Эдмунд КУПЕР

                                 ТРАНЗИТ

                                    1

     Ричард Авери наклонился над серебристо-серым зеркалом лужи. Оттуда на
него, не мигая,  глядел  некто  странный,  безжизненный,  словно  призрак.
"Какое бескровное, бледное лицо, - подумалось ему. -  Это  лицо  человека,
попавшего в лимбо. Одно из тех лиц, на которые стараешься  не  смотреть  в
вагоне подземки: а вдруг его владелец уже умер?.."
     Ричард Авери шел по дорожке. Под ногами хлюпала грязь. Он  глядел  на
мрачные деревья, на тусклую зеленую  пустоту  парка  Кенсингтона.  Вдалеке
угрюмо  рычали  машины,  сегодня,  как  и  каждое  воскресенье,  до  краев
забивавшие лондонские улицы. Февраль, похоже, окончательно  решил  утопить
весь мир в туманной, полной влаги тишине. Вечерело. И в  этот  час,  когда
меркнул последний печальный свет невидимого солнца, казалось,  будто  Парк
Кенсингтона - самое безлюдное, самое одинокое место на всей Земле.
     С Авери все было очень просто. Он только-только начал  выздоравливать
после гриппа. Уныние природы и уныние, царившее в  его  сердце,  полностью
совпадали и усиливали  друг  друга.  Авери  следовало  бы  остаться  дома,
смотреть телевизор, читать книгу или играть в привычные бессмысленные игры
с пятнами на обоях.
     Но  после  недельного  заключения  в  двухкомнатной  квартире,  после
полутора сотен часов полного одиночества в обществе воспоминаний  о  своем
бессилии и разочарованиях... В общем, все, что угодно, лучше  голосов,  ни
разу не произнесших ни звука, и невысказанных обвинений.
     В свои тридцать пять Ричард Авери был законченным  неудачником.  Нет,
не дилетантом, настоящим неудачником-профессионалом. Этому-то он  выучился
преотлично. Пятнадцать лет тому назад  все  шло  к  тому,  чтобы  он  стал
художником. Не обязательно гениальным, но все-таки таким,  который  кладет
краски на холст по зову сердца и делает это хорошо.
     Но это было пятнадцать лет тому назад, когда мир был совсем юн, а  он
сам - до краев полон любовью. Ее звали Кристина. У нее были темные волосы,
широкий чувственный рот и маленькая, невыносимо девственная  и  прекрасная
грудь. А еще у нее была лейкемия и желание весело прожить время,  которого
у нее уже нет. Но самое главное, что у нее было -  это  ее  нежность.  Она
любила Ричарда Авери и жалела его. Да, она не жалела себя. Она жалела его.
И в этом  крылась  страшная  ирония  судьбы.  Она  знала,  что  ему  нужна
нежность. Она знала, что ему нужна вся нежность, какая только есть.
     Они прожили вместе чуть больше года.  За  это  время  (задним  числом
Ричарду казалось, что это была  идиллия,  наравне  с  величайшей  любовью,
воспетой поэтами) он писал ее более  дюжины  раз.  Он  писал  ее  нагую  и
одетую, на отдыхе, на природе, и даже в  кровати.  Ему  хотелось  написать
все, что он знает о ней, ибо времени оставалось так бесконечно мало.
     Только одного он так и не смог нарисовать. Он не сумел нарисовать  ее
нежность. Она была слишком большая для полотна, слишком яркая для красок.
     Но это продолжалось недолго. Нежность Кристины угасла, как  угасли  и
ее  силы.  В  конце,  когда  она  умерла,  не   осталось   ничего,   кроме
разочарования, страха и глухого, невыразимого одиночества покинутого всеми
маленького ребенка. Он был с ней до самого конца. Он видел, как постепенно
ее личность растворяется в волнах отчаяния, пока в конце концов ее хрупкое
тело не вынесло, словно ненужный хлам, на самый дальний, последний берег.
     Потом с ним случился нервный срыв. Это можно было  предвидеть.  Когда
же он оправился, то стоило ему поднять кисть, как у него начинали  дрожать
руки. Авери знал, что никогда больше не сможет  писать.  Будь  он  великим
художником, ничто на  свете,  даже  гибель  сотни  Кристин,  не  могло  бы
помешать ему творить. Из этого можно сделать соответствующий вывод.  Авери
тут же его и сделал.
     Единственная его забота заключалась в том, чтобы  найти  какую-нибудь
не слишком неудобную нору, куда можно забиться, пока старость, а за ней  и
смерть не разрешат раз и навсегда все его проблемы. Единственное, чего  он
избегал, так это привязанности. Пусть его первый опыт станет и  последним.
Слишком больно переживать все это еще раз. И экстаз любви, и ужас грозящей
потери.
     Он смирился с жизнью без цели. С жизнью учителя рисования в школе. Он
учил рисовать детей, чьи представления о красоте определялись  киноафишами
и рекламами дезодорантов, чьи боги таинственным образом обитали  в  черных
дисках, извергая полные страсти и муки крики по велению  всемогущей  иглы,
чьи взгляды на жизнь выражались в терминах чековой книжки, быстрых  машин,
наркотических оргазмов и гипноза загородной виллы. Он  смирился  с  жизнью
бесцельного ожидания, простого  выживания,  нарушаемого  только  постоянно
повторяющимися проблемами пустых вечеров, выходных,  отпусков  и,  иногда,
болезни.
     Нет, он не жил в прошлом. Но он не жил  и  в  настоящем,  и  не  имел
каких-либо надежд на будущее. Раз за разом он думал  о  самоубийстве...  и
раз за разом не мог на него решиться.
     Теперь, один-одинешенек в парке Кенсингтон, когда  февральский  вечер
окутывал его, словно  саван,  Ричард  Авери  начинал  надеяться,  что  его
подавленное настроение продержится хотя бы еще немного. Глядишь, тогда  он
на что-нибудь и решится.
     Но, к сожалению, он прекрасно понимал, что этого  не  произойдет.  Он
всего-навсего унесет эту глухую боль обратно в свою квартиру. А  потом  он
совсем поправится, или во всяком случае наберется сил, и снова  отправится
в школу за очередной анастезией обучения.
     Он как раз и думал обо всем этом, когда, повернувшись,  среди  мокрой
полузамерзшей травы, увидел кристалл.
     Этот кристалл лежал на траве, маленький, белый, светящийся.  Поначалу
Ричард Авери решил, что это кусочек льда или большая снежинка. Но ни  лед,
ни снег не могут светиться, а кристалл пылал, словно замороженный пламень.
     И вдруг Авери понял, что этот кристалл -  самая  прекрасная  вещь  на
свете. Он наклонился и протянул руку. А потом - ничего. Ничего, кроме тьмы
и забвения. Так за какую-то долю секунды был уничтожен мир Ричарда Авери.

                                    2

     Через некоторое время (может, минут, а  может,  лет)  забвение  стало
менее беспросветным,  и  Ричард  Авери  понял,  что  видит  сон.  Во  тьме
заискрились смутные, полусформировавшиеся образы.
     Он увидел звезды. Он  по-настоящему  увидел  звезды.  Целые  хороводы
звезд - ярких и ослепительных, застывших в полном пустоты величии огромной
звездной туманности. Он плыл вдаль по космической реке. Она вынесла его  к
самому краю космоса, и островки вселенных -  невообразимые  чаши  света  и
пыли - понеслись мимо ледяными водопадами творения.
     Было слишком холодно. Нет, не физически холодно. Духовно холодно. Его
полупроснувшийся разум отвергал картины страшного  в  своей  грандиозности
великолепия. Он  жадно  пытался  найти  вокруг  смысл,  облегчение,  точку
отсчета. Вот он подплыл к солнцу, и солнце родило  планеты.  Одна  из  них
была  белой  от  облаков,  голубой  и  зеленой  от  океанов,  красной,   и
коричневой, и желтой от островов.
     - Это дом, - прозвучал голос. - Это сад. Это мир, в котором вы будете
жить, и вырастете, и узнаете,  и  поймете.  Здесь  вы  откроете  для  себя
многое, но, конечно, не все. Это место, где есть  жизнь.  Оно  принадлежит
вам.
     Голос казался ласковым, но Авери все равно  его  боялся.  Этот  голос
эхом отдавался в продуваемом всеми ветрами коридоре  столетий.  Его  шепот
был как гром. Его слова, такие добрые,  такие  ласковые,  звучали,  словно
приговор за неведомое преступление.
     Его охватил ужас. Страх, словно кислота, обжигал его сквозь  туманный
полумрак сознания. Внезапно он проснулся. Мучительно проснулся...
     Авери обнаружил, что лежит в кровати. А кровать  стоит  в  комнате  с
металлическими стенами. В комнате, в которой нет ни одного окна. В которой
светится потолок. Не слишком ярко, как раз так, чтобы было светло.
     Очевидно, он оказался в больнице.  Наверно,  он  потерял  сознание  в
парке  Кенсингтона,  и  они  доставили  его  в  больницу.  Но  больница  с
металлическими стенами...
     Он быстро сел, и в награду у него тут же зазвенело в  ушах,  а  перед
глазами поплыли круги. Терпеливо дождавшись, пока головокружение  пройдет,
Авери попытался собраться с мыслями.
     Он искал дверь.
     Двери нет.
     Он искал кнопку звонка.
     Кнопки нет.
     Он искал выход.
     Выхода нет.
     Словно зверь в клетке, он был заперт в металлической комнате.  Кто-то
его сюда посадил. Но кто?
     Его охватила паника. Он заставил себя оставаться спокойным. Его опять
охватила паника, и опять он заставил себя успокоиться.
     Возможно,  с  ним  приключился  нервный   срыв,   и   теперь   он   в
психиатрической  лечебнице.  Возможно,  ему  только  кажется,   будто   он
проснулся, а на самом деле он спит. Однако сон о сне - так же нелепо,  как
и зрелище сотворения мира.
     Ему в голову пришла интересная мысль. Пусть глупая, но все-таки идея.
Он ущипнул себя и почувствовал боль.  Он  ущипнул  сильнее,  и  стало  еще
больнее. Но это его не удовлетворило: была вероятность, что во  время  сна
он просто-напросто испытывает иллюзию боли.
     Потом ему в голову пришла совсем  другая  мысль.  Она  подходила  для
обоих случаев - и сна, и реальности. Ведь если все это ему только  снится,
то почему бы не рассмотреть  получше,  куда  же  он  попал...  разумеется,
насколько это возможно. С другой  стороны,  если  это  вовсе  не  сон,  то
исследовать комнату просто необходимо.
     Он встал с постели и огляделся. У стены он увидел  умывальник.  Форма
пусть и непривычная, но приятная для глаз. Рядом - маленький туалет... (по
крайней мере, Авери решил, что это туалет) и зеркало.
     В центре комнаты находился стол и стул. Было  еще  одно,  удивительно
легкое (Авери без всякого усилия мог поднять его одной рукой) кресло.  Пол
был ничем не покрыт и сделан, похоже, из какого-то пластика темно-красного
цвета. Ходить по нему оказалось очень приятно.
     Но самым интересным  был  пьедестал  около  кровати.  На  нем  стояла
машинка, внешне напоминавшая  маленькую,  удивительно  компактную  пишущую
машинку. В нее уже была заправлена бумага от большущего рулона.
     Однако это оказалась совсем не простая печатная машинка. Стоило Авери
на нее посмотреть,  как  она  принялась  печатать.  Сама  по  себе.  Почти
бесшумно. Ни одна ее часть не сдвинулась с места (во  всяком  случае,  те,
что видны). Просто бумага поползла, а на ней - четко напечатанный текст.
     Авери глядел на машинку, словно она вот-вот взорвется. Затем он  взял
себя в руки, уселся на кровать напротив машинки и начал читать.
     - Не волнуйтесь, - гласило сообщение (Авери даже ухмыльнулся), -  вам
не грозит никакая опасность. Мы о вас позаботимся. У вас, несомненно, есть
много вопросов. К сожалению, на некоторые из них ответить мы не сможем. Вы
получите все необходимое, чтобы жить  здесь  с  удобствами.  Еда  и  питье
предоставляются по вашей команде. Все пожелания просим сообщать с  помощью
клавиатуры.
     Машинка  остановилась.   Авери   подождал   несколько   секунд,   но,
по-видимому, это было все. Он как следует обдумал сообщение, а потом двумя
пальцами (за всю жизнь  так  и  не  научился  печатать,  кроме  как  двумя
пальцами) набрал на клавиатуре:
     - Где я нахожусь?
     Его вопрос  машинка  не  стала  печатать  на  бумаге,  и  Авери  даже
засомневался, все ли он правильно сделал. Но как только он  закончил,  она
тут же напечатала ему ответ:
     - Без комментариев.
     Авери прочитал ответ и разозлился. Что есть силы ударяя по  клавишам,
он набрал новый вопрос:
     - Кто вы?
     И снова мгновенный ответ:
     - Без комментариев.
     - Почему я здесь?
     - Без комментариев.
     - Должен прямо сказать, - вслух (впервые с  тех  пор  как  проснулся)
произнес Авери, - это чертовски полезное устройство.
     Услышав свой собственный голос, Авери даже поразился, какой он тонкий
и дрожащий. Кто бы ни находился по ту сторону металлической стены, он (или
они), похоже, здорово развлекаются за  его  счет.  Он  решил  сделать  все
возможное, чтобы развлечение стало взаимным.
     Наклонившись, Авери набрал на машинке новый вопрос.
     - Почему нельзя рубить дрова на траве двора?
     Через мгновение он прочитал ответ:
     - Уточните: какой именно двор вы имеете в виду?
     Авери мрачно усмехнулся. Хорошо, когда  противник  начинает  задавать
вопросы. Значит, инициатива, пусть совсем  чуть-чуть,  но  перешла  в  его
руки.
     - Тот, в котором трава, на которой лежат дрова.
     - Уточните: о каких именно дровах идет речь!
     - О тех, которые лежат во дворе, в котором трава.
     Долгая  пауза.  Авери  поудобнее  уселся  на  кровати,  до  идиотизма
довольный собой. Пауза затягивалась. Похоже, что они (кто бы они ни  были)
отнеслись к вопросу на полном серьезе и всерьез рассматривали  возможность
ответа. Это уже кое-что говорило о них самих. Совсем немного, но  кое-что.
Они, все те же загадочные они, не узнали обычной скороговорки. Не такое уж
великое открытие, но уже нечто.
     Вот, наконец, и ответ:
     - Данный вопрос не  имеет  ответа  ввиду  недостатка  предоставленных
данных. Представляется, что ответ, если таковой  и  существует,  никак  не
связан с состоянием субъекта.
     Авери решил, что одержал моральную победу. Они - мысленно он  выделил
это слово курсивом - либо начисто лишены чувства  юмора,  либо  просто  не
слишком умны. Во всяком случае, теперь он чувствовал себя лучше.
     - Субъект подавлен, -  начал  печатать  он.  -  Субъект  находится  в
заключении. Он раздражен и озадачен. Ему скучно.  Субъекту  также  хочется
есть и пить. Он полагает, что банда психов, в чьи  руки  он,  вне  всякого
сомнения, попал, могла бы приличия ради дать ему  покушать  и  чего-нибудь
выпить.
     - Уточните: В настоящий момент что вы предпочитаете: воду,  алкоголь,
чай или кофе?
     - В настоящий момент я предпочитаю, - отвечал  Авери,  -  алкоголь  -
если возможно, бренди, и побольше. И кофе.
     На этом их диалог прервался. Авери  сидел  и  смотрел  на  часы.  Две
минуты ничего не происходило. А потом он услышал щелчок  и,  повернувшись,
увидел, как открылась прямоугольная панель в стене. Авери подошел поближе.
Перед ним на  пластмассовом  подносе  стояли  тарелочка  куриного  салата,
аппетитно  украшенного  свежими  листьями  зеленого  салата,  петрушки   и
кусочками помидора, и миниатюрная бутылочка трехзвездного "Мартеля". А еще
- кофейник, полный ароматного кофе, крохотный кувшинчик сливок, вазочка  с
сахарным песком, кофейная чашка с блюдцем и стаканчик для  бренди.  Ну  и,
конечно, ложка, вилка и нож.
     Взяв поднос, Авери  отнес  его  на  стол.  Ниша  в  стене  оставалась
открытой.
     Повинуясь внезапному порыву, Авери быстро подошел к печатной машинке,
которая не была печатной машинкой, и набрал новое сообщение.
     - Вы забыли хлеб с маслом.
     - Уточните: сколько кусков хлеба?
     - Один... Белый. Тонкий.
     Отверстие  в  стене  закрылось.  Десять  секунд  спустя   оно   вновь
открылось.
     В нише на маленькой тарелочке лежал кубик масла и хлеб.  Один  кусок.
Белый. Тонкий.
     Авери сел за стол и принялся за еду. Салат  оказался  восхитительным,
цыпленок - нежным и необыкновенно вкусным.  Авери  решил,  что  смерть  от
истощения ему не грозит.
     За едой он пытался спокойно обдумать положение, в которое  попал.  Но
почему-то он никак не мог сосредоточиться. Его голова  просто-напросто  не
желала думать. Она прозрачно намекала: хватит неожиданностей. Пошли они  к
черту! Все рано или поздно разрешится само собой.
     Вот только разрешится ли? Он попал в положение, которое  ни  с  какой
точки зрения нельзя было назвать нормальным. Только что, как ему казалось,
он гулял в парке Кенсингтона, а в следующий  миг  уже  проснулся,  где?  В
супер-современном сумасшедшем доме?  Или  в  тайном  убежище  рехнувшегося
миллионера?..
     Авери был не просто сбит с  толку.  Он  здорово  сомневался  в  своей
способности догадаться, что к чему в этой странной реальности... а  может,
сна во сне о комнате с  металлическими  стенами,  о  таинственной  пишущей
машинке, о салате с куриным мясом и обо всем прочем.
     Но понемногу  что-то  всплывало  в  его  памяти,  что-то  о  каком-то
кристалле... Горящем кристалле...  Где-то,  когда-то  он  видел  маленький
кристаллик, горящий холодным светом... кристаллик с точкой  ослепительного
ледяного огня в центре. Но, возможно, это тоже был всего лишь сон...
     Отбросив бесплодные попытки связать воедино  смутные  воспоминания  и
беспочвенные домыслы, Авери налег на бренди и кофе. Все  рано  или  поздно
разрешится само собой. Должно разрешиться!
     Бренди оказался неважнецким, а кофе,  наоборот,  очень  даже  ничего.
Допив чашку, Авери понял, что ему чего-то  не  хватает.  Чего-то  жизненно
важного. Ему хотелось курить.
     Пошарив по карманам, он нашел свою зажигалку. Но сигарет не было. Тут
только он заметил, что кто-то снял с него подбитую мехом кожаную куртку, в
которой он гулял  в  парке.  Авери  оглядел  комнату,  которую  уже  начал
называть камерой, но куртки нигде не было.
     Он подошел к пишущей машинке и набрал:
     - Сигареты, пожалуйста.
     Ответ не заставил себя долго ждать:
     - В сундуке под кроватью есть запас сигарет.
     Авери мысленно обругал себя за то, что первым делом не  заглянул  под
кровать.
     Он вытащил сундук. Большой, совершенно новый и тяжелый - такой мог бы
купить  какой-нибудь  офицер  или  начинающий  дипломат  в  магазине   для
военнослужащих. На нем было шесть тяжелых медных застежек и  замок  -  все
открыты. Авери приподнял крышку и заглянул внутрь. И обомлел.
     Внутри  лежало  несколько  рубашек  с  коротким  рукавом,  три   пары
тренировочных штанов, пара штормовок - все с иголочки. А также пара старых
кожаных сандалий, которые Авери не мог не узнать, и две пары  точно  таких
же, только новых.  А  еще  свитера,  носки  и  аптечка  -  все  опять-таки
новехонькое.
     Авери  уже  ничему  не  удивлялся.  Все  это   было   просто-напросто
невозможно. Он вываливал вещи прямо на пол...
     Рядом со своими туалетными принадлежностями  он  обнаружил  несколько
пачек  бритв  и  дюжину  кусков  мыла.  Бок-о-бок  с  ними  лежал   легкий
проигрыватель (как выяснилось в дальнейшем, заводящийся вручную) и  стопка
новеньких пластинок. Среди  них:  Бетховен  (Пятая  симфония  и  Пятый  же
концерт  для  фортепьяно),  Бах  -  Токката,  фуги  и  концерт  для   двух
виолончелей, несколько  вальсов,  избранные  мелодии  из  "Моя  прекрасная
леди", несколько пластинок Шопена, симфония Нового  Мира  и  запись  песни
"Моя любовь  как  красная,  красная  роза"  -  песни,  полной  мучительных
воспоминаний, песни, принадлежавшей совсем другому миру - тому, который он
так недолго делил с Кристиной.
     Авери бессильно глядел на пластинки. Кто-то, судя по  всему,  здорово
покопался в его голове - ведь это были все его  самые  любимые  записи.  В
аккуратной, заранее распланированной жизни Ричарда  Авери  каждой  из  них
отводилось свое место; каждая  соответствовала  какому-то  настроению  или
случаю.
     На мгновение ему стало страшно. Тот, кто знал  о  нем  такое...  знал
слишком много. Его невидимые  тюремщики,  похоже,  имели  в  запасе  целую
колоду тузов.
     Но Авери быстро понял, что его страх не только бесполезен, но  и  (по
крайней мере сейчас) просто-напросто неуместен. Пусть он пленник, но, судя
по всему, весьма привилегированный пленник. Однако: "откормим  поросеночка
к празднику"... можно только, надеяться, что это не тот случай.
     Кое-что, найденное им в сундуке,  поразило  Авери  даже  больше,  чем
проигрыватель с пластинками. Он нашел  свой  старый  бумажник,  в  котором
лежали несколько дорогих ему фотографий - Кристина, он  сам  в  детстве  и
моряком  торгового  флота  во  время  Второй  Мировой   войны,   выцветшая
фотография родителей. А еще - множество тюбиков с краской, палитра,  кисти
и несколько  холстов.  Стопка  романов  в  мягких  обложках,  пара  старых
дневников, пачка бумаги и коробка карандашей.
     И под всем этим - сигареты. Не пачка, не  коробка.  Нет.  Почти  пять
тысяч штук. Несколько слоев сигарет покрывало дно огромного  чемодана.  Ну
и, разумеется, это были его самые любимые сигареты!
     Авери сел за стол, открыл пачку и нервно закурил. Он окинул  взглядом
разбросанные по полу вещи. В этой комнате  они  выглядели,  прямо  скажем,
нелепо. То ли вещи, собранные неумехой для какого-нибудь дурацкого сафари,
то ли же необходимое для узника,  чтобы  тот  не  сошел  с  ума  во  время
длительного одиночного заключения.
     Авери налил себе еще чашку кофе. Он сделал несколько  глотков  и  тут
почувствовал, как странная, непреодолимая усталость ползет  вверх  по  его
ногам, словно упорный альпинист, вознамерившийся во что  бы  то  ни  стало
покорить ледяной купол его мозга.
     Сигарета показалась ему отвратительной. Он раздавил  ее  на  тарелке,
зевнул и встал. Он собирался сложить вещи  обратно  в  сундук  -  это,  во
всяком случае, не даст ему уснуть.
     Авери сделал два шага, еще раз зевнул и понял,  что  убирать  вещи  у
него просто нет сил. Невероятная  усталость  захлестнула  его  с  головой.
Комната... камера... все  поплыло  у  него  перед  глазами.  Авери  нутром
почуял, что ему очень и очень повезет, если он вообще сумеет добраться  до
кровати.
     Он-таки до нее добрался, но на последнем  издыхании.  Проваливаясь  в
гулкий темный туннель забытья, Авери,  как  это  ни  странно,  понял,  что
вспомнил нечто важное. Но память об этом покинула его вместе с сознанием.
     Авери был совершенно без сил. Выпавшие на его долю испытания вкупе  с
только что перенесенной простудой до дна исчерпали запас его нервных  сил.
И восстановить его можно было только сном.

                                    3

     Он проснулся с ощущением, что на самом деле и не просыпается вовсе, а
всего лишь вновь входит в странный сон во сне. Он спросил себя:  "А  каков
же исходный сон?" И сам себе  ответил:  "Прогулка  по  парку  Кенсингтона,
Лондон, работа учителя в школе, долгие,  бесцельно  прожитые  годы".  Этот
сон, по крайней мере, был интересным. В нем присутствовал элемент абсурда,
который даже начинал ему нравиться.
     Он встал и осмотрел свою камеру. Пока он спал, кто-то убрал со  стола
остатки еды, упаковал вещи обратно в сундук, а  сам  сундук  поставил  под
кровать. Было всего одно отличие. Его туалетные  принадлежности  аккуратно
стояли около умывальника. Подумав, Авери решил, что умыться ему  вовсе  не
помешает.
     Воспользовавшись туалетом, Авери разделся  до  пояса  и  как  следует
обтерся горячей водой. А потом побрился. После этого он почувствовал,  что
готов ко всему. Более или менее.
     Открытая им пачка сигарет по-прежнему лежала на столе.  Рядом  с  ней
появилась пепельница. Авери взял сигарету, зажег ее, затянулся.  Он  снова
начинал думать.
     Но сколько он ни размышлял, ничего нового  ему  в  голову  так  и  не
пришло. Он чувствовал, что запутался. В конце концов Авери уселся за свою,
такую разговорчивую пишущую машинку. Может, здесь ему повезет больше.
     - Вопрос: Сколько времени я здесь нахожусь?
     - Ответ: Без комментариев.
     - Вопрос: Кто вы такие, черт возьми?
     - Ответ: Без комментариев.
     - Утверждение: Я думаю, вы сумасшедшие.
     - Ответ: Без комментариев.
     - Утверждение: Я не верю, что вы вообще существуете.
     - Ответ: Без комментариев. Для вас приготовлена  серия  вопросов,  на
которые вы, как  мы  надеемся,  дадите  письменные  ответы.  Если  вы  это
сделаете, то получите вознаграждение.
     - Утверждение: Пошли вы к черту с вашими вопросами. Я  хочу  чаю.  Не
надо еды, только чаю.
     - Ответ: Чай будет доставлен. Вы хотите сахар или молоко?
     - Утверждение: И то, и другое.
     Авери нервно ходил по комнате. Шутка... если это  была  шутка...  или
всего-навсего сон... в общем, она  слишком  затянулась.  Он  посмотрел  на
часы. Поднес их к уху. Часы, разумеется,  стояли.  Он  совершенно  потерял
счет времени. Может, он провел в этой  камере  всего  несколько  часов,  а
может, несколько лет. Он не знал.
     Авери уже приготовился задать пишущей  машинке  еще  один  вопрос  из
серии "Без комментариев", когда открылась ниша в стене. В ней  на  подносе
стояли чайник, чашка, молочник  и  вазочка  с  сахаром.  А  еще  маленькие
листочки бумаги с вопросами и карандаш.
     Авери отнес поднос на стол, налил себе чашку  горячего  чаю  и  начал
читать вопросы. После первого же он даже скривился от отвращения. Подобные
карточки он видел множество раз... Он держал  в  руках  тест  -  пятьдесят
вопросов и заданий на  способность  манипулировать  числовой  и  словесной
информацией, на пространственное мышление и распознавание образов.
     Внезапно Авери стало смешно. Была какая-то  высшая  справедливость  в
том, что после стольких лет работы в школе, где он мучил детей  такими  же
заданиями,   пришел   и   его   черед   сдавать   тест   на    коэффициент
интеллектуальности.
     - Не волнуйтесь, - гласила инструкция на первой странице. - Этот тест
проводится исключительно  для  статистического  анализа.  Показанный  вами
результат  никоим  образом  не  повлияет  на  ваше  будущее.  Постарайтесь
отвечать на вопросы как можно быстрее.  Если  вы  не  смогли  ответить  на
какой-то вопрос, то больше к нему не  возвращайтесь.  Ваше  сотрудничество
будет вознаграждено.
     Не волнуйтесь! Авери даже расхохотался. Действительно, с чего бы  ему
волноваться? Ваше сотрудничество будет вознаграждено! Они что,  почерпнули
эту фразу из разговорника для оккупационных войск?
     И  все-таки  интересно,  какую  награду  они  могут  иметь  в   виду?
Единственной действительной стоящей наградой могла бы стать свобода...  но
почему-то Авери ничуть не сомневался, что как раз о ней-то не может быть и
речи.
     - Подыграю этим тварям, - решил он. -  Посмотрим,  что  получится.  В
конце концов, мне все равно нечего делать.
     Он взял в руки карандаш.
     И тут  же  положил  его  обратно.  Сперва  следует  решить  маленькую
проблемку контроля времени. Он завел часы, установил стрелки на двенадцать
часов (какая разница, как поставить?), молчаливо объявил, что сейчас точно
полдень Первого дня (надо же когда-то начинать, правда?)  и  твердо  решил
вести календарь. Как? Ну хотя бы отмечая каждые прошедшие двенадцать часов
черточкой на листе  бумаги.  В  чемодане  бумаги  предостаточно.  Этим  он
займется, как только расправится с этим дурацким тестом. Кстати, можно еще
вести дневник. Тоже неплохая идея. Так, на всякий  случай.  Если  все  это
мероприятие затянется...
     Авери вздохнул и вновь взялся за карандаш.  Он  посмотрел  на  первое
задание. Ничего нового. Числовая  последовательность.  5,  8,  12,  17.  В
клеточке, оставленной для ответа, Авери уверенно написал: 23.
     С первыми десятью заданиями он справился за три  минуты.  Затем  дело
пошло медленнее.
     Среди  постепенно   усложняющихся   заданий   попадались   некоторые,
казавшиеся Авери довольно странными.
     Секс относится к Жизни, как Огонь относится к: Печке, Лесу, Жидкости,
Удовлетворению, Пламени.
     После некоторых колебаний он написал: Печка.
     Чуть дальше еще один.
     Гора относится к холму, как человек относится к:  Обезьяне,  Женщине,
Ребенку, Зародышу.
     Он написал: Обезьяна.
     Дальше, после нескольких привычных заданий еще одна подобная шуточка:
     Сила относится к мудрости, как религия относится к: Дьяволу, Надежде,
Богу.
     Подходящим ответом на этот вопрос, похоже, являлся Бог.
     Авери натолкнулся  на  несколько  математических  и  образных  задач,
которые он решить не смог... во всяком случае, ему не хотелось тратить  на
них время и силы. Их Авери,  как  и  предписывала  инструкция,  пропустил.
Всего тест занял  у  него  чуть  более  сорока  пяти  минут.  В  конце  он
подсчитал, что сумел успешно (как ему  казалось)  разрешить  тридцать  три
задания.
     Последнее, между прочим, оказалось самым любопытным. Оно состояло  из
трех частей.
     а) Если бы вы были Всемогущим Существом,  -  гласило  оно,  -  вы  бы
наделили все живые существа бесконечным потенциалом  или  же  наложили  бы
ограничение на степень их возможного развития?
     б) Если бы вы были Всемогущим  Существом,  понимали  бы  вы  значение
смерти или нет?
     в) Если бы вы были Всемогущим Существом, то что бы вас более заботило
- гибель вируса или рождение галактики?
     Авери написал: а) наделил бесконечным потенциалом; б) нет; в)  гибель
вируса.
     Положив карандаш, он решил, что если это и впрямь шутка,  то  она  не
только слишком затянулась, но еще  и  очень-очень  плоская.  Даже  излишне
плоская.
     Он зажег новую сигарету и, наклонившись к болтливой пишущей  машинке,
отстукал:
     - Господа, обезьяна  заработала  свой  банан.  Тест  завершен.  КИ  -
ничтожен. Теперь я требую бесценную награду.
     И тут же прочитал в ответ:
     - Пожалуйста, верните бумаги и поднос в нишу.
     - А если нет?
     - Вас усыпят и заберут их, пока вы будете без сознания. В этом случае
советуем принять удобную позу.
     - Бандюги! - напечатал Авери.
     Он поставил чашку обратно на поднос, из мальчишеской шалости  скомкал
бумаги и засунул и то, и другое в нишу. Панель закрылась.
     Затем он уселся на кровать и стал ждать, когда что-нибудь произойдет.
     Десять минут - и ничего.
     И вдруг почти мгновенно одна из стен камеры исчезла. За ней оказалась
другая камера - точь-в-точь такая же,  как  и  эта.  С  одним-единственным
отличием.
     В ней находилась женщина.

                                    4

     Она была блондинкой лет двадцати  пяти.  Во  всяком  случае,  подумал
Авери, она выглядит так, что ей можно дать лет двадцать пять. Ее  открытое
лицо  могло  с  равным   успехом   принадлежать   и   рано   повзрослевшей
девочке-подростку, и моложавой женщине лет сорока.
     На ней была красная шелковая рубашка и  черные  слаксы...  и  вдоволь
косметики. Авери печально отметил, что две  верхние  пуговицы  у  него  на
рубашке  расстегнуты  (галстук  он  надевал  только   в   случае   крайней
необходимости), а его брюки яснее ясного говорят, что в них спали.
     Все это  вихрем  пронеслось  у  него  в  голове  -  все  эти  глупые,
несущественные детали... за какие-то несколько  секунд,  пока  не  рухнула
стена удивленного молчания и неподвижности.
     Она пришла в себя раньше, чем он, и заговорила первой.
     Она бросилась к нему, словно репетировала это движение целый месяц.
     - Слава Богу! Слава Богу! Я не знаю, кто вы и почему вы  здесь...  Но
во всяком случае, вы - человек. Мне  начинало  казаться,  будто  я  больше
никогда в жизни не увижу человеческого лица!..
     И она разрыдалась. Авери сам не понял,  как  это  произошло.  Но  уже
через секунду он нежно обнимал женщину за плечи, а она крепко  прижималась
к его груди.
     Все было настолько невероятно, что очень походило на сон.
     - Все в порядке, -  услышал  он  свой  собственный  голос.  -  Все  в
порядке... - а затем, как последний идиот: - Мы же еще живы...
     - Черт! - женщина, наконец, оторвалась от его груди, - я испорчу  мой
грим. Кстати, как тебя зовут?
     - Ричард Авери. А тебя?
     - Ты что, никогда не смотришь телевизор? - и она криво усмехнулась. -
Какая глупость. Здесь, разумеется, нет телевизора.
     И туг Авери осенило.
     - Порой, - сказал он, - я просиживал перед телевизором все  свободное
время. Единственная передача, которую я упорно избегал -  тот  бесконечный
сериал о больнице. Ты, разумеется, Барбара Майлз.
     - Собственной персоной, - кивнула она.
     - Совсем не обязательно, - улыбнулся Авери. -  У  меня  есть  теория,
согласно которой все это мне только снится.
     - Значит, кошмар взаимен, - отвечала она. - Но  ради  всего  святого,
что все это значит?
     - Понятия не имею. Ты, случайно, не знаешь, как мы сюда попался?
     Она покачала головой.
     - Последнее, что я помню - проклятый алмаз. Я еще  подумала,  что  он
мог выпасть из чьего-то кольца... хотя, Бог свидетель, для алмаза  он  был
слишком велик. Я помню, как наклонилась и протянула к нему руку. Дальше  -
только темнота.
     Услышав ее слова, Авери  так  и  подскочил.  Он  тут  же  вспомнил  о
кристалле. Тот так и стоял у  него  перед  глазами:  холодный,  блестящий,
ослепительно яркий.
     - Ты только не молчи,  -  нервно  сказала  Барбара.  -  Я  ничего  не
выдумала.
     Она глядела на него с волнением и тревогой. Да, кошмар  действительно
был взаимным.
     - Этот алмаз, - сказал Авери, - ты видела его, случайно, не  в  парке
Кенсингтона?
     - Скорее, в Гайд Парке, - изумленно воскликнула  она.  -  Но  как  ты
догадался?
     - Граница между Гайд-Парком и Парком Кенсингтона достаточно  условна,
- пожал плечами Авери. - Мой кристалл... не  алмаз,  как  мне  кажется,  а
просто кристалл, находился в Парке Кенсингтона.
     Молча они обдумывали последствия своего открытия... но так ни к  чему
и не пришли.
     - У тебя не найдется закурить? - наконец спросила она.
     Авери предложил ей сигарету. Взял одну и себе.
     - Как ты сказал, тебя зовутся - женщина глубоко затянулась. - Видишь,
в каком я состоянии. Даже имя не могу запомнить.
     - Ричард Авери.
     -  Рада  познакомиться,  -  и  она  истерично  рассмеялась.  -  Добро
пожаловать в наш клуб.
     - Я очень рад с тобой познакомиться, - серьезно ответил Авери. - А то
я уже начал опасаться, что в этом клубе всего один член.
     - Скажи мое имя, - попросила она. - Пожалуйста.
     - Барбара.
     - Еще раз.
     - Барбара.
     - Звучит не так уж плохо... - она тяжело  вздохнула.  -  Извини.  Ты,
наверно, думаешь, я совсем свихнулась. Может, оно  и  так.  Поначалу...  в
общем, до того, как эта стена исчезла, мне казалось, будто  это  вовсе  не
я... Еще раз извини. Я говорю глупости, правда?
     - Я прекрасно тебя понимаю.
     - Честно говоря, - призналась Барбара, -  до  встречи  с  тобой  я  и
впрямь сомневалась, что все  это  на  самом  деле.  А  потом  я  почему-то
сомневаться перестала...
     И тут Авери в голову пришла новая мысль.
     - Прежде, чем мы начнем утешать друг друга, - сказал  он,  -  нет,  я
ничего такого в виду не имею, - поспешил добавить он, - нам  следовало  бы
обменяться информацией... ну, какой есть. Бог  знает,  когда  эти  бандюги
решат вернуть стену на место...  или  устроят  еще  какую-нибудь  пакость.
Может, нам осталось всего десять минут, а может, весь  день...  во  всяком
случае, несколько часов. Не будем терять времени.
     - Мне нечего рассказать вам, сержант, - усмехнулась Барбара. -  Разве
только, что теперь я чувствую себя значительно лучше.
     - Ты видела кого-нибудь из них?
     - Из кого из них? Из спятивших ученых?
     - Это твоя теория?
     - Ничем не хуже любой другой... Нет,  ни  черта  я  не  видела...  По
правде сказать, - неуверенно добавила она, - мне казалось, будто  за  мной
наблюдают. В общем,  окончательно  одурев  от  тоски  и  неизвестности,  я
разделась и улеглась в кровать в классической позе жертвы насилия,  -  она
хихикнула. - И ничего не произошло.  То  ли  на  самом  деле  за  мной  не
наблюдали, то ли их это не интересует. Или и то, и другое... Мне  кажется,
я все-таки схожу с ума.
     Усилием воли Авери  отогнал  возникшую  перед  его  мысленным  взором
весьма соблазнительную картину.
     - Ты случайно не знаешь, сколько времени мы здесь провели?  -  просил
он.
     - Ну, на этот-то вопрос ответить легко. - Барбара посмотрела на часы.
- Почти сорок восемь часов. За временем-то я слежу... на случай, если  мне
придет в голову, что я тут уже несколько лет.
     - Когда ты проснулась, у тебя было что-нибудь с  собой?  Какие-нибудь
личные вещи?
     - Нет. Но в сундуке под кроватью  я  обнаружила  целую  кучу  всякого
барахла. Не знаю уж, как они ухитрились его раздобыть: я снимаю... точнее,
снимала квартиру еще с тремя девушками.
     - Ты, как я полагаю, разговаривала с  нашими  тюремщиками,  используя
пишущую машинку?
     - Сейчас я  только  ругаюсь,  -  Барбара  усмехнулась.  -  Я  пытаюсь
выяснить, что случится, если я  буду  вести  себя  не  так,  как  подобает
даме... Между прочим, они заставили  меня  отвечать  на  чертову  пропасть
всяких  вопросов.  Обещали  вознаграждение.  Ты,  похоже,  -   она   снова
усмехнулась, - оно и есть.
     - Пока что, - констатировал Авери, - все, как у меня. За  исключением
того, что я все-таки потерял счет времени.
     - Ну и что же мы в итоге узнали?
     Он пожал плечами.
     - Пока ничего нового. Кроме того, что нас двое.
     - Если подумать, - серьезно сказала Барбара, - то это уже не мало.
     В этот момент машинка, стоявшая около кровати  Авери,  пробудилась  к
жизни. Ричард и Барбара склонились над появившимся сообщением.
     - Через десять минут вам придется разойтись по своим комнатам.
     - Черт побери! - взорвалась Барбара.
     - Мы бы хотели остаться вместе, - набрал Авери.
     Ответ не заставил себя ждать.
     -  Вы  разлучаетесь  ненадолго.  Если,   конечно,   со   всевозможной
аккуратностью ответите на следующую серию вопросов.
     - Но мы вовсе не хотим разлучаться. И не желаем отвечать ни на  какие
вопросы.
     - Без комментариев. У вас осталось девять минут.
     - Дай-ка я, - сказала Барбара, - сейчас я им...
     - Пошли вы в задницу, - набрала она.
     Это Авери понравилось. Ему вообще все больше и больше  нравилась  эта
женщина. "Интересно, - подумал он, - что-то ответит эта  глупая  машинка?"
Но машинка хранила гордое молчание.
     - Ну вот, - разозлилась Барбара, - свихнувшимся ученым снова  хочется
нами поиграть.
     Авери улыбнулся.
     - Вопрос  в  том,  как  себя  вести.  Стоим  на  задних  лапках,  как
дрессированные собачки, или посылаем их к черту?
     - Пожалуйста, не называй меня  собакой.  Скорее  уж  я  обычная,  или
телевизионная сука... Черт побери, ты же мужчина. Тебе и  решать.  Мужчины
для этого и нужны... ну и, конечно, еще кое для чего.
     - Ты, похоже, не сторонница эмансипации в этом вопросе?
     - Я не сторонница эмансипации в  любом  вопросе,  -  твердо  ответила
Барбара. - Обычно мне удается добиться своего без всякого  шума  о  равных
правах.
     Авери задумался.
     - Тогда мы не станем искать легких путей, - решил  он.  -  Посмотрим,
что получится. А пока давай помозгуем... может, до чего и додумаемся.
     - Они наверняка слушают, о чем мы говорим, - предупредила Барбара.
     - Ничуть не сомневаюсь. По-моему, все это входит в программу,  как  и
то, что нам дали встретиться.
     Некоторое время они обсуждали положение, в  которое  попали:  но,  не
имея в руках конкретных фактов,  трудно  прийти  к  какому-то  конкретному
выводу. Пока что ни  он,  ни  она  физически  не  пострадали  (не  считая,
конечно, того, что их "усыпили" в самом начале). Логично предположить, что
тюремщики и в дальнейшем не планируют применять силу...  по  крайней  мере
больше, чем это необходимо для достижения их цели.
     Вот только что это за цель... Это  действительно  трудный  вопрос.  В
отчаянии Авери и Барбара высказывали самые дикие предположения.  Учитывая,
как мало они на самом деле знали, оба понимали,  что  их  догадки,  скорее
всего, весьма далеки от истины.
     Барбара предположила заурядное,  доброе,  старое  похищение  с  целью
выкупа. Авери на это заметил, что  похитители  обычно  не  утруждают  себя
проверкой интеллектуальных способностей своих жертв. Кроме того,  подобная
тюрьма явно выходила за пределы возможностей  обычных  преступников.  Как,
впрочем, и сам метод похищения. Рядовым похитителям такое не могло бы даже
и присниться. Более того, содержимое чемоданов  свидетельствовало  о  том,
что Авери и Барбаре еще очень не скоро придется вернуться домой. И  далеко
не все время они проведут взаперти.
     Идею о сумасшедшем  ученом  тоже  пришлось  отвергнуть.  Кроме  всего
прочего, очень уж она была банальная, да и откровенно  бредовая.  Барбара,
однако, настаивала на сохранении хотя бы термина "безумный". Этим  словом,
как ей казалось, выражается суть происходящего. Но Авери  был  в  этом  не
уверен.
     - Пока что, - говорил он, - и цель,  и  методы  ее  достижения  лежат
совершенно за пределами нашего повседневного опыта. Боюсь, в  этом  случае
наши привычные представления просто-напросто неприменимы.
     - Да брось ты болтать, словно  только  что  выполз  из  Кембриджа!  -
оборвала его Барбара. - Суть в том, что у нас нет ни одной зацепки.
     - Вовсе нет, - возразил Авери. - Совсем наоборот. Я нутром  чую,  что
как раз в непостижимости происходящего и кроется ключ  к  разгадке.  Такое
впечатление, что разум, стоящий за всем этим, работает совсем не так,  как
наш. Во всем случившемся есть нечто странное, нечто чужое...
     Внезапно пишущая машинка проснулась:
     - Вернитесь, пожалуйста, в свои комнаты.
     - Ну, теперь жди фейерверка! - воскликнула Барбара и напечатала:
     - Большое спасибо, но нет. Мы только что поженились.
     Машину это не развеселило.
     - Вам необходимо ответить на вопросы, - не задумываясь, ответила она.
- Ваше сотрудничество будет вознаграждено.
     Барбара совсем уже было собралась набрать  очередное  "заявление  для
прессы", когда Авери сказал:
     - Брось ее. Пусть себе болтает. По-моему, они и так все поняли.
     - Как пожелаете, капитан. Просто мне нравится  хулиганить.  Тогда  на
душе не так мерзко.
     Несколько минут молчания. Авери и Барбара  настороженно  оглядывались
по сторонам, словно наказание вот-вот прыгнет из стен или  с  потолка.  Но
ничего не происходило.
     - Похоже, они обдумывают, как им поступить, - заметил Авери. - Обычно
они отвечают очень быстро.
     - Может, раньше они  не  сталкивались  с  подобным  отношением  к  их
приказам? - предположила Барбара.
     - Давай попробуем о них забыть... иначе мы можем просто чокнуться  от
ожидания... Да, так о чем я говорил?
     - Нечто чужое - ты говорил об этом.
     - Ага, - кивнул Авери, - чужое - это удачное слово. Нечеловеческое  -
еще лучше. Например, я ничуть не удивлюсь, если с помощью этой  штуковины,
- он показал на пишущую машинку, - мы общаемся с  компьютером.  Причем  не
слишком гибко запрограммированным.
     - Мне почему-то кажется, что из Гайд-Парка меня утащил не  компьютер,
- возразила ему Барбара.
     - Возможно, но... - больше он ничего не успел сказать.
     В этот миг открылась панель в стене. Инстинктивно и Авери, и  Барбара
повернулись и посмотрели в нишу. Их  внимание  тут  же  привлек  маленький
блестящий предмет.
     Это был кристалл. Прекрасный кристалл безупречной формы, ослепительно
блестящий.  Это  был  кристалл  чистого  света,  несущего  в  себе   тайну
беспросветного мрака.

                                    5

     Он был невидим. Он был всего лишь обрывком мысли, клочком  чувства  в
пустом саду творения. Он был дыханием ветра в аллеях времени, мигом печали
в бесконечной огромной радости бытия. Он был все, и ничего. Он был один.
     И все-таки не совсем один.
     По звездному морю к нему плыла  Кристина.  И  звезды  превратились  в
осенние листья, желтые, золотые, коричневые, взметнувшиеся танцем на волне
беззвучной музыки. И вновь воскрес утерянный мир - мир, полный жизни, юный
и зеленый.
     Кристина шептала:
     - Где бы ты ни был, что бы ты ни делал, милый мой, я  -  часть  тебя.
Ибо то, что связует нас - вне времени и пространства, и жизни, и смерти...
Дорогой мой, тебе предстоит  далекий  путь.  Пройди  его.  Тебе  предстоит
мечтать, хранить веру, принять  вызов.  Мечтай,  милый  мой,  храни  веру,
принимай вызов. Наша любовь - это часть мечты, часть веры и часть  вызова.
Сотвори из этого что-нибудь новое. Да будет оно светлым. Дай ему свободу.
     Он хотел ответить, но невидимый глаз, обрывок мысли, дыхание ветра...
у него не было голоса. Он хотел сказать:
     - Кристина! Кристина! Ты и только ты! Никто другой. Нет ни жизни,  ни
любви. Нет путешествия. Нет созидания. Ты, и только ты одна...
     Он хотел это сказать, но у него не было слов.  Они  не  возникали  во
мраке. Они не могли проникнуть сквозь черный занавес,  отделявший  желание
от знания.
     Кристина исчезла, осталась только пустота.
     Но пустота наполнилась огромным зеленым глазом планеты. И  этот  глаз
смотрел на него.  Смотрел,  словно  женщина,  знающая,  что  она  красива.
Смотрел, словно животное, жаждущее либо победить, либо покориться.
     - Это дом, - прозвучал голос. - Это сад. Это мир, в котором вы будете
жить, и вырастете, и узнаете,  и  поймете.  Здесь  вы  откроете  для  себя
многое, но, конечно, не все. Это место, где есть  жизнь.  Оно  принадлежит
вам.
     Он уже слышал этот голос. Он уже слышал эти слова. Но он  не  понимал
их смысла.
     Ему было страшно. Страшно потому, что он не понимал. Страшно  потому,
что понять можно было так много и одновременно так мало.  Страшно  потому,
что он был один, и  это  одиночество  пронзало  его  острее  самой  острой
боли...
     Авери проснулся. Он был весь в поту.
     Он аккуратно - слишком аккуратно, словно пациент  после  анестезии  -
лежал на своей кровати. Помня прошлый раз, он осторожно сел. Перед глазами
все поплыло, но не так сильно, как тогда.
     Он огляделся, Барбара исчезла. Стена заняла свое привычное место.  Он
вновь оказался в одиночке. Он улыбнулся,  подумав  о  мыслях,  несомненно,
приходящих сейчас Барбаре в голову; о  совсем  не  дамских  ругательствах,
которыми она, возможно, в этот самый миг потчует чертовых тюремщиков.
     Ниша в стене была по-прежнему открыта.  Но  вместо  кристалла  в  ней
лежали лист бумаги и карандаш.
     - Вот тебе и посопротивлялись, - подумал Авери.
     Ему следовало бы догадаться, что они воспользуются  кристаллом.  Ведь
это так просто.
     Он взял бумагу и карандаш, сел за стол и прочитал вопросы. На сей раз
не обычный тест на уровень интеллекта. На  сей  раз  нечто  гораздо  более
личное. К счастью, по большей части ответом служило "да" или "нет".  Да  и
вопросов не так уж много.
     - Верите ли вы в Бога, чья мораль может быть постигнута человеком?
     Авери написал: "Нет".
     - Верите ли вы, что цель оправдывает средства?
     Он написал: "Иногда да, иногда нет".
     - Хотите ли вы стать бессмертным?
     Он написал: Нет.
     - Как вам кажется: вы смелый, смелее прочих или трус?
     Он написал: Трус.
     - Оказалась ли для вас  стрессовой  ситуация,  в  которой  вы  сейчас
находитесь?
     Он написал: Не будьте идиотами.
     - Готовы ли вы умереть за идею?
     Он написал: Не знаю.
     - Считаете ли вы, что человек выше животных?
     Он написал: Кое в чем.
     - У вас нормальная сексуальная потенция?
     Он написал: Думаю, что да.
     - Чего вы боитесь больнице всего?
     Он написал: Безумия.
     - Считаете ли вы, что войны могут быть оправданными?
     Он написал: Иногда.
     - Совершали ли вы когда-нибудь убийство?
     "Ну и вопросик, - подумал Авери, - просто чудо!" Он  написал:  Думаю,
что нет.
     - Были ли вы когда-либо причиной смерти других людей?
     Воображаемые  лица  трех  безымянных  летчиков  всплыли   перед   его
мысленным взором, и он написал: Да.
     - Кого вы любите?
     Чувствуя себя предателем, Авери написал: Самого себя.
     Ну, вот и все. Он пробежал глазами ответы и положил  бумагу  в  нишу.
Через несколько секунд панель закрылась.
     Подойдя к невозмутимой пишущей машинке, он напечатал:
     - А теперь уберете вы эту проклятую стену или нет?
     И тут же получил ответ:
     - Очень скоро. Потерпите, пожалуйста.
     Закурив, Авери  принялся  ходить  взад-вперед  по  комнате.  Ситуация
становилась все более и более загадочной. И самое противное в том, что  он
полностью лишен инициативы. Они делали все, что хотели. И это Авери  очень
не нравилось.
     Но если все-таки вернуться к вопросу, кто  они  такие:  ответ...  нет
ответа... Он должен быть! Авери всем своим естеством чувствовал  мысленный
барьер, отделяющий здравый смысл, рациональное мышление от  иррациональной
убежденности. "Ну его к дьяволу, это рациональное мышление", - думал он. В
подобной ситуации от здравого смысла ровным счетом никакого толку.  Помочь
способно только иррациональное... а может, и этого окажется недостаточно.
     Ну, давай же! Давай, где она, эта твоя  иррациональная  убежденность,
наполнившая твой мозг, словно вода перед запрудой.
     - Они и не люди вовсе. Они - чертовы инопланетяне.
     Слова взорвали гробовую тишину комнаты. Громоподобным эхом отразились
от металлических стен.
     И в этот миг, словно по сигналу, стена, отделявшая  его  от  Барбары,
исчезла. Только на сей раз на той стороне  сидела  не  Барбара.  Это  была
какая-то другая женщина...
     Скорее, девушка. Каштановые волосы, большие испуганные глаза, круглое
молодое лицо.
     - А где Барбара? - почти выкрикнул Авери. - Кто ты такая?
     Он не хотел кричать. Так получилось.
     - Я... Я Мэри Дурвард... Я... Как вы сюда попали?
     Она явно была очень напугана.
     Глядя на нее, Авери внезапно вспомнил, что он небрит. Да  и  не  умыт
тоже. Он улыбнулся. Он должен был выглядеть довольно  неприглядно,  словно
какой-нибудь мерзкий тип из третьесортного фильма ужасов. Черт, да  это  и
был фильм ужасов. Почти.
     - Совсем недавно, - пояснил он, - в камере рядом  с  моей  находилась
девушка по имени Барбара Майлз... По крайней мере, я думаю, что  это  была
соседняя камера. Черт его разберет в этой  тюрьме...  Между  прочим,  меня
зовут Ричард Авери.
     Увидев, что он вовсе не такой уж страшный, каким поначалу  показался,
Мэри несколько приободрилась.
     - Со мной произошло то же самое, - сказала она. - Мужчину в  соседней
камере звали Том Саттон. Они... позволили нам  поговорить.  Затем  настало
время отвечать на новые вопросы, и нам пришлось расстаться.
     Авери задумался.
     -  Давайте  вместе  попробуем  разобраться  в  этой  головоломке,   -
предложил он. - Где они тебя подобрали - Парк Кенсингтона или Гайд-Парк?
     - Парк Кенсингтона, - изумленно ответила она. - А как вы догадались?
     - Я изучаю привычки похищенных персон, - сухо и  совершенно  серьезно
объяснил Авери. - Я полагаю, тебе попался на дороге весьма привлекательный
кристалл?
     - Я подумала, что это чья-то брошка, - призналась она. - И я...
     - И ты решила ее поднять, - закончил за нее Авери. -  И  в  следующий
миг очнулась здесь, в этом сумасшедшем доме. Правильно?
     Она улыбнулась.  Было  в  ее  улыбке  нечто  необыкновенно  приятное.
Внезапно Авери стало жалко ее до слез. Она совсем не  выглядела  такой  же
стойкой и жизнерадостной, как Барбара. На вид ей было лет девятнадцать.  И
она казалась потерявшейся. Безнадежно потерявшейся.
     - Вы случайно не знаете, куда  мы  попали?  -  с  надеждой  в  голосе
спросила она.
     - Нет. Боюсь, я практически ничего не знаю... кроме того,  что  мы  и
впрямь попали в переплет. Поначалу я думал, будто  все  это  -  лишь  плод
моего больного воображения...
     Авери предложил Мэри сигарету. Взял одну и себе. Они сидели рядышком,
на краю ее кровати... ему  подумалось  -  двое  заброшенных  невесть  куда
путешественников, терпеливо ожидающих поезда, который никогда не придет.
     - Давай начнем сначала, -  предложил  он.  -  Посмотрим,  может,  нам
удастся найти хоть что-то общее. Где ты живешь, сколько тебе лет,  чем  ты
занимаешься?
     - Ланкастерские Ворота, - ответила она. - Двадцать три, секретарша.
     - Замужем?
     - Нет.
     - Живешь с кем-нибудь?
     Она покачала головой.
     - Одна-одинешенька.
     - А твой сосед... я имею в виду, парень в соседней камере?
     - Том Саттон. Его тоже подобрали в Парке Кенсингтона. Он что-то вроде
рекламного агента. Довольно милый, но все-таки...
     - Все-таки?..
     - Наверно, я несправедлива... Он уверен,  что  все  это  -  необычный
рекламный трюк.
     Авери пожал плечами.
     - Ну, если твердить мне об этом каждый день,  то  в  конце  концов  я
поверю... Ты не знаешь, он женат?
     - Не уверена, но думаю, что нет.
     - Барбара тоже не похожа на замужнюю женщину, -  сказал  Авери.  -  В
любом случае сделаем такое предположение. Ну,  и  что  мы  получили?  Одна
актриса телевидения, одна секретарша, рекламный агент и учитель.  Учитель,
кстати, это я. И все четверо одиноки и  склонны  к  опасным  прогулкам  по
парку и разглядыванию магических кристаллов... Статистика, честно  говоря,
не очень.
     - Вы это о чем?
     - Будь выбор действительно случайным, кто-то из  нас  должен  был  бы
оказаться в браке. - Он вздохнул. - Я не  знаю.  Может,  Барбара  или  Том
все-таки...
     - Ну, и какая разница?
     - Разница есть. Я хватаюсь за соломинку... Можно задать  один  сугубо
личный вопрос? Ты в кого-нибудь влюблена?
     - Нет, - она сокрушенно покачала головой. - Когда-то была...
     - И я тоже. И все еще.  Наверно.  Но  ее  уже  нет  в  живых...  И  с
Барбарой, по-моему, дела  обстоят  похожим  образом.  А  как  насчет  Тома
Саттона?
     - Не знаю.
     - Ну, как тебе кажется?
     - Скорее всего, тоже нет, хотя наверняка все-таки не знаю.
     - Пусть так. Во всяком случае, это подтверждает мою теорию.
     Авери рассмеялся.
     - Меня нисколько не смущает, если даже я и  подгоню  случайные  факты
под идиотскую теорию.
     - А что у тебя за теория?
     Авери задумался.
     - Ну ладно, - сказал он через минуту. - Пожалуй, я готов рискнуть.  Я
не думаю, что мы очутились здесь случайно. Мне кажется, нас выбрали.  Если
моя теория справедлива, то выбрали именно потому, что ни у кого из нас нет
сильных эмоциональных привязанностей. Теперь, зачем  нас  выбрали?  Ответ:
чтобы подвергнуть какому-то испытанию. Пока что они (кто бы они  ни  были)
обращались с нами вполне прилично. И одновременно они узнали о нас чертову
пропасть всяких вещей типа того, как мы думаем, насколько мы умны,  каковы
наши взгляды на жизнь. А  теперь  ключевой  вопрос:  Кто  они,  собственно
говоря,  такие?  И  как  ни  крути,   но   выходит   ответ   из   дрянного
фантастического романа: они не люди.  Они  не  люди  потому,  что  они  не
пользуются нашими, так сказать, человеческими,  способами  поставить  этот
маленький эксперимент. Эта штуковина, - он  показал  на  пишущую  машинку,
стоящую около кровати Мэри, - своего рода телетайп. С его помощью существа
нечеловеческой природы могут с  нами  общаться  без  риска  перепугать  до
полусмерти. Кстати, хотя люди и  могли  бы  без  особых  усилий  построить
подобную камеру, им подобное вряд ли пришло бы в голову... Ну, как звучит?
     - Ужасно, - Мэри даже содрогнулась. - Но довольно убедительно.
     - В сундуке у тебя под кроватью лежит, без сомнения, куча  всяческого
барахла. Так?
     Она кивнула.
     - Все говорит о том, - мрачно ухмыльнулся Авери,  -  что  эксперимент
будет весьма длительным. И вторая его  часть  пройдет  в  каком-то  другом
месте...
     Мэри промолчала. Авери совсем уже было собрался сказать  еще  что-то,
когда услышал еле заметный щелчок.
     - Смотри в пол! - быстро приказал он.
     - А что случилось? - недоумевающе спросила Мэри.
     - Я услышал, как  открылась  панель  в  стене,  -  пояснил  Авери.  -
По-моему, в твоей комнате. В нише может лежать кристалл. Так  случилось  в
тот раз, что мы встретились с Барбарой. Мы не подчинились их указаниям,  и
тогда нас усыпили и разнесли по камерам, словно слепых котят.
     - Рано или поздно нам все равно придется посмотреть, что там лежит, -
возразила Мэри. - Не можем же мы просидеть так всю жизнь. Кроме  того,  мы
же ничего плохого не сделали, правда?
     - Кто его знает, что тут можно делать, а что нельзя, - с раздражением
заметил Авери. - Подожди  минуточку!  Достаточно,  если  посмотрит  кто-то
один... как старший, я выбрал на эту  роль  самого  себя.  Если  я  сейчас
повалюсь без чувств, сиди и ничего не делай. Смотри куда угодно, только не
на нишу. Пусть-ка они придумают тогда что-нибудь новенькое. Хорошо? Ну,  я
смотрю...
     - Так мне и надо, - с чувством сказал Авери после короткой  паузы.  -
Это кофе. На двоих.
     Мэри подняла голову.
     - Совсем забыла, - она захихикала. - Как раз  перед  тем,  как  стена
исчезла, я заказала кофе.
     - На двоих?
     - Нет. Тогда я еще не знала, что ко мне придут гости.
     - Значит, нам прислуживает очень разумный официант,  -  сухо  заметил
Авери.
     Кофе помог им расслабиться, и вскоре атмосфера в комнате стала совсем
непринужденной. Они выкурили пару сигарет,  и  Авери  решил  пока  что  не
развивать своей инопланетной гипотезы. Мэри Дурвард  и  без  того  слишком
нервничала. Хорошо бы ее приободрить, успокоить...  вот  только  Авери  не
знал, как это сделать.
     Не желая рисковать, он решил сосредоточиться  на  истории  ее  жизни.
Даже не принимая в  расчет  то,  что  ему  хотелось  познакомиться  с  ней
поближе, существовала отличная  от  нуля  вероятность,  что  она  невольно
подскажет ему новые факты для  его  теории.  Впрочем,  скорее  всего,  все
предположения, построенные на  известных  сейчас  фактах,  встретившись  с
реальностью, рассыплются как карточный домик.
     Но даже беседа ради беседы - это тоже что-то. И очень даже не мало...
это лекарство, которое можно принимать в неограниченных дозах.
     Авери узнал,  что  Мэри  работает  в  Вест-Энде,  в  конторе  Эмпайер
Кемикалз, что в этой фирме она служит уже пять лет;  что  ее  босса  зовут
мистер Дженкинс (Авери даже несколько удивился, что и  впрямь  есть  живой
человек с такой навязшей на зубах  по  романам  и  фильмам  фамилией,  как
Дженкинс); что она играет в теннис, любит Диксиленд-Джаз, что ее  родители
умерли, а ее парень взял да и женился на другой.
     В ответ он немного рассказал ей о себе, под конец - даже о  Кристине.
Удивительное дело! Он никому и никогда не рассказывал  о  Кристине.  Разве
что в стельку пьяным или старому доброму другу. В данном случае ни то,  ни
другое не имело места. Но ведь сейчас, - напомнил он сам себе с улыбкой, -
совершенно исключительный случай! Его впервые похитили инопланетяне!..
     - Ты где-то витаешь, - вернула его на землю Мэри. - О чем задумался?
     - О том, как и где я хотел бы витать, - шутливо ответил он.  -  Лучше
всего - между деревьями Парка Кенсингтона с перспективой возвращения в мою
пустую холостяцкую квартирку.  Никогда  не  думал,  что  когда-нибудь  она
станет для меня такой желанной!
     - А я хочу и не хочу, - загадочно сказала она.
     - Хочу и не хочу чего?
     - Хочу вернуться отсюда домой... конечно, хочу,  но  не  раньше,  чем
станет ясно, что все это значит.
     Ее слова очень удивили Авери. Похоже, она была куда решительнее,  чем
ему показалось поначалу. Он только собрался  заметить,  что  их  тюремщики
вряд ли станут им что-либо объяснять, если смогут  этого  избежать,  когда
стоящий у их ног телетайп решил вмешаться:
     - Вернитесь, пожалуйста, в свои  комнаты,  -  гласило  выплюнутое  им
сообщение. - Вы разлучитесь ненадолго.
     - В прошлый раз эта чертова машина говорила то  же  самое,  -  мрачно
сказал Авери. - Тогда она была не совсем правдива...
     - Кто его знает, - пожала плечами  Мэри,  -  там  видно  будет...  На
многие вопросы она отвечала совершенно правдиво.
     - Точно! - Авери рассмеялся. -  Без  комментариев.  Это,  похоже,  ее
любимое выражение. Но я-то хотел сказать, что на этот  раз  они  дали  мне
встретиться не с Барбарой, а с тобой.
     - Мне кажется, они просто знакомят нас  друг  с  другом,  -  серьезно
сказала девушка. - Ты очень хочешь снова увидеть Барбару?
     - Конечно! Но ничего личного. А как насчет Тома?
     Она опять пожала плечами.
     - Не особенно. Он довольно занудный.
     - Я тоже занудный?
     - Ну... не так, как Том.
     "Здорово, - подумал Авери. - Добродетель - в отсутствии  порока.  Все
лучше, чем ничего".
     Телетайп порадовал их новым сообщением.
     - Вам следует немедленно вернуться в свои комнаты, -  торопил  он.  -
Там вы должны лечь на кровать и ждать, что будет дальше.
     Мэри хихикнула.
     -  Даже  дух  захватывает  от  того,  какие  перед  нами  открываются
бескрайние перспективы!..
     - Точно, - улыбнулся Авери. - И все - полные  наших  зеленых  друзей.
Ничуть не удивлюсь, если  нас  приглашают,  например,  пройти  медицинское
обследование. Или что-нибудь в этом роде. Они ведь такие любопытные...  Но
мне лучше, пожалуй, и в самом деле вернуться к  себе.  Иначе  нам  подадут
кристалл на двоих.
     Они улеглись в кровати и стали ждать....
     - Приятно было познакомиться, - сказала Мэри.
     - Мне тоже, - ответил Авери. - Будем надеяться, что теперь  нас  ждет
чаепитие вчетвером. Когда мы соберемся все вместе, может, нам и удастся до
чего-нибудь договориться.
     Стена вернулась на место. Авери так  и  подскочил,  увидев,  с  какой
скоростью  она  это  сделала.  Но  потом  ему  стало  не  до  раздумий  об
устройстве, способном практически мгновенно  создать  стену  там,  где  ее
только что и в помине не было. Светящийся потолок начал темнеть, и  вскоре
вся комната погрузилась во тьму.
     Но всего на один миг.
     Над головой Авери одна за другой появлялись крохотные точки света.
     Звезды.
     На месте потолка возникло огромное окно... окно во вселенную.
     Авери ни на секунду не сомневался,  что  все  это  взаправду.  Только
реальность, и  ничто  иное,  могла  написать  на  черном  бархате  пустоты
невозможное  великолепие,  жесткую,   немигающую   ясность   и   ужасающую
удаленность бесчисленных живых солнц.  Они  неподвижно  висели  перед  его
глазами - бесконечно маленькие и непостижимо великие. Они  висели,  словно
крохотные фонарики на новогодней елке сотворенного мира. Они  висели,  как
капли замерзшего огня.
     На мгновение Авери хотел свернуться клубочком, спрятаться, убежать от
реальности, скрыться во мраке ставшего вдруг родным унылого металлического
чрева. Но этот миг прошел...
     Он и не подозревал, что в мире так много звезд. Нет,  разумом-то  он,
конечно, понимал, что во вселенной звезд  больше,  чем  песчинок  на  всех
берегах всех океанов Земли. Но он  никогда  не  чувствовал  неопровержимой
реальности этого факта...
     И теперь знание разъедало его мозг, поглощало личность,  сжимало  его
"эго" в крохотную молекулу смирения, запечатывало  весь  его  человеческий
опыт в одинокий атом безграничного удивления.
     Там, сверху или снизу (он не знал уже, как и  куда  он  смотрит)  над
пустынями вечности протянулись пустые пространства.  Там,  сверху,  снизу,
вдали, лежали золотистые туманности, звездных городов - невозможные цветки
времени и огня, запертые в темное стекло  космоса.  Там,  если  он  где-то
есть, был Бог.
     Ему хотелось умереть. Ему хотелось смеяться. Ему  хотелось  петь  или
плакать от боли и страха. Он хотел танцевать  от  радости  и  одновременно
оплакивать невосполнимую потерю.
     Но он не делал ничего. Он и не  мог  ничего  делать.  Он  мог  только
лежать и смотреть с мукой, приближающейся к безответной молитве.
     И вдруг вселенная заплясала. Звезды и звездные города,  пространство,
время,  само   сотворение   радостно   закружилось   вокруг   неподвижного
микрокосмоса Ричарда Авери.
     И тут самое большое чудо.
     Ему навстречу выплыла планета. Планета. Огромная тыква, полная света.
Небесная тыква, белая от облаков, голубая и зеленая от океанов, красная  и
коричневая от островов.
     Она была бесконечно прекрасна. Она была полна жизни.
     А вот и голос, который он так хорошо запомнил. Запомнил сквозь века и
световые годы, сквозь безвременье, лимбо снов и фантазий.
     - Это дом, - звучал голос. - Это сад. Это мир, в  котором  вы  будете
жить, и вырастете, и узнаете,  и  поймете.  Здесь  вы  откроете  для  себя
многое, но, конечно, не все. Это место, где есть  жизнь.  Оно  принадлежит
вам.
     Глаза Авери наполнились слезами, ибо боль, и знание,  и  обещание,  и
правда - все они сделались невыносимыми. Его  тело  стало  словно  лед.  А
внутри - страх.
     Он чувствовал, что больше не вынесет.  И  в  этот  миг  понимания  на
планете в своей такой недолгой славе вспыхнул крохотный кристалл.
     Авери узнал его.
     Это был кристалл беспамятства.
     Это был кристалл милосердия.

                                    6

     Авери открыл глаза. Голубое небо. Ясная,  чистая  голубизна,  которую
никому никогда не нарисовать. Он лежал, смотрел на небо, слушал шум моря и
вспоминал...
     Он находился в какой-то тюрьме, и потолок его  камеры  превратился  в
окно во вселенную, а потом он словно услышал голос Бога. Все то, что с ним
произошло... слишком невероятно. Это не описать словами...
     Теперь он лежал на морском берегу... Он слушал  плеск  волн,  нежился
под теплыми лучами утреннего солнца.  Удивительно  приятная  галлюцинация.
Пусть она длится подольше...
     - Ага! Проснулся, наконец!
     Авери осторожно повернул голову. Сел. В этой галлюцинации существовал
мужчина, сидящий на другой постели и попыхивающий сигаретой. А еще  -  две
постели со спящими... судя по всему, Барбарой и Мэри. А еще  -  бескрайний
океан, великолепный  пляж,  заросли  деревьев,  несколько  смахивавших  на
пальмы, и куча туристского снаряжения, словно  забытого  здесь  беспечными
бойскаутами.
     - Я Том Саттон. А ты, наверно, Ричард Авери... Ну и вляпались же  мы,
правда?
     - Что есть, то есть, - согласился Авери и пожал Тому руку. -  Приятно
познакомиться.
     Звучало это довольно по-дурацки, хотя и было чистой правдой.
     Том Саттон был высокий, крепко сбитый мужчина лет тридцати.  Несмотря
на возраст, он уже начал полнеть от излишне спокойной и легкой жизни.
     - Девочки еще  спят,  -  сказал  Том.  -  Этот  Гекльберри-Финновский
кристалл способен свалить с ног слона. Я бы с удовольствием испробовал его
на паре моих клиентов.
     - Вы знаете, где мы находимся? - спросил Авери.
     Том пожал плечами.
     - Гавайи, Гаити, Тонга... делайте ваши ставки, господа!
     - Мы не на Земле, - с внезапной уверенностью заявил Авери.
     - Простите?
     - Я говорю, что мы не на Земле.
     - Послушай, старина. Не стоит фантазировать. Мы  находились  в  очень
странном месте. Согласен. Но не  надо  выдумывать  всякий  вздор.  Здравый
смысл...
     - Кончай болтать, - прервал его Авери. - Я полагаю, ты испытал то  же
самое, что и я: потолок, раскрывающийся  к  звездам,  а  потом  загадочное
заявление небесного голоса?
     - Похоже, что так, - улыбнулся Том.
     - Ну, так вот, - продолжал Авери, решивший во  что  бы  то  ни  стало
пробить окружавшую Тома стену  самодовольства,  -  не  травля  времени  на
истерику, я обратил внимание, что эти звезды были совсем не такие,  как  у
нас.
     - Что ты хочешь этим сказать, старина?
     Внутри у Авери все так и кипело. А обращение "старина", мягко говоря,
не доставляло ему ни малейшего удовольствия.
     - Я хочу сказать, - спокойно ответил он, - что  созвездия  отличались
от тех, что видны с Земли... старина.
     - Ты что, какой-нибудь чертов астроном?
     - Нет. Но у меня есть глаза.
     Том на минутку задумался.
     - Ну и что с того? Мы живем, точнее, жили в северном  полушарии.  То,
что ты видел, старина, вполне могли быть созвездия южного. Понятно?
     - Я неоднократно видел созвездия южного полушария, - настаивал Авери.
- И я их достаточно хорошо запомнил... Мы же увидели нечто совсем другое.
     - Черт, - выругался Том. - Брось меня пугать... И ради всего святого,
не вздумай поднимать панику, когда  барышни,  наконец,  проснутся.  Солнце
совершенно обычное, и море тоже... Помяни мои слова, приятель, может, мы и
далеко от родного края, но все еще на старой доброй Земле.
     От  страусиной,  с  его  точки  зрения,  позиции  Тома   Авери   даже
развеселился.
     - Земля-то, может, тут и добрая, - усмехнулся он, - но только это  не
наша Земля. Вот и все, что я хотел сказать.
     - Как на тебя  картинки  подействовали,  -  покачал  головой  Том.  -
Невесть зачем какой-то псих забросил нас на юг Тихого  океана...  или  еще
куда подальше. Я тебе обещаю только одно. Когда я вернусь  домой,  кому-то
станет  не  до  смеха.  Habeas   corpus   [предписание   о   представлении
арестованного в суд (лат.)] и все такое прочее.
     - Привет, ребятки, я с вами, - их дружескую беседу очень своевременно
прервала Барбара. - Тут кто-то что-то говорил о Тихом океане?
     Кинув на Авери предостерегающий взгляд, Том весело улыбнулся Барбаре.
     - Рад, что ты наконец-то смогла присоединиться к нашей вечеринке... Я
как раз говорил Ричарду, что, судя по  всему,  мы  где-то  в  южной  части
Тихого океана.
     Барбара зевнула и покачала головой.
     - Немного подрасти, малыш. Ричард прав. Мы совсем в другом месте.
     Авери удивленно приподнял брови.
     - Ты что, давно проснулась?
     - Достаточно давно... Знаешь, прежде чем принять участие в вечеринке,
девочки  иногда  предпочитают  сначала  узнать,  а  куда,  собственно,  их
приглашают. - Она встала, потянулась, посмотрела на Мэри.  -  Наша  спящая
красавица все еще дремлет. Ах, юность, беззаботная юность...
     - Вы оба психи, - не унимался Том. -  Они  еще  не  сумели  отправить
человека на Марс... каким же образом, скажите вы мне, они могли ухитриться
устроить эту маленькую экспедицию, на которую вы намекаете?
     - Они? - эхом отозвалась Барбара. - Кого именно  ты  имеешь  в  виду,
говоря "они"?
     - Яйцеголовые... чертовы исследователи космоса.
     - Мой милый, дорогой Том, - ласково сказала  Барбара,  -  сделай  мне
одолжение и перестань разговаривать, словно дебильный  киногерой...  Между
прочим, я знаю кое-что, тебе неизвестное. Посмотри-ка на небо... вон туда,
у тебя за плечом... чуть левее...
     Посмотрев внимательно на небо, Том увидел далеко-далеко слабый,  едва
заметный серп - почти потерянный в голубизне...
     - Луна, - подумав, решил Том. - Ну и чтоб увидеть  Луну  днем  -  это
вполне в порядке вещей. Летом часто так бывает. В южном  полушарии  она  и
должна выглядеть немного иначе, чем в северном, и  появляться  на  небе  в
другое время. Вот и все.
     - Возможно, - с готовностью согласилась Барбара. - А теперь  посмотри
вон туда, над теми пальмами.
     Том посмотрел. Авери тоже. Наступило долгое молчание.
     - Господи Исусе, - прошептал Том.
     Нащупывая дрожащими руками сигарету, Том тяжело рухнул на постель.
     - Черт меня дери! Это совершенно  невозможно!  Это...  это...  -  дар
речи, похоже, окончательно покинул несчастного Тома.
     - Ты очень наблюдательная, - заметил Авери, глядя  на  Барбару.  -  И
отлично держишь себя в руках.
     - Истерика у  меня  обычно  начинается,  когда  лун  больше  трех,  -
улыбнулась Барбара. - Кроме того, тебе не кажется  странным,  что  мы  так
спокойны и рассудительными Особенно после того, что с  нами  было,  -  она
содрогнулась. - Под конец я рыдала и молила о милосердии. И вот  я  здесь,
спокойная, как я не знаю кто,  не  моргнув  глазом,  беседую  на  каком-то
инопланетном берегу, считаю на небе инопланетные луны... Если хочешь знать
мое мнение, они не только подсунули нам кристалл,  но  еще  и  вкатили  по
приличной дозе мощного транквилизатора.
     - Очень даже возможно, - подумав, согласился Авери. - По всем законам
природы мы должны быть напуганы до полусмерти. А я,  честно  говоря,  даже
ничуточки не волнуюсь...  Остается  только  надеяться,  что  так  будет  и
дальше.
     - Не надейся, - мрачно предрекла Барбара. - Действие  транквилизатора
пройдет... Я только надеюсь, что когда  это  произойдет  и  я  грохнусь  в
обморок, рядом будет кому меня поймать.
     - Где... где я? - Мэри пришла в себя.
     Она сидела на постели. Вид у нее был совершенно ошарашенный.
     - Даже не надеялась когда-нибудь услышать эти  бессмертные  слова!  -
весело воскликнула Барбара. - Не волнуйся, милочка.  Ты  среди  друзей.  У
Тома такое несчастное выражение лица лишь потому, что он случайно  заметил
на небе парочку лишних лун. Том, знаешь ли, очень любит порядок. Для  него
подобная ситуация несколько неуютна.
     Мэри осторожно встала на ноги. Она окинула  взглядом  море,  песчаный
пляж.
     - Наверно, это глупо, - вдруг заявила она, - но  мне  ужасно  хочется
есть.
     Авери посмотрел на кучу туристского снаряжения и на стоящие  друг  на
друге большие дорожные сундуки.
     - Посмотрим, что мне удастся найти. Тот, кто  это  затеял,  по-моему,
предусмотрел все на свете. Я только надеюсь, что он, или она,  или  скорее
всего оно, не забыло оставить нам немного еды.
     - Смотрите! - воскликнула Барбара, показывая на  маленькую,  покрытую
тканью корзинку. - Три против пяти, что там припасы для пикника!
     -  Желающих  спорить  здесь  нет,  -   усмехнулся   Авери.   -   Твое
предположение идеально вписывается в абсурдную логику  того,  что  с  нами
творится.
     В корзинке и впрямь оказались припасы  для  пикника...  своего  рода.
Бутерброды с курицей и ветчиной, бутылки с молоком,  термос,  полный  кофе
и... бутылка шампанского.
     - Сдаюсь, - заявил Том, беря в руки шампанское. - В мире  нет  ничего
незыблемого. Мы с  вами  сидим  и  вырезаем  бумажных  кукол  в  одной  из
психиатрических лечебниц Лондона.
     - Подожди открывать, - сказал Авери. - Мне кажется,  наступит  время,
когда оно нам еще ох, как пригодится.
     - Мне оно пригодится прямо сейчас, - поморщилась Барбара.
     - Ничего. Бутылочка молочка пригодится тебе ничуть не хуже. День  еще
только начинается.
     - Здесь есть еще что-то, - заявила Мэри, вынимая из  корзины  толстый
бумажный пакет.
     Открыв его, она высыпала содержимое на постель.  В  пакете  оказалось
множество маленьких пластиковых карточек размером с почтовую марку.  И  на
каждой - цветное изображение какого-нибудь животного, рыбы или растения. А
еще - несколько строк английского текста.
     Авери поднял одну такую карточку. На ней было нарисовано  животное  -
длинный, довольно злобно  выглядевший  гибрид  змеи  и  варана  грелся  на
солнышке на берегу озера, свесив хвост в воду.
     - Это животное опасно, - гласил текст. - По повадкам  оно  напоминает
земного крокодила. Его мясо несъедобно.
     Мэри заметила среди пластиковых карточек листок бумаги.
     - Послушайте! - дрожащим голосом воскликнула она, глядя на листок.  -
С этого  момента  от  вас  требуется  самим  добывать  себе  пропитание  и
заботиться о своей безопасности. Условия,  в  которые  вас  поместили,  не
являются  излишне  враждебными  человеку.   Надеемся,   что   вы   сумеете
приспособиться и извлечете определенный урок из данного эксперимента.
     Четверо  землян  переглянулись.  Неожиданно  и  странно  кошмар  стал
реальностью.
     - Боже мой! - не выдержал Том.
     Открыв рот, он пытался что-то сказать, но слова  застряли  у  него  в
горле.
     - Ну ладно, кто будет завтракать? -  пытаясь  звучать  непринужденно,
воскликнула Барбара.
     - Мне...  расхотелось  есть,  -  пробормотала  Мэри,  тщетно  пытаясь
сдержать предательские слезы.
     - Ешь! - неожиданно резко  сказал  Авери.  -  Надо  поесть.  А  потом
обсудим, что нам делать дальше. Я понятия не имею, куда мы попали  и  чего
они от нас ждут, но я не собираюсь умирать. Теперь вопрос даже не только в
том, выживем мы или нет, это дело принципа... Кто-то или  что-то  ведет  с
нами какую-то очень сложную игру. Я постараюсь прожить  подольше  хотя  бы
ради того, чтобы когда-нибудь они очутились на нашем месте.
     Он мрачно глядел на морской берег. Всего несколько минут  назад  этот
пляж казался ему нереальным  и  привлекательным  -  словно  декорации  для
романтической мелодрамы в синематографе. Но теперь над ясным утром нависла
зловещая тень. Выдумка превратилась в реальность. И  даже  солнечный  свет
стал каким-то угрюмым.

                                    7

     Шампанского никто уже не хотел. Сделав над собой  усилие,  они  съели
бутерброды и выпили молоко. А что еще оставалось делать?
     Начав есть, Авери обнаружил, что буквально умирает от голода. Питание
-  физиологическая  потребность  организма  -   стимулирует   рациональное
мышление. Лихо  расправляясь  с  бутербродами,  Авери  одновременно  начал
рассматривать подаренные им картинки.
     Он нашел карточку с изображением плода, внешне напоминавшего грушу  -
согласно  подписи,  сочного  и  богатого   витаминами.   Другая   карточка
изображала своего рода шестиногого кролика,  мясо  которого,  если  верить
надписи, по вкусу напоминало баранину. И еще одно животное - нечто среднее
между  диким  кабаном  и  небольшим  носорогом.  Его  характеризовали  как
опасного, но съедобного. Авери решил, что от этого зверя следует держаться
подальше.
     Всего в пакете оказалось пятьдесят  карточек.  Со  временем  их  надо
будет разобрать и как следует изучить - особенно с  изображениями  опасных
животных...
     Авери поглядел на пляж, так недавно  казавшийся  ласковым,  а  теперь
ставший прямо-таки зловещим. Ровная полоска удивительно белоснежного песка
то подбегала к воде ярдов на тридцать, то отступала на семьдесят с лишним.
На песке четко выделялась линия прилива - рваная полоса  морского  мусора:
водоросли, плавник и даже несколько  целых  древесных  стволов.  Невдалеке
начинался лес - великая зеленая загадка земли.
     "Скоро, - думал  Авери,  -  им  придется  отправиться  на  разведку".
Подобная перспектива не наполняла Авери радостным ожиданием. На Земле, где
угодно на Земле, все-таки более или менее ясно,  чего  можно  ожидать.  Но
здесь, на планете,  в  ослепительно  голубом  небе  которой  величественно
плывут солнце и две луны  одновременно...  здесь,  после  не  поддающегося
воображению космического путешествия, предпринятого с лежащей за пределами
человеческого опыта целью... здесь ждать чего-то иного, кроме неожиданного
- чистой воды самоубийство.
     Однако прежде всего следовало разбить временный лагерь...  обеспечить
себе безопасный (насколько это вообще  возможно  на  абсолютно  неведомой,
чужой планете) тыл. Ведь кроме того, что здесь весьма  необычная  фауна  и
флора...
     Барбара о чем-то рассказывала. Авери даже не  сразу  понял,  что  она
обращается к нему.
     -  В  пакетиках  молочной  каши,  украшавших  мой  стол  в  милые   и
благополучно усопшие дни, когда мир еще не сошел с ума, - говорила она,  -
обычно лежали маленькие модельки космонавтов. Все, как один, в  громоздких
скафандрах и с аквариумами на голове.
     Авери улыбнулся.
     - Здесь, к счастью, нам не нужны скафандры.  Воздух  тут  куда  более
пригоден для дыхания, чем в Лондоне... Ну, и теплее здесь, конечно.
     - Я, собственно, хотела сказать, -  продолжала  Барбара,  -  что  все
космонавты были разными. Один - геолог, другой - инженер, ну, и так далее.
Я пыталась собрать их всех, но увы! Один из них мне  никак  не  попадался.
Надпись на  коробке  утверждала,  что  без  него  никак  -  ведь  это  был
руководитель экспедиции. Мне кажется, что его-то нам и не хватает.
     - Пора бы тебе и повзрослеть, - мрачно заметил Том. - Тут нет никакой
экспедиции. Всего лишь четверо потерянных людей.  -  Помолчав,  он  угрюмо
добавил: - Потерянных в буквальном смысле этого слова...
     - Как бы там ни было, -  ответила  ему  Барбара,  -  но  мы  все-таки
экспедиция. И кто-то должен за нас отвечать. Иначе скоро мы  будем  бегать
кругами, не зная, что делать дальше.
     - Барбара права, - согласилась Мэри. -  Кто-то  же  должен  принимать
решения.
     - И это должен быть мужчина, - добавила Барбара.
     -  Это  несколько  ограничивает  список   возможных   кандидатур,   -
усмехнулся Авери.
     - Может, даже больше, чем тебе кажется, - улыбнулся в ответ Барбара.
     Тому эта идея явно не нравилась.
     - Нам вовсе не нужен фюрер. Мы же взрослые люди...  я  надеюсь...  мы
всегда можем обсудить проблему и вместе выбрать подходящее решение...
     - При чрезвычайном положении, - заметила  Барбара,  -  от  совета  из
четырех человек нет никакого толку.
     - Ну, у нас же нет пока чрезвычайного положения, -  возразил  Том.  -
Почему бы нам не устроить себе демократию?
     - Потому, мой милый Том, что с момента, как мы оказались здесь, и  до
черт знает какого времени, у нас чрезвычайное положение.
     - Боюсь, она права, - кивнул  Авери.  -  Одному  из  нас,  для  блага
остальных, придется стать деспотом. Если  хочешь  занять  этот  пост  -  в
добрый час. Уверен, что порой он будет весьма непопулярным.
     - Минуточку! - воскликнула Барбара. - Ты забыл о принципе выборности.
Мы с Мэри должны иметь право голоса.
     - Давайте не будем усложнять... -  Том  тяжело  вздохнул.  -  Кстати,
почему бы не установить диктатору испытательный срок? Например, три дня.
     - По-моему, вполне разумно, - сказала Мэри. - Если нам не понравится,
мы всегда можем попробовать что-нибудь другое.
     - Это, конечно, так, - улыбнулся Авери, - есть только одно  "но".  Мы
не знаем, сколько длится здешний день.
     - Что ты имеешь в виду? - не поняла Мэри.
     - В зависимости от скорости обращения планеты вокруг своей оси,  день
здесь может быть как много больше двадцати  четырех  часов,  так  и  много
меньше. Нам придется его измерить.
     - Раз уж мы затеяли подобные игры, - сухо  сказал  Том,  -  то  ты  и
будешь руководителем нашей экспедиции. Я только надеюсь, что ты  не  забыл
дома свой пакет молочной каши с инструкцией.
     - Тогда решено, - подхватила Барбара. - Теперь мы в деле...
     - Минуточку. - Авери вовсе не считал вопрос решенным.  -  Прежде  чем
меня назначить, узнайте сначала, чем это вам грозит. Если вы сделаете меня
руководителем, то я буду требовать от вас безоговорочного выполнения  моих
приказов... и не просто выполнения, а с энтузиазмом. Если  вам  покажется,
что я не прав - так и скажите, на если я не изменю своего решения, значит,
вы должны его выполнить... Мне очень  жаль,  но,  по-моему,  сейчас  иначе
нельзя. Понятно?
     - Зиг хайль! - воскликнул Том, но в его голосе слышалось облегчение.
     - Концлагеря начнутся потом, - улыбнулся Авери.  -  А  теперь  первый
приказ: мы должны все время оставаться в поле зрении друг друга. Это ясно?
Причина, на мой взгляд, совершенно очевидна. Мы не знаем, какие  опасности
грозят нам на этой планете, и потому не можем рисковать.
     - Некоторые вещи мужчины и женщины привыкли делать не на виду у всех,
- заметила Барбара.
     - Больше таких вещей нет, - твердо заявил Авери. -  Пока,  во  всяком
случае. При первой же возможности мы оборудуем туалет. А до  того,  выбери
себе кусок пляжа и делай там все, что хочешь. Главное, оставайся на виду.
     - Боюсь, - усмехнулась Барбара, - что эта  маленькая  новинка  больше
терпеть не может. Я сейчас вернусь.
     Отойдя в сторону ярдов на тридцать, она невозмутимо стянула слаксы  и
присела.
     Остальные демонстративно не обращали на нее никакого внимания. Но все
почувствовали, что этот акт,  каким  бы  естественным  он  ни  был,  разом
перечеркнул все общепринятые  нормы  цивилизации.  И  было  в  нем  что-то
глубоко символичное...
     - Ну вот, сразу полегчало, -  с  деланной  непринужденностью  сказала
Барбара, вернувшись.
     Том был шокирован.  Мэри  тоже.  Авери  решил,  что  Барбару  следует
поддержать. Стыдливость - непозволительная  роскошь  в  их  положении.  Им
придется жить вместе, так что лучше привыкать к этому - самого начала.
     - Мне и самому здорово хочется писать, - нарочито громко заявил он.
     Отойдя на несколько ярдов в сторону, он расстегнул брюки и  помочился
в сторону моря.
     - Вот и отлично! - весело воскликнул Том, когда Авери вернулся, - раз
уж мы такие раскованные, почему бы нам не провести время за маленькой,  но
очень сексуальной оргией?
     - У нас нет времени, - сухо отозвался Авери. - Сейчас все принимаются
за работу.
     Он окинул взглядом кучу снаряжения.
     - Самое главное для нас - оружие. Давайте посмотрим, что у нас есть.
     - Оружие? - удивилась Мэри.
     Такой подход, похоже, сбил ее с толку.
     - Все, что угодно: ножи, дубинки...  Все,  чем  мы  сможем  в  случае
необходимости обороняться, -  пояснил  Авери.  -  Какое-то  оружие  должно
всегда находиться под рукой. Потом постараемся сделать что-нибудь получше.
     - В моем сундуке, - сказал Том, - лежит револьвер  тридцать  восьмого
калибра и пятьдесят патронов. - Казалось, его смутило это признание. -  Не
знаю, как он туда попал. Вообще-то я держал его у себя в квартире.
     - Великолепно! - обрадовался Авери. - И какой же  из  этих  чемоданов
твой?
     - М-да... это вопрос... - Том  уставился  на  сундуки  -  все  четыре
совершенно одинаковые.  -  Скорее  всего,  самый  нижний...  Второй  закон
Паркинсона.
     Так оно и оказалось. Сундуки оказались удивительно тяжелыми. Авери  и
Том едва могли их поднять.
     - А что это за Второй  закон  Паркинсона?  -  подозрительно  спросила
Барбара, когда Том начал рыться в своем сундуке.
     Подняв голову, тот ответил:
     -  Второй  Закон  Паркинсона  гласит,  что  если  неприятность  может
произойти, то она непременно произойдет... Ага! Вот и пушка!
     Встав, он протянул Авери револьвер и патроны.
     Авери осмотрел револьвер и, открыв магазин, зарядил его.
     - Теперь держитесь за ваши шляпы,  -  провозгласил  он,  -  сейчас  я
испробую эту штуковину.
     Прицелившись  в  сторону  моря,  он  нажал  на  курок.  Выстрел   был
негромкий, но все, тем не менее, так и подскочили.
     - В порядке, - объявил Авери.
     Снова открыв магазин, он  заменил  использованный  патрон  на  новый.
Затем протянул его Тому.
     - Возьми пока себе... Было бы здорово, если бы ты разведал, что здесь
есть поблизости. Только не уходи далеко. Мы должны все время тебя  видеть,
или, по  крайней  мере,  слышать.  Присмотрись  к  растительности,  может,
замедлишь что-нибудь знакомое по  карточкам.  Возвращайся  не  позже,  чем
через пятнадцать минут.
     - Есть, сэр. - Том шутливо козырнул и двинулся прочь с револьвером  в
руке.
     Он смотрел, как Том не спеша идет по берегу. Рано или  поздно,  Авери
был в этом совершенно уверен, у них возникнут проблемы с Томом. Но  сейчас
не время думать о  возможных  или  воображаемых  проблемах.  Тут  дай  Бог
справиться с теми, что уже есть.
     - Смотрите, что я нашла! - воскликнула Мэри.
     Роясь в кухонной утвари, она обнаружила сверток с четырьмя  ножами  в
кожаных ножнах и пару  легких  топориков.  К  ножнам  прилагались  кожаные
пояса.
     Осмотрев находку, Авери тут же надел один из них.
     - В этом сезоне, - весело сказал он, -  в  моду  входят  кинжалы.  Их
носят абсолютно все.
     - Тебе не кажется,  что  эта  игра  в  осторожность  заходит  слишком
далеко? - с кислой миной спросила Барбара.
     - Возможно, - согласился Авери. - Но лучше я буду слишком  осторожным
и живым, чем беззаботным  и  мертвым...  Если  вам  когда-нибудь  придется
использовать эти штуки для чего-либо другого,  кроме  нарезки  антрекотов,
держите нож вот так и бейте снизу вверх. Так он скорее войдет в тело.
     -  Теперь  нам  стало  значительно  спокойнее,  -  серьезно  заметила
Барбара. - Что дальше?
     - А дальше - Лагерь Один. Мне думается,  мы  устроим  его  поближе  к
деревьям, где-нибудь за чертой прилива. Потом найдем  что-нибудь  получше.
Сколько у нас палаток?
     - Четыре, - ответила Мэри. - И похоже, что все очень большие.
     - Хорошо. Вы оставайтесь здесь и попытайтесь  собрать  вещи,  которые
нам понадобятся немедленно - кухонные принадлежности, одеяла (если есть) и
все такое... а я тем временем схожу посмотрю вон тот холмик, - он  показал
на небольшое возвышение ярдах в пятидесяти от берега. - Отсюда он  кажется
вполне приемлемым. Если все будет о'кей, то, когда Том вернется, перетащим
туда вещи... кстати, а где он?
     Они огляделись, но Тома нигде не было видно. Только одинокая  цепочка
следов тянулась в сторону ближайшей рощи.
     - Идиот! - с чувством сказал Авери. - Я  же  сказал  ему  не  уходить
далеко.
     - Может, пойти его поискать? - предложила Барбара.
     - Нет. Пока не надо.
     Словно  в  ответ  на  его  слова,  раздался  выстрел.   Явно   где-то
неподалеку. Мэри и Барбара тревожно переглянулись.
     - Черт побери! - воскликнул Авери.
     Он  заметно  нервничал.  Непонятно  с  чего,  ему  в  голову   пришел
процитированный Томом Второй закон Паркинсона. Но его  опасения  оказались
напрасными.
     Вскоре из-за деревьев появился живой и невредимый Том. Он что-то  нес
в руке. Когда Том  подошел  поближе,  Авери  увидел,  что  это  шестиногий
"кролик"  -  точь-в-точь  такой,  как  на  картинке.  Том  выглядел  очень
довольным собой.
     - Охотник вернулся домой! - заявил он, бросая  свою  добычу  к  ногам
Барбары. - Из  него,  я  думаю,  получится  вполне  приличный  супешник...
Выстрелил с бедра с расстояния в десять шагов. Совсем неплохо, правда?
     - Теперь осталось всего сорок восемь, - холодно ответил Авери.
     - Сорок восемь чего, старина?
     - Патронов...
     - А... понимаю... Но, между прочим, ты  сам  один  пульнул  в  океан,
помнишь?
     - А ты предпочел бы не знать, в порядке револьвер или нет?
     Том сделал вид будто не расслышал вопроса.
     - Ни разу в жизни из него не  стрелял.  Это  вещь!  Я  купил  его  во
Франкфурте за двадцать две марки. Ну и  весело  же  мне  было  тащить  его
контрабандой через таможню в старом добром лондонском аэропорту.  Отличная
игрушка, доложу я вам.
     - Дай его сюда, - приказал Авери.
     - Это еще зачем?
     - Потому, что я так говорю.
     - И не подумаю, старина. Иди  играй  в  фюрера  где-нибудь  в  другом
месте.
     И тут Авери его ударил. Короткий удар ребром  ладони  по  шее  (Авери
даже сам удивился его скорости и  силе),  от  которого  Том  повалился  на
землю, словно мешок с картошкой. К счастью, от неожиданности Том  выпустил
из рук револьвер.  Чем  Авери  и  не  замедлил  воспользоваться.  Мысленно
проклиная себя за вспыльчивость, он  подобрал  револьвер.  Хорошенькое  он
положил начало взаимному доверию...
     Ему хотелось попросить у Тома прощения. Он уже собрался  было  помочь
тому подняться, как Мэри спросила:
     - Ричард, скажи, тебе обязательно надо было быть таким жестоким?
     - Да, - ответил Авери, подавляя в зародыше желание  извиняться.  -  Я
просил его посмотреть, что вокруг, а он затеял пальбу. Я сказал  ему  дать
мне револьвер, а он не дал... Я только выполняю работу, которую вы же  мне
и поручили. Как умею.
     - Вы оба погорячились, - сказала Барбара, помогая Тому встать.  -  Но
Ричард прав... пусть сам  поступил  и  неправильно.  А  теперь  давайте-ка
помиритесь.
     Авери протянул Тому руку. К его  удивлению,  Том  ее  принял.  Затем,
резко дернув, он крепко вмазал Авери под дых. Несмотря на боль,  Авери  не
выпустил револьвера. Задохнувшись, он согнулся почти пополам.
     - В эти игры можешь играть не только ты один, - заявил Том. - Ну, как
тебе нравится, когда тебя бьют? - спросил он с довольным выражением лица.
     - Не очень, - признался Авери.
     Но как ни странно, он был доволен. Теперь они с Томом были квиты.
     - Я хотел бы получить назад мой револьвер, - продолжал Том.
     Но это было уже не требование, а так, заявление приличия ради.
     - Увы! - покачал головой Авери, поднимаясь с земли. - Он останется  у
меня. Наверно, мне не стоило применять силу, но это дела не меняет. Пока я
не почувствую, что могу на тебя положиться, ты револьвер не получишь.
     - Ты можешь и не дожить до этого радостного мига, - усмехнулся Том.
     - Вы ведете себя, как избалованные дети, - вмешалась Мэри.  -  Одному
Богу ведомо, что  станется  с  Барбарой  и  со  мной,  если  нам  придется
полагаться на людей вроде вас.
     - Красиво сказано, - Авери пожал плечами. - Поговорили, а  теперь  за
работу. Мы с  Томом  выберем  место  для  лагеря,  а  вы  подберите  вещи,
необходимые нам в первую очередь... Том, ты что-нибудь понимаешь в  выборе
места для стоянки?
     - Я был скаутом, старина, - воскликнул Том, подчеркивая "старина".
     - Ну и прекрасно. Тогда назначаю  тебя  самым  главным  квартирьером.
Пошли.
     Намеченный Авери холмик оказался недостаточно  удобным.  Том  тут  же
подметил все его недостатки, главный из которых - проблема стока  воды  во
время дождя. Но в сотне ярдов дальше по берегу они  нашли  другой  холм  с
плоской, почти круглой вершиной, поросшей мягкой травой.  Впридачу  совсем
рядом протекал ручей.
     - Подойдет, - решил Том, придирчиво осмотрев площадку.  -  Во  всяком
случае, для начала. В будущем мы, несомненно, найдем что-нибудь получше.
     - Ну, значит, пора приниматься за переноску  вещей,  -  решил  Авери,
глядя на наваленную на берегу кучу барахла.

                                    8

     Становилось все теплее и теплее. Мужчины разделись до пояса. Несмотря
на тяжесть и на то, что он уже в кровь натер себе бедро, Авери по-прежнему
таскал пистолет в кармане брюк.
     Понимая   необходимость   восстановления   мира,    Авери    старался
советоваться с Томом по всем вопросам, связанным с  разбивкой  лагеря.  Он
принимал почти все предложения Тома, хотя очень  быстро  стало  ясно,  что
туристские навыки Тома ненамного превосходят его собственные.
     Несмотря на посильную помощь  женщин,  им  потребовалось  более  двух
часов, чтобы перетащить палатки,  снаряжение  и  сундуки  в  Лагерь  Один.
Особенно много хлопот доставили сундуки. В конце концов пришлось тащить их
волоком, ярд за ярдом, сначала по песку, а  потом  сквозь  густые  заросли
кустарника.
     "Лагерь Один, - думал Авери, когда они разбивали палатки, - хорошее и
символическое название. Оно предполагает возможность Лагеря Два, Три и так
далее.  Короче  говоря,  оно  намекает,  что  люди  не  собираются   здесь
засиживаться - опустившая руки группа изгнанников -  а  собираются  что-то
предпринимать. Но самый важный вопрос - как  вернуться  домой?  -  решить,
разумеется, было нельзя.  Существовала,  однако  (пусть  очень  маленькая)
вероятность, что, вступив в контакт с теми,  кто  привез  их  сюда,  людям
удастся   с   ними   договориться.   Может,   и   найдется    какое-нибудь
взаимоприемлемое решение... Пока все говорило о том, что похитители -  кто
бы или что бы они ни были - затеяли это весьма непростое мероприятие, имея
в виду некую, наверняка важную для них цель. Как только  у  него  появится
свободное время, Авери  решил  сесть  и  подумать:  постараться  логически
вычислить, зачем все-таки их сюда привезли. Если это ему удастся,  то  они
смогут  расстроить  планы  похитителей  (или  заключить  с  ними  сделку).
Подобное, честно говоря, представлялось  маловероятным,  но  все-таки  это
было возможно. Но размышлять об этом пока времени не было.  Столько  всего
надо было сделать, и как можно скорее!
     В  каждой  палатке  вполне  комфортабельно  могли  разместиться   два
человека. Авери решил использовать пока только две палатки - в одной будут
спать мужчины, в другой - женщины. Еще одну палатку они отвели под  склад,
а последнюю оставили про запас.
     Установив палатки - тоже не только чисто практическое,  но  и  весьма
символическое  событие  -  Авери  поручил  Барбаре  и  Мэри   окончательно
разобрать и разложить вещи  и  припасы.  Все  его  мысли  теперь  занимала
проблема обороны. Хотя  пока  что  они  встретились  только  с  шестиногим
"кроликом", которого подстрелил Том, судя  по  картинкам,  здесь  водились
весьма опасные твари. Не слишком-то будет приятно, например, проснуться  и
увидеть заглядывающего в палатку свиноподобного  носорога,  пусть  даже  и
миниатюрного...
     Том, как выяснилось, думал на ту же тему.
     - Что будем делать с местной фауной? - спросил  он,  вытирая  нот  со
лба. -  Вдруг  какая  пятифутовая  ящерка  захочет  подружиться  с  нашими
барышнями? Это не дело. У девочек может случиться истерика.
     - Думаю, придется построить изгородь, - сказал Авери.
     - Ничего себе задачка. Как насчет того, чтобы всю ночь жечь костер?
     - И это тоже, - согласился Авери. - Но здесь не такие  животные,  как
на Земле. Кто знает, может огонь им даже понравится! Поживем - увидим.
     - Сундуки, похоже, практически водонепроницаемы, -  после  некоторого
раздумья сказал Том. - Если мы вынем из них те вещи, что могут  нам  скоро
понадобиться, и поставим их вдоль задних стенок палаток, то это уже  будет
не такая уж плохая загородка... Как ты думаешь?
     - Во всяком случае, пока не придумаем что-нибудь  получше,  -  кивнул
Авери. - Но сундуков мало. Остальную изгородь сделаем из плавника. Да  еще
натащим побольше для костра.
     Авери вытащил из кармана револьвер. Потрогал натертое место на  ноге.
Подумав, сунул револьвер в одну из палаток.
     - Устал я таскать с собой эту штуковину,  -  заявил  он,  внимательно
глядя на Тома.
     - Все должны ходить с оружием, - заметил Том. - Личный приказ фюрера.
     - Фюрер возьмет нож, - ответил Авери.
     Том не стал пытаться вновь завладеть револьвером. Вскоре  они  вдвоем
отправились собирать плавник. Солнце палило немилосердно.
     Час спустя они вернулись: усталые, распаренные,  по  уши  нагруженные
плавником. Найти на берегу плавник подходящего размера  оказалось  не  так
просто, как казалось.
     Подойдя поближе, они увидели  Барбару  и  Мэри,  сидевших  на  пороге
"женской" палатки и потягивавших воду из пластмассовых стаканов.
     - Черт, - выругался Авери. - Об этом я как-то не подумал!  Откуда  вы
знаете, что эту воду можно пить? - спросил он, облизывая пересохшие губы.
     - Я нашла парусиновое ведро, - объяснила Мэри. - А  в  нем  оказалась
коробочка с, таблетками. В приложенной к ней инструкции было написано, что
надо растворить одну таблетку на галлон питьевой воды.
     - Понятно. И сколько там всего таблеток?
     - Не знаю. Штук пятьсот, или тысяча. Посмотри сам, - и она  протянула
Авери коробочку.
     Авери быстро посчитал количество таблеток в  верхнем  слое,  прикинул
количество слоев и перемножил. Результат получился ближе к двум тысячам.
     - Ну, и как эта вода на вкус? - поинтересовался он.
     - Как вода Виши, - ответила Барбара. - Язык пощипывает.  Попробуй.  И
ты, Том, тоже.
     Она достала еще два стакана и налила в них воды из ведра.
     Авери пригубил, побулькал во рту, наконец,  проглотил.  На  мгновение
все кругом задрожало - словно он глотнул какого-то  крепкого  алкогольного
коктейля, немедленно ударяющего в голову. Затем дрожь исчезла.  Все  стало
как раньше, только цвета сделались, если это возможно, еще ярче.
     Барбара была права. По вкусу эта вода и впрямь напоминала воду  Виши.
Она, возможно, из-за усталости и мучившей его жажды, показалась ему  самым
восхитительным напитком, который он когда-либо пробовал.
     - Отличное пойло! - с энтузиазмом воскликнул Том.
     Залпом осушив стакан, он налил себе еще.
     И тут Мэри закричала.
     Выронив стакан, Авери круто повернулся. Нож каким-то чудом оказался в
его руке. Краем глаза он заметил (и очень порадовался  этому  факту),  что
Том замер в точно такой же, как и он сам, настороженной позе. В руке  Тома
тоже блестел нож. Они смотрели на деревья, куда  показывала  Мэри.  Но  не
заметили там ничего необычного.
     - Я... я видела там человека. Мужчину.
     Они молча глядели на деревья. Ничего.
     - Никогда  не  кричи  на  мужчин,  дорогая,  -  разрядила  напряжение
Барбара. - Это производит на них плохое впечатление.
     - Как он выглядел? - спросил Авери, по-прежнему  не  спуская  глаз  с
деревьев.
     - Высокий, с золотыми волосами, очень крепко сложенный.
     - Тогда это  не  человек,  а  мираж,  -  улыбнулась  Барбара.  -  Эта
родниковая вода, похоже, куда крепче, чем мы думали.
     - Я его видела, - настаивала Мэри.
     Авери поглядел на  Мэри.  Она  не  производила  впечатление  девушки,
которой могут мерещиться высокие золотые мужики.
     - Во что он был одет? - спросил Авери.
     - По-моему... он был голый.
     - Как раз то, чего нам не хватало, - фыркнул Том. - Разгуливающий  по
лесу голый Адонис!
     - Ты не обратила внимания, он был  вооружен?  -  продолжал  расспросы
Авери.
     - Кажется, нет. Но все это произошло так быстро...  Похоже,  он  тоже
очень удивился, увидев нас.
     Подумав,  Авери  решил  попробовать  найти  хоть  какие-нибудь  следы
таинственного пришельца (если, конечно, он все-таки был).
     - Том, - позвал он, - пойдем посмотрим.  Если  там  и  в  самом  деле
кто-то был, то он наверняка уже в паре миль отсюда. Но все равно, осмотрим
все укромные уголки в  сотне  ярдов  вокруг.  Чем  черт  не  шутит,  -  и,
повернувшись к Барбаре, добавил: - Барбара, я положил револьвер вон  в  ту
палатку. Возьми-ка его себе да посматривай по сторонам, пока  мы  с  Томом
гуляем. Стреляй только в случае крайней необходимости.
     Поиски заняли довольно много времени. Они  так  ничего  и  не  нашли.
Возвращаясь в лагерь, Авери чувствовал себя усталым и  раздраженным.  Дым,
поднимавшийся над разожженным Барбарой и Мэри костром,  прямо-таки  привел
его в ярость.
     - Кто, черт возьми, сказал вам разводить костер? Его видно  на  много
миль вокруг!
     - Вообще-то никто не говорил, - холодно отозвалась Барбара. - Я  сама
решила, своим скудным умишком.
     -  Очень  плохо  решила.  Мы  с  Томом  собрали  этот   плавник   для
изготовления изгороди, а не для какого-то дурацкого костра!
     - Мне почему-то подумалось, - невозмутимо ответила Барбара, - что вам
не захочется есть сырое мясо. Наверно, мне следовало сперва осведомиться о
ваших вкусах.
     Пока они ходили, кто-то успел  освежевать  "кролика":  Мэри  как  раз
жарила над углями нанизанное на палочки мясо. Кто-то также  успел  собрать
фрукты. Рядом с палаткой лежала  небольшая  кучка  похожих  на  грейпфруты
плодов и несколько удивительно крупных "груш". В общем,  кто-то  не  терял
времени даром.
     - Я был не прав, - признался Авери, - перенервничал...
     - Да ладно, чего там,  -  отмахнулась  Барбара.  -  Между  прочим,  я
проверила эти фрукты по карточкам. Груши должны быть очень  питательны,  а
грейпфруты - отлично утолять жажду. С голоду  мы,  во  всяком  случае,  не
умрем. Здесь каждое десятое дерево - с какими-нибудь плодами.
     Кусочки кролика уже шипели и скворчали, но Мэри, невзирая  на  градом
стекающий у нее со лба пот, все крутила и крутила  их  над  углями.  Запах
жареного мяса казался необычайно аппетитным.
     - Обед почти готов, - позвала Мэри. - Если хотите, могу подать  также
жареные пальцы.
     - Одну минуточку, - заторопилась Барбара. - Сейчас я достану  тарелки
и вилки. Будем, насколько это возможно, жить как цивилизованные люди.
     Кролик оказался довольно вкусным: совсем не такой, как земной кролик,
но все равно вкусно. Мясо имело сильный незнакомый привкус, но  зато  было
очень мягким.
     Они сидели у палатки за первой трапезой,  которую  они  действительно
"сами добыли", и Авери не уставал поражаться нормальности и естественности
происходящего. Совсем недавно они находились в Лондоне. Унылый февральский
вечер. Они и понятия не имели друг о  друге.  Возможно,  они  даже  иногда
проходили мимо друг друга или случайно сталкивались в вагоне  подземки.  А
теперь они знакомы. Их всех вместе  перебросили  (интересно,  какое  слово
следовало бы употребить на самом деле) за много световых лет от  Земли,  и
теперь они борются за выживание в новом, неведомом им мире.
     Авери попытался объективно оценить своих спутников. С  Томом  у  него
вообще-то было очень мало общего. Столкнись они где-нибудь на  Земле,  они
наверняка с первого взгляда невзлюбили бы  друг  друга  и  постарались  бы
больше никогда не встречаться. Но теперь они зависели  друг  от  друга,  а
значит, им обоим придется приспосабливаться. Авери  придется  привыкать  к
дурацким шуткам Тома, к его хрупкой гордости, его не слишком большому уму.
Тому, он полагал, тоже придется мириться с раздражительностью  Авери,  его
нетерпеливостью и его (Авери старался оставаться  объективным)  бесцветной
личностью. И однако,  в  каком-то  смысле  Том  казался  надежным.  В  нем
сочетались упорство и упрямая сила  характера.  Если  не  забывать  о  его
несколько детском подходе к решению новых ситуаций, то Том  мог  оказаться
очень ценным членом "экспедиции". Авери вспомнил тот миг, когда  Мэри  так
внезапно закричала. Том не стоял столбом с глупым выражением на лице. Нет.
Он был готов к бою. И если бы действительно в этом возникла необходимость,
Том, несомненно, сумел бы за себя постоять.
     Что касается женщин... да, разобраться с ними  куда  сложнее,  чем  с
Томом. "А может, - думал Авери, - дело в том, что мне вообще  все  женщины
кажутся сложными и непонятными... все, кроме одной". Эти мысли  Авери  тут
же постарался запихать в самый дальний угол.  Сейчас  не  время  думать  о
Кристине, хотя недавние видения сделали  память  о  ней  странным  образом
реальней.
     Авери перенес свое внимание на Барбару. Внешне она выглядела  сильной
и уверенной в себе. Внешне (и пока что опыт подтверждал это предположение)
это была не та женщина, что хлопается в обморок, когда дела начинают  идти
худо. "И однако, - думал Авери, - эта уверенность может  быть  всего  лишь
маской. Маской, которую она привыкла предъявлять жестокому и уверенному  в
себе миру. Внутри же (он подозревал, что так оно  и  есть)  может  крыться
совсем другая Барбара: девочка, ищущая потерянную куклу, ребенок в поисках
дома...
     Мэри...  Мэри,  возможно,  являла  собой   прямую   противоположность
Барбаре. Внешне хрупкая, и однако, с большими внутренними резервами.  Она,
опять-таки возможно, сможет вынести очень и очень  многое.  Физически  она
казалась Авери менее привлекательной, чем Барбара, но ее личность, судя по
всему, была более сложной, более  интересной.  Вероятно,  настанет  время,
особенно если они здесь задержатся (Черт подери! рано или поздно это время
настанет, в этом нет сомнения!), когда важнейшим фактором их выживания как
группы станет то, сумеют они успешно решить свои сексуальные проблемы  или
нет. Авери не хотел никаких сексуальных проблем. Он был совершенно уверен,
что ему вообще не нужны никакие  интимные  связи.  Он  их  просто-напросто
боялся. Он боялся их уже долго, очень долго...
     Вдруг Авери понял, что Том о чем-то его спрашивает.
     - О чем мечтаем, приятель? За последние двадцать минут ты  не  сказал
ни слова. Я надеюсь, ты не впадаешь в зимнюю спячку?
     - Извините, я  задумался...  Между  прочим,  Том,  мясо  было  весьма
приличным. Я рад, что ты добыл нам к обеду этого "кролика".
     - Фюрер дает разрешение поохотиться еще немного?
     - Разрешаю, - улыбнулся Авери, -  но  только  без  револьвера.  Будем
хранить его на самый крайний случай.
     Мэри вздохнула и потянулась. Прикрывая ладонью глаза, она поглядела в
чистое синее небо. Солнце висело уже совсем невысоко над морем...
     - Какой здесь роскошный климат, - мечтательно  сказала  Мэри.  -  Это
единственное, что в нашем положении есть хорошего... Мне как-то не хочется
ничего делать. Вот здорово было бы просто поваляться, расслабиться...
     - Не вижу, почему бы тебе и в самом деле  не  поваляться,  -  заметил
Авери. - Но мы с Томом должны еще раз сходить за плавником. А то не хватит
и на изгородь, и на костер.
     - А мне все равно странно, - сказала Барбара, - что никто из  нас  не
рыдает от тоски, не впадает ни в истерику, ни в беспросветное уныние.
     - Все одновременно? - поинтересовался Том.
     - Или по очереди, - рассмеялась Барбара, - кому как угодно. Вся  беда
в том, что я не знаю, как люди должны вести себя в подобной ситуации.  Это
наверняка не предусмотрено ни в одной книге по правилам этикета. Поэтому я
никак не могу решить, как  мне  поступить:  закатить  истерику  или  пойти
отдохнуть.
     - После того, как мы сделаем все возможное для нашей  безопасности  и
комфорта, у нас будет сколько угодно времени для  истерик,  -  заверил  ее
Авери.  -  А  сейчас,  мне  кажется,  мы  одновременно  и   психологически
травмированы и медикаментозно успокоены.
     - Красивые и очень длинные слова, - фыркнула Барбара. - Но совершенно
пустые. Понятно лишь то, что ты ничего точно не знаешь. Может, так  оно  и
лучше.
     Наступило молчание.  Лишь  монотонный  плеск  волн  нарушал  вечернюю
тишину.
     -  Ладно,  -  наконец  объявил  Авери,  -  пошли  за  этим  проклятым
плавником. Постараемся набрать побольше, пока солнце еще не село.
     Барбара собрала тарелки.
     - Сэр, можно нам искупаться, пока вас нет?
     - Нет, - после минутного раздумья ответил он.  -  Категорически  нет.
Может, завтра. Черт, у нас и так полным-полно проблем.

                                    9

     Темнота наступила с тропической внезапностью. Ужин закончился (на сей
раз только фрукты), ограда, ну,  какая  получилась,  была  уже  построена.
Только что мир полнился светом и теплом, и вдруг  море,  словно  чудовище,
проглотило солнце. В кронах деревьев завыл холодный ветер,  неся  с  собой
ночную тьму.
     Изгородь (так, скорее, просто завал из плавника  высотой  около  трех
футов) окружала две палатки, четверых людей и  костер.  Она  окружала  мир
внутри мира.
     Авери сидел у костра  и  глядел  на  своих  товарищей  по  несчастью.
"Интересно, - думал он,  -  чувствуют  они  себя  такими  же  одинокими  и
беззащитными, как я?" Днем столько всего надо было сделать, что просто  не
оставалось времени для копания в себе. День солнечным плащом прятал страхи
и треволнения.  Но  вот  ночь  сорвала  этот  плащ  и  обнажила  одинокую,
перепуганную душу.
     На небе загорались звезды. Чужие  звезды.  Звезды  другой  галактики,
или, возможно, другой части Земной галактики. Что за  высокомерие:  Земной
галактики! Это отголосок древних и очень живучих предрассудков, помещавших
человека,  единственное  и  возлюбленное  дитя  антропоморфного  Бога,  на
плоскую Землю в неподвижный центр мироздания.
     Но, возможно, у Бога много детей. И возможно, некоторые из них  умеют
делать гипнотические кристаллы. И всякие другие вещи...
     От того,  что  звезды  были  чужими  звездами,  они  не  стали  менее
красивыми. Они светили все так же холодно, без сострадания. Но в этом-то и
крылась  часть  их  красоты  -  апофеоз  отчуждения.   Водородные   бомбы,
лондонские зимы, человеческие страхи и надежды, даже межзвездные похищения
- все это ровным счетом ничего не значило для этих светлых огней вечности.
     Авери чувствовал, что еще  очень  не  скоро  ему  удастся  воспринять
случившееся как свершившийся факт. Он уже ощущал его реальность - в смысле
неоспоримой реальности происходившего с ним в последнее время - но не  мог
поверить в это сердцем. От Лондона его  отделяло,  судя  по  всему,  много
световых лет. Это ничего не значило. С тем же успехом это  могла  бы  быть
какая-то сотня или даже пара тысяч миль. Далеко. Какая разница, расстояние
не поддавалось воображению.
     Но он никак не мог осознать, что со всех  практических  точек  зрения
Лондон - и как символ, и как реальное место - перестал существовать.  Умом
Авери понимал, что шанс вновь увидеть этот город (да и вообще Землю) очень
и очень мал. И однако, в его ушах еще стоял грохот подземки, гул  большого
города эхом отдавался в каждом ударе его сердца. Он гадал:  что-то  с  ним
случится,  если,  или  точнее,  когда  он  оставит  надежду  -  не   нечто
конкретное, а туманную, частично неосознанную надежду,  что  когда-нибудь,
как-нибудь он найдет свой дом. К  своему  безграничному  удивлению,  Авери
первый раз в жизни ощутил себя членом большой семьи по имени человечество.
Странное это ощущение - понять, что ты - ребенок, волею судеб  заброшенный
далеко-далеко от родного  очага.  Но  все-таки  он  не  полностью  потерял
контакт с человечеством: он же не один, с ним еще  трое  людей.  Глядя  на
них, Авери пытался угадать, какие сомнения и беспокойства  терзают  сейчас
их души.
     У Барбары была бутылка виски. По правде говоря, у Барбары было  почти
шестьдесят бутылок виски. Они устилали дно ее сундука так же, как сигареты
у Авери. Почему-то Авери не думал, что Барбара может пить. Дело не  в  том
(как объяснила Барбара, доставая бутылку), что она  алкоголичка  или  даже
просто "любит выпить". Ей просто-напросто необходим  костыль,  на  который
можно опереться. Хоть какой-то костыль в мире, где она должна вечно играть
одну и  ту  же  роль  в  нескончаемом  телесериале  о  госпитале,  готовом
принимать воображаемых пациентов, пока  все  население  Англии  не  станет
душевнобольными,  или  прикованными  к  постели,  или  и  теми  и  другими
одновременно.
     Барбара сидела рядом с Томом у входа в палатку, которую  он  окрестил
"женским общежитием". Оба они держали в руках стаканы  с  виски.  Авери  и
Мэри сидели всего в  нескольких  ярдах  в  стороне,  у  входа  в  "мужское
общежитие".  Авери  тоже  вертел  в  руках  стаканчик,  на  дне   которого
плескалось немного виски. Но Мэри упорно отказывалась от алкоголя.  Она  с
тревогой поглядывала на Барбару, уже четвертый  раз  подливавшую  себе  из
бутылки. Но пока что  виски,  похоже,  на  Барбару  не  действовало.  Том,
однако, выглядел довольно унылым. В плане виски он не отставал от Барбары.
     На какое-то время общая беседа угасла. Они сидели и молчали.  Но  вот
Авери подбросил дров в костер,  к  небу  полетел  столб  веселых  искр,  и
Барбара встрепенулась.
     Она тяжело вздохнула, потрясла головой и внезапно сказка:
     - Нам придется придумывать имена.
     - Извини, не понял? - недоуменно спросил Авери.
     - Флора и фауна, глупый.  Все  эти  красивые  картинки  рассказывают,
какие растения и животные водятся в этих краях и на  что  они  пригодны...
или не пригодны... Но там нет названий.  Мне  кажется,  это  очень  важно,
чтобы все животные имели свои названия. Иначе как, черт возьми, мы будем о
них говорить?
     - В этом предложении что-то есть, - заметил Том. - Совершенно сбивает
с толку трепаться о  шестиногом  кролике,  который  на  кролика  вовсе  не
похож... если вы поняли, что я имею в виду.
     - Ты пьян, - тут же заявила Мэри.
     Том засмеялся.
     - Я лавировал, лавировал и все-таки вылавировал,  -  выговорил  он  с
довольным видом, словно ученый, выдвинувший новую революционную теорию.
     - По-моему, это очень просто, - вмешалась Барбара. - Мы  назовем  его
кроликоподобный.
     - Кого его?
     -  Шестиногого  кролика.  Он  кроликоподобный.  А  еще  тут   водятся
носорогоподобные, крокодилоподобные, собакоподобные и  так  далее,  и  так
далее...
     - Удобно  и  понятно,  -  улыбнулся  Авери.  -  Но  как  ты  назовешь
увиденного Мэри  греческого  бога?  Между  прочим,  у  нас  нет  карточки,
объясняющей, кто он и на что пригоден.
     - Очень просто, - не смутилась Барбара. - Он  или  суперподобен,  или
сексоподобен, - она захихикала, - в зависимости от вашего пола,  вкусов  и
того, что он с вами делает.
     - Я надеюсь, - серьезно ответил Авери, - что он  ничего  не  будет  с
нами делать... если, конечно, вообще существует.
     - Существует, - мрачно сказала Мэри, - можете не сомневаться.  -  Она
содрогнулась. - И чего вы только о нем напомнили.
     - Дорогая моя, - воскликнул Том, - мы с Ричардом будем защищать  твою
девственность до последней капли виски... Господи, как я устал!  Это  все,
наверно, морской воздух.
     - Приставка "подобный", мне кажется, подойдет, - решил  Авери.  -  Во
всяком случае, пока.  Между  прочим,  наша  первоочередная  задача  -  как
следует запомнить все картинки и выучить надписи под ними. От этого  может
зависеть, выживем мы тут или погибнем... Касательно последнего:  замечания
Тома. Может, вам троим спать пойти?  По-моему,  неплохая  идея.  День  был
довольно тяжелый.
     - Нам троим? - нахмурилась Барбара. - А ты чем займешься?
     - Буду нести вахту и поддерживать огонь. А через пару  часов  разбужу
тебя. Ты подежуришь и поднимешь Тома. Таким образом, Мэри достанется,  как
я надеюсь, утренняя смена.
     - Отправиться на покой... милая и почти святая мысль - если, конечно,
речь идет о кровати в Первом Восточном. Спальный мешок и палатка почему-то
не наполняют меня таким же энтузиазмом. Однако, оказавшись на Марсе,  надо
вести себя как маленькие марсиане. Спокойной ночи всем... Если Барбара  не
против, я бы прихватил с собой посошок на дорожку.
     Он плеснул себе в стакан приличную порцию виски.
     - Да, кстати, -  поинтересовался  Авери,  -  в  ваших  сундуках  есть
какие-то личные удобства... ну, как сигареты у меня, или виски у Барбары?
     Свой вопрос он адресовал Тому, но первой ответила на него Мэри.
     - В моем, наверно, килограмм пятьдесят конфет, - призналась она. -  Я
и правда ела их довольно много, но... - даже в свете  костра  было  видно,
как она покраснела.
     Авери перевел взгляд на Тома.
     - Извини, старина. В моей маленькой  коробочке  нет  ничего,  что  мы
могли бы есть, пить или сосать. Все удобства, какие есть, -  исключительно
личного характера... Предполагая, конечно, что принципы невмешательства  в
личную жизнь, свойственные цивилизованному обществу, действуют и  в  нашей
группе... Приятных сновидений, - и с этими словами Том скрылся в палатке.
     Авери был заинтригован. В голосе  Тома  чувствовалось  напряжение.  А
если добавить к этому странное замечание о  "личной  жизни",  складывалось
впечатление, что Том хочет что-то скрыть. Но в той ситуации, в которой они
оказались, ничто не может оставаться тайным. Рано или поздно все  всплывет
наружу. Скоро, даже слишком скоро, они на собственной  шкуре  познают  все
сильные и слабые стороны друг друга, взаимные привязанности и  недостатки,
маленькие личные тайны...  И  это  тоже  будет  нагота,  просто  в  другом
смысле...
     Следующей сломалась Мэри. А вслед за ней отправилась спать и Барбара.
Его спутники находились от него всего в нескольких ярдах, и однако,  Авери
почувствовал себя восхитительно, блаженно одиноким.
     Он немного дрожал - от холода и удовольствия.  Он  подбросил  дров  в
огонь и уселся поудобнее. Возможно, следует выйти из лагеря  и  посмотреть
вокруг, не собирается ли кто-нибудь  на  них  напасть.  Но  Авери  тут  же
отказался от этой мысли. Ночь была такая темная, что в стороне  от  костра
он ровным счетом ничего не  увидит.  А  сам  при  этом  станет  прекрасным
объектом для нападения. Нет уж, лучше сидеть и не рыпаться, положившись на
изгородь и костер.
     Погруженный в свои мысли и воспоминания,  Авери  просидел  у  костра,
наверно, минут сорок пять, когда вдруг услышал шорох. Это Барбара, накинув
на голое тело рубашку и натянув слаксы, вылезала из палатки.
     - Не могу уснуть, - прошептала она. - Я пробовала и  так,  и  этак  -
ничего не помогает. Мэри-то уснула без проблем. Дрыхнет, словно дома.
     - Может, ты выпила слишком много виски, -  тоже  шепотом  предположил
Авери.
     - Или мало, - улыбнулась Барбара. - Ричард,  мне  чертовски  одиноко.
Сделай любезность, подержи меня за руку. Это все, что мне сейчас нужно.
     Авери посмотрел на нее. Затем нежно обнял за плечи и притянул Барбару
к себе. Со вздохом облегчения она прижалась к  нему.  Так  они  и  сидели,
обнявшись...
     - Подумать только, - наконец прошептала Барбара, - что делает контакт
с другим человеком... я имею в виду реальный, физический  контакт.  Десять
минут  назад  я  дрожала,  словно  туго   натянутая   струна,   а   теперь
расслабилась...
     - Но не слишком, я надеюсь.
     - Нет, не  слишком,  -  отозвалась  Барбара,  глядя  на  него  как-то
странно.  -  Все  еще  только  начинается,  и  мы  должны  быть  чертовски
взрослыми, так?
     Авери не нашелся, что на это ответить, а Барбара  только  еще  крепче
прижалась к нему. И эта близость давала ему самому ощущение  безопасности,
словно где-то внутри медленно раскручивалась сжатая спираль пружины. И еще
удивительнее  (и  приятнее),  что  никакие  сексуальные   устремления   не
заслоняли этого чувства близости и взаимной необходимости...
     - Может, пойдешь обратно спать? - спросил он через некоторое время.
     - Нет уж, спасибо, - пробормотала она. - Это куда лучше сна.
     Так они и сидели долгие,  долгие  часы,  не  разговаривая,  почти  не
думая, просто наблюдая за огнем и слушая  странные  и  таинственные  звуки
ночи, накладывавшиеся на постоянный, неумолчный шорох морского прибоя.

                                    10

     Ночь прошла совершенно спокойно. Две луны, одна чуть  больше  другой,
светящимися воздушными шарами плыли в усыпанном  звездами  небе.  Но  вот,
наконец, красное солнце, удивительно похожее на земное,  высунулось  из-за
верхушек деревьев...
     Ричард и Барбара вместе просидели у костра почти до рассвета.  Том  и
Мэри дежурили поодиночке и, в общем-то, не долго  -  ну,  может,  по  часу
каждый. Несмотря на то, что спали они совсем  мало,  и  Авери,  и  Барбара
чувствовали себя преотлично: за завтраком им даже не верилось,  что  почти
всю ночь они, обнявшись,  как  пара  влюбленных  подростков,  просидели  у
костра. Вспоминая об этом, Авери испытывал некоторое  смущение.  Эта  ночь
знаменовала возникновение какой-то близости, к  которой  он  пока  был  не
готов.
     Позавтракали они предельно просто - остатками  фруктов.  Потом  Авери
попросил Тома еще раз посмотреть карточки и отправиться  на  охоту  -  без
револьвера.
     Том был явно не в духе - возможно, думал Авери, из-за выпитого  вчера
виски. Но после небольшой речи о бесплодности попыток поймать дичь  голыми
руками Том все-таки отправился охотиться. Походив по берегу,  он  подобрал
несколько удобных камней и направился в лес. На этот раз  Авери  никак  не
стал  его  ограничивать.  Единственное,  о  чем  он  попросил  -  это   не
заблудиться и часа через три вернуться  в  лагерь.  Рано  или  поздно,  но
рисковать придется... Пока ничего страшного не произошло, и Авери  начинал
надеяться, что грозящие им опасности не так велики, как он опасался.  Куда
больше его беспокоил мужчина, которого видела Мэри. Но  полностью  уйти  в
оборону... это и непрактично, и просто-напросто глупо.
     Сам он решил отправиться в небольшую разведку  по  берегу  моря.  Ему
очень хотелось разрешить для себя одну проблему. Авери прекрасно  понимал,
что всего за один день он вряд ли найдет  ответ.  Проблема  заключалась  в
том, где они находятся:  где  их  высадили  -  на  сравнительно  небольшом
острове или на континенте? Пока он этого не знал.  Ответ  на  этот  вопрос
пусть и не имел непосредственного значения для  выживания,  но  Авери  все
равно очень хотелось его узнать.
     Прежде чем отправиться в путь, Авери оставил четкие указания  Барбаре
и Мэри. Они не должны выпускать друг друга из виду. Они  должны  держаться
как можно ближе друг  к  другу.  Если  они  решат,  например,  сходить  за
фруктами, они должны каждая взять с собой нож или топорик, а одна  из  них
должна впридачу прихватить револьвер. Он  повторил,  что  револьвер  можно
применять только в самом крайнем случае. Он добавил, возможно, и  ненужный
совет, что если уж дело дойдет до его  применения,  то  не  надо  пытаться
ранить (в кого бы они ни целились, в животное или в человека),  бить  надо
насмерть.
     Стояло теплое ясное утро, и Авери с оптимизмом глядел в будущее.  Его
радовало не что-то конкретное, просто сам удивительный и непостижимый факт
собственного существования. Приблизительные расчеты показали, что день  на
этой планете  длится  около  двадцати  восьми  часов.  Сейчас  солнце  уже
поднялось над горизонтом выше, чем  когда  они  вчера  пришли  в  себя  на
берегу. Ну ничего, времени впереди еще предостаточно.
     "Первый день, - решил Авери, - естественно, был несколько суматошным.
Второй день они потратят на исследования, чтобы увереннее чувствовать себя
в этом, прежде незнакомом им, месте".
     Авери шел по берегу, наверно, около получаса и вдруг увидел на  песке
человеческие следы. Две цепочки следов - в одной следы чуть больше, чем  в
другой - наверно, мужчина и женщина... Нет, не две, а четыре. - Они шли от
деревьев к маленькому каменистому пруду, а потом обратно,  исчезая  там  в
траве и кустарнике. Следы были ясные и казались совсем свежими.  Тот,  кто
их оставил, не мог далеко уйти.
     Авери осторожно подошел к деревьям, посмотрел тут и там, но ничего  и
никого не нашел. Тогда он вернулся к пруду.
     Пруд был  небольшой,  всего  в  нескольких  ярдах  от  верхней  точки
прилива. Чужаки, судя по всему, довольно долго стояли на коленях на  самом
краю пруда. В мягком песке остались четкие отпечатки их пальцев.
     Авери осторожно встал на колени там, где совсем недавно  стояли  они.
Он заглянул в воду. Пруд был  пуст,  если  не  считать  нескольких  мелких
рыбешек и круглых гладких камней на  дне.  Но  вот  один  из  этих  камней
пошевелился, и Авери узнал в  нем  обычного  краба.  Согласно  пластиковой
карточке,  крабы   отличались   питательностью   и   отличными   вкусовыми
качествами. Жаль, что у него нет с собой ничего,  чем  их  можно  было  бы
поймать и в чем нести. Авери совсем  не  улыбалось  ловить  крабов  голыми
руками.
     Авери задумался: может, вернуться в лагерь за кастрюлей  или  ведром?
Но потом решил, что не стоит. В конце концов,  Том  отправился  на  охоту.
Если он ничего не поймает, то вполне может сообразить набрать крабов.
     Возможно, чужаки пришли к этому пруду в поисках  еды.  Возможно,  они
сюда еще вернутся.
     Авери встал и неуверенно огляделся. Затем, после  недолгих  раздумий,
решил продолжить разведку. Но от его первоначального оптимизма не осталось
и следа. Он снова нервничал. Снова ему грозила какая-то опасность.
     И тут ему в голову пришла совершенно удивительная мысль. А что,  если
чужаки (как он начинал о них думать) вовсе не местные жители,  а  высажены
здесь теми же самыми "инопланетянами". Вот  смешно  будет,  если  тут,  на
чужой планете, живут две группы землян. И обе до смерти боятся встретиться
друг с другом. Но тут он вспомнил, как  Мэри  описывала  своего  "золотого
человека". Не очень-то похоже на человека, которого только что похитили  с
его родной планеты - скорее уж некто, чувствующий себя здесь как  дома,  и
весьма удивленный и встревоженный появлением незнакомцев.
     Авери шел по берегу. Он старался держаться поближе к морю - если  кто
и следит за ним, прячась  в  густых  изумрудных  зарослях,  то  не  сможет
подобраться к нему незамеченным.
     Шло время. Приближался полдень. Ничего не происходило. Авери  обогнул
несколько маленьких бухточек, пересек один довольно длинный мыс. Он шел  и
шел, и все  равно  оставалось  неясным  -  то  ли  это  крохотный  участок
длиннющего побережья,  то  ли  он  уже  обогнул  половину  острова.  Авери
казалось, что берег понемногу загибается вправо. Но все равно - это вполне
мог оказаться небольшой изгиб огромного континента.
     Авери испытывал разочарование. Он подошел  к  этой  своей  экспедиции
совершенно по-дилетантски. Ему следовало замерить  искривление  берега  по
изменению положения  солнца  или  иным  каким-нибудь  способом.  С  другой
стороны, он начинал волноваться о Барбаре и Мэри. Ему пришло в голову, что
идея оставить женщин одних была далеко не самой удачной.  Если  уж  на  то
пошло, что и им с Томом, пожалуй, не  следовало  бродить  в  одиночку.  "С
этого момента, - пообещал Авери сам себе, - пока они не изучат все кругом,
выходить за черту лагеря можно будет только вдвоем -  мужчина  и  женщина.
Так, без сомнения, безопаснее".
     Посмотрев на часы, Авери обнаружил, что находится в пути  уже  больше
двух  часов.  А  он-то  собирался  отсутствовать  не  более  трех!   Авери
остановился, посмотрел на тянущийся вперед  берег  -  снова,  пусть  и  не
слишком резко, поворачивающий вправо. Он не увидел ничего нового  -  точно
такой же песок, как и тот, по которому он  шел  уже  столько  времени.  Он
окинул взглядом море, пристально вглядываясь в горизонт. Ничего.
     Ясное безоблачное небо. Прямо над головой оно  густо-синее,  там  же,
где встречается с морем, растворялось в призрачной фиолетовой дымке. Авери
стоял и смотрел на туманный  фиолетовый  горизонт.  На  какой-то  миг  ему
показалось, будто он различает смутные очертания земли. Но еще  через  миг
все исчезло. Опять появилось... и вновь растворилось в фиолетовом  тумане.
Может, он и вправду увидел землю, а может, просто нависшую над морем шапку
темных облаков, а может, у него просто рябило в глазах.
     Неохотно Авери двинулся в обратный путь. Он решил никому не  говорить
об этом мираже  -  если  это,  конечно,  был  мираж.  Иначе  и  им  начнет
мерещиться всякая всячина. Но если это и впрямь земля, то рано или  поздно
кто-то другой тоже ее увидит.  В  любом  случае,  до  нее  было  не  менее
двадцати миль, может, даже больше. Без лодки... двадцать миль морем -  это
двадцать  миль  морем...  Лодку,  конечно,  построить  можно...  С  другой
стороны, зачем тратить силы и время на постройку лодки, когда и  без  того
достаточно проблем? Самое главное сейчас - научиться здесь жить... У  него
начинала болеть голова.
     Вдруг он замер как вкопанный. Он не  верил  своим  глазам.  Он  почти
добрался до каменистого пруда, где видел следы чужаков. Но внимание  Авери
привлек совсем не пруд. Авери пруда и  не  видел.  А  не  видел  он  пруда
потому, что тот скрывался за гигантским, ослепительным золотым шаром ярдов
тридцати в поперечнике. За шаром, который, казалось,  вот-вот  скатится  в
море... откуда он, возможно, и появился.
     Открыв рот, Авери глядел на неподвижный искрящийся шар. Шар  сверкал.
На него больно было смотреть, но Авери не мог отвести глаз. Он чувствовал,
как его охватывает паника - крошечный росток безумия рос и рос, и отчаянно
пытался поглотить всего Авери.
     "Может, это само солнце,  -  мелькнула  у  него  совершенно  дурацкая
мысль. - Само солнце упало с небес и лежит теперь на морском  берегу.  Оно
вовсе не огромный космический костер, а всего-навсего тридцатифутовый  шар
расплавленного золота... И время остановилось, ибо я давно уже должен  был
превратиться даже не в уголь, а в пар".
     Пот  градом  катился  по  его  лицу.  Глаза  немилосердно  слезились.
Далекий, еле слышный шепоток здравого смысла заверял Авери,  что  тот  все
еще жив. Паника прошла, так и не овладев  Авери.  Оправившись  от  первого
шока, снова заработал его мозг.
     Огромный светящийся шар не шевелился. И  однако  как-то  же  он  сюда
попал! Авери совершенно твердо знал, что час назад здесь ничего  подобного
и в помине не было.
     Невзирая  на  ослепительный  свет  и  странно   нереальное   ощущение
обжигающего  жара,  Авери  заставил  себя  подойти  поближе.  Он   пытался
рассмотреть следы на песке.
     Но никаких следов не обнаружил.  Под  шаром  не  было  даже  вмятины.
Гигантский и невесомый, он словно висел на  конце  невидимой  нити.  Авери
осторожно обошел его  кругом.  Ничего...  Ничего,  кроме  пруда  и  следов
чужаков, обнаруженных им ранее.
     И вдруг Авери услышал слабый, сухой треск - как будто ломались  куски
тонкого оконного стекла. На миг Авери даже решил, что этот звук ему только
почудился. Но в то же мгновение золотой шар исчез.
     Он не взмыл вверх и не улетел прочь Он  не  издал  никакого  громкого
звука, и  сухой  песок  не  взлетел  клубами  к  голубому  небу.  То,  что
произошло, было так нелепо, что Авери даже засомневался в своем рассудке.
     Шар поблек, и его не стало.
     Золотая  сфера  тридцати  футов  в   поперечнике,   с   поверхностью,
наводившей на мысль о сверкающем расплавленном металле - не говоря  уже  о
нестерпимом жаре -  просто-напросто  испарилась  у  него  на  глазах.  Его
очертания задрожали, шар стал прозрачным, и в  следующую  секунду  его  не
стало.
     Авери стоял и смотрел. Моргнул. Глаза болели уже меньше. Его  шатало.
Он чувствовал себя глупым и опустошенным. Он  чувствовал,  что  больше  не
доверяет своему разуму, так же как не доверяет своему зрению.
     На песке не осталось ни малейшего следа.  Ни  ямочки,  ни  царапинки.
Ничего. Словно никогда и не было никаких загадочных шаров.
     "Так оно, несомненно, и есть, - неохотно признался сам себе Авери.  -
Провести пару дней узником сумасшедшего компьютера на  борту  космического
корабля и сутки на  острове,  где  запросто  можно  встретить  шестиногого
кролика, а в небе плывут две луны сразу...  тут  у  кого  угодно  начнутся
галлюцинации".
     И  однако,  Авери  все  равно  не  верилось,  что  сфера  ему  просто
померещилась. Так же, как в глубине  души  ему  не  верилось,  что  земля,
увиденная им на горизонте, лишь плод воображения.
     О чем это говорит? Ответ: он понемногу, шаг за шагом, сходит  с  ума.
Руководитель экспедиции! Лунатик, да и только!
     Господа, есть желающие поставить на выживание группы под руководством
старого, выжившего из ума Ричарда  Авери?  Свистать  всех  наверх!  Ну-ка,
ребята, приготовились отразить нападение воздушных шаров в двадцать четыре
карата каждый!  Ерунда!  Этих  гадов  можно  заставить  испариться.  Проще
пареной репы! Надо всего-навсего издать  звук  бьющегося  стекла.  Стекла,
разбиваемого шизофренией.
     Кстати, о звуке... Стекло тут ни при чем. Статическое  электричество.
Так потрескивает свитер, когда воздух очень сухой. Возьмите двух одетых  в
свитера девушек и потрите их друг о друга...
     "Боже мой, - думал Авери. - Так дело не пойдет. Мне давно пора вырыть
маленькую, теплую, уютную, темную ямку здравого смысла и  спрятать  в  ней
остатки моего растянутого, как резинка, сознания, прежде чем оно больно  и
кроваво щелкнет меня по носу".
     Возможно, все кругом - сплошная галлюцинация. И Мэри,  и  Барбара,  и
Том, и две луны, и компьютер,  проверяющий  уровень  интеллекта,  и  небо,
полное чужих звезд... может, все это, словно мусор из бака, вывалилось  из
моего подсознания...
     Возможно, я нахожусь в комфортабельной психушке в  Лондоне,  и  через
пару секунд проснусь после долгого электро-чего-то...
     Барбара, Том и Мэри. Ему хотелось  их  увидеть.  Увидеть,  потрогать,
поговорить с ними. Никогда в жизни ему ничего так  не  хотелось.  И  более
всего ему требовалось горькое утешение, что он не один.
     Он быстро пошел прочь от пруда, назад к лагерю. Но он уже  не  владел
собой. Он шел все быстрее и быстрее. Потом помчался бегом. Он был  слишком
стар для такого марафона.  Он  выкурил  слишком  много  сигарет,  позволил
своему телу потерять былую выносливость. Но сейчас это  его  не  заботило.
Скорость и только скорость...
     Он бежал, пока воздух не начал обжигать его легкие.  Он  бежал,  пока
его не захлестнула невыносимая боль в груди, словно сердце, как несчастный
пленник, пыталось вырваться на волю. Он бежал, пока мир  кругом  не  начал
темнеть, а лес и море  не  закружились  вокруг  зелено-голубым  хороводом,
каждую секунду грозя обрушиться и похоронить его в теплом, сладком  тумане
небытия.
     Он бежал, пока не услышал выстрелы.
     Один, два... три... четыре, пять, шесть...
     Они прозвучали совсем рядом. Словно стреляли внутри его головы.
     И тут в Авери что-то сломалось. Как подкошенный, он рухнул на  песок.
Он лежал и стонал.
     Ему хотелось выяснить, кто и почему стрелял. Он перевернулся на спину
и попытался встать. Но боль в сердце не отпускала. Она сидела в его  груди
- невидимый победитель, взявший под свой контроль  дрожащие  руки  и  ноги
несчастного Авери.

                                    11

     Он лежал, пока боль в груди не ослабла, пока его легкие не  перестали
разрываться на части при каждом вдохе. Он  пролежал  так,  наверно,  минут
пять, вне себя от беспокойства, выдумывая несчастья одно страшнее другого.
Наконец, после  трех  или  четырех  минут,  растянувшихся  в  бесконечные,
страшные часы ожидания, боль стала терпимой. Собравшись  с  силами,  Авери
встал на ноги - совсем не так просто, как может показаться -  и  побрел  в
сторону лагеря... Руководитель экспедиции! Он криво  усмехнулся.  Из  него
получился чертовски хороший руководитель! Да он не смог бы возглавить даже
отряд уважающих себя скаутов...
     В лагере никого не оказалось. Ни одной живой души. Только  пустота  и
разорение. Укоризненно глядели на него покосившиеся,  хлопающие  на  ветру
палатки (половина оттяжек разорвана). Кухонная утварь  разбросана,  словно
после побоища. Сундуки опрокинуты, их содержимое вывалено наружу.
     Свои краски и холсты Авери  обнаружил  полузарытыми  в  песок.  Пачки
сигарет рассыпаны, часть  из  них  открыта,  разорвана,  смята.  Несколько
пластинок поломано, но сам  проигрыватель,  как  ни  странно,  похоже,  не
пострадал.
     Вперемешку с одеждой и бельем валялись  конфеты  из  сундука  Мэри  -
словно в этих местах одновременно прошли дикая  и  расточительная  детская
вечеринка и групповая сексуальная оргия. Вещи Барбары сильно пахли виски -
несколько бутылок разбилось Но самая большая неожиданность поджидала Авери
у сундука Тома.
     Авери хорошо помнил, как предыдущей ночью - когда это было? год назад
или два? - Том ушел от ответа  на  вопрос  о  содержимом  своего  сундука.
Теперь его тайна предстала всеобщему  обозрению.  И  Авери  понял  причину
проявленной Томом скрытности. На песке пестро и нелепо валялись измятые  и
порванные останки мира фантазий  Тома  -  дюжины  открыток,  фотографий  и
цветных картинок одетых, обнаженных и полуобнаженных красоток. Часть  явно
вырезана из журналов, некоторые, наиболее откровенные, могли быть получены
не иначе, как по "частной  подписке".  Они  лежали  перед  Авери  веселые,
смущенные, манящие к себе, намекающие и демонстрирующие. Всякими Было даже
несколько фотографий скучающих, похоже, пар, занимающихся сексом  в  самых
разнообразных, порой абсолютно невозможных, позах.
     В  этом  месте  и  в  это  время  эти  картинки  даже   не   казались
порнографией, а просто жестокой и трагической иллюзией. Бедняга  Том!  Вот
они - символы его одиночества, его личного ада, его отчаяния.
     Прежде всего, не успев даже ни о чем подумать, Авери хотелось собрать
эти жалкие остатки открыток и  картинок.  Собрать  и  спрятать  обратно  в
сундук Тома, словно их никто и не трогал. Это неприлично - вытаскивать  на
свет божий и тем самым насмехаться над человеческими слабостями.
     Авери собрал фотографии, понимая, что скрыть случившееся все равно не
удастся. Но в конце концов, какое это сейчас имеет значение?  Если  судить
по царящему в лагере разгрому, то Том,  скорее  всего,  мертв.  Барбара  и
Мэри, наверно, тоже погибли. Так чего же  он,  Авери,  тратит  драгоценное
время невесть на что, вместо того, чтобы позаботиться о своей  собственной
безопасности? И однако, Авери упорно продолжал собирать уцелевшие  остатки
порнографической коллекции Тома.
     Он так углубился в свое занятие, что даже не услышал,  как  вернулись
Барбара и Мэри. Они обнаружили его стоящим на коленях посреди  разоренного
лагеря, подбирающим грязные двухмерные обрывки рассеянного мира грез.
     Мэри засмеялась. И в ее смехе слышалась истерика.
     - Заткнись! - грубо оборвал ее Авери. - Здесь  нет  ничего  смешного.
Мое чувство юмора давным-давно атрофировалось.
     Он встал, окинул девушек  взглядом.  Их  одежда  была  порвана,  руки
исцарапаны. У Мэри из пореза над глазом сочилась кровь.
     - Чем, черт возьми, вы  занимались?  Отбивали  атаку  жаждущих  секса
индейцев?
     Он  вовсе  не  собирался  говорить  ничего  подобного.  Он  был   так
неимоверно рад видеть их живыми и, в общем-то, невредимыми, что готов  был
плясать от радости. Внезапно, непонятно почему, но  перед  ним  стояли  не
просто Мэри и Барбара. Они принадлежали ему, они стали частью  его  семьи.
Они были его женами,  сестрами,  матерями,  возлюбленными...  кем  угодно,
главное - близкими людьми. Он знал, что любит их всем сердцем. Он  понимал
это, ибо знал, как он за них боялся.
     - Извини, что мы помешали  твоему  развлечению,  -  холодно  ответила
Барбара и швырнула разряженный револьвер на траву перед одной из  палаток.
- Один из этих маленьких носорогоподобных загнал нас с Мэри на  дерево.  А
потом умная тварь попыталась его свалить, - она содрогнулась. - Черт,  его
не так-то просто убить! Я вколачивала ему в голову пули одну за  другой...
Но если бы мы только знали, что ты занят столь важными исследованиями,  то
несомненно, с достоинством принесли бы себя в жертву. Только  бы  тебя  не
отвлекать.
     Авери улыбнулся.
     - Извините... В самом деле, извините... Я так  рад  вас  видеть,  что
сейчас расплачусь.
     -  И  вместо   того...   -   Барбара   демонстративно   рассматривала
разбросанные по земле фотографии.
     - Не мои, -  коротко  сказал  Авери,  непонятно  почему  ощущая  себя
предателем. - Я услышал выстрелы... бежал слишком долго и слишком  быстро,
упал, притащился сюда и обнаружил полный разгром в нашем маленьком  уютном
доме. Я думал... Черт! Я не знал, что и подумать.
     - Если они не твои, - начала Мэри, - значит, они...
     - Выбор не богатый, правда? - взорвался Авери. - И это все,  что  вас
беспокоит? Вы чуть не погибли, наш лагерь почти стерт с лица земли. Одному
Богу ведомо, где сейчас Том...  А  вами  нежные  души  шокированы  жалкими
полуодетыми красотками! Где ваше чувство меры?
     - Оно  умерло  вместе  с  носорогоподобным,  -  с  внезапной  яростью
ответила Мэри. - Но раз эти произведения искусства кажутся тебе  настолько
ценными, то нам, вероятно, следует тебе помочь.
     Она наклонилась и тоже стала собирать фотографии.
     - Я надеялся убрать их обратно в сундук до возвращения Тома,  -  вяло
пояснил  Авери.  -  Это  самое  лучшее...  Но  ты,  Мэри,  можешь  уже  не
беспокоиться. Вон он идет по берегу. Он тоже, наверно, услышал выстрелы.
     Авери заметил Тома, когда тот был уже в нескольких  сотнях  ярдов  от
лагеря. У него на плечах лежала туша  какого-то  животного,  напоминавшего
миниатюрного оленя.  Он  шел  упруго  и  энергично,  как  человек,  весьма
довольный собой. Подойдя ярдов на пятьдесят, Том разглядел, что  случилось
с лагерем и перешел на бег. А потом он увидел  замерших,  словно  в  немой
сцене,  ожидающих  его  Авери,  Мэри  и  Барбару.  Он  увидел  также  пару
фотографий, унесенных ветром. Уронив бездыханную тушу, он медленно подошел
к своим спутникам.  Взгляд  его  стал  пустым,  лицо  -  лишенным  всякого
выражения.
     - Рад видеть тебя в целости и сохранности, - с наигранной  веселостью
сказал Авери. - У нас тут прямо-таки  день  катастроф.  Барышень  чуть  не
растоптал жаждущий крови носорог. Я услышал выстрелы, побежал и  заработал
первоклассный сердечный приступ.
     Том молча встал на колени и начал собирать оставшиеся фотографии.
     Авери смотрел на него и не знал, что сказать.
     - Все в порядке, Том, - начала  Барбара  ласковым,  слишком  ласковым
тоном. - Моя слабость - виски. У Ричарда и у Мэри тоже есть свои слабости.
Все это теперь ничего не значит.
     Том молчал. Он упорно собирал фотографии...
     - Том, - Мэри робко коснулась его  плеча,  -  милый  Том.  Ты  можешь
ничего не стыдиться... - она заколебалась и продолжала. - Я набивала  себя
конфетами... я ничего не могла с собой поделать... У меня  была  тряпичная
кукла, и... чтобы уснуть, я должна была зажать ее между  ногами...  -  она
сглотнула. - Если я этого не делала, мне становилось страшно. И я начинала
дрожать...
     Мысленно Авери снял перед Мэри свою несуществующую шляпу. Мэри, тихая
Мэри, скромная Мэри, стыдливая Мэри... Боже мой, она была великолепна!
     - Ну, пожалуйста, Том, - между тем продолжала Мэри. - Мы  не  смеемся
над тобой. Мы могли бы смеяться неделю тому  назад  в  Лондоне.  Или  даже
вчера. Но не сегодня. Ничего не надо стыдиться...
     - Стыдиться?! - Том повернул к ней залитое слезами  лицо.  Его  голос
дрожал. - Стыдиться? Да знаешь ли  ты,  чего  лишили  меня  эти  маленькие
смешные картинки? Они стоили мне пятнадцати лет жизни! И ты  говоришь  мне
не стыдиться! - он засмеялся, но в смехе его слышалась невыносимая мука. -
Один высокопоставленный господин из Вены, психиатр-любитель,  утверждал  в
шутку,  что  секс  -  это   всего   лишь   неудовлетворительный   суррогат
мастурбации. Я, черт возьми, пятнадцать лет доказывал  правильность  этого
утверждения... Вы, небось, даже не знаете что это такое  -  мастурбация...
Мой отец знал. Он был священником. Он частенько рассказывал нам, мальчикам
из церковного хора, о греховности плоти... через воскресенье.  Мастурбация
вызывает безумие, паралич, все  самые  страшные  болезни,  которые  только
существуют на белом свете... Я верил ему. Я  верил  каждому  его  слову...
пока не настал день, когда у  меня  не  стало  отца,  а  в  нашей  деревне
священника. И знаете почему?  Потому,  что  он  сел  на  полтора  года  за
совращение. Там был мальчик... маленькое чудовище...  но  мой  отец  часто
говорил, что у него лицо, как у ангела... Может и так, но святой Боже, что
же он был за дрянь!.. Кто совратил кого? Я могу только гадать. Я гадаю уже
пятнадцать лет... Я старался избегать риска. О, Боже, как я был осторожен.
Я ни разу не спал с женщиной. Я ни разу ни с  кем  не  спал.  Я  не  хотел
дважды совершать одну и  ту  же  ошибку.  Я  не  собирался  больше  никому
доверять. Никому верить... И к чему это меня привело? К этим, возлюбленным
четырехцветным  шлюхам  всех  форм  и  размеров.  Оно  принесло  мне  ночи
трехмерных снов - таких, что мне чудилось, будто я тону в черной мраморной
ванне, полной теплой, как кровь, воды. Оно подарило мне дни страданий, дни
раскаяния... и новые ночи. Всю  жизнь  я,  как  страус,  прятал  голову  в
песок... - рыдая, Том ничком повалился на землю.

                                    12

     К тому времени, как они более или  менее  прибрались  в  лагере,  уже
наступил вечер. Вечер теплый и чистый, и в  ясном,  усеянном  драгоценными
камнями небе вновь царили две бледные луны.
     Авери, Мэри и Барбара сидели вокруг костра. Оными понемногу приходили
в себя после тяжелого дня  и  одновременно  переваривали  ужин:  отбивные,
вырезанные из добытого Томом оленя-лилипута, и  на  закуску  фрукты.  Тому
повезло -  ему  удалось  загнать  оленя  в  заросли,  где  тот  безнадежно
запутался. Потом Том сломал ему шею тяжелой дубинкой.
     Том, однако, не принимал участия в трапезе. Когда, наконец, он  сумел
взять себя в  руки  после  унизительного,  пусть  и  невольного  досмотра,
которому подверглась его личная жизнь. Том стал помогать приводить  лагерь
в порядок. Но он все время молчал и двигался как в трансе. Мэри  несколько
раз пыталась с ним заговорить, но, раз  за  разом  наталкиваясь  на  стену
молчания, в конце концов сдалась.
     Наконец, лагерь приобрел более или менее пристойный вид. И тогда  Том
снова заговорил.
     - Барбара, - совершенно спокойным голосом сказал он. - Не могла бы ты
пожертвовать мне полбутылочки виски?  Я  хотел  бы  отметить  лишний  день
рождения.
     Она дала ему бутылку, и, крепко  сжав  ее  в  руке,  Том  удалился  в
палатку, которую они делили с Авери. Это произошло пару часов тому  назад.
С тех пор Том из палатки не выходил. Оттуда не доносилось ни  звук,  разве
что изредка - приглушенный стук бутылки о пластмассовый стакан.
     Авери мрачно глядел в огонь. "Вот и кончается второй  день,  -  думал
он. -  Вот  и  кончается  гордость,  самоуверенность,  порядок  и  чертово
руководство".
     Ну и дурак же он  был,  полагая,  будто  они  смогут  играть  веселую
четверку на коралловом острове.  Дурак,  что  не  настоял  на  непрерывной
охране лагеря. В общем, дурак и точка.
     Лагерь,  судя  по  всему,  "обработали"   впервые   замеченные   Мэри
"греческие боги".  Животные  не  могли  такого  устроить.  И  если  только
нападение его, ее, или скорее всего, их, на пустой лагерь не  было  чистой
случайностью, то с неумолимой и жестокой логикой следовало, что  он,  она,
или скорее всего, они довольно долго следили за лагерем и людьми. Может, и
сейчас они прячутся где-нибудь в темноте, планируя новое  развлечение  для
своих жертв. У Авери даже мурашки побежали по спине от этой  мысли,  и  он
постарался ее забыть. Если он и дальше будет продолжать в том же духе,  то
очень скоро со всех сторон появятся невидимые глаза... и  пара  батальонов
кровожадных дикарей.
     К счастью, Барбара отвлекла его.
     - Что нам теперь делать? - спросила она.
     На этот вопрос Авери мог ответить. Кто угодно мог  ответить  на  этот
вопрос.
     - Переезжать, - сказал он. - Как только рассветет, мы  найдем  место,
которое можно легко защитить. Там мы и поселимся на полуосадном положении,
пока ничего не изменится.
     Он мог бы добавить: или пока мы не перестанем существовать как единая
группа; или пока нас всех не перебьют; или пока мы все  не  заболеем;  или
пока нас не сожрут дикие  звери;  или  пока  из  какого-нибудь  четвертого
измерения на нас не вывалятся огромные золотые сферы; или пока нас всех не
усыпят маленькие блестящие кристаллы, и мы не проснемся  в  раю.  Все  это
казалось  Авери  примерно   одинаково   возможным.   По   правде   говоря,
единственным абсурдным предположением  являлось,  что  они,  все  четверо,
выживут и обоснуются на этой, чужой им, планете.
     Но  Барбаре  было  одиноко  и  страшно.  "Долг  каждого   английского
джентльмена (давно вымершая особь!), - думал Авери, - прежде всего спасать
женщин и детей". Подумав, он решил ободрить Мэри и  Барбару  оптимистичной
сказочкой.
     - Вы особенно не волнуйтесь, - начал он. - Сегодня еще только  второй
день Скоро мы овладеем ситуацией... Сегодня нам досталось на орехи,  но  в
некотором смысле нам еще  повезло.  Мы  поняли,  что  здесь  ничто  нельзя
считать само самим разумеющимся. Ничто. Мы усвоили очень  важный  урок.  И
обошелся он нам всего лишь в несколько предметов, так сказать,  роскоши  и
кое-какой  кухонный  инвентарь.  Завтра,  первым  же  делом,   мы   найдем
практически неприступное место, а затем...
     - От твоих слов нам стало значительно  легче,  -  сухо  прервала  его
Барбара. - Боюсь, урок обошелся нам куда дороже, чем ты думаешь. И я  даже
знаю, кто оплатил счет, - и она кивнула в сторону палатки, где сидел Том.
     - Бедняга Том, - вздохнула Мэри. - Как вы думаете, с ним будет все  в
порядке?
     - Ну, разумеется, - раздраженно воскликнул Авери. - Пострадала только
его гордость. И все. Все рано и поздно оказываются в  подобном  положении.
Правда, обычно это происходит рано, а не поздно...
     - Похоже, Том испытывал это в  течение  последних  пятнадцати  лет  с
завидной регулярностью. Может, этот последний удар сработает  по  принципу
"победить или умереть"... Но я бы не хотел гадать, как оно выйдет.
     В этот момент, откинув полог, из палатки  появился  Том.  В  руке  он
держал бутылку из-под виски. Пустую.
     - Дети мои, - басом сказал  он.  -  Мне  почему-то  кажется,  что  вы
поминали   имя   некоего   Томаса   Саттона,   эсквайра,   всуе...   Можно
присоединиться к вашему застолью?
     - Рад, что ты смог прийти, -  ответил  Авери,  решив,  что  беспечный
ответ - самый безопасный.
     - Есть хочешь? - спросила Мэри. - Отбивные просто великолепны.
     Том яростно затряс головой.
     - Ибо он питался медовой росой и пил молоко рая... Извините,  друзья,
но у меня для вас есть подарок.
     Он снова скрылся в палатке. А через несколько секунд появился,  держа
в руках охапку цветных картинок.
     Одну из них он протянул Авери.
     - Держи вот эту, старина. Coitus  exoticus.  Как,  черт  возьми,  они
ухитрились встать в эту позу?
     Авери решил остаться беспечным.
     - Есть только два возможных ответа. Они это делают с помощью  зеркал.
Или же это результат пластической операции.
     - Совсем неплохо, шкипер, - хмыкнул Том. - Подыграем старому  дураку,
так? Делаем вид, будто ничего не случилось, и все такое прочее...
     Повернувшись к Барбаре, он сунул ей другую фотографию.
     - Оцени-ка художественные достоинства этого экземпляра, красавица  ты
моя. Coitus suntheticus. Оружие, милая леди, здесь из первоклассного тика.
     - Том, - спокойно отозвалась Барбара. - Что ты, черт  возьми,  хочешь
нам доказать?
     - Ага! - радостно воскликнул Том. - Прекрасный вопрос. Теперь я вижу,
что сегодня здесь собралась взрослая и очень серьезная  аудитория.  Что  я
хочу доказать? И правда, что? Дорогая леди,  мне  нечего  доказывать.  Все
fait accompli. Том, впавший в детство тип, наконец разоблачен. И вот перед
вами стоит Томас Саттон, эсквайр. Стоит  перед  вами  и  что-то  мычит,  и
страдает психиатрическим поносом.
     - Том, дорогой, перестань, - заплакала Мэри. - Перестань, пожалуйста.
Ты нам нужен... Очень нужен.
     Рыдания наполовину заглушили ее слова. Но эффект  получился  поистине
волшебный.
     - Кажется мне, я слышу голос дамы, попавшей в беду,  -  начал  Том  и
вдруг замолк.
     Он растерянно заморгал, закачался, чуть не упав в костер, и с размаху
уселся рядом с Мэри.
     - Что ты сказала? Мэри, что ты сказала?
     - Не надо так, - хлюпала Мэри. - Не мучай себя, пожалуйста...  Мы  не
можем без тебя... Вы с Ричардом... Вы должны...
     Том обнял Мэри за плечо. В этот миг он казался на удивление трезвым.
     - Ты сказала: Том, дорогой... Это очень  мило  с  твоей  стороны,  но
совсем не обязательно. Это вовсе не  должно  что-либо  значить.  Мэри,  ты
должна это понимать. Это вовсе не должно что-либо значить. Но то,  что  ты
можешь сказать: Том, дорогой... После  того...  Никто  никогда  раньше  не
говорил: Том, дорогой... Наверно, моя мать. И больше  никто...  Не  плачь,
Мэри. Мне нужно, чтобы во мне нуждались. Мне это  было  нужно  много-много
лет.
     Авери  хотелось  провалиться  сквозь   землю.   Барбаре   тоже.   Они
присутствовали при чем-то слишком  остром,  слишком  болезненном,  слишком
личном для такой большой компании. Но они ничего  не  могли  поделать,  не
могли никуда уйти. Они могли только сидеть и слушать.
     И вдруг Том схватил в  охапку  фотографии  и  картинки  и  с  размаху
швырнул в огонь.
     - Жертва всесожжения богине бессильных гормонов!  -  закричал  он.  -
Прощание англичанина с бесстыдством!
     Он захохотал и - чудо  из  чудес  -  его  смех  звучал  действительно
весело.
     - Господи, сколько бы эта коллекция стоила на Нижней Четвертой улице!
     - Ты подал нам всем  пример,  -  заявила  Мэри,  вытирая  заплаканные
глаза. - Я при всех отказываюсь от шоколада и моей тряпичной куклы.
     - Вы такие волевые, -  захихикала  Барбара.  -  Разбойники,  вы  куда
сильнее меня. Можно мне еще хоть немного попользоваться моим костылем? Мне
без виски никуда.
     - Вы находитесь в штаб-квартире Лиги Борьбы за Моральную  Чистоту,  -
торжественно объявил Том. Он икнул.  -  Приказом  герр  капитана  Ричарда,
самого благородного из нас и  не  имеющего  слабостей,  вы  впредь  будете
ограничиваться тремя порциями виски в день.
     - Но ведь Авери тоже не без изъяна, - улыбнулась  Барбара.  -  И  его
слабость - самая страшная из всех.
     - И в чем же моя ахиллесова пята? - поднял бровь Авери.
     - Воспоминания, - ответила Барбара,  кладя  руку  ему  на  колено.  -
Слишком много воспоминаний.
     Авери подумал о Кристине. А потом подумал о смертельном холоде долгих
лет после ее смерти. Может, Барбара и права. Может,  бывают  воспоминания,
которые становятся пороком. Может, это как-то  связано  с  пьедесталами  и
совершенством... и горькой, одинокой радостью  сотворения  образа  слишком
прекрасного, чтобы оказаться правдой. Он пытался быть  честным...  но  что
толку  в  честности,  когда  ищешь  подходящий  предлог   для   оправдания
поражения. Может, Барбара более права, чем она думает.
     - В общем, все детки Бога  имеют  свои  недостатки,  -  непринужденно
сказал  он.  -  Похоже,  нам  придется  некоторые  из  них  превратить   в
достоинства... А единственные стоящие достоинства  в  этом  мире  те,  что
способствуют нашему выживанию.

                                    13

     Ночь прошла спокойно. Дежурили они по двое - сперва Барбара с  Авери,
потом Том и Мэри. И еще одно новшество, неожиданное,  но  всеми  молчаливо
одобренное. Спать они отправились тоже парами. Не любовники, нет. Даже  не
мужчина и женщина. Почти  как  усталые  дети,  в  поисках  утешения  тесно
прижимающиеся друг к другу.
     Прецедент создали Том и Мэри. Авери сказал им, что они  могут  часика
три соснуть, прежде чем настанет их черед заступать на дежурство.
     -  Жаль,  -  сказал  Том,  глядя  на   Мэри.   -   Мы   только-только
познакомились... Ну, ладно, это, наверно, может обождать и до завтра.
     - Совсем  не  обязательно,  -  неожиданно  заявила  Мэри.  -  Хорошей
стороной  нашего  положения  является  то,  что  мы  совсем   не   обязаны
придерживаться всяких глупых правил приличия.
     - Да будет доверие между  ворами...  -  Том  протянул  Мэри  руку.  -
Готова?
     - Да, Том.
     Они залезли в  палатку,  ранее  носившую  имя  "мужского  общежития".
Некоторое время оттуда раздавались приглушенные голоса, потом стало тихо.
     И тут Авери увидел, что Барбара  плачет.  Или  не  плачет,  а  просто
позволяет слезам Катиться по ее щекам.
     - Что случилось?
     - Все в порядке, Ричард, - ее  голос  был  совершенно  спокоен.  -  Я
просто  подумала,  что  мы  наконец-то  начинаем  становиться  людьми.  До
сегодняшнего дня мы людьми не были. Мы пытались играть  выдуманные  кем-то
роли...  все  время  тараторили  выученный  загодя  текст...  Теперь,  мне
кажется, мы пытаемся  найти  самих  себя.  Найти  себя  друг  в  друге.  В
некотором смысле это страшно. Но и хорошо. Действительно хорошо.
     - Я понимаю, что ты имеешь в виду, - кивнул Авери. - Несколько  часов
тому назад Тому хотелось забиться в самый дальний, самый темный угол, а мы
все чувствовали перед ним свое моральное превосходство... Странно, как все
изменилось... Мне начинает казаться, что тот, кто  разгромил  сегодня  наш
лагерь, оказал нам тем самым очень большую услугу.
     - Спасибо, больше не надо, - поморщилась Барбара. - Я только надеюсь,
что больше ничего подобного не повторится.
     Когда настало время смены, Авери и Барбара, не раздумывая, залезли  в
одну  палатку.  И  не  было  беспокойного  волнения  страсти,   а   только
благодарность и странное чувство облегчения. Словно они слали  вместе  уже
много-много лет.
     Том поднял их, когда завтрак был уже готов: фрукты,  вода  и  печеная
свинооленина (как назвал это сглатывавший  слюнки  Том)  -  обжаренная  на
палочках, сочная и восхитительно вкусная. Завтракали они почти сразу после
восхода солнца. Им предстоял долгий и трудный день.
     - Руководитель экспедиции, - обратился к Авери Том. -  Дозволь  слово
молвить.
     - Молви, - разрешил Авери с  улыбкой.  -  Но  только  помни:  сегодня
кончается мой срок. Учитывая мои достижения, я сомневаюсь, что  мне  стоит
выдвигать свою кандидатуру на переизбрание.
     - Продолжая эту не слишком интересную тему, -  заметил  Том,  -  хочу
отметить, что кто-то же должен  служить  мальчиком  для  битья.  Особенно,
когда дела идут не так, как хотелось  бы.  Что  касается  меня,  то  я  не
слишком-то жажду этой  привилегии.  Значительно  приятней  во  всех  бедах
винить старого доброго Ричарда. Я предлагаю устроить перевыборы  сейчас  и
выдвигаю кандидатуру Ричарда Авери на бессрочный срок правления.
     - Поддерживаю, - сказала Барбара.
     - Утверждаю, - засмеялась Мэри.
     - Единственное, что меня утешает, - заявил Авери, - это  то,  что  вы
еще об этом пожалеете... А теперь, Том, что ты хотел мне сказать?
     - Я хочу  продать  вам  страховой  полис.  Вчера  во  время  охоты  я
обнаружил идеальный естественный форт. Он расположен на берегу, в полумиле
отсюда. Здоровенный кусок скалы футов десять в высоту,  почти  круглый,  с
травой наверху. Я знаю. Я слазил туда посмотреть.
     - И насколько широкий? - заинтересовался Авери.
     - Трудно сказать, - пожал плечами Том.  -  Футов  двадцать,  двадцать
пять. У него есть только один недостаток.
     - И какой же?
     - Нет воды.
     - Действительно большой минус. Ты ее искал?
     - Не было времени.
     - Надо сходить поискать. Ясно одно - мы  будем  последними  идиотами,
если останемся тут... Да, раз уж я начал, - новые правила. С  этой  минуты
ходить можно только по двое. Мы действуем, или парами, или всей группой, -
он повернулся к Барбаре и Мэри. -  И  пока  мы  с  Томом  обследуем  Замок
Опасный, вы не двигайтесь  с  места.  Зарядите  револьвер  и  держите  его
наготове. Если что случится, сделайте два выстрела один  за  другим.  Если
какой-нибудь греческий бог захочет  с  вами  познакомиться,  не  рискуйте,
бейте наверняка... если их меньше четырех. В противном случае расслабьтесь
и постарайтесь получить удовольствие... Вот, пожалуй, и все.
     - Этого достаточно, - мрачно сказала Барбара.
     Мужчины отправились в путь. Каждый из них взял с собой нож и топорик.
Они шли по берегу, и Авери не покидало тревожное  и  непонятное  ощущение,
что они вступили на вражескую территорию.
     Страховой полис Тома располагался в маленькой бухточке. Добрались они
туда без всяких происшествий - по пути им не встретилось  ни  одной  живой
души, не считая пары морских птиц.
     Скала была такая, как Том ее и описывал.  Она  располагалась  в  паре
ярдов выше линии  прилива  и  ярдах  в  тридцати  от  ближайших  деревьев.
Забраться на нее можно было только с  одной  стороны,  но  и  тут  лазание
казалось не слишком простым.
     - Если мы решим обосноваться здесь, - сказал Том, когда они выбрались
наверх, - нам придется сделать лестницу.
     Авери  потрогал  сухой  дерн.  Совсем  неплохо.  Вся  вершина   скалы
напоминала мелкую тарелочку с рваными краями. Благодаря легкому  уклону  в
сторону моря разбитый тут лагерь не затопит во время дождя.
     - Прекрасно, - объявил Авери. - Теперь остался только вопрос с водой.
     Спустившись вниз, они принялись за поиски. Потратив почти час,  Авери
и Том убедились, что ближайший источник питьевой воды - ручей  в  четверти
мили от облюбованной ими скалы.
     - Переезжаем, - решил Авери. - Если не найдем  ничего  лучше...  а  я
лично в этом очень  сомневаюсь...  наш  лагерь  будет  здесь.  Нам  просто
придется организовать вооруженные походы за водой.
     - Святой Боже! - воскликнул Том. - Мне не очень-то улыбается  таскать
проклятые ведра черт знает откуда. А потом  их  еще  придется  затаскивать
наверх на веревке!
     Остаток дня они все вчетвером занимались переездом в лагерь Два. Мэри
и Барбара  в  несколько  приемов  перенесли  мелочи,  и  даже,  по  одной,
ухитрились перетащить палатки. Но с сундуками они помочь не могли.
     Авери и Том волочили сундуки фут за футом, заработав  за  свои  труды
огромные мозоли и вспыльчивость. К тому времени, как они подняли последний
сундук на вершину скалы, солнце уже садилось. Костер не горел - не было ни
сил, ни времени собирать дрова. Да и поесть тоже было нечего - по  той  же
самой причине. Однако Авери предусмотрительно настоял, чтобы еще до начала
переезда в Лагерь Два натаскали воды. А в  полдень,  прежде  чем  оставить
Лагерь Один, они до отвала наелись остатками мяса "оленеподобного".
     В итоге, хотя всем к вечеру и хотелось есть, но  все-таки  от  голода
никто не умирал. До наступления темноты они успели поставить  только  одну
палатку: в нее они и забились все вчетвером, прячась от холодного, дующего
с моря ветра.
     Как сказал Том:
     - Если золотые приятели Мэри хотят этой ночью устроить нам  маленькое
представление, я  говорю  -  "Добро  пожаловать!",  но  только  при  одном
условии: что они не станут меня будить перед тем, как прикончить.
     Он отлично выразил настроение, овладевшее  в  этот  вечер  всеми  без
исключения. Сил дежурить не осталось ни у кого. Но несмотря на  усталость,
они, за исключением разве что Мэри, уютно устроившейся под бочком у  Тома,
провели весьма беспокойную ночь.
     Незадолго до рассвета пошел дождь, капли градом барабанили  по  крыше
палатки. Когда ливень, наконец, утих,  Авери  вылез  наружу.  Небо  быстро
прояснилось. Туманное солнце,  выглядывая  из-за  облаков,  поднялось  уже
довольно высоко над горизонтом.
     Авери  глубоко  вдохнул,  набрав  полную  грудь   свежего,   чистого,
утреннего воздуха. Внезапно, несмотря  на  голод,  несмотря  на  бессонную
ночь, он почувствовал себя почти счастливым.
     На миг у него перед глазами предстал Лондон в  утренние  часы  "пик".
Переполненные жертвами городского концлагеря автобусы и  поезда  подземки;
унылые глаза пассажиров; газеты, полные  сообщений  о  новых  трагедиях  и
разоблачений   последних   похождений   секс-звезд   серебряного   экрана;
идиотскими заявлениями  политиков  и  спортивных  комментаторов;  школьные
классы, забитые бунтующими учениками; ощущение,  что  ты  один-одинешенек,
что ты тонешь в  коллективном  безумии,  которое  и  есть  жизнь  большого
города.
     И в этот момент Авери понял, как он на самом  деле  рад,  что  сейчас
находится не в Лондоне, и что он, пусть и не до конца, но нашел общий язык
с другими людьми. Людьми вроде Барбары, Мэри и Тома.
     А затем его захлестнула волна  ностальгии.  Как  дурной  сон  исчезли
зомби, и  подземка  наполнилась  веселыми  интересными  людьми,  и  газеты
рассказывали  о  международной  взаимовыручке  и  сотрудничестве,  и  даже
школьные классы сделались радостными и привлекательными.
     Авери понимал, что идеализирует. Впрочем, и первое  видение  тоже  не
слишком-то   соответствовало   действительности.   Правда   была    где-то
посередине.
     А пока неоспоримая истина: со всех практических точек  зрения  Лондон
для Авери перестал существовать.
     В его мире существовали только его друзья, чужая планета и опасности.
     И самое главное - это выжить.
     Он позвал Тома, и они вместе отправились собирать фрукты на  завтрак.
Когда они слезали со скалы, Авери ободрал кожу с мозолей.
     Открывшаяся молодая кожица была влажной и нежно-розовой. Почувствовав
боль, Авери даже обрадовался. Это как раз то, что ему нужно.

                                    14

     К обеду Лагерь уже действительно существовал. Стояли  три  палатки  -
две жилые и одна, так  сказать,  складская.  Туда  спрятали  всю  кухонную
утварь, снаряжение  и  личные  вещи,  которые  могли  скоро  понадобиться.
Поставленные друг на друга сундуки, прикрытые четвертой палаткой, защищали
лагерь от ветра со стороны моря.
     Том и Авери натаскали дров для костра и даже выкроили время соорудить
примитивную и шаткую лестницу. Пользы от нее оказалось, правда,  не  очень
много, но и Авери, и Том весьма гордились своим  творением.  Дело  было  в
принципе.
     Том также набрал кучу гладких круглых камней весом от пяти до  десяти
фунтов каждый. Он сложил их у подножия  лестницы,  и  в  свободную  минуту
перекидал их наверх. А  там  Авери  аккуратно  разложил  камни  небольшими
кучками по периметру их маленькой крепости: снаряды на случай осады.  Если
кто-нибудь попытается еще раз разгромить их лагерь, его ждет весьма теплая
встреча.
     Ближе к вечеру мужчины, оставив Барбаре и Мэри револьвер, отправились
на охоту. Они пошли в глубь леса, стараясь, правда, не удаляться от лагеря
больше, чем на пару миль. Глупое ограничение: они все равно не видели и не
слышали, что  творится  на  скале,  но  при  этом  сами  себе  значительно
затруднили охоту.
     И однако ни один из них не хотел заходить далеко в лес.  Они  слишком
хорошо помнили, что случилось вчера. "Возможно, -  думал  Авери,  -  через
пару дней мы вновь обретем уверенность в себе". Но несмотря на то, что они
оставили Барбаре и Мэри револьвер и приличный запас  камней,  несмотря  на
то, что взять Лагерь Два штурмом мог только целый отряд, готовый при  этом
понести тяжелые потери, Авери и  Том  с  каждой  минутой  волновались  все
больше. Волновались и упорно избегали  даже  упоминания  о  Лагере  Два  в
разговорах...
     Отчасти это непрерывное беспокойство о  судьбе  лагеря  и  привело  к
тому, что охота окончилась безрезультатно. Они видели нескольких  животных
(в основном издалека или на открытых  полянах),  но  их  неумелые  попытки
подкрасться поближе только вспугивали намеченную жертву. И  Авери,  и  Том
уже  достаточно  хорошо  изучили  пластиковые  карточки  с  картинками   и
прекрасно представляли, кого именно им  хотелось  бы  поймать,  а  с  кем,
наоборот, по возможности избежать встречи.
     Последних  им  попадалось  гораздо  больше.  Том  наступил  на  змею,
которая, по счастью, удивилась подобному обращению еще больше, чем Том,  и
быстренько уползла  прочь.  Авери  чуть  не  налетел  на  задремавшего  на
солнышке носорогоподобного. Согласно надписи под картинкой, его мясо  было
съедобным, но памятуя опыт Барбары и Мэри,  Авери  решил,  что  убить  его
будет совсем не просто - особенно если ты  вооружен  всего  лишь  ножом  и
легким топориком.
     Носорогоподобного они осторожно обошли стороной.
     Шло время, и начинало казаться, будто все  интересующие  их  животные
решили на время податься в другую часть леса. Через  некоторое  время  они
натолкнулись на ручей (возможно, тот самый, к которому они ходили за водой
из лагеря) и решили пройтись вдоль него в тайной надежде застать  врасплох
какое-нибудь пришедшее на водопой животное. Но звери явно не желали пить -
или, что более вероятно, они ходили на  водопой  в  какое-то  определенное
время. А значит, охотники появились здесь просто не вовремя.
     Ручей, однако, привел их к живописной полянке.  Здесь  находился  его
исток - длинное и, очевидно, глубокое озеро, в которое  с  двадцатифутовой
высоты низвергался серебряный водопад. Само озеро было футов  пятьдесят  в
длину и не более пятнадцати в ширину.
     Усевшись на камень, Том вытер пот со лба. Было жарко и душно:  исходя
из земной погоды - верные признаки надвигающейся грозы.
     - Давай чуток отдохнем, - предложил Том, - а  потом  двинемся  домой.
Наберем фруктов по дороге. Проклятые животные устроили забастовку.
     - При первой же возможности, - сказал Авери, присаживаясь рядом, - мы
должны все здесь как следует разведать. Вот смешно будет,  если  окажется,
что мы находимся всего в какой-то паре миль от цивилизации.
     - Исключительно смешно, - крякнул Том. - Но  мне  почему-то  кажется,
что психи, которые нас сюда привезли, вряд ли выбрали  бы  столь  приятное
место... Боже мой! Ложись! Быстро!
     Падая за камень, Авери на миг посмотрел туда, куда только что  глядел
Том. На  другой  стороне  поляны,  около  водопада,  появились  мужчина  и
женщина. Высокие,  золотоволосые,  нагие...  если  не  считать  короткого,
металлического  вида  фартука  на  мужчине,  и  куска   голубой   материи,
пропущенного между ногами у женщины и, судя по всему, закрепленного  узким
пояском на талии.
     - Мэрины греки, - прошептал Том. - Собственной персоной.  Может,  это
те самые шутники, что так славно повеселились в нашем лагере? Если так, то
я хотел бы сказать им пару ласковых...
     - Подожди, - остановил его Авери. - Давай сперва поглядим, что они за
люди.
     Он приподнялся и осторожно выглянул из-за камня.
     Чужаки выглядели потрясающе. И он, и она ростом выше шести футов.  Ее
тело - мягкое и женственное, но  в  каждом  движении  чувствуется  скрытая
сила. Он - широкие плечи, узкие бедра  и  беспечная  грация  прирожденного
атлета. Даже с этого расстояния Авери  и  Том  ощущали  исходящую  от  них
спокойную уверенность - и физическую, и духовную. "Впрочем, возможно,  это
уже не совсем уверенность, - думал Авери, -  а  самоуверенность  или  даже
надменность".
     Том тоже рассматривал чужаков. И на него они тоже  произвели  большое
впечатление. Скорчившись за  камнем,  земляне  ощущали  себя  школьниками,
подсматривающими за взрослыми.
     Чужаки о чем-то оживленно беседовали, то и  дело  разражаясь  веселым
смехом (все звуки заглушал  гул  водопада).  Мужчина  держал  в  руке  три
коротких копья. Женщина - нечто напоминающее маленький арбалет.
     Судя по всему, им очень нравился и водопад и озеро. Через пару  минут
женщина, положив свой арбалет на камень, нырнула в воду. Мужчина же уселся
на  берегу.  Она  плескалась  в  озере  и,  похоже,  предлагала  ему  тоже
освежиться. Но он упорно отказывался.
     Вдруг у края пруда, футах в десяти от  камня,  за  которым  прятались
Авери и Том, раздался короткий плеск. По воде побежали круги.
     - Черт, - прошептал Том. - Что это было?
     - Крокодил, - прошептал Авери, успевший  заметить  быстро  скрывшуюся
под водой тварь. - Громадина. Ярда четыре в длину.
     - Надо что-то делать. А вдруг он любит богинь на завтрак?
     Совершенно  естественный  поступок  -  встать  и  закричать.  Сделать
что-то... что угодно, лишь  бы  женщина  побыстрее  вылезла  из  воды.  Но
сидящий на берегу озера мужчина  вовсе  не  выглядел  желторотым  птенцом.
Прежде, чем они успеют рассказать ему о крокодиле, этот тип  вполне  может
решить, будто на него хотят напасть. А в этом случае  кто-нибудь  запросто
может пострадать, или даже погибнуть - особенно если это те  же  приятели,
что вчера навестили лагерь Один. Смешно будет, если, пытаясь спасти чью-то
жизнь, они тем самым спровоцируют кровавое сражение. Авери  не  знал,  что
делать.
     - Но мы же должны их предупредить! - воскликнул Том.
     Но в этот миг проблема решилась сама собой.
     Золотоволосый мужчина внезапно встал и пристально посмотрел в глубину
озера. Затем, наклонившись, поднял одно из копий. Взвесил его в  руке.  Он
явно увидел крокодила. Авери вздохнул с облегчением.
     Но самое удивительное, что он ничего не сказал беззаботно  плещущейся
в воде девушке. Она заметила  крокодила,  только  когда  тот  подплыл  уже
совсем близко. И странное дело - вместо того, чтобы в  панике  кинуться  к
берегу, она просто посмотрела на мужчину, который едва  заметно  кивнул  в
ответ, и осталась на месте.
     Долго ждать ей не пришлось. Мужчина размахнулся... Блеснуло в воздухе
выстреленное, как из пушки, копье. Оно пронзило поверхность воды  всего  в
каких-то двух ярдах от спокойно стоявшей девушки. Где-то на  глубине  фута
оно явно нашло свою жертву - дрожа, копье торчало из  воды,  словно  мачта
затонувшего корабля. А затем на поверхность всплыл крокодил - с пронзенной
насквозь пастью.
     К этому времени мужчина уже кинул второе  копье  -  оно  вонзилось  в
мягкое брюхо чудовища.
     Женщина невозмутимо  отплыла  в  сторону,  подальше  от  предсмертных
судорог животного. Повернувшись, она с  видимым  удовольствием  (Авери  не
верил своим глазам!) стада  наблюдать  за  мучениями  смертельно  раненого
монстра.
     Крокодил умирал  довольно  долго.  Когда,  наконец,  его  тело  стало
недвижимо, девушка подплыла к нему и, не без труда, вырвала из него копья.
Потом она вернулась на берег.
     Мужчина помог ей выбраться из воды. Они стояли на  берегу,  о  чем-то
говорили и весело смеялись, показывая на бездыханное  тело  крокодила.  Им
оно почему-то казалось (Авери никак не  мог  понять,  почему)  удивительно
забавным. В конце концов они пошли прочь от озера, в ту же сторону, откуда
пришли.
     - Я теперь видел все, что только есть на  белом  свете,  -  прошептал
пораженный до глубины души Том. - Я - Тарзан,  ты  -  Джейн.  Кто  бы  мог
подумать, что все это чистая правда?
     - Зависит от того, какой именно белый свет ты имеешь в виду, - мрачно
прокомментировал  Авери  и  добавил:  -  Может  статься,   это   идеальная
возможность узнать, где они живут.
     - Возможно, что и идеальная, - покачал головой Том, - но при  этом  и
очень опасная. У меня вызывает  бесконечное  уважение  то,  как  этот  тип
владеет копьем. Не хотелось бы испытать точность его броска на собственной
шкуре... Да и по правде сказать, мы с тобой не Бог весть какие следопыты.
     - Возможно, ты и прав. Кроме того, путь  может  оказаться  совсем  не
близким. Нам и так давным-давно пора возвращаться в лагерь.
     - А как насчет продуктов?
     - Станем на время вегетарианцами. Нам не привыкать.
     На то, чтобы набрать фруктов и вернуться с ними в лагерь, Авери и Том
потратили больше часа. Гроза так и не началась. Но к тому времени, как они
подошли к лагерю, солнце уже садилось. Над скалой поднималась струйка дыма
- там явно развели костер. Там явно надеялись,  что  охотники  вернутся  с
добычей. Там явно будут разочарованы.
     - Как ты думаешь, - спросил Том, - стоит  нам  рассказывать  о  нашей
встрече с Тарзаном и его подругой?
     - Нет, разве что придется, - загадочно ответил Авери.  -  Хвала  всем
святым, Том, ты посмотри.
     - Маленькое озерцо, ну и что? - удивился Том. - Тут на  берегу  таких
полным-полно. В нем одни камни.
     - Смотри внимательнее, старина ты мой.
     Встав на колени у воды, Авери пристально поглядел на гладкие  круглые
камни, которые совсем не были камнями. Он потрогал один их  них  ножом,  и
тот поспешно отполз в сторону.
     - Крабы! - радостно воскликнул Том.
     В несколько минут они поймали полдюжины.
     - Вопрос только, как мы их дотащим.
     - Никаких проблем, - не смутился Том. Он снял  рубашку.  -  Если  эти
маленькие  дьяволы  ее  и  продырявят,  то  у  Мэри  появится   прекрасная
возможность попрактиковаться в шитье.
     Чувствуя себя (да и выглядя тоже), словно туземцы  Полинезии,  Том  и
Авери по шаткой лестнице поднялись в лагерь.
     Они не стали рассказывать о том, что  увидели  у  лесного  озера.  Но
после ужина, когда все уютно расселись вокруг костра, эта тема сама  собой
всплыла в разговоре.
     Некоторое время они сидели молча.  Глядя  на  бесконечно  меняющиеся,
рисуемые пламенем картины, каждый думал о чем-то своем. "Хорошее время,  -
думал Авери,  -  время  между  действиями  (или  необходимостью  совершать
действия и принимать решения) и  беспамятством  сна".  Призрачное  царство
полунирваны, когда можно  отправиться  в  самое  дальнее  путешествие,  не
двигаясь с места (настанет день,  и  он  докажет,  что  они  действительно
находятся на острове. Это так, ибо он  нутром  чувствует,  что  это  так).
Время, когда гипотезы приобретают силу реальности и когда, расслабившись в
тепле после сытной трапезы, можно безболезненно предаваться воспоминаниям.
Авери только собрался приняться за сочный и ленивый  десерт  воспоминаний,
когда Мэри неожиданно сказала:
     - Предположим, что тут живут две группы подопытных кроликов.
     - Если вы собираетесь  обсуждать  подопытных  кроликов,  -  вмешалась
Барбара, - то я позволю себе выпить немного виски. Кто-нибудь составит мне
компанию?
     - Я, - воскликнул Том.
     - И я, - неожиданно для самого себя сказал Авери. -  Двойную  порцию.
Воду я добавлю сам.
     Барбара удивленно подняла брови и скрылась в палатке.
     - Ты, кажется, упоминала подопытных кроликов, - между  тем  продолжал
Авери. - Две группы, если не ошибаюсь.
     - Мы и они, - кивнула Мэри. - У меня есть гипотеза.
     - Сначала определи, кто такие они.
     Барбара вернулась с бутылкой виски и пластмассовыми стаканами.
     - Золотые люди, - ответила Мэри. - Раз  уж  я  единственная,  кто  их
видел, то, выходит, только я и верю  в  их  существование.  Но  кто-то  же
похозяйничал в Лагере Один, и мне кажется, что это были именно они.
     Том уже хотел что-то сказать, но  Авери,  сделав  ему  знак  молчать,
попросил:
     - Мэри, изложи нам свою гипотезу.
     - Ну, честно говоря, тут излагать-то особо нечего, - призналась Мэри.
- Я просто считаю, что тут живут две группы подопытных кроликов. И одна из
этих групп - мы. С другой стороны, почем я знаю? - может, таких  групп  не
две, а значительно больше. Может, мы просто с ними еще не встретились.
     - Значит, ты полагаешь, что с нами проводят какой-то эксперимент?
     - Ричард, - вмещалась Барбара, - не будь  занудой.  По-моему,  сейчас
уже  ни  у  кого  из  нас  нет  сомнений,  что  мы  участвуем  в  каком-то
эксперименте. Даже Том, своими собственными глазами увидев в небе две луны
сразу, напрочь забыл о habeas corpus. В конце концов, никто не потащил  бы
нас за много-много световых лет - или куда там они нас закинули - чтобы мы
смогли позагорать на пляже. Кроме того, вспомните те  гениальные  вопросы,
на которые мы с вами отвечали во время заключения.
     - Не волнуйся, дорогая, - усмехнулся Авери. - Мы тебя поняли.  Вопрос
только в том...
     - Ты назвал меня "дорогая"! - воскликнула Барбара.
     - Извини. Случайно сорвалось.
     - Это твоя роковая ошибка, -  пообещала  Барбара.  -  Теперь  я  буду
требовать подобного обращения регулярно.
     Авери неуверенно улыбнулся и глотнул виски.
     - Постараюсь запомнить... Итак, о чем это я говорил?
     - Вопрос в том... - подсказал Том.
     - Ах, да. Вопрос в том - зачем?
     - Посмотреть, как мы будем жить, - предположила Мэри.
     -  Не  очень  убедительно,  -  возразил  Том.  -  Если  эти   чертовы
инопланетяне могут разгуливать по Лондону как у себя дома, и собирать наши
вещи, то они могли изучить людей в их естественной среде обитания.
     - Это так, - согласился Авери. - Но, возможно, их не интересует  наша
естественная среда обитания.
     - И что же нам это дает?
     - То, что мы и имеем, -  мрачно  заявила  Барбара.  -  Две  луны  над
головой, тропическая ночь и весь этот джаз.
     - Состояние стресса, - серьезно сказал Авери. - Вот что это нам дает.
Им хочется узнать, как мы себя ведем в состоянии стресса.
     - Возможно, - согласился Том. - Но пока что  никто  не  проверял  мой
пульс и не просил ответить на вопросы.
     - Это будет потом, - не смутился Авери. - Если Мэри права - а  у  нас
нет оснований полагать, что ее  гипотеза  ошибочна  -  и  если  поблизости
высажена другая  группа  или  даже  группы  испытуемых  -  тогда  ситуация
становится  сложнее.  Может,  наши  невидимые  инопланетные  ученые  хотят
устроить маленькое соревнованьице.
     Мэри пристально посмотрела на Авери и Тома.
     - Вы что-то от нас скрываете, - наконец  сказала  она.  -  Вы  что-то
знаете... или видели... и не говорите.
     - Это так, - сокрушенно признался Авери. - И есть  еще  кое-что.  Это
произошло незадолго до того, как кто-то учинил разгром  в  Лагере  Один...
или как раз в то время, когда все  это  творилось.  Мне  не  хотелось  вас
пугать, и я решил промолчать. Но понемногу я прихожу  к  выводу,  что  это
страусиная политика. Мы ничего не добьемся,  если  станем  утаивать  факты
друг от друга. Мы должны делиться абсолютно всем... Почему  бы  не  начать
прямо сейчас?.. Хорошо,  Том,  расскажи  дамам,  чему  мы  с  тобой  стали
свидетелями сегодня днем.
     И Том рассказал. Ярко. В лицах. Когда он закончил, все молчали.
     Барбара слегка дрожала. Она подбросила дров в костер, и искры, словно
лишь миг живущие огненные черви, заплясали в ночной мгле.
     - Еще немного, - заявила она, - и я бы предпочла, чтобы  вы  оставили
нас в счастливом неведении. Судя по тому, как Том их описал,  эта  парочка
вышла прямехонько из легенды о супер-расах.
     - Точно, - кивнул Том. - Чем больше я об этом думаю, тем  больше  мне
кажется, что эти типы объявились здесь не с Земли.
     - Просто голова идет кругом, - сказала Мэри. -  С  каждым  днем  наше
положение становится все загадочнее и загадочнее.
     - Есть вероятность, - заметил Авери, - что это аборигены.  А  в  этом
случае мы с вами - чужаки... и тогда то, что они сделали с нашим  лагерем,
в некотором смысле понятно.
     - Нет, - со странной убежденностью возразила Мэри. -  Эта  планета  -
нейтральная территория. Нас всех сюда привезли - и нас с  вами,  и  их.  И
всех, кто здесь еще есть.
     - Почему ты так думаешь? - удивился Авери.
     - Так получается, - с  типичной  женской  логикой  ответила  Мэри.  -
Должна существовать некая система... я не могу объяснить... но как-то  все
должно получаться, складываться вместе... А те, кто привез нас сюда -  они
наблюдают за происходящим в какую-нибудь небесную замочную скважину... Так
мне кажется. Не знаю уж, есть ли в этом хоть какой-то смысл.
     - Смысла в этом полным-полно, - усмехнулся Авери.  -  Такого  смысла,
что мне даже не по себе.
     - Ну, раз уж у нас зашла речь  о  всяких  удивительных  открытиях,  -
сказала Барбара, поворачиваясь к Авери, - то мне  помнится,  кто-то  хотел
нам кое-что рассказать...
     - Боюсь, вы мне просто не поверите, - покачал головой Авери.
     - Вряд  ли  мы  услышим  нечто  более  фантастическое,  чем  история,
рассказанная Томом.
     - Судите сами, - и Авери описал  своим  товарищам  светящуюся  сферу,
свою реакцию на нее, и то, как она внезапно исчезла,  оставив  после  себя
лишь тихий звон лопающегося стекла. Однако он  не  стал  упоминать  землю,
которую, как ему показалось, он видел на горизонте. Она совершенно явно не
имела никакого отношения к тому, что с ними происходило.
     - Сдохнуть можно! - не выдержан Том. - Чем дальше в лес, тем страньше
и страньше... Ты уверен, что она была на самом деле?
     - Разумеется, нет, - ответил Авери. - Как здесь  можно  быть  хоть  в
чем-то уверенным? Но я готов поклясться, что видел  ее  вот  этими  самыми
глазами.
     - Может, это такой воздушный шар, - предположила  Мэри.  -  А  внутри
кинокамеры, или еще что-нибудь подобное...
     - Точно, - кивнул Авери. - Воздушный шар с температурой  поверхности,
как у расплавленного металла. Воздушный шар, который ни с того, ни с  сего
взял да и исчез - вместе с камерами и всем прочим - не  оставив  на  песке
даже вмятины.
     Некоторое время, углубившись в странный, абсурдный и немного страшный
мир возможного, все молчали. Бесцельные и бессмысленные  размышления,  ибо
абсурдны и странны  были  сами  факты,  а  значит,  степень  невероятности
возможного  объяснения  приходится  оценивать  по  сравнению  с  не  менее
невероятным фоном.
     Но вот Авери отчаялся разрешить  неразрешимое.  Он  встал,  слазил  в
складскую палатку и достал проигрыватель. А к нему - первую же  пластинку,
которая попалась ему под руку.
     - Давайте посмотрим, удастся ли нам заставить эту штуку  работать,  -
сказал он.
     - Это твой? - заинтересовалась Барбара. - Я  имею  в  виду,  там,  на
земле.
     - Нет. Дома у меня стоял проигрыватель вполне нормального размера.  Я
очень любил... люблю музыку... Похоже, нашим  инопланетным  друзьям  очень
хотелось, чтобы я был счастлив.
     Достав ключ,  Авери  завел  проигрыватель.  Механический  завод  явно
раскручивал не только сам диск, но и маленький генератор: звук раздался из
миниатюрного динамика.
     Авери поставил пластинку и осторожно опустил иглу. Как оказалось,  он
принес избранные арии из "Моя прекрасная леди".
     Несколько минут они сидели как завороженные, словно  услышали  музыку
впервые в жизни.
     И вот над чужой далекой планетой зазвучал голос Джулии  Эндрюс...  "Я
хочу лишь комнатку где-то..." Звуки, неописуемо  сладкие,  слова,  странно
уместные,  маленьким  невидимым  облаком  повисли  между  сулящим  мир   и
спокойствие огнем костра и окружающим его грозным кругом ночного мрака.
     И вдруг напряжение куда-то исчезло. Они улыбались прекрасным и  таким
нелепым здесь словам. Но улыбки казались Авери несколько натянутыми. Глядя
на своих спутников, он видел, как подозрительно блестят в свете костра  их
глаза. Впрочем, и на его глаза, несомненно, тоже навернулись слезы...
     Он протянул руку Барбаре. Она взяла ее. Том и Мэри прижались  друг  к
другу, словно ища друг у друга поддержки и утешения.
     "Я хочу лишь комнатку где-то..."
     Авери  тяжело  вздохнул  и  полностью  отдался  эху  далекого   мира.
Удивительная и необыкновенно болезненная роскошь.

                                    15

     После   первых   суматошных   дней   настало   время   относительного
спокойствия, время привыкания и отдыха. А отдых  был  им  необходим.  Лишь
задним числом, когда жизнь вошла в налаженную колею и основные связанные с
бытом проблемы разрешились одна за другой, когда они обнаружили, что у них
даже остается свободное время - свободное от борьбы за выживание -  только
тогда люди поняли, в каком напряжении находились эти первые дни.
     Единственным знаменательным событием (оно случилось на следующий день
после встречи с чужаками у водопада) можно считать то, что Том и Авери  во
время  охоты  обнаружили  целую  колонию  кроликоподобных.  Как  и  земные
кролики, их шестиногие собратья обитали в норах под землей, но  в  придачу
они отлично плавали и лазили по  деревьям.  Их  колония  располагалась  на
берегу ручья - того  самого,  в  котором  люди  набирали  воду.  Вверх  по
течению, всего в какой-то полумиле от моря пологий склон ярдов пятьдесят в
длину, не меньше,  был,  как  дуршлаг,  продырявлен  бесчисленными  норами
кроликоподобных. Эти животные  оказались,  кстати,  гораздо  глупее  своих
земных сородичей. Том и  Авери  быстро  обнаружили,  что  проще  всего  их
ловить, сбивая  камнями  с  деревьев.  Вскоре  они  выработали  простой  и
надежный способ охотиться.
     Вместо того, чтобы искать  кроликоподобных  на  земле,  Том  и  Авери
разглядывали верхушки деревьев. Обнаружив, как это называл Том, "хвостатый
фрукт", Авери вставал около ствола,  а  Том  (он  кидался  камнями  точнее
Авери) забрасывал зверюгу подобранными на берегу камешками. Если ему и  не
удавалось  оглушить  кроликоподобного,  то  ничего  страшного.  Испуганное
животное неизменно начинало слезать  с  дерева.  Слезало  оно  медленно  и
осторожно, задом вперед, крепко цепляясь за ствол всеми  шестью  короткими
когтистыми  лапками.  Когда  тот  оказывался   достаточно   низко,   Авери
просто-напросто снимал его с дерева и убивал.  Ну,  а  если  Том  все-таки
попадал, то оставалось только подобрать несчастную животину, пока  она  не
пришла в себя после падения.
     Имея под рукой такой удобный  источник  свежего  мяса,  Том  и  Авери
чувствовали, что одна из самых главных проблем выживания решена.  На  мясе
кроликоподобных  и  фруктах  они,   если   потребуется,   смогут   прожить
практически сколько угодно.
     Хотя Авери и сгорал от любопытства узнать побольше о мире, в  котором
они очутились,  до  настоящего,  методичного  исследования  руки  пока  не
доходили. Он утешался тем, что на этой планете им придется провести если и
не всю жизнь, то, во всяком случае, очень  и  очень  долго.  Экспедиция  и
исследования - могут подождать. Подождать, пока они как  следует  овладеют
искусством жить в этом мире. Авери  был  настроен  всеми  силами  избегать
встреч с "золотыми людьми" -  пока  это  возможно.  Рано  или  поздно,  но
встреча состоится. Вспоминая разгромленный лагерь и  "золотую"  парочку  у
озера, Авери не очень-то надеялся на мирный исход такой встречи. А значит,
лучше, если она произойдет попозже - когда он, Том, Мэри и Барбара  успеют
притереться друг к другу, научатся работать  вместе  -  а  значит,  станут
более боеспособным отрядом.
     За пару дней они выработали распорядок, позволяющий  всю  необходимую
работу делать утром. А следовательно, время после  полудня  и  весь  вечер
оставались свободными для отдыха и, так сказать, "желательных" дел.
     В расположенном на вершине скалы Лагере Два они  чувствовали  себя  в
безопасности. Однако по-прежнему каждую ночь дежурили у костра.  Пусть  их
новый лагерь атаковать не так-то просто, но и  неприступным  его  тоже  не
назовешь Совсем не хочется, чтобы враги, если  таковые  найдутся,  застали
тебя врасплох. Не устанавливая жесткого графика, они  выработали  довольно
свободную, неформальную систему дежурств. Если кому-то хотелось лечь спать
пораньше, он, она или они так и  поступали.  Тогда  кто-то  из  оставшихся
сидел у костра подольше, а потом будил того (тех), кто спал дольше  всего.
Иногда мужчины дежурили в одиночку, но гораздо чаще в  паре  с  женщинами.
Так веселее. Так быстрее проходило время, и отсутствовал  риск  уснуть  на
посту.
     Авери, как зачарованный, следил за (как  он  это  для  себя  называл)
психологической механикой группы. Вначале  -  встреча  четырех  незнакомых
друг с  другом  человек.  Но  уже  через  три  дня  они  совершенно  четко
разделились на пары. Ведь так же, как и у Мэри с Томом, у них  с  Барбарой
установились своего рода "особые отношения". Особые,  возможно,  не  самое
удачное слово. То, что их связывало, нельзя  было  назвать  любовью,  хотя
что-то  такое  там  присутствовало   -   та   любовь,   которая,   как   и
изобретательность, является порождением необходимости. В такой группе, как
у них, каждый полагается и черпает силу у  каждого.  И  одновременно  есть
некая зависимость, вроде бы и не связанная с полом, которая, однако, может
возникнуть только между мужчиной и женщиной. Нет, не любовь и  не  брак  в
обычном понимании этих слов, но в данных условиях нечто бесконечно близкое
к любви и браку.
     Порой в первые несколько недель Авери с любопытством думал о  Томе  и
Мэри  -  занимаются  они  любовью  или  нет.  Половой  акт,  совокупление,
копуляция, спаривание - все это какие-то холодные, медицинские термины,  и
они как-то не подходили к тому, что должно было происходить у Мэри и Тома.
По утрам Авери не замечал никаких признаков того, что их близость достигла
своего логического  интимного  конца.  Пока  что,  как  ему  казалось,  их
потребности лежали скорее в сфере духовной, чем физической. Они стремились
друг к другу потому, что им было одиноко, потому, что оказались в странном
мире под чужим небом, потому, что отовсюду грозила опасность...
     Так, по крайней мере, он представлял себе свои собственные чувства  в
отношении Барбары. Порой глубокой ночью он чувствовал, как она ворочается,
как теснее прижимается к нему, знал, что она не спит, ощущал,  как  в  нем
просыпается желание. Но каждый раз, когда его  тело  откликалось  на  зов,
Авери испытывал жгучий стыд. Ему становилось стыдно, ибо он  находился  во
власти глупой донкихотовской преданности. Ему становилось  стыдно  потому,
что ему казалось, будто своей  любовью  он  предает  Кристину.  Он  и  сам
понимал, что думает, чувствует, поступает как черно-белый одномерный герой
романтической драмы.
     Реальность умерла пятнадцать лет тому назад. И тогда  же,  пятнадцать
лет тому назад, родился миф. Вне себя от горя,  он  в  приступе  мазохизма
взлелеял его в своей груди. Он превратил Кристину в легенду. В смерти  она
стала еще красивее, чем в жизни. В смерти ее любовь  стала  еще  крепче...
стала собственнической. Он  осквернил  Кристину  самым  худшим  образом  -
превратил память о ней в свою болезнь.
     Умом-то он все это прекрасно  понимал,  но  ничего  не  мог  с  собой
поделать. Умом он понимал, что сделал из памяти  о  Кристине  своего  рода
барьер, отгораживающий его от всех нормальных  человеческих  отношений.  А
теперь он не мог этот барьер сломать.
     Глупо, конечно. Ведь в  смысле  абсолютной  верности  он  уже  предал
Кристину - если слово "предал" здесь вообще уместно. Он предал  ее  в  тот
миг, когда протянул руку Барбаре. Он предал ее тогда, когда они, вслед  за
Мэри и Томом, начали обмениваться улыбками. Он предавал  ее  каждую  ночь,
когда они ложились вместе спать. Что значит тогда последнее предательством
Оно пошло бы ему только на пользу. И дух Кристины,  наконец-то,  обрел  бы
покой.
     И все равно он не мог заставить себя пойти на то, чего так хотело его
собственное тело. И Барбара. Авери знал, или думал, будто знает,  что  для
нее все это означает не более, чем ему бы того хотелось. Она  уже  сказала
ему, что вовсе не является девушкой. К тому же  у  него  сложилось  вполне
определенное впечатление, что жизнь в сумасшедшем доме телевизионных камер
и искусственных драм вызывает неизбежные и не менее искусственные романы и
готовые, отрепетированные эмоции... И  все  равно,  ненавидя  себя,  жалея
Барбару,  уговаривая  несуществующую  Кристину,  он  не  мог  решиться  на
интимность.
     Барбара не жаловалась. Она была терпелива и ласкова. И от этого Авери
ненавидел себя еще больше. Он стал извращенцем и сам понимал, что отчаянно
пытается превратить извращение в достоинство...
     Обычный день в Лагере Два начинался сразу же  после  восхода  солнца.
Раннее утро, как они  обнаружили,  самое  лучшее  время  суток.  Обычно  в
воздухе еще ощущалась прохлада, за которой  крылось  обещание  полуденного
жара. Раннее утро, когда воздух чист и покоен, а море  -  словно  зеркало,
пьянило, как хорошее вино. Тот, кому выпадало дежурить последним,  готовил
завтрак, а тот, кто в это время отдыхал, потом брал ведро и шел к ручью за
водой.
     Завтрак - самое  время  для  обсуждения  планов.  Особенно  всяческих
грандиозных   прожектов,   которым   или   вообще   никогда   не   суждено
осуществиться, или дело до которых дойдет еще очень и очень не скоро.  Они
собираются построить лодку, они  собираются  сделать  мебель  для  лагеря,
настанет день, когда они возьмутся за  строительство  дома.  За  завтраком
вымыслы и реальность сливались воедино с крепким, как виски, воздухом.
     А потом - и не надо никуда спешить, ведь никто не  опаздывает  ни  на
поезд, ни в контору, ни в студию, ни в класс -  потом  начинались  обычные
утренние дела. "Уборка" для Мэри и Барбары: проветривание спальных мешков,
мытье посуды, уборка мусора и все такое. Авери и Том тем временем собирали
дрова для вечернего костра и отправлялись на охоту, рыбную ловлю или  сбор
фруктов  -  или,  как  часто  получалось,  и  то,  и  другое,   и   третье
одновременно. Пока что вся их рыбная ловля ограничивалась ручьем - леска и
согнутая булавка: просто, но не слишком успешно, или вообще руками - это у
Тома  получалось  совсем  неплохо.  Пойманная  ими  рыба  (больше  двух  с
половиной фунтов ни  разу  не  попадалась)  по  вкусу  напоминала  лосося.
Периодически возникли идеи о ловле рыбы в море, но для  этого  требовалась
лодка и нечто более совершенное, чем согнутые булавки.
     Том первым  поднял  вопрос  о  дополнительном  оружии.  Их  "арсенал"
состоял из револьвера, четырех ножей и  двух  топориков.  Как  справедливо
отметил Том, все рано или поздно выйдет из строя - особенно  это  касается
револьвера,  к  которому  осталось  всего  тридцать  четыре  патрона.   Со
временем, несомненно, и ножи, и топорики вполне могут сломаться. А значит,
следовало прямо сейчас, пока не поздно, сделать что-нибудь новое. Тогда  в
будущем потеря или поломка не обернется непоправимой трагедией.
     Прежде всего они попробовали  сделать  метательные  копья.  Они  даже
изготовили несколько штук - вроде тех, что  использовали  "золотые  люди".
Результат, однако, никак нельзя было назвать удовлетворительным.
     Найти твердое прямое дерево для древка оказалось довольно просто. Они
вырубили  необходимые  куски  топором,  обработали  ножами  и  отшлифовали
кусочками камня. Концы они сделали твердыми, слегка обуглив их  в  пламени
костра. Они даже попробовали изготовить каменные наконечники. Но почему-то
все получалось не совсем  так,  как  хотелось  бы.  То  ли  центр  тяжести
располагался не там, где следовало, то ли острия были недостаточно тверды,
то ли они неудачно прикрепляли каменные наконечники  к  древкам.  В  конце
концов им пришлось отказаться от копий.
     Тогда Авери пришла в голову другая идея. Дело в том, что они с  Томом
начали  использовать  свои  топорики  как  метательное  оружие.  Том  даже
ухитрился убить маленького, но очень агрессивного "обезьяномедведя"  -  он
метнул топорик, и лезвие по рукоятку вонзилось в горло зверя. После  этого
случая  Авери  решил,  что  изготовление  метательных  дротиков  -   более
перспективное занятие,  чем  продолжение  работы  над  копьями  и  попытки
изготовить сложные устройства типа арбалетов.
     Они остановились на предельно простой конструкции.  Для  изготовления
лезвий они выбрали камни, в изобилии валявшиеся на морском берегу - те  (и
это очень важно), что хорошо  поддавались  обработке.  Осторожно  скалывая
пластинки, они придавали камням прямоугольную форму (примерно три на шесть
дюймов) толщиной около дюйма в самой широкой части.  Рукоять  делалась  из
твердого дерева, расколотого  пополам,  высушенного  и  крепко  связанного
кожаными ремнями. Между двумя  половинками  рукоятки  помещалось  каменное
лезвие и тоже прикручивалось ремнями из дубленой шкуры кроликоподобного.
     Успех подобного оружия превзошел все  их  ожидания.  Чуть  позже  Том
усовершенствовал, как они стали их называть, томагавки, заострив  торчащий
над лезвием конец рукоятки. Потренировавшись, Том и Авери  научились  даже
кидать томагавки так, что могли  выбирать:  попасть  в  цель  лезвием  или
острием.
     Всего они изготовили восемь томагавков - и заняло это у них почти две
недели. Потом они научили пользоваться ими Мэри  и  Барбару.  После  этого
перспектива встреч с "золотыми людьми" стала значительно  менее  пугающей.
Вообще-то в схватке томагавки ничуть не хуже  копий  или  даже  арбалетов,
особенно если дело происходит не на открытой  местности,  а  где-нибудь  в
лесу. Однако эффективная деятельность броска у  Авери  и  Тома  составляла
всего около двадцати пяти ярдов.
     Когда  все  текущие  дела  были  уже  сделаны,  и   полуденная   жара
окончательно отбивала всякую  охоту  к  тяжелому  физическому  труду,  они
садились отдыхать - иногда вместе, иногда поодиночке.
     В моду вошли короткие сиесты. За  ними  обычно  следовало  купание  в
море. Авери и Том тщательно  обследовали  маленькую  бухточку,  на  берегу
которой располагался их лагерь. Мелководье (футов пять  в  самом  глубоком
месте) тянулось почти на сорок ярдов от берега. Дальше песчаное дно  круто
уходило вниз. Чтобы не забывать об этом,  они  соорудили  пару  деревянных
буйков, привязанных запасными растяжками от палатки к  тяжелым  камням  на
морском дне. Можно плавать сколько угодно - только не  надо  заплывать  за
буйки.
     Не считая крабов, которые, если  на  них  наступить,  щипались  очень
больно, но для жизни совершенно  не  опасно,  единственным  представителем
"хищной" морской фауны в  бухте  оказалась  маленькая,  необычно  красивая
рыбка. Она переливалась, словно радуга, и выглядела совершенно безобидной,
но ее длинная, гибкая,  торчащая  из  головы  антенна  била  током  почище
электрического ската. Первым познакомился с ней Авери. Он весело  погнался
за этой рыбкой, ожидая,  что  та  пустится  наутек.  Но  не  тут-то  было.
Повернувшись, рыбка перешла в наступление.
     От электрического шока у Авери начались судороги... хорошо  еще,  что
на помощь подоспела Барбара и вытащила  его  на  берег.  После  этого  все
старались держаться подальше от радужных рыбок.
     Купальных костюмов ни у кого  с  собой  не  оказалось.  Поначалу  они
пытались приспособить нижнее белье. Но от него - одни хлопоты.  Под  конец
они плюнули на правила приличия и стали купаться голышом.  Под  конец  они
стали стройными, мускулистыми и загорелыми...
     Мэри оказалась фанатичным любителем вести дневник. На Земле она  вела
дневник более десяти лет. "Они" - предусмотрительные и непостижимые  -  не
забыли о самом большом сокровище Мэри, о ее  дневниках.  Кроме  того,  они
позаботились положить в ее сундук  чистый  журнал  для  ведения  дневника,
рассчитанный на пять лет.
     Авери пытался было усмотреть в этом какой-то скрытый смысл -  дневник
на пять лет... Но последний дневник Мэри  оказался  точно  таким  же,  так
что...
     Обнаружив как-то вечером Мэри,  заполняющей  дневник,  Авери  тут  же
назначил ее официальным хроникером лагеря. Теперь ее записи стали историей
их группы.
     Первая запись гласила:
     "Каким-то образом  очутилась  в  кошмарном  сне  с  тремя  совершенно
незнакомыми людьми. Надеюсь, он скоро кончится. Мне очень страшно".
     Эту запись Мэри сделала вечером первого дня.
     Но теперь они уже успели познакомится. Сон превратился в  реальность,
а Земля, наоборот, приобрела характер сна. Страх  оставался,  но  он  стал
значительно меньше. К нему  добавились  растущая  уверенность  в  своих  -
силах, уверенность в своих друзьях и мягкое, спокойное волшебство моря,  и
земли, и неба...
     Барбара  на  Земле  очень  любила  читать  детективы.  В  ее  сундуке
оказалось около пятидесяти романов - большинство из них  она  уже  читала,
"еще в той жизни" - ее самых любимых авторов. Теперь она  перечитывала  их
снова и снова. И не только она одна. Странные истории об удивительном мире
больших городов, магазинов, театров, ресторанов, квартир, загородных  вилл
и невероятных людей.
     Ни сюжет, ни люди не имели теперь никакого значения. Теперь  их  куда
больше интересовала обстановка, на фоне которой разворачивались  действия.
К сожалению, в этих романах авторы уделяли не слишком много внимания  этим
деталям.  Тут  на  выручку  нашим  героям  приходило  воображение.   Если,
например, в романе упоминался ресторан в Сохо, то каждый из них  по-своему
старался как можно ярче представить себе, что и как там  происходило:  они
выдумывали оформление ресторана, мебель, меню,  как  звали  метрдотеля,  и
даже личную жизнь владельца.
     В конце концов это превратилось в игру. Полушутливую,  полусерьезную.
Помешанный на  автомобилях  Том  объявлял,  какими  машинами  пользовались
герои. Барбара описывала их одежду, Мэри -  вкусы,  Авери  -  их  жизнь  и
действия за пределами ограниченных романом рамок.
     Они называли это Игра в Дознание. Но это было нечто  большее,  нежели
просто  игра.  Они  создали  способ  превращения  вымысла   во   временную
реальность...
     Так шло время, и понемногу  они  начали  привыкать  к  своему  новому
образу жизни. Шло время, и один за другим они открывали для себя, что:
     - Отчаяние уступает место радости...
     - Сожаления о прошлом растворяются в удовлетворении от достигнутого.
     - И одиночество исчезает, как утренний туман...

                                    16

     Однажды утром, когда Том и Авери отправились на  охоту  (в  общем-то,
без особой на то необходимости - в лагере был приличный запас  мяса),  Том
заговорил о, судя по всему, давно волновавшей его проблеме.  Устроив  себе
перекур, они сидели на поваленном дереве. Авери вырезал узор  на  рукоятке
своего любимого томагавка.
     - Я надеюсь, старина, - начал Том, - что  мы  знаем  друг  друга  уже
достаточно хорошо. Надеюсь, ты не обидишься на мои слова.
     Авери насторожился. В последнее время Том обращался к нему "старина",
только если очень сильно нервничал.
     - Мы достаточно хорошо знаем друг  друга,  -  ответил  он,  чтобы  не
ходить - вокруг да около. - Что у тебя за вопрос?
     - Импотенция, - быстро сказал Том.
     - Прошу прощения?
     - Я говорю, импотенция... с Мэри.
     - Извини. Не сразу понял.
     "Вот, дамы и господа, -  думал  Авери,  -  перед  вами  сад  Эдема...
неврозов, однако, здесь больше, чем яблок..."
     Молчание Авери сбило Тома с толку. Он ожидал чего-то другого.
     - Еще один вопрос, - с отчаянием в голосе продолжал Том. -  Связанный
с предыдущим... по крайней мере, мне кажется, что связанный. Как у  вас  с
Барбарой?..
     - Может, и впрямь связанный,  -  согласился  Авери.  -  Но  боюсь,  я
вынужден тебя разочаровать... Мы не...  Мы  не  любили  друг  друга...  во
всяком случае, не в том смысле.
     - Почему нет? - удивился Том. - Разве она тебе не нравится?..
     - Она мне очень нравится, - оборвал его Авери. - Может, в этом все  и
дело... Знаешь, ты среди нас не единственный псих.
     - Значит, вы не занимались любовью? - ошеломленно пробормотал Том.
     Эта информация, похоже, его совершенно ошарашила. Такого он  явно  не
ожидал.
     - Мы не занимались любовью, - пояснил Авери, - не потому,  что  я  не
могу и не потому, что я не хочу, а из-за моей дурацкой проблемы  верности.
У меня когда-то была девушка. Ее звали  Кристина.  Она  умерла  много  лет
назад... но у меня выработалась дурная привычка не  давать  ей  умереть...
если ты понимаешь, что я хочу сказать.
     - Когда-нибудь тебе придется с этим что-то делать, - заметил  Том.  -
Иначе ты просто-напросто свихнешься... В любом случае, что вы  делаете  со
старым добрым дьяволом по имени секс?
     - Перед сном я целую Барбару в  щечку,  -  зло  ответил  Авери,  -  и
отправляюсь спать, думая  о  Кристине...  и  если  повезет,  то,  когда  я
просыпаюсь, проблема решена... до следующего вечера.  Я  ответил  на  твой
вопрос?
     Том пожал плечами.
     - Бедная Барбара.
     - Действительно, бедная Барбара. Но начинали мы с  импотенции.  Твоей
импотенции.
     - Давай оставим эту тему, старина, - предложил Том. - Я не думал, что
ты примешь все так близко к сердцу.
     Усилием воли Авери заставил себя успокоиться. Он понимал,  что  ведет
себя неразумно и жестоко. Ему хотелось попросить у Тома прощения.
     - Извини, Том. Большой от меня толк... Что вызывает твою  импотенцию,
как тебе кажется?
     - По-моему, нежность, - сказал Том  с  каким-то  странным  выражением
лица. - Нежность и вся эта порнография.
     Впервые за долгое-долгое время Том упомянул о своей  порнографической
коллекции.
     - Пока мне ничего непонятно, - Авери положил руку Тому  на  плечо.  -
Если можешь, объясни подробнее...
     - Вся беда в том, - со вздохом сказал Том, - что, по-моему,  я  люблю
Мэри.
     - Поздравляю! Тогда нет проблем.
     - Как можно быть таким идиотом! - вспылил Том.  -  В  этом-то  все  и
дело! Черт знает, сколько лет в моей голове любовь и секс обитали в совсем
разных местах. Понимаешь, что я имею  в  виду?  Секс  грязен  и  греховен.
Любовь... о ней можно прочитать в книжке. Секс  -  это  грудастые  суки  -
желательно двумерные: тогда ни во что не вляпаешься... А любовь, в  общем,
в любовь я, по большому счету, никогда не верил. Наверно... - Он сглотнул.
Пот градом катился по его лбу. Это признание давалось ему  очень  и  очень
нелегко. - Беда в том, что я испытываю  к  Мэри  бесконечную  нежность.  Я
уважаю ее... так как же, черт возьми, я могу сделать с ней  такое...  Это,
видимо, уже условный рефлекс, - жалобно закончил он. - Павловские  собачки
и все такое.
     Авери от всего сердца стало жалко Тома. Ведь тот отчаянно  боролся  с
привычками и взглядами, выработанными всей его предыдущей жизнью.
     -  Всего  один  маленький  вопрос,  -  мягко  сказал  Авери.  -  Как,
по-твоему, к тебе относится Мэри?
     - Она ко мне неравнодушна,  -  начал  объяснять  Том.  -  Очень  даже
неравнодушна. Мне кажется, я действительно нравлюсь этой  бедной  девочке.
Черт, может, она даже любит меня... Она дает мне так много...
     В этот миг Авери чувствовал  себя  даже  не  стариной,  а  настоящим,
умудренным опытом, стариком.
     - У  нас  с  тобой,  похоже,  случай,  когда  слепой  пытается  вести
немощного, - наконец сказал он. - Но  во  всяком  случае...  Знаешь,  Том,
женщина может играть  множество  разных  ролей  -  ребенок,  девственница,
шлюха, сестра, жена, мать. Я полагаю,  что  женщина  (большинство  женщин)
несут в себе всего понемногу. И  Мэри  тоже.  Твоя  беда  в  том,  что  ты
думаешь, будто должен только лелеять ее и все. Черт возьми, она  наверняка
давным-давно поняла, что ты ее любишь. Теперь ей хотелось бы, чтобы ты  ею
воспользовался.
     - Но как? - беспомощно спросил Том.
     - Возьми ее тело, парень. Забудь о  душе.  Обращайся  с  ней,  как  с
проституткой.
     - Я... я не могу!
     - Этому легко помочь, - улыбнулся Авери. - Есть  лекарство  -  четыре
порции Барбариного виски. Исключительно в медицинских целях.  Три  тебе  и
одна Мэри.
     - Но...
     - И никаких "но"... Этой же ночью.  Сегодня  вечером  мы  с  Барбарой
пойдем погулять по берегу. Когда вернемся, будем дежурить. Немного удачи -
и природа позаботится обо всем остальном.
     - Я не могу сделать это, - возразил Том. - Не могу... с Мэри.
     - Черт тебя возьми, ты это сделаешь! - рявкнул Авери. -  А  не  то  я
поговорю по душам с Мэри и выложу  ей  все,  что  знаю  о  твоих  дурацких
комплексах.
     - Спокойно, старина, - начал горячиться Том. - Мы, похоже,  переходим
на личности.
     - Можно мне на тебя  сослаться?  -  засмеялся  Авери.  -  Это  станет
девизом нашего лагеря!
     Не говоря ни слова, Том встал и пошел прочь. Всю дорогу до лагеря они
молчали. Обед прошел в очень напряженной обстановке. Глядя на них, женщины
решили, что Том и Авери крупно поссорились.
     Вечером, как и обещал, Авери  повел  Барбару  погулять  вдоль  берега
моря. Было так тепло, что они решили искупаться - все еще  экзотика,  ведь
вода серебрилась в свете сразу двух лун.
     Когда они вернулись в лагерь, Том и Мэри  уже  ушли  спать.  Барбара,
ничего не знавшая о замысле Авери,  была  несколько  удивлена.  По  правде
говоря, Авери молчал почти всю прогулку. Как Барбара ни пыталась  выведать
у него, что же произошло у них с Томом, Авери уклонялся от ответа.
     У костра Авери заметил два пластмассовых стаканчика.
     - Если хочешь, можешь лечь, - сказал он  Барбаре,  с  удовлетворением
понюхав стаканы. - Я подежурю.
     - Что-то здесь происходит, - подозрительно  заявила  Барбара.  -  Ты,
случайно, не знаешь, что именно?
     - Ровным счетом ничего особенного. Я подежурю, а ты поспи.
     - Мы все будем делать вместе, - решила Барбара. - Что-то произошло. Я
хочу знать, что.
     - Настанет время, и  ты,  несомненно,  все  узнаешь...  Ладно,  давай
действительно пойдем спать. К чертям собачьим  это  дежурство.  Одну  ночь
перебьемся. Дьявол присмотрит за своими слугами.
     Барбара не возражала. Они уже очень давно не видели и  следа  золотых
людей. Зевая, она направилась в палатку вслед за Авери.
     Утром Авери и Барбаре хватило одного взгляда на Мэри,  чтобы  понять:
что-то и в самом деле произошло. Она не выглядела сияющей, как это  обычно
бывает с женщинами в подобных случаях. Она казалась несколько  удивленной,
немного усталой и странно довольной.
     Том тоже выглядел удивленным и каким-то гордым, что ли.
     Барбара, с ее женской интуицией, очень скоро догадалась, что к  чему.
Авери знал это с самого начала.
     Исподтишка наблюдая за Томом и Мэри,  Авери  внезапно  ощутил  острую
зависть. Зависть и чувство вины.
     Как это все смешно! Он покосился на Барбару и увидел,  что  она  тоже
испытывает зависть. Вдруг ему захотелось крепко сжать ее в объятиях. Но он
не двинулся с места. Он сделал вид, будто ничего не замечает.
     - Врачу, - пробормотал он, - исцелися сам.

                                    17

     Примерно через неделю после того, что Авери называл для себя  Брачной
Ночью Тома и Мэри, они снова встретились с золотыми людьми - на этот раз с
женщиной. Задним числом эта встреча казалась ничего  не  решающей.  Однако
это было начало. Во всяком случае, она наглядно, как думал Авери, показала
золотым людям, что обитатели Лагеря Два не хотят ни с кем воевать.
     Однажды Том и Авери  бродили  по  лесу  в  поисках  некоего  довольно
редкого фрукта, который все они  успели  очень  полюбить.  Он  представлял
собой странную смесь кокоса и грейпфрута, отлично утолял  жажду.  "Молоко"
имело отчетливый привкус  грейпфрута,  как,  впрочем,  и  мягкая  оболочка
"ореха"  -  своего  рода  вкусная  и  сочная  жевательная  резинка.   Даже
скорлупки, и те шли в дело - они были твердые и вовсе  не  хрупкие.  После
сушки на  солнце  из  них  получались  прекрасные  миски,  практически  не
пропускающие воду. Несколько таких мисок уже  использовались  в  хозяйстве
Лагеря Два.
     Если фрукт был необычен, то что же сказать о дереве,  на  котором  он
произрастал? Это дерево стояло на опорах - дюжинах длинных крепких,  белых
корней, поднимавшихся довольно  высоко  над  землей.  На  высоте  примерно
восьми футов они соединялись в короткий древесный ствол.  Издали  все  это
сооружение выглядело как огромная старомодная птичья клетка.
     Ну и, разумеется,  растущий  на  этом  дереве  фрукт  стали  называть
птичьим.  Пока  что  Том  и  Авери  обнаружили   всего   полдюжины   таких
деревьев-клеток. И вот  еще  одна  загадка:  плоды  с  них  исчезали  куда
быстрее, чем можно было бы ожидать. Том и Авери  полагали,  что  некоторые
звери тоже любят лакомиться птичьими плодами. Они даже  обдумывали  разные
способы защиты "своего" урожая.
     Но, как оказалось, это не звери (во всяком случае, не  только  звери)
поедали аппетитные плоды. Как-то раз Том  и  Авери  отправились  к  самому
большому  дереву-клетке,  которое  росло  дальше  от  моря,   нежели   все
остальные. Оно стояло не небольшой травянистой полянке, и так как  ему  не
мешали другие деревья, его птичья клетка достигла  поистине  феноменальных
размеров, но при этом была несколько более плоской, чем обычно.
     Лазить на такие деревья было совсем не просто: корни,  хоть  и  очень
прочные, часто оказывались слишком тонкими и весьма скользкими. Порой нога
соскальзывала  и  попадала  между  "прутьями"  клетки.  Тогда  приходилось
раздвигать "прутья"  или,  если  это  оказывалось  невозможным,  звать  на
помощь, или, если никого рядом  не  оказывалось,  осторожно  соскальзывать
вниз в надежде, что у земли расстояние между  корнями  станет  побольше  и
ногу можно будет вынуть без особого труда.
     Как раз так и случилось с золотой женщиной. Она очутилась в  западне.
Ее нога попала между "прутьями" клетки, а когда она соскользнула на землю,
то расстояние между корнями оказалось ничуть  не  больше  чем  наверху.  В
общем, ей не повезло.
     Том и Авери обнаружили ее беспомощно сидящей на земле: в  паре  ярдов
от нее - маленький - арбалет, рядом -  самодельная  корзинка  и  несколько
вывалившихся из нее птичьих плодов. Заметили они ее, к счастью,  издалека.
Женщина тоже их увидела. Вообще-то, они  увидели  друг  друга  практически
одновременно. Не раздумывая, женщина  потянулась  за  арбалетом  (довольно
болезненная, судя по всему, процедура), схватила  его,  взвела  и  вложила
короткую стрелу из лежавшего рядом колчана.
     - Ложись! - крикнул Авери.
     Еще немного - и было бы уже поздно. Они с Томом повалились  в  густую
траву, и стрела просвистела у них над головой.
     - Вот стерва  кровожадная,  -  воскликнул  Том.  -  Так  же  можно  в
кого-нибудь попасть!.. Какого черта она там делает?
     - Да у нее нога застряла между корнями.
     - Так ей и надо! Ну и  пусть  сидит  здесь  хоть  до  посинения.  Вот
опоздает к ужину - будет знать! Пусть ее тот "золотой" парень ищет.
     - Нельзя упускать такую возможность, - покачал головой Авери. -  Если
мы сумеем ей помочь, может, до них дойдет, что мы безобидны и миролюбивы.
     - Ты уж говори за себя, -  проворчал  Том,  любовно  поглаживая  свой
томагавк. - Судя по тому, что эти гады натворили  в  Лагере  Один,  они  и
слова такого не знают "миролюбие", - он  мрачно  ухмыльнулся.  -  В  любом
случае, глупо же ты будешь выглядеть с тремя стрелами в пузе  за  то,  что
хотел помочь!
     - Ну,  это  мне  не  грозит,  -  ответил  Авери.  -  Мы  заставим  ее
израсходовать весь боезапас.
     Он приподнялся и тут же  снова  рухнул  на  землю.  Еще  одна  стрела
просвистела у него над головой.
     - Рано или поздно, - усмехнулся Том, - она тебя раскусит, и тогда мне
придется волочь тебя домой.
     Авери покачал головой.
     - Отползи немного в сторону, - сказал он. - Теперь твоя очередь.
     Том выругался. Но он отполз не несколько ярдов вправо, привстал и тут
же снова упал носом в траву. Еще одна стрела прошла мимо цели.
     Выждав немного, Авери снова предложил себя в качестве мишени. Вот  он
упал обратно на землю, но на сей раз стрелы не было.
     Том на мгновение приподнялся над землей - и опять золотая женщина  не
выстрелила.
     - Ну, что я тебе говорил? Она нас раскусила!
     - Посмотрим... - пробормотал Авери, осторожно выглядывая  из  высокой
травы.
     Женщина  сидела,  держа  заряженный  арбалет  наготове.  Авери  начал
подниматься с колен, и тут она спустила курок. Ему повезло. Стрела  задела
траву и ушла куда-то в сторону. Авери рухнул на землю. Его  сердце  так  и
колотилось.
     - Вот так-то, приятель, - веселился Том. - На этом фронте братание не
в моде.
     Но Авери не собирался отступать.
     - По-моему, у нее осталась всего одна стрела.
     - Это по-твоему. Что касается меня, то я не хочу рисковать. Оно  того
не стоит.
     Выждав несколько минут, Авери  поднял  голову.  Женщина  все  так  же
сидела около дерева: нога между корнями, арбалет  наготове.  Они  смотрели
друг другу в глаза... Их разделяло всего несколько десятков  ярдов.  Авери
видел, как тяжело она дышит. Судя по выражению  лица,  она  не  испытывала
особой радости при виде  него.  Насколько  Авери  мог  судить,  у  женщины
оставалась всего одна стрела... но он мог и ошибаться.
     - Не стреляй, - крикнул он. - Мы хотим тебе помочь.
     Глупо, разумеется, полагать, будто она знает английский и  поймет,  о
чем он говорит. Но кто знает, может ей что-нибудь скажет,  интонация,  или
сам звук его голоса.
     Женщина не шевелилась. Она по-прежнему настороженно глядела на  него.
Авери решил рискнуть, Но начав вставать, он  краем  глаза  заметил  легкое
движение ее руки. Не раздумывая, он прыгнул в сторону и покатился кубарем.
Стрела прошла мимо. Авери встал на ноги.
     - Идиот! - закричал Том, не поднимаясь с земли.
     Но стрел у женщины и в самом деле больше  не  оставалось.  Швырнув  в
сторону арбалет, она,  постанывая  от  боли,  отчаянно  задергала  толстые
корни, пытаясь освободиться.
     Авери  направился  к  ней.  Увидев,  что   его   опасения   оказались
необоснованными, Том тоже  поднялся  и  двинулся  вслед  за  Авери.  Когда
земляне подошли  уже  совсем  близко,  женщина  оставила  свои  бесплодные
попытки освободиться и повернулась к ним. Она глядела на них угрюмо  и  со
страхом.
     Авери подошел, присел рядом с ней, улыбнулся.
     - Мы, - медленно произнес он, показывая на себя и  Тома,  -  хотим...
помочь... тебе, - и он указал рукой сперва  на  женщину,  а  потом  на  ее
застрявшую между корнями ногу.
     Она вздрогнула, но, похоже, поняла, о чем он говорит. Двигаясь  очень
медленно, чтобы не испугать золотую женщину. Авери наклонился  и  протянул
руки к корням. И в этот миг  она  нанесла  Авери  короткий,  мощный  удар.
Вытянутые,  напряженные  пальцы  ее  руки  вошли  прямо  в  его  солнечное
сплетение. Авери задохнулся от боли и повалился на землю.  И  прежде,  чем
Том успел ей помешать, женщина со всего маху ударила Авери  ребром  ладони
по горлу.
     Давненько Авери не испытывал такой  боли.  В  ушах  звенело,  дыхание
стало невыносимой пыткой. Все кругом скрылось в густом сером  тумане.  Как
сквозь пелену он увидел Тома... Тома, поднимающего томагавк...
     - Сука! - кричал Том. - Получи-ка теперь сама!...
     Томагавк взметнулся и опустился...
     Кривясь от боли, стонущий Авери заставил себя подняться с земли.
     - Придурок! - прохрипел он. - Зачем ты ее убил?!
     - Я и сам поражаюсь своей доброте, - покачал головой Том. - Я  ударил
не острием, а плашмя... Чуть-чуть снотворного ей не повредит... Быстренько
она с тобой расправилась!
     Авери осторожно потрогал свою шею. Ощущение  было  такое,  словно  он
наглотался больших острых камней. Он откашлялся и снова скривился от боли.
Но дышать, по крайней мере, становилось легче. У золотой женщины удар явно
был что надо.
     Он посмотрел  на  нее.  Длинные,  роскошные,  золотые  волосы  веером
раскинулись по траве. Глаза закрыты, но  дышала  она,  похоже,  нормально.
Красивое лицо -  но  какое-то  не  совсем  человеческое.  Авери  попытался
понять, в чем же эта "не человечность", и не смог. Видимо (так  он  решил)
она  кроется  во  множестве  мельчайших  деталей,  каждая  из  которых  по
отдельности вполне может встретиться в нормальном  человеческом  лице.  Но
вот все сразу...
     Уши красивые, и совсем без мочек. Ноздри широкие,  почти  негроидные,
но сам нос  -  греческий,  без  малейшей  горбинки.  Губы  полные,  но  по
сравнению с  другими  чертами  ее  лица  рот  казался  маленьким.  Острый,
несколько подчеркнутый подбородок, а скулы широкие, четко очерченные.
     Она была нагая (лишь между  ногами  у  нее  проходила  узкая  полоска
голубой  ткани).  Прекрасно  сложена.  Нежная  золотая  кожа...  В  общем,
отличный экземпляр. Авери решил, что она на пару дюймов выше их  с  Томом,
да и несколько тяжелее... Ну, а какова она в деле, Авери  познал  на  свой
собственной шкуре.
     - Большие груди, - глубокомысленно ответил Том, - прямо как  из  моей
коллекции. Заставляет задуматься, правда? Может,  эти  пташки  и  изобрели
порнографию?
     - А может, они даже и не знают, что это такое, - сухо ответил  Авери.
- Надеюсь, ты не проломил ей череп...
     - Ради всего святого, - усмехнулся Том, - ты что,  уже  начинаешь  ее
жалеть? Она же пыталась нас с тобой прикончить. Помнишь? Кроме того, я  ей
врезал не так уж и сильно. У  этих  суперподобных  наверняка  суперкрепкие
черепушки.
     - Тогда давай воспользуемся временной анестезией и освободим ее ногу.
     - Ну и наделала  же  она  делов,  -  заявил  Том,  с  удовлетворением
разглядывая распухшую, ободранную, всю в крови ногу.  -  Так  ей  и  надо.
Впредь не будет задаваться.
     - Как поступим? - спросил Авери. - Может, попробуем перерубить  корни
топором?
     - Не думаю, что ей это понравится, - покачал головой  Том.  -  Тряска
вряд ли пойдет этой ноге на  пользу.  Кроме  того,  топор  запросто  может
соскользнуть. Эти корни твердые, как сталь, и очень упругие. Нет, их  надо
раздвинуть...
     Они попробовали использовать в качестве рычага рукоять томагавка,  но
безуспешно. Авери,  наконец,  разрешил  проблему,  засунув  между  корнями
примерно в ярде над ногой  один  из  птичьих  фруктов,  собранных  золотой
женщиной. Используя его в качестве клина, он забивал крепкий плод  до  тех
пор, пока корни не начали раздвигаться.
     Том только-только успел вытащить  ногу  из  западни,  когда  плод  не
выдержал и треснул, а корни вернулись в прежнее положение.
     - Хорошо хоть успели, - сказал Том.
     Авери принялся осторожно ощупывать ногу. Он был не  слишком  силен  в
анатомии (особенно,  в  анатомии  инопланетянок),  но  кости,  похоже,  не
пострадали.  Женщина  зашевелилась.  Она  попыталась  сесть  и  со  стоном
повалилась обратно на землю.
     - Хорошо, что во время операции больная находилась  без  сознания,  -
заметил Авери. - Ты здорово ее обработал...
     Он осторожно положил ногу и приподнял  голову  женщины.  Она  открыла
глаза, снова закрыла... Опять  застонала.  Авери  потрогал  шишку  на  том
месте, куда  пришелся  удар  томагавка.  Она  оказалась  совсем  не  такой
большой, как он ожидал. Видимо, волосы несколько смягчили удар.
     - Теперь, когда с ней все  в  порядке,  -  заявил  Том,  -  нам  пора
отваливать.
     - Не можем же мы бросить ее в таком состоянии! - возмутился Авери.
     - Черт, да она просто не заслуживает того, чтобы ей помогали.
     Собравшись   с   силами,    женщина    приподнялась.    Теперь    она
полусидела-полулежала, облокотясь на Авери. Увидев, что ее нога  свободна,
она  облегченно  вздохнула.  Затем  покосилась  на  Авери   и   неуверенно
улыбнулась.
     - Давай попробуем поднять ее на ноги, - предложил Том.
     - Давай, - согласился Авери. -  Но  сперва  продемонстрируй  на  мне.
Чтобы она не подумала ничего такого...
     Том помог Авери подняться на  ноги,  потом  повернулся  к  женщине  и
жестами показал, что теперь готов помочь ей. Она понимающе кивнула.
     Подняли они ее с трудом.  Попытавшись  стать  на  поврежденную  ногу,
девушка скривилась от боли, но удержалась от крика.
     - Ей нужен костыль, - заметил Авери.
     - Чего там мелочиться! - с издевкой в голосе воскликнул Том. -  Давай
сделаем носилки и отнесем ее домой. Да ну ее  к  дьяволу.  Теперь  она  не
пропадет. Кто знает, вдруг сейчас появится ее золотой приятель?
     - Она не сможет идти, ни на что не опираясь.
     В конце концов Том отрубил ветку с  дерева  (более  податливого,  чем
дерево-клетка). Затем он обтесал верхушку, сделав некое подобие ручки.
     - Ну, это бревно ее точно выдержит,  -  заявил  он.  -  Гарантируемая
прочность минимум полтонны!
     - Мне кажется, она сумеет сама добраться домой, - сказал Авери. (Пока
Том делал  импровизированный  костыль,  они  с  золотой  женщиной  учились
ходить.  Вскоре  у  нее  уже  получалось  совсем  неплохо).  -  Она  очень
выносливая.
     - Слушай, - Тому в голову пришла новая мысль. -  Если  мы  пойдем  за
ней, на некотором расстоянии, разумеется, то она приведет нас  прямехонько
в их лагерь. Это может оказаться полезным.
     После   некоторого   размышления,   Авери   все-таки   отклонил   это
предложение.
     - Если она  обнаружит,  что  мы  за  ней  следим,  то  либо  побоится
вернуться в лагерь, либо постарается завести нас в западню. Но  даже  если
она ничего и не Заметит, то мы запросто можем встретиться с кем-нибудь  из
ее друзей. А у них ведь все просто, сам знаешь: сперва стреляем,  а  потом
задаем вопросы.
     - Другой такой возможности у нас не будет - пожал плечами Том. - Но в
нашей команде мыслитель ты.
     Неожиданно он взмахнул томагавком и со всего маху ударил по  арбалету
золотой женщины.
     - Это ей в наказание за антиобщественное  поведение...  А  теперь  мы
можем собрать плату за  медицинскую  помощь,  -  и  он  принялся  собирать
рассыпавшиеся плоды. - Ей они все равно сейчас ни к чему. Самой бы до дому
добраться.
     Авери жестами объяснил женщине, что они с Томом собираются уходить, и
что она может идти куда пожелает.
     Напоследок Авери показал на себя и сказал:
     - Ричард.
     Потом показал на Тома и сказал:
     - Том.
     Женщина, похоже, поняла, что он имеет в виду. Она ткнула себя пальцем
в грудь и произнесла нечто вроде:
     - Злитри.
     Голос у нее оказался низким, почти мужским.
     Затем, с  неожиданно  застенчивой  улыбкой,  она  прикоснулась  двумя
вытянутыми пальцами к своему лбу. Потом дотронулась этими же  пальцами  до
лба Авери. Повернувшись к Тому, она покосилась на обломки своего  арбалета
и вновь коснулась своего лба. К Тому прикасаться  на  стала.  В  следующий
миг, опираясь на костыль, она уже захромала в сторону леса.
     - Вот она и уходит, наша золотая женщина, -  заметил  Том.  -  Слегка
потрепанная и с обильной пищей для размышлений. - Наклонившись, он  поднял
томагавк Авери. - Держи нашего защитника. Ладно. Доброе  дело  мы  сегодня
сделали... Надеюсь, тебе стало от этого  лучше.  Между  прочим,  я  бы  не
особенно рассчитывал на ее извечную благодарность. Мне почему-то  кажется,
что у этих типов девичья память и  устойчивые  предрассудки.  Судя  по  их
поведению, они считают себя божьими избранниками.
     У Авери не было ни малейшего желания спорить.
     - Я хочу есть, - сказал он.
     - И я тоже... Пошли в лагерь... Знаешь, что я тебе скажут Когда  Мэри
и Барбара узнают о том, что сегодня случилось, они не станут  нас  хвалить
за галантность. Мы только что вернули в строй потенциального противника.
     Но, как оказалось, в отношении Мэри и Барбары Том ошибался. Они  обе,
не сговариваясь, заявили, что независимо от того, что может произойти  или
произойдет в будущем, Авери и Том поступили единственно возможным образом.
Для цивилизованных людей, разумеется. Инстинктивно они понимали,  как  это
важно - сохранить цивилизованность в человеческих отношениях. Инстинктивно
они чувствовали, что все стоящие того этические принципы можно в  той  или
иной степени свести к древнему правилу:
     Не делай другому того...
     Этим вечером состоялось горячее  обсуждение  происшедшего  инцидента:
Авери, Барбара и Мэри против Тома. Под конец Том лишь угрюмо молчал.
     Это его поведение очень удивляло Авери. Пусть  Тому  и  не  нравилась
идея помощи золотой  женщине  (особенно  учитывая,  что  она  сделала  все
возможное, пытаясь их обоих прикончить). Но ведь он в итоге сделал для нее
не меньше, если не больше, чем Авери. И еще один удивительный факт. Совсем
недавно, когда другой (а может, и той же самой женщине) грозила  опасность
попасть в зубы крокодила, Том прямо-таки рвался придти ей на помощь.
     Авери никак не мог понять, почему Том так  изменился.  Возможно,  все
дело в том, чему они стали свидетелями на берегу пруда. Там  они  наглядно
убедились, что золотым людям пальца в рот не клади. Возможно тогда, что  с
логической точки зрения Том совершенно прав... особенно, если дело  дойдет
до конфликта между двумя группами.
     Ведь тогда вступит в силу другой принцип - более древний,  чем  любые
этические  и   моральные   нормы.   Принцип,   известный   как   Выживание
Сильнейшего...

                                    18

     По ему самому непонятной причине Авери вдруг стал  одержим  охотой  к
перемене мест. Ему  до  смерти  хотелось  все  разведать,  все  увидеть...
Началось  это  через  несколько  дней  после  того,  как   они   с   Томом
повстречались у птичьего дерева с золотой женщиной. Поначалу Авери пытался
делать вид, будто все в порядке. Но постепенно дни складывались в  недели,
напряжение росло, и настал час, когда он больше не  мог  сдерживаться.  Он
рвался свершить невозможное, исследовать все вокруг,  отправиться  во  все
стороны сразу, как можно больше узнать о мире, в котором очутился.
     Его дразнили плывущие в небе луны  и  непривычные  узоры  звезд.  Это
ночью. А днем он с тоской глядел на манящий горизонт, где небо сливалось с
морем, на бесконечный пляж, на заросли кустов и ряды причудливых деревьев.
Он глядел и глядел, словно одним  усилием  воли  мог  заставить  этот  мир
раскрыть свои тайны.
     Это так просто - объяснить, почему он должен отправиться на разведку.
Самому себе Авери говорил, что все они - и он, и Том, и Барбара,  и  Мэри,
понемногу  тонут  в  предательской  трясине  растительного  образа  жизни.
Последнее время они стали слишком удовлетворены  своей  простой  (и  такой
необыкновенно приятной) жизнью. Они оказались в  необычной  ситуации  и  с
готовностью адаптировались к ней. Лагерь Два  означал  безопасность.  Если
они сейчас не предпримут сознательных усилий,  чтобы  побольше  узнать  об
окружающем их мире, чтобы расширить пределы своих владений, то их  песенка
спета. Если они и дальше будут жить как сейчас, то через  некоторое  время
до мелочей узнают тот клочок земли и отрезок пляжа,  которыми  пользуются.
Все остальное, по контрасту, начнет казаться им опасным. Со временем могут
даже возникнуть своего рода табу...
     Как много есть доводов,  говорящих  о  необходимости  исследований  и
разведки! Прекрасные доводы, некоторые, можно сказать, даже драматические.
И все равно это  не  более,  чем  доводы.  Всего-навсего  предлоги,  а  не
причины. А причина в том, мрачно-признавался сам себе Авери,  что  ему  до
смерти  надоела  их  райская  жизнь.  Любознательность  и  непоседливость,
извечные  спутники  человечества,  все  еще  шевелились   в   его,   якобы
цивилизованном сознании.
     Авери ничего не говорил  своим  друзьям.  Они,  похоже,  были  вполне
удовлетворены тем, что имели. За те несколько  месяцев,  что  они  четверо
здесь провели, на их долю  выпало  достаточно  приключений  и  опасностей.
Вполне достаточно, чтобы испытывать удовольствие и даже гордость при мысли
о том, чего они достигли. Уже то, что, им, четверым ранее незнакомым между
собой людям, удалось создать дружный коллектив... это уже немало.
     Авери так старался выбросить эти мысли из головы, что ни о чем другом
и думать не мог. Он стал замкнутым, а когда все отправлялись купаться  или
просто нежились на пляже, в одиночестве бродил по лесу.  Он  всегда  ходил
вооруженным, хотя уже практически не боялся ни диких  зверей,  ни  золотых
людей. Он был уже совсем не тем слабым и больным Ричардом Авери,  которого
Они  подобрали  угрюмым  холодным  вечером  на  затерянной  во  времени  и
пространстве планете.  Он  стал  подтянут,  загорел,  мускулист  -  вполне
приличная машина (как он сам удовлетворенно отмечал) для охоты или боя. Он
вышел победителем из схваток  со  многими  животными,  от  которых  раньше
бросился бы бежать без  оглядки.  Он  даже  ранил,  а  потом  и  прикончил
небольшого носорогоподобного (сперва  оглушил  его  броском  томагавка,  а
потом добил другим томагавком).  Даже  Тому  пока  что  еще  не  удавалось
справиться с носорогоподобным. Авери очень гордился своей победой.
     В общем, прогулка  по  лесу  в  одиночку  перестала  казаться  чем-то
особенно опасным. Горько-сладкое чувство  одиночества  прельщало  его  все
больше и больше.
     Барбара знала о раздирающем его на части конфликте куда  больше,  чем
Авери предполагал. Она ничего не говорила,  когда  он  надолго  исчезал  в
лесу, только пристально следила за изменениями его настроения и  привычек.
Она изо всех сил пыталась убедить себя, что  все  это  -  лишь  проявление
ностальгии, тоски по родному дому. Все они порой испытывали  это  чувство.
Хотя и не так сильно, как можно было бы предполагать. Иногда им  казалось,
что нет такой цены, которую они не заплатили бы,  лишь  бы  снова  увидеть
Лондон, услышать шум большого города. Но потом это ощущение  исчезло.  Они
мысленно сравнивали свободу их новой жизни с бесчисленными ограничениями и
разочарованиями  старой.  Тогда  солнце  делалось   ярче,   а   море   еще
восхитительней.
     Когда Барбара не пыталась обмануть сама себя, она понимала, что Авери
мучается вовсе не от тоски по дому. И тогда ее охватывало уныние. Тогда  в
ней просыпалось ощущение вины и собственной никчемности.
     Существовала  еще  одна  сложность.  Недавно  они  с   Авери   начали
заниматься любовью. Вернее было бы сказать, что они совершили половой акт.
Авери, вдохновленный примером Тома и Мэри, и чувствуя, что лишает  Барбару
чего-то  по  праву  ей  принадлежащего,  робко  и  неуклюже  намекнул   на
возможность  интимной  близости.  Барбара  встретила  это  предложение   с
энтузиазмом. Даже со слишком большим  энтузиазмом:  хотя  с  точки  зрения
техники все протекало совершенно гладко, удовлетворения это не  приносило.
Любовь их, к сожалению,  оставалась  чисто  механическим  действием.  Тело
делало свое дело, физиологическая  потребность  удовлетворялась,  но  душа
оставалась пустой и холодной.
     Они занимались "любовью" всего раз пять-шесть, не  больше.  Это  тоже
понемногу превратилось в своего рода ритуал...
     Гром грянул однажды ночью, когда Авери вновь почувствовал, что должен
"исполнить свой долг". Он положил руку Барбаре на грудь (та же самая рука,
та же самая грудь), другой рукой обнял ее за плечи, стараясь, как  обычно,
не запутаться в ее волосах. За этим последует  первый  поцелуй,  холодный,
пустой поцелуй, потом поглаживание рук, ног...
     Барбара больше так не могла.
     - Не надо, пожалуйста... - она отодвинулась.
     - Что-нибудь не так? - удивился он.
     Даже нежность в его голосе - и та была бездумной, чисто механической.
     - Да. Все не так, - горько заплакала она. - Скажи, где ты? Ты  где-то
витаешь, и я никак не пойму, где именно. Знаю только, что не здесь, не  со
мной... Это не ты хочешь любви, а  только  твое  тело  с  его  проклятыми,
генетически обусловленными условными рефлексами.
     Она дрожала В этот миг она ненавидела Авери, ненавидела  самое  себя,
слова, которые только что произнесла,  и  больше  всего  -  предательские,
обжигающие слезы.
     Авери испугался.
     - Барбара... - пробормотал он. - Дорогая Барбара... Прости меня.
     Начав эту разборку, Барбара уже не могла остановиться, хотя в душе  и
проклинала себя за это.
     - Чего тебе надо? - со злостью воскликнула она. - Какого  рожна  тебе
надо? Если ты хочешь, чтобы я вела себя как шлюха, скажи, и я стану  вести
себя так. Хочешь, чтобы я  делала  вид,  будто  я  стыдливая,  застенчивая
школьница? Скажи, и я постараюсь. Я готова ползать на карачках,  если  это
то, что тебе нужно... Но если я не знаю, чего ты хочешь, то как же.... как
я могу тебе это дать?!
     Авери чувствовал себя последней свиньей. Черт, - яростно думал он,  -
я и есть самая настоящая свинья... страдающая манией величия...
     - Мне хочется, - неуверенно начал он, - того, чего ты, Барбара,  дать
мне не можешь.
     От этого стало только хуже.
     - И чего же, черт возьми, тебе хочется? - плакала она.
     - Мне хочется узнать, - в отчаянии объяснил он, - тот мир, в  котором
мы очутились. Хочется понять, почему мы здесь, что мы можем  сделать...  Я
хочу знать. Я хочу знать нечто большее, нежели...
     - И это все? - Барбаре, похоже, было смешно.  -  Ты  врешь!  Все  это
только отговорки! На самом деле ты хочешь грудь Кристины, губы Кристины...
На самом деле ты ничего не хочешь узнавать... Ты только ищешь предлог.  Ты
хочешь заниматься сексом с привидением...
     И тут он ее ударил. Первый раз в жизни он поднял руку на  женщину.  И
сразу же стал надеяться, надеяться от  всего  сердца,  что  этот  раз  был
первым и последним.
     - Завтра, - холодно заявил он, сгорая от стыда и отчаянно пытаясь  не
показать виду. - Завтра я отправляюсь в небольшую экспедицию. Я  ухожу  на
два-три дня. Может, к тому времени, как я вернусь...
     - Ты не можешь уйти один, - прервала его Барбара. - Таков приказ. Так
распорядился наш знаменитый руководитель. Я пойду с  тобой.  Теперь  ударь
еще раз и попытайся заставить меня передумать.
     - Поступай, как знаешь, - отрезал Авери. - Я только  сомневаюсь,  что
мое общество покажется тебе таким уж приятным.
     - А когда оно таким казалось? - вздохнула Барбара.
     Она чувствовала себя совершенно опустошенной. Злость исчерпала  себя.
Осталось только разочарование.

                                    19

     В путь они отправились ближе к полудню. Тому мысль об "увеселительной
прогулке", как он это назвал, ничуть не понравилась. Он нашел кучу доводов
против: А вдруг они заблудятся? А вдруг им встретится нечто, с чем они  не
смогут справиться? Вдруг золотые люди узнают,  что  двое  землян  ушли  и,
воспользовавшись удобным случаем, атакуют Лагерь Два?
     Но Авери оставался невозмутимым. Они не заблудятся, потому что  будут
идти вдоль берега. Они не встретятся ни с  чем  таким,  с  чем  не  смогут
справиться, потому что будут все время начеку.  А  если  бы  золотые  люди
очень хотели напасть на лагерь, то давно бы это сделали: за прошедшие пару
месяцев у них было несколько весьма удобных моментов. Кроме  того,  нельзя
же все время жить в ожидании нападения, которое, вполне возможно,  никогда
и не произойдет. Подобная позиция вызывает замкнутость, косность, застой.
     - Мне кажется, ты просто-напросто свихнулся, - горячился Том. -  Если
тебе так уж хочется рискнуть, дело твое. Но какого рожна ты тащишь с собой
Барбару?.. Это уму непостижимо!
     - Да я не очень-то ее и тащу, -  сухо  ответил  Авери.  -  Но  правде
сказать, я буду рад, если она останется в лагере.
     - Я иду с тобой, и все, - отрезала Барбара.
     Том глядел на них круглыми от изумления глазами.
     - Когда вы собираетесь вернуться?
     - Точно не знаю. Дня через три-четыре.
     - Так не пойдет, - нахмурился Том. - Ты должен сказать точно. Если  к
назначенному сроку вы не вернетесь, мы будем знать,  что  случилось  самое
худшее, и соответственно начнем строить планы.
     - И что же вы собираетесь делать, если мы не вернемся? - с  сарказмом
поинтересовался Авери.
     - А это уже не ваше  дело,  -  ответил  Том.  -  Можешь,  однако,  не
сомневаться, что мы собираемся остаться в живых.
     - Да у меня и в  мыслях  не  было,  что  вы  можете  покончить  жизнь
самоубийством!
     - К счастью, это не заразно, - мрачно объявил Том.
     - Ну, если ты настаиваешь, - Авери задумался. - Мы вернемся к  исходу
четвертого дня.
     Как ни странно, но  тихая  и  робкая  Мэри  ничего  не  имела  против
запланированного Авери путешествия. Кое в чем она была куда умнее Тома: он
чувствовала, что за стремлением Авери увидеть  новые  края  кроется  нечто
большее, нежели обычная непоседливость.
     - Будьте осторожны, - напутствовала она их. - Может, Ричард  и  прав.
Может, мы и вправду начинаем замыкаться в себе... Во  всяком  случае,  вам
предстоит очень увлекательное  путешествие.  А  когда  вернетесь,  устроим
вечеринку. Лучше повода и не придумаешь. - Она поцеловала Барбару в  щеку.
- А ты, - она повернулась к Авери, - присматривай за ней хорошенько, а  не
то я очень рассержусь.
     - Сделаю все, что смогу, - пообещал Авери.
     - Если найдешь золотую жилу, пришли мне  телеграмму,  -  сказал  Том,
пожимая Авери руку.
     - А если вдруг объявятся Они с пачкой обратных билетов,  -  улыбнулся
Авери, - объясните, что мы полетим на Землю следующим рейсом.
     Было очень жарко.  Вот  уже  несколько  недель  дни  становились  все
длиннее и длиннее, все жарче и жарче. Авери даже  высказал  предположение,
что впервые они оказались на этой планете в  один  из  зимних  месяцев,  а
теперь, мол, наступает лето. Они еще не вышли из лагеря, а он уже вспотел.
Пожалуй, надо будет немного отдохнуть после обеда и продолжить путь, когда
станет несколько прохладней.
     Авери планировал (если его замыслы можно назвать столь громким именем
- "план") двигаться вдоль берега моря. В  прошлый  раз  он  ходил  в  одну
сторону, теперь собирался отправиться и противоположную. Возможно, по пути
он сделает несколько экскурсий в  глубь  леса.  В  целом,  путешествие  по
берегу обещало быть быстрее и легче, чем по лесу. К тому  же,  так  меньше
опасность быть застигнутыми врасплох золотыми людьми.
     По понятным причинам они с Барбарой путешествовали налегке. Они взяли
с собой один из спальных мешков, пару пустых бутылок из-под виски  (теперь
их использовали для воды),  карманную  газовую  зажигалку,  принадлежавшую
Авери (Они даже  позаботились  о  запасных  баллончиках  с  газом),  пачку
сигарет, хотя Авери  и  Барбара  курили  теперь  очень  редко,  аптечку  и
привычное снаряжение охотника - ножи и томагавки.
     Том предлагал им прихватить с собой револьвер,  но  Авери  отказался.
Ему казалось, что прежде всего надо позаботиться  о  безопасности  лагеря,
особенно сейчас, когда в нем оставалось всего два человека.
     Там, где они шли этим утром, Авери бывал уже не раз. И  не  два.  Все
казалось хорошо знакомым. Может, именно поэтому Авери, со спальным  мешком
за плечами, задал такой быстрый темп, что Барбара едва за  ним  поспевала.
Ему, похоже, не терпелось поскорее покинуть пределы известного и с головой
окунуться в невиданное и непознанное. Шли они большей частью молча.
     Через пару часов Авери и Барбара уже буквально обливались потом. Жара
стала совершенно невыносимой, и даже Авери был вынужден  признать,  что  в
это время суток лучше всего отдыхать.
     Они отошли от берега и  нашли  маленькую  тенистую  полянку  в  лесу.
Барбара тут же блаженно растянулась на траве, а Авери отправился  собирать
фрукты.
     Поев, они проспав почти до самого вечера. Они лежали  каждый  сам  по
себе: слишком жарко, чтобы обниматься.  Кроме  того,  они  слишком  хорошо
помнили, что случилось прошлой ночью.
     За ужином, гляди на заходящее солнце, они доели остатки фруктов.  Они
ели, а огромное кроваво-красное солнце  медленно  пряталось  за  горизонт.
Воздух все еще был жарок и недвижим, но море  уже  дышало  прохладой.  Они
спустились к берегу, помыли ноги и двинулись дальше.
     Пляж  извивался,  словно  змея.  Порой  он  вообще  исчезал,   и   им
приходилось карабкаться по прибрежным скалам. Дважды они вброд  переходили
ручьи. Но идти все равно было совсем не трудно,  а  две  луны,  висящие  в
небе, словно два китайских фонарика, окутывали и море, и  землю  волшебным
серебристым светом.
     Подумав  немного,  небо  усеялось  бесчисленными  звездами.   Напрочь
позабыв о своей депрессии, Авери  чувствовал  какую-то  неземную  радость,
почти экстаз. Он никогда не видел так много звезд сразу.  Словно  огненные
кристаллы усыпали черный бархат вселенной,  призрачные  светлячки  вечного
космического леса.
     Экстаз сделался невыносимым. Авери больше не чувствовал усталости. Он
не чувствовал, что идет. Барбара перестала существовать.
     Перестала существовать, во всяком  случае,  до  того  момента,  пока,
несколько часов спустя, не сказала:
     - Извини, Ричард, я больше не могу.
     Он глядел на нее в изумлении. Нет, не  потому,  что  она  устала.  Он
удивлялся тому, что она и в самом деле здесь, с  ним.  Они  находились  на
абсолютно ровном, словно стрела, отрезке пляжа, концы которого исчезали  в
темноте.
     Звук ее голоса привел Авери в чувство. Словно разбуженный лунатик, он
вдруг  перенесся  из  заоблачного  мира  сна  в  странную  и  непостижимую
реальность. Он стоял и  смотрел  на  нее,  не  узнавая.  Прошло,  наверно,
несколько секунд, прежде чем он понял, о чем, собственно, она говорит.
     - Почему бы нам тогда не  расположиться  на  ночлег  прямо  здесь?  -
наконец сказал он.
     Он скинул с плеч спальный мешок.
     - Я хотела бы искупаться, - заявила Барбара, раздеваясь. - Авось вода
смоет мою усталость.
     Авери промолчал. Он сел на спальный мешок  и  закурил.  Дым  сигареты
обжигал горло. Курево,  похоже,  перележало.  Скоро  эти  сигареты  вообще
нельзя будет курить.  Впрочем,  какая  разница.  Он  отбросил  сигарету  в
сторону.
     Барбара разделась догола и, блаженно потягиваясь, нежилась  в  ночной
прохладе дующего с моря ветерка.
     Авери смотрел на нее. Она казалась сделанной из  серебра.  Серебряные
волосы, серебряные плечи, руки, грудь,  тело,  стройные  серебряные  ноги.
Только лицо, обращенное к морю, находилось в тени.
     Он подумал, что видит ее - видит по-настоящему -  впервые.  Видит  не
Барбару  из  Лагеря  Два,  не  бывшую   актрису   телевидения,   ежедневно
накачивающуюся виски, и даже не терпеливое  существо,  с  которым  он  так
неуверенно пытался заниматься сексом. Нет, перед ним  стоял  некто  совсем
другой. Незнакомая колдунья... или обычная женщина... обычная женщина...
     Этот миг казался бесконечным. Он длился целую вечность. Авери тонул в
чем-то, ему не понятном,  тонул  в  водовороте  жизни...  его  собственной
жизни. Сумасшедшие видения, как в калейдоскопе, закружились вокруг. Вокруг
него, вокруг Барбары. Фрагменты жизни, когда он еще мог писать - фрагменты
жизни с Кристиной, сама  Кристина...  и  все  это  хороводом  вокруг,  как
обрывки старых фотографий. Или как музейные экспонаты, извлеченные на свет
безумным ураганом.
     И  только  Барбара  стояла  неподвижно.  Живая  серебряная  статуя...
неподвижный центр вращающегося мира.
     Ему снова  не  терпелось  взять  в  руки  кисть.  Он  хотел  написать
незнакомку, колдунью, женщину. Он хотел писать красками, которых и быть-то
не могло. Ему хотелось нанести на холст никогда  не  виданные  узоры.  Ему
хотелось изобразить невообразимые формы всех измерений сразу.
     Но этот миг прошел. Она повернулась и побежала в море.
     - Барбара! - позвал он.
     Но она не услышала. Или не захотела услышать. Этот момент прошел.
     Он сидел, тяжело дыша,  ошеломленный  и  напуганный.  А  Барбара  уже
плескалась в воде. Серебряная женщина в серебряном океане.
     Ничто из этого, разумеется (и как только такая  мысль  пришла  ему  в
голову?), не могло быть явью. Или могло?
     Но это  все-таки  реальность.  Все  реально.  Даже  слишком  реально.
Болезненно реально...
     Слишком реально. Эту реальность ему хотелось изгнать.
     Он хотел думать  о  Кристине  -  и  не  мог.  Он  хотел  увидеть  ее,
почувствовать  ее  близость,   услышать   слова,   навсегда   повисшие   в
остановившемся времени. Он глядел на небо, но оттуда на него смотрели одни
звезды. Он глядел на берег, но там - один  песок.  Призрак  Кристины,  его
единственная защита от участия в волнующих и прекрасных  потугах  жизни...
сладкий, печальный призрак исчез.
     Он глядел на воду. На какую-то долю  секунды  он  видел  перед  собой
только огромное переливающееся  зеркало.  Во  всей  вселенной  он  остался
один-одинешенек. Жизнь решила его больше не ждать. И вдруг голова  Барбары
расколола зеркало, разбрызгивая капли, как умирающие звезды. И он  уже  не
одинок.
     Он хотел позвать ее, но слова не шли. Нужные слова. Вместо  этого  он
начал судорожно срывать с себя одежду, вне себя от ужаса  потерять  что-то
только что найденное и еще даже не до конца понятое.
     Авери бросился к воде, нырнул и поплыл к  Барбаре.  Она  же,  видимо,
решив, что это-такая игра, тут же снова нырнула и скрылась под  серебряной
поверхностью зеркала. Авери нащупал дно ногами - здесь вода  доходила  ему
до груди. Встал, неуверенно оглядываясь, пытаясь  угадать,  где  находится
Барбара.
     Она вынырнула у него за спиной. Повернувшись, он схватил ее за плечи.
Один взгляд, и она все поняла. До того, как он успел открыть рот. Странный
взгляд...
     - Я люблю тебя! - закричал он громко и удивленно. - Я люблю  тебя!  Я
люблю тебя!
     Он  чувствовал  себя   словно   слепой,   который   внезапно   увидел
ослепительный свет.
     - Милый, - прошептала Барбара. - Милый мой.
     Она отчаянно прижалась к нему, словно только силой можно было изгнать
накопившуюся боль. Изгнать перед тем, как  они  смогут  обняться  нежно  и
ласково.
     Потом он отнес ее на берег. Им было не  до  разговоров.  Они  творили
любовь. И в этой любви было больше радости, чем страсти.
     А затем они разговаривали.
     И наконец Барбара сказала:
     - Милый мой... дорогой... люби меня еще.
     И на этот раз их страсть оказалась ничуть не меньше радости.
     Поначалу им хотелось, чтобы эта ночь никогда не  кончалась.  Поначалу
им хотелось разбить невидимые часы времени мощными ударами своей любви. Но
потом к ним пришло откровение, само по себе  сокрушающее  время  -  любовь
может и не кончаться вместе  с  ночью.  Она  может  подниматься  вместе  с
солнцем, сверкать в полдень, загадочно шевелиться в вечерних тенях.
     Впервые  они  открыли  для  себя  невероятное,  бесконечное  обещание
завтра.
     Наконец,  изможденные  страстью,   ошеломленные   и   даже   радостно
страдающие от остроты их любви, они  добрались  до  спального  мешка...  и
разделили, и соединили, и окончательно разрушили два одиночества... И  все
это за короткие, оставшиеся до рассвета часы.

                                    20

     Авери и Барбара вернулись в Лагерь Два на закате  третьего  дня.  Они
пришли со стороны, противоположной той, в которую вышли. Авери  наконец-то
доказал свою гипотезу, что они находятся на острове.
     Путешествие стало для них открытием сразу в нескольких  смыслах.  Там
они с Барбарой нашли друг друга.  Несколько  месяцев  они  делили  друг  с
другом выпадавшие на их долю трудности, испытывали одинаковые  сомнения  и
радости... - жили в одной палатке. Они так хорошо знали  друг  друга,  что
само это знание стало своего рода барьером между ними.  Это,  и  невидимая
тень Кристины.
     И не то, чтобы теперь память  о  Кристине  умерла.  Нет,  просто  она
перестала бить чем-то сугубо личным. Она превратилась в  маленький  мирок,
которым   Авери   наконец-то   согласился   поделиться...   миг   истории,
принадлежащей Барбаре ничуть не меньше, чем  ему  самому.  Он  принадлежал
Барбаре в силу ее понимания, знания, ощущения Авери. Он  подмял  под  себя
всю жизнь Авери, сделал Авери таким, каким он стал, и потому  теперь  стал
их общим достоянием.
     У них оказалось столько всякого, чем  можно  поделиться,  что  им  не
терпелось это сделать. Им хотелось поскорее узнать о детстве друг друга, о
работе, об устремлениях и мечтах. Им хотелось уловить суть всех  тех  лет,
что прошли до появления в их жизни маленького, прятавшегося в зимнем парке
кристаллика, который положил начало событиям, увенчавшимся их появлением в
этом мире, далеко за пределами привычной Земли.
     Любовь для них стала своего рода взрывом. Они были духовно  оглушены,
душевно контужены, и они с радостью осознавали, что  еще  очень  не  скоро
смогут спокойно взирать на это чудо.
     Однако их совместное исступление не  помешало  им  довести  до  конца
замысел Авери. Просто запланированное Авери исследование разрослось  вширь
- превратилось в двойное исследование. Внешнее и одновременно внутреннее.
     Они  проснулись,  когда  солнце  уже  успело  высоко  подняться   над
горизонтом. А проснувшись,  первым  делом  занялись  любовью...  возможно,
удостовериться, что их открытие и вправду пережило ночь.
     Но сейчас все было иначе. Физическое желание  было  совсем  не  таким
сильным, как ночью, зато в их любви стало больше ласки,  больше  нежности.
Они разговаривали и даже подшучивали друг  над  другом.  Только  во  время
оргазма, на мгновение потерявшись в теплом, шевелящемся  клубке  тьмы,  им
стало не до разговоров. Но сразу затем - снова свет и смех.
     - Дорогая, простонал Авери. - Мы должны перестать. Иначе мы приползем
в Лагерь Два на карачках, поджав хвосты.
     - Это я прижму твой хвост, - проказливо воскликнула  Барбара.  -  Мне
совсем не хочется кончать. Никто никогда не говорил  мне,  что  это  может
быть так прекрасно... Может, потому, что никто этого не знает.
     Но они все-таки сумели остановиться - огромным  усилием  воли.  Авери
набрал немного фруктов, и они устроили завтрак - все еще  обнаженные,  все
еще не в силах удержаться и не трогать беспрерывно друг друга. Несмотря на
фрукты, их все равно мучила жажда: но воду, пригодную для питья, они нашли
только через несколько миль.
     Он добросовестно топали по берегу вплоть до самого  полудня.  И  даже
немного дольше. Потом они еще раз поели, и жара дала повод  для  небольшой
сиесты, а сиеста - для секса.
     Когда солнце начало  садиться,  они  спустились  к  воде  и  блаженно
валялись  на  мелководье,  приходя  в  себя  после  тяжелого  дня.  Начали
сгущаться сумерки, и они продолжили свой путь.
     Пока что они не встретили и следа золотых людей. Да и животных тоже -
во всяком случае, опасных для человека.  Возможно,  предположила  Барбара,
какое-то  милостивое  божество  предусмотрительно   позаботилось   об   их
спокойствии и безопасности в награду за перенесенные испытания.  На  белом
свете существовали лишь они одни. Существовали в мире, созданном лишь  для
того, чтобы мужчина и женщина смогли найти друг друга в нем.
     Весь вечер  они,  не  торопясь,  шли  по  берегу.  Авери  даже  начал
испытывать угрызения совести (но, по правде сказать,  не  очень  сильные).
Ему  казалось,  что  им  следовало  вести  исследование  "более  научно  и
систематически".
     - Куда уж научнее, - хитро ответила Барбара.  -  По-моему,  мы  очень
даже  систематичны.  Мы  испробовали  все  позы,  которые  только   смогли
придумать.
     - Дорогая, да ты просто помешалась на сексе. Ты прекрасно  понимаешь,
о чем я говорю... Мы должны были бы пройти мили три  вдоль  берега,  потом
разведать на милю в глубь леса. Еще три мили по берегу и опять миля в лес.
И так далее... А сейчас мы даже не знаем, как далеко ушли от лагеря.
     - А сейчас, - отозвалась Барбара, - меня это ни в малейшей степени не
заботит.
     Но эта беззаботность чуть не привела к беде.
     Они шли по берегу уже часа четыре (с небольшими передышками),  и  как
раз обогнули мыс, когда... Загипнотизированные пляшущим  на  зеркале  моря
лунным светом, они заметили лагерь золотых людей, когда до него оставалось
всего каких-то ярдов пятьдесят, не больше. Если бы  не  горящий  в  лагере
костер, они бы либо вообще его не заметили и прошли мимо, либо налетели бы
прямо на него.
     Авери  увидел  огонь  на  мгновение  раньше,  чем  Барбара.  Ему   не
потребовалась объяснять ей, что надо  делать.  Пригнувшись,  они  отбежали
назад и спрятались среди камней у подножия прибрежной  скалы.  Кстати,  не
очень высокой. Скалы, на которую вполне можно залезть.  У  Авери  родилась
интересная мысль.
     - Если мы заберемся наверх, - прошептал он, - то  лагерь  этих  типов
будет у нас как на ладони.
     - А что, если там сидит один из них? - Барбара дрожала.
     - Есть определенный  риск,  -  согласился  Авери.  -  Но  не  слишком
большой. Особенно ночью. Нет смысла выставлять  дежурного  так  далеко  от
лагеря.
     На скалу они забрались без особых проблем. Она  оказалась  совсем  не
крутой, с множеством удобных выступов для рук и ног. С ее вершины и впрямь
открывался отличный вид на лагерь, лежавший теперь на семьдесят футов ниже
и, пожалуй, даже ближе, чем сначала показалось.
     Золотые люди обезопасили свой лагерь от нежелательных  гостей  совсем
не так, как  земляне.  Среди  густых  зарослей  они  расчистили  небольшую
площадку. Из стволов поваленных деревьев они соорудили  два  прямоугольных
дома - с окнами, дверями и даже крыльцом. Домики у них получились не такие
уж и маленькие. У боковой стены каждого дома стояла полусфера  с  гладкой,
словно полированной поверхностью, ослепительно блестевшей в лунном  свете.
Авери решил, что сделаны они из какого-то матового стекла или  пластмассы.
Использовали их, судя по всему, для хранения разных вещей. Ничего из  ряда
вон выходящего - совсем как их сундуки...
     Домики стояли на расстоянии около десяти ярдов друг от  друга.  Между
ними - костер. А около костра - самодельные скамейки и стол.  Весь  лагерь
был окружен рвом шириной ярда два, не меньше. Вода в  нем,  похоже,  текла
довольно быстро. В темноте Авери только-только мог рассмотреть  исчезающий
между деревьями канал, подводящий воду в ров, и короткий канал,  отводящий
излишек  воды  к  морю.  В  самом  лагере  со  стороны  пляжа  он  заметил
сооружение, смахивающее на переносной мост. По утрам, вероятно,  обитатели
лагеря укладывали его через ров, а на ночь - заносили внутрь.
     Во всем лагере Авери видел только одного золотого человека (мужчину).
Тот сидел на скамейке у костра  и  что-то  мастерил  из  кусочков  дерева.
Опираясь на довольно туманные принципы симметрии и то, что домиков  именно
два, а не больше, Авери решил, что в этом лагере  живет  четыре  человека.
Черт возьми! Иначе и быть на могло! Они... загадочные, непостижимые.  Они,
затеяли какой-то эксперимент с двумя группами существ.
     Авери восхищался золотыми людьми. И одновременно  остро  ощущал  свою
собственную ущербность. Предполагая (вполне разумное  предположение),  что
обе группы попали на эту планету одновременно, и  опять-таки  предполагая,
что, как и земляне, золотые люди раньше не были знакомы друг  с  другом  и
являлись рядовыми представителями своей расы, они, без сомнения,  добились
очень и очень многого. Нет, не для них беспечная жизнь. Они  первым  делом
построили себе базу,  которую  впоследствии  смогут  расширить.  Они  были
строителями, созидателями,  отважными  пионерами,  а  не  избалованными  и
ленивыми горожанами...
     Разумеется, оставалась еще возможность, что  они  -  коренные  жители
этой планеты. Но чем больше Авери об этом думал, тем менее  вероятным  это
ему казалось. Нет, их родина совсем не  здесь.  Нет,  они  тоже  эмигранты
поневоле. Они тоже подопытные кролики. И они уже изменили  русло  ручья  и
построили свои собственные дома и мебель! Очень активные кролики!
     Авери мог  только  от  всего  сердца  надеяться,  что  затеянный  Ими
эксперимент совсем не тот, о котором он думает. Но понемногу ему  начинало
казаться, что шансов на это практически нет.
     Он хотел бы понаблюдать за лагерем золотых людей подольше, но Барбара
начала нервничать.
     - Пожалуйста, дорогой, - зашептала она. - Пойдем отсюда. Чем больше я
смотрю на этот лагерь, тем меньше он мне нравится.  У  меня  даже  мурашки
бегут по спине...
     Они слезли со скалы. Как раз в этот момент одна из  лун  скрылась  за
облаком, и пользуясь временной, пусть и не полной темнотой, они  осторожно
прокрались мимо лагеря, держась как можно ближе к морю.
     Луна, однако, подвела их в самый  критический  момент.  Они  как  раз
находились прямо напротив сидящего  у  костра  мужчины,  когда  она  снова
выглянула из-за туч. Из разделяло всего каких-то сорок ярдов.  Стоило  ему
взглянуть на берег, и он наверняка сразу  бы  увидел  двух  землян.  Авери
судорожно сжал томагавк, но мужчина  был  увлечен  бей  работой.  В  конце
концов чего опасаться, когда твой лагерь защищен шестифутовым рвом!
     Оставив лагерь золотых людей позади, Авери и Барбара быстро шли вдоль
берега. Им хотелось до рассвета уйти от него как можно дальше.
     Но через несколько часов они так устали, что не  могли,  казалось,  и
шагу ступить. В ложбинке между песчаных дюн они  разложили  свой  спальный
мешок. Они слишком устали для секса  и  быстро  уснули.  Рассвет  наступил
очень быстро.
     Они не успели отдохнуть. Они все еще  чувствовали  усталость.  Но  не
настолько большую... И почему-то (и это не имело никакого отношения  к  их
физическим потребностям) иначе они  не  могли.  Их  любовь  была  быстрой,
страстной и удивительно бодрящей. Потом они  искупались  в  море.  Завтрак
висел на ветках у них над головой - достаточно только протянуть руку...
     - Мне кажется, пришло  время  принимать  решение,  -  неохотно  начал
Авери.
     - Какое решение, милый? - Барбара называла  его  "милый"  при  каждом
удобном случае. Непривычная роскошь. Это доставляло ей удовольствие.
     - Если мы  собираемся  сдержать  обещание,  данное  Тому  и  Мэри,  и
вернуться к исходу четвертого дня, то мы должны сегодня  повернуть  назад.
Или решим положиться на случай и пойдем дальше?
     Барбара вздохнула. Само по себе их  путешествие  для  нее  ничего  не
значило, но Авери принимал его близко к сердцу, а значит...
     - На самом деле, - сказала она наконец, - мы находимся в  пути  всего
полтора дня. Если уж ты хочешь быть совсем точным, то мы можем идти вперед
еще почти целый день - но тогда на обратном пути нам придется  торопиться,
и даже не останавливаться на сиесту. - Она еще раз вздохнула.  -  Вряд  ли
тогда у нас найдется время для секса.
     - Когда мы вернемся, - улыбнулся Авери, - у нас будет целая  вечность
для любви.
     - И этого тоже мало, - улыбнулась она в ответ.
     В итоге они, или точнее Авери, решили рискнуть  и  двигаться  вперед.
Как правильно сказала Барбара, они могли позволить  себе  повернуть  назад
даже поздно вечером. Если им  удастся  опять  успешно  проскользнуть  мимо
лагеря золотых людей, то потерянный день обойдется им  всего  лишь  в  две
пары усталых и натертых ног.
     Но, как оказалось, риск себя оправдал. К  полудню  они  добрались  до
участка берега, показавшегося Авери необъяснимо знакомым.  Никаких  особых
примет - обычный берег, такой же, как милю,  и  две  мили  тому  назад.  И
однако Авери уже его видел.  Пару  минут  он  непонимающе  оглядывался  по
сторонам, а потом до него дошло.
     - Я как раз здесь обнаружил тот шар, о  котором  вам  рассказывал!  -
воскликнул он. - Через несколько миль мы выйдем к озеру с каменистым дном,
у которого я тогда заметил следы... Боже, такое ощущение, что все это было
невесть сколько веков тому назад...  -  Он  весело  улыбнулся  Барбаре.  -
Радость моя, отсюда до Лагеря Два всего несколько часов ходу... Значит, мы
все-таки на острове.
     - Ты уверен, что узнал это место? - засомневалась Барбара. -  Как  ты
ухитрился его запомнить?
     - Понятия не имею... но я его узнал... Не волнуйся, я уверен, что  не
ошибся.
     - Раз мы так близко, -  обрадовалась  Барбара,  -  значит,  можно  не
торопиться! Мы можем провести здесь чудесный вечер и все равно вернуться в
лагерь на сутки раньше назначенного срока. Мы можем даже...
     - Нет, не можем, - прервал ее Авери. Он уже  догадался,  что  Барбара
хочет ему предложить. - Том и Мэри наверняка очень  волнуются.  Мы  должны
вернуться в лагерь сегодня вечером.
     Барбара не стала спорить.
     - Теперь, когда мы знаем, как это  делается,  -  заявила  она,  -  мы
запросто можем  устроить  себе  официальный  выходной...  без  всяких  там
марш-бросков.
     - Мы можем взять отпуск даже на несколько лет, - засмеялся Авери, - с
сохранением заработной платы.
     - Но этот все равно останется самым дорогим, - сказала Барбара. - Наш
медовый месяц еще не закончился. Давай не будем терять  времени.  Нам  еще
много надо сделать.
     Этим они и занимались - весь вечер. Потом еще раз искупались в море и
на закате пришли в  лагерь,  усталые  и  очень  счастливые.  Проходя  мимо
озерца,  Авери  вспомнил  о  своем  видении  -  черная  полоска  земли  на
горизонте. Но сколько ни всматривался,  на  этот  раз  ничего  не  увидел.
Возможно, он тогда  действительно  принял  за  землю  низколежащие  темные
облака. Но сейчас все это не казалось  ему  таким  уж  существенным.  Куда
важнее то, что он держал Барбару за руку...
     Мэри достаточно было одного взгляда, чтобы обо всем  догадаться.  Она
заметила их издалека, и четверо землян встретились на берегу. Они обнялись
все вчетвером, словно не виделись как минимум пару месяцев.
     - По Вам ясно, - серьезно сказал Том,  -  что  на  вашу  долю  выпали
страшные испытания. Теперь нам придется ухаживать за вами, пока  вы  вновь
не обретете былое здоровье.
     - Нет, - так же серьезно ответил Авери, -  только  былые  силы.  Свое
здоровье мы демонстрировали целый вечер... Между  прочим,  мы  нашли,  где
расположен лагерь золотых людей. А еще, мы находимся  на  острове.  Совсем
небольшом.
     - У нас тоже есть для вас новости, - заявил Том.  -  Мэри  беременна.
Она давно уже это подозревала, но  теперь  убедилась  окончательно.  -  Он
усмехнулся. - Особенно сильно это проявляется рано утром,  как  раз  перед
завтраком. Так что мне приходится делать всю работу.
     - Поздравляю, - Авери поцеловал Мэри. - Надеюсь только, что у тебя не
возникнет никаких  странных  желаний  (знаешь,  с  беременными  так  часто
бывает!) вроде мечты о  маринованном  луке.  Ближайший  магазин  чертовски
далеко!
     - Мэри, дорогая, - с довольным видом воскликнула Барбара.  -  Если  я
скоро к тебе не присоединюсь, то значит в мире что-то перевернулось.
     - Будь я проклят, - вдруг посерьезнел Том, - если знаю, что мы  будем
делать насчет докторов и повивальных бабок и всего такого прочего.
     - Не волнуйся, - Мэри, похоже, все это ничуть не волновало. - Как  ты
думаешь, как женщины рожали последние миллионы лет?
     Они возвращались в лагерь, когда Авери в голову  пришла  великолепная
идея.
     - Мы ведь так и не выпили ту бутылку шампанского?  -  спросил  он.  -
Так? Я же знал, что она нам еще понадобится!
     - Попробую остудить ее в море, - заторопился вперед Том.

                                    21

     Не считая утреннего плохого самочувствия Мэри (которое, к  сожалению,
порой становилось еще и дневным, и  вечерним),  следующие  несколько  дней
были самыми счастливыми в недолгой истории Лагеря Два.
     Авери нарисовал карту острова - хотя карта, пожалуй, слишком  громкое
название для того, что  у  него  получилось.  Скорее,  даже  не  карта,  а
примитивная схема, основанная на смутных воспоминаниях  и  приблизительных
расчетах - скорее, плод богатого  воображения,  чем  неопровержимый  факт.
Однако оценка расстояния, пройденного ими с Барбарой во время их  Большого
Путешествия (около сорока пяти миль) базировалась на времени, которое  они
реально провели в пути.  С  точностью  до  нескольких  миль  она  казалась
справедливой.
     Таков, значит, был периметр их острова. Авери полагал, хотя и не  был
в том уверен, что очертаниями остров напоминает  бутылку.  Первый  день  и
часть второго берег, похоже, (учитывая его изрезанность) плавно  загибался
в одном направлении. Затем он шел совершенно прямо, как горлышко  бутылки,
затем крутой поворот и снова прямо. Если идти  по  берегу,  то  до  лагеря
золотых людей было примерно двадцать миль. Если его представления о  форме
острова соответствуют действительности, то он располагался прямо  напротив
их собственного лагеря - в самой широкой  части  бутылки.  Если  двигаться
напрямик через лес, то лагерь золотых людей и Лагерь Два  разделяло  всего
каких-то восемь или десять миль.
     - Теперь, когда мы знаем, как близко они живут, - сказал Том,  -  мне
становится как-то не по себе. Что-то говорит мне, что рано  или  поздно  у
нас возникнут проблемы.
     - Вполне вероятно, - кивнул Авери. - Но пока что  у  нас  нет  особых
причин для беспокойства - если не считать случая с  Лагерем  Один.  Может,
они тоже не хотят рисковать. Если бы мы раньше узнали, где  они  живут,  и
нанесли им ответный визит, то холодная война вполне могла бы  перерасти  в
настоящую.
     - Все равно, я хотел бы как следует рассмотреть их лагерь,  -  заявил
Том. - Кто его знает, вдруг замечу что-нибудь полезное.
     - Слишком опасно, - покачал головой Авери. - Если тебя  заметят,  это
может стать поводом для конфликта. Нам  с  Барбарой  повезло.  Как-то  оно
получится в следующий раз - если следующий  раз  вообще  будете  Черт  его
знает.  Постепенно  мы  постараемся  с  ними  подружиться.  Но  не   стоит
торопиться.
     На том и порешили. Вдохновленные, однако, успехами золотых людей, Том
и Авери начали всерьез обдумывать возможность  постройки  более  надежного
жилища, нежели палатка. А тут еще беременность Мэри. Ничто, в общем-то, не
мешало принять роды и в палатке, но это почему-то  казалось  неуместным  и
нелепым.  Кроме  того,  Они,  похоже,  (шло  время,  и  это  предположение
превращалось в уверенность) вовсе не  собирались  нагрянуть  на  остров  с
обратными билетами на Землю. А значит, жить им тут еще долго. А  раз  так,
то Лагерь Два можно рассматривать только как временное решение.  Скоро  им
потребуются более просторные апартаменты. Как  заявил  Том  (лишь  отчасти
шутя), если уж  они  решили  основать  племя,  то  должны  позаботиться  о
Lebensraum [жизненное пространство (нем.)].
     Дни становились все жарче, и больше всех от этого страдала Мэри. Жара
и утреннее недомогание - ее сил просто-напросто не хватало, и она делалась
вялой и апатичной. Но, к счастью,  дней  через  десять  после  возвращения
Авери и Барбары из них трехдневного круиза, пошел дождь - даже не  ливень,
а настоящий потоп. Он продолжался целую неделю - и  за  это  время  воздух
стал прохладнее и свежее. Не считая неизбежных походов за  едой  и  водой,
они все время  проводили  в  палатках,  читая,  слушая  музыку,  занимаясь
любовью.
     Барбара  очень  даже  обрадовалась  непрерывным  дождям  -  ведь  это
означало, что большую часть времени они с Авери проводили  вдвоем.  У  них
еще оставалось так много всего, чем хотелось  поделиться  друг  с  другом.
Единственным недостатком можно, пожалуй, считать то, что в это время  было
невозможно готовить. Несмотря на обилие фруктов, вскоре они начали скучать
по рыбе и мясу.
     Но вот однажды дождь кончился. Они вылезли из палаток и увидели перед
собой свежий, переливающийся на солнце мир...
     Авери снова начал писать. Он писал, как одержимый...  словно  пытаясь
наверстать упущенное за много лет время.
     Много месяцев в его сундуке валялись ненужные и нежеланные  краски  и
холсты. Но теперь он вдруг с  бесконечной  радостью  вытащил  их  на  свет
божий. Как он был благодарен Им за  этот  подарок!  Как  счастлив  он  был
оттого, что живет в этом мире.
     Теперь, когда им вновь овладело страстное желание писать,  он  больше
ни о чем другом и думать не мог... кроме  Барбары.  Охота,  рыбалка,  сбор
фруктов, поиск нового места для лагеря, даже купание - все это  отошло  на
второй план. Все это только мешало Авери.  Самыми  главными  в  его  жизни
стали вопросы формы и текстуры, и композиции. Теперь он глядел на  мир,  в
который попал, совсем другими глазами. Он словно увидел его  впервые.  Ну,
кому еще из художников за всю историю  человечества  представлялась  такая
необычайная возможность? Авери работал  и  считал  себя  очень  счастливым
человеком.
     Он писал все и вся. Он писал лесные  пейзажи  и  морской  прибой.  Он
писал Лагерь Два и натюрморты из экзотических плодов, шкур кроликоподобных
и томагавков. Он написал купающихся Тома и Мэри, обнаженную Барбару  и  ее
портрет.
     Тому в конце концов это надоело, и он  стал  ходить  на  охоту  и  за
фруктами в одиночку. Порой, когда она чувствовала себя достаточно  хорошо,
к нему присоединялась Мэри. Иногда он брал с собой  Барбару  -  если  ему,
конечно, удавалось оторвать ее  от  созерцания  величайшего  художника  со
времен Леонардо за работой.
     В один их  таких  дней  и  произошло  нечто,  положившее  конец  этой
идиллии.
     Авери взялся написать портрет Мэри - как  он  объявил,  этот  портрет
станет ей подарком ко дню рождении сына... или дочери... Недомогания  Мэри
понемногу сошли на нет, хотя утром ей все еще было немного не по себе.  По
утрам она никак не  могла  проснуться,  и  от  любой  работы  ее  начинало
подташнивать. В общем, утро - самое удобное время позировать для портрета.
Мэри казалось, что она должна  заставлять  себя  работать,  и  утверждения
Авери, что позирование - тоже работа, помогали ей заглушить чувство вины.
     Тем утром они с Авери  остались  в  лагере  вдвоем.  Мясо  кончилось,
фрукты тоже, и Том с Барбарой взялись исправить положение. Они отправились
в лес, оставив револьвер в лагере: так было заведено.
     Шло время (Авери, надо сказать,  этого  вовсе  не  замечал),  и  Мэри
устала позировать. Они устроили перерыв - Авери побежал освежиться в море,
а Мэри валялась на песке, глядя, как он плещется в воде.
     - Как насчет еще одного сеанса перед ленчем? - спросил Авери, вылезая
из воды. - Или ты слишком устала?
     - Да я, вроде, ничего, - ответила Мэри. - Но ты не слишком затягивай.
Том и Барбара должны вернуться с минуты на минуту.
     - Ерунда. Еще и часа не прошло, как они ушли.
     - Том прав, - рассмеялась Мэри. - Ты совсем чокнулся  от  этой  своей
живописи!.. Они ушли три часа тому назад.
     Но Авери ничего не ответил. Он  уже  вновь  углубился  в  работу.  Он
только что заметил необычный блеск в  ее  глазах,  который  раньше  как-то
ускользал от его внимания.
     Наконец он заметил, что Мэри ерзает.
     - Сиди спокойно, родная, - попросил он.  -  Иначе  твоя  левая  грудь
станет похожей на помятую дыню.
     - Извини... у меня что-то побаливает спина.
     - Черт, чего же ты сразу не сказала, - заволновался  он.  -  Впрочем,
ты-то не виновата. Это все я. Окончательно потерял чувство меры! Том  меня
просто-напросто убьет, если узнает, как я  тебя  измучил!..  Сделать  тебе
массаж?
     Мэри покачала головой.
     - Скорее бы они возвращались, - сказала  она.  -  Их  нет  уже  целую
вечность. Как ты думаешь, что могло случиться?
     - С ними все в порядке, - уверенно заявил Авери. - Том  вполне  может
за себя постоять. Да и Барбара тоже, если уж на то пошло.
     - А я все равно нервничаю, - призналась Мэри, потягиваясь.
     Авери добавил еще пару штрихов к почти законченному портрету.
     - Я только что придумал название для нашего  острова,  -  сказал  он,
помолчав. - Должны же мы его как-то называть, правда?  Как  тебе  нравится
Эльдорадо?
     - Если не считать золотых сфер и золотых людей, - усмехнулась Мэри, -
золотом здесь, по-моему, и не пахнет.
     Отложив кисти, Авери критически посмотрел на холст. Затем  повернулся
к Мэри.
     - Если ты простишь мне старую избитую истину...  никогда  не  знаешь,
где найдешь, где потеряешь... Знаешь, я все меньше и меньше злюсь на  Них.
Вы с Томом, мы с  Барбарой  нашли  здесь  пусть  и  не  золото,  но  нечто
чертовски на него похожее. По правде  говоря,  сейчас  я  счастливее,  чем
когда-либо в жизни... Да, Эльдорадо -  название  что  надо.  Когда  Том  и
Барбара  вернутся,  мы  вспомним  о  демократии  и  поставим   вопрос   на
голосование.
     Мэри с тревогой поглядела на белую полосу пляжа, на роскошную  зелень
деревьев и кустарников.
     - Хоть  бы  они  скорее  возвращались,  -  повторила  она.  -  Что-то
случилось...
     - Да брось ты, - начал Авери. - Ты просто... - слова замерли  у  него
на устах.
     В нескольких десятках ярдов от них из леса появился человек. Это  был
Том. Он шатался и, похоже,  едва  держался  на  ногах  -  словно  пьяница,
возвращающийся  домой.  У  него  на  груди  на  рваной  рубашке   медленно
расплывалось кровавое пятно.
     С душераздирающим криком Мэри бросилась к нему. Авери - за ней.
     Том усиленно моргал и щурился, как будто пытаясь разглядеть, кто  это
спешит ему навстречу.
     - Извини, старина, - с трудом пробормотал он подбежавшему Авери. - Не
слишком-то я... Эти гады сцапали Барбару... - и с  этими  словами  он  без
чувств повалился на землю.
     У него из спины, около плеча, торчало обломанное копье.

                                    22

     Кое-как совместными усилиями они втащили Тома  вверх  по  лестнице  в
лагерь. Авери внес его в палатку и осторожно положил на один из спальников
лицом вниз.
     Мэри была бледной, как полотно. Руки у нее дрожали. Сделав над  собой
отчаянное усилие, она сказала почти спокойным голосом:
     - Ты... ты можешь вынуть копье?..
     - Да, - ответил Авери с уверенностью, которой вовсе не чувствовал.  -
Я вытащу его... Принеси-ка ты лучше воды... И, Мэри, знаешь, не  торопись.
Понимаешь?
     Молча кивнув, она вышла из палатки.
     - Том, - позвал Авери,  становясь  на  колени,  -  старина,  ты  меня
слышишь?
     Но кроме сочувствия и жалости к Тому, Авери испытывал и гораздо более
личное и отчасти даже эгоистическое  чувство.  Барбара,  Барбара,  -  эхом
отдавалось у него в ушах. Только бы с тобой было  все  в  порядке.  Любовь
моя, только бы с тобой было все в порядке...
     - Том, ты меня слышишь? - еще  раз  спросил  Авери  и  сам  поразился
внезапной грубости своего голоса.
     Он хотел знать. Он обязан был знать. Он с трудом удерживался от того,
чтобы схватить Тома и вытрясти из него всю правду.
     - Том, ради всего святого, очнись!
     Никакого ответа. Том каким-то чудом не потерял сознания но  дороге  в
лагерь, но это и все.
     "Святой Боже, - взмолился Авери, -  не  дай  ему  умереть.  Я  должен
знать, должен..."
     И вдруг его панику как рукой сняло.  Ее  заменило  ледяное,  какое-то
даже немного неестественное спокойствие. Холодный пот  градом  катился  по
его лицу. Он посмотрел на Тома - на восемнадцать дюймов копья, торчащие  у
него из спины, на кровь, медленно растекающуюся по рубашке,  покрытой  уже
засохшими кровавыми пятнами. Он посмотрел на Тома, и ему стало стыдно.
     -  Извини,  старина,  -  тихо  пробормотал  он.   -   Я   не   должен
расклеиваться, так ведь?
     Он наклонился к копью, бормоча себе под нос:
     - Во-первых, его надо вытащить. Во-вторых, есть  только  один  способ
это сделать... Не держи на меня зла, приятель. Что  бы  ни  случилось,  не
держи на меня зла. Я просто несчастный дурень, который хочет  сделать  как
лучше.
     Он осторожно потянул за древко копья. Ничего не произошло.  Вероятно,
он застряло в кости или в мускулах. Возможно, и в том и в другом сразу.
     Тогда он попробовал резко дернуть. Единственное, чего он добился, так
это того, что приподнял Тома на пару дюймов от постели.
     "Боже мой, - думал Авери. - Что же мне, черт возьми, делать?"
     Но какое бы решение он ни принял, делать  это  следовало  быстро.  Не
стоило рассчитывать на долгое отсутствие Мэри.
     Ответ был очевиден. И Авери он  нисколько  не  нравился:  этот  ответ
низводил Тома до уровня неодушевленного куска мяса. Но раз ничего  другого
Авери в голову не приходило - значит, выбора не оставалось.
     Наступив Тому ногой на поясницу, Авери взялся обеими руками за древко
и рванул что есть силы.
     Он вытащил копье. Том вскрикнул. Короткий, звериный вопль нестерпимой
боли, к счастью, тут же прервавшийся - Том вновь потерял  сознание.  Авери
очень боялся, что сейчас из раны ручьем хлынет кровь - как  результат  его
неумелых действий. Он ведь запросто мог задеть  какую-нибудь  артерию  или
вену. Но его опасения были  напрасными.  Кровь  по-прежнему  текла  жалким
тонким ручейком. Копье выпало из дрожащих рук Авери...
     В палатку вошла Мэри с водой и бинтами из аптечки. Увидев  ее,  Авери
вновь обрел способность соображать и действовать. Разорвав на  спине  Тома
рубашку, он обнажил рану. Отверстие оказалось куда меньше, чем  он  думал.
Авери осторожно начал смывать кровь. Она уже текла медленнее.
     - Ричард, как он? - спросила Мэри мертвенным,  непривычно  бесцветным
голосом.
     Словно ребенок, изо всех сил старающийся не разреветься.
     - По-моему, ему повезло, - рискнул ответить Авери. - Кажется,  ничего
не задето. Во всяком случае, ничего важного. Он крепкий парень, твой  Том.
Но, боюсь, в ближайшие несколько дней отжимания он делать не сможет.
     - Жаль, что я не могла помочь, - с некоторым облегчением сказала она.
- Я чувствую себя...
     - Надо остановить это чертово кровотечение,  -  заметил  Авери.  -  Я
наложу на рану тампон с деттолом. А сверху прижмем тугой повязкой...  Если
только ты не можешь предложить чего-нибудь получше.
     Она покачала головой.
     Они тщательно промыли рану и наложили на нее огромный тампон из ваты.
Затем, пока Мэри осторожно придерживала  тампон,  Авери  перевернул  Тома.
Потом посадил его.
     К тому времени, когда Мэри стянула с  Тома  остатки  рубашки,  тампон
насквозь пропитался кровью. Тогда они взяли еще ваты  -  все,  что  у  них
оставалось - положили на рану, а сверху туго забинтовали. Первый  пакет  с
бинтом кончился после нескольких оборотов вокруг  грудной  клетки  Тома  -
всего у них ушло четыре пакета.
     Авери как раз закреплял кончик последнего бинта, когда Том,  как  это
ни удивительно (чем-то даже смахивало на чудо), пришел в себя.
     - У меня вся спина горит, - пробормотал он. - Что  случилось  с  моей
спиной? Кто, черт возьми... - Широко раскрыв глаза, он  схватил  Авери  за
рукав. - Ричард, ты...
     - Да, я его вынул. Не волнуйся... Операция вряд ли войдет в учебники,
но пациент остался жив.
     - Дорогой, - проворковала Мэри, - как ты себя чувствуешь?
     Новое чудо. Тому удалось издать звук,  который  при  большом  желании
вполне можно было принять за смех.
     - Как я себя чувствую? Отличный вопрос! Дайте мне  глотнуть  виски...
Боже мой! Они сцапали Барбару!
     Мысль об этом, похоже, причиняла ему чисто физическую боль.
     - Это ты уже говорил, - сказал Авери, стараясь говорить  спокойно.  -
Давай, не тяни...
     Мэри достала бутылку  с  виски  и  поднесла  ее  к  губам  Тома.  Она
наклонила ее слишком сильно. Том захлебнулся, виски потекло по его  груди.
Он закашлялся и тут же перекосился от боли.
     - Мы слишком близко подошли к их  чертову  лагерю,  -  прошептал  он,
справившись с кашлем. - Наверно... Нет, честно говоря, мне очень  хотелось
исследовать их территорию... Даже не знаю, добрались мы до нее или нет. Мы
шли вдоль ручья. Барбара считала, что это тот самый, у которого  стоит  их
лагерь... Мы шли, и вдруг нос к носу столкнулись с одним  из  тех  золотых
парней. У него были копья. У нас - томагавки... Несколько секунд мы просто
стояли и глазели друг на друга -  взаимное  оцепенение.  Затем  он  поднял
копье, и я крикнул Барбаре, чтобы она убегала. Первое копье прошло мимо. Я
на миг остановился, метнул томагавк и бросился вслед за Барбарой. Тут-то я
и получил этот подарок в спину.  Видимо,  я  здорово  заорал,  потому  что
Барбара повернулась и побежала назад ко мне. Потом я потерял сознание.
     Он с тоской поглядел на виски, и Мэри дала ему еще пару глотков.
     - Когда я пришел в себя, - продолжал Том,  -  вокруг  уже  никого  не
было. Только рядом со мной на траве  валялись  томагавки  Барбары.  -  Том
замялся, избегая глядеть Авери в глаза. - Похоже... похоже, они  боролись,
- он снова замялся. - Но кровь я видел только свою... Так мне,  во  всяком
случае, показалось... Черт, мне было очень больно. Дьявольски больно...  Я
подумал... Я подумал, что если уж я не умер... - он  остановился  и  вдруг
заплакал. - Понятия не имею, как я добрался до лагеря, - всхлипывал он.  -
Я должен был... Ричард, ну скажи хоть  что-нибудь...  хоть  слово...  Ради
Бога... Да ты должен вогнать это чертово копье мне в глотку!
     Рассказ, нестерпимый стыд, горечь  поражения  окончательно  подкосили
Тома. Он все еще оставался в сознании, но голова его  бессильно  упала  на
грудь. Слезы катились по его щекам, собирались на  подбородке,  капали  на
грудь, смешиваясь с  кровью  и  виски.  Рыдания  причиняли  ему  боль,  но
остановиться он не мог. Авери осторожно положил его обратно на постель.
     - Ты не виноват, Том, - с трудом выговорил он. - Рано или поздно,  но
что-то подобное  должно  было  произойти...  Они,  похоже,  просто  думают
несколько иначе, чем мы... Что бы теперь ни случилось, в конце  концов  мы
придем, по-моему, к схватке. И не на жизнь, а на смерть.
     Но Том его уже  не  слушал.  Избыток  боли,  вынесенные  страдания  и
отсутствие сил милосердно погрузили его в черный омут беспамятства.
     Мэри взяла Авери за руку.
     - Что же нам теперь делать, - беспомощно спросила она. - Ах,  Ричард,
что же нам теперь делать?
     И тут все для него стало предельно ясно.
     - Я должен выяснить, как Барбара. Они ее... -  но  договорить  он  не
смог.

                                    23

     Авери расположился на толстом суку довольно высокого дерева. Он сидел
совершенно неподвижно и наблюдал. Он проторчал на этом  дереве  уже  около
получаса. Сквозь удобный просвет в густой кроне  он  наблюдал  за  лагерем
золотых людей, от которого его отделяло всего  каких-то  пятьдесят  ярдов.
Скоро сядет солнце. Скоро он должен будет что-то делать.
     Насилие никогда не привлекало Авери. Обычно ему становилось плохо  от
одной мысли о нем. Но жгучая  ненависть  к  золотым  людям,  так  внезапно
разрушившим его крохотный мирок личного счастья, не  оставляла  места  для
страха. Вместо страха он испытывал жажду мести.
     День, начавшийся так  хорошо,  превратился  в  сплошной  нескончаемый
кошмар. Он все еще не мог прийти в себя от шока. Потом,  наверно,  у  него
будет истерика или он впадет в депрессию, но сейчас  Авери  превратился  в
живой компьютер с мускулами и целью. В машину, работающую на взятой взаймы
энергии.
     Он не чувствовал ни голода, ни усталости, хотя ничего не ел с  самого
завтрака. Ненависть и тревога - другой пищи ему сейчас не требовалось.
     И однако, стремление поскорее найти Барбару ничуть  не  мешало  сухой
машинной логике, управлявшей всеми его действиями.  Прежде,  чем  покинуть
Лагерь Два, Авери убедился, что сделал для Тома все возможное.  Он  сходил
также к ручью за водой (компьютер в  его  голове  решил,  что  Мэри  может
потребоваться много воды), а по дороге в лагерь набрал еще и целую  охапку
плодов. Так, по крайней  мере,  ей  не  придется  надолго  оставлять  Тома
одного. Сделав в лагере все, что было в его силах, Авери вооружился  двумя
ножами и двумя  томагавками  и  отправился  в  путь.  Он  с  удовольствием
прихватил бы с собой револьвер, но тогда  Мэри  вряд  ли  сможет  защитить
лагерь от нападения.
     Дорога заняла у него куда дольше, чем он планировал - почти три часа.
Поначалу  Авери  пытался  двигаться  по  следам  Тома,  но  это  оказалось
совершенно безнадежным. Он  просто-напросто  не  умел  идти  по  кровавому
следу... по правде сказать, он вообще не умел ходить по какому  бы  то  ни
было следу. Куда быстрее идти напрямик, в общем направлении лагеря золотых
людей. Идти и надеяться, что  рано  или  поздно  выйдешь  к  ручью,  около
которого и расположен этот лагерь. В конце концов Авери  и  в  самом  деле
выбрался к ручью, бегущему, похоже, в нужную сторону.  Он  двигался  вдоль
ручья, наверно, часа два, и в  итоге  оказался  на  необитаемом  пустынном
пляже. Совсем не там, куда он так стремился. К счастью,  Авери  узнал  это
место. Когда они с Барбарой совершали круиз вокруг острова, ему  бросилась
в глаза скала причудливой формы... Та  самая,  которую  он  теперь  увидел
перед собой. Значит, до лагеря золотых людей отсюда миль шесть по берегу.
     Авери вновь углубился в лес, а затем двинулся вдоль моря.  Еще  через
полтора часа он вышел к нужному ручью. Теперь он двигался медленно и очень
осторожно. Ему вовсе не хотелось быть застигнутым врасплох.
     Обнаружив лагерь, Авери принялся искать место, с которого он смог  бы
беспрепятственно наблюдать. Сперва он хотел использовать скалу, на которую
они лазили вместе с Барбарой, но днем на ней его наверняка бы заметили.  В
конце концов он остановил свой выбор на большом раскидистом дереве.
     Наблюдение за  лагерем  оказалось  тяжелым  испытанием  для  деловито
пощелкивавшего у него в голове компьютера. Ведь Авери видел Барбару.
     Она, судя по всему, была жива и здорова. Хоть это хорошо.  Но,  глядя
на нее, Авери до смерти хотелось ворваться в лагерь  золотых  людей,  рубя
направо и налево томагавками. Ворваться и освободить  Барбару  -  силой  и
решимостью. Решимости-то у него было предостаточно. Но вот сила... Четверо
против, одного, или даже считая Барбару -  против  двух.  Четверо  золотых
людей против двух homo sapiens. Его компьютер давал Авери вполне  логичный
и весьма неутешительный ответ. Придется ждать. Придется ждать до  темноты.
Придется использовать нечто большее, нежели просто грубую силу.
     Тем временем Авери мог только наблюдать  за  Барбарой.  Он  сидел  на
ветке, смотрел, и холодная ярость вскипала в его душе. Они отобрали у  нее
всю одежду. Они привязали ее за лодыжку к большому тяжелому камню.  Ходить
она могла только, нося камень с  собой.  Не  слишком  далеко  и  не  очень
быстро.
     Они издевались над ней. Она стала их новой игрушкой.  Судя  по  тому,
как они с ней обращались, они явно хотели сделать из Барбары нечто среднее
между служанкой и дрессированной собачкой. Порой  какой-нибудь  из  мужчин
мимоходом лапал ее или еще как-то развлекался за ее счет.  Сперва  Барбара
сопротивлялась - но  пара  сильных  кулачных  ударов,  от  которых  она  в
полубессознательном состоянии падала на землю, наглядно продемонстрировали
бессмысленность сопротивления. Она пыталась не обращать на  них  внимания.
Им это не слишком понравилось, и они выдумывали все новые и новые "шутки",
чтобы добиться желаемого результата.
     Потом один из них подержал Барбару, а  другой  в  это  время  голубой
краской нарисовал у нее  на  груди  и  животе  странные  символы,  отчасти
напоминающие  греческую  букву  "омега".  Мужчины  очень  веселились,   но
женщинам, похоже, все это понравилось значительно меньше. Одна из них даже
попыталась остановить рисовавшего мужчину, но ее лишь грубо  оттолкнули  в
сторону.
     За ужином золотые люди расположились за столом, а  Барбару  заставили
сидеть на земле. Одна из женщин принесла  ей  немного  воды  и  тарелку  с
какой-то едой. Но как только мужчины это заметили, они тут же  отобрали  у
Барбары тарелку. Вместо этого они время от времени кидали  ей  объедки  со
своего стола. Потом, видя, что она не  собирается  есть,  один  из  мужчин
швырнул ей большую кость, с которой обрезал куски мяса. Он  попал  Барбаре
прямо в лоб, повалив  ее  на  землю.  Взрыв  смеха,  приветствовавший  сей
забавный эпизод, долетел даже до Авери, неподвижно сидевшего на  дереве  и
молящего о скорейшем наступлении темноты.
     Авери старался не думать о том, что  должна  была  сейчас  испытывать
Барбара. Он старался сосредоточиться. Ему нужен план... План! Он  придумал
и тут же отбросил более двух десятков.
     Но в одном Авери нисколько не сомневался: он должен  застать  золотых
людей врасплох, и притом в самый выгодный для него момент. А это  означает
- дождаться, пока часть из них отправится спать. Авери искренне  надеялся,
что на вахте останется кто-то  один.  Учитывая  элемент  внезапности,  ему
казалось, что с одним он должен справиться. С  двумя  (особенно  если  это
окажутся двое мужчин) - более чем сомнительно.
     Солнце садилось, и золотые  люди  подбросили  дров  и  костер.  Авери
глядел на огонь, и у него появилась  идея.  Если,  когда  они  заснут,  он
сумеет быстро перебраться через ров и разжечь огонь на порогах домиков, то
тем самым он на время обезопасит себя  от  нежелательных  встреч...  Если,
конечно, пламя будет достаточно большим... Но прежде он должен  пробраться
в лагерь и "снять часовых".
     Еще даже не продумав свой  план  до  конца,  Авери  бесшумно  слез  с
дерева, отошел на несколько сот ярдов в глубь  леса  и  принялся  собирать
сухую траву и ветки. Надо поторапливаться, пока  совсем  не  стемнело.  Он
работал, а компьютер в его голове перебирал варианты.
     Заполненный водой ров вовсе не был непреодолимой преградой:  в  самом
широком месте ярда три, не больше. Авери  не  сомневался,  что  с  разбега
сумеет через него перепрыгнуть. Сумеет ли он совершить подобный  прыжок  с
кучей сухих веток под мышкой и парой томагавков в  руках?..  Но  Авери  не
сомневался в  своих  силах.  Сжигающая  его  ненависть  не  позволяла  ему
сомневаться.
     Значит,  если  вахту  будет  стоять  всего  один  человек,  то   надо
перепрыгнуть через ров, зарубить его томагавком,  поджечь  в  костре  кучу
сухих веток и вывалить ее на пороге одного из домиков. Затем подскочить  к
другому домику и прикончить его обитателя (обитателей) когда та,  тот  или
те выскочат  наружу.  После  всего  этого  он  сможет,  наконец,  заняться
Барбарой...
     Прекрасный план, не  без  юмора  решил  Авери.  Для  того,  чтобы  он
сработал, требуется всего-навсего идеальный расчет времени,  стопроцентное
везение и готовность золотых людей реагировать так,  как  им  положено  по
сценарию. Но компьютер не желал слышать никакой критики. Он  полагал,  что
план  и  так  достаточно  сложен.  Еще  пара  добавлений  -  и  он  станет
просто-напросто неосуществимым.
     Собрав  необходимое  количество  травы  и   веток,   Авери   перебрал
получившуюся кучу - травинку за травинкой, веточку за веточкой -  стараясь
удостовериться,  что  все  здесь  и  впрямь   совершенно   сухое.   Затем,
подобравшись к берегу ручья, питавшего водой ров, Авери с  ног  до  головы
измазался глиной... Совсем  как  настоящие  коммандос  в  боевиках.  Авери
мрачно усмехнулся. Он улыбался, думая о бывшем  школьном  учителе  Ричарде
Авери, находящемся на чужой планете, вооружившемся охапкой травы  и  парой
самодельных  томагавков  и  готовящемся  напасть   на   четверку   золотых
суперсуществ.  Напасть  и  победить.  А  потом,  как  и  положено,  спасти
прекрасную даму.
     Год назад, всего какой-то год тому  назад,  ему  даже  присниться  не
могло нечто подобное - а кому могло бы? Все, что с ним происходило, вообще
напоминало  сон  -  с  трехмерным  изображением,  натуральными  цветами  и
стереофоническим звуком.
     Покончив с грязью, Авери осторожно вернулся к вражескому  лагерю.  Он
не стал снова залезать на дерево. Теперь в этом не было необходимости. Под
покровом темноты он обошел лагерь кругом, выбирая место для прыжка.  Найдя
его, Авери проверил, что ножи и один из томагавков крепко держатся у  него
за поясом, и уселся на землю. Он ждал. Левой  рукой  он  прижимал  к  себе
охапку сухой травы  и  веток,  в  правой  держал  свой  любимый  томагавк.
Возможно, ему придется ждать несколько часов, но ни то, ни другое Авери не
хотелось класть  на  землю.  Скорчившись  в  темноте,  заляпанный  грязью,
сгорающий от холодной ярости, Авери ощущал себя странным злым  гномом.  Он
пытался расслабиться, но  ничего  не  вышло  -  и  это  раздражало  Авери,
понимавшего, что сидеть ему тут еще очень и очень долго.
     Он видел Барбару, явно замерзшую, жмущуюся поближе к костру. Он видел
трех золотых людей - двух мужчин и женщину. Они что-то  пили  из  большого
кувшина. Авери от всей души  надеялся,  что  это  какой-нибудь  опьяняющий
напиток. Во всяком случае,  понемногу  они  делались  все  более  и  более
шумными. Потом один из мужчин предложил выпить Барбаре. Сделал  он  это  в
общем-то даже вежливо. Барбара отказалась. Тогда другой мужчина схватил ее
за волосы и, захохотав, силой заставил ее выпить. Она повалилась на землю,
кашляя и отплевываясь. На шум из домика вышла вторая золотая женщина.  Она
подошла к Барбаре, наклонилась, как будто утешая ее,  и  присоединилась  к
своим сородичам. Через некоторое время Барбара, несколько  придя  в  себя,
взяла свой камень и отодвинулась подальше от мужчин.
     Авери до боли сжал  в  руке  томагавк.  Кое-кто  дорого  за  все  это
заплатит.
     Время шло. Оно тянулось так медленно, что Авери начал уже  опасаться,
что золотые люди решили устроить вечеринку на всю ночь -  в  ознаменование
своей победы на существами низшей расы.
     Но под конец один мужчина встал, потянулся и вместе с одной из женщин
скрылся в домике.  Осталось  двое.  Авери  молил  Бога,  чтобы  оставшийся
мужчина тоже отправился спать, предоставив женщине  первое  дежурство.  Ко
всем  чертям  джентльменство!  С  женщиной,  возможно,  справиться   будет
полегче.
     Одно время казалось, будто они собираются сидеть у костра вдвоем.  Но
потом женщина все-таки  ушла.  Остался  мужчина...  и  Барбара.  Время  от
времени  мужчина  вставал  и  обходил  лагерь,  пристально  вглядываясь  в
темноту. Порой он что-то говорил Барбаре. Один раз он остановился  у  рва,
прямо напротив Авери. Он стоял, что-то высматривая, и  Авери  занервничал.
Он боялся, что его заметили, хотя с расстояния в  тридцать  ярдов  увидеть
скорчившуюся  в  тени   кустов   фигуру,   измазанную   грязью,   казалось
просто-напросто невозможным. Кроме того, хотя луны уже и взошли,  но  небо
было затянуто облаками.
     Постояв немного, мужчина повернулся и подошел к  Барбаре.  Он  рывком
поднял ее на ноги, ткнул пальцем в символы, начертанные у нее на  груди  и
на животе, что-то сказал и засмеялся. Потом он  вновь  уселся  за  стол  и
налил себе из кувшина новую порцию напитка.
     Он сидел спиной к Авери,  и  тот  почувствовал,  что  время  ожидания
кончилось.  Авери  встал,  сделал  несколько  быстрых  движений,  разминая
затекшие руки и ноги, внимательно в последний раз осмотрел дорогу до  рва.
Он мог только надеяться, что там нет никаких ям.
     Затем он покрепче зажал под  мышкой  пучок  сухой  травы  и  веток  и
бросился вперед.
     К счастью, подход  ко  рву  оказался  достаточно  ровным.  Авери  так
сконцентрировался на разбеге, что чуть не пропустил спуск к воде. И вот он
прыгнул...
     Авери  приземлился  на  той  стороне  рва,  и  сразу  же  все   пошло
наперекосяк. Прежде всего Барбара приглушенно вскрикнула: внезапно вылетев
из ночного мрака, он наверняка походил на самого настоящего демона.
     Барбара закричала, Авери ворвался в лагерь, а золотой  мужчина  начал
поворачиваться. В итоге удар томагавка, вместо того, чтобы  раскроить  ему
череп, лишь скользнул по голове. Но и этого хватило, чтобы мужчина  рухнул
на землю.
     Авери не стал  тратить  время  на  исправление  этой  оплошности.  Не
отвлекся он и на Барбару. Кинув на нее всего один взгляд, он сунул в огонь
свою охапку травы и веток. Заставив  себя  выждать  целую  вечность,  пока
пламя занялось, он бросился к домику, куда ушли золотые мужчина и женщина.
Он швырнул горящий пук на пороге и с удовлетворением услышал,  как  весело
загудело пламя, увидел, как повалил густой дым. Получилось даже лучше, чем
он рассчитывал.
     Тем временем Барбара уже поняла, что, собственно говоря,  происходит.
Она судорожно пыталась  развязать  кожаный  ремешок,  привязывавший  ее  к
камню. И тут весь план Авери развалился,  как  карточный  домик.  Ведь  он
находился так близко к Барбаре... после мучительной  неизвестности,  после
бесконечного  ожидания,  в  общем,   вместо   того,   чтобы   окончательно
разобраться с оглушенным мужчиной и прикончить  женщину,  которая  вот-вот
должна была выбежать из дома, он занялся  совсем  другим.  Он  мог  думать
только о Барбаре. О том, что ей необходимо  помочь.  Расположенный  в  его
голове компьютер наконец-то сдался, побежденный чувствами и гормонами.
     Подбежав к Барбаре, Авери выхватил нож и, встав на  колени,  принялся
резать упругий ремешок. С момента начала атаки он не обменялся с  Барбарой
даже парой слов. Прошло всего около десяти секунд.
     И тут она подняла глаза. И первые ее слова перешли в крик:
     - Осторожно, Ричард!
     Выронив нож, Авери бросился в сторону. В землю,  где  он  только  что
стоял, вонзилось копье.
     Одним  движением  Авери  вскочил  на  ноги  и  выхватил  из-за  пояса
томагавк. Он и сам не заметил, что рычит, словно  дикий  зверь.  Он  видел
только высокую фигуру своего могучего противника -  золотого  мужчины,  по
голове которого струилась кровь. Мужчины со злобой  и  болью  в  глазах  и
копьем в руке. До него было всего два шага и он готовился нанести удар.
     Его персональный компьютер попытался вмешаться.
     "Подойди поближе, - подсказывал  он,  -  подойди  поближе,  или  твоя
песенка спета".
     Копье ринулось  ему  навстречу,  но  Авери  ухитрился  отбить  его  к
сторону. С яростным криком, высоко подняв над головой томагавк, он ринулся
в атаку. Но то, что произошло дальше, было совершенно неожиданным и  имело
прямо-таки катастрофические последствия. Вместо  того,  чтобы  как  ожидал
Авери, отбить удар томагавка или попытаться увернуться  от  него,  золотой
мужчина согнулся пополам.
     Остановиться Авери не мог. Беспомощно перелетая  через  спину  своего
противника, Авери попытался нанести удар томагавком... и промахнулся.
     В этот миг мужчина резко выпрямился  и  всей  силой,  спиной  швырнул
Авери прочь. Со всего размаху упав на спину, землянин  на  мгновение  даже
потерял сознание. Потом он увидел копье, а чуть выше - искаженное злобой и
болью лицо.
     Мужчина  занес  копье  для  смертоносного  удара...  Но  вдруг  рядом
появился кто-то еще. Женщина. Не Барбара.
     Она что-то кричала. Но мужчина ее  не  слушал.  Его  лицо  исказилось
злорадной усмешкой.
     И вдруг Авери узнал эту женщину.
     - Злитри!
     Он и сам не знал, зачем выкрикнул ее имя. Этому не было объяснения.
     Копье понеслось вниз,  но  тут  женщина  схватила  его  и  дернула  в
сторону. Она перестаралась. Мужчина тоже не рассчитал. Копье повернулось и
вонзилось женщине прямо в живот.
     С тихим удивленным криком она рухнула на колени.  Мужчина  глядел  на
нее ничего не понимающими глазами.
     Компьютер отдал приказ, и Авери  воспользовался  представившимся  ему
случаем. Он вскочил, что есть силы  ударив  мужчину  головой  в  солнечное
сплетение. Он вложил в этот удар все, что у него было,  и  его  противник,
охнув, согнулся пополам. Мощным ударом по шее Авери помог ему оказаться на
земле.
     Бросившись  на  распростертое  тело  своего  противника,  Авери   как
сумасшедший принялся бить его головой об землю. Он ни о чем не  думал,  он
бил, бил и собирался бить, пока его не покинут силы.
     Барбара с трудом оттащила его  прочь.  Все  это  время  она  отчаянно
перерезала ремешок, пока, наконец, не очутилась на свободе.
     - Ричард, Ричард! - кричала она. - Надо уходить! Ради всего святого!
     Авери глядел на нее, не понимая, о чем она говорит.  Но  потом  разум
вернуться к нему, и он отпустил голову, к этому  времени  уже  впавшего  в
беспамятство, мужчины. Золотая женщина лежала рядом в луже  крови  и  едва
слышно стонала. Авери знал, что она спасла ему жизнь. Он хотел помочь  ей,
но... Он  не  мог  себе  этого  позволить.  Ради  Барбары  он  должен  был
уходить...
     - Злитри, - тихо прошептал он. - Злитри.
     Повинуясь внезапному порыву, он  коснулся  ее  лба  -  как  тогда,  у
дерева-клетки,  сделала  она.  Потом  покосился  на  горящий  домик.   Его
обитатели в любой момент могли выскочить сквозь горящую дверь.
     - Ко рву! - крикнул он,  хватая  Барбару  за  руку.  -  Нам  придется
прыгать. Разбегайся что есть мочи! Это совсем не трудно!
     Барбара, нагая и босая, на мгновение заколебалась. Затем  разбежалась
изо всех сил и прыгнула. Она немного не рассчитала и приземлилась как  раз
на край рва - так, что ноги ее очутились в воде. Она  сильно  ударилась  и
начала уже соскальзывать в ров, но тут Авери, прыгнувший  секундой  позже,
подхватил ее под руки и вытащил на берег.
     Он как раз помогал Барбаре выбраться из рва, когда увидел  обитателей
горящего домика, наконец-то сообразивших прыгнуть сквозь пламя, бушевавшее
в дверном проеме. Они появились немного обгорелые, озадаченные и, судя  по
всему, здорово напуганные происходящим.
     Тем временем Барбара, похоже, потеряла сознание.  Авери  взял  ее  на
руки и двинулся в благословенную темноту. Он  утешался  тем,  что  погоня,
если она вообще состоится, вряд ли начнется немедленно. На сей раз золотые
люди оказались в положении, выбраться из которого им будет не  так  уже  и
легко.
     Ярдов сто Авери преодолел трусцой, но потом силы его вдруг кончились,
и он упал. Вместе со своей бесчувственной ношей.
     Падение, похоже, привело Барбару  в  чувство.  Несколько  секунд  они
лежали рядышком, голова к голове, постанывая, жадно ловя прохладный ночной
воздух широко раскрытыми ртами. Затем Авери сел и прислушался.  Но  ничего
подозрительного  не  услышал.  Только  легкий  ветерок  шуршал  в   кронах
деревьев.
     - Ты можешь идти? - прохрипел он.
     - Я... наверно, смогу. Только не спеша. Они отняли у меня сандалии.
     - Обними меня за шею, - посоветовал Авери, вставая. - И опирайся,  не
бойся. Я чуть-чуть отдохну и снова тебя понесу. Мы  должны  отойти  от  их
лагеря как можно дальше... Ты не ранена?
     - По-моему, нет. А ты?
     - Нет. Пошли скорее. Потом будем утешать друг друга.
     - Дорогой, - прошептала Барбара.
     Так радостно вновь слышать эти слова. Что еще здесь можно сказать?
     Некоторое время они брели, и Барбара опиралась на плечо Авери.  Потом
Авери ее немного пронес, и они опять побрели дальше в глубь леса.
     Казалось, прошло очень много времени (хотя преодолели они, по  оценке
Авери, всего несколько миль), и вдруг Барбара расплакалась.
     - Что случилось?
     - Извини, Ричард... Я не могу больше идти.
     - Тогда я тебя понесу.
     - Не надо. Пожалуйста... Я... мне как-то не по себе.
     - Ну и времечко ты, однако, выбрала,  -  с  неожиданным  раздражением
воскликнул Авери. - Двигай ногами, черт тебя подери! Или, по крайней мере,
дай  мне  тебя  нести.  Завтра  я  стану  весь  из   себя   культурный   и
цивилизованный, но сегодня извини! Сегодня вопрос только в том, мы их, или
они нас.
     Тогда она согласилась, чтобы он ее нес. Но плакать она не  перестала.
Наконец, он опустил ее на землю.
     - Ну, в чем дело? - грубовато спросил  он.  -  Черт  возьми,  у  тебя
что-то болит?
     - Милый, - простонала она. - Со мной все в порядке. Я  не  ранена.  У
меня ничего не болит. Мне так хотелось тебе рассказать... но не так... как
странно, и... - она разрыдалась.
     - Любимая, в чем дело, - голое Авери дышал нежностью. -  Мы  почти  в
безопасности. Если хочешь, мы даже можем здесь и  остаться  на  ночь.  Мне
почему-то кажется, что они не станут нас преследовать этой ночью, у них  и
так полон рот забот...
     - Милый, - сказала Барбара. - Дело в том, что я  беременна.  И  очень
боюсь за ребенка... - она содрогнулась. - Я чувствую себя как-то не так...
Словно что-то произошло.
     Он крепко обнял ее за плечи. Он обнимал ее и шептал  на  ухо  нежные,
бессмысленные слова.
     - Не бойся, любовь моя, - прошептал он наконец, хотя ему самому  тоже
было страшно. - Мы отдохнем здесь, а как только рассветет, я  отнесу  тебя
домой.
     Слово "дом"  уже  не  резало  им  слух.  Дом  -  это  место  любви  и
безопасности, уголок комфорта,  знакомых  запахов  и  повседневных  забот,
превратившихся в традиции. Дом - это Лагерь Два. Это Том и Мэри. Дом - это
понятие, смысл которого он постиг только на  далекой-далекой  планете,  во
многих световых годах от Земли.
     Этой ночью они не спали. Авери рассказал Барбаре, как Том вернулся  в
лагерь, и как он вытащил у Тома из плеча копье. Затем, чтобы хоть  немного
отрешиться от земных проблем, они разглядывали звезды - теперь уже  родные
и близкие. Они делили их на  созвездия,  а  потом  играли,  придумывая  им
названия... А еще они думали об  их  ребенке,  и  молились,  чтобы  им  не
пришлось его потерять...
     О чем только они не говорили в  ту  ночь,  обо  всем,  кроме  золотых
людей. С первыми лучами солнца они побрели в сторону Лагеря Два.
     Ощущение беспокойства в животе  у  Барбары  мало-помалу  прошло,  она
сразу стала значительно веселее. Но когда она вдруг заметила  нарисованные
на ее теле странные символы, ей стало плохо до рвоты.

                                    24

     До Лагеря Два они добрались только к  полудню.  Авери  отдал  Барбаре
свою испачканную грязью рубашку. В путь они  вышли  еще  до  рассвета,  но
усталые, закоченевшие и эмоционально измотанные, они не могли идти быстро.
Вместо того, чтобы двигаться прямо в  лагерь,  они  направились  к,  морю.
Барбаре до смерти хотелось умыться. И суть была даже не в том, чтобы смыть
с себя голубые символы, "украшавшие" ее тело. Во всяком случае, не  только
в этом. Купание  представлялось  ей  своего  рода  очищением  после  всего
перенесенного  ею  в  лагере  золотых  людей.  Авери  же  испытывал  чисто
физическую потребность окунуться в море. Он весь (лицо, руки, ноги,  тело,
даже волосы) был покрыт  коркой  засохшей  грязи.  И  все  это  неимоверно
чесалось. У него слюнки текли при одной мысли о прохладной морской ванне.
     Понемногу их настроение улучшилось Они даже начали подсмеиваться друг
над другом. Теплый солнечный  свет  рассеял  их  усталость,  словно  тень.
Вскоре  они  совсем  пришли  в  себя  и  вновь  могли  радоваться   полной
приключений жизни.
     Наконец они вытри к морю - золотому в лучах  восходящего  солнца.  Не
помня себя от радости, они ринулись в его воды, смывая с  себя  весь  ужас
прошедшей ночи.
     Прошло довольно много времени, прежде чем Барбаре  удалось  смыть  со
своего тела синие символы - и то не до конца.  Через  несколько  минут  ее
груди и живот стали красными, но все равно  на  натертой  коже  проступали
голубые очертания.
     Потом они пошли вдоль берега, предоставив солнцу и ветру высушить их.
Затем Барбара вновь надела рубашку Авери, и они наконец-то  направились  в
Лагерь.
     А там их ожидал приятный сюрприз. Том из лежачего превратился (как он
сам себя назвал) в ходячего и говорящего больного. Его организм,  окрепший
от физической нагрузки и  здорового  образа  жизни,  быстро  оправился  от
полученного ранения. Год назад подобное свалило бы его с ног  надолго.  Но
пока Том все равно оставался домоседом - у него все еще не было ни сил, ни
решимости спуститься по лестнице.
     Увидев Авери и Барбару, идущих по берегу, он радостно закричал, махая
руками - что стоило ему нескольких  неприятных  минут.  Мэри  выбежала  им
навстречу. Двигалась она с некоторым трудом - сразу было видно, что она  в
положении. Они с Барбарой крепко обнялись, плача  и  смеясь  одновременно,
как это принято у женщин в подобных случаях. Авери с улыбкой  наблюдал  за
ними. Том бессильно и нетерпеливо кипятился на вершине скалы.
     Авери и Барбара, как оказалось, ужасно проголодались. Так как мясо  в
лагере кончилось, они до отвала  наелись  фруктами.  Затем,  пока  Барбара
рассказывала о том, что с ними произошло, Авери отправился собирать крабов
на обед (быстрее и проще всего). Ну, а потом, приготовив и с  наслаждением
умяв сочное крабовое мясо, они позволили себе  по  стаканчику  виски.  Его
оставалось не так уж и много, а тут еще Том в их отсутствие расправился  с
парой бутылок - как он объяснил, в "чисто медицинских целях".
     Но Барбара больше не нуждалась  в  виски  для  опоры.  Теперь  у  нее
появилось нечто получше.
     Мэри на удивление точно выразила обуревавшие их всех  чувства,  когда
(не только под влиянием второго стаканчика) провозгласила тост:
     - За нас четверых и за любовь, у которой четыре корня.
     Авери этот тост показался необыкновенно глубоким.  Действительно,  он
не мог любить, Мэри или Тома так же, как любил Барбару, и тем не менее, он
их любил. В этом не было ни малейшего сомнения. Они  стали  его  друзьями,
его семьей. Они принадлежали ему. Без них, он это чувствовал всеми  порами
своего тела, он не был бы человеком в полном смысле этого слова.  И  он  с
радостью признавал эту свою зависимость от них, высоко поднимая бокал.
     Вечером Авери отправился на охоту, чтобы пополнить запасы мяса.  Хотя
он никому ничего не говорил и хотя он все еще не мог окончательно придти в
себя от радостного  изумления,  что  ему  и  впрямь  удалось  благополучно
доставить Барбару в лагерь, он  не  сомневался,  что  история  с  золотыми
людьми на этом не закончится. Да, им здорово  досталось,  и  один,  точнее
одна из них погибла, или, во всяком случае, была  тяжело  ранена.  Однако,
как  Авери  казалось,  золотые  люди  вряд  ли  смирятся  с   существующим
положением дел. Заносчивые и самонадеянные, они упивались своей физической
силой и свысока смотрели на тех, кого считали низшими существами. От того,
что произошло этой  ночью,  они  пострадали  не  только  физически,  но  и
морально. Теперь они наверняка захотят расквитаться.  Для  них  это  будет
выглядеть как всего, лишь второй раунд своего рода спортивного состязания,
проиграть в котором они  просто-напросто  не  могут.  Иначе  они  потеряют
уважение к себе.
     По дороге к колонии кроликоподобных Авери только  об  этом  и  думал.
Добыв четырех зверьков  (это  больше  напоминало  казнь,  чем  охоту),  он
направился обратно в лагерь. Он шел совсем не так, как  раньше  -  упругий
шаг уверенного в себе человека. Он крался, словно  каждую  секунду  ожидая
нападения. Ему было страшно, и Авери понимал, что для этого страха у  него
есть все основания.  Пока  существует  напряженность,  пока  они  либо  не
заключат мир с золотыми людьми, либо не разобьют их  наголову,  обитателям
Лагеря  Два  придется  привыкать  к  тому,  что  они  живут   в   условиях
непрекращающейся  войны.  Дважды  Авери,  возвращаясь  по  своим   следам,
устраивал засаду тем, кто мог бы за  ним  следить.  Но  так  никого  и  не
увидел. Никого, только его собственные страхи.
     Тем вечером, после ужина, когда они все четверо блаженно  развалились
вокруг костра, Том поднял тему золотых людей и того, что те могут сделать.
     - Если вас интересует мое мнение, - заявил он, - то я уверен, что эти
любители швыряться копьями готовятся отплатить нам сторицей за все  "зло",
что мы им причинили... Хочется надеяться, что  к  тому  времени,  как  они
созреют, я успею встать на ноги.
     - Пару дней, возможно,  они  будут  зализывать  раны,  -  предположил
Авери, но, честно говоря, сам он в это ни чуточки не верил. Просто ему  не
хотелось пугать своих друзей.
     - Есть только одно утешение, - заметила  Мэри.  -  Взять  наш  лагерь
штурмом им будет не так-то легко.
     - Пусть только попробуют, - яростно воскликнула Барбара.  -  С  каким
удовольствием я уроню пару-тройку  увесистых  булыжников  на  головы  этих
самонадеянных дикарей!
     - Будем надеяться, что возможность осуществить это представится  тебе
не раньше, чем... - Авери  замялся,  -  не  раньше,  чем  мы  как  следует
отдохнем.
     (Ему очень хотелось сказать:  "Не  раньше,  чем  Том  выздоровеет,  и
вырастут наши дети, и все мы умрем от старости" - но он не решился).
     - Если хотите знать, то я вполне готов считаю, что мы  квиты...  если
они, конечно, тоже станут так считать.
     - Ну, ничья их, по-моему, не устроит! - фыркнул Том.
     - Не устроит, - согласился Авери  со  вздохом.  -  Скорее  всего,  ты
прав... Ладно, вам с Мэри пора идти  спать.  По-моему,  вы  просто  с  ног
валитесь. Я покараулю первым, а потом меня сменит Барбара.
     - Мы будем дежурить вдвоем, - твердо заявила Барбара.
     - Но вы же и так сегодня весь день работали, - запротестовала Мэри. -
А мы с Томом отдыхали. Мы вполне можем...
     - Это приказ, - улыбнулся Авери. - В  конце  концов,  я  руководитель
этой экспедиции или нет?
     - Нет, - не  моргнув  глазом,  заявил  Том.  -  Ты  просто  бойскаут,
страдающий манией величия. - Он повернулся к  Мэри.  -  Пойдем,  старушка.
Если мы не сделаем так, как нам велит этот нехороший человек,  мы  никогда
не получим от него грамоты за хорошее поведение.
     Несмотря на свои возражения,  Мэри  с  явным  облегчением  полезла  в
палатку вслед за Томом.
     Опасения Барбары, что испытания, выпавшие на ее  долю  вчера  днем  и
ночью, могут повредить  ее  ребенку,  похоже,  оказались  необоснованными.
Чувствовала она себя совершенно нормально и не сомневалась,  что  если  не
случится ничего страшного, то ребенок увидит свет в положенное ему время.
     Она была рада, что забеременела. Только теперь она поняла, как сильно
ей хотелось иметь от Авери ребенка. К тому же,  учитывая,  что  Мэри  тоже
была в положении, ей казалось, что это должно еще теснее сблизить их  всех
четверых.
     Они сидели  с  Авери  у  костра  и,  чтобы  не  уснуть,  развлекались
придумыванием имен. Если родится мальчик, Авери хотел назвать его  Язоном.
Барбара возражала, что другие дети (какие другие  дети?!)  будут  над  ним
смеяться. Она полагала, что мальчика следует назвать Эндрю. Но у  Авери  в
классе однажды был Эндрю - отвратительный тип с перочинным ножом,  который
он охотно испытывал на своих одноклассниках. В общем, никаких  Эндрю.  Так
они и играли - прелестная, бессмысленная игра. Им казалось, что прошло уже
много часов. Исчерпав все возможные мужские  имена,  они  в  конце  концов
сошлись на имени Доменик. Тогда они взялись за женские.
     И в этот миг и произошла трагедия.
     Из палатки, где спали  Том  и  Мэри,  и  раньше  доносились  какие-то
приглушенные звуки - так, ничего  особенного.  И  вдруг  Авери  и  Барбара
услышали сдавленный стон - даже неясно чей - то ли Тома, то ли Мэри. Затем
стон перешел в пронзительный,  отчаянный  крик,  и  они  поняли,  что  это
все-таки Мэри.
     И тут же из палатки выскочил Том.
     - Ради Бога! - бормотал он. - Ради Бога! Что-то случилось с Мэри!
     С Мэри и в самом деле что-то случилось.
     Барбара опасалась выкидыша, а Мэри нет. Но волнения  последних  дней,
как оказалось, не прошли для Мэри даром. Ее организм решил облегчить  себе
жизнь единственным доступным для него способом. А  расплачиваться  за  это
приходилось Мэри.
     Им  удалось  оттащить  Тома.  Авери   заставил   его   заступить   на
дежурство... по крайней мере, на то время,  пока  они  постараются  помочь
несчастной Мэри. Впрочем, что они могли для нее сделать?..
     Но Авери к Барбара раньше никогда не  присутствовали  при  родах.  Не
говоря уже о выкидышах. К счастью, Барбара поднабралась кое-каких полезных
знаний, пока снималась в роли медсестры в воображаемом госпитале, день  за
днем развлекавшем миллионы телезрителей в бесконечно далеком отсюда уголке
вселенной.
     Схватки были короткими и сильными. Хорошо еще, что они не затянулись.
Уже через двадцать минут Авери держал в  руках  крошечный  жалкий  комочек
шестимесячного младенце, свернувшегося миниатюрным Буддой.  Пуповина  была
примерно такой же толщины, как его уже вполне оформившиеся ручки и  ножки.
Авери в прямом смысле слова держал его на ладони. А на  другой  -  послед,
так недавно являвший собой нить жизни. Младенец казался игрушечным -  нет,
не  мертвым,  просто  тихонько  спящим.  Казалось,  он  вот-вот  чудесным,
непостижимым образом проснется...
     -  Заверни  его,  -  резко  приказала  Барбара.  -  Заверни  и  убери
куда-нибудь.
     Мэри истерично рыдала. Барбара пыталась ее утешать.
     Авери поднял кусок ткани - наверное,  это  была  чья-то  рубашка,  но
сейчас его это ничуть не волновало.  Нежно,  словно  боясь  разбудить,  он
завернул ребенка. Осторожно, как будто тот может заплакать.  Он  вышел  из
палатки.
     Он хотел уйти в лес, но его остановил Том.
     - Я хочу увидеть моего ребенка.
     - Том...
     - Я хочу увидеть моего ребенка, - в голосе Тома звучали те же резкие,
приказные нотки, что так недавно Авери слышал в голосе Барбары.
     Авери осторожно развернул сверток, и в  призрачном  свете  костра  им
открылось морщинистое, странно серьезное лицо мертворожденного младенца.
     - Он вырос бы отличным парнем, - с усилием проговорил Том.  Это  ведь
он, да?
     - Я... извини, Том, я не знаю, - Авери ощущал горе Мэри  и  Тома  как
свое собственное. - Посмотреть?
     - Нет, - резко сказал Том. - Не надо его беспокоить. Пусть  отдохнет.
Несладко ему пришлось... Он заслужил отдых, как ты полагаешь?
     Авери пытался сдержать слезы,  катящиеся  по  его  лицу.  Он  пытался
усилием воли вернуть их обратно, в предавшие его глаза. Но слезы  текли  и
текли.
     Они глядели на крошечное тельце, и их слезы  капали  на  маленькое  и
такое  серьезное  лицо.  Капали,  смешиваясь  воедино  -   приветствие   и
благословение. И прощание. Первое и последнее, которое ему суждено увидеть
в этом мире.
     - Пожалуй, я пойду к Мэри, - наконец,  сказал  Том.  -  Я  ей  сейчас
нужен. Очень нужен.
     - Том, - начал Авери и умолк, не зная, что сказать.
     И как ни странно, но это Том начал утешать его.
     - Ричард, - мягко сказал он. - Ты можешь ничего не говорить. Я все  и
так знаю. Он принадлежал бы нам всем. Теперь так будет всегда.  Что  бы  с
нами ни случилось... Я пойду к Мэри. Все будет хорошо, - и с этими словами
он скрылся в палатке.
     Авери нежно завернул  младенца.  Тот  все  еще  был  теплый  -  тепло
жестокой иллюзии жизни.

                                    25

     Авери  похоронил  мертвого  ребенка  только  под  утро.  Барбара   не
позволила ему покинуть лагерь ночью.
     До утра никто не спал. Мэри чувствовала себя  лучше,  чем  они  смели
надеяться. Но горе опустошило ее, она лежала молча, не плача,  холодная  и
безучастная. Сердце ее превратилось в лед и как Том ни  старался,  ему  не
удавалось его растопить. Так оно теперь и будет, не навсегда, но пока само
время не исцелит эту рану, след от  которой  останется  с  Мэри  до  конца
жизни...
     На рассвете Авери вышел из лагеря, взяв с собой томагавк  и  остывший
сверток умерших надежд. Он не стал далеко отходить от лагеря. Он дошел  до
ручья, где они каждый день  набирали  воду,  и  выбрал  высокое  дерево  -
большое и хорошо заметное. У самой воды стояло  как  раз  такое,  как  ему
хотелось.
     - Здесь ему понравится, - как последний дурак, думал Авери. - В  тени
от жаркого солнца, около  бегущей  воды...  Здесь  ему  не  будет  слишком
одиноко - мы будем приходить сюда каждый день.
     Затем, положив кулек с тельцем на землю,  он  начал  томагавком  рыть
могилку между корнями.
     Наконец ямка была достаточно глубокой. Он положил младенца,  все  еще
завернутого в одну из рубашек Тома, в теплую землю.  Теплую,  теплее,  чем
его остывшее мертвое тело.
     Авери никогда особенно не верил в  Бога.  Но  сейчас  он  не  мог  не
высказать накопившиеся у него в душе чувства. И пусть его никто не слышит.
Слова сами по себе являлись своего рода погребальной церемонией. Все,  что
он мог предложить...
     - Здесь, - тихо и твердо начал он, - я предаю земле этого мира  часть
тех, кого я люблю, часть нашей Земли. Если бы этот  ребенок  остался  жив,
этот мир стал  бы  его  родиной.  Он  стал  бы,  вполне  возможно,  первым
представителем разумной расы, родившимся на этой  планете...  Но  точно  я
этого не знаю. Я так многого не знаю... Я не знаю даже, зачем нас Привезли
сюда с Земли, и зачем Бог (если Бог существует) отказал этому  младенцу  в
праве на  существование...  Но  зато  я  знаю,  что  этими  похоронами  мы
связываем себя с этим миром нерушимыми узами. В  этом  мире  теперь  лежит
наша часть. Часть двух человеческих существ, научившихся делить радость  и
вынужденных теперь делить горе. Их  мертворожденное  дитя  самой  природой
вещей теперь обогатит мир,  в  который  мы  когда-то  пришли  без  всякого
приглашения. Теперь с этой землей нас связывает  нечто  глубоко  личное...
Мне больше нечего сказать, ведь я не знаю, что еще  здесь  можно  сказать.
Разве что... Во имя Тома и Мэри, Барбары и меня... Аминь.
     Опечаленный и несколько удивленный своими собственными мыслями, Авери
начал засыпать маленькую могилку. Затем, пригладив холмик, он  вернулся  в
лагерь.
     Он шел, а его сознание упражнялось в  странной,  нелепой  арифметике.
Один - Том ранен; два -  Барбара  похищена;  три  -  как  следствие  погиб
ребенок. Один, два, три. Интересно, какими станут четыре, пять и шесть?  В
какую сумму они сложатся? Один - Том ранен; два - Барбара похищена; три  -
как следствие погиб ребенок...
     Ребенок погиб. Это важно. Ведь теперь они ждали еще  одного  ребенка.
Неужели и ему придется испытывать ненужные, совершенно ненужные  опасности
еще до своего рождения... да и после него? Должен ли он  учиться  жить  со
страхом, которого не сможет понять?
     Ранним утром, идя по хорошо знакомой ему тропинке, Авери нашел  ответ
на свой вопрос...
     Завтрак прошел в унылом, печальном молчании. Мэри уже  могла  ходить,
но предпочитала оставаться в палатке: глядя в пространство, отказываясь от
еды. Все остальные, однако, очень  хотели  есть.  Они  обижались  на  свой
голод, с негодованием глядели на еду,  и  тем  не  менее  ели  с  отменным
аппетитом. Каким-то образом - странная химия души и тела - горе заставляло
их есть. И они ели, чтобы отвлечься. Но этого было недостаточно.
     Авери смотрел на Барбару,  словно  она  вдруг  стала  ему  чужой.  На
какое-то время ему придется видеть в ней совершенно  постороннюю  женщину.
Ему ведь надо было  кое-что  сделать.  И  сделать  это  он  должен  был  в
одиночку.
     - Как тебе кажется, - неожиданно спросил он  у  Тома,  -  ты  сможешь
поднять один из этих камней? - Авери показывал на булыжники, сложенные  по
периметру лагеря на случай осады.
     - Я могу не только поднять его, - ответил Том, приподняв брови, -  но
и кинуть. Мое правое плечо не пострадало.
     - Давай посмотрим, как это у тебя получится.
     Том выбрал один из камней.
     - Как ты хочешь - чтобы я сбил один из кокосов с вон той пальмы?
     - Просто брось как можно дальше.
     Благодаря тому, что скала значительно  возвышалась  над  землей,  Том
сумел закинуть камень почти  на  тридцать  ярдов.  При  этом  он,  правда,
поморщился от боли.
     Однако Авери казался довольным.
     - А ты, - он повернулся к Барбаре. - Можешь так?
     - Сейчас не время для игр, Ричард.
     - Это не игра. Кинь, попробуй.
     Барбара ухитрилась зашвырнуть камень ярдов на десять дальше, чем Том.
     - Совсем неплохо, - похвалил Авери. -  Если  кто-нибудь  вознамерится
напасть на Лагерь Два,  вы  двое  вполне  сможете  развлечь  их  некоторое
время... если, конечно, не забудете уворачиваться от копий.
     - Мне вовсе не улыбается заработать еще одну дырку, - мрачно  заметил
Том. - Ну, у нас в запасе есть револьвер и  есть  ты.  Так  что  если  они
попытаются  взять  лагерь  штурмом...  как   бы   я   хотел,   чтобы   они
попробовали!.. С их стороны это будет форменное самоубийство.
     - У вас не будет револьвера, - покачал головой Авери, -  и  не  будет
меня. Во всяком случае, на несколько часов... И меня сейчас интересует  не
то, сможете вы устроить здесь побоище или нет, а ваша  способность  просто
держать оборону.
     - Мы сможем обороняться, - Том уже  все  понял.  -  Если  надо...  Но
почему бы тебе не подождать пару дней...
     - Боюсь, от выжидания станет только хуже, - прервал его Авери.
     - Ричард, - Барбара все еще ни о чем не  догадывалась,  -  ты  же  не
собираешься снова пойти на охоту? И  именно  сегодня!  Мы  же  только  что
вернулись,  и  у  нас  достаточно  мяса,  и  мы  не   должны   дать   Мэри
почувствовать...
     - С Мэри все будет  в  порядке,  -  мягко  остановил  ее  Том.  -  Не
волнуйся, Барбара. Пока что Ричард проявил  себя  настоящим  молодцом.  Он
знает, что делает.
     И все равно Барбара не понимала, о чем они говорят.
     - Милый, ты все равно не должен...
     - Убивать? - резко спросил Авери. - Я тоже так когда-то полагал. Но с
позавчерашнего для я больше не  цивилизованный  человек.  Если  ничего  не
изменится, мы так и  будем  жить  в  постоянном  страхе.  Если  ничего  не
предпринимать, завтра то, что случилось с Томом, случится со мной... Да, я
боюсь, и готов в этом признаться... Но даже если ничего и  не  произойдет,
страх все равно останется. Ты ждешь ребенка. Мне не хочется, чтобы с тобой
произошло то же, что и с Мэри.
     - Полностью согласен, - вставил Том. - Между прочим, мне  только  что
пришло в голову, что у них, вполне возможно, есть  нечто  похожее  на  наш
пугач.
     - Ну, и большой им удачи, - мрачно ответил Авери. - Я не какой-нибудь
там  благородный  герой  и  не  придаю  большого  значения   средневековым
принципам рыцарства. Я вовсе не собираюсь никого вызывать на дуэль... Тот,
кто засунул нас сюда, похоже, старался уравнять наши шансы... Ну  и  пошел
он ко всем чертям! Если уж  мне  приходится  драться,  так  лучше  я  буду
сражаться максимально эффективно. Никакого ненужного геройства...  обычное
чистое убийство, без всякого риска.
     - Знаешь, приятель, - сказал Том, пытаясь пошутить, - чем дальше, тем
больше мне становится ясно, что  школьное  воспитание  не  пошло  тебе  на
пользу... чему я очень рад.
     - Милый, - прошептала Барбара.  -  Ты  только  возвращайся...  просто
вернись, и все.
     Авери поцеловал ее.
     - Присматривай за Мэри, - попросил он. - Скажи ей, что  я  отправился
на охоту... - он криво ухмыльнулся. -  Так  оно,  в  общем-то,  и  есть  -
контроль численности паразитов, только называется красиво.
     Он взял с собой заряженный револьвер и еще  двенадцать  патронов  про
запас. А еще - томагавк и нож. Барбара проводила его до  деревьев,  но  он
уже не смог поцеловать ее на прощание. Он только обнял ее.  Он  уже  начал
себя ненавидеть, начинал чувствовать себя оскверненным своими собственными
мыслями и жгучей, нестерпимой жаждой мести.
     Ему и в самом деле не  терпелось  поскорее  рассчитаться  с  золотыми
людьми. И это  его  даже  немного  пугало.  Лежащий  в  кармане  револьвер
ритмично бил его по бедру, словно наделенный своим собственным  сознанием.
Порой Авери даже казалось, что это револьвер ведет его куда-то...
     Теперь Авери знал,  куда  ему  идти.  Он  торопился.  Он  рассчитывал
добраться до вражеского лагеря (как это просто - думать  о  золотых  людях
как о врагах!) меньше, чем за два часа.
     Но  тут  с  ним  начало  происходить  нечто   странное.   Нечто,   не
предвещающее ничего хорошего. Дважды он упал, зацепившись  за  выступающие
из земли корни. Потом налетел на небольшую семейку носорогоподобиых, и ему
принялось сделать изрядный крюк. С одним носорогоподобным он  не  стал  бы
особенно церемониться, но пять сразу заставляли проявить осторожность.
     В конце концов он вышел к ручью, питающему водой ров  лагеря  золотых
людей. Вышел - это не совсем то слово. Он просто-напросто в него свалился.
Он шел слишком близко к краю, мягкая земля  обвалилась,  и  он  с  плеском
рухнул в воду. Когда же он встал на  ноги,  то  тут  же  заметил  какое-то
движение на противоположном берегу ручья. И сразу вслед за этим - короткий
всплеск.  Авери  торопливо  выбрался  обратно  на  берег.   Разочарованный
"крокодил"  с  ленивым  видом  стал   плавать   взад-вперед,   косясь   на
перепуганного Авери немигающим холодным взглядом.
     Только пройдя еще  милю,  Авери  обнаружил,  что  потерял  револьвер.
Высказав в недвусмысленных выражениях все, что он думает по этому  поводу,
Авери вернулся обратно к ручью. "Крокодил" все еще плавал, а на том берегу
лежала полусъеденная туша какого-то, теперь уже непонятно  какого  именно,
животного (То ли Авери раньше ее не заметил, то ли тогда ее здесь  еще  не
было).
     Пришлось  Авери  удовольствоваться  осмотром   берега   возле   воды.
Револьвера он так и не нашел. Он попытался отогнать "крокодила",  швыряясь
в него камнями, но тот не только не испугался, а похоже, наоборот,  решил,
что это такая новая игра.
     В конце концов Авери сдался.
     Револьвер он потерял. Теперь у него остались только нож  и  томагавк.
Разумнее всего было бы вернуться в Лагерь Два.  После  всего  случившегося
любой нормальный человек понял бы, что не может закончиться добром то, что
началось при столь неблагоприятных обстоятельствах. Но Авери больше не мог
считаться нормальным человеком. Он был одержим мыслью об убийстве.
     Он проклял "крокодила". Он  проклял  револьвер.  Он  проклял  золотых
людей и двинулся дальше. Через полчаса он добрался до их лагеря.
     Подобравшись  поближе,  он  следил  за  лагерем,  как  ему  казалось,
несколько часов, а в действительности - едва ли несколько минут. Лагерь не
подавал признаков жизни. Даже костер не горел. Значит - никого нет дома.
     Авери еще немного подождал, чтобы убедиться окончательно. Наконец его
терпение лопнуло. Переносной мост лежал перекинутый  через  ров,  и  Авери
смело шагнул прямо к нему.
     Он увидел домик, на порог которого он швырнул охапку горящей травы  и
веток. Дверной проем немного обгорел, но в целом строение  не  пострадало.
Авери огляделся, ничего не понимая. И вдруг он  услышал  какой-то  звук  и
понял, что в лагере все-таки кто-то есть.
     Звук доносился из второго,  неповрежденного  домика.  Это  был  тихий
стон. Авери на цыпочках подкрался к входу и  замер,  прислушиваясь.  Через
несколько секунд раздался новый стон. Трудно сказать, кто  его  издавал  -
мужчина или женщина.
     Авери не мог вынести неизвестности. Он уже начинал думать,  что  этот
стон может звучать только в его воображении. Подняв томагавк над  головой,
он внезапно прыгнул в домик.
     И замер. А жажда крови, которая его сюда привела, пропала, словно  ее
никогда и не было.
     На своего рода кровати перед ним лежала женщина. Та самая, что спасла
его жизнь, получив в живот предназначавшийся ему удар копья.  В  руке  она
держала маленький темный тусклый предмет, по форме напоминавший  яйцо,  со
странной изогнутой ручкой. Острие яйца было направлено прямо  на  него.  В
самой середине этого  предмета  что-то  блестело.  Или  это  Авери  только
казалось...
     На   бинтах,   туго   перетягивавших   живот   Злитри,   расплывалось
темно-красное пятно.
     Они смотрели друг другу в глаза, а потом она опять застонала.  Теперь
перед ним была не прежняя сильная и самоуверенная золотая женщина, а  лишь
ее тень, ослабевшая от потери  крови,  измученная  болью  и  одиночеством.
Злитри умирала.
     Авери ничего о ней не знал, кроме того, что она умирает. Он вспомнил,
зачем сюда пришел, и ему стало стыдно.
     Медленно он  положил  на  землю  нож  и  томагавк.  Похожее  на  яйцо
устройство следило за каждым его движением.
     - Злитри, - сказал он. - Мне жаль, что все так получилось.
     Он шагнул к ней. На конце яйца на мгновение вспыхнула яркая точка,  и
Авери почувствовал жжение. Но огонек  угас,  и  жжение  прекратилось.  Она
положила устройство себе на грудь.
     И улыбнулась.
     Авери подошел и встал на колени рядом с ней.
     - Ре-чар, - сказала она. - Ре-чар.
     Авери взял яйцеобразное оружие (а это, несомненно, было оружие) из ее
рук и отложил в сторону. Он коснулся ее ладони.
     "О Боже, - думал он. - Почему мы не можем  говорить  друг  с  другом?
Почему я не могу ее утешить? Почему я не могу сказать ей хотя  бы  пустые,
ничего не значащие слова? Если бы не она, Ричард  Авери  уже  лежал  бы  в
земле. О Боже! Зачем, почему,  откуда  эти  преграды...  глупые,  ненужные
преграды разных языков, разделяющие нас?"
     "Бога не существует, - зло думал он. - Бога нет, потому  что  ребенок
умер. Потому что женщина  умирает,  а  мы,  те,  кто  остался,  собираемся
перебить друг друга, словно взбесившиеся  животные.  Какое  отношение  Бог
имеет к  нашей  судьбе?  Нет  другого  бога,  кроме  жизни.  Жизнь  -  вот
единственная святая вещь на всем белом свете. И когда  она  уходит  -  это
смерть Бога".
     Она снова застонала.
     - Ри-чар!
     Она вцепилась в его руку. В  ее  голосе  звучала  мольба.  Она  могла
произнести только его имя, но глаза были красноречивее всяких слов.
     Вспомнив сделанный ею когда-то знак, Авери коснулся кончиками пальцев
ее лба, потом своего.
     - Дорогая Злитри, - прошептал  он.  -  Дорогой  враг.  Дорогой  друг.
Почему... почему, черт возьми, мы не можем жить в мире? Но сейчас тебе  не
до пустых разговоров... Ты знаешь, хотя мы и принадлежим к разным народам,
вы кажетесь нам красивыми. Мы ненавидели  вас  и  восторгались  вами.  Вы,
наверно, презирали нас и, возможно, несколько недооценивали... Но не будем
об  этом.  Мне  хочется  помочь  тебе.  Ты  была   такой   гордой,   такой
прекрасной... Как бы я хотел тебе помочь...
     - Ри-чар!
     Это ел  крик,  усталый  крик,  вырванный  из  усталого  тела.  Злитри
корчилась от боли и, однако, едва могла пошевелить руками.
     - Ри-чар!
     Она показала на устройство, которое он взял из ее рук.
     Авери все понял. Ему показалось, что понял,  и  он  осторожно  вложил
устройство в ее руки.
     Она пыталась удержать яйцо, повернув его острие к  своей  груди.  Она
дважды попробовала это сделать, и дважды яйцо выпадало из ее дрожащих рук.
Тогда она попросила о помощи.
     Она попросила не словами и даже не взглядом. Как-то иначе,  преодолев
пропасть непонимания, разделяющую их расы.
     Авери кивнул и ласково поцеловал ее  в  лоб.  Она  едва  заметно,  из
последних сил, улыбнулась в ответ, и Авери понял, что он ее не обидел.
     Взяв оружие, Авери осторожно вложил  его  в  слабеющие  руки  Злитри.
Помог ей найти указательным пальцем кнопку в  основании  ручки,  направить
острие на ее грудь.
     - Злитри, - прошептал он. - Спи спокойно, милая моя.
     Она нажала на кнопку. Вспышка. Беззвучная стрела ослепительного света
проколола ее грудь, оставив после себя крошечное отверстие.
     Она глубоко вздохнула, словно в  удовлетворении,  и  замерла.  Злитри
была мертва.
     Авери глядел на  ее  тело,  словно  загипнотизированный.  Лишь  через
несколько минут он вернулся к жизни, к суровой реальности бытия. Его  мозг
снова начал работать.
     Если Злитри оставалась в лагере одна, то вовсе не потому,  что  сразу
все ее соплеменники отправились на охоту. Они просто не могли быть  такими
бесчувственными! А если они не на охоте  и  раз  их  нет  дома,  значит...
значит, черт подери, они затеяли нечто  действительно  важное.  Ответ  был
очевиден. Схватив свое оружие, Авери бросился наружу.
     Он уже выбежал из домика, когда внезапно ему в  голову  пришла  новая
мысль.  Он  замер  как  вкопанный,  потом  вернулся  обратно.  Подойдя   к
бездыханному телу Злитри, он взял из ее рук оружие  и  положил  к  себе  в
карман. Он аккуратно сложил ее руки, закрыл ей глаза. Ему хотелось сделать
для нее еще что-то... как ему этого хотелось! Но ничего другого он сделать
не мог. Совсем ничего.
     Он вышел из домика и швырнул оружие в ров. Затем бегом пересек мост.
     "Пожалуйста, - шептал он,  проносясь  мимо  деревьев,  через  заросли
высокой травы, сквозь густые кусты. - Пожалуйста,  Боже,  дай  мне  успеть
вовремя!"
     Он пытался представить, что могло  сейчас  твориться  в  Лагере  Два.
Потом он пытался не представлять себе этого. Каким же круглым  идиотом  он
был, решив отомстить именно сегодня! "Великие, тупые, кровожадные умы  все
думают одинаково", - с горечью шептал он.  Он  и  золотые  люди  наверняка
прошли совсем близко друг от друга, каждый нацеленный на свое  собственное
отмщение.
     И словно в наказание за глупость, он заставил свои  ноги  бежать  еще
быстрее. Как  можно  быстрее.  На  пределе  возможного.  Действительно  на
пределе. Только когда он упал, попытался встать и снова упал, Авери понял,
что ему придется некоторое время идти шагом. "В любом случае, - с  горечью
говорил он сам себе, - что толку будет, если я примчусь в  Лагерь  Два  на
последнем издыхании?"
     Но вскоре он снова перешел на бег. В конце концов  он  заставил  себя
бежать шагов сто, а потом столько же идти шагом. Бег, ходьба...
     До Лагеря Два  оставалось  еще,  наверно,  около  мили,  когда  Авери
заметил над лесом столб дыма. Он загнал себя до состояния,  когда  уже  не
мог ясно соображать. Он сделал еще рывок и понял, что теперь-то  уж  точно
ему придется идти шагом. И не каких-то там сто шагов, а гораздо больше.  В
любом случае будет чертовски неприятно (как раз то, чего  он  заслуживает)
нос к носу столкнуться с золотыми людьми. Он должен  сначала  разобраться,
что к чему. Пульс уже не  так  безумно  стучал  в  его  висках,  к  мыслям
понемногу возвращалась привычная ясность, и Авери задумался о столбе дыма.
Больно уж он густой - слишком густой для обычного костра.
     К нему вернулась осторожность. Стараясь держаться  в  тени  деревьев,
Авери крался вперед.
     Вскоре он узнал, что это  за  дым.  Штурмом  Лагерь  Два  взять  было
практически невозможно. И поэтому золотые люди, атакуя  его,  одновременно
пытались предать лагерь  огню.  Двое  мужчин  обменивались  с  защитниками
лагеря градом камней (копья они явно приберегали для рукопашной  схватки),
а женщина с расстояния в пятьдесят ярдов осыпала лагерь горящими стрелами.
     Представшее  перед  глазами  Авери   зрелище   являло   собой   нечто
одновременно страшное и абсурдное, комедийное даже и тем не  менее  вполне
смертоносное.  Комедия  и  кошмар,  слитые  воедино.   Детская   мечта   о
приключениях. Но только здесь игра шла  на  полном  серьезе.  И  после  ее
окончания никто не принесет чай с пирожными для усталых участников. Только
смерть или увечье для проигравших.
     Женщина, от которой Авери отделяло  всего  каких-то  двадцать  ярдов,
методично стреляла из арбалета. Она стояла спиной к Авери, одну за  другой
поджигая обмотанные чем-то стрелы в пламени маленького костерка.
     Одна из палаток  лагеря  исчезла  -  видимо,  сгорела  дотла.  Другая
пылала, и кто-то, похоже, Мэри, тщетно пытался сбить пламя.  Двое  других,
очевидно, Том  и  Барбара,  пытались  держать  нападающих  на  расстоянии,
бросаясь тяжелыми булыжниками. Один из золотых мужчин  все  время  пытался
подобраться к  скале  поближе,  чтобы  на  нее  забраться,  а  второй  его
прикрывал. Пока что, не считая  сгоревших  палаток,  атакующие  ничего  не
добились. Но, возможно, битва продолжалась не так уж и долго.  И,  однако,
будь Лагерь Два расположен на уровне земли, все уже было бы кончено.
     Авери набрал побольше воздуху и, подняв томагавк, прыгнул к  женщине.
Он запросто мог ее убить. Углубившись в свое занятие, она даже не  слышала
его приближения.
     Он мог запросто ее убить. Томагавк уже опускался на ее голову,  когда
перед его мысленным взором встала Злитри. Он вновь увидел ее великолепное,
сильное тело. Увидел его, искореженное смертью.
     Он не мог убить.
     Вместо этого он всем своим весом обрушился на женщину, сбив ее с ног.
Со всей силы он ударил ее ребром ладони по шее.
     Схватив ее арбалет, он одним ударом томагавка перерубил его  пополам.
Он даже не повернулся посмотреть,  как  чувствует  себя  его  жертва.  Она
кашляла, стонала, плакала - все сразу. При этом, судя по звукам, ее рвало.
На некоторое время она выведена из строя.
     Вскочив  с  земли,  Авери  посмотрел  на  скалу.   Том   и   Барбара,
уворачиваясь от камней, пытались помешать одному из золотых мужчин  обойти
их с тыла.
     Это зрелище придало Авери новые силы. Подняв над головой томагавк, он
с леденящим кровь воплем, перешедшим в звериный рев, ринулся на ближайшего
противника.
     Мужчина в изумлении обернулся. Реакция  у  него  оказалась  отличной.
Выронив из рук камни, он одним движением поднял два копья, лежавшие у  его
ног.
     Авери был от него в пятнадцати ярдах. Мужчина метнул копье,  а  Авери
свой томагавк. Копье прошло мимо, но и Авери промахнулся.
     Крепко сжав в руке нож, Авери перешел в атаку. Его  противник  поднял
копье, и  по  выражению  его  лица  Авери  понял,  что  теперь-то  тот  не
промахнется.
     Но вдруг выражение торжества сменилось гримасой боли  и  бесконечного
удивления. Мужчина зашатался. Копье выпало из его руки в  тот  самый  миг,
как Авери вонзил нож в золотое тело прямо под ребра.
     Мужчина рухнул вперед, чуть  не  сбив  Авери  с  ног.  И  только  тут
землянин увидел торчащий  у  него  из  спины  другой  томагавк  -  любимый
томагавк Тома.
     Авери  огляделся.  Все  кругом  замерло.  Все  кругом   стало   вдруг
неподвижным, словно на фотографии. В  нескольких  ярдах  от  него  женщина
наконец-то сумела сесть, опираясь руками о  землю,  чтобы  не  упасть.  На
вершине скалы замерла Барбара с колом  от  палатки  в  руках.  У  подножия
скалы, словно куча старого  тряпья,  лежал  Том.  Второй  золотой  мужчина
отступил на несколько шагов. На его лице застыло удивленное выражение.  Он
явно не верил своим глазам.
     И вдруг все вновь  пришло  в  движение.  Мужчина  настороженно  начал
отступать в сторону женщины, чьи  стоны  внезапно  заглушил  пронзительный
визг Мэри и вдохновенная ругань Тома. Барбара с мрачным видом все  так  же
держала свой кол, и лишь мужчина у ног Авери не шевелился.
     Авери подошел к Тому. Но тот, несмотря  на  падение  с  десятифутовой
высоты и незажившую рану в плече, уже поднимался на ноги.
     - Ты видел этот бросок? - прохрипел он.
     - Том, ради Бога! Ты цел?
     - Ко всем чертям! Разумеется, нет. У меня все еще есть дырка в плече,
в которую можно засунуть сигару. Об этом  мы  поплачем  чуть  позже...  Ты
видел мой бросок, Ричард? Я врезал этому типу прямо в самую  серединку!  И
сам свалился за борт, но это того стоило.
     Он попытался встать на левую ногу и с внезапным криком снова  сел  на
землю.
     - Теперь, похоже, я себе еще что-то повредил, - сказал он. - Посмотри
на них, Ричард. Посмотри на эту расу господ.
     Мэри и Барбара что-то кричали, но Том явно их не слышал.
     Золотые люди, те  двое,  что  еще  остались  в  живых,  обратились  в
бегство. Мужчина почти тащил на  себе  женщину.  Они  хромали  по  берегу,
каждую  секунду  ожидая  погони,  надеясь,   что   успеют   добраться   до
сомнительного убежища лесной чащи.
     Авери вздохнул.
     - Ты полагаешь, я должен...
     - Нет, - покачал головой Том, великодушный в своей  победе.  -  Пусть
себе идут. У них, бедняг, теперь свои проблемы... Мне  почему-то  кажется,
что они не вернутся. Их гордость и так  преизрядно  пострадала...  Знаешь,
Ричард, - он пошевелил ногой и поморщился от боли, - все  это  и  в  самом
деле начинает походить на игру - конец света, и конец партии.

                                    26

     Во всем мире была только тьма..
     Тьма, и ничего кроме тьмы, и страшное, бесконечное великолепие звезд.
     Он подплыл к солнцу, и солнце родило планеты. Одна из них была  белой
от облаков, голубой и зеленой от океанов, красной, и коричневой, и  желтой
от островов.
     - Это дом, - прозвучал голос. - Это сад. Это мир, в котором вы будете
жить, и вырастете, и узнаете,  и  поймете.  Здесь  вы  откроете  для  себя
многое, но, конечно, не все. Это место, где есть  жизнь.  Оно  принадлежит
вам.
     Голос казался ласковым, но он  эхом  отдавался  в  продуваемых  всеми
ветрами коридорах столетий. Его шепот, был как  гром...  И  этот  гром  до
основания потряс его спящий разум.
     Сквозь  звезды  ему  навстречу  плыла  Кристина.  И   звезды   вокруг
превратились в осенние листья - красные, желтые, коричневые.
     - Где бы ты ни был, - прошептала Кристина, -  что  бы  ты  ни  делал,
милый мой, я часть тебя. Из нашей любви ты сумел создать нечто  новое.  Ты
заставил ее сиять. Ты дал ей свободу... Теперь она - твоя  любовь.  Обними
ее покрепче, обними нас обеих...
     Он хотел что-то  сказать,  но  не  было  слов.  Кристина,  далекая  и
прекрасная,  растаяла  в  темноте,  словно  снежинка  на  ладони,   словно
умирающий светлячок....
     Авери пошевелился, открыл глаза, посмотрел  на  безмятежно  дремлющую
рядом с ним Барбару.
     "Милая  Барбара,  -  подумал  он,  -  теплая,  чудесная  Барбара.  Не
Кристина. Не больше, чем Кристина, и не меньше. И,  как  это  ни  странно,
даже  не  другая,  чем  Кристина.  Просто  некто,  кого  хочется  сжать  в
объятиях..."
     Он коснулся ее лица. Он глядел на нее и знал, что всегда будет видеть
ее такой, словно в первый раз.
     Затем он вспомнил  золотых  людей  и  Злитри.  Он  вспомнил  битву  и
мертвого мужчину, которого он в конце концов  унес  прочь  и  похоронил...
Память о перенесенных опасностях еще  больше  сближала  их  с  Барбарой...
память об опасностях и печаль, которой невозможно поделиться.
     Осторожно, чтобы не разбудить Барбару, Авери сел. "Ей нужен отдых,  -
подумал он, - она так много всего перенесла... и сколько ей  еще  придется
перенести...  а  внутри  нее  пряталось  крошечное,  но  растущее,  словно
фруктовое зернышко, живое чудо.
     Он  сел,  полной  грудью  вдохнув  ароматный  воздух;  откинув  полог
палатки, посмотрел на загадочный предрассветный мир. Ничто не напоминало о
вчерашнем сражении. Сгоревшую  палатку  (один  из  сундуков  тоже  здорово
обгорел)  заменили  на  новую.  Казалось,  вчера  и   не   было   никакого
столкновения... Авери потянулся. Потом быстро оделся и вылез наружу.
     Лагерь был таким же, как и всегда  -  маленькое,  до  боли  родное  и
знакомое место, его дом. Дом и убежище. Магический круг,  полный  жизни  и
любви.
     Кроме него, еще никто не встал, и Авери старался не  шуметь.  Тому  и
Мэри несладко вчера пришлось. Авери от души надеялся, что им  удастся  как
следует отдохнуть.
     Стоя на краю скалы, Авери глядел на  свое  крохотное  королевство  со
странным названием Лагерь  Два,  на  остров,  на  море...  Над  горизонтом
показалось большое красное солнце.  Чистое,  безоблачное  небо...  Хороший
будет день... Еще один день непостижимого счастья жить на свете...
     Гладкое, недвижимое море едва серебрилось в лучах восходящего солнца.
Авери посмотрел на берег. Он протер глаза и посмотрел еще раз.
     Ничего не изменилось.
     Она стояла там.
     Она все еще стояла там.
     На  берегу  рядом  с  водой,  неподалеку  от  скалы  стоял  невысокий
пьедестал. А на нем - устройство, напоминающее  компактную  и  удивительно
искусно сделанную  пишущую  машинку.  В  нее  была  заправлена  бумага  от
большого рулона.
     Авери уже видел однажды такую  машинку.  Совсем  в  другом  месте,  в
другое время. Во сне. В ситуации, являвшей  собой  нечто  большее,  нежели
просто сон, и, однако, подчинявшейся той же  непостижимой  логике,  что  и
сновидения, с теми же невидимыми правилами игры.
     Возбуждение пылало  в  нем  подобно  лесному  пожару.  Возбуждение  и
напряженность одновременно. Он соскользнул вниз по лестнице. И тут пишущая
машинка, которая вовсе и  не  являлась  пишущей  машинкой,  пробудилась  к
жизни.
     - Не волнуйтесь, - печатала она. - Эксперимент успешно завершен. Было
бы полезно, тем не менее, получить наблюдения его участников.
     Авери почувствовал некоторое облегчение. За долгие месяцы эта машинка
так и не научилась выражаться понятно.  К  своему  глубочайшему  изумлению
Авери почувствовал, что не испытывает сейчас ни возмущения, ни  обиды,  ни
страха. Ему даже было весело.
     Он наклонился над клавишами.
     - Данный участник, - набрал он, - несколько удивлен.
     - Пожалуйста, объясните поподробнее, - ответила печатная машинка.
     - Удивлен,  -  пояснил  Авери,  -  значит  сбит  с  толку,  растерян,
поставлен  в  затруднительное  положение,  озадачен,   поражен...   Данный
участник испытывает все это сразу и еще черт знает что.
     - Пожалуйста, уточните, что именно.
     - С какой стати? Нельзя сказать, что вы подаете хороший пример!
     - Пожалуйста, уточните. Это важно.
     Авери начал получать удовольствие от этой беседы.
     - Важна только жизнь, - напечатал он. - Такое  заключение  испытуемый
сделал в результате эксперимента.
     Долгая пауза. Затем машинка выдала новый вопрос.
     - Ты счастлив?
     - Да.
     - Ты здоров?
     - Да.
     - Ты жалеешь об участии в эксперименте?
     Настала очередь Авери надолго задуматься.
     - Нет, - наконец ответил он.
     - Хотел бы ты вернуться в свою исконную среду обитания?
     И тут Авери подумал о Барбаре, Томе и Мэри. Он  повернулся  к  скале.
Барбара у-же встала. Она как раз вылезла  из  палатки  и,  не  веря  своим
глазам, глядела на Авери.
     - Дорогая, - крикнул Авери. - Разбуди остальных.  Как  видишь,  вновь
объявился наш любимый дядюшка. Он спрашивает, как у нас  дела...  И  между
прочим, интересуется, не хотим ли мы отправиться домой.
     Барбара удивительно быстро пришла в себя.
     - Сейчас я подниму Тома и Мэри, - крикнула она. - Скажи  дяде,  чтобы
никуда не исчезал. Я хотела бы сказать пару теплых слов этим шутникам.
     - Придержите лошадей, - напечатал Авери. - Все хотят  воспользоваться
своими демократическими свободами.
     -  Уточните:  Каких  именно  лошадей?  Какие  именно  демократические
свободы?
     Авери с радостью глядел на сбитого с толку "дядю".
     - Тех самых, - ответил он, - на  которых  ты  можешь  опять  умчаться
вдаль, и свобода слова.
     Барбара спустилась по лестнице раньше остальных.  Она  придержала  ее
внизу, пока Мэри помогала Тому перевалить через край. Несмотря на  падение
и на то, что рана в плече вчера вечером опять кровоточила, Том поправлялся
быстрее, чем кто-либо  смел  рассчитывать.  И  Мэри  тоже.  Она  выглядела
усталой и бледной, но это и все.
     Том осторожно переступал со ступеньки на ступеньку и без  приключений
добрался до земли. Мэри последовала за ним.
     Вместе с Барбарой они подошли к  Авери.  Они  стояли  и  дивились  на
печатную машинку, словно видели ее впервые в жизни.
     - Мы всегда можем украсить ее большим камнем, - предложил  Том  после
долгого молчания.
     -  Прекрасная  идея,  -  улыбнулся  Авери,  -  особенно  если  ты  не
собираешься возвращаться на Землю.
     - Что?!
     - Меня только что спросили, не хотел бы я вернуться  в  мою  исконную
среду обитания.
     - Исконная среда обитания! - фыркнул Том. - Хотел бы  я  оказаться  в
исконной среде обитания типа, управляющего этой штуковиной!
     Тем временем машинка вновь начала печатать.
     - Так как эксперимент успешно завершен, возникает вопрос  компенсации
его участникам.
     - Ну-ка, дайте мне! -  взорвалась  Барбара  и  яростно  застучала  по
клавишам.
     - Ты, дядюшка, видимо, имеешь в виду компенсацию оставшимся  в  живых
участникам твоего эксперимента? А как с убитыми  золотыми  людьми?  Как  с
умершим ребенком? Им компенсируй, если сможешь!
     - Наличие жертв, безусловно, вызывает глубокое сожаление, - прочитали
они в ответ. - Но в эксперименте подобного рода риск неизбежен.  Частичным
оправданием, возможно, может служить важность разрешаемого вопроса.
     - В чем суть экспериментами - напечатал Авери.
     - Культурная динамика, - тут же появился ответ.
     - Спроси-ка у нее, - с горечью в голосе попросила Мэри, - что это  за
такой чертовски важный вопрос они пытались разрешиться Впрочем, боюсь,  от
ответа нам понятнее не станет.
     Авери набрал новый вопрос, и как только он закончил, на бумаге  перед
ними появился ответ:
     - Вопрос заключается в том, кому  будет  принадлежать  господство  во
Втором Краевом Звездном Секторе Второго линейного квадранта галактики.
     - Дрянь паршивая! - не выдержал Том. - Да эта  штука  просто-напросто
потешается над нами, пичкая нас всяким дерьмом вместо нормальных  ответов!
Ну-ка, дайте я ей задам!
     - Кончай юлить, - набрал он, - и если уж отвечаешь, то  говори  ясно,
так, чтобы тебя мог понять нормальный человек. Как, черт побери, мы  здесь
очутились? Где мы вообще находимся? Что все это значит? И последнее,  если
в тебе есть хоть капля порядочности, в чем у меня лично имеются  некоторые
сомнения, скажи ясно, что ты планируешь сделать, чтобы вернуть нас домой?
     - Ну вот, - с удовлетворением заявил он. - Теперь эта  дрянь  надолго
замолкнет!
     Но вышло как раз наоборот. Машинка деловито защелкала.
     - Отвечаю в порядке поступления вопросов, - печатала она.
     - В области отбора испытуемых,  каждый  из  вас  обнаружил  кристалл,
вызвавший у вас, с вашей точки зрения, потерю сознания. На самом  деле  вы
не  теряли  сознания  в  смысле  перехода  в  неподвижное  и   беспомощное
состояние. Действие кристалла, однако, отключило  вашу  память,  установив
одновременно дистанционный контроль за вашими действиями. Это, разумеется,
потребовало  временного  ограничения  свободы  мысли,   что,   безусловно,
прискорбно. Но в данном случае это было неизбежно. Каждый из вас, действуя
по нашим указаниям, подобрал  кристалл  и  взял  его  с  собой.  Чтобы  не
запутывать вас излишне сложными объяснениями, скажем только, что  кристалл
работал  как  своего  рода  психическое  радио,  позволяя   передать   вам
конкретные  указания.  Вы  самостоятельно,  по  своей  воле,   подготовили
необходимое для эксперимента снаряжение. Затем, как вам и было предписано,
вы  отправились  в  обусловленное  место,  где   вас   приняли   на   борт
транспортного судна -  место  и  время  были  выбраны  так,  чтобы  данная
операция осталась незамеченной другими представителями вашей расы. Все это
произошло в пределах сорока земных часов с момента установления контроля.
     - Чтоб мне лопнуть! - бессильно пробормотал Том.
     Глядя на выражение его лица,  Авери  хотелось  расхохотаться,  но  он
боялся, что смех прозвучит несколько истерично.
     А машинка тем временем продолжала:
     - В настоящее время вы находитесь на острове,  на  четвертой  планете
звезды,  названной  земными  астрономами  Ахернар.  Он  вашего  солнца  ее
отделяет около семидесяти световых лет.
     После недолгой паузы она продолжила.
     - В этом секторе галактики,  который  в  ваших  терминах  может  быть
описан как краевой сектор второго линейного квадранта,  есть  в  настоящее
время только две разумных расы, стоящие на  пороге  выхода  в  космическое
пространство. На плечи одной из них и ляжет в итоге бремя  ответственности
за данную область. Эти две расы - ваша и тех, кого вы  называете  золотыми
людьми.  Целью  данного  эксперимента  было:  осуществив  представительную
выборку представителей каждой расы, перенести их  в  нейтральные  условия,
поместив одновременно в стрессовую обстановку, для определения,  какая  из
данных рас  обладает  более  пригодными  (в  плане  стоящего  на  повестке
вопроса) психологическими характеристиками. На  этот  вопрос  был  получен
ответ.  Ряд  методик  -  отчасти  сродни   известным   вам   радиолокации,
телефотографии и параболическому звуковому детектированию - позволяли  нам
непрерывно следить за поведением испытуемых  -  то  есть  вас.  Результаты
эксперимента весьма убедительны.
     - Это  уже  из  серии  "нарочно  не  придумаешь",  -  заметила  Мэри,
беспомощно глядя на своих друзей.
     Но машинка еще не закончила.
     - Все оставшиеся в живых участники  эксперимента  имеют  выбор:  либо
вернуться на свою родную планету, либо  остаться  на  Ахернар  Четыре.  На
данной планете разумная  жизнь  не  возникла.  Значит,  она  пригодна  для
колонизации. Однако  любой  испытуемый,  пожелавший  вернуться  на  родную
планету, будет незамедлительно туда доставлен. По  ряду  причин,  одна  из
которых - психическое здоровье  испытуемого,  пожелавшим  вернуться  будет
установлен амнезирующий блок. Ничего не помня  о  прошедшем  эксперименте,
они  не  будут  подвержены  ретроактивным   эмоциональным   стрессам.   По
возвращении возможно оказание финансовой и временной  медицинской  помощи.
Просим сообщить ваше решение.
     Наступила тишина.
     Авери и Барбара, Том и Мэри глядели друг на  друга.  С  изумлением  и
волнением.
     Можно вернуться на Землю!
     Эта мысль непрекращающимся колокольным звоном гудела у Авери в  ушах.
Он подумал о Лондоне. Так  долго  Лондон  оставался  для  него  далеким  и
туманным, но возможность туда вернуться магическим образом  сделала  город
реальным,  зримым,  словно  волшебный  калейдоскоп  замелькал  перед   его
глазами... Гайд Парк, площадь Пикадилли, театры, магазины, люди на улицах,
подземка, Биг Бэн, набережные...
     Он видел все сразу. Он  слышал  гудки  автомобилей  и  пение  уличных
музыкантов, посвист скворцов в Вайтхолле и на Трафальгарской  площади.  Он
чуял запах жареных каштанов, переполненных  ресторанов  и  поздних  роз  в
корзинке цветочницы.
     Он видел, слышал, обонял...  он  почти  мог  коснуться.  И  вдруг  он
испытал шок. Он понял, что на самом деле вовсе  не  хочет  возвращаться  в
Лондон. Он ничего не хочет.  Ибо  Лондон  означал  забвение.  Вернуться  в
Лондон значило потерять все,  что  возникло  между  ним  и  Барбарой...  и
Томом... и Мэри... Лондон значил получить так мало и потерять при этом так
много.
     Он посмотрел на своих спутников  и  понял,  что  они  тоже  не  хотят
расставаться с памятью о том, что связывает их в единое  целое.  На  земле
все они были одиноки. Здесь, в семидесяти световых  годах  от  Земли,  они
нашли друг друга.
     Но была еще и другая причина, почему Авери не  хотелось  возвращаться
назад - причина, еще только полуоформившаяся в его сознании. Здесь  у  них
был шанс творить. Была возможность начать  с  самого  начала,  творить  из
ничего с помощью только своих рук  и  надежд.  Возможность  сделать  нечто
новое...  Чертовски  привлекательная  возможность.  И   чертовски   трудно
осуществимая. Но за которую стоит побороться.
     Бессознательным движением он обнял Барбару за  плечи.  Они  поглядели
друг на друга... как смотрели  сейчас  друг  на  друга  Том  и  Мэри.  Они
поглядели друг другу в глаза, и им все стало ясно.
     - Ну что, сказать дядюшке, что мы думаем о его  предложении?  -  тихо
спросил Авери.
     - Есть еще один вопрос, - покачала головой  Барбара,  наклоняясь  над
машинкой. - Мы имеем право знать...
     - Мы хотим вас увидеть, - напечатала она. -  Вы  использовали  нас  в
своих целях без нашего на то согласия. Теперь мы хотим видеть вас.
     - Это не имеет смысла, - появился  загадочный  ответ.  -  У  нас  нет
приемлемого истинного образа.
     - И однако мы хотим вас увидеть,  -  настаивала  Барбара.  -  Или  вы
боитесь предстать перед нами?
     После долгой паузы машинка ответила:
     - У нас нет истинного образа. Но судите об этом  сами.  Ваше  желание
будет исполнено.
     Внезапно послышалось какое-то жужжание, словно  все  пчелы  вселенной
собрались в крошечной невидимой точке.
     Еще миг, и жужжание исчезло. Чуть дальше по берегу над  песком  парил
скромный ослепительный золотой шар ярдов тридцати в поперечнике.
     Раздался сухой  треск  (Авери  хорошо  его  запомнил!),  словно  звон
бьющегося секла. На мгновение шар замерцал и пропал.
     Там, где он только что был, стояли четыре человека.
     Два мужчины и две женщины.
     Четверо золотых людей.
     И одна из них - Злитри.
     Авери непроизвольно сделал шаг вперед. Но за  время  этого  шага  его
желание двигаться растаяло, словно дым.
     Золотые люди больше не были  золотыми  людьми.  Они  превратились  во
второго Тома, вторую Мэри, вторую Барбару и... второго Авери. Они походили
на землян во всех, самых мелких деталях - даже краешек повязки, торчащий у
Тома из-под рубашки, и тот было не отличить от подлинного.  Даже  ожог  на
руке Мэри - след вчерашнего сражения...
     - Простите наши фокусы, - сказал второй Авери. - Не бойтесь  нас.  Мы
только хотели показать, что у нас нет истинного облика... думайте об  этом
как о защитной методике вроде той, что применяет земной  хамелеон,  только
несравненно более сложной.
     Из уст своего двойника Авери слышал свой собственный голос.  Но  хотя
он и был потрясен столь неожиданным поворотом событий, мозг его  продолжал
работать...  К  своему  глубочайшему  изумлению,  он  вдруг  услышал  свои
собственные слова, вылетевшие из его собственного рта:
     - Фокусов нам недостаточно. Раз так, покажите нам тот образ,  который
ближе всего к истинному.
     - Как вам угодно, - ответил псевдо-Авери.
     Фигуры изменились.
     Они превратились в нечто знакомое и  одновременно  неописуемо  чужое.
Они стали чудовищами и одновременно вовсе не чудовищами,  людьми,  которые
не были ни мужчинами, ни женщинами.
     Они стали маленькими голыми темнокожими гермафродитами.  Гуманоидами,
похожими как четыре капли воды. Во всех мельчайших деталях  они  ничем  не
отличались друг от друга.
     -  Вам,  с  планеты  Ахернар  Четыре,  ранее  с  планеты  Земля,   от
контролеров второго линейного  квадранта,  привет.  Мы  не  просим  у  вас
прощения за то, что произошло. Мы  просим  только  вашего  понимания,  ибо
вашей расе суждено стать нашим наследником.
     Вам нелегко будет нас понять. Наша наука  и  культура  более  чем  на
миллион лет старше земной. Давным-давно мы разработали способы путешествий
к космическом пространстве. Став космической расой, мы приобрели  свойства
и обязанности, становящиеся долгом всех ориентированных на космос разумных
рас. У нас уже нет планеты, которую мы могли бы назвать  своим  домом.  Мы
потеряли ее во времени. Но теперь она нам и не  нужна.  Давным-давно  наша
наука сделала нас  бессмертными.  И  именно  поэтому  мы  умираем.  Именно
поэтому  мы  и  взяли  на  себя  обязанность   подыскать   себе   истинных
наследников. В их руки мы в конце концов передадим будущее разумной  жизни
во втором квадранте.
     К Авери наконец вернулся голос.
     - Если вы бессмертны, - спросил он, - то как же вы можете умереть?
     Гермафродит улыбнулся.
     - Мы достигли бессмертия ценой рождаемости. Мы больше не  умираем  от
старости. Но никто не застрахован от законов случая. Несчастные  случаи  -
вот наш рок. Смерть редко стучится в наши  двери,  но  рождается  нас  еще
меньше. Через три или четыре тысячелетия наша раса  вымрет.  И  потому  мы
затеяли этот эксперимент. Мы позаботимся  о  том,  чтобы  в  этом  секторе
только одна разумная раса познала секреты звезд.  Другая  раса,  обитатели
пятой планеты Альфа Центавра, золотые люди, как вы их называете, не сможет
этого достичь. Мы им помешаем. Вы, люди Земли - наши наследники.
     Вы станете нашими наследниками не потому, что физически крепче -  это
не так, вы не сильнее золотых людей, и не потому, что  вы  умнее  -  здесь
пока нам не из чего выбирать. Но из  сорока  групп,  размещенных  нами  на
двадцати  островах  этой   планеты,   тринадцать   земных   групп   выжили
созидательно  и  шесть  центурианских  групп  выжили  созидательно  -  все
остальные развалились в результате внутренних конфликтов. Выжившие  группы
оказались таковыми не потому, что были сильными, хотя сила  им  совсем  не
помешала, а потому, что нашли в себе  иную  общую  силу,  которую  вы  так
неточно называете состраданием...
     Из тринадцати выживших земных групп девять (включая  и  вас,  ибо  мы
видим, что вы уже приняли решение) решили остаться на  Ахернар.  Из  шести
выживших центурианских групп подобное желание не высказала ни одна...
     Сострадание и желание творить. В конечном счете только  эти  качества
вам и понадобятся. Возможно,  когда-нибудь  ваши  потомки  пересекут  моря
Ахернара и объединятся в единую расу. Наши испытуемые относились к  разным
этническим  группам.  Возможно,   когда-нибудь   на   Ахернаре   возникнет
многоэтническая  культура.  Это  тоже  может  стать  довольно   любопытным
экспериментом...
     Теперь  мы  покидаем  вас,  оставляя  вам  в  подарок  эту   планету.
Поступайте с ней, как пожелаете. Вполне вероятно, что через пару поколений
мы вернемся проследить за вашим прогрессом. А пока прощайте.
     Четыре совершенно одинаковых гуманоида  подняли  левые  руки  жестом,
чем-то напоминающим приветствие римских легионеров.
     - Подождите! - в отчаянии воскликнул Авери. -  Мы  еще  столького  не
знаем! Мы так много не понимаем!
     И гуманоид, который говорил до этого, начал говорить снова. В  голосе
его слышался смех.
     - Это дом. Это сад. Это мир, в котором вы будете жить, и вырастете, и
узнаете, и поймете. Здесь вы откроете для себя  многое,  но,  конечно,  не
все. Это место, где есть жизнь. Оно принадлежит вам.
     И снова это странное гудение, словно от бесчисленного  скопища  пчел.
Но вот гул умолк. И мгновенно четыре фигуры исчезли в гигантском  огненном
шаре.
     Сфера замерцала и исчезла. Медленно, очень медленно, она  покатилась,
жидкая, ослепляющая, прямо на Авери, Барбару, Тома и Мэри. Те отступили.
     Сфера проплыла над пишущей машинкой, которая пишущей машинкой  совсем
не являлась. И машинки не стало.
     Новый звук - звон бьющегося стекла. И внезапно  кругом  только  море,
небо и пустой берег.
     И четверо землян, словно только что очнувшиеся лунатики, словно дети,
двигающиеся, но еще не до конца проснувшиеся.
     Том глубоко вздохнул и вытер пот со лба.
     - Господи Боже! - пробормотал он. - Что  касается  меня,  то  увидеть
своими собственными глазами - это еще не значит поверить! Что вы обо  всем
этом думаете?
     - Это все не  имеет  никакого  значения,  -  ко  всеобщему  изумлению
заявила Мэри. - Я хочу  сказать,  они  не  имеют  ровным  счетом  никакого
значения. Они могут болтать о бессмертии, и судьбе, и квадрантах, пока  не
посинеют. Все равно это ничего  не  значит...  Важно  только  то,  что  мы
вместе. Этого достаточно.
     - Да, - согласилась Барбара, беря  Авери  за  руку.  -  Этого  вполне
достаточно. Я не знаю, что они задумали... И честно говоря, мне это даже и
не очень-то интересно. Но они дали нам возможность  понять  самих  себя  и
друг друга. И найти друг друга. Мне этого достаточно.
     - А мне этого мало, - улыбнулся Авери.
     Но разочарование Барбары напрочь исчезло, когда он продолжил.
     - Найти друг друга - это очень важно, но это только самый первый шаг.
Теперь мы должны построить. И не просто дом, или если у  нас  будет  много
детей - деревню. Нет. Мы должны построить чертовски глупую  штуковину  под
названием цивилизация... Пошли Они к черту! Когда нам будет нечего  делать
долгими вечерами, мы, возможно, и  попробуем  разгадать  некоторые  из  их
загадок. Но если они сказали правду,  то  рано  или  поздно  нам  придется
попробовать  свои  силы  в  строительстве  лодок.  Тогда  мы  все   сможем
объединиться...
     - Да ну... - протянула  Барбара.  -  Давайте  подождем,  пока  к  нам
кто-нибудь приплывет.
     - А что, если все  так  будут  рассуждать?  -  спросил  Авери,  нежно
коснувшись ее  волос.  -  Пойдемте,  мы  можем  продолжить  этот  спор  за
завтраком. А потом мы должны выбрать  место  для  дома...  нашего  первого
дома.
     Пока они шли к лагерю, Авери думал о Них.  Несмотря  на  их  странный
облик, в этих четырех гуманоидах он почувствовал что-то до боли знакомое.
     И внезапно он понял, что именно.
     Он видел подобное лицо - четыре лица, слитые воедино - и эту  улыбку.
Он видел ее раньше.
     Он видел ее семьдесят  световых  лет  тому  назад  на  иллюстрации  в
учебнике географии.
     Улыбка на лице Сфинкса...
     Удивленный и окончательно сбитый с толку, и странным  образом  полный
радости, он помог Барбаре собрать фрукты и приготовить завтрак.
     Солнце еще висело совсем низко над горизонтом, но все предвещало  еще
один жаркий день.
     Возможно,  вместо  того,  чтобы  искать  место  для  дома,  он  будет
рисовать.
     Возможно, рисуя, он будет обдумывать постройку лодки...

ЙНННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННН»
є          Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory         є
є         в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2"        є
ЗДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДД¶
є        Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент       є
є    (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov    є
ИННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННј