Николай Гуданец
Покинутые во Вселенной 1-2

ПЛАНЕТА, НА КОТОРОЙ УБИВАЮТ
НАРУШИТЕЛЬ

   Николай Гуданец

   ПЛАНЕТА, НА КОТОРОЙ УБИВАЮТ

   фантастический роман

   1.

   Если вам никогда не гадили в рот, не лупили кувалдой по черепу и
не вывертывали все суставы наизнанку, значит, вы не испытали как
минимум одну из важнейших стадий сволочного жизненного процесса
- ожиданку, и вы, разумеется, можете считать себя счастливчиком.
В отличие от меня, который пребывал в ожиданке вторые сутки.
   После бессонной ночи, совершенно измаяшись и одурев, я выбрался
на рассветную улицу, чтобы позвонить Лигуну. Первые два
таксофона с презрением выплюнули мой поддельный кругляш, третий
оказался не столь разборчив.
   - Какого хрена в такую рань? - хрипло рявкнул Лигун.
   - Это я, Мес.
   - Стряслось чего-нибудь?
   - Браток, я в ожиданке.
   Он помолчал, пораскинул скрипучими спросонья мозгами.
   - Ладно, тащи два хухрика. Плюс за прошлый раз, итого четыре.
   - Я совсем пустой. Отпусти еще под грифель, я все скощу.
   - Мес, я же не фабричная лавочка. Только за наличные. Раз в
жизни сделал исключение специально для тебя, так ты решил, и
дальше так будет? Не надейся.
   - У меня через три дня пенсия, сразу рассчитаюсь...
   - Вот тогда и поговорим.
   Больше унижаться не имело смысла, но с разгону я еще
пробормотал, не столько этой жирной скотине на том конце линии,
сколько в окружающее пространство, шершавое и металлически
жестокое:
   - Никаких сил нет терпеть... Глубокая ожиданка.
   - А ты попей водички, да побольше, - невозмутимо посоветовал
Лигун. - Пока.
   Мембрана пропела отбой. Проклятье.
   Привалившись плечом к стенке кабины, я разжал пальцы, и трубка
закачалась на шнуре, ехидно пища на весь мир о моем очередном
поражении. Хорошо бы эта липкая от испарины трубка оказалась
рукоятью турельного спаренного пулемета, а в перекрестье прицела
красовалась бы туша Лигуна. Э, нет. Отставить. Дождусь пенсии -
пойду к нему, гасить долг и брать дозу, а коли перехвачу
деньжат, и раньше того наведаюсь. Ежли незаломных толкачей
отстреливать, то что тогда с заломщиками прикажете делать, за
яйца вдоль бульвара поразвешивать? Значит, Лигун пускай живет.
Слушай мою команду, перенос цели, девять линий верх, директриса
один, длинными пли! Ой, мать солдатская и вся небесная братва,
куда ж это пальнул взводный Трандийяар? Никак в самого Адмирала
ненаглядного? Чего не сделаешь с ожиданки.
   Я шаркал по бульвару, как метла по плацу, и меня пошатывало, и
сам себе я казался сухим и легким, будто ветви хвощей у меня над
головой.
   Опять же скосить из родимого мотопехотного "Тайфуна" можно хоть
кого, запростец делов, но Адмирала зачем? Во-первых, это не по
Уставу и противоречит присяге. Во-вторых, согласно субординации,
следует сначала обратиться к непосредственному начальству и
далее по ветви. Тут полкового боезапаса не хватит, чтобы
разобраться с эдакой оравой. В-третьих, доложите, как вы усвоили
два предыдущих "во". Если каждый отставной вчистую инвалид
начнет разбираться, за кого он кровь проливал и в ту ли сторону
палил, будет подан дурной пример всему личному составу, особенно
первосрочникам. Так что стоп огню, перенос цели.
   Расчету и стрелкам, двенадцать линий низ, директриса пятнадцать,
короткими подавить, пли! Это дельная инициатива, подавить
сушеную стерву из жилкомендатуры, чтоб не колотилась по утрам в
дверь и не грозила выселением. А у меня вся грудь в салате - два
"Стальных сердца" и "Щит Отечества" трех степеней, не считая
мелочевки, в пузо вшита пластина, неоперабельный осколок под
лопаткой, и чтоб я вам, штатские дешевки, отслюнивал по тридцать
хухриков за полусгнившую чердачную халабуду? Еще и при пенсии
девяносто пять? Еще при том, что Лигун толкает дозу дешево, и
все равно вынь да положь две монеты? Может, проще вам объяснить
диспозицию разрывными сорокового калибра?
   Пришлось сесть на скамью, подгибались ноги. Даже если подавить
настильным огнем одну стерву, из резерва назначат следующую. Нет
смысла, как ни крути. У нашего бравого отечества неисчерпаемые
ресурсы стерв и мудаков.
   Что же касается самого разнесчастного и первостатейного мудака,
он сидел на скамейке среди полуобгрызанных плаунов, покрытый
кольчужным потом, и держался за свое искромсанное осколками
пузо, а ноги у него дрожали, словно удилище, когда клюет
клешневик. Эх, бывший взводный Трандийяар, увидели б сейчас
такую развалину твои ребятушки, сгорели б со стыда. Хуже всякого
штатского.
   Малость отдышавшись, я уяснил, куда шел. То есть, вроде бы
направлялся куда глаза глядят, а на самом деле к Зайне. Вон тот
двухэтажный домишко с балясинами, в переулке. Сюда мне путь
заказан, и ни к чему вообще приходить, травить душу.
Переигрывать нечего, все отгорело, поросло быльем.
   Однако же встал со скамеечки и тихим неуставным шажком поплелся
к переулку, вроде бы гуляю, просто так, ничего особенного.
Поравнялся с домом, еще не зная, зайду или пройду мимо, как
вдруг Зайна сама окликнула меня, перевесившись через балконные
перила.
   - Гляди-ка, Трандийяар! Ты не ко мне, часом?
   Я остановился и задрал голову. Оказывается, давно мы не
виделись. Она еще пуще располнела, разрумянилась, волосы стала
укладывать по-бабьи, кренделями вокруг макушки. Почему-то и это
ей шло. Такой оторве все к лицу.
   - А, это ты... Да я просто гуляю.
   Конечно же, она не поверила, будто я забрел в переулок случайно,
и, конечно, виду не подала, что меня раскусила.
   - Ты что, хворый? - спросила она, без особой заботы, но с
интересом.
   - Да так. Старые царапины ноют.
   Мы помолчали. Ну что ей стоило сказать, к примеру:"Заходи, выпей
бульончику." Или мне брякнуть:"Слушай, у тебя не найдется взаймы
четыре монеты? Десятого отдам, как штык." Только я бы скорее
язык себе откусил, чем сказал бы такое. Жаль, уяснил это только
увидав ее, со стиранными подштанниками господина младшего
интенданта в розовых пухлых руках.
   - Ну, бывай, - сказал я небрежно и зашагал дальше, стараясь не
шататься. Зайна за моей спиной продолжала развешивать на
просушку белье.
   Не в толкача Лигуна, не в Адмирала и не в стерву сушеную, и не
из "Тайфуна" захудалого, а прямой наводкой по всему на свете из
главного бы калибра, да фугаской, чтоб дерьмо брызнуло до
облаков и к ним прилипло. Мало мне ожиданки, еще и Зайну
повидал, ко всем прочим радостям в нагрузку. Сам нарвался,
винить некого. Надо ж было вообразить идиоту, что мой паскудный
язык повернется клянчить у нее деньжат.
   И опять я сидел на парковой скамеечке, силенок набирался.
Невдалеке ветерком мотало розовую медузину, наконец она
ухитрилась прилепиться к стволу хвоща, сначала пучком щупальцев,
потом всем пузырчатым тельцем. Обустроилась и принялась за
охоту, распустила веером с подветренной стороны кисею своих
ловчих нитей. Служба у нее нехитрая, к вечеру нажрется мелкой
крылатой шпаны и потом улетит с бризом обратно в залив.
   А мне поживиться нечем, в кармане только два самодельных
таксофонных жетона из донышек гильз, которые в наглую собираю на
городском гарнизонном стрельбище. С позавчера не ел ни крошки, о
дозе нечего даже мечтать.
   Правду сказал третьего дня Лигун, мол, не твое это дело, Мес,
шпыряться, поискал бы себе чего попроще. Я промолчал, только
пялился на пакетик с дозой у него в руках, и все мои потроха,
сколько ни на есть, плясали бачучу от нетерпения.
   - Ведь тебе уже дозы на два дня не хватает, верно? - допытывался
он.
   - Уже нет, - как на духу сознался я. - Только на день.
   - Значит, все. Полный шпырец, - рассудил Лигун. - Но где ж ты
раздобудешь такую прорву денег? Воровать не умеешь, грабить
тоже.
   - Надо будет - научусь.
   - Не смеши. Из тебя вор, как из хера ножик, сразу видно. Ну, я
для тебя, может, придумаю какое-нибудь поручение.
   Ничего я ему не ответил. Какие б ни имелись у него оказии, вряд
ли они получше воровства. Апофеоз моего послужного списка, шпырь
на побегушках у жирного засранца-толкача с медузьими повадками.
Но выбирать не приходилось. Под толстой пленкой пакетика чуть
взблескивали грани кристаллического порошка. И суставы зверски
ныли, малая ожиданка тоже не десерт.
   - Значит, так, - толкач поднял фасованную дозу на уровень глаз.
- Только для тебя, учти. Первый и последний раз в жизни отпускаю
в долг. Постарайся, чтоб хватило не на день, а подольше. Держи.
   Он разжал пальцы, я подхватил пакетик на лету.
   Только потом, когда вышел от него, вдруг ка-ак да засвербело
поперек моего гонора. Мне, боевому командиру, какая-то склизкая
шваль кидает подачку. Именно даже не дает, а кидает, словно
ручному кренку. Лови, не зевай, шевели жвалами. Упустишь -
подбирай с полу, ха-ха. Ну, сволота... Тебя бы ко мне во взвод,
ты бы у меня даже спал бы по стойке "смирно"...
   Впрочем, умными людьми замечено, что сослагательное наклонение
не утешает, а распаляет. Умные - они умные и есть, а я мудак
двояковыпуклый. Проверено.
   Погнал домой со всех ног, дозу зашпыривать. Притом понимая
отлично, что никогда я Лигуну в зубы не заеду, как бы ни
хотелось иногда. Не будет такого счастливого стечения звезд и
благорастворения флюидов. Жаль.
   Я - шпырь. То есть, полчеловека. Э, нет, шалишь, отставить. Это
из цапровых болот я вернулся получеловеком, отставным инвалидом.
Теперь же по всей строгости арифметики получается четверть
человека. Ноль целых, двадцать пять сотых. Еще хватает
брезгливости на то, чтоб не клянчить взаймы у бывшей жены. Но на
большее - нет, спекся.
   Ожиданка. Проклятье. У-у, кто ж это выдумал такую жизнь
шпырянскую? Проклятье.
   А кто выдумал, молчит в несознанке, и ему наши разговорчики в
строю - глубоко до тыльной дверцы, он на нас вывесил аж до
голенища, такой вот разбор.
   Может, в самом деле воды нахлебаться? Подлюга Лигун так
посоветовал водички попить, будто и впрямь дело знает. А это
лишь сменить горячую протырку на холодную, и то ненадолго. Что
ж, зато хоть разнообразие впечатлений, все равно никакого
терпения больше нету.
   Доплелся я до скверика обок бульвара, где питьевой фонтанчик
булькает, и, не отрываясь, высосал ведрышка эдак полтора, если
не больше. И с ледяным, тяжко плещущимся, засевшим в моем драном
брюхе наливным ядром, еле переставляя ноги, рухнул на очередную
скамью. Вскоре меня перестало поджаривать, зато начало оплетать
игольчатой морозной сетью. По счастью, до того я вымотался, что
ровнехонько на полпути, едва самочувствие стало сносным,
отрубился и уснул.
   Дрыхнул долго и на совесть, будто после дежурства по части, да
так, что заспал всю холодную протырку. Молоденький полицейский,
который меня разбудил, в аккурат подгадал к началу следующей
горячки.
   - Прошу извинить, - повторял он настойчиво вполголоса и
потряхивал меня за плечо. - Прошу извинить, вам плохо? Вам
вызвать медицинскую карету?
   Как я ни был плох, обстановку прикинул моментально. Этого еще не
хватало. Возьмут у меня кровь на анализ, и год принудительного
лечения обеспечен.
   - Спасибо, - промямлил я, - уже прошло. Легкий приступ, бывает.
   - Может, вызвать все-таки?
   Тонкошеий такой парнишка, румяный и с пушком над губой. Неужто
впрямь недотепой уродился или корячится под простачка? Не надо
мне на фиг вашей заботы, кареты, неба в клеточку, я сейчас унесу
ноги подальше, заодно, кстати, по пути подохну всем в
облегчение, а себе персонально на великую радость.
   - Отзынь от ветерана! - гаркнул сочным басом некто высоко над
нами, где-то среди верхушек дендроидов и парящих розовых
медузок.
   Впрочем, кричал вовсе не тот самый, которого нет и которому все
мы уже остобрыдли хуже консервной каши. Просто у меня пошли
законные шпырянские задурялочки с катаваськами. Кричал, по
счастью, и не я.
   - Не командуйте тут, проходите, - зло огрызнулся полицейский.
   - Да ты соображаешь хоть, кто это? Ты, пацан, он же за тебя на
фронте дрался... Ордена видишь? Или ты пенек без понятия?
   - Все вижу. Проходите. Я помочь хочу, ему же плохо.
   Моя голова повернулась, точно на заржавленной турели; каждый
градус поворота срывался расплавленным дождем в мое пустое нутро
и там пронзал дико набрякший мочевой пузырь. Экая мерзость, быть
укомплектованным из мяса, костей и потрохов.
   - Бзец! - возопил благоговейно бас. - Полный бзец! Ты хоть
знаешь, это кто? Это мой взводный!!
   Насилу сфокусировав под наждачными веками глаза, я узрел
дородную пучеглазую ряшку над белой рубахой с пластроном, рыжий
вихор над залысинами. Звание, имя сами выскочили на язык:
   - Капрал Джага...
   - Так точно! Разрешите обратиться?
   - Вольно. Мы ж не на плацу, - еле ворочая языком, выговорил я.
   - Вам плохо? Пойдемте сейчас ко мне. Вот сюда, через парк. У
меня тут заведеньице, да и лекарь свой неподалеку...
   - Хорошо...
   - Ну и славно. Поднимайтесь, господин взводный. А ты извини,
парень, что я сгоряча насыпался, - через плечо адресовался Джага
к полицейскому. - Не разобрался поначалу. Извини.
   - Ладно, все в норме.
   - Ты хоть знаешь, это кто? - с пафосом продолжал он, помогая мне
встать со скамейки. - Это ж Гроза Цапры, лучший командир
разведвзвода на Закатном Побережье, у него именные часы от
самого Адмирала, понял?
   - Ого! - изумился парнишка.
   - Вот тебе и ого. Знаешь, из каких передряг он нас выводил
целыми?..
   - Хватит, - пробормотал я. - Зачем столько рекламы, Джага.
Пойдем.
   - Слушаюсь, господин взводный.
   Спустя полторы вечности я доковылял до той стороны парка. Бравый
капрал нежно придерживал меня под локоть ручищей, созданной для
цевья гранатомета и вдовьих ляжек.
   Заведение Джаги оказалось небольшой, эдак на полвзвода,
распивочной, и называлось простенько, с ненавязчивым юмором,
"Щит Отечества". Увидев здоровенную вывеску с намалеванным
орденом первой степени, я чуть не прыснул, хотя в тот момент мне
было не до смеха. Проклятый организм изнемогал и буйствовал,
желая опростаться, причем остатки вздорных предрассудков не
позволяли мне заняться этим прямо на ходу и не утруждаясь
расстегиванием штанов, как принято у заматерелых шпырей. Джага
отконвоировал меня в клозет, и там я вкусил от заоблачных благ,
наконец облегчившись.
   Довольно-таки сносным злачным местечком обзавелся мой бывший
капрал: кроме чистенького светлого зальца, где подавали бочковую
шуху и соленых улиток, там имелся рядом со стойкой чуланчик, и в
нем столик на четверых с угловым диваном. Для особо почетных
гостей, а также шкуродеров из бесчисленных инспекций, надо
полагать. Туда-то меня Джага и определил на первый момент.
   - Что с вами, господин взводный? - спросил он умильным басом. -
Я распоряжусь насчет лекаря?
   - Не надо. Уже легче. Да и какой я вам взводный, дружище. Зовите
меня Трандийяаром, безо всяких там господинов.
   - Осмелюсь уточнить, взводный - он всегда взводный, -
почтительно изрек Джага. - Ну, как бы это доложить... Вот первая
в жизни баба, она же второй никогда не будет, я правильно
понимаю?
   Самым забавным свойством Джаги было клиническое отсутствие
чувства юмора. Он употребил это пикантное сравнение на полном
серьезе, точно так же, как, наверное, зарегистрировал горделивое
название своего кабачка.
   - Согласен, - кивнул я.
   - Да чего ж я тут это... разговорчики. Вам, небось, подкрепиться
надо, господин... - судорожно сглотнув слово "взводный", он с
натугой выговорил мою горскую фамилию. - Трандийяар. Я живенько
распоряжусь, с вашего позволения.
   По идее, мне полагалось бы устыдиться своего вида доходяги,
обтрепанного френча, болтавшегося пыльным мешком, и того, что
бывший подчиненный рвется меня облагодетельствовать. Однако
плевать. Джага был на редкость хорошим служакой, на гражданке
такие всегда превращаются в законченных сволочей, но он
почему-то уклонился от незыблемого правила. Он завалил стол
снедью, выставил жбан отличной свежей шухи, потчевал меня
прямо-таки на убой, умоляя отведать и того, и вон этого. Мое
трижды клятое тело трепетно взывало о дозе, совершенно не
интересуясь жратвой, но я заставил себя есть, и общими усилиями
мы с капралом снабдили мою бренную оболочку примерно двухдневным
запасом калорий.
   - Разрешите спросить, господин Трандийяар, а как вы теперь
поживаете? - помявшись, полюбопытствовал он, когда я уже не мог
впихнуть в себя ни кусочка.
   - Никак. Инвалидность. Пенсия.
   - Уяснил, - сочувственно пробормотал Джага.
   - И жена ушла. К другому, здоровому. Сразу, когда я вернулся.
Потом я узнал, она давно путалась с тем тыловым слизняком.
   Сам не знаю, почему это у меня вырвалось. Такие вещи никому не
говорят, даже своему бывшему капралу. Значит, до сих пор оно
гноилось у меня в душе. И надо было хоть кому-то сказать, чтобы
полегчало.
   - Все они курвы, - со знанием дела заметил Джага и сразу
спохватился. - Извините, конечно, господин Трандийяар.
   - Ничего. По существу правильно. По форме тоже.
   - А я частенько вас вспоминаю. И горячие денечки Цапры. Вот
странное дело, разрешите рассудить. Вроде живу хорошо. Но все
это и не жизнь как бы, а кисель на салфеточке. Вот тогда мы и
впрямь жили. По-настоящему. Все там было настоящее, и люди, и
вообще. Все было правильно. Как надо. Не то, что теперь. Такое
мое мнение.
   Разразившись этой небывало длинной и трудной для него тирадой,
он уставился в полупустую кружку.
   - Согласен, - отозвался я. - Мне тоже так кажется. В этой жизни
мы чужаки. Выпьем?
   - Охотно. За ваше здоровье.
   Я допил прохладную шуху. Больше мне тут засиживаться не имело
смысла, хорошенького понемножку.
   - Мне пора идти. Большое спасибо, Джага. И за угощение, и за
помощь. Спасибо.
   - Ну что вы, что вы. Это вам спасибо. Честь оказали заведению.
   Я встал, чуть поколебался. А, была не была, шпырю жеманиться не
пристало.
   - У меня небольшая проблема... - задумчиво промолвил я. - Не
найдется ли у вас взаймы четыре монеты? Пенсия через три дня, я
сразу же отдам.
   Вскочивший одновременно со мной Джага покраснел и полез в
брючный карман за портмоне.
   - Конечно, пожалуйста, всегда... Может, больше надо?
   - Благодарю, четырех вполне достаточно.
   Он порылся среди мелочи, выудил требуемые деньги и, смущаясь,
протянул на ладони. Я невозмутимо сгреб монетки. Возврат долга и
новая доза. Потрясающе. Там, в небесной каптерке, кто-то
все-таки есть, и службу он знает.
   - Господин Трандийяар, простите, если что не так. Но вы
заходите. Хоть каждый день. Для меня вас угощать большая честь.
Дела идут неплохо. Заходите, не брезгуйте. Прошу вас.
   - Спасибо, Джага.
   Я крепко пожал ему руку. Он проводил меня до дверей и на
прощание вдруг с чувством сказал:
   - Если хотите знать, сегодня сбылась моя мечта. Выпить с моим
взводным. С вами.
   - Ну что ж, мне тоже было очень приятно, - сказал я, повернулся
и зашагал через парк.
   Походка стала четкой, ожиданка уже не так грызла. В кармане, в
кулаке я сжимал четыре мокрые от пота монеты, дуриком
привалившее сокровище.

   2.

   Все-таки я дремучий мудак. Ну что мне стоило занять пятерку и
потратить четвертак на подземку, тогда не пришлось бы ковылять
пешедралом через весь центр до берлоги Лигуна. Однако нет, в
расплавленных ожиданкой мозгах засела магическая цифра четыре, и
добавить к ней сумму на текущие расходы не хватило соображения.
Хотя милейший Джага сам предлагал взять больше. Но тут уж
сработали каким-то вывихнутым образом остатки моих предрассудков
об офицерской чести, которая не позволяет одалживаться у
подчиненных.
   Экий бред. И я уже не офицер, и Джага не мой капрал, и честь
шпырю не положена, ему она как медузе сапоги, а поди ж ты...
   Долго ли, коротко ли, отмахал я по вечерней прохладе солидный
марш-бросок и выдвинулся на ключевую позицию, наискосок от
шестиэтажного дома, где квартирует Лигун. Там, рядом с
бакалейной лавчонкой, имеется кабинка таксофона, который никогда
не имеет ничего против жетонов-самоделок.
   Лигун взял трубку моментально, словно держал руку на аппарате,
ожидая звонка.
   - Слушаю, - отозвался он каким-то мятым голосом.
   - Привет, это снова Мес. Хочу зайти, отдать должок.
   - Ты?! - изумился толкач почему-то. - Мес, до чего здорово, что
ты отыскался. Откуда звонишь?
   - Да я тут, рядом. Зайду хоть сейчас.
   - Сейчас нельзя. Я жду одного человека, он на подходе. А вот
через час приходи. Ровно через час. Только обязательно, да?
   Состояние у меня уже стало вполне сносным, только внутри тихо
скреблась и подсасывала голодуха по дозе. Часок потерпеть я мог,
да и настаивать не приходилось. А вот Лигун, похоже, спятил. Он
говорил со мной чуть ли не заискивающе, никакого сравнения с
утренним снисходительным издевательством. Без сомнения, ему до
зарезу понадобились мои услуги, правда, совершенно непонятно,
какого именно рода. Гадать нечего, само разъяснится. Важен тот
примечательный факт, что судьбе вроде как надоело поворачиваться
ко мне задницей, и она решила испробовать другую манеру.
   Выйдя из таксофонной будки, я заметил мощный черный
вездеход-трехосник с затемненными стеклами, который подрулил к
подъезду дома, где жил Лигун. Из автомобиля выбрался коротко
стриженный усатый мордоворот, взял с заднего сиденья дорогой
кожаный чемоданчик, включил радиоуправляемую секретку и
прошествовал в дом. Наверняка тот малый, которого сейчас
дожидался мой толкач. Он очень умело зыркал по сторонам -
коротко, как бы невзначай, но цепко. А еще носил довольно
плотную, не совсем по погоде, куртку характерного покроя, сквозь
которую не выпирает подплечная кобура.
   Глянув сквозь витрину бакалейной лавки, я засек время, часы над
кассой показывали четверть седьмого. Предстояло как-нибудь
угробить целый час. В принципе, мне предстояло угробить
как-нибудь всю оставшуюся жизнь, и потому поставленная задача не
блистала масштабностью или новизной. Слоняясь по близлежащему
парку, я смотрел на хвощи и плауны, на парящих медузок, и даже,
с некоторым интересом, на людей, впервые после затяжной
мизантропии, владевшей мной после фронта почти безраздельно.
Что-то внутри у меня сошло со стопора после встречи с капралом
Джагой. Оказалось, есть на свете человек, мечтавший со мной
выпить, и я, на пару со всемогущим случаем, подарил ему
исполнение этой причудливой мечты. Оказалось, я еще не полное
дерьмо и ничтожество. Есть чему подивиться.
   Нет, люди все-таки люди везде, и в цапровых зарослях, и в
бетонных. Может быть, напрасно я отгородился ото всех, ощущая
себя одиноким уродом и подраненным зверем. Смотреть на все
сквозь прицел "Тайфуна", конечно, не возбраняется, но так можно
слишком многое проглядеть.
   Внутренний счетчик у меня работал, как в былые годы, безотказно.
Я убедился в этом, вернувшись к витрине лавки ровнехонько в
семь. Черный вездеход уже укатил, на его месте припарковалась
дешевая голубенькая тачка, трехдверный полуфургон. Из принципа я
выждал еще, пройдясь по улочке до угла и обратно, потом вошел в
подъезд. Лифт, когда-то зеркальный, а ныне фанерный, изнутри
являл собой помесь телефонной книги, словаря бранных выражений и
анатомического справочника по гениталиям. Пока он с утробным
покряхтыванием тащился до шестого этажа, я в который по жизни
раз изучал чернильное изображение мужского ствола в натуральную
величину, с зубастой пастью и корявыми глазками на головке,
снабженного надписью "Это Лигун". Опять пришел к выводу, что при
безукоризненности замысла не уловлено портретное сходство, и
покинул кабину, дав себе слово как-нибудь наведаться сюда с
авторучкой, чтобы подправить рисунок.
   Глубоко вздохнув, я разжал окостеневший в кармане кулак,
выпустил монеты и позвонил в дверь. Лигун что-то не спешил
открывать. Я позвонил еще, с тем же неуспехом. Приложил ухо к
двери, услышал где-то в глубине его апартаментов журчание, то ли
на кухне, то ли в ванной. Позвонил еще раз, долгим звонком,
этаким полицейски требовательным. Потом грохнул по двери
каблуком и рыкнул:
   - Эй, Лигун! Открывай, кровь и гром! Чего копаешься?
   Послышались торопливые шаги, шлепающие, босые.
   - Кто там? - спросил из-за двери незнакомый мужской голос.
   Линза смотрового очка потемнела, лишенная сквозного света
приникшим к ней с той стороны глазом. Признаться, не слишком я
уважаю мужиков, которые пользуются смотровым очком, цепочкой или
спрашивают, кто пришел, прежде, чем открыть. Ну зачем они лишают
себя шанса подраться, если он хоть чуточку наклевывается?
   - Я к Лигуну, он меня ждет.
   - А он ушел, - сообщил мужик. - И будет только завтра утром.
   - Ну, бзец! - громко удивился я. - Быть не может. А вы-то что
там делаете?
   - Я его брат. Приходите завтра.
   - Ладно, так и сделаю.
   Мужик зашлепал обратно, видать, в ванную, а я подошел к двери
лифта, распахнул ее и тут же с силой захлопнул, не входя. Гулкий
звук прокатился по подъезду. Пусть тот тип думает, что я
отвалил. Тут что-то не так, нечисто. И дозу свою ждать до утра я
не намерен.
   Рядом с лифтовой сетчатой шахтой наклонная железная лесенка вела
к чердачной двери. Я сел на грязную ступеньку и стал ждать.
Сквозь смотровое очко из квартиры Лигуна меня заметить не могли.
Будем надеяться, мой толкач еще жив, хотя ручаться за это я
нипочем не стал бы.
   Как и следовало ожидать, через четверть часа дверь открылась, и
оттуда вышел названый братец Лигуна. Крепкий молодой мужик, но
не тот, что прикатывал час назад на вездеходе. Прическа и лицо
обыкновенные, одежда обыкновенная, на плече объемистый жесткий
кофр, вроде тех, что носят фотографы. Аккуратно заперев все три
замка, он повернулся и увидел меня.
   - Хочу все-таки дождаться вашего братца тут, - сообщил я. - А
вдруг он раньше придет.
   Парень пожал плечами.
   - Валяйте. Можете сидеть хоть целую ночь. Я не возражаю.
   Он пошел на меня, то есть, к лифту. С усмешкой я посторонился.
Странно, он не напал. И оружия, вроде, при нем не было.
Безмятежно расслабленный тип, только что из-под душа, с чистой
шеей, совестью и биографией.
   - Между прочим, мы с Лигуном в одном дворе росли, - сообщил я. -
Очень хорошо знаю всех трех его сестренок. Просто лапочки.
Только вот братца у него в семье не наблюдалось. К чему бы это,
а?
   Парень распахнул дверь лифта и удостоил меня взгляда через
плечо. Ну, глаза у него были еще те. Профессиональные глаза. Два
дульных среза в упор. На меня они не подействовали, но он,
пожалуй, и не хотел припугнуть, просто такое выражение глаз у
человека. Вроде убьет и не сморгнет.
   - А ты недогадливый, - спокойно ответил он. - Я и есть его
сестренка.
   Захлопнул за собой дверь, нажал на кнопку и поехал вниз. Между
прочим, с ключами от квартиры в кармане. Насколько я Лигуна
знаю, живым бы он ключи не отдал даже господу Богу.
   Следовало все-таки парня скрутить. Однако сам он не бросился на
меня, и вообще был окутан броней непрошибаемого спокойствия.
Зацепиться не за что, выбрать момент для атаки никак не
получается, психика буксует. И потом, что я, сыскарь, что ли?
   Не мешкая, я взобрался по железной лесенке к чердачной двери,
примерился. Ухватившись обеими руками за вертикальную стойку,
откачнулся назад, а потом вмазал обеими ногами рядом с косяком,
по замку. Дверь, как миленькая, распахнулась. Запорную планку
срезало напрочь вместе с шурупами и куском косяка. Нормально.
   Далеко внизу ухнула дверь лифта. Я вошел на чердак, закрыл за
собой дверь и подпер изнутри обрезком доски, чтоб случайно не
приоткрылась. В голове у меня сидело одно. Лигун летом всегда
держит окна открытыми.
   Пробравшись меж косых балок к слуховому окну, я распахнул его и
выбрался на крышу. Осторожно, придерживаясь за ребристые стыки
кровельной жести, спустился по крутому скату, забирая наискосок
влево. Лег на пузо, ухватился за желоб, заглянул вниз. Там, в
трех секундах свободного полета, меня поджидала мостовая.
Голубой полуфургон с нахальной сестренкой Лигуна удалялся на
полном газу. Интересно, а есть ли у моего толкача вообще хоть
какая-то родня? Если да, ее наверняка ждут приятные хлопоты о
наследстве.
   Я крепко вцепился в желоб, сполз через край, повис на руках и
разжал пальцы. Порхать бы мне вольным трубалетом до самого низа,
кабы не оказался случайно на пути балкон, да еще не чей-нибудь,
а моего лучшего друга Лигуна. Он оставил гостеприимно
приоткрытой оконную раму, и я, не мешкая, воспользовался этим
трогательным приглашением войти.
   В просторной гостиной с помпезной доисторической мебелью не было
ни души. Тела тоже не было. Спальня не порадовала меня ничьим
присутствием. Зайдя в кабинет, я с интересом отметил, что рядом
с резным антикварным бюро на оранжевом ковре расплылось свежее
пятно крови. Над ним, на уровне груди, в штукатурке засела пуля.
Тридцать третий калибр, да еще в упор, прошивает насквозь. Труп
унесли, но я смутно догадывался, куда. В ванную, не иначе.
   В коридоре сиротливо расположились два ярких шлепанца с
помпонами, один за два шага от другого. Явно слетели с ног
хозяина, которого волокли через всю квартиру. Что за
малопонятная причуда, затаскивать убитого в укромное место. Труп
запросто мог бы лежать, где уложили, на роскошном галийском
ковре, никому оно не помешало бы. Однако открыв дверь в ванную,
я понял, зачем это сделали. Хотя, с другой стороны, вообще
перестал понимать, что к чему, и остолбенел.
   Нет, не душ принять сюда забегала самозваная сестренка Лигуна со
спортивной мускулатурой и фоторепортерским кофром. Узорную
плиточную облицовку забрызгало кровью, словно тут отводил душу
пьяный мясник, истосковавшийся по своей работенке. Одетый в
легкий блузон и батиковые тренировочные брюки, Лигун сидел в
здоровенной ванне. Что у него за штука оказалась вместо головы,
я в первый момент даже не сообразил.
   Вроде бы я всяческого понавидался, однако то было на войне. А
вот тут меня вдруг пробрала оторопь, и я едва не выблевал прямо
на труп все, чем щедро попотчевал Джага.
   На голове убитого сделали длинный надрез, от виска до виска
через затылок, потом кожу содрали, выворачивая, как чулок, и
оставили болтаться кровавый лоскут со свисающими сосульками
волос, целиком накрывающий лицо. Полчерепа спилили, костяную
скорлупу кинули на дно ванной. А головной мозг вырезали напрочь,
оставив пустую чашу с белесым пеньком и розовой лужицей внутри.
Вот так.
   В этом было что-то нечеловеческое, лабораторное, и абсолютно не
поддающееся пониманию. Передернувшись, я выкатился из ванной,
направился на кухню, жадно выхлебал здоровенную кружку воды
из-под крана. Там меня ждал еще один сюрприз.
   Зелье Лигун толкал вовсю, в любых количествах, но сам отнюдь не
употреблял, по нему было видно. Между тем в шкафчике, откуда я
достал чистую кружку, стояла никелированная коробка
стерилизатора и рядом все необходимые причиндалы - жгут, пачка
ваты, пузырек спирта. Аккуратненько так, словно у начинающего
шпыря, который еще не махнул рукой на гигиену.
   Из кухни я вернулся в кабинет. Случайно я знал одну ховалку
Лигуна, как-то раз он спешил и обслужил меня прямо в прихожей,
по быстрому, не приглашая зайти в гостиную. Взяв деньги, юркнул
в кабинет, даже не прикрыв за собой дверь. И с того места, где я
стоял, можно было проследить за его отражением в дверном стекле
- подошел к помпезному бюро, откинул крышку, монеты кинул в
выдвижной ящичек, сунул палец в бювар и нажал секретную пружину.
Ребро резной панели откинулось, там-то и находился потайной ящик
с фасованными дозами.
   Крышка бюро была незаперта, и в глубине меж перегородками
бювара, раздвинув письма, я нашарил выпуклую деревянную клавишу.
Панель щелкнула, откинулась, заветный ящик послушно выдвинулся
на два пальца. Невысокий и широкий, словно поднос, он был,
скорей всего, предназначен мастером для хранения любовных
писулек. Фасовок с порошковым грибняком в нем почему-то не
оказалось, только один-единственный плоский пластиковый флакон
величиной в ладонь, наполненный снадобьем на две трети.
   Мешкать не люблю, тут же я пошел на кухню и быстренько
приготовил вмазку по всем правилам передовой технологии. Даже не
мечтал, что у Лигуна отыщется шприц, но коли уж нашелся, зачем
откладывать до дома святое дело, и так я намыкался до последнего
не могу. Мои потроха прямо-таки подвывали от нетерпения, пока я
не вогнал иглу в вену. Повезло, попал сразу, нашелся
неистыканный участок.
   Шпыряться машинкой убитого толкача, в одной квартире с его
изуродованным тепленьким трупом, мародерски отхачить дозу... А в
конце концов, какие тут могут быть сантименты. Я не зверь, не
чурбан, однако и не вполне человек. Или нет, наоборот, это все
чисто по-человечески. На что люди способны, я знаю давно и
слишком хорошо. Если кто лелеет иллюзии, пусть сходит на
экскурсию в ванную, полюбуется на Лигуна.
   Холить мазу я отправился в гостиную. Уже смеркалось, но света
зажигать, конечно же, не стоило. Развалившись в мягком кресле с
высокой спинкой, я вытянул натруженные ноги, прикрыл глаза и
замер в предвкушении. Прошло несколько минут, но маза не
накатывала. Потом вдруг непонятное началось. Да, ни с того ни с
сего влетел я в непонятное.
   Словно бы моя голова разбухла вроде воздушного шарика, и там
началась крутая поедрень. Цветные фейерверки, фонтаны шипучего
кипяточка, звездный коллапс и снежная лавина, горские ритуальные
пляски с копьями, парад муниципальных пожарников и поножовщина в
сортире танцплощадки, цветочный ливень и гнойный дерьмопад,
всенародное ликование по случаю такого случая и так далее, всего
не перескажешь. Черепушка вспухала, потом ее будто вскрыли
консервным ножом, и туда хлынул космос. Потом вообще наступил
полный бзец. Но не полный, поскольку следующий оказался еще
корявей. А потом я, как ни странно, очухался, живой и здоровый.
   Что ж за снадобье такое я себе впорол по запутанке, ведь так и
окочуриться недолго. Ни малейшего отношения оно не имело к
благородному кристаллическому ангидриду экстракта пещерных
грибов, это уж точно.
   Стояла глубокая ночь, но в отсветах уличных фонарей слабо
поблескивал циферблат настенных часов. Судя по ним, меня мотало
в отключке почти пять часов, это вдвое дольше, чем тащится
нормальная маза. Ну и результат был необычным. Мягко сказано,
необычным. Сногсшибательным. Неописуемым. Волшебным.
   Меня словно подменили. Банальное выражение, однако оно как
нельзя более к месту. Мои пять заскорузлых чувств точно вынули,
починили, прочистили, смазали, вставили на прежние места. Во
всем теле ясность и легкость. Но если бы только это. Совершенно
по-иному текли мысли - быстро, четко, причем одновременно их
умещалось в уме сразу несколько, и они будто бы маршировали
дружной колонной по шесть. Или по десять, неважно. Примерно так:

   - размышления о природе загадочного зелья;
   - анализ обстоятельств гибели Лигуна;
   - восхищение величием и гармонией мироздания;
   - разработка плана, как смотаться отсюда;
   - порядок уничтожения всех следов моего пребывания;
   - благодарность судьбе за все, что со мной стряслось;
   - оценка ситуации, невозможность в ней разобраться из-за
скудости вводных;
   - прочие мелочи.
   Никогда не представлял, что можно мыслить подобным образом. Мой
мозг набряк, пульсировал, охваченный легким жаром. Это внушало
известную тревогу, однако, с другой стороны, ни в какое
сравнение с терзаниями ожиданки не шло.
   Некоторые факты носили недвусмысленный и неопровержимый
характер. Лигуна убили вне связи с его наркоделишками. Из
квартиры, набитой под завязку дорогим барахлом, не вынесли
ничего, кроме больших полушарий хозяина. Он обзавелся шприцом и,
вероятнее всего, ввел себе загадочное лекарство, действие
которого теперь испытывал на себе я. Оно чудодейственным образом
влияло на работу мозга. И это было важно, настолько важно, что
Лигуна не просто пристрелили, а вскрыли его черепушку и похитили
головной мозг.
   Ситуация предельно загадочная, притом она не сулила мне ничего
хорошего. Слишком велики шансы разделить судьбу Лигуна, если
меня здесь застукают. С одного боку, мной безусловно
заинтересуется полиция, с другого - таинственные охотники за
мозгами. Это в зависимости от того, кто меня засечет в связи с
квартирой покойного. Недурной переплет.
   Мне было бы чертовски трудно объяснить при случае, что не я
угрохал толкача, а потом взял ножик, пилу и всласть поизмывался
над трупом. Пусть даже я видел двоих ребят из банды, громилу из
черного вездехода и хирурга из голубого полуфургончика. Поди их
доищись, попробуй докажи. А я - вот он, я, готовый образцовый
подследственный, хоть в рамочку вставляй.
   Предстояло выбираться отсюда, как можно быстрее и незаметнее.
Однако у меня прорезался жуткий аппетит, пришлось пошуровать в
холодильнике. Там нашелся солидный кус копченого филе, и я умял
его в два счета. Лигуну эта еда, разумеется, уже ни к чему, не
оставлять же полицейским. А вот отхачить денег из бюро мне было
тошно почему-то. Может быть, потому, что наварены они на
несчетных муках нашего брата шпыря, не знаю. Взял только
чудодейственный плоский флакончик.
   Я четко понимал, что в нем лекарство от наркоты, мое спасение.
Но долго ли оно подействует и необратим ли его эффект, насколько
долгий курс уколов потребен - оставалось загадкой.
   Передвигаясь по ночной квартире с тряпкой и стирая отпечатки
пальцев, я обнаружил у себя новую способность. Немного
сосредоточившись, я до мельчайших деталей вспомнил каждое свое
движение с того момента, как влез в окно. Каждый шаг, любое
прикосновение к предметам обстановки. Моя память работала со
сверхъестественной четкостью.
   Параллельно я прикидывал, где может быть спрятан второй комплект
ключей, и быстро пришел к выводу, что проще выйти тем же путем,
каким вошел, через балкон. Только вот вскарабкаться по гладкой
стене на высоту в два моих роста не получится. Тут же в моих
свежевылеченных мозгах прорезалась абсолютно шальная идея. Сам
же поначалу ее отмел, но она моментально обросла расчетами, чуть
ли не графиками и чертежами, словно ею занималось целое
проектное бюро у меня в черепушке. Несколько минут ушло на
додумывание, проверку и шлифовку нюансов. Попробовать, во всяком
случае, стоило, при всех сумасшедших очертаниях идеи не
обнаруживалось явного смертельного риска.
   Рискнув зажечь свет в прихожей, я отыскал в одном из шкафов
моток тонкого синтетического троса, как раз то, что надо. Вылез
на балкон, пропустил трос через кольцо для бельевой веревки,
подергал - годится. Примерился, какой будет амплитуда, на
сколько потребуется длины. Затем отрезал нужный кусок сложенного
вдвое троса, и двойной конец завязал мертвой удавкой со стопором
у себя на кожаном ремне. Отошел в другой конец балкона, выбрал
лишнюю длину, зажал в кулаке и взобрался на перила. Вниз уходило
темное ущелье улицы, в голове у меня прокручивалось каждое
движение, и сила толчка, и траектория, и вся последовательность
головоломного номера.
   Натянув трос, я резко оттолкнулся ногами и полетел над
шестиэтажной пропастью, как мальчишка на ярмарочных гигантских
шагах. Спустя миг, точно вовремя, расслабил кулак и рухнул почти
на всю длину туго натянувшегося троса. Сумасшедшим маятником
меня вынесло далеко за угол дома, вдобавок еще подзакрутило.
Надвинулся бетонный брандмауэр, я самортизировал поджатыми
ногами, отпустил остаток веревки и, отчаянно качнувшись всем
корпусом, сумел достать до пожарной лестницы. Цирковой трюк
удался. Не столько мне, сколько моим новым мозгам. Они словно бы
разделились на несколько частей, каждая заведовала координацией
движений, сообщалась с другими, обмениваясь выкладками и
указаниями, а еще одна часть охватывала процедуру прыжка в
целом, сводя все к общему руслу. Без такого ежемгновенного
наития, сложнейшего расчета и четкой корректировки я нипочем бы
не сделал того, что сделал. В крайнем случае, прыгал бы
несколько раз, взбирался бы по тросу на балкон и повторял бы
попытку. Может, ушибся бы разок-другой. А так все вышло чисто,
гладко и, смею надеяться, элегантно. Только любоваться и
аплодировать было некому. Но я не в претензии.
   Без промедления я выдернул стопорный конец, распустил узел и
смотал трос, а моток спрятал за пазуху, чтобы выкинуть
где-нибудь по дороге. Спускаться по пожарной лестнице было
чересчур рискованно, любой случайный прохожий, увидев такое,
заподозрил бы неладное и мог поднять шум. Поэтому я поднялся на
крышу, залез в слуховое окно, сквозь кромешную темноту прокрался
до чердачной двери, убрал обрезок доски и тихонечко выглянул
наружу. В подъезде тишь, никого. Лифтом грохотать не стоило; я
пешком отмахал вниз по лестнице и, как ни в чем не бывало, вышел
на безлюдную ночную улицу.
   Никто меня не видел, никто не поднял тревоги. Обошлось.
   Ласковая и душистая ночная темень льнула к лицу. Я был жив,
свободен, свеж как малосольная улитка и шел к себе домой. В
нагрудном кармане у меня имелся флакон с волшебным лекарством, а
на плечах голова с новехонькими отличными мозгами. В полной
целости, как ни странно.

   3.

   Много, невероятно много передумал я на долгом пути домой через
ночной город. Голова человеку дана, конечно, не только для того,
чтоб носить фуражку. Но прежде я и не подозревал, каким благом,
каким огромным наслаждением могут быть раздумия.
   Непривычно пустынная и тихая столица простиралась вокруг меня,
она была темна и прекрасна, полна мерцания и трепета, нежных
огоньков и густых теней. И я шел по выпуклому боку планеты,
погруженному в космос, и у меня над головой переливалась
бесконечная звездная бездна, которую я ощущал как часть моего
собственного, крошечного естества. Был я ничтожной теплой
пылинкой в громадном мироздании, дышал сочной прохладой ночи,
шагал по своим микроскопическим делам, и в то же время вмещал
всю глубину и ширь вселенского пространства, сливаясь с ним в
неизъяснимо пронзительной полноте.
   Ну не смешно ли, отставной солдафон, полунищий инвалид на
пенсии, одинокий обломок человека, еще совсем недавно
барахтавшийся в трясине наркомании, и вдруг его посещают
возвышеннейшие мысли и чувства, достойные поэта или священника?
Может, и смешно, только мне наплевать. Я толком не понимал, что
творится в моих мозгах, но без сомнения, порошок из тайника
произвел в них необычайный и важный переворот, после которого в
определенном смысле я стал другим существом, которое ощущает и
мыслит иначе, нежели прежде.
   Целые реки мыслей привольно текли у меня в голове, одни пышные и
цветистые, на возвышенный манер, другие четкие и сухие, как
бухгалтерский отчет и косточки абака; всем им находилось место,
ни одна не была лишней или зряшной. Изрядная доля раздумий
вращалась вокруг нелепых и страшных обстоятельств гибели Лигуна.
Чем дольше я над ней размышлял, тем запутаннее представлялась
эта история.
   Довольно быстро я понял, что поначалу дал маху, сочтя громилу из
вездехода и паренька с фоторепортерским кофром членами одной
шайки. Тут явно действовали две разнородные силы, причем
независмо друг от друга. Те двое приехали и уехали порознь, один
за другим. А на оранжевый ковер из пулевой раны натекла изрядная
лужа крови. Картина получалась такая: первый убил и ушел, затем,
позже, явился второй и перетащил труп в ванную, чтобы вскрыть
череп и вырезать мозг. Оба они не доискались флакона с
лекарственным порошком, который теперь лежал у меня за пазухой.
   Сам Лигун незадолго до смерти чуял неладное. Он явно собирался
дать мне какое-то поручение, наверняка важное и, скорей всего,
связанное с причинами последовавшего убийства. Так или иначе, я
оказался впутан в это дело, и оставалось лишь надеяться, что
полиция ничего не разузнает и не доберется до меня. А пуще
блюстителей закона мне следовало остерегаться лихих ребят,
которые охотятся за мозгами. Если они заинтересуются моей
скромной особой, у меня есть все шансы разделить судьбу Лигуна.
С одним из них мы виделись нос к носу на лестничной площадке, и
у него в кофре лежали свежевырезанные большие полушария убитого.
Не то, чтобы я трусил, просто неохота гибнуть по-глупому и
неведомо за что. А кстати, трусость принадлежит к числу
необходимых качеств человеческой натуры. В цапровых болотах я
навидался храбрецов, которым море по колено. Больше недели ни
один из них на фронте не зажился. Толика трусости еще никому не
повредила, зато спасла многих. Меня в том числе.
   Еще одно удивительное свойство моих обновленных мозгов
обнаружилось, когда я подумал о навестивших Лигуна типах. Мысли
шли своим чередом, а параллельно память стала подбрасывать мне
детальные, во всех мельчайших подробностях, картинки увиденного.
Вспомнились не только лица, но и номера автомобилей, которые я
вроде бы и не пытался запоминать. У вездехода - ТХ 8047, а у
голубого полуфургона - КА 5332. Словно бы серия стоп-кадров
прокрутилась у меня в голове, и я, разглядывая их заново,
отмечал детали, на которые сперва не обратил внимания. Ну
скажем, у парня, который хладнокровно назвался сестренкой
Лигуна, были массивные часы какой-то заковыристой марки, со
множеством всяких кнопочек, наверняка привозные, с южного
континента. Или другая мелочь: тот мужик, что приехал на
вездеходе, носил обувку не по погоде, высокие шнурованные
ботинки на толстенной рубчатой подошве. Словом, память у меня
стала невероятно цепкой.
   Долго ли, коротко ли, добрался я до дому на утренней заре и,
донельзя усталый, завалился вздремнуть, покуда солнца не взошли,
не накалили крышу и не превратили мою каморку в духовую печь.
   Впрочем, вскоре меня разбудили самым варварским и наглым
образом. Причем не полиция и не бандиты, их я еще худо-бедно мог
бы понять, а пресловутая сушеная стерва из жилкомендатуры,
которая нажала кнопку дверного звонка и садистски не отпускала
до тех пор, пока я, встрепанный, в наспех накинутом драном
халате, не отворил ей дверь.
   - Долгонько спите, - вместо приветствия заметила она с гаденькой
улыбочкой.
   - Как умею, - огрызнулся я.
   - Гуляете где-то. Вчера вас ни утром, ни вечером дома не было, -
элегически продолжала она.
   - Это никого не касается.
   Стерва прямо-таки сияла от удовольствия, наверняка припасла для
меня новую гадость.
   - Гуляете, значит. А за жилье не плочено.
   - Вот получу пенсию и рассчитаюсь, - я хотел было захлопнуть
дверь, но сволочная сушеная баба многозначительно воздела палец
в знак того, что разговор далеко не окончен.
   - Эти песенки мы уже слышали. И перед прошлой пенсией, и перед
позапрошлой. Долгу-то на вас уже сто восемьдесят с полтиной
набежало.
   Я промолчал. Выплатить долг мне и впрямь будет непросто.
   - Ну вот что, дорогуша...
   - Я вам не дорогуша, а боевой офицер, - оборвал я ее.
   - Может, и так, только для нас вы злостный неплательщик.
Подписывайте-ка бумагу, - она вытащила из папки листок и ткнула
мне в руки вместе с грошовой авторучкой, обгрызанной и
замусоленной так, словно стерва на ней вымещала всю свою женскую
ущербность.
   - Это еще что такое?
   - А вы читайте. Там написано.
   Бумага была напечатана от моего имени на хромой канцелярской
машинке, дескать, обязуюсь погасить задолженность до конца сего
месяца, в противном случае буду выселен с занимаемой жилплощади
без предупреждения, о чем извещен официально. В общем, дожил
защитник отечества до светлого праздничка.
   - И число поставьте, - присовокупила стерва.
   - Сегодня седьмое? - машинально спросил я, расчеркиваясь внизу
бумажонки.
   - Восьмое, дорогуша. Хорошо же вы гуляете, дням счет потеряли.
   Не может быть. Что угодно, только вот сбиться со счета, сколько
осталось до пенсии, я никак не мог. Вчера, шестого, я ходил к
Лигуну...
   - А вы ничего не путаете?
   - Я ничего не путаю, - презрительно фыркнула она. - Это вы,
видать, напозволялись до беспамятства. Соседи говорят, как ушли
позавчера спозаранку, так дома и не появлялись. До свидания...
гос-по-дин боевой офицер.
   Ядовито подковырнув меня последней фразой, она забрала
бумаженцию и ручку, сделала налево кругом марш, застучала
башмаками по лестнице, умудряясь всей спиной выражать презрение
к беспутному гуляке, злостному неплательщику, гадкому несносному
мужчине. А я запер дверь и уселся на тахту, над которой висел
табель-календарь с исправно вычеркиваемыми датами. Седьмое...
Восьмое... Лигуна убили шестого. Сегодня восьмое. Выходит, я
пробыл у него на квартире в отключке не пять часов, а сутки с
лишним. Ну и лекарство.
   Понадобилось несколько мгновений, чтобы взвесить и осмыслить мое
положение.
   Давая дозу в долг, Лигун демонстративно записал на бумажке, что
с меня причитаются две монеты. Искать этот клочок там, в
квартире, было безнадежным делом. Впрочем, полиция наверняка его
доищется. И если я там значусь не по имени, а по фамилии, не
миновать мне серьезных неприятных разговоров: где я ошивался
ночью с седьмого на восьмое и потом весь день, почему не ночевал
дома, согласно показаниям соседей. Автоматически я попадаю в
разряд подозреваемых, и версия убийства выстраивается прямо сама
собой: шпырь в ожиданке замочил толкача, у которого был в долгу,
потом зверски надругался над трупом. А то, что я всерьез
шпырялся, установит любой эксперт, достаточно посмотреть на мои
исколотые вены, там живого места не осталось. Алиби нету, мотив
налицо. Сверху начальство жучит, мол, когда раскроете кошмарное
убийство на радость общественности? Сейчас раскроем, ваше
превосходительство, мы это мигом, убийцу поймали уже, только он
отпирается, мерзавец, ну да ничего, вытряхнем из него
чистосердечное собственноручное признание вместе с зубами и
потрохами. Пожалте бриться, взводный Трандийяар...
   Так что угроза выселения - сущий пустяк по сравнению со всем
прочим. И не требуется особо мощных мозгов, чтобы найти
наилучший, для начала единственно возможный выход. Надо
сматываться отсюда подобру-поздорову. А что денег в кармане
всего четыре монеты, не беда. Подамся в горы, в родную
деревушку, оттуда меня никакая полиция не выцарапает. Доберусь
денька за два на попутках, вот и вся недолга. Давно мне
следовало туда махнуть и обосноваться на покое в отчих краях, да
только зелье меня держало на крючке. Но теперь никаких проблем
нет.
   Быстренько достал я из комода смену исподнего, две чистые
рубашки, полотенце и всякую мелочевку вроде носков и платков.
Поколебался, брать ли бритвенный прибор, посмотрел в зеркало и
махнул рукой. Моя щетина вошла аккурат в промежуточную стадию
между небритостью и бородой. Пускай растет. Непривычно для
офицера, но какой уж теперь из меня, к ляду, военный. А что сам
на себя не похож, так это, ввиду возможных розысков, даже к
лучшему.
   Отправляясь в бега, щеголять в мундире с орденами на груди тоже
ни к чему, слишком приметно. Я переоделся в легкую куртку и
брюки дудочкой, которые носил, помнится, еще до войны. Флакон с
порошком переложил во внутренний карман куртки и застегнул
пуговичку. На случай холодных ночей, которые в горах не
редкость, откопал в комоде свитер двойной вязки, присовокупил к
кучке собранных в дорогу шмоток и полез под тахту за чемоданом.
Там меня ожидал сюрприз.
   На пыльном полу, рядом с моим видавшим виды чемоданом, лежал
щегольский плоский чемоданчик из натуральной кожи, с какими
ходят деляги. Он пропахал широкую борозду в серых клочьях пыли,
когда его крепким тычком отправили вглубь под тахту. И случилось
это, судя по следу, совсем недавно. Вот так номер.
   Вытащив находку, я помедлил, собираясь с духом, потом отщелкнул
крышку. Даже не будь я крайне любознателен от природы, все-таки
интересно, что за улики не поленились мне подбросить.
   Чемоданчик оказался набит пачками денег. А поверх них лежал
длинноствольный пистолет с глушителем. Полуавтоматический
"Мидур" тридцать третьего калибра, типичная бандитская пушка.
Безо всякой там баллистической экспертизы нетрудно понять, из
какого именно ствола замочили бедолагу Лигуна. Из этого самого.
Иначе зачем бы он оказался в чемоданчике под моей тахтой.
   Денег было много. Очень много. Столько, что одуреть впору. Едва
я кинул на них взгляд, некий безошибочный счетчик у меня в
голове отчеканил:"Триста шестьдесят тысяч." Ну да, верно, два
ряда по шесть пачек в три слоя, по тысяче десятками в каждой
пачке, аккуратненько обандероленной крест-накрест самодельными
бумажными полосками. Прямиком из наркобанка, надо полагать.
Между прочим, это три тысячи семьсот восемьдесят девять моих
пенсий, то есть, на двести пятьдесят два года вперед, что
моментально вычислили мои безупречные неугомонные мозги.
   Ну и как насчет того, чтобы прожить эти двести пятьдесят два
года, по пятнадцать месяцев каждый, на девяносто пять хухриков
ежемесячно, уважаемый пенсионер Трандийяар? Бред какой-то. Я
даже начал проникаться повышенным уважением к своей скромной
персоне, ведь кто-то же ухнул такую прорву денег ради того,
чтобы меня подставить. Хотя в качестве неопровержимой улики
вполне хватило бы пистолета. Загадочная щедрость, прямо скажем.
   В обойме осталось четыре патрона, пятый в стволе, два потрачены
на Лигуна. Ствол нечищенный, со свеженьким пороховым нагаром.
   По логике событий следовало ожидать, что скоро нагрянут
полицейские. Но предпочтительнее все-таки смотаться отсюда
прежде, чем они заявятся.
   И тут раздался звонок в дверь.
   До сих пор для полного набора улик недоставало самой малости -
моих отпечатков пальцев на чемоданчике и оружии. Теперь даже эта
крохотная неувязка устранилась по воле случая, и меня можно было
арестовывать тепленького, безнадежно влипшего по самые уши.
   Только вот звонок брызнул коротенькой, как бы неуверенной
трелью, словно палец ожегся о кнопку и отдернулся. На
полицейские замашки совсем не похоже.
   Ногой запихнув чемоданчик с деньгами под тахту, я сунул пистолет
за спину, под брючный ремень, одернул куртку и пошел открывать.
   На пороге стояла Зайна.
   - Здравствуй, Мес, - произнесла она с какой-то вымученной,
слегка перекошенной улыбкой.
   - Здравствуй, - ответил я и посторонился, пропуская ее в
прихожую, она же кухня, она же гостиная, она же душевая при
случае.
   Появление бывшей жены и вовсе не лезло ни в какие ворота. Ну
ладно, подброшенные пистолет и кучу денег еще можно
вразумительно объяснить. Но приход Зайны?
   Неужто ее пухленький интендант ухитрился пасть смертью храбрых
за Родину и Адмирала на каком-нибудь из продовольственных
складов? Или, того пуще, в ней взыграли высокие чувства -
любовь, долг, жертвенность и разные прочие мерехлюндии? Но тогда
это не Зайна. Или я уж вовсе ничего не понимаю.
   - Вот, - сказала она. - Зашла посмотреть, как ты живешь.
   - Что ж, проходи в комнату, - откликнулся я.
   И она вошла в комнату, где тысячи раз бывала, сама не ведая
того. Желанная и презренная, любимая и ненавистная, впервые она
вошла туда наяву и уселась на табурете, сложив руки на коленях,
как пай-девочка на уроке.
   От всего этого веяло глубоко запрятанной, но отчетливой фальшью.
Она толком не представляла, как ей держаться и что говорить. Не
сама она сюда пришла, не по своей воле. Но по чьей?
   - Позавчера, когда ты проходил мимо моего дома, у тебя был очень
больной вид. Тебе что, сильно нездоровится?
   Заботливая Зайна, обеспокоенная моим самочувствием. Ну, доложу я
вам, это похлеще, чем триста шестьдесят тысяч хухриков под
тахтой.
   - Да так, средне. Старые раны беспокоят.
   - Ты хоть питаешься нормально? Денег хватает?
   Можно подумать, она пришла покормить меня за счет бравого
младшего интенданта.
   - Родина платит пенсию своему незабвенному герою, - обтекаемо
разъяснил я.
   - Да ведь это гроши, разве на них проживешь...
   - Родина считает, прожить на пенсию можно. Не мне опровергать
это мнение.
   - Ты все такой же, Мес, - вздохнула бывшая жена. - Ни капельки
не изменился.
   Я промолчал. Ее всегда раздражал мой стиль юмора, вероятно, и в
самом деле несколько громоздкий. Сказывалась разница в
интеллекте, которую я однажды бестактно сформулировал вслух: я
был умным придурком, а Зайна придурковатой умницей. Конечно же,
она тогда обиделась, и еще как.
   - Уезжать собираешься? - она окинула взглядом шмотки,
разложенные на покрывале тахты.
   - Ненадолго.
   - И куда, если не секрет?
   Тут у меня в уме словно включился предостерегающий сигнал. Как
если бы зажглась надпись здоровенными красными буквами:
"Осторожно, Мес! Это все неспроста."
   - Да старый приятель зовет к себе отдохнуть. У него домишко на
берегу Тергамской бухты.
   Это тоже, как и моя родная деревенька, пятьсот стир отсюда,
только совсем в другую сторону. Пускай ищут все, кому не лень. А
кому не лень было прислать ко мне Зайну, я уже догадывался. И
это не полиция, не бандиты, а почище, чем те и другие вместе
взятые. Только младенцу неведомо, что в каждой семье
военнослужащего надлежит быть нештатному осведомителю УБ, нашего
прославленного Управления Безопасности. Ежели в семье всего два
человека, нетрудно догадаться, кто из них регулярно строчит
донесения контролеру из УБ. Меня эти штучки мало трогали, я
человек стопроцентно лояльный. Уж такая поганая работенка у
наших УБоищ, равно как и скотская планида офицерских жен.
Другого объяснения визиту Зайны не было и быть не могло. Но тем
запутанней становилась ситуация в целом. Мной заинтересовалось
УБ, надо же. Час от часу не легче.
   - Когда думаешь вернуться?
   Придурковатая умница добросовестно расспрашивала меня, тем самым
выдавая себя с головой и совершенно не заботясь о том, что ее
назойливый интерес к моим делам выглядел слишком прозрачно.
   - Да как получится...
   И тут дверной звонок затренькал в типичном полицейском стиле. Я
подумал о подброшенных деньгах и пистолете, мысленно махнул
рукой и пошел отпирать. Семь бед - один ответ.
   Но заявилась ко мне отнюдь не полиция. На пороге стояли двое
толстощеких румяных верзил в каскетках-восьмиклинках и черных
кожаных куртках, униформе столичных бандюг среднего пошиба. Один
из них сунул мне под нос дуло пистолет-пулемета "Брен", а
свободной рукой ухватил за грудки и отшвырнул к окну.
   - Где башли, падло? - рыкнул он, войдя и захлопнув дверь.
   Второй бандит, тоже с "Бреном" наперевес, заглянул в комнату.
Зайна испуганно взвизгнула.
   - Молчать! - прикрикнул на нее второй. - Слышь, Фенк, тут баба.
   - Бзец на нее. Ты глухой, падло? Я говорю, где башли, бзец! Это
наша касса.
   Куцее дуло с толстым глушителем подрагивало, будто изнывая от
желания выплюнуть в меня длинные заостренные пульки со смещенным
центром тяжести, любая из которых способна бешеным зигзагом
прошить человека от ключицы до паха или, вращаясь юлой,
перерубить напрочь руку.
   - Ты путанку гонишь, браток, - нагло ответил я. - Что за башли,
какая касса? Я в непонятке.
   - Сейчас придешь в понятие, падло. Это что, твоя баба?
   Я счел излишним вдаваться в тонкости моего двусмысленного
положения.
   - Допустим, моя.
   - Возьми бабу на мушку, - велел напарнику Фенк. - Досчитаю до
трех, мочи ее. А ты, падло, вникай. Сейчас замочим твою бабу,
если не отдашь кассу. Раз...
   В умелых руках очень серьезная штука "Брен", калибр двадцать
девять, скорострельность двенадцать пуль в секунду. Но сноровка
у верзил была весьма сомнительной. И в квартиру они вперлись с
нахальной неумелостью, и оружие держали напоказ, а не
наизготовку. Надо полагать, серьезного отпора эти молодчики
никогда не встречали, и на сей раз почему-то сочли себя
хозяевами положения.
   - Два...
   Некие очень ушлые ребята убили Лигуна, забрали у него выручку,
которую подбросили мне в чемоданчике, чтобы отвести от себя
подозрения и подставить меня. Прикончили толкача, конечно, не
из-за денег. А потом как-то дали знать наркоклану о том, где
искать виновного. Хотя странно, зачем им понадобилось совать в
чемоданчик пистолет, эта улика скорее для полиции, а для громил
хватило бы и пачек с деньгами. Шла путаная загадочная игра, в
которую невесть с какого бока сунулось Управление Безопасности,
явно неспроста подославшее ко мне Зайну. Представляю, как она
отнекивалась, разыгрывала дуреху, и как офицер из УБ настаивал,
требовал от нее добыть свежую информацию обо мне любым путем.
Все эти мысли текли у меня в голове с бешеной скоростью своим
чередом, а заодно я обдумывал, как понадежнее загасить моих
непрошеных гостей с их пижонскими пистолет-пулеметами.
   - Вон там, - сказал я, показывая пальцем в угол.
   И Фенк, разумеется, купился, как маленький. Он бросил быстрый
взгляд туда, где возле плиты висело оцинкованное корыто. Этого
было достаточно, чтобы я прыгнул вбок, уходя с директрисы
"Брена", и выхватил пистолет из-за спины. Вся моя выучка
осталась при мне, ее хватило в самый раз, чтобы опустить большим
пальцем флажок предохранителя, броситься на пол, всадить пулю в
грудь неповоротливого Фенка. Его короткая очередь пришлась по
окну, брызнули стекла, пистолет-пулемет выпал из рук, и бандит
завалился навзничь.
   Еще не успел Фенк рухнуть, а я перекатился влево, ловя на мушку
в дверном проеме его напарника. Однако прежде, чем мне удалось
прицелиться, тот полоснул от неожиданности очередью по Зайне.
Просто рефлекторно сработал палец, лежавший на спусковом крючке.
И только потом пуля из "Мидура" снесла ему полчерепа вместе с
каскеткой.
   Моментально я вскочил на ноги, бросился в комнату. Зайна лежала
поперек тахты с тремя пулями в груди, мертвее мертвой.

   4.

   Вот так, нежданно-негаданно, собрался пенсионер отдохнуть в
родных местах, среди диких гор и простых нравов, но едва успел
собрать вещи, как у него в квартире оказалось три трупа сразу.
Полагаю, в моем загадочном положении это непозволительно много.
Причем двое из убитых, как нетрудно будет установить, застрелены
из того же пистолета, что и толкач Лигун позавчера. Какие выводы
тут сделает полиция, можно сообразить безо всяких мозгов.
   Следовало уматывать отсюда поскорее, а я стоял и смотрел на
мертвую Зайну. Ну да, была она далеко не святой, но такой
нелепой смерти все-таки не заслужила. И убили ее при мне, под
моим кровом, а я не сумел защитить свою жену, пускай бывшую,
пускай изменившую и бросившую меня, пускай осведомительницу УБ -
ее кровь теперь на моей совести. Было у нее тихое, немного
удивленное лицо, как будто не мертвое, навсегда застывшее в
недоумении. И мелькнула мысль, что моя нынешняя поразительная
память отныне будет изводить меня этим зрелищем до могильной
ямы.
   Стоя под дулом "Брена", я просчитал все шансы остаться в живых и
для нее, и для себя, их было ничтожно мало, а счет шел на
секунды. Пришлось рискнуть, и вот результат.
   Второй громила оказался слабаком, машинально всадил очередь в
Зайну, вместо того, чтобы развернуться ко мне. Его оплошность,
мой просчет - видел же я, что вояки из них дерьмовые, выучки ни
на грош.
   Однако предаваться долгим раздумьям и скорби у меня попросту не
было времени.
   Стараясь не замараться в кровище, я обыскал верзил, вытащил у
того, которого звали Фенком, из брючного кармана ключи от
машины, на которой они прикатили. Автомобиль мне сейчас очень
кстати, а им уже ни к чему. Быстро закинул шмотки в старый
чемодан, поверх них уместился чемоданчик с деньгами. У двери
оглянулся на мертвую Зайну. Сам не пойму, неужто до сих пор я ее
любил. Если нет, то как это назвать... Да не все ли равно.
Прошлое окончательно умерло вместе с ней и оставило во мне,
теперешнем, огромный сгусток пустоты. Этакий холодный пузырь на
том месте, что зудело, саднило, нарывало. Как будто разом вынули
всю душу, ничего не вложив взамен.
   Автомобиль бандюг я заметил сразу, едва вышел из подъезда. Они
особо не маскировались, оставили его напротив дома. Обычная для
таких обормотов марка, черный "Рарон" третьей модели, с
тонированными стеклами и целым букетом фар на тупорылом передке.
Я невозмутимо подошел к нему, отпер, кинул чемодан на заднее
сиденье и уселся. Словно дождавшись этого момента, зазвонил
радиотелефон, эдакая выпендрежная плоская трубка с антенной,
валявшаяся между сиденьями. Не обращая внимания на звонок, я
включил зажигание. Мощный форсированный движок завелся сразу и
утробно замурлыкал на холостых оборотах. Телефон трезвонил не
умолкая. Трубку взять стоило, это мне ничем не угрожало,
наоборот, могло хоть что-то прояснить в совершенно несуразной
кровавой чехарде, которая затеялась вокруг меня.
   - Слушаю, - сказал я, подражая хриплому басу покойного Фенка.
   - Что вы там копаетесь? Легавые вот-вот подъедут.
   Голос в трубке был раздраженно начальственный, сочный. Без
сомнения, принадлежавший главарю. Со мной говорил тот, кто
послал ко мне двоих громил с пистолет-пулеметами. Теперь он
требовал у них отчета, причем явно нервничал, это чувствовалось
невзирая на барственные интонации.
   - Кто ты такой? - спросил я, уже не подделываясь под чужой
голос.
   - Ты что, сдурел?
   Соображал он достаточно туго. Во всяком случае, пауза несколько
затянулась, а я не спешил с ответом.
   - Что за шутки?! - справившись с замешательством, взревел он. -
Фенк?! Я тебя не слышу!
   - И не услышишь, - заверил я. - Тебя облапошили, дешевка. А ты
клюнул на гнилушку.
   Опять пришлось ждать, пока до него хоть что-то дойдет. Когда он
задал следующий вопрос, в его голосе перемешались оторопь и
ярость, как уголь и железо в лезвии ножа.
   - Кто со мной говорит?
   - С тобой говорит Месакун Трандийяар, падаль. Слушай и не
перебивай. Лигуна я не убивал и на твою поганую кассу не
зарился. Но кто-то указал тебе на меня. Ты послал ко мне своих
людей. Один из них застрелил мою женщину. Теперь ты мой кровник.
Ясно?
   Он должен был понять. Произношение указывало, что родом он не с
юга, где говорят с придыханием. И не из столицы, хотя у него уже
выработалась типичная манера слегка растягивать гласные.
   - Ты ведь горец, - добавил я после небольшой паузы. - Должен
понимать такие вещи.
   - Ты мне грозишь? - не на шутку изумился он. - Ты, дерьмо
сушеное, грозишь - мне?! Лучше беги со всех ног. Но я тебя везде
найду. И молись о легкой смерти. Когда ты попадешь ко мне,
будешь умирать долго.
   - Когда я попаду к тебе, ты станешь трупом, кровник. Мне
плевать, что вышла подставка. Я доберусь и до того, кто сделал
эту подлость. Но сначала рассчитаюсь с тобой.
   - Похоже, ты спятил, шпырь, - почти сочувственно сказал он. - На
безумцев не обижаются. Но за гибель моих людей тебе придется
заплатить жизнью. А теперь уезжай оттуда, побыстрее. Не
попадайся легавым, они сейчас едут по твою душу. Ответишь не им
- ответишь мне.
   - Ладно, хватит болтовни, - я взглянул в зеркальце заднего вида.
- Ты знаешь, кто я. Назови себя, кровник.
   - Так ты не знаешь, с кем говоришь? - снова удивился он.
   - Назови себя. Если ты горец и мужчина, скажи свое имя.
   - Вон что. Ты просто не знал, с кем говоришь, - его ярость
отхлынула, все для него стало на свои места. - Что ж, перед
смертью узнаешь. Это я тебе обещаю, Месакун.
   - Значит, я говорю с трусом и бабой. Иначе ты назвался бы.
   - Просто не хочу, чтобы ты нагадил в штаны раньше времени,
шпырь.
   - Похоже, ты уже это сделал. И не надейся, падаль, я понял, кто
ты.
   Он шумно засопел, потом сказал:
   - Дешевые у тебя подковырки. Но я с тобой разберусь. И с теми,
кто у тебя за спиной, тоже.
   Я переложил трубку в левую руку и взялся за рычаг трансмиссии. В
конце концов, сюда вот-вот нагрянут полицейские, ни к чему,
чтобы они засекли машину, рванувшую прочь при их появлении.
   - Слушай меня хорошенько, Барладаг, - сказал я так, словно мы
были знакомы уйму лет. - Спросишь своего парня в полиции, он
расскажет, как умерли те двое, которых ты послал. Ты за ними
следующий. Все.
   Похоже, он не поверил своим ушам. И немудрено. Разговор вообще
получился сумасшедший.
   - Да кто ты такой, бзец?! - заорал он.
   - Твоя смерть, падаль, - объяснил я, выключил радиотелефон и
кинул его на соседнее сиденье.
   Дальнейший обмен угрозами был бы излишней тратой времени. Я
удостоверился, что мои догадки попали в точку. Ничего лучшего на
первых порах не стоило и желать.
   Не успел я доехать до конца квартала, как из-за угла появились
сразу две полицейские машины со включенными мигалками и
затормозили в аккурат на том месте, где только что стоял
бандитский "Рарон". Из них выскочило полдюжины ражих молодцев в
черной форме. Один остался следить за фасадом, остальные с
револьверами наизготовку помчались в подъезд.
   Остановившись у светофора, я успел заметить, что следом за
легковушками подкатил крытый грузовик, и из него высыпался чуть
ли не взвод с карабинами, группа оцепления. Тот, кто настучал в
полицию, наверняка не жалел красок и представил меня в наилучшем
виде. А может, успели заглянуть в мое личное дело и установили,
на что был способен командир разведгруппы Трандийяар в свои
лучшие денечки. До чего предупредительное отношение к инвалиду
на пенсии, надо же.
   После долгой отвычки я вел машину осторожно, да и на ходу она
вела себя совсем не так, как армейский вездеход, чутко отзываясь
на малейшее движение руля или рычагов. Выехав на запруженный
машинами шестирядный проспект Доблести, я попал в небольшой
автомобильный затор. К тому времени мои мозги уже достаточно
четко обрисовали обстановку и наметили план действий.
   Прежде всего я ненароком заимел самого роскошного кровника,
который только мог мне подвернуться. Кридан Барладаг. Я понял,
что покойный Лигун принадлежал к его клану и оказался достаточно
весомой фигурой, чтобы его убийство обеспокоило самого главу.
Тем, кто заварил всю эту кашу, требовалось отвести подозрения,
которые скорей всего пали бы на клан Увалюма Фахти, главного
конкурента Барладага. И дело решили списать на меня, ни с какими
группировками не связанного, никому не нужного шпыря.
   Мне под тахту сунули чемоданчик с деньгами и пистолетом, затем
сообщили в полицию о смерти Лигуна, а меня представили убийцей.
Анонимный звонок, скорее всего. Разумеется, в полиции у
Барладага есть свои люди, они срочно передали ему эти сведения,
и главарь послал двоих громил провернуть акцию опережения. Тут,
по крайней мере, ничего загадочного нет, все видно как на
ладони.
   Отсюда, в частности, вытекает логичное предположение о том, что
Лигуна по каким-то загадочным надобностям угрохали ребята из
клана Фахти. Общую стройную картину портили досадные мелочи
вроде парня с кофром, вырезанных мозгов и явного интереса,
проявленного ко мне Управлением Безопасности. Совершенно
неожиданного и незаслуженного интереса, надо признаться.
Впрочем, мои выкладки насчет поведения Зайны основывались
большей частью на интуиции, поэтому в них вполне мог вкрасться
изъян.
   Пробка наконец рассосалась, и я покатил по проспекту дальше.
   Вспомнился анекдотец, будто у нашей страны три хозяина, первый
притворяется, будто он главный, а остальные два делают вид,
якобы они здесь ни при чем. Каждому ребенку ясно, что речь идет
об Адмирале, Барладаге и Фахти. Шутки шутками, но я, кажется,
попал в жернова между властью официальной и теми, кто ничуть не
уступает ей по силе. И податься мне вроде как некуда, если бы я
замыслил сбежать. Однако теперь у меня в столице оказалось
неотложное дело: поквитаться с Барладагом за женщину, которую
убили в моем доме. Дело крови - дело чести. Так уж у нас,
урожденных горцев, заведено, и не мне отменять древний обычай.
   А Барладаг крепко изумился, сначала тому, что я его не узнал,
потом тому, что я его вычислил. И заподозрил какую-то хитрую
игру, как оно и есть в действительности. Наверняка ему теперь
мерещатся коварные козни клана южан, и вряд ли это далеко от
истины. Человек, застреливший Лигуна, не походил на южанина, но
скорей всего выполнял распоряжение Фахти. Так что наше
многотерпеливое отечество, возможно, близится к своего рода
гражданской войне. Если сцепятся два главаря крупнейших
наркокланов, то в этой разборке окажется очень мало посторонних
- разве что грудные младенцы, слепоглухонемые и парализованные.
   Вот о чем размышлял я в то время, как еще одна часть моего
сознания вовсю занималась вождением, обсчитывая дорожную
ситуацию сразу в нескольких аспектах: дистанции, скорость,
тормозной путь и тому подобное. Еще одна предавалась чистому
созерцанию утреннего летнего города, следующая раскладывала по
полочкам мое отношение к безвременно почившей Зайне, а невесть
которая по счету перебирала варианты, как бы мне подобраться к
Барладагу на расстояние прицельного выстрела. Словно бы в моей
голове расположилось сразу несколько Трандийяаров, и каждый
занимался своим делом, ничуть не мешая другим. Ну что ж, на
здоровье. Пока от этого моя черепушка не вскипела и не лопнула,
да и впредь не собиралась. А во внутреннем кармане куртки лежал
флакон с препаратом, на тот случай, если эффект окажется
нестойким. Мне нравилось нынешнее состояние моих мозгов, пускай
странное до неправдоподобия, оно не шло ни в какое сравнение с
прежним.
   И тут прямо у меня перед носом вильнул, втискиваясь в мой ряд,
голубой полуфургон "Хаши". Номер у него был, разумеется, не КА
5332, другой. И рулил какой-то плечистый белобрысый мужик,
совсем не тот, что вскрыл череп Лигуна. Но неугомонная память
тут же подсунула мне во всех мельчайших деталях вид той машины,
которую я походя видел, огибая, чтобы войти в парадное. Хотя
тогда я ее, конечно же, не разглядывал.
   Слегка покореженный слева пластмассовый задний бампер, дверца
внизу отрихтована, подкрашена, и в нее врезан пониже ручки
нестандартный замок под трехгранный ключ. Никаких сомнений быть
не могло, я узнал эту машину.
   Вскоре голубой фургон свернул в проулок направо, и я последовал
за ним. Немного попетляв по узким улочкам, белобрысый шофер
притормозил, свернул к бровке, намереваясь парковаться. Решение
пришло моментально. Я газанул, отвернул левее, словно бы
торопился и хотел объехать фургон, да вот досада, малость не
рассчитал - никелированное рыло "Рарона" зацепило край кузова.
Галогенная фара вдребезги, а у "Хаши" отломился край бампера и
помялся угол многострадальной дверцы. Затянув тормозной рычаг, я
выскочил на мостовую.
   - Многоуважаемый, не извольте волноваться, за ремонт будет
уплачено, - вразвалочку подойдя к фургону, заверил я, как и
подобает благородному щедрому горцу.
   Вылезший из "Хаши" белобрысый мужик мрачно уставился на
причиненный столкновением ущерб, потом окинул взглядом меня.
   - Разумеется, оплошность моя, тут и говорить не о чем. Полагаю,
полторы сотни вас устроят? - сумму я с ходу назначил двойную. -
К сожалению, у меня при себе только мелочь, но я вам непременно
возмещу убытки.
   - Не надо мне твоих денег.
   - Видите ли, я не хотел бы впутывать в инцидент дорожную
полицию. Давайте решим дело миром. Диктуйте ваш адрес, и я
привезу вам деньги сегодня же вечером.
   - Перестань ломать комедию, Месакун, - тихо и внятно сказал
белобрысый.
   Я опешил. Рука сама собой легла на рукоять пистолета,
спрятанного под курткой. Превращаться из охотника в дичь не
слишком приятно, а как раз это, видимо, со мной случилось.
   - Стрелять незачем, я тебе не враг, - продолжал водитель
фургона. - Хочу дать хороший совет. Уезжай-ка ты поскорее из
этого города. А лучше - из этой страны.
   - Пугай мальчиков, - поморщился я, отбросив утрированный горский
акцент. - Меня не надо.
   - Я не пугаю. Ты плохо себе представляешь, в какую заваруху
угодил. Пока ты еще жив и на свободе, значит, тебе крупно
повезло. Постарайся исчезнуть отсюда.
   - Да ты кто такой?
   - Неважно.
   На пустынной улочке, заставленной особнячками средней руки, нам
пока никто не мешал. Разве что покосилась проходившая мимо
старуха с пузатым кренком на поводке.
   - Позавчера на этой тачке ездил один парень, - сказал я. -
Светловолосый, короткая стрижка, серые глаза. Знаешь его?
   - Повторяю добрый совет, Месакун. Я не сомневаюсь в твоей
храбрости, но лучше тебе не влезать в эти дела. Мне будет жаль,
если тебя прихлопнет здешняя шпана. А этим все кончится,
обосноваться в тюрьме ты вряд ли успеешь.
   Говор у него был образцово столичный. Однако насчет шпаны
выразился он так, словно сам вовсе не из этих мест. Многое можно
извлечь из крохотных обмолвок, которых сам человек не подмечает.

   - А ведь ты не из кланов, - вслух гадал я. - И вряд ли из
полицейских или убоищ...
   - Ты хорошо соображаешь. Даже слишком. Только не стоило
устраивать спектакль с маленькой аварией. Я же и так выехал на
встречу с тобой, разве непонятно?
   Странное дело, впервые в жизни я стоял лицом к лицу со вражеским
агентом. Но мне почему-то не хотелось его пристрелить или,
скрутив по рукам и ногам, сдать в контрразведку. Не то, чтобы
мой патриотический пыл иссяк, хотя и за это поручиться уже не
могу. Просто белобрысый был настоящим крепким мужиком, каких
теперь не делают. В нем не чувствовалось ни гнили, ни фальши. А
я и впрямь нуждался в добром совете.
   - Кажется, я понимаю, откуда ты. Не боишься, что придушу?
   Он усмехнулся.
   - Нет. Зачем тебе это делать? У тебя другие враги.
   На той стороне улочки остановились двое зевак. Им явно нечего
было делать, они таращились на нас, прикидывая, что за зрелище
им подвалило, не дойдет ли до драки. Возможные свидетели
белобрысому пришлись совсем не по душе.
   - Очень некстати ты зацепил мою машину, - сказал он. - Ни к чему
было привлекать внимание. Садись ко мне, поехали. Твой "Рарон"
слишком приметная тачка.
   Я прикинул, что доверять ему глупо, но больше ведь некому. Люди
Барладага небось уже патрулируют город и взяли под контроль
выездные магистрали. Если меня засекут, отбиться будет мудрено,
имея в руках лишь "Мидур" с тремя патронами. Впору пожалеть, что
я побрезговал забрать пистолет-пулемет Фенка.
   - Ладно. Будь по-твоему.
   Забрав свой чемодан и, на всякий случай, радиотелефон, я оставил
ключи в замке зажигания. Пускай эту машину угоняет кто хочет, и
концы в воду.
   В голубой фургон я сел безбоязненно. Белобрысый не имел
намерения меня прикончить, иначе попытался бы сделать это сразу.
Поедем вместе до поры до времени, а там поглядим. Ну, а если его
братия надеется вытряхнуть из меня мозги в укромном местечке,
такое удовольствие дорого обойдется. Я им не Лигун.
   - Слушай меня внимательно, Месакун, - заговорил белобрысый,
трогая с места. - Я отвезу тебя на вокзал. Ты как раз успеешь на
поезд до Хангора. Сразу иди на набережную, там есть кабачок под
названием "Чивитта". В нем тебя будет ждать человек, которого ты
видел позавчера. Тот, светловолосый, с серыми глазами. Он
поможет тебе выбраться из страны. Если что-то неясно, задавай
вопросы.
   - Неясного слишком много, - ответил я. - Все это мне как-то не
по душе. С чего ты взял, что я хочу драпать из моей страны? Или,
того хуже, ее предавать?
   - Никто не собирается делать из тебя предателя.
   - Не сейчас, так после. Твое ведомство бесплатными услугами не
занимается. Ты ведь работаешь на шакронцев, я правильно понимаю?

   Странная штука жизнь. Меня вез по городу разведчик Шакрона, в
груди у меня сидел неоперабельный шакронский осколок, а страна,
за которую я честно проливал кровь, ополчилась против меня, и ее
полиция по ложному доносу разыскивала меня за убийство.
Получалась не то мелодрама, не то мрачноватая комедия. Режиссеры
этой постановки, впрочем, задевали мои интересы гораздо больше,
чем шпионы вражеского государства. И я не мог позволить себе
роскошь ни самозабвенно драться на всех фронтах сразу, ни с ходу
отвергать предлагаемую помощь, пускай весьма и весьма
сомнительную с патриотической точки зрения.
   - Ошибка, Мес. Я не имею отношения к Шакрону и его спецслужбам.
Хотя, действительно, ты ничего иного не мог предположить. Скажу
больше. Тот препарат, который ты нашел в квартире Лигуна, ни в
коем случае не должен попасть в руки шакронцев.
   Он хорошо знал город и ехал к вокзалу окольным путем, избегая
главных улиц с их вечными заторами.
   - О каком препарате ты толкуешь? - прикинулся непонимающим я.
   - О том, из-за которого Лигуна убили. Сейчас он при тебе, не так
ли? Не пытайся отрицать, давай сыграем в угадайку. Ты влез в его
квартиру, нашел флакон и ввел себе в вену, перепутав порошок с
наркотиком. Примерно сутки ты провалялся там без сознания. Потом
очнулся и обнаружил, что твой мозг работает в необыкновенном,
крайне интенсивном режиме. Быстро, четко, сразу на нескольких
планах. Феноменальная память, ну и так далее. Правильно?
   - Допустим.
   Белобрысый немного помолчал и заговорил снова, уже с явным
облегчением.
   - Значит, мы верно реконструировали события. Что ж, теперь
проблем нет. Не волнуйся, в поезде тебя прикроют. Кафе
"Чивитта", запомнил?
   - Не выйдет, - ответил я. - Сказано тебе, я не намерен драпать
за границу, как нашкодивший кренк. У меня тут кое-какой должок.
И вообще, это моя страна.
   - Жаль, - отозвался белобрысый. - Мы искренне хотели тебя
избавить от больших неприятностей.
   - Кто это - "мы"?
   - К сожалению, рад бы объяснить, да не могу.
   Фургон остановился в переулке, выходящем на привокзальные зады.
Белобрысый протянул мне ладонь для рукопожатия.
   - Прощай, Месакун. Делай как хочешь, но ты зря отказался уехать.

   - Прощай, - ответил я, пожимая его руку. - Спасибо за
предложенную помощь. Но я как-нибудь сам обойдусь.
   Распахнув дверцу, я стал выбираться наружу с чемоданом в руках.
Белобрысый отпустил меня слишком легко. Ни на чем не настаивал,
не потребовал отдать флакон. Ему нужен был момент, когда я
повернусь к нему спиной, а он не будет занят вождением. Что ж, я
и впрямь подставил ему спину. Всего лишь на полсекунды. А потом
резко повернулся к нему и наставил выхваченный из-за пояса
"Мидур" прямо в лоб.
   - Без шуток! - гаркнул я.
   Он замер. Его рука, нырнувшая под полу куртки, остановилась на
полпути к подмышечной кобуре.
   - Обе руки на руль, живо! Отвернуться! Я сказал, отвернись!
   Чуть помешкав, белобрысый послушался. Он понял, что при первой
же попытке сопротивления получит пулю между глаз. А если будет
паинькой, то выживет. И я врезал ему рукоятью пистолета по
затылку - вполсилы, чтобы жив остался.

   5.

   Судя по содержимому бумажника, белобрысого звали Амахад Чажнур.
Имя и фамилия совершенно заурядные, в столице наверняка сыщется
несколько сотен Чажнуров, и среди них каждый пятый окажется
Амахадом. Тот, что схлопотал от меня по загривку и вроде как
мирно уснул, уронив голову на баранку, служил исполнительным
директором фирмы "Электротемп", во всяком случае, так значилось
на его визитных карточках. Официально проживал, как явствовало
из отметки в удостоверении личности, по улице Ветеранов, дом
215. Квартира не указана, по-видимому, он занимал особняк.
   Еще в бумажнике было несколько мелких купюр, кредиткарта банка
"Цун", регистрационная карточка на полугрузовую автомашину марки
"Хаши", номер ЕК 3841. Ту самую, в которой мы с ним сидели,
номер совпадал. В отдельном кармашке хранился новенький
заграничный паспорт, выданный в начале текущего года, с
постоянной визой в Гали и двумя отметками о краткосрочных
поездках. Значит, скорее всего, доблестный Амахад работал на
разведку братского Гали, а не вражеского Шакрона. Это не имело
для меня принципиального значения, поскольку парень пытался меня
ухлопать и полез за пистолетом, да только не на того нарвался.
   А вот пистолет у него в кобуре обнаружился необычайный, какая-то
специальная шпионская штучка. Сплошь никелированный, весил он
гораздо меньше обычного, словно был сделан из дюралюминия. Два
спаренных по вертикали ствола, верхний мелкокалиберный, нижний
имел почему-то застекленное дуло. На рукояти две гашетки, одна
для указательного пальца, другая для мизинца. Предохранительного
рычажка нету. Странное оружие, но, учитывая скудный боезапас
"Мидура", оно могло пригодиться.
   Бумажник я сунул Чажнуру в карман, загадочный пистолет спрятал у
себя в чемодане, заодно надорвал оклейку одной из пачек с
деньгами и вытащил пучок десяток. Вылез из фургона и отправился
на вокзал. При входе в него я первым делом купил у лоточницы
сосиску в тесте и съел на ходу. Из-за всех этих бандитских,
полицейских и шпионских заморочек пришлось позавтракать таким
вот непритязательным образом.
   Пройдя в кассовый зал, я отстоял небольшую очередь и взял билет
на ближайший поезд до Хангора. Немного повздорил с кассиром
из-за сдачи, потом великодушно признал, что сам ошибся, и в
качестве моральной компенсации оставил ему полтинник. Разыграл я
эту короткую сценку для того, чтобы кассир меня наверняка
запомнил. Когда полицейские предъявят ему для опознания
фотографию, он сразу вспомнит бестолкового небритого типа,
который брал билет на хангорский экспресс. В моем положении
ложный след никогда не помешает.
   Обещанное Чажнуром прикрытие мне удалось вычислить безо всякого
труда. Крепко сбитый парень в неброском костюме, который
слонялся по кассовому залу со скучающим видом, при моем
появлении малость воспрянул, встал в очередь за мной и, когда я
отходил от окошечка, спросил билет на тот же поезд.
   Впервые в жизни ко мне приставили персонального телохранителя,
но я не испытал особенного умиления. За сегодняшнее бурное утро
кто хочешь на моем месте потерял бы всякий интерес к стрельбе и
битью по головам, поэтому я решил улизнуть по-тихому.
   Пока моему телохранителю оформляли билет, я вышел из кассового
зала и почти бегом сквозь толчею рванул к эскалатору, спустился
на цокольный этаж, миновал багажное отделение, а там, переведя
дух, шмыгнул в станцию подземки. Надо полагать, человек из
галийской разведки долго будет разыскивать меня по всем вагонам
экспресса, пока не удостоверится, что я его надул. А полиция
после некоторых трудов установит, что разыскиваемый опасный
преступник направился в Хангор. Это сразу станет известно
Барладагу, и мне гарантирована мало-мальская передышка.
   В подземке я проехал одну остановку, тут же вышел и сел на
поезд, идущий в обратном направлении. Самый простой способ
убедиться, что за мной нет слежки. Ее действительно не было,
человек Амахада Чажнура на вокзале и впрямь действовал в
одиночку.
   Сделав еще одну пересадку, я доехал до станции "Парковый пояс" и
там покинул подземку. Тут же, за углом, в небольшом магазинчике
обзавелся омерзительной плетеной шляпой и крикливыми солнечными
очками, надел их и сразу приобрел сходство с доброй третью
уличных прохожих. Преимущество моды, как и воинского мундира,
состоит в том, что человек перестает выделяться среди себе
подобных. А мода нынешнего сезона очень кстати позволяла
сделаться неузнаваемым.
   В киоске на углу парка я купил свою любимую газету для
клинических идиотов, "Страж Отечества", и таким образом
обеспечил себе немножко тихого веселья на скамейке в парковой
аллее. Но прежде, чем погрузиться в чтение, подозвал
замурзанного пацана, который проходил мимо. Судя по выражению
лица, он мечтал о карьере лихого карманника, никак не меньше.
   - Че-о? - поинтересовался он, глядя исподлобья и не спеша ко мне
приближаться.
   - Полхухрика хочешь заработать?
   - А кто не хочет, - философски заметил пацан, хотя продолжал
держаться на безопасном расстоянии; видимо, он привык получать
от взрослых подзатыльники гораздо чаще, чем деньги.
   - Вон на той стороне парка есть заведеньице, "Щит Отечества"
называется.
   - Ну есть, знаю.
   - Хозяина зовут Джага. Скажешь ему, что его здесь ждет... Ну,
скажем, человек, с которым он давно мечтал выпить. И хочет
вернуть позавчерашний должок. Приведешь Джагу сюда, получишь
полтинник.
   - Точно получу? А если он идти не захочет?
   - Держи задаток. - Я кинул ему пятнадцатимарговую монетку. -
Давай, шевелись. Если он там есть, придет. А полтинник получишь
в любом случае.
   Мальчишка рысью припустил по аллее, а я развернул газету. Ничего
особенно интересного там не нашлось, обычные славословия в адрес
нашего мудрого Адмирала, интервью с отважным командиром
образцового батальона морской пехоты, репортаж об испытаниях
новой подлодки, поздравления, некрологи, рекламные объявления
массажных салонов, то бишь, подпольных борделей, и на редкость
тупая патриотическая головоломка.
   Однако нашлась интересная маленькая статейка о том, что
правительство Шакрона всерьез озабочено разгулом наркомании в их
якобы свободном государстве (вот до чего, полюбуйтесь, доводит
вседозволенность) и намерено предпринять жесткие меры против
контрабанды и распространения наркотиков (интересно, что может
получиться у гнилого продажного правительства в гнилой
разнузданной стране?), а также развязало пропагандистскую шумиху
(грязную и лживую, само собой разумеется) против некоторых
соседних государств (в том числе, наверно, и против самого
незапятнанного в мире, нашего замечательного отечества), которые
якобы тайно поощряют деятельность международных наркокланов, не
брезгуя ничем и даже координируя их операции по каналам
стратегической разведки (надо же, какая бесстыжая брехня).
Впрочем, продолжал автор статьи, эта чушь и не заслуживала бы
никакого серьезного внимания, если бы не одно комичное
обстоятельство. Утром седьмого числа наше зоркое УБ сцапало
матерого вражьего агента, супракапитана шакронской военной
спецслужбы, таившегося под личиной коммивояжера текстильной
фабрики. И вот, представьте себе, у него изъят, кроме прочих
улик, флакон с пятьюдесятью ренциями фениглютаминала,
сильнейшего наркотика, более известного в просторечии под
названием "грибняк" (бурный смех и аплодисменты). Так что,
прежде, чем разбрасываться беспочвенными обвинениями по чужому
адресу, не лучше ли заморским борцам с наркотиками обратить
внимание на чистоту собственных рядов и знамен?..
   Заметку писал явно не болван, и между строк можно было прочитать
все, что он знает и думает на самом деле. А я сообразил, что и
впрямь нельзя пускать на самотек такую важнейшую статью нашего
национального экспорта, как фениглютаминал, он же, в
просторечии, "грибняк". И предполагать, что вездесущее УБ не
имеет глаз и ушей в наркокланах, было бы по меньшей мере наивно.
Автор заметки помянул интересную цифру, оказывается, по
экспертным оценкам, около пятнадцати процентов личного состава
шакронских войск балуется наркотой. Из чего можно сделать вывод,
что экспорт грибняка вдобавок сказывается непосредственно на
боеспособности неприятеля. Весьма интересный оборот дела, о
котором я раньше как-то не задумывался. Теперь стало чуточку
яснее, отчего УБ проявило ко мне интерес после смерти Лигуна.
Ну, скажем, его телефон прослушивался, и по распечатке ленты
установили, что я должен был зайти к нему в день убийства после
семи часов, да еще покойный недвусмысленно намеревался поручить
мне какое-то дело...
   Тут я вдруг подосадовал, что ломаной марги не стоят мои новые
мозги, если ими неумело пользоваться. Ведь показался же мне
смутно знакомым найденный под тахтой чемоданчик с деньгами и
пистолетом. Хотя у Лигуна я его точно не видел, да и мало ли их
в городе, чуть ли не каждый деляга носится с примерно таким же.
Но память наконец подбросила мне усатого типа из черного
вездехода с номером ТХ 8047 и щегольский темно-коричневый
чемоданчик у него в руке. Тот самый, что теперь покоился в моем
обшарпанном старом чемодане вместе с носками и сорочками,
набитый под завязку деньгами наркоклана. Опять же ясно, что
ничего не ясно, и номер машины наверняка фальшивый, но эта
ниточка вела к тем, кто хотел выдать меня полиции, навесив
обвинение в убийстве. И логично было предположить, что это люди
из клана Фахти, заклятые конкуренты Барладага. Снова я прикинул,
какая прорва малопочтенных, но нешуточных организаций вьется
вокруг моей скромной особы - два наркоклана, полиция, родимое УБ
и, предположительно, галийская разведка. С непривычки многовато,
прямо скажем.
   На то, чтобы прочесть газету от доски до доски, мне теперь
требовалось около пятнадцати секунд, причем большая часть этого
времени уходила на перелистывание. Но я старательно делал вид,
что читаю как все нормальные люди, не спеша.
   А по аллее ко мне уже спешил самый лучший из капралов, кабатчик
Джага, и за ним вприпрыжку следовал пацан, с восторгом
предвкушая обладание честно заработанным полтинником.
   Ну вот, одной моей заботой меньше. Гори оно все синим пламенем,
и пусть стоят на ушах все разведки с наркокланами, но, не вернув
Джаге одолженные четыре хухрика, я не смогу чувствовать себя
спокойно. Мне было бы очень неприятно напоследок остаться в его
памяти опустившимся ханыгой, который налакался дармовой шухи,
стрельнул деньжат, да и был таков. Мало мне моих горских
предрассудков, тут еще и офицерские примешиваются.
   Обменявшись рукопожатием с Джагой, я дал мальчишке монету. Тот
не спешил уходить.
   - Если чего надо, я тут часто бываю, - сообщил он. - И лишнего
не болтаю, будьте уверены.
   - Хорошо, учту, - кивнул я, и тот метеором унесся в солнечные
просторы, где торгуют мороженым и прочими наслаждениями.
   - У вас какие-то сложности, командир? - пробасил Джага, искренне
обрадованный встречей и слегка обеспокоенный тем, что я ее
обставил в конспиративном духе.
   - Откровенно говоря, немалые, - сознался я. - Присядем. Для
начала вот, четыре монеты, которые я вам задолжал.
   - Да что вы, мелочь какая, даже неудобно...
   - Спасибо, вы меня очень выручили. Наверно, вы удивлены, что я
не пришел сам, а прислал мальчишку. Но мне появляться у вас в
заведении не стоит. Не хочу для вас лишних неприятностей.
   - Разрешите спросить, да с какой такой стати?
   - Сегодня утром ко мне вломились двое людей из наркоклана. Я их
застрелил. К тому же полиция разыскивает меня по ложному доносу.
Так что вы меня сегодня не видели, Джага. Еще раз спасибо,
прощайте, - я встал со скамьи и подхватил чемодан.
   - Постойте, командир, - вскочил Джага. - Может, я могу вам
пригодиться?
   - В каком смысле?
   - Разрешите доложить, в любом.
   Он возвышался надо мной, трогательно молодцеватый, грудь
колесом, чистые голубые глаза навыкат. Образцовый вояка из
дерьмовой брошюрки большого воспитательного значения, готовый в
огонь и воду по приказу любимого командира. Но беда в том, что
мы с ним пребывали не в брошюрке, а в жизни, где никогда не
бывает лучезарной развязки с нравоучительным сиропчиком.
   - Поймите, Джага, я больше не командир взвода. Я объявлен
преступником и нахожусь в розыске. Уяснили ситуацию?
   Тут мой ненаглядный капрал ответил с завидной краткостью, хотя и
не совсем по уставу.
   - Насрать, - отчеканил он.
   И я волей-неволей проникся его убежденностью. Мой отказ от
помощи обидел бы Джагу до глубины души. А в одиночку и без крыши
над головой мне на свободе гулять недолго.
   - Мне нужен ночлег на первое время, - сказал я. - И хорошо
сделанные документы, любые расходы оплачу. Можете пособить?
   - Конечно, - расплылся в улыбке Джага. - Пойдемте, командир.
Будете моим гостем.
   - Если у вас есть черный ход, я предпочел бы воспользоваться им.
На всякий случай.
   - Как скажете. А вообще у меня работают верные люди. Только
фронтовая закалка, понимаете? Никто ничего не увидит и не
услышит, ручаюсь.
   Все-таки мне пришлось настоять на своем. И Джага вернулся в "Щит
Отечества" с моим чемоданом, а я прошел туда с заднего двора,
заодно разведав пути возможного экстренного отступления.
Встретив меня у двери черного хода, Джага провел меня по узкой
крутой лестничке на второй этаж.
   - Тут у меня две комнатенки пустуют, я их сдаю в наем посуточно,
если просят приличные люди, - объяснил он, пропуская меня в
длинный полутемный коридор. - Но сейчас никто не квартирует.
   Джага достал из кармана ключ с увесистым круглым брелком на
манер гостиничного.
   - Вот ваша комната, командир, - торжественно сказал он, отпирая
и распахивая дверь. - Живите, сколько понадобится. А я, с вашего
разрешения, соображу насчет закусочек.
   Поставив мой чемодан на пол, он удалился. Просторная и светлая
комната мне понравилась. Угловая, с двумя окнами, она
предоставляла неплохой обзор. При случае отсюда простреливался
почти весь парк перед домом. Кондиционера не было, но натиск
уличной жары с успехом отражали стены двойной кладки из
ракушечника. Непритязательный минимум меблировки - шкаф, койка,
тумбочка и столик с двумя стульями. В качестве скромного
излишества на стене красовался портрет Адмирала при всех
регалиях. Словом, типичная обстановка дешевенькой гостиницы, и
она меня вполне устраивала.
   Я снял шляпу и солнечные очки, поставил чемодан в шкаф, присел
на стул у окна. Мне следовало бы сообразить, что Джага очень
кстати предложит свое содействие, узнав о моих затруднениях.
Тогда я послал бы ему деньги почтовым переводом из дурацкой
щепетильности и неизвестно, как выкручивался бы дальше из этого
переплета. Что ж, пусть будет так. Если судьбе угодно было
послать мне надежного человека в трудную минуту, нечего попусту
хорохориться, надо принять помощь.
   Вскоре Джага деликатно постучался в дверь и пригласил меня в
гостиную. Закусочек он сообразил на десятерых, уставив обеденный
стол всяческими разносолами. Ну и, конечно же, не обошлось без
кувшина свежей прохладной шухи. Для начала мы осушили по
кружечке, и я принялся за еду. Аппетита мне было не занимать.
   Когда кончился первый кувшин, Джага сбегал вниз и наполнил его
доверху. Странное дело, хмель меня совершенно не брал, голова
оставалась ясной, и выпитое давало знать о себе только легкой
истомой в мышцах. Однако я исправно чокался с Джагой - и за
встречу, и за удачу, и за здоровье, и так далее.
   Основательно нагрузившись, мой капрал раскраснелся как зоревое
солнышко и начал ни с того ни с сего толковать о международной
политике.
   - Разрешите доложить, может, я чего не так понимаю, вы уж
извините, я человек простой, но меня берет обида, как подумаю,
за что мы там, в болотах, дрались насмерть. Ладно, пускай
галийцы залупаются с шакронцами сколько угодно, зачем впутывать
нас в эти вонючие, извиняюсь, разборки? Страна у нас не такая уж
большая и богатая, с соседями делить особо нечего. Охота им
сцепиться, пускай сами между собой разбираются. Или я чего-то не
понимаю, вы уж извините, но кому эта паршивая Цапра с ее поганой
автономией была нужна, спрашивается? Одни сплошные болота да
туземцы с голой задницей, эка невидаль, всему островку красная
цена полторы марги в базарный день. Ведь одних только
боеприпасов там потрачена бешеная прорва, расходы миллионные, а
толку пшик...
   Мы с ним оба были никчемушными обломками жуткой маленькой войны,
она переварила нас, исторгла и сдохла сама, но при этом въелась
в наши души, неотвязно, как трупный смрад просачивается в
черепные пазухи и потом долго не выветривается, отчего все
окружающее, будь то сады или джунгли, кажется насквозь пропахшим
мертвецами.
   - Конечно, для шакронцев мы по сей день как ножик в заднице,
задали им хорошую взбучку, - продолжал рассуждать Джага. - Ну, а
галийцы и рады стараться, они такого случая не упустят, лишь бы
насолить Шакрону. Тоже любят, сволочи, загребать жар чужими
руками. Я очень извиняюсь, командир, что меня прорвало, может, я
чего не так ляпнул...
   - Все в порядке, - заверил я. - Не за что извиняться.
   - Может, оно непатриотично как-то, не знаю... Только мне вот
кажется, что нами все подтерлись, и те, и эти, и чужие, и свои.
Ну повоевали, ну вывели войска, а дальше что? Получается, все
зря, никакого проку...
   Джага хмуро покрутил головой с растрепавшимся вихром и подлил в
наши кружки пенистой шухи.
   - Давайте выпьем, командир, - предложил он. - Я чертовски рад,
что вы у меня в гостях. Ни о чем не беспокойтесь, все будет в
лучшем виде.
   - Спасибо, Джага.
   Мы с ним чокнулись и сделали по солидному глотку. Хотя пили
наравне, я до сих пор был как стеклышко, а у Джаги уже начинал
слегка заплетаться язык. Похоже, после инъекции неведомого
препарата мой мозг успешно противостоял всему, что могло
помешать его титанической работе, будь то грибняк или алкоголь.
И непрестанно, на протяжении всего этого безумного дня, некая
часть моего сознания билась над загадкой, что же это за
лекарство и как оно попало к Лигуну. Но никак не удавалось
добраться хотя бы до намека на ответ.
   - И все-таки настоящая жизнь была там, - вздохнул бывший капрал.
- До сих пор чего-то не хватает, кисло как-то, и на душе
свербеж. Вот иной раз приходит ко мне какой-нибудь засранец с
инспекцией, придирается, норовит цапнуть взятку. Приходится
выставлять ему выпивку с закуской, деньги подсовывать. На фронте
я бы такому прохиндею просто хлопнул бы в рыло, да и весь
разговор. Там как-то проще все решалось... Люди были другие, не
то, что в тылу.
   На мой взгляд, сетования Джаги не отличались особой логичностью,
но спорить не имело ни малейшего смысла. Между тем он снова
сходил с кувшином за шухой, выпил еще и предался воспоминаниям.
Я почерпнул массу новых, порой неожиданных сведений о том, как
мои бойцы на Цапре добывали прибавку к фронтовому пайку, выпивку
и легкие наркотики, был также посвящен в специфику их половых
отношений с туземками, а заодно выслушал подробную лекцию о
разных способах борьбы с лобковыми клещами в военно-полевых
условиях. Уж конечно, я не наивный мальчик и не слепоглухонемой,
но мой взвод, как выяснилось, жил у меня под носом захватывающей
тайной жизнью, о чем я большей частью даже не подозревал.
   В самый разгар джагиных откровений вдруг отворилась дверь, и в
гостиную вошла молодая особа. Высокая, стройная, с пышными
черными волосами, ниспадавшими на плечи, с огромными глазами
цвета утреннего моря, она была до того хороша собой, что я
обомлел.
   - Добрый день, - сказала девушка. - Извините за вторжение, дядя,
но там внизу спрашивают вас.
   - Разрешите познакомить! - Джага радостно взмахнул руками. -
Командир, это Янта, моя племянница. А это мой взводный,
представляешь, Янта?
   Я встал со стула и отвесил корректный полупоклон.
   - Вы тот самый дядин командир? - почему-то удивленно вздернула
брови она. - Очень рада знакомству.
   - Ясное дело, тот самый, какой же еще! - Джага не спешил
подниматься из-за стола. - А кто меня спрашивает?
   - Он сказал, что пришел по делу, от Малека.
   Румяное чело Джаги слегка омрачилось, он с неохотой встал.
   - Посиди с дорогим гостем, золотко, - попросил он. - Прошу
извинить, командир. Я скоро вернусь.

   6.

   Достаточно непринужденно девушка уселась за стол и придвинула к
себе мисочку с морскими орешками. Я отметил, что впридачу к
неотразимой внешности она превосходно держалась, и ее манеры
никак не обнаруживали в ней племянницу отставного капрала. С
какой бы стороны ни взглянуть, Янта была до неправдоподобия
привлекательна. Чтобы хоть чем-то заняться, я взялся за кувшин.
   - Не хотите ли капельку шухи?
   - С удовольствием, - откликнулась она, встала и взяла себе из
буфета увесистый хрустальный бокал. - Если нальете даже две
капельки, я все равно не откажусь.
   Подняв наполненный бокал на уровень своих умопомрачительных
глаз, девушка взглянула на меня поверх колышащейся пенной шапки.

   - Итак, за что мы выпьем? Я предпочла бы выпить за знакомство с
легендарным командиром Трандийяаром. Не возражаете?
   - Ничуть. Хотя впервые слышу, что я тот самый и легендарный, но
будь по-вашему.
   В некотором замешательстве я осушил кружку до дна и подосадовал,
что спиртное меня, теперешнего, не берет. Чуточку хмельного
куража мне сейчас не помешало бы. Янта выпила добрый глоток и
снова принялась за морские орешки.
   - Вообще-то я вас представляла себе немножко иначе, - заметила
она.
   - В самом деле? Если не секрет, как именно?
   - Ростом на локоть выше дяди, шириной вот с этот буфет, кулачищи
размером с ведро... Примерно так, - Янта неуверенно улыбнулась,
она прощупывала меня, рискуя задеть самолюбие, с полудетским
азартом и некоторой долей затаенной опаски.
   - Вы забыли кое-какие детали: еще длинные желтые клыки, дым из
ноздрей и ожерелье из шакронских черепов на шее, - в тон ей
продолжил я.
   - Ой, а ведь и вправду. Спасибо, что напомнили, - обрадовалась
Янта.
   - Что ж, мне надо поблагодарить Джагу.
   - Дядя великолепный и неутомимый рассказчик. Если бы он был
поэтом, то написал бы поэму в десяти томах, никак не меньше. Под
названием "Песнь о необыкновенном взводном и его поразительных
подвигах". Я жуткая нахалка, да?
   - Что вы, я бы этого не сказал. Просто стараетесь преодолеть
естественное смущение при встрече со сказочным персонажем. И я
вас очень хорошо понимаю, поскольку сам нахожусь в забавном
положении.
   - Почему?
   - Увы, моя внешность не оправдала ваших надежд.
   Она отвела глаза и залпом осушила бокал. Я наполнил его, заодно
плеснул и в свою порожнюю кружку. Кажется, Янту смущала моя
манера смотреть собесднику прямо в глаза. Или же то, что я
любовался ею, хотя и без каких-либо притязаний, но достаточно
неприкрыто.
   Возвращение Джаги положило конец длинной неловкой паузе. Он
молча сел на свое место, выпил, откашлялся.
   - Ты не обижайся, золотко, нам тут с командиром надо кой о чем
потолковать, - обратился он к Янте. - И больше меня ни для кого
нет дома, будь там хоть светопреставление.
   - Конечно, дядя, - смиренно ответила она. - До свидания,
господин Трандийяар.
   - До свидания, - учтиво привстав, попрощался я.
   По натуре я не волокита, но при других обстоятельствах охотно
приударил бы за такой красавицей. Впрочем, у нее наверняка и так
отбою нет от ухажеров, а мне предстоят дела посерьезнее, чем
амуры крутить.
   - Погоди, - остановил племянницу у дверей Джага. - Никакого
такого господина Трандийяара ты сегодня не видела. И вообще он
тут не появляется. Уяснила?
   - Так точно, дядюшка.
   - Ну, ступай.
   Девушка вышла. Джага разверстал по нашим кружкам остатки
третьего кувшина.
   - Вот, наградил бог племянницей, - горделиво промолвил он. - Ума
не приложу, в кого она такая уродилась. В университете учится,
на отделении изящной словесности, ну прямо бзец, да и только.
   Я молчаливо согласился с Джагой. Двенадцать лет назад в столицу
приехал парнишка из горской деревеньки, поступать на упомянутое
отделение. Не добрал на экзаменах баллов, а когда пришел
забирать документы, ему посоветовали попытать счастья в военном
училище - аттестат в порядке, да еще впридачу чемпион школы по
рукопашному бою, почему бы нет? Голова у мальчишки была забита
книжными романтическими бреднями, он легко согласился сменить
жребий знаменитого литератора на карьеру выдающегося генерала, и
вот результат. Действительно, бзец.
   Джага хорошенько приложился к кружке, закусил моченым хвостом
клешневика, тяжело вздохнул.
   - Разрешите доложить обстановку, командир. Только я уже ни хрена
не понимаю, извините за выражение. Я знаю, какой вы человек, и
голову могу прозакладывать, что вышла какая-то чепуховая
накладка, - он умолк, собираясь с духом.
   - Говорите смело, - подбодрил его я.
   - В общем, сейчас ко мне приходил говноплет из Управления
Безопасности. Сами знаете, кабак место такое, им всегда
интересно, кто с кем пил да о чем трепался. Ну наведываются,
расспрашивают, служба у них такая...
   Бедняга мучился, словно выдавал мне строжайшую государственную
тайну. Между тем и младенцу ясно, что если кабатчик откажется
сотрудничать с УБ, то его замучают всякими проверками, а в итоге
аннулируют лицензию, придравшись к любой мелочи. Как говорится,
никто не подлец, но чистоплюев тоже нету.
   - Короче, он спрашивал о вас. Я сказал, что позавчера встретил
вас в парке, пригласил выпить, вспомнить былое. Вы уж извините,
отпираться не стал.
   - И правильно сделали. Наверняка они об этом знали, иначе не
стали бы выведывать у вас обо мне.
   - В том-то и штука, - омрачился Джага. - Не верю, чтоб кто-то в
заведении доносил на меня, но больше ведь некому, кроме как
своим.
   - Резонно.
   Без сомнения, вездесущее УБ имело осведомителей среди персонала
"Щита Отечества", иначе быть не могло. А Джага взирал на меня
буквально с физической мукой, он прямо места себе не находил.
   - Я сказал, что больше мы не виделись. А он велел, если вы
появитесь, немедленно позвонить им в Управление. Мол, это очень
важно. Командир, я сроду не спрашивал лишнего, вы уж извините.
Но тут дело такое...
   Он запнулся, подыскивая слова.
   - Конечно, Джага. Вас интересует, почему мной занимаются люди из
безопасности, что я такого вытворил, не правда ли?
   - Ничего такого я, конечно, не думаю. Но... Вы ж сами понимаете.

   И тогда я вкратце рассказал обо всем, что произошло после нашей
с ним позавчерашней встречи, не утаивая ничего. В заключение
выложил на стол флакон с препаратом и оснащенный глушителем
"Мидур".
   - Если бы мне самому такое рассказали, - добавил я, - то не
поверил бы, решил, что человек бредит или завирается. Но все
это, к сожалению, чистая правда. А в чемодане у меня деньги и
второй пистолет. Хотите взглянуть?
   - Да незачем, командир. Верю каждому вашему слову. Ну и дела...
   - Теперь вы наконец можете представить себе, какому риску я
подвергаю вас, пользуясь вашим гостеприимством. Пожалуй, чем
скорее я подыщу себе другое жилье, тем будет лучше.
   Он энергично помотал головой.
   - Нет. Ни за что. Не будет такого, чтоб Джага сдрейфил и бросил
своего командира в беде. Этого от меня не дождутся. И вы не
можете отдать такого приказа, чтоб меня на всю жизнь опозорить
перед самим собой.
   Довольно много времени ушло на бесплодные препирательства. Мне
пришлось в конце концов капитулировать перед непрошибаемым
упрямством Джаги и доводами собственного рассудка. Слишком уж
плотно меня обложили со всех сторон. А единственным человеком,
на которого я вполне мог положиться, был Джага.
   Он порывался сходить с кувшином за шухой по четвертому разу, но
я отказался, сославшись на усталость. Джага проводил меня до
угловой комнаты, попросил запереться изнутри и пожелал мне
доброго отдыха.
   Уже начинало смеркаться. Треволнения прошедшего дня изрядно меня
вымотали. Я не стал зажигать света, разделся, лег и уснул
мертвецким сном. Сил у меня едва хватило на то, чтобы поставить
на предохранитель "Мидур" и сунуть его под подушку.
   Проснувшись на рассвете, я после утренних туалетных процедур
снова заперся на ключ и принялся изучать странный пистолет, из
которого в меня намеревался стрелять человек с документами на
имя Амахада Чажнура. Повертев причудливое оружие в руках, я
обнаружил, что оно не имеет затвора, во всяком случае,
передернуть его никак не удавалось. Впрочем, защелка обоймы
находилась там, где ей положено, внизу рукояти. Я извлек длинную
плоскую обойму, в которой оказались не патроны, а полтора
десятка странных ампул, снабженных хвостовыми стабилизаторами,
похожих на миниатюрные зенитные ракеты. Они были изготовлены из
какой-то белесой пластмассы, по прочности не уступавшей металлу,
и оканчивались тонкими хищными иглами.
   Некоторое время я пытался разобрать пистолет, пока не попробовал
одновременно сдвинуть два крыловидных рычажка по обе стороны
казенной части нижнего ствола. И тогда пистолет сам собой
раскрылся у меня в ладонях, как двустворчатая раковина. Я
увидел, что он нафарширован хитроумной миниатюрной электроникой.
Приглядевшись, уяснил в общих чертах, как это оружие действует.
Процессорная плата нижней гашетки подключалась к стволу с
застекленным дулом, в который был вмонтирован ни много, ни мало,
крохотный лазер. Верхняя гашетка управляла экстрактором второго
ствола и редуктором небольшого газового баллона, прикрепленного
на одной оси с этим самым стволом. А в качестве предохранителя
служили два сенсорных датчика на рифленых щечках рукояти.
Пистолет не имел никаких крепежных винтов или заклепок, стыки
его корпуса были зеркально отшлифованы и в сложенном положении
они накрепко слипались, так, что корпус выглядел совершенно
цельным. В общем, какая-то новейшая, потрясающая техника.
   Напрашивался вывод, что необыкновенный пистолет сделан вовсе не
в Гали, да и навряд ли вообще на нашей планете. Я не самый
большой специалист по части боевой техники, но разбираюсь в ней
все-таки достаточно. У меня в руках оказался сразу целый ворох
неведомых новшеств, каждое из которых сулило настоящий переворот
в области производства вооружений. И даже если это, допустим,
был сверхсекретный образец суперсовременного пистолета,
разработанный каким-нибудь галийским или шакронским
конструкторским центром, то место ему в строго охраняемом сейфе,
а не под полой у агента-недотепы вроде белобрысого Амахада.
   И тут моя необузданная память стала прокручивать целую кучу
всяческой газетной чепухи насчет космических пришельцев и их
летающих мисок, которую мне довелось прочесть. Прежде я
относился к этой писанине весьма скептически. Один из секретных
армейских циркуляров предписывал офицерскому составу немедленно
докладывать по инстанции обо всех случаях появления так
называемых ЛОНП, то бишь, летающих объектов неизвестной
принадлежности. Но я всегда считал эту бумажку просто лишним
доказательством безграничной дурости штабного начальства.
Однажды на фронте мне довелось видеть промелькнувшее на ночном
небосклоне смутное пятно с зыбкими разноцветными огоньками.
Предстояла разведка боем, и я решил, что не стоит рапортовать о
моих галлюцинациях, поскольку забот хватает и без них. Словом,
до сих пор единственной сколько-нибудь стоящей информацией о
ЛОНП, которой я располагал, были два соленых анекдота насчет
пришельцев, забулдыги и проститутки. Прочее меня совершенно не
интересовало.
   Теперь же космические пришельцы стали единственным звеном,
которое позволяло увязать вместе и хоть как-то вразумительно
объяснить подоплеку трех загадочных фактов. А именно, жуткий
прооперированный труп Лигуна, чудодейственный препарат, наконец,
невиданный пистолет с лазерным прицелом и ядовитыми ампулами.
Хотя, по совести говоря, шаткая версия о пришельцах почти ничего
толком не объясняла.
   Мои напряженные размышления прервал Джага, который деликатно
постучался в дверь и пригласил завтракать. Кинув оружие Чажнура
обратно в чемодан, я извлек из-под подушки пистолет с
глушителем, сунул за ремень, надел куртку. Вчерашние приключения
обязывали держать ухо востро. В гостиной за накрытым столом уже
сидела Янта в легком зеленом платьице с аксельбантами. На мое
сдержанное приветствие красавица откликнулась с чарующей
улыбкой. Странное дело, кажется, я ей был симпатичен. Хотя
разобраться в хитросплетениях женской души мне всегда казалось
делом совершенно немыслимым, даже при том, что теперь я запросто
перемножал шестизначные числа в уме и мог вспомнить во всех
подробностях любое мгновение своей жизни.
   Завтрак прошел в чинном общем молчании, потом Янта принялась
убирать со стола, а мы с Джагой перебрались в отведенную мне
комнату и устроили штабное совещание.
   - Первым делом мне нужны новые документы, надежные, чтобы без
сучка и задоринки, - начал я. - Сколько времени потребуется,
чтобы их добыть?
   - Думаю, денька за три все устроим, - заверил Джага. - Хотя это
дорогое удовольствие.
   - Дорогое - это сколько?
   - Полтысячи, никак не меньше.
   Я полез в чемодан за деньгами, вытащил две пачки, на всякий
случай содрал с них самодельную оклейку.
   - Держите. Тут две тысячи на первоначальные расходы, - я выложил
купюры на стол.
   - Зачем так много, командир?
   - Мне нужно навести кое-какие справки, тут не обойтись без
частного сыскаря. А это удовольствие тоже стоит недешево.
   - Не надо зря тратиться, я для вас что угодно сам разузнаю...
   - Вряд ли тут можно справиться в одиночку, - возразил я. -
Во-первых, меня интересует, что собой представляют Амахад Чажнур
и фирма "Электротемп". Адрес это типа - улица Ветеранов, дом
215.
   - Минуточку, дайте-ка я запишу для верности, - Джага извлек из
кармана блокнотик и автоматический карандаш.
   Я продиктовал фамилию, адрес и продолжил.
   - На всякий случай пусть за ним понаблюдают несколько дней.
Какой у него распорядок дня, с кем он встречается, чем дышит его
фирма, в общем, всю подноготную. Согласитесь, тут работенка
минимум для двоих парней из сыскного бюро, а не для вас.
   - Как скажете, - проворчал Джага. - По мне, так дешевле взять
его за шкирку и тряхнуть хорошенько. Чтоб сам все рассказал.
   - Эта идея мне нравится, но не будем забегать вперед. Кстати, у
Чажнура есть подручные, один из них сероглазый круглолицый
парень лет двадцати пяти, среднего роста и телосложения, без
особых примет. Если он попадет в поле зрения сыскарей, пускай
выяснят его имя, адрес и прочее. Записали? Теперь, во-вторых,
надо узнать, на чье имя зарегистрирован трехосный вездеход
"Корла" с номером ТХ 8047. В нем ездил тот тип, который
застрелил Лигуна, забрал у него кассу, а потом подбросил мне
вместе с пистолетом. Скорее всего, номер фальшивый, и этот след
никуда не приведет, но проверить не помешает. Уяснили?
   - Так точно, командир.
   - В-третьих, нужно раздобыть патронов для "Мидура" тридцать
третьего калибра.
   - Нет проблем. Хоть ящик.
   - И в-четвертых. Нужны сведения о Кридане Барладаге - где он
сейчас обитает, в каком ресторане обедает и прочее в этом духе.
Это уже работа не для сыскного бюро, сами понимаете.
   - Ясное дело, - ухмыльнулся Джага. - Ежели им такое заказать,
они могут наложить в штаны со страху. Прикажете мне разведать?
   - Да. Но как можно аккуратнее, чтобы вас никто ни в чем не
заподозрил. Сами понимаете, какой тут риск. Ну вот, для начала
хватит.
   Джага закрыл блокнотик и сунул в карман, сгреб со стола деньги.
   - Будет сделано, - заверил он. - А что касается в-четвертых, тут
нет ничего проще. Мой повар дружит с парнем, который заправлял
кухней на вилле Барладага. Его из-за какой-то накладки выгнали,
и теперь он работает в ресторане гостиницы "Эксель". Я ему суну
полсотни, расспрошу, и дело с концом.
   Удача, кажется, начала мне вовсю улыбаться.
   - Так что прямо сейчас всем этим и займусь, пока утренняя
прохлада, - подытожил Джага. - Разрешите идти, командир?
   - Идите, - сказал я и, спохватившись, что незаметно съехал на
сугубо командный тон, добавил. - Удачи вам.
   Молодцевато повернувшись, мой бывший капрал вышел из комнаты
чуть ли не строевым шагом. А я понял наконец, что им двигало. Он
снова оказался в своей стихии - перед ним были враги, ему
отдавал приказы его командир, и в воздухе витал острый,
дразнящий аромат опасности. Он снова зажил своей настоящей
жизнью, которая была ему целиком и полностью по нутру. Не могу
сказать, что это открытие совсем утихомирило мою совесть, но на
душе у меня стало гораздо легче.
   Теперь мне предстояло запастись терпением и ждать первых
результатов, чтобы действовать не вслепую. Я снял куртку,
разлегся на койке, пистолет положил под подушку. Забавы ради
попробовал вспомнить какую-нибудь из прочитанных книг и
обнаружил, что могу в уме перелистывать любую, с какой угодно
страницы. Выбрав назидательно-бравурный романчик под заглавием
"Беспокойное сердце", который подвернулся мне под руку
давным-давно, в библиотеке военного училища, на втором курсе, я
осилил его за каких-нибудь полчаса. Параллельным ходом мысли
разрабатывал приблизительный план действий после того, как Джага
соберет нужную информацию, а еще вспоминал горячие денечки Цапры
и лихих парней моего взвода. Окажись они теперь под моей
командой, можно было бы вообще ни о чем не беспокоиться. Но
ничего, вдвоем с Джагой мы тоже не подкачаем, когда дойдет до
дела. А вообще, правду гласит народная мудрость, что ждать хуже,
чем блевать, поскольку легче не становится.
   В коридоре послышались легкие шаги Янты. Она остановилась перед
моей дверью, немного помедлила, как будто собиралась с духом,
затем постучалась.
   - Милости прошу, Янта, - откликнулся я, вскакивая с койки.
   Девушка вошла, и по выражению ее лица сразу стало ясно: что-то
стряслось, не самое крупное, но и не самое приятное.
   - Для вас новости, господин Трандийяар, - сказала она,
протягивая свернутую трубкой газету.
   - Вообще-то я отзываюсь на имя Месакун. Или вы настроены
чересчур официально?
   - Да как вам сказать... Прочтите. На предпоследней странице
внизу.
   У меня в руках оказалась самая популярная и самая препаскудная
столичная газета, "Народный глас". Разворачивая ее, я уже
предвкушал, какие новости мне принесла не на шутку обеспокоенная
Янта.
   Под убористыми столбцами мелких объявлений о продаже, пропаже и
прочем красовалась жирная двойная рамка с заголовком "Опасный
преступник, объявлен розыск" и моей фотографией. Далее
сообщались приметы Месакуна Трандийяара, который совершил
несколько убийств и скрылся с крупной суммой денег,
предположительно в направлении Хангора. После стандартного
предупреждения "вооружен и крайне опасен" следовали туманные
посулы вознаграждения за содействие в поимке. Жаль, неизвестным
оставалось, во сколько полиция оценивает мою голову. Вряд ли
очень высоко, иначе привели бы конкретную цифру. Меня отчасти
утешило то, что фотография была старая, из моего личного дела. С
тех пор, благодаря увлечению грибняком и некоторым финансовым
сложностям, мое лицо здорово исхудало, да и заросшие щетиной
щеки отнюдь не добавляли мне сходства с прежним молодцеватым
офицером.
   - Что вы на это скажете? - спросила Янта.
   - Насчет Хангора явная неправда.
   - Представьте себе, я догадалась.
   - А остальное нуждается в разъяснениях. Давайте присядем, тут
двумя словами не обойдешься.
   Девушка посмотрела мне в глаза со странной зыбкой усмешкой.
   - Да я вовсе не требую от вас отчета, Месакун. Просто решила,
что нелишне вам показать эту газету. Дядя предупредил, что я тут
не видела никакого Трандийяара, и этого достаточно.
   - И вам безразлично, что у вас в доме скрывается грабитель и
убийца? - не без горькой иронии допытывался я.
   - Лишь бы вы не храпели по ночам. Но, кажется, у вас нет такой
привычки. Видите ли, между нашими комнатами довольно тонкая
стенка.
   Вот и поди разберись, что это, махровый молодежный цинизм или
кредит безграничного доверия. Я сложил газету и бросил ее на
стол. Янта взялась за ручку двери.
   - Все-таки я хотел бы хоть немного объяснить, в чем тут дело...
   - Давайте лучше оставим все как есть, - предложила она. - Мне бы
не хотелось видеть, как вы будете мяться и подбирать выражения.
Я не девочка, для меня не новость, что мы с вами живем в стране
бандитов. А вы мне симпатичны, Месакун. И если у вас проблемы с
полицией, это ничего не портит.
   Ошарашив меня этим заявлением, юная красавица помедлила, чтобы
вполне насладиться моим замешательством, и вышла из комнаты. Так
и не удалось понять, что за игру она со мной затевает, и с какой
стати ее интересует столь незавидная и потрепанная жизнью
персона, как я. Как будто мало мне всего прочего, теперь еще и
это на мою голову. Прямо скажем, с непривычки не унесешь.

   7.

   Все-таки мои супермозги начали меня слегка утомлять. Не прошло и
двух суток с тех пор, как они заработали по-новому, а казалось,
я провел не меньше месяца в напряженных раздумиях обо всем на
свете и поразительно подробных воспоминаниях о былом. Что же
касалось заварухи, в которую я угодил, то покамест не
представлялось возможным разобраться в ней окончательно.
Перебрав известные мне факты и построив целую кучу версий, я
волей-неволей стал вращаться в замкнутом кругу, впритирку с
дразнящей неизвестностью, и никак не мог нащупать ниточку,
которая позволила бы выйти на новый уровень понимания. Полагаю,
кто хочешь на моем месте устал бы от этой бешеной круговерти.
   Сам не знаю, как это у меня получилось, но в конце концов,
валяясь на койке в ожидании Джаги, я вдруг сумел переключиться
на обычный режим сознания. Словно бы сработали какие-то шторки,
отсекающие всех кишевших у меня в голове лишних Месакунов,
прытких и неугомонных, после чего я показался себе безмерно
тупым тугодумом с мизерными неповоротливыми мозгами моллюска. В
первый момент решил, что окончилось действие необычайного
препарата, однако стоило мне слегка напрячься, в голове опять
закружилась та же многоплановая сверхскоростная карусель.
Некоторое время я тренировался, осваивался, и вскоре научился с
легкостью управлять своим сознанием. Интуиция подсказывала мне,
что не стоит злоупотреблять моими феноменальными способностями
без особой нужды, это могло аукнуться жестоким нервным
истощением.
   Потом я незаметно задремал, сунув руку под подушку и сжимая
рукоять пистолета. Разбудил меня Джага, тихонько постучавшийся в
дверь. Достойно всяческого удивления, как много дел он успел
провернуть за это погожее утро.
   - Разрешите доложить, все идет как по маслу, - он выложил на
стол коробку с полусотней патронов тридцать третьего калибра, и,
покуда я дозаряжал обойму, начал рассказывать по порядку.
   - Значит, так, я тут обратился к знающим людям, они мне
присоветовали частную сыскную лавочку одного бывшего
полицейского, Ширеном зовут, может, слыхали?
   - Нет, не доводилось.
   - Очень дельный мужик, ушлый и крепкий, такому пальца в рот не
клади. Знаете, он мне приглянулся. Запросил девятьсот монет и
пообещал за неделю управиться. Половину, само собой, взял
вперед. Деньги немалые, но он того стоит, по моему разумению. А
самое интересное, командир, это почему его вышибли из полиции, -
Джага хитро сощурился и сделал паузу.
   - Ну-ну, продолжайте.
   - Он зацепил с поличным одного из людей Барладага и хотел выйти
на самого главаря. Начальство пыталось его урезонить
по-хорошему, а он уперся и ни в какую. Тогда его перевели из
отдела по наркотикам в какой-то помельче и велели сдать дела
другому следователю. Ну, Ширен, само собой, разъярился и подал в
отставку. Интересно?
   - Еще как. Думаю, мы возьмем это на заметку.
   - А теперь вот, держите, - и Джага подал мне слегка потертую
лиловую книжицу с вытисненным на ней государственным гербом. -
Документ самый что ни на есть настоящий, никто не подкопается.
Обошелся всего в четыре сотни.
   Я раскрыл и осмотрел надлежащим образом оформленное
удостоверение личности, в котором недоставало лишь фотографии и
рельефного оттиска печати. Его владелец звался Севдином Хопаши,
имел постоянное местожительство в собственной усадьбе, селение
Вилек округа Зейлаб. То есть, горский крестьянин, приехавший в
столицу по своим мелким торговым делам. Родился он на четыре
года раньше меня, но это даже кстати, поскольку я давно уже
выглядел старше своих тридцати лет.
   Страницу с фотографией изъяли и весьма искусно заменили чистой,
с тем же типографским номером и степенью потертости, что все
остальные. Это был высочайший класс подделки, работа настоящего
мастера. Пожалуй, с таким удостоверением я мог свободно
разгуливать по городу, нимало не опасаясь полицейских проверок.
   - Честно говоря, не ожидал, что у вас найдутся такие связи, -
признался я.
   - С вашего позволения, у меня в заведении кого только не бывает,
- объяснил Джага. - И со всеми можно поладить при желании. Вы не
волнуйтесь, никакими криминальными делишками я не пробавляюсь, и
без того хватает хлопот. Но в здешнем районе меня уважают, да и
я знаю, кто чем дышит.
   - Извините, я ничего такого не имел в виду, - я слегка смутился,
мое замечание действительно выглядело двусмысленно.
   - Что вы, командир, какие там извинения. Значит, так. Мой повар
позвонил в "Эксель" и договорился со своим дружком, дескать, с
ним хотят потолковать по маленькому денежному делу. Завтра, в
четыре часа, он будет прогуливаться в скверике возле отеля.
   - Хорошо бы к этому времени уже вклеить мою фотографию в
удостоверение. Как бы нам это устроить?
   - Не извольте беспокоиться, все предусмотрено. Мне тут дали
кой-какие причиндалы под честное слово, даже без залога.
Понимаете, у нас в районе все меня знают, - с этими словами мой
бесценный Джага вытащил из наплечной сумки старенький аппарат
"Фотомомент" со встроенной вспышкой и самую настоящую
пресс-печатку, какими пользуются в полицейских участках для
оформления удостоверений.
   Малость поколебавшись, я решил все-таки побриться по такому
случаю, оставив лишь отрастать усы, без которых горский
крестьянин как полк без знамени. Джага повесил на дверь простыню
и сделал несколько снимков моей персоны на приличествующем белом
фоне. Два отпечатка старенький аппарат при экспресс-проявке
испортил, но три оказались вполне сносными. Аккуратно обрезав
фотографию по размеру, Джага наклеил ее на удостоверение,
оттиснул рельефную печать, и я стал Севдином Хопаши,
обыкновенным законопослушным провинциалом, которому начхать на
всех столичных полицейских вместе взятых.
   Прежде, чем порвать остальные снимки на мелкие клочки, я сравнил
их с блеклой газетной фотографией опасного преступника
Трандийяара. Отдаленное сходство имелось, но не более того. Да,
теперь я мог преспокойно разгуливать по городу в новехонькой
шляпе, модных солнцезащитных очках и с безупречным документом в
кармане.
   Поскольку Янта куда-то упорхнула по своим делам, обедали мы с
Джагой вдвоем и обошлись одним кувшином шухи. Разумеется, выпили
за здоровье и успехи всех добрых людей по фамилии Хопаши, а
также за скорую погибель их врагов. После чего Джага отправился
возвращать фотоаппарат и печать по принадлежности, а я предался
томительному безделью вплоть до самого ужина.
   Когда мы втроем сели за стол, Джага многозначительным тоном
представил меня Янте уже в новом качестве, как своего
квартиранта по имени Севдин, который приехал из округа Зейлаб и
снял комнату на полмесяца. Девушка понимающе кивнула. Вряд ли ей
так уж часто доводилось ужинать с человеком, который вооружен,
опасен и объявлен полицией в розыск, однако держалась она
совершенно невозмутимо. Квартирант так квартирант, очень приятно
познакомиться, дядюшка, будьте так добры, капните еще соуса,
спасибо, достаточно.
   Под конец ужина я обратился к Янте с довольно-таки
экстравагантной просьбой: взять для меня в университетской
библиотеке одну-две книги о физиологии головного мозга. На
вопрос, какие именно, пришлось сознаться, что я понятия не имею
об авторах и названиях, просто хотел бы прочесть солидную
монографию по упомянутому предмету. Скорей всего, мое желание
показалось Янте странным и дурацким, но виду она не подала.
Пообещала посоветоваться с библиографом и подыскать что-нибудь
подходящее.
   Отправившись спать, я долго ворочался и не мог уснуть. Странное
дело, мне покоя не давала мысль о том, что совсем рядом, за
стенкой спит в своей постели Янта. Уж конечно, я отнюдь не
собирался заводить с ней шашни, это было бы совершенно не к
месту. Но при других обстоятельствах, чем черт не шутит,
обязательно попробовал бы выяснить, как она ко мне относится.
Беглый уклончивый взгляд, которым время от времени Янта меня
одаривала за ужином, мог означать все, что угодно, или же ровным
счетом ничего. К тому же неизвестно, кому именно сей взгляд
адресовался, легендарному герою Цапры или всенародно известному
бандиту, чья фотография красуется во всех крупных газетах. Лишь
далеко заполночь мне удалось выбросить докучливые мысли из
головы и уснуть сном праведника.
   Утром следующего дня я предложил Джаге совершить небольшую
загородную поездку, чтобы испытать трофейный лазерно-ампульный
пистолет в действии. На стареньком автофургоне, служившем для
перевозки съестных припасов и бочковой шухи, украшенном
горделивой надписью "Щит Отечества" на кузове, мы добрались до
чахлого окраинного леса. Мимоходом спугнув влюбленную парочку,
нашли симпатичную полянку, и я достал оружие.
   Мишенью мне послужил толстый ствол полузасохшего хвоща шагах в
двадцати. Наведя пистолет, я нажал мизинцем нижнюю гашетку, и
лазерный луч уперся в шелушащуюся кору, пометив ее отчетливой
алой крапинкой. После чего оставалось только утопить
указательным пальцем верхнюю гашетку, податливую и с коротким
ходом. Пистолет в моей руке глухо фыркнул. Удивительное дело,
отдачи не было никакой: расшвыряв по сторонам струйки сжатого
газа, куцый дульный компенсатор удержал пистолет в прежнем
положении. Ампула впилась в кору хвоща именно там, куда я навел
пятнышко лазерного луча. При желании можно было с легкостью
всаживать ампулы одну в другую или рисовать ими геометрические
фигуры.
   С дистанции в сорок шагов я различал алую крапинку не без труда,
однако вторая ампула попала в нее с безукоризненной точностью.
Тут что-то было не так, по законам баллистики траектория
выстрела обязательно должна отклоняться от безукоризненной
прямизны светового луча. Однако я разобрался, в чем дело,
подойдя к своей мишени и обследовав торчащие ампулы вблизи.
Стоило направить на одну из них лучик лазера, а потом легонько
поводить им из стороны в сторону, начинали шевелиться крошечные
треугольные стабилизаторы на узком хвосте ампулы. Итак, пистолет
стрелял миниатюрными ракетами, снабженными автоматикой наведения
по лазерному лучу. Думаю, настолько сложная и компактная техника
не могла бы даже присниться самому сумасшедшему конструктору на
нашей планете.
   - Хотите выстрелить из пистолета с космической летающей миски? -
предложил я Джаге, который заинтересованно наблюдал за моими
манипуляциями.
   - Нет, спасибо. Штучка забавная, но уж больно субтильная. С тем
же пистолет-пулеметом никакого сравнения. Я, кстати, держу один
"Брен" в хозяйстве, на случай всякого случая, знаете ли. Хотя до
сих пор управлялся вручную, если кто разбуянится.
   Я спрятал пистолет под куртку и вытащил глубоко засевшие в коре
ампулы, с их игл упало несколько капелек прозрачной отравы.
Изощренной нездешней жутью веяло от этого безупречного оружия,
чем-то нечеловеческим, чуждым, вроде аккуратно распиленного
порожнего черепа. Хотя пистолет был сделан явно для человеческой
ладони, в руку ложился как влитой. Да и Амахад Чажнур никак не
походил на монстра из галактических бездн.
   А между тем я владел несомненным доказательством того, что нашу
планету посетили пришельцы из других миров. Тут было, над чем
поразмыслить.
   - Поедем обратно, Джага, - сказал я и, осторожно завернув
стреляные ампулы в носовой платок, сунул их в нагрудный карман.
   Фургончик с аляповатой надписью "Щит Отечества" терпеливо
дожидался нас на опушке. Стоял славный погожий денек, в кронах
плаунов свиристели летучие ящерки, терпко пахла густая багровая
трава. Голубое солнце стояло в зените, а тусклое розовое
солнышко едва выглядывало из-за туманной горной гряды на
горизонте. Но мне мерещилось, что на весь этот мир, такой родной
и привычный, легла тень угрозы.
   Где-то там, за голубым небесным куполом, в неведомых космических
далях жили существа, способные делать стрелковое оружие, с
которым не шли ни в какое сравнение наши пистолеты, заряженные
пироксилиновыми патронами. Нетрудно понять, что у них есть и
тяжелое вооружение, мощь которого трудно даже вообразить. А еще
межзвездные космические корабли, на которых они сумели добраться
до нашей планеты.
   Признаюсь, я не особый охотник до бульварных книжонок в пестрых
обложках, где авторы на всяческие лады изощряются, описывая
нашествие кровожадных чудовищ из космоса, порабощенное
человечество, низведенное до уровня домашнего скота в загонах, и
тому подобные ужасы. Но как ни крути, а вырисовывалось нечто
весьма похожее. Правда, в книжонках всегда имеется смекалистый
герой, который способен отыскать у жутких захватчиков уязвимое
место, изничтожить их под корень, а потом слиться в триумфальном
поцелуе со своей грудастой подругой. Вот уж не думал, не гадал,
что на мою долю выпадет участвовать в подобном сюжете.
   Вскоре мы с Джагой уже ехали по городу. Все было как всегда,
улицы и дома, витрины магазинов и летние террасы бесчисленных
ресторанчиков под полосатыми маркизами. По тротуарам сновали
прохожие, поглощенные своими ежедневными мелкими заботами. В
парках мамаши выгуливали детишек. Люди жили обычной жизнью,
работяги вкалывали, торговцы торговали, чиновники воровали,
правительство врало напропалую, и казалось, так заведено от века
и пребудет навсегда. Ну разве что изменится покрой штанов или
фасон причесок, а в остальном будет то же самое. Да и какая кому
разница, что принесет далекое будущее, лишь бы ухитриться
получше прожить свою единственную и неповторимую жизнь, другой
не дано. Если бы люди имели привычку хоть изредка задумываться
над своим существованием, они бы размышляли примерно так. Нечто
вроде неписаного, но всем понятного девиза, под которым принято
коротать свои дни. Чтобы это оспаривать, надо быть полнейшим
идиотом, которого в лучшем случае высмеют, а скорей всего
затопчут сапогами.
   Никто и не подозревал, что слегка выцветшее от солнечного жара
небо набрякло надвигающимся кошмаром, что за ним таятся армады
космических кораблей, ведомые могущественными зловещими
существами, против которых не устоят армии всего нашего мира,
вместе взятые. Это знал я, да толку-то? В любом из своих амплуа,
будь то опасный уголовник Трандийяар или мирный фермер Хопаши,
что я тут мог поделать?
   Единственной ниточкой, которой я располагал, был белобрысый
Амахад Чажнур, у которого в кобуре оказался необычайный
пистолет. Пока я смутно представлял, кем он является на самом
деле и как попало к нему это оружие. Зато без всякого сомнения
он причастен к делу Лигуна и знает много, даже очень много
такого, что впрямую затрагивает меня. Поэтому я со вполне
понятным нетерпением ожидал, когда же сыскное бюро Ширена
предоставит хоть какие-то сведения об этом человеке и его
связях.
   Вернувшись с загородной прогулки, я поднялся в отведенную мне
комнату и положил инопланетный пистолет в чемодан. Вскоре ко мне
постучался Джага.
   - Интересные новости, командир, - с порога сообщил он.
   - Какого рода?
   - Час назад сюда звонили, спрашивали меня. Сказали, что это от
Ширена, дескать, он хотел бы со мной повидаться. Наверно, уже
удалось что-то разузнать. Разрешите ему перезвонить?
   - Конечно, звоните. Если разговор не телефонный, договоритесь о
встрече и предупредите, что придете вдвоем. Потому что я хотел
бы поехать туда с вами.
   Перезвонив в бюро, Джага условился о встрече через полтора часа,
мы на славу пообедали и все на том же автофургончике отправились
к Ширену.
   Бюро находилось достаточно далеко от центра, на втором этаже
небольшого облупленного домика, увешанного мелкими вывесками
всяческих контор. Меблировка новизной не блистала, дела тут явно
шли ни шатко, ни валко. Что же касается самого сыскаря, то он
оказался крепко сбитым лысоватым мужиком с хмурым пристальным
взглядом, которым он основательно прощупал меня прежде, чем
пригласил садиться. Джага поспешил представить меня в качестве
своего компаньона, также весьма заинтересованного в результатах
расследования.
   - Значит, так, господа хорошие, - начал Ширен, буравя взглядом
Джагу. - Я вчера объяснял, что на сомнительные варианты не
подписываюсь. Был такой разговор?
   - Был, - подтвердил Джага. - А что, у вас начались какие-то
сомнения?
   - Не без того. За язык вас тянуть не буду, но барахтаться
вслепую тоже не хочу. Договоримся так. Вы мне отвечаете на
дополнительные вопросы, только без уверток и честно, а я решаю,
буду ли дальше на вас работать. Не беспокойтесь, задаток верну,
если что, - он чуть помедлил. - Оставлю себе сотню за
первоначальные хлопоты, это будет по справедливости.
   - Мы можем заплатить и больше, - закинул наживку я, поскольку
Ширен проявил подчеркнутое небезразличие к деньгам.
   - Если я не уверен, что тут все чисто, не соглашусь и за
миллион, - отрезал тот.
   - А что тут может быть нечисто? - разобиделся Джага. - Мы вам не
жулье какое-то приблудное. Хотим проверить одного
подозрительного субчика, чем он дышит...
   - Минутку, - перебил я. - Для начала объясните, почему разговор
принимает такой оборот. Что вам такого удалось разузнать?
   Откинувшись на спинку стула, сыскарь снова окинул испытующим
взглядом меня, потом Джагу и вполне удостоверился, за кем из нас
двоих решающее слово.
   - Ладно, скажу, - обратился он ко мне. - Требовалось узнать,
кроме прочего, кто владелец "Корлы" номер ТХ 8047, так?
   - Совершенно верно.
   - Ну вот. Машина зарегистрирована на человека по фамилии Сойдер.
Седьмого числа его сцапала безопасность по обвинению в шпионаже.
Вдобавок у него изъяли немного грибняка, - сделав внушительную
паузу, Ширен заявил. - Я принципиально не связываюсь с подобными
вещами. Тут можно слишком много профукать, начиная с лицензии и
кончая собственной головой.
   Гром и молния. Перед глазами у меня возникла прочитанная
позавчера в парке газетная заметка, где упоминалось об аресте
супра-капитана шакронской разведки и о пятидесяти ренциях
фенилглютаминала в найденном у него флаконе. Это около двадцати
пяти доз, на глазок столько же, сколько похожего на грибняк
порошка в том флаконе, который я нашел в тайнике убитого Лигуна.
Вряд ли вражеский шпион одолжил бы кому-нибудь свой автомобиль
для мокрого дела, так что вооруженный пистолетом в подплечной
кобуре человек, которого я видел входящим с чемоданчиком в
подъезд, вне всякого сомнения был тем самым Сойдером. Он получил
флакон от Лигуна и застрелил его, не зная, что вместо
необыкновенного лекарства туда насыпан наркотик. Наконец, Чажнур
по дороге на вокзал ясно дал мне понять, что за препаратом
охотятся агенты Шакрона. Именно они убили толкача и постарались
навести полицию на меня, подкинув улики, чтобы надежно замести
следы. Хоть что-то стало понятнее, правда, вопросов оставалось
больше, чем ответов.
   Осмыслив это за долю секунды, я лучезарно улыбнулся озабоченному
и хмурому как туча сыскарю.
   - Не волнуйтесь, просто этот фрукт подолгу торчал в своей
"Корле" напротив "Щита Отечества". Вот мы и решили навести
заодно справку, мало ли, что. А всерьез нас интересует наш
возможный деловой партнер Амахад Чажнур. Мы хотели бы убедиться,
что он не связан ни с какими подозрительными кругами, только и
всего.
   - Я хотел бы взглянуть на ваши документы, уважаемый Хопаши, -
буркнул Ширен.
   - Извольте, - не моргнув глазом, я вынул из кармана и положил на
стол поддельное удостоверение.
   Бывший полицейский внимательно осмотрел его, почему-то поднес к
лицу, хотя явно не страдал близорукостью. Потом не спеша достал
засаленный тощий бумажник, вынул четыре сотенных бумажки,
отсчитал еще пятьдесят мелкими купюрами, вложил деньги в
удостоверение и протянул мне.
   - Следует понимать, что вы отказываетесь иметь с нами дело? -
спросил я, внутренне поежившись от того, что он каким-то чудом
сразу распознал подделку.
   - А я вас обоих вообще никогда в жизни не видел, - безмятежно
ответил Ширен, с которого разом слетело все напряжение. -
Расстанемся по-хорошему, и все.
   Взяв удостоверение, я положил деньги на стол перед сыскарем.
   - Не откажите напоследок в маленькой консультации. Документ не
совсем убедительно выглядит, да? Мне хотелось бы узнать, в чем
причина.
   - Свежий запах клея, - ухмыльнулся тот. - И фотография ничуть не
потерта. А так нормально.
   - Спасибо. Приятно было познакомиться.
   Я встал со стула, но Ширен остановил меня, небрежно подняв
палец.
   - Деньги заберите. Совет бесплатный, специально для вас. Мне
тоже приятно было посмотреть на парня, который ухлопал троих
людей Кридана Барладага.
   И пока я переваривал услышанное, детектив, глядя в упор,
добавил.
   - Ведь ваша фамилия Трандийяар, правильно?

   8.

   Время зависло в стремительной неопределенности, как будто через
распахнутое окошко влетела метательная бомбочка с выдернутой
чекой и покатилась по полу. Я пытался оценить, чего именно хочет
от меня бывший полицейский, а ныне частный сыскарь Ширен. Он
достаточно эффектно продемонстрировал свой профессионализм на
моем удостоверении, а теперь выложил крупный козырь и,
разумеется, ждал ответного хода. Оставалось непонятным, какие
ставки он решил назначить в игре. Вряд ли это деньги в обмен на
молчание или что-то подобное. Похоже, он из тех людей, которые
руководствуются неким внутренним кодексом, строго
регламентирующим, где следует проявлять крайнюю щепетильность, а
где предельную неразборчивость. Его сложные и непредсказуемые
манипуляции с полученным задатком показали это достаточно
выпукло.
   Так или ниаче, его лобовой вопрос означал приглашение к
дальнейшему разговору, и многое зависело от моего ответа. Тем
более, Джага весь подобрался, а его голубые навыкате глаза
приобрели слишком хорошо знакомое мне выражение. Такое, словно
мы с ним снова очутились в болотных зарослях на Цапре. Но Ширен
отнюдь не пытался спровоцировать стычку, а с благодушным видом
наблюдал за моей реакцией. От настороженной мрачности в начале
беседы он перешел к тихому самодовольству человека, полностью
владеющего ситуацией и ценой немалых усилий наконец
раскусившего, что к чему.
   - Совершенно верно, - ответил я. - Но позвольте внести маленькую
поправку. На моем счету двое людей Барладага. Потому что толкача
Лигуна застрелил Сойдер.
   - Так-так, уже интереснее, - сыскарь встал из-за стола. - Как
насчет пропустить по стаканчику?
   - Не откажусь, - я взглядом дал понять Джаге, что незачем
нападать на Ширена, и уселся, придвинув свой стул поближе к
письменному столу.
   Хозяин бюро отворил дверцу стенного шкафчика, достал три
пластмассовых одноразовых стакана и початую бутылку дешевого
дистиллята.
   - Я не привык разбавлять, наверно, и вы тоже, - сказал он,
плеснув в стаканы пальца на два и подавая один мне, другой
Джаге.
   - Салют, - откликнулся я и сделал глоток.
   Джага молча повертел стакан в руках, затем проглотил его
содержимое одним махом. Ширен сел за стол и, поочередно кивнув
нам обоим, пригубил дистиллята.
   - Теперь кое-что проясняется, - начал он. - Сойдер устроил вам
подставку, так?
   - Да.
   - А как вы на него вышли?
   - Видел, как он подъехал на машине к дому Лигуна в день
убийства. Полагаю, его люди прослушивали телефон Лигуна и знали,
что мне тоже назначена встреча немного позже. Они откуда-то
знали мой адрес, поэтому подбросили мне в квартиру пистолет
Сойдера и деньги, которые он забрал у толкача. Потом сообщили
обо мне в полицию, скорей всего, анонимным звонком. А оттуда
сразу информация ушла к Барладагу, и тот послал двоих своих
громил на перехват. Примерно так я себе это представляю.
   - Насчет полиции все правильно, - подтвердил Ширен. - А что за
дела у вас были с Лигуном?
   - Брал у него грибняк по мелочи, для себя.
   Сыскарь удовлетворенно кивнул. Похоже, он прощупывал, вру я ему
или нет.
   - Как думаете, зачем Сойдер пристрелил Лигуна?
   - Наверняка не знаю, могу только поделиться предположениями.
Скорей всего, Лигун слишком запутался в своих играх. Помимо
Барладага, он работал на шакронскую разведку, как я теперь
понимаю, а потом, наверно, его подловило и завербовало
Управление Безопасности. Сойдер решил от него избавиться, но был
уже выдан с головой. Агентов такого класса обычно берут не
сразу, а после того, как выявят всю их сеть.
   - Или чтобы сорвать важную операцию, - промолвил Ширен. - Вот
касательно Лигуна вы малость перепутали. Он был офицером УБ. Там
стоит большой переполох из-за потери ценного сотрудника.
   - Вот уж не думал, - слукавил я.
   На самом деле подтвердились мои смутные гадательные выкладки.
Тут же я мигом прокрутил в голове предшествующий разговор,
пытаясь разложить его по полочкам. Владелец сыскного бюро
немножко увлекся и допустил существенное противоречие. С одной
стороны, он якобы избегал впутываться в дела спецслужб, а с
другой стороны, проявлял редкостную осведомленность. Желая
произвести на меня впечатление и выудить побольше, Ширен
щегольнул знанием тайных пружин этого дела. Сутью его профессии
было владение информацией, торговля ею, а не хвастовство и
любопытство. За этими расспросами крылось нечто посерьезнее, чем
праздный интерес.
   - Ну, а с какого боку тут затесался некий Амахад Чажнур? -
продолжал вызнавать сыскарь.
   - А может, хватит вопросов? - раздраженно вмешался Джага. - Вы
же разорвали уговор и денежки вернули, чего тут еще тары-бары
разводить...
   - Хотите еще стаканчик? - невозмутимо предложил ему Ширен.
   Не зная, какую линию поведения избрать, Джага вопросительно
взглянул на меня. Он никак не мог уразуметь, к чему клонит
частный сыскарь, в котором словно бы проснулся былой полицейский
следователь, и резонно опасался какого-нибудь подвоха.
   - Налейте и мне тоже, будьте добры, - попросил я.
   У меня практически не оставалось сомнений, что на самом деле
Ширен достаточно тесно связан с деятельностью секретной службы,
и даже напрашивался вывод, какой именно. Роль щепетильного и
опасливого сыскаря он разыграл отменно: сначала отверг нас,
вдобавок ошарашив догадкой о том, кто я такой, потом снова резко
потянул удочку на себя. Но, заигрывая, вынужденно раскрылся.
Будь он из Управления Безопасности, тут же сдал бы нас туда, и
пусть расспросами занимаются другие. Оставался выбор между
Шакроном и Гали, причем интуитивно я склонялся в пользу
галийской разведки. Что-то неуловимо менялось в его тоне, когда
речь заходила о Шакроне и Сойдере. Так притворяться не смог бы
самый искусный актер.
   Вообще говоря, переделка принимала какой-то уж совсем гротескный
вид. Если пойдет и дальше в том же духе, скоро я не смогу в этом
городе сплюнуть, не попав прямехонько в какого-нибудь секретного
агента.
   Ширен разлил дистиллят по стаканам и отхлебнул из своего
маленький глоток, хотя трезвенником он отнюдь не выглядел.
   - Мы остановились на Амахаде Чажнуре, - напомнил он, утерев губы
бумажной салфеткой.
   - А вам удалось о нем что-то узнать?
   - Самую малость, - сыскарь демонстративно покосился на деньги,
лежавшие на столе рядом с дешевеньким письменным прибором.
   - Берите задаток, чего ему зря валяться, - посоветовал я, и
купюры без заминки перекочевали обратно в его бумажник.
   - Вчера после обеда я отрядил присматривать за ним двоих ребят,
- стал рассказывать Ширен. - Они повели его от конторы
"Электротемпа". Это маленькая фирма, у нее две ремонтные
мастерские. Занимаются бытовой техникой, и внешне все чисто. Не
думаю, что там стоит копаться. После рабочего дня Чажнур поехал
на своей "Хаши" голубого цвета в район набережной и там зашел в
забегаловку перекусить. Один из моих ребят остался снаружи,
другой пошел следом. Никаких контактов, да и вообще ничего
интересного. Ну, поел он, хлопнул рюмашку и отправился в сторону
порта пешком. А потом взял да и оторвался от двойного хвоста, да
так ловко, что мои ребята только руками развели. Вернулись к
забегаловке и до поздней ночи пялились на его колымагу. Потом
позвонили мне, попросили инструкций, и я дал им отбой. Насчет
круглосуточного наблюдения у нас договора не было, это отдельная
такса.
   Он вопросительно посмотрел на меня, и я кивнул, давая понять,
что все правильно.
   - А утром пришла информация по машине Сойдера и впридачу о нем
самом. Я и решил, что эта работенка не для нашего бюро. Моих
ребят я сам натаскивал по наружному наблюдению, они промашек не
делают. А этот Чажнур их умудрился засечь, но совершенно не
подавал виду, и вдруг испарился классическим приемом, двойная
петля через проходные дворы. Он агент, вот кто. Не знаю, чей, да
и знать не хочу.
   - Он как-то связан с убийством Лигуна, - сказал я. - Только не
со стороны Шакрона.
   - Думаете, он работает на Гали?
   - Сомневаюсь, - достав из нагрудного кармана платок, я развернул
его и положил одну из стреляных ампул на стол перед Ширеном. - У
него был пистолет, который стреляет вот такими штучками. Наводка
и корректировка стрельбы по лазерному лучу. Внутри этой фитюльки
целый компьютер, который управляет хвостовыми стабилизаторами.
Не думаю, что в Гали настолько передовая техника.
   - А у вас это откуда? - детектив взял ампулу через бумажную
салфетку и принялся ее рассматривать.
   - Я же говорю, все от того же Амахада Чажнура. Он вышел на меня
позавчера, предлагал свои услуги, чтобы переправить через
границу. Я послал его подальше, мне из родной страны драпать
несподручно. Тогда он стал хвататься за свой необычный пистолет,
и пришлось парня обезоружить. Жаль, потолковать с ним по душам
не вышло, он некстати вырубился. Дожидаться, пока он очухается,
мне было не с руки, - поведал я и добавил. - Вы можете оставить
эту штучку себе, кажется, она вас заинтересовала.
   - Спасибо, - Ширен выдвинул ящик стола и положил туда обернутую
салфеткой ампулу, потом задумчиво посмотрел на меня. - Вы,
значит, надеетесь распутать это дело и выкрутиться?
   - Мне больше ничего не остается.
   Он сочувственно покачал головой.
   - А вы думаете, Управлению Безопасности неизвестно, кто Лигуна
пристрелил? Бросьте, не смешите. Наверняка они все отлично
знают, но им плевать на справедливость. Вас подставили, но для
них это очень удобно, концы в воду, понимаете?
   - Вот как? Это ваши догадки или вы действительно знаете?
   - Лучше бы вы согласились смотаться за границу, - сказал он
вместо прямого ответа на вопрос. - Между прочим, во всех
распивочных обсуждают новость, Барладаг назначил десять тысяч
наградных тому, кто доставит ему живьем шпыря Трандийяара. За
голову в мешке вдвое меньше, но все равно хорошие деньги.
   - С Барладагом у меня будет отдельный разбор.
   - Вижу, вы человек не робкого десятка. Но поймите, хреном кулак
не ушибешь. Вы обложены со всех сторон. Понимаете?
   - Конечно, понимаю, - сказал я, залпом допил стакан, смял его в
руке и бросил в корзину для бумаг. - Если у вас не совсем
пропала охота заниматься Чажнуром, я мог бы увеличить сумму
гонорара.
   - Допустим, еще пятьсот, и мы попробуем его копнуть помимо
прямой слежки.
   - Согласен. Меня прежде всего интересует его распорядок дня и
план дома на улице Ветеранов. Ну и любые другие сведения,
которые удастся раздобыть. Договорились?
   - Ладно. Как только будет что-то новенькое, позвоню.
   - И последний вопрос. Как вы меня вычислили?
   Ширен ухмыльнулся.
   - Не сразу, конечно. Да я и не был уверен на все сто. Во-первых,
еще вчера навел справки, что собой представляет владелец "Щита
Отечества". Во-вторых, меня сразу заинтересовало, кто такой
Трандийяар, которого так рьяно ищут и полиция, и Барладаг. Тоже
навел справки. А увидев вас вдвоем, сопоставил факты. Фронтовое
братство, я верно понимаю? Кстати, ваше счастье, что фотография
в газете старая.
   Отчасти он меня успокоил, поскольку раскрыть меня ему помогло
множество случайных совпадений. Но то, что мое пребывание под
кровом хлебосольного и преданного Джаги перестало быть секретом,
пусть даже для одного человека, отнюдь не радовало.
   - А еще у вас достаточно характерная офицерская выправка, -
добавил на прощание Ширен, пожимая мне руку на прощание. -
Учтите, вы не очень-то похожи на сельского увальня.
   Стрелки настенных часов в его кабинете показывали половину
четвертого. Мы с Джагой как раз успевали на встречу с бывшим
поваром Барладага в сквере возле гостиницы "Эксель".
   Усевшись за руль, Джага проворчал:
   - Как хотите, командир, но мне все это не слишком нравится.
   - Мне тоже, - согласился я. - Да что поделать. Какие фишки
сданы, такими и шлепаем.
   По меньшей мере странное впечатление произвел на меня Ширен.
Поначалу он, чувствуя нешуточную опасность, решил выйти из игры,
но потом возобладал азарт профессионала. К тому же я платил
щедро, да и полученные сведения наверняка заинтересуют его
зарубежных хозяев. У нас с ним был общий неприятель, Кридан
Барладаг, но это еще не повод для пылкой дружбы. Скорее соблазн
использовать друг друга в собственных целях.
   Я оставил ему ампулу, ничуть не сомневаясь, что Ширен передаст
ее туда, где она подвергнется всесторонней экспертизе. В
галийскую разведку, если я не ощибся. Не надо быть семи пядей во
лбу, чтобы распознать инопланетное происхождение этой штучки с
ее микроэлектронной начинкой. Так, для начала, я подал сигнал
тревоги первым же подвернувшимся мне способом. Реальное
доказательство того, что нашу планету посетили пришельцы,
слишком важная вещь, чтобы делать его своей монополией, тем
паче, в моем шатком положении.
   В центре, сразу за Триумфальной площадью, мы угодили в пробку, и
Джага всласть начертыхался, колотя кулаком по рулю. Досталось от
него всем, начиная с муниципалитета и кончая придурками, которые
напокупали себе шикарных машин, а ездить не умеют. В конце
концов, пользуясь кратковременными подвижками в веренице
автомобилей, он исхитрился перестроиться в правый ряд и затем
свернуть в переулок, а оттуда на соседнюю улицу. Благодаря этому
маневру мы приехали к "Экселю" всего лишь с десятиминутным
опозданием.
   - Вон он прогуливается, - сообщил Джага, указывая на толстого
коротышку в крикливом летнем костюме.
   Впрочем, я уже его заметил. Выглядел он на редкость забавно:
пухлые румяные щечки, нос пуговкой, оттопыренные губы, словно
дующие на ложку с зачерпнутой из котла пробой супа. Самый что ни
на есть типичный повар с картинки в детской книжке.
   Из предосторожности я надел шляпу и очки. Припарковав машину за
углом гостиницы, мы поспешили в сквер.
   - Здравствуйте, Синк, - приветствовал Джага коротышку. -
Извините за опоздание, вечно эти чертовы пробки на дорогах.
   - Ничего, ничего, пустяки, - тот махнул рукой, похожей на плохо
пропеченную булочку, и вопросительно воззрился на меня.
   - Хопаши, - коротко представился я.
   Помня о последнем замечании Ширена касательно военной выправки,
я следил за своей осанкой и походкой, стараясь выглядеть
штатским человеком. Боюсь, что с непривычки это у меня не
очень-то получалось.
   - Буду рад оказаться полезным, - заверил Синк. - У вас для меня
есть предложение насчет работы, не так ли?
   - Есть, - подтвердил Джага.
   - Работа хорошо оплачиваемая, - добавил я. - И до смешного
легкая.
   Синк забегал глазами, озирая нас поочередно. Буквально видно
было, как за гладким лобиком повара оживленно начали роиться
всякие вопросы.
   - Может быть, зайдем в бар? - предложил он. - Там присядем и все
обсудим.
   - Давайте лучше побеседуем здесь, - сказал я, жестом указывая на
парковую скамью. - Мне бы не хотелось, чтобы наш разговор слышал
какой-нибудь пьянчуга за соседним столиком. А уж потом зайдем
куда-нибудь и выпьем по рюмочке.
   - Как вам будет угодно, - поддернув цветастые брючки, повар
боком уселся на скамье и сложил руки на коленях. - Так что у вас
за работа для меня?
   - Сущие пустяки, нам от вас нужна всего-навсего маленькая
консультация, причем все сказанное будет строго между нами, - я
сел рядом с Синком, Джага примостился за моей спиной. - После
чего вы получите солидное вознаграждение и напрочь забудете о
нашей с вами встрече.
   Синк занервничал, он малость поерзал на скамье, настороженно
взирая исподлобья.
   - Солидное, это сколько?
   Я вынул из кармана конверт, разбухший от вложенной пачки купюр,
и сунул ему в руки.
   - Здесь тысяча наличными. Хороший гонорар за десятиминутную
беседу, не правда ли?
   - Смотря о чем вы хотите беседовать, - рассудил повар.
   - О Кридане Барладаге.
   Его глаза округлились, и он дернулся, будто получил изрядный
тычок в челюсть.
   - Незачем так волноваться, - продолжал я. - Речь пойдет всего
лишь о его привычках, о вилле и прочих мелочах. Причем,
повторяю, все сказанное...
   - Нет, - поспешно перебил меня Синк. - Ни за какие деньги.
Нет-нет, заберите, и лучше кончим этот разговор.
   Он бросил мне на колени конверт с влажными пятнами от потных
пальцев и вскочил на ноги.
   - Минутку, - я пытался его успокоить. - Ну что вы так
переполошились? Присядьте.
   Однако повар не на шутку перетрусил, казалось, он вот-вот
припустит от меня бегом по аллее.
   - Я ничего не знаю, я вас не видел, вы ничего не спрашивали,
хорошо? - затараторил он. - На том и разойдемся. Не надо меня
уговаривать, я не самоубийца.
   Ничего не поделаешь, я сухо попрощался, и толстячок с отменной
прытью поспешил исчезнуть. Жадности ему было не занимать, но
патологическая трусость взяла верх, и оставалось надеяться, что
она же вынудит его помалкивать о нашей встрече. Убрав конверт в
карман, я с небрежным видом откинулся на спинку скамьи,
внимательно обозревая сквер сквозь дымчатые стекла очков.
   - Так я и думал, что с ним каши не сваришь, - подал голос Джага.
- Лишь бы он со страху не побежал к Барладагу, чтобы нас
заложить.
   - Думаю, до этого не дойдет. Он явно принял меня за человека из
клана Фахти, а там болтунов тоже не любят.
   Ни по дороге от детективного бюро, ни в сквере я не обнаружил
никаких признаков слежки. По крайней мере, Ширен покуда вел игру
на нашей стороне.
   - Командир, давайте я займусь Барладагом и его виллой. Эдак
осторожненько порасспрашиваю, понаблюдаю, дело нехитрое...
   - А вот этого пока не надо, - возразил я. - Слишком велик риск.
И потом, есть еще один человек, который наверняка знает о
Барладаге не меньше, чем Синк.
   - Вы имеете в виду Ширена?
   - Само собой, - я встал со скамьи. - Только на сегодня хватит,
поедем лучше в "Щит Отечества".
   Сев за руль фургончика, Джага не спешил заводить двигатель.
   - Все-таки у меня неспокойно на душе из-за этого трусишки
повара, - проворчал он. - Разрешите, я зайду к нему на кухню и
припугну, чтоб уж наверняка помалкивал?
   - Если вам так хочется, давайте, это не помешает, - согласился
я.
   Джага вылез из кабины и направился к служебому входу в
гостиницу.
   От нечего делать я занялся своим удостоверением: развернул его и
начал легонечко тереть фотографию носовым платком, удаляя
предательский глянец.
   Вскоре Джага вернулся и с озабоченным видом плюхнулся на
сиденье.
   - Синка нет на месте, - сообщил он. - Его напарник сказал, мол,
он только что отпросился с работы и умотал. Мне это совсем не
нравится.
   Я разогнул удостоверение фотографией наружу и сунул в брючный
карман, чтобы вся страница приобрела требуемую потертость.
Похоже, мы допустили крупный промах. Не стоило выходить на Синка
через Джагу. Если повар, потеряв голову от страха, кинулся к
своему бывшему хозяину докладывать о подозрительном разговоре,
нам ничего хорошего не приходиться ожидать. Потому что тогда
Барладаг первым долгом примется за владельца "Щита Отечества".
   - Что скажете, командир?
   - Скажу, что мне тоже это совсем не нравится, - признался я.
   - На всякий случай я спросил, где этот повар квартирует, - он
вытащил из-за пазухи свой блокнотик. - Напарник поначалу мялся,
не хотел говорить, но я сунул ему десятку. Вот адрес, Оружейный
проспект, дом шесть, квартира одиннадцать.
   - Сомневаюсь, что он отправился домой.
   - В том-то и штука, - Джага завел двигатель и принялся
разворачиваться на узкой улочке. - Но рано или поздно он туда
заявится, верно?

   9.

   В "Щите Отечества" меня ожидал небольшой сюрприз: Янта принесла
из библиотеки солидный учебник по физиологии головного мозга,
книжищу в три пальца толщиной. Вручая мне увесистый том, она не
удержалась от легкой усмешки.
   - Читайте на здоровье, уважаемый господин Хопаши.
   - Месакун, с вашего позволения.
   Я уже малость запутался, как меня на самом деле зовут. Но так
или иначе, мне бы не хотелось, чтобы молодые красавицы
обращались ко мне, словно к почтенному старичку. Мою реплику
Янта пропустила мимо ушей.
   - Если за месяц не управитесь, можно будет продлить, - все с той
же тихой подковыркой предупредила она. - Так что читайте,
сколько душе угодно.
   Разумеется, в ее глазах я выглядел недалеким занудой, который то
ли наивно тщится залатать прорехи в своем образовании, то ли
набрел на какую-то сумасбродную идею и намерен совершить научный
переворот.
   Я рассыпался в благодарностях, а затем улизнул в свою комнату и
завалился на койку с книгой в руках. Прежде, чем накрыли стол
для ужина, мне удалось пролистать весь пухлый том и запомнить на
веки вечные каждую строчку. Не могу сказать, что чтение было
легким и приятным, но оно принесло несомненную пользу. Даже не
ожидал, что в первом же подвернувшемся университетском учебнике
сразу обнаружится разъяснение того, почему мой мозг способен
работать в неслыханно интенсивном режиме. Точнее говоря, не
столько разъяснение, сколько ключ к разгадке.
   Меня попросту ошарашил тот факт, что человеческая нервная
система содержит более десяти миллиардов нейронов, и
сколько-нибудь полезной умственной деятельностью обычно занято
меньше одной десятой от этого числа. Другими словами, любой
человек, будь он хоть величайшим эрудитом и мудрецом, загружает
свои мозговые ресурсы всего лишь на семь-восемь процентов. До
сих пор для ученых остается неясным, почему природа проявила
такую несвойственную ей расточительность. Или же, с другой
стороны, непонятно, отчего люди никак не научатся должным
образом пользоваться собственными мозгами.
   Итак, найденный в тайнике Лигуна препарат попросту задействовал
бездельничающие нейроны, тем самым переключая работу больших
полушарий мозга на полную мощь. И вообще оздоравливал нервную
систему, судя по тому, что я напрочь излечился от пристрастия к
наркотикам.
   Пластмассовый флакон в кармане моей куртки явно стоил того,
чтобы за ним охотились все разведслужбы мира. По сути, этот
белесый порошок выводил человеческую расу на новую ступень
сознания. Та страна, которая сумеет им завладеть, совершит
поразительный рывок в области науки, передовых технологий,
вообще по всем направлениям сразу. Любой заурядный ученый,
которому введут этот препарат, станет, по нынешним меркам,
гением.
   У меня не было ни малейших сомнений касательно того, откуда этот
препарат взялся. Оттуда же, откуда и ампульный пистолет с
лазерным прицелом. Их произвела другая цивилизация, намного
превосходящая нашу в техническом отношении. Только вот зря
поначалу я вообразил этих существ какими-то несусветными
чудищами, логики тут не было ни на грош, одна сплошная паника.
Ведь пистолет сработан для человеческой руки, по крайней мере,
похожей на человеческую. И препарат успешно действовал именно на
человеческий мозг. Как ни крути, приходилось не только поверить
в существование инопланетян с их летающими мисками, но и сделать
напрашивающийся вывод, что они такие же люди, как и мы.
   А это уж совсем не лезло ни в какие ворота. Космос необъятен, и
разумная жизнь наверняка зародилась не только на нашей планете.
Но чтобы в глубинах мироздания порознь возникли две расы
человеческих существ, схожие и анатомически, и физиологически, -
такое попросту невероятно. Единственное мало-мальски
убедительное объяснение состоит в том, что космические пришельцы
каким-то хитроумным образом способны вселяться в человеческие
тела, которые служат им чем-то вроде маскировочного костюма и,
заодно, защитного скафандра. Как ни фантастично такое допущение,
никакой иной связной версии я выдвинуть не мог.
   В который раз мне вспомнился распиленная голова Лигуна. Ведь
неспроста же понадобилось похищать мозги убитого, за этой жутью
безусловно стоит нечто в высшей степени важное.
   Терпеть не могу упражнений в бесплодном фантазировании, однако
поневоле я стал заниматься именно этим. Скажем, мне уже начало
мерещиться, что в черепе застреленного толкача скрывалось
инопланетное существо. Снова моими мыслями завладел
необыкновенный порошок в пластмассовом флаконе. Поначалу я
принял его за грибняк, потом счел лекарством, ну, а что, если на
самом деле он служит для того, чтобы подготовить человеческий
мозг к внедрению чужеродного сознания? Или, того хуже, является
его переносчиком...
   Мне стали мерещиться всякие чудовищные личинки или споры,
которые вот-вот примутся всласть размножаться в моей собственной
голове. Пока что я был самим собой, но как знать, надолго ли.
Нет, решил я, это уже полный бред. Стоит дать волю таким мыслям,
и до психбольницы будет рукой подать.
   Так или иначе, приходилось считать допустимым все, что угодно,
любые чудеса и кошмары. Среди нас могут разгуливать нелюди в
обличии людей, они могут вселиться в кого хочешь по собственному
выбору, и как тут прикажешь с ними бороться?
   Усилием воли я подавил бешеную карусель домыслов в своем уме и
попытался рассуждать хладнокровно и здраво.
   Люди не одиноки во Вселенной. Более того, они не одиноки уже на
своей единственной планете. И даже не подозревают, насколько
наша цивилизация беззащитна перед вторжением пришельцев.
   Форменное сумасшествие, я знаю эту тайну, владею
доказательствами в виде инопланетного пистолета и флакона с
порошком, но никак не могу заявить об этом открыто. Более того,
и помимо пришельцев у меня есть достаточно серьезные заботы. За
мной охотятся не только полиция и люди Барладага, поскольку
разведслужбы всех мастей также явно замешаны в этом деле. Лишь
поведение Амахада Чажнура как-то не вписывалось в общую картину.
Он вполне искренне хотел мне помочь перебраться в другую страну,
где я буду пользоваться относительной безопасностью. Вот только
потом, когда я отказался от его услуг, стал хвататься за
пистолет с ядовитыми ампулами. Не слишком похвальное поведение,
за которое он и схлопотал здоровенную шишку на затылке.
   Частный сыскарь распознал в Чажнуре опытного агента секретной
службы, только вот неведомо чьей. У меня же не было ни малейших
сомнений в том, что он связан с инопланетянами. Лишь в этом
случае в его кобуре мог оказаться необычайный пистолет. А дальше
- сплошной туман. Непонятно, то ли он завербован пришельцами, то
ли, если мои догадки верны, под его вполне заурядной личиной
скрывается внедренное в мозг нечеловеческое существо. Но как бы
там ни было, вдобавок Чажнур был посвящен в обстоятельства
гибели Лигуна, до сих пор не совсем понятные для меня. И этим
типом стоило заняться.
   Стоя у окна, я задумчиво смотрел на парк. Большое солнце почти
скрылось за крышами дальних домов, маленькое уже ушло за
горизонт. Макушки высоченных хвощей, пронизанные закатными
лучами, рдели, словно раскаленная сталь. Вот и прошел еще один
день; обремененная беспечным человечеством планета исправно
вращалась вокруг оси, неслась по орбите, но что поджидало ее
впереди, какие чудища могли возникнуть из космического холода и
мрака, трудно было даже вообразить.
   Раздался негромкий стук в дверь, и я невольно вздрогнул. Рука
сама нырнула под куртку и легла на рукоять "Мидура".
   - Войдите, - отозвался я, на всякий случай развернувшись к двери
вполоборота, чтобы можно было без заминки выстрелить сквозь
одежду.
   Меня беспокоил улизнувший с работы Синк: если он и впрямь после
нашего разговора со страху помчался обо всем докладывать
Барладагу, то у нас с Джагой могут быть крупные неприятности.
Причем в любой момент. Однако в комнату вошла Янта.
   - Дядюшка велел сказать, что через десять минут будет подан ужин
в гостиную, - сообщила она.
   - Благодарю.
   Кажется, ей сразу стало ясно, почему я держу правую руку под
курткой, однако она держалась совершенно невозмутимо. Как будто
всю жизнь только и делала, что приглашала к столу вооруженных
уголовников, на которых полицией объявлен розыск.
   - Ну как вам книга, надеюсь, я выбрала подходящую? - с некоторой
долей лукавства осведомилась Янта, заметив валявшийся на столе
медицинский учебник.
   - Крайне вам признателен, это именно то, что мне требовалось, -
ответил я, взяв том со стола и подавая ей с галантным
полупоклоном. - Я его уже прочел и возвращаю с глубочайшей
благодарностью.
   Красавица удивленно вскинула брови, вертя книжищу в руках.
   - Неужели вы действительно прочли? Так быстро?
   - Да, я владею навыками скорочтения.
   Мне хотелось щегольнуть перед ней своими способностями, чтобы
она не смотрела на меня, как на придурковатого чудака. Впрочем,
вышло ровным счетом наоборот. Судя по выражению лица, девушка
никак не могла взять в толк, то ли я шучу, то ли просто малость
не в себе.
   - Необязательно возвращать ее сразу, - сказала Янта. - Может
быть, вам потребуется что-то перечитать.
   - В этом нет никакой необходимости. Я отлично помню каждую
страницу.
   Пытаясь развеять ее неловкое замешательство, я предложил:
   - Кстати, давайте устроим маленький экзамен. Мне бы хотелось
проверить свою память, если вас это не затруднит. Присядем?
   - Ну что ж... Раз вы так хотите...
   Она опустилась на стул возле стола, я небрежно взгромоздился на
край подоконника.
   - Будьте так добры, назовите любую страницу и абзац.
   Янта наугад раскрыла книгу.
   - Допустим, двести пятнадцатая. Второй абзац сверху.
   Без малейшей заминки я вызвал в памяти нужную страницу и
принялся цитировать вслух:"В репродуктивной системе существует
целый ряд петель эндокринной обратной связи, которые наряду с
прямым воздействием центральной и периферической нервной системы
позволяют индивидууму подготовиться, выбрать партнера и
осуществить все необходимое для продолжения рода."
   Прямо скажем, абзац подвернулся несколько двусмысленный, но
изумленная Янта этого не заметила.
   - Правильно, - произнесла она. - Слово в слово...
   - Давайте попробуем еще, - попросил я.
   Словно ребенок, которому демонстрируют хитрый фокус, девушка с
прищуром посмотрела на меня, азартно перелистала страницы.
   - Сто сорок шестая, последний абзац внизу.
   - Извольте. "Хотя нейроны и не могут делиться, они обладают
большей по сравнению с другими клетками способностью к
адаптивной перестройке. Как показали эксперименты, в которых
удаляли небольшой участок мозга, а затем в течение нескольких
недель наблюдали за реакцией оставшихся частей, некоторые
нервные клетки действительно могут регулировать степень своей
связи с мишенями. Как правило, при повреждении некоторых
синапсов одного нейрона другие, неповрежденные нейроны могут
восполнить утра-" Тут заканчивается страница, - вставил я и
продолжил. - Сто сорок седьмая, с первой строки:"-ченные звенья
цепи путем некоторого ускорения нормального процесса замены
синапсов. Если между двумя нервными клетками возникает
необходимость в более интенсивном информационном обмене, число
связей между ними может возрастать за счет добавления новых
синапсов при одновременном сохранении старых." Конец абзаца, ну
как?
   Янта подняла на меня восхищенные сияющие глаза.
   - Потрясающе. Вы действительно запомнили наизусть каждую
страницу?
   - Как видите.
   - Извините меня, пожалуйста. Я думала, вы затеяли какую-то
неуклюжую шутку. Я и подумать не могла, что... - она запнулась и
повторила. - Извините.
   - Право же, не стоит извинений, - заверил я.
   - Потрясающе... - промолвила девушка, теребя витой аксельбант на
платье.
   А я понял, отчего затеял это маленькое представление. Больше не
имело смысла прикидываться перед самим собой, будто красота Янты
меня нисколько не волнует. На самом деле я влюбился в нее по
уши. И тут я почувствовал, что краснею. Неудержимо и пышно
краснею, как улизнувший в самоволку прыщавый новобранец,
которого патруль застукал у дверей борделя.
   Но мало того. У Янты тоже запылали щеки, однако она не отводила
глаз. И мы смотрели друг на друга, раскрасневшиеся и бесстыжие,
словно только что из парилки.
   - Кажется, нам пора идти ужинать, - проговорил я, покидая
насиженный подоконник.
   - Ах да, конечно, дядюшка ждет, - Янта встала со стула.
   На мгновение мы оказались лицом к лицу, в каком-нибудь шаге друг
от друга. Я знал, что могу поцеловать ее. За мной охотились все,
кому не лень, вокруг меня роилась чехарда из трупов и шпионов, в
кармане лежало фальшивое удостоверение, а ремень брюк оттягивал
бандитский пистолет, пули которого криминалисты выковыряли из
трех трупов и отправили под свои бинокулярные микроскопы, однако
в тот момент мне было чихать на все это. Остановило меня другое.

   Перед глазами возникла убитая Зайна, прошитая наискось очередью,
ее остекленевшие, широко распахнутые глаза. И при этом
воспоминании я оторопело замер, словно наткнулся на чугунную
заслонку.
   Прижимая к груди книгу, Янта чуть помедлила, затем повернулась и
вышла. Следом за ней и я направился в гостиную, где нас ожидали
остывающий ужин и тихо накаляющийся Джага. Он изо всех сил
старался не выказывать своего раздражения и отыгрался на печеном
подкоряжнике, свирепо выламывая его коленчатые толстые ноги из
бугристого панциря, да так, что едва не забрызгал платье Янты
пряной подливой.
   Когда мы отужинали при общем подчеркнутом молчании, Джага вытер
пальцы бумажной салфеткой, скомкал ее и бросил на блюдо с
обломками панциря.
   - Нам тут надо устроить небольшой секретный совет, - хмуро
обратился он к племяннице. - А ты пока поди к себе и собери
вещички в дорогу, ладно?
   - Что это значит, дядюшка? - вспыхнула она.
   - А то, что тебе вместе с нами придется переехать в один
загородный домик на несколько деньков. У нас полчаса на сборы.
   - Могу ли я узнать, что происходит?
   - Можешь. Но не сейчас, - отрезал Джага тоном, не терпящим
возражений.
   Янта вздернула голову и, резко встав, покинула гостиную.
   - С вашего позволения, командир, я вот решил проявить
инициативу. Мне совсем не нравится история с этим пузатым
поваренком. Надо нам временно сменить дислокацию.
   - Что ж, инициатива дельная. Куда мы перебираемся?
   - Да тут у одного моего приятеля пустует домишко, меньше часа
езды отсюда. Тетка у парня недавно померла, оставила хибарку в
наследство. А он все никак не может найти покупателя. Ну, я с
ним уже созвонился, он согласен дать ключи недельки на две.
Одобряете?
   - Конечно. Правда, нам еще понадобится взять в прокате машину.
Ваш фургончик, прямо скажем, чересчур приметен.
   Джага расплылся в улыбке.
   - Разрешите доложить, я уже сбегал в гараж по соседству и нанял
хорошую тачку. Старенькая, но мотор мощный. Она стоит в переулке
на задах, так что можем хоть сейчас отправляться.
   - Отлично, - сказал я, доставая из кармана конверт с деньгами,
от которого отказался повар. - Возьмите, это возместит ваши
расходы.
   - Ну что вы, зачем... Расходы пустяшные.
   - Берите-берите. В конце концов, это деньги не мои, а Барладага.

   Малость поколебавшись, Джага взял конверт и сунул в брючный
карман.
   - Пойду возьму вещи, - сказал я.
   Сборы не отняли у меня много времени: принес из ванной просохшее
нательное бельишко, уложил в чемодан. Затем погасил свет и,
подойдя к окну, всмотрелся в окутанный сумерками парк. Еще до
ужина я заприметил человека в сером пыльнике, который сидел на
скамье возле газетного киоска и старательно пялился на фасад
"Щита Отечества". Теперь он занял позицию наблюдения рядом со
стрижеными плаунами в боковой аллее, нахохлившись и сунув руки в
карманы. Похоже, чутье на опасность у Джаги сработало
безукоризненно, как всегда.
   Вернувшись с чемоданом в гостиную, я сообщил Джаге о
подозрительном человеке в парке.
   - Может, пойти и тряхнуть этого типчика за шиворот? - сразу
загорелся он.
   - Не стоит. Лучше исчезнем отсюда без лишнего шума. Как вы
думаете, Янта уже готова к отъезду?
   - Пойду ее потороплю.
   Спустя несколько минут мы втроем вышли из "Щита Отечества" через
заднюю дверь: впереди Джага со здоровенной дорожной сумкой, за
ним Янта, следом я с ее и своим чемоданами. Ни на заднем дворе,
ни в переулке ничего подозрительного мы не заметили; впрочем, я
продолжал держаться начеку.
   Машину Джага раздобыл достаточно почтенную, то был "Дром" как
минимум десятилетней давности, однако в терпимом состоянии, по
крайней мере, без наружных следов коррозии. Мы уложили багаж на
заднее сиденье, там же примостилась Янта. Взяв у Джаги ключи, я
сел за руль и включил стартер. Двигатель отозвался неожиданно
мощным утробным ревом.
   - Имейте в виду, на этой развалюхе стоит мотор с "Рарона", -
предупредил Джага, усаживаясь рядом со мной. - Она разгон берет
моментально. И скорость у нее такая, что мое почтение.
   Действительно, неказистая старенькая машина оказалась весьма
проворной и вдобавок отлично слушалась руля. Я немного покружил
по городу и убедился в отсутствии слежки. Те, кто установил
наблюдение за "Щитом Отечества", сплоховали. Возможно, они
сочли, что имеют дело с дилетантами, которые не заслуживают
серьезного отношения.
   - Куда теперь? - осведомился я, выезжая на малую кольцевую
магистраль.
   - Если вы не возражаете, сначала к шестому дому на Оружейном
проспекте, - ответил Джага. - Мне страсть как хочется повидать
этого толстячка-повара.
   Похоже, мы с Джагой принимали решения в унисон. Утвердительно
кивнув, я нашел место для разворота и погнал "Дром" в требуемом
направлении.
   - Могу я наконец узнать, что происходит? - подала голос с
заднего сиденья Янта. - Если вы скрываетесь от полиции, так и
объясните, я не маленькая девочка, не расплачусь.
   - Полиция еще куда ни шло, - проворчал Джага. - В заведение
могут нагрянуть люди Барладага, а это тебе не шуточки.
   - Вот как... - проговорила девушка. - Интересно. А зачем это
нужно Барладагу?
   - Я убил двоих его людей, которые застрелили мою бывшую жену, -
объяснил я. - Теперь мы с Криданом Барладагом кровники.
   - Понимаю. Значит, из-за этого случая вас разыскивает полиция?
   - Если в общих чертах, да.
   Свернув на Оружейный проспект, я остановился в переулке за
восьмым домом, чтобы машина не торчала на виду, и заглушил
мотор.
   - Вряд ли он захочет открыть нам дверь, - задумчиво проговорил
Джага, не спеша вылезать из наружу.
   - Тогда мы ее попросту вышибем.
   - Можно сделать проще, - рассудил Джага и обернулся к
племяннице. - Янта, нам требуется твоя помощь.
   - Что я должна сделать?
   - Позвонишь в дверь, если спросят, кто там, скажешь, мол, тебе
нужен господин Синк по важному делу...
   - Отставить, - поспешно сказал я. - Ни к чему впутывать девушку
в наши разборки.
   - Надеюсь, у меня в этой ситуации есть право голоса? - сухо
поинтересовалась Янта.
   В наступившей паузе у меня не повернулся язык ответить ни да, ни
нет, и это сделал за меня Джага.
   - Конечно, есть, - заверил он.
   - Я считаю, что это и мое дело тоже, - с нажимом произнесла она.
- Поскольку здесь замешан Кридан Барладаг.
   Взглянув на девушку через зеркальце заднего вида, я заметил, как
сузились и похолодели ее глаза.
   - Как-то не было случая помянуть, командир, - заговорил Джага. -
Но два года назад моя сестра с мужем погибли. С их машиной
столкнулся грузовик, за рулем сидел человек из клана Барладага.
Хотя он был пьяным вдребадан, ему ничего за это не было. Всех
купили, и полицейских, и судейских.
   - То есть, погибшими были ваши мать и отец? - спросил я у Янты.
   - Да.
   - Так что у нашей семьи свои счеты к Барладагу, - заключил
Джага. - Пускай Янта пойдет с нами, командир.
   На это возразить мне было нечего. Перегнувшись через спинку
сиденья, Джага расстегнул свою сумку, вытащил оттуда тупорылый
"Брен" и спрятал под полой.
   И в этот момент снова, в который уже раз, мне на память пришли
пустые, словно чучельные стекляшки, глаза убитой Зайны. Видение
застлало мне взгляд помимо воли, жутким образом наложившись на
те глаза, которые пристально взирали на меня с заднего сиденья
через автомобильное зеркальце.
   - Хорошо, идем вместе, - сказал я и, стряхивая прилипший к спине
озноб, распахнул дверцу машины.

   10.

   Мы вошли в полутемный, пропахший мочой подъезд и поднялись на
четвертый этаж. Джага указал взглядом на дверь четырнадцатой
квартиры, обитую новеньким коричневым кожзаменителем, и
привалился к стенке, чтобы Синк не мог увидеть его в смотровое
очко. Я последовал его примеру, а Янта невозмутимо нажала на
кнопку звонка.
   Послышалось, как повар засеменил к двери, шаркая шлепанцами.
Девушка стояла напротив смотрового очка с жеманной гримаской на
лице.
   - Вы к кому? - послышался удивленный голос толстячка.
   - Мне нужно видеть господина Синка, - кокетливо произнесла Янта
и добавила. - По срочному делу.
   - По какому делу? - повар изрядно опешил, судя по голосу. Еще
бы, не каждый вечер в дверь звонят такие красавицы.
   - О господи, мы что, будем разговаривать через дверь?
   После некоторого колебания Синк открыл замок и приоткрыл дверь,
не снимая, однако, цепочку. Выглянув в щель, он заметил меня,
перепуганно отпрянул, увидев нацеленный ему в лоб пистолет с
глушителем. Мигом я навалился на дверь плечом, для верности
заклинил ее ногой и выстрелил в цепочку из "Мидура". Пуля
взвизгнула, срикошетила вглубь прихожей. После второго выстрела
крепежные шурупы с хрустом вылетели из косяка, и мы ворвались в
квартиру.
   Опередив меня, двумя прыжками Джага перемахнул прихожую и
устремился в гостиную.
   - Руки в гору, бзец! - рявкнул он.
   Завидев Джагу с пистолет-пулеметом наперевес, повар выронил
снятую с телефона трубку и воздел трясущиеся ручки к потолку.
   - Не надо! - сдавленно пискнул он. - Не стреляйте!
   Разъяренный Джага сгреб его левой лапищей за грудки, швырнул в
кресло и приставил дуло к носу.
   - Ты нас продал, гад, - зарычал он. - Зачем ты побежал к
Барладагу, бзец?!
   Синк жалобно всхлипнул, не в силах вымолвить ни слова. На его
радужных пижамных брючках проступило обильное пятно мочи. Я
вышел в прихожую и запер дверь на замок, наведался в спальню,
убедился, что Синк дома один, потом вернулся в гостиную. Янта
уселась на диван и с непроницаемым выражением лица наблюдала за
происходящим.
   Легонько отстранив Джагу, я наклонился над вусмерть перепуганным
толстячком и задал риторический вопрос.
   - Надеюсь, вы хотите жить?
   - Д-да... - пролепетал тот. Впрочем, никакого другого ответа
ожидать не приходилось.
   - Тогда отвечайте на мои вопросы. Если поймаю вас на лжи,
считайте себя трупом. Ясно?
   Синк старательно закивал, как игрушечный болванчик. Я сунул
пистолет за ремень, пристально уставился в бегающие глазки
повара.
   - После встречи с нами вы пошли в отель и отпросились с работы.
Так?
   - Так...
   Простейший, но крайне эффективный прием при допросе пленных -
неотрывно смотреть глаза в глаза, подминая чужую волю и с ходу
пресекая малейшие попытки слукавить.
   - Под каким предлогом?
   - Сказал... плохо себя чувствую... сердце...
   - И куда вы направились?
   Повар покосился на Джагу с пистолет-пулеметом в руках и поспешно
отвел взгляд.
   - Отвечайте быстро, - велел я. - Ну?
   - Позвонил... из автомата.
   - По какому номеру? Я сказал, быстро!
   - Семьсот тридцать три - двадцать три - ноль пять.
   - Кто взял трубку?
   - Ханрик. Это секретарь Барладага.
   - Что вы ему сказали?
   - Я сказал, у меня есть важные сведения. Он сказал, чтобы я
приехал.
   - Дальше. Рассказывайте сами, что было дальше.
   - Только пусть он уберет эту штуку, - взмолился повар. - Она
меня жутко нервирует.
   Я кивнул Джаге, тот прикрыл "Брен" полой куртки и уселся на
подлокотник соседнего кресла.
   Малость поерзав, Синк снова взглянул на Джагу и принялся
рассказывать.
   Он приехал к вилле Барладага на такси. Его принял Ханрик,
приказал выкладывать, в чем дело. Синк попросил о встрече с
самим Барладагом. Секретарь поколебался, позвонил главарю. Тот
дал добро и принял повара в своем кабинете. Узнав о нашем
предложении к Синку, Барладаг удивился. Переспросил фамилию
Джаги, записал в блокноте название его харчевни. Спросил, кто
был второй человек, Синк ответил, что понятия не имеет. Немного
поразмыслив, главарь взялся за телефон и велел Ханрику срочно
соединить его с Увалюмом Фахти. Разговор был достаточно
коротким, Барладаг договорился со своим главным конкурентом о
встрече на завтра.
   - Где и когда? - не давая ему опомниться, поднажал я.
   - Ресторан "Гленц", в три часа, - послушно сообщил повар и
добавил. - Это его излюбленное место.
   - Что было дальше?
   - Потом он заметил, что я все еще сижу перед ним. Спросил,
сколько денег мне предлагали... - Синк замялся.
   - Продолжайте, - подбодрил его я.
   - Ну, я сказал, две тысячи. У Барладага есть правило, он всегда
перебивает чужую цену, если человек сам приходит к нему.
   - Вот оно что. И вы решили подзаработать? Сколько он вам
заплатил?
   - Барладаг сказал Ханрику, чтоб он выдал мне три тысячи
наличными... - пролепетал Синк.
   - А теперь слушайте меня внимательно, - заявил я. - Не вздумайте
выходить из дома в течение ближайших суток. Усвоили?
   - Да.
   - Можете с утра позвонить по телефону на работу, предупредить,
что болеете. Но больше никаких звонков.
   - Хорошо... Как скажете...
   - Завтра, с девяти утра до восьми вечера, будете через каждый
час показываться в окне на пять минут. Учтите, это в интересах
вашей безопасности. Повторите мои указания.
   - Сутки сидеть дома. Никому не звонить, только на работу. Каждый
час показываться в окне с девяти до восьми, - покорно перечислил
Синк.
   - И последнее. Если вы меня ослушаетесь, то я об этом узнаю
сразу. И тогда последует вот что. Я просто позвоню Барладагу и
расскажу о вашей откровенности. Как вы думаете, долго ли вы
после этого проживете?
   Поняв, в какой переплет он угодил, Синк побелел как кость, не в
силах вымолвить ни слова.
   - Считайте, что на сей раз легко отделались, - заключил я и
повернулся к моим спутникам. - Пойдемте отсюда.
   Джага поднялся с кресла, и повар испуганно сжался, когда тот
прошел мимо него к дверям. Янта на прощание одарила толстячка
уничтожающим ледяным взглядом и, вздернув голову, застучала
каблучками следом за дядей.
   Перед уходом я на всякий случай стер носовым платком свои
отпечатки пальцев на замке.
   - Надо было влепить ему парочку плюх, поганцу, - пробасил Джага,
когда мы втроем вышли из подъеда.
   - Такого мозгляка бить противно, - рассудил я.
   - Командир, извините, я не понял, а зачем вы велели ему
подходить к окну?
   - Чтобы держать в напряжении. Пусть считает, что его квартира
находится под наблюдением. Уловка дурацкая, прямо скажем, но
ведь и он не семи пядей во лбу.
   Миновав следующий дом, мы свернули за угол и подошли к машине.
Какой-то юнец крутился возле нее, задумчиво разглядывая багаж на
заднем сиденье. При нашем появлении он предпочел исчезнуть в
темноте.
   - Давайте я поведу тачку, командир, - предложил Джага, и я
передал ему ключи.
   Мы уселись в "Дром" и покатили по ночному городу через фабричные
кварталы. На улицах было пустынно, лишь изредка на глаза
попадались такси либо полицейские патрульные машины.
   - Вы уверены, что толстяк не побежит опять к Барладагу? - вдруг
поинтересовалась Янта. - Ведь он редкостный трус, к тому же
потерявший голову от страха.
   - Именно потому он будет сидеть тихо, - рассудил я, повернувшись
к ней. - Хотя стопроцентной гарантии дать не могу.
   - Эту стопроцентную гарантию вы держали в руках, когда ворвались
в квартиру.
   - Вы имеете в виду пистолет?
   - Честно говоря, вы меня удивили, - сказала она бесстрастным
тоном, - оставив этого человка в живых.
   Я подумал, что ослышался. В полутемном салоне машины мне было
трудно разобрать выражение ее лица.
   - Будем надеяться, что эта ошибка ничего не решает, - добавила
девушка.
   - Командир играл с ним в честную игру, - наставительно произнес
Джага.
   - И совершенно зря.
   - Вы говорите так, словно могли бы исправить эту, с позволения
сказать, ошибку, - мягко поддел ее я.
   - Конечно могла бы. Кроме шуток, - тихо, но веско отозвалась
Янта. Фары встречного автомобиля внезапно осветили ее, и я
увидел обрамленную пышными черными кудрями бледную, словно из
гипса, маску. Мне стало слегка не по себе, когда я разглядел
сурово поджатые губы, заострившиеся скулы, сощуренные жесткие
глаза с расширенными до предела зрачками. Ничего похожего на
очаровательную девушку, с которой так приятно поболтать в
гостиной. Действительно, окажись у нее пистолет, она
хладнокровно пристрелила бы Синка на прощание.
   Все-таки я катастрофически не разбираюсь в женщинах. Ни прежде
этого не умел, ни теперь. И будь у меня хоть две головы с
отборнейшими мозгами, вряд ли научусь. Потому что в любой
женщине под слоем воспитания и культуры дремлет какая-то
нутряная, первобытная закваска, и когда эта потаенная суть
вылезает наружу, тут только держись. Мы, мужчины, гораздо более
одномерные и предсказуемые существа.
   Между тем машина уже катила по пригороду среди коттеджей и
палисадников. Вскоре Джага сбавил скорость и свернул с
магистрали на грунтовку, по днищу "Дрома" время от времени
пощелкивали мелкие камешки. Дорогу обступили молодые заросли
хвощей, затем лесок кончился, и машина выехала на открытую
местность. Впереди, на холме, темнел приземистый каменный дом с
погашенными окнами.
   - Ну вот мы и на месте, - удовлетворенно сказал Джага, выруливая
к дому по узкой, заросшей сорняками колее.
   Подъехав, мы выгрузили багаж, отперли дверь и вошли. В комнатах
со старомодной запыленной меблировкой витал легкий душок
запустения, но все оконные стекла были целы; как видно,
городское хулиганье в такую даль не наведывалось. Я облюбовал
себе мансардную комнатушку над кухней, Янта и Джага предпочли
разместиться внизу, в комнатах по соседству с центральным
холлом.
   Распахнув окно, я боком сел на подоконник. Ночь дышала мне в
лицо росистым разнотравьем, стрекотали порхающие в поднебесье
ящерки, над зазубренной кромкой леса вдали сияла малая луна,
воровское солнышко, как ее называют в моих родных краях. Среди
такой благодати хотелось думать о вечности, Мировом Духе и
величии природы, однако у меня, к сожалению, имелись гораздо
менее привлекательные, зато неотложные темы для раздумий.
   Реакция Барладага на сообщение Синка оказалась вполне
естественной, ничего другого ожидать не приходилось. Узнав о
дерзкой парочке, которая собирает о нем сведения и готова щедро
платить, он прежде всего решил проверить, кто стоит за этими
людьми. И сразу пригласил Фахти на личную встречу, чтобы
напрямую спросить, не его ли подручные проявляют столь
предосудительное любопытство. Совершенно неважно, что в любом
случае Фахти будет отрицать свою причастность к этому делу.
Получив заверения главаря, что владелец "Щита Отечества" никоим
образом не принадлежит к конкурирующему клану, Барладаг будет
вправе обойтись с Джагой сколь угодно круто, не рискуя вызвать
клановую междоусобицу. А покуда он, как видно, велел навести
справки и понаблюдать за подозрительной распивочной.
   Вряд ли ему пришло на ум связать этот факт с угрозами никчемного
шпыря Трандийяара, который, по всем данным, задал лихого
стрекача в направлении Хангора. Но даже если у Барладага
завелись смутные догадки на мой счет, я обладаю несомненным
преимуществом. Он понятия не имеет, где меня искать. А я точно
знаю, что завтра, в три часа у него назначено свидание с Фахти в
ресторане "Гленц".
   Нынешний денек у меня выдался, прямо скажем, нелегкий. От
усталости слипались глаза. Я нашел в шкафу стопку постельного
белья, застлал кровать с тюфяком из сушеных водорослей, разделся
и лег.
   Однако прежде, чем мне удалось уснуть, послышался легкий скрип
ступенек на ведущей в мою мансарду лестнице. Не было никакой
нужды хвататься за лежащий под подушкой пистолет, я сразу
догадался, что означает этот ночной визит. Дверь бесшумно
приотворилась, в комнату вошла Янта. Она замерла, вглядываясь в
темный угол, где стояла моя кровать, и ее силуэт в белом
пушистом халатике отчетливо вырисовывался при свете воровского
солнышка. Сердце у меня бешено заколотилось, я приподнялся на
локте. Прошла маленькая вечность, халатик соскользнул на пол,
девушка наклонилась надо мной, от вспышки теплой наготы
перехватило дыхание. Наши губы встретились в осторожном,
дразнящем поцелуе. А потом нас объяло блаженное беспамятство.
   Мы качались на океанских волнах, мы привольно и бешено купались
в жадных объятиях, мы пили друг друга взахлеб, лишь разжигая
жгучую жажду. Вдруг Янта коротко застонала и пробормотала что-то
неразборчивое. Потом, судорожно вздохнув, повторила, и я
подумал, что ослышался.
   - Ударь меня...
   - Как?.. - оторопев, переспросил я.
   Янта выгнулась подо мной и с силой вонзила ногти в мои плечи.
   - Ударь... Дай мне пощечину... - сдавленно умоляла она.
   Нас окутывало горячее марево безумия и звериной свободы,
дозволено было абсолютно все, однако мне не хватило духу
выполнить ее просьбу. Я лишь еще крепче стиснул ее в объятиях и
вскоре услышал новый самозабвенный стон.
   Когда неистовство схлынуло, Янта долго лежала рядом со мной на
спине, подтянув простыню к подбородку, и я, как зачарованный,
любовался ее безупречным профилем.
   - Ты сильный... - задумчиво проговорила она. - Ты настоящий и
очень сильный.
   - Ты удивительно красива, - отозвался я и провел пальцем по ее
щеке.
   - А я шлюха, - все тем же тоном продолжила Янта. - Грязная
девка. И ничего не могу с этим поделать.
   - Зачем так говорить, - возразил я обескураженно.
   Она лежала рядом, потрясающе прекрасная и недосягаемо далекая,
меня дурманил теплый запах ее пота, и было не понять, отчего в
ее голосе сквозит угрюмый холод.
   - Ты имел когда-нибудь шлюху? - спросила она. - Впрочем, можешь
не отвечать. Неважно. Отвернись, пожалуйста. Я оденусь.
   В густом сумраке лунной ночи, да еще после бурных любовных
объятий ее просьба прозвучала на редкость несуразно. Впрочем, я
послушно отвернулся к стене. Янта выскользнула из-под простыни,
нашарила ногами домашние туфли, подобрала халатик. Немного
помедлив, склонилась к моему уху.
   - Я хочу, чтобы в следующий раз ты взял меня как проститутку, -
сказала она. - Как дешевую грязную девку. Обещаешь?
   От этих слов, произнесенных горячечным свистящим шепотом, мне
стало слегка не по себе. Вместо ответа я попытался обнять ее и
поцеловать, но девушка мягко высвободилась.
   - Спокойной ночи, - попрощалась она подчеркнуто ровным тоном,
так, словно вместе с халатиком надела облик прежней, дневной
Янты.
   Когда она открыла дверь, до моего слуха донеслись раскаты
молодецкого храпа Джаги. Ступеньки лестницы чуть скрипнули под
ее легкими шагами, а затем взбаламученная тишина вступила в свои
права и густой черной водой растеклась по старому дому.
   Я лежал, добросовестно копаясь в собственной душе, а это
оказалось отнюдь не самым простым делом. Все обстоятельства,
куда ни кинь, далеко не способствовали ни легкой интрижке, ни
лучезарной великой любви. До сих пор я полагал, что буду с
почтительного расстояния любоваться Янтой на правах постояльца,
поскольку такая девушка заслуживает большего, нежели отставной
взводный командир, у которого не только нелады с засевшим в
груди осколком, но и с недавнего времени завелись крупные
проблемы уголовного свойства. Однако сама девушка рассудила
иначе.
   За одной неожиданностью, как водится, последовала другая. В
постели из Янты выплеснулось нечто до того изломанное, больное,
что меня взяла оторопь. У этой пригожей умницы в груди ворочался
какой-то кошмар похлеще минометного осколка. И теперь к моим
мыслям о ней примешивалось чувство, которое из меня, казалось
бы, давным-давно вытравили. Самое коварное из чувств, жалость,
родная мать романтических глупостей и плачевной неразберихи.
Совершенно излишняя в моем положении роскошь.
   От подушки пахло терпкими духами Янты, перед закрытыми глазами
упорно возникало мертвое лицо бывшей жены. Вряд ли я
когда-нибудь узнаю, какая отвратительная бредятина мерещилась
девушке, когда она стонала под моим телом и просила ударить ее
по лицу. Точно так же и ей пусть останется неизвестным, что я в
тот момент созерцал пуговичные глаза убитой Зайны. Правду в
народе говорят, на каждом чердаке свои привидения.
   Наконец я дал себе команду немедленно выбросить все из головы и
провалился в сон.
   Меня разбудило малое солнце, нащупавшее горячим лучиком щель
между оконных занавесок и дотянувшееся до моего лица. Некоторое
время я позволил себе понежиться в тишине и покое. День
предстоял не из легких, потом расслабляться будет некогда.
   Хватило нескольких минут размышления в усиленном мозговом
режиме, чтобы еще раз проанализировать и уточнить обдуманный еще
по дороге сюда план действий. Похоже, он должен был сработать
без осечки.
   Одевшись, я сунул за ремень не только "Мидур", но и извлеченный
из чемодана пневматический пистолет с лазерным прицелом,
набросил куртку и спустился на первый этаж. Янта, судя по всему,
еще спала, одетый лишь в поношенные тренировочные брюки Джага
колдовал на кухне, разогревая на электроплитке прихваченную из
харчевни снедь.
   - Доброе утро, командир, - приветствовал он меня. - Как спалось
на новом месте?
   - Спасибо, отлично, - искренне ответил я.
   Лезвием складного ножа, который по размерам соперничал со штыком
самозарядного карабина, Джага перевернул шкворчавшие на
сковородке внушительные ломти рыбного рулета.
   - Малышка что-то заспалась, я думаю, не стоит ее беспокоить.
Сами управимся.
   Разумеется, я согласился. В шкафчике возле мойки нашлась вся
необходимая посуда, и мы позавтракали вдвоем прямо за кухонным
столиком, без особых церемоний.
   - А здесь хорошо, кругом тишь да благодать, - заметил Джага,
отодвинув пустую тарелку и разливая по керамическим кружкам шуху
из граненой трехдинговой бутыли.
   - Будем надеяться, мы здесь не задержимся надолго, - ответил я,
сделал глоток и отодвинул кружку. - Тем более, нам точно
известно, где сегодня можно увидеть Кридана Барладага.
   Не без сожаления Джага последовал моему примеру и оставил свою
кружку недопитой.
   - Когда выезжаем? - спросил он.
   - Нам надо быть в городе к полудню. Так что времени достаточно.
А пока обсудим детали операции.
   Тут я заметил, что за раскрытой дверью кухни мелькнул белый
пушистый халатик, и осекся.
   - Надеюсь, я вам не слишком помешала? - спросила вошедшая Янта.
   - Нет, что вы, ничуть, - заверил я.
   На ее лице заиграла потрясающе лучезарная улыбка.
   - Дядюшка, у меня для тебя новость. Я влюбилась.
   Видя недоумение Джаги, она положила руку мне на плечо и внесла
необходимое уточнение.
   - В него.
   И без того выпученные глаза моего бывшего капрала расширились до
пределов, казалось бы, не предусмотренных природой. Впрочем,
полагаю, что сам я в этот донельзя щекотливый момент выглядел не
менее дурацки.

   11.

   Примерно в половине второго я вошел в просторный прохладный
вестибюль гостиницы "Сурмон". Громадные зеркала в позолоченных
рамах отразили вполне законченный облик преуспевающего
коммерсанта среднего пошиба: костюм цвета оцинкованного ведра,
дырчатые автомобильные перчатки, чемодан тисненой кожи, на
запястье массивные платиновые часы. За новую экипировку мне
пришлось выложить без малого полугодовую пенсию, но если бы я
попытался снять номер в "Сурмоне", козыряя курткой и брюками
довоенного образца, ключаря могла запросто хватить кондрашка.
   А так меня приняли как родного, и я позволил себе малость
покапризничать у стойки, дескать, органически не перевариваю
солнечные номера, окна во двор ненавижу, выше третьего этажа
вообще жить не могу. Ключарь льстиво поддакивал, с энтузиазмом
заявил, что на втором этаже как раз есть свободный люкс, окна по
фасаду, это именно то, что нужно. Заплатив полтораста наличными
и предъявив удостоверение Севдина Хопаши, я снял номер на три
дня. Теперь придется покупать себе новые документы, но уж это не
та проблема, из-за которой можно рвать на себе волосы. И
щегольский чемодан, который бодро втащил в номер почтительный
коридорный, придется оставить на потребу полицейским ищейкам.
Хотя в нем, кроме предусмотрительно захваченных на проселке двух
булыжников, лежали моя старая куртка и почти не рваные брюки. А
я человек по натуре сентиментальный и не люблю расставаться с
вещами, которые долго служили мне верой и правдой.
   Дав коридорному полтинник на мороженое, я потребовал принести в
номер телефонный справочник, снял темные очки и полюбовался
видом из окон. Прямо передо мной мерцала витрина ювелирной
лавки. А чуть левее, в пятидесяти шагах, сияли стеклянные двери
ресторана "Гленц". Отменная огневая позиция, лучше не
придумаешь.
   Надо полагать, ключарь мысленно потирал руки, сплавив
придурковатой деревенщине бессовестно дорогой номер, выходящий
окнами прямо на шумную улицу. Но он и не подозревал, что у меня
достаточно своеобразные понятия об удобстве.
   Коридорный принес толстенный справочник и поинтересовался, не
желает ли добрый господин маленько поразвлекаться. При взгляде
на его плутоватую рожу даже провинциальному коммерсанту с гор
стало бы ясно, что к чему, но он добросовестно перечислил:
девочки, мальчики, дурьян, грибняк, адресочки, где играют по
крупной. Я превозмог соблазн, отпустил его с еще одним
полтинником и в качестве развлечения удовольствовался четырьмя
звонками по телефону. Потом заперся на ключ, распахнул левое
окно, немного раздвинул узорчатые шторы, сел в кресло и стал
ждать.
   Ремесло разведчика на девять десятых состоит из ожидания. Всему
остальному научиться гораздо легче. На протяжении последних трех
суток я занимался тем, что спокойно ждал своей смерти, как
последней крупной неприятности среди всяческих мелких. Шансов
остаться в живых у меня, прямо скажем, меньше, чем у медузы на
асфальте. Однако сейчас, погожим днем, в роскошном гостиничном
номере, мне вдруг с необычайной силой захотелось жить.
   В том, что у меня возникло настолько абсурдное желание, была без
сомнения повинна непредсказуемая молодая особа с пышными черными
кудрями, глазами цвета утреннего моря и самым пьянящим запахом
пота, который мне доводилось когда-либо вдыхать. Ради нее стоило
еще немного потерпеть выкрутасы этого грешного и сволочного
мира.
   Стрелки новеньких часов ползли по циферблату с удручающей
медлительностью. Я отвык пользоваться наручными часами с тех
пор, как свои командирские именные заложил процентщику, да так и
не удосужился выкупить. Но сегодня они мне требовались по ходу
операции, а не только ради того, чтобы успешно корчить из себя
набитого деньгами делягу.
   Без четверти три я встал у правого окна и стал наблюдать за
улицей сквозь кисейную занавеску. Вскоре из-за угла вырулило
новенькое красное такси и притормозило возле дверей ресторана.
Чуть погодя к нему присоединилась желтая машина конкурирующей
компании, а еще через две минуты парковка оказалась забита всеми
четырьмя такси, которые я заказал в четырех фирмах сразу. Надо
полагать, шеф обслуги сейчас пребывает в изрядном недоумении,
получив звонки от четырех разных диспетчеров и пытаясь разыскать
по всем залам "Гленца" несуществующих заказчиков такси. А для
подкатившего к ресторану бронированного черного лимузина не
нашлось свободного места, и он на малом ходу свернул за угол
дома, где помещалась ювелирная лавка. Второй лимузин, вылитая
копия первого, подъехал с другой стороны и остановился под моими
окнами. Все шло в точности по плану.
   Я вынул из-за пазухи пневматический пистолет с лазерным прицелом
и сделал несколько глубоких вздохов, унимая разыгравшееся
сердцебиение. Промаха быть не могло, тем более из такого оружия.
А на случай, если умопомрачительная инопланетная штуковина
закапризничает, за поясом у меня торчал "Мидур" с глушителем.
Хотя, по моим расчетам, Барладага необходимо было прикончить не
обыкновенной нарезной пулей, а именно ядовитой ампулой. Это
покушение вызовет много шума, само собой, рвение полицейских и
газетный ажиотаж гарантированы. Эксперты вынесут заключение о
том, что выстрел сделан из неизвестного вида оружия, которое
далеко превосходит все возможности современной техники. Пусть
даже эти сведения будут засекречены и не получат широкой
огласки, таким образом я подам сигнал тревоги. А уж там будь,
что будет.
   Кридана Барладага я узнал сразу, едва он, выйдя из-за угла
ювелирной лавки, появился со своей свитой в поле зрения. Даже
если бы его фотографии не мелькали время от времени в газетной
светской хронике, хватило бы половины ходивших о нем анекдотов и
слухов, чтобы ни с кем не спутать. Плешивый и носатый старикан с
глубоко вдавленными под кустистые брови угольными глазками, он
сутулился на ходу и слегка подволакивал правую ногу. Изысканно
простой и ультрадорогой, явно сшитый по фигуре черный костюм
слегка топорщился на нем, словно владелец перед выходом на люди
вздремнул, не раздеваясь, на диване. Как известно, баснословные
богачи достигают подобного эффекта путем длительной тренировки.
   Следом за ним, подчеркнуто приотстав от главаря, вышагивал
высоченный мосластый тип, безупречно одетый в лучших
секретарских традициях, с лаковой папкой для бумаг подмышкой.
Хотя его характерная внешность гораздо больше гармонировала бы с
обрезом двустволки или, на худой конец, мотоциклетной цепью в
кулаке. Очевидно, то был Ханрик, помянутый Синком в рассказе о
посещении виллы Барладага. По бокам секретаря сопровождали двое
мордатых верзил, не вынимавших рук из карманов просторных курток
и хмуро рыскавших глазами вокруг. Различить меня сквозь кисейную
занавеску они не могли, но даже если бы заметили, никаких
поводов для беспокойства я бы им не дал, поскольку руку с
пистолетом держал покамест у бедра, ниже уровня подоконника.
   А наискосок, через проезжую часть, вразвалочку приближался к
Барладагу другой неофициальный правитель нашей горемычной
богоспасаемой страны, Увалюм Фахти. В отличие от своего
конкурента он был одет совершенно не по чину в легкомысленный
пестрый костюмчик, из тех, какими подчеркивают свои наклонности
пожилые педерасты на вечерних прогулках по городской набережной.
Низкорослый, смуглый, на голову ниже Барладага и болезненно
тучный, он до смешного напоминал поставленного торчком копченого
подкоряжника. Вот только взамен выпирающих зазубренных жвал его
физиономию украшали длинные висячие усы с проседью.
   По составу свита Фахти в точности копировала барладаговскую, как
видно, у них на сей счет существовало нечто вроде
дипломатического протокола. Секретарь выглядел чуть моложе и
импозантнее, не исключено, что он даже разумел грамоте, зато
двоих телохранителей как будто сработали в том же штамповочном
цехе бульдозерного завода, что и угрюмых коллег с
противоположной стороны.
   Приторно улыбающийся Фахти боком протиснулся между оранжевым и
зеленым такси, шагнул навстречу Барладагу, подняв руку в
приветственном жесте.
   В то же время почтенный серый "Дром", битый час проторчавший у
обочины за полтора квартала от ресторана "Гленц", вдруг бешено
пронесся по улице мимо главарей и их сопровождающих. Водитель
старенькой машины явно что-то намудрил с дроссельной заслонкой и
педалью газа, поскольку мотор бесновался, захлебываясь
немилосердным ревом.
   А я уже оказался возле полураскрытого левого окна, полностью
изготовившись для стрельбы: слегка согнутые ноги на ширине плеч,
левая рука снизу поддерживает правую, без лишних усилий
сжимающую рукоять пистолета. Меж раздвинутых штор я видел
Барладага сзади в полуобороте. Легкое движение мизинца, и на его
плече затлело алое лазерное пятнышко. Спустя миг оно сместилось,
нащупав полоску открытой кожи над воротником и чуть ниже уха.
Спокойно и плавно я утопил спуск, пистолет глухо фыркнул, метнув
крохотную ядовитую ракету вдоль незримого со стороны лазерного
луча.
   Сразу же меня посетило знакомое каждому стрелку предчувствие
безупречного попадания, когда глаз, рука, оружие и цель
сливаются воедино. Однако, желая удостовериться в успехе, я
задержался у окна, и в эти несколько мгновений лишь включенный
на полную катушку мозг позволил мне детально разобраться в
происшедшем.
   Барладаг вздрогнул и пошатнулся, растопырив руки. Ампула
вонзилась ему точнехонько под левое ухо. А стоявший за плечом
Фахти телохранитель, как видно, с запозданием уловил краем глаза
подозрительное шевеление в гостиничном окне и выхватил из
кармана просторной куртки пистолет. Моментально, почуяв
неладное, дал волю своим профессиональным рефлексам стоявший
справа верзила из свиты Барладага. Он скакнул вбок, чтобы пули
"Брена" не задели падающего ничком его главаря, откинул полу и
полоснул двумя короткими очередями - сначала по некстати
доставшему оружие парню, потом по Фахти с его нелепо застывшей
на взмахе рукой, как будто подающей условленный сигнал к
нападению. Округлую фигурку в пестром костюме швырнуло на капот
зеленого такси, из размозженного вдребезги черепа по ветровому
стеклу веером брызнули ошметки.
   И в неразберихе завертелась форменная мясорубка, которую я
наблюдал, уже отпрянув к соседнему окну и натягивая перчатки.
Второй телохранитель Фахти успел всадить пулю в лоб верзиле с
"Бреном" прежде, чем его застрелил из длинноствольного
револьвера Ханрик. А тем временем другой так называемый
секретарь бросился наземь, вытаскивая свой пистолет из-за
пазухи. Видимо, у него случилась секундная заминка с потайной
пружиной кобуры: он так и остался лежать, засунув руку подмышку,
как наглядное пособие по излишним ухищрениями в том, что
касается личного оружия. Прикончивший неудачника второй
телохранитель Барладага бегло сделал контрольный выстрел ему в
голову, затем шустро присел на корточки возле желтого такси,
озираясь в поисках новых мишеней.
   Все в целом это заняло на диво малое время, не больше, чем
требуется для того, чтобы поздороваться и вежливо спросить о
самочувствии. Я поспешил прочь из номера, напяливая на ходу
шляпу и солнечные очки. Больше мне делать здесь было нечего,
разве что дожидаться, когда полиция досконально выяснит все
обстоятельства стычки и примется за гостиничных постояльцев.
   Мой замысел увенчался успехом, Барладагу конец, долг чести
исполнен. Последовавшая за моим выстрелом катавасия была в
принципе достаточно предсказуемой, но существенного интереса не
представляла. Останься Фахти в живых, он безусловно постарался
бы подгрести под себя все, чем правил Кридан Барладаг, покуда
верхушка соперничающего клана занята междоусобной грызней из-за
претензий на верховенство. Однако восторжествовало равновесие,
оба главаря отправились к праотцам, открылись сразу две
соблазнительные вакансии, а значит, вряд ли одна из
конкурирующих сторон добьется решающего перевеса. Да и какое мне
дело, в конце концов, до их разборок. Одной проблемой у меня
стало меньше, но оставшихся хватало, прямо скажем, за глаза.
   Поскольку лифты имеют обыкновение застревать в самые
неподходящие моменты, я предпочел дать небольшого крюку до
лестницы в конце коридора и по ней спуститься в вестибюль. На
кресле сбоку от стойки, где недавно погибал от скуки ражий
гостиничный сыскарь, валялась его смятая газета. Других
изменений не произошло, сквозь симметричные зеркала убегала в
бесконечность пустая сонная прохлада.
   - Что там за пальба приключилась на улице? - брюзгливо
поинтересовался я, выложив на стойку ключ с увесистым шариком на
кольце. - Столичный гоп-стоп среди бела дня?
   - О, не извольте беспокоиться, уже все кончилось, - заверил меня
ключарь.
   - Смею надеяться, у вас тут не каждый день творятся такие
безобразия?
   Донельзя удрученный служащий сунул ключ в лунку и задвинул ящик.

   - Право же, эта неприятность прямо из ряда вон... На моей памяти
ничего подобного не было, а я здесь уже четвертый год, с вашего
позволения.
   Я небрежно облокотился о стойку.
   - Ладно, чего только в этой жизни не бывает. Лучше скажите,
какой-нибудь завалящий банк тут имеется поблизости?
   - Самый ближний будет "Моули", головное отделение. Направо через
два квартала, по другую сторону улицы на углу, - обрадованный
переменой темы, выпалил ключарь. - Впрочем, если вам требуется
сейфовое хранилище, у нас они не хуже банковских, а расценки те
же в точности.
   - Да нет, мне нужно получить по чеку, - пояснил я, повернулся и
направился к выходу.
   В дверях на меня чуть не налетел запыхавшийся гостиничный
сыскарь, но вовремя отступил в сторону, придерживая створку, и
пробурчал извинение. Небрежно кивнув в ответ, я вышел на улицу с
тем, чтобы никогда больше здесь не появляться.
   - Погодите-ка, вы ведь из двадцать восьмого номера, верно? -
вдруг окликнул меня сыскарь.
   Я остановился и смерил его взглядом через плечо.
   - Да, имею такое сомнительное удовольствие.
   - Прошу прощения, конечно. Вы, может, видели из окна, какую там
учинили бойню?
   - Вообще-то, когда начали палить, я сидел в сортире, - с
неохотой проворчал я. - Потом, конечно, подошел к окну. Вижу,
трупы валяются, одному вообще башку размозжили вдребезги...
Такие зрелища не для моих нервишек, знаете ли.
   Едва бросив взгляд налево, где возле разноцветных такси уже
толпились зеваки, я тут же демонстративно отвернулся.
   - А стрелявших вы видели? - допытывался он.
   - Да кто их разберет. Я долго не приглядывался, терпеть не могу
эдакие зрелища. По правде сказать, чуть не заблевал ковер. На
редкость гнусная картинка, м-да...
   - Сейчас приедет полиция, вы не могли бы задержаться ненадолго,
чтобы дать показания?
   Вроде бы сыскарь пристал ко мне случайно, просто как к первому
подвернувшемуся человеку, однако мало ли, какие у него в голове
крутились догадки. Впрочем, что задерживать постояльца без
веских на то оснований он не посмеет.
   - И не подумаю, - буркнул я и озабоченно взглянул на свои
платиновые часы. - Чтоб вы знали, на это представление я билетов
не покупал, милейший. Захотят меня о чем расспросить, пускай
приходят вечером в номер, но не позже десяти. А сейчас я спешу
по делу. Будьте здоровы.
   Резко повернувшись, я зашагал по улице направо, в ту сторону,
откуда приближался вой полицейских сирен.
   - Ну что ж, извините, - донесся до меня голос сыскаря.
   Пройдя два квартала, я остановился, как будто что-то
запамятовал, и оглянулся. Прохожих позади было наперечет. На
следующем углу подошел к витрине со всяческой парфюмерией,
искоса посмотрел назад. Улица просматривалась хорошо, никто за
мной не увязался. Свернул за угол, быстро подошел к серому
"Дрому" и забрался на заднее сиденье.
   - Едем, Джага, - скомандовал я. - Все в порядке.
   Машина плавно рванула с места.
   - Да, я видел в зеркальце, как рухнул Барладаг, - широко
улыбаясь, отозвался Джага. - И вроде бы там началась веселенькая
перестрелка, да?
   - Они палили друг в друга как бешеные. В живых остались двое из
людей Барладага, все остальные наповал.
   Длинно присвистнув, Джага осведомился:
   - Значит, Фахти тоже крышка?
   - Ему тут же вышибли мозги, из "Брена" в упор. Телохранителю
померещилось, будто это Фахти дал команду стрелять.
Рассусоливать им было некогда.
   - Красиво получилось, - одобрил Джага, затормозив перед выездом
на перекресток. - Сразу двум главарям хана, и концы в воду. А не
хрен фронтовиков трогать.
   Правой рукой он откинул крышку перчаточного ящика, затем полез в
карман и вытащил метательную осколочную бомбочку, БОМ-5
улучшенного образца с радиусом поражения до сорока шагов.
   - Так и не пригодился гостинчик, - весело сообщил он, положил
бомбочку в перчаточный ящик и захлопнул крышку.
   - Где вы ее откопали? - поразился я.
   - Извините, инициативу проявил. Вас высадил, гляжу, время еще
есть. Дай, думаю, сгоняю на барахолку. Там в дальнем углу есть
ларек, якобы сапожный. Припас гостинчик, мало ли что...
   Проехав перекресток, Джага покрутил головой и хмыкнул.
   - Да, красиво получилось...
   - Вот и нет у меня кровника, - отозвался я.
   - Тогда едем прямо ко мне в заведение, такую удачу надобно
хорошенько вспрыснуть.
   Так мы и сделали. В разгар удалого пиршества я спросил у Джаги
телефонный номер сыскного бюро Ширена и позвонил туда прямо
из-за стола гостиной, наконец без опаски воспользовавшись
трофейным радиотелефоном из бандитского "Рарона". Прежде я
держал эту элегантную штучку отключенной, чтобы мое
местонахождение не могли засечь с абонентной станции.
   - Слушаю, Ширен, - энергично отозвался бывший полицейский.
   - Это говорит ваш клиент, по поводу дома на улице Ветеранов, -
обтекаемо представился я на случай, если телефон прослушивается.
- Есть ли что-нибудь новенькое?
   - Кое-что имеется. Если бы вы могли через часок подъехать, было
бы славно, - судя по самодовольному тону, Ширен неплохо на меня
поработал.
   - Хорошо, до скорой встречи.
   - Не забудьте захватить деньжат, - напомнил он.
   - Для вас все, что угодно, - заверил я, дал отбой связи и сунул
радиотелефон в боковой карман.
   Кажется, дела шли на лад. Теперь на очереди у меня был
белобрысый Амахад Чажнур, из которого предстояло вытрясти целую
кучу важных разъяснений. Он знал очень много, а я устал плутать
в потемках бесподных домыслов.
   За утреннюю почти не тронутую кружку шухи Джага успел
вознаградить себя в достаточной мере, а нам еще предстояло
съездить в загородный дом за Янтой. Я, уезжая, предупредил ее,
что мы вернемся только к вечеру, но ей известно, насколько
рискованное предприятие нам предстоит, и сейчас она не может не
волноваться.
   - У Ширена есть новости, командир?
   - Да, и вроде бы неплохие. Надо заехать к нему, а потом поедем
заберем Янту, - я испытал невесть почему крошечную неловкость,
выговаривая ее имя.
   Нынешним утром Джага долго приходил в себя после форменной
контузии, вызванной бесшабашным признанием Янты в любви ко мне.
А потом деланно небрежным голосом проворчал:
   - Ну и на здоровье. Я-то тут при чем?
   - Еще как при чем, - возразила девушка. - Будешь прикидываться,
что не ты меня донимал сказаниями о командире Трандийяаре? Тут
целиком твоя заслуга, дядюшка.
   Задумчиво посопев, бывший мой подчиненный перевел взгляд с
племянницы на меня. Красавица по-прежнему держала руку на моем
плече, и с ее пальцев стекали разряды райского электричества. Я
чувствовал себя в достаточно глупом положении, стараясь
утешаться тем, что благодаря лобовому демаршу Янты наверняка
избежал еще более глупой и щекотливой ситуации, которая могла
впоследствии возникнуть помимо нашей воли.
   Неловкая натянутость длилась и длилась, я безуспешно пытался
придать лицу подобающее выражение, но, хоть тресни, не мог
вычислить, какое именно выражение мне подобает. На это моих
мозгов явно не хватало.
   Наконец в непроницаемо сумрачных глазах Джаги что-то дрогнуло,
поплыло, и он разразился заливистым хохотом.
   - Это ж надо, а, - приговаривал он, хлопая себя кулаком по
коленке. - Нет, это ж только подумать...
   С нескрываемым облегчением я присоединился к Джаге, Янта тоже не
упустила своего, и мы втроем нахохотались всласть, благополучно
развеяв гнетущее напряжение. А потом, по взаимному молчаливому
уговору, повели себя по-прежнему, так, словно ровным счетом
ничегошеньки не произошло.
   Когда мы из "Щита Отечества" отправились к Ширену, за руль сел я
по праву несколько более трезвого. Обилие патрульных
полицейских, попарно сновавших по всем улицам на мотоциклетах,
было вполне объяснимо. Не каждый день гибнут в уличной
перестрелке сразу две такие влиятельные фигуры, как Барладаг и
Фахти. Ради предотвращения дальнейших крупных разборок власти
напоказ приняли меры. По ключевым магистралям и их пересечениям
расставили усиленные посты из полицейских и морских пехотинцев
при полной выкладке. Для полной картины глубокого национального
траура не хватало лишь вывешенных флагов с белыми бантами или
введения чрезвычайного режима передвижений.
   При выезде на кольцевую разводку вокруг Триумфальной колонны
нашу машину остановили для выборочной проверки, хотя ума не
приложу, почему именно наш потрепанный "Дром" удостоился такой
чести. Полицейский сержант в каске, прикрываемый с тылу двумя
прыщавыми первогодками с десантными автоматами наперевес, сурово
потребовал у меня водительское удостоверение и документы на
машину.
   Гаражный сертификат на машину с отметкой о прокате и шоферское
удостоверение Джаги со вложенной десяткой не вызвали у него
особых возражений.
   - Багажник покажь, - миролюбиво велел он, возвращая документы,
причем деньги совершенно незаметным образом испарились.
   Я вылез и отпер крышку багажника, в котором не имелось ничего
интересного, если не считать запаски с облысевшим протектором и
облупленной канистры с бензином.
   - Если права потерял, пускай твой дружбан и водит, - на прощание
буркнул сержант и принялся высматривать очередную жертву.
   Мы последовали его совету и уже безо всяких помех вскоре
добрались до конторы Ширена.

   12.

   Когда мы подъехали к облупленному двухэтажному домишке, в
котором помещался офис Ширена, оттуда как раз начинали
выметаться после трудового дня его обитатели, худосочные клерки
в удушающе корректных дешевых костюмах, сутулые девицы со слабо
выраженными половыми признаками и их хозяева, гладкие проворные
мужички, в чьих бегающих глазенках навсегда запечатлелась
неисцелимая скорбь, вызванная убожеством жадного и плутоватого
человечества, которое им каждый день приходится с горем пополам
надувать по мелочи, а нет, чтоб по-крупному.
   Хозяин сыскного бюро встретил нас как родных. Еще бы, полтысячи
на полянке не растут. Не похоже, чтобы его фирме часто
доводилось получать такой доход за сутки.
   - Ну, здравствуйте, - разулыбался он, пожимая руки. -
Присаживайтесь, прошу. Не опрокинуть ли нам по стаканчику за
успех?
   - Если успехи вправду есть, почему бы и нет, - с намеком ответил
я, располагаясь на прежнем месте у письменного стола.
   - Мне полстаканчика, не больше, - озабоченно предупредил Джага.
- Еще надо за руль садиться, а полицейских сегодня на улицах как
говна в заднице, извиняюсь за выражение.
   Впрочем, Ширен благодушно оскалился, услышав бестактность в
адрес своих бывших коллег.
   - Вы, конечно, знаете, по какому поводу такой переполох? -
поинтересовался он, откручивая пробку на извлеченной из шкафчика
бутылке своего излюбленного кошмарного напитка.
   Не успел Джага раскрыть рта, чтобы похвастать нашими
сегодняшними похождениями, как я незаметно ткнул его пальцем под
лопатку и изобразил живейшую заинтересованность.
   - А впрямь, что происходит? Выглядит так, будто столица на
осадном положении.
   - Ого, так вы не в курсе? - Ширен подал нам стаканчики с
дистиллятом. - Новость совершенно сногсшибательная. Сегодня
днем, прямо в центре, возле гостиницы "Сурмон" была суровая
разборка. Барладаг и Фахти столкнулись на улице нос к носу и
затеяли перестрелку. То ли кому-то из них нападение
померещилось, то ли вправду один решил избавиться от другого,
подробностей пока не знаю. Короче говоря, на мостовой осталось
шесть трупов, среди них оба главаря.
   - Ну, бзец! - изо всех сил удивился Джага, а я подумал, что если
лучший из капралов когда-нибудь надумает податься в актеры, то
на этой стезе его подстерегает неизбежная голодная смерть.
   - Да, событие незаурядное, - кивнул я. - По такому поводу выпить
стоит.
   - Еще бы, - согласился сыскарь и махом опрокинул стаканчик.
   - А чтоб все эти говноеды сами друг друга перешлепали, - с жаром
провозгласил Джага, подмигнул мне и сделал глоток.
   - Отличная идея, - одобрил я и в свою очередь выпил.
   - Так что вы теперь остались без кровника, - посочувствовал
сыскарь, глядя на меня прищурившись. - Мои вам соболезнования.
   - Ничего, новых заведу, - беспечно махнул рукой я. - Хотя не
припомню, чтобы я в разговоре с вами употребил это слово. Вы,
собственно, о ком наводили справки, обо мне или о Чажнуре?
   - Да понемножку обо всех, имею такое обыкновение, - ничуть не
смутившись, признался Ширен. - В моем деле без этого никуда. К
вашему сведению, по городу мигом разнеслась легенда о том, что
Кридану Барладагу в открытую объявил кровную месть какой-то
отчаянный ветеран. Больше всего удивлялись тому, что сам
Барладаг вроде воспринял это всерьез.
   - Думаю, он преувеличивал мои возможности.
   - В самом деле? А по-моему, наоборот, узнал о вашем прошлом и
забеспокоился. Ведь вы были призером чемпионата вооруженных сил
по стрельбе навскидку, не правда ли? Не говоря уже о вашей
фронтовой репутации...
   - Допустим. А вам не кажется, что у нас есть гораздо более
интересные темы для беседы?
   На мой взгляд, преамбула разговора оказалась чересчур длинной.
Малое солнце уже зашло, скоро за ним последует большое. А в часе
езды отсюда бесподобно красивая девушка, одна в пустом сельском
доме, не находит себе места, гадая, чем закончилась предпринятая
мной авантюра.
   - Ну что ж, приступим к отчету, - Ширен отпер стоявший в углу
старенький сейф и вынул из него удручающе тощую картонную папку.

   - Это что, на полтыщи хухриков товару? - не удержался от
восклицания Джага.
   - Подите на толкучку, поищите, где подешевле, - со взрывной
злостью отрезал Ширен.
   - Давайте не будем отвлекаться, - сухо попросил я.
   - Как скажете, - сыскарь раскрыл папку. - Начнем с того, что
никакого Амахада Чажнура нет. Такого человека попросту в природе
не существует. Вот копия его регистрационной анкеты. Заполнена
по случаю переезда в купленный им дом на улице Ветеранов, двести
пятнадцать. Родился в Льяхе двадцатого-четырнадцатого-сорок
шестого. А вот телекс от моего приятеля из тамошней полиции,
согласно которому это брехня. Никогда он там не жил, и в столицу
перебрался в семьдесят пятом году неведомо откуда. Интересно?
   - Не совсем. Вчера вы, помнится, заявили, что у него повадки
высококлассного агента. Такие парни под собственным именем не
живут.
   - Есть же разница между догадками и доказательством, - возразил
Ширен.
   - Я предпочел бы точно знать, на какую разведку этот тип
работает.
   - А вот это, извините, работенка не на одни сутки.
   - Ага, за полчаса можно управиться, - поддакнул Джага. - Взять
его за яйца и тряхануть хорошенько. Сам расскажет как миленький.

   Сыскарь снова уставился на него с нескрываемым раздражением.
   - Слушайте, не надо трепа. Мы говорим о серьезных вещах.
   - Вот и я тоже. Если я кого беру за яйца, это вещь серьезнее
некуда.
   - Никто и не сомневается, - вмешался я, видя, что оба начинают
исподволь закипать. - Однако я просил у вас план его дома и хотя
бы примерный распорядок дня, круг знакомств...
   - Пожалуйста, вот план. Типовой сборный коттедж компании "Фужей"
за сорок тысяч. Если угодно, можно попробовать прищемить его на
том, откуда взялась такая не хилая сумма...
   - Вряд ли это целесообразно, есть слишком много простых способов
отмыть деньги, - скептически заметил я, взяв протянутый мне
Ширеном лист со светокопией. - Позвольте, да вы же скопировали
план из каталога "Фужей", и только.
   - Новых окон и дверей он не прорубал. Так что вполне сойдет. По
данным наружного наблюдения я пометил крестиком, в какой из
комнат у него спальня. Видите?
   - Вижу. Что у него в проходной комнате? - я понял, что сыскарь
нагло схалтурил, но это лучше, чем ничего.
   - Обыкновенная гостиная. Вас волнует местоположение каждого из
стульев? - съехидничал он.
   - Ладно, сойдет. А в этой вот, угловой?
   - Нечто вроде рабочего кабинета, большую часть вечера он
проводит в нем. Насчет маленькой комнаты рядом с кухней ничего
не удалось узнать. Там окно плотно завешено. Если вы
настаиваете, мои ребята могут попробовать проникнуть в дом и
сделать фотосъемку всех помещений. Или аккуратно сделать обыск,
но тогда объясните, что им конкретно искать. Только это уже дело
совсем серьезное. Мы люди законопослушные, а тут, поймите,
прямая уголовщина...
   Он сделал подчеркнутую паузу, чтобы я спросил о цене услуг
подобного рода.
   - Вы меня напугали, - сказал я, засовывая сложенный вчетверо
лист в карман. - Не будем даже поминать об уголовщине,
договорились? Рассказывайте дальше, прошу вас.
   - На службу он выезжает в половине девятого. Свой фургон держит
в железном гараже рядом с домом. Возвращается как когда, не
раньше шести, иной раз к полуночи. Живет одиноко, женщин к себе
не водит, вечеринок не устраивает, друзей мало и заходят они
редко. По выходным ездит куда-то рыбачить.
   - Откуда эти сведения?
   - В доме напротив живет одинокая старушка, ее главное занятие по
жизни - пялиться в окно, - объяснил Ширен. - А у меня, знаете
ли, от лучших времен остался полицейский личный жетон.
Достаточно им помахать, и такого иной раз наслушаешься, только
успевай записывать.
   - Ну что ж, у меня остался один вопрос. Есть ли в доме
сигнализация?
   - А как же без нее. Входит в комплект установки дома,
радиоуправляемая, энергонезависимая, с ревуном. На все окна,
чердачное окно и обе двери. Между нами говоря, ерундовая штука.
Заблокировать ее ничего не стоит при мало-мальской сноровке.
Абонентной сигнализации нет, я точно выяснил, - сыскарь
захлопнул папку, убрал ее в сейф, запер дверцу и взялся за
бутылку.
   - Благодарю, мне хватит, - я отодвинул пустой стаканчик и полез
за бумажником. - Получайте за труды.
   Заметно повеселевший сыскарь сложил сотенные ассигнации вдвое и
сунул их в задний карман брюк. До последнего момента он
сомневался, что получит условленую сумму целиком. Уровень
добытых им сведений был низким, но мне их хватало. А дотошно
выторговывать сотню-другую я счел ниже своего достоинства.
   - Вот и костюмчик на вас новый, а военная выправка осталась, -
фамильярно заметил он.
   - Не переживайте из-за пустяков, - утешил его я и встал со
стула. - Ну что ж, до свидания.
   Джага тоже встал и направился было прочь из кабинета, не
удосужившись попрощаться.
   - Погодите чуток. На пару слов, идет?
   - Слушаю вас.
   - Да вы присядьте. Мне тут довелось услышать кое-какие новые
подробности об убийстве Лигуна. Вас ведь это интересует?
   - Более-менее, - не выказывая особого любопытства, я снова
уселся.
   На самом деле Ширен умудрился затронуть самую важную для меня
тему. Пока я был одинок, не имело принципиального значения, под
каким именем и где придется мне доживать свой век, скрываясь от
блюстителей закона. Рассчитавшись полной мерой с Барладагом, я
мог обзавестись надежным удостоверением, отпустить в конце
концов бороду, махнуть в горы и купить себе хижину с клочком
земли. Никто и никогда меня там не потревожит. А что касается
угрозы вторжения космических пришельцев, предотвратить ее не в
моих силах. Эта забота даже не для моей маленькой страны,
зажатой между двумя противоборствующими державами. Единственное,
на что я тут реально способен, так это свихнуться, беспрестанно
ломая голову над неразрешимыми тревожными вопросами. А значит,
их следует выбросить из головы.
   Но после того, как в мою жизнь вошла Янта, прежние планы не
годились никуда. Я не имел никакого права делать ее любовницей
беглого бандита и тащить за собой в глухомань. Проведя свое
собственное расследование и досконально разобравшись в
обстоятельствах убийства Лигуна, я мог бы добровольно явиться в
полицию и постараться доказать, что моей вины тут нет. Только в
этом я усматривал единственный, пускай зыбкий шанс вернуться к
нормальной жизни.
   Именно поэтому мне так загорелось добраться до моего белобрысого
знакомца Амахада Чажнура и любой ценой развязать ему язык. Хотя
первоначально я обратился к услугам Ширена большей частью из
азарта и ради любопытства. Мой шанс состоял в том, чтобы взять
Чажнура в оборот и вытрясти из него сведения, которые можно
будет затем использовать в случае ареста и суда. Ведь он был в
одной упряжке с тем парнем, который вырезал мозги убитого
Лигуна, представился мне его сестренкой, и который третьего дня
попусту дожидался меня в кафе "Чивитта" на хангорской
набережной.
   Теперь же показания Чажнура требовались мне позарез для того,
чтобы снять с себя ложное обвинение в убийстве. Я не строил ни
малейших иллюзий относительно следователей и судей, перед
которыми мне придется предстать. Не исключено, что после моей
добровольной сдачи Управление Безопасности попытается
засекретить, замять мое дело и сгноить меня в тюрьме. Следовало,
конечно же, заранее обезопаситься и от такого поворота событий.
А для этого проникнуть во все тонкости грязной игры, по ходу
которой меня объявили опасным преступником. Амахад Чажнур был
единственным известным мне человеком, безусловно посвященным в
эти хитросплетения.
   Все это прокрутилось у меня в мозгу прежде, чем Ширен произнес
следующую фразу.
   - Оказывается, у Лигуна в квартире был спрятана одна очень
важная вещь. Украденное из секретной лаборатории снадобье. И оно
исчезло, - он воззрился на меня испытующе.
   - Что еще за снадобье? - я и глазом не сморгнул в ответ на его
дешевые полицейские штучки.
   - Толком не знаю. Но в Управлении Безопасности рвут и мечут,
наседают на полицию, а те отбрыкиваются, мол, кто прошляпил, тот
пускай сам ищет... Вам про это ничего не известно?
   - Впервые слышу. Лигун со мной не пускался в откровения, знаете
ли. Отношения у нас были не те.
   Сыскарь по-прежнему пытался провертеть во мне дырку своими
настырными глазами.
   - Знаете, если вы вдруг вспомните что-то или случайно
прослышите, дайте мне знать, ладно?
   - Вы же принципиально не связываетесь с подобными вещами, - я с
удовольствием подколол его, намекая на вчерашний разговор.
   - Верно. Только в нашей работенке есть свои законы. В чужие дела
не соваться, но полезной информацией иногда можно делиться,
почему бы и нет? - на ходу сочинял он. - Сегодня я помогу,
завтра мне помогут... А кстати, спасибо за ту интересную штучку,
что вы вчера подарили. Есть у меня на примете специалист,
который такими безделицами увлекается.
   Ничего нового Ширен, как видно, сказать не мог, зато пытался
что-нибудь еще разнюхать. Такая диаметральная перемена ролей
была совершенно не к месту. Я решительно поднялся и нахлобучил
шляпу.
   - Ну что ж, если у вас все, то нам пора. Думаю, в случае
надобности мы легко разыщем друг друга.
   - Конечно, - осклабился сыскарь. - Заходите почаще.
   Сев за руль "Дрома", Джага не спешил включать зажигание. Тяжелым
взглядом он уставился сквозь лобовое стекло на пустую улицу,
потом повернул голову ко мне.
   - Неужто вы уверены, что этот выжига вас не заложит? - мрачно
поинтересовался он. - Он же мать родную сдаст на мыловарню за
три марги, у него это на лбу написано. Слупил кучу денег ни за
что, больше вы ему без надобности, а полицией обещано
вознаграждение, так ведь выходит?
   - Пока не вижу поводов для беспокойства. Если он сдаст клиента
полиции, да еще по такому громкому делу, его репутации каюк, -
объяснил я. - Тогда он может свою лицензию сыскаря разве что
повесить на сортирный гвоздик. Мало кто после такого конфуза
рискнет воспользоваться его услугами.
   - Ну, как знаете, - Джага завел мотор и тронулся. - Зря мне его
нахваливали добрые люди. Мало нам было этого гада Синка...
   Мы выехали из города на закате. Большое солнце, раскалившее
гряду кучевых облаков, наполовину ушло за линию горизонта.
Несколько крупных звезд уже прорезалось сквозь загустевшую
небесную синеву. Было странно сознавать, что где-то там, в
космосе, существуют иные жизнь и разум. Идиллическая вечерняя
панорама шла вразрез со снедавшей меня смутной внутренней
тревогой. Дорого бы я дал, чтобы когда-нибудь еще беспечно
полюбоваться звездными небесами. Мне в этом было отныне
отказано.
   За столичной окраиной нам попался полицейский пост, усиленный
звеном десантников на гусеничном полутанке. Выглядело это весьма
внушительно, в особенности спаренный "Тайфун", нацеленный на
дорогу. Командир звена сидел на броне, привалившись плечом к
турели, с откровенно скучающим видом. Документы Джаги
подверглись придирчивому осмотру под лучом аккумуляторного
фонаря, у меня также потребовали предъявить удостоверение
личности. После того, как полицейские всласть полюбовались на
канистру и запасное колесо в багажнике, мы покатили дальше.
   Неизвестно, сколько еще продлится такой усиленный контроль на
дорогах, зато можно ручаться, что в ближайшее время следствие
заинтересуется человеком, снявшим двадцать восьмой номер в
гостиницы "Сурмон", а затем бесследно исчезнувшим, и патрульным
сообщат о приметах разыскиваемого Севдина Хопаши. Необходимо
купить другой костюм и срочно раздобыть новые документы, иначе я
не смогу высунуть носа на улицу, не рискуя угодить в кутузку.
   - Знаете, я все думаю про Янту и здорово радуюсь, что так вышло,
- с неожиданным воодушевлением заговорил Джага. - Вокруг нее
ведь увивались всяческие засранцы трипперные, я их шугал, ну
чего только не бывало, доходило даже до слез. То есть, Янта меня
корила и плакала. Но тут такое дело, я же ей вместо отца, сами
понимаете. А она со взбрыками, это по молодости бывает, ну
теперь уж я за нее спокоен. И очень, очень рад.
   - Спасибо, - промолвил я от души.
   А Джагу прямо-таки прорвало, и он по дороге к дому на холме
настолько воодушевился, что можно считать, выпалил свою
недельную словесную норму.
   - Между нами говоря, есть одна очень приличная женщина по
соседству, парикмахерскую содержит, не так чтоб шикарную, но
вполне. Я к ней захаживаю покалякать за стаканчиком, сами
знаете, как одиночество заедает. Честно скажу, таких тугих сисек
ни у одной молоденькой не щупал. Теперь, пожалуй, можно Янту с
ней познакомить, чтоб все было чинно-прилично, правда? Я думаю,
они друг другу придутся по душе. Есть такое предположение.
Девушке, пока не перебесится, нужна советчица, тут мужским
словом не обойдешься. А соседка моя жизнь понимает до тонкости.
В общем, я уверен, все пойдет на лад...
   Предавшийся лирическому настроению Джага представлял собой такое
же редкостное и захватывающее зрелище, как нюхающий луговые
цветочки бронетранспортер. Мы с ним побывали в разных
переделках, где человек раскрывается без остатка, но тут
неожиданно выяснилось, что мое представление о нем все-таки
страдало поверхностностью. И я порадовался за него.
   А мной владело неописуемо драгоценное ощущение, какое бывает
после удачной лихой контратаки из тяжелой оборонительной
позиции. Мало того, впереди простиралась ночь. Я знал, что время
до рассвета пролетит одним сплошным слитком из пронзительной
нежности и океанского безумства. При мысли об этом сразу
возникал жесткий прилив мужской силы. Слишком редко в мирное
время удается жить в озарении чистейшей свободы, стряхнув
прошлое и будущее, жить одним затяжным мгновением, вбирать его
всеми потрохами, ведь следующего может и не быть. Наконец этот
дар ко мне вернулся.
   Дремотные заросли хвощей отдернулись назад, и плавно
развернулась панорама с домом на холме. Окна центрального холла
мягко светили сквозь густое засилье сумерек.
   Янта опрометью выбежала навстречу подъезжающему "Дрому", и лучи
фар, наткнувшись на бисерное шитье праздничной блузы,
рассыпались фонтаном радужных осколков. Едва я вылез из машины,
она бросилась мне на шею.
   - Живой, живой, - лихорадочно шептала она. - Ты вернулся
живой...
   Потом так же порывисто кинулась обнимать Джагу.
   - Ну-ну, что ты, все в порядке, - бормотал он, могучей ладонью
осторожно похлопывая ее по спине.
   Мы прошли в дом и расселись в холле за массивным круглым столом,
покрытым хрустящей скатертью. Посредине столешницы стояла
пузатая ваза с букетом полевых цветов.
   - Сегодня у нас праздник, да? - спросила Янта радостно, зажигая
толстую витую свечу в бронзовом шандале.
   - Все прошло удачно. С Барладагом покончено, - сказал я. -
Переночуем, а завтра утром возвращаемся в город.
   - Вообще-то я бы не прочь сразу отправиться домой, - отозвался
Джага, принимаясь разливать шуху по кружкам. - Хозяйству
присмотр нужен, продукты на исходе. Мне бы надо на утренней
зорьке сразу поехать за припасами.
   - Ну что ж, давайте перекусим и сразу поедем, - согласился я.
   Окончив трапезу, мы не мешкая прибрали за собой и отнесли в
машину наш нехитрый багаж. По моему совету, на случай, если нас
остановят и примутся копаться в вещах, Джага убрал свой "Брен" и
метательную бомбочку под заднее сиденье. Ампульный пистолет я
спрятал туда же, а "Мидур" оставил на левом боку за поясом,
полагая, что до личного обыска рвение патрульных не дойдет.
После чего Янта вольготно раскинулась на заднем сиденье и
взглядом пригласила меня устроиться рядом с ней. Я отметил не
без некоторой опаски, что отяжелевший от выпивки Джага нашарил
ключом замок зажигания только с третьей попытки, и высказал
дипломатичное предложение.
   - Кажется, вы немного устали. Давайте я сяду за руль.
   - Ничего, я в полном порядке. Доедем с ветерком.
   Ввиду предстоящих полицейских проверок приходилось делать
неутешительный выбор между двумя водителями, один из которых не
имел шоферского удостоверения, а другой основательно захмелел. Я
не стал настаивать на своем, решив положиться на волю случая.
   - Я хотела бы еще сюда вернуться, - мечтательно произнесла Янта,
когда покряхтывающий "Дром" спускался с холма. - Пожить в этой
тиши хотя бы несколько деньков. - Она потянулась губами к моему
уху и горячо выдохнула. - Вместе с тобой.
   - Обязательно, - пообещал я и, нащупав ее ладонь, сжал пальцы
бережно и плотно.
   - Тебе очень к лицу этот новый костюм. Ты совершенно
преобразился. Когда приедем домой, я выброшу твое старое тряпье,
чтобы ты не вздумал его надеть когда-нибудь...
   - Да я уже его выкинул.
   Было не к месту объяснять, что новенький костюм, в котором
гостиничные служащие видели Севдина Хопаши, также следует
безотлагательно спровадить на помойку.
   - Молодец, - Янта потерлась носом о мою щеку.
   Кажется, меня крепко взяли в оборот и обращались со мной уже
полностью по-семейному. Хотя не могу сказать, чтобы я был
особенно против.
   Выехав с проселка на шоссе, Джага поддал газу, однако держал
скорость в разумных пределах и вообще вел машину гораздо более
плавно, чем это у него получалось в трезвом виде. От души у меня
отлегло, и я откинулся на спинку сиденья, тихонько поглаживая
руку Янты.
   Навстречу неслась звездная ночь, она целиком принадлежала нам, а
за ней простиралась наша общая жизнь. Я не гадал, какой она
окажется. Вряд ли гладкой и бестревожной, но ее стоило прожить.
Никогда прежде, будь то даже в самые горячие денечки на фронте,
мной не владела такая могучая и блаженная жажда жизни, как
теперь.

   13.

   Маявшиеся при въезде в город постовые остановили нашу машину, но
поленились проверять по второму разу.
   - Езжайте, я вас помню, - уныло сказал пожилой полицейский и
погасил слепящую звезду фонаря.
   Десантники вместе со своим грозным и неуместным полутанком уже
убрались восвояси, а из четырех полицейских автомобилей нести
вахту осталось два. Как всегда, власти перегнули палку и затем
полегоньку опамятовались. Ну что ж, добрый знак.
   Самый удобный маршрут от южной окраины до "Щита Отечества"
пролегал по средней окружной магистрали. Едва мы на нее
свернули, я обеспокоенно заметил, что Джага стал прямо-таки
засыпать за рулем. Наконец он основательно клюнул носом, однако
успел, к нашему общему счастью, встряхнуться и сбросить газ
прежде, чем "Дром" пустился в крутой вираж. Спросонок Джага
допустил оплошность, притормозив резко и намертво. Машину юзом
занесло влево через осевую и развернуло почти поперек дороги.
Водитель шедшего по встречной полосе вездехода с трейлером на
прицепе лишь чудом умудрился в нас не врезаться и промчался на
расстоянии вытянутой руки от передка "Дрома", рявкнув клаксоном
трижды, что у автомобилистов всего мира означает отборную
ругань.
   - Ну чего шуметь, бзец, - обиделся Джага. - С кем не бывает...
   - Давайте лучше поменяемся местами, - сказал я, успокаивающе
похлопав его по плечу.
   Хорошо еще, что поблизости не оказалось полицейских, а то бы нам
не миновать крупного разбирательства, и еще неизвестно,
отделались ли бы мы только солидной взяткой. Джага тряхнул
головой, усердно потер глаза кулаками, словно ввинчивая их в
черепную коробку.
   - Слушаюсь. Извините, я вроде малость расклеился.
   Он завел мотор, отъехал к обочине и уступил мне место за рулем.
Не успел я набрать скорость, как Джага мирно задремал, свесив
голову на грудь. Еще немного спустя салон заполнили рулады
молодецкого, с присвистом, храпа.
   Янта на заднем сиденье придвинулась ко мне и стала легонько
ерошить мои волосы на затылке.
   - Месакун, как я счастлива, - смешливо призналась она. - Если б
ты только знал, как я счастлива, что ты не имеешь привычки
храпеть во сне.
   - Надеюсь, этой ночью у нас будут и другие поводы для радости.
   - Конечно. Конечно, милый.
   Порывисто поцеловав меня в шею, Янта откинулась на сиденье,
заложила руки за голову, потянулась всем своим гибким
изумительным телом.
   - Ты не поверишь, но я успела истосковаться по тебе.
   - Представь себе, я тоже.
   Острое желание накатило в который раз на дню, от его неутоленных
приступов моя мужская гроздь набрякла заунывной тихой болью.
Будь они неладны, модные брючки в облипочку, чтоб им треснуть.
   - Ты помнишь, о чем я тебя просила? Ты ведь сделаешь так,
хорошо? - ее вкрадчивый голос обволакивал и завораживал, в нем
проступала потаенная дрожь.
   - Уточни, что ты имеешь в виду.
   - Не прикидывайся глупеньким. Я же знаю, какая у тебя роскошная
память, - она снова придвинулась, уткнулась подбородком мне в
плечо и лизнула мочку уха.
   - Если будешь так шалить, эту ночь мы рискуем провести на койках
в травматологическом пункте.
   Мою замогильную реплику Янта оставила без внимания.
   - Как шлюху, - горячечно выдохнула она. - Грубо, грязно. Да?
   Странным образом на меня действовала эта ее причуда. Невесть
почему Янта вообразила, что платные любовные объятия внешне
отличаются от бесплатных радикальным и ужасающим образом. А я, в
свою очередь, не мог представить, что наберусь духу и разыграю
из себя свирепого мужлана в сенном сарае. Однако запретные
фантазии Янты, к моему вящему удивлению, будоражили меня, в них
было нечто диковатое, магически пряное. Со смешанным чувством
неловкости и возбуждения я вдруг обнаружил, как в глубине души
что-то темное, липкое и вместе с тем властно дурманящее
отзывается навстречу ее полусумасшедшему зову.
   - Не хотелось бы тебя огорчать. Вовсе не уверен, что у меня так
получится, - я мягко попытался успокоить не то ее, не то себя. -
Честно говоря, даже плохо представляю, как это делается.
   - Возьмешь меня за волосы, - с жесткой дрожью в голосе шепнула
Янта. - И задвинешь мне в рот.
   Услышав это, я оторопел, неожиданно содрогнулся от
пронзительного прилива желания. И вдруг понял, что сделаю все,
чего бы она ни попросила, даже если потом буду корчиться от
омерзения к себе. С ней любая гнусность окажется ослепительно
чистой изнутри. Да и вообще в природе нет ни чистого, ни
грязного. На самом деле люди живут в клетке из убогих
предрассудков и втайне мечтают из нее вырваться. Почему бы раз в
жизни не попробовать сделать это вдвоем.
   Однако я не успел ничего ответить на ее шокирующую терпкую
фразу. Мы уже ехали вдоль парка, оставалось обогнуть его угол и
остановиться у дверей "Щита Отечества". То, что мне удалось
мельком разглядеть в просветы между раскидистых хвощей, вынудило
меня затормозить, не доезжая перекрестка.
   - Что случилось? - спросила Янта.
   - Еще не знаю. Но там творится что-то не то.
   В распахнутых окнах первого этажа всюду горел свет, хотя
заведению давно пора бы закрыться. Два каких-то автомобиля
стояли прямо у дверей, поверх валика стриженых густых плаунов я
мог разобрать лишь то, что на их крышах не красуются синие
волдыри полицейских мигалок. Опустив стекло дверцы, я
прислушался. Ночь дышала свежестью и покоем, легонько
перешептывались на ветру ветви. Потом я решил проехать по улице
мимо "Щита Отечества" и попытаться разведать, что же там
происходит. Но едва тронул с места, заметил выходящих из дверей
и рассаживающихся по машинам рослых типов в каскетках и кожаных
куртках. Захлопали дверцы, взревели два мощных двигателя. На
малой скорости я доехал до угла парка, повернул и при свете
редких фонарей увидел, как по улице быстро удаляются незваные
гости. Впереди белый "Рарон" последней модели, следом за ним
бронированный лимузин, в котором сегодня приехал к ресторану
"Гленц" покойный Кридан Барладаг. А за окнами "Щита Отечества"
вовсю метались языки буйного пламени.
   - Джага! - заорал я. - Пожар!
   Похоже, эти ублюдки не поленились добраться до гаража, в котором
хранились запасы дорожавшего день ото дня бензина, и разлили в
каждой из комнат не меньше, чем по канистре. Стены как будто
распирало от огня, его прозрачные шальные космы высовывались
наружу, доставая до темных окон второго этажа.
   Вскинувшись, Джага завертел головой и увидел, как чадно
заполыхал пластик вывески с намалеванным на ней орденом.
   - Бзец!! - взревел он.
   Я поддал газу, устремляясь в погоню.
   - Куда?! - застонал Джага. - Сгорит ведь!
   Обернувшись и не отрывая глаз от своего полыхающего дома, он
очумело ухватился за ручку двери, словно хотел выскочить на
полном ходу.
   - Так и так сгорит, - жестко осадил его я. - А те сволочи, вон
они, впереди.
   Машины поджигателей мчались шагах в трехстах от нас, оторваться
они не могли, сокращать дистанцию пока не имело смысла.
Переварив услышанное, Джага уставился сквозь лобовое стекло на
их габаритные огни. Моментально его глаза превратились в
жутковато поблескивающие щелочки.
   - Янта, у тебя под сиденьем "Брен", - сипло выговорил он. -
Достань.
   - И заодно метательную бомбочку, - добавил я.
   Светофоры на перекрестках полутемных улиц были отключены,
встречных машин почти не попадалось, полицейские посты в столь
поздний час уже сняли за полной ненадобностью. Автомобили
бандитов повернули на проспект Неувядаемой Славы, устремляясь к
северной окраине. Чуть сбавив скорость, я увеличил дистанцию до
них раза в полтора, чтобы не преследовать их слишком явно и не
обеспокоить прежде времени. Вскоре по встречной полосе проехали
вереницей три полицейские машины, как видно, они несли вахту на
выезде из столицы и лишь теперь получили команду сняться.
   Янта сзади подала Джаге "Брен", я не глядя подставил ладонь и
сжал рифленую оболочку БОМ-5.
   - Приготовься, Янта, - сказал я, положив бомбочку между сидений.
- Когда заторможу, мигом вылезай и жди нас на том же месте.
Управимся, вернемся за тобой.
   - Ничего подобного, - возразила она.
   - Будет стрельба, - настаивал я. - Пожалуйста, делай, как я
сказал.
   - Нет.
   - Бесполезно, она уперлась, - со вздохом объяснил Джага. - Не
уступит нипочем, уж я-то знаю.
   И тут у меня в кармане зазвонил радиотелефон. Странно, я не
ожидал ни от кого звонков, даже не знал, под каким абонентным
номером числится эта трофейная игрушка. Звонить могли только
люди из клана Барладага или какие-нибудь приятели Фенка, еще не
ведавшие, что тот переселился в лучший мир. Пока я доставал
радиотелефон, меня посетила маловероятная догадка, будто
поджигатели заметили следующий неотступно за ними "Дром",
сообразили, кто в нем находится, и решили для форса созвониться
со мной, обложить бранью. Впрочем, я отмел это предположение
сразу, нажал большим пальцем тангенту, поднес трубку к уху.
   - Слушаю, - произнес я.
   - Это ты, шпырь вонючий? - послышался голос Барладага.
   Невозможно. Ведь я убил его. Я видел, как ампула вонзилась в шею
под ухом, как мой кровник рухнул на тротуар. Невозможно. Разве
что на встречу с Фахти отправился его двойник.
   - Чего примолк, а, говнюк? Ведь это ты стрелял из окна
"Сурмона". Не отпирайся, я знаю.
   - С чего ты взял, что я буду отпираться?
   Выходит, злосчастный трусишка Синк нарушил мой запрет и
предупредил главаря о возможном покушении. Или я уже совсем
ничего не понимаю.
   - Что за гадость была в том шприце, которым ты стрельнул? -
полюбопытствовал Барладаг.
   Он выжил после моего попадания. Я почувствовал себя круглым
идиотом с никчемными шустрыми мозгами. Ведь я ничуть не
сомневался, что хитроумный пистолет Чажнура предназначен для
убийства. Даже не удосужился испробовать его на каком-нибудь
бродячем кренке. Оказывается, ампулы содержали не яд, а просто
мощный парализующий состав.
   - Неважно, - огрызнулся я.
   - Ох, как ты просчитался, шпырь. Думал столкнуть лбами кланы,
что ли? Не вышло. Фахти мертв, а у меня все схвачено. Я теперь
полный хозяин, от севера до юга. При встрече я тебя отблагодарю.
И знаешь, как? Ты умрешь хорошо, быстро.
   - После тебя, кровник, с удовольствием.
   Мне пришло на ум, до чего странный разговор ведется между нами в
пределах прямой видимости. Из его машины на абонентный
радиоузел, оттуда ко мне, зигзагом через пространство и уйму
электронных преобразований путешествовали наши голоса. Я не стал
отвлекаться и загасил этот неуместный выверт скоростных
мыслительных процессов, концентрируясь на Барладаге. А он
продолжал заслуженно глумиться надо мной.
   - Твой дружочек Синк долго рыдал и просил пощады. Я же сразу
понял, что к чему, и послал за ним. Он умер плохо.
   Слышимость была отвратительная: треск атмосферных разрядов, да
еще шум двигателей. Впрочем, я ловил каждое слово и ежесекундно
просчитывал бездну вариантов. Хотя ситуация яснее некуда.
   - Жаль, я не застал тебя в той задрипанной харчевне, как бишь
ее, неважно, - добавил главарь. - Она уже небось дотла сгорела.
Но я тебя еще найду. Ты понял?
   Забавно, нас разделяло всего с четверть стиры, и скоро, очень
скоро мы окажемся лицом к лицу. Барладаг и не догадывался об
этом. Неужто и впрямь не догадывался? Мне уже поднадоело
перемалывать целые горы мыслей, а в итоге неукоснительно
попадать впросак.
   - Ну что ж, до встречи, - сказал я и подождал, мало ли, вдруг
Барладаг что-то скажет насчет преследующей его машины. Однако он
отключил связь.
   - Это звонил Барладаг, - сообщил я, положив радиотелефон на
приборный щиток. - Он жив. Он там, вон в том лимузине.
   - Я же видел, как вы его завалили, - поразился Джага.
   - Моя ошибка. Вышло совершенно по-дурацки. Те ампулы бьют не
насмерть. В них снотворное.
   - Вот бзец. Ну ничего, сейчас поправим ошибку...
   Под колесами уже шелестела загородная скоростная магистраль,
мимо проносились поля и перелески, озаренные зыбким лунным
светом. Я не знал, далеко ли еще осталось до виллы Барладага,
куда направлялись, по всей видимости, он и его головорезы. Но,
так или иначе, пора было ставить точку. Тем более, что на пустой
ночной дороге нам уже ничто не могло помешать.
   Дав полный газ, я пошел на сближение. Старенький "Дром" с мощным
новым мотором вел себя в этой гонке превосходно.
   Когда дистанция сократилась наполовину, белый "Рарон" сместился
на осевую линию, немного сбавил скорость, тем самым пропустив
лимузин главаря вперед, чтобы прикрыть его с тыла. Джага щелкнул
предохранителем пистолет-пулемета и опустил стекло правой
дверцы, по салону загулял упругий сквозняк.
   Водитель "Рарона" маневрировал, подавая автомобиль то вправо, то
влево, и упорно не давал себя обогнать.
   - Врезать? - спросил у меня Джага.
   - Конечно.
   - Только не виляйте, ладно? А ты, Янта, пригнись. Там два
субчика уже изготовились палить.
   С неожиданной проворностью Джага вывесился в окошко чуть ли не
до пояса, придерживаясь левой лапищей за крепление
солнцезащитного щитка, а в правой сжимая рукоять "Брена". Двумя
короткими очередями он прицельно полоснул по заднему стеклу
неприятельской машины. Вокруг пулевых отверстий разбрызгалась
густая сеть белесых трещинок. Третья очередь прошила покрышку
заднего правого колеса.
   Я чуть притормозил педалью акселератора, чтобы не врезаться в
обреченную машину, если ее занесет поперек дороги. При такой
бешеной скорости автомобиль с простреленной покрышкой может
выкинуть любое коленце. Однако потерявший управление "Рарон"
повел себя наиболее вероятным образом: заюзил и резко ушел
вправо, где тут же напоролся на бетонный столбик ограждения.
Вздернувшись торчком, вражеская машина зависла в воздухе и затем
перекувырнулась колесами кверху в кювет. А я подался левее и,
дав газу до упора, промчался мимо.
   Когда мы уже почти настигли тяжеловесный черный лимузин
Барладага, снова зазвонил радиотелефон, и я не отказал себе в
удовольствии откликнуться, взяв лежавшую у лобового стекла
трубку.
   - Шпырь, неужто это твоя задрипанная тачка у меня на хвосте? -
яростно заорал Барладаг сквозь треск помех.
   - А ты думал, чья?
   - Ах, ты...
   Он принялся взахлеб сквернословить. Словарный запас и обороты у
него страдали топорной скудостью, ни тебе сочности, ни ритма.
Решив не отвлекаться от вождения, я перебросил трубку Джаге. Тот
ухватил ее на лету, немножко послушал, односложно спросил у
меня:
   - Барладаг?
   Я кивнул. Черный лимузин в точности повторял недавний маневр
"Рарона", мотаясь от бровки к бровке, чтобы не дать мне пройти
на обгон.
   - Ты, гад! - веско промолвил в трубку Джага. - Ты мое заведение
спалил, бзец. Ну и гад же ты после этого. Что?
   Насупленно выслушав краткий ответ, он отложил трубку и взялся за
лежавший на коленях "Брен".
   - Вот сейчас мы увидим, кто говнюк.
   - Стрелять бесполезно, - предупредил я, всячески пытаясь обойти
лимузин. - Машина пуленепробиваемая.
   Тут шофер Барладага выкинул обычный в таких случаях финт - резко
затормозил, чтобы "Дром" расквасил передок об его багажник. Но я
всегда отличался отличной реакцией, а теперь, при многократно
усиленной работе мозга, тем более. Едва вспыхнули тормозные
огни, я бросил свою машину в рисковый, но, казалось, точно
выверенный вираж. Все же, когда начался сильный крен и правая
пара колес стала зависать в воздухе, мне стало не по себе. Доля
мучительного мгновения ушла на то, чтобы уточнить поправку на
центробежную силу, рассчитать необходимый чуточный поворот руля,
а затем я четко выровнял готовую перевернуться машину.
   В результате "Дром" и тяжелый лимузин с диким скрежетом
притерлись боками на полном ходу. Все решилось моментально,
барладаговский шофер никак не мог тягаться со мной в быстроте и
расчете. Я подловил его в точности, как на борцовском ковре, где
для броска надо использовать не только свои мышцы, но и усилия
рефлекторно сопротивляющегося противника. Сначала налег, будто
бы пытаясь столкнуть на обочину, а едва тот вывернул руль в мою
сторону, резко дал по тормозам. Когда нас обоих занесло,
вдобавок я сумел сделать нечто вроде подсечки, сдав на
полкорпуса назад и тюкнув передним бампером по его заднему
крылу.
   Все же лимузин каким-то чудом не перевернулся, не слетел в
кювет. Только описал тяжеловесный пируэт и встал поперек дороги
с заглохшим мотором, а "Дром", истошно визгнув шинами, пронесся,
увлекаемый силой инерции, немного дальше, развернувшись задом по
ходу движения. Настал черед карманной артиллерии, более удобного
момента представиться не могло: обе машины замерли как
вкопанные, их разделяло около двадцати шагов. Я вырвал зубами
чеку БОМ-5.
   - Пригнуться, живо! - гаркнул я через плечо Джаге и Янте,
просовываясь в окошко наружу.
   Задержка срабатывания запала семь секунд. Две из них бомбочка
провела на моей раскрытой ладони, а потом я швырнул ее с таким
расчетом, чтобы она закатилась под брюхо лимузина и взорвалась
там. Шофер Барладага успел завести мотор, но не стронуть машину
с места. А я поспешно скрючился на сиденье в три погибели,
опасаясь шального осколка.
   Тупо ухнул взрыв, визгнули осколки, несколько из них шмякнулось
в передок "Дрома". Ветровое стекло, по счастью, уцелело. Конечно
же, от одной метательной бомбочки лимузин Барладага на воздух не
взлетел, но теперь его трансмиссия нуждалась в серьезном
ремонте.
   Немедля распахнув дверцу, я выскочил наружу, то же самое
проделал Джага. Сидевшие в лимузине предпочли не затевать
перестрелку, они остались на своих местах.
   - Держать на мушке! - скомандовал я Джаге.
   - Есть! - откликнулся он и остановился шагах в десяти от
подбитого лимузина с "Бреном" наперевес.
   Уцелевшая левая фара нашей машины, как по заказу, ослепляла
противника. Несомненно, после гибели белого "Рарона" Барладаг
позвонил к себе на виллу и вызвал подкрепление, оно могло
подоспеть с минуты на минуту. Вот почему никто не выскочил из
обездвиженного лимузина. Чтобы добраться до пассажиров
бронированного салона, требовался как минимум гранатомет. Или
чуток солдатской смекалки.
   Полсекунды ушло на размышление, затем я опрометью метнулся к
"Дрому" и раскрыл багажник. Долг платежом красен, а дурные
примеры заразительны. Пока я бежал с увесистой канистрой к
лимузину, его обитатели словно пребывали в столбняке, а может,
благодаря слепящей фаре "Дрома" толком не разглядели, какая
участь им уготована. Но когда я снял крышку с горловины и
взгромоздил канистру боком на капот, распахнулись сразу три
двери, обе передние и правая задняя.
   Без проволочек заработал "Брен", тут же скосив шофера, очертя
голову высунувшегося наружу с пистолетом. Остальных прикрывал от
пуль Джаги бронированный корпус. Я отпрянул назад и влево, держа
выхваченый "Мидур" наготове. В поле зрения мелькнула поднятая
рука Ханрика с длинноствольным револьвером, он ловил меня на
мушку, присев за машиной. За миг до выстрела ствол почему-то
дернулся кверху, пуля свистнула над моим плечом, а я ответным
выстрелом размозжил ему запястье.
   Тем временем плюхнувшийся на живот Джага очень кстати застрочил
из пистолет-пулемета, целясь под брюхо лимузина, по ногам.
Одиночных выстрелов пока прогремело только три, чей-то из
малокалиберного оружия, другой из револьвера Ханрика и мой. За
длинной очередью Джага после короткой паузы дал короткую, к ней
присоединился еще один чужой выстрел.
   Двумя прыжками я сместился еще левей, настороженно выставив
пистолет. Ханрик почему-то лежал ничком на своем револьвере, с
пулевой дыркой меж лопаток. Чуть дальше валялся на спине мертвый
Барладаг с простреленными щиколотками и развороченным очередью
"Брена" боком, разбросав руки. Правая сжимала никелированный
"Ствеккер" сорокового калибра, превосходное оружие, которым он
так и не успел воспользоваться. А еще я с изумлением обнаружил,
что поодаль из дорожном кювета выбирается Янта. Свой курносый
мелкокалиберный револьверчик она держала в классической манере,
обеими руками, стволом кверху на уровне глаз.
   Я стоял столбом, а она опустила оружие и неспешной походкой
приблизилась, вскинув голову, с прищуром глядя мне в глаза.
   - Хорошо, что ты меня не высадил, - невозмутимо произнесла она.
- Тот, длинный, метил в тебя. Но я успела.
   А мне пришло на ум, что все-таки никогда в жизни я не смогу
грубо ухватить ее за волосы. Даже если она будет об этом
умолять.

   14.

   Просто удивительно, что после таких приключений наш почтенный
"Дром", окривевший на одну фару, помятый и побитый осколками,
еще оставался на ходу. Меня согревала надежда, что в столь
поздний час мы избежим встречи с полицейскими, которые наверняка
не только разделят мое удивление, но и проявят свойственное их
братии бестактное любопытство.
   Перед тем, как застрявший поперек дороги лимузин покойного
Барладага скрылся из вида за поворотом, я взглянул в боковое
надтреснутое зеркальце и увидел далекий свет фар. Если это
вызванные на подмогу головорезы с виллы, нам лучше убраться с
магистрали. Играть с ними в догоняшки опасно, достаточно звонка
по радиотелефону, чтобы из города навстречу нам выехала целая
орава бандитов, опозоренных гибелью главаря и рвущихся освежить
свою репутацию нашей кровью. Поэтому я вызвал в памяти
мелкомасштабную карту столичных окрестностей, довольно легко
сориентировался на местности, а затем свернул с шоссе на
узенькую грунтовку, которая наискось прорезала молодую хвощевую
лесопосадку. Теперь, когда нас никак не могли догнать или
перехватить, я снизил скорость до сорока стир в час и вздохнул
спокойно.
   - Я думаю, нам лучше всего вернуться в тот домик, Джага. Других
предложений нет? - проговорил я, глядя, как слегка покореженный
капот бойко заглатывает узкую дорогу, озаряемую лучом
единственной фары.
   - Никак нет. Заночевать же где-то надо.
   - А еще давайте сразу поговорим о денежной компенсации за ваше
сгоревшее заведение. Во сколько вы оцениваете ущерб?
   - Ни во сколько.
   - Пожалуйста, не надо так щепетильничать. У нас в багажнике
лежит чемоданчик, там триста пятьдесят тысяч с хвостиком, к
вашему сведению. Я полагаю, эти деньги не вполне мои...
   - А чьи же еще? - всплеснул руками Джага. - Извиняюсь, что
перебил, конечно. Бросьте, "Щит Отечества" был застрахован, я ни
марги не потеряю. Другое дело, самого дома жаль, уютный был. Но
не раскисать же из-за этого.
   - Ладно, отставим этот разговор, - пошел я на попятную. -
Давайте-ка прикинем наши планы на завтра. Во-первых, необходимо
срочно сменить машину. На этой теперь вообще никуда нельзя
соваться. Вернуть ее владельцу и заплатить за ремонт лучше
попозже как-нибудь, а пока поездим на другой.
   - Нет проблем. Завтра же махну в город. Туда на попутках, а там
добуду тачку и на ней вернусь.
   - Очень хорошо. Еще вам необходимо добыть себе новое оружие.
Этот "Брен", из которого застрелен Барладаг, придется выбросить.

   - Жалко, я к нему привык. Очень справная машинка.
   - И все-таки оставлять такую улику вам не следует, - веско
разъяснил я. - Хорошо еще, что она единственная.
   - Слушаюсь, - Джага даже вздохнул от огорчения.
   - А еще придется добыть для меня новое удостоверение личности,
кстати, желательно и водительское впридачу.
   - Уяснил. Завтра же проверну и это.
   - Пока хватит, - подытожил я и замолчал.
   Помимо перечисленных мелких дел нам предстояло еще одно крупное:
отловить белобрысого Амахада Чажнура, отвезти его в наше
загородное пристанище и заставить разговориться. Но покамест
обсуждать это было ни к чему, все должно идти по порядку.
   - Кстати, мы подъезжаем к мосту через речку, - сообщил я. -
Самое время и место избавиться от вашего "Брена".
   - Может, оставим пока? - заколебался Джага. - Вдруг чего, а я
без оружия.
   - Не думаю, что нам предстоят еще перестрелки. А на крайний
случай у нас ведь остаются два пистолета, не считая того
дурацкого ампульного со снотворным, - рассудил я, останавливая
машину посредине моста, перекинутого через небольшую тихую
речку. - Бросайте "Брен". Глубина тут, похоже, достаточная,
никто его не найдет до скончания века.
   Джаге очень не хотелось расставаться с пистолетом-пулеметом, но
приказ есть приказ. Хоть мы и стали штатскими по виду, на деле
по-прежнему я принимал решения, он их выполнял, а
ответственность за последствия лежала на мне. Если случится
крупное невезение, и меня задержат с бандитским "Мидуром" за
ремнем, что ж, семь бед, один ответ. Другое дело Джага, против
которого власти могут выдвинуть разве что обвинение в
укрывательстве, да и то достаточно зыбкое. Он вовсе не обязан
знать, что Месакуна Трандийяара разыскивает полиция: чтение
газет пока что дело добровольное, даже в нашей стране.
   Заметно пригорюнившийся Джага вышел из машины, оттянул затворную
раму "Брена", вынул затвор и сунул в карман. Потом швырнул
пистолет-пулемет в воду.
   - Затвор на память оставлю, можно? - сказал он, плюхаясь на
сиденье. - Славное было дельце, не грех вспомнить когда-нибудь.
   Против этого приступа сентиментальности я ничего не имел, и мы
покатили дальше.
   - Разрешите спросить, вы в Бога верите? - ни с того ни с сего
поинтересовался Джага.
   - Верю.
   Не то, чтобы я мог похвастать особенным благочестием, однако,
по-моему, пройдя через войну, любой человек уверует в Бога, если
у него есть хотя капля мозгов. На фронте начинаешь отчетливо
понимать, насколько тонкие законы исподволь правят нашим
сумасбродным миром. Только лучше не выпивать с ротным
капелланом, по ходу этого занятия неизбежно впадаешь в горестные
сомнения, ведущие к махровому атеизму.
   - С позволения сказать, я тоже. Поэтому особенно не горюю, что
"Щит Отечества" сгорел. Это мне Бог послал. Честно говоря,
вовремя, у меня уже печень стала барахлить.
   Мне показалась достаточно эксцентричной мысль о том, что Бог
занимается поджогом питейных заведений ради профилактики
цирроза. Впрочем, метафизика не моя стихия.
   - Думаю вот, получу страховку и заведу себе новое дело. Знаете,
какое? - Джага сделал риторическую паузу. - Открою сыскное бюро,
вот что я сделаю.
   Из дипломатических соображений я промолчал. И даже удержался от
хохота ценой титанических усилий.
   - Это ж прямо золотая жила... - зачарованно добавил он. -
Полтыщи за сутки безо всяких налогов. И никакая санитарная
инспекция плешь не проедает...
   Погрузившийся в мечтания Джага вскоре начал задремывать, свесив
голову на грудь. Янта на заднем сиденье, похоже, уснула еще с
тех пор, как мы углубились в полосу лесопосадок. Сверяясь
мысленно с картой, я вел машину по грунтовкам в обход столицы на
юг. В общей сложности прохождение маршрута заняло почти два
часа, зато мы вернулись к загородному дому на холме совершенно
никем не замеченными.
   Прошедший день меня здорово вымотал. Вдобавок все мои болячки
разнылись, предвещая перемену погоды. Уже не хотелось думать ни
в каком мозговом режиме и ни о чем.
   Когда мы перетаскивали багаж в дом, начал слегка накрапывать
дождик. Я загнал увечный "Дром" в сарай, подальше от посторонних
глаз. Мало ли кто проедет мимо. Потом вернулся в дом. За пустым
столом в центральном холле сидела Янта.
   - Дядюшка уже отправился спать, он очень устал, - сообщила она.
- Тебя покормить?
   - Нет, спасибо.
   Янта встала, когда я подошел к ней. Глаза цвета морской волны на
рассвете были распахнуты навстречу мне, сразу же я захлебнулся в
них и с радостью утонул. Ее красота повергала меня в цепенящую
робость, до сих пор с трудом верилось, что такая женщина
снизошла до моих ласк прошлой ночью.
   - Ты ничего не хочешь мне сказать? - с ободряющей улыбкой
спросила она.
   - Хочу. Но это займет уйму времени.
   - Разве мы куда-то спешим?
   - На это уйдут годы, - предупредил я.
   - Тогда почему бы не начать прямо сейчас?
   - Хорошо, начну. Я люблю тебя.
   Она положила руки мне на плечи.
   - Продолжай, пожалуйста.
   - Я люблю тебя.
   - Это я уже слышала.
   - А я могу повторять это годами. Видишь, как много я могу тебе
сказать.
   - Я буду очень благодарной слушательницей.
   - А ты ничего не хочешь мне сказать? - я крепко обнял девушку,
впитывая ладонями дрожь, прошедшую по ее телу.
   - Скажу. Возьми меня здесь. Прямо на полу, - потребовала она.
   - Ничего подобного, - возразил я, подхватил ее на руки и понес
по скрипучей лестнице в мансарду. От моей беспримерной усталости
не осталось и следа.
   - Опусти меня, тебе тяжело, - шепнула она, впрочем, даже не
пытаясь высвободиться.
   - Это тебе так кажется, - я распахнул дверь продетой под ее
колени левой рукой.
   В комнате стояла непроглядная темень, однако зажигать свет я не
стал.
   - Ну почему ты все делаешь не так, как я прошу? - лукаво
попеняла Янта, приникнув щекой к моему плечу.
   - Сам не знаю, - я опустил ее на скрипнувший тюфяк из водорослей
и сознался. - У меня отвратительный характер.
   Тугая пуговка на вороте бисерной блузки наконец выскользнула из
петельки, следующую Янта уже расстегнула сама.
   - Как здорово. У меня тоже характер жуткий.
   Не церемонясь, мы кидали снятую одежду на пол. Потом,
обнаженные, плотно приникли друг к другу.
   И снова мы качались на океанских волнах, падали сквозь бездны
влажного пламени, задыхаясь в изумительном угаре. Мы были двумя
трепещущими скользкими рыбами, расплющенными толщей
глубоководного безмолвия. Мы впитывали судороги друг друга,
ввинчиваясь по спирали стона в недра пульсирующего сумасшествия,
тело Янты выгибалось радугой, мои мышцы изнемогали от блаженного
бешенства, искрящийся космос взрывался в тайниках плоти и
длился, и нарастал, и тихо гас, а в обрушившейся пустоте долго
теплилась благодарная нежность. Я поцеловал Янту между грудей и
перекатился на спину.
   За мансардным окном шелестел дождик, мы лежали, растворяясь в
непроглядной тьме. Ночь сомкнулась черным шелестящим коконом
вокруг нас, единственных обитателей крошечного мироздания.
Насколько я люблю ночную пору, настолько терпеть не могу
междусолнечье, когда спать приходится за плотными занавесками.
Но сейчас темнота мешала мне любоваться Янтой.
   - Месакун, ты опять не сделал так, как я просила - с тихим
укором проговорила она.
   - Понимаешь, не могу. Не могу я так, и все. Разве тебе было
плохо со мной?
   - Глупый. Мне было изумительно.
   - Тогда в чем же дело?
   - Не слушай меня, - она положила голову мне на плечо. - Я вообще
не знаю, чего хочу. А ты чудесный...
   Вот теперь я уже точно вымотался до предела. Ее голос доносился
неразборчиво сквозь плотную толщу мрака. Я выскальзывал из
собственного тела и плыл в никуда, осязая лишь, как дыхание Янты
тлеет на моей щеке, и не было сил обнять ее, прижаться всем
телом, сказать, до чего я ее люблю, люблю...
   Крик Янты вырвал меня из сна одним махом. Пронзительный,
сдавленный, нечленораздельный крик. Моя рука метнулась под
подушку и нашарила там пустоту.
   За окошком лепетал дождик, стояла глубокая ночь, мы лежали одни
в темной комнате. Пистолет валялся вместе с одеждой на полу,
впрочем, я зря переполошился спросонок. Янте приснился кошмар,
только и всего.
   Схватив девушку за плечи, я подул ей в лицо, так по старому
поверью отгоняют злых ночных духов. Колдун из меня никудышный,
впрочем, Янта обмякла и прерывисто вздохнула.
   - Ох, милый, прости, я тебя разбудила...
   Вздрагивая, она прильнула ко мне, уткнулась в грудь мокрым
лицом, совсем по-детски шмыгнула носом. Жуть внезапного
пробуждения отхлынула, сменившись трогательным затишьем. Я
баюкал ее, легонечко поглаживая вдоль спины, потом незаметно для
себя перешел к осторожным тягучим ласкам. Мы парили в
бесконечности теплого мрака, желание подкрадывалось, медленно
сгущалось. Янта подкралась губами к моему рту, ее пальцы
скользнули вниз по животу и цепко сжались. Сдавленно ахнув, она
откинулась навзничь, притягивая меня с жадной поспешностью,
щедро распахнулась подо мной. Исчез шум дождевых капель, исчезла
тьма, исчез поскрипывающий тюфяк, вообще все исчезло. Были
только мы, и больше ничего.
   Самая дивная и невероятная ночь в моей жизни. Еще ни одна
женщина не дарила меня таким всепоглощающим самозабвением, ни с
одной не был я настолько неутомим, ни одна не впитала столько
моей нежной ярости, выплеснув не менее яростную нежность в
ответ.
   А после мы лежали рядышком, держась за руки, переполненные друг
другом и опустошенные, не нуждаясь в словах. Все уже было
сказано молча, при посредстве осязания, которое неспособно
фальшивить. Однако Янта вдруг заговорила вполголоса, отчетливо и
сухо роняя фразы.
   - Месакун, мне нужно тебе рассказать, что со мной случилось.
Хотя, может, лучше промолчать. Но ты имеешь право знать про меня
все.
   - Хорошо, я слушаю тебя.
   Немного помедлив, она продолжила.
   - Месакун, я грязная тварь. Я ненавижу себя.
   И снова сделала паузу. Ее истовое самобичевание казалось мне
чуточку несерьезным. Я надеялся, что за всем этим кроется наивно
раздутый сущий пустяк, что-нибудь вроде обыкновенной
подростковой мастурбации и неотделимых от нее терзаний из-за
собственной якобы уникальной, чудовищной порочности.
   - Пожалуйста, не надо так...
   - Я тебя недостойна.
   - Да что ты такое говоришь, - изумился я.
   - Ты просто не знаешь, - отрезала она. - Прости, придется тебе
рассказать. Это случилось почти год назад. Поздно вечером я
возвращалась от подруги. Та еще предлагала вызвать такси, но я
отказалась. Погода была прекрасная, хотелось прогуляться пешком.
До сих пор себя кляну за дурость.
   Янта говорила отрывисто и быстро. Каждая фраза давалась ей почти
с физическим усилием.
   - Я уже почти дошла до дома. В парке навстречу мне попались
двое. Типичные подонки. Пытались со мной заговорить, но я молча
прошла мимо. Тогда они сзади схватили меня за волосы. Зажали
рот... - она перевела дыхание, ее пальцы скрючились в моей
ладони. - Месакун, они меня изнасиловали.
   Так вот оно что. Меня ожгла вспышка бесплодной ярости. Дорого бы
я дал, чтобы эти двое встретились на моем пути.
   Повисло тяжкое беспросветное молчание. Лишь мириады дождевых
капель мягко шелестели в ночи. Янта скрипнула зубами. Осторожно
я разглаживал ее окостенелый от напряжения кулачок.
   - Янта, милая...
   - Что? - убитым голосом произнесла она.
   - Даже не знаю, как сказать. Все в прошлом, понимаешь? Что бы ни
было, это прошло. А мы здесь.
   Мои слова прозвучали убого, я не знал толком, что сказать, как
ее успокоить. Янта содрогнулась всем телом.
   - Если бы ты только знал, как они надо мной куражились. Я
укусила одного за руку. Тогда он сдавил мне пальцами щеки,
раздвинул челюсти и, понимаешь... своим вонючим... я... я
задыхалась...
   - Прошу тебя, перестань. Не надо. Успокойся.
   Меня корежила нестерпимая мука. Ярость, жалость, бессилие перед
непоправимым прошлым, пронзительное сострадание, злоба на этот
уродливый паскудный мир, все перемешалось и разом навалилось
неподъемным грузом. Хотелось стрелять, бешено орать, на худой
конец разбить кулак о стенку. Но я сдержался. Лежал и поглаживал
ее взмокшую от пота ладонь.
   - Только не бросай меня, - вдруг взмолилась она. - Я грязная,
да, я бешеная и грязная, но я люблю тебя. Я скажу тебе правду, я
думала, что никогда никому признаюсь, а тебя обманывать просто
не могу. Месакун, когда меня насиловал второй, это было дико
грязно, хотя мне уже стало все равно, и вдруг этот скот пробил
меня насквозь, понимаешь, мерзкое неслыханное наслаждение, на
секунду я сошла с ума, они накачали меня своей слизью и еще
заставили саму кончить, впервые в жизни, господи, Месакун, какая
грязь, прости меня, прости, я люблю тебя...
   Она захлебнулась слезами и смолкла. Только теперь до меня
окончательно дошло, какие мороки истязают Янту, откуда взялись
ее навязчивые странности. Отдышавшись, она утерлась простыней,
повернулась на бок лицом ко мне, заговорила почти спокойно.
   - Ну вот, теперь ты знаешь. Я хотела убить себя. Но не хватило
духу. Попросила дядюшку, он достал мне револьвер. Возил в
лесочек, учил стрелять. Я всегда ношу его с собой. Я хотела бы
встретить их еще раз, - и после затяжной паузы она с тревогой
спросила. - О чем ты думаешь?
   - Успокойся, - сказал я. - Все будет хорошо. Это пройдет,
забудется. Успокойся.
   - Правда? Ты правда так думаешь? Месакун, я хочу забыть. Я люблю
тебя. После этого я вообще ни с кем не могла. Ты первый,
понимаешь? - она крепко обхватила меня, приникла всем своим
молодым, гибким, драгоценным телом. - Ты меня расколдовал.
Оказалось, я могу иначе, я же думала...
   Янта запнулась и умолкла.
   - Что ты думала?
   - Ох, какой же я была идиоткой. Ты изумительный. Ты страшно
сильный. И еще ты настоящий. Неужели ты меня действительно
любишь?
   - Люблю.
   - И у тебя нет ко мне отвращения? Ведь ты теперь знаешь...
   - Перестань городить глупости, - резко вырвалось у меня, но я
сразу осекся и добавил. - Больше не будем об этом, хорошо? Пусть
это умрет.
   - Я так хочу, чтобы это и вправду умерло, - прошептала она. - Ты
ведь мне поможешь? Месакун, милый... Даже не верится, что ты
такой. Не понимаю, как ты выжил до сих пор. Таких, как ты, этот
мир просто убивает. Это как закон отбора. До чего же я
счастлива, что тебя не убили.
   - Представь, я тоже.
   Она рассмеялась тихим счастливым смешком, и я ее поцеловал.
   - Я повезу тебя в горы, - пообещал я. - В мои родные места. Мы
поселимся в самой прекрасной долине. У нас будет лучший в мире
дом и на сотню стир никого в округе. Хочешь?
   - Да. Месакун, господи, неужели?..
   - Так будет.
   - Значит, этот мир все-таки не убьет нас, - задумчиво произнесла
она. - Даже не верится. Но мы ведь укроемся от него, правда?
Горы нас уберегут. Будем вместе, вдвоем, какое счастье...
Месакун, расскажи, какие они, горы.
   - Вот это да, - изумился я. - Значит, ты никогда не видела горы?

   - Только на картинке. Раскажи, пожалуйста...
   Она просила совсем как ребенок о сказке перед сном. Горло
сдавила громадная, небывалая нежность. Вполголоса я стал
рассказывать. О вечных снегах на горделивых пиках, о глетчерах и
лавинах, о цветущих лугах на плоскогорьях, о ручьях со снеговой
водой, о пронзительном воздухе, которым невозможно надышаться
досыта. О том, как властно обнимает и входит в грудь могучий
простор, вытесняя мельтешню и сумятицу, которую по недоразумению
принято считать жизнью. Как взамен обретаешь ясность и покой,
как открываются ничем не замутненные, глубинные корни
собственного естества, в которых чутко дремлет Бог. Я
рассказывал и заново открывал для себя все это. Со внезапной
горечью понял, что мое прошлое оказалось бегством,
отступничеством. Теперь предстояло возвращение. Сам Бог напрочь
спалил то, что я считал своей судьбой, и великодушно предлагал
получить по страховому полису. Умолкнув, чтобы собраться с
бесчисленными неотступными мыслями, я заметил, что Янта уснула.
   Перед тем, как уснуть самому, я подумал о том, что больше я не
одинок, отныне в моей жизни есть, что терять. Янта верно
говорила об этом мире, который прицельно выбивает лучших из
людей. Сам я, без сомнения, уцелел потому, что во мне слишком
много всякой дрянной мути. Но еще этот мир имеет обыкновение
нагло отбирать у человека все, чем он начинает дорожить. Во мне
исподволь шевельнулся недостойный страх перед новой потерей,
новой мукой. Но выбора не было, пустота еще страшнее.
   За окном знай себе накрапывал дождик, мирно дышала Янта, наконец
и я погрузился в сон.
   На рассвете, весь в испарине, я проснулся от заунывно
вибрирующей боли в груди. Старые раны, будь они трижды неладны.
Впрочем, на сей раз еще терпимо, прежде бывало и круче. Еще меня
донимала жажда, но уж это вообще пустяк.
   Осторожно, чтобы не разбудить свернувшуюся калачиком Янту, я
выбрался из постели, натянул брюки и спустился вниз, стараясь,
чтобы ступеньки как можно меньше скрипели.
   В углу центрального холла, откинувшись на спинку пухлого кресла
и положив ногу на ногу, сидел не существующий в природе человек,
которого я еще вчера всерьез собирался брать в плен.
   Перед глазами у меня с режущей четкостью всплыло воспоминание:
сидящий в окровавленной ванне труп Лигуна с распиленным пустым
черепом. Еще сероглазый парень, назвавшийся сестренкой Лигуна.
Голубой полуфургон "Хаши".
   - С добрым утром, - улыбнувшись, сказал мне владелец коттеджа на
улице Ветеранов, белобрысый Амахад Чажнур.

   15.

   Чего-чего, но эдакого колоссального подвоха я вовсе не ожидал.
После нашего знакомства, когда мне достался необыкновенный
пистолет, а Чажнуру шишка на затылке, само собой разумелось, что
парень будет землю носом рыть, стараясь меня разыскать и
поквитаться. Но чтоб он заявился с утра пораньше в дом, где я
считал себя в полной безопасности, преспокойно меня
подкарауливал, развалившись в кресле, и еще мило улыбался,
словно любящий папочка сопливому имениннику, вот уж это
переварить было мудрено.
   Мой пистолет остался наверху, в комнате, где сладко спала Янта.
А Чажнур, хотя при нем вроде не было букета и гостевого
кремового пирога, навряд ли пришел меня проведать с голыми
руками.
   - Не волнуйтесь, я один и без оружия, - он небрежно взмахнул
пустыми ладонями. - Поговорим?
   Его несравненное благодушие меня отнюдь не успокаивало, скорее
наоборот. Подобным тоном вполне можно обращаться и к закадычному
другу, и к человеку, который заведомо покойник, а следовательно,
не вызывает чрезмерной неприязни.
   - С чего вы взяли, что я волнуюсь? - мой голос прозвучал сипло и
неубедительно.
   - Тем лучше.
   Решив заодно прощупать, как далеко простирается его миролюбие, я
направился к задней двери холла.
   - Вы куда?
   - В сортир, с вашего позволения, - буркнул я через плечо.
   Миляга Чажнур не выказал ни малейших поползновений мне
противодействовать. Поразительно, он вроде бы вовсе не горел
желанием прикончить меня, и вообще держался до того спокойно,
словно надел на меня наручники. То ли мой удар по голове ввел
его в состояние клинического идиотизма, то ли дом оцепили его
головорезы. Второе гораздо вероятнее.
   Вот когда я пожалел о том, что велел Джаге выбросить в речку
"Брен". Надо же быть таким самоуверенным болваном. Теперь мы не
могли оказать никакого серьезного сопротивления, разве что взять
белобрысого заложником.
   За считанные секунды у меня мозги сварились вкрутую от тщетных
попыток сообразить, как он до меня добрался, кто он такой на
самом деле и чего следует ожидать. Одно лишь стало яснее ясного,
незачем пока на него нападать, хотя у меня руки чесались взять
его за шкирку и скрутить.
   Возвращаясь из клозета, я на кухне зачерпнул из ведра кружку
воды, жадно выхлебал до дна. Задумчиво покосился на висевший
рядом с посудной полкой соблазнительный топорик для разделки
мяса, рассудил, что хвататься за него все-таки преждевременно.
Пока что белобрысый вел себя в высшей степени чинно и
миролюбиво. Утираясь ладонью, я вернулся в холл.
   Непрошеный визитер по-прежнему сидел в кресле с благостной
улыбкой.
   - Ну, так о чем вы хотите поговорить? - спросил я.
   - О многом. Вас, конечно же, интересует, кто я такой. Ходить
вокруг да около не имеет смысла, так что позвольте внести
ясность. Я из Галактической Разведслужбы.
   - Звучит внушительно, - одобрил я.
   Каких только бредовых домыслов я не нагородил, заслоняя донельзя
простую разгадку. Из космоса к нам пожаловали вовсе не вампиры с
чешуйчатыми щупальцами, а люди, такие же в точности, как и мы.
Значит, дело дрянь, поскольку более жутких и беспощадных чудищ
мироздание наверняка породить не в состоянии. А ведь мог бы сам
догадаться. Гроша не стоят мои новые расчудесные мозги после
этого.
   - Хочу сразу же уведомить касательно моих намерений, - продолжал
Чажнур. - Можете быть спокойны, я на вас не в претензии за
недоразумение, которое случилось при нашем знакомстве. Это моя
оплошность, следовало все-таки подробнее объяснить, что к чему.
Я здесь для того, чтобы снова предложить вам помощь. Так что не
спешите бить меня по голове, пожалуйста.
   - Постараюсь.
   - Честно скажу, вся эта история с вами случилась очень некстати.
Мало было прочих хлопот, да еще к вам в руки попал ампульный
пистолет. Не говоря уж о флаконе с нейровирусом.
   - Как вы сказали, нейровирус? - вздрогнул я.
   - Вы не ослышались.
   Чудодейственный препарат, сногсшибательное лекарство, как бы не
так. В моем мозгу засела инопланетная инфекция, которую я
собственными руками вогнал по вене. Содрогнувшись, я подумал о
Янте.
   - Насколько эта болезнь заразна?
   - Не пугайтесь, это не болезнетворный штамм, совсем наоборот. Да
вы же испробовали его действие, можете судить сами.
Непосредственно от человека к человеку он не передается, раз уж
вас это интересует. Только путем инъекций. Да вы присаживайтесь,
Месакун, - по-хозяйски предложил белобрысый. - Разговор у нас
впереди обстоятельный, двумя словами не обойдемся.
   Я развернул один из стоявших у стола стульев и сел на краешек,
так, чтобы в любой момент быстро вскочить, если потребуется. Как
бы там ни было, а возможность схватки не исключалась.
   - Могу я узнать ваше настоящее имя, или прикажете величать
Амахадом?
   - Пожалуйста, меня зовут Арч Эхелала. Без церемоний, просто Арч,
идет?
   Снова он одарил меня на редкость подкупающей улыбкой. Стараясь
держаться непринужденно, я оставался начеку.
   - Так что это за нейровирус, Арч? Насколько я понимаю, Лигуна
убили из-за него?
   - Да, совершенно верно. Впрочем, давайте расскажу по порядку,
чтобы не путаться. Началось с того, что двое наших людей попали
в автомобильную аварию. Состояние обоих было таким, что при
вашем уровне медицины вылечить их не представлялось бы
возможным. С нашей космической базы срочно прислали врача, его и
пациентов поместили в особняке на окраине города. Мы допустили
серьезную ошибку, не выставив охрану. Видите ли, здесь у нас
легализовано не так уж много людей, а работы невпроворот.
   На языке у меня уже вертелись новые вопросы, однако я ловил
каждое его слово, не перебивая.
   - Ну так вот, удача по капельке, а беда из ведра, так ведь у вас
на планете говорится? На особняк был совершен бандитский налет.
Врача и обоих раненых убили, забрали кое-какое барахло, которое
здесь принято считать ценным. Живущий в соседнем доме человек
заметил, что подозрительные типы среди ночи выносят и грузят в
автомобиль вещи, позвонил в полицию. Те прислали наряд, но
грабителей и след простыл. Зато полицейские обнаружили троих
убитых, необычные медицинские приборы и кое-какие препараты
вместе с диффузными инъекторами. Так произошла одна из самых
недопустимых вещей в нашей работе. Утечка технологий. Я уж не
говорю о таком чрезвычайном происшествии, как гибель троих
сотрудников, - он перевел дух и спросил. - Вас не утомляют все
эти подробности? Я стараюсь, чтобы для вас не осталось никаких
неясностей в этом деле.
   - Весьма любезно с вашей стороны, - заверил я.
   Откровенно говоря, мне в тот момент не помешало бы какое-нибудь
лекарство, если не инопланетное, то по крайней мере хотя бы
элементарное отечественное болеутоляющее.
   - Среди того, что попало в руки ваших властей, по счастью, не
оказалось ничего из ряда вон выходящего, за исключением культуры
нейровируса. Это принципиальная новинка даже в ойкумене.
   - Простите, где? - переспросил я.
   - В ойкумене. Так называется сообщество обитаемых планет, в
которое ваша планета, к сожалению, не имеет права войти. Немного
позже я подробнее объясню и эту ситуацию. А пока вернемся к
нейровирусу, хорошо?
   Я кивнул, и Арч принялся рассказывать дальше.
   - Как я уже сказал, это не болезнь, а лекарство. Ну, вы,
наверное, знаете, как орудуют в организме болезнетворные вирусы?

   - Увы, не имею ни малейшего понятия.
   - Собственно, вирус представляет собой информационную белковую
матрицу в оболочке. Прикрепившись к стенке клетки, он запускает
в нее эту матрицу, и клетка превращается в фабрику по выпуску
новых вирусов. Истощившись, она гибнет, очередная порция вирусов
выходит на волю, и настает очередь других клеток. Это понятно?
   - Вполне.
   - Ясно, что таким образом можно перестраивать работу клеток в
живом организме. Запускать полезные информационные матрицы,
которые будут, скажем, наращивать объем мышечной массы,
способствовать регенерации поврежденных тканей и тому подобное.
   - А ваш нейровирус заставляет нейроны отращивать новые синапсы,
так, что ли? - догадался я.
   - Вы разбираетесь в нейрофизиологии?
   - Немножко лучше, чем в вирусах. Нужда заставила.
   - Он вообще при необходимости способствует размножению нейронов,
чего во взрослом организме, как известно, не происходит. Еще
влияет на работу медиаторов, как именно, сказать затрудняюсь,
тут я не специалист. Короче говоря, это абсолютно незаменимое
лекарство при черепномозговых травмах. И вдобавок чрезвычайно
сильный стимулятор интеллектуальных процессов. Уж это вы
испытали на себе полной мерой. Кстати, как вам удалось найти
флакон с нейровирусом в квартире Лигуна?
   - А как он вообще туда попал? - сманеврировал я, не желая
пускаться в ответные откровения прежде, чем получу ответы на
свои, до сих пор еще не заданные вопросы.
   - Ну, это достаточно занятная история. Его выкрали из секретной
правительственной лаборатории, где полным ходом шли испытания
препарата. Операцию проводила шакронская разведка, Лигун служил
передаточным звеном. Но еще он работал на Управление
Безопасности, а это шакронцы наконец вычислили, к собственному
неудовольствию, на завершающем этапе. И убрали его, заодно
пытаясь обрубить концы. Они не знали, что Лигун по заданию УБ
заменил флакон с препаратом на флакон грибняка, внешне порошки
почти неотличимы. Затем шакронского резидента взяли с поличным в
виде наркотика и устроили шумный скандал.
   - А еще Лигун ввел себе нейровирус в вену, так ведь?
   - Да, он не удержался от такого искушения. Видите ли, этот
препарат успел стать своего рода легендой, агенты называли его
"порошком для гениев". Ну, а наша разведслужба воспользовались
всей этой кутерьмой, чтобы ликвидировать утечку технологии. Не
успело УБ отпраздновать победу, как мы тайно проникли в
лабораторию, вывезли все материалы и лиц, на которых проводились
эксперименты. К вашему сведению, действие нейровируса испытывали
на приговоренных к смертной казни.
   - Понятно. Значит, ваш человек вырезал у мертвого Лигуна мозг
все с той же целью, чтобы ликвидировать пресловутую утечку?
   - Ну да. Видите ли, мы следили за Лигуном и уловили характерные
реакции - резко ускорившееся движение глазных яблок и так далее.
Разумеется, мы бы предпочли переправить его на нашу базу живым,
но не тащить же туда труп, - он пожал плечами. - Пришлось
ограничиться мозгом, благо в общем кровеносном русле нейровирус
отсутствует, он там гибнет достаточно быстро. Он локализуется
строго в коре больших полушарий и больше нигде. Но при
необходимости можно выделить его даже из мертвой ткани,
достаточно элементарно, на центрифуге. Случись такое, и все наши
усилия по ликвидации утечки пошли бы насмарку. Представляете?
   Из вежливости я кивнул. По совести говоря, чихал я с верхней
ветки на их шпионские игры. Но все это напрямую касалось меня, и
я продолжал внимательно слушать.
   - Теперь наконец о вашей роли, которую вы невольно взяли на себя
в этом деле. Разведчики Шакрона хотели свалить на вас убийство
Лигуна, чтобы замутить воду.
   - Догадываюсь.
   - Они знали круг клиентов Лигуна, прослушивали телефон, и вы им
пришлись очень кстати. Застреливший Лигуна супракапитан разведки
оставил дверь открытой специально для вас, а сам поехал к вам на
квартиру, чтобы подбросить неопровержимые улики. Он рассчитал,
что вы не станете обращаться в полицию, обнаружив убитого, а
скорей всего тихо скроетесь, тут-то вам и каюк. Наш человек
воспользовался открытой дверью, изъял мозг. Между прочим, уходя,
он решил запереть дверь, чтобы вы не влезли прямо головой в
петлю.
   - Очень трогательная забота, - вставил я.
   - Стараемся, как умеем. Тогда мы еще не знали, что супракапитан
получил от Лигуна флакон с грибняком, а нейровирус остался в
тайнике. Когда вы умудрились забраться в квартиру и сделать себе
инъекцию, то почти сутки пробыли там без сознания. Знаете,
почему? Ваш мозг требовал изрядного лечения, будучи полуразрушен
наркотиками. Здоровому человеку для нейростимуляции достаточно
нескольких часов. И вообще вашему везению можно только дивиться.
Люди из УБ не хватились Лигуна, по плану он должен был срочно
покинуть столицу и не выходить на связь, пока не обезвредят всю
шакронскую резидентуру. А мы занимались налетом на секретную
лабораторию. Всем было не до вас, а когда спохватились, время
оказалось упущено. Хорошо еще, мы в спешке не сразу сняли с
крыши соседнего дома автоматическую видеокамеру, нацеленную на
окна квартиры Лигуна. Когда я прокрутил видеозаписи, увидел, как
вы забрались через балкон, а потом полюбовался вашим прыжком на
веревке сутки спустя. Мне все сразу стало ясно. Тут еще подоспел
перехват телефонных разговоров Барладага. Я поехал спасать вас
от его бандюг, но, к сожалению, опоздал, да вы и сами
управились. Тогда решил завязать знакомство. Насколько оно
оказалось удачным, лучше промолчу, - и Арч выразительно почесал
затылок.
   - Ладно, извините. Накладка получилась. Ну, а теперь-то вы каким
чудом меня нашли? - полюбопытствовал я.
   - Уж чего проще. Когда я заметил за собой слежку, тут же
оторвался от нее и выяснил, кто за этим стоит. Оказалось, некий
частный сыскарь Ширен. Он, кстати, пользуется известным доверием
галийской резидентуры.
   Мысленно я себя погладил по головке за то, что хотя бы тут не
дал маху в своих выкладках.
   - Как только выдалось свободное время, я взял Ширена под
пристальную опеку электронными средствами наблюдения. Полагал,
что мной заинтересовались галийцы и работают, как в разведке
принято выражаться, через рубильник. Однако вчера в поле зрения
появились вы с вашим соратником. Как только вы позвонили Ширену,
я тоже поспешил к его конторе и, пока вы с ним толковали обо
мне, установил на вашей машине радиомаячок. После этого все ваши
передвижения были взяты под всесторонний контроль с космического
спутника, оттуда информация шла ко мне, и вы были как на ладони,
- самодовольно поведал он и заключил. - Ну, теперь вы достаточно
осведомлены и можете делать выводы.
   Внимательно слушая Арча, я вовсю использовал ресурсы своего
нейровирусного мозга и параллельным ходом мыслей уже просчитал,
что к чему.
   - Как я понимаю, теперь на нашей планете нейровирус остался
только в том флаконе, да еще у меня в голове, - начал я, и Арч
утвердительно кивнул. - А вы намерены, по вашему выражению,
ликвидировать утечку технологии. Будете меня брать живьем, или
вас устроит труп, как было с Лигуном?
   - Зачем такой черный юмор, - в некотором замешательстве он потер
пальцами ухо. - Мы вовсе не собираемся причинять вам вреда.
Совсем наоборот, хотим помочь. Поймите, вы даже не
представляете, какой тарарам сейчас поднялся вокруг вас. Уже
установлено, что Трандийяар и некто Хопаши - одно и то же лицо.
Помилуйте, ну зачем было стрелять в Барладага из ампульного
пистолета? На розыски брошены лучшие силы УБ и полиции, вас
всерьез считают инопланетянином, который покушался на двоих
наркоглаварей. Третий из них сейчас принимает экстраординарные
меры, чтобы обеспечить свою безопасность.
   - Какой третий? - спросил я с недоумением.
   С неменьшим недоумением Арч воззрился на меня и пожал плечами.
   - Вы что, действительно не знаете? Третий главарь наркодела в
вашей стране, которому негласно подчинялись остальные двое...
   - Адмирал? - тихо вырвалось у меня.
   - Ну конечно. Вы умудрились покуситься на основу основ,
пошатнули все, начиная с политики и кончая бюджетом. Рано или
поздно вас разыщут, и никакой пощады не будет. Поймите, вам
здесь больше не жить.
   Арч сумел-таки подрубить меня под корень, сам того не ведая.
Благообразный старец в мундире с золотым шитьем, чьи портреты
висели на каждом углу, чьими наградами я гордился, с чьим именем
ходил в атаку, этот недосягаемо великий человек вышел на поверку
заправилой бандитов и толкачей.
   - Но ведь вы мне предлагаете исчезнуть даже не из этой страны, -
заговорил я, совладав с потрясением. - И при первой встрече, как
я теперь понимаю, вы хотели на самом деле переправить меня вовсе
не через границу.
   - Смотря что считать границей, - возразил Арч. - Фактически в
космосе тоже проходит граница, это рубеж между Колонией и
остальной ойкуменой. Я предлагаю вам перебраться на жительство в
ойкумену. Да, для вас это пока пустой звук. Приходится снова
объяснять. Кстати, у вас не слишком хорошее самочувствие, как я
вижу.
   - Пустяки. Рассказывайте.
   - Опять начну издалека. Когда-то, давным давно, круг обитаемых
планет был относительно невелик. Преступность на них
представляла серьезнейшую проблему, а вместе с тем общественный
стандарт морали уже не допускал таких варварских мер наказания,
как смертная казнь. И в конце концов было принято решение,
которое вполне может показаться небезупречным, однако
выбирали-то меж двух зол. Пойманных особо опасных преступников
стали содержать в отдельных тюрьмах, и когда их набиралось
достаточно много, отправлять в бессрочную ссылку на звездолетах.
Корабли пилотировала автоматика, их курс лежал в неизведанные
области на галактической периферии. Долгое время судьба этих
людей и их потомков оставалась неизвестной. Затем на смену
старым звездолетам пришли новые, использующие для передвижения
свойства торсионных полей. В пределах гравитационно
неоднородного пространства Галактики они стали перемещаться
практически мгновенно. И тогда, со временем, было обнаружено
более двухсот планет, населенных потомками ссыльных
преступников. Возникло то, что принято называть обтекаемо
"парадоксом Колонии". Человечество оказалось разделенным надвое.
Одна его часть процветает, достигнув высочайшей степени
прогресса. Другая, несравнимо меньшая и разобщенная, прозябает в
состоянии отсталости, горчайшей полудикости. Неприглядная
ситуация, скажу прямо.
   Белобрысый Арч сделал передышку и принялся глубокомысленно
разглядывать потолок.
   Мир, в котором я обитал, опять перевернулся кверху дном. До чего
просто решается головоломка, над которой бьются целые дивизии
биологов, археологов и прочей высокоученой братии. Как и
предполагали некоторые осмеянные фантазеры, человеческая раса не
имеет явных эволюционных корней просто потому, что появилась на
планете извне. К тому же с не самой похвальной родословной,
которую лучше не поминать, забыть напрочь.
   - Что же мешает объединению этих двух частей человечества? -
спросил я.
   - Хороший вопрос, - одобрил Арч. - Научно-техническая отсталость
Колонии не проблема, разумеется. Она легко преодолима: получайте
знания, звездолеты, энергетические установки, агрегаты для
синтеза любых веществ и так далее. Вопрос лишь в том, по какому
назначению все эти чудеса будут вами, колонистами,
употребляться.
   - Боитесь, что мы возьмем звездолет и станем им в носу ковырять?

   - Месакун, бросьте, вы же отлично сами понимаете, о чем речь. В
Колонии любой виток технического прогресса неизбежно приводит к
новой вспышке массовых убийств.
   - То есть, к войне?
   - Разумеется. Взять хотя бы кампанию на Цапре, про которую не
мне вам рассказывать. Это же был испытательный полигон для новых
танков, самолетов и тактических ракет. Золотая жила для
промышленных корпораций. Извините, да неужто вы азбучных вещей
не понимаете?
   - Ладно, допустим. Ну, а вы-то что в своей ойкумене, разве
никогда не воюете?
   - Представьте себе.
   - Не понимаю, какие же вы мужчины после этого.
   Белобрысый развел руками.
   - Уж какие ни на есть, - сокрушенно произнес он. - Скажу больше.
Вряд ли вам легко это вообразить, однако попробуйте. В ойкумене
вообще давно забыли о том, что такое убийство. Поймите, на тех
планетах никто никого не убивает.
   Я попытался представить себе его мир. На редкость благонравно
притворный, насквозь слащавый до оскомины. Арч явно не врал, но
мне не верилось. Люди есть люди.
   - Одним словом, я уполномочен переправить вас в ойкумену. Как
понимаете, для вас это единственный шанс уцелеть. Более того, -
Арч многозначительно поднял палец. - Там вы будете практически
бессмертны, как и любой житель ойкумены. Вдумайтесь. Я вижу, вы
колеблетесь. Конечно, нелегко переварить все это сразу. Но
дилемма проста, здесь гибель, а там бессмертие.
   Особенно распинаться перед ним я не стал.
   - А знаете, ведь вы сволочи, - сказал я.
   Он скорчил снисходительную мину.
   - Довольно-таки экстравагантное утверждение. Простите, не вижу
логики.
   - Сволочи, - повторил я. - Утечка технологии, говоришь? Такое
лекарство попало к нам, а вы его отбираете? Нам, по-вашему,
лечить мозги не надо?
   - Еще как надо, - грустно согласился Арч.
   Взъярившись, я выложил ему без обиняков.
   - Нет, вам надо, чтобы мы тут сидели как дураки, никуда не
совались, не причиняли хлопот вашей ойкумене. Никуда я отсюда не
двину, понял? Это моя планета, мне чужие незачем. Я тебя добром
предупреждаю, пусть ваша поганая разведка ко мне не суется. И
флакон я не отдам, он здесь пригодится. Въехал, сволочь?
   - Жаль, что вы артачитесь, - белобрысый поднялся с кресла. -
Предупреждаю, нам придется изъять вас отсюда помимо вашей воли.
   Не тратя лишних слов, я вскочил и запустил в него стулом.
Придется брать его в заложники, а дальше разберемся не торопясь,
что и как.
   Он ловко увернулся, отскочил из угла к задней двери, принял
странную пружинистую стойку, вполоборота, плавно помавая руками.

   Я хотел сгрести его, сделал шаг, и тут у меня в груди, там, где
свербело и ныло, распустился колючий огненный шар. Подогнулись
колени, я начал падать. Сообразил, что это не выстрел в спину,
нет. Давно был сделан тот минометный выстрел, еще на Цапре.
Кажется, проклятый осколок все же достал меня. Легкие со
всхлипом всосали воздух и замерли в жгучем обруче боли.
   Мне очень хотелось жить. Странное дело, ведь я только что отверг
предлагемое белобрысым бессмертие.
   Все-таки война догнала меня и убила.
   Дикая зазубренная боль дергалась под ребрами, я валился на пол,
хотел выставить руки по ходу падения, но не было ни ног, ни рук,
лишь насаженное на свирепый вертел туловище сгибалось, быстро
проворачивалось книзу головой.
   Врачи предупреждали, что я могу помереть в любой момент, с
важным видом советовали всячески избегать перегрузок. Чепуха,
гнить потихонечку не мое занятие. Но вот все, допрыгался.
   Где-то в космосе кружатся планеты, на которых не убивают. В
отличие от моей.
   Тело мягко выстелилось по полу. В глазах тьма, боль ушла, сердце
замерло.
   Хорошо еще, не на глазах у Янты, не в постели рядом с ней.
   Напоследок я успел подумать, что смерть исполнена нестерпимой
изуверской тупости. Впрочем, точно так же, как и все остальное.

   Рига, 1996

   Николай Гуданец

   НАРУШИТЕЛЬ

   фантастический роман

   Он переделать мир хотел,
   чтоб был счастливым каждый,
   а сам на ниточке висел,
   ведь был солдат - бумажный...

   Булат Окуджава

   ЧАСТЬ 1. УЙТИ, ЧТОБЫ ВЕРНУТЬСЯ

   1.

   Судейский попался молодой - небось, прямо из учебки. Пухленький
такой, выпендрежный. Он то и дело поправлял форменный бант с
полосками двенадцатой категории, украдкой косился на свое
отражение в оконной пленке.
   Вместо ответа на мое "здрасьте" молча протянул руку и взял
жизняк.
   Я стою как полагается, навытяжку, руки по швам. Стараюсь не
раздражаться попусту. Мне так и так светит триста восьмой
параграф, ни больше ни меньше. А прочее - никому не нужная
комедия.
   Судейский вставил жизняк в гнездо, глянул на экран.
   - Имя, год? - спрашивает.
   - Арч Ку Эхелала Ди, 4011 года, - отвечаю.
   - Местожительство?
   - Квадрат М8, 6-й квартал, дом 43-70, каюта 14.
   - Место работы?
   - Компьютерный техник в ремонтном бюро квадрата, лимитная
категория 17.
   - Судимости, привлечения к суду?
   - Две 109, две 308 УОЛ. И еще три привлечения.
   - Причина явки?
   - Вчерашний привод в седьмой пункт спокойствия. Нашего квадрата,
разумеется.
   Уставившись в экран, судейский потрогал бантик. Потом набрал код
и соединился с компьютером седьмого пункта.
   - Объясняю возможности подсудимого согласно Процессуальному
Уложению, - пробурчал он себе под нос. - Подсудимый имеет
возможность оправдываться, представлять факты и свидетельства в
свою пользу, а также возможность не считать себя виновным или же
умолять Верховный Разум о снисхождении. Ясно?
   - Точно так, - говорю.
   Ну да, имею возможность оправдываться, параграф 27 ПУ. А
попробуй что-нибудь толком объяснить, мигом накинут годик за
пререкания в суде, параграф 93 ПУ. Знаем, ученые.
   Тем временем из участка пришел ответ.
   - Оглашаю данные по делу, - напыжившись, объявил судейский. -
Одно увечье средней тяжести и одно нанесение побоев без особых
последствий. Признаете?
   - Признаю.
   Правильно, первого я приложил здорово, с разбегу. Он как рухнул,
так больше и не шелохнулся. Со вторым детиной пришлось
повозиться, но и ему крепко досталось бы, кабы не подоспел
патруль.
   - Имеете ли что-либо заявить по существу?
   Сложный вопрос. Того и гляди, потянешь добавку. А, была не была.

   - Имею. Те парни вдвоем били одного. Вот я и заступился.
   - Можете ли представить свидетелей?
   - Нет. Я даже не заметил, как тот, третий, удрал. Он был в
полосатой куртке, вроде.
   Мало ли, вдруг в рапорте патрульных это отмечено...
   - Подтверждений нет, - говорит судейский. - А потерпевшие
утверждают, что вы напали первым, без очевидного повода.
   Он подловил меня, как маленького. Теперь влепит годик-другой за
попытку обмануть суд, параграф 84 ПУ. Ах, как этот мозгляк
важничал, будто он и есть Подземный Папа собственной персоной.
Влип Арчик, глупее некуда.
   - Вы настаиваете на своей версии?
   - Нет.
   - Тогда будем считать, что ее не было.
   Вот это да. Я подумал, что ослышался. Судейский занялся
клавиатурой, отщелкивает приговор. Большой оригинал мне попался,
не гляди, что молодой. Обычно их братия ловит кайф на том, чтобы
припаять добавку. А этот - милует с неменьшим кайфом.
   - Считаете ли себя виновным?
   Ну, в эту западню только младенец угодит. Стоит ответить "нет" -
и получай годик за нераскаяние. Процессуальное, параграф 130.
   - Да, считаю.
   - Итак, вы осуждены по триста восьмому параграфу Уложения об
Охране Личности, с учетом злостного рецидива.
   Правильно, теперь я прохожу по делу как злостный. Намотал сроки
по молодости, по дурости, потом закаялся руки распускать. И -
вот тебе, вляпался. Может, в другой день удержался бы, если б не
разговор с Амой, не злоба на весь белый свет. Может, они того,
полосатого, за дело учили - в тихом уголочке, не торопясь.
Может, он гад последний, может... Мало ли что может быть.
Попутала меня нелегкая.
   Судейский нажал на обменный регистр, и по кабелю побежала
знаменательная весть, дескать, Арч Ку Эхелала Ди, 4011 рожд., а
проще говоря, Арчик-Гвоздь, намотал себе из чистого идиотизма по
третьему разу параграф 308 УОЛ. Хотя мог бы выйти чистым по
параграфу 405, если б тот полосатый побитый паршивец не задал
деру.
   Прошли положенные десять секунд. Я смотрел на лампу отказа. По
правде говоря, никто не припомнит случая, чтоб проект приговора
был отменен. И на сей раз лампа не зажглась, торчала тусклым
прыщом на пульте.
   - Можете идти, - сказал судейский и покосился на свое отражение
в окне.
   - Желаю долго жить, - машинально брякнул я, сделал налево кругом
и вышел.
   Очередь топчется в коридорчике, и у всех взгляд тоскливый,
снулый. Иные пялятся в упор, щупают глазами - сколько получил да
как держусь. А ничего держусь. Мне теперь плевать через палец,
мне уже второй день все до дверцы-задницы, и ежели б меня прямо
от дверей определили на каторгу или споки прихлопнули, глазом бы
не повел. Сколько бы жить не осталось, все одно это уже не
жизнь.
   Вышел наружу, а там хмарь, дождичек сеется. Накинул капюшон,
руки в карманы, плетусь, куда глаза глядят, с яруса на ярус.
Занесло меня в лавочные ряды - вокруг толчея, суета, потому как
декада кончается, и надо выбрать лимиты до упора. На мостках и
лестницах грохот стоит, как в кузне. Все пыхтят, все прут
кошелки, шныряют, давятся. А мне глядеть тошно - вдруг подумал,
да ведь они покойники. Наполовину ли, на четверть, какая
разница. Для каждого припасена пуля. И для того, с банками
тушеных водорослей. И для этой, с набитым рюкзаком. А для того,
с палочкой, пуля уже, небось, дослана в ствол. Вот, мельтешат,
вроде живые. А сами поголовно записаны двоичным кодом на
ферросплавных дисках, вплоть до подноготной, каждому отмерен
срок, и в конце - пуля и печка.
   Хотя кому-кому так рассуждать, но уж не мне, грешному; осталось
ведь всего лет семь. Еще утром, по дороге на работу, прикинул:
дадут триста восьмой, а поскольку рецидивист, это с накруткой -
шесть лет. По прежним залетам набежало от восьми до двенадцати.
Итого, от четырнадцати до восемнадцати. Получается, в сорок два
я уже - внезак. И лучше не тянуть с прошением. Тут игры
безвыигрышные - подперла тебе черта, всяко может приключиться, в
любой момент. А в сорок два, надо полагать, я буду еще крепким
мужиком, и мне светит отсрочка. Но кто его разберет - чем шахта
или ферма, может, лучше сразу...
   Ама не знает, что мои тринадцать лет - уже не тринадцать, а
семь. И не узнает. Сейчас она, наверно, у лекаря. От мысли этой
до того засаднило душу, словно меня, а не ее по живому скребут.
   Вот и все, Арчик. Допрыгался. Осталось тебе семь годков
копошиться потихонечку, и неизвестно, зачем так долго, ежели
жить стало ни к чему после вчерашнего разговора. Семь годков
ошиваться в жвальнях, долбаться в слякоть, чтобы эти годики
быстрее пролетели, а после - всему черта, и ничегошеньки не
останется от Арчика, потому что Ама решила пойти к лекарю.
Может, сходила уже.
   Она кругом права, ничего не скажешь. И впрямь, какое право я
имею ломать ей жизнь? В тридцать два была бы вдовой, да с
дитенком, куда тут денешься? Попадаются, правда, несуеверные,
которым наплевать, что вдова.
   И тут я понял окончательно: нет больше Амы, нет и не будет
никогда. И я для нее все равно, что умер. Рано ли, поздно,
появится у нее другой, у кого жизнь подлиннее, с кем не боязно
объединять лимиты и рожать...
   Очухался я оттого, что едва не налетел на дуло пневмача.
   - Стоять! - рявкнул патрульный. - Ну-ка, предъявись.
   Как обычно, второй спок зашел сзади и приставил к затылку ствол
- холодный, твердый, и от него за шиворот скользнула паскудная
дрожь. Не знаю, может, кто другой и привыкает, а я ни в какую.
Особенно после того, как впервой увидел размозженную пулей
голову.
   Рука сама вынула жизняк, язык назвал имя, адрес и прочее.
   - Чего прешься, как чумной? - полюбопытствовал старший спок,
глядя на экранчик считывателя.
   - Задумался.
   - Что, умный шибко?
   - Да вроде нет. Средне.
   - Оно и видно, - осклабился тот, извлекая жизняк из колодки. -
Параграфов у тебя хватает. Ладно, гуляй пока.
   Споки вразвалочку двинулись дальше. Я стал запихивать жизняк в
карман, потом вспомнил, что у меня не выбраны пять жвачек и еще
какая-то мелочевка по съестной части. Приметил задрипанную
лавчонку, где очередь поменьше. Отоварился двумя брикетами - на
ужин и завтрак, хватило как раз.
   Тем временем дождик перестал. Я облокотился о перила угловой
площадки, развернул брикет и вдумчиво начал ужинать, глядя, как
вокруг на мостках, лестницах, ярусах кишат ополоумевшие
покупатели.
   На той стороне улицы, ярусом ниже, из-за угла появился патруль.
Сразу перед ним расчистился проход. А какой-то высокий мужик в
низко надвинутой каскетке повернулся - резко, слишком резко, и
чересчур суетливо стал шуровать локтями, прокладывая дорогу в
давке. Даже я его заприметил, что уж говорить о споках.
   - Эй ты, стоять! - гаркнул патрульный на всю улицу.
   Толпа, словно с ней играли в "замри-отомри", мигом шарахнулась к
стенке, замерла. Головы заворочались туда-сюда, ища, кто кричал
и кому. Только высокий в каскетке не остановился, не оглянулся,
наддал ходу. Споки вскинули оружие. Тут уже никаких команд не
потребовалось - каждый лег, где стоял. А высокий побежал,
перескакивая через лежащих. Хлопнул выстрел. Мимо. На соседних
переходах и лесенках обезумевшая публика давилась, рвалась прочь
от шальной пули.
   Беглец ринулся вниз по первой попавшейся, обезлюдевшей лестнице.
Перед поворотом он ухватился за перила и одним махом перебросил
тело на следующий лестничный марш. Ловкий финт. Я подумал было,
что у него есть шанс выкрутиться. Однако снова раздался хлопок
пневмача. Второй из патрульных не стал заниматься догоняшками, а
свесился через ограждение и хорошенько прицелился. Он срезал
бегущего на втором повороте, в прыжке. Тот рухнул, кубарем
прокатился по ступенькам и затих в изломанной, несуразной позе.
Каскетка слетела, обнажились коротко обкромсанные, седые сплошь
волосы. Вот оно что.
   Я запихнул остаток брикета в карман, кусок не лез в глотку.
Повернулся и пошел. Молодчагой оказался этот старик, жалко, не
смог уйти. Да мне ли его жалеть, он уже отмучился. Сам-то и
поседеть не успею.
   Остановившись возле уличного автомата, я допил остаток воды,
опять наполнил флягу. На табло обозначился недобранный лимит -
полторы десятых куба. Этого добра мне не жалко, пусть подавятся.
С другой стороны, раз сэкономишь, два сэкономишь, потом возьмут
и урежут тебе декадную порцию. Так что я убрал флягу из-под
краника, снова нажал кнопку, и мои лишние полторы десятых ушли
прямиком в канализацию.
   Прежде, чем сунуть жизняк обратно в карман, я прикинул, нет ли в
нем еще чего, кроме пяти жвачек. Вроде нет. Ну, а зажевать новый
приговор - дело святое, вроде добровольной повинности, тут
хочешь не хочешь, обязательно удолбаешься.
   Только не один я такой, и опять же, декада на исходе. Толкнулся
в одну жвальню, в другую, всюду народу невпроворот. Ища, где бы
приткнуться, добрался до угловых турникетов и решил заглянуть в
припортовый квадрат, благо у меня туда служебный допуск.
   Заведение на набережной забили до отказа флотские. Оставалось
попытать удачи в круглосуточной буфетной, что возле пакгаузов.
Авось там посвободнее, у портовиков пересменка еще не скоро.
   Немного я постоял у парапета, глядя на заходящее солнце.
Дымчатая кромка океана перерезала багровый диск точно пополам.
Стояла тишь, ни ветерка. Лишь изредка из порта доносилось
приглушенное лязганье, да в жвальне бормотали вразнобой,
невнятно.
   Года четыре назад, когда мне оформили проход через портовый
турникет, я увидел океан впервые. Просто никакими словами не
высказать, до чего это меня ошарашило. Конечно, в учебке его
изучают, но совсем с другой стороны. Очень много соленой воды,
семь восьмых планетной площади, то-се. Важнейший источник
пищевого сырья. Растительные культуры, породы животных, отлов,
забой, сбор и прочее. А оказалось, этот самый источник сырья -
такая красотища, что не оторваться. С тех пор я сюда зачастил,
хоть раз в декаду, но обязательно загляну. Ама никак не могла
понять, с чего у меня такая блажь. И сколько ей ни объяснял, все
без толку. Нет, пока его своими глазами не увидишь, никакие
рассказы не помогут.
   Лучше бы про Аму не вспоминать, не травить душу. Потому что
сразу началось, пошло разматываться. Как она вчера уткнулась мне
лицом в грудь, и шепот расплывался по коже горячим пятном.
"Арчик, миленький, прости. Ты хороший, мне с тобой безумно
хорошо. Но я не могу. Не упрашивай, не могу. Как подумаю,
сколько тебе осталось..." Что тут скажешь. Нечего сказать.
Все-таки спросил:"Ты окончательно решила?" Она кивнула:"Вчера
взяла направление". Мы надолго примолкли, потом я собрался с
духом, осторожно отстранил ее и встал. "Коли так, прощай,
Глазастик". Она ни слова не промолвила, сидела, уперев
подбородок в коленки, смотрела на меня. Покуда живой, не забыть
ее взгляда. "Прощай",- повторил я, с треском застегивая молнию,
и шагнул к двери. Ама молчала.
   Когда очутился на улице, такая чернуха меня взяла, удавиться
впору. Тут-то и попались под руку те парнишечки. Я шел через
проходняк, что возле продуктового, там пустые контейнеры
составлены в штабеля. Вижу, за штабелем, в углу, маленькая
потасовочка. Тихо так, без ругани, без воплей о помощи. Терпеть
не могу, когда двое на одного. Мне бы, дураку, гаркнуть,
припугнуть патрулем. Нет, ввязался, душу отвести захотел. И
осталось мне теперь жизни ровнехонько на один мордобой. Эх, все
тина, всему черта. Жвачка, милая жвачка, что б мы без тебя
делали, затыки грешные.
   Добрался наконец я до буфетной и воспрянул: есть места.
Прямо-таки зубы зудели, так разбирала охота задуриться. Взял у
стойки все пять жвачек, уселся, зарядил сразу две и пошел
работать челюстью.
   Порожний жизняк сунул в нагрудный карман, застегнул на все
кнопки. Чую, маленько меня повело. Подцепило. Легко стало,
вольготно. Начал потихоньку выскакивать. Первый скок пошел в
детство. Точней сказать, в мои незабвенные пятнадцать, когда
жизняк выдали. Только не обряд с хоровой бодягой-присягой, а то,
как шел потом домой, чуть ли не вприпрыжку, сам не свой от
радости. Взрослый, полноправный, наконец-то. Впереди уйма
времени, целых сорок пять. Может, и больше. Возьму да выучусь на
знатца или пробьюсь в попечители, тогда получу прибавку лет.
Весь мир - мой, жизнь только началась, делай, чего душе угодно.
Сам надзиратель квадрата поздравил, сказал:"Мечтайте и
добивайтесь." Захочешь, постараешься - всего добьешься. До чего
ж хорошо...
   Тут пошел отскок, я обтер слюни, вывалил жвих в плевательницу,
прополоскал рот водой из фляжки. С двойной дозы, как всегда,
тащился прицеп, и я не стал спешить. Развалился в кресле
поудобнее, блаженствую.
   Второе место за столиком занял какой-то чернявый тип. Он уселся,
пока я летал в отключке. На подбородке у него розовел рваный
шрам, видать, от кастета. Глаза его мне сразу не понравились -
наглые, щупающие.
   - Чего пялишься? - спросил я сомлевшим голосом.
   - Ничего. Лихо ты начал, сразу с двух.
   - Жуй свое, без тебя разберусь.
   Чернявый послушался, отщипнул половинку, закинул в жвальник.
   А я слегка засмурнел. Думал, когда пойдет скок, увижу Аму. Не
вышло. Оно и к лучшему, зачем себя дразнить понапрасну. Значит,
поеду по маленькой, зато подольше. И я, благословясь, двинул
третью.
   Мало-помалу стало теплеть, подсвечивать. Уперся затылком в
подголовник, таращусь в облупленный потолок. А он радужный,
сияющий, колышется. Эх, благодать. Век бы так просидел.
   Потом чернявый прикололся, не знаю ли какого-то длинного Мепа,
больно уж личность моя знакома. Знать не знаю, говорю, а кличут
меня Арчик-Гвоздь, седьмое-восьмое, каюта 14, квадрат, наоборот,
М8, последние мои семь годиков долбаюсь, братишечка, и на все-то
я забил, окроме океана, который наш важнейший источник, одному
пожрать, другому полюбоваться, так-то.
   Он тоже заморосил, Юхром его звать, дальше не разобрал, и вышли
мы с ним одногодки, а квадрат его наискосок от моего, ну, тут
грех не двинуться вместе; че ты, грю, по п-половинке; а мне
хватает, грит; есть же такие счастливчики, но тащится со своих
половинок здорово, аж на губах пена; слышь, Гвоздь, классный ты
парень, сразу мне приглянулся, деловой, видать; какое там,
деловой, одни триста восьмые и еще два сто девять, для смеху; а
я думал, деловой; еще чего, счас вот свежий срок зажевываю; а,
это да, значит, поехали еще; куда гнать, отвечаю, нечего гнать,
я гнать не люблю; по такому-то случаю грех не долбануться;
точно, тут кто хочешь удолбается, хоть сам Подземный Папа. Мы
заржали, я чуть не подавился; ладно, нормалек, последнюю кидаем
и встали; баба у меня классная, это Юхр говорит, я от нее как
раз, девка тип-топ, все при ней, и пошел, пошел, пошел
разливаться; я захлопнул жвальник, не мои это приколы, нечего
душу вывертывать перед всяким...
   Отжевались на славу, еле ноги держат. Как хочещь, а выметаться
надо: у портовых амбалов смена кончилась, в двери толпа
напирает. И пошли мы с Юхром в обнимочку. Солнце зашло, темень
стоит клятая, пока доплетешься от одного фонаря до другого, сто
раз шею сломаешь. Куд-да эт мы, говорю, нам же на т-турникеты...
Тут ближе, отвечает. Кой ч-черт, говорю, не в ту сторону идем.
Не спорь, я-то знаю.
   Вокруг штабеля, пакгаузы, под ногами ничегошеньки не видать.
Совсем ты сдурел, говорю, айда назад. Юхра шатнуло, запнулся обо
что-то. Я выпустил его плечо и сам чуть не шлепнулся. А едва
распрямился, р-раз! ослеп. В глазах резь нестерпимая, схватился
за лицо. Удар в живот, скрючился, еще удар, валюсь наземь.
Врезали по голове, и я вырубился.

   2.

   Он очнулся в тесной, гробовой тьме. Разлепил зудящие вспухшие
веки, попытался встать. Мягкий груз наверху качнулся, Арч
натужился, налег спиной. Тюки откатились, он поднялся, цепляясь
за стенку пакгауза.
   На щеках засохли потеки едкого порошка, смешанного со слезами.
Лицо и руки саднили, в голове расплавленным слитком колыхалась
боль. Вспомнились буфетная, чернявый Юхр, внезапное нападение.
Сначала горсть жгучей гадости в глаза. Потом оглушили, отволокли
в сторону, завалили тюками... Почему, зачем?
   К горлу подкатился клубок тошноты. Арч согнулся, опираясь о
стену; его вырвало. Он уселся на тюках, достал флягу,
прополоскал рот. Взглянул на запястье - часов нет. Судя по
всему, первая четверть пополуночи на исходе. Долго же он тут
провалялся. На голове здоровенная шишка, не иначе, саданули
каблуком. Череп не треснул, кости целы, и на том спасибо.
Смешной малый этот Юхр, стоило стараться из-за старых часов на
самодельном браслете. Не убил, не раздел, только приварил шишку,
чтобы впредь умнее был.
   И тут Арч сообразил, что не чувствует привычной тяжести в
нагрудном кармане. Схватился рукой - так и есть, пусто. Кнопки
расстегнуты, жизняк исчез. Дичь, бред. Кому он нужен, жизняк
семнадцатой категории, да еще с нулевыми лимитами. Наверно,
вывалился, когда его тащили за ноги.
   Долго Арч ползал, шарил ободранными ладонями по шершавым плитам.
Ага, вот рельсовая дорожка, здесь Юхр споткнулся. Надо прочесать
каждую пядь отсюда и до тюков. Он пополз на четвереньках, достиг
пакгауза, отправился обратно, взяв чуть в сторону. Глаза до сих
пор болели, то и дело набегала слеза, однако они понемногу
привыкли к темноте. Арч уже различал собственные руки в виде
смутных, белесых пятен, даже улавливал на рельсе крохотный
отблеск далекого уличного фонаря. Значит, мог заметить и
фосфоресцирующий ободок жизняка. Он упорно, методично искал,
расшвырял тюки на том месте, где его уложили. Не доверяясь
глазам, ощупал плиты вокруг.
   Нет, нет и еще раз нет. Нету нигде. Проклятье.
   Он уселся, привалился к стене. Голова болела адски. Что ж такое
получается. На кой ляд Юхру чужой жизняк. Если на этом
застукают, десять лет сроку. Ничего не понять. Уж лучше бы убил,
замесил ногами вусмерть, чем так. Ведь не докажешь, что отняли.
А потеря по своей вине - параграф 41, до восьми лет. Злостному -
все восемь. Танцы кончены, двери закрываются. Позвольте
рекомендоваться, Арч Ку Эхелала Ди, внезак. Неявка
приравнивается к оскорблению Верховного Разума. Добровольная
явка с повинной гарантирует быстрое безболезненное устранение,
не исключено помилование с отправкой на бессрочные работы для
блага всех живущих. Под землей ли, под водой - как повезет.
   Неужто впрямь конец. Арч обхватил голову руками, до скрипа
стиснул зубы. Что ж такое получается. Позавчера оставалось
тринадцать лет, вчера - семь, сегодня... ноль. Жизнь прошла,
ничего не поправить.
   "Солнышко светило прям над головой, отправлялся в шахту парень
деловой." Ведь не шлепнут, помилуют, сволочи. На каторгу
засунут.
   Из брючного кармана он вытащил сплющенный брикет, отломил кусок,
съел, хлебнул воды. Спешить некуда, сдаться стражам спокойствия
он всегда успеет. Еды и питья хватит до середины ночи. Но даже
этот остаток вольного житья бесполезен. Найти чернявого не
выйдет, никакой он не Юхр, и про соседний квадрат, конечно,
вранье. Через турникет не пройти без жизняка. Остается сидеть за
тюками, пока не замучают голод и жажда. Идти некуда, к тому же
запросто нарвешься на патруль. Такую разукрашенную физиономию
споки мимо не пропустят, остановят непременно.
   В груди накалялась безысходная злость на себя, на судьбу, на
Подземного Папу, на весь белый свет. Злись не злись, толку не
видно. А чем сидеть и трястись, как норушка в западне, лучше
сразу каюк. Никаких добровольных явок, прошений, замены
приговора. Патрулю не дамся, пускай пристрелят.
   Рывком он поднялся и зашагал к набережной.
   Погруженный во тьму порт оживал - то тут, то там вспыхивали
прожекторы, трещали лебедки, орали десятские. Шла вторая
четверть пополуночи.
   На ходу Арч все-таки избегал открытых и освещенных мест,
придерживался высокой сплошной ограды, где фонарей поменьше - то
ли перегорели, то ли разбиты. Так он добрался до крайнего
пакгауза, пересек рельсовый путь, нырявший под наглухо запертые
ворота, осторожно выглянул из-за угла. Набережная оказалась
безлюдной, как и следовало ожидать. Неподалеку, в проеме
парапета, торчала лесенка причала для катеров. По ней Арч
спустился к воде. Волны легонько лизали край железной площадки,
глухо бились внизу, под ногами. Он встал на колени, сполоснул
руки и лицо соленой влагой. Ссадины защипало, Арч отерся
рукавом.
   Вдалеке, у горизонта, чуть заметно ползла цепочка огоньков -
караван барж следовал на разгрузку. С черного безоблачного неба
светили звезды. Арч отыскал взглядом Северное Коромысло, оно уже
повернулось стоймя, значит, на исходе третья восьмушка. Небесный
свод неуклонно вращался, время шло, солнце входило в зенит над
океаническим полушарием; когда его лучи снова коснутся материка,
Арча уже не будет на свободе, а может, и вовсе не будет среди
живых. Продержаться хотя бы до восхода не выйдет.
   И звезды эти уже не для него, внезака, он лишен права смотреть
на них. Ему суждена иная, беззвездная и нескончаемая ночь
каторжника.
   Неподалеку, за оградой и турникетом, пустует его рабочий стол в
ремонтном бюро. Мастер созвонился с домовым надзирателем, узнал
от того, что Эхелала Ди не явился на ночлег. Еще два
дисциплинарных проступка, но они не в счет, взыскать не с кого.
Экая бессмыслица.
   Оцепенело Арч сидел на ржавой ступеньке, и если бы не огоньки
барж, медленно продвигавшихся вдоль волнолома, могло показаться,
что само время застыло, сгустилось в единый пустой и черный миг
без конца, начала, смысла. Наконец, продрогнув, он встал и
передернулся, словно стряхивая озноб.
   Никакого выхода не предвиделось. Он мог лишь выбирать между
двумя смертями - быстрой, от пули патрульного, либо медленной, в
сумраке и духоте каторги, от изматывающей работы, побоев,
скудного пайка. А потому все едино, затаиться ли, разгуливать ли
без опаски; сколько ни доведется еще протянуть, этот крохотный
остаток жизни окажется отравленным неотвратимостью конца.
   Если человек потерял право жить, у него и тогда остается право
умереть человеком, а не амбарным слизнем. Примерно так рассуждал
Арч, шагая по захламленным портовым закоулкам.
   Сзади послышалось тарахтенье движка, брызнул прожекторный свет.
Арч посторонился, мимо прокатила дрезина с двумя гружеными
вагонетками, отъехала шагов на полтораста, свернула за угол и,
судя по визгу тормозов, остановилась. Движок покряхтывал на
холостом ходу.
   И тут из-за ближнего пакгауза появились двое патрульных, они
направились навстречу Арчу обычной ленивой походочкой, от
которой у кого хочешь душа уйдет в пятки. Неожиданно для самого
себя Арч не почувствовал страха. "Вот, все" - только и подумал
он, когда луч фонарика полоснул его по глазам.
   - Стой, пошкрябанный, - скомандовал патрульный. - Что, с гулянки
пилишь?
   Второй спок, с пнемачом наперевес, вразвалочку двинулся, чтобы
зайти проверяемому за спину. Вымуштрованные ражие детины
действовали в точности по уставу, но, похоже, и в мыслях не
допускали, что этот фрукт в грязном комбинезоне, ослепленный
фонарем, исцарапанный и жалкий, вздумает сопротивляться. Поэтому
полусогнутый палец второго патрульного лежал на гашетке
свободно, безо всякого напряжения, и на мгновение запоздал с
выстрелом, когда Арч ухватился за ствол, резким тычком отвел
дуло от своей груди.
   Все случилось как бы само собой - Арч понимал, что выбирает
немедленную смерть, и остается лишь напоследок хорошенько
врезать этой самодовольной сволочи по морде. Еще не вернулось
отраженное стенками пакгаузов эхо выстрела. Еще не цвикнул о
плиты выброшенный затвором баллончик. Обе руки Арча вцепились в
пневмач, мотнувшийся на шее патрульного, рванули его на себя, а
тело распрямилось из приседа, вкладываясь целиком в свирепый
удар головой, снизу, по подбородку. От боли в темени перехватило
дыхание. Арч наугад ударил коленом, отпрянул вбок. Оружие
осталось у него - ремешок слетел с шеи оглушенного спока,
попутно сорвав незастегнутую каску.
   Это происходило в ясном предчувствии смерти, в ожидании пули,
справа, в упор. Развернувшись к ней лицом, Арч увидел, что
другой патрульный стоит, нелепо расставив ноги, согнувшись,
зажав руками рану в животе. Вот он покачнулся, выронил фонарик,
медленно завалился на спину. Тупо стукнула каска.
   Не успел Арч опомниться, как деловито затарахтел движок, из-за
дальнего угла показались вагонетки. Дрезина пошла в обратный
путь. Он нагнулся, подобрал фонарик, бросился бежать.
Прожекторный луч настиг его и отбросил на плиты непомерно
длинную тень. Арч свернул в боковой проход, почти сплошь
заставленный громадными кабельными катушками, вжался меж ними,
перевел дыхание.
   Слышно было, как дрезина сбавила ход, затормозила. Видимо,
ошарашенный водитель обдумывал, то ли поднимать тревогу, то ли
проехать мимо и не впутываться понапрасну. Наконец он решился,
ночную тишину распорол рев гудка. Боком Арч протиснулся между
катушек на соседнюю рельсовую линию и что есть духу побежал.
Вокруг поднялась суета, раздавался топот, со всех сторон люди
спешили на гудок.
   Завидев впереди группку бегущих, Арч метнулся в первый
попавшийся закоулок, пробежал по нему до поворота и увидел, что
оказался в тупике. По бокам складские ворота, впереди глухая
высокая ограда с колючей проволокой по верху.
   Лучом фонарика он пошарил вокруг себя и заметил в углу
квадратный чугунный люк. Недолго думая, ухватился за откидное
кольцо, поднял крышку на ребро, заглянул вниз, посвечивая
фонариком. Так и есть, кабельный узел. Арч повесил пневмач на
шею, по ступенькам-скобам спустился в колодец, закрыв за собой
крышку.
   Достиг дна, попробовал сориентироваться. Из колодца вели
бетонированные ходы - два вправо и влево, вдоль ограды, третий -
перпендикулярно, к центру квадрата. Повсюду густо лепились
соединительные коробки. Толстые силовые кабели, освинцованные
многожильные провода связи, пухлые многоцветные жгуты прихотливо
изгибались, пересекались, ныряли в тоннели и убегали вдоль
крепежных боковин вдаль, в сужающуюся тьму. Арч выбрал средний,
перпендикулярный ход, опустился на четвереньки и пополз в
четырехугольной тесноте, освещая путь надтреснутым фонариком.
   Когда он потерял всякое представление о времени и пройденном
расстоянии, а колени и локти мучительно заныли, тоннель привел
его к новому распределительному колодцу, покрупнее предыдущего.
Отсюда выходило уже пять тоннелей, и Арч растерялся. На всякий
случай он выцарапал дулом пневмача метку на бетоне возле хода,
из которого вылез, потом забрался по скобам наверх, приложил ухо
к люку. Где-то неподалеку погромыхивали контейнеры, урчал
погрузчик. Здесь выбираться на поверхность не стоит, рискованно.

   Спустившись вниз, он погасил фонарик, чтоб сэкономить батарейки.
Уселся, привалившись в стене, доел остаток брикета, запил водой.
Фляга уже опустела больше чем наполовину.
   Ни с того ни с сего вспомнился чернявый. Тоже загадка в своем
роде. Тихо-мирно сидели, нажевались, поморосили, вроде, никаких
обид и заплетов. Арч не мог уразуметь, зачем понадобилось красть
жизняк, и какая в том корысть. А ведь Юхр знал, что отправляет
его прямиком на каторгу. Злейшему врагу - и то не устроишь такую
подлость. Выходит, чернявый избил его и обчистил просто так, без
умысла, ради собственного удовольствия. Другого объяснения нет.
   В конце концов, тут нечего ломать голову, что было, уплыло, не
воротишь. Главное, как дальше-то быть. Еда кончилась, вода на
исходе. Куда деваться, неизвестно, по этим кабельным норам
ползать можно до бесконечности, а что проку. Наверху шум,
тарарам, споки наверняка устроили облаву, прочесывают квадрат.
Правда, есть оружие, но как из него стрелять, поди разберись.
   На всякий случай Арч зажег фонарик, осмотрел пневмач. Нажал
защелку, снял магазин, осторожно извлек из него верхний
баллончик с никелированной игольной пулей, повертел в пальцах,
вставил обратно. Потрогал неподатливый, тугой рычаг затвора.
Потом взялся за рукоять, положил палец на гашетку. Что ж, если
дойдет до дела, выстрелить он сумеет. Штука в общем нехитрая. Он
присоединил магазин, положил оружие на пол и выключил фонарик.
   Ему пришло на ум, что здесь, в порту, склады ломятся от съестных
припасов. Покуда не рассвело, можно рискнуть, попробовать
разжиться едой и питьем. Только бы отыскать люк, из которого
можно вылезти незаметно, тихо, в укромном закутке.
   Неожиданно среди кромешной тьмы колодца забрезжил свет. Арч
схватил пневмач, поднялся на ноги. Слабое свечение шло сбоку, из
ближнего тоннеля - кто-то с фонариком полз в сторону колодца.
Если это споки догадались проверить подземные ходы, дело дрянь.
Однако, скорей всего, какой-нибудь кабельщик делает проверку
либо чинит обрыв.
   Человек с фонариком приближался. Арч прислонился к стене возле
освещенного прямоугольника тоннеля, взял пневмач наизготовку.
   Из отверстия высунулась взлохмаченная голова, обильно
припорошенная цементной пылью. Арч уткнул дуло в затылок.
   - Стоп, не шевелиться. Получишь пулю.
   Голова вздрогнула, замерла.
   - Кто таков? - спросил Арч.
   Ответа не последовало.
   - Я спрашиваю, кто ты такой.
   - Никто.
   Приставив к мозжечку собеседника дуло, не приходится
рассчитывать на теплый доверительный тон. Однако человек из
тоннеля умудрился вложить в одно-единственное слово
удивительную, неописуемую дозу ненависти.
   - Та-ак, - обескураженно протянул Арч. - А чего ты тут ползаешь,
мил друг?
   Последовал шквал отборных выражений, из которых самым лестным
было "спок вонючий".
   - Ошибаешься, приятель, - возразил Арч. - Я не вонючий. И даже
не спок. Вставай, знакомиться будем.
   Он отвел пневмач в сторону, и красноречивый незнакомец вылез из
тоннеля. Малоросый, щуплый, выглядел он лет на сорок или
немногим больше. Грязные отрепья опоясывал кусок электропровода,
за ним наискось торчала остро заточенная отвертка. Локти и
колени обмотаны толстым слоем паковой ткани. На шее болтался
мощный аккумуляторный фонарь.
   - Меня зовут Арч Ку Эхелала Ди. А тебя?
   Оборванец не спешил отвечать. Он оглядел Арча с головы до ног,
задержался взглядом на пневмаче.
   - Откуда хлопушка?
   - Одолжил побаловаться.
   - Между прочим, наверху стоит большой хай. Видимо-невидимо
споков, и броневики, штук пять. Ты случайно не знаешь, чего они
так взбесились?
   Арч кивнул.
   - Случайно знаю. Там двое патрульных очень плохо себя
почувствовали. Да еще хлопушка пропала. Как не заволноваться.
   Щуплый незнакомец широко ухмыльнулся.
   - А ты мне нравишься, Эхелала. Можешь звать меня Тил.
   Сверху донесся рев мотора, по люку прогрохотали колеса
броневика.
   - Как думаешь, Тил, они сюда не заглянут?
   - Раньше вроде не совались. Хотя такого могучего шухера я не
припомню.
   - То-то и оно. Не худо бы перебраться куда-нибудь, где потише и
поуютнее. Тут сыщется такое местечко?
   - А я как раз туда направлялся, - сказал оборванец. - Двигай за
мной.
   Он опустился на четвереньки и юркнул в ход, противоположный
тому, из которого вылез. Арч последовал за ним.
   По тоннелю Тил передвигался с завидной быстротой и сноровкой.
Как Арч ни старался, дистанция между ними понемногу росла.
Началась ломота в суставах и пояснице, кожу саднило, да так,
словно холодного бугристого бетона касалось обнаженное мясо.
   - Э-эй, не так шибко, - взмолился Арч.
   - Хочешь жить - пошевеливайся, - огрызнулся Тил, однако
смилостивился, поубавил прыти.
   - Далеко еще?
   - Чуток осталось.
   Наконец они добрались до следующего колодца. Арч растянулся на
полу в изнеможении. Тил уселся рядом и, сопя, начал возиться со
своей амуницией. Потом толкнул Арча в бок.
   - Ну-ка, подставляй костыли.
   Оказалось, он снял с себя обмотки из тюковины.
   - А ты как же? - запротестовал Арч. - Брось. Доползу.
   Тил оголил руку и показал ему локоть с заскорузлой кожной
мозолью.
   - Понял? Давай, намотаю - легче будет.
   Арч послушался, и вскоре его истерзанные колени и локти были
плотно забинтованы.
   Следующий переход оказался короче, а колодец - крупнее, с
десятью ходами.
   - Пришли, - объявил Тил.
   Он вытащил из-за пазухи связку причудливых отмычек. В полу
колодца обнаружился небольшой никелированный люк с замком.
   - Ты никак собрался к Папе в гости? - спросил Арч.
   - Угадал, - буркнул Тил, орудуя отмычкой. - До него самого,
правда, не доберемся. Но это каналы спецсвязи. Там шмонать не
будут, нипочем.
   - В самом деле? - усомнился Арч.
   Послышалось короткое хихиканье.
   - То-то и оно. Совершенно секретно, доступ закрыт.
   Замок скрежетнул, и Тил с натугой поднял крышку.
   - Залезай, Эхелала. Выкрутились.
   3.

   Тоннели спецсвязи пролегали глубоко, прямо в толще скальной
породы. Их сооружение потребовало громадных затрат, и казалось
нелепым, что это затеяно ради прокладки нескольких тонких
цветных кабелей. Они тянулись всюду под материком, сходясь
неизвестно где, в гигантской пещере, которая служила вместилищем
Закона и Власти. Однако всеведущий и всемогущий правитель не
знал, что в закоулке его строго засекреченной нервной системы
нашли приют два изгоя.
   - Ты, я вижу, тут прямо как дома, - заметил Арч, уплетая брикет
и прихлебывая тоник.
   Тил хмыкнул.
   - А как же. Я почти двадцать лет вкалывал кабельщиком.
   Они сидели на развилке тоннеля, там, где врубовая машина,
разворачиваясь, выгрызла в камне маленькую, как раз впору
поместиться двоим, пазуху. Здесь Тил оборудовал себе убежище.
Груда ветоши служила постелью, в ногах ее валялись россыпью
брикеты, консервы, банки с тоником.
   - Давно тут обретаешься?
   - Второй год.
   - И что, никто тебя тут не засек?
   - Я знаю, что делаю, Эхелала. Сюда лазят раз в сто лет, если не
реже.
   Доев брикет, Арч вскрыл банку с филе крапчатки, набил рот нежным
пряным мясом.
   - Ну и вкуснятины же ты натаскал, - сказал он. - Слушай, неужто
до сих пор никто не хватился, что со складов харчи пропадают?
   Тил выразительно сплюнул.
   - Если б только я один там пасся. Каждый десятский мешками
ворует.
   Он тоже запустил пальцы в банку и выудил изрядный кусок филе.
   - Лопай, Эхелала. Это добро у меня тут не переводится.
   Обертки и пустые банки Тил сложил в бумажный куль из-под конфет,
отпихнул ногой подальше. Перепуганная десятиножка, подкравшаяся
было поближе, шарахнулась в глубь тоннеля и оттуда пялила
красные угольки глаз на коленчатых стебельках.
   - Слышь, Эхелала, - заговорил он, продолжая ранее начатую тему.
- Как я понимаю, этот самый Юхр на тебя набросился ни с того ни
с сего?
   - Да вроде...
   Задумчиво поковыряв в зубах, Тил проворчал:
   - То ли он полностью рехнутый, то ли я, то ли... То ли кому-то
крепко понадобились жизняки.
   - А куда он с чужим денется. Опять же, накануне перелимитки...
   - Тоже верно, - согласился Тил и умолк, потом заметил. - Крупно
тебе не повезло, Эхелала. За двое суток четырнадцать лет стесал.

   - И все по дурости своей, - отозвался Арч.
   - Ясное дело. Были б умные, не сидели б тут, как цуцики
задрюченные.
   Тил взял с подстилки пневмач, вскинул к плечу, прицелился в
непроглядную темень тоннеля. Вздохнул, опустил оружие.
   - Чем тут гнить понапрасну, - задумчиво сказал он, - может,
вылезть наверх с хлопушкой, а? Интересно, скольких на прощание
шлепну?
   - Бестолковый разбор, - возразил Арч. - Сколько ни шлепай,
ихнего брата не убудет.
   - Твоя правда, - Тил аккуратно положил пневмач на место.
   Наступило молчание. Вокруг царили темень и тишь. Луч фонаря
упирался в стенку, по ее грубо отесанной поверхности бежали три
тонких кабеля, желтый, синий и красный, с виду обыкновенные,
ничуть не выдающие своей таинственной и грозной сути.
   - А ты-то с какой радости сюда залез? - спросил Арч.
   Искоса Тил взглянул на него, прищурился.
   - Тебе не все равно?
   - Дело твое, не хочешь - не колись. Я-то тебе все как на духу
рассказал.
   - Ну-ну, ты уж сразу надулся. Ладно, расскажу, чего там. Слыхал
ты когда-нибудь про парня по имени Дан Ча Кумурро Лу?
   Арч призадумался, потом помотал головой.
   - Вроде нет.
   - Полтора года назад он пытался взорвать Подземного Папу, -
невозмутимо сообщил Тил.
   Не веря своим ушам, Арч уставился на него.
   - Взорвать?.. Взорвать Папу? Выходит, это не враки?
   - Смотря что считать враками.
   - Ну, разное поговаривали. Мол, какой-то псих разжился мешком
взрывчатки, хотел покончить с Папой. Само собой, охрана его
шпокнула. Я думал, это байки для дурачья. Вроде тех же слухов
про небесных братьев.
   - По-твоему, небесников нету?
   - Да чушь это все, чушь. Сам посуди. Если они есть, если они
такие всемогущие, почему тогда от нас прячутся? Почему не
объявятся перед всеми, открыто? Здрасте, мол, приветик вам с
далеких звезд. Нет, не верю. А кто верит, те сплошные придурки,
точно тебе говорю. У нас в доме был один такой, ночами не спал,
таращился в окно, ждал ихнего пришествия. Так его в лечебницу
забрали. Небесников придурки выдумали специально для других
придурков, и больше ничего, - Арч пренебрежительно махнул рукой.

   - Тогда откуда берутся парящие диски?
   - Спрашивается, кто их видел? Кто, кроме тех же придурочных?
Мало ли кому что померещится.
   - Значит, я придурок, Эхелала. Прошлой ночью мне большущий диск
померещился над гаванью. А до того я их дважды видел.
   - Серьезно? - сбитый с толку Арч вглядывался в лицо Тила,
пытаясь понять, не разыгрывают ли его. - Ты что, шуткуешь?
   - Ничуть.
   - Может, это облако такое было, - предположил Арч. - По телеку
как-то лекцию показывали. Там один знатец объяснял, дескать,
бывает обман зрения, принимают обыкновенные облака невесть за
что.
   - У меня галиков не бывает, я не жую, - возразил Тил. - И облако
покамест отличу от диска. Это прилетали небесники, Эхелала.
Голову могу прозакладывать.
   Оба помолчали. Арч приглядывался к своему чудаковатому
собеседнику. Что-то у него с мозгами не в порядке - верит в
небесников, жвачкой не балуется, парящие диски видит, про
покушение на Подземного Папу говорит так спокойно, словно про
самую обыкновенную заварушку, вроде мордобоя в забегаловке.
   - Ты вроде начал про этого... Кумурро, - напомнил Арч.
   - Да, помню, - отозвался Тил. - А ты и впрямь считаешь его
психом? Ты не тушуйся, тут все свои.
   - А как же! - с вызовом ответил Арч. - Такое только психу могло
взбрести на ум.
   - С какого ты года, Эхелала? - вдруг поинтересовался Тил.
   - С одиннадцатого. Ну, и?..
   - Выходит, тебе всего тридцать пять. И ты, молодой, крепкий
мужик - вне закона. Это что, правильно, по-твоему?
   - Сам виноват, - буркнул Арч. - Дурак был.
   - И впрямь дурак, - разъярился Тил. - Чердак у тебя набекрень,
Эхелала. Почему, по какому такому праву эта подземная сволочь
нами помыкает? Почему за нас решает, кому жить, а кому сдохнуть?
Кругом лимит, на все лимит, на жизнь лимит, это как?! Сидим в
своих квадратах, как крапчатки в садках, ждем забоя. Почему, я
тебя спрашиваю, по-че-му?!
   - Погоди ты. Не ори. Давай разберемся. Ну взорвал бы этот парень
Подземного Папу. Так? Живи сколько хочешь. Турникетов нет, иди
куда хочешь. Лимитов нет, каждый хватай чего угодно. Суда нет,
режь, убивай прямо на улице. Да мы бы за сутки друг другу
перегрызли глотки.
   Неожиданно Тил заулыбался и потер ладони.
   - Давай-давай, Эхелала, дальше...
   - Что дальше? Нечего дальше. Все бы рухнуло.
   - Ай-яй-яй. Так бы и рухнуло? Только подумать, одна-единственная
самодельная бомба рванет в потрохах Подземного Папы, и все
человечество летит на хрен кверху тормашками... Слушай, Эхелала,
а если не бомба? Если сам Папа сбрендит? Вот возьмет и
свихнется, модуль какой-нибудь паршивый перегорит. А?
   - Ну, это ты брось, - уверенно возразил Арч. - Я, между прочим,
тут просекаю, не хуже кого другого. Компьютер свихнуться не
может. Приключится маленький сбой, так он сам тебе просигналит,
дескать, неполадка. Так-то, брат.
   - Кумурро тоже в них разбирался. Небось получше твоего. Он
знатцем был, и как раз по компьютерной части. Так вот, он
говорил, что такая супермахина, как Папа, может отказать в любой
момент. Он формулу вывел, и по ней получается, чем мощнее
компьютер, тем меньше надежность. Понимаешь? Рано или поздно
случится сбой, да не простой, а лавинный. Это просто чудо,
говорил Кумурро, что Подземный Папа не рехнулся до сих пор.
   - Какого же беса он полез взрывать это чудо?
   - Потому что наперед неизвестно, к чему приведет лавинный сбой.
Мы живем под молотом, Эхелала. И не знаем, когда он ахнет по
черепушке. Но рано или поздно так будет.
   - Ты меня не пугай. Ахнет или не ахнет, надвое тетка сказала.
Лучше скажи, как можно прожить без всего этого - без Папы, без
лимитов, без жизняков. Я себе даже представить не могу...
Личность - и то не установишь. Вот я, Арч Эхелала. Как доказать,
что я - это я?
   - А на кой вообще доказывать?
   Изумленный Арч потеребил мочку уха. Этот самый Тил явно не в
себе. Видать, одичал совсем, ползая по своим тоннелям.
   - Ты мне сказал, что тебя звать Арчем Эхелала, - продолжил тот.
- Я тебя так и кличу. Допустим, ты мне соврал. Пожалуйста, на
здоровье. Значит, на то у тебя есть свои причины.
   - Совсем сдурел, я погляжу, - развел руками Арч, и вдруг его
осенило. - Погоди-ка... Ты, случайно, не этот... не Кумурро?
   Их глаза встретились. Испытующий, недоуменный взгляд столкнулся
с непроницаемо насмешливым. Тил сощурился, захихикал.
   - Расслабься, Эхелала. Я не Дан Кумурро, нет. Просто он был моим
другом. Это я раздобыл для него у горняков детонаторы и
взрывчатку. И к Папе его провел, вот по этим секретным ходам.
Дощли до самого центра сети, а там нарвались на охрану. Видно, у
них датчики сигнализации сработали. Выскочили страблаги, Кумурро
подранили, а я драпанул. Малость отбежал, тут ка-ак шарахнет
взрыв, меня чуть не оглоушило. Видать, ничего больше Дану не
оставалось, как подорваться вместе с охраной. Он погиб, я
отсиживаюсь тут, Подземный Папа целехонек, все идет своим
чередом.
   - Ну а чего ты хотел? Чтобы пришел полный завал? И так уже от
ворья не продохнуть, харчей в обрез, питьевой воды не хватает,
живем в теснотище... Если бы не Папа...
   - Тьфу, - в сердцах Тил сплюнул и крепко выругался. - Что самое
паскудное, знаешь? Все рассуждают, как ты. Все, поголовно. Ну,
значит, поделом. Заслужили - получайте. Ты, вроде,
интересовался, чего небесники не лезут к нам с объятиями?
Пожалуйста, вот тебе и ответ. С такими идиотами, как мы, не
больно-то побратаешься. Себе дороже. Они, думаю, летают над нами
и ни бельмеса не могут понять, что ж там за идиоты такие внизу
копошатся. И до какого идиотизма еще докатятся. Слышь, Эхелала,
если завтра Папа скомандует всем поголовно повеситься, ради
блага народонаселения, ты как? Свою веревку возьмешь или
казенную попросишь?
   Арч вскипел.
   - Слушай, я парень простой. Подстебов не люблю. Мне они поперек
печенки, понял?
   Он поднес кулак к самому носу Тила. Тот ухмыльнулся, хотел было
что-то съязвить, но вдруг замер, уставившись на пальцы Арча.
   - Мать честная, - выдохнул Тил. - Эхелала...
   - Что Эхелала?
   - Сыпь...
   Не сразу Арч сообразил, в чем дело. Потом осмотрел свою руку. На
коже кое-где высыпали крохотные черные прыщики. Ссадины
припухли, Арч провел по ним ногтем, но боли не почувствовал,
хотя содрал лоскутик омертвевшего эпителия, и из-под него сразу
проступила серая капля гноя.
   - Неужто черняшка? - убито проговорил Тил.
   - Похоже.
   - Она ведь бывает и ложная...
   - Нет. Это настоящая. Если б ложная, болело бы.
   Закрыв глаза, Арч привалился спиной к стене. Вот и конец, теперь
уж окончательный. Все впустую - он бессмысленно, упорно пытался
выжить наперекор судьбе, не зная, что гибель уже растворена в
его крови, что комочки грязи, прилипшей к ранкам, давно вынесли
ему смертный приговор. Он обречен, спасения нет.
   Тил осторожно коснулся его лба.
   - Вроде бы жара нет, - сказал он.
   - Значит, будет. У тебя часы имеются?
   - Да.
   - Глянь, сколько времени.
   Из-за пазухи Тил вытащил поцарапанные, с надтреснутым стеклом,
пружинные часы на тесемочке.
   - Седьмая осьмуха на исходе, - сообщил он.
   Ночь близилась к концу. Скоро солнце покажется из-за горизонта и
двинется своей неторопливой, протяженностью в двое суток,
дорогой к закату. А когда оно зайдет, Арч будет лежать в
беспамятстве и жутких корчах.
   - Мне надо попасть в мой квадрат, - вдруг сказал Арч. - М8, ты
можешь меня туда провести?
   - Зачем тебе?
   - Надо.
   - Погоди, дай сообразить, - наморщив лоб, Тил задумался. - Это,
вроде, другой радиус. Да, точно. Чтобы туда добраться, большого
крюку придется давать.
   - Сколько?
   - По времени - больше суток.
   - Не дойду.
   Тил молчаливо согласился. Потом сказал:
   - Объясни толком, зачем тебе туда. Может, вместе придумаем.
   - Попрощаться.
   - Чудак, ты же не пройдешь по квадрату. До первого патруля...
   - Плевать. А вдруг проскочу.
   - Тебе вправду это надо?
   Арч поднес к его глазам усыпанную черными точками руку.
   - Мне больше ничего не остается. Только это. Я должен ее
напоследок увидеть, - он помолчал и добавил.- За себя не
беспокойся. Если что, живым не дамся. Только выведи меня
где-нибудь поближе к турникету.
   Он взял кусок ветоши и стал обматывать им колено. Поколебавшись,
Тил последовал его примеру.
   - Будь по-твоему, Эхелала.
   До нужного люка они добрались на исходе ночи. Тил приподнял
крышку, вслушался, выглянул.
   - Давай быстрее, - сказал он.
   Арч вылез следом за ним, отцепил от пояса тяжелый сверток, в
котором трудно было распознать пневмач. Вокруг, в тесном
тупичке, громоздились контейнеры из-под маринованных водорослей.

   - Вон там дрезинная линия, - показал рукой Тил. - По ней пойдешь
направо, через два перекрестка увидишь турникеты.
   - Спасибо тебе. Не поминай лихом.
   - Прощай, Эхелала.
   Кажется, Тил хотел что-то добавить, однако махнул рукой и
скрылся в люке. Арч остался один. Он выглянул из-за контейнеров.
Напротив, над воротами пакгауза, тускло светился ртутный фонарь.
Не видно ни души. Скоро смена окончится, и люди заспешат к
турникетам. Поблизости от гавани жилья нет, большинство
портовиков живет как раз в том квадрате, куда необходимо попасть
Арчу, где в маленькой одноместной каюте, свернувшись клубочком,
спит в неведении Ама.
   Представив ее, безмятежно спящую, Арч ощутил, как его
первоначальная решимость улетучивается. В самом деле, что он
скажет ей, вломившись на рассвете, грязный, оборванный, покрытый
черной сыпью? Что любит ее? Что пришел проститься? Что
смертельно болен, и ему остались считанные сутки? Зачем это ему
и, главное, зачем ей? Ведь простились уже, расстались раз и
навсегда. Не лучше ли оставить, как есть, пускай блаженно
дремлет, пускай никогда не узнает, когда и почему он сгинул...
   Послышались шаги - усталые, с подшаркиванием. Трое грузчиков
прошли мимо, руки в карманах, береты надвинуты на брови, под
сизыми небритыми щеками гуляют, переваливая жвачку, крутые
желваки. Арч проводил троицу взглядом, сидя за контейнерами.
Нет, с такой компанией ему не совладать. Он и одного насилу
обратает, слабость во всем теле, видать, жар начинается.
   Сумерки рассеиваются, сейчас тут станет многолюдно, одни - со
смены, другие - на смену. Тогда вообще не высунешься. Похоже,
его затея окончится ничем.
   Снова раздался звук шагов. Арч осторожно выглянул из-за
контейнеров и увидел, что к его укрытию приближается парень в
форменной безрукавке путеобходчика. Один, вокруг никого.
Повезло.
   Отогнув краешек тряпки, прикрывавшей дуло пневмача, он сжал
рукоять и положил палец на гашетку. Обходчик поравнялся с ним, и
Арч выскочил из-за контейнеров с пневмачом наперевес.
   - Стоять! - гаркнул он.
   Парень остановился, глядя на обмотанный ветошью ствол с
удивлением, но без испуга.
   - Ну-ка, сюда, - кивком Арч указал ему на тупик. - Шевелись,
живо.
   Обходчик пожал плечами и подчинился. Контейнеры скрыли их от
глаз случайных прохожих.
   - Если не будешь дурить, останешься цел, - посулил Арч. -
Предъявляйся, быстро. Имя, год, адрес. Жизняк сюда.
   Увидев, что его приказание не спешат выполнять, он слегка
повысил голос.
   - Ты что, оглох?
   Невозмутимый обходчик окинул Арча взглядом с головы до пят.
   - А ты кто таков? - судя по всему, парень был отнюдь не робкого
десятка.
   - Объясняю. Ты отдашь мне жизняк, я тебя свяжу и уйду. К обеду
вернусь, отдам жизняк, и катись на все четыре стороны.
   - А сколько мне за это намотают? - полюбопытствовал тот.
   - Нисколько. Все будет шито-крыто. Давай жизняк по-хорошему.
Пристрелю. Ну?
   Обходчик запустил руку в карман, и вдруг, пригнувшись,
молниеносно рванулся вперед. Арч не успел даже понять, что
происходит. Разделявшее их расстояние, шага в четыре, парень
преодолел прежде, чем палец успел утопить гашетку. Он прыгнул
наискось, уходя от выстрела, приземлился на руки и в немыслимом
кульбите хлестко ударил ногой по стволу пневмача. Пуля грохнула
в стенку пакгауза, высоко, под самой кровлей. А мгновение спустя
раздался глухой хлопок, и Арч ощутил укол в бедро. Ноги
подкосились, он привалился к стене и сполз по ней наземь.
Напоследок успел заметить в руке обходчика маленький блестящий
предмет, оканчивавшийся тонким дулом. Надвинулась тьма.

   4.

   Когда сознание вернулось, Арч открыл глаза и увидел ровную
сияющую голубизну. Казалось, над ним простирается безоблачное
небо в ранний утренний час. Собственного тела он не чувствовал,
им владело ощущение блаженной невесомости, свободного парения
расставшейся с бренной оболочкой души. Мелькнула мысль, что это
предсмертный бред, последние секунды агонии, прощальный подарок
ускользающей жизни... Однако время текло, и ничто не менялось.
Тогда, попробовав шевельнуться, Арч обнаружил, что лежит в
густой вязкой жидкости, покрывавшей его целиком, за исключением
лица. Голова, запястья и щиколотки покоились в мягких, плотно
прилегающих зажимах. Попытка высвободиться из них ни к чему не
привела. С пересохших губ сорвалось ругательство, но своего
голоса он сквозь жидкость не расслышал, только приглушенный
отзвук дошел по черепным костям до слуха. Скашивая глаза, он
кое-как осмотрелся. Его жидкое ложе стояло в центре овального
помещения со светящимся голубым потолком.
   Внезапно затычка в его левом ухе ожила, и послышался негромкий
размеренный голос.
   - Успокойтесь. Вы в безопасности. Вы в полной безопасности. В
знак того, что вы слышите и понимаете меня, дважды закройте и
откройте глаза.
   - Что со мной? - с трудом произнес Арч.
   - Вам нельзя двигаться, разговаривать, напрягать мышцы, -
последовал ответ. - Необходим полный покой, тогда болезнь
окончательно отступит. Если ощущаете боль или неудобство,
закройте и откройте глаза трижды. Если все в порядке, дважды.
Прошу вас.
   Арч послушно сморгнул два раза.
   - Очень хорошо, - продолжил голос. - Вы сейчас получите инъекцию
и уснете. Будем надеяться, что проснетесь абсолютно здоровым.
   В левом запястье, под браслетом, возникло слабое подобие
щекотки.
   - Спите, - прошелестело в ухе. - Спите спокойно. Спите.
   Голубой потолок расплылся, помутнел. Веки опустились сами собой.

   Забытье полностью спутало какие бы то ни было представления о
времени. На сей раз оно перемежалось вспышками сновидений,
которые больше походили на связные, отчетливые, необыкновенно
подробные воспоминания. Начались они с происшедшего той ночью,
когда стражи пришли за отцом. Мать заметила, как Арч метнулся в
кухню, и сразу поняла, зачем. Она побежала следом и схватилась
за лезвие. Арчу пришлось выпустить рукоять, иначе мать разрезала
бы ладонь до кости. Потом, безо всякого перехода, возникла Ама,
их последнее объятие, разговор, прощание, уличная драка. Он
снова, с поразительной яркостью, пережил события последней ночи
- жвальня, Юхр, стражи, Тил, обходчик... Иные эпизоды обрывались
и прокручивались заново, словно некий режиссер в его мозгу
тщательно изучал отснятый материал перед тем, как приступить к
монтажу. Если между схваткой с обходчиком и первым пробуждением,
казалось, прошел единый миг, сплошной и черный, то теперь Арч
как будто прожил вечность, полную неотвязно возвращающихся
воспоминаний.
   Окончательное пробуждение застало его лежащим в кресле с пологой
спинкой. Ложе, наполненное жидкостью, исчезло. Остались мягкие
браслеты на руках и обруч, плотно охватывавший голову. Арч
лежал, укрытый до подбородка, словно одеялом, тонкой серебристой
тканью, от которой исходило ровное тепло. С голубого потолка в
пустую овальную комнату струился свет. Кресло пришло в движение,
оно плавно развернулось, и одновременно спинка поднялась почти
вертикально. Арч оказался лицом к лицу с человеком, сидевшим за
подковообразным пультом. Судя по внешности, ему не исполнилось и
сорока лет. Ровный золотистый загар оттеняли коротко
подстриженные белокурые волосы и бородка. Темная квадратная
пряжка на плече скрепляла просторное одеяние из серебристого
полотна.
   Человек улыбнулся.
   - С добрым утром, - сказал он. - Как ваше самочувствие?
   - Нормально.
   - Меня зовут Илой. А вас?
   - Арч.
   Илой мельком взглянул на пульт, что-то переключил.
   - Ну вот и познакомились, - он снова улыбнулся. - Полагаю, вы
изрядно проголодались.
   - Пожалуй...
   Раздалась приглушенная мелодичная трель. Илой склонил голову к
селектору.
   - Это я, Гур. Он очнулся. Контактность в норме. Захвати порцию
диетического, пожалуйста, - он тронул пальцем переключатель и
обратился к Арчу. - Сейчас вы получите завтрак.
   Он беглым взглядом окинул многочисленные экраны и удовлетворенно
хмыкнул.
   - Рад сообщить, что вы теперь совершенно здоровы.
   Арч посмотрел на свои руки и не обнаружил даже следов черной
сыпи.
   - Кто вы такой? - спросил он.
   - Ваш лечащий врач.
   - Это понятно. Но как я сюда попал? И где я?
   - Сейчас мы все объясним. А для начала подкрепитесь.
   Только тут Арч заметил, что в комнате появился еще один человек.
Он вошел в дверь, находившуюся справа от кресла, с небольшим
подносом в руках. Арч сразу узнал в нем обходчика, у которого
пытался отобрать жизняк. Его форменную безрукавку и
перепачканные брюки сменил облегающий белый комбинезон.
   - Познакомьтесь, Арч. Это Гур.
   - Привет, - сказал лжеобходчик, закрепляя край подноса в разъеме
подлокотника. - Приятного аппетита, дружище.
   С жадностью Арч набросился на еду. "Порция диетического"
представляла собой чашку с ароматным бесцветным желе и стакан
желтого напитка, прохладного и с кислинкой, превосходно
утолившего жажду. Арчу показалось, что его желудок иссушен и
скомкан; проглоченная пища отозвалась внезапными резями в
животе.
   - Что, желудок беспокоит? - спросил Илой, покосившись на свой
пульт.
   Морщась, Арч кивнул.
   - Допивайте напиток. Туда входит лекарство. Скоро пройдет.
   Послушно осушив стакан, он поинтересовался:
   - Как насчет добавки? Или не полагается?
   Илой предостерегающе поднял палец.
   - Больше вам пока нельзя. Вы жили на искусственном питании две
недели.
   - Две... чего? - переспросил Арч.
   - Полторы декады. - объяснил Гур.
   - Ничего себе... Выходит, я полторы декады здесь провалялся?
   - Совершенно верно, - подтвердил Илой. - С того света путь
неблизкий. К тому же вы первый пациент в моей практике с
пейкеломией в острой форме.
   - Пе... ке... Не понял.
   - У вас ее называют черняшкой, - вставил Гур.
   В наступившем молчании Арч внимательно разглядывал своих
собеседников. Что-то необычное чувствовалось в их повадках. Он
не взялся бы объяснять, что именно, однако чутьем угадывал в них
людей иного, неведомого мира. Не говоря уже о странных одеждах,
помещении, приборах, еде...
   - Ясно, - произнес наконец он. - Вы - небесники.
   - Они самые, - ответил Гур.
   - Вот уж не думал, не гадал...
   - Позвольте, я сниму датчики, - сказал Илой, выйдя из-за пульта
и приблизившись к креслу.
   Он расстегнул мягкие браслеты, стянул оголовье, затем отсоединил
поднос от подлокотника.
   - Теперь попробуйте встать. Только осторожнее, как бы не
закружилась голова.
   Откинув покрывало, Арч с опаской попытался подняться. Илой
придерживал его за локоть.
   - Как ощущения? Слабость есть?
   - Немножко есть, - признался Арч.
   - Ну, ничего, это остаточное, скоро пройдет. Гур, помогите-ка.
   Вдвоем они облачили Арча в серебристое ниспадающее одеяние. Илой
потрепал его по плечу.
   - Молодцом, Арч, молодцом. Через сутки покажетесь мне, на всякий
случай. А сейчас - не буду задерживать. Гур проводит вас. Всего
доброго.
   Вместе с Гуром он вышел в раздвижную дверь и очутился в кабине
лифта. Небесник нажал кнопку, кабина мягко и бесшумно тронулась.
В окошечке над рядами кнопок заструились непонятные знаки.
Вскоре лифт остановился, и Гур вывел Арча в изогнутый дугой
коридор со множеством дверей.
   - Это жилая палуба, - пояснил провожатый. - А здесь твоя каюта.
Вот дверная кнопка. Нажимаешь и входишь.
   Новое жилище Арча оказалось почти вдвое больше каюты, в которой
он жил прежде. Кроме спального места в нише, там помещались
столик с двумя мягкими креслами, в углу компьютер с большим
экраном. За узкой дверью-гармошкой располагались туалет и душ.
   - Шикарно живете, - заметил Арч. - Где это мы, на вашем летающем
диске, что ли?
   - Нет, мы на базе. Присядь, я тебе кое-что покажу.
   Арч опустился в кресло. Гур подошел к стене, что напротив двери.
В центре ее вогнутой поверхности была врезана металлическая рама
с заслонкой, рядом с ней две кнопки, круглая и прямоугольная.
   - Эта кнопка для ставни, - сказал Гур. - А эта для светофильтра,
если хочешь позагорать. Потому что на солнечной стороне фильтры
задраиваются автоматически.
   Он коснулся круглой кнопки, заслонка скользнула вверх и скрылась
в стене. Глазам Арча открылось ночное, густо усеянное звездами
небо, необычайно подробное и отчетливое, отчего оно казалось
ненастоящим. Не сразу Арч сообразил, что за сияющая голубая
горбушка виднеется над нижним краем рамы. Поначалу она казалась
некоей наружной деталью оснастки, вроде полупрозрачного
козырька. Но вот он встал с кресла, шагнул к черной звездной
дыре и увидел, что это не козырек, а голубой диск, чуточку
срезанный сбоку, свободно висящий в космосе. Небо, ночное небо
простиралось перед ним, не вверху, а впереди, и меж точечных,
немигающих звезд парила планета, на которой он родился. Вокруг
нее простиралась мертвенная пустота, и та же пустота начиналась
на расстоянии шага, там, за обшивкой... Арч почувствовал
дурноту, пошатнулся, оперся рукой о стену. Гур помог ему
добраться до кресла, сходил к стенному шкафу и вернулся с
запотевшим стаканом, почти доверху налитым огненно-алым питьем.
После нескольких глотков к Арчу стало возвраща

   ться самообладание. Когда он поставил недопитый стакан на
столик, его рука почти не дрожала.
   - Ничего, дружище, это бывает, - заметил Гур. - У многих так, с
непривычки.
   - Вот, значит, я где... - проговорил Арч.
   Отсюда, из кресла, небо выглядело просто светящейся картинкой на
стене, утратив пугающую непостижимость.
   - Ты сказал, у многих так? - переспросил он Гура. - У вас что,
много наших перебывало?
   - Не очень, - ответил тот.
   - Ну, а я-то зачем понадобился?
   - Чтобы выяснить некоторые детали. Например, зачем тебе
понадобился мой жизняк и куда делся твой собственный. Откуда у
тебя оружие. Вот что нас прежде всего интересует.
   Усевшись поудобнее, Арч взял стакан, повертел в руке, отпил
глоток.
   - Допустим, я объясню. Куда вы меня потом денете? Сами шлепнете
или отправите обратно?
   - Разумеется, ни то, ни другое. Тебе придется остаться у нас.
Вначале, чтобы освоиться, ты отправишься на планету Самарн. Там
есть специальное поселение для выходцев с карантинных планет.
Потом видно будет.
   - А если я не стану отвечать? И если я не хочу на этот ваш
Самарн? Тогда что? - Арч шумно отхлебнул из стакана.
   Гур покачал головой.
   - Не понимаю, почему ты так ершишься. Да, мне пришлось тебя
переправить сюда. И практически ты находишься на положении
пленника. Но другого разумного выхода просто не имелось. Или ты
считаешь, я должен был тебя оставить умирать от черняшки?
   - Я не просил меня лечить, - огрызнулся Арч. - И вообще, кто вы
такие? Откуда взялись на нашу голову? Что вы у нас вынюхиваете?
   - Пожалуйста, я готов объяснить. Только сначала скажи, ты
никогда не задумывался, почему у вас такое странное чередование
сна и бодрствования? На вашей планете одни животные спят ночью и
бодрствуют днем, другие - наоборот. А у людей этот цикл в два
раза короче. Почему, ответь.
   - Понятия не имею. Наверно, по привычке.
   - Браво, дружище. Совершенно верно. Только привычка эта
появилась не на вашей планете, а на другой, у которой период
осевого вращения вдвое меньше. Уяснил?
   - Погоди-погоди... Как ты сказал? - ошарашенно переспросил Арч.
- Это что ж выходит...
   - Выходит очень просто. Давным-давно твои предки прилетели сюда
с другой планеты.
   - Значит, с твоей?
   - Не совсем так, - Гур подошел к стенному шкафу. - Хочешь еще
стаканчик?
   - Не откажусь.
   Он вернулся к столику с двумя порциями напитка, уселся в кресло,
повертел стакан в пальцах, сделал глоток.
   - Думаю, лучше всего рассказать эту историю по порядку, с самого
начала. Несколько тысяч лет назад наща цивилизация насчитывала
больше полусотни обитаемых планет. Она уже добилась немалой
власти над энергией и пространством, но духовно осталась на
уровне первобытной дикости. Это привело к созданию так
называемой Империи, которая едва не привела все человечество на
грань самоистребления. Разразились три межпланетных войны,
последняя из них породила глубочайший кризис во всем - в
экономике, науке, культуре. Однако люди вынесли из этого
испытания важный опыт, быть может, важнейший в нашей истории.
Нельзя культивировать технику и мышцы, оставляя духовность в
загоне. Да, это выглядит до наивности очевидным. Но выстраданная
на собственной шкуре очевидность становится движущей силой,
дружище. Могучей преобразующей силой. Немало веков ушло на то,
чтобы люди научились строить свою жизнь прежде вего по законам
разума и добра. Но в конце концов это произошло, - Гур залпом
допил стакан.
   Арч так и не притронулся к напитку. Он сидел, подавшись вперед,
ловя каждое слово собеседника.
   - Так, - сказал он. - А при чем тут моя планета?
   - Погоди, не все сразу. Незадолго до начала межпланетных войн
властями Империи был принят Закон о чрезвычайной ссылке. Он
состоял вот в чем. Особо опасных преступников или тех, кого
Империя считала таковыми, решили навсегда изолировать от
общества. В то время немалый вес имело движение противников
смертной казни, они добились отмены этой варварской меры
наказания и стали ратовать против пожизненных каторжных работ. И
вот имперские юристы придумали элегантный финт, который пришелся
по душе даже иным поборникам гуманности. Смертную казнь и
пожизненную каторгу заменили ссылкой. Субсветовые звездолеты,
вместившие тысячи изгнанников и пилотируемые автоматикой,
отправились в неизведанные области Галактики. Таких кораблей
успели отправить более двухсот. Долго их судьба оставалась
неизвестной. А сравнительно недавно наша цивилизация освоила
сверхдальние межзвездные перелеты, притом почти мгновенные. Мы
стали хозяевами Галактики. Всюду, где есть мельчайшее тяготение,
искривляющее пространство и время, мы странствуем

   свободно. И вот на галактической периферии, то там, то здесь
наши звездолеты стали обнаруживать планеты, населенные потомками
ссыльных. В том числе и твою планету, Арч.
   - Вот оно что... - тихо произнес Арч, глядя на голубую горбушку
в металлической раме.
   - Ты спросил, что мы у вас разнюхиваем. Изволь, отвечу. Мы пока
только наблюдаем, осторожно и незаметно. Мы исследуем вашу
жизнь, избегая открытого вмешательства или утечек информации с
нашей стороны. Со временем придет пора решать, что мы можем
сделать для вас. А пока прямой контакт скорее всего окончится
катастрофически.
   - Понятно. Я, значит, возможная утечка информации?
   - К сожалению, именно так. И потому тебе придется ближайшим
рейсом отправиться на Самарн. Там работают отличные специалисты:
врачи, психологи, адаптологи. Они тебе помогут освоиться в нашем
мире.
   Арч пристально посмотрел Гуру в глаза.
   - Скажи, я никак не могу вернуться назад?
   - Нет. Это абсолютно исключено. Хотя со временем мы, возможно,
решимся на контакт, но это будет еще ой как не скоро. Лишь одно
я тебе гарантирую: ты никогда не пожалеешь, что попал к нам.
   - А сколько вам разрешается жить?
   Гур ответил не сразу. Он встал, прошелся по каюте, хотел было
взять очередной стакан алого питья, но передумал и захлопнул
дверцу шкафа.
   - Видишь ли, Арч, мой ответ покажется тебе диким и несусветным.
Так что приготовься...
   - Сколько?
   - Сколько угодно, дружище. Мы не укорачиваем друг другу жизнь.
Более того, наша медицина способна значительно продлевать ее.
   Некоторое время Арч переваривал услышанное. Потом спросил:
   - Ну, а куда вы деваете стариков? Тех, которым сама жизнь в
тягость?
   - У нас она не бывает в тягость.
   - Ни за что не поверю. Я как-то видел одного попечителя,
которому перевалило за семьдесят. Дряхлая, жирная развалина. Он
еле-еле ноги волочил.
   Вернувшись к столику, Гур уселся, сцепил руки, посмотрел
исподлобья на Арча.
   - Как по-твоему, сколько мне лет?
   Чувствуя подвох, тот ответил не сразу.
   - Наверно, тридцать пять...
   - Больше, гораздо больше.
   - Сорок?
   - Я сказал, гораздо больше.
   - Неужто сто? - нарочито хохотнув, предположил Арч.
   - Не угадал. В пересчете на ваши годы мне около пятисот. Илой
старше, ему перевалило за тысячу. Но и это далеко не предел.
   Сказанное Гуром было нереально, чудовищно, не умещалось в
сознании. Арчу показалось, что сейчас его мозг захлестнет
полнейшее безумие.
   - Да ты врешь, - только и вымолвил он.
   - Нет.
   Арч встал, неверными шагами добрался до лежака и повалился на
него ничком.
   - Врешь! - повторил он. - Врешь...

   5.

   Над туманной кромкой залива восходило розовое солнце. Бриз
вкрадчиво перебирал тяжелую листву, с нее то и дело срывались
крупные, кристально прозрачные росинки. В какой-то миг падения
они вдруг вспыхивали, словно бы на полпути к земле простреленные
пологим утренним лучом. Наливная, отборная роса покрывала и
траву, и ноздреватые валуны, меж которых петляла тропинка, и
скамью на вершине холма. Арч, предусмотрительно захвативший с
собой стопку информационных распечаток, подстлал их на сиденье и
спинке.
   Каждое утро после завтрака он приходил сюда, садился на скамью,
осененную разлатыми перистыми ветвями, смотрел, как над заливом
поднимается розовое светило. Затем спускался в седловину и долго
бродил по лесным тропам. Еще на звездолете, по пути с
орбитальной базы в Адапторий, Арчу стало казаться, что мир
небесников навсегда излечил его от способности к удивлению.
Однако, едва ступив на грунт Самарна, он испытал чувство,
граничившее с шоком. Чудо из чудес, потрясшее Арча до глубины
души, называлось "деревья". До сих пор созерцание рощи, мерно
колышащейся под ветерком, отзывалось в его груди восторженным
трепетом.
   Чуть выше солнечного диска возникла темная точка. Она
стремительно приближалась, росла, и вскоре Арч распознал в ней
пассажирский бот, идущий на посадку. Его блестящее брюхо с
выпущенными тонюсенькими шасси пронеслось высоко над холмом, и
воздушная волна всколыхнула чуткие верхушки деревьев. Арч
обернулся и увидел, как серебристый диск опустился за высокими
куполами Адаптория, которые мягко розовели в утренних лучах.
   Еще одного бедолагу привезли с другого края Галактики,
подумалось ему. Ничего, обвыкнет. Все ошалевают поначалу, потом
входят во вкус. К хорошему привыкают быстро.
   Сбоку, за кустами, послышался топот бегущих ног и сиплое, с
присвистом, дыхание. Меж ветвей замелькала плешивая голова,
увенчанная зубчатым золотым обручем. Потом бегун показался на
повороте дорожки во весь рост. Его обнаженный дряблый торс
лоснился от пота, края набедренной повязки влажно потемнели.
Секундомер на шнурке прыгал, бился о грудь, обильно поросшую
седыми слипшимися кудряшками. Поравнявшись со скамейкой,
старичок нажал кнопку секундомера и перешел на шаг. Шумно
отдуваясь, он стал расхаживать туда-сюда, искоса вопросительно
поглядывая на Арча. Наконец тот сжалился и произнес:
   - Привет.
   - О боги мои, наконец-то! - затараторил старичок. - Ну неужели
так трудно поздороваться сразу? Вы же прекрасно знаете, что я
здороваюсь первым только с богами...
   - Прошу ваше высшее величество меня извинить.
   - Высочайшее величество, - уточнил венценосец. - Вы-со-чайшее!
Почему вы всегда коверкаете мой титул? У вас память слабая? Или
так принято шутить на вашей планете? - Старичок стал делать
приседания, старательно дыша через нос.
   - Так я жду ответа на мой вопрос, заявил он, окончив упражнение.
- Или это забывчивость, или неуместная насмешка. Что же?
   - Боюсь, и то, и другое, приятель.
   Возмущенно фыркая, высочайшее величество смахнуло росу с краешка
скамейки, уселось.
   - Дерзость... - донеслось приглушенное бормотание. - Одна лишь
дерзость и попрание наисвященного сана. Токмо усекновением
дерзковыйных глав спасаемы престолодержавцы...
   - Да будет вам, - примирительно бросил Арч. - Каждое утро одно и
то же. Не надоело?
   Молча старичок поерзал на скамейке. В роще раздалась заливистая
трель, и сразу ей вторила другая. Пели крошечные радужники, в
изобилии населявшие окрестности Адаптория.
   - Как ваша сегодняшняя пробежка? - полюбопытствовал Арч и, не
дождавшись ответа, повторил на другой лад. - Каково пробежалось
ваше высочайшее величество?
   - Превосходно. Просто превосходно. Сегодня я поставил свой
личный рекорд, - он тряхнул секундомером. - От опочивальни до
этой скамейки за шестьсот девяносто один кома шесть. Я в
отличной форме, н-да. А поначалу, представьте, мечтал
пробежаться хотя бы за восемьсот... Мой лейб-медик нижайше
рекомендовал постепенно наращивать дистанцию.
   - Рад за вас.
   - Вчера летал на экскурсию, - сообщил августейший бегун. -
Прелюбопытнейше. Всюду люди приветливы, хотя несведущи в
этикете. Могущественный и дивный народ, но непросветленный, увы.
Перстные твари - и те в чащобах предводительствуемы, из среды
своей воздвигают вожатого и чтут боязненно...
   - Одного никак не пойму, - перебил Арч. - Чем вам здесь не по
нраву?
   - Вопрошая, не титулуете... - скорбно вздохнул старичок. - Что ж
поделать. Хлеб чужбины пресен, и тускл небосклон ея. А навоз
отчизны благоуханней чужедальних цветов.
   - Кажется, позавчера вы хаяли эту самую отчизну на все корки.
Обижались, что вам едва башку не оторвали.
   - Неблагодарность черни посягает на плоть, однако втуне тщится
замарать благорожденность, - последовал ответ. - И втуне
просветлять дерзких, приуготованных усекновению.
   - Вроде меня, что ли?
   Старичок встал, потянулся, с урчанием поскреб дряблые бока.
Звучно шлепая кроссовыми туфлями, он поплелся вниз, к пляжу.
   - Варварство... - расслышал напоследок Арч. - Дерзость
сугубая... Несть просветления...
   Пышно шелестела листва. Радужники разливались вовсю. Один из них
покружил над скамьей и бесстрашно опустился на ее спинку
рядышком с неподвижным человеком. Взъерошив многоцветные перья,
он старательно разглаживал их изогнутым клювиком. Осторожно Арч
обшарил карманы в поисках угощения, набрал щепотку крошек,
протянул их на ладони птице. Радужник вытянул шею, постреливая
то одним, то другим любопытным глазом. Затем перепорхнул,
щекотно вцепился лапками в большой палец и принялся жадно
клевать. Подлетел еще один радужник, вылитая копия первого, и
завис над ладонью суматошным переливчатым облачком, обдавая лицо
Арча трепетным ветерком. Однако вдруг обе птицы всполошились,
упорхнули, скрылись в ветвях.
   Арч вздрогнул, обнаружив, что рядом с ним сидит Гур. Очевидно,
тот незаметно подкрался сзади и в мгновение ока, бесшумно
перемахнул через спинку скамьи.
   - Салют, крестник.
   - Здорово, спаситель.
   - Извини, что спугнул твоих птичек. Как тебе тут живется?
   - Благодарствую, - Арч покривился. - Жаловаться не приходится,
дурбольница высшего разряда.
   - Ты чем-то недоволен, как я понимаю.
   - Нет, не сказал бы. Красота, покой. Птички клюют прямо с руки.
Только, знаешь... Кисло мне стало. Когда прошло первое
обалдение, начался какой-то свербеж на душе. Как будто это
несправедливо, нечестно, понимаешь?
   - Что нечестно?
   - То, что я здесь.
   Арч отвел глаза и стал смотреть на залив. У самого берега, на
мелководье беззаботно плескался бывший монарх. Даже купаясь, он
не расставался с короной.
   - Признаться, я ожидал чего-то в подобном духе, - сказал Гур. -
Хотя твои последние тесты свидетельствуют о полной норме. Да и
такая реакция, скорее всего, естественна.
   - Толку-то с этих тестов...
   - Чудак. Толку очень много. Ты уже вправе распоряжаться собой по
собственному усмотрению. Например, хоть сию минуту покинуть
Адапторий. Ты - свободный полноправный человек.
   Оторвавшись от созерцания залива, Арч всем корпусом повернулся к
Гуру.
   - Это что, всерьез? Никаких ограничений?
   - Ты же читал Хартию прав. Там все сказано.
   Некоторое время ушло на то, чтобы осмыслить услышанное.
   - Так... - проговорил наконец Арч. - И ты прилетел сюда только
для того, чтобы меня обрадовать? Ведь неспроста ты заявился. А?
   - Тебя не проведешь, - улыбнулся Гур. - Неспроста.
   - Давай, выкладывай.
   Из нагрудного кармана Гур извлек два снимка.
   - Посмотри-ка, нет ли здесь твоих знакомцев.
   Арч внимательно вгляделся, покачал головой.
   - Нет. Это не он. И этот тоже. У Юхра шрам был вот здесь.
   - Жаль. Ну да ладно, - Гур отлепил от спинки скамьи листок
распечатки, пробежал глазами несколько строчек.
   - Вижу, мою просьбу тебе передали, - сказал он. - Ну, как
успехи?
   - Потихонечку. Уже разобрался кое в чем.
   - Мне нужен от тебя ответ на один вопрос. Если не можешь
ответить сейчас, запроси дополнительную информацию, поштудируй.
Сроки нас не поджимают, главное - правильные выводы. Именно твое
мнение для нас крайне важно.
   - Так в чем вопрос?
   - Нас интересует сравнительный анализ нашей вычислительной
техники и той, которую ты обслуживал. Есть ли принципиальные
архитектурные отличия, в чем они. И прежде всего - с точки
зрения надежности системы.
   - Понял. По правде сказать, меня самого это интересует. Ваша
техника намного лучше, спору нет. А что касается надежности, она
у вас на порядок выше. Такие вот дела. Хотя вам это наверняка
известно и без меня.
   - Да, наши выкладки говорят о том же, - признал Гур. - Но мы
пока располагаем только общедоступной информацией, вроде ваших
учебников и практических руководств.
   - А где взять другую информацию?
   - Правильно, в том-то и загвоздка. Ищем, собираем по крохам.
Может быть, у тебя имеются сведения? Из слухов, из трепа в
теплой компании, мало ли... Сам знаешь, как у вас циркулирует
информация. Постарайся, припомни.
   Недолго думая, Арч вытащил из брючного кармана блокнотик с
микрокалькулятором на развороте обложки.
   - Слушай, Гур, давай говорить прямо. Я же понимаю, куда ты
гнешь, зачем ходить вокруг да около. Все упирается в Подземного
Папу, так?
   - Допустим.
   - Не допустим, а так оно и есть. Я тут вчерне прикинул его
рабочий объем, по самым скромным подсчетам он превышает, в ваших
единицах измерения, четырнадцать триллионов инф. Иля я ошибаюсь?

   Гур оживился.
   - Ай да Арч, - он восхищенно развел руками. - Молодчага. Наши
теоретики пришли к тому же, они оценивают объем Подземного Папы
в пятнадцать триллионов, некоторые даже выше. Это громадная
махина. Скажу больше, такой нет даже у нас. Во всей Галактике не
существует ничего подобного.
   - Тут-то и кроется закавыка, - Арч достал из блокнота вчетверо
сложенный информлист, расправил его. - Я раскопал забавный
график. Для вас это азбука, а для меня откровение. Вот кривая
зависимости между объемом системы и ее надежностью. Естественно,
здесь действует жесткая обратная зависимость. Если система
растет, ее надежность убывает, притом по экспоненте. Теперь
делаем один простенький расчет, берем отношение возможного числа
рабочих элементов к объему информации, учитывая скорость
обработки.
   - И что получается?
   - Бредятина получается, Гур. Надежность-то нулевая. По моему
разумению, Подземный Папа и дня не может нормально проработать.
   - Однако работает.
   - Возникает маленький вопрос. Как может работать то, что
работать в принципе не может?
   Просиявший Гур хлопнул Арча по плечу.
   - Отлично, дружище. В самую точку. Если б ты только знал, какую
истерику устроили наши кибернетики, едва узнали про Подземного
Папу. Требуют разведать всю подноготную, до последнего чипа, и
поднести им на блюдечке. Ведь он благополучно работает, а
значит, насмарку идет наша теория надежности систем.
   - Где же ошибка? - растерялся Арч, теребя мочку уха.
   - В исходных данных, вот где. Теория верна для известных нам
систем, элементов и связей. А про Подземного Папу мы пока ничего
толком не знаем. Кроме того, что он по всем статьям превосходит
любой компьютер в Галактике.
   Склонившись над микрокалькулятором, Арч наугад тыкал пальцем
клавиши. На табло послушно и бессмысленно танцевала зеленая
цифирь. Потом, из долгосрочной памяти, выскочило заклятое число,
четырнадцать на десять в двенадцатой степени. Включив сброс, Арч
прошелся по обменным регистрам и начисто стер плоды своих
многодневных вычислений. Захлопнул блокнот, сунул в карман.
   - Значит, не один я такой смекалистый, - подытожил он.
   - Не расстраивайся, пока что этот кус никому не по зубам.
   Поколебавшись, Арч сказал:
   - Тебе потолковать бы с одним башковитым парнем, только его уже
нет на свете. Был такой, Даном Кумурро звали.
   - Откуда ты о нем знаешь? - встрепенулся Гур.
   - А ты откуда?
   - У нас есть доступ к закрытым сводкам. Но даже из них много не
выжмешь. Дан Ча Кумурро Лу, авторитетный специалист в области
кибернетики, два года назад погиб при попытке взорвать Верховный
Разум. Его останки опознали по рисунку папиллярных линий.
Соучастники Кумурро не выявлены, один из подозреваемых бесследно
исчез. Кроме того, где-то в архивах страблагов имеется строго
засекреченный документ под названием "Меморандум Кумурро". Его
содержание нам пока неизвестно. В общих чертах это все.
   - Да, не густо. Впрочем, мне добавить особенно нечего.
   - Арч, пожалуйста, расскажи, что знаешь, и как можно подробнее.
   - Будь по-твоему, - и он добросовестно поведал историю своего
знакомства с Тилом.
   Гур слушал внимательно, не перебивая, однако едва Арч окончил
рассказ, профессиональное хладнокровие изменило разведчику.
   - И ты молчал! - воскликнул он, сорвавшись с места и бегая
взад-вперед возле скамьи. - Не обмолвился ни словом! Почему?!
   - Не кипятись, - попросил Арч. - Я обещал Тилу не выдавать его.
А во-вторых, я не подозревал, насколько это важно.
   - Еще как! Еще как важно... Ведь Кумурро знал устройство
Подземного Папы. Должен был знать. Не мог не знать.
   - Что с того, ведь он мертв.
   - Остался его меморандум, Арч. Бьюсь об заклад, там идет речь об
угрозе лавинного сбоя. Ай-яй-яй, что же ты молчал...
   - Говорю тебе, я Тилу слово дал - помалкивать. А теперь
сообразил, какого дурака свалял.
   Немного успокоившись, Гур снова уселся на скамью и принялся
дотошно расспрашивать Арча о его приключениях под землей.
Вспомнить удалось далеко не все - например, сколько колодцев они
миновали по пути к турникетам, в каком направлении
передвигались, где и куда сворачивали. Арч попробовал начертить
примерный план подземных ходов, но безнадежно запутался.
   - Ладно, в конце концов это мелочи, - заявил разведчик. - Найдем
мы твоего Тила, хватит ему на карачках ползать. А уж с ним до
Подземного Папы в два счета доберемся. Ну, спасибо тебе,
дружище...
   - На здоровье, - ответил Арч. - Слушай, интересно, а если бы Тил
не знал ходов к Папе? Тогда что?
   - Если бы да кабы. Значит, он бы их не знал. Формулируй вопросы
корректно, - шутливо отмахнулся Гур.
   - Постараюсь. Итак, спрашиваю корректно. Тебя Тил интересует как
проводник в подземелье, и только? Если б не это, пускай бы
ползал там до скончания века, разве не так?
   Не сразу Гур нашел, что ответить.
   - Арч, дружище, да с какой стати ты так взъелся?..
   - Не хочешь отвечать. Ну-ну. Может, скажешь хотя бы, почему ты
меня отволок на свою космическую базу, а не бросил загибаться от
черняшки?
   - Скажу. Я думал, ты из банды, которая охотится за жизняками. У
парней оттуда есть много ценной информации, которая нас очень
интересует.
   - Спасибо за откровенность.
   Арч хотел было встать, но Гур удержал его.
   - Постой. Разберемся не торопясь. Мы не боги, Арч. Мы не в силах
исцелить всех больных. Накормить всех голодных. Защитить всех
обиженных. Сделать это можете только вы сами. Сами, понимаешь? И
никто другой за вас этого не сделает. Ты думаешь, нам,
разведчикам, легко видеть, что творится на карантинных планетах?

   - Ну да, вы, конечно, жалеете нас. Как же. Только жалость ваша -
бесплатная, вот в чем штука. Никого она особенно не греет.
   - Арч, обвинять легче всего. Что ты предлагаешь? Пожалуйста,
выкладывай свою программу. Хоть сегодня можешь внести проект в
Галактическую Лигу. Правда, не ты первый будешь и не ты
последний. От горячих голов и прожектов там давно отбою нет. А
мы - Разведка, дружище. Мы работаем, собираем сведения, ищем
пути, чтобы действительно помочь. Рано ли, поздно, мы найдем
корень зла и способ с ним расправиться. Тогда возможно
вмешательство, только тогда и никак не раньше.
   Отведя взгляд, Арч пробормотал:
   - Лучше замнем для ясности это дело.
   - Ты несогласен?
   - Я говорю, замнем.
   Солнце уже поднялось высоко, и на скамью сползла ажурная тень от
нависающих веток. Арч откинулся на спинку скамьи и, щурясь,
любовался лучами, которые пробивались сквозь листву слепящими
спектральными метелками.
   - Мы недавно раздобыли очень интересную видеограмму, - сказал
Гур. - Оказывается, у Попечительского Центра вашей планеты есть
засекреченный архив. Кое-что удалось потихонечку скопировать. Я
думаю, тебе интересно будет посмотреть.
   - О чем запись?
   - Она сделана четыре тысячи лет назад, на борту ссыльного
звездолета, - Гур подбросил на ладони маленький, с мизинец
величиной, стерженек. - Качество вполне сносное.
   Рывком Арч поднялся на ноги.
   - Пошли.

   6.

   Казалось, Гур нарочно испытывал терпение Арча. Войдя в его
жилище, он не торопясь осмотрел и похвалил обстановку, оценил
открывавшийся с балкона вид на далекий, заснеженный горный
хребет. Потом по селектору заказал в номер обед на двоих. Лишь
после этого он проследовал в кабинет, затенил окна, чтобы солнце
не отсвечивало на экране видеографа, и зарядил кристаллозапись в
аппарат.
   - Смотри, дружище, - сказал он, усаживаясь в кресло с
дистанционным переключателем в руках. - Сейчас ты увидишь
собственных предков. Случилось это, сам понимаешь, четыре тысячи
лет назад, считая по вашему календарю.
   Сначала на экране возникли титры. "Совершенно секретно.
Перезапись, вынос из хранилища, показ посторонним данного
видеоматериала караются смертью."
   - Неплохо для начала, - заметил Арч. - Интригует.
   - Стандартная архивная заставка, - откликнулся Гур.
   "Непосвященный!" - гласил следующий титр. - "Случайно или
преднамеренно увидев эту запись, ты подлежишь смертной казни.
Пока не поздно, остановись."
   Невольно Арч присвистнул.
   - Хотел бы я видеть чудака, который и впрямь остановился бы.
   Мелькнула эмблема - очертания континента, вписанные в круг, и
вычурные буквы надписи:"Специальный архивный фонд
Попечительского Центра". Затем на экране возник грузный мужчина
в клетчатой робе, стоявший на фоне дюралевой корабельной
переборки. Его серые, навыкате глаза смотрели пристально и
тяжело. Из-за обширных залысин выпуклый лоб казался
непропорционально большим. Мясистые румяные щеки утопали в
курчавой бороде.
   - Это Хольвик, - сообщил Гур, утопив клавишу стоп-кадра. - Лидер
так называемых Провозвестников Свободы. Организовал несколько
крупных террористических акций. Имперский Особый Трибунал
приговорил его к бессрочной каторге, которая заменена ссылкой в
звездолете.
   Застывшее изображение ожило. Хольвик приветственно простер
ладони.
   - Далекий мой потомок, мы обращаемся к тебе, - произнес он
сочным ораторским баритоном. - Нет сомнения, что о нас и о нашем
полете в грядущем сложат легенды. Значит, есть риск, что зыбкие
покровы мифов облекут нас в ангельские или же сатанинские
одеянья. Нам одинаково претит и то, и другое. Половинчатая,
хромая истина хуже наглой лжи, ведь первую труднее распознать,
чем вторую. Нет ничего целительней памяти, ибо язвы прошлого
должны врачевать будущее. Ныне корабельные часы уже отсчитали
сотые сутки полета в неизвестность, а впереди простирается
бездна, протяженностью в десятки, если не сотни лет. Нравы
обитателей нашего космического каземата далеки от совершенства.
Из-за корысти, похоти, властолюбия постоянно вспыхивают кровавые
стычки. Однако вчера лучшие из нас объединились и положили конец
полнейшему беззаконию и разгулу грубой силы. Отныне у нас есть
суд и есть закон, то единственное, что способно уберечь
население корабля от одичания. Потомок, мы хотим, чтобы ты
своими глазами увидел, как это произошло.
   Добро пожаловать на законодательное собрание. Оно состоялось
через сто шесть суток после старта, задолго до того, как на
свете появился ты.
   Хольвик исчез и снова возник, сидящий во главе длинного стола
кают-компании. Сборище насчитывало не меньше сорока человек, все
как один в клетчатых робах каторжников. Многим не хватило
кресел, и они стояли, прислонившись к необлицованным дюралевым
переборкам. Короткофокусный объектив почти целиком вбирал
кают-компанию в кадр, однако искажал перспективу, делая стены
вогнутыми; могло показаться, что присутствующие находятся в
громадном металлическом пузыре. Звучно хлопнув ладонями, Хольвик
пресек приглушенный гомон и встал, набычившись, упираясь руками
в стол. Наступила тишина, и все взгляды обратились к оратору.
   - Начнем, пожалуй, - сказал он. - Ни для кого не секрет, что на
корабле царят разброд и дикость. Было бы наивным ожидать чего-то
иного. Но далее мириться с уголовщиной мы не можем. Несколько
случаев самосуда ничуть не исправили положение, скорее ухудшили
его. Отвечая убийством на убийство, мы в конце концов придем ко
всеобщей поножовщине, к самоистреблению...
   _ Хольвик, ты ли это? - ехидно выкрикнули с дальнего конца
стола.
   Там и сям захихикали. Оператор с видеокамерой стал продвигаться
вдоль кают-компании, стараясь не упускать председательствующего
из виду.
   - Да! Это говорю вам я! - рявкнул Хольвик, наливаясь багровой
злостью, и его растопыренная ручища взметнулась над столом. - Вы
видите эту руку? Она в крови по локоть! Я всю жизнь сражался с
тиранией. Но над нами теперь нависла самая жуткая из тираний -
это произвол толпы...
   Кто-то постучал костяшками по столу.
   - Может, хватит патетики? Что ты предлагаешь, конкретно? -
спросил худощавый, морщинистый человек с длинными седыми
кудрями. Видеокамера выхватила его крупным планом - пристальные
раскосые глаза, высокомерно поджатые тонкие губы, костистая рука
с массивным перстнем.
   Снова Гур остановил бег видеограммы.
   - Это, судя по всему, Навшан, - прокомментировал разведчик. -
Магистр богословия и экономист, один из виднейших утопистов того
времени. Сослан за пропаганду своих взглядов. Его труды не
сохранились. Кстати, обрати внимание, сейчас покажут парней, что
сидят поближе к Хольвику, стриженные под ноль. Это его боевики -
Туша, Хлыст, Биток и прочая братия. Крутые мальчуганы. В
рукопашной схватке каждый стоил троих.
   Оператор продолжал съемку, постепенно передвигаясь в сторону
Хольвика. В кадре появились сизые, булыжного вида головы
боевиков, все без исключения повернутые к своему вождю,
излучавшие безграничную преданность. Остальные присутствующие
вразнобой загалдели.
   - Точно!
   - Не гони вату!
   - Подрубайся к делу.
   Выждав, когда иссякнут реплики, оратор повел рукой, словно
собирая в кулак остатки шума.
   - Мы - корабельный сход, - заявил он. - Тут, среди нас, все
коренные паханы. Те, за кем идут, у кого сила. Так давайте
объединимся, чтобы выжить, чтобы не перегрызть друг другу
глотки. Я взываю к вам - тем, кто держит в руках судьбы
обитателей корабля и их потомства. Слушайте же.
   Теперь видеокамера показывала заседавших в новом ракурсе, из-за
плеча Хольвика. Напряженные лица, жесткие, прощупывающие
взгляды. Мало кого тронула незатейливая ораторская лесть.
   - Вся беда в том, что уголовная ответственность здесь, на
корабле, становится фикцией, - продолжал Хольвик. - Никого не
испугаешь тюрьмой, мы и так фактически находимся в тюрьме.
Публичные телесные наказания? Это гнусно. Смертная казнь? На
минутку предположим, что она введена, но как быть с мелкими
правонарушениями... Тише! Я говорю, тише!! Дайте мне закончить.
Итак, я предлагаю принципиально новый метод наказания
провинившихся. Он состоит вот в чем. Необходимо учредить суд -
тише, вы! - не тот циничный и продажный, через который мы все
прошли, а наш собственный суд, честный и справедливый, который
одинаково охраняет каждого из нас, без исключения. И за любой
проступок суд назначит меру наказания, за мелкий - год, за
крупный - десять лет...
   - Десять лет - чего?! - выкрикнули из дальнего угла.
   - Жизни. Любому, кто провинится перед нашим корабельным
братством, будет сокращен срок его жизни. Чем больше вина, тем
короче жизнь.
   - Да вы бредите! - взорвался Навшан. - Какой срок жизни вы
намерены сокращать? Вы разве Господь Бог? И знаете, кому сколько
лет отпущено?
   - Каждому будет отпущено шестьдесят лет жизни, - отрезал
Хольвик. - И гарантирована быстрая, безболезненная кончина. В
наших условиях это самое целесообразное.
   Последняя фраза почти потонула в гаме и грохоте. Изображение
дрогнуло, слегка сместилось.
   - Тихо! - зычно проревел Хольвик. - Дайте же мне ответить!
   - Заметь, - проворчал Гур, включив стоп-кадр, - материал
подвергался монтажу. Очевидно, в интересах истины.
   - Поймите, другого выхода нет. Да, это предлагаю именно я, глава
Провозвестников Свободы. Мы обязаны поступиться частью своих
прав - ради будущих поколений, ради их жизни, свободы,
процветания. Разве есть другой способ установить на корабле
законный порядок, избежать перенаселения, тесноты, голода?..
Если есть, назовите его! Погодите, не перебивайте. Каждый сможет
высказаться. Тише! Вы возмущаетесь потому, что не видите дальше
своего носа. Сегодня вы - главари, вы не нуждаетесь в защите
закона. А дальше, дальше - что? С годами придут новые вожаки,
моложе и крепче, кто тогда сможет поручиться за вашу
безопасность? Вы уверены, что доживете хотя бы до пятидесяти,
что вам не перережут во сне глотку? Кто уверен - пусть встанет и
скажет. Ну? Я жду.
   Встал Навшан.
   - Лично мне твой закон не нравится, - с усмешечкой сказал он. -
Хотя бы потому, что мне шестьдесят два года. А я не прочь пожить
еще. Обещанная тобой безболезненная кончина меня отнюдь не
прельщает.
   - Изволь, я отвечу. Где существует наказание, там должно быть и
поощрение. Срок жизни можно и продлить - тому, кто этого
заслуживает.
   Присутствуюшие стали перешептываться.
   - Это уже другой разбор! - одобрительно брякнул кто-то.
   - Погодите радоваться! - не уступал Навшан. - Кто будет решать?
Кто будет отмеривать нам жизнь? Уж не ты ли?! - он яростно ткнул
пальцем в сторону Хольвика.
   - Ошибаешься. Не я, не ты и даже не сход. У нас будет высший
судья, свободный от ошибок и пристрастий, не поддающийся
подкупу. Каждый, чей срок жизни истекает, сможет подать ему
прошение с перечнем своих личных заслуг. И судья воздаст по
справедливости.
   - Что же это за судья?
   - Бортовой компьютер системы жизнеобеспечения, - веско произнес
Хольвик. - В отличие от навигационной электроники, к нему есть
доступ. Компьютер никогда не ошибется, никогда ничего не
забудет. Его не проймешь ни угрозами, ни посулами, он абсолютно
беспристрастен. Лучшего судьи невозможно пожелать.
   Среди неразборчивого ропота раздался срывающийся голос Навшана:
   - Браво, Хольвик! Идея действительно великолепная. На словах.
Правда, ты упустил из виду, что кто-то будет обслуживать этого
электронного судью, вводить в него данные. И этот кто-то будет
единовластным нашим повелителеми!
   После его слов разразилась поистине буря всеобщего негодования.
Судя по еле заметному скачку изображения, ее апогей впоследствии
вырезали.
   - Ти-хо!! - зычно проревел Хольвик.
   Бритоголовые боевики привстали, готовые по первому знаку
ринуться на беснующихся паханов. Наступило относительное
затишье, которым воспользовался Навшан.
   - Нас толкают на страшный путь! - вскричал он. - Сегодня
компьютер решает, кому сколько жить. Завтра он будет решать, как
жить. Послезавтра - как мыслить. Это значит сунуть голову в
удавку! Стоит лишь начать, и мы не заметим, как превратимся в
стадо рабов. Тупых, замороченных рабов!
   - Чушь! - перебил его Хольвик. - Нечего нас пугать, мы не
дети...
   - Я требую вынести вопрос на всеобщее обсуждение! - не унимался
Навшан. - Пусть решают все! Все, а не горстка избранных!
   - Чем тебе, дед, не нравится наша горстка? - осведомился
сидевший напротив него парень с жутким, обезображенным
коллоидными рубцами лицом.
   Его поддержал один из бритоголовых.
   - Кто решать-то будет? Дешевки, фоски, говноловы? Сами
разберемся.
   Последние слова Навшана явно пришлись аудитории не по вкусу, и
Хольвик сразу этим воспользовался.
   - Здесь не место устраивать твой вожделенный народный форум, -
обратился он к Навшану. - Со времени старта мы уже недосчитались
почти тридцати человек. Их убийцы тоже будут голосовать за новый
закон? Или ты не видишь, что творится на корабле? Драки при
каждой раздаче пайки. Чуть ли не каждый день изнасилования. Чем
дальше, тем хуже. В крытой - и то больше порядка. Я знаю, как в
камере уважают пахана. Его слово там крепче камня. А здесь?
Недавно закололи шилом Сипатого, и это сделали его же
подельники. Чья теперь очередь? Твоя, Шуруп? Или твоя, Мыльный?
А ты, Обрез, может, расскажешь, почему у тебя забинтована рука?
Кто на очереди, кому из нас завтра полоснут по горлу, проломят
череп? У нас же нет никакого закона - ни имперского, ни
блатного. Так дальше нельзя.
   Усевшись, он обвел кают-компанию выжидающим взглядом.
   Почти сразу же встал Обрез, плотно сбитый, смуглый детина с
забинтованной левой кистью руки.
   - Он прав, паханы. Здесь полно наблатыканных шпанят. Им что
коренной, что фрей парашный, все едино. На блатное понятие они
класть хотели. Если мы их не вправим, останется от нас, паханов,
одно название. Позавчера двое пащенков подруливали к моей бабе.
Зажали ее в углу, перо приставили, стали раздевать. Я их
шуганул, так они на меня с перышком. Если б не подоспели эти вот
братки, - он кивнул на бритоголовых, - мне бы кишками рот
замотали. И хоть бы кто из блатных дернулся на подмогу. Как
хотите, а он кругом прав.
   - А ты что скажешь, Музыкант? - спросил Хольвик, едва Обрез
закончил свою речь.
   - Что тут скажешь, буза кромешная, - откликнулся, не вставая,
субъект с пожелтевшим, вяленым лицом наркомана. - Я знаю, кто
зачеркнул Сипатого. Хотел я толковище собрать, честь по чести.
Сами знаете, что полагается за пахана. Ну, и кто подписался? Кто
из вас подписался, говорю? Верно борода сказал, кончился блатной
закон. Хоть кого из нас заделают, никто не шепотнется.
   - Значит, нужен новый закон, как по-твоему? - Хольвик навалился
на стол, буравя Музыканта немигающими глазами.
   - Я думаю, иначе эту шпанку не вразумить, - заявил тот.
   - Исчерпывающе. Кто еще хочет высказаться?
   И опять вскочил Навшан.
   - Выходит, вы печетесь о своей безопасности? О своих привилегиях
паханов? Отлично. Только если Хольвик добьется своего, я ржавого
гвоздя не дам за вашу безопасность. Никто, слышите, никто не
сможет поручиться за вашу шкуру, если этот людоедский закон
вступит в силу...
   - Заткнись, ты, фрей с навозной фабрики! - оборвал его один из
боевиков.
   Сардонически усмехнувшись, Навшан обратился к Хольвику.
   - Очевидно, на страже закона будет стоять именно этот ваш
подручный и подобные ему? А он не страдает от избытка терпимости
и уважения к ближнему, судя по его реплике.
   - Биток прав, если не по форме, то по сути, - издевательски
заметил Хольвик.
   - Что ты все встреваешь и встреваешь, чувырло носатое? - в упор
спросил Навшана парень с рубцами на щеке. - Шибко грамотный, да?
Захлопни пасть по-хорошему. Сядь.
   - Ну что ж, - пожал плечами магистр богословия. - Я вас
поздравляю, Провозвестник Свободы. У вас достойные союзники. А
мне здесь делать больше нечего.
   И он направился к выходу.
   - Придержите его там, у дверей, - распорядился
председательствующий. - Только пусть помолчит. Кто еще просит
слова? Никто? Тогда прошу отвечать по порядку - кто за, кто
против. Хлыст, записывай. Начали. Мыльный?
   - Я чего... - нерешительно пробормотал обрюзгший коротышка. - Я
не против.
   - Очень хорошо. Дальше. За или против? - пристально и цепко
Хольвик обводил присутствующих взглядом.
   - За...
   - И я за...
   Процедура голосования прошла почти без запинки и заняла
считанные минуты.
   - Итак, новый закон вступил в силу, - объявил Хольвик. - Сегодня
же об этом будет объявлено по трансляции. Благодарю вас. Все
свободны.
   Гур выключил видеограф.
   - Ну, что скажещь?
   Арч шумно перевел дыхание.
   - Вот оно что, оказывается... - произнес он. - Вон откуда это
тянется.
   - Да, запись многое объясняет, - Гур подошел к дверце стенного
лифта, взял поднос с дымящейся снедью и поставил на столик между
кресел. - Хотя ни на шаг не приближает к главной проблеме -
секрету надежности.
   - Сволочь, - вырвалось у Арча. - Легенды о нем, видишь ли...
Покрасоваться решил перед потомками. Ах, сволочь...
   - От хороших пожеланий до хороших дел - путь неблизкий. Еще в
древности подмечено. Да ты ешь, ешь.
   Вяло, без малейшего аппетита Арч принялся за фруктовый салат.
   После обеда они вышли прогуляться в парке. Только-только
миновала пора цветения, и тропинки утопали в разноцветном месиве
лепестков. Арч шел, сутулясь и загребая башмаками рассыпчатые
груды благоуханного сора.
   - Ты вроде говорил, что я теперь полноправный гражданин? - вдруг
поинтересовался он.
   - Совершенно верно.
   - Значит, могу "выбирать местожительство по своему усмотрению и
трудиться в соответствии с призванием"? Кажется, так написано в
вашей Хартии?
   - В нашей Хартии, дружище. В нашей, поскольку она и твоя тоже.
   Остановившись, Арч придержал Гура за рукав.
   - Ну, а что, если я решил работать в Разведслужбе?
   - Ты как, серьезно?
   - Да.
   В замешательстве Гур огляделся по сторонам, словно ища
оброненный предмет, затем нагнулся и подобрал маленький округлый
голыш.
   - Стой, где стоишь, - скомандовал он, отойдя на десяток шагов. -
Ну-ка - лови!
   Сначала сделав ложный замах, он запустил камешком в Арча. Тот не
успел даже выставить ладонь. Голыш угодил в клапан левого
нагрудного кармана и упал на тропинку.
   - Это как понять?
   - А так, дружище, что пуля летит гораздо быстрее. Теперь
попробуй-ка попасть в меня.
   Подняв камешек, Арч примерился и что было силы метнул его.
Однако в момент броска тело Гура превратилось в полупрозрачный
веер - оно с бешеной скоростью металось из стороны в сторону. А
спустя мгновение над тропинкой взвился смерч из лепестков, и вот
уже разведчик стоял вплотную к Арчу, небрежно подбрасывая голыш
на ладони.
   - Красивый фокус, - одобрил Арч. - Только не говори мне,
пожалуйста, что такие таланты у тебя отродясь.
   - Разумеется. Это результат тренировки плюс кое-какие процедуры
для тонуса мышц и укрепления связок. Впрочем, то, что я тебе
показал, - пустячок. Есть вещи гораздо сложнее...
   - Короче, - перебил Арч. - Ты хочешь сказать, что мне
разведчиком не быть?
   - Я хочу сказать, дружище, что стать им нелегко.
   - Значит...
   - Значит, можешь пойти попрощаться с персоналом. Я вылетаю через
час, и нам как раз по пути.

   7.

   Инструктор хлопнул в ладоши.
   - Отдохнули? Продолжим. Упражнение "дуэль". Оружие зачехленное.
Дистанция сто. Правила вольные, - единым духом выпалил он. -
Первая пара, Киммо и Арч, приготовиться.
   Встав с корточек, Арч поправил и застегнул пухлый защитный
жилет, подтянул ремешок шлема, опустил забрало. Обменявшись
рукопожатием с белобрысым крепышом Киммо, он отошел в дальний
конец зала.
   Оба дуэлянта встали спиной друг к другу, на расстояни ста
локтей, каждый проверил застежку кобуры.
   - Готовы? - крикнул инструктор. - Хоп!!
   Арч сделал длинный прыжок в сторону, затем диагональный кувырок
через плечо, уже с пистолетом в руке. На лету он увидел
перевернутый зал и Киммо, проводящего маятниковый финт. Два
выстрела грохнули одновременно.
   - Прошу ко мне, - позвал инструктор, и соперники трусцой
поспешили к нему. - Арч Эхелала, упражнение на "отлично". Финт
безукоризненный, попадание точное.
   На правом плече Киммо ампула оставила багровую кляксу.
   - Теперь вы, Киммо Соная. Средне, весьма средне. Слишком простой
финт, приберегите его для противников послабее. Конечно, так
легче целиться, но и сами вы служили удобной мишенью.
   Киммо потупился.
   - А главное, ваш выстрел не засчитывается, - инструктор ткнул
пальцем в след краски на стоячем воротнике Арча, под самой
кромкой шлема. - Настоящая ампула, попав сюда, причинила бы
опасную рану. Придется еще поработать на тренажере, хорошенько
поработать, Киммо.
   - Ясно, - буркнул курсант.
   - Можете отдыхать пока. Очередные, приготовиться.
   На ходу снимая шлемы, Арч и Киммо направились в угол зала, к
тоник-автомату.
   - Слушай, ты в предплечье целил? - полюбопытствовал Арч, осушив
порцию напитка.
   - В плечо, - Киммо смахнул капельки пота, обильно проступившие
на лбу, и припал к стакану.
   - Не то упреждение берешь.
   - Сам знаю. После спортивных пистолетов никак не привыкну. Я же
с малолетства палил на пуговичном стенде. Все рефлексы на ту
стрельбу.
   - А, вон оно что...
   Часы на запястье Арча коротко пискнули, и из них послышался
монотонный голос киберсекретаря:"Курсанта Эхелала приглашает шеф
училища... Курсанта Эхелала..." Прижав ногтем тангенту, Арч
ответил:"Информацию получил. Я в зале стрельб. Иду."
   - За что тебе такая честь?
   - Понятия не имею. Пороть вроде не за что, награждать тоже.
   - Ну, удачи тебе.
   - Спасибо.
   Вызов несколько удивил Арча - шеф училища почти не занимался
делами курсантов второй ступени, его любимым занятием было
натаскивать выпускников. Кроме того, как Арч только что сознался
однокашнику, за ним не числилось никаких провинностей, равно как
и заслуг.
   В кабинете шефа шел ремонт, оранжевый кибер о двенадцати
коленчатых лапах ползал по стене, заменяя облицовочные плитки.
Хозяин помещения, мускулистый негр с гладко выбритой головой,
сидел за компьютером и бегло считывал даные с дисплея, время от
времени внося пометки. При появлении Арча он вышел из-за столика
и поднял ладонь, растопырив пальцы в знак наилучших пожеланий.
   - Приветствую, курсант Эхелала. Садитесь, пожалуйста.
   - Благодарю, - Арч ответил жестом почтения и внимания.
   - Я как раз изучаю ваш матрикул. Должен признать, что ваши
успехи за столь короткий период заслуживают всяческой похвалы.
   - Спасибо, наставник.
   - Предлагаю обойтись без лишних церемоний. Меня зовут Млет.
   - Да, я знаю.
   - Мне привычнее слышать обращение по имени, - Млет пододвинул к
Арчу прозрачную чашу с алыми продолговатыми ягодами. -
Угощайтесь.
   Приверженность шефа к обычаям его родной планеты Латор и
межпланетному этикету жестов давно стала в училище притчей во
языцех. В частности, перед любой беседой он устраивал
символическую короткую трапезу, проходившую в сосредоточенном
молчании.
   Проглотив несколько сочных ягод, Арч поблагодарил и отодвинул
чашу.
   - Можно сказать без преувеличения, что вы входите в число наших
лучших питомцев, - заговорил Млет. - Однако есть одно
обстоятельство. Оно касается этической сферы.
   Он похлопал ладонью по кожуху компьютера.
   - Здесь обобщены и экстраполированы данные всех ваших тестов за
время пребывания у нас. Результат крайне настораживает, и я
вынужден задать вам вопрос. Надеюсь, подозрение, которым он
вызван, не явится для вас оскорбительным.
   - Я слушаю.
   - Скажите, Арч, вы способны убить человека?
   - Да, - незамедлительно последовал ответ.
   Шеф разведучилища огорченно кивнул.
   - Благодарю за откровенность. Но она, как ни прискорбно,
подтверждает самые худшие опасения.
   - Что поделать. Я родился и вырос в другом мире. Правда, мой
ответ требует уточнения.
   - Извольте.
   - Давайте определим, кого можно считать человеком, а кого нет. В
том мире, откуда я родом, есть двуногие выродки, которые не
заслуживают человеческого звания. Так вот, я считаю, что
человека убить недопустимо, но выродка, нелюдь - не только
можно, а должно.
   - Так. Концепция, с позволения заметить, далеко не новая.
   - А я не претендую на оригинальность, - Арч бодрился, хотя
выдержать пристальный, сверлящий взгляд Млета было нелегко.
   - Мой контраргумент тоже не блещет новизной. Лично вы беретесь
отличить человека от закоренелого выродка? И соответственно
решать, кому - жить, кому - нет? Далее. Если допустить, что
человечество делится на эти две группы, кто определит границу
между ними - объективную, непреложную границу? Наконец, если
предоставить людям право уничтожать, как вы выразились, нелюдь,
то по всем канонам формальной этики нелюдь приобретает полное
право уничтожать людей. Не так ли?
   Ремонтник-кибер собрал старые плитки в стопку, водрузил ее себе
на спину и шмыгнул в услужливо разъехавшиеся двери.
   - Так что вы скажете?
   - Боюсь, вы перехлестываете, Млет. Не сочтите за дерзость, но
формальная этика, которой вы оперируете, припахивает кабинетной
пылью.
   - Видите ли, человечеству дорого досталась сия этика в ее
окончательном виде. Любые искажения, любые отступления от нее
припахивали реками крови. К примеру, в Темные Века на моей
планете Латор население подразделялось на полноценных граждан и,
так сказать, недочеловеков. Этакий перехлест, органически
вытекающий из пренебрежения к моральным доктринам. А
разграничение проводилось согласно принципу, который ныне
кажется вопиюще нелепым. Чернокожие люди были господами,
белокожие - рабами. Так что доведись вам родиться на Латоре в те
далекие времена, вы автоматически попали бы в число презренной
нелюди.
   - Хорошо, я попробую объясниться иначе, - упорствовал Арч. - Ваш
Принцип Гуманности внешне безупречен. "Он - это ты." Возвышенно,
прекрасно, исчерпывающе. Но он действителен лишь там, где его
соблюдают все, поголовно, без исключения. Ведь если он - садист,
насильник, палач, то кто же я?
   - Ну что ж, отбросьте Принцип Гуманности. И тогда вы неизбежно
встанете на одну половицу с палачом. Нельзя быть полуубийцей или
наполовину гуманистом. Мораль, в отличие от живописи, не терпит
полутонов. Мне очень жаль, Арч. Вы многому здесь научились.
Пожалуй, всему, кроме основного. Того, ради чего вообще создана
Разведслужба.
   - Если я вас правильно понял...
   - Присядьте, пожалуйста, - мягко попросил Млет. - И не
горячитесь. Иначе можно усомниться в вашей выучке.
   - Просто разговор идет к тому, что моя выучка бесполезна, и в
Разведке мне делать нечего.
   - Ошибаетесь. Дело обстоит как раз наоборот. Сегодня утром я
получил экстренную депешу. Вам необходимо в течение суток
прибыть на Орепту, к бригадиру-двенадцать. Дальнейшие инструкции
получите у него.
   Недоумевающий Арч опустился обратно в кресло.
   - Разве мой курс обучения закончен?
   - Не совсем, однако для оперативной работы вы подготовлены
неплохо. Насколько я понимаю, готовится акция, в которой
требуется именно ваше участие. Причем безотлагательно.
   - Час от часу не легче. Откуда вам известно, что это так? Из
депеши, или просто догадываетесь?
   - Я располагаю конфиденциальными сведениями, - туманно ответил
Млет.
   Подавшись вперед, Арч уставился в карие, с поволокой глаза шефа.

   - Скажите... Двенадцатая бригада... Меня туда зачисляют и пошлют
на Тхэ?
   - Раз уж вы сами догадались, не буду секретничать.
Действительно, вас посылают именно туда. И если не ошибаюсь,
ради этого вы и пришли в Разведслужбу.
   - Да. Ради этого.
   - Теперь вернемся к началу нашей беседы. Запомните, Арч. Вы не
судья и, тем более, не каратель. Вы - разведчик. Я хочу получить
гарантии, что там, на Тхэ, ни один человек не погибнет от вашей
руки. Достаточно вашего честного слова.
   Откинувшись в кресле, Арч прикрыл глаза, силясь совладать с
волнением.
   - Вы вправе отказаться от задания, если не уверены, что сдержите
свое слово, - добавил Млет.
   - Хорошо, - наконец проговорил Арч. - Что бы ни случилось, я не
преступлю запрет. Клянусь вам.
   - Печально, что для вас это только запрет. Пусть так, - шеф
встал и протянул для пожатия обе руки. - Ваша учеба окончилась.
Поздравляю.
   - Спасибо, - сказал Арч, поднявшись с кресла и отвечая крепким
рукопожатием. - Когда отправляться?
   - В двадцать-сорок, из второго пассажирского. Место для вас
забронировано. На Орепте в порту вас встретят.
   - Значит, я еще успею побродить по городу.
   - Вполне.
   - Прощайте, Млет.
   - Прощайте, Арч. Будьте осторожны. Желаю блага.
   Шеф разведучилища явно чего-то не договаривал. Он знал гораздо
больше, чем мог себе позволить сказать. Но Арчу было все равно.
   Сборы не отняли много времени. На скорую руку приняв душ, Арч
уложил в сумку форменный комбинезон, кристаллограф и кассеты к
нему, а также пухлую папку с распечаткой служебного устава. В
последнем, впрочем, он не испытывал особой необходимости,
поскольку знал его наизусть, от корки до корки. Натянув шорты и
майку, он закинул сумку через плечо и лифтом поднялся в
диспетчерскую. Там дежурил незнакомый ему первогодок, совсем еще
мальчишка с пушком над губой.
   - Привет, старина. "Двоечки" есть?
   Тот развел руками.
   - Как назло, все в разлете. Подождешь полчасика, или попробую
одолжить по соседству?
   - Одолжи, будь ласков.
   Курсант уселся за коммуникатор, и вскоре ему удалось выпросить
двухместный бот у диспетчера академгородка. Тем временем Арч
открыл свой почтовый ящичек, взял ненадписанный конверт, вынул
оттуда новехонький личный жетон сотрудника двенадцатой бригады
Разведслужбы и записку, сообщавшую номер рейса из второго
пассажирского космопорта, время вылета, посадочное место.
   - А вот и ваша "двойка", - почтительно молвил дежурный. -
Счастливого вам полета.
   Заметив в руках Арча титановый жетон разведчика, он невольно
перешел на "вы".
   За широким полукруглым окном диспетчерской появился летящий
диск. Ведомый автопилотом по пеленгу, он стремительно
приблизился, завис над крышей здания и плавно опустился в одну
из посадочных чаш. Словно прозрачная челюсть, откинулся
пластиковый фонарь, глянцево блеснули красные десны сидений.
   - Счастливо оставаться, - Арч сунул записку и жетон в нагрудный
карман, вышел на летную площадку и сел в бот.
   Он бросил сумку на соседнее кресло, взялся за штурвал. Фонарь
сомкнулся, и бот взмыл в безоблачное небо.
   Сделав прощальный круг над восьмиконечной белой звездой учебного
корпуса, похожего сверху на ажурную шестеренку с тупыми зубьями,
Арч задал курс и препоручил управление автопилоту. Чтобы вдоволь
полюбоваться городом, он избрал минимальную скорость и высоту, а
также придал аппарату легкий отрицательный тангаж.
   Внизу розовели, алели, зеленели сплошные сады, прорезанные
кое-где оросительными каналами. Здания были почти неразличимы,
укрытые в тени раскидистых, могучих ветвей. Начиналась пора
плодосбора, и среди листвы сновали садовые киберы, издали
похожие на жуков с непомерно большими, отвислыми брюшками, куда
они собирали фрукты. По сравнению с буйной и щедрой
растительностью Альции, некогда потрясший Арча Самарн казался
чахлой пустошью. Арч знал, что под сенью розовой, алой, зеленой
листвы раскинулся просторный город с тропинками вместо улиц, с
легкими и светлыми одноэтажными домиками, увитыми цветущими
лианами, а под городом, глубоко в толще земли, день и ночь
напролет работают громадные автоматизированные заводы, и
тяжелогрузные составы несутся по тоннелям из конца в конец
континента. Однако при взгляде сверху верилось в это с трудом.
   Повинуясь движению штурвала, бот заложил вираж и, полого
снижаясь, пошел на посадку.
   Для своей прощальной прогулки Арч избрал парк, разбитый на
берегу искусственного озера. Сумку он оставил на сиденье и
включил габаритные огни в знак того, что бот занят.
   Всюду царило послеполуденное затишье, только у песчаного берега,
на отмели, возилась и плескалась стайка детворы. Проходя по
аллее, Арч сорвал несколько спелых и крупных, с кулак величиной,
розовых плодов. Забрел в озеро, не снимая сандалий, сполоснул
фрукты и зашагал по колено в воде вдоль пляжа, смакуя истекающую
соком волокнистую мякость. На его пути, словно темные подводные
брызги, носились перепуганные мальки.
   Окруженный сказочным великолепием чужой планеты, он не испытывал
ни малейшего восторга, и даже мысль о собственной свободе и
бессмертии не пьянила его, как прежде. Наконец сбылось
долгожданное, ему предстояло возвращение на свою планету. В
который раз Арч вспомнил бетонные чащобы Тхэ - давка, грязь,
вонь, всюду лишь облупленные стены, подслеповатые окна,
шелушащаяся унылая краска и пухлая ржавчина лестниц, ярусов,
мостков, барьерных сеток. Бессмысленная спешка, толчея,
нескончаемые людские потоки, хмурые лица и тусклые глаза; можно
сутками слоняться в толпе, так и не встретив ни единой улыбки...
Он доел последний плод и зашвырнул огрызок далеко в озеро.
   Еще вчера его жизнь имела смысл и четкую цель - надо окончить
курс обучения и добиться, чтобы его направили на Тхэ. Он особо
не задумывался над дальнейшим, просто хотел вернуться, не
осмысливая толком, почему, зачем, ради кого и чего. Повсюду он
чувствовал себя чужим, даже пройдя через Адапторий и
Разведучилище. А там, на Тхэ, не осталось ничего и никого
своего, кроме худенькой глазастой девушки, которая так и не
решилась стать его женой, и уже не станет ею никогда. Да и сам
он, Арч Ку Эхелала Ди, совсем не тот, что прежде. Он разведчик,
глаза и уши могучей, процветающей цивилизации, но какой в том
прок для него, для Амы, для планеты Тхэ и для Галактической
Лиги, наконец; ведь он, по сути, не в силах что-либо изменить к
лучшему. Его наделили бессмертием, ему дали то, к чему он
стремился, - место в Разведслужбе. Однако и то, и другое
полностью утратило цену в его глазах. Ему нечего предпринять ни
для себя, ни для своих бывших сограждан. Прошлого не вернуть, с
Амой ему не быть, а Тхэ никогда не станет цветущей
   Альцией. И ни одну планету в невообразимо огромной Галактике он
теперь не способен назвать своей, родной. Ему принадлежит весь
этот громадный звездный мир, но нигде не отыщется уголка, в
котором он не чувствовал бы себя безродным пришлецом.
   Раздумья прервал вкрадчивый писк наручных часов, напоминавший,
что пора лететь в космопорт. Арч вздрогнул, перед прогулкой он
установил таймер машинально и тут же забыл о нем.
   Быстрым шагом он направился обратно, а когда вышел к стоянке,
увидел, что она пуста. Его сумка валялась на скамейке, поодаль.
Арч не обиделся. Раз уж кто-то позволил себе вытряхнуть чужие
вещи из бота и улететь, значит, на то имелись веские причины.
   В углу площадки стояла коммуникаторная кабина. Несколько минут
ушло на переговоры с ближайшей диспетчерской. Оказалось, на
Цветочном нагорье начинается грандиозный карнавал, многие
горожане отправились туда, и возникла временная нехватка
летательных средств. Скомпенсировать ее обещали не раньше, чем
через три четверти часа. Около тысячи транспортных единиц
согласились выслать из близлежащих областей.
   Арч прикинул: он успевает на звездолет лишь в том случае, если
бот действительно подадут через три четверти часа. Однако
никаких гарантий на этот счет не имелось. Стало быть, надо
проситься на попутные суда.
   Переключившись на канал общего оповещения, Арч не спеша,
раздельно произнес:"Всех следующих курсом 190-210, район озера
Гарж, прошу подвезти до второго пассажирского. Я один, без
багажа". Повторил дважды, прислушался. Пустой эфир шелестел,
потрескивал, будто в коммуникаторе завелся некий грызун. Арч
снова сделал вызов, добавил:"Опаздываю на межзвездный".
   "Ау, одиночка без багажа!" - послышался девичий голосок из
динамика. - "Давайте пеленг". - "Вас понял. Включаю". -
"Держитесь, иду на сближение". - "Спасибо". - "Пожара нет?
Кислорода вдоволь?" - "А я не замечаю таких пустяков". - "Рада
за вас".
   Маленький двухместный бот появился совсем не с той стороны, с
какой Арч ожидал его увидеть, и лихо, почти не сбавляя скорости,
влип в посадочную чашу. Колпак раскрылся, девушка в розовом
платьице, привстав с пилотского сиденья, помахала рукой.
   - Милости прошу!
   В нерешительности Арч остановился перед ботом, теребя ремешок
сумки.
   - Вам же не по пути, - сказал он. - Вы шли почти противоположным
курсом.
   - Но я не опаздываю на межзвездный. Садитесь же.
   Арч отбросил ненужную щепетильность и одним махом очутился на
сиденье.
   - Спасибо вам.
   - Не стоит благодарности.
   Колпак сомкнулся, "двойка" стремительно рванулась в небо.

   8.

   Искоса Арч разглядывал свою спасительницу - миловидное скуластое
лицо со вздернутым носиком, длинные волосы схвачены цветной
тесьмой. Худенькая загорелая рука небрежно лежала на штурвале.
   - Когда ваш межзвездный? - осведомилась она.
   - В двадцать-сорок по местному.
   - У-у, значит, мы еще успеем глотнуть по капельке сока, -
девушка энергично ткнула клавишу автопилота и повернулась к
Арчу. - Всегда мечтала познакомиться с пилотом межзвездного.
Меня зовут Ликка. А вас?
   - Арч. Почему вы решили, что я пилот?
   Ликка хитро прищурилась.
   - Во первых, вы не с Альции. Акцент выдает. Легкий, но есть.
   - Допустим. Но это еще не показатель профессии.
   - Во-вторых, вы необычайно похожи на пилота. У вас очень
мужественное лицо.
   - С тем же успехом я могу быть, к примеру, цветоводом, -
возразил Арч.
   - Бросьте отпираться. Есть еще одна мелочь, которая выдает вас с
головой.
   - Что же это?
   - А ваш жетон, - Ликка указала на кармашек майки.
   Сквозь тонкий трикотаж отчетливо проступал металлический кружок.

   - Ошибаетесь, это не пилотский жетон.
   - Разве? Тогда какой же?
   - Разведслужбы.
   - Потрясающе, - Ликка всплеснула руками. - Так вы разведчик?
Самый настоящий?
   - Смею надеяться, что не игрушечный.
   - Потрясающе, - повторила она с неподдельным восхищением. - Так
это же здорово. Даже лучше, чем пилот. Только вот никто из
подружек не поверит, увы...
   - Что вы пили сок с разведчиком?
   - Что я выручила разведчика, который опаздывал на самое важное в
мире задание. Только не разубеждайте, прошу вас. Пусть я буду
думать, что у вас самое важное задание в мире. Ладно?
   - Не возражаю. Тем более, вы угадали.
   Ликка умоляюще сложила ладони.
   - Расскажите мне что-нибудь, пожалуйста. Какую-нибудь
захватывающую историю или, еще лучше, служебную тайну. Мне
кажется, теперь только у вас, в Разведке, существуют тайны. А
без них так скучно...
   - Признаюсь честно, вам со мной не очень повезло. Я только
сегодня получил жетон и служебное направление, а еще вчера был
курсантом училища.
   - Ну зачем вы это сказали, - Ликка протестующе тряхнула головой.
- Взяли вот и разочаровали.
   - Просто это единственная служебная тайна, которая мне известна.

   - Ай-яй-яй. Вы не лукавите? У вас вид закаленного, матерого
разведчика. Прямо удивительно, что я сразу не догадалась, кто
вы.
   - Внешность обманчива.
   - Ну, а чему вас учили? Маскировке, стрельбе, рукопашному бою? -
не унималась девушка. - Мне безумно интересно. Расскажите,
пожалуйста.
   - Боюсь, это не так захватывающе, как вам кажется.
   - И все-таки?
   - Учили всему помаленьку. Например, грамоте и чистописанию. Еще
арифметику преподавали, но я ее терпеть не мог. Очень нудный
предмет, поверьте. Сплошные цифры и ничего больше. О так
называемой таблице умножения у меня до сих пор крайне
приблизительное представление. Зато по правилам хорошего тона я
всегда имел высший балл.
   - О да, это сразу бросается в глаза.
   - Может быть, теперь вы немножко расскажете о себе? - предложил
Арч. - А то все обо мне да обо мне, прямо неудобно становится.
   Бот вошел в полосу низкой облачности. Непроглядная, волокнистая,
ватная мгла обволокла купол. Ликка переключила управление на
себя и стала набирать высоту.
   - Попробуйте угадать, - лукаво бросила она. - Ведь вы должны
видеть людей насквозь.
   - Тут вы немного заблуждаетесь, нам не преподают рентгенологию.
Впрочем, я попробую.
   Снова засияло солнце. Казалось, бот завис под бледноголубым
небесным сводом, над сплошной, чуть вогнутой белой равниной.
Ничто не выдавало скорости, с какой неслось воздушное суденышко.

   -Судя по всему, вы человек искусства, - заявил Арч. - Об этом
свидетельствуют эксцентричность, живость, остроумие. Плюс
профессиональная пластика, вообще манера держаться... Полагаю,
что вы актриса, причем в амплуа травести. Ну как, угадал?
   Ликка от души рассмеялась и захлопала в ладоши.
   - Браво, почти в самую точку. С детства мечтала стать актрисой,
как это ни банально. Но судьба решила иначе. Даю вам еще одну
попытку. Отгадывайте.
   - Нет уж, предпочитаю сдаться сразу. Итак, кто вы?
   На панели управления замигал зеленый огонек, означавший, что
автопилот передал управление лоцманской службе космопорта. Бот
описал длинную дугу, одновременно снижаясь. Вдоль купола
заструились космы тумана, затем облачная пелена плавно
надвинулась, обступила со всех сторон. Даже габаритные фонари на
краях диска исчезли из вида. По внутренней поверхности
пластикового купола заиграли разноцветные отблески индикаторных
огоньков.
   - Не хотелось бы вас разочаровывать, - вздохнула девушка. -
Профессия у меня самая заурядная. Я заканчиваю курсы
шеф-операторов. Буду работать на какой-нибудь далекой
космической станции, с годами превращусь в растрепу и зануду. В
общем, ничего блистательного.
   - Странно. Пеняете на профессию, которую сами же выбрали. Зачем
тогда было идти на курсы?
   Неожиданно Ликка посерьезнела, от ее дурашливых ужимок не
осталось и намека.
   - Ну, это и вовсе скучная материя, - ответила она и принялась
рассеянно покачивать совершенно бесполезный в тот момент
штурвал.
   Густую завесу облаков словно бы сдернуло с купола и унесло
ввысь. Арч увидел множество летательных аппаратов - от маленьких
юрких "двоек" до длинных веретенообразных "тысячников".
Расположенные в строгом порядке, неукоснительно придерживаясь
заданных интервалов и дистанций, они летели к космопорту по
входной трассе, как будто их несла незримая конвейерная лента,
которая вдали сужалась и впадала в разверстую грань прозрачного
гигантского икосаэдра, где помещались пассажирские залы. Другой
транспортный поток, столь же упорядоченный и непрерывный, брал
начало от противоположной стороны колоссального здания, уходил
ввысь, расширяясь наподобие прожекторного луча, и терялся среди
низко нависающих туч. По обе стороны главного корпуса
простирались взлетно-посадочные площадки, уставленные ровными
рядами пассажирских кассет. То и дело кассеты, состыкованные с
ажурными чашами буксировщиков, стартовали или приземлялись. Это
походило на город, застроенный металлическими башнями, которые
волшебным образом, невесомо и бесш
   умно, снуют вверх-вниз.
   Арч не успел вдоволь налюбоваться космопортом - строй, в котором
летел их бот, нарушился. Словно шарики в гигантской
четырехмерной головоломке, летающие суда перестраивались,
менялись местами, и вот уже Арч с Ликкой оказались в гуще
"двоек" и "четверок", скучившихся, едва не задевающих друг друга
боками. А над ними, столь же тесной армадой, неслись
двадцатиместные диски, и сквозь их гущу едва виднелись
расположившиеся еще выше стоместные сфероиды.
   - Мне всегда не по себе, когда я попадаю в такую теснотищу, -
пожаловалась Ликка. - Мерещится, что вот-вот с кем-нибудь
столкнусь.
   - Исключено. У лоцманов продублированы все операционные цепи,
плюс эхо-контроль на выходе. Да и наш автопилот начеку.
   - Знаю. И все равно как-то боязно.
   Прозрачная, посверкивающая громада главного корпуса надвинулась,
поглотила разделенный на эшелоны летящий рой. Спустя несколько
мгновений бот Арча и Ликки уже опустился в посадочную чашу на
карусельной стоянке. Они вышли, эскалатором поднялись в
ближайший зал, продольно располосованный движущимися дорожками,
уставленный рядами двойных кресел. Подойдя к справочному
автомату, Арч подтвердил заказ на рейс в 20.40, узнал, от какого
портала курсирует вагончик на кассету.
   - У меня есть еще около получаса, - сказал он. - Если вы не
передумали насчет сока, я к вашим услугам.
   - Полный восторг, - отозвалась Ликка, беря его за руку.
   Бегущая дорожка перенесла их в другой конец трапециевидного
зала, к балконному кафетерию. При виде вращающихся стеклянных
дверей Арчу невольно вспомнились турникеты Тхэ, и тут же пошла,
пошла разматываться в памяти ниточка... Опять он ощутил себя
чужим и ненастоящим в привольном, светлом мире, где пространство
не загромождено подслеповатыми небоскребами и угрюмой, вечно
спешащей толпой. Словно бы не он сидел, откинувшись в кресле,
высоко над космодромом, и не ему улыбалась бойкая девушка,
похожая на Аму. Все казалось нереальным - балконные перила,
простор, ветерок, поигрывавший длинными, солнечного цвета
прядями, выбившимися из-под цветной тесьмы. Он не удивился бы,
доведись ему сейчас очнуться в закутке за вонючими контейнерами
с маринованными водорослями, в жару и предсмертных корчах...
   - Так и будем сидеть? - осведомилась Ликка, поправляя волосы. -
Ухаживайте за мной, пожалуйста, ухаживайте. Закажите стаканчик
ларгатового.
   - А что к нему? - Арч встряхнулся, выдвинул сбоку столика
наборную клавиатуру.
   - Ничего.
   - Может, съедите хоть что-нибудь за компанию? Сам я не прочь
перекусить.
   - Ладно, берите мне то же, что и себе, - она прыснула и
добавила. - Только вдвое меньше.
   Пока он делал заказ, Ликка вертелась, бесцеремонно разглядывая
сидевших за соседними столиками.
   - Не кажется ли вам, что напротив вас сидит самая красивая
девушка среди всех присутствующих? - спросила она.
   - Кажется, - подтвердил Арч.
   - А сами вы не могли догадаться и сказать об этом? Что вы можете
добавить?
   - Что я крайне польщен.
   Подкатила тележка с напитками и едой. Переставляя на столик
стаканы и блюда, Арч подумал, что на Тхэ такие лакомства, если
вообще там есть нечто подобное, мог бы себе позволить лишь
человек высокого ранга, никак не ниже пятой категории.
   Ликка подняла стакан с густым фиолетовым соком, кивнула Арчу.
   - За ваше важнющее задание. Успеха вам, ну, и все такое.
   - Благодарю, - он отхлебнул сока и принялся за еду.
   - Послушайте, Арч, - спросила Ликка, оставив иронический тон. -
Что вас так гнетет? Не отпирайтесь, я же вижу.
   - Пустяки. Предстартовый мандраж новичка.
   - Будь по-вашему. Не хотите говорить, значит, не надо. А почему
вас никто не провожает? У вас на Альции ни друзей, ни родных,
да?
   Подперев голову рукой, она смотрела на него с неожиданной
серьезностью и грустью. Чужая, бесконечно далекая, случайно
встреченная на путях этого лучезарного чужого края.
   - У меня их вобще нет. Нигде.
   - Как же так... Совсем никого?
   - Совсем.
   Арч собрался с духом и выпалил:
   - И вообще я с так называемой карантинной планеты. Понимаете?
   Вопреки ожиданиям, его признание вовсе не потрясло собеседницу.
   - Не совсем понимаю, - ответила она. - При чем тут Разведка,
жетон... И как вы тогда очутились на Альции?
   - Очень просто. Я был обречен. Ну, смертельно болен. Один
разведчик, добрая душа, забрал меня на свою базу. Вылечили.
Потом - Адапторий на Самарне. Знаете про такое заведение?
   - Более-менее.
   - А когда пришло время выбирать профессию, я попросился в
Разведучилище.
   - Кажется, теперь поняла, - Ликка пристально посмотрела ему в
глаза. - Вы возвращаетесь на свою планету, да?
   - Угадали.
   - И... и как там?
   - Плохо, - вздохнул Арч. - Плохо до неправдоподобия. Теснота,
голодуха, зверство. Лучше я не буду рассказывать. Вы там не
были, не поймете. Здесь все по-другому. Другая жизнь, люди
другие...
   Он взял бутербродик, повертел, положил обратно на блюдо. Ликка
осторожно, кончиками пальцев коснулась его руки.
   - Простите, если... Чисто женский вопрос, не сочтите за
бестактность... Вы возвращаетесь к кому-то? Вас там ждут?
   Арч поразмыслил немного.
   - Нет, - сказал он. - Я думаю, что нет.
   - Простите, я сама не знаю, почему спросила...
   - Ничего, - он осушил стакан и отодвинул в центр стола. - Честно
говоря, я даже не могу объяснить толком, зачем возвращаюсь. Но и
оставаться здесь тоже не могу. Это было бы... подлостью, что ли.

   - Как вы сказали? Подлостью? Что это слово значит?
   - Ну, как бы вам объяснить. Слово архаичное. Означает поведение
предельно аморальное, грязное...
   - Дошло, - кивнула Ликка.
   - Вот такие мои дела, - подытожил Арч и умолк.
   Некоторое время они сидели, не притрагиваясь к еде.
   - Только не смотрите на меня с такой жалостью, - попросил Арч.
   - Хорошо, не буду. Хотите, я расскажу вам про себя?
   - Да. Хочу.
   - Рискую показаться вам заурядной дурочкой... Знаете, я была
влюблена. Неважно, в кого. Такой девичий возраст, без роковой
любви не обходится. Даже неприлично как-то без нее. Вот. Я и
влюбилась, - Ликка взяла стакан, посмотрела поверх края на Арча.
- Обычно я пью санхалевый сок. Привыкла, с детства. А сегодня
захотелось ларгатового. Я чепуху говорю, правда?
   Ответа, кажется, не требовалось; Арч промолчал.
   - Вот вы улетите на свою планету. Я буду торчать на какой-нибудь
перевалочной космостанции. Однажды, когда очень соскучусь,
возьму и синтезирую себе ларгатовый сок, - она отпила из
стакана. - И вспомню этот день, вспомню вас. Это смешно, да? Я
кажусь вам дурочкой?
   - Нет.
   - Вы из вежливости так говорите. Ведь это же смешно. Даже
возраст не оправдание, - заявила девушка, скорее бравируя, чем
смущаясь.
   - На моей планете нет ларгатового сока, - сказал Арч. - Да и
вообще никакого нет. Но если мне станет тяжело на душе, я вполне
смогу представить, что пью именно его. - Он взглянул на часы и
добавил. - Мне пора.
   Ликка сгребла блюдца и стаканы в центр столика, нажала на кнопку
сбоку. Темный квадрат посредине столешницы распался на четыре
наклонных треугольника, и пластиковая посуда соскользнула сквозь
толстую ножку столика к агрегатам очистки и переплавки.
   Они вышли через дверь-вертушку в зал, пересекли его, спустились
к шестнадцатому порталу, где уже стоял прицепной вагончик, на
треть заполненный пассажирами.
   - Спасибо вам, Ликка, - сказал Арч. - Прощайте. Будьте
счастливы.
   - Поцелуйте меня, - попросила она.
   Наклонившись, он коснулся губами ее щеки.
   - Нет, - запротестовала она. - Так целуют детей.
   Маленькие, горячие ладошки сомкнулись на его затылке, лицо Ликки
приблизилось вплотную, и все заслонили широко раскрытые серые
глаза. Потом ресницы девушки опустились, растерянный Арч ощутил
ее дыхание у своих губ, прерывистое нежное дыхание, и чуть
заметный, терпкий аромат плодов ларгата... Влажный ожог поцелуя
продлился чуть больше мгновения; Ликка отпрянула, потупилась.
Арч не успел вымолвить ни слова. Она повернулась и пошла, почти
побежала. А он стоял и смотрел, пока ее розовое платье не
скрылось вдалеке, за поворотом.

   9.

   И опять он ощутил себя бесповоротно одиноким. Это чувство не
покидало его, лишь изредка становилось незаметным, словно
воздух, которым дышишь. Там, за порталом, начиналась
бесконечность - звездный вихрь Галактики, сгустки пылающей
плазмы, разделенной безднами, и крохотные голубые пылинки
обитаемых планет. Непомерное, непостижимое пространство
просвечивало сквозь реальность, такую обыденную и простую -
пухлое, плотно обнимающее кресло, сумка на коленях, урчание
тягача, и вот уже панорама космопорта плавно поворачивается
вокруг вагончика, бежит мимо, выдвигает из своей глубины
серебристую башню пассажирской кассеты, которая стремительно
разрастается ввысь и вширь, запрокидываясь от собственной
высоты.
   Внутри решетчатой шахты сновали кабины подъемников. На макушку
кассеты уже опускался, растопырив стыковочные муфты,
антигравитационный буксировщик. Прежде, чем шагнуть из
подъемника в раскрытый люк, Арч оглянулся и увидел сквозь
прозрачную стенку густой, загибающийся кверху точечный рой,
исходивший из треугольной пасти далекого, призрачного икосаэдра.
Где-то там, в крохотном ботике-двойке, улетала случайно
встреченная и утраченная навсегда девушка в розовом платье. И в
том, что она походила, как близняшка, на Аму, крылась нестерпимо
горькая насмешка судьбы.
   Оба салона кассеты наполовину пустовали, Арч сел на первое
попавшееся место и уставился в овальный иллюминатор. Из
транслятора донеслось традиционное приветствие экипажа, который
сейчас находился далеко за пределами атмосферы, в рубке
межзвездного челнока, занявшего стационарную орбиту. Опорные
шахты неспешно отвалились, кассета дрогнула, снялась с цоколя и
заскользила ввысь. Вскоре она прошила облака и словно бы повисла
в холодном сиянии высоты. Казалось, она летит не сквозь
пространство, а сквозь время - планета мало-помалу прогибалась,
и над краем ее пепельно-голубой, наполненной облаками чаши
постепенно выцветала небесная синь, сменяясь сумерками, затем
тьмой космической ночи. На черном куполе неба проступили мириады
звезд. Здесь, в центре Галактики, их было видно в несколько раз
больше, чем с окраинной Тхэ. Немного погодя среди частого
звездного узора появилась темная брешь. Она разрасталась,
принимая странные очертания, в которых Арч наконец распознал
кассетный межзвездник. Корабль походил на цветок с
   пятью прямоугольными лепестками, недоставало шестого - той
кассеты, что стартовала с Альции и теперь приближалась к нему.
Начались швартовочные эволюции, межзвездник наискось ушел вниз и
скрылся из виду. Иллюминатор повернулся в сторону слепящего
солнечного диска, тут же сработала автоматика, опустившая внутри
двойного прозрачного пластика дымчатый светофильтр. Арч
отвернулся и откинулся на спинку кресла.
   Предстояла монотонная рутина транспространственного рейса.
Швартовка, разгон, нырок, торможение, затем буксировка в порт
прибытия. Все вместе займет не меньше трети суток.
   Вытащив из сумки распечатку устава, Арч положил ее на колени,
открыл наобум и углубился в чтение.
   "Ст. 116. Разведчик обязан всячески избегать действий, которые
могут затрагивать безопасность других лиц, их здоровье, честь и
судьбу.
   Ст. 117. Разведчику возбраняются какие бы то ни было действия,
продиктованные личными интересами.
   Ст. 118. а) Любые масштабные акции, влияющие на естественный ход
событий, должны быть предварительно согласованы руководством
бригады с Комиссией по делам карантинных планет при
Галактической Лиге.
   б) В оперативной обстановке допустимо принятие решений лично
разведчиком, под его ответственность, в рамках статей 110-117
настоящего Устава".
   Все это он знал наизусть, однако внимательно перечитал. Суконное
убожество языка и мысли, но ведь иначе не скажешь. Выглядит
абсолютно разумно и правильно, поспорить не с чем. Так ли это на
самом деле?
   Его мыслями завладела формулировка "естественный ход событий".
Особой конкретностью она не отличалась, каких-либо разъяснений в
уставе не нашлось. Интересно, кем же определяется этот
"естественый ход" - Галактической Лигой, властями карантинной
планеты, Провидением? Выходило так: разведчик сам по себе,
происходящее - само по себе. Хотя, с известной точки зрения,
присутствие разведчика на планете вытекает из того же
"естественного хода событий", берущего начало от Темных Веков и
ссыльных звездолетов. Далее, в иных случаях именно
невмешательство может являться противоестественным. Арч
удивился, обнаружив такой грубый изъян в безупречной на первый
взгляд логике устава. Над этим стоило основательно поразмыслить.

   Однако его преследовал слабый аромат ларгатового сока, мешавший
сосредоточиться. Он стал прикидывать, какое задание ему дадут и
долго ли придется пробыть на Тхэ, несколько суток или несколько
лет. Нет сомнения в том, что ему удастся разыскать Ликку,
достаточно сделать запрос в ее училище. Дальше он не стал
загадывать. Ему вдруг стало не по себе при мысли об отпущенной
ему долгой, непомерно долгой жизни. На локтевом сгибе алела
точка от очередной прививки Агеронтона. Чудодейственное снадобье
бессмертия текло в жилах Арча, но не придавало его существованию
ни смысла, ни цели. Куда бы его ни забросила судьба, он обречен
маяться и тосковать, на Тхэ - по красотам Альции, на Альции - по
своей обездоленной планете. Он не мог и предположить, что
бессмертие обернется такой жестокой насмешкой.
   А звездолет мчался с баснословной и в то же время совершенно
неощутимой скоростью, ибо испещренный звездами космос застыл,
словно приклеенная к иллюминатору светящаяся картинка. Арч сунул
устав в сумку, разложил кресло до упора и отрегулировал его
мягкость. Погрузиться в сон для него не составило труда.
   Ему приснился цех, где работала Ама, и ни разу не виденный, но
знакомый до жути по ее рассказам старый волочильный стан,
имевший прозвище "палач". Будто бы он, Арч, стоит в дверях, и
Ама, изумленная, ликующая, в розовом платье и с цветной тесьмой
в волосах, бежит к нему вдоль стана, мимо сваленных кучей бунтов
проволоки, бежит и не видит, что грейфер в полтора данна весом
начинает перекашивать; натужно, с дрожью вращается барабан; она
бежит; Арч не слышит собственного вопля, такой грохот стоит в
цехе; грейфер срывается и летит, сбивая Аму с ног; обломок болта
с визгом впивается в стенку; хлещет масло из сорванного штуцера
гидравлического привода; сбоку стана, точно выброшенные взрывом,
взвиваются спиральные щупальца проволок, они хлещут в воздухе,
ища жертву, и разом набрасываются на распростертую в луже крови
Аму...
   Проснувшись, он долго не мог отойти от кошмара. Заказал
киберстюарду тоник, выпил две порции кряду, отрелаксировал,
проделал малый дыхательный комплекс. Помогло. В иллюминаторе
висел тонкий серп - его порт назначения, Орепта. Наручные часы
показывали девяносто восемь часов семьдесят три минуты, обычные
штучки электроники после транспространственного нырка. Арч стер
показания, запросил местное время космопорта, поставил часы по
нему.
   Тоник распалил аппетит. Пока межзвездник выходил на орбиту и
подоспевшие буксировщики принимались растаскивать кассеты, Арч
перекусил на скорую руку, заказав котлету в тесте и фруктовое
желе, традиционные кушанья пассажиров дальнего рейса.
   Спуск прошел быстро, без заминок. Над космопортом занимался
рассвет, когда Арч, поеживаясь от холодка, вошел в зал для
прибывающих и прямо у дверей наткнулся на Гура.
   - Ну, привет, - с ходу облапив Арча, пробасил тот. - Что ж ты
экипировался не по погоде?
   - В спешке не сообразил. У нас там жарища, - он машинально
выразился "у нас", как будто Альция еще имела к нему какое-то
отношение.
   - Топай переодеваться, я тебя здесь подожду.
   В гардеробной кабинке Арч сменил летнюю одежду на плотный
комбинезон, поразмыслив, заказал утепленную плащ-накидку,
поскольку Орепта славилась резкими перепадами температур и
ураганными ветрами. Перекинув плащ через руку, он вернулся в
зал.
   - Ну, гордость училища, рассказывай о своих успехах, -
потребовал Гур, направляясь вместе с Арчем к стоянке дисколетов.

   - Что там рассказывать. Будто ты сам не учился. Обыкновенно, -
пожал он плечами.
   - Экий скромник. Знал бы ты, какие дифирамбы тебе поет Млет. А
он обычно скуповат на них.
   - Брось шутить. Он один-единственный раз со мной пообщался,
перед отбытием. Тогда же смотрел мой матрикул.
   - Я вовсе не шучу. Он с самого начала лично следил за твоей
учебой.
   - За что мне такая честь?
   - Вот это спроси у Млета, ладно?
   Арч искоса посмотрел на своего спутника.
   - Ну, а что Млет сообщает кроме похвал?
   - Кроме них - ничего. Разве тебя это удивляет?
   - Удивляет. Но я не в претензии.
   Свободных "двоек" на стоянке не оказалось, поэтому друзья взяли
четырехместный бот. Арч попросился за штурвал, и Гур охотно
уступил ему водительское место.
   - Куда летим?
   - К старине Тормеку. Он у себя в коттедже. Курс 301.
   - Мне что-то говорили насчет бригадира двенадцатой, - заметил
Арч, запуская движитель.
   - А это он самый как раз и есть. Когда я притащил тебя на
космобазу, он был в отпуске, и вы не увиделись. Ничего, теперь
познакомитесь.
   Карусельная стоянка медленно вращалась. Поравнявшись с выпускным
проемом, бот снялся с чаши, вылетел наружу и понесся в общем
транспортном потоке, постепенно набиравшем высоту. Едва
отключился провожавший лоцман космопорта, Арч свечкой устремился
ввысь, нахально "утерев форштевень" двадцатиместному судну.
Протестующе мигнул красным светодиодом автопилот, перехвативший
на секунду управление, отчего бот резко шарахнулся в сторону.
   - Ты бы все-так полегче, - проворчал Гур. - Наши годы молодые,
везде успеем.
   - Извини. На радостях расшалился.
   Покинув общий строй, Арч лег на курс и включил автопилот.
Вдалеке, на краю космодрома, виднелся колоссальный обелиск
Памятника Всем Жертвам. Над далекими, дымчатыми зубцами горного
хребта сияло голубоватое солнце Орепты. Гур порылся в рундучке,
вынул и надел темные очки, вторую пару протянул Арчу.
   - Ты сегодня что-то не в духе, - заметил он.
   - Сон дурной приснился. Про Тхэ.
   - Ясно, - понимающе кивнул Гур.
   Ровные зеленые прямоугольники плантаций внизу сменились рыжими
складками предгорья. Прямо по курсу вздымалась могучая горная
цепь, ее кварциновые склоны сверкали и переливались на солнце.
Арч сдвинул очки на лоб, чтобы полюбоваться этим гигантским
самоцветом во всей красе, но Гур тронул его за локоть.
   - Не советую, - предостерег он. - Глаза могут разболеться.
   Когда бот перевалил через сияющие пики, внизу открылась узкая
долина, зеленой морщиной вьющаяся посреди голого плоскогорья.
   - Ну вот, скоро будем на месте, - нарушил долгое молчание Гур. -
А все-таки, о чем ты так хмуро думаешь?
   - О сто восемнадцатой устава, - признался Арч. - Как прикажешь
понимать пресловутое невмешательство в естественный ход событий?
Это значит, ходить по грязи - и не запачкаться. Упасть в воду -
и не промокнуть. Разве нет?
   - Выходит, так оно и есть.
   - Не складывается что-то. Ведь когда ты вытащил меня с Тхэ, ты
нарушил устав. Или я вообще ничего не понимаю.
   - Я это сделал под личную ответственность, смотри ту же статью,
пункт "б".
   - Вот-вот. С одной стороны нельзя, а с другой стороны, можно.
Нет внятной границы между тем и другим.
   Гур озадаченно запустил пятерню в шевелюру.
   - Задал ты мне задачку... - пробормотал он. - А впрочем, не так
уж она запутана. Просто надо следовать не букве устава, а его
сути. И суть предельно ясна - не вмешивайся, если есть хоть
малейшая вероятность причинить вред.
   - До ясности тут еще далеко, - возразил Арч. - Сначала объясни
мне, как определить, где вред, а где польза. Ну, скажем, кого-то
убивают на твоих глазах. Что ты будешь делать?
   - Что бы ни происходило, я прежде всего не имею права раскрывать
себя, выходя из роли. И отнюдь не из шкурных соображений, как
ты, надеюсь, понимаешь.
   - Значит, пускай убивают?
   - Если я мог спасти человека, я делал это не задумываясь, -
сказал Гур.
   - Ну, а если убивают убийцу? - не отставал Арч.
   Похоже, он загнал Гура в тупик. Во всяком случае, тот не спешил
с ответом.
   - Послушай, - произнес наконец он. - Не будь таким буквалистом.
И еще - не пытайся получить готовый рецепт на все случаи жизни.
Его не существует. Есть только твоя личная ответственность и
твой служебный долг. А он полностью совпадает с твоим долгом
перед человечеством, если угодно. И все.
   - Совпадает? Полностью и всегда?
   - Для меня да, - твердо заявил Гур.
   - Предположим, что перестанет совпадать...
   - Не могу себе такого представить.
   - Я сказал, предположим.
   - Тогда надо менять профессию. Чем скорее, тем лучше.
   Этими словами Гур явственно подытожил разговор, и Арч не стал
настаивать на продолжении.
   Ущелье, над которым летел бот, постепенно расширялось, его
заросшие кустарником склоны становились более пологими, затем
впереди заблистала бирюзовая гладь высокогорного озера.
   - Видишь домик на берегу? - показал рукой Гур. - Правь к нему.
Садиться будешь на лужайке, прямо на пузо.
   Арч стал выруливать к старенькому коттеджу с просторной
террасой, стоявшему на опушке густых зарослей вблизи озера. Не
слишком полагаясь на собственный опыт, он перевел автопилот в
режим подстраховки, однако помощь автоматики не потребовалась.
Бот мягко опустился в высокую траву, слегка завалился набок.
   - Ты имел в виду что-нибудь конкретное, когда допытывался насчет
сто восемнадцатой? - вдруг спросил Гур, шагая с Арчем к домику.
   - Нет. Чисто академический интерес. Перечитывал в пути устав,
наткнулся на эту закавыку.
   Перед коттеджем на лужайке стоял очаг, сложенный из нетесаных
камней. Над ним курился дымок.
   - Ага, - заметил Гур. - Кажется, нас угостят печеными орехами.
Тормек до них большой охотник. Э-эй, встречайте гостей!
   В ответ из зарослей донесся свист, и на опушку вышел человек с
охапкой хвороста в руках. Высокий, атлетически сложенный, он
носил потертый комбинезон защитного цвета, форменный, однако без
знаков отличия. Его кожа имела медный оттенок, характерный для
коренных жителей Орепты. В коротко подстриженной черной шевелюре
застряли пожухлые листочки.
   Свалив хворост у очага, бригадир приветственно коснулся
исцарапанной ладонью подбородка.
   - Тормек рад вас видеть.
   - Здравствуй, старина. Это Арч Эхелала. Принимай пополнение.
   - Как прошло путешествие? - обратился к Арчу бригадир.
   Тот не смог разобрать, то ли это церемониальная формула, то ли
действительно вопрос, и сказал наобум:
   - Спасибо, сносно.
   Вполне удовлетворившись ответом, Тормек присел на корточки и
стал подбрасывать сухие сучья в очаг. Пламя с треском набирало
силу. Потянуло резким, приторным запахом горящей ароматической
смолы.
   - Орехи скоро поспеют, - сообщил бригадир. - Пойдемте в дом.
   В углу просторного холла, в окружении мягких кресел, притулился
столик, сервированный на три персоны. Кроме нескольких соусников
и мисок с пучками лохматой сочной зелени, на нем стоял кувшин с
густым белесым напитком. Тормек наполнил бокалы и подал их
гостям, предварительно пригубив из каждого, как требовал древний
обычай.
   - А теперь, - произнес он, - к делу. Для начала посмотрим одну
короткую видеограмму.
   Тормек поколдовал над карманным пультом, включил видеограф
напротив столика. На экране появилась улица, запруженная
прохожими. Съемочная камера находилась на высоте примерно в два
человеческих роста, неподвижная, нацеленная на двери дома по ту
сторону улицы. Арч сразу узнал Тхэ - ее унылую, примитивную
архитектуру, железные лестницы и мостки, ее суетливых жителей в
однообразных темных одеждах.
   - Смотри внимательно, - предупредил Гур. - Сейчас кое-кто
появится. Может быть, твой знакомый.
   Одна из дверей отворилась, из нее вышел коротконогий, заплывший
жиром мужчина в алой мантии попечителя. Стоя на крыльце, он
подал знак рукой, и сквозь поспешно расступающуюся толпу к дому
подкатил, неслышно взревывая гудком, мощный черный автомобиль с
эмблемой Попечительского Совета на боках. Из-за спины попечителя
выскочил человек в синей форменке спортсмена, услужливо
распахнул дверцу.
   - Это он, - сказал Арч. - Юхр...
   Сразу Тормек остановил проекцию, прокрутил запись обратно,
отыскал кадр, на котором Юхр был хорошо виден анфас, затем
увеличил изображение.
   - Вглядись хорошенько. Это действительно он?
   - Да. Я его ни с кем не спутаю. К тому же шрам приметный.
   - Так мы и думали, - Тормек выключил видеограф и поднялся с
кресла. - Наверно, орехи уже готовы.
   Он взял со стола большое блюдо, щипцы и вышел.
   - Дело гораздо интереснее, чем предполагалось, - сказал Гур. -
Ты знаешь, кто этот пузан в мантии?
   - Понятия не имею.
   - Новый попечитель Стражи Благонамеренности, Шу Тран
Пятнадцатый. Забавно выходит, олигарх якшается с отпетым
бандюгой. Зачем они друг другу, интересно бы узнать.
   - А что известно о Юхре?
   - Его настоящее имя - Лим Ру Алаягати Мо. Спортсмен, в прошлом
чемпион межквадратного турнира по курбо. Один из заправил той
банды, которая контролирует черный рынок и, соответственно,
нуждается в подложных жизняках для прикрытия своих делишек.
   - Понятно.
   - Остаются крохотные неясности, - Гур приложился к стакану. -
Например, как они легализуют краденые жизняки и выбирают лимиты.
Как получают доступ в компьютерную сеть и стряпают фальшивки,
способные обмануть Подземного Папу. Их опыт нам очень интересен.
Мы попытались раскопать эту шайку-лейку, обнаружили, что это
весьма серьезная и крупная организация. Весьма. Даже нам нелегко
подступиться к ней. И пахнет здесь, судя по масштабам, степени
конспирации и участии страблагов, а также косвенным данным,
нешуточной заварушкой.
   - А именно?
   - А именно, государственным переворотом.
   Невольно Арч присвистнул.

   10.

   Вернулся Тормек, неся блюдо с дымящимися, обвалянными в золе
орехами, крупными, почти с кулак величиной; их кожура почернела
и растрескалась, обнажив белую пористую скорлупу. Бригадир
ссыпал орехи в бадейку, стоявшую возле столика. Оттуда с
шипением взмыли клубы пара.
   - Потрясающе, - Гур с удовольствием принюхался. - Чуешь
ароматец? Недозрелые печеные орешки - это, брат, мечта. Опять
же, испеченные на ветках смаранга. Такого нигде, кроме Орепты,
не отведаешь. Верно я говорю?
   - Так и есть, - подтвердил Тормек, выуживая орехи из бадейки,
протирая их салфеткой и раскладывая по тарелкам.
   Гур взял со столика свирепое на вид металическое устройство,
оказавшееся резаком. Одним махом он рассек скорлупу, вытряхнул
на тарелку Арча студенистое коричневое ядро, полил соусом,
присыпал крошеной зеленью и скомандовал:
   - Навались!
   Однако Арч не спешил отведать заманчивое кушанье.
   - Так ты говоришь, дело идет к перевороту? - спросил он.
   Тормек пристально взглянул на Гура, потом ответил за него:
   - Пока это всего лишь предположения, сынок.
   - Не понимаю, почему ты так разволновался, - буркнул Гур, колдуя
с приправами. - Идет грызня на верхотуре, ничего особенного.
Стоит ли заострять внимание.
   - По-моему, стоит. Очень даже стоит, Гур. Я помню о мятеже
двадцатого года. Тогда кровь текла по мостовой ручьями.
   - Пожалуйста, не надо преувеличивать. Действительно, тогда были
крупные стычки, кое-где вооруженные бои, но после казни Ча Крума
вся заваруха сошла на нет. Вряд ли жертв было больше, чем
гибнет, скажем, за год в кабацких поножовщинах.
   - По правде говоря, от тебя я такого не ожидал, - бросил Арч.
   - Чего не ожидал?
   - Такого бесподобного спокойствия, когда речь идет о крови.
   Гур положил в рот кусочек ореха, прожевал, смакуя, затем
произнес:
   - Спокойствие - вещь наживная, дружище. А я видел еще, что
творится на других карантинных планетах. Вот так навидался, под
завязку. И Тхэ по сравнению с ними может считаться райским
уголком, пансионом для слабонервных девиц. Так-то.
   - Но это же моя планета, мой народ! - вспылил Арч.
   - Стоп, сынок, - одернул его бригадир Тормек. - Не горячись. В
нашем деле на горячке далеко не уедешь. Лучше ешь орех, пока не
остыл. Неужто я зря для тебя старался?
   Помедлив, безо всякой охоты Арч взялся за обеденные щипчики,
проглотил кусок-другой, почти не чувствуя вкуса.
   - Теперь послушай, что я тебе скажу, - снова заговорил бригадир.
- У разведчика нет и не может быть своей планеты. Как не может
быть планеты чужой. Ясно?
   Возражений не последовало. Насупившись, Арч уткнулся взглядом в
тарелку и занялся едой.
   - Боюсь, ты думаешь о нас хуже, чем мы того заслуживаем, -
продолжил Тормек. - По-твоему выходит, я обязан пуще всего
заботиться об Орепте, а Гур - о Терионе. И до Тхэ дела нет
никому, кроме тебя. Так?
   - Я вовсе не то хотел сказать...
   - Хотел или нет, а вышло именно то. Ты считаешь, мы должны
сделать все, чтобы предотвратить переворот, так, что ли? А что
мы, собственно, знаем о нем, да и готовится ли он вообще?
Допустим, получены исчерпывающие сведения: да, существует
заговор против Попечительского Совета по главе с Джэ Глитом.
Давай, сынок, решай, что делать, с кем быть, с правительством
или с мятежниками. Им никак не избежать стычки. Легкой победы ни
тем, ни другим ожидать не приходится. А вот попробуй разбери, на
чьей стороне правота, да и есть ли она тут вообще. Теперь
ответь, какой правитель лучше, плохой или хороший.
   - Погодите, - растерялся Арч. - Я не ослышался? Вы спросили,
который лучше, плохой или хороший?
   - Точно так.
   - Я отказываюсь понимать такой вопрос.
   - Ну что ж, тогда отвечу я сам. Любому ясно, что такие порядки,
какие заведены на Тхэ, рано или поздно должны рухнуть. При
хорошем правлении - позже, при плохом - раньше. Так что выходит,
в конечном счете, чем хуже, тем лучше. Ты несогласен?
   - Не знаю, что и сказать. Но нельзя же, чтобы планетой правили
бандиты...
   - Они и так ею правят, - вмешался Гур. - Неужели ты до сих пор
этого не понял? Самые натуральные бандиты, только в мантиях.
   - Ты помянул резню двадцатого года, - добавил Тормек. - А ведь
тогда, если разобраться, просто-напросто две шайки сводили счеты
чужими руками. И, приди к власти Ча Крум, ничего не изменилось
бы. Он очень быстро забыл бы свои распрекрасные лозунги и
обещания. Ну, разве что, назвал бы прежние вещи новыми именами.
Слегка отлакировал бы тиранию, сделав ее изощреннее и лживее. Но
не больше.
   - Вы уверены? - недоверчиво сощурился Арч. - Помню, отец говорил
мне, что Ча Крум единственный, кто сможет облегчить нашу жизнь,
добиться справедливости.
   - Это от избытка доверчивости, - сказал Тормек. - На самом деле
Ча Круму было наплевать и на справедливость, и на чаяния народа,
о которых он столько разглагольствовал. Он рвался к власти. Он
хотел сломать систему потомственной администрации. Эту ставку он
бросил на кон и надеялся выиграть массу сторонников. Но ради
ступенек чиновной лестницы никто на баррикады не полезет, не те
мотивы. Далее, его "администрация по заслугам" через несколько
поколений обязательно переродилась бы, как случалось
неоднократно на разных планетах, в ту же самую потомственную.
Заметь еще, Ча Крум был виртуозом интриг и беспринципным
циником, каких мало. Сегодня он мог брататься с самим чертом, а
завтра содрать с него заживо шкуру и продать ее на толкучке. В
собственной непогрешимости он не сомневался ни капли. Скорее
всего, он потопил бы Тхэ в крови, доведись ему стать диктатором.
Тебе надо бы хорошенько проштудировать историю собственной
планеты, сынок. На одних слухах и официальных преданиях далеко
не уедешь.
   Арч промолчал. Бригадир занялся своей порцией орехов.
   - Вот тебе и сто восемнадцатая, пункт "а", - заметил Гур,
который уже очистил свою тарелку и блаженно откинулся на спинку
кресла.
   - К чему это? - поинтересовался Тормек.
   - А, разговор у нас был, по пути сюда. Насчет устава.
   Покончив с едой, разведчики перешли на террасу, с которой
открывался вид на озеро и вздымавшийся на том берегу мощный
кварциновый кряж. По отмели бродили голенастые птицы с
яркоголубым оперением. Тормек и Арч сели на легкие раскладные
стулья, Гур примостился в небрежной позе на перилах.
   - Ну что ж, сынок, давай теперь о деле, - начал бригадир. -
Отыскался след твоего подземного приятеля.
   - Вы нашли Тила?!
   - Пока нет. Выяснили, что он был арестован вскоре после того,
как вы с ним расстались. Из-за похищенного пневмача поднялся
крупный скандал, охрану в порту увеличили раза в три. И однажды
ночью Тила поймали при попытке пролезть в продуктовый склад.
   - Не повезло бедняге... - пробормотал Арч.
   - Он держался молодцом, на допросах молчал. Тогда к нему
применили веритальные препараты, но каким-то чудом он не
выболтал ничего существенного. Во всяком случае, связных
показаний ни о Кумурро, ни о пропавшем пневмаче от него не
добились. Больше года парень просидел под следствием,
симулировал амнезию, и в конце концов его отправили на каторгу.
Нам удалось узнать, куда именно - девятьсот двадцать первая
заготовительная станция. И все. Под каким номером он там
содержится, неизвестно, фотографию добыть не удалось, короче,
есть лишь приметы, записанные с твоих слов. Как бы тут не
напутать. Можно рискнуть, чтобы вытащить его оттуда, но
действовать надо только наверняка. Понимаешь, к чему я клоню?
   - Конечно, - сказал обрадованный Арч. - Конечно, я узнаю его.
Если только... он вообще выдержал до сих пор.
   - Будем надеяться на лучшее.
   - Когда приступать к акции?
   Бригадир Тормек неодобрительно покрутил головой.
   - Горяч же ты, сынок. Ох, горяч.
   - Но если Тил там, на ферме... Там каждый день может оказаться
для него последним. Нельзя терять время зря.
   - А мы и не теряем, - буркнул Гур. - Едва получили санкцию Лиги,
тут же затребовали тебя. Знал бы ты, чего мне стоило выведать
хотя бы номер фермы...
   - За чем же теперь дело стало? Я готов, хоть сейчас.
   - Ошибаешься, дружище. Как раз ты еще не готов.
   Арч недоуменно уставился на Гура, потом перевел взгляд на
Тормека.
   - Именно так, - подтвердил бригадир. - Тебе нельзя высаживаться
на Тхэ, где тебя знают в лицо по прежней жизни. Для Тила ты -
вообще выходец с того света.
   - А грим?
   - При единичной вылазке - да, конечно. Но тебе предстоит
внедрение, и поэтому придется менять внешность хирургическим
путем. Другого выхода нет. Если ты согласен, завтра утром
состоится операция. Дня через три швы регенерируют, и можно
будет отправляться на Тхэ.
   Такого поворота событий Арч никак не ожидал.
   - Все правильно, - произнес он после затяжного молчания. -
Удивляюсь, как я сам об этом не подумал. Да, иначе нельзя.
   - В конце концов, такая операция обратима, - добавил Тормек.
   - Само собой, - кивнул Арч.
   - Есть еще одна идея, - заговорил Гур. - Она упростит внедрение,
да и вообще откроет массу дополнительных заманчивых
возможностей. По части алиби, например, по возможности брать
передышки, покидая Тхэ. У нас с тобой почти одинаковое
телосложение...
   - Понял. Значит, двойники?
   - Это полностью на твое усмотрение, - поспешно, словно пытаясь
опрадаться в чем-то, сказал Гур. - Я не буду в претензии,
если...
   Нетерпеливым жестом Арч прервал его.
   - Не стоит продолжать. Мне все равно.
   Гур хотел было отпустить шутку, однако вовремя сдержался.
Заметив это, Арч смутился:
   - Извини.
   - Ничего. Хорошо, что ты ничего не имеешь против моей рожи.
   - Думаю, что не очень-то прогадаю, - усмехнулся в ответ Арч.
   Однако общая неловкость не смягчилась. Тормек с отсутствующим
видом смотрел в сторону озера, на стаю расхаживавших по отмели
птиц. Арч поймал себя на том, что пристально разглядывает лицо
Гура, и отвел глаза.
   - Пожалуй, пойду прогуляюсь, - пробормотал он, встав со стула. -
Надо утрясти все это в голове.
   Он побрел к озеру, на полпути круто забрал влево, чтобы не
тревожить понапрасну голубых пернатых красавцев, которые уже
выбирались из озера и неторопливо выискивали что-то в густой
траве лужайки. Некоторое время спустя береговая полоса
искрящегося, точно иней, песка привела его к устью горной
речушки. Ее упругие струи прихотливо извивались среди россыпей
матовых белых валунов. Арч уселся на сплюснутую обкатанную
глыбу, полузасосанную песком.
   Душевный сумбур стихал, уступая место угрюмому равнодушию. Арч
поймал себя на том, что он словно бы выпадает из реальности.
Никак не получалось прочно осознать, что это именно Арч Ку Ди,
бывший техник семнадцатой категории, а ныне сотрудник
Разведслужбы, сидит возле горной речки, на планете Орепта, в
нескольких тысячах парсеков от планеты Тхэ, за десятки парсеков
от планеты Альция, где меньше суток тому назад он простился с
девушкой по имени Ликка. Однако еще дальше, невыразимо и
невозвратимо был далек от него, сегодняшнего, прежний Арч.
Настолько далек, что казалось противоестественным общее имя,
общее тело этих двоих людей. Их разделило множество потерь и
приобретений, и новых обретений, и новых утрат. Теперь Арч мог
бы сказать, что он лишился себя, и нашел себя; то и другое было
бы совершенно справедливо. А завтра изменится его лицо, быть
может, единственная бесспорно уцелевшая пока частица, из тех,
которые слагают человеческую сущность.
   Он нащупал корни страха, беспричинно завладевшего им при мысли о
пластической операции: то взметнулся ужас перед окончательным
растворением своего "я". И едва он разобрался в этом, страх
отпустил его. Пути назад не существовало. Былая жизнь, былой Арч
навсегда канули в прошлое. И жалеть здесь не о чем. Он поднялся
с валуна и легким шагом направился к домику, где Тормек и Гур с
потаенной тревогой ожидали его возвращения.
   Поздно вечером он сидел на террасе, пододвинув стул ближе к
перилам, глядя в испещренное звездами небо. Подошел, судя по
походке, Гур и остановился за его спиной. Некоторое время они
молчали.
   - Сейчас видна Тхэ? - спросил неожиданно Арч. - То есть, ее
солнце, конечно.
   - Я понял. Да, недавно взошла. Над самым кряжем, где уступ,
видишь три крупных звезды, почти на одной линии?
   - Вижу.
   - Шесть градусов левее нижней - еще две. Та, что потускнее.
   - Нашел.
   - Это она.
   Над черной каменной громадой трепетала крохотная, едва заметная
звезда.

   ЧАСТЬ II. ВЫЖИТЬ ИЛИ ЖИТЬ

   11.

   Попечитель заготовительной станции, дважды зоркий страж
процветания и достойный брат народонаселения Глур Чпи
Семнадцатый имел удовольствие вкушать завтрак. Со сладостным
вздохом отодвинул он лохань, вытер липкие от соуса пальцы,
бросил смятую салфетку поверх шкурок и обглодков. Повинуясь его
скупому жесту, прислужник-трупроц поспешно долил
прохладительного в узорчатый бокал.
   Тут в дверь скребнули и, не дожидаясь разрешения, в каюту
ввалился распорядитель шестого конвойного звена.
   - Велено доложить, ваша зоркость... - сипло рявкнул он.
   Достойный Глур Чпи поиграл бровями: удивленно приподнял, затем
слегка сдвинул в знак вельможного неудовольствия.
   - Мерза-авец, - врастяжку проговорил он. - Быдло навозное... Ты
что, к своей курве вперся? Ты куда вперся? Обождать не научен?
   Попечитель хлебнул из бокала, наблюдая, как ражий детина мнется,
сглатывает слюну, как его физиономия расцвечивается бурыми
кляксами страха и подобострастия.
   - С докладом я... - наконец выговорил тот убитым голосом.
   - И, конечно, другой такой скотины для этого не нашлось, -
задумчиво молвил Глур Чпи. - Ты же видишь, полудурок, что я
кушаю. Ку-ша-ю... Ну-ка, выйди. А потом скребни в дверь. Да не
так, как ломятся к уличной паскуде. Ты к попечителю явился на
доклад, олух, мать твою поперек... Ну?
   Обомлевший, уничтоженный распорядитель осторожненько вымелся за
дверь, там перевел дух и четко, дважды поскреб ногтями.
   - Войди! - велел Глур Чпи, предчувствуя очередную неприятность.
То ли поножовщина среди попечительствуемых, то ли вахтенного
наутро недосчитались: нажевался вдребезги очередной ублюдок,
брякнулся за борт с оружием, расхлебывай теперь...
   - Ну, доложи.
   - Там бонго! Идет к шлюзу, как миленький. Гон пошел, ваша
зоркость!
   Глур Чпи вскочил с резвостью, которой никак не предполагалось в
таком тучном, приземистом человечке. Разом слетели с него скука,
гонор, ленца.
   - Так с этого бы и начал, балда! - гаркнул он на ходу, пролетая
мимо вытянувшегося в струнку служаки.
   Едва он скрылся за дверью, лакей-трупроц вскочил с коленей и
запустил пятерню в остатки жаркого.
   Махом взлетев на шканцы, попечитель огляделся кругом. Громадная
серебристая крестовина заготовительной станции покоилась на
дымчатой глади океана. Со стороны восхода, среди пляшущих
солнечных бликов, виднелся темный кончик плавника, торчавший из
пухлого буруна. Бонго приближался к станции. Хребтовый плавник
чудища резал стеклянистую водную голубизну, оставляя за собой
сужающийся, истаивающий пенный след.
   Наконец-то! Промысловый сезон открылся даже чуть раньше
обычного. Еще с начала декады океан вокруг станции принялись
бороздить торпеды-приманки. Несколько суток они безуспешно
испускали зазывный стрекот и пахучие струи, по которым
подслеповатые самцы бонго безошибочно, издалека находят своих
подруг. И вот - свершиось. Томительный инстинкт проснулся во
флегматичном колоссе, оторвал его от лакомств, которыми обильно
усеяны складки океанского шельфа, и погнал из холодных,
сумрачных, изобильных пучин - наверх, туда, где игры, гон,
схватки с соперниками, где массивное неповоротливое туловище
обретет гибкость, грацию и рванется навстречу яростному
утолению, на трели и аромат...
   Досточтимый Глур Чпи припустил по трапам к четвертому шлюзу с
такой же алчной резвостью, с какой простодушный океанский
великан гнался за стрекочущей пахучей торпедой. Вестовой со
складным табуретом и опахалом старался не отставать ни на шаг.
   Бонго на всем ходу влетел в шлюз и врезался в торцовую стенку,
чье специальное покрытие поглощало ультразвук и потому казалось
сонару животного ясной, прозрачной далью. Мощный удар сотряс всю
махину океанской станции, водяной столб, точно от взрыва, взмыл
над шлюзом, и брызги обдали с головы до пят подоспевшего именно
в тот момент Глура Чпи. Сразу же, истошно визжа роликами по
направляющим, рухнула в воду шлюзовая заслонка и наглухо
перекрыла вход.
   Оглушенный бонго замер, привалившись к стальной стене. Желтые
клубы крови обволокли его разбитую голову. Надсадно взревели
насосы, откачивавшие воду, деловито запыхтел компрессор, но
вскоре умолк, надув доотказа пневматические уплотнители
заслонки.
   Смешанная с кровью вода быстро убывала, обнажая лоснящуюся
черную спину, сплошь усаженную раковинами уланга, словно
розовыми вулканчиками. Вскоре показались и серые, крапчатые
бока, и грозные шипастые плавники. Лишенный привычной стихии,
отяжелевший бонго заворочался, его дыхала беспокойно зачмокали,
пуская пузыри. Немного поерзав, он изогнулся и грохнул
трехлопастным толстым хвостом по дну шлюза. Остатки воды веером
взмыли над заслонкой и выплеснулись в океан.
   - Экой красавец, ваша зоркость, - почтительно придыхая, молвил
координатор станции. Глур Чпи даже не заметил, когда тот
приблизился и занял свое место, чуть позади, слева.
   - Так себе, - соизволил ответить попечитель. - Для первого раза
сойдет.
   Дважды зоркий страж процветания лукавил, бонго попался хоть
куда, однако целиком соглашаться с подчиненным быо ниже его
достоинства.
   Тем временем у перил, ограждавших шлюз, столпился почти весь
персонал, за вычетом вахты и очередного конвоя. Попечитель не
стал их шугать. Первый зверюга сезона - что-то вроде праздника
для всех них. Пускай. Опять же, предписано добросердие.
   - Бригаду в шлюз, - энергично приказал Глур Чпи.
   Координатор замялся. Согласно промысловому уставу бонго
надлежало загарпунить и умертвить током. Однако в присутствии
Глура Чпи этой процедурой пренебрегали, поскольку попечитель не
находил ничего интересного в потрошении дохлой туши. А вот
разделка живого зверя была его любимым зрелищем да и, пожалуй,
единственным развлечением среди служебной тягомотины, если не
считать обжорства.
   Уловив замешательство подчиненного, попечитель искоса взглянул
на него и шевельнул бровью. А у того голова кругом шла от
волнения и толкотни мыслей. После годовой сверки координатору
строго указали на превышенную нормоубыль живой силы. Если так
дальше пойдет, дело запахнет чуть ли не разжалованием. С другой
же стороны, очередная сверка еще когда будет, а попечитель вот
он, зыркает и бровями поигрывает. Наконец, новая стратагема
добросердия уже вступила в силу. Оставалось неясным, однако,
распространяются ли принципы и подпринципы добросердия на
трупроцев. Последний комментарий нисколько не прояснял вопроса,
ибо в нем добросердие трактовалось как прежде всего
непримиримость к отсталым. Следовало ожидать разъяснения, кто
именно подпадает под категорию отсталых. "Сволочь", - подумалось
вдруг координатору. - "Ишь, раскомандовался. Тебе-то плевать..."
И, содрогнувшись от таких крамольных мыслей, бедняга зычно
заорал:
   - Ко-онвой! Пер-ву-ю бригаду - в шлюз - марш!
   Подгоняемые прикладами и пинками, трупроцы выбежали из казармы и
столпились у лесенки, спускавшейся в шлюз. Передние мешкали, но
задние, которых с гоготом лупцевали конвоиры, принялись тыкать
их кулаками по ребрам, так что вскоре бригада благополучно
оказалась внизу, где, вяло переругиваясь, расхватала осклизлые
багры и фленшерные лопаты.
   Тем временем координатор обрел душевное равновесие, решив, что
впредь будет умнее и в отчете укажет убыль, соответствующую
заданной доле, тогда оставшимся в живых трупроцам придется
негласно увеличить нагрузку, только и всего.
   Бонго не шевелился. Кровь обильно струилась из рваной раны на
его покатом лбу. Глухо клекотали остатки воды в дыхательных
путях, судорожно сжимались и разжимались ноздри. Однако,
несмотря на смирный, беспомощный вид огромной туши, трупроцы
вовсе не спешили приступать к разделке. Кто глубокомысленно
разглядывал зазубренное лезвие фленшерной лопаты, кто ногтями
сдирал слой водорослей с древка багра. Иные просто присели на
корточки у стены и жадно втягивали свежий воздух, пьянивший
после тошнотворной вони рыбозаготовительного трюма.
   - Ну-ка, поторопи их, - приказал Глур Чпи.
   Координатор перегнулся через перила и заорал:
   - Живо за работу, лодыри поганые! Чего ждете? Может, вам водички
в шлюз пустить?
   Угроза возымела действие: все на станции знали, что самые дикие
посулы могут осуществиться, когда достойный брат народонаселения
Глур Чпи собственной персоной надзирает за ходом работ на
вверенном его попечению объекте. Подбадривая друг друга
немногосложной бранью, трупроцы взяли свои орудия наперевес и
окружили распростертого бонго. Затем, нестройно, дико завопив,
они смаху вонзили в тушу лезвия и острия.
   Секунду-другую колосс пребывал в неподвижности, как будто уже
издох, или же вовсе не почувствовал усилий, с какими на него
набросились крохотные сухопутные существа. Но вот яростная
судорога прошла по его телу, бонго забился, гневно хлеща
хвостом; загудела, сотрясаясь, стальная коробка шлюза; людей
расшвыряло по сторонам. Утыканный древками, брызжущий кровью,
бонго бешено извивался. Иные, неглубоко всаженные багры и лопаты
выпали и валялись в густой скользкой крови, но те, что остались
торчать, тыкались в стены и с каждой новой конвульсией животного
впивались все глубже.
   Четверо трупроцев сильно расшиблись и лежали у стенок; пятый,
очнувшись, полз к передней стенке шлюза, в один из двух
спасительных углов, недосягаемых для ярости раненого великана,
где столпилась бригада.
   Зрители гикали, вопили, свистели, грохотал разъяренный зверь, но
весь этот шум перекрыл предсмертный крик - то расщепленный конец
багра вонзился одному из лежавших прямо в живот. Скрючившись,
инстинктивно вцепившись в древко, человек истошно вскричал и
смолк, когда его, насаженного на багор, приподняло и шмякнуло о
стальную стену.
   Глур Чпи причмокнул.
   - Эк его, а? - бросил он через плечо координатору.
   "Взять бы и донос отправить", - подумал вдруг тот. - "Дескать,
встревоженный повышенной убылью живой силы персонал нижайше
сообщает... Да нет, себе дороже. Начальство его ценит. Что ни
декада, шлет с оказией ноздрятину, языки, хребтовину
малосольную. Выслуживается. Хоть бы скорей повысили его, что
ли..."
   Между тем бонго затих. Тогда щуплый, малорослый трупроц подобрал
багор и, ступая по щиколотку в крови, приблизился к голове
зверя. Примерившись, он ткнулся острием в ноздрю, налег что было
сил. Бонго дернулся навстречу мучителю, подобрал хвост, мощно
оттолкнулся, но трупроц хладнокровно, не выпуская багра, упер
его в угол меж днищем и передней стенкой шлюза. В недрах
мясистой головы животного коротко хрустнула черепная кость, и
все было кончено.
   Опять грозно рявкнул координатор, и бригада, постепенно отходя
от испуга, принялась за разделку.
   Попечитель раздраженно поманил распорядителя конвойных.
   - Этот вот, замухрышистый... - проворчал он, тыча пальцем вниз.
   - Эт' который? Тот, что зверюгу прикончил?
   - Да, именно.
   - Щас скажу. Номер Ме семьсот... семьсот...
   - Плевал я на его номер, - перебил Глур Чпи. - После разделки
двадцать палок и на сутки в холодную. Чтоб не спешил, когда не
просят.
   - Слуш-шюсь!
   Без малейшего интереса, просто по привычке попечитель сидел на
складном стульчике и смотрел, как трупроцы надрубают шкуру,
подводят крюк лебедки, как лебедка выдирает из туши толстый
слоеный ремень жира, мяса, сухожилий. Если бы зверь обессилел,
но еще дышал, тогда другое дело...
   - Ваша зоркость, позвольте доложить, - прошелестело над ухом.
   - Валяй.
   - К вам посланец. Ждет в кабине главного поста. Прошу прощения,
но он велел срочно...
   - Ве-лел? Кто таков, откуда?
   - Страблаг, ваша зоркость. Звездоносец пятой ступени.
   Казалось, эта весть не произвела на достойного Глура Чпи
никакого впечатления. Все так же не глядя на вестового, он сухо
велел:
   - Иди, скажи, сейчас буду.
   Исполненный сановной горделивости, с непроницаемым лицом
попечитель прошествовал на главный пост. Глядя со стороны, никто
бы не подумал, что сей почтенный муж, дважды зоркий страж,
достойный брат и все такое, сейчас мучительно гадает, какая
напасть и откуда свалилась на его голову. В который раз Глур Чпи
мысленно посетовал на свою проклятую долю. Легко ли обеспечивать
приверженность, благонравие и процветание, теперь еще и
добросердие впридачу, ежели ты один, а кругом сплошные скоты.
Как ни обеспечивай, как ни подгоняй показатели в рапортах,
непременно сыщутся отдельные упущения и нестыковки. Ведомство
кишит завистниками и наушниками. Взять того же координатора,
ведь непрост, ах, как непрост, шельма... Задумывается то и дело.
А ежели подконтрольный чин задумывается, тут непременно жди
подвоха. Надо полагать, дождался. Страблаг пятой ступени просто
так не заявится. Неужто?..
   С замиранием сердца Глур Чпи толкнул тяжелую стальную дверь и
вошел. Щеголеватый звездоносец в голубом мундире стражи
благонамеренности ждал его, развалившись в кресле. Дымчатые очки
в титановой оправе, усики, бакенбарды, браслет с каменьями на
холеной руке. Молодой, да ранний, видать, из хорошей семьи.
Обошелся без приветствий, взамен того указав попечителю на
кресло напротив себя. Глур Чпи взглядом выдворил за дверь
тянущегося в струнку вахтенного и уселся.
   Формально, по сводной таблице чинов и званий, попечитель и его
непрошеный визитер стояли на равных. Однако Глур Чпи отлично
сознавал действительную разницу в их положении. Со стражей
благонамеренности шутки плохи. О многом свидетельствовали
растительность на лице звездоносца и броское украшение. И то, и
другое в принципе дозволялось комментарием о рангах, но
пользоваться этим правом на пятой ступени означало вести себя
вызывающе. Значит, важная персона, с такой родней, которая
посильней любых комментариев, таблиц и неписаных законов.
   - Глур Чпи, попечитель, - поспешил представиться владыка
станции.
   - Раме Леу, экстррозыск, - снисходительно кивнул страблаг. - Вот
секрпредписание.
   Приподнявшись, попечитель взял небрежно протянутый голубой
конверт, вынул бланк, развернул и моментально успокоился. Речь
шла всего лишь о передаче одного труженика процветания в
распоряжение стражи благонамеренности, срочно, совсекретно,
подателю оного документа.
   - Н-да, - пробурчал Глур Чпи, - все ясно, только вот номер
трупроца не указан. Как прикажете понимать?
   - Я должен узнать его в лицо. Тогда и впишем номер.
   Попечитель незамедлительно выразил свое согласие
споспешествовать усилиям службы благонамеренности. Конечно,
визит необычный, можно сказать, таинственный, ну да им,
страблагам, виднее. Глура Чпи оставляли равнодушными тайны,
которые не касались впрямую его особы.
   - Это человек ниже среднего роста, худой, лицо узкое с прямым
острым носом, глаза серые, кожа белая, - добавил звездоносец.
   - Так-так... - Глуру Чпи сразу пришел на ум трупроц, так нагло
испортивший всю сегодняшнюю забаву с бонго. - Сдается мне, в
первой бригаде имеется один похожий субъект. Если желаете, можно
взглянуть прямо сейчас.
   Страблаг пожелал, присовокупив, что дело не терпит
отлагательств.
   Сопровождаемый попечителем, он направился к шлюзу, где вокруг
искромсанной туши копошились заляпаные кровью и слизью трупроцы.
Какой-то недотепа умудрился вспороть кишечник бонго, и гнусная
вонь разнеслась далеко окрест. Подойдя с наветренной стороны,
страблаг взглянул вниз.
   - Отсюда не разобрать, - сообщил он, брезгливо морщась и поднося
к носу благоуханный платочек. - Велите вызвать его сюда. - И
отошел в другой конец палубы, где океанский пассат рассеивал
зловоние.
   Вскоре конвоир пригнал щуплого трупроца, тот стянул с бритой
головы заскорузлый казенный берет и угрюмо уставился в палубу.
   - Ты что насупился, вонючка? - грозно спросил попечитель. -
Глаза подыми, дай на тебя полюбоваться.
   Тогда трупроц одарил достойного брата взглядом, за который не
миновать бы ему добавочных палок и холодной, однако судьба
распорядилась иначе.
   - Это тот, кто мне нужен, - вполголоса заявил страблаг. -
Распорядитесь, чтобы его помыли, переодели в чистое и отвели в
мой катер. И без проволочек, я спешу.
   - Не угодно ли взять конвойного? - предложил Глур Чпи. - Мало ли
что...
   - Попрошу не беспокоиться, - страблаг с усмешкой коснулся
рукояти длинноствольного полуавтоматического пистолета,
торчавшего из кобуры на бедре. - Я умею постоять за себя.
   Попечитель отдал надлежащие распоряжения и почти бегом догнал
звездоносца, сам распахнул дверь главного поста перед гостем.
Тот поблагодарил кивком и расположился в кресле, закинув ногу на
ногу.
   - Прикажете закусить, или прохладительного, или... - Глур Чпи не
скрывал радости, что все обошлось, дельце пустяковое,
необходимый трупроц жив-здоров и сразу отыскался.
   - Нет-нет, рад бы, да спешу, - страблаг тоже выглядел довольным
и отчасти поубавил спеси. - Давайте покончим с формальностями.
   Вахтенный сбегал на нижнюю палубу, где щуплого трупроца отмывали
забортной водой из помпы, узнал номер, вернулся, доложил.
   - Теперь сходи, поторопи, - приказал Глур Чпи. - Наш гость не
любит мешкать. И чтоб робу выдали чистую, новую, исподники тоже.
Браслеты ручные и ножные. Пшел!
   - Ножные ни к чему, - заметил страблаг.
   - Тогда без ножных... Живо!
   Сев за пульт, попечитель оформил документацию на труженика
процветания ЕМ 717-694, затем, по личному секркоду, ввел
соответствующие данные в бортовой электроразум. Подышал на
печатку, оттиснул на бланке и квитанции, поставил там и там свою
кудрявую подпись. Пока то же самое проделывал страблаг, Глур Чпи
включил рацию и пригнул ко рту держатель микрофона.
   - Что это вы собираетесь делать? - насторожился звездоносец.
   - Как что? Рапортовать согласно реквизитам предписания. Я
порядок соблюдаю, будьте уверены.
   - Вы, кажется, рехнулись, - страблаг резким тычком отвел
микрофон. - Давать секретную информацию в эфир?!
   - Позвольте! Я знаю, что делаю, - уперся уязвленный попечитель.
- Сообщу код предписания, получу "добро", и уж тогда счастливого
пути.
   - Имейте в виду, такая самодеятельность дорого вам обойдется.
Моя миссия - совсекр. Никакого эфира!
   - У меня порядок один, - возразил Глур Чпи. - Что для секр, что
для общ, в случае сомнения обратиться согласно реквизитам.
   Он уже без трепета смотрел на этого выскочку в грозном
обмундировании. Прикатил за вонючим замухрышкой, а форсу-то...
   - О-о, у вас возникли сомнения! Разрешите узнать, в чем именно?
- саркастически поинтересовался звездоносец пятой ступени Раме
Леу, экстррозыск.
   - Неужто вы на свой счет приняли? - удивился попечитель, в душе
торжествуя, что уел-таки заносчивого щеголя. - Ай-яй-яй. Не
обессудьте, порядок такой, не нами заведено, не нами и кончится.

   - Имейте в виду, ответственность ляжет на вас, - предупредил
страблаг. - Я об этом позабочусь.
   - Вот и чудненько, договорились, - попечитель придвинул микрофон
и взял с пульта предписание, чтобы ввести в рацию указанные там
частоту и код вызова. Но не успел он набрать и двух цифр, как
получил сокрушительный удар рукоятью пистолета по голове. Издав
нечто среднее между удивленной отрыжкой и жалобным иканьем,
оглушенный Глур Чпи уткнулся в клавиатуру носом. Страблаг
подобрал с пола бумаги, сунул в карман. Спрятал пистолет в
кобуру, оставив ее незастегнутой, и вышел на шканцы. Огляделся,
поманил слонявшегося неподалеку рядового из конвойных. Тот
рысцой взлетел по лестнице и вытянулся во фрунт.
   - Встань у двери, никого не впускай, - распорядился звездоносец.
- Попечитель на связи с Центром. Чтоб не смели ему мешать, ясно?

   - Слуш-шюсь!
   - Выполняй, - уже через плечо бросил страблаг, покидая шканцы.
   Когда он спустился на нижнюю палубу и до причал-трапа оставалось
полсотни шагов, навстречу попался все тот же вахтенный.
   - Ну, как там? - спросил звездоносец.
   - Порядок, можно ехать.
   - Молодцом. Зайди-ка в реакторное. Попечитель только что за
тобой посылал.
   - Что-нибудь стряслось?!
   - Это уж тебе знать.
   - Опять нажевались, сволочи... - прошептал, бледнея, вахтенный,
повернулся и бегом припустил по палубе.
   Придерживая кобуру, страблаг быстро зашагал к катеру. Двое
конвойных у трапа встали во фрунт, распорядитель попытался
доложить по форме, но звездоносец прервал его небрежным жестом.
   - Я тороплюсь, - снизошел он до реплики и спустился в кокпит,
где на мягком ковровом сиденье, угрюмо нахохлившись, сидел
трупроц ЕМ 717-694.
   - Швартовы! - скомандовал страблаг, нажимая рукоять стартера.
   Мотор взревел, прокашлялся и дробно застучал на холостых
оборотах. Однако швартовочные клешни, вцепившиеся в катерные
рымы, не спешили разжиматься.
   - Эй, вы там, заснули?! - раздраженно прикрикнул страблаг.
   - Сию минуточку, - через борт свесился распорядитель. - Заело...

   - Так отдавайте вручную! Живей, гнилая кр-ровь!
   Наверху засуетились, тяжело топая и переругиваясь. Что-то
лязгнуло. Звездоносец развалился в кресле, поглаживая левой
рукой штурвал, а правую небрежно опустив на кобуру. Мотор
работал вхолостую, корпус катера слегка подрагивал, словно бы от
нетерпения. Наконец клешни со скрежетом раскрылись, и
освобожденное суденышко закачалось на волнах.
   - Счастливого пути! - подобострастно крикнули сверху.
   Катер взвыл, круто поворачивая прочь от станции, и сразу вышел
на редан, мерно вздымаясь, обрушиваясь с гребня волны и
разбрасывая широкие веера брызг.
   Трупроц сидел, не поднимая головы, положив скованные руки на
колени. Поза его выражала тупое, безграничное терпение и
полнейшее равнодушие к происходяшему. Страблаг же вел себя
странно: то и дело оглядывался на неуклюжую махину станции, как
будто та могла пуститься вдогонку. И только когда она
превратилась в туманную точку на горизонте, он откинулся на
спинку кресла и глубоко, с облегчением вздохнул.
   - Ну вот, - произнес он. - Все нормально, дружище Тил.
   Словно разбуженный этими словами, трупроц ЕМ 717-694 поднял
глаза, оглядел пустую океанскую гладь кругом, затем уставился на
звездоносца.
   - Надеюсь, ты не забыл дорожку к Подземному Папе? - спросил тот.

   Вместо ответа Тил поерзал на сиденье и вдруг, вскочив, обрушился
на страблага. Однако удар наручниками не достиг цели, только
голубая фуражка слетела за борт и пропала в пенной кильватерной
струе. Потерявший управление катер накренился, описывая дугу и
сотрясаясь от ударов волн. Тил бешено отбивался руками и ногами,
однако звездоносец играючи скрутил его и повалил на сиденье,
потом, не выпуская пленника, ухитрился дотянуться левой рукой до
штурвала и повернуть катер носом к волне.
   - Совсем одурел старина Тил, - сказал он. - На своих
кидаешься...
   Совершенно сбитый с толку каторжник озадаченно смотрел, как его
конвоир достает из кармана ключ, отмыкает наручники и бросает их
за борт. Затем страблаг привстал, взявшись одной рукой за
окантовку ветрового стекла, а другой придерживая штурвал и
выправляя курс.
   - Ага, - пробормотал загадочный звездоносец. - Вот мы и
приехали.
   Впереди, на пустынной океанской глади, виднелся пенный бурунчик,
из которого торчал металический шест с утолщением на конце.
Вначале коротенький, неприметный, он вырастал по мере того, как
приближался катер; вскоре Тил разглядел, что в центре утолщения
поблескивает линза. Страблаг убавил ход и помахал в воздухе
растопыренной пятерней. Из воды вынырнула увенчанная перископом
башенка со множеством объективов и параболических антен, за ней
показался серебристый граненый горб корпуса, с которого
низверглись пеные водяные касакады. В борту этой странной махины
приподнялась трапециевидная створка, и катер вплыл в
образовавшийся проем. Затем створка опустилась, а диковинное
соружение быстро ушло в океанскую пучину.

   12.

   - Ну ладно, ладно, - Тил махнул рукой, словно отгонял докучливое
насекомое. - Я верю, что ты и есть тот самый Арч Эхелала. Верю.
   Он прошелся взад-вперед по каюте, крутнулся на пятке, смаху сел
на койку.
   - Дальше что? - спросил он, недобро сощурившись. - Какого рожна
понадобилось от меня всей этой твоей компании? Только не говори,
что они меня бескорыстно возлюбили всем сердцем, ладно?
   - Успокойся, Тил. Никто не собирается пылить тебе на мозги. Все
честно.
   - Тогда выкладывай, зачем меня сюда притащили.
   - Ты чем-то недоволен? - поинтересовался Арч. - Неужто на ферме
жилось получше?
   - Чего ты виляешь, а? - нахмурился Тил. - Отвечай прямо, иначе
разговора не будет.
   - Изволь. Ты понадобился потому, что был знаком с Даном Кумурро
и знаешь, как проникнуть к Подземному Папе. Думаю, ты и сам об
этом догадался.
   - Угу, - Тил встал, подошел к сидевшему в кресле Арчу и,
нагнувшись, в упор заглянул в его глаза. - И что я поимею за эти
свои сведения? Меня тут будут на халяву поить-кормить и
развлекать до скончания века? А может, влепят пулю в затылок для
вящей простоты?
   - Ну и загнул же ты, дружище, - Арч усмехнулся и покрутил
головой. - Пойми наконец, это другой мир, другие люди. Они
никогда и никого не убивают. Они тыщу таких, как ты, могут
кормить по первой попечительской категории, и от них не убудет.
   - Ага, ясно, - Тил взгромоздился на угол обеденного стола и
закинул ногу на ногу. - Значитца, такое дело. Добрые небесные
дяди будут меня, затыку дырявую, кормить от пуза. А я им за это
расскажу про один маленький пустячок, про завалящую хреновинку,
всего-то навсе, как мою родимую планету взять за глотку и в
момент прибрать к рукам. Так ведь получается?
   - Мимо, дружище, опять мимо, - улыбнулся Арч. - У них уйма своих
расчудесных планет. Таких, что по сравнению с ними наша Тхэ -
гнилая помойная яма...
   - Так чего ж они к нам лезут? - перебил его Тил. - Чего
вынюхивают? Зачем им дался Подземный Папа?
   - Погоди-погоди, старина. Вспомни, как мы спорили насчет
небесников, сидя в тоннеле. Ты же сам тогда объяснял, что...
   - Помню, Эхелала, не волнуйся. Чего-чего, а на память пока не
жалуюсь. Только тогда я небесников представлял себе иначе. Ну,
скажем, слизни какие-нибудь, зеленые и с рожками. Дышат метаном,
пьют керосин, гайками заедают. Чужие напрочь, мы им - никто, они
для нас - жуть полосатая. Вот и летают, приглядываются из
любопытства, особо ни во что не суются. Понимаешь, не мог я даже
вообразить, что они такие же люди, как мы с тобой.
   - И теперь ты, конечно, ударился в истерику, - подхватил Арч. -
Пуля в затылок, интервенция с оккупацией, вечное рабство для
всей планеты... Да если на то пошло, наша попечительская кодла -
хуже любых оккупантов будет. Разве нет?
   Тил спрыгнул со стола, пробежался взад-вперед по каюте и опять
взгромоздился на койку, поджав под себя ноги.
   - Слышь, Эхелала, пока я не рехнулся окончательно, давай
разберемся по порядку, - попросил он. - Кто они такие, эти
небесники, откуда взялись, в общем, все с самого начала.
   - Будь по-твоему.
   И Арч рассказал ему об Империи, о ссыльных звездолетах, о
законодательстве Хольвика, о Галактической Лиге и Разведке...
   Когда он закончил, Тил ожесточенно поскреб ногтями короткую
щетину на макушке.
   - Дела-а, - протянул он. - Прямо-таки в башке не укладывается.
Одного я все-таки не могу понять.
   - Чего же?
   Тил сорвался с места и чуть ли не бегом пустился из угла в угол
каюты.
   - Ладно... Допустим... Все сходится... - бормотал он на ходу. -
И все-таки... Все-таки...
   - Может, хватит мельтешить? - поинтересовался Арч. - Присядь.
Что тебе еще не ясно?
   - А не ясно мне, мил друг Эхелала, на кой хрен нужна эта самая
твоя Разведка, если она ни во что не вмешивается. Стоп, не
перебивай. Я так понимаю своим скудным умишком, что она всего-то
навсе тешит собственное любопытство за казенный счет. Ладно,
изучат они Подземного Папу вдоль и поперек, узнают, какой в нем
работает супер-шурупер небывалого образца, ну, а толку-то?
Никому от этого ни холодно, ни жарко. Ну соберут они
собственного Подземного Папу себе на голову, хоть десять таких,
мне начхать. Где польза людям там, внизу, от этой Лиги,
Разведки, прочей хреноты?
   Арч ответил не сразу.
   - Я так полагаю, - заговорил он после затяжного раздумия, - что
Разведка может и должна помогать карантинным планетам. Но не с
кондачка, не нахрапом. Сначала надо детально изучить планету,
вникнуть во все тонкости, составить подробный план. Обсудить
его, уточнить, утвердить...
   - Шел бы ты знаешь куда со своим планом! - взъерепенился Тил. -
Дело надо делать, понимаешь, дело! А не рассусоливать, не
разводить бодягу на слюнях. Вот что я тебе скажу: может Разведка
покончить с Подземным Папой? Если да, пойду и покажу дорогу хоть
сей момент. Если нет, подите в задницу. И ничего я вам не скажу,
хоть режьте меня на куски.
   - Ну, во-первых, дружище, никто не собирается тебя резать на
куски. Можешь помочь - помоги, не хочещь - как-нибудь обойдемся.
Во-вторых, уничтожать Подземного Папу тоже никто не собирается.
И, уверен, Разведка никогда на такую акцию не пойдет.
   - Ну, а ты?
   - Что я?
   Тил вплотную придвинулся к Арчу и, брызгая слюной, горячечно
зашептал:
   - Слушай, Эхелала, ты же нормальный, свойский парень. Ты же
хлебнул той жизни под самый кадык. Ты же знаешь по себе, как
измывается над людьми эта сволочная махина. Она тебе всю жизнь
поломала. Неужто тебе теперь наплевать - пусть держат
впроголодь, изгаляются, убивают, лишь бы не тебя, да? Эхелала,
помоги мне добраться до Подземного Папы. Я его вдребезги
разнесу. Пошли, Эхелала, вдвоем. Тебе я верю. Пошли, взорвем
его. Ну хочешь, на колени встану... Эхелала?..
   Арч ничего не отвечал.
   - Ведь он же каждую минуту может свихнуться, сбрендить, это ты
понимаешь? И тогда такое начнется, подумать страшно. Жуть,
неразбериха. Скольких пристрелят на улице, сколько с голоду
помрет, покуда раскумекают, что стряслось...
   - Но если его взорвать, - откликнулся Арч, - будет то же самое.
Если не хуже.
   - Отказываешься, значит?
   - Отказываюсь.
   - Подумай, Эхелала. Хорошенько подумай.
   - Нет.
   Тил сел на койку и перевел дух.
   - Запомни этот разговор, Эхелала. Потом раскаешься, да поздно
будет. А своим новым дружкам скажи, что у них со мной
ничегошеньки не выгорит. Делайте что хотите, а я вас не боюсь.
   - Ну, нет - так нет, - Арч встал с кресла. - Жаль, конечно. Ты
бы нам очень помог. Когда придет очередной челнок, тебя отправят
на Самарн, в Адапторий.
   - Почему не сразу к прабабушке?
   - Потому что в Адаптории как-никак веселее. Там у тебя будет
время поразмыслить. Если передумаешь когда-нибудь, сообщи. А я
завтра отправляюсь на Тхэ, так что увидимся мы нескоро.
Счастливо, Тил.
   - Пока, - нехотя отозвался тот.
   Выйдя в коридор, Арч вдруг подумал, что Тила поместили в ту
самую каюту, где сам Арч ждал отправки на Самарн. Кажется, так
давно это было, целую жизнь назад... А на самом деле - всего три
с лишним года, если считать по календарю Тхэ.
   Бригадир Тормек ждал его в центральной рубке. Даже здесь, на
разведбазе, он не изменил своим привычкам и по-прежнему носил
изрядно затрепанный комбинезон без каких-либо знаков отличия. Он
сидел в операторском кресле, опершись локтями о многоярусный
пульт со множеством шкал, экранов, индикаторов. В центре
вогнутого обзорного окна, среди тьмы и звездных россыпей,
голубела Тхэ, обвитая размытыми прядями облаков. Рядом, на
мониторах, ее изображение дублировалось в инфракрасном,
радиоволновом и невесть каком еще диапазонах.
   - Ну, как? - спросил бригадир, повернувшись к Арчу и жестом
приглашая занять соседнее кресло.
   - Он отказывается сотрудничать. Наотрез. Думаю, это
окончательное решение.
   - Но с тобой он по крайней мере стал разговаривать?
   - Когда убедился, что я - это я. Давать информацию не стал, зато
предложил мне взорвать Подземного Папу. Вообще, судя по
разговору, у него не совсем в порядке психика. Он слишком
заклинился на идее диверсии. Не мешало бы Илою еще раз его
обследовать.
   - Учтем. Как ты думаешь, не попробовать ли мне еще раз с ним
поговорить?
   - Скорее всего, он опять будет молчать.
   Бригадир поразмыслил немного.
   - Что поделаешь, - сказал он. - Через неделю придет челнок,
отправим его в Адапторий. Может быть, не все потеряно, и позже
он заговорит.
   - Я тоже на это надеюсь.
   - Поживем-увидим. Ну, как твое настроение? Завтра тебе идти
вниз.
   - Нормально, бригадир. Я в порядке.
   - Верю, сынок, - Тормек легонько потрепал Арча по плечу. - Ты
справишься, я знаю.
   Поколебавшись, Арч достал из кармана блокнотик.
   - Если у вас есть время, я хотел бы обсудить одну идею, - начал
Арч. - Вообще-то она у меня появилась давно... Это касается
Подземного Папы.
   - Слушаю тебя.
   - В наших расчетах надежности не исключена ошибка. Мы ведь
исходили из параметров обычной квазинейронной схемы с мощным
центральным процессорным блоком. Так? Но ведь в принципе
возможна и другая система, из жестких параллельных логических
цепей, которые поддаются дублированию и контролю по принципу
простейшей эховой связи. Если предположить, что Подземный Папа
устроен именно так, многое объясняется проще простого.
   - Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался не на шутку Тормек. - Давай
дальше, сынок.
   - Значит, так. Система с такой архитектурой намного надежнее,
минимум на четыре порядка. С другой стороны, она очень громоздка
и неэффективна. То есть, получается медлительный великан,
решающий только элементарные статистические задачи. К
многогранному анализу и моделированию перспективы он напрочь не
способен. У этой гипотезы есть косвенные подтверждения.
   - Например?
   - Например, постоянные накладки с выборкой лимитов. То одного не
хватает, то другого, то третьего. Или, скажем, все лавки
завалены мылом, одним мылом, и больше ничего нет. А то вот еще
всюду полно фонариков, зато батареек для них не сыскать. Народ
поговаривает, что это окружные попечители дурят или заводы
куролесят. А теперь я уверен, именно это как раз в порядке
вещей. Иначе просто быть не может, если всем ведает подобный
компьютер. У него одна логическая линия для болтов, другая для
гаек, каждая сама по себе, и они нигде не пересекаются. Поэтому
он наслаивает ошибки одну на другую, потом исправляет их задним
числом, а в сущности, наугад. Получается вроде стрельбы по
бегущей мишени, но без упреждения. Вроде прицел правильный, а
все пули идут мимо. Такая картинка.
   - Интересно. Очень интересно, сынок, - похвалил бригадир и хитро
сощурился. - Заодно объясни, пожалуйста, как в такой системе
может возникнуть лавинный сбой, который предсказывал Кумурро.
   - Понимаю, куда вы клоните, - ничуть не смутился Арч. - Такой
компьютер мало чувствителен к неполадкам. Собственно, других
преимуществ у него нет. И если я угадал, то именно поэтому до
сих пор не случилось лавинного сбоя. А Кумурро вполне мог
заблуждаться насчет Подземного Папы, ведь он занимался чистой
теорией и доступа к самому компьютеру не имел.
   - Да, убедительно... - подтвердил Тормек. - Мы считали, что
Подземный Папа - неслыханное изобретение, последнее чудо
техники. Никто и не предполагал, что он может быть всего лишь
шагом назад, к примитивным, архаичным схемам.
   - В том-то и дело. А вот мои расчеты, - Арч протянул бригадиру
испещренный формулами блокнот. - Приблизительная оценка
мощности, надежности, габаритов. Кажется, все цифры реальны. И
парадоксом Кумурро здесь даже не пахнет.
   Тормек бегло просмотрел записи, одобрительно хмыкая и покачивая
головой.
   - Похоже, ты и впрямь разгадал загадку, - сказал он наконец,
возвращая блокнот. - Молодчина. Как это тебя осенило?
   - Совсем случайно. По дороге в космопорт, еще на Альции. Я
подумал, что у автопилотов есть жесткие дублированные цепи с
шаговой эхо-связью. Их надежность почти абсолютна... Разработал
модель, обсчитал, вроде бы сошлось.
   - Молодчина, - повторил Тормек. - Ничего не скажешь. Внеси,
пожалуйста, эти заметки в бортовую память. Я на досуге еще раз
посмотрю.
   Не успел он закончить фразу, как раздалась приглушенная трель.
Бригадир повернулся к пульту и нажал одну из бесчисленных
клавиш.
   - Тормек на связи.
   - Бригадир? Здесь Грахкаан, - на центральном мониторе появилось
широкоскулое усатое лицо.
   С командиром второго подводного поста Грахкааном, жизнерадостным
добряком и балагуром, Арч познакомился, когда вызволял Тила с
каторги.
   - Что стряслось, Грах?
   - Стою на перископной глубине. Примерно в ста дилах к восходу
вижу надувное плавсредство. На нем трое в каторжных робах.
Полагаю, беглецы.
   - Так. Что еще?
   - Их надувашка просто дрейфует. Грести не могут, видимо,
истощены. Кроме них, в квадрате нет никого.
   - Понимаю. Хочешь взять их на борт.
   - Да, бригадир. Иначе у них нет никаких шансов выжить.
   Тормек откинулся на спинку кресла, размышляя над услышанным.
   - Бригадир? - позвал Грахкаан, вглядываясь в свой
расфокусированный экран.
   - Я здесь, - откликнулся тот. - Не торопи.
   - Солнце в зените, - добавил подводник хмуро. - Им даже до
вечера не дотянуть без питья. Да взгляни сам.
   На вспомогательном экране возникло изображение желтой надувной
лодчонки. Двое изможденных трупроцев в грязных робах лежали
недвижно на днище. Третий перегнулся через корму и вяло,
непослушной рукой зачерпывал воду, смачивая ею тряпку,
обмотанную вокруг бритой головы. Никто из них не подозревал, что
пеструха-рыбоглот, парящая высоко над лодкой на широких
перепончатых крыльях, имеет сложную электронную начинку,
телекамеру и радар, что за беглецами сейчас пристально
наблюдают, и далеко в космосе, в центральной рубке
разведывательной базы решается их судьба.
   - Вижу, - сказал Тормек, снова подавшись к пульту. - Мне тоже их
жаль. Но вмешательство запрещаю.
   - Бригадир, - упавшим голосом проговорил Грахкаан. - Они же
погибают...
   - Сожалею, Грах. Однако придется оставить все, как есть.
   - Понял, - угрюмо ответил командир поста. - Конец связи.
   - Конец связи, - Тормек ткнул клавишу, и оба экрана превратились
в пустые бельма.
   Арч не заметил, что во время сеанса связи в рубку кто-то вошел,
и вздрогнул, когда раздалось протестующее восклицание:
   - Но почему?!
   Бригадир развернул кресло спиной к пульту и спокойно
переспросил:
   - Что почему?
   - Почему вы не спасли их?! - звонкий голос девушки дрожал от
негодования.
   С изумлением Арч узнал в ней Ликку. Розовое платье сменил
комбинезон, волосы собраны в узел, под округлую форменную
шапочку. На плече золотистая эмблема операторской службы - буквы
ОС и восьмиконечная звездочка. Так вот кого привез очередной
челнок, покуда Арч отсыпался после акции на ферме...
   - Сядь, милочка, - обезоруживающе просто сказал Тормек. - И
скажи для начала, почему мы должны были их спасти?
   - Как же так... Вы еще спрашиваете. Ведь они умрут.
   - Не исключено.
   - Значит, вы бросили их. Бросили на гибель. Ведь это... это все
равно, что...
   - Ну-ну, договаривай.
   - Это все равно, что убийство, - выпалила Ликка.
   В напряженной тишине стало слышным тихое гудение, потрескивание,
пощелкивание населяющих рубку приборов. Ликка продолжала стоять
в центре помещения, сжав кулачки так, что побелели костяшки, и
не сводила с Тормека сузившихся и словно бы потемневших глаз.
   - Хуже всего то, что ты права, - наконец произнес бригадир. -
Да, кругом права. Только вот выхода у нас нет.
   Он указал рукой через плечо, туда, где во тьме обзорного окна
кротко голубела планета.
   - Там ежедневно погибают тысячи людей. И все они, по нашим
меркам, должны бы еще жить и жить. Но мы не можем их всех
вылечить, освободить, спасти...
   - Не можем всех - значит, нельзя никого? - перебила его Ликка. -
Так выходит, по-вашему?
   - Выходит, так. И демаскировать подводный пост нельзя без
крайней нужды. И есть много других причин, о которых не хочется
распространяться. Тебе не приходилось видеть, как спасенный
вместо благодарности вцепляется спасителю в глотку? Тебе не
доводилось, милочка, хоронить товарищей, которых их собственное
милосердие и благородство поставило под удар? Здесь Колония.
Здесь другой, совсем другой мир.
   - И Принцип Гуманности здесь тоже другой? - не без сарказма
спросила девушка.
   - Не берусь судить. Я не теоретик. У меня другие заботы -
обеспечить максимум информации при минимальном риске. Надеюсь,
тебя это не коробит.
   - И совесть вас не будет мучать? Из-за тех троих?
   - Будет, - бесхитростно кивнул бригадир. - А если не будет, если
это случится когда-нибудь, я сам попрошусь на другую работу,
подальше от Разведки.
   Ликка разжала кулачки и присела на подлокотник ближайшего
кресла.
   - Нет, до меня такое никак не доходит, - сказала девушка. - Ни
до ума, ни до сердца. А вы? - Обратилась она к Арчу. - Вот вы
согласны с бригадиром?
   Тогда только Арч сообразил, что Ликка не узнает его. Конечно,
ведь теперь у него другое лицо.
   - Как бы вам объяснить, - пробормотал он. - Понимаете, Ликка,
несогласен я. Однако бригадир прав. Это не слишком туманно?
   - Погодите, разве мы знакомы? - удивилась она. - Я что-то не
припомню.
   - Видите ли, мне пришлось изменить внешность, - объяснил Арч
после некоторой заминки. - Я напомню: Альция, озеро Гарж...
поездка в космопорт...
   Глаза Ликки округлились от удивления, и на щеках проступил
густой, как у ребенка, румянец.
   - Так это вы?
   - Да, - кивнул Арч и неловко развел руками, словно бы извиняясь.

   Молчаливое замешательство прервал Тормек, который встал с кресла
и направился к двери.
   - Ребятки, я буду у себя в каюте, - сказал бригадир, покидая
рубку.
   - Так это вы... - повторила Ликка. - Но почему... почему у вас
совсем не то лицо? Пластическая операция?
   - Да. Такова необходимость. Скоро я отправляюсь туда, на
планету.
   - Скоро? Когда же?
   - Совсем скоро. В шесть-ноль по бортовому времени.
   Ликка мельком взглянула на хронометр сбоку пульта, снова
посмотрела на Арча и, встретившись с его взглядом, опустила
глаза.
   - До меня с трудом доходит, что вы - это вы, - призналась она.
   Арч покосился на свое отражение в одном из погашенных экранов.
   - До меня тоже, - невесело усмехнулся он. - Обыкновенное,
нормальное лицо, но чужое. А еще я никак не могу опомниться. Я
ведь думал, вряд ли мы с вами увидимся когда-нибудь. Какими
судьбами вы сюда попали?
   - Никаких чудес. В училище мне предложили на выбор три места -
на базе геологической экспедиции, на ремонтно-заправочном
спутнике и здесь. Конечно же, я выбрала работу в Разведслужбе. А
когда прилетела - у меня с самого начала было предчувствие -
открыла файл со списком оперативников бригады и увидела ваше
имя.
   - А после этого говорите, что никаких чудес, - заметил Арч,
нервно теребя мочку уха. - Ведь орбитальных баз у Разведки
больше сотни.
   - Нет-нет, я знала заранее, что так случится, - возразила Ликка.
- Иначе было бы нехорошо. Несправедливо, понимаете? Почему вы
улыбаетесь?
   - От радости.
   Хрупкая большеглазая девушка, удивительно похожая на Аму, встала
с кресла и подошла вплотную к Арчу.
   - Вы действительно рады?
   - Очень.
   - И я тоже, - она осторожно коснулась его щеки. - Глаза ваши. А
лицо другое. Голос тоже изменился. Но я постараюсь привыкнуть.
   - Да, конечно, - пробормотал он безотчетно, лишь бы ответить
что-нибудь.
   Снова в рубке стало тихо, и опять послышалось слабое гудение,
шелест, жужжание, словно на солнечном лугу, где беззаботно
роятся мириады крошечных крылатых существ.
   Арч поднес к губам ее руку и поцеловал.

   13.

   Над улицей светало. Если закинуть голову, можно было увидеть,
как стиснутая громадами зданий, часто нарезанная поперечными
мостками полоска неба понемногу светлеет.
   Разом погасли тусклые уличные фонари.
   Многоярусные панельные дома высились в легком рассветном тумане,
словно застывшие и гладко обтесанные клубы дыма. Казалось, они
могут сорваться и улететь от малейшего дуновения ветерка, и
тогда на месте мегаполиса останется лишь каркасный скелет из
наружных лестниц и виадуков.
   Арч шагал по дорожке из мелкоячеистой железной сетки, уложенной
на двутавровые поперечные балки. Внизу сплошным потоком неслись
изрыгающие рев и чад грузовые мотоплатформы. Прохожие в столь
ранний час встречались редко, окошки продовольственных
распределителей защищали решетчатые ставни, запертые на висячие
замки.
   Улица привела к широкому перекрестку, Арч прошел по
диагональному виадуку и поднялся к четвертому ярусу дома
стародавней постройки, чей фасад сплошь испещрили трещины,
грязные потеки, пятна сырости. Он постучал в облупленную дверь
условным стуком - два раза подряд, после короткой паузы еще два.

   Проделанный им путь придавал происходящему привкус нереальности
- семь часов тому назад он находился на борту космической базы,
стартовал оттуда на разъездной шлюпке, затем, с океанской
подводной станции, добрался катером до порта, и оттуда на
геликоптере с опознавательными знаками морской инспекции его
перебросили в нужный район. От посадочной площадки пришлось идти
пешком через три квадрата, но это уже мелочи.
   Гур открыл дверь, широко улыбнулся и облапил своего двойника.
   - Привет, старина. Ты сменяешь меня очень кстати, - сказал он,
запирая дверь на щеколду.
   - Что, не терпится поскучать на базе?
   - Нет, сегодня мне надо быть сразу в двух местах - и здесь, и на
Ледовом побережье. Обе встречи крайне важные, так что я с твоей
помощью разорвусь пополам и всюду успею. Вернусь завтра к обеду,
а вечерком разберусь, то ли полечу на базу, то ли еще куда
наведаюсь.
   - Ну давай, вводи меня в курс дел, - Арч сел на табурет возле
кухонного столика. - Что нового в твоей управе?
   - В нашей с тобой управе, братец, все по-прежнему, - начал
рассказывать Гур, усевшись на аккуратно заправленную койку. -
Сегодня по графику у меня, то бишь, у тебя выходной. На вахту
завтра в обычное время. Думаю, вводную ты хорошо зазубрил и
справишься.
   В течение двух минувших суток Арч изучал пасьянс из фотографий
сослуживцев и знакомых Гура, штудировал планы помещений, читал
должностные инструкции с собственноручными комментариями
двойника.
   - Справлюсь, - заверил он.
   - А сегодня у меня назначено свидание с одним твоим знакомым,
Лимом Алаягати, он же Юхр. В первую четвертушку пополудни, у
него на дому. Вот адрес, - Гур протянул Арчу вырванный из
блокнота листок. - Пойдешь вместо меня.
   - Ты с ним уже познакомился?
   - Только по телефону. Так что это первая встреча.
   - По какому поводу?
   - Для начала мелкая сделка. Предложишь двадцать блоков жвачки
махнуть на тридцать ящиков рыбного филе, консервированного.
Обмен выгодный, кто угодно запросил бы тридцать пять.
   - А я, выходит, слишком добрый?
   - Допустим, тебя время поджимает. Скидка за срочность.
   - Где хранится жвачка?
   - Тут, в подвальном помещении. Держи ключ. Арендую у дворника,
он берет с меня флягу воды и четыре брикета концентратов за
декаду. Недешево, а куда денешься.
   - Ладно, сделку проверну, - пообещал Арч, задумчиво теребя мочку
уха. - Что дальше?
   - При встрече попробуй закинуть удочку. Дай понять, что возможны
делишки покрупнее. Ты же инспектор продовольственной районной
палаты. Человек оттуда Лиму пригодится, еще как. Он сделал
недавно хорошую карьеру, стал районным паханом, когда
предыдущего замочили в разборке с соседней командой. Тутошний
черный рынок один из самых богатых - порт, две пищевых фабрики,
опреснительный завод, и всюду, конечно, воруют. Есть где
разгуляться пахану.
   - А в районной палате можно воровать больше, чем на фабрике, -
резонно заметил Арч.
   - Ну, там об этом тоже догадались. Контактов с инспекторами у
Лима нет, но обзавестись ими он был бы непрочь. Попробуем
перейти с ним постепенно на дружескую ногу. Чую, это хороший
шанс поживиться информацией.
   Арч сунул ключ и листок с адресом в нагрудный кармашек френча и
застегнул клапан.
   - Ты уверен, что я этого Юхра-Лима-пахана гребаного не придушу
по старой дружбе?
   - За что? Сам посуди, не укради он твой жизняк, мы бы с тобой
так и не познакомились...
   - Кстати о жизняках, - сказал Арч, передавая свой страблаговский
жизняк Гуру и взамен получая его инспекторский, на имя Тага Хли
Сорононо Па.
   - Через Лима можно разузнать много ценного, - продолжил Гур. -
Он ведь не случайно близок к Шу Трану Пятнадцатому. В последнее
время у стражи благонамеренности и мафии наметилась
взаимовыгодная смычка. Обмен сведениями, услугами и так далее.
Руководство стражей спокойствия этим крайне обеспокоено, а
сделать пока ничего не может. В любой государственной иерархии
тайная полиция стоит выше уголовной. В общем, намечаются
процессы, которые нам надо вовремя отслеживать.
   - Понятно. Да я шутил насчет Юхра. Пускай живет.
   - Ладно, о делах все, - подытожил Гур. - А как у тебя
настроение?
   - В каком смысле?
   - Что-то ты не очень радуешься возвращению на родную планету.
   - Не иронизируй. Просто я устал с дороги.
   Гур потрепал его по плечу.
   - Что ж, отдыхай. А я пойду, пора. Может, мне сегодня удастся
раздобыть кое-что важное. Хвастать не буду, чтоб не сглазить.
   - Удачу в обе руки, - пожелал Арч.
   - Отсохни твой язык, - последовал столь же традиционный ответ.
   Откинув дверную щеколду, Гур обернулся через плечо.
   - Напоследок маленький совет. У меня нет привычки теребить ухо.
Отвыкай, дружище.
   - Лучше ты привыкни.
   - Арч, это кроме шуток.
   - Хорошо, учту. А ты отвыкай говорить через плечо. На Тхэ это
дурная примета.
   Склонность к приметам и суевериям процветала в среде
разведчиков, как всегда водится у людей, чья жизнь связана с
риском и зависит от удачливости.
   Гур ушел. Арч растянулся на койке и настроился на пятичасовой
сон - ровно столько, чтобы успеть потом перекусить и вовремя
нанести визит Лиму Алаягати.
   Когда он вышел из дома, на улицах уже царили обыденные толчея и
сутолока. К окошечку каждого распределителя стояла длинная
угрюмая очередь. То и дело приходилось увертываться от увесистых
кошелок, которыми прокладывали себе дорогу сквозь толпу
остервеневшие дородные тетки. С напускной меланхолической
отрешенностью прохаживались воры, намечающие жертву. Патрули
стражей спокойствия рассекали людскую массу, как ледоколы: перед
ними расступались в инстинктивном испуге все, от мала до велика.

   Вставляя жизняк в гнездо на турникете, Арч внутренне поежился,
косясь на непроницаемо тупое лицо часового с пневматическим
штуцером в руках. Инспектор Таг Хли Сорононо Па являлся
электронной фикцией, вымышленным человеком, чей жизненный путь
был сфальсифицирован и введен в компьютерную сеть сотрудниками
Разведки. Несколько лет просуществовал этот кибернетический
призрак, прежде чем его стали использовать для реального
прикрытия. Таких подставных лиц, проживавших преимущественно в
компьютерных недрах и время от времени появлявшихся в обличье
живого человека, насчитывалось около тридцати. До сих пор
суперкомпьютер ни разу не обратил внимания на этих странных
людей, невесть откуда взявшихся среди пятимиллиардного населения
планеты. С другой стороны, рано или поздно он мог сопоставить
противоречивые данные и дать команду спокам или страблагам
разобраться в парадоксальности бытия этих призраков, к примеру,
того же инспектора Сорононо. До сих пор таких случаев не
наблюдалось. Очевидно, от провала спасало то, что к
   омпьютерная логика отличалась некоторым простодушием, или же то,
что суперкомпьютер, занимаясь стратегическим планированием, не
слишком обременял себя мелочами.
   Так или иначе, Арч беспрепятственно проследовал в соседний
квадрат, а турникет не закрылся и не подал сигнал тревоги. Но по
проводам в подземелье, где размещался суперкомпьютер, ушла
информация о том, что в такой-то день и час из квадрата Н6 в
квадрат Н5 проследовал инспектор Сорононо, и это сообщение
подлежало хранению в магнитной памяти до тех пор, пока не придет
весть о кремации тела индивида по имени Таг Хли Сорононо Па и
соответствующем упразднении его жизненных лимитов.
   Районный пахан Алаягати жил в новом доме улучшенной планировки,
какие предназначались преимущественно для чиновников высоких
рангов, выстроенном из облицованных глазурной плиткой панелей, с
дюралевыми наружными лестницами и площадками. Занимал он
двухсполовинойкомнатную каюту на втором ярусе, и надо думать,
его недавнее новоселье не обошлось без крупных взяток жилищной
администрации.
   Он открыл дверь, не спрашивая, кто там, и не заглядывая в
глазок, что мог себе позволить только смелый и уверенный в своем
могуществе человек.
   - Вы Сорононо?
   - Да.
   - Входите.
   Портовый прощелыга Юхр преобразился в респектабельного, барски
надменного Лима, шрам на подбородке скрылся под короткой
ухоженной бородкой, в расстегнутом вороте модного радужного
тренировочного костюма красовалась массивная золотая цепь из
плоских звеньев, отличительный знак пахана. Через продолговатую
прихожую-кухню он провел гостя в отлично обставленную комнату с
мягкой лежанкой во всю длину стены, шикарным телевизором,
полагавшимся лицам не ниже пятого ранга, и циновками ручной
работы на полу. Словом, Алаягати жил на широкую ногу, ничуть не
скрывая свое завидно высокое положение. К тому же он не походил
на зарвавшегося недоумка, видимо, ему действительно некого было
бояться.
   - Для начала предъявитесь, - потребовал он, садясь на лежанку и
придвигая столик, где валялся портативный считыватель, какими
снабжают уличных патрульных.
   Арч уселся рядом, невозмутимо подал жизняк. Алаягати вставил его
в гнездо и переписал данные с экранчика в блокнот.
   - Как погляжу, вы осторожный человек, - светски улыбнулся Арч,
засовывая жизняк в карман.
   - Это вам надо быть осторожным, - веско парировал пахан. - Мне
без надобности.
   На его тяжелый, немигающий взгляд Арч ответил миролюбивым
пожатием плеч.
   - Надеюсь, мы поладим, уважаемый Алаягати.
   - Сколько и чего хотите за товар?
   - У меня двадцать блоков, я мог бы запросить тридцать пять
ящиков рыбки. Имею в виду филюху-консервуху, а не солонь,
разумеется. Но если провернем дельце быстро, согласен скинуть
пять ящиков.
   - За тридцать, значит. Годится, - Лим раскрыл блокнот. - Могу
завтра с утра. Доставка наша. Где?
   - Товар в подвале моего дома. Адрес вы уже записали. Буду ждать
у входа в подземный ярус, в третью четверть утрени.
   - Хорошо бы чуть позже.
   - Сожалею, дорогой Алаягати, но позже мне надо заступать на
вахту.
   - Заметано, - пахан явно остался доволен. - Значит, в третью
четверть ждите мой фургон.
   Он раскупорил флягу, щедро плеснул воды в стаканы на столике и
распечатал пакетик жвачки.
   - Ну что, пополам, за удачу?
   - Охотно, - сказал Арч.
   Разломив порцию, Алаягати подал половинку Арчу. Ополовиниться
жвачкой при первой же встрече было явным признаком весьма
доброго расположения к инспектору Сорононо.
   В прихожей хлопнула дверь. Судя по донесшимся в комнату звукам
голосов и шагов, сожительница Лима привела с прогулки ребенка. О
семейных делах пахана Гур ничего не поведал, то ли не знал, то
ли не счел существенным.
   - Еще что-нибудь у вас имеется? - смачно работая челюстями,
спросил Алаягати. - В натуре или на подходе?
   Как и предполагалось, пахана заинтересовало знакомство с
инспектором, и он недвусмысленно намеревался наладить постоянное
сотрудничество.
   - Охотно подумаю, - ответил Арч. - Посоветуюсь кое с кем. Может,
даже завтра утром смогу предложить еще товар.
   - Было бы клево.
   Сквозь легкую одурь вдруг вспомнилось: классный ты парень, Арч,
до чего клево долбаешься. Юхр, портовая буфетная. Он машинально
потеребил мочку уха.
   - Арч?! - послышался сзади изумленный возглас.
   Он обернулся. В дверях стояла Ликка, за ее руку держался мальчик
примерно трех лет отроду. Нет, не Ликка. Перед ним стояла Ама,
его возлюбленная. С пышной прической и в кружевном элегантном
платье, чуть располневшая, однако все такая же красавица. Сердце
Арча на секунду покрылось колючей корочкой льда, потом
заколотилось с удвоенной силой.
   - Ох, простите, я обозналась, - сказала она, краснея.
   Перед ней сидел, полуобернувшись, человек с незнакомым лицом.
   - Познакомьтесь, - суховато промолвил Лим. - Моя законная
сожительница Ама. И мой законный сын Пайр.
   - Таг Сорононо, - произнес Арч, встав и протягивая руку.
   Ладошка Амы оказалась влажной и горячей, после мимолетного
рукопожатия она отдернулась. Глаза смотрели мимо Арча, на
сидящего Алаягати, зрачки заметно расширились, и краска никак не
отливала от щек.
   - Я обозналась, - растерянно повторила она. - Этот жест...
   - Ничего страшного, - бесстрастно отчеканил ее законный
сожитель. - Пойди займись мальчиком. Нам с гостем надо закончить
разговор.
   Маленький Пайр стоял, задрав голову, и смотрел на незнакомца,
крепко прижимаясь к кружевному платью мамы. У малыша были глаза
Арча. Нос, лоб, скулы, ушные раковины, подбородок - все было
вылитой копией Арча. Слепком с того лица, которое исчезло в
операционной зале за тысячи парсеков отсюда. Законный сын пахана
Алаягати носил облик своего настоящего отца.
   - Идем, Пайр, - потянула его за руку Ама и вывела ребенка в
соседнюю комнату, затворив дверь.
   Сев на прежнее место, Арч встретился глазами с жестким,
пронизывающим взглядом Алаягати.
   - Какая-то путаница, да? - вежливо осведомился разведчик.
   Пахан не ответил. Казалось, его взгляд пытается проникнуть под
кожу фальшивого лица, вывернуть его наизнанку, доискаться до
правды.
   - Я похож на кого-то из ваших знакомых? - уточнил свой вопрос
Арч.
   - Нет, непохож, - с заминкой произнес Алаягати. - И вот это
странно.
   - Да что же тут странного?
   - То, что похож все-таки, - прищелкнув пальцами, заявил пахан. -
Хотя лицо другое. А я все думал, ну кого же вы напоминаете...
Тут Ама вошла, вскрикнула, меня и осенило. С ней мы не
сговаривались, вот в чем штука...
   - Так похож или непохож? - беззаботно жуя и полуоткинувшись на
подушки, спросил Арч.
   Лим выплюнул на тарелочку жвих, залпом выпил стакан воды.
   - Чепухня, - пробормотал он и рукавом отер губы. - Не может быть
такого.
   - Простите, не понял.
   - Да ничего. Это я так... Еще жевнуть не хотите ли?
   - Благодарю, мне пора идти. Значит, завтра жду ваш фургон, в
третью четверть утрени ровно.
   - Схвачено, - буркнул Алаягати, поднимаясь с лежанки, чтобы
проводить гостя, и, выйдя в прихожую, вдруг добавил. -
Погодите-ка...
   - Что-нибудь еще?
   - А, ладно... Не стоит... - бессвязно проговорил пахан и отпер
дверь. - До завтра.
   - Всех благ и долгой жизни, - учтиво полупоклонившись,
попрощался Арч и вышел на площадку.
   Удушливая гарь мегаполиса, смешанная с липкой влажностью,
хлынула в ноздри. Легкий дурман от одной полужвачки начал
сменяться ноющей тяжестью в висках.
   Ама замужем за Юхром. Она все-таки не сделала аборт. У Арча есть
сын. Юхр забрал у него жизняк, чтобы убрать с дороги соперника?
Наверняка - да, таких случайностей не бывает. Значит, Ама
встречалась с Юхром втайне от Арча? Теперь сын, его сын считает
своим отцом другого мужчину. Того, кто отобрал жизняк у
настоящего отца. Отобрал все - любимую женщину, ребенка, судьбу.

   Арч шел, не разбирая дороги. Его прошлое предстало совершенно
иным, и потрясение оказалось огромным. Хотя он сумел сдержаться
там, в каюте Алаягати, скрутил себя в бездушный комок, задавив и
оборвав собственные мысли, монотонно вращая в уме слова:
"Инспектор Таг Хли Сорононо Па... Инспектор Таг Хли Сорононо
Па..."
   Теперь он брел, то и дело наталкиваясь на прохожих, обуреваемый
целой тучей обрывочных мыслей, налетавших одна за другой, шел,
как будто вдребезги нажеванный, не подозревая, что за его
спиной, отогнув плотную штору, стоял у окна Лим Алаягати,
наблюдал сощуренными глазами за инспектором Сорононо и его
странной походкой, обрабатывая челюстями очередную порцию
жвачки, наблюдал пристально и долго, пока сомнамбулическая
фигура в чиновничьем френче не скрылась за углом.

   14.

   Придя к себе в каюту, Арч долго умывался морской водой из крана,
пока не заныли от холода черепные кости. Утерся гигиенической
салфеткой, швырнул ее мокрый комок на пол, сел на табурет,
обхватив голову руками.
   Слишком многое разом навалилось на него; требовалось осмыслить и
упорядочить внезапно разверзшуюся перед ним искореженную
реальность.
   Вот очередное подтверждение той банальной мысли, что в мире нет
ничего лишнего и случайного, думал Арч. Вроде тех разрезных
картинок, которыми забавляются дети. Если несколько кусочков
завалилось под стол, можешь вертеть остальные и так, и сяк,
ломать голову без конца, но картинка не получится. А если
наткнешься на недостающие и добавишь их в общую кучу, глядишь,
хоп! - и сошлось.
   Много загадок разрешилось и совпало неразрывно в этот день,
однако нескольких осколков общей мозаики недоставало.
   Знала ли Ама, что к бесследному исчезновению Арча приложил руку
Юхр? Может быть, если бы тогда, изглоданный смертельной
черняшкой и с пневмачом под полой, он ввалился к ней в каюту, то
застал бы их в постели?
   Знает ли Юхр, то есть, Лим Алаягати, что растит чужого сына?
Знает. Не может не знать. Каждый день видит он румяное детское
личико с чужими чертами - напоминание о человеке, которого
ограбил, лишив вместе с жизняком остатков права на
существование. Или он привык, вытеснив это в дальние чуланы
памяти, где хранятся под спудом самые кошмарные превратности
судьбы, и достиг уверенности, что в его доме живет собственное,
законное и родное дитя? Люди способны еще и не так себя
обманывать.
   Знал ли Гур, что Лим женат на возлюбленной Арча, догадывался ли,
от кого родился мальчик? Не было ли это специально подстроенной
проверкой на прочность? Но ведь Арч мог выдать себя, потеряв
выдержку, мог вообще сорваться и придушить Алаягати голыми
руками, так, что тот и глазом бы моргнуть не успел.
   Что делать ему теперь, когда он знает, что на свете живет его
сын, его плоть и кровь? Ама уверена, что Арч сгинул, а мальчик
считает своим отцом Лима. Оставить все, как есть, и преспокойно
обмениваться с районным паханом ящиками провизии, пытаясь
подобраться к секретам черного рынка, мафии, страблагов?
Невозможно, невыносимо. А что можно изменить? Сделать Аму
вдовой, а затем женой продовольственного инспектора? Интересно,
как на это посмотрит Гур. Похитить Аму и Пайра, увезти с Тхэ,
перебраться с ними на жительство в Ойкумену? Да какой тут
возможен выход вообще? Как срастить исковерканную жизнь, как
переиначить судьбу? Может ли он, имеет ли он право хоть на
что-нибудь в этом мире, жестоком и равнодушном? Каждый следует
своему предназначению, иначе жизнь сводится к растительному
прозябанию. Так какой долг выпало исполнить Арчу? Долг перед
Разведкой, перед сыном, перед своей планетой, перед Ойкуменой, а
должен ли он хоть что-то кому-то вообще, он, у которого отняли
все, что только можно и нельзя отнять, вплоть
   до того, что лишили собственного лица? Кто и в чем посмеет
упрекнуть его, если он сделает то, что хочет сделать? Однако он
сам не мог понять, чего же он хочет.
   Вопросы. Вопросы. Вопросы...
   Весь остаток дня он то метался по каюте из угла в угол, то
лежал, зарывшись в подушку лицом. Он балансировал на грани
полнейшего безумия и понимал это. В который раз он осознал, что
мир может обойтись с человеком сколь угодно дико,
противоестественно, нелепо. Ну, а что же тогда остается
человеку, как поступить с этим миром ему?
   Содрать ногтями чужое лицо.
   Выйти на улицу, пройти смертоносным волчком сквозь толпу
суетливых двуногих, оставляя за собой просеку из калек и трупов.

   Забить Алаягати насмерть, но не сразу, а постепенно, сотрясая
размеренными ударами стонущее месиво из рваных мышц и
переломанных костей.
   Или просто сойти с ума, сидеть в углу и мычать, не утирая слюну,
стекающую из перекошенного рта.
   Арч встряхнулся и сел на койке.
   Да что же это с ним творится. До чего докатился разведчик
недоделанный, бессмертный гражданин Ойкумены, дерьмо сопливое.
   И он принялся выводить себя из душевного кризиса, как в
Разведшколе учили, словно перестал барахтаться в трясине и начал
методично выпрастываться на поверхность.
   Прежде всего навести порядок в собственных мозгах. Тогда уже
принимать решение. Торопиться вроде некуда.
   И тут раздался стук в дверь. Однако то не был условный стук, а
отрывистые, неуверенные три удара подряд.
   Не задавая вопросов через дверь, уверенный, что сумеет окоротить
любых непрошеных гостей, он отворил и увидел Аму. В чадных
сумерках, озаренная тусклым светом из каюты, она стояла на
пороге, большеглазая и печальная, мать его сына, единственная
женщина в огромном мироздании, которую он любил.
   - Можно? - робко спросила она.
   Молча он посторонился, пропуская ее в каюту, и запер дверь. Не
снимая роскошной кожаной накидки с тисненым узором, Ама
опустилась на табурет и оглядела убогую одноместную каюту.
   - Небогато, - заметила она.
   Стоя перед ней с вежливой выжидательной миной, Арч лихорадочно
перебирал в уме предположения. Она пришла, догадавшись, кто он?
Возможно ли это и насколько она сама уверена, что распознала
Арча под его новым обличьем? Как поступить ему?
   - Рад встрече, - сказал он. - Хотя и несколько неожиданной.
   - Арч?..
   Вопрос повис в воздухе. Подобрать ответ было немыслимо трудно.
   - Понимаю, это какое-то безумие... - заговорила она. - Мертвые
не возвращаются. Лицо другое, голос тоже непохож...
   Ама настойчиво шарила по его лицу широко распахнутыми глазами.
   - Неуловимое что-то во взгляде, в речи, в движениях... Эта
привычка подергивать ухо. Да, наверно, путаница. Извините меня.
   Искушение открыть ей правду было велико, но он сдержался.
   - Ну что... вы, - он едва не назвал ее на "ты". - Не стоит
извиняться.
   Она вдруг резко протянула вперед ладони.
   - Покажите вашу руку. Нет, левую.
   И Арч понял, что от судьбы не уйдешь. Подавая руку, он уже знал,
зачем она попросила об этом.
   Легонько прикоснувшись к почти совсем заросшему звездчатому
шрамику на костяшке среднего пальца, она прошептала
утвердительно:
   - Вот.
   Ему ничего не оставалось, кроме такого же тихого подтверждения:
   - Да.
   - Арч, - выдохнула Ама.
   - Да.
   Она уцепилась за его руку так, словно он вытаскивал ее из
проруби.
   - Но... почему?..
   В том, как она задала свой мучительно короткий вопрос,
уместилось многое: куда ты исчез; где ты пропадал так долго;
неужели тебе было все равно, что со мной происходит; откуда
взялся другой облик, и как разобраться во всей этой
фантасмагории?
   - Пайр мой сын, - сказал невпопад Арч.
   - Ты угадал.
   - Он слишком похож на меня.
   - Зато ты слишком непохож на себя. Операция?
   - Конечно.
   - Я так и поняла. Но больше я ничего не понимаю.
   - Ты отказалась делать аборт?
   Только сейчас Арча осенило, что, решив рожать ребенка, она
обязана была объединить лимиты с каким-нибудь мужчиной, согласно
закону о демографическом регулировании. Иначе не поздоровилось
бы ни матери-одиночке, ни младенцу.
   - Я пошла на вакуумную чистку, - стала рассказывать Ама. - Да,
пошла. Ты исчез неизвестно куда. Мне пришлось отдать декадный
паек за место в очереди. Иначе было бы поздно. Врачиха, сущая
гадина,злая, как голодная десятиножка... Она посадила меня в
кресло и стала выбривать совершенно тупым станочком. Когда я
дергалась от боли, она шипела и била меня по ноге. Потом
схватила тампон с дезраствором и стала протирать... Так
неожиданно и очень больно... Я вскрикнула. У меня потекли слезы.
Тогда она заорала, что я плаксивая блядь, трахаться горазда, а
терпелки нету, и что я могу вообще уматывать на все четыре
стороны со своим выблядком в матке. Так и сказала, слово в
слово. Я не стерпела. Встала и сказала, что она сущая гадина, а
не врач. И ушла. Я просто не могла иначе...
   Арч скрипнул зубами.
   - За очередь на хирургическую чистку мне уже нечем было платить.
Я и так голодала до следующей декады. И я решила, будь что
будет.
   - Когда ты познакомилась с Юхром?
   - С кем?
   - С твоим законным сожителем.
   - Лим ухаживал за мной давно. Говорил, что меня любит и сделает
для меня все, чтобы я была счастливой и ни в чем не нуждалась.
Он даже встречал меня по утрам и провожал на фабрику. Хотел,
чтобы я бросила ту работу, говорил, она не для меня.
   - Ты ничего мне о нем не говорила, - заметил Арч.
   - Не упрекай меня. Я не хотела, чтобы вы подрались. Он
спортсмен, борец, а ты забияка. Один из вас попал бы в больницу,
а другой к судейскому. Я этого вовсе не хотела.
   - Он же понимает, что Пайр не его сын, правда?
   - Сначала он сказал, что ему все равно, ребенок будет наш.
Правда, иногда на него находит обида и злоба. Тогда он меня
бьет. А потом валяется в ногах и просит прощения...
   - Где он сейчас?
   - Нажевался вдребезги и уснул. Я прочла твой адрес у него в
блокноте. Вот, пришла.
   - Ама... - прошептал он.
   - Что?
   - Ама...
   Опустив ресницы, она подставила полуоткрытые губы. Медленно Арч
склонялся над ее лицом, таким родным и милым, чуточку
отяжелевшим, огрубевшим, или ему показалось?
   Поцелуй вышел странным и вялым. Неловко соприкоснулись и
заерзали слизистые оболочки ртов, робко шевельнулся его язык и
отпрянул назад. Ама дернулась в осторожных объятиях и зарылась
лицом в его плечо. Законная сожительница другого мужчины.
   - Арч, все так непонятно... - пожаловалась она.
   - Ничего, это ничего, - утешал он, поглаживая ее выпирающие
лопатки, сам не веря своим незначащим словам, а другие не
приходили на ум.
   - Твое лицо совсем другое. Я не понимаю, что вообще с тобой
было... Расскажи.
   Они уселись рядышком на койку, их руки переплелись.
   Отбросив колебания, Арч принялся рассказывать. О драке и новой
судимости, о Юхре и похищенном жизняке, о патрульных и бегстве
наугад по тоннелям, о Тиле и о том, как вирус черняшки урезал
его жизнь до двух суток, и как он решился во что бы то ни стало
прийти попрощаться с ней, с Амой...
   Снова нахлынули сомнения. То, что случилось потом, являлось
строжайшим секретом, как и все, связанное с Разведкой, по эту
сторону карантинного барьера.
   - Дальше, - попросила она. - Рассказывай дальше.
   Арч перевел дух.
   - Хорошо, - сказал он. - Слушай. Оказывается, небесники на
летающих дисках - вовсе не выдумка. Они действительно есть.
   И он рассказал ей о столкновении с Гуром, о том, как его
вылечили на космической базе от черняшки. Рассказал об
Адаптории, о своем решении пойти работать в Разведке.
   - Когда окончилось обучение в Разведшколе, мне сделали
пластическую операцию и послали сюда, на Тхэ, - закончил он свой
рассказ.
   - Даже не верится, - задумчиво произнесла Ама. - Ты стал
небесником. Арчик-Гвоздь - небесник...
   - Мне самому не верится, Ама...
   Они встретились наконец. Его любовь и мука, его милый глазастик,
она снова была рядом, он видел ее, мог протянуть руку и
прикоснуться, ощутив теплоту ее нежной кожи. Арч не сомневался,
что и роскошная накидка поверх кружевного платья, и чуточку
оплывшее, холеное лицо - лишь непривычные для него внешние
мелочи, а внутренне она все та же, его родная Ама...
   - Мне надо идти, - встрепенулась она.
   - Побудь еще немного.
   - Я волнуюсь из-за малыша. Он в последнее время спит плохо.
Вдруг он проснется среди ночи, один... Проводишь меня?
   - Ну конечно, - Арч встал и накинул серый чиновничий плащ.
   - Когда я снова тебя увижу? - спросил он, отпирая дверь.
   - Не знаю, - отводя глаза, пробормотала Ама.
   Едва переступив порог, Арч получил крепкий удар дубинкой по
темени.
   Очнулся оттого, что в лицо плеснули кружку соленой воды из-под
крана. Он лежал навзничь на полу каюты, в запястья врезались
наручники. Стоявший над ним Алаягати отшвырнул кружку и
наклонился.
   - Так значит, ты и впрямь тот самый Арч, - сказал пахан. - Прямо
нутром чуял, что тебя подослали. Думал, спокушка, вышло, что
небесники. Интересные дела. Ты ведь мне все расскажешь, а? Если
хочешь легкой смерти, конечно.
   На табурете сидела Ама, облокотившись на стол и подперев голову
рукой.
   - Ама... - выдохнул Арч.
   Ее лицо искривилось в холодной гримасе.
   - Ну что ты вытаращился? - спросила она. - Я люблю его, а он
любит меня. Действительно любит, у меня есть все, чего я хочу, и
я не вкалываю на фабрике. Или ты воображал, что я до сих пор
сохну по тебе? Дурак же ты, Арч Эхелала, как был дураком, так и
остался.
   - Хватит, помолчи, - оборвал ее Алаягати. - Придется тебе, Арч,
пожить у нас в амбаре. Будешь мне рассказывать о небесниках,
долго рассказывать и только правду, понял?
   Арч ничего не ответил.
   В каюту вошли двое мордатых, бритых наголо верзил.
   - Товар забрали, хозяин, - доложил один из них, протягивая ключ
от подвала.
   - Тащите этого хмыря в фургон, - Алаягати пнул лежащего Арча. -
Запрете его в амбарном чуланчике. Мне с ним еще говорить надо.
   Верзилы подхватили Арча, поставили на ноги и вывели из каюты.
   Пасмурная беззвездная ночь стояла над затихшим мегаполисом. Арч
глубоко вдохнул промозглый воздух, стараясь сконцентрироваться.
Бритоголовые вели его по ярусной пощадке к лестнице, крепко
держа за локти. Сзади шли Алаягати с Амой.
   Резко качнувшись корпусом вправо-влево, Арч провел подсечку, и
державший его справа конвоир, потеряв равновесие, разжал пальцы.
Второго Арч ухватил сцеплеными руками за грудки и бросил через
бедро. Развернулся к Алаягати, который выхватил из-за пазухи
длинноствольный пороховой пистолет. Взметнувшись в высоком
прыжке, Арч выбил оружие ногой. Алаягати попытался обхватить
Арча, но тот стремительно присел, увертываясь от захвата,
вцепился в щиколотку противника, поднырнул под него и
распрямился, шагнув к перилам.
   Один против троих, вдобавок скованный наручниками, он не имел
желания церемониться. В следующий миг оказавшийся верхом на его
плечах Алаягати полетел с четвертого яруса вниз, на мостовую.
Ама истошно завизжала.
   Бритоголовый громила бросился на Арча и, получив свирепый удар
ногой в челюсть, рухнул. Второй подхватил валявшийся на площадке
пистолет Алаягати, но Арч уже перемахнул через перила,
вцепившись в них скованными руками, повис, качнулся, спрыгнул на
площадку третьего яруса. Сверху грохнул выстрел. Промах.
   Повторив рискованный прыжок, Арч оказался на втором ярусе, затем
соскочил на мостовую рядом с трупом Алаягати. Поодаль, возле
спуска в подвальный ярус, стоял мотофургон. Из его кабины
выскочил шофер с монтировкой в руках. Еще один бритоголовый
появился из-за фургона.
   Арч пустился бежать, прижав скованные руки к груди. Ни уйти от
погони, ни победить в схватке шансов у него практически не было.
Однако, свернув за угол, он оказался над магистралью, где нощно
и денно неслись мотоплатформы, и перелез через ограждение на
краю сетчатого тротуара. Внизу шли сплошным потоком натужно
ревущие тяжелогруженные машины. Примерившись, он прыгнул и
угодил на платформу, заставленную штабелями коробок с бульонными
концентратами. Водитель платформы ничего не заметил.
   Первым делом Арч достал из кармана складной ножик со множеством
лезвий. Раскрыв самое узкое, он сунул его в замочную скважину
наручников, сжимая рукоять ножа зубами. Ему пришлось изрядно
повозиться, прежде чем удалось осторожно согнуть кончик лезвия,
превратив его в подобие отмычки, а затем открыть замок и снять
наручники.
   На полной скорости мотоплатформа неслась по магистрали.
Растянувшись на обтянутых нейлоновой сеткой коробках, Арч
обдумывал происшедшее. Ама предала его, Алаягати подослал ее к
нему специально, заподозрив неладное. И Арч бесповоротно
провалился, вдобавок подставив Гура. В середине дня тот, ничего
не подозревая, вернется в каюту, где его будет ждать засада. К
тому же бритоголовые наверняка прочесывают свой район в поисках
подсадного тихаря, который замочил их пахана. Необходимо
предупредить Гура, однако рация осталась в тайнике под полом
каюты.
   Над мегаполисом занимался рассвет. Наконец платформа
перестроилась в крайний ряд и притормозила, сворачивая на другую
магистраль. Арчу удалось соскочить. Найдя узкую вертикальную
лестницу, предназначенную для дорожных ремонтников, он поднялся
на пешеходный уровень. Его занесло чуть ли не на другой конец
мегаполиса. По магистрали в обратную сторону мчались платформы,
среди которых попадались порожние. Если спрыгнуть на одну из
них, скорей всего, можно будет добраться до порта.
   Обратный долгий путь он проделал на платформе, заставленной
бидонами из-под соленой рыбы. Вверху проносились тротуарные
балки, тысячи подошв шаркали по сетке, время шло с тупой
неумолимостью.
   Фразы, которыми они с Гуром обменялись на прощание, не шли у
него из головы. "Отвыкай теребить мочку уха." "Не разговаривай
через плечо. Плохая примета."
   Во второй четверти полудня он соскочил с платформы,
остановившейся возле цехов рыбоперерабатывающего завода. Добежав
до катерного причала, не нашел там никого из группы обеспечения
и помчался дальше, к геликоптерной площадке. Там только что сел
геликоптер, на котором Гура перебросили из района Ледового
побережья обратно в мегаполис и высадили неподалеку от квадрата
Н6. Арч рвался к Гуру на выручку, но группа прикрытия улетела
без него.
   Срочно вызванный катер отвез Арча на подводную станцию, а когда
он прибыл туда, по рации из геликоптера уже передали спецкодом
рапорт о чрезвычайном происшествии.
   Перед самой лестницей его дома Гура убили выстрелом в спину.

   15.

   Никогда прежде Арч не видел такого Тормека. Прежний добрый
дядюшка, говоривший мягко и чуть врастяжку, исчез, как будто его
благодушную мину стерли одним махом. Взамен обнаружился хмурый и
жесткий начальник, поигрывавший желваками, с отрывистой скупой
речью.
   Не утруждая себя приветствиями, он молча указал Арчу на кресло
сбоку от пульта, и тот уселся.
   - Докладывай, - велел бригадир.
   И Арч рассказал все как было, без утайки. Тормек слушал его не
перебивая, не задавая никаких вопросов, и мрачнел чем дальше,
тем больше.
   Командная рубка жила своей обычной, головоломной и скрытой
жизнью: перемигивались индикаторы, вздрагивали стрелки приборов,
на множестве мелких экранов струились зеленые синусоиды и
спирали, в воздухе витали вкрадчивый шелест, шорох и
потрескивания, словно под облицовочными панелями трудились
мириады неведомых насекомых. Мягко зашуршал включившийся
компрессор и вскоре умолк. Многократно размноженный мониторами
планетный диск пестрел цветными пятнами и переливался радужными
разводами. Эта яркая картинка, составленная сканерами и
радарами, никак не вязалась с тем, о чем рассказывал Арч. Когда
он умолк, бригадир встал и медленно прошелся взад-вперед по
рубке.
   - Плохо, - наконец проворчал он. - Совсем плохо.
   Под его сверлящим взглядом Арч невольно опустил голову.
   - Отчисляю тебя из бригады. Придет челнок, полетишь вместе с
Тилом. Для начала в Адапторий. Пускай там разберутся, куда тебя
девать.
   - Вы считаете, что я виноват в гибели Гура?
   - Виноват - не совсем то слово. Но послужил причиной - да. Это
факт.
   Решение Тормека обжалованию не подлежало, спорить не имело
смысла. Однако Арч сделал попытку.
   - Я не могу все это взять и бросить. Там, внизу, моя планета.
Понимаете? Моя.
   Не глядя на него, бригадир процедил раздельно:
   - Гур мертв. Ясно? Уходи. Я не могу тебя видеть.
   Арч попытался представить, что творилось на душе у Тормека,
перед которым стоял человек с лицом погибшего друга. Нет, это
было невообразимо.
   Молча он повернулся и вышел.
   В коридоре, в душевой, в каюте - повсюду его преследовали
зеркала. Он отводил глаза, но то и дело амальгама швыряла ему
навстречу безумный упрек - лицо убитого. Лицо, ставшее его
собственным, чужое лицо, навсегда потерявшее своего
первоначального обладателя.
   Придя к себе, Арч встал посредине каюты, протирая мокрый ежик
волос полотенцем. Случайно скользнул взглядом по снулому экрану
выключенного компьютера, там слабо обозначилось отражение - лицо
Гура, его лицо. Он швырнул влажный комок полотенца в экран и лег
на койку, отвернувшись к переборке.
   Вокруг простирался равнодушный холод космоса, огоньки бессчетных
светил, шарики планет, кружащиеся в спиральном диске Галактики.
И нигде на этом колоссальном пространстве не было места для Арча
Ку Эхелала Ди. Да и самого Арча не было. Канул в неизвестность
жизняк семнадцатой категории, жилье отдали другому, за столом в
ремонтном бюро сидит с паяльником новый техник. Прежняя судьба
оказалась исчерпанной вплоть до последнего дня, и взамен ему
даровали другую. После Адаптория и Разведшколы иными стали его
разум и тело: гораздо более мощными, быстрыми, умелыми, нежели у
прежнего Арча. Его пересоздали заново, соорудив безупречную
человеческую особь, специально для нужд Разведслужбы - с
отличной реакцией и памятью, с нечеловеческой выносливостью и
силой. Ему дали бессмертие, но теперь, после всего, что
случилось, его нескончаемая жизнь будет отравлена муками
совести. Наконец, отняли его облик, сделав двойником Гура,
которого приняли за Арча и убили.
   Мучительно пытался он разобраться, имеет ли вся эта мешанина
хоть какой-нибудь смысл. Ясно вырисовывалось одно: от рождения и
по сей день Арч никогда не принадлежал самому себе, не решал
собственную судьбу - ни там, ни здесь. Вот и опять его отсылают
прочь, хотя там, внизу, на планете живет мальчик, его сын,
унаследовавший его лицо. Пусть даже он считает своим отцом
другого мужчину, достаточно того, что Арч знает: у него есть
сын. Его семя, его плоть и кровь. И пусть в необъятном космосе
не сыщется места, которое Арч по праву мог бы назвать своим,
зато он твердо знает, что во Вселенной есть планета его сына.
Этого не так уж мало. Может быть, это единственная
определенность, связывающая его с реальным миром. То, от чего он
уже не сможет отступиться, не потеряв окончательно себя.
   На столе ожил селектор, залившийся тихой трелью вызова. Арч
встал с койки, нажал клавишу.
   - Слушаю.
   - Арч, здравствуй. Это я, Ликка.
   От ее голоса в груди у него что-то щемяще дрогнуло. Ведь он
забыл напрочь о ней в обрушившейся на него кутерьме. Да и сейчас
еще не опомнился, не возвратился мысленно оттуда, с Тхэ. "На
моей планете нет ларгатового сока", - фраза мелькнула в уме, и
он едва не произнес ее вслух.
   - Почему ты молчишь?
   - Здравствуй, - проговорил он.
   - Я знаю, что случилось...
   - Вряд ли, - перебил он. - Ты знаешь, что Гура убили из-за меня?

   То, что он готов был яростно отрицать в разговоре с Тормеком,
то, что его неотвязно мучило, вырвалось вдруг в одной леденящей
фразе.
   - Не вини себя, не надо.
   - Меня отсылают в Адапторий, - все так же сухо произнес Арч.
   Повисла затяжная пауза. Арч сам не мог понять, что же на самом
деле он хотел сказать Ликке этими двумя фразами - то ли "помоги
мне", то ли "брось меня". Да в конце концов, кто он для нее -
подневольный человек с поддельным лицом...
   - Там, внизу, произошел переворот, - сообщила Ликка.
   - Что? - переспросил Арч, хотя он отлично расслышал каждое
слово.
   - На Тхэ государственый переворот.
   - Понял.
   - Я в операторской. Приходи.
   - Сейчас приду.
   Прежде, чем выйти из каюты, Арч попробовал собраться с мыслями.
В их обрывочной карусели промелькнуло что-то необычайно важное,
ключевое. А, вот оно. Игрушечный страж.
   Засаленный матерчатый пузан в мундире и шлеме, с расползшимся на
боку швом, из которого выглядывал клок серой ваты. Арч играл с
ним, давал поручения - например, караулить ящик с другими
игрушками. Иногда сурово наказывал, засовывая в щель между
платяным шкафом и стеной. Было забавно: живые стражи казались
грозными и недосягаемыми, а этот, тряпичный, такой безропотный,
всецело в его власти.
   - Я вам не игрушечный страж, - пробормотал себе под нос Арч. -
Игрушки кончились.
   И пока он шагал по кольцевому коридору к лифту, пока спускался
на лифте в операторскую, в голове у него безостановочно звучала
одна-единственная фраза:"Игрушки кончились, ребята. Игрушки
кончились, ребята".
   Ликка порывисто встала ему навстречу. Арч заглянул в ее широко
распахнутые серые глаза, никогда прежде не видевшие ни насилия,
ни подлости, ни крови. Глаза человека из другого мира. Из
недосягаемого чужого мира, в котором Арчу довелось пожить, да не
вышло прижиться.
   - Садись, - сказала она. - Я сделала кое-какую выборку для тебя.
Смотри. Сначала телеперехват новостей.
   В дальнем углу операторской примостился за компьютером сухопарый
планетолог из исследовательско-аналитической группы. Перед ним
на экране медленно вращалась планета, разукрашенная цветными
линиями изотерм, изобар и лохматыми волчками атмосферных
возмущений. Просто объект исследования, предмет научного
интереса; не ветер, не дождь, не снег - уютная кабинетная
абстракция.
   Ликка включила выборку из телеперехвата, и Арч забыл про
планетолога.
   Сначала появился бодрый диктор, сообщивший об отдельных
беспорядках, учиненных несознательными элементами. Призвав к
спокойствию, заверил, что смутьяны уже обезврежены и понесут
заслуженную кару. Сообщение закончилось традиционной похвалой
Попечительскому Совету и Высшему Разуму, которые неустанно
заботятся о процветании и порядке.
   - Это повторяли с утра, через каждый час, - пояснила Ликка. - В
промежутках давали развлекательную музыку, вполне бездарную.
Потом трансляция прервалась и возобновилась через полчаса. Вот.
   На экране возникла одутловатая физиономия Шу Трана Пятнадцатого.
Судя по всему, в эфир давали запись, причем сделанную отнюдь не
в студии.
   Некоторое время толстяк молча, не мигая смотрел в объектив,
потом кинул взгляд на листочек с текстом, предательски
затрепыхавшийся в его дрожащих пальцах. Оператор сразу укрупнил
кадр, и зрителям осталось созерцать лишь благостную лоснящуюся
физиономию почти во весь экран.
   - Дорогие друзья, сегодня великий день, - объявил шеф
страблагов. - Ибо разогнана воровская шайка Джэ Глита
Восемнадцатого, злоупотреблявшая властью и притеснявшая народ.
Радея лишь о собственном благе, они купались в роскоши, нагло
урезая лимиты простых людей. Но мы положили этому конец. Все
виновные предстанут перед судом Верховного Разума, который
наконец получил правдивую информацию о положении дел и отдал
приказ об аресте лжецов и угнетателей. Я, Шу Тран Пятнадцатый,
принимаю на себя бремя личной ответственности за все
происходящее. На днях будет сформировано подлинно народное
правительство всеобщего процветания. Сердечно поздравляю вас,
ибо грядут светлые перемены. А именно...
   И он монотонно зачитал длинный список. Всем без различия жителям
добавлялся один год жизни. А также по две фляги питьевой воды в
месяц. Кроме того, совершеннолетним полагалась одноразовая
прибавка - четыре дополнительных жвачки, которые могут быть
выбраны в течение ближайших двух декад. Трудящимся с десятого по
пятый уровень будут единовременно выданы праздничные рационы на
всю семью - улучшенные маринованные водоросли, ароматизированный
протеин, а для детей сласти в размере полуторной нормы. То же
касается и доблестных стражей, без различия рангов. За
исключением тех, кто оказал сопротивление представителям
подлинно народовластных сил. Немедленно сложив оружие, сообщники
низвергнутой шайки облегчат свою участь.
   В заключение новоиспеченный диктатор еще раз поздравил население
с великим днем, призвал к спокойствию, строжайшей дисциплине и
самоотверженному труду ради всеобщего блага.
   После чего на экране появились кадры из старой хроники -
праздничное народное шествие, невесть по какому случаю.
Монолитная колонна со сплетенными накрест руками и приклеенными
улыбками бодро маршировала вдоль улицы под барабанный бой.
   - Теперь наши оперативные съемки, - прокомментировала Ликка,
работая переключателями.
   Арч придвинулся ближе к экрану. Видеоматериал шел вперемешку, с
разных каналов оперативного наблюдения, еще не смонтированный.
   Тусклый рассвет в бетонных ущельях мегаполиса. Уличная
перестрелка. Паника случайных прохожих. Пустая улица с трупами
на мостовой и пылающим зданием вдали. Деловито снующие мародеры.
Бешеный штурм помпезного особняка в квартале высшего уровня,
идущая в атаку спецгруппа, вооруженная до зубов, в бронежилетах
поверх черных мундиров. Разгромленная жвальня в рабочем квартале
и ее взломанный, опустошенный склад. Бесчинствующая нажеванная
орава, перекошенные слюнявые рты и остекленевшие глаза.
Подожженный броневик, волоча за собой чадящий шлейф, таранит
витрину продовольственного пункта. Шеренга страблагов стреляет в
надвигающуюся толпу, вооруженную камнями и обрезками стальных
прутьев. Разъяренная людская масса сминает цепочку голубых
мундиров, и тогда в гущу побоища из боковой улочки врезаются
клином броневики. Трупы. Трупы...
   - То же самое, - пробормотал Арч.
   - Что ты сказал?
   - Я говорю, то же самое. Я видел такое мальчишкой, когда
подавляли мятеж Ча Крума Одиннадцатого. Моего отца тогда
арестовали и расстреляли тут же во дворе. Видимо, с тех пор
ничего не изменилось. Да и не могло измениться.
   - Жутко смотреть, - отозвалась Ликка. - Невыносимо видеть, на
что способны люди.
   - Люди еще и не на то способны, - усмехнулся Арч. - И какая
разница, Ча Крума повесили, Шу Тран, вроде, победил, а по сути
ничего не меняется. Обратила внимание, он ничего не сказал, что
полагается высшим пяти уровням? Там жвачкой и сластями не
отделаешься, будут раздачи покрупнее. Кого-то повысят в
должности, кого-то укатают на каторгу с конфискацией. Публике об
этом не сообщат, да ей и наплевать, по правде говоря. Все они
там, наверху, башмаки с одной колодки.
   Он тряхнул головой и сощурился.
   - А может, игрушки кончились, а, ребята?
   Ликка недоумевающе взглянула на него.
   - К чему это ты?
   - Да так. Ни к чему.
   И он криво улыбнулся.
   - Извините пожалуйста, я хотел бы с вами поговорить, с вашего
позволения, - послышалось сзади.
   Арч резко крутанулся вместе с креслом.
   - В чем дело?
   Оказалось, планетолог уже закончил работать с компьютерной
моделью и, приблизившись, наблюдал поверх голов Арча и Ликки за
происходящим на экране видеомонитора.
   - Еще раз прошу извинения, просто нам может и не представиться
другая возможность для беседы...
   - Оставим церемонии, - предложил Арч.
   - Охотно. Меня зовут Диур, я из команды яйцеголовых. Такой же
зануда, как и все они.
   - Арч. Разведкорпус.
   - Видите ли, я знаю, что произошло. Имею в виду гибель вашего
напарника. И хочу высказать одно соображение. Надеюсь, вам не
покажется, что я лезу не в свое дело.
   - Я слушаю.
   Диур присел боком на краешек стола.
   - Я слышал, вы сказали, что вините себя в гибели Гура, - он
похлопал ладонью по селектору. - Простите, я не подслушивал, но
и ушей не затыкал. Так вот что хочу вам сказать. Вы никогда не
задумывались, почему вообще есть люди, которые хотят работать в
Разведке? Ведь это самая опасная, тяжелая, грязная работа. Ни с
какой другой она в сравнение не идет.
   - Но кому-то же надо это делать, - вмешалась Ликка.
   - Слабый аргумент, - отмахнулся Диур. - Можно было бы обойтись
только карантинными мерами. Полагаю, дело в другом. Даже самое
мирное и благополучное общество содержит некоторый процент
прирожденных авантюристов, забияк, искателей приключений. Тех,
кому спокойная жизнь не по нраву, кого влечет риск, азарт. Для
них Разведка является идеальной социальной нишей, где их
склонности работают не разрушительно, а конструктивно. Вы
согласны?
   - Конечно.
   - Избрав профессию разведчика, человек заведомо рискует жизнью.
И это его устраивает. Я говорю не столько о сознательном выборе,
сколько о подсознательном влечении. Настолько сильном, что оно
доминирует над инстинктом самосохранения.
   - Все это слишком абстрактно, - заметил Арч.
   - Видите ли, я неплохо знал Гура. И сказанное относится к нему
впрямую.
   - То есть, вы хотите сказать, что он искал смерти, а я ему очень
кстати помог?
   - Не надо огрублять. Дело обстоит гораздо сложнее, боюсь,
намного сложнее, чем я могу высказать. На планете, откуда я
родом, есть поговорка:"Судьбу не берут, а выбирают". Если
смотреть с этой точки зрения, Гур сам избрал себе судьбу, причем
давным-давно, а прочее лишь последовало из его собственного
выбора.
   - Для меня это не служит оправданием.
   - Для вас это также звено судьбы. Развилка, после которой вы не
сможете оставаться прежним. Но дальнейшее зависит уже от вас.
Поверьте, я слишком хорошо понимаю, что творится у вас в душе. Я
сам когда-то был разведчиком, и примерно то же самое произошло
со мной. Тогда я сменил профессию. Если угодно, не выдержал,
сбежал. Понял, что это не моя стезя. В конце концов,
безразлично, как это назвать.
   - Предлагаете последовать вашему примеру?
   - Ничего подобного. Каждый сам создает свою судьбу.
   - Вы уверены? - спросил Арч.
   До сих пор, по сей день его судьбу решали за него. Где жить, как
жить, зачем жить. В самом деле - зачем? Тряпичная кукла в
пыльной щели неспособна задать такого вопроса, тем более
ответить на него. А он, Арч, способен? Теперь, после всего, что
он испытал и узнал, способен или нет?
   - Во всяком случае, нет такой судьбы, которую сам человек не
смог бы переломить, - словно подслушав его мысли, сказал Диур.
   - За исключением смерти.
   - Она тоже часть предназначения, его последнее звено.
   Арч никак не ожидал такого поворота беседы. Поначалу он боролся
с искушением послать подальше этого сухаря с его сентенциями, но
теперь что-то сдвинулось в его душе. На смену мучительным
сомнениям пришла пьянящая легкость бесповоротного решения.
   - Спасибо, Диур.
   - Не за что. Рад, если хоть в чем-то помог вам.
   Они обменялись рукопожатием.
   - Ликка, я пойду к себе, - сказал Арч. - Хочу немного отдохнуть.

   Девушка потупилась, бесцельно водя пальцем по ребру пульта.
   - Скоро придет челнок, - произнесла она.
   - Когда?
   - В двадцать два - тридцать по корабельному времени.
   Арч взглянул на табло настенных часов. Пятнадцать - сорок три.
   - Значит, успею выспаться и собрать вещи, - сказал он. - Пока.
Увидимся перед отлетом?
   Ликка молча кивнула, не поднимая глаз.

   16.

   Тил сидел на койке, подобрав под себя ноги, уткнувшись
подбородком в сухонький кулачок. Перед ним на одеяле лежал
портатативный видеоплейер. Мельком взглянув на вошедшего Арча,
он снова вперился в экран.
   - Привет, старина. Как дела?
   - Развлекаюсь потихоньку, - вяло отозвался Тил. - Пришел
попрощаться?
   - Есть разговор.
   - Надоело все до чертиков, - сообщил Тил, выключая видеоплейер.
- Вечером придет челнок, и отвалю я в этот самый Адапторий. Хоть
какое-то разнообразие по жизни. Так с чем ты припожаловал?
   Арч сгреб с кресла валявшиеся грудой видеокассеты, переложил их
на стол и уселся.
   - На Тхэ переворот, - сказал он. - Шу Тран скинул Джэ Глита, я
только что смотрел видеосводки.
   - Плевать я хотел на обоих.
   - Еще новость. Меня отсылают отсюда.
   - Это еще почему?
   - Я провалился. Допустил утечку информации о Разведке. Прикончил
одного типа. А главное, из-за меня погиб мой напарник. Больше
мне в Разведке не работать. Выгнали. Теперь пошлют в Адапторий,
по второму кругу. Ближайшим челноком.
   Тил озадаченно покрутил головой.
   - Н-да, делов как грязи... Вместе, значит, полетим?
   Арч пересел к нему на койку, взял за плечо.
   - Полетим. Еще как полетим. В гости к Подземному Папе. Ну что ты
на меня уставился?
   - Шутки шутишь, Эхелала?
   - Какие там шутки. Я не полечу в Адапторий. Я хочу остаться на
Тхэ. Но мне там и дня не продержаться, если Подземный Папа будет
цел.
   - Значит, для себя стараешься?
   - Не только. Там, на планете, остался мой сын. Я хочу, чтобы его
жизнь была другой. Какой угодно, только не такой, как моя. Мы
взорвем этот сволочной компьютер, и будь, что будет.
   Он хотел добавить, что, не будь этого решения, вся его жизнь
потеряла бы ценность и смысл, что именно к этому вели его
превратности судьбы, что вряд ли найдется другой человек,
который сумеет сделать это, а значит, обязанность лежит на нем,
Арче. Однако не стоило слишком долго распространяться.
   - Наконец-то до тебя дошло, - Тил смерил его испытующим
взглядом. - Только учти. Если если это ваши разведывательные
штучки-дрючки... Если ты врешь, я тебя убью.
   Он растопырил пятерни, подался вперед с перекошенным от ярости
лицом.
   - Задушу, понял?
   - Вот и отлично. Договорились.
   - Взрывчатка нужна. Хорошая и побольше.
   - Само собой, - сказал Арч, вставая с койки. - Вот за ней сейчас
и пойду. Жди меня здесь.
   - Я пойду с тобой.
   - Не надо. Сам управлюсь. Нам не стоит показываться вдвоем.
   - Ладно.
   Зайдя к себе в каюту, Арч взял рюкзак. Склады помещались двумя
ярусами ниже, по кольцу вокруг реакторного блока. В коридорах и
на лестницах ему не встретилось ни души, база будто вымерла.
Судя по всему, на ней остался лишь необходимый минимум
персонала, остальные вылетели на Тхэ, чтобы обеспечить возможно
более детальный сбор информации о перевороте.
   Арчем владело ощущение бешеной, безграничной свободы. Для него
не нашлось места по обе стороны карантинного барьера, ни в том,
ни в этом обществе, - что ж, тем лучше. Ему оставалось одно,
стать нарушителем. Пойти наперекор любым законам, кроме
главного, неписаного, который гласит о неотъемлемой свободе
человека. О том, что человек не должен быть покорной игрушкой в
чьих-то руках. Если правила игры бесчеловечны, человек вправе их
нарушить. Обязан нарушить. Если он человек.
   Перед дверью складского отсека Арч перевел дух. Он надеялся, что
внутри не окажется никого, и взрывчатку удастся добыть без
лишних эксцессов. Однако его надежды не оправдались. Едва
переступив порог, он увидел коренастую фигуру Тормека.
Насупившись и расставив ноги, тот стоял в проходе между
стеллажами.
   - Зря ты все это затеял, - сказал бригадир. - Придется тебе
пойти под арест до прибытия челнока. Только не делай невинные
глаза. Я знаю, что ты пришел за взрывчаткой.
   И он небрежно повел дулом ампульного пистолета.
   - Давай-давай, поворачивайся. Пошли.
   Арч примерился, как бы выбить пистолет. Ничего не получится,
даже не стоит пробовать. Дистанция великовата. И вряд ли
бригадир натренирован хуже Арча.
   - Шансов у тебя нет, - добавил Тормек. - Не делай лишних
глупостей.
   - Значит, вы прослушивали каюту...
   - Разумеется.
   - Сволочь!
   - Считаю до трех, - невозмутимо предупредил бригадир. - Или
пойдешь сам, или придется тебя тащить усыпленного. Раз...
   - Что здесь происходит?! - раздался возглас.
   Проскользнув мимо Арча, в отсек ворвалась Ликка. Она увидела
пистолет в руке Тормека и остолбенела.
   - Не путайся под ногами! - рявкнул бригадир и шагнул вперед,
отстранив девушку левой рукой, чтобы держать противника под
прицелом. Мгновенно Арч прыгнул, сделал крученый финт всем
корпусом и ударил снизу рюкзаком по стволу пистолета. Хлопнул
выстрел, ампула цвикнула об потолок. Перехватив руку с
пистолетом, Арч попытался взять ее на излом, но Тормек винтом
вышел из захвата и провел подсечку. В падении Арч сумел ногой
выбить пистолет из руки Тормека. Затем, после кувырка назад,
пружинисто вскочил на ноги и принял боевую стойку.
   В пылу схватки они переместились из прохода между стеллажами в
центр отсека, на овальную площадку, где стояла конторка
кладовщика. Пистолет упал рядом с ней. Не успели противники
сделать и шага навстречу друг другу, как Ликка метнулась между
ними, в стремительном нырке подхватила с пола пистолет и
перекатилась набок, выставив оружие перед собой.
   - Стоять! Обоим стоять! - крикнула она, поводя стволом из
стороны в сторону, мигом поднялась на ноги и отступила к краю
площадки, чтобы держать на мушке обоих мужчин. - Из-за чего
стычка?
   - Дай сюда оружие, - проворчал бригадир.
   - Стой на месте, - велела Ликка. - Я спрашиваю, в чем дело.
   - Отдай пистолет, - разъярился Тормек и шагнул вперед,
протягивая руку. - Командовать будешь у себя. А здесь, на базе,
ты...
   Раздался пистолетный хлопок. Осекшись на полуслове, Тормек
вздрогнул, отшатнулся, хватая воздух растопыренными пальцами, и
рухнул навзничь. Парализующая ампула вошла ему под левую
ключицу.
   - Образцовое попадание, - сказал Арч, наклонился и выдернул
ампулу. С острия упала капля препарата, наполовину смешавшегося
с кровью.
   - Я очень растерялась, - пробормотала Ликка. - И очень
разозлилась.
   - Ты меня здорово выручила, - заметил Арч, отбрасывая ампулу в
сторону.
   - Что у вас тут произошло?
   - Видишь ли, я решил вернуться на Тхэ. А Тормек пытался меня
задержать. Некогда было объяснять ему, что человек вправе
свободно выбирать местожительство.
   - Тебя там схватит первый же патруль.
   - С легальным проживанием, действительно, проблема, - согласился
Арч. - Но все решается просто. Для начала я взорву Подземного
Папу.
   - Арч, мне кажется, это неверный путь. Разведка не имеет права
вмешиваться в дела карантинных планет, - возразила Ликка.
   - А я больше не разведчик. Тормек меня выгнал. Посмотри на дело
с этой точки зрения. Уроженец Тхэ намерен отправиться на свою
планету и жить как ему заблагорассудится. Абсолютно законное и
естественное желание.
   - Кажется, ты сейчас начнешь цитировать Галактическую Хартию.
Надо было выбрать другую профессию, из тебя вышел бы потрясающий
крючкотвор. Но давай обойдемся без казуистики. Ты ведь сам
понимаешь, что к чему.
   Арч нахмурился.
   - Да. Я человек из Колонии, с карантинной планеты,
следовательно, существо неполноценное и неполноправное. Ты ведь
это имеешь в виду?
   - Не надо так огрублять...
   - Звучит грубовато, но по сути совершенно точно. Ты помянула
запрет на вмешательство. Что ж, давай разберемся. Когда меня
забрали с Тхэ, это было вмешательством, разве нет? Тем самым
оказался нарушен естественный ход событий. Согласно которому я
должен был погибнуть. Мою судьбу круто изменили. Пусть я тогда
был обречен, и меня спасли, а что теперь? Жить, лишь бы жить,
неважно, где и как? Этого мало.
   Ликка приблизилась и тронула его за рукав.
   - Арч, зачем тратить столько слов. Делай то, что считаешь
нужным. Если требуется помощь, я тебе помогу. Без всяких
хитроумных рассуждений.
   Он заглянул в ее широко распахнутые, чистые глаза.
   - На самом деле я хочу быть вместе с тобой, - произнес Арч. - И
никогда не расставаться. Но это невозможно.
   - Ты уверен?
   - Невозможно, - повторил он.
   Пальцы девушки мягко дотронулись до его щеки. Арч вдруг осознал,
что она касается лица погибшего Гура.
   - Всегда остается выбор, Арч...
   У их ног лежал бесчувственный Тормек. В любую минуту в отсек мог
кто-нибудь войти.
   На мгновение Арч заколебался, взвешивая два пути, открытые перед
ним. Два мира. Космос, бессмертие, свобода, Ликка. Кровь, страх
и грязь, его долг, его сын. Выбрав одно, он бесповоротно
отрекался от другого.
   - Ликка, милая, прости, - наконец смог выговорить он. - Но мое
место - там.
   - Значит, решено, - сказала она, потупившись.
   Подхватив с пола рюкзак, Арч отправился собирать снаряжение.
Пистолет и обоймы с ампулами, газовые гранаты, фонарь. Детекторы
для обнаружения охранной сигнализации, лазерный резак.
Взрыватели с таймерами. Два легководолазных комплекта,
водонепроницаемые мешки, два бронежилета, два голубых
страблаговских мундира. Наконец, дюжина брикетов взрывчатки.
Пожалуй, больше ничего не потребуется.
   - Ты умеешь пилотировать разведбот? - спросил Арч.
   - Конечно.
   - Тогда полетим вместе. Мы с Тилом высадимся, а ты отведешь
посудину обратно на базу. Не хочу бросать ее на Тхэ, раз уж есть
возможность избежать этого.
   - Хорошо. Хотя... - Ликка запнулась.
   - Говори без обиняков. Нам надо спешить.
   - Тогда поговорим по пути, в боте.
   Напоследок Арч оттащил парализованного Тормека в дальний закуток
между стеллажами и навалил сверху ворох пластиковых мешков.
   - Чего так долго?! - возопил Тил, когда навьюченный тяжелым
рюкзаком Арч ввалился в его каюту. - Я весь извелся, ожидаючи...
А это кто?
   - Это друг.
   - Меня зовут Ликка.
   - Можешь доверять ей, как себе, - заверил Арч.
   - Я никому не доверяю, - скривился Тил. - И себе тоже.
   - Брось трепаться. Пошли.
   Они вышли в кольцевой проход - Ликка, за ней Тил, следом Арч. На
жилом ярусе, похоже, не было ни души.
   - Что ты крадешься, как воришка? - одернул Арч Тила, который на
ходу жался к стенке и непрерывно озирался. - Иди спокойно. Иначе
как раз вызовешь подозрения.
   - Ты прав, Эхелала. Это я не сообразил.
   Без каких-либо приключений, никого не встретив, они добрались до
лифта, спустились на шлюзовую палубу и очутились в длинном
дугообразном коридоре со множеством овальных стальных дверей.
Возле каждой в переборку был вмонтирован кодовый замок и
сигнальные лампочки: красная означала, что шлюз пуст, зеленая -
что в нем ошвартовано разъездное судно.
   - Возьмем шлюпку или бот? - спросила Ликка, подойдя к
справочному пульту.
   - Для мокрой высадки лучше бот, - рассудил Арч.
   Набрав краткий запрос, Ликка посмотрела на дисплей.
   - Есть целых два, - сообщила она. - Шлюзы пятнадцатый и
семнадцатый. Только не вздумай открывать дверь своим личным
кодом.
   - Это еще почему?
   - Шлюз не откроется, зато поднимется общая тревога. Тормек
наложил арест на твой код.
   Они переговаривались уже на ходу, спеша в дальний конец
коридора.
   - До чего ж дотошный хитрюга, - пробормотал Арч и вдруг,
сообразив, крикнул. - А ты откуда знаешь?
   - Знаю, и все, - бросила Ликка через плечо.
   Обуреваемый сомнениями, Арч замедлил шаг, и семенивший позади
Тил налетел на его рюкзак.
   - Так ты не случайно оказалась там, на складе?
   Девушка остановилась возле двери с зеленым огоньком, за номером
пятнадцать.
   - Да, не случайно.
   Ликка набрала на клавиатуре замка пятизначный код.
   - Кто ты? - спросил Арч.
   Перемигнулись лампочки, сухо щелкнули замочные стержни. Ликка
взялась за изогнутую рукоять и распахнула дверь. В шлюзе
вспыхнул свет, озарив рифленые металлические стены.
   - Еще раз спрашиваю, кто ты?
   Девушка задержалась в дверном проеме и повернулась к Арчу.
   - Скажем так. Я человек, который тебе помогает. Этого
достаточно?
   Тил вцепился в локоть Арча.
   - Не нравится мне это, - зашептал он. - Тут каким-то подвохом
пахнет. Потрохами чую.
   - Мы так и будем стоять? - осведомилась Ликка.
   Ошеломленный Арч смотрел на нее и отказывался верить своим
глазам. Юная, миловидная, ясноглазая девушка, на вид ей около
двадцати лет. Хотя может быть и сто двадцать, и двести. В мире
бессмертных человек сам выбирает себе внешность и возраст.
Теперь он догадался, что и она носила чужое лицо, что ее облик
вовсе не случайное совпадение. При первой же встрече, тогда, на
Альции, его поразило, что девушка похожа на Аму. Он сверлил ее
маску взглядом, но безуспешно. Ни малейшей щелки в броне
улыбчивого самообладания.
   - Операторов не учат обращению с оружием, - после долгой паузы
сказал он. - Им это ни к чему. А ты схватила пистолет и уложила
Тормека с отличной сноровкой. Вовсе ты не растерялась, а
заткнула ему рот, чтоб не сболтнул лишнего. Но он успел сказать,
что командовать ты будешь не на базе, а у себя. Где же это? Где
такое место, где ты будешь приказывать Тормеку?
   - Я сама не поняла, что он городил...
   - Ну брось. Прошу, брось прикидываться. У тебя не свое лицо,
тебя тоже прооперировали. Ты ведь знаешь, чье это лицо? Знаешь!
   Из-под юной маски блеснул холодный трезвый взгляд.
   - Да, знаю, - произнесла она. - Ты хороший разведчик, Арч.
Догадался наконец.
   - Но зачем?! К чему все это?..
   Тут в разговор вмешался Тил.
   - Вы спятили оба, совсем рехнулись! - заорал он. - Мы летим или
нет? О чем вообще разборка? Если тут западня, то я тебе не
завидую! Придушу напрочь, поняла? - Он яростно потряс кулаком
перед лицом девушки.
   - Тил прав, - невозмутимо сказала Ликка. - В боте будет время
поговорить обо всем.
   Не оставалось ничего другого, кроме как войти в шлюз.
Сервопривод захлопнул овальную дверь, над ней загорелась красная
лампочка. В коридоре шлюзовой палубы стало пусто и тихо.

   17.

   Дымчато-голубой полумесяц планеты казался прозрачным надрезом в
плотной и плоской космической тьме. Три световых миллисекунды
отделяли его от причудливой громады разведывательной базы,
словно бы составленной из разнокалиберных грибных шляпок,
ощетинившейся множеством антенн, рефлекторов и ажурных мачт,
похожей на зависшее среди звездных россыпей чудовищное
насекомое. Крохотная пуговка разведбота, стряхнувшая клешни
стыковочной платформы, скользнула по касательной в исколотую
звездами пустоту.
   Сидевший в кресле пилота Арч повременил немного, чтобы суденышко
дрейфом набрало дистанцию, затем включил маневровые движки.
Заложив плавную дугу, он лег на курс к планете, скорректировал
тангаж, запустил маршевый двигатель и передал управление
бортовому компьютеру.
   - Итак, поговорим? - предложил он, повернувшись вместе с креслом
к Ликке.
   Примостившийся позади нее на боковом сиденье, хмурый и
взъерошенный Тил слегка подался вперед, словно готовясь напасть
при первом же знаке угрозы.
   Девушка безмятежно улыбнулась.
   - Что ж, хватит играть в прятки. Да ты, наверно, и сам понял. Я
из спецотдела О.
   Даже в кругу самих разведчиков это элитное подразделение было
окутано слухами и домыслами. Толком никто не знал, кто эти люди
и чем они занимаются. Не подлежало сомнению одно - туда брали
аналитиков и оперативников наивысшего класса, способных
справиться с самыми трудными, сложными и опасными заданиями.
Какими именно - оставалось лишь догадываться.
   На ведомственном жаргоне сотрудников спецотдела называли с
завистливой иронией "ноликами". Счастливчик, приглашенный в
когорту "ноликов", исчезал из виду, обрывая все дружеские и
профессиональные связи, а его прежние приключения приобретали
пышный легендарный ореол. Короче говоря, "нолики" были кем-то
вроде полумифических Чужаков - о них знал каждый, но
похвастаться знакомством с ними не мог никто.
   - Понятно, - сказал Арч. - То есть, наоборот, ни шиша не
понятно. Зачем я-то вам понадобился?
   - Потому что ты по своим данным как нельзя лучше подходишь для
наших целей. Скажу больше, ставка на тебя сработала, хотя и с
непредвиденными издержками. В расчеты не входила, разумеется,
гибель Гура или попытка Тормека тебя арестовать. Остальное
сошлось в точности.
   - Что сошлось, какой сценарий? О чем вообще речь?
   - О том, что именно ты рискнешь уничтожить суперкомпьютер на
Тхэ. Наш спецотдел способствовал тому, чтобы этот прогноз
оправдался.
   Эти слова, словно заряд взрывчатки, разметали в клочки все
представления Арча о его прошлом и о том, что происходит сейчас.
Опять судьба вывернулась наизнанку, встала дыбом и раскололась,
теперь ее предстояло сложить, словно головоломку, заново.
   - У вас там что, работают ясновидцы и чародеи? - в
замешательстве спросил Арч.
   - Можно сказать, да. Тобой занималась целая группа
социопсихологов, прогнозистов, сценарных разработчиков. Можешь
гордиться. Ты им задал немалую работенку.
   Арч отвернулся и уставился в лобовое окно, где планета
прогибалась исполинской голубой чашей навстречу летящему боту.
Ему стало тошно при мысли о том, что его муки выбора, его
отчаяние и прорыв сквозь любые запреты, все заранее было
продумано и рассчитано чьими-то холодными умами.
   - Вот оно что... Это было подстроено вами с самого начала...
   - Точнее говоря, с тех пор, как тебя подробно изучили в
Адаптории, - поправила Ликка. - И не подстроено, а скажем так,
организовано оптимальным образом.
   - И ты? - спросил Арч, буравя ее взглядом исподлобья. - Ты тоже
сорганизована? Оптимальным образом?
   - Позволь, я не буду на это отвечать.
   - Сволочи, - холодно бросил Арч. - Вот вы кто. Паршивые сволочи
из паршивого спецотдела. Забавляетесь, да? Играете маленьким
человечком с несчастной планеты? Эксперименты проводите?
Возомнили себя всемогущими и богоравными? Я же вам не игрушка, я
живой... Секретные дрессировщики, растак вас разэтак, гуманисты
вонючие. Послали меня познакомиться с сынишкой, да? Подсунули
попутчицу до космопорта? Знаешь, ты кто?
   - Кончай булькать, Эхелала, - подал голос Тил. - Чего ты на нее
наехал, как яйца на коленку?
   - Не лезь. Мое дело.
   - Ничего страшного. Пускай выговорится, - без тени иронии
разрешила Ликка. - Ну давай, Арч. Я слушаю тебя.
   - Ненавижу, - врастяжку проговорил Арч. - Ты тварь.
   - Так. Еще что-нибудь?
   - Лживая сразь. Гадина двуличная. Курва.
   Ее лицо осталось невозмутимым. Любимое и проклятое лицо Амы,
родившей от него сына и предавшей его без зазрения совести.
   - Хватит ругани! - не выдержал Тил. - На тебя тошно смотреть,
понял? Оставь девчонку в покое. Кабы не она, сидел бы ты сейчас
под арестом.
   Арч снова повернулся к пульту управления и стиснул кулаки так,
что ногти вонзились в ладони. Его душили ярость и стыд. Им
играли, как тряпичным болванчиком. Рухнула иллюзорная граница
меж двух миров, меж кошмарной Колонией и благодатной Ойкуменой.
То был единый мир, замешанный на лжи, лицемерии и предательстве.
Повсюду занимались хитросплетениями из красивых словес, но под
их флером скрывались все те же несправедливость и черствость.
Всюду морочили простаков светлыми идеалами, чтобы власть без
помех загоняла их в стойла. А его, Арча, бунт, его безоглядная
свобода оказались на поверку лишь прыжком паяца, которого
искусно дернули за ниточку.
   Он силился стряхнуть обрушившийся на него бредовый мрак
всеотрицания, но не находил ни малейшей точки опоры.
   Ликка встала с кресла и подошла к нему. Он приготовился к чему
угодно, к презрительной отповеди, пощечине, плевку, но не к
тому, что ее ладошка мягко легла на его руку.
   - Только не подумай, будто мне легче, - созналась она. - Я много
дала бы за то, чтобы эту миссию поручили не мне. Или чтобы мы
встретились просто случайно, и Разведка была бы ни при чем.
   Их пальцы соединились, переплелись, томительно втиснулись друг в
друга. Оба понимали без слов, что это было и обручением, и
объятием, и прощанием, не подлежащим обжалованию, навсегда.
   Время замерло - и вдруг пошло снова. Минуло несколько секунд,
когда они могли себе позволить быть просто людьми. Арч взялся за
штурвал. Возвратилась на прежнее место Ликка. Отвернувшийся из
деликатности Тил заерзал, привстал и вытянул шею, разглядывая
колоссальную панораму планеты, надвинувшейся во всю ширину
лобового окна. На расчетную орбиту вокруг карантинной планеты
Тхэ лег разведбот с экипажем из трех человек - бывшего
разведчика, бывшего каторжника и сотрудницы спецподразделения О.
Они собрались в носовой части кабины и сосредоточенно
всматривались в экран планетного сканера, где четко
вырисовывалась очищенная от облачных прядей извилистая линия
побережья.
   - Посадку делаем здесь, - Арч ткнул пальцем в центр полукруглого
залива, - потом на глубине двигаем вот к этой бухточке. Ночью
высаживаемся и спускаемся в подземный ход.
   - Погоди-ка, что за бухта? - спросил Тил.
   - Это, братец, третий грузовой порт. Там, где была твоя берлога.
Помнишь, как ты меня крапчаткой потчевал?
   - Э-э, да оттуда нам знаешь, сколько пилить до Подземного Папы?
Двое суток пути, не меньше.
   - Можешь показать, где именно то подземелье?
   Тил наморщился, водя пальцем по экрану.
   - Хрен его маму знает. Я ж под землей ползал. Примерно тут. Или
вот тут. Вроде этого.
   - Короче, не на берегу. А мы не можем высадиться из разведбота
на крышу дома или площадь, понял? Если прохожие увидят, как с
неба спускается эта штуковина, они нас неправильно поймут. Так
что придется делать подводную вылазку. Как нас учили, водичка -
лучший друг разведчика. Потом на берег - и в люк.
   - Долго же нам придется ползти на карачках, - огорчился Тил.
   - Сколько угодно, - рассудил Арч. - Лишь бы добраться.
   - Пайки надо взять побольше. Хоть пожрем напоследок.
   - Никак ты помирать собрался?
   - Уж как получится, - вздохнул Тил. - Ты не думай, я не трушу.
   - Ну и ладушки, - сказал Арч, потягиваясь. - Пора идти на
посадку. Потом полежим на дне, подождем, пока стемнеет. И двинем
в путь-дорогу.
   Развернув бот на сто восемьдесят градусов, Арч переключил
двигатель на малую мощность. По мере снижения скорости стала
падать высота орбитального полета. Арч рассчитал, что на
следующем витке бот войдет в плотные слои атмосферы, а там уже
надо будет спускаться вертикально, используя гравитационные
преобразователи.
   Последний раз в жизни он упивался красотой стратосферного
полета. Черное звездное небо постепенно выцветало, наливаясь
фиолетовой гущей, растворяющей звезды помельче, затем созвездия
тонули в сочной синеве, и снизу вверх по горизонту наползала
дымчатая, нежная, неуловимая граница между бездыханным космосом
и воздухом.
   Внизу простиралась комковатая облачная равнина с загнутыми
кверху краями; бот нырнул в центр этой кипящей чаши, пронизал
толстый слой волокнистого марева и завис над заливом. На широкой
лазурной глади виднелись точки кораблей, вдали темнела береговая
полоска, грязная туча смога нависла над мегаполисом. Арч бросил
суденышко в стремительное пике, у самой поверхности включил
антигравы, нейтрализуя перегрузку, и перешел на бреющий полет.
Гребни волн гулко шлепали по днищу. Чуть двинув штурвал, Арч
придал боту носовой дифферент, по лобовому стеклу хлестнула и
рассыпалась белыми брызгами крутая волна, и вот уже обзор
заслонила зеленовато-голубая водная толща, в которой блескучими
опилками сновали стайки рыбешек. Плавно погрузившись в придонный
сумрак, бот двинулся на малой скорости к портовой бухте.
   Ликка пересела в кресло второго пилота рядом с Арчем.
   - Я хотела тебе сказать нечто важное еще тогда, на складе, -
начала она. - Но разговор пришлось отложить. Это очень, очень
много значит для меня. Надеюсь на твое понимание.
   - Постараюсь понять, - пообещал Арч.
   - Для начала придется объяснить, что такое спецотдел О, и почему
мы затеяли эту историю. Не хочу, чтобы у тебя оставались
предубеждения против нас.
   - Стоит ли стараться?
   - Стоит. Ну пусть это будет моей личной попыткой оправдаться
перед тобой. Арч, не надо думать, что тобой цинично
манипулировали.
   - Неужто нет?
   - Ты ведь не знаешь, чем занимается спецотдел О. И никто почти
не знает. Очень долго Разведка придерживалась принципа
невмешательства в дела карантинных планет. Потому что благими
намерениями, как известно, вымощена дорога в ад. Невозможно было
предугадать, какими потрясениями, бесчинствами или ужасами может
обернуться попытка хоть что-то изменить к лучшему на карантинной
планете. А когда подобное порой случалось, то горький опыт
служил лишним предостережением...
   - Давай обойдемся без вводной лекции, - попросил Арч. -
Худо-бедно, я-таки учился в Разведшколе.
   - Да, конечно. Извини. Так вот, со временем Разведка собрала
огромный массив информации, обзавелась уникальным опытом,
тщательно проработанными аналитическими выкладками. И чем
дальше, тем острее становился напрашивающийся вопрос:"А зачем
все это?"
   - У меня он тоже возникал. И не раз.
   - Словом, возник критический рубеж, за которым всякая работа по
сбору информации становилась бессмысленной самоцелью, к тому же
лишенной всякого морального оправдания. Чистое любопытство, при
отсутствии сострадания и ответственности, недорого стоит. И,
разумеется, потребовалось создать спецотдел, который наделили
полномочиями менять ход исторического развития на карантинных
планетах. Пусть крайне осторожно, с большим разбором, после
обширной и тщательной подготовительной работы, но пытаться
помочь обитателям Колонии.
   - Например, мне?
   - Зачем такой сарказм. Помочь твоей планете. Твоему народу.
Существующее на Тхэ социальное устройство является не просто
несправедливым и бесчеловечным. Оно по целому ряду причин
тормозит любые позитивные процессы. Его устойчивость сравнима
лишь с его косностью и неспособностью к саморазвитию.
   - Короче, надо взорвать Подземного Папу, а там будь, что будет?
Знаешь, я рад, что мои личные интересы так здорово совпадают с
общественными. Можно сказать, первый такой случай на моем веку.
   - И еще, Арч, пойми, что мы вовсе не играли маленьким
человечком, как ты выразился сгоряча. Наоборот. По многим личным
качествам ты получил крайне лестную оценку аналитиков. Иначе
пришлось бы вообще отказаться от этого плана.
   - Погоди, а Тормек знал о вашем плане? И подыгрывал тебе?
   - Не совсем. Он знал, откуда я, и имел приказ всячески мне
содействовать. Больше ничего. Когда он помчался на склад с
пистолетом, мне оставалось только ввязаться в стычку на твоей
стороне.
   - За это, конечно, спасибо тебе и всему спецотделу "ноликов".
   - Пожалуйста, на здоровье. А теперь к делу.
   Арч иронически поднял брови.
   - Тебе нужно, чтобы я взорвал еще что-нибудь, кроме Подземного
Папы?
   Ликка придвинулась ближе, так, что ее волосы щекотно коснулись
его щеки.
   - Арч, я очень тебя прошу... - взволнованно прошептала она. -
Возьми меня с собой.
   Наступила затяжная пауза.
   - Приехали, - вдруг сказал он, глядя на приборы. - Мы в центре
гавани. Ложимся на грунт.
   Бот мягко опустился в придонный ил. Три выдвижных бура вгрызлись
в дно и надежно заякорили судно.
   - Объявляю пятичасовой отдых перед высадкой. Поспим, а там,
глядишь, и стемнеет, - вставая с кресла, заявил он.
   - Ты не ответил. Я хочу пойти вместе с вами.
   - Это не увеселительная прогулка.
   - Именно поэтому. Я ведь тоже не кисейная барышня, - она достала
из бокового кармана пистолет Тормека и подбросила на ладони. -
Ты видел, как я умею стрелять.
   - У меня к тебе вопрос, - после недолгого размышления сказал
Арч. - Надеюсь, ты не обидишься. А еще надеюсь, ответишь честно.

   Ликка сунула пистолет в карман.
   - Мне больше незачем притворяться. Так же, как и тебе незачем
пытаться меня оскорбить.
   - Ты действуешь как агент спецотдела? Хочешь пойти с нами,
потому что это предусмотрено вашим сценарием?
   - Нет, - отрезала Ликка. - Это необходимо мне. Ты понимаешь? Мне
самой.
   - Наверно, ваши парни просчитали и то, какова для меня
вероятность остаться в живых?
   - Два к одному.
   - Неплохо. Но и не слишком обнадеживает. Ты в курсе, что нас там
запросто могут перестрелять. Однако хочешь пойти.
   - Хочу.
   - Может выйти так, что нам придется взорвать себя вместе с
Подземным Папой.
   - Понимаю.
   - Тебя это не страшит?
   - Нет.
   - Зато меня - да. Ты не пойдешь с нами.
   Она посмотрела на него в упор и схватила за руку. У ее тонких
девичьих пальцев неожиданно оказалась крепкая хватка.
   - Я не подведу. Наоборот, постараюсь помочь.
   - Не в том суть. Просто ты не пойдешь, и все. Я хочу, чтобы ты
осталась в живых.
   - И я хочу, чтобы ты уцелел. А если нет... Пойми, у меня свой
кодекс. Если риск, его надо разделить.
   - Еще раз нет. Хватит уговоров.
   - Это жестоко, Арч. Для меня это дело чести. Особенно после
того, что я перед тобой разыгрывала роль. Не самую красивую.
   Он отвернулся к окну, за которым в бархатной водной тьме
посверкивали резвящиеся рыбешки. Помолчал в раздумье. Наконец
бросил через плечо:
   - В том-то и дело, что ты играла роль. Больше говорить не о чем.

   - Арч, пойми. Я не только играла. Не всегда играла. Пойми же...
   К его горлу подкатил сухой шершавый комок. Так нелепо и
невероятно сложилась судьба. Чужие лица. Чужие роли. Кровавая
игра с шансами два к одному.
   Он повернулся и окликнул Тила, который старательно делал вид,
что дремлет на самом дальнем из сидений.
   - Эй, Тил, не прикидывайся, что дрыхнешь.
   - Чего тебе, Эхелала?
   - Ты же слышал, о чем речь. Она просится пойти с нами. Нас двое,
и решать надо вдвоем.
   - Тут и решать нечего. Я против. Нам только не хватало того,
чтобы с бабой нянькаться. Лишняя обуза.
   Ликка расхохоталась.
   - Я для тебя обуза? - весело спросила она. - Смотри.
   Вынув из кармашка вечное перо, Ликка начертила на спинке
пилотского кресла крестик. Потом отшла к задней стенке, где
примостился на сиденье Тил.
   - Фокус номер первый, - объявила она, похлопав Тила по плечу. -
Смотри, дружок. Оп-ля!
   Сделав наискось прыжок с задним сальто и пируэтом, она
сгруппировалась на полу, уже лицом к мишени, заодно успев на
лету выхватить пистолет из кармана. От выстрела разлетелось по
кабине легкое дуновение, отброшенная эжектором газовая гильза
брякнулась об переборку. Точно в центре чернильного крестика
торчала парализующая ампула.
   - Представь, что это патрульный спок, - объяснила Ликка. - И он
теперь будеть спать мертвецким сном не меньше пяти часов. Если
тебе этого мало, могу показать второй фокус. Ты ведь грозился
меня задушить, если что? Так попробуй. Я разрешаю.
   - Делать мне больше нечего, кроме как баб душить, - огрызнулся
Тил.
   Ликка поставила пистолет на предохранитель и отбросила его на
соседнее сиденье.
   - Видишь, я безоружна. Ну хоть стукни меня разок, а?
   - Будет за что - стукну. За мной не заржавеет.
   - Ой, миленький, ну пожалуйста. Ты у нас такой грозный, а я
такая настырная. Что тебе стоит меня стукнуть?
   Тил в замешательстве почесал за ухом.
   - Вообще-то лень и неохота. Ну да ладно. Эхелала, можно кинуть
ей легкую плюху? Сама ведь просит, да еще выпендривается.
   - Можешь кинуть хоть две, - разрешил великодушно Арч, уже поняв,
к чему дело идет.
   Лениво встав, Тил щелкнул пальцами у Ликки под носом.
   - По физии бить не буду. А как насчет хорошего шлепка по
заднице? - и он резко схватил Ликку за воротник.
   Спустя секунду он лежал на полу лицом вниз, с заломленной за
спину рукой.
   - Эй, поосторожней! - обеспокоенно крикнул Арч.
   - Не изволь волноваться, - отозвалась Ликка, отпустив Тила и
пружинисто вскакивая на ноги. - Все косточки целехоньки.
   - Сущий зверь, а не баба, - проворчал Тил, поднимаясь с пола. -
С виду совсем дохленькая, ну и ну... Слышь, Эхелала, у ней
ручонки как кузнечные клещи.
   - А можешь попробовать по физии, - дурачилась Ликка. - Но если
промахнешься, получишь сам шлепок по заднице. Договорились?
   - Шла бы ты напрочь с такими фокусами, - буркнул Тил. - А я тебе
не циркач.
   - Обиделся?
   Кряхтя, тот уселся на прежнее место и потер ушибленный бок.
   - Ежли ей позарез приспичило лезть на рожон, пускай идет с нами,
- рассудил он. - Окроме пользы, вреда от нее не будет.
   - Слово за тобой, Арч, - подытожила Ликка.
   Все-таки он решил сказать "нет", но внезапно понял, что тогда
больше не увидит ее, даже если останется в живых. А еще понял,
что обманывал себя, полагая, будто выбор между жизнью и смертью
стал для него безразличен. Он хотел жить. И хотел, чтобы рядом
была она.
   - Хорошо, - услышал он собственные слова. - Мы пойдем все
вместе.
   Он собирался бешено крикнуть:"Нет! Ты должна жить!" - но
произнес совсем другое. И уже не в состоянии был разбираться,
прав он или неправ. Так получилось.
   - Спасибо, Арч.
   На ее лице играла бесшабашная улыбка девчонки-сорвиголовы, но
глаза смотрели по-другому. Совершенно по-другому.

   18.

   Во сне он увидел сына. Малыш с его, Арча, лицом вперевалку бегал
по луговой траве, то и дело нагибаясь, чтобы сорвать яркий,
мохнатый альцийский цветок. Одет он был в детскую тунику, как
принято на Альции, только стрижка ежиком, какую носят мальчики
на Тхэ. С охапкой цветов ребенок подбежал к Аме. На рукаве ее
кружевного платья Арч заметил космофлотовскую нашивку и понял,
что это Ликка. Она подхватила малыша на руки, прижала к груди,
расцеловала. Арча осенило - значит, перед ним не Пайр, а другой,
младший сын, уроженец Альции. Пайр остался на Тхэ, угрюмой
планете, где нет ни лугов, ни цветов, и где каждый глоток
питьевой воды на счету. Арч никак не мог взять в толк, почему он
на Альции, ведь его место в подземном ходе, со взрывчаткой в
заплечном мешке. И невесть куда подевался Тил, который знает
дорогу...
   Он открыл глаза, приподнялся на разложенном кресле. Посмотрел на
часы. Его внутренний счетчик сработал безукоризненно, отмерив
ровно четыре часа сна. По местному времени полночь. Пора
готовиться к высадке.
   Легонько тронув Ликку за плечо, он разбудил ее. Тил по-прежнему
сидел в глубине кабины, сгорбившись и о чем-то мрачно
раздумывая. Как видно, он не сомкнул глаз.
   - Ты что, не ложился? - спросил Арч.
   - Э, в могиле отосплюсь.
   - Смотри не накликай беду.
   - Чихать я на все хотел. Клал с отгибом, понял? Жизнь дерьмо, а
смерть - тем более.
   Ликка скрылась за дверью санузла.
   - Потрясная баба, - вдруг с жаром сказал Тил. - Бабы, они курвы
корявые, факт, но эта - особый прикол. Тоже факт. Повезло тебе,
Эхелала.
   - То есть?
   - Не изображай придурка.
   Ничего не ответив, Арч принялся за сборы.
   - Между прочим, у нас только два акваланга, - сообщил он
вышедшей обратно в кабину Ликке. - И бронежилетов тоже два.
Держи.
   Он бросил ей сверток с тончайшей пластметалловой кольчугой.
   - А второй жилет наденешь ты.
   - Пшел в задницу, - уперся Тил. - Сам надевай.
   - Лучше не спорь, а то получишь плюху. И ты, Ликка, не вздумай
перечить, иначе останешься в боте, - велел он. - Тил, не дури.
Если тебя подстрелят, кто покажет дорогу?
   - А если тебя подстрелят? Я ни хрена не понимаю в этих ваших
взрывных делах.
   - Ликка разберется.
   - Будь по-твоему, - сказала она. - Ну, а с аквалангом проще.
   Подняв крышку рундука, она достала один из штатных аквалангов с
миниатюрным, не больше кулака, баллоном, в точности такой же,
как те, что Арч раздобыл на складе.
   - Вот чего я не сообразил, - признался он. - Что ж, все в
порядке. План высадки такой: у нас есть два мундира страблагов.
Ты, Ликка, отпори с комбинезона форменные нашивки. Выглядит он
не по здешней моде, но в темноте сойдет. Выныриваем под лодочным
причалом, переодеваемся в сухое. Дальше просто. Двое страблагов
конвоируют арестованную ими девчонку. Кто бы ни попался по пути,
хоть патруль, хоть кто, вопросов не будет. Идти нам от причала
до ближайшего люка минут десять от силы. Помнишь, Тил, тот люк
между пакгаузами?
   - Еще бы.
   - Спускаемся туда - и в путь на карачках. Ликка, тебе задание. Я
тут хочу подвсплыть на перископную глубину. А ты пока собери
аварийные пайки, водички тоже не забудь. Идти нам двое суток,
да, Тил?
   - Вроде того.
   - Бери соответственный запас. Возьми в рюкзаке герметичный
мешок. Работай.
   Выбрав якорные буры, Арч медленно подвел бот почти к самой
поверхности воды. Затем выдвинул телескопическую штангу
перископа, включил режим ночного видения и долго разглядывал
причалы и акваторию. Все тихо и спокойно, никаких ночных
авралов. Сторожа сидят в своих будках и боятся нос высунуть,
чтобы не схлопотать по черепушке ломом от какого-нибудь
залетного ворюги. Высадка обещает пройти без сучка и задоринки.
   Несколько поколебавшись, он обратился к Ликке.
   - Послушай, я хочу выйти на связь с базой. Надо, чтобы они потом
забрали отсюда эту посудину. Не хотел бы я, чтобы местные
водолазы когда-нибудь на нее наткнулись.
   - Согласна.
   Внутренне Арч еще подчинялся некоторым принципам, привитым в
Разведшколе. А один из них категорически запрещал любую утечку
технологий из Ойкумены в Колонию.
   Убрав перископ и выставив над поверхностью воды небольшую
решетчатую антенну, он послал в эфир вызов. Спустя несколько
секунд антенна и орбитальный ретранслятор вошли в осевой режим,
и по ту сторону планеты, на космической базе приняли сигнал.
   Чуть погодя на экране видеофона появился донельзя мрачный Тормек
собственной персоной.
   - На связи борт пятнадцатого, - невозмутимо доложил Арч.
   - Вижу, - пробурчал бригадир. - Что скажешь?
   После укола парализующей ампулы у него еще не совсем
возобновилась нормальная артикуляция, и голос прозвучал с легкой
шепелявостью.
   - Мы высаживаемся на планету. Возвращаться не будем, поэтому
заберите бот со дна. Найдете его по пеленгу - я включу сонарный
маячок.
   - Где искать бот?
   - В акватории третьего грузового порта.
   - Отставить! Приказываю немедленно вернуться на базу, - рявкнул
Тормек.
   - Зачем кричать. Приказы кончились, я уволен.
   - Ты хоть соображаешь, что творишь?
   - Вполне.
   - И тебя не пугают последствия?
   - Очень даже пугают, - признался Арч. - Но что решил, то сделаю.
Прощайте, бригадир.
   - Я тебя найду, рано или поздно. Учти. Мы всю планету перероем,
но до тебя доберемся.
   - Спасибо, я польщен.
   Ликка уселась рядом и попросила:
   - Мне тоже надо сказать кое-что.
   Арч повернул телеобъектив видеофона в ее сторону.
   - Сожалею о происшедшем, бригадир Тормек, - произнесла Ликка
подчеркнуто официальным тоном. - Однако иного выхода вы мне не
оставили.
   - А вас я тоже объявил в розыск для ареста.
   - Очень мило. Не забудьте только уведомить мое руководство.
   - У себя на базе распоряжаюсь я! - Тормек побагровел. - И
карантинным режимом на этой планете ведаю тоже я!
   - Не спорю. Все-таки передайте два слова, если вас не затруднит.
Реализуется сценарий А. Вот и все. Передайте, прошу вас.
   - Вы намекаете, что стреляли в меня с санкции вашего
начальства?! - вскипел Тормек.
   - Нет, что вы. По моей личной инициативе. И теперь я также
действую в ее рамках. Включите в сообщение и эти слова. Заранее
благодарю.
   - Если у вас осталась хоть капля мозгов, остановите его, -
процедил Тормек. - Не пускайте его к суперкомпьютеру. Имейте в
виду, он хочет взорвать суперкомпьютер. Можете представить,
какая разразится катастрофа. Остановите его. Наш с вами инцидент
будет забыт. Даю вам слово.
   - Ваша просьба невыполнима.
   - Да вам что, не под силу его нейтрализовать? Не
прикидывайтесь...
   - Вы меня превратно поняли. Я намерена ему помочь, - сказала
Ликка, протягивая руку к тумблеру. - Желаю всего наилучшего,
бригадир.
   Прежде, чем она отключила связь, Тормек на экране ошарашенно
выдохнул.
   - Совсем рехнулась...
   Экран погас.
   - Не думаю, что ему удастся нас догнать или перехватить, -
заметил Арч. - Но в любом случае мешкать не стоит.
   Подведя бот ближе к берегу и заякорившись на грунте, он принялся
объяснять Тилу, как надеть маску с аквалангом.
   - Эхелала, я же плавать не умею, - жалобно сознался тот. - Негде
было научиться.
   - Ерунда. Вцепись в мундштук зубами и дыши себе потихонечку. А я
тебя отбуксирую до берега. Ну, собираем вещички и поехали.
   Арч и Тил разделись до нижнего белья, уложили мундиры страблагов
в отдельный пластиковый мешок, потом натянули подводные маски с
прикрепленными к верху обода баллончиками аквалангов. Ликка
невозмутимо разделась донага. При виде этого Тил едва не
подавился резиновым загубником. Жители Альции имеют обыкновение
загорать и купаться нагишом, чего, разумеется, нет на Тхэ и в
помине.
   - Не смущайтесь, - попросила Ликка, затягивая ремешок маски. - Я
терпеть не могу мокрое нижнее белье.
   У Арча перехватило дыхание. Ее тело оказалось необыкновенно
красивым, он почувствовал, что краснеет, и поспешно отвел
взгляд.
   - Идем в шлюз, - скомандовал он, подхватив связку герметичных
мешков.
   Чем-чем, но простором шлюзовая камера порадовать не могла.
Пришлось всем троим укладываться на боку, головами упираясь в
мешки.
   - Тил, дыши спокойно. Зубы не слишком стискивай, а то судорога
схватит, - напоследок посоветовал Арч и прикусил загубник.
   - Угу, - проворчал тот у него за спиной.
   Нажав обтянутую пластиком клавишу, Арч запустил программу
шлюзования. Верхние створки стали опускаться. И в этот момент
Ликка ухитрилась повернуться, улегшись к Арчу лицом. Это было
сумасшедше, ирреально - жаркое касание обнаженных грудей и
бедер, грохот обмирающего сердца, на лицах маски для подводного
плавания, во ртах загубники, вокруг стальная коробка шлюза, и за
спиной дрожащий от страха Тил.
   "Два к одному", - промелькнуло в голове Арча. - "Жизнь или
смерть. Два к одному."
   Снизу хлынула обжигающе холодная вода. Когда шлюз наполнился
доверху, его днище стало наклоняться, превращаясь в аппарель.
Арч ухватил подмышками Тила, оттолкнулся ногами и выплыл в
непроницаемый мрак. За ним последовала Ликка с включенным
фонариком в одной руке и связкой мешков, словно гроздью
воздушных шариков, в другой. Сверившись с компасом, она мерно
заработала ластами. Арч ободряюще пошлепал Тила по спине,
ухватил его поудобнее и двинулся следом.
   Они проплыли мимо впившегося в дно громадного якоря и косо
уходящей вверх толстой цепи. Арч отметил, что это наверняка тот
большой сухогруз, который стоит примерно на полпути от
разведбота до лодочного причала. Ликка плыла вперед, раздвигая
водную тьму лучом фонарика и держа запястье с компасом перед
глазами, чтобы не сбиться с курса. Как и в любом порту, дно
вблизи причала было устлано слоем всякого мусора,
преимущественно пустыми консервными банками. Наконец зыбкий
лучик нащупал толстую сваю, обросшую космами водорослей и
меловыми прыщиками моллюсков. Сильно заработав ластами, Арч
обогнал Ликку и поплыл меж двумя рядами свай. Дно полого
поднималось. Вблизи берега Арч встал на ноги, одной рукой
придерживая Тила, осторожно поднял голову над поверхностью воды,
огляделся и прислушался. Повсюду тишь и гладь.
   Они вылезли на берег под причалом, сняли маски, насухо вытерлись
и оделись. После холодного купания у всех троих зуб на зуб не
попадал. Арч зачерпнул пригоршню жидкой грязи и стал растирать
ее по серебристому космофлотскому комбинезону Ликки. Та
понимающе кивнула.
   Спустя несколько минут двое страблагов вели по закоулкам порта
навьюченную большущим рюкзаком замарашку. Картина была
совершенно красноречивой. На пути они не встретили никого, кроме
какого-то чумазого субъекта, не то обходчика, не то воришки,
который завидел их издали в тусклом свете складских фонарей и
тут же почел за благо свернуть в боковой проход.
   - Что-то не припоминаю, куда нам теперь, - сказал Арч, замедляя
шаг и оглядывая унылые ряды пакгаузов.
   - Да мы уже почитай пришли, - отозвался Тил. - За тем вон
штабелем налево, и будет люк.
   Тот самый чугунный люк, из которого почти четыре года назад
вылез умирающий от черняшки парень с пневмачом в руках.
Казалось, это случилось целую вечность назад, и то был совсем
другой человек. Арч поднял крышку. Тил проворно юркнул в
колодец, Ликка передала ему мешки, спустилась следом. Прежде,
чем закрыть за собой люк, Арч бросил взгляд на ночное небо.
Кое-где в просветах между туч блистали звезды. Он подумал, что,
возможно, видит звезды в последний раз, но отогнал эту мысль и
обозвал себя слюнтяем. Теперь он попросту обязан жить.
   Навертев обмотки на локтях и коленях, они двинулись в путь по
головоломному лабиринту тоннелей. Возле запертого на замок
никелированного люка, ведущего к компьютерным коммуникациям,
устроили короткий привал, съели по белковой плитке, выпили по
глотку воды. Порывшись в мешке с припасами, Ликка достала
портативную аптечку. Она предложила сделать профилактические
инъекции антибиотиков, чтобы заплыв в холодной воде не аукнулся
простудой. Мужчины послушно закатали рукава. Потом Арч вскрыл
замок люка отмычкой, и они снова двинулись в путь.
   На исходе первых суток подземного странствия Арча стало мутить
от тесноты, от ощущения нависшей сверху каменной толщи, от
снующих по полу перепуганных десятиножек, от монотонного
струения разноцветных кабельных жил по стенкам тоннеля. Наконец
они вышли к одному из узловых пунктов: круглая площадка, шагов
семи в поперечнике, вбирала в себя три мелких хода, чьи
кабельные пучки ныряли в радиальный тоннель побольше, где Ликка
и Тил могли шагать слегка наклонившись, и лишь Арчу приходилось
нагибаться. Но прежде, чем идти дальше, они решили позволить
себе три часа отдыха и намаянно уснули прямо на каменном полу.
   Когда они проснулись и принялись за еду при свете фонарика,
Ликка виновато сообщила:
   - Арч, я не сказала тебе одну важную вещь. Незадолго до своей
гибели Гур умудрился раздобыть и переснять планы центрального
подземелья, где находится суперкомпьютер. Это за ними он ездил в
архивы на Ледовом побережье. Микропленки сейчас на базе. Я не
смогла до них добраться, Тормек не доверяет их никому.
   - Значит, он может попытаться пройти туда сверху с бригадными
оперативниками и задержать нас?
   - В том-то и дело. Наверху идут уличные бои, в такой неразберихе
Тормек вполне способен прорваться в подземелье. Война все
спишет.
   - С охраной мы скорей всего справимся. Но не с дюжиной людей
Тормека, - рассудил Арч. - Почему же ты раньше не сказала?
   - Тогда ты гнал бы без передышки, мы бы измотались вконец. А нам
надо быть в хорошей форме, когда дойдем.
   - Ладно. Может, ты и права. Дай-ка нам стимуляторы из аптечки.
Двойную дозу. Больше привалов у нас не будет.
   - Двойную, не многовато ли?
   - Думаю, в самый раз.
   Ликка раздала по две желтоватые капсулы. Тил недоверчиво
повертел свою порцию в пальцах, но все-таки проглотил, следуя
примеру Ликки и Арча.
   - Это что за снадобье? - поинтересовался он.
   - Почище здешней жвачки. Полетим как на крылышках.
   Подхватив поклажу, они быстрым шагом двинулись дальше. Довольно
скоро стимулятор подействовал.
   Возникло ощущение блаженной невесомости. Натруженные мышцы
словно бы промыло шипучей водой. Луч фонарика радужно плясал на
милых, таких родных стенках с восхитительными кабельными
жгутами. Под ногами хлюпала нежная слякоть, шелковистая грязца.
Шустрые глупышки-десятиножки улепетывали с дороги, спугнутые
светом, и забирались в щели, смешно расставив зазубреные клешни.
Кое-где на стенах сидели пушистые шмендрявки, потеки их слизи
золотисто мерцали. Симпатяга Тил без конца хихикал, напевая себе
под нос и умудряясь на ходу пританцовывать. Ликка и Арч шли за
ним, держась за руки.
   - Арч, я люблю тебя, - шепнула Ликка.
   - И я люблю тебя.
   - Мы взорвемся. Вместе. Пускай, мне все равно.
   - Ты должна жить.
   - С тобой и для тебя. Ох, я совсем очумела.
   - Наверно, все же не следовало глотать двойную дозу.
   - Глупыш. Я очумела гораздо раньше.
   Они жадно поцеловались на ходу.
   - Как-то все по-дурацки, - радостно заявил Арч.
   - Конечно. Мы наконец-то свихнулись.
   - От капсул. Ничего, пройдет.
   Ликка взахлеб расхохоталась.
   - Не пройдет, не надейся. Мир такой серьезный, у-у... Спецотдел,
суперкомпьютер, бригадир, карантин, турникет. Просто не
продохнуть. Люди кругом спятили на полном серьезе. А ты
нарушитель. У тебя свобода в крови. Ты единственный, кто плюет
на их запреты, законы, заморочки, занудство. Я тебе завидую. И я
тебя люблю, понимаешь, это мы нормальные, а рехнулись все
остальные.
   - Какое у тебя настоящее лицо?
   - А, ничего особенного. Дурнушка, серость.
   - Сколько тебе лет?
   - Миллион. Я дряхлая старушка. Девственная ханжа, у меня там все
заплесневело.
   - Подозреваю, что ты немножко врешь.
   - Вру. А тебе не все ли равно?
   - Конечно да. То есть, нет.
   - Так да или нет?
   - Или.
   - Арч, если мы выживем, я рожу тебе сына.
   - Двоих.
   - Двадцатерых. За милую душу.
   Тил обернулся, осклабившись.
   - Эгей, шибко двигаем! - воскликнул он. - Небось доберемся на
полсуток раньше.
   - Сколько еще идти? - спросил Арч, пытаясь стряхнуть эйфорию, но
все же расплываясь в широкой улыбке.
   - Ежели считать от привала, где мы глотнули эти кайфушки...
Ну... Дай смекнуть. Полпути уже отмахали, верняк. Или даже чуть
больше.
   - Пропусти-ка меня вперед, - велел Арч.
   - Зачем, Эхелала? Я же вам указчик, не кто-нибудь.
   - Пусти, дурень, мне надо идти впереди с детектором. Как бы не
напороться на сигнализацию.
   Они поменялись местами, зашагали дальше все в том же бешеном
темпе.
   Время от времени на пути попадались перекрестки или вертикальные
шахты, из них тянулись кабельные жгуты, которые вплетались в
общую толщу магистральной проводки. В потаенных электронных
джунглях непрерывно сновала невообразимая масса информации - о
каждом жителе планеты, о его жилье, работе, досуге, о каждой
фляге воды, о каждой порции дурманящей жвачки, о каждом повороте
уличного турникета. Миллиарды магнитных головок сновали,
считывая ферросплавные полоски на миллиардах предъявляемых
жизняков, отмечая, кто куда пошел, кому сколько осталось еды,
питья, жизни. Сведения стекались ручейками импульсов в
компьютеры - снабженческие, надзорные, судебные, жилищные,
координационные, планировочные, инспекционные, производственные,
транспортные, административно-попечительские, и дальше шло
нарастающей лавиной через уровни - квартальные, районные,
областные, мегаполисные, затем попадало в гигантскую тоннельную
паутину по жгутам толщиной в палец, в руку, толщиной в
человеческий торс, и этот немыслимый смерч из мельчайши
   х подробностей со всего обитаемого материка ежемгновенно
обрабатывал суперкомпьютер - всезнающая и всевидящая электронная
планета в недрах живой планеты. Оплот порядка и справедливости,
бесстрастный мудрый гигант сурово правил пестрым миром жалких,
суетливых, полуголодных и запуганных двуногих существ из плоти и
крови, озлобленных и корыстных, скудоумных и недальновидных,
однако покорных велениям блистательного кибернетического разума.

   А трое неучтенных электронной сетью людей пробирались по тоннелю
к центру лабиринта под мегаполисом, в котором бушевала
гражданская война, и никакой искуственный интеллект не смог бы
осознать, почему они решили обрушить миропорядок, выглядевший
таким гармоничным и незыблемым.

   19.

   - Здесь! - свистящим полушепотом сообщил Тил, дернув Арча за
рюкзак. - Где-то здесь наверняка сигнализация. Потому и шухер
поднялся, когда тут шли мы с Кумурро. Вон там, дальше, охрана
его подстрелила, он отполз в соседний ход и там подорвался.
   Арч снова поводил раструбом детектора из стороны в сторону.
Датчик не показал ничего настораживающего.
   Они стояли в конце тоннеля, из глазам открылся широкий проход,
уходивший дугообразно вправо и влево; как видно, то было кольцо,
куда впадали радиальные ходы со всего континента. Толстенные
пучки кабелей круто изгибались и ныряли вверх, в узкое
отверстие, прорубленное в каменном потолке. По обе стороны
виднелись жерла других тоннелей, из которых выходили мощные
лианы проводки и точно так же исчезали в потолке.
   - Он прямо над нами, - сказал Арч.
   Вызванная капсулами эйфория сменилась тупой усталостью, но дело
было сделано. Они дошли до цели, причем гораздо быстрее, чем
предполагалось.
   В крайнем случае они могли взорвать заряд прямо здесь, однако
неизвестно, какая именно толща камня отделяла их от
суперкомпьютера. Если она окажется внушительной, Подземный Папа
уцелеет, а проводку сумеют относительно легко срастить. Значит,
предстояло самое сложное и рискованное - не зная ни плана
подземелья, ни расположения постов охраны, практически вслепую
пробиться к компьютеру, заложить взрывчатку и успеть до взрыва
отойти на безопасное расстояние.
   Ликка нагнулась и стала пристально разглядывать пол, посвечивая
фонариком. На щербатой каменной поверхности, изборожденной
резцами врубовой машины, виден был налет пыли, кое-где помет
десятиножек и пятна сырости.
   - Похоже, тут годами никто не ходит, - заявила она. - Вообще
никаких следов.
   - Видимо, ты права, - пробормотал Арч. - А кстати, нашел, вот
она, сигнализация. Самая примитивная, в инфракрасном диапазоне.
   На уровне пояса к стене была прикреплена черная коробочка с
вертикально идущей проводкой, даже ничем не замаскированная, а
на противоположной стене - вторая. Экран детектора отчетливо
показывал соединяющий коробочки, незаметный для человеческого
глаза луч.
   - Охрана выскочила оттуда, - показал влево Тил.
   - Значит, там есть ход наверх, - кивнул Арч. - Не думаю, что его
придется долго искать.
   Он извлек из рюкзака и прицепил к поясу три газовые гранаты, еще
три дал Ликке, одну - Тилу.
   - Вот это кольцо выдергиваешь и кидаешь. Лопается через пять
секунд. Внутри психотропный газ.
   - Это что еще за хреновина?
   - Для здоровья неопасно, просто человек часика на два становится
трусливым и плаксивым придурком. Одной такой штучки хватит,
чтобы взвод страблагов стал не опаснее шмендрявки.
   - Полезная хреновина, - одобрил Тил.
   - Так что напяливай маску. Чтоб не наглотаться газа, если пустим
гранаты в ход.
   - Понял.
   Ликка достала пистолет из кармана и сунула его за пояс. Арч дал
ей две обоймы про запас, вынул свой пистолет и дослал ампулу в
ствол. Скрепив клейкой лентой шашки взрывчатки, запал и таймер,
он сунул снаряженную мину обратно в рюкзак. Все трое надели
маски с кислородными баллончиками.
   - Вот на этом уровне луч сигнализации, - Арч повел ладонью в
воздухе. - Давайте под ним ползком, живо.
   Они обошли весь кольцевой тоннель, оказавшийся не столь уж
большим, шагов полтораста в поперечнике. Насчитали восемь
радиальных тоннелей с компьютерной проводкой и столько же
устройств охранной сигнализации. Судя по всему, за грубо
обтесанной стеной кольца не скрывалось ничего, кроме скальной
породы. Зато в большей стене, меж двух тоннельных отверстий,
обнаружилась стальная дверь, запертая изнутри на засов или
замок, выкрашенная когда-то в шаровый цвет, но с тех пор краска
изрядно пооблупилась, уступив место пухым пятнам ржавчины.
   - Говоришь, отсюда выскочила охрана? - спросил Арч.
   - Я ж толком не углядел. С этой стороны, точно. Да ведь больше и
неоткуда, - рассудил Тил.
   Прилепив к двери нечто вроде чашечки фонендоскопа, Арч
присоединил к ней провод наушника и несколько минут
сосредоточенно вслушивался, время от времени покручивая верньер
миниатюрного, но мощного низкочастотного усилителя.
   - Там пусто, - сказал наконец он. - Во всяком случае, поблизости
нет никого. Буду открывать.
   Он извлек из рюкзака лазерный резак, прижал его к щели между
косяком и дверной кромкой, медленно повел сверху вниз.
Послышался запах раскаленного металла, смешанный с чадом от
пригоревшей краски. Взявшись за дверную скобу, Арч осторожно
попробовал приоткрыть дверь, та подалась, но тут ржавые петли
скрипнули. Моментально Арч отпрянул, свободной рукой выхватив
оружие. Ликка привалилась спиной к стене рядом с дверью, подняв
свой пистолет стволом вверх. Тил пригнулся, сжимая в кулаке
газовую гранату. Все трое замерли, настороженно прислушиваясь.
   Выждав и убедившись, что никакого переполоха не последовало, Арч
тем не менее постарался открыть дверь бесшумно, двигая ее
створку как можно медленнее. В проеме обнаружилась прямоугольная
шахта и ведущая вверх наклонная железная лестница. Детектор не
выявил никаких признаков сигнализации.
   Лестница двумя маршами поднималась к скальной нише, где была
врезана еще одна дверь, подобная той, которую вскрыл Арч. Ржавые
ступени следующих двух маршей были посредине истерты подошвами
до блеска, значит, этим переходом пользовались очень часто, в
отличие от предыдущего. На стенах шахты, возле лестничных
площадок, были прикреплены осветительные плафоны, но включались
они откуда-то извне, и Арч удовольствовался светом фонарика.
Повторив у обеих дверей процедуру прослушивания, он спустился
вниз, где томились ожиданием Тил и Ликка.
   - Этажом выше разгуливают часовые, - сообщил он. - Типичная
походка, туда-сюда. На следующем этаже полная тишина. Остается
угадать, на котором из них размещается Подземный Папа.
   - Думаю, там, где никого нет, - предположил Тил.
   - Скорее наоборот, - возразила Ликка. - Там, где часовые.
   - По-моему, ты права, - решил Арч. - Уверен, что с верхнего
этажа спускается очередная смена часовых, и там где-то есть
караулка. А в общем, все гораздо легче, я уж думал, тут
понатыкано охраны на каждом шагу.
   Он подхватил с пола рюкзак и надел его обеими лямками на левое
плечо.
   - Как только я вскрою дверь, врываемся и укладываем часовых, -
сказал он Ликке. - Мой сектор стрельбы вправо, твой - влево.
   - Договорились.
   - Тил, ты с гранатой пойдешь замыкающим. Вопросы есть? Нет?
Тогда вперед.
   С лазерным резаком в правой руке и пистолетом в левой он стал
подниматься по лестнице. Ликка с фонариком шла сзади, следом за
ней тащился Тил. Неожиданно вспыхнули осветительные плафоны,
чуть погодя заскрежетал дверной замок на самом верху, взвизгнули
петли, и три пары сапог затопали вниз по железным ступенькам -
разводящий вел смену из двоих часовых.
   Одним махом Арч взлетел на среднюю площадку и присел на
корточки, выставив вперед пистолет. Едва разводящий офицер
появился на повороте лестницы, парализующая ампула впилась ему в
плечо. Он пошатнулся, привалился к стене и осел на ступеньки.
Шедшие следом часовые даже не успели вскинуть оружие. Арч с
Ликкой ринулись вверх по лестнице и выстрелили почти
одновременно, он - в правого, она - в левого солдата.
Единственное, чего не удалось предотвратить, так это грохота,
произведенного упавшими телами и двумя пневматическими
винтовками, гулким эхом раскатившегося по шахте. Арч наклонился
над лежащим офицером и выхватил из его судорожно сжатых пальцев
связку ключей.
   Тут лязгнул засов на средней двери, она резко распахнулась,
ударившись о стенку, и на площадку выскочил охранник с пневмачом
наперевес. Ближе всех к нему оказался Тил, который, не
замешкавшись ни на миг, рванулся навстречу и нанес свирепый удар
зажатой в кулаке гранатой по тулье фуражки. Однако солдат успел
нажать на спусковой крючок. Скорчившийся Тил повалился на
оглушенного противника, а Ликка с разбегу прыгнула в дверной
проем. Раздались два выстрела: сочный хлопок пневмача и сразу же
за ним слабый, с присвистом - ампульного пистолета.
   Секундой позже в помещение ворвался Арч.
   Кольцевой коридор среднего яруса в точности копировал нижний, с
той разницей, что здесь не имелось ни тоннелей, ни проводки, а
его внутренняя стенка оказалась склепанной из вертикальных
стальных полос.
   Ликка растянулась на полу, а поодаль, под настенным телефоном со
снятой трубкой, навзничь лежал второй охранник, из его щеки
торчала ампула, рядом валялся пневмач. Первым делом Арч метнулся
к телефону, схватил трубку и услышал, что оттуда доносится лишь
ровный гудок.
   - Он никого не успел вызвать, - сказал Арч с облегчением, вешая
трубку.
   - Зато умудрился меня подстрелить, - подосадовала Ликка.
   Морщась, она сдвинула маску акваланга на лоб и села, упираясь
ладонями в грязный железный пол. Повыше правого колена по ткани
комбинезона расплывалось кровавое пятно.
   - Обидно, - добавила она. - Не угадала, он оказался не слева, а
справа. И выстрелил-то наобум, просто с перепугу. Кажется, кость
зацепило.
   - Во гадство какое, - сдавленным голосом проворчал Тил, который
стоял в дверях, привалившись к косяку и держась обеими руками за
живот. Выстрел в упор не смог пробить его пластметалловую
кольчугу, но ушиб от пули оказался нешуточным.
   Арч опустился на колени рядом с Ликкой.
   - Обратно я тебя понесу, - пообещал он. - Отсидимся где-нибудь в
тоннелях. Аптечка есть.
   Он понимал, что рана достаточно серьезна, и потребуется
операция, чтобы извлечь пулю...
   - Не волнуйся.
   - Попробую, - он отхватил ножом рюкзачную лямку, туго стянул ее
на бедре Ликки повыше пулевого отверстия, чтобы остановить
кровотечение. - А ты потерпи.
   - Терплю.
   - Он здесь, за этой стенкой, - сказал Арч, указывая на стальную
переборку. - Мы до него добрались.
   О том, что после взрыва им придется уходить в подземелье и
скрываться, да еще с раненой Ликкой на руках, он старался не
думать. Сначала предстояло довершить дело, ради которого они
рисковали жизнью.
   Быстрым шагом обогнул он цилиндрическое вместилище
суперкомпьютера и увидел с противоположной его стороны дверь,
похожую на сейфовую - две замочные скважины в броневой плите,
штурвальная рукоять, диски цифрового замка. Даже если бы у него
оставались малейшие сомнения, их развеяла бы табличка с надписью
старинным вычурным шрифтом, привинченная над дверью и
гласившая:"Главный компьютер".
   Возиться с замками не имело смысла. Арч вернулся к рюкзаку,
достал запасной таймер и запал, отрезал полбрикета взрывчатки от
общей связки.
   - Там бронированная дверь, - объяснил он Ликке и Тилу, снаряжая
небольшую мину. - Сначала подорву ее, чтобы уж наверняка... Вам
надо перебраться на лестницу, как бы не оглушило...
   Закончив приготовления, он на руках отнес Ликку на лестничную
площадку. Туда же отволок парализованного охранника и рюкзак.
Вернувшись к двери, прилепил мину полосками клейкой ленты,
поставил таймер на тридцатисекундный интервал. Он действовал
быстро, сноровисто, не задумываясь, но прежде, чем сорвать
предохранительную чеку и нажать пусковую кнопку, помедлил в
коротком размышлении.
   Настал главный миг его жизни. Однако ни ликования, ни прочих
особых чувств не было и в помине. Даже тревога, злость,
усталость - все отлегло, улетучилось. Вот за этой дверью
находится самый мощный в Галактике суперкомпьютер, невероятная
бездна совершенно никчемной информации, электронный диктатор,
насилующий жителей целой планеты. Необходимо его уничтожить. Он
будет уничтожен.
   Прежде суперкомпьютер в воображении Арча рисовался чем-то вроде
чудовищного паука, опутавшего своей гнетущей сетью всю планету.
Но сейчас картина представлялась иной. Там, за дверью, просто
небывало большой, уникальный набор деталей: процессоры, платы,
шины, блоки памяти; просто головоломная масса файлов, кластеров,
операционных программ; просто неимоверная куча копошащихся
магнитных паразитов. И ненавидеть все это было так же глупо, как
поздравлять пуговицу с днем именин.
   Не следовало также рассуждать, то ли Арч делает свою работу, то
ли следует сценарию спецотдела О, то ли исполняет долг перед
соотечественниками, то ли повинуется судьбе; так ли это важно
сейчас? Он попросту действовал: нажал кнопку таймера, и цифру 30
на жидкокристаллическом табло сменила цифра 29, затем 28, но Арч
уже помчался вдоль цилиндрической стальной переборки, выскочил
на лестничную площадку, захлопнул дверь и привалился к холодной
каменной стене.
   - Порядок? - спросил его Тил, сидевший рядом с Ликкой на
корточках.
   - Сейчас рванет, - сказал Арч, продолжая мысленный отсчет.
   Четыре, три, два, один...
   Раздался взрыв. Дрогнула железная площадка под ногами, ржавая
дверь с жалобным скрипом мотнулась от толчка воздушной волны.
   Арч вынул из рюкзака увесистую самодельную мину, бегло проверил,
не разъединились ли провода между таймером и трубочкой запала,
втиснутой меж обмотанных изолентой шашек.
   - Если заявится охрана, отбивайтесь гранатами, - посоветовал он
и с миной в руках пустился бегом по коридору, в котором витал
терпкий душок щедро выплеснувшихся при взрыве окислов.
   Бронированную дверь вмяло вовнутрь, словно бумажный листик, и
наискось заклинило в проеме. Лишних секунд пятнадцать ушло на
то, чтобы лазерным резаком раскромсать ее массивные петли. С
усилием Арч протолкнул покореженную дверь вовнутрь, разогнулся и
лучом мощного фонаря нащупал компьютер, сиротливо торчащий в
центре большого круглого зала.
   Обыкновенный стародавний компьютер древнего звездолета,
вырезанный вместе с куском переборки из корпуса космического
корабля. Музейный экспонат, ни к чему не подключенный и
обесточенный, взирающий серым бельмом дисплея на вошедшего
человека.
   На полу, на стенках, на потолке зеленели кляксы от размазанных
взрывной волной шмендрявок.
   Вокруг компьютера торчали из пола восемь толстых, развесистых
кустов кабельной проводки. Застывшие фонтаны никуда не
подсоединенных, свисающих контактов. Каждая спаренная жилка
оканчивалась припаянной бляшкой микропроцессора. Бессчетные
серии импульсов, посылаемые со всего континента, стекались в
никуда, в крохотные, с простенькими программами кристаллы,
ненасытимые, как бездонные бочки, исправно создающие иллюзию,
что провода не оборваны, коммуникационная сеть работает,
информация поступает по назначению.
   Вот это и был сверхмощный невероятный компьютер, загадочно
уникальный, великий Верховный Разум, ненавистный Подземный Папа.

   Арч стоял в средоточии планеты и видел своими глазами ее мозг -
жалкий, нелепый обман.
   Обнажилась изнанка мифа, воздвигнутого ради того, чтобы держать
народ в страхе и повиновении. Ради скудоумных никчемных игр - во
власть, которая становится самоцелью, в перевороты, которые не
меняют ничего. Ради игр в образцовую заботу, процветание и
справедливый порядок. Ради прокорма тучных чиновничьих стад,
прилежно тычущих пальцами в клавиатуру, извергающих несметные
количества сводок, отчетов, депеш - уйму информационного мусора,
которую невозможно переработать, и проще всего замкнуть ее на
элементарный микрочип.
   Хаос, всепланетный хаос жил сам по себе, случайно озаряясь
вспышками упорядоченности, самоорганизовываясь по неуловимым
закономерностям хаоса, без осмысленного вмешательства извне.
   Да мы же сами себе Подземный Папа, понял Арч. Сами себе
отсчитываем лимит, боясь перебрать лишку. Сами влезаем в
унизительное ярмо. Сами пускаемся в бега или идем с повинной,
когда срок жизни истекает. Сами себя обкрадываем, выслеживаем,
расстреливаем, гноим на каторге. И больше никто другой. Только
мы сами.
   Не надо нам никакого суперкомпьютера. Да вот его и нет.
   Нечего взрывать.
   Есть хитроумный циничный мираж, уловка для самооправдания. И
даже если швырнуть правду о Верховном Разуме, как бомбу в
безликие толпы, если на всех улицах и площадях объявить
громогласно, что Подземного Папы нет и не было, вряд ли хоть
что-то изменится по сути.
   Трусость и корысть правят надежнее, чем любая электроника,
поскольку они намертво вмонтированы в каждого. Люди живут как им
удобнее, и никогда не бывает иначе. Все, что с ними творится,
происходит с их согласия, при их участии либо бездействии. Тут
ни при чем Верховный Разум, компьютерный или какой бы то ни
было, думал Арч.
   Однако всегда необходимо красивое оправдание происходящего,
противоядие от чувства своего человеческого ничтожества и
бессилия. Нужна спасительная сказка о том, что зло или благо
непременно идет откуда-то помимо нас, будь то с небес либо
из-под земли.
   А если Верховный Разум, объемлющий мироздание, существует, думал
Арч, он поистине величайший шутник. Над ним, Арчем, он посмеялся
вволю. И поделом.
   Опустив самодельную мину на пол, Арч выдрал из ее середины
запал, оборвал соединительные провода и ударом каблука расплющил
коробочку таймера. Теперь брикеты мощнейшей взрывчатки стали
безопаснее кусков мыла.
   Следовало уходить немедля, он слишком долго мешкал, справляясь с
испытанным в обиталище суперкомпьютера потрясением. Быстрым
шагом Арч вышел в коридор, на ходу кинул запал в стенку, и тот
сработал, испустив сухой щелчок, сноп искр, струйку дыма.
   Дойти до лестницы Арч не успел. Из-за поворота навстречу ему
ринулись страблаги в голубых мундирах. Заученным движением он
выхватил пистолет, но выстрелить не успел. Врагов было пятеро,
да и оружие они держали наизготовку.
   Ни страха, ни боли он не испытал. В груди плеснулось холодное
ощущение того, что вот настал последний миг. Помутилось в
глазах, тело словно бы зависло на бегу и растаяло, мозг объяла
космическая пустота, угасившая остаток сознания.
   Однако, погружаясь в ничто, Арч успел явственно увидеть
сощуренные глаза Тормека под низко надвинутой офицерской
фуражкой и подброшенный отдачей никелированный ствол ампульного
пистолета в короткопалой руке бригадира.
   - Разрядить бомбу, живо! - рявкнул Тормек, остановившись над
лежащим Арчем и засовывая пистолет в подплечную кобуру.
   Четверо разведчиков, переодетых в мундиры стражей
благонамеренности, припустили рысью по коридору. Еще одна
пятерка метнулась от входной двери, рассыпаясь цепью, но
бригадир остановил их коротким жестом.
   - Заберите этого олуха, - велел он, указывая на Арча, и
вразвалку вышел на лестничную площадку, где двое оперативников
стерегли Тила и Ликку.
   - Штурм окончен, - произнес Тормек в микрофон портативной рации.
- Группе прикрытия обеспечивать отход. Повторяю, начинаем отход.
Врачу приготовиться. Имеем одно пулевое ранение.
   - Спасибо вам, бригадир, - сказала Ликка. - Вовремя выручили.
   - Любезностями обменяемся на базе, - буркнул тот. - Мне есть,
что вам сказать. Хотя вряд ли это годится для женских ушей.
   - Можете отрезать их на память.
   - Обойдусь без сувениров. Ребята, несите ее в геликоптер.
   Оперативники подхватили Ликку и помогли ей встать, опираясь на
здоровую ногу.
   - Советую вам перед уходом взглянуть на суперкомпьютер, -
сказала Ликка Тормеку. - Наши люди уверены, что его вообще не
существует. Но эта гипотеза нуждалась в проверке.

   1985, 1995, Рига