку  в  глубину.  Потом  крутит  толстую  железную
рукоятку, стараясь вертеть ровно, чтобы не выплескивалась вода, и вместе с
бадьей из колодца поднимается запах грибов и плесени.
     Но колодец остался позади. Только заныл зуб - с дуплом, - и по  груди
и животу проскользнул, как сосулька, холодок утоленной жажды.
     Севка не останавливался у колодца. Он пробежал еще два десятка  шагов
и свернул в узкий проход между двумя заборами. Ветки  малины,  пробившиеся
между штакетинами левого забора, скребли по ногам и царапались.  Это  была
знаменитая во всем поселке малина. Хозяин дачи, инженер  Гуров,  провел  к
малине канавки от колодца и нарочно высадил ряд кустов вдоль забора, чтобы
мальчишки рвали снаружи, а внутрь не лазали. Севка  подумал,  что  два-три
куста у угла забора еще не обобраны,  и  во  рту  немедленно  возник  вкус
спелой малины. Сладкий, но водянистый вкус, потому  что  гуровская  малина
получала слишком много воды. Он помотал головой и влетел в  калитку,  едва
не наступив на ежа. Это был коллективный  еж  Тимофей  Иваныч,  он  жил  у
колодца и ловил лягушек. Иногда его приглашали в  дачи  ловить  мышей.  Он
истреблял мышей и неизменно возвращался к колодцу. Сейчас  он  шел  домой,
держа в зубках заднюю часть лягушки, и Севка, перепрыгивая  через  Тимофея
Ивановича и через лягушку, видел все  это.  Седоватые  иголки  ежа,  кусок
белого пуза и растопыренные пальцы лягушки. Здоровенная лягушка, с зеленой
мраморной спинкой. Он знал это,  хотя  спинку  еж  съел  раньше,  еще  под
фундаментом  Машкиной  дачи.  Почему-то  все  было  известно.  Севка   мог
представить себе вкус сырой лягушки, причем не для себя,  а  для  ежа.  Он
сплюнул и притворил калитку, чтобы отгородиться от  всего  этого.  Калитка
протяжно скрипнула, коллективный еж Тимофей Иваныч скрылся в малиннике,  а
Севка подбежал к Машкиному окну, подпрыгнул и лег грудью на подоконник.
     Два скворца, Генка и Нюрка, живущие в большом скворечнике над крышей,
завопили: "Воры-путь-путь-хе-хе-хе!" Никто не проснулся в доме от их крика
- они всегда вопили "Воры!", кто бы ни пришел,  хоть  сам  хозяин,  Машкин
отец. Генке и Нюрке было все равно. Такие уж это были скворцы. Сейчас  они
всполошились, зашуршали в скворечнике и  заодно  дали  выволочку  старшему
скворчонку, чтобы не просил есть среди ночи.
     Севка тихо свистнул. Он чувствовал холодные  кирпичи  фундамента  под
пальцами ног и теплый подоконник под животом и грудью.  Справа  в  темноте
зевнуло, засопело, и Машкин сонный голос прошептал:
     - Ты кто?
     - Я. Пошли живее, _о_н_ опять здесь. На клумбе.
     - Врешь, - шепнул голос.
     - Чтоб мне сырую лягушку съесть. Вставай.
     - Я причешусь, - Она стукнула пятками об пол.  -  Лезь  сюда  пока  и
рассказывай.
     - Ладно, ты чисти свои зубы, - скорбно сказал Севка. - Чисти,  чисти.
Чудеса подождут.
     Машка сердито запыхтела, натягивая платье. Севка знал, что Белый Винт
будет стоять на клумбе до рассвета и что торопиться некуда, но ему неохота
было лезть в спальню.  Неловко  даже  было  торчать  в  окне,  пока  Машка
одевается. Неловкость эта его сердила, казалась бессмысленной, потому  что
они с Машкой дружили миллион лет. Еще прошлой осенью они  ввалились  через
это окошко после набега на поздние яблони режиссера Лосера и, как были - в
мокрых штанах и  рубахах,  -  залезли  под  одеяло  и  умяли  три  десятка
лосеровских знаменитых антоновок. Тогда шел дождь и, кажется, со снегом.
     Что-то изменилось с прошлой осени.
     Севка сердился потому,  что  Машка  по-прежнему  его  не  стеснялась,
словно все осталось, как год назад. Это было новое, взрослое  спокойствие.
Машка его достигла, а Севка - нет.
     - Да причешешься по дороге, копуша! - зашипел  он  в  окно,  и  Машка
покорно вылезла.
     В одной руке она держала большую расческу, в другой - теннисный  мяч.
Севка протянул  руку,  но  она  сказала:  "Прочь,  презренный  раб!"  -  и
спрыгнула  на  землю.  Скворцы  опять  завопили  про  воров,   и   к   ним
присоединились скворчата.
     Этих скворчат прошлой осенью и в помине не было. Смешно.
     Севка потрогал мяч и убедился, что это именно мяч и что руки у  Машки
еще горячие со сна. Стало тепло. Они побежали в калитку и мимо колодца. На
лосеровской террасе еще пили чай и тихо,  гнусаво  завывал  радиоприемник.
Машка пробормотала: "М-му-зыканты...",  подпрыгнула  и  запулила  мячом  -
раздалось звонкое ба-м-м, и сразу контральтовый женский  взвизг.  Лосериха
не зря была женой известного режиссера.  Она  визжала,  как  очень  важная
дама.
     Добежав до конца просеки, Машка остановилась и  воткнула  расческу  в
волосы,  как  перо.  Волосы  были  такие  густые,  что  Севка  дразнил  ее
Медузой-Горгоной.
     - Кажется, я попала в самовар, - равнодушно сказала Машка.
     - Это было нужно? Люди сидят, чай пьют...
     - У меня - переходный возраст, - сказала Машка.
     - Они узнают мяч, ты учти. Я вчера написал на нем кое-что.
     Машка хихикнула. Севка проворчал:
     - Объективные причины... Третий год слышу про этот возраст.
     - Я такая, - сказала Машка и скрипнула расческой в волосах. - Что  ты
написал на мяче?
     - Узнаешь. Точно тебе говорю.
     - Что-нибудь хулиганское?  -  с  надеждой  спросила  Машка.  -  Тогда
ничего. Я же - пай-девочка.
     - "Машета - мазила", вот это я написал.
     - Живописец...
     Дольше стоять было нельзя. Машке хотелось, чтобы он взял ее за  руку.
Она трусила, но совсем немного. И ей хотелось, чтобы  он  ее  погладил  по
голове.
     - Пошли, - сказал Севка.
     Машка на ходу скрипела расческой и шипела от боли. Перешагивая  через
очень толстый, изогнутый сосновый корень, она сказала:
     - Вырубить его, проклятого...
     - Сосна зачахнет, жалко.
     Об этом корне они говорили всякий раз, перешагивая  через  него.  Как
заклинание. И утром, и днем, и на закате, когда весь старый  сосновый  бор
становился огненно-рыжим. Дачный поселок стоял на фундаменте  из  сосновых
корней, и летние радости стояли на них и казались  вечными,  как  сосны  А
этот изогнутый корень у самой калитки, о который они так  часто  и  больно
ушибали пальцы и калечили велосипедные обода, был их собственным корнем, и
на нем росли их, Севкины-Машкины, радости. Вот что они  узнали  сейчас.  А
ведь сосны когда-то были маленькие и пушистые. Смешно.
     Они шли совсем медленно.
     - Сознайся, что ты врешь, - приказала Машка. - Быстро сознавайся, ну?
Пока не поздно идти купаться.
     Он молчал. Машка прикоснулась к его плечу  и  почувствовала,  что  он
дрожит. Не крупно и весело, как после купания, а мелко,  как  захолодавший
щенок.  Севка  оттолкнул  калитку,  и  они  вошли  на  участок,   обогнули
муравьиную кучу и на цыпочках пошли к дому.

                                 БЕЛЫЙ ВИНТ

     Весь мир уснул. Не шелестел муравейник на Севкином участке. У Лосеров
смолк  радиоприемник.  Елена  Васильевна  погасила  лампу  на  остекленной
веранде и сейчас спала, держа книжку перед собою  торчком,  двумя  руками.
Она всегда так засыпала. И Севка, пробираясь мимо веранды, заглянул туда и
различил светлый прямоугольник книжки, покачивающийся от дыхания вместе  с
руками матери. Машка нетерпеливо дернула его за рубаху.
     - Где он?
     - Смотри на большую клумбу...
     Сразу за углом веранды, на клумбе анютиных  глазок,  вздымался  Белый
Винт. Его свет падал на Машкино лицо. Странные тени пробегали по  стеклам,
по доскам. Отблески суетились на муравейнике, как муравьи.
     - Где, где? Ничего не вижу, - шептала Машка. - Ты все выдумал!
     - Стой и жди. Он... не сразу...
     Так было у него, и теперь будет у Машки. Если только  у  девочки  это
может  быть.  Сначала  она  увидит  столб  легкой,  пляшущей  дымки.   Рой
комариков-толкунцов, Столб будет висеть над клумбой, и, если  смотреть  на
него внимательно, он  сгустится.  Уйдет  вверх  между  сосновыми  кронами,
вверх, неизвестно куда, и ветви осветятся его жидким, пляшущим  светом.  И
он опустится до земли и станет Белым Винтом. Таким, каким его видит Севка,
- белоснежной спиралью, упирающейся в  небеса.  Дымчатым  белым  штопором,
переливающимся, как рой толкунцов, а под ним - коврик из анютиных  глазок,
и все цветы видны как днем, только цвет у них другой.
     Вторую ночь Белый Винт стоял на клумбе и ждал. Почему-то Севка  знал,
что Винт ждет их обоих, его и Машку. Зачем? Это было тайной. Он  появлялся
в одно и то же время. За десять минут до последней электрички. Сейчас  она
стучала вдалеке, уже за поворотом, у места через водохранилище.
     - Ой, Севочка, ой... - шепнула Машка. - Страшно мне. Ой!
     Она попятилась, но Севка знал, что она не уйдет, потому что сейчас на
Белом Винте, по грани, проступают письмена, которые он в одиночку не может
прочесть. Теперь он знал все. Не глядя, видел, что Машка наклонила  голову
влево и таращится на письмена. Что  мать  проснулась,  положила  книжку  и
думает о нем, Севке. Что письмена нельзя прочесть одному человеку. Что  еж
Тимофей Иваныч давно спрятал лягушку и  пошел  на  Машкин  участок  ловить
лесных мышей. Севка видел пчелу, заснувшую от вечернего холода на  клумбе,
и знал, что пчела сейчас видит анютины глазки дневными, а  не  ночными,  а
сверху удивление смотрит дятел. Между тем письмена проступали все яснее  и
как бы складывались в слова. Их не прочесть одному, ни за что не прочесть.
Надо вдвоем. НАДО. НАДО.
     - Читай! - приказал Севка себе и Машке.
     Белый  столб  завился  еще  круче.  Штопором,  локоном,   архимедовой
спиралью. Пчела зажужжала и взлетела, Стволы сосен осветились ржавым,  как
на закате. По белой грани пронеслась надпись, и она была почти понятна.
     Машка двумя руками  держалась  за  Севку.  Руки  дрожали.  "То-то,  -
подумал он, - теперь тебе не смешно..."
     - Там написано, что мы... - едва слышно сказала Машка.
     - Что мы должны...
     - Да.
     - Подойти к нему и прикоснуться. Нет, Севка, нет!!
     И они шагнули вперед. И протянули руки.

                                   НИЧТО

     Крепко держась друг за друга, они прикоснулись к белому туману.  Руки
показались огромными, черными.  Исчезли.  И  сейчас  же  исчезло  все.  Их
подхватила и понесла пустота. Гулкая,  пустая,  как  неимоверно  громадная
бочка. Словно они сидели в самой середине ее, а вокруг не было  ничего  на
миллионы  километров,  кроме  тоски.  Пустота  завывала   угрожающе,   как
бормашина. Она грозила жалобно, тонко, настойчиво, потом смолкла. Осталось
_н_и_ч_т_о_. Как долго это продолжалось, они не знали. В  _н_и_ч_т_о_  нет
времени. Пришлось закрыть глаза и ждать. Потом звонко  хлопнула  невидимая
преграда, и Машка с Севкой опять очутились где-то. Только где?
     Они чувствовали, что держатся  за  руки.  Сжали  пальцы.  Попробовали
встать на ноги.
     Все еще с закрытыми глазами, они нащупывали землю и не  находили  ее.
Это было как плавание в сухой неощутимой воде. И вместе с тем  вокруг  был
воздух, а не вода. Воздух дул по лицам,  у  него  был  странный,  знакомый
залах. "Где же мы, - подумал Севка. - Надо  глаза  открыть.  Сосчитать  до
трех и открыть. Раз, два, три..."

                            МЕСТО ПОКОЯ МЫСЛЯЩИХ

     Они плавали в воздухе, как в  воде.  Вниз  лицом.  Или  вверх  лицом.
Тяжести не было. Все-таки они смотрели вниз, вдоль блестящей круглой стены
- вдоль шахты. Огромная глубина. Вход виден оранжевой точкой. Это было так
же странно и знакомо, как здешний запах. Как неяркий свет,  которым  сияла
круглая стена шахты. И сама стена, сложенная из тонких шестигранных ячеек,
определенно была знакома. Здесь всегда было тихо и хорошо пахло, и по всей
высоте шахты - собственно, это была Башня -  висели  разноцветные  фигурки
б_а_л_о_г_о_в_. Они держались у  стен.  Только  Машка  и  Севка  витали  в
середине. Вблизи никого не было. Башня вверху сходилась  в  темную  точку.
Метров по пятьсот было до верха и до низа.  Значит,  они  висели  примерно
посредине, на своем обычном месте...
     "Значит, я не проснулся", -  подумал  Севка.  Во  сне  такое  бывает.
Незнакомое место снится как знакомое. И летаешь.  В  незнакомом  знакомом.
"Надо проснуться, пока не поздно", - встревоженно подумал Севка.
     Он посмотрел на балога, висящего рядом с ним.  Во  сне  это  существо
считалось Машкой. Взрослая здешняя женщина.  Она  была  очень  хорошо  ему
знакома. Более того, он знал,  что  она,  по  меркам  балогов,  красавица.
Сильная, широкая, с веселым и лукавым лицом. И вместе с этим Севка  твердо
знал и другое. Повстречай он это чудище наяву, он бы  помчался  прочь  как
ошпаренный.
     Вместе с тем он знал, что не спит.  Рядом  с  ним  висело  в  воздухе
существо из другого  мира.  Существо  называлось  "госпожа  Ник".  Кое-что
человеческое в нем было. Две руки, две ноги. Одежда. Но лицо... Нет, лучше
было пока не смотреть ей в лицо.  Подумав  так,  он  поймал  ее  взгляд  и
поспешно отвернулся. Хотя взгляд черных глаз тоже был очень знаком.  Глаза
треугольные,  черные,  как  шерсть  неска.  Это  зверек   такой.   Черный,
неуклюжий, с шестью лапами. Легко приручается, весьма чистоплотный... _Д_а
_ч_т_о _ж_е _э_т_о _т_а_к_о_е_?! - мысленно взвыл Севка.
     Между ячейками-кирпичиками тут и там блестели полированные  пластины.
Выпуклые. Изогнувшись, он  заглянул  в  ближнюю  пластину  и  увидел  свое
крошечное отражение. Да. То же  самое.  Серо-синяя  фигура  с  устрашающей
белой мордой и черными глазами. Жуткая морда. Но по-здешнему  -  красивая.
Как и дома, они были здесь "красивой парой". Черт знает что. Господин Глор
и госпожа Ник, вот как их зовут. И они совсем взрослые.
     "Ох... _А _ч_т_о_, _е_с_л_и_ м_ы_ н_е_ С_е_в_к_а_ с_ М_а_ш_к_о_й_?"
     - Ты... Ты Машка?
     Говорить по-русски он, оказывается, не  мог.  А  по-здешнему  говорил
свободно. И он прощелкал свой вопрос на языке балогов.  Имя  он  ухитрился
как-то изобразить. Не  выговорить  -  вспомнить  было  трудно...  В  ответ
существо отщелкало:
     - Я, а кто же еще?! Ник, что ли? О-ах, как страшно!..
     Значит, все-таки Машка... Он заставил себя посмотреть ей в глаза. И -
ничего. Оказалось не так уж страшно. Черные треугольные штуки, без белков.
По-настоящему черные, как китайская тушь "жемчужина". Только здесь тушь не
выделывают. Говорят: "Черный, как неск". Потешный зверек _н_е_с_к. В диком
состоянии он  живет  в  норах  стайками,  по  шесть-восемь  особей,  легко
приручается...
     "_Х_в_а_т_и_т    _п_р_о    _н_е_г_о_,    _с_л_ы_ш_и_ш_ь_?    _Н_а_д_о
_ч_т_о_-_т_о д_е_л_а_т_ь_".
     Они висели посредине Башни. Это было опасно. Опасность  окружала  их,
как круглая стена Башни. Здесь опасность ждет всех. Тут каждый  настороже.
Нельзя витать посредине Места  Покоя  Мыслящих,  полагается  держаться  за
стену. А они висят уже давно. Он посмотрел вниз - вверх, никто не подлетал
к ним. Машка плаксиво прощелкала:
     - Я сойду с ума... Давай отлетим к стене, пока нас не взяла Охрана!
     Они оттолкнулись друг от друга и плавно скользнули на разные  стороны
Башни. Севка ухватился за ячейки, а Машка, не задерживаясь, отпихнулась от
своей стены и оказалась рядом с ним. И  отчаянным,  совсем  нечеловеческим
движением спрятала голову между ячейками и его грудью.

                            ЧТО ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ?

     Севка не знал, что теперь делать.  Свободной  рукой  он  постучал  по
стене - не больно, Ага! Значит, сон! Приободрившись,  он  постучал  еще  и
охнул - скорее от огорчения, чем от боли. Она возникала не  сразу.  Первый
удар давал тупое, неприятное ощущение, второй  -  немного  болезненное,  а
третий - острую боль. Теперь он твердо знал, что не спит. Потому что  Глор
в_с_е_г_д_а_ чувствовал боль ступенчато. И не один Глор. Все балоги и  все
животные на этой планете Пути.
     "Путь, - подумал он. - Значит, я Глор. Почему же я раньше был Севкой?
Ну как же так? - Он осторожно придерживал Машку и думал:  -  Как  же  так?
Только что, совсем недавно,  я  открывал  калитку  и  вел  Машку  к  белой
штуковине. Это же был не Глор, а я, Севка. Раз я думаю о себе  "я  Севка",
значит, я и есть Севка, да? Но как тогда Глор? Почему я сижу в  его  теле,
как в клетке, и откуда я  знаю,  что  тело  принадлежит  господину  Глору,
монтажнику высшего класса?"
     Очень странно было ощущать его как оболочку. Одежду - как оболочку на
оболочке. Он поднял четырехпалую руку, еще поющую отзвуком боли, и  ощупал
комбинезон на груди. Жесткая,  как  кольчуга,  синевато-серая  пластмасса.
Полоски молекулярных застежек - серебряные. Цвет  монтажников...  На  руке
плотно сидел широкий браслет. Он казался зеленоватым и полупрозрачным, как
нефрит, но Глор знал, что цвет его  меняется  от  освещения.  Одна  секция
браслета была вдвое шире остальных - личный  передатчик.  Рядом  с  ним  -
справа и слева - приемники общей  сети  и  сети  оповещения  высших  каст.
Четвертая секция - "соглядатай". По ней Охрана следит  за  местоположением
владельца браслета. Пятая и шестая -  ключи  от  дома,  гаража,  машины  и
багажных контейнеров; седьмая секция -  застегиватель  одежды,  восьмая  -
личный номер...
     "Ничего не понимаю, - подумал он. - Если я Севка,  кто  тогда  научил
меня всей этой церемонии? Сеть оповещения высших каст! По-одумать  только!
Ох и влипли! - подумал он в отчаянии. - Ох и влипли!"
     Отозвавшись на этот вопль отчаяния,  из  глубины  его  мозга  всплыла
спокойная мысль: "Почему ты паникуешь? Ничего удивительного не происходит.
Ни-че-го. Всю жизнь ты боялся, что твое тело захватят,  отнимут...  Вот  и
захватили. И хорошо еще, что тебя при этом не превратили  в  Мыслящего,  а
оставили. Твое сознание не уничтожили - подчинили.  Чему  ты  удивляешься?
Тебя захватили, голубчик Глор. Некогда твои предки захватили жителей  этой
планеты. Вот нашлась и на вас управа, голубчик Глор..."
     "О-ох, дела, - подумал Севка. - Де-ла... Это же мой голос! Это  же  я
уговариваю. Откуда я знаю, чего боялся он? И насчет его предков?!"
     "Говорю тебе, все нормально, - возразил  тот  же  голос.  -  Конечно,
знаешь. Ты, Севка Мысин, седьмой "В".  Ты,  всем  на  удивление,  оказался
высшим существом и захватил Глора вместе с его сознанием. Одно и  странно,
что ты - высшее существо..."
     "Де-ла! Теперь я сам себя уговариваю", - подумал Севка.
     "Правильно, - сказал спокойный голос. - Сам себя.  Ты  -  по-прежнему
ты, но вместе с Глором. Ты знаешь все и умеешь все, что он.  И  это  очень
хорошо, ибо ты пропал бы здесь в одиночку. И хорошо, что  Машка  захватила
госпожу Ник. Она умница, госпожа Ник. И веселая, и не трусиха".
     - А-а! И Машка тоже...
     "Конечно, - рассудительно сказал Севка себе, - и она".
     "Вы оба здесь  не  из  простачков.  Монтажники  высшего  класса,  при
хорошем деле. Продержитесь, право!"
     Как  видно,  Машка-Ник  не  подозревала,  что   о   ней   судят   так
благожелательно. Она шевельнулась в своем убежище и буркнула:
     - Домой хочу!
     - Я бы не прочь, - протянул Глор-Севка.
     Он хотел сказать, что дело неслыханное и надежды на возвращение  нет.
Кто-то пересадил их сознания,  оставаясь  невидимым  и  неслышимым.  Дела.
Разве что пересадила белая штуковина?
     - Хоть куда домой... хоть в Монтировочную! - щелкнула Ник. - Подумай,
что будет с перчатками!
     Несомненно, это была практичная Ник - отнюдь не ветрогонка Машка. Она
уже поняла, что дорога на Землю закрыта, а внизу - пост Охраны, и придется
надевать перчатки. И если перчатки лопнут, расправа будет короткая...
     С ними обойдутся как с похитителями сознаний - чхагами.
     - Да, надо подумать, - добросовестно сказал Глор.
     Ник выпростала голову и жалобно прощелкала:
     - Получается, что мы чхаги?
     - Что ты! Мы же не хотели и вообще...
     - Тогда это - происки чхагов! - паниковала госпожа Ник. - Я  не  хочу
возноситься в мыслящие, я жить хочу!  -  она  с  отвращением  показала  на
голубые кристаллы Мыслящих, лежащих по ячейкам  аккуратными  девятками.  -
Зачем ты меня втянул? Я домой хочу!

                                ИВАН КУЗЬМИЧ

     - Дети, перестаньте ссориться. И выключите браслеты, - сказал  чей-то
голос.
     Они оглянулись, повернув на голос  одинаково  белые  лица,  одинаково
обрамленные синими капюшонами. Рядом  с  ними  сидел  в  воздухе  пожилой,
усатый земной человек. Обыкновенный человек, да еще в очках. Он  был  одет
по-дачному, в  чесучовый  пиджак  и  брюки,  белую  рубаху  и  сандалии  с
дырочками, но выражение лица у  него  было  вовсе  не  дачное.  Он  сильно
хмурился из-под шляпы и поглаживал усы.
     Глор-Севка  машинально  подчинился   -   высвободил   руку,   нащупал
выключатель своего браслета, нажал. В голове его творилось бог знает  что.
Словно череп развалился на две половины и в щель дунул ветер. Севка и Глор
разъединились. Севка обомлел радостно, а Глор - испуганно. В  жизни  своей
Глор не видывал подобных чудовищ... Больше всего он испугался его  усов  и
носа.
     Это продолжалось несколько секунд. Глор всхлипнул,  ушел  в  глубину.
Заслонился Севкой от опасности, как щитом. Но и теперь  Севка  слышал  его
мысли за своими, как оркестр за  голосом  певца:  "Прямоходящий,  как  мы.
Одежда, обувь... Зачем бы этот нарост посреди лица? И два пучка щетины под
ним... А голова-то, голова! Это шлем или голова такой формы?"
     "Это шляпа, болван", - мысленно сказал Севка.
     Он радостно отдувался, глядя на Ивана Кузьмича.  Да,  перед  ним  был
дачник и старый приятель инженера Гурова, школьный учитель  Ивах  Кузьмич,
который выглядел  так,  как  ему  полагалось  выглядеть.  Старый  школьный
учитель.
     "Он всегда казался очень странным", - подумал Севка.
     Ник-Машка разжала руки. Взглянула на Ивана  Кузьмича  повнимательней,
пробормотала: "Ну и ну!" - и выключила браслет. А Учитель поглаживал усы и
разглядывал Ник и Глора с заметным удовольствием.
     - Во имя Пути! - взмолился Севка, протягивая свободную руку. - Вы  не
могли бы разъяснить... А? Что?
     Рука прошла сквозь Учителя. Было видно, как она  белеет  внутри,  как
проглоченная.
     "Объемное изображение, - догадался Глор. - Уф-ф..."
     Он спрятал руку за спину.
     - Прекрасно,    вы   меня   узнали,   -   отметило   изображение.   -
Замечательно... Как вы чувствуете себя, дети?
     - Просто изумительно, - брякнула Машка.
     Это уж несомненно была Машка с ее ядовитым язычком.
     - Ну-ну, обойдется... - Учитель повернулся к Севке: - Ты сказал:  "Во
имя Пути". По-видимому, ты достаточно освоился и даже  знаешь,  что  такое
Путь?
     - Величайшее  движение  в   истории   Галактики,   в   истории   всей
Вселенной!.. - Слова посыпались из Глора,  как  из  говорящего автомата. -
Предначертанное слияние всех форм жизни в высшем  разуме!  Путь  одаривает
сознанием  и  творческим  разумом   низшие   формы   жизни.   Благотворное
прикосновение высшего разума дает этим тварям, обреченным на прозябание...
- Глор  смущенно  щелкнул,  пробормотал  "м-да..."  и  смолк.  Понял,  что
повторяет заученную чепуху.
     - Послушайте, - сказала Ник. - Почему вы заставляете нас заговаривать
самим себе зубы? Что,  по-вашему,  должно  "обойтись"?  Ведь  это  вы  все
подстроили. Для чего вы это подстроили?
     - Ну-ну, а что, собственно, случилось? - учительским голосом спросило
изображение.
     - Вы еще спрашиваете? Могли бы и  раньше  спросить  -  там...  -  Она
показала вверх.
     - Еще не  поздно,  -  сказал  Учитель.  -  Могу  вернуть  вас  домой.
Пожалуйста! Пожалуйста, поймите: там я ничего  не  смог  бы  растолковать.
Значительно проще было доставить вас сюда. - Он обвел руками круг.  -  Это
самый простой способ. Вы сразу узнали о Пути все, известное балогам.
     - Так уж и все! - проворчала Ник.
     - Проверим... На какой тяге взлетают корабли Пути?
     - Конечно, на антигравитационной...
     - А разгоняются в открытом Космосе?
     - На ионной, разумеется!
     - Нуте, а что знала Машка о ракетной тяге?
     - Ничего она  не  знала,  -  вмешался  Севка.  -  И  нечего  об  этом
разговаривать. Перейдем к делу.
     Учитель погладил усы и взглянул на него.  Этот  взгляд  сказал  Севке
лучше, чем целая тысяча слов, что он уже не Севка. Перейти к  делу  просил
Глор, монтажник высшего класса, не человек,  а  балог.  Вчетверо  старший,
вдесятеро более  опытный  и  в  тысячу  раз  больше  знающий,  чем  земной
школьник. И он повторил:
     - Перейдем к делу. Кто вы?
     - Ты не ответил на вопрос, - сказал Учитель.
     - Ответил.
     - Еще раз: каков смысл Пути?
     Понятно... Он все же хотел убедиться, что Севка -  главный.  Если  бы
Глор не подчинялся Севке, то повторил  бы  навязшую  в  зубах  болтовню  о
"величайшем движении в истории Галактики".
     - Если отбросить вранье и несущественные детали - система космических
захватов. В общем, мерзость.
     - А ты как думаешь? - Учитель перевел внимательные глаза на Ник.
     - Допустим, так же,  -  неохотно  прощелкала  госпожа  Ники  покрепче
схватилась за рукав Глора. - А вы можете нам ответить наконец?
     Учитель хмуро-одобрительно посмотрел на нее:
     - Нуте-ка, вызовите медицинский контроль...
     Они могли  только  слушаться.  Послать  его  к  черту  и  остаться  в
неизвестности? "Клянусь началом Пути, это уж наглость!"  -  подумал  Глор,
включая  девятую  секцию  браслета.   Через   несколько   секунд   автомат
медицинского контроля пропищал по радио: "Норма".
     - Ну, здоровые же молодцы! - сказал Иван Кузьмич. - Теперь  слушайте.
Десантники - на Земле.
     Они замерли и уставились на него. Десантники. Понятно. Авангард Пути,
пионеры прогресса. Для них мы строим малые корабли Пути.  На  _З_е_м_л_е_.
Это также понятно. Назначение касты Десантников  -  высаживаться  на  иных
планетах. Для этого - Путь. Для этого - все мы,  и  балоги  в  том  числе.
Десантники привели на Землю эскадру, нагруженную Мыслящими.
     И вдруг они ощутили сильнейший страх. И стыд. Десантники на Земле! Мы
строили корабли, мы работали как бешеные, как монтажные автоматы -  зачем?
Чтобы Путь, этот космический спрут,  сожрал  Землю?  Прекрасную  Землю,  о
которой мы, монтажники Глор и Ник, только что узнали?
     Десантники на Земле! Значит, эскадра на подходе и уже нет  Земли!  На
ней кончилась радость. Она тоже станет огромным  механизмом,  производящим
корабли и выбрасывающим их в Космос. Во имя Пути. Во имя этой  чудовищной,
гигантской, мерзкой бессмыслицы.
     - Простите нас, - сказал Глор. - Нам очень стыдно.
     Ник тревожно спросил:
     - То есть вы Десантник?!
     - Глупости! - сердито сказал Учитель. - Не  воображаешь  же  ты,  что
Путь овладел гиперпространством? До этого пока не дошло... Да-с! Этого  им
не  получить!  Вас  перебросили  сюда,  чтобы  поубавить  прыти   господам
Десантникам.
     "Понятно, так, так, - сообразил Глор. -  Серая  мгла,  в  которой  мы
летели...  Мыслящих  наших  переправили  сюда  мгновенно,  то  есть  через
гиперпространство... Как он раньше не понял! Уж в  этом  он,  космотехник,
отлично разбирался! Корабли Пути ползли через Космос годами именно потому,
что теория гиперпространства оказалась для Пути слишком  крепким  орешком.
Значит, Иван Кузьмич не Десантник в теле человека... "Мы  послали  вас"...
Кто же он, если не балог и не человек? Что за  сила  перебросила  Севку  и
Машку через космическую пустыню?"
     - Слушайте меня, - сказал Учитель. - Повторяю: Десантники  высадились
на Земле.  Развернули  операцию  "Прыжок".  Она  провалилась.  Сейчас  они
приступили к операции "Вирус". К скрытному проникновению...
     - Не может быть. Десантники не отступают, - пробормотала Ник.
     Учитель насмешливо протянул:
     - Не отступа-ают? Превосходнейше отступают, когда  их  прижмут...  На
Земле их и прижали, - усы его встопорщились от удовольствия.
     - Сказки! - ответила Ник.
     - Ну и упряма же ты!..  Говорю  тебе,  их  обнаружили,  они  отослали
корабль и перешли к операции "Вирус".
     - Да как их могли обнаружить?
     - На Земле дети оказались _к_о_м_о_н_с_а_м_и_. Вы - комонсы.
     - Кто? - спросил Глор.
     - Ну да, - пробормотал Иван Кузьмич. - Конечно... Этого вы не знаете.
Вас же учили,  что  в  Космосе  обитают  низшие  существа...  Что  балогам
подчиняется любой разум... Все  это  ложь.  Дети  не  повинуются  балогам.
Наоборот, они подчиняют их Мыслящих себе.
     - А-а! Потому  сюда  перебросили  нас?  -  вскрикнул  Глор.  -  А  не
взрослых?
     - Наконец-то понял, - сказал Учитель.
     - Я еще ничего не понял,  -  сказал  Глор.  -  Предположим,  что  нас
послали сюда. Зачем?
     - Операция "Вирус" есть тайный захват  людей,  руководящих  планетой,
Землей руководят взрослые. За ними и охотятся Десантники, а  вашего  брата
избегают, как чумы. И они  добьются  своего.  Дети  им  не  помеха.  Чтобы
остановить операцию "Вирус", нужно доставить на  Землю  схему  детекторов,
изготовить их и выловить Десантников.
     -  Значит,  нас  послали,  чтобы  мы   похитили   схему   перчаточных
детекторов? - медленно проговорила Ник.
     Глор посмотрел на свою подругу. От  чувства  бессилия  у  него  свело
челюсти. Достать схему детекторов! Это безнадежно. Пустой разговор. Мечты.
Десантники сделают с людьми то, что делали уже  с  миллионами  разумных  и
неразумных тварей на сотне планет. Схему перчаток не достанешь. А без  нее
Десантников  нельзя  обнаружить  -  они  спрятаны  в  людских  телах,  как
злокачественные микробы. Так же надежно,  как  Севка  -  в  теле  Глора...
Потому операция и названа "Вирус".
     Ник вскрикнула:
     - Внимание! Сюда летят!
     Вверху  что-то  кружилось,  мелькало,  металось  от  стены  к  стене,
неприметно и в то же время быстро увеличиваясь. Это спускался  посетитель,
закончивший визит к Мыслящим.  Он  приближался  неотвратимо.  Глор  и  Ник
судорожно схватились за стену. Сейчас этот балог увидит Учителя. Еще через
минуту он будет внизу, на посту  Охраны...  Вот  он!  У-иш-ш,  -  свистнул
воздух. Мелькнуло белое лицо, вытянутые руки, и, провожая его глазами, Ник
и Глор обнаружили, что Учителя нет.
     Он исчез, словно его никогда не было.
     Словно  Ник  и  Глор  посетили  своих  Мыслящих  и  ничего  более  не
произошло.
     Как будто они были прежними, верными детьми Великого Пути.
     И тут перед ними снова  появился  Иван  Кузьмич.  Прозрачный  силуэт,
который постепенно сгустился и стал четким. Лишь тогда они вспомнили,  что
Учитель был объемным изображением, а не человеком.
     - Вы добудете схему перчаток, -  проговорило  изображение.  -  Задача
разрешима, если пустить в ход ту же операцию "Вирус".

                                  ПЕРЧАТКИ

     Второй, и третий, и четвертый раз  мимо  них  проносились  посетители
Башня.  Последним  был  старый  командор  -  коренастый,  подобранный,  он
просвистел мимо, как торпеда. Из-под командорского шлема угрюмо  сверкнули
холодные, как ледяные метеориты, старческие глаза.
     К этому времени Ник и Глор остались одни. Насовсем. Прижавшись лицами
к ячейкам, они делали вид, приличествующий "безмолвной почтительной беседе
с Мыслящими". Как и другие  посетители,  они  думали  о  своих  делах.  Но
странными показались бы их мысли тому,  кто  сумел  бы  их  прочесть...  И
дорого бы заплатила Охрана такому провидцу!
     Личные номерные перчатки... Едва ли не самый важный  предмет  обихода
на  планетах  Пути.  Секрет  из  секретов.  Среднее  между  автоматическим
паспортом и  личным  охранником.  Паспорт  без  фотографии,  охранник  без
оружия. Перчатками нельзя меняться - они лопнут, если  их  наденет  другой
балог. Но  меняться  перчатками  никому  не  придет  в  голову.  Лопнувшие
перчатки означали, что тело балога захватил другой Мыслящий.
     От рождения до смерти балоги не расставались с перчатками. Еще бы! На
планетах Пути потерять тело было не  труднее,  чем  в  европейской  стране
потерять шляпу или носовой платок. Не зря же Глор всю  жизнь  боялся,  что
похитят его тело. То есть разум  извлекут  и  превратят  в  кристаллик,  в
Мыслящего. А взамен подсунут чужой разум. Единственное, что  останавливало
таких похитителей, _ч_х_а_г_о_в_, - перчатки. Ведь вместе с новым  разумом
требовались и новые перчатки. Без них  балог  чувствовал  себя  хуже,  чем
голым, - беззащитным, почти мертвецом. И секрет перчаток  был  величайшим,
важнейшим секретом Пути.
     Поэтому они именовались важно: "детектор - распознаватель  личности".
Поэтому новые перчатки выдавались счетом, а сношенные принимались  обратно
чинами Охраны по счету же. Изготовлялись они в подземельях  сверхсекретных
заводов Охраны, куда никто не имел доступа. Работали там автоматы. Ни одно
живое  существо  не  видело,  как  делаются  детекторы.  Но  каждый  балог
представлял  себе,  как  они  устроены.   В   перчатках   содержатся   две
молекулярные схемы. Одна - так называемый "планетный посредник". Другая  -
упрощенная  копия  Мыслящего  того  балога,  для   которого   приготовлены
перчатки. Когда их надевают, "посредник" сравнивает разум с его копией  и,
если находит отличия, взрывает всю  схему.  Перчатки  лопаются,  и  Охрана
арестовывает подменыша.
     Для землян здесь важна вот какая подробность; "планетные  посредники"
реагируют  только  на  балогов.  А  Мыслящих  других   разумных   существ,
автоматов, животных просто  не  замечают.  Поэтому  Севка  и  Машка  могут
преспокойно обитать в телах балогов - перчатки Глора и Ник не реагируют на
добавочных Мыслящих. Так будет и на  Земле,  если  каждому  человеку  дать
детектор-распознаватель  для  любого  из  балогов,   безразлично   какого.
Детектор опять-таки  "не  заметит"  людей,  но  чуть  к  нему  приблизится
Десантник, как схема взорвется. Потому что из  всех  балогов,  сколько  их
есть,  детектор  выносит  прикосновение  одного-единственного  -   хозяина
перчаток. А хозяина-то на Земле и  не  будет.  Десантники  не  имеют  тел,
посему им не положено перчаток...
     Да, замысел Учителя казался простым и эффектным. Машка и Севка должны
использовать Глора и Ник как трамплины - прыгнуть  из  их  тел  к  вершине
пирамиды, ворваться в руководство планеты. И там найти секрет  детекторов.
Операция "Вирус" против  операции  "Вирус".  Лихой  замысел,  но  как  его
выполнить? Пересаживаться из тела в тело,  пока  не  доберешься  до  самой
верхушки, до Великих? Так поступили бы  Десантники.  Они  специалисты.  Их
обучают на Особом факультете Космической Академии, им ведомы  все  типы  и
схемы "посредников". А Глор и Ник только видели  "посредники"  у  знакомых
командоров, и то средней мощности. А для пересадок им нужны мощные,  серии
"ЛЛ". Нужно знание  "ПИ",  пересадочной  инструкции,  в  которой  изложена
техника пересадок. "Посредник" не игрушка. При неумелом обращении он может
и убить...
     Значит, прежде всего надо добывать  "ПИ".  Затем  "посредник".  Затем
искать  объект  пересадки.  Желателен  высокопоставленный   инженер-химик,
специалист по детекторам, но где его  добудешь?  Глор  и  Ник,  монтажники
высшего класса, водили знакомство только со своими, членами той же  касты.
Ни одного химика не было среди их приятелей... А к схеме детекторов  имеет
доступ, наверно, Главный химик планеты.
     "Ох, дела! - подумал Севка. - Все-таки влипли..."
     Учитель  сумел  дать  им  лишь  три  практических  совета.  Первый  -
двигаться   "к   вершине   пирамиды".   Второй   -   пользоваться   только
"посредниками" типа "ЛЛ". Третий - не пренебрегать случайностями (если это
можно назвать практическим советом).
     Да, хуже  всего,  когда  нет  ориентира,  зацепки.  Здесь,  в  Башне,
ориентиром служит воздух, продуваемый вентиляторами сверху вниз.  Полетишь
по струе - попадешь к выходу. В розыске детектора и  такого  ориентира  не
предвиделось. А времени у них было - считанные дни.
     Четырежды по девять дней, как сказал Учитель.
     Крайний срок. Дольше землянам не продержаться.
     "Клянусь началом Пути, вот задача", -  думал  Глор.  Да  еще  Учитель
приказал три дня отдыхать, входить в новую роль. Привыкать не выделяться и
быть как все.
     Учитель не приказывал, а советовал. Но балоги не знали слова "совет".
Для них каждый совет был приказом.

                              ПЕРВАЯ ПРОВЕРКА

     - Глор, время... - шепнула Ник.
     Время настало. Слишком долгая беседа с Мыслящими подозрительна. Здесь
все может оказаться подозрительным. И  они  оттолкнулись  друг  от  друга,
потом от стен - как бильярдные шары - и помчались вниз. Монтажники высшего
класса,  известившие  своих  Мыслящих...  У  выхода   висел   охранник   с
распылителем, пристегнутый за  пояс  к  поручню.  Старший  офицер  едет  в
серо-синюю одежду, такую же, как у всех персон  высшего  класса.  Застежки
его комбинезона были ярко-желтыми - цвет чинов Охраны. За  спиной  офицера
помещался объемистый  шкаф,  на  дверце  которого  светилось  напоминание:
"Оружие и перчатки сдать!"
     - Ваши номера, господа монтажники!
     Они подняли левые руки, показали  номерные  пластинки  браслетов.  Не
оборачиваясь, охранник набрал номера на клавиатуре. Пока он всматривался в
браслеты, Глор и Ник быстро переглянулись и взглядом напомнили друг другу:
перчатки придутся впору. Не лопнут. Так сказал Учитель.
     Ник  первая  получила  перчатки  и  нарочито  медленно  принялась  их
разворачивать. Если  _э_т_о_  случится,  пусть  случится  сразу  у  обоих.
Бессмысленное желание, но такое понятное... Каждый раз им  бывало  страшно
при выдаче перчаток - извечно, с детства. Даже зная, что  бояться  нечего,
они боялись. Ник зажмурилась, напрягла  левую  руку  и  всадила  пальцы  в
жесткую, прохладную перчатку. Во имя Пути, пронесло! С легким, характерным
шелестом синяя пластмасса осела на руке. Облила ее, как  вторая  кожа.  На
этот раз пронесло...
     За порогом кончалось поле нулевого тяготения. Первый  шаг  надо  было
сделать плавно,  с  плотным  упором  на  всю  ступню.  Раз-два!  Хрустнули
суставы. Свет Большого Солнца ударил в  лица.  Они  зажмурились  и  пошли,
тяжело ступая по синей траве.
     Был поздний час дня. Большое Солнце висело на  полпути  от  зенита  к
горизонту, а Малое уже скрылось за деревьями. Балоги оглянулись на  Башню.
Титановые  бока  ее  блестели  как  полированные   Изломанное,   чудовищно
вытянутое отражение Большого Солнца слепило глаза. Башня  отражала  Солнце
по всей своей  высоте,  как  огромная  прямая  река,  поставленная  дыбом,
сверкающая бликами, рябинами и пластинами света. С середины и  выше  Башню
освещали оба Солнца - вершина блестела, как огненный меч.
     Малое Солнце  было  красным  карликом,  крошечной  звездой  с  мутным
багряным светом...
     - Красиво, - тихонько сказала Машка-Ник.
     - И все синее. Смешно...
     - Да, - сказал Глор. - Пошли.
     Они шли по синей траве. За ними шагали синие тени. Справа и спереди -
малиновые, в отраженном свете Башни. Вот он, их  новый-старый  мир.  Синие
деревья, двойное Солнце. Все, что они  видели  тысячи  раз  -  и  никогда.
Подошвы свистели и шуршали по  жесткой  траве.  Многоствольные  деревья  с
плоскими  кронами  окружали  Башню.  Белые  воздушные  корни   шевелились,
поворачивая кроны за  Солнцем.  На  верхних  ветвях  грелись  лаби-лаби  -
летающие полотнища, очень полезные существа. Безглазые  лаби-лаби,  слепые
охотники, - эмблема Десантников. Они видели всем телом.
     На  ветке  ближнего  дерева  зашевелился  здоровенный  лаби-лаби.  Он
отогнул уголок, направил его на прохожих  -  проверил,  что  за  движение.
Разочарованно выправил  уголок  и  вдруг  напрягся.  Тело  его  выгнулось,
приняло форму чаши - так лаби-лаби приглядываются  ко  всему  летающему  в
небе. Еще миг - и  он  со  свистом,  блеснув  белой  изнанкой,  взмыл  над
деревьями и схватил какую-то добычу. Весь свернулся, как сачок, и  поймал.
Тут же распрямился и спланировал обратно на дерево.
     - Пойдем же, на нас смотрит Охрана, - прошептана Ник.
     По бетонному основанию Башни  ходил  вооруженный  стражник.  Охранник
низшего класса,  рядовой,  -  пренебрежительно  отметил  Глор.  Однако  он
рассматривал  господ  монтажников,  нисколько   не   скрываясь.   Провожал
подозрительным взглядом, пока они шли к своей машине. С  чего  бы  господа
монтажники высшего класса стали разглядывать лаби-лаби?
     Охранник был из молодых. Надеялся продвинуться по службе.
     - Пошел за нами, - меланхолически отметила Ник.
     Охранник  действительно  спрыгнул  в  траву.  Тщедушный,  в   розовом
комбинезоне рядового, он ковылял следом, придерживая на груди распылитель.
     - А, пускай его! - сказал Глор.
     По краю  транспортной  площадки  тесно  стояли  машины.  Поблескивали
разноцветные кузова.  Пахло  амортизационной  жидкостью  и  озоном.  Между
деревьями,  навстречу  Солнцу,  уходила  дорога.  На  станцию   спускался,
тормозя, общественный гравилет. Господа монтажники солидно  и  неторопливо
подошли к своей новенькой машине.

                                  ОХРАННИК

     Овальная кабина была прозрачна изнутри, а снаружи  казалась  матовой.
Она раскрылась,  как  лепестки  кувшинки,  едва  Глор  прикоснулся  к  ней
браслетом. Обнаружились четыре мягких сиденья, между ними - низкий столик.
Клавиатура управления - под ветровым стеклом. Двигатель скрыт  под  брюхом
кабины, между основаниями ног. А сами ноги -  гидравлические,  прозрачные.
Золотистая жидкость, приводящая их в  движение,  красиво  переливается  на
ходу. "Исключительно мягкий ход. Препятствий  для  машины  не  существует,
шесть ног преодолевают  любое  бездорожье.  Испытана  в  ядовитых  болотах
Тауринжи.  Приобретя  наш  вездеход,  вы  сможете  совершить  незабываемое
путешествие..." - утверждала реклама и не лгала.
     - Садись, госпожа Ник... Зря  мы  на  него  польстились,  вот  что...
Дорого.
     Начинался обычный разговор. Каждый раз,  усаживаясь  в  машину,  Глор
заводил такое нытье.
     - Восемьдесят одна очередь - совсем не дорого,  -  привычно  отвечала
Ник. - Я бы отдала вдвое за такую прелесть...
     - Восемьдесят одна очередь, конечно, нас  не  разорит...  Однако  тут
девятка, там девятка... Набегает, - лениво ныл господин монтажник.
     Не  закончив  тираду,  он  передернул  плечами  и  на  всякий  случай
посмотрел, что делает охранник.
     Охранник все еще ковылял по траве следом. Молчаливо, упорно, глядя на
господ ненавидящими глазами. Господа  неуверенно  переглянулись,  сели  по
местам.  Лепестки  кабины  захлопнулись  над  их  головами.  Сразу   стало
прохладно. Кабина поползла вверх - из посадочного положения в  рабочее,  а
Ник проговорила упавшим голосом:
     - Знаешь, я не могу...
     - Я тоже не могу, - сейчас же ответил Глор. - Но Учитель приказал нам
быть как все.
     -  Как  все!  "Дорого,  накладно,  восемьдесят   одна   очередь",   -
передразнила Ник нарочито-гнусавым голосом. - Вот уж гадость...
     - Что ж поделаешь? Если мы  не  будем  вести  себя,  как  прежде,  мы
извлечем на себя подозрения и недовольство, - рассудительно сказал Глор.
     - Все равно не могу. -  Она  ткнула  рукой  в  стекло  обтекателя.  -
Смотри! Неужели ты гаркнешь на эту пигалицу:  "Пшел  вон,  хам!  Мы  будем
говорить с офицером Охраны, не с тобой, рядовым"?
     Охранник неуклюже карабкался на высокий борт  площадки.  Глору  вдруг
стало тошно. Он выпрямился, провел руками по щекам и пробормотал:
     - Твоя правда. Мы не прежние.
     - Да, да...
     - Мы больше тамошние, чем здешние...
     - Да, - сказала Машка и, вспомнив что-то, взяла его за руку.
     Балоги  никогда  не  брали  друг  друга  за  руку,  Здесь  это   было
неприличней, чем на Земле взять человека за горло. Да, в главном они  были
земными больше, чем здешними, хотя и произнести не  могли  слова  "Земля".
"Добром это не кончится", - подумал Глор. Осторожно освободил руку, открыл
колпак. Охранник уже стоял у машины. Неприязненно прощелкал:
     - Прошу господ подождать! Я вызову командира!
     Глор ответил ему, как равному:
     - Плавного Пути, господин  рядовой...  Вам,  наверно,  нужны  номера?
Будьте любезны, вот перчатка, браслет - прошу.
     Охранник быстро, кособоко присел - то ли от изумления, то ли  в  знак
приветствия. Рот его приоткрылся. Точь-в-точь первоклашка, которому  завуч
сказал: "Здравствуйте, Петр Иваныч!" Он присел  еще  раз  и,  не  разгибая
колеи, стал пятиться. Глор сунул перчатку к его глазам.  Рядовой  потрогал
номер грязным когтем и нелепо захихикал.
     - Нам можно ехать? - доверительно спросил Глор. - Позвольте  угостить
вас жвачкой... - и выудил из кармана - на стенке кабины - палочку  дорогой
жвачки, пол-очереди за коробку.
     Охранник в третий раз присел. Палочку он зажал в ладони.
     - Безветренной дороги, господа монтажники! - пискнул он.
     - Безветренной дороги, господин охранник...
     Кабина захлопнулась. Шестиног проскочил мимо  маршрутного  гравилета.
Белые  лица  пассажиров,  смутно  видные  под  пыльным   стеклом   кабины,
повернулись как по команде.  Господа  монтажники  сидели  молча,  привычно
надувшись от гордости. Шестиног выбежал на дорогу. А там присел к земле  и
наддал. Ох, и наддал! От скорости ноги стали  невидимыми,  вокруг  колпака
зашелестел и загрохотал воздух. Свистящее эхо отлетало от встречных  машин
и от деревьев. На  что  уж  придорожные  деревья  привыкли  к  скоростному
движению, но даже они  вздрагивали,  когда  "Скиталец",  свистя,  пролетал
мимо.
     Ах да, новый шестиног они назвали "Скитальцем"... Вспомнив это,  Глор
вспомнил и кое-что еще и нагнулся к багажному ящику.  Оттуда  с  обиженным
писком выскочил неск. От скуки и духоты вся его шкурка встала дыбом.
     - Эх ты, зверь! - Глор взял его на руки.
     Неск сунулся хоботком в перчатку, узнал залах Глора  и  стих.  Теперь
все было в порядке. Госпожа  монтажница  лихо  гнала  машину,  а  господин
монтажник ласкал породистого неска. Такой зверь приносит счастье - черный,
без пятнышка,  "девятью  белыми  волосками  вокруг  хоботка.  Зверя  звали
"Любимец Пути".
     Ник сказала:
     - Вот как отлично обошлось! Послушай, Глор... Если с  низшими  хорошо
обращаться _в_с_е_г_д_а_? Этот даже не проверил номера.
     - Право, не знаю. Он испугался.
     - Ему было приятно.
     - Не думаю, - сказал Глор. - Говорю тебе, он испугался.
     - Он приятно испугался, - упрямо сказала Ник.
     Глор повернул свое сиденье так, чтобы видеть ее лицо.
     - Ничего не выйдет.  С  низшими  нельзя  обращаться  как  с  равными.
Погоди! Послушай меня сначала.
     - Я слушаю.
     - Мы не _т_а_м_. Мы здесь. _Т_а_м_ считается, что  все  люди  рождены
равными. А здесь - нет. Он сам полагает себя низшим, этот охранник.  Он  -
убежденный раб. Да что - он...  Сегодня  утром  мы  с  тобой  готовы  были
целовать когти Первого Диспетчера.
     - Так это Диспетчер! - неосторожно сказала Ник.
     Глор сейчас же подхватил:
     - Между нами и Первым Диспетчером всего три звания. А  между  розовым
комбинезоном и нами - пять. "Так  это  Диспетчер",  -  передразнил  он.  -
Поставим мысленный опыт. Что подумала бы ты - монтажница  высшего  класса,
если бы Первый повел себя чересчур вежливо? Отвечай быстро!
     - Что это работа чхагов...
     - ...подсадивших в Первого существо низшей касты, - подхватил Глор. -
Каковое, в силу своего  ничтожества,  заискивает  перед  тобою,  существом
высшего ранга! Но прежде всего ты бы испугалась. Ну, что скажешь?
     - Поразительно, в  каком  ничтожном  мире  мы  выросли,  -  отчетливо
сказала Ник. - Давай лучше помолчим.
     А дорога, прямая как стрела,  вела  их  к  городу.  Лесистую  равнину
сменили  холмы,  застланные  красной  пылью.  За  холмами  были  титановые
карьеры, где добывают руду металла  титана.  Карьеры  -  огромные  ущелья,
вырытые в земле автоматическими экскаваторами. По берегам  ущелий  тянутся
городки промывочных, сортировочных, обогатительных машин - грохот, скрежет
и пыль такая, что темно днем и ночью. Здесь не могут  работать  балоги.  У
машин работают автоматы и _к_у_р_г_и_,  но  -  т-сс!  Об  этих  кургах  не
принято говорить в приличном обществе.  Лучше  сменить  тему  разговора...
Смотрите-ка, контейнер!
     Над холмами взлетел, стоя торчком на столбе красной пыли,  гигантский
остроносый  цилиндр.  Покатился  грохот.  Ветер  качнул  "Скитальца".  Это
запустили в Космос  контейнер  с  рудой.  Глор  и  Ник  знали,  что  титан
выделывают  вне  планеты,  на  естественном  спутнике   "Титановом".   Эта
маленькая Луна кружится в Космосе, в пустоте,  а  титан  как  раз  и  надо
выплавлять в пустоте. Контейнеры отправляют на спутник с фейерверком -  из
стартовых башен, в которых поддерживается поле нулевого тяготения.  Внутри
поля все предметы теряют вес. Пустой  контейнер  помещают  в  башню  -  он
становится невесомым. Его загружают невесомой рудой  и  взрывают  под  его
дном стартовый заряд. И контейнер летит, как  снаряд  из  пушки,  прямо  в
зенит, сопровождаемый столбом пыльного невесомого воздуха,  -  феерическое
зрелище!
     Ба-ба-бах! - гремело над  дорогой.  Глору  и  Ник  повезло.  Взлетели
подряд три контейнера. Столбы пыли поднялись на многие  километры  и  были
такими плотными,  что  казались  сделанными  из  твердого  темно-багрового
материала. А совсем высоко они расплывались в грибовидные облака.
     Ник и Глор переглянулись. На этой планете, похоже,  только  они  двое
знали, что такое настоящее грибовидное облако.
     Бурая  тень  укрыла  дорогу,  протянулась  по  холмам.  На  горизонте
замаячил лес, окружающий город - Монтировочную третьего потока.

                                   КУРГ

     Город выскочил из-за холма,  как  неск,  преследуемый  диким  кургом.
Вентиляционные устройства на шести опорах, увенчивающие  Монтировочную,  и
впрямь походили на шестиногого зверя, и дело было не в  сходстве.  Каждый,
проезжая  мимо  титановых  разработок,  вспоминал  о  каторжанах.  Жуткое,
позорное наказание - ссылка в тело  курга...  В  последнее  время  к  нему
присуждали все чаще. Не зря  на  планете  почти  перевелись  дикие  курги.
Экспедиции Охраны отправлялись за ними в дельту Полуночной реки. В  глухие
дебри, лежащие к северу от ядовитых болот Тауринжи.
     Так думал Глор, когда "Скиталец" затрясся от резкого торможения.
     - Ты что?! - вскрикнул Глор.
     Машина  скользила  по  дороге  напруженными  от  усилия  лапами.  Ник
повернула сиденье, прижалась лицом к колпаку и всмотрелась в дорогу позади
машины.
     - Там... Там кург. У дороги, - прошептала Ник.
     - Дохлый?
     - Он живой. Мне показалось...
     - Поезжай сейчас же, - неуверенно сказал Глор.
     - По-моему, он ранен.
     "Накликал я беду", - суеверно подумал Глор. Он  никогда  не  видел  и
дикого курга - только изображения в учебных пособиях, а уж такого...
     - Мы не должны, - как мог убедительно проговорил он. - Надо быть  как
все.
     - Он ранен.
     - Во имя Пути, нам что за делом! Ты...
     - О, великие Небеса! - чужим голосом перебила  Ник.  -  Какие  же  мы
ничтожества...  Хорошо.  Едем.  Но  Учитель  приказывал  не   пренебрегать
случайностями.
     Это уже был аргумент. Глор сказал:
     - Ладно, поворачивай! Но помни...
     - я постараюсь не забыть, - сухо ответила Ник.
     Мимо  проскочила   длинная   восемнадцатиногая   машина   со   знаком
Десантников на борту. Мелькнули неподвижные, как манекены, фигуры. "Они же
искусственные, - подумал Глор. - Вот перебраться бы в искусственное тело с
Десантником... Уж они-то знают пересадочную  инструкцию,  как  собственную
перчатку".
     "Скиталец"  повернул   я   двигался   обратно.   Машина   Десантников
стремительно уходила по блестящему в косом свете полотну дороги.
     - Дала бы им уйти подальше...
     - Господа Десантники не заметят такой мелочи, как полудохлый кург. О!
Вот он...
     Кург лежал  у  дороги.  Он  был  покрыт  красно-бурой  рудной  пылью,
сливался с землей. Буквально чудом Ник  его  заметила.  Только  прижавшись
лицом к колпаку, Глор сумел рассмотреть большую голову, тело,  похожее  на
длинный мешок с шестью буграми плечевых  суставов.  Закрытые  глаза  зверя
заносила пыль.
     - Он повернулся, когда мы проезжали. Я и увидела, - сказала Ник.
     Машина сошла с дороги на обочину, едва не наступив на зверя. Тот даже
не шевельнулся.
     - Хоть бы дохлый оказался, - пробормотал Глор.  Он  сбросил  с  колеи
неска, наклонился и  вынул  из  багажного  ящика  "руку"  -  универсальный
ремонтный инструмент. Все-таки оружие.
     Ник остановила его:
     - Не нужно. В том боку у него рана. Кулак пролезет.
     - Тогда возьми клей.
     Пока Ник доставала тубу с клеем для первой  помощи,  Глор  рассмотрел
курга  вблизи.  Широкая  хищная  морда,  облепленная  рудой,   лежала   на
мускулистой лапе. К когтям пыль не приставала, и они ярко белели  на  фоне
темной земли.
     Они выпрыгнули на  обочину.  И  тут  в  кабине  истерически  завизжал
Любимец Пути - подслеповатый зверек учуял наконец  исконного  врага.  Глор
поспешно закрыл колпак, но  визгливые  жалобы  неска  прорывались  наружу.
Казалось, они разбудят всю округу. Ник громко спросила:
     - Вы меня слышите?
     В смутной тоске Глор  окинул  глазами  дорогу.  Как  все  неподвижно!
Застывшая машина,  неподвижные  складка  на  комбинезонах  и  красно-бурые
холмы. Пыльный столб над стартовой башней, казалось, застыл в воздухе.
     - Вы меня слышите? Покажите рану!
     Едва заметная волна прошла по телу курга. Глор понял: он слышит все и
не желает замечать балогов. Он приполз сюда,  чтобы  умереть.  Тогда  Глор
зачем-то отряхнул перчатки,  взял  курга  за  передние  и  задние  лапы  и
перевернул через спину на другой бок.
     Рана была огромная. Больше,  чем  в  кулак.  Сквозь  нее  проглядывал
дыхательный  мешок,  и  весь  бок  запекся  струпами  черной  крови.  Ник,
сострадающе прищелкивая челюстями, залила рану клеем и шепнула:
     - Лучемет... почти в упор...
     - Шагов с восемнадцати, - подтвердил Глор.
     Ник потрогала плечо курга, нашла кровеносный сосуд и приложила к нему
ампулу с универсальным лекарством.
     - На него это может подействовать как яд, - сказал Глор.
     Ник промолчала. Да и что было говорить? С  тех  пор  как  на  планету
ступил первый Десантник, кургов  ловили  или  уничтожали.  Кому  придет  в
голову лечить курга?
     Когда ампула опустела, Ник ее не выбросила,  а  спрятала  за  отворот
перчатки. "Молодец", - подумал  Глор.  Брошенная  ампула  может  оказаться
уликой.
     Кург бессильно приподнялся. Уронил морду в пыль.  Черные,  с  зеленым
отливом глаза поплыли направо,  потом  налево.  Остановились.  Ник  громко
сказала:
     - Вы _д_о_л_ж_н_ы_  бороться  с  болезнью!  Почему  вы  не  боретесь?
Старайтесь заживить рану, пожалуйста. Вам теперь лучше?
     Кург дернулся и пополз, перебирая передними лапами. Обе  пары  задних
тащились по земле. Он полз совершенно по-звериному -  равнодушно.  Он  был
равнодушен к балогам, к своему страданию, к себе самому. Для него все было
кончено, и он уходил подальше от дороги.
     - Он хочет умереть, - пробормотал Глор. - Невероятно... Он все  равно
умрет, если... - Он махнул рукой.
     - Он может говорить?
     - У них же нет речевого аппарата. Голосовой мембраны и прочего...
     Монтажники потихоньку шли за кургом.  На  их  щегольские  комбинезоны
садилась пыль. Шагах в двадцати  семи  от  дороги  зверь  снова  лег.  Ник
присела перед его мордой и сказала:
     - Мы хотим вам помочь. Слушайте. Я буду говорить. Вы кивните вот так,
когда я назову то, что вам нужно. Вы поняли меня?
     Кург поднял с глаз перепонку и пролаял:
     - Традотаскиттр!
     Гнусное ругательство - "торговцы телами  собственных  матерей".  Глор
подпрыгнул, а Ник отступила на шаг, однако продолжала мужественно:
     - Зачем вы нас оскорбляете? Мы хотим вам помочь.
     - Ах,  простите,  милая  госпожа,  -  издевательски  пролаял  кург  и
выругался еще замысловатей.
     Наверно, он перестарался. Выплюнув  ругательство,  он  опять  закатил
глаза и поник всем телом.
     Глор, коричневый от злости, прохрипел:
     - Теперь будешь знать,  как  помогать  государственным  преступникам!
Благотворительница! Идем!
     Пик молча потихоньку пошла к машине.
     - Надо еще выяснить, откуда он научился  разговаривать!  -  кипятился
Глор. - Хам!
     - Тебя бы на его место...
     - Неблагодарная тварь, вот он кто, - сказал Глор.
     Ник поглядывала через плечо, не спорила. И вдруг остановилась -  кург
полз следом. Пролаял:
     - Эй, господа!..
     - Что тебе? - осведомился Глор.
     - А ты мне не тыкай, господская морда...
     - Во имя трех Великих, чтоб тебя распылили, невежу! Что тебе?!
     - Ар-р-р... Я бы тут подох. Понятно? Без вас.
     - Продолжайте, - сказала Ник.
     - Ар-р-р-оу! Я не просил вас соваться. Понятно?
     - Сейчас припрутся охранники, - яростно рычал кург. - Сволокут в  яму
и прижгут еще. Ар-р-р!
     - Он прав, - сказала Ник.
     Глор неожиданно для себя выпалил:
     - Мы вас увезем.
     - Я подгоню машину.
     Дорога все еще была пустынна. Глор вскочил в кабину, сунул  дрожащего
Любимца Пути в карман со жвачкой, застегнул наглухо. В два прыжка подогнал
"Скитальца", поставил его над кургом и опустил нижний люк багажного ящика.
Кург, сотрясаясь от слабости, вскарабкался на крышку люка. Ник подтолкнула
его и махнула: "Поднимай!"
     - Посмотри, не выпало ли чего! - распорядился Глор.
     И "Скиталец" побежал по дороге. Холмы качались  и  поворачивались  за
стеклом.  Поднимался  вечерний  ветер  -  пыль  клубилась   и   наметалась
барханами. Следов не останется, и то хорошо...
     Кург молчал, леща в багажнике.  Молчал  так  упорно,  будто  все-таки
исхитрился умереть.

                                СТАРАЯ БАШНЯ

     Движение  на  дороге  усиливалось.  Навстречу,   разбрасывая   ногами
разноцветные  блики,  неслись  экипажи  из  города.  Это  в  Монтировочной
кончилась смена. В небе завертелись маячки  гравилетной  трассы.  Тяжелые,
широкие грузовые гравилеты утюжили небо с неутомимой регулярностью часовой
стрелки. Из-за горизонта ярус  за  ярусом  вздымался  город,  нависал  над
дорогой.  "Скиталец"  уже  миновал   границу   лесной   зоны,   окружающей
Монтировочную. Оглядываясь на госпожу Ник, Глор видел, как ее  голова  все
глубже уходит в плечи. Так-то, голубушка Ник...  Проявить  благородство  -
дело нехитрое... Но спрятать курга или хотя бы выпустить - вот задача,  во
имя Пути! К вечерней поверке они должны быть дома. Нет  времени  доставить
курга в  леса,  подальше  от  Монтировочной.  Равным  образом  его  нельзя
укрывать в машине, - роботы, обслуживающие гараж,  непременно  заглянут  в
багажник... Глор тоскливо посмотрел в  чащу  пригородного  леса.  Густота,
темень... Казалось бы, идеальное убежище для зверя... Но пригородная  зона
прочесывается машинами Охраны, и курга изловят еще до наступления темноты.
А затем придет очередь господ монтажников. Они останутся на свободе  ровно
столько времени, сколько  понадобится  Охране  для  допроса  каторжника  в
Расчетчике. А там не солжешь, даже если очень захочешь солгать.  Там  кург
скажет все.
     Сообразив это, Глор схватился за дорожную карту - включил и  поспешно
погасил. Безнадежно... Дорога к югу, плюс возвращение -  нет,  нет...  Они
опоздают не только на поверку, они пропустят половину рабочего времени!
     Выхода не было. Господа монтажники высшего  класса  сунули  головы  в
ловушку, и  она  аккуратно  захлопнулась.  Глор  окоченел  от  ужаса,  как
пойманное насекомое.
     Севка остался один. Он был как всадник, лошадь которого пала  посреди
пути. "Ну ты, поднимайся!" - сказал Севка. "Нет..." - сказал Глор.
     "Почему ты струсил? Гляди, какой лес! А  кург  небольшой  зверь,  как
собака средних размеров. Разве его обнаружат в  чащобе?"  Глор  простонал:
"Вездеходы Охраны снабжены инфракрасными искателями... Обнаруживают  живое
по тепловым лучам".
     "Ох и жизнь!.. Неужели у вас нет местечка,  куда  бы  не  заглядывала
Охрана? Отвечай же!" Господин Глор проныл: "Ах и ах, она  вездесуща..."  -
"Думай, - сказал Севка. - Думай, трус... Вы тут просто не умеете думать...
Что торчит вон там, слева?"
     Над  лесом,  километрах  в  четырех  от   дороги,   блестело   что-то
непонятное. Синий титановый  блеск,  неправильные  очертания.  "Развалина.
Старая Башня МПМ, - торопливо соображал Глор. - Очень старой постройки.  В
позапрошлом поколении  -  кажется,  именно  в  позапрошлом  -  остановился
генератор антигравитации, и Башня наполовину рухнула.  Опасное  место  Лес
завален титановыми листами и ячеями - до сих  пор  планируют  сверху,  как
лаби-лаби...  Если  титановый  лист  рухнет  на  машину   ребром,   колпак
развалится, как гнилой орех. Опасное место. Запретное место..."
     - Нашел! - вскрикнул он  и  закрыл  рот,  потому  что  браслеты  были
включены.
     Он ткнул пальцем в колпак, в Башню. Лицо Ник медленно просветлело.
     - Запретное место! Правильно, давай!
     Машина рванулась вперед. "Этот поворот  или  следующий?  -  соображал
Глор. - Запретное место, вот это находка,  клянусь  шлемом  и  перчатками!
Тысячи Мыслящих валяются в зарослях.  Когда  падала  Башня,  они  сыпались
горохом  -  почтенные  Мыслящие,  не  какие-нибудь   каторжники!   Поэтому
конструкции не разбирают на  лом  -  кто  посмеет  топтаться  машинами  по
Мыслящим? Проскочить бы, проскочить, а уж там..."
     "Скиталец" юркнул за поворот и полным ходом  потянул  по  заброшенной
дороге. "Ты не бойся, - глазами сказал Глор, повернув  голову.  -  Нам  бы
только прорваться, понимаешь?"
     Ник еще раз кивнула.
     Им стало  весело  от  неожиданной  простоты  решения.  Ведь  не  было
никакого запрета на Старой Башне. Туда просто не полагалось ездить, как на
Земле не полагается устраивать танцульки  на  кладбищах.  Охрана  туда  не
совалась. Неписаный закон ограждал Башню лучше,  чем  пять  рядов  колючей
проволоки...
     Настало время сворачивать - впереди пост Охраны. "Скиталец" прыгнул в
чащу, присел и помчался, виляя между деревьями. Глор задал автоматическому
рулевому маршрут и оставил управление. На такой скорости нельзя было вести
"Скитальца" вручную.
     - А что, если... - спросила Ник, указывая на  экран  контроля:  если,
мол, окликнут.
     - Проверяем машину перед путешествием на Тауринжи, - отчетливо сказал
Глор. Чтобы слышала Охрана.
     Снаружи  трещало  и  всхлипывало.  Неистово  мелькали  белые  стволы.
Балогов метало в креслах, а как приходилось бедняге кургу  в  багажнике!..
Экран контроля плясал в амортизаторах. По его рампе бежала цепь  импульсов
- сигнал, что машина  подключена  к  сети  контроля,  как  обычно.  Однако
грозный сигнал: "Стой! Прибыть к посту Охраны!" - не зажигался. Значит, их
не засекли. Несколько прыжков через поросль молодых деревьев,  и  шестиног
очутился на открытом  пространстве.  Приехали!  Тормоза...  Глор  отключил
авторулевого и дал "Скитальцу" команду "внешние опасности". Машина  начала
следить за внешним миром. Если сверху  упадет  кусок  обшивки,  "Скиталец"
отскочит в сторону. А если появится гравилет, укроется поглубже в чаще.
     - Пошли, осмотримся, дружок, - сказал Глор машине и послал ее в обход
Башни.
     Под механическими ногами шуршал и  сыпался  бетон  бывшей  посадочной
площадки. Когда-то  здесь  кончалась  гравилетная  линия.  Теперь  колодец
гравигенератора был  пуст,  в  глубине  чернела  грязная  вода.  Лаби-лаби
отдыхали на бетоне и на листах обшивки, упавших  сверху.  Некоторые  листы
отнесло на большое расстояние от Башни  -  титан  то  и  дело  гремел  под
кабиной. А вот заброшенный каземат Охраны. Турель  стационарного  лучемета
нелепо торчала из бойницы. Видимо, ее начали вытаскивать и  бросили  -  не
пролезла. За турель цеплялось двумя корнями молодое дерево.
     - Никого, - шепнула Ник. - Давным-давно. Смотри, деревья.
     Деревья отвыкли от движущихся  предметов  и  подбирали  корни,  когда
машина пробегала мимо.
     - Да, никого, - сказал Глор и выключил браслет.
     - Докажи, как он там...
     Открылся внутренний люк багажника, и кург высунул голову.  Глаза  его
ожили - он косился на балогов и принюхивался. Ай да кург! Он пролаял:
     - Выходить прикажете? Это где?
     - Старая Башня МПМ, - ответил Глор. - Слыхали?
     Кург угрюмо зарычал. Сам же испугался и втянул голову в  ящик.  Опять
высунулся. На морде только что  не  было  написано:  "Ох,  передумают,  не
выпустят"...
     - Пусть на вас покоится благодать Пути, милые господа, - со  льстивым
подвыванием пожелал кург. И, не удержавшись, добавил: - Ар-ррр...
     - Ведите себя достойно! - рассердилась Ник. - Вы  разумное  существо!
Как вы смеете унижаться?
     - Прриходится, р-р-гау...
     - Оставим этот разговор, - сказал Глор. - Место вас устраивает?
     - Пр-ропитаюсь.
     - Что вы собираетесь делать дальше?
     - Придумается, - пообещал кург.
     В этот момент неск Любимец  Пути  оценил  обстановку  и  заверещал  в
кармане со жвачкой. Кург внимательно посмотрел  на  карман  и  отвернулся.
Любимец орал и барахтался,  как  Красная  Шапочка  в  волчьем  брюхе.  Ник
сказала, наклонившись к багажнику:
     - Вы держитесь поблизости... Отсюда не уходите. Мы попытаемся  добыть
"посредник".
     - Это зачем? - спросил кург.
     - Для нашей безопасности. Если вас поймают, нам несдобровать.
     - Меня - в Мыслящие?
     - По-моему, это единственный выход.
     - Р-рау! В Мыслящие не желаю. Пр-родержусь.  Приезжайте.  Меня  зовут
Нурра.
     - Подумайте, Нурра. Желаю вам плавного пути!
     Багажник открылся. Нурра соскользнул на землю и прорычал:
     - Плавного пути, господа чхаги! -  За  ним  из  багажника  выпорхнуло
облачко красной пыли, качнулись деревья, и кург исчез.
     - Почему он обозвал нас чхагами?.. - с легким смущением спросила Ник.
     - А у кого, как не у чхагов, есть "посредники"? -  ухмыльнулся  Глор,
выуживая Любимца Пути из кучи растерзанных палочек жвачки.
     - У командоров.
     - Что же он - дурак? Не видит, что мы монтажники, а не командоры?
     - Он-то не дурак, - сказала Ник. - "Посредник" нужен...
     - Тише... - сказал Глор, хотя браслеты были выключены.
     Он с преувеличенным вниманием занялся неском. Ему не хотелось  думать
о "посреднике". Эта мысль тянула за собою что-то  скверное,  мутное  -  не
поиски "посредника", а то, что будет после.
     Они включили браслеты и примолкли.  "Скиталец"  выскочил  на  большую
дорогу - в синие сумерки и синие звезды сигнальных  фонарей  на  встречных
машинах. Постепенно разгорались световые панели на обочинах,  приближалась
ночь. Только город еще ловил последние лучи Большого  Солнца.  На  позднем
закате они делались фиолетовыми, и Монтировочная  стояла  над  горизонтом,
как огромная перевернутая кисть лилового винограда. Или  гроздь  воздушных
шаров - на двести тысяч штук. Каждый шарик  был  домом-квартирой.  Даше  с
ближнего  подъезда  город  представлялся   игрушкой,   прихотью   веселого
архитектора, детской забавой.
     В  этом  городе  жили   строители   больших   кораблей,   Металлурги,
инженеры-физики, химики и монтажники. Специалисты по  ядерным  двигателям,
по антигравитации, сварке  металлов  и  пластмасс,  кибернетике,  сжижению
газов. Центральный ствол города был Монтировочной -  эллингом,  в  котором
монтировались  транспортные  корабли.   Сейчас   в   Монтировочной   висел
полуторакилометровый  корабль.  Самый  большой   корабль   для   перевозки
Мыслящих, заложенный от начала Пути.

                                   ДОМА

     Они  отпустили  "Скитальца"  в  гараж.  Неск  Любимец  Пути  привычно
прицепился к комбинезону Глора и повис, спрятав хоботок  между  свободными
лапками. Втроем - два балога и зверек -  они  прошли  сквозь  разноцветную
толпу в  широчайшие  ворота  сектора  "Юг",  пересекли  площадь  вестибюля
нулевого яруса, ухватились за движущиеся  поручни  -  у  внутренней  стены
вестибюля все становилось невесомым - и вплыли  в  кабину  гравитационного
лифта,  под  мигающую  надпись:  "19-27".  Город  по  высоте  делился   на
восемьдесят  один  ярус.  Ник  и  Глор  жили  на  двадцать   третьем.   До
девятнадцатого лифт шел  экспрессом,  а  после  делал  остановки.  Надпись
погасла - кабина тронулась. Господа монтажники покачивались  у  стен,  как
синие плоды,  развешанные  для  просушки.  Синие  комбинезоны,  серебряные
застежки - монтажники высшей касты. Никаких других цветов, только синий  и
серебряный. Это не было случайностью.  Специалисты  высшего  класса  живут
только в ярусах девятнадцать - двадцать семь и более нигде.  Южный  сектор
этих ярусов занимают монтажники. Просто и четко, господа,  каждый  сверчок
знай свой шесток... На двадцать третьем Ник  и  Глор  выплыли  из  кабины,
опять ухватились за движущиеся поручни и  повлеклись  из  поля  к  внешней
стене вестибюля. Они плыли в  привычном  монотонном  гуле.  Свист  лифтов,
мягкие удары  подошв,  сдержанные  голоса,  звяканье  торговых  автоматов.
Выбравшись из поля невесомости, Ник и Глор тоже хлопнули башмаками об пол.
Шлеп-шлеп-шлеп... Соседний лифт выбросил новую порцию господ монтажников -
приближается   вечерняя   поверка,   торопитесь,   господа!   Над   синими
комбинезонами мигала синяя надпись: "Юг-23, Юг-23, Юг-23..."  Ник  и  Глор
пробрались к своему коридору. Надпись "Коридор  7"  бежала  по  окружности
входа, и в ней, как ступица, сияла каска офицера Охраны. Старый знакомый -
плоская мирная физиономия, каска надвинута на хитрые глазки, поперек груди
- распылитель. Когда госпожа Ник проходила  мимо,  он  в  знак  восхищения
похлопал себя по затылку, так что каска совсем прикрыла ему глаза. Любимца
Пути он пощекотал под лапкой. Глор  услужливо  подставил  зверька,  а  сам
рассмотрел распылитель. Настоящему  Глору  это  нипочем  не  пришло  бы  в
голову, ибо дело монтажника - собирать корабли, а дело охранника -  беречь
эти корабли от возможных злоумышленников, врагов Пути.
     - Жирная бестия, жирненькая!  -  гудел  офицер.  -  Вот  бы  из  тебя
жаркое... Ц-ц-ц, малютка!
     - Ласку он любит, - пробормотал Глор, рассматривая  оружие.  Запомним
на всякий  случай...  Ход  спускового  рычага  -  пальцев  шесть.  Выстрел
производится в самом конце хода, после наводки  на  дистанцию.  Не  меньше
полусекунды от нажатия до выстрела.
     Охранник поправил каску и отсалютовал  -  проходите.  Движущийся  пол
повез монтажников в шаровой вестибюль номер  23-ЮГ-7-17,  ко  входу  в  их
собственный дом. Они там жили, как две косточки в виноградине.
     - Уф! - фыркнул Глор, бросаясь на пол в гостиной. - Уф! Ну и денек!
     Ник молча улеглась поодаль. У них едва хватило  сил  снять  перчатки.
Через одну  восемнадцатую  суток  -  здешний  час  -  начиналась  смена  в
Монтировочной. Надо было отдохнуть хоть немного. Любимец Пути ползал по их
неподвижным телам и хныкал. Намекал, что пора ужинать. А они лежали молча,
не шевелясь. Странные сдвоенные мысли бродили в их головах.  "Как  же  там
мать?" - думал Севка, и в Глоре эта мысль вызвала неожиданную тоску.
     Это была тоска, свойственная всем разумным существам, -  по  ясности,
простоте, осязаемости. Глор  знал,  что  Севка  перед  самым  перемещением
заглянул к Елене Васильевне и увидел, как она закрыла книжку. Это  простое
знание - что мать здесь,  рядом,  и  она  спокойно  спит,  я  в  мире  все
спокойно, - позволило Севке  храбро  подойти  к  Белому  Винту.  Он  сумел
прикоснуться к инвертору пространства, потому что мать была  рядом.  Здесь
же  маленькие  балоги  не  видели  своих  матерей,  пока  не   становились
взрослыми. Глор познакомился с госпожой Тавик, будучи уже старшим  кадетом
Космического Корпуса, причем не в этой своей жизни, а в прошлой.  Он  знал
это, но не помнил  -  память  о  прошлых  жизнях  не  сохраняется.  Только
Бессмертные, то есть балоги, Мыслящие которых переходят прямо  из  тела  в
тело, помнят прошлые жизни. Это особая привилегия: и Бессмертие, и Память.
А Глор ничего не помнил о своей прошлой жизни. Даже о том, что его прошлое
тело, как и теперешнее, было космическим специалистом. Он  узнал  об  этом
случайно от господина Бахра, Бессмертного, который  сотню  лет  назад  был
воспитателем в Космическом имени Сына Бури  Корпусе  и  присутствовал  при
свидании кадета Глора, сына Тавик, с матерью. Глор не тосковал  о  ней,  и
Севкины чувства казались ему нелепыми, но внушали смутное  уважение.  Глор
нуждался  в  бескорыстной  любви  сильнее  других  балогов  высших   каст.
"Наверно, Ник похожа на меня, - подумал Глор. - Поэтому мы так дружны.
     Странные мысли, странная тоска...
     - Поразительно, в каком ничтожном мире мы выросли, - сказала Ник.
     Сегодня утром этот мир был устроен  идеально.  "Ну  и  болваны  здесь
живут, - подумал Севка. - Совершенно взрослые люди обязаны являться  домой
за час до начала работы! Нипочем  я  не  стал  бы  шить  в  таком  гнусном
обществе. А куда бы  ты  делся?"  -  подумал  он,  поднимаясь.  Надо  было
заказывать ужин, прежде нем кухня поднимет тревогу.
     Он опоздал. Из стены послышался голос: "Центральная кухня -  господам
монтажникам, 23-ЮГ-7-17, помещение 9! Угодно господам заказать ужин?"
     Неск уже пристроился у кухонного лифта, жалобно похныкивал и  шевелил
хоботком.
     - Сейчас, сейчас, маленький объедала, - сказал Глор. - Сейчас мы тебя
угостим.
     Он погладил неска и удивился: почему  шерсть?  Должны  быть  колючки.
Машинально доставая ив лифта посудины и отделяя Любимцу его порцию, он все
пытался сообразить, отчего ему почудились колючки. И  только  после  ужина
догадался, что принял зверька за ежа...
     "Монтажники высшего  к  первого  -  в  Монтировочную!"  -  проговорил
динамик. Начиналась смена.

                               МОНТИРОВОЧНАЯ

     Эллинг казался пустым. Это была величественная, океанская  пустота  с
редкими  островками  из  металлических  площадок  и  кабин,  осветительных
панелей, ячеек с  Мыслящими.  Острова  покачивались  на  невидимых  волнах
"гравитора" -  генератора  нулевого  тяготения.  Высоко  вверху,  у  крыши
Монтировочной, под колпаком носового обтекателя корабля,  висел  блестящий
корпус  "капитан-автомата"  -  автоматического   устройства,   заменяющего
пилота, штурмана и бортинженеров. Он монтировался на восьмидесятом  ярусе.
С площадки двадцать третьего, где стояли Ник и Глор, он казался  блестящей
маленькой пробочкой, заткнувшей огромную бутыль  с  полутьмой,  Вплоть  до
пятнадцатого яруса, в километровом трюме, разместится главный груз корабля
- ячейки с Мыслящими. У нижней границы трюма светилась другая яркая  точка
- кабина Второго Диспетчера. Это важное лицо  в  снежно-белом  комбинезоне
восседало  в  круглой,  прозрачной,  ярко  освещенной  кабине,  как  белый
болотный паук чирагу-гагу в  своем  светящемся  пузыре.  Второй  Диспетчер
распоряжался постройкой носовой части корабля - навигационными системами а
трюмом. За кабиной Второго мигали крошечные светляки  -  тысячи  автоматов
копошились, собирая ГГ - "главный гравитор". Корпус гравитора был похож на
улитку из синей пластмассы. Плоская его раковина имела семьдесят метров  в
диаметре и  всего  десять  в  высоту.  ГГ  перекрывал  почти  все  сечение
Монтировочной. Над ним, как штрихи голубого света, перекрещивались ажурные
фермы - первый пояс из  сотни.  На  фермах  будут  смонтированы  хранилища
Мыслящих. С площадки двадцать третьего яруса Ник и Глор  видели  все  это.
Синий глянцевитый диск улитки, тонкие штрихи ферм, пятна света, блуждающие
на зеленой керамической броне корабля. Кое-где светились оранжевые точки -
офицеры Охраны стерегли ячейки Мыслящих, уже установленные на место  Белые
огоньки, летающие в трюме,  -  лампы  монтажников  третьего  и  четвертого
класса. Монтажники распоряжались  установкой  ферм  и  прокладывали  линии
связи Расчетчика, невероятно сложную паутину проводов, соединяющую  ячейки
Мыслящих. Ячеек будет полмиллиарда. Самый большой корабль Пути монтировали
Ник и Глор, но теперь это сознание не веселило их сердца, как прежде. Семи
таких кораблей достаточно, чтобы заселить  Землю  целиком,  до  последнего
человека...
     Браслеты сжались и зажужжали на руках -  пора  следовать  дальше,  на
рабочие места. Одинаковым  движением  они  присели,  приветствуя  корабль,
одинаково повернулись и прыгнули в  трубу  сообщения  -  вниз,  под  синюю
улитку ГГ. Они летели  вперед  головами,  вытянув  руки,  в  толпе  других
монтажников. На стенке трубы мелькали цифры - счет ярусов. У  пятнадцатого
Глор перевернулся в воздухе, его понесло к стене и - хлоп! - он  выпрыгнул
из трубы на площадку четырнадцатого яруса. Хлоп! - Ник выпрыгнула следом.
     Плоское  дно  ГГ  теперь  нависло  над  головами.  Оно  было  утыкано
прожекторами. Здесь приходилось освещаться по старинке - не хватало  места
для осветительных панелей. И все прожекторы светили  вниз.  В  их  голубом
сиянии, в клубящемся дыме сварки перед людьми  предстало  сердце  корабля,
большой тяговый реактор - БТР. Машинища такой же ширины, как ГГ, но раз  в
пятнадцать выше и раз в сто сложнее. Еще бы! Гравитор  запускается  только
при взлете и посадке - раза четыре за всю  жизнь  корабля.  А  БТР  должен
действовать непрерывно. От него энергия  подается  кодовым  двигателям,  и
тому же ГГ, и Расчетчику, и капитану-автомату  -  всему  кораблю.  Тяговый
реактор рассчитан на годы, столетия,  тысячелетия  работы.  От  планеты  в
начале Пути до планеты в конце пути и дальше, если понадобится,  ибо  Путь
не кончается никогда.
     Вот почему  сборкой  большого  тягового  реактора  занимались  только
монтажники высшего класса.
     Едва Глор ступил на площадку, как его браслет  снова  сжал  запястье.
Запищал голос "дежурного переводчика" - помощника Первого Диспетчера.
     - Плавного Пути, - сказал Глор. - Меня вызывает Первый.
     - Плавного, - сказала Ник.
     Рукой в толстой лапчатой рабочей перчатке она ухватилась  за  трое  и
скользнула по нему к автомату сгорания БТР.  А  Глор  прыгнул  в  трубу  и
полетел еще дальше вниз, к нулевому ярусу,  под  землю.  Снова  замелькали
номера. Девятый - кончился БТР. Вплоть  до  четвертого  яруса  монтируются
баки под сжиженные газы - гелий, водород, кислород.  Четвертый  и  ниже  -
кодовые двигатели. Первый - посадочные опоры, нижняя точка корабля, конец.
От нулевого яруса глубоко под землю уходил гравитор Монтировочной.  В  его
поле висели конструкции будущего корабля и сама  Башня  города.  Отключись
поле на секунду - и вся махина рухнет, подумал Глор. Как Старая Башня. Эта
неожиданная мысль поразила его. Он как раз спустился в нулевой ярус.
     Глор остановился, ухватившись за край грузового туннеля,  и  заглянул
вниз. Днищем Башни служил стометровый диск из  упругого,  так  называемого
космического стекла. Сквозь его  толщу  можно  было  рассмотреть  мембрану
гравитора - отполированный до невыносимой яркости лист благородной бронзы.
Поверхность стеклянного днища была мутная,  исцарапанная,  почти  матовая.
Все же стекло  пропускало  достаточно  света  к  мембране.  Казалось,  она
вибрирует под стеклом.  По  ней  бродили  и  сплывались  отраженные  огни.
Временами они начинали кружиться, потом расходились, создавая таинственные
узоры. Но Глор хорошо знал, что световая игра происходят от движения огней
в нулевом ярусе. Что вибрацию  бронзового  излучателя  так  же  невозможно
заметить  глазом,  как  невозможно  проникнуть  в  подземелье   гравитора.
Подземелье выдержит взрыв водородной  бомбы.  В  него  нельзя  пробраться.
Единственное узкое отверстие  оберегается  нарядом  Охраны  и  беспощадным
сторожевым автоматом.
     Глор вздохнул, поднес к уху браслет и убедился, что  время  истекает.
По уставу он обязан явиться к Первому в течение одной  восемнадцатой  часа
после вызова. Он поддернул отвороты перчаток, поправил каску  и  нырнул  к
центру яруса, к кабине Первого Диспетчера.
     Здесь  было  тесно,  шумно,  суетливо.  Грузовые   туннели   изрыгали
контейнеры  с  оборудованием  -  с  нуля  снабжалась  вся  кормовая  часть
строительства. Балоги и автоматы двигались здесь поспешнее,  чем  наверху.
Гремел голос дежурного переводчика. Воздух был пропитан  страхом  -  здесь
лютовал  сам  Первый  Диспетчер.  Он   командовал   восемнадцатью   своими
заместителями, а те - ста шестьюдесятью двумя заместителями заместителей и
таким  же  количеством  помощников  заместителей.  Глор   был   помощником
заместителя Первого Диспетчера и до сегодняшнего дня очень  гордился  этим
званием. Он подозревал, что его предыдущее тело имело звание  заместителя.
С чего бы иначе его, молодого монтажника, выдвинули на такую ответственную
должность? Кроме почета, должность  давала  сто  восемь  очередей  в  год.
Вместе с нормальным заработком монтажника  высшего  класса  -  восемьдесят
одна очередь - это составляло кругленькую сумму...
     Пробираясь в сутолоке автоматов, контейнеров с оборудованием,  связок
труб, кабельных катушек, растяжек, транспортных тросов, баллонов, упаковок
с пластмассой, Глор не испытывал  обычного  страха  перед  Первым.  Только
сегодня утром они с Ник мечтали о том, что ему дадут должность заместителя
заместителя  Первого  Диспетчера.  Предположим,  после  кодовых  испытаний
корабля. Как странно, что все это кончилось.
     Днем, перед вечерним ветром, это кончилось.
     Он потряс головой. Смешно. Не днем, а _н_о_ч_ь_ю_, на Земле, у клумбы
анютиных глазок.
     Он ощутил вкус малины на  своих  роговых  челюстях  и  сплюнул.  Вкус
показался отвратительным. А в голове началась странная путаница. Он  вдруг
вспомнил курга Нурру и увидел его прожженный  бок  и  стенку  дыхательного
мешка, шевелящуюся в ране.
     Глор остановился. Послушал браслет - нет, его никто не окликал.  Было
ощущение, словно его позвали. Странно... Злющая морда Нурры почудилась ему
на плоскости контейнера, выползающего из транспортного  туннеля.  На  фоне
надписи: "Транспортировать в сопровождении балога".
     Глор привычно рассердился  -  контейнер  пустили  без  сопровождения!
Непорядок. Он гаркнул в браслет:
     - Эй, транспортная!
     Ему ответили не по браслету. Знакомый голос проговорил из воздуха:
     -  Я  просил  вас  отдыхать  трое  местных  суток.  Пока  ничего   не
предпринимайте. Вы устали... - Голос Учителя прервался.
     - Да мы не очень устали! - горячо сказал Севка.  При  этом  его  тело
стояло, неприлично выкатив глаза, и молчало. Браслет нетерпеливо  дернулся
и прокричал голосом дежурного переводчика:
     -  Господин  Глор,  оставьте  транспортную!   К   господину   Первому
Диспетчеру!
     И легкий, как жужжание сонной пчелы, пролетел голос:
     - Мальчик, будь осторожен.

                         ГОСПОДИН ПЕРВЫЙ ДИСПЕТЧЕР

     Проскользнув под гроздью ящиков, он сделал  "горку"  и  ухватился  за
кабину Первого. Приложил браслет к двери, вошел и поклонился,  держась  за
поручень.
     Первый Диспетчер висел у своего пульта. В ответ на поклон  монтажника
соизволил подогнуть колени.
     - Монтаж идет по графику? - не глядя на Глора, спросил он.
     - Опережаю, - ответил монтажник.
     Первый любил, чтобы ему отвечали кратко и по существу вопроса.
     - Подойди сюда, монтажник...
     Глор подплыл вплотную к  пульту.  Диспетчер  досадливо  покосился  на
него.
     - Разве приказывал я опережать график? Смотри!
     Глор почтительно наклонился и взглянул  на  пулы.  Там,  на  огромном
экране, светилось объемное изображение корабля - в таком виде, в каком  он
сейчас. Все детали, вплоть до самой малой, были окрашены в  разные  цвета.
Больше всего голубых, смонтированных точно в срок. Несколько  узлов  сияли
красным - опережение графика. Среди них Глор увидел и свой  узел,  седьмой
питатель БТР, и узел  Ник  -  автомат  сгорания.  Они  почти  сплошь  были
красными. А зеленым окрашивались детали, которые по  графику  должны  были
уже стоять, а их еще не было... Ото! Их слишком много! В некоторых  местах
зеленые трубочки светились пачками.
     -  Нехватка  труб  такого-то  размера?  -  определил  он  и  пощелкал
челюстями, изображая огорчение. - Ай! За что?!
     Господин Первый Диспетчер укусил его в плечо. Через ткань укус  почти
не чувствовался, но было очень обидно.
     - За что, господин Диспетчер?!
     - Сколько труб всадил вне графика, тина болотная? -  грозно  проревел
Диспетчер. - Я т-те покажу самодеятельность...
     - Штук двадцать семь, господин Диспетчер! Только.
     Первый заметно смягчился. Укусив кого-нибудь, он становился добрее.
     - Двадцать семь еще ничего, - милостиво проговорил  он.  -  Да-да,  я
вишу. Именно двадцать семь. Ничего, ничего... Мы не получили  контейнер  с
трубами. Космический цех подводит. Так, так...
     Глор стоял, преданно вылупив глаза, совсем как прежде.  Однако  мысли
его были не прежние. Он думал: "Хитрый паук... Лучше меня знает, сколько я
поставил трубочек такого-то размера... Подо что же он копает, Диспетчер?"
     - Так... Так... Ну, хорошо, я доволен тобой. В конце  концов  ты  еще
молод... Кстати, вы с госпожой Ник сегодня навещали своих Мыслящих?
     - Вы правы, как всегда, господин Диспетчер!
     - Благополучны ли они?
     - Благодарю вас, господин Диспетчер.
     - Близка ли их очередь?
     - К сожалению, нет, господин Диспетчер.
     - Где вы побывали еще, кроме Башни?
     Вопрос был задан так же небрежно, как и предыдущие. Монтажник ответил
на него расторопно и почтительно, как и полагалось:
     - В сущности, больше нигде, господин Ди...
     - Что значит "в сущности"?!
     - Мы проверяли новую машину и сделали крюк по лесу.
     - Зачем проверяли? На какой предмет?
     - На предмет путешествия в Тауринжи,  -  ответил  Глор,  не  прибавив
"господина Диспетчера".
     Мол, не интересуйся тем, что тебя не касается. Куда я езжу,  вам  еще
полагается знать, Первый Диспетчер. А зачем я езжу - не ваше дело. В конце
концов я тоже принадлежу к высшей касте...
     - Н-ну, помиримся, - проговорил Первый. - Ты молод.  Твоему  возрасту
свойственны необдуманные поступки. Мой долг - предостеречь  тебя  вовремя,
Глор. Тем более, что сегодня ожидается его  предусмотрительность  командор
Пути. Я одобряю туризм, однако ты ездил в запретную зону, и это нехорошо.
     Глор невероятно изумился:
     - Во имя Пути, об этом я позабыл!
     - Позабыл! Эх, молодость! Ну, ступай.  Смотри,  чтобы  к  обходу  его
предусмотрительности питатель был в порядке.
     - Слушаюсь, господин Диспетчер! - отрапортовал монтажник.
     Выйдя из кабины, он едва не  врезался  в  контейнер  со  злополучными
трубами. Шепотом выругался и дал себе слово три  дня  никуда  не  лезть  и
остерегаться всех возможных неприятностей.

                           ЕЩЕ ОДНА НЕОЖИДАННОСТЬ

     Глор промчался по трубе наверх, к своему агрегату - седьмому питателю
БТР.  Вдохнул  успокоительный  запах  сварки  Грузные  сварочные  автоматы
ползали по воронке, по уложенным спиралью  броневым  плитам.  Подсвеченный
горячий дым бил из воронки, как из жерла  вулкана.  Автоматы-сборщики  под
присмотром  монтажников  собирали  реактор  -  основную  часть   питателя.
Накрытые выпуклыми панцирями, сборщики  были  похожи  на  черепах.  Звонко
щелкали по металлу их ножки-присоски. Над  десятиметровым  жерлом  воронки
помещалась площадка с креслом, маленьким  пультом  и  "схемой"  -  матовым
плоским экраном. Как у Диспетчера, но поменьше - на нем изображалась схема
питателя. Площадка с пультом и была  рабочим  местом  старшего  монтажника
господина Глора. Он уселся, посмотрел на экран, убедился, что монтаж  идет
нормально, и повернул сиденье так, чтобы видеть Ник.
     Ее место было у  автомата  сгорания,  как  раз  над  питателями.  Она
помахала перчаткой, Глор тоже помахал перчаткой. Их разделяли какие-нибудь
двадцать пять метров.
     Часа полтора он сосредоточенно занимался целом, изредка поглядывая на
госпожу  Ник.  Ему  было  приятно  смотреть,  как  она,   пристегнутая   к
тросу-растяжке,  орудует  у  своего  автомата  сгорания.  Один   раз   она
почувствовала его взгляд, обернулась и  покачала  головой  в  каске  -  не
мешай, мол. Он послушно опустил глаза. И  вдруг  увидел,  что  с  площадки
северного сектора стремительно скользит по тросу  незнакомый  монтажник  с
контейнером в свободной руке. Глор поднялся и помог  гостю  затормозить  -
перехватил контейнер, придержал за руку.
     - Благодарим, господин помощник заместителя! - сказал гость. Это  был
не балог, а Первосортное Искусственное  Тело,  ПИТ.  Робот  с  Мыслящим  в
искусственном мозгу. Не здороваясь - питы никогда  не  здороваются,  -  он
продолжал:  -  Мы  намереваемся  испытать   воронку,   господин   помощник
заместителя.
     - Это... - щелкнул Глор и поспешно умолк.
     Он хотел сказать: "Это ошибка! Воронка не собрана!"  И,  благодарение
Пути, удержался. Ибо Расчетчики _н_е _о_ш_и_б_а_ю_т_с_я_.

                                  МЫСЛЯЩИЕ

     Искусственные тела не случайно взамен "я" говорят о себе "мы". Разум,
живущий в искусственном мозге, чувствует себя несчастным.  Сознанию  нужно
живое тело. Хоть плохонькое. Тело курга и то лучше, чем  искусственное.  У
курга могут быть друзья и враги, а какие друзья у пита? Мыслящим  остается
единственное утешение: думать вместе, большими группами,  так  называемыми
Расчетчиками. "Мы" - это тысяча, или пять, или десять тысяч Мыслящих.  "Мы
хотим испытать воронку" - означает, что Расчетчик приказывает испытать.  И
здесь уж не поспоришь. Во-первых,  решение  коллективное,  и  оно  принято
опытными  специалистами.  Во-вторых,  пит  говорил  от  имени   Расчетчика
Монтировочной, который управляет  всей  постройкой  корабля.  В-третьих  и
в-последних, с Расчетчиками просто не полагается спорить. Таков  закон.  И
Расчетчики ревниво следят за его исполнением.
     Все это Глор усвоил с детства и,  конечно,  не  попытался  возражать.
Хотя распоряжение и показалось  ему  нелепым  -  всего  через  двое  суток
воронка будет совсем готова.

                                 ИСПЫТАНИЕ

     Глор спросил:
     - Условия испытаний?
     Пит указал на экран. Там  уже  светились  цифры  и  условные  значки.
"Испытание методом обстрела, - читал Глор, - скорость метеоритов такая-то,
вес, количество..." Во имя Пути! Они затеяли настоящую проверку, как будто
воронка готова полностью и даже прощупана автоматами контроля!
     Доверие к Расчетчику было так велико, что  Глор  съехал  по  тросу  и
заглянул в воронку: а вдруг на него нашло затмение и все  плиты  стоят  на
местах? Но чуда не произошло. Собрана лишь верхняя часть  и  середина.  Из
двухсот керамических броневых плит  установлено  около  ста  восьмидесяти.
Отсутствовала нижняя часть воронки. Штук девять плит приваривалось,  а  на
местах остальных зияли дыры. В одной дыре  висел  монтажник  -  осматривал
края, прежде  чем  разрешить  установку  плиты.  Весь  раструб  был  усеян
автоматическими сварщиками, контролерами, шлифовальщиками... "Во имя Пути,
да что же это происходит? Сообщить разве Первому?  Но  он  знает,  как  же
иначе?"
     Передергиваясь от  волнения,  Глор  приказал  монтажникам  расставить
недостающие плиты, прихватить их сваркой и вывести автоматы из воронки.  С
Расчетчиком не спорят...
     Испытание обстрелом - проверка  воронки  в  рабочих  условиях.  Когда
корабль устремится в Космос,  все  девять  воронок,  направленных  вперед,
будут ловить метеориты - крошечные камни, витающие в межзвездной  пустоте.
Метеориты будут колотить о раструбы воронок. Сталкиваться с броней на  той
же скорости, с которой идет корабль. А  броня  должна  стоять.  И  раструб
должен быть собран так чисто и правильно, чтобы все камни проваливались  в
реактор питателя, как пирожки в  желудок  обжоры.  Вот  в  чем  назначение
питателей. Они превращают встречные метеориты в чудовищно горячее вещество
- плазму - и впрыскивают ее в тяговый реактор. Чем быстрее  идет  корабль,
тем больше пыли и камней попадает в воронки и тем больше плазмы в БТР.
     И тем сильней удары метеоритов о броневой раструб.
     Конечно, на  планете  невозможно  испытать  воронку  на  полную  силу
ударов. Зато камни берутся крупные и тяжелые. И если  уж  воронка  собрана
плохо... - "Ах и ах, тогда беда! - думал Глор. -  Впрочем,  верхние  пояса
брони собраны и отшлифованы на совесть. А в горловину метеориты  попадают,
уже погасив скорость на раструбе. Пожалуй, Расчетчик знает, что делает".
     Расчетчики не ошибаются!
     Монтажники таскали плиты и устанавливали  их  на  -  места.  Автоматы
пришлось увести - они просто не поймут, если  им  прикажут  ставить  плиты
временно. Глор суетился вместе с  бригадой.  Подгонял,  покрикивал,  между
делом осматривал готовые швы и  постепенно  успокаивался.  Сварка  широкой
части выглядела идеально.
     Воронка осветилась ярким дрожащим светом. Значит, высоко вверху,  над
улиткой генератора, уже зарядили пушку и включили прожектор дымного света.
Туманный фиолетовый конус  накрыл  раструб  воронки,  ограничивая  опасную
зону.
     Когда включили прожектор, Глор оставил своего заместителя заканчивать
дело и вернулся  на  площадку.  Пит  уже  открыл  свой  контейнер,  достал
скоростной видеопередатчик и направил его  на  край  раструба.  Лицо  пита
металлически светилось в луче.
     - Волнуешься, монтажник Глор? - проговорил  бодрый  голос.  -  Первый
выстрел по первой воронке?
     На площадку спрыгнула Тачч - бригадир соседнего,  восьмого  питателя.
Старая монтажница. Они с Глором дружили  настолько,  насколько  монтажники
могут быть дружными.
     - Во имя Пути, удачи тебе! Когда же вы успели дошлифовать горловину?
     - А мы не успели, - беспечно ответил Глор.
     Тачч тихо, изумленно  щелкнула.  Всмотрелась  в  экран  и  неуловимым
движением канула в дымный луч - зигзагами, как мяч, отталкиваясь от брони,
ушла в воронку и  через  секунду  вынырнула.  Похлопала  Глора  по  каске,
проговорила:
     - Отшлифовано хорошо. Разве что в третьем ряду есть дефект. Показать?
     Они спрыгнули на раструб. На лету, крепко  ухватив  Глора  за  плечо,
монтажница прошептала:
     - Уйди с площадки при выстреле! Рикошеты!
     Глор потерял равновесие и завертелся, погружаясь в проклятую воронку.
Яростно оттолкнулся, вылетел на верх, вцепился в кресло. В тридцати метрах
от него госпожа Тачч спокойно стояла у своего бригадирского пульта.
     Под воронкой с грохотом захлопнулась  крышка  реактора.  Все  готово.
Сейчас будет произнесена уставная фраза: "Господин помощник заместителя, к
испытаниям готовы". И что будет тогда?
     Теперь Глор знал, что будет. Метеориты ударятся о швы временных плит.
Отразятся от стыков, пойдут обратно в раструб -  в  кормовую  стенку  -  и
срикошетируют точнехонько сюда, на площадку. Вот  что  будет.  Либо  камни
пришибут его, и он вознесется в Мыслящие, либо  они  прошьют  трубопроводы
жидкого гелия, и он пойдет  на  каторгу.  Да,  он  -  ибо  Расчетчик  _н_е
_о_ш_и_б_а_е_т_с_я_. Поразительно, с какой  точностью  проклятые  Мыслящие
выбрали время. Именно эти плиты дадут рикошет на его рабочее место!
     Другое поразительно, сказал он себе. Как покорно ты ослеп. Ты  должен
был сам просчитать рикошеты - и не посмел. Ну, Расчетчик... Во  имя  Пути,
мы еще посмотрим!
     Из воронки поднялся помощник. Глор скомандовал:
     - Следуйте за мной!
     Они подтащили броневой лист главной обшивки. Подвесили его в  воздухе
перед  рабочим  местом  бригадира,  закрыв   поле   зрения   представителю
Расчетчика. Пит загремел  магнитными  башмаками,  обошел  лист,  воткнулся
перед ним со своей камерой. А помощник стал  серым  от  испуга  -  старший
проговорил в браслет:
     -  Монтировочная!  Всеобщее  оповещение!  Шестой,  седьмой,   восьмой
секторы, ярусы пятнадцатый и шестнадцатый! Покинуть секторы, подняться  на
ГГ!
     В эфире наступила напряженная тишина. Потом заместитель Первого подал
голос от пушки:
     - Седьмой питатель, что у вас?
     -  Принимаю  меры  от   рикошетов,   господин   заместитель   Первого
Диспетчера! - отрапортовал Глор.
     Опять тишина. Впрочем,  говорить  уже  было  поздно.  Ярусы  пустели.
Прозвучали  короткие  доклады:  "Шестой  -  готов!   Восьмой   -   готов".
Пронзительно взвыл ревун.  Ударил  выстрел.  Двукратно  грохнули  камни  -
сначала о воздух, затем о броню воронки. За этим  грохотом  монтажники  не
расслышали рикошетных щелчков. Только  броневой  лист,  прикрывший  их  от
метеоритов, дернулся и поплыл к пульту. Глор поднял руки  к  щекам  -  над
броней взмыл и медленно закружился в луче прожектора злополучный пит.  Два
камня прошили насквозь его Первосортное Искусственное Тело.

                              ВЕРНЕМСЯ К НАЧАЛУ

     Автомат-носильщик унес пита вместе с контрольной камерой.  Монтажники
разлетелись по местам. О странной ошибке Расчетчика не говорили  -  ее  не
заметили. Только помощник Глора посматривал  на  своего  молодого  шефа  -
забавно посматривал. Как неск на хозяина. И госпожа Ник  наведалась  вниз,
на площадку седьмого питателя, что также не вызывало  удивления.  Чересчур
нежная привязанность господина Глора и его подруги  давно  была  предметом
вежливых насмешек. Чудная пара!
     Иногда  быть  чудаком  выгодно.  Глор  смог  шепнуть  своей  подруге:
"Старайся держать меня в виду. Возможны неприятности". Он все время  ждал,
что появится охранник с традиционной формулой: "Следуйте за  мной  во  имя
Пути. Воздержитесь от вопросов". Так-то... А  пока  ему  хватало  возни  -
растаскивать времянки, налаживать обычный  рабочий  ритм.  Ближе  к  концу
смены заглянул заместитель Первого - старый угрюмый  Диспетчер.  Слетал  в
воронку, потрогал следы метеоритов и мрачно удалился. О происшествии -  ни
слова. Будто его не было. Глор совсем уже приготовился  к  худшему,  когда
над ГГ замелькали, как оранжевые светляки, каски Охраны. Но это была смена
караула у ячеек с Мыслящими, первый сигнал о  конце  работы.  Одновременно
прозвучал приказ: "Монтажники и физики пятого и четвертого, к выходу!",  и
у транспортных труб, как пчелы у летка, заклубились  розовые  комбинезоны.
За ними - зеленые, черные. Последними - фиолетовые и синие. Смена прошла.
     Добравшись до своего дома, Глор и Ник поспешна отключили  браслеты  и
уставились друг на друга.
     - Рассказывай скорее! - взмолилась Ник.
     Глор  рассказал.   Ник   слушала   его   и   постепенно   становилась
серо-коричневой. Здесь не бледнели, а темнели: коричневая кровь  приливала
к коже.
     - Так прямо Тачч и сказала? - спросила она. - Ах и  ах,  Глор...  Она
знала, заранее знала! Тебе расставили ловушку.
     - Она отличный, опытный инженер, не то что я.
     - Нет, - сказала Ник, - нет, Глор. По инженерной смекалке  ты  ей  не
уступишь.  Только  зная  заранее,  Тачч   могла   догадаться.   Расчетчики
действительно не ошибаются...
     - Но клянусь антиполем, зачем Расчетчик станет подлавливать какого-то
монтажника?! Он может и так...
     Действительно,  Расчетчику  достаточно  распорядиться,  чтобы  любого
взяли под стражу и начали следствие.
     - Он-то может... - угрюмо сказала Ник. - А Тачч?
     - Она сделала то, что обязан  был  сделать  я.  Прикинула  траектории
камней и увидела...
     - ...Понимаю. _П_о_ч_е_м_у_ она стала прикидывать? _П_о_ч_е_м_у_  она
усомнилась в Расчетчике?
     - Она лет тридцать работает на монтаже. В  ее  практике  и  не  такое
небось бывало.
     - У тебя на все есть ответ, - сказала Ник.
     - Ах и ах, если бы на все... Да, вот что еще: желал бы Расчетчик меня
утопить, мы бы сейчас здесь не сидели. Пита ведь пришибло на моем участке,
а? Пожалуйте-де к ответу, господин помощник заместителя,  почему  вы  сами
спрятались, а казенное имущество бросили?.. А с Тачч я потолкую.
     - Нет, - сказала Ник, - я не хочу.
     - Почему?
     - Она жуткая. Ты посмотрел бы, какие у нее глаза. Будто она постоянно
думает о...
     - О чем?
     - Не знаю. Об убийстве. У нее безжалостные глаза.
     - Ко мне она всегда была добра, - сказал Глор.
     - Этого я боюсь больше всего. Помнишь, как  она  тебя  поздравляла  с
назначением? Б-р-р... Ты ей зачем-то нужен.
     - По-моему, ты ревнуешь.
     - Нет, - сказала Ник, открывая дверь ванной. "Кислый вихревой  душ  -
лучшее средство для очистки кожи и  восстановления  сил",  как  утверждает
реклама...
     Глор выдвинул из стены верстачок и принялся за  модель  корабля.  Все
монтажники строят модели. Полезнее занятие, весьма  помогающее  в  работе.
Орудуя  крошечным  молекулярным  паяльником,  упираясь  лбом  в   нарамник
микроскопа, Глор думал. Раньше он не думал за работой. Было  удовольствием
сидеть на высоком табурете, расставлять по памяти, безошибочно,  крошечные
детальки, вдыхать залах горячей пластмассы. А  теперь  все  шло  насмарку.
Когда в  капитан-автомате  заработала  батарейка  и  он  замигал  огоньком
готовности, совсем как настоящий, Глор не ощутил удовлетворения  и  бросил
паяльник.
     Ник лежала на полу, постукивая ботинком. Любимец  Пути  бегал  вокруг
нее на четырех лапках, а передними, хватательными, ловил  то  ботинок,  то
руку. В ванной тихо возился  робот-уборщик.  Сквозь  полупрозрачные  стены
пробивался утренний свет, понемногу гасли осветительные панели.
     Все это не  было  реальным.  Стену  и  потолок  делала  пополам  тень
соседнего дома, и это тоже не было реальным, как и смутное воспоминание  о
том, что на Земле они регулярно  впадали  в  оцепенение,  именуемое  сном.
Реальней была только опасность.
     Он опустил глаза к модели. Растерялись, трусите, спрятались, - мигала
огненная булавочка. Глор выключил батарею. Раскрыл коробку  с  деталями  и
поймал пинцетом зеленый конусок - "дюзу главного двигателя". Поставил ее у
стенки торчмя, как солдатика. Проблема номер  первый  -  задание  Учителя,
схема перчаток. Прекрасное задание, если знать, как его выполнить... Рядом
поставил вторую дюзу - это был кург Нурра, с которым,  хочешь  не  хочешь,
надо возиться дальше. Третья дюза изображала Расчетчика.
     Успокаивая Ник, он твердо знал, что сверхмозг не ошибался, а хотел  с
ним расправиться. Нечто странное промелькнуло еще  в  разговоре  с  Первым
Диспетчером. Неужели Расчетчик успел пронюхать, что Глор более не Глор?
     Он подумал даже, что Мыслящие подслушали их  разговоры  в  Башне,  но
усмехнулся и покачал пинцетом. Они глухи и  слепы,  и  в  этом  -  главная
трагедия  Пути.  Балоги  не  умирают,  но  становятся  глухими,   слепыми,
неподвижными кристалликами. Нет, пока еще никто не знает. Догадываются  ли
- вот вопрос...
     "Интересно, хватит ли мне  конусочков?  -  подумал  Глор  и  поставил
четвертый. -  Госпожа  Тачч.  Каковая,  несомненно,  ждала  от  Расчетчика
подвоха и почему-то пожелала спасти его, Глора. Почему?  Она  предупредила
его и спасла, рискуя собой. Ведь сомнение в правоте  Расчетчика  толкуется
как неповиновение".
     Четыре  солдатика  стояли  в  ряд.  Четыре  неразрешенных  вопроса  -
многовато за половину суток... Причем  один  надо  решать  срочно...  Глор
выдвинул из ряда второй конус, обозначающий Нурру. "Пока его не поймали  -
а рано или поздно Охрана доберется до  него,  -  с  кургом  надо  кончать.
Вернее всего - убить, - жестко подумал Глор. - Вот цена сентиментальности.
Неуместная жалость, вот чем она кончается".
     Глор  встряхнул  коробку.  Пустые  разговоры,  пустые  сомнения.  Все
упирается в "посредник". Это единственная проблема. Добыть  "посредник"  и
пересадочную инструкцию.
     Обладая  "посредником",  они  выручат  Нурру  из  тела  животного   и
обезопасят себя. Они станут другими балогами и  уйдут  от  коварных  затей
Расчетчика. И начнут погоню за схемой перчаток.  Надо  срочно,  немедленно
добывать "посредник". Тень ужаса опять мелькнула перец ним, как  и  тогда,
когда он думал о пересадке сознаний. Он потряс  коробку.  Детальки  весело
загрохотали. Любимец Пути подбежал к нему - просился поиграть.
     Глор повернулся к Ник:
     -  Слушай.  Нам  приказано  отдыхать  еще  двое  с  половиной  суток.
До-моему, сейчас некогда отдыхать...
     - Продолжай, - сказала Ник.
     - Вот госпожа Тачч. Она к нам расположена. Знакомства у нее  широкие.
Начнем-ка с нее.
     - Ты думаешь о химиках?
     - И о химиках. Надо же с чего-то начинать.
     - Ей _н_е_л_ь_з_я_ верить, - сказала Ник.
     - Во имя Пути, да что  ты  против  нее  имеешь?  -  спросил  Глор.  -
Спокойная, доброжелательная, услужливая...
     - Она похожа на чхага.
     - Вот как...
     - Я понимаю, - пробормотала Ник. - У меня нет ровно никаких... Ты  же
сам говоришь - она загадочная...
     Она была смущена. О чхагах не полагается говорить. Разве что грубиян,
ругатель вроде Нурры, облает "чхагом" другого грубияна...  Но  Глор  вдруг
заметил:
     - И очень бы неплохо...
     - Что-о? - удивилась Ник, а Глор пояснил кратко:
     - "Посредник".

                                ПРИГЛАШЕНИЕ

     У кого, как не у чхагов, есть "посредники"? Эти  слова  произнес  сам
Глор вчера вечером. Но лишь  сейчас  он  задумался:  а  зачем,  собственно
говоря, чхаги воруют тела?
     Прежде это казалось недостойным  размышления.  Чхаги,  или  трамбира,
орудовали на всех планетах Пути и, как любые воры,  похищали  ценности.  А
ценностью всегда является то, чего не хватает. На планетах Пути не хватало
живых тел - они умирали,  оставляя  Мыслящих.  Поэтому  тело,  годное  для
Мыслящего, представляло величайшую  ценность,  и  вся  система  Пути  была
построена для поиска  живых  тел.  Мыслящие  зачислялись  на  очередь  для
погрузки в корабли, а живые строили корабли и отправляли их  в  Космос  на
поиски  тел.  На  планетах  Пути  одна  очередь  была  денежной  единицей.
Заработав сто очередей, вы продвигаете своего  покойного  родственника  на
сто мест в очереди на погрузку в  корабль,  либо  на  освободившееся  тело
преступника.
     Иными словами, здесь каждый был заинтересован в  тем,  чтобы  корабли
выходили  из  эллингов,  а  преступники   совершали   злодеяния.   Поэтому
преступлениями считались  самые  пустячные  провинности,  вроде  нарушения
правил уличного движения. Глору и Ник наказание грозило трижды. За "потерю
себя" - за то, что они позволили Севке и Машке захватить их тела и разумы,
-  полагалось  "распыление".  Высшая  мера   наказания,   с   уничтожением
Мыслящего. За помощь Нурре - каторга в теле курга либо ссылка в Мыслящие с
отдаленной очередью. Ну, и история с испытаниями. Мелочь...
     "Зачем, однако, чхаги похищали тела?  Понятно  еще,  если  для  своих
Мыслящих, для родственников.  Но  чаще  они  "работали"  за  деньги  -  за
очереди. Здесь первая неувязка, - рассуждал Глор.  -  Кто  станет  платить
очередями - законным правом на тело - за  то  же  самое  тело,  полученное
преступным путем?"
     Подумав, он понял. Вот они с госпожой Ник копят  очереди  для  выкупа
своих матерей. Накопили около полутора тысяч.  А  надо  вдевятеро  больше.
Если бы им  сейчас  предложили  тело  за  полторы  тысячи,  разве  бы  они
отказались? Глор усмехнулся, дивясь собственной наив  нести.  Элит-инженер
впервые пытается понять чхагов. Члену высшей  касты  неприлично  думать  о
подобном. Он и не думал... Теперь второй вопрос. А зачем нужны  чхагам  те
очереди,  которые  они  получают  от  клиентов?   Неужто   чхаги   рискуют
бессмертием  из-за  шестиногов,  гравилетов,  красивой  одежды  и   прочих
предметов роскоши? Или, набрав очередей, они законнейше  приобретают  тела
для своих Мыслящих?
     Он хмурился, пощелкивая пинцетом  по  роговому  краю  челюсти,  и  не
заметил, как Ник поднялась с пола и подошла и нему.
     - Глор, я думаю о чхагах...
     Он утвердительно хмыкнул. Ник продолжала шепотом:
     - У них не только "посредники". Еще и...
     Браслет Глора запищал сигналом вызова.
     - Слушает Глор.
     - Вызывает Тачч. Во имя Пути!
     - Во имя Пути. Слушаю тебя, госпожа Тачч.
     Ник попятилась, села. На ее лице был испуг. Глор  повернул  регулятор
громкости на браслете,  и  тонкий  голос  монтажницы  заставил  дребезжать
какую-то деталь модели:
     - Глор, я  получила  охотничью  лицензию  на  сумуна.  Составите  мне
компанию?
     Ник вскочила и ушла в свою спальню. Неск обиженно хмыкнул.
     - Мы  благодарны  тебе,  -  вяло  отозвался  Глор.  -  Как  скоро  ты
отправляешься?
     - Через полчаса, если вы не против.
     - Еще раз благодарим. Право, это несколько неожиданно... Может  быть,
в следующий раз?
     - Понимаю, - сказал браслет. - Очень понимаю. Затея неожиданная и для
меня...
     "Вот как", - подумал Глор.
     -  Внезапный  импульс,  -  настойчиво  звучал  голос.  -   Захотелось
встряхнуться... Подальше от суеты... Некоторый  риск,  несомненно!  А  кто
знает, где мы рискуем больше? Изгибы Пути нам неведомы...
     "Вот как!" - еще раз подумал Глор и твердо сказал:
     - Через полчаса мы будем в гараже.
     "Кто  знает,  где  мы  рискуем  больше!"  Тачч  намекала  на  дело  с
расчетчиком  и  испорченным  питом.  И  резонно  предлагала  исчезнуть  до
следующей  смены.  Да,  частенько  случалось  и  такое   -   своевременное
отсутствие спасало от расправы. Сегодня спохватились, а его нет под рукой,
и дело  заглохло,  потому  что  дело-то  пустячное,  сомнительное,  и  его
бросают, как погоню за юркой мухой. Промахнулись раз,  другой  и  плюнули,
летай до своего часа...
     Госпожа Тачч снова была права. Похоже, что "изгибы Пути" ей как раз и
ведомы.

                                РАЗВЛЕЧЕНИЯ

     Подводная охота - развлечение высших каст. Ботик для подводной  охоты
на крупного зверя стоит вшестеро дороже сухопутной  машины.  Даже  Глор  и
Ник, балоги весьма обеспеченные, о ботике не мечтали. А госпожа Тачч имела
такую машину, да еще гравилет-амфибию в придачу. Тачч находилась в  первом
и высшем разрядах тридцать лет и не тратилась на сбережения для  Мыслящих.
По слухам, ее родственники были Десантниками. За тридцать  лет  она  могла
накопить на три ботика и три амфибии.
     "Ник всегда была подозрительной... Зачем бы такой богачке  подаваться
в чхаги?" - думал Глор, поднимаясь на взлетную  площадку  гаража.  Амфибия
стояла во всей красе - колпак приподнят, ноги-ласты растопырены и сверкают
свежей   гидравлической   жидкостью,   в   кабине   деятельно    громыхает
робот-механик, к  гравигенератору  пристроилась  самоходная  тележка,  вся
покрытая инеем - шла заправка жидким  гелием...  Робот  доложил,  угодливо
прищелкивая: "Припасы-ц упакованы. Механизм-цц исправен. Ц-ц..."
     Механик элитного гаража подобострастно ахнул:
     - Госпожа Тачч взяла на прокат робота... Какие расходы!
     Робот был не прокатный, а собственный госпожи Тачч, но монтажница  не
желала подчеркивать свое богатство. Она будто не  расслышала.  Механик  не
унимался:
     - Великолепная машина! Новый рулевой автомат!
     Тачч снова не ответила. А Глор,  усаживаясь  в  маши  ну,  перехватил
заинтересованный взгляд своей подруги. Она-то сразу заметила, что  госпожа
Тачч раздражена и обеспокоена.
     Гравилет набрал высоту и пошел к  морю,  в  череде  тяжелых  грузовых
"утюгов", обгоняя их одного за  другим.  На  полпути  его  самого  обогнал
гравилет Охраны. Он шел поисковым зигзагом - при каждом левом повороте  на
кабине взблескивало Малое Солнце. А небо, как всегда после малого восхода,
отливало черно-фиолетовым, а  старый  толстоствольный  лес  внизу  казался
лиловым морем с красными волнами, и жизнь представлялась  прекрасной  даже
Глору  и  Ник.  И  путь  до  станции  "Юг"  пролетел   незаметно.   Машина
приземлилась  на  овальной  площадке  станции  по  соседству  со  знакомым
гравилетом Охраны, из которого прыгали на землю мрачные  чины,  обвешанные
оружием. На краю площадки их ждала  восемнадцатиногая  зловещая  машина  с
тяжелым распылителем и лучеметом во вращающейся башенке...
     - Облава!  -  щелкнул  Глор.   -   Ух   ты!   Кое-кому   сегодня   не
поздоровится...
     Госпожа Тачч сделала едва заметное раздраженное  движение  челюстями,
будто прицеливалась куснуть,  но  удержалась.  Тем  временем  их  гравилет
выпростал ноги, превратившись в  сухопутного  шестинога.  От  генераторной
будки подъехал младший офицер Охраны - проверить подорожную. Тачч показала
охотничье разрешение.
     - Значит, следуете в Дикое море, - с оттенком заискивания  проговорил
охранник, - на предмет, значит, охоты...
     Тачч ответила ему надменно, как подобало:
     - С вашего разрешения, младший офицер. На предмет охоты.
     Возвращая документ, охранник спросил доверительно:
     - Неужто не страшно, господа монтажники? Сумуны...  Это,  значит,  не
винты вертеть - простите,  если  что  не  так  сказано...  Сумун...  -  Он
пошевелил пальцами, не  находя  слов.  -  Человек  ему,  значит,  на  одну
жвачку...
     И шестиног двинулся через  Дикий  лес.  Дальше  не  было  гравилетных
коридоров, дорог,  заводов.  По  берегу  океана,  по  бесчисленным  мысам,
полуостровам и поймам, раскинулась заповедная чаща.  Из  нее  были  выбиты
дикие курги, это правда, но остальное зверье процветало.  Тем  более,  что
кургов отлично заменили еще более хищные звери, рош-роши - одного  из  них
Глор увидел через пять минут. Рош-рош в панике порскнул прочь от машины, в
чащу... Попадались в Диком  лесу  и  ленивые,  как  земные  удавы,  гунеу.
Многоногие охотники за лаби-лаби,  они  сшибали  свою  добычу  с  деревьев
направленным  пучком  ультразвука.  Вне  Дикого  леса   гунеу   беспощадно
уничтожали, потому что безглазые  лаби-лаби  охраняли  балогов  от  мелких
летающих  существ.  Недаром  эмблемой  Десантников  этой  планеты  служило
изображение  лаби-лаби  -  квадратная  чаша  с  отогнутым   уголком.   Да,
прелюбопытное место - Дикий лес! Тяжелая машина  с  трудом  протискивалась
между деревьями, треск прокатывался волнами на сотни шагов вокруг -  дикие
деревья подбирали корни, иные даже выдирая из  почвы.  Те,  что  помоложе,
изгибались, доставая кронами до земли, стараясь уклониться от столкновения
со страшным существом, пышущим  атомным  жаром.  В  разрывах  листвы  было
видно, как носятся над лесом фиолетовые  лины,  трупоеды,  слетевшиеся  со
всей округи... От мелькания белых  стволов  уже  рябило  в  глазах,  когда
машина достигла реки и ухнула в воду. Ноги амфибии заюлили по воде,  держа
машину на скольжении, и  в  глазах  стало  рябить  еще  сильнее.  Компания
чувствовала себя тем не менее прекрасно. В глазах, знаете ли, рябит  и  от
сварочных автоматов,  и  от  контрольных  экранов.  О  лифтах,  движущихся
лентах, монтажных шахтах и говорить нечего... Глор наслаждался прогулкой и
с благодарностью посматривал на  невозмутимую  Тачч.  Госпожа  Ник  весело
болтала и вдруг откинулась на спинку кресла, прикрыла глаза. "Что с  ней?"
- лениво  подумал  Глор.  Машина  неслась  по  широкому,  спокойному,  как
зеркало, устью реки. Впереди, до самого моря, сверкала кольчуга из красных
и голубых бликов. Покачиваясь, уходил назад ближний берег.
     Глор еще раз посмотрел на свою подругу. Вернее, он хотел  посмотреть,
но что-то произошло. Он задохнулся, похолодел и вцепился в кресло. "Где я,
что со мной?"
     Он стал Севкой. Может быть, от перенапряжения, а может,  от  бешеного
мелькания  кровавых  отсветов  за  стеклом,  развалилось   единство   двух
сознаний, и Севка был один, без Глора - голый.
     В этот момент он поворачивал лицо, чтобы взглянуть на госпожу Ник. Он
закончил  движение  и  увидел...  Страшное,  плоское,   белое   лицо   под
обтягивающим капюшоном.  Короткий  бочкообразный  торс.  Когтистые  пальцы
непомерно длинных рук, лежащие  на  вторых  коленях  -  нижних,  изогнутых
наоборот, назад... Он метнулся взглядом к Тачч и увидел совершенно то  же.
Совершенно такое же лицо, руки и двойной излом ног - как в кошмаре. "Дела!
- подумал он. - Как же будет? Как я их буду различать? Они же  одинаковые,
как раки в корзине". Он закрыл  глаза.  Ему  стало  пакостно-тошно,  будто
перед ним зашуршала корзина раков,  наловленных  ими  с  Машкой  вчера  на
рассвете  в  пруду  под   плотиной.   Нелепые,   почти   невыносимые   для
человеческого взора, костяные очертания. Острые  шипы  панцирей  и  слепые
глаза-булавы... Севка ненавидел раков. Ловил их только дли Машки.
     Через долю секунды  кошмар  отпустил  его.  Глор  посмотрел  на  свою
подругу - она все еще поправляла застежки комбинезона  под  коленями.  Она
выглядела как обычно.
     Глор перевел дыхание, прошептал: "Во имя Пути!" - и дал себе слово  -
в который раз! - отдыхать, отдыхать и ничего  более...  Воистину,  Учитель
был прав. Три первых дня следовало сидеть смирно, спокойно и  ни  в  какие
авантюры не соваться.
     Амфибия миновала устье реки и нырнула под воду. Тачч  включила  экран
подводного локатора - в центре его обнаружилась мигающая оранжевая  точка,
сигнальный маяк бота. Суденышко стояло под  водою,  на  двенадцатиметровой
глубине, в надежном месте -  со  стороны  открытого  моря  его  прикрывала
длинная скала, настоящий подводный волнорез. Никто, кроме хозяйки, не  мог
отыскать бот - его маяк  включался  только  в  ответ  на  сигнал  амфибии.
Пробираться в лабиринте скал было  затруднительно  даже  по  маяку.  Камни
отражали и рассеивали луч, во многих местах волны захватывали всю  глубину
фарватера - амфибия ныряла, колотилась о дно.
     Наконец  подошли  к  боту.  Придвинулись  вплотную.  Звонко  щелкнули
швартовые магниты, открылись люки обеих машин, и  робот-механик  юркнул  в
бот, чтобы проверить механизмы. Ник и Глор  взялись  перегружать  мешки  с
водой и припасами, а Тачч поставила амфибию на два якоря. Ворочая  тяжелые
мешки, Глор смотрел, как монтажница орудует якорными  системами.  Нет,  ее
нельзя было обвинить в беспечности... Лишь убедившись, что  якоря  амфибии
надежно взяли грунт, она сняла бот с мертвого якоря  -  титанового  винта,
наглухо закрепленного в дне. Затем вернулась в амфибию и, маневрируя почти
вслепую сошвартованными судами, прицепила амфибию к серьге мертвого  якоря
вместо бота, а временные якоря подняла. Правый зацепился за камень  -  еле
выдрали...
     "Ну и педантка! - подумал Глор. - Затеяла  отдавать  грунтовые  якоря
для перешвартовки! Да еще с  такой  тщательностью".  На  месте  Тачч  Глор
попросил бы отцепить бот от якоря, а сам  бы  сидел  наготове  в  амфибии,
чтобы зачалить ее за освободившуюся серьгу.
     "Клянусь перчатками, - думал он. - Дело-то становится  все  занятней!
Госпожа Тачч не желает держать бот в надежной гавани Юг, на виду у Охраны,
хотя дорожит им до чрезвычайности... Да это не женщина,  а  целое  скопище
загадок!"

                              СТЕКЛЯННАЯ МЕЧТА

     Подводный  бот  был  мечтой  Глора.  Давней  и   почти   несбыточной.
Стеклянная капля, четырехместное  подводное  чудо...  Перебравшись  внутрь
чуда, Глор начал озираться с чрезмерным любопытством  и  энтузиазмом.  Ник
толкнула его в спину. Она-то  понимала,  что  энтузиазм  на  три  четверти
исходит от Севки.
     Они сидели рядом, на пассажирских местах  -  в  самой  широкой  части
корпуса. Перед Глором, в кресле первого рулевого, сидела Тачч.  Глор  едва
уместился на сиденье - упирался  капюшоном  в  стеклянный  потолок.  Ботик
мчался с такой скоростью, что водяные струи за стеклом казались  стоячими.
Тачч вела суденышко вслепую, по локатору, лихо пробираясь между скалами. В
прибрежной мути вязли лучи прожекторов. На поворотах седоков  прижимало  к
боковинам кресел, с бортов срывались плетеные косы желтой воды.
     Через плечо Тачч Глор смотрел на экран водителя. Курс -  почти  точно
на юг. Глубина -  восемнадцать  шагов.  Лихорадочно  прыгали  цифры  лага,
указателя скорости, - Тачч гнала кораблик все быстрее. По круглому  экрану
мчалось  гидролокационное  изображение  дна,  перекрещенное  двумя  белыми
линиями.  Наклон  горизонтальной  линии  показывал  повороты,   а   наклон
вертикальной - подъем и спуск. Сейчас бот шел прямо, не  поднимаясь  и  не
погружаясь. А скорость все увеличивалась Глор  наклонился,  чтобы  увидеть
указатель лота. Ого! Глубина под килем была ничтожная для такой скорости -
всего двадцать один шаг! Либо Тачч на самом деле ничего не  боялась,  либо
очень хорошо звала маршрут.  Она  проговорила,  не  оборачиваясь:  "А  ну,
сядьте поплотней, господа..."  И  сейчас  же  их  начало  швырять  во  все
стороны. "Вот сумасшедшая!" - подумал Глор,  вжимаясь  в  сиденье.  Кресла
были автоматические. Стоило нажать покрепче в спинку, а ногами - в  упоры,
и кресло охватывало  седока,  оставляя  свободными  одни  руки.  Иначе  не
усидишь, когда бот лавирует между скалами. Было  слышно,  как  в  машинном
отделении покатился робот. С громким шипением  ударили  по  корпусу  струи
воды, смешанной с песком и клочьями водорослей. Направо. Налево.  Направо.
Налево! У самого плеча Глора промелькнула ноздреватая поверхность скалы. И
вдруг качка прекратилась - вырвались из скал, пошли в  глубину,  в  чистую
воду, просвеченную двумя Солнцами.

                                БОЛЬШАЯ ОХОТА

     Бот мчался под водой, направляясь в какое-то, известное  одной  Тачч,
место в океане. Экипаж терпеливо ждал. Изредка заговаривали о том  о  сем,
но больше молчали. За борт никто не смотрел. Скорость была очень уж высока
- мелькнула рыба в свете прожекторов  и  вот  уже  исчезла  за  кормой,  и
холодно чернеет пустая  вода.  Будто  они  мчатся  в  туннеле  из  черного
неблестящего камня, бесконечно длинном и прямом. Бортовые часы  равнодушно
откручивали час за часом, судно уходило все дальше от берегов. Добыча была
не из тех, что ждет охотника, сидя в берлоге.  Самый  большой  и  свирепый
хищник на планете, древний  зверь,  с  древним  именем  "сумун".  Так  его
назвали коренные жители планеты - до того, как их настиг Путь.
     - Здесь будет хорошо, - наконец проговорила Тачч.
     Бот сбросил скорость и пошел вниз по  отлогой  спирали,  оставляя  за
кормой широкий,  слабо  светящийся  след.  Приманка.  Жидкость  с  запахом
черепах наба, любимой пищи сумунов. Залах наба сумуны чуют за много  сотен
метров. Накручивая  виток  за  витком,  ботик  опустился  к  слою  плотной
холодной воды. Здесь он лег  неподвижно,  как  на  дне,  и  в  дело  пошла
звуковая приманка. Стекло проныло нестерпимым, тонким звоном. Дошло мелкой
волной. Это излучатели послали в океан голос черепашьего стада, записанный
на магнитной проволоке. Земные охотники подманивают на голос разнообразную
добычу - от тигра до синицы. Здесь манком пользовались только при охоте на
сумуна. Впрочем, она редко бывает удачной.
     Передатчик монотонно взвизгивал. Вода казалась совершенно пустынной -
глубина  три  тысячи  шагов,  и  прожекторы  выключены.  Тачч  погасила  и
внутреннее освещение, прикрыла шторкой экран гидролокатора  -  его  слабый
свет тоже мог спугнуть зверя. Глор сидел, воткнувшись лицом в экран.  Один
раз он ошибся, приняв набу за приближающегося сумуна. Спутать  изображения
на экране было нетрудно - оба зверя имели  форму  овальной  линзы,  только
сумун раз в девять крупней. Наба долго  плавал  вокруг  ботика,  отыскивая
источник звука, и призывно попискивал. Он совсем одурел  и  несколько  раз
ткнулся в борт, раскачивая судно. Тачч досадливо щелкнула:
     - Испортит охоту, безмозглое существо...
     - Почему, клянусь перчатками? - удивилась Ник.
     - Излучатель посылает звуки довольства, - терпеливо шептала Тачч. - А
наба орет: "Где вы?" _Б_о_л_ь_ш_о_й_ имеет смысл в своей  огромной  башке,
не то что набы. Услышит два разноречивых крика, насторожится.
     Черепаха еще раз качнула судно. Тачч щелкнула переключателем  -  свет
залил кабину, погас, и, когда глаза привыкли к темноте,  на  экране  стало
заметно быстро уменьшающееся пятно. Наба  удирал  что  было  силы.  А  под
прямым углом в дальнем секторе маячило овальное пятнышко. Сумун! На  таком
большом расстоянии только гигант мог дать четкое отражение.
     - Это он! - вскрикнул Глор.
     Тачч отпихнула его от  экрана.  Глор,  несмотря  на  темноту,  ощутил
злобное напряжение в ее жесте и опять  удивился:  зачем  старая,  одинокая
монтажница пригласила их на охоту? Здесь благотворительность не принята...
     Сумун приближался. Он шел прямо на бот.  Его  изображение  на  экране
переходило из сектора в сектор, приближаясь к центру. А в центре были они.
В стеклянном пузыре, который уверенно выдерживает огромное давление  воды,
но лопается под таранным ударом. А бронированное тело сумуна  весит  сотни
тонн Тачч выключила излучатель и проговорила:
     - Он заметил нас. Слышите?
     В кабине перекатывалось низкое, как рев двигателя на малых  оборотах,
глухое урчание. Приложив руку к  обшивке,  Глор  ощутил  вибрацию.  Что-то
задребезжало в машинном отсеке.
     - Ах и ах, страшно!.. - вздохнула Ник.
     В темноте Тачч спросила полным голосом, с горькой насмешкой:
     - Боишься, монтажница? Здесь все настоящее - и тьма и смерть...
     - Да перестаньте вы! Почему он не атакует? - спросил Глор.
     - Б_о_л_ь_ш_о_й_ или уходит сразу, или нападает, - сказала  охотница.
- Этот не уходит.
     Глор, который тоже трусил, внезапно брякнул:
     - Нападает всегда, как носорог.
     И сжался. Слова "носорог" в здешнем языке не было -  Севка  образовал
его, как в русском, из "носа" и "рота". Он сжался, но сейчас  же  понял  -
перед лицом настоящей смерти никто не расслышит его  обмолвки.  Достаточно
ведь одного ударами их тела уйдут на дно, и никого не будет  рядом,  чтобы
спасти Мыслящих...
     Тачч подхватила с лихорадочным весельем:
     - Не носорог, а таранонос, так будет  верней,  монтажник  Глор...  Он
пошел! Сейчас вы увидите тараноноса!
     Сумун рявкнул так,  что  бот  качнулся.  Вспыхнул  прожектор.  В  его
ослепительном желтом луче мелькнуло тело - плоское, как  кинжал,  если  на
него смотреть с острия. Глор успел  заметить  две  яркие  точки  -  глаза.
Кинжал вильнул и ушел из луча. На щитке водителя мигал багровый  огонек  -
пушка на взводе. Бот вертелся в воде. Тачч  встречала  прожектором  каждую
атаку сумуна, а  зверь  уходил  от  луча  в  темноту,  носился  вокруг  по
вытянутым, кометным орбитам.  Зажатый  креслом,  Глор  не  мог  шевельнуть
головой. Бот стоял в воде вертикально, когда сумун второй раз попал в  луч
- в сотне шагов прожекторами  сверкнули  глаза.  Грохнула  пушка.  Унесясь
куда-то вбок, охотники видели, как навстречу стремительно растущим  глазам
сумуна мчался черный хвостатый снаряд. Затем все исчезло. Волна  закружила
судно -  невредимый  зверь  пронесся  вблизи,  разрывая  воду  гигантскими
ластами. Отдача отбросила бот и спасла экипаж.
     Он слишком много весил, сумун.  С  разгона  его  протащило  на  сотню
метров вниз, на это ушло пять секунд - долгое время,  когда  речь  идет  о
жизни. Тачч успела развернуться, схватить голову сумуна  в  луч  и  нажать
педаль спуска. И снаряд пошел вниз, как бурав, по стержню луча. Пошел в то
место, где спустя полсекунды оказалась передняя треть туловища  сумуна,  и
туда ударил хвостатый снаряд. Проломил панцирь, вошел глубоко, как  нужно,
и взорвался. И, тщательно прицелившись в огромную треугольную голову, Тачч
послала последний, третий снаряд из магазина.

                                  А ЗАЧЕМ?

     Пылали все прожекторы. Странные тени кружили за границей  освещенного
конуса  -  огромные  и  крошечные,  стремительные  и  почти   неподвижные.
Трупоеды. Их добыча опускалась на дно.  Сумун  был  мертв.  Передняя  пара
ластов, судорожно подергиваясь, втягивалась под панцирь. Две остальные еще
работали, продолжая разворот, прерванный ударом снаряда. Тело рыскало, как
корабль, потерявший управление.  Выписывало  петли.  Неуклонно,  с  каждым
витком, опускалось ко дну. За ним, раскачиваясь в  водоворотах,  шел  бот.
Сумун был чудовищно огромен - голова втрое длинней  суденышка.  Да,  такая
добыча сделала бы честь любому охотнику...
     Низкий, гудящий рев пронизывал воду. Зверь  был  мертв,  но  какой-то
нерв, включающий сигнал атаки, еще  жил.  У-у-рр...  У-рр...  -  ревело  в
ледяной воде. Сумун опускался, и бот как зачарованный шел за ним.
     Глор стал готовить буксир - обычно добытых сумунов вытаскивают наверх
и кинографируют рядом с ботом. Тачч остановила его:
     - Зачем? Дело сделано...
     "Тем лучше", - подумал Севка. Зверь был поразительно похож на земного
жука-плавунца. Он был в тысячу  раз  больше  и,  значит,  в  миллиард  раз
тяжелее,  но  плоское  бронированное  тело,  шесть   ног-ластов,   голова,
сросшаяся с туловищем, и гладкие, идеально обтекаемые  линии  тела  -  все
было как у плавунца. И еще  челюсти,  изогнутые,  металлически-синие,  как
сабли великана. Даже глаза были как у земного  насекомого  -  сложные,  из
многих тысяч простых глазок каждый... Странно, жутко было Машке  и  Севке.
Это чудовищное существо, лишенное страха, и равнодушно-злобная  монтажница
Тачч, убившая  его  неизвестно  зачем.  Действительно,  зачем?  Выследила,
подманила, атаковала, едва  не  погибнув  сама,  и  проводила  на  дно,  и
зачем-то отогнала  трупоедов,  и  теперь  смотрела  на  него  с  надменной
скукой... Глор показал на нее глазами и прошептал:
     - Кажется, Ник, я начинаю тебя понимать.
     На обратном  пути  Тачч  и  Ник,  которая  прекрасно  владела  собой,
говорили о работе. Обсуждали настройку большого реактора  -  на  эту  тему
монтажники высшего класса могли говорить до бесконечности. Они спорили,  а
Глор вспоминал, что известно о сумунах. Самый крупный зверь на планете  и,
наверно, самый древний. Но древностями здесь не интересуются. Живет  сумун
очень долго - неизвестно сколько, -  этим  также  никто  не  интересуется.
Разрешено неограниченное уничтожение, ибо зверь нападает на субмарины. Все
погибшие субмарины приписываются сумунам. Скорость при атаке -  около  ста
двадцати километров в час. Пожалуй, все. Подозрительно мало.  О  черепахах
наба известно во много раз больше.
     "Ну,  мало  знаем  о  сумунах,  -  думал  Глор,  -  и  это  вовсе  не
подозрительно. Здесь фактически нет биологов, а  врачи  занимаются  только
пересадками сознания. Медицина и биология нам без  надобности,  -  ядовито
подумал он.  -  Подсаженные  сознания  вылечивают  свои  тела  без  всякой
медицины и биологии... Но почему я начал думать об этом? А!  Тачч  всадила
второй снаряд в голову. Так расправляются с балогами, когда  хотят,  чтобы
разум погиб вместе с телом.
     Ты становишься подозрительным, - предупредил себя Глор. - Не  думаешь
же ты, что у сумуна  было  сознание  балога,  как  у  Нурры!  Кто  рискнет
подплыть к сумуну с "посредником" и зачем?"
     Он отбросил эту бесполезную мысль. В сущности, ему приходилось теперь
передумывать заново все, что он  знал  о  народе  Пути.  Ему  было  не  до
сумунов.
     Его  спутницы  тем  временем  болтали  о  том  о  сем.  Госпожа  Тачч
рассказала о новом, только что появившемся в продаже ботике для  подводной
охоты  -  "Повелителе  ураганов".  Глор  прислушался.  Новый  тип  ботика,
оказывается, был неуязвим для сумунов. И удары о  скалы  ему  нипочем.  Но
дорого,  дорого...  Госпожа  Ник   держалась   безукоризненно,   выглядела
спокойной и доброжелательной.  "Молодец",  -  подумал  Глор.  И  исподволь
ввернул свое, задуманное,  пригласил  Тачч  в  гости:  "Вместе  посидим  с
модельками, то да ее..."
     Они расстались  очень  довольные  друг  другом.  Разошлись  по  своим
виноградинам, а там - по антигравитационным кабинам. Как  все  космические
инженеры,  монтажники  не  могли  подолгу  находиться  в  нормальном  поле
тяготения - начинало ломить суставы, путались мысли. Глор едва добрался до
своей кабинки, бросился в антигравитационный гамак и долго  перекладывался
с боку на бок, пока ломота не  ушла  из  костей.  Тогда  он  погрузился  в
спокойную, ясную неподвижность, заменяющую балогам сон.

                             ОПЯТЬ ПРИГЛАШЕНИЕ

     Его поднял браслет. Часовой -  у  входа  в  коридор  -  предупреждал:
"Гость к господам монтажникам, помещение  7-17!"  Глор  вскочил,  поспешно
натянул  перчатки.  Ник  открыла  дверь.  Брякнуло  оружие.  Через   порог
переступил - нет, перепорхнул -  незнакомый  офицер  в  форме  Космической
Охраны, в парадном комбинезоне с  золочеными  изображениями  лаби-лаби  на
портупее.
     - Во имя Пути! Девять раз по девять извинений, госпожа Ник,  господин
Глор! Представляюсь:  Клагг,  заместитель  начальника  личной  охраны  его
предусмотрительности командора Пути Джала Восьмого..
     Он  отсалютовал,  подпрыгнув  от   избытка   вежливости.   Его   лицо
слабоумного ангела сияло.
     - Польщены, - сказал Глор. - Прошу вас, мы рады...
     Офицер просиял еще ослепительней и шепнул:
     - К вам личное поручение его предусмотрительности...
     Они растерянно присели. Они ожидали чего угодно, только не  этого.  А
Клагг вытянулся и заговорил официально:
     - Его предусмотрительность, будучи довольны вашим, господин Глор, сын
Тавик, поведением при известном вам вчерашнем случае... - Он сделал паузу.
- И отдавая должное мастерству вашей подруги,  госпожи  Ник,  дочери  Род,
приглашает вас обоих на орбитальный монтаж в Главном доке.  Что  прикажете
передать его предусмотрительности?
     - Во имя Пути, согласен! - мгновенно ответил Глор.
     - Во имя Пути, согласна! - ответила Ник.
     Вопрос о согласии  не  более  чем  формальность.  Командор  Пути  был
третьим из правителей  планеты.  Первый  -  Великий  Диспетчер,  второй  -
Великий Десантник. От приглашения Великих  не  отказываются.  Ник  и  Глор
видели командора Пути всего раз пять-шесть,  хотя  принадлежали  к  высшей
касте и закончили  Космическую  Академию,  в  которой  командор  Пути  был
почетным начальником. Да, они удостоились большой чести, но ведь,  работая
в сотнях километров от поверхности планеты, они  безнадежно  удаляются  от
своей цели - от специалистов,  занятых  с  детекторами...  Мысль,  видимо,
отразилась  на  лицах  монтажников.  Господин   Клагг   покровительственно
улыбнулся и проблеял:
     - Не сомневайтесь, господа, вы справитесь  наилучшим  образом!  Слово
космического офицера, его предусмотрительность знает  вас  лучше,  чем  вы
сами. Он из-зумительно умеет подбирать свой персонал!
     "По тебе как раз и видно, - подумал Глор. - Экий болван..." Между тем
болван вручил им по жетону - пропуска в Главный док - и наказал сегодня же
вечером, в первый послезакатный час, явиться  на  космодром-3.  И  порхнул
себе через порог, оставив Глора и Ник в очень скверном настроении.  Поиски
схемы перчаток откладывались на неопределенный срок.

                            ЧАСТЬ ВТОРАЯ. КОСМОС

                       ЗЕМЛЯ. ИНСТИТУТ СКОРОЙ ПОМОЩИ

     К середине июня  начались  дожди.  Грохочущие,  как  тяжелые  орудия,
летние грозы отмывали  асфальт,  выполаскивали  больную  листву  городских
деревьев, и они стояли молодые и чистенькие, как весною.  В  разгар  такой
грозы на шоссе из аэропорта стремительное такси попало правыми колесами на
плывущий  студень  обочины,  дернуло,   завертелось,   поехало   боком   и
перевернулось на крышу. И дорога замерла. Завопили  тормоза  набегающих  с
двух сторон машин. Из сплющенной кабинки вытягивали человека в изорванном,
сплошь обляпанном кровью пиджаке - понесли под навес автобусной остановки.
Понесли умирать. Он уж не дышал. Но сквозь пелену дождя проскочил кремовый
фургон "скорой", тормознул, перевалил через газон, разделяющий  дорогу,  и
минуты не прошло, как "скорая" неслась обратно.  Еще  через  десять  минут
грузовик техпомощи увез разбитую "Волгу" и обморочного, исцарапанного,  но
в общем невредимого шофера. Тем временем в кабинке "скорой"  каждый  делал
свое дело. Младший  фельдшер  резал  и  сдирал  одежду.  Врач  нацеливался
зажимами,  перехватывал  кровоточащие  сосуды.  Старший  фельдшер,  собрав
складками сердитое солдатское лицо, регулировал легочный автомат. Водитель
гнал машину, вдохновенно удерживая ее на слое воды,  покрывающей  асфальт,
как масло. На въезде в город ливень кончился, как оборвал, и водитель  еще
добавил газу.  Многометровый  шлейф  водяной  пыли  тянулся  за  "скорой".
Жалобно,  тонко  кричала  сирена,  покрывая  шум  центральных   улиц.   На
перекрестках  регулировщики  выглядывали  из-под   мокрых   дождевиков   и
свистели,  останавливая  движение.  Последний  поворот.  Машина   наискось
чиркнула по перекрестку, вкатилась в переулок и, еще раз  наддав  сиреной,
свернула во двор.
     - К операционному, - напомнил врач.
     Водитель молча правил. Врач все еще оттирал руки марлевой  салфеткой.
Он проговорил, всматриваясь в лицо раненого:
     - Яков Борисович, прямо с кислородом - в операционную.
     Фельдшер уже отпирал дверцу. Машина задним кодом подвернула к  дверям
операционного корпуса, взвизгнули по рельсам колесики носилок, и поспешно,
приседая под тяжестью, фельдшеры понесли носилки в дом.  Дождь  ударил  по
вялому боку кислородной подушки.
     ...Выйдя из операционного, врач сказал водителю:
     - Не напрасно гнали... Сам Ямщиков дежурит - взял на стол...
     Хирург был похож на  носорога  -  морщинистый,  свирепо-невозмутимый,
"сам Ямщиков". Он вышел с  растопыренными  руками,  окинул  взглядом  свой
оркестр - ассистентов, сестер, анестезиологов. Проговорил:
     - Открываем полость, Печень будем штопать...
     И наступила Великая Тишина. Печень была _о_ч_е_н_ь_  скверная.  Через
полчаса хирург спросил:
     - Пульс?
     - Норма.
     - Я спрашиваю: _п_у_л_ь_с_?!
     - Иван Иваныч, норма! - отвечал анестезиолог.
     - Врете!
     Первый ассистент смигнул с ресниц пот, нагнулся к кардиографу:
     - Не врет, Иван Иваныч. Пульс восемьдесят...
     Иван Иванович только покосился - свирепо, поверх  маски...  Руки  его
укладывали печень, как тесто в форму.
     - Я вам еще  не  врал,  Ван-Ваныч...  У  него  насос  вместо  сердца,
право...  Идеальный  какой-то  больной.  Дышит  как  дельфин,   -   сказал
анестезиолог.
     Иван  Иванович  фыркнул  в  маску.  Несколько  минут  в  операционной
молчали, только сестра шепотом считала салфетки,  чтобы  не  забыть  кусок
марли в брюшной полости. Потом хирург сказал в пространство: "Шейте..."
     Третий врач передвинулся  на  его  место  и  стал  зашивать  полость,
стремительно протаскивая иглу и  завязывая  узелки.  А  профессор  Ямщиков
затопал вокруг стола. Руки он нес перед собой, как два флажка.  Посмотрел,
проговорил:
     - Веко!
     Раненому приподняли веко, и хирург  посмотрел  зрачок.  Глаза  самого
профессора были лишены ресниц, воспалены  и  свирепы.  Он  фыркнул,  повел
маской и приказал:
     - Готовьте челюсть.  Руки.  Все  готовьте!  Ира!  Позвони  _м_о_е_й_.
Скажи, _с_а_м_ обедать не придет. Скажи, апостола режет...
     "Резал" Иван Иванович до  ночи  -  пациент  упорно  дышал,  и  сердце
действительно  работало  как  насос.  Утром  же  профессор,  едва   вошел,
осведомился - жив ли оперированный. Оказалось, жив... Ямщиков отправился в
бокс, пофыркал и вдруг приказал:
     - Ира! Швы смотреть!
     - Где, Ван-Ваныч?
     - Брюшину.
     Июньское утро сверкало за окном - за  спиной  профессора.  Дождь  лил
ночь напролет. Светило солнце, а с деревьев еще капало.
     - ...Эт-та что такое?! - шепотом спросил Ямщиков.
     - Соединительная ткань, - пискнула Ира.
     - У, академик... Поди сюда. Слушай. Никого к больному  не  допускать!
НИКОГО! Сма-атри...
     - Посмотрю, Иван Иваныч, - пропищала Ира. По ее  лицу  было  видно  -
умрет, никого не пустит...
     Ямщиков    стремительной    носорожьей    побежкой    покатился     к
административному  корпусу  и  через  минуту  был  в  кабинете  профессора
Потосова, директора Института Скорой помощи.
     - Дорогому гостю! - удивленно пропел директор.
     Ямщиков пренебрег его удивлением и спросил:
     - Смотрел вчерашние операции?
     - Пока администрирую. Что? Были происшествия?
     - Происшествия? Зачем же?.. Были операции...  -  отвечал  Ямщиков.  -
Поинтересуйся, - и положил на стол тетрадочку - историю болезни.
     Черные, по-восточному изогнутые  брови  профессора  Потосова  полезли
вверх и согнулись, как вопросительные знаки.
     - Довезли из Караваева?! - воскликнул директор.
     - Так точно. Я прооперировал.
     - Печень?
     - Все. Печень, череп, ребра извлек. Ноги сколотил. Руку  еще.  Пузырь
зашили...
     - Ты отчаянный человек, Иван! Ночью он умер, конечно?
     - Живет.
     - Ну и здоровяк!.. Поздравляю, Иван! Рискнул - выиграл!
     - Ты не прыгай, - сказал Иван  Иванович.  -  Помнишь,  был  секретный
циркуляр? Здесь читали, в твоем кабинете?
     - Что-то помню, - выжидательно сказал директор.
     - Ничего ты не помнишь... Не  бреши.  Приказано  сообщать  о  случаях
ускоренной регенерации тканей. Где этот циркуляр?
     - У меня в сейфе. Скажи, при чем циркуляр?  Очень  здоровый  человек,
выжил, - спасибо ему! Помнится, году в сорок третьем...
     - Ты подними циркуляр, - перебил Иван Иванович.
     Директор полез в сейф. А профессор Ямщиков навалился животом на  край
стола и хрипло зашептал:
     - Утром... утром, - понимаешь, - полчаса  назад  приходим  с  Ирой...
Живой... Хорошо... Храпит, как извозчик. А брюшина зажила!
     - Что, что?
     - За-жи-ла! На уровне пятого дня. Чисто. Хоть швы  снимай...  -  Иван
Иванович повертел толстыми пальцами,  подыскивая  еще  сравнения.  -  Хоть
хвойную ванну ему прописывай! Челюсть срослась!
     Между  тем  профессор  Потосов  извлекал  из  сейфа  последовательно:
обломок  человеческой  кости,  коробку  с  танталовыми  шурупами   -   для
свинчивания костей же, коробку сверл, бутылку спирта и, наконец,  папку  с
бумагами. В ней отыскал циркулярное письмо,  начинающееся  словами:  "Всем
больницам, госпиталям, станциям "Скорой помощи"..."
     Они прочли документ. Потосов опустил его на стол -  текстом  вниз,  -
набрал телефонный номер.
     - Алло! С кем я говорю? Так,  правильно..  А  это  говорит  профессор
Потосов, директор Института "Скорой". Да, по письму. Вчера. Мужчина. После
авто. Я говорю, после автомобильной катастрофы. Да. Нет, он спит. Наркоз у
него. Да. Да. Договорились...

                                   ДОБЫЧА

     Из ворот Центра выехали машины с оперативными сотрудниками и, избирая
скорость, ринулись к бульварам. За  ними  -  госпитальный  "раф".  Старшим
отправился Ганин. Начальник Центра руководил операцией из своего кабинета,
по радио. Он сидел, покусывал ноготь и отмечал время. Машины  вышли  через
семь минут после звонка Потосова. Въехали во двор Института Скорой  помощи
еще через девять минут. Итого  шестнадцать.  Врачи  -  во  главе  с  Анной
Егоровной - прямо от ворот,  подхватив  в  машину  Ямщикова,  помчались  к
операционному корпусу. Офицеры оперативной группы  сопровождали  "раф"  до
операционного корпуса,  а  там  разделились.  Пятеро  обеспечивали  охрану
врачей, двое остались на связи, а  еще  трое  поехали  дальше,  в  глубину
институтского сада, к  каптерке,  где  хранится  одежда  пациентов.  Через
двадцать шесть минут после начала операции Зернов услышал голос Ганина:
     -  Первый,  первый!..  Докладывает  Павел.  Обнаружено!  Повторяю   -
обнаружено! Прием!
     -  Первый  к  Павлу.  Изъять  все  личные  вещи  раненого.  Доставить
немедленно, на третьей машине. Допросить гардеробщицу - не  спрашивали  ли
одежду до нас. Связной? Доктора мне. Прием.
     - Связной к Первому. Доктора вызываю. Павел передает - третья  машина
вышла в хозяйство.
     Две длинные минуты - пауза. Затем голос Анны Егоровны:
     - Первый, я доктор. Слушаю.
     - Что скажете о раненом?
     - Фортуна, товарищ Первый. Он!
     - Транспортабелен?
     - Он здоровей нас с вами, - сказала Анна Егоровна. - Хитрющий  мужик.
Притворяется коматозным.
     - Не понял. Прием.
     - Симулирует глубокую потерю сознания.
     - Понятно. Готовьте к транспортировке.
     - А его не отдадут, - сказала Анна Егоровна.
     - Об этом позаботится Павел, - сказал  Зернов.  -  Конец...  Связной,
дайте Павла! Прием...
     Но, отпустив  кнопку  микрофона,  Зернов  опять  услышал  голос  Анны
Егоровны:
     - Первый! Вы учтите, здесь Иван Ямщиков. Он скандал устроит... Ему на
вашего Павла, знаете...
     Как всякий старожил Н., Зернов был наслышан о профессоре Ямщикове.  О
его мастерстве, почти  сказочном,  и  о  неукротимом  характере.  И  когда
госпитальная машина вернулась во двор Центра, из нее вышел первым Ямщиков.
Он протопал по служебной лестнице в больничку, не отставая от носилок,  на
которых несли "апостола". Лишь на таких условиях он  согласился  выпустить
волшебного пациента из операционного бокса.
     Ровно через час после выезда группы  в  кабинете  Зернова  состоялось
совещание. Героем его был не "апостол" - с ним-то все было  ясно.  Посреди
стола лежал зеленый цилиндрик в палец длиной.  Рядом  -  пять  голубоватых
кристаллов. Первая добыча Центра.
     Благоволин сказал:
     -  Вне  сомнения,  это  "посредник".  Излучатель  такой  же,  как  на
шестизарядном, который я видел. Вот - воронка на торце. Такие же нити  для
включения. Длинная - передача, короткая - прием... Разрешите открыть?
     - Открывайте, - сказал Зернов и по-детски вытянул шею.
     Физик покрутил  цилиндрик  в  пальцах.  Чмокнув,  отвалилась  крышка.
Открылось круглое бархатное ложе для Мыслящего. Пустое.  Длинные  ворсинки
бархата шевелились сами по себе, как живые. Разобрать  их  цвет  оказалось
невозможным - они были черными и одновременно  всех  цветов  радуги.  Илья
Михайлович  -  заведующий  научной  частью  -  схватил  со  стола  лупу  и
прищуренным глазом впился в ворсинки. Сказал с едкой завистью:
     - Микроконтакты... Эх!..
     Заместитель Зернова - тот, что  возглавлял  следственную  комиссию  в
Тугарине, - сказал:
     - Так, хорошо. Значит,  на  одном  контрольном  пункте  рентгеновский
аппарат можем заменить этим прибором? Это достижение... "Камею" обезопасим
на сто процентов!
     - Прежде всего, медицинская проверка, - сказала Анна Егоровна. -  Эта
штука же орудует в мозге - нашли игрушку... Вы можете поручиться, что  она
безвредна?
     Благоволин вдруг сказал странным голосом:
     - Это "посредник" планетного класса.
     Стало тихо. Дмитрий Алексеевич сидел, сжав пальцами виски.
     - Сейчас,  сейчас,  -  пробормотал  он.  -  Сейчас  я  вспомню...  А!
Планетного - именно так... Извлекает только  _э_т_и_х_  Мыслящих...  Наших
не... как бы сформулировать?.. наших не берет.  Он  безвреден  для  мозга,
Анна Егоровна. Еще что-то было, сейчас... А! Он действует  эн  раз,  затем
самоуничтожается.  Вся  их  аппаратура,   выносимая   с   корабля,   имеет
ограниченное количество циклов... - Физик бормотал, как со сна, и это было
так непохоже на его обычную самоуверенную манеру, что  всем  стало  не  по
себе.  -  Эн,  эн...  Сколько  же?..  По-видимому,   девять,   "Посредник"
девятиразового действия. На контрольном пункте его нельзя использовать.
     - Нельзя-а? - спросил Ганин. - Откуда вы это все знаете?  (Благоволин
не ответил.) А раньше почему не доложили?
     - Сейчас только вспомнил, Иван Павлович.
     - Почему девять? - спросил кто-то.
     - У них девятеричная система счета, - сказал Благоволин.
     Начальник Центра сложил кончики пальцев, поднялся:
     - Спасибо, товарищи.  Оперативные  решения  откладываем.  Пока  ведем
исследования. Первое - надо получить рентгенограммы  прибора.  Используйте
рентгеновские аппараты, установленные  на  проходных.  Получите  снимки  в
разных ракурсах. В карманах, портфелях,  обуви.  Возможно,  прибор  вообще
прозрачен для рентгена, а мы  штабных  работников  облучаем  каждый  день.
Второе - врачам, психологам, физикам  провести  комплексное  исследование.
Программу представите на утверждение. Прибор не портить. Включать разрешаю
не больше двух раз.
     - Михаил Тихонович! - вскрикнула докторша.
     - Не больше двух раз, - жестко повторил Зернов. - Третье... "Апостол"
не должен знать, что  "посредник"  и  кристаллы  мы  обнаружили.  Впрочем,
следствие  и  поведу  сам.  Последнее.  Я  приказываю  считать,   что   мы
_н_и_ч_е_г_о_ не добились. Ни-че-го. Взяли в плен шестерых врагов - право,
это не победа... Товарищи, вы свободны. Дмитрий Алексеевич, останьтесь.
     Он обождал, пока все вышли:
     - Дмитрий Алексеевич, вы играли. Плохо играли. Неважный вы актер...
     - Сознаюсь, - сказал физик. - Я не Москвин.
     - Вы притворялись, что вспоминаете.
     - Ну да. Остальное - правда. (Зернов пожал плечами.) Не верите?  Все,
что я говорил, поддается проверке. "Посредник" наверняка один  раз  был  в
деле, - после  восьми  включений  он  рассыплется,  если  не  после  семи.
Проверяйте. И для рентгена он непрозрачен, как я говорил.
     - Зачем вы играли? - спросил Зернов.
     - Михаил Тихонович... Я не хвастун,  правда?  Ведь  я  даю  ценнейшую
информацию. Без нее "посредник" бы погиб. А он еще пригодится, хотя бы для
операции "Тройное  звено"...  Смею  напомнить,  я  же  дал  информацию  об
однозарядном "посреднике", и  сегодня  она  подтвердилась  убедительнейшим
образом. Что вам до манеры, в которой я выступаю на совещании?
     - Неубедительно, - сказал Зернов. - Я должен знать  все,  что  знаете
вы. Тогда, когда нужно мне, а не по вашему  усмотрению.  Сейчас  я  должен
знать, зачем вы играли.
     Физик достал служебное удостоверение, положил на стол.
     - По-видимому, я отстранен от работы.
     - Не имею другого выхода.
     - Я готов. Михаил  Тихонович,  одна  просьба,  -  я  жду  письма  или
телеграммы. Пусть меня известят, и тогда я расскажу вам все. Лично вам,  и
никому другому.
     Он грустно, шаркая большими ногами, вышел ив кабинета. Зернов  сказал
в пустоту:
     - Нелепо... Да что делать?
     Если он не применит к Благоволину дисциплинарные меры, то  они  будут
применены к нему, Зернову. Он дал Ганину распоряжение о  домашнем  аресте.
Затем написал несколько слов на листке именного блокнота, поставил дату  и
листок запечатал в конверт. Открыл большой сейф, в нем еще одну дверцу,  и
туда, в отделение для самых важных бумаг, спрятал конверт.

                              ОБЫЧНАЯ ПРОГУЛКА

     Двое суток назад мир казался прекрасно  устроенным.  Он  был  подобен
Солнечной системе, в которой светят три Солнца - Великие, - вокруг них  по
сложным, однако же неизменным орбитам вращаются члены высших  каст.  Затем
вторая система спутников - низшие касты. Все  было  четко  и  определенно.
Цель Пути задана раз и навсегда. После смерти - возрождение. При  жизни  -
стремление вверх.
     В темноте подземных заводов копошились низшие из  низших,  "крапчатые
комбинезоны", парии. Розовые комбинезоны обслуживали поверхность планеты и
мечтали  о  работе  в  Монтировочных.  Один  на   тысячу   допускался   до
обслуживания ракет. Для балога высшей касты начальной ступенью успеха  был
орбитальный монтаж. Последней ступенью -  Бессмертие  и  Вечная  жизнь  на
спутниках. Туда, ввысь, направлялись стремления Глора  и  Ник  двое  суток
назад. А сегодня,  удостоившись  приглашения  от  самого  командора  Пути,
монтажники угрюмо натянули капюшоны на глаза и выглядывали из-под них  как
рош-роши, посаженные в клетку... Орбитальные  монтажники  получают  отпуск
раз  в  полгода  -  таков  устав  Главного  дока.  На  орбитах  не   место
посторонним.  Там  уж  не  познакомиться  с  биохимиком,  специалистом  по
детекторам.
     Неудача казалась сокрушительной. Они  стремились  вниз,  к  подземным
заводам, а их послали на орбиты.
     Наступил час Большого восхода - три часа до смелы. Ник  проворчала  в
капюшон:
     - Поедем, что ли, покатаемся. Напоследок...
     - Ну, поедем, - сказал Глор.  -  Клянусь  черными  звездами!..  -  Он
злобно передернул плечами и шагнул в коридор.
     Впоследствии он понял, что повело его к магазинам, Он  бессознательно
жаждал утешения, а в голове застрял вчерашний разговор о новом ботике  для
подводной охоты. Говорили, что бот уже выставлен для  продажи.  И,  выведя
"Скитальца" из гаража, Глор послал его на восточную  дорогу,  к  магазинам
предметов роскоши. Над заводской равниной занималась Большая заря -  между
горизонтом и черной полосой туч поднялся  сноп  синих  лучей.  Восход  был
скверный, под стать их настроению.
     - Хорошо бы, если вдруг буря... Ракеты бы отменили... - сказала Ник.
     - Не надейся, - проворчал Глор, но все же поднес к уху браслет и взял
прогноз погоды.
     Действительно, ожидался ураган. До прогнозу, фронт достигнет третьего
округа к Большому закату. Однако же - фронт,  не  эпицентр.  Ракеты  будут
взлетать до полуночи... И монтажники  мрачно  умолкли.  Лишь  косились  на
подземные заводы - их было  полно  вокруг  восточного  шоссе.  То  и  дело
мелькали зияющие жерла туннелей, из которых по пандусам выезжали грузовозы
с тюками  комбинезонов,  контейнерами  башмаков,  металлического  проката,
пластмассы, синтетической пищи. Только с перчатками не было.  А  может,  и
были.  Может,  как  раз  последний  гравилет,  заваленный  контейнерами  с
надписью "приборы", и вез перчатки... Потом в распадке между двумя холмами
блеснул золотистый полусферический купол - магазины. Глор спросил:
     - Пойдем взглянем на этого.. на новый бот?
     - О великие небеса!.. - простонала Ник. - Новый бот! - и отвернулась.
     Глор только ждал повода, чтобы  разозлиться.  И  вот  повод  нашелся.
Госпожа Ник  ухитрилась  спиной  показать,  как  она  презирает  Глора  за
недостойное, неуместнее, попросту  говоря,  младенческое  любопытство.  Он
должен думать, _д_у_м_а_т_ь_, искать выход, когда же он  станет  взрослым,
наконец?!
     - Иди, если желаешь. Я пока подумаю, - сказала она.
     Глор фыркнул  и  пошел.  Ему  уже  не  хотелось  смотреть  ботик,  но
отступать  тоже  не  хотелось.  Независимо  ссутулив  плечи,  он   оглядел
полусфероидный вестибюль. Хорошо бы, отыскался знакомый - поболтали бы.  А
Ник пусть ждет.  В  элитном  магазине  только  и  болтать.  Но  прозрачные
площадки, лесенки, переходы были почти  пусты.  Стеклянная  фантасмагория,
заполняющая вестибюль, сияла самодовольным смугло-розовым светом. К  Глору
со всех ног подкатил робот в синей униформе. Пропищал:
     - Господин монтажник высшего класса, соблаговолите...
     Глор отмахнулся. Эскалатор бесшумно  низверг  его  в  торговые  залы.
Назойливый  робот,  позвякивая  от  избытка  услужливости,  топал  следом.
"Пускай его, -  подумал  Глор.  -  Все-таки  компания..."  В  пустом  зале
громкоговоритель бормотал  кокетливым  женским  голосом:  "Пилот-приставка
даст  вам,  господа,  незабываемые  ощущения"...   "М-да...   Незабываемых
ощущений только и не хватает", - злобно подумал Глор. Перед ним в  длинном
туннеле сияли свежей оранжевой краской шестиноги. Дальше - гравилеты.  Еще
дальше, в легкой дымке из-за расстояния, висели мыльные  пузыри  подводных
ботов. "Зал больших машин". Навстречу прошли, как  белые  привидения,  два
Диспетчера. Ближний к Глору казался слишком юным для столь высокой  касты.
К тому же он щеголял в немыслимом, тончайшем комбинезоне. На боках  франта
явственно проступали смигзы - рудименты третьей пары  конечностей.  Ох,  и
наглый же юнец!.. Разве такой щенок может быть толковым инженером? И уже -
Диспетчер! Не зря шепчут,  что  беспардонная  наглость  -  лучший  путь  к
величию... Злобно подергивая плечами, Глор прошел к "Повелителю  ураганов"
и воззрился на  него  невидящими  глазами.  Приходится  смотреть,  раз  уж
пришел. Обводы и правда потрясающие. Ото, а люки! Великолепнейшие  люки...
Он присел, чтобы заглянуть под брюхо машины, и услыхал незнакомый голос:
     - Господин Глор, сын Тавик? Честь имею приветствовать!

                                СВЕТЛОГЛАЗЫЙ

     Под кормой "Повелителя" стоял небольшой, очень складный балог. Был он
в комбинезоне специалиста высшего класса, с застежками  инженера-физика  -
серебристом,  с  сиреневыми  каемочками.  Одежда  сидела  на  нем  броско,
щеголевато и казалась совершенно новой. Руки в  безукоризненных  перчатках
он  держал  сложенными  у  живота.  Наверно,  чтобы  не   прикоснуться   к
чему-нибудь  грязному.  В  отвороте  перчатки,  оттопыривая  его,   торчал
цилиндрический чехол для магнитной  проволоки,  а  на  левом  плече  висел
маленький считывающий аппарат. Такой аппарат был и у Глора, только ему  да
и любому монтажнику никогда не пришло бы в  голову  разгуливать  с  ним  в
публичном месте. Но инженеры-физики проделывали это довольно  часто.  Лицо
инженера казалось веселым и благожелательным. На Глора  уставились  бойкие
глаза, отличавшиеся одной особенностью - они были  не  абсолютно  черными,
как у всех, а сероватыми. Редкое качество. Такие глаза невозможно  забыть.
И Глор мог поклясться покоем своих Мыслящих,  что  никогда  их  не  видел.
Светлоглазый шустро присел - поклонился.
     - Честь имею, господин Глор! Плавного Пути!
     - Плавного Пути, господин инженер... Чем я...
     - Не трудитесь! - воскликнул инженер-физик.  -  Вы  никогда  меня  не
видели, это я знаю.  Однако  же...  -  Светлоглазый,  быстро  оглянувшись,
отвернул перчатку и выключил свой браслет. - Я  не  назову  своего  имени,
господин Глор. Вы уж простите.
     Он выразительно покосился на  браслет  Глора.  И  тот,  сам  не  зная
почему, нажал на выключатель. Сейчас же Светлоглазый придвинулся к нему  и
громко прошептал в ужо:
     -  Я  ждал  вас,  чтобы   предложить   вам   Бессмертие!   Стоп!   Не
отворачивайтесь, подумайте!
     - В подарок?
     - Ну что вы! Услуга за услугу. Так что же?
     "Надо  его  выслушать,  -  подумал  Глор.  -  Терять  нечего.  Терять
совершенно нечего. Полчаса я могу на него потратить - не больше. До  смены
надо проехать к Старой Башне и убить Нурру".
     Мысли, настигающие нас, как выстрел из-за угла... "У  инженера-физика
глаза убийцы, вот в чем дело, и вот почему Ник  смотрит  как  затравленный
рош-рош, - думал Глор. - Она-то помнит - я забыл. Нурру нельзя оставлять в
живых. О подлый, подлый мир..."
     - Я вас слушаю, господин инженер-физик.
     - Благодарю! - живо ответил Светлоглазый и щелкнул пальцами, подзывая
робота. Синий приятель Глора был тут как тут. - Открой кабину  "Повелителя
ураганов", малыш!
     - Слушаюсь... - Робот подпрыгнул,  прошлепал  присосками  по  корпусу
бота и  отвалил  крышку.  -  Новейшая  модель,  господа  элит-специалисты!
Имеется нижний люк для выныривания при подводной охоте, размер  восемь  на
шесть, при наличии обычного верхнего и  бокового  люков  трюмного  размера
одиннадцать на одиннадцать...
     Люк захлопнулся. Светлоглазый успел отпихнуть робота, и  тот  остался
снаружи. Он жестикулировал, стоя на прозрачной броне, чудовищно искажающей
все вокруг. Ноги робота  казались  огромными,  а  тело  -  крошечным,  как
синенькая елочная игрушка.
     Светлоглазый был ловкач. Как только  захлопнулся  люк,  он  придвинул
челюсти  к  уху  Глора  и  зашептал-защелкал  с  невероятной  энергией   и
убедительностью:
     - Был у вас нынче Клагг? Отлично! Известное  лицо  определяет  вас  к
себе инженером для поручений. Не  знали?  Теперь  знаете.  При  выходах  в
Космос в двухместной ракете известное лицо _в_а_ш_е_.  Поняли?  Это  очень
просто и совершенно безопасно. - Инженер весело щелкнул  челюстями.  -  Он
сам водит ракету, сам, понимаете?
     - Что безопасно? - спросил Глор.
     - Подменить его, экий вы чудак! Подменить! Вот  у  меня  "посредник".
Оставшись с известным лицом в  ракете,  вы  подмените  его  на  содержимое
"посредника"..
     "_П_о_с_р_е_д_н_и_к_"?! Где?! -  изумился  Глор.  Но  тут  же  понял:
провокация Охраны, ничего более. Нашли дурачка...
     - Господин инженер-физик! Да как вы осмелились!..
     - Не  трудитесь,  -  перебил  Светлоглазый.  -  Я  не  агент  Охраны.
Отказываетесь?  Великолепно.  Собираетесь  донести  на  меня?   Прекрасно.
Пожалуйста. Только учтите - мы предусмотрели и отказ и  донос.  Подумайте,
господин монтажник Глор!
     Глор поднял руку  с  браслетом  -  вызвать  Охрану.  Инженер  быстрым
шепотом предупредил:
     - Осторожно! Подумайте! Вы включаете автоматизм,  обеспечивающий  мою
безопасность. Я не благотворитель, предупреждаю...
     И,  оглянувшись,  он  живо  распахнул  чехол  -  на  Глора  уставился
излучатель "посредника".
     - Подчиняюсь насилию, - сказал Глор. - Ну, говорите.
     - Вы производите подмену. Новый, х-м, вы понимаете  кто,  дарует  вам
Бессмертие и звание  Диспетчера  или  Полного  командора  -  на  выбор.  И
соответствующую должность в Космосе. Учтите - Бессмертие! Соглашайтесь!
     Бессмертие - величайший соблазн для  смертного  существа...  Получить
право до конца Пути переходить из тела в тело без  ожидания  очереди,  без
минуты небытия!  Но  Глору  был  нужен  "посредник".  Только  "посредник".
Волшебная палочка, универсальный ключ ко всем проблемам.
     - Предположим, я соглашусь. Какие гарантии?
     - Никаких, - сказал Светлоглазый. - Помилуйте! Действие само содержит
в  себе  гарантии.  Вы  будете  владельцем   тайны   -   новому   Великому
волей-неволей придется вас озолотить.
     - Либо уничтожить.
     -  Фу...  Деловые  отношения,  господин  Глор!  Мы  не   убийцы.   Мы
сотрудничаем честно.
     - Слова, - сказал Глор. - Пересадочную инструкцию даете?
     - Разумеется. Она в чехле вместе с прибором.
     - Срок?
     - Не так важно. Лучше не тянуть.
     - Дополнительные указания?
     - Перчатки для нового владельца будут в ракете завтра.  С  чехлом  не
расставайтесь, только при  перелете  уложите  в  контейнер.  Мыслящего  не
извлекайте ни под каким видом. Слышите? - угрожающе спросил инженер. - Это
категорическое условие. Помните,  нас  нельзя  обмануть.  Возмездие  будет
мгновенным.
     - Ладно, - сказал Глор. - А я позабочусь, чтобы вы меня не обманули.
     - Мы-то что... Уничтожьте Мыслящего известного лица. Госпоже  Ник  ни
слова. Плавного Пути. Безветренной дороги.
     - Безветренной дороги, - сказал Глор. - Да, почему вы  обратились  ко
мне?
     - Я же сказал - вы назначены адъютантом к известному лицу. Ну  идите,
идите, идите!
     И Глор пошел.

                                  ДОГОВОР

     Большое Солнце низко висело над деревьями.  Вот-вот  оно  скроется  в
тучах, медленно опускающихся от зенита  к  горизонту.  Предчувствуя  бурю,
вышли на охоту целые стаи лаби-лаби, от  громадных  ветеранов  по  молоди,
родившейся этим летом, - с  носовой  платок  величиною.  Позже,  с  первым
ударом урагана, лаби-лаби свернутся в клубочки и  попрячутся  в  развилках
воздушных корней. А пока они летали под черными, как уголь,  тучами.  Небо
полыхало  зловещими  зарницами,  призрачно-зелеными  в  солнечном   свете.
Заповедный лес шелестел и гудел, как  возбужденная  толпа.  Деревья  стали
меньше ростом - уходили в землю поглубже, запускали дополнительные  корни,
переплетались между собой ветвями. Одни лишь рата, спутники  бурь,  стояли
невозмутимо. Эти деревья поддавались ураганам, взлетали  высоко,  к  самым
тучам, и мчались многие сотни километров, захватывая новые  области.  Иные
ухитрялись миновать Дикий океан и пустить корни на другом материке.
     Ник и Глор смотрели на лесную суету,  пока  "Скиталец"  пробирался  к
Старой Башне. Ехали в открытую  -  сегодня  они  покидают  планету,  а  на
орбитах свои законы и своя Охрана. Все уже было переговорено.  "Посредник"
спрятан в  стальном  кожухе  двигателя  -  если  Светлоглазый  рассчитывал
подслушивать их разговоры, то он зря рассчитывал. Стальной экран  отсекает
радиоволны.  Госпожа  Ник  сидела  просветленная,   небрежно   постукивала
ботинком. Когда Глор, явившись из магазинов, рассказал ей про  чхага,  она
ответила тремя фразами:
     - Ты молодец. Я уж думала бежать и скрываться. Поехали  брать  Нурру,
умница ты мой...
     По дороге к лесу они прослушали пересадочную инструкцию. Чхаг дал  не
всю ПИ, только два раздела - "Общие правила" и "Правила пользования  ППК",
то есть "посредниками планетного класса". Из общего  раздела  они  узнали,
что ППК берут исключительно Мыслящих балогов. Иными словами, Севка и Машка
не могли перемещаться из тела в тело  с  помощью  ППК.  Им,  инопланетным,
нужен был ПДК - "посредник десантного класса", чтобы  перебраться  в  тела
химиков, остаться на планете и  добывать  схему  перчаток.  Но  десантного
"посредника" не было. Приходилось лететь в Главный док. С другой  стороны,
там их ждала возможность настолько  соблазнительная,  что  лучше  было  не
думать о ней пока что... Правда, эту возможность, которую Глор и Ник  даже
не обсуждали, а только обменялись взглядами и поняли,  -  эту  возможность
удастся реализовать  тоже  с  помощью  десантного  "посредника".  Как  его
заполучить и как найти третий раздел ПИ - вот вопрос!
     Башня приближалась, покачиваясь  в  такт  шагам  машины.  С  верхушки
сорвался лист - кувыркнулся, встал на ребро, свистнул в чащу.
     "Они обречены, как этот лист был обречен упасть. И Ник обречена. Рано
или поздно мы их оставим, и тогда с ними расправятся как с предателями", -
подумал Севка. Вчера от этой мысли Севки у Глора чернело в глазах, как при
перегрузках, потому что нет ничего ужасней, чем  думать  о  себе  "он",  и
предвидеть свою гибель, называя себя "он", а того, кто останется,  -  "я".
Сегодня он думал о гибели спокойно и утешал Севку: "Ничего, мальчик...  Не
горюй обо мне... За правое дело - так это называется на Земле?"
     Сейчас надо брать Нурру.
     Глор остановил "Скитальца", откинул кожух  двигателя,  достал  теплый
чехол, из него - "посредник". Синяя титановая трубка с чашечкой излучателя
на одном конце и гашеткой на другом аккуратно легла в руку.  Под  пальцами
очутились две пластины, по числу мест в хранилище.  Одна  синяя  -  пустое
место, вторая - оранжевая. Место занято. "На свободное  мы  примем  Нурру.
Для приема следует нажать гашетку и синюю пластину.  Так,  все  хорошо,  -
думал Глор. - А что, господа,  произойдет,  если  мы  допросим  почтенного
Мыслящего? Ведь Мыслящие не могут лгать... Допросим, право! Светлоглазый о
нас знает кое-что, а мы играем с ним  вслепую.  Решено.  Только  проделаем
один фокус".
     Глор опустил "посредник" под кожух, а за перчатку сунул пустой чехол.
Соскочил на землю.
     Сильно пахло встревоженным  лесом.  Горький,  живительный  запах,  от
которого все живое приходит в возбуждение, стремится уйти куда-нибудь, где
не достанет ураган. Скверная планета. Глобальные ураганы  по  семи  раз  в
году. Хорошо, что на Земле не так.
     Он оглянулся на машину - укрыта хорошо. Проверил  связь  с  Ник.  Для
бодрости включил звякающую, цокающую музыку волны всеобщего оповещения.
     Пока он стоял,  большое  дерево  ласково  протянуло  ветвь,  медленно
изогнуло вокруг спины. Приняло за своего, за  дерево.  Он  не  противился,
только закрыл глаза. несколько секунд ждал, не думая ни  о  чем.  А  когда
открыл глаза, перед ним сидел кург Нурра и внимательно смотрел  на  чехол,
задвинутый за отворот его перчатки.
     - А, вот и вы... - сказал Глор.
     - Да. Я, - сказал Нурра и облизнулся длинным черным языком.
     Он сидел по-собачьи на задних лапах, толстой средней парой упирался в
землю - тоже по-собачьи,  а  передние,  когтистые,  свисали  вниз,  как  у
сидящего медведя.
     - Как вам жилось, Нурра?
     - Отожрался, - пролаял кург.
     И правда, он заметно  поправился.  Рана  затянулась  молодой  голубой
шерстью. Он был весь чистый и лоснился. И он глаз не спускал с футляра.
     Приступая к намеченной программе, Глор  опустился  на  землю.  Честно
говоря, с дрожью в коленках, -  Ник  была  далеко,  и  здоровенному  кургу
ничего не стоило перегрызть ему горло, как неску... Сидя,  балог  оказался
меньше курга.
     Однако Нурра смотрел миролюбиво. Еще раз облизнулся и спросил:
     - Госпожи нет?
     - Она в машине. Слушайте, Нурра, я приехал по делу.
     - А-р-р... Понятно. "Посредник"?
     - "Посредник". Скажите, Нурра, кем вы были... прежде?
     - Не ваше дело, - немедленно пролаял кург.
     - "Посредник" у меня, - напомнил Глор.
     - Ар-роу! "Посредник"! Мне тело нужно!
     - Будет и тело. Но прежде постараемся побеседовать спокойно.  -  Глор
приподнялся с земли.
     Нурра зловеще предупредил:
     - Ар-р-р... Сиди. Загр-рызу.
     Они поглядели друг на друга. Вот так история...
     - Я был, ар-р-роу, Десантником! - вдруг залаял Нурра. -  Ли...  Ли...
Аррррррр!
     - Линией?!
     - Линией, да! Пер-рвой.
     - Высокий чин, - недоверчиво сказал Глор.
     -  Да,  Линией  перрвой...  командовар-р,  -  заикаясь  от   злобного
волнения, торопился кург.  -  Командоварр!  -  Он  задыхался  и  перебирал
свободными лапами.
     - Чем командовали, господин Десантник?
     Вместо ответа кург бросился ему на горло. Монтажник успел ударить его
ногою в тяжелом ботинке, с магнитными защелками. Он ничего  не  понимал  -
только затеялся настоящий разговор, как этот  псих  бросился...  А  Нурра,
откатившись на несколько шагов, визжал от боли и перебирал лапами.
     - Пр-ростите-е, - провыл он. - Так, ар-р-р, не надо... называть меня!
Гор-рло перекушу!
     Перемежая рассказ взвизгиваниями и рычанием, он поведал свою историю.
Нурра дослужился до Линии первой на протяжении двадцати с лишним  походов.
Потом еще восемь походов командовал десантами -  замещал  Точку,  которая,
как известно, не может покинуть корабль, а занимается только навигацией  в
открытом Космосе. Он захватил со своими десантами три планеты. После попал
на каторгу. И все потому, что сдуру пошел в  Десантники,  бросив  штатскую
специальность пилота припланетных ракет...
     - Так вы еще и пилот?!
     Кург надменно пролаял:
     - Я водил бупы!
     - Во имя Пути... - изумился Глор.
     О бупах в школах этой планеты рассказывалось так  же,  как  в  земных
школах  об  египетских  колесницах.  БУП  означало  "большая   управляемая
пассажирская ракета". На них летали, когда  не  было  гравиторов.  Значит,
пилоту и Десантнику Нурре перевалило за триста  лет...  "Как  я  сразу  не
сообразил? Тридцать походов! И каждый поход длится не меньше десяти лет...
Пожалуй, пилотские навыки Нурры мало  пригодятся  в  деле".  Однако  пилот
всегда  пилот,  а  принадлежность  к  таинственной  и   почитаемой   касте
Десантников, из которой не возвращаются  в  мир,  делала  Нурру  ценнейшим
сотрудником. Глору не доводилось прежде я говорить с Десантником.
     - Как же вы попали на каторгу?
     - Пр-редал Путь. Обманул довер-рие. Дезер-рти-р, - злобно  перечислил
Нурра.
     - Погодите... Вы что - дезертировали? - еще раз удивился Глор.
     - Надоело. Подлая р-работа, - сказал кург с намеренной дерзостью.
     И посмотрел: вот, мол, как я думаю о вашем Пути и о ваших десантах!
     - Вы хороший парень, - сказал Глор.
     Тогда Нурра добавил еще:
     - Ваш Путь - большая тачка для грязи. И вы сами грязь. Что вам  нужно
от меня? Благодар-рности?
     -  Нет,  не  благодарности...  Мы  улетаем  на  станции  орбитального
монтажа. Там я намерен занять другое тело, а вам хочу предложить свое.
     - Вам это зачем?
     - Думайте живо, -  сказал  Глор.  -  Мы  торопимся.  На  сутки-другие
станете Мыслящим. Затем - свобода.
     - Вы монтажник. Высшего класса. Разоблачат.
     Нурра хотел сказать, что тело перейдет к нему без навыков монтажника.
Ведь сознание Глора будет в другом теле, а Нурра - не таинственный комонс,
как Севка или Машка. Его сознание такое же, как у Глора, и одно другому не
подчинится.
     - Я позабочусь, чтобы вас не разоблачили. Обещаю твердо.
     Нурра приподнялся. Злобные глаза-щелочки вспыхнули, клыки  ощерились,
блеснули когти.
     - Согласен! Пр-ропадай все!
     - А когда вы  перейдете  в  "посредник",  кург  обязательно  на  меня
бросится, как вы полагаете?
     - Загр-рызет. Работайте из машины.
     - Не хотелось бы... Если бы вы позволили вас связать...
     Нурра зарычал и уперся всеми шестью ногами в землю.
     - Бр-р-росьте. Сам загр-рызу...
     - Либо вы мне верите, либо нет, - рассердился Глор. - В  "посреднике"
лежит Мыслящий, я должен его допросить. Надо поместить его  в  ваше  тело.
Клянусь Путем, если б пожелал я причинить вам вред, то нашел бы способ!
     - Ар-р-р, должны поговорить?
     - Да.
     - Он говор-рить не сумеет. Я учир-рся двенадцать лет.
     Об этом Глор не подумал. Пусть так. Даже лучше. Он  представил  себе,
что допрашивает беззащитного Мыслящего, да еще в связанном теле курга...
     - Хорошо. Идемте к машине.
     Ему хотелось потрепать зверя по загривку - побоялся.
     Пик уже держала "посредник" наготове. Кург лег в  траву,  уставившись
злющим, звериным взглядом. Глор старательно прижал когтем синюю  пластину,
второй палец устроил на гашетке, вытянул  руку,  направив  "посредник"  на
курга. Нурра тяжело дышал, шерсть на его  боках  стала  приподниматься,  и
Глор надавил на спуск. Под когтем шевельнулось  окошко,  "посредник"  стал
тяжелей, а кург медленно опустил морду в траву.
     Глор разжал  пальцы.  Оказывается,  они  были  стиснуты  до  боли.  А
пластина стала оранжевой. Теперь два места заняты.
     Он посмотрел наружу. Трава распрямлялась, шелестя  и  поблескивая  на
солнце. Поляна была пуста. Дикий кург исчез  в  лесу,  под  встревоженными
деревьями, и нельзя было угадать, по какой тропе он ушел.

                               ПРЕДУПРЕЖДАЮТ...

     Диспетчерская притворялась несведущей. В середине  смены  заместитель
Первого  говорил  с  Глором  о  завтрашней  работе.  Такова  субординация.
Официальный приказ его распорядительности Великого Диспетчера  о  переводе
монтажников еще варится в недрах канцелярий. Посему Первый ничего не знает
о переводе. Это было смешно -  знали  все,  кончая  последним  новичком  в
бригаде. Тачч легонько поддала Глору  в  основание  дыхательного  мешка  и
проговорила:
     - Ты пошел в гору. Ну, плавного Пути!
     - Да почему в гору? - притворно удивился  он.  -  Орбитальный  монтаж
всего лишь...
     - Ну, молодец, держишься правильно,  -  усмехнулась  Тачч.  Гляди  не
слети с орбиты. А когда поедете, поглядывай по сторонам, -  и  прыгнула  к
своей бригаде.
     Чтобы уйти от завистливых взглядов и намеков,  Глор  полез  проверять
работу автоматов-контролеров в ионной камере питателя.  Протиснулся  через
нижнее кольцо воронки  в  зеркальный,  сплюснутый,  нестерпимо  сверкающий
пузырь. Увидав балога, автоматы притушили свои  прожекторы.  Один  автомат
контролировал герметичность - потрескивал лазерным щупом. Мигающие вспышки
раздражали, и Глор приказал автомату прекратить, а сам укрепился защелками
на ободе воронки и настроил микроскоп. Швы были приличные. Он уже повернул
левую ступню вокруг  носка,  расстегивая  защелку,  когда  сиреневый  свет
заиграл на кольце ионной  пушки.  А!  Белый  Винт!  Туман  распластался  в
экранчик. Пробежали письмена: "В пути соблюдайте повышенную осторожность".
     Глор не мог отвечать при автоматах. Он только  смотрел  на  пластинку
серебристого тумана, овальную, как экран. "Удачи, удачи!" - туман  побежал
винтом и исчез. Глор обождал  некоторое  время  и  выбрался  из  питателя.
Черные небеса, Учитель неплохо осведомлен! Знает об их переходе  на  новую
работу. Хотелось думать, что ему известно и насчет Светлоглазого... Но что
же их такое ждет в пути? Погоди-ка... И Тачч ведь советовала  "поглядывать
по сторонам"...
     Клянусь шлемом и перчатками, госпожа Тачч  не  менее  загадочна,  чем
Учитель! Сначала предупреждает о кознях Расчетчика, потом увозит на  охоту
- с недвусмысленной целью, подальше  от  Охраны.  И  сейчас  предупреждает
опять...
     В полном недоумении Глор отправился передавать бригаду. А сам думал о
Тачч. Значит, монтажница не заодно со Светлоглазым? Потому что опасность в
пути могла исходить от него одного, думал Глор.
     Наверно   уж,   в   "посреднике"   встроен   передатчик.    Наверняка
инженер-физик знает, что Глор использовал "посредник" в своих  собственных
целях... "Ну, только бы проскочить. На орбите я сумею постоять за себя", -
думал Глор.
     За час до конца работы его вызвал  по  браслету  заместитель  Первого
Диспетчера.  "Господин  Глор!  -  каркнул  старый  монтажник.   Вам   пора
отправляться в соответствии с  полученными  ранее  инструкциями.  Плавного
Пути".
     Зная, что больше никогда он не  увидит  Монтировочной,  Глор  вдохнул
сварочный  дымок,  зачем-то  потрогал  край  воронки,  выключил  магнитные
подошвы я прыгнул к лифту. За полсекунды до него со своей площадки улетела
Ник.

                             ТЫ ХОРОШИЙ ПАРЕНЬ

     Дом дрожал и покачивался - здесь,  на  полукилометровой  высоте,  уже
гулял штормовой ветер. Он бил настойчиво, и на каждый  его  удар  отвечали
глухим свистом штормовые двигатели  восемнадцатого  и  двадцать.  седьмого
яруса. Ракетные двигатели автоматически создавали тягу, уравновешивая силу
ветра.
     - Давай собираться, - сказала Ник.
     Багажный контейнер -  объемистый  бак  с  завинчивающейся  крышкой  -
выехал из кухонного лифта. Ник отвинтила крышку и  решительно  бросила  на
самое дно коробку с парадной формой Глора. И в нее положила "посредник".
     - Смени перчатки,  -  проворчала  Ник,  укладывая  коробку  со  своей
парадной одеждой.
     Перчатки полетели в особую копилку с гербом Охраны  -  для  сношенных
перчаток. Ник достала новые себе и  Глору  -  из  отдельных  коробок  -  и
спрятала их в контейнер. Поверх набросала рабочие комбинезоны  и  ботинки.
Она старалась  устроить  так,  чтобы  между  "посредником"  и  любопытными
глазами контролеров Охраны оказалось как можно больше разных предметов.  А
Глор вспомнил про неска, Любимца Пути. Последние два дня его не  брали  на
прогулки, и он с горя залег в спячку. Может бы в предчувствии бури.  Дикие
нески в бурю спят.  Глор  выудил  Любимца  из  ниши-мастерской.  Зверь  не
проснулся. "Ну и спи! Несков  не  пускают  на  космодромы.  Мы  оба  будем
скучать, правда, зверь? Ты пушистое и  бестолковое  существо.  Тебя  будет
кормить уборщик, а потом будут новые жильцы, такие же господа  монтажники,
как Ник и Глор. Они все любят домашних  животных.  Глор,  судя  по  всему,
любил животных больше, чем полагается обыкновенному  господину  из  элиты.
Хороший парень этот Глор", -  думал  Севка,  глядя  на  искусно  сделанные
модели - одну готовую и одну начатую. Готовая  -  модель  корабля  старого
образца, вдвое меньшего, чем новый. Вертя ее в руках, он с острой жалостью
думал о мастере. "Я не хочу убивать тебя. Ты хороший парень, но ты строишь
корабли. Да, ты славный и любишь всякое зверье, но ты  любишь  и  корабли,
строишь их модели - для  удовольствия  и  развлечения.  Красивые  игрушки,
правда, правда... Меня учили, что каждый должен любить свою работу. Всякую
работу. И тебя так учили. Вот видишь. Это  у  нас  одинаковое.  Но  всякую
работу  любить  нельзя.  На  земле  жил  некий  господин  Мессершмитт.  Он
конструировал самолеты. Наверно, на рабочем столе  господина  Мессершмитта
красовались  модели  самолетов,  и  он  любовался  ими,   когда   отдыхал,
откинувшись в кресле. А самолеты убивали людей.  Фашисты  убивали  хороших
людей, любящих свою работу и работящих. Сначала в Испании. Потом в Польше.
Потом во Франции, Бельгии, Англии,  Югославии,  Греции.  Потом  у  нас,  в
Советском Союзе. Да, все это было на одной планете. Ты  прав  -  это  были
_н_а_с_т_о_я_щ_и_е_ убийства. Но чем отличается потеря личности от смерти?
Для вас - я понимаю, - для вас это совсем разные вещи. А по-нашему, потеря
личности - та же гибель. Вы  хотите  уничтожить  нас  -  русских,  немцев,
испанцев, англичан, югославов, - всех людей.  Чтобы  помешать  этому,  мне
придется убить тебя. Согласись, что это справедливо".
     Он   устроил   неску   гнездо   из   обрезков   пластика   и   вызвал
робота-уборщика. Приказал запомнить, что в доме  остается  неск,  которого
необходимо кормить с интервалом в одни сутки. "Прочее уберешь", - закончил
Глор и принялся  очищать  мастерскую  и  ящики  рабочего  стола.  Ненужное
вываливал на пол - робот выбросят. Под  пластинками  обнаружился  школьный
шлем госпожи Ник. Глор хранил его как память - крошечная штучка с  намеком
на гребень, знак высших каст. Шлем полетел в общую кучу.
     Мягко шлепнула крышка лифта - Ник  отправила  контейнеры.  Монтажники
вышли за порог. Над дверью загорелся сигнал "Помещение свободно".

                          СОБЛЮДАЙТЕ ОСТОРОЖНОСТЬ

     Гравилетная станция была рядом - каких-нибудь  сто  шагов  от  въезда
"Север". Задувал резкий, холодный ветер. Горизонт,  как  вражеская  армия,
обложила туча. Ее очертания почти не изменились  с  утра,  что  предвещало
суровый  ураган.   Клочья   тумана,   смешанного   с   дымом   двигателей,
закручивались  вихрями  у  верхушки  города.  Площадь  вокруг   фундамента
Монтировочной была непривычно пустынной, башмаки резко и  одиноко  стучали
по бетону. Глор вполголоса рассказал Ник о белом тумане и о  словах  Тачч.
Ник передернула плечами и сказала, что Винт предупреждал я  ее,  а  насчет
госпожи  Тачч  она  придерживается  старого  мнения.  Если  действия  Тачч
случайно совпали с действиями Учителя, это еще ровно ничего не значит...
     Глор не стал возражать. Прежде  чем  спуститься  по  эскалатору,  они
остановились и с высоты фундамента осмотрели станцию.
     Гравилет уже  висел  у  причала.  Он  был  похож  на  огромную  серую
ватрушку. Ритмически вспыхивала надпись: "Космодром-3 -  Заводской  сектор
7".
     - Сейчас отправляется, - пробормотала Ник. - Так аккуратно... Как  по
заказу. Прибудем точнехонько вовремя...
     Специалисты высших каст никогда не  опаздывают.  Это  всем  известно.
Если засада ждет в гравилете, то именно в этом. Или, на крайний случай,  в
следующем.
     - М-м... Посмотрим, когда следующий, - сказал Глор.
     Они  потихоньку  продвигались  вперед.  Спустились  с  фундамента  на
эспланаду перед станцией. Гравилет скрылся за  двумя  стеклянными  стенами
станции.  Оттуда  доносился  мерный  гул   лестниц   и   голос   автомата,
объявляющего: "Третий космодром, пищевые заводы... Отправление..."  Сквозь
стекло было видно расписание. Следующий гравилет  отправляется  через  две
девятых часа. Несколько человек смотрели из станции нарушу,  как  рыбы  из
аквариума. Глор шепнул, не поворачивая головы:
     - Внимание... Там Светлоглазый. Второй справа. Уходить нельзя...
     Ник поправила капюшон:
     - Следи за мной, вперед не выскакивай. Идем...
     Она прибавила шагу Один Глор мог заметить, что она пытается незаметно
разглядеть щеголеватого инженера. Шагая все  быстрее,  они  вошли  в  зал,
пересекли его за спиною Светлоглазого. Похоже, что с  ним  был  еще  один.
Пропустив Глора и Ник на платформу, они двинулись следом.  В  эту  секунду
загудел ревун. Сейчас  закроются  двери.  У  гравилета,  заложив  руки  за
портупею,  стоял  офицер  Охраны  и  посматривал  то  на  двери,   то   на
запоздавших. Господа монтажники спешили к гравилету,  сохраняя  подобающее
касте достоинство. Позади стучали башмаками те двое. У  самых  дверей  Ник
схватилась за щеки и достаточно громко прошептала:
     - Пропуска! Я забыла пропуска!
     Светлоглазый от неожиданности споткнулся. В  остальном  он  вел  себя
блестяще - обошел Глора, вскочил в гравилет и  придержал  двери,  пока  не
вошел его спутник. И - штрих  мастера  -  подмигнул  охраннику  и  помотал
пальцем у рта. Вот, мол, разини!
     Дверь затянулась. Гравилет взмыл в небо. Офицер,  ухмыляясь,  смотрел
на монтажников. Глор скроил злобную мину и заметил ему:
     - Не ошибается только Расчетчик, господин офицер второго класса...
     - Так точно, господин монтажник! - сказал офицер.
     Ник стояла с чрезвычайно виноватым видом. Глор проворчал:
     - Поворачивайся. Не то опоздаем и на следующий...
     Для достоверности они поднялись в свой дом,  даже  вынули  жетоны  из
перчаток и опустили обратно. "Наверно, мы делаем глупости, - думал Глор. -
Зря сбежали. Скорей всего, инженер нас опекает. Отвлек внимание охранника,
придал подозрительному происшествию комический оттенок. Зато теперь  ясно,
что Светлоглазый не агент Охраны. Клянусь  гравитором,  вот  будет  номер,
если засада приготовлена в следующей машине!"
     ...Засады не было и не могло быть.  Подходя  второй  раз  к  станции,
монтажники увидели, что на причале сверкают каски и портупеи - целый взвод
Охраны следовал на отдых в казармы заводского сектора.
     - Взвод личной Охраны, - фыркнула госпожа Ник.
     На станции "Космодром-3" монтажники выгрузились без малейших помех, я
никто не вышел за ними.
     Космодром являл собой унылое  зрелище.  Гладкая  равнина,  обнесенная
высоченным забором. Здесь тучи  затягивали  уже  все  небо  -  бурые  тучи
красного  вечера.  Ураган  приближался.  И  все   казалось   грязно-бурым.
Выжженная земля, бетонные секции забора, вышки с опознавательными огнями и
скучающими охранниками. Дул отвратительный пыльный ветер. В  дальнем  углу
космодрома взлетали свистящие шаровые вихри -  работал  гравитор,  выдувая
воздух в стратосферу.
     Ник и Глор почти бегом промчались в блиндаж управления. Они  опоздали
на целую девятую часа.  В  служебных  коридорах  царила  штормовая  суета.
Космодромные  инженеры  бегали  из  двери  в  дверь.  Черные  с   серебром
комбинезоны Космической Службы здесь не выглядели нарядными,  а  усиливали
общее ощущение уныния и серости. Громкоговоритель уныло  призывал  шахтных
смотрителей проверить задрайку горловин, потом горько вздохнул и  напомнил
господам радиометристам, что очередные  ракеты  пойдут  на  горячей  тяге.
По-видимому, фронт урагана ожидался в  самом  скором  времени.  Похоронное
щелканье  динамика  сопровождало  их  до  шестого   этажа   -   счет   шел
по-ракетному,  сверху  вниз.  Последняя  лента  доставила  монтажников   к
спецпассажирскому залу - для господ, отправляющихся на спутники.  Там  их,
оказывается, ждали. Космический инженер первого класса бросился к ним:
     - Господа, вы задерживаете вылет! Ваши пропуска! Дежурный, живо!
     Подскочил  дежурный  офицер  Космической  Охраны.  Проверил   жетоны,
отсалютовал - все в порядке. Инженер повел  их  к  ракете,  подобострастно
поторапливая. И тут они поняли, что  Светлоглазый  говорил  правду.  Глору
действительно  дают  должность  адъютанта  Великого   Командора.   Простых
монтажников не провожал бы к ракете специалист высокой касты. Их никто  бы
не провожал. И несомненно, из-за простых пассажиров не задержали бы  вылет
ракеты.

                                   ПОЛЕТ

     Цель Пути - движение в Космос.
     Груз и благо Пути - Мыслящие.
     Орудие Пути - большие корабли.
     А символ Пути  -  невесомость.  Хранилище  его  блага,  средство  для
постройки его орудий. Жрецы невесомости - балоги высших каст.  В  ней  они
воспитываются, учатся и работают. Невесомость -  такая  же  принадлежность
высших каст,  как  удобные  дома,  почетные  должности  и  продвижение  на
несколько девяток очередей в год. В чем, кроме бездны преимуществ, есть  и
недостатки.  Простолюдины  легко  выдерживают  трехкратную  перегрузку,  а
благородные кряхтят при полуторной и теряют сознание при двойной.  Поэтому
ракеты, обслуживающие спутники, не развивают ускорения больше  двукратного
- в хорошую погоду. Во время урагана  приходится  подниматься  на  горячей
тяге без антигравитационной катапульты.  Сегодня  ускорение  будет  больше
трех... Да еще толчки ураганного ветра... Ах и ах!..
     Грузопассажирская ракета была готова  к  взлету.  В  стартовой  шахте
гудели и ныли  вентиляторы.  Сопровождающий  был  настолько  любезен,  что
проводил Ник и Глора до их мест в  первом  ряду.  Поднимаясь  мимо  нижних
кресел, они видели лица  пассажиров,  зажатых  в  предупредительно  мягкие
тиски  фиксаторов.  Пассажиры  испуганно  поводили  глазами.  Они  боялись
ускорения горячей  тяги.  Под  фиксаторами  нельзя  было  различить  цвета
комбинезонов - только лица и руки в перчатках.  Глор  и  Ник  заняли  свои
кресла. Рядом заводил глаза  и  кряхтел  пожилой  Диспетчер.  Его  шлем  с
гребнем торчал в фиксаторе, как овощ в грядке. Из открытого рубочного люка
выглядывал пилот - лицо у него было ехидное. Он сказал сопровождающему:
     - Проваливайте, инжер... Не успеете выйти, расплющу, как лаби-лаби!
     Пилот захохотал, положив на горловину люка руки в розовых перчатках -
низшая каста, разве  от  них  дождешься  вежливого  обхождения?  Диспетчер
изобразил подобие улыбки. Пускай пилот и не управляет  ракетой,  а  только
сидит на всякий случай, однако... ходили слухи,  что  пилоты  забавляются,
"потряхивая" пассажиров.
     Внизу  хлопнул   люк,   заурчала   гидравлика.   Космодромное   радио
прохрипело: "Две пятерки, две пятерки! Тебе дается старт на  столбе,  тяга
ноль семь, вертикаль..." Диспетчер радостно дернулся в кресле, - старт  на
антигравитации! Но радио безжалостно продолжило:  "...переход  на  горячую
тягу,  два  и  семь,  вертикаль  три  два  ноль.  Две  пятерки,  подтверди
готовность".
     - Да что орешь, я давно готов... - буркнул пилот.  Закрылся  грузовой
люк - опять хлопок и шипение. Пилот неожиданно улыбнулся Ник, проворчал: -
Ну, понеслись, - и скрылся в рубке.
     Диспетчер,  освободившись  от  страха  перед  проклятым   ракетчиком,
застонал:
     - Во имя Пути, почему я не дождался пассажирской... Ускорение  два  и
семь девятых, ужжасно!
     Снизу кто-то сказал:
     - Пассажирских трое суток не будет, Диспетчер.
     Судя  по  тону,  это  был  космодромный  инжер  из   третьего   ряда.
Космодромные  -  нахалы.  Глор  ничего  не  видел,  кроме  белой  рубочной
переборки и башмаков своей  подруги.  Он  с  пренебрежением  подумал,  что
Диспетчер напрасно стонет. Тяжелый тихоходный гроб, в котором они  летели,
наверняка устойчивей при подъеме, чем легкая пассажирская  ракета.  И  тут
его вдавила в кресло горячая тяга. Потом ракету затрясло и начало швырять,
и временами казалось, что она падает, а не  поднимается.  Кресла  отчаянно
скрипели. Фиксаторы, по-своему реагируя на перегрузки, сдавливали  тело  -
не вздохнуть. Приличие не позволяло окликнуть  Ник.  Глор  страдал  молча.
Пилот безмятежно-весело проорал по внутреннему радио:
     - Эй, господа! Держитесь, уже недолго.
     Рывок двигателей - наступила черная слепота. Глор  потерял  сознание.
Очнулся. Опять упал в  черную  яму.  Очнулся.  Ракета  шла  ровно,  снижая
ускорение. Шевеля пальцами, Глор определял:  двукратная.  Один  и  четыре.
Пять девятых... Ноль! Невесомость! Она  была  как  ласковая  теплая  вода.
Ракета вышла на орбиту космических доков.
     Пассажиры облегченно загудели. Они обсудили взлет и пришли к  выводу,
что автоматы настроены не лучшим образом. Диспетчер, ничего не смыслящий в
космонавтике, капризно простонал:
     - Где мы, во имя Пути?
     Ему объяснили, что  на  обзорном  экране  пилота  проходит  троянский
спутник связи и навигации, за горизонт опускается спутник Титановый,  а  в
нижнем секторе сейчас появится  Главный  док  -  место  достройки  больших
космических кораблей. Ракета идет к доку  на  свободном  падении  и  будет
принята на грузовом причале. Затем пассажиры погрузились в  молчание.  Так
уж принято. Приходится молчать в лифте, гравилете,  в  любом  общественном
месте,  если  вы  приличие  воспитаны...  Так  проходил  этот  космический
перелет, двухсотый или трехсотый - кто их считает? - в жизни Глора и Ник и
первый в жизни Севки и Машки.

                                ГЛАВНЫЙ ДОК

     Генератор Главного дока подхватил ракету, как огромная  мягкая  рука.
Сравнял ее скорость со своей, затем переключился на  притяжение  и  плавно
втянул суденышко в решетчатый цилиндр грузового причала. Пассажиры  узнали
об этом по толчкам и шуму - ракета несколько раз грохнула бортом о  фермы.
Приехали. Люка открылись. Глор и Ник спрыгнули на причал и с  наслаждением
размялись.
     Они пошли по трапу-туннелю, присосавшемуся к обшивке ракеты. Пол  был
мягкий и пружинил под ногами. Такие трапы подавались к пассажирским  люкам
всех прибывающих ракет, - снаружи был вакуум, космическая пустота. Главный
док начинался за обрезом трапа. Жилая часть спутника  была  построена  как
корабль - бронированная сигара, около пятисот метров в длину и шестидесяти
в диаметре. Бок о бок с нею, прихваченные титановыми  стропами,  летели  в
Космосе строящийся корабль и еще стометровый  цилиндр  мастерских.  Издали
все это выглядело как три  связанные  палочки:  две  длинные  и  короткая.
Причалы  служили  продолжением  короткой  палочки  -   мастерских.   Вдоль
причалов, по броне жилой сигары, были  проложены  стеклянные  туннели.  Из
них, как ветви из стволов, торчали  воронки  трапов.  Шагая  от  ракеты  к
входному вестибюлю, Глор и Ник видели под ногами, под  толстым  эластичным
стеклом, зеленую обшивку жилой сигары. Справа - такую же обшивку  корабля.
Этот космический гигант был построен  в  Монтировочной  первого  потока  и
поднят в Главный док для доводки и испытаний. Над  головами  был  открытый
Космос, однако монтажникам не удалось  увидеть  и  кусочка  черного  неба.
Конструкции причалов, широкие кормы ракет,  бесчисленные  трубы,  провода,
мостики закрывали все. В  редких  разрывах  прожектора  затмевали  звезды.
Мигали лампами автоматы. Балоги в светящихся вакуумных скафандрах неуклюже
копошились  на  серых  от  нагара  боках  спасательных  ботов.   Грузовозы
толпились у причала, как слоны у кормушки. Перед входом в мастерские суета
кончилась. Черное небо ударило в глаза.  Здесь  начиналась  ажурная  башня
Главного Маяка - знаменитое место! Половина околопланетной космогации  шла
по этому гигантскому фонарю, вспыхивающему каждые восемнадцать секунд.  За
миллионы километров пилоты видели  алое  пламя  ксеноновой  плазмы.  Маяк,
ощетиненный  антеннами,  висел  на  фоне  звезд.  Антенны  простой  связи,
специальной связи, космической пеленгации и еще сотня каких-то,  известных
только специалистам. Под самым фонарем висело громадное блюдце, называемое
просто "Антенна". Эта королевская простота поразила Глора,  когда  он  еще
учился в школе. На  уроке  астрономии  им  показали  спутники.  Титановый,
троянские, Стартовый, Сверкающий и прочие свободно  летали  по  нормальным
орбитам, близким к круговым. А  Главный  док  -  по  сложнейшей  вытянутой
орбите,  чтобы  Антенна  смотрела  всегда  в  одну  точку  неба.  Автоматы
направляли док,  учитывая  вращение  планеты  вокруг  Большого  Солнца,  и
искажения  этого  вращения  от  Малого  Солнца,  и  еще  восемьдесят  одно
искажение. Орбита  беспрерывно  менялась,  покорная  Антенне.  Потом  Глор
узнал, что таинственной "точкой в небе" была ближайшая планета Пути.
     Туннель кончался у основания маяка.  Приезжие  попали  в  центральный
вестибюль Главного дока, где соединялись причалы,  мастерские,  корабль  и
жилая сигара. В  низком,  тесном  зале  была  толкучка.  Мелькали  рабочие
комбинезоны,  вакуум-скафандры,  панцири  роботов  и  шлемы   Диспетчеров,
самоходные тележки. Старшие офицеры Космической Охраны дежурили у  входов.
Глор и Ник пробрались к жилому коридору, предъявили  жетоны  охраннику,  а
перчатки - сторожевому роботу, висящему у его  плеча.  Офицер  уже  сделал
механический жест - проходите, но вдруг спрятал жетоны,  сказал  несколько
слов в браслет  и  попросил  приезжих  обождать.  Слева  от  офицера  было
выгорожено место для ожидания. Глор и Ник встали там, как  на  острове,  и
робот устремил на них бдительный взгляд. Жетоны остались у охранника.
     Некоторое время они с любопытством разглядывали  вереницы  балогов  и
автоматов, снующих  через  вестибюль.  Узнавали  знакомых  по  Космической
Академии, кланялись.  Но  через  две  девятых  часа  начали  беспокоиться.
Обождав еще одну девятую, Глор спросил, не забыл ли о них господин  офицер
высшего класса?
     - Никак нет,  господин  монтажник  высшего  класса!  -  бодро  сказал
офицер. - У вас пропуска с проверкой в Расчетчике, к сожалению. Виноват...
Проходите, господин командор... Так что ждите, господа  монтажники.  Когда
Расчетчик освободится, вас вызовут в контрольную камеру.
     Офицер смотрел в сторону и  не  видел,  что  Глор  побледнел,  а  Ник
схватилась за щеки. Проверка в Расчетчике! Это конец. Глора и Севку, Ник и
Машку ждала не служба в Главном доке, а  бесславная  гибель  под  стволами
распылителя.

                        ЗЕМЛЯ. ТРИДЦАТЬ ШЕСТОЙ ДЕНЬ

     Прошла неделя после операции "Апостол" -  с  легкой  руки  профессора
Ямщикова это название прижилось.  Сам  "апостол",  оказавшийся  работником
Министерства  иностранных  дел,  был  освобожден  от  Десантника,   вполне
поправился и рвался домой. Но тот же Ямщиков не отпускал его -  исследовал
на сотню ладов. Благоволин тихо сидел  в  своей  комнате.  Это  называлось
домашним арестом. Физик употреблял  такое  количество  черного  кофе,  что
начхоз ежедневно приходил в отчаяние. А дежурный по библиотеке таскал  ему
стопки книг, которые осваивались в полной тишине. В особняке Центра вообще
было очень тихо.  Лишь  "апостол"  имел  обыкновение  по  утрам  распевать
пронзительным тенором французские песни Но вечерам он пел испанские песни,
а  профессора  Ямщикова  ругал  по-итальянски.  За  глаза.  Ямщикова   все
побаивались.
     Эти двое - профессор и его пациент -  не  знали,  каким  делом  занят
Центр, и развлекались каждый по-своему. Остальным было не до  развлечений.
Операция "Апостол" оставалась единственным успехом Центра, и то случайным.
Пришельцы-резиденты  казались  неуловимыми.   Исследование   кристалликов,
взятых у  "апостола",  ничего  не  дало.  Кристаллическая  структура  была
настолько сложной, что на расшифровку ее понадобились бы годы - да  и  чем
помогла бы расшифровка?.. Кристаллы ровно ничего не  излучали  и  по  виду
были обыкновенными стекляшками, разве  что  довольно  тяжелыми.  Уцепиться
было не за что. Время шло. Миновал тридцать пятый день  после  тугаринских
событий.
     Вечером к начальнику Центра пришла Анна Егоровна Владимирская. Зернов
мрачно просматривал бумаги. У двери стоял небольшой фибровый чемодан  -  с
такими обычно ходят мастера по холодильникам или телевизорам.
     - Я на минуту, - решительно сказала Анна Егоровна.
     Зернов терпеливо улыбнулся и сказал,  что  на  минуту  -  пожалуйста.
Тогда Анна Егоровна спросила, что с Благоволиным.
     Как член  комитета  девятнадцати,  она  имела  право  задавать  такие
вопросы.
     - Он под домашним арестом, - ответил Зернов.
     - Знаю, батенька.  И  понимаю.  Дело  наше  слишком  серьезно,  чтобы
рисковать. Все же напомню, что мы  проверили  машинку  на  больном  -  она
работает. И на Благоволине проверили - он чистый.
     Зернов  вежливо  улыбался  и  кивал.  Действительно,  вся  информация
Дмитрия Алексеевича подтвердилась. Длинная нить "посредника"  -  передача,
короткая - прием. Как он и говорил, "посредник" не прозрачен для рентгена.
"Посредник"  исправен  -  удалось  освободить  "апостола"  от  Десантника,
спрятанного  в  его   мозгу.   Сам   Благоволин   неопровержимо   оказался
обыкновенным человеком. В  его  мозгу  аппарат  не  обнаружил  Десантника.
Почему же он под арестом?
     - По двум причинам, - сказал Зернов. -  Я  не  имею  права  закрывать
глаза  на  неполную  откровенность  своего  сотрудника.  Это   не   вопрос
самолюбия. В нашем деле такое нельзя терпеть.
     - Да в чем же он не откровенен?
     - Он буквально по  ложечке  выдает  информацию.  И  отнюдь  этого  не
скрывает. Он сам напросился на арест.
     - Да? По-моему, вы мудрите, - басом  сказала  Анна  Егоровна.  -  Как
вспоминает, так и выдает. Вы подумайте, как он запоминал! Экую муку принял
мальчишка!
     Зернов с удовольствием посмотрел на нее.
     - А по-моему, ему надоело ловить  мух  кустарно,  и  он  решил  найти
кардинальный способ.
     - Ловли мух? - протянула Анна Егоровна. - Думаете, он _э_т_о_ затеял?
     - Уверен. Вы загляните в  библиотечный  формуляр  -  какие  книги  он
глотает. Вместе с кофе...
     - Так вот оно что-о! А вы умный мужик, - сказала Анна Егоровна.
     - Спасибо. И учтите, что Благоволин феноменально самолюбив. Ничего не
желает говорить заранее. У вас есть еще вопросы, доктор?
     - Нет... - Анна  Егоровна  подперла  круглое  лицо  обеими  руками  и
посмотрела на Зернова. - Вопросов-то нету.  Как  бы  у  вас  был  ответ...
Выкрутимся ли, Михаил Тихонович? Я как увидала "посредник" - с  ниточками,
- знаете о чем подумала?..
     - Знаю, - сказал Зернов. - Очень знаю. Ничего, Анна Егоровна... Будем
надеяться на операцию "Тройное звено". Простите, меня ждут.
     Он убрал бумаги, захватил чемодан и спустился в гараж.  Когда  машина
выезжала со двора, часовой у ворот взял по-ефрейторски "на караул".

                                   КОШКА

     То, чего боялась Анна Егоровна, произошло несколькими  днями  раньше.
Принимая разные облики - то железнодорожника,  то  офицера-отпускника,  то
колхозницы,  едущей  к  матери  в  гости,  два  Десантника  добрались   до
пограничной зоны. При себе  они  имели  три  "посредника".  Один  исчерпал
ресурс и рассыпался тончайшей серой пылью после девяти пересадок.  Это  их
не смущало. Один из двоих Десантников  все  равно  находился  в  кристалле
Мыслящего. Въезд в пограничную  зону  был  запрещен,  и  принимались  меры
против Десантников - часовые дежурили тройками, проводники не показывались
из вагонов и так далее. Но внутри запретной зоны жили десятки тысяч людей.
Они по разным  делам  выезжали  за  оцепление.  И  возвращались.  Дежурный
Десантник не долго рыскал между  кордонами  -  лазейка  отыскалась.  И  он
рванулся к границе.
     Он проехал за оцепление, сидя в мозгу председателя колхоза.  В  поле,
не доезжая деревни, приказал шоферу остановиться и подсадил в него второго
Десантника - из "посредника". Пожаловался:
     - Бисовы стражники, едва  пронесло.  Как  будем  уходить  за  кордон,
смекаешь?
     - Надо зверя мобилизовать, - твердо сказал второй. - В этом  теле  не
пройдешь. Кому идти в звери, Угол девять?
     -   Тебе,   Треугольник.   Бери   меня   в   "посредник".   Езжай   к
Софке-продавщице, передавай меня ей. У нее зверь свой, домашний... Слушай:
когда я тебя пересажу в Мурку, дам рукой направление к границе,  понял?  А
где пробираться, ты знаешь. Понесешь третий  "посредник".  Второй  бросим.
Действуй...
     Шофер нацелил  цилиндрик  в  председательский  лоб  и  дернул  нитку.
Очнувшемуся изумленному председателю он  сказал:  "Крепко,  крепко  спишь,
Борис Иваныч!" Угол девятый побыл председателем колхоза минут  пятнадцать,
не больше... И шустрый  вездеход  покатил,  отблескивая  на  солнце  чисто
протертыми стеклами, по пшеничным и кукурузным полям, и прибыл в  деревню.
До государственной границы здесь было километра два.
     Треугольник завез председателя в бригаду, а сам подрулил к  сельмагу.
Софка-продавщица сидела за прилавком с книжкой. Покупателей не было -  все
в поле. Шофер спокойно подошел,  достал  "посредник"  и  выпустил  Угла  в
продавщицу, подставив руку, чтобы она не расшибла лицо о прилавок.
     - Здесь красивая местность, - сказала  продавщица.  -  Побегу  домой,
Мурку подманивать. Давай-ка "посредник"... Лучше сядь, не то бабахнешься -
пол проломишь.
     Шофер очнулся, сидя у прилавка на пустых ящиках. Угол  девять  успела
спрятать "посредник" с Треугольником и выпроваживала шофера, приговаривая:
     - Вот как расшибешь нам  дядю  Борю,  пьяница  ты,  пьяница...  Уходи
домой, выспись!
     Шофер, изумленно вертя головой и  пожимаясь,  завел  машину.  Он  был
Десантником полчаса и тоже не заподозрил дурного.
     Это произошло в конце дня. А в сумерках  продавщица  вышла  погулять,
держа за пазухой толстую  полосатую  кошку.  Рядом  с  деревней  была  яма
пересохшего пруда. Женщина спустилась с откоса, огляделась, бросила  кошке
селедочную  голову.  Мурка  заурчала  и   впилась   зубами   в   гостинец.
Продавщица-десантник нацелилась "посредником" и дернула нить передачи.
     Зверь буквально взвился в воздух  -  шерсть  поднялась,  тощий  хвост
распушился, как посудный ерш. Потом  кошка  плюхнулась  на  теплую  землю,
зашипела  и  несколько  секунд  яростно  умывалась.  Подняла   голову,   и
Десантники посмотрели друг на друга. Через  минуту  случайный  наблюдатель
мог бы видеть странное зрелище.
     Женщина сидела на земле.  Перед  нею  стояла  кошка,  держа  в  пасти
зеленую трубку, слабо светящую в сумерках. Передней лапой кошка  прижимала
к земле короткую нить, тянущуюся из трубки.
     Второй "посредник" лежал в стороне, за кустами.
     - Живей, живей, кис-кис-кис, - промолвила женщина.
     Кошка дернула головой вверх, нить натянулась, и женщина повалилась на
бок.
     Никто не видел, никто! Серый  зверь  метнулся  из  ямы.  Отработанный
"посредник" кошка спустила в кроличью нору. Подхватила свежий.  На  гребне
пруда присела, чтобы запихнуть в  рот  -  неуклюже,  непривычной  лапой  -
болтающиеся нити. И по кустам, зарослям ежевики и дикого винограда,  вдоль
изгородей, прижимаясь к земле, подолгу высматривая, принюхиваясь, никем не
замеченный, Треугольник ушел к границе. "Посредник" ему мешал.  На  каждой
остановке Десантник опускал его на землю и прижимал когтистой  лапой,  как
мышь.
     Продавщица шла домой и удивлялась: как вышло, что она  по  дороге  из
сельмага забрела в старый пруд? Последнее, что она помнила,  -  разбитного
покупателя, председательского шофера... А кошка перед  рассветом  миновала
вспаханную полосу границы. К полудню изловила двух мышей-полевок и, сытая,
вошла в деревню на  той  стороне.  Пряталась  от  собак,  от  мальчишек  и
девчонок - этот народ Десантникам ни к чему. И снова  в  сумерках  увидела
подпрыгивающую  фигуру  Это  писарь  деревенской  управы  делал   вечернюю
пробежку перед ужином.  Треугольник  живо  махнул  на  каменную  изгородь,
укрепился на ней и едва не  опоздал,  так  как  писарь  приближался  очень
быстро. К счастью, писарь остановился поглазеть на большую полосатую кошку
с неизвестным предметом в зубах. Он сказал философски:
     - Коты - известные воры. Мышь? Нет, не  мышь.  Кусок  сала?  Нет,  не
похоже... Пш-ла прочь, воровка!
     Треугольник  возился  с  "посредником".   Длинная   нить   наконец-то
укрепилась между  кошачьими  пальцами-подушечками.  Рывок!  Впустую.  Нить
передачи была слишком длинной, ее не удалось натянуть.
     - Рвет и терзает, - нравоучительно сказал писарь. -  Пш-ла,  дерзкая!
Чем бы таким в нее. А! Вот камень.
     Треугольник, взмяукивая от усилий, обернул нить вокруг лапы  и  снова
вздернул голову привычным движением. Так кошки вытягивают шею, когда носят
котят. Писарь схватился за сердце. Он сел  на  пыльный  щебень  дороги,  а
кошка бросила к его ногам "посредник". Кошачьи глаза в сумерках  светились
ярко и страшно.
     - Да продлит всемогущий твои  дни,  Треугольник!  -  проговорил  Угол
устами легкомысленного писаря. - Ты отменно потрудился. В  деревню  прибыл
знатный землях - секретарь господина губернатора... С ним мы  и  продолжим
наш путь.
     Треугольник нетерпеливо мяукнул.
     - "Мяу-мяу", - поддразнил Угол, возвращая Треугольника в "посредник".
Кошка Мурка слетела с изгороди и, приседая от  непонятности,  ринулась  по
своим следам домой - к котятам, теплой печке и жирным мышам в амбарушке.
     Десантники двинулись дальше. Поутру  секретарь  губернатора  -  снова
Треугольник - повез их а губернский город. Там проделал пересадку в самого
губернатора.
     И Десантники ринулись в столицу, и  дальше,  за  пределы  страны,  по
Земле.  Теперь,  не  стесняемые  пограничными  защитными   зонами,   четко
разработанными мерами охраны штабов и правительств, не  стесняемые  ничем,
они могли довести операцию "Вирус" до конца.

                         ГЛАВНЫЙ ДОК (ПРОДОЛЖЕНИЕ)

     Офицер смотрел в сторону. Глор сжал челюсти и внимательно,  не  спеша
оглядел вестибюль. Четыре выхода.  Над  каждым  мигает  сигнал:  "Предъяви
пропуск и номер". Пятый портал, выход к причалам, не охраняется - пропуска
проверяют у ракет.
     Не раздумывая, Глор обратился к охраннику:
     - Господин офицер, мне кажется, что мы вам мешаем.
     - Никак нет - служба, - сказал охранник.
     - Полагаю, не будет нарушением устава, если мы погуляем  на  причале?
Когда освободится Расчетчик, нас вызовут по браслету.
     Ник умоляюще  присела.  Офицер  сам  принадлежал  к  высшей  касте  и
понимал,  что  господам  монтажникам  унизительно  торчать   на   арестной
площадке, у всех на виду.
     - Пожалуй, устав этого не запрещает, господа. Прогуляйтесь.
     Они поспешно шагнули в толпу. Поспешно и  в  то  же  время  медленно,
чтобы не  вызывать  подозрений.  "Трепыхаемся",  -  со  спокойной  горечью
подумал Глор. Ядовитая муха фан, изловленная лаби-лаби, тоже трепыхается.
     Перед ними снова раскрылась бесконечная труба причала. Неподалеку,  у
входа в шлюзовую, стоял охранник. Навстречу шла  группа  монтажников.  Они
поднимали на ходу забрала вакуум-скафандров. "Пропущу,  -  думал  Глор.  -
Пропущу и пришибу охранника. Я тяжелее его на добрую девятую часть..."
     - ...О-о! Госпожа Ник, старина Глор, во имя Пути!
     Старый знакомый, монтажник Дибр, радостно выглядывал из скафандра.
     - Во имя, - буркнул Глор.
     - Перебрались к нам? Роскошно! - Дибр прижал их  к  стене  и  засыпал
вопросами: - Как там старина Тачч? А Каха, твой помощник? Клянусь шлемом и
перчатками, так давно это было - Монтировочная, старый гунеу и  остальные!
Ну-ка,  расскажите,   сколько   накопили   очередей,   таких   ма-аленьких
хоро-ошеньких очередушек? А шестинога сменили? Роскошно! Роскошно!  А  как
там...
     Охранник глазел на них с ленивым любопытством.
     Браслеты  сжались  и  проговорили:  "Госпожа  Ник,   господин   Глор,
монтажники высшего, в центральный вестибюль!"
     - Клянусь Бессмертием, нам по дороге, - взвизгнул Дибр. - Ну идите, я
позади, я за вами! Как там, на планете, погода?
     - Ураган, - сказал Глор.
     "Почему я иду? - думал он. - Почему я повинуюсь? Раб! Трус! Трижды  и
девятикратно раб. Остановись же!"
     Останавливаться было поздно.  Улыбаясь,  приседая,  взмахивая  рукой,
через вестибюль пробился очаровательный господин Клагг. Он был  один,  без
конвоя. Увидев его, Дибр щелкнул: "Безветренной  дороги!"  -  и  исчез.  А
Клагг церемонно поздоровался, поздравил с прибытием и попросил  разрешения
отвести господ "к месту жительства и далее". Тут же он  отобрал  жетоны  у
постового и устремился в главный коридор. Не пойти следом было невозможно.
     "На спуске в шахту я его скручу и отберу лучемет", -  думал  Глор.  А
господин Клагг семенил изящной рысью, светски болтая о том о сем.  Показал
клуб  Космической  Охраны,  казармы  господ  офицеров.  И  вход  в   шахту
Расчетчика. Он рысил так стремительно и болтал так самозабвенно, что  Глор
и Ник спохватились лишь тогда, когда вход  к  Расчетчику  остался  позади.
Через секунду они свернули в каютный коридор, и страшная шахта скрылась из
виду. А конвоир продолжал объяснять все подряд. Он был  явно  разочарован,
когда гости уверенно спустились по трапу к оси тяготения, перевалили через
трубу гравитора и полезли в прежнем  направлении,  но  "вверх".  В  каюте,
отведенной Глору и Ник для жилья, господин Клагг принялся хлопать дверцами
шкафов, крышками лифтов, едва не включил аварийную сигнализацию.  Услышав,
что гости прошли курс Космической Академии и сами знают распорядок,  Клагг
исполнил челюстями восторженную дробь. Он тоже  кончил  Академию  и  школу
Охраны! Здесь работают исключительно выпускники КА - да-да, исключительно!
Он будет ждать за дверью - форма одежды парадная, почтенные господа!
     Расчетчик пока откладывается, поняли  монтажники.  Форма  парадная  -
будут представлять командору Пути...
     Они с облегчением захлопотали в своей ромбовидной двухэтажной  каюте.
Верхняя часть для отдыха, без мебели, а нижняя - для работы. Контейнеры  с
багажом стояли в лифте. Ник вытряхнула на  пол  большой  контейнер  -  уф!
"Посредник" на месте... К коробке никто не прикасался... Они облачились  в
парадную  форму,  украшенную  знаками  Пути  и  символом   монтажников   -
изображением  языка  пламени.  Любезный  Клагг  прошептал:   "Великолепная
парочка!" - испросил разрешения поправить на госпоже Ник парадный  шлем  и
повел их в приемную командора Пути.
     Это была обширная мрачная зала, Глор мог  бы  вспомнить  еще  десяток
таких круглых, несуразных, плохо  освещенных  вагонов,  набитых  свитскими
офицерами и чиновниками. Наверно, традиция круглых приемных  пошла  именно
отсюда. Кабинет Великого командора располагался в носу жилой сигары, где в
настоящем корабле  помещаются  кодовые  локаторы.  Приемная  была  круглой
потому, что занимала весь следующий отсек - корабль в сечении  круглый.  В
кабинет его предусмотрительности вела лестница-трап с  площадкой,  висящей
над головами, как летающее блюдце. На ней лениво красовались охранники при
полной  караульной  форме.  Взамен   распылителей   они   были   вооружены
лучеметами, как и полагается на космических объектах. Удар антиматерии  из
распылителя может пробить обшивку спутника, а снаружи-то вакуум...
     - У нас  очень  уютно,  -  шепотом  трещал  Клагг.  -  Готовы?  Можно
докладывать его предусмотрительности? Господин начальник  Охраны,  господа
монтажники готовы!
     Один из охранников забормотал в  переговорное  устройство.  Остальные
дерзко глазели на гостей  сверху  вниз.  Глор  был  здорово  взвинчен.  Он
заставил себя отвернуться и сам стал глазеть  на  чиновников,  сидящих  за
стеклянной  перегородкой,  вдоль  стены.  Что-то  было  странное  в   этих
господах, а видно плохо... Космическое стекло - оптических свойств от него
не требуется... Ото, серые комбинезоны! Да это питы...
     Отчаянный же народ здесь работает, подумал он. Все время видеть питов
- это же с ума сойдешь... Гостеприимный Клагг проблеял:
     - Ничего, ничего, дорогой господин монтажник! Можете полюбоваться, им
все равно!
     Офицеры стали падать на перила - так  развеселила  ах  шутка  Клагга.
Глор кисло улыбнулся. Питы невозмутимо  работали.  Один  был  весь  опутан
проводами и подергивался. Поддавшись общему тону, Глор спросил:
     - Электронные пляски?
     - Что вы, дорогой господин монтажник!  Они  никогда  не  отдыхают!  -
простодушно отвечал Клагг.
     С площадки торжественно зарокотал старший офицер:
     - Господа  монтажники  высшего  класса,  к  его  предусмотрительности
командору Пути!
     "Ну, держись", - сказал себе Глор.
     Командор Джал одиноко стоял под куполом кабинета. Издали  он  казался
маленьким, как неск, поднявшийся на задние  лапки.  Монтажники  отговорили
обычные приветствия. Джал рявкнул:
     - Подойдите!
     Они подошли.
     Великий командор был старик, с короткой массивной шеей, длиннорукий и
коротконогий. Глаза - подвижные, проницательные до чрезвычайности. Челюсти
отливали сизым - космический загар. Он сказал:
     - Госпожа Ник, вы специализировались на автоматах сгорания?  Надеюсь,
вам  здесь  понравится.  Скоро  пригоним  новый  корабль...  -  Он   резко
повернулся к Глору: - Смотри мне в глаза.
     Глор заставил себя повиноваться. Взгляд в упор означает враждебность,
угрозу.  От  пронизывающего  взора  его  предусмотрительности  подгибались
колени.
     -  Ты,  похоже,  сообразительный  паренек,  -  сообщил  командор.   -
Погоди-ка.
     Он сунул в ухе телефон читающего устройства и некоторое время слушал,
задумчиво постукивая когтем о коготь. Выбросил телефон.
     - Госпожа Ник свободна. (Робот открыл  люк.)  Надеюсь  увидеть  ее  в
клубе. - И к офицеру: - Вы ступайте вниз.
     - Ваша предусмотрительность, устав...
     - Ступай, я сказал! Вон!!
     Офицер попятился к люку и едва не свалился на головы своих товарищей.
     - Устав, устав...  Надеюсь,  вам  понравится  клуб,  госпожа  Ник,  -
любезнейшим  голосом  проговорил  командор.  Люк  закрылся.   -   У   тебя
очаровательная подруга, паренек... Ну, вот что.  Твои  объективные  данные
неплохие. Происхождение, школа, Академия... Расчетчик я  пока  отменил.  -
Командор посмотрел на люк. - Может, не отменять, а?
     Глор  невозмутимо,  не  шевельнув  и  мускулом,  смотрел  на   пряжку
командорской портупеи.
     - Ну, ты, верзила... Молчишь?
     - Я готов подчиниться любому приказанию  вашей  предусмотрительности.
Если я заслужил проверку в Расчетчике...
     - Да чем ты заслужил?.. Устав! Слушай внимательно. Девятидневку назад
у меня вознесся адъютант... Поразительный был чурбан.  И  дерзкий.  Я  его
упек в Мыслящие вне очереди...
     Глор вопросительно наклонился:  задавать  Великим  вопросы  никак  не
полагается.
     - Послал его с поручением - он решил развлечься, чурбан... Переключил
управление на аварийное, размолотил ракету, повредил корабль. Я  и  сказал
Великому Диспетчеру - не верю я твоим людям, чурбаны  они  все  как  один;
если бы я так оборудовал экспедиции, как ты людей подбираешь... - Командор
покачал пальцем у рта и закончил: - Инженера-порученца сам и выбрал. Тебя.
Благодари!
     Глор пробормотал слова благодарности и все, что полагается.
     - Смо-отри, Расчетчик над тобою висит, чурбан! Разумеется, ты чист  и
прочее - понимаю, понимаю! Но учти: после проверки карьера твоя  кончится.
Мозги раскиснут. Старайся, паренек, и помни, кому ты обязан?
     Вот оно что - "мозги  раскиснут"!  А  нам  толкуют,  что  проверка  в
Расчетчике безвредна, как палочка жвачки...
     - Разрешите доложить, вашусмотрительность? Если проверка положена  по
уставу службы у вашусмотрительности, я...
     - Получи в канцелярии положенное по штату, - перебил командор. -  Два
часа на отдых, затем явишься. Ступай.

                               ВАЖНАЯ ОСОБА

     Инженеру для поручений при командоре  Пути  полагалось  иметь:  малый
лучемет,  шифровальный  диктофон,  пилотский  ключ  к  личной  ракете  его
предусмотрительности,  вакуум-скафандр  и,  наконец,  пропуск  с  отметкой
"везде". Выдал все это  заведующий  канцелярией  пит  под  непочтительными
взорами чинов Охраны. Лучемет был заряжен, носить его надлежало на  груди.
Вакуум-скафандр  был  отправлен  в  жилище  господина  монтажника  высшего
класса. Сообщив это, начальник канцелярии осмотрел  пропуск  с  лица  и  с
изнанки и передал другому питу. Тот  впаял  в  пропуск  пилотский  ключ  и
объяснил, как им пользоваться -  опустить  в  щель  опознавателя  на  щите
ракеты под стартовым клавишем, и так далее, и так далее, Глор  и  сам  это
знал, но питу было безразлично, что он знает. "Вот беда, - думал  Глор.  -
Полноценнее сознание, неплохое тело, а деревяшка деревяшкой..."
     Он с облегчением выбрался  из  компании  искусственных  чиновников  и
попал в объятия Клагга - этот уж был живой на удивление!
     - Ба, ба, работаем вместе, господин монтажник?! Представьте  себе,  я
так и решил, клянусь горячей тягой, я предвидел, не  так  ли,  господа?  -
верещал Клагг, призывая офицеров в свидетели.
     С площадки, переваливаясь,  спустился  старший  офицер.  Представился
дружелюбным басом:
     - Сулверш, начальник Охраны его предусмотрительности. Ну, я рад.  Без
порученца все-таки трудно. Ну-ка... - Он взял  пропуск  и  рассмотрел  его
внимательно, хмурясь. - Ну, все в порядке. Я не особенно им доверяю. -  Он
кивнул на чиновников. - Не поймешь, что у них на уме. Помолчи, Клажонок...
Ну,  теперь  о  работе.  Вам  надлежит  постоянно  быть  при   особе   его
предусмотрительности. Там, наверху.
     - В кабинете?
     - Ну, а где же? - в свою очередь удивился Сулверш. - В соответствии с
уставом Охраны командор Пути не может принимать посетителей, будучи  один.
Ну вот...
     - Простите, господин офицер, но это же обязанность Охраны?
     - Так его предусмотрительность гонят! -  с  верноподданным  восторгом
вмешался Клагг. - У них от вида каски делаются корчи!
     Офицеры с готовностью заржали. Сулверш пророкотал:
     -  Сми-рна-а!  Р-разошлись,  чурбаны!  Клагг,  я  вас   предупреждаю.
Придержите язык! Ну вот... - Он  ухватил  Глора  за  портупею  лучемета  и
прошептал  громоподобно:  -  Старик...  Ну,  мы  его  так   зовем,   ну...
ласкательно, понимаете? Старик не любит, чтобы его  охраняли.  Ну,  теперь
все будет в порядке.
     Начальник Охраны командора Пути улыбался  всем  широким,  добродушным
лицом. Его офицеры казались веселыми и незапуганными. Однако  Сулверш  под
видом дружелюбного шеста проверил номер перчатки нового  порученца,  когда
держал за отворот.  Странное  сочетание  бдительности  и  пренебрежения  к
уставу Охраны. Впрочем, кто может принудить Великого соблюдать устав?
     Отпуская Глора, офицер предупредил:
     - Насчет должности лучше не распространяйтесь. Так я вам советую.
     - Так... А что посоветуете отвечать на вопросы?
     - Молчите, ну и все, - сказал офицер.

                                  КОНВЕЙЕР

     Ник ждала его и пока не теряла времени -  примеряла  вакуум-скафандр.
Глор шепнул ей несколько успокоительных слов, достал свой скафандр, и  они
подогнали рукава и брюки по длине и манжетам, проверили воздушные системы,
светофильтры, охладители и нагреватели. Скафандр - это штука. В нем всегда
можно скрыться в Космос. Чьи-то  глаза  наблюдали  за  ними  -  в  косяках
чернели объективы. Крошечные, с зернышко, но скрыться от них было нелегко.
Чтобы переложить "посредник" в нагрудный карман скафандра, Глору  пришлось
втискиваться в этом самом скафандре в стенную вишу.  Зато,  сложив  его  и
спрятав,  он  избавился  от  заботы  о   "посреднике".   Правила   техники
безопасности делают вакуум-скафандр чуть ли не священным предметом - никто
не имеет права к нему  прикоснуться,  и  только  сам  владелец  может  его
укладывать. Глор уложил его в  контейнер,  запер  браслетом,  поставил  на
полку грузового лифта - все как положено.
     Господа монтажники надели рабочие  перчатки  и  шлемы  с  лампами  и,
приятно возбужденные, двинулись  в  корабль,  к  автомату  сгорания.  Глор
познакомился с новыми сослуживцами Ник -  монтажниками  высшего  класса  и
Диспетчерами - деловитыми, скучными, как  набор  гаечных  ключей.  Автомат
сгорания  давно  работал.  Новую  монтажницу   встретили   с   равнодушным
недоумением. Добро бы, она появилась вместе с новым кораблем, а то в самом
конце доводки старого... Не путалась бы ты под ногами - было  написано  на
лицах.
     Автомат сгорания расположен в  корме.  Корабль  сошвартован  с  жилой
сигарой нос к носу. Глор мог  вернуться  в  резиденцию  командора  удобным
путем, через док, но выбрал другую дорогу - по  кораблю.  У  него  имелась
некая цель. Через узкий лаз он обогнул тяговый реактор и, согнувшись в три
погибели, побрел к гравитору. Несколько раз терял равновесие  и  падал  на
руки. Видимо, наладчики пробовали гравитор, слегка меняя поле тяготения. У
самой улитки пришлось встать на четвереньки и ползти "вверх".  В  автомате
ГГ действительно слышались голоса и светили  лампы.  Глор  не  стал  здесь
задерживаться. Ему хотелось осмотреться в трюме. Где-то там есть ремонтная
мастерская...
     Трюм  начинался  сразу  позади  ГГ.  В  люке,  раскорячившись,  сидел
девятиногий  робот-охранник  с  тремя  огромными  глазами   на   подвижных
стебельках. Он предупреждающе звякнул и проговорил: "Пожалуйста, пропуск".
Глор достал пропуск из перчатки. Робот свел на нем два  глаза,  а  третьим
продолжал смотреть в лицо -  сравнивал  с  портретом.  "Пожалуйста,  номер
перчатки" - на тебе перчатку,  наба  ты  титановая...  "Пожалуйста,  номер
браслета",  -  не  унимался  робот.  Наконец  он  отступил  в  специальное
углубление, открыв проход в трюм.
     Узкий туннель, по которому едва мог пройти  балог,  освещался  только
лампой на шлеме. Туннель тянулся далеко. У него не  было  настоящих  стен.
Вместо них отсвечивали пупырчатые, как пчелиные соты, и тускло  блестящие,
как целлофановые бесформенные мешки, ячейки с Мыслящими. Они  словно  были
избиты, утрамбованы в трюм. Их покрывала  разноцветная  паутина  проводов.
Кое-где из сотов торчали черные пластмассовые колпачки. Глор ухватил  один
колпачок пальцами, потянул - штучка подалась и тут же втянулась на  место.
Сопротивлялась. Это был крошечный транспортный робот.  _Т_а_м_,  на  месте
назначения, роботы потащат Мыслящих к разгрузочным  "посредникам"...  Пока
же их дело - сидеть прочно.
     Очень  хотелось  подковырнуть   пластмассовую   дрянь,   вытащить   и
раздавить. Он удержался  и  пополз  дальше.  Несколько  раз  отклонялся  в
боковые коридоры - попадал в тупики. Пожалуй, без провожатого в мастерскую
не пробраться... Кроме того, в  боковых  отростках  кое-где  сидели  питы,
подключенные к Расчетчику  корабля.  Глор  полез  дальше,  к  носу.  Кроме
транспортных  роботов,  по  пути  попадались   плоские,   черепахоподобные
ремонтники. Специально для ухода за ячеями. Глор через них перешагивал.  И
с каждым шагом все тверже решал:  нет,  этот  корабль  он  не  выпустит  в
разбойный полет. Хватит, повоевали... После того как  он  сам  все  видел,
этого он не может вынести. Баста.
     Глор тащился по туннелю, глядя вокруг  Севкиными  глазами.  Но  самое
скверное было впереди.
     В носовом конце трюма восседал такой  же  робот,  как  на  корме.  Он
посторонился, выпустил балога и снова заткнул туннель металлическим телом.
Глор очутился в ангаре летающих роботов-блюдец. Шесть штук, как обычно.  И
в каждом - по шести больших "посредников". Блюдца висели  в  захватах,  их
днища сверкали в луче лампы. Словно гигант-дискобол аккуратно  повесил  на
стену огромные метательные  диски.  Шесть  штук,  плотно  по  кругу,  а  в
середине  торчали,  как  связка   поленьев,   тридцать   шесть   резервных
"посредников". Шестью клиновидными пачками, по шести штук в клине...  Пока
блюдце развозит одну порцию "посредников", пластмассовые роботы  загружают
вторую. Конвейер. Геометрически правильный, точно рассчитанный,  как  печи
Освенцима. Разгрузка корабля за один час.  Одновременно  вылетают  по  три
робота-блюдца через щелевидные разгрузочные люки...  Падают  с  орбиты  на
планету, сеют гибель и возвращаются.
     Он трясся от ярости, глядя на  эту  жуткую  машину.  И  вдруг  что-то
шевельнулось за блюдцами. Мелькнул свет. Глор непроизвольно  схватился  за
лучемет.

                                  ВСТРЕЧА

     Между синим титаном блюдца и зеленой светящейся броней  "посредников"
просунулась голова в рабочем шлеме. Лампа ослепила Глора. Он прикрылся  от
света козырьком, узнал Светлоглазого и понял, что тот ждал его.
     Кто-то следил за Глором, видел,  куда  он  направился,  и  дал  знать
инженеру-физику.
     - Господин Глор!  Вас  ли  я  вижу?  -  с  шутовской  восторженностью
вскричал инженер. - Ка-акая встреча, ах и ах и еще раз ах!
     - Рад служить, господин инженер-физик, - сказал Глор,  стараясь  быть
любезным. - Надеюсь, нам по дороге?
     - О, повремените, дорогой господин! - глумливо сказал Светлоглазый  и
злым стремительным шепотом: - Вы пользовались прибором. Зачем?  Не  лгать!
Нам все известно!
     - Не извольте забываться! Я не привык к подобному тону.
     - Увертки! - прошипел Светлоглазый. - Школа благородных манер!
     - Вот что, инженер, - миролюбиво  предложил  Глор,  -  предлагаю  вам
извиниться. Засим побеседуем, если угодно.
     - Весьма угодно,  господин  монтажник!  Приношу  извинения  господину
монтажнику! Довольны? Теперь прошу отвечать.
     - А нечего мне отвечать, - сказал Глор. - Кого  было  нужно,  того  и
взял в прибор. Вашу просьбу я постараюсь исполнить. Что еще?
     - Да вы _п_о_н_и_м_а_е_т_е_, что делаете?  "Кого  нужно"!  Вы  должны
были попросить меня, меня, и я взял бы для  вас  кого  угодно  -  чисто  и
безопасно. Дилетант! Говорите, что вы  натворили.  Я  попытаюсь  исправить
дело. Ну?!
     "Ничего  не  знает,  -  понял  Глор.  -  Думает,  что  я  с   помощью
"посредника" украл чье-то тело".
     - Не беспокойтесь, - проговорил он. - Я взял Мыслящего не из  балога.
Все в порядке.
     Инженер-физик передернул плечами и сказал довольно спокойно:
     - Дела не будет, Глор. Сейчас же верните "посредник". Я вам более  не
верю.
     - Клянусь перчатками! Более не верите? А почему верили прежде?
     Светлоглазый только  усмехнулся,  и  Глор  понял.  Разумеется,  чхаги
изучили его. Но заранее. Теперешнего Глора они знать не знали.  А  прежний
Глор, очутившись в таких стальных клещах, и щелкнуть бы не осмелился. Хотя
бы из-за Ник. Его одержимая привязанность к Ник всем известна...
     - Давайте! - чхаг протянул руку.
     - И не подумаю. Вашего прибора у меня нет с собой.
     Светлоглазый опять стал  коричневым.  Сунул  в  ухе  телефон,  что-то
пробормотал. Глор понял: чхаг говорит  с  сообщником,  который  следит  за
передатчиком, встроенным в "посредник". Ясно. Шпион слышал, как Глор и Ник
разговаривали, перекладывая "посредник" из коробки в  скафандр.  И  решил,
что Глор спрятал его под комбинезон. А сейчас шпион докладывает  инженеру,
что их последнего разговора не было слышно, то есть "посредник" спрятан  в
другом месте.
     Чхаг яростно забормотал по своему радио. В гулком отсеке  послышалось
несколько слов. "Железный рог на месте?" - услышал  Глор.  А  Светлоглазый
непроизвольно сделал радостный жест. Видимо, ответили, что на месте...
     - К вам придет мой помощник, - сказал Светлоглазый. - Сегодня. Вы его
узнаете. Отдадите прибор.
     - Не раньше, чем исполню обещанное, - флегматично сказал Глор.
     - Я вас раздавлю, безумец! Нет, я и когтем не двину. Без  моей  опеки
вас разберут на молекулы!
     - Да, на причале ваш сообщник подоспел в самое время...  Не  дал  мне
сделать глупость. Но спасали вы не меня. Себя, господин -  не  имею  чести
знать, как вас зовут...
     - Отдаете "посредник"? - крикнул Светлоглазый.
     - Я уже сказал.
     - Прощайте! Вот что вас ждет. -  Инженер-физик  выставил  два  пальца
рогаткой, изображая два пучка  плазмы,  распылитель.  И  стал  пятиться  к
трюму.
     - Спасибо за предупреждение! Я приму меры, -  сказал  Глор  и  поймал
инженера за локоть. - Стой!
     Тот дернул руку, но Глор был сильнее.  Подтянул  рукавицу,  посмотрел
номер перчатки. Тряхнул инженера:
     - Путаник вы, номер 5981... Путаник! Не я у вас  в  когтях,  а  вы  у
меня. Но пока я не стану вам вредить. Прощайте...  -  и,  не  оглядываясь,
шагнул из ангара в док.

                              ВЕЛИКИЙ ДИСПЕТЧЕР

     Новый инженер  для  поручений  появился  в  кабинете  командора  Пути
аккуратно, в срок.  Третий  Великий,  развалясь  в  корабельном  подвесном
кресле, беседовал по видеосвязи с Первым Великим, его  распорядительностью
Великим Диспетчером. Глору полагалось оробеть. В какое общество попал  он,
скромный монтажник...
     Его     распорядительность,     крупный     мужчина      того      же
аристократически-мощного типа, что и Джал, хмурился из-под шлема и  слушал
командора невнимательно.
     - Ты уж меня прости, я перебью,  -  сказал  он  рокочущим  ораторским
голосом. - Я распоряжаюсь кадрами и на планете, и на орбитах. Ты  уж  меня
прости... Принимай три группы, дострой для них жилье, а чем  их  занять  -
твое дело... - Он увидел Глора, мотнул головой в гребенчатом шлеме: - Кто?
     - Кстати о кадрах, - огрызнулся Джал. - Мой новый  порученец.  Взамен
того, что ты мне подсунул. Который разбил ракету, чурбан...
     Его распорядительность небрежно кивнул.  Монтажник  любого  класса  -
ничтожная личность в глазах Великого Диспетчера. Можно сказать, вообще  не
личность. Двуногое в синем комбинезоне. Однако инженер при командоре  Пути
- это уже нечто значащее. Его можно и невзлюбить.
     Взгляд его  распорядительности,  брошенный  Глору,  не  сулил  ничего
приятного. Оч-чень нехорошо... Великому Диспетчеру подчиняется  Шеф  обеих
Охран. Хотя Великий командор тоже  сила.  Получается  как  бы  равновесие.
Ближайшее время  оно  продержится.  Однако  же  любопытно:  неужели  Глора
назначили в обход Великого Диспетчера?
     Глор несколько раз присел - поглубже, поглубже, спина не отвалится  -
и был отпущен. Скользнул к своей конторке. Делая  вид,  что  знакомится  с
оборудованием,    потихоньку    смотрел    на    командора    Пути.    Его
предусмотрительность, видимо, продолжал беседу с Первым  Великим,  -  Глор
мог видеть принципала, но речь не была слышна  за  стеклянной  переборкой,
отгораживающей конторку. Командор злился.  Ощериваясь,  как  кург,  дергал
головой. Один раз даже погрозил экрану. Глор рассматривал его с задумчивым
любопытством. Представлял себя в этом кресле,  в  этом  теле.  Да,  ставка
крупная, и ее надо выиграть.
     Темный ужас больше не охватывал его, когда он думал о том, что  Севка
уйдет дальше. Словно оба они перейдут в  тело  командора.  Севка  перестал
жалеть, Глор перестал бояться. Они были слиты в одно сознание.
     Почти непроизвольно Глор вышел из-за конторки. Приблизился к  креслу,
присел.
     - Что тебе? - рявкнул Джал.
     - Имею важное сообщение, - вдохновенно сказал Глор.
     Он не знал, когда удастся захватить командора  Пути.  Но  чувствовал,
что два вопроса не терпят отлагательства. Кто рекомендовал  его  командору
так вовремя и кстати? Кто такой Железный Рог?
     - Говори, чур-рбан...
     -  Ваша  предусмотрительность!  Мой  предшественник,  ныне  Мыслящий,
является моим братом по касте. Согласно обычаю, я обязан ему защитой.
     Командор кивнул. Кастовое братство - обычай весьма почтенный...
     - Можешь продолжать.
     - Ваша предусмотрительность! У  меня  есть  основания  полагать,  что
моего  предшественника  вознес  в  Мыслящие  не  случай,   не   преступная
небрежность.
     - А что же, если не небрежность?
     - Чья-то злая воля, ваша предусмотрительность.  По  дороге  сюда  был
случай... Позволите доложить?
     И он изложил происшествие на гравилетной  станции  -  в  новом  виде,
разумеется. _Н_е_к_т_о_, чьего лица он не успел рассмотреть, якобы  сказал
своему спутнику: "Вот едет юнец, которого  Джал  принял  к  себе  в  обход
Железного Рога".
     Его предусмотрительность гневно заметил:
     - Наглецы и прохвосты! - затем некоторое время фыркал и  отдувался  -
размышлял. Буркнул: - Железный... кто?
     - Рог, ваша предусмотрительность.
     - Впервые слышу.
     Он казался здорово встревоженным, и Глор с удовольствием подумал, что
Великие тоже боятся.
     - Я осмелюсь спросить вашусмотрительность... (командор  кивнул)  чьей
рекомендации я обязан честью...
     Командор не дал ему закончить - вздернул голову и процедил:
     - Вы можете идти.
     "Вот так, - подумал Глор. -  Поиграли,  и  будет.  Ладно.  Кое-что  я
узнал. Во-первых, меня рекомендовал не Великий Диспетчер. Второе - Джал не
слышал о Железном Роге и наверняка постарается разузнать о нем. Смотри, да
он уже включил связь!"
     На пульте инженера для поручений осветился рубиновый прямоугольник  -
его предусмотрительность говорит по особо  секретному  каналу.  Подслушать
невозможно... Глор высунулся из-за своей загородки, как гунеу из  норы,  и
воровато осмотрел экраны командорского пульта. Эге! Важный чин Охраны. Что
же, пускай Охрана посуетится, поищет железного господина...
     Секретный канал отключился. Наступило время докладов  от  начальников
доков, спутников и прочих служб,  подчиненных  командору  Пути.  Порученец
сидел без дела и рассматривал свой пульт-радиостанцию с клавишами  прямого
вызова. На одной чернело  магическое  слово  "Расчетчик".  "Рисковать  так
рисковать", - подумал Глор и передал запрос на Светлоглазого - по  номеру.
Всеведущий Расчетчик мгновенно доложил: имя  -  Джерф,  сын  Бир;  инженер
высшего класса; школа - шестой благородный  пансион,  затем  Теоретическая
Академия по специальности  "ультракоротковолновые  усилители".  Понятно...
Считай, те же "посредники". Для чхага - раздолье.
     Расчетчик сделал небольшую паузу и закончил обычным неживым  голосом:
"Означенный за номером ИФВ 5981 числится благонадежным без ограничений".
     Это было ясно.  Допуск  в  корабельный  трюм  -  как  же  без  полной
благонадежности? Однако Глор расстроился. Так хотелось  узнать  что-нибудь
порочащее Светлоглазого... Ну и ловкач этот Джерф! Нажил  ты  себе  врага,
голубчик Глор... Чур-рбан, как сказал бы его предусмотрительность. Но если
говорить  всю  правду,  он  был  доволен.  Не  надо   больше   ловчить   и
прикидываться. А опасности, если рассудить,  почти  нет.  Джерф  не  может
донести, само собой. И не может подослать убийцу - Мыслящий-то  остался  в
заложниках у Глора...
     - ...Чурбан, ты оглох?! - рявкнул командор  Пути.  -  Ракету  мне!  И
живее!

                                "ПОСРЕДНИК"

     Ник недолго скучала у автомата сгорания. Делать было  нечего.  Важные
пожилые наладчики прослушивали, ощупывали, измеряли.  Жужжали  контрольные
роботы. Автомат тянул уютную песенку холодного режима, на  броне  реактора
расположилась поужинать госпожа  Диспетчерша,  толстая  и  пятнистая,  как
болотная ящерица. На монтажницу с планеты она посматривала ревниво.
     Покрутившись, Ник отправилась обживать каюту.  Оттуда  она  попробует
вызвать  Глора  -  соскучилась.  Привыкла  работать  рядом  с   ним.   Она
отсалютовала ящерице - своей новой начальнице - и с непривычки полезла  не
в ту сторону. Надо бы к кормовому люку, через который только и  разрешался
выход по ее пропуску, а она пошла "вверх", к  улитке  генератора.  Тем  же
путем, каким полчаса назад отправился Глор. Ее тоже швырнуло  на  руки,  и
она, как и  Глор,  поняла,  что  идут  испытания  ГГ.  Потом  она  увидела
сторожевой автомат и вспомнила, что грифа "допущен в трюм" на ее  пропуске
нет. Рассеянно  постукивая  башмаками,  она  побрела  по  обширной  пустой
площади улитки. Вдруг металлический охранник заскреб лапами, выдвинулся из
люка, и на улитку спрыгнул Светлоглазый. Ник его узнала. Он выглядел очень
веселым, свойским парнем и взглянул на монтажницу с  приветливой  улыбкой.
Присел, улыбнулся еще очаровательнее...
     - Вы госпожа Ник, подруга господина Глора. Не говорите,  не  говорите
мне, что я ошибся!
     - Не имею чести, - на всякий случай чопорно ответила Ник.
     - О, я случайный знакомый господина Глора! Джерф, обычно  меня  зовут
Светлоглазым... Господин монтажник не упоминал обо мне?
     - Боюсь, что у меня неважная память, господин инженер-физик.
     Джерф весело отмахнулся.
     - Пустяки, пустяки! Монтажники -  занятые  люди,  не  в  пример  нам,
бездельникам... А правда, у меня очень светлые глаза?
     - Очень, - сказала Ник. Она видела, что робот-охранник поднял средний
телескоп и тоже норовит заглянуть в примечательные глаза инженера.  -  Да,
очень светлые. Знаете, я заплуталась в готовом корабле. Мы только  сегодня
прилетели.
     - Вот как повезло! - восхитился Джерф -  Мне,  мне  повезло!  Я  ведь
отыскивал вас, госпожа Ник.
     - Как интересно, - сказала Ник. - А зачем?
     - Господин Глор не мог взять сам и просил, чтобы взяли вы,  -  шепнул
Джерф и передвинул на  грудь  сумочку  для  воспроизводящего  аппарата.  -
Извольте...
     Ник любопытно придвинулась к нему. И остолбенела.
     Светлоглазый  вынул  из  сумки  предмет.  Незнакомый,  непонятный   и
отвратительно знакомый. "Вот оно что", - подумала Ник.
     Малый корабль Десантников,  жужжание  путевого  двигателя,  крошечный
трюм, зажимы с десантными "посредниками". И она сама - курсант Космической
академии. Ник дежурит по кораблю. Она - мыслящий  в  крошечном  многоногом
металлическом теле - вскрывает "посредники", выдвигает их из  керамических
чехлов и осматривает.  Постукивают  ее  щупальца.  Красные  тени  лежат  в
воронке  "посредника",  в  гнездах  для  Мыслящих  -  пустых,  старательно
вычищенных. И нелепая на вид, как тысячи  утрамбованных,  полураздавленных
пауков, схема "посредника" вокруг гнезд.
     Джерф  держал  в  руке  десантный  "посредник"  без  чехла.   Воронка
излучателя была направлена на монтажницу, в пустых  гнездах  лежали  тени.
Одно было занято. Пять - свободно.
     - Приглашаю почтительнейше, госпожа Ник! -  издевательски  проговорил
Светлоглазый и потянул за нитку приема.
     И наступила бесконечная пустота.
     В  "посреднике",  ослепительно  блеснув,  выкристаллизовался   второй
Мыслящий. Машка не могла его видеть - это было ее сознание. Туда ушло все,
что она помнила о Земле, и то, что она любила на Земле и здесь.  Загорелое
лицо Севки, шум ночных сосен и твердые удары мячей  на  корте.  Все  ушло.
Машки больше не было. Ник, свернувшись клубком, лежала на генераторе.
     Джерф отнюдь не был  чхагом-дилетантом.  Пересадочную  инструкцию  он
знал на память еще в те дни, когда Глор и Ник учились в школе.
     Общая часть, параграф 17: "Если из тела балога изъят  Мыслящий,  мозг
балога прекращает функционирование.  Указанное  тело  сохраняет  жизнь  не
более чем 1/18 часа. Посему  следует  немедля  подсадить  в  него  заранее
приготовленного сменного Мыслящего". И часть III, параграф 6: "Посредники"
ЛЛ   оборудованы   запоминающим   устройством.   По   сигналу   "передача"
автоматически излучается Мыслящий, помещенный в  хранилище  раньше  прочих
Мыслящих, наличествующих в указанном хранилище".
     Помня это, Джерф бросил нить приема, живо  схватил  нить  передачи  и
наклонился к телу монтажницы, чтобы выпустить  припасенного  Мыслящего.  И
вдруг с возгласом изумления прикоснулся к ее перчатке.
     Перчатки  остались  целы.  Даже  не  треснули,   хотя   должны   были
рассыпаться лохмотьями, как  только  мозг  перестал  работать.  Неисправен
"посредник"?
     Джерф поспешно заглянул в хранилище  -  _д_в_а_  мыслящих.  Посредник
сработал. Значит... значит, параграф 3: "Посредниками"  ЛЛ,  в  том  числе
десантными,  при  максимальном  усилении  приема,   извлекаются   Мыслящие
инопланетных существ. При отсутствии таковых, либо  во  вторую  очередь  -
Мыслящие балогов".
     Для лучшего  дальнодействия  Джерф  ставил  "посредник"  как  раз  на
максимальное усиление приема... Но откуда, во  имя  Пути,  здесь  оказался
инопланетный Мыслящий?
     Он так растерялся, что застыл, наклонившись к монтажнице.  И  упустил
время. Ник зашевелилась, оттолкнула его, встала. Она совершенно ничего  не
помнила, это было  видно  по  ее  лицу.  Однако  она  сейчас  же  заметила
"посредник"  в  руках  незнакомца  и  инстинктивно,  как  зверь,  длинными
прыжками кинулась на край улитки. Еще два прыжка, и она уйдет за  край,  а
там работают наладчики... Джерф сунул "посредник" в сумку и поднял  пустые
руки:
     - Стойте! Госпожа Ник!
     - Оставьте меня, - сказала Ник.
     Светлоглазый подбежал к ней:
     - Слушайте и молчите! Вы "теряли себя" - поняли? Я вас  освободил,  я
вас не выдам, это ваш дружок, это Глор - он виноват!
     - Неправда! - прошептала Ник.
     -  Проверьте,  проверьте...  Идите  немедленно  в  каюту,  он  прячет
"посредник" - убедитесь... Я вас освободил, понимаете? Ищите!  Найдите!  Я
заберу у вас "посредник" и все, все скрою! ИДИТЕ ЖЕ!
     Ник обморочно посмотрела на него. Прыгнула к краю генератора и  упала
- покатилась по улитке. Джерф сообразил, что монтажница не знает, в  каком
корабле  находится.  Думает,  что  в  Монтировочной,  где  нет  тяготения!
Инопланетный Мыслящий захватил ее не в доке, а еще на планете... Она же не
знает, куда идти, а-ха-ха, удача, удача! - мысленно взревел Светлоглазый и
метнулся вдогонку.
     - Стойте! Слушайте! Вы не в Монтировочной, в Главном доке... С  этими
господами не здоровайтесь! Вы сию минуту с  ними  говорили.  Наш  выход  -
кормовой. Прошу... Молчок, молчок! Да-да, я знаю вашу каюту, идемте...
     Т_е_п_е_р_ь_ он посчитается с  Глором!  Чья  подруга  "теряла  себя"?
Инопланетный! Мыслящий! В Главном доке! Ах-ха, удача... Вместо рискованной
подмены Мыслящего в госпоже Ник, получилась  _т_а_к_а_я_  ш_т_у_к_а_!  Ник
отдаст ему "посредник" с Железным Рогом, сама Ник, а не подменыш...
     - Вот ваша каюта. Ищите. Ждите меня. И - молчок! Иначе вы пропали.
     Он толкнул Ник в дверь каюты и  помчался  обратно  в  корабль,  чтобы
положить на место десантный "посредник".

                                ОТВЕДЕМ ДУШУ

     Командор Пути обожал  летать  на  ракетах-малютках.  Он  находился  в
должности уже восемь поколений, то есть сменил семь тел,  и  каждое  новое
ему подбирали из бывших пилотов. В его официальной  биографии  сообщалось,
что  первым  Джалом  в  династии  был  настоящий  пилот,  выдвинувшийся  в
командоры  Пути  благодаря  уму,  энергии  и  незаурядным   математическим
способностям. Может быть. Во всяком случае, Джал  VIII  пользовался  любым
случаем для вылазки  в  Космос  на  двухместной  ракете  и  сам  сидел  за
рукоятками. Личного пилота командор не держал.
     Выход к ракете обставлялся с  помпой.  Порученец  сообщил  Расчетчику
пункт назначения и время вылета. Затем явился начальник Охраны,  застыл  в
великолепной стойке - нижние колени прямые, верхние согнуты  -  и  получил
приказ сопровождать к ракете. Почему-то начальнику Охраны  приходилось  за
распоряжениями  являться  пред  лицом  Джала  -  словно  радиофон  еще  не
выдумали. Однако Сулверш делал все с удовольствием.  Доверительно  сказал:
"Слушш!", молодецки сиганул в приемную и там взорвался: "Смир-р-рн-о!  Его
предусмотрительность командор  Пути!"  И  замер,  неправдоподобно  выкатив
глаза.  Было  слышно,   как   поскрипывали,   поднимаясь   из-за   столов,
чиновники-питы. Командор Пути снизошел по трапу в  приемную  -  мимо  двух
офицеров на площадке.  Едва  он  шагнул  с  последней  ступеньки,  Сулверш
ринулся расчищать дорогу. Клагг в ту же  секунду  пристроился  к  Глору  и
пошел рядом с ним, в двух шагах за  спиной  командора  Пути,  а  начальник
Охраны уже дико вопил в коридоре: "Смир-рно!" Вопль услышали и  подхватили
офицеры, занимавшие посты по пути к причалу, и  несколько  секунд  коридор
грохотал: "Ир-р-ра!" Конечно, все это было ни к чему. Расчетчик уже  зажег
оранжевые панели на потолках. Каждый, имеющий глаза,  знал,  что  командор
Пути  сейчас  пройдет  по  таким-то  и  таким-то  переходам.  Но   обычай,
сложившийся в начале Пути, был сильнее разума. Обычаи создаются быстро,  а
разрушаются тысячелетиями. Ритуал появления Великого был создан на планете
Тойот, которой управляли три вождя: Муж Совета, Муж Войны  и  Сын  Бури  -
главный адмирал. И вот, спустя  пятьсот  лет,  воспроизводилась  церемония
выхода Сына Бури. Сулверш ревел, как атакующий сумун, Сын Бури -  командор
- вышагивал с видом небрежным и величественным одновременно. Клагг и  Глор
шли вытянувшись, будто проглотили по монтажной линейке, а еще два  офицера
маршировали по сторонам процессии с  лучеметами  наизготовку.  Совершенная
нелепость! Постоянные участники церемонии чувствовали себя не очень ловко.
Один лишь порученец наслаждался и втайне был этим смущен.
     На Севку всегда сильно действовали парады, разводы караула  и  другая
военная обрядность.
     Наконец Сулверш в последний раз гаркнул: "Его предусмотрительность!",
инженеры в ракетной шлюзовой изобразили почтительную стойку,  и  церемония
приняла деловой характер, нисколько не потеряв торжественности.
     Сначала из грузового лифта вынырнули контейнеры с  вакуум-скафандрами
Великого и его порученца. Одеяние командора Пути принял  Сулверш.  Принял,
поднес Джалу, тот собственноручно вскрыл контейнер, и  два  офицера  вдели
его предусмотрительность в скафандр. Глор, торопясь, оделся сам.
     Затем Сулверш нырнул в ракету, чтобы осмотреть ее  изнутри.  А  Глор,
топая, пробежал к шлюзу и вышел в пустоту - осмотреть ракету снаружи.  Это
было совершенной проформой. За две минуты в такой сложной машине ничего не
углядишь, хоть сто бомб в нее подсуньте...
     Потом старший  инженер-ракетчик  передал  начальнику  Охраны  ключ  и
сертификат  к  ракете,  а  начальник  Охраны  попросил  старшего  инженера
изготовить ракету к пуску. Последовала серия команд, начинающихся словами:
"Ракета его предусмотрительности".
     "Ракету  его  предусмотрительности  к  продувке!  -  Шипение  сжатого
воздуха, грохот заслонок. -  Ракету  его  предусмотрит-ти...  Продувай!  -
Шипение становится оглушительным. - Ракетьегопредут-ти... На контроль!"  И
так далее.
     Сулверш отрапортовал:
     - Ваша предусмотрительность изволит занять место.
     Командор с облегчением нырнул в люк. Глор, согнувшись, пролез за  ним
- в кресло второго пилота. И Джал вдруг обратился к нему как к ровне:
     - Отведем душу, а? Не летал давно?  Ну,  молись  Пути...  -  Он  лихо
всадил ключ в гнездо опознавателя. - На причале! К старту готов!
     На сигнальной панели  выстроились  зеленые  прямоугольники  -  полная
готовность. Запрыгали уменьшающиеся цифры: 49, 48, 47.  Командор  воровато
оглянулся, ухватил оранжевую аварийную рукоятку, рванул ее и  ногой  нажал
стартер.
     Скафандр жалобно  пискнул,  стравливая  воздух.  Кресло  надавило  на
спину, как ступня великана. Экраны пошли белыми спиралями.  Спирали  стали
звездами. Розовый ромб выплыл на середину кодового  экрана.  Это  значило,
что корма ракеты направлена точно на Главный маяк. "Ай да командор Пути, -
подумал Глор, - ведь он ведет  вручную!"  Джал  пилотировал,  стремительно
перебрасывая руки, как при игре в "капустку".  Заквакал  динамик:  "Молния
ноль-один", "Молния ноль-один", здесь Главный  маяк,  отвечайте!  Командор
хохотнул и ответил: "Молния ноль-один"  слушает".  Главный  маяк  попросил
сообщить,  почему  "Молния"  идет  на  аварийном  управлении,   нужна   ли
спасательная. Командор ответил маяку точь-в-точь как  бывший  кург  Нурра,
затем повернул к порученцу счастливую харю и подмигнул. Он ждал изъявлений
восторга.
     - Лихо, лихо, ваша предусмотрительность! - нерешительно сказал Глор.
     В наушниках второго пилота транслировалась обстановка, и  он  слышал,
как Главный маяк разгоняет всех по трассе "Молнии ноль-один".  Двухместная
ракета  на  ручном  управлении  могла  натворить  бездну  неприятностей...
"Аварийное  судне  на  меридиане  Главного  маяка  таком-то,   -   говорил
торопливый голос. - Скорость... Ускорение..." Кто-то возмущенно щелкнул  и
спросил: "Почему он не ложится в  дрейф?"  Третий  голос  сказал:  "Молчи,
дурень! Это _с_а_м_!"
     То ли командор понял, что ему не выполнить поворот  в  узком  секторе
между Титановым и трассами грузовых ракет, то ли ему  просто  надоело.  Он
задвинул на  место  аварийную  рукоятку,  автомат  выключил  двигатели,  и
Главный маяк принялся за работу. Курс  был  выправлен,  поворот  прошел  с
точностью до восемьдесят первой доли угловой секунды, и под  центр  экрана
подплыл бублик Большого Сверкающего.  Командор  Пути  сидел  нахохлившись.
Лицо его снова стало скучным. Глаза были полузакрыты. По радужному  пузырю
его гермошлема ползли белые кружки звезд - отражения  от  экранов.  Ракета
шла по  орбите  свободного  падения.  Глор  расправил  ноги,  потянулся  в
невесомости.  Внезапно  командор  проговорил:  "Смотри,  что   я   покажу,
паренек..." На боковом экране загорелась красная точка указки, побежала  в
правый нижний сектор и остановилась.
     - Смотри... Цель Пути сегодня. Звездная система  Чирагу-3734,  третья
планета. Ты мой порученец, тебе надлежит знать.
     Глор обомлел. Третья  планета  системы  с  паучьим  именем  -  Земля?
Наверно, его тело рванулось вперед - фиксаторы сжали  грудь.  Чирагу-3734!
Он явственно помнил, что сдавал эту систему на экзамене  по  планетологии.
Именно третью планету он выделил как обитаемую и получил похвалу.
     И он - _о_н _с_а_м_ - три дня назад жил на этой планете!
     Ему стало нехорошо, как в первые минуты, тогда, в МПМ. Командор  Пути
схватил его за край шлема, тряхнул:
     - Что ты слышал? Говори!
     - Ни... ничего, вашусмотрительность... Тайны Пути. Польщен доверием.
     Командор выпустил его и фыркнул:
     - Привыкай. М-да. Там что-то не  в  порядке...  А  теперь  поработай.
Выходи на связь с Холодным.
     Глор послушно включил передатчик. Голос дрожал. Пришлось хлебнуть  из
термоса. Голос все равно дрожал и похрипывал. Неизвестно отчего - от  горя
или от радости. "А, непорядки? Отменно... То ли еще будет..."
     - "Молния ноль-один" вызывает причал Холодного, -  захрипел  Глор.  -
Причал Холодного, отвечайте "Молнии ноль-один"!
     "Эге, вот он куда  топает!"  -  отметил  смешливый  голос,  тот,  что
обругал возмущенного. Еще кто-то пропищал: "Пусть его топает, весь  сектор
давно готов..." Перебивая их, вступил официальный голос:
     - Спутник Холодный слушает "Молнию ноль-один".
     Глор сказал:
     - "Молния ноль-один" просит посадку.
     - Включаем поле  в  створе  маяк  -  Большой  Сверкающий,  -  ответил
Холодный. Это было пустой болтовней -  подходами  к  Холодному  заведовали
автоматы.
     Прислушиваясь к уставному бормотанию, Глор косился на  экран.  Указка
погасла, Земля давно  ушла  за  рамку.  Начался  разгон  для  перехода  на
тормозную  орбиту,  и  чехол  с  "посредником",   спрятанным   в   кармане
вакуум-скафандра, давил на грудь. А командор Пути сидел  рядом,  плечом  к
плечу. "Прав был Светлоглазый, - думал Глор. -  Вот  сейчас  и  взять  его
предусмотрительность командора... Самое время. Ракетный  ключ  -  в  левую
руку, правую - сунуть в карман и нажать на  клавиш  "посредника"  и  сразу
выдернуть из гнезда командорский ключ и вложить свой. Джал не успеет  даже
отпустить  "педаль   присутствия".   Господин   Светлоглазый   превосходно
рассчитал акцию. Браво! Ловкач Светлоглазый. Господин Джерф, вы  настоящий
ловкач. Обдумано до тонкости. Перехватить у вас Джала я не могу - перчатки
приготовлены для вашего Железного Рога, а не для моего Нурры... Интересно,
в каком месте кабины они спрятаны. Что же вы, ловкач? Забыли предупредить,
где они? О нет, вы ничего не  забываете.  Вы  предвидели  все,  даже  нашу
ссору. Возможно, вы успели убрать перчатки.  Лишняя  улика...  А  без  них
командору Путине выйти из ракеты. Возьмут за капюшон, хоть он  и  Великий.
Так что его предусмотрительность  мы  изловим  в  другом  месте  и  другим
"посредником". Если удастся. Должно  удаться.  Мы  должны  получить  схему
перчаток, и мы ее получим".
     Он вздрогнул. Заговорил автомат:  "Молния  ноль-один".  Здесь  причал
Холодного. Вам дается посадка". Спутник занимал половину кодового  экрана:
полированный шар бешено  сверкал  отражениями  двух  Солнц.  Из  огненного
марева уходила длиннющая полоса  причала.  К  середине  полосы  прилепился
черно-белый шарик. Похоже  на  ветку  с  одним  большим  яблоком  и  одним
крошечным. К тому же у большого яблока висели, как листья, два  танкера  с
жидкими газами и еще малютка двухместная на конце причала.
     "Молния  ноль-один",  вы  взяты  в  поле".   Раскрылись   серповидные
швартовые  захваты.  На  ракету  нацелился  излучатель  гравитора.   Здесь
лихачество не допускалось. По медленной,  очень  плавной  раскачке  ракеты
чувствовалась огромная мощь тормозного поля. В почтительном  отдалении  от
Холодного скорость "Молнии" точнейше  уравнялась  со  скоростью  спутника.
Медленно-медленно, то и дело останавливаясь, они  притянулись  к  причалу,
мягко легли в захваты, и автомат известил:  "Посадка  выполнена.  Продуваю
шлюзовую".
     Ходовой экран погас. В последнюю секунду  Глор  успел  разглядеть  на
дальнем  конце  причала  башенку  с  ребристым,  далеко  торчащим  стволом
стационарного  распылителя.  Всхлипнул  и  отвалился  люк.  Неживой  голос
автомата доложил: "Выход разрешен".  Глядя  перед  собой  из-под  шлемного
забрала, командор Пути преследовал на причал.  Глор  шел  за  ним  в  двух
шагах.

                                 КОМАНДОРЫ

     В  стеклянной  трубе  причала  гремел  Сулверш.   "Смир-р-рна-а!"   -
заливался он, как певец, исполняющий на бис свою  лучшую  арию.  Вот  кому
принадлежала двухместная ракета, пришвартованная рядом... Джал  равнодушно
покосился на офицера - видимо, привык к подобным  номерам.  Сам  же  он  и
позволил себя обогнать, балуясь с ручным управлением. Из-за спины Сулверша
выступил начальник Холодного, представительный господин  в  ранге  Полного
командора. Остальные господа выстроились вдоль причала. Монтажник  Глор  в
жизни не видел столько травянисто-синих комбинезонов, блестящих застежек и
двухзарядных "посредников". Спутник Холодный обслуживали только командоры.
Здесь даже инженеры-физики носили командорские шлемы.
     Командоры - самая уважаемая каста  после  Десантников.  Они  живут  в
Ближнем Космосе. На твердой земле им нечего делать, потому что их работа -
готовить  экспедиции.  Другие  касты  строят  корабли,  башни  и   заводы,
Диспетчеры  всем  этим  распоряжаются,  даже  Расчетчиками,  хотя   многие
заблуждаются, полагая, что Расчетчики командуют Диспетчерами. Но в Космосе
распоряжаются командоры. И все они похожи друг на  друга  Глору  казалось,
что вокруг  него  много  Джалов.  При  стальные,  подвижные  глаза.  Пятна
космического загара, от которого не защищает ни один шлем.  Твердо  сжатые
челюсти.
     Они стояли  посреди  Космоса.  Под  ногами  был  неширокий  титановый
мостик, протянутый в узкой прозрачной  трубе.  Сквозь  стекло  жарили  оба
Солнца, и в трубе причудливо перемешивались двухцветные тени  и  отблески.
Но черноту Космоса они не могли скрыть,  не  могли  смягчить  или  сделать
менее заметной. Ниточка стекла и металла, протянутая в черной пустоте.
     Церемония встречи кончилась. Послышалась команда: "Господа, вольно!",
и гуськом, щелкая присосками, вразнобой - в ногу ходить  нельзя,  -  синяя
процессия  потянулась  по  мостику.  Глор  включил  охлаждение  скафандра.
Косматое Солнце палило сквозь трубу, жгло кожу. Командоры шли  неторопливо
- привыкли Миновали ответвление, ведущее к малому жилому шару.  Вблизи  он
оказался не маленьким - с шестиэтажный дом - и на  порядочную  часть  пути
прикрыл от солнечного пламени. Зато впереди вспыхнули третье  и  четвертое
Солнца - отражения в алюминиевом зеркале большого  шара.  Этот  зеркальный
блеск старательно поддерживали,  чтобы  Солнца  не  нагревали  драгоценное
содержимое хранилища. До огромному его боку, казавшемуся от величины почти
не круглым, и сейчас ползали роботы-полировщики.
     Перед входом в шлюзовую камеру дежурил механический охранник. Луч или
заряд распылителя могли повредить стенку  хранилища,  а  большой  робот  и
безоружный справится с балогом. В шлюзовой камере  Сулверш  и  Глор  также
оставили свои лучеметы.
     В хранилище вошли вчетвером: Джал, главный  физик,  Сулверш  и  Глор.
Остальные задержались, надевая  скафандры.  Было  ясно,  что  "неожиданная
ревизия" - такая же чепуха, как уставные разговоры в полете. Всем известен
номер  ракеты  командора  Пути.  Радиошумиха  из-за   ручного   управления
послужила предупреждением -  ждите,  лечу  к  вам...  Главный  физик  имел
достаточно времени, чтобы надеть скафандр, посмотреть, все ли  сверкает  в
хранилище, и с невинным видом встретить Джала у ракеты...
     Глор посмотрел на главного физика. Тот невозмутимо спросил, не  забыл
ли господин монтажник включить обогрев скафандра?
     Совет  был  кстати.  Лютый  холод  уже  начал   пробирать   господина
монтажника. А холода здесь было хоть отбавляй. Внутри тонкого алюминиевого
экрана  помещалось  настоящее  хранилище,  сваренное  из   толстых   синих
титановых листов. Они глухо гремели под  башмаками.  Под  броней  хранился
жидкий кислород. Между броней и экраном оставалось достаточно пространства
для прыжков-полетов, но  летать  здесь  запрещалось.  Можно  было  лазать,
цепляясь  за  сетку  из   тросов.   Кроме   того,   хранилище   опоясывали
крест-накрест железные полосы для ходьбы на магнитах. Командор Пути  важно
затопал по полосе. Лампы он приказал выключить, отставших не ждать.
     Шли при слабом свете скафандров. Глор  шагал  последним,  то  и  дело
налетая на могучую спину Сулверша. Вдруг командор рявкнул:
     - Ага-га! Дырка!
     - Где?! Ваша предусмотрительность, где? - застонал главный физик.
     Спрашивать было ни к чему. Тончайшая игла света проткнула "потолок" и
упиралась в "пол". На титане сияли два кружочка;  голубой  -  побольше,  и
розовый - поменьше. Изображения Большого и Малого Солнца.
     Вспыхнул свет. Командор Пути рычал:
     - Р-разжалую! В курги сошлю!
     - Так ваша предусмотрительность! Я...
     - Что ты?! Ты чурбан!
     - Сегодня обследовал всю  сферу,  лично,  ваша  предусмотрительность!
Буквально перед вами прошило!
     В наушниках было слышно, как Джал отдувается под шлемом.
     - Обследовал... Ты не робот, а главный физик, - устало пропыхтел  он.
- Где твоя защита, индикаторы? Где роботы? Они что - за жвачкой побежали?
     Глор  повел  лучом.  Правда,  не   видно   роботов...   Кажется,   он
догадывался, в чем дело. Всех ремонтников спешно послали полировать  экран
- к прибытию командора Пути, а тем временем и прошило.
     Примчался,  цокая  ножками  по  полосе,  робот-ремонтник.  Всадил   в
отверстие щупальце и звонко щелкнул -  подозвал  ремонтника  снаружи.  Тот
заварит дырку, отполирует, и все будет в порядке.
     - Ладно... Пыли у тебя много. Луч виден, - проворчал Джал.
     -  Никак  нет,   в   норме,   вашусмотрительность!   Вот   индикатор,
вашусмотрительность!..
     - У меня свой. - Джал вынул из  кармана  индикатор  и  удовлетворенно
фыркнул: - Правильно, в норме...  Ну  как,  паренек,  входишь  в  курс?  -
милостиво спросил он у порученца.
     - В-вхожу, в-ваша п-предусмотрительность...
     Глор начал  безумно  мерзнуть.  Подкладка  скафандра  была,  наверно,
горячая, но вот беда, тело  этого  не  чувствовало.  Мерзло.  Здесь  стоял
ужасающий, мертвенный холод, какого не бывает  вблизи  планет.  Вакуум  не
имеет температуры, потому что  пустота  есть  пустота.  У  нее  нет  веса,
плотности,  цвета  и  температуры  тоже.  Есть  ничто,  пожирающее  тепло.
Вакуум-скафандры были с обогревом, но слаб  оказался  этот  обогрев...  На
обычных работах в припланетном Космосе  один  бок  постоянно  обогревается
Солнцем. Корпуса спутников и ракет, поверхность  планеты  выделяют  тепло.
Здесь же солнечные лучи отражались зеркальным экраном, а под  ногами  было
целое море жидкого кислорода с  температурой  минус  сто  восемьдесят  три
градуса.  Наверно,  даже  холодней.  Хранилище-то  было  с  секретом.  Оно
состояло из четырех шаров, собранных как игрушечные "матрешки".  Первая  -
экран. Под ним - пустота, лучшая тепловая изоляция, как в термосе, а потом
второй шар, наполненный жидким кислородом. В кислороде плавал третий  шар,
залитый жидким водородом. И наконец, в нем помещался четвертый, с  главным
содержимым хранилища, жидким гелием. Самое холодное вещество во Вселенной,
с температурой кипения -271 градус. Одна жидкость последовательно остужала
другую. Кислород наверняка был переохлажден до двухсот градусов.
     Глор довернул до отказа  регулятор  обогрева.  Плелся  за  Сулвершем,
спотыкался коченеющими ногами. А Джал бодро  громыхал  впереди.  Остальные
командоры догнали их где-то на вершине  хранилища  и  теперь  шли  длинной
вереницей.  Ледяной  свет  слепил  глаза.  Командор   Пути   орал   что-то
начальственное. Наконец они добрались до шлюзовой и, топая  ногами,  стали
отогреваться. Блаженство! Глор нежился в скафандре, как в горячей ванне, и
не отключал обогрев, пока мозги не начали плавиться. Ах, прекрасная вещь -
тепло! Он  с  почтением  смотрел  на  командоров,  закаленных  космических
волков, которые, казалось, не заметили холода в хранилище, жары в  туннеле
и сейчас не замечали ничего, кроме показаний приборов.
     Вся компания собралась в рубке Холодного. Джал придирался.  Командоры
почтительно   отбивались.   "Кислород   перегрет?    Никак    нет,    ваша
предусмотрительность,   извольте   взглянуть   на   таблицу   поправок   к
термометрам... Слишком много гелия  в  водороде?  Текут  швы?  Никак  нет,
вашусмотрительность! Швы текут  всегда,  поскольку  гелий  сверхтекуч,  но
сейчас содержание его в водороде обычное".
     Джал  прицепился  еще  к  метеорной  защите,  состоянию   орбитальных
двигателей, к охранникам у распылителя - почему сняли каски... Глор слушал
и все увереннее  понимал,  что  разговор  похож  на  земную  игру  "барыня
прислала сто рублей".  Роль  командора  Пути  заключалась  в  придирках  -
заведомо пустых. Он "водил". А здешние  должны  были  отыскивать  разумные
возражения против придирок. Обеим сторонам запрещалось "покупать черное  и
белое".  Джал,  например,  не   спрашивал,   за   каким   дьяволом   здесь
бездельничает дюжина командоров, хотя все делают роботы,  для  надзора  за
которыми хватило бы одного инженера. Нельзя, "черное"...  А  командоры  не
спросили Великого, что он  здесь,  собственно,  потерял?  Зачем  прилетел,
устроил шум, будто без него не понятно, что кислород должен быть холодным,
а метеорная защита - исправной? Такой вопрос, наверно, считался "белым".
     Глор очень увлекся  этими  мыслями,  совершенно  новыми  и  для  него
самого, и тем более для Севки. Он понимал,  что  командор  Пути  примчался
сюда не зря. Что-то готовится. Скорее всего,  выпуск  корабля  на  ходовые
испытания, перед которыми проводится зарядка  гравиторов  жидкими  газами.
Действительно, Джал заперся в рубке с начальником Холодного. Через  минуту
командор Пути вышел, сунул порученцу диктофон и приказал:
     - Давай в ракету.
     Снова через экраны потянулись фермы причала. Потом  Хранилище,  такое
блестящее на фоне Космоса. "Вот оно, ваше сердце, - думал Севка. -  Вы  не
можете летать без антигравитации. Гравиторы не работают без жидкого гелия.
Ну, берегитесь..." А командор Пути  пристальным,  "командорским"  взглядом
уперся в левый экран. Там, рядом с синей Геру -  Вегой,  желтело  пятнышко
звезды Чирагу. Желтого карлика, Солнца.

                                ГОСПОЖА НИК

     В кабинете командора Пути гудели и пищали сигналы вызовов. Ураган уже
охватил все  полушарие.  Это  убавило  работы  в  Космосе  -  остановились
пассажирские ракеты, порожние грузовые задерживались на спутниках,  потому
что их пустые коробки сбивало с вертикали при  посадке.  Глор  видел,  как
разворачивались события - оранжевые  палочки  ракет  облепили  изображения
спутников  на  большом  экране.  Лицо   Великого   Диспетчера,   регулярно
выходившего на связь, мрачнело с каждым часом. Зато  Джал  становился  все
бодрей.  Вызвал  к  экранам  нескольких  командоров-пилотов.  Попросил  их
"научить этих ползунов полировать когти". Пилоты бодро рявкнули:  "Слушш!"
-  сели  за  рукоятки  грузовых  ракет.  "Ползунам",  то  есть   планетным
специалистам, был показан класс. Восемнадцать пустых  большегрузных  ракет
приземлились в самый разгар бури, что мало помогло планете, но  поддержало
честь  космического  персонала.  Получив  доклад  о  подвиге  восемнадцати
командоров-пилотов, Джал отправился на отдых сам и отпустил Глора.
     "Ну, был денек!" -  мог  воскликнуть  Севка  словами  Лермонтова.  Он
плелся домой, предвкушая кислый душ и заслуженный отдых. Всего  три  часа,
но при таком слабом тяготении больше и не требуется.
     Он открыл дверную диафрагму, вошел в каюту - Ник  не  было  внизу.  У
лифта стоял пустой контейнер, по всему полу разбросаны вещи.  Он  подумал,
что  Ник  приходила  за  лучевым  щупом  -  она  любила  работать   своими
инструментами - и в спешке раскидала содержимое контейнера. Но в груде  он
заметил ее рабочий шлем и рабочие перчатки. Чудно! Она и здесь и на  Земле
терпеть не могла неряшества. Почему-то  все  коробки  раскрыла  -  даже  с
парадной формой...
     Ник  лежала  в   верхнем   этаже,   навзничь.   Комбинезон   ее   был
полурасстегнут. Несчастье, понял Глор. Он еще ни разу не видел  ее  одетой
кое-как.
     - Вот я и пришел! Плавного Пути! - бодро сказал он, помня, что каждое
слово кем-то подслушивается.
     Ответа не было. От волнения стало сводить плечи. Ник лежала на полу и
смотрела чужими глазами. Очень черными на снежно-белом лице. Это была Ник,
то есть Машка, и все-таки она казалась  чужой.  И  Севка  внезапно  ощутил
чужим _с_е_б_я_. На этой планете, и в этом  теле,  и  в  этой  ромбовидной
комнате  без  мебели,  с  мягким  полом,  на  котором  лежало   непонятное
четырехпалое существо.
     Он попятился и спрыгнул вниз. Впервые в жизни он бежал, как последний
трус. Бежал от того, что  ему  предстояло  узнать.  Это  было  нелепо.  Он
безрассудно терял время. В конце концов,  еще  ничего  не  произошло.  Ник
устала.  Она  должна  была  устать.  Смена  в  Монтировочной,  дорога   на
космодром, полет и чудом миновавшая проверка  в  Расчетчике.  Ник  устала.
Машка устала.
     - Она  просто  утомлена,  -  проговорил  он  вслух,  чтобы  заглушить
назойливую мольбу: все что угодно, пусть все, только не это. Во имя  Пути,
пусть этого не будет...
     ...Он собрался с духом, спросил:
     - Ты устала?
     - Нет...
     - Может быть, пойдем  прогуляться?  Здесь  так  интересно...  Наденем
скафандры?
     Ник сейчас же зашевелилась, спрыгнула. Застегнула  застежки,  помогла
Глору натянуть скафандр. "Посредник"  лежал  в  кармане.  Глор  машинально
потрогал чехол. Беда сгущалась в  нем,  как  ураганная  туча.  Они  прошли
бесконечными коридорами, поднялись в кормовую часть корабля,  заглянули  в
щель между трубами ракетного выхлопа. В корме  было  пусто  и  черно.  Они
ползком протиснулись на срез  кормы,  в  швартовочную  нишу  буксировщика,
закрытую снаружи стеклянным  колпаком.  Десятиметровый  колпак  висел  над
Космосом, как балкон. Под ногами, и впереди, и вверху, ничем не  закрытые,
светили звезды. Каждые восемнадцать секунд в вишу проникал  свет  Главного
маяка, и тогда Глор видел лицо Ник.
     - Ник! Что ты искала в каюте?
     Она пошевелилась - поправила шлем. Маяк вспыхнул раз, второй, третий.
Ник безразлично проговорила:
     - Искала "посредник". Прости.
     "Ты же знаешь - он в моем скафандре!" Севка не произнес этих слов. Он
оцепенел. Если бы он мог пробить стекло и разом покончить с  этим  ужасом,
он бы так и сделал.  Но  крошечная  надежда  еще  теплилась  в  нем  Севка
спросил:
     - Почему вдруг ты искала "посредник"?
     - Мне сказали, что ты украл меня. Я очнулась  в  доне.  Помню  только
Башню. Когда мы посещали Мыслящих, за сутки до урагана.  Мне  сказали,  ты
украл мое тело, я  не  поверила.  Мне  сказали,  "посредник",  которым  ты
вооружен, в каюте. Я стала искать. Он солгал.
     - Кто он?!
     - Инженер-физик высшего класса. Со светлыми глазами.  Я  впервые  его
видела...
     Джерф украл Машку. Надежды больше  не  было.  Искала  "посредник"  не
Машка, а Ник, потерявшая память обо всем, что  было  между  Башней  и  той
проклятой секундой, когда чхаг включил "посредник". Второй параграф Общего
раздела: "Разум, подчиненный Мыслящему  высшего  ранга,  прекращает  прием
информации, равно как и ее накопление".
     ...Док  еле   заметно   вздрогнул.   Прямо   под   ногами   беззвучно
проскользнуло рыбообразное тело ракеты.  "Надо  спешить",  -  с  отчаянной
тоской подумал Севка. Джерф мог уйти на этой ракете. И надо  кончить  этот
проклятый допрос.
     - Ник! Он требовал, чтобы ты нашла "посредник"?
     - Он искал сам, когда я устала. Потом ушел.
     - Когда?
     - Не знаю. Два часа. Три...
     - Идем! - вскрикнул Севка. - Скорей!
     - Я думаю, пойдем прямо в Охрану? - ровным голосом спросила Ник.
     - Я сам с ним займусь. Иди же!
     - Но я "теряла себя", - с тихим упорством сказала Ник.  -  Ты  обязан
донести об этом Охране.
     На мгновение он  забыл  про  Машку.  Отвращение  и  жалость  к  этому
послушному, тихому существу - больше ничего. Вот как  все  получилось!  Он
любил ее, пока она была Машкой, а сейчас почти  ненавидел.  Ник  позволила
Светлоглазому навести на Машку "посредник".
     - Я не стану выдавать тебя. Я не разрешаю тебе  сдаваться  Охране.  С
чхагом я расправлюсь.
     - Ты благороден и велик...
     Голос ее был так тих, смиренен, что Севка чуть не врезал ей  башмаком
скафандра. Он врезал бы самому себе - щенок, щенок, не сумел  договориться
с Джерфом...
     Он твердо знал, что без Машки не вернется на Землю.
     Ник спросила:
     - Кто это, Глор?
     Он оглянулся. За кормой плыло светлое ядро Галактики - Млечный  Путь.
На его фоне обрисовывался черный силуэт балога - в командорском шлеме, без
скафандра. Он стоял боком Ногой в большом башмаке  упирался  в  стекло  и,
судя по положению шлема, смотрел на звезды.

                              Я ОСТАЮСЬ ЗДЕСЬ

     Глор прикрыл Ник спиной и толкнул из ниши, одновременно  направив  на
незнакомца лучемет и шлемный фонарь. Включил фонарь.  Учитель!  Соломенную
шляпу Глор принял было за командорский шлем, а усы - за верхнюю челюсть...
Ник топталась сзади и ничего не  могла  видеть,  спина  Глора  перекрывала
узкий лаз.
     - Не бойся. Иди в каюту, - сказал Глор.
     - Хорошо, господин...
     Когда ее башмаки простучали по кормовому трапу, Учитель проговорил:
     - Здравствуй, Сева. Прости, но я сниму изображение.
     Ниша опустела - круг света от фонаря провалился  в  пустоту.  Из  нее
послышался голос:
     - Как случилось несчастье?
     Глор опустил лучемет.
     - Слышали наш разговор? Здесь,  в  нише?  Тогда  вы  знаете  все.  Вы
говорили, что чхаги для нас не опасны?
     - Похитители обыкновенно не  располагают  "десантными  посредниками".
Всего не предусмотришь, мальчик... Планетные "посредники" не  берут  ваших
Мыслящих. На это мы и рассчитывали.
     - Не берут, не берут... А куда исчез он, вы знаете? Нет?! Что  же  вы
знаете тогда? - выкрикнул Севка в пустоту.
     - Известно, что Мыслящий невредим.
     - Машкин?
     - Да.
     - Где она? - страстно спросил Севка. - Где?
     - Пока неизвестно, - гулко ответил Млечный Путь. - Попробую  получить
координаты. Это требует времени.
     - Я должен идти, - сказал Севка. - Я должен ее отыскать.
     - Тебе страшно? - спросил голос.
     - Да. Прощайте.
     - Вы можете вернуться, сейчас. Оба, - сказал Голос.  -  На  Землю.  В
понедельник на прошедшей неделе.
     Севка лез между дюзами, машинально надвинув на голову прозрачный  шар
шлема. Но голос застиг его. Вернуться сейчас... Обоим! Он остановился.
     - ...Вы вернетесь в момент  отправления.  Сюда  пойдет  другая  пара.
Земное время не будет потеряно.
     - О! Вы всегда можете вернуть?
     - Практически всегда.
     - Что значит практически?! А если Джерф уничтожит Машку, пока мы  тут
растолковываем?
     -  Сомнительно,  -  сказал  голос.  -  Джерф  рассматривает  ее   как
заложника. В твоих руках  -  Номдал  Девятый  по  кличке  "Железный  Рог".
Командор Пути, свергнутый Джалом.
     - Клянусь антиполем! - сказал Глор. - Железный Рог!
     Это меняло дело. Свергнутый властитель, как часто бывало  в  истории,
претендовал  на  прежнее  место.   Не   авантюру   -   переворот   затевал
Светлоглазый.  Личность  Номдала,  естественно,  была   для   заговорщиков
огромной ценностью.
     - Значит, можете вернуть, - сказал Севка. - В исходную точку  времени
на Земле... Здешнее время, насколько я понимаю, будет потеряно?
     - Да. Придется начинать сначала, - эхом откликнулся голос.
     "А корабль пока уйдет. А я поклялся не выпустить его.  Это  глупо,  я
понимаю. Для Пути это комариный укус... Но я поклялся. И уже задумал нечто
большее, чем авария одного корабля..."
     "Но Машка! Машка в опасности, - сказал Севка. - Тебе этого не понять,
Глор".
     "Я все понимаю, - сказал Глор.  -  Даже  то,  что  меня  ждет.  А  ты
струсил".
     "Ну, струсил. Только не за себя, а за Машку. И  ты  боишься,  Глор...
Если я сейчас уйду, ты останешься наедине  с  ужасом,  как  осталась  твоя
подруга. И никого не будет рядом, чтобы тебя поддержать".
     "Вот и не уходи", - сказал Глор.
     ...Синяя Вега уже скрылась за крутой дутой горизонта. Под кормой,  на
планете  мигала  двигателями  Монтировочная  первого  потока.  Ураган  дул
свирепо - Башня отчаянно плевалась огнями. Севка сказал:
     - Я остаюсь. Чем конкретно вы можете помочь?
     - Немногим. Чаще появляйся в местах, подобных этому, - в  невесомости
и  вне  корабельной  брони.  Здесь   ты   доступен   для   связи.   Совет:
переместившись в тело командора Пути, не пытайся вредить Пути. Ваша цель -
только   детектор-распознаватель.   Переместившись,   освойся   с    новой
информацией, она покажет, как надо действовать. У тебя есть ручной  экран?
Положи его на стекло.
     Глор вынул из кармана экранчик  видеосвязи  для  Ближнего  Космоса  -
тонкую металлическую пластинку.
     На  ее  оборотной  стороне  эмалевыми  несветящимися  красками   были
отпечатаны смешные изображения курга и неска. Маленький синий неск  угощал
огромного курга жвачкой и прохладительным питьем. Толстый кург,  развалясь
на полу, ухмылялся с очень наглым видом. Одна щека у него была  оттопырена
- напихал, наверно, про запас жвачки... Рисунок был по-настоящему  смешной
и очень естественный. Даже сейчас Глору стало  полегче,  когда  он  увидел
раздутую морду курга. Такие  карикатуры  помещали  на  экранах  скафандров
нарочно  -  для  развлечения.  Чтобы  предупредить  панику,   если   балог
затеряется в Космосе либо прервется связь.  На  жаргоне  Ближнего  Космоса
ручные экраны назывались поздравительными пластинками.
     Он опустил пластинку на край ниши. Под стеклянным колпаком заклубился
туман -  свернулся  белой  спиралью.  Скафандр  на  груди  Глора  затрещал
искрами. Туман исчез.
     - Возьми экран! - приказал голос.  Он  осторожно  взял  пластинку.  -
Держи обеими руками. Пробуем.
     По экрану побежали полосы. Севка задохнулся. Это были  стволы  сосен.
Желтые, закатные, чешуйчатые. С сосны на сосну метнулась  белка.  И  экран
погас. Голос проговорил:
     - Это односторонняя связь, от меня  на  тебя.  Она  действует  везде.
Заглядывай чаще, но осторожно. Последнее: перчатки  по  форме  номер  один
парадные вне контроля, без детекторов. Удачи тебе! Конец.
     - Ищите Машку! - крикнул он в пустоту и полез в корабль.

                             ДВЕ ДЕВЯТЫХ ЧАСА

     Ему казалось, что он  ходит,  как  краб.  Бочком,  бочком,  угрожающе
выставив клешни. Двое суток на планете я еще сутки здесь - всего три дня и
три ночи. Он устал от них, как от целой жизни. Он будто лез  на  башню,  а
она росла над головой. И над всем этим, как черное  небо  Космоса,  висело
несчастье.
     Боком, не глядя на встречных, он прошел к себе и взял  пару  парадных
перчаток - спрятал за горло комбинезона. Ник  была  наверху.  Он  заставил
себя вспрыгнуть к ней. Ник опять лежала  и  смотрела  вверх.  Правда,  она
сменила комбинезон и сняла рабочие ботинки.  "Маш,  Машета!"  -  про  себя
позвал Севка. Он жалел их обеих. Машку он  выручит,  и  у  нее  все  будет
хорошо, а эта бедняга лежит и не смеет хоть взглядом попросить сочувствия.
А еще - он так привык относиться к ней, как к Машке. Бедняга! Не понимает,
что с нею было. Даже ни чуть-чуть не понимает. Думает, что ее тело занимал
кто-то другой - не заодно  с  нею,  а  вместо  нее.  Вот  почему  она  так
потрясена. Не может понять, почему Глор не заметил подмены.
     Он пробормотал что-то успокоительное: не беспокойся, мол, я  заставлю
инженера молчать. И боком, боком заспешил дальше.
     Командор Пути  еще  отдыхал.  Прошло  всего  полтора  часа  из  трех,
назначенных для отдыха. Глор поднялся в кабинет - инженеру  для  поручений
разрешено находиться там в отсутствие шефа, так же  как  старшим  офицерам
Охраны. Клагг был там - Глор едва не споткнулся об его ноги.
     - Совмещаю приятное с полезным, - затрещал офицер, поднимаясь с пола.
- Приятен отдых, когда совесть чиста, не так ли, господин монтажник  Глор?
А еще говорят: отдыхая, держи одну руку про запас. Вы спешите, торопитесь,
не считаетесь с личным временем, чтобы  точнее  исполнять  приказания  его
предусмотрительности? Понимаю, не смею мешать, удаляюсь...
     -  Да  полно,  господин  офицер,  -  с  усилием   отвечал   "господин
монтажник". - Полно! Вы нисколько не  помешаете  мне.  Наоборот,  я  сумею
пользоваться вашими советами, чрезвычайно для меня ценными.
     Клаггу не хотелось целых полтора часа стоять столбом в  приемной.  Си
покланялся-покланялся и остался.
     - Итак, побеседуем, господин монтажник Глор, - начал он, располагаясь
с удобствами у люка. - О, куда же вы?
     Глор помахал ему и вошел  в  свою  загородку.  Ноги  подгибались,  но
голова работала ясно. Он сел за пулы, вложил свой пропуск в  опознаватель,
включил экран видеосвязи. Нажал кнопку "секретно".  Отключил  записывающее
устройство. В длинном ряду клавишей прямого вызова нашел клавиш Диспетчера
при Расчетчике Главного маяка. По экрану пробежали буквы: "ГИП ЕПКП  ДПМ",
что значило: "Господин  инженер  для  поручений  его  предусмотрительности
командора Пути вызывает дежурного по маяку", На экране показался  дежурный
младший командор.
     - Готов к услугам, приятно познакомиться...
     - Я рад. Мне также очень приятно. Прошу вас, срочно.
     Лицо дежурного выразило досаду.  Он  только  прицелился  поболтать  с
новым порученцем, и опять эти проклятые дела!
     - Рад служить, - сказал младший командор. По касте они были равны, но
по должности адъютант Великого был старше.
     - Установите,  пожалуйста,  местонахождение  инженера-физика  Джерфа.
Три-четыре часа назад он был здесь, в главном хозяйстве.  Вот  его  личный
номер.
     Дежурный опустил глаза - вызвал Расчетчика.
     - Номер еще раз, прошу...  Сейчас  все  на  местах  -  движения  нет,
ураган! Вот, пожалуйста... - Он приподнялся, удивленно щелкнул  челюстями.
- Отважный парень! Час тому назад отбыл на планету. Пассажиром в  грузовой
ракете с легким грузом...
     - Так... Куда именно?
     - Место назначения - Космодром-три.
     - Кто отпустил его на планету?
     - Не зафиксировано. Постоянный пропуск.
     Уже понимая, что он опоздал, Глор вызвал космодром. С экрана раздался
восторженный вопль - дежурным был инженер, который вчера сопровождал их на
посадку. О великие небеса, как давно это было!  Заикаясь  от  удовольствия
видеть господина монтажника в такой важной роли,  инженер  навел  справки.
Джерф покинул  космодром  две  девятых  часа  тому  назад.  Куда  уехал  -
неизвестно. Гравилетные линии не работают из-за урагана,  а  пересадки  на
частный транспорт не фиксируются космодромом...
     Удрал! Две девятых часа! Как раз то время,  которое  он  потратил  на
парадные перчатки и  Ник...  Да,  теперь  уж  некогда  было  колебаться  и
раздумывать. Светлоглазый,  сам  того  не  подозревая,  определил  Севкино
дальнейшее поведение.
     Третий клавиш слева -  "Космическая  Охрана".  Сурово  глядя  в  лицо
дежурному офицеру, Глор распорядился договориться с  планетной  Охраной  о
задержании такого-то,  убывшего  тогда-то  с  Космодрома-три.  Приказ  его
предусмотрительности. Срочно.
     Выключив аппарат, он откинулся  на  спинку  кресла.  Решительный  шаг
сделан.  Отступления  нет.  Теперь  он  вынужден  действовать   быстро   и
решительно -  он  отдал  приказ  от  имени  Великого,  совершив  тягчайший
служебный проступок. Командор Пути не должен об этом знать. Решено.  Через
два часа Севка должен быть в теле Джала. В этом качестве он  и  произведет
обмен заложниками.
     "Заложник"... Даже мысленно Севка не мог  назвать  кристалл  Машкиным
именем. Пусть  будет  так,  что  она  уехала.  В  гости,  например.  А  он
разыскивает кристалл Мыслящего. И найдет. Она  как  раз  вернется  к  тому
времени. Конечно же, чхага поймают. Игра шла не на  равных.  Он  развернул
против  Светлоглазого  чудовищную  сеть  Охраны  -  гравилеты,  устройства
подслушивания я радиоперехвата, субмарины, спутники-шпионы и Расчетчики...
Глор боялся только одного. Чтобы Джерф с перепугу не уничтожил  Мыслящего,
махнув рукой на Железного Рога. Джерф и представить себе не может, что  он
натворил. Разве ему придет в голову,  что  Севка  не  отдал  бы  Машку  за
миллион бывших командоров Пути, да еще и теперешнего  в  придачу?  Пираты,
пираты... Они ценят друг друга по полкопейки за штуку...
     ...Клагг приблизился к стеклянной загородке  и  жестами  вызывал  его
наружу. Пришлось пригласить войти. Офицер зашел с таинственным и довольным
видом:
     - Э-э, собственно говоря... мне сюда не положено...
     - Ну что за церемонии!.. Вам, заместителю начальника Охраны?
     - Начальнику -  да,  мне  -  нет,  -  затрещал  Клагг.  -  Право  же,
познакомившись с вами, я начинаю думать о  планетных  куда  лучше,  нежели
прежде, господин монтажник. Так о чем я, бишь? А! С вашего  разрешения,  я
отлучусь на пару девятых. Надо же, знаете, менять перчатки, то да ее... Вы
при оружии? Так  я  рассчитываю  на  вас...  Я  чувствую,  мы  подружимся.
Позвольте дать вам один совет...
     Глор пробормотал что-то соответствующее важности минуты. Что за слух,
во  имя  Пути...  "А  ведь  Клагг  -  удобнейший  человек  в  определенных
ситуациях, - подумал он. - Мы это учтем".
     - ...Я понимаю, вы торопитесь ознакомиться со всеми тонкостями  новой
службы, одной из самых - я уверен, что  не  ошибаюсь,  -  одной  из  самых
почетных на всех орбитах! - Клагг изящно вытаращил глаза и присел.  -  Все
мы поражены вашим рвением и работоспособностью. Но... но,  господин  Глор!
Все-таки  не  забывайте  снимать  вакуум-скафандр,  право  же!   Замечания
начальства, знаете, всегда нежелательны...
     И верно. Глор вперся в кабинет командора Пути, не сняв скафандра, что
было серьезным нарушением этикета... Он поспешил поблагодарить  Клагга  и,
подняв глаза, уловил его взгляд  -  злобный,  самодовольный  и  бесконечно
глупый. Будто вся глупость Вселенной, вся беспощадная  тупость  неразумной
материи сосредоточилась в одной холеной роже. Он  усмехнулся.  Считай,  ты
уже сделал  карьеру,  душка-охранник...  Только  учти:  она  очень  быстро
кончится...
     Он вызвал контейнер, сложил скафандр. "Посредник" вынул  из  кармана,
спрятал в ящик пульта и принялся шагать по кабинету, как по клетке.  Пойти
к себе и отдохнуть он не мог. Опять смотреть на Ник, терзаться из-за Машки
и лгать... Нет, нет. Перестань об  этом  думать.  Хватит.  Горем  делу  не
поможешь, как сказал бы Клагг,  -  офицер  как  раз  вернулся  в  кабинет.
Впрочем, одну разумную мысль он выболтал - должность  Глора  действительно
из  почетных.  И  занимать  ее  полагается  младшему  командору,  если  не
командору просто. Почему Джал выбрал планетного монтажника, а  не  кого-то
из своих? Неужели  Светлоглазый  подстроил  все  с  начала  до  конца?  Он
вспомнил маленькую, очень складную фигуру Джерфа. И слова  Ник:  "Мне  это
вот настолько не нравится". Светлоглазый - ловкач,  но  убедить  Джала  не
мог. Это сделал другой. Кому выгодно свалить Джала Восьмого?  Кто  помогал
Джерфу? Сейчас это ключ. Найти главного пособника Светлоглазого -  значит,
найти его самого.
     Так он сидел, думал и ждал своего часа. Иногда поглядывал  наружу,  и
каждый раз ему улыбался очаровательный господин Клагг.

                            ЗАБАВЫ НАЧИНАЮТСЯ

     Планеты совершают свой ход, невзирая на людские горести.  Это  старая
истина. Если уж они вращаются вокруг своей оси (а делают это далеко не все
планеты), то абсолютно независимо от нашего желания.
     В браслете девять раз  прозвучал  голос,  отмеряющий  время.  Планета
повернулась  на  одну  восемнадцатую  полного  оборота.  Невесомая  махина
Главного дока прошла вокруг нее одну девятую  своего  пути  -  минул  час.
Известий от Охраны не было. Заурчали компрессоры охладительной  системы  -
док вышел на дневную сторону планеты.
     Заговорила внутренняя  связь:  "Господин  Глор!  Здесь  Сулверш.  Его
предусмотрительность направляются в кабинет. Господин Клагг, ко мне!"
     Глор вздохнул.  Пробормотал:  "Пусть  направляется..."  Когда  офицер
спрыгнул в приемную, Глор полез в ящик пульта: Достал "посредник", вскрыл,
извлек  Мыслящего,  заложенного  Джерфом.  Кристалл  спрятал  за   отворот
перчатки, примерился рукой - чтобы не  спутать  окошко  приема  с  окошком
передачи. Вышел на середину помещения и  уложил  дьявольскую  машинку  под
толстый ковер. Мысленно очертил полукруг радиусом  в  четыре  шага  вокруг
места командора Пути. На таком расстоянии  "посредник"  работает  надежно.
Ему была нужна полная надежность.
     За время  отдыха  его  предусмотрительности  уборщик  успел  вылизать
помещение. Все  оно  было  чистое,  матовое,  как  внутренность  вакуумной
камеры. Казалось, даже со слепых  поверхностей  обзорных  экранов  исчезли
воображаемые следы миллионов звезд и тысяч планет, прочертивших стекла  во
всех  направлениях.  От  пульта  командора  Пути  исходил   слабый   запах
амортизационной жидкости - кресло было настоящее пилотское.
     Донесся отдаленный рев: "Смирно!" Глор еще раз взглянул  на  ковер  и
пошел. В приемной офицеры под командой Клагга сверкали козырьками касок  и
свежими перчатками. Питы  за  перегородкой  равнодушно  стояли  навытяжку.
Командор  Пути,  сопровождаемый  Сулвершем  и  Глором,  поднялся  к  себе.
Начальник Охраны попытался выполнить обряд осмотра помещения, но был,  как
всегда, изгнан.  А  напрасно  вы,  господин  Джал,  пренебрегаете  уставом
Охраны...
     Командор Пути опустился в кресло, робот закрыл люк за Сулвершем. Джал
по-пилотски  уперся  ногами  в  пулы  и  уставился  на  большой  экран   с
расположением  техники  по  всему  космическому  хозяйству.  Инженер   для
поручений тихо стоял за спиной начальства. Он бы с удовольствием лег.  Ему
ничего не хотелось делать, только лечь и послать, как на Земле, как  дома.
Но действие началось, и продолжение было неотвратимо, как полет планеты по
орбите.
     Он попятился к краю ковра, присел, нащупал под пластиком "посредник".
     Командор  энергично  пощелкал   челюстями.   Покрутил   пальцем   над
клавиатурой - прицеливался к кнопке включения связи.
     - Ваша предусмотрительность!
     - Отстань! - рявкнул командор, но палец все же  повис  в  воздухе,  и
"посредник" проныл свою тихую, короткую песню.
     "Посредник" стал тяжелей. Упала поднятая рука. На мощной  шее  Джала,
сзади, натянулся капюшон. Глор прикрыл пальцем синюю пластину "посредника"
и еще раз надавил гашетку.  Затем  сел  в  кресло  для  посетителей,  стал
выколупывать из "посредника" Мыслящего и ждать, что будет с Нуррой.
     Рука с отставленным пальцем поднялась и неуверенно  крутанулась.  Это
уж как обычно. Тело заканчивало прерванное движение. Вот  ослабла  материя
на капюшоне, и голова несколько раз подергалась в разные стороны. И  вдруг
тело в синем комбинезоне извергло поток брани,  рванулось  из  кресла,  но
потеряло равновесие и рухнуло обратно, раскачав все сооружение. Глор  тихо
позвал:  "Нурра!"  Бывший  командор  Пути  подскочил,  но  опять  не  смог
подняться и зыкнул с настоящей начальственной интонацией:
     - Да помогите, разрази вас белая молния!
     Глор вынул Нурру из непокорного кресла. Физиономия бывшего  командора
уморительно гримасничала, выражая то удивление, то восторг, то мстительную
радость. Узнав Глора, он завыл:
     - Благодетель! Ну, разодолжил, господин монтажник! Командора обратал,
ух ты!
     - Т-с-с... командора Пути...
     Лицо командора, то есть Нурры, приобрело плаксивое  выражение,  и  он
шепотом забасил:
     - Предусмотрительность?! Благодетель, до конца Пути лижу  ручки,  так
поймают же! Глядите, глядите! И квалификация не та у меня, благодетель!
     Он поднял руки - перчатки лопнули и висели клочьями.
     -  Слушайте  меня!  -  Глор  потащил  его  к  ящику  с  командорскими
перчатками, инструктируя на коду: - Сейчас я вызову начальника Охраны.  Да
слушайте же, перестаньте скулить! Вам надо молчать и смотреть достойно.  Я
все прикажу от вашего имени.  Мы  идем  в  корабль.  Будете  рассматривать
десантный "посредник". Инструкцию не забыли? Великолепно! Когда  останемся
втроем с офицером, вознесете его  в  Мыслящие.  Поняли?  Надевайте!  -  Он
достал пару парадных, по форме один, перчаток. -  Не  рвутся?  То-то...  У
входа в грузовой трюм скажете мне только два слова: "Господин  порученец!"
И все. Запомнили?
     - Вы мой порученец? - Нурра  заржал,  как  целый  взвод  офицеров.  -
Разрази меня тремя антеннами по уху и под ребра! А спросят что-нибудь, как
тогда?
     - Обругайте. Это вы умеете. Офицера зовут Сулвершем.
     Он запихнул "посредник" в контейнер, запер крышку и вызвал начальника
Охраны. Отчаянный Нурра хихикал, сидя в кресле,  и  поочередно  осматривал
свои пальцы, обтянутые парадными командорскими перчатками. Больше всего он
походил на мальчишку, обряженного в мундир знакомого  адмирала.  С  Севкой
подобный случай был совсем недавно.
     Смешно. Честное слово, Нурре было весело!

                                "ЩЕЛК-ЩЕЛК"

     - Смир-рна! - грохнул снизу голос Сулверша.  -  Его  прредусмотриссь!
Командорррр! Пути!
     Нурра крякнул. Глор щелкнул на него  челюстями.  Сменил  повседневные
перчатки на парадные. Если бы командор Пути один шел в парадных перчатках,
это привлекло бы внимание. Но раз и порученец их  надел  -  значит,  таков
приказ, нечто официальное, не ошибка.
     - Идите... Не отставайте от начальника Охраны. В приемной на  секунду
задержитесь. Ну, марш...
     Пошли.  Его  предусмотрительность  выглядел  еще   предусмотрительнее
обычного. Разве что шел чересчур быстро - Сулверш с испугом оглядывался  и
наддавал. Сулвершу не хватало дыхания для криков "смирно" -  так  поспешно
его предусмотрительность направлялся к кораблю. К процессии пристраивалось
местное начальство. Комендант жилой  сигары  преследовал  до  центрального
вестибюля, а там дожидались первый кодовой Диспетчер и Полный  командор  -
начальники  наладчиков.  Посыпались  еще  Диспетчеры,  Полные   командоры,
откуда-то вынырнул пит, представлявший особу Великого Десантника...  Нурра
выкатывал глаза и нажимал. В ангаре летающих блюдец он был  уже  похож  на
робота -  глаза  его,  казалось,  торчали  из  лица  на  стебельках.  Глор
опасался, что Нурра за давностью лет не  сможет  узнать  вход  в  трюм,  и
приготовился окликнуть его - почтительно,  разумеется.  Ему  очень  уж  не
хотелось нарушать этикет. В  ангар  набилось  человек  десять,  не  считая
Охраны... Однако старый Десантник узнал место. Он повел своими  гляделками
и с важностью промолвил:
     - Га-аспадин порученец!..
     - Слушш! - восторженно отозвался Глор. - Господин  начальник  Охраны,
его предусмотрительность желают...
     - Смир-рррн-а!  -  раскатился  Сулверш.  -  Его  предусмотрительность
командор Пути!.. - и замер. Смотрел си только на "командора".
     - ...Желают осмотреть трюм одни, без церемониала.
     - Без церемониа-ала! - пропел начальник Охраны. - Без церемониала!!
     Два  офицера  встали  у  люка,  по  сторонам  невозмутимого   робота.
Казалось, робот с Нуррой состязаются, тараща глаза друг на друга. Играют в
"гляделки", так сказать.
     Сулверш предъявил роботу  пропуск,  браслет,  перчатку  и  скрылся  в
трюме. Настала очередь Нурры. Глор незаметно сжал в руке лучемет, хотя чем
здесь мог способствовать  лучемет?  "Третий  Великий  изволит  пройти!"  -
звякнул робот. Уф! Не заметил парадных перчаток по форме  один.  Возможно,
он заметил, но в его программе тоже  было  заложено  почтение  к  Великим.
Нурра шагнул в  трюм.  Молодец,  старина,  соображает...  Он  вперевалочку
поплыл по проходу, оглядывался с большою важностью,  дожидаясь  порученца.
Глор предъявил свою перчатку  -  законную,  форма  два.  Робот  со  звоном
пристроился на место,  поперек  входа.  Глор  догнал  Нурру,  выразительно
подтолкнул его и сказал:
     - Ваша предусмотрительность желают...
     - А иди ты... - отозвался Великий командор.
     Сулверш подпрыгнул. В  луче  фонаря  мелькнула  разинутая  солдатская
пасть. Ай да Нурра! Ему было сказано - в случае чего, обругать, вот  он  и
лается, как кург... Приходилось действовать напролом:
     - Мои глаза  увлажнены  почтением,  вашусмотрительность...  Разрешите
напомнить, вы желали осмотреть десантные "посредники". Господин Сулверш, я
неважно ориентируюсь. Где поворот к мастерской?
     Нурра  доброжелательно  крякнул.  Сулверш,  все  еще  с  открытым  от
удивления ртом, повернулся и полез в туннель.  "Веди,  веди,  солдафон,  -
думал Глор. - Веди, ходячая глотка... Проспал ты своего командора, хоть  и
верный раб. Теперь и спохватишься - будет поздно".
     Они лезли  молча.  Сначала  по  силе  тяжести  -  "вниз",  потом  "по
ровному", потом "вверх". Под ногами поскрипывали жгуты проводов.  В  одном
месте Нурра остановился и  довольно  долго  рассматривал  робота-черепаху,
который  уже  нашел  неисправность  в  проводке  и  приступил  к  ремонту.
Насмотревшись, Нурра толкнул черепаху каблуком и  сделал  знак  -  вперед.
Сулверш проворно двинулся дальше. Похоже, он стал  задумываться  и  что-то
заподозрил. Он вытянулся у входа в мастерскую  и  ел  глазами  начальство.
Слишком усердно  ел...  И  впервые  взялся  за  лучемет.  Оружие  казалось
крошечным в его  лапищах.  "Поздно,  поздно",  -  думал  Глор,  вползая  в
мастерскую.
     Это была тесная пещерка, выгороженная среди трюма. Сулвершу  пришлось
попятиться  и  выдвинуть  ноги  в  проход,  чтобы  остальные  двое  смогли
разместиться. Глор прислонился спиной к универсальному станку, занимавшему
половину  камеры.  Прочий  объем  загромождали  сменные  инструменты   для
роботов, ящички  с  запасными  аппаратами  десантного  корабля,  такие  же
миниатюрные, как сам корабль. Полом служили ящики с двигателями для  малых
"блюдец".
     "Посредники" висели над головами. Шесть штук без чехлов  и  три  -  в
чехлах. "Командор" протянул руку и сноровисто вытащил один - расчехленный.
Глор поспешил направить свою лампу на  "посредник".  Гнезда  для  Мыслящих
были пустые, кроме одного, как  и  полагается.  Сулверш  весь  подобрался.
Вибратор лучемета угрожающе отсвечивал синим при каждом его  движении.  Из
рук не выпускает оружия, мер-рзавец...
     "Командор" заглянул в воронку, подул в  нее.  Почему-то  взял  другой
"посредник". Мыслящий засверкал под фонарем переливчато, как живой. И  тут
случилось непредвиденное - Глор  не  выдержал.  Он  покачнулся,  зацепился
поясом за что-то, повис. Ноги не держали его. Он беззвучно орал: "Не хочу,
не хочу, не хочу! Это мое тело, мое!" Он рвался прочь, он  хотел  шить,  и
Севка замер от жалости, и не мог с ним совпадать. Наравне  с  его  глазами
проплыли черные  треугольники  -  глаза  Сулверша.  Весь  обмякнув,  Севка
смотрел, как Нурра бессмысленно вертит  в  руке  "посредник",  а  Сулверш,
загородив выход, отстегивает от портупеи лучемет.
     "Командор" крякнул. Пробормотал:
     - Живучая штучка... Триста лет без изменений...
     Севка с мучительным  усилием  тянулся  к  своему  лучемету.  Тело  не
слушалось его приказов - висело на кожухе станка  и  слабо  подергивалось.
Катастрофа... Нурра забыл, как включается "посредник"! Вместо  того  чтобы
брать Сулверша, он  крутил  в  руке  "посредник"  и  говорил  с  фальшивым
оживлением:
     - Ну, господа? Кто мне скажет об этой  штуковине?  -  Он  прикоснулся
когтем к Мыслящему. - Для чего она здесь лежит? Ну, господин офицер?
     "Забыл, как его зовут, - с ужасающей отчетливостью подумал  Севка.  -
Все забыл. Конец..."
     Рыкающим шепотом заговорил Сулверш:
     - Вашусмотрительность... Извольте, ну, сменить перчатки. Пр-рошу!
     Левая рука его направляла лучемет как  раз  в  щель  между  Нуррой  и
Севкой. Правая опустилась к поясу, сделала резкое движение -  из  плоского
чехла, подвешенного к поясу, выдернулась  пара  повседневных  командорских
перчаток номер ТВ-003.
     - А, перчатки?.. - удивился "командор Пути". - Сейчас? Что же, давай.
Додержи штуковину... Держи...
     Севка беспомощно смотрел, как Нурра передавал  "посредник"  Сулвершу,
как взял  перчатки.  И  вдруг  Нурра  щелкнул  челюстями  -  щелк-щелк!  А
начальник Охраны сложился втрое, как  складной  нож  -  ткнулся  каской  в
колени...
     В "посреднике" весело сверкал второй Мыслящий. По еще веселей  играли
глаза Нурры, когда он повернулся к Севке и прорычал:
     - Как мы его, ар-роу! Командуй живо, благодетель! Он протухнет  через
одну восемнадцатую.

                          ПЕРЕСАДКА С "БОЛВАНОМ"

     Севка обомлел от радостного облегчения. Ай да Нурра! Бывший Десантник
не потерял сноровки.
     Глор замолчал  -  смирился.  Их  общее  тело  по-прежнему  болталось,
зацепленное поясом за станину.
     - Щелк-щелк, а? - веселился Нурра. - Это тело мне? -  Он  показал  на
Сулверша.
     - Вам мое тело.  Мне  ваше.  Вы  будете  моим  порученцем,  и  я  вас
прикрою... Черные небеса, помогите мне отцепиться!  (Нурра  с  готовностью
освободил его портупею.) Нурра,  я  полагаюсь  на  вас.  Третьего  раздела
инструкции не знаю.
     - Пустяки, пересадка с "болваном", - деловито буркнул  Джал-Нурра.  -
Типовая схема два-три-два... Это нам как два  когтя  обкусить.  Не  знаешь
третьего раздела, благодетель? Он без надобности... Вот... - Он потащил  с
шеи командорский "посредник" планетного класса, которым можно пользоваться
по второму разделу ПИ. - Держи, господин! Пересаживай  меня  в  гвардию...
Потом я тебя - в командора. Потом ты меня  -  в  господина  монтажника.  И
гуляй смело! - Он радостно  защелкал  командорскими  челюстями.  -  В  два
"посредника" мы разом - щелк-щелк!
     "Черные небеса, вот как оно делается! - подумал Глор. - Даже  типовая
схема придумана на этот случай..." Он уже схватил суть и мысленно проверил
очередность пересадок.
     Первая: Сулверша в "посредник" - сделано...
     Вторая: Нурру из тела командора - в "посредник".
     Третья: Нурру из "посредника" - в Сулверша"болвана".
     Четвертая: Севку из тела Глора - в десантный "посредник".
     Пятая: самого Глора - в "посредник".
     Шестая: командора Пути из "посредника" - в собственное тело.
     Седьмая: Севку из десантного "посредника" - в  тело  командора  Пути,
"поверх" командора.
     Восьмая: Нурру из "болвана" - в "посредник".
     Девятая: Нурру из "посредника" - в тело Глора.
     Десятая: Сулверша из "посредника" в его собственное тело. Все.
     ...Все-то  все,  но  выходило  не  так,  как  говорил  Нурра.   Схема
два-три-два должна содержать лишь восемь пересадок,  это  Глор,  при  всей
своей неопытности в пересадках, понимал. Получалось же десять.
     "Черные небеса, Нурра ничего не знает обо мне, инопланетном? -  понял
Севка. - Как раз на  две  пересадки  и  выходит  разница.  Сначала  мне  в
"посредник", потом - в тело Великого... Их Нурра  и  не  учел  при  выборе
схемы. И как раз эти две пересадки должен произвести Нурра. С четвертой по
седьмую  работает  он...  Он-то  думает  -   я   обыкновенный   монтажник.
Чхаг-авантюрист... Что раздумывать? Нурра мне всем обязан. Не выдаст".
     "Такие и выдают, - буркнул Глор. - Каторжник..."
     Но Севка уже говорил:
     - Нурра! Прошу вас, не удивляйтесь. Я -  инопланетный.  Я  не  балог.
Понимаете? Я не принадлежу к Пути.
     - Ка'а, - как-то даже каркнул "командор". - И-но-пла-нет-ный?! Это вы
брешете. Не принадлежите? А монтажник где? К-как?! -  Он  злобно  отпихнул
тело Сулверша, рухнувшее ему на ноги. - Понимаю, понимаю.
     На его  лице  вспыхнуло  яростное  восхищение.  Он  понял,  что  Глор
подчинен "инопланетному" и что Мыслящий  этого,  второго,  более  высокого
ранга, чем Мыслящий Глора.
     - Белыми молниями клянусь, дождался я!  Приятель,  вы  -  комонс?  Не
знаете?! Так что же вы знаете, рулем вас по башке? - Он поспешно  заглянул
в лицо Сулверша. - Живо пересаживайте меня,  он  кончается...  Берите  мой
"посредник"!
     "Посредник" прожужжал у самого черепа "командора Пути". Через секунду
Нурра был пересажен в тело Сулверша и зарокотал его голосом:
     - Ух, пробирает... Как перегрузочка дерет. Ну, приятель, говорите: вы
комонс или нет? Время, время!
     - По-видимому, комонс.
     -  Дождался!..  -  еще  раз  блаженно  сказал  Нурра.  -  Р-разговоры
отставить! Вас двое  в  одном  теле,  значит...  значит  -  типовая  схема
три-три-три плюс один. - Он подхватил десантный "посредник". Подмигнул:  -
И бывшие Десантники могут  пригодиться!  Где  у  вас  Мыслящий  командора?
Давайте живей!
     Он аккуратно и быстро перезарядил  "посредники".  Севка  лишь  теперь
понял, как ему повезло, что Нурра был Десантником -  ходячей  Пересадочной
инструкцией. Мыслящие раскладывались по "посредникам" в  строгом  порядке.
Сулверш отправился в командорский; Джал, которого Севка вынул из перчатки,
- в десантный. Затем Нурра поставил десантный "посредник" на  максимальное
усиление и рявкнул:
     - Комонс, приготовились! Беру!
     И Севка отделился  от  Глора  и  умер.  Смерть  была  мгновенной,  но
тоскливой. Казалось, тут же последовала вторая, еще более  острая  вспышка
тоски, - он очнулся. Он был в теле командора Пути и с сознанием  командора
Пути, бунтующим и стонущим под его сознанием, как только что стонал  Глор.
Чья-то рука похлопывала его по капюшону. Сулверш. Тело Глора висело рядом,
вновь зацепленное за станок. Руки бессильно покачивались, глаза  ушли  под
лоб...
     Сулверш гудел:
     - Очнись, благодетель! Время, время!  -  и  совал  в  руки  планетный
"посредник". - Экий ты нежный...
     "Понимаю, - бессвязно думал Севка.  -  Я  командор.  Сулверш  говорит
"благодетель", значит, он Нурра. Конечно... Я же его пересадил. Теперь его
надо пересадить в тело Глора. Пересадка с "болваном"... Поразительно,  как
я додумался взять с собою Сула. Нет, это Глор. Он додумался. Бедняга..."
     Он механически принял "посредник", повторяя про себя "Нурру  из  тела
Сулверша в тело Глора". Пересадка из тела в тело - самая простая операция.
Придавливается пальцем пластина и  нажимается  спуск.  Это  Севка  сделал.
Сулверш опять сложился втрое и сполз на пол. Но следующую  операцию  Севка
забыл. Помнил, что пластину отпускать не надо, и стоял, прижав ее изо всех
сил. Слева от него висело тело Глора, у его ног  лежал  Сулверш.  Командор
Пути злобно прошипел в его мозгу: "Что ты  стоишь,  мбира!  Действуй!  Нас
всех распылят, мбира! Погубитель!"
     От  мыслей  Джала  несло  как  от  перестоявшегося  помойного  ведра.
Неверными руками Севка направил "посредник" на Глора и нажал  спуск.  И  с
облегчением услыхал характерный вопль Нурры:
     - Ар-роу, мой дорогой! Теперь последняя операция, и мы дома.
     Сделанного  не  вернешь.  Севка  стал  Великим  командором,  Нурра  -
монтажником, а несчастный  Глор  остался  лежать  кристаллом  в  десантном
"посреднике".

                                "ЗАМКНУТЫЕ"

     Командор Пути умел выигрывать и не щадил проигравшего. Зато, потерпев
поражение, он не просил пощады, не впадал в панику,  и  Севке  было  легче
управляться с ним, чем с Глором. Надо было  лишь  приноровиться  к  новому
телу - приземистому, широкому,  рыхлому.  Изменились  расстояния.  Потолок
отодвинулся вверх. Нурра-Глор возвышался над Севкой, как  башня.  Сулверш,
казавшийся раньше балогом среднего роста,  сейчас  был  огромным,  хоть  и
валялся на полу. Рядом с ним валялись  повседневные  перчатки  с  крупным,
тисненым золотом номером ТВ-003. Севка поднял их, прислушиваясь  к  мыслям
командора Пути.  "Проклятый  мбира  Нуль,  -  думал  Джал.  -  Головоногая
козявка, завистник! Я погиб, но с  тобою  я  успею  расправиться,  чурбан,
ленивое болотное отродье! Измена в десанте - это не сойдет тебе с рук..."
     "Вот оно что", - подумал  Севка  и  сделал  усилие,  к  которому  уже
привык, - втянул мысли командора в свои. Прекратил раздвоение.  Теперь  он
знал третий раздел ПИ, а там  говорилось:  "Подчиненные  разумы  стремятся
сохранить автономию мышления, раздваивая объединенное  сознание.  Надлежит
присваивать информацию подчиненного разума, что предупреждает раздвоение".
     Итак, измена  в  десанте.  Следовательно,  Иван  Кузьмич  -  один  из
Десантников, который с изменнической целью переправил Севку и Машку  сюда.
А виноват в измене, конечно же, Нуль - Великий Десантник, ибо он  отвечает
за все, происходящее в касте Десантников.
     Это было  интересно.  И  все  же,  прекратив  раздвоение,  Севка-Джал
оставил мысли об Учителе и тем более о Нуле. Земля далеко, Земля во многих
девятках световых лет отсюда, а Машка  рядом  и  так  же  недоступна,  как
Земля. Чтобы найти Машку, необходимо  изловить  Светлоглазого,  Джерфа,  и
приготовить оружие против его покровителей. Крупную игру вел Светлоглазый,
очень крупную... Покровители у него должны быть  не  из  мелких.  И  Севка
нацелился на поиски этих негодяев со всей  злостью  и  целеустремленностью
Джала. Пока надо было кончать пересадки. Сулверш во  второй  раз  валялся,
лишенный Мыслящего.
     Командор Пути натянул одну повседневную перчатку. Она осталась целой,
разумеется. Нурра с восхищением ахнул:
     - Ар-роу! Не рвутся, клянусь белой молнией!
     - Ладно, ладно... Поднимай его, я  пересажу,  -  буркнул  Джал.  -  И
надень целые перчатки, возьми в комбинезоне, под застежкой.
     Они  торопливо  сделали  все,  что  нужно.  "Глор"  натянул  парадные
перчатки - те самые, из-за которых Севка возвращался  в  каюту  и  упустил
Светлоглазого. Офицера Охраны поставили у входа, как он  стоял  до  начала
событий. Командор Пути поднес к его каске "посредник", чтобы вернуть разум
Сулверша на законное место. И вдруг Нурра проговорил:
     - Стой... Не могу ждать! Ты инопланетный, комонс.  _К_а_к_  ты  попал
сюда? Отвечай, во имя покоя твоих Мыслящих!
     - Я сам хотел бы знать, как? По-моему, чудом.
     "Глор" переступил огромными башмаками. Нерешительно, шепотом спросил:
     - Там... откуда ты явился - там Путь?
     - Там Десантники с операцией "Вирус". Да что тебе за спешка, чурбан?
     Вместо ответа Нурра запел: "Ке-клаги-ке, ге-глаки-ге, ра-грю! га-клю!
ка-глю-у-ки!" Он напевал благовоспитанным баритоном Глора и припрыгивал, и
в такт его прыжкам металось тело Сулверша. Кончив номер,  он  провозгласил
страшным шепотом:
     - Это - Замкнутые, благодетель! Воистину я дождался!
     Если бы он говорил о Светлоглазом, Севка выслушал бы его.  Но  бывший
Десантник хотел сказать, что Учитель принадлежал к Замкнутым -  мятежникам
и бунтовщикам - и ничего более. А Севку сейчас не интересовал Учитель.
     - Поговорим после. Даю пересадку, - сказал командор Пути.

                         ГОСПОДИН НАЧАЛЬНИК ОХРАНЫ

     Сулверш очнулся. Глаза метнулись  по  мастерской  и  остановились  на
Севкиных перчатках. Иными  словами  -  на  "детекторе-распознавателе"  его
предусмотрительности.
     - Поддержи его! - крикнул Джал.
     Нурра  придержал  Сулверша  за  портупею.  Господин  старший   офицер
кряхтел,  разгораясь  справедливым  гневом.  Стряхнул  руку  порученца   с
портупеи, опять поднял лучемет...
     - Вы о-отменный чурбан, господин начальник Охраны!
     При таких словах его предусмотрительности  гнев  мгновенно  слетел  с
господина Сулверша. И до него дошло наконец,  что  правая  рука  командора
облачена в повседневную перчатку. Он испуганно вытянулся.
     - Осмелюсь покорнейше спросить...
     - Я вас должен спросить, я! - грохотал "командор",  натягивая  вторую
перчатку. - Чур-рбан! "Посредника" не видели?! Диплом отберу,  головоногая
козявка!
     Последнее   выражение   было   излюбленным    ругательством    Джала,
употреблявшимся на подходе к _в_е_л_и_к_о_м_у_ гневу. Оказалось, что  быть
командором Пути ничуть не труднее, чем монтажником  высшего  класса.  Язык
сам знал,  какие  слова  выбрать.  Право  же,  командор  подчинялся  Севке
охотней, чем Глор...
     Нурра осмелился хихикнуть. Джал обрушился на него:
     - Парень, придержи язык! Включай двигатели, чтоб я тебя не видел!
     "Порученец" выдавил из себя: "Слушаюсь!", больше похожее на икоту,  и
убрался в туннель.  Сулверш  растерянно  задирал  голову,  пытаясь  встать
навытяжку - стукался каской о "посредники" на потолке.
     - Скажи мне, Сул, во имя Пути... ты рехнулся?
     - Никак нет... Э...
     - Тогда зачем ты  включил  "посредник"?!  Да  говори  без  церемоний,
проклятая каска!
     Офицер догадался наконец  -  его  обвиняли  в  том,  что  он  _с_а_м_
с_е_б_я_  "вознес  в  Мыслящие".  Сам  потянул   за   нить   "посредника".
Разумеется, он никак не мог помнить события, которого не было. Но прелесть
ситуации  заключалась  в  том,  что  при  пересадке  теряется   память   о
предшествующих секундах - так  называемая  пересадочная  амнезия.  Сулверш
помнил только, как он подал командору повседневные перчатки. И он поверил.
Схватился за браслет: не слышал ли весь мир о его  позоре?  Командор  Пути
осклабился:
     - Парнишка оказался сообразительным, Сул. Выключил твой  браслет.  Ты
должен быть ему благодарен до конца этой жизни и  до  конца  всех  жизней,
понятно? Так зачем ты это сделал?
     - Вашусмотрительность, я не делал ничего, клянусь  Путем!  -  заревел
Сулверш.
     - Ну-ну, успокойся... Затмение нашло, бывает. Ты,  в  соответствии  с
уставом,  потребовал  повседневных  перчаток.  Хвалю.   Я   передал   тебе
"посредник", снял перчатку, а ты от смущения дернул спуск. Чур-бан...  Ну,
так было? - Челюсти Сулверша выбивали дробь, он  умоляюще  поднял  руки  в
расползшихся перчатках. - Хорошо,  хорошо...  Все  останется  между  нами.
Порученцу я прикажу молчать. Перчатки твои спишу, как надетые  мною  лично
по ошибке. Запасные при тебе? А-р-рш!
     Начальник охраны преданно всхлипнул и медведем  полез  в  туннель.  А
Севка воспользовался случаем, чтобы подозвать к себе Нурру со внушением  -
придерживать язык. И вообще больше  помалкивать.  Его  каторжный  лексикон
никак не годился для монтажника высшего класса.
     - Приседай почаще, в разговоры не вступай. Если  необходимо,  отвечай
кратко и везде  прибавляй  "господина  офицера",  "господина  инженера"  и
прочее. Будь _о_ч_е_н_ь_  осторожен...  И  перчаток  у  тебя  нет,  только
парадные...
     - Великий командор - наша надежда, - прошептал Нурра и  осклабился  с
невыразимым бесстыдством. Ну и тип! - Слуш-ш, ваша предусмотрительность! -
гаркнул Нурра.

                        ВАША ПРЕДУСМОТРИТЕЛЬНОСТЬ

     По кораблю  гремело:  "Смир-рна!  Его  предусмотрительность  командор
Пути!"  Господа  специалисты  приседали,  лица  их  делались   покорно   -
испуганными. Шуршал шепоток: "Обходит корабль... Скоро отчаливаем..."
     Да, выход на испытания  приближался.  Теперь  Севка  знал,  для  чего
командор Пути летал  на  Холодный,  -  чтобы  лично  приказать  начальнику
готовить заправку корабля. Некоторые  мысли  командора  не  успокаивались,
бродили сами по себе - по-прежнему мутные, злобно оскаленные, как  челюсти
курга. Шагая по кораблю, непринужденно салютуя встречным и в то  же  время
никого  не  замечая  -  трехсотлетняя  привычка!  -  Севка-Джал  терпеливо
притирался к этим мыслях. Осваивал их, поворачивал так и этак, примерял по
руке, как оружие. Он  не  мог  оставаться  Севкой  и  только  пользоваться
знаниями  Джала.  Колоссальный  опыт  командора  постоянно  предлагал  ему
множество решений  каждой  проблемы.  Чтобы  выбрать  одно  и  жестко  его
придерживаться, требовалась безжалостная воля, даже  некоторая  тупость  в
мышлении. Если разум учитывает  слишком  много  обстоятельств,  он  всегда
затруднен в выборе поведения  -  все  варианты  кажутся  ему  недостаточно
хорошими... Севке необходимо было слиться с Джалом,  как  хороший  всадник
сливается с конем. Стать единым существом. Так было у него  с  Глором.  Но
прежде   требовалось   переварить   новое   знание.   Нурра   мешал    ему
сосредоточиться: тело Глора маячило перед глазами  как  укор.  И  командор
отослал Нурру с приказом - сидеть  у  пульта,  ждать  доклада  Космической
Охраны, а дождавшись, передать его по радиофону. Так  будет  спокойней.  У
автомата сгорания этот грубиян  задел  плечом  толстую  диспетчершу  и  не
подумал извиниться - только скроил постно-благовоспитанную  мину.  Толстая
госпожа потихоньку пощелкала себя по челюсти  -  решила,  что  непотребное
мерещится от переутомления...
     Отослав Нурру, он брюзгливо подумал: "Хлебну я с ним беды". Вместе  с
Нуррой отодвинулись мысли о тайном обществе Замкнутых.  Настолько  тайном,
что неизвестно, существует ли  оно  в  действительности.  Сейчас  уместней
думать об отношениях командора Пути с Великим Диспетчером, хотя бы потому,
что Диспетчер работал с Железным Рогом - Номдалом  -  в  далекие  времена,
когда Джал и помышлять не мог о Величии. Джал родился здесь. Прокт был  на
поколение старше - прилетел с переселенцами. Великий Диспетчер  Прокт  IХ,
отменный мерзавец и интриган, которому незнакомо естественное отвращение к
убийству... Джал не обольщался насчет него. Было время, когда он  позволил
Джалу сбросить Номдала.  Теперь  другое  время,  и  почему  бы  не  помочь
изгнаннику слопать узурпатора? Командор Пути не думал, что Первый  Великий
имел прямое отношение к затее Светлоглазого.  Прокт  рекомендовал  другого
порученца,  младшего  командора  с  Титанового  -  стандартного  тупицу  и
доносчика А рекомендации  Глора  шли  от  заместителя  Первого  Диспетчера
Третьей монтировочной, "старого гунеу". Он как раз был  ближе  к  Великому
Десантнику, поскольку до последнего времени работал в  его  хозяйстве,  на
связи с экспедициями. Опять Нуль, Великий Десантник,  неимоверный  лентяй,
растяпа, чур-рбан... Любопытно, что ему дотошный  Джал  просто  необходим.
Джал взвалил на свое хозяйство кучу дел, положенных  Великому  Десантнику.
Освободил его от заботы о прилегающих областях  Космоса  -  обслуживал  их
своими пилотами... И, по-видимому, просчитался. Помогая Нулю, он  чересчур
хорошо рассмотрел в нем ничтожество. Такого  не  прощают.  "Я  сам  бы  не
простил, - подумал Джал. - Видимо, Нуль  и  подпустил  Джерфа.  Не  зря  я
подумал о нем сразу после пересадки. Первая  мысль  в  новом  теле  всегда
бывает толковая. Итак, что можно пустить в ход против Нуля?"
     Стоп! Как он мог забыть? Доклад Нуля - об экспедиции на Чирагу!
     Севка остановился. Ходовой Диспетчер монотонно, почтительно бубнил:
     - Полировка дюз по классу экстра, ваш-ш...
     - Молодец! Ювелир! - грянул командор Пути.
     Ходовой Диспетчер обморочно улыбнулся - он заслужил "ювелира", высшую
похвалу командора Пути. А дело было не в дюзах, нет...  Вот  что  вспомнил
Джал-Севка.
     Девятидневку назад Великий Десантник докладывал Великому Диспетчеру и
командору Пути об экспедиции на третью планету системы Чирагу.  На  Землю.
Доклад  был  невеселый.  Корабль  Десантников   приземлился   в   северном
полушарии, не сопровождаемый "наводчиком" - кораблем связи, ибо  последний
несет гигантские антенны и был бы  замечен  спутниками,  летающими  вокруг
Земли. Взамен Десантники оккупировали антенну аборигенов, расположенную  в
месте высадки. Однако ею не удалось  воспользоваться  для  вызова  больших
кораблей на плацдарм. Более того,  через  шесть  девятых  оборота  планеты
Десантники были вынуждены отступить и присоединиться к экспедиции, о чем и
было послано сообщение по  туннелю  свернутого  пространства  -  сюда,  на
главный маяк... Удрали, чурбаны! - ликовал Севка.
     ...Командор Пути закончил обход корабля и  скомандовал  Сулвершу:  "В
канцелярию!" Чурбан повиновался. Предан, как дрессированный неск, а потому
опасен... Уже пришел в себя и поглядывает оч-чень странно... Чует,  что  с
его предусмотрительностью не все ладно. Учтем. Дай только случай. Не  тебе
со мной тягаться, проклятая каска... Итак, что еще было в докладе Нуля?
     Комонсы. Наконец-то для Севки прояснилось таинственное слово. Не будь
Севка комонсом, он бы не вышагивал  сейчас  по  кораблю  в  теле  Третьего
Великого. В старых книгах Пути написано - а книги эти содержатся в  тайне,
- что все разумные  существа  Галактики  делятся  на  три  группы.  Высшая
группа, комонсы, может пересаживаться в тела двух низших - шиусов и оусов,
захватывая их разум и память вместе с  телами.  Вторая  группа,  шиусы,  к
которым принадлежит народ Пути, пересаживается только в  оусов.  Последние
не могут захватывать сознаний, а посему и тел. И как раз  оусы  составляют
абсолютное большинство  в  Галактике.  Вот  почему  Путь  беспрепятственно
продвигался от планеты к планете - ему не встречались другие шиусы  и  тем
более  комонсы.  Сама  возможность  существования  комонсов  была   скорей
теоретической, чем реальной. Ее не спасались  вплоть  до  последних  дней,
когда на Чирагу были обнаружены  комонсы  -  дети,  не  достигшие  полного
развития. Взрослые становились оусами.
     Севка хихикнул. Со стороны это выглядело милостивой  улыбкой.  Кто-то
заорал: "Салют великому командору!" Он вежливо-высокомерно  отсалютовал  -
комонс в теле Великого. Вот вам и доказательство  существования  комонсов,
господа...  В   докладе   Великого   Десантника   оно   трактовалось   как
предполагаемый факт, как гипотеза.  И  еще  одна  непростительная  ошибка:
Десантникам не удалось захватить с собою ни одного Мыслящего для изучения.
"Ра-разини, - с наслаждением подумал Джал. - Трижды  и  девятижды  слухи!"
Наконец  последний  факт:  сообщение  Точки,  командующей  десантом,  было
прервано на середине. Больше корабль связи не прослушивался. Великий  Нуль
объяснил перерыв в радиограмме  космическим  ветром,  задувшим  от  центра
Галактики. Сомнительно, господа, сомнительно... Скорее, это Учитель.  Если
он владеет гиперпространством, то прервать  туннельную  связь  и  вовсе...
М-да... И что-то было еще. Учителя пока отложим. Что еще, клянусь  горячей
тягой?
     Он забыл и теперь не  мог  сообразить  некую  важную  деталь  доклада
Великого Десантника. Он  остановился.  Свита  замерла.  Впереди  порыкивал
Сулверш: "В обход, господа... В обход, по среднему коридору...  Ослепли?!"
- расчищал дорогу.
     "А! Клянусь бессмертием! В докладе _н_е_ б_ы_л_о_ с_к_а_з_а_н_о_, что
на Земле оставлены Десантники-резиденты! Великий Десантник лгал. То-то  он
последнюю девятидневку восседает на  маяке  -  пытается  лично  установить
связь, чурбан... Если Нуль подпустил ко мне Светлоглазого,  то  он  горько
пожалеет об этом", - резюмировал командор.
     Он вступил в кабинет, благостно улыбаясь,  но  его  мысль  продолжала
бешено работать. Может быть,  он  боялся  остановиться,  чтобы  не  начать
думать о  Машке.  _Н_е_  д_у_м_а_т_ь_  о  непоправимом...  Интриги  всегда
заменяли  ему  развлечения.  Трехсотлетний  опыт   интриг   руководил   им
безошибочно. Пока  ничего  не  предпринимать.  Ждать,  готовить  планы.  И
ликвидировать мелкие помехи. Такие, как Сулверш. Его надо  бы..  М-нэ-э...
Затем госпожа Ник. Как бы она, поразмыслив, не побежала каяться...
     - Сул! Пришли мне Клагга, - распорядился он.
     Охранник влетел в кабинет по баллистической кривой - так  разогнался.
"Командор" сказал отеческим тоном:
     - Вот что, паренек... Сгоняй к госпоже Ник, подруга господина  Глора.
- Он показал через плечо на  Нурру.  -  Передай  мою  личную  просьбу.  Не
отлучаться, мн-э, некоторое время. Она мне понадобится.
     - Слушш!
     - Ну, иди... Ты с ней поласковей. Ты паренек понятливый.
     - Рад служить вашусмотрительности!
     Осчастливленный Клагг порхнул вниз.
     "Клянусь невесомостью, он уже строит  воздушные  замки  и  глядит  на
Сулверша злорадно, - подумал командор Пути. - Это ж надо - такого  чурбана
поместить в Охрану Великого! "Я распоряжаюсь кадрами  и  на  планете  и  в
Космосе"! - передразнил он Диспетчера. - Вот и распорядился - на свою шею.
А, легок на  помине!  Экран  вызова  замигал  кодом:  "ЕРВД  ЕПКП"  -  его
распорядительность Великий Диспетчер к его предусмотрительности  командору
Пути. "Давай, давай - поговорим..."

                              ШЕФ ОБЕИХ ОХРАН

     - Ваша предусмотрительность! - проговорил Прокт.
     - Ваша распорядительность... - ответил "Джал".
     Как всегда, взамен прямого захода, Прокт начал морочить голову:
     - Ураган проходит. Готовь ракеты - монтаж задыхается.
     - Знаю, дорогой. Контролирую, - нарочито нудным голосом ответил Джал.
- Мн-э... Нуль не подавал голоса?
     Прокт сделал отрицательный жест - Нуль голоса не подавал.
     Командор отлично знал и это, но хорошую  весть  не  скучно  выслушать
лишний раз.
     - Печально, весьма печально, - сказал он, мысленно  потирая  руки.  -
Десантник не слезает с Главного маяка - все связь налаживает...
     - Не чересчур ли ты бодр, мой дорогой? - поинтересовался Прокт.
     - Нет, не чересчур. Мои люди работают, как искусственные, без отдыха.
А твои - распускают слухи. Сегодня,  по  некоторым  сведениям,  в  корабле
болтали... о ней... То есть якобы насчет эскадры. - Он зацепил  Диспетчера
намеренно - иначе тот будет юлить полчаса, пока перейдет к делу.
     - Ты уж меня прости, я перебью, - сказал Прокт Девятый. - Пускай Нуль
сам разбирается. По твоей просьбе  установлена  личность  Железного  Рога.
Б_ы_в_ш_а_я_ личность...
     - Ну-ка? Кто таков?
     - А твой предшественник, мой дорогой... Номдал.
     Его предусмотрительность неторопливо - как художник тонкой  кисточкой
- нанес на лицо ярость, тревогу и все, что полагается. В стекле экрана  он
видел свое отражение. Очень ловко получилось - настоящий вулкан за день до
извержения, когда  вершина  еще  невозмутимо  вздымается  под  белоснежной
шапкой  и  только  специалист  по  вулканам   может   предсказать   скорую
катастрофу.  Великий  Диспетчер  в  этом  случае  был  "специалистом"   и,
разумеется, клюнул.
     - Мн-э-э... Я полагал, с  ним  давно  покончено,  -  кисло  промямлил
командор, убедившись, что эффект достигнут. -  Значит,  мой  парнишка  дал
ценную информацию, а? Рад, что не ошибся в нем...
     - В господине Глоре ты  не  ошибся,  признаю,  -  равнодушно  отвечал
Прокт. - Ты не говорил еще с Шефом? Я приказал ему  бросить  все  силы  на
следствие по делу Железного Рога.
     - Благодарю от всего сердца, мой дорогой. Он как раз просит связи.
     - Плавного пути, мой дорогой!  -  попрощался  Диспетчер  и  освободил
экран.
     Севка окликнул Нурру, подключил его пулы к своему. На  обоих  экранах
появился вызов:  "ЕВШОО  ЕПКП".  Его  высокопревосходительство  Шеф  обеих
Охран...
     Шеф обеих Охран, Гаргок Третий, был обладателем очень красивого,  еще
молодого  тела.  Он  имел  беспечный,  независимый  облик.  Всегда   носил
офицерскую каску, надвигая ее на глаза - немного наискосок.
     -  Была  ли  безветренной  дорога   вашей   предусмотрительности?   -
почтительно осведомился Гаргок. - Не имеется ли жалоб на моих парней?
     - В порядке, в порядке, Гар! - отвечал  его  предусмотрительность.  -
Ближе к делу, красавчик...
     - Как угодно вашусмотрительности. Ваш инженер для  поручений  передал
нам распоряжение. Учинить розыск некоего Джерфа, инженера-физика. Могу  ли
я почтительно спросить, чем...
     - Можешь. Господин  Глор  заподозрил  в  нем  того,  кто  упоминал  о
Железном... М-нэ?..
     -  Роге,  ваша  предусмотрительность.  Как  всегда,   мы   стремились
предугадать желание вашей...
     - Ближе к делу, говорю! Нашли вы его?
     - Ваша предусмотрительность имеет в виду Рога?
     - Обоих!
     - Увы, вашусмотрительность... Пока что  не  удается.  Именно  с  этой
целью...
     - Сыщики! Знаменитости! - фыркнул Джал. - Клянусь горячей тягой,  для
этого ты меня и вызывал?
     - С этой целью мы хотели  бы,  ваш-ш,  снять  показания  с  господина
Глора.
     "Правильно. Логика безупречная, но дело твое не выгорит",  -  подумал
он и ответил:
     - Милости прошу. Желаешь - по радио, желаешь - присылай  следователя.
Я не препятствую. Все?
     - Никак нет, - сказал Шеф. - Не все... Мы хотели бы пригласить его  к
себе.
     - Зачем?
     - Ва-аша предусмотрительность...
     - Помять его в Расчетчике желаешь? - Джал с угрозой ткнул  пальцем  в
экран. - И  вернуть  мне  тряпку  взамен  работника?  Не  первый  раз!  Не
разрешаю!
     - Мы вынуждены почтительно настаивать, вашусмотрительность. Господину
Глору была положена проверка - вы отменили.
     -  Суток  не  прошло!  -  рычал  командор.  -  Мне  порученец  нужен,
порученец, а не выжатая тряпка! Хотя бы след Джерфа имеете?
     -  Скрылся,  вашусмотрительность.  Боюсь,  что  его  предупредили,  а
_к_т_о_ мог предупредить, ваш-ш? Подозрение падает как  раз  на  господина
Глора... А? Что?!
     Скрылся! Машкин след потерян! Севка так взглянул  на  Шефа,  что  тот
съежился и потерял  свой  беспечно-независимый  вид...  Где  же  обе  твои
хваленые  Охраны?  Где  гравилеты,   катера,   системы   подслушивания   я
подсматривания, шпионы и доносчики?
     - Я признаю доводы вашего высокопревосходительства неубедительными. -
Командор был взбешен и плевался словами. - Тем не менее, в интересах дела,
я  посоветуюсь  с  вашим  специалистом,  приставленным  к  моей  особе.  С
господином Сулвершем. И поступлю по его совету. Вы удовлетворены?
     - Вполне, вашусмотрительность! - оживился Шеф.
     Лицо Нурры выражало недоумение и  злость,  и  он  очень  выразительно
прикоснулся к своему лучемету. Но послушно вызвал Сулверша. Ах и ах, плохо
быть беглым каторжником. Нигде не дают покоя...  Попади  ты  на  допрос  в
Расчетчик, тебя разоблачат через три секунды и распылят ровно  через  час.
Через  два,  пожалуй.  Нурра  знает  столько   _и_н_т_е_р_е_с_н_е_й_ш_и_х_
штучек, что одного часа будет  мало  на  его  допрос.  Хотя  бы  штучка  с
инопланетным командором Пути. Нет, старина... Мы с тобою  связаны  оч-чень
крепкой веревочкой.
     Явился Сулверш. Отсалютовал сначала Джалу, затем экрану  с  Шефом.  И
командор Пути, твердо и равнодушно глядя на  портупею  Сулверша,  спросил,
как отнесся бы начальник Охраны к допросу господина  Глора  в  Расчетчике?
Какое впечатление господин монтажник произвел на начальника Охраны?
     - Так что наилучшее! -  отрапортовал  Сулверш.  -  Без  крайней,  ну,
необходимости, я не отправлял бы  его  в  Расчетчик,  вашусмотрительность,
ваш-выспревосходительство!
     Еще бы... Сулверш очень хорошо знал, что в Расчетчике, где все тайное
становится явным, господин  Глор  расскажет  о  происшествии  в  ремонтной
камере.

                                   УДАР

     Странное  дело!  Когда  начальник  Охраны,   "дрессированный   неск",
поступил против совести, Севка ощутил горечь и досаду. Он шел  на  риск  и
выиграл, но... Стало вроде бы жутко. Сулверш был отважен, предан делу -  и
струсил. Своих сограждан он боялся  сильнее,  чем  врагов  Пути.  Но  Джал
фыркнул: _с_о_г_р_а_ж_д_а_н_е_! Шеф и  Диспетчер!  Этой  пары  испугаешься
поневоле... Сейчас, восстанавливая в уме короткий разговор с  Диспетчером,
он подумал: а что, если Первый Великий все-таки задумал сменить  командора
Пути? И возня вокруг Глора - вдруг она тоже неспроста? Вдруг его  подсунул
Диспетчер, употребив для этого Джерфа, а  когда  Глор,  наоборот,  устроил
охоту за Светлоглазым,  его  решили  убрать?  Нет-нет,  такой  вариант  не
исключен... Неуловимая наглость, проскальзывающая на смазливой роже  Шефа,
- откуда оная Командор подобрался. Спросил:
     - Что у тебя еще? Кого следующего в Расчетчик намечаешь?
     Гаргок поправил каску.
     - Я понимаю раздражение вашусмотрительности. Однако имею  доложить  и
более приятные новости...
     - Ну, докладывай.
     - Слушаюсь. У этого субъекта - я имею в виду Джерфа - очевидно,  была
электронная отмычка. В гараже Третьей Монтировочной  он  похитил  амфибию.
Невзирая  на  ураган,  ушел  по  воздуху  к  побережью.  Амфибия  госпожи,
госпожи... а, госпожи Тачч. Новейшая модель. Мой  агент  преследовал  его,
борясь с ветром...
     - И потерял, конечно. Владелица амфибии арестована?
     Гаргок покачал каской.
     - В момент похищения она  находилась  при  особе  Первого  Диспетчера
Третьей Монтировочной.  Она  вне  подозрений.  Первый  проводил  испытания
реактора.
     Понятно. Во время  таких  испытаний  вся  связь  отключается.  Ловко.
Ловко, клянусь горячей и холодной тягой! Все-таки госпожа Тачч...  Неужели
цепочка была такой простенькой? Джерф - Тачч - "старый  гунеу"  -  Великий
Десантник? Простота - признак гениальности...
     - Разрешите показать донесение? - спросил Гаргок.
     Читающий аппарат заработал. "Преследуемая амфибия  ушла  под  воду  в
русле реки на ближнем подходе к гравилетной станции Юг.  До  моей  команде
субмарины морской Охраны двинулись к устью реки. Им не удалось  обнаружить
амфибию из-за сильнейшего шума, создаваемого ураганом и волнением. (Смотри
донесение командира группы субмарин "Юг".) Со своей стороны,  мы  вошли  в
воду северней преследуемого, дабы  преградить  ему  путь  вверх  по  реке.
Продвигаясь к югу, преследуемого не  обнаружили.  На  траверсе  подводного
маяка Юг-011 поступило донесение  морской  Охраны  о  подводном  взрыве  в
квадрате 011-25. Точное место взрыва не установлено.  По  характеру  взрыв
напоминает распыление Мыслящего (смотри упомянутое донесение)..."
     Севка удержался - не упал лицом на пульт и не заорал. Бандит распылил
Машку. Когда его обложили субмарины, он распылил  Машку.  Просто  так,  по
злобе и подлости. Ты приказал меня преследовать, я распылю  твою  подругу.
"Это я убийца, - думал Севка. - Надо было вернуться на  Землю,  надо  было
все бросить, а я остался..."
     - Я вишу, ваша предусмотрительность пришли к тому же выводу, как и я,
- донесся до него голос Шефа. - Если предполагать, что Мыслящий  Железного
Рога находился при нем, то...
     На спутнике Сторожевом,  в  кабинете  Гаргока,  что-то  покатилось  и
звякнуло - с таким страшным лицом Великий командор придвинулся к экрану.
     - Молчать! Слушать! Бездарность, чурбан... Твое счастье - ты подчинен
Диспетчеру,  не  мне.  Но  м-мерзавца  Джерфа  я  бы   _с_о_в_е_т_о_в_а_л_
разыскать. Настоятельно бы советовал, ваше высокопревосходительство.
     Гаргок торопливо кланялся.
     - Приложим все усилия, вашусмотрительность. От госпожи Тачч поступила
жалоба - пропала амфибия, утерян маршрут к ее новому ботику для  подводной
охота... И еще, ваше настоятельное желание...
     - Я вас не задерживаю, - сказал командор Пути и выключил экран.
     Так на пятые сутки после прибытия на  планету  Севка  остался  совсем
один.

                        ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. КОМАНДОР ПУТИ

                      ЗЕМЛЯ. ОПЕРАЦИЯ "ТРОЙНОЕ ЗВЕНО"

     Начальник Центра приехал в Тугарино на рейсовом автобусе,  как  самый
обыкновенный гражданин. И он сам и его спутники  -  три  человека  -  были
одеты в гражданское платье, безупречно имитирующее местную  моду.  Молодые
офицеры натянули тесные брюки с неудобными поперечными  карманами.  Зернов
был в  темном,  сильно  поношенном  костюме,  профессионально  испачканном
канифолью.  При  себе  имел  журнал   "Радио"   и   фибровый   чемоданчик.
Обыкновенный мастер по ремонту радиоприемников...
     В тот  же  день  парашютная  дивизия  получила  приказ:  с  рассветом
покинуть Тугарино. Контрольные посты на дорогах, снабженные рентгеновскими
аппаратами, оставались. Но пришельцы, застрявшие в городе, этого знать  не
могли.
     Со своей стороны, Зернов не мог знать наверняка, что в  Тугарине  еще
есть пришельцы. "Тройное  звено"  было  капканом,  наугад  поставленным  у
волчьего логова.  Неизвестие,  живут  ли  волки  в  этой  поре...  Правда,
сценарий операции разыгрывался на вычислительной машине  и  сулил  высокий
процент успеха.
     За три часа до группы  Зернова  в  Тугарино  вернулся  из  областного
центра счастливый молодой человек - главный инженер молочного  завода.  Он
получил изумительное предложение. Отправиться в Южную Америку - пустить  в
код такое же предприятие, каким он руководил в Тугарине. Завод существовал
на  самом  деле,  и  заграничный  паспорт,  командировка  и  прочее   было
настоящим.  Молодой  инженер  не  подозревал,  что  участвует  в  операция
"Тройное звено" под кличкой "Ходок", как приманка. Он был в восторге -  то
и дело вынимал из кармана и рассматривал свой паспорт и авиационный  билет
Москва - Гуаякиль через Брюссель, Лондон, Гавану.  Он  должен  был  лететь
через два дня и  прибыть  в  Москву  всего  за  три  часа  до  отправления
самолета. Так ему посоветовали в обкоме.  Еще  ему  советовали  молчать  о
своей командировке, - в городе особое положение, то да се...
     Зернов  беспокоился,  как  бы  Ходок  не  воспринял  последний  совет
чересчур серьезно. Впрочем, на такой  случай  имелись  люди  -  оповестить
город, что инженер улетает в "загранку".
     Утром, когда из Тугарина с фырканьем  и  ревом  вытягивалась  колонна
бронетранспортеров, к Зернову постучался Степа Сизов.
     Начальник Центра устроился в пустой квартире Анны Егоровны. Удобно со
всех точек зрения - соседей нет, а телефон есть. Документы у Зернова  были
выписаны  на  Владимирского  М.  Т.,  двоюродного  брата  докторши,  якобы
приехавшего в отпуск. Под рукой был тир,  в  котором  по-прежнему  работал
Сурен Давидович и всегда крутились Степа Сизов и Алеша Соколов. Им повезло
еще раз. В "Тройном звене" они оказались главными действующими лицами.
     - ...Товарищ Первый, доброе утро, - поздоровался Степан. - Я  вас  не
разбудил? Ходок уже на заводе.
     - Естественно, он  главный  инженер,  -  сказал  Зернов  с  некоторым
недоумением - Дела, как я понимаю.
     - Наверно, дела... Там его невеста работает, в  техотделе,  -  сказал
Степан. - Знаете, да? А он с ней вчера видался?
     Мальчики начали следить  за  Ходоком  с  утра.  Вечером  он  был  под
контролем оперативных сотрудников. Зернов сказал:
     - Он вчера к ней заходил. Почему тебя это интересует?
     - Мы видели ее. Она Десантник.
     - Вот как... - Зернов сложил кончики пальцев и взглянул куда-то вбок.
- Не выдаешь ли ты желаемое за действительное, Степан Григорьевич?
     Степка чуть побледнел и ответил:
     - А мне это не "желательное". Извините.
     - Понимаю, - кротко согласился Зернов. - Как вы оцениваете Ходока? Он
тоже Десантник?
     - Он - нет, товарищ Первый.
     - Ну, великолепно, Степан Григорьевич! Продолжайте с  Алешей  следить
за Ходоком, на невесту не отвлекайтесь. Возьми, пожалуйста, с собой...
     Степан не любил, когда о нем заботились как о малыше. Но этот шоколад
он сунул в карман с удовольствием - не кондитерский, а особый  питательный
шоколад, а Зернов по телефону распорядился, чтобы установили наблюдение за
"Принцессой" - невестой инженера.  Опустив  трубку,  он  сообщил  огромным
часам в прихожей: "Кажется, мы попали в яблочко". Часы  равнодушно  бухали
маятником.
     Операция "Тройное звено" строилась вокруг Ходока.  Десантники  должны
рваться из Тугарина, но до сих пор они вынуждены  были  сидеть  на  месте.
Десантники должны стремиться за рубеж - Ходок давал им шанс попасть  сразу
в южное полушарие. Название операции было выбрано со смыслом. Первое звено
-  мальчики,  умеющие,  как  они  утверждали,  отличать   Десантников   от
обыкновенных людей. Если они только утверждают,  но  не  умеют,  сработает
второе звено - "посредник". Так или иначе,  но  при  отъезде  Ходок  будет
испытан  "посредником".  Наконец,  если  аппарат  исчерпал   свой   ресурс
действия, готовилась третья проверка - рентген и простой обыск. Десантнику
нет  смысла  выбираться  за  рубеж,  не  имея  при  себе  "посредника"   и
кристаллов.
     ...Начальник Центра сидел  в  пустой  квартире.  Сначала  он  пытался
работать. В одиннадцать часов ему позвонил старший по оперативной группе и
доложил, что Принцесса ушла с завода. Зернов оставил  бумаги  и  два  часа
подряд длинными шагами мерил квартиру Анны Егоровны. Такого с ним  еще  не
бывало. Даже в сорок втором году, в Берлине, он умел  работать  всегда:  в
бомбоубежище, на офицерском балу  и  на  конспиративной  квартире,  ожидая
налета  гестапо.  Мера  ответственности  была   другая...   В   тринадцать
пятнадцать   ему   доложили,   что   Ходок   заказал   такси   на   вечер.
Неожиданность... Он должен был ехать ночью и на заводской  машине.  Зернов
попросил выяснить, куда он едет, и опять зашатал от угла спальни  до  угла
прихожей. Но телефон зазвонил сейчас же.
     Помощник Георгия Лукича передал  приказ:  Зернову  вернуться  в  Н...
немедленно, оставив группу.

                             ХОДОК И ПРИНЦЕССА

     К  пяти  часам  вечера  солнце  не  сбавило  жару.  Степка  и  Алешка
устроились в тени, за штабелем досок, сложенных в  глубине  двора.  Отсюда
они видели дорожку, ведущую к дому, и дверь  подъезда.  Валерка  сидел  на
штабеле сверху, не скрываясь, и держал на руках котенка.  Без  Мотьки,  то
есть без котенка, он не пожелал участвовать в операции, и Степан  рассудил
- пусть его. Вид получается непринужденный,  а  Мотька  не  помешает.  Все
равно будет спать. Алешка говорил, что у Веркиного котенка сонная болезнь.
Впрочем, "особый шоколад" Мотька лизала с удовольствием.
     Ходок был дома, и мальчики стерегли его. В пять часов  семь  минут  к
нему пришла Принцесса.
     - Валерик, предупреди Третьего, - шепнул Степан.
     Верха неторопливо пошел со двора. Оперативные сотрудники ждали на той
же улице, в двух сотнях метров от дома Ходока. Когда  мальчик  с  котенком
вышел на улицу, Принцесса как раз постучала в дверь.
     Дом был двухэтажный, старый. Скрипучая деревянная лестница,  крашеные
полы, обои в цветочек. Инженер  стоял  в  своей  старой  комнате,  которая
всегда была к нему добра, я смотрел на дверь. Ступени пели, как в  сказке:
"Снип-снап-снурре..." Вместе с хозяином эту песню слушал книжный  шкаф,  и
комод с литыми ручками, и чужак - светлый  костюм,  висящий  на  шкафу  на
"плечиках". А у Светланы были нежные розовые губы, темные, как орех, глаза
и пшеничные волосы, уложенные замысловатой башней.  Войдя,  она  принялась
поправлять прическу. И капризно отодвинулась, когда он  прикоснулся  к  ее
плечу.
     - Ну вот, снова сердишься, - сказал инженер.
     - Уезжаешь? Вот и уезжай, пожалуйста.
     - Светик, ты же сама говоришь, что повезло...
     Он опять тоскливо обвел глазами комнату. Новый  чемодан  желтой  кожи
выглядывал из-за шкафа, как сообщник.
     - И вовсе я не  сержусь,  -  сказала  женщина.  -  Езжай.  Я  подарок
принесла.
     "Не сердится!" -  скрипнули  половицы.  Светлана  открыла  сумочку  и
достала зеленый цилиндрик.
     - Ох, спасибо... Зажигалка?
     - Вроде, - сказала Принцесса и потянула за нитку.
     Ходок схватился за сердце. Десантница  сильным,  неженским  движением
подхватила его под локти  и  посадила.  Он  пробормотал:  "Здесь  красивая
местность".
     - Линия два, - сказала женщина. - Ты?..
     - Угол шесть. Слушаю тебя, Линия два.
     - Да что слушать, действуй по схеме "Вирус". Получи "посредник", пять
Мыслящих и езжай.
     Они тихо посмеялись. Угол шесть принял "посредник". Спросил:
     - Тебя забрать, Линия два?
     - Пошевели мозгами, - сказала Линия два. - Они только этого  и  ждут,
чтобы мы засыпались... Забрать! Придумаешь тоже!
     - Слушаюсь. - Угол спрятал  "посредник"  в  боковой  карман  пиджака,
висящего на шкафу. Линия два помогала - придерживала  вешалку.  Потом  она
села, высоко завернув юбку и заложив ногу на  ногу,  покачивая  туфлей  на
тонком каблуке.
     - Уф, надоело быть бабой...
     - Все лучше, чем ждать в Мыслящем. Где они?
     - Возьми в сумке. Я не пойду тебя провожать.
     - Как скажешь, Линия два.
     Он  благоговейно  разложил  на  столе  голубые  кристаллы   Мыслящих.
Налюбовавшись, уложил их в пластиковый мешочек, а на вторую обертку пустил
чистый носовой платок. Получился плоский пакетик. Поискав по комнате, Угол
нашел клей. Взял пачку "Беломорканала", высыпал папиросы и уложил  пакетик
в пачку. Аккуратно заклеил, пригладил и в свободное место насовал папирос.
Пачку уложил во второй боковой карман.
     ...Степан посмотрел на часы.  Они  с  Алешкой  щеголяли  в  новеньких
именных часах - подарке Министерства обороны, врученном Первым.
     - Алеха... давай к калитке. Больно долго ждем...
     Алешка выбрался из-за штабелей, юркнул за  калитку  и  прислонился  к
водосточной трубе  на  уличной  стороне  дома.  По  плану  он  должен  был
определить, осталась Принцесса Десантником или  нет.  Предполагалось,  что
она выйдет из дома раньше Ходока.
     Действительно, через несколько минут Линия  два  вышла  из  подъезда,
миновала Алешу и зацокала  каблучками  по  улице,  застроенной  маленькими
домами с палисадниками. Перед одним палисадником сидели  на  лавочке  двое
мужчин, а третий курил, стоя рядом. Он предупредил:
     - Приближаются...
     Валерка примостился  на  свободном  конце  лавочки.  У  него  заметно
дрожали  пальцы.  Он  поглаживал  котенка  -  успокаивал,  хотя  полосатое
крошечное существо мирно спало. Линия два подходила к ним. Алеша  был  еще
далеко, шагах в тридцати. Он поднял руку, показал на женщину.  Тогда  один
из сидящих кашлянул и позвал:
     - Присели бы, девушка... Мы веселые, - и загородил ей дорогу.
     - Нажрался, паразит! - ответила она и шагнула в сторону.
     Тот, кто курил, лениво шагнул вперед и схватил ее за локти  -  сзади.
Сейчас же передний  показал  ей  удостоверение.  Она  рванулась.  Она  так
рванулась, что задний упал, а второй отлетел шага на два.
     - Убивают! - оглушительно завизжала женщина я с невероятной скоростью
побежала обратно, прямо на Алешу. Она  мчалась  так,  как  люди  не  могут
бегать, и удрала бы,  если  б  не  мальчишка.  На  такой  скорости  нельзя
поворачивать. Алешка успел подставить ей  ножку  и  бросился  на  женщину,
когда она покатилась через голову.
     Через секунду на Принцессу надели наручники. Она больше  не  кричала.
Со двора выехала машина, подхватила арестованную и одного из оперативников
и умчалась. Остальные двое вместе с Алешкой скрылись с улицы,  прежде  чем
начали собираться любопытные. Алешка, шмыгая носом и  прихрамывая,  провел
оперативников по дворам к дому Ходока. Один - что показывал  удостоверение
- морщился и потирал локоть. Не задерживаясь во дворе, они опять вышли  на
улицу. Было самое время - по  мостовой,  временами  ныряя  в  тень  старых
тополей,  громыхала  "Волга".  Такси.  Человек  с  удостоверением   сказал
водителю:
     - Клиент будет трудный, Карякин... Вы помогите ему укладывать багаж.
     - Будет сделано, товарищ капитан. Сигнал прежний?
     - Да. Мальчик поднимет руку.
     Капитан повернулся и мелкой, уверенной походкой ушел во двор. Второй,
прежде чем пойти за ним, сказал водителю:
     - Молись, кунак... Сосчитай до тридцати и вкатывай.
     Алеша и  Степан  теперь  сидели  на  досках,  неподвижные,  будто  их
фотографировали. Капитан  встал  за  распахнутой  дверью  подъезда  Второй
оперативник -  за  старым  огромным  тополем.  Водитель  погудел,  вызывал
пассажира.
     Ходок вышел через минуту. Элегантный,  в  новом  светлом  костюме,  с
сияющей улыбкой.  Весело  подмигнул  мальчишкам.  Водитель  поднял  крышку
багажника.  А  Степка  и   Алешка   растерялись   -   улыбается!   Весело,
по-человечьи... Степан даже подался вперед всем телом и чуть  не  развалил
доски, а Ходок увидел это и _з_а_р_ж_а_л_. Знакомым реготом, как ржали  те
трое - в подвале.
     Степан поднял руку. Сейчас же офицеры подступили к машине, и  капитан
сказал:
     - Товарищ Лозовой, здравствуйте. Нам приказано охранять вас по пути в
район...
     ...Алешка схватил Степана за локоть и поволок за штабель, в проходной
двор. До плану операции ям полагалось быть в стороне, но дело  было  не  в
плане - Алешка трясся и губы у него помертвели.
     - Не хочу, - пробормотал он. - Видеть этого не хочу.
     - Какой нежный! - сказал Степан.
     - Нет. Этого жалко, Ходока. Она  его  только  сейчас,  когда  мы  тут
сидели, - понимаешь? А зачем? Мы утром предупредили,  что  она  Десантник.
Зачем ее не взяли сразу?
     - Они думали, мы врем, - сказал Степан. - Перестань трястись!
     - А я ненавижу, когда мне не верят. Не-на-вижу, - сказал Алешка.

                            КРИЗИС НАДВИГАЕТСЯ

     Самолет приближался к  Н...  В  полной  тишине  Зернов  скользил  над
редкими облаками - звук моторов отставал от машины  Из  пилотского  отсека
вылез радист:
     - Начинаем снижение. Для вас шифровка, - и подал Зернову листок.
     "Борт номер... Пассажиру. Тройное звено спаяно.  2+7,  повторяю:  два
плюс семь. Подпись: Второй", - прочел Зернов.  Радиограмма  означала,  что
"Тройное  звено"  прошло  с  успехом  и  взяты  два  "посредника"  и  семь
кристаллов Мыслящих.
     - В полетный журнал можете не вносить, - сказал Зернов радисту и стал
ждать посадки.
     Итак, после операций "Апостол" и "Тройное звено" добычей Центра стали
три одноместных "посредника" и двенадцать "Мыслящих". На свободе гуляют по
крайней мере еще два Десантника как минимум при  одном  "посреднике".  Это
было известно по происшествию с "полковником имярек", который лечил  зубы.
"Надейся из лучшее, рассчитывай на худшее", -  подумал  Зернов.  Предстоит
еще выловить не меньше дюжины Десантников, будем так и  ориентироваться...
О причинах срочного вызова он пока не думал. Вот и  аэродром.  У  дальнего
конца бетонки стояли две легковые машины.
     Звук догнал самолет, наполнил его, и моторы смолкли. Мелькнули фонари
посадочной полосы. И Зернов  рассмотрел  наконец  встречающих.  Трое  были
офицерами сопровождения - подчиненные Ганина. А четвертый был именно  тот,
кого начальник Центра спасался увидеть, - молодой дипломат Краюшкин,  член
комитета девятнадцати.
     Они быстро, привычно расселись по машинам.  Зернов,  Краюшкин  и  два
офицера - в одной, а третий офицер и еще двое, прилетевших с Зерновым, - в
следующей. Краюшкин держал на коленях портфель.
     - Что у вас? - спросил начальник Центра.
     Он был нацелен на новое действие, которое могла потребовать  от  него
служба. Он ощущал даже обычный нервный подъем, своего  рода  готовность  к
вдохновению - собрать воедино все, продуманное в долгие часы анализа,  все
модели  будущего  поведения  противника,   сотни   вариантов   собственных
действий. Дать решение - мгновенное и безошибочное, ощутив радость пловца,
схватившего гребень волны и полетевшего на  ней  к  берегу...  Но  сегодня
Зернов не  ждал  радости.  Когда  Краюшкин  раскрыл  портфель  и  из  него
выпорхнула стопка прекрасной  голубоватой,  с  водяными  знаками,  бумаги,
начальник Центра мрачно подумал: "Хорошо оформленный приговор"...
     Это была сводка зарубежной информации - доклады посольств,  бюллетени
пресс-агентств, выжимки из газетных сообщений. Каждое из них в отдельности
мало  что  говорило.  Высокопоставленный  чиновник  военного  министерства
посетил радиотелескоп в Сьерра-Бланка... Снижена степень боевой готовности
в истребительной авиации. Там  же  запрещено  командирам  ракетных  частей
атаковать неопознанные объекты без особого разрешения  маршала  авиации  -
впрочем, это сообщение из малонадежных источников... Да, в отдельности это
мало чего стоит, но вместе...
     Зернов аккуратно сбил листки в стопу, вернул  Краюшкину  и  некоторое
время смотрел, как за окном машины  скользит,  кланяется,  поворачивает  в
мареве старый дубовый лес. Краюшкин терпеливо ждал. Дубрава кончилась, над
песчаными нагретыми косогорами закачались мачтовые сосны, блеснули  свежим
цинком крыши дач, завился из-за штакетного  заборчика  самоварный  голубой
дым...
     - Да, очень, очень похоже, - проговорил Зернов. Повернулся к  соседу:
- Боюсь, тревогу подняли не впустую.
     - Просочились за рубеж? - шепнул Краюшкин.
     - Либо просочились,  -  сказал  Зернов,  -  либо  вторично  запустили
разведывательный корабль. А что наверху?
     - Ждут вас, Михаил Тихонович.
     Зернов сморщился, сложил кончики пальцев и  опять  наклонил  иссохшее
лицо к окну.
     - Полагают, Михаил Тихонович, что у вас имеется план...
     - А что план? -  уже  с  раздражением  спросил  Зернов.  -  Если  они
приземлятся по наводке со Сьерра-Бланка, что толку в моих планах?
     - Не понимаю, - с тоской в голосе прошептал Краюшкин. - Мы  обо  всем
их предупредили. Вовремя. Исчерпывающе. Как надо и что - обо всем...
     Зернов сморщился еще сильнее, и Краюшкин умолк. О  таком  не  говорят
даже при доверенных сотрудниках, да и  что  говорить,  в  самом  деле?  За
рубежом мы не властны помешать инопланетным захватчикам. Сделали что могли
- хорошо, добросовестно  сделали.  Предупредили  насчет  охраны  штабов  и
государственных деятелей, методики порекомендовали, согласовали  действия.
М-да... "Похоже, не помогло, - думал Зернов. -  Именно  так,  как  _о_н_и_
задумали сначала. Прорываться во всех ядерных державах одновременно. Мы не
смогли сделать самое важное, - в тысячный раз  подумал  он.  -  Не  сумели
найти техническое средство, чтобы  обнаруживать  Десантников  мгновенно  и
безошибочно. И Благоволин не  смог.  М-да...  Ведь  даже  сейчас  было  бы
спасение - изготовить такой аппарат. Быстренько бы  выловили,  быстренько,
пока не приземлилась эскадра. А если она уже приземлилась?.."
     ...В  тяжких,  тревожных  мыслях  прошел  остаток  пути.  За  зеленым
броневым стеклом наклонялась, поворачивалась Земля, полная  земной  летней
прелести, беспечная, все еще не подозревающая ни о чем.

                                ДЕСАНТНИКИ

     Севка лежал в кресле перед огромным пультом командора Пути. "Графики"
шевелились разноцветными значками. До черному экрану - развертке  Ближнего
Космоса передвигались огоньки грузовозов. Огромная  власть  была  в  руках
Севки, десятки тысяч балогов ждали его приказов, но что толку было в  этой
власти?
     Он с ненавистью взглянул на экран секретной связи, по которой говорил
с  Шефом.  Выпрыгнул  из   кресла.   Приказал   Нурре   вскрыть   упаковку
вакуум-скафандра и достал "поздравительную  пластинку".  Заодно  вынул  из
"посредника" Мыслящего  Железного  Рога,  спрятал  в  перчатку.  Укладывая
скафандр, "порученец" тихонько спросил:
     - Начальник, что случилось?
     Севка отмахнулся. Обеими  руками  сжал  пластинку.  По  ней  побежали
слова: "Сведения пока отсутствуют. Проверяем. Проверяем.  Выйди  в  Космос
через один-два часа. Поспеши с заданием. Кризис надвигается".
     Он тупо уставился на пластинку. Экран снова  был  пуст  и  чист,  как
небытие. "Проверяем. Проверяем"... Проверяйте. А я буду метить за Машку.
     Он больше не думал о Земле - только о мести.  И  его  жажда  отмщения
причудливо перепуталась с хитрой мстительностью  командора  Пути,  который
тоже кипел яростью - дорваться до Светлоглазого и  распылить.  А  Великому
Нулю свернуть шею. Да-да, Великому Десантнику... К нему тянулась  ниточка.
Джал чувствовал это - недаром сам был мастером дворцовых интриг.  Потянуть
за ниточку - и полезет то, чего не хватает для связной картины.
     За спиной Великого Десантника, как  в  точке  перспективы,  сходилось
все. И месть, и задание Учителя, которое тоже стало  местью.  Картина  уже
была готова сложиться. Не хватало пустяка. Десантного опыта. Командор Пути
в своих предыдущих жизнях не был Десантником.  Пилотом  -  да.  Целых  две
жизни. Затем сразу стал командором Пути.
     - Я ловко провернул  эту  историю.  Изумления  достойно,  как  ловко!
Справился  с  Номдалом,  добился  его  вознесения  в  Мыслящие  и   обошел
Расчетчика и обоих Великих... Сам стал Великим, - похвалился Джал.
     - Замолкни, карьерист... Ну, сожрал Номдала - вот он у  меня  где,  в
перчатке... Ничего ты не видел, кроме своей карьеры.  Уж  я  бы  на  твоем
месте хоть разок сходил бы с десантом, - буркнул Севка.
     Прижав рот к уху Нурры, он рассказал о неудачном  десанте  на  Землю.
Разведочный корабль сел в маленьком городке, развернул операцию  по  схеме
"Прыжок", но был вынужден уйти под угрозой атомного  уничтожения.  Вопрос:
как поступил бы Нурра в качестве командира десанта Линии  первой?  Решился
бы оставить планету, отступить или перешел бы к операции по схеме "Вирус"?
     - Клянусь белой молнией! - воскликнул  Нурра.  -  Меня  бы  распылили
иначе! Атомное оружие? Подготовку к "Вирусу" я  бы  развернул  при  начале
"Прыжка", хе-хе...
     - Без доклада Великому?
     - Э,  какой  там  Великий!..  Переговоры  тянулись  бы  сутки  и  еще
девятикратно. Линия первая и Расчетчик решают на месте.
     - Сколько Десантников ты оставлял в подобных случаях?
     - Четыре "посредника", - мгновенно ответил Нурра. -  В  них  -  шесть
Линий,  девять  Углов,  девять  Треугольников.  Там  атомное  оружие?   Не
сомневайся, начальник. Идет "Вирус"...
     Остальное командор Пути звал. Схема  "Вирус"  специально  разработана
для планет с развитой централизацией. Еще  лучше  действует  на  планетах,
управляемых из единого центра. Операция эта сокрушительна, хотя и  требует
значительного   времени.   Двадцать   четыре   Десантника   с   крошечными
одноместными "посредниками"! Они беспощадны, отлично  обучены,  неуловимы.
Они гении своего дела. Злы, как сумуны, и терпеливы,  как  лаби-лаби.  Они
ползут по планете, как вирусы, пересаживаясь из одного человека в другого,
пока не доберутся до центра, до мозга. Они захватывают власть - в  личинах
планетных руководителей. Сейчас возможности системы "Вирус" демонстрировал
Севка, захвативший командора Пути. А он  действовал  без  подготовки,  без
опыта, на пустом месте.
     Любой Десантник, даже Девятиугольник, по сравнению с  ним  -  мастер.
Пусть двадцать  три  Десантника  не  достигнут  цели.  Достаточно  одного,
пробравшегося в  военную  систему.  По  его  команде  отключаются  атомные
зенитные ракеты. Эскадра садится, как на  параде,  и  спокойно,  методично
рассылает Мыслящих.
     - Как бы ты рассудил, друг Нурра, почему Великий  Десантник  доложил,
что "Вирус" не проводится?
     - Ар-роу! - Бывший Десантник несказанно развеселился. - Лжец он, лжец
- по природе и по должности... Связь с эскадрой прервалась,  ты  говоришь,
во время рапорта Точки? Да? Остальную  часть  рапорта  придумал  Нуль.  Он
великий лжец,  а  не  Великий  Десантник!  Не  понимаешь?  Если  резиденты
погибнут, никто о них не узнает. Эх, а еще командор Пути!
     - Достаточно... - Командор поправил "посредник"  на  груди.  -  Эт-то
хорошо. Отлично! Порученец, смиррна!
     "Порученец" осклабился от удовольствия:
     - А-а, запрыгал, инопланетный?
     - Для всех я лечу на Большой Сверкающий. Ты  дождись,  пока  кончится
смена в Третьей Монтировочной. Вызови госпожу  монтажницу  высшего  класса
Тачч. И будь очень вежлив.
     - Буду. Затем?
     - Пригласи ее сюда. От своего имени, понятно? От имени Глора.  Спроси
ее, как прошли испытания, и пригласи.
     - Она спросит: зачем?
     - Скажи: я вас жду, дорогая Тачч, и  отключайся.  Не  забудь  послать
пропуск на Космодром-три.
     - Хорошо. Время?
     - Как можно скорей.
     - Слушаю, ваша предусмотрительность! - гаркнул Нурра.

                            ПОТЯНУТЬ ЗА НИТОЧКУ

     Странными путями ходит интуиция! Севка слушал  бывшего  Десантника  и
думал о Машке. Вспомнил, как она сказала: "У чхагов  есть..."  Что?  Вызов
госпожи Тачч помешал ей договорить. Сейчас он  договорил  сам:  "У  чхагов
есть доступ к детекторам-распознавателям".  Командор  Пути,  не  в  пример
монтажнику Глору,  разбирался  в  тактике  похитителей  тел  и  знал,  что
детекторы не менее важны в их ремесле, чем "посредники". Ведь  бесполезных
покупок никто не делает. Кто купит тело, на котором рвутся перчатки? Чхаги
должны обеспечивать покупателей соответствующими перчатками,  и  не  одной
парой - целыми ящиками. Чтобы хватило надолго. На годы. Как член  Великого
Судилища, командор Пути знал, что все шайки чхагов имеют связь с фабриками
детекторов.
     Параллельно  этой   мысли   двинулась   вторая.   Великий   Десантник
оскандалился. Мало того, что его десант удрал с планеты Чирагу, - потеряна
связь со всей экспедицией, а Десантники-резиденты остались без  поддержки.
Такого не бывало от истоков Пути. Как надо поступать Нулю?  Лгать  дальше?
На лжи не продержишься до бесконечности. Он, хоть  и  чурбан,  такие  вещи
соображает...  "Командор  Пути   формирует   экспедиции.   Командор   Пути
беспощаден от природы и  прошел  отменную  школу  беспощадности  -  восемь
поколений командорства. Наконец, он - чудак! - предан Пути и не  потерпит,
чтобы Величайшее Движение в истории Галактики  несло  урон..."  Вот  какие
мысли мучили Десантника, пока он  сидел  на  маяке  и  безуспешно  вызывал
эскадру... И четверо суток назад он приступил к  действию  -  связался  со
светлоглазым, и тот выпустил на командора Пути беднягу Глора.  Еще  прежде
он подстроил аварию ракеты с предыдущим порученцем  -  на  всякий  случай.
Авось пригодится Точный  расчет...  "Молодец  Нуль!  -  мысленно  похвалил
командор  Пути.  -  Мастер  интриги,  выросший  из  заурядного  лентяя   я
честолюбца, - это ли не чудо цивилизации?"
     Он закрыл глаза, потому что внезапно за его креслом прошла  Машка,  и
он ощутил ее прикосновение. Мягкое, совершенно _с_в_о_е_ - как  дома,  под
закатными соснами и бледным вечерним  небом  со  стеклянистыми,  продутыми
солнцем облаками.
     "Нет, нет! Меня вам не сломать. Я с вами рассчитаюсь  за  Машку.  Ну,
держитесь!"
     Командор Пути крепко растер грудь и плечи. Вызвал  начальника  личной
Охраны.  Приказал:  произвести  тщательный  обыск  в  ракете  "Молния-01".
Посторонние предметы изъять с соблюдением необходимых предосторожностей  и
отправить Шефу обеих Охран, на спутник Сторожевой...
     Сулверш стал пепельно-серым и исчез мгновенно. Джал вызвал Клагга.

                                  ЛАЗЕЙКА

     Кабинет командора Пути был пуст,  как  вымерший  город.  Погасли  все
экраны, стихли зуммеры, ослепли сигнальные табло. Взамен  тысяч  огоньков,
прыгающих,  мигающих,  ползающих  по   схемам,   светился   один   красный
прямоугольник с надписью: "Связь".
     Вся связь была выключена  центральным  выключателем,  и  его  рычажок
обездвижен шплинтом. Стояла непривычная  тишина,  только  неустанно,  чуть
слышно урчали обогреватели. Оглушенный этой тишиной, господин Клагг дергал
крышку стального ящика -  в  нише  заделанного  люка  парашютной  системы.
Справился. Крышка отвалилась с оглушительным  звоном.  Клагг  отрапортовал
задыхающимся шепотом: "Готово, вашусмотрительность..."
     Второй офицер стоял молча, с неподвижным лицом.
     Командор Пути опустился в кресло, скомандовал:
     - Начинай!
     Врач надел на его затылок шапочку стимулятора.
     Клагг извлек из ниши и понес на вытянутых руках "среднего  ремонтного
робота" - синее титановое существо с шестью парами цепких ножек и  щетиной
инструментов перед телескопическими глазками: Длинное,  гибкое,  кольчатое
тельце. Среднее кольцо непропорционально толстое - мозг. Робот безжизненно
висел на руках Клагга.
     Командор снял с груди "посредник",  передал  второму  офицеру.  Нурра
стоял поодаль, заложив руки за  спину  -  наблюдал.  Выражение  физиономии
ироническое. Джал мельком  посмотрел  на  него.  Удержался  от  замечания.
Совершалось таинство пересадки в робота, дозволенное только  командорам  -
"касте носящих "посредники". Для  младших  командоров  эта  операция  была
заурядной, для командоров -  довольно  частой,  для  Полных  командоров  -
редкостью.  Для  командора  Пути  пересадка  в  робота  была  чрезвычайным
событием, хотя он имел "посредник" и персонального робота-ремонтника,  как
и любой командор. Обычно эта операция  проводилась  при  неисправностях  в
собранном корабле и участвовали в ней младшие командоры. Ведь корабли Пути
строились не для балогов, и обслуживали их не балоги,  а  малые  ремонтные
роботы При  неисправностях,  требующих  разумного  вмешательства,  в  дело
вступали средние роботы - те же машины, но  с  Мыслящими  в  синтетическом
мозге. В ходе экспедиции роботами становились дежурные Мыслящие из главных
трюмов либо  Мыслящие  Десантников.  До  передачи  корабля  в  десант,  на
припланетных орбитах - Мыслящие командоров. Сейчас, едва ли не  впервые  в
истории, этим  делом  занялся  командор  Пути.  Как  требовал  закон,  при
пересадке присутствовали  два  офицера  Охраны,  гарантирующие  сбережение
тела.
     Надежная охрана была нужнее, чем когда-либо. Севка оставался  в  теле
Джала. Он был так же спокоен, как  Джал.  Мысль  об  обмане,  о  том,  что
командор оставляет его беспомощным и беззащитным, не волновала  его.  Джал
_н_е_  м_о_г_  обмануть,  даже  освободившись  от  Севки.  Он   становился
бесстрастным роботом, который не  лжет  и  всегда  выполняет  приказанное.
"Мыслящий в искусственном теле - не балог". Это  знал  каждый.  Он,  Джал,
пойдет, и сделает, что приказано, и вернется.
     - Давай! - командор Пути сдернул перчатки.
     Нурра усмехнулся. Из-за этого  последняя  мысль  командора  оказалась
тревожной и неуместной - порученец держит руки  в  парадных  перчатках  за
спиной, чур-рбан... Только привлекает к себе внимание. И усмешка...
     Он провалился в небытие. Выплыл. Одно небытие сменилось  другим.  Его
тело лежало в кресле, облаченное в командорскую одежду, - Севка знал  это,
хотя и не ощущал тела. Ничего не  видел.  Не  слышал.  Не  обонял.  Земное
сознание не умело управлять этим телом, более чуждым, чем  тело  мыши  или
птицы. Севка плыл в нем, как в  огромной,  черной,  бескрайней  пустоте  и
тишине. Наверно, так чувствует себя микроскопическая улитка,  проглоченная
китом - темнота, тишина, и в  гигантском  желудке,  полном  соленой  воды,
ничто не говорит о скорой гибели. "Долго не смогу. Плохо... - подумал  он.
- Хоть бы слышать. Хоть бы звук..." В ушной ямке Джала  сидел  бесполезный
телефон. Рядом, за границей тьмы, был  Нурра.  Он  десятки  лет  провел  в
Мыслящем без тела. Может, я в погребе? Маш-ка...  Я  не  буду  бредить,  -
упрямо подумал он. - Смешно. Я сам по себе, тело - само... Ну да.  Само...
- Он потерял сознание, подумав еще раз: - Эх, Нурра, - руки-то за спиной".
     ...Офицеры стояли навытяжку. Робот ожил  -  отполз  от  "посредника",
несколько секунд полежал на брюшке. Осмотрелся. Его глаза не  остановились
на теле командора Пути -  Мыслящие  не  ведают  сантиментов.  Дополз,  все
быстрее, быстрее и скрылся за пультом. Нурра тревожно выругался.  А  робот
уже семенил по  вентиляционному  каналу.  Когти  и  присоски,  присоски  и
магниты - робот не путался на поворотах и развилках. Джал строил этот  док
и знал его хорошо. Конечно, командор Пути и под страхом смерти не вспомнил
бы устройство вентиляции.  Но  в  мозгу  остается  все.  Поэтому  Мыслящий
отсчитывал повороты, и титановый зверек бежал, щелкая двенадцатью лапками.
К Главному маяку, по вентиляционной шахте маяка  и  по  рукаву,  качающему
воздух в радиорубку Антенны. Конец дороги. Воздух прижал  его  к  решетке.
Робот выдвинул малый глаз, осторожно просунул в отверстие -  решетка  была
проволочная,  с  крошечными  ячеями.  Малый  глаз,   приспособленный   для
микроскопических  работ,  дал   расплывчатое,   расползающееся   к   краям
изображение чего-то  непомерно  большого  и  разноцветного,  как  мозаика.
Внутренность радиостанции. Прохода нет. Робот отступил,  юркнул  в  другой
рукав и очутился  над  потолком,  в  узкой  щели  между  теплоизоляцией  и
броневым кожухом. Здесь была такая же решетка, и  в  дело  пошли  кусачки.
Машинка работала ими со стремительностью грызуна,  перекусывающего  стебли
травы. Отогнула решетку, выставила длиннофокусный  глаз  и  синей  молнией
жикнула по потолку - скрылась под трубой волновода.
     Сидящие за пультом  ее  не  заметили.  Шел  сеанс  связи.  Передатчик
мелодично гудел, с большой Антенны срывались импульсы вызовов,  летели  на
миллионы километров к бустерному спутнику связи, а  с  него,  по  коридору
свернутого пространства, к системе Чирагу. Великий Десантник жадно смотрел
на экран приемника. Помощник Десантника сидел, опустив голову на локоть.
     Укрытый в тени трубы, Джал пядь за пядью осматривал  круглую  кабину.
Он  раздвинул  длиннофокусные  глаза,  насколько  позволяли  стебельки,  и
предметы проплывали перед ним крупными и выпуклыми, как в сильном бинокле.
Слева от пульта, на стене, искомое - сейф.  "Неудача",  -  отметил  робот.
Шкафчик сварен из космической  керамики.  Космическая  броня  неприступна.
Даже лазерный резак вязнет в ней - потребуются часы, чтобы вскрыть замок.
     Джал не сомневался, что искомое перед ним.  Он  слишком  хорошо  знал
Десантника. Нуль был глуп и тщился заменить ум  преувеличенной  хитростью.
Было ясно, как огонь  плазмы,  что  Десантник  раздобыл  матрицу  перчаток
Железного Рога. Чхагам заказал перчатки, а матрицу хранит при себе,  чтобы
новый командор Пути зависел от него одного. Намерен выдавать ему  перчатки
понемногу, пары по три, чтобы помнил, кому служит... И,  конечно,  матрица
хранится в сейфе с шифрами. Самое надежное место. Ключ имеется у  Великого
Десантника на браслете.
     Джал не испытывал  ни  гнева,  ни  разочарования.  Мыслящим  неведомы
эмоции. Он скользнул по стене за шкаф. Прежде  чем  отступить,  он  должен
испробовать  все.  Синий  робот  протиснулся  между  стеной   и   броневой
керамикой, свернулся  в  спираль  и,  медленно  поворачиваясь,  обследовал
заднюю  стенку  шкафа.  Она  состояла  из  четырех  плит.   Глаз-микроскоп
продвигался  вдоль  вертикального  шва,  отмечая   все   дефекты   сварки.
Незначительные дефекты. Сварено хорошо. На стыке четырех плит -  в  центре
симметрии - обнаружилось отверстие со встроенным микровентилятором.  Робот
педантично  обследовал  его,  узнал.  Стандартное  устройство.  Вентилятор
шлемный,  от  вакуум-скафандра.  Материал  -  уплотненное  кристаллическое
стекло. Зашипел резак.  Через  несколько  секунд  моторчик  выдернулся  из
отверстия, задержался в массивных лапках-клещах, пока не остыл, и поплыл к
хвосту робота, от одной лапки к  другой.  А  глаз-микроскоп  уже  полез  в
отверстие,  сопровождаемый  гибким  шнурком  осветителя.   Пошел   чертить
строчками, осматривая внутренность сейфа.
     Пластинка была подсунута под самую высокую  стопку  шифров,  на  дно.
Щелк, щелк... Тонкие манипуляторы  приподняли  шифры,  выудили  пластинку,
подняли к отверстию. В ледяном мозгу робота отметилось: то, что требуется.
Полная  матрица  детектора-распознавателя,  с  красной  меткой  "Секретно.
Степень 9".  Несколько  впаянных  полей  соответствуют  личности  Номдала.
"Возможно, и другой личности", - добросовестно подумал Джал. Это не меняло
дела. Нужна любая полная матрица.
     Пластинка   передвигалась   перед   отверстием,   лампа   попыхивала,
фотоустройство делало снимки,  а  вентилятор  уже  подрагивал  в  передней
магнитной лапке, готовый встать на прежнее место...
     - ...О мбира,  дьявол!  -  простонал  Великий  Десантник  и  выключил
приемник.
     Его помощник горестно  передернул  плечами.  От  бустерного  спутника
пришел очередной отказ - экспедиция по-прежнему не отвечала.
     С  потолка,  из  воздушного  хода,  заваривая  последние   проволочки
решетки, на них смотрел робот.

                                  ИНТРИГИ

     Лицо командора  Пути  было  пепельно-серым,  с  коричневатым  ободком
вокруг челюстей. Он устал, как загнанный кург.  По  медлить  было  нельзя.
Едва офицеры успели водворить робота на  место  и  удалиться,  а  Нурра  -
доложить, что госпожа Тачч приняла приглашение,  как  явился  Сулверш.  Он
тоже походил на курга, но в  ином  стиле  -  курга-охотника,  бегущего  по
следу.
     - Мн-э-э? Нашел? - томно спросил командор.  (Севне  зверски  хотелось
спать.  _С_п_а_т_ь_.  Это  же  невозможно.  Это  же   издевательство   над
человеком. Его тошнило, и в глазах плавали студенистые пятна, как  медузы.
Спать...) - Нашел?
     Сулверш метнул подозрительный взгляд на  "Глора",  сидящего  в  своем
закутке. Загородил его спиною. Свирепым шепотом прохрипел.
     - Перчатки, ваш-ш! Непонятно! Измена...
     - Номер?.. - невозмутимо пропел командор Пути.
     - Позвольте, ну, доложить... Ваш номер ТВ-003!  -  Сулверш  брезгливо
поднял новенькую пару повседневных перчаток. - Ну, наглость! Под  сиденьем
вашусмотрительности...
     - М-нэ-э... Чурбан! Я приказал переправить найденное на Сторожевой.
     - Так что переправлено восемь пар! Эту, ну, осмелился! - отрапортовал
офицер. - Показать вашусмотрительности...
     Он еще надеялся, бедолага,  что  перчатки  окажутся  настоящими.  Его
физиономия бесхитростно выражала все  -  и  надежду,  и  ощущение  вины  -
досмотр в ракете  был  его  обязанностью.  Но  главной  составляющей  была
подозрительность с некоторым оттенком мечтательности. "А  что,  если...  -
спрашивали  его  глаза.  -  А  что,  если   эта   пара   -   вот   она   -
_н_а_с_т_о_я_щ_и_й_ детектор, ваша предусмотрительность? А та, что на вас,
- поддельная? И вы, мой уважаемый командор, не Великий вовсе, а подменыш?"
     Сквозь пелену усталости Джал читал это ясно, как  цветной  график  на
экране. Очень хотелось сказать:  "Жаль,  паренек.  Ты  выглядел  достойной
личностью, а оказался холуем. Только рабам свойственно испытывать  радость
при  чужом  падении.  "Падающего  толкли".  Переход  от  подобострастия  к
злорадству - вот истинное клеймо раба".
     - Принес показать, говоришь? Ювелир-р... - Он стянул с руки перчатку,
вторую. - Надевай...
     Сулверш подскочил, натянул на командора перчатки, найденные в ракете.
Детекторы лопнули с характерным шелковистым треском.
     - Убедился? Запроси Сторожевой, что дал анализ.
     -  Так  что  рано,  ваш-ш...  Не  долетели  еще,  -  убитым   голосом
пробормотал  Сулверш.  -  Вашусмотрительность,  я  подаю  рапорт.  Ну,  об
отставке...
     - Не принимаю. Ты мне  нужен,  -  отрезал  командор  Пути.  -  Ракету
проверил? Топаем на Большой Сверкающий.
     Он знал, что делает. Анализ в лаборатории Охраны  выявит  подложность
детекторов,  найденных  Сулвершем.  Раз  так,  перчатки  самого  командора
настоящие. И командор настоящий,  не  подменыш.  Сулверш  окажется  кругом
виноватым. Это он проглядел посторонние предметы в  личной  ракете  Джала.
Он, начальник Охраны командора, прозевал заговор,  а  раз  есть  подложные
перчатки, то есть и заговор.  Наконец,  он  дважды  осмелился  заподозрить
подмену,  когда  ее  не  было,  и  тем  нанес  своему  принципалу   тяжкое
оскорбление.
     В ракете господин Сулверш сидел тихо,  как  пойманный  зверек.  Перед
стартом поднес ко рту таблетку "антиграва" - в ожидании обычных  штучек  с
ручным управлением. Командор сказал:
     - Спрячь. Пойдем на тросике.
     "Тросиком" на пилотском жаргоне называлось автоматическое управление.
Взлетели.  Двигатели  легонько  перетолкнули  ракету  на  большой  эллипс,
встречный с орбитой  Сверкающего.  Командор  Пути  тем  временем  отдыхал,
вытянувшись в прохладном скафандре. Насладившись прохладой и невесомостью,
обратился к офицеру:
     - Сул! Говори без чинов. Я слушаю.
     Сулверш, как улитка, потянул голову в шлем:
     - Вашусмотрительность! Ну... Я затрудняюсь.
     Тогда Джал заговорил сам и разбил последние надежды начальника  своей
Охраны. Объяснил ему, что заговор против  Великого  командора  существует.
Что приказ, данный Сулвершу Шефом  -  удвоить  бдительность,  -  и  вызван
заговором, а обнаружил оный не кто иной, как господин Глор.  Что  парадные
перчатки надеты Глором по просьбе командора, дабы чхаги принимали Глора за
своего  агента,  которому  поручено  _в  _р_а_к_е_т_е  _п_о_д_м_е_н_и_т_ь_
о_с_о_б_у_ Д_ж_а_л_а_. Для  чего  в  ракету  и  упрятана  злоумышленниками
кассета перчаток.
     Круг лжи был замкнут. Большая ложь должна содержать элементы  правды.
Запутанный в ее сеть, начальник Охраны - единственный бдительный человек в
окружении командора Пути - становится безопасен.
     Остаток дороги командор отдыхал. Пошевелился только один раз -  чтобы
переложить катушку микрофильма,  отснятого  роботом,  в  нагрудный  карман
своего скафандра.

                             БОЛЬШОЙ СВЕРКАЮЩИЙ

     Космос  медленно  и  неслышно  вращался   вокруг   причала.   Большой
Сверкающий был самым старым из действующих спутников. Он состоял  из  двух
баранок - торов, сложенных вместе. Спутники строили  баранками  еще  в  те
времена, когда не было генераторов искусственной гравитации. Сила  тяжести
создавалась в них как а "чертовом колесе" - спутник  вращался  вокруг  оси
баранки, и всех, находящихся внутри, прижимало к внешнему ободу. И до  сих
пор там  не  ставили  гравитора,  потому  что  будущие  космонавты  должны
приучаться к тяжелой жизни и слабой силе тяжести.  В  спутнике  помещалась
Космическая Академия.
     Начальник Академии ждал на причале.
     - Опять пронюхал, пилотяга? - проворчал командор Пути.
     - На том стоим, ваша предусмотрительность!  Мы  на  официальность  не
смотрим. Разрешите сопровождать?
     - Не разрешаю. Прикажи дать мне движок.
     "Движком" пилоты и  космические  монтажники  называли  индивидуальный
гравитор, размером с большой шкаф. В невесомости размеры не имеют  особого
значения. Пока двое курсантов заправляли движок жидкими газами. Джал задал
начальнику Академии несколько пустых вопросов. Курсанты работали весело  -
командора  Пути  здесь  любили.  Ему  было  приятно  смотреть  на   ловких
пареньков. Он спросил:
     - Ну, как делишки, чур-рбаны?
     - Полный порядок,  вашусмотрительность!  -  на  "чурбанов"  никто  не
обижался. Напротив, о командоре говорили так: "Назовет чурбаном -  считай,
пронесло. Простил".
     Его  предусмотрительность  пристегнули  к  движку  и  выставили,  как
мебель, на край причала. Он поманил к себе начальника Академии:
     - Через одну  восемьдесят  первую  дадите  боевую  тревогу,  господин
Полный командор. Я буду наблюдать. Мое место  не  показывайте  на  экране.
Связь отключите! - джал оттолкнулся от причала и прыгнул в пустоту.
     Он летел вниз лицом. Ночное полушарие планеты стояло  перед  ним  как
вход в черный туннель. Планета занимала  примерно  седьмую  часть  видимой
окружности. Звезды блестели по краям туманно-черного диска,  окружали  его
огненной рамкой. Остальные скрывал шлем. Было неизвестно, продолжает ли он
удаляться от спутника. Планета невозмутимо висела в венчике звезд. Плотная
крыша облаков закрывала все огни,  даже  прожекторы  космодромов.  Планета
выглядела как  тысячу  лет  назад,  когда  ее  населяли  дикие  шестиногие
существа, предки теперешних балогов. Они стали разумными  благодаря  Пути.
Пятьсот лет назад Десантники обнаружили эту планету, привели к ней большие
корабли. Шестиногие твари стали разумными, медики устранили  среднюю  пару
конечностей, мешавшую при работе. Вот как было. Диким шестиногам, пожалуй,
не стоило сетовать на судьбу...
     "Стоп! Ну-ка подумай", - приказал себе командор. В Космосе ему всегда
хорошо думалось. На чем мы остановились?..
     Медики, медики... Им удалось превратить  лишние  ноги  в  смигзы,  но
полностью разделаться с инстинктом семьи не удалось.  Что-то  сохранилось.
Имя матери до сих пор входит в полное имя каждого балога. Забота с  "своих
Мыслящих"  -  почтенная  традиция...  "О  непреклонность  Пути!  Почему  я
размышляю о чепухе?" - удивился командор, и  вдруг  его  осенило.  Госпожа
Тачч! Для решительного разговора с  нею  не  хватало  важнейшей  детали  -
понимания ее побуждений. Что привело ее  к  чхагам  (если  его  подозрения
справедливы)?  Жадность?  Конечно,  нет...  Пресловутая  забота  о  "своих
Мыслящих"? Вряд ли. Она бы давно освободила их законными  путями.  А  что,
если Железный Рог ее близкий родич?  Это  меняет  дело.  Его,  свергнутого
Великого, не освободишь законным образом... Ну держитесь, монтажница Тачч!
     Командор Пути, очень довольный, нащупал кнопку вертикального поворота
- пора было сориентироваться на спутник. Космос пополз слева направо,  как
поезд на тихом ходу. Планета  уехала  за  рамку  шлема.  Остались  звезды.
Опытный глаз  командора  Пути  нашел  звездную  систему  Чирагу,  а  Севка
испугался. Оказалось, что его подкосило жуткое одиночество, пережитое  им,
пока разум Джала был в роботе. Он испугался сильнее, чем в детстве,  когда
отец запер его ради наказания в темной комнате. И  сейчас  страх  появился
снова. Пылали звезды. Одни лишь  звезды  и  чернота,  больше  ничего.  Ему
показалось, что Большой Сверкающий снялся с орбиты  и  улетел.  Что  обман
раскрыт и его бросили  в  Космосе.  Он  едва  не  заорал.  Он  был  земным
мальчишкой, заблудившимся среди звезд. Командор Пути  с  его  невозмутимой
храбростью, роговыми челюстями и жизненным опытом, накопленным за  пятьсот
лет, не имел к нему отношения. Но Джал был здесь.  Он  буркнул:  "Струсил,
паренек? Чурбан... Три огня в створе созвездия Мореплавателей видишь?  Это
Большой Сверкающий".
     Страх сразу кончился. Он остановил поворот и оценил расстояние своими
широко расставленными глазами. Хорошо... До  спутника  два-три  километра.
Можно вызывать. Он закрыл глаза и сосредоточился. Через  несколько  секунд
под шлемом заговорил голос Учителя:
     - Здравствуй, Сева! Я не буду показываться. Стерпишь?
     - Стерплю. Здравствуйте.  Показываться  все  равно  нельзя,  за  мною
наблюдают. - Он лежал в пустоте, глядя на огни спутника, словно говорил со
звездами. - Говорите, я слушаю.
     - Местоположение Маши установлено, - бесстрастно ответил Голос.
     - Установлено?! Где?!
     Он не рискнул спросить у звезд - разве она... ну, вы понимаете. Голос
понял и ответил:
     - Она в форме Мыслящего.
     - Ой... - простонал  Севка  тонким  голосом.  -  Я  думал,  Джерф  ее
распылил... Где она?
     - Контакт установлен. Место не фиксируется.
     - Ладно. - Севка был счастлив и щедр. - Ладно. А насчет  перчаток  вы
знаете? Я достал... то есть, не я...
     - Схему детектора-распознавателя? - оживился Голос.
     - Достал, достал! Переснял на микропроволоку. Годится?
     Он полез в карман за кассетой и отдернул  руку,  За  спиной  зажужжал
маховичок, автоматически поддерживая его в прежнем положении.
     - Положи запись перед собою, - приказал Голос.
     Кассета была такая крошечная - убрав руку, Севка не мог бы  подобрать
катушечку. Через секунду она мелькнула, закрыв яркую  звезду,  и  вдруг  в
пустоте возникла  спираль,  белая  и  яркая,  как  Млечный  Путь.  Кассета
повернулась в ней, черненькая и плотная. Исчезла. И  за  ней  исчез  белый
туман. Все. Вот он и выполнил задание.
     Несколько минут Голос молчал. И внезапно гулко зазвучали слова:
     - Снимки превосходны. Поздравляю! Ты готов к возвращению?
     - Погодите... Вот что, на Земле, наверно, двадцать четыре Десантника.
     - Теперь это безразлично. Ты возвращаешься?
     - Знаете что? Пока верните Машу. Пожалуйста. Я пока остался бы,  если
мощно...
     - Я не перемещаю вас поочередно. Только обоих.
     - Ладно. Давайте... - Севка перевел дух.
     Вот он и решился. Вместе с Машкой. Домой. Но  сейчас  же  Севка  стал
стыдиться этого решения. Будто удрал из справедливой драки. "Я же  не  для
себя. Я из-за Машки", - подумал он.
     Огни спутника Сверкающего помутнели и погасли -  по  тревоге  спутник
оделся защитным полем. В шлемофоне гудели приглушенные голоса  -  курсанты
Академии рапортовали о готовности из спасательных ракет. А перемещения все
не было.
     - Первое звено - старт! - скомандовал начальник КА.
     И внезапно послышался Голос. Он произнес одно слово:
     - С_е_в_а_.
     - Что? Что?! - вскрикнул Севка. - Машка!
     - Сейчас нельзя вернуть Машу. Экран.
     - Вы что-то путаете, - льстиво сказал Севка. - Честное слово!  Я  вас
очень прошу. Ее надо вернуть, я очень... - Он всхлипнул. - Вы же обещали!
     - Экран, - терпеливо повторил Голос. - Кристалл заэкранирован,  Сева.
Чтобы пробиться, необходим  луч  большой  мощности.  Пробивая  экран,  луч
уничтожит кристалл Мыслящего.
     - Вы обещали, - сказал Севка.
     - Никто не может обещать чуда. Экран...
     - Вы обещали!
     - Вспомни о  Земле.  Вспомни  о  людях,  которых  вы  спасли.  Слушай
внимательно.
     - Да, - безжизненно сказал он. - Я слушаю.
     - Экран соответствует по мощности двумстам метрам  воды.  В  массе  -
слабый проводник. Величина проводимости - две  единицы,  принятые  у  вас.
Проверь, какой материал имеет подобные характеристики, и ищи. Ты  один  из
властителей. У тебя большие возможности.
     - Да.
     - Извещай меня обо всем.
     - Да.
     - То, что ты задумал, мы одобряем. Конец. Удачи!
     Звезды стали прежними. Голос исчез.
     ...Командор Пути скомандовал:
     - Спасракету - ко мне!

                               МБИРА, МБИРА...

     "Вольно!"   -    последний    раз    гаркнуло    за    дверью.    Его
предусмотрительность, вернувшись со спутника  удалился  на  отдых  в  свои
личные апартаменты. Против обычая, командор Пути пригласил к себе на время
отдыха порученца. Сулверш тревожно нахмурился.  Хорошо  еще,  что  он  мог
видеть, как Джал, едва за ним затянули дверь, усадил порученца  в  кресло,
как важную персону.
     - Нурра, я нуждаюсь в твоей помощи. А  моего  друга  похитили  чхаги.
Охрана не может его найти.
     Нурра почесался, запустив руку под комбинезон, и осведомился:
     - Похитили? А что за друг? Тоже инопланетный?
     - Мой дорогой, высшие касты не чешутся,  -  мягко  заметил  командор,
думая при этом: "Сказать? Клянусь шиусами, оусами и комонсами, верю я  ему
или нет?
     - Да. Инопланетный. Придвинь ухо, друг Нурра...
     Бывший  кург  слушал  его  рассказ  и  передергивал  плечами.  Привык
чесаться, чурбан... Выслушав, скривился в улыбке и отрапортовал:
     - Ваша  предусмотрительность  разрешит  отбыть  на  некоторое  время?
Прогуляюсь тут... в округе. Недолго.
     По его лицу было видно, что планами своими он  не  намерен  делиться.
Выйдет - хорошо. Не выйдет - скажет, что  прогуливался.  "В  округе"...  У
Джала тоже был такой характер.
     - Госпожа Тачч на подлете, - сказал Нурра. - Я по  сети  распоряжусь,
чтобы впустили? М-нэ-э?
     Он был невьшосим, он чесался, как кург, и осмеливался  передразнивать
Великого, но Джал  только  ухмыльнулся  и  фыркнул  -  иди,  что  с  тобой
поделаешь...
     Несколько минут он выгадал для отдыха. Растянулся на ковре  и  думал.
Сначала о Машке. Когда  Нурра  вернется,  поручу  ему  посчитать  "экран".
Двести метров воды - по плотности. Похоже, Джерф  спрятал  Машку  прямо  в
ботике  Тачч.  Похоже...  Однако  следует  просчитать   электропроводность
морской воды в этих краях. Прикажу  затребовать  данные  у  Расчетчика.  А
дальше? Дальше была полнейшая неопределенность,  разрешить  которую  могла
одна Тачч. Позывные ботика - ее секрет. Сейчас она явится, побеседуем... И
командор Пути вернулся к мысли, которая сформировалась, когда спасракета -
полчаса назад - зажгла стояночные огни и в пустоте,  неслышимо  растекаясь
на фоне звезд, обволакивая туманом скафандр, просияла  зеленым  и  красным
струйка испаряющегося гелия. Учитель догадался о его решении  прежде,  чем
оно появилось. "Великий Десантник ждет нового корабля, как  Мыслящий  ждет
тела, - подумал он. - Дробиться к  эскадре  хочет...  Ну,  покажу  я  тебе
корабль, - думал командор Пути, вкладывая в эту мысль двойную ненависть  -
Великого, которого хотят низвергнуть, и лазутчика в стане врага".
     ...По внутренней связи заговорил начальник Охраны:
     - Прибыла госпожа Тачч, монтажница высшего класса, к господину Глору,
каковой просил, - и так далее.
     - Пропустить ко мне. Одну.
     Сулверш не стал спорить, пропустил. Не канючил, что  устав,  мол,  не
разрешает  командору  Пути  принимать  посетителей   в   одиночестве.   "О
неугомонный! Опять что-то затеял", - думал командор, встречая гостью.
     Госпожа  Тачч  выглядела,  как  всегда.   Угольные   глаза   смотрели
внимательно и скучливо, комбинезон и перчатки сверкали, как новенькие, и в
то же время не казались новыми. Госпожа Тачч была известной  щеголихой.  А
щеголями зря не становятся. Франтовство -  занятие  не  беспричинное.  Ему
предаются либо  _н_и_ч_т_о_ж_е_с_т_в_а_,  либо  _л_и_ч_н_о_с_т_и_.  Вот  и
Светлоглазый... Клянусь белыми молниями,  как  говорит  Нурра.  Между  тем
монтажница  выполнила  положенную   серию   приседаний,   произнесла   все
почтительные слова, была приглашена поесть  и  отдохнуть  после  дороги  и
отказалась. Приглашение к еде  было  простой  вежливостью.  Только  Полные
командоры и Диспетчеры имели право принять такое приглашение.
     - Можете сидеть, - сказал командор и взглянул на одиннадцатую  секцию
браслета.
     Ишь ты! В апартаментах Великого действует подслушивание!
     - Покорнейше прошу извинить, - сказал он и самолично вышел в холл.
     Сулверш нес дежурство не один. С ним были два младших офицера.
     - Отошли их... Теперь подойди. Со мной  шутки  скверные,  головоногая
козявка... Имеешь последнее предупреждение... Выключи это. Ма-алчать!
     -  Вашусмотрительность...  -  не  сказал,  а   прорыдал   офицер.   -
Вашусмотрительность! Хоть сторожа разрешите включить! Никак невозможно, вы
и порученца отпустили!
     - Разрешаю сторожа, - сказал командор.
     Сулверш протопал в гостиную  и  оживил  большой  сторожевой  автомат,
лежащий в наше. Удалился. Командор Пути обратился к гостье:
     - Итак, госпожа  Тачч  (монтажница  присела  скромно),  мне  известно
кое-что о вас...
     - Весьма польщена вниманием вашей предусмотрительности.
     - Вы можете сидеть. - Он опять взглянул на  одиннадцатую  секцию.  Не
осмелился ослушаться, выключил. Однако, молодец, настоящий охранник! - мне
стало известно кое-что странное о вас, госпожа Тачч.
     - В каждом из нас есть нечто странное, ваша...
     -  Помолчите.  Вы  посоветовали  господину  Глору   нарушить   приказ
Расчетчика. Объяснения?
     - Господин Глор - мой собрат по касте, ваша предусмотрительность.
     - Вы нарушили закон. Это не все. Упомянутого Глора вы предупреждали о
каких-то опасностях при его отбытия в мое хозяйство. Объяснения?
     - Господин Глор и его подруга госпожа Ник вылетели в начале  урагана,
ваша предусмотрительность. Помнится, я им  советовала  быть  осторожнее  и
переждать.
     Джал фыркнул. Маловато у вас воображения, госпожа монтажница...
     -  Клянусь  шлемом  и  перчатками,  вы  забываетесь.   Советую   быть
откровенной. В Расчетчике вас не станут упрашивать, милая госпожа.
     - Я не смею ничего скрыть от вашей предусмотрительности.
     - Раз так, я хотел бы узнать, где инженер-физик Джерф.
     Тачч сделала удивленный жест. Джал начал злиться.
     - Я служу не Охране. Я не собираюсь передавать  вас  Охране,  хоть  и
уверен, что в Расчетчике вы сказали бы немало интересного. Мне надо  знать
лишь одно. Где Джерф?
     - Не имею чести знать господина,  о  котором  изволит  говорить  ваша
предусмотрительность.
     - Тот, кто похитил вашу амфибию. Слушайте. Вас я  отпущу.  Мне  пущен
Джерф. Где он? Говорите!
     Госпожа Тачч сидела, благовоспитанно сложив руки  на  груди,  опустив
глаза. Не дрогнула. Неужели ошибка? Командор встал.
     - Джерф подослал Глора. Вы соучастница. Где он? Говорите!
     Тачч пошевелилась, задумчиво посмотрела на него  и  спросила,  как  у
равного:
     - Вы убеждены, что Охрана нас не слышит?
     - Джерф нужен мне, госпожа Тачч. Не Охране.
     Он внимательно следил за руками монтажницы, Пальцы правой  руки  были
скрыты под рукавом левой.
     "А Сул молодчина", - подумал он и шепнул:
     - Сторож, взять!
     Шепот был почти неслышен,  но  автомат  прыгнул  и  двумя  щупальцами
схватил  монтажницу  за  руки.  Прыжок  запоздал.  Тачч  успела   включить
"посредник" - командор  ощутил  дурноту,  как  бы  тупой  удар  в  голову.
Титановый корпус робота ослабил лучевой удар.  В  левой  руке  монтажницы,
схваченной синим щупальцем, был одноместный  "посредник"  и  тут  же,  под
пальцем, кристалл Мыслящего.
     - Еще один Железный Рог? - любезно спросил Джал. - А  это  знаменитый
портативный "посредник" чхагов? Бросьте! Ну!
     Коробочка звякнула и откатилась под стол.
     - Сторож, на место! Смотрите-ка, "посредник" -  десантный!  Мн-э-э...
Ловко, хотя и неосторожно.
     Тачч  смотрела  на  командора  Пути  с  суеверным  страхом.  Мыслящий
отсвечивал голубым в ее руке.
     - Вы бы спрятали, мн-э-э, это... _Т_е_п_е_р_ь_ будете  говорить?  Или
чхаги научились умирать молча?
     - Мбира! Проклятый и подлый мбира, - с невероятной злобой  прощелкала
Тачч. - Узурпатор и убийца, мбира, мбира... Кто помогает тебе,  проклятый?
Почему тебе все удается? Во имя Пути, почему я  безоружная!  Зови  Охрану,
подлый мбира...
     - Вы изложили свои мысли до  конца?  Очень  любопытно,  хотя  причины
вашей ненависти, мн-э-э, малопонятны. Но вернемся к делу. Дшерф. Где он?
     - Его вы не поймаете! - крикнула Тачч. - Он отомстит за...
     - За кого? - вкрадчиво поинтересовался командор.
     Сейчас все разъяснится. Последнее белое пятно в интриге и ключ  к  ее
успеху. Если Джал верно оценил  побуждения  монтажницы,  если  она  кровно
заинтересована в Номдале, Железном Роге, дело выиграно.  Тачч  превратится
из врага в союзника. "Любопытно, кто он,  брат  ее  матери  или  отец?"  -
подумал командор Пути и спросил очень мягко:
     - За кого же вы собирались мстить? Может быть, за господина Номдала?
     А! Он попал в цель! Тачч  задохнулась  и  села.  Он  смотрел  на  нее
сверху, с гребня удачи. Приподнял командорский "посредник",  похлопал  его
по затыльнику:
     - Если вы интересуетесь Номдалом, то он здесь.  Я  предлагаю  честный
обмен. Мыслящего господина Номдала на Мыслящего,  похищенного  из  госпожи
Ник.
     - Вы лжете, - прошептала Тачч, не спуская глаз с "посредника".
     -  Зачем  же?..  Слушайте,  госпожа  чхагиня.  Вот  какую  логику   я
усматриваю в ваших действиях. Во-первых, вы с Джерфом  не  простые  чхаги.
Цель ваша - поместить  господина  по  кличке  Железный  Рог  в  мое  тело.
Почему-то вы не согласны  на  заурядного  человека.  Вам  нужен  я.  Джерф
соблазнил Глора, обещав ему Бессмертие. Это просто. Но  кто  устроил  так,
чтобы я, я сам пригласил Глора в порученцы?  Кем  обстряпано  это  дельце?
Ну-ка?
     - Мбира, мбира... - шептала Тачч.
     - Мбира - сверхъестественное существо на древнем  языке,  -  деловито
перевел командор Пути. - Я же просто умею рассуждать и кое-что  знаю.  Вот
как мне подсунули Глора. Некто изучил мой  характер  до  тонкостей.  Некто
понял, что я ненавижу тупиц и чурбанов. И вот у меня работают одни  тупицы
и чурбаны. Кто мог изучать меня в  течение  поколений?  Кто  распоряжается
кадрами? Великий Диспетчер... Номдал,  вернувшись  в  должность  командора
Пути, лизал бы его когти... А, еще раз попал?
     Тачч смотрела на него, как наба на сумуна, с покорным ужасом.
     -  Итак,  Великий  Прокт.  Прямо   он   вам   не   помогал.   Хватало
дружественного нейтралитета. С  его  молчаливого  согласия  его  сотрудник
доложил мне о ловком поступке Глора во время испытаний.  Ставка  на  Глора
делалась давно. Поэтому, верный долгу, Расчетчик пытался  убрать  Глора  с
моего пути. Но Прокт распоряжается Расчетчиками  планеты.  Вам  шепнули  -
предупредить, что неизбежны рикошеты. Вы ловко и терпеливо охраняли Глора,
надо признаться... Теперь последний участник заговора, Великий  Десантник.
Им подстроена гибель моего  предыдущего  порученца.  Что?  Верно?!  Он  же
обеспечил  перчатки.  Кстати,  они   обнаружены   в   ракете...   -   Джал
пренебрежительно фыркнул. - Двое Великих на  вашей  стороне,  а?  Неплохо,
мн-э-э... Признаю. Однако  улик  достаточно,  чтобы  распылить  и  вас,  и
Джерфа, и парочку Великих в придачу. Черные небеса, на этой планете  мощно
доверять только Расчетчикам! - он прошелся по обширной гостиной  командора
Пути, чтобы перевести дух и приготовиться к следующему залпу.
     Тачч все еще не сдавалась:
     - Это клевета!.. Ваша предусмотрительность!
     - Помолчите. Итак, я могу отправить на распыление и вас и обоих  моих
друзей, если они пожелают за вас заступиться. Для  вашего  распыления  мне
сейчас достаточно вызвать Охрану. Вы чхаг, улика против вас решительная  -
десантный "посредник"... Но я предлагаю договориться. Я возвращаю Номдала,
вы - госпожу Ник.
     - Мне нечего сказать вашей предусмотрительности.
     - Кажется, вы еще не  поняли.  -  Он  опять  похлопал  по  затыльнику
прибора. - Господина Номдала я распылю первым...
     - Нет! - вскрикнула Тачч. - Его нет у вас! -  Она  вскочила.  Сделала
несколько шагов к  Джалу.  Остановилась.  Опять  шагнула  вперед  и  опять
застыла. "Посредник" с Номдалом притягивал ее, как взгляд гипнотизера. - Я
не верю! Нет! - враждебно и отчаянно прощелкала она.
     - А ведь вы могли бы понять, что я не лгу. -  Он  включил  браслет  и
приказал: - Сул, зайди.

                                ОПЯТЬ НУРРА

     Сулверш  появился  так  быстро  и  лицо  его   сияло   такой   чистой
преданностью, что хотелось откусить ему голову. Он отрапортовал:
     - Его высокопревосходительство Шеф обеих Охран просят соединить их  с
вашей предусмотрительностью!
     - Благодарю. Распорядись, чтобы пришел Тисс,  радист  из  канцелярии.
Ну? Что стоишь, чурбан?
     Сулверш еще разок  попытался  разобраться  в  обстановке  -  сверкнул
глазами на госпожу Тачч, на Джала я промаршировал за дверь.
     - Сторож! Не выпускать ее! - приказал командор  я  перешел  в  кабину
связи.
     Его высокопревосходительство Гаргок вынырнул из глубины экрана.  Лицо
у него было умеренно скорбное  и  деловитое.  В  чем  дело?  А,  пустячок,
недоразумение...  Порученец  его  предусмотрительности,   господин   Глор,
задержан роботом при входе в корабль. Почему? Пустяк, вашусмотрительность.
Перчатки у него, как бы сказать... не по форме. Он пока в карцере.
     Возражать  было  невозможно.  Таков  закон:  каждый   задержанный   в
фальшивых, чужого  номера,  а  также  неформенных  перчатках  берется  под
стражу. Вне зависимости от его касты, разряда, привилегий и так далее.
     - Подловил... - буркнул командор. - Ловкач, ловкач! Но послать его  в
Расчетчик без моего согласия не удастся.
     - Так, ваша  предусмотрительность.  Я  вторично  прошу  этого  вашего
соизволения.
     "Ну, ты его подождешь", - подумал Джал, а вслух произнес:
     - Твой высокий начальник сказал бы: "А не чересчур ли ты  оперативен,
Гар?" Соизволения не будет. Мне должно, поскольку задержанный  принадлежит
к моей свите, разобраться в случившемся.
     - Вашусмотрительность! Одно мгновение!
     - Что еще?
     - Перчатки, перчатки, найденные в ракете.
     - Ну-ну?
     - Как вам стало известно, что их подложили?
     - Послушай, Гар... кто из нас Шеф обеих Охран? Разбирайтесь,  Шеф.  Я
вас не задерживаю более... - Он ударил по  клавише,  и  физиономия  палача
стерлась с экрана. Сладкая,  бело-голубая,  подлая.  Право,  госпожа  Тачч
много приятней... "Нурра, Нурра! Ох уж этот Нурра - допрыгался, -  подумал
он. - Уж придется ему посидеть, пока я не закончу".
     Много позже он понял, что бессознательно  обрадовался  аресту  Нурры.
Слишком уж трудно было смотреть на тело Глора, который ни  в  чем  не  был
виноват - пешка в чужой игре.

                           РАДИСТ ИЗ КАНЦЕЛЯРИИ

     Он ждал за дверью, и он был не ПИТ - Первосортное Искусственное Тело,
а просто ИТ, второго то есть сорта. Поэтому  он  и  подергивался,  поэтому
выполнял  самую  тяжелую  работу  в  канцелярии  -  непрерывную  связь   с
Расчетчиком. Он  вошел,  остановился  посреди  гостиной  и  ждал  приказов
командора Пути.
     Искусственное тело не  место  для  разума.  Поместите  в  него  самое
шустрое сознание,  и  получится  скучный  неторопливо-степенный  механизм,
такая же бесстрастная машина, как и  средний  ремонтный  робот,  но  более
способная,  а  потому  с  заскоками.  Искусственное  тело  нельзя  научить
здороваться и прощаться. Не хочет - и  все.  Биологи  и  медики  не  могли
улучшить искусственные тела, хотя бились над этим уже четыреста лет.
     Командор без долгих разговоров подошел к радисту  и  стал  нащупывать
кровеносный сосуд - сзади на шее. Ит вяло запротестовал:
     -  Нам  это  не...  -  Он  дернулся   и  закончил  уже  с  трудом:  -
...Неприятно, господин командор Пути Джал.
     - Ты забываешься, - сказал командор.
     - Мы... мы помним. Однако же неприятно.
     - Ну потерпи, чурбан ты, чурбан...
     Ит всхрапнул и мягко опустился на ковер. Таким способом Искусственные
Тела отключались. Любая машина должна  иметь  выключатель.  Командор  Пути
разжал пальцы, посмотрел,  не  повредил  ли  когтями  искусственную  кожу.
Выпрямился и взглянул на Тачч. После разговора с  Гаргоком  он  как-то  не
удосужился обратить внимание на монтажницу. Вот вы  у  меня  где,  госпожа
Тачч, как это существо - в кулаке... Сидит, поза самая жалкая...
     Он направил на ита "посредник" и извлек Мыслящего, приводящего машину
в движение. Когда-то голубой кристалл был отличным пилотом. Ему доверялись
буксировки построенных кораблей от Главного дока к Холодному. А Джал любил
пилотов. Когда этот балог из низшей  касты  состарился  и  приготовился  к
"вознесению", командор Пути предложил ему искусственное тело  и  службу  в
своей канцелярии с оплатой двадцать очередей в год.  Через  сотню  лет  он
сможет получить новое тело, либо через  полсотни  попасть  в  корабль.  На
выбор.
     - Теперь прошу смотреть внимательно, госпожа монтажница.
     Он нажал гашетку и выпустил Железного Рога в опустевший искусственный
мозг. Робот неуклюже  зашевелился  на  ковре  -  ожил.  На  всякий  случай
командор держал "посредник" у  его  головы  вплотную.  Искусственное  тело
поднялось на ноги. Дернулось раз, другой и уставилось на Тачч. Она  зажала
себе рот обеими руками. Ит вяло проговорил:
     - Почему мы здесь. Удалось?
     - Молчи, молчи, молчи! - вскрикнула Тачч. - Молчи!
     Командор хлопнул ита по плечу:
     - Это Номдал? Прошу вас убедиться.
     Тачч замотала головой, умоляюще делая руками все те же знаки: молчи!
     - М-нэ-э... Я вам помогу. Как твое имя, Мыслящий?
     Мыслящие не умеют лгать или умалчивать. Ит механически ответил:
     - Наше имя... - Он дернулся. - Наше имя Номдал, сын Элик.  Почему  мы
здесь, Тачч? Удалось?
     - Пока вам ничего не удалось, - сказал командор. - Госпожа  Тачч,  на
столике стоит освещающее. Попейте, вам станет легче.
     Монтажница покорно отошла к столику у лифта, откусила верхушку тубы и
начала пить. Робот смотрел на нее с престранным выражением.  Словно  хотел
ее утешить. Даже лицо у него стало не такое  глянцевитое,  как  обычно.  И
Севка удержал на языке еще  один  вопрос,  потому  что  его  не  следовало
задавать. Черт побери, вот привяжется эта жалость! Хоть плачь.
     Командор Пути сказал:
     - Ну, теперь поговорим втроем, господа...

                                НЕ ВОВРЕМЯ

     Через полчаса  договор  был  заключен.  Госпожу  Тачч  командор  Пути
приказал зачислить своим вторым инженером для поручений - без  проверки  в
Расчетчике. Заодно командор вызвал на экран дежурного офицера у карцера  и
приказал, чтобы его соединили с арестантом Глором. Браслеты у арестованных
отбирали, а навещать его было некогда и вообще ни к чему. Глору,  то  есть
Нурре, было сказано, что о нем позаботятся, покамест же пускай сидит  тихо
и  размышляет  насчет  собственной  тупости.  Неисправимый  Нурра  отвечал
бодрыми, неприличными для арестанта возгласами.
     Госпожа Тачч могла улететь на поиски Джерфа только  через  два  часа,
когда  Главный  док  выйдет  на  южную  часть  орбиты.  Чтобы   перебороть
нетерпение,  командор  взялся  расчищать  мелкие   дела,   которых   много
накопилось в течение последних суток. Произвел двух младших  командоров  в
действительные,  инженера-химика  перевел  из  первого  класса  в  высший,
утвердил рацион питания на  следующие  сутки,  подписал  акт  на  перчатки
рабочие и еще акт на перчатки повседневные. Утвердил приказ о  выпускниках
КА. Приказ был следствием позавчерашнего разговора Джала  с  Проктом,  при
котором Севка присутствовал, еще будучи Глором. "Позавчера или  вчера  это
было?" - подумал он и не сумел вспомнить. Запутался.
     Он помигал, вздохнул  и  оглядел  пульт.  В  кассете  торчала  стопка
карточек - рапорты по личным вопросам. "Отложить разве?" -  подумал  он  и
лениво включил читающий аппарат. Нижняя  карточка  выдвинула  угол,  экран
осветился. Рапорт... Что?!
     Монтажница высшего класса  Ник,  дочь  Род,  личный  номер  такой-то,
просит разрешить службу в десантах...
     Несколько секунд он  сидел,  сморщившись  от  отвращения.  Неприятно,
скверно было Севке. Он один во Вселенной знал,  что  Ник  весь  этот  Путь
презирает, ломаного гроша за него не даст. И  вот  идет  выслуживаться  на
самой грязной работе! Непостижимо, непостижимо - бесстрашная Ник,  веселая
Ник идет в Десантники...
     С _е_г_о_ точки зрения  это  было  неожиданной  удачей.  Он-то  ломал
голову, как изолировать Глора  от  Ник...  А,  пропади  все  пропадом!  Он
приложил к рапорту браслет -  утверждено...  Быстро  перешвырял  остальные
карточки. Все. На пульте стало чисто. Мигал вызов прямой  секретной  связи
со спутником Холодным.
     Щелкнул клавиш с символом Холодного. И сейчас же отъехали  куда-то  в
сторону командоры, химики, Десантники - вся  обыденная  чепуха.  Он  сразу
забыл о Ник.
     Полный командор, начальник спутника-хранилища, мог выйти на связь  по
единственной причине. Холодный готов к заправке корабля.
     - Полировку закончил? - спросил командор Пути.
     - Так точно. Доводим  последний  квадрат,  -  отрапортовал  начальник
Холодного.
     - Во имя Пути!
     - Во имя Пути!
     Полный командор погасил экран, а Джал глубоко задумался.
     Доклад означал, что в хранилище заливается последний  танкер  жидкого
гелия. Раз так, надо выпускать корабль из Главного  дока  и  вести  его  к
Холодному для заправки гравитора.  Откладывать  заправку  нельзя.  Система
планеты действует по жесткому графику. Каждый раз по заполнению  хранилища
к нему  подается  новый  корабль,  собранный  в  одной  из  Монтировочных.
Задержка недопустима. С газовых заводов поднимаются по три  ракеты-танкера
в сутки. Если содержимое хранилища не перелить  в  корабль,  некуда  будет
разгружать танкеры. Небольшое количество гелия примут гравиторы спутников,
Монтировочных, Башен МПМ и гравилетных станций. Затем заводы  остановятся.
Да, придется заправлять корабль, ваша  предусмотрительность...  Иначе  его
заправят без вас.
     Все это свалилось на Джала чрезвычайно не  вовремя  и  воспринималось
как неожиданность. Хотя он сам назначил завтрашнее утро для заправки и сам
договорился с гелиевым заводом ускорить доливку Холодного  до  заправочной
отметки. Сам, да не сам - тогда он еще был  настоящим  командором  Пути  и
выгадывал часы, спешил выпустить корабль. А  теперь  ему  были  необходимы
сутки, чтобы выручить Машку. Пока Машка в опасности, он обязан вести  себя
с крайней осторожностью и никаких штучек не может себе  разрешить.  Штучку
же он затеял отменную... Задержать этот корабль и все за ним следующие  на
полгода, - просто, надежно и практически без усилий.
     А ему не хватало суток. "Либо я выручаю Машку и не препятствую выходу
корабля  на  испытания,  либо  устраиваю  превеликий  грохот,  космический
конвейер летит кубарем, но Машка навсегда остается там,  где  она  сейчас.
Либо - либо..."
     Первый, спокойный и надежный вариант отвечал его тайным желаниям. "Не
спеши. Пусть все идет, как идет, - жужжал внутренний голос. - Один корабль
не делает погоды, а ты погибнешь. Не поддавайся ненависти.  Спасай  Машку,
спасай себя..." Командору Пути  и  Севке,  как  всем  храбрым  людям,  был
отлично знаком этот голос. Они оба привыкли поступать вопреки ему - в этом
и заключается храбрость.
     ...Несколько длинных минут командор Пути колебался.  Затем  вывел  на
экран схему околопланетных трасс и принялся за расчеты. Попытка не  пытка.
Госпожа Тачч может успеть до выпуска корабля. _Д_о_л_ж_н_а_ успеть! Девять
часов - изрядный срок...
     Командор рявкнул полным голосом:
     - Канцелярия! Заготовьте сертификат на  имя  госпожи  Тачч.  Всеобщее
содействие личному представителю моей особы. Срочно. Господин Клагг, прошу
ко мне. Внимание, причал! Немедля изготовьте к полету "Рату".  Оглохли?  Я
сказал: "Рату"! Вот  именно.  На  южное  побережье,  с  выбросом  капсулы.
Срочно... Отправите двоих с моим  сертификатом.  Господин  офицер  высшего
класса!  (Клагг,  сияя,   ждал   приказаний   его   предусмотрительности.)
Приказываю! Сопровождайте госпожу Тачч на  планету.  Распоряжения  госпожи
монтажницы выполняйте, как мои собственные. Усвоили?  Глупых  вопросов  не
задавать, слушаться! Скафандр на причал и сами  туда  же.  Мар-рш!  (Клагг
изящно повернулся, скользнул к люку.) Госпожа Тачч,  я  отправляю  вас  на
скоростной ракете с катапультой. Выброситесь у  маяка  "Юг-011",  где  вас
будет ожидать субмарина Охраны. Поднявшись на борт,  моим  именем  примете
командование. "Рата" дает вам три часа выигрыша во времени. Вы поняли?
     - Поняла все, ваша предусмотрительность.
     Командор повернул кресло, поднялся.
     -  Не  стану  предупреждать  вас,  чтобы  вы  не   возвращались   без
_и_с_к_о_м_о_г_о_. Уверен, что вы будете играть честно.
     - Это в моих интересах, - бесстрастно ответила монтажница.
     - Идите. Из ракеты установите связь с субмариной. Удачи!
     Монтажница отсалютовала. Скользнула  взглядом  по  лицу  командора  и
скрылась в люке. Странное существо, клянусь скафандром... Догадывается  ли
она, почему я так хлопочу вокруг "Мыслящего госпожи Ник"? Пожелание удачи,
неуместное в устах Великого, она отметила. А не все ли равно... За Номдала
она позволит распылить себя, не щелкнув.
     Подходили к концу пятые сутки после перемещения. Какое  время  прошло
на Земле, Севка не знал. Задание было выполнено.  Он  преодолел  трудности
почти немыслимые, а  последним  своим  ходом  -  с  госпожою  Тачч  -  мог
гордиться. Вот она вернется с Мыслящим Машки, и вы попляшете, о  почтенные
господа!

                                ЗЕМЛЯ. НОЧЬ

     На Земле шли тридцать девятые сутки  со  дня  появления  инопланетных
существ. Дела были плохи - хуже некуда.  В  Центре  это  знали  все  -  от
высшего начальства, членов комитета девятнадцати, до солдат  комендантской
команды. Кто не знал - чувствовал. Говорили полушепотом и надеялись, что к
полуночи хоть что-нибудь прояснится, когда прибудет с  вечерних  заседаний
начальник Центра. Каждый вечер он приезжал, принимал рапорты и  закрывался
в кабинете, чтобы заполнить очередную страницу рабочего дневника. Зернов с
военной аккуратностью проводил черту между событиями,  происшедшими  до  и
после полуночи. Дневник заполнен - значит, сутки прочь.
     Но полуночи ждать не пришлось. И вечерние  рапорты  не  состоялись  в
этот день. Зернов приехал совсем рано, в одиннадцатом часу вечера, и, ни с
кем не поговорив, ничего не спрашивая, поднялся к себе.  Дежурный  прикрыл
за ним дверь кабинета. И мгновенно по  обоим  этажам  особняка  пронеслась
тревога.  Молча,  без  слов,  из  глаз  в  глаза  пронеслась,  повисла  за
темно-синими окнами. Из переулка в приоткрытые рамы вкрадывалась румынская
плясовая - тихая,  надрывающая  душу,  чуть  повизгивающая,  как  ласковая
собака.
     Зернов закрыл окно. Задвинул штору так, чтобы из дома напротив не был
виден стол и сейф. Включил  настольную  лампу,  достал  из  сейфа  кожаную
тетрадь с замочком, педантично запер сейф, осмотрел замок  тетради,  отпер
его и спрятал ключи. Со вздохом поместился за стол, развинтил авторучку  и
так же педантично осмотрел перо. Он был готов к  худшему  и  хотел,  чтобы
сегодняшняя запись была исчерпывающей и  аккуратной.  Проставив  дату,  он
разгонисто, с хвостиками и латинской буквой "т", начал писать:
     "Сегодня решительно  подтверждено  сообщение,  что  с  радиотелескопа
Сьерра-Бланка послан вызов эскадре. Из тех  же  источников  сообщено,  что
премьер-министр  отменил  боевую  готовность  зенитной  обороны,  разрешил
отпуска  личному  составу  и  так  далее.   Выводы:   премьер-министр   и,
предположительно, командующий ВВС захвачены Десантниками.  Пользуясь  тем,
что их невозможно отличить от незараженных людей, они готовятся обеспечить
эскадре  спокойную  посадку.  Мы  предполагаем,   что   эскадра   еще   не
приземлилась (исходя из вышесказанного, а  также  по  данным  наших  служб
космического наблюдения)..."
     Зернов  перечитал  написанное.  Досадливо  сморщился  -  неистребимый
канцелярский стиль... "Исходя из вышесказанного!" Пишешь буквально  кровью
сердца, получается "к сему прилагаем". И он приписал:
     "Не  представляю  себе,  как  нашим  ВВС  справляться   с   кораблями
пришельцев, если они появятся над чужой страной и в тысячах километров  от
наших границ.  Впрочем,  это  вне  моей  компетенции.  Мы  выдвинули  свое
предложение (сегодня, в 21 час). Обратиться  по  радио  и  телевидению  ко
всему миру с  полным  изложением  событий.  Призвать  все  мировые  службы
зенитной  обороны  к  готовности.  Сейчас  наше  предложение   обсуждается
"наверху".
     Возможно, нам следовало обратиться к  миру  значительно  раньше.  Нас
удерживало то, что невозможно предусмотреть масштабы и последствия паники,
которую сообщение такого рода, несомненно, вызовет среди населения.
     Несмотря на все, я полагаю, что сегодня положение еще не  безнадежно.
Возможный выход заключается в создании  прибора,  способного  обнаруживать
Десантников так же легко и безболезненно, как счетчик Гейгера обнаруживает
излучение. И неограниченное число  раз,  в  отличие  от  имеющихся  у  нас
"посредников".  Подчеркиваю:  указанный  прибор...  -  Зернов   сморщился,
зачеркнул слово  "указанный",  -  ...прибор  для  обнаружения  Десантников
необходим во всех случаях. Если эскадра космических агрессоров приземлится
за  рубежом,  только  с  помощью  такого  индикатора  мы  сможем   создать
мало-мальски надежный карантин у своих границ.
     Я считаю себя виновным в  том,  что  до  сих  пор  не  создан  мощный
научно-исследовательский коллектив для разработки индикатора Десантников".
     Он еще раз перечитал запись. Вклеил в тетрадь  конспекты  сводок,  на
которые ссылался в тексте, и черновик обращения ко всему  населению  мира,
подготовленный нынешним вечером. Посмотрел на часы -  совещание  "наверху"
еще не могло закончиться. Он запер замочек дневника, положил его в сейф на
видное место, запер сейф и запечатал.  Подумал,  не  поехать  ли  домой  -
послать хотя бы два-три часа, и снова устроился за столом. Он  вдруг  стал
спокоен. Будто высыпал в тетрадку дневника свою тревогу, страх,  отчаяние.
Нет смысла в отчаянии. Когда наступит критический момент, не отчаивайтесь,
ждите. Ищите мелочь, деталь, хвостик событий, за который можно ухватиться.
     Он распечатал пачку сигарет, третью  с  утра.  Когда  дым  заклубился
вокруг настольной лампы, как вокруг жаровни с шашлыком, Зернов поднялся  и
посмотрел в пустынный ночной переулок. Ровно тридцать  лет  назад,  теплой
летней ночью, он смотрел через зеркальные стекла на серые каменные плиты -
двор "имперской канцелярии".
     Ему был двадцать один год.  Жизненный  опыт:  два  курса  Московского
института иностранных языков и полугодовая спецшкола... На нем  был  серый
мундирчик  с  бархатным  воротником,  лаковые  сапоги,  пояс  с  кинжалом,
обручальное кольцо и перстень от мюнхенского  ювелира.  Усики.  Трещали  и
лаяли  зенитки,  в  черном   берлинском   небе   торчали   желтые   столбы
прожекторного света.
     Так начиналась его карьера разведчика. Теперь она  кончилась.  Зернов
был не из тех, кто боится правды. Он потерпел  поражение.  Как  никто,  он
знал людские слабости, ибо пользовался  слабостями  врагов  и  боролся  со
слабостями друзей. Но все же  ему  было  безмерно  жаль  каждого  из  трех
миллиардов человек - слабых  и  сильных,  ничтожных  и  великих  и  просто
никаких. Всем им грозило  нечто  страшное,  потому  что  Михаил  Тихонович
Зернов не выполнил свой долг. Выпустил Десантников за рубеж. "Мне чересчур
везло все тридцать лет. Уверенность  в  себе  слишком  легко  переходит  в
зазнайство", - подумал он. Проводил глазами такси, въехавшее в переулок со
стороны Садовой. Машина была с областным номером и затормозила у соседнего
дома, в двадцати шагах от подъезда  Центра.  Машинально  отметив  это,  он
продолжал думать о своем. Почему-то мысли возвращались  к  юности.  Юность
кончилась, когда он шагнул в дверцу "ЛИ-2" и, крутясь в  жестком,  ледяном
воздухе, стал падать в черную пустоту на берег Эльбы. "Эвих ферлорен  либ,
ихь  гролле  нихьт".  Навек  потерянная  любовь,  я  не  ропщу...   Мечтал
переводить Гейне -  сделался  разведчиком.  Потом  -  контрразведчиком.  И
провалил самое крупное свое дело.
     Он покосился на телефонный аппарат. Молчит... Совещание "наверху" еще
не кончилось, Было тридцать две минуты двенадцатого.
     Опустив руку  с  часами,  Зернов  еще  раз  взглянул  в  окно.  Такси
отъезжало от тротуара, а пассажир шел к подъезду Центра. Он поднял голову.
Бесстрастный огонь уличного фонаря осветил толстые усы  и  двумя  звездами
вспыхнул в стеклах очков.

                                  ПОВОРОТ

     -  Приятно,  когда  прогнозы  исполняются,  -  сказал  гость.   -   Я
рассчитывал застать вас, Михаил Тихонович.
     Гость  сидел  на  диване.  Рядом,  не  спуская  с  него  глаз,   весь
напряженный, пристроился Ганин. Напротив, в кресле, - адъютант  Зернова  с
пистолетом.  Все,  как  требовала  инструкция.   Сам   Зернов   официально
расположился за письменным столом.
     Он безразлично кивнул,  продолжая  изучать  лицо  гостя,  похожее  на
восточную каменную скульптуру - узкие глаза  с  толстыми  веками,  широкие
неподвижные скупы, толстые губы.  Каменная  мудрость  была  в  этом  лице.
Привычно улавливая малейшие оттенки мимики,  Зернов  подумал,  что  навыки
физиономиста в этом случае бесполезны. Лицо Учителя не выражало  мыслей  и
чувств пришельца. Лицо не смотрело - оно было  обращено  внутрь,  а  не  к
собеседнику.
     - М-да, превосходно, - сказал гость.  -  Вы  поняли,  откуда  вы  мне
известны, Михаил Тихонович?
     - Откуда же? - спросил Зернов.
     - От Дмитрия Алексеевича, разумеется. Позвольте полюбопытствовать, он
рассказывал обо мне?
     Нарушая элементарные правила допроса, Зернов ответил:
     - Не рассказывал.
     - Да, мы так и уговаривались, - заметил гость.
     - Почему так?
     - Чтобы не возбуждать в вас надежд, которые могли  не  реализоваться,
Михаил Тихонович. Я Десантник-инсургент.
     - В каком смысле вы употребляете это слово?
     - В обычном, - сказал  Учитель  и  назидательно  приподнял  ладонь  с
колеи.
     Офицер негромко предупредил:
     - Руки!
     - Да-да, простите... В обычном смысле, Михаил Тихонович. В нашем, так
сказать,  обществе  есть  недовольные,  составившие   тайную   организацию
Замкнутых. Мы имеем позитивную программу перестройки  Пути.  Впрочем,  это
нужно объяснить.
     - И вы принадлежите к недовольным? - сказал Зернов.
     - Да.
     - Кто вы?
     - Мое имя - Линия девять, - ответил гость.
     - Продолжайте.
     - М-да, спасибо... Путь! Система бессмысленная, как саранчовая  стая.
Плодиться, чтобы пожирать, и пожирать, чтобы  плодиться.  В  биологии  это
названо узкой специализацией - только размножение, только сохранение вида,
только старое! Тупик... Если провести  аналогию  с  человечеством,  у  нас
чудовищно затянувшееся средневековье, космический  феодализм.  Я  кое-чему
научился на вашей планете. - Каменное лицо сложилось в странную гримасу не
то улыбки, не то плача. -  Единство  противоположностей  -  какая  могучая
мысль!  Путь  давно  перестал  развиваться  в  социальном  плане.   Теперь
прекратилось  и  научное  развитие.  М-да...  Но   прежде   была   создана
военно-полицейская система, которая стремится к одному -  сохранить  самое
себя. Технические средства делают ее  всемогущей.  Благодаря  технике  она
проста и слишком совершенна в своей  простоте,  чтобы  оказаться  уязвимой
изнутри. И мы ждали момента, когда Путь потерпит поражение извне...
     - Вы - это Замкнутые? - внимательно переспросил Зернов.
     - Да-да... Мы ждали. На вашей планете это совершилось, и мы перешли к
активным, инсургентским действиям.
     - Вот как...
     - Я не ожидал, что вы поверите сразу, - сказал Десантник. - Позвольте
продолжить. С этой экспедицией, в числе Десантников, пошли двое Замкнутых.
Квадрат сто три позволил Алеше Соколову уйти из зоны корабля. Надеюсь, вам
это известно...
     Зернов вежливо улыбнулся.
     - ...Я же был оставлен в резерве операции "Вирус".  Руководитель  для
этой операции не назначается. Я - один из  старших  в  четырех  шестерках,
причем моя группа должна была закрепиться в Тугарине...
     - Только ваша? Или есть другие?
     -  Этого  я  не  знаю.  Каждая  из  Линий  получает   самостоятельные
инструкции.
     - Каковы были инструкции вашей группе?
     - Ничем себя не проявлять до удобного случая.  Дальнейшее  -  на  мое
усмотрение. Но произошла неожиданность. "Посредник"  с  моей  группой  был
вынесен из корабля вместе с прочими  утром.  К  середине  дня  функционеры
операции "Прыжок" начали размещать нас по телам... Простите  -  по  людям.
Для меня был назначен  Дмитрий  Алексеевич,  единственный  из  сотрудников
обсерватории,  не  покидавший  в  тот  день  своего  жилища.  Он  оказался
феноменом.  Он  сумел  заблокировать  свой  мозг.  В   него   пересаживали
последовательно всех Десантников из "посредника" -  он  не  впускал  их  в
сознание, их приходилось изымать... М-да, феномен! Наконец, меня подсадили
к нему вторично, и я пошел на риск. Объяснил ему,  что  я  Замкнутый.  Это
подействовало. Он согласился со мною сотрудничать.
     - То есть он стал Десантником и старшим в группе?
     - О, не так  просто...  Схема  "Вирус"  отшлифована  столетиями.  Она
предусматривает  все,  даже  невероятное.   Поведение   Благоволина   было
абсолютно нестандартным. Следовательно, он  мог  проделать  невероятное  -
сохранить память о моих действиях. Расчетчик сейчас же отстранил  меня  от
"Вируса" и приказал включиться в операцию "Прыжок". Я уклонился.
     - Каким образом?
     - Несколько часов мы не могли двигаться.  Благоволив  перенес  тяжкую
психическую  травму  и,  в  сущности,  был  парализован.  Я  доложил   это
Расчетчику. М-да... При эвакуации я убедил своих оставить меня все-таки  в
"Вирусе", но одного, без группы. И еще одна  подробность.  Мы  с  Дмитрием
Алексеевичем потратили много часов на смычку. Действовать как единое целое
мы начали  только  здесь.  Поэтому  так  поздно  сообщили  об  одноместных
"посредниках". Дмитрий Алексеевич их не видел. Поверил мне,  так  сказать,
на слово...
     - Почему это выясняется только сегодня?
     - Михаил Тихонович, мы не могли рассчитывать на ваше доверие.
     - Однако сейчас рассчитываете.
     -  Разумеется,  -  сказал  гость.  -  Тогда  я  не  мог  говорить   о
Десантнике-инсургенте, о Замкнутых. Сейчас могу.
     - Почему?
     - Каждый заботится  о  своих  интересах.  Я  вынужден  был  учитывать
возможность проигрыша. Если Путь  захватит  Землю,  организация  Замкнутых
будет расконспирирована и уничтожена. У нас с вами разные начала  отсчета.
Для вас Земля - центр Вселенной. Для нас - эпизод. Важный, многообещающий,
и тем не менее... И  еще,  как  я  уже  говорил,  не  хотелось  пробуждать
надежду, которая могла не сбыться.
     - Значит, сегодня вы уже  не  боитесь  проиграть?  -  ровным  голосом
спросил Зернов.
     Он ждал, что Десантник ответит: "Теперь проигрыш невозможен". Но  тот
сказал:
     - Боюсь.  Просто  я,  как  говорится,  зашел  слишком  далеко.  М-да,
простите... Наша беседа записывается?
     - Предположим, - сказал Зернов. - Это важно?
     - То, что я имею сообщить, должно быть зафиксировано.
     Зернов  приподнял  со  стола  календарь  -  в  подставку  был  вделан
микрофон.
     - Весьма благодарен, - сказал гость.  -  Итак,  я  заявляю,  что  два
резидента подготовили плацдарм для высадки. Где -  не  знаю.  Они  послали
вызов  эскадре  и  дали  координаты  посадочного   коридора.   -   Учитель
продиктовал координаты. - Второе: я установил постоянную связь с Квадратом
сто три, то  есть  с  эскадрой,  которая  находится  на  орбите,  примерно
совпадающей с орбитой Венеры. Третье: эскадра благодаря действиям Квадрата
потеряла связь с базой. До восстановления радиоконтакта высадка  отложена.
- Он сделал паузу. Зернов сидел, спокойно сложив пальцы, и  ни  о  чем  не
спрашивал. - Четвертое: я послал на базовую планету Пути разведчиков.  Два
часа тому назад получил от них схему устройства,  отобранную  у  меня  при
обыске здесь, в Центре. Прошу немедленно начать  изготовление  прибора  по
этой схеме... - Гость облизнул  губы.  -  Устройство  должно  обнаруживать
Десантника в человеческом мозгу. Безошибочно и неограниченное  число  раз.
Первую пробу можете произвести на мне. Прошу  учесть,  что  эскадра  может
восстановить связь с базою в  любую  секунду,  после  чего  высадки  ждать
недолго. Около трех суток.

                                ДВА МАСТЕРА

     Оба офицера, присутствующие при допросе, в великом изумлении смотрели
на Учителя. Ну и враль! - было написано на их лицах. Зернов  чуть  заметно
улыбнулся. Проговорил не спеша:
     - Вы нас дезинформируете. Таково мое мнение.
     -  Тогда...  -  Учитель  оборвал  фразу.  Часы  в  вестибюле   гулким
колокольным звоном отбили полночь. - Тогда я требую, чтобы меня  доставили
к Георгию Лукичу. Беседа записывается. Вы не посмеете отказать мне!
     И еще раз удивились офицеры. Их шеф,  казалось,  испугался.  Убрал  с
лица улыбку и проговорил по внутреннему селектору:
     - Илья Михайлович, с пленками ознакомились?
     - По диагонали, - хрипло ответил в  динамике  голос  кибернетиста.  -
Отдаленно похоже на высокочастотный локатор.
     - Сумеете изготовить прибор?
     - Сомнительно.
     - Почему?
     -  Прибор  содержит  несколько  тысяч  элементов.  Пока  нам  понятно
назначение трех. Я  нахожусь  в  положении  сапожника,  которому  показали
фотографический снимок внутренности телевизора и предложили собрать  такой
же, действующий.
     - Ясно, - сказал Зернов и повернулся к Десантнику. - Что  скажете  на
это?
     Руки его шевелились на  гладкой  доске  стола.  Десантник  ответил  с
недоумением, пожалуй, даже с замешательством:
     - Погодите... А Благоволин?..
     - А вы? - немедленно спросил Зернов.
     Что-то изменилось.  Зернов  и  Линия  девять  продолжали  разговор  о
чем-то, понятном только им двоим. Десантник сказал озабоченно:
     - Я должен вернуться к себе... Так... Через два часа, не позже.
     Не спрашивая, куда это "к себе" и зачем Десантник  должен  вернуться,
начальник Центра осведомился:
     - А на машине?
     - Так я и считал, Михаил Тихонович. Последняя электричка уходит через
полчаса.
     - Понимаю. Иван  Павлович,  распорядитесь  -  Дмитрия  Алексеевича  в
лабораторию. Да, ваше здешнее имя?
     - Иван Кузьмич.
     - Как же вы послали разведчиков на базовую планету, Иван Кузьмич?
     - Я построил инвертор пространства, - сказал Десантник. - Слабенький,
не чересчур ладный, м-да... Но действующий.  -  Он  доверчиво  смотрел  на
Зернова. Ганин высунулся за  дверь  и,  косясь  одним  глазом  в  кабинет,
передал распоряжение дежурному. А непонятный разговор между Десантником  и
начальником Центра продолжался:
     - Кто ваши разведчики?
     - Дети.
     - Та-ак... Сколько их?
     - Двое.
     - Дублируете?
     - Простите, Михаил Тихонович?
     - Послали их с параллельными заданиями?
     - К сожалению, нет. Я подчинился ситуации. Замкнутые держали  в  поле
зрения одного, г-м... одного функционера, который не расстается со  своей,
как бы сказать,  подругой.  Нечто  подобное  земной  семье,  но  другое  -
неважно. Я не мог  подсадить  разведчика  в  одного  из  них,  ибо  второй
немедленно заподозрил бы подмену и сообщил полиции.
     - Следовательно, вы послали туда  только  Мыслящих?  Так...  Впрочем,
надеюсь еще побеседовать с вами. Иван  Павлович,  проводите  гражданина  в
лабораторию. Желаю успеха!
     Ганин, все еще не оправившийся от изумления, увел Десантника.  Зернов
снял трубку  и  предупредил  помощника  Георгия  Лукича,  что  высылает  с
курьером пакет.  Написал  несколько  фраз  на  листке  именного  блокнота,
аккуратно вывел координаты посадочного коридора, заклеил в конверт.  Через
минуту отъехала  машина  с  фельдкурьером.  Теперь  Зернов  мог  вернуться
мыслями к Учителю и своим поступкам.
     Он знал,  что  действовал  правильно,  с  разумной  мерой  риска.  Но
сомнение  -  едва  ли  не  главная  составляющая  мысли.  Однажды  Зернова
спросили: почему он до сих пор  не  имел  неудач  в  работе?  Он  ответил:
"Везло". Но подумал: "И сомневался".
     Итак, прав ли он, что поверил Десантнику? Неделю назад, объясняя себе
поведение  Благоволина,  он  рассмотрел  три  версии.  Первая:  Благоволин
протащил в Центр  Десантника,  который  предъявил  несущественные  секреты
пришельцев, сам получил важные сведения о  работе  Центра  и  при  удобном
случае ушел, перейдя в Учителя.  "Посредник"  он,  по-видимому,  держал  в
металлической мыльнице, не прозрачной для рентгена.
     Эту версию Михаил Тихонович отверг. Сведения  Благоволина  определили
всю деятельность Центра.  Напротив,  пришелец  не  смог  получить  никакой
значащей информации. Программа защиты настолько проста и естественна, что,
по сути,  не  является  секретом.  Сверх  того,  после  встречи  с  Иваном
Кузьмичом Благоволин ни на йоту не изменил манеры поведения.
     Последний факт могла объяснить вторая версия: что Дмитрий  Алексеевич
и не имел в себе Десантника. Однако в этом  случае  никак  не  объяснялась
феноменальная осведомленность Благоволина.
     Оставалась  третья  версия,  которую  Зернов  принял   как   рабочую.
Десантник в Благоволине был, и они работали заодно - против пришельцев,  в
пользу землян. Сейчас это подтвердил Учитель и не только словом  -  делом,
но Зернов еще десять дней назад такую гипотезу записал на бумаге и спрятал
в сейф (сразу после первого появления  Ивана  Кузьмича,  когда  Благоволин
выбежал в переулок  с  мыльницей).  Мысль  о  сотрудничестве  землянина  и
Десантника появилась так. Сначала Зернов усомнился в том,  что  Благоволин
все помнит из-за своей особой памяти и способностей.  Что  же,  Десантники
слабаки? Скверные разведчики с дырявой конспирацией? Вряд ли... Раз уж все
люди забывают, то все они  -  и  гении  и  дурачки  -  в  этом  одинаковы.
"Посредники", очевидно, имеют особое устройство, стирающее память. Значит,
Благоволин не "помнит", а знает. Его Десантник мог,  например,  специально
выключить стирающее устройство. Другой вопрос: почему этот Десантник  стал
сотрудничать с врагом? Потому что  Путь  не  может  быть  монолитным.  Его
полицейский аппарат  подминает  и  ломает  слабых,  опирается  на  подлых,
подкупает сильных, обманывает дураков. Но должны быть  и  другие,  которые
противопоставляют разум лжи и ненависти. Зернов опирался на таких тридцать
лет назад в гитлеровском Берлине. И теперь Десантник сказал  ему  то,  что
тридцать лет назад мог сказать германский коммунист,  или  социалист,  или
просто честный и храбрый человек: "Помогая вам, я помогаю своему  народу".
Даже форма помощи была  предвидимой  -  какое-то  техническое  устройство,
обнаруживающее Десантников. Техника, электроника. Неспроста же Благоволин,
физик-теоретик,  еще  до  ареста  занялся  полупроводниками   и   волновой
техникой. И под арестом он других книг не читал... Зернов прекратил допрос
Учителя, едва тот спросил, почему Благоволин не участвует в анализе  схемы
Однако версия _с_л_и_ш_к_о_м_  хорошо  совпала  с  реальностью.  А  Михаил
Тихонович знал, как опасны такие на вид блистательные совпадения. Метаясь,
как маятник, по кабинету, он искал расхождений  между  своим  прогнозом  и
показаниями Ивана Кузьмича. Их  не  было.  Зато  вне  версии  обнаружилась
невероятная деталь - Учитель заявил, что построил "инвертор  пространства"
и отправил детей-разведчиков на свою планету.
     "Через три часа мы это проясним,  -  думал  Зернов.  -  Если  аппарат
действительно построен, его можно потрогать руками. Уж  теперь  я  вас  не
выпущу из рук, Линия девять!.. Друг или враг - не выпущу.  Еще  интересно:
утверждает, что единого руководства у операции "Вирус" нет. Подозрительно.
Возможно, здесь он и вбил гвоздь, на котором мы  должны  сами  повеситься.
Предположим, есть единый  центр  руководства  "Вирусом".  Он  поддерживает
связь со всеми Десантниками и знает, что мы хотим помешать  эскадре  сесть
на Земле, - догадаться,  право  же,  нетрудно...  И  нам  выдаются  ложные
координаты посадочного коридора. А эскадра  _у_ж_е_  садится.  По  другому
коридору. Схема же распознавателя Десантников фальшивая, и вот  зачем  она
нужна - для оттяжки  времени.  Пока  мы  будем  возиться  с  расшифровкой,
отложив обращение к миру и все прочие акции, эскадра и сядет...
     Несколько минут Зернов стоял, уставясь невидящими глазами  на  лампу.
Решился. Набрал номер, попросил отложить на три часа  передачу  обращения.
Снял с руки часы, положил их на стол, под бумаги, и принялся ждать.

                               СИЛА ПРИВЫЧКИ

     Командор Пути "пощелкивал" -  тело  Джала,  как  всегда  при  сильном
возбуждении  и  усталости,  мелко,  чуть  слышно  пощелкивало   челюстями.
Подчиненные знали этот грозный признак и трепетали. Сам Севка рад  был  не
щелкать - не слушались  челюсти.  Усталость  накапливалась.  Даже  теперь,
сделав все необходимое для розысков, он не мог отдыхать - сидел за пультом
и размышлял. Замкнутые, Замкнутые... Нет, не  зря  о  них  говорил  Нурра!
Пожалуй, пренебрегая Замкнутыми, делают  ошибку  Великие,  и  Джал  в  том
числе, разумеется. Пожалуй, Нурра говорил дело. Только тайная  организация
- мощная  организация  -  могла  создать  инвертор  пространства,  который
перебросил Машку и Севку сюда.  Та-ак...  Что  о  них  известно?  Общество
состоит из балогов высших каст. Первые доносы поступили  лет  триста  тому
назад. Больше ничего не известно. Во имя Пути! Ему следовало поговорить  с
Нуррой о Замкнутых, а  не  отмахиваться...  Теперь,  овладев  всем  опытом
командора, Севка понимал - бунтари должны были поднять голову  именно  при
таком удобном случае.  Когда  Путь  столкнулся  на  Земле  с  легендарными
комонсами, против которых бессильны "посредники". Да еще при таком Великом
Десантнике, презренном из презренных, жалком и подлом трусе! О м-мерзавец,
во всех его докладах ни слова о комонсах!
     Севка усмехнулся. Ему было лестно, что земные дети - комонсы -  могут
подчинить себе любого здешнего шиуса. Хорошо,  хорошо...  Но  сейчас  надо
срочно вызволить Нурру и попытаться через  него  связаться  с  Замкнутыми.
Клянусь черными небесами!  Сейчас  Шеф  обеих  Охран  уже  расквасил  свою
роскошную физиономию о проблему подменных перчаток, найденных  в  "молнии"
командора  Пути.  Он  сейчас  не  только  Нурру  отдаст,   чтобы   поймать
заговорщиков, посягнувших на особу  Великого  командора.  Неплохо  бы  еще
вызвать Нуля,  Великого  Десантника,  и  пугнуть.  Спросить:  а  что,  мой
дорогой, хранится в шифровальном шкафике под третьей слева нижней стопкой?
Чтобы он сидел тихо-тихо, как маленький  хорошенький  неск  в  ма-аленькой
норке... Но пока обождем. Не время.
     Командор вызвал Шефа и сказал ему:
     - Гаргок, очередь против очереди... (Ты мне, я тебе, как  сказали  бы
на Земле.) Подменные  детекторы  тебя  интересуют?  Верни  мне  порученца,
узнаешь о них кое-что интересное.
     Физиономия Гаргока изменилась - стала панической.
     - Ваш-ш-усмотрительность... Я думал... Я надеялся...
     - На что же ты, мн-э-э, надеялся? - спросил командер.
     -   Я   думал,   вы   знаете.   Господин   Глор    совершил    побег,
ваш-ш-усмотрительность!
     Амортизаторы командорского кресла скрипнули так, будто  док  сошел  с
орбиты Убежал! Из карцера! О бесконечные небеса!.. О  м-мерзавец!  Конечно
же, его охраняли, имея в виду благородного и законопослушного  монтажника,
а не бывшего каторжанина...
     - Мн-э-з... За пределы, мн-э-э, моего хозяйства он не мог пробраться,
- без особой уверенности заявил командор. - Что?
     - Он в доке, несомненно, вашусмотрительность! Мы ищем!
     - О, вы ищете! - злобно обрадовался  Джал.  -  Арестовали  без  вины,
потом ищете и не находите... Ладно. Мое предложение оставлю в силе.  Найди
Глора, поставь но мне -  получишь  нужные  тебе  сведения,  и  дело  будет
забыто. Так? Я подключу своих охранников к поискам.
     - Во имя Пути, благодарен! - вскричал Гаргок  и  поспешно  скрылся  с
глаз долей.
     Амортизаторы  снова  заскрипели  -  Джал  дергал  плечами   не   хуже
искусственного  радиста.  Немного  успокоившись,  распорядился:   офицерам
Сулверша присоединиться к Космической Охране, принять участие в  охоте  за
Глором (он чуть не сказал - за кургом). О мбира и сын мбиры, тебе же  было
велено сидеть тихо и ждать! Привык бегать от врагов - бегаешь от друзей, о
бессмысленное животное!.. Все  мы  здесь  таковы.  Привычки  заменяют  нам
разум...
     Он рассеянно ответил на вызов Первого  ходового  Диспетчера.  Ходовой
проводил внешний осмотр корабля - метался в Космосе  с  "движком".  Вокруг
его лица, неясно белеющего на малом экране, резко и четко светили  звезды.
Он доложил, что осмотр заканчивается,  временные  сооружения  удаляются  с
брони, роботы эвакуируются в стойла.
     - Угодно  вашусмотрительности  видеть  панораму?  -  спросил  ходовой
Диспетчер.
     Угодно  или  не  угодно,  телеосмотр  корабля  входил  в  обязанности
командора Пути.
     - Покажи. Иначе ведь не отвяжешься... - фыркнул командор.
     Мощные камеры, летящие в пространстве рядом с  Диспетчером,  передали
панораму на экран. Корабль лежал на  звездах,  как  поваленное  дерево  на
траве. Сверхсильные фонари освещали его зеленую спину. В  черных  провалах
дюз копошились металлические муравьи-роботы. Много сотен их еще оставалось
на броне.  Деловитой  муравьиной  рысью  они  мчались  к  грузовым  люкам,
копошились на мостках, соединяющих корабль с доком, выскакивали из воронок
питателей и, уж совершенно как  муравьи,  облепляли  амбразуры  генератора
защитного поля.
     - Ну, посмотрел, - буркнул командор Пути. - Все?
     Первый кодовой вроде бы замялся, но ответил, что все. Вникать  в  его
заминку было некогда -  узел  связи  Охраны  начал  ретрансляцию  с  маяка
Юг-011.
     "Субмарина  "Подводная  молния"  прибыла  в   назначенный   район   и
установила прямую связь с ракетой типа "Рата", номер такой-то", - доложила
Охрана,  и  командор  увидел  изображения  Тачч  и   Клагга,   зажатых   в
противоперегрузочные устройства.
     - Как самочувствие, господа?
     - Польщены вниманием вашей предусмотрительности! -  Клагг  был  верен
себе и даже в амортизаторе попытался присесть.
     Тачч коротко отрапортовала:
     - Все в порядке.
     - Субмарина вас ждет.
     - Знаем, спасибо. Ложимся на боевой курс.
     Джал смог наблюдать и выброс капсулы. Маленькое суденышко  выскочило,
подобно снаряду, из-под  носового  обтекателя  ракеты  и  понеслось  вниз,
гонимое горячим ветром тормозных выхлопов. Вот капсула вошла в  атмосферу,
обволоклась голубым огнем ионизации и осталась внизу  и  сзади,  -  сквозь
синий огонь обшивка  засветилась  малиновым  светом,  и  несколько  секунд
капсула была как спелая малина. Стремительно  уменьшаясь,  разгорелась  до
красного, потом - оранжевого, и вот уже желтая  точка  осталась  позади  и
исчезла из вида.
     - Висим над вами, - послышался флегматичный голос Тачч. -  "Подводная
молния", вас видим, готовимся покинуть капсулу.
     "Во имя Пути, хоть здесь благополучно,  -  вздохнул  командор.  -  На
госпожу Тачч можно положиться. Спокойствие даже неправдоподобное..."
     И  опять  защелкали  клавиши  и   переключатели,   замигали   экраны,
почтительно засвистели рапортующие голоса. Неприятности в малом доке,  где
копаются с десантным кораблем и не  могут  отрегулировать  люки  десантных
"блюдец".  Недоброкачественные  аккумуляторы  для  корабельных  лучеметов.
Сообщение с субмарины, которая  приняла  Тачч,  погрузилась  и  на  боевой
скорости шла  к  намеченному  месту.  Понемногу  налаживалось  все,  кроме
поисков Нурры-Глора. Доклады  Сулверша  становились  испуганными.  И  гнев
командора Пути постепенно стал сменяться восхищением.
     Судите сами. Охранники и  роботы  обшарили  _в_с_е_  помещения  жилой
сигары, _в_с_е_ закоулки, кладовые и отсеки мастерских. С помощью  средних
ремонтных роботов прочесали весь корабль, до самой малой  щели  в  трюмах.
Придя в отчаяние, ринулись по радиоактивным закоулкам реакторов, нырнули в
ледяные отсеки ГГ, проверили трубу навигационного телескопа  и  аппаратную
камеру Главного маяка, где роботы едва  могли  передвигаться  в  неистовых
магнитных полях.
     Нурра исчез.
     В середине второй стадии  подготовки  Джал  принял  очередной  доклад
Первого  ходового  Диспетчера,  который  занимался  уже  другим  делом   -
командовал уборкой постоянных швартовов корабля и заводкой временных.  Его
помощники, облаченные в скафандры, висели  на  стропах  вдоль  всей  линии
швартовки. И командор Пути вдруг догадался, куда проклятый  кург,  чурбан,
мог скрыться.
     - ...Господин Первый Диспетчер,  спрашиваю  неофициально...  В  твоем
хозяйстве все благополучно?
     Ходовой помялся, но честно ответил:
     - Младший Диспетчер Мина получил травму при неясных  обстоятельствах,
вашусмотрительность.
     - Что за обстоятельства?
     -  Э-э-э...   Он   ударился   головой   о...   неизвестный   предмет,
вашусмотрительность. Там, где удариться было, э-э, весьма трудно.
     - Сознание терял?
     - Так точно, ваш-ш...
     Теперь замялся Великий командор. Но,  взглянув  на  лицо  Диспетчера,
мяться  перестал  -  Ходовому  сейчас  не  до  пропавшего  порученца   его
предусмотрительности...
     - Браслет его цел? - напрямик спросил командор.
     - Э-э-э... - Сквозь озабоченность Диспетчера пробилось  удивление:  -
Браслет? Разумеется, вашусмотрительность. Э-э?..
     - "Э-э"! - передразнил Джал. - Чурбаны! Мина работал в мастерских?
     - Так точно, ваш-ш...
     - Козявки! О собственных роботов спотыкаются! -  фыркнул  командор  и
отключил связь.
     Младший Диспетчер Мина... Джал помнил его - орясина порядочная.  Рост
- как у Глора, и телосложение подходящее. Работал в  мастерской,  скафандр
имел рядом. Сообразительный Нурра увидел все это,  обрадовался  и  оглушил
Мину каким-то тяжелым предметом. Предположим - рукой. Лапы у бывшего Глора
достаточно тяжелые... Затем он,  разумеется,  попробовал  снять  с  жертвы
браслет. Но браслеты, как правило, не снимаются. Для Нурры правила -  звук
пустой... Хорошо, что руку не оторвал бедняге...  "Преступник  подтащил  к
господину Диспетчеру контейнер с  его  собственным  скафандром  и  отворил
означенный контейнер браслетом означенного Диспетчера  Мины",  -  привычно
сформулировал командор,  Спасибо,  что  господа  охранники  -  отъявленные
чурбаны, да разразится над ними гнев Пути...
     "Ай да Нурра! - в сотый раз подумал командор Пути. -  Сообразил,  что
Охрана не будет искать его за бортом, да еще в  чужом  скафандре".  Потому
что скафандр неприкосновенен. Потому что в Космос выходят либо на веревке,
либо на луче локатора - на привязи, короче говоря.  Потеряться  в  Космосе
проще, чем произнести "во  имя  Пути".  Одно  неверное  движение  -  и  ты
улетаешь в великое  ничто,  пропадаешь,  тонешь,  -  конец...  Правило  "В
Космосе без веревки ни шагу"  соблюдается  неукоснительно.  И  кто,  кроме
Нурры, решится влезть в чужой скафандр? Повторялось то  же,  что  было  со
Старой Башней. Охрана не искала там, где, по ее мнению,  никто  не  станет
прятаться...
     Для Нурры правила - звук пустой... Как быть? Выловив его  наконец  из
Космоса, разъяренные офицеры втихомолку ввергнут его в Расчетчик.  И  Шефу
ничего не доложат. Ах и ах, м-мерзавец...
     Командор пощелкал челюстями и опять бросился  в  электронную  стихию.
Едва ли не впервые он воспользовался клавишей  "Коммутатор  индивидуальной
связи", добавил индексы "Скафандр" и "Принудительный  вызов".  Нетерпеливо
фыркая, вызвал  Диспетчера  Мину  голосом,  придерживая  кнопку  "Качество
тембра", чтобы мерзавец узнал его и откликнулся. И он откликнулся.  Нагло,
весело прощелкал:
     - А, вспомнил дружка, инопла...
     - Молчать! - взвыл командор. - Распылю, уничтожу!
     - Давай, давай, - пригласил Нурра. - Уничтожай...
     - Молчать! Сейчас же подлетай, входи и отправляйся к Сулвершу!..
     К несчастью, он  задохнулся  от  гнева,  и  мерзавец  успел  ввернуть
краткую характеристику начальника Охраны.
     - Молчать! Он отведет тебя ко мне, чур-бан!
     - Как же, отведет... Послушай!..
     - Явиться немедленно. - На пульте  мигал  вызов  по  каналу  резерва,
выделенному "Подводной молнии". - Торопись!
     Фыркая и задыхаясь, он подключил субмарину и сразу забыл о непокорном
каторжнике.

                                  ВЫСТРЕЛ

     Субмарина шла под океанскими волнами. Темная, маслянистая вода ревела
и закручивалась невидимыми во тьме вихрями -  двигатели  атомного  корабля
работали на полной мощности, выплевывая тысячи  тонн  воды  через  кодовые
сопла. Когда истекли  два  часа  боевого  хода,  Тачч  передала  командиру
катушечку с магнитной записью и приказала зарядить  ею  большой  гидрофон.
Командир повиновался без тени сомнения, и госпожа Тачч слегка усмехнулась.
Она вспомнила о наказе командора Пути - в случае  необходимости  применить
силу. Какое там! Командор будто забыл, как  велико  обаяние  слов  "приказ
Великого", что сопротивление может оказываться ему только на его уровне  -
Великим Диспетчером и Великим  Десантником,  а  простые  смертные  и  даже
Бессмертные, как Шеф обеих Охран, не смеют оспаривать его приказов.
     Поведение командора было непонятным и нелогичным. Он раскрыл заговор,
он мог расправиться одним махом со  всеми  врагами  -  и  помиловал.  Даже
Мыслящего Ник он мог бы отыскать,  поместив  ее,  Тачч,  в  Расчетчика.  И
предпочел поступиться собственным телом. Непонятно.  Наивное  великодушие.
Что ж, она отыщет Джерфа, вернет Джалу кристалл госпожи  Ник  и  потребует
обещанного. Отказаться от обещанного Джал... "Не посмеет? - думала Тачч. -
Нет, здесь другое".
     Она догадывалась, что с Великим командором не все ладно. Что  госпожа
Ник вовсе не монтажница, и сам командор Пути кто-то иной, да что ей в том?
Она свое получит. Чем двойственней положение командора, тем лучше для  нее
и Номдала.
     ...Излучатели работали, сотрясая воду. Специалист мог бы  поклясться,
что кричит настоящий сумун.  Однако  любопытное  зрелище  увидел  бы  этот
человек, сумей  он  заглянуть  в  глубины  Дикого  моря.  Пара  сумунов  с
детенышами ринулась от субмарины в глубину, под укрытие подводного хребта.
Несколько одиночек, рыскающих за набами, бросили охоту  и  помчались  так,
словно за ними гнался дьявол. Они  не  успокоились,  пока  мерное  гудение
излучателя не стихло совсем, не растворилось в воде, не забылось.  И  лишь
один сумун двинулся навстречу звуку...
     У-р-р... У-рр-рр-р... - гудел  излучатель.  Моряки  Охраны  закончили
осмотр корабля,  обязательный  после  гонки.  Командир  сдвинул  каску  на
затылок и неподвижными антрацитовыми глазами уставился на экран  локатора.
В той стороне, откуда они пришли, замаячила светлая черточка. Госпожа Тачч
приказала: "Резкость!" Командир повторил: "Резкость на обзоре!"  Где-то  в
недрах корабля акустик отрегулировал изображение, и Тачч проговорила:
     - Это не сумун...
     - Так точно, - сказал командир. - Ведомая субмарина. Наше охранение.
     - Вы командир звена?
     - Так точно.
     - Прикажите ведомому удалиться.
     -  Девятикратно  приношу  извинения,  -  сказал  командир.  -   Устав
обязывает меня действовать в  составе  звена,  когда  на  борту  находится
Великий, равно как и лицо с его сертификатом.
     - Пусть будет так. Прикажите ведомому  ничего  не  предпринимать  без
вашего позволения. Ни-че-го. Лежать в дрейфе, ждать.
     Подводник  дословно  повторил  приказ,   выслушал   подтверждение   и
повернулся к Тачч:
     - Позвольте спросить, мы подманиваем сумуна? Более  эффективно  будет
спуститься на две сотни шагов. Там холодный слой. Звук пойдет по  коридору
между теплыми слоями.
     - Благодарю вас. Погружайтесь.
     Работая балластом, моряки опустили субмарину в холодный слой. Тачч не
обратила внимания на пустячную, казалось бы, деталь -  изображение  второй
субмарины стало много ярче после погружения. Монтажница смотрела на экран,
ждала Светлоглазого, и из ее терпеливой памяти поднимались годы  отчаяния,
бесконечные уловки, на которые она шла и  терпела  поражения,  потому  что
Джал казался неуязвимым. Она помнила все  свои  хитрости,  поначалу  такие
наивные. Одинокие поиски.  Бессмысленные  злодейства.  Минуты,  когда  все
казалось погибшим. Однажды рачительный техник обнаружил кристалл Номдала -
ее отца, - спрятанный в обшивке Малого Сверкающего. К  счастью,  она  была
поблизости и уничтожила мальчишку. Трижды она возносилась  в  Мыслящие,  и
трижды Великий Прокт помогал ей обзавестись телом. Но помочь в главном  он
не мог или не хотел, кто знает? Наконец  она  встретила  профессионального
чхага, Светлоглазого. Обещала ему Бессмертие после возвращения в должность
старого   командора   Пути.   Джерф    был,    по-видимому,    незаурядным
биоэлектронщиком. Или не был - Тачч не интересовали подробности.  Ей  было
важно то, что он был чхагом высшего класса, гением своего цела.  Например,
Светлоглазый первым догадался использовать сумунов как убежище.
     Гигантский плавунец - истинная находка в этом смысле. Прежде всего он
неуловим. Охота на сумунов возможна только из-за их проклятого  характера,
из-за привычки к нападению. Когда же в мозгу сумуна  помещается  Мыслящий,
положение становится иным. Такой сумун сам в драку не лезет и легко уходит
от атакующих субмарин. По главное, что у сумуна _д_в_а_  м_о_з_г_а_.  Один
управляет левой стороной тела, другой - правой. Они почти не связаны между
собой, не то что полушария мозга земных животных.  Сумун  принимает  двоих
Мыслящих, которые могут видеть, осязать, разговаривать между собой. Это не
ссылка в курга-каторжника. Свобода, неуязвимость и хорошая компания - чего
еще нужно? И пищи в достатке, потому что наба  очень  размножилась,  когда
субмарины выбили несколько тысяч сумунов. Воистину  Светлоглазый  -  гений
своего дела... Теперь и он сам воспользовался водяным зверем как убежищем,
и его подзывал условный сигнал гидрофона.  Сумуна,  который  выплыл  из-за
подводного хребта и сейчас приближался к субмарине, Тачч  подготовила  для
Светлоглазого перед началом операции с Глором. Севка  с  Машкой  при  этом
были, когда сумун атаковал их в море, едва не утопил  и  сам  был  "убит".
Госпожа Тачч всадила в его треугольную башку не снаряд,  а  "посредник"  с
Мыслящим-сообщником. Другого способа нет. Сначала -  ампулу  с  усыпляющим
веществом куда попало. За ним, точно в середину головы, - "посредник". Вот
какую "охоту" вела монтажница Тачч, а компанию она приглашала  для  отвода
глаз. Так она и объяснила командору. Она была уверена, что Джерф спрятался
в зверя, оставив  Мыслящего  Машки  в  ботике,  затопленном  где-нибудь  в
океане. Впрочем, это были всего  лишь  предположения.  Крошечный  кристалл
легко спрятать где угодно.
     - Разрешите доложить, сумун! - сказал старший офицер.
     Овальное пятнышко прорезалось  в  южном  секторе  экрана  -  животное
уверенно двигалось со стороны открытого  моря.  Джерф!  Гидрофоны  приняли
короткие ревущие сигналы - условленный пароль Светлоглазого... Но  что  он
делаете! Он идет к ведомой субмарине!
     Тачч крикнула:
     - Полный вперед к востоку!
     Командир повторил приказ. Корабль двинулся, набирая скорость.
     По несчастной случайности, сумун вышел как раз на продолжение  прямой
линии между двумя субмаринами и решил, что  вызов  исходит  от  ближней  к
нему, ведомой. Обе лодки висели в "звуковом коридоре", в  пласте  холодной
воды, и Джерф не сумел определить расстояние до источника звука.
     - Господин капитан, прикажите ведомому  ничего  не  предпринимать!  -
сказала Тачч. - Категорически ни-че-го!
     - Слушаю! Три-восемь! Вызывает ведущий!
     Радио щелкнуло и панически заорало:
     - Ведущий, я три-восемь! Нас атакует сумун! Я...
     - Отставить! - рявкнул командир. - Три-восемь!
     Вместо ответа ударил глухой, очень далекий взрыв.
     Командир остановил двигатель и сказал:
     - Боевая торпеда. Вашего зверя разнесло в клочья, госпожа монтажница.

                              ОДИН ПРОТИВ ВСЕХ

     Лучший способ свалить человека с ног - дважды кряду  толкнуть  его  в
плечи. Севка не успел еще осознать, что Джерф погиб, как  "поздравительная
пластинка" ответила на вызов и передала  убийственную  новость.  Вещество,
экранирующее Машку, не содержит атмосферного воздуха  Машка  спрятана  под
бронею, но в Космосе. Минутой раньше командор приказал бы Тачч  отыскивать
ботик. Обшарить все побережье,  но  разыскать.  Теперь  он  не  знал,  что
делать. Он упал под двойным  толчком  и  не  мог  подняться  сразу.  Удача
покинула его... Все летело кувырком. Ненависть двух  старших  Великих,  не
страшившая его, скоро станет реальной угрозой.  Кто  знает,  сколько  дней
теперь, без Джерфа, займут поиски? Может быть,  не  дни  -  годы...  Может
быть, поколения. А сколько  еще  ему  удастся  переигрывать  Диспетчера  и
Десантника?
     В доке готовились к торжеству. Роботы надраивали световые панели.  По
коридорам мелькали парадные шлемы с гребнями, золотистые шевроны  парадных
перчаток, новенькие комбинезоны. До выхода  корабля  оставалось  считанное
время. В приемной Великого командора толпились  важные  господа.  Командор
Пути никого не принимал: Севка чувствовал себя  раздавленным.  Наверно,  в
тысячный раз он проклинал себя за то, что недооценил Джерфа. Он знал,  что
надо  решать  -  сейчас,  прежде  чем   наступит   заключительная   стадия
подготовки. И не мог заставить себя действовать. Тогда  за  него  принялся
командор Пути. Ему полагалось бы страстно желать Севкиного  проигрыша,  но
подчиненный Мыслящий хочет того же, что  хозяин.  Джал  ворчливо  спросил:
"Настало время удирать, э?"
     Севка _н_е_ м_о_г_ удрать, бросив Машку здесь, беспомощную.
     "Чурбан! - наставительно  заметил  командор.  -  Себя  надо  спасать,
себя... Другие пусть сами себя спасают. Не хочешь? Странно, клянусь шлемом
и башмаками... Ты понимаешь, что она в корабле?"
     Севка понимал это.
     "Корабль уйдет на испытания, а  после  -  в  экспедицию.  Как  ты  ее
найдешь, чурбан? А, ты  хочешь  все-таки  сорвать  испытания  и  задержать
корабль? По задуманному плану? А куда ты после этого попадешь, знаешь?"
     Севка знал - в Расчетчик... Оттуда -  под  стволы  распылителя.  Даже
задержав корабль, он не сумеет быстро найти Машку. Они погибнут  оба.  Как
орех-двойняшка под молотком. Севка не  мог  уйти  и  не  мог  действовать.
Только сидеть и ждать. Ждать.
     "Смотря чего дожидаться, - сказал командор.  -  Ты  послушай,  о  чем
толкует в приемной наша свита... Нет, комонс! Теперь и ждать  поздно,  все
равно упекут в Расчетчик. Атаковать! Запутать этих чурбанов Великих, чтобы
сидели тихо и пискнуть не смели! Под коготь их! В конце-то концов, корабль
можно обыскать полностью за трое-четверо суток..."
     "А  он  прав,  старый  интриган",  -  подумал  Севка,  и   раздвоение
кончилось. Надо идти на диверсию.  Задержать  корабль.  Великих  запутать,
пустив в дело припрятанные козыри. Пока же  Великий  Диспетчер  и  Великий
Десантник будут отбиваться от обвинений Джала, найти Машку в корабле.
     Еще несколько минут командор Пути раздумывал,  прикидывал,  взвешивал
шансы. Затем решительно включил связь и вызвал Шефа обеих Охран.
     Гаргок выглядел скверно. Даже каска сидела на его голове не так лихо,
как обычно. Что же, тем лучше... Навалившись  грудью  на  пульт,  командор
Пути прошептал, таинственно:
     - Гар, слушай... Чудные дела, паренек... Проверь детекторы, найденные
в моей ракете, на соответствие с матрицей Номдала, моего  предшественника.
М-мэ-э. О результатах доложи.
     Не дожидаясь ответа, он отключился и  вызвал  Нуля.  А  между  прочим
хотелось бы знать, _г_д_е_ Шеф найдет матрицу Номдала? Хе-хе... А,  вот  и
его отважность Великий Десантник -  вежливый,  обходительный,  -  ишь  как
обрадовался!
     - Ваша предусмотри-ительность! - радостно пропел Нуль.
     - Да-да и все такое, - фыркнул Джал. - Ты все сидишь на маяке?
     Десантник мгновенно сообразил, что нарочитая бесцеремонность Третьего
Великого - неспроста и сменил радостную мину на дружески-заботливую:
     - Джал, дорогой, ты встревожен?
     - Я? Во имя Пути, с чего бы? Пока матрица у тебя, мне беспокоиться не
о чем. Ведь мы друзья, не так ли?..
     Нуль панически вскинулся. Посмотрел под экран. А, смотришь, горит  ли
сигнал секретности!
     - Не беспокойся, мой дорогой, -  сказал  командор,  -  Нас  никто  не
слышит. Однако же... Ты понял?
     - По-нял, - пролепетал Десантник. - По...
     - Вот и веди себя хорошо. М-нэ-э. Матрицу, пожачуйста,  не  выкидывай
из шкафика: вдруг еще пригодится Плавного Пути!
     Покончив  с  Десантником,  Джал  уже  примерился   вызвать   Великого
Диспетчера, но раздумал. Этого разбойника на испуг не возьмешь. Пускай Шеф
сам доложит ему о перчатках Номдала и  о  пропавшей  матрице.  Для  умницы
Прокта хватит и такого предупреждения.
     Оставался один только Сулверш. "Верный Сул, ничтожный комарик, что он
против нас, крупных хищников? -  подумал  командор.  -  Однако  Сул  может
испортить мне всю игру, и его надо обезвредить окончательно. Хотя и жаль".
     - Начальника Охраны ко мне! - приказал он  и,  когда  Сулверш  явился
пред очи, распорядился: - Встретить господина Глора в центральной шлюзовой
и препроводить сюда, в кабинет.
     Офицер нисколько не удивился. Мрачно отсалютовал и нырнул в люк.  Эта
безмятежно-мрачная  повадка  ясно   показывала:   он   уверен,   что   его
предусмотрительность пособничает  "Глору".  Такая  реакция  и  была  нужна
командору Пути. И он подумал, что беглый  каторжник  ухитряется  все  свои
трюки проделывать невпопад и одновременно кстати. Нелепое его  бегство  из
карцера пришлось в самый раз. Лучше не придумаешь...
     Он откинулся на спинку удобного кресла.  Мысленно  проверил,  все  ли
сделано. Да, все. О госпоже Тачч он почти забыл. Во всяком случае, немного
удивился, когда сна явилась в кабинет и попросила  разрешения  доложить  о
событиях.

                                   САЛЮТ

     Командор сказал:
     - Оставим формальности. Сочувствую  вам  в  потере.  Вы  сделали  что
могли, благодарю.
     Тачч ответила недоверчивым взглядом. О великие  небеса!  Она  думает,
что Джал сам подстроил убийство Светлоглазого!
     - Обещанное будет выполнено, госпожа Тачч. Повторяю, вы сделали  все,
что было возможно  при  данных  обстоятельствах.  Сейчас  мне  нужна  ваша
помощь. - Он нагнулся к пульту. - Господа Сулверш и Клагг, ко мне!
     В кабинет поднялись охранники. Джал обратился к Сулвершу:
     - Я приказывал привести господина Глора. Где он?
     - В карцере, вашусмотрительность.
     - Ты не выполнил приказ.
     - Позвольте доложить, ну, это невозможно.
     - Ваша предусмотрительность! - раздельно сказал командор.
     - Это невозможно, вашусмотрительность, - металлическим басом  покорно
повторил офицер.
     - Ты обращался к Шефу?
     - Да, вашусмотрительность.
     - Что он приказал тебе?
     - Не умничать. Выполнять приказы вашусмотрительности.
     - Что же ты не выполняешь? М-нэ?
     Сулверш набрал полную грудь воздуха и отрапортовал:
     - Глор - оборотень, государственный преступник, его место в допросном
посту Расчетчика. Будучи принуждаем,  ну,  к  исполнению,  я  отказываюсь.
Готов, ну, понести, - он перевел дух, -  наказание.  Я  отказываюсь,  ваша
предусмотрительность!
     Клагг  тихо  щелкнул,  с  ужасом  и  восхищением.  Начальник   Охраны
отстегнул перевязь с лучеметом, шагнул вперед и  положил  оружие  к  ногам
командора Пути. И Великий жестом приказал Клаггу поднять это оружие. Взять
Сулверша в некотором  роде  под  стражу!  Что  же  будет  дальше?  Неужели
_о_н_о_?
     Командор Пути встал, переступил с ноги на ногу и  сказал  с  грустным
удовлетворением:
     - Сул, паренек... Я рад, что не ошибся в тебе. Да. Если бы, м-нэ, все
исполняли  свой  долг,  Путь  сейчас  не  стоял  бы  перед...  Словом,  ты
молодчина, клянусь черными небесами!
     - Рад стараться, ваш-ш! - рявкнул Сулверш.
     Лицо Клагга опять изобразило страх - ну и разделается с ним начальник
Охраны, когда кончится этот спектакль! Он  присел,  готовый  подскочить  к
Сулвершу и подать ему оружие. Но командор приказал:
     - Конвой сюда! Господин Клагг!
     - Ко!.. Конвой  в  кабинет  вусмотрит-сти!  -  прокудахтал  Клагг  и,
путаясь в лучеметных перевязях, на всякий случай стал "смирно". Простучали
башмаки конвойных. "Спектакль, спектакль! - металось  в  голове  господина
офицера. - Во имя Пути, что же будет?!"
     - Мы, Третий Великий, командор Пути Джал Восьмой! Именем Пути и  ради
его прямоты и величия... -  твердым  голосом,  но  скучно,  без  малейшего
пафоса заговорил командор, и Клагг выпрямился, засиял - произошло _о_н_о_!
-  приказываем!  Балога,  именуемого  Сулвершем,  обвиняемого   в   бунте,
содержать под стражей... Приказываем! Под страхом тягчайшей немилости Трех
Великих не оказывать ему помощи, не поддерживать его и не  ободрять.  Этот
приказ должен соблюдаться!
     Конвойные ухнули:
     - Во имя Пути!
     Клагг - тоже, с некоторым запозданием. Формула обвинения произнесена!
Вот она - карьера! Он подскочил к бывшему начальнику, защелкнул  наручники
на его больших покорных руках и скомандовал:
     - Конвой, кругом! В карцер! -  и  удивился  еще  раз  -  чуть  не  до
обморока.
     Командор Пути проводил арестанта полным салютом,  тем  самым  ободряя
его, в нарушение своего же приказа.
     Совершенно сбитый с толку, Клагг отконвоировал бывшего  начальника  в
карцер, а оттуда привел Нурру-Глора, по  собственному  почину  вернув  ему
браслет и оружие.

                               ЛОЖКА К ОБЕДУ

     Командор сказал:
     - Явился, чурбан? Приполз, головоногая  козявка?  Господин  начальник
Охраны, можете вернуться к своим обязанностям!
     Нурра провыл: "Благодетель!" К счастью, восторженный  Клагг  заглушил
это   неприличие   солдатским   "Слушаю!",   а   госпожу   Тачч   командор
предусмотрительно отослал - разобраться в приемной и  установить  очередь.
Едва  за  Клаггом  опустилась  крышка  люка,  Нурра  плюхнулся  на  ковер,
почесался и задумчиво произнес:
     - А ты с лица, того... спал.  Уф,  как  чешется!  Привык,  понимаешь,
чесаться средними лапами, а тут - смигзы. Не доберешься.
     Джал молча, злобно поднял его за грудь комбинезона,  взглянул  в  его
блаженную режу и слегка куснул - для острастки.
     - Проклятая головоногая дрянь! Ты зачем отпрашивался?
     - Куда я отпрашивался? - огрызнулся Нурра. - Во! Кусается!
     - В_ к_о_р_а_б_л_ь_.
     На лице Нурры было полнейшее недоумение. "Значит, я ошибся, - подумал
Джал. - Невозможно же всегда все предвидеть. Ладно.  Хватит  того,  что  я
предвидел бунт старины Сулверша. Да мало  ли  что  еще  предвидел.  Вот  и
хватит..."
     И тут Нурра плюхнулся на пол и взвыл:
     - Ар-роу! Я жалкий, беспамятный неск! - Детина  в  синем  комбинезоне
елозил по ковру и здоровенными  ладонями  лепил  самому  себе  оплеухи.  -
Вспомнил я, вспомнил! Твой друг - он в корабле!
     Машка... Машка... В Севкиной груди запело, как маленький органчик,  -
Машка! Он бестолково засуетился, хватая то орущие, то перчатки и спрашивая
на ходу:
     - Где?
     - В ремонтной камере, в "посреднике"! Когда Сулверша  водили,  я  еще
заметил - один Мыслящий вроде желтоватый...
     - Ну, ну?! Желтоватый!
     - В открытом "посреднике" лежит.  Я,  значит,  пошел,  когда  ты  мне
рассказал. Вот, не добрался. Перчатки не по форме были, сам понимаешь...
     - Идем! Быстрей же!
     - Не, - сказал Нурра. - Тебе идти не по рылу...
     - Идем, я говорю!
     - Не. Ты здесь уже  натворил,  чрезвычайное  положение  устроил...  В
корабле все экраны будут на твоей личности.
     - А что делать?
     - Госпожиху пошли, - сказал Нурра.
     - Кого?
     - Госпожиху, Тачч то есть... В нее  и  подсадим.  Ее  пошли  и  меня,
ар-роу... Уж я р-распоряжусь!
     Если уж Нурра брался за ум, то давал толковые советы. В  самом  деле,
как убедишься без пересадки, что желтоватый Мыслящий принадлежит Машке?  И
где еще делать пересадку, как не в трюме с десантными "посредниками"? А  с
другой  стороны,  у  Нурры  по-прежнему   парадные   перчатки,   то   есть
обыкновенные пластиковые чехлы, без детекторов. Робот снова  задержит  его
при входе в трюм. Однако у Тачч есть сертификат... И  все  же  рискованно.
Тачч мигом сообразит, что  Глор  подменен.  Достаточно  одного  вопроса  о
прежних днях в Монтировочной, и она  поймет.  Ах  и  ах,  не  хотелось  бы
вмешивать ее в такое деле! Сверх всего, Севке было  противно.  Беспощадная
хватка командора Пути была  необходима,  абсолютно  необходима  -  что  уж
спорить... Но Севке было противно чувствовать, что  он  и  сам  становится
холодно-беспощадным, фальшивым - бегает по кабинету, радуется, - нет,  еще
не смеет радоваться, но уже  рассчитывает,  прикидывает,  через  чей  труп
переступить, чтобы вызволить Машку. Список все увеличивался: Джерф  погиб,
Ник и Глор потеряли тела, Сулверш пойдет под  суд,  на  очереди  Клагг,  а
теперь еще Тачч. Во имя Пути, о себе он и забыл  -  о  Джале...  Один  уже
погиб, остальные обречены. Он бессознательно схватился за "поздравительную
пластинку". Покрутил в пальцах - Нурра с детским любопытством уставился на
рисунок.
     - Это зачем, благодетель?
     Он  преданно  следил  за  благодетелевыми  метаниями.  Севка  спрятал
пластинку, похлопал его по  спине.  Утешительное  ты  существо,  беспутная
головушка... И ты прав, я сделаю по-твоему. С  волками  жить  -  по-волчьи
выть.
     Он вызвал госпожу Тачч. Достал Мыслящего Железного Рога. Заговорил:
     - Госпожа Тачч, вы видите вашего... - слово "Мыслящий"  он  предпочел
лишний раз не произносить. - Пойдете в  грузовой  трюм  корабля  вместе  с
господином Глором и проверите, тот ли _п_р_е_д_м_е_т_ я возвращаю Вам  все
ясно?
     - Да, ваша предусмотрительность.
     - Мой сертификат при вас?
     - Да, ваша предусмотрительность.
     - Предъявите его при входе в трюм. У господина  Глора  перчатки,  как
видите, не по форме.
     - Слушаюсь.
     Тачч и Нурра стояли перед командором с  одинаково  каменными  лицами.
Тачч соображала свое, Нурра - свое.
     - Господин Глор обнаружил мою пропажу, - сказал командор.
     - Вот как! - сказала Тачч. - Где же?
     - В трюме. В мастерской. Господин Глор! Предмет вручите госпоже  Тачч
на месте. Возьмите... Вам все ясно?
     - Все, вашусмотрительность!
     - Я вас не задерживаю. Имейте непрерывную связь со мной.
     Порученцы отсалютовали и пошли. Нурра, поворачиваясь,  произнес  чуть
слышно: "щелк-щелк" - как тогда, в  трюме,  при  "пересадке  с  болваном".
Клянусь молниями  всех  видов  и  цветов,  если  предвидится  каверза,  он
становится сообразительным, как Расчетчик...
     В кабинет поднялся господин Клагг, новоиспеченный  начальник  Охраны.
Джал распорядился:
     - Начинайте прием.

                               ДЕЛО ЕСТЬ ДЕЛО

     Первым он принял начальника Холодного. Утвердил распорядок  заправки.
Это заняло несколько секунд - порядок  всегда  одинаков.  В  буксировочную
нишу, что в корме корабля,  заводится  буксирная  ракета.  Роботы  снимают
последние  швартовы,  соединяющие   корабль   с   Главным   доком.   Пилот
буксировщика включает  двигатели  и  ведет  к  Холодному.  Внутри  корабля
следует заправочная команда. Маршрут занимает час с небольшим. Наибольшего
искусства  требует  швартовка  корабля  к  причалу  Холодного.   Сложность
швартовки состоит в том, что две махины - корабль и  спутник  -  вынуждены
стыковаться на тяге буксирной ракеты. Гравитор корабля  еще  не  заправлен
гелием, а гравитором  спутника  пользоваться  нельзя,  поскольку,  корабль
имеет массу большую, чем  спутник.  Пытаясь  притянуть  корабль,  Холодный
сойдет с орбиты.
     После швартовки  начинается  заправка  (командор  подписал  аттестаты
жидкого газа). Из хранилища в  корабль  перекачиваются  по  тройной  трубе
целые озера жидкого гелия, кислорода и  водорода.  Заправка  занимает  два
часа, а затем корабль уходит на кодовые испытания.
     - Разрешите спросить, кому  вашусмотрительность  доверяет  буксир?  -
осведомился начальник Холодного.
     - Еще не утверждал... - фыркнул командор Пути.
     Вопрос был не пустой. При швартовка пилот буксировщика должен  плавно
подвести к Холодному космическую громадину - масса покоя восемьдесят тысяч
тонн.  Плавно,  плавно,  ибо  малейший  толчок  сомнет  причал,  покорежит
трубопроводы, и заправка не состоится. А если пилот промахнется  и  ударит
бортом в хранилище, будет катастрофа,  Стенки  сферы  лопнут,  как  мокрая
бумага,  и  весь  запас  жидких  газов  вырвется  в  космическую  пустоту.
Гигантский убыток! Запас гелия для одного корабля  создается  около  сотни
местных суток. Но потеря газа - еще полбеды.  Кислород  и  водород  вместе
составляют гремучую смесь. Собственно, это самая эффективная взрывчатка  в
природе, и она может ахнуть от  пустяковой  причины.  Швартовочные  работы
затруднены тем, что проделываются в темноте, на ночной стороне планеты,  -
солнечные лучи нежелательны. Смесь кислорода с водородом взрывается  и  от
солнечного света. Дьявольская штука эта смесь... Да, в  часы  швартовки  и
заправки Полный командор, начальник Холодного, с лихвой  расплачивался  за
свою почетную должность. Командор Пути обменялся с ним церемонным  салютом
- до конца заправки они не увидятся более.
     Нурра доложил - прошли контрольный пункт, идут  по  трюму.  И  явился
другой Полный командор -  шеф  летного  состава.  Командор  Пути  утвердил
пилота-буксировщика: Тафа,  инженер-пилот  третьего  класса.  Простолюдин,
лучший ракетный  водитель  Ближнего  Космоса.  Шеф-пилот  бережно  спрятал
пластинку с назначением и осведомился:
     - Ваша предусмотрительность пойдет на буксировщике?
     - Разумеется. Во имя Пути!
     - Во имя Пути!
     Шеф летного  состава  исполнил  особо  почтительное  приседание.  Все
знали, что командор Пути - пилот но из слабых. Очень хорошо, что он всякий
раз берется подстраховать буксировщика.
     А Севка  подумал:  может  быть,  пилот  третьего  класса  Тафа  будет
последним живым существом, которое  я  увижу.  Жаль.  Честное  слово,  ему
совсем не хотелось умирать, и все же  он  совершит  задуманное.  В  момент
швартовки чуть добавит тяги, корабль чуть развернется и  ударит  кормою  в
хранилище. Возможно, взрыва не будет. Газовое облако должно еще накопиться
и прогреться - на это нужно время. Но  Великому  Диспетчеру,  наблюдающему
швартовку на экране, нужно всего две секунды, чтобы понять, кто виноват  в
катастрофе. И еще две секунды, чтобы  приказать:  "Смерть  ему!"  Великому
Десантнику понадобится на  десяток  секунд  больше.  Он  прежде  прикинет,
выгодно ли ему крикнуть: "Смерть!" И пилот ударит.  И  охранники,  грохоча
башмаками, бросятся к люку, с холуйской радостью выволокут тело  командора
Пути, прошитое лучом, и...
     Об этом не думай, сказал себе Севка. Брось.  Корабль  выйдет  на  сто
суток позднее, вот  что  важно.  Сто  суток!  А  если  взорвется,  то  еще
шестьдесят. Не меньше шестидесяти уйдет на постройку нового хранилища.  Ты
все равно не удержишься. Найдется Машка или нет - ты нажмешь сектор  тяги.
Я тебя знаю.
     Нурра доложил:
     - Мы в камере. Приступаем...
     Явился  шеф  Космической  Охраны  со  списком  чинов,  допущенных   к
заправке. Первыми стояли три старших офицера, те самые, что приставлены  к
люку буксировщика. Командор Пути приложил браслет к списку. Утверждено.
     Он вдруг подумал,  что  Нурра  ходил  на  "бупах".  Опытный  пилот...
Пустить разве  его  за  штурвал  и  приказать...  устрой,  мол,  очередное
"щелк-щелк", а я, мол, пойду на  корабле  как  пассажир  и  обеспечу  твою
безопасность? "Нет, об этом и думать не смей, душу вытрясу!" -  прикрикнул
Севка на Джала, словно  тот  подсунул  скверную  мыслишку.  Очень  удобно,
оказывается,  иметь  под  собой  второе  сознание.  Вали  все   на   него.
Защититься-то оно никак не может...
     - Возвращаемся, - сказал в наушнике голос Нурры.
     - Как оная! - крикнул Севка.
     - Возвращаемся, - повторил голос.
     Севка  вскочил.  Сел.  Непонимающими  глазами  уперся  в  экран,  где
разворачивалась картина подготовки к великому событию, выпуску корабля  из
Главного дока. Один  за  другим  перечеркивались  синими  косыми  крестами
планетные космодромы - все  ракеты  приняты  в  шахты.  Оставался  зеленым
прямоугольник  космодрома  Охраны  -  патрульные  ракеты  запаздывают   со
взлетом. Но тотчас на зеленом поле вспыхнула пульсирующая белая  звезда  -
старт звена из трех ракет. Командор автоматически перевел взгляд на  экран
орбит Ближнего Космоса. Там полз белый треугольник  -  звено  выходило  на
орбиту. А с космодрома уже стартовала следующая тройка, и контур его  стал
голубым. Еще две тройки - стал красным. График багровел, как закат  Малого
Солнца. Севка подумал - цвет войны. Где же Нурра, что они медлят?
     На пластинке, которую он все время  держал  в  руке,  появился  новый
текст: "При выходе в Космос прошу держать при себе искусственное тело  без
Мыслящего".
     Странный совет, подумал командор Пути. Распорядился подготовить пита.
Обдумывать, зачем Учителю оказался нужен пит, да еще  без  Мыслящего,  ему
было некогда.
     По орбитальному экрану поехал ромбик - буксировочная ракета  подается
на  корабль.  Холодный  доложил  о  конце  подготовки.   В   этот   момент
робот-привратник в кабинете командора Пути, повинуясь  неслышному  приказу
снаружи, подскочил к крышке люка и поднял ее.

                       ЗЕМЛЯ. ИНВЕРТОР ПРОСТРАНСТВА

     От  стен  пахло  сосновой  смолой.  Шелевка  на  стенах  была  новая,
золотистая. В широкое светлое  окно  лезли  сосновые  ветки  и  заглядывал
любопытный щегол. А посреди затоптанного, давно не мытого и  не  метенного
пола этой  превосходной  комнаты  -  в  верхнем  этаже  туровской  дачи  -
помещался аппарат, такой  же  неуместный  в  сосновой  тиши,  как  пулемет
посреди клубничной грядки. Он был похож на  груду  лома.  Удивленный  глаз
выхватывал из хаоса деталей  то  старый  радиоприемник  на  побелевшем  от
времени шасси, то гирлянду полупроводников, то медную спираль.  В  глубине
отсвечивала  зеленым  керамика  шестизарядного   "посредника".   Все   это
теснилось вокруг рупора, спаянного из консервных банок и  направленного  в
потолок. Мастер не дал себе труда вылощить все жестянки на одну сторону, и
поверхность рупора была пятниста, как  карта  Африки.  Среди  полей  белой
жести синели обрывки слов: "тлант", "посол" и "ская прян".  И  еще  волна,
сеть и рыбий хвост.
     "Сельдь атлантическая пряного посола", - понял  Зернов  и  спросил  с
сомнением в голосе:
     - Это и есть ваш инвертор?
     - Это инвертор пространства, - ответил Иван Кузьмич.
     Зернов  хмыкнул.  Осторожно  заглянул  в  рупор  -  там  лежала  пыль
недельной, по крайней мере, давности. В глубине  спала  ночная  бабочка  -
бражник.
     Учитель не обращал внимания  на  важного  гостя.  Равным  образом  не
замечал и своих сторожей - двух офицеров, приставленных к нему Центром. Он
топтался у инвертора, то  и  дело  засовывая  голову  внутрь,  между  двух
алюминиевых тарелок. Такие тарелки подают а скверных столовых.
     Все это казалось мистификацией, нарочитым розыгрышем. Но  трое  суток
назад  мистической  представлялась  и  схема   детектора   -   устройства,
обнаруживающего Десантников...
     Начальник  Центра  сел  в  уголке,  закурил,  поглядывая  на  затылок
Десантника. Он робел, и это не удивляло его и не унижало.  Последние  трое
суток многому его научили.  Той  памятной  ночью  Иван  Кузьмич  вместе  с
Благоволиным  перевели  схему  детектора  на  земной  технический  язык  -
начертили на листе ватмана, Ученые-электронщики бросились осмысливать  эту
схему, а Иван Кузьмич немедля вернулся сюда, на дачу. Центр  не  смог  той
ночью  откомандировать  с  Учителем  кого-нибудь  из  инженеров.  На  дачу
протянули телефон и приставили охрану. Но Десантник не  пытался  бежать  -
неотрывно топтался у инвертора, почти не ел и не заснул даже на минуту,  -
ждал сообщений от своих разведчиков. Тем временем в  Н...  кипела  работа.
Как только схема была расшифрована, по городу помчались гонцы. В четыре, и
в пять, и в  шесть  часов  утра  будили  специалистов,  главных  инженеров
заводов и институтов, снабженцев. Распечатывали склады. Машины  свозили  в
Центр картонные и пластмассовые коробки  с  полупроводниковыми  приборами,
радиолампами, микромодулями, трансформаторами, колебательными контурами  -
большую комнату заняли под склад. Бригада лучших  радиомонтажников  города
расположилась в нижнем  этаже  особняка.  Начали  сборку  двух  детекторов
сразу. Надо было успеть за  сутки.  Чудом  каким-то  Зернов  отвоевал  эти
сутки... Они начались в три часа ночи - официальным  звонком  "сверху",  и
для Зернова открылся  уже  сущий  ад.  Опоздать  было  нельзя.  После  его
спрашивали товарищи: как ты,  лихая  твоя  душа,  рискнул  на  такое?  Под
ничего, под неподтвержденные слова абсолютно темной личности, без  твердых
доказательств  остановил  чрезвычайные   мероприятия?   Михаил   Тихонович
отшучивался - победителей не судят... Одна лишь Анна Егоровна знала,  чего
стоили ему эти сутки. Она тайком от всех  каждые  два  часа  измеряла  ему
кровяное давление и делала уколы.  Двенадцать  раз  на  протяжении  суток.
Двадцать четыре часа начальник Центра провел между телефоном и телетайпом,
- монтажникам не хватало то  одного,  то  другого,  и  Зернов  уговаривал,
приказывал, требовал, просил, рассылал еще  гонцов  и  уполномоченных.  На
сборку  детекторов  он  отпустил  двадцать  часов,  и  ни  минуты  больше.
Радиотехники работали в  лихорадочной  спешке.  Отдыхали,  когда  наступал
перебой в снабжении, - засыпали тут же, у столов, не выключая  паяльников.
Тогда и Благоволин спускался в буфет за очередным термосом  кофе.  Дмитрий
Алексеевич, как и Зернов, не спал ни минуты. Его  посылали  отдохнуть,  он
басил:
     - А, пустое. Я же неделю спал - под арестом...
     За двадцать часов не успели. Только через сутки, к  трем  часам  ночи
сорокового дня, детекторы были готовы. Два  экземпляра.  Неуклюжие  ящики,
размером со старинную радиолу, неподъемные. Илья Михайлович на бегу сказал
Зернову:
     - Ничего, что тяжелые, Михаил Тихонович.  Если  они  заиграют,  сразу
начнем собирать портативные.
     Под яркими лапами лица казались зелеными. Суетясь, мешая друг  другу,
кибернетисты разматывали провода, подсоединяли приборы На  тележках  везли
огромные  осциллографы.  Пошла   наладка   детекторов.   Зернов   позвонил
председателю комитета и попросил отсрочки. Через пять часов он был  обязан
доложить окончательно - можно рассчитывать на детекторы  либо...  "Да  что
там! Тогда уже не будет никаких "либо", Михаил  Тихонович",  -  сказал  он
себе. Пошел в кабинет, выключил все телефоны, рухнул на диван и уснул.
     Разбудил его Благоволин. Лицо физика было освещено  кислым  дождливым
светом - восемь часов утра. Время истекло.
     - Почему не разбудили раньше?
     - Не было нужды, Михаил Тихонович.
     - Отладили?
     - Отладили. Надо испытывать.
     - Передайте - начинаем в восемь двадцать.
     Но крыше гудел дрянной, бесконечный  дождь.  Морщась,  Зернов  принял
утренний укол. Позвонил Георгию Лукичу -  доложил  о  начале  проверки.  В
дверь сунулась официантка с завтраком - Зернов так посмотрел на  нее,  что
она исчезла мгновенно. А он извлек из сейфа  шестизарядный  "посредник"  и
вызвал по селектору двух младших офицеров из опергруппы.
     Грязную работу нужно делать самому, подумал он. Лейтенанты  вызвались
добровольцами на опасное задание. В чем оно  заключается,  лейтенантам  не
сообщили. Просто - опасное задание. Такова  уж  была  работа  в  Центре  -
непрерывные, изнуряющие душу хитрости, уловки,  обманные  ходы.  Эти  двое
даже не знали, что детекторы изготовлены, и тем более что сейчас  начнутся
испытания.
     Они отрапортовали: "Лейтенант такой-то явился по вашему  приказанию".
Зернов предложил им сесть,  поднял  "посредник"  и,  как  встарь,  блеснул
мгновенной реакцией -  дважды  дернул  длинную  нить.  Офицеры  не  успели
понять, что у него в руке. Уронили головы и очнулись Десантниками.
     - Я - Линия девять, - напористо сказал Зернов. - Я прорвался. Во  имя
Пути!
     - Во имя Пути! - ответили Десантники.
     -  Через  полчаса  летим  в  министерство.  Изымем  со   спецхранения
одноместные "посредники" и Мыслящих и поедем в Генштаб.  Пока  ступайте  в
лабораторию, в распоряжение Ганина. Я вас вызову прямо к машине. Все.
     - Во имя Пути! - ответили Десантники и  военным  шагом  двинулись  из
кабинета.
     Они присоединились к  сотрудникам,  собравшимся  в  передней  комнате
лаборатории, - вместе с Десантниками здесь было двадцать человек.
     Ганин раздал всем по картонному номерку, объяснил группе задание:  из
соседней комнаты будут вызывать по порядку номеров. Вызванным входить,  не
задерживаться, идти прямо, между капитальной стеной и временной, фанерной.
Выйти в противоположную дверь, сдав на выходе номерок.
     Десантники не переглянулись - смотрели на полковника уставным  прямым
взглядом. Они были специалисты высокого класса и  понимали,  что  деваться
некуда.  Будь  они  на  сто  процентов  уверены,  что  их  используют  как
подопытных кроликов, они бы отказались идти.  Не  в  правилах  Десантников
помогать противнику. Но полной уверенности не было. Ведь начальник  Центра
назвался Линией девятой, именем одного из старших в операции "Вирус"...
     - Первый! - вызвали из-за двери.
     ...Детекторы помещались на столе, у фанерной перегородки. Лабораторию
густо  заполнили  люди,  кто-то  сидел  на  подоконнике,  и  всех,   будто
стеклянный колпак,  закрывала  тишина.  Зернову  освободили  кресло  -  он
шевельнул  плечом,   остался   стоять.   Илья   Михайлович,   руководивший
испытаниями, выкрикнул: "Первый! "
     Номер  первый  прошел  за  перегородкой  -  каблуки   простучали   по
линолеуму, стихли. Илья Михайлович трясущимися пальцами поставил "галочку"
в протоколе.
     Из двадцати испытуемых только двое будут Десантники.
     Пошел второй. Благоволин,  одной  рукой  схватившись  за  подбородок,
другой - сжимая отвертку, навис над приборами. Ничего. Неоновые  лампы  не
вспыхнули. Пошел третий.
     Что-то звонко треснуло в лаборатории, и все шевельнулись, но лампа не
зажглась, а в руке Благоволина оказались две половинки  отвертки.  Сломал.
Кто-то спросил: "Добавим  усиление?"  Тишина.  Прошел  четвертый.  Вызвали
пятого.
     Как  и  остальные,  Зернов  не  знал,  под  какими  номерами   пойдут
Десантники Услышав, как  скрипнула  дверь,  он  заглянул  в  мертвый  глаз
прибора и первым заметил в глубине его желтый отблеск. Стало так тихо, что
явственно послышались  голоса  пенсионерок  с  улицы.  Испытуемый  шел  по
коридору, и неоновый огонь следил  за  ним  -  разжегся  до  полной  силы,
дрогнул, начал меркнуть и погас, когда закрылась выходная дверь.
     Зернов выпрямился. Проговорил шепотом:  "Поздравляю,  товарищи"  -  и
секунду постоял, прикрыв глаза. В коридорчик уже входил шестой.
     Осторожно ступая, начальник Центра выбрался из лаборатории. Надо было
освободить  офицеров  от  Десантников.   Детекторы   "заиграли"!   Земляне
научились распознавать пришельцев.
     С этого момента Иван Кузьмич перестал быть сомнительным субъектом. Он
превратился в историческую  личность,  давшую  Земле  спасение  от  ужасов
неслыханных и небывалых, от потерь _с_е_б_я_, повторенных  миллиарды  раз.
Для такого даже нет слов в земных языках...  Но  практически,  сиюминутно,
для Зернова мало что  изменилось.  Позавчера  он  ждал  конца,  сегодня  -
испытаний детектора. Уже шесть  недель  кряду,  каждый  час,  ждал  самого
страшного - доклада ПВО об атаке эскадры. Последние сутки он двигался, как
механическая игрушка, в которой кончается завод пружины. И он бросил  все,
бросил разворачивающееся производство детекторов и  вот,  зеленый,  вконец
исхудавший, сидел перед машиной, похожей на перпетуум-мобиле  сумасшедшего
изобретателя, и в окно заглядывал любопытный щегол.
     Говорить не хотелось. Спрашивать - бессмысленно. За этой машиной  был
целый мир, столь же недоступный, как Магелланово облако.  Но  служба  есть
служба.
     - Как же действует ваш инвертор? - спросил Зернов.
     Иван Кузьмич оглянулся. Он выглядел еще хуже Зернова  -  щеки  совсем
ввалились, лицо пожелтело, губы запеклись. Говорил он как будто с  трудом.
Делал неожиданные паузы между словами.
     - Действие? М-да... Важнее результат действия...
     - Пожалуйста результат.
     - Большой объем информации передается... М-да.  Передается  на  любое
расстояние. Вне времени.  Например,  Мыслящий.  Вы  знаете,  что  Мыслящий
являет собой информацию, закрепленную  на  кристаллической  основе.  М-да,
основе... Ничего более. Информация о состоянии мозговых связей. Что?
     - Я слушаю, продолжайте.
     - Но это все. Инвертор передает Мыслящих  на  любое  расстояние.  Вне
времени.
     - Что значит "вне времени"?
     - М-да... Как бы это... - сказал Иван Кузьмич. - Вот...  Предположим,
вы посылаете сигнал на Луну. Ответ вы можете получить  не  ранее  чем  две
секунды спустя. Это ясно?
     - Конечно. Секунду занимает путь сигнала в одну сторону.
     Учитель смотрел куда-то в середину инвертора.
     - М-да, в одну сторону... К Венере это  составит  минуты,  не  помню,
сколько. А инвертор дает ответ _м_г_н_о_в_е_н_н_о_.
     - То есть на прохождение сигнала не затрачивается время?
     - Если хотите - не затрачивается. Парадоксы времени! Они, знаете, вне
логики.
     - Так... А расстояние?
     - Световые годы.
     - Так зачем вам корабли?
     Десантник надменно ответил:
     - Корабли принадлежат Пути. Инвертор - творение Замкнутых.  Путь  его
не получит.
     - Напрасно загадываете, - сказал Зернов. -  Каждое  изобретение  рано
или поздно становится общим достоянием.
     Десантник пожал плечами. В его жесте, кроме усталости  и  равнодушия,
было предупреждение: вы тоже не получите эту  машину.  Ваша  планета  тоже
населена отнюдь не ангелами... Зернов мысленно согласился с этим и грустно
подумал, что вместе с неоценимой помощью  Линия  девять  задал  ему  массу
хлопот и поставил его перед проблемами, разрешать которые  он  не  вправе.
Формально он обязан заполучить инвертор и не задумываться - добро или  зло
он творит...
     Помолчав, он спросил: "
     - Вы говорили, что  при  помощи  инвертора  вам  удалось  переправить
Мыслящих двоих детей на базовую планету и что дети этого "пока не  знают"!
Как это получается?
     Иван Кузьмич ответил не сразу. В инверторе послышалось  стремительное
стрекотание, щелканье, словно вдали дрались воробьи. Сооружение  окуталось
белым туманом, и по нему побежали знаки. Затем туман скрыл Ивана Кузьмича.
Это  продолжалось  несколько  секунд.  Туман   рассеялся.   Иван   Кузьмич
проговорил как ни в чем не бывало:
     - Попытаюсь ответить на ваш вопрос о детях. Помните доклад  Быстрова?
Он говорил о двух вариантах калькирования  разумов?  Что  Путь  практикует
вариант, при котором уничтожается оригинал - мозговые связи?
     Зернов уже привык к тому, что Линия девять знает  все,  что  видел  и
слышал Благоволин до эпизода с мыльницей. Подтвердил:
     - Так. Помню.
     -  Инвертор  реализует  более  сложный  вариант:  калькирование   без
разрушения  мозговых  связей.  Инвертор  снимает  дубликат  разума.  М-да.
Дубликат, второй экземпляр.  А  первый  простодушно  резвится...  Вот  он.
Извольте!
     За забором, подпрыгивая в велосипедном седле,  прокатил  мальчишка  -
стриженный ежиком, крепенький, с решительным  мужским  подбородком.  Через
секунду промчалась девочка, скорее даже девушка, в  майке  и  шортах  и  с
густой, жесткой на вид копной черных волос.
     - Извольте, - повторил Десантник. - Оба здесь. Резвятся.
     - А дубликаты - там?
     - Как я имел честь разъяснить.
     - Тогда я не понимаю. Вы говорили, что обязаны вернуть детей. Но  там
не дети, а дубликаты?
     Линия девять поднял руку:
     - Михаил Тихонович, мы чрезвычайно ценим  сотрудничество  с  вами,  я
говорю от имени Замкнутых. Не кое в чем, я должен сказать  и  это,  вы  не
можете нас понять. Вы  отождествляете  конкретную  личность  с  конкретным
телом, ее носителем, забывая, что личность есть информация, организованная
определенным образом. Не только разум - личность  целиком.  Вдумайтесь:  я
послал в Космос дубликаты личностей, ничем не отличающиеся от  оригиналов.
Ничем! Они обладают полноценным разумом. Они осознают свое "я". Они  живут
в настоящем, обладают прошлым и мечтают о будущем. Создав их, мы выпустили
в мир не дубликаты, а личности. После этого мы не имеем  морального  права
бросить их на произвел судьбы. Их гибель будет такой же настоящей смертью,
как ваша или моя. Более того, я не имею права и разлучить  их  с  прошлым,
которое им дорого. Я  обязан  вернуть  их  сюда  -  иначе  они  все  равно
погибнут. Зачахнут, как сосна, пересаженная  в  болото.  Следовательно,  я
обязан вернуть их на Землю и объединить  с  личностями-оригиналами.  Любой
другой вариант будет убийством. Ну те, а с  практической  точки  зрения...
Они доставят сведения о Пути, которые весьма и весьма  вам  пригодятся.  -
Учитель усмехнулся. - Высокоморальное поведение всегда  практично,  таково
мое скромное мнение. М-да. Есть надежда вернуть их в самом скором времени.
     - Что же, буду рад убедиться, - сказал Зернов. - Раз мы заговорили  о
морали, как бы вы поступили с Мыслящими Десантников?
     - Да как угодно, - сказал Иван Кузьмич. - Вы же их не  приглашали  на
чашку чая. _М_е_н_я_ Путь не интересует.
     - А вы не ощущаете моральной ответственности за его действия?
     - Ощущаю. Поэтому я с ним сражаюсь, м-да...
     - Так, естественно, - согласился Зернов. - Иван Кузьмич, а почему  вы
послали детей - не взрослых, а детей?
     Десантник поднял палец характерным учительским жестом.
     -  Это  загадочная  история,  в  которой  я  не  разобрался,  хоть  и
надлежало...  Вы  представляете  себе  биологический  механизм   пересадки
личности, уважаемый Михаил Тихонович?
     - Совершенно не представляю, Иван Кузьмич, -  слукавил  Зернов.  -  Я
практический работник в иной области, не так ли?
     -  М-да...  Попробую...  Грубо  говоря,   при   пересадке   в   мозгу
закладывается новая  сеть  нервных  связей,  формирующая  новую  личность.
М-да... Излучение "посредника" навязывает мозгу эти  новые  связи,  причем
старые остаются практически не затронутыми. Новая  личность  не  вытесняет
старую, они там вместе живут, сосуществуют. Но... - Учитель приложил палец
к носу, -  но  две  личности,  принципиально  разные  к  тому  же,  должны
формировать два поведения, два различных поведения. Что невозможно. Посему
все то, что именуется силой воли, а говоря  на  точном  языке,  мотивацией
поведения, принадлежит лишь одной личности. Назовем ее  начальствующей.  И
биологически... м-да, биологически... сложилось так, что  личности  народа
Пути при пересадке в человеческий мозг являются начальствующими. Но! -  Он
снова поднял палец. - Если мозг этот  -  взрослый...  Загадочная  история,
уверяю вас!  Не  представляю,  как  ее  объяснить.  Мне,  как  учителю  по
профессии, приятно воображать,  что  мотивация  поведения  у  детей  более
мощная, чем у взрослых... Вы понимаете?
     - Так, так...
     - Почему детская личность  оказывается  начальствующей?  Может  быть,
случайность. Может быть, мое наивное учительское мнение истинно. М-да.  Не
знаю...
     - А как считают _т_а_м_?
     - П-ф!  Там!  Путь  не  интересуется  теориями...  Официальная  наука
попросту отрицает любую возможность поражения Пути. Никто не  возьмет  над
нами верх - и все тут. Прошу извинить. - Иван Кузьмич подошел к инвертору,
прислушался, отошел. - Теперь я отвечу  на  ваш  вопрос.  Мне  было  нужно
послать  туда  двоих  людей,  причем   таких,   какие   несомненно   будут
начальствующими личностями. Без осечки. Вам ясно решение?  Дети.  Возможно
более старшего возраста, но дети. Я выбрал двоих, которых я несколько  лет
наблюдал здесь во время  летних  каникул.  Очень  дружные,  с  волевыми  и
самобытными  характерами.  Прямодушные.   Не  трусы.   Девчонка  -  просто
золото... Мальчик лучше мотивирован, но попроще, попроще... А  здоровье  у
обоих - ну, кремешки! - Учитель улыбнулся, первый раз Зернов видел, что он
улыбается по-настоящему. - И я их отправил - дубликаты, естественно.
     - Благодарю вас за объяснения, - сказал Зернов. - Если  я  верно  вас
понял, дубликаты вернутся?
     Иван Кузьмич посмотрел на него, мрачно пожал плечами:
     - Делаю все возможное, м-да... Пока не знаю. Теперь  прошу  извинить,
честь  имею  кланяться.  -  Он  сунул  голову  в  инвертор,  между   двумя
алюминиевыми тарелками. Волосы его, потрескивая, поднялись дыбом.
     Так закончилась вторая и последняя встреча Зернова с  Линией  девять,
Десантником-инсургентом.

                             ВТОРАЯ ВОЗМОЖНОСТЬ

     Механический привратник поднял крышку люка в кабинете командора Пути.
Отступил на два  шага,  замер.  Из-за  высокого  порога  выдвинулся  синий
капюшон, рука в синей перчатке  взялась  за  бортик.  На  Севку  взглянули
бесстрастные  глаза  монтажницы  высшего  класса  Тачч.  Она  поднялась  в
кабинет, приняла безупречную уставную стойку, сделала  два  уставных  шага
вперед, отсалютовала с небрежной четкостью.  За  ней  чинно  вылез  Нурра.
Отпихнул робота башмаком и сам закрыл крышку. И захохотал, приплясывая.
     - Арроу! Вот и мы! Что же вы стоите, как сломанные питы?
     Севка спросил, едва шевеля челюстями от волнения:
     - Кто ты?
     - Монтажница высшего класса Тачч, ваша  предусмотрительность,  -  был
спокойный ответ. - Ваш инженер для поручений.
     - Кто ты?
     - Я не вполне понимаю, вашусмотрительность...
     - Говорю тебе, он -  инопланетный!  -  корчась  от  смеха,  прохрипел
Нурра. - Скажи ей что-нибудь по-своему, благодетель!..
     "Машка не верит, что я командор Пути", - понял  Севка.  Ему  пришлось
сесть. Ноги ослабели. Говорить "по-своему" он не  мог.  Надо  было  что-то
придумать. Он пробормотал:
     - Я есть Ше-уа. Ты понимаешь меня?
     - Нет, ваша предусмотрительность.
     В самом деле, трудно было понять, что "Ше-уа" означает "Сева"... Но у
Севки - нет, у командора Пути - появилось скверное подозрение.  Что  Нурра
предал его и сейчас разыгрывается фарс. Якобы Машка не узнает, а на  самом
деле это прежняя Тачч... Больно уж долго  они  ходили...  Скверная  мысль.
Однако реальная. Он спросил:
     - Ты помнишь коллективное животное, у  которого  была  нора  рядом  с
колодцем?
     Лицо Тачч мгновенно изменилось.
     - Да. Да! Помню!
     - Какая шерсть у него?
     - У него колючки... - ответила Машка.
     Это была она, честное слово! Кто еще мог знать, что у ежа колючки?  И
что под "коллективным животным" командор  Пути  подразумевал  ежа  Тимофея
Ивановича?
     Потом говорили о какой-то чепухе. Вроде: "Тебе было очень страшно?" -
"Да нет, я как спала. Очнулась и вижу - ты. А ты и говоришь: "Я Нурра".
     Вот почему они долго ходили. Машка последний раз видела Севку в  теле
бедняги Глора и совсем запуталась, пока Нурра втолковывал ей,  что  он  не
Севка, и так далее. Сейчас он слонялся по кабинету, то и  дело  принимаясь
хохотать и выкрикивать: "У-уа, протрите мне иллюминаторы, погибаю!"
     Между тем  начался  предстартовый  отсчет  времени.  Уже  прибыли  на
причалы швартовые команды. Буксировщик закрепили в кормовой нише  корабля,
и счастливчик Тафа принялся капризничать.  Он  гнусавил  на  весь  Ближний
Космос: "Одиннадцатый болт люфтит", то  есть  плохо  затянут.  Специалисту
низшего класса Тафе хотелось покуражиться над господами из высших  каст  -
сегодня его день. И он куражился. Вызвал своего второго пилота,  командора
Пути, и осведомился,  успеет  ли  его  предусмотрительность  привыкнуть  к
пилотскому креслу... Этот дерзкий вопрос вернул Севку к  действительности.
Он Джал Восьмой и пока что командор Пути на  этой  проклятой  планете.  Он
пробасил с неподдельным на сей раз добродушием:
     - Не суетись, паренек... Я пилот не в первом поколении.
     Однако по расписанию, второму пилоту буксировщика  надлежало  вот-вот
прибыть в корабль.
     Он оторвал себя от Машки. Быстро,  оглядываясь  на  бушующие  экраны,
объяснил положение.  Первая  возможность  -  выйти  в  открытый  вестибюль
причала и вызвать Учителя. Их ждут на Земле, и задача выполнена.  Но  есть
вторая возможность -  отправиться  с  кораблем  к  Холодному  и  совершить
задуманное. Он объяснил, что именно.
     Машка сказала, глядя на него непроницаемыми глазами Тачч:
     - Я должна прослушать регламент заправки и подумать.
     Нурра принялся восторженно чесаться и подвывать.
     - Тафа? Мозгляк-то, у которого болты люфтят? Ты его пришиби, ар-роу!
     - А после что?
     - После отобьемся! Охрану побьем и на корабле смотаемся!
     - Ну, понес, чурбан!.. Заправочная команда  -  больше  двадцати  семи
душ. Всех побьешь? - буркнул командор Пути.
     Он уже не стал объяснять, что Космическая Охрана имеет в виду попытки
угона кораблей. На  этот  случай  подняты  "Раты".  На  экране  планетного
вещания как раз проходило звено стремительных  ракет  -  странные  гибриды
стрелы с этажеркой, сопровождаемые длинными языками  бесцветного  пламени.
"Раты" мчались над дневной  стороной  планеты,  и  оба  Солнца  играли  на
плоскостях "этажерок" -  радиаторов  сверхглубокого  охлаждения.  В  эфире
перекликались пилоты патрульных и спасательных  кораблей,  пищали  сигналы
маяков, переругивались  дежурные  команды  со  спутников.  Кто-то  вызывал
"ракету его отважности Великого Десантника".  Значит,  Нуль  оставил  свою
затянувшуюся вахту на маяке, желает принять посильное  участие...  Милости
просим, дорогой,  милости  просим...  В  кабинет  ворвался  голос  Первого
ходового Диспетчера:
     - Ваша предусмотрительность, второго пилота ждут в  рубке  через  две
девятых.
     - Ну, что  скажешь?  -  спросил  командор  у  госпожи  Тачч,  избегая
обращения по имени. - Нам пора.
     Она подошла ближе - щеголеватая, подтянутая, придерживая  лучемет  на
глянцевитой портупее.
     - Я посмотрела регламент. Полагаю, надо идти на корабль и действовать
сообразно  обстановке.  Наименее  вызывающим  и  опасным  методом.  -  Она
усмехнулась. - А мы приготовим колючки...
     - Приготовим, клянусь белыми молниями! - сказал Нурра.
     Севка для успокоения совести возразил:
     - А если нас не выпустят из корабля?  Учитель  предупреждал,  что  мы
должны быть в невесомости и вне брони.
     - Слушай, - сказала Машка, - ты  чересчур  вошел  в  роль.  Оглянись.
Кроме нас троих, здесь все - оловянные солдатики. Рабы. Кто из них посмеет
усомниться в Великом командоре?
     - Ар-роу, кто? - подхватил Нурра.
     - Ладно. Проверьте лучеметы, - сказал Севка.
     И они пошли в корабль.
     Отшагивая по коридорам и лестницам - в последний  раз,  как  три  дня
назад по планете, - отшагивая, снисходительно салютуя, помахивая  рукой  в
парадной командорской перчатке, Севка не оглядывался, не смотрел на Машку.
Шел как плыл. Он был совершенно счастлив. Машка шла за ним - в двух  шагах
справа. Теперь ему все нипочем. Фокус  у  Холодного?  Э,  подумаешь...  Он
сделает  свое  дело  чисто  и   мастерски.   Непременно   надо   прощупать
поворотливость корабля. Надо ощутить его своей рукой.  Потом  -  установка
оси буксировщика на оси корабля.  Потом  -  регулировка  кодовых  экранов.
Тонкая штука! Тафа гонял на буксировщике не один  час  и  умеет  учитывать
неизбежные  неточности  экранов,  гравитометров  и  прочего.  Ну,   ладно.
"Сработаем", - думал пилот Джал,  влезая  в  скафандр,  проверяя  автоматы
дыхания,  отопления,  охлаждения,  подвеску  лучемета,  лобовую  лампу  и,
конечно, пластинку с неском, угощающим хитрого курга. Пластинку - в карман
скафандра...  За  двенадцать  минут  до  старта  его  предусмотрительность
переступил порог дока и очутился на корабле. Еще через минуту  распахнулся
люк буксировщика. Джал нырнул в горловину,  и  люк  захлопнулся.  Машка  с
Нуррой и Клагг остались снаружи - внутри  корабля,  но  вне  буксировочной
ракеты. Они будут охранять люк вместо трех офицеров. Это устроил Клагг  по
приказу Джала.
     Командор протиснулся на место  второго  пилота  и  потрепал  Тафу  по
хилому плечу. Пилот осклабился и прогнусавил:
     - Во, теперь будет порядок, вашусмотрительность!
     Лучемет болтался на его груди - слишком длинная портупея. Для  такого
малыша не нашлось подходящей по росту. Затыльник с гашетками помещался под
мышкой скафандра и мешал пилоту работать.
     - Ты сними лучемет, - посоветовал командор Пути.  -  Бахнешь,  и  нам
конец.
     Пилоту не особенно то хотелось расставаться с лучеметом. По должности
ему не полагалось оружия, он получал его в особых случаях, как сегодня.
     - Слушаюсь, - неохотно сказал Тафа, стягивая портупею.
     Положить оружие было некуда. Разве что за сиденье, откуда лучемет  не
выудишь и ради спасения жизни... Хрипнули  динамики  -  заработала  связь.
Тысячи балогов увидели на экранах первого  пилота,  простолюдина  Тафу,  и
второго  пилота  -  Великого  командора  Пути  Джала...  Приторный   голос
корреспондента планетного вещания замурлыкал:
     - Вот заработала связь - одна девятая часа осталась до торжественного
момента... Вы видите  мужественное  лицо  его  предусмотрительности  Джала
Восьмого рядом с простым пилотом, специалистом третьего  класса.  Вот  вам
пример, простолюдины! Работайте честно, и вы заслужите похвалу, и  -  кому
ведом Путь? - планета увидит вас рядом с Великим!..
     Тафа  восхищенно  улыбался.  Джал  отсалютовал  невидимым   зрителям.
Благодарение Пути, хоть  звук  не  транслируется  на  всю  планету,  можно
выругаться...
     - ...Его предусмотрительность поднимает сегодня  свой  сто  семьдесят
седьмой  корабль!  Пилот  Тафа  буксирует  на  ответственнейшую   операцию
заправки уже третий корабль Пути. Все мы надеемся,  что  еще  до  Большого
заката он будет господином Тафой, пилотом второго класса! -  корреспондент
слегка задохнулся от восторженности. - Добрая  традиция,  по  которой  его
предусмотрительность лично сопровождает корабли, зародилась...
     Командор выключил планетное вещание.
     - Эй, паренек... Давай-ка разберемся, как у тебя отрегулированы  оси.
Где сейчас маяк?
     Вертикальная ось, горизонтальная ось, плоскость эклиптики, радиус  на
маяк,  радиус  на  Большой  Сверкающий.  Векторы  тяги.  Оси   гравитации.
Посторонние мысли прочь.
     Он знал, что за каждым его движением следят и будут следить до  конца
господа  Великий  Диспетчер  и  Великий  Десантник.  И  знал,  что  должен
вернуться домой и привести с собой Машку.

                               НОЧНАЯ СТОРОНА

     Оба Солнца ушли за планету. В черной  пустоте  празднично  сияли  все
прожекторы, которые можно было зажечь, -  на  маяке,  на  громадной  трубе
причала, на патрульных  ракетах.  Казалось,  что  док  вместе  с  ракетами
неподвижно  висит  в  пустоте.  Экраны  буксировщика  были  подключены   к
электронным глазам корабля, и оба  пилота,  сидевшие  в  круглой  кабинке,
видели всю окрестность. Нижнюю часть экранов занимала темная полоса - док.
Далеко впереди, чуть  ниже  носа,  светился  шарик  Холодного.  Пустяковая
дистанция. Время старта было выбрано так, чтобы док и спутник находились в
противостоянии. Тафа держал руки  на  рычажках  управления  и  смотрел  на
экран. Шла последняя минута.
     - Буксир, буксир, - заговорил динамик. - Буксир, я корабль. Готовы  к
старту.
     - Корабль, я буксир, - отвечал командор Пути.  -  Стартуем  в  момент
"ноль".
     Взвыли ревуны. С площадки мастерских прыгнула  сигнальная  ракета  и,
плюясь  цветными  огнями,  устремилась  в  зенит.  Ноль!  Тафа   шевельнул
пальцами. Звезды, огни, цветной еж сигнальной ракеты поплыли  по  экранам.
Под ногами сверкнула оболочка дока - прожекторы заглянули в щель между ним
и кораблем. Джал повернулся к заднему экрану -  посмотреть,  как  проходит
корма. Отошли! Пофыркивая  горячей  тягой,  буксировщик  толкал  громадину
вверх, от планеты.  Патрульные  приветствовали  корабль,  зажигая  и  гася
бортовые огни.
     - С благополучным стартом,  вашусмотрительность,  -  сказал  Тафа.  -
Изволите принять управление?
     Как и прошлые два  раза,  они  разделили  работу  между  собой.  Тафа
стартует и швартуется, а командор Пути пилотирует на маршруте  и  помогает
при швартовке. Следующие полчаса  он  вел  корабль  к  Холодному.  Корабль
чисто, плавно лег на гиперболическую орбиту,  затормозил  и  очутился  под
Холодным - уже на эллиптической орбите. Две махины шли рядом, на ничтожном
-  по  космическим  масштабам  -  расстоянии.  Всего  три  километра.   На
потолочных экранах Холодный выглядел как игрушка. Мягко светящийся голубой
шарик и стеклянная палочка.  Он  был  немного  впереди  по  ходу  корабля.
Большой прожектор, установленный в конце причала, непрерывно передавал  на
космической азбуке: "Во имя Пути! Во имя  Пути!"  Мощно  было  рассмотреть
крошечные фигурки людей внутри причала. Муравьи в стеклянной трубочке...
     На нижних экранах была планета. Ночная  сторона...  Медленно-медленно
ползли огненные лужицы, палочки, запятые. Мигали предупредительные огни на
верхушках Башен. Патрульные ракеты висели между кораблем и  планетой,  как
предохранительная сетка под гимнастом.  Световые  маяки  брызгали  струями
плотного оранжевого света. Вся планета смотрела на двух пилотов,  запертых
в крошечной кабине  буксировщика.  А  они  ждали,  когда  наконец  корабль
подтянется к Холодному. Джал контролировал расстояние  по  дальномеру.  На
несколько секунд он ощутил себя мальчишкой. И  у  него,  и  у  Севки  было
особенное отношение к пилотам. Все мальчишки любят пилотов.
     Командор Пути улыбнулся.
     Тысячи экранов, наверно, показали его улыбку, сотни тысяч балогов  ее
увидели, и никто  не  догадался,  чему  он  обрадовался.  Он  ощущал  себя
настолько  спокойным  и  уверенным,  что  нарушил  этикет  и  спросил   по
внутренней связи:
     - Госпожа Тачч, господин Глор, как вы?
     - Благодарим вашу предусмотрительность, все благополучно.
     Голос Тачч был чужим настолько,  насколько  звук  может  быть  чужим.
Неожиданно пронзительный, отталкивающий, как  визг  тормозов,  раздавшийся
среди ночи под окном. Севке стало не по  себе.  Под  ногами  плыла  ночная
сторона чужой планеты. Впереди неуклонно увеличивался зеркальный  шар.  Он
занимал уже половину экрана, и в  нем  различалось  темное  булавообразное
отражение корабля.

                       ШВАРТОВКА У СПУТНИКА ХОЛОДНОГО

     Тафа сказал: "Во имя Пути..."  Джал  притормозил.  Стеклянный  причал
Холодного был виден, как короткая коническая башня, косо висящая в черноте
над головой. Нос корабля остановился под концом причала,  а  корма  -  под
хранилищем. "Поворот  по  вертикали",  -  сказал  Тафа.  На  носу  корабля
заработал маленький рулевой двигатель. Тафа регулировал  его  тягу  правой
рукой, а левой управлял  буксировщиком,  опуская  корму  и  поднимая  нос.
Одновременно  он  пошевеливал  педалями  -  ставил  корабль  строго  вдоль
причала. Пилот  мучительно  щурился,  -  все  лицо  пошло  мелкими,  злыми
морщинками.  Восемьдесят  тысяч  тонн  не  игрушка,  ах  и   ах...   Начав
поворачиваться,  эти  тонны  не  желали  останавливаться.  Рычажки   давно
переброшены  на  торможение,  а  корма  все  жмет  от  хранилища.   Встала
наконец... Корабль повис  почти  параллельно  причалу,  в  какой-то  сотне
метров. Чтобы видеть хранилище, пилотам приходилось поворачиваться боком.
     - Чуток промазал, - хрюкнул Тафа. Он был  отменный  пилот.  С  одного
захода поставил корабль почти на чистую параллель с причалом.
     Если бы корабль встал совсем чисто, работа была бы окончена, и  пилот
выдернул бы ключ  из  щита,  отключив  двигатели.  Остальное  мог  сделать
спутник, включив на долю секунды гравитационное поле. К счастью, параллель
не была чистой.
     - Подправим, паренек?
     - Подправим, вашусмотрительность... Веду корму. Готовы?
     - Готов. Веди.
     Тафа лег правым боком на спинку кресла и, глядя на  кормовой  верхний
экран, начал поднимать корму. Командор держал  руку  на  рычажке  носового
двигателя. В случае чего, ему следовало "придержать нос" - не  давать  ему
опускаться.  А  рука  боялась.  Она  вдруг   забыла,   в   какую   сторону
поворачивается сектор. Пришлось наклониться  и  посмотреть.  Подъем  -  на
себя. Опустить нос - от себя.
     - Придержите... - сказал первый пилот. - Стоп... Еще. Стоп.
     Командор дважды повел рычаг на себя,  поворот  стал  тормозиться,  но
слишком быстро. Тафа крикнул:
     - Перебрали! Нос книзу!
     Со стороны было непонятно, почему он так нервничает.  Нос  поднимался
чуть заметно, ползком. Но восемьдесят тысяч тонн медлительны  по  природе.
Они медленно разгоняются и еще медленней останавливаются.
     Опустить - то есть от себя...
     Джал толкнул рычаг. Переждал. Толкнул еще раз Нос пошел вниз, а корма
- вверх, к сияющей стенке хранилища. Он толкнул в третий раз и  придержал.
Он держал бы до конца, но рукоятка выдернулась из  пальцев  -  это  пилот,
бешено перекосив лицо, рванул оба двигателя. И замер. И Джал замер.
     Буксировщик трясся и тормозил, раскачиваясь на болтах,  а  корма  шла
вверх.  Медленно  лезла,  придвигаясь  к  хранилищу.  Очертания  Холодного
дрогнули и размылись на  экране  -  автоматы  включили  антитяготение,  но
поздно! Корабль нельзя уже было остановить. Медленно, медленно, как пловец
в прозрачной воде прикасается к буйку, как  рыба  идет  сквозь  водоросли,
корабль  придвинулся  к  блестящей   поверхности   хранилища.   Вздрогнул.
Зеркальная поверхность вмялась темным треугольником. Очень медленно. Блики
играли вокруг вмятины. Черный, как Космос, треугольник  увеличивался.  Это
корма уходила все глубже, и электронные глаза корабля поочередно тонули  в
темноте хранилища. Тафа застонал и скорчился в кресле. Как бы  отозвавшись
на этот слабый  звук,  раздалось  шипение.  Оно  тоже  было  тихим,  но  в
космической  тишине  казалось  оглушительным.  Экраны  затянуло   молоком,
кипящим огромными пузырями. Жидкий кислород хлынул из  хранилища,  обволок
корабль от носа до кормы и закипел на  корпусе,  как  молоко,  бегущее  из
кастрюли в огонь.
     Командор Пути сосчитал до восемнадцати - Великий Диспетчер молчал.  И
Великий Десантник молчал. Пилот Тафа неподвижно висел в  фиксаторах.  Джал
надвинул на его голову шлем - по  аварийной  инструкции,  вынул  из  щитка
пилотский ключ, опустил шлем своего скафандра.
     Его охватило облегчение.  Сделано.  Все-таки  он  сделал  это.  Чисто
сделано. Кроме Тафы, никто не догадался, что авария подстроена.  Пилотская
ошибка, не более... Он спокойно сидел и ждал, что  будет  дальше.  Обидно,
если теперь будет взрыв, когда все получилось так хорошо,

                                 ОПОЗДАЛИ

     Знаменательным вечером ... июля, когда стало достоверно известно, что
Десантники, ушедшие за рубеж, выловлены и еще четыре обезврежены в Москве,
руководители служб Центра собрались на совещание. Говоря же начистоту, они
собрались, чтобы посидеть вместе и полчаса передохнуть - и кто бы стал  их
осуждать за это? Первый вечер у них было хорошее настроение. Первый раз за
много дней общий любимец Митя Благоволин приготовил на всю  компанию  свой
особенный кофе. "И очень славно" - как  сказала  Анна  Егоровна.  Короткий
доклад Ильи Михайловича был  выслушан  как  бы  между  прочим.  Благодушно
прихлебывая кофе, он сказал,  что  с  понедельника  -  а  была  суббота  -
детекторы-распознаватели пойдут с конвейера, по сотне штук  в  сутки.  Уже
сейчас оперативная служба получила семь портативных детекторов.
     Поговорили о том о сем. Операционисты  -  математики  и  психологи  -
обещали к понедельнику закончить  график  раздачи  детекторов  оперативным
группам. Где-то есть большая вероятность поймать  оставшихся  Десантников,
где-то меньшая.
     Зернов попросил еще  учесть,  что  некоторое  количество  надо  будет
передать за границу. Операционисты доложили, что это предусмотрено.
     Беседовали спокойно, ровно - благодушествовали. И вдруг Митя  спросил
о Линии девять.
     Все притихли. Суровые правила  секретности,  принятые  в  Центре,  не
разрешали спрашивать о делах, находящихся в чужом ведении, а тем  более  в
компетенции начальства. Но  таинственная  личность  Десантника-перебежчика
всех интересовала.
     Тишина длилась секунду-другую - ровно  столько,  сколько  нужно  было
Михаилу Тихоновичу на последнюю проверку своего решения: секрет  инвертора
остается для землян секретом.
     Он сказал:
     - Иван Кузьмич, говорите? Мы его интернировали  на  даче,  где  он  и
прежде находился. По-моему,  с  некоторого  времени  он  намеренно  путает
карты. В чем путает? Утверждает, что послал разведчиков  -  детей,  а  они
перед окном катаются на велосипедах. Сам видел. Так... Ну и прибор  его...
- Зернов пошевелил пальцами, - вызывает сомнения.
     Благоволин опустил глаза. "Понимает, - подумал Зернов. - Все понимает
и одобряет".  Анна  Егоровна,  которой  очень  нравился  Зернов,  согласно
кивала. Большей части специалистов -  математикам,  врачам,  психологам  -
вопрос об инверторе был не по зубам. Ждали, что  скажут  кибернетисты.  И,
разумеется, Илья Михайлович спросил:
     - Разве нам  не  стоило  бы  ознакомиться  с  этим  прибором,  Михаил
Тихонович? Одно время и "посредники" числились по разряду "липы".
     Зернов улыбнулся:
     - Разумеется, Илья Михайлович! Хоть завтра езжайте  -  Иван  Павлович
организует машины.
     Выезд  к  Ивану  Кузьмичу  назначили  на  послезавтра,  поскольку   в
воскресенье электронщики были заняты на производстве, а  Благоволин  -  на
испытательном  стенде.  Послезавтра  они  освободятся  и  займутся  Линией
девять. И заговорили о другом. Дмитрий Алексеевич сидел, не поднимая глаз.
Зернов поглядывал на него и думал:  вот  уже  появилось  новое  поколение,
которое  не  хочет  повторять  наши  ошибки.  Которое  не  боится   верить
небывалому и различает небывалое от невозможного, а  мы  этого  не  умели.
Которое  заботится  о  благе  человечества,  не  путая  истинные  блага  с
сиюминутными выгодами. "Как странно, -  думал  Зернов,  -  ведь  это  наше
поколение поняло, что знание может быть опасным. На наших  глазах  атомная
бомба перестала быть секретом одной  страны.  Потом  водородная  бомба,  и
ракетные атомные подводные лодки, и глобальные ракеты. Да, мы  поняли,  но
вчуже, а осознание оставили ему, следующему поколению. Как трудно мне было
уговорить себя не накладывать руку на секрет инвертора, этого  абсолютного
оружия. Убедить себя, что на Земле у нее в сотни раз  больше  оружия,  чем
нужно. Что максимум через три года инвертор появится  на  вооружении  всех
армий, и вновь установится "равновесие силы"! А Дмитрию это решение ничего
бы не стоило. Что же,  теперь  мы  сравнялись,  приятель...  Ты  осмелился
принять сотрудничество пришельца, я осмелился отказаться  от  его  оружия.
Надеюсь, что послезавтра Илья Михайлович не найдет там инвертора..."
     Так думал Зернов, дослушивая соображения своих сотрудников,  прощаясь
с ними, то здесь, то там вставляя уместное замечание. Он  последним  вышел
из конференц-зала и привычно  двинулся  в  свой  кабинет,  -  приближалась
полночь и с ней очередная запись в дневнике.
     Загудел внутренний телефон:
     - Докладывает узел связи. "Дача" просит соединения.
     - Соедините... Дача, первый слушает.
     - Товарищ первый,  докладывает  Кашицын!  Учитель  просит  разрешения
переговорить.
     Капитан Кашицын был старшим в охране Десантника.
     Зернов усмехнулся - представил себе, как Линия девять "просит".
     - Да, разрешаю.
     Пауза. Затем знакомый голос с наставительной интонацией:
     - У аппарата?
     - Первый у аппарата, - сказал Зернов.
     - М-да, я вас узнал. Итак, приходится прощаться. Ми... - Было слышно,
что Кашицын поправляет:  "Товарищ  первый!"  -  ...Товарищ  первый.  М-да.
Прощайте, не поминайте лихом, как говорится. Я ухожу, и..
     - Не совсем вас понимаю, - мягко перебил Зернов. - Не желаете сказать
что-нибудь по делу?
     - Дела закончены. Эскадру отзывают. Прощайте.
     Качество линии спецсвязи было великолепное. Зернов слышал, как  легла
на стол трубка, простучали шаги, затем донесся голос капитана Кашицына:
     - Товарищ первый, разрешите доложить...
     - Отставить. Где он?
     -  Вернулся  к  машинке...  стой!!  -  вскрикнул  Кашицын,  в  трубке
загрохотало.
     "Уронил трубку", -  понял  Зернов.  Через  несколько  секунд  капитан
закричал в телефон:
     - Разрешите доложить, Учитель лежит без сознания, машина  рассыпалась
пылью! Товарищ первый!..
     Зернов распорядился: Учителя привести в сознание, "пыль" не  трогать,
ждать группы из Н... Выслал на дачу врача и следователя - с  детектором  и
"посредником", на всякий случай. И долго стоял у окна, прежде чем  достать
дневник.
     Линия девять снова исполнил  обещанное.  Инвертор  перебросил  его  в
неведомые просторы Космоса и самоуничтожился, рассыпался серой пылью,  как
я остальные аппараты Десантников после определенного числа срабатываний.

                              ВО ИМЯ СПАСЕНИЯ

     Прожекторы Холодного погасли. Извержение продолжалось во тьме. Слабый
свет маяков освещал  поверхность  спутника,  покрытую  кипящей  жидкостью.
Фонтан жидкого гелия бил в пустоту, вздымаясь над густым  облаком  грозной
кислородно-водородной смеси. Из облака вылетали, мигая аварийными лампами,
балоги в скафандрах - экипаж покидал Холодный. Взрыв мог ударить  а  любую
секунду.
     Планета  потрясенно  молчала.  В  эфире  слышались   голоса   пилотов
спасательных ракет. На экране было видно, как они ложатся в  дрейф  вокруг
Холодного и подбирают экипаж спутника Командор Пути  отметил,  что  экраны
очистились - "молоко" испарилось с обшивки. Незнакомый голос  предупредил,
что за его предусмотрительностью  идет  ракета  со  спутника  Сторожевого.
Тогда Джал быстро проверил скафандр и поднял Тафу.  Пришлось  проверить  и
его скафандр. Пилот не шевелился, только дышал, похрипывая.
     В корабле было светло. Никто из команды не пришел встретить командора
Пути. Выбравшись из путаницы ракетных дюз, Джал  увидел  четыре  фигуры  -
Тачч, Нурры, Клагга и безжизненного пита. Они молчали. Нурра и Машка -  из
осторожности, Клагг - с перепугу, а  пит  -  потому  что  в  нем  не  было
Мыслящего. Джал распорядился:
     - К кормовому люку, порученцы! Живее!
     Надо было спешить, пока не пришла ракета со Сторожевого. Идти туда, в
лапы к Диспетчеру и Десантнику, было вовсе ни к чему.
     - Господин начальник Охраны, поручаю вам пилота. Отправите в  главное
хозяйство. Идите в корабль.
     Клагг отсалютовал, подхватил  Тафу  и  поскорей  прыгнул  в  коридор.
Мелькнули его башмаки, дурацки растопыренные в полете.
     "Вот и все", - подумал  Севка.  Они  вышли  в  Космос,  уцепились  за
решетку  временного  причала.   Нурра   деловито   закрепил   свою   ношу,
Первосортное Искусственное Тело, за карабин на поясе, чтобы не  улетела  в
пустоту. Проговорил:
     - Вот сейчас и ахнет...
     Действительно, корабль и Холодный,  окутанные  смертоносным  облаком,
приближались к краю планетной тени. Мрачная  радуга  космического  восхода
уже играла на броне. Корабль, как стена, вздымался за спинами,  а  впереди
был  Космос.  Молчаливые  звезды.  Севка  толстыми  от  защитных  перчаток
пальцами достал "поздравительную пластинку". На ней было одно лишь  слово:
"Иду". Мимо причала плавно, как лифт, скользнула спасательная  ракета,  на
секунду ослепила оранжевым маяком  -  и  сейчас  же  над  темной  стороной
планеты появился другой, двойной опознавательный огонь. Оранжевый с белым,
сигнал Охраны.
     - За нами, - сказала Машка.
     "Иду. Иду. Иду!.." - бежало по пластинке.
     "Хвалился, что можешь забрать в любую секунду,  -  подумал  Севка  об
Иване Кузьмиче. - Длинные же выходят  секунды..."  Он  сунул  пластинку  в
карман, выключил радиостанцию скафандра, прижал свой шлем к  Машинному,  а
Нурру придвинул рукой и сказал:
     - Лучеметы наизготовку. К Сторожевому не пойдем.
     Сквозь толстые скорлупы шлемов он вдруг видел, что Машка-Тачч смотрит
мимо него и пощелкивает челюстями, как от сильного изумления. Он оглянулся
- пит ожил! Это не могло быть обманом  зрения.  Облегченный  скафандр  для
искусственных  тел  позволял  видеть,  как  пит  характерно  потягивается,
хлопает веками - получил Мыслящего... И уже неуловимо  быстрым  движением,
недоступным балогу, отстегнулся от штанги  причала,  прижал  свой  шлем  к
Севкиному и сказал:
     - Я пришел. Вы уйдете через одну восемнадцатую.
     Гулкий металлический голос. Два изумленных лица  перед  глазами  -  в
пузырях шлемов, сквозь которые мутно светят  звезды.  И  неподвижное  лицо
пита. Глянцевитое, начищенное, мертвое. Вот  что  значило  "иду",  подумал
Севка. Вот так Учитель... Значит, мы сейчас _у_й_д_е_м_ и не  узнаем,  что
будет дальше. А пит заговорил снова:
     - Где Мыслящий Номдала?
     - Кого-кого? Ты у меня поговоришь! - сказал Нурра.
     - Ты - Нурра? - спросил пит. - Твое полное имя?
     - Нурра, сын Эри... Благодетель, что ему надо?!
     - Мы - Шорг. Во имя спасения, - раздельно произнес пит.
     Нурра с неистовой яростью бросился на Учителя-пита. Стал трясти.  Тот
невозмутимо повторял:
     - Где Мыслящий Номдала?
     - Шорг, Шорг! - вопил Нурра и тряс его.
     - Выпусти нас! - сказал пит.
     Приближающаяся  ракета  Охраны  осветила  их  прожектором,  ослепила.
"Нурра сошел с ума", - подумал Севка и стал отдирать его от Шорга. Безумец
немедленно бросил пита, налетел на Севку, схватил за горловину  скафандра,
прижал к себе и заорал:
     - Во имя спасения! Это Шорг, вождь Замкнутых!
     - Молчи, - сказал пит. - Слушай,  мальчик.  Сейчас  вы  вернетесь  на
Чирагу. Пусть вас ничто не удивляет. Вас будут  расспрашивать.  Расскажите
все, что видели и знаете.
     - Конечно, как же иначе? - сказал Севка. - Но...
     - Заложи Номдала в "посредник" и передай его  Нурре,  -  сказал  пит.
Севка повиновался. - Нурра, пересадишь Номдала  в  командора  Пути,  когда
инопланетные уйдут.
     - Если успею, - проворчал Нурра. - Охранюги...
     Прожектор светил в  полную  силу.  Наверно,  "Рата"  подтягивалась  к
самому причалу. Севка не мог ее видеть - они опять стояли, сдвинув  шлемы.
Он спросил:
     - Номдал тоже Замкнутый?
     Пит зашевелил челюстями, но Севка уже не слышал  его  слов.  Время  и
пространство  сдвинулись.  Пронзительно-голубой   свет   прожектора   стал
оранжевым, и в нем обнаружились объемные изображения.  Странно  изогнутые,
словно  сделанные  из  жидкого  теста,  перед  Севкой  проплыли:   Великий
Диспетчер -  неподвижный,  хмурый,  в  снежно-белом  комбинезоне;  Великий
Десантник - хищно настороженный, в желтом комбинезоне с  черным  квадратом
лаби-лаби на груди, в желтом лаковом шлеме с острым гребнем. Лицом к  лицу
с ними стояли Номдал, Нурра, Тачч и вождь Замкнутых. Тачч сжимала  в  руке
страшное  оружие,  распылитель,  и  все  это  не  было  изображением,   но
действительностью, в которой Севке и Машке уже не было места.  Севка  лишь
подумал: "Распылитель? Это же на "спутнике"! Ведь пробьет кожух -  и  всем
им конец..." Севку и Машку заволокло белым туманом,  закружило  винтом,  и
они исчезли. Потянулось _н_и_ч_т_о_ и _н_и_г_д_е_,  потом  кончилось,  они
вдохнули хвойный ночной воздух, ногами ощутили землю и услышали тихий  шум
деревьев и перестук ночной электрички.

                                  СТРАННОЕ ВРЕМЯ

     Они стояли перед клумбой анютиных глазок и держались  за  руки.  Было
очень темно. Совсем как в ту ночь, с которой начались их приключения. Чуть
белела  веранда,  светились  пятнышки  белых  анютиных  глазок,  и,  когда
отстучала электричка, стало слышно жужжание пчелы на клумбе. Совсем как  в
ту ночь.
     Пчела пожужжала и смолкла -  заснула.  Откуда-то  доносились  неясные
звуки. Не то голоса, не то повизгиванье. А  Машкина  рука  была  теплой  и
шершавой, как всегда.
     В свободной руке ее была расческа. "Как же так? -  подумал  Севка.  -
Что же, мы все дни так и простояли у клумбы и Машка держала  расческу?"  В
этот момент она бросила расческу, придвинула лицо и поцеловала Севку. И он
ее поцеловал, и некоторое время они стояли неподвижно, щека к щеке, и было
очень странно и чудесно. Она отодвинулась первой и прошептала:
     - Сколько же времени прошло?
     - Не пойму, - прошептал Севка.
     Он оторвал подошвы от  земли,  подкрался  к  веранде,  влез  на  край
фундамента. Нос его прижался к пыльному стеклу. За стеклом было совершенно
уже темно,  пришлось  долго  щуриться  и  вертеть  головой,  пока  удалось
рассмотреть светлый прямоугольник раскрытой книги.  Мать  спала  спокойно,
и... Севка придержал дыхание. Книга шевельнулась, захлопнулась и  исчезла.
Заскрипела старая раскладушка - мать поворачивалась на бок.
     Совсем как в  ту  ночь.  За  несколько  секунд  перед  тем,  как  они
прикоснулись к белому туману, мать проснулась и положила  книгу,  думая  о
нем, Севке... И еще - расческа.
     Он спрыгнул на землю.
     - По-моему, это все еще _с_е_г_о_д_н_я_.
     - По-моему, тоже...
     Они  поискали  в  траве  расческу  и  пошли,  держась  на   некотором
расстоянии друг от друга.
     Вот старая ель. Ого, какая здоровая стала муравьиная куча! Смотри-ка,
георгины! В темноте они казались бархатно-черными. Но  _с_е_г_о_д_н_я_  их
еще не было. Из цветов были анютины глазки да табак. А теперь -  георгины,
И запахи другие - не ранним уже, а поздним  летом  пахло  в  саду.  Густая
летняя роса брызгала по коленям.
     Значит, прошло много дней. Может быть, несколько  недель.  Сколько  -
Севка и Машка не знали, потому что они побывали _т_а_м_, оставаясь  здесь.
Сейчас они уже помнили, как отцветал  табак  и  распускались  георгины,  а
сегодня днем Севка налетел на забор и  погнул  велосипедную  раму.  В  том
"сегодня" велосипед был цел.
     Кто-то привел здешних Машку и Севку  навстречу  тамошним,  на  то  же
место, откуда они уходили. Позаботился, чтобы с ними была расческа.  Поняв
это, они внезапно, зверски захотели спать. Вдруг как подушкой  ударило  по
голове. Впору лечь прямо в мокрую от росы траву. Севка был уверен, что  на
обратном пути заснет совсем, но шел, потому что по вечерам всегда провожал
Машку до дома.
     На гуровской даче был полный свет во всех окнах.  Ходили  неизвестные
люди. Во дворе  стояли  две  "Волги".  Машка  остановилась  и  внимательно
рассмотрела суету.
     - Сегодня разговаривать не пойду, - предупредил Севка. -  Спать  хочу
невыносимо.
     - Я туда и вовсе не собираюсь. Вот еще! - строптиво сказала Машка.  -
Его-то уже нет, ушел... Жалко, честное слово!
     По сухой, теплой дорожке пошли к Машкиному  дому.  Скворчат  не  было
слышно - выросли. Севка в полудреме оглядывался.  Темнота  складывалась  в
странные фигуры. Вот медведь на шести ногах... Севка спросил:
     - Как ты думаешь, _т_а_м_ удастся?
     - Трудно им, - буркнула Машка. - А тебе, наверно, тоже было трудно. Я
тебя здорово подвела?
     - Я бы один там пропал, - сказал Севка.
     - Ничего бы ты не пропал. Просто одному всегда тяжелей.
     Они оба были правы. Очень хорошо было идти по твердой, теплой земле и
держаться за руки.