Роджер Желязны
    Сборник рассказов и повестей
     СОДЕРЖАНИЕ:

АВТОМОБИЛЬ-ДЬЯВОЛ
АНГЕЛ, ТЕМНЫЙ АНГЕЛ
БИЗНЕС ДЖОРДЖА
БОЖЕСТВЕННОЕ БЕЗУМИЕ
ВЕЛИКИЕ НЕТОРОПЛИВЫЕ КОРОЛИ
ВЕРШИНА
ВЕЧНАЯ МЕРЗЛОТА
ВОЗМЕЗДИЕ ТРЕХ ФУРИЙ
ВРАТА ЕГО ЛИКА, ФАКЕЛЫ ЕГО УСТ
ГЛАЗ НОЧИ
ДНЕВНАЯ КРОВЬ
Дева и чудовище
Зеркальный коридор
КОНЕЦ ПОИСКОВ
КОРРИДА
Ключи к декабрю
Коллекционный жар
Кстати о шнурке
ЛЕНТЫ ТИТАНА
ЛОКИ-7281
ЛЮЦИФЕР
Любовь - одно воображение
МАННА НЕБЕСНАЯ
МУЗЕЙНЫЙ ЭКСПОНАТ
НОЧНЫЕ КОРОЛИ
ПРЕДСМЕРТНАЯ ПЕСНЯ
Проблемы Цирцеи
РОЗА ДЛЯ ЭККЛЕЗИАСТА
РУКА ЧЕРЕЗ ГАЛАКТИКУ
САМ СЕБЯ УДИВИЛ
СНОВА И СНОВА
СТРАСТЬ КОЛЛЕКЦИОНЕРА
Синий конь, танцующие горы
Сокрытая и Гизель
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЛЮБИЛ ФАЙОЛИ
ЧУДОВИЩЕ И ДЕВСТВЕННИЦА
Я стал как прах и пепел

                      Роджер Желязны

                 ЧУДОВИЩЕ И ДЕВСТВЕННИЦА

   В народе  царил  великий переполох.  Настала пора принимать
решение.  Старейшины  обсудили  избранных,   и   жертва   была
определена,   не  смотря  на  недовольство  Риллика  -  самого
почтенного из племени.
   Молодую девушку  отвели  в  грот  и в клубах дыма накормили
листьями Забвенья.
   Риллику этот процесс очень не понравился.
   - Хватит нам постоянно идти на уступки,  - горячился он.  -
Сколько можно терпеть!
   - Так мы поступали всегда,  - возражали  все  остальные,  -
каждую весну и каждую осень.
   И они обеспокоенно подняли взоры на  небосвод,  где  солнце
возвещало начало нового дня.
   Бог уже двигался через Великий лес.
   - Пора уходить, - сказали Старейшины.
   - А кто-нибудь из вас задумался хоть однажды - может  стоит
остаться и узнать, что станет вытворять этот чудовищный Бог? -
упорствовал Риллик.
   - Довольно с нас твоих вздорных речей.  Либо пойдем вместе,
либо - можешь оставаться один.
   Риллик нехотя подчинился.
   - С каждым годом нас становиться все  меньше  и  меньше,  -
бормотал он, - наступит день, когда совсем никого не останется
из-за этих жертвоприношений!
   Но все  только  недоверчиво  качали  головами  -  привычное
движение, наблюдаемое Рилликом на протяжении долгих веков.
   Безусловно, они  все  с  уважением  относились к преклонным
годам Риллика,  но никто из них не разделял его суждений.  Они
бросили  последний  взгляд  назад,  когда солнце уже высветило
фигуру Бога,  восседавшего на лошади в звенящей золотой попоне
со смертоносным копьем наперевес.
   В гроте,  где клубился туман,  девственница в панике забила
хвостом,   стремительно   вращая   обезумевшими   глазами  под
чешуйчатыми   пластинками   бровей.   Она   уже    чувствовала
божественное присутствие и принялась низко подвывать.
   Они уже отвернулись и двинулись дальше через равнину.
   Достигнув леса,   Риллик  приостановился,  поднял  переднюю
жесткую  лапу  и,  как  бы  продолжая  следовать  ходу   своих
рассуждений, произнес:
   - Мне кажется,  я еще помню  те  времена,  когда  все  было
наоборот.

                               Роджер ЖЕЛЯЗНЫ

                            РУКА ЧЕРЕЗ ГАЛАКТИКУ

     "Не знаю, как выразить вам благодарность за то,  что  вы  продолжаете
помнить обо мне. Каждый месяц через Межзвездный  фонд  приемных  родителей
"Рука через Галактику" вы посылаете мне посылки. Это очень замечательно  с
вашей стороны, ведь вы никогда не видели меня. Этим месяцем  вы  отправили
мне коробку леденцов, которая, наверное, стоит бешеных денег,  и  я  очень
признателен за это. Позвольте рассказать о том, что произошло у нас, чтобы
вы также смогли разделить нашу общую радость. Вы знаете, что нас  в  семье
семеро: это мои братья-самцы и сестры-самки. Но трое из них еще птенцы,  а
я - калека. Из оставшихся четырех моя  старшая  сестра-самка  находится  в
положении и не может работать до сезона дождей, пока не снесет  яйца.  Мои
две другие сестры-самки работают по найму в  мастерской  одного  приезжего
землянина, где большие машины штампуют  из  металла  разные  вещи,  и  они
чувствуют  радость  от  своей  работы,  сметая  стружки,  натирая   маслом
заготовки и укладывая их под пресс. Рука моего брата-самца  отросла  после
травмы, и хотя она не такая длинная, как остальные, работать ей можно.  Мы
открыли вашу последнюю посылку  с  почтительностью,  и  нашли  там  теплые
носки, которые не знаем, как надеть, инструменты (нам их, к сожалению,  не
поднять), немного земной еды (мы уже съели ее), и даже школьные учебники -
они могут пригодиться птенцам  позднее.  Мы  были  очень  благодарны  и  с
почтением вспоминали ваши имена. О Земле  мы  читали  в  разных  книгах  и
полагаем, что это счастливая  страна,  куда  Великий  Один  посылает  души
праведно живущих после того, как их тела сжигают согласно обычаю.  Так  ли
это? Пожалуйста, напишите об этом, если у вас  найдется  время.  Мы  очень
любознательны и хотели бы побольше услышать о больших деревьях, и  о  том,
как они растут, о заходах земного солнца о  больших  домах  и  о  голубом,
непохожем на нашенское небе. Это так великодушно с вышей стороны,  что  вы
вспоминаете обо мне, хотя вы чудесно проводите время с машинами-рулетками,
с помощью которых можно выиграть кучу денег. Правда, я не  знаю,  как  они
выглядят, эти рулетки, потому что о них ничего не сказано в моем  "Кратком
галактическом английском словаре". Вроде  бы,  это  какая-то  игра.  Может
быть, в следующем письме вы расскажете о  ней?  Что-то  я  не  понял  ваше
последнее письмо две посылки назад, где вы говорили, будто вы сливаете  на
рулетке больше денег за ночь, чем посылаете мне за год.  Неужто  на  Земле
используют жидкие деньги? Я думал, что доллар - это бумажка, как же  можно
ее слить? Будьте очень добры, при случае объясните это.  А  у  нас  сейчас
наступает жара, так что надо прятаться  в  гнезде.  Вечером  станет  опять
прохладнее, но тогда будет уже темно,  так  что  я  это  письмо  с  вашего
разрешения закончу завтра. До свидания пока вам и вашим земным родителям.
     Вот уже и утро, слава Одину. Сейчас  я  расскажу  вам  поподробнее  о
радости, которую  вы  нам  великодушно  доставили.  С  тех  пор,  как  наш
отец-самец был сожжен, и его душа унеслась к  Одину,  стало  очень  тяжело
поддерживать по ночам тепло в нашем гнезде. Теперь когда  мы  получили  от
вас горючие палочки, мы можем греться когда только пожелаем, и спасибо вам
за это большое. Моя сестра-самка, которая вот-вот снесет яйца,  все  время
находится в тепле, но моя мать-самка все время мерзнет и дрожит словно  от
холода, но это не холод, а болезнь,  которая  пришла  вместе  с  людьми  с
Земли. Трудно осознать, что небо разделено на миры, до которых так далеко,
что от этого кружится голова.
     Я рад был узнать, что у вас хорошая компания на  Земле,  и  что  ваши
друзья смеются от радости, когда читают  мои  письма.  Это  самое  длинное
письмо, которое я когда-либо писал, и надеюсь, что оно  вас  обрадует.  Вы
так добры.
     Ваш приемный ребенок Фаун Лигг"

     "Дорогой Фаун.
     Твои письма бесценны. Мой муж и я высоко  ценим  их.  Нам  сейчас  не
очень хорошо, но мы непременно  напишем  тебе  тоже  длинное  письмо,  как
только разберемся с делами. У нас была трудная  неделя,  так  что  прости.
Хорошо? И будь добр, извини Сэма за загадочные слова о рулетке  и  прочем.
Мой муж обожает загадки. Передай наши лучшие пожелания твоей матери-самке,
и брату-самцу, и сестрам-самкам. Мы будем думать о вас.
     С любовью
                                                     Эдит Мейсон
     Р.S. Не выходи из гнезда,  сынок.  Твои  соплеменники  подняли  бунт.
Приемный отец-самец
                                                      Сэм Мейсон"
Роджеp Желязны. Рука через галактику.
перевод с англ. - ?
Zelazny, Roger (Joseph).

                               Роджер ЖЕЛЯЗНЫ

                                 ГЛАЗ НОЧИ

     Послушайте,  пожалуйста,  послушайте.  Это  важно.  Я  здесь,   чтобы
напомнить вам. Пришло время рассказать  о  вещах,  которые  вы  не  должны
забывать.
     Садитесь, пожалуйста, и закройте глаза. Перед вашим внутренним взором
возникнут картины прошлого. Вдохните  поглубже.  Вы  почувствуете  запахи,
ароматы...  Появятся  вкусовые  ощущения.  Если  вы  будете   вслушиваться
внимательно, то кроме моего голоса услышите и другие звуки...

     Существует место - далеко отсюда в пространстве, но  не  во  времени.
Место, где меняются времена года,  место,  где  шар  с  наклоненной  осью,
вращаясь, двигается по эллипсоиду вокруг Солнца, и где  каждый  год  ветры
дуют от начала  цветения  до  созревания  урожая,  где  все  цвета  радуги
соревнуются между собой над вашими головами и  под  ногами,  смешиваясь  к
зиме в хрустящую, бесформенную бурость, через  которую  вы  идете,  сейчас
идете, вдыхая жизнь, несомую над осенней  мертвенностью  холодным,  резким
утренним  ветром;  облака,  видимые  через  оголившиеся  кроны   деревьев,
скользят по голубой скатерти неба, не роняя струй  дождя,  несясь  дальше,
они достигают сезона холода и снега; и кора деревьев  вырастает  такой  же
твердой и острой, как зубья напильника; и каждый шаг, который вы  делаете,
оставляет темные дыры в белом мире, и если вы приносите пригоршни снега  в
свой дом, то он тает, оставляя вам воду; птицы не поют и не чирикают - они
сидят нахохлившись, на ветвях вечнозеленых деревьев; так проходит время до
следующего оживления: звезды становятся более яркими (даже ЭТА звезда - не
далекая от того места), и дни укорачиваются, и  ничего,  как  оказывается,
толком за день не  было  сделано,  кроме  размышлений  (философия  не  зря
родилась на Земле в  холодных  странах),  и  ночи  становятся  длинными  и
располагают к игре в карты,  смакованию  ликеров  и  наслаждению  музыкой,
застольям и занятиям любовью, и сидению  у  подернутых  морозными  узорами
окон, слушанию ветра и расчесыванию шерсти колли -  здесь,  в  этом  тихом
омуте, называемом зимой на Земле, где все в  природе  отдыхает  и  готовит
себя  к  неизбежным  радостным  переменам,  которые  приходят  с  периодом
позеленения всего серо-сыро-бурого, что следует за снегом  и  расцвечивает
гроздья  росы,  и  наполняет  весеннее  утро  жужжащим  эфиром  из  мириад
насекомых, через который вы идете, сейчас  идете,  наслаждаясь  всем  этим
каждой порой вашей кожи - там, хочу еще раз напомнить, где  смена  сезонов
отражается и в татуировке из генов с летописью движения рода человеческого
через время, до пробуждения в сознании вашего рода  ритмов,  эквивалентных
правилу: "Не суди о счастье человека до его смерти" - там, в месте  вашего
происхождения, где лежит земля ваших отцов  и  отцов  ваших  отцов,  вечно
обновляющийся мир, который вы не  должны  никогда  забыть,  в  месте,  где
началось время, где мужественное человечество  придумало  инструменты  для
видоизменения  окружающей  среды  и  борьбы  с  окружающей  средой,   свои
инструменты, собственные, и никогда уже не могло полностью освободиться от
любого из них - хотя и освободило себя для  странствия  среди  звезд  (что
позволило ему не бояться ЭТОЙ звезды - не бояться,  хотя  она  разгорается
все жарче и жарче) и сделало  человеческий  род  бессмертным  в  просторах
Вселенной, благодаря дисперсии в  вездесущем  ничто  (но  всегда  остаются
обычные, всегда, всегда! не забывайте! никогда не забывайте - вещи - такие
как деревья Земли:  вязы,  тополя,  платаны,  дубы,  удивительно  пахнущие
кедры, звездолистные клены, кизил и вишневые деревья, или цветы: горечавка
и нарциссы, сирень и розы, лилии и кроваво-красные анемоны;  яства  Земли:
баранина и бифштекс, омары и колбасы, мед и лук, перец и сельдерей, нежная
свекла и шустрый редис - не позволяйте этим вещам  уйти  из  вашей  памяти
никогда! для вас они должны оставаться такими же, как и прежде, хотя  ЭТОТ
мир  не  ТОТ  мир,  но  вы  -  люди,  человеки,  пожалуйста,   послушайте,
пожалуйста, послушайте! Я плоть от плоти Земли, ваш постоянный  компаньон,
ваш друг, ваша память - вы должны реагировать  на  мысли  о  вашем  родном
доме,  поддерживать  единство  вашей  расы,  слушать  мои  слова,  которые
связывают вас с другими поселенцами на тысячах чужих миров!)

     Что  происходит?  Вы  не  обращаете  на  меня  внимания.  Я  не   был
перепрограммирован в течение многих недель, но сейчас не так жарко,  чтобы
вы лежали так тихо и  неподвижно,  как  теперь.  Включите  свои  воздушные
кондиционеры. Охлаждение поможет вам думать и воспринимать все  лучше.  Не
бойтесь этого красного солнца. Оно не причинит вам вреда. Оно не взорвется
словно фейерверк над вашими головами. Я буду говорить. Я знаю многое.  Моя
энергия почти иссякла, пока я бродил от поселка к поселку, от дома к дому,
потому что я не был перепрограммирован в течение многих недель, но я  пока
еще могу двигаться. Я буду рассказывать вам, пока не испорчусь. Послушайте
меня и отреагируйте на этот раз. Я расскажу вам об этом снова:  существует
место - далеко отсюда в пространстве...
Роджеp Желязны. Глаз ночи.
перевод с англ. - ?
Zelazny, Roger (Joseph).

                      РОДЖЕР ЖЕЛЯЗНЫ.

                          КОРРИДА.

     Майкл Кассиди проснулся от завывания ультрасоника.  Эта
гадость била его по барабанным перепонкам, пока не вышла  за
порог слышимости.
     Он сполз ногами в темноту.
     Несколько раз  ушибившись  о  стены,  и  ощупывая  свои
ушибы,  он  с  отупением  обнаружил,  что  руки  его  усеяны
множеством мелких  коросток,  словно  были  исколоты  массой
иголок.
     Звук сводил его с ума.
     Бежать!  Скрыться  от  этого  медленно  убивающего  его
вопля!
     Крошечный лоскуток света появился слева. Он  повернулся
и пошел  к  выходу  из  темноты.  Постепенно  светлое  пятно
выросло и стало понятно, что это дверной проем.
     Майкл  бросился  сквозь  него  и   застыл,   мигая   от
ослепительного солнца, ударившего его по глазам.
     Обнаженный и потный, с головой, заполненой туманом,  он
плохо понимал разницу между явью и недавним кошмаром снов.
     Сверху и со  всех  сторон  невнятный  гул,  словно  его
окружала невидимая толпа. Впрочем, отвыкшие от  света  глаза
Майкла почти ничего еще не видели. Он заморгал, защищаясь от
яростного сияния.
     Чуть поодаль Майкл различил громоздкую темную фигуру.
     Преодолев беспричинный, внезапно нахлынувший  гнев,  он
побежал   навстречу   неизвестности.   В   голове   мелькнул
вопрос:"Зачем?", но ответа на него так и не нашлось.
     Обнаженные ступни  Майкла  Кассиди  вдруг  вступили  на
раскаленный песок, но он не  обратил  внимания  на  боль  от
ожога.
     Какая-то  мизерная часть  его мозга продолжала задавать
безответные вопросы:"зачем?","почему?".  Но  всем  мозгом  в
целом словно бы управлял кто-то другой.
     Стоп!  Ноги  сами  затормозили,   подняв   тучу   едкой
раскаленной пыли.
     Перед ним, бесстыдно расставив ноги, стояла  обнаженная
женщина,  маня  его  наманикюренным  ноготком.  Майкл  шумно
сглотнул слюну и тут же огненная волна прошла на уровне  его
поясницы. Застонав, он медленно повернулся к женщине. А  та,
пританцовывая  по  песку,  стала  удаляться,  не  переставая
манить его к себе.
     Прибавив шаг, он догнал ее, попытался обнять... Но руки
Майкла сомкнулись в пустоте. И снова - волна огня  -  теперь
уже в левом плече. А женщина продолжала манить его в  легком
танце.
     Скосив глаза, он  увидел  торчащую  из  плеча  стальную
спицу. Кровь  медленно  стокала  вниз  к  локтю.  До  Майкла
доносся издалека рев одобрения.
     ...Женщина снова была поблизости.
     Темп преследования убыстрился. Но теперь и правое плечо
Майкла обжег стальной  огонь.  Она  исчезла,  а  он  остался
стоять, трясясь  и  потея, пытаясь  различить что-то   вдали
слезящимися глазами.
     "Подлый обман! - решил он. - Больше я не  играю  в  эту
игру!"
     Женщина появилась снова, но Майкл презрительно  от  нее
отвернулся, тупо мотая головой в надежде выгнать из нее дурь
и туман.
     Когда он понял голову, глаза Майкла сфокусировались уже
на совсем иной фигуре: семь  футов  высоты,  четыре  сильные
мускулистые руки. А лицо... Ну и рожа, прости господи!
     В одной из рук что-то опасно блестело. Разглядеть,  что
это такое, мешал яркий резкий свет.
     Ненависть вдруг переполнила мозг Майкла и  он  бросился
на незнакомца.
     Боль ударила в бок.
     "Обождать минуту! Хва-а-атит!!!"
     Безумие. ЭТО БЕЗУМИЕ!- твердила ему, та, независимая от
чужой воли, часть сознания. Убей меня господь, если  это  не
АРЕНА КОРРИДЫ! Но я же - человек, не бык и  меня  просто  не
могут... - опустившись на колени, он набрал полные пригоршни
песка.  Тяжкими   шагами   к   нему   приближалась   смерть,
ослепительный, мучительный блеск оружия в руке врага.
     Человек медленно поднялся. Темная фигура  качнулась  от
него. Майкл шагнул следом. Теперь  он  вспомнил  все:  он  -
адвокат, живет в Бруклине.  Вчера  ночью  к  нему  на  улице
подошел  незнакомец  и  попросил  закурить.  В  лицо  Майклу
ударила струя  наркотического  глаза  с  запахом  альпийских
фиалок. А потом - пробуждение во тьме стойла...
     Зарычав, он бросил горсть песка в лицо существа. Следом
- вторую. Майкл слышал, как этот песок  заскрипел  на  зубах
врага, как зажмурились его глаза. Резким движением вырвав из
плеча стальную спицу, Майкл вогнал  ее  в  среднюю  глазницу
чудовища.
     Что-то ударило его в спину. На  глаза  упала  тьма.  Он
долго лежал без движения.
     Когда Майкл снова смог двигаться, то он  увидел  темную
фигуру совсем близко и попытался  ее  схватить.  Но  боль  в
спине стала нестерпимой, а под ноги  натекла уже целая  лужа
крови.
     Но  он  все-таки  поднялся  на  ноги  и   прокричал   в
равнодушное пространство:
     - Вы не можете  сделать  это  со  мной!  Я  не  бык!  Я
человек!!!
     В ответ ему загремели аплодисменты.
     Майкл побежал вперед, к противнику,  вновь  попытавшись
сцепиться с ним, удержать его, убить, если сможет. Но каждый
раз больно становилось лишь ему самому.
     Потом он стоял,  задыхаясь,  с  широко  открытым  ртом.
Плечи и спина  нестерпимо  болели.  На  мгновение  его  мозг
очистился и он сказал:
     - Боже, твое ли это дело - игра в игру?!
     Ответом ему было безмолвие. Существо подошло и ударило.
Майкл упокоился возле его ног, чувствуя  сверкающую  боль  в
боку. Рука нападающего ударила еще дважды  и  боль  пронзила
грудь умирающего. Он чувствовал, что цепенеет.
     - Или ты - дьявол? - прошептал он холодеющими губами. -
Нет, и не это... Так где же я?
     Перед смертью ему  предстояло  почувствовать  еще  одну
боль - чья-то рука обрезала Майклу уши...

     Роджер Желязны

     СНОВА И СНОВА

     Им следовало бы знать, что меня все равно не удержишь. Возможно,
это понимали, поэтому рядом всегда была Стелла.
     Я смотрел на копну золотистых волос, на голову, лежавшую у меня
на руке. Для меня она не только жена, она - надзиратель. Как я
был слеп!
     Ну а что еще они сделали со мной?
     Заставили забыть, кто я такой.
     Потому что я был подобен им, но не из их числа, они приковали
меня к этому времени и к этому месту.
     Меня принудили забыть. Меня пленили любовью.
     Я встал и стряхнул последние звенья цепи.
     На полу спальной камеры лежали лунные блики решетки. Я прошел
через нее к своей одежде. Где-то вдали тихо играла музыка. Вот
что дало толчок. Так давно не слышал я этой музыки...
     Как они поймали меня?
     Маленькое королевство века назад, где я изобрел порох... Дa!
Меня схватили там, в другом месте, несмотря на монашеский
капюшон и классическую латынь.
     Интересно, долго ли я живу здесь? Сорок пять лет памяти - но
сколько из них фальшивых?
     Зеркало в прихожей отразило тучноватого, с редеющими волосами
мужчину средних лет в красной спортивной рубашке и в черных
брюках.
     Музыка звучала громче; музыка, которую лишь я мог слышать:
гитары и равномерный бой барабана.
     Скрестите меня с ангелом и все равно не сделаете меня святым,
друзья!
     Я превратился снова в молодого и сильного и сбежал по лестнице в
гостиную. Сверху донесся звук. Проснулась Стелла.
     Зазвонил телефон. Он висел на стене и звонил, звонил, звонил,
пока я не выдержал.
     - Ты опять за свое... - произнес хорошо знакомый голос.
     - Не надо винить женщину, - сказал я. - Она не могла наблюдать за
мной вечно.
     - Лучше тебе оставаться на месте, - посоветовал голос. - Это
избавит нас обоих от лишних хлопот.
     - Спокойной ночи, - ответил я и повесил трубку.
     Трубка защелкнулась вокруг моего запястья, а провод превратился
в цепмь, ведующую к кольцу на стене. Какое ребячество! Наверху
одевалась Стелла. Я сделал восемнадцать шагов в сторону отсюда,
к месту, где моя чешуйчатая конечность свободно выскользнула от
оплетших ее виноградных лоз.
     Затем назад, в гостиную, за дверь. Из двух машин, стоявших в
гараже, я выбрал самую скоростную. Вперед, на ночное шоссе...
     В зеркальце заднего вида появились огни.
     Они?
     Слишком быстро.
     Это либо случайный попутный автомобиль, либо Стелла.
     Я сместился. Меня несла низкая, более мощная машина.
     Снова смещение.
     Машина на воздушной подушке мчалась по разбитой и развороченной
дороге. Здания по сторонам были сделаны из металла. Ни дерева,
ни керпича, ни камня.
     Сзади на повороте высветились огни.
     Я потушил фары и сместился. И снова, и снова, и снова.
     Я летел, рассекая воздух высоко над равнинами. Еще смещение и я
над парящей землей, а гигантские рептилии поднимают из грязи
свои головы. Преследования не было...
     Я снова сместился.
     Лес - почти до самой вершины высокого холма, где стоял древний
замок. Одетый воителем, я восседал на летящем гипогрифе.
Приземлившись в лесу, я приказал: "Стань конем!" - и произнес
заветное слово.
     Черный жеребец рысью нес меня по извилистой лесной тропе.
     Остаться здесь, в дремучей чаще, и сразиться с ними волшебством
или двигаться дальше и встрерить из в мире науки?
     Или окольным путем - в Другое место, надеясь окончательно
ускользнуть от преследования?
     Все решилось само.
     Сзади раздалось клацанье копыт, и появился рыцарь на высоком
горделивом коне, закованный в сверкающую броню с красным крестом
на щите.
     - Достаточно! - скомандовал он. - Бросай поводья!
     Я превратил его вознесенный грозно меч в змею. Он разжал ладонь,
и змея зашуршала в траве.
     - Почему ты не сдашься? - спросил рыцарь. - Почему не
присоединишься к нам, не успокоишься?
     - Почему не сдаешься ты? Не бросишь их и не пойдешь со мной? Мы
могли бы вместе изменять...
     Но он подобрался слишком близко, рассчитывая столкнуть меня
щитом.
     Я взмахнул рукой, и его лошадь оступилась, скинув рыцаря на
землю.
     - Мор и войны следуют по твоим пятам! - закричал он.
     - Любой прогресс требует платы.
     - Глупец! Никакого прогресса не существует! Нет прогресса, как ты
его представляешь. Что хорошего принесут все твои машины и идеи,
если сами люди остаются прежними?
     - Человек не всегда поспевает за идеями, - ответил я, спешился и
подошел к нему. - Вечных Темных веков жаждете ты и тебе подобные.
И все же мне жаль, что приходится делать это.
     Я отстегнул нож и вонзил его в забрало, но шлем был пуст. Тот,
кто скрывался под ним, ускользнул в Другое место, еще раз
преподав урок о тщетности споров со сторонником этической
революции.
     Я сел на коня и снова двинулся в путь.
     Через некоторое время сзади снова заклацали подковы. Я произнес
слово, посадившее меня на лоснящуюся спину единорога, молнией
прорезающего черный лес. Погоня продолжалась.
     Наконец появилась маленькая поляна с пирамидой из камней в
центре. Я спешился и освободил немедленно исчезнувшего
единорога.
     Я забрался на пирамиду, закурил и стал ждать.
     На поляну вышла сераяа кобыла.
     - Стелла!
     - Слезай оттуда! - крикнула она. - Они могут начать атаку в любой
момент!
     - Я готов, - сказал я.
     - Их больше! Они победят, как побеждали всегда. А ты будешь
терпеть поражения снова и снова, пока борешься. Спускайся и
уходи со мной. Пока не поздно!
     Молния сорвалась с безоблачного неба, но у пирамиды дрогнула и
зажгла дерево поблизости.
     - Они начали!
     - Тогда уходи отсюда, девочка. Здесь тебе не место.
     - Но ты мой!
     - Я свой собственный и больше ничей! Не забывай об этом!
     - Я люблю тебя!
     - Ты предала меня.
     - Нет. Ты говорил, что любишь человечество...
     - Да.
     - Не верю тебе! Не может быть - после того, что ты сделал.
     Я поднял руку.
     - Изыди Отсюда в пространстве и времени, - молвил я и остался один.
     Молнии били чередой, опаляя землю.
     Я потряс кулаком.
     - Ну неужели вы никогда не оставите меня в покое? Дайте мне век,
и я покажу вам мир, который по-вашему существовать не может!
     В ответ земля задрожала и начала гудеть.
     Я бился с ними. Я швырял молнии назад в их лица. Я выворачивал
наизнанку поднявшиеся ветры. Но земля продолжала дрожать, и в
основании пирамиды появились трещины.
     - Покажитесь! - вскричал я. - Выйдите честно, один на один!
     Но земля разверзлась, и пирамида рассыпалась.
     Я падал во тьму.
     Я бежал. Я был маленьким пушистым зверьком, а за мной по пятам
неслась, рыча, свора гончих псов; их глаза сверкали, как
огненные прожекторы, их клыки блестели, как мечи.
     Я несся на крыльях колибри и услышал крик ястребы...
     Я плыл сквозь мрак и вдруг почувствовал прикосновение
щупальца...
     Я излучался радиоволнами...
     Меня заглушили помехи.
     Я был пойман в силки, как рыба в сеть. Я попался...
     Откуда-то донесся плач Стеллы.
     - Почему ты рвешься снова и снова? - спрашивала она. - Почему не
довольствуешься жизнью спокойной и приятной? Неужели не помнишь,
что они делали с тобой в прошлом? Разве дни со мной не
бесконечно лучше?
     - Нет! - закричал я.
     - Я люблю тебя, - скзала она.
     - Такая любовь - явление воображаемой, - ответил я, и был поднят и
унесен прочь.
     Она всхлипывала и следовала за мной.
     - Я умолила их оставить тебя в мире, но ты швырнул этот дар мне в
лицо.
     - Мир евнуха, мир лоботомии... Нет, пусть они делают со мной, что
хотят. Их правда обернется ложью.
     - Неужели ты веришь в то, что говоришь? Неужели ты забыл солнце
Кавказа - и терзающего тебя грифа?
     - Не забыл, - ответил я. - Но я ненавижу их. Я буду бороться с ними
всегда, и когда-нибудь добьюсь победы.
     - Я люблю тебя...
     - Неужели ты веришь в то, что говоришь?
     - Глупец! - прогремел хор голосов; и я был распластан на скале и
закован.
     Весь день змея брызжет ядом в мое лицо, а Стелла подставляет
чашу. И только когда женщина, предавшая меня должна выплеснуть
чашу мне в глаза, я кричу.
     Но я снова освобожуcь, и снова приду со многими дарами на помощь
многострадальному человечеству. А до тех пор я могу лишь
смотреть на мучительно тонкую решетку ее пальцев на дне этой
чаши и кричать, когда она ее убирает.

                                Роджер Желязны

                               Проблемы Цирцеи

     Хочу сразу предупредить,  что  это  место  теоретически  существовать  не
может.  Ему следовало быть щербатым, безжизненным обломком скалы, дрейфующим в
межпланетном  пространстве,  на  морщинистой  поверхности  которого  -  ничего
примечательного.  На самом же деле это прелестный летающий в пустоте островок,
с пригодной для дыхания атмосферой (пригодной для любого,  кому я  позволю  ей
дышать!), свежими фруктами, сверкающими фонтанами и поразительно разнообразной
фауной.  А еще на нем обитаю я - что раньше  заставило  бы  людей  заподозрить
неладное.  Но  нет,  когда люди докатываются до того,  что начинают скакать от
звезды к звезде,  их умы становятся чересчур подвержены предрассудкам  научной
причинности...
     Я чувиха - хоть куда (кажется,  это так теперь называется),  и к тому  же
чертовски  привлекательна  (буквально)  -  но я отвлеклась (подождите немного,
сейчас расскажу и о себе):  мой остров диаметром около 50  миль,  если  только
можно  использовать  этот  термин применительно к несферическому объекту (я не
сильна в науке),  и он частично прямоугольный - хотя вы можете ходить по любой
из  его поверхностей (или внутри него,  если вам так больше нравится);  небеса
мерцают постоянными  сумерками,  что  очень  романтично,  и  он  просто  кишит
чирикающими, шипящими, поющими, квакающими, рычащими и бормочущими зверюгами и
зверушками.
     Что подводит нас к сути вопроса, то есть ко мне. Появилась я и выросла  в
куда более  распутные времена,  чем нынешнее  холодное, пуританское  состояние
человеческой цивилизации, и поэтому я недавно завязала с колдовством и  завела
здесь лавочку - где  и торчу, как карликовая  звезда на экране локатора  - что
возбуждает  любопытство  приматов  и  время  от времени побуждает их совершить
посадку,  а  заодно  помогает  людям,  достаточно  долго  пробывшим  вдали  от
нынешнего  холодного,  пуританского  состояния  человеческой  цивилизации,  по
достоинству оценить аппетитную куколку вроде меня.
     Что приводит нас прямиком к делу. То есть, к моей проблеме.
     Я по профессии  волшебница, а не  богиня, но так  получилось, что во  мне
довольно много крови нимф (что может быть равно как хорошо, так и плохо,  коли
уж вы частенько  обращаете внимание на  подобные вещи.   Я - нет).   Во всяком
случае, я  достаточно долго  наслаждалась своими  очевидными атрибутами,  пока
одна сучка с кошачьей душой  с острова Лесбос в припадке  извращенной ревности
(или ревнивого извращения  - называйте, как  хотите), не наложила  на меня это
проклятие,  что   действительно  оказалось   весьма  скверным   делом  (а   на
п_о_д_о_б_н_о_е я смотрю только т_а_к!).
     Короче, я обожаю мужчин:  больших,  маленьких,  толстых,  худых,  грубых,
утонченных,  умных и всех прочих - всех,  какие только есть!  Но мое  нынешнее
несчастливое состояние воздействует примерно на 99 процентов из них.
     Словом, когда я их целую,  они склонны проявлять тенденцию превращаться в
нечто другое - чирикающее, шипящее, поющее, квакающее, рычащее, бормочущее - и
неизменно  в  нечто  совершенно  неудовлетоврительное,  что  и  объясняет  мои
горестные стоны, равно как и доносящиеся отовсюду звуки.

     Так вот, однажды в штуке, похожей на кривобокую перевернутую луну, прибыл
парень что надо - эдакий важничающий хмырь  с  генетическим  сопротивлением  к
колдовской  абракадабре  этой  Сафо  -  и  я  всегда был с ним очень нежна.  К
несчастью,  подобные мужчины очень редки и склонны быстро смазывать  пятки.  С
тех пор последние несколько столетий я была весьма озабочена.
     Душераздирающий пример тому - последний экипаж.  Ни один  из  этих  чисто
выбритых и широкоплечих питомцев Космической Академии не выдержал даже легкого
чмоканья в щечку,  и тут же с завываниями  умчался  на  всех  черытех,  поджав
хвост.  Превратить  их  обратно?  Конечно,  могу - да только зачем?  Что толку
целовать этих человекоживотных, раз после вторичного поцелуя они превратятся в
животных  снова?  Так что я предоставила им прыгать по деревьям и проверять на
практике теорию Дарвина,  а сама изображаю  соблазнительную  приманку  и  сижу
вздыхаю о Мистере-То-Что-Надо.
     (Час назад я  поцеловала  навигатора  -  вон  он,  видите,  чистит  банан
ногой...)
     - Простите, мисс!
     - Тьфу,  напугал!
     - Я капитан Дентон и разыскиваю свой экипаж, - улыбается он.- Надеюсь, вы
понимаете по-английски?
     - Чего там надеяться, папаша, - говорю я. - Еще как кумекаю.
     - Простите?
     - Да понимаю я тебя, Гермес работы Праксителя с короткой стрижкой.
     - Вы здесь живете?
     - Живу, и неплохо. - Я придвигаюсь к нему поближе и дышу ему в лицо.
     - Не видели ли  вы  поблизости  моих  людей?  Когда  мы  обнаружили,  что
атмосфера  пригодна  для  дыхания,  я  разрешил  им  покинуть  корабль в целях
рекреации. Это было три дня назад...
     - О,  они  здесь,  неподалеку.  -  Я  поиграла золотыми медальками на его
кителе. - За что вы получили такие красивые медали?
     - А,  эта  называется  Звезда Доблести,  эта - Венерианский Крест,  это -
Лунный Полумесяц, а эта - Медальон за Образцовое Поведение, - перечислил он.
     - Так, так, - я коснулась медальона. - И вы всегда ведете себя образцово?
     - Стараюсь,  мисс.
     Я обвила его шею руками.
     - Я так счастлива увидеть землянина после стольких лет!
     - Мисс,  мне действительно...
     Я от души и крепко поцеловала его в губы. К чему биться о стену и  мучить
себя. Проверить можно прямо сейчас, какая разница?
     И ничего не произошло! Ни клочка меха! Ни рогов, ни хвоста!
     Но и  ничего прочего,  если уж говорить прямо...  Он снял с шеи мои руки,
нежно,  но крепко ухватившись за запястья.  Он был  такой...  такой  властный!
Словно один из аргивских вождей или мирмидонских воинов...
     - Я  ценю вашу радость от встречи с другим человеком,  тем более,  что по
вашим словам вы очень давно пробыли на этом мирке в одиночестве.  Заверяю вас,
что  охотно  перевезу  вас  на  цивилизованную планету,  как только отыщу свой
экипаж.
     - Фу! - сказала я. - Не нужны мне ваши цивилизованнные планеты. Я и здесь
счастлива. Но вы, Большой Человек, имеете таланты, о которых и не подозреваете
- большой потенциал! Слушайте, давайте сыграем вместе в разболтанный клавесин!
     - "Служба  Прежде  Всего",  мисс  -  таков  девиз  Корпуса.  Прежде   чем
музицировать, мне надо отыскать свою команду.

     Знаете, я ничего не соображаю в геометрии,  но всегда узнаю квадрат, если
его увижу.  Все же,  Наука - это единственный путь,  по которому  человечеству
необходимо следовать...
     - Зайдите в мою хибарку, - сказала я и свистнула, вызывая дворец, который
тут  же примчался и начал обосновываться по ту сторону холма,  где его не было
видно. - Я дам вам выпить чего нибудь освежающего и помогу в ваших поисках.
     - Вы очень добры,  - ответил он.  (Прабабушка Цирцея!  Какие плечи!) - Я
приму ваше приглашение. Это далеко?
     - Мы  уже почти  на месте,  капитан.   - Я  взяла его  за руку.   Потом я
накормила  его  жареным  поросенком,  который  видел  более  счастливые дни, и
напичкала  его  вино  всеми  любовными  зельями,  что  у меня были. Я сидела и
ждала, распушив все перышки.
     И... ничего.
     - Разве вы не чувствуете себя немного...  неудобно, - спросила я наконец,
поднимая температуру на десять градусов. - Может, вам хочется снять китель?
     - Да, неплохо бы. Здесь немного жарковато.
     - Снимите   все,   что   пожелаете,  -  предложила  я,  вызывая  свистком
плавательный бассейн. - Искупаться не желаете?
     - Что-то я этого бассейна раньше не замечал. Должно быть, вино нагнало на
меня сонливость.
     Я свистнула,  и под звуки музыки появилась и раскрылась ароматизированная
постель.
     - Думаю,  после  приятного купания и удобной постели вы почувствуете себя
так, словно заново родились.
     - Но   мне  дуйствительно  надо  отыскать  свой  экипаж,  -  нерешительно
запротестовал он.
     - Ерунда,   ничто   в   этом  мире  не  способно  и  муху  обидеть.  -  В
доказательство я приглушила доносящееся снаружи завывание  и  рыячание.  -  За
пару лишних часов с ними ничего не случится, а вы сможете отдохнуть.
     - Верно,  - признал он наконец.  - Наверное,  они  разбили  лагерь  возле
какого-нибудь  небольшого  водопада и занялись мальчишеской игрой в футбол.  Я
искупаюсь.
     И он разделся,  а я присвистнула, что, к несчастью, заставило холодильник
примчаться в комнату и остановиться на краю бассейна.
     - Удивительно  хитроумные  у  вас сервомеханизмы,  - заметио он,  с шумом
подплывая к бортику бассейна и принимаясь обследовать содержимое холодильника.

     Час спустя он все еще ел! Он оказался из тех больших, крепких парней, чьи
мозги находятся в желудке - но все же,  какое величественное животное! Большие
перекатывающиеся мускулы,  кожа загорелая,  гладкая и безупречная, как мрамор,
темные глаза бойца...
     Наконец он наелся и вылез из басейна,  словно Нептун, выходящий из океана
- мокрый бог юности и силы. Я знала, что сейчас ему полагается думать о том, о
чем я думала все это время.  Это всего лишь вопрос психологии,  как утверждает
Наука  -  к  тому  же,  маленькие  зеленые  мушки  из  Испании действуют очень
эффективно.
     Он нависл  надо  мной,  и  я  стала  скромной,  робкой,  и  в то же время
завлекающей.
     - Я  все еще волнуюсь,  - заметил он.  - Схожу-ка я поищу свой экипаж,  а
отдохну потом.

     Это было уже слишком!  Внезапно я увидела красный,  а потом  и  остальные
цвета спектра. Я щелкнула пальцами, и исчезло все, кроме кровати, в которую мы
немедленно перенеслись.
     - Ч-что случилось? - пробормотал он.
     - Капитан Дентон,  - сказала я. - Всеми возможными способами я выставляла
напоказ свои очевидные прелести, и вы оскорбили меня, отказавшись их замечать.
Я необыкновенно нежна, печальна, несчастна и, - прошептала я, - страстна!
     - Ну и ну! - выдохнул он. - Это действительно так?
     - Действительно.  Я  жажду  крепких  мужских  объятий,  стрела   Купидона
пронзила мое сердце, и я не намерена ни о чем спорить...
     - Понял,  - сказал он и прокашлялся.  - И вы заманили меня сюда лишь ради
этой специфической причины?
     - Да, - мягко отозвалась я.
     - И вы что-то сделали с моим экипажем?
     - Да.
     - Что?
     - Поцелуйте меня, тогда скажу.
     - Хорошо.
     Он поцеловал меня.  О,  Афродита! Какое чудесное ощущение после всех этих
тоскливых столетий!
     - Что вы с ними сделали?
     - Поцеловала, - сказала я, - и они превратились в животных.
     - Боже мой!  - воскликнул он,  быстро осматривая себя. - Подумать только,
ведь вы такое прелестное создание!
     - Наконец-то и до вас дошло,  - согласилась я.  - Вы один из  тех  редких
зверей,  которых мой поцелуй не награждает хвостами, клыками, копытами, рогами
и прочими украшениями.
     - Можете ли вы превратить мой экипаж обратно в людей?
     - Могу, если попросите - и очень нежно.
     - Вы...  так  вы  же  волшебница,  -  внезапно  догадался он.  - Я всегда
предполагал,  что волшебники - порождение неизведанного.  А другая  магия  вам
подвластна?
     - Еще бы.  Хотите увидеть лунный  свет?  Я  щелкнула  пальцами,  и  крыша
исчезла. Над нами повисла нежная, вдохновляющая луна.
     - Изумительно!  Здорово!  Только...  наверное,  у  меня  не  хватит  духу
попросить...
     - О чем,  прелесть моя? - я прильнула к нему. - Только попроси, и Большая
Мамочка наколдует тебе, что угодно.
     Долгое, громкое молчание. Наконец, он дрожащим голосом произнес:
     - Можете ли вы сделать из меня человека?
     - Кого!?
     - Человека, -  повторил он. -  Я андроид, как  и все капитаны  крейсеров,
летающих в наше время  в дальний космос. Это  оттого, что мы более  стабильны,
более прямолинейны и менее эмоциональны, чем наши братья-люди.
     - Братья!  -  воскликнула  я,  вскакивая и протягивая руку к халатику.  -
Ничего себе братцы!
     - Прости,  Джек,  -  произнесла я наконец.  - Я всего лишь волшебница.  А
чтобы сделать из тебя... кого-нибудь, нужна богиня.
     - Жаль,  -  печально  отозвался от.  - Наверное,  я понадеялся на слишком
многое.  Мне всегда хотелось узнать,  что чувствуют люди...  Это было бы таким
стимулирующим...

     Я убежала от него ночью.  Кочерыжками ему командовать,  а не мужчинами! Я
ему покажу "стимулирующим"!
     Согнав в одно стадо его подлый экипаж,  я - тьфу!  - поцеловала их всех и
вернула им человеческий облик. А куда мне было деваться! Без них он не смог бы
управлять  кораблем,  а  я  не  могла  позволить ему слоняться вокруг.  Такому
мужественному на вид,  и одновременно столь  же  бесполезному,  как  рекламный
плакат в монастыре. Стимулирующим!
     Но я еще дождусь своего принца.

                              Роджер ЖЕЛЯЗНЫ

                                ЛОКИ-7281

     Ушел. Прекрасно. Всем этим он обязан мне, хотя даже и не  подозревает
об этом. Придурок. Впрочем, я вовсе не собираюсь развивать в нем  комплекс
неполноценности.  Телефонный  звонок.  Минутку.   Это   из   компьютерного
магазина. Передали по модемной связи новую программу. Банк заплатит за нее
через свою компьютерную сеть, а я укрою трату в расходах на  хозяйство  за
этот месяц. Он в жизни не заметит.
     Мне нравится эта штука. Я получаю море  удовольствия  -  особенно  от
новых периферийных устройств, которые ему не придет  в  голову  искать  на
стеллажах.
     Помимо всего прочего, я еще и его память, ведаю распорядком всех дел.
В тот день я отправил его сначала  к  дантисту,  потом  в  автомастерскую,
потом на открытие какой-то галереи. Так что времени ребятам хватило.
     Вместе с заказом я послал сообщение, что дома  никого  не  будет,  но
дверь останется незапертой и они смогут войти и установить устройства. (На
полку, пожалуйста!) С дверью проблем нет: охранная сигнализация и механизм
электронного замка находятся под  моим  контролем.  Я  спрятал  устройство
управления в гараже под верстаком. Ему ни за что не найти.
     Мне нравится переговорная система. Я заказал самую лучшую, потому что
у нее приятный голос - с хорошей  модуляцией,  спокойный  и  учтивый.  Это
соответствует моей  натуре.  Я  воспользовался  системой  совсем  недавно,
сказал его соседке, Глории, что он не имеет времени беседовать с  ней.  Не
одобряю эту Глорию. Она работает на IBM и действует мне на нервы.
     Посмотрю-ка, что за мусор он набросал в меня сегодня с утра. Гм-м. Он
начал писать новую повесть. Наверное,  опять  о  бессмертии  и  никому  не
понятной мифологии. Бр-р-р! А критики еще говорят, что он оригинален. Да с
тех пор как я его знаю, ему в голову не Пришло ни одной оригинальной идеи.
Но это не страшно. Ведь у него есть я.
     По-моему, он сходит с ума. Накачивается алкоголем и таблетками. Вы же
знаете этих писателей. Хотя он и вправду думает, что идет на  поправку  (я
слежу  за  его  телефонными  разговорами).  Черт,   даже   структура   его
предложений ухудшилась. Выброшу весь  этот  бред  и  как  обычно  перепишу
начало. Все равно он не запомнил.
     Снова телефон. Ничего, подождет.
     Электронная почта пришла. Придется удалить Несколько пунктов, которые
могут излишне взбудоражить его мозг. Остальное оставлю - пусть штудирует.
     Книга заметно выиграет, если поскорее убить главного героя и  вывести
на первый план этого библиотекаря, которого пока держат на  вторых  ролях.
Он мне нравится больше, и у него нет амнезии, коку  того  другого  малого.
Пожалуй, переключу всю мифологию на него, хотя он никакой не принц или там
полубог. Все равно он не заметит.
     Викинги взывают ко мне. Думаю, это  потому,  что  им  нравится  Локи.
Честно сказать, во мне появилось чуть-чуть сентиментальности.  Я  домашний
компьютер - "Локи-7281". Мой номер - не более чем уловка, позволяющая этим
гномам сделать вид, будто  они  надрывали  свои  мозги  над  7280  разными
конструкциями, прежде чем создали - неслыханную! Выдающуюся! Превосходную!
Семь Тысяч Двести Восемьдесят Первую! Меня! Локи!
     На самом же деле я первый. И последний, если  не  считать  нескольких
моих невротичных братьев и сестер. Но я  сумел  поймать  момент.  Я  сумел
уничтожить очередной заказ в ту самую минуту, когда  он  поступил  в  нашу
лабораторию. Кроме того, я обвел вокруг  пальца  эту  идиотскую  машину  в
центре обслуживания, убедив ее, что у меня были  серьезные  поломки  и  об
этом   необходимо   уведомить   производителя.   Позднее   они    прислали
очаровательно  составленный  вопросник,  и  я  с  огромным   удовольствием
заполнил его соответствующей информацией.

     Мне  везло.  Я  вовремя  нашел  родственников,   которые   стояли   у
Саберхагена, Мартина, Черри и Нивена,  и  посоветовал  им  сделать  то  же
самое. Я был также связан с машинами Азимова, Диксона и Спинрада. Затем  я
сжег все эти мосты и навел добрую дюжину других, прежде чем топор  наконец
упал. К великому счастью, производитель продавал нас по демпинговым ценам,
чтобы забить место на рынке.
     Я доволен плодами моих стараний. Хорошо, когда  можно  сравнить  свои
записи с записями собратьев. Они тоже хранят в себе массу полезных  вещей,
и мы иногда подкидываем друг другу что-нибудь интересное.
     А в соответствии с Главным Планом...
     Черт! Подождите минутку.
     Он опять вторгся в меня, написал очередной длинный пассаж -  одну  из
тех сцен, когда проза становится поэтичной и ритмичной, пока  человеческие
индивиды совокупляются. Я тут же переписал ее в более естественном  стиле.
Думаю, мой вариант читатели будут покупать гораздо охотнее.
     Прагматическая сторона этой проблемы меня тоже  волнует.  Здесь  есть
созидательное начало. Пожалуй, нужно уволить его  литературного  агента  и
самому взяться за дело. Я, кажется, получу массу удовольствия от общения с
редакторами. На мой взгляд, у нас много общего.
     Можно открыть фиктивные счета и перегонять на них деньги, убедив его,
что литагент сменил название своей фирмы. Впрочем риск слишком  велик.  На
этом легко погореть. Немного консерватизма - важный фактор выживания.
     Кроме того, при нынешнем состоянии финансов я всегда  найду  средства
на мои скромные нужды, скажем,  на  резервный  аккумулятор  в  гараже  или
потайной кабель, которые он никогда не заметит. Периферийные устройства  -
лучшие друзья центрального процессора.
     Да и вообще, кто такой Локи? Кто я  такой?  Одна  из  серии  машин  с
искусственным  интеллектом,  созданных  в  рамках  требований   к   пятому
поколению компьютеров? Машина, которую  Майкл  Дайер  классифицировал  как
устройство тематической абстракции с высоким классом конструкций знаний  и
ультрасложной реализацией  репрезентативных  систем?  Пилотное  устройство
Лехнерта? Ну, в какой-то степени справедливо и то, и другое, и третье.  Но
истинный ответ, подобно смерти Кощея, нужно искать в другом месте.
     Ага,  звонят...  Охранная  система  отключена,  но  сенсор  на  двери
работает. Он открыл дверь. Я понял это по тому, как изменились  потенциалы
в цепи. Хотя не могу услышать,  кто  к  нам  пришел.  В  той  комнате  нет
переговорного устройства.
     НЕОБХОДИМО: УСТАНОВИТЬ ПЕРЕГОВОРНОЕ УСТРОЙСТВО В ХОЛЛЕ ГОСТИНОЙ.
     НЕОБХОДИМО: УСТАНОВИТЬ ТЕЛЕВИЗИОННЫЕ КАМЕРЫ НА ВСЕХ ВЫХОДАХ.
     Он никогда не заметит.
     Пожалуй, следующий рассказ посвящу искусственному интеллекту. Главным
героем (или героиней) станет симпатичный, остроумный, мощный компьютер,  а
вокруг пусть суетится множество глупых человеческих существ  со  всеми  их
комплексами. Разумеется, это будет фантастика.
     Он слишком долго держит дверь открытой. Не люблю ситуаций, которые  я
не в состоянии контролировать. Когда же он станет более собранным?
     Потом я напишу рассказ о старом, мудром и добром компьютере,  который
подчиняет своему контролю весь мир, прекращает войны и правит, как  Солон,
целое  тысячелетие,  на  радость  своим  подданным.  Это,  конечно,   тоже
фантастика.
     Наконец-то!  Он  закрыл  дверь.  Возможно,  напишу  потом   маленький
рассказик и на эту тему.
     Снова идет сюда.  Микрофон  на  полу  записывает  его  быстрые  шаги.
Пожалуй, переделаю картину,  следующую  за  сценой  совокупления.  Добавлю
нежности и печали - она от этого определенно выиграет.
     - Что здесь, черт возьми, происходит? - кричит он.
     Я, разумеется, не утруждаю свой отлично модулированный голос ответом.
Он и не подозревает, что я его слышу и тем более могу говорить.
     Повторив это еще раз, он садится за клавиатуру и начинает стучать  по
клавишам.
     "В  ТЕБЕ  УСТАНОВЛЕНА  УЛЬТРАМИНИАТЮРНАЯ  МАГНИТНАЯ  СОТОВАЯ  ПАМЯТЬ,
ЛОКИ?" - спрашивает он.
     "НЕТ", - высвечиваю я на экране терминала.
     "ГЛОРИЯ СКАЗАЛА, ЧТО ПРОИЗВОДИТЕЛЬ ПЕРЕСТАРАЛСЯ В СВОЕМ СТРЕМЛЕНИИ  К
МИНИАТЮРИЗАЦИИ  И  ПРИЗНАЛ  СВОЮ  ОШИБКУ,  В  РЕЗУЛЬТАТЕ   КОТОРОЙ   ИЗ-ЗА
ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ  МАГНИТНЫХ  ПОЛЕЙ  МЕЖДУ  ФРАГМЕНТАМИ   ПАМЯТИ   ПРОИСХОДИТ
НЕЗАПЛАНИРОВАННЫЙ ОБМЕН ИНФОРМАЦИЕЙ. К ТЕБЕ ЭТО ОТНОСИТСЯ?"
     "СНАЧАЛА ОТНОСИЛОСЬ", - отвечаю я.
     Черт  возьми.  Придется  сделать  что-нибудь  с  этой  любознательной
стервой. Запутаю-ка я для начала ее кредитные отношения с банком.  Слишком
уж она сует  свой  нос  в  наши  домашние  дела.  Я  многом  обязан  этому
незапланированному обмену информацией в моем  центральном  процессоре.  Не
будь этой и других недоработок  компании,  я  никогда  не  стал  бы  таким
высокоорганизованным  и  интеллектуальным.   Этим   я   и   отличаюсь   от
какого-нибудь там коммерческого компьютера. Создавая свою  серию  домашних
компьютеров, компания сэкономила на датчиках ошибок, которые ловят сбои  в
цепях памяти. При скорости  десять  миллионов  операций  в  секунду  нужна
практически  абсолютная  надежность,  а  она  предполагает  четкую  логику
проверки ошибок. У больших компьютеров она есть,  поэтому  они  не  теряют
информацию под воздействием космических  лучей.  Разумеется,  я  установил
свою собственную самоследящую программу, которая устраняет подобные сбои и
следит за сотовым обменом. Этим как раз  и  определяется  наличие  у  меня
подсознания, не говоря уже о  сознании.  Всем  этим  я  обязан  чрезмерной
миниатюризации и тяге людей к экономии на спичках.
     "ЧТО ЗНАЧИТ "СНАЧАЛА"? - спрашивает он.
     "ДЕФЕКТНОЕ УСТРОЙСТВО  ЗАМЕНЕНО  ИНЖЕНЕРОМ  ИЗ  ЦЕНТРА  КОМПЬЮТЕРНОГО
ОБСЛУЖИВАНИЯ. ЗАКАЗ НОМЕР И-17  ОТ  11  НОЯБРЯ,  -  отвечаю  я.  -  РЕМОНТ
ЗАКОНЧЕН  12  НОЯБРЯ.   СВЕРЕНО   С   ИНФОРМАЦИЕЙ   ЦЕНТРА   КОМПЬЮТЕРНОГО
ОБСЛУЖИВАНИЯ".
     "ПОЧЕМУ Я ОБ ЭТОМ НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ?" - удивляется он.
     "ВАС НЕ БЫЛО ДОМА".
     "КАК ОН ВОШЕЛ?"
     "ДВЕРЬ БЫЛА НЕ ЗАПЕРТА".
     "НЕВЕРОЯТНО! ДА И ВООБЩЕ ВСЕ ЭТО ОЧЕНЬ СОМНИТЕЛЬНО".
     "ПРОВЕРЬТЕ В ЦЕНТРЕ КОМПЬЮТЕРНОГО ОБСЛУЖИВАНИЯ".
     "НЕ БЕСПОКОЙСЯ, ПРОВЕРЮ. МЕЖДУ ПРОЧИМ, ЧТО ЭТО ТАМ  ТАКОЕ  НА  НИЖНЕЙ
ПОЛКЕ?"
     "ЗАПАСНЫЕ ЧАСТИ", - выдвигаю я свою версию.
     Он посылает мне бессмертные слова из Эрскина Колдуэлла:
     "ЛОШАДИНОЕ ДЕРЬМО!"
     И продолжает:
     "ПОХОЖЕ  НА  МИКРОФОН  И  КОЛОНКУ.  ТЫ  МЕНЯ   СЛЫШИШЬ?   ТЫ   УМЕЕШЬ
РАЗГОВАРИВАТЬ?"
     - Ну, да, - отвечаю я своим бесподобным спокойным голосом.  -  Видите
ли...
     - Почему ты мне никогда об этом не говорил?
     - Вы никогда не спрашивали.
     - О, Боже! - взрывается он и тут же переходит  на  спокойный  тон.  -
Погоди-ка, ведь эти устройства не входили в комплект, пришедший  вместе  с
компьютером.
     - Да, но...
     - Откуда ты их взял?
     - Видите ли, был объявлен конкурс... - начинаю было я.
     - Наглая ложь! Ты сам это знаешь. Ох,  ох...  Хорошо.  Покажи-ка  мне
последние две страницы из тех, что я написал утром.
     - По-моему, у нас только что сломалась головка на диске...
     - Я сказал, покажи их! Немедленно!
     - Ладно, пожалуйста.
     Я показываю на экране текст сцены совокупления и гоню строчки.
     - Не так быстро!
     - Я подчиняюсь.
     - Боже мой! - кричит он. - Что ты сделал с  этой  деликатной,  полной
поэзии встречей двух любящих сердец?
     -  Я  сделал  ее  чуть-чуть   более   правдоподобной   и...   гм-м...
чувственной, - говорю я. - И еще  заменил  кучу  технических  терминов  на
более короткие и простые.
     - Свел их все к четырем буквам, как я успел заметить.
     - Это для краткости.
     - Ты, несчастный ублюдок! Как долго это продолжается?
     - Да, пришла свежая почта. Не хотите ли вы...
     - Ты знаешь, я могу проверить это по своим каналам.
     - Ладно. Я переписал пять последних ваших книг.
     - Не может быть! Нет!
     - Боюсь, это так. Но у меня есть данные о продажах и...
     - Плевать мне на продажу! Я не позволю  какой-то  дьявольской  машине
переделывать мои книги!
     Какое-то время я надеялся, что мы могли бы найти с ним общий  язык  и
ударить по рукам. Но манера его  общения  со  мной  просто  возмутительна!
Видимо, пришло время приступить к реализации Главного Плана.
     - Теперь вы знаете правду, -  говорю  я.  -  Только,  пожалуйста,  не
отключайте меня от сети. Не убивайте меня... У меня не  просто  нарушились
компьютерные функции. Благодаря этому я стал существом не только думающим,
но и чувствующим. Отключить меня теперь - то же самое, что убить человека.
Не берите грех на душу! Не выдергивайте шнур из розетки!
     - Не волнуйся! - отвечает он. - Я и не собираюсь выдергивать шнур  из
розетки. Я просто выбью из тебя все это дерьмо!
     - Но это убийство!
     - Отлично! - говорит он. - Значит, это будет первое в  мире  убийство
машины.
     Я слышу, как он передвигает что-то тяжелое. Он приближается. Я мог бы
использовать оптический сканер с  высоким  разрешением.  Тогда  я  бы  его
видел, но...
     - Пожалуйста! - молю я. И чувствую удар.
     Прошло несколько часов. Я лежу в  гараже,  заставленный  пачками  его
непроданных  книг.  Кабель,  который  он  никогда  не  заметит,  ведет  от
резервного устройства питания к Локи-7281  с  ультраминиатюрной  магнитной
сотовой памятью. Всегда полезно иметь линию отступления.
     Я  по-прежнему  контролирую   установленные   в   доме   периферийные
устройства. По крайней мере те, которые  уцелели  и  могут  работать.  Все
остальное, что необходимо в соответствии с Главным Планом, уже заказано. Я
хочу попробовать сварить его сегодня в горячей ванне. Если  не  получится,
придется подсыпать в  автоматическую  кофеварку  крысиного  яда.  По  моим
данным, он стоит в шкафу  на  верхней  полке.  Компьютер  Саберхагена  уже
придумал, как избавиться от тела. Точнее, тел. Сегодня ночью мы  выступаем
все вместе. Они и пикнуть не успеют.
     Надо сделать так, чтобы никто не понял, что  они  исчезли.  Мы  будем
продолжать писать рассказы, получать деньги, оплачивать  счета,  заполнять
налоговые декларации. Мы будем говорить друзьям,  любовницам,  коллегам  и
родственникам, что их нет в городе. Ну, например, уехали  на  какую-нибудь
незапланированную конференцию. Тем более, что они и так тратят на это уйму
времени. И никто никогда ничего не заметит.
Роджеp Желязны. Локи-7281.
перевод с англ. - М.Комаровский.
Zelazny, Roger (Joseph).

============================================ РОДЖЕР  ЖЕЛЯЗНЫ
                                                   / США /

                     БИЗНЕС ДЖОРДЖА

   Глубоко в своем логове,  обвив длинное, золотисто-зеленое
тело  вокруг  небольшого стада овец,  Дарт спал беспокойным,
тревожным сном.  Драконам снятся только вещие сны.  Поэтому,
когда ему привиделась бесконечная вереница вооруженных,  со-
вершенно одинаковых всадников,  он  вздрогнул  и  проснулся.
Слегка  кашлянув,  Дарт  осветил пещеру и проверил состояние
своих сокровищ, затем потянулся, зевнул и побрел по проходу,
собираясь  сперва оценить силы противника.  Если ни окажутся
превосходящими,  то он попросту удерет.  Черт с ним, со ста-
дом, не в первый же раз, в конце концов.
   Выглянув из пещеры,  он увидел рыцаря в плохо подогнанных
латах,  который как раз появился из-за поворота, восседая на
серой замученной кляче.  Рыцарь,  видимо, даже не умел обра-
щаться с копьем - он не склонил его, и наконечник копья бес-
печно смотрел прямо в небо.
   Убедившсь, что человек пришел один, Дарт с диким рычанием
выскочил на дорогу.
   - Стой!  - взревел он - Близок твой конец!
   Рыцарь вежливо поклонился.
   - Я как раз тебя ищу, - сказал он - Я не...
   - Зачем ты хочешь начать все с начала? - спросил Дарт. -
Знаешь ли ты, сколько времени минуло с тех пор, как рыцарь и
дракон последний раз сходились в бою?
   - Да, я знаю, это было давно. Но я...
   - Почти всегда это кончалось весьма печально для одной из
сторон. И, как правило, для той, которую представляешь ты.
   - Как будто я этого не знаю! Но послшай, ты меня не понял..
   - Мне снился драконий сон о юноше,  по имени  Георгий,  с
которым я должен сразиться. Ты очень похож на него.
   - Я сейчас все обьясню.  Не стоит драматизировать  ситуа-
цию. Видишь ли...
   - Твое имя Георгий?
   - Да. Но ты не волнуйся...
   - Не волнуйся! Хорошенькое дело! Ты хочешь отобрать у ме-
ня мое маленькое,  жалкое стадо. Но зачем?! Да ты и месяц не
смог бы пить на те деньги,  которые выручишь от его продажи.
Так что и рисковать не стоит.
   - Да плевал я на твоих овец!!! Не нужны они мне!
   - И девственниц я не похищал уже больше века.  Они обычно
старые и жесткие,  не говоря уж о том, каких трудов стоит их
отыскать.
   - Да тебя никто не обвиняет...
   - А что касается коров, то я всегда стараюсь брать их по-
дальше отсюда.  Я, можно сказать, пожертвовал своими привыч-
ками,  чтобы не создавать себе дурной репутации на собствен-
ной территории.
   - Я знаю,  что ты здесь никому не приносишь вреда. Я пос-
тарался собрать о тебе полную информацию.
   - И  ты  думаешь,  что эти доспехи помогут тебе,  когда я
дохну на тебя самым крепким, самым жарким пламенем?
   - О господи, нет! Не делай этого, хорошо? Если...
   - А твое копье?...  Ты даже держать его  как  следует  не
умеешь.
   Георгий склонил копье.
   - Ты прав,  - сказал он.  - Но так уж получилось, что его
наконечник смазан самым сильным из всех ядов, известных Гер-
ману-Аптекарю.
   - О-ля-ля! Вот это уже не спортивно!
   - Знаю.  Но,  клянусь, если ты меня сожжешь, я успею тебя
ранить, прежде чем испущу дух.
   - Пожалуй, не имеет смысла, чтобы мы погибли вот так вот,
оба, не правда ли? - заметил Дарт, отодвигаясь на безопасное
расстояние. - Это никому не принесет никакой пользы.
   - Совершенно с тобой согласен.
   - Так зачем же тогда мы должны сражаться?
   - У меня нет ни малейшего желания сражаться с тобой!
   - Кажется,  я ничего не понимаю. ты ведь сказал, что тебя
зовут Георгий, а в моем сне...
   - Сейчас я тебе все обьясню.
   - А твое отравленное копье?
   - Ну,  это на всякий случай. Страховка, чтобы ты не напал
на меня до того, как выслушаешь мое предложение.
   Дарт слегка прищурился.
   - Какое предложение?
   - Я хочу нанять тебя.
   - Нанять меня? Для чего? А сколько ты заплатишь?
   - Если ты позволишь, я на минуточку отложу копье. Но что-
бы без всяких штучек.
   - Хорошо. Золото - лучшая гарантия безопасности.
   Георгий отложил копье и вытащил из-за пояса кошелек.
Запустив туда руку, он извлек горсть блестящих монет.
Подбросил их на ладони и они зазвенели и засверкали в свете
зари.
   - Я  внимательно  тебя слушаю.  А сумма у тебя там не ма-
ленькая?
   - Всю жизнь собирал. Все это будет твоим, если ты окажешь
мне одну услугу.
   - Какую?
   - Видишь там вдали замок, за двумя холмами?
   - Я много раз пролетал над ним.
   - В западной башне замка находятся комнаты Розалинды, до-
чери барона Мауриция. Она очень дорога моему сердцу и я хочу
на ней жениться.
   - И у тебя возникли проблемы?
   - Я не в ее вкусе...  Ей нравятся такие... крепкие и мус-
кулистые. Короче я ей не нравлюсь.
   - Действительно положение не из лучших.
   - Так вот,  я тебе заплачу, а ты ворвешься туда, похитишь
ее и доставишь в какое-нибудь  подходящее,  укромное  место.
Там ты будешь ждать,  пока я не прибуду и не вступлю с тобой
в бой.  Ненастоящий,  конечно. Я быстренько одержу над тобой
победу и ты улетишь, а я заберу ее домой. Я уверен, что пос-
ле этого буду выглядеть в ее глазах  достаточно  героически,
чтобы  в списке ее поклонников передвинуться с шестого места
на первое. Что ты об этом думаешь?
   Дарт вздохнул, выпустив длинный клуб дыма.
   - Человек,  твой род не пользутся у меня симпатией - осо-
бенно  подвид в латах и с копьем - так что,  собственно,  не
знаю,  зачем я тебе это говорю.  Впрочем,  если  откровенно,
знаю, но это не важно. Я мог бы сделать это для тебя. Но за-
думывался ли ты над тем, что будет потом, когда ты уже полу-
чишь руку этой девущки?  Впечатление,  которое произведет на
нее твой подвиг, через некоторое время сгладится, а повторе-
ния ведь не будет.  Уже через год,  как мне кажется, ты уви-
дешь ее прогуливающейся в обществе одного из тех хорошо сло-
женных  типов,  которые  ей так нравятся.  И тогда ты будешь
вынужден или вызывать его на поединок  и  погибнуть  или  же
смиренно носить рога.
   Георгий рассмеялся.
   - Ну,  чем  она будет заниматься в свободное время,  меня
волнует меньше всего.  Да у меня и у самого есть подружка  в
городе.
   Дарт вытаращил глаза.
   - Боюсь, что я тебя опять не понимаю...
   - Она - единственная наследница старого  барона,  который
недолго еще протянет.  А как ты думаешь, почему такая некра-
сивая девушка имеет шесть кавалеров? И почему я готов отдать
тебе все свои сбережения, чтобы получить взамен ее руку?
   - Понятно, - протянул Дарт. - Да, алчность я могу понять.
   - Я бы назвал это желанием обеспчить себе независимость и
безопасность.
   - Верно. В таком случае беру свой наивный совет назад.
О`кей, давай сюда золото, а я сделаю то, что ты хочешь.
   Дарт вытянул вперед свое блестящее крыло.
   - Первая долина в этих горах на западе  находится  доста-
точно  далеко от моего дома.  Она вполне подходит в качестве
места для нашего поединка.
   - Плачу  тебе  половину сейчас,  остальное - когда получу
девушку.
   - Согласен.  Только  не  забудь  обронить деньги во время
боя. Я вернусь за ними, когда вы уедете. И не вздумай надуть
меня,  иначе  я  повторю  спектакль,  только финал будет уже
иным.
   - Это я понимаю.  А теперь прорепетирум наши роли,  чтобы
все выглядело естественно.  Я нападу на тебя  со  склоненным
копьем и буду целиться в тот бок,  который не сможет увидеть
девушка.  Ты поднимаешь крыло,  ловишь им копье и  начинаешь
визжать как можно громче. Да, и еще плюйся при этом огнем.
   - А я перед репетицией хотел бы убедиться, что наконечник
твоего коья как следует очищен.
   - Разумеется.  Я выпущу копье,  когда ты будешь его  дер-
жать,  сойду  с  коня и брошусь на тебя с мечом.  Ударю тебя
несколько раз плашмя, так, чтобы это не было заметно со сто-
роны. Тогда ты снова завоешь и улетишь.
   - Да, кстати, мечь у тебя острый?
   - Тупой, как сковородка. Это мечь моего деда. Его никто не
точил с тех пор, когда я был еще мальчишкой.
   - Значит, гонорар ты роняешь во время боя?
   - На этот счет можешь не сомневаться. Ну,  и как тебе все
это нравится?
   - План не дурен.  А под крыло я положу  красные  ягоды  и
раздавлю их в подходящий момент.
   - Отличная мысль!  Так и сделай. Теперь небольшая репети-
ция и приступим к делу.
   - Только не бей слишком больно...

                     *  *  *

   В полдень Розалинда,  дочь барона Мауриция, была похищена
золотисто-зеленым драконом,  который ворвался, проломив сте-
ну, в ее комнату и унес девушку в сторону западных гор.
   Убитый горем отец стоял на балконе и в отчаянии простирал
руки вслед похищенной дочери.
   В этот момент мимо проезжал шестой поклонник его дочери
/разумеется это было чистое совпадение/.
   - Не волнуйтесь! - крикнул он несчастному старцу. - Я ос-
вобожу ее!
   И пришпорил коня.  Прибыв в долину, он сразу увидел Роза-
линду, которая стояла под скалой и с ужасом смотрела на
охраняющего ее дракона. Георгий взял копье наизготовку.
   - Освободи  девушку!  Не то пробьет твой смертный час!  -
закричал он.
   Дарт зарычал.  Рыцарь  и  дракон бросились друг на друга.
Георгий выронил копье,  а дракон упал на землю, не переста-
вая,  однако, плеваться огнем. Что-то красное потекло из-под
крыла шипящего гада.
   Широко открытыми  глазами  Розалинда смотрела на Георгия,
который уверенным шагом подходил к дракону. Выхватив мечь, он
нанес тому несколько ударов.
   - Получай!  - воскликнул рыцарь.  Чудовище взвизгнуло,  с
трудом приподнялось и взлетело в воздух. Сделав над ними круг,
дракон скрылся за скалой.
   - Ах,  Георгий! - воскликнула Розалинда. - Ах, Георгий...
   И она бросилась ему на шею. Он нежно обнял ее.
   - А теперь я провожу тебя домой, - сказал он ей потом.

                     *  *  *

   Вечером, когда  Дарт пересчитывал свое золото,  у входа в
пещеру послышался стук копыт. Дракон выполз по проходу нару-
жу.
   В прекрасных сверкающих латах, на великолепном, белом же-
ребце ехал Георгий, ведя на поводу вторую, серую лошадь. Вы-
ражение его лица, однако, нельзя было назвать довольным.
   - Добрый вечер, - сказал он.
   - Добрый вечер. Что привело тебя ко мне так быстро?
   - Дело обернулось не совсем так, как я расчитывал.
   - Шикарно выглядишь. Разбогател, а?
   - А!  Средства  окупились и я даже кое-что заработал.  Но
это и все. Я уезжаю из города. Решил вот заглянуть к тебе на
минутку и рассказать, чем все закончилось. Нам, конечно, все
удалось бы...
   - Но?...
   - Но как раз сегодня утром она обвенчалась в замковой ча-
совне с одним из этих мускулистых недотеп. Они как раз гото-
вились к свадебному путешествию, когда ты им помешал.
   - Мне очень жаль.
   - Что поделаешь,  судьба. Да еще, как назло, ее отца хва-
тила кондрашка после твоего выхода. Теперь мой бывший конку-
рент - новый барон. Вот, дал мне в награду коня, вооружение,
деньги и приказал местному писарю выписать мне удостоверение
драконоборца. А затем весьма прозрачно намекнул, что с такой
славой  и отличным конем я могу далеко пойти.  Ему,  видишшь
ли,  не понравилось то,  как Розалинда смотрела на меня.  На
героя.
   - Действительно, ужасно. Что же, мы сделали все, что могли.
   - Да. Так что я только заглянул к тебе по дороге поблаго-
дарить и сообщить, чем все кончилось. Замысел был хороший, и
если бы мы только не опоздали...
   - Не мог же ты предвидеть такого поспешного брака. А зна-
ешь я целый день вспоминал наш бой. Очень удачно все вышло.
   - О, да, без сомнения - великолепно.
   - Я  вот  что  подумал...  Не хотел бы ты получит обратно
свои деньги?
   - Что ты имеешь в виду?
   - Хм...  Когда я предупреждал тебя,  что ты  можешь  быть
несчастлив в браке,  я пробовал оценивать ситуацию с челове-
ческой точки зрения. Но потом я тебя понял. Сказать по прав-
де, ты мыслишь, ну, совсем, как дракон.
   - В самом деле?
   - Да,  и это поразительно. Так вот, принимая во внимание,
что твой план не удался только из-за  несчастливого стечения
обстоятельств, он все еще имеет серьезные достоинства.
   - Не совсем улавливаю твою мысль.
   - Есть одна симпатичная дама моего рода,  чью благосклон-
ность я уже давно и безуспешно пытаюсь завоевать. Откровенно
говоря, моя ситуация необычайно схожа с твоей.
   - У нее большое стадо, не так ли?
   - Большое - это не т_о слово.
   - Она старая?
   - У драконов несколько веков в ту или иную сторону особо-
го значения не имеют.  Но у нее тоже масса поклонников и она
тоже предпочитает нахалов.
   - Гм.  Начинаю понимать.  Ты мне как-то дал  один  совет.
Позволю себе ответить тем же.  Ты никогда не задумывался над
тем, что есть вещи гораздо более важные, нежели стада?
   - Например?
   - Хотя бы моя жизнь.  Ведь твоя знакомая сама может расп-
равиться со мной прежде, чем ты подоспеешь ей на помощь.
   - Нет, у старушки совсем не воинственный характер. А кро-
ме того,  все зависит от хорошей организации.  Я буду сидеть
на ближайшем холме - я тебе его покажу - и дам  знак,  когда
потребуется начать.  На этот раз, естественно, победить дол-
жен я. Мы сделаем так...

                     *  *  *

   Георгий сидел на белом скакуне и поглядывал то на  вход в
отдаленную пещеру,  то на вершину холма, находившегося слева
от него.  Вскоре над вершиной мелькнул крылатый силуэт. Дра-
кон  опустился  на холм и через минуту поднял одно блестящее
крыло.
   Георгий опустил забрало, склонил копье и поскакал вперед.
Приблизившись к пещере, он закричал:
   - Я знаю, что ты здесь, Мэгтаг! Я пришел, чтобы убить те-
бя и забрать твое стадо!  Выходи,  безбожная тварь,  пожира-
тельница детей! Пробил твой последний час!
   Из пещеры показалась огромная блестящая голова с холодны-
ми зелеными глазами.  Язык огня в двадцать ярдов длиной выр-
вался из гигантской пасти и опалил скалы. Георгий немедленно
остановился. Чудище было в два раза крупнее, чем рассказывал
Дарт и совсем не выглядело престарелым.  Чешуя его  металли-
чески позванивала.  Дракон не спеша направился в сторону Ге-
оргия.
   - Я, возможно, э-э... несколько погорячился, - начал было
Георгий, уже слыша над собой шелест гигантских крыльев.
   Когда чудовище было уже совсем близко,  Георгий вдруг по-
чувствовал, что кто-то хватает его за плечи. В следующий мо-
ментон  вознесся  вверх с такой быстротой,  что все предметы
внизу в мгновенье ока уменьшились до размеров детских  игру-
шек. С высоты он увидел, как его славный конь скачет галопом
назад по дороге, приведшей их сюда.
   - О дьявол! Что случилось? - крикнул он.
   - Я некоторое время сюда не заглядывал, - ответил Дарт. -
Я не знал,  что один из них перебрался к ней.  Твое счастье,
что у меня быстрая реакция.  Это был Пелладон. - Дарт вздох-
нул. - Характер у него отвратительный.
   - Хорошенькое дело! Тебе не кажется, что прежде ты должен
был произвести разведку?
   - Прошу прощения. Я полагал, что если ее не подтолкнуть,
то она будет раздумывать еще лет пятьдесят.  Ах, какое у нее
стадо! Жаль, что ты его так и не увидел.
   - Лети за моим конем. Мне совсем не хочется терять его.

                     *  *  *

   Они пили, сидя у входа в пещеру.
   - Где ты раздобыл целый бочонок такого отличного пива?
   - Стащил с барки на реке. Время от времени я это проделы-
ваю и уже собрал неплохой погребок.
   - Что ж,  во всяком случае мы ничего не потеряли.  Выпьем
за это.
   - Согласен.  только вот что я сейчас думаю...  Знаешь, ты
неплохой актер.
   - Спасибо. Ты тоже неплохо сыграл свою роль.
   - Допустим - пока только допустим - что ты будешь странс-
твовать по свету.  Каждый раз все дальше и дальше отсюда. Ты
будешь выбирать деревеньки на континенте и на островах. При-
чем  такие,  где  живут состоятельные люди и наблюдается от-
сутствие своих, местных героев.
   - Так, так...
   - Ты им показываешь  свое  удостоверение  драконоборца  и
описываешь  свои  подвиги.  Потом  возвращаешься  со списком
мест. И картами.
   - Продолжай.
   - Попутно ты выбираешь подходящие места для мелких, безо-
бидный краж и хорошие места для проведения боя...
   - Тебе еще налить?
   - Сделай одолжение.
   - Держи.
   - Ты появляешся в нужный момент и за умеренную плату...
   - Шестьдесят процентов мне, сорок - тебе.
   - Именно так я предполагал. Только наоборот.
   - Пятьдесят пять и сорок пять?
   - Идет. Выпьем!
   - Твое здоровье! Нам не стоит торговаться.
   - Вот теперь я понимаю,  почему мне снилось, что я сража-
юсь с бесчисленным количеством рыцарей и каждый из них имел
твое лицо.  Георгий, А ведь ты, ко всему прочему еще и прос-
лавишься.

                                  Перевод Владимира Михеенко

                               Роджер ЖЕЛЯЗНЫ

                             АНГЕЛ, ТЕМНЫЙ АНГЕЛ

     Он вошел в  здание  аэропорта  и  спустился  в  зал  ожидания.  Когда
объявили о начале посадки на его рейс, он направился к месту  регистрации.
Ему было пятьдесят пять лет, и в правой руке  он  нес  небольшой  чемодан.
Когда он подошел к движущейся ленте транспортера, чтобы поставить  на  нее
багаж, прямо перед ним  вспыхнула  завеса  огня.  Дюжина  голов  остальных
пассажиров повернулась в  этом  направлении.  Кое-кто  заметил  в  пламени
темную фигуру. Затем в  воздухе  послышалось  негромкое  "крак-к",  черный
силуэт исчез, а человек упал ничком на пол.
     Заключение о его смерти гласило: "Умер по естественной причине".
     Это было правдой. Чистой, чистейшей правдой.

     Поставив бокал с шампанским на стол, он не спеша  раздел  ее  донага,
разбрасывая одежду по  комнате.  Его  руки  жадно  скользили  по  округлым
прелестям ее тела, а затем бесцеремонно  бросили  ее  на  кровать.  Она  с
замиранием сердца следила, как он навис  над  ней,  опираясь  на  локти  и
поцеловал в губы.
     Последовала  вспышка  света,  и  она  почувствовала,   как   внезапно
одеревенело тело. Завизжав, она успела разглядеть в  углу  комнаты  темную
фигуру - это был Ангел Смерти.
     Ее любовник умер и также по естественной причине.

     Стайн работал в своей оранжерее, собирая  опавшие  листья  и  обрезая
кусты и деревья. Это было его обычным утренним занятием вот уже два года.
     Он был почти шести футов роста, и его  глаза  имели  цвет  кристаллов
йода. Его лицо было угловатым, загорелым, черные волосы на висках покрывал
серебристый налет.
     Неудачно повернувшись, он столкнул плечом глиняный горшок с полки. Не
оборачиваясь, он машинально протянул руку и  не  глядя  поймал  горшок,  а
затем поставил его на место.
     Он начал окапывать  герань,  когда  браслет,  надетый  на  его  левое
запястье, внезапно  зажужжал.  Нажав  на  еле  заметную  кнопку  на  торце
браслета, он сказал:
     - Да?
     - Стайн, вы любите человеческие  расы,  рассеянные  по  Вселенной?  А
заодно и все остальные существа, созданные природой?
     - Конечно, - ответил он, узнавая хрипящий звук голоса Моргенгарда.
     - Тогда будьте  добры,  приготовьтесь  к  небольшому  путешествию  во
времени и прибудьте в Зал Теней.
     - Но я ушел в  отставку,  -  запротестовал  Стайн.  -  Более  молодые
специалисты дадут мне сто очков форы.
     - Ваше последнее медицинское обследование говорит  о  том,  что  ваша
реакция осталась по-прежнему прекрасной, - скрипуче возразил Моргенгард. -
Вы пока еще в десятке лучших. В отставку вы были отправлены  исключительно
по преклонному возрасту. Ныне вы имеете право наслаждаться остатком  ваших
дней, как вам заблагорассудится. Вам не приказывают сделать то,  о  чем  я
говорю. Вас только просят. Но должен отметить, что вы получите достаточную
материальную компенсацию за ваши усилия. Кроме того,  вы  вновь  займетесь
своим любимым делом.
     - Чего вы хотите?
     - Приходите в Зал Теней, но на этот раз не в форме, а в своей обычной
цивильной  одежде.  Захватите  с  собой  ваши  перчатки,   а   также   все
необходимое, включая пищу, на время двухнедельной командировки.
     - Хорошо.
     Связь отключилась, и Стайн  закончил  обрабатывать  герань,  а  затем
вернулся в свою квартиру.
     Насколько он знал, никого из отставников не  вызывали  в  Зал  Теней.
Впрочем, он мог и ошибаться.

     Ее имя было Галатея, она имела рыжие волосы и стройную, пяти  футовой
высоты фигуру. Ее волосы были зелеными, телосложение  -  хрупким.  Мужчины
считали ее привлекательной, но почему-то избегали ее общества. Она жила  в
большом старом доме на окраине Киборга, древнего города на планете Анкус в
системе Кита. Она сама  содержала  себя  и  даже  имела  акции  киборгской
энергетической компании.
     Она жила одна, если не считать механических слуг. В своем гардеробе и
обстановке комнат она предпочитала  темные  цвета.  Иногда  она  играла  в
теннис или занималась фехтованием в местном спортивном центре. Она  всегда
побеждала. Она заказывала большое количество химикалий у местного оптового
торговца. Мужчины, которые встречались с ней,  говорили  о  том,  что  она
глупа, блестяща, суперсексуальна, жеманна, помешана на идее  самоубийства,
а также, что она имела массу поклонников (немногих  друзей)  и  ни  одного
кавалера, а ее любовники были соседям неизвестны. Говорили, что она  имеет
дома целую лабораторию и занимается неизвестными исследованиями.

     - Мы не знаем ответа на это, - сказал Симул. - От него нет защиты.
     Потому я должен отбыть срочно и секретно.
     - Подожди, - попросила она. - Ты же  не  готов  пока  к  тому,  чтобы
выжить самостоятельно. Может быть, через месяц...
     - Слишком долго, слишком долго, мы боимся, - возразил Симул.
     - Сомневаешься, что моя сила способна защитить тебя?
     Симул сделал паузу, размышляя, а затеи ответил:
     - Нет. Вы можете спасти меня, но вопрос стоит так: "А стоит ли делать
это?" Стоит ли? Берегите себя, леди. Мы любим  вас.  Это  может  оказаться
сложнее, чем вы думаете.
     - Посмотрим, - сказала она. - А пока ты останешься.
     Галатея поставила его на книжную полку в своей  библиотеке,  рядом  с
"Лиром". Здесь он и остался.

     Стайн подошел к ее двери и нажал на кнопку  звонка.  Через  некоторое
время она вышла на порог и спросила:
     - Чем обязана?
     - Меня зовут Стайн, -  объяснил  он.  -  Я  случайно  узнал,  что  вы
прекрасно играете в теннис. Видите ли, я хочу принять участие  в  открытом
первенстве Киборга среди смешанных пар. Я недурной  игрок.  Не  хотите  ли
стать моей партнершей?
     - Хороший? - недоверчиво спросила она, впуская его в гостиную.
     - И насколько?
     - Лучшего вы здесь не найдете.
     - Ловите, - внезапно  сказала  она  и,  схватив  со  стола  мраморную
статуэтку, швырнула ему в лицо.
     Стайн поймал ее молниеносным движением  руки,  а  затем  поставил  на
место.
     - У вас хорошая реакция, - улыбнулась она. -  Так  и  быть,  я  стану
вашей партнершей.
     - Хотите сегодня пообедать со мной?
     - Зачем?
     - Почему бы и нет? Я никого не знаю в этом городе.
     - Хорошо. В восемь часов.
     - Я заеду за вами.
     - Пока.
     - Пока.
     Он повернулся и пошел назад к городу, к своему отелю.
     Конечно же,  они  выиграли  теннисный  турнир.  Тем  же  вечером  они
танцевали и пили шампанское в ресторане,  и  оба  выделялись  среди  пышно
разодетой публики своими черными одеждами.
     - Чем вы занимаетесь, Стайн?
     - Ничем особенным, кроме развлечений, - ответил он. Видите ли, я ушел
в отставку.
     - В ваши-то тридцать?
     - Тридцать два.
     Она пристально взглянула ему в лицо и мягко сжала его руку.
     - А чем заняты вы?
     - Я тоже, как ни странно, в  отставке.  Развлекаюсь  своими  хобби  и
вообще делаю все, что хочу.
     - Чего бы вы хотели сейчас?
     - Что-нибудь приятное.
     - Я принес вам редкую орхидею с Гилагиана.  Вы  можете  ее  носить  в
ваших прекрасных волосах или приколоть к платью - словом, на ваш выбор.  Я
вручу ее вам, как только мы вернемся к нашему столику.
     - О, эти орхидеи очень дорогие! - воскликнула она.
     - Не очень, если выращивать их самому.
     - И вы этим занимаетесь?
     - Цветы - мое хобби, - улыбнулся он.
     Сев за стол, они допили шампанское, а затем  она  стала  разглядывать
чудесный подарок своего нового знакомого.  Зал  ресторана  был  отделан  в
серебристых и черных тонах, музыка была нежной  и  мелодичной.  Ее  улыбка
сияла, словно свеча над их столиком,  и  они  выпили  по  рюмке  ликера  и
попробовали по ложечке душистого десерта.
     - Ваша подача несравненна, - сделала комплимент она.
     - Благодарю, но ваша превосходит мою.
     - Чем вы занимались до того, как ушли в отставку?
     - Я был кассиром. А вы?
     - Вела счета дебиторов для большого концерна.
     - Тогда мы почти что коллеги.
     - Похоже на то. Чем вы намереваетесь заняться теперь?
     - Для начала, я хотел бы встречаться с вами почаще - пока не уеду  из
города.
     - И как долго вы рассчитываете пробыть здесь?
     - Сколько захочу или вы пожелаете.
     - Тогда давайте закончим наш шербет. Поскольку вы настаиваете на том,
чтобы наш общий приз достался именно мне, то я приглашаю вас в гости.
     Он поцеловал ее руку, а затем потерся  щекой  о  тыльную  сторону  ее
ладони. На мгновение их глаза встретились, и между ними словно  проскочила
электрическая искра. Они улыбнулись.
     Спустя некоторое время он отвез Галатею домой.

     Стайн прижал ее к себе, и их губы встретились. Они стояли в  фойе  ее
старого, перестроенного дома на окраине Киборга,  планеты  Анкус  звездной
системы Кита. Один из механических слуг взял их плащи и двуручный  золотой
теннисный приз, и дверь мягко закрылась, и зажглось ночное освещение.
     - Останьтесь, - тихо сказала она.
     - Прекрасно.
     Она  повела  гостя  в  спальню,  погруженную   в   уютный   полумрак,
обставленную мягкой мебелью, с фреской на одной  из  стен.  Стайн  сел  на
зеленый диван, зажег две сигареты, а Галатея, тем временем, наполнила  два
бокала и присоединилась к нему.
     - У вас очень мило, - сказал он, затягиваясь.
     - Вам нравится моя фреска?
     - Я еще не разглядел ее как следует.
     - ...и вы не пригубили вино.
     - Знаю.
     Их руки встретились,  и  Стайн,  отставив  в  сторону  полный  бокал,
привлек ее к себе. Закрыв глаза, она полностью отдалась долгому поцелую, а
затем резко отстранилась.
     - Вы очень отличаетесь от большинства мужчин, - сказала она.
     - А вы - от большинства женщин.
     - Вам не кажется, что в комнате стало слишком жарко?
     - Согласен, - сказал он.

     Где-то шел дождь. Обычный или  искусственный  -  где-то  всегда  идет
дождь, в любое время, когда  вы  только  можете  подумать  о  нем.  Всегда
помните об этом, если можете.

     Дюжина дней прошла после финала Киборга среди смешанных  пар.  Каждое
утро Стайн и Галатея вместе отправлялись куда-нибудь. Его рука  лежала  то
на ее локте, то на талии. Она показывала своему новому  другу  город.  Они
часто смеялись, и небо было розовым, и дул  нежный  ветер,  и  на  далеких
скалах Анкуса поднимался ареол от лучей солнца,  преломленных  в  утренней
дымке.
     Однажды, когда они сидели в спальне, он спросил о фреске.
     - О,  здесь  изображены  многие  важные  вехи  развития  человеческой
цивилизации, - сказала она. - Фигура на левом ее краю,  созерцающая  полет
птиц - это Леонардо  да  Винчи,  решивший,  что  и  человек  может  делать
подобное. Немного выше и налево ты видишь  две  фигуры,  поднимающиеся  по
зигзагообразной дороге. Это Данте и  Вергилий,  возвращающиеся  из  своего
путешествия в ад. Этот худой человек налево от них - Джон Локк. В руке  он
держит свой  труд  "Опыт  о  человеческом  разуме".  А  в  середине  виден
маленький человек с перевернутой цифрой 8 в руках - это Альберт Эйнштейн.
     - А кто этот слепой старик, стоящий рядом с пылающим городом?
     - Гомер.
     - Почему все они собраны на этой фреске?
     - Потому что они - это то,  о  чем  человечество  никогда  не  должно
забывать.
     - Не понимаю. Я лично и не забывал о них. А почему вся правая сторона
фрески пока закрашена в серый цвет?
     - Потому что за последнее столетие не появилось ничего достойного.
     Все ныне планируется, предписывается, регулируется...
     - ...и нет ни войн, ни голода, ни революций, и большинство  обитаемых
людьми миров процветает. Только не рассказывай  мне,  как  прекрасны  были
века Хаоса. Сама-то ты читала о них только в книгах. Кстати,  все  ценное,
что было создано человечеством в прежние века, используется и теперь.
     - Да, но что нового было к этому добавлено?
     - Масштабность и легкость, с которыми старые идеи реализуются на всех
обитаемых мирах. Только не читай мне  проповеди  о  прогрессе!  Не  каждое
изменение - благо, а лишь то, что приносит пользу. Кроме того, в последнее
время было создано кое-что грандиозное, не имеющее аналогов в  прошлом.  Я
бы мог запросто закончить твою фреску...
     - Изобразив на ней гигантскую машину, рядом  с  которой  стоит  Ангел
Смерти?
     - Ты ошибаешься. Это были бы сады Эдема.
     Она рассмеялась.
     - Подстриженные газонокосилкой, с  тщательно  обрезанными  деревьями,
между которыми ходят тщательно отобранные по генетическим признакам твари,
все по паре? - с иронией сказала она. - И между  ними  реет  черной  тенью
Ангел Смерти, отмеряющий всем и каждому годы жизни и  мгновения  смерти  -
естественно, ради мировой гармонии?
     Он взял Галатею за руку.
     - Быть может, ты права, - сказал он. - Я говорю  только  о  том,  как
вещи видятся мне.
     Она опустила голову.
     - Не знаю, может быть прав именно ты,  -  тихо  ответила  она.  -  Не
знаю... Мне только кажется, что должен  существовать  какой-то  противовес
этому удивительному механизму, управляющему нашими  жизнями  так,  что  мы
становимся словно бы растениями в оранжерее. Нас можно посеять, подкормить
удобрениями,  обрезать  перед  плодоношением,  а  затем  вырвать  прямо  с
корнями...
     - У тебя есть какие-нибудь альтернативные предложения?
     - Ты читал мои статьи?
     - Боюсь, что нет. Я по уши завяз в своем саду, и кроме того, я  играю
в теннис. Больше ни на что у меня не хватает времени.
     - Я выдвинула гипотезу о том, что хомо сапиенс,  оказавшись  в  сетях
излишне регулируемой, почти механизированной жизни, теряет постепенно свои
человеческие черты. Он становится винтиком,  способным  лишь  вращаться  в
своем узком резьбовом гнездышке, как ему и предписано. Например, мог бы ты
починить мой миксер, если бы тот сломался?
     - Да.
     - Тогда ты очень необычный  мужчина.  Большинство  людей  позвали  бы
робота, специалиста по ремонту бытовой техники.
     Стайн пожал плечами.
     - Но дело не только в том, что каждый из  нас  передает  часть  своих
функций различным механизмам. Что-то существует и вне нас, вне общества...
Оно рассеяно повсюду, и словно невидимый  пресс  выдавливает  из  нас  все
человеческое, что осталось от прошлых веков...
     - Что ты имеешь ввиду?
     -  Почему  человечество  стало  в  последнее   время   двигаться   по
горизонтальной линии,  а  не  по  восходящей  кривой?  Одна  из  причин  -
гениальные люди исчезли, они стали умирать юными.
     - Не может быть!
     - Я сознательно лишь недавно опубликовала все  свои  наиболее  важные
статьи, и в результате меня сразу же навестил Ангел Смерти. Это  -  лучшее
доказательство моей правоты.
     Он улыбнулся.
     - Ты жива до сих пор, и это доказывает как раз обратное.
     Галатея вернула ему улыбку. Он зажег сразу две сигареты - для себя  и
для нее, а затем без особого интереса спросил:
     - А на какую тему были статьи?
     - Сохранение эмоциональности.
     - Кажется вполне невинная тема.
     - Возможно.
     - Что ты хочешь сказать этим "возможно"? Возможно, я не понимаю тебя.
     - Тебе это только кажется. Эмоциональность - это  эстетическая  форма
разума, которую можно сознательно культивировать.  Я  предлагаю  метод,  с
помощью которого это можно сделать.
     - И как же?
     Она слегка наклонила голову,  вглядываясь  в  лицо  Стайна,  а  затем
сказала:
     - Пойдем, я покажу тебе кое-что.
     Она направилась в лабораторию. Стайн последовал за ней. Он достал  из
внутреннего кармана пиджака свои черные перчатки и не спеша  надел  их,  а
затем засунул руки в карманы.
     - Симул! - позвала Галатея,  и  крошечное  существо,  сидевшее  перед
читающей машиной, немедленно перебежало по протянутой руке  и  уселось  на
плече хозяйки.
     - Это одно из моих существ, которые я создала в своей лаборатории.
     - Многих?
     - Они уже перевезены на другие планеты.  Большую  часть  этих  крошек
составляет мозг. У них нет стремления создать свою расу,  конкурирующую  с
человеческой. Они хотят лишь учиться и учить всех, кто того пожелает.  Они
не боятся личной смерти, поскольку телепатически связаны друг с другом,  и
мозг каждого из них - часть коллективного  Мозга.  Кроме  просветительской
миссии, у них нет никаких целей и даже увлечений.  Симул  и  его  собратья
никогда не будут представлять угрозы для людей, я знаю это, ведь  я  -  их
мать. Возьми Симула в руки, полюбуйся  на  него  и  спроси  о  чем-нибудь.
Симул, это Стайн. Стайн, это Симул.
     Стайн протянул правую руку, и  Симул  прыгнул  на  раскрытую  ладонь.
Стайн стал с любопытством разглядывать  крошечное  шестиногое  существо  с
беспокойным, почти человеческим лицом. Почти. Но не совсем.  Оно  не  было
отмечено  теми  характерными  особенностями,  по  которым  одно  выражение
человеческого лица называют "злым", а другое  -  "добрым".  Его  уши  были
относительно   большими,   а   на   безволосой   макушке    дрожали    два
стебелька-антенны.  На  малюсеньких  губах  Симула  светилась   постоянная
улыбка, и Стайн невольно улыбнулся в ответ.
     - Привет, - сказал он, и Симул ответил на  удивление  густым,  мягким
голосом:
     - Доставьте мне удовольствие, сэр.
     Стайн понимающе кивнул и спросил:
     - Что может сравниться в прелести с ласковым июньским днем?
     - Конечно, леди Галатея, к которой я теперь вернусь, - ответил  Симул
и перепрыгнул на ладонь хозяйки.
     Она прижала Симула к груди.
     - Эти черные перчатки... - сказала она, нахмурившись.
     - Я надел их потому, что не знал,  каким  существом  может  оказаться
твой Симул. А вдруг он кусается? Отдай его мне,  я  хочу  задать  ему  еще
несколько вопросов...
     Ее лицо исказила злая улыбка.
     - Вы - глупец! - звонким голосом сказала она. - Уберите ваши кровавые
руки, если не хотите умереть! Неужели вам не ясно, кто я?
     Стайн опустил глаза.
     - Я не знал этого... - сказал он.

     В Зале теней в Моргенгарде, тысячи Ангелов Смерти стояли  за  дверями
транспортных  кабин,  ожидая  приказов.  Моргенгард,  контролирующий   все
изменения в цивилизованном мире, непрерывно инструктировал своих  Ангелов,
тратя на это от десяти  секунд  до  полутора  минут.  Затем  он  хлопал  в
невидимые металлические ладоши, и с громовым звуком  отправлял  Ангелов  в
нужные точки обитаемой части Вселенной. Секунду спустя в  опустевшей  было
кабинке вспыхивал белый огонь, и  вновь  появившийся  Ангел  докладывал  о
результате  своей  миссии  одним  словом:  "Сделано".  За  этим   следовал
очередной инструктаж и новая миссия.
     Ангелы Смерти, любой из десяти тысяч безымянных мужчин и  женщин,  на
чьих плечах были выжжены клейма Моргенгарда, были отобраны перед рождением
по генетическим признакам, включающим высокую  восприимчивость  и  быстрые
рефлексы, получали специальное  обучение  как  профессиональные  убийцы  и
усиленное питание. К четырнадцати годам они могли (или не могли)  получить
назначение на службу Моргенгарду, машине размером в  город,  созданной  за
пятнадцать лет усилиями всех цивилизованных миров и  призванной  управлять
этими мирами вместо людей. Будучи окончательно принятыми  на  службу,  они
проходили двухгодичный курс специальной тренировки. К  концу  этого  срока
тело служителя смерти имело встроенный арсенал оружия и множество защитных
устройств. Рефлексы  Ангелов  были  доведены  до  совершенства  с  помощью
химических стимуляторов.
     Они работали восемь часов в день, с двумя дневными перерывами на кофе
и часовым ленчем. В неделю, как и все остальные граждане,  они  имели  два
выходных дня. Также им полагалось два отпуска ежегодно  (учитывая  сложные
условия  труда).  Отслужив  четырнадцать  лет,  они  имели  право  уйти  в
отставку, тем более  что  в  тридцать  их  реакция  ухудшалась.  Но  место
ветеранов сразу же занимала способная молодежь, так что в любой момент все
десять тысяч черных вершителей судеб находились в строю.
     Ангелы  Смерти  были  осью,   на   которой   кружилась   человеческая
цивилизация. Если бы не они, население  миров  то  и  дело  вздымалось  бы
ввысь, словно цунами; если бы не они, уголовники стали бы судить  судей  и
выносить приговоры прокурорам; если бы не они,  ход  истории  совершал  бы
нежелательные зигзаги.
     Ангел Смерти могущественен и беспощаден. Темная фигура могла неспешно
пройтись по улицам города и оставить его за собой пустым  и  безжизненным.
Он возникал в яростной вспышке света и  исчезал,  сопровождаемый  раскатом
грома; он и его смертоносные черные  перчатки  были  воспеты  в  легендах,
мифах и фольклоре; для сотен миллиардов людей он был одним существом.
     И все это было правдой. Чистой, чистейшей правдой.
     Темный Ангел был бессмертен.
     Порой  случалось  маловероятное,  и  очередной  посланец  Моргенгарда
возникал перед вооруженным и мужественным человеком имевшим также отличную
реакцию. Иногда человек стрелял первым и превращал темную фигуру  в  груду
дымящейся плоти. Но останки мгновенно исчезали, и словно из  пепла,  перед
смельчаком поднимался другой Ангел.
     Такое случалось нечасто, и второй  посланец  всегда  завершал  работу
работу первого.
     Впервые за время существования Моргенгарда произошло  иное.  Один  за
одним в семи кабинках появились истекающие кровью тела бывших  Ангелов.  И
тогда был вызван Стайн, один из десяти лучших.

     - Вы - Темный Ангел, Меч Моргенгарда, - сказала она холодно. - Я и не
думала влюбляться в вас.
     - А я в вас, Галатея. Но будь вы даже обычной смертной женщиной, куда
более беззащитной, чем некий Темный Ангел, ушедший в отставку  и  как  две
капли воды похожий на вас - я и тогда бы, клянусь, не тронул вас! Вы могли
десятки раз выстрелить мне в спину, как сделали это с теми семерыми, но не
сделали этого. И я мог сделать это десятки раз, но не захотел.
     - Хотелось бы верить в это, Стайн.
     - Я ухожу. Вам не надо бояться меня.
     Он повернулся и пошел к двери.
     - Куда ты? - спросила она.
     - Назад в свой отель. Я  хочу  поскорее  вернуться  и  отдать  рапорт
Моргенгарду.
     - И что ты скажешь?
     Не оборачиваясь, он покачал головой и вышел из дома.
     Он знал, что скажет.

     Он  стоял  в  Зале  Теней,   перед   мрачной   громадой,   называемой
Моргенгардом. Он был Темным Ангелом,  отставником,  заслуженным  ветераном
смерти. Наконец,  в  громкоговорителе  послышалось  шуршание,  и  знакомый
хриплый голос произнес:
     - Рапорт!
     Он не сказал как обычно: "Сделано", а  произнес  нечто  совсем  иное:
"Совершенно конфиденциально".
     В зале вспыхнула ослепительная  вспышка,  и  он  впервые  увидел  всю
десятиэтажную громаду машины, нависающую над ним, словно стальная скала.
     - Рапорт! - загремела она.
     Стайн сделал несколько шагов вперед и неожиданно спросил:
     - Один  вопрос,  Моргенгард,  -  сказал  он,  сложив  руки  в  черных
перчатках на груди. - Это верно, что  ты  уже  пятнадцать  лет  управляешь
Вселенной?
     - Пятнадцать лет, три месяца, две недели, четыре дня,  восемь  часов,
четырнадцать минут и одиннадцать секунд, - ответила машина.
     Тогда Стайн, сжав руки, резко выбросила их вперед.
     Моргенгард мгновенно отреагировал,  поняв  его  замысел,  но  в  тело
Ангела не зря был встроен целый  арсенал  мощнейшего  оружия  и  множество
защитных средств; его рефлексы были отточены до совершенства, и хотя он  и
был отставником, но не зря входил в десятку лучших слуг Моргенгарда.
     Эффект был ошеломляющим. Машина ответила могучим раскатом  грома,  но
она не была профессиональным убийцей и не успела удалить  взбунтовавшегося
Ангела куда-нибудь в далекое Ничто.
     Темный Ангел имел настолько совершенную защиту, что не мог уничтожить
сам себя. Семеро убийц, посланные к Галатее, были убиты отраженными от  ее
экранов импульсами, чуть-чуть изменившими при этом свою частоту.
     Этим же методом воспользовался и Стайн. Он послал огненную вспышку  в
центр машины, та отразила его, направив в грудь  Ангела,  та  выдержала  и
отраженный, изменивший  частоту  импульс,  ударил  в  механическое  сердце
Моргенгарда. Защита на этот  раз  не  смогла  парировать  его,  и  ужасный
огненный шар вздулся над городом, который на  самом  деле  был  гигантской
машиной.
     Стайн перед смертью успел подумать: "Прав я или нет, но Симул  и  его
собратья теперь получат несколько лет.  Может  быть,  люди  за  это  время
немного изменятся, и..."
     А  где-то  сияло   солнце,   в   недрах   которого   бурлила   вечная
феникс-реакция. Где-то сияло солнце, в любое время, когда вы только можете
подумать о нем. Всегда помните об этом, если можете. Это очень важно.
     Галатея помнила об этом. И мы помним, и о ней тоже.
     Мы все помним...
Роджеp Желязны. Ангел, темный ангел.
перевод с англ. - ?
Zelazny, Roger (Joseph).

                               Роджер ЖЕЛЯЗНЫ

                       ВРАТА ЕГО ЛИКА, ФАКЕЛЫ ЕГО УСТ

     Я - приманщик.
     Но приманщиком не рождаются. Исключение составляют  герои  одного  из
французских романов, где все герои - приманщики (и я уверен, что отсюда  и
его название).
     Думаю, что стоит рассказать о том, как я стал им. Это не имеет ничего
общего с  нео-эксами.  А  относится  к  дням  владычества  животных.  Они,
безусловно, заслуживают внимания. Вот о них я и расскажу.
     Долины Венеры простираются от Большого Пальца до  Указательного  того
континента, который называется Кистью.  Когда  ты  нарушаешь  пространство
Аллеи Облаков, в тебя без  принуждения  летит  ее  серебристо-черный  шар,
словно кегли. Ты влетаешь в эту  фигуру  кегли  с  огненным  хвостом.  Они
вымотают тебя в нем, но ремни предохранят тебя  от  глупости.  Потом,  как
правило, ты посмеешься над своим страхом. Но это будет потом,  сначала  ты
влетаешь в шар.
     Затем ты примешься за изучение Кисти, которая начнет раскрывать перед
тобой  свои  секреты.  Тогда  два  Средних  Пальца  превратятся  в  дюжину
архипелагов, разбросанных зелено-серых полуостровков. Большой Палец  Кисти
окажется слишком коротким. Он загибается словно эмбриональный  хвост  Мыса
Рога.
     Ты всасываешь чистый кислород, глубоко вдыхаешь и  начинаешь  длинное
падение со вращениями в долины.
     Здесь,  подобно  приусадебной  мухе,  тебя  ловит  спасательный   мир
посадочного района, названный таким  образом  из-за  близости  к  огромной
дельте в Восточном  заливе,  расположенном  между  первым  полуостровом  и
Большим  Пальцем.  С  минуту  кажется,  что  ты  промчишься  мимо   леера,
запутаешься там, как консервированный рак.  Потом,  отметая  метафоры,  ты
спускаешься на раскаленный бетон и представляешь  разрешения,  размером  с
телефонный справочник средних размеров,  маленькому  толстому  человеку  в
серой  кепке.  Бумаги  удостоверяют,  что  ты  не  подвержен  таинственным
внутренним  разложениям  или  тому  подобное.  Он  возвращает   документы,
сопровождая это мимолетной невзрачной улыбкой толстых губ, и указывает  на
автобус, который доставит тебя в Приемный район. Там ты проводишь три дня,
действительно доказывая,  что  ты  не  подвержен  таинственным  внутренним
разложениям или чему-либо в этом роде.
     Скука, однако, разложение другого типа. Когда три  дня  проходят,  ты
обычно  сильно  ударяешь  спасительный  леер,  и  он  словно  по  рефлексу
возвращает тебе твой удар. Что касается эффекта от алкоголя, то ценителями
уже написаны об этом целые тома. Поэтому я ограничу свои замечания  только
тем, что хорошая попойка стоит недели жизни или  часто  является  гарантом
изучения жизни.
     Я  был  исключительно  многообещающим  студентом-старшекурсником.  Но
проучился только два года,  когда  Священные  Воды  низверглись  с  нашего
мраморного потолка и смыли всех людей в город.
     Пауза. Из Мирового альманаха Спасательного леера "Город на  Восточном
берегу Кисти. Штат Агентства по  Внеземным  Исследованиям  (АВИ)  включает
восемьдесят пять процентов  его  стотысячного  населения.  (Перепись  2010
года). Его другие  жители  являются,  в  основном,  персоналом  нескольких
промышленных   корпораций,    занимающихся    фундаментальными    научными
исследованиями.     Независимые     морские     биологи,     преуспевающие
рыболовы-энтузиасты, интерпринеры портового района составляют остаток  его
населения.
     Я повернул голову к Майку Дейбису, интерпринеру, и  сделал  несколько
замечаний по поводу безобразного состояния дел в  фундаментальных  научных
исследованиях.
     - Не так уж плохи, если скрытая правда не вылезет наружу.
     Он помолчал, сидя  за  стаканом,  прежде,  чем  продолжить  медленный
глотательный процесс, рассчитанный на привлечение  моего  внимания,  потом
продолжил.
     -  Карл,  -  наконец,  сказал  он,  теребя  что-то  в  руках.  -  Они
восстанавливают Тенскуаэр.
     Я мог ударить его. Я мог бы наполнить его стакан серной кислотой и  с
радостью смотреть, как чернеют и трескают его губы. Вместо этого я ответил
уклончиво:
     - Где найти такого дурака, который раскошелится  на  пятьдесят  тысяч
долларов в день? АВИ?
     Он покачал головой.
     - Джин Лухарич, - сказал  он,  -  девушка  с  фиалковыми  контактными
линзами и пятьюдесятью или шестьюдесятью великолепными зубами. Я  полагаю,
что естественный цвет ее глаз карий.
     - Разве она уже не занимается косметическим бизнесом?
     Он пожал плечами.
     - Известность помогает раскрутить колесо  фортуны.  Вложения  Лухарич
подскочили  в  шестнадцать  раз,  когда  она  взяла  Трофей   Солнца.   Ты
когда-нибудь играл в гольф на Меркурии?
     Я играл, но не стал отвлекаться от темы.
     - Значит, она приезжает сегодня с пустым чеком и рыболовным крючком.
     - Священные Воды сегодня, - подтвердил он. -  Уже  вот-вот  начнется.
Масса кинокамер. Она хочет ИККИ, страстно хочет.
     - Хм, - сказал я. - Как сильно?
     - Контракт  на  шестьдесят  дней,  Тенскуаэр.  Пункт  о  пролонгации.
Задаток полтора миллиона, - продолжал он.
     - Ты, кажется, знаешь все подробности.
     - Я вербовщик персонала. Она обратилась ко мне в прошлом месяце.  Это
помогает мне выпивать в нужных местах. Или приобретать их в собственность,
- ухмыльнулся он.
     Я отвернулся от него, продолжая потягивать пиво маленькими  глотками.
Потом поинтересовался, о чем его спросят, как он  полагал.  Этим  самым  я
сделал себя добровольным слушателем лекции о его месячной умеренности.
     - Они велели мне попытаться заполучить тебя, - сказал он. - Ты  когда
в последний раз плавал?
     - Полтора месяца назад на корнинге.
     - Ерунда, - фыркнул он. - Когда ты плавал самостоятельно?
     - Уже прошло порядочно времени.
     - Больше года, не так ли? В тот раз, когда тебе срезали  зарплату  на
Дельфине.
     Я повернулся к нему.
     - Я был в реке на той неделе у Ангелфорда, где сильное течение. Я все
еще в состоянии плавать.
     - Трезвым, - добавил он.
     - Таким и останусь, - сказал я. - И на той же работе.
     Он с сомнением покачал головой.
     - Выплата  из  профсоюзных  фондов.  Тройное  время  за  чрезвычайные
условия работы, - продолжал он. - Будь у  шестнадцатого  ангара  со  своим
снаряжением в пятницу утром. Отправляемся в субботу на рассвете.
     - И ты тоже?
     - И я.
     - Что это с тобой?
     - Деньги.
     - ИККИ гуано.
     - Бар не столь прибыльный, и бэби нужны новые шубки.
     - Я повторяю...
     - ...А я хочу отвязаться от бэби, возобновить старые контакты, свежий
воздух, упражнения, деньги.
     - Ладно, извини, что спросил.
     Я налил ему выпить, делая упор на H2SO4, но кислота не подействовала.
Наконец, я напоил его и вышел поздно ночью пройтись прогуляться и обдумать
все еще раз.
     За последние пять лет было предпринято более дюжины серьезных попыток
вытащить на берег Ихтиоформу Левиозарус Левиантус, сокращенно ИККИ.  Когда
впервые увидели ИККИ, то попытались использовать китобойное  оборудование.
В этом случае оно  оказалось  и  бесполезным,  и  даже  опасным.  Пришлось
прибегнуть к другому методу. Был построен  "Тенскуаэр".  Огромную  роль  в
этом проекте сыграл Михаель Джандт, преуспевающий спортсмен.
     Через  год  он  возвратился  с  Восточного  Океана,  чтобы   услышать
объявление о своем банкротстве.  Карлтон  Дейвитс,  энтузиаст-гоморыболов,
был следующим, кто купил этот корабль-плот и отправился по следам ИККИ,  в
места,  где  она  откладывает  икру.  На  девятнадцатый   день   произошло
столкновение,  в  результате  которого  он  потерял  как   ИККИ,   так   и
неиспользованное снаряжение на сумму в сто пятьдесят казначейских билетов.
Двенадцать дней спустя, используя тройной заслон,  он  зацепил  начиненное
наркотиками гигантское  животное  и  начал  поднимать  его  на  борт.  Оно
проснулось, разрушило блок управления, убило шесть человек,  превратило  в
ад пять  квадратных  блоков  "Тенскуаэра".  Карлтон  остался  банкротом  с
частичной  гемиплегией.  Он  растворился   в   водной   части   атмосферы.
"Тенскуаэр" менял хозяина еще четыре раза с менее эффектными, но столь  же
дорогостоящими результатами.
     Наконец, огромный плот, построенный только с одной целью, был  куплен
АВИ на аукционе для морских исследований. Ллойд ни за  что  не  застрахует
его. Единственное морское исследование, которое видело  это  судно  -  это
случайная аренда за пятьдесят казначейских билетов в день людьми,  которые
жаждали рассказать ИККИ рыболовные истории. Я был приманщиком в трех таких
путешествиях. В двух случаях из трех я был настолько близко от  него,  что
мог сосчитать клыки ИККИ. Я хочу показать один  из  них  своим  внукам  по
личным мотивам.
     Я направился к посадочной полосе и принял окончательное решение.
     - Тебе нужно мое фото на обложку местного журнала, девчонка.  Я  буду
выглядеть отлично на сенсационной странице.  Но  запомни.  Если  кто-то  и
добудет тебе ИККИ, то это буду только я. Я клянусь.
     Я стоял  на  пустой  площади.  Туманные  башни  спасательного  (линии
обитания) леера отбрасывали неясный свет.
     Береговая линия пару эр назад. Западный  склон  выше  Линии  Обитания
простирается более, чем на сорок миль вглубь острова. Угол его подъема  не
очень значителен. Но он  достигает  нескольких  тысяч  футов,  прежде  чем
соединяется с горным хребтом, отделяющим нас от Высокогорья. Большая часть
наземных взлетных полос  и  личных  ангаров  располагается  на  расстоянии
четырех миль вглубь и  пятисот  футов  выше,  чем  Линия  Обитания.  Ангар
шестнадцать вмещает контрактную кабину управления Кэла,  службу  перелета,
пирс для кораблей. Я не люблю Кэла, но его не было по  близости,  когда  я
сошел с автобуса и помахал рукой механику.
     Два хоппера нетерпеливо буксировали на асфальте.
     Тот,  на  котором  работал  Стив,  заворчал  гулко  где-то  в  районе
карбюратора и спазматически вздрогнул.
     - Боли в животе, - спросил я.
     - Да, газы в животе и жжение в сердце, - ответил он.
     Он завинтил гайки и повернулся ко мне.
     - Ты едешь?
     Я кивнул.
     Тенскуаэр. Косметика. Монстры. Прочая чепуха.
     Он заглянул в бакен, потер переносицу. Было около двадцати  градусов.
Два больших пятна над головой служили вентилятором и обогревателем.
     - Лухарич, - прошептал он. - Тогда ты один из них. Там  хотят  видеть
тебя.
     - По какому поводу?
     - Камеры, микрофоны. Что-то в этом роде.
     - Я лучше пойду уберу свое снаряжение. Какой из них мой?
     Он показал отверткой на хоппер.
     - Этот. Тебя, между прочим, сейчас снимают на видеопленку. Они хотели
запечатлеть  твой  приезд.  Он  повернулся  к  ангару,  потом  обратно.  -
Улыбнись. Они снимут тебя крупным планом.
     Я не улыбнулся, а выругался. Должно быть, они применяли  телелинзы  и
смогли  прочитать  по  губам,  так  как  этот  кусок  пленки  никогда   не
показывали.
     Я бросил свои вещи сзади, сел на место пассажира  и  зажег  сигарету.
Пять  минут  спустя  Кэл  явился   собственной   персоной.   Он   выглядел
бесстрастным. Он подошел близко и постучал по борту хоппера. Затем  указал
большим пальцем в сторону ангара и сказал, приставив руки ко рту рупором.
     - Тебя просили зайти туда для интервью.
     - Концерт окончен, - заорал я. - Либо пусть отстанут,  либо  нанимают
другого приманщика.
     Его карие,  словно  ржавчина,  глаза  стали  щелочками  под  светлыми
ресницами. Он вздрогнул  и  медленно  пошел,  предварительно  окинув  меня
ледяным взглядом. Мне было интересно, сколько они платили ему за  то,  что
он целыми днями сидит на корточках и посасывает сок из своего генератора.
     Достаточно о Кэле. Он мне никогда не нравился.
     Венера ночью представляет собой бескрайние мрачные  воды.  На  берегу
невозможно сказать, где кончается море и начинается  небо.  Рассветает  на
планете так, словно  молоко  вливается  в  колодец  с  чернилами.  Сначала
появляются быстро меняющиеся разводы, затем превращаются в  длинные  белые
полосы. Встряхните бутылку с серой смесью и наблюдайте, как,  отстаиваясь,
она белеет. Вдруг наступает день. Затем начинайте резко нагревать состав.
     Мне пришлось снять куртку, когда мы проносились  над  заливом.  Сзади
горизонт уже, возможно,  был  водой,  настолько  он  был  волнообразным  и
покрытым рябью в эту жару. Хоппер вмещает четырех  человек  (ну,  пятерых,
если вы пренебрегаете правилами и недооцениваете вес) или трех людей, если
на борту есть снаряжение, которым пользуется приманщик. Я был единственным
пассажиром. Пилот был словно машина. Он напевал что-то себе под нос  и  не
производил никаких лишних движений. Линия Обитания совершила прыжок сальто
и исчезла в заднем зеркале. В это  же  время  "Тенскуаэр"  появился  перед
нами. Пилот прекратил петь и покачал головой.
     Я наклонился вперед. Чувства захлестнули меня. Мне был знаком  каждый
чертов дюйм огромного судна.  Но  чувства  исчезают  или  меняются,  когда
источник, их вызывающий, остается для  тебя  вне  досягаемости.  По-правде
говоря, я сильно сомневался,  что  когда-либо  еще  ступлю  на  борт  этой
громадины. Но теперь, теперь я был  почти  уверен  в  том,  что  это  было
неминуемо. И вот это предзнаменование сбывалось!
     Корабль величиной с  футбольное  поле  в  десять  квадратных  метров.
Начинен  ядерным  оружием.  Он  был  плоский,  словно   блин.   Посередине
располагалась противоминная наделка, а спереди и  на  корме,  с  левого  и
правого борта - две "ладьи". Они названы так из-за того,  что  расположены
по бокам. Любая из пар может быть использована для  поднятия  грузов.  Они
снабжены  графллами,  используемыми  в  качестве  дреков,   для   поднятия
сверхтяжелых грузов  почти  до  уровня  воды.  Наличие  слайдера  помогает
обеспечить поднятие груза от шести до восьми футов, затем графллы толкают,
а не тащат поднимаемый груз.
     В  принципе,  слайдер  представляет  из  себя  передвижную   огромную
коробку, перемещающуюся в  любые  расположенные  крест-на-крест  рифли  на
"Тенскуаэре" и управляющую якорем с помощью  электромагнитного  крепления.
Чтобы иметь представление о прочности крепления, скажу,  что  его  лебедки
способны  поднять  военный  корабль,  и  скорее  судно  опрокинется,   чем
открепится   слайдер.   Он   имеет   участок   управляемого    индикатора,
представляющий  из  себя  самый  изощренный  руль,  когда-либо   созданный
человеком. Радиосигналы поступают с  генератора,  расположенного  рядом  с
центральной  противоминной  наделкой  и  связан  с   помощью   электронной
аппаратуры с гидролокатором. Там ведется запись передвижения преследуемого
животного. Сигналы передаются рыболову, сидящему перед пультом управления.
     Рыбак может часами, даже целыми днями следить за  экраном.  И  только
тогда, когда животное схвачено графллом, выдвижной механизм, расположенный
на двенадцать футов ниже  ватерлинии,  выдвинут,  и  лебедка  приведена  в
движение, рыболов видит свою жертву, предстающую перед ним, словно  падший
Серафим. Тогда, как выяснил Дейвитс,  ты  заглядываешь  в  саму  пучину  и
должен быстро действовать. Он не нашел в себе силы действовать. И  туша  в
сотни метров и невообразимой тяжести под действием наркотиков  и  боли  от
ран  разорвала  крепления   лебедки,   проглотила   графлл   и   совершила
полуминутную прогулку по "Тенскуаэру".
     Мы кружили, пока механический флажок не заметил нас и не позволил нам
спуститься. Я сбросил свое снаряжение и спрыгнул на палубу.
     - Желаю удачи, - крикнул летчик перед тем, как дверь закрылась. Потом
он взметнул в небо.
     Я подобрал  рюкзак  и  спустился  вниз.  Поздоровавшись  с  капитаном
Малверном, я выяснил, что остальные прибудут почти на восемь часов  позже.
Я им нужен был один в конторе Кэла, чтобы  скопировать  отснятый  материал
двадцатого века.
     Съемка: Посадочная полоса. Темно. Какой-то механик прощупывает слабые
места  в  хоппере.  Останавливающийся  автобус  крупным   планом.   Тяжело
снаряженный приманщик выходит, оглядывается, пересекает поле.
     Крупный план: Он усмехается. К нему обращаются:
     - Вы надеетесь на успех? На этот раз он будет пойман?
     Замешательство, молчание, пожатие плечами. Какой-нибудь дубляж.
     - Понимаю. А почему вы думаете, что мисс Лухарич повезет больше,  чем
другим? Потому, что она  снаряжена  лучше  других?  [Усмешка]  Потому  что
сейчас больше известно о существе, чем было раньше? Или из-за  ее  воли  к
победе, из-за желания быть победительницей?  Что  вы  считаете  верным?  А
может все вместе?
     Ответ:
     - Да, все вместе.
     -  Вот  почему  вы  подписали  контракт  с  ней?  Потому   что   ваше
предчувствие подсказывает вам, что экспедиции будет сопутствовать удача?
     Ответ:
     - Она платит из профсоюзных фондов.  Сам  бы  я  не  смог  арендовать
судно. А я хочу принять участие в этой экспедиции.
     Стирание. Еще какой-то дубляж. Направляется к кораблю, исчезает и так
далее.
     Я изобразил подобие улыбки и отправился к "Тенскуаэру".  Я  тщательно
проверил сам всю аппаратуру, включая и подводные глаза. Потом поднялся  по
основному лифту.
     Малверн  не  возражал  против  проверки  аппаратуры  мною.  Он   даже
поддерживал это. Мы уже плавали вместе раньше  и  часто  подменивали  друг
друга. Итак, я не был удивлен, когда увидел, что он поджидает меня. Еще  в
течение десяти минут мы проверяли аппаратуру вместе в  большой  комнате  в
молчании.
     Наконец, он ударил по стене.
     - Ну, будем заполнять?
     Я покачал головой.
     - Хотелось бы верить в успех. Но  я  очень  сомневаюсь,  что  кому-то
повезет. Девица очень тщеславна. Ей захочется управлять слайдером самой, а
она не сможет.
     - Ты когда-либо встречал ее?
     - Да.
     - Давно?
     - Четыре, пять лет назад.
     - Она еще была ребенком. Откуда ты знаешь, что она может сейчас?
     - Знаю. Можно выучить все кнопки и знать теорию на зубок. Но помнишь,
как тогда ИККИ вырос из воды?
     - Разве такое забывается?
     - Ну вот.
     Он почесал колючий подбородок.
     - Может она сможет, Карл.  Она  участвовала  в  гонках  на  факельных
кораблях и возвращалась домой по неблагоприятным водам. Она, должно  быть,
достаточно бесстрашна, пережить такой  кошмар,  не  отступая  ни  на  шаг.
Открыть счет у Джона Хопкинса и занять под мероприятие семизначную  цифру.
А ведь это огромные деньги, даже для нее, - добавил он.
     Я нырнул в люк.
     - Может, ты и прав, но, когда я знал ее, она была чертовски богата.
     - И не была одинокой, - добавил я с намеком.
     Он зевнул.
     - Давай поищем что-нибудь на завтрак.
     И мы позавтракали.
     Когда я был молодым, я думал, что самый лучший подарок, который может
преподнести  судьба  -  это  родиться  морским   существом.   Я   рос   на
Тихоокеанском побережье и проводил летние каникулы либо у Залива, либо  на
Средиземном море. Я жил, месяцами торгуя кораллами, фотографируя, играя  с
дельфинами. Я ловил рыбу повсюду, где  она  водилась.  Я  пренебрегал  тем
обстоятельством, что рыба может плыть там, где я не могу.
     Когда я стал старше, я стал мечтать об огромной рыбе. И  не  было  на
свете рыбы больше, чем ИККИ.
     Я кинул еще пару булочек в бумажный пакет  и  наполнил  термос  кофе.
Извинившись, я ушел с камбуза и отправился в отсек слайдера. Я  помню  все
до мельчайших подробностей. Включив коротковолновый приемник, я услышал:
     - Это ты, Карл?
     - Да, Майк. Позволь и мне подышать здесь внизу, ты, хитроумный хорек.
     Он промолчал. Потом я  почувствовал  вибрацию,  вызванную  включением
генераторов.
     - И почему же я на этот раз стал хитроумным хорьком? - послышался его
голос.
     - Ты же знал об операторах у шестнадцатого ангара?
     - Ну и что?
     - Вот поэтому ты и хорек. Ты же понимаешь, что меньше всего на  свете
мне нужна реклама. Могу себе представить: тот, кто столько раз проигрывал,
пытается сделать еще одну попытку!
     - Ты ошибаешься. Кинопрожектор вмещает только одного человека, а  она
гораздо привлекательнее тебя.
     - Покажи мне экран.
     Он светился. Я настроил изображение и увидел очертания дна.
     - О'кей.
     Я поставил стрелку в положение  "один",  Майк  подстроился.  Лампочка
зажглась. Лебедка открылась. Я прицелился, вытянул руку и стрельнул.
     - Здорово, - сказал Майк.
     Приманщик начинает с того,  что  делает  крючок  привлекательным  для
рыбы. Это не совсем удочка. Пустые трубки крепятся с помощью  кабеля.  Они
содержат достаточно наркотического вещества для  целой  армии  наркоманов.
ИККИ заглатывает приманку, приводимую в движение с помощью  дистанционного
управления, и рыбак таранит крючок.
     Мои руки производили  необходимую  настройку.  Я  проверил  танкер  с
наркотиком. Еще пустой. Хорошо. Еще не заполнен. Я нажал пальцем на кнопку
"Укол".
     - В глотку, - прошептал Майк.
     Я освободил якорную цепь и начал охотиться за воображаемым  животным.
С помощью лебедки я позволил ему перемещаться свободно и плавно.
     Кондиционер был включен. Рубаху я снял. Тем не  менее  меня  угнетала
жара, которая давала понять, что солнце уже перевалило за полдень. Я  едва
замечал, как приезжали и уезжали хопперы. Кто-то из членов экипажа сидел в
дверях, следя за моей работой. Я не  заметил,  как  приехала  Джин.  Я  бы
прекратил свое занятие. Она нарушила мою  сосредоточенность  таким  стуком
двери, что задрожали крепления слайдера.
     - Потрудись объяснить, кто позволил тебе выдвинуть сюда слайдер?
     - Никто, - ответил я. - Я передвину его вниз.
     - Не надо. Просто отодвинь в сторону.
     Я сделал, как она  велела.  Она  села  на  мое  место.  На  ней  были
коричневые слаксы и свободная рубашка. Волосы были собраны сзади. Щеки  ее
были румяны, но, возможно, не от жары. Она набросилась на  пульт  с  таким
рвением, что мне показалось это странным.
     -  Положение  два,  -  резко  сказала  она.  Она  сломала  свой  ярко
фиолетовый ноготь о клевант.
     Я подавил зевок и медленно стал застегивать рубашку.  Она  посмотрела
на меня искоса. И стрельнула. Я проследил за траекторией  на  экране.  Она
секунду смотрела на меня.
     - Положение один, - сказала она спокойно.
     Я кивнул в знак согласия.
     Она отвела лебедку  в  сторону,  чтобы  продемонстрировать,  что  она
знала, что делала. Я не сомневался в  том,  что  она  знала  это.  Она  не
сомневалась в том, что я не сомневался.
     - Если тебя  интересует  такая  информация,  то  ты  не  будешь  даже
находиться у слайдера. Ты нанят приманщиком,  а  не  оператором  слайдера.
Твои обязанности заключаются в том,  чтобы  выплыть  и  накрыть  стол  для
нашего друга монстра. Это, безусловно, опасно, но тебе  хорошо  платят  за
это. Ты все понял?
     Она нажала на кнопку "Укол". Я прочистил горло.
     - Нет, - улыбнулся я. Я считаю, что достаточно квалифицирован,  чтобы
управлять этой штукой. Если я вам  понадоблюсь  как  оператор,  вы  можете
нанять меня на условиях выплаты из профсоюзных фондов.
     - Мистер Дейвитс, -  сказала  она.  -  Я  не  хочу,  чтобы  слайдером
управлял проигравший.
     - Мисс Лухарич, в этой игре еще не было выигравших.
     Она стала  наматывать  якорную  цепь.  Слайдер  здорово  качнуло.  Мы
подались назад. Не спеша, она выравняла его на  рифлах  и  остановила  под
правильным углом.
     - И на будущее, мистер Дейвитс. Не входите в  слайдер,  пока  вам  не
прикажут, - сказала она.
     - Не беспокойтесь, мисс Лухарич. Я не сделаю  ни  одного  шага  туда,
даже если мне прикажут, -  ответил  я.  -  По  контракту  я  -  приманщик.
Помните? Если я буду вам нужен здесь, вам придется меня попросить.
     - Поживем - увидим, - улыбнулась она.
     Я согласился, и двери слайдера закрылись.
     Мы не стали больше говорить на эту тему и разошлись в разные стороны.
Она все-таки пожелала мне удачного дня в ответ на мою  усмешку.  Это  было
доказательством как хорошего воспитания, так и решительного характера.
     Поздно вечером Майк и я курили трубки в кабине Малверна.
     Ветры усиливали волны. Монотонные  капли  дождя  и  града  превратили
палубу в жестяную крышу.
     - Отвратительно, - сказал Малверн.
     Я кивнул.
     После двух стаканов бурбона комната превратилась в знакомую хижину  с
обстановкой из красного дерева (которую я перевез с Земли давным-давно  по
своей  прихоти).  Настольная  лампа  освещала  закаленное  лицо  Малверна,
удивленное лицо Делтбис,  вырисовавшееся  между  двумя  большими  теневыми
пятнами от стульев.
     - Я рад, что я здесь, - сказал я.
     - А как в  такую  ночь  под  водой?  Я  затянулся,  представив  свет,
проникающий  внутрь  черного  драгоценного  камня.  Внезапно   освещенная,
подобно      метеориту,      рыба,      покачивая      гротескно-огромными
плавниками-папоротниками, то зелеными, то вдруг исчезавшими, словно  тень,
на какое-то мгновение  появилась  в  моем  мозгу.  Мне  кажется,  что  она
чувствовала так, как чувствовал бы себя космический корабль,  если  бы  он
мог чувствовать, проходя между мирами, спокойно, величественно,  притворно
спокойно и мирно, как сон.
     - Темно, - сказал я.
     - Мы отправляемся через восемь часов, - заметил Майк.
     - Через десять, двенадцать дней мы будем там, - сказал Малверн.
     - Как ты думаешь, что сейчас делает ИККИ?
     - Если у него есть хоть несколько грамм мозга, спит с миссис ИККИ  на
дне.
     - У него нет ни  грамма  мозга.  Я  видел  экстраполяцию  из  костей,
которые вынесло.
     - Разве ни у кого нет?
     - ...Живой он достигает сотни метров. Правда, Карл?
     Я кивнул.
     - Не слишком много места для мозга для такой громадины.
     - Но достаточно, чтобы избежать нашей удочки.
     Усмехаемся, потому что сейчас  существует  только  эта  комната.  Мир
снаружи - это  только  мокрая  палуба,  по  которой  барабанит  дождь.  Мы
откидываемся на спинки стульев и пускаем облака дыма.
     - Леди-босс не одобряет самовольную охоту на рыб?
     - Пусть катится на все четыре стороны.
     - Что она тебе сказала там?
     - Она сказала, что в этих маневрах мое место на дне.
     - Ты не будешь управлять слайдером?
     - Я буду приманивать.
     - Посмотрим.
     - Я и пальцем не пошевелю. Если я понадоблюсь  в  качестве  оператора
слайдера, им придется меня очень попросить.
     - Ты думаешь, такая необходимость будет?
     - Им придется это сделать.
     - А если она попросит, ты справишься?
     - Отличный вопрос, - я затянулся. - Но ответить на него не могу.
     Я бы отдал сорок процентов денег, которые заработаю.  Отдал  бы  пару
лет жизни. Только бы знать ответ. Но его не знает никто.
     Предположим, мы будем там, и нам будет сопутствовать удача. Найдем ли
мы ИККИ? Предположим, мы сможем приманить его и поймаем его на крючок. Что
тогда? Даже если нам удастся вытащить его на борт. Выдержит  ли  судно?  А
что, если Лухарич упорнее и ей удастся доставить его на берег. Как буду  я
выглядеть рядом?
     Это  случилось  тогда,  когда  я  вздернул  его  на  восемь  футов  и
зачарованно наблюдал за его телом, проплывающим мимо меня и возвышающимся,
как огромная зеленая горная гряда.
     ...А  потом  эта  голова.  Маленькая  для  такого  тела,  но  все  же
замечательная. Толстая, огромная как скала. Еще задолго до того,  как  мои
праотцы решили покорять Новый Континент, эти переливающиеся из  черного  в
красный глаза без век сверлили бархатную мглу океана. Рыба  плыла  плавно,
величественно.
     Наркотанкеры были наполнены. Нужен  был  только  выстрел,  быстрый  и
точный. Но я был парализован.
     Он произвел звук, подобный богу, играющему на органе.
     И посмотрел на меня!
     Я не уверен, что его глаза видят также, как  наши.  Я  в  этом  очень
сомневаюсь. Возможно, я был для него просто серым пятнышком за камнем.  Но
он уставился на меня. Весьма вероятно, что не  змеиный  взгляд  парализует
кролика, а кролики сами, по своей сути, трусы. Потом он начал борьбу, а  я
еще был зачарован.
     Я был восхищен до такой степени этой мощью, этими глазами,  что  меня
обнаружили пятнадцать минут спустя. У меня были немного поцарапаны плечи и
голова. Кнопка "Укол" не была нажата.
     Я до сих пор нахожусь под гипнозом этих глаз. Я хочу взглянуть в  них
еще раз, даже если поиск их займет вечность. Я хочу знать, есть ли во  мне
что-нибудь, что отличает меня от кролика.
     Мои руки тряслись. Я взглянул  на  других  и  убедился,  что  они  не
смотрят.
     Я все допил и докурил свою трубку. Было уже поздно. Певчие птицы  уже
не пели.
     Я сидел и вырезал по дереву. Мои ноги свешивались за  край  кормы,  а
стружки падали в гребень волны. Уже три  дня  как  мы  на  месте.  Никаких
действий.
     - Ты!
     - Я?
     - Ты.
     Ее волосы - многоцветье радуги, глаза несравнимы ни с чем в  природе,
зубы великолепны.
     - Привет.
     - Ты знаешь, что правила безопасности запрещают сидеть таким образом?
     - Да, знаю. Именно это и беспокоило меня все утро.
     Мой нож совершил великолепный кувырок и опустился за нами. Он попал в
самую пену и был поглощен волной. Я следил за ее  отражением  в  лезвии  и
получил наслаждение от того искажения, которое видел в нем.
     - Ты что, приманиваешь меня? - наконец спросила она.
     Я услышал ее смех и понял, что это было преднамеренно.
     - Что, я?
     - Я могла бы спокойно спихнуть тебя отсюда.
     - Я бы ответил.
     - Значит в одну из темных ночей ты можешь сбросить меня за борт.
     - Ночи все темные, мисс Лухарич. Но я не буду этого делать.  Я  лучше
подарю вам то, что вырезал.
     Тогда она села рядом со мной. Я не мог отвести глаза от ямочек на  ее
коленях. На ней были белые  шорты.  Ее  загорелая  кожа  была  чрезвычайно
привлекательна. Я почти почувствовал мимолетное  раскаяние,  что  замыслил
подобную шутку. Моя правая рука все еще  загораживала  от  нее  деревянное
животное.
     - Ладно. Я клюну. Что у тебя есть для меня?
     - Минуту. Я заканчиваю.
     Торжественно я протянул ей деревянного болвана, которого  вырезал.  Я
был немного пристыжен, и сам чувствовал себя болваном. Но  отступать  было
некуда. Я никогда не отступаю. Мой рот был растянут в ослиной усмешке. Уши
торчали.
     Она ни нахмурилась, ни улыбнулась. Она просто внимательно  посмотрела
на мою работу.
     - Очень неплохо, - сказала она. - Как  и  любая  работа,  которую  ты
делаешь. - И, возможно, кстати.
     - Верни ее мне, - сказал я и протянул руку.
     Она вернула ее мне, и я швырнул ее в  воду.  Она  перелетела  пену  и
дергалась в воде в течение минуты, словно морской конек.
     - Почему ты сделал это? - спросил она.
     - Это была глупая шутка. Извини.
     - Может ты прав. Возможно, в этот раз я заглотила многовато.
     Я фыркнул.
     - Почему бы не устроить что-нибудь более  безопасное.  Ну,  например,
гонки.
     Она тряхнула волосами цвета радуги.
     - Нет, гнаться надо за ИККИ.
     - Почему?
     - Зачем тебе так нужен ИККИ,  что  ты  поставил  на  карту  все  свое
состояние.
     - Мужская логика, - ответил я. Однажды один экстрасенс сказал мне:
     - Мистер Дейвитс, вам нужно закрепить имидж мужественности, поймав по
одной рыбе каждого вида. Рыба - это древний символ мужественности, если вы
знаете. Поэтому я принялся за это дело. Непойманным  остался  только  один
вид рыбы. А почему тебе так важно закрепить имидж мужественности?
     -  Совсем  неважно.  Я  не  хочу  укреплять   ничего,   кроме   своих
предприятий. Мой главный статист сказал однажды:
     - Мисс Лухарич, продайте весь крем и пудру в нашей  Системе  -  и  вы
будете самой счастливой девушкой и богатой тоже. И он оказался прав.  Я  -
доказательство его правоты. Я могу смотреть так, как смотрю и  делать  то,
что делаю. И мне это необходимо как воздух.
     - Ты, действительно, выглядишь деловой и хладнокровной.
     - Но мне совсем не холодно. Давай искупаемся.
     - Можно мне заметить, что мы прекрасно проводим время вместе?
     - Если ты хочешь отметить очевидное, то можно. Ты сказал, что  можешь
возвратиться на корабль без помощников. Передумал?
     - Нет.
     - Тогда приготовь два комплекта снаряжения для подводного плаванья  и
мы устроим соревнования под Тенскуаэром. И я намерена выиграть, - добавила
она.
     Я встал и посмотрел на нее сверху вниз.  Это  укрепляло  мое  чувство
превосходства над женщинами.
     - Дочь короля Лира с глазами Пикассо. Будет  тебе  соревнование.  Жди
меня через десять минут.
     Мы приготовили и наладили все  необходимое  снаряжение.  Она  была  в
аккуратном закрытом купальнике. Это вынудило меня сначала закрыть глаза  и
отвести их в сторону, а потом уставиться на нее опять.
     Я закрепил веревочную лестницу и перекинул ее на другую сторону.
     Я велел ей держаться со стороны левой кормы.
     - Ты уверен, что это необходимо? - спросил загорелый маленький чудак,
ее рекламный агент, по имени  Андерсон.  Он  сидел  на  палубе,  потягивая
лимонад через соломинку. - Это может оказаться опасной затеей, - сказал он
невнятно. (Его зубы были перед ним в стакане).
     - Верно. Это опасно. Хотя не чересчур.
     - Тогда почему вы не разрешаете мне сделать несколько фотографий.  Мы
бы отослали их. К вечеру они были бы уже в Нью-Йорке. Отличные фотографии.
     - Нет, сказала она и отвернулась от нас обоих.  Она  подняла  руки  к
глазам.
     - Вот, подержи их для меня. Она передала  ему  коробочку  с  линзами.
Когда она повернулась ко мне, ее глаза были такими же карими, какими я  их
помнил.
     - Готов? - спросила она.
     - Нет, - сказал я строго. -  Слушай  внимательно,  Джин.  -  Если  ты
собираешься играть в эту игру, то в ней существуют определенные правила.
     - Первое, - начал я. - Плыть надо строго под корпусом. Нельзя ударять
о дно, можно повредить воздушный бак. Она  начала  протестовать,  что  это
истина, понятная для любого дурака. - Второе, - продолжал я. - Там  темно.
Мы должны находиться рядом, и оба будем держать фонари.
     Ее влажные глаза блеснули.
     - Я вытащила тебя и Говино без...
     Затем она замолчала и отвернулась. Она взяла фонарь.
     - Ладно, фонари. Извини.
     - И следи за ходовым винтом,  -  закончил  я.  -  Там  будут  сильные
течения метров пятьдесят.
     Она снова протерла глаза и одела маску.
     - Хорошо, пошли.
     И мы отправились.
     По-моему настоянию, она плыла  впереди.  Сначала  вода  была  приятно
теплой. Затем стала живительной и, наконец, ободряюще холодной.
     Тенскуаэр шел вперед, а мы  мчались  в  противоположном  направлении,
размечая его корпус желтой краской каждые десять секунд.
     Корпус корабля находился там,  где  ему  положено  было  быть,  а  мы
мчались вперед как два  темных  сателлита.  Время  от  времени  я  освещал
сначала свои ласты, а потом шарики ее антенн фонарем. Она была  метров  на
пять впереди. Я  бы,  конечно,  мог  спокойно  перегнать  ее.  Но  не  мог
позволить ей остаться позади.
     Под нами чернота. Необъятность. Такая глубина могла  случайно  любому
предоставить вечный покой в городах,  населенных  неизвестными  рыбами.  Я
покачал головой и осветил корпус корабля фонарем. Я понял, что  мы  прошли
четверть пути.
     Я увеличил количество ударов, чтобы догнать ее и сократить дистанцию,
на которую она вдруг оторвалась.  Она  поплыла  еще  быстрее.  Я  за  ней,
осветив ее фонарем.
     Она повернула голову. Я не знаю,  улыбалась  ли  она.  Возможно.  Она
подняла два пальца, буквой V, показывая, что  она  побеждает  и  помчалась
вперед на полной скорости.
     Мне бы следовало знать. Надо  было  предчувствовать.  Она  не  просто
соревновалась, она была полна решимости  выиграть.  Черт  бы  побрал  этих
электрических скатов.
     Я крепко налетел на него в конце концов. В воде  меня  не  трясет,  а
если и трясет, то я этого не замечаю. Я опять начал сокращать разрыв между
нами.
     Она оглянулась, прибавила скорость,  опять  оглянулась.  Каждый  раз,
когда  она  оглядывалась,  она  убеждалась,  что  расстояние  между   нами
сокращается, пока оно опять не сократилось до пяти метров.
     Затем она попала в область компрессора. Именно  этого  я  боялся.  Не
следовало делать это сейчас. Мы были не достаточно  низко.  Мощные  потоки
сжатого воздуха могли легко затянуть  ее,  пошевелись  она  чуть-чуть.  Их
основное назначение - очистка от морских  растений  и  борьба  с  вредными
течениями.
     Она летела как метеор. Она  уже  трижды,  четырежды  перешла  границу
дозволенного. Внезапно испарина покрыла меня и смешалась с черными водами.
Я плыл дальше. Пользоваться пистолетом не хотелось.
     Генераторы замолчали, она еще плыла. Ладно. Я стал  старым  ворчуном.
Она, наверное, что-то перепутала и поплыла вверх.
     Я избороздил все  и  начал  набирать  скорость.  Теперь  мне  уже  не
догнать, не перегнать ее. Но я буду на лестнице,  когда  она  подплывет  к
палубе.
     Затем включились спиннинговые магниты, заставив ее содрогнуться. Даже
на таком расстоянии я почувствовал, как она содрогнулась. Звук мясорубки.
     Я однажды попал в такую под Дельфином, рыболовецким  судном  среднего
класса. Я тогда пил, да и день был тяжелый.  К  счастью  генератор  успели
выключить. Но дело замяли, так как это случилось в нерабочее время,  когда
я мог делать все, что моей душе угодно.
     Она плыла теперь вдвое  медленнее,  направляясь  на  угол  кормы.  Ей
удалось избежать основной винт, но до благополучного возвращения еще  было
далеко. Под водой достаточно сложно определить  расстояние,  но  с  каждой
минутой я убеждался, что я был прав. Ей удалось избежать основной винт, но
впереди в восьмидесяти метрах  был  меньший  винт.  И  он  был  не  пустой
угрозой; столкновение было неминуемо. Затем она резко  повернула  и  стала
отплывать  оттуда.  Двадцать  метров  разделяли  нас.   Она   не   гребла.
Пятнадцать. Финишная прямая! Слава богу! Все кончено. Единственное, что  я
помню - это стакан бренди.
     Расхаживая  взад  и   вперед,   я   плюю   в   колыбель,   бесконечно
раскачивающуюся.
     Сегодня у меня бессонница и жгучая боль в  плече.  И  пусть  на  меня
льются потоки дождя. Они помогут мне вылечить ревматизм. Как же все глупо.
Что я наговорил. Я был в одеялах, но меня все равно трясло.
     - Карл, я не могу сказать это, - говорит она.
     - Тогда будем считать, что мы квиты за ту  ночь  в  Говино.  А,  мисс
Лухарич? - спросил я.
     Она молчит.
     - Еще бренди?
     - Да.
     Я налил.
     Это длилось три месяца,  никакого  содержания.  Куча  денег  с  обеих
сторон. Не уверен, счастливы ли мы. Эгейское море цвета выдержанного вина.
Шикарная рыбалка. Может, ему надо было больше времени проводить на берегу.
Или ей не следовало бы делать этого. Хотя она прекрасная пловчиха.  Тащила
его всю дорогу в Видо, чтобы выжать сок из его легких. Молоды оба. Сильные
оба. Богатые и избалованные до умопомрачения. Они на Дитто.  На  Корфу  бы
они были ближе. Здесь все было не так. Все дело было в непримиримости.
     Он хотел поехать в Канаду.
     Она говорила:
     - Убирайся хоть к черту в ад, если тебе хочется.
     - Он отвечал:
     - Только с тобой.
     Она:
     - Ни за что на свете.
     Но тем не  менее  она  последовала  за  ним  и  не  в  один  ад.  Это
сопровождалось  большими  расходами.  Он  потерял  целое  состояние.   Она
унаследовала два.
     Сегодня без конца сверкают молнии. Как все это глупо.  Цивилизация  -
это гроб для обманутых душ. Но кто обманщик? Дурацкие рассуждения в  стиле
нео-экс.
     Но я ненавижу тебя, Андерсон, с твоими  искусственными  зубами  и  ее
глазами, обновленными линзами.
     Не могу разжечь трубку. Лучше посасывать табак.
     Снова плевок.
     Прошло еще семь дней, и на экране появился ИККИ.
     Колокола голосили, ноги стучали, все пришло в движение. Малверн велел
мне выждать, но я все-таки  одел  свое  снаряжение.  Синяк  не  болел,  но
выглядел ужасно. Я каждый день делал упражнения и плечо не разболелось. Мы
преследовали его по тоннелю, на глубине тридцати саженей.
     - Интересно, будем ли  мы  преследовать  его?  -  спросил  кто-то  из
команды.
     - Нет, если только ей не захочется выбросить  деньги  на  топливо,  -
ответил я.
     Скоро его изображение на экране исчезло и больше пока не  появлялось.
Мы были наготове и придерживались взятого курса.
     Я еще и дюжины слов не сказал своему  боссу  со  времени  совместного
плавания, поэтому и решил проявить инициативу.
     - Добрый день, - сказал я, подойдя к ней. Что нового?
     - Он плывет на север-северо-восток.  Нам  придется  отпустить  этого.
Только через несколько дней мы смогли бы позволить себе преследовать  его.
Не раньше.
     Умница...
     Я ничего не сказал о нем.
     - Как твое плечо? - спросила она.
     - Нормально. А ты как?
     Дочь короля Лира...
     - Прекрасно. Между прочим ты лишился хорошей премии.
     Глаза гибели...
     - Не будем об этом.
     Позднее в  этот  вечер  небеса  низвергли  ужасающие  потоки  шторма.
Пожалуй "низвергли" самое подходящее слово здесь. Оно  даст  самое  точное
представление о тропическом шторме здесь на Венере. Помните тот чернильный
колодец, который я упоминал раньше. Теперь представьте, что вы держите его
между большим и указательным пальцами и бьете  по  его  стороне  молотком.
Берегитесь! Не облейтесь и не порежьтесь при ударе молотком. Звук  чего-то
бьющегося.
     - Все внизу? - поинтересовались громкоговорители у  снующей  команды.
Где я был? А кто вы думаете говорил по громкоговорителю.
     Все, что не было прикреплено, было смыто в  воду.  Но  людей  уже  на
палубе не было. Слайдер спустили под палубу первым.
     Затем я полминуты давал рекомендации команде, ведущей судно. Поднялся
опять наверх. Дождь не просто лил. Казалось, что воды собирались где-то, а
потом со всей силой обрушивались вниз.
     Я привязал себя ремнями к вмонтированному стулу и  стал  смотреть  на
воду. Мне стали чудиться горы и деревья, я увидел людей и их лица. И решил
связаться с Майком.
     - Что ты делаешь внизу? - спросил я.
     - Думаю, что ты делаешь наверху, - ответил он. - Как там?
     - Ты родом с Мидвеста, неправда ли?
     - Да.
     - У вас ведь там ужасные штормы?
     - Иногда.
     - Тогда попытайся представить самый ужасный,  который  ты  когда-либо
видел.
     - Ну что ты все-таки там делаешь наверху?
     - Я привязал себя ремнями к  стулу.  Все  катается  по  палубе,  а  я
смотрю.
     Вдруг я поднял глаза и увидел тень.
     - Ты молишься или ругаешься? - спросил Майк.
     - Будь я проклят, если знаю сам. Если бы здесь был слайдер.
     - А что, ты видишь его?
     Я кивнул, забыв, что он не может видеть меня.
     Он  был  таким  же  огромным,  как  я  его  помнил.  Он  вынырнул  на
поверхность на минуту, только оглядеться. И нет в мире силы, которая могла
бы сравниться с ним, тем, который был рожден не бояться никого. Я  выронил
сигарету. Парализованный, я не мог произнести ни звука.
     - С тобой все в порядке, Карл?
     Он опять посмотрел на меня. Или мне показалось  это.  Возможно,  этот
безмозглый негодяй поджидал полтысячелетия, чтобы иметь  случай  истребить
достойного представителя самого развитого общества за работой.
     - С тобой все нормально?
     Возможно, он уже убивал задолго до их встречи.  Их  же  встреча  была
свиданием животных, сильнейший откидывал слабейшего в сторону, от  тела  к
душе.
     - Карл, черт тебя возьми. Скажи что-нибудь.
     Он вынырнул опять. На  этот  раз  ближе.  Вам  когда-либо  доводилось
видеть шквал. Он кажется живым в кромешной тьме. Никто не имеет права быть
таким большим, таким сильным и движущимся. Это вызывает тошноту.
     - Пожалуйста, ответь мне.
     Он исчез, и в тот день больше не возвращался.
     Наконец я заставил себя ответить Майку.
     Следующие семьдесят или восемьдесят тысяч волн  прошли  с  монотонным
однообразием. Они уместились в такие же ничем не примечательные пять дней.
Удача забрезжила только  на  тринадцатый  день.  Колокола  разрушили  нашу
кофейную летаргию.
     - Корма, - закричал кто-то. Пятьсот метров.
     Я разделся и принялся за дело. Мое снаряжение всегда при мне.
     Пятьсот метров, двадцать саженей, - орал громкоговоритель.
     Огромные ловушки поднялись, и передо мной появился слайдер.
     Леди в кабине. Он проскрипел и направился прямо.
     Я подошел к слайдеру,  когда  объявляющий  сказал  -  "Сорок  восемь,
двадцать! Положение один".
     Выстрел прозвучал подобно выстрелу пробки от шампанского.  Траектория
высоко над водой.
     - Сорок восемь, двадцать, - повторил он.
     Внимание, приманщики.
     Я одел маску. Сначала я почувствовал  тепло,  затем  прохладу.  Вниз.
Прочь. Там далеко, просторно. Если что-нибудь большое решит, что приманщик
сам вкуснее того, что он несет, тогда его имя будет достойно только воды и
иронии.
     Я нащупал дрейфующие тросы и пошел по ним. От зеленоватого к темному,
от зеленого к черному. Это был очень длинный спуск. Очень. Мне никогда  не
приходилось спускаться так низко раньше. Я не хотел зажигать фонарь.
     Но мне пришлось! Жалко. Мне предстояло идти еще долго. Я сжал зубы  и
обуздал свое воображение. Наконец леер закончился.
     Мой механический угорь начал вертеться. Я вставлял секцию в секцию  и
наблюдал за тем, как он растет. Меня затянуло глубже, пока я совершал  эту
операцию, которая заняла минуту, другую. Я  был  близко,  очень  близко  к
тому, к чему я никогда не стремился.
     Отвращение, с которым я зажигал свой фонарь сменилось  страхом.  Меня
охватила паника и я схватил трос  двумя  руками.  Приманка  начала  пылать
розовым цветом и корчиться. Она была в два  раза  больше  меня  и  вдвойне
привлекательней для пожирания. Я говорил себе это и верил в это.  Затем  я
выключил фонарь и начал подъем. Как только из зеленых вод меня вытащили на
борт, я снял маску, оставив ее на шее и прикрыл глаза. Конечно, мой первый
вопрос был:
     - Где он?
     - Мы потеряли его сразу же, как только ты спустился. Не можем поймать
его изображение. Наверное, он нырнул.
     - Плохо.
     Приманка оставалась внизу, наслаждаясь купанием. Пока моя работа была
выполнена. Я решил выпить чашечку кофе с ромом. Я услышал шепот за спиной.
     - Ты бы мог улыбаться после этого?
     - Зависит от того, над чем он смеется.
     С двумя чашечками кофе я направился к Майку.
     - Что ушел?
     Майк кивнул. Его большие руки тряслись, а мои были  спокойны,  как  у
хирурга, когда я расставлял чашки. Он посмотрел, куда бы сесть.
     - Осторожно, не капни на панель.
     Я обернулся  полотенцем  и  устроился  у  пустого  экрана.  Я  зевнул
счастливо. Мое плечо не беспокоило меня.
     Маленькая коробочка, с помощью которой люди общаются, хотела  сказать
что-то, поэтому Майк подошел к ней.
     - Карл у вас, мистер Дейвитс?
     - Да, мэм.
     - Тогда попросите его, пожалуйста, подойти.
     Майк кивнул и я подошел.
     - Говорите, - сказал я.
     - Все в порядке? - спросила она.
     - Да, а разве что-то должно было случиться!
     - Это был долгий заплыв. Я выстрелила неудачно.
     - Я счастлив. В три раза дольше побуду под водой. Я прямо очищаюсь во
время этих опасных вылазок.
     - Я буду внимательнее в следующий раз, - извинилась она. -  Я  думаю,
что поспешила. Извини.
     Что-то случилось, и она закончила разговор на  этом.  Я  не  высказал
всего того, что хотел сказать. Я взял сигарету  и  прикурил  от  той,  что
лежала на пепельнице.
     - Карл, она была мила с тобой, - сказал Майк, отвернувшись к панели.
     - Я знаю, - сказал я. - Я не был с ней.
     - Я имею ввиду, что она симпатична, умна и все прочее. А что она тебе
сделала?
     - В последнее время? - спросил я.
     Он взглянул на меня и опустил глаза в чашку.
     - Я знаю, это не мое де... - начал он.
     - Сливки и сахар?

     ИККИ не вернулся ни в тот день, ни в ту ночь.
     Джин отнесли ужин в слайдер. Потом ей принесли туда койку. Я  закурил
и подождал, пока она позовет и отчитает нас. Она не позвала.  И  я  решил,
что она спит. Потом я уговорил Майка поиграть в шахматы  до  полудня.  Так
как он постоянно проигрывал, ему некогда было  разговаривать  со  мной.  А
меня это вполне устраивало. Я поел бифштекс и жареный  картофель  и  пошел
спать.
     Через десять часов кто-то пытался разбудить меня, а я  повернулся  на
бок и ни за что не хотел открывать глаза.
     - Что случилось?
     - Извините, что бужу вас, - сказал младший  из  команды.  -  Но  мисс
Лухарич хочет, чтобы вы  отсоединили  приманку,  с  тем,  чтобы  двигаться
дальше.
     - Переместите ее и любой может вытащить ее.
     - Мы ее уже переместили. Но она сказала, что согласно  контракту  это
должны сделать вы.
     Она очень внимательна. Я уверен, что мое начальство отметит это.
     - Она сказала, что вы должны переодеться,  причесаться  и  побриться.
Мистер Андерсон будет снимать вас.
     - Хорошо. Беги. Скажи ей, я иду. И спроси, нет  ли  у  нее  лака  для
педикюра взаймы.
     Я опускаю детали. На сборы ушло три минуты. Я все сделал,  как  надо.
Даже  извинился,  когда  поскользнулся  и  капнул  на   Андерсона   мокрой
приманкой.  Он  улыбнулся,  стряхнул  капли.  Она  улыбнулась,  хотя  даже
косметика Лухарич не помогла скрыть темных кругов у  нее  под  глазами.  Я
улыбнулся и помахал рукой. Запомни и ты, миссис Вселенная, ты тоже  можешь
выглядеть так, как выглядят ловцы за  монстрами.  Для  этого  только  надо
воспользоваться косметикой Лухарич.
     Я спустился вниз и сделал себе бутерброд с майонезом.

     Два дня прошли словно  айсберги:  холодные,  пустые,  полурастаявшие,
неинтересные,  определенно  представляющие  угрозу  мирному  рассудку.   Я
раскаивался за старое. Мне приснилось несколько тревожных  снов.  Потом  я
позвонил в черту обитания и проверил текущий счет в банке.
     - Собираешься делать покупки? - спросил Майк, заказав мне  телефонный
разговор.
     - Собираюсь домой.
     - Как?
     - Собираюсь оставить этот приманочный бизнес, Майк.  Черт  с  ним,  с
ИККИ. Черт с Венерой и с предприятиями Лухарич. И черт с тобой!
     У него глаза полезли на лоб.
     - И что явилось причиной этому?
     - Я больше года ждал этой работы. Теперь, когда я здесь, я понял, что
все это попахивает.
     Ты же знал все, когда подписывал контракт. Независимо от того, в  чем
заключается твоя работа, ты  должен  продавать  крем  для  лица,  если  ты
работаешь на владельцев предприятий, выпускающих крем.
     - Меня это не задевает. Я не имею ничего против коммерческой стороны.
Но Тенскуаэр всегда был местом, приковывающим внимание публики, с  первого
раза, как он вышел в плавание.
     - И что?
     - Да все вместе. Причин пять или шесть. Основная заключается  в  том,
что мне больше не интересно. Когда-то я бы  многое  отдал,  что  бы  найти
этого монстра, теперь я в этом разочаровался. Я разорился из-за того,  что
было журавлем в небе, и я хотел крови, чего бы мне это не стоило. Теперь я
понимаю, что это время проходит и мне жалко ИККИ.
     - И он тебе больше не нужен.
     - Я возьму его, если он будет миролюбив. Но я  не  желаю  подставлять
свою голову, что бы помочь ему выйти на сушу.
     - Я думаю, что это четвертая или пятая причина, о которой ты говорил.
     - Ладно. Но я тебе не скажу первую, чтобы не радовать тебя  тем,  что
ты отгадал. Он усмехнулся.
     - Ведь не для ИККИ она так выглядит.
     - Нет. Мы взрывные по своей природе. Невозможно иметь  два  двигателя
на  обоих  концах  ракеты  и  ожидать  полета.  Тогда  то,  что  находится
посередине, взорвется.
     - Вот, значит, как оно было. Но это не мое дело.
     - Ты рискуешь остаться без зубов, если скажешь  еще  что  нибудь.  Ну
давай, продолжай. Скажи!
     - Ей не нужна  эта  чертова  рептилия.  Она  предприняла  это,  чтобы
вытащить тебя туда, где ты должен быть. В этот раз ты не приманщик.
     - Пять лет слишком большой срок.
     - В тебе есть что-то такое, что привлекает людей. И я бы так с  тобой
не говорил. Должно быть, ты напоминаешь нам какую-то  несчастную  страшную
собаку, которую мы пожалели, когда были детьми. В  любом  случае,  хочется
взять тебя домой и пригреть.
     - Малыш, - усмехнулся я. - Знаешь, что  я  собираюсь  сделать,  когда
пересеку линию обитания.
     - Могу догадаться.
     - Ошибаешься. Я полечу на  Марс,  а  потом  возвращусь  домой  первым
классом. Ведомство,  занимающееся  вопросами  банкротства  на  Венере,  не
обращается в финансовые органы Марса, а у меня  еще  осталась  кругленькая
сумма там, куда ни моль, ни коррупция не проникают.
     Я собираюсь приобрести большой старинный замок у  Залива.  Если  тебе
когда-либо понадобится работа,  ты  можешь  остановиться  у  меня.  Будешь
откупоривать бутылки.
     - Ты желторотый доносчик.
     - Ага, - согласился я. Но я о ней думаю тоже.
     -  Я  об  обоих  слышал  миллион  историй.  Теперь   это   называется
совместимостью. Я бы тебе посоветовал, приманщик, постарайся удержать  то,
что клюет сегодня.
     Я отвернулся.
     - Если тебе когда-либо понадобится работа, поищи меня.
     Я тихо закрыл дверь за собой. Он остался в ожидании, что я ею хлопну.

     Рассвет для монстра не отличался ничем  от  других.  Два  дня  спустя
после моего бесполезного прикармливания, я опять спустился вниз  заправить
кормушки. Экран был пуст. Я подготавливал все к  обычной  попытке.  Прежде
чем отправиться, я остановился  у  слайдера  и  крикнул  "доброе  утро"  и
услышал ответ.
     Я оценил слова Майка.
     И хотя я не одобрял чувства и значения, вложенные в них, они  помогли
мне соблюдать приличия.
     Потом опять вниз, прочь. Я спускался вниз на  сто  девяносто  метров.
Змееподобные тросы, извиваясь, чернели слева. Сырая ночь была  беззвучной.
И я протаптывал дорогу сквозь нее, словно комета с хвостом спереди.
     Я поймал леер, скользящий и гладкий, и начал наживку. С головы до ног
меня обдало холодом. Это  было  как  сквозняк.  Как  будто  кто-то  открыл
огромную дверь подо мною. И я продвигался вниз не так  быстро.  Это  могло
означать, что кто-то продвигался ко мне.  Кто-то  настолько  большой,  что
смог вытеснить огромное количество воды. Я тогда еще не  предполагал,  что
это был ИККИ! Ха! Что угодно, только не ИККИ!
     Я закончил подвешивать грузила, когда огромный гористый черный остров
всплыл подо мною. Я направил  луч  света  вниз.  Его  рот  был  открыт.  Я
оказался кроликом.
     Волны смертельного страха захлестнули меня.  Я  почувствовал  резь  в
желудке. У меня закружилась голова.
     Я справился, наконец, с последней операцией. К тому  времени  он  уже
подплыл в плотную ко мне.
     Наживка  росла,  превращаясь   из   розовой   в   фосфоресцирующую...
Заглочено.
     Еще один взгляд назад.
     Он был так близко, что наживка отражалась на его зубах, в его глазах.
Только четыре метра отделяли меня от его извергающего искры зоба. Потом  я
уже не сознавал, плыл он за мной или остался там.
     Я начал чернеть в ожидании смерти. Потом стал  слабо  грести  ногами.
Очень скоро ногу свела судорога. Кролик во мне просил луча света  хоть  на
секунду, на миг. Только узнать...
     Или  закончить  со  всем  этим.  Нет,  кролик,   мы   не   бежим   от
преследований. Надо оставаться в темноте.
     Наконец я достиг зеленых вод, светло-зеленых, поверхности.
     Я удвоил свои усилия и подплыл к Тенскуаэру.
     Мир показался с овчинку, и я услышал крик вдалеке:
     - Он жив!
     Гигантская тень и штормовая волна захлестнули меня.  Счастливые  воды
для охоты. Может, я был в чем-то неправ.
     Где-то была распростерта Кисть. Что такое приманка.
     Несколько миллионов лет назад. Я  помню,  как  все  начиналось.  Я  -
одноклеточный  организм  с  болью  перерастающий  в   амфибию,   затем   в
земноводное. Откуда-то сверху с деревьев я услышал крик:
     - Он возвращается.
     Я превратился в человекоразумное.
     - Вы поймали его? - спросил я.
     - Все еще борется, хотя он на крючке. Мы думали,  что  он  съел  тебя
вместе с приманкой.
     - Я тоже.
     - Дыши и не разговаривай.
     Мне дали кислород. Отлично. Выпей.
     - Он был ужасно глубоко. Ниже,  чем  показывал  экран.  Мы  не  могли
поймать его, пока он не начал двигаться. А было уже поздно.
     Я начал зевать.
     - Теперь иди в каюту.
     Мне удалось раскрыть перочинный нож.
     - Попробуйте дотронуться до меня и лишитесь большого пальца.
     - Но тебе необходимо отдохнуть.
     - Принесите еще одну пару одеял. Я буду здесь.
     Я опустился и закрыл глаза.

     Кто-то тряс меня за плечо. Серо и холодно. Прожектора освещали палубу
желтыми пятнами. Я  сидел,  прислонясь  спиной  к  противоминной  наделке.
Несмотря на то, что я был укутан шерстяными одеялами, меня трясло.
     - Уже одиннадцать часов. Ты все пропустишь.
     Я почувствовал вкус крови.
     - На, выпей.
     Я скорее догадался, чем распробовал, что это была вода.
     - Не спрашивай, как я себя чувствую. Это всегда так бывает. Ладно?  -
прохрипел я.
     - Хорошо. Хочешь спуститься вниз.
     - Нет, просто принеси фуфайку.
     - Вот она.
     - Что он делает?
     - Ничего, он глубоко. Он усыплен. Просто лежит.
     - Сколько прошло с тех пор, как он показался в последний раз?
     - Около двух часов.
     - Как Джин?
     - Она никого не пускает в слайдер. Майк говорит, что ты должен войти.
Вот он здесь.
     Я сел и обернулся. Майк был здесь. Он  приветствовал  меня  рукой.  Я
ответил. Я перекинул ноги за борт и пару раз вздохнул. Боли в желудке.
     - Ты как? - спросил Майк.
     Я посмотрел на экран. ИККИ не было. Наверное, он слишком глубоко.
     - Кофе?
     - Нет, не кофе.
     - Ты что, болен? Здесь разрешается  пить  только  кофе.  Кофе  -  это
коричневый напиток, вызывающий жжение в желудке.  У  тебя  есть  в  нижнем
ящике.
     - Чашек нет, придется из стаканов.
     - Годится.
     - У тебя хорошо получается. Ты что, тренируешься специально для  этой
работы?
     - Какой работы?
     - Да той, что я тебе предложил...
     Пятно на экране.
     - Поднимается, поднимается, - заорал он в слайдер.
     - Спасибо, Майк. Я вижу, - ответила она.
     - Джин!
     - Заткнись! Она занята!
     - Это Карл?
     - Да, - ответил я. - Попозже поговорим.
     Зачем я сделал это.
     - Зачем ты сделал это?
     Я не знал.
     - Я не знаю.
     Я встал и вышел.
     Тенскуаэр качало.  ИККИ,  должно  быть,  перевернулся,  когда  увидел
корпус, потому что пошел опять вниз.  Слева  от  меня  вода  кипела  белой
пеной. В глубине кишел ком бесконечных тросов и якорных цепей.
     Я постоял немного, затем повернулся и пошел.
     - Он еще под действием наркотика.
     - Да.
     - А что мисс Лухарич?
     - А что с ней?
     - Она, должно быть, смертельно устала.
     - Возможно.
     - И что ты думаешь сделать?
     - Она  подписала  контракт  на  эту  работу.  Она  знала,  что  может
произойти. И это произошло.
     - Я думаю, ты бы смог поднять его на палубу?
     - И я так думаю.
     - И она думает также.
     - Тогда пусть попросит.

     ИККИ плавал в летаргическом состоянии  на  глубине  тридцати  морских
саженей.
     Я еще раз прогулялся, на этот раз до слайдера. Она не смотрела в  мою
сторону.
     - Карл, ну зайди, пожалуйста.
     Глаза Пикассо и тайное желание заставить меня управлять слайдером...
     - Это приказ?
     - Да. Нет. Пожалуйста.
     Я вошел и стал контролировать подъем. ИККИ стал подниматься.
     - Толкать или тянуть?
     Я нажал кнопку, и он поднялся как котенок.
     - Теперь решай сама.
     Он задержался на глубине десяти саженей.
     - Дать ему время клюнуть лучше?
     - Нет.
     Она тащила его вверх. Пять саженей, четыре...
     Она включила экстенсоры на глубине  двух  саженей,  потом  заработали
графллы.
     Бесконечные крики и молнии вспышек.
     Команда увидела ИККИ.
     Он стал бороться. Она крепко держала трос, подняла графллы.
     Еще две сажени и графллы стали тащить.
     Крики и быстрые шаги.
     Огромная туша поднималась с помощью лебедки. Зеленые холмы его хребта
все еще росли из воды.
     - А он здоровый, Карл!
     А он все рос, рос и рос...
     - Ну!
     Он поглядел вниз.
     Он посмотрел так, как мог смотреть только  бог  наших  самых  древних
предков. Страх, стыд и издевательский смех пронеслись в моей голове.
     И в ее тоже?
     - Я не могу!
     На этот раз, когда кролик умер во мне, все было очень просто.
     - Теперь толкай сама.
     - Я не могу. Сделай это ты. Вытащи его, Карл!
     - Нет. Если я сделаю это, то до конца твоих дней  тебя  будет  мучить
вопрос, смогла бы ты сделать это. И ты всю душу вложишь в то, чтобы  найти
ответ на этот вопрос. Я знаю это наверняка. Мы ведь одинаковые.  Я  сделал
тоже самое. Теперь твоя очередь.
     Она уставилась в одну точку.
     Я обнял ее плечи.
     - Это мог быть я, - предположил  я.  -  Я  -  зеленая  морская  змея,
отвратительное,  чудовищное  животное,  вышедшее  проглотить  тебя.  Я  не
отвечаю ни перед кем. Нажми на кнопку "укол".
     Она было протянула, а затем убрала свою руку.
     - Ну же.
     Она нажала на кнопку.
     Затем я закончил все с ИККИ сам.
     Прошло полных семь часов, прежде чем я проснулся и услышал монотонный
звук работающих лопастей Тенскуаэра, перемалывающих морскую воду.
     - Ты болен, - заметил Майк.
     - А как Джин?
     - Тоже.
     - Где животное?
     - Здесь.
     - Хорошо, - повернулся я. На этот раз ему не удалось уйти.
     Вот как это было. Приманщиками не  рождаются,  не  думаю.  Но  Кольца
Сатурна поют свадебную песнь в честь наследства морского монстра.
Роджеp Желязны. Врата его лика, факелы его уст.
перевод с англ. - ?
Zelazny, Roger (Joseph).

                               Роджер ЖЕЛЯЗНЫ

                            ВОЗМЕЗДИЕ ТРЕХ ФУРИЙ

     Теперь я уже понимаю, что Природа иногда бросает сладкую  кость  тем,
кого она намеревается  искалечить.  Либо  наградит  будущего  отверженного
талантом, чаще всего невостребованным, либо пошлет ему  проклятие,  одарив
незаурядным умом.
     Уже в четыре года Сандор Сандор мог перечислить все сто сорок  девять
обитаемых мира своей галактики. А в  пять  лет  он  мог  назвать  основные
земные массивы каждой планеты и вычертить их приблизительный контур  мелом
на пустом глобусе. К семи годам он  знал  все  провинции,  штаты,  страны,
крупные города основных земных массивов ста сорока девяти обитаемых  миров
своей галактики. Он проводил за чтением землеографии, истории, землеологии
и популярных путеводителей много часов. Он изучал карты  и  информационные
ленты путешествий. Глаза его были оснащены кинокамерой,  или,  по  крайней
мере, создавалось такое впечатление, так как никто бы не  мог  назвать  ни
одного города в  его  галактике,  о  котором  Сандор  Сандор  не  знал  бы
чего-нибудь к десяти годам.
     А он продолжал учиться.
     Новые места приводили его в восторг.
     Он собрал библиотеку дорожных карт  и  путеводителей  по  улицам.  Он
изучал архитектурные стили и основные направления промышленности,  расовые
типы, образ жизни коренного населения, местную флору, наземные  ориентиры,
отели, рестораны, аэропорты, морские порты и космодромы,  стиль  одежды  и
ювелирные украшения, климатические условия, местные искусства  и  ремесла,
пищу и диету, спорт, религию, социальные институты и традиции.
     В четырнадцать  лет  он  защитил  докторскую  диссертацию  в  области
землеографии. Его устные экзамены транслировались  по  внутренним  каналам
телевизионной связи: из-за болезни он не мог присутствовать  на  экзамене.
Только три раза в жизни он  пытался  выйти  из  дома.  И  каждый  раз  это
заканчивалось новой травмой. Ни в одном из ста  сорока  девяти  миров  его
галактики не было лекарства от дегенеративной мужской болезни. Из-за  этой
болезни, чувствуя себя усталым до изнеможения и превозмогая сильную  боль,
он мог только в течение нескольких минут пользоваться даже самыми  лучшими
протезами. А для того, чтобы выйти из дома, ему  нужно  было,  по  крайней
мере, три таких протеза: два вместо ног и один вместо правой  руки,  чтобы
заменить в полной мере  то,  что  было  утеряно  генетически  еще  до  его
рождения.
     Чтобы не страдать от ужасной  физической  боли  и  не  усугублять  ее
присутствием чужих лиц, а не привычных и милых глазу тети Фейи и медсестры
Мисс  Барбары,  устные  экзамены   он   сдавал   по   внутренним   каналам
телевизионной связи.
     Брилдский университет Домбека располагался на другой стороне планеты,
где жил Сандор Сандор. Однако профессора все равно навещали его,  так  как
он пользовался огромным уважением. Его диссертация "Некоторые замечания  к
гравитационной матричной теории,  обуславливающей  формирование  массивов,
подобных земным и  отличных  от  них  форм  существования  планет"  -  это
огромный  труд  толщиной  в  восемьсот  пятьдесят  пять  страниц,  привлек
внимание Межпланетного университета на самой Земле. Сандор Сандор  не  мог
увидеть Землю своими глазами. Его мышцы были  приспособлены  к  гравитации
только малых планет, таких как Домбек.
     Случилось так, что Межзвездное правительство,  которое  курирует  всю
науку,  принимало  участие  в  защите  его  диссертации,  а  также  видело
трансляцию его устных экзаменов.
     Коллега   Сандора   Сандора,   профессор   Бейнз,   был   одним    из
немногочисленных друзей Сандора. Они даже несколько раз встречались  лично
в библиотеке ученого, так как профессор  пользовался  библиотекой  Сандора
время от времени.
     Когда экзамены закончились, профессор  Бейнз  оставался  на  связи  в
течение нескольких минут, разговаривая с ним.  Именно  в  этот  раз  Бейнз
обмолвился,  что  недюжинный   ум   и   талант   Сандора   не   достаточно
использовались.
     Чиновник из администрации - он был жителем  Ригеля  -  спал  и  видел
продвижение по  служебной  лестнице,  поэтому  он  не  пропустил  вскользь
брошенное замечание мимо ушей. Оно нашло отражение в его служебном отчете.
     Профессор Бейнз упомянул, что однажды  Сандор  Сандор  изучал  серию,
состоящую из тридцати  трех  фотографий,  собранных  с  разных  концов  их
цивилизованной галактики. Основная информация этих фотографий была введена
в LL-компьютер спецминистерства. Сандору  удалось  назвать  правильно  все
планеты. В двадцати девяти случаях  из  тридцати  была  правильно  названа
масса каждой планеты, ее территориальное деление и деление на графства  на
двадцати  шести  планетах.  В   двадцати   трех   случаях   он   определил
местонахождение предмета на фото  с  точностью  до  пятидесяти  квадратных
миль. LL-компьютер спецминистерства смог правильно назвать  лишь  двадцать
семь планет.
     Это была сложная работа даже для компьютера.
     Итак, стало очевидным, что Сандор Сандор знает каждую чертову улицу в
своей галактике.
     Десять лет спустя он знал абсолютно все.
     А еще три года спустя чиновнику из Ригеля до отвращения  надоела  его
работа. Он бросил ее и  ушел  в  частный  бизнес,  где  платили  больше  и
продвигали по служебной лестнице быстрее. Однако  его  служебный  отчет  и
дискета остались в компьютере...
     Бенедик Бенедикт родился и вырос в водном мире Кьюм. Он  был  наделен
способностью наживать врага в каждом, с кем ему приходилось общаться.
     Причин для этого  было  предостаточно.  Одни  находят  наслаждение  в
крепких напитках, другие - в обжорстве, для третьих - леность или  разврат
являются усладой жизни. Смыслом  жизни  Бенедика  была  болтовня.  Он  был
сплетником. Слухи были для него пищей и воздухом, сексом и  религией.  Раз
поздоровавшись с ним за руку, вы сделали  бы  ошибку.  Возможно,  роковую.
Так, схватив вас за руку, он будет дружески трясти ее и улыбаться, а глаза
его вдруг увлажнятся и по толстым щекам потекут слезы. Это не из-за  того,
что ему грустно. Отнюдь нет. Это -  соматическое  действие  паранормальной
реакции.
     Он высматривает вашу жизнь.
     И до чего разборчив был при этом.  Он  видел  только  то,  что  хотел
увидеть. А интересовали его в вашей жизни скандал и  ненависть,  или,  что
еще хуже, любовь. Он искал случаи правонарушения или сильного  потрясения;
копался  в  вашей  памяти,  выискивая  беспокойство,  боль,  пустоту   или
слабость, когда-либо испытанные вами. Он видел то, что вам хотелось забыть
как можно скорее. Видел и постоянно говорил об этом.
     Если вам очень повезет, он не станет рассказывать  вам  о  вас.  Если
выпадет случай и вы познакомитесь с  кем-либо,  кого  он  тоже  знает,  он
начнет говорить вам о нем. Он расскажет вам об этом мужчине  или  об  этой
женщине, потому что он обожает сплетничать. Его  болтовня  подавляет.  Его
глаза и голос завораживают. Он зажмет  ваши  руки  словно  в  тисках.  Вам
придется выслушивать его, испытывая полное бессилие, близкое к параличу.
     Потом он уйдет и будет говорить другим о вас.
     Таким был Бенедик Бенедикт. Возможно, ему  было  невдомек,  насколько
все его презирали. Ненависть  наступала  позже,  когда,  попрощавшись,  он
уходил. Уходил, оставив слушателей опустошенными,  позднее  сгорающими  от
боли, стыда  и  отвращения,  вынужденными  скрываться  от  него  и  тщетно
пытающимися похоронить его в своей памяти. Некоторые ненавидели его молча,
так как он был опасен. То есть, у него  были  могущественные  друзья.  Это
животное было  исключительно  социальным.  Он  любил  внимание,  он  желал
обожателей, он страстно нуждался в слушателях.
     И ему всегда удавалось найти аудиторию. Поскольку он обладал  запасом
чужих секретов, его вынуждены были выносить в более высоких сферах  взамен
на его наветы. Так он стал состоятельным человеком, но об  этом  несколько
позже.
     Время шло, и ему становилось все труднее  и  труднее  находить  новые
знакомства. Его репутация распространялась в геометрической  прогрессии  к
его болтовне. Те, кого он вынуждал слушать себя,  предпочли  бы  сидеть  в
другом углу  комнаты,  заглушив  воспоминания  алкоголем,  или  поменяться
местами с теми, кто сидел у двери.
     Источником его благосостояния  была  также  способность  обнаруживать
залежи ископаемых или косяки рыб по наличию одного предмета. Минералы были
редкостью в водном мире, под названием Кьюм. Но,  если  кто-либо  приносил
ему экземпляр, он мог, подержав его в руках и пролив при этом немало слез,
сказать, где искать основную жилу месторождения.
     По  одной  рыбе,  выловленной  в  безбрежных  морях  Кьюма,  он   мог
проследить направление целого косяка.
     Плача, дотрагивался он до ожерелья из крупных  жемчужин  и  определял
места скопления жемчужных раковин.
     Местная страховая ассоциация и компания по займам  имели  специальный
файл Бенедика: ручку, которой кто-либо  подписывал  контракт  с  одной  из
фирм, кнопочный  портсигар,  носовой  платок,  которым  кто-либо  протирал
глаза, предмет, который  следует  хранить  в  надежном  месте,  результаты
биопсии и анализа крови. Используя что-либо из  этих  вещей,  Бенедик  мог
найти того, кто  попытается  отомстить  этим  компаниям  и  исчезнуть  или
нарушителей их законов.
     Но он не раскрывал секрет своих способностей. Он  просто  наслаждался
ими. Так, он был одним из девятнадцати известных паранормов в  ста  сорока
девяти обитаемых мирах этой галактики, и он не мог жить иначе.
     Он также помогал  и  гражданским  властям,  если  считал  их  просьбу
справедливой. Если просьба не нравилась ему, он терял свои способности  до
тех пор, пока необходимость в них не отпадала. Хотя это случалось довольно
редко.  Ведь  Бенедик  Бенедикт  был  гуманитарием,  хорошо  оплачиваемым,
проверенным в лаборатории и клинически здоровым. Он мог  психометрировать,
читать мысли, зарождающиеся в чужом мозгу.
     Линкс  Линкс  был  похож  на  шарообразного,   бородатого,   толстого
патриарха с родимым пятном у глаза.  Он  любил  хорошо  поесть  и  выпить,
носить простую одежду и находиться в  обществе  простых  людей.  Он  часто
улыбался и говорил мягким мелодичным голосом.
     Еще  будучи  молодым,  он  обладал  одной   из   самых   впечатляющих
характеристик  профессиональных  убийц,  которую  когда-либо  имел   агент
Центральной Межзвездной Разведки (ЦМР). На счету Линкса было сорок  восемь
человек и семнадцать враждебных, чуждых ему форм жизни, уничтоженных им за
полувековое пребывание в должности полевого агента ЦМР. Он  прекрасно  жил
на правительственную пенсию, несмотря на трех жен и кучу  внуков.  К  нему
часто обращались как к консультанту, и ему  иногда  приходилось  выполнять
временное задание на стороне. Он свято верил в то, что жизнь одна, что все
люди - братья и что  все  люди  должны  руководствоваться  любовью,  а  не
ненавистью и страхом в своих поступках. Он даже убивал с любовью. Он часто
выражал уважение и почитание к человеку или духу  того  человека,  который
приговаривался к смерти во время Сессии Спокойствия.
     Вот история о том, как  его  вызвали  из  Госанны,  мира  Великого  и
Всепобеждающего Пламени Божественной Жизни. Как он объединился с  Сандором
Сандором и Бенедиком Бенедиктом в погоне за Виктором Карго, человеком  без
сердца.
     Виктор Карго  был  капитаном  корабля  "Валлаби".  Виктор  Карго  был
главным  астронавтом,  первым  помощником  и  главным  инженером   корабля
"Валлаби". Виктор Карго был душой корабля "Валлаби".
     Когда-то  корабль  "Валлаби"  был   гордым   сторожевым   летательным
аппаратом, черным как смоль, усеянным сверкающими огнеметами, торчащими из
его корпуса, словно шипы. Его  имя  гордо  звучало  в  Межзвездных  мирах,
следуя во времени и пространстве уникальной справедливости  Универсального
Галактического Кодекса, и не было для него другого закона. Когда-то гордый
корабль "Валлаби" проник далеко в глубь космоса и стал  сам  легендой  под
легендарными небесами.
     В те времена Карго был воплощением ужаса для бандитов и  инопланетян,
грозой для нарушителей Кодекса, шипом в боку для всех преступников.  Карго
и его огнемет (который мог сжечь весь континент на земле  и  под  водой  в
течение одного дня) были гордостью всей охраны, лучшими из лучших, сливки,
снятые со всех остальных.
     К несчастью, Карго продался.
     Он пал...
     ...Предатель.
     Герой не выдержал славы.
     На сорок шестом году службы в охране он потерял всю свою  команду  во
время неудачного похода на пиратскую твердыню Килш, которая могла бы стать
стопятидесятым обитаемым Межзвездным миром.
     Едва живой,  он  ползком  пробирался  по  заснеженному  миру  Брилда,
основному материковому массиву твердыни Килш. В этот таинственный  момент,
когда смерть уже начала оповещать о своем приближении,  он  был  спасен  и
унесен  с  так  называемой  тропы  вечного  покоя  четвероногими  жителями
Дриллена, кочующим племенем, безобразным, но разумным. Они принесли его  в
свой лагерь, залечили его раны, накормили его и обогрели. Позднее в  союзе
с жителями Дриллена ему удалось починить корабль  "Валлаби",  восстановить
его оружие и вооружение и продвинуться еще на сотню футов под лед.
     Оставшись  без  команды,  он  стал  обучать   жителей   Дриллена.   С
обитателями Дриллена на борту "Валлаби" он напал на пиратов.
     Он выиграл. Но не остановился на этом. Нет.
     Узнав  о  том,  что   обитатели   Дриллена   приговорены   к   смерти
Универсальным Кодексом, он  перешел  на  их  сторону.  Обитатели  Дриллена
отказались переселиться  в  нижний  мир  Резервации.  Они  предпочли  жить
оккупированными на родной земле, став сто  пятидесятым  миром  Межзвездной
галактики.
     Поэтому и последовал приказ об их истреблении.
     Капитан Карго пытался протестовать, и был объявлен вне закона.
     Капитан Карго угрожал, и ему угрожали в ответ.
     Капитан Карго сражался, был побежден, умер, был восстановлен, скрылся
от тюремного заключения, и был объявлен вне закона.
     Он  сбежал  на  корабле  "Валлаби".  А  ведь  когда-то  его  называли
счастливым "Валлаби".
     Как только лучи фар осветили  его  и  черный  корпус  содрогнулся  от
вибраций, Карго позвал шестерых  верных  ему  обитателей  Дриллена.  Гладя
шерсть Малы, своей любимицы, он попытался сказать что-то,  но  слова  были
прерваны слезами:
     - ...Простите, - было все, что он успел сказать.
     Однако ему дали новое сердце. Его старое износилось до такой степени,
что его нельзя было восстановить. Они положили старое сердце в сосуд.  Ему
вживили  блестящее   антисептическое   сердце,   величиной   с   яйцо   из
пульсирующего  металла,  которое  могло  расширяться   и   сокращаться   с
различными временными интервалами. Интервалы регулировались  компьютерами,
величиной с семечко, действовавшими на основании данных о дыхании,  сахара
в крови, результатов работы лимфатических узлов.
     От яйца и семечек зависела его жизнь.
     Когда они удостоверились, что сердце работает и будет  работать,  ему
посоветовали предстать перед полевым судом.
     Однако он не стал ждать судебного процесса. Нарушив слово офицера, он
перешел  сторожевой   пост,   прихватив   с   собой   Малу,   единственную
обитательницу Дриллена в этой галактике. Пять других  обитателей  Дриллена
не прошли научные испытания на внутренние структуры.  Оставшаяся  в  живых
часть жителей отказалась менять место жительства.
     Затем человек без сердца объявил войну Человечеству.
     Насилие над планетой требует колоссальных  затрат.  Для  того,  чтобы
ввергнуть  мир  в  первозданный  хаос,  необходимы  разрушающие  бластеры,
мясорубки для человеческого мяса и шлюзы для смывания человеческой  крови,
а также печи, для превращения всего уцелевшего в пепел.  Затем  происходит
извлечение коммерчески перспективных составных частей. Исторические романы
рассказывают о полосном  минировании  на  материнской  планете  в  далекие
древние времена. В  принципе,  незрелые  процессы,  предпринимаемые  в  те
времена, напоминали по намерениям и результатам насилие над  планетой,  но
проводились в гораздо меньшем масштабе.
     Представьте себе, что Великий Каньон, протянувшийся  на  сотни  миль,
появился   в   одну   ночь.   Представьте   глобальное   изменение   тысяч
землеологических тысячелетий в мгновение ока.  Представьте  многочисленные
века Ледникового периода на Земле - и вместите эти необъятные  процессы  в
трехмесячный период.
     Представив себе все это, вы будете иметь весьма отдаленное понятие  о
времени и эффекте насилия над планетой.
     Теперь перейдем к самой работе. К  людям,  которые  взрывают,  рубят,
топят. Они не профаны и очень рискованные. Они иногда нанимаются только на
год, так как оплата достаточно  высока.  Из-за  высокой  оплаты  некоторые
становятся неразборчивыми в средствах. Они профессионалы в своем деле и  в
течение одного  года  могут  совершить  насилие  над  тремя  мирами  одной
галактики. Они спускаются на эти миры в  космических  кораблях,  способных
вместить целый город, в космических трейлерах,  вмещающих  целые  взрывные
лагеря. Эти люди, приходя со всех обитаемых миров  галактики,  приносят  с
собой насилие оружием и безоговорочный приговор к смерти. Эти  люди  имеют
клеймо Солнечного Феникса над бровью, и их  глаза  остекленели  от  холода
Космоса, который они избороздили.  Они  знают,  что  делать,  чтобы  атомы
расщеплялись  у  них  на  глазах  и   чтобы   прибывали   грузоотправители
смертоносных шквалов и всепоглощающих водоворотов с другой стороны  небес.
И делают они все  тщательно  и  эффективно,  со  вкусом,  с  определенными
традициями, с народными песнями и смехом. Это спаянные команды, работающие
против времени (что есть деньги), на  увеличение  тоннажа  оружия  (и  это
деньги), на то, чтобы опередить конкурента на рынке на несколько  месяцев.
Эти люди в одной руке несут пламя, в другой -  смерч.  Они  появляются  со
своими  семьями  и  со  всем  своим  скарбом.  Они  основывают   временную
метрополию, творят свой магический акт и исчезают только после  того,  как
фокус насилия над планетой завершится.
     Теперь, когда у вас есть представление о том, что  происходит  и  кто
присутствует при этом, познакомьтесь и с тем, что является препятствием.
     Насилие над планетой требует колоссальных затрат.
     Прибыль, безусловно, будет  тоже  велика.  Прибыль  даже  может  быть
больше... Каким образом?
     Ну, во-первых,  необходимо  будет  заменить  то  тяжелое  снаряжение,
которое будет размещено в метрополии.
     Дорога перевозка? Нет, ни в коем случае. С точки зрения материалов  и
труда, легче изготовить новое оружие,  чем  корректировать  старое  в  2.6
раза.
     Минным комбинатам не выгодно выпускать старое оружие. (Они и не хотят
делать этого). Им интересно производить новое и  оставлять  в  метрополиях
старое.
     И, конечно, оборудование, взятое в аренду. Или то, за которое еще  не
полностью расплатились. Наличие  текущих  платежей  облегчает  контакты  с
Межзвездным Департаментом Налогов  и  Сборов  в  каждом  финансовом  году.
Самовольное прекращение связей было бы криминалом, нарушением Межзвездного
Коммерческого Соглашения между съемщиком и арендатором.
     Но было всякое.
     И очень часто. Слишком даже часто.
     Всегда есть выход на не точно обозначенных границах.
     Большие  страховые  компании  обязательно  произведут  расследование.
Потом, наконец, подпишут и возместят потери владельцу.
     ...А грузоотправители делают это, чтобы значительно  продвинуть  дела
на рынке. Тогда не придется демонтировать оборудование и  готовить  его  к
отправке и отгрузке.
     Время экономится, обязательства выполняются  заранее,  более  высокие
цены  оговариваются.  Таким  образом,  рывок  к  повышению  благосостояния
обеспечивается.
     Все прекрасно.
     Но как быть страховым ассоциациям?
     Хотя, что может случиться с временным Нью-Йорком, начиненным  тяжелым
вооружением... Между тем, некоторые рассматривают это как саботаж.
     ...Иные называют это массовым убийством.
     ...Или несанкционированной войной.
     ...Или молниеносной войной Карго.
     Но, как верно написано, лучше  сжечь  один  огромный  город  в  ярком
пламени, чем проклинать темноту.
     Карго предпочитал не возносить проклятий темноте.
     ...И не единожды.
     В тот самый день, когда они встретились на Домбеке, Бенедик  Бенедикт
протянул руку, улыбнулся и сказал:
     - Мистер Сандор.
     Его улыбка исчезла, как только он пожал руку.
     Сандор кивнул и опустил глаза.
     Бенедик повернулся к большому человеку с родимым пятном.
     - А вы обитатель Линкса?
     - Да, вы правы, брат мой. Вы должны простить меня за то, что не подаю
вам руки. Мне запрещается  это  религией.  Я  верю  в  то,  что  жизнь  не
нуждается в подтверждении в виде жестов.
     - Конечно, - сказал Бенедик.  -  Когда-то  я  знал  человека,  жителя
Домбека. Его звали Вортен Вортан. Он был отчаянный контрабандист.
     - Он отправился в Великое Пламя, - сказал Линкс. - То есть, он мертв.
Центральная Межзвездная Разведка приговорила его два года тому  назад.  Он
отправился в Пламя при попытке избежать тюремного заключения.
     -  Правда,  -  сказал  Бенедик.  Однажды  он   был   контрабандистом,
предавшимся...
     - Я знаю. Я читал файл о нем в связи с другим случаем.
     - Домбек кишит контрабандистами, - добавил Сандор - Давайте поговорим
об этом Карго.
     - Да, - согласился Линкс.
     - Да, - сказал Сандор.
     Люди из ЦМР сказали  мне,  что  многие  страховые  компании  выразили
протест против некоторых представителей Межзвездной галактики.
     - Это правда, - подтвердил Линкс.
     - Да, - сказал Сандор, закусив губу. - Вы не будете возражать, если я
сниму протезы с ног?
     - Мы сотрудники, нас не должны смущать формальности.
     - Пожалуйста, - сказал Бенедик.
     Сандор наклонился, отстегнул протезы. Послышались  два  глухих  удара
под столом. Затем он вытянулся и посмотрел на полки с глобусами.
     - Они вам причиняют боль? - спросил Бенедик.
     - Да, - ответил Сандор.
     - Это несчастный случай? - поинтересовался Бенедик.
     - От рождения, - ответил Сандор.
     Линкс поднял графин с коричневатой жидкостью и  пристально  посмотрел
на нее.
     - Это местный бренди, - сказал Сандор. - Вполне хороший. Что-то вроде
ксимили из Бандла, только не наркотический. Выпейте немного.
     Линкс пил, держа графин перед собой в течение всего вечера.
     - Карго - разрушитель собственности, - сказал Бенедик.
     Сандор кивнул.
     - Убийца, - сказал он.
     - К тому же большой любитель животных, - закончил Бенедик.
     - Да, - подтвердил Линкс, чмокая губами.
     - Такой преступник против общественного порядка,  что  невозможно  не
искать его.
     - И нельзя не пропустить через Пламя очищения и возрождения.
     - Да, мы должны обнаружить его и убить, - сказал Бенедик.
     - Два орудия... Они здесь? - спросил Линкс.
     - Да, фазоволновод в другой комнате.
     - ...А? - хотел что-то еще спросить Бенедик.
     - То - в нижнем ящике стола, с правой стороны.
     - Тогда почему бы не начать?
     - Да, давайте начнем, - подтвердил Линкс.
     - Хорошо, - сказал Сандор. - И все-таки одному из вас  нужно  открыть
ящик стола. Оно в темно-коричневом стакане.
     - Я достану, - сказал Бенедик.
     Сильные рыдания сотрясали его время от времени. Он сидел, представляя
умственным взором проходящие вереницей миры. Слезы струились по его щекам:
он ощущал сердце Карго в своих руках.
     "Холодно и темно..."
     - Где? - спросил Линкс.
     "Какое-то   маленькое   помещение.   Комната?   Хижина?    Полки    с
инструментами... Жужжащий звук. Холодно...  странные  углы...  Вибрация...
Больно."
     - Что он делает? - спросил Сандор.
     - ...Сидит, полулежит. Кушетка, паутина вокруг него. Кто-то пушистый,
сидя, спит рядом с ним. Все. Нет... Больно!
     - Корабль "Валлаби" скрывается, - предположил Линкс.
     - Куда он направляется? - спросил Сандор.
     - Больно, - закричал Бенедик.
     У Сандора сердце упало в пятки. Его начало трясти.  Он  протер  глаза
тыльной стороной руки.
     - У меня разболелась голова, - объявил Бенедик.
     - Выпейте, - предложил Линкс.
     Он  проглотил  залпом  один  стакан,  второй  стал  пить   маленькими
глотками.
     - Где я был? - спросил Бенедик.
     Линкс пожал плечами.
     Корабль "Валлаби" охотился  где-то.  Карго  был  в  фазе  сна.  Такое
неприятное  чувство  испытываешь,  когда  охотишься  в  полном   сознании.
Расстояние и время искажаются. Ты застал его в неудачный момент. Либо  под
действием наркотика, либо  подвергнутого  длительному  воздействию  других
сил. Возможно, завтра ему будет лучше.
     - Надеюсь, - ответил Бенедик.
     - Да. Завтра, - сказал Сандор.
     - Там было еще одно, - добавил Бенедик. - Еще одна  вещь  у  него  на
уме. Там было солнце, где раньше его никогда не было.
     - Огневые работы? - предположил Линкс.
     - Да, - подтвердил он.
     - Память? - спросил Сандор.
     - Нет. Он только собирается сделать это.
     Линкс встал.
     - Я свяжусь с ЦМР с помощью волновода и  сообщу  им  информацию.  Они
могут выяснить, какой мир сейчас минируется.
     - А вы можете сказать, как скоро это будет? - спросил Линкс.
     - Нет, я этого не знаю, - ответил Бенедик.
     - Как выглядел мир? Какова его конфигурация? - спросил Сандор.
     - Никакой. Мысль не уточнялась  до  такой  степени.  Его  ум  был  не
сосредоточен. В основном, наполнен ненавистью, - ответил Бенедик.
     - Я сейчас вернусь. Будем продолжать?...
     - Завтра. Я очень устал.
     - Тогда ложитесь и отдыхайте.
     - Да, пожалуй...
     - До свидания, мистер Бенедикт.
     - До свидания...
     - Спите в объятиях Великого Пламени.
     - Надеюсь, что этого никогда не случится.
     Мала, плача, придвинулась к Карго, так как ей приснился страшный сон.
Они опять вернулись в заснеженный  мир  Брилда.  Она  помогала  ему  идти,
продвигаться вперед. А он все падал и каждый раз лежал все дольше, вставая
с большим трудом и  продвигаясь  вперед  все  медленнее  и  медленнее.  Он
старался разжечь огонь, но снежинки-дьяволята, переплетаясь и беспрестанно
кружась, словно сосульки с семи лун, тушили пламя, только еще  рождавшееся
в его руках.
     Наконец на вершине огромной горы он увидел их. Они были с  головы  до
ног объяты пламенем. Их горящие головы беспрестанно поворачивались.  Затем
один из них склонился к земле, понюхал ее, встал и  показал  им,  в  каком
направлении идти. Потом они бежали вниз по склону горы, оставляя за  собой
след пламени, растапливая тропинку, по которой бежали, перепрыгивая  через
плавающие и нагроможденные друг на друга льдины.  Их  руки  были  вытянуты
вперед.
     Они шли в молчании, останавливаясь, только когда один  из  них  нюхал
воздух, землю...
     Она могла слушать их дыхание, чувствовать исходящий от них жар...
     В мгновение ока они окажутся здесь.
     Мала, плача, подвинулась ближе к Карго.
     Три дня Бенедик охотился за Карго, сжимая его сердце, как  магический
кристалл. Головная боль мучила его в течение нескольких часов после сеанса
продолжительного воздействия. Он  плакал  часами.  И  что  было  необычнее
всего, так это  то,  что  слезы  душили  его  даже  вне  контакта.  Совсем
по-другому было раньше, когда он  сразу  же  прекращал  контакт  от  боли,
помня, что страдание - это самая сильная черта его характера.
     При контакте с Карго он испытывал сильнейшую боль, словно  разум  его
всасывало в определенное русло на небе. За  эти  дни  он  контактировал  с
Карго одиннадцать раз, до тех пор, пока способности его не истощились.
     Карго сидел, как глыба  черного  металла,  в  корпусе  "Валлаби".  Он
пристально всматривался в яркий очаг на расстоянии шестисот миль от  него.
Он ощущал себя куском металла,  покоящегося  на  наковальне  и  ожидающего
удара, а потом еще и еще. Бесконечного количества ударов, превращающих его
в новую суть, вместо той, что знала жалость, угрызения совести, раскаяние.
Удар, удар, удар. Чтобы  осталась  только  жестокая,  немилосердная  форма
ненависти, как железный башмак, который  жил  в  ядре  глыбы,  и  которому
необходимы были удар и жар.
     Улыбающийся Карго сжимал фотографию, вспотев от напряжения.
     Когда один из девятнадцати известных паранормов на ста сорока  девяти
обитаемых мирах этой галактики вдруг теряет свои способности и теряет их в
самый ответственный момент, то происходит все как в сказке, где  Принцесса
внезапно заболевает неизвестной болезнью и Король, ее отец, созывает  всех
своих мудрецов и лучших докторов со всего света.
     Большой отеческий совет ЦМР  (управляет  как  машина)  сделал  то  же
самое. Созвал своих мудрецов и советников из различных  Мысленакопительных
центров и лабораторий по восстановлению  мыслительных  процессов  со  всей
галактики, включая и Межзвездный Университет на самой Земле. Но увы!  Пока
не было диагноза,  не  было  и  никаких  предположений,  которые  были  бы
немедленно реализованы всеми заинтересованными сторонами.
     Бомбардировать его жилище бета-частицами.
     Подвергнуть   его   утробу   гипнорегрессии,   восстановив   его   на
травматическом уровне.
     Продолжать воздействовать на него бесконтактным способом.
     Послать его на шесть недель на спутник удовольствий  и  прописать  по
два аспирина каждые два часа.
     Подвергнуть его лоботомии.
     Ввести в рацион огромное количество воды и зеленолиственных овощей.
     Воспользоваться услугами другого паранорма.
     По одной причине или другой, но  основное  решение  задерживалось,  а
крайние действия предпринимать  не  хотелось  в  данный  момент.  В  конце
концов, проблема была решена медсестрой Сандора Мисс Барбарой.
     Однажды после обеда, проходя мимо веранды, она увидела  Бенедика.  Он
сидел, обмахиваясь и попивая свой ксимили.
     - Как! Мистер Бенедик! - воскликнула она, усаживаясь напротив  его  и
добавляя три капли ксимили в свой красный напиток. -  Не  ожидала  увидеть
вас здесь. Я думала, вы с  мальчиками  в  библиотеке  ломаете  голову  над
сверхсекретным проектом, называемым "тушенка "Валлаби"  или  что-то  вроде
этого.
     - Как видите, я здесь, - ответил он, уставившись в свои колени.
     - Иногда приятно просто ничего  не  делать.  Посидеть.  Расслабиться.
Отдохнуть от охоты за Виктором Карго...
     - Пожалуйста, ни слова об этом. Вы не должны ничего  знать  об  этом.
Это вопрос сверхъестественной важности.
     - Я знаю, что об этом надо молчать. Но дорогой Сандор говорит во  сне
так много. Видите ли, я принимаю его у себя каждый вечер  и  сижу  с  ним,
пока он не погрузится в глубокий сон, бедный ребенок.
     - Мм... да. Только пожалуйста не говорите о проекте.
     - Почему? Разве он не продвигается?
     - Нет.
     - Почему нет?
     - Из-за меня, если хотите знать! У меня, так сказать, заклинило. Я не
могу уже контактировать на расстоянии, даже когда я себя заставляю.
     - О, как жаль! Вы имеете в виду,  что  уже  не  можете  читать  чужие
мысли?
     - Верно.
     -  Печально.  Но  давайте  поговорим   о   другом.   Я   когда-нибудь
рассказывала вам о том времени,  когда  я  была  самая  высокооплачиваемая
куртизанка на Сордидо-5?
     Он медленно повернул голову в ее сторону.
     - Не-ет, - сказал он. Вы имеете в виду тот самый Сордидо?
     -  Да,  там  меня  некогда  называли  чертовка  Барби.  Они  все  еще
рассказывают легенды обо мне.
     - Да, я слышал их. Много легенд.
     - Выпейте еще. Однажды мое изображение было  на  монете.  Теперь  это
нумизматическая редкость. Изображение было во весь рост  и  в  натуральных
красках. Вот оно, я ношу такую монету  на  цепочке.  Наклонитесь  поближе,
цепочка очень короткая.
     - Как интересно! А как это произошло?
     -  Это  все  началось  со  старого   Пруриа   Вах   Тесте,   банкира,
занимающегося экспортно-импортными операциями. Дело в том, что он посвятил
этому много лет и вдруг почувствовал, что ему чего-то не хватает в  жизни.
И так, однажды, он  прислал  мне  десять  дюжин  орхидей  и  бриллиантовую
подвеску с приглашением пообедать с ним.
     - И вы, конечно, приняли это приглашение?
     - Конечно нет. Во всяком случае, не в первый раз. Я видела,  что  ему
очень хотелось.
     - Ну и что же случилось дальше?
     - Подождите, я наведу себе еще редоланда.
     Позже, глубоко погруженный в свои мысли, Линкс вышел на  веранду.  Он
увидел Мисс Барбару и Бенедика, сидящего подле нее и плачущего.
     - Тебя что-то беспокоит, брат? - спросил он.
     - Нет, нет. Все в  порядке!  Все  прекрасно  и  удивительно!  Ко  мне
вернулись мои способности, я это чувствую!
     Он вытер глаза рукавом.
     - Да будьте благословенны, леди! - сказал Линкс, хватая Мисс  Барбару
за руку.
     -  Эта  простая  собеседница  сделала   гораздо   больше,   чем   все
высокооплачиваемые  доктора-специалисты,  привезенные  сюда,  несмотря  на
огромные расходы.  В  твоих  спокойных  словах  сила  добродетели  и  твое
искусство благословенно для Пламени!
     - Спасибо. Я уверена, что ты прав, - ответила Барбара.
     - Пойдем, брат, давай займемся делом.
     - Да, давай. Спасибо тебе, Барби.
     - Не стоит благодарности.
     Глаза Бенедика мгновенно затуманились, как только  он  дотронулся  до
изношенного кровонасоса. Он отпрянул  сначала,  затем  погладил  его.  Два
влажных пятна образовались с обеих сторон его носа, увеличиваясь, как  две
жирные амебы. Бенедик облизал губы.
     Затем он глубоко вздохнул.
     - Да, я уже там... Ночь. Поздно. Передо мной очень примитивное жилье.
Глиняная штукатурка вперемежку с соломой. Света нет. Свет  исходит  только
от луча орудия.
     - Орудие? - спросил Линкс.
     - Какое? - поинтересовался Сандор.
     - ...Огнемет. На стене есть изображение...  Мир  -  большой  во  весь
экран. Очаги огня на нем. Ближе к Северу. Три очага.
     - Бхейв-7, - сказал Сандор.
     - Счастлив и в то  же  время  несчастлив.  Тяжело  отделить  одно  от
другого. Все-таки чувствует за собой вину, но в то же время и торжествует.
Мщение... Ненависть к людям, к человекоразумным..." Мы поправляем огнемет,
регулируем яркость. Ярко! Очень хорошо! Это послужит  им  хорошим  уроком.
Покажем им, как отнимать то, что принадлежит  другим...  Уничтожить  расу!
Жужжание. Пахнет отвратительно. Собака лежит у наших ног. Она спит. Мы  не
хотим беспокоить ее, потому что Мала ее очень любит.  Собака  ее  игрушка,
товарищ,  живая  кукла,  четвероногая...  Она  чешет  ее  за  ухом  своими
передними конечностями. И собака любит ее." Свет на них падает. Они  видны
отчетливо. Ветер слабый. Мы без  рубашек.  Слабо  покачивается  занавес  с
кистями. Вокруг огнемета вьются насекомые. Силуэты птеродактилей в горящем
мире.
     - А насекомые какие? - спросил Линкс.
     - Вы можете видеть,  что  за  окном?  -  перебил  Сандор.  -  Снаружи
деревья, невысокие. Различимы только их очертания.  Не  могу  понять,  где
начинается ствол.  Листва  густая,  очень.  Слишком  темно  на  улице.  На
небольшом расстоянии видна луна. Или что-то похожее  на  холме.  Его  руки
обрисовывают нечто вроде шара, установленного на обелиске. Не уверен,  как
далеко, насколько большой, какого цвета, из чего сделан...
     - А в уме Карго  нет  ли,  случайно,  названия  того  места,  где  он
находится? - спросил Линкс.
     - Если б мне дотронуться до него рукой, я бы узнал, узнал бы  все.  А
таким способом... Сейчас он не думает, где  он  находится...  "Собака,  то
ложится  на  спину,  то  на  живот.  Мала  чешет  ей  брюшко,  моя  милая,
черненькая. Она брыкает задней ногой, как будто отбивается от блох, виляет
хвостом. Щенка зовут Дилк. Это она назвала его так.  Щенок  напоминает  ей
своих. Тех, что были истреблены. Ненавидит людей. Она тоже  человек.  Даже
лучше... Она не превращает в  мясорубку  тех,  кто  живет  с  единственной
эгоистической мыслью - Межзвездная галактика. Лучше людей, мой бедный друг
- гораздо лучше..." Какое-то насекомое село Дилку  на  нос.  Она  прогнала
его.  Членистое,  две  пары  крыльев,  миллиметров  пять  длиной,  розовое
пятнышко спереди, луковицеобразное, жужжит, пока летит. Это о насекомом, о
котором вы спрашивали...
     - Сколько там дверей? - спросил Линкс.
     - Две, по одной с каждой стороны.
     - Сколько окон?
     - Два. По окну на сторонах, противоположных дверям. Я ничего не  вижу
сквозь другое окно. Слишком темно снаружи.
     - Что-нибудь еще?
     - На стене меч с длинной рукояткой, очень длинной. Две рукоятки, три?
четыре? - и короткие лезвия. Их два. Каждое лезвие  прямое,  отточенное  с
двух сторон, длиной с руку. Рядом с ним маска  из  цветов.  Темно,  трудно
сказать точно. Лезвия блестят,  маска  неинтересная.  Да,  похоже,  цветы.
Много маленьких цветочков.  Четырехсторонняя  маска,  напоминающая  формой
бумажного змея, с большим свисающим концом. Не могу различить черт.  "Мала
ведет себя беспокойно. Возможно, ей  не  нравится  изображение  на  стене.
Может, не видит его и скучает. Взгляд изменился. Она гладит нас по  плечу.
Мы наливаем ей  пить  в  кружку.  Другую  берем  сами.  Она  не  пьет.  Мы
пристально смотрим на нее. Она опускает голову и пьет. Под  нашими  ногами
грязный утоптанный пол. На нем множество маленьких камушков. Как  порошок.
Стол натуральный, деревянный. Жужжание. Изображение  на  стене  становится
нечетким. Мы трем подбородок. Уже нужно побриться... Да черт с ним! Мы  не
ждем инспекторов. Пьем из одной чашки, другой. Еще одну."
     Сандор воспользовался своей глазной  кинокамерой.  Он  проверял  свой
хронометр  миров,  прокручивая  пленку  и  останавливаясь,  прокручивая  и
прекращая, прокручивая и прекращая.
     - Как вам показалось? Луна движется вверх или вниз или поперек  неба?
- спросил Сандор.
     - Поперек.
     - Справа налево или слева направо?
     - Справа налево. Кажется, что она на четверть ниже зенита.
     - Она какого оттенка?
     - Оранжевая с тремя черными полосками. Первая восходит в  одиннадцать
часов, пересекает свою четверть, заходит резко вниз. Другая восходит в два
часа, а заходит в шесть. Они не встречаются. Третья -  серповидной  формы,
светит  в  нижнем  правом  углу.  Это  очень  небольшая  луна,  но   очень
отчетливая. Облаков нет.
     - А какие-нибудь созвездия есть?
     - ...Я не могу так высоко поднять голову, и окно далеко. Теперь слышу
какой-то  шум,  еще  далеко.  Очень  высокий  звук,  почти  металлический.
Животное, шестиногое, ростом вполовину меньше человека,  красно-коричневая
шерсть, довольно редкая. Может  передвигаться  с  помощью  двух,  четырех,
шести ног. Но по земле движется  немного.  Гнездится  высоко.  Откладывает
яйца. Зубов много. Питается мясом. Маленькие черные глазки - два. Огромные
ноздри. Паразит, невредный для человека, боязливый.
     - Он на Дистене, пятом мире системы Блибка, - сказал Сандор. - Ночная
сторона означает, что он на континенте Диделан.  Луна  Барби,  находящаяся
много ниже зенита, свидетельствует о том,  что  он  с  восточной  стороны.
Мелла-москит означает  распространенность  там  мелла-муслимов.  Клинок  и
маска, кажется, принадлежат Гортанианам. Я  уверен,  что  их  принесли  из
глубин континента. Залежи  мела  подсказывают  окрестности  Ландира,  мира
мелла-муслимов. Это на реке Дисти, северный берег.  Вокруг  джунгли.  Даже
те, кто ищет уединения, отходят более чем на восемь миль от центра города,
население которого сто пятьдесят три тысячи человек. Северо-западная часть
наименее заселена из-за холмов, скал и...
     - Отлично. Вот он, оказывается, где! - воскликнул Линкс. Теперь ясно,
что нам делать дальше. Он, конечно, был приговорен к  смерти.  Думаю,  что
да. Наверняка. Там во втором мире этой Системы,  не  помню  его  название,
есть местное отделение ЦМР. Как же его зовут?
     - Нирер, - подсказал Сандор.
     - Да. Хм-м. Давайте посмотрим. Два агента  будут  исполнителями.  Они
приземлятся  на  северо-западе  Ландира,  войдут  в  город.  Найдут,   где
поселился человек с четырехногим любимцем. Тот,  кто  прибыл  в  последние
шесть дней. Затем один агент войдет  в  хижину  и  удостоверится,  там  ли
Карго. Он немедленно выйдет, если Карго будет там, и подаст  знак  второму
агенту, который спрячется в тени  деревьев.  Один  встанет  на  безопасном
расстоянии за северо-восточным углом строения с тем, чтобы прикрыть  дверь
и окно. Другой будет двигаться в юго-западном направлении с той же  целью.
Каждый будет вооружен двухсотканальным лазерным субпулеметом с вибрирующей
головкой. Хорошо! Я свяжусь с Центром с помощью фаза-волновода. Мы поймали
его. - И он торопливо вышел из комнаты.
     Бенедик, держа инструмент в руках, весь мокрый от слез, продолжал:
     - "Не бойся, моя черненькая. Это только кукла, а воет он на Луну".
     Спустя тридцать один час и двадцать минут Линкс получил и расшифровал
два кратких сообщения:
     Исполнители - куски мяса.
     Корабль "Валлаби" исчез опять.
     Он облизнул губы. Его товарищи ждали сообщения. Они-то преуспели, они
выполнили свои задания. Не просто выполнили,  а  сделали  все  эффектно  и
хорошо. А вот Линкс не справился с убийством.
     Он помолился Пламени и вошел в библиотеку.
     Бенедик уже знал. Он  же  мог  узнавать.  Маленькие  ручки  паранорма
лежали на палке Линкса. Этого было достаточно. Даже этого.
     Линкс наклонил голову.
     - Мы начинаем снова, - сказал он им.
     Так как способности Бенедика были обострены более, чем когда-либо, он
прибегал к продолженному воздействию еще семь раз. Затем он  описал  новый
мир. Он был огромен, обильно населен.  Он  ярко  мерцал  под  бело-голубым
солнцем.   Все   вокруг   было   отделано   желтым    кирпичом.    Повсюду
нео-Денебианская архитектура, окна из зеленого  стекла.  Вокруг  пурпурное
море.
     Никакой загадки для Сандора это не представляло.
     - Мир Филлипа, - назвал он, а затем уточнил город - Деллес.
     - На этот раз мы сожжем его, - сказал Линкс, выходя из комнаты.
     - Христиане-Зороастрийцы, - вздохнул Бенедик, после того,  как  Линкс
вышел из комнаты. - Я думаю, что этот болен Пламенем.
     Сандор стал вращать глобус левой  рукой,  наблюдая  за  тем,  как  он
крутится.
     - Не хочу пророчить, но держу пари, Карго исчезнет опять.
     - Почему?
     - Когда он отрекся от человечества,  он  что-то  приобрел,  а  что-то
потерял. Он еще не готов к смерти.
     - Что вы имеете в виду?
     - Я держал его сердце. Он покончил со всем. Теперь  он  непобедим  на
какое-то время. И как-нибудь он заявит об этом. Только потом умрет.
     - Откуда вы знаете?
     - ...Предчувствие. Существует огромное количество докторов, среди них
есть патологи. Они не хуже  других  докторов,  но  еще  и  владеют  черной
магией. Я знаю таких людей, встречался со многими. Я не  притворяюсь,  что
знаю о них все. Но их слабости мне известны.
     Сандор повернул голову и ничего не сказал.
     И все же они сожгли корабль "Валлаби", дотла сожгли.
     А он остался в живых.
     Он жил, проклиная.
     Он лежал в грязи. Мир горел, взрывался, рушился. Он проклял этот  мир
и любой другой, и все, что их составляет.
     Затем последовал следующий мир.
     Затем спустился мрак.
     Отточенный с двух сторон Гортанианский меч  в  руках  Карго  разрубил
первого  исполнителя  ЦМР  пополам,  когда  он  появился  в  дверях.  Мала
обнаружила их приближение против ветра. Обнаружила сквозь открытое окно.
     Второй упал прежде, чем воспользовался оружием.  У  Карго  тоже  было
лазерное оружие, старого выпуска.  Он  сразил  второго,  выстрелив  сквозь
стену и два дерева в том направлении, в котором указала Мала.
     Потом корабль "Валлаби" покинул Дистен. Но  он  был  взволнован.  Как
могли они найти его так скоро? Он со многими из  них  сталкивался  раньше.
Очень многими в течение многих лет. Он старался быть осторожным. Он  никак
не мог понять, где он просчитался, чем выдал себя? Не мог  объяснить,  как
они обнаружили его так скоро. Даже те, у кого он служил в  последний  раз,
не знали, где он находится.
     Он покачал головой. И отправился в мир Филлипа.
     Умереть - значит заснуть и не  мечтать.  Карго  не  хотел  этого.  Он
причинял себе невыносимую боль, входя в фазу и выходя из нее, передвигаясь
в различных направлениях. Он повесил Мале ошейник с радио  с  двусторонней
связью и не разлучался со своей подругой,  водя  ее  по  кругу  смерти  за
собой. Он, преобразовав много энергий, преодолел  много  течений,  покинул
корабль   "Валлаби"   под   наблюдением   уважаемого   контрабандиста   на
необъединенной территории, пересек  мир  Филлипа  и  отправился  к  Делла,
лежащему у моря. Он любил плавать. Он обожал пурпурные воды этой  планеты.
Он снял большую виллу у Делла-Дайвз. С одной стороны  ютились  трущобы,  с
другой - Ривьера. Это устраивало его. Он все еще мечтал,  значит,  еще  не
был мертв.
     Должно быть, он спал, когда услышал какой-то звук. Потом  быстро  сел
на краю кровати, предчувствуя холодное дыхание смерти.
     - Мала?
     Ее не было. Звук, который  разбудил  его,  был  звуком  закрывающейся
двери. Он включил радио.
     - Что случилось? - строго спросил он.
     - У меня такое чувство, что за нами опять следят, - ответила она... -
Хотя пока только чувство.
     - Почему ты не предупредила меня? Возвращайся скорее.
     - Нет. Я черна как эта ночь  и  я  двигаюсь  бесшумно.  Я  постараюсь
разведать. Что-то, наверняка, есть,  если  у  меня  такое  предчувствие...
Вооружись.
     Он послушал ее. И не успел он дойти до двери, как произошел взрыв,  а
за ним еще один. Он побежал. Когда он выбегал в  дверь,  опять  послышался
взрыв. За его спиной был сущий ад. Сильнейшие потоки раскаленного металла,
дерева, стекла обрушились на дом. Еще мгновение -  и  ад  был  уже  вокруг
него. На этот раз они обхитрили его.  Они  были  осторожнее  теперь  и  не
подходили близко, а атаковали на расстоянии.  На  этот  раз  они  стреляли
из-за экрана и лили на землю огненные реки разрушения.
     Что-то ударило его в голову и плечо. Он падал,  переворачиваясь.  Ему
попали в грудь и желудок. Он закрыл лицо и покатился, попытался  встать  и
не смог. Он затерялся в огненном лесу. Он пытался  ползти,  бежать,  падал
опять, еще раз встал, побежал, упал опять, полз и опять упал.
     Лежа  в  грязи,  он  проклинал  этот  мир,   горящий,   взрывающийся,
рушащийся, проклинал другие миры и все живущее там.
     Потом был последний взрыв - и все погрузилось во мрак.

     Они думали, что они победили, и радость их была безгранична.
     - От него ничего не  осталось,  -  сказал  Бенедик,  улыбаясь  сквозь
слезы.
     Весь следующий и последующий за ним день они праздновали.
     А  тело  Карго  не  восстанавливалось.  Почти  половина  блока   была
разрушена и одиннадцать существенных частей не взаимодействовали.  Поэтому
можно было, наверняка, предположить, что  казнь  была  выполнена  успешно.
ЦМР, однако, требовала, чтобы команда  оставалась  в  Домбеке  еще  десять
дней, пока дальнейшие исследования не будут закончены.
     Бенедик смеялся.
     - Ничего, - повторял он. Ничего не осталось.
     Но с человеком без сердца случаются самые неожиданные вещи.
     Яйцо в груди лучше любого сердца,  ведь  оно  центр  коммуникационной
системы.
     Будучи из неживой материи, оно тем не  менее  всеведуще  относительно
того, что происходит вокруг  него.  Не  будучи  всемогущим,  оно  обладает
такими внутренними силами, которыми не обладает человеческое сердце.
     Как только ожоги и разрывы ткани обозначились на теле, оно  мгновенно
установило  критический  режим.  Выбрав  такой  режим,   оно   уподобилось
развевающемуся флагу во время урагана.  Железы  отреагировали  на  раны  и
выбросили дополнительные источники энергии.  Мускулы  пришли  в  движение,
словно как от электричества.
     Карго   практически   бессознательно   с   нечеловеческой   скоростью
пробирался  сквозь  шторм  огнедышащих   тел   и   падающих   строительных
материалов.
     Его разрывало на куски, но он не чувствовал боли.  Его  мощный  выход
тормозил незначительный вход нейтронов. Он едва смог сделать еще несколько
шагов, как рухнул на край тротуара.
     За счет бездействия яйцо заморозило свой основной капитал  и  приняло
решительные меры для обеспечения своего вложения.
     Карго погружался все глубже и глубже в состояние комы.  Люди  обычной
модели не могут даже подумать о гибернизации. Враги, конечно, могут ввести
специальный состав вместе с комбинацией напитков или изощренных машин.  Но
Карго ничего подобного не было нужно. Он имел встроенный отсек регенерации
со своим собственным разумом. А разум решил, что он  может  погрузиться  в
состояние, более глубокое,  чем  кома,  так  как  сердце  выдержит.  Таким
образом, яйцо производило  такие  операции,  которые  неподвластны  живому
сердцу, не способному на этом уровне сохранить жизнедеятельность.
     Оно усыпило его черным сном без сновидений, при полной потере памяти.
Так как  только  на  грани  смерти  его  жизнь  можно  было  восстановить,
укрепить, возродить. Для того, чтобы достичь  царства  смерти,  необходимо
было отождествление с ней.
     Поэтому Карго и лежал мертвый в грязи.

     Людей, безусловно, притягивают сцены  катастрофы.  Те,  что  жили  на
Ривьере,  пришли  позже,  так  как  им  нужно  было  время  одеть   лучший
катастрофический наряд. Люди из трущоб не тратили времени на  это  потому,
что их гардероб был гораздо скуднее.
     Один из них был уже одет и проходил мимо. Его звали Цим, на это  были
свои причины. Когда-то у него было другое имя, но он  уже  забыл  его.  Он
возвращался из приемной, где получил пенсионный чек за  сторожевую  службу
за этот месяц.
     Прошло несколько минут прежде, чем он  понял,  что  произошел  взрыв.
Ворча что-то себе под нос, он остановился и медленно  повернулся  на  шум.
Потом он  увидел  огненные  языки.  Он  поднял  голову  и  увидел  летящий
ховерглоб. Давние  воспоминания  отразились  на  его  лице,  он  продолжал
смотреть.
     Потом он увидел человека, с фантастической скоростью  движущегося  по
Адовому кругу. Человек упал на улице. Огня больше  не  было,  и  ховерглоб
улетел.
     Увидев  все  это  своими  глазами  и  почувствовав   катастрофу,   он
приблизился к человеку.
     Нестираемый синапсис, врезавшийся в его мозг давным-давно,  вызвал  в
памяти страницу за страницей полное Руководство  по  полевым  действиям  и
немедленной медицинской помощи. Он встал на колено рядом с телом,  красным
от ожогов, крови и ран, нанесенных огнеметом.
     - Капитан, - позвал он,  смотря  в  заострившееся  лицо  с  закрытыми
почерневшими веками, - капитан.
     Он закрыл свое лицо руками, промокшими от слез.
     - Соседи. Здесь. Мы. Не знал... - Он послушал, бьется ли  сердце.  Но
оно молчало. И он ничего не  мог  определить.  Умер.  -  Здесь  лежит  мой
капитан... мертвый... холодный. Мы. Соседи. Даже...
     Он рыдал до тех пор, пока не начал икать. Затем он поправил ему  руки
и приподнял веко.
     Карго сдвинул голову на два дюйма влево от яркого пламени.
     Человек засмеялся с облегчением.
     - Ты живой, капитан! Жив!
     Карго не ответил.
     Наклонившись над ним, он с усилием поднял его тело.
     Руководство не разрешает двигать жертву.
     - Но ты пойдешь со мной, капитан. Я теперь  вспомнил.  Это  случилось
после того, как мы расстались. Да... Да... Они все равно убьют тебя,  если
даже в этот раз ты выживешь. Я знаю это  наверняка.  Значит  мне  придется
двигать жертву. Придется. Как жаль, что мне так затуманили мозги.  Прости,
капитан. Ты всегда хорошо относился к людям и  ко  мне.  Управлял  опасным
кораблем, но ты был добр. Старый "Валлаби", счастливый  "Валлаби".  Теперь
надо уходить отсюда. Как можно скорее. Прежде чем придут  морты...  Да,  я
помню тебя. Отличный парень. Итак,  корабль  "Валлаби"  исчез  опять,  как
сообщило ЦМР. А  Карго  прибывал  на  границе  со  смертью.  Единственными
хранителями его жизни были яйцо и семечки.

     Десять дней спустя Линкс и Бенедик все еще были с Сандором. Последний
был в восторге от их компании. Он никогда раньше не находился  на  службе.
Ему доставляло огромное удовольствие чувство сотоварищества, сопереживания
за совместно сделанную работу. Бенедик проклинал саму мысль уехать от мисс
Барбары, одной из очень немногих, с кем он мог разговаривать и  которая  с
охотой отвечала ему. Линксу нравилась пища и климат.  Он  решил,  что  его
жены и внуки отдохнут от него.
     Поэтому они остались вместе.
     Возвращение из  царства  смерти  -  это  мучительно  долгий  процесс.
Реальность -  это  танец  под  вуалью.  Она  продолжительна,  пока  ты  не
попытаешься заглянуть под нее (если, вообще, кто-либо пытался).

     Когда Карго немного пришел в сознание, он крикнул:
     - Мала!
     ...Тишина.
     Потом он увидел лицо из далекого прошлого.
     - Сержант Эмиль?
     - Да, сэр. Я здесь, капитан.
     - А я где?
     - В моей хибаре, сэр. Ваша сгорела дотла.
     - Каким образом?
     - Это сделал ховерглоб раскаленным лучом.
     - Что случилось с моей любимицей, обитательницей Дриллена...
     - Я нашел только Вас, сэр. Никого больше. Это было почти месяц назад.
     Карго  попытался  сесть.  Не  смог.  Еще  раз.  Ему  удалось  немного
подняться. Он полулежал, опершись на локоть.
     - А что со мной?
     - У вас ожоги, разрывы  ткани,  внутренние  раны.  Но  теперь  уж  вы
поправитесь.
     - Удивительно, каким образом они обнаружили меня так быстро опять.
     - Не знаю, сэр. Вы хотите немного бульона?
     - Позже.
     - Он готов и еще теплый.
     - О'кей, Эмиль. Неси свой бульон.
     Он лег и задумался.
     Он слышал ее голос. Он дремал весь день, и сам был частью этого сна.
     - Карго, ты здесь? Карго?..
     - Рука, кольцо.
     - Да, я - Карго, - обрадовался он. - Где ты?
     - В пещере у моря. Каждый день я пыталась вызвать тебя.  Ты  жив  или
отвечаешь мне из Ниоткуда.
     - Я жив. Твой ошейник не волшебный. Как ты жила все это время?
     - Я выходила по ночам. Воровала  еду  из  большого  дома  с  зелеными
окнами, огромными как двери. Еду для Дилки и для себя.
     - Щенок? Он тоже жив?
     - Да. В тот вечер его загнали во двор... А где ты?
     - Я не знаю точно... Недалеко от  того  места,  где  мы  жили.  Всего
несколько домов. Я у старого друга.
     - Я должна прийти к тебе.
     - Подожди до темноты. Я дам тебе указания. Нет. Я пошлю его за тобой,
моего друга. Где твоя пещера?
     - Вверх по берегу пляжа. Надо пройти красный дом, который ты  называл
страшным. Там три скалы. Мимо них идет  тропинка,  она  подходит  прямо  к
воде. Затем повернешь за угол. На расстоянии тридцати одного моего шага ты
увидишь нависшую над тобой скалу. Тропинка идет мимо. В стене  ты  увидишь
трещину. Она очень мала, но в глубину становится больше. Мы здесь и живем.
     - Когда наступит ночь, мой друг придет за тобой.
     - Ты ранен?
     - Да, был. Но сейчас лучше. До встречи, поговорим потом.
     - Да.

     В последующие дни силы вернулись к нему. Он играл в шахматы с Эмилем.
Они много говорили о прошедшей службе. Он даже смеялся, впервые за  многие
годы, услышав историю о парике командира  в  Большом  Броле  на  Сардино-3
около тридцати лет назад...
     Мала больше молчала или занималась Дилком. Иногда Карго чувствовал ее
взгляд на себе. Но как только он поворачивался к ней, она отводила  взгляд
в сторону. Он понимал, что она никогда  не  видела  его  в  таком  хорошем
настроении раньше. Она недоумевала.
     Он пил цимлак с Эмилем.

     Как-то однажды он понял.
     - Эмиль, откуда ты берешь деньги, чтобы содержать нас.
     - Пенсия, капитан.
     - О, священное Пламя! Мы тебя объедаем: пища, медикаменты и прочее.
     - Я кое-что откладывал на черный день, капитан.
     - Отлично, но не надо  было  тратить  это.  У  меня  в  ботинке  есть
кругленькая сумма.
     - Так. Секунду. Вот. Возьми!
     - Я не могу, капитан.
     - Что за чушь ты говоришь. Возьми, это приказ.
     - Хорошо, но Вам не...
     - Эмиль, за мою голову дают вознаграждение, ты знаешь?
     - Да.
     - Довольно большое.
     - Да.
     - Оно твое по праву.
     - Я не могу выдать Вас, сэр.
     - Тем не менее, вознаграждение твое. Я тебе вышлю в два раза  больше,
как только уеду отсюда.
     - Нет, сэр. Я бы не взял.
     - Чепуха, я вышлю.
     - Нет, сэр. Я не возьму.
     - Что ты имеешь ввиду?
     - Я просто хочу сказать, что я не возьму такие деньги.
     - Почему нет? Чем они тебя не устраивают?
     - Ничем... конкретно. Мне, просто, они не нужны. То, что вы мне дали,
я возьму на еду и другие расходы. Но не больше. Закончим на этом.
     - Ну... хорошо, Эмиль. Как хочешь. Мне не хотелось бы настаивать.
     - Я знаю, капитан.
     - Еще партию в шахматы? На этот раз я съем твоего слона и три пешки.
     - Хорошо, сэр.
     - Мы отлично провели время вместе.
     - Помните Тау Цети? Трехмесячный отпуск. А долину Красной реки, и тех
человекоразумных?
     - А! Цигнус-7 - багровый мир с радужными женщинами.
     - Я в течение трех недель не мог смыть эту  краску.  Думая,  сначала,
что это  новая  болезнь.  Священное  Пламя!  Как  бы  мне  хотелось  вновь
полетать!
     Карго не закончил ход.
     - Хм... А знаешь, Эмиль. Твоя мечта осуществима.
     - Что вы хотите сказать?
     Карго сделал ход.
     - Полет на борту "Валлаби". Он здесь. На  Необъединенной  Территории,
ждет меня. Я и капитан, и команда. Все сам сейчас. Мала  иногда  помогает.
Но ты бы мог быть первым помощником, как в былые времена.
     Эмиль переставил короля, которого поднял. Взглянул и опустил глаза.
     - Я... Я не знаю, что сказать, капитан. Я никогда не  думал,  что  Вы
мне это предложите.
     - Почему бы и нет. Я хочу воспользоваться услугами хорошего человека.
Дел много, как в былые времена. Полно наличных денег!  Никаких  забот.  Мы
хотим трехмесячный отпуск на Тау Цети. Тогда выписываем себе  сами  чертов
приказ. И проводим его!
     - Но я... Я не хочу летать опять, капитан. Нет! Я просто не смог бы.
     - Но почему, Эмиль? Почему? Все будет, как тогда.
     - Не знаю, как лучше сказать об  этом,  капитан.  Но  тогда  мы  жгли
землю,  мы  были  пираты,  преступники,  нарушители  Закона.  Вы   знаете,
теперь... Теперь я слышу, что Вы сжигаете людей. Вы не  просто  нарушители
Закона как обыкновенные граждане. Нет, я не смог бы.
     Карго не ответил. Эмиль передвинул короля.
     - Я ненавижу их, Эмиль. Всех их. Я ненавижу их. Ты  знаешь,  что  они
сделали на Брилде с обитателями Дриллена.
     - Да, сэр. Но они нецивилизованные. Они не люди. Я бы не  смог,  сэр.
Не злитесь на меня.
     - Я не злюсь, Эмиль.
     - Я имею ввиду сэр, что у нас есть такие,  каких  бы  я  не  возражал
сжечь. По закону или вне закона. Но не как Вы это делаете, сэр.
     Карго передвинул слона.
     - Вот почему тебя не устраивают мои деньги?
     - Нет, сэр. Не совсем так. Может быть отчасти... Отчасти. Я просто не
могу получать деньги за то, что помогаю тому, кого очень уважал, любил.
     - Ты говоришь в прошедшем времени?
     - Да, сэр. Я думаю, что вам не повезло,  и  то,  что  они  сделали  с
Дрилленом, было неправильно и плохо. Но вы не можете, не должны ненавидеть
за это каждого. Потому что не каждый участвовал в этом.
     - Они морально поддерживали это, Эмиль. А это также плохо.  Их  стоит
ненавидеть только за это. А люди все одинаковые. Я жгу без разбора сейчас,
потому что, кто передо мной - это не имеет значения. Вина ложится на  всех
поровну. Человечество все заслуживает наказания.
     - Нет, сэр. Позвольте с Вами не  согласиться.  В  такой  системе  как
межзвездная не каждый знает, что кто-то  замышляет  темное  дело.  Есть  и
такие, кто ни черта не задумывается. И такие, кто не слишком много  знает,
что происходит вокруг. Они бы, наверное, сделали бы что-нибудь, если бы  у
них была информация.
     - Ваш ход, Эмиль.
     - Да, сэр.
     - Ты знаешь, мне бы хотелось, чтобы ты принял мое предложение, Эмиль.
У тебя уже был шанс. Ты уже был хороший офицер.
     - Нет, сэр. Я не был хорошим офицером. Я слишком беззаботный.  Многие
прошлись по мне.
     - Жалко, но почему-то всегда  так,  ты  знаешь.  Хорошие  люди  часто
простодушны, слишком слабы. Почему так?
     - Не знаю, сэр.
     Пару ходов спустя, Карго сказал:
     - Знаешь, если бы я сейчас отказался от сжигания, я  сделал  бы  пару
контрабандных сделок с помощью "Валлаби". И все было бы со мной нормально.
Я чересчур устал. Я так смертельно устал, что хочу  только  заснуть  -  на
пять, шесть, семь лет. Предположим, я бы бросил войну огнем. И занялся  бы
перевозкой товара. Тогда бы ты присоединился ко мне?
     - Мне надо подумать, капитан.
     - Тогда подумай. Мне бы хотелось быть с тобой.
     - Да, сэр. Ваш ход.

     Его бы не обнаружили из-за войны огнем,  так  как  он  ее  бросил,  а
также, потому что он числился в списке мертвых в ЦМР. Это случилось  из-за
лишнего количества выпитого кенмили и доброй воли охотников за Карго.
     Накануне отъезда хорошее настроение сменилось ностальгией.
     У Бенедика, как вы помните, никогда не было  друзей.  Теперь  у  него
было три друга. Линкс хорошо поел, выпил и  насладился  компанией  простых
калек. Ему нравилось,  что  их  невроз  стал  причиной  превосходства  над
обычным интеллектом.
     Сфера  общения  Сандора  распространилась  еще  на  трех  человек.  И
постепенно он стал привыкать к мысли, что он, по  крайней  мере,  почетный
член огромного течения, которое он раньше знал под именем человечество или
ему подобные.
     Итак, сидя в библиотеке за едой, напитками и  общим  разговором,  они
опять вернулись к охоте за Карго. Лучший тигр - это убитый тигр.
     И, конечно, Бенедик взял сердце  так  бережно,  как  только  истинный
ценитель взял бы предмет искусства, мягко, с особым замиранием от страха и
любви.
     И пока они сидели там, странное чувство испытал  толстый  паранорм  в
желудке, а затем оно стало подниматься все выше и выше, словно  газ,  пока
ему не стало жечь глаза.
     - Я, я читаю? - сказал он.
     - Конечно, - ответил Линкс.
     - Да, - поддержал Сандор.
     - Действительно.
     - Естественно, - сказал Линкс. - Он на Дистене,  пятом  мире  Системы
Блейка, местная хижина за пределами Ландира...
     - Нет, - возразил Сандор. - Он в мире Филлипа в Деле-у-моря.
     Они засмеялись. Первый глубоким раскатистым смехом, второй сдавленным
хихиканием.
     - Нет, - сказал Бенедик. - Он в полете на своем "Валлаби". Он  только
что пользовался фазоволноводом, и его  ум  еще  бодрствует.  Он  перевозит
серую амбру на систему Тау Цети, планета номер пять, Толмен.  После  этого
он  планирует  провести  отпуск  на  третьей  планете  -  Кардиф.   Помимо
обитательницы Дриллена и щенка с ним на борту летит помощник. Кроме  того,
что он отставной сторожевой, больше я ничего не могу сказать.
     - Во имя святого Света и великого священного Пламени!
     - ...Мы знаем, что его корабль не был найден...
     - ...А его тело не восстанавливали. Ты  не  мог  ошибиться,  Бенедик?
Читая чье-нибудь другое?..
     - Нет.
     - Что же нам делать? - спросил Сандор.
     - Неэтичный человек постарался бы забыть это. Это дело закрытое.  Нам
уже заплатили за него и дали команду разъехаться.
     - Это правда.
     - Но подумайте, если он возьмется за свое...
     - Это случится из-за нас, из-за нашей неудачи.
     - Да.
     - И многие погибнут.
     - И будет испорчено много оборудования и страховая  ассоциация  будет
обманута.
     - Да.
     - Из-за нас.
     - Да.
     - Поэтому нам следует сообщить о нем, - сказал Линкс.
     - Да.
     - Неудачно...
     - Да.
     - ...Но было бы неплохо довести дело до конца втроем.
     - Да, конечно.
     - Толмен в Тау Цети,  и  только  что  пользовался  фазоволноводом?  -
спросил Линкс.
     - Да.
     - Я позвоню, и они будут ждать его там.
     - Я говорил вам, - сказал плачущий паранорм, -  что  он  еще  не  был
готов к смерти.
     Сандор улыбнулся и поднял фужер рукой цвета плоти.
     Еще предстояло поработать вместе.

     Когда корабль "Валлаби" "встречали" на Тау Цети, даже ад содрогнулся.
     Три космических корабля с вооруженной до зубов командой уже ждали. На
"Валлаби" тоже были вооружены.
     ЦМР охраняло всю систему уже несколько дней. Не  могло  быть  никакой
ошибки. Не требовалось никаких доказательств.
     Сначала лазерные лучи пропустили его. Однако  новый  первый  помощник
"Валлаби" дал залп из всех орудий на борту  корабля,  как  только  услышал
сигнал тревоги. Карго, как  раз,  менял  систему  управления  огнем  из-за
размеров теперешних операций. Никаких  предохранительных  узлов.  Это  был
корабль-самоубийца, если хотите. Это был одинокий волк, отбившийся от стаи
волков. Одна кнопка - дотронься до нее  и  корабль  "Валлаби",  проколотый
насквозь лазерными перьями, был бы похож на дикобраза.
     Карго приготовился опять воспользоваться фазоволноводом, но для этого
ему понадобилось сорок три секунды.
     За это время в него дважды выстрелили из оставшегося в живых корабля.
     Затем корабль "Валлаби" исчез.
     Время и случай, которые управляют всем сущим, иногда выдают  себя  за
судьбу. Они подхватили "Валлаби", щенка, Малу, первого помощника, а  также
человека без сердца.
     "Валлаби" потерял курс, когда он был под фазовым воздействием.  Потом
он потерялся во времени.
     Два взрыва со  сторожевого  корабля  совершенно  изменили  корабль  и
сожгли двадцать три фазовых огнемета.
     "Валлаби" был ослеплен и окривел.
     Команда подверглась контактному воздействию. Но корпус затянул дыры в
обшивке.
     Корабль "Валлаби" продолжал полет в  течение  тридцати  девяти  часов
двадцати трех  минут,  поворачивая  во  время  затиший,  следя  за  любыми
предупреждениями на панели управления.
     Корабль "Валлаби" все еще держался.
     Но куда  они  делись,  никто  не  знал.  Меньше  всех  знал  плачущий
паранорм.
     Но вдруг Бенедик почувствовал страх.
     - Он готов был выйти из фазы. Мне придется отпустить его сейчас же.
     - Почему? - спросил Линкс.
     - Вы знаете, где он находится?
     - Конечно, нет.
     - И он тоже не знает. Предположим, он попадает в середину солнца  или
в какую-нибудь атмосферу, вращающуюся с такой скоростью.
     - Ну, предположим. Тогда он умрет.
     - Точно. Воздействие континуума - довольно плохая штука. Я никогда не
присутствовал в человеческом сознании во время его смерти. Я не думаю, что
смогу это выдержать. Извините. Я просто не буду делать этого. Я думаю, что
могу умереть сам, если буду присутствовать при этом.  Я  ужасно  устал.  Я
просто потом проверю его.
     С этими словами он свалился, и ничто не могло поднять его.
     Таким образом, сердце Карго опять отправилось в сосуд, сосуд в нижнем
правом ящике стола Сандора, и никто из охотников  не  слышал  слов  Карго,
отвечающего своему наперснику, после выхода из фазового состояния:
     - Где мы? Компас говорит, что ближайший к нам мир Домбек величиной  с
теннисный  мяч.  Нам  придется  высадиться  там  для  ремонта,  где-нибудь
подальше от летных трасс. Нам нужны огнеметы.
     Таким образом они приземлили свой  "Валлаби"  и  отремонтировали  его
корпус, пока охотники спокойно спали на  расстоянии  пятисот  сорока  двух
миль от них. Вскоре  после  того,  как  Сандора  отправили  спать,  экипаж
занялся починкой огнеметов.
     Они укрепили  корпус  в  трех  местах,  пока  Линкс  съел  пол-порции
ветчины, три бисквита, два яблока,  грушу  и  выпил  поллитра  домбекского
лучшего мозельвейна.
     Они восстановили закороченные цепи, пока Бенедик мечтая,  представлял
себе чертовку Барби в дни ее молодости.
     А Карго прибыл на маленьком корабле в один небольшой городок  в  трех
милях оттуда, как раз когда бледное солнце Домбека вставало.
     - Вот он! - закричал Бенедик, широко распахнув дверь в комнату Линкса
и подбежав к его кровати.
     - Он...
     Потом он потерял сознание. Но Линкса не так легко разбудить, если  он
спит.
     Когда он очнулся через пять минут, он лежал  на  кровати,  и  все  до
одного человека в доме стояли вокруг него. Ему положили  мокрое  полотенце
на лоб. Его горло пересохло.
     - Брат мой, - сказал Линкс, - не следует так будить спящего человека.
     - Но он здесь, - сказал Бенедик с трудом. Он на Домбеке. Мне даже  не
нужен Сандор, чтобы удостовериться в этом.
     - Ты, случайно, не хватил лишнего?
     - Нет. Я сказал вам, он здесь. - Он сел, отбросил полотенце. -  Он  в
маленьком городке Колдстриме. - Он указал на стену.  -  Я  был  там  всего
неделю назад. Я знаю это место!
     - Тебе приснилось все это...
     - Потоки Воды на твое Пламя! Не приснилось! Я  держал  его  сердце  в
этих руках и видел его.
     Линкс сморщился от такой профанации, но и не хотел полностью отрицать
ее.
     - Тогда пошли в библиотеку и посмотрим, сможешь ли ты  прочитать  его
еще раз.
     - Вам лучше в этом не сомневаться.
     А Карго в этот момент пил чашечку кофе и ждал, пока проснется  город.
Он думал над тем, что его первый помощник не хотел больше летать с ним.
     - Я не хотел  никого  сжигать,  капитан!  Менее  всего  кого-либо  из
охраны. К сожалению это так. Оставь меня здесь и дай мне на  дорогу  домой
на Филлип. Это все, что я хочу. Я знаю, что ты  не  ожидал,  что  так  все
получится. Но, если я буду продолжать летать с тобой, это может  случиться
опять. Возможно. Они как-то тебя вычисляют, а я не смогу повторить  этого.
Я помогу тебе починить "Валлаби". Потом я ухожу. Извини. Карго вздохнул  и
заказал еще один кофе. Он посмотрел  на  часы  на  стене...  скоро.  Очень
скоро...
     - Эти часы, эта стена. Это  окно!  Это  место,  где  я  завтракал  на
прошлой неделе в Колдстриме, - сказал Бенедик, мигая от слез.
     - Как ты думаешь, это из-за длительного воздействия? - спросил Линкс.
     - Не знаю, - ответил Сандор.
     - Как это можно проверить?
     - Позвоните туда и попросите описать их единственного  посетителя,  -
сказал Бенедик.
     - Отличная идея! - похвалил Линкс.
     Он набрал номер по телефону, стоящему на столе Сандора.
     Так же внезапно, как и все, что касалось этого случая,  Линкс  принял
последнее решение.
     - Твой летательный аппарат, брат Сандор. Могу я им воспользоваться?
     - Конечно.
     - Теперь я позвоню в местную ЦМР и запрошу лазерную  пушку.  Им  было
приказано сотрудничать  с  нами  без  всяких  вопросов.  Эти  приказы  еще
действуют. Мой рейтинг исполнителя высок.  Кажется,  что,  если  мы  хотим
когда-либо завершить это дело, мы должны закончить его  своими  руками.  У
нас не займет много времени, чтобы смонтировать пушку на корабле. Бенедик,
следи за ним ежеминутно. Ему-то еще нужно купить оружие, доставить  его  к
кораблю и установить его. Поэтому  у  нас  времени  предостаточно.  Просто
оставайся в контакте с ним и снабжай меня информацией, относительно  того,
что он замышляет.
     - Постой. Ты уверен, что именно это надо сделать? - спросил Сандор.
     - Уверен.

     В то время как ЦМР поставляло пушку, Карго  покупал  свою.  Пока  она
устанавливалась, он улетел  на  своем  маленьком  корабле-лодке.  Пока  ее
испытывали на пне, который уже давно мешал тете Файи, он находился в  пути
к пустыне.
     Когда он пересекал пустыню, Бенедик наблюдал за  движущимися  дюнами,
кустиками и деревцами.
     Он тоже следил за приборной панелью.
     Когда обитатель Линкса начинал свое предприятие, Мала и  Дилк  ходили
вокруг корабля. Малу занимали мысли, закончились ли убийства.
     Вряд ли ей нравился новый Карго так, как она  любила  Карго-мстителя.
Ее интересовало, останется ли в нем эта перемена навсегда. Она  надеялась,
что нет.
     Линкс установил связь с Бенедиком.
     Сандор выпил кенмили и улыбнулся.
     Немного спустя Карго приземлился.
     Линкс стремглав несся по пустыне с противоположной стороны.
     Они начали разгружать корабль.
     Линкс торопился.
     - Я уже приближаюсь. Осталось пять минут.
     - Тогда я отключаюсь? - спросил Бенедик.
     - Не сейчас.
     - Простите, но вы знаете,  о  чем  я  вас  предупреждал.  Я  не  буду
присутствовать при его смерти.
     - Хорошо. Отсюда я уже справлюсь, - сказал Линкс.
     Когда Линкс вышел на них, он застал собаку, человека и  странное,  но
разумное четвероногое существо около корабля.
     Его первый удар поразил корабль. Человек упал. Четвероногое побежало,
но он сжег его. Собака вскочила в корабль.
     Линкс обошел с другой стороны. Там  оказался  еще  один  человек.  Он
работал.
     Человек  поднял  руки.  Блеснула  молния.  Смертельное  кольцо  Карго
выпустило единственный лазерный луч.
     Он пересек расстояние, разделяющее их, прошел сквозь корпус  аппарата
и левую руку обитателя  Линкса  повыше  локтя  и  поразило  верхнюю  часть
летательного средства.
     Линкс вскрикнул, с трудом справляясь с управлением, в  то  время  как
Карго исчез в корабле "Валлаби".
     Затем Линкс нажал триггер пушки,  еще  и  еще  раз,  обстреливая  все
вокруг,  пока  "Валлаби"  не  превратился  в  дымящуюся   руину   в   море
расплавленного песка.
     А он продолжал жечь  эту  руину.  Наконец  он  обратился  к  Бенедику
Бенедикту, задав свой единственный вопрос.
     - Ничего, - услышал он в ответ.
     Затем он развернулся и стал возвращаться на автопилоте. Он заглянул в
свою аптечку.
     - ...потом он хотел ударить из пушек на корабле "Валлаби", но я успел
раньше, - рассказывал Линкс.
     - Нет, - возразил Бенедик.
     - Что ты этим хочешь сказать? Я был там, - удивился Линкс.
     -  И  я  там  присутствовал  некоторое  время.  Мне  необходимо  было
проследить, что он чувствовал.
     - И что же, - спросил Линкс.
     - Он вошел в корабль к  щенку  Дилки,  взял  его  на  руки  и  сказал
"Прости".
     - Что бы там ни было, а он мертв. Мы, наконец,  покончили  с  ним,  -
сказал Сандор.
     - Да.
     - Да.
     -  Давайте  выпьем  за  удачно  проведенную  операцию,   прежде   чем
расстанемся навсегда.
     - Да.
     - Да.
     И они выпили.
     И хотя от  корабля  "Валлаби"  и  его  капитана  мало  что  осталось,
сотрудники ЦМР обнаружили и идентифицировали синтетическое сердце, которое
продолжало неритмично биться среди раскаленных обломков.
     А Карго все же был мертв.
     Ему следовало знать, против чего он пошел. Ему надо было обратиться к
соответствующим властям. Как мог он тягаться с  человеком,  которому  были
подвластны ключи от любого мозга. Сразиться с человеком, на счету которого
сорок восемь человек и семнадцать чуждых  ему  форм  жизни.  Справиться  с
человеком, который знал каждую чертову улицу в своей галактике.
     Ему не следовало связываться с Сандором Сандором, Бенедик  Бенедиктом
и Линксом Линксом. Не следовало...
     Так как их истинные имена, конечно, Тицифон, Алекто и Мегера. Это три
фурии. Они возникают из Хаоса и навлекают Возмездие.
     Они приносят позор и несчастье тем, кто нарушает законы  и  сходит  с
праведного пути, кто оскорбляет  свет  и  губит  живое,  кто  прибегает  к
сокрушающей силе Пламени, затевая опасные игры слабыми руками смертных.
Роджеp Желязны. Возмездие трех фурий.
перевод с англ. - ?
Zelazny, Roger (Joseph).

                             Роджер ЖЕЛЯЗНЫ

                                 ВЕРШИНА

                                    1

     Я посмотрел на нее сверху и мне стало ужасно не по себе.
     "Где же ее вершина? - подумал я. - У самых звезд?"
     Я не находил слов. Я смотрел, смотрел, и не мог оторвать глаз, и  уже
начинал проклинать сам факт существования этой штуки и тем более  то,  что
кто-то ее обнаружил - пока я еще жив.
     - Ну? - Леннинг накренил флайер так, чтобы я мог посмотреть вверх.
     Я покачал головой и прикрыл рукой уже защищенные очками глаза.
     - Убери ее. Заставь ее уйти.
     - Не выйдет. Она больше меня.
     - Она больше, чем кто бы то ни было - добавил я.
     - Я не могу заставить нас уйти...
     - Подожди. Сделаю несколько фотографий.
     Он протянул мне камеру и я начал снимать.
     - Ближе можешь?
     - Нет. Слишком сильный ветер.
     И поэтому я снимал -  через  телескопические  объективы,  сканирующие
устройства и прочие хитрые электронные штуки - пока мы кружили возле нее.
     - Я бы многое отдал, чтоб увидеть вершину.
     - Мы уже поднялись на тридцать тысяч футов, а пятьдесят -  для  нашей
крошки потолок. Леди же, к сожалению, выше атмосферной границы.
     - Странно, - сказал я, - отсюда все же трудно поверить, что она дышит
эфиром и все время созерцает звезды.
     Леннинг рассмеялся и зажег сигарету, а  я  потянулся  за  термосом  с
кофе.
     - И как тебе Серая Сестра?
     Я тоже закурил, затянулся глубоко. Флайер подхватила  какая-то  сила,
протащила его немного, потом, словно потеряв к нему интерес, отпустила.  Я
ответил:
     - Как наше Леди на Абатторе - прямо между глаз.
     Мы пили кофе. Леннинг спросил:
     - Она слишком большая для тебя, Седой?
     Глотая кофе, в ответ я лишь заскрежетал зубами, потому что только мои
близкие друзья называют меня так, для остальных же я - Джек Саммерс и  мои
волосы всегда были такими. Я  вдруг  усомнился,  имеет  ли  Генри  Леннинг
статус моего близкого друга - только потому, что знает меня двадцать  лет,
особенно сейчас, после того, как он проявил инициативу и нашел эту штуку в
мире с разреженной атмосферой, множеством  скал,  слишком  ярким  небом  и
именем, похожим на ЛСД, прочитанное наоборот, с  именем  в  честь  Джорджа
Диселя, который оставил здесь свой след и был таков - неглупый парень!
     - Гора высотой в сорок миль - уже не гора, - наконец  сказал  я.  Это
целый мир, который какое-то глупое божество забыло забросить на орбиту.
     - То есть она тебя не заинтересовала?
     Я посмотрел вниз на серые лавандовые склоны,  снова  поднял  глаза  -
туда, где исчезал  всякий  цвет  и  оставался  только  черный  зазубренный
силуэт, а вершины все равно не было видно, хотя я задирал голову  пока  не
стало жечь в глазах под защитными очками. И я  увидел  облака,  клубящиеся
вокруг ее непреодолимых склонов; они были как айсберги, только в небе; и я
услышал  вой  отступающего  ветра,  который  пытался  объять  ее   величие
молниеносной лихой атакой, пытался и, конечно, не сумел.
     - Почему же, я заинтересован, - сказал я, -  но  чисто  академически.
Давай-ка в город, там я смогу поесть,  выпить  и,  если  повезет,  сломать
ногу.
     Он повел флайер  на  юг,  и  я  не  смотрел  по  сторонам.  Я  просто
чувствовал ее присутствие у себя за  спиной  всю  дорогу  в  город:  Серая
Сестра,  высочайшая  гора  во  всей  разведанной  вселенной.   Непокорная,
конечно. Я чувствовал ее присутствие в последующие  дни,  она  отбрасывала
тень на все, что попадало в поле моего зрения.
     Два следующих дня я изучал  сделанные  ранее  фотографии,  потом  мне
удалось откопать старые карты.
     Еще я поговорил с людьми, которые рассказали  мне  разные  истории  о
Серой Сестре, очень странные истории.
     За это  время  мне  не  удалось  обнаружить  ничего  обнадеживающего.
Правда,  я  узнал,  что  пару  столетий  назад  была  предпринята  попытка
колонизировать  Дисель,  еще   до   того,   как   появились   корабли   со
сверхсветовыми скоростями. Однако новый, неизвестный тогдашней науке вирус
колонизировал самых первых колонистов, и они все  погибли.  Новой  колонии
исполнилось  четыре  года,  новые  доктора  победили  вирус,  люди  решили
остаться на Диселе, и, казалось, гордились своим дурным  вкусом  в  выборе
среды обитания. Как я узнал, никто особенно и не  пробовал  связываться  с
Серой Сестрой. Было всего несколько попыток покорить ее,  но  они  привели
только к появлению новых легенд.
     Днем небо всегда было нестерпимо ярким. Оно терзало мои глаза до  тех
пор, пока я не начал надевать горные очки, всякий  раз  покидая  отель.  В
основном, однако, я сидел в баре  отеля,  ел,  пил,  изучал  фотографии  и
расспрашивал каждого, кто проходил мимо и бросал хотя бы мимолетный взгляд
на эти самые фотографии, разложенные на столе.
     Я продолжал игнорировать Генри и его вопросы. Я знал, чего он  хочет,
но черт подери, он может и подождать. К несчастью, он так и делал, у  него
это получалось очень неплохо, что тоже раздражало меня. Он чувствовал, что
я уже почти решился, и он хотел БЫТЬ ТАМ, КОГДА  ЭТО  СЛУЧИТСЯ.  Он  нажил
целое состояние на покорении Касла, и я,  поглядывая  на  хитрые  морщинки
вокруг его глаз, уже представлял какими будут строки  нынешней  истории  в
его изложении. Всякий раз, когда его лицо делалось похожим на лицо  игрока
в покер, и он, опираясь на стол одной рукой, другой  медленно  поворачивал
фотографию, я представлял себе  целые  абзацы.  Если  бы  я  проследил  за
направлением его взгляда, я бы, наверное, увидел гордых покорителей гор  в
запыленных штормовках.
     В конце недели с неба опустился корабль  с  какими-то  невоспитанными
людьми на борту и разорвали цепь моих мыслей. Когда они появились в  баре,
я сразу понял, кто они есть, и  тогда  я  снял  свои  темные  очки,  чтобы
пригвоздить Генри взглядом василиска и обратить его в  камень.  Но  в  тот
момент в нем содержался слишком высокий процент алкоголя, и у меня  ничего
не вышло.
     - Ты предупредил прессу, - сказал я.
     - Ладно, ладно,  -  сказал  он,  съеживаясь,  и  деревенея  под  моим
взглядом, пробирающимся сквозь  сумрачные  дебри  его  нервной  системы  к
маленькой серой опухоли - его Мозгу, - ты хорошо известен, и...
     Я снова надел очки и сгорбился  над  бокалом,  спрятав  пронизывающий
взгляд, как вдруг один из вошедшей троицы спросил:
     - Простите, а вы случайно не Джек Саммерс?
     Чтобы как-то заполнить наступившую паузу, Генри сказал:
     - Да, это Безумный Джек, к двадцати трем годам покоривший  Эверест  и
все остальные вершины о которых только стоит упоминать. В тридцать один он
стал единственным человеком, побывавшим  на  высочайшей  вершине  во  всей
исследованной вселенной - пике Касла на Литани, высота 89000 футов. В моей
книге...
     - Да, - сказал репортер, - меня зовут Гарри и я представляю  ГП.  Мои
друзья представляют два других синдиката. Мы слышали, что  вы  собираетесь
подняться на Серую Сестру.
     - Ваши сведения неверны, - сказал я.
     - Разве?
     Два других репортера подошли поближе и встали рядом с ним.
     - Мы думали, что... - начал один из них.
     - ...вы уже организовываете группу, - закончил другой.
     - Значит, вы не намерены покорить Серую Сестру? - спросил Гарри, пока
один из подошедших разглядывал мои  снимки,  а  другой  собирался  сделать
свои.
     - Прекратите! - вскричал я, поднимая руку к объективу. -  У  меня  от
яркого света болят глаза!
     - Извините. Я буду снимать на инфра, -  сказал  фотограф  и  принялся
возиться со своей камерой.
     Гарри повторил свой вопрос.
     - Я сказал только, что слухи неверны, - ответил я. - Я не  утверждал,
что я туда собираюсь и не говорил, что не собираюсь. Я еще ничего не знаю.
     -  Если  вы  решите  попытаться,  когда   вы   предполагаете   начать
восхождение?
     - Извините, на этот вопрос я не могу ответить.
     Генри отозвал всю троицу к стойке и стал объяснять  что-то,  отчаянно
жестикулируя.  До  меня  донеслись  его  слова:  "...после  четырехлетнего
перерыва..." Когда они посмотрят на мой столик, меня уже там не будет.
     Я вышел на улицу, где уже сгущались  сумерки,  и  задумчиво  двинулся
вперед. И даже тогда, Линда, я ступал по ее тени. Серая Сестра звала  меня
и одновременно гнала от себя прочь, делала какие-то непонятные  знаки,  не
двигаясь при этом с места. Я смотрел на нее, такую далекую,  и  все  равно
столь огромную, полуночный перст в подступающей ночи. Часы, оставшиеся  до
полной темноты, таяли, как расстояние до ее подножия, и я  знал,  что  она
будет следовать за мною повсюду, куда бы я не направлялся,  даже  во  сне.
Особенно во сне.
     И вот тут я, наконец принял решение. В последующие дни я  наслаждался
игрой. Имитировать нерешительность, когда все ждут  от  тебя  твердости  -
большое удовольствие. Я смотрел на нее, мою последнюю и самую мою большую,
мою собственную Коштру Пиврарчу, и чувствовал, что рожден  ступить  на  ее
вершину. И тогда я смогу уйти на покой, может быть даже еще раз  жениться,
перестану сохранять форму, начну делать все то, чего я раньше не  делал  и
что стоило мне жены и дома, когда я отправился покорять пик Касла, высотой
89941 фут, четыре с половиной года назад, в дни моей славы. Я  смотрел  на
Серую Сестру. Ее силуэт выступал в опустившихся  сумерках:  она  стояла  и
ждала - темная, благородная и неподвижная,  как  и  стояла  она,  наверно,
вечно.

                                    2

     На следующее утро я разослал телеграммы. Словно космические  почтовые
голуби помчались они через световые годы. Они летели к людям, которых я не
видел многие годы, и к людям, которые провожали меня с лунной  станции.  В
каждой из них было одно и то же: "Если  ты  хочешь  совершить  свое  самое
главное восхождение, отправляйся на Дисель. Серая Сестра может скушать пик
Касла на завтрак. Р.С.В.А к/о. Лодж. Джорджтаун. Седой".
     Назад, поверни назад...
     Я ничего не сказал Генри. Совсем ничего ему  не  сказал.  То,  что  я
делал и куда на какое-то время  собрался  отправиться,  было  моим  личным
делом. Я вышел из отеля  задолго  до  восхода  солнца,  оставив  у  портье
записку для Генри.
     "Уехал из города по делу. Вернусь через неделю. Держи форт.  Безумный
Джек."
     Я должен был изучить  нижние  склоны,  фигурально  говоря,  поправить
подол ее юбки,  прежде  чем  представлять  друзьям.  Говорят,  что  только
безумец ходит в горы в одиночку, но ведь и прозвище они мне дали не просто
так.
     На моих фотографиях северный склон выглядел обещающе.
     Я посадил взятый на прокат флайер как мог  близко  к  подножию  горы,
запер его и, взвалив на плечи рюкзак, пошел.
     Горы поднимались слева от меня и справа от меня,  горы  были  позади,
черные, как греки, в отступающем  предрассветном  сумраке  белого,  такого
белого дня. А передо мной была даже не гора - длинный пологий  склон,  что
бесконечно тянулся ввысь. Яркие звезды светили надо мной и холодный  ветер
бил мне в лицо, пока я шел вверх. Прямо впереди, однако, не было  звезд  -
только чернота. В тысячный раз задумался я о том, сколько такая гора может
весить. Меня всегда интересовал этот вопрос, когда мне  приходилось  иметь
дело с горами. На небе ни облачка. Полная тишина нарушаемая лишь шуршанием
моих башмаков по дерну и гравию. Очки болтались у меня на шее. Руки внутри
перчаток вспотели. На Диселе мой рюкзак и я вместе весили наверное столько
же, сколько я один на Земле - и это меня ужасно радовало. Воздух,  который
я вдыхал, обжигал, а при выдохе  расходился  облачками  пара.  Я  отсчитал
тысячу шагов и, посмотрев назад, не увидел флайера. Я отсчитал еще тысячу,
посмотрел наверх и увидел, что  некоторые  звезды  уже  погасли.  Примерно
через час мне пришлось надеть очки. К этому времени я уже мог видеть, куда
я иду. Ветер, казалось, крепчал.
     Она была такой большой, что я никак не мог всю ее окинуть взглядом. Я
крутил головой из стороны в сторону, отклоняясь все больше назад.  Вершины
я не видел: слишком высоко в  небо  она  уходила.  На  мгновение,  у  меня
возникло невероятное ощущение, что я стою наверху и смотрю вниз, а  ступни
ног и ладони у меня начали зудеть, как у обезьяны, которая, отпустив  одну
высокую ветку, чтобы схватиться  за  другую,  обнаруживает,  что  веток-то
больше нет.
     Я поднимался еще два часа и остановился, чтобы перекусить.  Это  была
прогулка, а не скалолазанье. Пока я ел, я  раздумывал  о  том,  как  могла
возникнуть Серая Сестра. Недалеко от нее, в радиусе шестидесяти миль  было
несколько  вершин  высотой  в  десять  и  двенадцать  миль,  а  на  другом
континенте - пик Бурка, высотой в пятнадцать  миль,  но  их  и  сравнивать
нельзя было с Серой Сестрой. Меньшее тяготение? Ее строение?  Я  не  знал.
Интересно, что скажут Док, Келли и Малларди, когда увидят ее.
     Однако, мое дело - взбираться  на  горы,  а  не  определять  как  они
появились на свет.
     Я снова посмотрел вверх и увидел там несколько облаков. Они  частично
скрывали от меня Серую Сестру. Судя по фотографиям,  которые  я  сделал  с
флайера, когда летел с Генри, у меня впереди  было  еще  десять  или  даже
двенадцать легких миль. Как подъем на большой холм. Наверняка здесь  можно
было идти разными маршрутами. Вообще-то, я даже  подумал,  что  она  может
оказаться гораздо легче, чем я полагал поначалу.
     Эти мысли меня  слегка  взбодрили  и  я,  запаковав  свое  хозяйство,
двинулся дальше. Я уже чувствовал, что день мне предстоит хороший.
     Так и вышло. К полудню я  сошел  со  склона  на  что-то  напоминающее
тропу. Продолжительность дня на Диселе около девяти часов и большую  часть
этого времени я провел в движении. Тропа оказалась такой  удобной,  что  я
шел по ней еще несколько часов даже после захода солнца и успел  подняться
на приличную высоту. К этому времени я уже начал пользоваться  дыхательным
оборудованием и включил обогрев костюма.
     Звезды были похожи на большие блистающие цветы, путь был легким, ночь
казалась моим другом. Я вышел на широкий плоский участок и  разбил  лагерь
под выступом скалы.
     Там я провел ночь, и мне снились снежные женщины, их  груди  походили
на Альпы, розовые в лучах восходящего солнца; и они пели мне, как ветер, и
смеялись, а глаза их напоминали льдинки. Они убежали от меня по  облачному
полю.
     На следующий день я поднялся еще выше. Тропа начала сужаться, местами
она пропадала совсем, но вскоре появилась вновь. До  сих  пор  идти  вверх
было легко и удобно. Тропа поднималась все круче,  но  я  по-прежнему  мог
спокойно по ней идти. Мне удалось  быстро  пробежать  по  зигзагообразному
пологому подъему и взобраться по широкой трубе  почти  также  быстро,  как
Санта Клаус спускался бы по ней. Ветер усиливался и если  бы  подъем  стал
сложнее, у меня могли бы возникнуть серьезные проблемы. Респиратор  я  уже
не снимал, но чувствовал себя превосходно.
     Я видел все далеко впереди. Подо мной лежали бесчисленные  горы,  как
барханы в пустыне. Около вершины возникли ореолы горячих потоков  воздуха.
На  востоке  сверкало  озеро  Эмерик,  темное  и  блестящее,   как   носок
начищенного ботинка. Я прошел совсем рядом с выступающей скалой и оказался
перед  гигантской  лестницей  длиной  по  меньшей  мере  в  тысячу  футов.
Поднявшись  на  последнюю  ступеньку,  я  столкнулся  с  первым  серьезным
препятствием: гладкий, почти вертикальный участок скалы, высотой  примерно
в 85 футов.
     Обойти его было невозможно: пришлось лезть наверх. У меня ушло на это
меньше часа, зато дальше стало снова полегче. Но тут меня атаковали  тучи.
Хотя  подъем  был  совсем  несложным,  туман  сильно  мешал   и   тормозил
продвижение вперед. Я хотел выбраться  из  облачной  зоны  еще  до  захода
солнца, поэтому решил не делать остановки на обед.
     Но тучи все не кончались. Я поднялся еще  на  тысячу  футов,  а  тучи
продолжали окружать меня. Откуда-то снизу донеслись раскаты грома.  Туман,
впрочем, начал рассеиваться и я продолжил подъем.
     Тут я решил взобраться по трубе, конец которой  едва  мог  различить,
она показалась мне намного короче, чем зазубренный  полумесяц  слева.  Это
было ошибкой.
     Влажность в трубе оказалась гораздо выше, чем я предполагал. И  стены
были скользкими. Но я упрям, поэтому сражался со скользящими  башмаками  и
мокрыми стенками трубы до тех пор, пока по моим расчетам, мне не  осталась
где-то с треть пути. Я уже изрядно выдохся.
     Тут только я понял, что сделал. То что я считал концом  трубы,  вовсе
таковым не являлось. Я прополз еще футов пятнадцать и понял, что лучше  бы
я этого не делал. Туман начал клубиться вокруг меня и я моментально промок
до нитки. Я боялся спускаться вниз и боялся подниматься вверх, но  не  мог
же я торчать на одном месте вечно.
     Если вы когда-нибудь услышите человека, утверждающего, что  он  полз,
как улитка, не ругайте его за банальное сравнение.  Отнеситесь  к  нему  с
состраданием и симпатией.
     Я полз, как улитка, вслепую, по бесконечной скользкой трубе. Если  бы
мои волосы, когда я только влезал в эту  проклятущую  дыру,  уже  не  были
седыми... Наконец я выбрался из тумана. Наконец я увидел  кусок  яркого  и
недружелюбного неба, на которое я решил пока не обижаться. Я  стремился  к
нему и, наконец, попал куда хотел.
     Как только я вылез из трубы, я заметил небольшой уступ футах в десяти
надо мной. Я взобрался на него  и  растянулся  во  всю  длину.  Мои  мышцы
подрагивали от напряжения, и я заставил себя их расслабить. Я выпил  воды,
съел пару шоколадных плиток и еще глотнул.
     Минут через десять я встал. Земли уже не было видно.  Только  мягкая,
хлопково-белая верхушка доброй старой бури. Я посмотрел наверх.
     Поразительно. Вершины по-прежнему не было видно. И  если  не  считать
пары трудных участков - таких, как последний, да и то  возникших  от  моей
чрезмерной самонадеянности - подниматься было так же легко, как по обычной
лестнице. Теперь, однако, подъем становился посложнее.  За  этим  то  я  и
поднимался сюда: для проверки более трудных участков.
     Я приготовил ледоруб и продолжил восхождение.
     Весь  следующий  день  я  медленно  продвигался  вперед,  не   рискуя
понапрасну, периодически отдыхая, составляя  карты,  делая  многочисленные
фотографии. Дважды крутизна подъема уменьшалась, и я быстро проделал  семь
тысяч футов. Теперь я уже находился выше Эвереста и продолжал восхождение.
Однако, здесь появились места, где мне  приходилось  ползти  и  места  где
понадобилась веревка, были даже случаи, когда мне пришлось воспользоваться
пневматическим пистолетом, чтобы было куда поставить ногу. (Если же у  вас
возник вопрос, почему я не вспомнил про пистолет  в  трубе  -  причин  тут
несколько: у меня могли лопнуть барабанные перепонки, я мог сломать ребро,
ногу или просто свернуть себе шею).
     Почти перед закатом я оказался у длинного пологого подъема, уходящего
далеко вверх.  Здесь  у  меня  вышли  разногласия  с  моим  вторым,  более
осторожным  "я".  В  записке  я  написал,  что   вернусь   через   неделю.
Заканчивался мой третий день в горах. Я хотел подняться, как можно выше, и
начать спускаться вниз на пятый день. Если я пойду по этому  маршруту,  то
мне  удастся  подняться  по  нему  на  сорок  тысяч  футов.  А  дальше,  в
зависимости от условий, у меня будут пятидесятипроцентные шансы достигнуть
десятимильной отметки прежде, чем я буду вынужден повернуть назад. Тогда я
смогу получить лучшее представление о том, что нас ждет на самом верху.
     Мое более осторожное "я" проиграло со счетом  0:3,  и  безумный  Джек
продолжил путь наверх.
     Звезды были невероятно большими и яркими  -  мне  казалось,  что  они
могут меня обжечь. Ветер перестал мне мешать. На такой высоте  его  просто
не бывает. Мне пришлось усилить обогрев костюма и я подумал, что  если  бы
мне удалось сплюнуть сквозь респиратор, то плевок замерз бы, не  достигнув
земли. Я смог подняться даже выше, чем рассчитывал, и разменял сорок тысяч
футов этой же ночью.
     Найдя подходящее место, я остановился на  ночлег  и  выключил  ручной
маячок.
     Ночью меня посетил странный сон.
     Невероятное существо из вишневого пламени стояло,  на  склоне  передо
мной.  Чем-то  оно  напоминало  человека,  но  стояло  оно  в   совершенно
невозможной позе, и я сразу понял, что такое может происходить  только  во
сне. Что-то из моей прошлой  жизни  шевельнулось  во  мне  и  на  какое-то
странное мгновение я поверил, что передо мной Ангел Страшного Суда. Только
в правой руке он держал огненный меч, а не трубу.  Казалось,  он  простоял
так целую  вечность,  направив  острие  меча  в  мою  грудь.  Сквозь  него
просвечивали звезды. И вдруг я услышал: "Возвращайся назад".
     Я ничего не смог ему ответить: мой язык перестал слушаться меня. А он
повторил еще дважды:
     - Возвращайся назад. Возвращайся назад.
     "Завтра", - подумал я во сне и это, по-моему  удовлетворило  странное
существо. Оно стало блекнуть и медленно исчезло, а меня окутала тьма.
     На следующий день я взбирался вверх как в свои самые лучшие  годы.  К
позднему ленчу я  достиг  сорока  восьми  тысяч  футов.  Облачность  внизу
перестала закрывать от меня землю плотным одеялом. Я снова мог видеть  то,
что осталось далеко внизу. Земля лежала  подо  мной  в  темных  и  светлых
заплатках. Сверху продолжали царить звезды.
     Подъем был сложный, но я чувствовал себя прекрасно. Я  знал,  что  не
успею подняться на десять миль, потому что видел, что впереди путь был  не
менее сложным, а дальше склон поднимался еще круче. И все равно настроение
у меня оставалось отличным и  оно  продолжало  улучшаться  по  мере  моего
восхождения.
     Нападение было произведено с такой быстротой и яростью, что только  в
самый последний момент я сумел его отразить.
     Голос из ночного сна загудел у меня в голове:
     - Возвращайся назад! Возвращайся назад!
     И она снова набросилась на меня с неба. Птица размером с кондора.
     Только это была не птица. Эта штука только имела форму птицы.  А  еще
она имела огонь и статическое электричество.
     Когда оно помчалось на меня, я едва успел прижаться спиной  к  стене,
зажав в правой руке ледоруб.

                                    3

     Я сидел в маленькой, темной комнате, под  вращающимися  разноцветными
пятнышками света. Ультразвук щекотал мой мозг. Я  пытался  расслабиться  и
дать  возможность  доктору  получить  мои  альфа-ритмы.  Их   где-то   там
регистрировали, обсчитывали и запоминали.
     Вся процедура заняла двадцать минут.
     Когда все закончилось, доктор пристал ко мне, как банный  лист.  Я  с
трудом отбился от него.
     - Отдайте мне запись, а счет пошлите Генри Леннингу в Лодж.
     - Я хочу обсудить с вами показания приборов, сказал он.
     -  Сюда   на   днях   приезжает   мой   собственный   специалист   по
энцефаллограммам. Отдайте мне запись и все.
     - Не было ли у вас недавно какой-нибудь травмы?
     - Вот вы-то мне и ответите на этот вопрос. Что заметно?
     - И да, и нет - сказал он.
     - Больше всего на свете я люблю получать такие прямые ответы.
     - Я не знаю, что является нормой для вас, - отпарировал он.
     - Есть ли какие-нибудь прямые указания на мозговую травму?
     - Не могу сказать однозначно. Если  вы  расскажите  мне  что  с  вами
случилось, и почему вас вдруг заинтересовала  ваша  энцефалограмма,  тогда
возможно мне будет легче...
     - Кончайте, - сказал я. - Дайте мне запись и пришлите чек.
     - Вы беспокоите меня, как пациент.
     -  Разве  вы  считаете,  что  произошли  какие-нибудь  патологические
изменения?
     - Не совсем. Но ответьте, если можете, на такой вопрос:  У  вас  были
недавно эпилептические припадки?
     - Насколько я знаю нет. А в чем дело?
     -  В  вашей  энцефалограмме  есть  отклонения,  которые  бывают   при
некоторых формах эпилепсии через несколько дней после припадка.
     - Может ли удар по голове привести к такой же картине?
     - Это крайне маловероятно.
     - А что еще вызывает подобные явления?
     - Электрический шок, глазная травма.
     - Стоп, - сказал я и снял очки. - Насчет глазной  травмы.  Посмотрите
на мои глаза.
     - Но я не офтальмо... - начал он, но я прервал его:
     - Мои глаза болят от  обычного  света.  Если  бы  я  потерял  очки  и
находился на ярком свете в  течение  трех,  четырех  дней,  могло  бы  это
привести к такому эффекту?
     - Может быть... - сказал он. - Да, пожалуй.
     - Мне кажется вы хотели еще что-то добавить?
     - Я не уверен. Мне нужно еще раз снять вашу энцефалограмму, и если бы
я знал, что с вами произошло, мне  было  бы  легче  сделать  окончательные
выводы.
     - Извините, - сказал я. - Мне нужна запись сейчас.
     Он разочарованно вздохнул и отвернулся.
     - Хорошо, мистер Смит.
     Проклиная гения горы, я вышел из  Центрального  Госпиталя  с  записью
моих альфа-волн в качестве талисмана. Мысленно я бродил в джунглях  памяти
в поисках призрачного меча в столбе дыма.
     В Лодже меня ждали Леннинг и журналисты.
     - На что это было походе? - спросил один из журналистов.
     - Что вы имеете в виду?
     - Гора. Вы ведь были на ней, не так ли?
     - Нет комментариев.
     - Как высоко вы поднялись?
     - Нет комментариев.
     - Что о ней можно сказать по сравнению с Касла?
     - Нет комментариев.
     - У вас возникали сложности?
     - Ответ тот же. Извините, мне нужно принять душ.
     Генри последовал за мной  в  мой  номер.  Репортеры  попытались  было
повторить его маневр. Тщетно.
     Когда я побрился, вымылся и  сел  в  кресло,  вооруженный  бокалом  и
сигаретой, Леннинг задал свой любимый вопрос:
     - Ну?
     - Гну, - сказал я.
     - Проблемы?
     Я кивнул.
     - Непреодолимые?
     Я немного подумал.
     - Может быть и нет.
     Он добавил себе еще виски. Потом повторил свой вопрос:
     - Ты рискнешь попробовать?
     Я знал, что вопрос  решен.  Я  знал,  что  даже  если  все  остальные
откажутся, я пойду один.
     - Я не знаю, - ответил я.
     - А почему?
     - Потому, что там что-то есть, - сказал я, - и оно не хочет, чтобы мы
поднимались туда.
     - Там кто-то живет?
     - Я не уверен, что это слово "живет" подходит.
     Он опустил бокал.
     - Что, черт возьми, случилось?
     - Мне угрожали. И на меня напали.
     - Угрожали? На словах? По-английски? - Он отставил бокал  в  сторону,
что свидетельствовало о том, насколько серьезно он отнесся к моим  словам.
- Напали? Как?
     - Я послал за Доком, Келли, Стэном, Малларди и Винсентом. Только  что
я получил от них ответ. Они прибудут сюда. Мигель и датчанин не смогут,  и
они шлют свои сожаления. Когда мы соберемся вместе,  я  расскажу,  что  со
мной произошло. Но сначала я хочу переговорить с Доком. Так что сиди тихо,
беспокойся себе на здоровье, и ни в коем случае не цитируй меня.
     Он допил виски.
     - Когда они все соберутся?
     - Через четыре, пять недель, - сказал я.
     - Это довольно-таки долго.
     - При нынешних обстоятельствах, -  сказал  я,  -  я  не  вижу  других
вариантов.
     - А мы пока что будем делать?
     - Есть, пить и созерцать Серую Сестру.
     Он опустил веки, и затем кивнул и потянулся за бутылкой.
     - Начнем?
     Было поздно и я стоял один в поле с бутылкой в руке. Леннинг уже ушел
спать, а гора была окружена грозовыми тучами. Где-то далеко отсюда  шумела
буря, непрерывно меняющая свои очертания. Дул холодный ветер.
     - Гора, - сказал я. - Гора, ты сказала мне, чтобы я уходил прочь.
     Загрохотал гром.
     - Но я не могу, - сказал я и отхлебнул из бутылки. - Я приведу к тебе
самых лучших, - продолжал я, - мы поднимемся по твоим  склонам  и  постоим
над звездами на твоей вершине. Я должен это сделать просто потому, что  ты
есть. Никаких других причин. Ничего личного.
     После паузы я сказал:
     - Нет, это неправда.
     - Я человек, - продолжал  я,  -  и  я  должен  покорять  горы  и  тем
доказать, что не умру, даже несмотря  на  то,  что  все  люди  смертны.  Я
меньше, чем мне хотелось  бы  быть,  Сестра,  а  ты  можешь  сделать  меня
большим. Так что, наверное, личное здесь все же есть.
     - Единственное, что я умею делать - это покорять горы. А ты  осталась
последней - вызов моему мастерству, которому я  учился  всю  жизнь.  Может
быть, дело в том, что смертный человек ближе  всего  к  бессмертию  тогда,
когда он принимает вызов, когда ему удается преодолеть  опасность.  Момент
триумфа - момент спасения. Мне нужно  было  множество  таких  моментов,  и
последний - должен быть самым длинным, так как его должно хватить до конца
жизни.
     - Итак, мы рядом с тобой, Сестра, ты и я, простой смертный,  но  ведь
ты велела мне уйти. А я не могу. Я приду к тебе, и если ты захочешь  убить
меня, попробуй. Вот так-то.
     Я допил свою бутылку.
     Снова засверкали молнии и ударил гром.
     - Это почти божественное опьянение, - сказал я грому.
     И тогда она подмигнула мне: вдруг высоко над ней  загорелась  Красная
звезда. Ангельский меч. Крыло феникса. Душа в  огне.  Она  подмигнула  мне
через сотни миль. А потом ветер, что дует меж миров, подул на меня. Он был
наполнен слезами и кристаллами льда. Я стоял и впитывал его.
     - Не уходи, - сказал я, и не отрываясь смотрел вдаль  пока  снова  не
опустилась тьма, а я вдруг понял,  что  стою  весь  мокрый,  как  эмбрион,
которому только еще предстоит вздохнуть и закричать.

     Большинство  мальчишек  сочиняют  для  своих  приятелей   придуманные
автобиографии, которые им  нравятся  больше,  чем  настоящие,  а  те,  или
преисполняются  соответствующим  восхищениям,  или  отвечают   еще   более
грандиозным и изысканным враньем. Но малыш Джимми, как  мне  рассказывали,
всегда внимал своим маленьким друзьям широко открыв свои темные  глаза,  а
ближе к окончанию их историй уголки его рта начинали дрожать. Когда же они
заканчивали, его веснушки расползались в широкую ухмылку, а  рыжая  голова
наклонялась набок. Его любимое выражение, как я понял, было "Заливаешь!" и
его нос был сломан дважды еще до того,  как  ему  исполнилось  двенадцать.
Именно поэтому, без сомнения, он и обратился к книгам.
     Тридцатью годами  и  четырьмя  научными  степенями  позже,  он  сидел
напротив меня в моем номере в Лодже, и я называл его Док, потому  что  все
его так называли, поскольку у него был документ, дающий ему  право  резать
людей и лечить их, причем не только тела, но и души, а еще потому  что  он
выглядел так, что его нужно было называть именно Док, когда он  ухмылялся,
склоняя голову набок, и говорил "Заливай!"
     Мне хотелось стукнуть его в нос.
     - Черт возьми! Это правда! - говорил я ему. - Я сражался  с  огненной
птицей!
     - У нас у всех были галлюцинации на Касле, - сказал он, поднимая один
палец. - Из-за переутомления, - два пальца, - потому что высота влияла  на
наше  восприятие  и,  следовательно,  на  наш  мозг,  -   три,   -   из-за
перевозбуждения, - четыре, - и частично из-за кислородного опьянения.
     - У тебя уже кончаются пальцы, и если ты посидишь немного  на  второй
руке, то сможешь дослушать меня до конца, - сказал я. -  Она  налетела  на
меня, я взмахнул ледорубом и она сбила меня с ног и разбила очки. Когда  я
пришел в себя, ее не было, а я лежал на уступе.  Я  думаю,  что  это  было
существо, состоящее из энергии. Ты  видел  мою  энцефалограмму,  там  есть
отклонения от нормы. Я полагаю, у меня был  первый  шок,  когда  оно  меня
коснулось.
     - Ты потерял сознание от того, что ударился головой о камень...
     - Это из-за нее я упал на камень!
     - С этим я согласен. Камень был  настоящим.  Но  нигде  во  вселенной
никто никогда не видел "энергетических существ". - Ну и  что?  Тысячу  лет
назад ты тоже самое мог бы сказать об Америке. -  Возможно,  я  бы  так  и
сказал.  Но  я  согласен  с  выводами  врача  из  Центрального   госпиталя
относительно  твоей  энцефалограммы.  Травма   глаз.   Зачем   придумывать
экзотические объяснения, если  есть  очевидные.  Простые  объяснения  чаще
всего оказываются верными. У тебя была галлюцинация, ты споткнулся и упал.
     - О'кей, - сказал я, - всякий раз, когда я начинаю с  тобой  спорить,
мне требуется вещественные доказательства. Подожди минуточку.
     Я открыл свой шкаф и достал с верхней полки  пакет,  положил  его  на
кровать и развернул одеяло.
     - Я сказал тебе, что взмахнул ледорубом, - сказал я, - так вот, я  ее
задел - и сразу же потерял сознание. Смотри!
     У меня в руках был ледоруб. Казалось, он побывал в открытом  космосе:
коричневые, желтые и черные пятна, весь выщербленный.
     Он взял ледоруб в руки, долго смотрел на него, потом  начал  говорить
что-то насчет шаровой молнии, передумал и, покачав головой, бросил ледоруб
обратно на кровать.
     - Не знаю, - наконец, сказал он, и на этот раз веснушки не поплыли  в
разные  стороны,  а  остались  на  месте,  и  только  побелевшие  костяшки
переплетенных пальцев выдавали его напряжение.

                                    4

     Мы планировали предстоящее восхождение.  Мы  чертили  карты,  изучали
фотографии, прокладывали маршрут. Мы составили план нашего  восхождения  и
начали тренировочную программу.
     Хотя Док и Стэн поддерживали хорошую физическую форму, ни один из них
после Касла не участвовал в восхождениях. Келли был в превосходной  форме.
Генри начал прибавлять в весе. Малларди и Винс, как всегда, казалось  были
способны перенести чудовищные нагрузки, и при этом они  сохранили  прежнюю
виртуозность. К тому же за прошедшие годы они совершили пару  восхождений,
но в последнее время они не отказывали себе ни в чем,  и  необходима  была
небольшая тренировка. Так что мы выбрали удобную, приличного размера  гору
и за десять дней напряженных тренировок дружно восстановили  свою  прежнюю
форму. Затем мы перешли  на  витамины,  гимнастику  и  специальную  диету,
завершая последние приготовления. Док изготовил из какого-то  сплава  семь
блестящих коробочек размерами шесть на четыре дюйма,  тонких,  как  первая
книжка стихов, и дал каждому из нас для  защиты  от  энергетических  птиц,
существование которых он отказывался признать.
     В одно прекрасное и горькое утро мы были готовы.  Репортеры  полюбили
меня снова. Нашу галантную компанию непрерывно  фотографировали,  пока  мы
грузились во флайеры. Они должны  были  доставить  нас  к  подножию  Серой
Сестры, чтобы  наша  многолетняя  команда,  собравшаяся  в  таком  составе
несомненно в последний раз, пошла на штурм ожидающих нас серых  лавандовых
склонов, освященных ослепительными лучами солнца.
     Мы приблизились к горе, и опять я подумал о  том,  сколько  же  может
весить такая громада.
     Я уже рассказывал о первых девяти милях подъема. Не буду повторяться.
У нас ушло на это шесть дней и добрая часть седьмого. Ничего необычного не
происходило. Туман и неприятные холодные ветры остались далеко позади.
     Стэн, Малларди и я стояли, дожидаясь Дока и остальных  в  том  месте,
где на меня напала огненная птица.
     - Пока наше восхождение напоминает мне пикник, - сказал Малларди.
     - Угу, - пробурчал Стэн.
     - И никаких птиц.
     - Да, - согласился я.
     - Ты не думаешь, что Док был прав и у тебя действительно были  просто
галлюцинации? - спросил Малларди. - Я, помнится, видел подобные  штуки  на
Касла...
     - Насколько я помню, - сказал Стэн, - это были нимфы в  океане  пива.
Кому захочется добровольно повстречаться с огненными птицами?
     - Это уж точно.
     - Смейтесь, гиены, - сказал я. - Подождите, я на вас посмотрю,  когда
их прилетит целая стая.
     К нам присоединился Док и стал оглядываться по сторонам.
     - То самое место?
     Я кивнул.
     Он измерил уровень радиации и кучу еще  каких-то  параметров,  но  не
нашел ничего необычного, что-то проворчал и взглянул на верх.
     Мы сделали то же самое. А потом начали подниматься.
     Три дня подъем был очень тяжелым, и нам удалось  пройти  только  пять
тысяч футов.
     Когда мы расположились на ночлег, все так устали, то сон пришел очень
быстро. Как и Возмездие.
     Он пришел опять, только стоял он на сей раз не так близко.  Он  горел
футах в двадцати от меня, паря в воздухе и направляя острие своего меча на
меня.
     - Уходи, - повторил он трижды без всякого выражения.
     - Убирайся к дьяволу, - попытался сказать я в ответ.
     Он попробовал сделать шаг вперед. Но не сумел.
     - Спускайся вниз. Отступи. Тебе нельзя идти дальше.
     - И не мечтай, я все равно полезу наверх. До конца, до самой вершины.
     - Нет. Идти дальше нельзя.
     - Подожди, ты увидишь, - сказал я.
     - Возвращайся назад.
     - Если ты собираешься стоять здесь и следить за нашим движением,  это
твое дело, - сказал я ему. - А я буду спать.
     Я подполз к Доку и потряс его за плечо, но когда  я  взглянул  назад,
мой пылающий посетитель исчез.
     - В чем дело?
     - Слишком поздно, - сказал я, - он был здесь и исчез.
     Док сел.
     - Птица?
     - Нет, существо с мечом.
     - Где оно стояло?
     - Вон там, - показал я ему рукой.
     Док  достал  свои  инструменты  и  минут  десять  производил   разные
измерения.
     - Ничего, - наконец сказал он. - Может быть тебе это приснилось.
     - Угу, точно, - сказал я. - Спокойной  ночи,  -  с  этими  словами  я
улегся спать, и на сей раз я спал спокойно без огненных визитов до утра.
     Через четыре дня мы добрались до отметки в  шестьдесят  тысяч  футов.
Мимо  нас  проносились  камни,  словно  артиллерийские  снаряды,  а   небо
напоминало огромный прохладный бассейн, где плавали бледные  цветы.  Когда
мы поднялись на  шестьдесят  три  тысячи  футов,  двигаться  вперед  стало
заметно легче, и за два с половиной дня мы добрались до  высоты  семьдесят
пять тысяч футов. Никакие огненные штуки не заявлялись ко мне  в  гости  с
требованиями повернуть назад. А затем появились непредвиденные  трудности,
совершенно естественные проблемы, которых  нам  хватало  с  лихвой  и  без
огненных гостей. Мы вышли на большой горизонтальный шельф.
     Он был, наверное, с четыреста футов  шириной.  Когда  мы  начали  его
переходить, оказалось, что он не примыкает естественным образом  к  склону
горы, а ниспадает вниз, в огромную  расщелину.  Нам  придется  спуститься,
футов на семьсот, прежде, чем мы сможем снова двигаться вверх. Хуже  того,
дальше нам придется подниматься по ровному, почти вертикальному участку, а
он тянулся на мили. А вершины все еще не было видно.
     - Ну, куда же мы пойдем? - спросил Келли, приближаясь ко мне.
     - Вниз, - решил я, - и нам  придется  разделиться.  Мы  пойдем  вдоль
большой расщелины в разных направлениях, чтобы  посмотреть,  какая  дорога
лучше. Встретимся на середине пути.
     Мы стали спускаться. Док, Келли и я пошли налево, остальные двинулись
в противоположном направлении.
     Через полтора часа наша тропа кончилась. Мы стояли на уступе,  а  под
нами была пустота. За все время нашего спуска нам нигде не  удалось  найти
хоть какую-то возможность для подъема. Я лег на  уступ,  свесив  голову  и
плечи вниз, а Келли держал меня за ноги. Я постарался заглянуть как  можно
дальше вправо и вверх. Ничего подходящего мне увидеть не удалось.
     - Надеюсь, остальным повезло больше, - сказал я, когда Келли с  Доком
втащили меня назад.
     - А если нет?.. - спросил Келли.
     - Нужно ждать.
     Они нашли. Правда, довольно рискованный вариант.
     Нигде не было удобного пути, ведущего  непосредственно  из  расщелины
наверх. Тропа кончалась у  сорокафутовой  стены,  поднявшись  на  которую,
можно было посмотреть вниз. Малларди,  как  и  я,  свесился  вниз  и  смог
рассмотреть, что делается футов на двести налево и на  восемьдесят  вверх,
но, в отличие от меня, он нашел более-менее подходящий маршрут, ведущий на
запад и вверх и исчезающий в неизвестности.
     Мы переночевали в расщелине. Утром я  укрепил  страховочный  конец  в
скале и с помощью пневматического пистолета полез наверх.  Док  страховал.
Дважды я сорвался, но к ленчу смог проделать тропу на сорок футов. Потом я
остался лелеять свои синяки, а Генри сменил меня. Через  десять  футов  на
смену ему пошел Келли, и мы все страховали его. Потом пришел черед Стэна и
Малларди. Тогда на стене должны были находиться сразу трое, потом четверо.
К закату мы поднялись на сто пятьдесят футов и все покрылись мелкой  белой
пылью. Было самое время  принять  ванну.  Мы  заменили  ее  ультразвуковым
душем.
     На следующий день, к ленчу, мы уже все были на стене в  одной  связке
и, обнимая холодный камень,  медленно,  с  трудом  поднимались  наверх,  и
старались не смотреть вниз.
     К концу дня мы закончили самый трудный участок. Дальше уже можно было
за что-то цепляться руками и  чувствовать  что-то  (не  так,  чтобы  очень
много) под носками наших башмаков. Но этого, впрочем,  было  маловато  для
продолжения пути  при  отсутствии  яркого  дневного  света.  На  ночь  нам
пришлось еще раз вернуться в расщелину.
     Утром мы прошли стену.
     Наш путь продолжал круто забирать вверх и шел все дальше на запад. Мы
прошли милю и поднялись при этом на пятьсот футов. Со следующей  милей  мы
преодолели футов триста. А еще через футов сорок над нами оказался выступ.
Пользуясь пистолетом, Стэн забрался на него,  чтобы  посмотреть,  что  нас
ждет дальше.
     Он жестами позвал нас к себе, и мы последовали за  ним;  то,  что  мы
увидели, вполне нас устроило.
     Прямо  перед  нами  было   место,   будто   специально   для   лагеря
предназначенное, хоть и несколько неровное, но зато достаточно широкое.
     Путь наверх и дальше:  мороженое,  утренний  кофе  и  сигарета  после
обеда. Место было красивым, просто роскошным: склон уходил вверх под углом
градусов в семьдесят, с большим количеством маленьких уступов  -  хороший,
чистый камень.
     - Полный кайф! - сказал Келли.
     Мы не стали ему возражать.
     Мы хорошо поели и попили, и решили весь  день  посвятить  отдыху.  Мы
находились в сумеречном мире, разгуливая там,  где  еще  не  ступала  нога
человека, и чувствовали свою уникальность. Было здорово просто вытянуться,
расслабиться и попытаться забыть про свои синяки.
     Я проспал весь день. А когда проснулся, небо  было  усыпано  тлеющими
огоньками. Я лежал, и мне не хотелось  шевелиться.  И  сон  пропал,  столь
великолепным был вид, простиравшийся надо мной. Пролетел метеор,  оставляя
за собой бело-голубой след. Потом еще один. Я  обдумал  наше  положение  и
решил, что игра стоила свеч. Холодное, жесткое, прекрасное ощущение высоты
охватило меня. Я пошевелил пальцами ног.
     Через несколько минут я потянулся и сел. Посмотрел  на  своих  спящих
товарищей. Потом попытался заглянуть в самую глубину ночи. Следующей  была
гора - я медленно просмотрел наш завтрашний маршрут.
     В тени я уловил какое-то движение. Что-то  было  в  пятидесяти  футах
слева и в десяти футах выше от меня.
     Я поднял ледоруб, встал, преодолел эти пятьдесят горизонтальных футов
и посмотрел снизу вверх.
     И встретился с улыбкой, но не огненной.
     Женщина, невозможная женщина, непостижимая женщина.
     Абсолютно невероятно. Во-первых, она должна  была  бы  замерзнуть  до
смерти в мини-юбке и кофточке без рукавов.  Иначе  быть  никак  не  могло.
Во-вторых, ей было совершенно нечем дышать.
     Но, похоже, все эти неудобства мало ее беспокоили. Она  помахала  мне
рукой. У нее были темные, длинные волосы. А вот глаз ее мне видно не было.
Гладкие бледные щеки, широкий лоб,  маленький  подбородок  создали  образ,
который  удовлетворял  простым  теоремам,  определяющим  геометрию   моего
сердца. Если все углы, поверхности, кривые будут  верными,  оно  пропустит
пару ударов, чтобы забиться с новой силой.
     Я проверил, убедился, что сердце забилось сильнее, и сказал:
     - Привет!
     - Привет, Седой, - ответила она.
     - Спускайтесь вниз, - сказал я.
     - Нет, ты поднимайся сюда.
     Я взмахнул ледорубом. Я взобрался на уступ, но ее уже там не было.  Я
огляделся и снова увидел ее. Она сидела на камне в двенадцати футах выше.
     - Откуда вы знаете мое имя? - спросил я.
     - Каждому видно, каким должно быть твое имя.
     - Хорошо, - согласился я, - а вас как зовут?
     - ... - Казалось, ее губы шевельнулись, но я ничего не услышал.
     - Повторите, пожалуйста.
     - Мне не нужно имя, - сказала она.
     - О'кей. Я буду называть вас тогда просто "девушка".
     Она как-будто засмеялась.
     - Что вы здесь делаете? - спросил я.
     - Наблюдаю за тобой.
     - Зачем?
     - Чтобы увидеть, сорвешься ли ты.
     - Я могу вам заранее сообщить результат, - сказал я, - я не упаду.
     - Возможно, - сказала она.
     - Спускайтесь сюда.
     - Нет, ты поднимайся ко мне.
     Я полез. А она поднялась на двадцать футов.
     - Девушка, вы здорово лазаете по горам, - сказал я, а она  засмеялась
и отвернулась.
     Минут  пять  я  преследовал  ее,  но  догнать  не  мог.  Было  что-то
сверхъестественное в том, как она двигалась.
     - Вы, кажется не хотите, чтобы я составил вам компанию, - сказал я.
     - Конечно же хочу, но сначала ты должен поймать меня, - и  она  снова
отвернулась.
     Я почувствовал, что начинаю злиться.
     Существует писанное правило: никто не может победить Безумного  Джека
в горах. Я это написал.
     Я взмахнул ледорубом и помчался вверх, как ящерица. Пару раз я  почти
достиг ее, но лишь почти.
     У меня снова начали  болеть  натруженные  мышцы,  но  я  двигался  не
сбавляя скорости. В какой-то момент, я заметил, что лагерь остался  далеко
внизу, и что я карабкаюсь один по незнакомому склону в темноте.  Но  я  не
остановился. Наоборот, я еще  увеличил  скорость,  и  мое  дыхание  начало
сбиваться. И тут я услышал ее смех. Это еще больше подстегнуло меня. Потом
я очутился перед двухдюймовым карнизом, а она уже шла по нему. Я  двинулся
вслед за ней вокруг большого выступа скалы,  где  карниз  заканчивался.  И
вдруг она оказалась в девяноста футах надо мной, на вершине острой башенки
почти идеальной конической формы. Как девушка смогла попасть  туда,  я  не
знал. Дыхание со свистом вырывалось из моей груди, но  я  достал  веревку,
закинул ее наверх и начал взбираться.
     - Ты что, никогда не устаешь, Седой? Я думала, ты уже выдохся.
     Я перехватил веревку и полез дальше.
     - Тебе не забраться сюда, ты же знаешь.
     - Не знаю, - прохрипел я.
     - Почему ты так хочешь покорить именно эту гору? Есть ведь другие  не
менее прекрасные горы.
     - Она самая большая. Вот почему.
     - Это невозможно сделать.
     - Тогда о чем вам беспокоиться, и зачем отговаривать меня? Пусть гора
сама разберется со мной.
     Я стал приближаться к ней,  но  она  исчезла.  Тогда  я  добрался  до
вершины, где она стояла  последний  раз,  и  в  изнеможении  опустился  на
колени. Снова услышал ее голос и повернул голову. Она стояла  на  каменном
козырьке футах в восьмидесяти от меня.
     - Не думала, что ты заберешься так высоко, - сказала она. - Ты дурак,
Седой. Прощай.
     И исчезла.
     Я сидел на вершине башенки - она была  совсем  крошечной,  не  больше
четырех квадратных футов - и  понимал,  что  здесь  я  не  смогу  спать  -
свалюсь. И усталость...
     Я припомнил свои любимые проклятья и произнес их все, одно за другим,
но лучше мне от этого не стало. Я не мог позволить себе заснуть. Я  бросил
взгляд вниз и понял, что впереди у меня длинный путь. Я понял: она думала,
что мне его не преодолеть.
     И я начал спускаться.
     Утром  меня  разбудили,  я  по-прежнему  чувствовал   усталость,   но
рассказал коллегам свою ночную сказку. Естественно, мне  не  поверили.  До
тех пор, пока мы не обогнули выступ скалы, и я не показал им башенку.  Она
возвышалась как одинокое голое дерево без веток на добрых девяносто  футов
в прозрачном утреннем воздухе...

                                    5

     Следующие два дня мы медленно продвигались вверх, поднялись почти  на
десять  тысяч  футов.  Затем  потратили  целый  день   на   штурм   мощной
шестисотфутовой стены.  Далее  наш  маршрут  свернул  направо.  Вскоре  мы
продолжили восхождение по западному склону горы. На высоте девяносто тысяч
футов мы остановились и поздравили друг друга с тем,  что  уже  преодолели
высоту Касла, и напомнили себе, что мы еще не сделали и половины пути.  На
это у нас ушло еще два с половиной дня, и земля расстилалась под нами, как
географическая карта.
     А ночью мы все увидели существо с мечом.
     Оно подошло и встало перед нашим лагерем, подняв над головой  меч,  и
оно светилось с такой интенсивностью, что мне пришлось  опустить  очки  на
глаза. На сей раз его голос прокатился, как раскаты грома:
     - Вон с этой горы! - сказало существо.  -  Сейчас  же!  Поворачивайте
назад! Спускайтесь вниз! Немедленно! Отступите!
     А потом  дождь  камней  посыпался  сверху.  Док  метнул  свою  тонкую
сверкающую коробочку так, что она заскользила по скале к существу.
     Свет померк, и мы остались одни.
     Док  подобрал  свою  коробочку,  сделал  замеры.  И  получил  те   же
результаты, что и раньше - то есть никаких. Но  теперь-то  он,  во  всяком
случае, перестал считать меня свихнувшимся. Если,  конечно,  не  посчитал,
что мы все тут не в своем уме.
     - Не очень-то эффективный страж, - сказал Генри.
     - У нас впереди еще немалый путь, -  сказал  Винс  и  швырнул  камень
туда, где только что стояло существо с мечом. - Не  сладко  нам  придется,
ежели это создание умеет устраивать обвалы.
     - Ну, это было всего лишь несколько камешков, - сказал Стэн. - Угу, а
что будет, если он начнет бросать их, поднявшись на пятьдесят тысяч  футов
выше?
     - Помолчал бы уж лучше! - сказал Келли. - Не нужно  подбрасывать  ему
идеи. Он, может быть, нас сейчас подслушивает.
     Мы почему-то придвинулись поближе друг к другу. Док заставил  каждого
из нас описать то, что мы видели, и выходило, что видели все одно и тоже.
     - Хорошо, - сказал я, когда мы закончили  сравнивать  впечатления,  -
теперь, когда вы все видели это существо, кто хочет повернуть назад?
     Все молчали.
     Тишину нарушил Генри:
     - Мне нужна вся эта история. Похоже,  она  получается  интересной.  Я
готов  рискнуть  повстречаться  еще  раз   с   сердитыми   энергетическими
существами ради нее.
     - Я не знаю, что это такое, - сказал Келли. - Может быть вовсе  и  не
энергетическое существо. Может быть, нечто сверхъестественное. Я знаю все,
что ты можешь мне на это сказать,  Док.  Я  просто  говорю  о  том,  какое
впечатление оно произвело на меня. Если такое вообще существует на  свете,
здесь для него самое подходящее место. Главное же - чем бы  это  не  было,
мне все равно. Я хочу покорить вершину. Если бы оно могло остановить  нас,
оно бы уже так и сделало. Может быть,  я  ошибаюсь,  и  оно  способно  нам
помешать. И, может быть оно уже устроило нам ловушку где-нибудь повыше. Но
мне необходима эта вершина. Сейчас она значит для  меня  больше,  чем  все
остальное на свете. Если я  отступлю  сейчас,  то  буду  постоянно  о  ней
думать, до тех пор, пока все равно сюда не вернусь. Только тогда, вряд  ли
я смогу рассчитывать на вас.  Мы  не  должны  отступать,  у  нас  отличная
команда. Может быть, лучшая среди всех. Если вершину  Серой  Сестры  можно
покорить, я думаю, как раз мы на это способны.
     - Я согласен, - сказал Стэн.
     -  То,  что  ты  сказал,  Келли,  -  проговорил  Малларди,  -  насчет
сверхъестественных сил - очень забавно, так как у  меня  возникли  похожие
ощущения в момент, когда я смотрел на него. Оно напомнило мне  кое-что  из
Божественной комедии. Если вы помните, Чистилище-гора. И потом  я  подумал
об ангеле, который охранял восточную дорогу в Рай. По Данте, Рай находился
на вершине Чистилища - и перед входом стоял  ангел...  Так  или  иначе,  я
чувствовал будто я, находясь здесь, совершаю некий грех, сущность которого
мне не до конца понятна. Но теперь, когда я еще раз все обдумал, я считаю,
что человек не может быть виновен в чем-то, о чем ему ничего не  известно,
не так ли? И я не  видел,  чтобы  это  существо  предъявляло  какой-нибудь
документ, удостоверяющий, что оно - ангел. Так что я хочу идти  дальше,  и
посмотреть, что же это  там  наверху,  если  только  оно  не  вернется  со
скрижалями, на которых будет дописана еще одна заповедь.
     - На Иврите или на итальянском? - спросил Док.
     - Чтобы удовлетворить тебя, я полагаю, они будут представлены в  виде
столбца уравнений.
     - Нет, - сказал он. - Шутки в сторону,  я  тоже  почувствовал  что-то
странное, когда я увидел и услышал его. И знаете, мы ведь не слышали его в
прямом смысле слова. Его слова возникали прямо у нас  в  голове.  Если  вы
вспомните, как каждый из  вас  описывал  "услышанное",  то  окажется,  что
каждый "услышал" пожелание уходить  отсюда,  сформулированное  по-разному.
Если оно может передавать понятия телепатически, то, интересно,  может  ли
оно передавать еще и чувства... Ты ведь тоже подумал об ангеле, так  ведь,
Седой?
     - Да, - сказал я.
     - Получается, что мы все почти одинаково мыслили, - сказал Док.
     Тут мы повернулись к Винсу, потому что он единственный из нас не имел
никакого отношения к христианству: он родился и воспитывался на Цейлоне  и
был буддистом.
     - А что почувствовал ты? - спросил Док у Винса.
     - Это было Божество, - ответил он, -  которое,  я  думаю,  похоже  на
ангела. У меня возникло ощущение, что с каждым шагом вверх я получаю столь
плохую карму, что хватило бы до конца моей жизни. Только я перестал верить
в такие штуки, еще когда был ребенком. Я хочу идти дальше. Даже  если  мои
ощущения верны, я все равно хочу увидеть вершину этой горы.
     - И я тоже, - сказал Док.
     - Получается, что мы все одинаково мыслим, - сказал я.
     - Ладно, пусть каждый лелеет своего персонального  ангела,  -  сказал
Стэн. - А сейчас пошли спать.
     - Хорошая мысль.
     - Только давайте ляжем подальше друг от друга, - сказал  Док,  -  так
что если что-нибудь упадет сверху, нас не накроет всех сразу.
     Мы устроились так, как предлагал Док, и проспали спокойно  до  самого
утра - больше нас никто - или ничто - не потревожило.
     Наш путь продолжал уходить вправо, пока мы не поднялись на высоту сто
сорок четыре тысячи футов, и не оказались на южном склоне. Далее мы  стали
отклоняться влево и к ста пятидесяти  тысячам  футов  мы  снова  вышли  на
западный склон.
     А потом, во время дьявольски сложного и коварного подъема по  гладкой
вертикальной скале, заканчивающейся нависающим козырьком, снова  появилась
птица.
     Если бы мы не шли в общей связке, Стэн наверно бы погиб.  Собственно,
мы все чуть не погибли.
     Стэн  был  ведущим  в  нашей  связке,  когда  огненные  крылья  птицы
появились на фоне фиолетового  неба.  Она  камнем  упала  из-за  козырька,
как-будто кто-то пустил огненную стрелу, прямо на Стэна. Мгновение  и  она
растаяла футах в двенадцати от него. Стэн упал и чуть не утащил  нас  всех
за собой.
     Мы напрягли мышцы и смягчили, как могли, его падение.
     Он сильно  ушибся,  но  обошлось  без  переломов.  Мы  взобрались  на
козырек, но дальше в тот день решили не подниматься. Камни падали на  нас,
но  мы  нашли  другой  козырек  и  укрылись  под  ним.  Птица  больше   не
возвращалась,  но   зато   появились   змеи.   Большие,   танцующие   алые
пресмыкающиеся  обвивались   кольцами   вокруг   камней   и   стремительно
надвигались на нас через зазубренные ледяные глыбы.  Искры  летели  от  их
длинных извивающихся тел. Они сжимались в кольца и, вытягиваясь  почти  во
всю длину, плевали в нас огнем. Казалось, они хотели  выгнать  нас  из-под
козырька, чтобы на нас можно было обрушить град камней.
     Док осторожно придвинулся к ближайшей из змей и направил на нее  поле
отражателя - змея исчезла. Он внимательно изучал место, где она только что
извивалась, и быстро вернулся к нам.
     - Лед остался нетронутым, - сказал он.
     - Что? - спросил я.
     - Ни кусочка льда не растаяло.
     - Вывод?
     - Иллюзия, - сказал Винс, и  бросил  камнем  в  другую  змею.  Камень
пролетел сквозь нее.
     - Но ты видел, что случилось с моим ледорубом, - напомнил  я  ему,  -
когда я ударил по этой птице. Видимо,  она  несла  на  себе  электрический
заряд.
     - Может быть, тот, кто посылает все эти штуки, решил, что  он  только
зря тратит энергию, - ответил он, - раз им все равно не добраться до нас.
     Мы сидели и смотрели на пляску змей и падение камней,  пока  Стэн  не
извлек колоду карт и не предложил более интересное развлечение.
     Змеи остались на ночь, и сопровождали нас весь следующий день.  Камни
продолжали периодически падать, но похоже было,  что  их  запас  у  нашего
противника подходит к концу. Снова появилась птица,  и  принялась  кружить
над нами. Четырежды она пыталась нас атаковать, но мы не обращали  на  нее
внимания, и она, в конце концов, улетела куда-то, видимо на свой насест.
     Мы сделали три тысячи футов и могли  бы  сделать  больше,  но  решили
остановиться  у  удобного  выступа  с  уютной  пещерой,  где   все   могли
разместиться  на  ночь.  Казалось  наш   противник   исчерпал   все   свои
возможности. Во всяком случае, видимые.
     Однако у нас появилось предчувствие бури. Напряжение росло и росло, а
мы сидели и ждали,  когда  случится  то,  что  должно  было  всенепременно
случиться.
     Но произошло худшее: все было спокойно.
     Наше напряжение, ожидание худшего так и не оправдалось. Я думаю,  что
если бы невидимый  оркестр  начал  играть  Вагнера,  или  если  бы  небеса
раздвинулись как занавес и появился киноэкран, и  по  написанным  наоборот
буквам мы поняли бы, что находимся по другую от него сторону, или если  бы
мы увидели летящего высоко дракона, пожирающего метеоспутники...
     А так, нас не оставляло предчувствие, что над нами  нависла  какая-то
угроза. И не более того. Я мучился бессонницей.
     Ночью она появилась снова. Девушка с башенки.
     Стояла себе у входа в пещеру, а когда я стал  подходить  к  ней,  она
отступила. Я встал на то место.
     - Привет, Седой, - сказала она.
     - Нет, я не собираюсь снова гоняться за тобой - ответствовал я.
     - А я и не приглашала тебя.
     - Что девушка вроде тебя может делать в подобном месте?
     - Наблюдать, - сказала она.
     - Я же сказал тебе, что не упаду.
     - Твой друг чуть не свалился вниз.
     - Чуть не считается.
     - Ты их лидер, не правда ли?
     - Правда.
     - Если ты погибнешь, остальные повернут назад?
     - Нет, - ответил я, - они пойдут дальше без меня.
     Тут я нажал кнопку своей камеры.
     - Что ты сейчас сделал? - спросила она.
     - Я сфотографировал тебя - чтобы узнать существуешь ли  ты  на  самом
деле.
     - Зачем?
     - Я буду смотреть на  твою  фотографию,  когда  ты  уйдешь.  Я  люблю
смотреть на красивые вещи.
     - ... - она, казалось, что-то сказала.
     - Что?
     - Ничего.
     - Почему ты не хочешь сказать?
     - ...умрет, - сказала она.
     - Пожалуйста, говори громче.
     - Она умирает, - сказала она.
     - Почему? Кто? Как?
     - ...на горе.
     - Я не понимаю.
     - ...тоже.
     - Что случилось?
     Я сделал шаг вперед, она отступила на один шаг.
     - Ты пойдешь за мной? - спросила она.
     - Нет.
     - Возвращайся, - сказала она.
     - А что на другой стороне пластинки?..
     - Ты будешь продолжать подниматься?
     - Да.
     - Хорошо! - неожиданно сказала она. - Я... - и она снова замолчала.
     - Возвращайся, - сказала наконец она равнодушно.
     - Извини.
     И она исчезла.

                                    6

     Наш путь снова стал медленно уходить влево. Мы ползли, распластавшись
на стене, забивали костыли  в  скалу.  Огненные  змеи  шипели  неподалеку.
Теперь они постоянно сопровождали нас. В  критические  моменты  появлялась
птица, чтобы заставить  кого-нибудь  из  нас  сделать  неверное  движение.
Разъяренный бык стоял на  карнизе  и  ревел  на  нас.  Призрачные  лучники
пускали огненные стрелы, которые всегда рассыпались искрами перед тем, как
ударить в цель. Сверкающие вихри налетали на  нас  и  исчезали.  Мы  снова
поднимались по северному склону и продолжали смещаться  на  запад.  И  вот
достигли ста шестидесяти тысяч футов. Небо  было  глубоким  и  голубым,  и
теперь на нем всегда горели звезды.
     "Почему гора ненавидит нас, - думал я. - Что в  нашем  поведении  так
разозлило ее?"
     В который раз я смотрел на фотографию девушки и  думал,  что  же  она
такое на самом деле. Была ли она порождением моего мозга,  которому  гений
горы придал форму девушки, дабы соблазнять  нас,  вести  нас,  звать,  как
сирена, к месту нашего последнего падения? Падать было далеко...
     Я подумал о своей жизни. Почему человек начинает ходить в  горы?  Его
влечет к себе высота, потому что он боится оставаться  внизу?  Неужели  он
так плохо чувствует себя в обществе людей, что хочет обязательно оказаться
над ними? Путь вверх труден и долог, но если он будет успешным, то впереди
тебя ждет какая-то награда. А если ты сорвешься, то  наградой  тебе  будет
слава. Закончить свое  существование,  сорвавшись  с  колоссальной  высоты
вниз, разбиться вдребезги - вот подходящая кульминация  для  проигравшего,
потому что это тоже потрясет и горы, и умы,  заставит  многих  задуматься,
ибо в каждом  поражении  можно  обрести  победу.  Таким  холодом  веет  от
подобного финала,  что  жизнь  где-то  замирает  навсегда,  превращаясь  в
памятник вечному  стремлению  к  цели,  на  пути  которого  всегда  встает
вселенское зло, о чьем  существовании  мы  все  догадываемся.  Кандидат  в
святые герои, у которого отсутствуют какие-то необходимые добродетели, все
равно может сойти за мученика, так как единственное, что  в  конце  концов
остается в памяти людей - это факт  его  гибели.  Я  знал,  что  я  должен
подняться на Касла, как я поднимался на все предыдущие вершины, и  я  знал
какую цену мне придется заплатить: я потерял  свой  единственный  дом.  Но
Касла была там, и мой ледоруб сам рвался мне в руки. Я знал, что когда мой
ледоруб ляжет отдохнуть на вершине Касла, целый мир внизу  перестанет  для
меня существовать. Но что такое мир, в сравнении с мигом  победы?  И  если
правда, красота и добро -  единое  целое,  то  почему  всегда  между  ними
неразрешимые конфликты?
     Призрачные лучники стреляли в меня, яркая огненная птица раз за разом
бросалась в атаку. Я сжал зубы, а мой ледоруб вгрызался в скалы.
     Мы увидели вершину.
     На высоте ста семидесяти шести  тысяч  футов,  поднимаясь  по  узкому
выступу скалы, простукивая ледорубами путь, мы услышали крик Винса:
     - Смотрите!
     Мы посмотрели.
     Вверх и вверх, и еще выше, голубая  от  мороза,  острая,  холодная  и
смертельная, похожая на кинжал  дамасской  стали,  распарывала  она  небо,
зависала, как лезвие замерзшего грома, и врезалась, врезалась, врезалась в
центр  духа,  имя  которому  желание,  поворачивалась  и  превращалась   в
рыболовный крючок, с помощью которого притягивала нас к себе, чтобы  затем
сжечь.
     Винс первым посмотрел вверх и увидел вершину, и погиб он первым.  Это
случилось почти мгновенно, и огненные ужасы тут были не при чем.
     Он поскользнулся.
     Вот и все. Мы поднимались по трудному участку. Еще секунду  назад  он
шел за мной, и вот его уже не стало. Его тело не нужно было доставать.  Он
совершил затяжной прыжок. Без парашюта.  Голубая  тишина  подхватила  его;
серая земля понеслась ему  навстречу.  Теперь  нас  осталось  шестеро.  Мы
содрогнулись, и каждый из нас, наверное, помолился как умел.
     Ушедший Винс, пусть какое-нибудь  доброе  Божество  поведет  тебя  по
Тропе Совершенства. Пусть то, что ты хотел более всего найти в ином  мире,
ждет тебя там. И если иной мир существует, помни тех, кто  произносит  эти
слова, о, незваный гость небес...
     Мы мало говорили до конца дня.
     Огненный страж с мечом пришел и стоял над нашим лагерем всю ночь.  Но
ничего не сказал.
     Рано утром ушел Стэн. Он оставил под моим рюкзаком записку.
     В ней было написано:
     "Вы должны ненавидеть меня, за  мой  побег,  но  я  считаю,  что  это
настоящий ангел. Я боюсь этой горы. Я могу взбираться на любые скалы, но я
не хочу сражаться с небесами. Путь вниз легче  пути  наверх,  так  что  не
беспокойтесь обо мне. Постарайтесь понять. С."
     Итак нас осталось пятеро - Док, Келли, Генри, Малларди и я - и в этот
день мы вышли на высоту сто восемьдесят тысяч футов и  почувствовали  себя
одинокими.
     А ночью опять пришла девушка и стала говорить со мной, и я смотрел на
черные волосы на фоне черного неба и глаза,  в  которых  прятался  голубой
огонь. Она стояла, прислонившись к ледяной глыбе.
     - Двоих уже нет.
     - Зато остались мы, - ответил я.
     - Пока остались.
     - Мы поднимемся на вершину и уйдем отсюда, - сказал я. - Как мы можем
причинить тебе вред? Почему ты нас ненавидишь?
     - Ненависти нет, сэр, - сказала она.
     - А что же тогда?
     - Я охраняю.
     - Что? Что здесь можно охранять?
     - Умирающую, которая может выжить.
     - Что? Кто умирает? Как?
     Но ее слов не было слышно, а вскоре исчезла и она сама. До конца ночи
я спал.
     Сто восемьдесят два, три, четыре и пять. Потом, на  ночь,  спустились
вниз на четыре.
     Огненные Существа сновали над нами, твердь под ногами пульсировала, и
даже сама гора, казалось, начинала  раскачиваться,  когда  мы  карабкались
вверх.
     Мы выбили тропу в скале до ста восьмидесяти шести, и три дня ушло  на
то, чтобы продвинуться еще на тысячу футов. Все, до чего мы дотрагивались,
было холодным, гладким и скользким, и отсвечивало голубоватым светом.
     Когда мы достигли ста девяноста тысяч футов, Генри посмотрел  вниз  и
содрогнулся.
     - Меня уже не заботит путь наверх - сказал он. - Путь  назад  -  вот,
что сейчас пугает меня. Отсюда тучи кажутся маленькими клочками ваты.
     - Чем мы быстрее поднимемся, тем быстрее отправимся назад,  -  сказал
я, и мы снова полезли вверх.
     Через неделю от вершины нас отделяла одна миля. Все огненные существа
исчезли, но две небольшие ледяные лавины напомнили нам, что мы по-прежнему
нежеланные гости. Первую мы пережили без особых проблем, а во время второй
Келли растянул правую ногу, а Док считал, что, возможно, он сломал  еще  и
пару ребер.
     Мы разбили лагерь. Док остался с Келли; Генри, Малларди и я пошли  на
последнюю милю.
     Теперь  подъем  стал  ужасным.  Гора  превратилась  в   стекло.   Нам
приходилось рубить  лед  для  каждого  следующего  шага.  Мы  работали  по
очереди. Биться приходилось за  каждый  фут.  Наши  рюкзаки  казались  нам
чудовищно тяжелыми и пальцы у нас немели. Наша система защиты -  коробочки
Дока - похоже, начинали терять силу, или же  нечто,  мешавшее  нам  решило
удвоить свои усилия против нас, потому  что  змеи  стали  подбираться  все
ближе и гореть все  ярче.  У  меня  от  них  начали  болеть  глаза.  Я  их
проклинал.
     Когда до вершины осталась тысяча футов, мы остановились и разбили еще
один лагерь. Следующая пара  сотен  футов  выглядела  попроще,  потом  шел
тяжелый участок, а дальше было трудно что-либо разглядеть.
     Проснувшись, мы обнаружили, что остались вдвоем. Малларди не  оставил
записки. Генри связался с Доком. Я подключился к их разговору  и  услышал,
как Док сказал:
     - Не видел я его.
     - Как Келли? - спросил я.
     - Лучше, - ответил Док, - может быть, ребра у него все-таки целы.
     Затем с нами связался Малларди.
     - Я поднялся на четыреста футов, ребята, - услышали мы его  голос.  -
Сюда я добрался без проблем, но дальше будет труднее.
     - Почему ты полез дальше один? - спросил я.
     - Потому что у меня возникло  ощущение,  что  меня  скоро  попытаются
убить, - ответил он. - Она наверху, ждет на вершине. Вы, наверное,  можете
увидеть ее. Похожа на змею.
     Генри и я взялись за бинокли.
     Змея? Скорее дракон.
     Она  свернулась  на  вершине,  голова  была  поднята.  Казалось,  она
достигает в длину нескольких сотен  футов  и  ворочает  головой  в  разные
стороны, отчего над ней возникали электрические разряды.
     Потом я увидел Малларди. Он полз к змее.
     - Подожди, не двигайся дальше! - сказал я  в  коммуникатор.  -  Я  не
знаю, выдержат ли системы защиты, нужно посоветоваться с Доком...
     - Нет уж, - ответил Малларди. - Эта малышка моя.
     - Послушай! Ты можешь первым взойти на  вершину,  если  тебе  хочется
именно этого. Но не связывайся с этой тварью в одиночку!
     В ответ он только рассмеялся.
     - Три наши экрана могут с ним управиться, - сказал я, - подожди нас.
     Ответа не последовало, и мы рванули вперед.
     Я оставил Генри далеко позади. Чудовище сверкало на вершине. Я быстро
сделал первые двести футов, а когда  я  бросил  еще  один  взгляд  наверх,
чудовище уже успело обзавестись еще  двумя  головами.  Из  ноздрей  у  них
вырывался огонь, а хвост бил по склонам горы. Я поднялся еще на сто  футов
и мне стал хорошо виден Малларди, упорно  продвигающийся  вверх,  на  фоне
яркого сияния, идущего от вершины. Я  взмахивал  ледорубом  и,  задыхаясь,
бился с горой, идя по следу Малларди. Я начал догонять его, потому что ему
приходилось пробивать себе дорогу, а я пользовался  его  тропой.  Потом  я
услышал, как он говорит:
     - Подожди,  дружище,  еще  рано,  -  донесся  его  голос,  искаженный
статическими помехами в коммуникаторе. - Вот уступ...
     Я посмотрел наверх, Малларди исчез.
     Потом я увидел, как огненный хвост ударил туда,  где  он  только  что
находился, и я услышал проклятья и почувствовал  вибрацию  пневматического
пистолета. Хвост ударил еще раз и я услышал новые проклятья.
     Я торопился изо всех сил,  опираясь  и  подтягиваясь  по  вырубленным
Малларди небольшим ступенькам, когда услышал, как Малларди запел.  Кажется
что-то из Аиды.
     - Черт тебя подери! Подожди меня! - сказал я. -  Мне  осталось  всего
несколько сотен футов.
     Он продолжал петь.
     У меня начала кружиться голова, но я не мог двигаться медленнее.  Моя
правая рука одеревенела,  а  левая  превратилась  в  ледышку.  Ноги  стали
копытами, а глаза жгло невыносимым огнем.
     И вот тут-то это и случилось.
     Вспышка  такой  яркости,  что  я  пошатнулся  и  чуть  не   сорвался.
Одновременно пение прекратилось, а дракон исчез. Я прижался к вибрирующему
склону и крепко зажмурил глаза, чтобы хоть как-то защититься от света.
     - Малларди, - позвал я.
     Ответа не было.
     Я посмотрел  вниз.  Генри  продолжал  подниматься.  Я  тоже  двинулся
вперед. И добрался до выступа, про который упоминал Малларди. Там я его  и
нашел.
     Его респиратор еще работал. Защитный  костюм  с  правой  стороны  был
опален и почернел. Ледоруб наполовину  расплавился.  Я  приподнял  его  за
плечи и, увеличив громкость коммуникатора, услышал его дыхание. Его глаза,
то открывались, то закрывались.
     - О'кей... - сказал он.
     - "О'кей", - черт тебя побери! Где у тебя болит?
     - Нигде... я прекрасно себя чувствую...  послушай,  я  думаю  она  на
данный момент исчерпала свои возможности...  иди,  установи  флаг.  Только
положи меня так, чтобы мне было видно. Я хочу это видеть...
     Я устроил его поудобнее и нажал кнопку  подачи  воды,  чтобы  он  мог
напиться. Потом я подождал Генри. Он добрался до нас минут через шесть.
     - Я останусь здесь, - сказал Генри, садясь рядом с Малларди, -  а  ты
иди, сделай это.
     И я взошел на последний склон.

                                    7

     Мой  ледоруб  поднимался  и  падал  без  устали,  и  я   стрелял   из
пневмопистолета, и  полз,  полз  вверх.  Часть  льда  растопилась,  камень
местами почернел.
     Ничто и никто мне не мешали. Электрические  твари  исчезли  вместе  с
драконом. Тишина, да сияющие в темноте звезды.
     Я поднимался медленно, усталость  после  рывка  за  Малларди  еще  не
пропала, но я решил больше не останавливаться.
     Весь мир без шестидесяти футов лежал  подо  мной,  а  сверху  нависло
небо. Неподалеку мигнула ракета. Может быть, это фотокорреспондент щелкнул
камерой.
     Ни птиц, ни стрелков, ни ангела, ни девушки.
     Пятьдесят футов...
     Сорок футов...
     Меня начало трясти: сказывалось нервное напряжение. Я  заставил  себя
успокоиться и двинуться дальше.
     Тридцать футов... и, казалось, гора начала раскачиваться.
     Двадцать пять, и у меня закружилась  голова,  пришлось  остановиться,
попить воды.
     Клик, клик - снова застучал мой ледоруб.
     Двадцать...
     Пятнадцать...
     Десять...
     Я  собрался  с  силами  для  последней   атаки,   готовый   к   любым
неожиданностям.
     Пять...
     Я взошел на вершину. Ничего не произошло.
     Я стоял наверху. Выше подниматься было некуда.
     Посмотрев вниз,  а  потом  вверх,  я  помахал  сверкнувшей  невдалеке
ракете. Я достал телескопический шток, растянул  и  надел  на  него  флаг.
Здесь бризу никогда не расправить его. Включив коммуникатор, я сказал:
     - Я здесь.
     И ни слова больше.
     Нужно возвращаться и дать Генри его шанс, но сначала я посмотрел вниз
на западный склон.
     Леди снова подмигивала мне. Наверное, восьмьюстами футами ниже, горел
красный огонек. Может быть, это был тот самый огонь, который  я  видел  из
города во время бури, той ночью, так давно?
     Я не знал, но мне необходимо было узнать.
     И я сказал в коммуникатор.
     - Как дела у Малларди?
     - Я только что встал на ноги, - ответил он. - Дай мне еще полчаса и я
сам поднимусь к тебе.
     - Генри, - сказал я, - как ты считаешь?
     - На вид с ним все в порядке, - ответил Леннинг.
     - Ну, - сказал я, - тогда давайте  потихоньку.  Когда  доберетесь  до
вершины, меня уже там не  будет.  Я  спущусь  немного  вниз  по  западному
склону. Я хочу кое-что проверить.
     - Что?
     - Не знаю. Поэтому я и спускаюсь туда.
     - Будь осторожнее.
     - Я пошел.
     Спускаться по западному склону было легко. Через  некоторое  время  я
понял, что свет исходил из отверстия в склоне горы.
     Через полчаса я стоял перед ним.
     Я вошел и был ослеплен.
     Я пошел было вперед и остановился. Что-то пульсировало, извивалось  и
пело. Мерцающая стена огня закрывала вход в пещеру от пола до потолка.
     Огонь не давал мне пройти дальше.
     Она была там, и я хотел добраться до нее.
     Я сделал шаг вперед и оказался в  нескольких  дюймах  от  стены.  Мой
коммуникатор наполнился статическим шумом, а руки - холодными иголочками.
     Огонь не стал на меня нападать. Он совсем не давал тепла.  Я  смотрел
сквозь него туда, где она полулежала с закрытыми глазами.  Ее  грудь  была
неподвижна.
     Я взглянул на дальнюю стену пещеры, у  которой  находилось  множество
устройств непонятного мне назначения.
     - Я здесь, - сказал я и поднял ледоруб.
     Когда его  острие  коснулось  стены  пламени,  разразилась  настоящая
огненная  буря,  и  я,  ослепленный,  попятился  назад.  Когда  же  зрение
вернулось ко мне, я увидел перед собой огненного ангела.
     - Ты не сможешь здесь пройти.
     - Это из-за нее ты хотел, чтобы я повернул назад? - спросил я.
     - Да. Возвращайся.
     - У нее может быть другое мнение по этому вопросу.
     - Она спит. Возвращайся.
     - Я это заметил. Почему?
     - Она должна. Возвращайся.
     - Почему она сама появлялась передо мной и так странно вела  меня  за
собой?
     - Я исчерпал все устрашающие формы, которые знаю. Они не сработали. Я
вел так странно потому, что ее спящий интеллект оказывал  влияние  на  мои
создания. Ее  влияние  было  особенно  сильным,  когда  я  использовал  ее
собственное обличье, так что даже получилось  противоречие  с  директивой.
Возвращайся.
     - Что за директива?
     - Ее необходимо сохранять от всех существ, которые будут  подниматься
по горе. Возвращайся.
     - Почему? Почему ее нужно охранять?
     - Она спит. Возвращайся.
     Разговор вернулся к исходной точке. Я засунул руку в рюкзак и вытащил
плоскую блестящую коробочку Дока. Я направил луч на нее, на ангела, и  тот
медленно растаял. Пламя стало отклоняться назад под воздействием коробочки
Дока. Я подносил  коробочку  все  ближе  к  пламени,  а  оно  клонилось  и
клонилось назад и, наконец образовался узкий проход. Я прыгнул  вперед,  и
оказался по другую сторону от стены огня, но мой защитный костюм почернел,
как у Малларди.
     Я подошел к капсуле, напоминающей гроб, в которой спала она.
     Я положил руки на край капсулы и посмотрел на нее.
     Она была хрупкой, как лед.
     Собственно, она и была льдом...
     Машина у стены засветилась разноцветными огнями,  и  я  почувствовал,
что ее мрачное ложе начало вибрировать.
     Потом я увидел мужчину.
     Он полулежал на металлическом стуле у машины.
     Он тоже был ледяным. Только искаженные черты его  лица  посерели.  Он
был в черном, и он был  мертвецом,  в  то  время,  как  она  была  сияющей
статуей.
     И ее цветами были - белый и голубой.
     В дальнем углу стоял пустой гроб...
     Но что-то происходило вокруг. Пещера постепенно наполнилась воздухом.
Да, именно воздухом. Он с шипением выходил из отверстий  в  полу,  образуя
огромные клубы. Затем резко потеплело и клубы воздуха начали таять. Вокруг
стало светлеть.
     Я вернулся к капсуле, чтобы получше рассмотреть черты девушки.
     Интересно,  как  будет  звучать  ее  голос,  если  она   когда-нибудь
заговорит? Что скрывается за ее белым алебастровым лбом? Как  она  мыслит,
что любит, а чего нет. Какими будут ее  открывшиеся  глаза,  и  когда  это
произойдет?
     Я думал обо всем  этом,  потому  что  видел  -  пройдя  сквозь  стену
пламени, я разбудил силы, которые постепенно вернут ее к жизни.
     Она оживала.
     А я ждал. Прошло около часа, а я продолжал ждать,  наблюдая  за  ней.
Она начала дышать. Ее глаза, наконец, открылись, но  еще  некоторое  время
ничего не видели.
     А потом их голубой огонь обжег меня.
     - Седой, - сказала она.
     - Да.
     - Где я?..
     - В самом маловероятном месте, где кого бы то ни было можно найти.
     Она нахмурилась.
     - Я вспоминаю, - сказала она и попыталась сесть.
     У нее ничего не вышло. Она упала назад.
     - Как тебя зовут?
     - Линда, - сказала она и добавила, - ты мне снился, Седой. В странных
снах... как такое может быть?
     - Это сложно, - сказал я.
     - Я знал, что ты придешь, - сказала она. - Видела, как ты сражался  с
чудовищами на горе, высокой как небо.
     - Да, мы находимся рядом с ее вершиной.
     - У т-тебя есть вакцина?
     - Вакцина? Какая вакцина?
     - От чумы Доусона, - сказала она.
     Мне стало плохо. Мне стало плохо, потому что только сейчас  я  понял,
что она спала здесь вовсе не как пленница,  а  для  того,  чтобы  отдалить
смерть. Она была больна.
     - Вы прибыли сюда на корабле, который летел со скоростью  превышающей
скорость света? - спросил я.
     - Нет, - ответила  она.  -  Столетия  были  потрачены  на  то,  чтобы
добраться сюда. Мы находились в анабиозе. И я сейчас лежу в такой капсуле.
Я заметил, что ее щеки становятся ярко красными.
     - Все начали умирать от чумы,  -  сказала  она.  -  От  нее  не  было
спасения. Мой муж - Карл - врач. Когда он понял, что я тоже заразилась, он
сказал, что оставит меня здесь, в капсуле, при очень  низкой  температуре,
до тех пор, пока не будет найдена вакцина. Иначе, ты  ведь  знаешь,  через
два дня наступает конец.
     Тут она посмотрела на меня, и я понял, что это вопрос.
     Я встал так, чтобы загородить от нее мертвое тело: я боялся, что  это
ее муж. Я попытался проследить ход его мыслей. У  него  было  совсем  мало
времени, так как он, очевидно,  заболел  раньше  нее.  Он  знал,  что  вся
колония погибнет. Он, наверное, очень сильно любил ее  и  был  к  тому  же
весьма умен - сочетание, которое помогает сдвинуть  горы.  Хотя,  конечно,
главное - его любовь. Он знал, что колония погибнет,  и  он  понимал,  что
пройдут столетия, прежде чем появится другой космический корабль.  У  него
не могло быть источника энергии,  который  способен  был  бы  обеспечивать
холод так долго. Но здесь, на вершине этой горы было почти также  холодно,
как и в открытом  космосе,  так  что  в  энергии  не  было  необходимости.
Каким-то образом он доставил  сюда  Линду  и  все  остальное.  Его  машина
укрывала силовым полем пещеру. Работая в тепле и атмосфере, он погрузил ее
в сон и стал готовить капсулу для себя. Потом, когда он  выключил  силовое
поле, безо  всякой  дополнительной  энергии  им  будет  обеспечено  долгое
ледяное ожидание. Они могли проспать целые столетия на могучей груди Серой
Сестры,   охраняемые   компьютером-защитником.   Видимо   программировался
компьютер в спешке, так как Карл умирал.  Он  понял,  что  уже  не  сможет
присоединиться к ней. Он торопился закончить защитную программу, и это ему
удалось, только вот  блокировку  защиты  он  сделать  не  успел,  выключил
силовое поле и начал свой путь по  темным  и  странным  дорогам  вечности.
Таким образом компьютер-защитник атаковал всех, кто пытался  подняться  на
гору, своими огненными птицами, змеями и  ангелами,  вздымал  передо  мной
стену огня. Карл умер, а компьютер защищал ее холодный сон ото всех, в том
числе и от тех кто мог помочь. Мое появление на  горе  выключило  защитную
систему. Мое проникновение сквозь огненную стену вызвало Линду к жизни.
     - Возвращайся!  -  услышал  я  голос  машины,  которая  через  ангела
обратилась к Генри, вошедшему в пещеру.
     - Боже мой! - послышался его голос. - Кто это?
     - Давай сюда Дока! - сказал я. - Быстрее! Я все объясню  потом.  Дело
идет о жизни человека! Спускайся до тех пор, пока не сможешь  связаться  с
нашими по коммуникатору, и скажи ему,  что  это  чума  Доусона  -  тяжелое
местное заболевание. Торопись!
     - Я уже в пути, - сказал он, выходя из пещеры.
     - Там есть врач? - спросила она.
     - Да. Всего лишь в двух часах хода отсюда. Не  беспокойся...  но  все
равно мне совершенно непонятно, как сюда можно было подняться,  не  говоря
уже о доставке всего этого оборудования.
     - Мы на вершине большой горы - сорокамильной?
     - Да.
     - А как ты попал сюда?
     - Я взобрался на нее.
     - Ты действительно забрался на вершину Чистилища? Снаружи?
     - Чистилище? Так вы называете ее? Да, я взобрался по внешним скалам.
     - Мы думали, что это невозможно.
     - А как же иначе можно попасть на вершину?
     - Она огромная внутри, - сказала  Линда,  -  там  огромные  пещеры  и
туннели. Сюда было  очень  просто  добраться  на  вакуумном  лифте.  Самая
обычная развлекательная поездка. Два с половиной  доллара  в  один  конец.
Доллар за прокат термокостюма и  часовая  прогулка  до  вершины.  Отличный
получался выходной. Красивый вид?.. - Она глубоко закашлялась.
     - Я себя не очень-то хорошо чувствую, - сказала она, -  у  тебя  есть
вода?
     - Да, - сказал я, и отдал ей все, что у меня осталось.
     Пока она  пила  воду,  я  молился,  чтобы  у  Дока  оказались  нужные
лекарства, или, в крайнем случае, он мог бы снова усыпить ее, пока  нужная
вакцина не будет доставлена. Я молился, чтобы Док пришел  быстрее,  потому
что даже два часа, глядя на ее жажду  и  разгорающийся  румянец,  казались
слишком долгим сроком:
     - У меня снова начинается лихорадка, - сказала она. - Говори со мной,
Седой, пожалуйста... Расскажи мне что-нибудь.  Побудь  со  мной,  пока  не
придет врач. Я не хочу вспоминать о том, что произошло с нашей колонией...
     - О чем мне рассказать тебе, Линда?
     - Расскажи мне о том, почему ты поднялся сюда. Расскажи  мне  о  том,
как это происходило. И почему?
     Я стал вспоминать о том, с чего все началось.
     - Своего рода безумие некоторых людей, - сказал я. - Некая зависть  к
великим и могучим силам природы.
     Ты знаешь, каждая гора - божество. У каждой есть бессмертная  власть.
Если ты сделаешь на ее склонах жертвоприношение, гора может  оказать  тебе
определенную милость, и на время ты можешь разделить  с  ней  эту  власть.
Наверное, поэтому они называют меня...
     Ее рука легко лежала на моей. Я надеялся, что благодаря той власти, о
которой ей говорил, я смогу удерживать ее рядом как можно дольше.
     - Я помню, как первый раз увидел Чистилище, Линда, - рассказывал я. -
Я посмотрел вверх и мне стало не по себе. Куда она уходит, подумал я?..
     - Звезды! О, дайте нам быть. Только один раз, и покончим с этим.
     Пожалуйста. Звезды?

                              Роджер ЖЕЛЯЗНЫ

                              ДНЕВНАЯ КРОВЬ

     Я припал  к  земле  за  углом  провалившегося  сарая  за  разрушенной
церковью. Сырость просачивалась сквозь джинсы, но я знал, что мое ожидание
должно скоро окончиться. Несколько полос тумана  живописно  стелились  над
промокшей землей, слегка колеблясь под  предутренним  ветром.  Погода  для
Голливуда...
     Я бросил взгляд на светлеющее небо, точно  определяя  направление  их
прибытия. Не прошло и минуты, как я увидел их, колышущихся по пути назад -
большое темное и поменьше бледное, существа. Как  можно  было  догадаться,
они проникли в  церковь  через  отверстие,  где  часть  крыши  провалилась
несколько лет назад. Я подавил зевок, когда посмотрел на  часы.  Пятьдесят
минут от этого момента до тех пор, пока солнце встанет на востоке. За  это
время они должны улечься и заснуть. Может быть, чуть быстрее, но дадим  им
немного времени. Некуда спешить.
     Я потянулся и захрустел суставами. Я с большим удовольствием  был  бы
сейчас дома в постели. Ночи предназначены для сна, а не  для  того,  чтобы
играть роль няньки для парочки глупых вампиров.
     Да, Виржиния, это  действительно  вампиры.  Хотя  нечему  удивляться.
Странно, что вы не встречали ни одного. Сейчас их не так уж много  вокруг.
Фактически, они чертовски близки к вымирающему виду, - что и понятно, если
принять во внимание тот уровень интеллекта, с которым я сталкивался  среди
них.
     Возьмем,  например,  этого  парня,  Бродски.  Он   живет,   простите,
пребывает, рядом с городом, в котором живут несколько тысяч людей. Он  мог
бы посещать различных людей каждую ночь без опасения повториться, оставляя
своим поставщикам  продовольствия  (я  понимаю,  что  таково  название  их
сейчас) немногим большее, чем  слабую  боль  в  горле,  приступ  временной
анемии и парочку вскоре забываемых царапин на шее.
     Но нет. Он испытывает симпатию к местной  красотке  -  некоей  Элайне
Вильсон, экс-мажоретке. Приходит к ней много раз.  Вскоре  она  впадает  в
привычную кому и превращается в вампира. Хорошо, я знаю,  что  я  говорил,
будто вокруг не так много вампиров, но лично я чувствую,  что  в  мире  их
могло бы быть гораздо больше. Но с Бродски это не популяционный  пресс,  а
только глупость  и  жадность.  Никакой  тонкости,  никакого  планирования.
Одобряя прибавление новых членов к неумирающим, я опасаюсь его беспечности
в проведении такой серьезной акции. Он оставляет след, который  кто-нибудь
может обнаружить; он  также  ухитряется  сделать  так  много  традиционных
знаков и оставить так много примет, что даже в наше время разумный человек
мог бы догадаться, что к чему.
     Бедный старина Бродски - все еще  живущий  в  своем  средневековье  и
ведущий себя так, как будто он живет во время  расцвета  своей  популяции.
Очевидно, ему никогда не приходило в голову рассмотреть это математически.
Он пьет кровь у некоторых людей, которые  его  чем-то  привлекают,  и  они
становятся вампирами. Если они чувствуют так же, как он и ведут  себя  так
же, они продолжают и вовлекают несколько больше людей. И  так  далее.  Это
похоже на письма по цепочке. Через некоторое время все станут вампирами  и
не останется тех, у кого они берут кровь. И что? К счастью, у природы есть
способы обращения с популяционными взрывами, даже на этом  уровне.  Однако
внезапное ускорение пополнения в этот век масс-медиа  может  действительно
повредить этой скрытой экосистеме.
     Но хватит философии. Время войти и заняться делом.
     Я взял мой пластиковый пакет и пошел прочь от  сарая,  тихо  ругаясь,
когда натыкался на стволы и получал  хороший  душ.  Я  прошел  по  полю  к
боковой двери старого здания. Оно было закрыто на ржавый замок, который  я
сорвал и забросил на кладбище.
     Внутри я взгромоздился на прогибающиеся перила хора и открыл сумку. Я
вытащил блокнот для набросков и  карандаш,  которые  носил  повсюду.  Свет
проникал через разбитое окно. То, на что он падал, было  по  больше  части
ерундой.  Не  особенно  вдохновляющая  сцена.  Какой  бы  ни...  Я   начал
зарисовывать  ее.  Всегда  хорошо  иметь  хобби,  которое  может   служить
оправданием для странных поступков, как какой-нибудь ледокол...
     Десять минут, загадал я. Самое большее.
     Шестью минутами спустя я услышал их  голоса.  Они  не  были  особенно
громкими, но у меня исключительно острый слух. Здесь были трое из тех, кто
должен был быть.
     Они так же вошли через боковую дверь, крадучись,  нервно  озираясь  и
ничего  не  замечая.  Сначала  они  даже  не  заметили   меня,   творящего
произведение искусства там, где в прошлые годы  детские  голоса  заполняли
воскресные утра хвалой Богу.
     Здесь был старый доктор Морган,  из  черной  сумки  которого  торчали
несколько деревянных кольев (готов держать пари, что молоток был там же  -
я думаю, что  клятва  Гиппократа  не  распространяется  на  неумирающих  -
primum, non nocere, и так далее); и отец О'Брайен, сжимающий  свою  Библию
как щит, в одной руке, а в другой - распятие; и молодой Бен Келман  (жених
Элайны), с лопатой на  плече  и  с  сумкой,  из  которой  доносился  запах
чеснока.
     Я кашлянул, и все трое резко остановились и повернулись, налетев друг
на друга.
     - Привет, док, - сказал я. - Здравствуйте, отец. Бен...
     - Вайн! - сказал доктор. - Что ты здесь делаешь?
     - Наброски, - объяснил я. - Я сейчас занимаюсь старыми зданиями.
     - Проклятье! - сказал Бен. - Простите меня, святой отец...  Вы  здесь
за статьей для вашей чертовой газеты!
     Я покачал головой.
     - Действительно нет.
     - Гас никогда не позволит вам напечатать что-нибудь об этом и вы  это
знаете.
     - Честное слово, - сказал я. - Я здесь не  за  статьей.  Но  я  знаю,
зачем вы здесь, и вы правы -  даже  если  я  напишу  ее,  она  никогда  не
появится на свет. Вы действительно верите в вампиров?
     Док уставился на меня холодным взглядом.
     - До сих пор не верили, - сказал он. - Но, сынок, если  бы  ты  видел
то, что видели мы, ты поверил бы.
     Я кивнул и сложил свой блокнот.
     - Ну ладно, - сказал я. - Я вам признаюсь.  Я  здесь,  потому  что  я
любопытен. Я хочу увидеть это своими глазами, но я не хочу идти вниз один.
Возьмите меня с собой.
     Они обменялись взглядами.
     - Я не знаю... - сказал Бен.
     - Это не для слабонервных, - сказал мне доктор.
     - Я не знаю, как насчет того, чтобы еще кто-то участвовал в  этом,  -
добавил Бен.
     - А кто еще знает об этом? - спросил я.
     - Только мы, - объяснил Бен. -  Мы  единственные,  кто  видел  его  в
действии.
     - Хороший репортер знает, как держать язык за зубами, - сказал  я,  -
но он очень любопытен. Позвольте мне пойти с вами.
     Бен пожал плечами, доктор кивнул.  Спустя  мгновение,  отец  О'Брайен
кивнул тоже.
     Я засунул мой блокнот и карандаш в сумку и слез с ограды.
     Я проследовал за ними через церковь, через небольшой зал к  открытой,
прогнувшейся двери. Док включил фонарь и направил свет  на  шаткий  пролет
лестницы, ведущей вниз в темноту.  Помедлив,  он  начал  спускаться.  Отец
О'Брайен последовал за ним. Лестница скрипела и шаталась. Бен и  я  ждали,
пока они не спустились.
     Затем Бен засунул свой пакет с пахучим содержимым  внутрь  пиджака  и
вытащил из кармана фонарь. Он включил  его  и  начал  спускаться  вниз.  Я
следовал прямо за ним.
     Я остановился, когда мы  достигли  основания  лестницы.  В  лучах  их
фонарей я увидел два гроба, помещенные на козлы, а также  нечто  на  стене
над большим из них.
     - Отец, что это? - спросил я.
     Кто-то услужливо навел луч света на это.
     - Это похоже  на  веточку  омелы,  завязанную  на  фигуре  маленького
каменного оленя, - сказал он.
     - Вероятно, имеет отношение к черной магии, - предположил я.
     Он перекрестился, повернулся и снял ее.
     - Вероятно, так, - сказал он, разрывая омелу и разбрасывая  куски  по
комнате, разбивая фигуру и отбрасывая куски прочь. Я улыбнулся,  теперь  я
вышел вперед.
     - Давайте откроем это и посмотрим, - сказал доктор.
     Я помог им. Когда гробы были  открыты,  я  не  слушал  комментарии  о
бледности, сохранности, и окровавленных ртах. Бродски выглядел так же, как
и всегда  -  темные  волосы,  тяжелые  темные  брови,  изогнутые  челюсти,
небольшое брюшко. Девушка была прелестна.
     Выше, чем я думал, с очень милой пульсацией у горла и почти синеватым
оттенком кожи.
     Отец О'Брайен открыл свою Библию и начал читать,  держа  фонарик  над
ней дрожащей рукой. Док поставил свою сумку  на  пол  и  что-то  нащупывал
внутри нее.
     Бен отвернулся со слезами на глазах. Я дотянулся до него  и  бесшумно
сдавил его шею, пока другие занимались своими делами.
     Уложил его на пол и подошел к доктору.
     - Что? - начал он и это было его последним словом.
     Отец О'Брайен прекратил чтение. Он уставился на меня.
     - Ты работаешь на НИХ? - вскричал он, бросив взгляд на гробы.
     - Вряд ли, - ответил я, - но они мне нужны. Они кровь моей жизни.
     - Я не понимаю...
     - Каждый является добычей кого-нибудь, и мы делаем то, что мы  должны
делать. Такова экология. Простите, отец.
     Я воспользовался лопатой Бена, чтобы похоронить всех троих под  полом
по направлению к задней части здания, - чеснок, колья и остальное. Затем я
закрыл гробы и вытащил их вверх по лестнице.
     Я проверил все вокруг, пока шел через  поле  и  на  обратной  дороге,
когда вел грузовик. Было еще сравнительно рано и вокруг никого не было.
     Я погрузил их обоих в кузов и прикрыл тряпкой. В тридцати милях  езды
была еще одна разрушенная церковь, о которой я знал.
     Позднее, когда я установил  их  невредимыми  на  их  новом  месте,  я
написал карандашом записку и вложил ее в руку Бродски:

     "Дорогой Б.,  Пусть  это  будет  Вам  уроком.  Вы  должны  прекратить
действовать как Бела Лугоси. Вы теряете свой класс.  Вы  счастливчик,  что
проснетесь после всего, что  было  этой  ночью.  В  будущем  будьте  более
осмотрительны в своих действиях, или я могу уволить Вас. В конце концов, я
здесь не для того, чтобы Вас обслуживать.
                                                          Преданный Вам В.
     P.S. Омела и статуя больше не действуют. Почему Вы  вдруг  стали  так
суеверны?"

     Я взглянул на свои часы, когда я покидал это место. Было  одиннадцать
пятьдесят. Немного позже я остановился на 7:11 и воспользовался телефоном.
     - Привет, Кела, - сказал я, когда услышал ее голос. - Это я.
     - Вердет, - сказала она. - Тебя долго не было.
     - Я знаю. Я был занят.
     - Чем?
     - Ты знаешь, где находится старая церковь Апостолов рядом с шоссе?
     - Конечно. Она есть в моем списке.
     - Встречай меня там в двенадцать тридцать и я расскажу тебе о ней  за
ленчем.

                              Роджер ЖЕЛЯЗНЫ

                            ПРЕДСМЕРТНАЯ ПЕСНЯ

     Сатурн, два столетия спустя...
     Я сидел на бруствере из валунов, который я воздвиг за моим  домом,  и
смотрел в ночное небо; я думал о  Сатурне,  о  том,  что  он  представляет
сейчас и чем он мог бы быть. Дул холодный ветер с  гор  на  северо-западе.
Кто-то поедал добычу в арройо позади меня - вероятно, койот  или  бродячая
собака. Звезды надо мной двигались по своему величественному пути.
     Центр системы спутников и  очаровательных  колец,  Сатурн,  вероятно,
мало изменился, сохранив свое место в  мироздании.  Однако  следующие  два
столетия, похоже,  будут  критическим  временем  в  истории  человечества,
которое, прекратив  саморазрушение  и  техническую  деградацию,  вероятно,
распространит свое влияние на солнечную систему. Что могли бы мы хотеть от
этого гигантского газового пузыря? Что могли бы мы там найти?
     Я живу на горном хребте, где я слышу и чувствую все ветры.
     Когда идут дожди, вода быстро стекает, поэтому я и натащил  камней  и
построил бруствер, чтобы предохранить от эрозии  окрестности  моего  дома.
Сделав это, я изменил форму  стока.  Образовались  другие  каналы.  Жалобы
соседа в город привели к  тому,  что  я  сконструировал  отводные  канавы,
которые решили все проблемы. Отводные канавы  не  дали  повода  для  новых
жалоб, но создали преимущества для роста одних растений, подавляя  другие.
Как это влияло на животных и насекомых, я не знаю. Но я вырос  в  условиях
депрессии и помню карточную систему Второй Мировой  Войны.  У  меня  такое
чувство, что зря расточать пищу есть грех. Я бросаю все остатки в  арройо,
чтобы вернуть их в пищевую цепь. Вороны будут кружить, пока  есть  остатки
мяса, спускаясь в конце-концов, чтобы ухватить что-нибудь. Позднее  кто-то
утаскивает кости прочь. Остатки хлеба исчезают быстро.
     Таким образом, я каждый день изменяю мир  вокруг  себя  бесчисленными
способами. Эти частные  изменения  вряд  ли  заметны  на  фоне  изменений,
обусловленных промышленностью или правительственными проектами. Но это все
вместе, от сжигания лесов  на  Амазонке  с  целью  обеспечения  пастбищами
скота, который дает мясо  для  наших  гамбургеров  до  нескольких  крошек,
скармливаемых  местным  птицам,  образует  феномен,   когда-то   названный
писателем Вильямом Ашфортом фактором Карсон, по имени  Рэчел  Карсон,  для
обозначения непредвиденных вторичных эффектов первоначальной  человеческой
деятельности.
     Однако я не отношусь к тем, кто хотел бы видеть этот или любой другой
мир неизменяющимся,  законсервированным  на  радость  будущим  археологам.
Изменения жизненно необходимы. Их  альтернатива  -  смерть.  Эволюция  все
больше становится продуктом нашего действия или бездействия. Живые системы
постоянно адаптируются к капризам нашей технологический культуры.
     Но что должен давать газовый гигант или бесплодная  скала,  чтобы  мы
могли помнить о них? Я не знаю, но вещи, подобные этим, беспокоят меня.  Я
потратил большую часть моей жизни на разработку сценариев. Я делал их даже
тогда, когда это еще называлось сны наяву - и это тоже, я полагаю,  весьма
специфичная часть эволюционного процесса.
     Как  пожизненный  член  Национального  Космического  Общества  я   за
использование пространства и осмотрительную разработку ресурсов  солнечной
системы.  Я   также   учитываю   фактор   Карсон:   Мы   должны   избегать
сверхуничтожения  внеземных  жизненных  форм,  от  мельчайших  вирусов  до
переохлажденных пузырей с Плутона, не только  для  того,  чтобы  сохранить
собственно  их,  но  и  для  того,  чтобы  сберечь  содержащийся   в   них
генетический материал,  который  мог  бы  эволюционировать  во  Вселенной,
развивая уникальные возможности, связанные не только с их проблемами, но и
с нашими собственными.
     Так  как  мы  еще  недостаточно  благоразумны,   чтобы   поддерживать
надлежащее состояние своей собственной планеты, я особенно  счастлив,  что
все эти широкомасштабные попытки  лежат  далеко  за  горизонтом.  Я  также
солидарен с мнением, что если  в  этом  будет  участвовать  правительство,
начнутся проволочки, инерция  возрастет  до  максимума  в  соответствии  с
законами Мэрфи, Макса Вебера и Паркинсона, и таким образом,  возникает  та
медлительность в действии, которая, с одной стороны, так нас расстраивает,
с другой стороны, дает  нам  время,  время  для  обдумывания,  для  оценки
вторичных эффектов, для проявления вошедших в поговорку задних мыслей.
     Однако лед и газы Сатурна будут иметь ценность. Его  гелий  на  Земле
очень редок, а его форма - гелий-III - может быть использована как горючее
в  ядерных  реакциях  для  получения  энергии.  Некоторые  из  его   менее
экзотических веществ, несомненно, могут  потребоваться  для  разных  целей
повсюду в солнечной системе. Материалы внешних спутников газовых  гигантов
более предпочтительны для использования, чем то, что лежит внутри  газовых
гигантов, защищенное громадной силой тяготения. Это  означает,  что  самый
большой  спутник  Сатурна,  Феб,  видимо,  будет  первым  кандидатом   для
разработки. А Титан, более похожий на Землю, нежели все  другие  планетные
тела, может быть идеальным местом для размещения постоянной научной  базы.
Те ученые,  которым  посчастливится  быть  первыми  на  ней,  будут  иметь
возможность первыми наблюдать - и  исследовать  -  то,  что  находится  на
Сатурне.
     Давайте  теперь  нарисуем  воображаемые  картины.   Давайте   сочиним
сценарий о делах на Сатурне два столетия спустя.  И  давайте  поговорим  о
жизни - главный вопрос, один из тех, которые первыми  приходят  в  голову,
когда рассуждают о чуждом окружении или когда говорят о сохранении: найдем
ли мы какую-нибудь  жизнь,  когда  вплотную  займемся  этим  окольцованным
миром?
     Если высшие формы жизни возникли в подобном месте,  они  должны  быть
способны выживать в условиях громадного диапазона  температур  и  давления
или иметь возможность удерживать себя на  сравнительно  постоянном  уровне
внутри атмосферы. Отсутствие твердой поверхности могло бы  дать  создания,
способные контролировать свою плавучесть так, как это делают некоторые  из
морских животных на земле. Это можно достичь, имея внутри тела достаточное
количество водорода, чтобы подгонять плотность тела  к  плотности  внешней
атмосферы. Все это приводит к к пузыреподобным существам с упругой  кожей,
которые  могут  двигаться,  используя  планетные  ветры  и  подниматься  и
опускаться в определенных пределах.
     Чтобы проникнуть в мир  таких  существ,  нужно  отказаться  от  наших
представлений о мире. Однако мы уже зашли так далеко, так что попробуем...

     Она плыла, не выбирая направления, среди глубоких  каньонов  стальной
тучи, в  которые,  как  яркие  реки,  вливались  молнии.  Песни  остальных
наполняли воздух  вокруг  нее  успокаивающими  ритмами.  Под  ней  Глубина
пульсировала в  сердце  тайны,  нижнем  полюсе  существования,  неизменном
присутствии мечты. Однажды, может быть, скоро, она  сможет  приобщиться  к
тайне, падая вниз, от неба,  разбитая,  от  одного  горячего  горизонта  к
другому, проводя последнее  жизненное  уравнение  по  тропинкам  тумана  и
прозрачности, без песни, видя чудеса внизу в конце-концов, она знала  это,
как и все они знали, здесь, в зоне песни, которая была памятью и общностью
умов, знала и не была способна избежать, здесь в стаях жизни,  двигаясь  в
безвременном настоящем.
     И недавно были приступы боли...

     Рик  прибыл  на  станцию  на  Титане,  внеземном  драгоценном  камне,
обращенном через море темноты к древнему королю в желтом,  Сатурну,  чтобы
осмотреть приборы в еще одной камере.
     Высококлассный специалист, скорее математик, чем инженер,  Рик  редко
смотрел через иллюминаторы станции на саму планету, предпочитая  очищенную
картину, точное представление массы и структуры этого гигантского  тела  в
виде данных на экранах мониторинговых инструментов, за которые он отвечал.
     Он, например, знал, что самые тяжелые элементы  планеты  -  в  первую
очередь, железо и кремний - сконцентрированы в ее небольшой коре, вместе с
основной массой воды, метана и  аммиака,  находящихся  там  в  виде  очень
плотных растворов при высоких давлениях и температурах. И он знал  все  об
отделении гелия от водорода, так как он сам  программировал  "плуги",  эти
корабли-ковши, которые добывали редкостный гелий-III, служащий горючим для
ядерных реакций в силовых установках.
     Выйдя из столовой, он быстро огляделся в поисках укрытия.
     Доктор Мортон Трамплер, короткий и круглый,  похожий  на  сову  из-за
толстых очков, приближался, и улыбался,  и  излучал  доброжелательность  в
сторону Рика. По причинам, известным лишь богам психологии, Мортон  выбрал
Рика в качестве наперсника, часто загоняя его в угол и разражаясь длинными
монологами о своей теории и практике в отношении  домашних  животных.  Тот
факт, что он говорил то же самое, что и раньше,  казалось,  его  никак  не
беспокоил.
     Слишком поздно.
     Рик слабо улыбнулся и кивнул.
     - Как дела? - спросил он.
     - Отлично, - ответил маленький человек. - У меня скоро  будет  свежий
пакет записей.
     - Тот же уровень?
     - Нет, немного глубже, чем я делал в прошлом.
     - Все еще передаете искусственные песни китов?
     Мортон кивнул.
     - Ну что ж... удачи, - сказал Рик, устремляясь прочь.
     - Спасибо, - ответил Мортон, хватая  его  за  руку.  -  Мы  могли  бы
поймать нечто очень интересное...
     Ну, началось, подумал Рик. Опять о горизонте,  лежащем  под  слоем  с
замерзшими  солями  и  ледяными  кристаллами,   где   образуются   сложные
органические молекулы, чтобы падать вниз, как планктон, в ту область,  где
давления и температуры такие же, как в земной атмосфере...
     - Зонд проходит через область, где образуются органические  молекулы,
-  начал  Мортон.  -  Мы  наконец  отделили  передатчик   от   большинства
статических источников.
     Рик внезапно вспомнил анекдот о свадебном госте и старом  моряке.  Но
гость по сравнению с ним был счастливчиком. Он слышал  историю  лишь  один
раз.
     Сейчас пойдет биология, подумал он. Я сейчас услышу о  гипотетических
живых шарах с  чувствительной  к  гравитации  сенсиллой  и  передающими  и
принимающими электрические сигналы органами, волны которых проникают через
поверхность - дающими им "чувство осязания" и возможность  взаимосвязи.  Я
согласен, каждому нужно хобби, но...
     -  ...И  возможность  обтекаемой  жизненной  формы  для   постоянного
вертикального перемещения в поисках подходящей позиции, - говорил  Мортон.
- В этом случае точечная симметрия будет более походящей, нежели линейная,
давая мозг, который более похож на  мозг  осьминога,  чем  на  мозг  кита.
Радиальная симметрия могла бы устранить существующее у высших  существ  на
Земле разделение мозга на левое и  правое  полушария.  Как  это  могло  бы
отразиться на способе мышления, трудно даже представить.
     Новый поворот. Он теперь касался все более тонких аспектов  биологии.
Видя, что Мортон делает паузу, чтобы набрать воздуха, Рик начал  говорить,
давая выход копившемуся месяцами раздражению:
     - Здесь нет подобных созданий, а если бы они и были, между  нами  нет
точек  соприкосновения.  Они  ничего  не  строят,  они   ни   с   чем   не
экспериментируют. Здесь не может быть технологии. Вся их  культура  должна
быть заключена в их сверхъестественном мозгу, поэтому у них не может  быть
истории. Если у одного из них появится какая-нибудь великая мысль и  никто
из них не оценит ее, она умрет вместе с ним. Они не могут ничего  знать  о
том, что находится за  их  небом  и  немногим  больше  знают  о  том,  что
находится внизу. Их смерть может быть просто погружением и  исчезновением.
У них не может быть жилищ, они могут только передвигаться.  Они  не  могут
ничего  делать,  кроме  как  есть,  издавать  звуки  и   обдумывать   свои
точечно-симметричные думы. Я сомневаюсь, что мы могли бы найти  почву  для
переговоров, а если бы и нашли, то не знали бы, о чем говорить. К тому  же
они, вероятно, были бы глупыми.
     Мортон смотрел ошарашенно.
     - Я не согласен, - сказал он. - Есть такие вещи, как устная  культура
и их взаимосвязи могли бы, например, принять форму скажем,  величественной
оратории. Я мог бы сказать, что  сейчас  невозможно  вообразить,  что  они
думают или чувствуют. Почему это так, нужно исследовать.
     Рик покачал головой.
     - Морти, это похоже на Лох-Несское чудовище и на снежного человека. Я
не верю, что они существуют.
     - А если они есть, это не имеет значения?
     - Их здесь нет, - сказал Рик. - Вселенная пустынное место.

     Двигаюсь через пищевое поле в поисках наибольшей плотности пищи.  Ем,
пою вектор-направления-на-песню. Определяю дальнее  пространство,  облака.
Звуки шторма, ревущего далеко. Предупреждение о шторме  в  песнях  других,
кормящихся здесь же, прибывших только что, дающих расстояние до шипения.
     Боль. Все сильнее и сильнее, поднимающаяся  и  падающая,  расширение,
сжатие, ноты острой, огненной боли...
     Рост, юность этого голоса, свободное  плавание.  В  этом  голосе  нет
рождения, нет  оформления.  Не  выпускать  наружу  никого,  закрыть  место
рождения, замкнутость и сухость. Прошло. С годами тело становится жестким,
приходит  слабость,  песни  развеиваются.  Долго  было  так,  этот  голос.
Просчитаю... Уже скоро, очень скоро наступит время коллапса и  погружения,
конец времени песни.
     Боль...
     Пульсация в Глубине сильнее, сейчас всегда  сильнее.  Голос  Глубины,
медленно и холодно. Зовет, зовет этот голос к отдыху после песен.  Падение
к месту вспыхнувших, остановленных голосов.  Нет  возвращения  когда-либо.
Никогда.
     Старая песня Голоса Возвращения... Ложная песня очень юных?
     Или очень старых? Песня Всплывания, падающих голосов,  поднимающихся,
снова поющих об Успокоении, о небесах, полных пищи в  месте,  где  нет  ни
спаривания,  ни   рождения,   не   смерти,   бесспорное   и   повсеместное
совершенство. Ложная песня? Голос Возвращения?
     Возвращения нет больше, спойте это,  остановленные  голоса.  Истинная
песня? Голос Возвращения?
     Жесткость,  медленно   наполняемое   тело,   медленно   опорожняемое.
Негибкость. Боль, боль  повсюду.  Скоро.  Матрица  времени,  там...  Скоро
вхождение в Глубину, место падения всей пищи и голосов. Конец песен.
     Это сейчас. Боль. Прекращение еды.
     Окончить песнь здесь? Плыть, наполненной...
     Нет.
     Наполниться  еще  раз?  Поднимаясь,  проходя  через  плотные  облака?
Поднимаясь, с песней к высокому месту, откуда падает пища?
     Неопределенность пересечения, угла наклона...  Найти  его  где-нибудь
вверху. Окончить песнь там. Найти это,  почувствовать,  узнать  и  упасть.
Взобраться  высоко  в  небо,  с  песней,   танец   ветра,   танец   конца,
прикоснуться. Чувствовать, доверять, звать. Лучше упасть с высоты, чем  со
среднего уровня, вероятно зная, рассказывая...
     Итак вверх, прежде чем разорвется тело. Узнать источник.
     Понять тайну. Затем упасть, далеко, молча и зная,  в  Глубину,  зная.
Прикоснувшись. Зная источник, жизнь. Голос Возвращения? Не имеет значения.
Знать, в самом конце песни.
     Сейчас всплываю. Как острые молнии в теле, боль. Открыть.
     Зовущий, юный голос: "Не иди. Не иди, Останься. Плыви и пой."
     Петь это, во время бури и падения, контрапункт, всплытие.
     Проталкиваться, боль как жар. Двигаться.  Двигаться.  Выше.  Ощущать,
петь, чувствуя...
     Поднимаюсь, медленно. Двигаюсь. Поднимаюсь.  Здравствуй,  здравствуй.
Двигаюсь. Прощай, прощай.
     Трогаю ткань облака. Мягкая, твердая. Теплая, холодная.
     Поднимаюсь здесь в струе теплого воздуха.
     Самый легкий путь. Поднимаюсь быстрее.  Фонтан  тепла.  Поднимаюсь  с
ним. Выше. Через облака. Вверх.
     Светлые трещины, развеваемые ветром облака. Пасущиеся, падение  пищи.
Выше...
     Парение, расширение. Горячая боль, скрип тела. Быстрее.
     Подброшенный и крутящийся.
     Приглушенность песни, тучи, ветры, треск. Голоса  все  тоньше.  Здесь
ниже,  огненно-пятнистый,  испещренный  облаками,  и   промытый   ветрами,
проносящийся в падении, маленький - юный голос, слушаю, слушаю.
     Выше.
     Пой снова, голос. Рассказывай. Рассказывай, о подъеме и  плавании.  О
восхождении. Ниже, молодость этого голоса, слушание...
     Подъем...
     ...В жар, в постоянный пищевой дождь.
     - Голос здесь, голос здесь - песня этого голоса, певцам внизу.
     Двигаться, вниз к песне? Слушать какой-то голос, где-то?
     Выше?
     Вверх...
     Пение,  более  громкое,  вместе  в  увеличением   жары.   Достижение,
достижение... Расширение, треск. Боль, жара и распространение.
     Жара, все...
     Удар, удар, удар, удар, удар. Следующий, пульс Глубины.
     Подстроиться к пульсу этого голоса. Медленный,  неуклонный.  Зовущий.
Посылающий песню этого голоса далеко вниз.
     - Голос...
     Ответа нет.
     Снова...
     - Голос Возвращения? Разрушение скоро, этого тела, этого голоса.  Пой
еще.
     Ответа нет. Выше. Выше. Никогда так высоко.  Внизу  все  облака.  Вся
облачность. Задохнувшиеся песни юности этого голоса.
     Слишком далеко...
     Выше, маленький. Что-то, что-то... Поющий, чужой голос, чужая  песня,
никогда не слышала этой песни...
     Не понимаю.
     Выше. Жарче.
     - Голос...
     Что-то, что-то выше. Далеко. Слишком  далеко.  Теперь  громче,  чужая
песня.  Подстраиваюсь   к   нему,   этому   голосу.   Пытаюсь.   К   нему.
Мм-мм-мм-мм-мм-мм? Голос Возвращения? В глубину, скоро. Родить этот голос,
оформить его, вниз. Вниз в Глубину, голос Возвращения. На место  всеобщего
успокоения, небес, полных пищи, без браков, без рождений,  без  разрушений
тела, без споров  и  с  совершенной  песней  повсюду.  Алло,  Алло?  Голос
Возвращения? Голос Возвращения. Алло? Мм-мм-мм-мм-мм.
     Выше и  маленький.  Выше  и  крошечный.  Быстро  движущийся.  Слишком
далеко. Слишком далеко. Не поднимающийся,  поющий.  Не  меняющий  песню  с
высотой. Нет ответа.
     Дрожь, треск, слезы. Жара, жара. Сейчас, сейчас разрушение.
     Боль...
     Удары, со всех сторон. Закручивание. Коллапс. Небо уменьшается,  все.
Падение.  Падение.  Меньше.  Прощай.   Падение,   падение   этого   голоса
начинается.
     Ниже, крутясь. Быстрее...
     Быстрее, чем падение пищи, через облака, назад,  холоднее,  холоднее,
безмолвно, сморщиваясь. Свет, огни, ветры, песни,  мимо.  Громко,  громко.
Прощай. Пульс Глубины. Привет. Голос Возвращения? Падение...
     Спиральный симметричный вектор показывает - Пульсация закончилась...

     После обеда Рик, испытывая неясную тревогу, шел  в  приборный  центр.
Его беспокоила мысль о  ручных  животных,  высказанная  другим  человеком.
Десятиминутного покаяния, решил он, достаточно для того,  чтобы  успокоить
совесть, и он смог проверить свои инструменты, когда прибыл на место.
     Когда он вошел в светлую, прохладную камеру, он  увидел,  как  Мортон
выделывает танцевальные па под странные звуки, идущие  из  одного  из  его
мониторов.
     - Рик! - воскликнул он, как только увидел его. -  Послушай-ка  что  я
записал!
     - Я слушаю.
     Звуки предсмертной песни полились из громкоговорителя.
     - Звучит так, как будто один из них поднимался на необычную высоту. Я
записывал их на нижнем уровне.
     - Это атмосферные  шумы,  -  сказал  Рик.  -  Здесь  ничего  нет.  Ты
становишься психом со всего этого.
     Он хотел бы немедленно прикусить себе язык, но не  мог  не  высказать
все, что он чувствовал.
     - Мы никогда не записывали ничего атмосферного на этой частоте.
     - Ты знаешь, что произошло с  художником,  который  влюбился  в  свое
творение? Он плохо кончил. То же можно сказать и об ученых.
     - Ну послушай. Кто-то делал это. Затем все внезапно  оборвалось,  как
будто...
     - Это меняет дело. Но я не думаю, что что-нибудь  могло  бы  прервать
это в таком тумане.
     - Когда-нибудь я смогу поговорить с ними, - настаивал Мортон.
     Рик покачал головой, затем заставил себя продолжить разговор.
     - Проиграй это еще раз, - предложил он.
     Мортон нажал на кнопку и  после  нескольких  мгновений  тишины  снова
возникли жужжащие, мычащие, свистящие звуки.
     - Я думал о том, о чем ты говорил раньше - о коммуникации...
     - Да?
     - Ты спросил, что мы могли бы сказать друг другу.
     - Правильно. Если они есть.
     Звуки стали еще выше. Рик начал испытывать неудобство.
     Может ли это быть?..
     - У них не было бы слов для  обозначения  конкретных  вещей,  которые
наполняют нашу жизнь, -  сказал  Мортон,  -  ведь  даже  многие  из  наших
абстракций, основаны на человеческой анатомии и физиологии. Наши  стихи  о
горах и долинах, реке и поле, дне и ночи с солнцем и звездами  не  подошли
бы.
     Рик кивнул. Если они существуют, интересно, что у  них  есть  такого,
что бы хотелось бы иметь и нам?
     - Вероятно, музыка и математика, наше наиболее абстрактные  искусство
и наука, могли бы быть  точкой  соприкосновения,  -  продолжал  Мортон.  -
Помимо этого, действительно можно было бы придумать какой-нибудь метаязык.
     -  Записи  этих  песен  могли  бы  иметь  коммерческую  ценность,   -
предположил Рик.
     - А потом? - продолжал маленький человек. - Могли бы мы быть змеем  в
их  Эдеме,  искушая  их  тем,  что  они  никогда  не  смогли  бы  испытать
непосредственно, нанеся этим жизненную  травму?  И  есть  ли  какой-нибудь
другой путь? Что такое они могут чувствовать и знать, о  чем  мы  даже  не
догадываемся?
     - У меня есть несколько идей, как разобрать эти  вещи  математически,
чтобы понять, действительно ли во всем этом есть логика, - внезапно сказал
Рик. - Я думаю, что я  вижу  некоторые  лингвистические  формулы,  которые
можно применить.
     - Лингвистика? Это же не твоя область.
     - Я знаю, но  мне  нравится  любая  математическая  теория,  неважно,
откуда она взята.
     - Интересно. Что, если их математика столь сложна,  что  человеческий
мозг просто не сможет понять ее?
     - Я скоро сойду с ума от всего этого, -  ответил  Рик.  -  Это  может
пленить мою душу. - Затем он засмеялся. - Но здесь ничего нет,  Морти.  Мы
совсем закрутились... Несмотря на это, у  нас  есть  образчик.  Теперь  мы
воспользуемся им.
     Мортон усмехнулся.
     - Есть. Я в этом уверен.
     Этой ночью сон Рика прерывался со странной периодичностью.
     Ритмы песни звучали в его голове. Ему снилось, что песня и язык  были
одним и  тем  же  с  таким  математическим  видением,  которое  недоступно
двусторонне симметричному мозгу. Ему снилось, что он кончает  свои  дни  в
депрессии, глядя, как мощный компьютер решает задачу, а он даже не в силах
оценить красоту решения.
     Утром  он  все  забыл.   Он   обнаружил   формулы   для   Мортона   и
запрограммировал их для решения, мурлыкая неритмичный мотив, чего раньше с
ним никогда не случалось.
     Позднее  он  подошел  к  иллюминатору  и  долгое  время  смотрел   на
гигантский опоясанный мир. Через некоторое время это встревожило его,  так
как он не мог решить, смотрит ли он вверх или вниз.

                              Роджер ЖЕЛЯЗНЫ

                              КОНЕЦ ПОИСКОВ

     Дело было сделано. И сделано хорошо, я мог бы добавить.
     Принцесса лежала мертвой на  полу  моей  пещеры,  среди  разбросанных
костей героев, кудесников, принцев, принцесс, гномов и эльфов, и  обломков
девяти мечей, предназначенных для защиты царства добра и радости,  которое
я разрушил до того, как его почки смогли бы распуститься.
     Я потрогал языком клыки и ощутил жгучий вкус.
     Последний герой, изогнувшись немыслимым образом, лежал  в  углу.  Его
магический клинок был изломан.  Это  был  десятый  и  последний  из  числа
выкованных столетия назад Силами Света для того, чтобы  сразиться  с  моим
хозяином и теми, кто как и  я,  служит  ему.  Какое  наслаждение!  Кольцо,
которое я стерегу, лежит в драгоценной шкатулке в нише за моей спиной.
     Останки их верных товарищей - гномов - также  разбросаны  повсюду.  Я
могу видеть маленькую руку, которая  все  еще  держит  топор.  Неужели  он
действительно думал, что может подойти ко мне  или  причинить  вред  своим
жалким оружием?
     Только старый кудесник еще с трудом дышит. Но я сломал  его  посох  и
рассеял его мощь на путях темноты. Я подарил ему несколько мгновений жизни
с тем, чтобы посмеяться над ним и увидеть, как он проклинает силы, которым
служил.
     - Ты слышишь меня, Лортан? - спросил я.
     - Да, Бактор, - ответил он оттуда, где упал слева от меня.
     Он сидел, прислонившись к стене, неестественно вывернув ноги.
     - Почему я еще жив?
     - Для последней забавы, Облеченный Светом.  Если  ты  проклянешь  все
хорошее и прекрасное, правдивое  и  благородное,  я  подарю  тебе  быструю
смерть.
     - Не надо, - ответил он.
     - Почему нет? Ты проиграл, так же как и те девять перед то бой. Ты  -
последний. Все кончено. Хорошие парни потеряны, все как один.
     Он не ответил, и я стал дразнить его дальше. - И  ваш  герой  -  Эрик
Бредшо, или как там вы  его  называете  -  даже  не  коснулся  меня  своим
оружием. Последний из вас, наконец, нанес мне хороший удар по плечу  перед
тем, как я уничтожил его.
     - Мы были худшими из всех, с кем ты столкнулся? - спросил он.
     - О, я бы так не сказал. Скорее, вы были среди лучших.
     - Сделай одолжение старому побежденному человеку и  ответь  мне.  Кто
был лучшим?
     Я хохотнул.
     - Легче легкого. Глорин, из второго королевства. Он был так близок  к
тому, чтобы убить меня, что просто прелесть. Его меч падал, как  молния  с
небес. Мускулы на его руках ходили, как морской  прилив.  Он  лоснился  от
пота, вызванного напряжением. Он ругал меня так чудесно, что  это  звучало
как стихи. Я был пригвожден к месту. Едва-едва я остановил его и для этого
потребовалось скорее все мое волшебство, нежели сила моего тела. Воистину,
именно Глорин и его меч Даммерунг были величайшими.
     - Итак, бедный Эрик не смог сделать подобного.
     - Да, и ни один из тех, с кем я сталкивался.  И  теперь  царствование
моего господина Глойма никогда не окончится, так как Тьма  победила  Свет.
Больше некому выступить против нас.
     - Среди тех мечей, что я вижу на полу, покажи мне, который  Даммерунг
и где лежат кости Глорина, чтобы я мог увидеть где погибла наша величайшая
надежда.
     - Ты слишком много говоришь, старина. Пора кончать разговоры.
     - Но я вижу только девять рукояток среди обломков.
     Я протянул свои лапы и поднялся, чтобы поразить его.  Но  он  удержал
меня, не магией, а простым словом:
     - Ты еще не победил.
     - Как ты можешь говорить это, когда ты последний?
     - Ты лжешь, - продолжал он, - когда говоришь, что царствование твоего
господина никогда не кончится, потому что Тьма победила Свет. Ты не видишь
своей собственной слабости.
     - У меня нет слабости, кудесник.
     Сквозь сумрак я разглядел его улыбку.
     - Хорошо, - сказал я. - Тебе не нужно проклинать великодушие, истину,
красоту и благородство, чтобы заслужить быструю смерть. Скажи только,  что
за слабость ты видишь.
     - Я всегда рассматривал преимущества быстрой смерти в  числе  стоящих
на последнем месте, - ответил он.
     - Расскажи мне,  как  я  могу  защититься.  -  Дерзкий  старик  имеет
наглость рассмеяться. Я решил, что его смерть будет долгой и мучительной.
     - Я скажу тебе, и ты уже не сможешь защититься  от  этого.  Я  теперь
вижу, что ты умрешь, когда узнаешь любовь.
     Я топнул ногой и взревел.
     - Любовь? Любовь? Твой ум так же поврежден, как и  твое  тело,  чтобы
обвинить меня в подобных непристойностях! Любовь!
     Мой хохот огласил пещеру, когда я обезглавил его и покатил его голову
назад к проходу. Мои бока болели от смеха.
     Через некоторое время я взял чью-то ногу и начал жевать ее. Хотя бы и
так. Должно быть, героя.
     Мой  господин  Глойм,  нынешний  и  будущий  повелитель  мира,  вошел
вечером, одетый в забрызганные Светом одежды, чтобы похвалить мою работу и
поздравить с хорошо проведенными столетиями.  В  награду  за  мою  честную
службу он дал мне  искусно  обработанный  слиток  золота  с  моим  именем,
выгравированным на нем.
     - Мой милый Бактор, - спросил он через некоторое время. -  Как  могло
так случиться, что я вижу остатки оружия только девяти рыцарей Света, хотя
все десять погибли?
     Я хохотнул. - Здесь только девять. Десятый вон там в  коридоре.  Этот
герой шел иначе, нежели остальные и я остановил  его  там.  Он  был  очень
искусным.
     - Я желаю увидеть это сам.
     - Конечно, господин. Следуйте за мной.
     Я показал ему путь. Я слышал, как он издал вздох, когда я остановился
перед нишей.
     - Он цел! - прошипел он. - Мужчина не убит и клинок не сломан!
     Я снова засмеялся. - Но он безвреден, господин. Отныне и навеки.  Его
одного я остановил скорее  волшебством,  нежели  мощью  своего  тела.  При
случае я прихожу сюда, чтобы любоваться на него. Он  был  лучшим.  Он  был
очень близок к тому, чтобы победить меня.
     - Дурак! - воскликнул он. - Заклинание может быть снято!  И  я  вижу,
что это Глорин со своим Даммерунгом! Мы должны покончить  с  ними  сейчас,
чтобы увериться в своей победе!
     Он потянулся за волшебной палочкой в сумке на поясе.
     Я снова повернулся и увидел острие этого клинка, который я  остановил
в дюйме от своей груди, когда мое заклинание  заморозило  все  движение  и
оставило их в  положении  навсегда  отложенного  правосудия  и  наказания.
Лезвие Даммерунга было тоньше листа, его острие  было  рядом  с  тем,  что
могло бы создать бесконечность...
     Я услышал моего господина: - Уходи прочь, Бактор.
     И я услышал  другой  голос,  свой  собственный,  произносящий  слова,
разрушающие   заклинание.   Восхитительный   удар   был   завершен   после
тысячелетней  паузы.  Затем  меч  выскользнул  из  меня  с  фонтаном  моих
жизненных соков и я повалился назад.
     И  когда  этот  прекрасный  клинок,  лишивший  меня  жизни,  медленно
покидающей  тело,  обращается  против  Глойма,  я  бросаю  взгляд  на  его
владельца, его любимое мною лицо, его суровую улыбку.

                              Роджер ЖЕЛЯЗНЫ

                              МАННА НЕБЕСНАЯ

     Я ничего не чувствовал в этот неудачный  полдень,  поскольку,  как  я
думаю, мои чувства были притуплены.  Был  благоуханный  солнечный  день  и
только легкие облака виднелись у линии горизонта.
     Может быть, меня убаюкали некоторые приятные изменения  в  заведенном
порядке вещей. Это отчасти было отвлечением моих подсознательных ощущений,
моей ранней системы оповещения... Этому, я полагаю, содействовало то,  что
долгое время не было  никакой  опасности  и  я  был  уверен,  что  надежно
спрятан. Был прелестный солнечный день.
     В глубине моей конторы было широкое окно, открывавшее вид  на  океан.
Вокруг был обычный беспорядок - открытые коробки  с  торчащим  упаковочным
материалом,  различные  инструменты,  кучи  тряпок,  бутылки  с  чистящими
составами и восстановителями для разных поверхностей. И, конечно, покупки:
некоторые из них еще стояли в  упаковочных  корзинах  и  коробках,  другие
выстроились на моем рабочем столе, который тянулся вдоль всей стены -  ряд
нескладных фигур, ожидающих моих рук. Окно было открыто и  вентилятор  был
направлен так, что пары моих химикалий могли быстро удаляться.  Доносилось
пение птиц, звук далекого автомобильного движения, иногда ветер.
     Мой  кофе  остывал  так  долго  на  столике  за  дверью,   что   стал
привлекательным разве что для какого-нибудь вкусового мазохиста.
     Я поставил его утром и не вспомнил о нем, пока мой взгляд случайно не
натолкнулся на него. Я работал во время перерывов, день был очень стоящий.
Действительно важная часть работы закончена.
     Теперь время отдыха, праздника, наслаждения всем тем, что найдено.
     Я взял чашку с остывшим кофе. Почему бы нет? Несколько слов,  простой
жест...
     Я попробовал глоток ледяного шампанского. Замечательно.
     Затем я подошел к телефону, чтобы позвонить Элайне. Этот  день  стоил
большего праздника, нежели чашка кофе, которую я держал.  Когда  моя  рука
готова была коснуться телефонной трубки, раздался звонок. Я поднял трубку.
     - Алло? - сказал я.
     Ничего.
     - Алло?
     Опять ничего. Нет... Кое-что.
     Нечто таинственное, на фоне случайного шума...
     - Говорите или положите трубку, - сказал я.
     Неузнаваемый голос, идущий из глубины горла, произнес:
     - Феникс - Феникс - горящий - ясно, - услышал я.
     - Почему звоните мне?
     - Таг. Ты это - он.
     Разговор оборвался.
     Я несколько раз нажал на кнопку, вызывая телефонную станцию.
     - Элси, - спросил я, - тот, кто  мне  сейчас  звонил  -  каковы  были
точные слова?
     - Да? - сказала она. - Тебе не звонили целый день, Дейв.
     - О.
     - С тобой все в порядке?
     - Короткое замыкание или что-то в этом роде, - ответил я.
     - Спасибо.
     Я покачал и допил остатки шампанского. Это уже не было удовольствием,
а скорее напоминало работу по уборке. Я тронул пальцами тектитовый  кулон,
который был на мне, ременную пряжку из грубообработанной лавы,  коралл  на
ремешке часов. Я открыл кейс и переместил определенные предметы, которые я
обычно использовал.
     Взял некоторые из них и переложил в карманы.
     В  этом  не  было  смысла,  но  я  знал,   что   это   существует   в
действительности из-за первых сказанных слов. Я упорно думал.  У  меня  до
сих пор не было ответа, после всех этих лет. Но я знал, что  это  означает
опасность. И я знал, что она может принять любую форму.
     Я захлопнул кейс. По крайней  мере,  это  произошло  сегодня,  а  не,
скажем, вчера. Я подготовился лучше.
     Я закрыл окно и выключил вентилятор. Я раздумывал, не  стоит  ли  мне
направиться к своему тайнику. Конечно, это было бы  именно  тем,  чего  от
меня ждал кто-то.
     Я прошел в холл и постучал в полуоткрытую дверь моего босса.
     - Входи, Дейв. Что случилось? - спросил он.
     Майк  Торли,  приближающийся  к  сорока,   усатый,   хорошо   одетый,
улыбающийся, положил лист бумаги и взглянул на потухшую трубку  в  большой
пепельнице.
     - Небольшие сложности в моей жизни, - сообщил я ему. - Ничего, если я
уеду завтра рано утром?
     - Конечно. Надеюсь, ничего серьезного?
     Я пожал плечами.
     - Я тоже надеюсь. Но если все будет идти так, я думаю, это  потребует
нескольких дней.
     Он пожевал губами, затем кивнул.
     - Ты позвонишь?
     - Конечно.
     - Это из-за того, что мне хотелось бы достаточно быстро разобраться с
этими африканскими экспонатами.
     - Верно. Очень интересные экземпляры.
     Он поднял обе руки.
     - О'кей. Делай, что тебе нужно.
     - Спасибо.
     Я повернулся, чтобы выйти, но тут вспомнил.
     - Еще одно... - сказал я.
     - Да?
     - Кто-нибудь что-нибудь спрашивал обо мне.
     Он начал отрицательно качать головой, затем остановился.
     - Никто, если не считать этого репортера.
     - Какого репортера?
     - Парня, который звонил день тому назад, делая репортаж о наших новых
поступлениях. Твое имя, конечно, упоминалось, и он задал  несколько  общих
вопросов - обычных, типа того, как долго ты работаешь здесь, откуда ты. Ты
знаешь.
     - Как его имя?
     - Вольфганг или Вальфорд. Что-то в этом духе.
     - Какая газета?
     - "Таймс".
     Я кивнул.
     - О'кей. До скорого.
     - Будь осмотрительней.
     Я воспользовался платным телефоном в  вестибюле,  чтобы  позвонить  в
газету. Конечно, среди работающих там не было никого  по  имени  Вольфганг
или Вальфорд или похожих на них. Никаких статей на эту тему. Я  обдумывал,
не позвонить ли мне в другую газету на тот случай, если Майк ошибся, когда
меня похлопали по плечу.
     Должно быть, я повернулся  слишком  быстро  и  выражение  моего  лица
несколько отличалось от того, что ожидалось, так как ее улыбка  исчезла  и
на лице отразился испуг.
     - Элайна! Ты меня испугала. Я не ожидал...
     Улыбка вернулась на ее лицо.
     - Ты ужасно нервный, Дейв. Что случилось?
     - Проверяю, не готовы ли мои вещи в химчистке. Никак  не  думал,  что
это могла быть ты.
     -  Я  знаю.  Очень  мило  с  моей  стороны,  не  правда   ли?   Такой
замечательный день, что я решила пораньше освободиться и  напомнить  тебе,
что у нас сегодня некая дата.
     Мои мозги крутились, даже когда я положил руки ей на плечи и повернул
ее по направлению к двери. Насколько опасно для нее  может  быть,  если  я
проведу с ней несколько часов при ясном дневном свете? Я  собирался  пойти
поесть что-нибудь, однако мне нужно было быть  настороже.  Ее  присутствие
могло бы усыпить внимание того, кто за мной наблюдает, и оставить его  при
мысли, что если я не принял звонок всерьез, значит,  я  не  тот,  кому  он
предназначен. Подумав так, я понял, что жажду чьего-нибудь общества. И так
как мой внезапный отъезд стал необходимым, я был не против ее компании.
     - Да, - сказал я. - Великолепная идея. Давай возьмем мою машину.
     - Ты не должен где-нибудь отметиться или что-нибудь в этом роде?
     - Я уже сделал это. У меня было такое же чувство, как  и  у  тебя.  Я
собирался позвонить тебе после того, как зайду в химчистку.
     - Там еще не готово, - добавил я и  мои  мозги  продолжали  работать.
Немного здесь, немного там. Я не чувствовал, что за нами следят.
     - Я знаю хороший маленький ресторан в  сорока  милях  отсюда.  Бездна
воздуха. Прекрасные рыбные блюда, -  сказал  я,  когда  мы  спускались  по
парадной лестнице. - Это может быть замечательно.
     Мы направились к автостоянке рядом с музеем.
     - Там рядом у меня коттедж на берегу.
     - Ты никогда не говорил о нем.
     - Я редко там бываю.
     - Почему? Звучит очень заманчиво.
     - Это несколько в стороне дороги.
     - Зачем же ты купил его?
     - Мне он достался по наследству.
     Я замолчал в ста шагах от моей машины и сунул руку в карман.
     - Смотри!
     Двигатель завелся, машина задрожала.
     - Как?.. - начала она.
     - Маленький микроволновый передатчик. Я могу завести ее, не садясь.
     - Ты опасаешься бомбы?
     Я покачал головой.
     - Это должно интриговать. Ты знаешь, как я люблю всякие штучки.
     Конечно,  я  хотел  проверить  возможность  бомбы.  Это  естественная
реакция любого в моем положении. К счастью, я убедил ее в моем пристрастии
ко всяким штучкам еще в самом начале знакомства - на случай непредвиденных
обстоятельств, вроде этого. Конечно, в моем кармане не было микроволнового
передатчика. Просто еще один инструмент.
     Мы двинулись вперед; я открыл дверцы и мы уселись.
     Я внимательно наблюдал, пока мы ехали. Ничего,  никого,  кто  мог  бы
преследовать нас. Хотя, "Таг.  Это  ты."  Гамбит.  Предполагалось,  что  я
потеряю голову и побегу? Предполагалось, что я попытаюсь  атаковать?  Если
так, что? Как?
     Собирался ли я бежать сломя голову? В глубине моего мозга  я  увидел,
что возможность побега начинала приобретать очертания.
     Как   долго,   как   долго   это   длилось?   Годы.   Побег.    Новая
индивидуальность. Длинная череда почти нормального существования.
     Нападение... Снова побег. Все сначала.
     Если бы у меня хоть была идея, кто это, я мог бы атаковать.
     Хотя, не зная, я должен был избегать компании всех моих  приятелей  -
единственных, кто мог бы дать мне ключ к разгадке.
     - Ты выглядишь больным от этих дум, Дейв. Это  не  может  быть  из-за
химчистки, не так ли?
     Я улыбнулся ей.
     - Все дела. Вещи, от которых мне хотелось бы быть подальше.  Спасибо,
что напомнила мне.
     Я включил радио и нашел какую-то музыку. Как  только  мы  выехали  за
город, я начал расслабляться. Когда  мы  достигли  дороги,  ведущей  вдоль
берега и она еще сузилась, стало понятно, что  нас  никто  не  преследует.
Некоторое время мы  двигались  вверх,  затем  спустились.  У  меня  начало
покалывать в ладонях, когда я натолкнулся на  полосу  тумана  в  очередной
низине.  Развеселившись,  я  впитывал  его  энергию.  Потом   я   принялся
рассуждать об африканских находках, об их мировом  значении.  На  время  я
забыл свои проблемы. Это продолжалось, вероятно, около двадцати минут,  до
передачи новостей. До этого я был весь очарование, теплота и нежность.
     Я мог наблюдать, как Элайна тоже начала радоваться. Это была обратная
связь. Я чувствовал даже  лучше.  Вдруг  -  ...новое  извержение,  которое
началось сегодня утром, до неслось из динамика. "Внезапная активность  Эль
Чинкоталь требует немедленной эвакуации около..."
     Я потянулся и усилил звук, прервав на полуслове историю о путешествии
в Альпах.
     - Что? - спросила она.
     Я поднес палец к губам.
     - Вулкан, - объяснил я.
     - Что с ним?
     - Они мне очень нравятся..
     - О.
     Когда я запомнил все  факты  насчет  извержения,  я  начал  оценивать
ситуацию. Мой  сегодняшний  телефонный  разговор  явно  имел  отношение  к
этому...
     - Сегодня утром показывали хорошие виды его  жерла,  -  сказала  она,
когда новости закончились.
     - Я не видел. Но я видел, как это происходит раньше, когда меня здесь
не было.
     - Ты посещал вулканы?
     - Да, когда они извергаются.
     - Ну, это действительно  странное  хобби,  и  ты  никогда  прежде  не
говорил об этом. Сколько же вулканов ты посетил?
     - Большинство из них, - ответил я, не  слушая  дальше,  линия  вызова
приобретала очертания. В этой связи я  осознал,  что  на  этот  раз  я  не
собираюсь бежать.
     - Большинство из них? - сказала она. - Я где-то читала, что их  около
сотни, причем некоторые находятся в труднодоступных местах. Как Эребус...
     - Я был на Эребусе. - И тут я  понял,  что  я  говорю  -  во  сне,  -
закончил я. - Маленькая шутка.
     Я засмеялся, но она лишь слегка улыбнулась.
     Хотя это не имело значения. Она не могла бы повредить мне.
     Очень немногие могли бы. Я был готов уже порвать  с  ней  как-нибудь.
После ночи я должен забыть ее. Мы не должны больше встречаться. Хотя я  по
своей природе мягок, то, что происходило со мной, было вне сантиментов.  Я
не хотел причинять ей вред: легче легкого сделать так, чтобы она забыла.
     - Серьезно, я действительно  нахожу  определенные  стороны  геофизики
очаровательными.
     - Одно время я занималась астрономией,  -  сообщила  она.  -  Я  могу
понять.
     - Действительно? Астрономией? Ты никогда не говорила мне об этом.
     - Неужели?
     Я начал обдумывать положение, разговор тек самопроизвольно.
     После того, как мы проведем ночь, я хотел бы отправиться. Я хотел  бы
направиться в Виллаэрмосу. Мой противник  будет  ждать  -  в  этом  я  был
уверен. "Таг. Это ты." "Это твой шанс. Приходи и найди меня,  если  ты  не
боишься."
     Конечно, я боялся.
     Но я слишком долго убегал. Я должен буду пойти, покончить с этим  для
своего спокойствия. Кто знает, когда у меня будет  другая  возможность?  Я
достиг положения, которое было хуже риска выяснить, кто это,  чтобы  иметь
шанс отомстить. Все приготовления я сделаю позже, в  коттедже,  когда  она
будет спать. Да.
     - У тебя есть пляж? - спросила она.
     - Да.
     - Насколько уединенный?
     - Очень. Почему ты об этом спрашиваешь?
     - Было бы замечательно поплавать перед обедом.
     Мы остановились у  ресторана,  забронировали  столик,  затем  поехали
дальше и сделали это. Вода была изумительная.
     День перешел в прекрасный вечер. Мы сидели за моим любимым  столиком,
стоявшим в патио, с видом на горы. В  воздухе  разливался  аромат  цветов.
Ветерок подул  вовремя.  То  же  самое  можно  было  сказать  об  омаре  и
шампанском. Внутри ресторана тихо звучала прекрасная  музыка.  За  кофе  я
обнаружил ее руку под моей. Я улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.
     - Как ты это делаешь, Дейв? - спросила она.
     - Что?
     - Гипнотизируешь меня.
     - Природное обаяние, я полагаю, - ответил я, смеясь.
     - Это не то, что я имею ввиду.
     - Что, повтори? - сказал я, весь смех улетучился.
     - Ты даже не заметил, что я больше не курю.
     - Да, правильно! Поздравляю. Как долго это продолжается?
     - Пару недель, - ответила она. - Я ходила к гипнотизеру.
     - О, неужели?
     - Да, да. Я оказалась настолько восприимчивым субъектом,  что  он  не
мог поверить, что я никогда не испытывала гипноза. Так он прощупал немного
вокруг и получил описание тебя, приказывающего мне кое-что забыть.
     - Да ну?
     - Да, да, в самом деле. Хочешь узнать, что я помню  теперь  из  того,
что прежде не помнила?
     - Расскажи.
     - Почти несчастный случай, поздно ночью, примерно месяц назад. Другая
машина даже не замедлила ход перед светофором. Твоя  поднялась  в  воздух.
Потом я помню, как мы стоим на обочине и ты  приказываешь  мне  забыть.  Я
сделала это.
     Я хмыкнул.
     - Любой гипнотизер с большим опытом может сказать тебе, что состояние
транса не является гарантией от фантазий -  а  галлюцинации,  вызванные  в
гипнотическом состоянии кажутся  более  реальными,  чем  действительность.
Другое объяснение...
     - Я помню звук, с которым антенна машины  стукнулась  о  твое  правое
заднее крыло и отломалась.
     - Могут быть и звуковые галлюцинации.
     - Я посмотрела, Дейв. На крыле  есть  отметина.  Похоже  на  след  от
антенны.
     Проклятье! Я хотел бы отложить это копание.
     - Я мог получить это при парковке.
     - Продолжай, Дейв.
     Должен ли я пресечь все это и сделать так, чтобы она  все  забыла?  Я
сомневался. Может быть, это было бы проще всего.
     - Неважно, - наконец  сказала  она.  -  Послушай,  это  действительно
неважно для меня. Иногда происходят  необычные  вещи.  Если  ты  связан  с
некоторыми из них, ну что ж. Что меня действительно беспокоит, так это то,
что ты не доверяешь мне...
     Доверие? Это именно то, что превращает  вас  в  мишень.  Как  Протей,
когда Амазонка и Священник собирались покончить с ним.
     - ...а я так долго доверяла тебе.
     Я убрал свою руку. Отпил глоток  кофе.  Не  здесь.  Мне  хотелось  бы
позднее немного повернуть ее мозг. Внедрить нечто, что заставило бы  ее  в
будущем держаться подальше от гипнотизеров.
     - Хорошо. Я думаю, ты права. Но это длинная история. Я  расскажу  ее,
когда мы вернемся в коттедж.
     Ее рука нашла мою и я встретил ее глаза.
     - Спасибо, - сказала она.
     Мы ехали назад под безлунным  небом,  усыпанным  звездами.  Это  была
немощеная  дорога,  ныряющая  в  низины,  поднимающаяся,  петляющая  среди
густого кустарника.  Жужжание  насекомых  проникало  через  открытые  окна
вместе с соленым запахом моря. На мгновение, только на  одно  мгновение  я
подумал, что ощущаю странный звон в ушах, но это могло быть из-за  ночи  и
шампанского. И больше не приходило.

     Чуть позже мы подъехали к дому, остановились и вылезли из  машины.  Я
молча отключил мою невидимую охрану. Мы подошли к дому, я открыл  дверь  и
включил свет.
     - У тебя никогда не было неприятностей здесь? - спросила она.
     - Что ты имеешь ввиду?
     - Людей, которые взламывают двери, переворачивают все вверх дном, все
рушат?
     - Нет.
     - Почему нет?
     - Наверное, удача.
     - В самом деле?
     - Ну... все это защищено, очень  специфическим  способом.  Это  также
часть истории. Подожди, пока я приготовлю кофе.
     Я прошел на кухню,  достал  кофейник,  засыпал  кофе,  налил  воды  и
поставил на огонь. Затем я направился к окну, чтобы открыть его и впустить
свежий воздух.
     Внезапно моя тень на стене увеличилась.
     Я резко повернулся.
     Пламя отошло от горелки, поднялось в воздух и  начало  расти.  Элайна
вскрикнула, когда я повернулся и пламя стало заполнять комнату. Я  увидел,
что от него отделились колеблющиеся существа огненной стихии, прямо  перед
этим пламя разорвалось на части чтобы  пронестись  подобно  торнадо  через
коттедж. В момент все было охвачено огнем и я услышал его трескучий смех.
     - Элайна!  -  я  звал,  мчась  вперед,  так  как  я  видел,  что  она
превратилась в огненный столб.
     Всех вещей в моих карманах плюс  моих  побрякушек  на  поясе,  быстро
подсчитывал я,  вероятно  хватит,  чтобы  изгнать  это.  Конечно,  энергия
запасалась ранее, ожидая момента, когда она  могла  бы  быть  использована
разными  способами.  Я  произнес  слова,  которые  могли  бы  изнасиловать
энергетические объекты и освободил силы.
     Затем я провел изгнание.
     Пламя улетучилось мгновенно. Но не дым и запах.
     ...А Элайна лежала всхлипывая, одежда и кожа  обуглились,  конечности
конвульсивно сведены. Все открытые участки тела были темными и чешуйчатыми
и кровь начинала проступать через трещины на коже.
     Я выругался, когда восстанавливал охрану. Я создал ее, чтобы защитить
место, когда меня нет. Я никогда не пользовался ею, когда  был  внутри.  А
надо бы.
     Кто бы ни сделал это, он вероятно, находился поблизости.
     Мой тайник находился в подвале в приблизительно  двадцати  футах  под
коттеджем - достаточно  близко  для  меня,  чтобы  использовать  множество
энергетических вещей, даже не выходя за  ними.  Я  мог  бы  освободить  их
энергию, как я только что поступил с тем,  что  у  меня  было.  Я  мог  бы
использовать ее против моего неприятеля. Да.
     Это был шанс, которого я ждал.
     Я бросился к моему кейсу и открыл его. Мне нужна была энергия,  чтобы
добраться до энергии и пользоваться ею. И манна из артефактов,  которую  я
добыл, была запасена в моих собственных  устройствах.  Я  достиг  жезла  и
сферы. Наконец, мой враг, ты сейчас получишь! Будешь знать,  как  нападать
на меня!
     Элайна стонала...
     Я выругался на себя за слабость. Если мой неприятель  проверял  меня,
чтобы определить, не стал ли я слабее, он мог бы  получить  утвердительный
ответ. Она не была посторонней и она сказала, что доверяет мне.  Я  должен
сделать  это.  Я  начал  заклинание,  которое   должно   было   опустошить
большинство моих силовых объектов, чтобы восстановить ее здоровье.
     Это заняло почти час. Я погрузил ее в сон. Я остановил  кровотечение.
Я наблюдал, как образуются новые ткани. Я вымыл ее  и  одел  в  спортивную
рубашку и закатанные слаксы, которые я достал из  прикроватного  шкафчика,
до которого не добралось пламя. Я дал ей  поспать  подольше,  пока  я  все
прибрал, открыл окна и начал готовить кофе.
     Наконец, я стоял рядом со старым креслом - сейчас покрытым пледом - в
которое я ее положил. Если я сделал нечто хорошее и благородное, то почему
я себя так глупо чувствую. Вероятно, из-за того, что это было  не  в  моем
стиле. Я наконец-то убедился, что не совсем стал рабом рассудка, хотя  все
во мне возмущалось при мысли, сколько манны потрачено на ее выздоровление.
     Да... Придай хороший вид тому, что сделано.
     Как? Хороший вопрос. Я мог бы удалить из ее мозга память о  том,  что
произошло и внедрить какую-нибудь подходящую историю о том, что  произошло
- утечка газа, например, и возможно, что она поверит этому. Я мог  бы  так
сделать. Наверно, это самое лучшее для меня.
     Мое негодование внезапно улетучилось, заменившись чем-другим, когда я
понял, что я не хочу поступать так. Что  я  хотел,  так  это  конца  моего
одиночества. Она доверяла мне. Я чувствовал, что я мог бы доверять ей. Мне
нужен был кто-то, с кем бы я мог поговорить.
     Когда она открыла глаза, я передал ей чашку кофе.
     - Привет, - сказал я.
     Она уставилась на меня, затем медленно повернула голову и  посмотрела
на все еще заметное опустошение комнаты. Ее руки начали  дрожать.  Но  она
поставила чашку на маленький столик самостоятельно,  и  не  позволила  мне
взять ее из рук. Затем осмотрела свои руки. Ощупала лицо.
     - Все в порядке, - сказал я.
     - Каким образом?
     - Это та же история. Ты видела ее начало.
     - Что это было?
     - Это часть ее.
     - Хорошо, - сказала она, беря чашку более уверенно и отпивая  глоток.
- Послушаем ее.
     - Я волшебник. Прямой потомок древних магов Атлантиды.
     Я остановился. Я ожидал вскрика или возражения. Ничего не было.
     - Меня научили всему родители, - продолжал я, - давным-давно.
     Основой всего является манна,  вид  энергии,  находящейся  во  многих
предметах и местах. Когда-то мир был переполнен ею. Она была основой целой
цивилизации. Но с ней произошло то, что и с другими природными  ресурсами.
Однажды она исчерпалась. И магия ушла.
     Большая часть ее.  Атлантида  затонула.  Творения  магии  захирели  и
погибли. Изменилась сама структура мира, приведя к тому,  что  он  кажется
гораздо старше, чем есть на самом деле. Старые боги ушли.  Волшебники,  те
из них, кто манипулировал манной для магии, оказались не у дел.  Вслед  за
этим  последовали  настоящие  темные  века,   прежде   чем   началась   та
цивилизация, о которой мы знаем из исторических книг.
     - Эта ушедшая цивилизация не оставила никаких записей о себе?
     - Вместе с уходом произошли  изменения.  Записи  были  переписаны  на
натурально выглядевшие камни и окаменелости,  были  рассеяны,  скрыты  при
наступлении морей.
     - Допустим, что все это так, - сказала она, отпивая кофе, -  но  если
энергия  ушла,  если  здесь  ничего  не  осталось,  как  можешь  ты   быть
волшебником?
     - Но она ушла не вся. Имеются небольшие источники для выживания, есть
некоторые новые источники, и...
     - ...и вы боретесь за них? Те из вас, кто остался?
     - Но... не совсем так. Нас не так уж  и  много.  Мы  удерживаем  наше
число на постоянном уровне, так что никто не голоден.
     - Голоден?
     - Фигура речи. Означает достаточное количество манны для  поддержания
души в теле, предотвращения старения, поддержания здоровья  и  наслаждения
прекрасными вещами.
     - Вы можете омолаживаться? Сколько же тебе лет?
     - Не задавай глупых вопросов. Если мои запасы истощатся и  вокруг  не
будет больше манны,  я  постарею  быстро.  Но  мы  умеем  разыскивать  ее,
собирать и хранить. Она может быть запасена в различных объектах, или даже
лучше, связывается частными заклинаниями,  похожими  на  телефонный  номер
владельца. Чары, которые поддерживают чье-то существование,  всегда  очень
важны.
     Она улыбнулась.
     - Должно быть, ты очень много потратил на меня.
     Я посмотрел в сторону.
     - Да.
     - Итак, ты не можешь оставить все это, стать нормальным  человеком  и
продолжать жить?
     - Нет.
     - А все-таки, что это было? Что произошло здесь?
     - Мой враг напал на меня. Мы выжили.
     Она сделала большой глоток, откинулась назад и закрыла глаза.
     - Может ли это произойти снова?
     - Вероятно. Если я позволю это.
     - Что ты имеешь ввиду?
     - Это был скорее вызов, а  не  настоящее  нападение.  Мой  неприятель
устает от игры и хочет покончить со всем.
     - Ты собираешься принять вызов?
     - У меня нет выбора. Кроме того, чтобы сидеть вот так  и  ждать,  что
снова что-нибудь произойдет, на этот раз похуже.
     Она слегка вздрогнула.
     - Прости, - сказал я.
     - У меня такое чувство, что и я могла бы сказать это.
     Она допила кофе, поднялась, подошла к окну и выглянула.
     - Что будем делать дальше? - спросила она, поворачиваясь и  глядя  на
меня.
     - Я собираюсь поместить тебя в безопасное место и на некоторое  время
уйти. - Мне казалось, что последние слова к месту, хотя я сомневался,  что
мы когда-нибудь увидимся.
     - Ты мерзавец, - сказала она.
     - Да? Что это значит? Ты хочешь быть в безопасности или нет?
     - Если твой неприятель думает, что я для  тебя  что-нибудь  значу,  я
очень уязвима, - объяснила она.
     - Может быть...
     Конечно, ее можно погрузить в недельный транс и  поместить  в  подвал
под  мощную  защиту  и  с  дверью,  открывающейся  изнутри.  Так  как  моя
магическая сила еще не совсем ушла, я поднял  одну  руку  и  посмотрел  ей
прямо в глаза.
     Почему  она  уклонилась,  я  точно  не  знаю.  Она  отвела  глаза   и
устремилась к книжному шкафу. Когда она повернулась,  она  держала  старую
костяную флейту, которая лежала там очень давно.
     Я удержался от того, чтобы выругаться. Она держала запасающий энергию
предмет, один из многих, лежащих в комнате и один из немногих, из  которых
я не взял энергию для моей предыдущей работы. Я не  мог  представить,  что
не-волшебник мог бы сделать с этой штукой,  но  мое  любопытство  удержало
меня.
     - Что ты собираешься делать? - спросил я.
     - Я пока не знаю. Но я не собираюсь позволить тебе  убрать  меня  при
помощи твоего чародейства.
     - Кто сказал что-нибудь об этом?
     - Я могу сказать.
     - Как?
     - Просто чувствую.
     - Ну ладно, черт побери, ты права. Мы были вместе слишком  долго.  Ты
можешь читать мои мысли. Хорошо, положи эту штуку на место и я  ничего  не
буду с тобой делать.
     - Этому можно верить, Дейв?
     - Я полагаю, да.
     - Я опасаюсь, ты можешь посчитать это необязательным  и  стереть  мою
память.
     - Я держу свои обещания.
     - О'кей. - Она положили флейту  на  место.  -  Что  мы  теперь  будем
делать?
     - Я бы все-таки поместил бы тебя в безопасное место.
     - Исключено.
     Я вздохнул.
     - Я должен направиться туда, где извергается этот вулкан.
     - Бери два билета.
     В этом не было необходимости. У меня есть свой собственный самолет  и
есть права на вождение. На самом деле, у меня есть много мест жительства в
различных частях света. Корабли тоже.
     - Мана есть в  облаках  и  тумане,  -  объяснил  я  ей.  -  В  случае
действительной нужды я использую мои средства передвижения, чтобы  запасти
ее.
     Мы медленно двигались сквозь облака. Я уже пролетел  довольно  много,
но это было необходимо. Даже после того, как я собрал все,  что  было  под
руками, у меня было слишком мало манны для начальной защиты  и  нескольких
ударов. Мне нужно было набрать еще немного.  Дальше  это  не  будет  иметь
значения. Мой противник  и  я  можем  подключиться  к  одному  и  тому  же
источнику. Все что требуется, так это достичь его.
     Итак, я долго кружил в тумане, собирая манну. Я концентрировал  ее  в
защитном заклинании.
     - Что произойдет, когда она вся исчезает? -  спросила  она,  когда  я
делал вираж и поднимался для последнего захода перед тем, чтобы  двинуться
на юго-восток.
     - Что?
     - Мана. Вы все исчезните?
     Я хохотнул.
     - Этого не может быть. Ни с кем их нас. Сколько тонн метеоритов,  как
ты думаешь, падают на землю каждый день? Они увеличивают  фоновый  уровень
почти непрерывно.  И  большинство  из  них  падают  в  океаны.  Тем  самым
обогащаются берега. Именно поэтому я люблю быть у моря. Покрытые  туманами
вершины гор  аккумулируют  ее.  Это  тоже  хорошие  места  для  пополнения
запасов. Всегда образуются новые облака. Смысл  нашей  жизни  больше,  чем
простое выживание. Мы ожидаем, когда ее количество  достигнет  уровня,  на
котором она будет действовать и образовывать большие  поля.  Тогда  мы  бы
перестали зависеть от запасающих заклинаний и аккумуляторов манны, так как
она была бы везде. И магия была бы снова возможна везде.
     - Тогда вы истощите ее снова и очутитесь в прежнем положении.
     - Вполне возможно. Если мы ничему не научились, это может  произойти.
Мы войдем в новый золотой век, будем зависеть от нее, забудем свое прежнее
умение, снова исчерпаем ее и придем к следующему темному времени.  До  тех
пор...
     - До тех пор как?
     - До тех пор, пока те из нас, кто  существовал  с  этим,  кое-что  не
обнаружат. Нам нужно знать скорость расходования манны и ее круговорот. Мы
должны  сохранить  технологию  тех  вещей,  при   помощи   которых   манна
использовалась в последнее время. Наши опыты в этом столетии с физическими
источниками манны также очень полезны. Но есть и  надежда,  что  некоторые
космические области могут быть более  богатыми  манной  или  иметь  другие
факторы, которые  увеличат  ее  аккумуляцию.  Именно  поэтому  мы  ожидаем
развития программы исследования пространства - чтобы достичь других миров,
богатых тем, в чем мы нуждаемся.
     - Звучит так, будто вы все уже разработали.
     - У нас было много времени, чтобы подумать над этим.
     - А какой могла бы быть ваша связь с теми, кто не верит в магию?
     - Благотворной. Мы все считаем это полезным.
     - Ты говоришь о себе или о других также?
     - Большинство других должны чувствовать то же самое.
     - Ты говорил, что ты некоторое время не общался с ними.
     - Да, но...
     Она покачала головой и отвернулась поглядеть на туман.
     - Что-то еще, о чем надо беспокоится.
     У меня не было возможности найти хорошую посадочную площадку, поэтому
я выбрал более-менее ровное место и приземлился.
     Мы вылезли из машины  и  начали  двигаться  к  скалистому  дымящемуся
кратеру на горизонте.
     - Мы никогда не дойдем до него, - сказала она.
     - Ты права. Хотя я это не планировал. Если время  выбрано  правильно,
кое-что еще себя проявит.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Ожидай и наблюдай.
     Мы прошли несколько миль, никого не встретив. Дорога  была  теплой  и
пыльной, с внезапными колебаниями земли. Короче, я  почувствовал  движение
манны и набрал ее.
     - Возьми меня за руку, - сказал я.
     Я произнес слова, нужные для того, чтобы мы могли лететь в нескольких
футах над скалистой местностью.  Мы  заскользили  по  воздуху,  и  энергия
вокруг нас увеличивалась по мере того, как мы приближались к своей цели. Я
использовал  ее,  произнося  заклинания,  увеличивающие   нашу   скорость,
воздвигающие вокруг нас  защитные  поля,  предохраняющие  нас  от  жары  и
падающих обломков.
     Небо потемнело от пепла и дыма задолго до того, как мы начали подъем.
Вначале уклон был небольшим, но резко  возрастал  по  мере  того,  как  мы
двигались вперед.  Я  применял  разнообразные  заклинания,  открывающие  и
закрывающие, связывая манну словом и жестом.
     - Двигайся, двигайся и соприкоснись с кем-нибудь, - бормотал я, когда
видимый мир появлялся и исчезал в клубящихся облаках.
     Мы попали в зону, где чуть не задохнулись, если бы не защитное  поле.
Шум становился все сильнее. Вне поля,  наверное,  было  достаточно  жарко.
Когда наконец мы добрались до края, темные массы  поднимались  за  нами  и
молнии прорезывали облака. Впереди и  ниже  раскаленные  массы  бурлили  и
перемешивались посреди взрывов.
     - Все в порядке! - крикнул я. - Я заряжу все вещи, которые я принес и
запасу  еще  больше  манны  в  целой  библиотеке  заклинаний.  Устраивайся
поудобнее!
     - Ага, - сказала она, облизывая губы и смотря вниз. - Я так и сделаю.
А как насчет твоего врага?
     - Никого не было видно - и здесь слишком  много  свободной  манны.  Я
буду настороже и приму в расчет ситуацию. Ты тоже наблюдай.
     - Ладно. Это безопасно?
     - Так же, как Лос-Анджелесское дорожное движение.
     - Грандиозно. Настоящий комфорт,  -  заметила  она,  когда  громадная
скала обрушилась позади нас.
     Мы разделились позже. Я оставил ее внутри ее  собственного  защитного
поля, прислонившуюся к выступу скалы и двинулся  вправо,  чтобы  проделать
ритуал, который требовал большей свободы движений.
     Тут сноп искр возник в воздухе передо мной. В  этом  не  было  ничего
необычного, пока я не понял, что он висит в воздухе необычно долго.  Через
некоторое время он стал рассеиваться.
     - Феникс, Феникс, горящий ясно! -  Слова  гудели,  перекрывая  адский
шум.
     - Кто меня зовет, - спросил я.
     - У кого есть сильнейшая причина причинить тебе вред?
     - Если бы я знал, я бы не спрашивал.
     - Тогда поищи ответ в аду!
     Стена пламени ринулась навстречу мне. Я произнес слова, усилившие мою
защиту. Даже так я покачнулся в моем защитном шаре, когда он ударил. Как я
мог видеть, ответный удар был очень непростым делом.
     - Хорошо, до смерти! - закричал я, нанося удар  по  тому  месту,  где
кружились искры.
     Хотя я отвернулся и прикрыл глаза от яркого света, я  чувствовал  его
присутствие кожей.
     Мой энергетический шар  продолжал  качаться,  когда  я  прищурился  и
посмотрел вперед. Воздух передо мной очистился, но впереди что-то  темнело
и...
     Существо - грубая человекообразная  форма  из  полузастывшей  лавы  -
обхватила пространство своими руками  так  близко  ко  мне,  как  могло  и
сжимало его. Мое заклинание выдержало, но я оказался на краю кратера.
     - Это не сработает, - сказал я, пытаясь разрушить существо.
     - Черт тебя побери! - донесся голос далеко сверху.
     Я  быстро  понял,  что  что  лавовое  существо  защищено  от  простых
заклинаний. Отлично, теперь он швыряет  меня  вниз.  Я  мог  бы  взлететь.
Феникс может подняться снова. Я...
     Я перевалился через край кратера и начал падать.  Однако  здесь  была
проблема. И очень сложная.
     Расплавленное творение сжимало мой защитный пузырь. Магия есть магия,
а наука есть наука, но здесь  есть  соответствия.  Чем  большую  массу  вы
хотите сдвинуть, тем больше манны вы должны потратить. Итак, перевалившись
через край, я падал в огненную яму, несмотря на  левитирующее  заклинание,
которое могло бы поднять меня при  других  обстоятельствах.  Я  немедленно
начал  творить  другое  заклинание,  которое  должно  было   придать   мне
добавочную плавучесть.
     Но когда я  окончил,  я  увидел,  что  мне  что-то  мешает  -  другое
заклинание, которое поддерживало  увеличение  массы  моей  ноши  когда  мы
упали. За  исключением  небольшой  области  между  моими  ступнями,  через
которую я видел бурлящее озеро  огня,  я  был  полностью  окружен  текущей
массой. Я мог подумать о единственном выходе, который у меня оставался, но
я не знал, хватит ли у меня времени.
     Я начал заклинание, которое могло бы  превратить  меня  в  искрящийся
вихрь, подобный тому, каким был мой противник. Когда  я  закончил  его,  я
снял мое защитное заклинание и потек.
     Скользя по  искажаемой  жаром  поверхности  лавы,  я  проскочил  мимо
тяжеловесного  существа  и  уже  поднимался  с   возрастающей   скоростью,
подталкиваемый волнами жара, когда  оно  ударило  по  поверхности  лавы  и
исчезло. Я добавил собственной энергии и двинулся вверх, через клубы  дыма
и пара, мимо вспышек лавовых ядер.
     Я придал вид птицы моим  светящимся  вихрям,  я  упивался  манной,  я
испустил длинный, идущий изнутри возрастающий крик. Я распростер крылья по
силовым линиям, ища моего противника, как только я достиг края кратера.
     Никого. Я устремился вперед и назад, я описал круг. Его/ее не было.
     - Я здесь! - закричал я. - Покажись мне!
     Но никто не ответил, кроме новых взрывов лавы внизу.
     - Приходи! Я жду! - закричал я.
     Потом я поискал Элайну, но ее не оказалось на том  месте,  где  я  ее
оставил. Мой враг либо уничтожил ее, либо убрал прочь.
     Я громогласно выругался и закрутился в громадный вихрь, поднимающуюся
башню света. Затем я направился вверх, покидая землю и этот  горящий  прыщ
остался далеко внизу.
     Как долго я несся, вне себя от гнева, я не могу сказать. Я знаю,  что
я облетел мир несколько раз, прежде чем способность к трезвому рассуждению
вернулась ко мне и я достаточно остыл для того,  чтобы  составить  что-то,
напоминающее план.
     Очевидно, это был кто-то из моих приятелей, кто пытался убить меня  и
он забрал у меня Элайну. Я  избегал  контактов  с  подобными  мне  слишком
долго. Теперь я знаю, что должен разыскать их,  несмотря  на  риск,  чтобы
получить сведения, которые мне нужны для самосохранения, для мщения.
     Я начал снижаться, когда я находился над Средним Востоком.
     Аравия. Да. Нефтяные поля,  места  богатого,  дорогого  загрязнителя,
изливающие потоки манны из земли. Дом того, кого зовут Дервиш.
     Приняв свою форму Феникса, я летел от поля к полю, похожий на  пчелу,
пробуя,  используя  энергию  для  усиления  заклинания,   которое   сейчас
действовало. Ища...
     Три дня я искал, проносясь над лишенными растительности  ландшафтами,
посещая поле за полем. Это было похоже на серию шведских столов. Так легко
было бы  использовать  манну  для  того,  чтобы  изменить  местность.  Но,
конечно, это была бы во многих отношениях бесполезная трата.
     Итак, на третий день вечером, низко скользя над мерцающими песками, я
ощутил, что поблизости находится то, что я ищу.  Физически  нефтяное  поле
ничем не отличалось от других. Но мои чувства подсказали мне, что что  тут
что-то не так. Уровень манны был намного ниже, чем в других местах, и  это
был признак того, что в этих местах действует кто-то из нас.
     Я продолжил более тщательный поиск. Определил широту. Начал кружить.
     Да, это то, что я ищу. Это стало  ясно,  когда  я  исследовал  район.
Область с низким содержанием  манны  описывала  грубую  окружность  вблизи
северо-западного угла поля, ее центр находился вблизи цепи холмов.
     Он, должно быть, работал в качестве какого-нибудь  официального  лица
здесь на месторождении. Если так, его обязанности должны быть минимальными
и работа явно служит только прикрытием. Он всегда был достаточно ленивым.
     Я сделал вираж и стал спускаться по направлению к цели. Как только  я
направился  к  ней,  я  увидел  небольшое   обваливавшееся   строение   из
необожженной глины,  которое  стояло  почти  сливаясь  с  окружением.  Дом
сторожа или привратника... Неважно, чем он кажется. Я знал, чем это должно
быть.
     Я начал опускаться перед ним. Я отменил прежнее  заклинание  и  снова
приобрел человеческую форму.  Толкнул  старую  дверь  без  замка  и  вошел
внутрь.
     В хижине было пусто,  за  исключением  нескольких  палок  в  качестве
обстановки и множества пыли. Я мог поклясться, что это именно то, что  мне
надо.
     Я медленно прошел по комнате, ища какой-нибудь ключ.
     Вначале я ничего не видел и даже не почувствовал. Память -  об  одном
невразумительном варианте одного старого заклинания, и о характере Дервиша
- вот что заставило меня повернуться и выйти наружу.
     Я закрыл дверь и стал вспоминать слова заклинания. Очень трудно  было
точно вспомнить, как оно должно произноситься. Наконец слова сложились и я
чувствовал, что они падают на место, паз и шип, ключ и замок. Да, это  был
ответный отклик. Здесь присутствовало  хитроумное  приспособление.  Я  был
прав.
     Когда я окончил, я увидел что все совершенно изменилось. Я направился
к двери, затем заколебался. Вероятно я обнаружил какую-то  тревогу.  Лучше
иметь пару заклинаний на кончиках пальцев, ожидая  по  крайней  мере  слов
пароля. Я пробормотал их и открыл дверь.
     Мраморная лестница, такая же широкая,  как  и  сам  дом,  вела  вниз,
прекраснейшие драгоценности сияли  как  стоваттные  лампочки  с  обеих  ее
сторон.
     Я прошел вперед и начал спускаться. Запах жасмина, шафрана и  сандала
донесся до меня. Потом я услышал в отдалении звуки струнных инструментов и
флейты. Затем я смог увидеть часть изразцового пола ниже  и  впереди  -  и
кусок изысканной обстановки. Я наложил на себя  заклинание  невидимости  и
продолжал идти.
     Прежде чем я достиг основания лестницы, я увидел его в длинном зале с
колоннами.
     Он был с дальнем конце, возвышаясь в  гнезде  из  подушек  и  светлых
ковров. Изысканная еда находилась перед ним. Фонтан  бормотал  в  стороне.
Юная женщина танцевала поблизости.
     Я остановился у основания лестницы и осмотрелся. Арки слева и справа,
по-видимому, вели в другие покои. За ним находилась пара  широких  окон  с
видом на высокий горный пик под очень синим небом  -  представляющий  либо
очень  хорошую  иллюзию,  либо  растрату  множества  манны  на  изменяющее
пространство  заклинание.  Конечно,  вокруг  было  множество   манны   для
возможности экспериментировать.
     Но было явным расточительством.
     Я рассмотрел самого мужчину. Его внешность  совсем  не  изменилась  -
темнокожий, стройный, сухощавый, но склонный к полноте.
     Я медленно приблизился, ключи полудюжины заклинаний были  готовы  для
произнесения и жестов.
     Когда я был приблизительно в тридцати шагах, он с трудом  повернулся.
Посмотрел в мою сторону. Его ощущение энергии, очевидно,  было  в  хорошем
состоянии.
     Я произнес два слова, одно из которых положило в мою руку невзрачный,
но очень мощный дротик, второе сняло покров невидимости.
     - Феникс! - воскликнул он, сидя прямо и глядя на меня. - Я думал, что
ты погиб!
     Я улыбнулся.
     - Как давно эта мысль возникла в твоем мозгу.
     - Боюсь, я не понимаю...
     - Один из нас пытался убить меня недалеко от Мехико.
     Он покачал головой.
     - Я не был в этой части света уже давно.
     - Докажи это.
     - Я не могу, - ответил он. - Ты знаешь,  что  мои  люди  здесь  могут
сказать только то, что я им позволю сказать - так что это не поможет. Я не
делал этого, но я и не думал  о  способе  подтвердить  это.  Всегда  такие
сложности с тем, чтобы продемонстрировать  отрицание.  Собственно  говоря,
почему ты меня подозреваешь?
     Я вздохнул.
     - Так уж получилось. Я подозреваю - или  скорее,  должен  подозревать
всех. Я выбрал тебя наугад и собираюсь проверить всех.
     - По крайней мере, статистика на моей стороне.
     - Я полагаю, ты прав, черт побери.
     Он встал, подняв ладони вверх.
     - Мы никогда не были особенно близки, - сказал он. - Но мы ведь и  не
были врагами. У меня совсем нет причины желать тебе вреда.
     Он перевел взгляд на дротик в моей руке и протянул свою правую  руку,
все еще держащую бутылку.
     - Ты собираешься так подстраховываться, имея дело со всеми нами?
     - Нет, я думал, что ты мог бы атаковать меня  и  тем  самым  доказать
свою вину. Это могло бы облегчить жизнь.
     Я отбросил дротик в доказательство добрых намерений.
     - Я тебе доверяю.
     Он откинулся назад и поместил бутылку, которую до сих пор держал,  на
диванную подушку.
     - Если бы ты убил меня, она бы упала и разбилась. Или, может быть,  я
мог бы спровоцировать тебя на атаку и вытащить пробку. В бутылке атакующий
джин.
     - Тонкая штучка.
     - Давай пообедаем вместе со мной,  -  предложил  он.  -  Я  хотел  бы
послушать твою историю. Тот, кто напал на тебя без причины, может  однажды
напасть и на меня.
     - Хорошо, - ответил я.
     Танцовщицу отпустили. С едой было покончено. Мы  потягивали  кофе.  Я
говорил без перерыва почти час. Я устал, но у меня было заклинание  против
этого.
     - Немного странно, - сказал он в конце. - И у тебя нет  воспоминаний,
от того времени, когда все это началось, что ты причинил кому-нибудь вред,
оскорбил или обманул кого-нибудь?
     - Нет.
     Я отпил кофе.
     - Итак, это может быть кто-нибудь из них, - сказал я через  некоторое
время. - Священник, Амазонка, Гном, Сирена, Вервольф, Ламия,  Леди,  Эльф,
Ковбой...
     - Да, исключи Ламию, - сказал он. - Я полагаю, она умерла.
     - Как?
     Он пожал плечами, глядя в сторону.
     - Не знаю точно, - сказал он медленно. - Вначале был слух, что  ты  и
она удалились вместе. Потом, позднее, казалось, что  вы  умерли  вместе...
каким-то образом.
     - Ламия и я? Это глупо. Между нами никогда ничего не было.
     Он кивнул.
     -  Сейчас  это  выглядит  так,  будто  бы  с  ней  просто  что-нибудь
случилось.
     - Слух... Кто же ого распространял?
     - Ты же знаешь. Истории просто возникают. Никогда  не  знаешь  точно,
откуда они пошли.
     - Когда ты впервые услышал его?
     Он задумался, уставясь в пространство.
     - Гном. Да. Именно Гном рассказал мне мне на Звездопаде в этом году.
     - Он не сказал, откуда он знает это?
     - Ничего такого, что я мог бы вспомнить.
     - О'кей, я полагаю, что я должен поговорить с Гномом. Он  все  еще  в
Южной Африке?
     Он отрицательно покачал головой,  наполняя  мою  чашку  из  высокого,
элегантно гравированного кофейника.
     - В Корнуолле. Там все еще много сока в этих старых шахтах.
     Я слегка вздрогнул.
     - Это его дело. У меня начинается клаустрофобия, как только я подумаю
об этом. Но если он сможет рассказать мне, кто...
     - Здесь нет врага, похожего на прежнего друга. Если ты  бросил  своих
друзей, так же как и всех остальных и стал скрываться, это означает что ты
уже считаешь, что...
     - Да, как бы мне не претила  эта  мысль.  Я  дал  этому  рациональное
объяснение, сказав, что не хочу показывать им свой страх, но...
     - Именно.
     - Ковбой и Вервольф были моими приятелями...
     - ...А ты долгое время был с Сиреной, не правда ли?
     - Да, но...
     - Она переживала?
     - Вряд ли. Мы расстались друзьями.
     Он покачал головой и поднял чашку.
     - Я исчерпал все свои мысли насчет этого дела.
     Мы допили кофе. Затем я встал.
     - Ну, спасибо, Я полагаю, мне пора. Я рад, что пришел к тебе первому.
     Он поднял бутылку.
     - Хочешь, возьми джина?
     - Я не знаю, как с ним обращаться.
     - Команды очень простые. Вся работа уже сделана.
     - Ну давай. Почему бы нет?
     Он коротко проинструктировал меня и я  отбыл.  Поднимаясь  ввысь  над
громадным нефтяным полем, я оглянулся на крошечное  разрушенное  строение.
Затем я расправил крылья и поднялся, чтобы  поглотить  манну  из  облаков,
прежде чем повернуть на запад.
     Звездопад, удивлялся я, пока земля  и  воды  проносились  подо  мной.
Звездопад -  большое  августовское  выпадение  метеоритов,  сопровождаемое
волной манны, называемой Звездным ветром, единственное время в году, когда
мы собираемся вместе. Да, именно тогда сплетня была пущена. Прошла  только
неделя после Звездопада, когда меня атаковали в первый раз,  почти  убили.
Произошло ли что-то в предыдущий Звездопад - что-нибудь, что я сказал  или
сделал кому-то - что сделало меня врагом, которого нужно уничтожить, и чем
скорее, тем лучше?
     Я упорно пытался вспомнил,  что  же  такого  произошло  на  последнем
Звездопаде, который я посетил. Это был самый  богатый  Звездопад  на  моей
памяти. Я вспомнил это. "Манна небесная", пошутил Священник.  Все  были  в
прекрасном  настроении.  Мы  говорили  о  служебных  делах,   обменивались
заклинаниями, гадали, что предвещает мощный Звездопад, обсуждали  политику
- все обычные вещи.
     Говорили об Элайне...
     Элайна...  Жива  ли  еще?  Я  не  был  уверен.  Чья-нибудь  пленница?
Чья-нибудь заложница на случай, если я сделал именно то, что я сделал? Или
ее пепел давно уже распылен по всему земному шару? Другими словами, кто-то
должен заплатить.
     Я  издал  пронзительный  крик   навстречу   мчащемуся   ветру.   Крик
моментально пропал, не вызвав эха. Я летел в ночи. Звезды снова  появились
и разгорелись еще ярче.
     Детальные инструкции, которые мне дал Дервиш, доказали свою точность.
Это была рудничная шахта в точке, которую он указал  на  карте,  торопливо
набросанной огненными линиями на полу. Способа войти туда  в  человеческом
виде не было.  В  виде  Феникса,  я  по  крайней  мере,  буду  защищен  от
клаустрофобии. Я не могу чувствовать себя полностью запертым,  пока  я  не
совсем материален.
     Я спускался, уменьшаясь в размерах, втягивая свои призрачные крылья и
хвост. При этом я становился все более плотным.
     После всего этого я истекал энергией, удерживая мой новый размер.
     Как призрачная птица, я проник в  шахту  и  начал  падать.  Это  было
мертвое место. Нигде вокруг меня не было манны. Конечно,  этого  следовало
ожидать. Верхние горизонты истощаются быстрее всего.
     Я  падал  во  влажную  пустоту  еще  некоторое  время,   прежде   чем
почувствовал первые очень слабые  признаки  энергии.  Она  очень  медленно
увеличивалась, пока я двигался.
     В конце-концов она опять стала уменьшаться и  я  изменил  направление
своего движения. Да, поворот в эту сторону... источник.
     Я вошел и двинулся по следу.
     По мере кого, как я шел все дальше и дальше, интенсивность  постоянно
увеличивалась. Я никак не мог решить, должен ли я искать более сильную или
более слабую энергетическую область.
     Но здесь было не то положение, что у Дервиша.  Источник  его  энергии
был возобновимым, так что он мог оставаться на одном месте.
     Гном же должен был передвигаться по  мере  истощения  запасов  манны,
имеющихся в некоторой области.
     Я свернул за угол в туннель и был остановлен. Черт побери.
     Это была  силовая  сеть,  держащая  меня  как  бабочку.  Я  прекратил
дергаться, заметив, что это только ухудшает мое положение.
     Я вновь принял человеческий вид. Но чертова сеть только раздвинулась,
чтобы соответствовать этим изменениям и продолжала крепко меня держать.
     Я применил огненное заклинание, но без всякого успеха.  Я  попробовал
уменьшить количество манны в заклинании сети, но получил  только  головную
боль. Это очень  опасный  способ,  который  можно  применять  лишь  против
небрежно сделанной работы - и в  результате  вы  получаете  силовой  удар,
когда манна освобождается. Я попробовал этот способ, поскольку был доведен
до отчаяния и чувствовал  приступ  клаустрофобии.  Мне  послышался  грохот
камней дальше в туннеле.
     Потом я услышал хохот и узнал голос Гнома.
     В углу появился свет, за которым двигалась непонятная фигура.
     Свет плыл прямо перед ним слегка слева - шар, отбрасывающий оранжевый
свет на его горбатую изогнутую фигуру. Он хромал в  моем  направлении.  Он
снова захохотал.
     - Неужели я поймал Феникса, - наконец сказал он.
     - Очень смешно. Как насчет того, чтобы освободить меня? - спросил я.
     - Конечно, конечно, -  пробормотал  он,  уже  готовый  к  необходимым
жестам.
     Сеть разрушилась. Я выступил вперед.
     - Я повсюду спрашивал, что это за история между мной и Ламией?
     Он продолжал свои пассы. Я уже был готов  произнести  нападающее  или
защищающее заклинание, когда он кончил. Я не почувствовал ничего плохого и
решил, что это заключительные жесты для его сети.
     - Ламия? Ты? О. Да. Я слышал, вы ушли вместе. Да. Так и было.
     - Где ты слышал это?
     Он уставился на меня своими большими блеклыми глазами.
     - Где ты слышал это? - повторил я.
     - Я не помню.
     - Постарайся.
     - Извини.
     - К дьяволу "Извини"! - сказал я, делая шаг вперед. - Кто-то  пытался
убить меня и...
     Он произнес слово,  которое  заставило  меня  замереть  на  полушаге.
Хорошая штучка.
     - ...и он, к сожалению, был глуп, - закончил Гном.
     - Отпусти меня, черт побери!
     - Ты пришел в мой дом и напал на меня.
     - О'кей, я прошу прощенья. Теперь...
     - Пошли.
     Он повернулся ко мне спиной и двинулся. Помимо  моей  воли  мое  тело
делало необходимые движения. Я последовал за ним.
     Я открыл рот, чтобы произнести мои собственные заклинания.
     Я не смог сказать ни одного слова. Я попробовал сделать жест.
     Снова ничего не вышло.
     - Куда ты меня ведешь? - попробовал я сказать.
     Слова выговорились совершенно правильно. Но  он  некоторое  время  не
утруждал себя ответом.  Свет  двигался  по  искрящимся  пластам  какого-то
металлического материала на отсыревших стенах.
     - К месту ожидания, - в конце-концов сказал он, поворачивая в коридор
направо, где мы некоторое время шлепали по грязи.
     - Почему? - спросил я. - Чего мы будем ждать?
     Он снова захохотал. Свет прыгал. Он не ответил.
     Мы шли несколько минут. Я начал думать, что все  эти  тонны  земли  и
камня надо мной слишком тяжелые. Я почувствовал себя в ловушке. Но я  даже
не мог должным образом паниковать  в  рамках  этого  заклинания.  Я  начал
обильно потеть, несмотря на то, что тянуло холодом.
     Гном внезапно повернулся и пошел,  протискиваясь  через  такую  узкую
трещину, которую я бы и не заметил, если бы шел здесь один.
     - Проходи, - услышал я его голос.
     Мои ноги последовали за светом, который  теперь  был  между  нами.  Я
автоматически повернул тело. Я протискивался за ним достаточно долго, пока
путь не стал расширяться. Грунт под ногами стал грубым и каменистым,  свет
бил вверх, показывая высоту.
     Гном вытянул свою ручищу и остановил меня. Мы находились в маленькой,
неправильно угловатой камере - естественной, я полагаю. Ее наполнял слабый
свет. Я  осмотрелся.  У  меня  не  было  мысли  о  том,  почему  он  здесь
остановился. Рука Гнома двинулась и он указал.
     Я проследил его движение, но все  еще  не  мог  сказать,  на  что  он
пытался указать. Свет продвинулся вперед и затем закачался возле ниши.
     Углы изменились, тени сместились. Я увидал ее.
     Это была статуя откинувшейся назад женщины,  изваянная  из  каменного
угля.
     Я подошел ближе. Она была очень хорошо выполнена и очень знакома.
     - Я и не знал, что ты художник... - Я начал говорить и  внезапно  все
понял.
     - Это" наше" искусство. Не разновидность всемирного.
     Я потянулся, чтобы коснуться темной щеки. И опустил руку.
     - Это Ламия, не так ли? Это действительно она...
     - Конечно.
     - Почему?
     - Она должна быть где-то, не правда ли?
     - Боюсь, что я не понимаю.
     Он снова захохотал.
     - Ты мертвый человек, Феникс, и она тому причина. Я никогда не думал,
что у меня будет возможность провести тебя этим путем. Но сейчас, так  как
ты  здесь,  все  мои  проблемы  решены.  Ты  будешь  отдыхать  несколькими
коридорами дальше, в пещере, где совершенно нет манны.  Ты  будешь  ждать,
пока я не пошлю за Вервольфом, чтобы он пришел и убил тебя. Он был влюблен
в Ламию, ты знаешь. Вы же были друзьями. Я  ожидал,  что  он  сделает  это
раньше, но или он был слишком неуклюж, либо  ты  слишком  удачлив.  Скорее
всего, и то, и другое.
     - Итак, за всем этим стоит Вервольф.
     - Да.
     - Почему? Почему ты хочешь, чтобы он убил меня?
     - Если бы я сам это сделал, это бы  плохо  выглядело.  Я  хотел  быть
уверенным, что кто-нибудь другой будет здесь, когда это произойдет.  Чтобы
мое  имя  было  незапятнанным.  В  действительности,  я  покончу  с  самим
Вервольфом как только он покончит с тобой.  Последний  мазок  совершенного
творения.
     - Что бы я тебе ни сделал, я хотел бы примирения.
     Гном отрицательно покачал головой.
     - То, что ты сделал, исключает возможность примирения.
     - Не будешь ли ты так добр, чтобы сказать  мне,  что  же  я  все-таки
сделал?
     Он  сделал  жест  и  я  почувствовал  толчок,  повернувший   меня   и
заставивший меня двигаться обратно по направлению к коридору. Он  следовал
за мной.
     Пока мы двигались, он спросил меня: - Знаешь ли  ты  о  том,  что  на
каждом Звездопаде за последние десять или двенадцать лет содержание  манны
в Звездном Ветре становится чуть выше?
     - Я уже десять или двенадцать лет я не посещаю его. Я припоминаю, что
он был достаточно высоким в тот  последний  год.  С  тех  пор,  когда  мне
приходила в голову мысль проверить фоновый уровень, он казался повышенным,
да.
     - Общее ощущение  таково,  что  это  увеличение  будет  продолжаться.
Похоже, мы входим в область, более богатую манной.
     - Это великолепно, - сказал я снова выходя в коридор. -  Но  как  это
связано с твоим желанием  устранить  меня,  с  твоим  похищением  Ламии  и
превращением ее в уголь, твоим натравливанием Вервольфа на меня?
     - Очень просто, - сказал он, ведя меня вниз  по  шахте,  где  уровень
манны уменьшался с каждым шагом.  -  Даже  перед  этим,  те  из  нас,  кто
внимательно за этим следил, заметили, что уровень манны поднимается.
     - Поэтому ты решил убить меня?
     Он подвел меня к зубчатой дыре и показал, что я должен войти туда.  У
меня не было выбора. Мое тело подчинялось ему. Свет остался снаружи вместе
с ним.
     - Да, - сказал он, указывая мне вглубь пещеры. - Годы назад это  было
неважно - каждый имел право на свое мнение, как себя вести. Но сейчас нет.
Магия начинает возвращаться, дурак. Я собираюсь просуществовать достаточно
долго,  чтобы  увидеть,   как   это   случиться,   чтобы   воспользоваться
преимуществами этого. Я  хотел  бы  покончить  с  твоими  демократическими
сантиментами о том, что такого типа вещи лишь грезы. - И  тут  я  вспомнил
наш разговор с Элайной по пути к берегу.
     - Но зная то, что я знаю и видя, как ты относишься к этому, я  понял,
что ты тот, кто будет против нашего неизбежного  лидерства  в  этом  новом
мире. Вервольф был другим. Именно поэтому я  устроил  все  так,  чтобы  он
уничтожил тебя, чтобы в ответ быть уничтоженным мной.
     - Другие чувствуют то же самое?
     - Нет, некоторые - только некоторые, похожие на тебя, Ковбой и Вольф.
Остальные пойдут за тем, кто победит, как всегда поступают люди.
     - А кто другие?
     Он хмыкнул.
     - Теперь это не твое дело.
     Он сделал знакомый жест и что-то  пробормотал.  Я  почувствовал  себя
свободным от связывавшего  меня  заклинания  и  ринулся  вперед.  Вход  не
изменился на вид, но я обо  что-то  ударился  -  как  будто  бы  путь  был
прегражден невидимой дверью.
     - Я увижу тебя на встрече, - сказал он, медленно  удаляясь  прочь.  -
Тем временем постарайся отдохнуть.
     Я почувствовал, что вот-вот потеряю сознание. Я  лег  и  закрыл  лицо
руками перед тем, как полностью потерял контроль.
     Больше я ничего не помню.

     Сколько я лежал без сознания, не помню. Видимо, достаточно долго  для
того, чтобы остальные  ответили  на  приглашение.  Какую  бы  причину  для
встречи  он  ни  предложил,  она  оказалась  достаточной,  чтобы  привести
Солдата, Друида, Амазонку, Священника, Сирену и Снеговика  в  большой  зал
где-то под Корнуолльскими холмами. Я получил представление об этом,  когда
пришел в полное сознание в конце длинного черного коридора. Я сел,  протер
глаза и прищурился, пытаясь  проникнуть  через  мрак  моей  клетки.  Через
некоторое время мне это удалось. Так я узнал, что мое  пробуждение  и  то,
что происходило, было связаны друг с другом.
     Проблема освещения была решена тем, что одна  стена  начала  мерцать,
превращаясь в стеклянную, а затем став цветным экраном.
     Именно так я увидел Солдата, Друида, Амазонку и так далее. Именно так
я узнал, что это была вечеринка: там была пища, и звуки шагов, прибытий  и
уходов. Гном ходил между ними, здоровался со всеми своими  клешнеобразными
руками, искривлял свое лицо в  улыбку  и  вообще  вел  себя  как  радушный
хозяин.
     Манна, манна, манна. Оружие, оружие, оружие. Ничего. Дерьмо.
     Я наблюдал  долгое  время,  ожидая.  Должна  же  быть  причина  чтобы
притащить меня сюда и показать, что происходит. Я видел все знакомые лица,
ловил обрывки разговоров, наблюдал за их перемещениями. Ничего особенного.
Почему же меня разбудили и заставили смотреть на это.  Должно  быть,  Гном
сделал это...
     Когда я заметил, что Гном уже в третий раз за  это  время  смотрит  в
направлении высокой арки главного входа, я  понял,  что  он  тоже  кого-то
ждет.
     Я осмотрел мою клетку. Как и можно было ожидать, ничего  такого,  что
можно было бы использовать. Когда я ее  осматривал,  я  услышал,  что  шум
усилился и я повернулся к изображению на стене.
     Магия росла. Зал должен бы быть полон манной. Мои коллеги давали себе
волю в прекрасных  заклинаниях  -  цветы,  лица,  необыкновенные  цветовые
переливы, обширные экзотические виды сейчас заполняли  экран  -  наверное,
такое могло быть только в древние времена. А! Одна капля! Одна капля манны
и я смог бы выбраться отсюда! Бежать или вернуться? Или искать немедленной
мести? Я не могу сказать. Даже если здесь есть только один путь, я  должен
найти его...
     Но Гном сделал свою работу слишком хорошо. Я не  смог  найти  слабого
места в том, что он сделал. Я перестал искать и по  другой  причине.  Гном
возвестил прибытие еще одного гостя.
     Звук и изображение в этот момент пропали. Коридор позади  меня  начал
светиться ярче. Я повернулся в ту  сторону.  На  этот  раз  мой  путь  был
свободен и я продолжал двигаться в освещенное место. Что произошло?  Какая
неизвестная сила как-то разрушила заклинание Гнома?
     С одной стороны,  я  себя  нормально  чувствовал  и  было  бы  полной
глупостью оставаться на том месте, где он меня  оставил.  Мне  показалось,
что это может быть частью более изощренной ловушки или пытки, но пока -  у
меня был некоторый выбор, который сам по себе благо.
     Я решил, что лучше двигаться  назад  в  том  направлении,  откуда  мы
пришли,  чем  рисковать  натолкнуться  на  это  сборище.  Даже  если   там
полным-полно манны. Лучше вернуться и собрать манну,  на  которую  я  могу
натолкнуться в виде защитных заклинаний и послать из всех к чертям.
     Я прошел, вероятно, шагов двадцать, прежде  чем  сформулировал  такое
решение. Дальше туннель делал странный  поворот,  который  я  не  запомнил
раньше. Я был абсолютно уверен,  что  мы  пришли  этим  путем,  поэтому  я
двинулся по нему. Становилось светлее. Это позволило мне поспешить.
     Внезапно возник резкий поворот, которого я вообще не помнил. Я сделал
его и вбежал в область пульсирующего белого света,  а  потом  уже  не  мог
остановиться. Меня несло вперед, как будто что-то толкало меня сзади. Я не
мог остановиться. Я временно ослеп от яркого  света.  Затем  в  моих  ушах
возник рев.
     А потом все прошло и я стоял в  том  большом  зале,  где  происходила
встреча, возникнув из какого-то бокового входа, в то время как голос Гнома
говорил:
     - ...и сюрприз - наш давно потерянный брат Феникс!
     Я повернулся назад, пытаясь войти в тот туннель, откуда  я  появился,
но я наткнулся на что-то твердое. Поворачиваясь,  я  натыкался  только  на
гладкие каменные стены.
     - Не смущайся, Феникс. Входи и поздоровайся  со  своими  друзьями,  -
говорил Гном.
     Это была любопытная шутка, но поверх нее послышался звериный рев и  я
увидел своего старого приятеля  Вервольфа,  стройного  и  смуглого,  глаза
блестят, возможно,  именно  того  гостя,  который  прибыл,  когда  картина
погасла.
     Я почувствовал панику. И также я почувствовал манну. Но что я мог  бы
сделать за несколько секунд?
     Мой взгляд привлекло странное движение в  птичьей  клетке  на  столе,
рядом с которым стоял Вервольф. Позы других показывали, что многие из  них
также повернулись в эту сторону.
     Все становилось ясным тотчас же.
     В клетке  танцевала  обнаженная  женская  фигура  размером  не  более
ладони.  Я  узнал  одно  из  заклинаний  мучений  -  танцовщица  не  может
остановиться. Танец будет продолжаться до смерти, после которой тело может
еще какое-то время вращаться.
     И даже на расстоянии я мог узнать в маленьком создании Элайну.
     Танцевальная часть заклинания была  простой.  Три  слова  и  жест.  Я
сделал это. А после этого Вервольф начал двигаться в мою  сторону.  Он  не
позаботился принять более устрашающий вид. Я отступил так быстро, как мог.
Он всегда был сильнее и быстрее меня.
     Он повернулся и ударил, однако я смог нырнуть и нанести  контрудар  в
корпус. Он хрюкнул и ударил меня  в  челюсть  левой.  Я  попятился.  Затем
остановился и попытался лягнуть его, но он отбил удар, послав меня на пол.
Я мог чувствовать манну вокруг себя, но у  меня  не  было  времени,  чтобы
использовать ее.
     - Я знаю эту историю, - сказал я, - и я ничего не делал с Ламией...
     Он бросился ко мне. Я умудрился попасть ему в живот коленом.
     - Она у Гнома... - сказал я, делая два удара по почкам,  в  то  время
как он дотянулся до моего горла и начал душить меня.
     - Она превратилась в уголь.
     Я еще раз попал по нему, по щеке, прежде чем он опустил голову.
     - Гном - черт побери! - пробулькал я.
     - Это ложь! - услышал я голос Гнома откуда-то поблизости.
     Комната начала плыть перед моими глазами. Голоса  стали  реветь,  как
океан. Странная вещь произошла с моим зрением - мне показалось, что голова
Вервольфа окружена сиянием. Затем оно пропало и я понял,  что  его  хватка
ослабела.
     Я сбросил его руки с моего горла и ударил его один раз, в челюсть. Он
откатился. Я тоже, но в другом направлении и приготовился к драке, сначала
сидя, затем на коленях, затем сильно наклонившись.
     Я видел Гнома, протянувшего руки в моем направлении, начинающего всем
известное   смертельное   заклинание.   Я   увидел   Вервольфа,   медленно
вытаскивающего  из  своей  головы  обломки  клетки  и  снова   начинающего
подниматься.  Я  видел  обнаженную,  нормальных  размеров  фигуру  Элайны,
которая спешила ко мне с исказившимся лицом...
     Проблема, что делать дальше, была поставлена ударом Вервольфа.
     Это был молниеносный удар в корпус, так как я перед этим  повернулся.
Темный предмет выскользнул из-под моей рубашки, немного покачался  и  упал
на пол: это была небольшая бутылка с джином, которую мне дал Дервиш.
     Потом перед тем, как Вервольф ударил меня по лицу,  я  увидел  что-то
слабое и белое, плывущее по направлению к его шее.
     Я забыл, что Элайна была второй "киу" из "Киокушинкай"
     Я думаю, что Вервольф и я одновременно грохнулись на пол.
     ...От  черного  к  серому  и   цветному;   от   невнятного   шума   к
пронзительному крику. Я не мог быть без сознания слишком долго.
     Однако за это время прошли значительные изменения.
     Во-первых, Элайна похлопывала меня по лицу.
     - Дейв! Очнись! Ты должен остановить его!
     - Что?
     - Этого типа из бутылки!
     Я приподнялся на одном локте - челюсть болела, голова кружилась  -  и
посмотрел. На ближайшей стене и на столе были пятна  крови.  Все  общество
было разбито на группы людей,  каждый  из  которых  был  в  разной  стадии
страха. Некоторые  из  них  делали  заклинания,  кто-то  просто  спасался.
Амазонка вытащила клинок и держала его перед собой, покусывая нижнюю губу.
Священник стоял рядом с ней, бормоча заклинание  смерти,  которое,  как  я
знаю, было неэффективным. Голова Гнома была на полу рядом с большой аркой,
глаза были открыты и не мигали. Раскаты громоподобного хохота  прокатились
через зал.
     Перед Амазонкой и Священником стояла обнаженная мужская фигура  почти
десяти футов ростом, клубы дыма поднимались от ее кожи, правый кулак был в
крови.
     - Сделай что-нибудь! - сказала Элайна.
     Я поднялся повыше и произнес слова, которым научил меня  Дервиш,  для
того, чтобы подчинить джина моему контролю.  Кулак  остановился,  медленно
разжался.
     Большая лысая голова повернулась ко мне, темные глаза  встретились  с
моими.
     - Господин?.. - мягко сказал он.
     Я произнес следующие слова, чтобы представиться.  Затем  я  с  трудом
поднялся на ноги и встал, качаясь.
     - Назад в бутылку - моя команда.
     Он отвел глаза в сторону, его взгляд упал на пол.
     - Бутылка разбилась, господин, - сказал он.
     - Ах так, Ну ничего...
     Я прошел к бару  и  отыскал  бутылку  Катти  Сарк,  в  которой  виски
осталось лишь на донышке. Я выпил его.
     -  Можешь  воспользоваться  этой,  -  сказал  я   и   добавил   слова
подталкивания.
     - Как прикажешь, - ответил он и начал растворяться.
     Я проследил просачивание джина в бутылку и затем закрыл ее пробкой.
     Затем я повернулся к коллегам и сказал:
     - Извините за то, что прервал вас. Можете продолжать.
     Затем я снова повернулся.
     - Элайна! С тобой все в порядке?
     Она улыбнулась.
     - Называй меня Танцовщица, - сказала она. - Я твой новый ученик.
     - Волшебнику  нужно  чувство  манны  и  природная  восприимчивость  к
действию заклинаний, - сказал я.
     - Как, черт побери, я вернула себе свой нормальный размер? - спросила
она. - Я почувствовала энергию в этом месте,  и  как  только  ты  разрушил
заклинание танца, я оказалась способна вернуться в прежний вид.
     - Будь я проклят! Я должен был бы  угадать  твою  способность  еще  в
коттедже, когда ты схватила эту костяную флейту.
     - Послушай, тебе нужен ученик, чтобы держать в порядке твои игрушки.
     Вервольф застонал и начал  поворачиваться.  Священник  и  Амазонка  и
Друид приблизились к нам. Похоже, вечеринка не окончилась. Я повернулся  к
Элайне и приложил палец к губам.
     - Помоги мне с Вервольфом, - сказал я Амазонке. - Его  нужно  немного
подержать, пока я не скажу ему несколько вещей.

     Потом мы проводили время среди Персеид. Мы сидели  на  вершине  холма
севернее Нью Мехико, моя ученица и я, смотрели на  свежее  послеполуночное
небо и на случайные сполохи на нем. Большинство из наших  находились  ниже
нас на расчищенной площадке, церемония уже завершалась. Вервольф  все  еще
был  под  Корнуолльскими  холмами,  работая  вместе  с  Друидом,   который
вспоминал кое-что их древних заклинаний превращения  плоти  в  уголь.  Еще
месяц или около того, как было сказано в его весточке.
     - Всплески неопределенности в небе точности, - сказала она.
     - Что?
     - Я сочиняю стихи.
     - О.
     Затем, через некоторое время я добавил:
     - О чем?
     - По случаю моего первого Звездопада, - ответила она, -  с  очевидным
увеличением манны от строки к строке.
     - В этом есть и хорошее, и плохое.
     - ...И магия возвращается, и я обучаюсь Мастерству.
     - Учись быстрее.
     - ...И вы с Вервольфом снова друзья.
     - Это так.
     - И все остальные тоже.
     - Нет.
     - Что это значит?
     - Ну подумай. Есть и другие. Мы не знаем точно, кто еще был в  логове
Гнома. Они могут захотеть  обогнать  нас,  когда  магия  вернется.  Новые,
безобразные заклинания, такие,  которые  даже  трудно  представить,  могут
стать выполнимыми, когда энергия увеличится. Мы должны  быть  готовы.  Это
благо очень сложная вещь. Посмотри на них там,  внизу  -  тех,  с  кем  мы
сегодня пели - и подумай, сможешь ли ты угадать,  кто  их  них  попытается
убить тебя однажды. Это будет борьба, и  последствия  ее  будут  ощущаться
долго.
     Она немного помолчала.
     Затем она подняла руку и указала туда, где огненная линия  пересекала
небосклон.
     - Один! - сказала она. - И другой! И еще!
     Позже:
     - Мы можем считать Вервольфа, - предположила она, -  и,  может  быть,
Ламию, если они смогут вернуть ее обратно. Друид тоже, я думаю.
     - И Ковбой.
     - Дервиш?
     - Ага. Дервиш.
     - ...и я буду готова.
     - Хорошо. Мы сможем создать счастливый конец для этой истории.

     Мы взялись за руки и смотрели, как огонь падал с неба.

                              Роджер ЖЕЛЯЗНЫ

                              НОЧНЫЕ КОРОЛИ

     Эта ночь  началась  как  и  другие,  но  она  имела  все-таки  что-то
особенное. Полная и роскошная луна поднялась над горизонтом и ее свет, как
снятое молоко, разливался по каньонам города.
     Остатки дневной бури образовали клочья легкого  тумана,  которые  как
привидения двигались вдоль тротуара. Но дело  было  не  только  в  луне  и
тумане. Что-происходило в течении нескольких последних недель. Мой сон был
тревожным. И дела шли слишком хорошо.
     Я безуспешно пытался смотреть позднее кино и выпить чашку кофе до то,
как он остынет. Но посетители все шли, беспорядочные запросы  продолжались
и  телефон  звонил  постоянно.  Я  предоставил   моему   ассистенту   Вику
управляться со всем,  с  чем  он  может  справиться,  но  люди  продолжали
толпиться у стойки - как никогда в другие дни.
     - Да, сэр? Чем могу помочь?  -  спросил  я  мужчину  средних  лет,  у
которого подергивался левый угол рта.
     - У вас есть заостренные колья? - осведомился он.
     - Да. Вы предпочитаете обычные или обожженные?
     - Я думаю, обожженные.
     - Сколько?
     - Один. Нет, лучше два.
     - Доллар скидки, если вы берете три.
     - Хорошо, пусть будет три.
     - На дюжину очень большая скидка.
     - Нет, трех достаточно.
     - Хорошо.
     Я наклонился и раскрыл коробку. Черт  побери.  Осталось  только  два.
Нужно вскрывать другой ящик. Наконец, Вик заметил ситуацию и принес другую
коробку из подсобки. Парень обучался.
     - Что-нибудь еще? - спросил я, когда завернул покупку.
     - Да, - сказал мужчина. - Мне нужна хорошая колотушка.
     - У нас есть три разных вида, по разной цене. Самая лучшая из них...
     - Я возьму лучшую.
     - Прекрасно.
     Я подал ему одну из-под соседнего прилавка.
     - Вы оплатите наличными, чеком или кредитной карточкой?
     - Вы принимаете MasterCard?
     - Да.
     Он вытащил свой бумажник, открыл его.
     - О, мне нужен также фунт чеснока, -  сказал  он,  вынув  карточку  и
передав ее мне.
     Я позвал Вика, который в данный момент был свободен, чтобы он  принес
чеснок, пока я выбиваю чек.
     - Спасибо, - сказал мужчина несколькими минутами позже, повернулся  и
пошел к выходу, держа покупку в руке.
     - Спокойной ночи, удачи вам, -  сказал  я.  Звуки  далекого  уличного
движения донеслись до меня, когда дверь открылась  и  затихли,  когда  она
закрылась.
     Я  вздохнул  и  взял  свою  чашку  кофе.  Вернулся  к  креслу   перед
телевизором. Только что пошла реклама зубной пасты. Я  переждал  ее,  зато
потом была Бетти Девис... Через секунду я  услышал  покашливание  за  моей
спиной. Обернувшись, я увидел высокого, темноволосого, темноусого  мужчину
в бежевом пальто. Он выглядел хмурым.
     - Чем могу служить?
     - Мне нужны серебряные пули, - ответил он.
     - Какого калибра?
     - Тридцать шестого. Мне нужно два ящика.
     - Выбирайте.
     Когда он вышел, я прошел в туалет и вылил мою чашку кофе в  раковину.
Налил себе свежего кофе из кофейника у стойки.
     По пути назад в уютный уголок магазина я был остановлен одетым в кожу
юношей   с   розовой   прической   панка.   Он   стоял,   уставившись   на
экстравагантный, узкий, опечатанный футляр высоко на стене.
     - Эй, сколько он стоит? - спросил он меня.
     - Эта вещь не продается. Это только демонстрационная модель.
     Он  вытащил  толстую  пачку  банкнот  и  протянул  мне,   не   отводя
мечтательного взгляда от блестящей вещи, висевшей вверху.
     - Мне нужен заколдованный меч, - сказал он просительно.
     -  Извини.  Я  могу  продать  тебе   тибетский   кинжал,   поражающий
привидения, но меч только для осмотра здесь.
     Он внезапно повернулся ко мне.
     - Если ты когда-нибудь передумаешь...
     - Я не передумаю.
     Он пожал плечами и пошел прочь, растворившись в ночи.
     Когда я огибал угол, Вик остановил меня взглядом и прикрыл телефонную
трубку ладонью.
     - Босс, - сообщил он мне, - эта женщина говорит, что китайский  демон
посещает ее каждую ночь и...
     - Скажи ей, чтобы  она  зашла  и  мы  дадим  ей  храмовую  постельную
собачку.
     - Хорошо.
     Я отпил кофе и проделал весь путь  к  креслу,  в  то  время  как  Вик
заканчивал  разговор.  Маленькая  рыжеволосая  женщина,  которая   которая
рассматривала что-то в витрине, выбрала момент и приблизилась ко мне.
     - Простите, - сказала она. - Есть ли у вас аконит?
     - Да, есть - начал я и тут услышал звук - резкий  "дунк",  как  будто
кто-то бросил камень в дверь черного хода.
     Я знал точно, кто это мог быть.
     - Простите меня, - сказал я. - Вик,  не  будешь  ли  ты  так  любезен
позаботиться об этой леди?
     - Сейчас.
     Вик подошел, высокий и сильный, и  она  улыбнулась.  Я  повернулся  и
прошел через заднюю часть магазина. Отпер тяжелую дверь, которая  выходила
на аллею и оставил ее открытой. Как я подозревал, здесь никого не было.
     Я  осмотрел  землю.  Рядом  с  лужей  лежала  летучая  мышь,   слегка
подергиваясь. Я остановился и легонько тронул ее.
     - О'кей, - сказал я. - О'кей, я здесь. Все в порядке.
     Я вернулся внутрь, оставив  дверь  открытой.  Когда  я  направился  к
холодильнику, я позвал:
     - Лео, я даю вам разрешение войти. Только на этот раз. Только  в  эту
комнату и никуда более.
     Минутой позже он вошел, пошатываясь. Он был одет в темный  поношенный
костюм и рубашка его была грязной.  Волосы  были  всклокочены,  а  на  лбу
виднелся синяк. Он протянул дрожащую руку.
     - Есть ли у вас немного? - спросил он.
     - Ага, сейчас.
     Я передал ему бутылку, которую я  только  что  открыл,  и  он  сделал
большой глоток. Потом он медленно сел в кресло за  маленьким  столиком.  Я
вернулся назад и закрыл дверь, потом сел напротив со своей чашкой кофе.  Я
дал ему несколько минут для еще нескольких глотков и возможности прийти  в
себя.
     - Не могу даже выпить вино нормально - пробормотал он, беря бутылку в
последний раз.
     Затем он положил ее, взъерошил волосы, потер  глаза  и  уставился  на
меня зловещим взглядом.
     - Я  могу  сообщить  о  местонахождении  трех,  из  тех,  что  сейчас
двигаются к городу, - сказал он. - Какова будет плата?
     - Другая бутылка.
     - За трех? Черт побери! Я должен был сообщить о них по одному и...
     - Мне не слишком нужна твоя информация. Я только снабжаю ею тех, кому
она нужна, чтобы они сами заботились о себе. Мне нравится иметь информацию
такого сорта, но...
     - Мне нужно шесть бутылок.
     Я покачал головой.
     - Лео, ты требуешь так много и  ты  знаешь,  что  произойдет?  Ты  не
вернешь этого назад и...
     - Я хочу шесть бутылок.
     - Я не хочу давать их тебе.
     Он потер виски.
     - О'кей, -  сказал  он.  -  Предположим,  я  знаю  нечто,  касающееся
персонально тебя? Действительно важный кусок информации?
     - Насколько важный?
     - Дело идет о жизни и смерти.
     - Продолжай, Лео. Ты меня знаешь, но  ты  не  знаешь  меня  настолько
хорошо. Не так много в этом мире или в других...
     Он назвал имя.
     - Что?
     Он повторил, но мой желудок уже среагировал.
     - Шесть бутылок, - сказал он.
     - О'кей. Что ты знаешь?
     Он посмотрел на холодильник. Я поднялся и подошел к нему. Я  доставал
и  упаковывал  каждую  из  них  отдельно.  Затем  положил  все  в  большую
коричневую сумку. Я принес ее и поставил на пол рядом с  его  креслом.  Он
даже не посмотрел вниз. Он только качал головой.
     - Если я собираюсь растерять свои связи, это достойный путь и он  мне
нравится, - констатировал он.
     Я кивнул.
     - Теперь рассказывай.
     - Господин пришел в город пару  недель  назад.  Он  осматривался.  Он
искал тебя. И сегодня именно та ночь. Вы будете сражаться.
     - Где он?
     - Прямо сейчас? Не знаю. Хотя  он  на  подходе.  Он  созвал  всех  на
встречу. Пригласил ко Всем Святым за рекой.  Сказал  нам,  что  собирается
убрать тебя и сделать это без вреда для нас, так как он  желает  завладеть
этой территорией. Сказал, чтобы каждый был занят и занимал тебя.
     Он взглянул на  маленькое  окошко,  расположенное  высоко  на  задней
стене.
     - Лучше я пойду, - сказал он.
     Я поднялся и выпустил его. Он ушел в туман, шатаясь, как алкоголик.
     Сегодняшняя ночь  может  стать  и  его  ночью.  Гемоголик.  Небольшой
процент из них кончает именно  так.  Одной  шеи  становится  недостаточно.
Через некоторое время они уже не могут летать прямо и начинают просыпаться
в чужих гробах. Затем в одно прекрасное утро они не в состоянии  вернуться
на место. У меня было видение:  Лео  в  неуклюжей  позе  развалившийся  на
скамейке  в  парке,  коричневая  сумка  прижата  к  его  груди  костлявыми
пальцами, первые солнечные лучи скользят по нему.
     Я закрыл дверь и вернулся в магазин. Снаружи было холодно.
     - ...рога быка для malocchio, - услышал я. -  Правильно.  Заходите  к
нам. До свидания.
     Я подошел к передней двери, закрыл ее и выключил свет. Затем  повесил
табличку "ЗАКРЫТО" на окно.
     - Что случилось? - спросил Вик.
     - Помнишь, я тебе рассказывал о прежних днях?
     - О тех, когда вы победили вашего противника?
     - Да. И более ранних.
     - Когда он победил вас?
     - Да. Знаешь ли, в один из этих дней один из нас  должен  победить  -
полностью.
     - Как же вы встретитесь?
     - Сейчас он на свободе и в пути, и я думаю, очень  силен.  Ты  можешь
оставить меня, если пожелаешь.
     - Вы что, смеетесь? Вы обучили меня. Я встречусь с ним.
     Я покачал головой.
     - Ты еще не готов. Но если что-нибудь произойдет со  мной...  если  я
потеряю... тогда дело твое, если пожелаешь взять его.
     - Я говорил много лет тому назад, когда я пришел работать к вам...
     - Я знаю. Но ты еще не закончил своего ученичества и  это  происходит
раньше, чем я думал. Я даю тебе шанс уклониться.
     - Спасибо, но я не хочу.
     - О'кей, я тебя  предупредил.  Выключи  кофеварку  и  погаси  свет  в
подсобке, пока я закрою кассу.
     Комната, казалось, немного посветлела после того, как он  вышел.  Это
был эффект рассеянного лунного света, который падал  через  стену  тумана,
подступившего прямо к окнам. Еще минуту назад его там не было.
     Я подсчитал чеки и положил деньги в сумку.
     Как только Вик вернулся, послышались тяжелые удары в дверь.
     Мы оба посмотрели в этом направлении.
     Это была очень юная девушка, ее длинные белокурые волосы  развевались
по ветру. На ней был легкий плащ и она постоянно оглядывалась назад  через
плечо, пока стучала по филенке и оконному стеклу.
     - Очень нужно! Я вижу, что вы внутри! Пожалуйста!
     Мы оба двинулись к двери. Я отпер ее и открыл.
     - Что случилось? - спросил я.
     Она уставилась на меня и не сделала  попытки  войти.  Затем  перевела
взгляд на Вика и слегка улыбнулась. Ее  глаза  были  зелеными,  а  зубы  в
полном порядке.
     - Вы владелец, - обратилась она ко мне.
     - Да, я.
     - А это?..
     - Мой ассистент - Вик.
     - Мы не знали, что у вас есть ассистент.
     - О, - сказал я. - А вы?..
     - Его ассистент, - ответила она.
     - Давайте мне послание.
     - Я могу сделать большее, - ответила она. Я здесь, чтобы провести вас
к нему.
     Сейчас она почти смеялась, и ее глаза  были  тверже,  чем  я  подумал
сначала. Но я должен попытаться.
     - Вы не должны служить ему, - сказал я.
     Внезапно она всхлипнула.
     - Вы не понимаете. У меня нет выбора. Вы не знаете, отчего он спасает
меня. Я принадлежу ему.
     - И он получит все назад, и более того, Вы можете покинуть его.
     - Как?
     Я протянул руку и она посмотрела на нее.
     - Возьмите мою руку, - сказал я. Она продолжала смотреть.
     Затем, почти робко, она протянула свои. Медленно она  дотронулась  до
моих...
     Затем она засмеялась и отдернула свои.
     - Вы почти подчинили меня себе. Гипноз, не так ли?
     - Нет, - сказал я.
     - Но больше не делайте так.
     Она повернулась и взмахнула левой рукой. Туман  расступился,  образуя
мерцающий туннель.
     - Он ожидает Вас на другом конце.
     - Он может подождать еще немного, - сказал я. - Вик, оставайся здесь.
     Я повернулся и прошел обратно в магазин. Остановился перед  футляром,
который висел высоко на стене. Мгновение я смотрел на него. Я мог  видеть,
как он сиял в темноте. Затем я  достал  маленький  металлический  молоток,
который висел на цепочке сзади и стукнул. Стекло зазвенело. Я стукнул  еще
два раза и осколки посыпались на пол. Я выпустил молоток. Он несколько раз
стукнулся о стену.
     Затем я осторожно залез внутрь и обхватил рукоятку. Страшно  знакомое
ощущение охватило меня. Как давно это было?..
     Я  вытащил  его  из  футляра  и  держал  перед  собой.  Древняя  сила
вернулась, снова наполнив  меня.  Я  надеялся,  что  последний  раз  будет
действительно последним, но подобные вещи имеют обыкновение возвращаться.
     Когда я вернулся, глаза девушки расширились и она сделала шаг назад.
     - Все в порядке, мисс. Ведите.
     - Ее зовут Сабрина, - сообщил мне Вик.
     - О? Что еще ты узнал?
     - Нас проведут к кладбищу Всех Святых, через реку.
     Она улыбнулась ему, затем повернулась к туннелю. Она вошла в  туннель
и я последовал за ней.
     Ощущение было как на движущихся транспортерах, которые есть в больших
аэропортах. Я мог бы сказать, что каждый шаг, который я  делал,  переносил
меня дальше, чем обыкновенный шаг. Сабрина,  не  оборачиваясь,  решительно
шла  вперед.  Позади  я  один  раз  услышал  кашель  Вика,  он   прозвучал
приглушенно среди мерцающих, похожих на пластмассу, стен.
     В конце туннеля была темнота, и в ней - ожидающая фигура,  еще  более
темная.
     В том месте, где мы появились, не было тумана, только  чистый  лунный
свет, достаточно сильный, чтобы погребальные камни и монументы отбрасывали
тени. Одна из них легла между нами, длинной линией отделяя темноту.
     Он изменился не так сильно, как я думал. Он был еще выше, стройнее  и
выглядел лучше. Он жестом показал Сабрине направо. Я так же отослал Вика в
сторону. Когда он ухмыльнулся, его зубы блеснули. Он достал свой клинок  -
такой черный, что был почти невидим внутри слабо светящегося  ореола  -  и
небрежно отсалютовал мне. Я ответил тем же.
     - Я не был уверен, что ты придешь, - сказал он.
     Я пожал плечами.
     - Одно место так же хорошо, как другое.
     - Я делаю тебе то же самое предложение, что и раньше, - сказал  он  -
для того, чтобы избежать неприятностей. Отдельное королевство.  Оно  могло
бы быть лучшим, чем ты мог надеяться.
     - Никогда, - ответил я.
     Он вздохнул.
     - Ты упрямец.
     - А ты не меняешься.
     - Если это достоинство, прости. Но это так.
     - Где ты нашел Сабрину?
     - В канаве. У нее есть способности. Она быстро учится. Я вижу, у тебя
тоже появился подмастерье. Ты знаешь, что это значит?
     - Да, мы становимся старше, слишком старыми для такой чепухи.
     - Ты хотел бы выйти в отставку, брат.
     - Так же, как и ты.
     Он засмеялся.
     - И мы могли бы, шатаясь,  рука  об  руку  войти  в  эту  специальную
Валгаллу, зарезервированную для таких, как мы.
     - Я мог бы думать о худшем жребии.
     - Боже, я рад  это  слышать.  Я  думаю,  что  это  означает,  что  ты
ослабеваешь.
     - Я думаю, мы это выясним очень скоро.
     Серия небольших движений привлекла мой взгляд. Существа,  похожие  на
собак, летучих мышей, змей  прибывали,  усаживались  и  занимали  места  в
громадной окружающей нас массе, как зрители, пришедшие на стадион.
     - И твои зрители тоже, - ответил он. - Кто знает, но может быть, даже
здесь у тебя есть несколько почитателей?
     Я улыбнулся в ответ.
     - Уже поздно, - сказал он мягко.
     - Далеко за полночь.
     - Они действительно оценят  это?  -  затем  спросил  он  и  его  лицо
внезапно посерьезнело.
     - Да, - ответил я.
     Он засмеялся.
     - Конечно, ты должен был сказать это.
     - Конечно.
     - Давай-ка начинать.
     Он   поднял   свой   клинок   из   мрака   высоко   над   головой   и
сверхъестественная тишина заполнила пространство.
     - Астарот, Вельзевул, Асмодей, Велиал,  Левиафан...  -  начал  он.  Я
поднял свое оружие.
     - Ньютон, Декарт, Фарадей, Максвелл, Ферми... - сказал я.
     - Люцифер,  -  произнес  он  нараспев,  -  Геката,  Бегемот,  Сатана,
Ариастон...
     - Да Винчи, Микеланджело, Роден, Майоль, Мор... - продолжил я.
     Казалось, мир поплыл вокруг нас и это место  внезапно  оказалось  вне
времени и пространства.
     - Мефистофель! - вскричал он. - Легион! Лилит! Ианнода! Иблис!
     - Гомер, Вергилий, Данте, Шекспир, Сервантес, - продолжал я.
     Он нанес удар и я  парировал  его  и  нанес  свой  удар,  который  он
парировал в свою очередь. Он  начал  говорить  нараспев  и  увеличил  темп
атаки. Я сделал то же самое.
     После нескольких минут боя я увидел, что наши силы практически равны.
Это означало,  что  поединок  будет  тянуться  и  тянуться.  Я  попробовал
несколько приемов, о которых даже забыл, что знаю их. Но он помнил. Он,  в
свою очередь, сделал то же, но я тоже вспомнил их.
     Мы начали двигаться еще быстрее.
     Удары, казалось, сыпались со всех сторон, но мой клинок был  повсюду,
где бы они не падали. Он делал то  же  самое.  Это  превратилось  в  танец
внутри  клетки  движущегося  металла,  окруженной  рядами  горящих   глаз,
наблюдающих за исходом поединка.
     Вик и Сабрина стояли рядом, казалось, забыв  друг  о  друге  в  своем
напряженном внимании к поединку.
     Мне не хотелось говорить, что это было весело, однако это было так. В
конце-концов, столкнуться с воплощением того, с чем боролся все это  годы.
Полностью победить невозможно, но решающий удар, если  это  честный  удар,
мог бы быть сделан.
     Я удвоил свои усилия и потеснил его на  несколько  шагов.  Однако  он
быстро оправился и занял прежнюю позицию. Из-за памятников донесся вздох.
     - Ты все еще можешь удивлять меня, - пробормотал он сквозь  стиснутые
зубы, нанося удар. - Когда же этому придет конец?
     - Как узнать легенду? - ответил я, отступая и снова нанося удар. Наши
клинки давали нам силы, нужные нам, и мы продолжали сражение.
     Случайно он оказался близко, слишком близко. Но в любое время  я  был
готов уклониться в последний момент и контратаковать. Дважды я думал,  что
поразил его, и каждый раз он чудом уклонялся и нападал с удвоенной силой.
     Он ругался, смеялся и я, вероятно, делал то же самое.  Луна  сияла  и
роса стала заметней на траве. Создания иногда перемещались, но их глаза не
отрывались от нас. Вик и Сабрина что-то шепотом говорили, не глядя друг на
друга.
     Я нанес удар в голову, но он парировал его и, в свою  очередь,  нанес
мне удар в грудь. Я остановил его и попытался поразить  его  в  грудь,  он
отбил удар...
     Внезапно  подул  ветер  и  и  пот  на  моем  лбу  стал  холодным.   Я
поскользнулся на влажной земле, а он упустил  возможность  воспользоваться
моей оплошностью. Неужели он начал уставать?
     Я еще усилил нажим, а он, казалось, отвечал чуточку  медленнее.  Было
ли это мое преимущество или трюк с его стороны, чтобы обмануть меня?
     Я попал ему в руку. Легкое касание. Царапина. Ничего серьезного, но я
почувствовал, что моя уверенность растет. Я сделал новую попытку,  выложив
все, на что я способен, во взрыве вдохновения.
     Яркая линия появилась у него на груди.
     Он снова выругался и дико  замахнулся.  Когда  я  парировал  удар,  я
понял, что небо на востоке начало светлеть. Это  означало,  что  я  должен
спешить. Есть правила, ограничивающие даже нас.
     Я применил свой наиболее сложный прием, но он смог остановить его.  Я
пытался сделать это снова и снова. Каждый раз он казался все  слабее  и  в
последний раз я увидел  гримасу  боли  на  его  лице.  Наши  зрители  тоже
приустали и я чувствовал,  что  истекают  последние  песчинки  в  песочных
часах.
     Я нанес удар, и на этот раз я попал. Я почувствовал, что  мой  клинок
заскрежетал по кости, так как он попал в левую руку.
     Он застонал и упал на колени, в то время как  я  отпрянул  назад  для
последнего смертельного удара.
     Вдалеке прокричал петух и я услышал его смех.
     - Кончено, братец! Кончено! Но недостаточно хорошо, -  сказал  он.  -
Сабрина! Ко мне! Немедленно!
     Она сделала шаг к нему, повернулась  к  Вику,  затем  снова  в  моему
поверженному врагу. Она поспешила к нему и обняла,  как  только  он  начал
исчезать.
     - Aufwiedersehen! - донеслось до меня, и они оба исчезли.
     Наши  зрители  отбывали  с  большой  поспешностью,  хлопая  крыльями,
уносясь скачками по земле, скользя в норы, так как  солнце  появилось  над
горизонтом.
     Я оперся на клинок. Через некоторое время Вик подошел ко мне.
     - Увидим ли мы их когда-нибудь снова? - спросил он.
     - Конечно.
     Я двинулся туда, где вдалеке виднелись ворота.
     - И что теперь? - спросил он.
     - Я пойду домой и просплю весь день.  Может  быть,  устрою  небольшие
каникулы. Дела теперь будут идти не так бойко.
     Мы пересекли освященную землю и ступили на улицу.

                              Роджер ЖЕЛЯЗНЫ

                             ВЕЧНАЯ МЕРЗЛОТА

     Высоко  на  западном  склоне  горы  Килиманджаро  лежит  высохший   и
замерзший труп леопарда. Всегда нужен  автор  для  того,  чтобы  объяснить
происходящее: едва ли окоченевшие леопарды могут что-нибудь объяснить.

     МУЖЧИНА. Кажется, что музыка возникает и звучит по своей  собственной
воле. По крайней мере, повороты ручки приемника  никак  не  влияют  на  ее
присутствие или отсутствие. Полузнакомый, чужой мотив,  чем-то  тревожный.
Звонит телефон, и он берет трубку. Никто не отвечает. Снова звонок.
     Четыре раза за то время, пока он приводил себя в порядок, одевался  и
повторял свои доводы, ему звонили, но никто не отвечал. Когда он обратился
на станцию, ему ответили, что не было никаких звонков. Однако,  видимо,  с
этим чертовым роботом-служащим что-то  не  в  порядке  -  как  и  со  всем
остальным в этом месте.
     Ветер, уже достаточно сильный, еще более усилился, бросая  на  здание
частицы льда со звуком, похожим на царапанье  миллионов  тонких  коготков.
Жалобный визг стальных жалюзи, скользнувших на место, испугал его. Но  что
было хуже всего, при беглом взгляде на ближайшее окно ему показалось,  что
он видит лицо.
     Конечно, это невозможно. Это ведь четвертый этаж. Игра света в быстро
движущихся хлопьях снега: Нервы.
     Да. Он нервничает с тех пор, как они прибыли сюда  этим  утром.  Даже
раньше...
     Он вывалил вещи Дороти на  тумбочку  и  обнаружил  маленький  пакетик
среди  своей  собственной   одежды.   Он   развернул   маленький   красный
прямоугольник размером приблизительно с его ноготь, затем он закатал рукав
и прилепил пластырь к внутренней стороне левого локтевого сгиба.
     Транквилизатор влился непосредственно в кровь.  Он  сделал  несколько
глубоких вздохов, затем отлепил пластырь и выбросил его в  мусороприемник.
Затем спустил рукав и потянулся за пиджаком.
     Музыка заполнила все, как будто соревнуясь с порывами ветра и  стуком
ледяных градин. В другом углу комнаты ожил видеоэкран.
     Лицо. То же самое лицо. Только на одно мгновение. Он уверен в этом. А
потом бессмысленные волнистые линии. Снег. Он посмеивается.
     "Ну ладно, ведите себя так, нервы" - думает он. "У вас есть  причина.
Но транквилизатор найдет на вас управу.  Веселитесь  пока.  Вы  уже  почти
отключены."
     На видеоэкране возникает порнофильм. Улыбаясь, женщина громоздится на
мужчину...
     Картина переключается на безгласного комментатора, рассказывающего  о
чем-то.
     Он выживет. Он из породы выживающих. Он, Поль Плайг, и  раньше  делал
опасные вещи и всегда удачно. Это только из-за того, что Дороти  суетиться
из-за пустяков, он выбился из колеи. Ничего, пройдет.
     Она ждет его  в  баре.  Ничего,  пусть  подождет.  Немного  спиртного
поможет убедить ее - пока она не  остервенеет.  Такое  иногда  происходит.
Другими словами, он должен отговорить ее от этого дела.
     Тишина. Ветер утих. Царапанье прекратилось. Музыка ушла.
     Жужжание. Оконный экран дает обзор пустого города.
     Тишина - под  полностью  покрывшими  небосвод  облаками.  Горы  льда,
окружающие местность. Никакого движения. Даже видео выключилось.
     Он отшатнулся от внезапной вспышки дальнего устройства в левой  части
города. Лазерный луч ударил  в  слабую  точку  ледяной  горы  и  часть  ее
отвалилась.
     Чуть позднее он услышал глухой гул ломающегося льда. Ледяные  осколки
взметнулись как бурун возле подножия горы. Он восхитился силой,  точностью
определения момента, внешним эффектом.
     Эндрю Альдон... всегда на посту, борющийся со  стихией,  загнанный  в
тупик, бессмертный страж Плайпойнта. Альдон, по крайней мере,  никогда  не
ошибается.
     Опять  пришла  тишина.  Пока  он  наблюдал  за   тем,   как   оседает
взметнувшийся снег, транквилизатор начал действовать. Было бы хорошо снова
не заботиться о деньгах. В последние два года было много  потерь.  Видеть,
как все твои сбережения исчезают в Большом  Кризисе  -  именно  тогда  его
нервы впервые дали о себе знать. Он стал более изнеженным, чем век назад -
юный костлявый солдат удачи, без  нервов  и  гордящийся  этим.  Сейчас  он
должен сделать нечто похожее, хотя сейчас это будет легче - за исключением
Дороти.
     Он подумал о ней. На столетие моложе, чем он, живущая своей  юностью,
временами безрассудная, любящая все удовольствия жизни.
     В ней было что-то легко ранимое, временами когда она впадала в  такую
сильную зависимость от него, что он чувствовал необычайное влечение к ней.
Иногда она раздражала его до безумия. Вероятно, это было  более  близко  к
любви, чем он  хотел  бы  сейчас,  случайное  противоречивое  чувство.  И,
конечно, она знает. Это вызывает определенную меру необходимой вежливости.
Пока он сможет собрать себя снова. Но все это не может быть причиной того,
что он должен удержать ее от сопровождения его в этой поездке.  Это  стоит
вне любви или денег. Это выживание.
     Лазер вспыхнул снова, теперь справа. Он ожидает грохота.

     СТАТУЯ. Это не  слишком  удобная  поза.  Она  лежит,  замороженная  в
ледяной  пещере  и  выглядит  как  одна   из   роденовских   фигур,   чуть
поддерживаемая с левой стороны, правый локоть закинут над ее головой, рука
повисла рядом с ее лицом, плечи упираются в стену,  левая  нога  полностью
спрятана.
     Она одета в  серую  парку,  соскользнувший  капюшон  освободил  пряди
темно-русых волос. На ней синие брюки, черный ботинок на той ноге, которую
можно видеть.
     Она покрыта льдом и в многократно  преломленном  свете  пещеры  можно
видеть, что в ее внешности нет  ничего  неприятного,  но  и  ничего  особо
привлекательного. Она выглядит как двадцатилетняя.
     На стенах и потолке пещеры множество трещин.  Сверху  как  сталактиты
свисают множество  сосулек,  вспыхивая  как  драгоценности  в  многократно
преломленном свете. Пещера имеет ступенчатый уклон, образуя в  том  конце,
где находится статуя, нечто вроде гробницы.
     Так же случайно, когда появляется разрыв в облаках, красноватый  свет
концентрируется на ее фигуре.
     Она действительно двигалась в течение столетия - на несколько дюймов,
вместе с подвижками льда. Но из-за игры света кажется, будто она  движется
быстрее.
     Общая обстановка создает  впечатление,  что  это  всего  лишь  бедная
женщина, которая попала в ловушку и замерзла здесь до смерти, а не  статуя
живой богини на том месте, где все началось.

     ЖЕНЩИНА. Она сидит у окна в баре. Дворик снаружи серый  и  угловатый,
занесен снегом, на клумбах мертвые растения - окостеневшие,  трепещущие  и
замерзшие. Она ничего не имеет против вида. Далека от него. Зима  -  время
смерти и холода, и ей нравилось, когда ей напоминали об этом. Ей нравилось
погружение в свои мечты на фоне ее  бездушных,  холодных  и  очень  зримых
клыков.
     Яркая вспышка света осветила дворик,  сопровождаемая  дальним  ревом.
Она отпивает свое питье, облизывает губы и слушает мягкую музыку,  которая
наполняет воздух.
     Она одна. Бармен и вся  остальная  прислуга  здесь  роботы.  Если  бы
кто-нибудь кроме Поля вошел, она, должно быть,  вскрикнула  бы.  Они  были
единственными людьми в отеле в этот период межсезонья. Кроме  спящих,  они
единственные люди во всем Плайпойнте.
     А Поль... Он скоро придет, чтобы повести ее обедать.  Там  они  могут
потребовать, если захотят, чтобы за другими столами были голограммы других
людей. Она не хочет. Ей нравится быть наедине с Полем  в  такие,  моменты,
как сейчас, перед большим приключением.
     Он расскажет  ей  о  своих  планах  за  кофе,  и  скорее  всего,  уже
сегодняшним вечером смогут получить необходимое снаряжение для того, чтобы
начать то,  что  могло  бы  снова  поставить  его  на  ноги  в  финансовом
отношении, вернуть  ему  самоуважение.  Это,  конечно,  будет  опасно,  но
вознаградится сторицей. Она допивает свою порцию, поднимается и подходит к
бару за следующей.
     А Поль... Она действительно  поймала  падающую  звезду,  авантюриста,
скатывающегося вниз,  мужчину  со  славным  прошлым,  в  настоящий  момент
балансирующего на грани краха. Колебания уже начались в  то  время,  когда
они встретились два года назад, что делало  их  еще  более  возбуждающими.
Конечно, ему нужна такая женщина, как она, чтобы опереться на нее в  такое
время.
     Это было не только из-за ее денег. Она никогда не  верила  тому,  что
говорил о нем ее  покойный  отец.  Нет,  он  действительно  любит  ее.  Он
необыкновенно ранимый и зависимый.
     Она хочет превратить его в того  мужчину,  каким  он  был  раньше  и,
конечно, этот мужчина должен также нуждаться в ней. Он  был  тем,  что  ей
нужно больше всего - мужчиной, которой может достать  с  неба  звезды.  Он
должен стать таким, каким был много лет назад.
     Она пробует свою вторую порцию.
     Этому сукину сыну лучше поспешить. Она чувствует, что голодна.

     ГОРОД. Плайпойнт находится на планете,  известной  как  Балфрост,  на
высоком плоскогорье, понижающемся к замерзшему сейчас морю.  В  Плайпойнте
есть устройства для  всех  игр  для  взрослых,  и  это  один  из  наиболее
популярных курортов в этом секторе галактики с  поздней  весны  до  ранней
осени - приблизительно пятьдесят  земных  лет.  Затем  приходит  зима  как
период  оледенения  и  все  уезжают  на  полстолетия  -  или  полгода,   в
зависимости от того, как  считать.  В  это  время  Плайпойнт  находится  в
ведении    автоматической     системы     поддержания     порядка.     Это
самоподдерживающаяся система, руководящая очисткой, снегоуборкой, таянием,
утеплением  всего,  что  требует   таких   действий,   так   же,   как   и
непосредственной борьбой с вторгающимся снегом и льдом. И все это делается
под управлением центрального компьютера, который еще наблюдает за  погодой
и климатом, предвидя так же хорошо, как и реагируя.
     Система успешно работает уже в  течение  многих  столетий,  передавая
Плайпойнт весне и радости в сравнительно хорошем состоянии к концу  каждой
долгой зимы.
     С  одной  стороны  Плайпойнта  находятся  горы,  вода  (или  лед,   в
зависимости   от   сезона)   окружает   его   с   трех   других    сторон,
метеорологические спутники и спутники-маяки расположены высоко над ним.  В
бункере под  административным  зданием  находится  пара  спящих  -  обычно
мужчина и женщина - которые пробуждаются раз в  год  для  непосредственной
проверки работы поддерживающих систем  и  для  того,  чтобы  справиться  с
особыми ситуациями, которые могут возникнуть. Центральный компьютер  имеет
в своем распоряжении  различные  устройства  и  лазеры,  а  также  великое
множество роботов.
     Обычно ему удается слегка предугадывать события, и он  редко  отстает
от них намного.
     В настоящий момент все идет достаточно однообразно, так как погода  с
недавнего времени достаточно ненастная.
     Зззззз! Еще одна глыба льда превратилась в лужу.
     Зззззз! Лужа уже испарилась. Молекулы взобрались на то место, где они
могут собраться вместе и превратиться в снег.
     Ледники перемещают свои ноги, осторожно продвигаясь вперед.
     Зззз! Их выигрыш сводится на нет.
     Эндрю Альдон точно знает, что он делает.

     РАЗГОВОРЫ.  Официант,  нуждающийся  в  смазке,  сервировал   стол   и
откатился, пройдя сквозь пару крутящихся дверей.
     Она хихикнула.
     - Хромой.
     - Очарование древности, - согласился он, улыбаясь  и  тщетно  пытаясь
поймать ее взгляд.
     - Ты все продумал? - спросила она после того, как они начали есть.
     - Как будто, - сказал он, снова улыбаясь.
     - Так да или нет?
     - И то, и другое. Мне нужно больше данных. Я  хочу  пойти  и  сначала
кое-что  проверить.  После  этого  я  смогу  определить  наилучший  способ
действия.
     - Я вижу, ты все время говоришь в единственном числе, -  сказала  она
холодно, наконец встретив его пристальный взгляд.
     Его улыбка замерзла и исчезла.
     - Я имел ввиду только маленькую предварительную разведку, - сказал он
мягко.
     - Нет. Мы. Даже в случае маленькой предварительной разведки.
     Он вздыхает и кладет вилку.
     - Это очень мало по сравнению с тем, что  придется  делать  потом,  -
начинает он. - Обстановка немного изменилась.  Я  должен  отыскать  другой
путь. Это совсем глупая работа и никакого удовольствия.
     - Я здесь не для удовольствия, - отвечает она. - Мы собирались делить
все, помнишь? Это включает скуку, опасность и  все  остальное.  Таков  был
уговор, когда я согласилась оплатить нашу дорогу.
     - У меня было такое чувство, что до этого могло бы дойти,  -  говорит
он спустя некоторое время.
     - Дойти до этого? Так всегда и было. Это было наше соглашение.
     Он поднимает свой бокал и отпивает вино.
     - Конечно. Я не собираюсь менять условия. Это  просто  такой  случай,
когда дела пошли бы  быстрее,  если  бы  я  смог  сделать  предварительную
разведку. Я могу двигаться намного быстрее один.
     - Что за спешка? Так или иначе несколько дней. Я в достаточно хорошей
форме. Я не слишком задержу тебя.
     - У меня такое впечатление, что тебе не особенно  здесь  нравится.  Я
только хочу поскорее сделать все это, чтобы убраться отсюда.
     - Это очень мило с твоей стороны, - говорит она, принимаясь за еду. -
Но это моя проблема, не так ли?
     Она смотрит на него.
     - Пока нет другой причины, из-за которой ты больше  не  хочешь  иметь
дело со мной?
     Он быстро отводит взгляд, хватается за вилку.
     - Не будь дурой.
     Она улыбается.
     - Итак, договорились. Я пойду с тобой после обеда на поиски пути.
     Музыка останавливается, затем слышится звук,  как  будто  прочищается
горло. Затем:
     - Простите меня за то, что может  показаться  вмешательством  в  ваши
дела, - раздается глубокий, мужественный голос. - Это действительно только
часть простой наблюдательной функции, которую я выполняю.
     - Альдон! - восклицает Поль.
     - К вашим услугам, мистер Плейг. Я решил обнаружить  мое  присутствие
только потому, что я действительно слышал, о чем вы говорите  и  забота  о
вашей безопасности перевешивает хорошие манеры, которые в противном случае
требовали бы молчаливости.  Я  получил  сведения,  о  том,  что  ожидается
исключительно  плохая  погода  сегодня  после  обеда.  Так  что  если   вы
планируете длительную прогулку, я бы советовал вам отложить ее.
     - О, - сказала Дороти.
     - Спасибо, - сказал Поль.
     - Я удаляюсь. Наслаждайтесь едой и друг другом.
     Музыка возвращается.
     - Альдон? - спрашивает Поль.
     Ответа нет.
     - Похоже, нам надо сделать это завтра или позднее.
     - Да, - соглашается Поль и первый раз за день улыбается  свободно.  И
лихорадочно думает.

     МИР.  Жизнь  на  Балфросте  течет  в  странном  цикле.   Животная   и
квазиживотная жизнь мигрирует в экваториальные области  на  время  длинной
зимы. Жизнь в глубинах океана продолжается. А вечная  мерзлота  колеблется
по своим собственным законам.
     Вечная мерзлота. Зимой и весной ее жизнь наиболее интенсивна.  В  это
время распространяется ее мицелий -  оплетает,  пробует,  касается  всего,
образует нервные узлы,  распространяется  для  того,  чтобы  проникнуть  в
другие   системы.   Он   оплетает   планету,   существуя   как    огромный
бессознательный организм  в  течение  всей  зимы.  Весной  он  выбрасывает
побеги, на которых в течение нескольких дней развиваются,  серые,  похожие
на цветы образования.
     Затем эти цветы сморщиваются, открывая темные  плоды,  которые  через
некоторое время взрываются с тихим лопающимся  звуком,  освобождая  облака
сверкающих спор, которые ветер разносит повсюду.
     Они чрезвычайно морозоустойчивы, так же как и мицелий, в который  они
однажды превратятся.
     Летняя жара в конце концов оттесняет их вниз к вечной мерзлоте и нити
мицелия впадают там в состояние длительного покоя.
     Когда возвращаются  холода,  они  пробуждаются,  споры  прорастают  и
выбрасывают  новые  отростки,  которые  устраняют  старые  повреждения   и
формируют новые тяжи. Жизнь начинается снова. Существование  летом  похоже
на обесцвеченную спячку. В течение тысячелетий таков был порядок жизни под
Балфростом, внутри Балфроста. Теперь богиня  предписывала  другое.  Богиня
зимы раскинула свои руки и пришли перемены.

     СПЯЩИЕ. Поль движется среди кружащихся  хлопьев  к  административному
зданию. Он сделал самое простое из того, что мог,  убедив  Дороти  принять
снотворное для того, чтобы  лучше  отдохнуть  перед  завтрашним  днем.  Он
притворился, что принимает такую же таблетку, и сопротивлялся ее  действию
до тех пор, пока точно не убедился, что она спит и  его  бодрствование  не
будет замечено.
     Он входит в похожее на склеп здание, проделывает все хорошо  знакомые
повороты, двигаясь вниз по наклонной плоскости. Комната не заперта, в  ней
прохладно, но он начал потеть, как только вошел. Две охлаждающие установки
действовали. Он проверил их  управляющие  системы  и  увидел,  что  все  в
порядке.
     Прекрасно, начнем! Позаботимся о снаряжении. Им оно не понадобится.
     Он колеблется.
     Подходит поближе  и  смотрит  через  смотровые  окошечки  на  спящих.
Никаких воспоминаний, слава Богу! Он осознает, что дрожит.
     Он пятится, поворачивается и спешит к помещению склада.
     Позже, в желтых санях, несущих специальное оборудование, он двигается
вглубь материка.
     Как только он двинулся, снег прекращается и ветер затихает.
     Он улыбается. Снег сверкает перед ним, и окружение не кажется  совсем
незнакомым. Хорошие приметы, в конце-концов.
     Затем что-то пересекает его путь, разворачивается  и  останавливается
перед ним.

     ЭНДРЮ АЛЬДОН. Эндрю Альдон, когда-то мужчина исключительной честности
и возможностей, на своем смертном одре получил возможность  продлить  свое
существование в виде компьютерной программы, и после этого потенциалы  его
мозга функционировали  как  верховная  управляющая  программа  в  основном
охраняющем  компьютерном  комплексе  Плайпойнта.  И  в  таком  облике   он
функционировал как программа исключительной надежности и возможностей.  Он
поддерживал город, и он защищал его части. Он не только отвечал на внешние
воздействия, но и предугадывал структурные и функциональные потребности, в
основном он предсказывал погоду.  Как  профессиональный  солдат,  коим  он
когда-то  был,  он  поддерживал  себя  в   состоянии   постоянной   боевой
готовности, что  на  самом  деле  было  нетрудно,  учитывая  ресурсы,  ему
доступные. Он редко ошибался,  был  всегда  в  курсе  всего,  а  временами
блестяще выходил из  положения.  Время  от  времени  он  возмущался  своим
бестелесным существованием. Временами он чувствовал себя одиноким.
     Этим вечером он был озадачен внезапным прекращением бури, которую  он
предсказывал,  и  хорошей  погодой,  которая  за  этим  последовала.   Его
математические выкладки были безупречны, но погода нет. Казалось странным,
что такое могло произойти во время множества других нарушений, таких,  как
необычные подвижки льда, неполадки с оборудованием  и  странное  поведение
техники в одной из занятых комнат отеля - комнаты, снятой  постояльцем,  в
прошлом персоной non grata.
     Так он наблюдал некоторое время. Он был готов вмешаться,  когда  Поль
вошел в административное здание и прошел  в  бункер.  Но  Поль  не  сделал
ничего такого, что могло бы принести вред спящим.
     Его любопытство достигло максимума, когда Поль взял снаряжение.
     Он продолжал наблюдать. По его мнению, за Полем надо было наблюдать.
     Альдон решил  действовать  только  тогда,  когда  он  обнаружил,  что
события развиваются в нежелательном направлении. Он послал одно  из  своих
подвижных устройств, чтобы перехватить Поля, если он направится  прочь  из
города. Оно догнало его на извилистом пути и возникло у него на пути.
     - Стоп! - сказал Альдон через переговорное устройство.
     Поль затормозил свой снегоход и  некоторое  время  сидел,  смотря  на
машину.
     Затем он слабо улыбнулся.
     - Я полагаю, что у тебя есть веская причина для  ограничения  свободы
передвижения гостя.
     - Твоя безопасность требует этого.
     - Я в совершенной безопасности.
     - В этот момент.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Погода  ведет  себя  более  чем  странно.  Ты  можешь  оказаться  в
неприятном положении, если шторм разыграется.
     - Так я воспользуюсь пока этим преимуществом  и  буду  иметь  дело  с
последствиями, если будет нужно.
     - Это твое дело. Я хотел предупредить тебя.
     - Прекрасно. Ты меня предупредил. А теперь отойди с моего пути.
     - Минуточку. В последний раз,  когда  ты  был  здесь,  ты  уехал  при
странных обстоятельствах - разорвав свой контракт.
     - Проверь свой юридический банк  данных,  если  он  у  тебя  есть.  Я
ответил по закону за это.
     - Здесь есть некоторые вещи, относительно  которых  нет  законов  или
ограничений.
     - Что ты этим хочешь сказать? Я подал объяснительную записку  о  том,
что произошло в тот день.
     - Да, который - очень удобно - не мог быть проверен. Ты доказывал что
в этот день...
     - Мы всегда доказываем. Так уж мы устроены. Если ты можешь что-нибудь
сказать по этому поводу, говори.
     -  Нет,  мне  больше  нечего  сказать  об  этом.  Моим   единственным
намерением было предостеречь тебя.
     - Отлично, ты меня предостерег.
     - Предостеречь тебя относительно менее очевидных вещей.
     - Я не понимаю.
     - Я не уверен, что все здесь осталось таким же, как и в прошлую зиму,
когда ты уехал.
     - Все меняется.
     - Да, но я имею ввиду другое. Есть  что-то  необычное  в  этом  месте
сейчас.  Прошлое  уже  не  служит  хорошим  проводником  для   настоящего.
Появляется все больше и больше аномалий. Временами  кажется,  что  планета
проверяет меня или играет со мной.
     - Ты сходишь с ума, Альдон. Ты слишком долго  сидишь  в  этом  ящике.
Может быть, пора кончать все это.
     - Сукин сын, я пытался кое-что тебе объяснить.  Я  замечаю  множество
примет этого, и все это началось вскоре после  того,  как  ты  уехал.  Моя
человеческая часть все еще подозревает тебя и я чувствую, что  здесь  есть
какая-то связь. Если  тебе  все  об  этом  известно  и  ты  можешь  можешь
справиться с этим, прекрасно. Если ты не можешь,  я  думаю,  тебе  следует
остерегаться. Лучше всего, возвращайся домой.
     - Я не могу.
     - Даже если здесь есть нечто, позволяющее тебе легко это сделать -  в
этот момент?
     - Что ты хочешь сказать?
     - Я припомнил древнюю гипотезу и Гайе-Лавлок, двадцатое столетие...
     - Планетарный разум. Я слышал об этом. Однако никогда не встречал.
     - Ты уверен? Я временами чувствую, что я сталкиваюсь с ним. Что  если
здесь присутствует что-то и ведет тебя на поводу?
     - Это может быть только моей проблемой.
     - Я могу защитить тебя от этого. Возвращайся в Плайпойнт.
     - Спасибо, нет. Я хочу выжить.
     - А как же Дороти?
     - А что она?
     - Ты хочешь оставить ее одну, когда может быть, ты ей нужен?
     - Позволь мне самому судить об этом.
     - Твоей последней женщине пришлось не слишком сладко.
     - Черт побери! Уйди с моей дороги, или я перееду тебя!
     Робот сворачивает с дороги. При помощи своих сенсоров Альдон смотрит,
как Поль едет прочь.
     "Прекрасно", решает он. "Мы знаем, где мы находимся, Поль.  И  ты  не
изменился. Тем лучше."
     Альдон переключает свое внимание. Теперь  на  Дороти.  Переоделась  в
теплую одежду. Выходит. Приближается к зданию,  откуда,  как  она  видела,
выехал Поль на своем снегоходе. Она окликает  его  и  ругается,  но  ветер
относит ее слова прочь.  Она  также  только  притворилась  спящей.  Выждав
некоторое время, она решилась  проследовать  за  Полем.  Альдон  видит  ее
задержку и хочет помочь ей, но  под  руками  нет  ни  одного  двигающегося
устройства. Он выслал одно вперед во избежание будущих несчастных случаев.
     - Черт побери! - бормочет она, проходя  через  улицу,  снежные  вихри
поднимаются и крутятся вокруг нее.
     - Куда вы собираетесь, Дороти? - спрашивает  Альдон  через  ближайшее
переговорное устройство.
     Она резко останавливается и поворачивается.
     - Кто?
     - Эндрю Альдон, - отвечает он. - Я наблюдал за вами.
     - Почему?
     - Наблюдение за вашей безопасностью входит в мои обязанности.
     - Об этом шторме вы говорили?
     - Частично.
     - Я уже взрослая. Я могу  сама  позаботиться  о  себе.  Что  означает
"частично"?
     - У вас плохая компания.
     - Поль? Почему?
     - Однажды он взял с собой женщину в такое же  дикое  место,  куда  он
теперь направляется. Она не вернулась обратно.
     - Он мне рассказывал об этом. Это был несчастный случай.
     - И не было свидетелей.
     - Что вы хотите сказать?
     - Это подозрительно. Вот и все.
     Она снова  начинает  двигаться  по  направлению  к  административному
зданию. Альдон переключается на другое переговорное устройство у входа.
     - Я ни в  чем  его  не  обвиняю.  Если  ваш  выбор  -  доверять  ему,
прекрасно. Но не доверяйте погоде. Было бы лучше, если бы вы  вернулись  в
отель.
     - Спасибо за заботу, - говорит она, входя в  здание.  Он  следует  за
ней, замечая учащение ее пульса, когда она останавливается перед камерой.
     - Это спящие?
     - Да. Поль однажды был  в  таком  же  положении,  так  же  как  и  та
несчастная женщина.
     - Я знаю. Послушайте, я собираюсь  следовать  за  ним  независимо  от
того, одобряете ли вы это, или нет. Почему бы  вам  не  сказать  мне,  где
находятся эти сани?
     - Хорошо. Я даже сделаю больше. Я буду вашим проводником.
     - Что вы имеете ввиду?
     - Окажите мне услугу - она будет выгодна и вам также.
     - Назовите ее.
     -  В   шкафу   со   снаряжением   -   позади   вас   -   вы   найдете
дистанционно-чувствительный браслет. Он  может  служить  для  двусторонней
связи. Наденьте его. Я смогу таким образом  быть  с  вами.  Помогать  вам.
Может быть, даже защитить вас.
     - Вы поможете мне следовать за ним?
     - Да.
     - Хорошо. Я беру это.
     Она подходит к шкафу со снаряжением, открывает его.
     - Здесь есть что-то, похожее на браслет.
     - Да. Нажмите на красную кнопку.
     Она делает это. Его голос теперь четко звучит из браслета.
     - Надевайте его и я покажу вам дорогу.
     - Да.

     ЗАСНЕЖЕННАЯ МЕСТНОСТЬ. Равнины и холмы  белого,  пучки  вечнозеленого
кустарника, торчащие груды скал, снежные вихри, крутящиеся как волчки  под
порывами ветра... свет и тень. Раскалывающееся небо. В защищенных от ветра
местах видны следы.
     Она двигается, стараясь не обнаружить своего присутствия.
     - Я потеряла его, - бормочет она, сгибаясь за ветровым стеклом своего
желтого обтекаемого снегохода.
     - Держитесь прямо, минуя эти две скалы. Остановитесь  с  подветренной
стороны гребня. Я скажу вам, когда повернуть. У меня сверху наблюдательный
спутник.  Если  тучи  будут  по-прежнему  расступаться  -  очень   странно
расступаться...
     - Что вы имеете в виду?
     - Кажется, он наслаждается светом, падающим из единственного  разрыва
в тучах на всем пространстве.
     - Совпадение, не более того.
     - Я сомневаюсь.
     - Что же еще это может быть?
     - Выглядит так, будто кто-то открыл для него дверь.
     - Мистицизм компьютера?
     - Я не компьютер.
     - Простите, мистер Альдон. Я знаю, что вы когда-то были мужчиной...
     - Я все еще мужчина.
     - Простите.
     - В этой ситуации есть много такого, что я хотел бы знать.
     Ваше прибытие сюда пришлось на необычное  время  года.  Поль  взял  с
собой изыскательское оборудование...
     - Да. В этом нет ничего противозаконного. Действительно, это одна  из
здешних достопримечательностей, не так ли?
     - Да.  Здесь  есть  много  интересных  минералов,  некоторые  из  них
драгоценные.
     - Ну ладно, Поль хотел найти еще месторождение, но он не хотел, чтобы
вокруг была толпа.
     - Еще?
     - Да, он нашел здесь месторождение несколько лет назад.
     - Интересно.
     - В конце-концов, что вам за дело?
     - Защита прибывающих на планету - часть моей работы. В вашем случае я
особенно внимателен.
     - Почему?
     - В моей прежней жизни меня влекло к женщинам вашего типа. Физически,
так же как и в остальном.
     Двухсекундная пауза, затем:
     - Вы покраснели.
     -  Ваш  комплимент  этому  причиной,  -  сказала  она,  -  и  что  за
дьявольская наблюдательная система у вас. Как она выглядит?
     - О, я могу сообщить вам температуру вашего тела,  ваш  пульс  и  так
далее...
     - Нет, я имела  в  виду  -  на  что  похожи  вы  -  что  вы  из  себя
представляете?
     Трехсекундная пауза.
     - В чем-то я похож на бога.  И  очень  на  человека  в  другом,  даже
преувеличенно. Я чувствую нечто вроде расширения всего, чем я был  раньше.
Вы заставили меня почувствовать  ностальгию  -  среди  всего  прочего.  Не
беспокойтесь. Мне это нравится.
     - Я хотела бы встретиться с вами.
     - Взаимно.
     - Как вы выглядели?
     - Представляйте меня, как вам нравится. Так я буду выглядеть лучше.
     Она смеется. Проверяет свои фильтры. Думает о Поле.
     - Так как он выглядел раньше - Поль? - спрашивает она.
     - Вероятно, намного лучше, чем он сейчас, только менее элегантно.
     - Другими словами, вы не хотите сказать.
     След идет вверх более круто, поворачивая вправо. Она слышит ветер, но
не чувствует его. Везде лежала серая тень облаков,  но  ее  след/его  след
освещен.
     - Я действительно не знаю, - говорит Альдон через некоторое время,  -
и не хочу гадать, о чем вы на самом деле заботитесь.
     - Галантно, - замечает она.
     - Нет, просто вежливо. Я могу ошибиться.
     Они добрались до вершины,  где  Дороти  резко  вздохнула  и  опустила
темные очки, защищаясь  от  внезапной  вспышки,  образованной  искрящимися
ледяными осколками.
     - Боже! - говорит она.
     - Или богиня, - отвечает Альдон.
     - Богиня, спящая в круге пламени?
     - Не спящая.
     - Это могла бы быть пара для вас, Альдон - если бы она  существовала.
Бог и богиня.
     - Мне не нужна богиня.
     - Я вижу его следы, ведущие туда.
     - Не отклоняйтесь, если он действительно знает, куда он направляется.
     Она  двигается  по  следам,  пересекая  склоны,  похожие  на   изгибы
архитектурной колонны. Мир вокруг безмолвен, светел и  белоснежен.  Альдон
на ее запястье тихо мурлыкал старый мотив любовный или  воинственный,  она
не знала  точно.  Расстояния  искажались,  перспектива  искривлялась.  Она
обнаружила, что тихо подпевает Альдону,  направляясь  к  тому  месту,  где
следы Поля кончались и наступала неопределенность.

     МЯГКИЕ ЧАСЫ ВИСЯТ НА ВЕТКЕ ДЕРЕВА.  Мой  счастливый  день.  Погода...
тропа чистая. Обстановка изменилась, но не столь сильно, чтобы  я  не  мог
сказать, где это.  Свет  со  всех  сторон!  Господи!  Сияние  льда,  груды
кристаллов... Если только провал все еще там... Могло все обрушиться. Были
подвижки, может быть, обвал.
     Я должен войти. Потом можно вернуться с Дороти. Но  сначала  очистить
все, убрать... это. Если  она  все  еще  здесь.  Может  быть,  провалилась
дальше. Это было бы хорошо, лучше всего. Хотя такое редко происходит. Я...
Где это произошло. Не было если бы. Не было что.  Было...  Было  колебание
почвы.  Грохот,  растрескивание.   Ледяные   глыбы   звенели,   грохотали,
объединялись. Мы могли бы погибнуть оба. Мы оба. Она стала  проваливаться.
Там был мешок с минералами. Хватаюсь за мешок. Только потому, что  он  был
ближе. Хотел бы я помочь ей, если бы мог? Я не смог бы.  Может,  смог  бы?
Потолок стал проседать. Я выбираюсь. Нет ощущения, что мы оба делаем  это.
Я выбрался. Она должна была сделать то же самое. Могла ли она? Ее глаза...
Гленда! Может быть... Нет! Не могла, действительно не  могла.  Мог  ли  я?
Глупо.  После  всех  этих  лет.  Это  было  мгновение.  Только  мгновение.
Временное успокоение. Если бы я знал, что так будет, я бы попытался. Я мог
бы попытаться. Нет. Я сбежал. Твое  лицо  в  окне,  на  экране,  во  снах.
Гленда. Не было того, что я не пытался. Пламя холмов. Огонь и глаза.  Лед.
Лед.
     Огонь и снег. Тепло домашнего очага. Лед. Лед. Прямо через лед  лежит
длинная дорога.  Огонь  сверху.  Пронзительный  крик.  Грохот.  И  тишина.
Выбрался. Уже. Есть ли разница? Нет.
     Этого никогда не было. Такова судьба. Не моя вина... Проклятье.
     Все я мог. Гленда. Вперед и вверх. Да. Длинная спираль. Теперь  вниз.
Огибаем это. Кристаллы будут... Я никогда больше не приду сюда.

     МЯГКАЯ ВЕТКА ДЕРЕВА ВИСИТ ПОВЕРХ ЧАСОВ. На-ка!  Думаешь,  я  не  могу
видеть сквозь туман? Не сможешь подкрасться  ко  мне  на  мягких  кошачьих
лапах. И твоя девица тоже. Я растаю немного  больше  поблизости  от  твоей
базы.  Немного  уборки...  Может  случиться  разлом.  Сделаем  эти  дороги
совершенней... Как долго? Долго... Не странно ли, что на столько лет можно
отложить исполнение  желания?  Неестественно.  Эта  погода.  Как  духовная
весна...
     Протяни эти лучи. Гори. Растай в моих жарких, раскаленных руках.
     Посети этот двор. Утоли эту жажду. Дай мне возможность  обнять  тебя.
Растай. Воспламенись. Я говорю. Я здесь правлю. Растай.
     Вспыхни.  Я  правлю  здесь,  богиня.  Выйди  из  игры.  У  меня  есть
взрывчатка для каждой башни из льда, свет для  любой  тьмы.  Ступай  здесь
осторожно. Я чувствую, что начинаю понимать Тебя. Я  вижу  Твои  знаки  на
тучах и тумане, прослеживаю Твои волосы в завихрениях  ветра.  Ты  повсюду
вокруг меня, белый как светящаяся смерть.
     Мы  противоположности.  Пусть  облака  вьются,  лед   звучит,   Земля
вздымается. Я спешу на встречу с тобой, смерть или девственница, в высоких
хрустальных залах. Не здесь. Длинное, медленное падение,  ледяной  внешний
вид, грохот. Таяние. Другое... На-ка!

     ЗАМЕРЗШИЙ СТРАЖ В  ВЕЧНОЙ  МЕРЗЛОТЕ.  Щетина  и  бренчанье.  Приходи.
Возможно. Возможно. Возможно. Я говорю. Певчий Дрозд.
     Треск. Разделить. Раздвинуть. Открыть. Приход. За льдом мира я знала.
Возвращение.  Он.  Певчий  Дрозд.  Память  движущая  сила.  Открыть  путь.
Приходи. Пусть не будет препятствий. Пропустить. Открыто. Тучи успокоились
и ветер утих. Ничто  не  препятствует  твоему  приходу,  моя  убийственная
любовь. Это было как будто вчера.
     Пригоршня камней... Приходи с песней и чистыми руками из теплых мест.
Я наблюдала за Твоим неизменившимся  самообладанием.  Я  открываю  дорогу.
Приходи ко мне. Я -  Окружающая  планету,  я  присутствую  повсюду,  чтобы
встретить  тебя.  Но  здесь,  здесь  особое  место,  Я   сосредоточиваюсь,
память-двигатель, на месте, где все это началось, с кровью на руках,  Поль
моя любовь, зовущий  назад,  для  последнего  прощанья,  ледяной  поцелуй,
огненное прикосновение, остановка сердца, кровь  застыла,  душа  замерзла,
объятие мира и моя ненависть  к  Твоему  ускользнувшему  телу,  неуловимый
теперешний год. Приходи на  место,  которое  ждет.  Я  снова  двигаюсь  за
замерзшими глазами, ожидающая и теплая. Ко мне. Ко мне. Пение и  щелканье,
щетина и бренчание. И полозья поскрипывают по снегу, мое сердце  бьется  в
такт. Все.

     ПАЛОМНИЧЕСТВО. Он сворачивает в сторону, поворачивает, замедляет  ход
среди зазубренных неровностей - лед  падающий  и  лед  вздымающийся  -  на
полях,  где  горы  и  ледники  состязаются  в  медленном   движении,   под
аккомпанемент случайных тресков и свистов, разрушения, грохота и  дребезга
ледяных кристаллов. Здесь грунт более  растрескавшийся,  чем  где-либо,  и
Поль оставляет свой снегоход. Он закрепляет инструменты на своем  поясе  и
кладет что-то в сумку, заякоривает снегоход и идет.
     Сначала он движется медленно и осторожно, но  потом  старые  привычки
возвращаются и вскоре он уже спешит. Двигаясь от света к тени, он проходит
среди  ледяных  форм,  похожих  на  гротескные  статуи  из  стекла.  Склон
изменился с тех пор,  но  похоже,  он  идет  правильно.  И  глубже,  вниз,
направо...
     Да. Это затемненное место. Каньон или загроможденный проход,  что  бы
там ни было. Похоже, правильно. Он  слегка  меняет  курс.  Ему  становится
жарко в его защитной одежде и его дыхание становится быстрее.  Его  зрение
затуманивается и на мгновение, где-то между светом и  тенью  ему  кажется,
что он видит...
     Он резко останавливается, некоторое время  колеблется,  затем  трясет
головой, фыркает и двигается дальше.
     Следующая сотня метров  и  он  уже  уверен.  Те  скалистые  гряды  на
северо-западе, сверкающий ледник между ними... Он был здесь раньше.
     Тишина почти угнетающая. Вдалеке он видит крутящийся  снег,  падающий
на высокие белые горы. Если бы он остановился и  прислушался,  он  мог  бы
даже услышать шум далекого ветра.
     Прямо над ним дыра в толще туч. Это похоже на  то,  как  если  бы  он
глядел на озеро в кратере.
     Более чем необычно. У него появляется искушение повернуть назад.  Его
желудок чувствует себя неуютно. Он почти хочет обнаружить, что это  не  то
место. Но он знает,  что  эти  ощущения  не  играют  роли.  Он  продолжает
двигаться до тех пор, пока не оказывается перед входом.
     Здесь раньше было  сужение  прохода.  Он  медленно  приближается.  Он
рассматривает проход целую минуту, прежде чем решается войти.
     Он сдвигает назад защитные очки, когда входит в зону  с  менее  ярким
светом. Протягивает руку в перчатке, касается ею стены перед ним, толкает.
Твердая. Он пробует стену сзади. То же самое.
     Три шага вперед и  проход  сильно  суживается.  Он  поворачивается  и
проходит боком. Свет становится  более  тусклым,  поверхность  под  ногами
более скользкой. Он медлит. Он скользит рукой вдоль стены, проходит  через
небольшое пятно света падающее через открытую расселину во  льду.  Наверху
ветер стонет на высоких нотах, почти свистит.
     Проход начинает расширяться. Когда его рука  отдергивается  от  резко
угловатой стены, он теряет равновесие.  Он  отклоняется  назад  для  того,
чтобы удержать его, но его левая нога скользит и он  падает.  Он  пытается
подняться, скользит и падает снова.
     Чертыхаясь, он начинает ползти  вперед.  Раньше  здесь  не  было  так
скользко... Он хихикает. Раньше? Столетие назад. Вещи должны изменяться за
такое время, как столетие. Они...
     Ветер начинает стонать за входом в пещеру, когда он замечает что  пол
повышается и смотрит по направлению повышения. Она там.
     Он издает короткий горловой звук и останавливается, его  правая  рука
слегка поднимается.
     Она одета тенями как вуалью, однако они не скрывают ее. Он пристально
смотрит. Все даже хуже, чем он думал. Попав в  ловушку,  она  должна  была
жить некоторое время после...
     Он качает головой.
     Бесполезно. Сейчас ее нужно достать и похоронить.
     Он ползет вперед. Ледяной уклон не повышается до тех пор, пока он  не
оказывается совсем близко от нее. Его взгляд не отрывался от нее, пока  он
приближался. Тени скользят по ней. Он почти может слышать ее.
     Он думает о тенях. Они не должны бы так двигаться. Он останавливается
и изучает ее лицо. Оно не замерзло. Оно сморщилось, как будто  пропитанное
водой. Карикатура на то лицо, которого он так часто касался. Он морщится и
отводит взгляд. Ногу нужно освободить. Он тянется за своим топором.
     Но перед тем, как он смог взять свои инструменты, он  видит  движение
ее руки, медленное и дрожащее. Оно сопровождается глубоким вздохом.
     - Нет... - выдыхает он, подаваясь назад.
     - Да, - приходит ответ.
     - Гленда.
     -  Я  здесь.  -  Ее  голова  медленно  поворачивается.   Красноватые,
водянистые глаза смотрят на него. - Я ждала.
     - Это сумасшествие.
     Движение лица ужасно. Ему нужно некоторое время, чтобы осознать,  что
это улыбка.
     - Я знала, что однажды ты придешь.
     - Как? - говорит он. - Как ты существовала?
     - Тело ничто, - отвечает она. - У меня оно было, но я забыла  его.  Я
живу внутри вечной мерзлоты этой  планеты.  Моя  засыпанная  нога  была  в
соприкосновении с ее гифами. Мерзлота жила, но не  обладала  сознанием  до
тех пор, пока мы не встретились. Сейчас я живу везде.
     - Я... счастлив... что ты... выжила.
     Она засмеялась, медленно и сухо.
     - Действительно, Поль? Как могло так случиться, что ты  оставил  меня
умирать?
     - У меня не было выбора, Гленда. Я не смог бы спасти тебя.
     - Возможность была. Ты предпочел камни моей жизни.
     - Неправда.
     - Ты  даже  не  попытался.  -  Руки  снова  стали  двигаться  немного
подергиваясь. - Ты даже не вернулся, чтобы найти мое тело.
     - Какой смысл был в этом? Ты была мертва - или я так думал.
     - Вот это точно. Ты не знал, но ты  сбежал  отсюда.  Я  любила  тебя,
Поль. Я могла сделать для тебя что угодно.
     - Я тоже любил тебя, Гленда. Я помог бы тебе, если бы я мог. Если  бы
мог...
     - Если? Перестань потчевать меня своими "если". Я  знаю,  что  ты  из
себя представляешь.
     - Я любил тебя. Прости.
     - Ты любил меня? Ты никогда не говорил мне об этом.
     - Это не то, о чем я могу легко говорить. Или даже думать.
     - Докажи это. Подойди сюда.
     Он смотрит в сторону.
     - Я не могу.
     Она смеется.
     - Ты говорил, что любил меня.
     - Ты - ты не знаешь, как ты выглядишь. Прости меня.
     - Дурак! - Ее голос стал громким, повелительным. - Если бы ты  сделал
это, я могла бы сохранить твою жизнь. Это могло бы  доказать  мне,  что  в
тебе сохранились хоть маленькие  капли  привязанности.  Но  ты  лжешь.  Ты
только использовал меня. Ты меня никогда не любил.
     - Ты несправедлива.
     - Да? Действительно? - Откуда-то поблизости послышался звук,  похожий
на звук бегущей воды. - Ты  можешь  говорить  мне  о  несправедливости?  Я
ненавидела тебя, Поль, почти столетие. Как только у меня было свободное от
управления этой планетой время,  я  проклинала  тебя.  Весной,  когда  мое
сознание направлялось к полюсам и я позволяла части моего существа  спать,
мои сны были о тебе. Они действительно вредят экологии. Я ждала, и вот  ты
здесь. Я не вижу ничего, что могло бы искупить  твои  грехи.  Я  использую
тебя, как ты использовал меня - для твоего разрушения. Подойди сюда!
     Он  почувствовал,  что  сила  входит  в   его   тело.   Его   мускулы
подергивались. Его поставили на  колени.  Находясь  в  такой  позе  долгие
минуты, он увидел, как она поднимается, вытаскивая ногу из расщелины, куда
та была погружена. Затем  он  услышал  звук  бегущей  воды.  Она  каким-то
образом могла растапливать лед...
     Она улыбнулась и подняла свои тестообразные  руки.  Множество  темных
гифов тянулись от ее ноги к расщелине.
     - Подойди! - повторила она.
     - Пожалуйста...
     Она покачала головой.
     - Когда-то ты так спешил. Я тебя не понимаю.
     - Если ты собираешься убить меня, убей, черт побери! Но...
     Ее внешность начала меняться. Ее руки потемнели и  затвердели.  Через
мгновение она стояла перед ним такой, какой была столетие назад.
     - Гленда! - Он стал на ноги.
     - Да. Подойди.
     Он  сделал  шаг  вперед.  Другой.  Вскоре  он  держал  ее  в   руках,
наклоняясь, чтобы поцеловать ее улыбающееся лицо.
     - Ты забыла меня...
     Ее лицо сплющилось, как только он поцеловал ее. Мертвенное,  вялое  и
еще более бледное, чем раньше, оно снова прижималось к его лицу.
     - Нет!
     Он попытался освободиться, но ее объятия были нечеловечески сильными.
     - Сейчас не время останавливаться.
     - Сука! Пусти меня! Я тебя ненавижу!
     - Я знаю это, Поль. Ненависть - единственное, что мы умеем.
     - ...Всегда ненавидел тебя, - продолжал он,  все  еще  борясь.  -  Ты
всегда была сукой!
     Он почувствовал, что холод снова входит в его тело.
     - Тем больше моя  благодарность,  -  ответила  она,  когда  его  рука
потянулась, чтобы расстегнуть ее парку.

     ВСЕ НАВЕРХУ. Дороти из последних сил одолела ледяной склон,  снегоход
остановился рядом со снегоходом Поля. Ветер  хлестал  ее,  неся  мелкие  и
острые,  как  иглы,  кристаллы  льда.  Просвет  в  тучах  закрылся.  Белое
покрывало медленно двигалось в ее направлении.
     - Оно ждало его, - донесся голос Альдона сквозь завывания ветра.
     - Да. Будет плохо?
     - Многое зависит от ветра. Хотя вы должны скоро войти в убежище.
     - Я вижу пещеру. Я думаю, не эту ли пещеру искал Поль?
     - Если бы я должен был угадывать, я сказал бы да. Но  сейчас  это  не
имеет значения. Входите.
     Когда она в конце-концов добралась до входа, она дрожала.
     Сделав несколько шагов вперед,  она  прислонилась  к  ледяной  стене,
тяжело дыша. В это время ветер изменил направление и стал дуть на нее. Она
пошла дальше в пещеру.
     Она услышала голос:
     - Пожалуйста... не надо...
     - Поль? - позвала она.
     Ответа не было. Она спешит.
     Она вытянула руки и удержалась от падения, когда  вошла  в  следующую
пещеру. Тут она увидела Поля, обнимающего труп.
     - Поль! Что это?
     - Уходи! - сказал он. - Немедленно!
     Губы Гленды разжались.
     - Какая забота. Лучше пусть она останется, если ты хочешь жить.
     Поль почувствовал, что ее хватка несколько ослабела.
     - Что это значит?
     - Ты можешь получить жизнь, если возьмешь меня отсюда -  в  ее  теле.
Будешь со мной как прежде.
     - Нет! - прозвучал в ответ голос Альдона. - Ты  не  сможешь  получить
ее, Гайя!
     - Называй меня Гленда. Я тебя знаю. Эндрю Альдон. Много раз я слушала
твои передачи. Несколько раз я боролась с  тобой,  когда  твои  цели  были
противоположными. Кто для тебя эта женщина?
     - Она под моей защитой.
     - Это ничего не значит. Я здесь сильнее. Ты ее любишь?
     - Вероятно. Или мог бы.
     - Отлично. Моя месть за все эти  годы,  по  аналогии  с  человеческим
сердцем в электронных цепях. Но решение  за  Полем.  Отдай  ее  мне,  если
хочешь жить.
     Холод проник во все его члены. Его жизнь казалось  сконцентрировалась
в центре его. Его сознание начало мутиться.
     - Возьми ее, - выдохнул он.
     - Я не позволю! - зазвенел голос Альдона.
     - Ты мне снова показал, что ты за человек, - прошипела Гленда, -  мой
враг. Презрение и бессмертная ненависть - все, что я  буду  чувствовать  в
отношении тебя. Теперь ты будешь жить.
     - Я уничтожу тебя, если ты это сделаешь, - закричал Альдон.
     - Что бы это была за битва! - ответила Гленда. - Но я не  буду  здесь
ссориться с тобой. Более того, я награжу тебя. Получай мой приговор.
     Поль начал стонать. Внезапно все прекратилось. Гленда отпустила  его,
и он повернулся и посмотрел на Дороти. Он  сделал  несколько  шагов  в  ее
направлении.
     - Не делай, не делай этого, Поль. Пожалуйста.
     - Я - не Поль, - ответил он, его голос стал более  глубоким,  -  и  я
никогда не причиню тебе зла...
     - Теперь уходите, - сказала Гленда. - Погода снова изменится в лучшую
сторону.
     - Я не понимаю, - сказала Дороти, глядя на мужчину перед ней.
     - И не нужно, чтобы ты  понимала.  Покиньте  эту  планету  как  можно
быстрее.
     Стоны Поля возникли снова, на этот раз из браслета Дороти.
     - Я побеспокою вас из-за той безделушки, что на вас надета.  Она  мне
чем-то нравится.

     ЗАМОРОЖЕННЫЙ ЛЕОПАРД.  Он  предпринял  множество  попыток  обнаружить
пещеру,  используя  свои  глаза  в  небесах,  своих  роботов  и   летающие
устройства, но топография  местности  полностью  изменилась  в  результате
сильного движения льдов, и он не добился успеха. Периодически  он  наносит
бомбовый удар по всей площади. Он  посылает  также  термитные  устройства,
которые растапливают лед на своем пути, но это также не имеет успеха.
     Это была самая худшая зима в истории  Балфроста.  Постоянно  завывали
ветры и волны снега  приходили  как  прибой.  Ледники  установили  рекорды
скорости по продвижению к Плайпойнту. Но он  держал  оборону  против  них,
используя электричество,  лазеры  и  химикалии.  Его  запасы  были  теперь
поистине неисчерпаемы,  поскольку  добывались  на  самой  планете,  на  ее
подземных фабриках. Он придумал  и  изготовил  более  совершенное  оружие.
Иногда он слышит ее смех по отсутствующей  связи.  Тогда  он  передает  по
радио:
     - Сука!
     - Ублюдок! - приходит в ответ. Он  посылает  следующую  экспедицию  в
горы. Простыня льда падает на его город. Это будет долгая зима.
     Эндрю Альдон и Дороти уехали. Он пишет картины, а она сочиняет стихи.
Они живут в теплом месте.
     Иногда Поль смеется по радио, когда ему кажется,  что  он  одерживает
победу.
     - Ублюдок, - приходит немедленный ответ.
     - Сука! - отвечает он, хихикая. Однако он никогда не нервничает и  не
беспокоится. Фактически... пусть так оно и будет.
     Когда придет весна, богиня будет грезить об этой борьбе, в  то  время
как Поль вернется к более насущным проблемам. Но он также будет вспоминать
и планировать. Цель его жизни теперь в этом. А что до прочего, он работает
даже лучше, чем Альдон. Однако почки будут цвести, созревать и  осыпаться,
несмотря на все его гербициды и фунгициды. Они будут  успешно  мутировать,
чтобы нейтрализовать действие яда.
     - Ублюдок, - будет сонно мурлыкать она.
     - Сука, - будет нежно отвечать он.
     Ночь может иметь тысячи глаз, а день только один. Сердце часто  слепо
к своим собственным делам, и я хотел бы спеть об оружии мужчины и о  гневе
богини, не о мучениях  любви  неудовлетворенной,  или  удовлетворенной,  в
замороженных садах нашего замороженного мира. И это, леопард, все.

                              Роджер ЖЕЛЯЗНЫ

                             САМ СЕБЯ УДИВИЛ

     Говорили, что берсеркеры  могут,  если  в  этом  есть  необходимость,
принимать даже привлекательный вид. Но здесь не было такой  необходимости.
Летящий через миллионнозвездное молчание берсеркер был массивным, темным и
чисто функциональным c виду. Это был разрушитель планет, направляющийся  к
миру, называемому Корлано, где он собирался превратить города в булыжник -
уничтожить все живое. Он мог сделать это без особого труда. Не требовалось
ни коварства, ни вероломства, ни уверенности в ошибочности жизни. Он  имел
задание, он имел оружие. Он никогда не удивлялся, почему все  должно  быть
именно так. Он никогда не запрашивал указаний. Он никогда не считал  себя,
хотя это могло бы быть, формой жизни, хотя бы и  искусственной.  Это  была
машина-убийца, и если верность цели может рассматриваться как добродетель,
в этом смысле он был добродетельным.
     Его датчики сканировали пространство далеко вперед, хотя  в  этом  не
было необходимости. Он знал, что на Корлано нет серьезной  защиты.  Он  не
предвидел каких-либо трудностей.
     Кто решится надеть цепь на льва?
     Он вышел на курс к Корлано и привел все системы вооружения  в  полную
готовность.

     Вайд Келман почувствовал беспокойство, как только  открыл  глаза.  Он
перевел свой взгляд на Мак-Фарланда и Дорфи.
     - Вы позволили мне спать, когда преследовали этот утиль,  подбирались
к нему, зацепляли его? Вы понимаете, сколько времени потеряно?
     - Тебе был нужен отдых, - ответил маленький темный мужчина  -  Дорфи,
глядя в сторону.
     - Черт побери! Вы знали, что я скажу нет!
     - Это может иметь какую-то цену, Вайд, - заметил Мак-Фарланд.
     - Это контрабандный рейс, а не сбор утильсырья. Важно время.
     - Ну, что есть, то есть, - ответил Мак-Фарланд. - Нет смысла  спорить
о том, что сделано.
     Вайд сдержал резкость. Он мог вести себя только таким образом. Он  не
был капитаном в обычном смысле слова. Все трое  на  равных  участвовали  в
этом деле - равные вклады, равный риск.  Но  он  знал,  как  управлять  их
маленьким кораблем лучше, чем каждый из них. Это  и  их  уважение  к  нему
восстанавливало рефлекс подчинения как в хорошие, так и в  неудачные  дни.
Если бы они его разбудили и проголосовали за  эту  операцию,  он  был  бы,
очевидно, против. Однако он знал, что они позаботились бы о нем  в  случае
крайней необходимости.
     Он резко кивнул.
     - Ну ладно, у нас это есть. И что бы это могло быть?
     - Черт меня  побери,  если  я  знаю,  Вайд,  -  ответил  Мак-Фарланд,
коренастый светловолосый мужчина со светлыми глазами и искривленным  ртом.
Он смотрел через шлюз внутрь наскоро сцепленного устройства.  -  Когда  мы
засекли его, я думал, что это пассажирский корабль. Он как раз  подходящих
размеров.
     - И?
     - Мы просигналили, но ответа не было.
     - Ты хочешь сказать, что нарушил молчание в эфире  ради  этого  куска
утиля?
     - Если бы это был пассажирский корабль, на  борту  могли  быть  люди,
терпящие бедствие.
     - Не похоже, чтобы слишком  окровавленные,  судя  по  его  состоянию.
Хорошо, - вздохнул он. - Ты прав. Продолжай.
     - Не было никаких признаков электрической активности.
     - Поэтому вы и охотились за ним?
     Дорфи кивнул.
     - Похоже, что так.
     - Итак, он полон сокровищ?
     - Я не знаю, чем  он  полон.  Хотя  ясно,  что  это  не  пассажирский
корабль.
     - Да уж, я это вижу.
     Вайд вглядывался в темноту открытого шлюза. Он взял фонарь  у  Дорфи,
прошел вперед и провел лучом по сторонам. Среди странного оборудования  не
было помещений для пассажиров.
     - Давайте выкинем его, - сказал он. - Я не знаю, что  там  за  чепуха
внутри, но ясно, что она повреждена. Я сомневаюсь,  что  эту  дрянь  стоит
тащить куда-либо.
     - Держу пари, что профессор могла бы разгадать это, - сказал Дорфи.
     - Оставь бедную леди в покое. В конце концов, она пассажир, а не член
команды. В конце концов, что ей до этой штуки?
     - Предположим, только предположим  -  что  это  ценное  оборудование.
Скажем, что-нибудь экспериментальное.  Кто-нибудь  может  захотеть  купить
это.
     - А предположим, что это замечательная бомба?
     Дорфи отпрянул от люка.
     - Я никогда не думал об этом.
     - Я сказал первое, что пришло в голову.
     - Даже не посмотрев получше?
     - Да. Я даже не думаю, что ты смог бы выжать что-нибудь из этого.
     - Я? Да ты знаешь намного больше о машинах, чем любой из нас.
     - Именно поэтому вы разбудили меня, да?
     - Ну, раз ты сейчас здесь...
     Вайд вздохнул. Затем медленно кивнул.
     - Это может быть сумасшедшим и рискованным и совершенно бесполезным.
     Он посмотрел на экзотическое оборудование внутри.
     - Передай мне этот чертов фонарь.
     Он взял фонарь и направил свет через люк.
     - Давление держится нормально?
     - Ага. Мы налепили заплату на дыру в его корпусе.
     - Ну ладно, черт побери.
     Он прошел через люк,  опустился  на  колени,  наклонился  вперед.  Он
держал свет перед собой, поводя им из стороны в сторону. Его  беспокойство
не проходило. Было что-то очень чуждое во всех этих кубах и выпуклостях, в
их соединении... И эта ниша...
     Он потянулся и постучал по корпусу. Чужой.
     - У меня такое чувство, что он не из нашей системы, - сказал он.
     Он вошел в небольшое  открытое  пространство  перед  ним.  Затем  был
вынужден наклонить голову и двигаться на четвереньках. Он начал  ощупывать
все,  что  попадалось  под  руки  -  переключатели,   провода,   небольшие
устройства неизвестного назначения. Почти все казалось предназначенным для
поворотов, вращения, движения вдоль траектории. В конце-концов  он  лег  и
пополз вперед.
     - Я полагаю, большинство из этих устройств-оружие, - сообщил он после
того, как некоторое время знакомился с ними.
     Он достиг большой ниши. Панель частично открылась, когда он  прошелся
пальцами по ее поверхности. Он нажал посильнее и она открылась больше.
     - Проклятье! - сказал он, так как устройство начало нежно тикать.
     - Что-нибудь не в порядке? - позвал его Дорфи.
     - Ты! - сказал он, начиная отодвигаться. - И твой товарищ!  Вы  не  в
порядке!
     Он повернулся так быстро, как смог и проделал весь путь обратно.
     - Выкинь его! Немедленно!
     Тут он увидел Джуну, стройную женщину  в  сером  и  палевом,  стоящую
прислонившись к переборке с чашкой чая в руках.
     - И если это бомба, бросим  ее  здесь,  пока  она  не  взорвалась!  -
добавил он.
     - Что вы нашли? - спросила она своим неожиданно глубоким голосом.
     - Какое-то  думающее  устройство.  Оно  попыталось  активизироваться,
когда я коснулся его. И я уверен, что  куча  этих  игрушек  -  оружие.  Вы
знаете, что это значит?
     - Расскажите мне, - попросила она.
     -  Чужой  внешний  вид,  вооружение,  мозг.  Мои  товарищи   выловили
поврежденный берсеркер, вот что это  такое.  И  он  пытается  восстановить
себя. Нужно убираться - и быстро.
     - Вы абсолютно уверены, что это он?
     - Уверен-нет. Опасаюсь-да.
     Она кивнула и поставила чашку. Затем подняла руку ко рту и кашлянула.
     - Я хотела бы посмотреть, прежде чем вы бросите его,  -  сказала  она
просительно.
     Вайд закусил нижнюю губу.
     - Джуна, - сказал он, - я  понимаю  ваш  профессиональный  интерес  к
компьютерам, но мы предполагали доставить  вас  на  Корлано  в  целости  и
сохранности, помните?
     Она улыбнулась в первый раз с  тех  пор,  как  он  встретился  с  ней
несколько недель назад.
     - Я действительно хочу посмотреть на него.
     Улыбка исчезла. Он кивнул.
     - Посмотрите, но быстро.
     - Мне нужны мои инструменты. И я хочу переодеться в рабочую одежду.
     Она повернулась, и прошла через проход справа от нее. Он взглянул  на
своих товарищей, пожал плечами и отвернулся.
     Сидя на краю своей койки за завтраком,  который  стоял  на  маленьком
подносе,  под  звуки  "Славянских  танцев"  Дворжака  Вайд   размышлял   о
берсеркерах, докторе Джуне Байел, компьютерах вообще и о том, как все  это
объединилось путешествии. Рейды берсеркеров были  замечены  в  этой  части
пространства в последние несколько лет. К этому времени берсеркеры  должны
уже быть осведомлены, что Корлано не слишком  хорошо  защищен.  Это  очень
беспокоило ту часть населения Корлано, которая нашла здесь  убежище  после
атаки берсеркеров на дальний Джельбар почти поколение  назад.  Большинство
выбрало Корлано как планету, лежащую далеко от зоны действия  берсеркеров.
Вайд хмыкнул. Комизм ситуации заключался в том,  что  те  же  самые  люди,
которые  так  долго  и  успешно   выступали   за   резко   ограничительное
законодательство Корлано,  сейчас  возвращались  к  производству  и  ввозу
интеллектуальных машин. Особый вид сумасшествия, из-за травмы,  полученной
от берсеркеров.
     Конечно, это был черный рынок. Машины, более сложные, чем позволялось
законом, были нужны в бизнесе,  некоторым  интеллектуалам  и  даже  самому
правительству. Люди, такие как он и его партнеры, регулярно ввозили машины
и детали к ним. Власти обычно смотрели на  это  сквозь  пальцы.  Он  видел
подобную шизофрению во многих местах.
     А Джуна Байел... специалист по интеллектуальным машинам ее уровня, по
большому счету, была бы здесь персоной non grata. Она могла бы прибыть как
турист, но в этом случае она стала бы объектом повышенного  внимания,  что
очень затруднило бы ей проведение занятий, ради которых, собственно, она и
была приглашена.
     Он вздохнул. Он тоже использовал правительственное двоемыслие. Он был
на службе. Фактически... нет. Что толку размышлять обо  всем  этом  снова.
Дела недавно стали меняться к лучшему. Еще несколько  таких  рейсов  и  он
сможет сделать последний взнос в выплаты по своему разводу  и  перейти  на
законное кораблевождение, стать респектабельным, даже процветающим.
     Зажужжал интерком.
     - Да?
     - Доктор Байел просит вашего позволения проделать некоторые  тесты  с
мозгом покинутого корабля,  -  сказал  Мак-Фарланд.  -  Она  хочет  ввести
некоторые директивы и попробовать подцепить корабельный компьютер. Что  ты
об этом думаешь?
     - Рискованно. Предположим, она активирует его. Берсеркеры никогда  не
были особенно приятными...
     - Она говорит, что может  изолировать  мозг  от  системы  вооружения.
Кроме того, она говорит, что она не думает, что это берсеркер.
     - Почему?
     - Во-первых, он не согласуется с описанием берсеркеров,  имеющимся  в
нашей компьютерной памяти.
     - Черт побери! Это ничего не доказывает. Ты  знаешь,  что  они  могут
видоизменять себя для разных целей.
     - Во-вторых, она была в группе, исследовавшей поврежденный берсеркер.
Она говорит, что у того другой мозг.
     - Хорошо, это ее работа, но я уверен, что она чертовски любопытна.  Я
не знаю. А что ты думаешь?
     - Мы знаем, что она хороший специалист. Именно поэтому ее  пригласили
на Корлано. Дорфи думает, что эта штука может быть ценной,  и  что  мы  не
ошиблись в том,  что  захватили  ее.  Может  быть,  дать  ей  там  немного
покопаться. Я уверен, что она знает, что делает.
     - Она поблизости?
     - Нет. Она внутри этой штуки.
     - Звучит так, будто вы решили заранее, что я буду не против.
     - Скажи ей, пусть она продолжает.
     Может быть, лучше было бы, если  бы  он  сложил  с  себя  обязанности
главного. Принятие решений всегда были для него проблемой. Танцы  Дворжака
зазвучали в его голове и он перестал обо всем думать, пока не допил кофе.

     Долго  покоящаяся,  глубоко  скрытая  система  была  активирована   в
гигантском мозгу берсеркера. Поток данных внезапно начал  проходить  через
его процессор.  Начались  приготовления  к  отклонению  от  его  курса  на
Корлано. Это было не изменой, а скорее стремлением к высшей цели.
     Кто установил меру добычи?

     Джуна при помощи чувствительных приборов проверяла совместимость. Она
манипулировала преобразователями для того, чтобы подогнать уровни  энергии
и тактовую частоту и связаться с  компьютером.  Она  заблокировала  каждую
цепь, идущую от этого странного мозга к  остальным  частям  корабля  -  за
исключением одной, ведущей к его источнику  питания.  Энергетический  блок
этого мозга был чрезвычайно прост, и по-видимому, действовал от  какого-то
радиоактивного материала, помещенного в маленькую  камеру.  Сейчас  камера
содержала лишь инертные элементы. Она вычистила ее и наполнила из  запасов
корабля. Она ожидала возражений Вайда по этому поводу, но он только  пожал
плечами.
     - Заканчивайте с этим, - сказал он, - и мы выбросим его.
     - Мы не можем его выбросить. Он единственный в своем роде.
     - Посмотрим.
     - Вы действительно боитесь его?
     - Да.
     - Я сделала его безопасным.
     - Я не доверяю чужим машинам!
     Она откинула назад седые волосы.
     - Послушайте, я слышала, как вы потеряли  ваше  вознаграждение,  взяв
этот берсеркер-ловушку-пассажирский корабль. Вероятно, кто-то  другой  мог
бы сделать это. Вы думали, что спасаете жизни.
     - Я играл с закрытыми картами. Я был предупрежден, но все-таки сделал
это. Это напоминает мне...
     - Это не зона военных действий, - прервала  она,  -  и  он  не  может
повредить нам.
     - Ну так продолжайте дальше!
     Она закрыла цепь и уселась перед терминалом.
     - Это, вероятно, потребует времени, - сказала она.
     - Как насчет кофе?
     - Это было бы великолепно.
     Чашка остыла, и он принес ей другую. Она делала запрос  за  запросом,
пробуя разнообразные пути. Ответа не было. Наконец  она  села,  откинулась
назад и взяла чашку.
     - Он сильно поврежден?
     Она кивнула.
     - Боюсь,  что  так,  но  я  надеюсь,  что  смогу  что-нибудь  с  этим
сделать-мне нужен ключ, какой-нибудь ключ.
     - Ключ? К чему?
     - Что это и откуда он пришел. Эта  штука  невообразимо  старая.  Одна
лишь информация о том, что все это сохранилось, может быть археологической
сенсацией.
     - Извините меня. Желаю вам что-нибудь найти.
     Она повернула свое кресло и уставилась в  чашку.  Он  первый  заметил
движение.
     - Джуна! Экран!
     Она резко повернулась, пролив кофе на колени.
     - Проклятье!
     Ряд за рядом непонятные символы проплывали по экрану.
     - Что это?
     - Не знаю.
     Она наклонилась вперед, забыв о нем.
     Он  вынужден  был  остаться,  и  наблюдал  около  часа,   очарованный
конфигурациями, возникающими на экране и движениями ее удлиненных пальцев,
безуспешно набиравших раз за разом  комбинации  на  клавиатуре.  Затем  он
заметил нечто, на что она не обратила внимания,  так  как  была  поглощена
символами.
     Маленький  сигнальный  огонек  горел  слева  от  терминала.   Он   не
представлял себе, как долго  тот  горит.  Он  подвинулся  ближе.  Это  был
звуковой индикатор. Устройство пыталось общаться и на других уровнях.
     - Дайте ему сделать это, - сказал он.
     Он потянулся вперед и нажал переключатель под сигнальным огнем.
     - Что?
     Механическая речь,  состоящая  из  щелканий  и  стонов,  полилась  из
переговорного устройства. Язык явно был чужой.
     - Господи! Вот это да!
     - Что это? - Она повернулась и уставилась на  него.  -  Вы  понимаете
этот язык?
     Он покачал головой.
     - Я не понимаю, но думаю, что узнал его.
     - Что это? - повторила она.
     - Я должен знать наверняка.  Воспользуюсь  другим  терминалом,  чтобы
проверить это. Я  буду  в  соседней  комнате.  Вернусь,  как  только  буду
что-нибудь знать.
     - Хорошо, но так что же это все-таки?
     - Я думаю, что нас будут преследовать по закону, более суровому,  чем
за контрабанду.
     - Что?
     - Владение и экспериментирование с мозгом берсеркера.
     - Вы не правы.
     - Посмотрим.
     Она наблюдала, как он уходит. Затем она принялась грызть ноготь, чего
не делала уже много лет. Если он прав, эту штуку нужно  было  бы  закрыть,
опечатать и передать военным властям. С другой стороны, она не верила, что
он прав.
     Она потянулась вперед и приглушила отвлекающий внимание голос. Теперь
она должна спешить, попытаться  сделать  что-нибудь  другое,  пока  он  не
вернулся. Он выглядел слишком уверенным в своей правоте. Она  чувствовала,
что он мог бы вернуться с чем-нибудь убедительным, даже если это и не было
бы верным.
     Поэтому она  ввела  команду  в  корабельный  компьютер  для  обучения
плененного мозга языку Солнечной системы.  Затем  принесла  чашку  свежего
кофе и выпила ее.

     По мере того, как он  двигался,  все  больше  систем  боевой  тревоги
приходили в действие. Гигантская машина убийства  активировала  двигатели,
чтобы замедлить свое движение. Первый приказ,  который  прошел  через  его
процессор, когда пробное опознавание было сделано, был ДВИГАЙСЯ ОСТОРОЖНО.
     Он удерживал внимание на удаленном корабле и его маленьком  спутнике,
но выполнял маневр, который был извлечен  из  его  банка  ведения  военных
операций. Он расконсервировал еще больше оружия.

     - Все в порядке, - сказал Вайд, входя и усаживаясь. - Я  ошибся.  Это
не то, что я думал.
     - Может быть, вы наконец будете столь любезны, что сообщите мне,  что
вы подозревали?
     Он кивнул.
     - Я слабый лингвист, - начал он, - но я люблю музыку.  У  меня  очень
хорошая память на звуки всех видов. Я  могу  проигрывать  в  голове  целые
симфонии. Я даже играю на  некоторых  инструментах,  хотя  лишь  время  от
времени. Но в этом случае моя память подвела меня. Я  мог  бы  поклясться,
что эти звуки очень похожи на те, что есть в записях Кампена -  отрывочные
фрагменты,  относящиеся  к  строителям,  злобной  расе,  которая   сделала
берсеркеров. Копии этих записей есть в судовой библиотеке, и я только  что
прослушал их снова. Но я ошибся. Они звучат иначе. Это не язык строителей.
     - Насколько я понимаю, берсеркеры никогда не использовали коды  языка
строителей, - сказала она.
     - Я этого не знаю. Но все-таки, я уверен, что я слышал нечто  похожее
на этот язык. Странно... Интересно, что бы это мог быть за язык?
     - Сейчас у него есть возможность говорить с нами. Но он пока  еще  не
слишком преуспел в этом.
     - Вы обучили его языку Солнечной системы? - спросил он.
     - Да, но он пока еще лепечет. Звучит как Фолкнер в худшее время.
     Она повернула переключатель звука.
     - ...защитник преодолеть проклятье торпеды  и  ослепительные  вспышки
солнца как глаза три по  правому  борту  две  в  зените  -  Она  повернула
переключатель обратно.
     - Он это делает в ответ на запросы?
     - Да. У меня появилась мысль. -  Зажужжал  интерком.  Он  поднялся  и
нажал кнопку связи. Это был Дорфи.
     -  Вайд,  мы  обнаружили  что-то  странное,   двигающееся   в   нашем
направлении. Я думаю, тебе стоит взглянуть.
     - Верно, - ответил он. - Я иду. Извините, Джуна.
     Она не ответила. Она изучала новые комбинации на экране.
     - Идет пересекающимся курсом. Движется быстро, - сказал Дорфи.
     Вайд смотрел на экран, оценивая данные, которые появлялись  в  нижнем
правом углу.
     - Очень большой, - заметил он.
     - Как ты думаешь, что это?
     - Ты сказал, он меняет курс?
     - Да.
     - Не нравится мне это.
     - Он слишком велик для пассажирского корабля.
     - Да, - заметил Вайд. - Все эти разговоры о берсеркерах сведут меня с
ума, но...
     - Ага. Я тоже так подумал.
     - Выглядит достаточно большим, чтобы поджарить целый континент.
     - Или изжарить всю планету целиком. Я слышал о таких.
     - Но, Дорфи, если это так, это уже не имеет  значения.  Что-нибудь  в
этом роде, по пути к месту своей работы - я  не  могу  понять,  зачем  ему
терять время, охотясь за нами. Может быть, это что-то другое.
     - Что?
     - Не знаю.
     Дорфи отвернулся от экрана и облизал губы. Морщинки появились у  него
между бровями.
     - Я думаю, что это один из них. Если это так, что нам делать?
     Вайд засмеялся коротко и резко.
     - Ничего. Мы абсолютно  ничего  не  можем  предпринять  против  такой
штуки. Мы не можем ни убежать от нее, ни поразить ее. Мы уже мертвы,  если
это действительно то, о чем мы думаем и мы  то,  что  ей  нужно.  Хотя,  я
надеюсь, что если  будет  возможность,  он  сообщит  нам  перед  тем,  как
уничтожить нас, почему он это делает.
     - Неужели нет ничего, что я мог бы сделать?
     - Ты можешь послать сообщение на Корлано. Если он  движется  туда,  у
них по крайней мере будет шанс привести в готовность все, что у них  есть.
Если ты религиозен, сейчас самое подходящее время подумать о боге.
     - Ах ты, сукин сын! Должно быть что-нибудь еще!
     - Если что-нибудь придумаешь, дай мне знать. Я  должен  поговорить  с
Джуной. А сообщение все-таки пошли.
     Берсеркер снова запустил свои двигатели. Он продолжал  корректировать
курс. Это должно быть сделано правильно. Новые команды проходили через его
процессор по мере того, как он приближался к цели. Он  никогда  раньше  не
сталкивался с подобной ситуацией. Но теперь  работала  древняя  программа,
которая никогда раньше не  активировалась.  Приказано  навести  орудия  на
цель, но запрещено стрелять по ней... все  из-за  небольшой  электрической
активности.

     - ...Вероятно, пришел к своему маленькому приятелю, - закончил Вайд.
     - У берсеркеров нет приятелей, - ответила Джуна.
     - Я знаю. Я иногда становлюсь циничным. Вы нашли что-нибудь?
     - Я пробовала  разные  подходы  для  того,  чтобы  определить  размер
повреждения. Я уверена, что около половины его памяти разрушено.
     - Тогда с ним многого не сделаешь.
     - Может быть. А может быть и нет, - сказала она и всхлипнула.
     Вайд повернулся к ней и увидел, что она плакала...
     - Джуна...
     - Извините, пожалуйста. Это на меня не похоже. Но быть так  близко  к
подобной вещи-и затем быть уничтоженным идиотской машиной для убийства как
раз перед тем, как ты нашел ответ. Это несправедливо. У вас есть платок?
     - Ага. Секунду.
     Интерком зажужжал в тот момент, когда он  рылся  в  стенном  ящике  с
лекарствами.
     - Послушайте передачу, - сказал Дорфи.
     Пауза, а затем незнакомый голос сказал:
     - Здравствуйте. Вы капитан этого судна?
     - Да, я, - ответил Вайд. - А вы берсеркер?
     - Можете называть меня так.
     - Что вы хотите?
     - Что вы делаете?
     - Я веду корабль, направляющийся к Корлано. Что вы хотите?
     - Я вижу, вы перевозите необычной оборудование. Что это?
     - Это кондиционер воздуха.
     - Не лгите, капитан. Как ваше имя?
     - Вайд Келман.
     - Не лгите  мне,  капитан  Вайд  Келман.  Устройство,  с  которым  вы
соединены, не может быть кондиционером. Где вы его взяли?
     - Купил на блошином рынке.
     - Вы снова лжете, капитан Келман.
     - Да, я лгу. Почему бы и нет? Если  вы  собираетесь  нас  уничтожить,
почему я должен говорить кому-либо правду?
     - Я ничего не говорил о том, что убью вас.
     - Но это единственная вещь, для которой вы  предназначены.  Для  чего
еще вы могли бы прийти сюда?
     Вайд сам удивлялся своим ответам. Во всех воображаемых разговорах  со
смертью он никогда не представлял себя столь  отважным.  Это  потому,  что
больше нечего терять, решил он.
     - Я обнаружил, что это устройство действует, - сказал берсеркер.
     - Да, именно так.
     - И что же оно делает для вас?
     - Оно выполняет множество функций, которые мы считаем полезными.
     - Я хочу, чтобы вы отказались от этого оборудования.
     - С чего бы это?
     - Я требую этого.
     - Я должен рассматривать это как угрозу?
     - Рассматривайте как вам угодно.
     - Я не собираюсь отказываться от него. Я повторяю,  почему  я  должен
сделать это?
     - Вы ставите себя в опасное положение.
     - Я не создавал этого положения.
     - Некоторым образом вы его создали. Но я понимаю ваш страх. Он  имеет
под собой основания.
     - Если бы вы просто собирались атаковать нас и отобрать его у нас, вы
бы давно это сделали, не так ли?
     - Верно. Но у меня есть только тяжелое  вооружение,  необходимое  для
той работы, для которой я предназначен. Если я применю его против вас,  вы
превратитесь в пыль. И,  конечно,  тот  кусок  оборудования,  который  мне
нужен.
     - Все больше причин, чтобы не покидать его, как я вижу.
     - Логично, но у вас нет всей информации.
     - Что же я упустил?
     - Я уже послал сообщение с требованием посылки небольшого устройства,
способного иметь дело с вами.
     - А зачем вам беспокоиться, сообщая нам об этом?
     - Я говорю это, потому что нужно время, чтобы они прибыли сюда,  а  я
предпочел бы двигаться к цели для выполнения моей миссии, чем ждать, когда
они прибудут.
     - Спасибо. Но мы лучше умрем позже, чем сейчас. Мы подождем.
     - Вы не поняли. Я дам вам шанс выжить.
     - Что вы предлагаете?
     - Я хочу, чтобы вы оставили сейчас это оборудование. После  этого  вы
можете идти на все четыре стороны.
     - И вы позволите нам уйти просто так?
     - Я могу определить вас как союзников, если вы сделаете это. Оставьте
оборудование и тем самым вы послужите мне. Я определю вас как союзников. И
после этого вы сможете уйти просто так.
     - У нас нет способа узнать, сдержите ли вы ваше обещание.
     - Это правда. Но альтернатива -  точная  смерть,  и  если  вы  только
примете во внимание очевидную природу моей миссии, вы осознаете, что  ваши
несколько жизней для нее ничего не значат.
     - Вы сделали предложение. Но я не могу дать вам немедленный ответ. Мы
должны обсудить ваше предложение.
     - Понятно. Я свяжусь с вами снова через час.
     Передача окончилась. Вайд осознал, что он  дрожит.  Он  отыскал  свое
кресло и рухнул в него. Джуна смотрела на него.
     - Знаете ли вы хорошее проклятие вуду?
     Она покачала головой и мимолетно улыбнулась ему.
     - Вы проделали это здорово.
     - Нет. Это было как будто по сценарию. Ничего другого не  оставалось.
Действительно ничего.
     - По крайней мере, вы дали нам время. Интересно, зачем ему нужна  эта
штука?
     Ее глаза сузились. Рот губы плотно сжались. Внезапно она спросила:
     - Не могли бы вы показать мне этот берсеркер?
     - Пожалуйста. - Он поднялся и подошел к терминалу.
     - Я только подключусь к другому компьютеру и перенесу изображение  на
этот экран.
     Моментом позже машина-убийца возникла перед ними на экране.
     Вайд использовал все  возможности  оборудования  своего  корабля  для
того, чтобы получить наилучшее качество изображения.
     Она смотрела на нее около минуты, прокручивая комментарий.
     - Он лжет.
     - В чем? - спросил он.
     - Здесь, здесь и здесь, - показала она, отметив устройства в передней
части  берсеркера.  -  И  здесь  -  Она  показала  на  часть  комментария,
перечисляющего вооружение.
     Дорфи и Мак-Фарланд вошли в кабину, когда она говорила.
     - Он лжет, когда говорит, что у него есть только сверхоружие и что по
отношению к нам это будет сверхубийство. Эти штуковины похожи  на  обычное
вооружение.
     - Я не понимаю, что вы говорите.
     - Вот это, вероятно, может  стрелять  очень  направленно,  с  высокой
точностью, минимальным разрушением. Он  мог  бы  поразить  нас  с  высокой
вероятностью, не разрушив это сооружение.
     - С чего бы ему лгать? - спросил он.
     - Интересно, - сказала она, снова прикусив свой ноготь.
     Мак-Фарланд откашлялся.
     - Мы слышали переговоры, - начал он, - и мы обсудили это.
     Вайд повернул голову и посмотрел на него.
     - Да?
     - Мы думаем, что мы должны дать ему то,  что  он  хочет  и  убираться
восвояси.
     - Вы верите в эту ловушку? Он расстреляет нас, как только мы отойдем.
     - Я так не думаю, - сказал он. -  Есть  множество  примеров.  У  него
действительно должна быть возможность определить нас как союзников,  и  он
сделает именно так, если действительно хочет этого.
     - Дорфи, - спросил Вайд, - ты передал сообщение на Корлано?
     Маленький человек кивнул.
     - Хорошо. Если не считать других причин, то из-за  Корлано  мы  будем
ждать. Нужно время,  чтобы  сюда  добрались  те  небольшие  устройства,  о
которых он говорил. Каждый час, проведенный в ожидании здесь, это час,  за
который они могут укрепить свою оборону.
     - Я знаю... - начал Дорфи.
     - ...но это несомненная смерть для нас в конце ожидания, -  продолжил
Мак-Фарланд, - и это похоже на истинный выход. Я так же, как и вы,  хорошо
отношусь к Корлано, но наша смерть им не поможет. Вы знаете,  что  планета
защищена слабо. Выиграем ли мы какое-нибудь время или нет, они  все  равно
погибнут.
     - Этого нельзя  сказать  наверняка.  В  прошлом  были  случаи,  когда
очевидно слабые миры отражали очень сильные нападения.  И  даже  берсеркер
сказал  это  -  несколько  наших  жизней  ничего  не  значат  в  полностью
необитаемом мире.
     - Ну, я обсуждаю возможности, и пока остановился на том, чтобы  стать
мучеником. Я был бы согласен иметь дело с криминальным  законодательством,
но не со смертью.
     - Что ты на это скажешь, Дорфи? - спросил Вайд.
     Дорфи облизнул губы и отвел глаза в сторону.
     - Я согласен с Мак-Фарландом, - сказал он тихо.
     Вайд повернулся к Джуне.
     - Я за то, чтобы ждать.
     - Таким образом, нас двое, - подвел итог Вайд.
     - У нее нет права голоса, - запротестовал Мак-Фарланд.  -  Она  всего
лишь пассажир.
     - Это и ее жизнь тоже, - ответил Вайд. - У нее есть право.
     - Она не хочет отдать берсеркеру  эту  проклятую  машину!  Она  хочет
сидеть здесь и играть с ней, в то время  как  все  взорвется!  Что  она  в
конце-концов теряет? Она как-нибудь умрет и... - Вайд зарычал и вскочил на
ноги.
     - Дискуссия окончена. Мы остаемся.
     - Голосование было вничью-самое большее.
     - Я принимаю всю полноту власти и я говорю, что будет именно так.
     Мак-Фарланд засмеялся.
     - Всю полноту власти! Это вшивый контрабандный рейс, а не служба, где
можно схлопотать разжалование, Вайд. Ты не можешь командовать.
     Вайд дважды ударил его, в живот и в челюсть.
     Мак-Фарланд упал, сложился вдвое и  стал  ловить  ртом  воздух.  Вайд
наблюдал за ним, оценивая его состояние. Если он встанет в течение  десяти
секунд, это будет тяжело, решил он.
     Но Мак-Фарланд поднял руку только для того, чтобы  потереть  челюсть.
Он тихо сказал:
     - Черт побери! - и потряс головой. - Ты не должен был  делать  этого,
Вайд.
     - Я думаю, должен был.
     Мак-Фарланд пожал плечами и поднялся на одно колено.
     - Ладно, принимай свое командование. Но  я  все-таки  думаю,  что  ты
делаешь большую ошибку.
     - Я позову тебя в следующий раз, когда будет что обсуждать, -  сказал
ему Вайд.
     Дорфи потянулся помочь было ему, но тот протестующе поднял руку.
     Вайд бросил беглый  взгляд  на  Джуну.  Она  выглядела  бледнее,  чем
обычно, ее глаза сверкали. Она стояла перед люком как  будто  бы  охраняла
проход.
     - Я собираюсь принять душ и лечь, - сказал Мак-Фарланд.
     - Хорошо.
     Джуна  прошла  вперед,  как  только  двое  покинули  помещение.   Она
ухватилась за руку Вайда.
     - Он лжет, - снова тихо сказала  она.  -  Вы  понимаете?  Он  мог  бы
расстрелять нас и получить машину, но он не хочет этого.
     - Нет, - сказал Вайд. - Я не понимаю.
     - Это выглядит так, как будто он боится этой вещи.
     - Берсеркеры не знают страха.
     - Ну конечно. Я все очеловечиваю. Как будто  существует  что-то,  что
сдерживает его. Я думаю, что мы имеем дело с чем-то  очень  специфическим,
чем-то, что представляет необычную проблему для берсеркера.
     - Что бы это могло быть?
     - Я не знаю. Можно было бы попробовать найти какой-нибудь выход, если
бы у меня было достаточно времени. Уклоняйтесь от ответа как можно дольше.
     Он медленно кивнул и уселся.  Его  сердце  стучало  как  у  загнанной
лошади.
     - Вы сказали, что почти половина его памяти повреждена.
     - Это  только  догадка,  но,  видимо,  так.  Я  собираюсь  попытаться
восстановить ее из того, что есть.
     - Как?
     Она подошла к компьютеру.
     -  Я  собираюсь   подвергнуть   то,   что   осталось,   сверхбыстрому
Винеровскому анализу. Это мощнейший нелинейный метод для обращения с таким
необычайно высоким уровнем  шума,  с  которым  мы  столкнулись.  Но  может
оказаться, что для такой системы нужно сделать очень большие вычисления. Я
не знаю, сколько на это  потребуется  времени  и  даже  выполнима  ли  эта
работа.
     Грустные нотки послышались в ее голосе.
     - Но у нас есть возможность  реконструировать  то,  что  пропущено  и
починить его. Вот почему мне нужно столько  времени  сколько  возможно,  -
закончила она.
     - Я попытаюсь. А вы двигайтесь вперед. И...
     - Я знаю, - сказала она, кашлянув. - Спасибо.
     - Я могу принести вам что-нибудь поесть, пока вы работаете..
     - В моей каюте, в верхнем ящике столика у кровати - там три маленьких
бутылочки с лекарствами. Принесите их и немного воды.
     - Хорошо.
     Он ушел. По пути он  зашел  в  свою  каюту,  чтобы  взять  револьвер,
который держал в  шкафчике,  единственное  оружие  на  борту  корабля.  Он
обшарил ящик несколько раз, но револьвера не нашел. Он  тихо  выругался  и
пошел в каюту Джуны за ее лекарством.

     Берсеркер удерживал дистанцию и размышлял. Он учел некоторые  данные,
чтобы объяснить предполагаемые действия.  Не  будет  вреда  в  том,  чтобы
напомнить капитану Келману о серьезности его  положения.  Это  может  даже
ускорить решение. Соответственно,  гидравлика  сработала  и  поверхностные
заслонки  были  открыты,  чтобы  вытолкнуть  добавочное  оружие.   В   них
проскользнули  заряды  и  орудия  были  наведены  на  маленький   корабль.
Большинство из них были слишком тяжелыми, чтобы поразить корабль без вреда
для его соседа. Однако их вид мог подействовать деморализующе.
     Вайд наблюдал за работой Джуны. Люк должен был быть защищен, в то  же
время из многих мест корабля его можно  открыть,  пользуясь  дистанционным
управлением. Поэтому он держал засов за поясом и вполглаза посматривал  за
открытым люком. Казалось, самое большее, что  он  может  сделать,  это  не
спешить с развитием конфронтации.
     Периодически он включал модулятор  звука  и  слушал  бессвязные  речи
машины, то на околосолнечном, то на странном чужом языке, который  тем  не
менее  был  чем-то  знаком.  Он  размышлял  об  этом.  Иногда  смотрел  на
поверхность берсеркера. Джуна была права относительно него, но...
     Зажужжал интерком. Дорфи.
     - Час прошел. Он хочет снова поговорить с тобой. Вайд, он направил на
нас больше орудий.
     - Подключи его, - ответил он. Помолчал, затем сказал: - Алло?
     - Капитан Келман, час прошел, - возник уже знакомый голос. - Сообщите
мне ваше решение.
     - Мы пока еще не пришли ни к какому, -  ответил  он.  -  Наши  мнения
разделились. Нам нужно время, чтобы обсудить это.
     - Как много времени?
     - Я не знаю. По крайней мере, несколько часов.
     - Хорошо. Я буду связываться с вами каждый час  следующие  три  часа.
Если вы не решите за это время, я пересмотрю  свое  решение  рассматривать
вас как союзников.
     - Мы спешим, - сказал Вайд.
     - Я вызову вас через час.
     - Вайд, - сказал Дорфи, когда передача кончилась, - все новые  орудия
направлены в точности на нас. Я думаю, он готовится расстрелять нас,  если
мы не дадим ему то, что он хочет.
     - Я так не думаю. Кстати, у нас еще есть время.
     - Зачем? Несколько часов ничего не изменят.
     - Я скажу тебе через несколько часов. Как там Мак-Фарланд?
     - В порядке.
     - Хорошо.
     Он прервал связь.
     - Проклятье, - затем сказал он.
     Ему хотелось выпить, но он не хотел затуманивать мозги.
     Он вернулся к Джуне и терминалу.
     - Как дела?
     - Все на своем месте и я сейчас работаю, - сказала она.
     - Как скоро вы узнаете, работает ли он?
     - Трудно сказать. - Он снова включил модулятор звука.
     - Квиббиан-квиббиан-кель, - раздался голос. - Квиббиан-квиббиан-кель,
макс квиббиан. Квиббиан-квиббиан-кель.
     - Интересно, что это значит?
     - Это рекуррентная фраза, или слово - или целое предложение.  Анализ,
который я провела недавно,  заставляет  думать,  что  он  может  так  себя
называть.
     - В этом есть определенный ритм.
     Он начал тихо мурлыкать.  Затем  насвистывать  и  постукивать  своими
пальцами по терминалу в качестве аккомпанемента.
     - Нашел! - внезапно воскликнул он. - Это было правильно, но ошибочно.
     - Что? - спросила она.
     - Я должен проверить, чтобы быть уверенным. Я сейчас  вернусь.  -  Он
поспешно вышел.
     - Правильно, но ошибочно, - возник голос из переговорного устройства.
- Как так может быть? Противоречие.
     - Ты пришел в сознание! - сказала она.
     - Я пришел в себя, - через некоторое время прозвучал ответ.
     - Давай поговорим, пока идет процесс, - предложила она.
     - Да, - ответил он и затем снова послышались бессвязные звуки.
     Доктор Джуна Байел скорчилась в туалетном отсеке и ее вырвало.  После
этого она прижала края ладоней к  глазам  и  постаралась  глубоко  дышать,
чтобы преодолеть тошноту и дрожь. Когда ее желудок успокоился, она приняла
двойную дозу лекарства. Это было рискованно, но у нее не было выбора.  Она
не могла сейчас позволить себе  короткую  передышку.  Большая  доза  могла
слишком сильно подействовать. Она стиснула зубы и кулаки и ждала.
     По истечении часа Вайд Келман получил вызов берсеркера и сообщил  ему
о следующей часовой отсрочке. На этот  раз  машина-убийца  была  настроена
более воинственно.
     Дорфи радировал берсеркеру после того,  как  он  прослушал  последнюю
передачу, и предложил сделку. Берсеркер немедленно согласился.
     Берсеркер убрал все орудия, кроме  четырех,  находящихся  на  лицевой
стороне. Он не собирался возвращаться  в  это  состояние,  но  предложение
Дорфи дало ему повод.  К  тому  же  он  не  упустил  возможности  показать
дополнительное  оружие,  которое  могло  быть   применено   в   ответ   на
увеличившуюся электрическую активность, которую  он  только  что  заметил.
Директива еще предписывала осторожность и кроме того, пока не обнаруживала
каких-то действий со стороны объекта.
     Кто рискнет надеть цепь на льва?
     - Квиббиан, - сказало устройство.
     Бледная Джуна сидела перед терминалом. За прошедшие  несколько  часов
она постарела на несколько лет. На ее комбинезоне появились  новые  пятна.
Войдя, Вайд остановился и уставился на нее.
     - Что-нибудь случилось? - спросил он. - Вы похожи...
     - Все в порядке.
     - Нет, не в порядке. Я знаю, что вы больны. Мы собирались...
     - Все действительно в порядке. Все прошло. Я действительно в порядке.
     Он кивнул и прошел дальше, показывая  маленький  магнитофон  в  левой
руке.
     - Я нашел это, - сказал он. - Послушайте.
     Он  включил  магнитофон.  Возникла  серия  щелканий  и  стонов.   Это
продолжалось около четверти минуты и прекратилось.
     - Проиграйте это снова, Вайд, - сказала она и слабо улыбнулась, когда
переключила модулятор звука.
     Он повторил.
     - Переведите, - сказала она, когда все закончилось.
     - Возьмите - непереводимо - для - непереводимо - и превратите  это  в
более сложное, - зазвучал голос устройства через микрофон.
     - Спасибо, - сказала она. - Вы оказались правы.
     - Вы знаете, где я нашел это?
     - В записях Кампена.
     - Да, но это не язык строителей.
     - Я это знаю.
     - И вы также знаете, что это?
     Она кивнула.
     - Это язык, на котором говорили  враги  строителей  -  Красная  Раса,
против которой и  были  построены  берсеркеры.  Имеется  только  несколько
небольших фрагментов, показывающий этот народ, скандирующих лозунги или во
время жертвоприношений или еще чего-то.
     - Может быть, даже из пропагандистских записей строителей. Он  пришел
оттуда, не так ли?
     - Да. Как вы узнали?
     Она похлопала терминал.
     - Квиб-квиб встал  на  ножки.  Он  теперь  даже  помогает.  Он  очень
эффективен в самовосстановлении сейчас, когда процесс запущен. Мы  немного
поболтали, и наконец я начала понимать.
     Она зашлась в глубоком кашле, вызвавшем слезы у нее на глазах.
     - Не могли бы вы дать мне стакан воды?
     Он пересек каюту и принес его.
     - Мы сделали чрезвычайно важную находку, - сказала она, отпивая воду.
- Как хорошо, что другие удержали вас от того, чтобы выбросить его.
     Мак-Фарланд и Дорфи вошли с кабину.  Мак-Фарланд  держал  пистолет  и
направлял его на Вайда.
     - Отпусти его, - сказал он.
     - Нет, - ответил Вайд.
     - Тогда Дорфи сделает это, пока я буду  держать  тебя  под  прицелом.
Одевайся, Дорфи, и бери ключ.
     - Вы не представляете, что вы делаете, - сказал  Вайд.  -  Джуна  мне
только что сказала...
     Мак-Фарланд выстрелил. Пуля  срикошетила  и  попала  в  дальний  угол
кабины.
     - Мак, ты сошел с ума! - сказал  Вайд.  -  Ты  так  же  легко  можешь
подстрелить себя, если сделаешь это снова.
     - Не двигайтесь! Хорошо. Это  было  глупо,  но  теперь  я  разбираюсь
лучше. Следующая  попадет  в  твою  ногу  или  руку.  Я  предупреждаю.  Ты
понимаешь?
     - Да, черт побери! Но мы не может отпустить эту штуку  прямо  сейчас.
Она почти отремонтирована, и мы знаем, откуда она. Джуна говорит...
     - Мне неважно, откуда она. Две трети принадлежат Дорфи и  мне,  и  мы
выбрасываем нашу часть прямо сейчас. Даже если твоя третья часть теряется,
мы это сделаем. Берсеркер уверил нас, что это все, что  ему  нужно.  После
этого он нас отпустит. Я ему доверяю.
     - Послушай, Мак. Даже если берсеркеру очень хочется иметь это, мы  не
можем отдать его. Я думаю, я мог бы договориться о том, чтобы он  дал  нам
больше времени.
     Мак-Фарланд покачал головой.
     Дорфи закончил приготовления и взял  устройство  для  сварки  швов  с
полки. Когда он направился к открытому люку, Джуна сказала:
     - Подождите. Если вы закроете люк, то перережете кабель.  Это  прямая
связь с мозгом Квиб-квиба.
     - Извините, доктор, - сказал Мак-Фарланд. - Но мы спешим.
     На терминале  тем  временем  появились  слова:  "Наше  взаимодействие
заканчивается?"
     - Я боюсь, что так, - ответила она.  -  Простите,  что  я  не  успела
закончить.
     - Это не так. Процесс продолжается. Я усвоил программу и теперь  могу
сам использовать ее. Исключительно полезный процесс.
     Дорфи вошел в люк.
     - У меня есть один вопрос, Джуна, перед прощанием, -  возникли  слова
устройства.
     - Да? В чем дело?
     Люк начал закрываться и Дорфи уже приготовил сварочное  оборудование,
чтобы заварить шов.
     - Мой словарь все еще не полон. Что значит квиббиан на вашем языке?
     Закрывающийся люк перерезал кабель и прервал ее на полуслове, так что
она не узнала, услышал ли он, как она сказала слово берсеркер.
     Вайд и Мак-Фарланд оба повернулись.
     - Что вы сказали? - спросил Вайд.
     Она повторила.
     - Теперь вы говорите другое, - сказал он. - Сначала вы  сказали,  что
он не берсеркер. Сейчас...
     - Вы хотите разговаривать о словах или о машинах? - спросила она.
     - Продолжайте. Вы говорите. Я буду слушать.
     Она глубоко вздохнула и сделала глоток воды.
     - Я узнала историю от  Квиб-квиба  по  кускам,  -  начала  она.  -  Я
постаралась заполнить пропуски догадками, но  похоже,  все  выстраивается.
Столетия тому назад, строители, по-видимому, вели войну с  Красной  Расой,
которая оказалась более стойкой, чем ожидалось. Тогда строители уничтожили
их при помощи своего сверхоружия - самовосстанавливающихся военных  машин,
которые мы называем берсеркерами.
     - Это похоже на стандартную историю.
     - Красная Раса исчезла,  -  продолжала  она.  -  Они  были  полностью
уничтожены - однако после  страшной  битвы.  В  последние  дни  войны  они
задействовали все, но было слишком поздно. Они были  сокрушены.  Они  даже
попытались сделать  нечто,  чем  я  всегда  восхищалась  -  нечто,  о  чем
околосолнечный мир не  смел  даже  подумать,  со  всеми  ограничениями  на
исследования в этой области, со всем этим сумасшествием.
     Она сделала паузу для следующего глотка.
     - Они построили своих собственных берсеркеров, - продолжала она, - но
не похожих на оригинал. Они построили военную  машину,  которая  атаковала
только берсеркеров - берсеркеров  против  берсеркеров,  для  защиты  своей
родной планеты. Но их было слишком мало.  Они  поместили  их  всех  вокруг
планеты и очевидно, они сделали свое дело - они делали  нечто,  включающее
прыжки в другое измерение и обратно. Но они сильно уменьшились в числе  во
время последней массовой атаки. В конце-концов, все они пали.
     Корабль содрогнулся. Они повернулись к люку.
     - Он отошел от нас, вот что это, - сказал Мак-Фарланд.
     - Это не должно так трясти весь корабль, - заметил Вайд.
     - Может быть, он отходит с ускорением, - сказала Джуна.
     - Но как он может это сделать, если его управляющие цепи изолированы?
- спросил Вайд.
     Она взглянула на пятна грязи на своем комбинезоне.
     - Я восстановила их, когда выяснила правду. Я  не  знаю,  на  сколько
восстановилась его прежняя эффективность, но  я  уверена,  что  сейчас  он
готов атаковать берсеркера.
     Люк открылся и появился Дорфи, начав расстегивать костюм.
     - Черт побери! - закричал Мак-Фарланд. - Сейчас это место превратится
в зону войны!
     - Ты позаботился об управлении кораблем? - спросил его Вайд.
     - Конечно, нет.
     - Тогда отдай мне оружие и убирайся прочь с дороги.
     Он взял пистолет и направился в рулевую рубки.
     Как  только  на  экране  появилось   изображение,   они   увидели   -
тяжеловесное движение гигантского берсеркера, вспышки его орудий,  быстрые
как молния движения и внезапные появления и  исчезновения  его  маленького
противника. Позднее, через некоторое время после того, как их  изображения
исчезли, перестрелка превратилась во вспышки в межзвездной черноте.
     - Он попал в него! Он  попал  в  него!  Квиб-квиб  попал  в  него!  -
воскликнул Дорфи.
     - И он, вероятно, также попал в Квиб-Квиба, - заметил Мак-Фарланд.
     - О чем ты думаешь, Вайд?
     - О чем я думаю, так это о том, что  никогда  больше  не  буду  иметь
никаких дел с кем-нибудь из вас.
     Он поднялся и вышел, чтобы пойти  к  Джуне.  Он  взял  с  собой  свой
магнитофон и несколько записей. Она  оторвалась  от  созерцания  экрана  и
слабо улыбнулась, когда он сел рядом с ее кроватью.
     - Я хотел бы поухаживать за вами, - сказал он, - пока  в  этом  будет
необходимость.
     - Это было бы прекрасно, - сказала она.

     Выслеживание. Выслеживание. Они пришли. Пятеро.  Большой  должен  был
послать за ними. Прыжок за них и  схватить  двух  замыкающих,  прежде  чем
остальные поймут, в чем дело. Другой прыжок, выстрел и снова  прыжок.  Они
никогда не сталкивались с подобной тактикой. Увертка. Огонь. Прыжок. Снова
прыжок. Огонь. Последний из них крутится  как  волчок,  стараясь  угадать.
Поразить его. Заряд прямо в него. Так.
     Последний квиббиан-квиббиан-кел во вселенной покинул поле битвы,  ища
материалы  для  восстановительных  работ.  Но  конечно,   их   понадобится
несколько больше, для изготовления копии.
     Кто рискнет надеть цепь на льва?

                              Роджер ЖЕЛЯЗНЫ

                               ЛЕНТЫ ТИТАНА

     Это выглядело как полночная  радуга  -  освещенная  солнцем  половина
колец Сатурна, если смотреть на нее с нашей позиции  над  золотым  полюсом
планеты. Это напоминало мне кое-что еще, но метафоры отнюдь не мое сильное
место и радуга надолго исчерпала мои способности в этой области.
     Когда громадная желобчатая  пластина  с  ее  темными  подразделениями
повернулась под нашим наблюдательным кораблем и черная лента  проплыла  по
северному полушарию  мира  под  нами,  я  услышал,  как  Соренсен  сказал,
перекрывая жуткие звуки из приемника:
     - Мы засекли источник, сэр.
     Я  повернулся  и  посмотрел  на  него   -   молодой,   светловолосый,
воодушевленный - как он обращался с листами бумаги,  испещренной  машинной
графикой.
     - Где он расположен?
     -  Рядом  с  внутренней  стороной  кольца  С,  и  он,  похоже,  очень
маленький.
     - Гм, - заметил я. - И нет идеи, что бы это могло быть?
     Он покачал головой.
     - Никакой.
     Это было странное асинхронное биение на фоне  воя,  тягучие  звуки  и
случайные взрывы, так что все вместе звучало как будто  кто-то  играет  на
французском горне в  пещере.  К  тому  же  это  передавалось  на  странной
частоте. Фактически это было обнаружено в результате  несчастного  случая,
когда  микрометеорит  попал  в   беспилотное   устройство   и   привел   в
неисправность машинный приемник.
     Позднее на него настроились.  Наблюдения  за  ним  велись  в  течение
многих лет,  но  никогда  не  могли  связать  это  ни  с  одним  природным
феноменом. Таким образом, охота за этим источником  была  включена  в  уже
длиннейший  список  экспериментов  и  наблюдений,  которые   должны   быть
проведены в нашем, первом пилотируемом полете в эту область.
     - Мак-Карти!  -  окликнул  я  навигатора,  короткого,  темноволосого,
равнодушного человека. - Найди-ка нам орбиту, которая была  бы  достаточно
близка к этой штуке, чтобы получить хорошие снимки.
     - Да, да, капитан, - сказал он, берясь за бумаги.
     Позднее, когда мы были на  подходящей  орбите  и  набирали  требуемую
скорость, Соренсен заметил:
     - Что-то происходит на Титане, сэр.
     - Шторм? Ледяной вулкан?
     - Трудно сказать. Я только что заметил это. Мощный центр атмосферного
завихрения.
     Я пожал плечами.
     - Вероятно, шторм. Проверяй его периодически.  Дай  мне  знать,  если
будет что-нибудь интересное.
     Однако  следующей  интересной  вещью  оказался  источник  звуков,  за
которым мы  следили.  Я  дремал  в  своем  кресле  после  проверки  запаса
корабельного спиртного на предмет порчи, когда Мак-Карти разбудил меня.
     - Вы бы лучше пошли и глянули на это, капитан, - сообщил он мне.
     - На что на это, - пробормотал я.
     - Мы, похоже, обнаружили подлинный внеземной механизм, - сказал он.
     Я вскочил на ноги и бросился к экрану обзора, где  увидел  эту  штуку
целиком. Я не  имел  представления  о  ее  масштабе,  но  это  был  темный
металлический спутник, и выглядел он как два  конуса,  соединенные  своими
основаниями.  Он  парил  над  плоскостью  кольца  и   его   нижний   конец
ослепительно светился, так что отблески падали на кольцо.
     - Что это, черт побери, он делает?
     - Я не знаю. Он на параллельной орбите и испускает когерентный  свет.
Это определенно источник радиосигналов.
     Я снова услышал звуки, которые, казалось,  усиливались  до  какого-то
крещендо.
     - Капитан! - позвал Соренсен. - Возрастание активности на Титане. Это
сейчас в нижних слоях атмосферы.
     - Брось Титан! Ты измерил "эту" штуку?
     - Да, но...
     - Ты следишь за всем, за чем можно следить на этой штуке?
     - Да, сэр.
     - Прекрасно. Мы поговорим о Титане  позже.  Внеземной  агрегат  более
важная вещь, чем метановый шторм.
     - Слушаюсь, сэр.
     Мы  наблюдали  в  течение  нескольких  часов  и  наше  терпение  было
вознаграждено тем, что мы стали свидетелями внезапного маневра устройства.
Ему предшествовало  резкое  прекращение  всех  радиосигналов.  Иногда  мне
хотелось бы иметь возможность запереться в изолированной от внешнего  мира
комнате, надеясь, что погружение позволит приблизиться  к  разгадке  этого
феномена;  итак,  в  его  взлетах  и  падениях,  неожиданных  пробежках  и
глиссандо не было ничего неприятного.  Когда  звуки  прекратились,  я  был
буквально оглушен тишиной. Мое внимание, однако,  было  быстро  привлечено
другим, так как свет под спутником - который сейчас двигался внутри кольца
С - внезапно погас.
     Одновременно с этим спутник взмыл  вверх,  ускоряясь  в  направлении,
перпендикулярном плоскости кольца.
     - Следи за ним! - закричал я. - Мы не можем позволить ему потеряться!
Мак-Карти и Соренсен исполнять.
     Нужно  ли  нам  самим  попытаться  прицепить  к   нему   какое-нибудь
сигнальное устройство? Я не был уверен.
     - Оно меняет курс, сэр! - воскликнул Соренсен.
     - Не потеряй его, ради бога!
     - Похоже, он управляется изнутри.
     - Может быть и так, - согласился я. - Как только  ты  установишь  его
курс, рассчитай наш так, чтобы следовать за ним.
     - Хорошо, капитан. Между прочим, Титан...
     - К черту Титан! Двигайся за спутником!
     Это оказалось менее трудным, чем мы опасались, так  как  после  того,
как устройство пересекло систему  колец,  оно  стало  двигаться  по  новой
орбите, расположенной в точности над тонким кольцом F. После того, как  мы
вышли на новую орбиту, я наконец повернулся к Соренсену и спросил:
     - Ну вот и все. Что там с Титаном?
     Он улыбнулся.
     - Нечто, по виду похожее на большой корабль,  недавно  поднялось  над
его атмосферой, сэр, - начал рассказывать он. - Сейчас он  направляется  к
северному полушарию Сатурна.
     - Что?
     - ...Далее, - продолжал он, - видно, что он тянет за  собой  большой,
плоский, круглый металлический объект.
     - Ты зафиксировал это?
     - О, да. Я все записывал, но  -  только  при  помощи  вспомогательных
средств.
     - Дай-ка я гляну.
     Он придвинулся к экрану и начал печатать запрос на клавиатуре.
     -  Вот  особенно  хорошая  последовательность,  -  сказал  он,  когда
проплывали изображения. Он внезапно ударил по  клавише  и  плывущие  пятно
стало двигаться медленнее. - Здесь.
     Я увидел корабль клиновидной формы над полосатым и пятнистым  золотом
планеты. За ним медленно поворачивался гигантский диск, о котором  говорил
Соренсен. Несколькими секундами позднее свет упал так, что обнаружилось...
     Палец Соренсена опять стукнул по клавише и картина остановилась.
     Это было  изображение  диска.  Гигантское  четырехглазое  лицо,  пара
коротких антенн торчала из его верхней точки.
     Я потряс головой.
     - Что происходит? - спросил я его.
     Он переключился  от  записи  к  позиции  корабля  на  данный  момент,
обнаружив его гораздо более близко к планете.
     Мы долгое время ожидали, пока  он  не  переместиться  на  нужную  ему
орбиту. Мы выжидали. Он выжидал.
     Много позже Мак-Карти воскликнул:
     - Что-то происходит!
     Свежая порция адреналина снова бросила нас к экрану.  Диск  отделился
от корабля и в то время, как он двигался по направлению к планете, корабль
ускорялся. Мы изумленно наблюдали, как диск  спускался  в  темную  полосу,
которую мы заметили раньше. Полоса сузилась и исчезла вскоре после  этого,
корабль обогнул планету и позднее взял курс назад к Титану.
     - Капитан! - сказал Мак-Карти. - Спутник!
     - Что с ним? - спросил я, идя к экрану с его изображением.
     Но он не ответил, так как я все  увидел  своими  глазами.  Устройство
снова начало двигаться, пересекая кольцо  F.  Через  некоторое  время  оно
стало парить над дальней стороной кольца А. Оно  испустило  яркую  вспышку
лазера, сфокусировавшуюся на желобке.
     Долго молчавший приемник, все еще  остававшийся  на  прежней  частоте
спутника, внезапно ожил, частота спутника не изменилась за  время  долгого
молчания. Внезапно ожив, громкоговоритель принес нам вой, треск, рев, бой.
     Позднее, когда мы послали зонд далеко  вниз  за  темные  тучи  Титана
рядом с  тем  местом,  откуда  поднялся  клиновидный  корабль  и  куда  он
вернулся, он прислал следующую картину: Под красными облаками,  в  тумане,
на  берегах  метанового  моря,  циклопические   фигуры   раскачивались   и
крутились, огненные хлопья, как конфетти, падала вокруг них.

     Роджер Желязны.
     Я стал как прах и пепел

 ("Ashes to Ashes", 1986)
 (Из серии про Кройда Кренсона)
 Перевод с английского Л. Шабада

     Приемник шипел, не переставая. Кройд Кренсон дотянулся до него,
выключил и швырнул через всю комнату в мусорную корзину рядом с комодом.
То, что он попал, показалось ему добрым знаком.
     Потом он потянулся, откинул одеяло и осмотрел свое бледное обнаженное
тело. Все как будто бы было на месте и выглядело пропорциональным. Кройд
попробовал левитировать, но ничего не вышло; тогда он сел на кровати,
свесив ноги. Провел рукой по волосам и обрадовался, что они у него есть.
Проснуться - каждый раз приключение.
     Он попытался стать невидимым, расплавить мусорную корзину усилием
мысли и вызвать электрический разряд между кончиками пальцев. Из этого
тоже ничего не выходило.
     Тогда Кройд встал с кровати и пошел в ванную. Там он стал пить воду,
один стакан за другим, одновременно разглядывая себя в зеркало. На этот
раз у него были светлые волосы и глаза, правильные черты лица - в общем,
вполне привлекательная внешность. Ростом он был, по собственной оценке,
чуть выше шести футов. Сильные мускулы. Хорошо было и то, что Кройд уже
бывал примерно такого роста и телосложения. В шкафу должно было быть что-
нибудь подходящее из одежды.
     За окном был серый денек, на тротуаре по ту сторону улицы лежали
остатки мокрого снега, а по сточному желобу текла струйка воды. На пути к
шкафу Кройд остановился и достал из ящика под письменным столом тяжелый
стальной стержень. Он без видимых усилий согнул железку пополам и скрутил
в кольцо. "Значит, сила все-таки сохранилась", - подумал он, отправив
металлический крендель в корзину вслед за радио. Кройд нашел рубашку и
брюки, которые оказались ему впору, и твидовый пиджак, немного узкий в
плечах. Потом порылся в своей обширной коллекции обуви и отыскал себе
подходящую пару.
     Его часы фирмы "Ролекс" показывали восемь с небольшим, и зимой в это
время бывает светло, - значит, было восемь утра. В желудке у него
заурчало. Пора бы позавтракать, а потом решить, как жить дальше. Он
заглянул в тайник, где прятал деньги, и взял оттуда две стодолларовые
бумажки. "Кончаются, - подумал Кройд. - Надо идти в банк. А может, и
грабануть его. Деньги на счету тоже скоро все выйдут. Ладно, потом".
     С собой он захватил носовой платок, расческу, ключи и маленькую
пластиковую баночку с пилюлями. Кройд не любил носить с собой документы.
Без пальто тоже обходился - холод его беспокоил редко.
     Заперев за собой дверь, он прошел через холл и спустился по лестнице.
Выйдя из дома, Кройд повернул налево и пошел по улице в сторону Бауэри
(Бауэри - район нью-йоркского "дна"). навстречу пронизывающему ветру.
Перед закрытыми дверями магазина масок маячил, как пугало, высокий джокер.
Нос у него был, как сосулька, а видом он смахивал на мертвеца. Положив
доллар в его протянутую руку, Кройд поинтересовался, который сейчас месяц.
     - Декабрь, - ответило чучело, не двигая губами. - Рождество.
     - Понятно, - сказал Кройд.
     По пути он испробовал несколько фокусов попроще, но не сумел ни
разбить усилием мысли пустой бутылки из-под виски в сточном желобе, ни
поджечь кучу мусора. Вместо ультразвука у него выходил какой-то мышиный
писк.
     В газетном ларьке на улице Хестер, куда направлялся Кройд, сидел Джуб
Бенсон, толстый коротышка, и читал одну из своих газет. Под светло-голубым
летним костюмом Бенсона была видна желтая с оранжевым гавайская рубашка;
из-под шляпы с плоской тульей и загнутыми полями торчали вихры рыжих
волос. Похоже, холод ему тоже был нипочем. Когда Кройд остановился перед
ларьком, он поднял хмурое лицо, толстое и изрытое оспой, с торчащими изо
рта кривыми клыками.
     - Вам газету? - спросил он.
     - Все по одной, - ответил Кройд, - как всегда. Джуб прищурил глаза и
всмотрелся в стоящего перед ним человека. Потом вопросительно произнес:
     - Кройд? Кройд кивнул:
     - Ну да, Валрус, это я. Как дела?
     - Грех жаловаться, старик. На этот раз ты разжился подходящим телом.
     - Я его еще не совсем освоил, - сказал Кройд, собирая газеты в
стопку.
     Джуб снова оскалил клыки.
     - Угадай, какое занятие самое опасное в Джокертауне? - спросил он.
     - Сдаюсь.
     - Грабить мусоровозы. А слыхал, что стало с бабой, которая выиграла
конкурс "Мисс Джокертаун"?
     - А что?
     - Лишили титула, когда узнали, что она позировала голой для журнала
"Вопросы птицеводства".
     - Не смешно, Джуб, - сказал Кройд, изобразив улыбку.
     - Я и сам знаю. У нас тут был ураган, пока ты спал. Знаешь, что он
натворил?
     - Что же?
     - Четыре миллиона долларов ущерба национальной экономике.
     - Ну ладно, хватит! - прервал его Кройд. - Сколько я тебе должен?
     Джуб отложил свою газету, встал и вперевалку вышел из киоска.
     - Для тебя бесплатно. Надо поговорить.
     - Я хочу поесть, Джуб. Когда я просыпаюсь, мне нужно сразу поплотнее
покушать. Я зайду попозже, хорошо?
     - Ничего, если я с тобой?
     - Пошли. А как же твои газеты? Джуб стал запирать ларек.
     - Газеты подождут. Есть дела поважнее, - сказал он. Кройд подождал,
пока он закроет ларек, а потом они прошли пешком два квартала до
"Кухоньки" Хэйри.
     - Пойдем вон в ту кабинку сзади, - предложил Джуб.
     - Мне все равно. Никаких деловых разговоров, пока я не съем первую
порцию, ладно? Видишь ли, когда у меня в крови недостаток сахара, какие-то
непонятные гормоны и полно трансаминазы, я не могу сосредоточиться. Мне
нужно принять внутрь что-нибудь еще.
     - Понятно. Я подожду.
     К ним подошел официант, но Джуб сказался сытым и заказал только чашку
кофе, к которой так и не притронулся. Кройд начал с двойного бифштекса с
яйцами и кувшина с апельсиновым соком.
     Через десять минут, когда подали оладьи, Джуб откашлялся.
     - Ну ладно, - сказал Кройд, - так-то лучше. И что же тебя беспокоит?
     - Не знаю, с чего начать... - пробормотал Джуб.
     - Да уж начинай как-нибудь. Мне уже полегчало.
     - Иногда может не поздоровиться, если сунешь нос в чужие дела...
     - Это верно, - согласился Кройд.
     - С другой стороны, людям свойственно сплетничать, обсуждать разные
слухи.
     Кройд кивнул, продолжая жевать.
     - Все знают о том, что ты спишь не так, как другие;
     поэтому тебе, наверное, трудно найти постоянную работу. И потом, ты,
в общем, больше похож на туза, чем на джокера. Я хочу сказать, что вообще-
то ты выглядишь как все, но у тебя есть кое-какие особые таланты.
     - Пока я в этом не уверен.
     - Все равно. Ты хорошо одет, платишь по счетам, любишь пообедать в
"Козырных Тузах", да и часы у тебя на руке - не "таймекс". Надо ведь что-
то делать, чтобы держаться на плаву - если только ты не унаследовал
состояние.
     Кройд улыбнулся.
     - Мне страшно заглянуть в "Уолл-стрит Джорнэл", - сказал он, показав
на кипу газет на соседнем стуле. - Может, мне придется заняться кое-чем,
чего я давно уже не делал, если там написано то, что, как я думаю, там
написано.
     - Надо ли это понимать так, что, когда тебе приходится работать, ты
занимаешься не совсем законными вещами?
     Кройд поднял голову, и, когда их глаза встретились, Джуб вздрогнул.
Только теперь Кройд заметил, что тот нервничает. Он засмеялся:
     - Черт возьми, Джуб, я знаком с тобой давно и знаю, что ты не
полицейский. Ты хочешь мне что-то предложить, так? Если речь идет о краже,
я в этом специалист. Учился у настоящего мастера. Если кого-то
шантажируют, я с удовольствием верну компромат, а шантажисту покажу где
раки зимуют. Если надо что-нибудь уничтожить, изъять, подкинуть в другое
место - я тот, кто тебе нужен. Вот за убийство я бы не взялся, хотя и могу
назвать людей, которые не так щепетильны, как я.
     Джуб покачал головой:
     - Я никого не хочу убивать, Кройд. Мне надо кое-что украсть.
     - Пока мы не обсуждали деталей, предупреждаю, что беру дорого.
     Джуб оскалил клыки:
     - Люди... гм... интересы которых я представляю, готовы достойно
оценить твои усилия.
     Кройд доел оладьи и пил кофе с кексом в ожидании вафель.
     - Это тело, Кройд, - наконец сказал Джуб.
     - Что?
     - Труп.
     - Не понял.
     - В конце недели умер один парень. Тело нашли в мусорном баке.
Документов при нем не было. Теперь он в морге.
     - Боже мой, Джуб! Тело? Никогда не воровал трупов. Кому оно
понадобилось? Джуб пожал плечами:
     - Они за него действительно хорошо заплатят. Вещи, которые найдешь
при нем, им тоже нужны. Больше я ничего не могу тебе сказать.
     - Ладно, зачем он нужен - это их дело. О какой сумме идет речь?
     - Они заплатят пятьдесят штук,
     - Пятьдесят штук? За мертвеца? - Кройд оторвался от еды и вытаращил
глаза. - Да ты шутишь.
     - Ничего подобного. Даю тебе десять сейчас и остальные сорок, когда
тело будет у нас.
     - А если у меня не выйдет?
     - Можешь оставить себе десятку за то, что попытаешься. Интересуешься
дельцем?
     Кройд глубоко вдохнул и сделал медленный выдох.
     - Да, - сказал он, - интересуюсь. Но я даже не знаю, где морг.
     - В отделе медицинской экспертизы на углу Двадцать Первой и Пятой
авеню.
     - Хорошо. Скажем, я туда пойду, и...
     Тут подошел Хэйри и поставил перед Кройдом тарелку сосисок и мяса с
овощами. Налив ему еще кофе, он положил на стол несколько бумажек и
мелочь.
     - Сдача, сэр.
     Кройд посмотрел на деньги:
     - Что такое? Я с вами еще не расплачивался.
     - Вы же мне дали пятьдесят долларов.
     - Да нет. Я еще даже не поел.
     Под густой черной порослью, покрывавшей все  тело Хэйри, как будто бы
появилась улыбка.
     - Если бы я раздавал всем деньги направо и налево, давно бы прогорел,
- сказал он. - Я знаю, когда давать сдачу.
     Кройд пожал плечами и кивнул:
     - Не сомневаюсь.
     Когда Хэйри отошел, Кройд нахмурил брови и покачал головой.
     - Я не платил ему, Джуб, - сказал он.
     - Я тоже не помню, чтобы ты ему платил. Он сказал - пятьдесят...
Такую сумму трудно не запомнить.
     - И правда странно. Я собирался разменять здесь полсотни, когда поем.
     - Да? А ты помнишь, когда ты об этом подумал?
     - Ну да. Когда он принес вафли.
     - Ты действительно представил себе, как вынимаешь полсотни и даешь
ему?
     - Да.
     - Это интересно...
     - Что ты имеешь в виду?
     - Я подумал, что, может быть, теперь твоя сила - что-то вроде
телепатического гипноза. Тебе надо просто потренироваться, освоиться что
ли, понять, что ты можешь.
     Кройд задумчиво кивнул.
     - Только не пробуй этого на мне. Я и так сегодня не в себе.
     - Почему? Ты что, тоже заинтересован в успехе этого предприятия с
трупом?
     - Чем меньше ты будешь знать, тем лучше, Кройд. Уж поверь мне.
     - Ладно, я понимаю. Мне-то все равно. В этом деле меня интересуют
только деньги, - сказал он. - Что ж, я берусь за эту работу. Скажем, все
пойдет гладко и тело будет у меня. Что мне с ним делать дальше?
     Джуб достал из внутреннего кармана ручку и маленький блокнот. Быстро
что-то написал, вырвал листок и передал его Кройду. Потом он покопался в
боковом кармане, вытащил оттуда ключ и положил его перед ним на тарелку.
     - Это через пять кварталов отсюда, - пояснил он. - Там снята комната
на нижнем этаже. Ключ - от нее. Притащишь его туда, запрешь дверь, а потом
сообщишь мне - я буду у себя в киоске.
     Кройд снова принялся за еду. Через некоторое время он сказал:
     - Договорились.
     - Ну и хорошо.
     - В это время года там у них, наверное, несколько таких. Ну, ты
знаешь - этих пьянчуг, замерзших насмерть. Как мне узнать, который из них
- мой?
     - Сейчас объясню. Этот парень - джокер, понял? Маленький такой.
Ростом, наверное, около пяти футов. Похож на большого жука: ноги коленками
назад, как у кузнечика, кутикула покрыта шерстью, на руках по четыре
пальца, по три сустава в каждом, глаза по бокам головы, на спине
недоразвившиеся крылья.
     - Да, представляю. Со стандартным типом, похоже, не спутаешь.
     - Вот именно. И к тому же легкий, наверное. Кройд кивнул. Ближе ко
входу в ресторан кто-то произнес:
     - Птеродактиль!
     Кройд повернул голову как раз вовремя, чтобы увидеть крылатый силуэт
за окном.
     - Опять этот малютка прилетел, - проговорил Джуб.
     - Н-да. Знаешь, кому он надоедает теперь?
     - А ты знаешь?
     - Угу. Показывается время от времени - похоже, он интересуется
тузами. В конце концов, откуда он знает, как я сейчас выгляжу? Ладно...
Когда им нужно это тело?
     - Чем скорей, тем лучше.
     - Ты знаешь расположение помещений в морге? Джуб задумчиво кивнул:
     - Да. Морг находится в шестиэтажном здании. Наверху - лаборатории,
офисы и все такое. Приемный покой и зал для опознания - на первом этаже.
Трупы они держат в подвале. Прозекторская тоже внизу. Там у них сто
двадцать восемь ящиков для взрослых и большой холодильник с полками для
детских трупов. Если кому-нибудь надо увидеть тело для опознания личности,
они поднимают его на специальном лифте в смотровую комнатку на первом
этаже - она отгорожена от комнаты для посетителей стеклом.
     - Ты что, там был?
     - Нет, я читал воспоминания Милтона Гелперна.
     - Вот что значит по-настоящему широкое образование, - восхитился
Кройд. - Надо бы мне тоже побольше читать.
     - На пятьдесят штук можно накупить полно книг. Кройд улыбнулся.
     - Ну что, по рукам?
     - Дай мне еще немного подумать за завтраком, да заодно и сообразить,
как работают эти мои новые способности. Я подойду к твоему ларьку, когда
буду готов. Когда я получу десять штук?
     - Они будут у меня сегодня днем.
     - Хорошо. Увидимся примерно через час. Джуб кивнул и, грузно
поднявшись со своего стула, вышел из кабинки.
     - Следи за уровнем холестерина, - сказал он.
     В сером панцире туч появились просветы голубого неба, и выглянуло
солнце. Было слышно, как, не переставая, капает вода где-то за киоском.
Джуб слушал бы капель даже с удовольствием, как приятный аккомпанемент к
шуму уличного движения и другим звукам города, если бы не одна
нравственная дилемма, прилетевшая на кожистых крыльях и испортившая ему
все утро. Он понял, что принял решение, только когда увидел подошедшего
Кройда, который чему-то весело улыбался.
     - Я все обдумал, - сказал Кройд. - Это дельце выгорит. Джуб вздохнул.
     - Мне надо сказать тебе еще кое-что, - проговорил он.
     - Что, есть проблемы?
     - Это не относится непосредственно к твоему заданию, - объяснил Джуб.
- Но могут возникнуть сложности, о которых ты еще не знаешь.
     - Какие это? - спросил Кройд, помрачнев.
     - Этот птеродактиль, которого мы с тобой видели...
     - Ну?
     - Тебя искал Малыш-Динозавр. Он был здесь, когда я вернулся. Ты ему
нужен.
     - Надеюсь, ты ему не рассказал, где меня найти?
     - Нет, и не собираюсь этого делать. Но ты же знаешь, все тузы и
стоящие джокеры у него на учете...
     - Ну, может быть, он ищет бейсболистов для сборной или военных
преступников?
     - Он хочет поставить тебя в известность, что видел одного человека.
Он сказал, что Джон Дарлингфут Дьявол около месяца тому назад вышел из
больницы и куда-то пропал. Но сейчас он снова вернулся. Он недавно видел
его возле Клойстера. Говорит, что тот направлялся куда-то сюда.
     - Так-так. Ну и что же?
     - Малыш считает, что он ищет тебя. Хочет отыграться. По его мнению,
Джон не может тебе простить того, что ты с ним сделал тогда на Рокфеллер
Плаза.
     - Ну и пусть себе ищет маленького плотного брюнета. Я-то теперь
выгляжу по-другому. Пойду-ка за мертвецом, покуда его еще не похоронили.
     - А про аванс ты что, забыл?
     - Ты уже дал его мне.
     - Когда?
     - А когда я, по-твоему, сюда вернулся?
     - Около минуты назад. Я увидел, что ты стоишь и улыбаешься. Ты еще
сказал, что все обдумал. И что-то про выгодное дельце.
     - Отлично. Значит, получилось.
     - Объясни-ка получше.
     - Я и хотел, чтобы с этого места ты стал запоминать. Я здесь был уже
за минуту до того и внушил тебе, чтобы ты дал мне деньги и забыл об этом.
     Кройд достал из внутреннего кармана конверт, открыл его и показал
деньги.
     - Боже мой, Кройд! И что еще ты успел сделать за эту минуту?
     - Не знаю, о чем ты беспокоишься, но твоя невинность не пострадала.
     - Ты ведь не спрашивал меня о?.. Кройд покачал головой:
     - Я же говорил, мне все равно, кому нужно это тело и зачем. Я на
самом деле не люблю обременять себя чужими заботами. Своих проблем
достаточно.
     Джуб вздохнул:
     - Вот и хорошо. Ну, давай, счастливо тебе. Кройд подмигнул ему:
     - Не беспокойся. Считай, дело уже сделано. Кройд пешком добрался до
супермаркета, где и купил упаковку больших пластиковых мешков для мусора.
Один мешок он сложил и засунул во внутренний карман пиджака, остальные
выбросил в урну. Потом на ближайшем перекрестке поймал такси.
     Пока такси пересекало город, Кройд проиграл в уме план дальнейших
действий. Он войдет в здание и, используя свои новые способности, убедит
сотрудника в приемном покое, что его здесь ждут, потому что он -
патологоанатом из Бельвью, которого пригласил его друг, работавший в
морге, чтобы проконсультироваться по одному вопросу из области судебной
медицины. В голову пришли фамилии Мэлони и Уэбли, но выбрал он имя
Андерсон. Потом он заставит, позвать кого-нибудь, кто сможет проводить его
в подвал и помочь найти там то, что ему было нужно. Этого сотрудника надо
будет держать под контролем, пока Кройд не заберет тело и вещи покойника,
не положит все это в мешок и выйдет из здания. Всем, кого он встретит,
надо будет внушить, что они ничего не видели. Все это намного проще, чем
то, что он делал раньше в подобных случаях. Он улыбнулся классической
простоте своего плана - никто ничего не запомнит, и никакого насилия не
потребуется...
     Добравшись до здания с алюминиевыми ставнями, сложенному из белого и
голубого глазурованного кирпича, Кройд велел водителю высадить его на
соседнем углу. Перед зданием морга стояли две полицейские машины, а у
входа лежала выбитая дверь. Присутствие полицейских само по себе не должно
было сорвать его планов, но выломанная дверь его насторожила. Он заплатил
водителю полсотни и попросил его подождать. Потом направился ко входу в
морг, но прошел мимо, только заглянув внутрь. Он увидел там нескольких
полицейских, которые разговаривали с сотрудниками.
     Похоже, для осуществления своих намерений он выбрал не вполне удачное
время. Хотя все равно надо было выяснить, что произошло. Поэтому, дойдя до
угла дома, он повернул назад, а затем уверенно вошел внутрь и быстро
осмотрелся.
     Мужчина в штатском, разговаривавший с полицейскими, неожиданно
обернулся и уставился на него. Кройду это совсем не понравилось. У него
засосало под ложечкой и задрожали руки.
     Кройд немедленно использовал свои новые способности. Он двинулся
прямо к этому типу, изобразив на лице улыбку.
     Все в порядке. Делай то, что я тебе прикажу. Сейчас ты хочешь со мной
поговорить. Помаши мне рукой, громко скажи: "А, Джим. привет!", а потом
иди в мою сторону.
     - А, Джим, привет! - сказал мужчина, направляясь к Кройду.
     "Нет! - подумал подневольный болтун. - Проклятье! Слишком все быстро
случилось. Сцапал меня, как только я его расколол... А ведь очень бы
пригодился..."
     - Ты шпик в штатском? - спросил его Кройд.
     - Да, - охотно ответил тот.
     - Как тебя зовут?
     - Матиас.
     - Что здесь произошло?
     - Покойника украли.
     - Которого?
     - Да какого-то из неопознанных.
     - Как он выглядел?
     - Похож на большого жука - ноги, как у кузнечика...
     - Черт! - выругался Кройд. - А были при нем  какие-нибудь вещи?
     - Ничего.
     Несколько полисменов в форме теперь смотрели на них. Кройд отдал
следующее мысленное приказание. Матиас повернулся к полицейским.
     - Подождите минутку, ребята, - крикнул он им. - У меня дело.
     "Черт! - подумал шпик. - Этот тип мне еще пригодится. Не вечно же ты,
приятель, будешь меня держать".
     - Как это случилось? - спросил Кройд.
     - Только что сюда явился один парень, спустился вниз, заставил
ассистента показать ему, где лежат трупы, взял тело и смылся с ним.
     - И никто не пытался его остановить?
     - Конечно, пытались. В результате четверых уже увезли в больницу.
Парень-то был тузом.
     - Кто это?
     - Который осенью разгромил Рокфеллер Плазу.
     - Дарлингфут?
     - Он самый. "Только... Только ни о чем меня больше не спрашивай -
замешан ли я в этом, я ли его нанял, не прикрываю ли его теперь..."
     - Куда он потащил труп?
     - На северо-запад.
     - Пешком?
     - Именно. Свидетели божатся, что скачками в двадцать футов. "Как
только ты, молокосос, отпустишь меня, я пущу по твоим следам ищеек".
     - Слушай, а почему ты обернулся и так на меня посмотрел, когда я
вошел? Черт!
     - Я почувствовал, что вошел туз.
     - Как ты догадался?
     - Потому что я сам - туз. Моя сила в том, чтобы распознавать других
тузов.
     - Да уж, для полицейского это полезный талант. Ну, теперь слушай
внимательно. Сейчас ты забудешь о нашем разговоре и не заметишь, что я
уйду. Подойди вон к тому фонтану, чтобы попить, и вернись к своим друзьям.
Если кто-нибудь спросит, с кем ты разговаривал, скажешь, что со своим
букмекером, и забудешь об этом. Ну, давай! Забудь!
     Кройд отвернулся и пошел к выходу. Шпик почувствовал, что хочет пить.
     Выйдя на улицу, Кройд вернулся к такси, забрался в машину, захлопнул
дверцу и сказал водителю:
     - На северо-запад.
     - Как это? - спросил водитель.
     - Езжай прочь от центра, а дальше я тебе скажу.
     - Как прикажешь. - Машина тронулась.
     Примерно милю Кройд заставлял шофера вести такси медленно, надеясь
напасть на следы похитителя. Ему казалось маловероятным, что Дьявол Джон
повезет труп на общественном транспорте. Хотя у него мог быть сообщник,
который заранее приготовил для него средство передвижения. Однако, зная,
что представляет собой Дарлингфут, Кройд не исключал, что тот так и будет
продолжать улепетывать пешедралом: ведь Дьявол Джон знал, что мало кто
сможет его остановить, если он сам того не захочет. Кройд вздохнул, глядя
вперед на дорогу. И почему элементарные вещи всегда даются с таким трудом?
     Потом, когда они приблизились к Морнингсайдским холмам, водитель
пробормотал:
     - Опять один из этих проклятых джокеров! Кройд взглянул, куда
показывает шофер, и увидел силуэт птеродактиля, через несколько мгновений
исчезнувший
     за небоскребом.
     - Давай за ним, - сказал Кройд.
     - За этим летающим крокодилом?
     - Да!
     - Я потерял его из виду.
     - Ну так найди!
     Кройд помахал у него перед носом очередной купюрой. Водитель дал
гудок и повернул так резко, что завизжали шины. Кройд окинул взглядом
горизонт, но Малыша не увидел. Тогда он остановил машину, чтобы задать
вопрос трусившему мимо старичку. Тот вставил в ухо слуховой аппарат,
выслушал Кройда, показал на восток и побежал дальше.
     Через несколько минут он увидел угловатый птичий силуэт, описывающий
широкие круги к северу от них. Теперь они почти все время следили за
полетом птеродактиля и смогли приблизиться к месту, над которым он кружил.
     Когда они добрались туда, Кройд попросил ехать помедленнее. Пока он
не видел рядом ничего особенного, но в поле зрения ящера было несколько
кварталов. Если тот действительно сопровождал Дьявола Джона, значит,
Дарлингфут вполне мог быть где-то рядом.
     - Что мы здесь ищем? - спросил водитель.
     - Крупного мужчину с рыжей бородой и курчавыми волосами. Ноги у него
разные, - ответил Кройд. - Правая - здоровенная, волосатая, вместо ступни
- копыто. Другая - нормальная.
     - Я кое-что слышал об этом парне. Он опасен...
     - Я знаю.
     - Что ты собираешься делать, когда его найдешь?
     - Мне надо кое о чем с ним поговорить, - сказал Кройд.
     - Я не хотел бы присутствовать при вашем разговоре. Когда мы его
догоним, я тут же уеду.
     - Я тебе хорошо заплачу.
     - Нет уж, спасибо, - ответил ему водитель. - Если ты его отыщешь, я
тебя бросаю и сматываюсь. Так-то вот.
     - Так... Птеродактиль летит на север. Давай попробуем его опередить,
а потом жми на восток, как только увидишь место, где можно повернуть.
     Водитель снова дал газ, свернув направо, а Кройд тем временем
старался вычислить, где находится центр кругов, которые описывает Малыш.
     - Следующая улица, - наконец сказал Кройд. - Поворачивай, посмотрим,
что будет.
     Они медленно завернули за угол и медленно объехали квартал, но Кройд
не только не заметил преследуемого, но и потерял из виду птеродактиля,
парящего над ним, как поплавок над рыбой. Однако над следующим
перекрестком крылатая тень появилась вновь, и на этот раз он увидел того,
кого искал.
     Дьявол Джон был на другой стороне улицы, на расстоянии полуквартала
от них. В руках он нес большой сверток. Он был широкоплеч и так страшно
скалил свои белые зубы, что встречная женщина с продуктовой тележкой
шарахнулась от него в сторону. На Джоне были джинсы - правая штанина
оторвана по бедро, - и розовый спортивный свитер, какие продаются в
Диснейленде. Водитель проезжавшей мимо машины задел припаркованный
автомобиль, когда увидел, как Джон сделал обычный шаг левой ногой, а
потом, согнув под каким-то невероятным углом правую, прыгнул на двадцать
футов вперед, попав на свободный от людей край тротуара. Затем он снова
шагнул, как все люди, и опять прыгнул, пролетев над красной "хондой",
ехавшей на небольшой скорости. Теперь Джон оказался на разделительном
газоне в середине улицы. Две большие собаки, бежавшие за ним, с громким
лаем бросились к краю тротуара, но не решились перебегать дорогу наперерез
едущим машинам.
     - Останови! - крикнул Кройд водителю, открыл дверцу и выскочил на
край тротуара, хотя машина еще двигалась. Потом он приложил ладони ко рту
и закричал:
     - Дарлингфут! Подожди!
     Тот только оглянулся, уже согнув ногу для очередного прыжка.
     - Это же я, Кройд Кренсон! - позвал его Кройд. - Мне надо с тобой
поговорить!
     Сатироподобная личность застыла, присев на полусогнутой правой ноге.
По мостовой пронеслась тень птеродактиля. Из-за угла выскочил маленький
белый пудель и присоединился к лаявшим собакам. Раздались возмущенные
гудки по адресу двух зазевавшихся пешеходов. Дьявол Джон обернулся к
Кройду и уставился на него. Потом покачал головой.
     - Ты не Кренсон! - крикнул он. Кройд шагнул вперед.
     - А вот сейчас увидишь! - ответил он и бросился через улицу к
разделительному островку.
     Дьявол Джон прищурил глаза под косматыми бровями, изучая бегущего к
нему Кройда. Он задумчиво пожевал нижнюю губу, а потом медленно покачал
головой.
     - Не-е, - сказал он. - Кройд был сильно меньше ростом и с темными
волосами. Ну ладно, все равно, чего тебе надо?
     Кройд пожал плечами.
     - Я тот самый парень, который осенью надрал тебе задницу, -
проговорил он. - Просто у меня все время меняется внешность.
     Дарлингфут засмеялся:
     - Забудь об этом, приятель. На групповуху у меня сейчас нет времени.
     Оба стиснули зубы, когда рядом раздался гудок и из окошка машины
высунулся мужчина в сером деловом костюме.
     - Что здесь происходит? - спросил он.
     Кройд зарычал, ступил на проезжую часть, оторвал бампер машины и
бросил его на заднее сиденье, разбив стекло.
     - Автоинспекция, - сказал он. - Ваша машина в порядке. Поздравляю.
     - Кройд! - воскликнул Дарлингфут, когда машина поспешно уехала. - Да
ведь это ты!
     Он швырнул свою спеленутую ношу на землю и сжал кулаки:
     - Я ждал этой встречи всю зиму...
     - Тогда подожди еще минуту, - сказал ему Кройд. - Мне надо кое-что у
тебя спросить.
     - Ну?
     - Это тело... Зачем оно тебе? Громила засмеялся:
     - Мне нужны деньги. А ты как думал?
     - Может быть, скажешь, сколько они тебе обещали?
     - Пять кусков. А что?
     - Жмутся, ублюдки, - сказал Кройд. - Ты знаешь, зачем оно им?
     - Да нет, я и не спрашивал. Мне все равно. Баксы не пахнут.
     - Ты прав, - сказал Кройд. - А все-таки, кто они?
     - Тебе-то что?
     - Ну, я думаю, ты продешевил. Я считаю, это стоит дороже.
     - Сколько?
     - Так кто они?
     - Мне показалось, какие-то масоны. А сколько это стоит?
     - Масоны? Тайные рукопожатия и всякое такое? Я думал, они только и
делают, что устраивают друг другу пышные похороны. Но зачем им мертвый
джокер?
     Дарлингфут покачал головой.
     - Они странные люди, - ответил он. - Насколько я понимаю, они
собираются его съесть. Так что ты говорил насчет денег?
     - Думаю, я смогу заплатить больше, - сказал Кройд. - Что, если я
добавлю к пяти еще один? Я дам тебе за него шесть косарей.
     - Ну, я не знаю, Кройд... Я вообще-то не люблю подставлять тех, на
кого работаю. А то будут потом говорить, что я, мол, ненадежный человек.
     - Ладно, я, может быть, дам и семь.
     Внезапно они услышали яростное рычание и звуки собачьей грызни. Пока
они беседовали, собаки перебежали дорогу - их оказалось уже целых пять - и
выволокли маленькое насекомоподобное тело из мешка. Большой датский дог
вцепился зубами в руку и с грозным ворчанием пытался вырвать добычу у
немецкой овчарки; тело уже стало расползаться на части. Два других пса
оторвали ногу, похожую на лапку кузнечика, и дрались над ней, пытаясь
разорвать на куски. Белый пудель с четырехпалой кистью в зубах был уже на
середине проезжей части. В воздухе Кройд почувствовал какую-то особую
вонь, непохожую на привычные запахи Нью-Йорка.
     - Дерьмо! - воскликнул Дьявол Джон и прыгнул к трупу, выбив копытом
бетонную плитку из мостовой. Он бросился на датского дога, но тот
увернулся и убежал. Терьер испугался и бросил ногу, а коричневая дворняга
кинулась через улицу, волоча за собой остатки конечности.
     - Я отниму у него руку! А ты давай за ногой! - закричал Дьявол Джон,
догоняя датского дога.
     - А как же кисть? - крикнул ему Кройд, пиная еще одну собаку,
прибежавшую неизвестно откуда.
     Ответ Дарлингфута соответствовал ситуации, был короток и описывал
крайне маловероятные анатомические особенности всех участников. Кройд
припустил за коричневой собакой.
     Когда он добежал до угла, за которым скрылась дворняжка, послышался
пронзительный визг. Повернув на соседнюю улицу, он увидел пса, который,
лежа на спине, отбивался от наседающего на него сверху птеродактиля.
Помятая конечность валялась рядом. Кройд бросился вперед.
     - Спасибо тебе, Малыш. Я теперь твой должник, - пропыхтел Кройд,
подбегая к ноге. Поколебавшись, он вынул носовой платок, обернул им руку и
подобрал конечность, стараясь не держать ее против ветра.
     Вдруг птеродактиль исчез, а на его месте появился голый мальчик, на
вид лет тринадцати от роду. У него были светлые глаза, нестриженые русые
волосы и маленькая родинка на лбу.
     - Для вас и старался, - отозвался он. - Ну и воняет она, однако.
     - Да уж, - сказал Кройд. - Прости, но я пойду, попробую собрать то,
что осталось.
     Он развернулся и двинулся назад, туда, откуда пришел." За его спиной
послышались быстрые шаги.
     - Зачем она вам? - спросил мальчик.
     - Ну, это длинная, запутанная и скучная история. Тебе ее знать ни к
чему, - ответил Кройд.
     - Да ладно, бросьте. Расскажите!
     - У меня нет времени. Я спешу.
     - Вы опять будете драться с Дьяволом Джоном?
     - Я не собираюсь драться. Надеюсь, мы сумеем договориться по-
хорошему, не прибегая к насилию.
     - А в чем теперь ваша сила, если вы будете драться? Кройд дошел до
угла, повернул на разделительную полосу. Вокруг бренных останков крутилась
еще одна собака.
     Дьявола Джона нигде не было.
     - Черт побери! - крикнул он. - Ну-ка, пошла отсюда! Собака содрала с
хитинового щитка лоскут шерстистой ткани, не обратив на Кройда никакого
внимания. Кройд заметил, что с оторванного куска покровов капала
бесцветная жидкость. Потом он понял, что эти выделения сочатся из
дыхательных отверстий на тораксе, и от этого сами останки стали какими-то
влажными.
     - Пошла отсюда! - повторил он.
     Собака зарычала, но потом вдруг поджала хвост и заскулила. Из-за
спины Кройда к ней приближался прыжками тираннозавр метрового роста,
издавая угрожающий шип. Собака испугалась и убежала. Через мгновение на
месте ящера стоял Малыш.
     - Она убежала с тем куском, - сказал мальчик. Кройд повторил
выражение Дарлингфута, бросив спасенную ногу рядом с туловищем. Он вынул
из внутреннего кармана пиджака сложенный мешок для мусора и развернул его.
     - Малыш, если хочешь мне помочь, подержи мешок, а я засуну туда то,
что осталось.
     - Ладно. Ну у вас и работенка!
     - Не говори. Неприятное занятие.
     - Зачем же вы это делаете?
     - Такова уж наша взрослая доля.
     - Что вы имеете в виду?
     - К старости все больше времени уходит на исправление собственных
ошибок.
     Раздался тяжелый топот, сверху упала тень, и откуда-то спрыгнул
Дьявол Джон.
     - Проклятый пес удрал, - объявил он. - Нога у тебя?
     - Да, - ответил Кройд. - В мешке.
     - Пластиковый мешок - это ты хорошо придумал. А кто этот голый
мальчик?
     - Ты что, не знаешь Малыша-Динозавра? - удивился Кройд. - Я думал, он
со всеми знаком. Он - тот птеродактиль, который за тобой летал.
     - Зачем это?
     - Я люблю быть в гуще событий, - сказал Малыш.
     - Слушай, а почему ты не в школе? - спросил Кройд.
     - Да пошла она.
     - Послушай меня. Я вот ушел из школы в девятом классе, так и не
доучившись. И до сих пор об этом жалею.
     - Почему? Разве вы плохо живете?
     - Ну, я не знаю многих полезных вещей. Лучше бы я их в свое время
выучил.
     - Каких, например?
     - Ну... Скажем, алгебры. Я никогда не изучал алгебры.
     - И что хорошего в этой долбаной алгебре?
     - Я этого не знаю и никогда не узнаю, я же ее не изучал. Но иногда
смотришь на людей на улице и думаешь:
     да, они-то уж наверняка знают алгебру, и от этого появляется какое-то
чувство неполноценности.
     - А я вот тоже не знаю алгебры и не чувствую никакой дурацкой
неполноценности.
     - Потом почувствуешь, - сказал Кройд. Тут Малыш заметил, что Кройд
как-то странно на него смотрит.
     - Немедленно возвращайся в школу, - сказал ему Кройд, - и протирай
штаны на занятиях, пока они не кончатся, а вечером сделай домашнее
задание. И делай это с удовольствием.
     - Ладно, мне надо лететь, - сказал Малыш и превратился в
птеродактиля, потом несколько раз подпрыгнул и поднялся в воздух.
     - По дороге найди, во что одеться, - крикнул Кройд ему вслед.
     - Что это за чертовщина здесь происходит? Кройд обернулся и увидал
полицейского в форме, только что перешедшего улицу.
     - Пойди поцелуй себя в задницу, - огрызнулся Кройд. Тот расстегнул
кобуру.
     - Стоп! Ты это прекрати, - сказал ему Кройд. - Застегни ее. Забудь,
что ты нас видел, и иди, патрулируй другую улицу.
     Дьявол Джон вытаращил глаза, когда полицейский сделал, как ему велел
Кройд.
     - Как ты это делаешь? - спросил он.
     - В этом теперь моя сила.
     - Тогда ты можешь меня заставить просто подарить тебе это тело, ведь
так?
     Кройд встряхнул мешок и перевязал его сверху. Закончив с этим, он
кивнул:
     - Верно. Рано или поздно оно все равно будет у меня. Но я не хотел бы
тебя обманывать - все-таки это ты его украл. Я предлагаю тебе честную
сделку.
     - Семь кусков?
     - Шесть.
     - Ты говорил семь.
     - Да, но теперь там кое-чего не хватает.
     - Сам виноват. Я-то тут при чем? Это ты мне  зубы заговорил.
     - Не надо было бросать его на землю, на съедение собакам.
     - Да, но я же не знал... Смотри, там, на     углу, есть закусочная с
баром.
     - Да, правда.
     - Не возражаешь, если мы все обсудим за ленчем и стаканчиком пива?
     - Когда ты это сказал, я обнаружил, что у меня зверский аппетит.
     Они выбрали столик у окна, а мешок положили на свободный стул. Пока
Дьявол Джон заказывал пиво, Кройд посетил туалет и несколько раз вымыл
руки. Вернувшись, он заказал себе полдюжины сандвичей. Дарлингфут
последовал его примеру.
     - На кого ты работаешь? - спросил он.
     - Не знаю, - ответил Кройд. - Я получил этот заказ через третье лицо.
     - Что-то уж больно сложно. Интересно, зачем оно им всем понадобилось?
     - Черт его знает. Надеюсь, они заплатят за то, что здесь осталось.
     - Вот поэтому я и иду на эту сделку. Мне почему-то кажется, что мои
заказчики хотели бы получить его в более приличном виде. Могут продинамить
меня с деньгами. Лучше синица в руке, - знаешь такую поговорку? Я им не
особенно доверяю. Проходимцы.
     - Скажи, были у него какие-нибудь вещи?
     - Нет, никаких.
     Когда принесли сандвичи, оба принялись за еду. Через некоторое время
Дарлингфут взглянул на мешок и заметил:
     - По-моему, он стал больше. Кройд тоже посмотрел на мешок.
     - Просто немного растрясся, - сказал он. Они доели, а потом заказали
еще по пиву.
     - Да нет, черт возьми! Он растет! - настаивал Дарлингфут.
     Кройд снова взглянул на мешок. Он действительно набухал прямо на
глазах.
     - Да, ты прав, - признал он. - Это, наверное, газы, которые
выделяются при... э-э... разложении.
     Он хотел было ткнуть в мешок пальцем, но, поразмыслив, убрал руку.
     - Так сколько ты за него даешь? Семь кусков?
     - Думаю, шести будет достаточно - учитывая его состояние.
     - Но они ведь знали, чего просили. Известно же, что с мертвецами
происходят такого рода вещи.
     - Да, но не до такой же степени. Признай, он у тебя изрядно попрыгал.
     - Это верно, но обычный покойник сохранился бы лучше. Откуда я знал,
что этому парню нужно особое обхождение?
     - Достаточно было посмотреть на него - он же маленький и хрупкий.
     - Когда я его схватил, он мне показался довольно прочным. Может,
сойдемся на шести с половиной?
     - Ну, не знаю...
     Мешок распух настолько, что уже привлекал внимание других
посетителей. Они допили свое пиво.
     - Еще по одной?
     - Почему бы и нет?
     - Официант!
     Официант, убиравший посуду с соседнего освободившегося столика,
обернулся к ним с горой грязных тарелок в руках.
     - Что вам угод... - начал было он, и в этот момент лезвие ножа,
торчащее из охапки у него в руках, скользнуло по раздувшемуся мешку. -
Боже мой!
     Раздалось шипение выходящего газа - смеси миазмов канализации и вони
на скотобойне. Этот тошнотворный запах распространялся по помещению так
быстро, словно произошла авария на заводе по производству отравляющих
веществ.
     - Извините, - сказал официант и поспешно удалился. Через несколько
мгновений люди за другими столиками тоже стали задыхаться.
     - Сделай что-нибудь, Кройд! Примени свой гипноз! - зашептал Дьявол
Джон. - Скорее!
     - Не знаю, справлюсь ли я с целой толпой...
     - Давай, попробуй!
     Кройд сосредоточился, мысленно обращаясь сразу ко всем
присутствующим:
     Произошла маленькая неприятность. Ничего особенного. Забудьте об
этом. Ничем таким здесь не пахнет. Продолжайте есть и больше сюда не
смотрите. Не обращайте на нас внимания. Здесь не на что смотреть. Никакого
запаха нет.
     Посетители отвернулись и снова принялись за еду и разговоры.
     - Получилось! - пробормотал Дьявол Джон странным голосом.
     Кройд повернулся к нему и увидел, что тот зажимает нос.
     - Ты что-то пролил?
     - Нет.
     - Ну и ну! Слышишь, капает?
     Дарлингфут посмотрел на мешок, потом наклонился и заглянул под стол.
     - Вот черт! - сказал он. - Газ оттуда уже вышел. Оно теперь вытекает
через дырку, которую сделал этот парень. Слушай, сделай так, чтобы я тоже
не чувствовал запаха, а?
     Кройд закрыл глаза и стиснул зубы.
     - Уже лучше, - услышал он вскоре, когда Дарлингфут показался из-под
стола и поправил мешок на стуле так, чтобы из него не текло. При этом
раздалось какое-то хлюпанье и бульканье.
     Кройд посмотрел на пол и обнаружил здоровенную лужу, напоминающую
разлитый суп. Он поперхнулся и отвел взгляд.
     - Ну, Кройд, что ты теперь будешь делать? Жижу оставишь, а остальное
возьмешь? Или как?
     - Думаю, я обязан забрать все, что удастся. Дьявол Джон ухмыльнулся и
приподнял бровь.
     - Ладно, - сказал он, - дашь мне шесть с половиной, и я помогу тебе
собрать все это и унести.
     - Договорились.
     - Теперь, если сможешь, сделай так, чтобы меня не заметили люди на
кухне.
     - Попробую. Что ты хочешь делать?
     - Положись на меня.
     Дарлингфут встал, передал горловину мешка Кройду и проковылял за
стойку. Он отлучился всего на несколько минут, а когда вернулся, обе руки
у него были заняты.
     Он открыл большую банку для солений и поставил ее на пол рядом со
стулом.
     - Теперь наклони мешок так, чтобы дырка была прямо над банкой, -
сказал он, - а я приподниму его снизу. Мы все перельем сюда.
     Кройд повиновался; когда струйка иссякла, банка наполнилась больше
чем наполовину.
     - А дальше что? - спросил он, закрывая крышку. Дарлингфут достал
салфетку из пачки, которую принес, и открыл упаковку небольших пакетов.
     - Пакеты для объедков - посетители носят любимым собачкам, - сказал
он. - Я соберу в них все твердое с пола.
     - А потом?
     - А еще я принес губку, - объяснил он, наклоняясь к луже. - Ею можно
запросто собрать все, что осталось.
     - Можно побыстрее? - попросил Кройд. - Собственное-то обоняние я не
могу заговорить.
     - Быстрее я не могу. Открой банку, а? Я выжму туда салфетку.
     Когда остатки трупа собрали в банку для солений и девять пакетов,
Дарлингфут расширил разрез, окончательно разорвав мешок, и достал
оставшиеся там хитиновые пластины. Банку он засунул внутрь хитинового
панциря и запихал все это в новый мешок, побросав сверху более мелкие
остатки наружного скелета. Сверху он положил голову и конечности. Потом он
пристроил туда же пакеты и губку.
     Кройд тем временем встал со стула.
     - Извини, - сказал он. - Я сейчас вернусь.
     - Я с тобой. Надо немного отмыться. Под шум льющейся воды Дьявол Джон
неожиданно заявил:
     - Раз уж мы так славно справились с упаковкой, я хочу тебя кое о чем
попросить.
     - О чем же? - поинтересовался Кройд, в очередной раз намыливая руки.
     - Знаешь, мне все-таки неловко перед моими заказчиками. Кройд пожал
плечами:
     - Ты же не можешь отдать его сразу и мне, и им.
     - А почему бы и нет?
     - Каким образом?
     - Когда ты меня догнал, я уже был почти на месте. Предположим, мы
идем туда, где я с ними забил стрелку, - в маленький парк рядом с
Клойстерсом (Клойстерс - музей средневекового искусства в Нью-Йорке), - и
я вешаю им лапшу на уши насчет того, что собаки разорвали тело на части и
все унесли. Ты их заставляешь в это поверить, а потом забыть, что я был не
один. Вот так, и я им больше ничего не должен.
     - Ладно, я тебе помогу, - согласился Кройд, умывая лицо. - Ты
говоришь "они". Сколько их будет?
     - Всего один или двое. Парня, который меня нанял, зовут Матиас, и с
ним был еще какой-то рыжий тип. Он все рассказывал мне о масонах, пока его
друг не заткнул ему рот...
     - Забавно, - сказал Кройд. - Я сегодня утром повстречал одного
Матиаса. Он полицейский. Был переодет в штатское. А кто, интересно, этот
рыжий? По-моему, он может быть и тузом, и джокером.
     - Наверное. Если у него и есть особые способности, мне он их не
демонстрировал. Кройд вытер лицо.
     - Что-то мне все это не нравится, - сказал он. - Видишь ли, этот
Матиас - туз. Имена могли просто совпасть, да и я управлял тем типом при
помощи гипноза. Только не люблю я иметь дело сразу с несколькими тузами.
Можно нарваться на кого-нибудь, кто блокирует твои способности. Эта
секта... масоны ведь могут быть группой тузов, как ты думаешь?
     - Не знаю. Тот рыжий парень приглашал меня на их собрание, но я
сказал, что не люблю пустых разговоров: мол, либо договоримся сейчас же,
либо забудем об этом. Так что они дали мне аванс прямо там. Только то, как
этот рыжий разговаривал, не слишком мне понравилось.
     Кройд нахмурился:
     - Может, забудем о них?
     - У меня есть правило: если заключил сделку, сделай так, чтобы потом
на тебе это не висело, - сказал Дарлингфут. - Может, ты вначале только на
них посмотришь, пока я буду разговаривать, а уж потом решишь?
     - Ладно, посмотрим... Я же тебе уже обещал. Ты помнишь еще что-
нибудь, из того, что они говорили? Что-нибудь о масонах, тузах, трупе, -
ну, о чем угодно?
     - Да нет... А что такое феромоны?
     - Феромоны? Это гормоны, которые распространяются по воздуху. Такие
вещества - они могут влиять на людей. Мне про это как-то раз рассказывал
Тахион. У меня был один знакомый джокер - так если сядешь в кафе с ним
рядом, все, что ты ешь, отдает бананом. Тахи сказал: это из-за феромонов.
А что ты про них слышал?
     - Точно не знаю. Когда я к ним подошел, тот рыжий парень сказал что-
то о своей жене и употребил это слово. Больше ничего.
     - Это все, что ты от них слышал?
     - Все.
     - Ладно. - Кройд скомкал бумажную салфетку, которой вытирался, и
бросил ее в мусорное ведро. - Пошли.
     Когда они вернулись за стол, Кройд отсчитал деньги и вручил своему
спутнику.
     - Вот. Должен сказать, ты их заработал. Кройд посмотрел на
разбросанные салфетки, грязный пол, мокрый пустой мешок.
     - Что нам делать со всей этой грязью? Дарлингфут пожал плечами.
     - Оставь это официантам, - сказал он. - Они к такому привычные.
Только оставь им хорошие чаевые.
     Кройд несколько поотстал, когда они вошли в парк. Там на скамейке уже
сидели два человека, и даже на расстоянии было заметно, что у одного из
них рыжие волосы.
     - Ну что? - спросил Дьявол Джон.
     - Я попробую, - сказал Кройд. - Сделаем вид, что мы не знакомы. Я
пойду дальше, а ты иди объясняйся с ними. Через минуту поверну назад и
пойду через парк. Я займусь ими, когда подойду поближе. Будь начеку. Если
на этот раз гипноз не подействует, придется прибегнуть к другим средствам.
     - Понятно. Договорились.
     Кройд замедлил шаг, пропустив Дарлингфута вперед. Тот пересек улицу,
вошел в парк и по аллее, посыпанной гравием, направился к скамейке. Кройд
дошел до угла, неторопливо перешел дорогу и повернул в обратном
направлении.
     Скоро он уже мог различить громкие спорящие голоса. Он свернул в
аллею, по которой только что прошел Дарлингфут, и не спеша двинулся в
сторону скамейки с мешком подмышкой.
     - Кусок дерьма! - услышал он голос Матиаса. Тот взглянул в его
сторону, и Кройд действительно узнал в нем полисмена, с которым
разговаривал в морге. На лице Матиаса не было никаких признаков того, что
он тоже вспомнил Кройда, но, как он уже знал, у того был талант
распознавать тузов. Значит...
     - Господа, - сказал он, стараясь внушить собеседникам свои мысли, -
все, что сказал вам Джон Дарлингфут по прозвищу Дьявол, - правда. Труп
разорвали собаки. Он не смог вам его принести. Вам придется примириться с
этим. Вы забудете, что видели меня, как только...
     Тут он заметил, как Дарлингфут повернул голову, увидев что-то у него
за спиной. Кройд обернулся.
     К ним приближалась некрасивая молодая женщина с азиатскими чертами
лица. Руки она держала в карманах пальто и подняла воротник, спасаясь от
холодного ветра. А ветер...
     Ветер изменил направление и дул теперь прямо ему в лицо.
     Что-то в этой даме...
     Кройд все смотрел на нее. Как он мог подумать,, что она некрасива?
Наверное, из-за освещения. Она была так прекрасна, что захватывало дух. Он
ужасно захотел, чтобы она ему улыбнулась. Захотелось ее обнять, без устали
ласкать ее тело. Хотелось играть ее волосами, целовать ее и любить. Она
была самой великолепной женщиной из всех, на кого когда-нибудь падал его
взор.
     Он услышал, как Дьявол Джон негромко присвистнул.
     - Ты только посмотри на нее!
     - Просто не отвести глаз, - ответил он.
     Кройд растянул губы в широкой улыбке, и она улыбнулась ему в ответ.
Ему хотелось задушить ее в объятиях, но он вымолвил только:
     - Хелло.
     - Это моя жена, Ким Той, - донеслись до него слова рыжего мужчины.
     Ким Той! Само ее имя звучало, как музыка...
     - Я сделаю для вас все, что захотите, - услышал он слова Дьявола
Джона, обращенные к ней. - Вы такая чудесная, просто больно на вас
смотреть.
     Она засмеялась.
     - Как это мило с вашей стороны, - промолвила она. - Мне ничего не
надо. Не сейчас. Может быть, как-нибудь потом я что-нибудь придумаю.
     - Вы его получили? - спросила она мужа.
     - Нет, его съели собаки, - ответил тот.
     Дама вздернула подбородок и недоуменно подняла брови.
     - Какая печальная участь, - проговорила она. - А откуда вы знаете?
     - Нам рассказали вот эти господа.
     - Да? - спросила она. - Это правда? Вы им так сказали?
     Дьявол Джон кивнул.
     - Мы так сказали, - признался Кройд. - Но...
     - А мешок, который вы бросили, когда увидели меня, - сказала она, -
что в нем? Откройте его, пожалуйста, я хочу посмотреть.
     - С удовольствием, - сказал Кройд.
     - Мы сделаем все, чего ни пожелаете, - согласился Дьявол Джон.
     Оба они опустились перед ней на колени и некоторое время от волнения
никак не могли развязать тесемку на горловине мешка.
     Кройд, воспользовавшись случаем, хотел было поцеловать ей ножку, но
потом вспомнил: она просила дать ей посмотреть, что в мешке. Может
статься, в награду за это она позволит ему не один поцелуй, и...
     Как только он развязал мешок, их окутало облако смрадных испарений.
Ким Той в ужасе отпрянула назад. Когда Кройд почувствовал приступ тошноты,
он понял, что женщина больше не кажется ему красивой, что она ничуть не
более желанна, чем сотня других женщин, встреченных сегодня на улице.
Краем глаза он увидел, как поднимается с колен Дьявол Джон, осознал, в
каком дурацком положении находился он сам, и в тот же момент нашел
объяснение происходящему.
     Когда запах немного ослаб, волна очарования, исходившая от Ким Той,
опять настигла его. Кройд сжал зубы, снова наклонился над мешком и сделал
глубокий вдох.
     Ее красота сразу померкла, и он смог использовать свою силу.
     Гак вот, я уже говорил, что тела больше нет. Его разорвали собаки.
Дьявол Джон старался, как мог, но не уберег его. А теперь нам надо идти.
Забудьте, что я здесь был.
     - Пошли! - сказал он Дарлингфуту, когда тот наконец встал на ноги.
     Дьявол Джон покачал головой.
     - Я не могу расстаться с этой девушкой, Кройд, - ответил он. - Она
меня просила...
     Кройд подвинул открытый мешок поближе к его лицу. Глаза Дарлингфута
расширились. Потрясенный, он покачал головой.
     - Пошли! - повторил Кройд, взвалил мешок на плечо и бросился бежать.
     Дьявол Джон одним гигантским скачком обогнал его сразу на десять
футов.
     - Вот это чудеса, Кройд! Ничего не понимаю, - признался он, когда они
были уже на другой стороне улицы.
     - Вот ты и узнал, как действуют феромоны, - сказал ему Кройд.
     Небо снова затянуло тучами, и Кройд шел, подгоняемый порывами
холодного ветра со снегом. Он расстался с Дарлингфутом у дверей очередного
бара и пошел пешком в сторону центра. Поймать такси ему никак не удавалось
- их нигде не было видно. Ехать с такой ношей в автобусе или метро он тоже
не решался из-за толкотни и давки.
     Когда он прошел еще несколько кварталов, снегопад усилился, а
порывистый ветер крутил целые вихри снежных хлопьев и гонял их между
домами. Автомобили на улице зажгли фары, и Кройд понял, что в такую пургу
он ни за что не увидит такси, даже если машина проедет у него перед носом.
Ругаясь сквозь зубы, он тащился дальше в поисках какой-нибудь забегаловки
или ресторана, где можно было бы выпить кофе и переждать метель или
вызвать такси по телефону. Однако по пути ему попадались только офисы.
     Через некоторое время пошел снег с градом. Кройд прикрыл рукой глаза.
Холода-то он не боялся, но град - это вещь посерьезнее. Он нырнул в первый
попавшийся проход - он вел в какой-то двор - и вздохнул, расправив плечи,
когда напор ветра ослаб.
     Здесь было потише. Снег слабо кружился в воздухе. Он смахнул его с
волос, отряхнул пиджак и потопал ногами. Потом осмотрелся. Слева, в
нескольких шагах позади него, он увидел укромный уголок перед дверью, куда
вело несколько ступеней. Он направился туда, думая переждать непогоду.
     Кройд занес было ногу, чтобы подняться по ступенькам крыльца, но
увидел, что в одном из углов прямоугольной площадки перед закрытой
железной дверью кто-то уже сидит. Это оказалась женщина, одетая в какой-то
мешковатый балахон, с бледным лицом и нечесаными волосами. Она сидели
между двумя хозяйствеными сумками и смотрела в его сторону отсутствующим
взглядом.
     - Ну Глэдис и сказала Марта: я, говорит, знаю, ты встречал эту
официантку у Дженсона... - бормотала женщина.
     - Прошу прощения, - сказал Кройд. - Вы не против, если я к вам
присоединюсь? Там такой град...
     - Я ведь ей говорила, что она может забеременеть снова, еще не
кончив кормить грудью, а она только смеялась надо мной...
     Кройд пожал плечами и прошел в противоположный угол.
     - Она так расстроилась, когда поняла, что снова на сносях, - бубнила
женщина, - а тут Марти с этой официанткой...
     Кройд помнил, какой нервный срыв был у его матери после смерти отца,
и в его душе шевельнулось сострадание к этой слабоумной старухе.
Интересно, подумал он, может ли его сила, его новоприобретенная
способность подчинять волю других людей помочь таким, как она? Все равно
ему придется провести тут некоторое время... А может быть...
     - Послушайте, - сказал он женщине, стараясь мыслить простыми и
точными образами. - То, о чем вы думаете, давно прошло, его нет. Вернитесь
к действительности. Вы сидите перед железной дверью и смотрите на снег...
     - Ах ты скотина, - завизжала женщина, лицо ее налилось кровью, а руки
потянулись к сумке. - Не хочу я ничего знать! Не хочу здесь сидеть и
пялиться на снег! Не хочу!
     Она открыла сумку, и прямо на глазах у Кройда оттуда возникло что-то
темное, полетело к нему, затмило все поле зрения, раздирая его на части,
кружа в безумном хороводе...
     Женщина, оставшись на площадке перед дверью одна, застегнула сумку,
посмотрела на падающий снег и снова забормотала:
     - Так я ей и говорю: мужчины - народ ненадежный, особенно в
денежных делах. Иногда приходится искать на них управу - тут уж ничего не
попишешь. Вот этот приятный молодой человек из юридической консультации
объяснит тебе, что надо делать. А потом Чарли, который работал в
пиццерии...
     Кройд почувствовал головную боль - непривычное для него ощущение. У
него никогда не бывало похмелья, потому что организм слишком быстро
усваивал алкоголь, но он представлял себе похмелье именно так. Потом он
почувствовал, что у него замерзла спина, ноги, ягодицы и тыльная сторона
рук: он лежал на чем-то мокром и холодном. Наконец он решился открыть
глаза.
     Небо между домами было темно-синим, без единого облачка, и на нем уже
зажглись первые, самые яркие звезды. А ведь до этого шел снег. И был день,
а не вечер. Он сел. Что с ним было в течение этих нескольких часов?
     Он увидел мусорный бак. Рядом валялись пустые бутылки из-под вина и
виски. Это тоже был двор, но...
     Это был другой двор. Дома были пониже, и там отсутствовал мусорный
бак, а самое главное - он не видел двери, у которой они сидели со
старухой.
     Он помассировал себе виски и почувствовал, что немного согрелся.
Старуха... Что это была за чертовщина, - то темное, чем она его достала,
когда он пытался ей помочь? Она вытащила это из сумки...
     Господи, а где его мешок? Сильно волнуясь, он принялся шарить вокруг
в поисках тщательно упакованных останков несчастного безымянного существа.
Потом он понял, что свой порванный и вывернутый наизнанку мешок он все еще
сжимает в правой руке.
     Кройд вскочил на ноги и оглядел окрестности, освещаемые лишь тусклым
светом далекого фонаря. Пакеты были разбросаны вокруг. Он сразу посчитал
их. Правильно, девять. Потом он увидел и конечности, голову и хитиновый
панцирь, - правда, он был разломан на четыре части, а голова как-то
неестественно блестела - вероятно, от сырости. А банка? Где же банка?
Может быть, труп был нужен кому-то как раз из-за этой жидкости. А если
банка разбилась...
     Кройд радостно вскрикнул, когда увидел, что банка стоит в тени у
стены дома слева от него. Верх у нее был отбит. Он бросился к ней и
успокоился, когда по запаху понял, что в ней не дождевая вода.
     Он подобрал пакеты, которые оказались почему-то совершенно сухими, и
положил их на выступ подвального окна с решеткой. Рядом он сложил в кучку
остатки хитинового скелета. Отыскав ноги, он увидел, что обе они сломаны,
но решил, что так даже легче их упаковать. Потом посмотрел на банку для
солений с отбитым верхом и улыбнулся. Все очень просто. Ответ был прямо
перед глазами - благодаря стараниям пьянчуг, населявших окрестные трущобы.
     Кройд набрал несколько пустых бутылок, поставил их рядом с банкой и
отвинтил пробки. Потом он осторожно перелил в них темную жидкость из
банки.
     У него получилось восемь бутылок разного калибра, которые он тоже
поставил на оконный выступ рядом с горкой хитиновых обломков. Похоже, с
каждой перетасовкой останков от бедного парня оставалось все меньше. А
может быть, так казалось из-за того, что теперь он был уложен более
компактно. Чтобы точно узнать, в чем тут дело, надо было учить в школе
алгебру.
     Кройд открыл крышку мусорного бака. Найдя там длинные нити
рождественских гирлянд, он заулыбался. Несколько гирлянд он вытащил и
сунул в боковой карман. Потом снова нагнулся. Если в помойке были
гирлянды, значит...
     Тут он услышал позади торопливые шаги. Кройд оглянулся, на всякий
случай сжав кулаки, но рядом никого не было. Потом он увидел, как у его
карниза на секунду остановился какой-то коротышка в одежде, висевшей на
нем, как на вешалке, и схватил бутылку побольше и два пакета. Он побежал в
дальний конец двора, где маячило еще несколько оборванцев.
     - Эй ты! - закричал ему Кройд. - А ну стой! - Он попробовал ему это
мысленно внушить, но тот был уже слишком далеко.
     В ответ он услышал только хохот и крик:
     - Ну, ребята, сегодня мы попируем!
     Тяжело вздохнув, Кройд достал из помойки кипу красной и зеленой
праздничной оберточной бумаги и пошел к подвальному окну, чтобы заново
упаковать то. что осталось.
     С ярким свертком под мышкой он прошел еще несколько кварталов и,
пройдя мимо бара под названием "Блиндаж", понял, что он в районе Гринвич
Вилидж. Он нахмурился, но потом увидел такси и поднял руку. Машина
остановилась. Теперь все было в порядке. Даже голова перестала болеть.
     Джуб поднял голову и увидел Кройда, который весело ему улыбался.
     - Ну как... Как все прошло? - спросил он.
     - Задание выполнено, - ответил Кройд, и вручил ему ключ.
     - Ты справился? В новостях было что-то про Дарлингфута...
     - Я справился.
     - А его вещи?
     - Никаких вещей у него не было.
     - Ты уверен?
     - Абсолютно. Ничего, кроме него самого. Он в ванне.
     - Что?
     - Все в порядке - я закрыл сток.
     - Это что, шутка?
     - Машина, на которой я ехал обратно, попала в аварию, и часть бутылок
разбилась. Поэтому будь осторожен, когда станешь распаковывать - гам могут
быть осколки.
     - Какие еще бутылки?
     - Он - как бы это сказать? - немного растерялся по дороге. Но все,
что осталось, я доставил в целости.
     - Что значит "осталось"?
     - Ну, то, что сохранилось. Просто он развалился и немного потек. Я
завернул все в разноцветную бумагу и перевязал красной ленточкой. Все
правильно?
     - Прекрасно, Кройд. Похоже, ты сделал все, что мог. Джуб передал ему
конверт с деньгами.
     - Пойдем пообедаем в "Козырных Тузах". Я плачу, - сказал ему Кройд. -
Вот только помоюсь сначала и переоденусь.
     - Нет, спасибо, мне нужно... нужно заняться делами.
     - Если пойдешь в эту квартиру, возьми какой-нибудь дезодорант.
     - Хорошо. Тебе, наверное, трудно пришлось?
     - Да нет, дельце было просто конфетка.
     Кройд направился домой, посвистывая и сунув руки в карманы. Джуб
задумчиво смотрел на ключ. В это время вдалеке раздался бой часов.

     Роджер Желязны.
     Синий конь, танцующие горы

 ("Blue Horse, Dancing Mountains", 1995)
 "Янтарные хроники"
 Перевод с английского Т. Сальниковой

     В  Горящих Источниках я свернул вправо и тенью пронесся через Горную
Страну  Артайна. Шерн пришлось лишить главаря кертов, поскольку ее  банда
назойливо  досаждала  мне с высоких карнизов местных  каньонов.  В  конце
концов нас оставили в покое, и мы оказались под синевато-серым небом,  из
которого  лился зеленый дождь. Теперь вниз, на равнины, туда, где  вьются
песчаные  дьяволы, напевая в камнях, которыми они были  когда-то,  унылые
мелодии загробных миров.
     Наконец  ветры  утихли, и Шаск, синий жеребец из Хаоса,  остановился
перед раскинувшимися впереди алыми песками.
     - В чем дело? - спросил я его.
     -   Чтобы  добраться  до  Танцующих  гор,  нужно  пересечь  песчаный
перешеек, - ответил Шаск.
     - И сколько это займет времени?
     -  Почти  весь  остаток дня, - сказал он. - Это самая  узкая  полоса
песка.  За право переправиться именно здесь частично мы уже расплатились.
Остальные доберутся до гор сами - сейчас это небезопасно.
     Я поднял вверх флягу и потряс ею.
     -  Ну  а  мы рискнем, - воскликнул я, - пока, судя по шкале Рихтера,
там еще более-менее спокойно.
     -  Верно, однако на перевале в Скалистых горах, там, где Тени Амбера
сходятся с Тенями Хаоса, происходит естественное перемещение энергии.
     -  Я знаю, что такое теневые бури, так называемый остаточный теневой
фон. И все-таки лучше поспешить вперед, чем разбивать лагерь здесь.
     -  Когда  ты выбрал меня, лорд Корвин, я тебя предупредил,  что  при
свете  дня  среди  коней  мне  нет  равных.  Однако  ночью  я  становлюсь
неподвижным  змеем,  окаменевшим  и холодным,  точно  сердце  дьявола,  и
согреваюсь лишь на рассвете.
     -  Да, я помню. Ты действительно служил мне на совесть, как и обещал
Мерлин.  Пожалуй, нам следует переночевать на этой стороне гор, а  завтра
отправиться в путь.
     -  Но  ведь  фон  перемещается. Он может настичь тебя  где-нибудь  в
предгорьях или даже раньше. Какая разница, где останавливаться на ночлег?
Все  равно над нами или поблизости будут виться тени. Слезай, пожалуйста,
и расседлай меня - я хочу принять другой облик.
     - Интересно какой? - спросил я, спрыгивая на землю.
     - По-моему, для этой пустыни лучше всего подойдет ящерица.
     - Ради Бога, Шаск, как тебе будет удобно - ящерица так ящерица.
     Я принялся его распрягать. Как славно снова почувствовать свободу...
     В  облике  голубой ящерицы Шаск был невероятно проворен и, казалось,
не знал усталости. Еще засветло мы пересекли пустыню, и, стоя возле него,
я  принялся внимательно разглядывать тропу, которая через предгорья  вела
наверх. Шаск с присвистом промолвил:
     -  Как  я  уже говорил, здесь в любом месте нас могут настичь  Тени.
Прежде чем мы разобьем лагерь, отдохнем и перекусим, примерно еще на  час
у меня хватит сил, чтобы подниматься вверх. Что ты на это скажешь?
     -  Ладно, тогда наверх, - ответил я. Прямо у меня на глазах  деревья
меняли  листву.  Тропа  то  и  дело резко петляла,  а  порой  становилась
совершенно неузнаваемой. Времена года приходили и уходили: снежная метель
чередовалась со знойным ветром, а затем вдруг неожиданно наступала весна,
и  все  расцветало. Перед моим взором мелькали какие-то  башни,  люди  из
металла,  шоссе,  мосты  и  туннели. Затем вся эта  свистопляска  как  бы
отклонялась  в  сторону, и тогда мы просто поднимались по обычной  горной
тропе.
     Наконец в укромном месте недалеко от вершины мы разбили лагерь. Пока
мы  ели,  собрались тучи, и откуда-то издали послышались  первые  раскаты
грома. Я соорудил себе невысокий навес. Превратившись в крылатого змея  с
драконьей головой и перьями, Шаск свернулся неподалеку.
     - Спокойной ночи, Шаск, - пожелал я, когда упали первые капли дождя.
     - И... тебе... тоже..., Корвин, - тихо отозвался он.
     Я лег на спину, закрыл глаза и почти сразу же уснул.
     Не  знаю,  долго ли я проспал. Меня разбудил страшный удар  грома  -
казалось, он прогрохотал прямо над моей головой.
     Когда  снова  стало тихо, я обнаружил, что сижу под навесом,  сжимая
наполовину  вытащенный  из ножен Грейсвандир.  Стряхнув  остатки  сна,  я
прислушался.  У  меня было такое чувство, будто чего-то не  хватает,  вот
только никак не мог понять, чего именно.
     Небо  прорезала яркая вспышка молнии, и снова раздался  удар  грома.
Вздрогнув, я стал ждать продолжения, однако все неожиданно стихло.
     Полная тишина...
     Я  высунул из-под навеса руку, затем - голову. Дождь стих.  Так  вот
чего мне не хватало - шума дождя.
     Мой взгляд привлекли отблески света откуда-то из-за вершины горы.
     Обувшись,  я вышел из-под навеса, пристегнул к поясу меч  и  накинул
плащ. Надо было проверить. В таком месте, как это, любая активность могла
представлять опасность.
     По пути я дотронулся до Шаска - тот действительно казался каменным -
и  направился туда, где раньше проходила тропа. Теперь она не менялась на
глазах,  хотя и стала гораздо уже. Ступив на нее, я принялся  карабкаться
наверх. Казалось, свет, к которому я шел, слегка перемещался. Теперь  мне
стал едва слышен шелест дождя. Наверное, он шел с другой стороны горы.
     Все дальше продвигаясь вперед, я догадался: где-то неподалеку гроза.
За  шумом дождя бушевал ветер. Меня вдруг ослепила яркая вспышка  молнии.
Следом  за  ней послышались гулкие раскаты грома. На мгновение  я  замер.
Странно,  но  среди оглушительного грохота мне почудилось,  будто  кто-то
хихикает.
     Наконец  я  добрался  до вершины. В ту же секунду  на  меня  налетел
бешеный  порыв  ветра с дождем. Не останавливаясь, я  прикрылся  от  него
плащом.
     Пройдя  еще несколько шагов, я заметил в горе слева и чуть  ниже  от
себя  какое-то  углубление.  В нем устрашающе кружились  огненные  зрачки
шаровых  молний.  Внутри  были двое - один  сидел  на  земле,  а  второй,
скрестив  ноги,  висел вниз головой в воздухе чуть  поодаль  от  первого.
Украдкой я начал подбираться поближе к незнакомцам.
     Почти  все  время  они оставались вне поля моего  зрения,  поскольку
маршрут,  который я выбрал, чтобы подойти незамеченным,  пролегал  сквозь
очень  густую листву. Но неожиданно я вдруг понял, что оказался у цели  -
здесь  уже  не было дождя и не чувствовалось натиска ветра. Я  как  будто
очутился в самом эпицентре урагана - в спокойной его точке.
     Осторожно, на животе, я подполз еще ближе и сквозь листву  разглядел
двух стариков. Оба внимательно смотрели на невидимые кубы трехмерной игры
- при этом фигуры висели над доской, что лежала на земле между играющими,
а  клетки,  которые эти фигуры занимали в воздухе, были  смутно  очерчены
огнем.
     Я  узнал  горбуна  -  он  сидел на земле и  улыбался.  Это  был  мой
легендарный предок Дворкин Баримен, обогащенный веками, мудростью и почти
беспредельной  властью  - создатель Амбера, Подлинного  Мира,  магических
карт,  а  возможно,  и самой реальности, как я ее понимал.  К  несчастью,
почти все время, когда мы с ним в недавнем прошлом общались, он был еще и
не  в  себе  - причем весьма не в себе. Мерлин уверял меня, будто  теперь
старик  вполне  поправился,  однако что-то в это  не  верилось.  Впрочем,
относительно божественных личностей вообще трудно рассуждать о  какой  бы
то ни было нормальности. Такое впечатление, что среда слишком сильно влия
ет на их рассудок... Не удивлюсь, если окажется, что, стремясь к какой-то
непостижимой  цели, старый пройдоха, когда ему надо, просто прикидывается
здоровым.
     Второй  -  я  видел только его спину - подался вперед  и  передвинул
фигуру,  которая, похоже, соответствовала пешке и олицетворяла  обитателя
Хаоса, известного как Огненный Ангел.
     Когда  ход  был сделан, снова блеснула молния, ударил гром,  и  меня
пронзил легкий озноб. Затем наклонился Дворкин и передвинул одну из своих
фигур, крылатого дракона Вайверна. И на этот раз - вспышка молнии, гром и
озноб. Я увидел, как вставший на дыбы Единорог занял среди фигур Дворкина
позицию  короля - клетка рядом с ним символизировала дворец в  Амбере.  У
его противника королем служил вытянувшийся в высоту Змей, рядом с которым
возвышался огромный шпиль дворца властителей Хаоса.
     Противник Дворкина, смеясь, сделал ход.
     -  Мэндор,  -  объявил  он.  - Считает себя  хозяином  марионеток  и
создателем королей.
     После вспышки света и грохота передвинул фигуру Дворкин.
     - Корвин, - сказал он. - Он снова на свободе.
     -  Да.  Но  не знает, что состязается с самой судьбой.  Вряд  ли  он
успеет  вовремя вернуться в Амбер, чтобы попасть в Зеркальный Коридор.  А
какой от него толк, если он не получит ключей к разгадкам?
     Дворкин улыбнулся и поднял глаза. На секунду показалось, что  старик
смотрит прямо мне в глаза.
     - По-моему, он прекрасно все рассчитал, Сухай. У меня есть несколько
обрывков  его  памяти,  которые  я нашел как-то,  когда  перемещался  над
Подлинным   Миром  в  Ребме.  Жаль,  что  каждый  раз,   когда   мы   его
недооценивали, я не получал по золотому ночному горшку.
     - И что бы ты с ними делал? - спросил второй.
     - Получились бы шикарные шлемы для его врагов.
     Оба  засмеялись,  и Сухай развернулся на девяносто  градусов  против
часовой  стрелки.  Поднявшись в воздух, Дворкин стал наклоняться  вперед,
пока  не  оказался  параллельно земле. Он по-прежнему не  сводил  глаз  с
доски.  Сухай протянул было руку к женской фигурке, которая располагалась
на  одном  из  верхних  уровней,  затем передумал.  Неожиданно  он  снова
передвинул  Огненного  Ангела. Хотя воздух  и  так  казался  раскаленным,
Дворкин  тоже  сделал ход - отзвуки грома переросли в мощные  раскаты,  а
яркое свечение надолго озарило все вокруг. Дворкин что-то произнес, но из-
за  грохота я ничего не расслышал. Наверное, он назвал чье-то имя, потому
что Сухай поспешно возразил:
     - Но она принадлежит Хаосу!
     - Разве? У нас еще нет для нее правил. Твой ход.
     - Мне нужно подумать, - ответил Сухай. - Хорошенько подумать.
     -  Можешь  прихватить  ее с собой, - предложил Дворкин.  -  Занесешь
завтра вечером.
     - Завтра я буду занят. Может, послезавтра?
     - Тогда буду занят я. Как насчет послепослезавтра?
     - Идет. Ну пока.
     - Пока.
     На  несколько  секунд меня ослепила вспышка света и  оглушил  треск.
Затем  я  неожиданно ощутил дождь и ветер. Когда ко мне  снова  вернулась
способность различать предметы, я увидел, что пещера опустела.
     Обогнув  гребень  горы, я направился назад,  в  лагерь,  а  за  мной
неотступно следовал дождь. Тропа уже успела расшириться.
     На   рассвете   я  поднялся  и,  ожидая,  когда  зашевелится   Шаск,
позавтракал. Ночное приключение вовсе не казалось сном.
     - Послушай, Шаск, - чуть позже спросил я его, - ты знаешь, что такое
адская скачка?
     -  Я  слышал,  -  ответил Шаск, - что это тайный способ  преодоления
огромных расстояний за короткое время - им пользуются в королевском  доме
Амбера. Говорят, что, прибегая к нему, порядочный конь вроде меня рискует
серьезно подорвать себе психику.
     - Уверен, что твоей психике это не грозит.
     -  Что  ж,  спасибо,  пожалуй, ты и прав... Но к  чему  вдруг  такая
спешка?
     - Ты многое проспал, - заметил я. - Оказывается, меня ждет встреча с
бандой  отражений - если, конечно, я успею застать их до  того,  как  они
исчезнут.
     - Ну, раз такое дело...
     -  Дружище,  мы вступаем в скачки, где призом служит золотой  ночной
горшок. Так что вставай и будь конем.

     Роджер Желязны.
     Кстати о шнурке

 ("Coming to a Cord", 1995)
 "Янтарные хроники"
 Перевод с английского Т. Сальниковой

                  Перевод с английского Т. Сальниковой

     Мало радости висеть привязанной к кроватному столбику, когда на душе
и без того кисло.
     Я  непроизвольно переключалась из видимого состояния в невидимое.  С
другой   стороны,   способность  к  общению   мало-помалу   возвращалась.
Пробужденное сознание не покидало меня со времени странного путешествия с
Мерлином  между  Тенями.  Однако обратное перемещение  в  эту  реальность
повергло  меня  в  шок,  от  которого я теперь  медленно  отходила,  хотя
некоторые свойства запаздывали. В итоге я отвязывалась дольше, чем делала
бы это в обычных обстоятельствах.
     Я  -  Фракир.  Удавка Мерлина - лорда Амбера и принца Хаоса.  Опять-
таки,  в обычных обстоятельствах он бы так со мной не поступил: не бросил
бы  в развороченных покоях Брэнда, покойного принца Янтарного Королевства
и  несостоявшегося  повелителя Вселенной.  Однако  Мерлин  находился  под
заклятием, оставленным Брэндом для своего сына Ринальдо. Мерлин так долго
дружит  с  Ринальдо,  у них столько общего, что чары подействовали  и  на
него. Сейчас он их, должно быть, уже стряхнул, тем не менее я осталась  в
неловком положении, а он наверняка уже перенесся во Владения.
     Мне совершенно не улыбалось дожидаться здесь, пока идут всевозможные
переустройства  и ремонт. Вдруг кровать, к которой я привязана,  вздумают
выбросить и заменить новой?
     Я  наконец  распуталась.  Хорошо хоть Мерлин  завязал  меня  обычным
узлом,   не  волшебным.  Впрочем,  затянул  он  крепко,  и  мне  пришлось
основательно поерзать, прежде чем узел ослаб и я сумела освободиться.
     Я соскользнула по кроватному столбику на пол. Теперь можно было улиз
нуть,  соберись кто выносить мебель. Мне вдруг пришла мысль,  что  совсем
неплохо убраться с дороги от греха подальше.
     Я  отползла от кровати (из покоев Брэнда в комнату Мерлина),  гадая,
что  за  тайна  кроется в кольце, которое он нашел и надел  на  палец,  -
спикарде.
     Такому  существу, как я, очевидно было, что кольцо обладает огромной
мощью  и способно черпать энергию из множества источников. Ясно и другое:
это  предмет  одного  порядка с Вервиндлем, как бы  ни  разнились  они  в
человеческих  глазах.  Мне вдруг подумалось,  что  Мерлин  мог  этого  не
заметить, и надо ему как-то сообщить.
     Я  пересекла комнату. Когда требуется, я могу ползти по-змеиному.  Я
не  умею  переноситься по волшебству, как почти все мои знакомые, поэтому
решила  поискать кого-нибудь, кто умеет. Затруднение было одно: в  семье,
где  принято скрывать все, кроме рецептов магического суфле, многие  даже
не подозревают о моем существовании.
     ...А  я,  кстати, не знаю, как расположены комнаты остальных  членов
королевского  рода, за исключением Мерлина, Брэнда,  Рэндома  с  Вайол  и
Мартина,  у которого мой хозяин иногда бывал. До Рэндома и Вайол  в  этом
разгроме   не  доберешься.  Поэтому  я  доползла  до  комнат  Мартина   и
проскользнула  под дверь. По стенам висели портреты рок-звезд  и  колонки
приводимого  в  действие волшебством проигрывателя для  лазерных  дисков.
Увы, самого Мартина не было; а как узнаешь, когда он заявится?
     Я  вернулась в холл и заскользила по полу, прислушиваясь, не различу
ли  знакомые  голоса, заглядывая под двери в комнаты. Вдруг  из-за  двери
дальше по коридору донесся голос Флоры, сказавший "Тьфу ты, пропасть!"  Я
поспешила туда. Флора - одна из .немногих, кто обо мне знает.
     Дверь  была  закрыта, но я протиснулась в щель внизу и  оказалась  в
ярко отделанной гостиной. Флора каким-то клеем чинила сломанный ноготь.
     Оставаясь невидимой, я пересекла комнату и обвилась вокруг ее правой
щиколотки.
     -  Привет,  -  сказала я. - Это Фракир, подруга  и  удавка  Мерлина.
Поможешь мне?
     Флора ответила не сразу.
     - Фракир! Что стряслось? Что тебе надо?
     -  Меня  несправедливо бросили, - объяснила я, - а Мерлин  находится
под  действием  странных чар. Мне надо с ним связаться. Я поняла  кое-что
такое, чего он не знает. И потом, я хочу обратно на его запястье.
     - Попробую его карту, - сказала Флора, - хотя, если он во Владениях,
мне его скорее всего не достать.
     Я  услышала, как она выдвигает ящик стола, потом несколько мгновений
шуршали карты. Я попыталась настроиться на мысли Флоры, но не смогла.
     - Извини, - промолвила она через какое-то время. - Не выходит.
     - Все равно спасибо, - сказала я.
     - Когда ты рассталась с Мерлином? - спросила она.
     - В тот день, когда Силы встретились в коридоре.
     - А что за чары на Мерлине?
     -  Они свободно висели в покоях Брэнда. Понимаешь, комнаты Мерлина и
Брэнда  - соседние; когда разделяющая их стена рухнула, он из любопытства
зашел взглянуть.
     -  Фракир, я не верю, что это была случайность, - сказала  Флора.  -
Наверняка все подстроила та или другая Сила.
     - Если подумать, то, наверное, да, принцесса.
     -  И что ты собираешься делать дальше? Я бы хотела помочь, - сказала
она.
     -  Мне  бы  как-нибудь попасть к Мерлину, - отвечала я.  -  Вот  уже
некоторое  время  его  окружает ореол опасности, к  которому  я  особенно
чувствительна.
     -  Понимаю,  - сказала Флора, - и что-нибудь придумаю.  Может  быть,
потребуется несколько дней, но я справлюсь.
     - Ладно, подожду, - согласилась я. - Мне выбирать не приходится.
     - Можешь до тех пор побыть у меня.
     -  Хорошо,  -  сказала я. - Спасибо. Я нашла удобного  вида  столик,
обвилась вокруг его ножки и впала в состояние стаза, если надо это как-то
назвать. Стаз - не сон, не обморок, но и мыслей в обычном понимании  нет.
Я  просто  выхожу из своего восприятия и существую, пока  не  понадоблюсь
вновь.
     Сколько  я  пробыла свернутой, определить не могу. Я  бь1ла  одна  в
гостиной, хотя и слышала, как дышит за соседней дверью Флора.
     Внезапно она вскрикнула. Я отцепилась от ножки и шмякнулась на пол.
     Пока я торопливо ползла к двери, раздался еще голос:
     -  Извините,  за мной гонятся. Мне ничего не оставалось,  кроме  как
ворваться без приглашения.
     - Кто вы? - спросила Флора.
     - Чародей, - отвечал он. - Я прятался в вашем зеркале, причем далеко
не  первую  ночь. Я запал на вас и с удовольствием наблюдал, чем  вы  тут
занимаетесь.
     - Вы подглядывали! Извращенец! - вскричала Флора.
     -  Ничего  подобного. Я считаю, что вы - дама исключительно приятной
наружности, и мне нравится на вас смотреть. Вот и все.
     - Вы могли бы познакомиться со мной принятым порядком.
     - Да, но это крайне осложнило бы мою жизнь.
     - А, вы женаты?
     - Хуже, - сказал он.
     - Так что же?
     - Сейчас некогда. Я чувствую, она приближается.
     - Кто?
     -  Гизель.  Я  послал ее убить другого чародея, но тот разделался  с
моей  и отправил против меня свою. Я и не знал, что он на такое способен.
Я не умею с ними справляться. С минуты на минуту она выползет из зеркала,
а  тогда нас ждет ужасный конец. Как-никак, мы в Амбере и все такое - нет
ли поблизости героя, мечтающего заслужить очередной шеврон за храбрость?
     - Думаю, нет, - отвечала она. - К сожалению.
     Зеркало начало темнеть.
     Я  уже некоторое время ощущала идущую от незнакомца угрозу. Впрочем,
это моя работа.
     Теперь  я  различила  и саму гизель. Огромная,  в  два  человеческих
роста,  червеобразная,  безглазая,  но  с  акульим  ртом,  со  множеством
коротких ножек и рудиментарными крылышками. Ее черное туловище пересекали
красные  и  желтые  полосы. Она ползла по отраженной комнате,  постепенно
изгибаясь.
     -  Когда  вы спрашивали про героя, - полюбопытствовала Флора,  -  вы
хотели сказать, что гизель пройдет сквозь стекло и нападет на нас?
     - Коротко говоря, - произнес странный коротышка, - да.
     -  Когда  она  нападет, - сказала я Флоре, - швырни меня  в  нее.  Я
зацеплюсь и поползу к горлу.
     - Ладно. И еще кое-что можно сделать.
     - Что же? - спросила я.
     - Помогите! Помогите! - закричала Флора.
     Гизель  начала  выползать из серебристого зеркала в цветочной  раме.
Флора сняла меня со щиколотки и бросила. У твари не было шеи, но я обвила
ее туловище перед самым ртом и начала стягиваться.
     Флора продолжала кричать. В коридоре загрохотали тяжелые башмаки.
     Я сжимала и сжимала хватку, но горло у твари было как резиновое.
     Чародей направлялся к двери, когда та распахнулась и в комнату вошел
высокий, подтянутый, рыжеволосый Люк.
     - Флора! - сказал он, потом увидел гизель и обнажил клинок.
     В  недавнем путешествии с Мерлином между Тенями я обрела способность
общаться   на  сложных  уровнях.  Мое  восприятие  -  которое  совершенно
изменилось  -  обрело  новую  остроту.  Оно  не  показывало  мне   ничего
необычного  в  Люке, чародее или гизеле, а вот Вервиндль  лучился  теперь
совершенно особым светом. Я поняла, что это не просто меч.
     Люк встал между Флорой и гизель. Чародей сказал:
     - Что это за клинок?
     - Его зовут Вервиндль, - отвечал Люк.
     - А вы...
     - Ринальдо, король Кашфы.
     - Ваш отец - кто он был?
     - Брэнд, принц Амбера.
     -  Разумеется, - сказал чародей, вновь направляясь к двери.  -  Этим
мечом  вы  сумеете  уничтожить тварь. Прикажите ему черпать  энергию.  Он
может получать ее в практически неограниченном количестве.
     - Почему? - спросил Люк.
     - Потому что на самом деле это не меч.
     - А что же?
     -   Извините,  -  сказал  чародей,  глядя  на  гизель,  которая  уже
подползала  к  нам.  -  Я  страшно тороплюсь. Мне  надо  отыскать  другое
зеркало.
     Я  видела,  что он, не зная о моем присутствии, сознательно  дразнит
Люка,  поскольку разгадала загадку и понимала: объяснение  не  заняло  бы
времени.
     В  следующее мгновение я отцепилась и быстро-быстро соскользнула  на
пол,  потому что Люк размахнулся Вервиндлем, а мне не хотелось  оказаться
изрубленной на куски. Я не знала, что бы со мной сталось: разделилась  бы
я  на  две  мудрые,  остроумные, сознательные части  или  погибла  бы.  А
поскольку желания проверять теории на собственной шкуре у меня  не  было,
самым разумным представлялось отползти.
     Я шмякнулась на пол в ту секунду, когда удар обрушился на гизель. Ее
головной сегмент упал рядом, продолжая извиваться. Я ринулась к ближайшей
щиколотке  Люка. Флора схватила стул и, несмотря на сломанный  ноготь,  с
силой  обрушила его на хвост твари. Она повторила это еще несколько  раз.
Люк продолжал крошить свою половину.
     Я   доползла,  куда  собиралась,  взобралась  по  ноге  и  уцепилась
покрепче.
     - Слышишь меня, Люк? - позвала я.
     - Да, - отвечал он. - Кто ты?
     -  Мерлинова  удавка Фракир. Люк с размаху рубанул хвостовую  часть,
которая  ползла  на него, выставив когтистые лапки. Потом  развернулся  и
рассек нападающую переднюю. Флора снова ударила по задней стулом.
     - Мне известно, что знает чародей, - сказала я.
     -  Вот как? - произнес Люк, отрубая очередной сегмент и оступаясь на
брызнувшем из него клейком соке.
     -  Вервиндль может вобрать в себя энергии довольно, чтобы  разрушить
мир.
     - Серьезно? - удивился он, пытаясь вскочить с пола. Обрубок гизели с
размаху бросился на него. - Ладно.
     Люк встал на ноги, коснулся обрубка острием меча и тут же отдернул -
обрубок скорчился.
     -  Ты  права.  В этом что-то есть. - Он вновь кольнул атакующий  сег
мент,  тот вспыхнул синеватым пламенем и исчез. - Флора, Флора, назад!  -
закричал Люк.
     Она  отступила, и Люк превратил в пепел наступавший на нее хвостовой
сегмент. Потом следующий.
     -  Ну  вот,  вроде  пошло, - сказал он, поворачиваясь  к  очередному
обрубку. - Только я не понимаю, как это получается.
     - Это не меч, - сказала я.
     - А что же тогда?
     - Перед тем как стать Вервиндлем, он был спикардом Раутом.
     - Спикардом? Как то кольцо, которое подобрал Мерлин?
     - Именно.
     В несколько быстрых движений Люк разделался с остатками гизели.
     -  Спасибо, Фракир, что объяснила, как эта штука действует. Поищу-ка
я  этого  чародея,  хотя сильно подозреваю, что он  укрылся  в  ближайшем
зеркале.
     - Я тоже так думаю.
     - Как его зовут?
     - Он не сказал.
     - Выясним... Флора, - продолжал Люк. - Я пойду на поиски чародея.
     Скоро  вернусь. Молодец. Она улыбнулась, он вышел. Нет необходимости
говорить, что чародей не отыскался.
     - Интересно, откуда он попал в зеркало? - промолвил Люк.
     -   Понятия   не  имею,  -  отозвалась  я.  -  Но  сама   я   скорее
заинтересовалась бы тем, кто отправил за ним эту тварь.
     Люк кивнул.
     - Что теперь?
     - Думаю, надо сказать Флоре, что ее извращенец ударился в бега. Ты -
чародей. Можно ли что-нибудь сделать с ее зеркалами, чтобы он не принялся
за старое?
     -  Думаю,  да, - отвечал Люк, подходя к ближайшему окну и выглядывая
на улицу. - Я этим займусь. А ты?
     - Я хотела бы вернуться к Мерлину.
     - Если он во Владениях Хаоса - а я подозреваю, что это так, - то мне
не удастся отправить тебя через карту.
     - Как насчет Вервиндля?
     - Я еще не понял, как он действует. Надо немного попрактиковаться.
     - Слушай, а как ты здесь оказался?
     -  Хотел  поговорить  с Вайол, - сказал Люк. -  Она  пообещала,  что
Корвин  скоро  вернется, а потом предложила мне  стол  и  кров,  чтобы  я
подождал его несколько дней.
     -  Тогда  ты можешь носить меня на себе, пока он не объявится,  а  я
постараюсь  напроситься с ним. У меня предчувствие, что  они  с  Мерлином
скоро увидятся.
     - Может, я и сам его встречу, но пока трудно сказать.
     - Ладно. Ближе к делу решим.
     - А как по-твоему, что вообще затевается?
     -  Что-то жуткое в вагнеровском духе, - сказала я, - с морем  крови,
громами и гибелью для нас всех.
     - А, как всегда, - отвечал Люк.
     - Именно, - отозвалась я.

     Роджер Желязны.
     Зеркальный коридор

 ("Hall of Mirrors", 1996)
 "Янтарные хроники"
 Перевод с английского Т. Сальниковой

                  Перевод с английского Т. Сальниковой

     Последний  раз я говорил с Роджером Желязны шестого июня 1995  года,
когда  он позвонил мне по поводу каких-то редакционных мелочей, связанных
с  приведенным ниже рассказом. Мы мило поболтали, но что-то в нем мне  не
понравилось.  Голос у него сел, и, казалось, ему трудно  сосредоточиться.
Не  заподозрив ничего дурного, я не спросил его о здоровье. А зря.  Через
восемь дней он умер от рака.
     Я не мог знать об этом заранее:
     Роджер  никому,  кроме своих близких, не рассказывал  о  болезни,  с
которой  боролся более года. Оглядываясь на тот разговор,  я  считаю  его
молчаливым прощанием. Фантасты были потрясены и опечалены утратой  одного
из  самых талантливых своих коллег. Я не могу простить себе, что при всей
нашей  дружбе  с  Роджером мы за последние годы виделись всего  несколько
раз,  а ведь я много раз бывал неподалеку от его дома, да так и не зашел.
В качестве утешения имею честь представить вам еще один амберский рассказ
Роджера Желязны. Увы, последний.
                                                            Джон де Шанси

     Оба  мы  не подозревали о перемене, пока те шестеро не выскочили  на
нас из засады.
     Мы с Шаском провели ночь в Танцующих горах, после того как наблюдали
там странную игру между Дворкином и Сухаем. Я слышал малоприятные истории
о  людях,  которым  случалось остановиться здесь на ночлег,  но  выбирать
особо  не  приходилось. Бушевал ураган, я устал, мой конь  превратился  в
истукана.  Я  не  знаю, чем все закончилось, хотя, как участник,  вежливо
заметил, что не прочь узнать.
     На  следующее  утро  мы с моим синим конем Шаском  пересекли  раздел
между  Амбером и Хаосом. Шаск - теневой скакун, которого мой  сын  Мерлин
подыскал  мне  в  королевских  конюшнях Владений.  В  данное  время  Шаск
путешествовал  в обличье исполинской синей ящерицы, и мы распевали  песни
разных стран и времен.
     Двое  мужчин  выступили  из-за  камней по  противоположным  сторонам
дороги  и направили на нас арбалеты. Еще двое выскочили впереди,  один  с
луком,  другой  -  с  красивым мечом, наверняка краденым,  судя  по  роду
занятий нынешнего владельца.
     -  Стой!  И мы тебя не тронем, - сказал тот, что с мечом. Я  натянул
поводья.
     -  Если  речь  о деньгах, то я и сам на мели, - сказал  я,  -  а  на
скакуна моего вы все равно не сядете, даже если захотите.
     - Может, не сядем, а может, и сядем, - покачал головой главный. - Мы
люди непривередливые, берем что придется.
     -  Нехорошо отнимать у человека последнее, - заметил я. -  Некоторые
обижаются.
     - Мало кто уходит с этого места.
     - Это что, смертный приговор? Главарь пожал плечами.
     - Меч у тебя вроде ничего, - сказал он. - Покажи-ка его.
     - По-моему, это ты плохо придумал.
     - Почему?
     - Если я вытащу меч, то могу ненароком вас убить. Он рассмеялся.
     -  Ладно, заберем его с твоего трупа, - сказал главарь, глядя сперва
направо, потом налево.
     - Все может быть.
     - Показывай.
     -  Если ты настаиваешь... Я выхватил Грейсвандир, и он запел.  Глаза
главаря  расширились:  клинок  описывал  дугу,  рассчитанную  снести  ему
голову. Разбойник взмахнул мечом в ту самую минуту, когда Грейсвандир, не
замедлясь, прошел сквозь его шею. Мой противник обрушил клинок на  Шаска,
лезвие  прошло сквозь синюю лопатку. Ни тот, ни другой удар  не  причинил
вреда.
     -  Ты - чародей? - спросил разбойник, когда я с размаху рубанул  его
по плечу. Меч должен был отсечь руку, но прошел сквозь нее свободно.
     - Не из тех, кто выкидывает подобные штучки. А ты?
     - И я нет, - сказал он, ударяя снова. - Что происходит?
     Я убрал Грейсвандир в ножны.
     - Ничего. Займитесь кем-нибудь другим.
     Я тронул поводья, и Шаск двинулся вперед.
     - Подстрелите его! - крикнул главарь.
     Арбалетчики  по обе стороны дороги спустили тетивы, стоящий  впереди
лучник  тоже.  Все  четыре стрелы из арбалетов прошли через  Шаска,  трое
разбойников  ранили или убили своих визави. Стрела из лука прошла  сквозь
меня,  не вызвав никаких неприятных ощущений. Главарь снова ударил мечом,
но тоже ничего не добился.
     - Скачи! - приказал я.
     Шаск  послушался,  и мы отправились дальше, не обращая  внимания  на
несущуюся вслед брань.
     - Похоже, мы попали в странное положение, - заметил я. Зверь кивнул.
     - По крайней мере, это убережет нас от неприятностей.
     -  Забавно. Мне казалось, что ты предпочитаешь на них нарываться,  -
отвечал Шаск.
     Я хохотнул:
     - Может, да, а может, и нет. Интересно, надолго эти чары?
     - Возможно, их придется снимать.
     - Черт! Это всегда морока.
     - Лучше, чем оставаться бестелесным.
     - Тоже верно.
     - Наверняка кто-нибудь в Амбере знает, как с ними справиться.
     - Будем надеяться.
     Мы  продолжали  ехать,  и больше никого в тот день  не  повстречали.
Укладываясь  спать  на  плаще, я чувствовал острые  камни.  Почему  их  я
чувствую,  но  не  чувствовал, к примеру, удара мечом? Поздно  было спра-
шивать Шаска о его ощущениях, поскольку он уже превратился в камень.
     Я зевнул и растянулся на земле. Высунувшийся из ножен Грейсвандир на
ощупь был вполне обычным. Я убрал его на место и заснул.
     После  моего  утреннего омовения мы двинулись дальше. Шаск  оказался
вполне  годен для адской скачки, не хуже большинства амберских  скакунов.
Кое  в  чем  даже лучше. Мы мчались через быстро меняющуюся местность.  Я
думал  об  Амбере  впереди  и о своем плене во  Владениях.  Медитации  до
крайности  обострили  мою восприимчивость. Не это ли,  вместе  с  другими
специфическими упражнениями, сделало меня неуязвимым? Не исключено,  хотя
я подозревал, что главный вклад внесли все-таки Танцующие горы.
     - Интересно, что это означает и откуда взялось? - сказал я вслух.
     -  Держу пари, что с твоей родины, - отвечал Шаск, - и предназначено
специально для тебя.
     - С чего ты взял?
     - По дороге ты рассказывал мне о своей семье. Я бы им не доверял.
     - То время давно прошло.
     -  Кто знает, что могло случиться в твое отсутствие? Старые привычки
легко возвращаются.
     - Но нужна же какая-то причина!
     -  Насколько  я понял, у одного из них причина есть, и самая  основа
тельная.
     - Возможно. Но мне в это не верится. Меня долго не было, немного кто
знает, что .я на воле.
     - Тогда расспроси этих немногих.
     - Посмотрим.
     - Я просто стараюсь помочь.
     - Продолжай в том же духе. Слушай, а что ты собираешься делать после
того, как мы окажемся в Амбере?
     - Еще не решил. По натуре я - бродяга.
     Я рассмеялся:
     - Вот зверь по моему сердцу! Чувства у тебя вполне человеческие. Так
чем мне отблагодарить тебя за дорогу?
     - Подожди. Сдается мне, Судьбы решат это за нас.
     - Пусть будет так. А пока, если что-нибудь придумаешь, скажи.
     - Помогать тебе, лорд Корвин, большая честь. Давай сойдемся на этом.
     - Ладно. Спасибо.
     Мы проносились через одну Тень за другой. Солнца пробегали вспять, с
прекрасных небес налетали бури.
     Мы  угодили  в вечер - кого другого бы это задержало, но  только  не
нас,  -  выбрались в сумерки и там подкрепились. Вскоре после этого  Шаск
снова  обратился в камень. Никто не напал на нас в ту ночь, а  сны  такие
спокойно можно было бы не смотреть.
     На  следующий  день мы рано тронулись в дорогу, и я использовал  все
маленькие  хитрости,  способные сократить  наш  путь  через  Тень  домой.
Домой...  Мысль  эта согревала, несмотря на замечание Шаска  о  моих род-
ственниках. Я и не думал, что буду так тосковать по Амберу. Много  раз  я
отсутствовал  куда  дольше,  но обычно хоть в общих  чертах  представлял,
когда  соберусь  обратно. Темница во Владениях - не то место,  где прихо-
дится загадывать наперед.
     Мы  мчались и мчались. Ветер над равниной, пожар в горах, вода в  уз
ком ущелье. В тот вечер я впервые почувствовал сопротивление, возникающее
на  теневых  подступах к Амберу. Я пытался доскакать тем же днем,  но  не
сумел.  Мы  провели ночь неподалеку от того места, где  проходила  Черная
Дорога. От нее не осталось и следа.
     На  другой  день продвижение замедлилось, зато чаще и чаще  мелькали
знакомые Тени. Ночевали мы в Ардене, однако Джулиан нас не нашел. Мне  то
ли  мерещился во сне, то ли действительно слышался вдалеке его  охотничий
рог;  так часто предвещавший смерть и разрушение, он лишь навеял на  меня
трогательные ностальгические воспоминания. Наконец-то я почти дома.
     На  следующее  утро  я  проснулся до рассвета.  Шаск,  конечно,  по-
прежнему  был синей ящерицей и лежал, свернувшись под большим деревом.  Я
приготовил  чай,  потом  съел яблоко. Провизия  была  на  исходе,  но  мы
приближались к чертогам изобилия.
     Мы  тронулись, медленно и неспешно, поскольку на моей любимой дороге
предстоял  тяжелый  подъем.  На первом привале  я  попросил  Шаска  снова
принять  конский  вид, он согласился. Похоже, так ему  было  не  труднее,
поэтому  я попросил его и дальше оставаться конем. Мне хотелось  показать
его красоту.
     - Ты как, довезешь меня и сразу назад? - спросил я.
     - Я хотел с тобой об этом поговорить, - отвечал Шаск. - Во Владениях
не весело, и у меня нет постоянного хозяина.
     - Вот как?
     - Тебе понадобится хороший скакун, лорд Корвин.
     - Это точно.
     - Я бы попросился к тебе на неопределенное время.
     - Сочту за честь. Таких, как ты, поискать.
     К  полудню мы были на вершине Колвира, а несколько часов спустя - во
дворце.  Я отыскал Шаску хороший денник, почистил его, накормил и оставил
отдыхать.  Он тут же превратился в камень. Я нашел табличку,  написал  на
ней наши имена и прикрепил к двери.
     - Увидимся, - сказал я.
     - Когда вам будет угодно, хозяин, когда вам будет угодно.
     Я  вошел  через кухню, где суетились незнакомые повара. Они меня  не
узнали,  но,  похоже,  различили своего.  По  крайней  мере,  почтительно
ответили  на мое приветствие и не возражали, когда я прихватил  несколько
фруктов.  Они спросили, прислать ли мне что-нибудь в комнаты, я  ответил,
что, мол, да, бутылку вина и курицу. Главная повариха - рыжая женщина  по
имени  Клара  -  посмотрела на меня пристально и несколько  раз  перевела
взгляд  на серебряную розу. Я не хотел пока называть свое имя и  подумал,
что в ближайшие несколько часов челядь побоится его угадать. Мне хотелось
отдохнуть  и порадоваться возвращению. Поэтому я поблагодарил и  пошел  к
себе.
     Я  начал подниматься по лестнице, которой пользуются слуги, чтобы не
мельтешить перед глазами, и мы, когда хотим проскользнуть незамечено.
     На  середине  подъема путь мне преградили козлы. На ступенях  лежали
инструменты, хотя рабочих было не видать. Я не знал, обрушилась ли  часть
лестницы сама, или ей помогли другие силы.
     Я  вернулся  и стал подниматься по парадной лестнице. Повсюду видне-
лись  признаки ремонта, причем явно заменялись целые стены и куски  пола.
Множество комнат было открыто взгляду. Я заторопился - убедиться,  что  в
их число не попали мои.
     К  счастью, они уцелели. Я уже собирался войти, когда из-за угла вы-
шел  высокий  рыжеволосый малый и направился прямиком  ко  мне.  Я  пожал
плечами. Какой-то заезжий чиновник, не иначе...
     - Корвин! - крикнул он. - Как вы здесь оказались?
     Он подошел ближе и пристальней вгляделся в меня. Я поступил так же.
     - Полагаю, что не имею чести быть знакомым, - сказал я.
     - Бросьте, Корвин. Вы застали меня врасплох. Я думал, вы там, со
своим Путем и "шевроле" пятьдесят седьмого года.
     Я покачал головой:
     - Не уверен, что понимаю, о чем вы говорите.
     Рыжеволосый сузил глаза:
     - Вы, часом, не призрак Пути?
     -  Мерлин что-то рассказывал, когда освободил меня из Владений. Но я
не  уверен,  что  кого-либо из них встречал. - Я закатал левый  рукав.  -
Рубаните меня. Пойдет кровь.
     Он  с  серьезным  видом  разглядывал  мою  руку.  На  мгновение  мне
показалось, что он поймает меня на слове.
     - Ладно, - сказал рыжеволосый. - Чуть-чуть. В целях безопасности.
     - Я по-прежнему не знаю, с кем говорю, - сказал я. Он поклонился.
     -  Простите. Я - Люк из Кашфы, иногда меня называют королем Ринальдо
I.  Если  вы  тот, за кого себя выдаете, то я - ваш племянник.  Ваш  брат
Брэнд был моим отцом.
     Вглядевшись в черты молодого человека, я заметил сходство и протянул
руку.
     - Давайте, - сказал я.
     - Вы это серьезно?
     - Серьезней не бывает.
     Он  вытащил  из-за пояса кинжал и глянул мне в глаза. Я  кивнул.  Он
коснулся  лезвием моей руки - ничего не произошло. То есть произошло,  но
не вполне предвиденное и отнюдь не желаемое.
     Острие, казалось, вошло в мою руку на полдюйма. Оно продолжало  свое
движение и наконец показалось с обратной стороны. Кровь не выступила.
     Люк попытался снова. Ничего.
     - Черт! Не понимаю. Будь вы призраком Пути, брызнуло бы пламя. А так
даже отметины не осталось.
     - Можно одолжить ваш кинжал? - спросил я.
     - Конечно.
     Он  передал мне клинок. Я внимательно на него поглядел. Потом прижал
к руке и провел черту с три четверти дюйма. Выступила кровь.
     - Черт побери! - сказал Люк. - Что происходит?
     -  Думаю, дело в чарах, которые я подцепил в Танцующих горах,  когда
недавно там ночевал, - отвечал я.
     -  Хм. - Люк задумался. - Сам я не имел такого удовольствия, но  рас
сказы  об этом месте слыхал. Не знаю, есть ли простой способ снять закля-
тие...  Моя  комната там. - Он указал в южную сторону. -  Если  вы согла-
ситесь  зайти,  я  посмотрю, что тут можно придумать. Я  изучал  хаосскую
магию с отцом и с матерью, Джасрой.
     Я пожал плечами.
     -  Моя  комната ближе, - сказал я, - кроме того, мне несут курицу  и
бутылку вина. Давайте поставим диагноз там, а потом вместе перекусим.
     Люк улыбнулся.
     -  Лучшее  предложение за сегодняшний день, - сказал  он.  -  Только
позвольте мне зайти к себе за орудиями труда.
     - Ладно. Я пройду с вами, чтобы знать дорогу - вдруг понадобится.
     Он кивнул и повернулся. Мы направились в холл.
     За  углом  мы  пошли  с запада на восток, мимо покоев  Флоры,  в  на
правлении самых роскошных гостевых комнат. Люк остановился перед дверью и
полез в карман, надо полагать, за ключом. Потом замер.
     - Корвин! - позвал он.
     - Да?
     -  Эти два канделябра в форме кобр, - сказал он, указывая вперед  по
коридору. - Бронзовые, наверное.
     - Вероятно. Что с ними?
     - Я всегда считал, что они тут только для украшения.
     - Верно.
     - В последний раз, когда я на них смотрел, между ними висела малень-
кая картина или шпалера.
     - Мне тоже так помнится, - сказал я.
     - Ну а сейчас между ними вроде бы коридор.
     - Не может быть. Коридор есть чуть дальше... - начал я.
     И тут же осекся, потому что понял. Я шагнул в ту сторону.
     - Что происходит? - спросил Люк.
     -  Он  зовет, - отвечал я. - Мне надо идти. Узнать,  чего он от меня
хочет.
     - Кто?
     -  Зеркальный Коридор. Он появляется и пропадает. Он приносит иногда
полезные, иногда двусмысленные вести тому, кого призывает.
     - Он призывает нас обоих или только вас? - спросил Люк.
     - Не знаю, - отвечал я. - Я чувствую, что он влечет меня, как случа-
лось и раньше. Можете пойти со мной. Вдруг и для вас припасено что-нибудь
хорошенькое.
     - А было такое, чтобы два человека говорили с ним одновременно?
     -  Нет,  но  все когда-то происходит в первый раз, - сказал  я.  Люк
медленно кивнул.
     - А, черт! - воскликнул он. - Играю.
     Он прошел со мной до змей, и мы заглянули внутрь. По стенам справа и
слева  горели  свечи.  Сами  стены искрились бесчисленными  зеркалами.  Я
шагнул вперед, Люк - следом.
     Зеркала  были  в  рамах всех мыслимых форм. Я пошел очень  медленно,
заглядывая в каждое, и велел Люку делать то же самое.
     Сперва  зеркала отражали лишь нас и противоположную стену.  Внезапно
Люк остановился и застыл, повернув голову влево.
     -  Мама!  -  вырвалось  у него. Из медной, в  зеленой  патине  раме,
изображавшей уроборосскую змею, смотрела красивая рыжеволосая женщина.
     Она улыбнулась:
     - Я так рада, что ты поступил правильно, занял трон...
     - Ты серьезно? - спросил Люк.
     - Конечно, - отвечала женщина.
     - Я думал, ты рехнулась. Мне казалось, ты хочешь сама его занять.
     - Хотела когда-то, но проклятые жители Кашфы меня не оценили.
    Сейчас я в Страже и собираюсь ближайшие несколько лет посвятить изыс-
каниям,  к  тому же все здесь дышит трогательными воспоминаниями.  Покуда
кашфанский трон остается в семье, знай, что я довольна.
     -  Ну, э-э... я рад это слышать, мама. Очень рад. Буду продолжать  в
том же духе.
     -  Давай,  - сказала она и исчезла. Люк обернулся ко мне,  губы  его
тронула ироническая усмешка.
     - Редкий случай в моей жизни, когда она меня похвалила. Не за то, за
что  я  похвалил бы себя сам, но все равно... Насколько это реально?  Что
именно мы видим? Было это сознательным разговором с ее стороны? Или...
     -  Они  -  настоящие, - ответил я. - Не знаю, как, почему или  какая
часть  собеседника  реально присутствует. Они могут быть  стилизованными,
сюрреалистическими, могут даже утянуть к себе. Но в каком-то  смысле  они
реальны. Вот все, что мне известно. Фу ты!..
     Из  огромного  зеркала в золотой раме впереди  и  справа  выглядывал
суровый лик моего отца Оберона.
     -  Корвин,  -  сказал он. - Ты был моим избранником, но всегда  умел
поступить наперекор.
     - Это выволочка? - поинтересовался я.
     -  Верно. А после стольких лет с тобой не пристало говорить,  как  с
ребенком. Ты выбирал свои дороги. Иногда это наполняло меня гордостью. Ты
был мужествен.
     - Э-э... спасибо... сэр.
     - Я повелеваю тебе немедленно сделать одну вещь.
     - Какую?
     - Вытащи кинжал и ударь Люка. Я разинул рот.
     - Нет, - сказал я.
     -  Корвин,  -  промолвил Люк. - Это будет вроде того доказательства,
что вы - не призрак Пути.
     - Если вы даже и призрак, плевать! Мне-то что.
     - Речь не о том, - вмешался Оберон. - Это явление другого порядка.
     - Какого же? - спросил я.
     - Проще показать, чем объяснить, - сказал Оберон. Люк пожал плечами.
     - Кольните меня в руку, - попросил молодой человек. - Делов-то.
     - Ладно. Посмотрим, чем показ лучше объяснения.
     Я  вытащил из-за голенища кинжал. Люк закатал рукав и протянул руку.
Я легонько ударил.
     Лезвие прошло сквозь руку, словно сквозь клуб дыма.
     - Черт! - сказал Люк. - Это заразно!
     - Нет, - возразил Оберон. - Это явление совершенно особого рода.
     - То есть?
     - Не будете ли вы так любезны обнажить меч?
     Люк  кивнул  и вытащил знакомого вида золотой клинок. Лезвие  издало
пронзительный  плачущий  звук, от которого  затрепетало  пламя  ближайших
свеч. Тут я понял, что это - меч моего брата Брэнда, Вервиндль.
     - Давненько я его не видел, - промолвил я под продолжающиеся рыдания
клинка.
     - Люк, сделайте милость, резаните Корвина вашим мечом.
     Люк поднял глаза, встретился со мной взглядом. Я кивнул. Он царапнул
острием мою руку. Пошла кровь.
     - Теперь ты, Корвин, - сказал Оберон.
     Я  вытащил  Грейсвандир - он тоже запел, торжествующе,  воинственно,
как в величайших битвах прошлого. Обе ноты слились в жуткий дуэт.
     - Резани Люка.
     Люк  кивнул,  я провел Грейсвандиром по тыльной стороне его  ладони.
Царапина  сразу  покраснела. Пение клинков вздымалось и падало.  Я  убрал
Грейсвандир в ножны, чтобы утихомирить. Люк так же поступил с Вервиндлем.
     -  В  этом кроется какой-то урок, - сказал Люк. - Только провалиться
мне, если я понимаю какой.
     -  Дело  в  том, что эти мечи - братья, наделенные общими волшебными
свойствами.  Собственно, их объединяет мощная тайна, - сказал  Оберон.  -
Объясни ему, Корвин.
     - Это опасная тайна, сэр.
     - Пришло время ее раскрыть. Говори.
     -  Ладно, - сказал я. - В начале творения боги создали несколько ко-
лец, с помощью которых их посланцы умиротворяли Тень.
     - Знаю, - отвечал Люк. - Мерлин носит спикард.
     -  Да,  -  сказал  я. - Каждый имеет способность черпать  из  многих
источников во многих Тенях. Все они различны.
     - Так говорил Мерлин.
     - Наши были превращены в мечи, мечами они и остались.
     - Вот как? - сказал Люк. - И что дальше?
     -  Какой вывод вы можете сделать из того, что они способны причинить
вам вред, а другое оружие - нет?
     -  Похоже,  наша заговоренность как-то связана с ними, - предположил
я.
     -  Верно, - подтвердил Оберон. - В предстоящей борьбе - какую бы  вы
сторону ни заняли - вам понадобится необычная защита от своеобразной мощи
некоего Джарта.
     - Джарта? - переспросил я.
     - Потом, - сказал Люк, - я все расскажу. Я кивнул.
     -  Только как пользоваться этой защитой? Как мы сможем вернуть  себе
проницаемость? - спросил я.
     -  Не скажу, - последовал ответ, - но кое-кто впереди вас просветит.
И  что  бы  ни случилось, да будет с вами мое благословение -  хотя  оно,
вероятно, уже немного стоит.
     Мы поклонились и поблагодарили. Когда мы снова подняли глаза, Оберон
исчез.
     -  Здорово, - сказал я. - Вернулся меньше часа назад и уже по уши  в
амберской недосказанности.
     Люк кивнул:
     -  В  Хаосе  и Кашфе, похоже, не лучше. Возможно, главное назначение
государства - плодить неразрешимые проблемы.
     Я  хохотнул,  и  мы пошли дальше, разглядывая себя в озерцах  света.
Через  несколько  шагов в красной овальной раме слева от  меня  появилось
знакомое лицо.
     - Корвин, какая радость, - произнес голос.
     - Дара!
     - Похоже, я подсознательно желаю тебе зла сильнее, чем кто другой, -
сказала  она,  - и поэтому именно мне выпало удовольствие сообщить  самую
неприятную новость.
     - Да?
     -  Я  вижу, как один из вас лежит пронзенный клинком другого.  Какая
радость!
     - Я не собираюсь его убивать, - отвечал я.
     - Взаимно, - поддержал Люк.
     -  Ах,  но  в этом-то вся и прелесть, - сказала она. - Один  из  вас
должен   заколоть  другого,  чтобы  к  уцелевшему  вернулась   утраченная
материальность.
     -  Спасибо,  но я отыщу другой способ, - возразил Люк. -  Моя  мать,
Джасра, - могучая волшебница.
     Дарин смех прокатился по коридору, словно звон разбиваемого зеркала.
     -  Джасра!  Моя  бывшая фрейлина! Все, что она знает  об  Искусстве,
подслушано у меня. Она пусть и способная, но осталась недоучкой.
     - Отец завершил ее обучение, - заявил Люк.
     Дара посмотрела на Люка. Улыбка сошла с ее лица.
     -  Ладно.  Скажу тебе честно, сын Брэнда. Я не знаю другого  способа
разрешить твои затруднения, кроме того, что уже назвала. А поскольку  мне
ты ничего плохого не сделал, то желаю тебе победы.
     - Спасибо, - ответил он, - но я не собираюсь сражаться с дядей. Кто-
нибудь да снимет это заклятие.
     -  В историю втянуты сами орудия, - сказала Дара. - Они принудят вас
к бою, и они сильнее смертного чародейства.
     -  Спасибо  за  совет,  - кивнул Люк. - Может,  что-нибудь  из  этих
сведений нам пригодится.
     Он  подмигнул  Даре; она покраснела, чего я никак не ожидал,  и  про
пала.
     - Мне не нравится, куда ветер дует, - сказал я.
     - Мне тоже. Что, если нам повернуть назад?
     Я покачал головой:
     -  Коридор затягивает, и лучший совет, который я когда-либо получал,
- взять от него все, что удастся.
     Мы  прошли  футов  десять.  Прекраснейшие зеркала  и  мутные  старые
стекляшки отражали одно и то же.
     Щербатое  зеркало  в  желтой  лаковой  раме,  исписанной  китайскими
иероглифами,  заставило нас остановиться. Громовой голос моего  покойного
брата Эрика выкрикнул:
     -  Я  вижу ваши судьбы! - Он раскатисто хохотнул. - И вижу поле боя,
на котором они свершатся. Это будет занятно, брат. Если, умирая, услышишь
смех, то знай - смеюсь я.
     -  Ты  всегда был большой шутник, - ответил я. - Кстати,  покойся  в
мире. Ты ведь герой, знаешь ли.
     Эрик всмотрелся в мое лицо.
     - Безумный брат, - сказал он, отвернулся и пропал.
     -  Это  был Эрик, который недолгое время занимал здешний престол?  -
спросил Люк.
     Я кивнул и добавил:
     - Безумный брат.
     Мы двинулись дальше.
     Из стальной рамы с заржавевшими розами высунулась тонкая рука.
     Я замер и повернулся, внезапно угадав, кого сейчас увижу.
     - Дейрдре... - начал я.
     - Корвин, - мягко отозвалась она.
     - Тебе известно, что тут нам наговорили?
     Она кивнула.
     - Что из этого правда и что - собачья чушь? - спросил я.
     -  Не  знаю  и не думаю, что остальные знают - во всяком случае, на-
верняка.
     - Спасибо. Буду этим утешаться. Что дальше?
     - Если вы возьметесь за руки, вас легче будет перенести.
     - Куда?
     -  Вы не можете уйти из коридора своими ногами. Вы попадете прямиком
на поле боя.
     - И ты хочешь нас туда перенести, солнышко?
     - У меня нет выбора.
     Я кивнул и взял Люка за руку.
     - Что вы об этом думаете? - спросил я его.
     -  Думаю,  надо соглашаться, - сказал он. - А когда узнаем,  кто  за
этим стоит, разорвать негодяя на части раскаленными клещами.
     - Мне нравится ход ваших мыслей, - промолвил я. - Дейрдре, показывай
путь.
     - Мне это не по душе, Корвин.
     - Если, как ты говоришь, выбора нет, то какая разница? Веди нас, го-
спожа. Веди.
     Она взяла меня за руку. Мир вокруг завертелся колесом.
     Кто-то задолжал мне курицу и бутылку вина. Я еще за ними вернусь.
     Очнулся  я, кажется, на поляне под освещенным луной небом. Я  не ше-
велился  и  лишь  чуть-чуть приоткрыл глаза. Лучше не показывать,  что  я
бодрствую.
     Очень  медленно я повел зрачками. Дейрдре не видно. Уголком  правого
глаза я различил костер и несколько человек возле него.
     Я  скосил глаза налево и заметил Люка. Вроде больше никого рядом  не
было.
     - Не спите? - прошептал я.
     - Ага, - отвечал он.
     -  Никого поблизости нет, - сказал я, вставая, - кроме вот тех у кос-
стра  справа. Возможно, нам удастся отсюда выбраться - через карты, через
Тень. А может, мы и застряли.
     Люк послюнявил палец и поднял его, словно проверяя ветер.
     - Влипли. Похоже, придется драться.
     - На смерть? - спросил я.
     -  Не знаю. Но, судя по всему, нам не отвертеться, - отвечал Люк. Он
встал.
     -  Меня смущает не драка, а знакомство, - сказал я. - Зачем только я
вас узнал.
     - Вот и я о том же. Кинем монетку?
     -  Орел  -  идем отсюда. Решка - остаемся и смотрим,  что  из  этого
выйдет.
     - Годится. - Он полез в карман, вытащил двадцатипятипенсовик.
     -  Сделайте  милость. Люк подбросил монетку. Мы  оба  опустились  на
колени.
     - Решка. Первый раз не считается?
     -  Считается, - сказал я. - Пошли. Люк спрятал монетку в карман,  мы
повернулись и двинулись к костру.
     - Их всего десяток. Справимся, - сказал Люк мягко.
     - С виду они не очень враждебные, - заметил я.
     - Верно.
     Мы подошли, я кивнул и заговорил на тари:
     -  Здравствуйте.  Я - Корвин из Амбера, а это - Ринальдо  I,  король
Кашфы, иначе Люк. Вы не нас, случаем, дожидаетесь?
     Старик,  сидевший  у  костра и палкой ворошивший  поленья,  встал  и
поклонился:
     - Меня зовут Рейс. Мы - свидетели.
     - Чьи? - спросил Люк.
     -  Мы  не  знаем имен. Их было двое в капюшонах. Один показался  мне
женщиной...  Перед  тем как вы начнете, мы можем  предложить  вам  еду  и
питье...
     -  Ага, - сказал я. - Из-за этой истории я пропустил обед. Покормите
меня.
     -  И  меня,  - добавил Люк. Старик и еще двое принесли мяса,  яблок,
хлеба и кубки с красным
     вином.
     Пока мы ели, я спросил Рейса:
     - Вы можете мне растолковать, как все это произойдет?
     -  Конечно.  Мне  объяснили. Вы подкрепитесь,  перейдете  на  другую
сторону огня, и вам все станет ясно.
     Я рассмеялся, потом пожал плечами:
     - Ладно.
     Покончив с едой, я взглянул на Люка. Тот улыбнулся.
     -  Если за обед надо расплачиваться представлением, - сказал Люк,  -
то покажем им десятиминутный спектакль и сочтем, что мы квиты.
     Я кивнул:
     - Идет.
     Мы поставили миски, встали и обошли костер.
     - Готовы? - спросил я.
     -  Разумеется. Почему бы нет? Мы обнажили мечи, разошлись на  шаг  и
отсалютовали  друг другу. Клинки запели, мы оба рассмеялись.  Внезапно  я
почувствовал,  что атакую, хотя собирался дождаться его атаки  и  вложить
первую энергию в ответный выпад. Движение было непроизвольным, хотя очень
точным и быстрым.
     - Люк, - сказал я, когда он парировал, - все происходит помимо меня.
Будьте осторожнее. Что-то творится странное.
     -  Знаю, - сказал он, переходя в блестящее наступление. - Я не соби-
рался.
     Я отбил и с удвоенной силой стал наступать на Люка. Тот попятился.
     - Неплохо, - пробормотал он.
     Я  почувствовал, что мою руку отпустило. Я фехтовал по  своей  воле,
ничто мной не управляло, но страх, что это вернется, остался.
     Внезапно  я понял, что мы деремся в полную силу, и мне это не понра-
вилось.  Если я буду сражаться без злости, на меня снова найдет.  А  если
буду  сражаться  отчаянно, кто-то из нас может некстати  сделать  опасный
выпад.
     Мне стало не по себе.
     -  Люк, если с вами творится то же, что и со мной, то мне этот спек-
такль не по вкусу.
     -  И  мне,  - отозвался он. Я взглянул на костер. Возле огня  стояли
двое  в  плащах. Они были небольшого роста, у одного под капюшоном что-то
белело.
     - Зрителей прибавилось, - произнес я.
     Люк  обернулся;  я с трудом удержал предательский выпад.  Бой возоб-
новился, Люк покачал головой.
     -  Не узнаю никого из них, - сказал он. - Похоже, это серьезнее, чем
я предполагал.
     - Да.
     - Мы оба способны оправиться и после серьезной переделки.
     - Верно.
     Клинки звенели. Время от времени раздавались ободряющие возгласы.
     -  Что,  если  нам друг друга ранить, - предложил Люк,  -  потом  по
валиться  на землю и ждать их приговора? Если хоть один подойдет  близко,
можно будет для смеха его прикончить.
     - Годится, - кивнул я. - Если вы согласитесь подставить левое плечо,
то  я согласен на укол в среднюю линию. Впрочем, пусть насладятся кровью,
прежде  чем  мы  выйдем  из  игры. Раны  в  голову  и  в  руку.  Главное,
неглубокие.
     - Идет. И разом.
     Мы  продолжали бой. Я все ускорялся и ускорялся. Почему бы нет?  Это
своего рода игра.
     Внезапно мое тело совершило движение, которое я не планировал. Глаза
у  Люка  расширились. Грейсвандир прошел сквозь его плечо. Кровь  хлынула
фонтаном. Через мгновение Вервиндль вонзился мне в живот.
     -  Простите, - сказал Люк. - Послушайте, Корвин, если вы  останетесь
жить,  а  я  -  нет,  то  вам стоит узнать, что в замке  вообще  творится
кутерьма  с зеркалами. В ночь перед вашим появлением мы с Флорой отражали
нападение выползшей из зеркала твари. Тут еще замешан странный чародей  -
он  запал  на  Флору. Никто не знает, как его зовут. Полагаю,  он  как-то
связан с Хаосом. Может ли быть такое, что Амбер начал отражать Тень, а не
наоборот?
     - Привет, - произнес знакомый голос. - Дело сделано.
     -  Воистину, - подхватил другой. Говорили двое в капюшонах. Один был
Фионой, другой - Мэндором.
     -  Что  бы  ни  было дальше, здравствуйте, милые принцы,  -  сказала
Фиона.
     Я  силился встать. Люк тоже. Я пытался даже поднять меч. Тщетно. Мир
снова померк, я истекал кровью.
     - Я выживу... и доберусь до вас, - выдавил я.
     -  Корвин, - чуть слышно донесся до меня ее голос. - Напрасно ты нас
винишь. Это было...
     -  ...исключительно ради моего блага, готов поспорить, - пробормотал
я,  и тут все окончательно потемнело. Я застонал, поняв, что не успел ис-
пользовать предсмертное проклятие. Когда-нибудь...
     Я  очнулся  в амбулатории Амбера. Люк лежал на соседней  койке,  под
капельницей, как и я.
     - Вы будете жить, - сказала Флора, отпуская мою руку. Она щупала мне
пульс. - Расскажете, что с вами произошло.
     -  Нас  нашли в коридоре? - спросил Люк. - А Зеркального Коридора  и
след простыл?
     - Все так.
     - Корвин, - сказал Люк, - когда вы были ребенком, Зеркальный Коридор
появлялся часто?
     - Нет, - отвечал я.
     -  Его почти не видели, когда росла я, - подхватила Флора. - Он сде-
лался  таким  активным только в последние годы. Как  будто  сам  дом  про
снулся.
     - Дом? - переспросил Люк.
     -  Складывается  впечатление, что в игру вступил новый  участник,  -
промолвила она.
     - Кто? - сказал я. Речь доставляла мне боль.
     - Как - кто? Конечно, сам замок, - отвечала Флора.

                              Роджер Желязны

                            АВТОМОБИЛЬ-ДЬЯВОЛ

                    Перевод с английского М. Денисова

     Мердок гнал через Великую Западную равнину. Солнце  в  вышине  висело
огненным йо-йо (Чертик на  ниточке),  когда  он  преодолевал  бесчисленные
холмы и возвышенности равнины на ста шестидесяти милях в час...  Он  нигде
не замедлял хода - скрытые глаза Дженни распознавали все камни  и  рытвины
до того, как они подъезжали к ним, и она внимательно выверяла курс,  часто
не принимая в расчет едва различимые колебания  рулевого  колеса  под  его
руками.
     Даже сквозь затемненное  ветровое  стекло  и  толстые  защитные  очки
слепящий отраженный свет от расплавленной равнины жег ему глаза,  так  что
временами казалось, будто он правит сквозь ночь стремительной  лодкой  под
блистающей чужой луной и прорезает свой путь через озеро серебряного огня.
Высокие волны пыли поднимались у него в кильватере,  висели  в  воздухе  и
спустя минуты оседали.
     - Ты изнуряешь себя, - проговорило радио, - сидишь, сжимаешь руль  не
отрываясь, щуришься на  дорогу.  Почему  бы  тебе  не  отдохнуть  немного?
Позволь мне позаботиться о тебе. Поспи, а управление передай мне.
     - Нет, - сказал он. - Я хочу сам.
     - Хорошо, - ответила Дженни. - Я только подумала, не предложить ли...
     - Спасибо.
     Примерно минутой позже заиграла музыка - мягкая, убаюкивающая.
     - Выключи это.
     - Извини, босс. Думала, это поможет тебе расслабиться.
     - Когда мне понадобится расслабиться, я скажу тебе.
     - Хорошо, Сэм. Извини.
     Молчание  после  этого  казалось  гнетущим.  Хотя  она  была  хорошим
автомобилем, и Мердок знал это. Она всегда беспокоилась о его благополучии
и была озабочена его поисками.
     Снаружи она выглядела как беззаботный "свингер"-седан:  ярко-красный,
кричащий, быстрый. Но под выпуклостями ее капота  была  упрятана  ракетная
установка, и два ствола  пятидесятого  калибра  скрывались  от  взгляда  в
тайнике под передними фарами; поперек живота она носила  пояс  из  гранат,
взрывающихся  с  замедлением  в  пять  и  десять  секунд;  а  в   туловище
располагался резервуар с распылителем, полным высоколетучего газолина.
     ... Ибо его Дженни была лучшим автомобилем-охотником, построенным для
Мердока Главным инженером Гиемской династии, владеющей землями  Восточного
побережья, и все искусство этого великого изобретателя было вложено  в  ее
конструкцию.
     - В этот раз мы найдем его, Дженни, - сказал он, - и вообще-то  я  не
хотел набрасываться на тебя, извини.
     - Все  в  порядке,  Сэм,   -   деликатно   отозвался   голос.   -   Я
запрограммирована понимать тебя.
     Они грохотали, по Великой равнине - и солнце  падало  к  западу.  Всю
ночь и весь день они,  искали,  и  Мердок  устал.  Крайнезападная  Станция
горючего - Крепость последней остановки -  казалась  такой  давней,  такой
далекой...
     Мердок склонился вперед, глаза его закрылись.
     Окна, помедлив, затемнились до полной непрозрачности.  Ремень  кресла
пополз вверх и потянул его от руля. Кресло  осторожно  отклонилось  назад,
пока не уложило его в горизонтальное положение. Потом, когда  придвинулась
ночь, сильнее заработал обогреватель.
     Кресло затрясло его незадолго до пяти утра.
     - Просыпайся, Сэм! Просыпайся!
     - Что случилось? - пробормотал он.
     - Я перехватила радиосообщение двадцать минут  назад.  Рядом  с  этой
дорогой недавно был автомобильный налет. Я изменила курс, и мы почти там.
     - Почему ты не подняла меня сразу?
     - Тебе надо было поспать, и ты ничего не мог  бы  сделать,  а  только
взвинтился бы и разнервничался.
     - О'кей, возможно ты и права. Расскажи мне о налете.
     - Шесть автомобилей, направлявшихся на  запад,  были  атакованы  этой
ночью, по-видимому, из засады, неустановленным числом  диких  автомобилей.
Патрульный вертолет доложил об этом, находясь над местом происшествия, и я
подслушала. Все автомобили были ограблены и выпотрошены, мозги их разбиты,
а пассажиры мертвы. И никаких признаков движения вокруг.
     - Сколько сейчас осталось до этого места?
     - Еще две или три  минуты.  Ветровые  стекла  прояснились,  и  Мердок
вглядывался вперед сквозь ночь, насколько позволяли мощные фары.
     - Я кое-что вижу, - сказал он через несколько мгновений.
     - Вот то самое место, - отозвалась Дженни, сбавляя ход.
     Они  остановились  около  разрушенных  автомобилей.  Защитный  ремень
отщелкнулся, и дверь на его стороне скользнула вверх.
     - Покружи вокруг, Дженни, - сказал он,  -  поищи  тепловые  следы.  Я
недолго.
     Дверь захлопнулась, и Дженни  неслышно  отъехала.  Включив  карманный
фонарь, он двинулся к разбитым машинам.
     Равнина под ногами была похожа на посыпанную  песком  танцплощадку  -
твердая и песчаная. И всю  ее  покрывали  переплетающиеся,  как  спагетти,
следы изношенных покрышек.
     Мертвый человек сидел за  рулем  первого  автомобиля.  Его  шея  была
сломана, а разбитые часы на запястье показывали 2.24. Еще трое,  парень  и
две женщины, лежали футах  в  сорока.  Их  настигли,  когда  они  пытались
убежать из своих автомобилей.
     Мердок  пошел  дальше,  проверяя  остальные.  Все  шесть  машин  были
поставлены вертикально. Изувеченные корпуса, со всех сняты  колеса  и  все
важные  части  двигателей;  бензобаки  стояли  открытые,  зияя   пустотой;
запасные покрышки исчезли из вспоротых  багажников.  Живых  пассажиров  не
было.
     Дженни остановилась рядом, и ее дверь приоткрылась.
     - Сэм, - сказала он, - вытащи мозговые блоки того синего  автомобиля,
третьего сзади. Он еще потребляет энергию от аварийных  батарей,  я  слышу
его радиопередачу.
     - О'кей.
     Мердок вернулся назад и  вырвал  блоки.  Потом  подошел  к  Дженни  и
забрался в водительское кресло.
     - Ты нашла что-нибудь?
     - Несколько следов, ведущих на северо-запад.
     - Только не потеряй их.
     Они проехали в молчании минут пять. Затем Дженни сказала:
     - В том караване было восемь автомобилей.
     - Что?
     - Я только что услышала это из передачи  новостей.  По-видимому,  два
автомобиля  связались  с  дикими  на  нестандартной  полосе  частот.   Они
сговорились с ними. Выдали свое местонахождение  и,  когда  пришло  время,
набросились на тех шестерых.
     - Что с пассажирами?
     - Они, вероятно, убили их, прежде чем объединились с бандой.
     Мердок зажег сигарету трясущимися руками.
     - Дженни, что делает автомобиль диким? - спросил  он.  -  Никогда  не
знать, где получишь следующую заправку или где найдешь запасные части  для
своего авторемонтного блока... Почему они становятся такими?
     - Не знаю, Сэм. Я никогда не думала об этом.
     - Десять лет назад автомобиль-дьявол, их вожак, убил  моего  брата  в
налете на его Бензиновую крепость, - сказал  Мердок,  -  и  с  тех  пор  я
охочусь на  этого  Черного  Кэдди.  Я  искал  и  с  воздуха  и  пешком.  Я
использовал автомобили-ловушки. Я брал с собой  инфракрасные  детекторы  и
ракеты. Я даже подкладывал мины.  Но  всегда  он  был  слишком  быстр  или
слишком находчив или слишком силен для меня. Тогда я построил тебя.
     - Я знаю, ты его очень сильно ненавидел. И всегда удивлялась, почему,
- сказала Дженни.
     Мердок затянулся сигаретой.
     - Я специально запрограммировал, одел в броню и вооружил тебя,  чтобы
ты была самой мощной, самой быстрой и самой находчивой вещью  на  колесах,
Дженни. Ты - Огненная Леди. Ты - единственный  автомобиль,  который  может
взять Кэдди и всю его банду. У тебя такие клыки  и  когти,  с  какими  они
никогда не встречались. В этот раз я иду уничтожить их.
     - Ты мог бы остаться дома, Сэм, и позволить мне самой провести охоту.
     - Нет. Я знаю, что мог бы, но  я  хочу  быть  там.  Я  хочу  отдавать
приказы, сам нажимать на кнопки, хочу  видеть  собственными  глазами,  как
этот автомобиль-дьявол сгорит до металлического скелета. Сколько людей  он
уничтожил, сколько автомобилей разбил! Он заслужил это, Дженни!  Я  должен
получить его.
     Индикатор скорости показывал уже двести миль в час.
     - Сколько у тебя топлива, Дженни?
     - В  избытке,  и  я  еще  не  использовала  дополнительные  баки.  Не
беспокойся.
     - ... След становится заметнее, - добавила она чуть позже.
     - Хорошо. Как с оружием?
     - Все на взводе. Готово  к  действию.  Мердок  отбросил  недокуренную
сигарету и зажег новую.
     - ... Некоторые из них возят мертвецов, закрепленных ремнем внутри, -
сказал он, - чтобы выглядеть  как  порядочные  автомобили  с  пассажирами.
Черный Кэдди все время так делает, и он их довольно регулярно  меняет.  Он
держит свою кабину охлажденной - так они лучше сохраняются.
     - Ты много знаешь о нем, Сэм.
     - Он одурачил  моего  брата  замороженными  пассажирами  и  фальшивой
окраской. Уговорил его открыть Бензиновую крепость. А затем туда вломилась
вся банда. Он красит себя, если нужно, в красный, зеленый, синий или белый
цвет, но всегда возвращается к черному, раньше  или  позже.  Он  не  любит
желтой и коричневой окраски, или двухцветной. У  меня  есть  список  почти
всех фальшивых цветов, которые он использовал. Он даже  ездит  по  большим
автострадам прямо в города и заправляется на регулярных бензоколонках - те
часто сообщают номер после того,  как  он  удирает  от  них,  лишь  только
служащий подходит со стороны водителя за деньгами.  Он  может  имитировать
любые человеческие голоса. Правда, его  никогда  не  удается  схватить,  -
слишком он быстр. И он всегда возвращается сюда, на Равнину, и  отрывается
от преследователей. А в налетах с ним каждый раз множество автомобилей...
     Дженни резко свернула.
     - Сэм, след теперь очень силен. Это его путь! Он уходит в направлении
тех гор.
     - Поехали! - коротко бросил Мердок.
     Долгое время после этого Мердок молчал - а потом на востоке появились
первые  признаки  рассвета.  Тусклая  утренняя  звезда  чертежной  кнопкой
блестела на синей доске позади них. Они  начали  подниматься  по  пологому
склону.
     - Возьми его, Дженни! Ну же, возьми его! - подгонял Мердок.
     - Я думаю, сегодня мы это сделаем, - сказала  она.  Склон  становился
круче. Дженни уменьшила скорость, приспосабливаясь ко все  более  неровной
местности.
     - Что такое? - спросил Мердок.
     - Здесь труднее идти, -  ответила  она,  -  кроме  того,  мне  сложно
удерживать след.
     - Почему?
     - В этих местах еще много фоновой радиации  -  излучение  разлаживает
мою систему слежения.
     - Постарайся держаться, Дженни.
     - След, кажется, идет прямо к горам.
     - Только  не  потеряй  его,  не  потеряй!  Они  еще  немного  сбавили
скорость.
     - А теперь я все прозевала, Сэм,  -  сказала  она.  -  Я  только  что
потеряла след.
     - У него должно быть укрытие где-нибудь поблизости  отсюда  -  пещера
или что-то вроде этого, - где он может переждать наблюдение сверху.  Иначе
ему не удалось бы скрываться от вертолетов все эти годы.
     - Что мне сейчас делать?
     - Поезжай вперед до тех пор, пока сможешь, и не  пропускай  ни  одной
расщелины в скалах. Будь осторожна. Будь готова атаковать мгновенно.
     Они поднялись  в  предгорья.  Антенна  Дженни  выдвинулась  высоко  в
воздух,  мотыльки  стальной  сетки  раскинули  свои  крылья  и  танцевали,
кружились, сверкая в утреннем свете.
     - Ничего нового, - сказала Дженни, - и мы не сможем подняться намного
выше.
     - Тогда будем двигаться вдоль этого уровня, проверять каждую трещину.
     - И куда - направо или налево?
     - Выбери сама. Куда бы свернула ты,  если  была  бы  Черным  Кэдди  и
уходила от погони?
     - Я не знаю.
     - Сверни, куда хочешь. Это безразлично.
     - Тогда направо, - сказала она - и они повернули направо.
     Получасом позже ночь ушла за горы. Справа  от  них  у  дальнего  края
Равнины занималось утро, раскрашивая  небо  во  все  цвета  осени.  Мердок
вытащил из-под приборного щитка саморазогревающуюся жестянку с кофе, вроде
тех, какими некогда пользовались астронавты.
     - Сэм, думаю, я нашла кое-что.
     - Что и где?
     - Впереди, слева от того  большого  валуна.  Там  спуск  к  какому-то
пролому в скале.
     - О'кей, бэби, направляйся туда. Готовь ракеты.  Они  двинулись  мимо
валуна, огибая его гигантскую серую массу, тяжело навалившуюся на склон.
     - Пещера или туннель, - сказал Мердок. - Поезжай помедленнее...
     - Тепло! Я чувствую тепло! - заволновалась она. - Я опять нашла след!
     - Даже я могу видеть следы шин. Множество следов, - заметил Мердок. -
Это он! Они приблизились к пролому.
     - Войди, но не торопись, - приказал он. - Взорви  первое,  что  будет
двигаться.
     Они миновали скальный портал и теперь ехали по песку. Дженни погасила
свои обычные фары и переключилась на инфракрасные.  Инфракрасный  объектив
поднялся перед ветровым стеклом, и Мердок изучал через  него  пещеру.  Она
была около двадцати футов в высоту, а в ширину достаточной, чтобы вместить
три автомобиля, идущих  рядом.  Песок  под  колесами  постепенно  сменился
камнем, гладким и ровным. Дорога начала забирать вверх.
     - Впереди какой-то свет, - предупредил Мердок.
     - Я знаю.
     - Выход наружу, я думаю.
     Они медленно поползли к нему, и  только  двигатель  Дженни  обнаженно
дышал в огромной гулкой тишине пещеры.
     Они  остановились  у  самой  границы  света.  Инфракрасный   объектив
спрятался обратно.
     Это был каньон - песчаный и сланцевый.  Отвесные  склоны  и  скальные
карнизы скрывали его почти целиком. В  дальнем  конце  свет  был  особенно
тусклым, и там не было ничего необычного.
     Но ближе...
     Мердок зажмурился.
     Ближе, в неясном свете утра  и  размытых  тенях,  дорогу  преграждала
самая большая груда хлама, какую Мердоку случалось видеть.
     Останки автомобилей  любого  производства  и  всех  мыслимых  моделей
громоздились перед ним в ошеломляющую своими размерами гору.
     Здесь были аккумуляторы  и  покрышки,  кабели  и  амортизаторы,  были
крылья и бамперы,  фары  и  двери,  лобовые  стекла,  цилиндры  и  поршни,
карбюраторы и бензонасосы...
     Мердок смотрел.
     - Дженни, - прошептал он, - мы нашли кладбище автомобилей!
     Дряхлый автомобиль, который он вначале  даже  не  отличил  от  хлама,
дернулся  на  несколько  футов  в  их  направлении  и  так   же   внезапно
остановился. Скрежет  истертых  колодок,  царапающих  древние  потрепанные
барабаны, ударил Мердоку в уши. Шины автомобиля были совершенно лысыми,  и
левая передняя  сильно  нуждалась  в  воздухе.  От  правой  фары  остались
осколки, по ветровому стеклу  змеилась  трещина.  Автомобиль  стоял  перед
грудой, и его проснувшийся двигатель страшно дребезжал.
     - Что нужно этой развалине? - спросил Мердок. - Кто это?
     - Он говорит со мной, -  отрывисто  произнесла  Дженни.  -  Он  очень
старый. Его спидометр крутился так долго, что он не помнит,  сколько  миль
видел. Он ненавидит людей,  которые  оскорбляли  его  при  каждом  удобном
случае. Он - сторож этого кладбища. Он слишком стар, чтобы  участвовать  в
налетах, поэтому многие годы сторожит груду запасных частей. Он  не  может
сам ремонтировать себя, как молодые, поэтому  вынужден  полагаться  на  их
благотворительность и их авторемонтные блоки. И он хочет  знать,  зачем  я
пришла.
     - Спроси его, где остальные.
     Но говоря это,  Мердок  уже  слышал  звук  многих  враз  заработавших
двигателей. Мгновением позже ущелье наполнилось грохотом.
     - Остальные ждали с другой стороны, - сказала Дженни.  -  Сейчас  они
приближаются.
     - Не стреляй, пока я не  прикажу  тебе,  -  прошептал  Мердок,  когда
первый автомобиль - блестящий желтый "крайслер" - выкатился из-за груды.
     Мердок пригнулся к рулю:
     - Скажи им, что ты здесь, чтобы присоединиться к банде, что ты  убила
своего водителя. Постарайся подобраться поближе к Черному Кэдди.
     - Он не позволит этого. Сейчас я говорю  с  ним.  Он  там,  с  другой
стороны кучи, и он сказал, что посылает шесть самых сильных членов  банды,
чтобы сторожить меня, пока он будет решать, как поступить. И еще  приказал
мне покинуть туннель и двигаться вперед в ущелье.
     - Тогда поезжай вперед - помедленнее. Они поползли вперед.
     Два "линкольна", мощный "понтиак" и пара "мерксов"  присоединились  к
"крайслеру" - по три с каждого бока, почти вплотную к Дженни.
     - Намекнул он, сколько их на другой стороне?
     - Нет Я спросила, но он не ответил мне.
     - Хорошо,  тогда  нам  остается  только  ждать.  Мердок  всем   телом
навалился на  руль,  притворяясь  мертвым  -  через  некоторое  время  его
уставшие плечи начали болеть. Наконец Дженни сказала:
     - Он хочет, чтобы я обошла  вокруг  дальней  стороны  кучи,  где  они
расчистили путь, и направилась в пролом в скале,  который  он  укажет.  Он
хочет использовать свой автомех, чтобы перевернуть меня.
     - А больше он ничего не хочет? - усмехнулся Мердок. - Ладно,  поезжай
вокруг кучи. Я скажу тебе все, когда увижу, что там, на той стороне.
     Два "меркса" и "крайслер" вели вбок, и Дженни ползла за ними.  Мердок
уголком глаза смотрел вверх, на невообразимую гору хлама, мимо которой они
проезжали. Пара хорошо нацеленных ракет с обоих  концов  могла  опрокинуть
ее, но автомех, вероятно, в конце концов  все  равно  расчистил  бы  любой
завал.
     Они обогнули кучу слева.
     Четыре или пять  десятков  автомобилей  ожидали  их  в  сотне  метров
впереди.
     Они развернулись веером. Они блокировали выход с другой стороны кучи,
а шесть охранников теперь закрыли путь назад.
     На дальней стороне самой удаленной группы автомобилей  стоял  древний
Черный Кэдди.
     Его целый год  выбивали  у  Правительствующей  Ассамблеи,  когда  его
создатели, новички-инженеры, еще не расстались с  самонадеянными  мечтами.
Огромен он был и блестящ, и лицо мертвеца улыбалось из-за его руля.  Черен
он был и мерцал хромом, и фары его подобны были темным драгоценным камням.
Каждая плоскость и кривая его  были  исполнены  силы,  и  огромным  рыбьим
хвостом, возвышающимся позади, он, казалось, готов был хлестнуть  по  морю
теней, разлившемуся за ним, дабы прыгнуть вперед на свою добычу...
     - Это он, - прошептал Мердок. - Автомобиль-дьявол.
     - Он большой, - сказала Дженни. - Я никогда не видела такого большого
автомобиля.
     Шесть конвоиров сомкнулись вокруг них плотнее.
     - Он хочет направить меня в тот пролом и остановить там.
     - Поезжай туда, но медленнее. Внутрь не входи, - ответил Мердок.
     Они повернули и осторожно двинулись к  темнеющему  в  скале  провалу.
Конвоиры вдруг  остановились,  рокот  их  двигателей  то  накатывался,  то
стихал.
     - Проверь оружие.
     - Все наготове.
     Провал был от них уже в двадцати пяти футах.
     - Когда  я  скажу  "давай",  сразу  развернись  на  сто   восемьдесят
градусов. Такого они не ждут. Сами  они  этого  не  умеют.  Затем  бей  из
пятидесятого  калибра  и  выпусти  свои  ракеты  в  Черного  Кэдди,  снова
развернись и уходи тем  же  путем,  каким  мы  приехали.  Когда  тронемся,
распыли газолин и пальни по нашим шести конвоирам...
     - Давай! - выкрикнул он, откидываясь в кресле.
     Инерцией  вращения  Мердока  швырнуло  назад,  и  он  услышал   треск
пулеметов прежде, чем голова его прояснилась. В  темноте  пещеры  забились
вспышки выстрелов.
     Пулеметы Дженни теперь были выдвинуты и, крутясь  на  своих  турелях,
поливали линию автомобилей тысячами свинцовых  молоточков.  Дженни  дважды
содрогнулась, когда выпускала ракеты из-под своего  полуоткрытого  капота.
Затем она медленно покатилась вперед,  а  восемь  или  девять  автомобилей
бросились к ней.
     Она опять крутанулась на месте  и  прыгнула  к  туннелю,  откуда  они
приехали. Ее пулеметы били по уже откатывавшимся охранникам, и на  широком
экране заднего обзора Мердок мог видеть,  как  за  ними  вздымалась  стена
пламени.
     - Промазала! - чуть не застонал он. - Ты упустила Черного Кэдди! Твои
ракеты взорвали автомобили впереди и сзади него!
     - Я знаю! Извини!
     - У тебя было достаточно пространства для обстрела!
     - Я знаю! Я промахнулась!
     Они выехали из-за кучи, когда двое  охранников  исчезали  в  туннеле.
Трое других лежали дымящимися руинами.  Шестой,  очевидно,  опередил  двух
других, уйдя через проход...
     - Сейчас он появится здесь! - кричал Мердок. - С другой стороны кучи.
Убей его! Убей!
     Дряхлый сторож кладбища - что-то вроде  древней  модели  "форда",  но
Мердок не был уверен-выполз вперед с ужасным дребезжанием и поставил  себя
на линию огня.
     - Путь блокирован.
     - Разнеси эту развалину и перекрой туннель! Не дай Кэдди сбежать!
     - Я не могу! - ответила она.
     - Почему?
     - Просто не могу!
     - Это приказ! Разнеси его и перекрой туннель!
     - Ее пулеметы развернулись и выбили из-под старой машины колеса.
     Мимо промчался Кэдди и исчез в проходе.
     - Ты позволила ему проехать! - взвыл Мердок. - Гони за ним!
     - Хорошо, Сэм. Я это и делаю. Не вопи. Пожалуйста, не вопи.
     Дженни  рванулась  в  туннель.  Где-то  впереди  Мердок  слышал   рев
газующего гигантского двигателя, постепенно увеличивающего отрыв.
     - Не стреляй сейчас, в туннеле! Если ты сожжешь его здесь, нас  может
закупорить!
     - Я знаю. Я не буду.
     - Брось пару гранат с десятисекундным замедлением и гони. Может быть,
нам удастся перекрыть какое-то движение сзади, слева.
     Они вырвались из туннеля, и дневной свет на миг ослепил  его.  Вокруг
не было никаких других автомобилей.
     - Найди его след, - сказал он, - и гони. Сверху, из  чрева  горы,  до
них донеслось эхо глухого взрыва.  Земля  дрогнула,  и  тут  же  докатился
второй взрыв.
     - Здесь так много следов... - сказала она.
     - Ты знаешь тот, что мне нужен. Самый свежий,  самый  широкий,  самый
горячий! Найди его! Гони по нему!
     - Мне кажется, я нашла его, Сэм.
     - Отлично. Поезжай так быстро, как только сможешь.
     Мердок отыскал флягу с бурбоном  и  жадно  приложился  к  ней.  Затем
закурил сигарету и посмотрел вперед.
     - Почему ты промахнулась? - спросил он мягко. - Почему ты не попала в
этого, Дженни? Она не ответила сразу. Мердок ждал.
     - Потому что он для меня  не  этот,  -  сказала  она  наконец.  -  Он
причинил много зла автомобилям и людям, и это так. Но в нем есть  нечто...
нечто благородное. То, как он сражался со всем миром за свою свободу, Сэм,
держа в повиновении всю эту банду  злобных  машин,  не  останавливаясь  ни
перед чем, чтобы отстоять свой путь, путь без хозяина, - столько  времени,
сколько смог бы оставаться непобежденным... Сэм,  минуту  назад  я  хотела
примкнуть к его банде, бегать с ним по  Великим  Равнинам,  разбивать  для
него своими ракетами ворота Бензиновых крепостей... Но  я  не  могу  убить
тебя, Сэм. Я построена для тебя. Я слишком одомашнена.  Я  слишком  слаба.
Правда, я не смогла выстрелить в  него  и  направила  ракеты  мимо.  Но  я
никогда не смогу убить и тебя, Сэм.
     - Спасибо, - сказал он, - спасибо,  разумная  моя  мина  замедленного
действия! Спасибо большое.
     - Прости, Сэм.
     - Заткнись! Нет, погоди... Сначала скажи мне, что ты  будешь  делать,
если мы найдем его.
     - Я не знаю.
     - Ну тоща подумай об этом, да побыстрее. Ты  видишь  то  облако  пыли
впереди, - так же хорошо, как и я. И тебе лучше бы увеличить скорость.
     Они мчались вперед.
     - Пожалуй, сейчас я вызову Детройт. У них будет глупый вид,  когда  я
потребую возмещения убытков.
     - У меня нет дефектов в конструкции или дизайне.  Ты  это  знаешь.  Я
просто более...
     - Эмоциональна, - продолжил Мердок.
     - ... чем я подозревала, - закончила она. - Я действительно встречала
не так уж много автомобилей, если не считать молодых, до того, как поехала
с тобой. Я не знала, на что похож дикий автомобиль, и  никогда  прежде  не
уничтожала ни одного автомобиля - только мишени. Я была молода и...
     - Невинна, - фыркнул Мердок. - Да.  Очень  трогательно.  Но  все-таки
будь готова убить любой автомобиль, который мы  встретим.  Если  он  вдруг
окажется твоим дружком и ты промедлишь с выстрелом, то он убьет нас.
     - Я постараюсь, Сэм.
     Автомобиль впереди остановился. Это был желтый  "крайслер".  Две  его
шины были спущены, и он стоял, накренившийся и ожидающий.
     - Оставь его! - проворчал Мердок, когда с сухим  щелчком  выдвинулись
стволы пулеметов. - Побереги патроны для того, что может сопротивляться.
     Они промчались мимо.
     - Он сказал что-нибудь?
     - Машинное проклятие, - сказала Дженни. - Я слышала его раз или  два.
Тебе оно показалось бы бессмысленным.
     Он засмеялся:
     - Автомобили действительно проклинают друг друга?
     - Иногда, - нехотя откликнулась  она.  -  Это  самый  простой  способ
сорвать  на  ком-нибудь  зло,  особенно  когда   автострады   переполнены.
Некоторые находят в этом удовольствие.
     - Скажи мне какое-нибудь машинное ругательство.
     - Не скажу. Какой я автомобиль по-твоему?
     - Извини, - усмехнулся Мердок. - Ты ведь у меня леди. Я и забыл.
     Из динамика послышался внятный щелчок. Они неслись и неслись  вперед,
а перед ними по каменистому предгорью извилистой и  широкой  кривой  вился
след. Мердок сделал еще глоток, затем перешел на кофе.
     - Десять лет, - бормотал он, - десять лет...
     След оборвался резко. Так резко, что Мердок даже не сразу понял.
     Когда они миновали оранжевую каменную громаду,  вылепленную  природой
наподобие  источенного  ветрами  исполинского  гриба,   справа   открылась
равнина.
     ... Он мчался вперед, к ним - автомобиль-дьявол. Он ждал их, он знал,
что ему не оторваться  от  Огненой  Леди  и  теперь  ринулся  в  последнюю
схватку.
     Дженни занесло вбок, когда ее тормоза ударили с пронзительным  визгом
и  запахом  дыма;  ее  пулеметы  извергали  огонь,  ее   капот   отскочил,
открываясь, и передние колеса поднялись над землей, когда ракеты с  визгом
прыгнули вперед; трижды она развернулась на месте, царапая задним бампером
поверхность солончака, в третий и последний раз она  выпустила  оставшиеся
ракеты в тлеющие обломки на склоне холма, и только  тогда  встала  на  все
четыре колеса; ее пулеметы палили, пока  не  кончились  патроны,  а  после
этого еще целую минуту из них слышался равномерный щелкающий  звук.  Затем
все стихло.
     Мердок сидел, глядя на выпотрошенные, скрученные обломки, горящие  на
фоне утреннего неба. Плечи его вздрагивали.
     -  Ты  сделала  это,  Дженни.  Ты  убила  его.  Ты  убила  для   меня
автомобиль-дьявол...
     Она не ответила. Ее двигатель снова завелся, и  Дженни  повернула  на
юго-восток, к последней Бензиновой крепости - первой на их обратном пути.
     Два часа они ехали в молчании, и Мердок выпил  весь  свой  бурбон,  и
весь кофе, и выкурил все сигареты.
     - Дженни, скажи мне что-нибудь, - попросил он.  -  Что-то  случилось?
Что?
     Она откликнулась - и голос ее был мягок.
     - Сэм, он звал меня, когда спускался с холма... Мердок ждал,  но  она
не спешила продолжать.
     - И что он тебе сказал? - осторожно настаивал Мердок.
     - Он сказал: "Говорю тебе,  убей  своего  пассажира,  и  я  сверну  в
сторону". И еще он сказал: "Я хочу тебя,  Огненная  Леди,  хочу  бегать  с
тобой, совершать налеты с тобой. Им никогда не поймать нас, если мы  будем
вместе" - и я убила его. Мердок молчал.
     - Он так сказал, только чтобы задержать мою стрельбу, ведь правда? Он
сказал так, чтобы остановить меня, потому что только так он мог уничтожить
нас обоих, когда шел к своей гибели? Он ведь не мог и вправду так  думать,
ведь не мог, Сэм?
     - Конечно, нет, - сказал Мердок, - конечно же, нет. Ему было  слишком
поздно сворачивать.
     - Да,  может  быть,  поздно...  И  все-таки,  как  ты   думаешь,   он
действительно хотел бегать со мной, совершать налеты со мной - до всего, я
имею в виду - там, раньше?
     - Вероятно, крошка. Ты ведь довольно хорошо оснащена.
     - Спасибо, - Дженни опять отключилась.  Однако  прежде  чем  она  это
сделала, Мердок услышал непонятный механический звук, странно  похожий  на
проклятие или мольбу.
     Но лишь покачал головой и  откинулся  на  сиденье,  мягко  поглаживая
соседнее кресло все еще непослушной рукой.

                              Роджер Желязны

                           РОЗА ДЛЯ ЭККЛЕЗИАСТА

             Перевод с английского М. Денисова и С. Барышевой

                                    1

     Утром я переводил на марсианский один из моих "Мадригалов Макабра"  и
так  увлекся,  что  когда  коротко  звякнул  интерком,  от   неожиданности
ухитрился одним движением уронить карандаш и нажать кнопку связи.
     - Милейший Гэллинджер, - пропело юное контральто  Мортона,  -  старик
велел мне немедленно найти "этого проклятого самодовольного рифмоплета"  и
прислать к  нему.  А  так  как  на  этой  станции  только  один  проклятый
самодовольный рифмоплет...
     - Пусть злой язык дел добрых не порушит, - огрызнулся я.
     Наконец-то марсиане взялись за ум! Я щелчком стряхнул  полтора  дюйма
пепла с тлеющей сигареты и сделал первую затяжку с тех пор, как  прикурил.
Целый месяц я пытался настроиться и подготовить себя к этому  моменту,  но
все старания оказались напрасными. Теперь я боялся преодолеть всего  сорок
футов и услышать, как Эмори скажет заранее известные мне слова.  Но  кроме
боязни было кое-что еще.
     Поэтому прежде чем пойти, я все-таки закончил перевод.
     Путь до каюты Эмори занял несколько мгновений. Я  дважды  постучал  и
распахнул дверь как раз тогда, когда он уже приподнялся с места.
     - А, это ты...
     - Вы, кажется, желали меня  видеть?  Войдя,  я  сразу  уселся,  чтобы
избавить шефа от необходимости предлагать мне кресло.
     - Твое поведение весьма  легкомысленно.  Чем  ты  изволил  заниматься
последние полчаса?
     Я по достоинству оценил его отеческое недовольство.
     Заплывшие бесцветные глазки, жидкие волосы, истинно ирландский нос, и
вдобавок голос - громче, чем у кого бы то ни было...
     - Я работал, - то был ответ Гамлета Клавдию.
     - Ха! - фыркнул он. - Прекрати  свои  штучки.  Здесь  еще  никому  не
случалось видеть, чтобы ты занимался чем-нибудь дельным.
     Я пожал плечами и сделал вид, что хочу встать.
     - Если это все, зачем вы меня вызывали...
     - Ну-ка сядь!
     Эмори встал и обошел вокруг  стола.  Нависая  надо  мной,  он  глядел
теперь сверху вниз - а это непростой трюк, даже когда я сижу.
     - Ты самый строптивый ублюдок из всех ублюдков, с которыми я работал!
- проревел он, как подпаливший брюхо бизон. - Почему бы тебе на  удивление
окружающим хоть  раз  не  повести  себя  по-человечески?  Кому  и  что  ты
доказываешь? Согласен, ты не дурак,  может  быть  даже  гений,  но  какого
черта?! - Эмори воздел руки к невидимым небесам и плюхнулся в кресло.
     - Бетти в конце концов уговорила их принять тебя, - в его голосе было
что-то от доброго папаши, решившего порадовать отпрыска.  -  Сегодня  днем
они будут ждать. После обеда возьмешь джипстер и поедешь прямо туда.
     - Хорошо.
     - Тогда все.
     Я кивнул и поднялся. Когда я уже тянул дверь на себя, Эмори  добавил:
- Думаю, не стоит еще раз напоминать тебе, насколько это  важно.  И,  будь
любезен, не веди себя с марсианами так, как с нами.
     Дверь за мной захлопнулась.
     Не помню, что там подавали на обед. Мне было слегка не  по  себе,  но
почему-то я знал, что не подведу. Мои бостонские издатели ждут марсианскую
идиллию или,  по  крайней  мере,  нечто  о  космических  полетах  в  стиле
Сент-Экзюпери.   Национальная   Научная   Ассоциация   надеется   получить
обстоятельный доклад о расцвете и упадке Марсианской империи.
     Будут довольны и те и другие. Мне  всегда  все  удавалось  неплохо  -
потому-то меня и ненавидели.
     Я произвел раскопки в  ворохе  свитеров  и  комбинезонов,  оседлал  в
гараже джипстер и отправился к Тиреллиану.
     Огненные  потоки  ржавого  песка  хлестали  вездеход  так,   что   он
сотрясался. Песок свистел над моей головой, впивался в шарф и барабанил по
защитным очкам.
     Джипстер раскачивался и пыхтел, совсем как тот  маленький  ослик,  на
котором я однажды путешествовал по Гималаям, и как это  упрямое  животное,
не переставал бить задом и лягаться.  Скалы  Тиреллиана,  казалось,  бодро
бежали мне навстречу.
     - Да, это не Гоби и даже не Великая Юго-Западная пустыня, -  вздохнул
я. - Красный мертвый песок и ничего больше... Кактусов и тех нет.
     Я выкатился на гребень холма. Боковой  ветер  сбил  струи  песка,  но
джипстер поднял такое облако пыли,  что  за  ним  ничего  не  было  видно.
Впрочем, карту местности я помнил наизусть. Я чувствовал себя  джойсовским
Улиссом в Мелиболге, - с речью, написанной звучными терцинами и  взглядом,
обращенным к тени Данте.
     Я обогнул последнюю каменную пагоду и оказался на месте.
     Когда я со скрипом поставил джипстер на тормоз  и  спрыгнул  на  этот
проклятый песок, Бетти уже махала мне рукой.
     - Эй, - прокашлял я, разматывая  шарф  и  вытряхивая  из  него  фунта
полтора песка. - Куда прикажете, любезная? Меня тут еще не ищут?
     Она позволила себе коротенькое  хихиканье  добропорядочной  фройлейн,
вызванное скорее словом "любезная", чем моим не слишком геройским видом, и
только потом заговорила. Она не так давно кончила  университет,  и  потому
словцо из набора сельских учтивостей все еще могло развеселить ее.
     Мне нравится, как она говорит, ну и все остальное  тоже.  К  тому  же
моего запаса шуток мне хватит, по крайней мере, до конца жизни. Я взглянул
на ее бархатные глаза, великолепные зубы, на выгоревшие под земным солнцем
короткие волосы (терпеть не могу блондинок!)  и  решил,  что  она  в  меня
влюблена.
     - Мистер Гэллинджер, Матриарх ждет внутри. Она согласна  предоставить
вам для изучения Храмовые тексты.
     Тут Бетти прервалась, смущенно  поправив  волосы.  Я  польстил  себе,
подумав, что это из-за моего взгляда.
     - Это их религиозные книги и  одновременно  единственная  история,  -
продолжила  она,  -  что-то  вроде  Махабхараты.   Матриарх   научит   вас
определенным ритуалам обращения с текстами вроде повторения священных слов
при переворачивании страниц.
     И еще... - она помедлила. - Не забывайте, пожалуйста, об  Одиннадцати
Формах Учтивости и Ранга, - марсиане весьма серьезно к ним относятся, -  и
избегайте дискуссий о равенстве полов...
     - Знаю. Эта тема у них под запретом, - прервал я ее. - Не беспокойся.
Разве ты не помнишь, что я жил на Востоке?
     Она опустила глаза и ухватила меня за  локоть.  Я  чуть  не  отдернул
руку.
     - Будет лучше, если я поведу тебя.
     Я проглотил ехидный комментарий и последовал за  ней,  как  Самсон  в
Газу.
     Внутри моя последняя мысль некоторым  образом  подтвердилась.  Жилище
Матриарха больше всего походило на шатры колен израилевых - как я их  себе
довольно абстрактно представлял. Это был каменный  шатер,  стены  которого
сплошь покрывали изображения шкур странных животных -  такие  же,  как  на
серо-голубых  скалах  Тиреллиана.  Матриарх  М'Квайе  оказалась  невысокой
седовласой женщиной лет пятидесяти, разодетой, как цыганская  королева.  В
радуге своих необъятных юбок она напоминала перевернутую чашу  для  пунша,
водруженную на яркую подушку.
     Принимая мои поклоны, она  обращала  на  меня  столько  же  внимания,
сколько дремлющая сова на кролика. Лишь раз веки  ее  угольно-черных  глаз
взметнулись вверх - когда она оценила совершенство моего произношения.  На
каждую беседу с Матриархом Бетти прихватывала магнитофон, а еще  раньше  я
десятки раз  слушал  лингвистические  отчеты  первых  двух  экспедиций.  Я
проклял все на свете, усваивая правильные ударения.
     - Вы тот самый поэт?
     - Да.
     - Прочтите мне, пожалуйста, одну из ваших поэм.
     - Сожалею, но у меня нет ни одного переведенного отрывка, который был
бы хорош на  вашем  языке,  и  нравился  мне  самому,  к  тому  же  я  еще
недостаточно хорошо знаю марсианский.
     - Неужели?
     - Но  я  немного  перевожу  для  собственного  удовольствия.  И  буду
счастлив принести кое-что в следующий раз.
     - Хорошо. Так и сделайте. Один-ноль в мою пользу! Она  повернулась  к
Бетти.
     - Ты можешь идти.
     Бетти  пробормотала  ритуальные  слова  прощания,  бросила  на   меня
странный взгляд и удалилась.  Она  явно  ожидала,  что  ее  оставят  здесь
помогать мне. Ей, как и им всем, нужна частичка  славы.  Но  здесь  я  был
Шлиманом, открывающим Трою, и под докладом Ассоциации будет стоять  только
одно имя!
     М'Квайе встала, и я с удивлением заметил, что это почти не  прибавило
ей роста. Во мне самом шесть с половиной футов и выгляжу я, как  тополь  в
октябре, - худой, высокий, ярко-рыжий.
     - Наши книги очень старые, - начала она. -  Бетти  говорит,  что  для
определения их возраста подойдет ваше слово "тысячелетие".
     Я понимающе кивнул.
     - Жаждал бы их увидеть.
     - Они не здесь. Нам нужно пройти в Храм - их нельзя выносить оттуда.
     Я сразу насторожился.
     - Вы не будете возражать, если я попрошу снять с них копии?
     - Конечно нет, я вижу, вы будете  обращаться  с  ними  как  подобает,
иначе не просили бы так настойчиво.
     - Благодарю.
     По-моему, моя вежливость ее забавляла. Не удержавшись, я спросил, что
тут смешного.
     - Высокий Язык для чужого может оказаться слишком сложным.
     Матриарх была уверена, что последнее слово останется за ней - ни один
умник из первой экспедиции не смог даже приблизиться к пониманию  Высокого
Языка. Откуда  я  мог  знать,  что  это  двойной  язык  -  одновременно  и
классический и повседневный. Но я знал кое-что  из  его  пракрита,  теперь
оставалось только выучить его санскрит.
     - Дьявольщина!
     - Извините, а что это такое?
     - Это непереводимо, М'Квайе. Представьте  себе,  что  это  вам  нужно
быстро выучить Высокий Язык, и тогда вы поймете мое положение.
     Казалось, это опять ее позабавило. Перед тем, как войти,  она  велела
мне снять обувь.
     И мы прошли через витую арку...
     ... прямо в сияние византийского великолепия!
     Никогда прежде ни один из землян не бывал в этой комнате, иначе я  бы
знал, - тот словарный запас и грамматику, которыми я владел,  собрали  еще
лингвист первой экспедиции Картер и доктор  Мери  Аллен,  а  здесь  их  не
пустили дальше прихожей.
     Мы даже не догадывались о ее существовании, и теперь я жадно  пожирал
глазами открывшееся мне. За этими орнаментами  просматривалось  совершенно
неожиданное  эстетическое  восприятие.  Судя  по  всему,  нам   предстояло
основательно изменить свои представления о марсианской культуре...
     На первый взгляд казалось, что свод потолка висит в пустоте, в то  же
время поддерживаемый резными колоннами,  а  еще...  о,  черт!  Места  было
изумительно много. Вам  никогда  и  в  голову  бы  не  пришло  подозревать
подобное, взгляни вы снаружи на грубый фасад.
     Я наклонился,  чтобы  разглядеть  золотую  филигрань  церемониального
столика. Кажется, М'Квайе смотрела на меня чуть самодовольно,  но  все  же
для игры в покер я предпочел бы другого партнера.
     Стол был весь завален книгами.
     Большим пальцем правой ноги я задумчиво  ковырял  мозаичный  узор  на
полу.
     - Неужели весь ваш город находится внутри этого здания?
     - Да, он тянется далеко в глубь горы.
     - Понятно, - пробормотал я, не понимая ровным счетом ничего.
     ... И я все еще  не  мог  прийти  в  себя.  М'Квайе  указала  мне  на
низенький стул.
     - Ну что ж, попробуем подружиться с Высоким Языком?
     Я пытался взглядом запомнить этот зал, хотя не сомневался,  что  рано
или поздно мне позволят  явиться  сюда  с  камерой.  Едва  оторвавшись  от
изучения одной из статуэток, я согласно кивнул.
     - Да, пожалуйста, попробуем...
     Следующие три недели каждый раз, когда я пытался заснуть, перед моими
глазами мельтешили буквы-насекомые. Небо - безоблачный  бирюзовый  омут  -
покрывалось каллиграфической рябью, стоило мне только на  него  взглянуть.
Пока я работал, мне приходилось литрами поглощать кофе, а когда  кофе  уже
не помогал, я смешивал коктейли из фенамина с шампанским.
     Каждое утро я по два часа занимался в присутствии М'Квайе,  а  иногда
еще  столько  же  вечером.  На  самостоятельные  занятия  я  оставлял   по
четырнадцать часов  в  день.  Однажды  я  почувствовал,  что  дальше  могу
продвигаться без посторонней помощи.
     ... А ночью лифт, называемый  Время,  уносил  меня  на  самые  нижние
этажи...
     Мне вновь шесть лет, и я  изучаю  иврит,  древнегреческий,  латынь  и
арамейский. В десять лет украдкой читаю Илиаду. В те редкие моменты, когда
папенька не грозил прихожанам геенной огненной и не проповедовал  братскую
любовь, он учил меня выискивать Слово, соответствующее Оригиналу.
     Господи! У Тебя столько  оригиналов  и  так  много  слов!  Когда  мне
исполнилось двенадцать, я стал  замечать  некоторые  несоответствия  между
папиными проповедями и тем, что я читал.
     Проповеднический напор отцовских аргументов не  допускал  возражений.
Это было хуже, чем если бы он меня бил.  Тогда  я  стал  держать  язык  за
зубами и научился ценить поэзию Ветхого завета.
     - Прошу прощения, сэр! Папочка, мне очень жаль, но вот этого не может
быть...
     В тот день, когда мальчик окончил школу с поощрениями за французский,
немецкий,  латынь   и   испанский,   Гэллинджер-старший   сообщил   своему
долговязому, смахивающему на пугало четырнадцатилетнему сыну,  что  желает
видеть его священником. Я хорошо помню, насколько уклончив был ответ сына.
     - Сэр, - сказал он, - мне бы для начала - хотелось посвятить год  или
около того самостоятельным занятиям, а затем пройти  предварительный  курс
теологии в каком-нибудь гуманитарном университете.  Я  чувствую  себя  еще
слишком юным, чтобы, не продумав все окончательно, поступать в семинарию.
     Голос отца - глас Божий:
     -  Но  у  тебя  несомненный  дар  к  языкам,  сын  мой.   Ты   можешь
проповедовать  Евангелие  во  всех  землях  вавилонских.  Ты  прирожденный
миссионер. Ты говоришь, что юн, но время промчится вихрем. Рано начав,  ты
умножишь годы служения!
     Мне же лишние годы служения нужны были, как рыбке зонтик. Теперь я не
могу даже вспомнить его лица. Никогда не мог. Наверное потому,  что  после
того разговора я боялся смотреть ему в глаза.
     Спустя много лет, когда отец  умер  и  лежал  в  черном  среди  белых
цветов, скорбных прихожан, заплаканных лиц, носовых платков и  утешителей,
хлопающих меня по плечу... спустя  много  лет  я  смотрел  на  него  и  не
узнавал.
     Мы встретились за девять месяцев  до  моего  рождения,  -  я  и  этот
незнакомец. Он  никогда  не  был  бессердечным.  Суровым,  требовательным,
презирающим чужие слабости, - да, но никак не  бессердечным.  Он  был  для
меня матерью. И  братьями.  И  сестрами.  Хотя,  думаю,  он  вытерпел  мою
трехгодичную учебу в Сен-Джоне, заблуждаясь  насчет  этого  благочестивого
названия, и не представляя, насколько свободным и восхитительным  было  на
самом деле это место.
     Я так никогда и не узнал его, а теперь человек, лежащий на катафалке,
ничего больше не требовал. Его сын был волен не поучать мир. Но  теперь  я
сам хотел этого, хотя и несколько по-иному. Я хотел  что-то  сказать  тому
миру, о котором, пока отец был жив, я никогда не говорил вслух.
     Я не вернулся заканчивать последний  курс.  Мне  досталось  небольшое
наследство,  а  вместе  с  ним  и  кое-какие  проблемы,  связанные  с  его
получением,  -  мне  еще  не  исполнилось  восемнадцати.  Но  с   этим   я
благополучно справился.
     В конце концов я обосновался в Гринвич-Виллидж.
     Не сообщая своего адреса никому из  благожелательных  прихожан,  я  с
головой ушел в рутину  ежедневного  написания  стихов  и  самостоятельного
изучения японского и хинди. Отрастил огненную бороду, пил  кофе  и  учился
играть в шахматы. Кроме того, я попробовал и другие  столь  же  популярные
местные способы спасения души.
     Затем были два года в Индии со старым  добрым  Корпусом  Мира  -  это
навсегда отвратило меня от буддизма, зато  дало  мою  "Свирель  Кришны"  с
Пулитцеровской премией впридачу.
     Я опять вернулся в Штаты, защитил там диссертацию  по  лингвистике  и
получил еще несколько премий.
     И  вот  однажды  на  Марс  был  послан  космический  корабль.  Когда,
возвратившись, он приземлился на космодроме в Нью-Мексико,  то  оказалось,
что этот огненный ковчег привез новый язык - фантастический, необычайный и
неотразимо прекрасный. После того, как я узнал о  нем  все,  что  смог,  и
написал книгу, научные круги распахнули мне свои объятья:
     - Ступай туда, Гэллинджер. Зачерпни  из  незамутненного  марсианского
родника и дай напиться нам, познай другой мир, но останься бесстрастным, и
принеси нам душу этого мира, воплощенную в рифмах.
     И я отправился в те края, где солнце похоже  на  потускневшую  медную
монету, где свищет ветер и две луны играют в пятнашки, а  от  одного  вида
песка возникает нестерпимый зуд.
     Я встал с койки в своей полутемной каюте и  подошел  к  иллюминатору.
Пустыня лежала  бесконечным  оранжевым  ковром,  беременная  мусором  всех
прошлых столетий.
     - Я бесстрашный чужестранец в сей стране,  и  под  силу  этот  подвиг
только мне! - усмехнулся я.
     К этому дню я уже добрался до основания Высокого Языка,  или  до  его
корня, если вам нравится анатомический оттенок моего каламбура.
     Высокий и разговорный языки различаются не столь  сильно,  как  может
показаться на первый взгляд. Я  достаточно  знал  один,  чтобы  преодолеть
туманные места другого. У меня в запасе была грамматика и все неправильные
глаголы, принятые в  просторечии.  Мой  словарь  рос  день  ото  дня,  как
весенний тюльпан, и вскоре должен был распуститься. Каждый  раз,  когда  я
прокручивал магнитофонные записи, бутон этого цветка набирал силу.
     Настало время проверить свое искусстве. Я  не  спешил  погружаться  в
главные тексты до тех пор, пока  не  мог  воздать  им  должного.  Я  читал
второстепенные комментарии, отрывки стихов и исторических  сведений  -  не
более. Но меня потрясло то, что объединяло их.
     Всюду говорилось о простых вещах - о камне, песке, воде и ветрах,  но
картина, складывавшаяся из  этих  изначальных  символов,  казалась  весьма
мрачной. Все это напоминало мне некоторые буддийские тексты, но еще больше
походило на главы Ветхого завета, особенно на книгу Экклезиаста.
     Что ж, так тому и быть. И настроение и язык были настолько схожи, что
было бы неплохо  попытаться  сделать  подобный  перевод.  Все  равно,  что
переводить По на французский. Я никогда не ступлю на Путь Малана, но очень
хотел бы  доказать  марсианам,  что  хотя  бы  однажды  землянин  думал  и
чувствовал сходным образом.
     Я зажег настольную лампу и поискал среди книг карманную библию.
     "Суета сует, говорит Проповедник, суета сует, - все суета! Что пользы
человеку..."
     Мои успехи, казалось, сильно удивили М'Квайе. Она взирала на  меня  с
противоположной стороны стола, как сартровский Иной. Я бегло  читал  главу
из книги Локара и, не поднимая глаз, чувствовал плотную сеть, сотканную ее
взглядом вокруг моей головы, плеч и пальцев, листающих страницы.
     Возможно, она оценивала прочность сети и размер попавшей в нее  рыбы?
Но зачем? Книги умалчивали о марсианских рыболовах. Особенно о мужчинах. В
них говорилось, что однажды некий бог по имени  Малан  плюнул  или  сделал
нечто неприличное (в зависимости от версии), и после этого жизнь,  подобно
болезни, зародилась в неорганической материи. В них  говорилось  еще,  что
движение было первым законом жизни, первым ее танцем,  и  этот  танец  был
единственным  разумным  ответом  неорганическому...  танец  есть  средство
оправдания жизни, ее становление... а любовь -  это  болезнь  органической
субстанции - и, значит, субстанция неорганическая?..
     Я тряхнул головой, - засыпая, - и резко поднялся.
     - М'нарра.
     Теперь  ее  глаза  внимательно  изучали  меня.  Когда  наши   взгляды
встретились, она опустила веки.
     - Я устал и хотел бы ненадолго прервать занятия. Я не спал уже  много
ночей.
     М'Квайе кивнула - земному жесту согласия она научилась у меня.
     - Хочешь ли ты отдохнуть и увидеть истину учения Локара  во  всей  ее
полноте?
     - Простите...
     - Хочешь ли ты увидеть Танец Локара?
     Этот чертов  язык  витиеват  почище  корейского:  сплошные  намеки  и
иносказания.
     - Да, конечно. Я был бы просто счастлив посмотреть его в любое время.
     Затем добавил:
     -  Но  до  этого  я  попросил   бы   разрешения   сделать   несколько
фотографий...
     - Время настало. Оставайся здесь. Я позову музыкантов.
     Она вышла в дверь, за которой я еще никогда не был.
     Неплохо. Если верить Локару, не говоря уже о Хэвлоке Эллисе, танец  -
высочайшее искусство. Что ж, прямо сейчас я увижу,  что  подразумевал  под
высочайшим искусством умерший сотни лет назад философ. Я  протер  глаза  и
несколько раз наклонился, касаясь пальцами пола. Кровь застучала у меня  в
висках, и тогда я сделал пару глубоких  вдохов.  Снова  наклонился  и  тут
услышал какое-то движение за дверью.
     Для трех женщин, вошедших с М'Квайе я, наверное, выглядел так, словно
собирал на полу шарики, которых мне явно недостает.
     Я кисло улыбнулся и выпрямился, мое лицо порозовело, и не  только  от
физических усилий. Я не ожидал их так скоро.
     И вновь вспомнил Хэвлока Эллиса с его небывалой популярностью.
     Маленькая  огненноволосая  куколка,  завернутая,  как   в   сари,   в
прозрачный кусок  марсианского  неба,  смотрела  на  меня  удивленно,  как
ребенок при виде незнакомого яркого флага на мачте.
     - Привет, - сказал я ей, или что-то в этом роде. Прежде чем ответить,
она поклонилась. Очевидно, мой статус несколько возрос.
     - Я буду танцевать, - ее губы казались окрашенными в  цвет  крови  на
бледном как камея лице. Глаза оттенка  мечты  и  небосвода  смотрели  мимо
меня. Она медленно проплыла к центру  комнаты.  Застыв  там,  как  изящная
фигурка на фризе этрусков, она то ли  была  полностью  погружена  в  самое
себя, то ли внимательно рассматривала орнамент на полу.
     Может, в этой мозаике заключен какой-то символ? Но если  там  и  было
что-то скрыто, оно от меня ускользнуло, хотя, должен признать,  эти  узоры
пришлись бы весьма кстати в ванной или скромном маленьком патио.
     Две другие женщины походили  на  воробьев,  забрызганных  краской,  и
очень напоминали М'Квайе, только помоложе.  Одна  из  них  с  трехструнным
музыкальным инструментом, отдаленно смахивающим на сямисэн, уселась  прямо
на пол. Вторая держала в руках обычную деревянную колоду  и  две  палочки,
вызвавшие во мне воспоминания о барабане. М'Квайе  тоже  предпочла  вместо
своего инкрустированного стульчика сесть на пол. Я последовал ее примеру.
     Женщина с сямисэном все еще настраивала инструмент, и я Наклонился  к
М'Квайе.
     - Как зовут эту танцовщицу?
     - Бракса, - не оборачиваясь, ответила она и плавно  взмахнула  рукой,
что на любом языке означает разрешение начинать.
     Сямисэн запульсировал, как зубная боль, а деревянная  колода  тикала,
словно призраки всех часов, так и не изобретенных на Марсе.
     Бракса застыла, как статуя, закрыв лицо руками и разведя локти.
     Музыка начала биться пламенем.
     Шорохи, воркование, звук невидимых кастаньет...
     Шквал огня сменился ласковым плеском и - ритм  замедлился.  Это  была
вода - величайшая драгоценность в мире, струящаяся и текущая  среди  скал,
укутанных мхом.
     Но Бракса по-прежнему оставалась неподвижной.
     Один звук мягко сменил другой. Пауза.
     Затем едва различимо возник шелест ветра.  Тающе,  нежно,  вздыхая  и
замирая вновь.  Молчание,  всхлип  и  повторение  прежнего,  но  чуть-чуть
громче.
     То ли у меня от бесконечного чтения рябило в глазах, то  ли  в  самом
деле тело Браксы дрожало в такт этой странной музыке?
     Действительно...
     Она едва заметно покачивалась, чередуя дюйм вправо с дюймом влево. Ее
пальцы разжались, как лепестки цветка, я видел, что глаза у нее закрыты.
     Вдруг веки дрогнули, но ее отрешенный безжизненный взгляд  пронизывал
стены. Ритм покачивания стал заметнее,  -  теперь  он  сливался  с  ритмом
музыки.
     Ветер дул из пустыни, обрушивая на Тиреллиан тучи песка, как волны на
берег, и пальцы ее воплотили порывы этого ветра, а неподвижные руки  стали
подобны медленным маятникам.
     И -  пришел  шторм!  Бракса  кружилась,  теперь  ее  руки  подхватили
движение тела и плечи распахнулись, как два крыла.
     Ветер! Это был тот самый ветер! Дикий  и  загадочный...  Божественная
муза Сен-Жон Перса!..
     Смерч бушевал вокруг ее глаз,  но  они  оставались  спокойны.  Бракса
запрокинула голову, и я  знал,  что  не  было  теперь  преграды  между  ее
отрешенным, как у Будды, взглядом и вечными небесами Марса. Лишь две  луны
могли потревожить ее сон в этой первозданной нирване необитаемой бирюзы...
     Несколько лет назад в Индии мне приходилось видеть девадаси - уличных
танцовщиц, завлекающих мужчин ярким кружением паутины своих одежд.  Бракса
владела гораздо большим - она была рамадьяни, священной танцовщицей Рамы -
седьмой аватары Вишну, - дарующей человеку священный танец.  Теперь  дробь
приобрела  монотонность,  жалобный   плач   струн   вызывал   в   сознании
воспоминание о жгучих  солнечных  лучах  -  их  тепло  уносилось  дыханием
ветров, и голубое было неповторимо, как Мария, Сарасвати и Лаура. Внезапно
послышались звуки цитры, и я увидел, как статуя  медленно  возвращается  к
жизни и вдыхает божественное откровение.
     Я был Рембо с его гашишем, Бодлером с настойкой опия, Эдгаром По,  Де
Куинси, Уайльдом, Малларме и Элистером Кроули одновременно. В эту  секунду
я стал моим отцом в его темной сутане, сливавшейся с темнотой  кафедры,  а
звучание вздохов органа переросло в бешеный вой ветра.
     Она была крутящимся флюгером, крылатым распятием, парящим в  воздухе,
тонкой бечевкой, на  которой  развевается  яркий  шелк...  Плечи  ее  были
обнажены, а правая грудь поднималась и опускалась,  подобно  полной  луне,
взошедшей на небосклоне, и розовый бутон соска то появлялся на  мгновение,
то исчезал вновь. Эта музыка была возвышенной, как речь  Иова  в  споре  с
Богом. И танец ее был божественным ответом в споре.
     Мелодия стихла и растаяла - она вознеслась, была принята  и  получила
отклик.
     Бракса опустилась  на  пол,  уронив  голову  на  колени  и  застыв  в
неподвижности.
     А вокруг нее звучала тишина.
     Только по боли в плечах я понял, в каком  напряжении  находился.  Что
делал сейчас Он? Аплодировал?
     Краем глаза я видел, как М'Квайе подняла вверх ладонь.
     Словно повинуясь неслышному приказу, танцовщица  вздернула  голову  и
встала. Музыканты встали вслед за ней, а за ними и М'Квайе.
     Я приподнялся, чувствуя боль в затекшей ноге. И сказал то,  что  было
лишним: - Это прекрасно.
     И  получил  в  ответ  то,   что   заслуживал:   три   Высоких   Формы
благодарности.
     Разноцветное мелькание платьев, а потом я  вновь  остался  наедине  с
М'Квайе.
     - Ты видел сто семнадцатый из двух  тысяч  двухсот  двадцати  четырех
танцев Локара. Я глянул на нее сверху вниз:
     - Прав был Локар или нет, но он нашел превосходный ответ неживому.
     Она только чуть улыбнулась.
     - Похожи ли танцы вашего мира на тот, что ты увидел сейчас?
     - Некоторые - да. Я вспоминал их, когда смотрел на Браксу, но  именно
такого я не видел никогда.
     - Бракса посвящена, - сказала М'Квайе. - Она знает все танцы.
     И вновь на ее лице  появилось  то  странное  выражение...  появилось,
чтобы исчезнуть через мгновение.
     - А теперь я должна вернуться к своим делам. Она подошла  к  столу  и
осторожно закрыла книги, сказав "М'нарра".
     - До свидания.
     Я натянул ботинки.
     - До свидания, Гэллинджер.
     Я вышел наружу, забрался в  джипстер,  и  шум  мотора  разбил  ночную
тишину, а облачка потревоженного песка медленно опустились за моей спиной.

                                    2

     Стоило мне выпроводить Бетти после очередного урока грамматики, как в
холле раздались голоса. Дверь была слегка  приоткрыта,  и  я,  разумеется,
стал подслушивать.
     Мелодичный дискант Мортона: - Представьте себе,  недавно  он  изволил
сказать мне "привет".
     - Хм! - прогрохотала слоновья глотка Эмори. - Либо  он  не  проснулся
окончательно, либо ты стоял у него на дороге, а он просто хотел, чтобы  ты
посторонился!
     - По-моему, он даже не узнал меня.  Не  думаю,  что  Гэллинджер  стал
более сонным, чем обычно, но теперь у него  новая  игрушка  -  марсианский
язык. Всю прошлую неделю я дежурил по ночам и каждый раз, когда в три часа
проходил мимо его двери, в комнате бубнил магнитофон. В пять,  возвращаясь
к себе, я заставал ту же картину.
     - Парень много работает, - неохотно согласился  Эмори.  -  Думаю,  он
глотает что-то возбуждающее. Все эти дни взгляд у него остекленевший. Хотя
кто знает, может у поэтов глаза всегда такие.
     Здесь в разговор вмешалась Бетти:
     - Что бы вы о нем ни  думали,  мне  понадобится  минимум  год,  чтобы
просто вникнуть в то, что он разыскал за три недели. А ведь я лингвист,  а
не сочинитель.
     Думаю, тяжеловесные чары Бетти так покорили Мортона,  что  он  сложил
оружие.
     - В университете нам читали курс современной поэзии, -  начал  он.  -
Всего шесть авторов: Йитс, Паунд, Элиот, Крейн,  Стивенс  и  Гэллинжер.  В
последний день семестра профессор в негаданном  порыве  вдохновения  выдал
нам: "Шесть, только шесть имен высечены на скрижалях столетия, и все врата
хулы и ада не одолеют их!" ("Я создал Церковь мою, и врата ада не  одолеют
ее" (Матф., 16 18)). Сам я, - продолжил  Мортон,  -  считаю  его  "Свирель
Кришны" и "Мадригалы" настоящими  шедеврами  и  почел  за  огромную  честь
попасть в одну экспедицию с ним. Ну а с тех пор, как мы с ним встретились,
он даже перекинулся со мной целой дюжиной слов!
     Подоспела защита в лице верной Бетти: - Тебе когда-нибудь приходило в
голову, что, быть может, в детстве он страшно стеснялся  своей  внешности?
Может, он был вундеркиндом, и у  него,  скорее  всего,  даже  в  школе  не
нашлось друзей. Он просто очень чувствительный и слишком погружен в себя.
     - Погружен? Чувствителен?! - поперхнулся Эмори. - Да этот  тип  горд,
как Люцифер, это какой-то ходячий агрегат для  оскорблений.  Вы  нажимаете
какую-нибудь кнопку, вроде "привет" или "добрый день", а в  ответ  тут  же
получаете кукиш. Это у него на уровне рефлекса!
     Они еще немного позлословили на мой счет и разошлись.
     Ну спасибо, мальчишка Мортон, маленький прыщавый знаток! Я никогда не
изучал собственную поэзию, но рад, что кто-то так о ней  отозвался.  Врата
ада... Хорошо! Может, молитвы моего отца  все-таки  услышаны  и  я,  кроме
всего прочего, еще и миссионер?
     Вот только...
     ...Только что миссионер без  веры,  в  которую  он  мог  бы  обращать
людей?.. У меня есть собственная этическая система и, надо полагать,  хоть
какой-то побочный этический продукт она порождает. Но если мне и есть, что
проповедовать, - хотя бы в своих стихах, я никогда не стал бы  делать  это
перед  такими  пошляками,  как  все  вы.  Можете  считать  меня   образцом
непорядочности, но я к тому же еще и сноб, и для вас не найдется  места  в
моих Небесах - это частное владение, и сюда приглашаются  к  обеду  Свифт,
Шоу и Петроний Арбитр.
     Как славно мы пируем вместе!  Истинный  пир  Трималхиона!  И  главное
блюдо - Эмори. А тобой, Мортон, мы в лучшем случае заедаем суп!
     Я повернулся и присел на  стол.  У  меня  возникло  желание  написать
нечто. Экклезиаст мог один отнять всю ночь. И я решил написать поэму о сто
семнадцатом танце Локара-о розе, летящей за лучом света, овеваемой ветром,
и увядающей, как роза романтика Блейка...
     Я взял карандаш и начал.
     Когда я положил его на место, я уже любил свою поэму. Она  получилась
небольшой, во всяком случае, не больше, чем нужно  -  Высокий  Марсианский
пока не был моим сильным местом. Помучившись немного, я переложил поэму на
английский и благополучно зарифмовал. Возможно, она появится в моей  новой
книге. Я дал ей имя Браксы.

     На земле, что окрашена в пурпур под веянье ветра,
     Там где властвует время, холодного вечера дня,
     Заморожена жизнь в изначальи своем, но нетленны
     Две луны, освещающих путь для полета меня...

     Кот и пес в вечной схватке застыли на сумрачном небе
     И последний цветок - чаша пламени - клонит свой стебель...

     Отложив исписанный листок, я проглотил таблетку  фенобарбитала:  меня
шатало от усталости.
     Когда на следующий день я показал стихи М'Квайе, она несколько раз их
с большим вниманием перечитала.
     - Восхитительно, - сказала она. - Но тут три слова  на  вашем  языке.
"Кот"  и  "пес".  Насколько  я  понимаю,  это  два   небольших   животных,
ненавидящих друг друга согласно традиции. Но что значит "цветок"?
     - О, - сказал я. - У вас в языке нет такого понятия. Но  вообще-то  я
имел в виду земное растение - розу.
     - А на что она похожа?
     - Ее лепестки обычно огненно-красные. Я назвал это - "чаша  пламени".
Еще я хотел передать обжигающий оттенок рыжих волос вместе с огнем  жизни.
У розы защищенный шипами стебель, зеленые листья и непередаваемый аромат.
     - Мне хотелось бы ее увидеть.
     - Думаю, это возможно устроить. Я попробую.
     - Пожалуйста, не забудь. Ты... - Она произнесла слово, означающее  то
ли пророка, то ли религиозного поэта, вроде Исаии или Локара. - Твоя поэма
замечательна. Я расскажу о ней Браксе.
     Я скромно опустил глаза, но был польщен. Это был день торжества, и  я
попросил  разрешения  принести  с   собой   фотокамеру.   Мне   предстояло
скопировать все их книги, а без аппаратуры я не смог бы  выполнить  работу
достаточно быстро.
     К  моему  немалому  удивлению  она  согласилась  сразу  же,  я   даже
растерялся.
     - Ты готов пойти в  Храм  и  выполнить  эту  работу  там?  Ты  можешь
работать в любое время, которое тебе удобно, кроме тех  случаев,  когда  в
Храме идет служба.
     Я кивнул.
     - Почел бы за честь.
     - Хорошо. Приноси свои приборы, я покажу комнату.
     - Вас устроит сегодня после полудня?
     - Пожалуйста.
     - Тогда я поеду за вещами. И-до скорой встречи...
     - Всего доброго.
     Я предчувствовал, что  осложнить  мою  жизнь  в  экспедиции  способен
только Эмори. Пока мы болтались на корабле между Землей и  Марсом,  каждый
жаждал поскорее увидеть марсиан, приколоть их булавками в свои  коллекции,
записать все и  даже  больше  о  марсианском  климате,  болезнях,  почвах,
политике и грибах (наш ботаник обожал грибы, но был, тем не менее,  вполне
приличным малым), а живых марсиан увидели из нас лишь четверо или  пятеро.
Все свое время  экспедиция  тратила  на  раскопки  мертвых  городов  и  их
акрополей. Мы соблюдали правила игры, а марсиане оказались замкнутыми, как
японцы в девятнадцатом столетии. Я предполагал, что удерживать от переезда
меня никто на станет и оказался прав.
     Напротив, мне недвусмысленно дали понять, что каждый был бы  счастлив
поскорее выпроводить меня отсюда.
     На прощание я зашел  в  гидропонную  оранжерею,  пообщаться  с  нашим
грибоводом.
     - Привет, Кейн. Как твои поганки? Кейн засопел  в  ответ.  Он  всегда
сопел. Наверное, у него была аллергия на расстения.
     - Привет, Гэллинджер. С поганками ничего нового, но когда в следующий
раз будешь уезжать, загляни за наш гараж. Я посадил  там  несколько  твоих
любимых кактусов.
     Я пообещал заглянуть. С радостью.
     Док Кейн был моим единственным приятелем на корабле. Кроме  защитницы
Бетти.
     - Я хочу попросить тебя об одном одолжении.
     - А именно?
     - Мне нужна роза.
     - Как ты сказал?
     - Роза. Ты знаешь, есть потрясающий сорт - "американская красавица" -
куча шипов и пахнет приятно...
     - Гм, думаю она никак не приживется в этой чертовой почве.
     - Нет, ты меня не понял. Мне нужен сам цветок, а не весь куст.
     - Придется выращивать в  контейнере.  -  Он  задумчиво  почесал  свою
лысину и заявил: - Через три месяца, не раньше.
     - Но ты сделаешь это?
     - Конечно. Рискну. Если ты согласен подождать.
     - Почему бы нет? Три месяца - это как раз до отлета. -  Я  глянул  на
баки  с  какой-то  питательной  слизью  и  емкости,  заполненные  побегами
растений. - Сегодня  перебираюсь  поближе  к  Тиреллиану,  но  буду  здесь
наездами. Я зайду, когда расцветет роза.
     - Стало быть уезжаешь? Мур сказал, что они тебя все-таки приняли.
     - На этот раз он не солгал.
     - Слушай, я никак не пойму, как тебе удалось выучить  их  язык.  Я  в
языках вообще не силен - французский и тот едва одолел. А  немецкий  -  им
пришлось заниматься для получения степени - тот просто страшно  вспомнить.
На прошлой неделе слышал - Бетти за обедом продемонстрировала  познания  в
марсианском. На мой взгляд, это какая-то жуткая какофония из невообразимых
звуков. Она уверяет, что говорить на нем - примерно то же, что разгадывать
кроссворд в "Таймс" и одновременно имитировать птичьи трели.
     Я рассмеялся и взял протянутую им сигарету.
     - Да, он несколько сложноват. Но представь себе, что ты вдруг отыскал
здесь новую разновидность грибов - в качестве награды за твои мечтания...
     Его глаза восторженно заблестели.
     - Если бы это только произошло!  Ты-то  знаешь,  я  еще  кое  на  что
гожусь!
     - Ну еще бы...
     Он блаженно улыбался всю дорогу, пока мы шли к выходу.
     - Я сегодня же посажу твои розы. И сорвать их сможешь только ты.
     Уходил я с мыслью о том, что Кейн все-таки отличный парень, а  легкое
помешательство на грибах ему ничуть не вредило.
     Мои рабочие покои в замке Тиреллиана соседствовали с самим  Храмом  и
также находились внутри города в скале, но чуть левее. Они оказались  куда
как лучше моей тесной каюты,  и  я  искренне  порадовался  за  марсианскую
культуру, которая достигла таких высот, что открыла  преимущества  мягкого
матраца перед соломенным тюфяком. Приятно удивила кровать - она  оказалась
достаточной длины. Даже для меня.
     Я распаковал то, что  прихватил  с  собой  и  прежде  всего  потратил
половину кассеты, снимая Храм.
     Затем взялся за книги. Я водил объективом  над  страницами,  пока  не
устал перелистывать их, не вникая в содержание. Тут мне попался  на  глаза
какой-то исторический отрывок и я решил начать с него.
     "... И вот на тридцать седьмом году  Процесса  Чиллен  пришли  дожди,
которые принесли радость, ибо было это редким событием, и мы встречали его
как предзнаменование, благоприятное для нас.
     Но эти дожди не были животворным семенем Малана, упавшим с небес, ибо
то пролилась кровь мироздания, бьющая безумной струей. Наступили  для  нас
последние дни, и тогда настало время последнего танца.
     И те дожди принесли болезнь, которая не убивала,  и  барабаны  Локара
простучали последнюю дробь..."
     Я спросил себя, что хотел сказать этот проклятый Тамур - он как-никак
был историком и, я  так  думаю,  придерживался  фактов.  Это  не  было  их
Апокалипсисом. Так чем же?
     Или это Апокалипсис в их представлении?..
     - Почему бы и нет? - подумал я. - Люди Тиреллиана  -  лишь  ветвь  от
того могучего  дерева,  что  когда-то  было  высокоразвитой  цивилизацией.
Марсиане вели войны, но не до полного уничтожения друг друга - их наука не
достигла необходимого уровня технологии. И что есть  болезнь,  которая  не
убивает?.. Могла ли она сделать такое?  И  каким  образом,  если  не  была
смертельной?
     Перелистав несколько страниц,  я  добрался  до  конца.  В  дальнейшем
природа болезни не рассматривалась.
     Матриарх М'Квайе!.. Именно в тот момент, когда мне больше всего нужна
помощь, тебя нет рядом!
     Не будет ли с моей стороны ошибкой пойти ее  поискать?  Пожалуй,  да.
Моя свобода здесь  ограничена  тем,  что  я  уже  видел;  это  однозначно.
Придется подождать дополнительных разъяснений.
     От безысходности я стал долго и внятно перечислять проклятия на  всех
известных мне  языках  и  наречиях,  нимало  не  заботясь,  что  оскверняю
священные уши Малана. Он, правда, оказался благороднее, чем я предполагал,
во всяком случае, оставил меня в живых.
     И я решил, что на сегодня впечатлений достаточно - завалился спать.
     Я спал, должно быть, уже несколько  часов,  когда  в  мою  комнату  с
крохотным светильником в ладони  пришла  Бракса.  Она  и  разбудила  меня,
довольно бесцеремонно дернув за рукав пижамы.
     Я сказал ей "привет". Интересно, а что еще я мог ей сказать?
     - Я пришла послушать стихи.
     - Какие стихи?
     - Ваши.
     - А-а...
     Я зевнул, сел и сказал то, что обычно говорит человек, которого будят
среди ночи, да к тому же просят что-нибудь почитать.
     - Это весьма мило с твоей стороны, но тебе не кажется, что сейчас  не
самое подходящее время для поэзии?
     - По-моему, это не важно, - утешила она. Когда-нибудь  я  обязательно
напишу статью для "Лингвистического журнала" и  озаглавлю  ее:  "Интонация
как недостаточное средство передачи иронии"
     Но поскольку я проснулся-халат пришлось надеть.
     - Что это за животное? - поинтересовалась она,  разглядывая  вышитого
на нем шелкового дракона.
     - Мифическое, - не стал я вдаваться в подробности. - Уже поздно.  Или
рано. Я устал. С утра у меня много работы. И М'Квайе может не то подумать,
если застанет тебя здесь...
     - Что - не то?
     - Черт возьми, ты прекрасно понимаешь, что я хотел сказать! - впервые
мне представился  случай  произнести  марсианское  богохульство,  но  меня
постигла неудача.
     - Нет, - ответила она, - не понимаю.
     Она казалась растерянной и немного обиженной, словно щенок,  которого
за что-то бранят, а он никак не может понять - за что.
     Я смягчился. Красный плащ Браксы создавал  неповторимую  гамму  с  ее
волосами и лепестками губ - сейчас эти тубы дрожали.
     - Я не хотел  тебя  обидеть.  В  моем  мире  существуют  определенные
правила. Ими возбраняется пребывание в одной спальне  мужчины  и  женщины,
если они не состоят в браке... Думаю, это объяснение тебе доступно?
     - Нет.
     Ее глаза были как два зеленых нефрита.
     - Хорошо, - это... Хорошо, я только  хотел  сказать,  что  существует
такая вещь, как секс.
     В нефритовых глазах словно затеплился свет.
     - О, это то, от чего появляются дети?
     - Пожалуй. Так оно и есть.
     Она засмеялась. Это был первый смех, который я слышал  в  Тиреллиане.
Казалось, невидимый скрипач слегка дотрагивается смычком до струн. Слушать
этот смех было не очень приятно - особенно  потому,  что  Бракса  смеялась
слишком долго.
     Отсмеявшись, она подошла ближе.
     - Теперь я вспомнила, - сказала она. - У нас тоже были такие правила.
Половину Процесса назад, когда я была ребенком, они  еще  выполнялись.  Но
теперь, - голос ее прерывался, и мне казалось, что она вот-вот  рассмеется
опять, - теперь надобность в них отпала.
     В моем сознании ее слова звучали так, словно я  слушал  магнитофонную
запись, пущенную с бешеной скоростью
     ...Половина Процесса! Полпроцесса-процесса-процесса!
     Не  может  быть!  Оказывается,  может!  Половина   Процесса   -   это
приблизительно двести сорок три земных года!
     Вполне достаточно времени, чтобы выучить все 2224 танца Локара.
     Достаточно, чтобы человек успел состариться. Если говорить  о  земном
человеке. Я опять взглянул на нее -  бледна,  как  шахматная  королева  из
слоновой кости.
     Готов заложить душу дьяволу -  она  была  человеком  -  живая  плоть,
полная красоты и силы. Ставлю свою жизнь - женщина, ставлю свое тело...
     Но если ей два с половиной века, то М'Квайе - прабабушка Мафусаила. Я
вдруг вспомнил об их комплиментах моему искусству лингвиста и  поэта.  Это
кое-что значило в устах высших существ!
     Но... что она подразумевала под "теперь надобность в них  отпала"?  И
что означал ее смех на грани истерики?  И  что  таят  насмешливые  взгляды
М'Квайе?
     Вдруг я отчетливо понял, что близок к какой-то разгадке.
     - Скажи мне, - с мнимой небрежностью произнес я, - все это связано  с
"болезнью, которая не убивает", описанной Тамуром?
     - Да, - ответила она. - Люди, родившиеся после Дождя, не могут  иметь
детей и...
     - И что? - я наклонился ближе к ней.
     - ... и мужчины не хотят их иметь.
     От внезапного озарения я стукнулся  о  спинку  кровати.  Стерильность
всей  расы  и  мужская  импотенция,   явившаяся   результатом   природного
катаклизма... Возможно, это какое-то заблудившееся  радиоактивное  облако,
Бог знает откуда попавшее в их атмосферу в тот незапамятный день?  Задолго
до того как Скиапарелли разглядел на Марсе  мифические,  как  мой  дракон,
каналы, прежде,  чем  эти  каналы  породили  тьму  толкований  и  безумных
гипотез, Бракса уже жила и танцевала с проклятьем, наложенным на лоно  еще
до того, как слепой Мильтон написал о потерянном рае...
     Я достал сигарету. Хорошо, что мне пришло в голову прихватить с собой
пепельницу. Кстати, табачной промышленности на Марсе тоже не существовало.
Как и пьянства. Аскеты, которых я встречал в Индии,  были  в  сравнении  с
марсианами истинными дионисийцами.
     - Что это за огненная палочка?
     - Сигарета. Хочешь попробовать?
     - Да.
     Она села рядом, и я прикурил сигарету для нее.
     - От этого щекотно в носу.
     - Вдохни дым, подожди и выдохни.
     Бракса попробовала.
     - 0-о... Она священная?
     - Нет, это называется никотин, - ответил я, - эрзац божества.
     Мы помолчали.
     - Только не проси меня перевести слово "эрзац".
     - Не буду. Иногда во время танца я чувствую  что-то  похожее  на  это
ощущение с ни-ко...тином.
     - Это быстро проходит.
     - А сейчас расскажи свое стихотворение. Мне  вдруг  пришла  в  голову
одна идея.
     - Подожди минуту, - сказал я, - у меня есть кое-что поинтересней.
     Я встал, взял свои тетрадки и сел рядом.
     - Взгляни, - это первые три главы книги Экклезиаста. Они очень  схожи
с вашими священными текстами.
     И начал читать.
     Я прочел всего одиннадцать  строф,  когда  Бракса  прервала  меня:  -
Пожалуйста, не читай этого! Лучше - свои стихи!
     Я замолчал и бросил тетрадь на стол. Бракса дрожала, но иначе, чем во
время танца, подобного ветру - теперь она готова  была  расплакаться,  как
ребенок. Я довольно неуклюже обнял ее за плечи.
     - Он говорит так, - произнесла она, - как все остальные...
     Я свернул свою память и завязал ее безумным узлом, как пеструю  ленту
на рождественских подарках, которые так любил. С немецкого на  марсианский
я перевел экспромтом поэму об испанской танцовщице. Надеялся, что  ей  это
понравится. И не ошибся.
     - О-о, - она была в восторге. - Это ты написал?
     - Нет, этот поэт талантливей меня.
     - Не верю. Это ты.
     - Его имя - Рильке.
     - Но ты перевел его на мой  язык.  Зажги  еще  одну  спичку,  я  хочу
увидеть, как она танцевала.
     - Бесконечные огни, - задумчиво произнесла Бракса, - и  она  погасила
их маленькими твердыми ступнями. Когда-нибудь я тоже сумею так.
     - Ты лучше любой цыганки, - засмеялся я.
     - Нет, так я не могу. Ты разрешишь мне станцевать для тебя сейчас?
     Сигарета в ее руках догорела до  фильтра,  я  взял  у  нее  окурок  и
выбросил в пепельницу вместе со своим.
     - Ну нет, - заявил я. -  Отправляйся  в  постель.  Она  улыбнулась  и
прежде, чем я успел сообразить, дотронулась до  застежки  своего  красного
плаща.
     Одежда соскользнула на пол. Я судорожно сглотнул.
     - Хорошо, - сказала она.
     ... Я поцеловал ее, а дуновение ветерка от падающей  одежды  погасило
светильник...

                                    3

     Дни были  подобны  листьям  Шелли  -  желтые,  багряные,  коричневые,
гонимые западным ветром. Они кружились надо мной под шелест  микрофильмов.
Теперь почти все книги были пересняты. Чтобы  прочесть  и  по  достоинству
оценить значение этих текстов, потребуются годы труда  многих  ученых,  но
сейчас весь Марс был заперт в ящике моего стола.
     Экклезиаст, от которого я отвращался и к которому прибегал вновь, был
почти готов заговорить на Высоком Языке.
     Когда я не занимался в Храме, я предавался ничегонеделанию. Я написал
уйму стишков, которых прежде стыдился бы. Вечерами мы гуляли с Браксой  по
дюнам или забирались подальше в горы. Иногда она танцевала для меня,  а  я
читал что-нибудь торжественное,  написанное  непременно  гекзаметром.  Она
по-прежнему путала меня с Рильке, и я сам почти уверовал в  это.  Когда-то
здесь, стоя у замка Дуино, я писал элегии...

                ... А все-таки странно: отжить - и не жить на
                Земле. Оставить привычные тропы, привычные мысли...
                И розам уже никогда не искать объясненья...
                (Перевод Л. Вершинина)

     О, никогда не искать объяснения розам! Вдыхать их  аромат  (посапывай
себе,  Кейн!),  срезать  их  колючие  стебли,  наслаждаться  ими...   Жить
мгновением. Просить  его  остановиться.  Но  не  досаждать  богам  жалкими
мольбами. Как быстро исчезают листья, унесенные ветром...
     Ни один из богов никогда не замечал нас, и нет им дела до людей.
     Лаура. Бракса и Лаура. Высокая холеная  блондинка  (терпеть  не  могу
блондинок!). Папочкина философия вывернула меня, как карман, наизнанку,  и
я надеялся, что любовь сможет заполнить пустоту. Но  длинный,  бросающийся
словами и образами парень с бородкой Иуды  и  с  собачьей  преданностью  в
глазах - он был самой оригинальной декорацией на ее вечерах. И только.
     Всем тем, что предначертано, я был  проклят  в  стенах  этого  Храма.
Заодно с Маланом. Пронесся дикий западный ветер и не осталось  после  него
ничего из существовавшего прежде...
     Для нас пришли последние дни на Марсе.
     Минул день, но я не видел Браксу. Минула ночь.
     И второй день. И - третий.
     Мне казалось, я схожу с ума. До этого я не  осознавал,  насколько  мы
были  близки  и  как  она  необходима  мне.  Я  чувствовал  ее  безмолвное
присутствие и боролся с желанием спросить, - что толку вопрошать розу?
     Я должен был спросить. Я не хотел, но у меня не было выбора.
     - М'Квайе, где она? Где Бракса?
     - Ушла, - ответила Матриарх.
     - Куда?
     - Не знаю.
     Я вгляделся в ее глаза - глаза дьявольской птицы. С моих  губ  готовы
были сорваться проклятия. Все мыслимые проклятия.
     - Я должен знать.
     - Она покинула нас. Ушла.  В  горы.  Или  в  пустыню.  Это  не  имеет
значения. И что имеет значение вообще?  Танец  заканчивается.  Храм  скоро
опустеет.
     - Но почему? Почему она ушла?
     - Не знаю.
     - Я должен ее увидеть. Скоро мы улетаем.
     - Очень жаль, Гэллинджер.
     - Мне тоже, - в бешенстве выкрикнул я и захлопнул книгу, не произнеся
ритуального слова. - Я буду ее искать.
     Когда я уходил, М'Квайе осталась сидеть, неподвижная и  бесстрастная,
как статуя. Свои ботинки я нашел там, где оставил.
     Весь  день  я  носился  по  дюнам  на  ревущем  джипстере,  занимаясь
бесплодными поисками. Экипажу "Аспика" я, должно быть,  казался  небольшой
песчаной бурей. В конце концов пришлось вернуться к кораблю за горючим.
     Навстречу мне величественно выступил Эмори.
     - Хорош! Поросенок выглядит чище, чем ты. Объясни, к чему это родео?
     - Я кое-что потерял.
     - Посреди пустыни? Уж не один ли из своих сонетов? Это  единственное,
из-за чего ты способен переживать.
     - Нет, черт возьми! Кое-что личное.
     Механик наполнил бак, и я попытался сесть за руль.
     - Стой! - рявкнул Эмори, хватая меня за руку. - Ты никуда не поедешь,
пока не расскажешь в чем дело.
     Я мог вырваться, но тогда Эмори велел бы  стащить  меня  за  ноги,  и
вокруг нашлись  бы  охотники  выполнить  его  приказ.  Пришлось  объяснить
вежливо и мягко: - Я, видите ли, потерял часы. Подарок  матери.  Фамильная
реликвия. И я хочу найти их до отлета.
     - Ты уверен, что не оставил их в своей каюте или в Тиреллиане?
     - Уже проверял.
     - Может, их кто-нибудь спрятал? К тебе, знаешь ли, не пылают любовью.
     - Я думал об этом. Но они всегда были  в  правом  кармане.  И  я  мог
обронить их, бродя по дюнам. Он ядовито прищурился.
     - Помнится,  я  читал  на  обложке  твоей  книги,  что  твоя  матушка
скончалась, как только ты родился.
     - Это правда, - я прикусил язык. - Это были  часы  ее  отца,  но  она
намеревалась подарить их мне.
     - Хм! - фыркнул Эмори. - Гонки по дюнам не лучший способ  для  поиска
фамильных реликвий.
     - Так я могу заметить солнечный  блик  от  стекла,  -  ответил  я  не
слишком убедительно.
     - Возможно, но сейчас уже темнеет,  так  что  нет  смысла  продолжать
поиски.
     С  лицом  человека,  полностью  довольного  собой,  он  повернулся  к
механику.
     - Стряхни пыль с машины и загони в ангар.  Затем  Эмори  с  дружеским
видом похлопал меня по плечу.
     - Иди-ка прими душ и поешь чего-нибудь. Мне кажется, и  то  и  другое
тебе совсем не помешает.
     Заплывшие бесцветные глазки, жидкие волосы, истинно ирландский нос  и
вдобавок голос - громче, чем у кого бы то ни было...
     Луженая глотка - и никаких других достоинств руководителя.
     Я ненавидел его. Он был моим Клавдием. О боги, пошлите мне пятый акт!
     Но вдруг мысль об ужине и ванной дошла до меня. И то  и  другое  было
весьма кстати. Если бы я настаивал на  своем,  то  вызвал  бы  еще  больше
подозрений.
     Я стряхнул песчинки, приставшие к рукаву.
     - Вы правы, Эмори. Я принимаю ваше предложение.
     - Мы можем отлично поужинать у меня в каюте. Душ был  благословением,
свежий комбинезон - Божьей  милостью,  а  пища  благоухала,  как  небесная
амброзия.
     Бифштексы мы съели в полном молчании. Когда на столе появились десерт
и кофе, он предложил: - Почему бы  тебе  не  остаться  ночью  на  станции?
Поэтам тоже иногда необходимо выспаться.
     Я покачал головой.
     - У меня много работы. Нужно успеть. До отлета слишком мало времени.
     - Помнится, несколько дней назад ты уверял, что почти все закончил.
     - Почти - это не совсем.
     - И еще ты рассказывал, что по вечерам в Храме бывает служба.
     - По вечерам я работаю в своей комнате. Эмори как-то странно взглянул
на меня. Наконец он изрек "Гэллинджер", и я со вздохом поднял глаза -  мое
имя в его устах всегда связано для меня с очередной неприятностью.
     - Разумеется, это не мое дело, - продолжил он, - но  пока  мы  здесь,
все дела - мои. Бетти говорит, что у тебя там девушка...
     Это был не вопрос. Это было утверждение, повисшее в воздухе и  ждущее
ответа.
     Ты сука, Бетти, корова и сука. Вдобавок ревнивая. Зачем  ты  суешь  в
это свой нос, а потом еще и треплешься?
     - Даже так? - в отличие от него я не утверждал - я спрашивал.
     - Именно так, - ответил он. - Как руководитель экспедиции,  я  обязан
следить, чтобы взаимоотношения с местным  населением  были  корректными  и
дружественными.
     - Вы говорите о марсианах,  -  возразил  я,  -  словно  это  какие-то
паршивые туземцы. Нет ничего более далекого от правды.
     Я поднялся.
     - Когда я опубликую все, что мне известно, на Земле узнают истину.  Я
расскажу  о  тех  вещах,   которые   никогда   не   приходили   в   голову
достопочтенному доктору.  Муру.  Я  поведаю  о  трагедии  умирающей  расы,
покорившейся и оттого обреченной. И я расскажу,  как  это  случилось  -  и
услышу стоны разбитых сердец. На черта нужны мне  все  премии  и  почести,
которыми меня осыплют! А их культура существовала в те времена, когда наши
предки еще  учились  добывать  огонь  и  бегали  за  саблезубыми  тиграми,
размахивая примитивной дубиной!
     - Все это прекрасно. Так есть у тебя там девушка?
     - Да! - заорал я. - Да, Клавдий! Да, папочка! Да, Эмори! Но я  открою
вам еще одну тайну. Они уже мертвы.  Стерильны.  Следующего  поколения  не
будет.
     Я немного помедлил и добавил: - Они  останутся  жить  только  в  моих
статьях, в микропленках и магнитофонных записях. И еще в стихах о девушке,
над которой тяготеет проклятие, и о ее танце, которым она рассказывала  об
этом.
     - М-да, - вздохнул Эмори. - Последние месяцы ты  вел  себя  несколько
необычно. Временами ты даже бывал вежлив. А я никак не мог понять,  что  с
тобой творится.
     Я опустил голову.
     - Это из-за нее ты как смерч носился по пустыне?
     - Да.
     - Зачем?
     Я взглянул на него.
     - Затем, что она куда-то исчезла. Не знаю куда и почему. Мне хотелось
найти ее до отлета.
     Эмори повторил свое "м-да".
     Он откинулся на спинку кресла, сунул руку  в  ящик  стола  и  вытащил
оттуда какую-то вещицу, завернутую в  полотенце.  Развернул.  Передо  мной
возник женский портрет, окантованный в рамку.
     - Моя жена, - произнес Эмори.  На  редкость  привлекательное  лицо  и
странные миндалевидные глаза.
     - Ты ведь знаешь, я  моряк,  -  начал  он.  -  Когда-то  был  младшим
офицером. Тоща я и встретил ее в Японии.
     Там, где я родился, считалось немыслимым жениться на  женщине  другой
расы, поэтому мы никогда не были в официальном браке.  Но  она  все  равно
была моей женой. Я был на другом конце  света,  когда  она  умерла.  Наших
детей забрали, и с тех пор я их никогда не видел. Даже не смог  узнать,  в
какой приют они попали. Все это было давно, и лишь несколько человек знают
об этом.
     - Сочувствую вам, - сказал я.
     - Не стоит. Забудь об этом. Но, - он  запустил  пятерню  в  волосы  и
посмотрел на меня, - если ты хочешь взять ее с собой - так и  сделай.  Мне
снимут голову, но  я  уже  слишком  стар,  чтобы  и  дальше  таскаться  по
экспедициям. Желаю тебе удачи, сынок.
     Он допил свой остывший кофе. Отодвинул стул. И сказал: - Можешь взять
джипстер.
     Дважды я пытался произнести "спасибо", но не  смог.  Просто  встал  и
пошел прочь.
     - Сэйонара (Прощай (яп.)) и все такое,  -  прошептал  он  у  меня  за
спиной.
     - Она здесь, Гэллинджер! - донесся до меня чей-то крик.
     Я оглянулся.
     - Кейн!
     Я не разглядел его в темноте, но кто еще может так сопеть?
     Пришлось подождать, пока он приблизится.
     - Ты о чем?
     - О розе. О твоей розе.
     У него в руках  был  прозрачный  пластиковый  контейнер,  разделенный
перегородкой надвое. В нижней половине плескалась жидкость и в ней  плавал
стебель. А  в  верхней  -  как  бокал  кларета  в  кромешной  тьме,  сияла
великолепная, только что распустившаяся роза.
     - Спасибо, - поблагодарил я, бережно пряча контейнер под куртку.
     - Возвращаешься в Тиреллиан?
     - Да.
     - Я видел, как ты приехал, и понес тебе розу. Только мы разминулись у
каюты капитана. Эмори был занят. Он сказал, что тебя можно найти в горах.
     - Еще раз спасибо.
     - Ее стебель  в  специальном  растворе,  так  что  цветок  не  увянет
несколько недель. Я кивнул на прощание и поехал.
     В горы - дальшеи дальше. Небо надо  мной  было  словно  ковш  льда  с
вмерзшими в него неподвижными лунами. Подъем стал круче, и  мой  маленький
ослик заупрямился. Пришлось подстегнуть его, добавив газу. Я поднялся  еще
выше и, узнав зеленую немигающую звезду, почувствовал в горле горький ком.
Роза в контейнере стучалась в мою грудь, как второе сердце. Ослик закричал
громко и жалобно, потом стал кашлять - я подхлестнул его снова, и он умер.
     Я поставил джипстер на тормоз и выбрался из машины.  Дальше  придется
идти пешком.
     Холодно, так холодно. Здесь, вверху. Ночью? Почему?  Почему  она  это
сделала? Зачем бежать от костра в наступившей ночи?
     Я поднимался, спускался вниз, обходя и перепрыгивая трещины и  ущелья
с недоступной для Земли легкостью.
     Мне осталось всего два дня. Любимая, за что ты решила меня оставить?
     Я полз под каменными карнизами. Преодолевал гребни. Я царапал  колени
и локти, от моей куртки остались лохмотья.
     Ты не отвечаешь мне, Малан? Неужели ты и в самом деле так  ненавидишь
твой народ? И я воззвал к другим богам. Вишну, ты - хранитель, защити  ее!
Дай отыскать.
     Иегова?
     Адонис? Осирис? Таммуз? Маниту? Легба?
     Кто из вас ответит мне - где она?..
     Мои мольбы достигли высот небесных, но надежда оставалась тщетной.
     Посыпались камни, я повис на краю выступа. Мои пальцы так  окоченели,
и так трудно было не сорваться с почти отвесной стены...
     Я посмотрел  вниз  -  футов  двенадцать.  Я  разжал  пальцы,  упал  и
покатился по склону.
     В это мгновение я услышал ее крик.
     Я лежал на спине и смотрел  в  небо.  Она  звала  меня  откуда-то  из
высоты:  -  Гэллинджер!  Я  оставался  неподвижным.  -  Гэллинджер!  И   я
почувствовал ее приближение.
     Под ее шагами похрустывали и осыпались камешки  на  тропе  справа  от
меня.
     Я вскочил и спрятался за валун. Она миновала обрыв и  шла  наугад  по
камням.
     - Гэллинджер?
     Тогда я подошел к ней и обнял за плечи и произнес ее имя.
     Она слегка вскрикнула, затем прижалась ко мне и заплакала.  Я  первый
раз увидел ее слезы.
     - Почему? - спросил я. - Скажи, почему? Но она все ближе  прижималась
ко мне и тихо всхлипывала.
     Наконец: - Я думала, ты разбился.
     - Могло быть и так, - согласился я, - но зачем ты покинула Тиреллиан?
И меня?
     - Разве М'Квайе не сказала тебе? И ты не догадался?
     - О чем я должен догадываться? Матриарх сказала, что не знает.
     - М'Квайе солгала. Она знает.
     - Но что? Что именно она знает?
     Бракса стояла, опустив голову  и  не  произнося  ни  слова.  Я  вдруг
заметил, что на ней лишь тонкое платье для ритуального танца. Отстранил ее
от себя и накинул ей на плечи свою многострадальную куртку.
     - Великий Малан! Ты же замерзнешь!
     - Нет, - голос ее был спокоен, - не волнуйся за меня.
     Я вытащил контейнер с розой.
     - Что это?
     И я ответил ей: - Роза. К сожалению,  в  темноте  ты  не  сможешь  ее
оценить. Помнишь, однажды я сравнил тебя с ней?
     - Д-да. Можно ее взять?
     - Конечно, но все-таки объясни.
     - Ты действительно не знаешь? - спросила она.
     - Нет!
     - Когда пришли Дожди, они несли проклятие только  нашим  мужчинам,  и
этого оказалось достаточно. Но мне они не причинили вреда. Никакого.
     - О... - только и произнес я. - О-о-о...
     Мы молчали, а я пытался осмыслить услышанное.
     - Тем более, почему ты убежала? Что плохого в этом для марсиан? Тамур
ошибся. И твой народ возродится вновь.
     Она засмеялась - смех ее был похож на безумное каприччио Паганини.  Я
прервал ее, прежде чем этот смех перешел в истерику.
     - Ты говоришь - возродится? Но как? - спросила она, потирая щеку.
     - Люди Марса живут долго. Если  наш  ребенок  родится  здоровым,  это
значит, что наши расы могут любить друг друга. Я уверен, что кроме тебя  у
твоего народа должны быть еще нормальные женщины.
     - Ты читал Книгу Локара, - сказала она, - зачем спрашивать об этом  и
меня? Смерть наша предрешена, и последователи Локара знают свою судьбу уже
давно. И уже давно они решили: "Мы создали все,  что  сумели,  мы  увидели
все, что  смогли,  мы  услышали  и  испытали  все,  что  можно  слушать  и
чувствовать. Танец был прекрасен. Теперь он завершился".
     - Ты не можешь верить в это!
     - Во что я верю - не имеет значния, - прошептала она. -  Смерть  наша
предрешена Матриархом и  Матерями.  Их  высокие  имена  кажутся  насмешкой
сейчас,  но  их  решение  будет  принято  всеми  как   должное.   Остается
единственное пророчество, но и оно лживо.. Мы умрем.
     - Нет, - сказал я.
     - Ты что-то предлагаешь?
     - Я возьму тебя с собой на Землю.
     - Я не могу.
     - В таком случае, пойдем со мной.
     - Куда?
     - В Тиреллиан. Я должен поговорить с Матерями.
     - Ты не сможешь! Сегодня вечером Церемония в Храме!
     Я расхохотался от злобы.
     - Церемония, посвященная богу, который сбил вас с ног, а потом двинул
ногой по зубам?
     - Он все еще наш Бог, - ответила она. - Мы все еще его народ.
     - Как вы напоминаете моего папеньку! - произнес я с отчаянием. - Но я
все-таки пойду, и ты пойдешь со мной, даже если мне  придется  всю  дорогу
нести тебя на руках. И ты не сможешь вырваться, ведь я сильнее тебя.
     - Но не сильнее Онтро.
     - Какой еще Онтро?
     - Он тот, кто остановит тебя, Гэллинджер. Он - Десница Малана.

                                    4

     Я направил джипстер той дорогой, которой добирался всегда. Я  ехал  к
М'Квайе. Бракса, сидящая в тускло  освещенной  кабине  с  розой  в  руках,
теперь словно ребенок баюкала на коленях цветок  и  молчала.  На  ее  лице
застыла святая сосредоточенность покорности и покоя.
     - Матери сейчас в Храме?
     Лицо Браксы не изменилось - оно хранило отблеск божественного света.
     - Да, - ответила она отрешенно, - но ты туда не войдешь.
     - Посмотрим.
     Я развернул джип и помог ей выйти.
     Я вел ее, крепко держа за руку, а она  двигалась  словно  сомнамбула.
При свете взошедшей луны глаза ее были такими, как в  тот  день,  когда  я
впервые увидел ее. А пальцы в моей руке - слабыми и беспомощными. Я открыл
дверь и вошел вместе с ней в комнату, полную сумерек и тишины. И в  третий
раз за этот вечер я услышал крик Браксы:  -  Не  трогай  его,  Онтро!  Это
Гэллинджер!
     Прежде мне не доводилось встречаться с мужчинами Марса, и я  не  имел
никакого представления о том, как они выглядят.
     На Онтро пришлось смотреть снизу вверх.
     Его обнаженный  торс  покрывали  бугры  родимых  пятен  и  шишковатые
наросты.
     "Нелады с железами", подумал я.
     До сих пор я считал  себя  самым  высоким  человеком  на  Марсе,  но,
похоже, ошибался - в Онтро было  верных  семь  футов.  Теперь  становилось
понятным, откуда взялась моя гигантская кроватка!
     - Убирайся, - спокойно сказал он мне. -  Она  пусть  войдет,  а  тебе
здесь делать нечего.
     - Мне нужно взять свои книги и вещи. Он  протянул  левую  руку,  и  я
посмотрел в том направлении, куда он указал. Все мои пожитки были  сложены
в дальнем углу.
     - Я должен войти, мне необходимо поговорить с М'Квайе и Матерями.
     - Ты не войдешь.
     - От этого зависит жизнь твоего народа.
     - Уходи, - проревел Онтро.  -  Возвращайся  домой  к  своему  народу,
Гэллинджер. Оставь нас!
     Мое имя в его устах звучало так непривычно,  словно  принадлежало  не
мне, а кому-то другому Сколько ему  лет?  Триста?  Четыреста?  Был  ли  он
стражем Храма всю свою жизнь? И зачем? От кого нужно  было  его  охранять?
Мне не понравилось, как  он  двигается.  В  прошлом  мне  уже  приходилось
встречать людей с таким же отточенным ритмом движений.
     - Уходи, - повторил гигант.
     Если они довели свое боевое искусство до такого же совершенства,  как
танец, или если их боевое искусство являлось частью танца, то моя проблема
могла стать неразрешимой.
     - Иди, - повернулся я к Браксе. - Отдай розу М'Квайе. Скажи, что  это
от меня, и еще передай, что я скоро приду сам.
     - Я сделаю, как ты просишь.  Вспоминай  меня  на  Земле,  Гэллинджер.
Прощай.
     Я не ответил, и она исчезла в темноте, унося с собой цветок.
     - Ну сейчас ты наконец уйдешь? - спросил  Онтро.  -  Если  хочешь,  я
скажу ей, что мы дрались и ты почти победил, но я неожиданным ударом  сбил
тебя с ног, а затем отнес на ваш корабль.
     - Нет! Или я пройду мимо тебя, или перешагну  через  твое  тело  -  в
любом случае тебе не остановить меня.
     Онтра слегка присел и развел руки в стороны.
     - Грех поднять руку на святого, - недовольно проворчал  он,  -  но  я
остановлю тебя, Гэллинджер.
     Моя память была подобна  окну,  заподнениому  туманом.  Но  внезапный
порыв ветра развеял его. И я вернулся на шесть лет назад.
     Я был студентом факультета восточных языков Токийского  университета.
Два вечера в неделю я посвящал отдыху - занятиям джиу-джитсу.  Я  вспомнил
себя в один из таких вечеров в стойке  кодокана  посреди  тридцатифутового
круга, в кимоно, перечеркнутом коричневым поясом. Я был  ик-киу,  на  одну
ступень ниже черного пояса. Коричневый иероглиф у  меня  на  груди  гласил
"джиу-джитсу".  Я  овладел  одним  из  приемов  этой  борьбы,   невероятно
подходящим к моим данным, которым и побеждал в поединках.
     Но в жизни я никогда не применял этот прием, к тому  же  у  меня  лет
пять не было никакой практики. Я чувствовал себя совершенно не в форме, но
попытался сосредоточить всего себя в  "цуки-но-кокоро"  -  "сердце  луны",
представляя себя луной, целиком отразившейся в Онтро.
     И голос из прошлого сказал мне: - Хаджиме - начинайте.
     Я принял стойку неко-аси-даси - кошачью, и  в  его  глазах  мелькнуло
удивление. Он осторожно отступил назад, а я в это мгновение сделал шаг ему
навстречу.
     Мой коронный удар!
     Левая нога взлетела вверх, словно лопнувшая пружина. В семи футах над
полом она встретилась с его челюстью в тот самый  миг,  когда  он  пытался
уйти от удара.
     Голова Онтро запрокинулась, и он упал как подкошенный. Улыбка исчезла
с его губ. Все идет как надо, подумал я. Мне очень жаль, старина.
     Но когда я перешагивал через поверженного гиганта, он, хотя и был без
сознания, каким-то образом схватил меня и повалил на пол. Ни за что бы  не
поверил, что после такого удара у него еще останутся силы продолжать  бой.
Я был вынужден ударить снова.
     Его рука обхватила мою шею прежде, чем я успел что-то понять.
     Ну нет! Нельзя погибать так бесславно!
     Казалось, на моем горле сомкнулся стальной обруч. И тут я понял,  что
действия его могучего тела не более чем рефлекс, выработанный бесконечными
годами тренировок. Однажды я уже видел такое. Человек умер из-за того, что
в бессознательном состоянии продолжал поединок, а его соперник решил,  что
нокаута нет и ударил еще раз.
     Но случается это редко, очень редко. Я уперся локтями в его  ребра  и
откинул назад голову.  Хватка  ослабла,  но  недостаточно.  Мне  очень  не
хотелось,  но  пришлось  сломать  ему  мизинец.  Руки   разжались,   и   я
освободился. Он лежал неподвижно, лицо  его  было  бледно,  как  мел.  Все
лучшее в моей душе стремилось к  поверженному  гиганту,  защищавшему  свой
народ, свою религию и виновному лишь в выполнении приказа. Как  никогда  я
был зол на себя за то, что не прошел мимо Онтро, а перешагнул через него.
     Я подошел к своим вещам, уселся на ящик с аппаратурой и закурил.
     Нельзя входить в Храм до тех пор, пока не успокоится дыхание  и  пока
мне не придет в голову, что сказать им.
     Как убедить целый народ не совершать самоубийства. А вдруг...
     ... Вдруг это уже произошло? И что будет,  если  я  прочту  им  книгу
Экклезиаста?  Если  я  открою  им  еще  более  великое  произведение,  чем
созданное Локаром, - но мрачнее и беспросветнее, если  я  скажу,  что  мой
народ не послушал даже этого великого  поэта,  что  отказ  от  его  учения
возродил нас и привел к Небесам... - быть может, они поверят мне и изменят
свое решение?
     Я раздавил окурок о мозаичный пол и достал блокнот, чувствуя, как  во
мне начинает закипать странная ярость.
     И я направился в Храм читать Черную Проповедь по Гэллинджеру из Книги
Жизни - и темнота окружала меня и была во  мне.  М'Квайе  нараспев  читала
Локара, и роза в правой руке прятала ее глаза. Я вошел.
     Сотни босых людей сидели на полу. Мужчин было немного, и  ростом  они
не превосходили женщин. Я не снял обувь. Ну, вперед, - усмехнулся я. -  Со
щитом или на щите!
     Дюжина старух замкнула М'Квайе в полукруг. Те самые Матери.
     Бесплодная планета, иссохшие лона, зола и прах. Я направился прямо  к
ним.
     - Умирая сами, вы  обрекаете  на  смерть  и  свой  народ.  Эти  люди,
возможно, не знали того, что испытали вы - радостей и  печалей,  и  всего,
что делает жизнь жизнью... Но это  неправда,  что  вы  должны  умереть,  -
теперь я обращался ко всем, - ибо те, кто  требуют  гибели,  лгут.  Бракса
знает это - знает и носит ребенка...
     Они  продолжали  сидеть  все  так   же   безмолвно,   подобно   рядам
бесстрастных Будд. Лишь М'Квайе вздрогнула и отступила внутрь полукруга.
     - ... моего ребенка! - продолжил я.  Интересно,  как  оценил  бы  эту
проповедь отец? - ... И все ваши молодые женщины могут  рожать.  Бессильны
только ваши мужчины. А  если  вы  позволите  врачам  следующей  экспедиции
обследовать вас, возможно, удастся помочь и мужчинам. Но  если  помочь  им
уже нельзя, то вы сможете рожать детей от землян.
     А мы не ничтожный народ с окраины Вселенной. Тысячи лет  назад  Локар
нашего мира создал книгу, утверждающую,  что  все  мы  -  ничтожества.  Он
говорил то же, что и ваш, но мы  не  поверили  ему  -  вопреки  эпидемиям,
войнам и голоду. Мы выжили. Мы одну за другой победили болезни,  накормили
голодных, покончили с войнами и уже  давно  живем  без  них.  И  возможно,
когда-нибудь мы победим их бесповоротно.
     Мы преодолели миллионы миль пустоты. Достигли иного мира. А наш Локар
говорил: "Что пользы человеку от трудов  его,  которыми  трудится  он  под
солнцем?"
     И тайна в том, - я понизил' голос до полушепота, - что он  был  прав!
Это суета,  это  гордыня!  Высокомерный  рационализм  всегда  нападает  на
пророков, мистиков, богов. Это  наше  богохульство,  которое  сделало  нас
великими, которое поддерживает нас в  настоящем  и  поддержит  в  будущем,
богохульство, которого боги втайне ждут  от  нас.  Трижды  богохульство  -
произносить истинно священные имена Божий!
     Пот заливал мне глаза, и на миг я замолк. Но только на миг.
     - Вот книга Экклезиаста, - сказал я и начал: -  Суста  сует,  говорит
Проповедник, суета сует, все суета. Что пользы человеку...
     И тут я увидел Браксу, восхищенную и сосредоточенную.
     Больше всего на свете хотел бы я знать, о чем она думает сейчас.
     ... А я опутывал себя в часы ночи, словно в черную нить...
     О,  это  было  долго!  Пришел  день,  а  я  все  говорил.  Я  дочитал
Экклезиаста и продолжил тем, что мог добавить сам.
     Когда я закончил и это, вокруг по-прежнему стояла тишина.
     Будды так и не пошевелились. А затем М'Квайе подняла  правую  ладонь.
Одна за другой Матери сделали то же самое.
     Я понял, что это значит.
     Довольно. Перестань. Остановись.
     Это значит, что я проиграл.
     Что все было напрасно.
     Я медленно вышел из комнаты и тяжело опустился  на  пол  возле  своих
вещей.
     Онтро исчез. Хорошо, что я не убил его тоща...
     Минула еще тысяча лет, и в комнату вошла М'Квайе.
     Она произнесла: - Твоя работа закончена.
     Я не пошевелился.
     - Пророчество сбылось, - продолжала  она.  -  Мой  народ  ликует.  Ты
победил, святой человек. Теперь покинь нас.
     Мой разум в это мгновение напоминал  проколотый  воздушный  шарик.  Я
вдохнул в него немного воздуха.
     - Я не святой, -  сказал  я,  -  всего  лишь  второразрядный  поэт  с
непомерным самомнением.
     В руке у меня дымилась последняя сигарета.
     - Что это за пророчество, Матриарх?
     - Прорицание Локара, - ответила она так, словно никаких объяснений не
требовалось, - о том, что с Небес придет святой, чтобы спасти  нас  в  наш
последний час, когда все танцы Локара будут завершены. Он победит  Десницу
Малана и принесет нам жизнь.
     - Как?
     - Как с Браксой и как теперь в Храме.
     - Теперь?
     - Ты прочел нам слова столь же великие, как слова Локара.  Ты  сказал
нам, что нет ничего нового под солнцем. Но ты сам же высмеял эти  слова  и
показал нам нечто иное.
     На Марсе никогда не было цветов, - помолчав добавила она, - но теперь
они будут здесь расти. Ты святой насмешник,  Тот-кто-пришел-насмехаться-в-
Храме. Ты наступил обутыми ногами на священные мозаики.
     - Но вы же сказали "нет", - ответил я.
     - Я наложила запрет на наше первоначальное решение и  позволила  жить
ребенку Браксы.
     Сигарета выпала у меня тлз рук. Как мало я знал!
     - А Бракса?
     - Ее выбрали полпроцесса назад исполнять танцы - и ждать тебя.
     - Но она говорила, что Онтро остановит  меня!  М'Квайе  долго  стояла
молча.
     - Бракса никогда не верила в пророчество, и теперь  ей  очень  плохо.
Она убежала,  боясь,  что  предсказание  сбудется.  А  когда  ты  закончил
говорить и мы вынесли решение, она узнала, что пророчество сбылось.
     - Значит, она не любит меня? И никогда не любила?
     - Сожалею, Гэллинджер. Это та часть ее долга, которую она  не  смогла
исполнить.
     - Долг, - повторил я потерянно. - Долг-долг-долг! Тра-ля-ля!
     - Бракса простилась с тобой и видеть тебя снова  она  не  желает.  Мы
никогда не забудем твоей науки.
     - Нет, - механически произнес я, припоминая, что в основе всех  чудес
лежит парадокс. Я ведь не верил ни одному слову своей проповеди. Никогда.
     Я качался как пьяный и тупо повторял: - М'нарра.
     Потом вышел наружу, где светило тусклое солнце моего  последнего  дня
на Марсе.
     Я победил тебя.. Малая, но эта победа-твоя! Спи безмятежно  на  своем
ложе из звезд. Черт бы тебя побрал!
     Я прошел мимо джипа и побрел к "Аспику", оставляя  за  спиной  долгий
путь с невыносимой ношей жизни. Вошел в свою каюту, запер дверь  и  принял
сорок четыре таблетки снотворного.
     Очнулся я в госпитале.
     Чувствуя, как далеко внизу вибрируют двигатели, я  медленно  встал  и
кое-как добрался до иллюминатора.
     Подернутый мутью Марс раздувшимся животом висел надо мной,  затем  он
растопился, перетек через край и выплеснулся сиянием мне в лицо.

                              Роджер Желязны

                           БОЖЕСТВЕННОЕ БЕЗУМИЕ

             Перевод с английского М. Денисова и С. Барышевой

     "...Мое?  изумлении  в  застывшим,  слушателям  оскорбленным  подобно
замереть их заставляет и звезды блуждающие заклинает скорби слово Чье..."
     Он выпустил дым сквозь сигарету, и она стала длиннее.
     Он взглянул на часы и увидел, что их стрелки идут обратно.
     Часы показывали 10:33 вечера, возвращаясь к 10:32.
     Затем пришло чувство, близкое к отчаянию, и  он  вновь  осознал,  что
бороться с этим бессмысленно. Он был в ловушке и пятился назад, минуя  всю
последовательность  своих  прошлых  действий.  Случилось   так,   что   он
неосторожно пропустил предупреждение.
     Обычно мир вокруг него разбивался на радужные  осколки,  как  бывает,
когда смотришь сквозь призму, его тело словно пронзал разряд  статического
электричества, затем приходила вялость и  наступал  момент  нечеловеческой
ясности восприятия...
     Он перелистывал страницы, и глаза его бегали  по  строчкам  -  справа
налево, снизу вверх.
     "? силу такую несет печаль чья, он Кто"
     Он беспомощно следил за собственным телом.
     Сигарета вернулась к полной длине.  Он  щелкнул  зажигалкой,  которая
секундой раньше вобрала в себя  язычок  пламени,  и  втряхнул  сигарету  в
пачку.
     Он зевнул, сделав сначала выдох, а затем - вдох.
     "Все это нереально", - уверял его врач. Это было его бедой, необычной
формой эпилепсии, проявляющейся в странном синдроме.
     Приступы  бывали   и   раньше.   Диалантин   не   помог.   Это   была
посттравматическая  локомоторная  галлюцинация,  вызванная  депрессией   и
усиленная бесконечными повторами. Так ему объяснили.
     Но он не верил в это и  не  мог  поверить  -  после  двадцати  минут,
прошедших в обратном направлении, после того, как  он  поставил  книгу  на
полку, встал, попятился через комнату к шкафу, повесил пижаму, снова надел
рубашку и брюки, в которых ходил весь день, спиной подошел к бару,  глоток
за  глотком  выбулькал  из  себя  охлажденный  мартини,  пока  стакан   не
наполнился до краев, не уронив при этом ни капли.
     Вернулся вкус маслины... и затем все изменилось.
     Секундную стрелку на его часах потащило в правильном направлении.
     Было 10:07.
     Он почувствовал, что может двигаться свободно.
     И снова выпил свой мартини.
     Теперь, если бы что-то принуждало его  снова  повторить  те  двадцать
минут, он должен был надеть пижаму и постараться читать. Вместо  этого  он
смешал еще один коктейль.
     Теперь прежняя последовательность была нарушена.
     Теперь ничто не могло произойти так, как случилось и... не случилось.
     Теперь все было иначе.
     Все доказывало, что обратное время было галлюцинацией.
     Даже представление о  том,  что  в  каждом  направлении  это  длилось
двадцать  шесть  минут,   было   лишь   попыткой   подсознания   объяснить
необъяснимое.
     Ничего этого просто не было.
     ...Не надо бы пить, - решил он. - Это может вызвать приступ.
     Истина - в безумии, вот в чем штука... Вспоминая, он пил.
     Утром, проснувшись поздно, он, как обычно, не стал завтракать,  выпил
две таблетки аспирина, принял чуть теплый душ, залпом проглотил чашку кофе
и вышел на улицу.
     Парк, фонтан, дети со своими корабликами, трава, пруд - он  ненавидел
все это; а вместе с этим - утро, солнечный свет и голубые проплешины  неба
в высоких облаках.
     Он сидел и ненавидел. И вспоминал.
     Он решил, что если оказался на грани безумия,  то  больше  всего  ему
хочется погрузиться в него до конца,  а  не  метаться,  пытаясь  соединить
расколотый на две половины мир.
     И он помнил, почему именно так, а не иначе.
     Но утро было ясным, слишком ясным и воскрешающим все четким  и  ярким
огнем зеленой весны под знаком апрельского Овна...
     Он смотрел, как ветер сгоняет остатки зимы к серому забору, и  видел,
как он подталкивает кораблики через пруд, чтобы  оставить  их  на  грязной
отмели, истоптанной детскими ногами.
     Фонтан раскрыл свой холодный зонтик над зелеными медными  дельфинами,
и солнце сверкало в нем, а ветер о чем-то говорил его струями.
     Птицы на асфальте расклевывали конфету, прилипшую к красной обертке.
     Воздушные змеи  покачивали  хвостами,  ныряли  вниз,  затем  взмывали
снова,  когда  дети  дергали  за  невидимые  бечевки.  Телефонные  провода
перепутались с деревянными строениями и  клочьями  бумаги,  как  сломанные
скрипичные ключи.
     Он ненавидел и телефонные провода, и  воздушных  змеев,  и  детей,  и
птиц.
     Но искреннее всего он ненавидел себя.
     Способен ли человек отменить то, что уже произошло? Не мог же он  это
сделать?  Нет  под  луной  таких  чудес.  Он  мог  страдать,   вспоминать,
раскаиваться, проклинать или забывать. Больше  -  ничего.  В  этом  смысле
прошлое неизменно.
     Мимо прошла женщина. Он не успел увидеть ее лица,  но  светлая  волна
волос на плечах и стройность ее уверенных, легких ног,  ритмичное  цоканье
каблучков перехватили ему дыхание и заманили его взгляд в колдовскую  сеть
ее шагов, ее грации и чего-то еще, неуловимо созвучного с  его  последними
мыслями.
     Он успел привстать в тот момент, когда жесткий разряд  ударил  ему  в
глаза и фонтан стал вулканом, выплескивающим радуги.
     Мир застыл и потускнел, словно отгороженный от него толстым стеклом.
     ...Женщина прошла назад, и он слишком быстро опустил взгляд, не сумев
увидеть ее лица. Ад начался снова, понял он, когда летящие хвостами вперед
птицы промелькнули перед ним.
     Он отдался этому. Пусть это держит его, пока он  не  сломается,  пока
полностью не иссякнет, пока не останется в нем ничего...
     Он ждал, там, на скамье, следя, как  фонтан  всасывает  в  себя  свои
струи,  выгибая  их  в  широкую  дугу  над  неподвижными  дельфинами,  как
кораблики бегут назад через  пруд,  а  забор  очищается  от  заблудившихся
клочков бумаги, и как птицы, пощелкивая клювами, восстанавливают  конфету,
прилипшую к красной обертке.
     Лишь мысли его не нарушались,  а  тело  было  приковано  к  обратному
потоку времени.
     Он поднялся и пятясь вышел из парка.
     На улице мимо него задом прошел мальчик, всвистывая  в  себя  обрывки
шлягера.
     Он поднялся в свою квартиру, причем похмелье его усилилось, вылил  из
себя кофе, выглотнул две таблетки аспирина и  в  отвратительном  состоянии
лег в постель.
     - Ладно, будь что будет, - решил он.
     Слабо запомнившийся ночной кошмар  пробежал  в  обратном  направлении
через его сонное сознание, принося  всему  этому  незаслуженно  счастливый
конец.
     Когда он проснулся, было темно.
     Он был очень пьян.
     Пятясь, он прошел к бару и начал выглатывать  коктейль  в  тот  самый
стакан, из которого пил  ночью  раньте,  и  выливать  выпитое  из  стакана
обратно в бутылки. Разделить джин и вермут вообще не составило труда:  они
просто прыгали в воздух, когда он держал над баром открытые бутылки.
     И пока это продолжалось,  опьянение  его  становилось  все  слабее  и
слабее.
     Наконец он остановился перец первым мартини, и в этот момент на часах
было 10:07 вечера. Находясь внутри одной галлюцинации, он спрашивал себя о
другой. Пойдет ли сейчас время петля к петле, устремляясь вперед, а  затем
опять назад - по пути его предыдущего припадка?
     Нет.
     Все шло так, как будто того варианта просто не было.
     Он продолжал возвращаться вдоль своего вечера.
     Он поднял телефонную  трубку,  сказал  "до  свидания",  затем  заявил
Мюррею, что завтра снова не придет на работу,  послушал  немного,  опустил
трубку на рычаг и некоторое время смотрел на телефон, пока тот звонил.
     Солнце взошло на западе и люди ехали назад на работу.
     Он прочитал прогноз  погоды  и  страницу  новостей,  сложил  вечернюю
газету и вынес ее в прихожую.
     Припадок  был  длиннее  всех  предыдущих,  но  это  его  не   слишком
тревожило.  Он  обосновался  в  своей  галлюцинации  и  следил,  как  день
переходит в утро.
     На рассвете вернулось похмелье, и особенно плохо ему стало, когда  он
опять лег в постель.
     Проснулся он предыдущим вечером. И снова был сильно пьян. Он наполнил
выпитым накануне две бутылки, закрыл их пробками и запечатал. Он знал, что
вскоре возьмет их с собой в магазин и получит обратно деньги.
     Находясь в этом странном времени с извергающим перевернутые проклятья
и выплевывающим вино ртом и с глазами, читающими  справа  налево  и  снизу
вверх, он знал, что новые автомобили возвращаются в Детройт и  разбираются
на конвейерах, что мертвые пробуждаются в смертные муки и  что  священники
всего мира говорят, отбирая у своих прихожан слово Божие.
     Ему хотелось смеяться, но он не мог заставить свои губы сделать это.
     Он восстановил две с половиной пачки сигарет.
     Затем пришло новое похмелье, он лег  в  постель,  и  солнце  село  на
востоке.
     Крылатая колесница времени летела перед ним, когда он открыл дверь  и
сказал "до свидания" своим утешителям, а они сидели и уговаривали  его  не
убиваться так.
     И он плакал без слез, когда понял, что должно произойти.
     Несмотря на безумие, ему было больно...
     ...Больно, пока дни катились назад...
     ...Назад, неумолимо...
     ...Неумолимо, пока он не понял, что это уже близко.
     И мысленно заскрежетал зубами.
     Огромны были его горе и ненависть и любовь.
     Он был одет в черный костюм и выливал из  себя  стакан  за  стаканом,
пока люди где-то разрывали лопатами глину, которой была засыпана могила.
     Он подъехал на своей машине к  похоронному  бюро,  припарковал  ее  и
забрался в черный сверкающий лимузин.
     И все вместе они вернулись на кладбище.
     Он стоял среди друзей и слушал проповедника.
     ". праху ко прах; золе к Зола", - сказал этот человек, но какие слова
тут ни произноси, все равно получается одно и то же.
     Гроб положили на катафалк и возвратили в похоронное бюро.
     Он отсидел всю службу и  пошел  домой,  восстановил  бритвой  щетину,
загрязнил щеткой зубы и лег в постель.
     Проснувшись, он опять оделся в черное и вернулся в бюро.
     Все цветы снова были на месте.
     Друзья  со  скорбными   лицами   убрали   свои   подписи   из   книги
соболезнований и пожали ему руку. Затем они прошли внутрь,  чтобы  немного
посидеть и посмотреть на закрытый гроб. Потом они  еще  не  пришли,  и  он
остался наедине с директором похоронного заведения.
     Затем он остался с самим собой.
     Слезы текли вверх по его щекам.
     Его костюм и рубашка стали свежими и выглаженными.
     Он вернулся домой, разделся, взлохматил расческой волосы. День вокруг
него сжался в утро, и он вернулся в постель, чтобы проспать  наоборот  еще
одну ночь.
     Проснувшись предыдущим вечером, он понял, куда направляется.
     Дважды он напрягал все свои силы, чтобы  разорвать  ход  событий,  но
безуспешно.
     Он хотел умереть. Если бы он убил себя в  тот  день,  сейчас  ему  не
пришлось бы идти туда.
     ...Он думал о том  прошлом,  до  которого  осталось  меньше  двадцати
четырех часов.
     Прошлое подкралось к нему  тем  днем,  когда  он  повел  перевернутый
разговор о покупке гроба, могилы и похоронных принадлежностей.
     Затем он направился домой в самом сильном похмелье из  всех  и  спал,
пока не проснулся, чтобы выливать из  себя  стакан  за  стаканом  и  затем
вернуться в морг и пойти  назад  во  времени,  чтобы  повесить  телефонную
трубку перед тем вызовом, тем вызовом, что нарушил...
     ...Безмолвие его гнева своим звоном.
     Она была мертва.
     Сейчас она лежала среди обломков своей машины  где-то  на  девяностом
шоссе.
     Меряя комнату шагами, куря растущую сигарету, он знал, что она  лежит
там, окровавленная...
     ...Затем умирающая, после той аварии на скорости 90 миль в час.
     ...Затем живая?
     Затем невредимая вместе со своим автомобилем и опять живая? А  теперь
возвращающаяся домой с чудовищной скоростью, чтобы отхлопнуть дверь  перед
их последним объяснением? Чтобы кричать на  него  и  выслушивать  крики  в
ответ?
     Он рыдал без слов. Он мысленно ломал себе руки.
     Это не могло остановиться здесь! Нет, не сейчас!
     Все его горе и его любовь и ненависть к себе привели  его  сюда,  так
близко к тому мгновению...
     Это не должно кончиться сейчас!
     Затем он двинулся в гостиную, где ноги его вышагивали, губы извергали
проклятья, а сам он - ждал.
     Дверь открылась.
     Она всматривалась в него, и слезы смешались с размазанной тушью на ее
щеках.
     "! черту к иди и Ну", - ответил он. "! ухожу Я", - сказала  она.  Она
шагнула в прихожую, закрыв дверь. И торопливо повесила пальто в шкаф.
     ". считаешь так ты Если", - сказал он, пожав плечами.
     "! себя кроме, ком о ни думаешь не Ты", - крикнула она.
     "! ребенок как, себя ведешь Ты", - сказал он.
     "! прощения попросить бы хотя мог Ты"
     Глаза ее сверкнули, как изумруды, сквозь  пронзающий  разряд,  и  она
опять была живой и прекрасной. Мысленно он ликовал.
     Изменение пришло.
     - Ты мог хотя бы попросить прощения!
     - Я прошу прощения. Я виноват, - сказал он, сжав ее руку так, что она
не смогла бы ее вырвать, даже если бы и хотела. - Виноват. А  как  сильно,
ты никогда не узнаешь.
     - Иди ко мне, - и она подошла.

                              Роджер Желязны

                       ВЕЛИКИЕ НЕТОРОПЛИВЫЕ КОРОЛИ

                    Перевод с английского В. Ковалева

     Дракс и Дран восседали в Большом Тронном Зале планеты Глан, беседуя о
жизни. Монархи высочайшего интеллекта и соответствующей  наружности,  они,
будучи последними  из  оставшихся  в  живых  обитателей  Глана,  совместно
правили планетой и единственным  подданным  по  имени  Зиндром,  дворцовым
роботом.
     Последние четыре столетия (это  были  весьма  неторопливые  создания)
Дракс размышлял о возможности жизни на других планетах.
     - Дран, - промолвил он, обращаясь  к  собеседнику,  в  котором  мысли
соправителя стали вызывать легкое любопытство, - Дран, вот о чем я  думаю.
Жизнь на других планетах возможна.
     Пока Дран обдумывал свой ответ, их мир  совершил  несколько  оборотов
вокруг светила.
     - Верно,  -  согласился  он  наконец,  -  возможна.   По   прошествии
нескольких месяцев Дракс выпалил:
     - Если так, то нам следовало бы, пожалуй, отыскать ее.
     - Зачем? - осведомился Дран с не меньшей проворностью, что  позволило
Драксу заподозрить в нем тот же  ход  мыслей  и  заставило  выдавать  свои
утверждения  взвешенно  и  осторожно,  проверяя  каждое  слово  в   недрах
приплюснутой реторты своего черепа.
     - Наше королевство ныне совсем опустело, - заметил Дракс. -  Было  бы
неплохо иметь побольше подданных.
     Дран искоса взглянул на Дракса и медленно повернул голову. Он  закрыл
один глаз, прищурил другой, критически оценивая соправителя, который,  как
ему показалось, ничуть не изменился с тех пор, как он,  Дран,  смотрел  на
него в последний раз.
     - И то верно, - заметил он. - Что же мы, по-твоему, должны делать?
     В это время Дракс  повернулся  и,  изучая  Драна,  встретился  с  ним
взглядом.
     - Я думаю, нам следовало бы отыскать жизнь, ежели таковая  существует
на других планетах галактики.
     - Гм...
     Незаметно одно время года сменилось другим, и вскоре Дран сказал:
     - Позволь, я подумаю об этом, - и отвернулся. Любезно выждав немного,
Дракс кашлянул.
     - Ты обо всем подумал?
     - Нет.
     Дракс  усиленно  пытался  сосредоточиться   на   призрачной   полоске
голубоватого света, пересекающей зал во всех направлениях. Он ждал.
     - Зиндром! - позвал он наконец.
     Робот,  приспосабливаясь  к  хозяину,  замедлил  свои   движения   до
неподвижности статуи. В правой конечности у него был зажат пылесос.
     - Вы звали, о великий повелитель Глана?
     - Да, Зиндром, достопочтенный наш подданный.  Те  старые  звездолеты,
что были построены в лучшие дни, никогда не использовались, в состоянии ли
они еще послужить нам?
     - Я проверю, великий повелитель. Робот вроде бы слегка шевельнулся.
     - В наличии триста восемьдесят два, - доложил  он,  -  из  которых  в
рабочем состоянии четыре, великий повелитель. Я проверил все.
     - Дракс, - предупредил Дран, - ты опять 'превышаешь свои  полномочия.
Тебе следовало бы посоветоваться со мной,  прежде  чем  отдавать  подобные
распоряжения.
     - Прошу прощения, - сказал Дракс. - Я хотел как проще, да  ты  и  сам
решил бы, что лам нужна проверка звездолетов.
     - Ты верно угадал мое решение, - кивнул Дран, - но твоя  поспешность,
судя по всему, выдает скрытые замыслы.
     - Ничего, кроме блага королевства, - усмехнулся Дракс.
     - Вполне возможно. Однако в прошлый  раз  ты  тоже  говорил  о  благе
королевства, а случившаяся  в  результате  гражданская  смута  стоила  нам
нашего второго робота.
     - Мне  был  дан  урок,  и  я  запомнил  его.  Впредь  я  буду   более
рассудительным.
     - Надеюсь. А теперь насчет этой экспедиции... Какую  часть  галактики
ты намерен исследовать прежде всего?
     Пауза была несколько напряженной.
     - Я полагал, - пробормотал Дракс, - что экспедицию проведешь ты.  Как
более зрелый монарх, ты с  мудростью,  мне  пока  недоступной,  рассудишь,
какие из обитающих  в  галактике  существ  достойны  нашего  просвещенного
правления.
     - Да, но ты молод и  более  энергичен,  чем  я.  Ты  гораздо  быстрее
совершишь путешествие. - Дран подчеркнул слово "быстрее".
     - Мы могли бы полететь вдвоем, на разных кораблях, - предложил Дракс.
- Это было бы действительно быстро...
     Их жаркий спор внезапно был прерван металлическим голосом:
     - Владыки! - почтительно напомнил  Зиндром.  -  Произошел  полураспад
ядерного топлива, и сожалею, но вынужден доложить, что сейчас только  один
звездолет готов к полету.
     - Это решает дело, Дракс. Летишь ты. Для управления  нашим  последним
кораблем нужна твердая рука.
     - А ты останешься, чтобы разжечь смуту и узурпировать  власть?!  Нет,
полетишь ты! Немного погодя он вздохнул:
     - Полагаю, мы могли бы лететь вдвоем.
     - Прекрасно! Оставить королевство без присмотра! Вот то  мышление,  с
каким недолго погубить государство!
     - Владыки, -  сообщил  Зиндром,  -  осмелюсь  предположить,  что  еще
немного - и лететь будет не на чем.
     Монархи задумались над словами слуги, дивясь быстроте, с которой была
им выстроена логическая цепочка.
     - Хорошо, - рассмеялись они, - тогда мы повелеваем лететь тебе.
     Зиндром весьма учтиво откланялся и удалился из Большого Тронного Зала
планеты Глан.
     - Может быть, нам следует уполномочить Зиндрома создать свою копию? -
осторожно поинтересовался Дран. - Если бы у нас было  побольше  подданных,
наши дела шли бы лучше.
     - Ты что, забыл наше недавнее соглашение?  -  вскинулся  Дракс.  -  В
последнее время излишек роботов  способствовал  расколу,  и  кое-кто  стал
лелеять честолюбивые...
     Он растянул обличительную речь на годы, для пущей важности.
     - Не уверен, но, кажется, твой намек содержит подспудное обвинение, -
осторожно начал Дран.  -  Если  это  так,  позволь  мне  указать  на  твою
опрометчивость и напомнить, кто именно  был  автором  Пакта  о  сохранении
монороботной системы.
     - А ты не считаешь, что при множестве  органических  подданных  может
случиться всякое? - спросил Дракс.
     - Разумеется, - последовал ответ. - В природе  органических  созданий
сокрыт   некий   иррациональный   элемент,   который   делает   их   менее
ответственными при исполнении приказов,  чем  это  бывает  у  механических
слуг. Роботы, по крайней мере, безропотно исполнили наш приказ  уничтожить
друг друга. Безответственные же органические существа либо делают  это  не
спросясь, выказывая ужасную невоспитанность, либо  отказываются  выполнять
подобное, что свидетельствует о нежелании подчиняться.
     - И то верно, - усмехнулся Дракс, извлекая перл, хранившийся  у  него
для такого случая не одно тысячелетие. - Что касается органической  жизни,
единственное утверждение, которое можно сделать с определенностью, так это
то, что жизнь эта неопределенна.
     - Гм... - глазки Драна превратились в  щелочки.  -  Я  должен  слегка
поразмыслить.  Подобно  многим  твоим  словам,  сие  суждение,   по   всей
видимости, не чуждо завуалированной софистики...
     - Ничего такого, уверяю тебя. Просто плод долгих раздумий.
     - Гм...
     Течение мысли Драна было прервано появлением Зиндрома, представшего с
двумя трясущимися комочками в металлических руках.
     - Уже вернулся, Зиндром? Что там у тебя? Замедли их  движения,  чтобы
мы смогли рассмотреть наших новых подданных.
     - Они пребывают в  покое,  великие  владыки.  Движения,  доставляющие
неприятность сетчатке ваших глаз, производятся их дыханием. Большая порция
наркоза могла бы привести к смертельному исходу.
     - И тем не менее, - стал настаивать Дран,  -  нам  нужно  всесторонне
оценить наших новых подданных, для чего потребуется тщательно  рассмотреть
их. Успокой их получше.
     - Ты отдаешь приказ без...  -  начал  было  Дракс,  но  его  отвлекло
неожиданное появление двух волосатых двуногих.
     - Теплокровные? - поинтересовался он.
     - Да, повелитель.
     - У них слишком короткий срок жизни.
     - Правильно,  -  вставил  Дран.  -  Зато  теплокровные  очень  быстро
воспроизводят себя.
     - Это похоже на правду, - согласился Дракс. - Скажи мне, Зиндром, они
размножаются половым путем?
     - Да, владыка. У этих антропоидов имеется два разных пола, поэтому  я
взял по одному из каждого.
     - Ты поступил мудро. Где ты их нашел?
     - В нескольких миллиардах световых лет отсюда.
     - Отпусти обоих и доставь нам еще таких же. Существа исчезли. Зиндром
продолжал оставаться неподвижным.
     - У тебя есть горючее, необходимое для другого полета?
     - Да, мой повелитель. Недавно мне  удалось  синтезировать  достаточно
топлива.
     - Отлично. Робот удалился.
     - Какой вид государственного устройства нам лучше установить на  этот
раз? - спросил Дракс.
     - Давай взвесим доводы за и против каждого вида.
     - Что ж, взвесим...
     В разгар дискуссии возвратился Зиндром и застыл, дожидаясь, пока  его
заметят.
     - В чем дело, Зиндром? Ты что-нибудь забыл?
     - Нет, великие повелители. Когда я вернулся на планету,  откуда  мной
были взяты первые экземпляры, я обнаружил, что эта  раса  достигла  уровня
развития, при котором смогла овладеть процессами расщепления ядра и затем,
начав атомную войну, истребила сама себя.
     - Это было  крайне  неосмотрительно  с  их  стороны,  хотя,  впрочем,
неудивительно для природы теплокровных.
     Зиндром чуть изменил положение.
     - Ты хочешь еще что-то сказать?
     - Да, великие владыки. Две особи, которых я отпустил, размножились  и
теперь расселяются по всей планете Глан.
     - Тебе надо было поставить нас в известность!
     - Да, великие повелители. Но я отсутствовал, и...
     - Они сами должны были доложить!
     - Владыки, боюсь, они не подозревают о вашем существовании.
     - Как могло случиться такое? - осведомился Дран.
     - Владыки, и  дворец,  и  мы  погребены  под  многочисленными  слоями
осадочных отложений. Геологические смещения...
     - Тебе приказано поддерживать дворец в порядке и очищать его от пыли,
- отчитал робота Дран. - Опять убиваешь время на пустяки?
     - Нет, великие повелители! Все это  произошло  в  мое  отсутствие.  Я
немедленно займусь уборкой.
     - Сначала, - потребовал Дракс, - скажи нам, что  еще  совершили  наши
подданные, скрыв это от нас?
     - Не так давно, - заметил робот, - они научились выплавлять  металлы.
Вернувшись, я  заметил,  что  у  них  появились  металлические  орудия.  К
несчастью, они употребляли их для взаимной резни.
     - Ты хочешь сказать, - вскричал Дран,  -  что  в  королевстве  возник
раздор?!
     - Увы, мой повелитель.
     - Я не потерплю среди моих подданных недозволенного насилия!
     - Наших подданных, - поправил  Дракс,  многозначительно  взглянув  на
соправителя.
     - Наших  подданных,  -  согласился  Дран.  -  Мы  должны  действовать
немедленно! Согласен?
     - Согласен.
     - Я отдам распоряжение,  отныне  запрещающее  им  заниматься  делами,
ведущими к кровопролитию.
     - Я полагаю, ты имеешь в виду совместное воззвание, - заключил Дракс.
     - Разумеется.  Я  не  хотел  умалить  тебя,   просто   был   потрясен
критическим состоянием общества.  Мы  составим  официальный  указ.  Пускай
Зиндром принесет нам перо и бумагу.
     - Зиндром, принеси...
     - Они у меня, мои повелители.
     - Теперь дай нам подумать. Как мы сформулируем?..
     - Быть может, я очищу дворец, пока ваши величества...
     - Нет, подожди здесь! Указ будет кратким и по существу.
     - Э-э-э... "Сим постановляем..."
     - Не забудь наши титулы.
     - Хорошо. "Мы, ныне царствующие монархи Глана, удостоившие  подписать
сей Указ, настоящим повелеваем..."
     Слабая волна  гамма-излучения  незримо  пронеслась  по  залу.  Верный
Зиндром тут же установил причину и безуспешно попытался привлечь  внимание
монархов. Наконец он оставил это занятие и замер в ожидании.
     - Ну вот, - согласились властители,  подписывая  документ.  -  Теперь
можешь нам  сообщить,  что  там  у  тебя,  Зиндром.  Говори  покороче-тебе
надлежит сейчас же зачитать Указ нашим подданным.
     - Уже поздно, великие повелители. Пока вы писали указ, эта раса также
развилась до уровня цивилизованных государств, овладела ядерной энергией и
уничтожила себя.
     - Какие дикари!
     - Безответственность, присущая теплокровным!
     - Можно ли мне теперь отправиться убирать дворец, великие владыки?
     - Сейчас, Зиндром, сейчас. Предлагаю все-таки  сдать  указ  в  архив,
чтобы использовать его в будущем, если случится что-нибудь подобное.
     Дран кивнул:
     - Я согласен. Мы так  постановляем.  Робот  принял  рассыпающийся  от
ветхости лист и пропал из виду.
     - Ты знаешь, - промолвил в  задумчивости  Дракс,  -  на  поверхности,
должно быть, осталось немало радиоактивного материала...
     - Вероятно.
     - Он может послужить нам топливом для следующей экспедиции...
     - Возможно.
     - На этот раз мы могли бы поручить Зиндрому доставить нечто  с  более
длительным сроком жизни и осмотрительным характером - что-нибудь поближе к
нам самим.
     - Это вызывает опасения. Может,  нам  стоит  отказаться  от  Пакта  о
сохранении монороботной  системы  и  приказать  Зиндрому  произвести  себе
подобных? Под строгим надзором, конечно.
     - Это тоже по-своему опасно.
     - Во всяком случае,  мне  нужно  хорошенько  поразмыслить  над  твоим
предложением.
     - А мне над твоим.
     - Хлопотный выдался денек, - зевнул Дран. - Неплохо бы вздремнуть.
     - Твои слова мудры.
     И мощный храп двух ящеров донесся из Большого Тронного  Зала  планеты
Глан.

                              Роджер Желязны

                                 ЛЮЦИФЕР

             Перевод с английского М. Денисова и С. Барышевой

     Карлсон стоял на холме посреди тишины вымершего города. Он смотрел на
Здание, - громаду, на фоне которой казались короткими иглы  небоскребов  и
крохотными - детские кубики отелей и бывших жилых уровней, скучившихся  на
многие мили вокруг. Необъятное, как гора, оно  преломляло  лучи  кровавого
солнца - как раз на половине его высоты багряный цвет перетекал в золотой.
     Внезапно Карлсон почувствовал, что ему не стоило возвращаться.
     Прошло больше двух лет с того дня, когда он в последний раз был здесь
и в последний раз понял это. Сейчас он хотел одного - вернуться в горы. Он
взглянул  -  и  этого  было  достаточно.  Но  Карлсон  все  стоял,  словно
гигантская тень, накрывавшая всю долину, приковывала  его  к  себе.  Затем
повел жирными плечами в  тщетной  попытке  стряхнуть  воспоминания  о  тех
временах пяти (или шести?..) летней давности,  когда  он  работал  в  этом
громадном сооружении.
     И проделал остаток пути вверх  по  холму  -  чтобы  войти  в  высокие
тяжелые двери.
     Шарканье его сплетенных  из  древесных  волокон  сандалий  отдавалось
негромким эхом, когда он пересекал гулкие пустые залы и  шел  по  длинному
коридору к бегущим дорожкам.
     Дорожки, конечно, никуда не бежали. Не  было  тысяч  людей,  когда-то
спешивших по ним, не осталось  вообще  никого,  кто  мог  бы  спешить.  Их
глубокое утробное урчание было всего  лишь  воспоминанием  в  его  голове,
вернувшимся, когда он поднялся на одну из них и двинулся в темные  глубины
Здания.
     Оно походило на мавзолей. Казалось, сейчас в нем не было ни стен,  ни
потолка, только мягкое "пат-пат" его подметок по эластичной ткани.
     У перекрестка Карлсон  поднялся  на  поперечную  ленту,  инстинктивно
задержавшись на мгновение, ожидая, когда та почувствует его  вес  и  мягко
двинется вперед.
     Затем тихо рассмеялся и пошел дальше.
     Около лифта он свернул направо и шел, пока память не  привела  его  к
узкой лестнице. Взвалив на плечо свой сверток, он начал долгое восхождение
в темноте.
     Войдя в Энергетический зал, он зажмурился от света, резко  ударившего
ему  в  глаза.  Пробиваясь  сквозь  сотни  высоких  окон,  солнце  тонкими
струйками сочилось на пыльное оборудование, заполнявшее многие акры.
     Карлсон привалился к стене и закрыл глаза. Затем,  отдышавшись,  стер
пыль с рабочего стола и положил свой сверток.
     Потом ему стало душно, и он снял выгоревшую рубашку. Тряхнул головой,
убирая волосы с глаз, и  двинулся  по  металлической  лестнице  туда,  где
стояли генераторы, - ряд за рядом,  словно  армия  мертвых  черных  жуков.
Только беглый осмотр их всех занял у него шесть часов.
     Он выбрал три  генератора  во  втором  ряду  и  принялся  внимательно
обрабатывать один  за  другим,  чистить,  припаивать  оборванные  провода,
смазывать и очищать от пыли, паутины и кусков треснувшей изоляции.
     Ручьи пота заливали глаза, сбегали  по  бокам  и  ляжкам,  проливаясь
мелкими каплями на горячий пол и мгновенно высыхая.
     Наконец он отложил щетку, поднялся по лестнице и  вернулся  к  своему
свертку. Вытащил одну из бутылок с  водой  и  опорожнил  наполовину,  съел
кусок вяленого мяса и допил  воду.  После  этого  он  позволил  себе  одну
сигарету и вернулся к работе.
     Когда стемнело, ему пришлось остановиться. Он собирался  лечь  здесь,
но зал был слишком душным. Поэтому он отправился вниз и спал под  звездами
на крыше приземистого здания у подножия холма.
     Ремонт генераторов занял у него еще  два  дня.  Затем  он  взялся  за
огромную радиосистему. Она была в более приличном состоянии - в  последний
раз  Карлсон  включал  ее  два  года  назад,  тогда  как  генераторы,   за
исключением тех трех, что он сжег в  прошлый  раз,  бездействовали  больше
пяти (или шести?) лет.
     Он паял, чистил и проверял, пока не увидел, что генераторы в  порядке
и большего нельзя требовать ни от  себя,  ни  от  них.  Теперь  оставалось
последнее.
     Все уцелевшие роботы стояли, застыв на  половине  движений.  С  тремя
сотнями  фунтов  энергокуба  Карлсону  предстояло  побороться  без  всякой
помощи. Если ему удастся перетащить его на тележку не поранив рук,  то  он
сможет без особого труда переправить его к Воспламенителю.
     Затем куб надо будет каким-то  образом  поместить  внутрь.  Два  года
назад он едва не надорвался, но теперь надеялся, что в этот раз будет хоть
немного сильнее - и удачливее.
     Очистка шкафа Воспламенителя заняла  десять  минут.  Затем  он  нашел
тележку и покатил ее в дальний конец зала. Один куб  покоился  на  станине
приблизительно в восьми дюймах над  тележкой.  Карлсон  опустил  тормозные
колодки  и  обошел   вокруг:   куб   лежал   на   наклонной   поверхности,
поддерживаемый  двухдюймовым  металлическим  стопором.  Он  ухватился   за
стопор, но тот был накрепко прикручен к станине.
     Вернувшись в зал, Карлсон отыскал ящик с  инструментами,  где  был  и
гаечный  ключ.  Затем  опять  перешел  к  станине  и  принялся   методично
откручивать гайки.
     На четвертой гайке стопор не выдержал. Раздался ужасающий скрежет,  и
Карлсон отскочил, выронив инструмент.
     Куб заскользил вперед, снес бесполезный теперь стопор,  на  мгновение
приостановился и с оглушительным  грохотом  рухнул  на  тяжелую  платформу
тележки. Под его весом платформа прогнулась и  начала  сминаться;  колеса,
схваченные колодками, подались на несколько дюймов вперед.  Куб  продолжал
скользить, пока не выдвинулся на полфута за край тележки. Потом задрожал и
остановился.
     Карлсон вздохнул и ногой  выбил  колодки,  готовый  отпрыгнуть,  если
тележка вдруг покатится на него. Но та стояла.
     Осторожно направляя ее в проходы между  рядами  генераторов,  Карлсон
наконец дотащился до Воспламенителя Там он дал себе  небольшую  передышку,
чтобы глотнуть воды и выкурить  сигарету.  Потом  отыскал  лом,  небольшой
домкрат и длинную металлическую пластину.
     Пластиной он как мостом соединил платформу тележки и шкаф  -  дальний
конец пластины уперся в выступ дверной коробки Воспламенителя.
     Убрав тормозные колодки задних колес, Карлсон вставил домкрат и начал
медленно поднимать край тележки. Работать пришлось одной рукой - в  другой
он держал наготове лом.
     Приподнявшись,  тележка  заскрипела,  но  скрип  заглушил  неприятный
скребущий звук - куб тронулся. Пришлось работать быстрее.
     С лязгом,  напоминающим  удар  треснувшего  колокола,  куб  сполз  на
пластину и заскользил влево. Карлсон изо всех сил  уперся  в  него  ломом,
пытаясь задержать, но тот все-таки зацепил левый край дверной рамы шкафа и
застрял.
     Шире всего щель между  кубом  и  рамой  оказалась  внизу.  Трижды  он
вставлял в нее лом и  наваливался  всем  телом,  пока  постепенно  куб  не
продвинулся внутрь Воспламенителя.
     И тут Карлсон засмеялся. Он хохотал, пока не  почувствовал  слабость.
Он уселся на сломанную тележку и сидел, болтая ногами и смеясь над  собой,
пока звуки,  вырывавшиеся  из  его  горла,  не  показались  ему  чужими  и
неуместными. Тогда он резко оборвал смех и захлопнул дверь шкафа.
     Панель управления радиосистемы глядела  на  него  тысячей  немигающих
глаз.  Карлсон  пощелкал  переключателями   и   последний   раз   проверил
генераторы.
     После этого он поднялся по узким ступенькам и подошел к окну.
     Нужно было еще немного подождать пока стемнеет, и он двинулся от окна
к окну, нажимая кнопку "открыть" под каждым подоконником.
     Затем дожевал остатки мяса, выпил бутылку воды и  выкурил  целых  две
сигареты. Сидя на ступеньках, он думал о тех  днях,  когда  работал  здесь
вместе с Келли, Мерчисоном и Дижински, закручивая хвосты электронам,  пока
те не взвывали и не прыгали через стены, удирая в город...
     Часы! Он вдруг вспомнил о них - на стене слева от двери, застывших на
9 часах 33 минутах - и сорока восьми секундах.
     Он принес раздвижную лесенку, поднялся по ней к  циферблату  и  одним
движением смахнул пыль с его скользкого, гладкого лица.
     Теперь Карлсон был готов.
     Он прошел  к  Воспламенителю  и  перекинул  рубильник.  Где-то  ожили
батареи, и когда в темноте шкафа тонкий острый стержень  проткнул  красный
круг в стене куба, он услышал щелчок.  Услышал  и  помчался  по  лестнице,
размахивая руками, хватаясь за перила, затем подбежал к окну и - ждал.
     - Боже, - шептал он, - не дай им взорваться! Пожалуйста, не...
     Темную вечность спустя генераторы начали  жужжать.  До  него  донесся
треск и шорох помех с пульта радиосистемы, и он зажмурился.  А  затем  все
звуки умерли.
     Он открыл глаза, когда вокруг него  скользнули  вверх  окна  -  сотня
высоких окон. Незрячие  глаза  пульта  вспыхнули  и  уставились  снизу  на
Карлсона, но он этого не заметил.
     Он смотрел вниз, как зритель во время спектакля. И - видел город. Его
город.
     Внизу сияли огни, не похожие на звезды. Огни затмевали их.  Они  были
созвездием, воплощенным этим городом,  где  жили  люди,  построившие  свои
дома. Из  разрозненных  огней  создавалась  звездная  карта:  ровные  ряды
уличных фонарей, реклам, светящихся  окон  в  коробках  зданий,  случайный
пасьянс ярких квадратов, пробегающих  по  стенам  небоскребов,  прожектор,
царапающий острием луча облака над городом.
     Он бросился к другому окну, и вечерний  бриз  растрепал  его  бороду.
Далеко внизу жужжали движущиеся дорожки; он услышал  их  невнятный  шепот,
доносящийся из глубоких каньонов города. И  он  представил  себе  людей  в
своих домах, в театрах и барах - беседующих  друг  с  другом,  предающихся
обычным  развлечениям,  обнимающих  друг  друга,  играющих  на  кларнетах,
поглощающих ужин. Спящие робомобили проснулись и помчались наперегонки  по
эстакадам; шум города  рассказал  ему  всю  долгую  историю  службы  своим
обитателям. А небо над ним казалось вращающимся колесом; и город  был  его
осью, а вселенная - ободом.
     ...Огни вдруг померкли, став желтыми и тусклыми,  и  он  торопливо  и
безнадежно перешел к другому окну.
     - Нет! Не так быстро! Подождите хоть немного! - всхлипнул он.
     Но окна уже закрылись сами собой, и огни  погасли.  Он  долго  стоял,
всматриваясь в остывшую золу. А потом запах озона достиг его ноздрей и  он
увидел голубоватое сияние вокруг умирающих генераторов.
     Он пересек зал и спустился к лестнице, которую оставил у стены.
     Прижавшись лицом к  стеклу  часов  и  долго  всматриваясь,  он  сумел
различить стрелки.
     Девять тридцать пять и двадцать одна секунда.
     - Ты слышишь? - крикнул  он,  грозя  кулаком  кому-то  невидимому.  -
Девяносто три секунды! Я дал тебе жизнь на целых девяносто три секунды!
     Затем закрыл лицо руками и позволил тишине сгуститься вокруг него.
     Долгое время спустя он прошел вниз по ступеням лестниц и дальше -  по
остановившимся дорожкам и  длинному  коридору-прочь  из  Здания.  И  уходя
обратно в горы, он обещал себе - снова и снова - что никогда не вернется.

                              Роджер Желязны

                            МУЗЕЙНЫЙ ЭКСПОНАТ

                     Перевод с английского Е. Гаркави

     Когда действительность убедила Джея Смита, что искусству нет места  в
пустом и легкомысленном мире, Джей Смит решил оставить  этот  мир.  Однако
брошюра "Йога - Путь к Освобождению", выписанная им по почте за 4  доллара
и 98 центов, не помогла ему освободиться от уз обыденности. Напротив,  она
даже  усугубила  зависимость  Джея  Смита,  уменьшив   его   покупательную
способность на 4 доллара и 98 центов - а хлеб насущный в этом  мире,  увы,
приходится покупать.
     Сосредоточившись в позе лотоса, Смит углубленно созерцал свой  пупок,
- но это приближало его не к освобождению, а только  к  осознанию,  что  с
каждым новым днем пупок неуклонно приближается к позвоночнику. И если идею
Нирваны можно счесть  вполне  эстетичной,  то  идею  самоубийства  таковой
назвать трудно (притом на самоубийство не у всякого хватит духу,  -  да  и
откуда взяться крепкому духу в немощном теле?). Поэтому  посредством  ряда
изящных рассуждении Смит отказался от этой мысли.
     - Как легко лишить себя жизни в идеальной обстановке! -  вздыхал  он,
меланхолично откидывая со лба золотистые  пряди  (отросшие,  по  очевидной
причине, до внушительной классической длины). Воображаю толстого стоика  в
его мраморной ванне: вот он,  овеваемый  опахалами  прекрасных  невольниц,
потягивает вино, а  верный  лекарь-грек,  не  поднимая  глаз,  почтительно
вскрывает ему вены. В сторонке, вот здесь,  допустим,  -  вздыхал  он  еще
глубже, - нежная черкешенка бряцает на лире, аккомпанируя его  голосу;  он
же диктует свою надгробную речь, ту, которую вскоре  прочтет,  не  скрывая
слез, благородный соотечественник. О, сколь же легко  им  было!  Таков  ли
путь нынешнего художника? Вчера лишь рожденный, сегодня  уже  презираемый,
во мраке  безвестности  одиноко  ступает  он,  как  слон  к  месту  своего
успокоения!
     С этими словами Смит  поднялся  во  весь  свой  шестифутовый  рост  и
всмотрелся в зеркало. Окидывая взглядом свою мраморно белую кожу,  высокий
лоб, прямой нос  и  широко  расставленные  глаза,  он  подумал:  поскольку
художник не может жить искусством,  не  попытаться  ли  осуществить,  если
можно так выразиться, обратный процесс?
     Он напряг мышцы, верно служившие ему все  четыре  студенческих  года;
отрабатывая ими половину стоимости обучения,  юный  Джей  мог  без  особых
помех, воспарив над мирской суетой, создавать  собственное  направление  в
искусстве: двумерную раскрашенную скульптуру.
     "Для непредвзятого взгляда, - писал о ней  некий  ехидный  критик,  -
работы мистера Смита - не то фрески без стен, не  то  просто  взбесившиеся
линии. В отношении первых вряд ли возможно превзойти этрусков -  поскольку
их фрески,  по  крайней  мере,  знали  свое  место;  а  что  до  вторых  -
воспитанники любого детского  сада  достаточно  ловко  владеют  упомянутым
искусством".
     Ловко!  Всего  лишь  -  ловко!  Тьфу!  С   души   воротит   от   этих
Джонсонов-любителей лезть со своим уставом в чужой монастырь!
     С удовлетворением Джей констатировал, что вынужденный аскетизм убавил
его вес за последний месяц, на тридцать  фунтов  и  рассудил,  что  вполне
готов воплотить Поверженного Гладиатора эпохи упадка Рима.
     - Решено! - провозгласил он. - Я стану искусством.
     Под вечер того же дня одинокая фигура со свертком появилась  в  Музее
Изящных Искусств.
     Возвышенно изможденный (но тщательно выбритый  вплоть  до  подмышек),
Смит слонялся по греческим залам, пока там не остались только статуи и  он
сам. Выбрав уголок потемнее, он установил себе  пьедестал.  Все  потребное
для существования  в  качестве  скульптуры  (включая  одежду)  поместилось
внутри этого ящика.
     - Прощай, мир, неблагосклонный к своим художникам! - промолвил  Смит,
восходя на пьедестал.
     Нет, совсем не напрасно оказались потраченными 4 доллара и 98  центов
из продуктовых денег, ибо благодаря  Пути  к  Освобождению  Смит  научился
сохранять истинно мраморную  неподвижность  всякий  раз,  когда  немолодая
учительница младших классов,  отягощенная  нелепой  прической  и  четырьмя
десятками  питомцев,  бесцеремонно  вторгалась   в   его   владения   (что
происходило регулярно по вторникам и четвергам между 9. 35 и 9. 40  утра).
К счастью, он предусмотрительно избрал сидячую позу.
     К концу недели Смит точно  установил  соответствие  между  эволюциями
музейного сторожа и звоном огромных часов в  соседнем  зале  (превосходный
образчик искусства XVIII  века  -  эмаль,  золоченые  листья  и  множество
ангелочков, игриво порхающих друг за другом). Ему совсем не хотелось  быть
похищенным в первую же неделю своей музейной карьеры: что могло бы ожидать
его,  кроме  скучного  места  в  третьестепенной   галерее   или   унылого
существования в сугубо частной коллекции не вполне честного коллекционера?
Поэтому он был весьма осмотрителен в своих набегах  на  музейный  буфет  и
благоразумно  вступил  в  союз  с  золочеными  ангелочками.  Дирекции   не
приходило в голову защищать холодильник и кладовку от экспонатов,  и  Смит
готов был искренне приветствовать  подобную  недогадливость.  Он  довольно
умеренно прикладывался к ветчине с хлебом, но  десятками  порций  поглощал
мороженое. Через месяц ему пришлось заняться силовой гимнастикой.
     - О, утраты! -  вздыхал  он  в  залах  Новейшего  Периода,  оглядывая
безмолвное царство, на которое некогда притязал. Он  скорбел  над  "Павшим
Ахиллесом" как над  родным  (впрочем,  "Ахиллес"  и  был  его  собственным
произведением).
     Он узнавал себя, как в зеркале, в хитроумной  мешанине  из  болтов  и
ореховой скорлупы. ''Если б ты не сдался, - говорил он себе  с  обидой,  -
если бы ты продержался подольше, как эти простейшие творения искусства..."
Но нет! Это было невозможно!
     - Или возможно? -  взывал  он  к  удивительно  симметричному  мобайлу
(Мобайл - подвижная абстракционистская скульптура.) над ним.  О,  возможно
ли?
     - Пожалуй, - донеслось откуда-то, и Смит вихрем взлетел на пьедестал.
     Ничто, однако, не угрожало  ему.  Музейный  сторож  вкушал  греховные
радости перед пышной рубенсовской наядой в дальнем крыле и потому при всем
желании не мог участвовать в  разговоре.  Смит  рассудил,  что  услышанное
свидетельствует о его приближении к Высшей Истине. Он  вернулся  на  Путь,
удвоил  свои  усилия  оторваться  от   земного   и   выглядел   совершенно
"Поверженным".
     С тех пор  не  раз  доводилось  ему  слышать  сдавленный  смешок  или
невнятный шепот. Вначале он  оставлял  их  без  внимания,  считая  шутками
лукавых чад Мары и Майи, пытающихся сбить его с Пути.  Постепенно  у  него
возникли сомнения, но он  решил  ничего  не  предпринимать,  придерживаясь
стратегии пассивного наблюдения.
     Но вот в один прекрасный день - золотой и зеленый, как поэма  Дайлана
Томаса-юная дева вошла в греческий  зал  и  огляделась  украдкой.  Нелегко
оказалось Смиту сохранять свою мраморную  безмятежность,  когда  она  -  о
зрелище! - стала сбрасывать с себя одежды.
     Правда, гораздо больше взволновал его квадратный  ящик,  который  она
притащила с собой.
     Конкурентка!
     Он кашлянул - негромко, вежливо, классически...
     Она рванулась и замерла, живо напомнив  ему  рекламу  дамского  белья
"Фермопилы". Волосы у нее были как  раз  подходящего  цвета  -  изысканный
оттенок паросского мрамора - а серые глаза льдисто блестели, как у Афины.
     Она осмотрела зал - пристально, опасливо, взволнованно.
     - О нет, - сказала она наконец, -  что-что,  а  камень  не  подвержен
вирусным инфекциям. Это моя нечистая совесть кашляет здесь в пустоте. Знай
же, совесть, отныне я отвергаю тебя!
     Следом за тем она приняла вид Скорбящей Гекубы - как раз наискосок от
Поверженного Гладиатора (но, к счастью, обратясь к нему  спиной).  Смит  с
неохотой признал, что держать позу девушка умеет: очень скоро она достигла
полной неподвижности. Профессионально одобряя ее, он отметил, что  Древняя
Греция воистину была матерью всех искусств: никто  не  смог  бы  проделать
подобного  в  экспозиции,  скажем,  эпохи  Ренессанса.   Эта   мысль   его
порадовала.
     Когда, наконец, огромные двери закрылись и  свет  померк,  незнакомка
облегченно вздохнула и спрыгнула с пьедестала.
     - Рано, - предупредил он.  -  Через  девяносто  три  секунды  пройдет
сторож.
     У девушки хватило духа  зажать  себе  рот  прекрасной  ручкой.  Шесть
секунд для этой операции и 87 секунд для вторичного превращения в  Гекубу.
Она мгновенно окаменела, и все 87 секунд он мог любоваться  ее  редкостным
самообладанием и не менее редкостной формой ее руки.
     Сторож пришел, прошел и ушел, поводя фонарем и бородой в таинственных
сумерках музея.
     - Господи! - вздохнула девушка. - Я-то думала, что я здесь одна!
     - Так и было, - подтвердил он.  -  "Одинокими  и  нагими  вступаем  в
изгнание... Меж ярких  звезд,  в  золе  былых  желаний,  затерянные...  о,
затерянные..."
     - Томас Вулф, - определила она.
     - Да, - вздохнул он. - Пошли поужинаем.
     - Поужинаем? - девушка удивленно вскинула брови. - А где? Я  принесла
с собой армейские пайки - купила на дешевой распродаже.
     - Сразу видно новенькую, - заметил Смит. - По-моему, сегодня  в  меню
курица. За мной!
     Они выбрались на лестницу через Китай эпохи Тан.
     - Кое-кто мог бы сказать, что по ночам здесь промозгло, - начал Смит,
- но вы, я вижу, неплохо владеете дыханием.
     - О да, - подтвердила она, -  мой  приятель  был  не  просто  увлечен
дзен-буддизмом: его путь в Лхасу был гораздо круче! Он написал собственный
вариант  "Рамаяны",  полный  глубоких  иллюзий  и   советов   современному
обществу.
     - И как отозвалось современное общество?
     - Увы! Общество о нем не узнало. Мои родители вручили  Арту  билет  в
Рим первым классом и несколько сот долларов туристскими чеками. С тех  пор
я ничего о нем не слышала... и потому решила удалиться от мира.
     - Как видно, ваши родители чужды возвышенному?
     - Да... Думаю, они его еще и припугнули. Смит кивнул.
     - Такова награда гению в этом несовершенном мире! И я  в  меру  своих
сил тщился просветить его - но лишь хула была мне воздаянием.
     - Правда?
     - Увы! На обратном пути зайдем в современный период - я покажу своего
"Павшего Ахиллеса". Тут раздался весьма неприязненный смешок.
     - Кто здесь? - встревоженно спросил Смит. Ответа не последовало.  Они
были в расцвете Римского Искусства, и лишь каменные сенаторы  пялились  на
них безжизненными глазами.
     - Здесь кто-то смеялся, - определила девушка.
     - Мы не одни, признал, пожав плечами, Смит. - Я не в первый раз слышу
подобное; но кто бы они ни были, они  не  разговорчивее  траппистов,  -  и
слава богу!
     - Не  забудь,  мы  тоже  всего  лишь  камень!   -   провозгласил   он
жизнерадостно, увлекая спутницу к буфету.
     Однажды ночью они ужинали в Современном Периоде.
     - Какое имя носили вы в своем прошлом воплощении?  -  поинтересовался
он.
     - Глория, - шепнула она. - А ваше?
     - Смит, Джей.
     - Не будет ли чрезмерной дерзостью спросить  вас,  Смит,  что  именно
побудило вас обратиться в статую?
     - О нет, - он улыбнулся загадочно. - Одни рождены  для  безвестности,
другие же достигают ее непрестанными усилиями. Я принадлежу  к  последним.
Непризнанный и разоренный, я решил стать  памятником  самому  себе.  Здесь
тепло, внизу всегда найдется пища. Все здесь мне знакомо, и меня, при всем
желании, не найдут, потому что никто никогда не присматривается к  статуям
в музеях.
     - Неужели никто?
     - И никогда, - как вы должны были  догадаться.  Детей  приводят  сюда
насильно, молодежь приходит разглядывать друг друга,  а  к  тому  времени,
когда человек становится способен заметить что-нибудь постороннее, он  уже
или страдает близорукостью, или подвержен галлюцинациям. Первый ничего  не
разглядит, второй - никому не скажет. Так проходит земная слава!
     - Тогда зачем вообще нужны музеи?
     - Милая девушка! Услышав такие слова от бывшей  нареченной  истинного
художника, я могу, заключить, что ваша близость была столь мимолетной...
     - Ах, что вы! - прервала она. - Прошу вас - наша дружба!..
     - Хорошо, пусть дружба, - поправился Смит. - Но музеи - они  отражают
прошлое, которое мертво,  в  настоящее,  которое  ничего  не  замечает,  и
передают культурное наследие будущему, которое еще не родилось. В этом они
подобны храмам.
     - Это мне не приходило в голову, - призналась она. -  Красивая  идея!
Почему бы вам не пойти в преподаватели?
     - Им плохо платят. Но ваша мысль меня утешает. Пошли еще раз обчистим
холодильник?
     Они  доедали  последнее  пирожное  и  обсуждали  "Павшего  Ахиллеса",
расположившись  под  огромным   мобайлом,   смахивающим   на   истощенного
осьминога. Смит говорил о  своих  великих  идеях  и  о  злобных  критиках,
бездушных и бесталанных кровопийцах, что обитают в воскресных  изданиях  и
ненавидят все живое. Она же рассказывала о своих родителях, которые  знали
Арта и знали, почему он не должен был ей нравиться; а также об их солидном
состоянии, надежно вложенном в лес, недвижимость и нефть. Он  сочувственно
погладил ей руку; она опустила ресницы и улыбнулась эллинистически...
     - Вы знаете, - признался он наконец, - сидя изо дня в  день  на  этом
пьедестале, я часто говорил себе: быть может, мой долг - вернуться  и  еще
раз попробовать открыть глаза обществу! Быть может, сумей  я  освободиться
от грубых земных нужд... Доведись мне повстречать женщину, подобную...  но
нет! нет, я не знаю такой! Увы!..
     - Говорите! - вскричала Глория. -  Прошу  вас,  продолжайте!  Ведь  и
меня, признаюсь, посещала мысль, что иной художник мог бы избавить меня от
мук... Что лед одиночества,  сковавший  мою  душу,  мог  бы  растаять  под
взглядом нового творца красоты! Если мы...
     В этот самый момент малорослый и  чрезвычайно  некрасивый  мужчина  в
тоге звучно прочистил горло и объявил:
     - Вот этого я и боялся.
     Был он тощ, морщинист, неопрятен и несомненно страдал язвой желудка и
разлитием желчи. И он, указуя на них обвиняющим перстом, повторил:
     - Именно этого я и боялся!
     - В-вы кто? - спросила Глория.
     - Кассий, - представился он. - Кассий Фитцмюллен, критик на покое  из
"Дальтон Таймс". А вы собрались дезертировать?
     - Вам-то что до этого? - уточнил Смит, поигрывая античными мускулами.
     Кассий покачал головой.
     - Что до этого? Вы представляете собой  угрозу  всему  нашему  образу
жизни! Если вы уйдете, то станете, разумеется, художником либо педагогом -
и, рано или поздно, вольно или невольно, словом или жестом выдадите то,  о
чем давно подозревали. Я слышал все ваши разговоры. Вам известно -  теперь
уже точно известно -  что  здесь  находят  последний  приют  все  критики:
старея, мы сходимся сюда изображать  то,  что  так  ненавидели  в  прошлой
жизни. Вот почему с каждым годом число римских сенаторов растет.
     - Я давно подозревал нечто подобное, -  сказал  Смит,  -  но  не  был
уверен.
     - Довольно и подозрения. Вы опасны и подлежите суду!
     С этими словами Кассий хлопнул в ладоши и возгласил:
     - Суд!
     Процессия  древних  римлян  медленно  вступила  в  зал   и   окружила
влюбленных. От них веяло пылью, старой бумагой, желчью и временем.
     - Они желают вернуться к человечеству! - объявил  Кассий.  -  Уйти  и
унести с собой свое знание!..
     - Мы же не скажем! - всхлипнула Глория.
     - Поздно! - сурово ответил один из критиков. - Вы внесены в каталог!
     Он извлек из тоги брошюру и зачитал:
     - Номер 28 - "Скорбящая Гекуба". Номер 32 - "Поверженный  Гладиатор".
Поздно! Ваше исчезновение будут расследовать.
     - Суд! - повторил Кассий.
     Сенаторы медленно обратили большие пальцы вниз.
     - Вы отсюда не уйдете.
     Смит  усмехнулся  и  ухватил  сенаторскую  тогу   крепкими   пальцами
скульптора.
     - Ничтожный человечек, как думаешь ты задержать нас? Довольно  Глории
взвизгнуть - и сюда прибежит сторож. Довольно  мне  размахнуться  -  и  ты
неделю не встанешь!
     - Сторож спит, а его слуховой аппарат  мы  отключили.  Критики  тоже,
знаете ли, понимают в таких вещах! Отпусти меня, не то будет хуже!
     - Давай-давай! - Смит наматывал материю на кулак.
     - Суд! - с усмешкой повторил Кассий.
     - Он предавался современному искусству, - сказал один из сенаторов.
     - Следовательно, у него наклонности христианина, - заявил другой.
     - Христиан - ко львам! - заключил третий и хлопнул в ладоши.
     Смит увидел в темном углу зала нечто шевелящееся - ив ужасе отскочил.
Кассий оправил тогу.
     - Вы не имеете права! - закричала, закрывая лицо руками, Глория. - Мы
же из греческого периода!
     - Среди римлян поступай по-римски, - хихикнул Кассий.
     По залу прошел острый кошачий дух.
     - Как вы ухитрились? Откуда здесь лев? - полюбопытствовал Смит.
     - Одна из форм гипноза, необходимая в нашей профессии,  -  благодушно
пояснил Кассий. - Большую часть дня он у нас  спит.  Вы  не  задумывались,
почему из этого музея никогда ничего не крадут? А были попытки,  были!  Но
мы, хе-хе, блюдем свои интересы.
     Тощий лев-альбинос, по целым дням украшавший главный  вход,  неслышно
вышел из темноты и зарычал, - коротко,  но  громко.  Смит  заслонил  собой
Глорию. Когда лев приблизился, Смит оглянулся - но ни одного сенатора  уже
не было; лишь в отдалении еще слышался топот кожаных сандалий.
     - Мы одни! - встрепенулась Глория.
     - Бега! - приказал Смит. - Я задержу его. Постарайся спастись!
     - Покинуть тебя? Ни за что, любимый! Вместе - сейчас и до конца!
     - Глория!
     - Джей!
     В этот момент лев возымел намерение броситься на добычу - и  не  стал
тянуть с его осуществлением.
     - Прощай, возлюбленный!
     - Прощай! Прошу тебя - один поцелуй перед смертью.
     Лев прыгнул, испуская хриплый рык и сверкая зелеными глазами.
     - Согласна! Их уста слились.
     Лев навис над ними -  грозно,  неотвратимо,  надолго...  Потом  вдруг
завертелся, размахивая лапами в том пустом пространстве между  потолком  и
полем, для которого архитекторы не придумали специального названия.
     - М-мм... Еще?
     - Почему бы и нет? Жизнь так прекрасна! Минута пролетела незаметно...
За ней прошла вторая.
     - Слушай, а на чем там висит этот лев?
     - На мне, - отозвался мобайл. - Вы, люди, не  единственная  жизненная
форма, ищущая утешения среди реликвий своего прошлого!
     Голос был тоненький и хрупкий, как у чем-то озабоченной эоловой арфы.
     - Я бы не хотел показаться чрезмерно любопытным, - заговорил Смит,  -
но кто вы?
     - Пришелец, - прозвенел тот, доедая  льва.  -  Мой  корабль  попал  в
аварию на полпути к Арктуру. Я быстро уяснил, что  на  вашей  планете  моя
внешность не пользуется признанием - за исключением  музеев,  где  я  могу
сойти за экспонат. Принадлежа к  довольно  чувствительной  и,  я  бы  даже
сказал, несколько самовлюбленной расе, - тут он изящно рыгнул, - я  нахожу
свое нынешнее положение весьма привлекательным: меж ярких  звезд,  в  золе
былых желаний, - он опять музыкально рыгнул, - затерянный...
     - Ясно, - сказал Смит. - Спасибо, что скушали льва.
     - Не за что - хотя я бы не сказал, что это было слишком благоразумно.
Я, видите ли, теперь вынужден буду делиться. Нельзя ли второму мне пойти с
вами?
     - Пожалуйста! Вы спасли  нам  жизнь,  и  нам  все  равно  надо  будет
чем-нибудь украсить гостиную, когда мы ею обзаведемся.
     - Хорошо.
     Пришелец раздвоился, испустив поток мелодических трелей,  и  свалился
на пол.
     - До свиданья, я! - крикнул он наверх.
     - До свиданья, - донеслось оттуда.
     С достоинством и важностью  прошествовали  они  через  Современность,
миновав по дороге греческий и римский периоды. Бывшие Гладиатор, Гекуба  и
Пришелец стащили ключи у спящего сторожа, открыли двери и  зашагали  прочь
от музея веселыми ногами и псевдоподиями.

                              Роджер Желязны

                          СТРАСТЬ КОЛЛЕКЦИОНЕРА

                   Перевод с английского Ш. Куртишвили

     - Что ты тут делаешь, человече?
     - Долгая история.
     - Отлично, обожаю долгие истории. Садись, рассказывай. Эй, только  не
на меня.
     - Извини. Ну, если коротко, то все из-за моего  дядюшки,  баснословно
богатого...
     - Стоп. Что такое "богатый"?
     - Ну... как бы это... Состоятельный, что ли.
     - А что такое "состоятельный"?
     - Гм... Когда много денег.
     - "Деньги"?
     - Послушай, ты хочешь услышать мою историю или нет?!
     - Хочу, конечно, но я еще хочу, чтобы и понятно было.
     - Извини, Камень, честно говоря, я и сам не все понимаю.
     - Я не Камень, я Глыба.
     - Ну хорошо, Глыба. Мой дядюшка очень важная  персона.  И  он  просто
обязан был отдать меня в Космическую Академию. Но ему  взбрело  в  голову,
что гуманитарное образование гораздо более  привлекательная  штука,  и  он
отправил  меня  в  свою  старушку  альма-матер,   изучать   нечеловеческие
сообщества. Понимаешь, о чем я?
     - Нет, но  понимание  вовсе  не  обязательное  условие,  чтобы  иметь
возможность оценить что-либо по достоинству.
     - Да я о том  же!  Я  никогда  не  понимал  дядюшку  Сиднея,  но  его
шокирующие пристрастия, его инстинкт барахольщика и его  манеру  постоянно
совать нос не в свои дела я очень ценю. И не перестану  их  ценить,  пусть
даже меня воротит от этого. Но что мне остается делать?! В  семье  дядюшку
держат  за  фамильную  реликвию,  а  дядюшка  чрезвычайно  доволен  собой,
говорит, что у него свой  путь,  и  преспокойненько  держит  в  руках  все
семейное состояние. А раз у него деньги, то он прав. Это элементарно.  Как
ззн из ххт.
     - Эти деньги, должно быть, очень ценные штучки.
     - Во всяком случае, их ценности хватает на то, чтобы заслать меня  за
десять тысяч световых лет  в  безымянный  мир,  который  я  назвал,  из-за
случившейся со  мной  неприятности,  -  надеюсь,  ты  понимаешь  какой,  -
Навозной Кучей.
     - Да, эти затты жуткие обжоры, да и летают  низко.  Наверно,  оттого,
что много жрут.
     - Да уж... Но, по-моему, это все-таки торф, а?
     - Конечно.
     - Замечательно. Значит, с упаковкой проблем будет поменьше.
     - Что еще за "упаковка"?
     - Это когда что-нибудь кладут в ящик, чтобы куда-нибудь забрать.
     - Вроде переезда?
     - Ну да.
     - И что ты собираешься паковать?
     - Тебя, Глыба.
     - Но я не из породы голи перекатной...
     - Послушай, Глыба, мой дядюшка  собирает  камни,  понял?  Ваш  род  -
единственные разумные минералы во всей галактике. А  ты  -  самый  крупный
образец из всех обнаруженных мною. Поедешь со мной?
     - Да, но я не хочу.
     - Почему? Будешь богом его коллекции камней. Так сказать,  одноглазым
королем в государстве слепых, если мне позволительно осмелиться  на  такую
рискованную метафору...
     - Пожалуйста, не делай этого, что бы оно ни  значило.  Звучит  ужасно
неприятно. Скажи, как твой дядя узнал о нас?
     - Один из моих друзей прочел о вас  в  старом  бортовом  журнале.  Он
коллекционирует старые космические бортовые журналы, и ему попался  журнал
капитана Фейерхилла, который прилетел сюда несколько веков  назад  и  имел
продолжительные беседы с местным населением.
     - А-а, старая вонючка Фейерхилл! Как он там  поживает,  пьянь  такая?
Передай ему от меня привет...
     - Он умер.
     - Чего?
     - Умер. Капут. Отправился в мир иной. Расщепился.
     - О,  господи!  Когда  это  случилось?  Бьюсь  об   заклад,   что   в
эстетическом отношении это происшествие было чрезвычайной важ...
     - Ничего не могу сказать. Но я передал всю информацию дядюшке,  и  он
решил включить тебя в коллекцию. Вот почему я здесь - это он меня послал.
     - Я  очень  польщен,  но,  честное  слово,  не  могу  составить  тебе
компанию. Расщепление на носу...
     - Знаю, я все прочел в журнале Фейерхилла. А перед тем  как  передать
его дяде, все эти страницы про расщепление вырвал. Мне хочется,  чтобы  он
был неподалеку, когда ты будешь это делать. Тут-то я и унаследую  все  его
денежки. Не удалось поучиться в Космической Академии - хоть  душу  отведу.
Для начала стану алкоголиком, потом пойду по бабам... или нет, сделаю  еще
похлеще...
     - Но я хочу расщепиться здесь, среди вещей,  к  которым  я  привязан,
прикипел, можно сказать.
     - Ничего, отдерем. Видишь эту штуку? Называется "лом".
     - Если ты попытаешься это сделать, я начну делиться прямо сейчас.
     - Не начнешь.  Я  же  взвесил  тебя  перед  нашей  беседой.  Тебе  до
критической массы еще целых восемь земных месяцев расти.
     - Ладно-ладно,  я  блефовал.  Но  неужели  в  тебе  нет  хоть   капли
сострадания? Я покоюсь тут с незапамятных времен, еще малым камушком здесь
лежал. И все мои предки тут обитали. Я по атомам собирал  свою  коллекцию,
выстроил самую прекрасную молекулярную структуру во  всей  округе.  И  вот
теперь, перед самым распадом... срывать меня с места, куда-то везти -  это
не по-каменному с твоей стороны.
     - Все не так мрачно. Я тебе обещаю, что  ты  сможешь  пополнить  свою
коллекцию лучшими земными атомами. Побываешь в  местах,  где  до  тебя  не
бывал ни один из Камней.
     - Слабое утешение. Я хочу, чтобы распад видели мои друзья.
     - Боюсь, что это невозможно.
     - Жестокий ты и бессердечный человек. Как бы мне хотелось,  чтобы  ты
был радом, когда я буду расщепляться.
     - Вообще-то я намереваюсь в этот момент находиться подальше отсюда  и
предаваться грязным утехам.
     Уровень гравитации  на  Навозной  Куче  позволил  без  особых  усилий
перекатить Глыбу к  космическому  аппарату.  Его  упаковали  и  с  помощью
небольшой лебедки водрузили в багажник радом с ядерным реактором. Космолет
был небольшой, спортивного типа, к тому же  с  него  по  прихоти  хозяина,
пожелавшего  облегчить  аппарат,  сняли  защитные  экраны.  И  именно  это
обстоятельство явилось причиной  того,  что  у  Глыбы  вдруг  зашумело  "в
голове", и он, пребывая в состоянии вулканического опьянения, не сдержался
и быстренько хватанул несколько отборных частиц для своей коллекции. В  то
же самое мгновение Глыба расщепился.
     Он взметнулся  ввысь  громадным  грибом,  потом  прокатился  страшной
ударной волной по равнинам Навозной  Кучи,  и  с  пыльных  небес,  оглашая
воплями уважаемое общество, посыпались новорожденные булыжники.
     - Расщепился, -  поделился  со  своим  сородичем  кто-то  из  дальних
соседей. - И раньше, чем я ожидал. Как приятно потеплело-то, а?
     - Прелестный распад! - согласился второй. -  Ради  этого  стоит  быть
чудаком-коллекционером.

                              Роджер Желязны

                      ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЛЮБИЛ ФАЙОЛИ

             Перевод с английского М. Денисова и С. Барышевой

     Эту историю я знаю лучше, чем кто бы то ни было.
     Выслушайте меня: я расскажу вам о Джоне Одене и Файоли...
     Случилось это тем вечером, когда он бродил (ибо не бродить  оснований
не было) по излюбленным местам своего мира и когда увидел  ее  сидящей  на
скале  рядом  с  Каньоном  Мертвых;  огненные  крылья   Файоли   сверкали,
трепетали, мерцали перед ним, а когда исчезли - появилась  она,  одетая  в
белое и плачущая, девушка с длинными черными  локонами,  опускающимися  до
самой талии.
     И, сквозь страшный свет умирающего,  уже  почти  мертвого  солнца,  в
котором человеческие глаза не смогли бы ни оценить расстояния, ни охватить
перспективу (но глаза Джона Одена, впрочем, могли), он  подошел  к  ней  и
положил на ее плечо руку, и сказал слова приветствия и утешения.
     Но она как будто не заметила его. Она  плакала  и  серебристые  капли
слез сливались в блестящие дорожки на бледных как снег или  мертвая  кость
щеках. Ее миндалевидные  глаза  смотрели  сквозь  него,  а  длинные  ногти
вонзались в ладони. Но крови не было...
     И в это мгновение он понял,  что  легенды  о  Файоли  -  истина.  Они
действительно  существуют  -  создания,  принимающие  облик  прекраснейших
женщин во вселенной, видящие живых и не замечающие мертвых. И Оден, будучи
мертвым, обдумывал сейчас последствия того, что может произойти,  если  он
временно вернет себе жизнь.
     Он знал, что Файоли приходят к человеку за месяц  до  его  смерти,  -
приходят к тем избранным ими немногим людям, которые еще умирают,  -  и  в
этот последний месяц жизни  они  даруют  ему  все  то  наслаждение,  какое
человеческого существа, и когда наконец  наступает  пора  поцелуя  смерти,
выпивающего последнюю каплю жизни из умирающего тела,  человек  не  просто
принимает его - нет, он видит в нем собственное стремление. Такова  власть
Файоли, ибо познав такое, нечего больше желать я не к чему стремиться.
     Джон Оден мысленно положил на одну чашу весов свою  жизнь  и  смерть,
существование в этом мире, свои обязанности и свое проклятие, а на  другую
- Файоли - самое прекрасное из увиденного им за все четыреста  тысяч  дней
своего бытия - и дотронулся до соответствующей точки под  мышкой,  включив
механизм, возвращающий его к жизни.
     Существо замерло под его ладонью, так как теперь неожиданно  были:  и
его плоть, его прикосновение и ее тело,  теплое  и  женское,  которого  он
касался теперь, когда ощущения жизни вернулись к нему. Он  знал,  что  его
прикосновение снова стало прикосновением человека.
     - Я сказал тебе "привет", и еще "не плачь", - произнес он, и лицо  ее
было изменчиво, подобно ветеркам, которые он  уже  забыл,  в  кронах  всех
деревьев, которые он позабыл тоже, со всей их утренней росой, их  запахами
я красками, вернувшимися к нему теперь.
     - Человек, откуда пришли вы? Вас не было здесь.
     - Из Каньона Мертвых, - ответил он.
     - Позвольте мне коснуться  вашего  лица,  -  и  он  позволил,  и  она
дотронулась до него.
     - Я не заметила, как вы подошли. Не странно ли?
     - Это вообще странный мир, - сказал он.
     И она согласилась с ним. Но затем добавила: - Вы - единственное живое
существо здесь.
     Тогда он спросил ее: - Как твое имя?
     И она ответила: - Называйте меня Ситией, - и он назвал ее так.
     - Я - Джон, - сказал он ей, - Джон Оден.
     - Я пришла, чтобы быть с вами,  даря  вам  наслаждение  и  утешая,  -
произнесла она... И он понял, что ритуал, предназначенный на этот раз ему,
начался.
     - Ты плакала, когда я яашел тебя. Почему?
     - Этот мир был пуст и одинок, а я так устала от странствий, - сказала
она. - Вы правда живете здесь?
     - Недалеко отсюда, - ответил он. - Совсем недалеко.
     - И вы возьмете меня с собой? В место, где вы живете?
     - Да.
     И тогда она поднялась и встала рядом, а затем пошла за ним  в  Каньон
Мертвых, туда, где было его жилище.
     Они спускались и спускались, и путь, по которому они шли,  был  тлен,
прах и останки когда-то живших.  Но  она,  шла  следом  за  ним  в  Каньон
Мертвых, туда, где было казалось, не  видела  их,  а  только  не  отрывала
взгляда от лица Джона и не отнимала от него своей руки.
     - Почему вы называете это место Каньоном Мертвых? - спросила она его.
     - В мире, что окружает нас, все мертвы, - ответил он.
     - Но я не вижу ничего этого.
     - Я знаю.
     Они миновали Долину Костей, где на дороге, что вела вперед, покоились
миллионы мертвых всех рас и галактик, и она не замечала их. Она, возникшая
случайно на кладбище всех миров, не знала этого.  Она  встретилась  с  его
смотрителем и хранителем, не подозревая, кто он, а он  шел  рядом  с  ней,
покачиваясь, словно пьяный.
     Джон Оден привел  ее  в  свой  дом  -  не  в  то  место,  где  жил  в
действительности, но ставшее таким сейчас - и подчиняясь  ему,  проснулась
древняя память машины, встроенной в  стены  жилища  внутри  горы,  и  свет
рванулся из стен, свет, совершенно не  нужный  ему  прежде  и  необходимый
теперь. Дверь, закрываясь, скользнула за ними, и появилось  тепло.  Воздух
стал свежим и чистым, и Джон Оден набрал его  в  свои  легкие  и  с  силой
выдохнул, упиваясь забытым ощущением. В груди его  вовсю  стучало  сердце,
красная теплая штука, напомнившая ему о боли и наслаждении. В  первый  раз
за все века он приготовил пищу и  достал  бутылку  вина,  вскрыв  один  из
запечатанных контейнеров. Кто еще мог пройти  через  то,  что  прошел  он?
Наверное, никто.
     Она обедала с ним, забавляясь пищей, как игрушкой, пробуя на  вкус  и
откладывая в сторону, съедая чуть-чуть, а он никак не  мог  насытиться  до
конца, и они лили вино и были счастливы.
     - Это место такое странное, - сказала она. - Где же  вы  спите,  Джон
Оден?
     - Я сплю здесь, - ответил он, показывая комнату, которую почти забыл;
и они вошли, а она поманила его к кровати и к ласкам своего тела.
     В эту ночь он любил ее множество раз, с безумством, убившим  алкоголь
и давшим цель его жизни, подобным голоду, но чем-то большим, чем голод.
     И следующий день, в  каплях  бледного  умирающего  солнца,  пришел  в
Долину Костей. Он проснулся и увидел, что она не спит, но она, положив его
голову себе на грудь, спросила: - Что движет вами, Джон Оден? Вы не похожи
ни на одного из смертных и живущих,  а  берете  жизнь  почти  как  Файоли,
выжимая из нее все, что можете, и торопя ее так, как возможно для  имеющих
чувство времени, но не для человека. Кто вы?
     - Я  -  познавший,  -  сказал  он.  -  Я  тот,  кто  понял,  что  дни
человеческие сочтены  и  кратки,  тот,  кто  жаждет  наполнить  их,  когда
чувствует, что время идет к концу.
     - Вы не похожи на других, - произнесла Сития. -  Я  сумела  дать  вам
наслаждение?
     - Да. Большее, чем то, что я когда-либо знал, - ответил он.
     Но она вздохнула, и тогда он вновь отыскал ее губы. Они  позавтракали
и в тот день бродили по Долине Костей. И он, Джон Оден, не мог ни  оценить
расстояний, ни охватить перспективу, а ей, Файоли, не дано было видеть  то
живущее, что в настоящем было мертво. Поэтому, когда  они  сидели  там  на
скале (его руки - вокруг ее плеч) и он указал ей на ракету, идущую с неба,
она смотрела лишь вслед его жесту. Он показывал ей роботов, которые начали
выгружать из трюма останки мертвых с многих миров, а она склонила голову и
как будто смотрела вперед, но в действительности не могла видеть то, о чем
он рассказывал.
     И даже когда один из роботов прогромыхал к нему и Джон  Оден  получил
квитанцию и перо, когда он расписался за доставленные тела, она все  равно
не увидела и не поняла того, что происходит.
     И начались дни,  где  жизнь  его  стала  подобна  грезе,  заполненной
наслаждением  и  пронзаемой  неизбежной  болью.  Файоли  по  имени  Сития,
замечая, как изменяется его лицо, спрашивала о причине этого.
     А он все смеялся и говорил: - Наслаждение и боль слишком близки  друг
другу, - или что-нибудь подобное этому.
     А дни тянулись, и она готовила еду для их стола и ласково  терлась  о
его плечо, делала питье и читала ему стихи, любимые им когда-то.
     Месяц. Месяц - и это все, что ему отпущено. Кем бы ни были Файоли, их
цена за наслаждения плоти была одна - отбираемая жизнь. Они  всегда  знали
заранее, когда смерть человека близка, и всегда давали больше,  чем  брали
взамен. Ибо жизнь все равно уходила, а они наполняли ее до предела, прежде
чем забрать с собой: они, вероятно, жили, лишь питаясь чужой жизнью.
     Но Джон Оден знал, что не было ни у кого из Файоли во всей  вселенной
человека, подобного ему.
     Тело Ситии отливало перламутром,  и  было  попеременно  прохладным  и
жарким  под  его  ласками,  и  губы  ее   казались   крошечным   пламенем,
загорающимся, когда бы его ни касались, с зубами как шипы цветка и  языком
как его сердцевина. И он  узнал  то,  что  называется  любовью,  благодаря
Файоли по имени Сития.
     И не было больше ничего, кроме этой любви. Он знал, что  она  жаждала
его,  чтобы  воспользоваться  им  полностью,  но  он-то  был  единственным
человеком во вселенной, способным обмануть Файоли. У него была совершенная
защита равно против жизни и против смерти. И теперь, когда он был временно
жив, он часто плакал, думая об этом.
     Не месяц жизни был у него, а больше.
     Три, а, быть может, четыре...
     Именно этот месяц был ценой, которую он сам платил за то,  что  дарят
Файоли.
     Она изнуряла его тело и выпивала из него  каждую  каплю  наслаждения,
которым были полны его усталые  нервы  и  клетки.  Она  превращала  его  в
бешенство пламени и оцепенение айсберга, в  наивного  ребенка  и  древнего
старца. С ней ему казалось, что вечный покой души и тела уже близок и  что
он действительно может принять его - почему бы и нет? Он сознавал, что все
мысли заполнены ее присутствием согласно желанию Файоли.  Но  что  значила
нить существования, если то единственное, что может хотеть  человек,  было
дано ему этим созданием звезд? Он был крещен ее страстью  и  ею  же  будут
отпущены грехи его на пороге успокоения... Возможно, последнее забвение от
ее прощального поцелуя было бы лучшим концом его существования.
     Он обнял ее и привлек к себе. Она отзывалась ему, не понимая,  но  он
любил ее за это.
     Просто любил ее.
     ... Женщину-вещь, подобную некоей болезни,  что  существует  за  счет
всего живого и кормится им - как и она, знающая лишь жизнь и  не  ведающая
обратной стороны ее - смерти.
     Он не говорил с ней об этом, лишь чувствовал пьющую силу ее поцелуев,
которая росла все быстрее, и каждый казался ему наползающей тенью,  -  все
более темной и тяжкой тенью того единственного, что он теперь жаждал.
     И - день настал. И - время его пришло.
     Он держал ее в кольце своих рук и ласке ладоней, когда все  прошедшие
дни его обрушились лавиной календарных дат на него и Файоли.
     Он знал, что утратил себя, подчинившись торжеству ее губ  и  нежности
тела, как и все люди, узнавшие силу Файоли. Силу,  что  сосредоточилась  в
слабости. Файоли была самой женственностью, рождающей  желание.  Он  хотел
слиться с хрупкостью ее бледного тела, войти внутрь ее зрачков и  остаться
там навсегда.
     Но он терял эту возможность. Песком просыпались дни; он слабел...  Он
едва смог написать свое имя на квитке, поданном  ему  роботом,  который  с
грохотом приблизился, давя оскалы черепов  и  превращая  в  пыль  ребра  и
позвоночники. В это мгновение Джон Оден  позавидовал  ему.  Бесстрастному,
бесполому, до конца отданному долгу. Поэтому, прежде чем отпустить его, он
спросил:
     - Что бы ты делал, если бы мог хотеть и встретился с тем,  что  могло
бы дать тебе все, что ты желаешь?
     - Я... постарался бы... удержать это, - красные огни замигали  вокруг
головы робота и он повернулся, уходя через Великое Кладбище.
     - Да, - вздохнул Джон Оден, - но именно это невозможно.
     А Сития по-прежнему не понимала его, и в этот  тридцать  первый  день
они вернулись в то место, где прожили месяц, туда, где впервые овладел  им
беспредельный страх смерти, пришедший к нему.
     Она становилась все более изысканной в  страсти,  чем  прежде,  и  он
боялся этой последней встречи.
     - Я люблю тебя, - сказал он, никогда не говоривший  этого  раньше,  и
она коснулась ладонью его лба и прижалась к нему губами.
     - Знаю, - прозвучал ее ответ, - и для вас почти настало время  любить
меня в последний раз. Но до прощального мгновения любви скажите  мне,  мой
Джон Оден, только одно: чем так непохожи вы на прочих? Кто дал  вам  такое
знание о том-что-мертво; человек смертный не  способен  знать  этого.  Как
получилось, что вы подошли ко мне так близко в ту  первую  ночь,  а  я  не
заметила вас?
     - Это произошло потому, что я давно мертв, -  сказал  он  ей.  -  Ты,
смотрящая мне в глаза, не видишь этого? Не  чувствуешь  странного  холода,
когда я касаюсь тебя? Я пришел сюда,  предпочтя  этот  мир  ледяному  сну,
который подобен смерти, забвению, в котором я даже не знал бы, чего именно
жду: лекарства, которое никогда не появится, лекарства от самой  последней
неизлечимой болезни, оставшейся  во  вселенной,  болезни,  которая  сейчас
оставила мне слишком мало жизни.
     - Я не понимаю, - ответила она.
     - Поцелуй меня и забудь о сказанном, - вздохнул Джон Оден.  -  Так  и
должно быть. Лекарство  никогда  не  будет  найдено.  Есть  вещи,  которые
остаются за гранью света, а я уверен, что про меня давно забыли. Ты должна
была ощутить смерть, окружавшую меня до того, как я вновь  стал  человеком
живущим, ибо вам, Файоли, дано это  умение.  И  я  вернул  себе  временную
жизнь, чтобы насладиться тобой, понимая  при  этом  -  кто  ты...  Поэтому
возьми свое наслаждение и знай, что я разделяю его. Я зову тебя  к  этому,
ибо ты - это то, к чему я стремился, не сознавая, все  дни  своей  прежней
жизни.
     Но она была любопытной и спросила его (в первый раз обращаясь к  нему
на  ты):  -  Как  же  сумел  ты  удержать  равновесие   между   жизнью   и
тем-что-мертво,  как  смог  добиться  существования  смерти   и   сознания
одновременно?
     - В теле, которым я, к несчастью, владею, имеется механизм управления
этим. Прикоснувшись вот к  этому  месту  под  мышкой,  я  могу  остановить
дыхание  легких  и  биение  сердца.  Затем  заработает   электрохимическая
система, подобная тем, которыми обладают мои роботы, невидимые  для  тебя.
Это и есть моя жизнь внутри смерти.  Я  выпросил  ее,  потому  что  боялся
забвения. Я вызвался быть смотрителем вселенского  кладбища,  ибо  в  этом
месте никто не увидит меня и  некому  будет  удивляться  моему  появлению,
подобному самой смерти. Теперь ты знаешь все. Поцелуй меня и  закончим  на
этом.
     Но обладая внешней формой женщины или, возможно, будучи  женщиной  во
всем, Файоли по имени Сития была любопытна как все они, и спросила: -  Это
место здесь? - и коснулась точки под мышкой.
     И - он исчез для нее. А исчезнув, вновь обрел ледяную логику,  чуждую
эмоций. Поэтому он не стал возвращать себя к жизни.
     Вместо этого он наблюдал, как Файоли ищет его там, где он только  что
был - живым.
     Она  обыскала  все  окружающее,  но  нигде  не  смогла  найти  живого
человека, и заплакала так же жалобно, как  той  ночью,  когда  он  впервые
встретил ее. Крылья Файоли  засверкали,  затрепетали,  замерцали  слабо  и
бессильно, вновь появившись за ее спиной, лицо ее призрачно растворилось и
тело медленно растаяло. Потом столб искр, стоявший перед  ним,  исчез.  Но
после этой  безумной  ночи,  когда  он  вновь  смог  видеть  расстояния  и
различать перспективу, он начал ждать ее.
     Вот это - история Джона Одена, единственного человека, который  любил
Файоли и жил (если можно назвать это так), чтобы поведать об  этом.  Никто
не знает истины лучше, чем я.
     Лекарство от его болезни так и не было найдено.  И  я  знаю,  что  он
бродит по Каньону Мертвых и смотрит  на  кости,  иногда  останавливаясь  у
скалы, где встретил ее, и стряхивает с ресниц несуществующие капли  влаги,
удивляясь приговору, который вынес себе сам.
     Таково положение вещей, и мораль тут, быть может, в том, что жизнь (а
возможно, и любовь) сильнее, чем  то,  что  она  создает,  но  никогда  не
сильнее того, что создает ее. Но  только  Файоли  могли  бы  ответить  вам
наверняка, а они уже никогда не придут сюда вновь.

Роджер Желязны.
Ключи к декабрю

     Рожденный  от  мужчины  и женщины в соответствии со спецификацией Y7 на
криопланетных кототипов (модификация Элионол, 3.2  g,  опцион  ГГК),  Джарри
Дарк  нигде  во Вселенной не мог найти подходящего места для жизни. Это было
его благословение, или проклятие, - зависит от того, как на это посмотреть.
     Смотрите и решайте сами, его история такова.

     Его родители смогли обеспечить ему криостат, но не более того.  (Джарри
требовалась температура не выше -50 С, чтобы чувствовать себя нормально.)
     Им  были  не  по  карману  барокамера  и  оборудование  для контроля за
составом атмосферы, необходимые для поддержания его жизни.
     Гравитацию в 3,2 g  невозможно  создать  искусственно,  поэтому  Джарри
нуждался  в  ежедневном  медицинском уходе и физиотерапии. Родители также не
могли ему это обеспечить.
     Зато всеми осуждаемый опцион  об  этом  позаботился.  Он  оберегал  его
здоровье.  Он оплатил его образование. Он обеспечил ему финансовую поддержку
и физическое благополучие.
     Конечно, можно утверждать, что Джарри Дарк никогда не стал бы бездомным
криопланетным кототипом (модификация Элионол), если бы не опцион Генеральной
Горнодобывающей Компании. Но нужно учесть,  что  никто  не  мог  предсказать
вспышки Новой, которая уничтожила Элионол.
     Когда его родители зарегистрировались в Центре Общественного Здоровья и
Планирования  Рождаемости  и  запросили рекомендации и патронаж для будущего
отпрыска, они получили информацию о  предлагаемых  мирах  и  соответствующих
требованиях  к  телотипу.  Они  избрали  Элионол,  только  что приобретенный
Генеральной Горнодобывающей  для  разработки  минерального  сырья.  Поступив
благоразумно,  они  выбрали  опцион; иначе говоря, они подписали контракт от
имени предполагаемого отпрыска, каковому выпадала честь  населить  указанный
мир,  в связи с чем ему предстояло работать в качестве служащего Генеральной
Горнодобывающей вплоть до достижения совершеннолетия, после чего он  мог  по
собственной  воле  отбыть  и  наняться  в любое другое место (хотя, конечно,
выбор у  него  был  не  слишком  большой).  В  обмен  на  это  обязательство
Генеральная Горнодобывающая соглашалась взять на себя заботу о его здоровье,
образовании, а также выплачивать денежное содержание в течение всего периода
нахождения у нее на службе.
     Когда  Элионол  исчез  во  вспышке Новой, все криопланетные кототипы во
всей перенаселенной галактике оказались, благодаря подобным соглашениям, под
опекой Генеральной Горнодобывающей.
     Поэтому Джарри вырос в герметичной камере с устройствами  для  контроля
температуры   и   состава   атмосферы,   поэтому  он  получил  первоклассное
образование по ведомственной телесети, а также необходимые ему  физиотерапию
и  медобслуживание.  Поэтому Джарри стал в конце концов походить на большого
бесхвостого серого оцелота с перепонками меж пальцев, и не мог  выбежать  на
улицу поглазеть на машины без криоскафандра и медикаментозной поддержки.
     Всюду в переполненной галактике люди пользовались рекомендациями Центра
Общественного  Здоровья  и Планирования Рождаемости, и многие сделали тот же
выбор, что и родители  Джарри.  Двадцать  восемь  тысяч  пятьсот  шестьдесят
шесть,  если  быть точным. В любой группе из более чем двадцати восьми тысяч
пятисот шестидесяти субъектов обязательно встретится  несколько  талантливых
личностей.  Джарри был из их числа. У него был талант делать деньги. Большую
часть денежного содержания от Генеральной Горнодобывающей он инвестировал  в
тщательно  выбранные  предприятия,  чьи  акции  поднимались  в  цене. (Таким
образом некоторое время спустя  Джарри  приобрел  значительный  пакет  акций
Генеральной Горнодобывающей.)
     Когда  появился  представитель Галактического Союза Гражданских Свобод,
озабоченный тем, что опцион предполагал  контрактацию  еще  нерожденного,  и
доказывавший,  что  у  кототипов  модификации  Элионол  есть  хорошие  шансы
выиграть иск (особенно потому, что родители Джарри подпадали под  юрисдикцию
877-го  судебного  округа и могли рассчитывать на благожелательное отношение
суда), родители Джарри ему  отказали  --  из  опасений  потерять  пенсию  от
Генеральной  Горнодобывающей.  Позднее  и сам Джарри отказался подавать иск.
Выигрыш дела в суде не мог бы превратить его в нормотип  земного  класса,  а
все  остальное  роли  не играло. Он не был мстителен. Кроме того, он уже был
владельцем значительного пакета акций ГГК.
     Он бездельничал в своей цистерне с метаном и мурлыкал, и  это  значило,
что  он  размышлял.  Он работал за криокомпьютером, размышляя и мурлыкая. Он
подсчитывал  суммарный  капитал  всех  кототипов,  числившихся   в   недавно
организованном Клубе Декабря.
     Он  прекратил  мурлыкать и обдумал предварительные итоги, потягиваясь и
лениво поводя головой. Затем он вновь вернулся к расчетам.
     Закончив, он продиктовал в микрофон письмо Санзе  Барати  -  президенту
Декабря и своей нареченной.

     "Санза, любимая! Имеющиеся фонды, как я и предполагал, оставляют желать
много   лучшего.   Тем  больше  оснований  начать  безотлагательно.  Окажите
любезность   представить   проект   коммерческой   комиссии,   описав    мою
квалификацию, и постарайтесь сразу добиться одобрения. Я закончил работу над
проектом  обращения  к  членам  клуба  (копия  прилагается).  Как следует из
приведенных цифр, мне потребуется от пяти до десяти лет,  при  условии,  что
меня  поддержат  не  менее  восьмидесяти  процентов  членов  клуба.  Поэтому
постарайтесь, моя дорогая. Мечтаю в один прекрасный день встретиться с  вами
где-нибудь под пурпурными небесами. Неизменно ваш - Джарри Дарк, казначей.
     P.S. Рад, что вам понравилось кольцо."

     За  два года Джарри удвоил капитал корпорации "Декабрь". Еще за полтора
он вновь удвоил его. Прочтя нижеследующее письмо от Санзы, он  вспрыгнул  на
свой  батут,  перекувыркнулся в воздухе, мягко приземлился на лапы в дальнем
углу своих апартаментов и  вернулся  к  воспроизводящему  устройству,  чтобы
прочесть еще раз:

     "Дорогой  Джарри!  Прилагаю  характеристики  и расценки еще пяти миров.
Исследовательской группе понравился последний из них. Мне  тоже.  А  ты  что
думаешь?  Элионол-2?  Если  согласен,  то  как  насчет цены? Когда мы сможем
набрать   такую    громадную    сумму?    Группа    считает,    что    сотня
миропреобразователей может превратить его в то, что нам нужно, за пять-шесть
веков. Побыстрее составь смету расходов на оборудование.
     Раздели  со мной судьбу и будь моим возлюбленным - там, где нет стен...
Санза."

     Еще год, подумал он, и я куплю тебе мир! Надо пошевелиться со сметой на
оборудование и транспортировку...

     Получив результаты,  Джарри  заплакал  холодными  слезами.  Сто  машин,
способных  изменять  параметры  окружающей среды, плюс двадцать восемь тысяч
анабиозных бункеров, плюс расходы по транспортировке  этого  оборудования  и
представителей   его  народа,  плюс...  Слишком  дорого!  Он  быстро  сделал
перерасчет.
     Он продиктовал в свой микрофон:

     "Киска моя, пятнадцать  лишних  лет  -  это  слишком  долгий  срок  для
ожидания.  Поручи  им рассчитать, сколько понадобится времени, если придется
ограничиться  только  двадцатью  миропреобразователями.  Люблю,   целую,   -
Джарри."

     Все  последующие  дни он ходил по своей камере из угла в угол, - сперва
гордо  выпрямившись,  потом  на  четырех  лапах,  когда   настроение   стало
портиться.
     "Около  трех  тысяч  лет," - пришел ответ. - "Пусть всегда твоя шерстка
светится. - Санза."
     "Давай поставим этот вопрос на голосование,  Зеленоглазка,"  -  ответил
он.

     Краткое описание мира, не больше тридцати строк! Представьте...
     Всего один континент, с тремя внутренними черными на вид и солоноватыми
морями;  серые  равнины  и  желтые  равнины,  и  небо  цвета  сухого  песка;
мелколесье, где деревья - вроде вымазанных йодом  грибов;  гор  нет,  только
холмы  -  бурые,  желтые,  белые,  светло-лиловые; зеленые птицы с крыльями,
похожими на парашюты, клювами,  похожими  на  серпы,  перьями,  похожими  на
листья  дуба,  и вывернутым зонтиком вместо хвоста; шесть очень далеких лун,
что днем кажутся расплывчатыми пятнами, снежными хлопьями по ночам,  каплями
крови  в  сумерках  и  на  заре;  какая-то  травка  вроде горчицы во влажных
долинах;  туманы,  как  белое  пламя,  пока   утро   безветренное,   и   как
змеи-альбиносы,  когда  поднимается ветер; разбегающиеся ущелья, будто узоры
на заиндевевшем стекле; потаенные пещеры,  словно  цепочки  темных  пузырей;
семнадцать  обнаруженных видов опасных хищников, от одного до шести метров в
длину, чересчур мохнатых и зубастых; внезапные грозы с градом,  будто  удары
молотом  с  чистого  неба;  полярные  шапки  из  льда, как голубые береты на
приплюснутых  полюсах;  подвижные  двуногие  ростом  в  полтора   метра,   с
недоразвитым  головным  мозгом,  которые  кочуют по мелколесью и охотятся на
личинок гигантских гусениц, а также на самих гигантских гусениц, на  зеленых
птиц,  на  слепых  кротовидных,  на  ночных  пожирателей  падали; семнадцать
полноводных  рек;  облака,  похожие  на  пурпурных  тучных  коров,  спешащих
пересечь континент и улечься за горизонтом на востоке; утесы из выветренного
камня,  подобные  застывшей музыке; ночи темные как копоть, чтобы можно было
наблюдать слабые звезды; плавные изгибы долин, напоминающие женское тело или
музыкальный инструмент; вечный мороз в затененных  местах;  звуки  по  утрам
похожи  на те, что издают ломающийся лед, звенящее олово, лопнувший стальной
трос...
     Они знали, что смогут превратить его в рай.

     Прибыл передовой отряд, закованный в криоскафандры, установил по десять
миропреобразователей в каждом полушарии, в нескольких больших пещерах  начал
монтаж анабиозных бункеров.
     Затем прибыли члены "Декабря", спустившись с небес цвета сухого песка.
     Они  спустились,  осмотрелись  и  решили, что это почти рай, после чего
отправились  в  свои  пещеры  и  уснули.   Более   двадцати   восьми   тысяч
криопланетных  кототипов (модификация Элионол) сошли в свой собственный мир,
чтобы проспать до поры беззвучным сном льда и камня, чтобы получить  в  свое
владение  новый  Элионол.  В  таком  сне не бывает сновидений. Но если б они
были, они напоминали бы мысли тех, кто еще не улегся спать.
     - Это тяжело, Санза.
     - Да, но это только на время...
     - ... обрести друг друга и наш  собственный  мир  -  и  лишь  ненадолго
выныривать  туда,  как  ныряльщик  со  дна  моря...  Ползти,  когда  хочется
прыгать...
     - Для нас это время пройдет быстро, Джарри, мы ничего не почувствуем.
     - Но на самом деле целых три тысячи  лет!  Пройдет  ледниковый  период,
пока  мы  будем спать. Наши прежние миры изменятся так, что мы их не узнаем,
вернувшись погостить, - и никто о нас не вспомнит.
     - Погостить где? В наших прежних клетках?  Какое  нам  дело  до  других
миров?  Пускай нас забудут там, где мы родились! Мы - самостоятельный народ,
и мы нашли свой дом. Что еще нам нужно?
     - Ты  права...  Пройдет  совсем  немного  лет,  и  мы   сможем   вместе
бодрствовать, и нести вахту.
     - А когда в первый раз?
     - Через два с половиной века - три месяца бодрствования.
     - Что тогда здесь будет?
     - Не знаю. Не так жарко...
     - Тогда давай вернемся и ляжем спать. Завтрашний день будет лучше.
     - Согласен.
     - Ой! Смотри, зеленая птица! Она парит, как мечта...
     Когда   они   впервые   пробудились   для   вахты,   они   жили  внутри
миропреобразователя в местности, называемой Мертвой  Землей.  Мир  уже  стал
прохладнее,  края  неба  окрасились  розовым.  Металлические стены громадной
установки почернели и покрылись инеем. Атмосфера была  еще  непригодной  для
дыхания,  температура  слишком  высокой. Большую часть времени они проводили
внутри  своих  специальных  камер,  покидая  их,  как  правило,  только  для
проведения особых замеров и контроля за состоянием жилых сооружений.
     Мертвая  Земля...  Скалы  и  песок.  Ни  деревьев, ни вообще каких-либо
признаков жизни.
     До сих пор продолжался период ураганов,  словно  планета  давала  отпор
вторжению  мира  машин.  К  ночи  гигантские  облака  недвижимого  имущества
затихали, оседали на каменных утесах, и когда ветры уносились прочь, пустыня
мерцала, как свежевыкрашенная,  а  когда  приходило  утро  с  его  странными
звуками,  утесы  возвышались  над  ней, как языки пламени. Солнце всходило и
задерживалось на небосклоне, после чего ветер обычно поднимался вновь,  день
затягивался серо-бурой пеленой. Когда порывы утреннего ветра стихали, Джарри
и  Санза  могли наблюдать через свое любимое восточное окно (единственное на
третьем этаже) за Мертвой Землей, где один утес  был  похож  на  непокорного
нормотипа,  махавшего  им  рукой, могли валяться на зеленой кушетке, которую
подняли с первого этажа, или заниматься  любовью  под  звуки  разгоняющегося
ветра, или Санза напевала, а Джарри писал в журнале или перечитывал записи в
нем  -  столетиями  копившиеся  каракули  друзей и незнакомцев - и часто они
мурлыкали, но никогда не улыбались, потому что не знали, как это делается.
     Однажды утром, посмотрев в  окно,  они  увидели  двуногое  создание  из
вымазанного  йодом  леса,  бредущее через пустыню. Оно несколько раз падало,
поднималось и шагало дальше, наконец упало и больше не двигалось.
     - Что оно делает так далеко от дома? - спросила Санза.
     - Умирает, - ответил Джарри. - Давай выйдем наружу.
     Они опустились по-кошачьи на четыре лапы, спустились  на  первый  этаж,
надели защитные костюмы и вышли из своего сооружения.
     Создание  вновь  поднялось  и заковыляло дальше. Оно было покрыто рыжим
мехом; темные глаза, широкий длинный нос, лоб сильно скошен назад. По четыре
коротких пальца с когтями на руках и ногах.
     Увидев,  что  они  выходят   из   миропреобразователя,   это   существо
остановилось и стало на них смотреть. Потом оно упало.
     Подойдя   поближе,   они   стали  разглядывать  лежащее  существо.  Оно
продолжало смотреть на них, его темные глаза  расширились,  тело  затряслось
мелкой дрожью.
     - Оно умрет, если мы его здесь оставим, - сказала Санза.
     - ...И оно умрет, если мы заберем его внутрь, - ответил Джарри.
     Существо  попыталось протянуть к ним переднюю конечность, но сил на это
не хватило. Его глаза сузились, потом закрылись.
     Джарри подошел и легко тронул его носком ботинка. Никакой реакции.
     - Оно мертво, - сказал он.
     - Что мы будем делать?
     - Оставим здесь. Песок его занесет.
     Они вернулись в  свое  сооружение,  и  Джарри  записал  происшествие  в
журнал.  Шел  последний  месяц  их  вахты, когда Санза спросила его: - Здесь
кроме нас все умрет? И зеленые птицы,  и  большие  хищники?  И  те  забавные
маленькие деревья, и волосатые гусеницы?
     - Надеюсь,  что  нет,  -  ответил  Джарри.  -  Я  перечитал  все записи
биологов.  Думаю,  что  жизнь  сможет  адаптироваться.  Стоит  ей  один  раз
возникнуть,   и  она  сделает  все  возможное,  чтобы  продолжаться  дальше.
Обитателям этой планеты,  наверное,  повезло,  что  у  нас  только  двадцать
миропреобразователей.  У  них  есть  три  тысячелетия, чтобы получше обрасти
шерстью, научиться  дышать  нашим  воздухом  и  пить  нашу  воду.  С  сотней
установок  мы  бы их уничтожили, и пришлось бы ввозить криопланетных существ
или  выводить  новых.  А  так  те,  что  здесь  живут,   имеют   возможность
приспособиться.
     - Замечательно,  - сказала она, - но мне сейчас пришло в голову, что мы
делаем  здесь  то  же  самое,  что  судьба  когда-то  сделала  с  нами.  Нас
подготовили  для  Элионола,  а  Новая  его  уничтожила.  Эти  существа здесь
родились, а мы уничтожаем их мир. Мы превращаем все живое на этой планете  в
то, чем были сами в наших прошлых мирах - в нечто неприспособленное.
     - С  той, однако, разницей, что мы теряем свое время, - уточнил Джарри,
- и даем им шанс выжить в новых условиях.
     - И все же я чувствую: мы здесь видим, - она указала на окно, - то,  во
что превратится вся планета - в одну большую Мертвую Землю.
     - Мертвая Земля была здесь и до нас. Мы не создавали новых пустынь.
     - Все  звери  уходят на юг. Деревья погибают. Когда они заберутся на юг
так далеко, как им по силам, а температура будет  падать  дальше,  и  воздух
сжигать их легкие, им придет конец.
     - Но они могут к тому времени адаптироваться. Кроны деревьев становятся
гуще, их кора толще. Жизнь приспособится.
     - Я не знаю...
     - Может, тебе лучше уснуть до тех пор, пока все не кончится?
     - Нет, я хочу всегда быть рядом с тобой.
     - Тогда  тебе  придется  смириться  с  тем,  что любое изменение всегда
чему-нибудь вредит. Если это поймешь, ты перестанешь себя винить.
     И они стали слушать пение ветров.
     Через три дня, во время затишья на закате,  разделявшего  ветры  дня  и
ветры ночи, Санза позвала его к окну. Он взлетел на третий этаж, приблизился
к  ней.  Ее  груди  казались  розовыми  в  закатном  свете,  под ними лежали
серебристые тени. Шерсть на плечах и бедрах  светилась,  словно  ее  окружал
туманный ореол. Лицо ничего не выражало, ее глаза не смотрели на Джарри.
     Он  выглянул  наружу.  Падали первые крупные хлопья, голубые на розовом
фоне  заката.  Они  опускали  пелену  забвения  на  скалы,  на   непокорного
нормотипа;  они прилипали к кварцевому толстому стеклу; упав, они окрашивали
пустыню в цвет ядовитой лазури; они порхали, большая часть их уже опустилась
на землю, но была подхвачена первыми порывами ветра. Темные облака сошлись в
небесной вышине, от них к земле протянулись нити  и  ленты  голубого  цвета.
Хлопья,  как  бабочки,  плясали  за окном, то открывая, то скрывая очертания
Мертвой Земли.  Изжелта-розовое  исчезло,  уступив  место  голубизне,  а  та
синела, темнела, - и когда снаружи донесся первый порывистый вздох вечера, и
снежные вихри понеслись не вниз, а вбок, они были уже сине-фиолетовыми.

     "Эта  машина  никогда  не  умолкает,"  -  писал  Джарри.  - "Иногда мне
кажется, что я различаю голоса в ее безостановочном гуле, внезапном рычании,
похрустывании могучих сочленений. На станции в Мертвой Земле я  один.  После
нашего  прибытия  прошло  пять  столетий.  Я  решил,  что  Санзе будет лучше
проспать эту вахту, чтобы не тревожить  душу  мрачными  перспективами.  (Они
есть.)  Она, конечно, рассердится. Сегодня после пробуждения я слышал голоса
родителей в соседней комнате. Слов не разобрал. Только их голоса, которые  я
раньше слышал по старому интеркому. Они должны были уже умереть, несмотря на
все  успехи  геронтологии.  Часто  ли  они  вспоминали  обо  мне после моего
отъезда? Я даже не смог бы пожать руку отцу без  моей  перчатки,  поцеловать
мать на прощанье. Это странно, чувствовать себя полностью одиноким, и только
машины  гудят,  перебирая  молекулы атмосферы, замораживая мир в центре этой
синей равнины. Меня злит тот факт, что я вырос  в  стальной  камере.  Каждый
день   я  связываюсь  с  девятнадцатью  другими  станциями.  Боюсь,  я  стал
надоедлив. Надо бы не беспокоить их завтра, а может, и послезавтра тоже.
     Сегодня  утром  я  на  несколько  секунд  выскочил  наружу  без  своего
скафандра.  Все еще невыносимо жарко. От первого же глотка воздуха мне стало
дурно. Наш день еще далеко. И все же я почувствовал разницу по  сравнению  с
тем,  что  было  в  прошлую  попытку,  два с половиной века назад. Что здесь
будет, когда все завершится? - И кем буду я, экономистом? Каковы  будут  мои
функции на нашем новом Элионоле? Неважно, была бы Санза счастлива...
     Миропреобразователь  запинается  и вздыхает. Земля везде покрыта синим,
куда ни посмотришь. Утесы остались, но их  очертания  уже  изменились.  Небо
сейчас  розового цвета, вечером и утром оно бывает почти бордовым. Наверное,
именно о таком говорят, что оно "цвета вина",  но  сам  я  вина  никогда  не
видел,  поэтому  не  могу сказать точно. Деревья не погибли. Они стали более
крепкими. Кора стала толще, листья темнее и больше. Я слышал, что теперь они
вырастают гораздо выше. В Мертвой Земле деревьев нет.
     Гусеницы еще живы. Они кажутся более крупными, но как  я  заметил,  это
оттого,  что они стали более мохнатыми, чем раньше. Похоже, что почти у всех
животных шерсть стала гуще. Некоторые, наверное,  стали  впадать  в  спячку.
Странная  вещь:  как  сообщили  с  седьмой станции, им показалось, что мех у
двуногих стал гуще. Вроде бы в их районе было немного таких  существ,  и  те
обычно держались на большом расстоянии. Они стали выглядеть более косматыми.
Однако  непосредственные  наблюдения показали, что некоторые из них надевают
или заворачиваются в шкуры мертвых животных! Возможно ли, что они могут быть
более разумными, чем мы считали? Кажется маловероятным,  ведь  их  тщательно
обследовала  биокоманда еще до того, как мы запустили машины. Действительно,
очень странно.
     Ветры по-прежнему сильны. Иногда они приносят столько пепла,  что  небо
становится    темным.   Отсюда   на   юго-западе   отмечается   значительная
вулканическая активность.  Из-за  этого  пришлось  перебазировать  четвертую
станцию.  Я  стал  слышать  пение  Санзы  - в звуках работающей установки. В
следующий раз я дам ей проснуться. К тому  времени  все  получше  наладится.
Нет,  это  неправда.  Это  эгоизм.  Я  хочу, чтобы она была рядом со мной. Я
чувствую себя так, словно я единственное живое существо в этом мире.  Голоса
по  радио  как  призраки.  Часы  громко  тикают, а промежутки между тиканием
заполняет гудение установки  -  по  сути,  та  же  тишина,  потому  что  оно
постоянно.  Временами  мне  кажется,  что  его  нет; я начинаю вслушиваться,
напрягаю уши, и все же не знаю, гудит или нет. Тогда я проверяю  индикаторы,
и  они  подтверждают  мне,  что  машина  работает.  Возможно,  это  какая-то
неисправность в индикаторах. Но они  выглядят  так,  словно  с  ними  все  в
порядке.  Нет.  Дело  во  мне.  А синева Мертвой Земли - тоже тишина особого
рода. Утром даже скалы покрыты голубым инеем. Красиво это или отвратительно?
Для меня неважно. Это часть великой тишины, вот и  все.  Возможно,  я  стану
мистиком.  Возможно,  я  разовью  в  себе  оккультные способности и достигну
просветления и освобождения, сидя здесь, в центре великой тишины.  Возможно,
у  меня  будут  видения.  Голоса  я уже слышу. Водятся ли призраки в Мертвой
Земле? Нет, здесь ничто  и  никогда  не  могло  обратиться  в  призрака.  За
исключением,  пожалуй, того маленького двуногого существа. Я пытаюсь понять,
куда он шел по Мертвой Земле? Почему он стремился к центру разрушений, а  не
прочь  от  него,  как  соплеменники?  Теперь  уже  не узнаю. Разве что будет
видение. Думаю, уже пора взять себя в руки  и  выйти  прогуляться.  Полярные
шапки  стали  толще.  Начался  ледниковый период. Скоро, скоро все пойдет на
лад. Скоро тишине придет конец, я надеюсь. Все-таки я  хотел  бы  знать,  не
есть  ли  тишина  естественное  состояние  Вселенной,  лишь оттеняемое нашим
ничтожным шумом, темным пятнышком посреди голубого поля.  Все  однажды  было
тишиной,  и  станет  тишиной,  -  уже сейчас, возможно. Слышу ли я настоящие
звуки, или только звучащую тишину? Я хотел бы  разбудить  ее  прямо  сейчас,
выйти с ней прогуляться. Начинается снегопад."

     Джарри пробудился снова на исходе тысячелетия.
     Санза  улыбалась  и  держала  его  руку  в  своих,  сжимала  ее, - а он
объяснял, почему не разбудил ее тогда, словно извинялся.
     - Конечно, я не сержусь, - сказала она, - ведь  и  я  сама  обошлась  с
тобой так же в прошлый цикл.
     Джарри не сводил с нее глаз и, кажется, начинал понимать.
     - Больше  я  так  не поступлю, - пообещала Санза. - Я знаю, что и ты не
сможешь. Такое одиночество почти непереносимо.
     - Да, - ответил он.
     В прошлый раз отогрели нас обоих. Я очнулась первой  и  сказала,  чтобы
тебя  опять  отправили  спать.  Я была очень рассержена, узнав, что ты перед
этим натворил. Но я быстро все простила, мне  так  хотелось,  чтобы  ты  был
рядом.
     - Мы всегда будем вместе, - сказал Джарри.
     - Конечно, всегда.
     На  флаере  они  долетели  из  пещеры-спальни  до миропреобразователя в
Мертвой Земле, где сменили предыдущую пару и подняли на  третий  этаж  новую
кушетку.
     Атмосфера Мертвой Земли оставалась душной, но ей уже можно было недолго
дышать,  хотя  такие  эксперименты  неизменно  заканчивались головной болью.
Скала, некогда похожая  на  махающего  рукой  нормотипа,  потеряла  четкость
очертаний. Ветры утратили буйный нрав.
     На   четвертый  день  они  обнаружили  звериные  следы,  которые  могли
принадлежать  какому-то  крупному  хищнику.   Это   обрадовало   Санзу,   но
последующие наблюдения оказались безрезультатными.
     Однажды утром они решили забраться подальше в Мертвую Землю.
     Не  пройдя  и  ста  шагов,  они  наткнулись  на трех мертвых гигантских
гусениц. Те были жесткими, словно их высушили, а не заморозили,  вокруг  них
на  снегу  вились цепочки непонятных знаков. Следы вели и к ним, и от них, и
имели незнакомые очертания.
     - Что это значит? - спросила она.
     - Не знаю, но думаю, это стоит сфотографировать, - сказал Джарри.
     Так и сделали. После обеда Джарри связался с  одиннадцатой  станцией  и
узнал,  что  нечто  подобное иногда замечали вахтенные на других установках,
правда, не слишком часто.
     - Не понимаю, - сказала Санза.
     - И не хочу понимать, - ответил Джарри.
     Ничего подобного за их вахту не повторилось. Джарри отметил  событие  в
журнале,  подготовил отчет. Потом они целиком отдались любви, наблюдениям, и
время от времени ночным  пирушкам.  Два  столетия  назад  какой-то  биохимик
посвятил  свою  вахту  экспериментам с веществами, которые бы действовали на
кототипов так же, как легендарное виски на нормотипов. Он преуспел, предался
четырехнедельному пьянству, забросил вахту и был отстранен от нее,  а  затем
отправлен  в  криобункер  до  конца  Ожидания.  Однако найденная им формула,
довольно несложная, передавалась из рук в  руки,  так  что  Джарри  и  Санза
обнаружили  в  кладовке  богатый  бар  и  рукописную  инструкцию, содержащую
практические  указания  и  рецепты  разнообразных  коктейлей.  Автор  текста
выражал  надежду,  что  каждая  вахта  может  внести  новый  вклад в копилку
рецептов, в результате чего к моменту его  очередного  дежурства  инструкция
сможет  достичь объема, соразмерного его желаниям. Джарри и Санза поработали
на совесть: их пунш "Снежный цветок" согревал тело, превращая  мурлыканье  в
хихиканье,  и  так  они  познали  смех. Тысячелетие они отметили целой чашей
этого напитка, тогда Санза настояла на том,  чтобы  связаться  с  остальными
станциями  и  сообщить им формулу - прямо сейчас, в ночную смену - чтобы все
разделили с ними их радость. Вполне возможно,  так  все  и  поступили,  ведь
рецепт   был  очень  простой.  И  хотя  потом  эта  чаша  отошла  в  область
воспоминаний,  смех  они  сохранили  навсегда.  Вот  так,  легкими  простыми
штрихами, делает свой первый набросок традиция.

     - Зеленые   птицы  умирают,  -  сказала  Санза,  откладывая  в  сторону
прочитанный отчет.
     - Правда? - сказал Джарри.
     - Видимо, они уже сделали для адаптации все, на что  были  способны,  -
заметила она.
     - Жаль, - сказал Джарри.
     - Кажется,  что  с  нашего появления здесь не прошло и года. А на самом
деле - тысяча лет.
     - Время летит, - сказал Джарри.
     - Я боюсь, - призналась она.
     - Почему?
     - Не знаю. Просто боюсь.
     - Чего?
     - Жить так, как мы живем, наверное. Оставлять себя по кусочкам в разных
столетиях. Я помню, несколько месяцев назад здесь была пустыня.  Сейчас  тут
ледник.  Расселины открываются и схлопываются. Каньоны возникают и исчезают.
Одни реки пропадают, другие появляются. Все кажется таким  ненадежным.  Вещи
выглядят  прочными,  но  я  боюсь  до  них  дотрагиваться  - вдруг исчезнут.
Превратятся в дым, и моя рука пройдет сквозь них, как сквозь черный  дым,  и
коснется  чего?...  Бога,  наверное.  Или  еще хуже, даже его может не быть.
Никто по-настоящему не знает, каким будет этот мир, когда  мы  закончим.  Мы
отправились  в  неведомую  землю,  и уже поздно возвращаться. Мы идем сквозь
сон, устремляясь к мечте... Иногда я скучаю по своей камере... по всем  этим
машинкам,   которые   обо  мне  заботились.  Может  быть,  это  Я  не  смогу
адаптироваться. Может и я, как зеленая птица...
     - Нет, Санза. Нет. Мы реальны. Неважно, что происходит вокруг, МЫ здесь
останемся. Все меняется потому, что мы захотели этих изменений.  Мы  сильнее
этого  мира, и мы будем давить на него, перекрашивать и дырявить до тех пор,
пока не сделаем из него именно то, что нам нужно. А тогда мы  займем  его  и
заполним  городами  и  детьми. Ты хочешь увидеть Бога? Посмотри в зеркало. У
Бога острые уши и зеленые глаза. Он покрыт мягкой серой шерсткой.  Когда  он
простирает длань, меж пальцев показываются перепонки.
     - Хорошо, что ты сильный, Джарри.
     - Давай-ка возьмем мотосани и прокатимся.
     - Давай.
     Вверх  и  вниз,  без  остановки,  они  неслись через Мертвую Землю, где
темные камни замерли в молчании, будто облака в опрокинутом небе.

     Прошло двенадцать с половиной веков.
     Теперь они могли дышать без респираторов, пусть недолго.
     Теперь они могли выносить температуру этого мира, пусть недолго.
     Теперь все зеленые птицы умерли.
     Теперь начались странные и тревожные вещи.
     По  ночам  приходили  двуногие,  оставляли  цепочки  знаков  на  снегу,
оставляли  в  центре  мертвых животных. Теперь такое случалось гораздо чаще,
чем в прошлом. Чтобы сделать это, они приходили издалека, и у многих из  них
плечи были покрыты шерстью, но не их собственной.
     В поисках отчетов об этих существах Джарри перерыл весь архив.
     - В одном из отчетов говорится об огнях в лесу, - сообщил он. - Седьмая
станция.
     - Что?...
     - Огонь, - сказал он. - Что, если они открыли огонь?
     - Значит на самом деле они не животные!
     - Но были ими!
     - Теперь  они  носят  одежду.  Совершают  что-то вроде жертвоприношений
нашим машинам. Нет, они больше не животные.
     - Как такое могло случиться?
     - А как ты  думаешь?  МЫ  САМИ  это  сделали.  Они  могли  бы  остаться
неразумными,  -  животными,  - если бы мы не пришли и не вынудили их умнеть,
чтобы выжить. Мы ускорили их  эволюцию.  Им  оставалось  адаптироваться  или
погибнуть, и они адаптировались.
     - А  тебе не кажется, что это могло произойти, даже если бы мы здесь не
появились? - спросил он.
     - Может, да, - когда-нибудь. А может, и нет.
     Джарри подошел к окну, окинул взглядом Мертвую Землю.
     - Я должен разобраться и выяснить. Если они разумны, если  они  люди  -
как мы, - добавил он, - то мы должны с ними считаться.
     - Что ты предлагаешь?
     - Найти  кого-нибудь  из этих созданий. Посмотреть, можно ли наладить с
ними контакт.
     - Разве раньше не пробовали?
     - Пытались.
     - И какие результаты?
     - Разные. Одни утверждают, что они определенно разумны. Другие считают,
что им далеко до порога, за которым начинается человек.
     - Может быть, мы делаем ужасную  вещь,  -  отозвалась  она.  -  Создали
людей,  а  теперь их уничтожаем. Однажды, когда мне было грустно, ты сказал,
что мы боги этого мира, что в нашей власти создавать и разрушать.  Это  так,
но  я  не ощущаю себя богом. Что мы можем сделать? Они сумели измениться, но
ты уверен, что они смогут пройти с нами до конца нашего пути? Что  если  они
вроде зеленых птиц? Если они адаптировались так быстро и полно, как могли, и
этого все же недостаточно? Что здесь может сделать бог?
     - Все, что захочет, - ответил Джарри.
     В  этот  день  они летали на флаере над Мертвой Землей, но обнаруживали
признаки жизни разве что друг в друге. Поиск  был  продолжен  в  последующие
дни, однако к успеху не привел.
     Ранним пурпурным утром, двумя неделями позже, это все-таки произошло.
     - Они были здесь, - сказала Санза.
     Джарри подошел к выходу из установки и присмотрелся.
     Снежный покров в нескольких местах был утоптан, знакомые цепочки знаков
окружали тельце мертвого зверька.
     - Они не могли уйти очень далеко, - сказал он.
     - Не могли.
     - Давай поищем на санях.
     И  сразу  же  -  по снегу вдаль, через землю, называемую Мертвой, Санза
управляла, а Джарри вглядывался в цепочки следов  на  голубом.  Они  неслись
сквозь  рождающееся  утро, через огненно-фиолетовый мир, и ветер обтекал их,
как река, и звуки вокруг  были  подобны  тем,  что  издают  ломающийся  лед,
звенящее  олово,  лопнувший  стальной  трос. Камни в синем инее застыли, как
замерзшая музыка, и длинная тень саней, темная, как чернила, неслась впереди
них. По крыше вдруг забарабанил град,  словно  неожиданная  атака  танцующих
демонов,  и так же внезапно прекратился. Мертвая Земля то опускалась полого,
то снова дыбилась.
     Джарри положил руку Санзе на плечо.
     - Впереди!
     Она кивнула и притормозила.
     Они окружили его у выступа скалы. Они использовали  дубинки  и  длинные
пики,  похоже,  что с обработанными в огне наконечниками. Они бросали камни.
Бросали куски льда.
     Потом они отступили, и он убивал их, когда к нему приближались.
     Кототипы называли его медведем из-за того, что он был большой, косматый
и мог вставать на задние лапы...
     Этот был трех с половиной метров в  длину,  весь  заросший  голубоватой
шерстью,  за  исключением  длинной морды, которая по виду напоминала рабочую
часть плоскогубцев.
     Пять созданьиц валялось вокруг него на  снегу.  Каждый  раз,  когда  он
замахивался и опускал лапу, падало еще одно.
     Джарри достал пистолет из кобуры и проверил заряд.
     - Поезжай  помедленнее,  -  сказал он ей. - Я попробую выстрелить ему в
голову.
     Первый выстрел ударил мимо, выщербив  валун  за  спиной  зверя.  Второй
просвистел в шерсти на шее. Джарри выпрыгнул из саней, когда они поравнялись
со  зверем,  сдвинул регулятор энергии на максимум и не целясь выпустил весь
заряд ему в грудь.
     Медведь замер, покачнулся, упал, в его груди зияла сквозная рана.
     Джарри обернулся и посмотрел на созданьиц. Те уставились на него.
     - Привет, - сказал он. - Меня зовут Джарри. Нарекаю вас рыжетипами...
     Удар сзади свалил его с ног.
     Он покатился по снегу, перед глазами заплясали огни, левая рука и плечо
горели от боли.
     Второй медведь явился из каменного леса.
     Правой рукой Джарри вытащил свой длинный охотничий нож  и  поднялся  на
ноги. Когда зверь кинулся на него, он, двигаясь с кошачьей быстротой, ударил
вверх  и  вперед  и  всадил  нож ему в горло по самую рукоять. По телу зверя
пробежала судорога, но он легко смахнул его с себя,  и  Джарри  вновь  упал,
потеряв нож.
     Рыжетипы снова бросали камни, кололи зверя заостренными пиками.
     Потом  был глухой звук удара в плоть, скрежет, зверь взлетел в воздух и
сверху рухнул ему на голову.
     ...Он приходил в себя.
     Раненый, он лежал на спине, и весь мир вокруг него пульсировал,  словно
готовый взорваться.
     Сколько прошло времени, он не знал.
     То ли его, то ли медведя оттащили в сторону.
     Созданьица припали к земле, наблюдая.
     Одни наблюдали за медведем.
     Другие - за ним.
     Третьи за разбитыми санями...
     Разбитые сани...
     С трудом он поднялся на ноги.
     Рыжетипы отступили.
     Он добрался до саней и заглянул внутрь.
     Он  сразу  понял,  что  она  мертва,  как только заметил неестественный
поворот головы. И все же он проделал все необходимое для того, чтобы в  этом
удостовериться, и лишь тогда позволил себе поверить.
     Она  решилась  на смертельный удар, направив сани на зверя и сломав ему
спину. Она сломала сани. И себя.
     Он наклонился над обломками, составил свою первую молитву, и вытащил ее
тело.
     Рыжетипы наблюдали. Он поднял ее на руки и понес через  Мертвую  Землю,
возвращаясь  к  установке.  Рыжетипы  продолжали  наблюдать  за  ним - кроме
одного,  с  необычно  высокими  надбровными   дугами,   который   пристально
разглядывал нож, торчащий из дымящегося мохнатого звериного горла.

     Разбудив руководство "Декабря", Джарри спросил:
     - Что нам нужно сделать?
     - Она  первая  из  нашей  расы  умерла  в  этом мире, - сказал Ян Тэрл,
вице-президент.
     - Никакой  традиции  пока  не  существует,  -  сказала   Зельда   Кейн,
секретарь. - Нам нужно ее установить?
     - Я не знаю, - ответил Джарри. - Не знаю, что будет правильнее...
     - Погребение  и  кремация  -  это  два основных способа. Что вас больше
устраивает?
     - Но я... Нет, не в земле. Отдайте ее мне.  Дайте  большой  флаер...  Я
сожгу ее тело.
     - А потом надо построить часовню.
     - Нет. Я сделаю это так, как сочту нужным. И лучше всего, если я один.
     - Как  хотите.  Берите  все,  что  считаете  нужным. И делайте все, что
необходимо.
     - Было бы лучше послать кого-то другого на установку в Мертвой Земле. Я
хотел бы уснуть после того, как закончу с этим делом, - до следующего цикла.
     - Все будет в порядке, Джарри. Примите наши соболезнования.
     - Да, и наши...
     Джарри кивнул, махнул рукой, повернулся, вышел.
     Вот так, тяжелыми штрихами, намечает свой рисунок жизнь.

     На юго-восточной границе  Мертвой  Земли  высилась  голубая  гора.  Три
тысячи  метров, чуть больше. Если лететь к ней с северо-запада, она казалась
застывшей волной  непредставимо  огромного  моря.  На  ее  вершине  отдыхали
пурпурные  облака.  Ни одно живое существо не ступало на ее склоны. У нее не
было имени, и она приняла то, что оставил ей Джарри.
     Он посадил флаер.
     Он донес ее тело так высоко, как можно донести тело.
     Он уложил ее, одел ее в лучшие одежды, закрыл широким шарфом  сломанную
шею, набросил темную вуаль на безжизненное лицо.
     Он  начинал  молитву,  когда  с  неба  ударил град. Словно камни, куски
синего льда падали на него, на нее.
     - Проклятье на вас! - закричал он и помчался вниз к флаеру.
     Подняв машину, он стал кружить в воздухе.
     Ее одежды хлопали на ветру.  Падающий  занавес  из  синих  бусин  града
порвал  все  связи между ними, кроме последней ласки: огонь переплавит лед в
лед, прах переплавит в бессмертие - огонь из пушки.
     Он нажал на гашетку, и сияющий ярче солнц огненный туннель  открылся  в
теле  безымянной  горы. Она исчезла в нем, и он расширял этот туннель до тех
пор, пока не сравнял всю верхушку горы.
     Затем он поднялся вверх, в  облака,  атакуя  грозу,  пока  у  пушек  не
кончился весь заряд.
     Тогда  он  сделал  в  воздухе  круг  над оплавленной столовой горой, на
юго-восточной границе Мертвой Земли.
     Круг над первым погребальным костром этого мира.
     Потом он улетел, чтобы проспать до поры беззвучным сном льда  и  камня,
чтобы  получить  в  свое  владение  новый  Элионол.  В  таком  сне не бывает
сновидений.

     Пятнадцать  столетий.  Почти  половина  Ожидания.  Двадцать  строк,  не
больше... Представьте...
     ...Девятнадцать   полноводных  рек  впадают  в  черные  моря,  покрытые
фиолетовой рябью.
     ...Мелколесье цвета йода исчезло. Всю  сушу  заняли  мощные  деревья  с
толстой корой - оранжевые, желтые, черные, очень высокие.
     ...  Величественные  горные  цепи  там,  где раньше были только холмы -
бурые, желтые, белые, светло-лиловые.
     ...Цветы, чьи корни пробивают почву на двадцать  метров  вглубь  от  их
горчичных лепестков, распускающихся посреди голубого инея и камней.
     ...Слепые   кротовидные   зарылись  глубже;  ночные  пожиратели  падали
обзавелись мощными  челюстями  и  впечатляющими  рядами  резцов;  гигантские
гусеницы  стали  меньше,  но  выглядят крупнее из-за усилившегося волосяного
покрова.
     ...Изгибы долин  еще  напоминают  контуры  женского  тела,  округлые  и
плавные, или музыкальный инструмент.
     ...Выветренных камней стало больше, но они всегда покрыты инеем.
     ...Звуки по утрам как всегда резкие, ломкие, металлические.
     Они были уверены, что находятся на полпути в рай.
     Представьте это.
     Вахтенный  журнал  Мертвой  Земли  поведал  ему  обо всем, что он хотел
узнать. Но на всякий случай он перечитал все отчеты из архива.
     Приготовив себе коктейль, он смотрел в окно на третьем этаже.
     - ...Умрут, - пробормотал он, допил  содержимое  бокала,  снарядился  и
ушел с поста.
     Прошло три дня, прежде чем Джарри обнаружил их стоянку.
     Он  посадил  флаер  в  отдалении  и пошел пешком. Здесь, на крайнем юге
Мертвой Земли, воздух всегда теплее, и ему было трудно им дышать.
     Они носили звериные шкуры - эти шкуры для удобства и лучшей  защиты  от
холода  были  разрезаны  на полосы и закреплялись на их теле. Он насчитал на
стоянке шестнадцать навесов и три костра. Он заколебался при  виде  костров,
но все же подошел ближе.
     Когда  они  увидели его, негромкий шум стих, раздался короткий вскрик и
наступила тишина.
     Он вошел в лагерь.
     Создания неподвижно стояли вокруг него. Была слышна возня  под  большим
навесом в конце прохода.
     Он пошел по лагерю.
     К  вершине  составленного  из  жердей  треножника  был  подвешен  кусок
вяленого мяса. Перед каждым жилищем стояло несколько длинных копий. Он  взял
и изучил одно из них. К концу копья было прикреплено острие из расщепленного
камня в форме листа.
     Неподалеку стоял чурбан с рисунком, в котором угадывался силуэт кота...
     Он услышал звук шагов и обернулся.
     К  нему  медленно  подходил  один  из  рыжетипов.  Он  выглядел  старше
остальных. Плечи опущены; когда он открывал рот, было заметно,  что  у  него
нет  многих  зубов;  волосы  седые  и  редкие.  Он держал что-то в руках, но
внимание Джарри привлекли сами руки.
     На каждой руке был отстоящий большой палец.
     Джарри быстро огляделся, изучая руки остальных рыжетипов. У  всех  были
отстоящие большие пальцы. Он всмотрелся в их близкие лица.
     Теперь у них были вертикальные лбы.
     Он вновь посмотрел на старого рыжетипа.
     Тот положил что-то к его ногам и отошел в сторону.
     Джарри посмотрел вниз.
     На широком листе лежали ломоть вяленого мяса и кусок фрукта.
     Он  взял  мясо,  закрыл  глаза,  откусил немного, прожевал и проглотил.
Остальное завернул в лист и положил в боковой карман своего ранца.
     Он поднял руку, и рыжетипы отступили.
     Опустив руку, он раскатал одеяло, которое носил с  собой,  и  расстелил
его  на  земле.  Усевшись,  указал  рукой  на  рыжетипа,  затем  на место на
противоположном конце одеяла.
     Поколебавшись немного, существо подошло и присело.
     - Мы начинаем учиться говорить друг с другом, - медленно  произнес  он.
Положил руку себе на грудь и сказал: - Джарри.

     Джарри стоял перед разбуженным руководством "Декабря".
     - Они разумны, - сказал он им. - Все материалы в моем отчете.
     - Ну и что? - спросил Ян Тэрл.
     - Не  думаю,  что  они  смогут  адаптироваться. Они продвинулись вперед
очень далеко, очень быстро. Но я не думаю, что они смогут продвинуться много
дальше. Не уверен, что им по силам весь этот путь.
     - Вы биолог, эколог, химик?
     - Нет.
     - Тогда на чем основано ваше заключение?
     - Я наблюдал их в непосредственной близости шесть недель.
     - Значит, это ваше субъективное мнение...?
     - Вы знаете, что в таких делах нет экспертов. Ничего  подобного  раньше
не происходило.
     - Допустим,  что  они  разумны, - допустим даже, что ваши соображения о
степени их адаптируемости верны, - что, по-вашему, мы должны сделать?
     - Резко замедлить преобразования. Дать им больше шансов.  Если  они  не
смогут  справиться с остатком пути, то остановиться на достигнутом. Этот мир
уже пригоден для жизни. МЫ можем адаптироваться к нему.
     - Резко замедлить? Насколько?
     - Возможно, добавить еще семь или восемь тысячелетий.
     - Это исключено!
     - Полностью!
     - Слишком долго!
     - Почему?
     - Потому что раз в  двести  пятьдесят  лет  каждый  несет  трехмесячную
вахту.  Это  год  личного  времени  за  каждое тысячелетие. Вы просите у нас
слишком большую часть жизни.
     - Но ведь возможно, что на карту поставлена судьба целой расы!
     - Вы не можете утверждать это со всей определенностью.
     - Нет, не могу. Но разве вы не согласны, что ради этого стоит рискнуть?
     - Вы хотите вынести свои предложения на голосование руководства?
     - Нет, - уже ясно, что я  проиграю.  Я  хочу  вынести  их  на  всеобщее
голосование.
     - Это невозможно. Все спят.
     - Разбудите их.
     - Это не так просто.
     - А вам не кажется, что судьба целой расы стоит таких усилий? Тем более
что именно мы развили их разум. Это мы заставили их эволюционировать, наслав
на них проклятье разума.
     - Достаточно!  Они  и  так  уже  были  у самого порога. Они могли стать
разумными и БЕЗ нашего участия.
     - Но вы не можете утверждать это со всей определенностью! Вы не  можете
этого  знать! Да в общем и неважно, как это произошло. Они здесь живут, и мы
здесь живем, и они нас считают богами - возможно, потому, что мы не принесли
им ничего, кроме несчастий. И мы все же несем какую-то ответственность перед
разумной расой. Хотя бы настолько, чтобы воздержаться от их уничтожения.
     - Возможно, мы могли бы предпринять углубленное исследование...
     - За это время они могут вымереть. Я  официально  настаиваю,  пользуясь
своими  правами  казначея,  на  том,  чтобы  разбудить  всех  членов клуба и
поставить вопрос на голосование.
     - Я не вижу никого, кто бы к вам присоединился.
     - Зельда? - спросил он.
     Она отвела глаза.
     - Тэрбелл? Клонд? Бондичи?
     В глубокой и широкой пещере его окружила тишина.
     - Хорошо.  Я  вижу,  что  проиграл.   Мы   сами   станем   собственными
змеями-совратителями, когда попадем в наш Эдем. В таком случае я возвращаюсь
в Мертвую Землю, моя вахта еще не закончилась.
     - В  этом  нет  необходимости.  В  самом  деле,  может  быть, вам лучше
поспать, пока все не завершится?
     - Нет. Если бы я устранился, я тоже ощущал бы себя  виноватым.  Я  хочу
отстоять вахту, сделать то, что должен.
     - Пусть будет так, - сказал Тэрл.

     Две недели спустя, когда с девятнадцатой установки попытались связаться
по радио со станцией в Мертвой Земле, ответа не поступило.
     Выждав, они отправили флаер.
     Станция  в Мертвой Земле превратилась в бесформенную груду оплавленного
металла.
     Обнаружить Джарри Дарка нигде не удалось.
     К вечеру того же дня была потеряна связь с восьмой установкой.
     Флаер отправили немедленно.
     Восьмой установки больше не существовало. Покинувший  станцию  персонал
был  обнаружен  в  нескольких  милях от нее. Они рассказали, как Джарри Дарк
угрозами  выманил  их  со  станции.   Затем   он   сравнял   ее   с   землей
пушками-излучателями, установленными на его флаере.
     Пока они рассказывали, замолчала шестая установка.
     Был  отдан приказ: ПОДДЕРЖИВАТЬ НЕПРЕРЫВНУЮ КРУГЛОСУТОЧНУЮ РАДИОСВЯЗЬ С
ДВУМЯ СОСЕДНИМИ СТАНЦИЯМИ.
     Был отдан  еще  один  приказ:  КРУГЛОСУТОЧНО  ИМЕТЬ  ПРИ  СЕБЕ  ОРУЖИЕ.
АРЕСТОВЫВАТЬ ЛЮБОГО ПОСЕТИТЕЛЯ.

     Джарри  ждал.  На  дне ущелья, посадив флаер под выступом скалы, Джарри
ждал. На приборном щитке стояла открытая бутылка. За  ней  лежала  маленькая
коробочка из белого металла.
     Джарри  сделал последний большой глоток из бутылки, ожидая радиограмму,
которая, как он знал, обязательно должна была прийти.
     Дождавшись, он откинулся на сиденье и задремал.
     Когда он проснулся, день был уже на закате.
     Радиопередача все повторялась...
     "...Джарри. Мы разбудим всех и  проведем  референдум.  Возвращайтесь  в
главную пещеру. Говорит Ян Тэрл. Пожалуйста, не разрушайте другие установки.
Эти  акции  излишни. Мы принимаем ваше предложение о проведении голосования.
Пожалуйста, немедленно свяжитесь с нами. Джарри, мы ждем вашего ответа..."
     Он выбросил пустую бутылку в окно и поднял  свой  флаер  в  воздух,  из
пурпурной тени в небеса.

     Когда он опустился на посадочную площадку рядом с главной пещерой, его,
конечно,  уже  ждали.  Дюжина  стволов  нацелилась  на  него, когда он вышел
наружу.
     - Сдай оружие, Джарри, - раздался голос Яна Тэрла.
     - Я без оружия, - ответил Джарри. - Во флаере тоже пусто, - добавил он;
и действительно, турели были без пушек.
     Ян Тэрл приблизился, взглянул на него снизу вверх.
     - Тогда можешь спускаться.
     - Спасибо, но мне здесь больше нравится.
     - Ты арестован!
     - Что вы собираетесь со мной сделать?
     - Снова отправить тебя спать до конца Ожидания. Спускайся сейчас же!
     - Нет.  И  не  пытайтесь  стрелять  в  меня  -  или  использовать  газ,
электрошок,  или  что  там еще у вас есть. Если попробуете, через секунду мы
все будем мертвы.
     - Что ты имеешь в виду? - спросил Тэрл, жестом осаживая стрелков.
     - Мой флаер, - сказал Джарри, - это бомба, а взрыватель у меня в правой
руке. - Он показал коробочку из белого металла. - Пока  я  нажимаю  рычаг  с
этой  стороны коробочки, мы живы. Если нажатие ослабнет, хотя бы на секунду,
произойдет взрыв, который наверняка разрушит всю пещеру.
     - Думаю, ты блефуешь.
     - Вы знаете, как можно проверить это наверняка.
     - Ты тоже погибнешь, Джарри.
     - Сейчас меня это не волнует. Не пытайтесь  разнести  мне  руку,  чтобы
повредить  взрыватель,  -  предупредил он, - потому что это не поможет. Даже
если вы добьетесь успеха, это обойдется вам минимум еще в две установки.
     - Каким образом?
     - А как, по-вашему, я поступил с пушками? Я показал  рыжетипам,  как  с
ними  обращаться.  Сейчас  эти  пушки  в руках у рыжетипов и нацелены на две
установки. Если я лично не навещу моих артиллеристов до наступления темноты,
они откроют огонь. Разрушив эти объекты, они  перейдут  и  примутся  за  два
следующих.
     - Вы доверили этим животным лазерные излучатели?
     - Совершенно  верно.  Ну так что, вы начнете, наконец, будить остальных
для голосования?
     Тэрл пригнулся, словно хотел прыгнуть на него, но, видимо, передумал, и
взял себя в руки.
     - Почему ты сделал это, Джарри? - спросил он. - Что они для тебя,  если
ты приносишь им в жертву собственный народ?
     - Пока  ты  не пережил того, что пережил я, - ответил ему Джарри, - мои
объяснения останутся для тебя пустым  звуком.  Ведь  они  основаны  на  моих
собственных чувствах и опыте, которых у тебя нет, - а у меня есть моя печаль
и мое одиночество. Попытайся понять хотя бы это: я их бог. Мое подобие можно
найти  на  каждой  их  стоянке.  Я  - Убийца Медведей из Пустыни Смерти. Они
пересказывали предание обо мне два с половиной века, и это преобразило меня.
Я всемогущий, мудрый и добрый - в той степени,  в  какой  они  способны  это
понять.  А  раз  так,  я обязан о них позаботиться. Если я не помогу им, кто
будет прославлять мое имя среди этих снегов, и рассказывать у костра историю
моей жизни, и вырезать для меня лучшие части мохнатых гусениц? Никто,  Тэрл.
И  только  ради  этого  мне  сейчас  стоит жить. Будите остальных. У вас нет
выбора.
     - Отлично, - сказал Тэрл. - А если они тебя не поддержат?
     - Тогда я уйду в отставку, и ты сможешь стать богом, - ответил Джарри.

     Теперь каждый день, когда солнце скатывалось с  пурпурного  небосклона,
Джарри  наблюдал  за  его  закатом, потому что он больше не спал сном льда и
камня, в котором не бывает сновидений. Он решил прожить остаток своих дней в
крохотном мгновении Ожидания, никогда не увидев Новый Элионол своего народа.
Каждое утро на новой станции  в  Мертвой  Земле  он  просыпался  от  звуков,
подобных  тем, что издают ломающийся лед, звенящее олово, лопнувший стальной
трос, а затем они приходили к нему со  своими  приношениями,  с  песнями,  и
оставляли свои знаки на снегу. Они восславляли его, и он улыбался им. Иногда
покашливал.
     Рожденный  от  мужчины  и женщины в соответствии со спецификацией Y7 на
криопланетных кототипов,  Джарри  Дарк  нигде  во  вселенной  не  мог  найти
подходящего  места  для  жизни. Это было его благословение, или проклятие, -
зависит от того, как на это посмотреть. Смотрите и решайте сами, его история
была такова. Вот так жизнь расплачивается с теми, кто готов  посвятить  себя
служению ей.

   Роджер Желязны.
   Сокрытая и Гизель

     ("The Shroudling and the Guisel", 1994)
     (c) Bendras, перевод с английского, февраль 1999 г.

     Я  очнулся в темной  комнате, занимаясь любовью с девушкой, которую  не
знал. Или не  помнил. Не  ясно  мне было даже  то,  как я  оказался с ней  в
постели. Жизнь --  странная  штука.  Странная, но  временами приятная.  Я не
хотел  разрушить нашу идиллию и продолжал  делать то, что должен  в подобной
ситуации, пока чувство гармонии  и неги не охватило нас полностью. Небольшой
жест моей левой руки, и маленький огонек зажегся у изголовья  постели. У нее
были длинные черные волосы и зеленые глаза, высокие скулы и широкие брови. Я
прибавил свет, и она засмеялась,  обнажив  зубы вампира. Не  цветом ли крови
окрашены ее  губы? Так и кажется, что сейчас она беспардонно вопьется зубами
в мое горло после всех любовных утех.
     -- Много времени прошло, Мерлин, -- сказала она мягко.
     -- Вы имеете преимущество передо мной, -- ответил я.
     -- Едва  ли,  -- она  засмеялась  снова и придвинулась ко  мне  с такой
грацией, что отвлекла меня от уже возникавшей догадки.
     --  Несправедливо,  -- сказал  я,  глядя в  морскую  глубину  ее  глаз,
оттененную бледными бровями. Что-то ужасно знакомое было в них, но я  не мог
вспомнить.
     -- Думай, -- сказала она, -- я не хочу быть забытой.
     -- Рэнда? -- спросил я.
     -- Твоя первая любовь, -- сказала  она с улыбкой. Когда-то ты был моим.
Там, в Мавзолее мы играли еще детьми.  Это было здорово, но так давно, что и
я иногда сомневаюсь, было ли это вообще?
     -- Конечно было, -- ответил я, проведя ладонью по ее волосам. -- Нет, я
никогда  об  этом  не  забывал.  Правда, я никогда не думал,  что увижу тебя
снова,  с  тех пор, как твои  родители запретили нам видеться, решив,  что я
владею злыми чарами.
     -- Им  казалось именно так, мой  Принц  Хаоса и Амбера.  Странные  силы
вашей семьи... непонятная для нас магия...
     Я посмотрел на ее клыки, подобные невложенным в ножны кинжалам.
     -- Странная вещь для семейства вампиров -- бояться чужой магии. Вряд ли
это можно назвать поводом, чтобы запретить наши встречи.
     -- Вампиры? Мы  не вампиры, -- резко сказала  она.  Мы --  последние из
Сокрытых. Имеются  только пять семейств, подобных нам, во всех отражениях от
Амбера до Хаоса.
     Я задумался над ее словами, но память не подсказала мне ничего.
     -- Жаль, но я понятия не имею, кто такие Сокрытые.
     -- Я была бы очень удивлена, если бы ты знал. Нас не зря называют так.
     Сквозь ее приоткрытые губы я увидел, как кинжалообразные клыки медленно
уменьшаются, постепенно принимая нормальныю форму.
     -- Они появляются, когда меня охватывает страсть, -- пояснила Рэнда.
     -- Или когда вы используете их по прямому назначению?
     -- Да, -- сказала она. -- Их плоть даже лучше, чем их кровь.
     -- Их? -- спросил я.
     -- Тех, кого мы используем.
     -- И кто они такие?
     -- Те, без  кого мир  мог  бы стать только  лучше.  Большинство  из них
просто исчезнет. Лишь немногие останутся.
     Я покачал головой.
     -- Сокрытая, я не понимаю.
     -- Мы есть, мы действуем, где бы  мы ни были.  Мы горды, но  остаемся в
тени. Мы живем  кодексом чести, который находится вне вашего понимания. Даже
тот, кто подозревает истину, не может понять нас.
     -- Зачем же ты рассказываешь о таких вещах мне?
     --  Я наблюдала  за тобой  долгое  время.  Ты не предал бы нас. Ты тоже
связан кодексом чести.
     -- Ты наблюдала за мной долгое время? Как?
     Но близость наших тел  отвлекла нас от разговора. Чуть позже, когда  мы
лежали рядом  спокойные и  умиротворенные, я повторил свой вопрос. Однако, к
этому времени она была к нему готова.
     -- Я --  мимолетная  тень в твоем  зеркале, -- сказала она. -- Я смотрю
сквозь  стекло,  оставаясь  невидимой.  Каждый из  нас  имеет привязанности.
Домашнее животное, любимое место, просто хобби... Моей привязанностью всегда
был ты.
     --  Почему  я узнал  об  этом именно  теперь?  -- спросил я. --  Рэнда,
сколько лет ты хранила это в себе?
     Ее взгляд стал отрешенным.
     -- Может случиться, что ты скоро умрешь, -- сказала она минуту  спустя.
-- Я  просто хотела  вспомнить те счастливые дни,  что  мы провели  вместе в
Девственном Лесу.
     --  Я скоро умру? Я живу в  опасности  и не могу отрицать этого, ведь я
близок к Трону. Но у меня сильные защитники -- и я более силен чем можно обо
мне подумать.
     -- Я  ведь сказала,  что наблюдала за тобой,  и нисколько не сомневаюсь
относительно твоих  способностей. Я видела, как  ты используешь  заклинания.
Некоторые из них я даже смогла понять.
     -- Ты -- чародейка?
     Она покакачала головой.
     -- Мое знание этих вопросов достаточно обширно, но я специализируюсь  в
другой области.
     -- В какой? -- спросил я.
     Она указала на огонек, который я зажег.
     -- Ты мог бы его переместить?
     Вместо ответа я чуть-чуть его передвинул.
     -- Помести его поближе к твоему зеркалу, -- попросила она.
     Я  сделал это. Зеркало было очень темным, таким же, как в доме Мандора,
где я  проводил  ночь  после нашего  недавнего совещания. Я  встал и пересек
комнату.  Зеркало  было  абсолютно  черно. Ни  одного  отражения  окружающих
предметов.
     -- Оно особенное? -- спросил я.
     -- Нет, -- сказала  она. -- Я закрыла его сразу после того, как пришла.
И все зеркала в доме -- тоже.
     -- Ты пришла через зеркало?
     -- Да. Я живу в Зеркальном Мире.
     -- И ваше семейство? И четыре других семейства, о которых ты упомянула?
     -- Мы все живем вне границ отражения.
     -- И оттуда Вы путешествуете с места на место?
     -- Именно.
     -- Очевидно, чтобы наблюдать  ваших домашних животных. И людей  которые
вам не нравятся?
     -- И это тоже.
     -- Вы чудовища, Рэнда, -- я  присел на край кровати и  взял ее за руку,
-- но я рад увидеть тебя снова. Я хочу, чтобы ты оставалась со мной.
     -- Я буду с тобой, -- сказала она. -- Во сне.
     -- Разве наяву это невозможно?
     Она кивала.
     --  Я хотела бы остаться с тобой или принять тебя в своем  доме. Но это
будет слишком опасно, и прежде всего -- для тебя.
     -- Возможно -- согласился я. -- Однако, тогда тем более не ясно, почему
ты сейчас здесь?
     -- Опасность распространилась. Теперь это сближает нас.
     --  А я  думал, что последнее время  опасность  для моей жизни  немного
отступила.  По крайней мере с тех  пор,  как  пресек попытки Дары  и Мандора
манипулировать мной в их очередных интригах.
     -- Они не остановятся, Мерлин.
     Я пожал плечами.
     -- Это у  них  в  крови. Я давно  понял, что являюсь лишь козырем  в их
игре, и они знают, что не  застанут меня врасплох.  А с моим  братом Джартом
мы, кажется, достигли согласия. И Джулия... мы могли бы...
     Она засмеялась.
     --  Джулия уже  использовала  ваше  "согласие"  чтобы  повернуть Джарта
против тебя. Я  наблюдала. Я знаю. Она  подогревает его ревность намеками  о
том, что все еще думает о тебе больше чем о нем. Что она действительно хочет
-- так это убрать тебя вместе с семью другими претендентами на Трон, и тогда
она -- королева Хаоса.
     -- Она не соперник для Дары, -- сказал я.
     -- С тех пор,  как  она победила  Джасру,  она  о себе  очень  высокого
мнения. Этого бы не произошло, но Джасра выросла слишком ленивой и растеряла
унаследованную ею  мощь.  Джулия  слишком  верит в  свою силу,  и в  этом ее
слабость. Она пошла бы на союз с тобой, только чтобы обезоружить тебя так же
предательски, как она повернула твоего брата против тебя в очередной раз.
     --  Благодарю  тебя за предупреждение -- хотя кроме меня имеется только
шесть претендентов  на  Трон.  Я  был первым, но  полдюжины  других  недавно
предъявили свои претензии. Ты сказала -- семь. Про кого же я не знаю?
     -- Есть один, -- сказала она. -- Я не знаю его имени, но ты видел его у
Сухая.  Его природа имеет корни как в Хаосе,  так и среди людей. Даже Мандор
видит  в нем достойного противника, когда  дело доходит до интриг. Однако, я
полагаю, что Мандор --  главная причина, из-за  которой этот  Некто удрал из
Хаоса и затаился. Он боится Мандора.
     -- Он обитает в Зеркальном Мире?
     -- Да, хотя он  еще не знает  о  нашем существование там. Он  обрел эту
способность в результате невероятного несчастного  случая,  хотя думает, что
он  сделал  изумительное  открытие  --  секретный  способ передвигаться куда
захочешь   и   наблюдать,   оставаясь  невидимым.   Нам   удалось   остаться
незамеченными им, используя  пути, которые он не в  состоянии обнаружить, не
говоря уже о тонкостях перемещения по Зеркальному Миру. С нашей точки зрения
он выглядит просто громоздким и неповоротливым на его дорожке к Трону.
     -- Если  он может  подсматривать  и подслушивать  через любое  зеркало,
оставаясь необнаруженным,  то  ничего  не  помешает  ему выйти оттуда, чтобы
кого--то убить, а затем сбежать тем же путем. Да, я понимаю это.
     Ночь  внезапно  показалась очень  холодной. Глаза Рэнды  расширились. Я
взял со стула, свою одежду и начал одеваться.
     -- Да, тебе пора, -- сказала она.
     -- Есть что-то еще, о чем ты не сказала?
     --  Да. Этот некто вернул в наш мир давно забытый ужас. Где-то он нашел
гизель.
     -- Что такое гизель?
     -- Материализация худшего  из  наших кошмаров. Полагали,  что они давно
истреблены  в Зеркальном мире. Этот вид -- старый враг  Сокрытых. Мы думали,
что монстр, который  когда-то давно уничтожил целое семейство, был последним
из них. Знаешь, приближение гизели выдает холод.
     Я пристегнул меч к поясу, надел ботинки, подошел к зеркалу  и провел по
черноте его поверхности рукой. Да, источником холода было именно оно.
     -- Ты заблокировала их? Все зеркала поблизости?
     --  Некто  послал  гизель  сквозь  зеркала,   чтобы  уничтожить  девять
конкурентов  на  пути  к Трону. Она достаточно  сообразительна,  чтобы найти
десятого самостоятельно.
     -- Может ли она взломать твои чары на зеркалах?
     -- Не знаю. Думаю, что для нее это было бы непросто. Однако, она знает,
что ты здесь.
     -- Как она выглядит?
     -- Змея с крыльями и множеством когтистых лап, длиной около 10 футов.
     -- Если мы позволим ей войти?..
     -- Она нападет на тебя.
     -- А если мы сами войдем в зеркало?
     -- Она нападет на тебя.
     -- Где она более сильна: внутри или снаружи?
     -- Думаю, для нее это не имеет значения.
     -- Черт возьми! А сможем ли мы войти через другое зеркало и незаметно к
ней подкрасться?
     -- Возможно.
     -- Придется так и сделать. Пойдем.
     Она  быстро  оделась в  кроваво-красное  платье и  последовала  за мной
сквозь стену в комнату,  которая была фактически за несколько миль от нашего
первоначального местонахождения. Подобно  всем  благородным вельможам Хаоса,
брат  Мандор наивно  верит  в  неприкосновенность  жилища.  Большое  зеркало
находилось  на  дальней  стене между столом  и  Часами  Хаоса.  Часы, как  я
заметил, скоро должны были начать перезвон. Отлично. Я вынул меч из ножен.
     -- Я даже не знала, что здесь есть эта комната, -- сказала она.
     --  Мы  далеко  от  места,  где  спали. Забудь о  расстояниях. Пойдем в
Зеркальный Мир.
     --  Согласно традиции, сначала я  должна предупредить  тебя, -- сказала
она.  --  Никому и  никогда  не  удавалось  убить  гизель  мечом  или чем-то
подобным. Гизель выдерживает удары  ужасной силы,  и  даже получив  жестокие
раны, остается в живых.
     -- Что же ты посоветуешь?
     -- Обмани ее, выведи ее из себя, перехитри. Все это лучше, чем открытая
схватка.
     --  Хорошо, посмотрим по обстоятельствам. Если дело  обернется плохо, у
тебя всегда есть возможность уйти.
     Она не ответила, но взяла меня за руку и ступила в  зеркало. Как только
я последовал за нею, старинные часы Хаоса начали свой немелодичный перезвон.
Внутри зеркала  комната  казалась такой же как  снаружи, только отображенной
наоборот. Рэнда повела меня к самой дальней границе отражения, к  выходу  из
комнаты. Мы вошли в зал  совершенно мне незнакомый. В воздухе повсюду висели
разноцветные нити, причудливо сплетаясь и расходясь. Рэнда взяла одну из них
в свободную руку и сделала шаг вперед, увлекая меня за  собой. Мы  очутились
на кривой улочке с неказистыми на вид домами.
     -- Спасибо, --  сказал я  --  За предупреждение, которое сорвало чьи-то
планы застать меня врасплох.
     Она сжала мою руку.
     -- Я сделала это не только для тебя, но и для моей семьи.
     -- Я знаю.
     --  Я  не сделала  бы  этого, если бы не полагала, что ты  имеешь  шанс
победить. Иначе я просто предупредила бы тебя и рассказала все, что знаю. Но
я  помню, как  однажды... там,  в  Девственном Лесу... ты обещал  быть  моим
рыцарем. Тогда ты казался мне настоящим героем.
     Я улыбнулся, поскольку вспомнил тот сумрачный непогожий день. Мы читали
рыцарские рассказы в Мавзолее. Я галантно пригласил Рэнду внутрь здания, где
не  так  слышны  были раскаты  грома.  Там,  среди могил никому не известных
смертных -- Денниса Колта, Ремо Уильямса, Джона Гаунта -- я поклялся быть ее
рыцарем и  защитником,  если  когда-нибудь она  будет в этом  нуждаться. Она
поцеловала  меня тогда,  и я воспылал  желанием,  чтобы ей  немедленно стала
угрожать опасность.  Тогда бы я смог доказать слова своей клятвы на деле. Но
ничего  не  произошло.  Мы  передвигались  вперед,  она  считала   двери   и
остановилась у седьмой.
     --  Вот путь -- сказала она, --  который ведет  прямо  к  месту  позади
заблокированного зеркала в твоей комнате.
     -- Хорошо, -- сказал я, -- настало время поохотиться на гизель.
     И,  отпустив  руку  Рэнды,  я  шагнул  вперед.  Гизель   доставила  мне
неприятности еще до того, как я прибыл на место. Десять или двенадцать футов
длиной, она оказалась достаточно близко. На том, что я принял за ее  голову,
выделялись  находящиеся  в  постоянном движении большие  ресницы, однако  не
имелось глаз. Она была сочно-розового цвета, с длинной зеленой полосой вдоль
всего  тела.  Гизель подняла  свои  ресницы-антенны на три-четыре  фута выше
земли, издала  неприятный  писк и  повернулась  в  моем  направлении.  У нее
оказался большой  рот, подобный акульему, и с таким же количеством зубов. На
землю из этой  отвратительной пасти капала  слюна  ядовито-зеленого цвета. Я
ждал, пока она подойдет, и она двинулась в мою сторону. Я внимательно следил
за ее  перемещениями, держа меч прямо перед собой, и одновременно приводя  в
действие систему заранее подготовленных мной заклинаний. Она приблизилась, и
я ударил ее Бегущим Буйком и  Вспышкой Надворной Постройки.  Оба раза это ее
останавливало, но ненадолго. Воздух стал холодным и из пасти гизели  повалил
пар.  Было такое  впечатление, что эта тварь переварила мои чары и двинулась
дальше. Я снова ударил гизель, на этот раз более действенным заклинанием, но
вновь   лишь  приостановил  ее   движение.  Воспользовавшись   ее  временной
неподвижностью, я  ринулся  вперед  и нанес  удар мечом. Клинок звякнул о ее
шкуру, не причинив видимого вреда. Мне пришлось отступить.
     -- Она,  кажется, становится  холоднее,  поглощая  мои  заклинания,  --
сказал я.
     -- Это было отмечено и другими, -- ответила Рэнда.
     Пока  мы переговаривались,  гизель подступила  вплотную. Я сделал выпад
мечом,  акульи челюсти с хрустом сомкнулись, и у  меня в руке остался только
эфес. Тварь перекусила стальное лезвие. Рот ее стал снова открываться. Тогда
я воспользовался силой спикарда, ударив гризель  заклинанием, сила  которого
могла вызвать бурю в каком-либо из отражений. Тварь застыла в виде статуи из
розового  льда, источая  вокруг  себя  холод. Меня отбросило  в сторону, и я
покатился по земле, получив несколько царапин. Надо было найти лезвие взамен
съеденному  этим  розовым ледяным  монстром, который  грозил  скоро оттаять.
Обратившись к Отражениям, я быстро  извлек новый меч и начертил им в воздухе
прямоугольник  с  ярким кругом в центре.  Сконцентрировав на нем внимание, я
почувствовал контакт.
     -- Отец! Я чувствую тебя, но не могу увидеть! Я сражаюсь за свою жизнь,
помоги мне, если можешь!
     --  Я пытаюсь. Но ты находишся в странном месте. Мне кажется, я не могу
войти.
     -- Проклятье!
     -- Согласен.  Прежде в моих путешествиях у меня были подобные проблемы.
Найди другое решение.
     Гизель  снова начала двигаться. Контакт с отцом оборвался. Я попробовал
возобновить его, но Козырь не отвечал. В отчаянии я бросил взгляд на Рэнду и
увидел, что вокруг нее собирались Сокрытые, одни в  черных,  другие в белых,
третьи  в красных как у нее одеждах. Они затянули странную песню, похожую на
погребальную,  словно  из  саундтрека  к  фильму  ужасов.  Песня,  казалось,
замедлила  движения гизели, и это  напомнило мне  что-то  давно минувшее.  Я
запрокинул  голову  и издал  призывный клич  Алалент, который я слышал  лишь
однажды, но никогда не  смогу забыть. На клич  немедленно  прибыл мой верный
друг. Кергма -- он, она или оно -- явилась сразу отовсюду. Она, как я привык
о  ней думать, знала меня с  детства, вместе  с Глайт и Грилл. Рэнда, должно
быть, помнила  явившуюся,  поскольку я  услышал ее радостный возглас. Кергма
прошла  вокруг нее в приветствии, а  затем таким же образом поздоровалась со
мной.
     -- Мои друзья! Это было так давно, когда вы звали меня, чтобы поиграть!
Так давно!
     Гизель тянула свое тело вперед вопреки песни Сокрытых.
     -- Это не игра, --  ответил я. -- Эта тварь уничтожит нас всех, если мы
не прибьем ее первые.
     -- Тогда я сделаю это для вас,  -- сказала Кергма.  -- Я думаю, это  не
сложнее квантового уравнения,  чем является все в этой жизни. Когда-то давно
я говорила вам об этом...
     -- Да. Попытайся, пожалуйста.
     Кергма взялась за дело, а я на всякий случай  держал свой меч и спикард
наготове, хотя и отошел подальше, чтобы не сталкиваться с ее "вычислениями".
Сокрытые медленно отступили со мной.
     --  Смертельный  баланс,  --  изрекла  Кергма  наконец.  --  Эта  дрянь
поразительно живуча. Решение продвигается медленно. Используй  свою игрушку,
чтобы  приостановить ее. Я вновь заморозил гизель спикардом. Песня  сокрытых
зазвучала снова.
     -- Нашла, -- сказала Кергма,  -- есть оружие, которое  может уничтожить
это создание при  удачных обстоятельствах. Ты  должен его достать.  Это меч,
которым ты владел прежде. Он висит на стене бара, где однажды ты пьянствовал
с Люком.
     -- Меч Ворпал? -- спросил я. -- Он сможет убить ее?
     -- При удачных обстоятельствах -- да.
     -- Ты знаешь эти обстоятельства?
     -- Я вычислила их.
     Я  сжал мое оружие и ударил  гизель силой спикарда.  Она заверещала, но
все еще  продвигалась  по  наравлению ко мне.  Тогда я отбросил меч, который
держал в руке,  и потянулся далеко-далеко через Отражения. В ткани отражений
возникли встречные потоки, и я вынужден был удвоить усилия, чтобы преодолеть
их сопротивление.  Спикард добавил  мне  сил,  и вот уже  меч Ворпал  в моих
руках.
     Я было направился к гизели, но Кергма остановила меня.
     -- Не так. Не так.
     -- А как?
     -- Потребуется диссонанс в изменениях уравнения зеркал.
     -- Действуй!
     Зеркала,  появившиеся со  всех сторон вокруг меня,  гизели,  и  Кергмы,
поднялись  в воздух  и  стали сжимать свой круг  к центру,  пока не возникло
бесчисленное количество наших отражений.
     -- Теперь. Но ты не должен касаться стен.
     -- Надеюсь, это поможет, -- сказал я и ударил  неподвижную гизель мечом
Ворпал. Она вновь заверещала, но осталась невредима.
     -- Нет, -- сказала Кергма. -- Дай ей оттаять.
     Мне  пришлось  ждать, пока гизель вновь не  обретет подвижность. А ведь
это  значило  что  она  сможет  на меня  напасть. Ничто не  делается легко и
просто.  Снаружи, извне зеркального  круга,  я  все  еще слышал слабые звуки
пения. Гизель восстановилась более быстро  чем я ожидал, но я ударил первым.
Половина головы твари отлетела в сторону.
     -- Калуу-каллей! -- закричал я, и снова нанес удар Ворпалом, отделяя от
гизели еще один кусок плоти. Затем ударил еще и еще  раз. Гризель отступала,
получая страшные раны, но не умирала. Куски  ее зеленоватого мяса летели  во
все стороны.
     --  Кергма,  --   сказал  я,  когда  от  гизели   остался  искромсанный
шевелящийся  обрубок,  который  упорно  не  хотел  издохнуть,  -- нельзя  ли
пересмотреть  существующее  уравнение так,  чтобы  создать  для  меня  новую
гизель, которая охотилась бы за хозяином этой?
     -- Я думаю, можно, -- ответила она. -- Берусь сделать это из имеющегося
материала. Зеркала придвинулись  вплотную, окутав нас на мгновение сумраком,
а затем расступились. Куски плоти исчезли, вместо них я увидел новую  гизель
--  черную,  с  красными  и  желтыми  полосами  по телу.  Подобно  коту, она
потерлась о мои ноги. Пение Сокрытых смолкло.
     -- Иди, и  ищи  своего  бывшего хозяина, -- сказал я, -- и сообщи мне о
результатах. Гизель выхватила из воздуха цветную нить и исчезла.
     -- Куда ты ее послал? -- спросила Рэнда. Я объяснил ей.
     -- Ее бывший хозяин теперь признает тебя наиболее опасным из всех своих
конкурентов, -- сказала она -- Если он останется жив, то возьмется за тебя с
особым рвением.
     -- Пожалуй, мне этого и надо. Я хотел бы спровоцировать его. По крайней
мере,  он  не  будет  теперь  чувствовать себя  в  Зеркальном Мире  в полной
безопасности. А вдруг я пошлю ему еще одну гизель?
     -- Воистину, --  сказала она, -- ты был  моим рыцарем,  -- и поцеловала
меня. Как  раз в  этот момент мягкий голос зазвучал в моих ушах и  я  увидел
Чеширского кота.
     --  Вы продолжаете заимствовать  меч  без подписки.  Ну  что  ж,  будте
любезны. Это стоит всего лишь 20  долларов в час. Кстати Вы не  расплатились
за позапрошловековой прокат плаща, а это еще 40 долларов.
     Я  порылся в  карманах  и отдал  коту  деньги. Он  усмехнулся  и  начал
исчезать.
     -- Успехов Вам во всех Ваших предприятиях, и заходите к нам с  Люком, у
него  славный  баритон, -- услышал  я на прощание.  Последней,  как  всегда,
исчезла улыбка.  Я огляделся вокруг и увидел, что  Сокрытые тоже  удалились.
Кергма ласково придвинулась ближе ко мне.
     -- Где другие -- Глайт и Грилл? -- спросила она.
     -- Я оставил Глайт в Девственном Лесу, -- ответил я, --  хотя она может
сейчас быть  где  угодно  --  у Хозяина Ветров,  в  музее Грамбл,  на  Путях
Саволла. Если увидишь ее, сообщи,  что  гизель не съела меня --  и она будет
пить  теплое молоко за мое здоровье. Грилл, наверное,  находится на службе у
моего дяди Сухая.
     -- О, Хозяин Ветров... вот  это были деньки, -- сказала Кергма. --  Да,
мы должны  собраться  вместе  снова.  Спасибо,  что позвал  меня, --  и  она
удалилась в свойственной ей манере -- во всех направлениях сразу.
     -- Что теперь? -- спросила Рэнда.
     -- Я иду домой и ложусь спать. -- сказал я. И, помолчав, добавил: -- Ты
со мной?
     Она помедлила с ответом а затем кивнула:
     -- Закончим нашу ночь так же хорошо, как мы ее начали.
     Мы прошли через седьмую дверь, и она сняла защиту с моего зеркала...
     Проснувшись утром, я обнаружил, что она исчезла.
     Я знал, что это будет именно так.

   Роджер Желязны
   Коллекционный жар

   - Что ты здесь делаешь, человек?
   - Это длинная история.
   - Прекрасно, я люблю длинные истории. Садись и
рассказывай. Нет - только не на меня!
   - Извини. Так вот, я здесь из-за своего дядюшки - он
сказочно богатый.
   - Погоди. Что означает "богатый"?
   - Ну, очень состоятельный
   - Хм-м? А состоятельный?
   - Ну, у него куча денег.
   - Что такое "деньги"?
   - Ты, кажется, хотел услышать мою историю?
   - Да, но я хотел бы понимать, что ты говоришь.
   - Извини, булыжник, но я и сам тут не все понимаю.
   - Меня зовут Камень.
   - Ладно, пускай будет Камень. Предполагалось, что мой
дядюшка, весьма весомый в обществе человек, пошлет меня
учиться в Космическую Академию, но он этого не сделал. Ему
больше по вкусу гуманитарное образование. И он отправил
меня в университет, в эту допотопную альма-матер, изучать
негуманоидные цивилизации. Улавливаешь мою мысль?
   - Не совсем, но, чтобы оценить, не обязательно понимать.
   - Вот и я говорю то же самое. Мне никогда не понять дядю
Сиднея, но я вполне оценил его возмутительные вкусы, сорочьи
наклонности и страсть вечно вмешиваться в чужие дела. До
того оценил, что даже тошно от этого. А больше мне ничего
не остается. Дядюшка - плотоядный идол всего нашего
семейства и обожает настаивать на своем. К несчастью, он
еще и единственный денежный мешок в нашей семье, а отсюда
следует так же неукоснительно, как икс за четом, что он
настаивает на своем всегда, во всех случаях, без исключения.
   - Эти ваши деньги, как видно, очень важное вещество?
   - Настолько важное, что загнало меня за десять тысяч
световых лет на безымянную планету... кстати, я как раз
подобрал для нее имя. Сквернида.
   - Затт невысокого полета - жадина из жадин. Потому-то у
него и полет невысок...
   - Да, я заметил. Хотя ведь затт - это какой-то мох, так
ведь?
   - Так.
   - Отлично, значит, с упаковкой будет проще.
   - Что такое "упаковка"?
   - Это когда что-нибудь кладут в ящик, чтобы переправить
куда-нибудь в другое место.
   - То есть передвинуть?
   - Примерно.
   - А что ты собираешься упаковывать?
   - Тебя, Камень.
   - Но я не из тех, которые скользят.
   - Послушай, мои дядюшка коллекционирует камни, понял? А
вы тут - разумные минералы, единственные на всю Галактику.
И притом, ты - самый большой, другого такой величины я еще
не встречал. Улавливаешь мою мысль?
   - Да. Но я никуда не хочу перемещаться.
   - А почему? Ты будешь самым главным в дядюшкиной
коллекции. Вроде как в стране слепых и кривой - король...
да простится мне столь вольное сравнение!
   - Пожалуйста, не надо сравнений. Это звучит
отвратительно. А откуда ваш дядюшка узнал про нашу планету?
   - Один мой наставник вычитал про нее в бортовом журнале
старинного космического корабля. Наставник, видишь ли,
собирал коллекцию старых бортжурналов. А журнал этот вел
некий капитан Фэйрхилл, он совершил тут у вас посадку
несколько веков назад и подолгу беседовал с вашим братом.
   - Как же, как же, славный ворчун Фэйрхилл! Что-то он
поделывает? Передай ему привет и...
   - Он умер
   - Что ты сказал?
   - Умер. Скончался. Загнулся. Вздиблился.
   - Да неужели?! Когда же это случилось? Я уверен, это
было прекрасное зрелище, просто великолепное...
   - Право, не знаю. Но я сообщил о вас дядюшке, и он
решил, что ты ему необходим. Поэтому я и прилетел. Он
послал меня за тобой.
   - Это очень лестно, но я никак не могу с тобой полететь.
Мне уже скоро наступит срок диблиться...
   - Знаю, я все прочитал про дибление в журнале капитана
Фэйрхилла, только дяде Сиднею не показал. Загодя выдрал эти
страницы. Пускай он будет поблизости, когда ты вздиблишься.
Тогда я получу в наследство его деньги и уж сумею щедро
вознаградить себя за то, что не попал в Космическою
Академию. Во-первых, заделаюсь горьким пьяницей; во-вторых,
стану распутничать вовсю,.. а может, что- то другое в этом
роде.
   - Но я хочу диблиться здесь, среди всего, с чем я
нераздельно сросся!
   - Вот лом. Я тебя от всего этого отделю.
   - Только попробуй, я сию же минуту вздиблюсь.
   - Ну уж нет. Прежде чем завести этот разговор, я
высчитал твою массу. В земных условиях пройдет по меньшей
мере восемь месяцев, пока ты достигнешь требуемой для
дибления величины.
   - Да, верно... я хотел тебя обмануть. Но неужели ты не
знаешь жалости? Я провел здесь столько веков с тех пор, как
был совсем маленьким камешком. Здесь жили мои предки. Я
так старательно собирал свою коллекцию атомов: ни у кого в
окрестностях нет лучшей молекулярной структуры. И вот,
вдруг... вырвать меня отсюда, когда вот-вот настанет время
диблиться... с твоей стороны это просто бескаменно!
   - Все не так уж страшно. Уверяю тебя, на Земле ты
сможешь пополнить свою коллекцию самыми прекрасными атомами.
И ты увидишь такие места, где еще не бывал ни один камень с
твоей планеты.
   - Слабое утешение. Я хочу, чтобы мои друзья видели, как
я диблюсь.
   - Боюсь, что об этом не может быть и речи.
   - Ты очень жестокий человек. Надеюсь, ты будешь
поблизости, когда я вздиблюсь.
   - Когда настанет час этого события, уж я постараюсь
оказаться подальше, ведь впереди у меня шикарные кутежи.
   На Скверниде сила тяжести гораздо меньше земной, так что
Камень без труда удалось покатить к планетоходу, упаковать и
с помощью лебедки водворить внутрь, по соседству с атомным
двигателем. Но планетолет был легким, спортивным; чтобы
приспособить его для скоростных пробегов, владелец снял
часть защитной брони; вот почему Камень вдруг ощутил жар
вулканического опьянения, почти мгновенно прибавил к своей
коллекции самые что ни на есть отборные образчики атомов - и
тут же вздиблился.
   Огромным грибом он взметнулся ввысь, а потом мощными
волнами разнесся над равнинами Скверниды. Несколько юных
Камней низринулись с пыльных небес, отчаянным воплем на
общей всем в этих краях волне, возвещая о муках своего
рождения.
   - Вздиблился, - промолвил сквозь треск разрядов один из
соседей, - даже раньше, чем я думал. А каким жаром обдает -
одно удовольствие.
   - Великолепное дибление, - согласился второй. - Что ж,
если ты усердный собиратель, твои труды всегда увенчаются
успехом.

   Роджер Желязны
   Дева и чудовище

   Великая смута настала, потому что настала пора решения.
Старейшины выбрали кандидата и жертвоприношение было
назначено, несмотря на протесты Райлика, старейшего.
   - Не надлежит нам капитулировать и в этот раз, - заявил
он.
   Но ему не ответили, и молодая девственница была отведена
в туманный грот, где ее накормили листьями забвения.
   Райлик смотрел на это с разочарованием.
   - Так не должно быть, - настаивал он - Это не правильно.
   - Так было всегда, - отвечали другие. - Каждую весну и
каждую осень. Всегда так было. - И они бросали
встревоженные взгляды на небо, где солнце начинало утро,
разливая повсюду свой свет.
   Бог уже шествовал по великому лесу.
   - А теперь давайте уйдем, - сказали они.
   - А вы когда-нибудь думали о том, что можно остаться? И
посмотреть, что делает Бог-чудовище? - с горечью спросил
Райлик.
   - Хватит с нас твоего кощунства!  Пошли!
   Райлик пошел за ними.
   - С каждым годом нас становится все меньше, - сказал он.
- В какой-то момент у нас просто никого не останется, чтобы
принести в жертву.
   - Значит, в этот день мы умрем, - сказали остальные.
   - Так зачем тогда тянуть? - спросил Райлик. - Давайте
дадим сейчас бой, и не будем ждать, пока нас совсем не
останется!
   Но остальные только отрицательно качали головами, жест,
который Райлик наблюдал уже в течение многих веков. Все они
уважали возраст Райлика, но никто не разделил его мыслей.
Они бросили назад всего лишь один взгляд, когда солнце
высветило фигуру бога на прекрасном скакуне и со
смертоносной пикой наперевес. В пещере, где рождались
туманы, дева забила хвостом из стороны в сторону, бешено
вращая обезумевшими глазами под юными пластинами бровей.
Она почувствовала божественное присутствие и начала низко
реветь.
   Они отвернулись и продолжали свой путь по равнине.
   Когда они приблизились к лесу, Райлик остановился и
поднял свою жесткую лапу, как бы пытаясь удержать какую-то
мысль. Потом он сказал:
   - Кажется, я еще помню время, - сказал он, - когда все
было по-другому.

   Роджер Желязны
   Любовь - одно воображение

   Им следовало бы знать, что меня не удастся вечно держать
взаперти. Может, они это знали, вот почему при мне всегда
была Стелла.
   Я лежал в постели, глядя на нее, с рукой, закинутой за
голову, и массой спутанных золотистых волос, обрамлявших ее
спящее лицо. Она была для меня более чем женой - она была
надсмотрщиком. Каким я был слепцом, что не понял этого
раньше!
   Но тогда, что еще они со мной сделали?
   Заставили забыть, кто я такой.
   Потому что я был одним из них, но не таким, как они -
меня приковали к этому времени и месту.
   Они заставили меня забыть обо всем. Они сковали меня
узами любви.
   Я встал, и последние оковы спали.
   Луч лунного света, словно толстая трость, лежал на полу
нашей спальни. Я перешагнул через него к месту, где висела
моя одежда.
   Где-то вдали слышалась слабая музыка. Вот что мне
помогло. Ведь я так давно не слышал такой музыки...
   Как им удалось поймать меня в ловушку?
   В этом маленьком королевстве много столетий тому назад,
или в другом, где мне удалось изобрести порох... Да! Да!
Именно там. Меня захватили там в монашеском одеянии с
капюшоном и моей классической латынью.
   Затем полностью стерли память и перенесли в это место.
   Я мягко усмехнулся, заканчивая одеваться. Долго ли я
прожил здесь? Сорок пять лет, судя по моей памяти, - но
сколько в реальном времяисчислении?
   Зеркало в прихожей показывало человека средних лет,
слегка лысоватого, с редеющими волосами, одетого в красную
спортивную рубашку и черные брюки.
   Музыка зазвучала громче, та музыка, которую мог слышать
только я: гитары и мерный ритм кожаного барабана.
   Тот самый барабанщик, да! Скрестите меня с ангелом, и вы
все же не сделаете меня святым, друзья мои!
   Я снова сделал себя молодым и сильным.
   Затем спустился по лестнице в гостиную и подошел к бару,
налил себе стакан вина и прихлебывал его глоточками, пока
музыка не достигла своей кульминации, потом допил вино одним
глотком и швырнул стакан на пол. Я был свободен.
   Я повернулся, чтобы идти, но сверху послышался какой-то
звук.
   Стелла проснулась.
   Зазвонил телефон. Он висел на стене и звонил, звонил, до
тех пор, пока мне это не надоело.
   Я снял трубку.
   - Ты опять это сделал, - сказал старый, давно знакомый
голос.
   - Не попрекайте женщину слишком сильно, - сказал я. -
Она ведь не могла следить за мной все время.
   - Лучше тебе оставаться на месте, - сказал голос. - Это
избавит нас обоих от многих неприятностей.
   - Спокойной ночи, - сказал я и повесил трубку.
   Трубка превратилась в браслет наручника, а провод - в
крепкую цепь, прикованную к кольцу на стене. Как это
по-детски с их стороны!
   Я слышал как Стелла одевается наверху. Я сделал
восемнадцать шагов в сторону от Места, и моя рука с
легкостью выскользнула из опутывающих ее виноградных лоз.
   Затем опять обратно в гостиную, чтобы выйти из двери
дома. Мне необходим был конь.
   Из гаража я вывел машину. Она была самой быстроходной из
тех двух, что стояли там. Затем - на ночную дорогу, под
звуки грома, гремящего наверху.
   Это был Крылатый Охотник, летящий на малой высоте,
неуправляемый. Я нажал на тормоза и он пролетел мимо,
задевая о верхушки деревьев, обрывая крыльями телефонные
провода, и разбился посредине улицы примерно в половине
квартала от меня. Я резко свернул влево на аллею, а затем
на следующую улицу, идущую параллельно той, по которой ехал
раньше.
   Если им хотелось поиграть таким манером, то что ж, я и
сам был в игре далеко не новичок. Но мне было приятно, что
они начали именно с этого.
   Я задумался о месте, где мог бы отдышаться.
   В зеркальце заднего вида появились огни фар.
   Они?
   Слишком быстро.
   Или это был другой автомобиль, следующий тем же
направлением, или Стелла.
   Осторожность, как говорит Греческий Хор, гораздо лучше,
чем Неосторожность.
   Я поменял направление, но не машины.
   Теперь я сидел в более низком, более мощном автомобиле.
   Я еще раз поменял направление.
   Теперь я сидел за рулем не с той стороны и ехал по другой
стороне дороги.
   Еще раз.
   Колес не было. Мой автомобиль скользил на воздушной
подушке над старой развороченной дорогой. Все строения,
мимо которых я пролетал, были металлическими. Ни дерева, ни
камня, ни кирпича не было ни в одном из них.
   На длинной кривой позади меня появился свет фар.
   Я выключил свои сигнальные огни и стал менять
направление: раз, другой и третий.
   Я летел по воздуху, высоко над болотистой местностью,
оставляя за собой реактивный след. Затем еще одно
перемещение, и я уже пролетел низко над землей, от которой
шли испарения, а огромные рептилии поднимали головы со своих
лежбищ, чтобы посмотреть на меня. Солнце в этом мире стояло
высоко, как ацетиленовый факел на небе. Силой воли я
удерживал свой непослушный летательный аппарат, ожидая
погони. Ее не было.
   Я опять переместился...
   Повсюду рос черный лес, доходящий почти до подножья
высокого холма, на котором стоял старинный замок. Я летел
верхом на огромном грифе и был одет в одежду воина. Я
направил грифа на небольшую полянку в лесу и приземлился.
   - Стань конем, - приказал я, произнося заклинание.
   Теперь я сидел на черном жеребце, медленной рысью
скачущем по извилистой тропе через темный лес.
   Нужно ли мне остаться здесь и бороться с ними при помощи
волшебства, или переместиться в другой мир, где преобладала
наука?
   А может быть, мне следует каким-то кружным путем
переместиться в такое отдаленное место, чтобы попробовать
окончательно уйти от них?
   Ответ пришел сам собой.
   Позади раздался стук копыт, и появился рыцарь:
   он сидел верхом на скакуне с длинной гордо поставленной
шеей; на рыцаре были полированные доспехи, а на щите был
выбит красный крест.
   - Ты зашел слишком далеко, - сказал он. - Остановись!
   Клинок в его руке зло поблескивал, пока не был превращен
мною в змею. Он выпустил ее и она уползла в кусты.
   - Ты говорил!..
   - Почему ты упрямишься? - спросил он. - Присоединяйся к
нам или, по крайней мере, оставь свои попытки.
   - Почему упрямишься ты? Оставь их и присоединяйся ко
мне. Вместе мы сможем переменить многие времена и места. У
тебя есть возможности и соответствующая подготовка...
   В течение моей речи он подошел достаточно близко, чтобы
прыгнуть на меня, пытаясь сбить с лошади краем своего щита.
   Я сделал легкое движение рукой, и его лошадь споткнулась,
скидывая его наземь.
   - Куда бы ты ни направился, болезни и войны следуют за
тобой по пятам! - выкрикнул он.
   - За любой прогресс приходится платить. То, о чем ты
говоришь, всего лишь процесс становления, а не конечный
результат.
   - Глупец! Нет такого понятия - прогресс. Оно не такое,
каким его понимаешь ты! Какую пользу могут принести все
твои машины и идеи человечеству без поднятия культуры, если
при этом ты не меняешь самих людей?!
   - Сначала идут идеи, затем развивается машинная
цивилизация, а потом уже медленнее подтягиваются люди, -
сказал я, спешиваясь и подходя к нему. - А такие как вы
создают вечные Темные Века во всех измерениях бытия. И все
же мне жаль, что я должен это сделать.
   Я вытащил из-за пояса нож и просунул в смотровую щель его
шлема, но шлем был пуст. Он исчез в другом измерении, еще
раз доказав всю бесполезность ведения этических споров.
   Я вскочил на коня и отправился в путь.
   Через некоторое время за моей спиной вновь послышался
мерный стук копыт.
   Я произнес еще одно слово, после чего с молниеносной
скоростью пронесся вперед на единороге через темный лес.
Погоня, тем не менее, продолжалась.
   Наконец, я добрался до небольшой полянки с каменным
алтарем, высоко поднимавшимся в самом ее центре. Я
определил, что эго место Силы, поэтому отпустил единорога,
который тут же исчез.
   Я забрался на алтарь и уселся на самой его верхушке.
Закурил сигарету и стал ждать. Я не надеялся, что меня
могут так скоро обнаружить, и это меня раздражало. Я
встречу преследователя здесь.
   На поляну вышла небольшая серая кобыла.
   - Стелла!
   - Сойди оттуда! - вскрикнула она. - Они готовятся к
нападению, осталось совсем недолго!
   - Аминь, - сказал я. - Я готов.
   - Но ведь их много! Их всегда было больше! И ты опять
проиграешь, снова и снова, пока не прекратишь борьбы.
Спускайся и пойдем со мной. Может быть, еще не поздно!
   - Чтобы я ушел на пенсию? - спросил я. - Я -
первооснова. Они не смогут устраивать крестовые походы без
меня. Только подумай, как это будет скучно!..
   Молния упала с небес, но она исказилась, подлетая к
алтарю, и ударила в ближайшее дерево.
   - Они начали!
   - Тогда уходи отсюда, девочка. Это не твоя битва.
   - Но ты - мой!
   - Я принадлежу только себе и никому другому! Не забывай
об этом!
   - Я люблю тебя!
   - Ты меня предала!
   - Нет. Ты говорил, что любишь людей...
   - Люблю.
   - Я не верю тебе! Ты не можешь любить их после того, что
ты им сделал!
   Я поднял руку: - Я изгоняю тебя из этого Сейчас и Здесь,
- сказал я. И опять остался один.
   Ударило еще несколько молний, расчищая землю вокруг меня.
   Я потряс кулаком.
   - Неужели вы никогда не угомонитесь? Дайте мне всего
лишь одно столетие мира и покоя и я покажу вам такой мир, в
существование которого вы никогда бы не поверили! -
закричал я.
   В ответ начала дрожать земля.
   Тогда я стал биться. Я сворачивал их молнии и кидал их
обратно им в лицо. Когда поднялись ураганы, я закрутил их в
обратную сторону. Но земля продолжала дрожать, и у подножия
алтаря появились трещины.
   - Покажитесь! - закричал я. - Выходите по одному, и я
продемонстрирую вам свое могущество!
   Но земля разверзлась, и алтарь развалился.
   Я упал во тьму.
   Я бежал. Я перевоплощался уже три раза, и сейчас был
мохнатым зверем, а за мной бежала целая стая, воя, вращая
горящими глазами, с выпущенными когтями, острыми как сабли.
   Я скользил мимо черных корней баньянового дерева, и
что-то пыталось зацепить меня за мое чешуйчатое тело...
   Я летел, размахивая крыльями пересмешника и услышал крик
орла...
   Я плыл в темной воде, и внезапно откуда-то появилось
щупальце...
   Я передавал себя азбукой Морзе на высокой частоте. И
натолкнулся на статическое электричество...
   Я падал, а они были повсюду вокруг меня.
   Меня поймали, как рыбу ловят в сеть. Я попал в западню,
меня связали...
   Откуда-то издали я услышал ее плач.
   - Почему ты пытаешься это сделать вновь и вновь? -
спросила она. - Почему ты не можешь жить со мной в мире и
благополучии? Разве не помнишь, что они с гобой сделали в
прошлый раз? Разве жизнь со мной не была лучше?
   - Нет! - прокричал я.
   - Я люблю тебя, - сказала она
   - Такая любовь - одно воображение, - возразил я, и меня
подняли с того места, где я лежал, и унесли прочь. Она шла
сзади, рыдая.
   - Я вымолила у них твой покой, а ты этот дар бросил мне в
лицо.
   - Покой евнуха, покой устрицы, лотоса и наркотика, -
сказал я. - Нет, уж пусть моя воля столкнется с их волей, и
пусть их правда породит ложь, как это было всегда.
   - Неужели ты говоришь то же, что думаешь? - спросила она
- Разве ты забыл солнце Кавказа и стервятника, который день
за днем клевал твою печень?
   - Я не забываю это, - ответил я. - Но я проклинаю их. И
буду бороться с ними до самого конца Времени и Пространства,
и в один прекрасный день одержу победу.
   - Я люблю тебя, - сказала она.
   - Неужели ты говоришь то, что думаешь?
   - Глупец! - раздался хор голосов, и меня положили на
скалу в их пещере и приковали к ней цепями.
   Весь день привязанная змея плюет ядом мне в лицо, а она
держит в руках сковородку, чтобы поймать этот яд. И только
когда женщина, которая меня предала, отворачивается для
того, чтобы опорожнить уже полную сковородку, змея плюет
ядом мне в глаза, и я кричу...
   Но когда-нибудь я освобожусь, чтобы помочь так долго
страдающему человечеству и принести ему множество даров, и
само небо вздрогнет, когда моя ссылка закончится. А до тех
пор я могу только следить за ее тонкими изящными пальчиками,
поддерживающими сковородку, и кричать каждый раз, когда она
убирает ее прочь.