Сергей КАЗМЕНКО

                               ХРАНИТЕЛЬ ЛЕСА

                             1. РАССКАЗ КЕММЕЛА

     Так вы, значит в лес хотите? Что ж,  все  знают,  что  я  никогда  не
отказываю. Точнее, почти никогда - иногда ведь, знаете, согласие  граничит
с безрассудством. Это раньше, бывало,  соглашался  я  на  любые  авантюры.
Понятное  дело  -  надо  было  создавать  себе  репутацию,  а   потом   ее
поддерживать. В такие, я вам скажу, дебри забирался -  страшно  вспомнить.
Как еще только в живых остался, сам понять не могу.
     Вот с тех пор и жива  молва:  Кеммел,  мол,  никогда  не  отказывает,
Кеммел согласен вести куда угодно. Но все, знаете, меняется. И даже Кеммел
меняется. Так что если в Городе вам про  меня  всякого  наговорили  -  что
возьмусь, дескать, доставить вас в в любое место, хоть даже  за  Сиреневые
горы - не верьте. Не возьмусь. Мне, знаете,  жить  еще  охота.  Да  и  вас
губить нет никакого желания.
     Почему я говорю вам это? Да потому, что чувствую: неспроста вы ко мне
в такое время прилетели. Сами знаете, как сейчас вокруг неспокойно, не  до
лесных прогулок  теперь  людям.  Если  кто  и  обращается  теперь  к  нам,
проводникам испытанным, то дело ясное: у него на уме что-то серьезное. Тем
более это относится к тому, кто обращается к Кеммелу.
     Или я ошибаюсь?
     Да можете не отвечать,  я  и  так  знаю,  что  прилетели  вы  ко  мне
неспроста. Нет, помилуйте, я вас ни о чем не собираюсь  выспрашивать,  это
не в моих правилах. Просто предупредить хочу - есть  в  нашем  лесу  такие
места, куда я вас ни за какие деньги  не  повезу.  Кто  другой,  может,  и
согласится, но я - ни за что. Ну да - боюсь. И не я один боюсь -  наш  лес
для всех страшен, только не все в этом признаются. Я, конечно, тех в  виду
имею, кто лес по-настоящему знает.  Нет,  я  понимаю,  что  кое-что  и  вы
услышать про него успели. Но, как говорится, колмуна йери - лес  велик,  и
про такой лес лучше сто раз услышать, чем один раз его увидеть.
     Уж вы мне поверьте, я знаю, о чем говорю.
     Да нет, совсем я не хочу вас запугать. Я  же  вижу,  словами  вас  не
испугаешь. Просто, знаете, у меня  такое  предчувствие,  что  задумали  вы
очень опасное предприятие. И не просто опасное - безнадежное. Да,  я  верю
предчувствиям. И в приметы верю. В свои собственные, конечно  -  они  меня
еще никогда не подводили. Вы ведь бывали на Побережье? Я по вашему  загару
вижу, что бывали - здесь такого не получишь. Ну и как вам  тамошний  народ
показался? Темный, правда? Суеверный. А вам их и не понять. Вы приехали  и
уехали, а они там живут. И когда они чувствуют,  что  Океан  сердится,  то
рыбачить не выходят, какая бы отличная ни стояла погода. Можно  не  верить
их  предчувствиям,  но  факт  остается  фактом  -  тот,   кто   не   умеет
почувствовать вовремя, что  Океан  сердиться  начинает,  на  Побережье  не
живет. Иногда он уезжает, чаще просто исчезает. Так же и у нас в лесу.  Вы
не смотрите, что у меня библиотека  богатая,  что  поговорить  я  умею  на
всякие отвлеченные темы. Это все внешнее. А в глубине сидит тот же дикарь,
что и на Побережье, который больше доверяет своему чутью и  приметам,  чем
доводам рассудка, когда дело леса касается. Иначе я бы здесь давно не жил.
     Я знаю, что вам, приезжему, странно это слышать. Даже  жители  Города
многого понять не могут, хотя,  казалось  бы,  и  должны  знать  этот  мир
гораздо лучше приезжих. Так что  на  какое-то  особое  понимание  с  вашей
стороны я не рассчитываю. Для того, чтобы понять жителя леса, надо  самому
в этом лесу полжизни прожить, а на это не все способны.  Лес  он,  знаете,
сам отбор производит.
     Да, вы правильно меня поняли - я не  повезу  вас  в  лес.  Не  повезу
именно из-за своего предчувствия. Даже если бы вы попросили  меня  свозить
вас, скажем, на Ядовитую поляну или к Ближним Споровикам, я  и  то  бы  не
согласился. Но я не советую вам сейчас улетать.  Видите,  солнце  садится.
Ночью летать  над  лесом  особенно  опасно.  Днем,  правда,  опасно  тоже.
Переночуйте-ка у меня. Дом просторный, живу я  один,  так  что  никого  вы
здесь не стесните. А привидений у меня не водится, это я вам гарантирую.
     Понимаете, мне очень неудобно, что я вынужден вам отказать. Не  люблю
я отказывать - привычка. Конечно, мой отказ в ваших же интересах, могу вас
уверить. Если, конечно, вы не самоубийца. Но все равно неприятно. И  будет
во много крат неприятнее, если из-за этого отказа вам придется рисковать и
лететь над лесом ночью. Так что, остаетесь? Ну вот и чудесно.
     Почему  я  заговорил  о  привидениях?  Да,  знаете,  в  Городе  любят
трепаться, что Кеммел,  мол,  сдружился  с  нечистью  и  только  потому  и
преуспевает. Чушь, конечно. С нечистью нельзя сдружиться, хотя  кое-кто  и
был бы рад это сделать...
     Ну да бог с ними со всеми.
     Вы разрешите, я закрою окно? Не люблю, знаете ли, воздуха  с  болота,
особенно вечером. Вам виски или  местного  акотэ?  Ну  конечно,  все,  кто
побывал на Побережье, предпочитают акотэ. Ваше здоровье!
     Да-а, солнце садится. Тоскливо здесь вечерами,  особенно  когда  один
остаешься. Не страшно  -  чего  в  доме  бояться?  Просто  тоскливо.  Нет,
конечно, я не потому вас от ночного полета отговорил,  чтобы  компанию  на
вечер иметь. Но раз уж вы остались... Надеюсь, вы  еще  не  хотите  спать?
Если желаете, можно включить музыку или какую-нибудь  видеопрограмму.  Что
ж, я тоже предпочитаю просто побеседовать. Знаете что? Расскажу-ка  я  вам
об одном  случае,  когда  не  доверился  своему  предчувствию  и  едва  не
поплатился за это. Согласны? Ну и хорошо.
     Было это совсем недавно, года еще не прошло. Сам  не  пойму,  как  он
меня в ту авантюру втянуть умудрился - вроде бы и чувствовал я, что нельзя
на его уговоры поддаваться, и ученый уже на своих да на чужих ошибках -  а
вот поди ж ты, не устоял.  Звали  этого  клиента,  кажется,  Карл  Литинг.
Впрочем, я могу и ошибаться. Да и, кстати говоря,  мало  кто  из  клиентов
называется своим подлинным именем. Знал я одного -  он  три  раза  у  меня
побывал, и все три раза под разными фамилиями. Мне, конечно,  безразлично,
зачем он это делал, я в полиции не служу - мне просто не понравилось,  что
он меня за дурака держит. Ну да это так, к слову...
     Так вот, этот Карл Литинг назвался биологом. Он собирался тут изучать
какие-то формы приспособляемости местной жизни - излюбленное занятие  моих
клиентов. Я даже как-то плакат у себя в  конторе  повесил:  "АГЕНТСТВО  ПО
ИЗУЧЕНИЮ ПРИСПОСОБЛЯЕМОСТИ". Только никто, почему-то, не  смеялся.  Честно
говоря, и мне с некоторыми клиентами не до смеха было,  хотя  вообще-то  я
человек веселый. Но  иногда  такие  личности  ко  мне  заявлялись,  что  я
предпочел бы иметь дело с нечистью. Надеюсь, я вас не обидел?
     Еще акотэ? Или, может, хотите  пива  -  день-то  жаркий  простоял.  И
солнечный к тому  же,  необычный  для  этих  мест.  Сейчас  я  принесу  из
холодильника. Вот, пожалуйста.
     Ну так вот, с год назад это случилось. Когда он прилетел ко мне, день
стоял ну точь-в-точь как сегодня.  Жаркий,  солнечный,  душный.  Несколько
дней подряд тогда такая погода стояла. Прилетел он, как и вы,  под  вечер,
но выглядел совсем свежим, а я  весь  день  провозился  в  ангарах,  устал
чертовски, и потому как-то даже и  не  прислушивался  особенно  ко  всяким
предчувствиям - поскорее хотелось вымыться да спать  завалиться.  Так  что
сговорились мы с ним быстро, поужинали да и разошлись по своим комнатам.
     Только вот проснулся я среди ночи и чувствую  -  что-то  не  так.  Не
сразу  даже  и  понял,  что  именно,  потом  только  дошло:  нельзя   было
соглашаться, никак нельзя.
     Но не отказываться же мне было. Как я мог отказаться, сами  посудите?
Если уже слово дал - как? Так до утра и не заснул, все раздумывал, что  же
делать теперь.
     Вышли мы с ним, значит, утречком, как только рассвело, да и  потопали
сразу  к  ангарам  через  Крысиное  болото.  Оно  тут  сразу  под   горкой
начинается, болото-то Крысиное, видели, наверное, когда подлетали. Я  ведь
дом-то этот всего три года как построил, а раньше с другой стороны  болота
жил. Да больно место там поганое оказалось, вот и решил переселиться.  Лес
ведь, знаете, меняется постоянно, и даже здесь, неподалеку от Города,  все
время человека выжить стремится. Так  что  на  одном-то  месте  много  лет
подряд удержаться никому не удается, я уже третий раз перебираюсь. Дом вот
отстроил, а ангары перенести никак не соберусь - вот и  приходится  к  ним
через болото бегать. А с другой стороны, не так уж это и плохо -  когда  с
клиентом идешь, я имею в виду. Настраивает  такая  прогулочка  клиента  на
нужный лад, так что я еще пока подумаю, стоит ли ангары-то переносить.  Ну
да это так, к слову.
     Ну вот, идем мы, значит, через болото. По тропке идем.  Через  болото
это одна всего тропка проходит, да и ту  приходится  расчищать  постоянно,
зарастает очень. Спокойно, в общем,  идем  -  тут,  у  самого  моего  дома
отродясь никакой гадости не водилось. Даже крысы на  болоте  завелись,  не
знаю уж, кто их сюда завез. Но пока они там живут,  можно  спокойно  через
болото ходить. Пейзаж вокруг, конечно, не городской и на  некоторых  особо
нервных клиентов воздействует. Иной, знаете, от обыкновенной шуршалки  уже
трястись начинает, а когда, скажем, ложный огневик  под  сапогом  хлопнет,
так разве что в обморок не падает - тут уж заранее готовься, что в лесу за
таким глаз да глаз нужен.
     Идем мы, значит, с этим Литингом, он впереди, я сзади, как и положено
в лесу ходить, вокруг посматриваем. Он, в основном, вокруг посматривает, а
я так больше под ноги, чтобы не вымазаться, значит, раньше времени.  Грязь
под ногами чавкает, твари всякие квакают да пищат, паразит какой-то меня в
ногу кусает - и кусает, и кусает, забрался, гад, в сапог и пользуется тем,
что разуться посреди болота я не могу. Иду я и о том только и  думаю,  как
сниму сапог у  ангара  и  раздавлю  паразита,  а  тут  Литинг  этот  вдруг
оборачивается и спрашивает эдак: когда, дескать, вернемся сегодня? Ну надо
же такое ляпнуть!
     Я как услышал это, мигом обо всем позабыл. И о  сапогах  своих,  пока
еще чистых, позабыл, и о червяке синем,  что  через  тропинку  переползал,
даже о паразите этом кусачем позабыл начисто. Встал на месте да как  заору
на Литинга: дурень, мол, ты! Кто же такое перед лесом-то говорит? Ведь  ты
же не то что в гроб нас загнать хочешь, а еще хуже того... В общем,  много
слов ласковых я ему наговорил тогда. Сказал бы и больше,  да  только  этот
гад мне тут так в ногу впился,  что  терпеть  невозможно  стало,  так  что
припустил я по тропинке к ангарам что было силы. Хорошо еще, что на  червя
того  не  наступил  в  спешке,  а  то  пришлось  бы  отмываться,  невелико
удовольствие.  До  пригорка  добежал,  сел  на  травку,  сапог  стянул   и
р-р-раздавил гада - клещ это оказался зеленый.
     Ну покончил я, значит, с клещом, и только  тут  о  Литинге  вспомнил.
Отстал Литинг. Или тропку единственную потерял, заблудился,  то  есть,  на
болоте. Ну, думаю, и достался мне клиент, по тропке единственной дойти  не
может. Особенно-то, конечно, я за него не беспокоился - болото это болотом
только называется, это я сам его так  окрестил  -  Крысиным  болотом  -  а
провалиться  там  или  утонуть  в  нем  невозможно,  если  специально   не
постараться. Разве что перемажешься сильно или, скажем,  сапоги  прожжешь,
если на гриб-ползунок наступишь. Потому я спешить не стал, обулся, посидел
еще на травке минут пять и только потом решил за Литингом топать. Но  тут,
гляжу, сам он показался.  Подходит  эдак  ко  мне  и  совершенно  спокойно
спрашивает: когда, дескать, вылетаем? Так спрашивает, будто  ничего  между
нами не было только что, будто и не называл я его почти что  распоследними
словами. Вот это мне в нем тогда понравилось - не люблю я,  знаете,  когда
люди дуются. В лесу ведь часто не до всяких там  "пожалуйста"  да  "будьте
любезны",  я  клиентов  заранее  предупреждаю,  чтобы  в  случае  чего  не
обижались, потому как жизнь она подороже вежливого обращения.  Но  многие,
стоит их обругать, обо всем забывают. А Литинг этот ну совершенно  спокоен
был. Сам я, правда, еще до конца не отошел, потому буркнул ему  что-то  не
слишком любезное и потопал к ангарам.
     Выкатили мы из ангара малый вертолет, проверили все, сели. Я,  вообще
говоря, в то что нечисть как-то там  по  особенному  вертолеты  любит,  не
верю. По-моему, она просто в ангары от солнца прячется, а в сами вертолеты
забирается редко. Но тогда  что-то  засела  мне  в  голову  мысль,  что  в
вертолете нечисть - и все тут. Я ее,  знаете,  нутром  чую.  Может  только
потому и жив до сих пор. Мне встречались люди, которые в нечисть совсем не
верили - мол, в этом лесу и без всяких суеверий хватает  опасностей.  Даже
среди проводников такие бывали. Ну и где  они  теперь?  Мэк  Рыжий  -  тот
спился, с ним дело ясное, а остальные... Ни сами не вернулись, ни  клиенты
их - так что лучше уж верить во все,  что  опасным  быть  может.  Надежнее
как-то.
     Вот я и говорю этому Литингу: вылезь-ка на минуточку, рядом с машиной
постой. Он эдак хмыкнул, плечами пожал, но вылез. Закрыл я за ним  дверцу,
сел снова на свое место - нет нечисти. Не то почудилось мне, не то  вместе
с ним из вертолета выскользнула  -  не  знаю.  А,  думаю,  черт  с  ней  -
полетели. Настроение, знаете, какое-то вдруг бесшабашное накатило -  знаю,
что глупость делаю, знаю, что так вот и пропадают тут люди ни  за  что  ни
про что, а все равно и подумать не могу, чтобы от полета отказаться.
     Ну взлетели мы, значит, и пошли прямо над лесом. Литинг ведь накануне
ни о чем конкретном меня не просил - просто в лес  его  свозить.  Ну  я  и
повез его на Ядовитую поляну. Самое то место для клиентов.  И  не  слишком
далеко, и впечатляет, и не то чтобы очень опасно. Хотя,  конечно,  раз  на
раз не  приходится.  Бывает,  и  на  этой  Ядовитой  поляне  даже  опытные
проводники гибнут - с лесом шутки плохи, расслабляться никак нельзя. Я  уж
не говорю о том, что к лесу привыкнуть надо, приноровиться, прожить  здесь
не один год, чтобы решиться пойти  туда  без  опытного  проводника.  Да  и
снаряжение тоже большое значение имеет. На  вашем  вот  вертолете  в  лесу
вообще садиться нельзя, вас, наверное, предупреждали. Пластмасса, она  для
леса как лакомство. Ну а наши железки, бывает, по  две-три  сотни  посадок
выдерживают.
     Ну вот, летим мы, значит, недалеко уже осталось,  минут  двадцать,  и
вдруг он спрашивает: а что, мол, до Ведьминой опушки вы долететь  сможете,
или топлива не хватит? Спокойно так спрашивает - ну будто просит до Города
подбросить за особую плату.
     Я поначалу подумал, что ослышался. Ты что, говорю, парень,  туда  же,
наверное, не меньше суток лететь надо. А может и больше. Это  же,  говорю,
где-то в Сиреневых горах, туда же только психи летают, да там и  остаются.
Да и не знает никто, есть ли эта самая Ведьмина опушка на самом деле,  или
это так, сказки для дурачков. Много тут, надо сказать, сказочек  подобных.
Лес-то почти не изучен, вдалеке от Города мало кто бывает, а со  спутников
в тумане этом и не видать почти ничего. Чего  стоят  хотя  бы  рассказы  о
висельниках. Или о Зеркальном озере - слышали, наверное? Если в Городе  по
кабакам  пошататься,  такого  наслушаешься,  что  на  полжизни  вспоминать
хватит. Только вот на самом-то деле мало в этих рассказах  правды  -  так,
надышится какой-нибудь бедолага дурмана  и  начинает  всякие  чудеса  или,
наоборот, страсти видеть. Самый верный  путь  на  тот  свет,  кстати  -  у
дурманных  кустов  постоять.  Но  не  все   погибают,   некоторые   как-то
выкарабкиваются, и начинают ходить истории  о  чудесах  всяких.  Не  знаю,
может кто и видел что-то чудесное, но я лично - почти ничего. Одну  только
погань в этом лесу и видел я на своем веку. Ученые? А ученые наш лес почти
не изучали. Кому мы, по чести сказать, больно нужны? У  Метрополии  и  без
нас забот хватает. Не будь в нашем лесу эниарских лагерей, про нас  вообще
бы забыли давно - на одной экзотике прокормиться трудно. Лагеря -  те  да,
те дают кое-какой доход. Как-никак, стопроцентная гарантия от побега, и на
содержание тратиться не надо.  А  все  остальное  тут  никому,  по  правде
сказать, не нужно.
     Ну а Ведьмину опушку эту,  насколько  я  знаю,  из  проводников  один
только Герри видел. А Герри такой тип, что запросто соврать может. Вы  его
не встречали? Нет? Он, знаете, чтобы клиента заманить,  такого  наговорит,
что хоть стой, хоть падай. Правда,  врать  не  буду,  парень  он  отчаянно
смелый, во многих переделках бывал и всегда умудрялся выкрутиться. Но  вот
его рассказам о Ведьминой опушке я как-то не очень верил.
     В общем, выложил я это все Литингу. Спокойно так выложил,  не  кричал
почти. И посоветовал, если ему  так  уж  приспичило  до  Ведьминой  опушки
добраться, к самому Герри обратиться. А  он  мне  и  отвечает,  что,  мол,
обращался уже. Не хочет, мол, Герри даже и говорить  о  Ведьминой  опушке.
Только на вас, говорит, надежда - вот не пойму, чего ему так приспичило на
эту Ведьмину опушку  попасть.  Но  тут  мы  как  раз  до  Ядовитой  поляны
долетели, и стало нам не до разговоров.
     Выбрал я вроде хорошее место для посадки,  на  первый  взгляд  совсем
безопасное. А как приземлились, так откуда ни возьмись шиповник выполз,  и
пришлось нам полчаса просидеть не дыша и не  шевелясь  почти.  Упаси  бог,
если такая тварь прицепится. И ведь как назло так они устроены, что сверху
разглядеть ну никакой возможности. Сидим мы, значит, в кабине, ждем,  пока
он отползет хоть на двадцать метров, а он, сволочь,  что-то  чует,  и  все
рядом копошится. С виду-то эти шиповники совсем  кажутся  не  опасными,  а
попробуй только дверцу  приоткрыть,  чтобы  огнемет  выставить...  На  мой
взгляд они самые что ни на есть вредные существа в лесу - если не  считать
нечисти, конечно. Но нечисть хоть невидима,  а  на  этих  я  досыта  успел
насмотреться. Один раз я так вот часов пять просидел не дыша  в  вертолете
после посадки, пока вокруг трое шиповников  резвились,  а  жарища  была  -
жуть. Что вы говорите? Огнемет на наружной подвеске? Попался я  как-то  на
эту удочку, когда еще молодым был. Пятьсот монет выложил,  да  после  двух
посадок пришлось все выбросить к чертям. Не для нашего леса, знаете, такие
штуковины. Здесь у нас только самые примитивные железки долго выдерживают.
Ну и люди, конечно, если не дураки...
     Ну, наконец, надоело нашему шиповнику вокруг нас крутиться, отполз он
метров на пятнадцать, тут я ему и выдал. До сих пор, наверное, там торчит,
они ведь, гады, годами не гниют. Вылезли мы с Литингом  наружу,  размялись
маленько, потом назад забрались, чтобы костюмы, то есть, защитные  надеть.
Говорят, спасают эти костюмы, если, скажем, большой споровик рядом рванет,
только я лично в это нисколько не верю.  Не  знаю  никого,  кто  сумел  бы
спастись. Ну а уж что до шлемов защитных, так от них точно никакого проку.
Разве что шею тренировать. Если лиана рядом спружинит, то что ты в  шлеме,
что без шлема - никакой разницы. Я как-то раз даже вертолет видел,  лианой
напополам переломленный.
     Но все-таки положено нам клиентов в  защитной  форме  водить,  а  где
закон, там уж спорить не пристало. Так что оделись мы с Литингом и  пошли,
значит, по поляне. Он, как это у вас, клиентов, водится, образцы собирает,
а я сзади хожу да по сторонам смотрю, охраняю  его,  стало  быть.  Больше,
конечно, клиентов от их же собственной глупости охранять  приходится,  чем
от чего другого. Вот и хожу я за Литингом и говорю:  это,  мол,  лучше  не
трогай, туда, мол, не ходи, если ног лишиться не  хочешь,  а  здесь,  мол,
лучше долго не стоять, а то потом долго лежать придется. Ну и так далее  в
том же духе.
     Только чувствую я, что он и без меня прекрасно в лесу  ориентируется,
даже лучше меня соображает, что к чему. Вот именно -  лучше  меня,  это  и
поразительно. Я  ведь,  как-никак,  столько  лет  клиентов  вожу,  и  всех
старожилов здешних наперечет знаю. А такой опыт, как у Литинга  этого,  он
умозрительно не приобретается. Это большая практика нужна, чтобы  так  вот
себя вести.
     Я ведь что тогда подумал? Я подумал, что не иначе как Литинг  этот  -
из бывших лагерников.  Меня,  конечно,  прошлое  его  мало  волновало,  но
все-таки неприятно  мне  было.  Им  ведь,  знаете,  наверное,  въезд  сюда
запрещен после отбытия срока. Если, конечно,  новый  срок  не  накинут.  А
этот, стало быть, прилетел.  С  чужими,  значит,  документами  прилетел  и
намеревается  на  Ведьмину  опушку  попасть.  Сильно  мне   все   это   не
понравилось, скажу я вам.
     Он, конечно, делал ошибки. Немало ошибок делал, все старался новичком
в лесу казаться. То, знаете, цветочек желтый сорвал, к носу поднес,  будто
бы понюхать собирался, то в желе  чуть  не  влип,  на  бабочку,  то  есть,
засмотревшись, то хотел без пинцета, перчаткой голубую  чавкалку  с  земли
поднять. Я, как и положено, вовремя его останавливал, но чувствовал, что и
без моих советов с ним ничего страшного не случится. Уж больно нарочито он
ошибался, переигрывал, что ли. Я его даже проверить решил: как пошел он  в
сторону зарослей волосатой липучки,  я  сделал  вид,  что  засмотрелся  на
шиповник шагах в пятидесяти справа, а сам следил, что же он делать  будет.
Так не  пошел  в  липучку  Литинг,  остановился  перед  самыми  зарослями,
подождал-подождал моего окрика, не дождался  да  и  назад  повернул.  Это,
по-моему, о многом говорит.
     Таким вот образом бродили мы часа четыре.  Пару  раз  возвращались  к
вертолету, он образцы собранные  в  контейнер  перекладывал,  отдыхали  мы
немного и снова шли за добычей. Но только  становилось  у  меня  с  каждым
часом на душе все тревожнее - сам не понимал, от  чего.  Предчувствие,  то
есть, какое-то. И вот закончил, наконец, Литинг свои сборы, повернулся  ко
мне и говорит: пора, мол, и возвращаться, на сегодня, мол, достаточно.  Ну
и пошли мы назад к  вертолету.  И  как  назло  обратная  дорога  оказалась
препоганой. Сначала пришлось  крюк  метров  в  двести  делать,  муравейник
большой как раз на пути оказался. Потом  на  гнездо  пискунов  наткнулись,
даже уши заложило,  потом  еще  в  сторону  уклонились  -  что-то  впереди
зашуршало нехорошо. Ну как, думаю, там желудок  новый  открылся,  новые-то
ведь всего опаснее. Стали мы обход искать - на лужайку  белую  наткнулись,
споровик там, стало быть, рванул совсем недавно, все пухом засыпал. Хорошо
ветер в другую сторону дул. Короче, пока добрались до вертолета, часа  два
прошло, и вымотались изрядно.
     Ну  вот,  подходим  мы,  наконец,  к  вертолету,  близко  уже  совсем
подходим, и собираюсь я вздохнуть с облегчением. Да не  тут-то  было.  Как
глянул я на нашу железку, так меня сразу холодный пот прошиб. Глазам своим
еще не верю, бегу, чтобы руками ощупать, а  внутренне  понимаю  уже  -  не
иначе как зараза желтая прицепилась. Не  обошлось,  значит,  без  нечисти.
Подбегаю - так и есть. Весь корпус в пузырях от краски вздувшейся,  а  под
краской - ржавчина.
     Кто это вам рассказал? Ну конечно, они что угодно расскажут, лишь  бы
денег сорвать побольше. Только все проводники знают, что не  изобрели  еще
сплава такого, чтобы  от  желтой  заразы  гарантировал.  Чего  только  эти
фирмачи ни предлагают - все без толку. Если уж она прицепится,  так  любой
металл пожрет, будьте уверены. У меня, знаете, богатый опыт, не  в  первый
раз я с ней сталкивался.
     Ну, знаете, как увидел я,  что  приключилось,  так  поначалу  страшно
рассвирепел. Понимаю, что совсем скоро  вертолет  лететь  не  сможет,  что
каждая секунда на счету, понимаю, что спешить надо, а сам лезу  в  кабину,
достаю из-под сиденья кропило и врубаю его на полную мощность.
     Да куда там. Нечисти, конечно, давным-давно уже и след простыл,  даже
серой  не  запахло.  Загубила  мне,  сволочь  такая,  машину,  и   смылась
благополучно. Без нечисти тут никак  не  обошлось,  уж  вы  мне  поверьте.
Краска-то у меня специальная была, патентованная, по шесть монет за  банку
барыге отвалил, так что если бы и  прицепилась  к  какой  царапине  зараза
желтая, то все равно ну никак бы не смогла так  быстро  по  всему  корпусу
расползтись.
     Вырубил я кропило, чтобы не работало зря - и так уж флакон наполовину
опустел - закинул его обратно под сиденье и  оборачиваюсь,  чтобы  Литинга
позвать.  А  он,  смотрю,  стоит  рядом   совсем   и   краску   пальчиками
отколупывает. Любопытство его, вишь, разобрало. Хотел я  было  заорать  на
него, чтобы не портил,  то  есть,  машину,  да  вспомнил,  что  теперь  уж
безразлично это, плюнул и полез на свое место. И такой,  помню,  пот  меня
холодный прошиб, когда двигатель с первого раза не завелся...  А  ну  как,
думаю, она, зараза желтая, то есть, уже до двигателя добралась и  все  там
пожрала? Там ведь одних проводочков тонких да электроники  всякой  столько
понапихано, что  пока  заменять  будешь,  от  корпуса  одно  недоразумение
останется. Если, конечно, запасные блоки пока исправны, что тоже не  факт,
кстати сказать. Ну со второй попытки двигатель все-таки  завелся,  лопасти
над головой завращались,  посвежее  немного  стало.  Я  еще  тогда  наверх
посмотрел, не летит ли с них пыль желтая, но, слава богу, зараза желтая до
них не добралась. А то было бы шуму, если бы они вдруг прямо над лесом  да
надломились. Крикнул я Литингу, чтобы залезал в кабину,  сам  по  сторонам
осмотрелся, не забыли ли чего, дверцу закрыл, и мы полетели.
     Машину я, как обычно, над самым лесом повел. По привычке, скорее, чем
по необходимости. Обычно у нас,  знаете,  туман  в  полусотне  метров  над
вершинами начинается, в него залетишь - ни леса,  ни  неба  не  видать,  а
приборы здесь,  сами,  наверное,  знаете,  врут  постоянно.  Но  тот  день
солнечный был, так что можно было бы и повыше подняться.
     Поначалу нормально летели. Но где-то на полпути, перед  самой  Гнилой
протокой лопнули тяги задних рулей. Сначала, значит, одна лопнула, хлестко
так, со звоном, а минуты через две  вторая  натянулась  и  ослабла  резко.
Тоже, значит, конец пришел. А может, это просто кронштейн какой  отвалился
- уже не важно,  все  равно  тяга  не  работала.  Это  было,  конечно,  не
смертельно, можно кое-как и без рулей маневрировать,  но  пришлось  повыше
забраться, чтобы ненароком за вершины не задеть. И только, наверное, минут
через  пять  дошло  до   меня,   что   раз   зараза   желтая   уж   тросик
трехмиллиметровый проесть сумела, то скоро и баки топливные потечь  могут.
А без топлива, сами понимаете,  какой  полет?  Только  вниз,  топором.  За
двигатель-то я к тому времени уже  не  беспокоился,  двигатель  достаточно
прогрелся, а вот остальное...
     Корпус она  к  тому  времени  уже  так  изъела,  что  от  него  куски
отваливаться начали, и пыль желтая следом за нами так и вилась. Живописно,
наверное, мы со стороны смотрелись. А жарко и душно было, скажу я вам,  до
одурения. Я поначалу-то не сообразил, что окошки приоткрыть надо, а  потом
уже поздно стало, стекла заело. Литинг - тот вообще стекло высадить хотел,
но я ему не позволил. Тоже мне, удумал, стекла выбивать в таком  положении
- так вмиг машину развалить можно. Летим пока, и ладно.
     Я включу музыку потихоньку, а то на болоте опять  чавканье  началось,
слышите? Не выношу я его. Нет, не знаю я, что это такое. Я ведь не  выхожу
ночью. Тут никто по ночам не выходит. Вернее, некоторые  дуралеи  все-таки
выходят, но мало кто потом возвращается. Днем-то все вроде спокойно, места
даже обжитыми кажутся, а что тут после темноты творится - об этом лучше не
думать. Я если вдруг до темноты дела свои в ангарах закончить не  успеваю,
так прямо в кабине вертолета  какого-нибудь  ночевать  остаюсь  от  греха.
Лучше, чем через болото до дома тащиться.
     Ну вот, мы уже подлетали почти, когда рядом со мной,  прямо  у  левой
ноги,  порядочный  кусок  обшивки  вдруг   отвалился.   Дыра   в   корпусе
образовалась - кулак просунуть можно. Поначалу-то,  как  в  кабину  воздух
свежий пошел, это даже и к лучшему показалось, сами  знаете,  какое  после
духоты блаженство - глоток свежего воздуха. Ну  а  потом,  когда  поостыл,
радость быстро улетучилась. Лететь еще  с  полчаса  оставалось,  а  корпус
буквально на глазах разваливался. И  сзади  еще  стук  какой-то  нехороший
пошел.
     Но мы все-таки кое-как дотянули. Посадка, правда, резкая  получилась,
Литинг даже лоб себе рассадил, когда головой о щиток тюкнулся,  но  живыми
добрались, и ладно. Сели в сотне метров от ангаров, пытаюсь я выбраться  -
не могу. Потом кое-как выполз наружу, на землю твердую ступил, да тут же и
сел - ноги не держали. Нелегко такие полеты даются. Ну посидел я  немного,
в себя пришел. Потом встал, обратно в кабину полез - не пропадать  же  там
барахлу-то нашему. Кропило достал, огнемет... Потом крикнул Литингу, чтобы
отошел подальше, и шарахнул по машине из огнемета. Горючего  в  баках  еще
порядочно оставалось, мы с Литингом и полусотни шагов не отошли, как сзади
рвануло. Но я, знаете, даже оглядываться не стал, до  того  мне  горько  и
обидно было.
     Я  вас  не  утомил  еще?  Ну  хорошо,  тогда  расскажу,  что   дальше
приключилось. Только знаете что: давайте-ка поужинаем. Время уже. Сейчас я
разогрею, дело минутное. У меня все налажено. Вот  и  готово.  Я,  знаете,
готовить не люблю, покупаю уже приготовленную еду, чтобы только  разогреть
без хлопот. Быстро и, как ни странно, вкусно, ведь правда?
     Ну вот, возвращаемся мы, это, через Крысиное болото к  дому.  Потные,
грязные,  усталые,  все  в  ржавчине  от  заразы-то  желтой.  Я  настолько
вымотался, что уже ни пить, ни есть не хотел -  только  под  душ  и  спать
скорее. И уж тем более ни о чем не хотел разговаривать. Особенно не  хотел
разговаривать о лесе нашем проклятом. Выбрались живыми - и слава богу. Но,
оказывается,  Литингу  нашего  приключения   было   мало.   Ему   хотелось
разговаривать. Причем разговаривать именно о лесе. И не просто о лесе -  о
Ведьминой опушке. Я даже остолбенел, как его услышал: ну а когда, говорит,
полетим теперь на Ведьмину-то опушку? Так  вот  прямо  и  спрашивает,  как
будто после прогулки мы с ним возвратились, после отдыха какого.
     Ну тут уж я не сдержался. Усталость усталостью, но тут и  ангел  стал
бы чертыхаться. Как заору я на  него:  да  ты,  мол,  соображаешь,  о  чем
просишь? Да у меня, говорю, после этого полета неделю руки трястись будут!
Да я не сумасшедший, не псих какой ненормальный, чтобы после такого в  лес
лететь! А про Ведьмину опушку  ты  мне  вообще  лучше  сегодня  ничего  не
говори, а то я за себя не ручаюсь. Ну и так далее в том же духе.
     Он даже глаза на меня вылупил - не ожидал, наверное, что сил  у  меня
на такой крик хватит. Слушал-слушал, потом, как выдохся я да  приумолк,  и
говорит спокойно эдак, как будто мы с ним мирно беседовали до  того,  что,
дескать, сразу лететь и не нужно, нет, дескать,  спешки  особенной,  чтобы
сразу лететь. Через неделю, мол, говорит, даже лучше, а еще лучше -  через
две недели. Потому как товарищ его,  дескать,  к  тому  времени  заявиться
должен, может, еще и товарища этого с собой тогда прихватим. И все это так
спокойно говорит, будто вопрос с полетом  нашим  -  дело  решенное,  будто
только детали обговорить осталось. Слушал я его слушал, и  так  мне  вдруг
все стало безразлично, что махнул я рукой и говорю: ладно,  мол,  прилетай
через неделю и повезу тебя хоть к черту в пекло. Согласился,  в  общем,  а
почему - самому непонятно. Я так полагаю, что этот  Литинг  попросту  меня
загипнотизировал как-то. Было в нем, знаете, что-то такое необычное,  умел
он убеждать. А я еще такой усталый был, что даже думать не хотелось  ни  о
чем. Лишь бы скорее лечь, а там будь что будет - бывает, знаете, состояние
такое.
     Ну как мы до дома дотащились, как одежду свою зараженную жгли,  чтобы
в дом заразу желтую не заносить - это я еще помню. А дальше все из  памяти
выпало - не то я Литинга до постели доволок, не то, что больше  на  правду
похоже, он меня. Помню только, что проснулся я только к полудню следующего
дня, вспомнил сразу о Ведьминой опушке, и ну до того тоскливо  мне  стало,
что хоть в петлю.
     Литинг улетел уже. Записку оставил, что вернется дней  через  десять,
чек, конечно, выписал - и за вертолет погибший, и в счет полета  будущего.
И все - ни координат своих не оставил, ни кода для связи. В общем,  некуда
мне уже отступать было. Да и не  мог  я  этого  сделать  -  раз  уж  сразу
отказаться не сумел, то хоть в лепешку разбейся, а выполни. Дело чести.
     Из всех, кого я знаю, на Ведьминой  опушке  этой  бывал  один  только
Герри. Рассказывали, правда, что и до него кое-кто туда добирался, да  все
они давно в лучший мир переселились. И поделом - нечего было такое поганое
место открывать. Потому что все эти россказни  про  эликсир  жизни  -  это
сказочки для дураков, я вам скажу. Не может в  нашем  лесу  быть  никакого
эликсира жизни. Не может. Эликсир смерти - этого сколько  угодно.  Кисель,
которым лагерники кормятся - тоже в любых количествах. Ну и всякие гадости
смертоубийственные. А чтобы из  леса  что  хорошее  добыть  можно  было...
Знаете, наверное, эту историю с концерном "Фермент" эниарским. Ну да,  про
то, как пытались тут какие-то медикаменты  производить  -  для  прикрытия,
конечно. Вот шуму-то было, когда их накрыли... С тех  пор  ни  одна  фирма
сюда не суется. Берегут репутацию. Так что, как я уже говорил, одна от нас
польза - что лагеря эниарские в лесу расположены. Лагерники  там,  правда,
что-то такое выращивают, вроде, ну да это так, чтобы без дела  не  сидели.
Для воспитания, так сказать. То еще воспитание в лагерях этих  получается,
я думаю...
     Герри-то, кстати, он тоже к этому делу причастен. Неужели вы  его  ни
разу не видели? Весьма  примечательная  личность.  У  него  половина  рожи
черная от ожога - это когда "Эриаг" на Западную окраину свалился лет  эдак
восемь  назад.  Герри  тогда  один  со  всего  транспорта  спасся,  а   из
пассажиров, так сказать, ни один  не  уцелел.  Почему  "так  сказать"?  Да
потому, что  "Эриаг"  лагерников  возил.  Билет  на  "Эриаг",  как  у  нас
говорили, прокурор выписывает, а судья компостирует. Теперь лагерников  на
"Стивене" возят, для этого  дела  Эниара  всегда  выделяла  самую  дряхлую
посудину. Не жалко, если рухнет.
     Ну так вот, из всего экипажа тогда только Герри  и  сумели  выходить.
Экипаж-то застрахован, за лечение казна платит,  так  что  постарались.  И
решил он после такой переделки в проводники податься.  Отчаянным  поначалу
был парнем, куда только ни забирался... Вот и до Ведьминой  опушки  как-то
долететь сумел, занесла его нелегкая. И  через  охранный  столб  будто  бы
прошел, и у самого источника будто бы вертолет посадить сумел, и  чуть  ли
не руки свои грязные в эликсир  обмакнуть  сумел.  Что  там  потом  с  ним
приключилось, почему он морду свою не обмыл эликсиром - не знаю, но руки у
него действительно примечательные: не то он фокусы показывать навострился,
не то действительно пальцами  читать  может.  И  еще  в  нем  всякие,  так
сказать, способности проявляться  начали,  он  и  сам  не  рад,  наверное.
Девчонка тут у него родилась года четыре назад. Без глаз -  а  видит.  Как
вам это понравится? Да еще много всякого рассказывают... Может, и неплохая
штука этот эликсир жизни, недаром его ведьмы так стерегут, но Герри-то  он
радости никакой  не  принес.  Не  зря  же  теперь  он  больше  по  кабакам
пьянствует, чем летает...
     Давайте допьем эту бутылку, да я еще достану, а то тоскливо смотреть,
как здесь мало осталось. Не люблю, знаете, полупустых бутылок, примета это
для меня нехорошая. Потому и не пью один почти никогда - одному  да  целую
бутылку осилить не всегда удается. Ваше здоровье.
     Подождите, сейчас я вам курьезную бутылочку  принесу.  У  меня  таких
несколько. Вот, смотрите: "Акотэ"  производства  Эниары.  Ну  смех,  да  и
только. Точнее - коммерция. Им, знаете, удалось тут все местное  виноделие
к рукам прибрать, и одно время выгодно оказалось возить "Акотэ"  в  бочках
туда, там, значит, разливать, а потом нам привозить уже в бутылках.  Втрое
дороже, естественно. Теперь, правда, после введения военного контроля  над
перевозками, это дело им пришлось оставить - хоть какая-то польза от  этих
военных. А кстати, вы не знаете, действительно  положение  серьезное,  или
нас просто запугивают?  Я  как-то  терпеть  не  могу,  когда  меня  пугать
пытаются.
     Ну ладно, продолжу свой рассказ, раз уж начал. В тот день я, конечно,
ничего не делал. Отлеживался. Ну а со следующего дня  начал  готовиться  к
полету. Это ведь мероприятие серьезное -  лететь  к  Сиреневым  горам.  На
малом вертолете да с одной заправкой едва в один конец долетишь. У нас же,
сами знаете, энергогенераторы, как  и  двигатели  смещения,  к  применению
запрещены - монополия. Боятся, чтобы мы, чего доброго, сами  в  космос  не
вышли, хотят, чтобы сидели все смирненько по своим планетам да молились на
родную Метрополию, всеблагую  и  дары  приносящую,  чтоб  ей  пусто  было,
проклятой! Летаем тут на  обычном  горючем  -  спасибо  еще,  стационарные
энергогенераторы  в  Городе  стоят,  гонят  этого  горючего  сколько   нам
требуется, и не слишком дорого. Но все равно, вечная забота - заправка, да
хватит ли на возвращение, да с  огнем  осторожнее.  Как  в  каменном  веке
живем, честное слово. Иной раз ну такое зло берет...
     Впрочем, черт  с  ними,  нечего  зря  разговаривать.  Короче,  первой
задачей для меня было на большом  вертолете  к  Сиреневым  горам  слетать,
площадку там  подготовить  да  горючего  побольше  забросить.  Этим  я  на
следующий день и  занялся.  Загрузил  большой  вертолет  бочками  доверху,
припасов всяких еще прихватил, чтобы на  месяц  нам  с  Литингом  хватило,
защитных там средств, взрывчатки, ну и полетел.
     Вообще говоря, летать на большом вертолете  куда  спокойней,  чем  на
малом. Только что горючего они уж больно много жрут, не напасешься,  да  и
маневренность не та, трудно посадочную площадку найти. Зато скорость выше,
ну и удобства всякие, и можно даже подняться над туманом,  что  над  лесом
обычно висит, и лететь себе на большой высоте на автопилоте. Так что  я  в
тот день не особенно даже и устал за восемь часов полета. Даже зазевался и
чуть Рыжую Топь не проскочил. Это  последняя  поляна  большая  на  пути  к
Сиреневым горам, я на ней  передохнуть  собирался.  Вообще  говоря,  и  не
поляна даже, а неизвестно,  что  такое.  Довольно  поганое  место,  только
выбирать-то не приходится - кругом такие заросли, что о посадке  и  думать
нечего. А тут - круг метров в двести в поперечнике, и ничего почти в  этом
круге не растет, только местами пучки травы торчат из глины. Там  сплошная
глина самого настоящего рыжего цвета, отсюда и название - Рыжая  Топь,  но
половину примерно поверхности лужи занимают. Вода черная,  болотная,  дна,
само-собой, не видать совсем. Одно только и хорошо  -  шиповников  там  не
бывает. А так - гиблое  место.  Сколько  там  людей  сгинуло,  сказать  не
берусь, но точно знаю, что  немало.  Один  проводник  знакомый,  например,
как-то  видел  там  сразу  два   вертолета,   уже   наполовину   в   глину
погрузившиеся. Дело к вечеру было, людей он не заметил, а когда через день
вернулся, уже и следа от тех вертолетов не осталось. Такие вот дела.
     Там ведь почему, это, дурачье-то гибнет? Думают они,  что  где  сухо,
там, значит, и садиться можно. А в Рыжей Топи все как  раз  наоборот.  Как
сядет кто на сухое место, так и провалится сразу на метр  или  полтора,  и
уже не взлететь. Там садиться можно только в  лужи,  где  вода,  то  есть,
выступила, да и то ненадолго, потому как лужи тамошние постоянно  с  места
на место кочуют, и как зазеваешься, так и влипнешь. Как говорится, колмуна
йери - лес велик.
     Ну я там посадил вертолет, передохнул, даже вздремнул часика  два,  а
потом, еще до рассвета, поднял машину в  воздух  и  дальше  полетел.  Часа
через три и Сиреневые горы показались. Там, знаете, туман, что  над  лесом
висит, какого-то сиреневого оттенка, так что не спутаешь. Да и  лес  внизу
характерный: все время колышется, так что в глазах рябит, хотя  ветра  там
почти не бывает. Ну а в просветах между деревьями, где они есть,  конечно,
видно, что внизу то грязь, то вода стоит. И мох иногда  бурый  ползает,  с
которым, сами понимаете, лучше не связываться. А что еще там характерно  -
чем круче склон, тем больше воды, хотя, казалось бы, должна  она  по  всем
законам вниз скатываться. Ну да в нашем лесу все не как у людей.
     Это теперь, конечно,  я  вам  подробно  описать  могу,  как  там  все
выглядит. Насмотрелся на эти Сиреневые горы, знаю теперь, что это такое. А
тогда, год назад, то есть, я же почти  не  знал,  что  меня  там  ожидает.
Рассказов всяких много, конечно,  слышал,  да  всему-то  ведь  не  станешь
верить. Один вот рассказывал,  например,  будто  там  на  вершинах  холмов
фонтаны горячей воды и пара бьют вверх - ни разу такого не видел. А то вот
еще рассказывали, что на дне долин там  воздух  отравлен.  Спустишься  без
противогаза, вдохнешь - и все,  скопытился.  Тут  не  знаю,  не  проверял.
Может, и есть такие долины. Но мне не встречалось ничего подобного, хоть я
и держал газоанализаторы всегда включенными.
     Почему я раньше к Сиреневым горам не летал? Да как-то не приходилось.
Клиентов ведь  что  обычно  интересует?  Либо  места,  где  травка  всякая
произрастает: наберут, загонят, и большие деньги выручат. Либо,  если  это
богатей какой, то зрелища эффектные. А к Сиреневым горам за травкой лететь
слишком накладно, ее и ближе набрать можно.  И  зрелищ  там,  кроме  самой
Ведьминой опушки, не так уж много. Да и что за радость мучиться,  переться
в такую даль? Если уж очень богатый клиент попался, что-то такое особенное
посмотреть ему захотелось, так я его, к примеру,  могу  на  Грязное  озеро
свозить.  Это  даже  подальше  Сиреневых  гор  будет,   но   там   посадки
промежуточные  оборудованы,  так  что  гораздо  безопаснее  получается.  И
дешевле. Зато зрелище -  закачаешься.  Озеро  это  километров  двадцать  в
поперечнике имеет, а по краям все скалы отвесные. И все оно грязью  жидкой
заполнено. Причем не простой грязью, а какой-то цветной, с разводами,  так
что картинка там каждый раз другая. И еще уровень этой грязи раз по пять в
день меняется: то она поднимается метров на сто, то опадает,  и  при  этом
бурлит вся и разными цветами переливается. А когда,  бывает,  до  верхушек
скал, что озеро-то окружают,  поднимается,  то  такие  потоки  через  край
текут... Ну а в центре озера почти непрерывно фонтаны грязевые  бьют,  пар
поднимается, грохот, и все это в розовом таком тумане. Куда там  Ведьминой
опушке до такого зрелища...
     Ну ладно, продолжу. Я не сразу сумел в нужный-то район выйти, куда-то
меня поначалу в сторону унесло. Знаете, наверное,  что  в  лесу  нашем  ни
компас не действует, ни  другие  приборы  навигационные.  Коли  солнца  не
видно, только по ориентирам на поверхности и определяем, где находимся.  У
самого дома, если ориентировку потерять, вполне  сгинуть  можно  -  а  тут
совсем в незнакомую местность я прилетел. Так что покружить пришлось после
Рыжей Топи изрядно, чтобы дорогу-то обратную потом не  потерять.  Чуть  не
весь день на это потратил.
     До заката час примерно оставался, когда я решил,  что  пора  площадку
базовую оборудовать. Отыскал  я  холмик  подходящий,  чтобы  вершина  была
поровнее, покружил над ним, ничего, вроде, подозрительного не обнаружил  и
сбросил тогда заряд. А сам, конечно,  вертолет  поскорее  подальше  отвел,
чтобы взрывом не повредило. Через пару минут там рвануло - мы аэрозольными
тут  зарядами  по  большей  части  пользуемся,  они  очень  аккуратно  лес
укладывают, и мощность приличная. У меня тогда площадка метров в  полсотни
диаметром  получилась,  вся   стволами   поваленными   устланная,   а   по
периметру-то такой бурелом образовался, что лучше  всякой  стенки  защитил
бы. Полил я все это сверху пластилитом жидким,  отравой  всякой  протравил
хорошенько, как и положено, и через полчаса внизу  была  вполне  приличная
точка для развертывания базы. Если такую точку хорошо оборудовать, если не
окажется поблизости гадости какой особенной, если  никто  из  коллег,  так
сказать, в твое отсутствие свинью тебе  не  подложит  -  есть  у  нас  тут
любители так вот с конкурентами бороться - то с  полгода  ей  пользоваться
можно. Потом, конечно, лес  берет  свое,  и  бороться  с  ним  бесполезно,
дешевле в другом месте  новую  точку  оборудовать,  чем  старую  отстоять.
Потому-то там, в  настоящем  лесу,  то  есть,  никто  и  не  живет.  Кроме
лагерников, конечно. Ну да у лагерников, сами, небось, знаете, и не  жизнь
вовсе.
     Садился я уже при свете фар,  потому  что  стемнело  быстро.  Сначала
что-то там внизу  затрещало,  и  я  уж  было  подумал,  что  проваливаться
начинаю, но ничего, обошлось. Устал я, конечно, страшно,  но  было  не  до
отдыха, потому что самое интересное мне  еще  предстояло.  Принял  поэтому
таблетку стимулятора, третью уже в том полете, и стал ждать, чем  же  меня
лес угощать станет.
     Нет, мы, проводники, то есть, этими средствами никогда не пользуемся.
Скорее всего, из-за естественного отбора.  Те,  кто  их  применяет,  долго
здесь не живут. Может, на Эниаре или в самой  Метрополии  эти  средства  и
безопасны, но у нас здесь все, что лес приносит, опасно  смертельно.  Даже
этот ваш эликсир силы. Вернее, особенно эликсир силы. Поэтому  я  лично  в
таких случаях применяю какой-нибудь обыкновенный кейермин.  Не  бог  весть
что, но все как-то сон отгоняет.
     Лес вокруг площадки стоял после взрыва поникший,  сразу  видно  было,
что еще масса деревьев погибнет. Деревья ведь в нашем лесу  только  тогда,
то есть, и живут, когда здоровы совершенно,  а  стоит  их  повредить,  так
будто сигнал какой всякая гадость со всей округи получает. Сползаются, как
стервятники на  падаль,  и  через  какое-то  время,  глядишь,  дерево  уже
валится, а вскоре даже следа от него не остается.
     Минут десять, наверное, после посадки все относительно спокойно было.
Ну а потом началось. Сначала вода прибывать стала. Это  всегда  так  после
взрыва, где бы его ни сделать - минимум  на  полметра  зальет.  А  то  еще
бывает, грязь прямо из земли пойдет, тогда беда: не продохнуть, и площадка
с месяц потом не просыхает. Но в тот раз обошлось без грязи. Ну а как вода
до колена, примерно, поднялась, так самое интересное и началось.  Первыми,
как всегда, шиповники заявились. Штук пять. Я рисковать не стал, подождал,
пока они в пределах досягаемости будут, и пожег всех  из  огнемета.  А  то
зазеваешься, потом и не высунуться будет. А  стоит  хоть  одного  в  живых
оставить, и к утру их сотня набежит. Они же своих со всей округи созывают.
     Ну затем лианы полезли. Я первую-то поздновато рассмотрел, под  водой
она шла. Еще метра три и спружинила бы, колеса бы обломила  или  днище  бы
мне прошибла. Эти лианы, только зазевайся, быстро  вертолет  в  металлолом
превратят. Отшиб я ей конец разрывной пулей, а тут и следующая показалась.
Обычно они одна за другой  идут,  только  успевай  стрелять,  но  отшибешь
концов пять-шесть, они и успокаиваются.  А  тут  мне  целый  час  пришлось
отстреливаться, пока они угомонились. Но отстоял-таки я площадку,  к  утру
вода спадать начала - верный признак, что атака закончилась -  и  я  спать
завалился.
     Проспал  я  недолго,  только  до  восхода  солнца.   Утром   выгрузил
контейнеры, смонтировал на площадке кое-какое сигнальное оборудование, и к
обеду готов был назад лететь. Как  ни  странно,  за  все  время,  пока  на
площадке возился, никакая гадость лесная меня  не  тревожила.  Только  раз
бородавки косяком поползли, но я их быстро пожег из огнемета. Да пух белый
временами летал - значит, неподалеку споровик рванул.
     Закончил я, значит, к обеду все свои дела, но в тот  день  назад  уже
поздно было лететь, так что я снова спать  завалился.  Ну  а  с  рассветом
назад отправился, и так удачно все сложилось,  что  даже  без  посадки  на
Рыжей Топи обошлось.
     Через несколько дней, значит,  и  Литинг  этот  заявился.  Не  то  из
Города, не то с Побережья - я не понял. Хмурый какой-то, недовольный. И  с
того, представьте, начал, что, дескать,  не  может  он  лететь,  товарища,
дескать, надо ему  дождаться,  задержался  где-то  его  товарищ.  Ну  нет,
говорю, мы так не  договаривались.  Я,  может,  только-только  настроился,
смирился, можно сказать, а тут, нате вам, снова откладывать.  Да  пока  мы
ждем тут, площадка оборудованная может  попросту  исчезнуть  -  как  тогда
лететь? В общем, согласился он в конце концов  лететь  сразу,  деваться-то
ему уже некуда было.
     Кто это кричал? Это из леса. Мы  их  болотными  совами  называем.  Не
знаю, почему - крик-то не больно похож. Нет, никто их, конечно, не  видел.
Никто из живых, конечно. Черт их разберет, что это  за  гадость  такая.  Я
знал одного проводника - он исчез в лесу несколько лет  назад  -  так  тот
называл это "криком леса". Колмуна йери - лес велик.
     Ну вылетели мы, как водится,  на  рассвете.  В  тот  день  над  лесом
обычный туман висел, солнца мы так и не увидели. До Рыжей  Топи  только  к
темноте долетели - малые-то вертолеты тихоходнее. По  свечению  ее  нашли.
Там не то газ болотный выходит и сгорает помаленьку, не то еще  чертовщина
какая, но ночью свечение это издалека заметно,  и  даже  посадку  без  фар
можно делать. Видно, то есть, где сухая глина, и где лужа.  Сели  мы  там,
значит, передохнули  с  часок,  перекусили  и  полетели  дальше.  К  утру,
наконец, добрались до точки, отыскал я с трудом холмик наш,  выпустили  мы
на посадочную площадку  тучу  всякой  отравы,  приземлились  и  завалились
спать.
     Я вас не слишком утомил? Осталось, в общем, не так уж и много, и  мне
не хотелось  бы  комкать  конец  рассказа.  Я,  может,  не  очень  хороший
рассказчик - сбиваюсь часто на  посторонние  вещи  или  монотонно  говорю,
подробности всякие ненужные привожу. Но рассказ-то свой я,  если  помните,
потому начал, что хотел пояснить,  почему  здесь,  в  лесу,  предчувствиям
своим лучше доверять.  Хочется  мне  это  пояснить  на  живом,  конкретном
примере из собственного опыта. Чтобы не осталось у вас обиды за то, что  я
вас в лес не повезу. Чтобы поняли вы,  что  это  в  ваших  же  собственных
интересах. Вот Литинг этот сумел на свою  беду  меня  уговорить  -  и  что
получилось?
     Впрочем, опять я отвлекся.
     Со следующего утра начали мы поиски Ведьминой опушки.  Летали  низко,
над самыми холмами, потому что выше все туман закрывал. То и дело дождичек
мелкий начинался, да и вообще там, в Сиреневых горах, довольно  прохладно.
Вод ведь человек, никак ему не  угодишь.  Когда  жара  -  плохо,  попал  в
прохладу - опять плохо. Не бывает такого, чтобы он всем доволен был.
     Сперва мы по спирали поиски  начали.  Два  дня  так  летали,  ничего,
конечно, не  обнаружили.  Все  тот  же  лес  заболоченный,  холмы,  долины
глубокие, и ничего похожего на  Ведьмину  опушку.  Я-то  с  самого  начала
понимал, что без толку так искать, но решил Литингу ни в чем не перечить -
как хочет, так я и буду действовать. Была у меня, знаете,  дурацкая  такая
надежда, что вот полетаем мы так с  ним  дней  пять  еще,  и  надоест  ему
чертовски это занятие. Или, может, решит он, что брехня все это - рассказы
про Ведьмину опушку, про эликсир жизни и другие подобные чудеса, то  есть.
Но плохо я его знал. После двух дней таких вот спиральных поисков убедился
он, что так ничего не отыщешь, ну и предложил мне свой план.
     Он все на то упирал, что Ведьмина опушка должна, якобы, непременно  с
противоположной стороны от Главного хребта быть. И непременно  на  большой
высоте - не знаю, откуда он это взял. Мне делать нечего было,  с  клиентом
не поспоришь, и полетели мы на третий день к Главному хребту,  там  искать
стали. Летать с ним, надо сказать, было сущим мучением. То и дело давал он
указания  самые  идиотские,  и  переспорить  его  не   было   ну   никакой
возможности. В конце концов плюнул  я,  это,  на  все  споры  и  стал  его
указания буквально выполнять. Скажем, захочет он подняться  повыше,  чтобы
обзор, то есть, лучше был - я поднимаюсь повыше. Само-собой, мы тут  же  в
тумане оказываемся, вообще никакого обзора нет - он вниз велит опускаться.
И так без конца. Но я терпел. Что делать - клиент есть клиент.
     Три дня мы так летали и ничего, конечно, не  обнаружили.  Но  вот  на
четвертый день небо как назло  очистилось  совершенно  -  там  тоже  такое
бывает. Почему "как назло"? Сейчас расскажу, поймете.  Не  случись  этого,
мы, может, вернулись бы назад целыми и невредимыми, и не пришлось  бы  мне
сегодня вам эту историю рассказывать.
     Ну так вот, перевалили мы, как и накануне,  через  Главный  хребет  и
стали кружить над  холмами  по  ту  его  сторону.  Видимость  была  просто
великолепная, но ничего похожего на Ведьмину опушку Литинг даже в  бинокль
разглядеть не мог. Ее ведь, по  рассказам  судя,  в  такой  день  издалека
должно быть видно. Ну а под нами тянулся обычный для тех мест лес и ничего
похожего на Ведьмину опушку не наблюдалось. Все как и по  эту  сторону  от
хребта. Деревья внизу без ветра шевелящиеся, ну а под ними грязь да  вода.
Иногда только что-то еще проглядывает, но я не больно хотел всматриваться,
что же там такое. Я,  знаете,  чему  удивляться  не  перестаю  -  это  как
лагерники умудряются в лесу выжить.  Недавно  вот,  слышал,  сразу  пятеро
после семилетнего срока вышли - уму непостижимо. По мне  так  и  несколько
дней в лесу прожить без защитных средств немыслимо, а  уж  я-то,  казалось
бы, знаю, как от всяких напастей спасаться. Вообще, по-моему, если человек
в лесу несколько лет прожил и  на  свободу  вышел,  то  ему  сам  черт  не
страшен. А то, что они будто бы  после  лагеря  этого  побоятся  снова  на
преступление идти - враки. Они вряд ли  вообще  хоть  чего-нибудь  боятся.
Хорошо еще, что у нас их не оставляют, всех назад на Эниару выпроваживают,
а то нам и без них тут головорезов хватает.
     Ну ладно, продолжу про  Литинга  рассказывать.  Стоило  ему,  значит,
разглядеть в бинокль какую-нибудь долину, над  которой  туман  как-то  там
хоть немного клубился, как он немедленно велел в ту  сторону  лететь.  Но,
конечно, все это не то было. И пришло, наконец, время возвращаться,  чтобы
с гарантией достичь нашей площадки еще засветло, но  он  все  оттягивал  и
оттягивал. Нельзя, говорил, такой день упускать, такого дня, мол, может, и
не будет больше. Это он в  точку  смотрел  -  такого  дня  больше  там  не
повторилось, а я не скоро оттуда улетел. Но, наконец,  тянуть  дальше  уже
стало невозможно, и говорю я ему тогда, что, дескать, если он  желает  еще
полетать, то пожалуйста, дверь не заперта, а я к базе поворачиваю.  Сказал
это, развернул вертолет и полетел напрямик к Главному хребту.
     Вот тут-то он ее и увидел...
     Я, правда, не берусь утверждать, что это была именно Ведьмина опушка.
Но на описания ее очень похоже было: глубокая долина с крутыми склонами, а
из центра ее поднимается к небу высоченный столб пара  там  или  тумана  и
расползается в вышине грибообразным облаком. А больше-то  мне  так  ничего
разглядеть и не удалось - ни черных фигурок  я  не  видел,  ни  огней,  ни
тварей всяких, которые будто бы от источника расползаются.  Да  и,  честно
говоря, не больно об этом жалею.
     Повернули мы, это, к  тому  столбу  туманному,  и  стал  я  все  выше
подниматься, чтобы, значит, координаты по вершинам Главного хребта  засечь
- тогда и в туманный день без труда эту Ведьмину опушку мы бы отыскали.  А
Литинг во что-то такое там внизу глазами впился и внимания  особенного  на
мои маневры не обращал, не до того ему, видно, было. Так что если бы  даже
и знал он, что нельзя к столбу-то поверху подлетать было, все равно не мог
предупредить. А когда сообразил да заорал мне "Назад!" уже поздно  было  -
прямо перед собой я вспышку увидел, и  все  во  тьму  погрузилось.  Только
потом уже и понял, что это молния была.  Тогда  мне  показалось,  что  это
конец света...
     Пришел я  в  себя,  когда  мы  уже  вышли  из  туманного  столба.  До
противоположного склона долины  оставалось  метров  триста,  и  падали  мы
достаточно быстро, хотя Литинг, лежа на мне, и пытался  как-то  развернуть
вертолет. Я отбросил его в сторону и сам взялся за управление, но  до  сих
пор понять не могу, почему мы тогда не  гробанулись:  ведь  буквально  вся
автоматика была выведена из строя, двигатель  тянул  еле-еле,  застряв  на
каком-то почти холостом ходу, а то, что мы сами уцелели, мне лично кажется
просто чудом. Я кое-как разминулся с ближайшим склоном долины, отвернул  в
сторону, но мы все продолжали снижаться,  и  ничего  с  этим  поделать  не
удавалось. Это просто счастье, что долина заканчивалась  довольно  высоким
обрывом, но будь до этого обрыва хоть на пару сотен метров дальше - и  нам
бы  не  дотянуть.  Ну  а  за  обрывом  было  с  полкилометра  высоты   для
маневрирования, и я сумел  кое-как  перевести  двигатель  в  другой  режим
работы.
     Ну а потом мы назад через Главный хребет летели.  Два  раза  по  пути
попадались перевалы столь высокие, что поднять машину на них мне просто не
удавалось, и приходилось искать обходные пути. Если бы день не был  ясным,
если бы висел над горами этот распроклятый туман, я бы сегодня с  вами  не
разговаривал. А так все-таки даже в сумерках удалось отыскать  проходы,  а
после Главного хребта совсем легко стало. Места-то более знакомые пошли, и
я даже при свете звезд кое-как отыскал дорогу до нашей площадки и  посадил
машину уже в полной темноте.  Там,  правда,  пришлось  нам  отбиваться  от
неведомо откуда налетевшей мошкары и еще мох, который на площадку заполз в
наше отсутствие, вытравливать, но это уже мелочи. Хотя, с другой  стороны,
все на свете свой предел имеет, и иной раз какая-нибудь мелочь,  в  другой
обстановке совершенно ерундовая, способна погубить человека.
     В общем, повезло.
     Правда, наутро, осмотрев  вертолет,  я  понял,  что  везение-то  было
относительное. Двигатель был этой молнией изуродован  настолько,  что  мог
работать лишь пока вращались по инерции лопасти, и завести  его  снова  не
было никакой возможности. Запчасти? Нет,  на  случай  такой  аварии  никто
запчасти не берет. Ну просто потому,  что  выжить  после  нее  практически
невозможно - так к чему тогда запчасти? И мы бы не  выжили,  кабы  не  тот
обрыв в конце долины. А  помощи  нам,  само-собой,  ждать  было  неоткуда.
Радиосвязь на малых высотах, сами знаете, не действует, лазерной связью со
спутниками тут не пользуются из-за тумана этого проклятого, а искать нас -
ну кому это нужно? Да и разве возможно это - пропавших в лесу  найти?  Тем
более, в районе Сиреневых гор. Тут вообще надеяться только на себя  можно,
такой уж в этом лесу закон.
     Я, знаете, человек вообще-то стойкий  и  ко  всему  готовый.  Но  как
понял, что предстоит нам с Литингом загибаться на этой чертовой посадочной
площадке, так, честное слово, пожалел, что  накануне  мы  не  гробанулись.
Знал я, конечно, что до  последнего  бороться  буду,  но,  честное  слово,
совсем мне бороться тогда не хотелось. Руки опустились, и все.
     А вот Литинг этот - он меня удивил. Это, знаете, просто поразительно,
когда  человек  в   таком   отчаянном   положении   умудряется   сохранять
невозмутимость. Он даже поначалу двигатель пытался отремонтировать, полдня
провозился. Но, конечно,  впустую.  Потом  плюнул  на  это  дело  и  спать
завалился. Ей-богу, как будто отдыхать прилетел - сразу заснул. А мне  вот
совсем не спалось, хоть и устал я страшно. Пытаюсь заснуть и  вскакиваю  -
все кажется, что шум от какого-то вертолета слышу.  Да  только  кто  же  в
такую даль да просто так залетит? Но  я  все  равно  вскакивал,  ходил  по
площадке, вслушивался. Только под утро,  наконец,  забылся  -  так  Литинг
спать не дал, разбудил.
     И знаете, почему? Чтобы попрощаться. Уходить  он  решил,  через  лес,
пешком. Ну сумасшедший, одно слово. Я его даже  отговаривать  не  пытался,
покрутил пальцем у виска и все. А он надел костюм защитный, взял кое-каких
припасов, огнемет захватил, перелез через завал на краю площадки да и  был
таков.
     Нет, меня он с собой не звал. Потому что, как оказалось, вовсе  не  в
Город он возвращаться собирался. Ну да об этом чуть позже.
     Ну а я еще пару дней без дела прошатался, а потом понял,  что  дальше
так нельзя, а то и сам свихнуться могу. Стал я тогда думать,  как  же  мне
двигатель-то запустить. И, представьте себе, додумался. Проблема-то в  чем
была? Только в том,  чтобы  лопасти  раскрутить  хорошенько.  Вручную  их,
конечно, не раскрутишь. Так я что тогда сделал? Соорудил из двух  запасных
горелок огнеметных нечто вроде ракетных двигателей  да  и  прицепил  их  к
концам противоположных лопастей. С первого раза, конечно, ничего не вышло,
да и со второго тоже, даже чуть весь запас горючего не спалил, когда  одна
из горелок отлетела к самым бочкам, но на  следующий  день  идея  все-таки
сработала. Завелся двигатель, только что горелки к лопастям  прикрученными
остались, и взлетать с ними я не решился. Но с этой проблемой  уже  просто
справиться было - в следующий раз я их синтетическими веревками  прикрутил
да фитили приладил. Правда, уже смеркаться начало, как все  закончил,  так
что еще ночь на площадке провести пришлось, но зато наутро не мешкая завел
двигатель, дождался, пока горелки в стороны отлетят, и полетел домой.
     Вот ведь как оно бывает, из каких переделок люди живыми возвращаются.
А иной раз наоборот -  от  такой  ерунды  загибаются,  что  только  руками
развести остается.
     Но это еще не все. В рассказе-то моем под конец самое  примечательное
будет. Долетел я, значит, до дома,  в  темноте  уже  долетел,  переночевал
прямо в ангаре а наутро, домой даже не заходя, назад отправился. На другом
уже вертолете, само-собой. Большой я  вертолет,  чтобы  быстрее  долететь,
решил использовать. Думал: а вдруг удастся еще Литинга отыскать живым? Чем
черт не шутит? Выживают же лагерники, например, а он уже не раз  мне  свою
живучесть необычайную доказал. Я даже поначалу надеялся, что он вообще сам
на площадку вернется. Но там, конечно, было пусто. И  стал  я  его  искать
тогда по всем окрестностям.
     И отыскал-таки...
     Да... через десять, стало быть, дней после того, как ушел он,  я  его
все-таки нашел. Но совсем не там, где рассчитывал. Сам не пойму, что  меня
толкнуло  искать  его  в  противоположной  от  Города  стороне.  Наверное,
опять-же какое-то особенное чутье, которое только здесь и  вырабатывается.
Почему-то в то утро сразу взял курс в сторону Ведьминой опушки,  и  совсем
недалеко от Главного хребта, в долине глубокой, я его, наконец, заметил.
     Мертвого, конечно.
     Нет, в тот день я к нему опуститься не смог - не готов был  к  этому.
Там, само-собой, посадить вертолет, да еще большой,  негде.  Но  я  больше
часа летал над тем местом, где он лежал, и он ни разу не  пошевелился,  ни
разу не показал ни малейших признаков жизни. Так только покойники лежат  -
тем более, там внизу полно бурого мха было. На другой день  я  прилетел  -
его уже не было. Стало быть, засосало, и концов теперь не сыщешь.
     Но вот что меня больше всего удивляет, так это как  он  сумел  меньше
чем за десять суток пройти в нашем лесу, да еще в  Сиреневых  горах  около
двух сотен километров. Это же, ну то есть до того странно, что расскажи  я
кому из местных - никто не поверит. Десять  суток  в  лесу  прожить  -  ну
ладно, ну это еще возможно, если повезет очень, хотя я и ума  не  приложу,
как ему это удалось. Но чтобы еще и такое расстояние пройти, да по горам -
вот это уж совсем невероятно.
     А то, что шел он в сторону Ведьминой опушки - что ж, подсознательно я
чего-то подобного ожидал. Очень,  видно,  нужно  ему  было  туда  попасть,
очень, наверное, он что-то там найти надеялся. Но что - ума не приложу.
     Нет, сам я больше туда не летал. Незачем мне это. И сам не  летал,  и
другим не советую.
     Вот  так  эта  история  и  закончилась.  Вижу,  утомил  я  вас  своим
рассказом. Еще акотэ?  Нет?  Ну  как  угодно.  А,  кстати,  вот  еще  одна
странность: с тех пор никто меня ни разу об этом Литинге не  спросил.  Как
не  было  человека.  И  в  полиции  он,  оказывается   -   я   узнавал   -
зарегистрирован не был, и не хватился его никто, и товарищ его  так  и  не
заявился. Мне-то, конечно, спокойнее, что никто с меня за его исчезновение
не спросил, но как-то, знаете, не по себе. Исчез человек - и  никому  дела
нет. Странно это.
     Ну да ладно, пора и спать.  Желаю  вам  отдохнуть  хорошенько,  и  не
обижайтесь на меня за то, что в лес вас не повезу.  Найдете  себе  другого
проводника, тут проводников много. Только не  просите  его  везти  вас  на
Ведьмину опушку.
     Там очень опасно.

     - Ты один, Рейт?
     - Да, привет.
     - Эниару эвакуируют.
     - Что?!..
     - Эниару _э_в_а_к_у_и_р_у_ю_т_.
     - То есть как? Всех?
     - Не будь наивным. Их же двести миллионов.
     - Не может быть. Ведь противник еще очень далеко.
     - Оказывается, противник совсем рядом.
     - Да-а... Как ты узнал?
     - Вчера прибыл офицер связи  из  Метрополии.  Оказался  моим  хорошим
знакомым еще по Третьему корпусу.
     - Что же теперь будет?
     - У тебя есть там капиталы?
     - Ерунда, да и все застраховано. Основное в Метрополии, ты же знаешь.
Но ведь до  Эниары  всего  два  парсека...  Нас  же  даже  и  не  подумают
эвакуировать. Кому мы нужны? Так, обработают попутно, на это они мастера.
     - Не паникуй.
     - И меня дернул черт залезть в эту дыру! Кто же знал,  что  противник
так близко?
     - Не паникуй, говорю. Сюда идут шесть фрегатов. Нас будут защищать.
     - Что? Да опомнись: кому мы нужны? Нас элементарно ликвидируют, ты же
знаешь, как это делается. Не-е-ет, пора сматывать,  и  поскорее.  В  каком
состоянии твоя яхта?
     - Нас будут защищать, говорю  тебе.  Недолго,  но  будут.  Во  всяком
случае, времени, чтобы убежать, хватит. Подумай сам:  для  того,  чтобы  с
нами покончить, хватило бы и одного фрегата. Сюда идут целых шесть.
     - П-почему? Зачем им это, ты можешь объяснить? Связи,  что  ли,  твои
сработали?
     - Да какие к черту связи? На таком уровне никакие связи  не  помогут.
Тут другое: их что-то внезапно  заинтересовало  в  нашем  лесу.  Очнулись,
называется, черт бы их всех побрал! На фрегатах везут какое-то специальное
оборудование, целый отряд специалистов. Сам понимаешь, просто так операции
такого масштаба не проводятся. Это шанс, Рейт, ты понимаешь?
     - Ты хочешь сказать?..
     - Да, именно. Мы должны попробовать захватить в свои руки то, что  их
интересует. Тогда мы сможем диктовать свои условия.
     - А как мы узнаем, что им нужно?
     - Кое-что мне уже известно. Речь идет о каких-то  зародышах.  Короче,
бросай все остальные дела и подключай всю свою агентуру.  Пусть  хоть  всю
планету перекопают, пусть используют любые  методы.  Ну  да  не  мне  тебя
учить. Можешь обещать им что  угодно  в  случае  успеха  -  все  равно  им
подыхать вместе с остальным быдлом.
     - Ладно, попробую. Но надо, чтобы об  Эниаре  пока  никто  больше  не
знал. Офицер не проболтается?
     - Уже нет.
     - Понятно. Он сказал что-нибудь еще?
     - К сожалению, он знал не очень много. Так, кое-что слышал краем уха.
Кстати, обрати внимание на район Сиреневых гор -  он  откуда-то  знал  это
название.
     - А ты уверен, что он сказал тебе все, что знал?
     - Знаешь, Рейт, он очень хотел сказать больше, особенно под конец. Но
увы...
     - Понятно. Последствий ты не боишься?
     - Я не обязан  охранять  его  жизнь,  если  ему  вздумалось  устроить
попойку, а потом бродить ночью по городу. Твои  люди,  кстати,  уже  нашли
беднягу. Так что последствий я совсем не боюсь. Я боюсь другого - что  нам
придется  бежать,  так  и  не  добыв  этих  самых  зародышей.  Вот   тогда
действительно могут быть последствия.
     - Сколько у нас времени?
     - Возможно, всего несколько суток. Так что начинай немедленно.  Пусть
начнут патрулирование над лесом. И запрети проводникам все  полеты,  чтобы
не путались под ногами.
     - А как им прикажешь?
     - Придумай что-нибудь. Ты же, как-никак, префект. У тебя же, в  конце
концов, лагеря - ну объяви положение чрезвычайное.
     - Ладно, губернатор. Уговорил.
     - Давай,  действуй.  И  не  жалей  своих  дармоедов,  пусть  побегают
напоследок.

                             2. РАССКАЗ РОАЛА

     Думаешь, оторвались? Хм... У них же тут  база  рядом  с  космопортом.
Если этот запрет на все  полеты  был  серьезным,  то  они  еще  могут  нас
перехватить. Элементарно перехватят.  Сволочи!  Меня  от  одного  их  вида
тошнит! Спокойнее? Черта с два! Ненавижу их, ненавижу!
     Знаешь, поверни-ка правее. Скорее, и вниз теперь, между теми  холмами
пройди. Я эти места знаю, у них рядом пост,  запросто  засечь  могут.  Еще
ниже опустись, еще ниже, иди над самыми деревьями. Вот так, а теперь прямо
по долине. Дольше, зато безопаснее.
     И угораздило же меня тогда влипнуть! Ведь всю  операцию  сорвал,  все
из-за меня. Главное, зря я на Побережье-то летал, ты был прав. Послушал бы
тебя, и дело было бы сделано, а так...  Даже  не  помню  толком,  как  все
произошло.
     Как прилетел, помню. Вертолет у поселка посадил,  там  еще  несколько
машин рядом стояло. Как в бар зашел, помню. Бармен там  еще  тощий  такой,
улыбался все. Как потом к Океану вышел, помню. Тихо было, спокойно. Самое,
говорят, поганое время. А дальше - сплошной провал, хоть об стенку головой
бейся. Иногда будто и пытается что в  память  прорваться,  как  сон  какой
позабытый, да не ухватить никак.  Мне  в  госпитале  разъяснили,  что  это
обычное дело, когда зеленкой заболеваешь. Так я  и  поверил!  Это  у  них,
гадов, обычное дело так человека наркотиками накачать,  чтобы  он  позабыл
начисто, как его ограбили. Тоже мне, болезнь - зеленка! Да окажись я рядом
с вертолетом, я  бы  уж  наверняка  успел  ввести  стимулятор,  и  все  бы
обошлось. А так... Они же меня взяли голыми руками, хорошо еще, что совсем
не прикончили. Могли. И хорошо, что блок в памяти стоял, так что в бреду я
не болтал лишнего.
     Но зато они меня три раза ограбили. Три раза! Первый  раз,  наверное,
еще на побережье. Забыли они, что я туда на вертолете прилетел. Забыли,  и
все. С неба я туда, по их мнению, свалился. И летает теперь  мой  вертолет
неизвестно где. Второй раз - уже в госпитале. А может, и раньше.  В  описи
моего имущества денег не оказалось вообще. Представляешь  -  ни  гроша!  Я
поговорил потом с теми, кто эту опись  составлял.  Когда  выписывался.  Ох
какими кристально чистыми глазами  они  на  меня  смотрели!  Такой  взгляд
приобретается только от долгой практики. Хорошо отполированный взгляд.
     Мерзавцы!
     Ну а в третий раз меня уже при выписке ограбили. Выпустили без  гроша
в кармане и всего в долгах. За лечение насчитали шесть тысяч монет  -  это
же ума лишиться! Даже пуговицу на рубашке, ими же, наверняка, и оторванную
- и ту в счет включили! И не проверишь, и не придерешься...
     Спокойнее, говоришь? Да я полгода спокойным был, полгода!  Совершенно
спокойным. Пока тебя вот сегодня не встретил.
     Конечно, все мои документы пришлось оставить в госпитале  в  качестве
залога. Они мне  взамен  удостоверение  выдали.  Тут  тех,  кто  с  такими
удостоверениями, и за людей не считают. Пришлось с ним, конечно, в полицию
идти, регистрироваться. Ловко у них тут все обставлено -  одни  грабят,  а
другие это в законную форму облекают. Да знал я об этом, конечно же  знал!
Пойми ты, мне же выговориться надо! Я  же  с  тех  пор,  как  мы  с  тобой
расстались, ни с кем поговорить по-человечески  не  мог.  Я  выговорюсь  и
успокоюсь, только ты мне не мешай.
     Мне  в  полиции  все-все  про  законы  здешние  порассказали.  И   об
ответственности за неуплату долга в установленный срок,  и  о  запрете  на
выезд, и об ограничении в правах. Законы у них тут  на  все,  оказывается,
есть. Такие законы,  что  человека  сами-собой  на  преступление  толкают.
Потому что деваться-то некуда. Или нарушай закон, или помирай. А  когда  я
заикнулся о том, что неплохо бы выяснить, куда же все мои деньги  пропали,
полицейские мне посоветовали нанять адвоката. Они, мол, такими  делами  не
занимаются. Вернее, мне сказали, что подобные вопросы не в их компетенции,
что их дело - следить за соблюдением  порядка,  а  если  я  имею  какие-то
претензии к госпиталю, то мне следует обратиться в  суд.  Сержантик  такой
сказал.
     Вот так я тут и остался: один, без денег, весь в  долгах  и  с  двумя
только нитями - Герри и Кеммелом.  Донесение  о  случившемся  я,  конечно,
отправил при первой же  возможности,  ну  а  на  помощь,  ты  сам  знаешь,
рассчитывать было нечего. Надо  было  как-то  определиться  и  действовать
самостоятельно. С момента твоего вылета к Кеммелу прошло уже с полгода, ты
так и не объявился, и я решил, что Кеммела пока следует избегать.  Значит,
оставался только Герри.
     Назад, назад поворачивай! Быстрее, Карл! По-моему, он нас не заметил.
Иначе увязался бы. А может, это тоже кто из нарушителей был? Надо же такое
невезение - именно сегодня день солнечный! Слушай, давай южнее возьмем для
гарантии. До Хинковых холмов долетим, а там и повернем. А то,  знаешь,  не
может же без конца везти.
     Значит, оставался мне один путь - попытаться  через  Герри  на  место
выйти. Я ведь не знал, что у вас там с Кеммелом случилось. Боялся, что  ты
вообще провалился, и тогда, значит, они настороже и  ждут,  когда  и  я  в
западню угожу. О том, что ты в лесу пропал, когда Кеммел живой и  здоровый
в Городе появляется, я и подумать не мог - ведь он о вашем  полете  никому
не рассказывал. Но это я уже позже так рассуждать начал. А тогда  вышел  я
из полицейского участка и не знаю, куда податься. Шел, куда глаза  глядят.
И пришел на площадь, где памятник стоит. На площади этой, как  ты  знаешь,
главный  кабак  местный,  где  проводники  собираются.  Центром  они   его
называют. И подумалось мне, что самое время мне в  этот  Центр  заявиться,
потому как делать-то все равно нечего.
     Ты помнишь, какая там внутри обстановка? Ну да,  прямо  против  входа
стойка бара, слева отдельные  кабинеты,  где  обычно  сделки  с  клиентами
заключаются, ну а справа общий зал.  Вошел  я,  значит,  внутрь,  у  входа
остановился. Музыка, конечно, играет, кто-то на  эстраде  вертится,  народ
кое-какой за столиками сидит. Днем-то  там  обычно  немного  народа,  хотя
наверху, где в куант  да  рулетку  играют,  никогда,  по-моему,  пусто  не
бывает. Но тогда день уже к вечеру клонился, так  что  в  зале  народ  уже
собирался.
     Стою я, значит, соображаю, как быть, а бармен тамошний в  это  время,
смотрю, пальцем так меня подзывает. Пока я к  нему  подошел,  он  мне  уже
налил с четверть стакана и молча так пододвигает. Я ему объясняю, что нет,
мол, ни гроша, нечем расплатиться. А он  отвечает,  что  ему  таких  вещей
объяснять не надо, он и так видит. Я, говорит, угощаю. Ну  выпил  я,  хотя
натощак да после такого дня не больно хотелось.  Жду,  что  дальше  будет.
Наверное, думаю, в баре работу предложит - прибираться, там, или еще чего.
За полцены, конечно - по мне же видно,  что  на  все  готов.  Но  у  него,
оказывается,   другое   насчет   меня   соображение   было.    Спрашивает:
удостоверение-то хоть имеется. А как же, отвечаю, в порядке удостоверение.
Показал. А что умеешь? Вертолет, говорю, водить умею,  стрелять...  Ну  он
мне тогда и показывает на один из столиков. Вон к тому, говорит,  подойди,
ищет он ассистента. Так вот я и познакомился с Эдвином Эварсом.
     Вообще он тут больше известен  как  Мрачный  Эд.  Промышляет,  как  и
многие здесь, в основном тем,  что  привозит  всякую  гадость  из  леса  и
сбывает  ее  перекупщикам.  Ну  а   проводником   только   для   прикрытия
представляется - обычная здесь  история.  Занятие  это  довольно  опасное,
особенно для ассистентов, которых, в основном, под удар-то и  подставляют.
Зато денежное. Если суметь вовремя из игры  выйти,  то  все  может  удачно
сложиться. Но обычно это мало кому удается. Там ведь конкуренция жуткая, и
новые люди им совсем не нужны. А потому как начнет ассистент в  курс  дела
входить, связи кое-какие собственные налаживать, в  лесу  ориентироваться,
так и выводят его на клопа.  Клопами  тут  мнимых  перекупщиков  называют,
которые на полицию работают. А поскольку выводят  ассистента  на  клопа  с
таким товаром, что откупиться ему невозможно, то получает он сразу три,  а
то и пять лет в лагерях. Почти то же самое,  что  вышка,  хотя  кое-кто  и
выживает, говорят. Но из лагерей,  сам  знаешь,  прямая  дорога  назад  на
Эниару, и въезд сюда бывшим заключенным запрещен - если, конечно, их снова
в лагеря не  пошлют.  Так  что  бояться  какой-то  там  мести  со  стороны
ассистента бывшего местным подонкам не приходится, и они тут весьма мило с
полицией уживаются. Полиция тут работает только с теми, кто "приличий"  не
соблюдает. То есть не платит отступного. Ну  а  кто  платит,  тех  полиция
охраняет.
     Не беспокойся, со мной все в порядке. Я  в  таком  состоянии  полгода
здесь прожил, только что поговорить не с кем было. Хотя тебе, конечно, еще
труднее пришлось.
     Эти полгода... Они же меня неизвестно в кого превратили. Я же  теперь
ни во что не верю, ты понимаешь это? Я все по инерции делаю.  Из  меня  же
это болото всю веру высосало. Я  же  не  человек  теперь,  я  даже  думать
разучился по-человечески, во мне только и осталось, что злоба и ненависть.
Меня теперь и на Землю пускать нельзя, потому что все, на что я  гожусь  -
это летать в лес, стрелять, напиваться в кабаке и ненавидеть. Понимаешь, я
не верю больше в наши цели. Во имя чего мы работаем? Во имя кого?  Это  же
все не люди! Их же совсем не надо спасать! Их уничтожать надо! Очистить от
них все эти планеты, и дело с концом  -  вот  как  я  теперь  нашу  задачу
понимаю.
     Может, ты и прав. Может, это пройдет. Не  знаю.  Я  оказался  слишком
плохо подготовленным. Таких  просто  нельзя  посылать  сюда.  Сперва  надо
научить  человека  подлости,  предательству,  надо  трусом  его   сделать,
вытеснить из его головы все те красивые идеи,  на  которых  мы  воспитаны.
Надо сначала превратить человека в червя, а потом уже посылать его сюда. А
так... Так это слишком жестоко.
     Ладно, буду о деле говорить. На чем я остановился-то? Да,  правильно,
на том, как я к Мрачному  Эду  попал.  Обыкновенный  подонок,  как  и  все
остальные,  кто  этим  бизнесом  занимается.  Конечно,  со  стороны  может
показаться, что он далеко не так  опасен,  как  Кеммел,  например.  Но  он
опаснее, Карл, опаснее. Потому что на таких, как он, держится весь здешний
мир. Кеммел - это исключение, страшное исключение, а Мрачный Эд тем именно
и страшен, что он  -  самый  обыкновенный  человек  этого  мира,  что  он,
занимающийся своим гнусным бизнесом, может  быть  спокойно  замещен  любым
прохожим из толпы, и ровным счетом ничего не изменится. Он  преуспевал,  и
потому едва ли не  любой  из  тех,  кто  этот  мир  населяет,  с  радостью
поменялся бы с ним местами.
     Нет, Карл, нет. Янсен - это такое же исключение, как Кеммел, только с
обратным знаком. И оно только подтверждает изначальную преступность  всего
этого мира. Ну тем  хотя  бы,  что  для  нас  с  тобой  он  кажется  самым
обыкновенным человеком, а в сравнении со своим окружением  предстает  едва
ли не святым.
     Так вот, устроился я к этому подонку в ассистенты, и стали мы с ним в
лес летать.  С  месяц,  наверное,  возили  клиентов  для  прикрытия.  Так,
однодневные вылазки. Капиталов на этом не сколотишь, едва концы с  концами
сводить удается.  Ну  а  как  поулегся  шум  после  ареста  предыдущего-то
ассистента, так и занялись мы настоящим делом. Своими, выходит,  руками  я
самой отвратительной здешней мафии помогал сырье добывать.
     Стали мы за травкой  в  лес  летать,  за  грибами  всякими,  за  мхом
ползучим и прочими милыми штуковинами. Увлекательное, скажу тебе, занятие.
Походишь-походишь с полдня, наберешь контейнер, летишь обратно и  думаешь,
сколько  же  дуралеев  на  тот   свет   теперь   через   это   отправится.
Предварительно, конечно, оплатив и нашу работу, и всех, кто дальше с  этой
гадостью дело иметь будет, и тех, кто ее продает, и тех, конечно,  кто  во
главе этого  бизнеса  совсем  чистенький  сидит.  Ну  и,  конечно,  работу
полиции, которая нас именно и охраняет, если разобраться.
     А один раз нам с Эдом здорово повезло, так сказать. Наткнулись мы  на
полянку, поросшую  еще  не  созревшими  белыми  споровиками,  и  нагрузили
вертолет так, что едва взлететь смогли. Я, вообще говоря, удивлялся потом,
как это Эд меня там  не  пристрелил,  чтобы  еще  споровиков  нагрузить  -
наверное, просто не догадался. А вполне бы мог, кто бы стал чего выяснять?
Так вот, если бы они на самом деле хотели контроль наладить,  законы  свои
применять и с нашим бизнесом бороться, то раз пять,  не  меньше,  по  пути
назад нас задержать бы могли. И за такой груз строго по закону упекли бы в
лагеря лет на семь-восемь. Только закон,  конечно,  не  для  мафии  писан.
Кстати, знаешь, что они со споровиками делают? Просто настаивают на спирту
и продают как "эликсир силы". Додумались,  ублюдки.  Сами-то,  конечно,  и
капли в рот не возьмут.
     Вот так и летали мы в лес, а жили почти безвылазно  на  базе  у  Эда.
Вдвоем. Обычное дело для проводников, семейных среди  них  практически  не
бывает. Понятное дело, какая женщина согласится по доброй  воле  в  эдакой
дыре существовать? А любовь?.. Не смеши меня, какая здесь у них может быть
любовь? Взять того же Эда - мне потом кто-то рассказал  между  делом,  что
была у него когда-то жена. Денег-то у него, понятное дело, куры не клюют -
вот и решила какая-то из заезжих гастролерок его  кошелек  пооблегчить.  А
он, будто бы, ну так в нее влюбился, что чуть с ума не  сошел,  когда  она
удрала обратно на Эниару. С тех пор и стал таким мрачным.
     Месяца два ничего особенно интересного не происходило. Раз  в  неделю
примерно нагружал Эд вертолет переработанным сырьем  и  отправлял  меня  к
перекупщикам. Каждый раз к новому и на новое место - у них там  расписание
существует, не дай бог нарушить. От меня, собственно, ничего особенного не
требовалось. Приведу вертолет на указанную точку где-нибудь в окрестностях
Города, посажу и жду, пока перекупщик со своими ребятами  прилетит.  Потом
перегрузим контейнеры, он отсчитает заранее обусловленную сумму - так и не
выяснил я, когда же Эд об этом договаривается - и все, расходимся, друг  о
друге забывая. Моих из этих денег шесть процентов было, и за время  работы
на Эда я с половиной долга рассчитаться умудрился. Думаю, что Эд вывел  бы
меня на клопа, как только я выплатил бы весь долг, но, конечно,  это  лишь
догадка. Я с ним об этом не разговаривал. Вообще  говоря,  он  из  здешней
среды какой-то там особенной вредностью или злобой не выделялся  -  просто
тут правила такие, и чтобы выжить, их соблюдать надо.
     Ну а через два месяца Эд велел мне приготовить вертолет как  следует,
потому что предстоял нам полет куда-то очень  далеко.  Мне  это  очень  не
нравилось - наверняка хотел он проникнуть в какую-нибудь запретную зону  -
но делать было нечего. Потому не нравилось,  что  такие  места  проводники
показывать не любят, и, значит, намерен он скоро  со  мной  распроститься,
чтобы я не проболтался. Но деваться было некуда, подготовил я еще с вечера
вертолет и припасы  и  на  рассвете  мы  с  ним  полетели.  Меня,  правда,
успокоило, что он здорово запутал  наш  маршрут.  День  был  туманный,  Эд
постоянно петлял, то и дело поднимался до уровня тумана и как-то там менял
курс, так что восстановить маршрут я был бы не в состоянии. Удивляюсь, как
сам он не запутался -  наверное,  потому  только,  что  хорошие  ориентиры
находил, когда снова из тумана снижался. Сперва я  боялся,  что  летим  мы
куда-то в сторону лагерей, но, к счастью, на такое у Эда нахальства еще не
хватало. Местность под нами постепенно повышаться начала, а у лагерей, как
я слышал, сплошная равнина. Так что мало-помалу я успокоился.
     Когда внизу холмы пошли, Эд  стал  сильно  нервничать.  Он  поминутно
оглядывался, петлял между холмами, стараясь  прижаться  к  самым  вершинам
деревьев, и вид у  него  был  еще  мрачнее,  чем  обычно.  Мне  тоже  было
беспокойно, я тоже оглядываться  начал  и  первым  заметил  далеко  позади
вертолет, летящий следом. Когда я сказал об этом, то сразу  понял:  именно
этого Эд так и боялся.
     Ну а дальше обычная погоня началась. Мы с тобой сейчас летим как  раз
так, как с Эдом тогда летели. В  том  только  и  разница,  что,  если  нас
обнаружат, то сразу ракетами обстреляют, и конец. А  у  Кеммела,  конечно,
ракет не было - он старается зря  с  законом  не  конфликтовать.  Да,  это
именно Кеммел был, и устроил он нам хорошее  представление.  Обнаружил  он
нас, наверное, довольно давно, и успел подойти километра на полтора, когда
я-то его приметил. Конечно, мы могли бы подняться  повыше  и  укрыться  от
него в тумане, но Эд, наверное, боялся потеряться.  А  подниматься  вообще
над  туманом,  где  локаторы  засечь  могут  -  на  такое  тут  никто   не
отваживается, даже когда клиентов вполне законно возят. Привычка.  Местные
власти, конечно, способны на  что  угодно  закрыть  глаза,  но  за  каждое
нарушение приходится расплачиваться, а Эд, насколько я успел  его  узнать,
предпочитал лишних расходов не нести.
     Кеммел - ты ведь знаешь  -  пилот  классный.  И  потому,  как  Эд  ни
старался, расстояние между нами все сокращалось. Не то он  совсем  налегке
шел, а мы как-никак припасами были загружены, не то лучше выбирал  трассу,
но он все приближался, и когда до него осталось всего  метров  триста,  Эд
вытащил из-под сидения автомат, сунул мне и бросил: "Стреляй, это Кеммел".
     И, ты знаешь, я стрелял в Кеммела. Стрелял, чтобы убить.  Я  даже  не
думал тогда, что он, возможно, единственный, кто  может  вывести  меня  на
Ведьмину опушку, я совсем об этом забыл -  настолько  сжился  я  с  ролью,
которую здесь играл. Я готов был убить его просто потому, что он мог убить
нас. И я даже не думал тогда о мести,  я  совершенно  не  думал,  что  он,
возможно, убил тебя. Я стрелял и я хотел попасть.
     Кеммел  сразу  стал  отставать,  потом  даже  потерялся  из  вида  за
очередным холмом, и я еще подумал тогда, что сумел-таки в него попасть. Но
радовался я недолго - вскоре он появился снова. Спереди, прямо  по  курсу.
Он знал местность лучше нас и мог предугадывать наш маршрут.  Если  бы  он
хоть немного задержался, то оказался бы неожиданно совсем рядом,  и  тогда
мы бы с тобой сегодня не разговаривали. А так... Эд  резко  бросил  машину
влево, развернулся и повел вертолет назад, к Городу. Какое-то время Кеммел
нас преследовал, стрелял вдогонку - я насчитал потом несколько  пробоин  в
корпусе - но наконец отстал.
     Вот так я с ним впервые повстречался.
     На нашу базу Эд залетать не стал,  повел  машину  прямо  в  Город.  В
Центр.  Прямо  как  были,  усталые  и  грязные,  в  спецкостюмах   лесных,
завалились мы с ним в кабак и напились. Научился я здесь напиваться. Ни  о
чем мы с ним не разговаривали, сидели у стойки и пили,  а  Пит,  бармен-то
здешний, все наливал, ни слова не спрашивая. Честное слово, Карл, я ему за
это благодарен был, за то что он вот так нас понимает  и  не  лезет  ни  с
какими разговорами. Тьфу, вспоминать противно!
     Лишь когда дошли мы до кондиции, дрожь в руках поунялась,  да  внутри
как-то потеплело, Эд начал что-то себе под  нос  бормотать.  Сначала  тихо
совсем, неслышно, а потом как заорет на весь кабак: "Сволочь!".  Отшвырнул
свой стакан пустой, прямо на пол, и пистолет вытащил. А я смотрел на  него
и совершенно наплевать мне было, что же он делать такое собрался,  к  чему
же все это привести может. Тут из  зала  крикнул  кто-то:  "Не  придет  он
сегодня, Эд, не жди". И тот сразу как-то обмяк.
     Что дальше было, я плохо помню. Наверное, пили мы всю ночь. А  может,
не только ночь - почему-то вспоминается, как солнце в окна заглядывало. То
вдвоем, то в компании, и единственное, что я старался -  это  не  упустить
Эда из вида. Ни на минуту. Не знаю уж, почему,  но  ходил  я  за  ним  как
приклеенный. И совсем не  вспоминал  я  тогда,  зачем  я  здесь,  что  мне
необходимо делать, какая у меня цель.  Плохой  из  меня  агент  получился,
Карл.
     Ну а когда очнулся, то ничего почти не помнил. Только через  полчаса,
наверное, меня как ударило - это ведь не из-за нас  с  Эдом  такая  пьянка
была.  Это  из-за  Герри  -  Герри  не  вернулся  из  леса,  его  поминали
проводники. И Кеммел теперь оставался единственным, кто мог привести  меня
к Ведьминой опушке.
     Кеммел...
     Это подлый и недостойный мир, Карл, и герои его этому миру под стать.
А Кеммел - он первый из этих героев. Ты наверняка не успел узнать про него
столько, сколько я услышал. "Повелитель  леса",  "Колмуна  йери",  "Лесной
дьявол"... Каких только кличек ему тут не  дали.  Самый  опытный  и  самый
живучий из проводников. Самый, как говорят, богатый. Самый  смелый,  самый
отчаянный, самый удачливый...
     Самый бесчеловечный.
     Обыкновенный гангстер. Они все  здесь  такие.  Все,  у  кого  хватает
способностей. И чем отвратительней человечишко, тем больше у  него  шансов
подняться наверх. Все они здесь друг друга стоят, но Кеммел оказался среди
них и самым сильным, и самым беспощадным. Он их тут в  железных  рукавицах
держал и собирал что-то вроде дани.  И  распоряжался,  кто  и  что  должен
делать. Ну а те, кто  выходил  из  повиновения  -  те  жили  недолго.  Лес
списывает  все  грехи.  Кеммел  держался  на  страхе,   на   подкупе,   на
предательстве. На том, что каждый здесь - только за себя. Одного только  я
никак понять не могу - ну почему он продолжал жить, как обычный проводник,
ну зачем ему все это нужно-то было?
     Я специально о нем не расспрашивал, боялся, что до него  дойдет.  Все
само-собой получилось. После того случая да поминок по  Герри  Эд  загулял
основательно, целую неделю просидели мы в Центре, и пил он беспробудно. Ну
а я, как протрезвел, так старался  уже  держаться  в  сознании.  Разговоры
всякие  слушал,  сопоставлял.  Разное  проводники  о   Кеммеле   говорили.
Некоторые даже хорошее говорили. Кому-то он будто бы даже помог когда-то в
лесу, кого-то еще деньгами в трудное время ссудил. Всегда  найдутся  люди,
готовые оправдать самого последнего мерзавца. Особенно, если  вокруг  него
некий ореол успел образоваться. Некоторые даже говорили Эду,  что,  может,
вовсе и не Кеммел нас в лесу преследовал. Мало ли, мол, над  лесом  сброда
всякого шатается.
     Ну  а  некоторые  вспоминали.  Интересные,  между   прочим,   истории
вспоминали. Сомневаюсь, чтобы Кеммел тебе такое рассказывал. Например, про
Муви-карлика и Джека Сэйнта. Лихие, говорят, были ребята. Куда  только  ни
летали. Даже к Сиреневым горам, говорят, летали не раз, и видели, мол, эту
самую Ведьмину опушку. Ну и загребали, конечно, так что порядочно за  ними
местной швали потянулось. Силу их почувствовали. А хотели они  еще  больше
загребать, да тут Кеммел встал на их дороге. Он  тут,  оказывается,  целые
зоны в лесу держит, и никто в эти зоны не имеет  права  соваться.  В  лесу
ведь все давным-давно поделено. Мы с Эдом как раз потому и  попались,  что
хотел он в такой запретной зоне побывать,  да  кто-то  сразу  же  настучал
Кеммелу. Правда, напрямую он ничего  и  никому  не  запрещает.  Он  просто
советует: туда, мол, лучше  не  летать,  опасно  там  очень.  Умные  сразу
понимают, ну а дураки или смелые очень - те просто из  таких  вот  зон  не
возвращаются. А Кеммел тут как тут: вот видите, я же предупреждал, что  не
надо рисковать. И ничего не докажешь. Колмуна йери - лес велик.
     Ну а  Муви-карлик  с  товарищем  порешили  поломать  эту  систему.  И
нахально, ни от кого не скрываясь, стали летать к Сиреневым горам. На двух
машинах летали, и хорошо вооружены были, так что при случае  вполне  могли
бы от одного-то Кеммела отбиться. Только переоценили они свои силы. Кеммел
их при всех, прямо  в  Центре  предостерег:  не  надо,  сказал,  летать  к
Сиреневым горам, там очень опасные места. Сам он, значит, давно  уже  туда
не летает, и другим, особенно новичкам, не  советует.  Только  ребята  эти
его, конечно, не испугались. Они его сами готовы были при  случае  в  лесу
прикончить, а народ, как это обычно бывает в здешнем гадючнике,  отошел  в
сторонку, чтобы потом встать на сторону победителя.
     В общем, как рассказывали, они все, вроде бы,  рассчитали,  настоящую
засаду Кеммелу устроили, только что-то там у них сорвалось. И никто, кроме
самого Кеммела, не расскажет, как же  это  получилось,  что  оба  из  леса
однажды не вернулись. Ну и сам он, конечно, рассказывать не будет.
     А вот мы с Эдом каким-то чудом сумели от  него  отбиться.  Редко,  но
случалось такое. Проводники все  Джимми-косого  вспоминали,  не  знаю  уж,
когда та история с ним произошла. Он тоже нарвался  в  запретной  зоне  на
Кеммела и сумел уйти. Тоже в Центр  заявился  и  стал  орать  спьяну,  что
пристрелит Кеммела, как только тот в Центр заявится. Сидел против входа на
вращающемся стуле и ждал, а пистолет на коленях держал. И прождал  он  так
часа три. За это время никто из бара не вышел, и  никто,  значит,  Кеммела
предупредить не мог. Джимми заявил, что,  если  хоть  один  гад  попробует
выйти, он тут же в него пулю всадит, ну и не стали с ним связываться.  Тем
более, что каждый только выиграл бы, если бы Джимми Кеммела прикончил.
     Только ничего у него не  получилось  -  Кеммел-то  пришел  совершенно
трезвый и ко всему готовый. А  полиция  -  она  посчитала,  что  это  была
самооборона. Вполне обоснованно посчитала, наверное, Кеммелу  не  пришлось
даже никого подкупать.
     После того запоя Эд как-то совсем присмирел, и стали мы с ним тихо  и
спокойно клиентов в лес возить да временами кое-чего по мелочи таскать  из
ближнего леса. Заработки стали совсем небольшими, но это и к  лучшему:  на
вчерашний день я оставался должен еще около двух тысяч монет, и  время  от
меня избавляться, стало быть, еще не подошло. Да и вообще, успел я в  этом
мире приспособиться, так что, мало-помалу, наверное бы даже  и  выпутаться
сумел - не все ведь ассистенты в лагеря попадают.
     Только вот примерно с неделю уже перестала мне обстановка  нравиться.
Я как раз передал очередную партию товара и после этого в Город  заскочил.
И вижу: на улицах патрули, в космопорте какой-то  транспорт  новый  стоит,
документы проверяют. Решил, что, наверное, настала пора  действовать.  Как
раз денег на руках оказалось вполне достаточно, чтобы перевоплотиться -  я
уже тут разные ходы подразузнал. Ну и послал я тогда Эда  с  его  делом  к
черту. И направился к Кеммелу под видом клиента. Думал выманить его в лес,
а там уж как-нибудь да заставить к Ведьминой опушке меня  отвезти.  Только
он, наверное, почуял неладное. И рассказал мне  сказочку  про  ваш  с  ним
полет к Сиреневым горам, а сам за весь вечер ни разу ко мне не приблизился
и все настороже был. Ну а ночью, сам понимаешь, как бы я его  достал?  Еще
неизвестно, кстати, сумеем ли мы вдвоем его одолеть.
     Ну вот и долетели. По-моему, как раз за этим холмом должны его ангары
стоять, а там дальше и Крысиное болото начинается. Да,  точно  -  вон  они
белеют. Там будем садиться или полетим к дому?  Скорее  всего,  он  сейчас
дома. Время-то уже позднее. Или нет... Смотри-ка, вон  тот  ангар  открыт.
Вот дьявол, что же это такое? Нет, Карл, это не  его  вертолет,  на  таких
здесь только полиция летает. И сбит он давно, уже  догорел  -  не  позднее
полудня, значит. Дела-а-а...
     Мне кажется, что в доме искать Кеммела смысла уже не имеет.

     - Рейт? Слушай внимательно. Немедленно запрети все полеты над  лесом.
Немедленно! Ты понял? Чтобы ни одного вертолета не было в воздухе!  Только
твои  патрульные  истребители  над   уровнем   тумана.   И   сбивать   без
предупреждения всех!
     Ну и черт с ними, с проводниками, пусть себе подыхают... Ты не понял.
Мне наплевать на всех, кто может сейчас быть в  лесу.  Будь  он  хоть  кем
угодно, хоть министром из Метрополии! Через несколько дней все это  станет
безразлично... Нет! Ни для кого не будет  исключения!  Сбивать  немедленно
все вертолеты, обнаруженные над лесом!
     ...А здесь мы рискуем всем!!! Понял?! Если они  смогут  уничтожить...
Неважно, кто, кто угодно... Я получил предупреждение от адмирала...  Какая
к черту конституция, какие права?! Ты что, вчера  родился?!  Мы  же  будем
просто ликвидированы, понятно тебе или нет?! Ликвидированы!!!
     Все, выполняй!..

                             3. РАССКАЗ КАРЛА

     Нет, через болото нам уже не пройти. Сам посмотри, что творится.  Еще
неизвестно, сумеем ли в ангаре-то  отсидеться.  Вспомни,  что  на  Летьене
было. Да, Роал, да, здесь повторяется то же самое. И  ничего  в  этом  нет
удивительного - я так и думал, что это  произойдет.  Я  так  и  думал.  Но
надеялся успеть. Я так надеялся успеть, Роал. Да что теперь говорить...
     Смотри, что творится!  Вот  ведь  черт!  Быстрей,  быстрей,  закрывай
ворота! Ты проверил аварийные пайки? Вода в углу, вон канистры стоят, воды
нам хватит. Только бы огневики не наползли, а так ангар прочный, выдержит.
Если, конечно, флот Метрополии ограничится бомбардировкой  Города.  Тогда,
может, еще дождемся своих. Главное - биоавтомат уничтожен, а в остальном -
мы ведь знали, на что идем. Отчаиваться рано, Роал, может, еще и  уцелеем.
Надежда всегда остается. А то, что ты так себя изводишь - это зря.  Не  ты
один прошел через это, нам всем приходится через это проходить.
     Эй, посмотри-ка, что я нашел! Целый ящик акотэ. Прощальный подарок от
Кеммела. Не думаю, чтобы ему это акотэ еще потребовалось.  Так  что  будет
нам чем помянуть старого гангстера.
     Ты знаешь, я ведь был в первой группе, высадившейся на Летьене. Я  не
рассказывал тебе этого - все было недосуг, да и тяжело вспоминать. Сколько
же глупостей мы тогда натворили! Конечно, не сравнить со здешней ситуацией
- но все равно слишком много. Из двенадцати  человек  нас  осталось  через
неделю пятеро, и только тогда мы  поняли,  что  имеем  дело  не  просто  с
необычайно  враждебной  биосферой,  что  слишком  хорошо   скоординированы
действия всей той гадости, что лезла на нас из Долины Туманов. Не  разумом
скоординированы, слава богу, не разумом - но нам от этого как-то  не  было
легче.  Чем  примитивнее  мотивация,  тем  труднее  ей  противостоять.   А
мотивация у биоавтомата самая  примитивная:  уничтожай  все  чужеродное  и
размножайся.
     Если бы Рудэк тогда не сошел с ума, если бы  мы  поняли,  что  с  ним
творится, если бы мы сумели его остановить...
     Впрочем, не буду об этом. Не хочу вспоминать.
     Конечно, жаль, но все-таки это  лучше,  чем  могло  бы  быть,  попади
биоавтомат к ним в руки. Теперь  можно  не  бояться.  Так  или  иначе,  но
главное мы сделали - они не получили этого страшного  оружия.  Хоть  и  не
своими руками, но мы его уничтожили. Да, Роал, это сделал  именно  Кеммел,
потому что больше это никто не сумел бы сделать. И значит, он  был  совсем
не таким, как ты его себе представлял. Жаль, что и сам я понял это слишком
поздно.
     Ты проверил герметизацию?  Тогда  тащи  какой-нибудь  пустой  ящик  и
садись рядом, а я пока фонарь прилажу. Перекусим. Не знаю,  как  ты,  а  я
жутко проголодался. Смешно, конечно - того и гляди на тот свет отправимся,
а есть так хочется, что про все остальное забываешь. Я и в лесу, когда  от
Кеммела ушел, замечал это за собой.  Странное  существо  человек.  Сколько
живу, не перестаю удивляться. Никогда не знаешь, чего от него еще  ожидать
можно. Тот же Кеммел, к примеру. Не поверил я ему  тогда,  просто  не  мог
поверить, не готов был поверить. Как и ты, за  гангстера  его  держал.  За
умного и хитрого гангстера - правда, не знал я того, о чем  ты  рассказал,
не думал, что всех он тут в кулаке держит. Но все равно - как еще мог я  о
нем думать? И только потом, когда ушел от него, понял кое-что... Я уж и не
помню, сколько дней прошло - там, в лесу, время  совсем  по-другому  идет.
Иду и вдруг  слышу  шум  от  вертолета...  Э-эх,  ничего  ведь  теперь  не
исправишь. И откуда он только появился?  Здесь,  в  этом  проклятом  мире,
среди всех этих бандитов и подонков - откуда?
     Да, Роал, если считать его таким же,  как  и  все  остальные,  то  не
понять, зачем он совершил это. Но то, что сейчас началось, может  означать
лишь одно - биоавтомат уничтожен. И выходит, этому может быть единственное
объяснение: Кеммел совсем не таков, каким мы  с  тобой  его  представляли.
Значит здесь, в этом мерзком, грязном, подлом обществе, где каждый за себя
и против всех, он один - ты подумай только,  совершенно  один!  -  защищал
человечество от страшной беды, от того, что могло бы погубить всех  людей.
Он жил по подлым законам этого подлого мира, он просто  не  мог  бы  здесь
жить иначе, но он защищал человечество. И, знаешь,  именно  это  дает  мне
веру. И надежду. Раз даже  в  таких  условиях  появляются  люди,  подобные
Кеммелу, значит, мы боремся не зря. И ты тоже поймешь это, Роал, и к  тебе
тоже вернутся и вера, и надежда.
     Знаешь, времени у нас теперь много. Я думаю,  что  много  -  если  не
случится  чего-нибудь  чрезвычайного.  Теперь,  когда  с  лесом  произошла
такая... перемена, сюда уже точно никто не сунется. Нам теперь только одно
и  остается  -  ждать  подхода  нашего  флота  и  надеяться,  что  фрегаты
Метрополии  не  станут  тратить  на  обработку   планеты   слишком   много
боеприпасов. Так что  расскажу-ка  я  тебе  одну  историю.  Примечательную
историю, почти легенду. Но все это случилось в действительности. Я в  свое
время копался  в  старых  документах  -  совсем  по  другому  поводу  -  и
неожиданно  наткнулся  на  документальное  подтверждение  этой   слышанной
когда-то легенды. Это легенда о дьяволах и научном  подходе,  о  человеке,
который столкнулся со сверхъестественным, о надежде и об отчаянии. Ты ведь
ничего, наверное, не слышал о Хи-Эс двенадцать?
     Одно  время  эта  легенда  была   очень   популярна   среди   пилотов
северо-западного сектора. Была там, да и сейчас есть, конечно, система под
названием Хи-Эс двенадцать. Древнее  название.  Как  всегда,  никто  и  не
помнит уже,  кто  и  когда  дал  его,  и  почему  оно  сохранилось.  Самая
обыкновенная система. Не слишком бедная и не слишком богатая. Пять планет,
куча всяких обломков. На второй планете обнаружена примитивная жизнь. Там,
в северо-западном секторе, как ты знаешь, полно богатых  систем,  так  что
этой Хи-Эс двенадцать никто особенно и не занимался.  Так,  изучали  между
делом, если укладывалось ее посещение в маршрут очередной экспедиции.  Как
всегда, стандартные замеры: общий тепловой режим  и  циркуляции  атмосфер,
циркуляция океана на второй планете, общее геологическое строение,  оценка
сырьевых запасов, перспективы освоения и так далее.
     Третья планета там, правда, оказалась примечательной.  Не  то,  чтобы
очень интересной, но все же и необычной. Назвали  ее  Зеленой  Пустыней  -
потому, что вся она, от полюса  до  полюса,  была  покрыта  океаном  песка
зеленоватого цвета -  вероятно,  из-за  окислов  меди,  не  то  еще  из-за
какой-нибудь специфики состава. Ни гор на этой  планете  не  осталось,  ни
впадин - только песок в несколько сотен метров  глубиной.  Вообще  говоря,
следовало  бы  ему  довольно  быстро  слежаться  в  плотный  песчаник,  но
почему-то этого не происходило. Я не знаю, почему, да и  не  в  том  суть.
Вращалась  эта  Зеленая  Пустыня  быстро,  водяного   пара   в   атмосфере
практически не было, так что климат, сам понимаешь, был не подарок.  Ветры
то и дело такие поднимались, что вся атмосфера мутной от пыли  становилась
- возможно, эти ветры и не давали песку слежаться. Ну а при таком  климате
да  при  отсутствии  чего-то  примечательного  на  планете  мало  у   кого
находилось желание опускаться на поверхность, и  исследовалась  планета  в
основном автоматами.
     Те, конечно, не обнаружили на ней никаких следов жизни, да никто и не
ожидал найти там жизнь. Вообще  исследовали  ее  только  для  проформы,  в
Галактике таких бросовых планет, как известно,  полным-полно.  Перспективы
освоения на ближайшее время - ноль, в отдаленном будущем - близкие к нулю.
И потому самое непонятное во всей этой истории - это что заставило  как-то
отправить на Зеленую Пустыню специальную исследовательскую группу?
     И вот вообрази себе картину: барханы от горизонта  до  горизонта,  со
всех сторон, унылые и однообразные,  желто-зеленые  под  ярким  полуденным
солнцем. Дует ветер, и вершины их  курятся  зеленоватым  песком.  И  среди
всего этого - машина, вездеход. С  одним  человеком  в  кабине.  Обычно  в
легенде его зовут Доном, и, хотя на самом деле он носил другое имя, я тоже
буду его так называть. Ведь не исключено, что  так  звали  его  друзья,  и
легенда лучше, чем что-либо еще, способна донести до нас имя, под  которым
известен он был в свое время.
     Представь: мертвая планета, на которой этот  Дон  в  тот  момент  был
единственным человеком, потому что все остальные члены группы отдыхали  на
базовом транспорте. И его вездеход - тоже единственный на планете.  И  его
планер - единственный. И вдруг из-за горизонта показываются черные  точки.
Несколько черных точек на фоне белесого неба. Они постепенно приближаются,
увеличиваясь в размерах. И тишина,  только  слегка,  на  грани  слышимости
подвывает ветер да шуршит песок.
     И вот они уже совсем близко, и Дон может хорошо разглядеть их. Черные
крылья больше трех метров в размахе, три одинаковых шишкообразных  выступа
там, где должна  быть  голова,  несколько  темных,  плетеобразных  хвостов
сзади. Дьяволы. Он назвал их так. Они совершенно  бесшумно  пролетают  над
его головой и  скрываются  за  горизонтом.  Они  безразлично  пролетели  и
исчезли, оставив посреди пустыни потрясенного человека.
     Поначалу он хотел последовать за ними на планере, но сделать  это  не
удалось. Всего через четверть часа началась песчаная буря, и он  несколько
суток был  вынужден  просидеть,  закрывшись  в  кабине  своего  вездехода.
Возможно, не случись этой бури, и вся жизнь его  сложилась  бы  иначе.  Он
сумел бы проследить, куда скрылись дьяволы, их вскоре отыскали бы и смогли
исследовать.
     Но тогда не родилась бы эта легенда.
     Экспедиция не сумела  отыскать  на  Зеленой  Пустыне  никаких  следов
дьяволов. Ни малейших - только океан песка. Но они не привиделись Дону, их
появление было зафиксировано сразу рядом приборов, и я сам, копаясь  тогда
в архиве, отыскал видеозапись их пролета над вездеходом. Это действительно
потрясало, Роал. Будь  я  в  составе  той  экспедиции,  я  ни  секунды  не
сомневался бы в реальности дьяволов. И был бы готов искать их.
     Они так и поступили. Они облазили всю планету, они буквально просеяли
весь песок, который лежал на ее поверхности,  они  обнаружили  на  Зеленой
Пустыне массу когда-то потерянных людьми предметов, даже  остатки  первого
лагеря на ее поверхности, захороненные на  глубине  в  несколько  десятков
метров - но ни малейших следов дьяволов. И в конце концов они отступились.
И покинули Зеленую Пустыню.
     Все, кроме Дона.
     Увиденное им было, наверное, слишком большим потрясением, и далеко не
каждому хоть раз в жизни выпадает увидеть  такое.  Он  так  и  остался  на
планете и всю оставшуюся жизнь - а  прожил  он,  насколько  я  помню,  еще
девяносто четыре года - искал и искал исчезнувших  дьяволов.  Он  сам  уже
наверняка перестал верить в их существование - во всяком  случае,  так  он
говорил тем, кто навещал его, уже через десять лет поисков - но прекратить
свои поиски не мог.
     Он так и не нашел их, Роал. Их вообще никто больше на Зеленой Пустыне
не  видел.  И  тем  не  менее...  Их   видели   еще   на   трех   планетах
северо-западного сектора всего через несколько лет  после  его  смерти.  И
точно так же они исчезали без следа. И теперь уже,  согласно  принятому  у
нас научному подходу, нет оснований сомневаться в факте их  существования.
Сам Дон не верил в них - и все же они были, и он их действительно когда-то
видел. Вот так.
     А рассказал я тебе все это вот почему. Этот Дон после нескольких  лет
жизни на Зеленой Пустыне был конченым человеком. Он не  верил  в  то,  что
сумеет отыскать дьяволов,  но  не  мог  бросить  своих  поисков,  и  можно
представить  себе  душевное   смятение   человека,   попавшего   в   такую
психологическую ловушку. В том, что он не  покидал  Зеленую  Пустыню  была
повинна не надежда - отчаяние. Но проживи  он  еще  несколько  лет,  всего
несколько лет, узнай он, что дьяволы снова  объявились...  Надежда  всегда
есть, Роал. Пока человек жив, надежда всегда остается. А то, что этот  мир
сделал тебя другим человеком... Что ж, трудно было бы ожидать,  что  этого
не случится. Но поверь мне: если ты сегодня  ненавидишь,  значит,  ты  еще
способен любить, если презираешь, значит, способен восхищаться.  А  потому
будет лучше, если мы с тобой все же попробуем уцелеть.
     Я ведь ничего еще не рассказал тебе про собственные похождения. Ну  о
многом, правда, ты знаешь от Кеммела. К Кеммелу я, в общем, обращаться  не
хотел, но пришлось. Это когда Герри наотрез отказался лететь  к  Сиреневым
горам. Я, подозревал, что неспроста только Кеммел и решается туда  летать,
но, скажу по чести, сперва сильно его недооценил. А  он-то  сумел  понять,
что я совсем не тот, за кого себя выдаю, и встревожился, и  был  наготове.
Как я ни старался, он сумел-таки меня перехитрить. Уж очень поганым местом
оказалась эта Ядовитая поляна, я просто  удивляюсь,  как  это  он  решался
возить туда  клиентов.  По-моему,  там  гораздо  опаснее,  чем  в  тех  же
Сиреневых горах, даром что она раз в десять ближе.
     Ну и пришлось мне на поляне  этой  не  столько  о  том,  как  Кеммела
перехитрить, думать, сколько о безопасности. А Кеммел... Не то он очень уж
ловко роль свою разыгрывал, не то знает о лесе гораздо меньше,  чем  мы  с
тобой. В общем, предупреждал  он  меня  далеко  не  обо  всех  опасностях,
которые там были, да и предупреждал лишь  в  самый  последний  момент.  Я,
честно говоря, удивляюсь, как это он сумел прожить здесь столько  лет,  не
зная, что к жмуркам в  солнечную  погоду  нельзя  подходить  и  на  десять
метров!  Да  мы  там  с  ним  раз  десять  могли   в   такое   влипнуть...
Представляешь, он, оказывается, не умел распознать скрытый желудок.  Ступи
я еще шаг вперед - и все, и нам обоим крышка, а он смотрит под ноги как ни
в чем не бывало и объясняет, что голубую травку лучше не трогать,  что  не
спасают, мол, перчатки от голубой травки, что лучше  ее  стороной  обойти,
если, конечно, не хочу я преподнести сюрприза своим наследникам. Это  юмор
у него такой был. Это какое же самообладание надо иметь, чтобы  о  голубой
травке в двух шагах от скрытого желудка рассуждать!
     А знаешь, чем там все у нас кончилось? Ну да, я понимаю, что он  тебе
много всего наплел, на это он большой был мастер. Про нечисть говорил? Как
она нам заразу желтую принесла? Ну конечно говорил. Любимая его песенка  -
все на нечисть сваливать. Я сам только потом и догадался, что  сам  же  он
заразу-то желтую и принес. Он же все  идеально  рассчитал.  Представляешь:
обшивка у нас уже разваливалась, а двигатель был целехонек и  работал  как
зверь до самой посадки. Тяги задних рулей оборвались  -  но  ни  баки,  ни
лопасти не пострадали. Как это назвать  можно?  Везением?  Да  никогда  не
поверю. Это был расчет, Роал, точный расчет, и направлен он был на то, что
я испугаюсь смертельно и ни ногой больше в лес не ступлю - не  то  что  на
Ведьмину опушку пожелаю лететь. Почуял он, значит, что  лес-то  я  получше
него самого знаю, понял, что нельзя меня к Ведьминой опушке допускать -  и
пошел на смертельный риск.
     А как мы  назад  летели?  Возвращались  по  другому,  более  длинному
маршруту, а перед самой базой вообще зигзагами пошли, чтобы сесть в  самый
последний момент, чтобы вертолет  развалился,  как  только  сядем.  Кеммел
выполнил задуманное великолепно - и в этом была его ошибка. Потому что  он
посчитал себя победителем,  потому  что  он  думал,  что  достаточно  меня
напугал. А когда я сразу же после  посадки  опять  заговорил  о  Ведьминой
опушке, он просто к этому был не готов.
     Я знал, что точное расположение Ведьминой опушки ему известно,  и  он
будет делать все, чтобы я туда не попал. Жаль, что я не задумался тогда об
истинных причинах  такого  вот  его  поведения.  Жаль.  Все,  быть  может,
повернулось бы по-другому. Но слишком много было забот тогда - и ты  вдруг
исчез, и задание оказалось под угрозой срыва, и вообще вот-вот  в  ближнем
пространстве должны были появиться наши  эскадры...  Я  не  нашел  времени
задуматься - и вот результат.
     Но  я  сумел  использовать  именно  нежелание  Кеммела  показать  мне
Ведьмину опушку для того, чтобы отыскать ее. Как он только ни  мешал  мне!
То  прижимался  к  самым  верхушкам  деревьев,  так  что  практически   не
оставалось обзора, то, когда я просил подняться повыше, поднимал машину  в
туман, и все вокруг исчезало в этом молоке. Он рассчитывал  побороть  меня
своим упрямством. Он, например, всегда поворачивал на больший угол, чем  я
просил, улететь стремился всегда так далеко, чтобы  возвращаться  пришлось
по тому же самому маршруту, никуда не отклоняясь, да  и  других  хитростей
было немало. Но он переигрывал, и именно на этом  переигрывании  я  его  и
поймал.
     Постепенно  я  начал  понимать,  куда  же  он  не  хочет  лететь,   и
естественно было предположить, что именно в том направлении и  расположена
Ведьмина опушка. Я стал тогда  направлять  наши  маршруты  таким  образом,
чтобы возможно более точно очертить район ее расположения - и  он  попался
на эту уловку! И наконец я организовал  этот  последний  наш  полет.  Так,
чтобы не оставалось у нас с Кеммелом иного пути обратно, кроме  как  через
Ведьмину опушку.
     И я, наконец, ее увидел.
     Все было почти так же, как тогда, на Летьене. Столб не то дыма, не то
тумана, бредущие деревья, миражи... Если бы не эти  миражи!  Я  не  думаю,
Роал, что он тогда на что-либо надеялся. Скорее всего, то, что он  сделал,
было жестом  отчаяния,  ему  просто  не  оставалось  иного  выхода.  А  я,
засмотревшись - ну ты же знаешь, что от  этого  зрелища  почти  невозможно
оторваться - не понял, что он делает. Мне надо  бы  оглушить  его,  как-то
нейтрализовать... Да что теперь вспоминать! Он готов  был  погибнуть  сам,
погубить биоавтомат, но никого не допустить туда - а я по-прежнему  считал
его обыкновенным гангстером.
     Я очнулся за мгновение до того, как ударила молния. Я даже, помнится,
успел крикнуть ему "Выше!", но мы уже подошли слишком близко к столбу.  Не
понимаю, как я сам не потерял сознания. То, что мы спаслись -  это  просто
чудо, это случайность, Роал.  Он  не  мог  рассчитывать  на  спасение,  он
потерял сознание после вспышки, упал лицом вперед, и я с трудом  дотянулся
до рычагов. Но если бы он не пришел в себя через какое-то время, я не смог
бы вывести машину из того падения, да и потом мы ни за что  не  перевалили
бы через горы и не вернулись бы в лагерь. Пилот он отменный, тут уж ничего
не скажешь.
     Когда мы вернулись, он даже руки со штурвала  снять  не  мог,  так  и
сидел минут десять. Весь  черный,  на  лице  копоть  какая-то,  вспоминать
жутко... Да и у меня самого вид был не лучше.
     Ушел я от него через несколько дней, когда понял, что вдвоем нам  тот
лагерь не покинуть, что рано или поздно он попытается меня убить - ведь  я
повидал Ведьмину опушку и я мог вернуться. А я не мог заставить себя убить
его. Не мог - и я предпочел уйти. Возможно, если бы я дождался нападения с
его стороны...
     Но это к лучшему, что мы с ним расстались.
     Знаешь, только дней через десять я задумался  по-настоящему,  что  же
заставляло его так беречь тайну Ведьминой  опушки.  Это  когда  услышал  я
вдали над лесом шум его вертолета, и понял, что он разыскивает меня, чтобы
убить. Вернее, задумался-то я несколько позже. Пока он кружил над  местом,
где я укрылся, мне было не до размышлений особенных. Хорошо, что  я  успел
расстелить под деревом свой защитный костюм - Кеммел,  наверное,  подумал,
что и сам я в этом костюме. Потом я насчитал двенадцать пулевых отверстий.
     Так вот Роал, почему ж он так берег тайну Ведьминой опушки?  Нет,  он
не мог рассчитывать обогатиться с ее помощью. Или обрести какую-то власть.
Желай он этого - зачем тогда торчал бы он здесь все эти годы?  У  него  же
были тысячи возможностей -  и  он  ими  не  воспользовался.  Ведь  появись
биоавтомат где-то еще в мирах, подвластных Метрополии  -  мы  бы  об  этом
узнали. Наверняка бы узнали. Да в этом случае нам, наверное, не с кем было
бы уже воевать. И некого спасать. Вообще весь этот сектор пришлось  бы  на
неопределенный срок объявить закрытой зоной.  Нет,  Роал,  Кеммел  не  был
злодеем. Не мог он быть злодеем и преступником. И тому, что  он  совершил,
есть единственное объяснение: он был хранителем. Хранителем леса. И не его
вина, что очень часто благородные  цели  приходится  достигать,  используя
низкие средства - это не его вина, это общая беда всех людей. Мы  с  тобой
ведь тоже не безгрешны. Вопрос стоит только в мере. Но, к сожалению, не  в
самом принципе. И кому-то приходится взвешивать все плюсы и минусы. Кеммел
взвесил по-своему  -  и  по-своему  решил  сотворить  меньшее  зло,  чтобы
предотвратить большее. Не нам судить его.
     Ну а дальше, в общем, рассказывать почти нечего. До опушки я так и не
сумел дойти. Она охраняет себя надежно, человеку туда по земле  не  дойти,
это точно. Сплошная полоса препятствий:  огневики,  прыгуны,  шиповники...
Вспоминать и  то  страшно.  Желудки  на  каждом  шагу  глубокие,  трещины,
капканы. И слизь то и дело расползается. А сам лес бредущий - чем ближе  к
опушке, тем быстрее. Я, может, и дошел бы, но против бредущего леса идти -
что против течения. Устал. Деревья-то передо  мной  расступались,  я  ведь
намазывался соком от шиповников сожженных, но там же сама земля течет. Вот
и пришлось сдаться в конце концов и назад повернуть, к Городу.
     Но Ведьмина опушка - не самое страшное из того, что там  есть,  Роал.
Самое страшное я позже увидел, уже на  обратном  пути.  И  век  теперь  не
забуду. Потому что самое страшное создали здесь люди.
     Месяца через два после того, как я назад повернул, стал я слышать  по
утрам какое-то гудение. С каждым днем все ближе и  ближе.  И  вот  однажды
почувствовал запах дыма. Поначалу я даже подумал было, что  впереди  снова
огневики объявились, с самых Сиреневых гор их не видел. Но нет -  это  был
дым от костра. А вокруг костра люди  сидели.  Это  до  какой  же  подлости
духовной надо опуститься, чтобы придумать здесь лагеря!  Пусть  даже  люди
эти страшные преступники,  пусть  они  насильники  и  убийцы,  но  никакое
преступление не заслуживает такого  наказания.  А  мы-то  знаем,  за  что,
бывает, посылают в лагеря с Эниары. И они живут там, в лесу, а такая жизнь
пострашнее самой лютой смерти...
     Ну а потом я все-таки вышел к Большой  реке,  несколько  суток  плыл,
соорудив плот. У самого Дэвила вышел на берег и обошел посты  лесом  -  на
всякий случай, боялся, что примут за беглого. Потом снова плыл  -  уже  до
самого Побережья.
     Вдоль Побережья тоже долго идти пришлось. Там ведь местами по  хутору
на сотню километров стоит, и люди с хуторов зачастую других  людей  годами
не видят. Однажды меня там  чуть  не  убили,  хоть  и  старался  я  хутора
стороной обходить. Но наконец добрел до Оушн-порта. Кое-как привел себя  в
порядок, на барахолке огнемет загнал, вот и хватило на билет до Города.
     Вот и вся моя история. А теперь нам с тобой только  и  остается,  что
ждать. Нет, маяк, по-моему, включать рано - наши тут будут не так скоро, а
с фрегатов могут засечь. Поставь-ка его лучше на автоматическое  включение
суток через пять - так, на всякий случай. Уж он-то наверняка уцелеет, хоть
донесения наши не пропадут. А вообще, не знаю, как ты, а я лично собираюсь
хорошенько отоспаться. Если, конечно, лес позволит это  сделать.  Сто  лет
уже не спал по-человечески, а здесь хоть тепло и сухо...
     Ты не чувствуешь - вроде дымом запахло? Неужели огневики?...

     - Господин префект? Докладывает сержант Краус, пост наблюдения.  Пять
минут назад люди губернатора погрузили на яхту восемь ящиков серого цвета.
Нет, сам губернатор  еще  не  прибыл...  Так  точно,  космопорт  к  взрыву
подготовлен... Ждем вашего приказа... Да... Да... Группа захвата готова...
Нет, по-моему, они не ждут нападения... Есть приступить  к  захвату  яхты!
Можете выезжать, господин префект.
     Ну чего уставился? Префект сказал, что все ценности  в  этих  ящиках,
ясно? Уж он-то знает, что там у губернатора было. Идиот...  Стали  бы  они
ждать, пока мы яхту захватим! С этим кретином префектом остались бы  ни  с
чем.  Ну  чего  стоите  -  выбрасывайте   трупы   и   стартуем.   Быстрее,
пошевеливайтесь, идиоты! И губернатора туда же, на  кой  черт  нам  дохлый
губернатор? Шевелитесь, до взрыва три  минуты.  Или  вы  хотите  дождаться
префекта с его ребятами?
     Все, стартуем.

                            4. РАССКАЗ ХАРМЕЛА

     Хармелом меня зовут, начальник. Майком  Хармелом.  Политический  я...
Как это "что значит политический"?  За  политику,  значит,  сидел,  вот  и
политический. Устои, значит, внутренние подрывал ну и все такое...
     Вы мне, начальник, голову своими мудреными  словечками  не  морочьте.
Это у вас там,  может,  слова  такие  в  ходу,  а  я  человек  простой,  и
рассуждения у меня простые. Проходил я по третьему управлению, по третьему
за политику сидят, стало быть и я  политический.  Можете  проверить:  дело
номер восемьдесят-сто сорок один-четырнадцать  дробь  три.  А  мне  откуда
знать, что это невозможно? Мне, думаете,  в  лагерь  газеты  доставлялись?
Может, вы уже и саму Метрополию захватили, я-то откуда знаю?
     Вы мне, начальник,  дела  не  шейте.  Уголовники  -  они  по  второму
управлению проходят, я к ним отношения не имею. А  этого,  из  ангара,  я,
можно считать, и не знаю почти. Вроде бы, его здесь  база,  иначе  на  кой
черт он так сюда попасть  хотел?  Ну  да,  я  вместе  с  ним  прилетел,  я
вертолет-то довел, понимаете? Он к тому времени уже почти совсем в  отрубе
был, а как я его в ангар перетащил, так и вовсе отключился. Еще трое суток
в бреду метался, а потом уж и отдал концы. Но я тут не при  чем,  так  что
если за ним что числится такое особенное, то на меня это перекладывать  не
нужно. Я ведь даже имени его узнать не успел, не до того нам было.
     Вот она, благодарность человеческая. Я из-за вас, можно сказать,  три
года в лагере отсидел, чудом в живых остался, а вы же мне еще и не верите.
Почему из-за вас? Да говорю же: устои я подрывал.  Известное  дело,  самое
опасное  это  преступление,  за  него  и  сроки  дают  побольше,  чем   за
уголовщину. Чего я такое совершил? Да вот хотел, чтобы все как у вас было.
Обобществить, значит, все хотел, поделить чтобы поровну, по справедливости
- правильно ведь? Вот. Ну денег чтобы  ни  у  кого,  опять  же,  не  было.
Правительство чтобы вздернуть.  Что  еще?  Да,  работал  бы  чтобы  каждый
сколько захочет, а получали бы все поровну. Вот за все  за  это  и  упекли
меня в лагерь.
     Что? Да еще как сажают-то, начальник. Жизни ты нашей  не  знаешь.  За
одно за намерение такой срок припаять могут - только держись.  Вон  дружок
мой один, так тот пять  лет  получил  за  то  лишь,  что  Шатликский  банк
ограбить хотел. Ему бы еще сидеть и сидеть, если бы не  эта  заварушка.  И
мне бы тоже.
     Нет, начальник, вы мне мозги-то не вкручивайте. Я такое на своем веку
повидал, что на десятерых хватит. И помирать из-за того, что не  похож  я,
будто  бы,  на  политического,  не  собираюсь.  Слышали  мы,  что  вы   на
захваченных  планетах  устраиваете,  знаем,  что  только  политических   и
оставляете в живых. И правильно делаете - только так, то есть, и  можно  с
ними, с врагами, значит,  поступать.  Мы,  политические,  это  очень  даже
одобряем.
     Да не смотрите вы на меня, начальник, такими глазами! Я на своем веку
ну столько следователей повидал, что вам и  не  снилось.  Я  же  три  раза
попадался и ни разу своего не отсидел. На политике попадался, на политике!
И не надо меня пугать, не пугливый я. После лагеря вообще бояться  нечего.
Ты вот знаешь, что такое белый плющ? Знаешь, каково это - проснуться среди
ночи и увидеть, что дружок твой,  с  которым  еще  вечером  кисель  вместе
хлебали, лежит, корнями белыми опутанный? Ты такое видел?! Так и не  пугай
тогда, пуганый я. Как подумаю, что сам бы мог то место занять, что в  меня
бы корни белые за ночь-то проросли, так уже ничего не боюсь больше. От них
же не убережешься, не почувствуешь, как  они  тебя  достали.  Просыпается,
значит, мой дружок-то, а из спины его уже  целая  борода  корней  в  землю
уходит, будто это он сам пророс. Три часа еще корчился, все помочь просил,
но никто, конечно, не захотел связываться. А ему все одно помирать.  Через
день и следа не осталось, так, куча тряпья.  Так  что  пуганый  я,  и  ты,
начальник, запугать меня не надейся.
     Да, вот так вот мы и жили. То замираешь на полчаса, пока шиповник  не
отползет подальше, то  хлебалом  землю  роешь,  если  споровик  поблизости
рванул, то бежишь сломя голову, когда  шебуршать  начинает,  то  крадешься
по-звериному, когда нечисть почуешь, то на  бородавку  наступишь  и  месяц
потом хромаешь, то в шипучке обваришься. В общем, везло. Жутко  везло.  То
там отскочишь, то здесь рокового шага не сделаешь. Три года  везло,  целых
три года. А впереди еще шесть, если через стукача новый срок не  намотают.
Вот, бывало, и призадумаешься, что не может  же  такого  быть,  чтобы  еще
шесть лет вот так  везло,  что  окончится  когда-нибудь  твое  везение.  И
страшно же временами становилось... А чем ближе конец срока, тем страшнее.
Ну  как,  думаешь,  дотянешь-таки  до  конца,  а  потом  авария  какая   с
транспортом случится, или, там, под машину попадешь,  или  болезнью  какой
заразишься. Ну не можешь просто поверить, чтобы тебя вот так вот  запросто
оттуда выпустили. Это же не тюрьма, это же лагерь. Я  в  тюрьме  эниарской
три раза сидел - ну я говорил уже. Так тюрьма - все равно  что  курорт.  И
опять же - ни разу не встречал я человека, из лагерей вернувшегося.  Знал,
что есть такие - но не встречал. Ну это понятно - мало  кто  возвращается.
Слишком много народа на глазах моих загнулось. В  одном  нашем  лагере  по
три-четыре человека в день, на пять-то тысяч. Вот и посчитай, каковы шансы
девять лет продержаться. Так что понятно, почему почти никто на свободу не
выходит. А вдруг, думаешь, вообще не выходит  никто?  Ну  то  есть  совсем
никто из лагерей живым не возвращается? Вдруг все это  блеф  один,  насчет
свободы-то?
     И тогда уже не ждешь, чтобы срок закончился. Тогда  уже  не  торопишь
время-то.
     Охрана как жила? Так эти сволочи в башне же  все  время  сидели,  они
наружу, почитай, никогда не вылезали. Наверху площадка вертолетная, вокруг
колючка под напряжением - ну прямо будто они в лагере  заключенные,  а  не
мы. У нас - полная  свобода,  иди  куда  хочешь.  Только  знаешь,  что  не
выбраться все равно - вот и ютишься в куче вокруг башни. А охранники - они
же не нас стерегли, они же за  небом  следили.  Чтобы,  значит,  никто  на
вертолете не прилетел да не вывез кого из заключенных. А стерег-то нас сам
лес. Были, правда, психи, которые уходили, но не знаю я ни одного  случая,
чтобы хоть одному выбраться  удалось.  До  Города  пять  тысяч  миль,  это
поопаснее, чем десять лет в лагере проторчать. Да и  как  в  Городе  после
леса покажешься? Не тот у лагерника вид, сразу заметут. Вы вот и то  сразу
во мне заключенного распознали, хоть и переоделся я, вроде бы,  и  киселем
от меня теперь не несет.
     А что, правда это, будто на Эниаре никто не уцелел? Даже в  убежищах?
Ну немудрено, раз там целая  эскадра  поработала.  Мне,  выходит,  повезло
даже. Выходит, если бы не арестовали меня тогда, нам бы с вами, начальник,
не пришлось разговаривать. Никогда не знаешь, где  подфартит.  Правда,  не
пожадничай я в свое время, жил бы сейчас в Метрополии и  горя  не  знал  -
пожалел восемь тысяч монет за  паспорт  отдать.  Но,  может,  это  тоже  к
лучшему - а ну как вы и Метрополию вскорости захватите, а?
     А здесь многие уцелели? Что? Нет, правда? Ну здорово! Ну и  везет  же
мне, ей-богу! Хотя, скажу вам честно, многие могли просто затаиться.  Меня
же, к примеру, вы совсем случайно замели. И чего вы на этой базе потеряли,
спрашивается? Ведь не обшариваете же вы всю планету,  в  самом-то  деле  -
именно туда заявились, где мы  с  этим  типом  укрылись.  Так  я  еще  раз
повторяю: я лично к нему никакого отношения не имею, знать его не знаю, да
и не хочу знать, говоря по чести.
     И какое же будущее вы мне, начальник, готовите? Не-ет, так  у  нас  с
вами не пойдет. Я тут вам  все  по-честному  выкладываю,  а  вы  все  свое
твердите: разберемся да  разберемся.  Это  не  разговор.  Может,  вы  меня
выслушаете да и через шлюз наружу? Откуда мне  ваши  порядки  знать?  Мне,
знаете, нужны какие-то гарантии. Пока вам интересно  услышать,  почему  да
как я уцелел, да что здесь такое  творилось,  моя  безопасность  некоторым
образом гарантируется. Но вот расскажу я вам все -  а  дальше  что?  Чуете
разницу? И не надо мне заливать про гуманизм. Слышал. Это когда мне  судья
девять лет лагерей припаял вместо вышки, тоже  про  гуманизм  говорили.  С
детства про гуманизм этот слышу, тошнит уже. Все вокруг гуманисты, а  если
с голоду подыхаешь, никто  гроша  ломаного  не  даст,  пока  за  горло  не
возьмешь.
     А впрочем, ладно, расскажу. Чего мне терять? Тем  более,  я  ведь  не
только про здешние события рассказать могу. Я ведь многое знаю, начальник,
у меня ведь в самой Метрополии знакомцы есть. Так что не  думайте,  что  я
так уж прост. Майк Хармел - человек известный. В узких кругах, конечно, но
широко известный. Так что слушайте для начала, что  тут  у  нас,  в  лесу,
значит, творилось. А там посмотрим, как вы себя поведете,  там,  может,  и
еще кое-что вам рассказать захочу.
     Я с того утра начну, когда, собственно, все и началось. С утра-то все
как обычно было. Встали, правда, рано, потому что  жрать  очень  хотелось.
Ведь никто, кроме разве что идиотов  последних,  в  темноте  в  лес-то  не
пойдет, а работать пришлось допоздна, вот и легли не жрамши. И то сказать,
что идиотам иногда как раз счастье и выпадает - это я про тех, кто ночью в
лес ходит. Знал я одного, так он дважды ходил - и ничего. Жрал  он  больно
много, и все ему не хватало, а сам худой, как мумия. Так он и стал мумией,
как в третий-то раз ночью  за  киселем  отправился  и  на  дерево-присоску
напоролся. Мы его через месяц, как присоски усохли, оторвали да и  загнали
охранникам: на Эниаре за такую мумию хорошую деньгу зашибить можно. Это  ж
обычное дело - какого-нибудь фраера на присоску толкнуть, а потом  сменять
мумию на выпивку или еще чего. Только следить надо, чтобы его из-под  носа
не увели, охотников чужим попользоваться в лагере завсегда хватает.
     А то, бывает, дуракам еще почище везет.  Один,  в  прошлом  году  это
было, в желудок на глазах у всех угодил. Его уж  там  мять  начало,  а  он
как-то взял да и выпрыгнул. Бывает же такое. Отрубился, правда, дня  через
два, кости же ему все переломало, да и кровью изошел, но все равно здорово
повезло дураку.
     В то утро Жеваный в нашей бригаде дежурным был. Я когда проснулся, он
уже жбан с киселем на костер поставил и корягой своей там  его  помешивал,
по самый локоть корягу в кисель-то запустил. Вылез я из шалаша, смотрю  на
него и удивляюсь - чего это он такой притрушенный? Он и так-то малохольным
был, недаром же его Жеваным прозвали, но тут он мне прямо  не  похожим  на
себя показался, честное слово. Потом чую: чем-то поганым понесло. Нюхнул и
дошло - боится Жеваный, что мы ему накостыляем. И было за что:  уж  больно
вонючего киселя припер, страх просто. В двадцати  шагах  от  жбана  дышать
нечем было. Вы вот, начальник, кисель наш хлебали хотя бы раз? Не  знаете,
небось, каков он из себя? Слышали только - ну это совсем другое  дело.  Да
предложите вы мне в свое время на Эниаре ну хоть тысячу монет за то, чтобы
я тарелку киселя выжрал - я вас знаете  куда  бы  послал?  Еще  бы  дешево
отделались, я человек нервный, мог бы и по харе тарелкой этой съездить.  И
за десять тысяч не стал бы я кисель хлебать. Да вы что, начальник, кто  бы
мне за это сто тысяч предложил? Покажите, где такие кретины водятся.
     Все наши постепенно от этой вонищи стали  просыпаться  да  из  шалаша
выкатываться. Как вдохнут хорошенько, так и  отбегают  скорее  подальше  в
сторону, глаз даже не продрав как следует. Только Брюхач, ленивый самый, в
шалаше остался, и оттуда всех материть начал: у  кого,  дескать  слизнявка
опять завелась, кто, дескать, всех нас удушить задумал? Сам,  зараза,  три
раза по глупости слизнявку из  леса  приносил,  я  и  то  раз  из-за  него
переболел, а туда же, матерится.
     Стоим мы, значит, злые, невыспавшиеся,  голодные,  и  ругаемся.  Кому
больно охота  такой  вонючий  кисель  хлебать?  Ясное  же,  думаем,  дело:
Жеваный, зараза, не то поленился, не то струсил подальше в лес за  хорошим
сходить. С ним  уже  такое  бывало,  и  каждый  раз  ему  хорошенько  бока
наминали. Вообще такие, как этот Жеваный, в лесу долго не протягивали.  Ну
год, ну от силы два. Не хватало в них жизненной силы, что  ли.  Лес  таких
быстро приканчивал - ну тех, которые  его  боятся  очень.  В  лесу,  чтобы
выжить, одной осторожности мало, нужно еще ну что ли  нахальство  какое-то
иметь, смелость. А этот... И работал он скверно, и  боялся  всего,  мы  на
него так и смотрели, как на  совсем  безнадежного.  Когда  такого  тебе  в
группу суют, только и думаешь, что скорее бы подох  -  пользы-то  от  него
никакой, а выработка общая снижается. А если группа  норму  не  выполняет,
всем сроки накинуть могут, это запросто. Так что часто таких  вот  доходяг
просто свои же и приканчивали, чтобы под ногами не путались. В лагере ведь
каждый за себя.
     Ну постепенно мы к вонище-то попривыкли, стали к  костру  стягиваться
да материть Жеваного уже по-хорошему. Правда, в драку никто пока не лез  -
была охота на голодное брюхо кулаками махать. А он граблями своими  кисель
мешает да все по сторонам зыркает,  ждет,  значит,  когда  мы  его  лупить
начнем. Потом залопотал: хотел, мол, к дальнему источнику пройти,  да  там
по пути весь лес перерыт будто и корни, мол,  белые  рыскают.  А  во  всех
ближних, значит, источниках кисель только такой. Этот еще ничего, этот еще
как пятидневный. Если привыкнуть, так и есть можно.
     Мысляк, тот, было, схватил  Жеваного  за  шкирку:  что  ты,  дескать,
брешешь, зараза поганая, что ты, зараза поганая, брешешь, но тут  как  раз
Брюхач из шалаша выполз и заныл, что такой кисель,  мол,  жрать  и  нельзя
вовсе, что ему, Брюхачу, значит, всего, мол, пять месяцев осталось, а этот
Жеваный нас всех отравить хочет, что пусть, мол, Жеваный сначала сам  этот
кисель жрет, а потом уж и люди его есть станут... Ныл он ныл,  Мысляк  его
слушал, слушал с самым тупым видом, на какой только  способен  был,  да  и
отпустил Жеваного.
     Брюхач  тоже,  конечно,  выдал.  Кисель,   дескать,   жрать   нельзя.
Отравиться, дескать, можно. Если бы не голод, мы бы все  покатились  тогда
со смеху. Этот кисель проклятущий, он же в любом виде съедобен. Еще триста
лет назад это определила какая-то сволочь, будь  она  неладна.  С  того  и
лагеря начались: из леса не убежать, и кормить не нужно. Не  будь  в  лесу
киселя навалом, на этой проклятущей планете и  не  жил  бы  никто,  только
психи бы ученые сюда изредка наведывались. А лагеря -  дело  святое,  ради
лагерей можно тут и Город построить, и  полицию  содержать,  и  все  такое
прочее. Тому бы умнику, что кисель открыл, на том бы свете  одним  киселем
питаться. Сто раз убить за такое мало.
     Но кисель хоть и гадость страшная - и вонища от него всегда,  и  вкус
отвратный, так что не привыкнуть, сколько лет его не жри - но  никому  еще
вреда не причинил. Даже поноса от него не бывает. Только  поначалу  тяжело
очень, новичков в первые недели то и  дело  наизнанку  выворачивает,  даже
видеть его не могут. Но потом голод свое берет, жрут как миленькие. Черной
травкой вполне  отравиться  можно,  с  райских  ягод,  если  много  съешь,
пронесет так, что дай бог штаны спустить успеешь, а с киселя, даже старого
уже, самого мерзостного, никогда ничего не будет.
     Так мы тогда думали.
     Тут как раз Жеваный из жбана грабли  свои  вынимает  и  говорит,  что
готово, мол, разогрелось, жрать, мол, можно. А сам потихонечку так отходит
бочком в сторонку. Думает, может мы позабудем, не станем  его  лупить.  Ну
Брюхач и завелся снова: ты чего это, дескать, в сторону  отходишь?  Отраву
нам, дескать, приготовил, а сам шмыг, значит, в кусты? Мне, говорит, всего
пять месяцев осталось, а ты меня отравить  надумал?  Ты,  говорит,  сперва
грабли свои оближи, а потом уж и мы жрать станем. И Мысляк тут же  завелся
снова: лижи, дескать, грабли,  зараза  поганая,  грабли,  зараза  поганая,
лижи! И такая  у  него  при  этом  рожа  тупая  сделалась,  что  и  сейчас
вспоминать невмоготу.
     Жеваный, дурак, и начал пальцы свои, в киселе вымазанные, облизывать,
а у самого из шаров ну прямо  ручьи  текут,  ей-богу.  Ну  обхохочешься  с
такими, честное слово! С полминуты, наверное, мы на него пялились, и  сами
уж было собрались за жратву приняться, пока кисель не  остыл,  Мысляк  так
даже ложку свою достал уже, как вдруг Жеваный  белеть  начал  и  на  землю
оседать. Потом вперед нагнулся, схватился за живот и рухнул хлебалом вниз.
Подскочили мы к нему, на спину перевернули, а он уже и отрубился,  и  пена
изо рта зеленая идет. Брюхач и тут давай ныть: вот, мол, отравитель, сдох,
мол, падла, а как мы теперь не жрамши работать будем?  И  то  верно:  пока
новый жбан сварят, полдня пройдет, а на голодное брюхо -  это  не  работа.
Ноет он так и ноет, а мы стоим и молчим. Уж на что ко всему привычные,  но
такого же никогда не было, чтобы человек от киселя, пусть и протухшего, да
вдруг концы отдал. Вот и думаешь: как  же  дальше-то  быть,  теперь?  Ведь
первым из жбана теперь киселя хлебнуть кто же по своей воле решится?
     Тут Мысляк вдруг изрекать начинает:  не  кисель  это,  дескать,  был,
зараза поганая, а было это, зараза поганая, что-то  другое,  и  ту  заразу
поганую, что нам эту жратву подсунуть  хотела,  надо  бы  в  жбан  головой
засунуть, чтобы, значит, она, зараза поганая, сдохла. Изрекает он  это,  а
на физии евойной вроде бы как даже мысль  заиграла.  Такое  с  ним  иногда
случалось.
     Мы тогда в отрыве работали. Шалаш наш километрах в двух от сторожевой
башни стоял. Это если по прямой, а в обход  так  и  все  шесть  километров
набегало, и все по лесу. Участок мы там новый расчищали, и должны были его
потом черной травкой засеять, а потом травку-то эту собрать  да  высушить.
Потом в мешки эту  травку  складывали  да  к  башне  подтаскивали,  и  нам
выполнение нормы засчитывали. Не знаю я, что там на Эниаре из этой сушеной
травки извлекали, но цена на нее, наверное, приличной  была,  если  ее  из
такой дали вывозили. Стоило, значит, ее выращивать.
     Да, в нашем лагере в основном этим занимались. Как в других лагерях -
не знаю, а мы в основном растили черную травку. Ну и еще, конечно,  всякую
дрянь из леса к башне приносили - всего и не перечесть. Только  не  всегда
донести-то удавалось. Да нет,  не  потому,  что  мы  что-то  там  особенно
смертоубийственное тащили. Как-никак, совсем уж дураков в  лагере  немного
было, дураки там вымирали быстро. Просто у самой башни обычно такие шакалы
ошивались, не дай бог связаться. Отнимут, изобьют - это еще хорошо.  А  то
так и просто придушат. Охране-то на это дело начхать, ей лишь бы приносили
продукт, а кто принес - разницы никакой. Если группа сильная  подбиралась,
можно было попробовать дань шакалам не платить, но это редко кому долго  с
рук сходило. Те запросто могли всех передушить. Хорошо у меня да у  Кенаря
знакомые среди тех, у башни, оказались, так что наша группа  обычно  всего
четвертью добычи делилась. А без этого могли бы и всю половину забирать.
     Конечно, были и запретные совсем вещи. Те  же  мумии,  к  примеру,  я
говорил уже - за них же,  если  бы  поймали,  можно  было  и  второй  срок
получить. Но охрана в лагерях опытная, везде у них свои люди,  потому  как
никто же не хочет нищим-то отсюда возвращаться, когда деньги сами  в  руки
плывут. Да что говорить - ясное ведь дело, что  запреты  всегда  для  того
выдумываются, чтобы те, кто за их выполнением  следит,  могли  наживаться.
Если прикинуть, сколько такого товара запрещенного из лагерей утекало,  да
цены примерные знать, так и задумаешься: кому же  лагеря-то  больше  всего
нужны? По мне так больше всего они как  раз  тем  и  нужны  были,  кто  на
торговле такой наживался. Да что говорить - там же такие дела творились...
     Некоторые, самые отчаянные, на такое  отваживались,  что  и  поверить
трудно. Одного я сам знал. Ему двенадцать лет еще  сидеть  оставалось.  Ну
это все равно не выжить. Так он на что решился?  Он  с  кем-то  из  охраны
сговорился и притащил из леса шпалу, самую настоящую шпалу. Отыскал  ее  в
лесу и кого-то из дружков своих туда  подманил.  Дружку,  конечно,  вечная
память, а он шпалу ту в лагерь принес да и  шепнул  о  том  охранникам.  И
выторговал за нее себе свободу. Его на  волю  вместо  покойника  какого-то
выпустили, это у нас запросто бывало, самый верный путь, коли разобраться.
Только сомневаюсь я, чтобы он до воли-то добрался... С  тех  пор,  как  он
вышел, к нам много партий поступило новых, были среди них и  те,  кто  его
прежде по воле знал. Говорили: нет, не появлялся. Ну да я говорил уже, что
не больно-то верится, чтобы вообще  хоть  то-нибудь  из  лагерей  на  волю
выходил. Так что удивляться нечему.
     Но такие страсти  редко,  конечно,  приключались.  Чаще  менялись  по
мелочи. И по необходимости. Одежку какую выменять, карты игральные, а то и
бутылку - это обычное дело. Или, скажем, ложку у тебя сопрут - что делать?
Идешь в лес, находишь там бородавку  какую-нибудь  или  еще  чего  -  и  к
колючке.
     Что там дальше было? Да  поначалу  ничего  особенного.  Так  и  пошли
работать голодные. Нет, о Жеваном никуда сообщать  не  стали.  Зачем?  Это
когда новый этап прибывает, имеет смысл сообщать, чтобы из новеньких  кого
подобрать, а так никакого смысла: норму до переклички, что четыре  раза  в
год, никто не снизит. Это у них так заведено было, чтобы  мы  друг  дружку
зря не душили без надзора-то. Удушишь соседа - придется за  него  работать
так что сперва подумаешь. Потому  обычно  только  накануне  перекличек  со
всякими доходягами расправлялись, или счеты  там  сводили.  Да  и  то  как
угадаешь, когда перекличка будет - их же не  по  расписанию  проводили.  А
вообще, если помирал кто из тех, кому выходить скоро, так об  этом  вообще
чаще всего не говорили. Просто подмену ему делали, как бы за него на  волю
выходили. Для этого, правда, надо было знать и имя, и за  что  посажен,  и
прочие анкетные данные, так что те, кто  поумнее,  в  лагерях  только  под
кличками разными и были известны. Чтобы, значит, ни  у  кого  соблазна  не
было. Ну да тем шакалам, что у башни ошивались,  это  не  помеха:  бывало,
поймают бедолагу, так тот все-все им  выложит.  Это  они  умели  -  правду
узнавать.
     Ну а мы, значит, пошли работать.  Брюхача  оставили  дежурить,  чтобы
новый кисель притащил да разогрел, его очередь была, а сами разбрелись  по
участку. Я уж говорил, мы только  что  к  расчистке  приступили.  Как  лес
расчищают? Да очень просто, руками. Насобираешь валежника, который погнить
не успел, высушишь его,  споровиков  лопнувших  добавишь,  если,  конечно,
дождя  нет,  все  это  в  кучи  вокруг  стволов  деревьев  складываешь   и
поджигаешь. Некоторые деревья от огня тут же и подыхают, а некоторые долго
держатся, а то, еще хуже, вдруг отодвигаться начинают. Заранее никогда  не
угадаешь. Вот так очистишь участок, потом с месяц еще  по  нему  ходишь  и
все, что прорастает, снова выжигаешь. Через месяц, если деревья вокруг  не
зацветут вдруг, можно и сеять. Потом, бывает, целый год с  участка  урожай
за урожаем собирать можно, а случается, что  и  одного  не  соберешь:  лес
подвигается. И никогда заранее не угадаешь, вот что обидно. Ну а  как  лес
подвинется, так легче на  новый  участок  перейти,  чем  старый  отстоять.
Огнеметы, конечно, помогли бы, но кто их даст заключенным-то?
     А еще того хуже бывает, если тебя же с твоего же участка да прогонят.
Там ведь всем те самые шакалы распоряжаются, могут запросто передать  твой
участок кому другому, и не поспоришь.  С  нами,  кстати,  как  раз  так  и
случилось, и потому порешили мы подальше от башни устроиться,  так  далеко
эта мразь никогда не забредала.
     Мы тогда еще только начинали расчистку,  валежник  собирали.  Ведь  в
лесу как - упала ветка, и тут же к ней корни тянутся. День  -  и  это  уже
гнилушка, три дня - и следа не  сыскать.  Дерево  целое  упадет  -  та  же
история, дней через десять от него  ничего  не  остается.  Потом  соседние
деревья на его место подвинутся - и все, как будто так всегда и было.  Или
новое какое дерево прорастет да за месяц соседей своих по размеру догонит.
Это вам не эниарский лес, это только совсем неопытным кажется, будто здесь
нормальные, человеческие деревья. Сруби  -  на  них  и  колец  годовых  не
сыщешь. Только, конечно, срубать нельзя, если жить  не  надоело.  Так  что
насобирать валежника - та еще работенка. Кидаешь ветки  собранные  на  уже
выжженные участки и следишь постоянно, чтобы споровики на них не завелись.
Да и собирать небезопасно - схватишь ветку, а в ней уже  корни  шевелятся.
До беды недолго. Ну и, конечно, только дурачье последнее будет ветки прямо
с деревьев ломать.
     Ходили мы по лесу обычно парами. Один впереди ветки собирает,  другой
сзади на своем горбу их тащит да  по  сторонам  глядит.  Без  этого  никак
нельзя, без этого запросто пропасть можно.  Мы  тогда  в  паре  с  Кенарем
ходили. Ходим мы, значит,  ходим,  и  вдруг  он  говорит:  что-то  мох  по
сторонам будто переворошенный. Я тогда  еще  ляпнул  сдуру:  собирай,  мол
ветки, а по сторонам моя забота  смотреть.  Зря  я  это  сказал,  он  дело
говорил, а на меня будто какое затмение нашло. Сменились мы вскоре, я  еще
с полчаса ветки пособирал, и тут он  как  заорет  сзади:  "Прыгай!"  Такой
вопль среди ночи, во сне услышишь - и то прыгнешь, так что, когда я понял,
что же он там такое кричал, то уже метрах в десяти стоял. А там, откуда  я
только что прыгнул, мох так и ходил  ходуном,  будто  в  бадье  какой  его
перемешивали, и корни белые из него то и дело  выныривали.  Я,  значит,  с
одной стороны этой бадьи стою, Кенарь с другой. Ветки он уже побросал все,
не до веток, раз такие дела, а сам по сторонам зыркает, дорогу, значит, ко
мне ищет. Я ему говорю тогда: давай, мол, я к тебе назад вернусь, назад по
той же дороге пойдем, а он отвечает,  что  сзади,  дескать,  еще  хуже.  И
гудение такое еще в воздухе стоит... Я по лицу-то его вижу, что не в  себе
парень от страха, что не соображает уже, что делать. Может, там за  спиной
у него и в порядке все, может, он просто перепугался. Но не спорить  же  с
ним, не проверять же. Пусть уж сам выпутывается, раз  такое  дело.  Каждый
ведь за себя, правильно?
     И вот стою я, слежу, как он проход ко мне нащупывает,  а  сам  нутром
чую, что место это ну совсем подлое, и корни белые там не самое худшее.  И
вот когда он ко мне, наконец, перебрался, меня как ударило:  дошло  вдруг,
что гудение вокруг и есть самое распоганое.  Оглянулся:  ну  точно.  Туман
розоватый такой сверху уже опускается, а метрах в тридцати лиана с  дерева
высунулась и шипучкой плюется. Вот тогда-то я и понял, как мы влипли. Лес,
значит, тронулся, и сумеем ли мы из него выбраться - очень большой вопрос.
     Спаслись, однако. Каким-то чудом.  Поначалу,  когда  в  бродячий  лес
попали, я думал: все, крышка. Деревья ходят как  в  водовороте  и  плюются
шипучкой, а там, куда она попадает,  все  чернеет  и  слизью  покрывается.
Листьев  на  деревьях  почти  и  не  осталось,  одни  ветки   почерневшие.
Некоторые, на которые много, значит, шипучки попало, совсем мягкие  стали,
тягучие, будто из резины, свешиваются до земли и за деревьями-то бредущими
так и тянутся. Бр-р-р!.. Ну а в центре, вокруг которого весь этот  хоровод
чертов кружит, уже и мха не видать - одна черная грязь, из которой  стволы
упавшие торчат. Видел я места, где лес вот так вот бродил, слышал от людей
бывалых, как оно бывает, но сам еще ни разу в такую переделку не  попадал.
Там потом поляна круглая образуется  безо  всякой  растительности.  Сверху
грязь сухая, вроде даже и идти можно,  а  пройдешь  несколько  шагов  -  и
провалишься, и поминай, как звали. Вытаскивать  бесполезно,  грязь  едкая,
кожу проедает, так что одни лишние мучения.
     Каким-то чудом мы тогда  все  же  выбрались.  В  туман  еще  по  пути
густущий попали, ног не видать было, но  и  там  не  влипли,  перебрались.
Кенарю, правда, шипучка на руку попала, он выл всю дорогу. Еще бы  ему  не
выть: рука до локтя почернела, да и рукав от куртки отвалился. Ну  да  это
не смертельно, это заживало. Если  знать,  так  в  лесу  на  всякую  почти
гадость свое противоядие найти можно, как я полагаю. Знали мы мало - вот в
чем беда. Но уж ожоги-то от шипучки лечить умели.
     Деревья вокруг нас шатались, как от ветра, корни из-подо мха белые то
и дело показывались, но после бродячего леса это уже как-то и не пугало. В
общем, часика через полтора добрались-таки мы до лагеря нашего и у  шалаша
свалились.
     Последними мы пришли, после нас никто уже не вернулся. Три пары так в
лесу и остались. А вернулись еще Мысляк с Ханыгой, Очко  с  Бухгалтером  и
Окорок в одиночку. Брюхач еще вернулся, райских ягод он  набрал  несколько
горстей, а про кисель сказал, что не будет он  кисель  жрать,  раз  кисель
здесь отравленный, что пусть его дураки всякие жрут, а сам он жрать отраву
не собирается, ему всего пять месяцев осталось, и очень  ему  хочется  эти
пять месяцев дотянуть. В общем, ныл он и ныл, и не было ему никакого  дела
до тех, кто в лесу  загнулся.  Только  тогда  и  заткнулся,  когда  Мысляк
рявкнул, что не ной, дескать,  зараза  поганая,  кончай,  дескать,  зараза
поганая, ныть. Тогда он затих, но потом опять  начал  что-то  свое  тянуть
потихоньку.
     Голодные мы были жутко, ягоды вмиг подмели, но какая с ягод  сытость?
Брюхач, идиот чертов, даже с  ягодами  толком  не  справился,  у  него  же
половина разбежалась. Да еще беда приключилась: пока жбан с ягодами  вдали
от костра стоял, на нем  зараза  желтая  завелась  и  порядком  один  край
изъела. Еще часа три - вообще остались бы без жбана  из-за  этого  нытика.
Ханыга, так тот, как заразу желтую увидел, так прямо взбесился.  Ни  слова
не говоря вскочил да как заедет Брюхачу ногой в пузо. Тот так  и  сел  без
звука на землю, шары выкатил и икать начал. А мы быстренько жбан в  костер
кинули, чтобы заразу, значит, извести.
     Стемнело вскоре. В  шалаш  мы  идти  побоялись,  сидели  у  костра  и
дремали. В лесу среди ночи вдруг сильно зашебуршало, но потом успокоилось,
только совы болотные уж больно разорались. Нет, я  их  никогда  не  видел.
Никто их не видел, насколько я знаю. Очко говорил, что вовсе это не  совы,
что это сами деревья так кричат. Поди проверь - может, и так. В лесу  ведь
полно такого, о чем мы и не подозреваем. А что там ночью творится,  вообще
неведомо. Ночью, если ты не в укрытии, все что угодно  с  тобой  случиться
может. Как ночью человек, скажем, от костра отойдет или из шалаша  вылезет
- все, пропал. А то бывает, что бредучка  на  него  нападет.  И  будет  он
топать не останавливаясь, пока  от  голода  не  околеет  или  не  свалится
где-нибудь. Бредуны - это люди конченые, они  уже  ничего  не  соображают,
глаза пустые и на голос не отзываются. Ходят они по лесу кругами, так  что
постоянно, пока не сгинут, в лагерь возвращаются. Кто по два-три  раза  за
день, а кто раз в несколько дней. Видел  я  их,  раз  двадцать,  наверное,
видел. Идут себе не останавливаясь через лагерь, а сами худущие,  и  глаза
пустые. Ну то есть не взгляд пустой, а просто глаз у них нет.
     Как рассвело, решили мы в лагерь топать. Раз лес тронулся, то черт  с
ним, с участком, все равно пропадет. Мы тогда не знали еще, что  в  лагере
творится, мы думали, что  одни  так  вот  влипли.  Тронулись  на  голодный
желудок, только и взяли, что  жбан  один,  больше  и  брать  нечего  было.
Брюхача нести заставили. Ханыга пригрозил ему, что если  он  опять  заразу
желтую проморгает, мы  его  в  лесу  оставим,  так  Брюхач  поначалу  даже
присмирел совсем. Потом, конечно, опять завелся, но тихонько уже, так  что
можно было и не слушать.
     Надо было нам болото обходить. Никакой дурак не пошел бы  там,  через
болото это, напрямик к лагерю. Пройти оно конечно можно, да времени на это
ушло бы раз в пять больше, чем на обход.  Потому  как  дошли  мы  до  края
болота, так налево повернули. Давно это замечено,  что  так  ходить  всего
безопаснее. Либо слева что прихватит, либо справа, а так,  чтобы  в  самом
центре опасного участка вдруг оказаться - такого не бывает. И вот идем  мы
и мест не узнаем. Была вроде ложбина, а  теперь  пригорок  появился,  сыро
всегда было, а теперь мох под  ногами  высох  совсем,  шуршит  и  пластами
целыми отламывается. А под ним земля совсем  сухая  и  растрескавшаяся.  Я
даже подумал тогда, что мы либо рехнулись, либо солнце не  с  той  стороны
встало, и бредем мы, стало быть, невесть куда. Но делать-то нечего,  идем.
А склон впереди все круче, и вроде как дрожит земля под ногами, а  спереди
то и дело комки мха по склону скатываются. Хотели даже назад повернуть, но
Ханыга, опытный самый,  он  восьмой  год  досиживал,  не  разрешил.  Знаю,
говорит, шесть лет назад так было, когда бот с орбитальной  станции  рядом
грохнулся. Сначала, говорит, вот так же вспухло, а дня через  три  наверху
прорвало, и оттуда кисель тухлый потек, затопил все. На этом же,  говорит,
болоте и было. Это, говорит, нам даже и на руку, если  проскочить  успеем.
Путь сократим.
     Но нам, конечно, не повезло. Поздновато  вышли.  Идем,  а  земля  под
ногами ходуном ходит. И гудит, как колокол какой.  Брюхач  сзади  тащится,
еле  поспевает,  и  уже  в  полный  голос  ноет,  не  боится,  падла,  что
накостыляем. Бухтит, что сволочи мы все, дескать, сами налегке идем, а его
заставили жбан тащить, а он человек болезненный, и ему всего пять  месяцев
осталось. И тут он вдруг замолкает на  полуслове.  У  самой  вершины  дело
было, и я  поначалу  даже  не  понял,  что  случилось.  Только  вдруг  так
тряхануло, что все мы на землю повалились. Вскакиваю, назад оглядываюсь  -
нет Брюхача, только жбан вниз по склону  катится.  И  Ханыга  как  заорет:
"Вниз! Скорее!".
     Ну мы и побежали.
     Впереди, значит, Ханыга  бежал,  за  ним  Мысляк,  ну  и  я  третьим.
Остальных я вообще больше не видел. Потом, где-то на середине склона  уже,
еще раз тряхануло, да так, что я прямо башкой обо  что-то  ударился,  пока
падал. Очнулся - ничего понять не могу. Лежу - и не пошевелиться.  Как  по
рукам и ногам связанный, ей-богу.  Или  будто  корешок  дурманный  пожевал
натощак. И вдруг вижу, что сверху поток течет. Не вода, нет, скорее это на
кисель похоже, только грязный очень, да и вонища  совсем  не  такая.  Хочу
встать - не пошевелиться. Так бы, наверное, и потонул, да опять повезло  -
я, оказывается, в ветвях дерева поваленного запутался, дерево-то  поплыло,
ну и меня вместе с ним поволокло, как на лодке какой. Потом оно зацепилось
за что-то, остановилось. Гляжу - рядом совсем Мысляк  корчится.  Ноги  ему
придавило, встать хочет, а никак. И все бормочет: вот же, дескать,  зараза
поганая, вот же поганая зараза. Так и утонул на моих глазах. Потом, помню,
жбан наш мимо проплыл. Ну а что потом было - из головы  начисто  вылетело.
Не знаю даже, сколько дней прошло. Очнулся - темнота  кругом,  и  шебуршит
совсем рядом. Так я до самого рассвета даже дышать боялся.
     Но ничего, выжил. Кое-как из  ветвей  наутро  выпутался  и  побрел  в
лагерь. Местами в этой жиже по пояс приходилось пробираться, пару раз чуть
не утоп, но добрался до лагеря. Только потому и дошел, что сирену  слышал,
сирена на башне гудела постоянно, а иначе мне лагеря бы не  отыскать.  Все
же перепуталось, и солнца снова не видать, туман один. Но в лагере-то жуть
что творилось. Там уже меньше четверти в живых оставалось,  да  и  те  все
обезумели от ужаса. Их послушать, так  нам  еще  мало  досталось.  У  них,
оказывается, первым делом чуть не тысяча человек от киселя скукожилась,  а
потом, они прийти в себя не успели, лес на лагерь двинулся. Кто  жив  был,
полезли с перепугу на колючку, а охрана вместо того, чтобы огонь  открыть,
села в вертолет да и дала деру. Так что лагерные в башню  ворвались  да  и
разнесли там все сдуру. Кто-то пожар  устроил,  и  башня  дотла  выгорела.
Только и осталось, что  сирена  наверху,  и  выла  теперь  эта  сирена  не
переставая. А еще про какой-то черный туман рассказывали, будто наплыл  он
вечером на дальний конец лагеря,  а  когда  сошел  -  там  одни  покойники
лежали, черные все, будто шипучкой обожженные. Это правда, это я сам видел
потом, туман-то такой. От него и деревья погибают. Будто  просека  в  лесу
остается - прямая, на много километров видать.
     Я тоже от всего этого как бы свихнулся. Метался туда-сюда,  не  знал,
что делать. И жрать еще  хотелось  жутко,  киселя-то  больше  не  было,  а
припасы  из  башни  какие  сгорели,  а  остальные  уже  сожрали  те,   кто
попроворней оказался. Мы бы там, наверное, людоедством  занялись,  честное
слово, если бы лагерь не стало  пухом  белым  затягивать.  Тут  уж  не  до
голода. Кто успел - убежал в лес, а остальные... Больше я  туда,  конечно,
не возвращался, была мне охота. Но так бы наверняка и загнулся, если б  не
тот тип, которого вы со мной в ангаре нашли.
     А дело так, значит, было. Дня, наверное, через три после того, как из
лагеря-то я убежал, увидел я вдруг впереди  просвет  какой-то.  Вообще  от
этих самых просветов в лесу добра ждать не приходится. Но  делать  нечего,
двинулся я потихоньку вперед, потому как чувствовал, что так и  так  скоро
концы отдам. Выхожу - а там площадка  посадочная  оборудована,  и  на  ней
вертолет стоит. Я прямо обалдел. Поначалу подумал было, что это  охранники
здесь чего-то поджидают, залег хлебалом вниз и лежу,  не  шевелюсь.  Минут
десять, наверное, пролежал - из вертолета ни звука. Тогда поднял голову  -
а вертолет-то совсем не такой, на котором охранники летают. Я уж как здесь
очутился, понял -  такими  проводники  пользовались.  Только  у  него  еще
какие-то  кронштейны  снаружи  торчали  -  наверное,   чтобы   подвешивать
что-нибудь. Ну да вы же этот вертолет видели, он перед ангаром, в  котором
я укрывался, стоял.
     В общем, подошел я к нему, открыл дверцу - а там этот...  Ну  который
помер потом. Вид у него был страшный, но мне  не  привыкать.  Меня  вообще
такими вещами не испугаешь теперь. Он, как дверцу-то  я  раскрыл,  в  себя
пришел, голову повернул ко мне и, вижу, сказать  что-то  хочет.  Насилу  я
разобрал, чего ему нужно. Спрашивал, оказывается, смогу ли вертолет вести.
Ну этому-то делу я хорошо обучен - знать бы только, куда  лететь,  говорю.
Он ответил, что покажет, и снова отрубился.
     Я тогда попытался ему помочь,  да  не  удалось.  У  него  в  аптечке,
конечно, был анализатор, да хворь его так и не удалось распознать.  Я  там
раскопал пару инъекторов с жаропонижающим, вкатил ему сразу оба. Думал,  в
себя он придет, так сам  сообразит,  что  делать  -  нас  ведь  в  лагерях
пользоваться местными  медикаментами  не  учили.  Ну  а  потом  на  жратву
набросился, и так с голодухи-то у меня живот скрутило, что сам, думал, там
же и подохну.
     Ну а дальше что? Дальше пришел он малость в себя - сработало, значит,
жаропонижающее - и велел мне заводить  двигатель.  Целый  день  мы  летели
между лесом и туманом, и только к вечеру, когда баки уже  почти  опустели,
вышли на такую же площадку посадочную. Как он этот день продержаться сумел
- ума не приложу. Только сели - он опять отрубился и до  утра  в  себя  не
приходил. Так что пришлось  мне  самому  соображать,  что  где-то  там  на
площадке  этой  должны  быть  бочки  с  горючим,  да  при  свете  фар   их
разыскивать, да заливать баки доверху. Утром я снова привел его в  чувство
жаропонижающим, и к полудню мы долетели до этих вот ангаров.
     Вот, в общем, и вся история.
     Нет, в себя он больше не приходил, хоть я и пытался лечить  его.  Он,
наверное, только усилием воли и держался. Как только мы приземлились,  так
снова  отрубился.  Все  бредил  о  каких-то  ведьмах,  каких-то  зародышах
запрятанных, которые еще сжечь надо, еще о чем-то - понять было трудно.  А
два дня назад затих вдруг. Я подошел - а он уже мертвый.
     Нет, к тем крайним ангарам я не приближался.  Ясное  дело,  я  еще  с
воздуха увидел, что там огневики поработали. Хорошо, что нас там не  было,
когда эти твари из леса заявились. Откуда мне  знать  это?  Наверное,  там
кто-то укрывался, но что толку теперь гадать? Если кто и был,  так  теперь
уже никого не осталось, это уж  точно.  Так  что,  начальник,  больше  мне
рассказать вам про  то,  что  здесь  случилось,  нечего.  Но  все,  что  я
рассказал - чистая правда. Майк Хармел свое слово  держит,  и  раз  обещал
говорить честно, то  врать  не  будет.  Теперь,  начальник,  ваша  очередь
выполнять обещания.
     Вот так.

                                  ЭПИЛОГ

     -  Господа,  я  вынужден  сообщить  вам  жестокую  правду:  Эниара  и
несколько близлежащих  миров  захвачены  противником.  Для  всех  нас  это
жестокий удар, господа. И даже то, что жители Эниары сражались  до  конца,
отстаивая наши общие идеалы, вряд ли утешит тех из вас,  кто  потерял  там
близких или капиталы. Да, господа, Эниара оборонялась  до  последнего,  но
силы  были  слишком  неравными,   и   противник   подлым   ударом   сломил
сопротивление несчастных. Пощады не  было  никому  -  пусть  это  послужит
уроком колеблющимся и сомневающимся.
     Эниара погибла, господа, и осознавать это страшно.  Но  еще  страшнее
сознавать то, что мы смогли бы отстоять ее, согласись парламент  два  года
назад на увеличение военных расходов и введение  чрезвычайного  правления.
Потому я заявляю: те, кто тогда голосовал против - а мы знаем их имена!  -
изменники и заслуживают самой жестокой кары. Не может быть колебаний перед
лицом столь страшной угрозы! Не может быть никаких сомнений! Не может быть
никакого малодушия! И потому, чтобы  трагедия  Эниары  больше  никогда  не
повторилась,  я  заявляю:  отныне  и  вплоть  до  отмены  во  всех  мирах,
подвластных    Метрополии,    вводится    чрезвычайное     положение     и
приостанавливается действие Конституции. Только так можем мы противостоять
коварному и жестокому врагу, господа, только так. И народ, наш  великий  и
свободолюбивый народ, единодушно поддерживает это решение. Все как один мы
встанем на защиту наших идеалов!
     Я кончил, господа.