Вадим Кирпичев.
Рассказы
Краски Боттичелли
Американский аквариум
Практик
Убей цивилизацию!
Экспертиза
Вадим Кирпичев. Краски Боттичелли
- Добро пожаловать, мой юный друг! То, что вы сейчас
прочли, поверьте, самым счастливым образом вывернет вашу жизнь.
Признайтесь, надоело ходить в неудачниках? И правильно! Ну
зачем вам эта пустая юношеская мечта?
- Осади, батя. Я ничего не собираюсь продавать вашей
лавочке. Просто на книги потянуло.
- Нездоровится, понимаю.
- Вроде того. Дай, думаю, какую-нибудь книжонку куплю
э-э... по философии.
- В такой вечер?
Дождь так зазвенел по асфальту, словно в небесах
перевернули ящик сапожных гвоздей. Старик повертел в руках
человеческий череп, отставил его в сторону, захлопнул
книженцию, размером с надгробную плиту, и уткнулся крючковатым
носом в черный квадрат окна. Я - в полки. Кирпичины томов
китайской стеной громоздились до потолка.
- Что-то у вас насчет философии слабо, папаша.
- Гм. Вы, судя по всему, поклонник современных
мировоззрений. Извольте! Вот Дессауэр, Миттельштрас, Фромм,
Дюэм. Не желаете?
- Тю на тебя, батя, я их всех читал. В натуре.
Проклятый книжник лыбился, а глаза тусклые - две
консервные банки на дне лужи. Надо было уходить. Или показывать
свою глупость. Я буквально видел, как черт, вывалив от
удовольствия алый лапоть языка, дернул за мой.
- И какие нынче в Москве цены на мечту? Я из чистого
любопытства спрашиваю!
- О, разумеется!
Чересчур резво для его годочков книжник выдвинул кассу,
вспухшую квашней пачек, и разноцветные, веселые бумажки
затопорщились в радостной готовности. Так косятся на задранную
ветром юбку - я быстро отвел взгляд от денежного ажура. Старик
хмыкнул.
- Цены, говорите? Ценами утешить не могу - низкие цены.
Товар-то копеечный, для столицы - ерундовый. Завелась у кого
мечтишка - и куда? В Москву! Москву норовят удивить. И везут
теплоходами, самолетами, тащат целыми составами, а потом не
знают, куда и деть. Опять же, весна - сезон. Так что много не
дам, этак тысяч...
Книжник назвал сумму.
Свет в магазине померк, распахнулся занавес - я тогда
околачивался в театре рабочим сцены - и пахнуло пропеченными
солнцем соснами, парикмахерской одурью магнолий; белыми
домишками у самого синего моря замельтешила внизу Ялта.
Закатиться в Крым с подружками-хохотушками, отдать карточный
долг - денег хватало на все.
Сейчас мне стыдно и назвать сумму, а в те годы...
- Маловато даете за душу, Марк Соломонович!
- За вашу - нормально, Сережа.
Старый еврей перехватил мой взгляд в сторону таблички на
двери директора, ответил на ухмылку. Его вышла на сто лет
умнее. Тогда мы уперлись взглядами-лбами. К моему стыду, и
взгляд у старика был баранистей.
- Откуда имя узнали?
- Да всех вас таких зовут Сережами. Ох-хо-хо-хо...
Книжник вздохнул - так умеют только старые евреи, -
прикрыл свои жестянки, забормотал:
- ... не знаю, что с вами? Не осмелились утвердить
местечко для своей мечты, поэтому весь мир ходит у вас в
виноватых. Злой и циничный, как всякий проигравший; заурядный
неумеха, пустой выдумщик, ничтожный мечтатель, не шевельнувший
пальцем для достижения цели; ленивый и вороватый, такому лишь
дармовое любо; бездарный фантазер, который не почешется ради
счастья; молодой глупец, брезгующий уникальным предложением:
обменять неприятности на наличные - ваш рентгеновский снимок.
Насмешки друзей, вопли жены, стенания и слезы родителей, что
хорошего видели вы от мечты? Скоро утомите себя, обтреплете ее
и вышвырнете тайным образом, как дохлую кошку, а здесь
деньги...
- Спасибо за доброту, батя, только надбавить бы. Душа
все-таки...
- Никогда не торгуйтесь со старым евреем, молодой человек!
Куда флегма делась. Старик сиганул чуть ли не под потолок.
- Удивительно, до чего люди любят демонстрировать свое
невежество! Мечта - это дряблая часть души, ее
болезненно-желчная составляющая. Всего-то! И весу в ней
процентов десять от целого. Но кому я говорю? Все - передумал.
Ни рубля не дам. Был охотник до мечты, да весь вышел. Да-с.
Мечтенка-то у вас мелковатая, эгоистичная. За что платить? За
вечный источник разочарований, за ваш успех? Нет, я сошел с
ума! О, я жалкий, неудачливый торгаш! О, я альтруист
несчастный!
Вороньим ором начертав рыдания, старый альтруист
нахохлился в черный квадрат.
Я задумался.
О Ялте. Как отыграю карточный долг. Вернусь с деньгами к
мечте. Заставлю кусать локти бросившую меня жену. О том, что
никогда и ни у кого не сбывается.
Мне бы за черным квадратом заметить беснующуюся ночь, ночь
с четверга на пятницу - время колдунов и ведьм. Догадаться, кем
устроен сей дьявольский спектакль.
Нет, не агент преисподней, не сумасшедший ученый, не
старик и вовсе не еврей стоял передо мной. Но где мне было
тогда узнать, кто!
Есть на свете удивительные зеркала.
- Вас что-то смущает, Сережа? Смелее! Разве я похож на
врага рода людского?
Я сделал все, что мог - промолчал. Этого оказалось
достаточно. Книжник затарабанил пальцами по черепушке, развалил
фолиант, зачастил:
- Здесь вам не антураж для сытых дамочек. Астролог,
Мысленник, Кудесник, Кости волшебные, магнетизм и волхвование
фармазонов - все это лишь введение в тайны этого тома. Никакой
оккультности и дешевой хирологии. Гормоны мечты суть выделения
обычных желез, а железа - такой же внутренний орган, как почка.
Подумаешь, почка! (Расшвырялся моими почками старик.) Перед
вами чистая наука! Симбиоз высшего знания и тайной физиологии
мозжечка. Позитивное скрещивание теллурических вихрей и слияние
семи аспектных центров микрокосма. Абсорбция толерантной
ментальности и ее апробация в лунных фазах. Знаете, кто я? Не
знаете! А я астральный эндокринолог, если хотите, простой
зодиакально-депрессивный хирург.
Хирург приступил к операции.
Швырнул кости - выбросил две двойки. Возжег свечи,
начертал в воздухе звезду магов, мелькнул хищным профилем.
Выдернул из рукава звездную карту, разорвал ее в клочья,
затолкал в череп. Ударил в бубен и закружил в жизнерадостном
танце, гнусавя мантры да звеня колокольцами. Затем хирург
хлебнул из горла, натянул брезентовые рукавицы и стал целить
пожарным рукавом мне в рот.
Вдруг зодиакальный живодер озабоченно зацокал языком,
подскочил к фолианту.
- Йо-йо, чуть не забыл! Для безболезненного отделения
дряблой субстанции необходима деструкция кармы в момент утери
восьмеричности.
- Чего?
- Гм, подлость требуется. За шесть часов до операции вам
надо совершить хотя бы одну мелкую пакость.
- Расслабься, батя. Все о'кей.
- Какой славный молодой человек! Укольчик, секундочку
потерпим.
Он стал ловко в меня вправлять пожарную кишку, прильнув к
экранчику на другом ее конце, и вовсю орудуя никелированными
рычагами.. Через миг я был растянут по трубе
Уренгой-Помары-Ужгород. Свет стал ал, летел кусками. Весь мир
свернулся в тарелку, упал со стола и разбился на черные
квадраты. А в груди заскребла зверушка. Зверушка визжала,
вертелась, царапалась, а ее упрямо тянули крючком. Зверушка
захныкала. Я же знал: никакая это не зверушка, а моя
собственная душа. Мир кувыркнулся через темноту. Загоготал
торжествующе Марк Соломонович, задрал голову в кровавом нимбе и
принялся запихивать себе в глотку что-то пищащее. С кривых
клыков книжника на подбородок струились алые капли.. Но здесь
свет свернулся в берестяной свиток и канул в бездонную черную
воронку, разверзшуюся в моей груди...
Я хватал воздух выпотрошенной рыбой, а надо мной хлопотал
старик - добрая душа. Куда и делись глаза-жестянки - Марк
Соломонович ласкал меня очами и отпаивал, не жалея, вонючим
зельем из штофа темно-изумрудного стекла. Заодно ворковал, что,
мол, за операцию и спасительное зелье с меня бы надо изрядно
вычесть. Милейший старик. Я тогда подумал: он пытается залить
сосущую черную воронку у меня в груди. Но я ошибался.
На улице долго не мог сообразить, куда идти, обвыкая
хребтом к смертельной тяжести пустоты. К безразличию. Вдруг в
алом квадрате возникло лицо книжника, только теперь это был
мужчина вполне средних лет. Миг таращился книжник в темноту и
сгинул. Интересно, за чей счет он так помолодел? Впрочем, и это
мне было уже все равно.
Ночь длилась сто лет.
Водянистый утренний свет стоял в окнах. Невольно мои губы
прошептали:
- И это все?
Деньги горкой лежали на столе. Малеванная, резаная,
бумажная святыня, со всех сторон обмусоленная мечтами и слюной
человечества. Почему так говорю? Плевать я хотел на деньги.
Лишь бы затянулась сосущая черная воронка в груди.
Пачки по карманам - и вперед, в Замоскворечье, где дернул
меня черт довериться книжнику. Шагая по Климентовскому, чуть не
угодил под машину. Пустяки - всего-то стал дальтоником.
Нежданное упрямство подгоняло меня - и ничего. Магазин растаял
под ночным дождем. А перед глазами кружили одни и те же
старинные улочки, в голове - одни и те же вопросы. Не прихватил
ли резвый старик всю мою душу? Кто он на самом деле? С какой
стати помолодел? Ко всему неотвязная мысль угнетала меня: я не
понимаю чего-то самого главного. И все блукал по переулкам, по
вопросам...
Миг - и в чистеньком дворике грибом нарисовался мой
магазинчик. Вчерашнего обЦявления не было и в помине, только
сгорбленные клиенты с понимающим видом нюхали пыль веков. За
кассой похожая на черепашку девчонка в очках уткнулась в
тетрадку. Скучища. Звенела муха. Очкастая черепашка по листику
дожевывала свой конспект.
- Здрасть, здесь Марк Соломонович?
"Какой-такой Марк Соломонович?" - ждал я встречного
вопроса, но случилось чудо. Черепашка кивнула на кабинет
директора. Сжав в кармане отвертку, я шагнул в полумрак. Марк
Соломонович что-то писал. Пачки полетели на стол. Кучерявая
шевелюра книжника удобно устроилась в мою ладонь.
- Все отменяется, батя. Вер-ни гор-мо-ны! Да-вай меч-ту!
- Мо-о-дой че-о-век, мы про-одаем мечты, но в
типо-о-графском виде...
Я задрал башку : тьфу, это был не он.
- Ладно. Извини, дядя, с дружком тебя спутал.
Растолкав плечистых жлобов, проштамповавшихся в дверях, я
вылетел вон. Хорошо, бабки прихватил.
Ноги сами привели в пивбар. День стартовал, и кореша вовсю
боролись со всемирным законом Ньютона. Благороднейшее дело, а
я, крепкий, здоровый мужик, ничем не мог помочь корешам.
Отворотным зельем опоил меня из темно-изумрудного штофа
проклятый книжник. Прощай, водка. Афидерзейн, пиво. Чем теперь
зальешь сосущую воронку в груди? Хоть плач от обиды. Мечта
украдена, спиться невозможно - жизнь потеряла всякий смысл.
Давай, парень, бросай монетку, выбирай : или режь вены, или
становись обывателем.
Мой жребий определила вернувшаяся на второй день жена. Как
она о деньгах узнала? И долго еще игра света на каменистых
тропках чудилась мне в глубине полировки, и солнце июльской
Ялты сияло в лаке новой мебели, и зазывный смех
подружек-хохотушек издевательски звенел в ушах... Семья наша
теперь считалась образцовой. Жена говорила, что никогда не была
так счастлива со мной, только по ночам почему-то выла. Работать
вернулся я в родное СМУ-15; из театра, как меня не упрашивали,
рассчитался (если честно, не сильно и упрашивали).
Дни замельтешили словно в счетчике валюты, упаковываясь в
пухлые пачки годов. И все это время я кормил черную воронку в
груди надеждой на встречу с моим губителем. Пусть меня не
отпускало чувство, что самого главного я так и не понял, но
свои три вопроса знал четко. Мечта или душа утеряна мною? Кто
ты, Марк Соломонович? За чей счет помолодел, старик? Всего три
вопроса задам я книжнику, а после вырву украденное из его
груди.
По пыточному делу мною была собрана целая библиотечка.
Изысканность мастеров заплечных дел маньчжурской династии Цин,
здравый примитивизм гестаповцев, животрепещущий напор подручных
Генриха Инститориса, славнейшего и ученейшего
инквизитора-молотобойца, моцартианская естественность
чекистских приемов - все было близко моему общемировому
славянскому духу. Эрудицию отметили? Удивительно, но нашлись
интересные книжонки и на другие темы. От нечего делать я
закончил техникум. Стал прорабом. Поступил на заочный в
институт и быстро выяснил: простоватым парнем был я в
молодости. Как все. Пивбары, гитара, карты проклятые, попса,
журнал - только на пухлых коленках попутчицы в электричке. На
уровне журнальчика или чуть выше, все мои культурные
потребности тогда и удовлетворялись.
Именно образование помогло ответить на первый вопрос из
трех. Старик не взял лишку. Сосущая воронка в груди и была
осиротевшей без мечты душой. Мечта... искра зажигания любви, ее
цвет. Маньеристской метафорой мне не дано было блеснуть в те
годы. Нынче, откинувшись на пуфике эпохи Людовика Х1У и
лицезрея подлинник Боттичелли, я бы сравнил мечту разве что с
волшебными красками моего великого флорентийца Сколь ничтожна
баксовая цена холста без них!
Откуда столь разительная перемена в судьбе? Настало
золотое время прорабов! А когда кооперативная песнь песней
смолкла, я перепрыгнул в министерство, где в карьер освоил
чиновный серфинг на столе - искусство использовать очередной
исходящий девятый вал переименований для последующего полета к
кремлевским звездам. Сгубила меня трезвость. Специфика
строительного министерства измеряется в декалитрах, и уже
начальнику отдела надо иметь печень, как у жеребца Ильи
Муромца. А что тут за душой? Легенда бывшего алкоголика?
Меня жалели, но...
Я взялся за недвижимость, за банковское дело. Статус
бизнесмена в законе и заплечные тайны святой инквизиции весьма
пригодились в коммерции. Но за деньги пришлось заплатить
сполна. Однажды, после беседы с одним жизнелюбом-заемщиком, я
выключил утюг, начистил "испанский сапог", вымыл руки и...
отшатнулся от зеркала. Настоящее чудовище щерилось на меня,
тухлая рожа с двумя жестянками в луже. Жизнь, что ты вытворила
с неплохим рабочим пареньком? До каких высот опустила?.. Эх,
пришлось ликвидировать и зеркало.
С каждым месяцем круг поиска книжника сужался. Катастрофа
случилась, когда мои бывшие министерские начальники дружно
поперли в политику. Нашелся таки губитель. Только я искал
дряхлого старика, еврея и прохвоста, а увидел крепкого мужика,
русского и политика. Человек укравший мою мечту оказался
политиком, и к дельцу такого уровня было не подступиться со
всеми моими деньгами. Журналисты ему прощали уже любую
глупость.
Я заметался. Бросился искать гормоны на подпольном рынке
человеческих органов. Раз свою мечту не вернуть, на худой конец
сгодится и чужая. Только бы не мучиться с черной дырой в груди.
И вот в Очакове, на окраине Москвы, в темной подворотне,
невозмутимый парень показывает в тряпочке нежный товар. В
мускулистых ручищах повизгивало нечто упитанное, чистенькое,
розовенькое, полосатенькое - ну прямо американская мечта. Но
цена! Оборот московской мафии за шесть месяцев. А в мои годы
остаться с голой мечтой?
Настала пора калькулировать жизнь. Месть не состоялась.
Деньги, кроме сытости, ничего не дали. На горизонте пятый
десяток, а в груди пусто. Кто я? Имя мое - легион. Число -
тьма. Один из прогудевших мечту по пивбарам, в дым развеявших
ее по курилкам ничтожных присутствий, один из продавших свою
мечту. Слишком поздно подсказали мне краски бессмертного
флорентийца, что недостижимость мечты не имеет никакого
значения. И еще. Мечту можно купить, если готов заплатить за
нее настоящую цену. Только деньги здесь ни при чем. У меня
оставалось слишком мало того, чем платят за мечту. Я бросил
бизнес. И стал... книжником.
Ночь. Ночь с четверга на пятницу - время колдунов и ведьм.
Дождь. Залихватский весенний дождь гвоздит по асфальту,
запанибрата лупит по лобовому стеклу. Оставив "Мерседес" на
стоянке, я Большой Ордынкой выхожу к магазину. Набрасываю на
входную дверь колокольчик, леплю грим старого еврея, вывешиваю
табличку:
"КУПЛЮ МЕЧТУ. ДОРОГО!"
Минул час. Никто не клюнул на приманку, не прилетел на
яркие огоньки в ночи. Изредка шаги и... мимо. А я сидел -
старый, седой, никому не нужный болван в дурацком парике - и
ждал неизвестно чего. Тихо. Черен квадрат ночи.
Ша-ги. Ну же! Куда вы? Стоять! Черт вас побери! Я здесь! Я
- умный, ловкий, богатый, умеющий играть на струнах души!
Почему вы не любите меня? Почему вы все проходите мимо? Я
приказываю! Сюда! Ку-да-же-вы...
И тогда я взмолился. Я проклял! Захохотал! За окном
бесновался весенний, отвязавшийся дождь, а я все клянчил и
проклинал себя, и всех, и весь мир!
Чу... шлепки! Легкие, беззаботные. Глупая, молодая рыбина
плещется за окном и тычется в жирную наживку пухлыми губами. Ну
же, ну!
Шаги у-да-ли-лись, ухнув меня навек в выжженный колодец
ожидания. Минул век. Вер-ну-лись. Звонкие, самоуверенные шлепки
человека, не знающего цену своей мечте.
Тс-с! Меня затрясло. Грудь обтянулась передутой шиной. Чу!
Зазвонил колокольчик.
Ваш выход, маэстро! Улыбка. Брови стрелами. Полупоклон.
- Добро пожаловать, молодой человек! То, что вы сейчас
прочли, поверьте, самым счастливым образом вывернет вашу жизнь.
Признайтесь, надоело ходить в неудачниках? И правильно! Ну
зачем вам эта пустая юношеская мечта?
Вадим Кирпичев. Американский аквариум
- Это было давным-давно, когда в Америке победил
коммунизм. Выручать Штаты позвали меня.
Дед стал прикуривать свою ферцингорейскую трубку,
память о сражениях с элдуйскими князьями. Раз сто он уже
рассказывал, как в одиночку сокрушил империю планеты Таргар, но
об Америке мы с пацанами слышали впервые.
Эх, на вечер мы хотели отпроситься в Париж и накостылять
тамошним гаврошам, но сперва в лицее задержались, дома я
бабкино блюдо разбил, у матери пирог подгорел - пришлось
остаться. А насчет Америки дед никого не удивил. Четырнадцать
лет у меня за плечами, кое-что видел и привык - вечно ее
кто-нибудь спасает. Хлипкая она, Америка.
Дед пыхнул ферцингорейкой. И начал рассказ.
x x x
Я тогда собирался на звездную систему Гром Альпан -
вернуть должок таргонским сатрапам, когда стоп, пожалуйте в
Мировое Жюри. Как был при полном боевом параде, так и
отправился. Меня, российского косагра, помню, еще гвардейцы
пускать не хотели.
Ха! Вызвал я "скорую", оказал гвардии первую помощь,
захожу, смотрю на этот интеллектуальный цвет человечества, и
что я вижу? Лица бледные, глазки бегают, волосы дыбом - только
из-под столов выглядывают. Натурально, они никогда не видели
вблизи бойца первого отряда при полном космическом вооружении.
Но, ничего, подтянули они свои галстучки и давай тараторить,
мол, на выборах в Америке победили коммунисты, и через месяц
там состоится референдум по первейшей коммунистической поправке
к американской конституции: "Властям закон не писан". А после
принятия красной поправки гибель Штатов неизбежна.
Американская культура... гм, такую потерю человечеству в
здравом уме мудрено заметить, но время-то было аховое. Как
назло, Япония завершила исторический цикл, закрыла границы и
только компьютеры вышвыривала, Атлантида по новой утопла и что
самое страшное: падение Америки грозило Кубе - этому оплоту
свободного предпринимательства в западном полушарии.
Доигрались...
Всегда так, пацаны, сперва эти умники провалят выборы,
сядут в лужу, со страху напакостят, а потом бросаются к нам,
бойцам в космической форме. МЖ одним словом. Напоследок
президент Мирового Жюри торжественно вручил мне билет до
Нью-Йорка и кипу бумаг.
- Это рекомендации по спасению Америки. Подготовлены
самыми гениальными аналитиками Земли, самыми блистательными
мозгами человечества! К ознакомлению обязательны.
Я культурный человек - бумаги опустил в мусорный бак,
выйдя на улицу. Голова на плечах, сотый калибр на бедре, чего
еще для спасения Америки?
Кто-то дышал за моей спиной... Когда "кто-то" выбрался
из-под обломков витрины, я с трудом узнал его физиономию.
Резервный отряд, зовут Васькес. У русских с кубинцами давняя
дружба.
- Ох, здравствуй, Ванья! - бедолага пытался улыбнуться.
Ничего, не будет подкрадываться к бойцу первого отряда.
- Я только хотел сообщить, что лечу с тобой, Ванья. Вот
мандат Мирового Жюри. Обрывки полетели на обломки.
- Зачем ты так, Ванья?
- Я работаю один.
- Знаю. К чему тебе напарник? Но эти янки-коммунисты у
нас, кубинцев, в печенках сидят. Возьми, а? Ведь и я был
косагром...
Так вот почему у .южанина глаза больной собаки.
Косагр умирает дважды. Первая смерть - отставка, и для нее
есть только две уважительные причины: провал задания или...
- Да, Ванья, я женился.
- Вот как? Поздравляю.
Все-таки виной свадьба, эта первая смерть настоящего
мужчины. Я отвел взгляд от глупца, махнувшего все дороги
галактики на юбку. Жалкое зрелище.
- Так возьмешь, Ванья?
Русскую совесть давно терзает историческая вина перед
кубинцами за перехваченный под самым их носом штатовский рынок
автомобилей. И не по-русски - добивать мертвяка. Я протянул
южанину руку.
В порту Васькес бодро двинулся к нью-йоркскому аэропрыгу.
У кубинца были явные нелады с математикой. Да, мы летим
вышибать коммунистическую дурь из голов янки, но их миллиард.
Миллиард! За месяц я просто не успею физически обработать
каждую красную американскую морду. Хмыкнув, я повернул к
"Рюриковичу", пятизвездочному космическому крейсеру. Прививку
от коммунизма нам могли дать только звезды.
Поднимаясь по трапу крейсера, я в мыслях не держал, что
ничтожное задание Мирового Жюри смертельно. Заяви мне такую
глупость сам Создатель, да я бы расхохотался в лицо и
Создателю.
Разобраться с таргонскими сатрапами. Уничтожить иерархов
планеты Зерок. Разгромить банды Лыс из астероидного леса.
Добыть крылья бога-дракона Ван-Вейша. Грандиозные планы
бередили душу. А всего пуще - неподЦемный даже для космических
агрессоров прошлого подвиг: пройти Дальние Миры. Сбросить с
плеч ярмо тысячелетий, исполнить мечту всей моей жизни и таки
проломить невиданный путь. Дальние Миры...
x x x
Дед замолчал, уставился куда-то невидящим взглядом. Будто
в догорающий камин засмотрелся.
Неужели мой великий дед не справился с дохлым американским
коммунизмом? Неужто одолели его эти краснокожие янки? Мы с
пацанами готовы были лопнуть от вопросов, но на лужайке перед
домом звенела тишина. Вон, у нашего соседа, чемпиона по боксу,
до сих пор щека дергается, как поплавок. Почему? А ты не
хмыкай, когда дедушка о Дальних Мирах вспоминает.
Камин потух.
x x x
Васькес заволновался, когда "Рюрикович" вынырнул в
Плеядах.
- Я думал, наше задание в Нью-Йорке.
- Ты не ошибся.
- А что мы делаем в космосе?
- Мог бы догадаться - ищем планету победившего коммунизма.
- Божье мой! Неужели такая есть во вселенной?
Пришлось поведать побледневшему до синевы креолу древнюю
легенду о "Флаурмее".
Тыщу лет тому назад , когда мир узнал безжалостную напасть
русской конкуренции, отряд калифорнийцев отчалил к звездам,
дабы навеки избегнуть дьявольского изобретения и там, в
неведомых мирах, воссоздать земной рай. Назывался их корабль
"Флаурмей". С той поры и бродят по галактике легенды о чудной
планете, где построен стопроцентный американский коммунизм.
- Наша задача - отыскать эту планетку. Понял, Васькес?
Напарник кивнул, но в глазах Васькеса надолго остекленел
вопрос: на хрена мне, кубинцу, еще и калифорнийский коммунизм?
Ничего, пусть подумает.
За три недели мы пропахали весь треугольник
Электра-Астеропа-Майя, где по слухам скрывалась красная
планета. Коммунизм по дороге не попадался. "Косагр не может не
выполнить задание". Чеканная строка боевого устава все чаще
гремела в голове. Нервничал и ничего не понимающий напарник.
Пришлось обратиться к тонкостям теории.
- Что есть коммунизм, Васькес? Это заразная социальная
чумка! И прививку от не мы сыщем только в пораженном ею
организме. Конечно, ты скажешь, и теоретически будешь прав, что
проще уничтожить Америку, но...
Теорию прервал возопивший благим матом кубинец:
- Божье мой, Ванья, взгляни на экран! Вот он, комьюнизм!
Точно. Планета была в форме куба.
Отправляясь в земной рай, я взял самый большой калибр. И
еще кое-что.
Пахло на планете неважно. Но ни заводов, ни дорог, только
стальные пирамиды были видны по горизонту. И маленький городок,
красневший крышами в долине. Один на всю планету.
Где же коммунизм?
Лишь увидев первого колониста, я смог перевести дух. Это
был ковбой без лошади. В черной шляпе, стройный, он палил из
кольта по бутылкам, мальчишка.
Следом попался рыбак. Удил он в оранжевой реке.
- Как улов, браток?
Заржав, мужик посмотрел на меня в восхищении. Гм. При
коммунизме прослыть остряком - раз плюнуть.
- Ты даешь! Хлебни-ка, детина, - протянул бутылку рыбак, -
сам гнал!
- Спасибо.
- Как знаешь. Да хранит тебя робог!
И он показал почему-то под землю.
Мне некогда было точить лясы с безумным мужиком. Задание
торопило и... тут я увидел ее.
Пацаны, когда-нибудь вы поймете меня, это была настоящая
женщина, а не нынешний суповой набор в брючках. Повернувшись
спиной, она малевала на пригорке картину. Я не мог разглядеть
цвет ее волос - столь крут был подЦем.
- Превосходно!
Дама не испугалась. Здесь люди не боялись людей.
- Вам нравится?
- Очень.
- Я имею ввиду картину.
Пришлось отвести взгляд от ослепительной блондинки. Гм.
Нежная мазня. Зубастая челюсть горизонта сияла на холсте
радугой.
- Как вам сказать...
Блондинка подсказала улыбкой: мне простится дежурный
комплимент.
- Для женщины - гениально.
- Понятно, - она могла не только улыбаться, - вы заурядный
женоненавистник!
- Не припомню, чтобы обо мне мог так сказать хоть один
человек. Из носящих юбку.
- Тогда в чем дело?
- Видите ли, в женщине, занимающейся искусством, всегда
есть что-то жалкое.
Фыркнув, она собралась, вырвала у меня мольберт и обожгла
взглядом. Он обещал реванш. И меня аж в жар бросило от
предвкушения этого реванша. Надо ли говорить с какой грацией
блондинка спустилась с холмика. Задуманное ей удалось вполне.
Убедившись, что я гляжу ей вслед, - свистнула.
- Бегу, Джейн!
Измывающийся над бутылками дурачок сорвался с места.
Улыбался щенком. Она же старательно не смотрела в мою сторону,
феминистка...
x x x
Дед замолчал - опять в свой камин уставился. Только
посасывал давно потухшую ферцингорейку.
Распахнулась дверь. Выскочившая на крыльцо бабка принялась
лупить скалкой по диффузной пси-антенне. Бабушка обожала сериал
"Похищение белокурой арверонки".
- Неделю прошу отремонтировать, но в этом доме нет мужчин!
В мою сторону не смотрела - взрослый человек, а всерьез
дуется из-за какой-то древней, трехсотлетней посудины.
Очередной удар чуть не снес бетонное основание
пси-диффузки. Дверь захлопнулась.
Первым перестал изображать поваленную статую Колька, самый
смелый из нас.
- А что такое феминизм, дедушка?
- Феминизм, Колька, это социализм дурнушек - самая
страшная американская зараза.
Дед осмотрел свой кулак, габаритами с коробку от
видеокуба.
- Русским дамочкам иногда еще удается вправить иммунитет,
но не американкам. Тут чистая медицина начинается. Маниакальное
воспаление мозжечка и все такое. Жуть. А я, честно скажу, не
силен в медицине.
Дедушка раскочегарил трубку, а в моей голове искрой
проскочила удивительная догадка: вовсе не по американским
коммунистам скорбел сегодня дед! Пока я поражался собственному
уму, мой старик продолжил.
x x x
Дурацкая, доложу вам, попалась планетка. Деревья
пластмассовые, трава из капрона, а где газон износился -
каблуки звенели по металлу. В городке ни банка, ни тюрьмы, ни
аптеки, ни телефонов. В общем, рай. Вывеску нашел
одну-единственную "Салун "Мэрия". Конечно, никто и никогда не
сыщет в галактике города без мэрии и салуна. Но чтобы
совместить городское управление с кабаком? Не силен я в
американском самоуправлении, но здесь явно была его высшая
точка.
К вечеру все там и собрались. Джейн колонисты называли
мэром. Она хлопотала за стойкой. Белокурые волосы, клетчатая
мужская рубашка, плотно сидящая, как на мраморной Венере, юбка.
Красавица! Она и не думала играть в незамечалки. Усадила рядом,
поднесла стаканчик, улыбнулась. От ее удивительной улыбки, как
от хорошей музыки, становилось почему-то жалко себя.
Вдруг на глаза попался сидящий в кресле старик. У него
были явные нелады с ногами. То, что надо! Я включил все лампы,
взял у Джейн клетчатый плед и задрапировал больного ниже пояса.
Тот не возражал. Здесь никто не умел спорить. Почти.
Старик и поведал мне историю превращения планеты в
аквариум. Началось все с умника, давшего роботам мозги.
Колонисты попервах торжествовали - пусть железные чурки строят
нам коммунизм, а мы не будем ни пахать, ни сеять, а лишь
срывать плоды с щедрого кибернетического древа. Взвалим обузу
на стальные плечи! И роботы делали все. Пока не изобрели
механизм воспроизводства и не заполонили недра планеты, не
перестроили ее в куб и не засадили своих создателей в аквариум.
Так они стали для людей робогами.
Запомните, мальчишки, никогда и никому не отдавайте нашу
тяжкую мужскую ношу работы и воспроизводства!
В молодости мне не нужны были слова, хватало разворота
плеч.
- Не думай, Ваня, есть вещь, которую мы делаем своими
руками. Мы пошли против самих робогов! - проницательный старик
заулыбался. - Поначалу робоги ломали наши изделия, но мы их
собирали снова и снова.
Я оглянулся. За спиной теснился весь городок - физиономии,
что чайники.
- И мы победили, Ваня. Смотри!
Старик распахнул шкаф.
Побери меня Большая Комиссия! Никогда не видел такого
разнообразия унитазных бачков. Инкрустированные, под малахит,
из чистого золота. Проклинал бы себя всю жизнь, если бы не
выразил в тот миг полного восхищения.
- Уверен, в будущем робоги нам позволят делать и унитазы!
Только не дожить мне до великого дня...
По небритой щеке сверкнула слеза.
- Увы, Ванечка, недолго мне любоваться этой красотой.
Вывих ноги - при коммунизме это смертельно.
Старик поник. Остальные потупились.
- Раньше у нас хоть были специальные учреждения, где
человека готовили к встрече со смертью, где каждый мог спокойно
умереть. Больницами назывались. А теперь больных просто...
Запахло машинным маслом. Стена с лязгом откатилась в
сторону. Повалил кирпичный дым. Пол задрожал под грохочущими
шагами. Гремя ржавыми крыльями, из провала выскочила хваткая
парочка робогов, под четыре метра каждый. Ухватили крючьями
кресло и поволокли жертву в механическую преисподнюю. Старик
закатил очи горе. Остальные глаза опустили. Я поднялся от
стойки.
- Ваня, не надо! - закричала Джейн, но мы уже сцепились.
Первый развалился сразу, зато второй робог от души махнул
правой, снес колонну левой. Напряженным мускулом пришлось
обЦяснить: рыбка ему попалась не по зубам, а если по зубам, то
кастетом.
Робог рухнул. Я вышвырнул металлолом, задвинул стену,
вправил старику ногу, а Джейн, раскрасневшаяся, строгая,
наладила тем временем выход на улицу. Как ловко она управлялась
с этими баранами! Я не мог налюбоваться. С тройкой напавших
робогов разобрался машинально. Шустрые. Но сотый калибр
удивительное оружие.
На организацию бучи против господства робогов оставались
секунды. Планета уже получила сигнал - в ее аквариуме завелась
чересчур боевая рыбка. И для революции здесь было лишь одно
подходящее место.
Рука на сканфере, унитазный бачок за спиной - к
патриотической речи все готово. Но чем пронять сердца
американцев?
Воздел бумажку в миллиард долларов. Ноль эмоций. Напомнил:
ваши славные предки делали лучшие в мире автомобили, компьютеры
и унитазные бачки. Они продавали хлеб самой России. Ничего.
- Проснись, американец! За тебя работает масломазый. Тобой
помыкает баба. За мной, и мы перекуем куб на шар!
Никто не расправил плечи.
Я смело бросился в историю.
- Мужики, вспомним великую дату - Четвертое июля!
Клоун на кладбище - так я выглядел. Только рыжий
заухмылялся.
- Эй, рыжий, в твоей душе не погибла гордость за славный
день?
- Ты скажешь, Ваня.
- Это был знатный денек.
- Еще какой! - рыжий расплылся до ушей и зашептал мне в
ухо. - Не пойму, Вань, как ты узнал, что четвертого июля я
попробовал сразу с тремя... ну, ты понимаешь.
И рыжий начал расписывать свои грязные штучки. Да-а, такой
он, коммунизм. По молодости у вашего деда тоже всяко бывало,
гулял, заглядывал на знаменитую планетку Бледная Ляжна, но
рыжий переплюнул все. Слушал с отвращением его мерзости, а сам
наблюдал, как батальон рогатых робогов надвигался на городок.
Оставалось взять последний аккорд.
- Эй, ты, сопляк! - ткнул я пальцем в ковбоя. - Быстро ко
мне!
Красавчик сделал пару шагов и остановился. В нем еще
плескались ошметки мужской гордости. Тогда отстегнув сканфер, я
стал обзывать парня последними словами Ковбой был великолепен.
Точеная фигурка, пальцы играют по бедру, скрип зубов. Только
губы дрожат. До чего пал американский герой - он не мог
пристрелить безоружного человека. Пришлось выложить каре.
- Гляди, Джейн, чего стоит твой сосунок.
Выпад змеи, блеск молнии - все слилось в одно движение.
Мастерский выстрел - я успел сместиться всего-то метров на
пять, зато с каким грохотом, в плеске воды, в брызгах осколков,
посыпался унитазный бачок!
Все. Какой там бунт супротив робогов? Под коммунизмом
здешние мужики выродились в ничто. Потенции поступка у них
имелось не больше, чем у губика короткоперого.
Провожала меня Джейн.
С неба нас атаковали стальнокрылы. Бешено кидались
шестикрышники. Я палил от души. На углы горизонта выдвигались
боевые машины робогов.
- Осторожно, Ваня!
Сбоку бодро налетел паровик-кулачник.
- О-го-го, хомо вульгарис! Сейчас я раскваш твой
физиономий!
Поршнем с фонарный столб кулачник попытался меня
проткнуть, молотом послать в нокаут. Любимая забава -
робогенок-паровичок лишь свистнул в моих бронированных лапах. А
по капрону травы уже катили огнепалы. Металл с нарастающей
силой гудел под ногами. Планета бралась за дело всерьез.
Мы взбежали на пригорок, за которым был спрятан
космический бот. Светило закатилось за левый угол горизонта, и
сразу стемнело. Мне лететь, а я все не мог налюбоваться ладной,
крепкой фигуркой Джейн. Нет, такая не для калифорнийских
большевиков.
- Джейн, милая, - расстреляв тройку титанозавров, я ткнул
дымящимся стволом в знакомую звездочку, - этот огонек Солнце.
Это самая прекрасная звезда галактики, Джейн! Там твоя планета
и твоя родина. Другого такого шанса не будет - полетели вместе.
На голову свалился огнедышащий семикрыл, шныряли механизмы
самого свирепого вида.
- Я боюсь, Ваня. Мне так спокойно живется при коммунизме.
Здесь так хорошо мечтать, писать картины...
Ревели шестикрышники, бесновались и швырялись плазмой
огнепалы, а я все пытался докричаться:
- Ты живая женщина, Джейн! Брось свои пейзажики, этот
вымороченный, фантастический мир. Счастье женщины на Земле. Там
желтые поля, зеленые луга, голубые реки. Там настоящая жизнь и
работа. Там есть больницы, Джейн! Летим...
Башенник прыгнул. Я вскинул ствол и огненная дуга зашипела
у наших ног.
- Джейн, решайся!
- А замуж возьмешь?
Ого! Быстрота реакции моя.
- Это исключено. Женитьба погубит мою карьеру.
- Тогда, Ваня, лети-ка на Землю сам.
- Джейн!
- Ваня!
Она зарыдала. Белокурые волосы разметались по моему плечу.
И тут я впервые в жизни вздрогнул. Звезды стали гаснуть.
Конструкция планетарных масштабов поднялась на горизонтом и
сворачивала небо в трубочку. Планету затрясло от напряжения -
аквариум накрывался. Но затрясся я от шепота милой Джейн.
- Весь мир мне не нужен без тебя, Ваня.
- Ну не могу я жениться!
- Тогда прощай.
Планетарная челюсть захлопывалась. Скатывались последние
песчинки судьбы. А я смотрел в сверкающие звездами глаза Джейн
и терзался выбором. Весь мир, с его славой, дорогами и
подвигами, или лучшая женщина этого мира? Дальние Миры или
пеленки? Быть или жениться на американке? А враги наседают! И
нет ни секунды на раздумья! Ну почему человек никогда не готов
к такому выбору?
Джейн прижалась к моей груди изо всех сил - так прощаются
навек. Улыбнулась сквозь слезы удивительной улыбкой. Но я уже
сделал свой выбор. Когда планета дожевывала последние звезды,
бот таки выскочил на орбиту.
x x x
Мы с пацанами переглянулись и дружно уставились на деда.
Хоть бы хны. Чистит веточкой ферцингорейку, да знай себе в усы
ухмыляется. Уж не рехнулся ли? Рассказ закончить и то толком не
сумел. Странно. Не похоже на деда. Он у меня ничего,
крепенький. А с годами даже умней становится. Вообще, я
заметил, что за последнее время все мои предки здорово
прибавили в интеллекте. Кроме отца, конечно.
- Дед, и ты не смог победить коммунизм?
На этот раз Колька переборщил - дедушка багровел на
глазах.
- Не болтай чепуху. Лучше запомни раз и навсегда:
российский косагр не может не выполнить задания!
- А Штаты?
- Ха! Штаты! Я не зря зажигал все лампочки. На обратном
пути мы с Васькесом смонтировали шикарный фильм. Когда миллионы
янки увидели ковбоя, крушащего из кольта унитазный бачок, -
тронулись все сейсмографы мира. Америка хохотала, как
сумасшедшая. С коммунизмом в ней было покончено навсегда.
- А Джейн ты взял на Землю?
Кольке, к его смелости, еще бы кое-чего добавить.
- Хватит вам лясы точить, ужинать бегом!
На крыльце показалась белая как лунь бабушка Женя и
подмигнула любимому внуку. Это мне! Простила! И тут я все-все
понял. Словно в голове лампочка зажглась. И вскакивая с травы,
настоящей, не капроновой, и взлетая на крыльцо, я
точно-преточно знал: самый любимый человек сейчас обнимет меня
и улыбнется своей удивительной, волшебной улыбкой. Улыбкой
ценой в мир!
Последним поднялся дед.
Вадим Кирпичев. Практик
Суха теория, мой друг,
Но древо жизни вечно зеленеет!
"Фауст" И.Гете.
Автоклав в углу лаборатории зачавкал и затрясся, словно
некое чудовище билось внутри. Впрочем, так оно и было.
Практик зевнул.
В Академии Евгеники его все называли Практиком. Он был
лучшим экспериментатором Академии, никогда не жаловался на
аппетит и имел толстые ляжки русского поэта. Себя Практик
называл реалистом и реформатором. Реалистом по жизни и
реформатором человеков. И как всякий реформатор Практик имел
мечту, точнее цель: сотворить Сверхразум, то есть решить задачу
непосильную даже для Создателя. Практик был обычным русским
человеком.
Зашедшая лаборантка положила на стол конверт, покосилась
на бурлящий автоклав и быстро удалилась, выдав каблучками
крещендо.
Почему у дур красивые ноги? Практик задумчиво уставился ей
вслед. Сколько раз можно обЦяснять, что Сверхразум не опасен
для человека! Человеку нечего опасаться Сверхразума-одиночки.
Чего бояться неандертальцам, создавшим в своей пещере
гомо-сапиенса? Смешно! Сверхразум опасен только для себя
самого. Это даже теорехтики признают...
Практик покосился на письмо. Оно было от знакомого
теоретика, теорехтика, как называл их всех наш Практик. Ишь:
"Срочно!!!" Чего такого срочного может быть в их пустых
измышлениях?
Автоклав зарычал с новой слой. На этот раз в рев вплелись
незнакомые, нежные , но почему-то тревожащие нотки.
Решающий эксперимент по созданию Сверхразума. Решающий...
сколько их уже было таких. Конец всегда один. Из автоклава
появлялся Сверхразум, очередной задохлик, головастик на тонких
ножках с немыслимо высоким коэффициентом интеллекта, озирал
окрестность печальными очами и... инфаркт, криз, кровоизлияние
в мозг. Еще ни один не протянул больше минуты. Причина? В ее
обЦяснение уже написаны десятки диссертаций, то есть толком
никто ничего не знал. Ясно было одно: Сверхразум и жизнь не
очень-то совместны.
Практик хохотнул, шлепнул себя по ляжке. Сегодня! Сегодня
все изменится. Сверхразум не сдохнет, и все благодаря его,
Практика, гениальной идее: Сверхразуму требуется сверхоболочка,
обычное человеческое тело здесь не годится. Поэтому в
сегодняшнем эксперименте запущен процесс самоорганизации.
Сверхразум сам сочинит себе тело, в котором ему вольно жить!
Вот так. Просто. И гениально! До такого горе-теорехтикам не
додуматься...
Автоклав взревел. Кусочки бетона посыпались на пол.
Практик напрягся. Аналогия с неандертальцами уже не
успокаивала. Мало ли в какого монстра самоорганизуется этот
головастик? Еще раз оглянувшись, Практик распечатал письмо.
По мере чтения ухмылка вернулась на лицо нашего Практика,
и она становилась все шире. Что за чушь! Ну и насочиняют же эти
горе-теорехтики!
В письме высказывалось предположение, что Сверхразум
все-таки может быть опасен для человека, правда, с неожиданной
стороны. Мол, защитой разума от невыносимой горечи мироздания
является секс. Поэтому жизнеспособный Сверхразум будет
сверхгиперсексуальным. В заключение теоретик просил принять все
меры предосторожности при работе с таким либидо.
Практик захохотал. Захохотал громко. От души. Такого он не
ожидал даже от теорехтика.
Он еще смеялся, когда стальной люк отлетел в сторону и из
автоклава выбралось волосатое чудовище с десятками хлещущих по
воздуху щупалец. Когда же лицо Практика было вмято в
лабораторный журнал, а брюки рухнули вниз, будто к поясу
прицепили двухпудовую гирю, Практик вдруг остро почувствовал,
что это были вовсе не щупальца...
Вадим Кирпичев. Убей цивилизацию!
Кровавое, на полнеба солнце опускалось в озеро.
- Лилит, сзади!
Гигантский крокодил выскочил из осоки и с невероятной для
такой туши прытью помчал к девушке. Взмах челки. Немой крик в
профиль. Прыжок пресмыкающегося. Всплеск. И никого на
безжизненном берегу. Только кровавые блики заката пляшут на
воде.
Запыхавшийся парнишка пулей вылетел на обрыв.
- Ах ты морда чемоданная!
Лилит изо всех сил лупила кулачком по бородавчатой морде
крокодила. Тот, вжавшись в песок, виновато жмурился и вилял
хвостом.
- Алик, просила же, не надо толкать меня в воду! Неужели
нельзя игровые инстинкты сдерживать?
Алик вытаращил на девушку глазища, а хвостом так замотал,
что снес молодую березку. Кучерявый паренек сбежал по откосу.
- Лилит, я здесь ни при чем.
- Ты, Адам, вечно ни при чем. Угораздило меня связаться с
дураками.
- Пожалуйста, не бесись, Ли. Ничего страшного - обычная
игра. И почему ты всегда нервничаешь? В прошлом месяце хотела
получить медаль, стать чемпионкой округа, а теперь чего?
Девушка покосилась из-под светлой челки, махнула рукой.
-Тебе, мальчишке, этого никогда не понять. Ни-ког-да.
- Почему?
- Потому. Ты примитивный мужчина. И все и всегда для тебя
будет игрой. Просто - игрой. А я настоящего хочу! Настоящего...
Пунцовые пятна вдруг проявились на персиковых скулах
Адама. Он отвел взгляд от мокрой футболки Лилит. Облепившая
девичьи груди белая ткань уже ничего не скрывала. Скорее
наоборот.
Голос юноши охрип.
- Не думай, Лилит, насчет настоящего я очень хорошо тебя
понимаю. Покажи, а?
Белая ткань натянулась парусом. Мелькнул плоский живот -
руки пошли вверх. Полоска между юбчонкой и футболкой
становилась все шире. С такой неизбежностью расходятся причал и
борт отчалившего корабля. Корабль все дальше. Парус футболки
все выше. Наконец на свет выпрыгнули груди шестнадцатилетней
девушки. Налитые. С коричневыми, глиняными сосками,
вылепленными еще из т о й глины.
- Ну как, настоящие?
Лилит с интересом изучала лицо паренька, не забывая
следить за его руками. Адаму не хватило мгновенья. Захохотала,
отпрыгнула, закрутила футболку над головой, показала язык и с
разбегу влетела на плывущую в гору тропинку. Издалека еще
помахала своим белым флагом. Адам нашелся - ответил протянутой
рукой, добродушно улыбнулся. Потом обнял Алика и бросился с ним
в воду.
Прошло пять минут. Странно и пусто на вечернем берегу - ни
примятой травы, ни поваленной березки. Исчезли любые следы. В
подсвеченных голубым светом небесах зажглись первые звезды. Они
дрожали. Звезды всегда дрожат, когда маленькая девочка
отправляется в поход за настоящим.
Тропка почти бесшумно стекала, шуршала вверх, вихляя по
цветущему склону. Мимо проплывали живые изгороди из жасмина и
снежноягодника, за ними газоны цветущего крокуса, а дальше
пылало разноцветье георгин, настурций, пролеска. Пологим
откосом распахивались поля ириса, опушенные по краям полевой
ромашкой. А впереди льдистыми террасами поднимались заросли
хризантем, фантастическим пожаром горели флоксы. Удивительный,
красочный, забывший о временах года мир.
Налетел теплый ветерок и вмиг просушил светлые локоны
Лилит. Закружил, заструил вокруг ног, прогрел юбку, давно
натянутую футболку и стих. Девушка не улыбнулась. Морщинка на
чистом лобике не разгладилась. Лилит спорила. Никого рядом?
Пустяки. Всегда можно поспорить с собой.
- Напрасно ты выдала свою тайну Адаму. Это ошибка.
- Мелкая ошибка. Он мальчишка, а у них одно на уме. Все
равно Адам ничего не понял.
- А вдруг? Нет, надо быть осторожней. Родителям и
телевоспитателю не понравились бы твои слова. Такие желания
надо скрывать...
- Плевать. Я все равно найду настоящее. Лишь бы оно...
Лилово-махровый, в раскоряках фантастических разводов
цветок орхидеи ласковой пощечиной заставил девушку очнуться.
Молниеносно и зло Лилит сорвала цветок, отшвырнула в сторону.
Тот шлепнулся прямо на клумбу.
Клумба не торопилась. Подождала, пока девушку унесло за
пригорок, и с Ц е л а цветок.
Вильнув в последний раз бедрами, тропинка вынесла девушку
к древнему яблоневому саду. И только искательница настоящего
шагнула под мощные кроны, как из ромашкового лаза расписного
терема вынырнули драконьи башки. Ровно три. По очереди зевнули,
вытаращились.
- Милые мои дурашки, только вас люблю. Ну, тихо, тихо!
Лилит почухала каждую драконью голову за ушами и пошла
дальше. Головы еще чуток порычали, пободались, погрызлись да и
спрятались.
Девушка замерла под мраморными колоннами смотровой
площадки, стоящей на самом краю обрыва. Пылал всеми цветами
склон и водопадом рушился в зеркало озера. За ним искрились
гроздьями сталагмитов голубые башни Радужного Города. Вечная
радуга коромыслом крепила зенит, а из-под радуги пачками
выплывали облака и расходились к горизонтам в шахматном
порядке.
Внимательно рассматривала девушка прекрасный мир у своих
ног. Мир - венец творчества и трудов Земли, мир, о котором
мечтали и за который сгинули в грязи истории миллионы
поколений.
"Чемпион Десятого округа по компьютерным играм". Золотой
лужицей засверкала медаль в ладошке. Девушка взвесила медальку
в ладони. Задумалась. Игры. Всегда игры. А когда же будет
настоящее? Лилит не понимала что с ней твориться, что мучит ее.
Откуда вообще нахлынула эта древняя как мир тоска? Чемпионка
усмехнулась, изо всех сил размахнулась медалью и...
Волосатая лапища перехватила запястье.
- Какая милая девочка.
Лилит резко обернулась. Перед ней стоял мужчина в черном.
Небрит и похож на тех злодеев, которые орудуют в
приключенческих фильмах. Не симпатичный только.
- Вы кто?
- Не узнаешь, Лилит?
- Нет.
- А я - твой дядя. Чего это ты расшвырялась наградами?
- Не знаю. Я другого хочу.
- Знаю. Знаю, чего тебе хочется, малыш-шка...
по-настоящему...
Дядя подмигнул. Волосатая лапа скользнула под юбчонку и
пошла вверх, гоня по девичьему бедру горячую волну. Лилит
замерла вслушиваясь в ощущения. Рука первобытная, грубая, все
выше. Рука опытная - остановилась вовремя.
- Хочешь настоящего, девочка?
Лилит подняла взгляд, убрала его руку.
- Врешь ты все, дядя. Нет никакого настоящего! Это все
выдумки, фантазия.
Дядя в черном противно захохотал.
- И это говоришь ты, Лилит? Есть настоящее, моя девочка,
есть. Держи.
- Что это?
- Разве не видишь? "Яблоко".
- Никогда не встречала такую модель.
Девушка с недоумением повертела в руках черный чемоданчик.
- Старинная игрушка. Сейчас таких не выпускают.
- А почему "яблоко"? Здесь написано... э-э...
- Эпл. Это на мертвом языке. Бери, Лилит.
- Очень надо! Что может твое старье!
- Увидишь, девочка. Головка ты моя светлая!
Дядя коряво, с нежностью погладил ее белокурые локоны.
- Все мечты сбудутся, Лилит, только держись подальше от
облаков - сволочные штуковины. Эх, говорил я ему: не увлекайся
гармонизацией. Пусть все будет чуточку похабно, не всерьез,
оставь точку выхода, дай шанс начать по новой. Нет, нос задрал,
возгордился. И перед кем?..
Лилит не слушала - она думала. Почему нельзя начать
сначала? Почему не предусмотреть точку выхода, если дело в ней?
Мысли быстро спутались. Ладно. Что взять с такого дяди? И
почему взрослые все усложняют? Особенно, когда берутся выяснять
свои отношения? Не разобрать: кто прав - кто виноват. А в жизни
все должно быть просто и ясно. Взять тот же мертвый язык. Лилит
презрительно усмехнулась. Все-таки раньше взрослые были еще
глупее. Иметь на Земле много языков - вот дикость! Интересно,
сколько их было? Штуки три? А может, целых пять? Нет. Вряд ли.
Это уже идиотизм. Неудивительно, что они убивали друг друга.
Лилит насторожилась. Из-за скалы выглянуло облако и
медленно поплыло вдоль кромки обрыва. Будто осматривало.
Искательнице настоящего стало не по себе. Она никогда не видела
облако там близко. Сверху - белоснежный крем кудряшек, а там -
варится жирная, глянцевая чернота. Девушка обернулась - дяди и
след простыл. Инстинктивно она спрятала чемоданчик за спину.
Облако сразу остановилось, его черно-белесый студень клубился
под самыми колоннами. Из дымчатого студня выдавилось мощное
глянцевое щупальце с коготком из дыма, которое хлеща по
ступеням потянулось к ногам Лилит. Ее затрясло. От ледяной
сырости, от надвигающейся жути. Дымчатый коготок обвил
щиколотку. Девушка зажмурилась.
Ух-урч-ох-хо-о!
Набирающее ход облако втянулось обратно за скалу, на шум.
А в голове Лилит искрой проскочила догадка: это камень ухнул по
склону. А следом еще искра - кто сей камень своротил.
Хлестала замять листьев по лицу, травы стегали по икрам -
прижимая черный чемоданчик к груди, девушка изо всех сил бежала
под темными кронами, и все зловещие тени закатного мира
развевались за ее плечиками. Гулкие удары сотрясали мир. И не
разберешь, то ли бешено колотится девичье сердечко, то ли с
глухим стуком падают яблоки в древнем саду.
В узком арочном окне горели праздничными фонариками три
звезды. Черный кипарис рисовался декорацией на голубоватом,
подсвеченном Луной небе. Кроме Лилит, в комнате нет никого.
Белорубашечный красавчик-пират на стенном экране, размахивая
сабелькой, торил путь к своей любимой по трупам врагов.
Красотка театрально заламывала белые руки на верхней палубе.
Экран погас - дистанционка полетела за спину девушки, на
диван. Лилит думала. Как она раньше часами смотрела такую
чепуху? Давно на земле нет пиратов. Нет принцев, нет
благородных разбойников. Есть исключительно счастливая,
тщательно выверенная человеческая жизнь. Так говорит
телеучитель. Достигнута абсолютная гармонизация национальных,
социальных, расовых и прочих аспектов жизни социума. Чего
желать?
Лилит подперла дверь стулом, включила любимый компьютер,
набрала пароль - защиту от друзей и родителей. Родители не
возражали по этому поводу. У каждой взрослой девочки есть свои
интимные файлы. Это нормально.
На голубом экране зажегся смысл взрослой жизни.
19458, 8166,17705, 11287, 3323, 175689, 1482327.
Ничего не забыла? Девушка проверила список. Все на месте.
Скоро она закончит школу. Выйдет замуж за Адама. Остальное на
экране. Разогреть 19458 завтраков, 8116 обедов, 17705 ужинов.
Совершить 11287 поездок на работу и обратно. 3328 раз
сексуально успокоить мужа. Сделать 175689 покупок и еще 1482327
прочих бытовых и социальных дел.
Вот и все.
Лобик Лилит разгладился. Она улыбалась - это и есть
счастье! Мир справедлив. И никому и никогда не сделать мир
лучше!
С тревогой ожидала она возражающего, противного шевеления
в душе. В ответ жалкая рябь. Настоящее? Ха! Зачем оно мне?
Настоящее - это грязь, его нет на самом деле.
Лилит выволокла из-под дивана чемоданчик. Какой он
старомодный и нелепый! Эти вычурные планки, претенциозные овалы
углов - девушка скривила губки, перевела взгляд на свой
компьютер. Столбец цифр лунной дорожкой к счастью рябил по
голубому экрану. Именно такой должна быть жизнь нормальной
женщины. Ничего сверх. Врешь, дядя, не купить меня на дешевый
трюк! Не буду я открывать черный чемоданчик.
Так подумала Лилит. И открыла его.
Взрыв ярких, невиданных красок, насыщенных тонов,
элегантной графики ослепил девушку. Она прищурилась, шлепнула
пальцем. Двинулись облака, рябь пробежала озером, огоньками
заиграли башни Радужного Города. Картинка была как живая, а
поверх нее пульсировал текст:
"УБЕЙ ЦИВИЛИЗАЦИЮ! - ИГРА В НАСТОЯЩЕЕ".
Лилит опять закусила губку. Что за мир! Даже настоящее в
нем можно получить только в магазине игрушек. Но возбуждение
уже охватило чемпионку. Сюжет избитый, зато какая графика! И
никогда еще игра не затрагивала Радужный Город - не любят
телеучителя реализм. Надо бы игру дать списать Адаму и
подружкам, только не всем. Лилит подавилась смешком.
Представила, как сотни, тысячи, миллионы девчонок и мальчишек
тайком играют в "Убей цивилизацию!". Дяде бы понравилось!
Вход в игру?
Пробуя наборы, Лилит дождалась подсказки от интуиции. Вот
она.
Эпл!
С порядком выхода всегда можно разобраться по ходу игры.
Не так ли?
И девушка нажала клавишу.
На угол экрана запрыгнула маленькая белокурая девочка, в
которой Лилит с удовольствием узнала себя. Маленькая,
белокурая, но хорошо вооруженная девочка. Цвета исчезли, и
черно-белый мир сразу пришел в движение. Он был ужасен, этот
мир. Барашки облаков обернулись ядовитыми растворилками,
цветочные клумбы - капканами, а там наступали фронтом мочилки,
огневки, расщепилки, хлопалки, фильтрушки, трясучки, дробилки,
грызушки. Безжалостные, тайные силы идеального мира поднялись
войной на маленькую, храбрую девочку. Она даже растерялась
поначалу, но удачно прихлопнув ближайшую растворилку, взялась
за дело всерьез. Стирая очередную тузилку, не переставала
удивляться, сколь жестоким и кровожадным оказался ее любимый
Радужный Город за своим красочным фасадом. Город-людоед,
город-топтун, готовый в миг раздавить любого. А тут еще нет
запасных жизней. Странная это игра - настоящее.
Лилит навела прицел на очередное облако - бам-ц! Стерла
грызушку. С наслаждением уничтожила напавшее такси. Девочка
теперь сражалась на улицах города, а здесь опасность таилась в
любом предмете. Дверь в подЦезд, автобус, витринный манекен -
лиха смерть на обличья.
Слившись с маленькой экранной девочкой в одно, Лилит
палила от души. Недаром чемпионка округа! Зубами окон
по-звериному ощерились улицы, злобствовали прилавки, бросались
киоски - угрозы сыпались со всех сторон, на девчушка
расправлялась с ними играючи. Вдруг на спину прыгнул диван!
Подло, из-за экрана кинулся ее любимый полосатый диванчик.
Такого коварства Лилит не ожидала, каким-то чудом, бешеным
рывком стерла полосатика, но спина и затылок сразу заныли.
Наверное, от сверхнапряжения. А вторым фронтом уже наступали
морозилки, растирушки, парилки. Радужный город слал убийц
нового уровня.
Настроение испортилось окончательно. От подлости этого
мира слезы наворачивались на глаза. Лилит решила поплакать, но
передумала. Она устала, затылок ныл по особенному зло. Пора
бросить эту игру в настоящее. Слишком утомительна. Но что-то
шепнуло: "Нет". Чересчур зловеще выглядели убийцы идеального
мира, без меры беззащитной девчушка в уголке. Лилит было
бесконечно жаль эту маленькую мужественную девочку, посмевшую
приоткрыть занавес жизни, заглянуть в ее заэкранье.
Лилит с трудом проскочила этот уровень и сделала запрос.
Выход?
Но вместо ответа получила новых врагов. На этот раз
уровень был предельный. Не требовалось и на счетчик смотреть -
скорость нападавших говорила сама за себя.
Выход?
Атака повторилась. Девушка вырубила питание, но ничего не
изменилось. Игра в настоящее не имела выхода. Помнится, дядя
что-то говорил на эту тему. Лилит выдернула шнур из розетки.
Бесполезно.
Атаки накатывались одна за одной.
- Ух-х-х!..
Перевела дух Лилит. Никого. Кажется все уровни пройдены.
Кошмар закончился. В голубом небе ни облачка. Краски вернулись,
и Радужный Город рисовался перед ней сказочным тортом. Впереди
самое вкусное - настоящее. Так быстрей убрать последние
преграды!
Прицел на сталагмиты башен.
Бам-ц!
Радужного Города не стало.
Прицел на радугу.
Бам-ц!
И весь мир отпрыгнул - поменялся масштаб.
Прицел на Землю.
Бам-ц!
И нет ее.
На Луну, на Солнце, на звезды.
Бам-ц!
Бам-ц!
Бам-ц!
Тень упала на девочку. Потянуло ледяным холодом, как от
облака. Лилит подняла голову. Черно в узком стрельчатом окне.
Ни декорации кипариса, ни фонариков звезд. Не стучат яблоки в
саду. В мире ни звука. Только безумно колотится девичье
сердечко. Лилит затрясло, маленькую, смертельно уставшую
девчушку, обреченную белую пешку в большой игре. Клавиатура не
работала. И Лилит уже догадывалась, что это означает. Пальцы
постучали в пластмассовые квадратики: тук-тук тук. Бесполезно.
Лилит забилась под стрельчатое окно. Ее бил озноб. Она ждала
прихода неизбежного.
Настоящее не заставило себя ждать. Кукла в уголке
экранчика дернулась - включился автономный режим - угловато
развернулась к Лилит, сверкнув мертвыми глазами-стекляшками,
навела оружие. Жалкая, лишняя, дрожащая нотка под окном.
Мертвые глаза-стекляшки. Черная точка дула. Время закрывающего
выстрела пришло.
Бам-ц!
И света не стало.
Вадим Кирпичев. Экспертиза
- Здрасьте, я принес вам проект модифицированного
перпетуум мобиле!
Люська хихикнула и уткнулась в пишущую машинку. Вздохнув,
я отодвинул рукопись.
Пиджак помят. Глаза сверкают. В руке черный портфелище, от
габаритов которого у меня разом заныли все зубы. В таких баулах
наши кулибины из глубинки таскают чертежи фотонного движка,
вырезку из районной газеты с заголовком "Есть умельцы в Великих
Кочках!" и грязные носки в полиэтиленовом пакете.
- Не может быть.
- Точно, вам говорю!
"Чайник" аж пыхтел от распиравших его эмоций, Новенький,
бурлящий энтузиазмом "чайник", еще не битый по инстанциям да
редакциям.
- Хорошо, хорошо. Пусть будет вечный двигатель. Но не
ослышался ли я? Вы сказали - модифицированный?
- Еще как!
- Это грандиозно. Но почему так скромно? Может, все-таки
усовершенствованный.
- Надо подумать... знаете, так точнее. Как приятно
встретить в редакции умного человека!
Мужик бросился обнять родственную душу.
- Кстати, кто вы по профессии?
- При чем здесь профессия? Ну лесник.
- Лесник... н-да.
- Моя изба на Лысом Холме стоит. Слыхали?
- Извините.
- Всего час делов от города - места сказочные. Если
понадобится душой угомониться, приезжайте. По траве босиком
пошлепаете, на холм поднимитесь. Там у меня сюрприз
приготовлен!
Глаза мужика горели. Вдруг остро захотелось куда-нибудь к
ручейку из нашего цементного мешка.
- Банька?
- Ха! Моя упрощенная действующая модель перпетуум мобиле.
Наваждение сгинуло.
- Понятно. Что, она у вас там воду в бочку качает? Пилу
приводит в движение?
- А вы откуда знаете?
- Так. Давайте ваш опус, и до понедельника, Неделя трудная
- раньше я экспертизу не проведу. Постойте... как называется
место вашего творчества? Лысый Холм? Не о нем ли ходят разные
слухи?
Мужик потупился.
- Он самый. Это о нас брешут.
- Ведьмы, лешие, аномальные явления...
Гость совсем помрачнел, глаза его дико сверкнули.
- Суеверия все. Ну вылетают самолеты из-под земли -
военные шалят, а так обычный кедрач и вообще...
- Товарищ, у вас совесть есть?
В разговор вЦехала наша Тамара. Голос негромок, но
парализующ. Прежде чем осесть в редакции, она работала
буфетчицей.
Мужик ей ответил улыбкой. Наивный.
Тамара смотрела в упор. Куда там немецкой овчарке, хотя до
воспитательницы детского сада не дотягивала.
- Не мешайте Василию Сергеевичу работать. Вам русским
языком сказано - приходите через неделю!
Мужик подставил вторую улыбку. Совершенно благостную. И
сгинул, как пришел.
Одобрительно кивнув Тамаре, я стал трясти портфель над
головой. Подумал. Бросил на стол. Пару раз заехал с правой,
врезал с левой, прошелся серией. Затем швырнул на пол и стал
энергично пинать ногами.
- Чем вы таким интересным занимаетесь, Василий Сергеевич?
- Люсьен удосужилась поднять бровку.
- Разве не видно, Люся? Провожу экс-пер-ти-зу.
ОбЦяснять было трудно - дыхания не хватало. Я уже прыгал
на портфеле двумя ногами.
Завершив экспертизу, пристроил портфель возле стола. Пусть
теперь докажет, что я не пыхтел над его рукописью.
- Василий Сергеевич, миленький, и это вся экспертиза?
- Отчего же, могу сжечь автора на костре.
Одно удовольствие - наблюдать за личиком Люсьен. На нем
легко читался ход битвы между генами Евы и средним техническим
образованием. Битва не затянулась.
- Вы совсем не заглянете в портфель? А вдруг там настоящий
вечный двигатель? Или что-то необыкновенное и удивительное?
- Гм... Необыкновенное и удивительное. Люся, вы помните,
чего нам стоил последний визит изобретателя перпетуум-мобиле?
Пропажи двух лампочек: в коридоре и в мужском туалете. Причем
вторую упер из-под зацементированного колпака!
"Необыкновенное и удивительное! Для меня, редактора
молодежного журнала со стажем? Для человека, который еще
пятнадцать лет назад в один день бросил курить и доказывать
теорему Ферма? Мне за сорок - полжизни ушло на суету. И тратить
время на безумные прожекты? Нет. Я буду работать над рукописью
по истории промышленности Урала восемнадцатого века. Вот чем
надо заниматься! Настоящим, реальным, полезным делом. Неужели
непонятно?" У меня всегда получались бесподобные монологи. Про
себя, молча. Да и что можно обЦяснить такой молоденькой и
симпатичной сотруднице? Вздохнуть и пожать плечами.
Уходя домой, невольно обратил внимание на лампочки. Все
целы. Но даже это меня не насторожило.
Входная дверь скрипнула в полночь.
- Беги, встречай своего балбеса, - кивнул я жене.
Мне надо было успокоиться. Сыну предстоял вступительный
экзамен в институт, а наш дурачок по дискотекам шлялся. У
знакомых в прошлом году сыновья не поступили, потом
бездельничали. В итоге: один - мотоциклист, второй - наркоман.
А дружки дебильные? А подружки? Слов нет!
Успокоился как мог и поторопился сменить жену на кухне.
Сын читал газету, жевал бутерброд с колбасой, хрустел
печеньем и прихлебывал компот. Все одновременно.
- О чем ты думаешь, Игорь?
- Наши в финале продуют, папочка.
- Ты дурачка не строй. Золотая медаль не карт-бланш на
глупости. Где шлялся?
И пока Игорь, закатив глаза, любовался лампочкой, я ужасал
его судьбами своих старых друзей, талантами грозивших небесам и
пошло спившихся, волочил на обозрение по ступеням десятилетий
скелеты предков, сгубивших себя водкой и заоблачными
мечтаниями, предрекал Игорю стезю тысяч наших российских
недоучек, пустивших жизни в распыл на ерунду: поиски снежного
человека, лудеж в сараях гравитационных движков, написание
трактатов по обустройству всего мира - на весь этот "расейский"
интеллектуальный алкоголизм.
В заключение припугнул ребенка последним сумасшедшим.
- А что? Здорово! Вечный движок - это по-нашему. Раз-два -
и решены все проблемы!
Если я и повысил голос, то на полтона... И почему утром со
мной жена не разговаривала?
Очередной понедельник начался в издательстве, где
благополучно угробил полдня. Снова нелады с бумагой. В редакцию
добрался голодный, злой. И что я вижу...
Тамара лежала на полу, на мятом пиджаке. Краснорожий
сибирский мужик вовсю медитировал лапищами над бюстом моей
сотрудницы. Люсьен вела себя скромнее: разбросав на стороны
света руки и ноги, она принимала нирвану прямо на столе
начальника. На моем то бишь.
Когда паника рассаживания стихла и сквозь облако
французских духов стали проявляться предметы, я повернулся к
гостю.
- Так вы и лечите еще?
Здесь загалдели мои дамы, мол, он чудесным образом снимает
головную боль (скорее оригинальным) и снимает не только ее
(хорошо бы - только).
Жест получился императорским. Все смолкли.
Вы не ответили на мой вопрос.
- Пытаюсь.
Смущенным мужик не выглядел.
- И многих исцелили?
- Некоторых.
- Понимаю. Что за пустяки для человека, преподнесшего миру
перпетуум-мобиле. Извините - модифицированный перпетуум-мобиле.
Помолчали.
Молчать мужик умел.
Врать расхотелось.
- Приходите-ка еще через недельку. Не смотрел я ваш опус -
со временем туго.
- Знаю. У вас ведь важные дела.
И будь я проклят, если в глазах мужика не мелькнуло что-то
похожее на насмешку.
Тамара подхватила целителя под локоток и, тараторя,
заглядывая в лицо, повела к выходу.
Чего-то я не понимал. "Чайник" - существо трепетное. Нет у
него права на умный взгляд. Прибавьте темное место жительства,
замашки экстрасенса - чем черт не шутит!
Заглянуть в бумаги?
Черный портфель, словно подслушав мои думы, высунул свою
радостную морду. Я решительно нагнулся и со всего маху локтем
впечатался в острый угол стола.
- О, мама мия!
Я вдруг понял в с е. Еще презрительно кривил губы, еще
распинался на вольтовом столбе, а тайну мужика, секрет его
взгляда знал. Как только сразу не догадался? Он из староверов.
Будут очи лучиться, если не пить, не курить да телик сменить на
закаты.
Хорош редактор - чуть было не взялся за экспертизу вечного
двигателя! Локоть заныл нестерпимо. Слава Богу, я начальник, а
босс всегда может поднять себе тонус работой.
О, как я орал! Грозный и неумолимый, как железнодорожное
расписание, нависнув над бедными женщинами, я громыхал, я
указывал, я буквально стирал в порошок своих подчиненных. В
общем, руководил. Люся затихла мышонком. Тамара поедала меня
восхищенным взглядом. Она обожала такие минуты. Поставив своих
дам на место по крайней мере на год, я закопался в рукопись.
Прошло минут пять. По чадящей мастерской восемнадцатого
века разлился запах растворимого кофе и, растолкав тени мужиков
да баб, перед глазами нарисовалась джинсовая юбка. И девчачьи
коленки.
- Василий Сергеевич, - Люся заерзала на краешке стола.
- Чего?
- Ваш кофе и бутерброд.
- Спасибо.
- Василий Сергеевич, миленький, Посмотрите его бумаги...
Я потер локоть.
- И не подумаю.
- Хотя бы таблицы.
- Люся! Что сие значит?
- Я утром случайно заглянула в портфель, одним глазочком.
Знаете, после этого совсем зауважала - я там ничего не поняла!
Что-то о вакууме...
- Это все?
- В том-то и дело. В дырке подкладки я нашла его
моментальное фото. Никогда не догадаетесь, где он снят!
- Швы не забыла распороть?
Люсьен отмахнулась и для пущего эффекта вытаращила глазки
- зрелище, доложу вам, не для холостяков.
- Он снят на фоне Эйфелевой башни, Василий Сергеевич!
- Ясно. Там, слева, плюшевые львы должны быть - у
кооператоров снимался.
- Да ну вас. Это настоящий Париж - мне ли не знать. Париж
- это...
Кто есть и откуда пошли люди русские? Величайшая загадка
истории наполовину разЦяснилась. Арии, сколоты, этруски
(этрусские!) - от них выводят славянские корни ученые мужи. Не
знаю. Насчет всех славян не уверен. Но прародину славянок укажу
- Лютеция.
- Париж, как интересно... - борясь с зевотой, я попытался
изобразить требуемую эмоцию.
Люсьен полностью утвердилась своим мини-плацдармом на
столе и болтала ногами.
- Итак, шеф, что будем делать?
Я посмотрел на коленки, на дверь.
- Хорошо, Люсечка. Возьму домой эту пор-р... этот портфель
и посмотрю, что он там наваял.
Удивительно, но до конца рабочего дня мы работали. Да я
еще часок прихватил. Не забыл и портфель.
Неделя промелькнула птицей в окне, утомив трудами и
ожиданием понедельника. Хорош денек для экзамена? Тут грудь
теснит, жена черная стала, а Игорек знай себе улыбочки строит,
сопляк. Что-то будет сегодня?
Дверь открылась, едва мои дамы упорхнули в универмаг,
ровно в полдень. Хоть часы сверяй. Чтобы не застонать, пришлось
ухватиться за челюсть.
- Прошу вас, усаживайтесь, - еле слепил улыбку на лице, -
надо всерьез обсудить вашу рукопись.
Надо ли говорить - я о ней вчистую забыл!
Мужик сел. Выглядел он не рассеянным, нет. Просто у него
были глаза человека, отправляющегося в очень дальнее
путешествие.
- Вы далеко не глупы - позвольте прямо сказать: вечный
двигатель невозможен. Это нарушение законов природы.
- Само собой. Но я...
- Будьте скромней. Выслушайте человека с высшим
техническим образованием.
И я пустился в рассуждения об энтропии, законах
термодинамики, принципе Паули и прочая. К концу лекции мой
лесник выглядел так, будто его приговорили к пожизненному
проживанию в городе.
- Все поняли?
- Да.
- Мой вам совет - займитесь тем, что умеете. Травки там
собирайте, зубы заговаривайте. Рукопись я завтра верну.
Гость покачал головой.
- Так вы за ней вернетесь?
- Может быть.
- И когда?
Он повернулся от двери.
- Лет эдак через двадцать.
- Простите...
- Эх вы! Последняя надежда была на вас, русских. А насчет
сына не волнуйтесь - все у него будет в порядке.
И ушел.
Впервые в жизни меня смогли напугать закидоном цыганского
пошиба. Всеми ребрами я почувствовал молотящее сердце.
Успокоился в восемнадцатом веке.
По приходу домой первым делом отыскал портфель, прихватил
мусорное ведро и направился к выходу. Историю вечного двигателя
надо было доводить до логического конца. Шаги внизу - легкие,
частые. По ступенькам взлетел Игорек.
- Пять! Собирайте на сельхозработы!
Когда переполох в квартире улегся, вспомнил о черном
портфеле.
Очнулся не скоро - за окном серел рассвет. Не читая,
перелистнул последние страницы и ... закурил. Всю жизнь я давил
в себе мечту о настоящем великом деле. Сколько лет боялся и
мучился, заставляя себя просто жить. Глупец. Судьба дарит один
шанс за жизнь. Такой шанс. Нет! Да-ри-ла.
Проект был не просто чудом, а вкуснейшим интеллектуальным
блюдом. Плавающие константы, условно-знаковая математика,
нестандартная топология, полтора мнимых измерения плюс совсем
уж непонятные навороты делали проект невероятно дерзким и
гармоничным.
Он не технологий искал, а нашего извечного презрения к
мировым законам. Где же тебя носила годков эдак восемьдесят
тому назад, родимый?
От внезапной мысли я усмехнулся. Экспертиза таки
состоялась! И теперь я точно знал, КТО ее проводил.
Взойти на холм... вовсе не обязательно, если хочешь узреть
вечный двигатель. Тихо, чтобы не разбудить сына, я вышел на
балкон. Над крышами краем показалось солнце. В небе гасли
последние звезды. Наша старенькая, примитивная модель
перпетуум-мобиле, Вселенная, сияла во всей красе над моей
головой.