OSKARS

Сборники Художественной, Технической, Справочной, Английской, Нормативной, Исторической, и др. литературы.

Оскар КУК
Рассказы

БУМЕРАНГ
ПО КУСКАМ

Оскар КУК

БУМЕРАНГ

Уорик бросился в кресло, поддернул брюки и, наклонившись, похлопал
меня по колену:
- Помните, вы мне рассказывали о Мендингеме?
Я кивнул: такая история забудется не скоро.
- Так вот, - продолжал он, - у меня есть для вас сюжетец ничуть не
хуже. Я только что получил его из первых рак, от одной бабенки, если можно
так выразиться, - история с пылу с жару.
Я немного отодвинулся в сторону: в его восторге было что-то воистину
дьявольское, и он грубо отозвался о женщине, с которой, если интуиция меня
не подводила, должно быть, произошла трагедия. Но Уорика остановить
невозможно: стыд или благородные чувства неведомы ему, когда пробуждается
жажда раздобыть хороший "сюжет". Как мальчик в хорошо известной картине,
"он не успокоится, пока эту жажду не утолит".
Я заказал напитки. Вскоре они были поданы, мы остались одни, и я
подал ему знак продолжать его грязную историю.
- Это жуткий рассказ, - начал он, - о двух друзьях-плантаторах в
дебрях Борнео - и, как водится, в нем замешана женщина.
- Именно эта женщина? - я не мог задать этот вопрос, вспомнив его
предыдущее замечание.
- Она самая, - ответил он. - Настоящая золотоволосая красотка, только
в волосах у нее уже седина, а вокруг шеи большой багровый шрам или рубец.
Она жена Леопольда Тринга. На другой вершине треугольника - Клиффорд
Мейси.
- А вы здесь каким боком? - поинтересовался я.
Уорик закрыл один глаз и поджал губы.
- Я - повествователь, - напыщенно ответил он и с присущим ему
цинизмом добавил: Красотка - совершенно конченный человек, но из-за
каких-то религиозных предрассудков, считает, что должна жить. Поэтому я
купил этот сюжет, проверив все факты. Мне продолжать?
Я кивнул, потому что, должен сознаться, был на самом деле
заинтригован. Вечный треугольник всегда любопытен, а когда сценарий
разворачивается в джунглях Борнео, есть надежда, что сюжет окажется не
столь банальным для нашей пресыщенной эпохи. Кроме того, шрам говорил о
многом.
Уорик хихикнул.
- Двое людей были компаньонами на маленьком экспериментальном ранчо в
глубине острова. Они трудились уже на протяжении шести лет и собирались
пожать плоды трудов своих. Кстати сказать, все эти шесть лет Мейси не
покидал пределы острова, и напряжение уже дало себя знать. Тринг ездил
домой полтора года назад, и привез в Борнео свою невесту Рону. Здесь
начинаются неприятности. Партнерство было разбито. Пришлось строить новое
бунгало.
- Для Мейси? - спросил я.
- Да. И ему это не очень-то понравилось. Он привык к своему образу
жизни. И потом, одна одинокая ночь за другой, в то время как те двое -
смекаете?
Я кивнул.
- Ну что ж, - продолжал Уорик. - Случилось то, что и должно было
случиться. Мейси флиртовал, ухаживал, а затем страстно влюбился. Он был из
тех парней, которые ничего не делают наполовину. Если уж он пил, то
напивался до полусмерти, если любил, так весь горел от любви, если
ненавидел, то изо всех сил.
- А миссис Тринг? - мне показалось, что у нее должно было быть и свое
собственное мнение.
- Она оказалась сидящей на двух стульях - как многие женщины
определенного типа. Вначале ей просто хотелось подбодрить одинокого
человека, и они затеяла вечную женскую игру - флирт, а потом немного
испугалась того пожара, который разожгла. Она слишком поздно поняла, что
ей не потушить огонь - ни свой, ни Мейси, - и все это время продолжала
цепляться за какие-то ветхие религиозные предрассудки.
- Тринг был во многих отношениях славным парнем, но в то же время
ревнивцем и собственником. Он мог быть щедрым, мог отдать последнюю
рубашку или корку хлеба, но если ему казалось, что кто-то покушается на
его права, он становился просто опасным, и мыслил порой достаточно
примитивно.
- Рона, так проще будет называть красотку, вскоре почувствовала, что
играть в эту игру ей не по силам. Она не могла притворяться и изображать
равнодушие - и Тринг чувствовал что-то неладное. Мейси тоже пытался
скрывать свою страсть. От этого жизнь ее не стала легче и, судя по
рассказу Роны, ее существование в то время было подобно аду: подозревающий
муж, с одной стороны, и пылкий любовник-сорвиголова, - с другой. Она жила,
как на вулкане.
- Который мог взорваться в любую минуту - вставил я.
Уорик кивнул.
- Вот именно. Тринг мог подорвать мину, когда ему вздумается. Ключ ко
всей этой ситуации был в его руках, точнее сказать не ключ, а бикфордов
шнур. Старая история, но действие происходит в примитивной стране,
предоставляющей массу возможностей. Понимаете, да?
Вместо ответа я предложил Уорику сигарету и взял сам. Мы закурили.
- Пока, даже учитывая все ваше мастерство журналиста, вы не можете
сбиться с проторенной дороги. Что если усовершенствовать стиль? -
предложил я.
Он захохотал, выпустил клуб дыма и, к моей досаде, еще раз похлопал
меня по колену.
- Ваш цинизм, - возразил он, - всего лишь слабое прикрытие
любопытства. На самом деле, вы просто умираете от желания узнать, чем все
это кончилось, да?
Я не ответил. И он продолжал:
- День следовал за днем, и Рона стала похожа на тень. Тринг хотел
отослать ее домой, но она не уезжала: долг перед мужем, муки расставания с
любовником и страх оставить мужчин с глазу на глаз удерживали ее. Она
ужасно, безумно боялась.
- Мейси терял остатки своей сдержанности и стал проявлять свою любовь
все более и более открыто. Тринг, коварный как игуана, наблюдал за ними.
Наступил томительный сезон дождей, и начались неизбежные глупые ссоры
между Роной и Трингом - из-за пустяков. Однако этого оказалось достаточно:
крышку сорвало. Он спросил ее напрямик.
- А она? - не удержался я, поскольку, признаюсь, у Уорика был талант
держать человека в напряжении.
- Как законченная идиотка, она во всем призналась.
В течение минуты я не мог выговорить ни слова. Хотя где-то в глубине
души я ожидал, что Рона так именно и поступит, все же мне показалось это
невероятной глупостью. Наконец, ко мне вернулся дар речи.
- А Тринг?
Уорик разом осушил свой бокал.
- Вот это и есть самое интересное во всей истории, - проговорил он
медленно, - Тринг воспринял это со смирением ягненка.
- Он был в шоке?
- Так подумала Рона, и Мейси, когда Рона рассказывала ему о том, что
произошло, с ней согласился. В действительности, он, наверное, сходил с
ума от бешенства - это была раскаленная добела мстительность, управляемая
самым коварным и дьявольским умом. Тринг выжидал. Скандал или драка - а
Мейси был крупным мужчиной - исключались. Он ждал момента, чтобы отомстить
по-своему. А пока наступило затишье перед бурей.
- Затем, как это часто бывает, вмешалась судьба. Мейси заболел
малярией, и настолько серьезно, что даже Тринг вынужден был разрешить жене
ухаживать за больным практически круглые сутки. Благодаря ее заботам,
Мейси поправился, но все же очень не скоро. В итоге Рона вконец
обессилела, и оба они оказались на попечении Тринга. Представился шанс! Он
даже не мог рассчитывать на такую удачу: любовники были в разлуке, а его
могущество стало беспредельным.
- Очевидно, пришло время Трингу свести счеты.
- Дожди закончились, зима миновала, в воздухе чувствовалась весна.
Всюду появилась молодая поросль. В джунглях и на территории лагеря
оживились все ползающие и прыгающие насекомые. Они были молоды, энергичны
и голодны. Это натолкнуло Тринга на мысль, которую он не замедлил
осуществить, - мысль самую дьявольскую, на какую только способен человек.
Уорик затушил сигарету и помолчал. Бесспорно, он и сам находился под
впечатлением своего рассказа. Я приготовился выслушать нечто поистине
кошмарное, но ограничился одним словом:
- Продолжайте.
- Оказывается, в Борнео водится гигантская уховертка - существо
легкое и невесомое, как паутина, длиной с хорошую гусеницу. Она питается
восковыми выделениями, которые присутствуют в некоторых цветках и
находятся глубоко внутри. Это одно из самых ужасных созданий данной
тропической зоны: она так неслышно ползает по телу, что вы ее практически
не чувствуете, и, подобно своей английской родственнице, обожает
человеческое ухо. Его ушная сера кажется ей необычайно вкусной по той
причине, что в диете человека содержится мясо.
Уорик сидел, выпрямившись, на самом краешке кресла и говорил не
спеша, подчеркивая основные места своего рассказа ритмическими ударами
кулака правой руки о ладонь левой. Было совершенно ясно, куда он клонит.
- Вы хотите сказать?.. - начал я.
- Вот именно, - заметил он, выпустив клуб табачного дыма от новой
сигареты, которую только что зажег нервными пальцами. - Вот именно. Это
была дьявольская идея. Посадить гигантскую уховертку на волосы Мейси чуть
повыше уха.
- И тогда?.. - я понимал всю глупость вопроса, но тем не менее задал
его в пустой надежде хоть как-то преодолеть овладевшее мною щекочущее
чувство ужаса.
- Ничего не предпринимать. Просто ждать, пока сработает инстинкт
этого мерзкого насекомого. Окажись уховертка в ухе Мейси, шансы на то, что
она вылезет обратно, были тысяча к одному: повернуть - невозможно,
выползти назад - тоже. Питаясь по мере своего продвижения, она проползет
внутри головы и в результате...
Картина, обрисованная Уориком, ужаснула мое воображение, притупленное
годами сухих юридических разбирательств.
- Остановитесь! - воскликнул я хриплым голосом и схватил его за руку.
- Ради Бога, ни слова больше. Я понял. Господи, да этот Тринг настоящий
изверг!
Уорик посмотрел на меня, и я заметил, как он сам побледнел.
- Был, - произнес он многозначительно. - Может быть, вы правы, и он в
самом деле был извергом. Но не забывайте: Мейси украл жену.
- Обречь на такую пытку! Он сознательно придумал истязание, которое
сведет человека с ума. Уорик, этому нет оправдания!
Он взглянул на меня и медленно развел руками.
- Может быть, вы правы. Я тоже думаю, что он перестарался. Но вы еще
не дослушали до конца.
Я закрыл глаза и в голове моей мелькнула мысль: что если под
каким-нибудь предлогом удрать от Уорика? Но, несмотря на страх,
любопытство взяло верх.
- Давайте дальше, - я откинулся на спинку кресла, закрыв глаза и сжав
руки. Мне представилось, что уховертка потихоньку день за днем ползет в
моей собственной голове, съедая мой мозг, и невольно стиснул зубы от
воображаемой боли.
Уорик не спешил.
- Я уже рассказывал вам, - сказал он, - что Рона была вынуждена
ухаживать за Мейси, когда он стал получше, но все еще был слаб, Тринг все
равно настаивал, чтобы она присматривала за ним, хотя сам стал появляться
у больного значительно чаще.
- Как-то за полдень Рона была одна с Мейси в его бунгало;
мальчик-слуга куда-то ушел. Рона сидела на веранде, а Мейси спал.
Надвигались сумерки. Вокруг сновали летучие мыши. Летающие лисицы,
отягощенные фруктами, возвращались в свои норы. По полу бегали неизбежные
в тропиках крысы. Свет еще не включили. Это был зловещий сумеречный час.
Рона уронила шитье и пыталась подавить слезы. Внезапно из спальни донесся
крик:
- Моя голова! Ухо! О Боже! Мое ухо! О Боже! Какая боль!
- Началось!
Уховертка забралась внутрь. Рона влетела в комнату. Конечно, ничего
не было видно. Затем на какое-то время Мейси успокоился, потому что
уховертка затихала, она или засыпала или была сыта. Потом мерзкое существо
начинало шевелиться или кормиться вновь, и Мейси снова кричал от боли.
- Так продолжалось день за днем. То боль, то облегчение от нее.
Каждый день для Мейси и Роны стал адом мучительного ожидания, вечного
ожидания боли, которая ползла и ползла, извивалась и вертелась, и
двигалась медленно, очень медленно через мозги Мейси.
Уорик молчал так долго, что я невольно открыл глаза. Лицо его было
мертвенно бледным. К счастью, своего собственного лица я не видел.
- А Тринг?
- Часто заходил, выражал притворное сочувствие и давал Мейси
наркотики - Рона впоследствии обнаружила, что эта была просто подкрашенная
водичка. Настаивал, чтобы Мейси для лечения перенесли на побережье,
прекрасно осознавая, что тот был слишком слаб и измотан и о малейшем
перенапряжении не могло быть и речи. И когда Мейси превратился в настоящую
развалину, уничтоженную как духовно, так и телесно, с пустыми
затравленными глазами, дергающимися пальцами и немощной плотью - уховертка
вылезла через другое ухо.
- Случилось так, что при этом присутствовали Тринг и Рона. Должно
быть, Мейси испытывал невыносимую боль, за которой последовало легкое
облегчение. Потом, почувствовав, как что-то щекочет его щеку, он поднял
руку, чтобы почесаться. И тут его пальцы наткнулись на тонкие волоски
уховертки. Инстинкт сделал все остальное. Смекаете?
Язык мой слишком пересох. Вместо ответа я кивнул, и Уорик продолжил
рассказ.
- Естественно он захотел посмотреть, что же у него в руках. И сразу
все понял. Даже Рона не сомневалась. То там, то здесь на волосках
уховертки отчетливо виднелись кровь вперемешку с серой и серым веществом.
- Некоторое время все трое молчали. Наконец Мейси прошептал:
- Боже мой! Боже мой! Какой ужас!
- Рона разрыдалась. Только Тринг молчал, и это оказалось ошибкой.
Молчание встревожило Мейси, каким бы слабым он ни был. Он посмотрел
сначала на Рону, потом на Тринга, и тут Тринг отвел глаза. Сомнений не
было. Сжав насекомое пальцами, Мейси с проклятьями швырнул его прямо в
лицо Трингу. Потом съежился и зарыдал так, что даже затряслось кресло.
Уорик снова замолчал. Оставалось неясным, собирается ли он продолжать
свой рассказ. Признаться, я уже достаточно услышал, но все-таки мне
казалось, что должен был быть какой-то эпилог.
- Это все?
Уорик покачал головой.
- Почти, но не совсем, - сказал он, - Рона прекратила плакать и
уставилась на Тринга - теперь она не осмеливалась подойти и помочь Мейси.
Она видела, как он поднял с пола мертвую уховертку и стал рассматривать ее
со всех сторон под увеличительным стеклом, которым пользовался каждый
день, изучая болезни листьев некоторых видов растений, как страх и
разочарование меняются на его лице выражением коварства и злобного
удовлетворения. И тут наконец заговорил.
- Мейси! - крикнул он громко, резким голосом.
Тот поднял глаза.
Тринг держал в руках уховертку:
- Теперь она мертва, - сказал он. - Мертва, как моя дружба к тебе,
бессовестный вор, как моя любовь к этой дряни, которая была моей женой.
Говорю тебе - она мертва, но это самка. Ты понимаешь? А самки откладывают
яйца, перед тем как умереть...
Закончить ему не удалось. Его злорадство разбудило Мейси и наполнило
его силой безумия и отчаяния. Одним прыжком он набросился на Тринга,
схватил его за горло и повалил на землю. Они катались по полу, пытаясь
достать большой охотничий нож, заткнутый за пояс Тринга. То Мейси
оказывался наверху, то Тринг. Ругаясь и тяжело дыша, они пинались,
кусались и царапали друг друга. Как зачарованная, в ужасе, Рона наблюдала
за этой дракой. И вот сверху оказался Тринг. Упершись коленями в грудь
Мейси, он одной рукой схватил его за горло, а другой уже нащупывал нож. В
это мгновение религиозные предрассудки Роны были отброшены. Она поняла,
что любила только Мейси, что муж был не в счет и бросилась на помощь
любовнику. Но Тринг увидел ее и с такой силой ударил по голове, что она
почти потеряла сознание и упала на него в тот самый момент, когда он уже
выхватил нож. Острие попало Роне в шею. Хлынувшая кровь залила Трингу
глаза и ослепила его. Это был последний шанс Мейси, и он им
воспользовался.
Когда Рона пришла в себя, Тринг уже был мертв. Труп раздувался до
гигантских пропорций, а Мейси все качал и качал насос-разбрызгиватель для
уничтожения белых муравьев, шланг которого был воткнут в горло мерзавца.
Уорик замолчал. На сей раз он говорил долго, не прерываясь, и
автоматически схватил свой пустой бокал, чтобы выпить виски. Этот жест
вернул меня почти в нормальное состояние. Я позвал официанта - к счастью,
кнопка звонка была прямо над моей головой.
- Этого рассказа, - сказал я поспешно, - мне хватит на всю жизнь.
Никогда не чувствовал себя так скверно! Но есть еще один вопрос. Что
случилось с Мейси? Он выжил?
Уорик кивнул.
- Как ни странно, да. Его обвинили в убийстве Тринга, но прямых улик
не было. С другой стороны, его история настолько неправдоподобна, что
результаты вы можете предсказать сами.
- Психиатрическая лечебница - до конца жизни? - спросил я.
Уорик снова кивнул. Я посмотрел в ту сторону, куда был направлен его
взгляд. Возле моего кресла стоял официант.
- Два двойных виски с содовой, - заказал я и дрожащими пальцами
поднес к сигарете спичку.

Оскар КУК

ПО КУСКАМ

Уорик поставил на стол бокал с вином, закурил, оглянулся по сторонам
и, убедившись, что по-крайней мере в этом углу курительного зала никого не
было, кроме нас, наклонился ко мне и, с присущей ему резкостью, спросил:
- Что случилось с Мендингемом?
Я был поражен: поражен тем более, что в этот момент разразилась
ужасная гроза: небо прорезала молния, где-то прямо над головой ударил
гром.
Я испуганно посмотрел на Уорика. Это выражение его лица было мне
слишком знакомо: губы крепко сжаты, и уши, казалось, застыли в ожидании.
Противоречить тут бесполезно: если он забрал себе в голову узнать о судьбе
Мендингема, от него не отвязаться. Впрочем, нам все равно некуда было
девать время.
И все же...
Именно такой дикой, штормовой, "поганой", как говорят моряки, ночью я
и обнаружил Мендингема. Эта находка навеки врезалась в мою память, и
каждая новая гроза возвращает меня в ту ночь.
- Что случилось? - переспросил Уорик. - Выкладывайте, я хочу знать.
Мне срочно нужен сюжет, а идей - кот наплакал, тогда как они в нашем
писательском ремесле - хлеб насущный. Давайте, давайте... - Его жест был
красноречивее слов.
Я сделал ему знак пододвинуть стул поближе и попросил официанта
наполнить наши бокалы. Тогда и только тогда я начал свое повествование.
- Я расскажу вам, Уорик, одну из самых ужасных историй, которые
когда-либо были известны миру.
Он даже потер руки от удовлетворения.
- Настолько ужасную, - продолжал я, - что смысла нет брать с вас
обещание никогда ею не воспользоваться. Уверен: вам не захочется сделать
из нее рассказ. Вы помните Грегори?
- Да, одно время часто я его видел. Потом он куда-то исчез. У него
была удивительно красивая, прямо-таки роскошная жена.
- Совершенно верно. Она-то и стала причиной всей этой загадочной
истории.
Уорик засмеялся.
- Значит все-таки загадка была. Я так и предполагал!
- Да, но не такая, как вы думаете. Вы уехали за границу задолго до их
бракоразводного процесса.
- Шерше ля фам! Я всегда считал Грегори слишком беспечным и
хладнокровным, чтобы держать у себя под боком такую красотку. Он прямо
напрашивался на неприятности.
- Возможно. Но, в конце концов, Мендингем был его лучшим другом.
- К тому же красавчик, с манерами и большой дамский угодник.
- Все это так, но это не оправдание. Мендингем был и моим другом
тоже, но в данном случае его вина налицо. Просто некоторые вещи делать
нельзя.
- Например?
- Например, заниматься любовью и сбегать с женой твоего лучшего
друга, даже если она несчастлива со своим мужем.
Уорик присвистнул.
- Так вот что стало причиной всей этой истории? - скорее подтвердил,
нежели спросил он.
Я кивнул, и он продолжил:
- Меня удивляет не столько это, как то, какого черта Мойра вышла
замуж за Грегори? Он всегда казался мне странным типом: не человек, а
какая-то медицинская энциклопедия, но при этом был самым холодным и
расчетливым из всех, кого я знал, а уж я перевидал немало народу. Вы
когда-нибудь наблюдали за ним в операционной?
Я вздрогнул. Он задал мне этот вопрос с присущей ему неожиданностью.
Я даже подумал, не знает ли он больше, чем хочет показать, и одновременно
перед моими глазами с удвоенной четкостью предстала та ужасная финальная
сцена, когда... но я забегаю вперед.
Я отхлебнул виски с содовой. Уорик заметил мое возбуждение и
улыбнулся.
- Не волнуйтесь, - сказал он. - Рассказывайте, как хотите. С этого
момента я постараюсь вас не перебивать, но ради Бога, пусть в вашей
истории будут напряжение и темп, а пока в ней огня немногим больше, чем в
поэзии Теннисона.
Боже упаси меня спорить с этими горе-журналистами - некогда людьми
почтенной профессии, - пробавляющимися сегодня торговлей сенсационными
товаром, и поэтому я промолчал.
Признаться, мне и самому хотелось сбросить с души этот камень, эту
зловещую тайну, которую до сей поры хранил в одиночестве: странно, но
слухи о ней почему-то не проникли в печать. Устроившись поуютнее в кресле,
насколько то позволяли жутковатые воспоминания и бушующая гроза, я начал:
- Грегори наметил экспедицию, в самое сердце голландского Борнео,
одного из тех немногих мест на земном шаре, которые действительно все еще
можно считать белыми пятнами. Ему очень хотелось найти одно первобытное
племя туземцев: говорили, что они живут на деревьях, даже, якобы, имеют
хвосты не меньше десяти сантиметров длиной и до сих пор занимаются
людоедством. Он собирался поехать один, то есть без Мойры. Такое
путешествие было не для нее.
- Вот и шанс для Мендингема, - цинично улыбнулся Уорик.
Я не обратил внимание на его реплику.
- Грегори отсутствовал чуть больше года. Возвращаясь в Англию, он за
два дня послал Мойре телеграмму, чтобы она встретила его в Ливерпуле.
Когда пароход причалил, ее на пристани не было. Приехав в Лондон, он
прямиком отправился к себе на Харли-стрит. Дом был закрыт, внутри - ни
признака жизни. Он открыл дверь своим ключом. Большая часть мебели
исчезла: только его спальня, кабинет и курительная комната выглядели
по-старому. В остальном, дом был совершенно пуст, и кругом - толстый слой
пыли. В ту ночь он спал в клубе, а на следующий день рано утром заехал к
агентам домовладельца. Там ничего не знали, сообщили лишь, что квартирная
плата регулярно вносилась чеком из банка. В банке тоже не смогли прояснить
ситуацию.
Я сделал паузу, закурил и взглянул на Уорика. Он ликовал. Рассказ о
страшном несчастье, приключившимся с его давним другом определенно
захватил его. А как иначе объяснить это дьявольское выражение его лица?
- Откуда вы все это узнали? - спросил он.
- От самого Грегори, - ответил я, погасив спичку. - Мы часто виделись
впоследствии, когда он охотился за своей женой.
- А Мендингем? - полюбопытствовал Уорик.
- Вот здесь-то и была разгадка. Мендингем долгое время не появлялся в
тех местах, где его привыкли видеть, и, когда они наконец встретились,
казался рассеянным. И еще: Мендингем ни разу не упомянул в разговоре имя
Мойры, тогда как раньше постоянно спрашивал о ней и шутя называл ее
Красавицей, а Грегори - Чудовищем. Грегори нанял частного детектива. Все
остальное было просто. Они жили вместе в маленьком уединенном коттедже в
Нью Форесте.
Уорик глотнул виски с содовой, поставил бокал на стол и заметил мне
довольно развязным тоном:
- Бросьте ходить вокруг да около! Черт с ним, с предисловием: его
всегда можно отыскать в подшивках старых газет, специализирующихся на
"горячем" материале. Как девочка, которой дали новую книжку, я хочу
услышать самый конец.
В этот момент я чуть было не потерял остатки своей симпатии к нему.
Невероятно! Он буквально упивался ужасами. Однако настал мой черед
улыбнуться.
- Вы бы листали газеты впустую, - сказал я с ехидцей. - Процесс шел
без защиты, а значит и никаких сообщений в печати не было. Однако, с этого
времени события начали разворачиваться. По истечение определенного срока,
постановление суда вошло в силу, Мендингем с Мойрой поженились и даже
стали поговаривать о том, чтобы вернуться в город.
- А Грегори? - вставил Уорик, стараясь с поистине дьявольской
быстротой добраться до сути истории.
- Грегори - продолжал я медленно, - превратился в отшельника:
перестал появляться в клубе, продал свой дом и купил полуразрушенную баржу
в заброшенном тоне Темзы. Он занимался хозяйством, раз в неделю покупал
продукты в деревне и писал труд своей жизни - отчет об экспедиции в
Голландское Борнео. В области этнологии работа эта не имеет себе равных.
- Вы прочли ее? - быстро спросил Уорик.
- Конечно. Затем на какой-то срок я практически потерял его из виду,
но ту парочку встречал время от времени: они были совершенно счастливы.
Мойра просто обожала своего Мендингема. Как-то Грегори сказал, что уезжает
за границу. В последний вечер перед его отъездом из Англии я пригласил его
отужинать, но он отказался, и больше мы с ним не встречались до той поры,
пока...
Неожиданно загрохотал гром: я вздрогнул и расплескал свой виски.
Уорику не терпелось узнать, что было дальше.
- Мне точно известно, - продолжал я, - что он купил билеты в Конго,
но поехал туда или нет - это уже другой вопрос. С тех пор он как в воду
канул!
- Упивающийся своим горем маньяк, - ухмыльнулся Уорик, - какой
бесславный конец для такого ума! Но причем тут Мендингем?
- Я как раз к этому перехожу, - его дьявольское упорство раздражало
меня. - Только ради Бога, не перебивайте! Почти три месяца спустя, как
Грегори якобы уехал за границу, исчез и Мендингем.
- Он что, погиб? - спросил Уорик.
Я был вне себя от ярости.
- Нет! Я имел ввиду совсем не это. Я сказал "исчез". Как-то утром он
вышел из дома - и больше его ни видели.
- Никогда? - глаза Уорика чуть не вылезли из орбит. Он тяжело дышал.
- До той поры, пока я не нашел его, - медленно ответил я, - или,
точнее, то немногое, что от него осталось.
- Гниющая масса разлагающейся плоти, или просто высохшие кости? -
Уорик даже облизнул губы от возбуждения.
- Ни то и не другое, - я замолчал. Острота воспоминания в сочетании с
чувством отвращения к этому сидящему рядом вампиру, тяготили меня, но я
все-таки продолжил рассказ, движимый лишь одним желанием поверить хоть
кому-нибудь эту ужасную тайну.
- Мойра, как вы можете предположить, была в неистовстве, а тревога и
неизвестность едва не убили ее. Но она выжила, главным образом, мне
кажется, благодаря неистребимому желанию добраться до сути этой загадки.
Поймите, тут и речи не могло быть о другой женщине: Мендингем
действительно любил Мойру. В то время я часто видел ее и помогал, как мог:
но все было напрасно. Полиция, телеграф, автомобильные клубы делали все
возможное, но Мендингем пропал.
- Бесследно? - в голосе Уорика чувствовалась смесь скептицизма и
восторга.
- Бесследно, но слухов ходило множество. Его видели во всех концах
Англии: бывало совпадали все приметы, однако, каждый раз это оказывался не
он. Похоже было, что в стране буквально сотни двойников.
- Следующим интересным моментом в этой истории, которому в то время
никто не придал особого значения, стало возвращение Грегори. Это случилось
через месяц или, возможно, чуть раньше после исчезновения Мендингема. Он
уже на был таким общительным, как раньше, но не казался и отшельником,
каким его запомнили перед поездкой за границу. Он занял комнату в своем
клубе, и частенько показывался в городе - то в театре, то на выставке;
по-прежнему владел баржей, где, по его словам, проводил много времени.
Примерно через три дня после его возвращения мне позвонила Мойра. Она
была в истерике - это чувствовалось по телефону и хотела, чтобы я приехал
к ней немедленно; у нее была... - я не разобрал что, потому что голос ее
перешел в захлебывающийся стон. Я поспешил к ней. Она была вне себя.
Говорить она не могла, лицо ее побелело и застыло, глаза были широко
раскрыты, губы бледны. Она показала мне на посылку, лежащую открытой на
диване в ее гостиной. Я подошел к дивану, взял ее, хотя уже был готов
увидеть что-нибудь жуткое или опасное вроде бомбы или змеи, тут же бросил
ее с криком, потому что в ней была - рука.
- Только одна? - в голосе Уорика чувствовалось обманутое любопытство.
- Боже мой! Разве этого мало? Высушенная рука без кожи и мышц!
Представьте, как Мойра открывала эту посылку! Вначале шок, - о, ужас! -
она понимает, что это - рука Мендингема, и на ее мизинце - перстень с
печаткой, который она ему когда-то подарила!
На долю секунды мне показалось, что Уорик смутился; впрочем, тут же
оправился и спросил:
- Внутри больше ничего не было? Никакой записки, как полагается, или
мистического знака?
- Ни строчки - просто кисть руки и кольцо. Я попросил, уже не помню
кого, приехать и побыть с Мойрой, а сам забрал посылку с ее ужасным
содержимым и отвез в Скотленд-Ярд. Все, что можно было сделать, они
сделали. Не было ни отпечатков пальцев, никаких других улик, хотя на
посылке стоял почтовый штемпель Бэлема.
- Что дальше? - поинтересовался Уорик, и я с удовольствием заметил,
что даже он чуточку приуныл.
- Через неделю, - продолжал я, последовав его примеру и выпив виски,
- Мойра получила другую посылку. В ней оказалась вторая рука и авторучка
Мендингема - его инициалы были выгравированы на ней золотом, и Мойра сразу
же ее опознала. Ее послали из западного района города, и на ней стояла
марка магазина, в котором накануне она покупала шерсть для вязания.
Поэтому она открывала ее, ничего не подозревая.
- Она послала за вами?
Я кивнул.
- А вы? Что сделали вы? - спросил Уорик, с трудом сдерживая восторг.
- То же, что и в первый раз, и с тем же самым результатом - никаких
улик.
- Но за ней следили? - голос Уорика дрожал. - Все остальное было
просто.
- Так же думали полицейские: но они ошибались. Как могли они уследить
за всеми, кто разговаривал с Мойрой, проходил мимо нее в магазине,
оказывался в поезде или автобусе? Пришлось бы наблюдать каждый день за
сотней людей, и они отказались от этого. Мойра уехала в деревню, и целый
месяц ничего не происходило. Мне нужно было остаться в городе, и я
случайно пару раз встречал Грегори, но мы с ним никогда не заговаривали на
эту тему. Сразу после исчезновения, он сделал по этому поводу несколько
совершенно обычных замечаний, но, естественно, я старался не говорить с
ним об этом.
- Еще бы! - Уорик предложил мне сигарету, а сам выбросил свою так и
не зажженную, которую изжевал, слушая мой рассказ.
- Дальше Мойра получила по почте одну ступню. Вторую ей передали
через рассыльного. Она была на грани безумия, и это не удивительно. Затем
пришло правое предплечье, позднее - левая нога до колена, и каждый раз в
посылку была вложена какая-нибудь маленькая вещичка Мендингема, хотя,
казалось, не было никакой нужды в такой утонченной жестокости.
- Мстя ей, он преподавал уроки морали, так что-ли? - спросил Уорик
немного неуверенно.
- Совершенно верно. Но последняя посылка оказалась для нее роковой. У
Мойры произошел нервный срыв, ее отвезли в больницу, откуда она попала в
психиатрическую лечебницу. Она называла себя женой фермера, требовала
большой нож и все время искала "трех слепых мышат".
Я сделал паузу и закрыл глаза рукой: мне нравилась Мойра, если не
сказать больше. Какое-то время только гремел гром и сверкала молния, дождь
постепенно стихал. Затем Уорик нарушил молчание.
- Это все?
Я открыл глаза.
- Если бы так! Хотите услышать остальное?
- Можете сбросить этот камень с души, - спокойно ответил Уорик. -
Признаться, это самая жестокая и мрачная история из всех, что я знаю.
Я собрался с силами. Осталось рассказать уже немного, я облегчу свою
душу, и после этого можно будет выпить еще по стаканчику.
- С той поры, как Мойра попала в психиатрическую лечебницу, посылки
перестали поступать. Даже в лечебнице она продолжала получать письма, но
жуткие посылки больше не появлялись. Неожиданно я все понял, и
единственное слово - "месть" - прожгло мой мозг.
- Грегори! - беззвучно прошептал Уорик.
- Да! И вот что я подумал. Человек он был хладнокровный, но жену
любил - деспотичной любовью собственника. Мойра с Мендингемом, вульгарно
выражаясь, "оставили его с носом", и потому он отомстит им обоим -
жестокой, утонченной томительной местью. Затем мне в голову пришла другая
мысль: а что, если Мендингем все еще жив? Грегори считали одним из самых
толковых хирургов своего времени. Мендингема так и не нашли, а в этих
посылках не было ни одного жизненно важного органа. В пользу этой идеи,
какой бы дикой она не казалась, говорило то, что между получением посылок
проходил определенный интервал. За это время Мендингем мог достаточно
окрепнуть, чтобы перенести следующую операцию.
- В тот самый день я ужинал с Грегори - впервые с момента его отъезда
за границу. Между делом я заметил, что он не ел мяса, зато во всем
остальном отсутствием аппетита явно не страдал. Я упомянул имя Мендингема,
но Грегори тактично ушел от разговора. Я вспомнил о Мойре. Он перевел
беседу на другую тему. Мы стали обсуждать его книгу, и он разговорился. С
жаром рассказывал он о морали дикарей, которые, по его утверждению,
никогда не лгали, не воевали, считали супружескую измену смертельным
грехом. Убийство для них - всего лишь справедливое наказание за любое
преступление. Это не аморализм, подчеркнул он, - они просто живут вне
морали. И тут же, в качестве примера, вспомнил об одном особенно
скандальном разводе, который был в то время "притчей во языцех". "В таком
случае...", - начал он было, но тут же осекся, устало провел рукой по
голове и смертельно побледнел. Через минуту-другую он поднялся, попросил
извинения - у него, якобы, была назначена встреча - и поспешно покинул
клуб. Меня разбирало любопытство и, желая проверить свои догадки, я решил
идти за ним следом. Ночь была ужасной: дождь лил как из ведра, гремел
гром, сверкала молния...
- Как сегодня? - Уорик сидел, выпрямившись, обхватив руками колени
так сильно, что побелели костяшки пальцев.
- Еще хуже. До затона я добрался на какой-то барже часа через
полтора, но дальше оказалось сложнее. Грегори переплыл на тот берег в
шлюпке. А как быть мне? Полчаса я потратил на поиски лодки, и еще четверть
часа ушло на то, чтобы грести вверх по течению. В конце-концов мне-таки
удалось перебраться. В одном окне сквозь щелочку в плотно задернутых
шторах пробивался свет. Я не боялся наделать шуму - бушевавшая гроза
заглушала все звуки - и, осторожно прокравшись вдоль палубы, попытался
заглянуть а окно, но увидел лишь пустой угол комнаты. Я стоял, как
зачарованный, не в силах пошевелиться, и тут вдруг почувствовал запах -
запах пищи, запах жареного, а потом в какой-то момент затишья, клянусь, до
меня донесся страшный хохот. Сколько я так простоял, не знаю, но внезапно
ногу мою свела сильная судорога. Я попробовал сделать шаг, покачнулся и -
рухнул на застекленную дверь. Защелка не выдержала, и я влетел в комнату.
Через секунду, несмотря на судорогу, я уже был на ногах - лицом к лицу с
Грегори. Он казался дьяволом во плоти.
Позади него виднелась старомодная открытая печь, встроенная в
кормовую часть баржи. Там горел огонь, а на огне на огромной решетке
жарился большой кусок мяса, который я принял за половину или даже целый
говяжий бок.
Я сделал паузу и облизнул губы. Лицо Уорика было мертвенно-бледным,
он только и смог выдавить из себя одно:
- Продолжайте!
- Грегори без слов кинулся на меня с огромным кухонным ножом. Мне
как-то удалось увернуться и, отскочив в сторону, я изо всех сил ударил
его. Он упал и полностью выключился. Он спятил - я понял это почти сразу.
И тут до меня дошло другое: на своей барже он что-то прячет. Но что?
- Мендингема? - прошептал Уорик дрожащими губами.
Вместо ответа я просто кивнул, не в силах сказать что-либо: настолько
мучительными оказались воспоминания. Наконец, ко мне вернулся голос.
- Этот жарившийся на огне кусок мяса был Мендингемом - тем, что от
него осталось, - его туловищем. С потолка, как скомканный в шар кусок
липучки для мух, свешивалась его голова. Боже мой! Это было ужасно -
настоящий ад. Меня стошнило. Когда я пришел в себя, Грегори уже очнулся.
Покачиваясь, он поднялся сначала на колени, затем встал на ноги и медленно
пошел на меня с длинным ножом, хихикая и посмеиваясь. Он был все ближе и
ближе... Я стоял оцепенев, не в силах сдвинуться с места от этого
надвигающегося кошмара. Ближе, еще два шага и... Он поскользнулся в луже
крови, стекшей на пол с только-что отрубленной головы, и плашмя упал лицом
прямо в огонь.
- Да? - в возбуждении Уорик схватил меня за запястья, глаза его
горели. - Что дальше?
- Раздумывать было некогда, - прошептал я хриплым голосом. - Это был
мой последний шанс. Моя жизнь или этого сумасшедшего людоеда. То, что это
именно так, не оставалось никаких сомнений. Я поставил ногу ему на затылок
и надавил несколько раз.
Уорик отпустил мои руки и шумно вздохнул.
- Молодец! В храбрости вам не откажешь. А дальше? Вы же не могли
оставить все там как было?
- Нет, - ответил я. - Ради себя и ради него тоже. Я огляделся, нашел
две полные канистры с керосином, вылил их и зажег спичку. Но перед тем,
как все поджечь, заметил на столе в соседней комнате открытую книгу. Один
абзац был подчеркнут. Однажды, писал Грегори, я стал свидетелем того, как
каннибализм явился для дикарей торжественным ритуалом. Так племя наказало
за супружескую измену и...
Уорик протянул руку.
- Достаточно, - сказал он. - Бога ради, закажите еще виски.