Дмитрий Федорцев

                            ПОСЛЕДНЕЕ ЗАДАНИЕ
                         (фантастический триллер)

                                 Глава 1
                         Легко ли стать палачом?

     Брюссель. Европейская Федерация.
     Штаб-квартира координационного
     Совета ФСТК. Октябрь 2281 г.

     Итак, мне уготована роль убийцы. Гнусная роль палача  полутора  тысяч
людей,  виновных  лишь  в  том,  что  почти  четыре  века   назад   судьба
распорядилась похоронить их в  холодной  пучине  Атлантики.  Выбирая  свою
профессию, я конечно отдавал себе отчет, что мне не раз придется  идти  на
сделки с совестью, подавляя естественные чувства живого человека,  но  все
же не предполагал,что это окажется столь тяжело, и я буквально сломаюсь  в
одном из заданий Совета.
     Высшая справедливость... Кто укажет,где она? Что есть истина!? Ох  уж
эти вечные вопросы!  Историю  изменять  нельзя,  это  давно  известно.  Но
никогда еще это не было столь актуально, как в наши  дни.  И  судьбе  было
угодно, чтобы под лезвие этой актуальности угодил  именно  я!  Впрочем,  к
чему винить судьбу? Каждый сам выбирает свой  крест.  Мою  профессию  мне,
опять же, никто не навязывал. Захотел острых ощущений, таких дефицитных  в
нашем благополучном мире. Что ж, я поимел их в достатке!
     В бытность студентом, я увлекся историей, и мне так хотелось  увидеть
все  собственными  глазами,  без  посредства  обычных  виртуал-имитаторов.
Увидеть и впитать дух ушедших эпох. И вот теперь я  остро  ощутил  себя  в
шкуре  Шарля  Сансона,  потомственного  Парижского  палача,  и  в   целом,
достойного сына Века Просвещения, в тот самый день,  когда  ему  объявили,
что он обязан четвертовать некого  Франсуа  Дамьена,  неудачливого  убийцу
Людовика XV-го. Разница лишь в том, что мне предстояло утопить  в  ледяной
бездне 1500 человек, в том числе детей и женщин. Или  вы  считаете  -  мне
легче от того, что однажды они уже умерли? Черт  бы  взял  этого  элитного
недоросля, горе-филантропа, как там бишь его имя...
     Да, кстати, я забыл представиться  сам.  Джон  Севергин  меня  зовут.
Несколько странное сочетание, не находите? А все  просто  -  мои  родители
русские, и назвали меня Иваном. Что поделаешь,  нас  русских,  осталось  в
мире не так много, и все мы рассеяны по свету, так что общаться с  бывшими
соотечественниками мне почти не довелось. А имя Иван весьма непривычно для
англо- и китаеязычных губ, что окружают меня  в  повседневной  жизни.  Все
собираюсь посетить Суверенную Сибирь, выросшую на обломках бывшей  России,
подобно тому, как два тысячелетия назад,  на  развалинах  Римской  империи
выросла Византия. Но все это так, детали, в  сущности,  не  относящиеся  к
делу...  Важно  то,  что  я,  Джон  Севергин,  спецагент  ФСТК,  то   есть
Федеральной Службы Темпорального Контроля. Однако, все по порядку.
     Ровно месяц назад наш шеф, Председатель Координационного Совета  ФСТК
Айрон Сет срочно отозвал меня  из  очередного  отпуска,  и  вскоре  я  уже
созерцал  его  вечно  небритое  лицо,  выглядевшее  на  сей  раз  особенно
озабоченным.
     - Садись. - вяло отозвался на мое приветствие он, отрывая  взгляд  от
экранов телексов, заполнявших большую часть его кабинета, - И поверь, я не
стал бы лишать тебя удовольствий бархатного сезона на Ривьере без  крайней
необходимости.
     - Что, скуттер попал в руки Вермахта? - не слишком удачно пошутил  я,
плюхаясь в кресло напротив шефского стола.
     - Хуже, - поморщился Сет, - он попал в руки сумасшедшего...
     Я молчал, ожидая продолжения, и оно последовало в  виде  полувопрпоса
полумонолога:
     - Так... Ты у нас, ко всем прочим регалиям, магистр истории.  Причем,
твоя специфика, если не ошибаюсь, XVII-XX века?
     - Если  быть  точным  -  Западная  Европа  постсредневековья,  а  моя
дипломная работа - об Англии Викторианской эпохи. Там суть в том что...
     - Великолепно! - прервал мои  излияния  шеф,  -  Тогда  ты  наверняка
слышал о катастрофе "Титаника", так?
     - Разумеется. Хотя это было немного позже - королева Виктория  умерла
в 1901 году, а "Титаник"...
     - Знаю, 15 апреля 1912-го. - шеф отмахнулся, - Но это  мелочи.  Часок
под гипноизлучателем, и все в ажуре... Ладно, вернемся пока в наше  время.
Тебе знакомо имя Бен Шарп?
     Я слегка призадумался:
     - Уж не родственник-ли одного из компьютерных воротил?
     - В самую точку. Младший сынок Сэма Шарпа, покойного босса корпорации
"Шарп и сыновья". И притом не последний держатель акций компании. А еще  -
25-ти летний бездельник, недоучка, бывший нью-панк, член чуть-ли  не  всех
сект и прочих сумасшедших тусовок. И лучше, если бы он там и оставался...
     Сет грубо выругался. Я скромно потупился. В конторе  все  знали,  что
шеф позволяет себе крепкие выражения только когда всерьез зол.
     - По крайней мере, - продолжал он, - вреда от него особого  не  было.
Так нет же! Недавно этот оболтус ударился в филантропию. Папашиных денег у
него, сам понимаешь, куры не клюют, и он  стал  транжирить  их  на  всякие
фонды соцзащиты, гумпомощи и так далее. Ну, компаньонам это,  ясное  дело,
не понравилось. Разнос ему хороший учинили. И тогда этот сукин сын -  надо
отдать должное его фантазии - решил спасать людей в нашем ужасном прошлом!
Несколько часов назад он, уж не знаю как, наверное, не  без  помощи  своих
деньжищ, угнал темпоскуттер из нашего Калифорнийского филиала.
     Я привстал с кресла:
     - Вы хотите сказать...
     - Да! Не знаю, как далеко идут его планы, но из всей кровавой истории
XX-го века он почему-то избрал именно этот случай. Никак не  пойму...  Мог
бы попробовать, к примеру, убить Гитлера, или этого вашего усатого...  Как
его там?
     - Сталина?
     - Вот,вот! Я бы на его месте придумал что-нибудь в этом роде.
     - Тут как раз нет ничего странного, -  ответил  я,  постепенно  вновь
обретая дар мысли, -  вы  рассуждаете  как  образованный  человек,  а  наш
филантроп, как вы его охарактеризовали, вполне мог в жизни  не  слыхать  о
Сталине и Гитлере. А  "Титаник"  -  возможно,  это  единственное,  что  он
прочел, или узнал еще каким-то образом.
     Шеф, побарабанив пальцами по столу, кивнул:
     - Пожалуй, ты прав. Трудов по истории он уж точно не писал. Да  и  на
кой ляд ему это? Тут я вполне  солидарен  с  твоими  красными  предками  -
органически не выношу этих толстосумов!  Расхлебывать  их  делишки  всегда
приходится нам, простым смертным...
     - В данном случае мне? - тихо уточнил я, чувствуя бегущий по телу ток
волнения.
     - Увы, мой мальчик. Группа поддержки у  тебя  будет,  не  беспокойся,
вытащат в любом случае.
     - Моя задача? - спросил я, хотя в целом все было и так ясно.
     - Если кратко - отправить  "Титаник"  туда,  где  ему  положено  быть
судьбой - на дно морское.
     Я, нахмурившись, промолчал.
     - Ну, ну,  мой  мальчик.  -  укоризненно  покачал  головой  неотрывно
следящий за моей мимикой Сет. - Угрызения совести тут неуместны. Некогда я
сам прошел через подобное. Уж кому как  не  тебе,  историку,  должно  быть
ясно, что будет, если лайнер благополучно разминется с айсбергом и  придет
в Нью-Йорк. Без малого 1500 человек восстанут из  мертвых.  Это...  -  Сет
передернул плечами, - Последствия трудно  даже  представить!  Ход  истории
может нарушить куда менее значительное событие, один человек...
     - Простите, - осмелился я прервать шефа, - мне не нужно объяснять азы
нашей профессии. То, что в измененном мире мы с  вами,  к  примеру,  можем
вовсе не родиться, и так далее. Спрашивая о  задаче  я  имел  ввиду  чисто
тактическую сторону дела.
     Сет, похоже, не обиделся на мою резкость, сразу повеселев:
     - Ах вот как? Ну тогда - пожалуйте на инструктаж, время дорого!
     И утопив кнопку селектора, он вызвал других участников операции.

                                 Глава 2
                             Плавучий дворец

     Борт лайнера "Титаник".
     Северная Атлантика.
     Апрель 1912 г.

     Менять имя мне не пришлось. В самом  деле  -  кого  в  доброй  старой
Англии начала ХХ-го столетия можно удивить именем Джон? А  вот  фамилия...
Если русские на пароходе и  были,  консульт-сектор  нашей  конторы  такими
данными не располагал. Да и что за нужда? Лишние сложности. Так что теперь
я - Джон Брюс из Глазго, безвестный эмигрант, покинувший вслед за тысячами
других берега родной Шотландии в надежде на счастье за океаном.
     Моя каюта третьего класса - довольно  просторная  и  чистая  комната,
спрятанная глубоко в чреве огромного судна, ближе  к  корме.  Единственное
явное неудобство здесь,  это  постоянный  глухой  шум  близкого  машинного
отделения - гул паровой турбины и тяжкие вздохи поршневых машин. В каюте -
четыре койки, стоящих по принципу нар, умывальник, а  у  борта  крохотный,
вмонтированный в дерево внутренней  обшивки,  столик.  За  бортом,  совсем
рядом - мрачные воды Атлантики. Окон, вернее, иллюминаторов,  нет  -  наша
палуба "G" самая нижняя, где есть жилые помещения, и расположена  она  уже
ниже ватерлинии. Увы, третий класс особых изысков не предусматривает.
     Впрочем, уверен, что большинство моих соседей в своей  жизни  вряд-ли
когда-то раньше жили в столь роскошных условиях.  Они  зримо  наслаждаются
невиданным для них комфортом и выглядят просто пьяными от  счастья.  И  не
только от счастья. Когда они не  спят,  то  почти  все  время  проводят  в
курительных и прочих салонах, где играют в карты, веселятся, пьют спиртное
и танцуют  до  упаду.  Человечество  еще  не  знает  газовых  атак,  печей
Освенцима, ночных бомбежек и прочих ужасов мировых войн. Никто  не  ведает
об экологии, радиации и других оборотных сторонах прогресса.  Наука  бурно
идет вперед и вера в ее могущество безгранична.  Радиоактивность,  правда,
уже открыта, но кто может предположить...
     Пассажиры Титаника веселы, непосредственны и беззаботны. И хотя когда
они ступят на землю незнакомого континента забот станет гораздо  больше  -
это будет потом. А пока - ничего не  надо  делать,  можно  развлекаться  и
отдыхать. Еще бы! Столько доброй еды и выпивки!  И  все  оплачено  билетом
ценой в несколько фунтов.  Баснословно  дешево!  Но  компания  "Уайт  Стар
Лайн", которой принадлежит лайнер, конечно,  точно  все  просчитала  -  на
перевозке одних миллионеров разорится любая пароходная компания и  никакое
судно не станет рентабельным без тысяч пассажиров третьего класса.
     Я думаю на все эти отвлеченные темы лишь для того чтобы скрасить свое
вынужденное безделье последних дней и  хоть  как-то  отвлечься  от  мыслей
иных... Хотя возможностей отвлечься, в общем-то хватает. Я поистине вдыхаю
пряный воздух эпохи, в которой давно мечтал побывать.
     Мои соседи  по  каюте  -  трое  ирландцев,  тоже  эмигранты,  простые
деревенские парни из предместий Белфаста. Коренастые  и  крепкие,  как  на
подбор. Два брата и их приятель. Сначала они поглядывали на меня искоса  и
держались  отчужденно  -  нелюбовь   ирландцев   к   коренным   англичанам
общеизвестна. Однако, когда они узнали, что я  шотландец,  наши  отношения
заметно потеплели. Ведь гордые шотландские горцы когда-то даже  воевали  с
англичанами за независимость, и нас с ирландцами роднит общая неприязнь. А
вскоре, сообща прикончив припасенную мной объемистую бутыль скотча,  мы  и
вовсе  стали  лучшими  друзьями  -  шутили,рассказывали  смешные  истории,
сальные анекдоты, и ржали как кони, хлопая друг дружку по плечам.
     - Едем с нами, Джонни! - наперебой предлагали они, - Вчетвером  всяко
лучше, да и веселей! Тебе ведь как и нам, терять нечего, разве не так?
     Я соглашался. Да  и  что  мне  оставалось?  Эх,  знали  бы  они,  что
замышляет их дружок... В общем, я держался на  высоте.  Гипноизлучатель  -
вещь поистине замечательная, надежно  усваиваешь  языки,  обычаи,  манеры,
все, вплоть до анекдотов, имевших хождение в нужную  эпоху.  И  все  -  за
какие-то пару часов.
     ...Прибыл я в порт Саутгемптон на рассвете, 9-го апреля, более чем за
сутки до отправления лайнера. Приземлил скуттер на городской  окраине,  на
безлюдном поросшем вереском пустыре. Потом, пройдя пешком до порта,  купил
в кассе компании билет до Нью-Йорка.
     А город  начинал  жить  своей  обычной  утренней  суматошной  жизнью.
Спешили куда-то джентльмены с тростями,в котелках и цилиндрах,  женщины  в
шляпках и  длинных  юбках.  Понуро  брели  к  докам  серые  толпы  угрюмых
чернорабочих. По булыжным мостовым гремели  повозки  торговцев  со  всякой
снедью, изредка, тарахтя  и  смердя  газолиновым  перегаром,  проскакивали
похожие на кареты, автомобили.  Из  ближайшей  таверны,  горланя  похабную
песню и подпирая друг друга, вывалилась тройка ранних гуляк...
     А я, как всегда, с трудом настраивался на мысль, что  все  это  -  не
декорация, и не виртуальная,  а  самая  настоящая  реальность.  Реальность
иного времени. По первости это потрясало. Но я привык. На мне был видавший
виды матросский бушлат с тельняшкой, грубые парусиновые  брюки  и  тяжелые
кожаные  башмаки.  В  руках  -  большой  дощатый  рундук,  в  коем   кроме
хронокапсул и станнера-парализатора не было  ничего,  что  выдало  бы  мою
принадлежность к иной эпохе. Карманы моего бушлата  оттопыривали  паспорт,
складной нож, трубка, жестянка с табаком, а еще - 500  фунтов  стерлингов,
сумма, по тем временам, весьма приличная.
     Свой темпоскуттер, чудо техники XXIII-го  века,  слегка  напоминающий
мотоцикл века XX-го, только без колес, сразу  по  прибытию  я  отправил  в
небо. Там, следуя за мной в дежурном режиме на высоте десятка  километров,
он ждал моего сигнала. Отсылать скуттер в стратосферу или прятать его  еще
где-то не было необходимости - ни  локаторов,  ни  авиации,  ни  тем  паче
спутников  слежения  еще  не  существовало.  Скуттер  ждал  сигнала  моего
импланта - введенного в мое тело электронного  мини-устройства  с  широким
диапазоном действия, от простого радиопередатчика до мгновенного ускорения
ибмена веществ в организме. Это позволяло мне в нужный  момент  входить  в
состояние,  именуемое  некогда  в  лексиконе  ниндзя  "турийей",  то  есть
"просветлением", и действовать много быстрее обычного  человека.  Вкупе  с
разносторонней  подготовкой  темпорального  агента,  в  которую,  в  числе
прочего, входила квинтэссенция  всех  стилей  рукопашного  боя,  созданных
человечеством за тысячелетия, это  делало  меня  воистину  страшным  живым
оружием. Но я от души  надеялся,  что  без  применения  подобной  "тяжелой
артиллерии" обойдется и на сей раз.
     Немаловажной  функцией  импланта  была  также  индикация   возмущений
темпорального  поля  -  иначе  говоря,  он  пеленговал  появление   других
скуттеров в радиусе до ста километров. И в основном на это его качество  я
рассчитывал. Наблюдатели, прибывшие в Саутгемптон задолго  до  меня,  пока
ничего подозрительного не засекли. Не обнаружили нашего подопечного  и  во
время посадки в лайнер. Наиболее вероятно из этого вытекало одно - что Бен
Шарп, избрав простейший вариант, появится на судне где-то около 23-х часов
40-ка минут, непосредственно перед столкновением с  айсбергом.  И,  скорее
всего, сразу где-нибудь поближе к рулевой рубке. А дальше элементарно - он
может,  скажем,  парализовать  тем  же  станнером  вахтенных  офицеров,  и
изменить курс простым поворотом штурвала. Чего проще!  И  роковой  айсберг
пройдет своим путем. Однако, стопроцентная уверенность  в  таком  раскладе
отсутствовала. Были возможны и другие варианты развития событий, да и  кто
может предугадать ход мыслей сумасшедшего? Так что, на случай, если  гость
пожалует раньше, я был вынужден дежурить  на  судне  все  пять  суток  его
первого и последнего рейса. А дальше - действовать по обстоятельствам -  в
конце концов у меня высокооплачиваемая работа, и до сих пор я получал свои
кредитки   не   зря!   Группа   поддержки   на   четырех    скуттерах    с
идентифицированными передатчиками должна была появиться в 23.  30,  за  10
минут до столкновения лайнера с ледяной горой. Пока же все было  спокойно,
имплант вел себя тихо, и я позволил себе немного расслабиться...
     А "Титаник" и впрямь был шедевром своего  времени!  Да  и  не  только
своего - даже у меня, сына XXIII-го века, он вызывает чувство  восхищения.
Хотя может, это отчасти потому, что теперь крупных кораблей давно  уже  не
строят, они попросту не нужны. Та же  участь,  впрочем,  постигла  и  весь
наземный транспорт. Все  вытеснили  воздушные  сообщения.  А  недавно  еще
появились телепортационные кабины. Набрал код, скажем, в  той  же  Европе,
нажал кнопку пуска и - хоп! Ты уже в  Америке...  Но  это  пока  дорого  -
колоссальные энергетические  и  прочие  затраты.  Что  же  до  кораблей  -
конечно,  они  у   нас   то   же   есть   -   легкие   прогулочные   яхты,
океанографические, или другие исследовательские суда.  Но  это  совсем  не
то! "Титаник" завораживает  своей  громадностью,  он  просто   давит   ею.
Представьте - длина 260 метров, ширина 28, высота от киля до макушек  труб
53 метра, 11 палуб. Над водой возвышается как 15-ти этажный дом,  мчащийся
к тому же со скоростью до 25-ти узлов, это примерно 40 километров  в  час.
Какая мощь и красота! Видя это  судно  воочию,  я  не  могу  смеяться  над
людьми, всерьез считавшими его непотопляемым.
     Кроме того, его называли плавучим дворцом.  И  это  тоже  правда.  Я,
честно говоря, лишь мельком увидел салоны и каюты  первого  класса,  но  и
этого хватило  чтобы  представить  весь  гигантский  калейдоскоп  шикарных
люксов, достойных лучших тогдашних отелей для аристократов.  А  еще  здесь
есть бассейн  с  подогретой  морской  водой,  турецкие  бани,  библиотека,
спортзалы и рестораны,  где  на  серебре  и  фарфоре  лакеи  подают  самые
изысканные блюда, и с утра до поздней ночи играет  живой  оркестр.  Играет
все - от романтических венских  вальсов  до  волнующих  ритмов  модного  в
начале XX-го века американского регтайма,  предшественника  чарльстона,  а
затем и рокн-ролла. Танцуют роскошные пары...
     Мимолетно, я конечно пожалел, что не путешествую первым классом. Увы,
это было нежелательно  из  понятных  соображений  привлечения  наименьшего
внимания  к  моей  скромной  персоне,  тогда  как  все  эти   аристократы,
финансовые магнаты и прочая, к месту будь помянута, верхушка общественного
"айсберга", всегда у всех на виду...
     Впрочем - о чем я? Впечатлений и проблем - и так через край!

                                 Глава 3
                              Мэри Кроуфорд

     Борт лайнера "Титаник".
     Северная Атлантика,
     несколько сот миль к западу
     от южных берегов Ирландии.
     Апрель 1912 г.

     Вечером 12-го числа мои соседи ирландцы чуть-ли не силой утащили меня
с собой в один из салонов развлечений. Их немало  озадачивает,  что  новый
приятель  сторонится  общества,  то  сидя  в  каюте  один,  то  бродя   по
прогулочным палубам в одиночестве. И наверное, они правы - ведь  я  должен
держаться естественно, должен быть как все, не так ли? Короче, я  в  итоге
сдался. Но пока мы поднимались по бесконечным трапам на верхние палубы,  я
успел незаметно принять пилюлю нейтрализующую алкоголь -  предосторожность
совсем не лишняя для агента, который, с одной  стороны  должен  оставаться
полноценным, ни на миг не теряющим бдительности Цербером,  а  с  другой  -
собрался на веселую вечеринку с компанией таких крепких выпивох.  Станнер,
похожий по форме на обычный браунинг тех времен, я  давно  уже  извлек  из
рундука и постоянно держал в потайном нагрудном кармане бушлата.
     ...В обширном, застывленном рядами дубовых столов с сидящими за  ними
в небрежных позах мужчинами и женщинами зале, густо клубился табачный дым.
В дальнем углу салона, у стойки бара, на возвышении стояло фортепьяно,  за
которым  восседал  расхристанного  вида  детина  с  сигарой  в  зубах,   в
распахнутой жилетке и  со  сдвинутым  на  бок  галстуком  "бабочкой".  Его
неистовые пассажи почти тонули в общем нестройном гуле голосов и  раскатах
смеха. На столах громоздились  батареи  бутылок,  склянок  со  спиртным  и
объемистых кружек с элем. Неподалеку от входа, прямо  между  столами,  под
рулады гитары и треньканье банджо, держась  за  руки  прыгали  в  нехитром
ритме  несколько  молодых  пар,  раскрасневшихся  от  танцев,   духоты   и
возлияний. Сидевшее вокруг пляшущих, уже изрядно хмельное общество,  топая
и хлопая в ладоши, отбивало такт.
     Мои приятели, широко улыбаясь  и  увлекая  меня  за  собой,  уверенно
устремились именно к этой разгульной братии. Оказалось, это  были  земляки
моих сокаютников, с которыми за время путешествия они успели познакомиться
и  подружиться.  Так  что  встретили  нас,  вновьприбывших,  буквально   с
распростертыми объятьями. Меня представили всей чесной компании, и  вскоре
я уже сидел в тесном кругу с квартовой кружкой крепкого эля в руках, и жуя
сунутую кем-то толстенную сигару.
     - Держись нас, ирландцев, не пропадешь! - пихнув меня в бок,  рявкнул
в самое ухо Том О, Коннор, старший из братьев, - Говорят,  нас  в  Америке
тоже много. А главное, мы всегда  держимся  вместе,  дружно!  Ну  кто  тут
рискнет нас обидеть? - он сжал пудовые кулаки, обведя задиристым  взглядом
зал.
     - Один за всех, и все за одного! - кивнув, выдал я первое, что пришло
в голову.
     - Что?... Да! Слушай, ты это здорово сказал! - он хохотнул, -  Ладно!
Давай за это и выпьем! Чо ты все киснешь, не пойму...  Втюрился  что-ли  в
кого? Плюнь! - он снова рассмеялся, после чего хитро сощурился, -  А  ведь
ты сильный мужик, ага? Хотя так, на первый взгляд, не скажешь,  что  шибко
здоровый. А весь - как стальная пружина... Думаешь,  я  простак,  ага?  Ни
черта не вижу? Хрен ты угадал, паря,  все  секу!  И  как  глядишь,  и  как
двигаешься... Я, к сведению, в округе был первый кулачный боец, знаю, чо к
чему!
     Он помолчал, лукаво  щурясь,  потом,  подмигнув,  снова  расплылся  в
улыбке:
     - Ладно, не обижайся. Это твои дела... Щас плясать пойдем!
     - Да я как-то... Не умею я.
     - Э-э! Не финти! Хитрого ничо нету...
     И  мы  действительно  лихо  поскакали   с   разбитными   и   ядреными
деревенскими  девками,  потом  снова  выпили,  и   не   однажды...   Через
часок-другой я, сказав что хочу проветриться, и ступая нарочито  нетвердым
шагом, направился к выходу.
     - Ага-а! - крикнул мне вдогонку Том, -  И  тебя-таки  проняло!  Ну  и
здоров ты пить! Хлещешь, как воду, и - ни в одном глазу...
     Сославшись на дурное самочувствие, я почти не соврал, и  впрямь  едва
не задохнувшись в душной и дымной атмосфере салона.  Выйдя  на  посвежелый
ночной воздух, я прошел к носу судна, до места,  где  прогулочная  галерея
упиралась в запертый выход на полубак. Трап неподалеку вел куда-то наверх.
     В столь поздний час заметно  похолодало,  и  большинство  пассажиров,
очевидно, предпочло отсиживаться в теплой и уютной утробе судна. Вокруг не
было ни души. Я остановился, и опершись на  поручни  высокого  фальшборта,
огляделся в окружающем бездонном просторе.
     Океан был спокоен. Прямо по курсу, далеко на западе, догорала лиловая
полоска вечерней зари. За кормой и  внизу  разверзлась  сплошная  тьма,  и
только в небе, чуть разбавляя чернильный мрак, холодно сияли звезды. Вдоль
палубы тянул ровный, приятно бодрящий ветерок,  образованный  самим  ходом
лайнера. Пусть "Титаник"  и  не  собирался  побивать  рекорды  обладателей
"Голубой  ленты"  -  знаменитых  скороходов  "Лузитания"  и   "Мавритания"
конкурирующей пароходной компании "Кунард Лайн", он все-таки шел с большой
скоростью. Новенькие паровые машины в 55 тысяч лошадок работали как часы.
     Я слушал их мерный, едва ощутимый  здесь,  у  полубака,  перестук,  и
думал о хладнокровном человеке, которому суждено  было  родиться  на  свет
спутся три с лишним столетия - о моем шефе, Айроне Сете. Подумать  только!
Ведь кроме пары резких слов он, казалось, не выразил никакой нервозности в
те бесконечные часы, пока после пропажи  скуттера  раскручивался  механизм
следствия, и все, то есть весь НАШ МИР, буквально висел на волоске! А  шеф
как  всегда  -  немного  ворчлив,  но  холоден,  невомутим,  точен.  Хотя,
разумеется,  Сет,   бывший   инженер-электронщик,   лучше   чем   кто-либо
представлял, что разобраться в блокирующих системах темпопривода -  задача
не из легких. Она требует времени  даже  у  классных  спецов.  Да  и  само
обращение со скуттером - по себе знаю - требует навыка. Кстати, прикидывая
возможные варианты развития событи, мы не исключали, что Шарп и  вовсе  не
попадет в прошлое. Или, что было бы тоже неплохо -  улетит  куда-нибудь  в
мезозой,  к  динозаврам.  Но  делать  на  это  ставку,  вовсе  ничего   не
предпринимая, было чистым безумием. На карте стояло так много, что...
     Ход моих мыслей внезапно  прервал  негромкий  женский  вскрик  где-то
наверху. Что-то вроде "А-ах!" Кричала явно молодая женщина... Во избежание
дальнейших сюрпризов, я тотчас "укорился", и застыл в  ожидании,  готовый,
смотря по обстоятельствам, мгновенно исчезнуть или прийти на помощь. Хотя,
само собой, вмешиваться во что-то помимо моей прямой  задачи  было  крайне
нежелательно.
     Спустя, как мне показалось, много времени, ставшего  как-бы  тягучим,
сверху, медленно падая за борт, опустилось что-то небольшое и светлое. Что
именно, я во мраке сразу не разглядел. Перекинув одну ногу через  поручни,
и держась сжатыми бедрами за фальшборт, я спокойно вытянул  руку  и  легко
поймал этот предмет, оказавшийся  почти  невесомым.  Спрыгнув  обратно  на
палубу, я рассмотрел свой улов. То была женская соломенная шляпка  с  алой
лентой и кокетливым пучком искусственных цветочков на тулье...
     Убедившись,  что  опасности  нет,  я  вернулся  в  обычный  ритм,   и
поднявшись по ближайшему трапу на следующую палубу, едва не  столкнулся  с
вышедшей из мрака стройной женщиной в длинном платье и пелерине на плечах.
Ее  пышные  темные  волосы  свободно  плескались  по  ветру.  Черты   лица
незнакомки скрадывала тьма, но все же не настолько,  чтобы  не  убедиться,
что она молода и несомненно миловидна. Непроницаемые во мраке провалы глаз
даже усиливали ее обаяние волнующим ореолом тайны.
     Я первым нарушил молчание, протянув ей шляпу:
     - Держите, и больше не роняйте!
     - Вы же могли  упасть...  -  тихо  отозвалась  она  глубоким  грудным
контральто, несколько нерешительно принимая деталь своего туалета.
     - Это вряд-ли! - я вдруг рассмеялся, - Но, честно говоря, я как-то не
успел подумать об этом.
     - Да уж! Вы были как... Как черная молния! Вы моряк?
     - Бывший... И поверьте, мне было бы очень жаль, если  бы  ваша  милая
шляпка навеки сгинула в бездонной океанской  пучине.  Там  так  холодно  и
пустынно, не то  что  в  уютной  шляпной  коробке,  или  на  вашей  теплой
макушке... Кстати, наденьте ее, а то еще простудитесь!
     Она звонко рассмеялась, послушно надев шляпку и ловко завязав ленту у
подбородка:
     - Бывший моряк, а теперь поэт...  Может,  вы  все-таки  представитесь
мне?
     - Извольте. Джон Брюс. Из Глазго.
     - Я а Мэри. -  она  снова  засмеялась,  протянув  мне  руку  в  белой
перчатке. - Мэри Кроуфорд из Портсмута. Будем знакомы?
     - Будем. - я легонько стиснул ее тонкие пальцы.
     В этот момент  свет  из  вспыхнувшего  неподалеку  окна  упал  на  ее
улыбающееся лицо, и я понял, что погибаю... Конечно, за свои тридцать  два
с  небольшим  года,  мне  довелось  знать  немало  эффектных  женщин,   но
большинство их прошло через мою жизнь, даже не оставив  на  ней  заметного
следа. Как-то уж так получилось... Да и женщины в наше время стали  совсем
другими. Поймите меня правильно - я не хочу сказать о них ничего  дурного,
во всяком случае, не больше, чем  о  современных  мужчинах.  Просто  те  и
другие стали одинаково бесполыми.  Во  всех  смыслах,  кроме  буквального,
разумеется. Эмансипация  и  тепличные  условия  жизни  дали  свои  всходы.
Женщины - независимы, деловиты, холодно расчетливы и ни в чем не  уступают
мужчинам, которым для проявления своих  исконно  мужских  качеств  в  мире
почти не осталось места.  Наша  служба  -  одно  из  немногих  исключений.
Возможно, отчасти по этой причине я так и  не  нашел  своей  "половины"  в
нашем мире мужеподобных женщин. Два медведя в одной берлоге,  и  прочее  в
таком духе. Ну вы меня понимаете...
     Лицо же Мэри, само по себе красивое, так и светилось  женственностью,
детской беззащитностью, ранимостью и хрупкостью - всей той гаммой  истинно
женских черт, коих так недоставало у моих современниц.
     По  долгу  службы  и  просто  из  любопытства  я  часто  просматривал
старинные архивы и кинохроники, и нахожу,  что  чисто  внешне  Мэри  очень
похожа на известную фотомодель конца XX-го века Синди  Кроуфорд.  Да,  да!
Поразительное совпадение! Хотя теперь, конечно,  вряд-ли  кто  помнит  это
имя.
     - У вас шотландская фамилия, - тихо обронила Мэри, -  хотя  вы  и  не
шотландец...
     - Отчего же? - изумился я, - Самый чистокровный. Разве не похож?
     - Да нет, внешне вполне - светлые волосы, голубые  глаза,  худощав  и
жилист. Но у вас такой странный акцент, и еще что-то... Неуловимое.
     "Вот  тебе  раз!"  -  мысленно  вновь  поразился  я,  -  "Вот  ты   и
разоблачен... С  этой  хорошенькой  головкой,  похоже,  надо  держать  ухо
востро!"
     А вслух ответил:
     - Что ж, вполне возможно. Я на родине не  был  уже  лет  сто. Сколько
помню себя - шатался по свету. И между прочим, вы тоже  на  англичанку  не
очень-то похожи.
     Она кивнула:
     - Это правда. Говорят, я - вылитая  мама.  А  она  была  француженка,
причем южанка, из Марселя.
     - Мне кажется, в ней была и итальянская кровь.
     - Может быть. Я почти ее не помню, она умерла, когда мне было  четыре
года.
     - Извините.
     - Ничего, это было так давно... -  она  зябко  вздрогнула,  -  Идемте
куда-нибудь, где не так дует.
     - Идет.  -  я  осторожно  взял  ее  под  локоток,  прибавив,  как  бы
невзначай, - Сказал Финдлей...
     Мэри замерла, глядя на меня из под шляпки широко раскрытыми глазами:
     - Вы знаете Бернса? Я его очень люблю!
     - И я, что же тут странного? Или я не шотландец?...
     Метнув на меня выразительный взгляд, она промолчала, как  бы  уйдя  в
себя, и пока мы неспешно шли по палубе в поисках укромного уголка, так  же
неторопливо текли мои мысли.
     Да, земля изредка рождает такие шедевры во плоти! Вот  только  судьба
их бережет еще реже... Что ждет ее в будущем? Я ясно  увидел  перед  собой
несколько оставшихся лет ее юности, когда она еще будет полна сил и грез о
несбыточном. Потом... Потом - пустота и бызысходность  вокруг,  неизбежное
замужество, в нехудшем случае  -  тихая  домохозяйка,  прилежно  считающая
скромный семейный бюджет,  меряющая  шагами  один  маршрут  до  бакалейной
лавки, и год за годом наблюдающая, как растут ее дети. А ее  силы  гаснут,
мир вокруг  сжимается  слепотой,  глухотой,  выпадением  зубов  и  прочими
бесчисленными недугами старости... Если она еще увидит рассвет через  двое
суток!
     Я встряхнул головой, отгоняя мучительные раздумья.
     Когда мы зашли на застекленный участок палубы и  уселись  в  стоявшие
здесь раскладные кресла, моя спутница задумчиво проговорила:
     - Я не знаю,  кто  вы,  но  согласитесь,  не  каждый  день  встретишь
простого, кое как одетого матроса, читающего Бернса, с  речью  и  манерами
джентльмена.
     - Матросы бывают разные... - в тон ей ответил я, чувствуя, что  не  в
силах промолчать или отшутиться, - А вы? Хотя на вас тоже простое  платье,
и путешествуете вы третьим классом, и в жизни вас окружают люди простые  и
грубые, вы тоже из мира иного - настоящая леди, редкая по чистоте и уму. О
внешности я не говорю. Вам где-то двадцать, но вы до сих пор  не  замужем.
Вы опасаетесь этого, ждете  чего-то  особенного...  Муж,  дом,  хозяйство,
дети. Что еще? Все это, наверное прекрасно, но неужели только для этого вы
рождены  на  свет?  Вы  так  жаждете  чего-то  неизмеримо  большего,   так
задыхаетесь в этой убогой обыденности. Ведь есть же другая  жизнь!  Вы  не
знаете, какая и где, но она должна быть, как же иначе? Но с другой стороны
- вы так одиноки, и очень скоро неизбежное случится... Дай Бог,  чтобы  вы
нашли кого-то достойного вас. Ведь в Америке все проще, Америка  -  страна
чудес, и сказка о золушке и принце там вполне может стать явью!
     После некоторой паузы она подняла влажно заблестевшие глаза:
     - Зачем вы так говорите? Так нельзя... Знаете... Больше  не  говорите
ничего... Сегодня... Мы же увидимся завтра, правда?
     - Наверно... Где и когда?
     - Здесь же, после завтрака, хорошо? Вы не обиделись?
     - Нисколько. А вы?
     - Нет! Так значит - до завтра. - она поднялась, обернувшись, - Просто
я хочу... Мне надо побыть одной.
     - Я понимаю. Споконой ночи. Я буду очень ждать!
     - И я.
     Она было отошла, но заслышав неподалеку чьи-то приближающиеся шаги  и
громкие голоса, поспешно вернулась, сев рядом со мной.
     По трапу с нижних палуб поднялась, явно  направляясь  к  нам,  тройка
заметно подвыпивших мужчин.  Было  темно,  но  их  фигуры  мне  показались
знакомыми.
     - Мне страшно... - чуть слышно прошептала Мэри,  судорожно  сжав  мою
руку.
     - Со мной ничего не бойся! - беспечно усмехнулся я, - Всего трое,  да
еще и пьяны... К тому же, по-моему, это мои друзья.
     - А-а! Вот ты где прячешься! - громыхнул знакомый бас Тома О,Коннора,
- А мы теб-б-бя пот-т-теряли. Уж думали - того... - он  болезненно  икнул,
покачнувшись, - Не свалился ли за борт, спьяну-то...
     - А я и правда чуть не упал! - рассмеялся я, кивнув  на  Мэри,  -  Но
меня удержали...
     - Ой! - вытаращил глаза Том,  похоже,  только  теперь  разглядев  мою
спутницу, - Да ты еще и с леди... Здрасьте!
     Он галантно приподнял свою потрепанную кепку.
     - Ну ладно, тады мы пошли домой,а ты, ежели хошь,  оставайся.  Только
учти - бутылка у нас еще есть, но она не бездонная!
     И они, хохоча, удалились.
     - Боже мой... - выдохнула Мэри, когда их шаги и голоса затихли вдали,
- Я так испугалась! И так остро  почувствовала  твою  защиту...  А  они  и
правда твои друзья?
     - Мои соседи по каюте. Они, конечно, немножко бандиты,  но  в  общем,
ребята добрые - смотри, как сразу вежливо оставили нас наедине.
     - Да, наверное. Если ты так говоришь... - она робко улыбнулась.
     Как-то незаметно мы перешли на "ты". Хотя, в  староанглийском  сленге
"ты" и "вы" заменяло  одно  "you",  некая  грань  интонации  и  глубинного
подтекста все же существовала. И мы ее преодолели в первый же вечер.
     Распрощавшись с Мэри я вернулся в свою каюту.  Мои  приятели  еще  не
спали, буквально "клюя носами" вокруг початой бутылки дешевого  бренди,  и
мое возвращение вызвало некоторое оживление. Меня дружно, хотя и не совсем
членораздельно поздравили, а когда я выразил  недоумение,  Том,  очевидно,
как самый трезвый, пояснил:
     - Н-ну как же? Отхватить т-т-такую кралю! - он, присвистнув,  покачал
головой,  -  А  глазищи-то,  глазищи!  Вжисть  таких  не   видал!   Н-нет,
сурьезно...
     Быстро покончив с остатками бренди, мы кое-как улеглись по койкам,  и
минуту спустя каюта вибрировала от  могучего  храпа.  Однако  мне  удалось
заснуть лишь под утро.

                                 Глава 4
                               Пустая каюта

     Борт лайнера "Титаник".
     Северная Атлантика,
     Середина пути
     Апрель 1912 г.

     На четвертый день плавания, в субботу, 13 апреля, на  лайнере  царило
безмятежное спокойствие. На залитых солнцем прогулочных палубах и открытых
кафе заполнились кресла и шезлонги. Большинство  пассажиров  расположилось
группками за карточными столиками, играя  в  бридж  или  покер,  некоторые
занялись набрасыванием  колец  на  шест  или  игро  в  мини-гольф,  другие
отправились в бассейн или на теннисный корт...
     Короче, каждый из обитателей этого плавучего отеля проводил  время  в
соответствии со своими природными наклонностями.  Экипаж  и  обслуживающий
персонал исправно работали.
     Погода, как, впрочем, в течение всего плавания, стояла  великолепная.
Обычно штормовой  Атлантический  океан  казался  на  удивление  кротким  и
ласковым. Нежно-бирюзовое небо, совсем по-весеннему припекавшее  солнце  -
все как нельзя  более  поднимало  настроение  и  располагало  к  приятному
общению.
     Мы с Мэри, встретившись,  как  договорились,  сразу  после  завтрака,
рассеянно  бродили  по  палубам,  разглядывая   окружавшую   нас   пеструю
многоязыкую толпу и оживленно болтая о разном  -  от  всяких  пустяков  до
основных вопросов философии. Это сочетание  в  Мэри  детской  наивности  с
поразительной живостью ума, искрометного веселья с  мимолетными  приливами
грусти, умиляло и восхищало меня до глубины  души.  Общаться  с  ней  было
просто и легко.
     Я взахлеб вещал ей  что-то  о  дальних  странах,  не  забывая  делать
поправки на ее время. С воображением у меня, по счастью, все в порядке,  а
сегодня я был явно "в  ударе",  импровизируя  самые  невероятные  истории,
смешные и страшные... Она рассказывала о себе, и когда склянки  пробили  к
обеду, я знал о ее немудрящей жизни почти все.
     Родилась Мэри, действительно, немногим более двадцати лет назад  -  в
мае 1891-го,  в  Портсмуте,  в  семье  офицера  военно-медицинской  службы
доблестной  армии  Ее  Величества  королевы  Виктории.  Отец  Мэри,  Чарлз
Кроуфорд не был заурядным солдафоном.  В  свободное  от  службы  время  он
всецело отдавался своему хобби - он был заядлым антикваром и  библиофилом,
и даже владел небольшой  лавкой  соответствующего  содержания.  В  этой-то
лавчонке, среди  тяжелых  кип  старинных  фолиантов  и  всяких  диковинок,
собранных из всех уголков империи  "где  никогда  не  заходит  солнце",  и
прошло детство Мэри, навек привив ей любовь к книгам, разбудив фантазию  и
жадное стремление познавать этот огромный и удивительный мир вокруг.  Мэри
была поздним, единственным ребенком в семье, и  игр  со  сверстниками  она
почти не знала.
     После смерти  матери  в  отсутствие  отца  за  дочерью  и  хозяйством
приглядывала бабушка и, пока офицерское жалованье это позволяло, прислуга.
     Потом, разразившаяся  англо-бурская  война  забросила  отца  в  Южную
Африку. Начало войны сложилось для Британии неудачно. Бурам сочувствовал и
помогал, чем мог, практически весь тогдашний цивилизованный  мир,  снабжая
всем необходимым, включая новейшее  оружие,  вроде  пулеметов  "Максим"  и
тяжелых Крупповских пушек. И вскоре  капитан  Кроуфорд  очутился  в  числе
12-ти тысяч англичан в осажденном городе Ледисмите. В  один  из  последних
дней предпоследнего года  XIX-го  века,  очередной  фугас,  выпущенный  из
бурского "Длинного Тома", разорвался в пяти шагах  от  капитана...  Месиво
крови, костей и осколков, раздробленная правая нога и сильнейшая контузия.
     Оперировал  его  единственныйй  гарнизонный  хирург  Давид   Брюс   -
впоследствии знаменитый врач, прославившийся борьбой с мухой цеце и сонной
болезнью. Отец чудом выжил, однако ногу спасти не удалось, и после  снятия
осады 27 февраля 1900 года, он, естественно, выйдя в отставку, вернулся  в
Англию. Как инвалиду войны, ему определили приличную пенсию, и  вернувшись
на родину, он первым делом устроил подросшую дочь в один из лучших частных
пансионов для благородных девиц в предместье Лондона Рединге,  где  она  и
воспитывалась до 18-ти лет.
     От жизни в пансионе у Мэри остались не самые  приятные  воспоминания.
Ханжеская пуританская мораль, сплетни и жесткая дисциплина - против  всего
этого, исподволь, бунтовали ее живой ум и страстная, увлекающаяся  натура.
Радовало лишь то, что здесь у нее появились первые подруги и друзья, хотя,
начет последних надзор был весьма строг.
     Приезды же в отчий дом, на побывку, радовали ее все  меньше  -  отец,
как и многие стареющие мужчины во все времена, считая  жизнь  конченой,  и
начисто позабыв о прежних своих увлечениях, все чаще искал утешения на дне
бутылки.
     "Кому нужен старый старый больной калека, к тому же  контуженный?"  -
примерно так он говорил всякий раз, когда  дочь,  застав  его  в  обществе
склянки виски, со свойственной ей  горячностью  пыталась  провести  с  ним
душеспасительную беседу.
     А здоровье его, и  впрямь,  таяло  на  глазах,  стремительно  ведя  к
фатальному исходу, и в одну  из  душных  июльских  ночей  1909  года,  под
монотонную песню сверчка, бывший бравый капитан  Чарлз  Кроуфорд  ушел  из
жизни Мэри навсегда. Ему не было еще и пятидесяти... Через  год,  переживя
сына, скончалась и бабушка.
     Оставшись совсем одна, Мэри какое-то  время  перебивалась  более  чем
скромными  доходами  от  отцовской  лавки,  упорно  отвергая   настойчивых
ухажеров всего квартала -  молодых,  и  не  очень,  холостых,  и  женатых.
Вообще, после смерти родных, ее лавка стала весьма  популярной  в  округе,
вот только увы, не в сфере бизнеса...
     Мэри совсем было  растерялась,  но  тут,  громом  среди  ясного  неба
свалилось письмо из Америки от младшей сестры  отца,  которую  она  видела
всего раз в жизни, будучи совсем ребенком,  и  после  почти  забыла  о  ее
существовании. Тетка писала,  что  хотя  о  кончине  брата  и  бедственном
положении  "дорогой  племянницы"  узнала  с  опозданием,  она  будет  рада
приютить "бедную сиротку" у себя. Еще из письма следовало, что тетка живет
в Филадельфии, и материально отнюдь не бедствует, содержа  некий,  чуть-ли
не самый популярный в городе, и весьма доходный "дом".
     Сии формулировки  не  вызвали  у  Мэри,  по  ее  наивности,  ни  тени
подозрений, для меня же род  занятий  ее  родной  тетушки  стал  предельно
ясным.  Все  имущество  племянницы,   включая   домик   и   лавку,   тетка
посоветовала, особо не  торгуясь,  обратить  в  деньги,  а  проще  говоря,
продать. Не имея в Англии ни родичей, ни  настоящих  друзей,  Мэри  так  и
поступила, бросив все за смехотворную сумму  в  200  фунтов.  Впрочем,  ей
действительно было не до аукционов. И вот она здесь...
     Мы почти неразлучно провели весь  долгий  апрельский  день,  и  когда
солнце склонилось к  закату,  нам  уже  казалось,  что  мы  знакомы  целую
вечность. Вечерняя заря застала нас одиноко стоящими рука  об  руку  возле
шлюпбалок на верхней прогулочной палубе, и рассеяно  взиравшими  с  высоты
23-х метров на океанскую зыбь.
     ... - Да, пока не забыла! - вставила вдруг Мэри, подняв глаза к небу,
где в густеющей синеве вспыхивали первые звезды, - Ты,  помнится,  сказал,
что у нашего солнца десять планет. Но  ведь  их  восемь,  я  точно  помню.
Последняя - Нептун?
     - Последние две еще  не  открыты.  -  улыбнулся  я,  наблюдая  за  ее
реакцией, - Через 18 лет, в 1930-м году, некий молодой американец  откроет
девятую планету. Ее назовут Плутоном. Спустя еще некоторое время  выяснят,
что там не одна, а целых две планеты, обращающиеся  вокруг  общего  центра
масс. Вторую назовут Хароном.
     - Вот опять! - негромко воскликнула Мэри, вонзив в  меня  растерянный
взгляд, - Я опять не пойму, шутишь ты, или серьезно...
     - С тобой я и сам не всегда это понимаю. - ответил я уже  без  смеха,
прямо глядя в ее широко распахнутые, и без того огромные глаза,  -  И  как
мне быть дальше - я уже совсем не понимаю...
     - Мне кажется, ты не можешь лгать.  -  сказала  она  после  некоторой
паузы, и зардевшись маковым  цветом,  потупила  взгляд,  -  Ты  тогда  так
кинулся  за  моей  шляпкой,  даже  не  подумав  о  себе.  Такие  люди   не
обманывают... Конечно нет! Скажи... Вот мы послезавтра сойдем на берег - и
все? Мы больше не увидимся? Никогда, никогда?...
     - Почему ты так думаешь?
     - Потому что... Не знаю. Мне кажется, я чувствую это. Понимаешь,  так
не бывает... Ты слишком  необыкновенный,  чтобы  быть  правдой.  А  сказка
всегда кончается, и  кончается  скоро.  Ты  все  обо  мне  угадал...  Нет,
наверное, не угадал, а просто знаешь. Сколько помню себя - я всегда  одна.
В детстве, в пансионе, даже  с  подругами.  А  когда  умер  отец...  Но  я
привыкла. Привыкла, что для меня на всем свете не  горит  ни  одно  теплое
окошко, нет ни одной волшебной двери, за которой можно забыть обо всем,  и
ни одной груди, на  которой  можно  выплакаться...  Я  привыкла.  Я  почти
поверила, что именно так и должно быть, потому что иначе просто не бывает!
Потому, что имеющий глаза - да видит, потому, что нас учили в  пансионе  -
Бог терпел, и нам велел, человек рожден для страданий,  а  земля  -  юдоль
горя и слез! И вдруг - появляешься ты, как... Не знаю кто.  Просто  что-то
светлое и яркое. Совсем другой, совсем особенный - я сразу поняла  это.  И
испугалась. Так, что даже сбежала тогда...
     Она замолчала,  нервно  комкая  повязанный  вокруг  шеи  шарф,  и  я,
разряжая наэлектризованную тишину, спросил:
     - Больше не испугаешься?
     - Нет. - она подняла взгляд, - Хотя теперь ты знаешь обо мне все, а я
о тебе - ничего. Ты говорил сегодня так много, и так жутко интересно, но о
себе не сказал ни слова. Почему? Я вижу - тебя гнетет что-то, как бы ты не
скрывал и не старался казаться веселым и бесшабашным - я  вижу,  что  тебе
плохо. Зачем ты едешь в  Америку,  от  кого  бежишь?  А  может...  -  Мэри
понизила голос до шепота, - Я не знаю, что и  подумать...Может,  ты  шпион
какой-нибудь?...
     Я невесело рассмеялся:
     - Еще какой...
     - Ну и пусть!  Значит,  так  сложилось...Ты  не  можешь  быть  плохим
человеком, я знаю. Расскажи мне о себе все.
     - Не сегодня. - я взял ее за руки, повернув лицом к себе, - Это очень
долгая история, а уже поздно.
     - Ну и пусть! - повторила Мэри, смело вскинув голову, - Я уже большая
девочка, классные дамы за мной давно не  шпионят,  а  здесь...  Разве  нас
кто-то торопит? Я не хочу... - она чуть запнулась, - Расставаться с тобой.
     - Но тут становится холодно, и лучше нам тогда... - начал было я,  но
вспомнив, что нахожусь не в своем,  отличающемся  полной  свободой  нравов
веке, замолк, прикусив язык.
     - Что ты хотел сказать?
     - Н-нет, ничего.
     - Нет хотел! - Мэри требовательно притопнула каблучком, - Ну же!
     "Ах так?" - подумал я, - "Тогда - будь что будет!"
     - Я только хотел сказать, что на судне много свободных кают...
     Это было правдой. Из всех 2603-х пассажирских мест "Титаника"  в  его
роковом рейсе пустовала почти половина. Но страшно даже  представить,  что
было бы, если лайнер загрузили бы до отказа...
     Мэри, в ответ на выданную мной информацию, некоторое  время  молчала,
покусывая губки, и очевидно, переваривая неслыханную дерзость, после чего,
опустив глаза, просто ответила:
     - Я согласна... Только как мы туда попадем? Все пустые каюты заперты.
     У меня сердце упало. Но ничем не выдав свое волнение, я лишь небрежно
передернул плечами:
     - О-о! Это уже моя проблема! Жди здесь и никуда не уходи,  хорошо?  Я
скоро вернусь.
     Она коротко кивнула, и я, вызвав ближайший лифт, опустился в  нем  до
палубы "B", где размещались 97 шикарных кают-люкс для самых  состоятельных
пассажиров первого класса. Планировку судна  я  запомнил  четко,  так  что
ориентировался вполне уверенно.
     У дверей лифта на фешенебельной палубе "B", как  во  всяком  солидном
отеле, сидя за столиком с лампой, дежурил стюард - мальчишка лет 15-16-ти,
в красном форменном пиджачке и фуражке с белой звездой - эмблемой компании
"Уайт Стар Лайн".
     - Тебе чего? - подозрительно покосился он на меня, привстав со  стула
и отложив газету "Кроникл", которую, видимо, читал.
     Убедившись, что устланный коврами коридор между дверями кают пуст,  я
решительно шагнул к нему, изобразив приветливую улыбку:
     - А что, для первого класса рылом не вышел?
     Парень настороженно огляделся вокруг, и пожав плечами, ухмыльнулся:
     - Одежонка не тянет.
     - Это ничего. Подзаработать хорошенько не хочешь?
     - Смотря как... - снова насторожился он.
     -  Да  ты  не  дрейфь,  никакого  криминала.   Просто   каюта   нужна
поприличнее. До утра.
     - А-а, это сложно. - развел руками он, - Мое место кой-чего стоит...
     - Так дорого?
     Он опять ухмыльнулся:
     - А деньги-то у тебя есть?...
     - Не груби старшим, парень! - я укоризненно покачал головой, извлекая
на свет лампы три стофунтовые банкноты, - Одну получишь сейчас, две другие
- утром. Смотри - передумаю, или найду кого другого, посговорчивее.
     У парня округлились глаза - вряд-ли он когда-нибудь  держал  в  руках
такие бумажки! Воровато оглядевшись  еще  раз  по  сторонам,  он  протянул
дрожащую руку, и сдавленно проговорил:
     - Ладно, давай! Только попозже, хорошо? Сейчас еще  народ  шастает...
Через часок-другой все угомонятся - тогда подходи.
     - Ну гляди парень! - погрозил пальцем я, вручая ему сотню, - Обманешь
- из под земли достану!
     - Ладно, ладно! - отмахнулся он, - Что я, без понятия?...
     "Любопытно, за кого он меня принял?"  -  размышлял  я,  поднимаясь  в
лифте обратно на шлюпочную  палубу,  -  "Вероятно,  за  обчистившего  банк
гангстера, бегущего от британской Фемиды..."
     Вернувшись к одиноко  жавшейся  у  фальшборта  Мэри,  и  встретив  ее
вопросительный взгляд, я невозмутимо отрапортовал:
     - О леди! Достойная вас каюта ждет двумя палубами ниже.
     - Как? Ты где был, сознавайся...
     - Покупал билет в первый класс. Вот только одна незадача - наша каюта
будет готова часа через полтора. Но мы это переживем, правда?
     - Потрясающе! - она восхищенно взмахнула  ресницами,  -  Ты  все  это
серьезно?
     - На этот раз - абсолютно. - кивнул я, и подумав, добавил, - Пожалуй,
я схожу предупредить своих соседей, а то, чего доброго, опять пойдут  меня
искать.
     - Не дай Бог... - задумчиво покачала головой Мэри, - Наверное, я тоже
схожу к своим.
     - Тогда - здесь же, через полтора часа!
     ...Двухместная каюта "B-59", куда, пряча понимающую  лукавую  улыбку,
проводил нас Вилли-стюард, и впрямь оказалась настоящим люксом. Мало  того
- я оценил сообразительность мальчишки - каюта  явно  предназначалась  для
чего-то вроде свадебных путешествий  молодоженов  из  высшего  света.  Две
комнаты - гостиная и спальня, обшитые яркими гобеленами  стены,  ванная  с
зеркалами и санузлом, вычурная мебель в стиле  "модерн",  под  потолком  -
хрустальная люстра, а в спальне,  под  бархатным  балдахином  -  роскошная
кровать... В то, что вы находитесь на  корабле,  здесь  как-то  совсем  не
верилось. Мэри, переступив в след за мной порог этого райского гнездышка и
осмотревшись, буквально обмерла, застыв с приоткрытым ртом.
     - Ну как апартаменты? - хитро подмигнув  мне,  осведомился  Вилли,  -
Годятся?
     - Молодец! - я хлопнул его по плечу, - Как раз то, что  надо...  Так,
сколько у нас времени?
     - В общем так...В восемь утра я сменяюсь, и за полчаса до  смены  вас
выпущу. А пока я запру вас снаружи - так будет надежнее. Ну и конечно - не
сорить, и чтобы все было в целости!
     - Обижаешь... Ладно, до утра!
     - Спокойной ночи! - Вилли, смеясь, скрылся за дверью, трижды  щелкнув
замком.
     - Слушай,  -  встревоженно  заметила  Мэри,  на  миг  оторвавшись  от
зачарованного созерцания интерьера каюты, - А он нас не...
     - Хочешь сказать - не сдаст ли он нас тут тепленькими властям?
     - Вот именно! Это было бы ужасно!
     - Н-ну, ничего особо ужасного не вижу... Но не думаю, чтобы Вилли нас
сдал. В противном случае, он потеряет кучу денег.
     - Ах вот в чем дело! - Мэри тихо прыснула в кулачок,  метнув  в  меня
укоризненный  взгляд,  -  И  как  я  сразу  не  догадалась?   Взяткодатель
несчастный!
     - Почему же несчастный?... -  улыбнулся  я,  осмелев  настолько,  что
охватив теплый изгиб ее талии, привлек к себе, и с неожиданной для себя же
страстью  впился  в  гранатовый  разлом  ее  приоткрытых   губ.   Она   не
сопротивлялась, бессильно уронив руки, и некоторое время мы стояли прямо у
двери, задохнувшись в долгом поцелуе. Потом Мэри резко запрокинула голову,
часто дыша и шепча:
     - Боже мой, что я делаю...Я с ума сошла...
     - Не знаю, кто из нас сошел с ума больше! -  отозвался  я  совершенно
искренне, вновь ловя ее губы.
     Наши объятия становились все крепче. Пуританское воспитание  поначалу
заметно стесняло Мэри, но я всем существом своим  чувствовал,  как  внутри
ее, разгораясь, бушует хищный пламень. И когда  он,  сметя  все  преграды,
сдерживающие его так долго, вырвался на свободу, я забыл обо всем...
     ...Глубокой ночью, в  звенящей  тишине  и  лишь  слегка  разбавленном
падавшим в окно светом топовых  огней  мраке,  я  сидел  как  изваяние  на
краешке кровати, рассеянно глядя на безмятежно спящую Мэри. В задумчивости
я перебирал рассыпанные по атласному телу волны  ее  иссиня-черных  волос.
Она вздрогнула, проговорив что-то во сне, и по детски причмокивая  губами,
схватила мою руку, прижав к своему лицу... Осторожно  высвободив  руку,  я
встал, и отойдя к скинутому в горячке  вороху  одежды,  извлек  из  своего
бушлата похожий на золотой портсигар контейнер с хронокапсулами. Взяв один
из пяти серебристых, размером с папиросу, цилиндриков, я заперся в  ванной
комнате. Присев на край чугунной ванны, я свинтил  колпачок  цилиндрика  и
коснулся   пальцем   открывшийся   черный   выступ.   Тотчас   вспыхнувший
изумрудно-зеленый огонек сообщил что капсула активирована.
     - Запрос спецагента 66-98. - вполголоса, но четко и внятно проговорил
я,  -  Пункт  назначения  -  Брюссель,  год  2281-й,  штаб-квартира  ФСТК,
консульт-сектор. Требуется список спасенных с лайнера" Титаник". Срочно.
     Надавив пальцами на красный ободок цилиндра, я разжал ладонь. Капсула
исчезла с легким хлопком и дуновением ветерка.  Теперь  оставалось  только
ждать. Посидев минут пять, и чувствуя что нервы на пределе, я вновь сходил
к своему бушлаату, достав трубку и табак. И сделал то, чего всерьез  давно
не делал - закурил. Жадно глотая ядреный дым гаванского табака  "Лигерос",
я подождал еще минут десять. Наконец, с вожделенным звуком хлопка, капсула
материализовалась прямо перед моим носом, упав в подставленную ладонь.  Из
ее торца вырвалась тонкая, как луч лазера, полоска  света,  развернувшаяся
секунду спустя в  веер  голографического  экрана.  По  нему,  снизу  вверх
побежали  колонки  имен  и  фамилий  всех  711-ти  спасенных.  Отметив   с
мимолетной радостью  в  списке  своих  соседей-ирландцев,  я  с  удвоенным
вниманием продолжил просмотр. Стоп... Да! Сомнения отпали - Мэри  Кроуфорд
фигурировала в списке одной из последних. Значит, она все-таки спаслась!
     Я машинально дезактивировал капсулу  и  сел  прямо  на  холодный  пол
ванной, раздиремый противоречивыми чувствами. С одной стороны,  я  испытал
некоторое облегчение, а с другой - неизмеримо большее рзочарование...  Да,
чудовищный парадокс - я был буквально  раздавлен  тем,  что  она  осталась
жива! Вы не понимаете? Погибни она - и я мог бы со спокойной (  или  почти
спокойной ) совестью забрать ее с собой в XXIII-й век! Что  изменилось  бы
оттого, что там, на дне океана, в  четырехкилометровой  бездне,  одним  из
полутора тысяч тел стало бы меньше? Начальство, конечно, всыпало бы мне по
первое число. Возможно, меня даже вышибли бы из конторы, но головы  бы  уж
точно  не  лишили.  А  с  моими  то,  подготовкой  и  послужным   списком,
безработица мне никак не грозила. А главное - Мэри была бы со мной! Теперь
все безнадежно усложнялось... Но так ли  уж  безнадежно?  Сдаваться  я  не
собирался. "Думай Джон, думай!" - повторял я себе, сидя нагишом на полу  в
позе лотоса, и снова раскуривая трубку. И тут я вспомнил о даймонах.
     Путешествия  во  времени,  на  моей  памяти,   осуществлялись   почти
исключительно в прошлое. Причины этого отчасти очевидны. Если кратко -  то
в будущем, особенно отдаленном, нам просто нечего  делать.  Цивилизация  и
люди там достигли таких высот, что в жизни их  сообществ  разобраться  нам
было подчас столь же сложно, как скажем, кроманьонцу, в жизни и  проблемах
нашего ХХIII-го века. Многие из нас,  кадровиков  ФСТК,  впрочем,  все  же
бывали там, в основном, с чисто экскурсионными целями. Погостил в будущем,
а точнее, в XXXI-м столетии, однажды и я, и  все  увиденное  там,  глубоко
меня потрясло... Но это уже тема отдельного разговора.
     Пришельцы   из   будущего   -   разного    рода    исследователи    и
темпорал-консультанты часто посещали и наше время.  Строго  говоря,  общее
руководство всей деятельностью нашей службы осуществлялось именно  оттуда,
так сказать "сверху". Но те визитеры, с кем мы  иногда  общались,  все  же
были еще людьми. В  будущем  же  еще  более  далеком  творились  подлинные
чудеса, вовсе выходящие за пределы нашего понимания, и известные нам  лишь
понаслышке, поскольку на отрезке темпо-трассы с 200-го тысячелетия и далее
на протяжении примерно миллиона  лет,  лежал  так  называемыйй  "ББ",  или
"Большой Блок". То есть эти века оставались закрытыми  -  все,  пытавшиеся
пробиться туда, просто возвращались в исходную точку. Те же, кто забирался
в будущее дальше "ББ", обнаруживали совершенно дикую,  без  всяких  следов
разумной  деятельности  Землю  -  какой  она  была  до  появления  на  ней
человека...
     В тайну "Большого Блока", однако, в самых общих чертах, нас посвятили
темпорал-консультанты. С их слов выходило,  что  там  обитала  цивилизация
даймонов - принципиально отличная и качественно иная, нежели все,  что  мы
знаем из  предыдущей  ей  истории  человечества.  Практически  все  о  ней
известное сводилось к тому, что даймоны,  покинув  свои  физические  тела,
слились с единым информационным полем Вселенной -  Логосом,  Косморазумом,
или,  если  угодно,  Творцом  всего  сущего.  Все  это,  в  общем,  вполне
укладывалось в эзотерические теории о том, что человек -  лишь  переходная
ступень между биологической и энергетической фазами жизни,  лишь  имаго  -
"куколка" совершенно иного, неизмеримо более совершенного существа, вернее
- сущности...
     Просуществовав более миллиона лет, эта  таинственная  цивилизация  не
просто исчезла, а согласно полученной смутной информации, куда-то "ушла" -
в иные, пока неведомые нам сферы мироздания. Возможно, достигнув  в  нашем
понимании, богоподобия, даймоны  создали  собственную  вселенную,  но  это
всего лишь домыслы. А даймонами этих  наших  отдаленных  потомков  назвали
потому, что они чем-то напоминали тех одноименных светоносных  существ  из
"небесного человечества", которых некогда описал в своей  "Розе  Мира"  не
принятый   всерьез   современниками   философ   ХХ-го   столетия   и   мой
соотечественник Даниил Андреев.
     Мысль о даймонах пришла мне в голову  совсем  не  случайно,  ибо  для
дальнейших действий мне требовалась информация, дать которую не могли,  ни
наш консульт-сектор, ни даже  темпорал-консультанты  из  будущего.  Только
даймоны, которые, если верить тому что о них говорили, всеведущи, как  сам
Всевышний. Дело в том, что барьер  "ББ",  был  абсолютно  непреодолим  для
любой органики и аппаратуры, любой, кроме хронокапсул. Вроде  той,  что  я
держал сейчас в руке...
     Наша  Штаб-квартира  ФСТК  -  всего  лишь  один  из  многих  филиалов
гигантской Системы, раскинувшей сеть по всем эпохам  и  странам  мира,  от
первых культур  Египта  и  Шумера  до  Галактической  Федерации  будущего.
Масштабы этой Сверхсистемы было трудно вообразить. И хотя в анналах нашего
филиала каких-либо контактов с даймонами не значилось,  от  пришельцев  из
грядущих веков мы знали, что это в принципе  возможно,  и  отправленные  в
"ББ" хронокапсулы иногда приносят ответ. Видимо, даймоны все-таки делились
информацией, когда считали  это  действительно  необходимым.  А  мне  было
необходимо, ни много, ни мало, заглянуть в то, что средневековые астрологи
звали Книгой Судеб, только в настоящую...  Если,  конечно,  она  и  впрямь
существовала. Разумеется, я ясно отдавал себе отчет, как несоизмеримы наши
понятия о необходимости, и сколь мала надежда на ответ.  Но  надежда,  как
известно, умирает последней, да и кто хоть что-нибудь знает о  логике  тех
существ, которые по нашим меркам слились с Богом?
     К тому же, в нашу службу случайные люди не попадают,  и  все  знавшие
меня близко, отмечали мою интуицию и способность в любой ситуации  принять
единственно  правильное  решение.  В  данный  момент,  впрочем,   интуиция
многозначительно молчала, не говоря  мне  ни  "да"  ни  "нет".  Однако,  я
решился.
     - Ну малюточка, выручай... - как заклинание,  прошептал  я,  и  вновь
активировал капсулу.
     - Запрос спецагента 66-98. Пункт назначения - любая точка  координат,
год  1000000  (миллионный)  от  Рождества  Христова.  Требуются  данные  о
темпоральной  значимости  индивида.  Имя  -  Мэри  Кроуфорд.  Родилась   в
Портсмуте 21 мая 1891 года.  Одна  из  711-ти  спасенных  при  катастрофе"
Титаника" 15 апреля 1912 года.
     ...Пока после исчезновения капсулы медленно текли  минуты,  я  нервно
грыз чубук потухшей трубки, все более озадачиваясь. В том, что мой  вопрос
останется без ответа, я почти не сомневался, но с другой стороны - капсула
не  вернулась,  тогда  как  все,  отправленное  в  отрезок   "ББ"   обычно
возвращалось спустя считанные секунды.
     Я уже успел мимолетно пожалеть об утере ценного прибора, когда  вдруг
почувствовал НЕЧТО... Как вам сказать? Сомневаюсь, что  за  те  мгновения,
пока это длилось, я успел точно проанализировать свои ощущения. Несомненно
одно - это более всего походило на взгляд, тяжелый, пронзительный  взгляд,
идущий, казалось, со всех сторон, из глубин самой материи. Или, точнее, не
взгляд,  а  некое  присутствие  -  словно  мне  в  затылок  дышит   кто-то
невообразимо могучий и огромный, как сама Вселенная. На миг я остро ощутил
себя амебой под микроскопом - ощущение, доложу вам, неописуемо  жуткое!  А
дальше в моей голове будто взорвался ядерный заряд. Слепящая вспышка  -  и
мрак. Я упал и лишился чувств. Последнее, что зафиксировало  мое  гаснущее
сознание, была мысль, что я поплатился за дерзость,  ступив  на  запретную
территорию.
     Очнулся я ничком лежащим на полу  ванной.  Голова  гудела,  будто  ее
лягнул мустанг. Я кое как поднялся, и отвернув  кран,  подставил  пылающий
лоб под струю холодной воды... И едва вновь не лишился чувств,  обнаружив,
что ответ пришел! Он просто возник в голове, как это бывает в  тех  редких
случаях,  когда  после   резкого   пробуждения,   во   всех   подробностях
вспоминается красочный сон. И в этом  сне,  как  в  ускоренном  фильме,  я
увидел всю жизнь Мэри! Вернее, не всю, а как бы ее основные  вехи,  словно
некто  с  головокружительной  скоростью  переставлял  в  проекторе   яркие
диапозитивы.
     ...Я увидел ее родителей, увидел саму ее, совсем маленькой  девочкой,
резвящейся на береговых отмелях Ла-Манша, у  меловых  обрывов  Альбиона...
Потом - нескладный подросток за стопками  книг...  Худенькая  девчушка  за
партой... Прячущая взгляд невеста в белом, у крыльца церкви,  под  руку  с
неким улыбчивым господином в строгом смокинге... Стройная женщина в темном
платье и с сумрачным лицом... Увидел я и  ее  детей.  Их  было  трое.  Две
старших, девочки-близняшки, умерли  во  младенчестве.  Третий  -  мальчик,
выжил, чтобы сложить голову во Второй мировой войне. Я ясно разглядел  его
- рослого, черноволосого, в форме сержанта морской  пехоты  США,  недвижно
лежащего на кровавом снегу под Арденнами  в  январе  1945-го...  Ее  мужа,
пухленького живчика, брокера Нью-Йоркской  фондовой  биржи,  инсульт  убил
гораздо раньше - во времена Великой депрессии начала 1930-х. Сама же  Мэри
жила еще долго, она умерла где-то в  конце  1960-х  -  сухонькая,  забытая
всеми старушка, с потухшим  взглядом,  в  неизменном  черном.  А  потом  -
темнота... Внуков у Мэри не было.
     Пусть в этой судьбе, по большому счету, не  было  ничего  особенного,
она мало чем отличалась от миллионов  других,  но  увидев  все  воочию,  я
содрогнулся. Воистину, нигде весь  дух  и  трагизм  эпохи  и  само  вечное
инферно жизни не видится так выпукло,  как  обычной  человеческой  судьбе!
Подобно тому, как в капле воды видится океан.
     Охваченный благоговейным трепетом от  проикосновения  к  вечности,  я
долго  терялся  в  догадках,  что  же  хотели  сказать  мне  даймоны  этим
своеобразным  ответом,  больше  похожим  на  информацию   к   размышлению.
Сомневаться в главном, впрочем,  не  приходилось.  В  том,  что  выражаясь
протокольно, тепоральная  значимость  индивида  по  имени  Мэри  Кроуфорд,
исчезающе мала. Несправедиво мала! Однако, я по прежнему не знал, что  мне
делать дальше.
     Выйдя из ванной в  озаренную  призрачной  синевой  близкого  рассвета
спальню, я снова присел на край кровати. Мэри крепко спала,  подсунув  под
щеку обе ладони, и некоторое время я зачарованно глядел на ее спокойное  и
прекрасное лицо. Видимо почувствовав мой  пристальный  взгляд,  она  вдруг
проснулась, и открыв затуманенные  сном  и  счастливой  усталостью  глаза,
проговорила:
     - Ты не спишь, любмиый? Иди ко мне скорее... - она улыбнулась,  вновь
смежив ресницы, - А знаешь, мне снился сон. Хороший сон, такой  светлый...
Будто мы с тобой уехали куда-то, далеко, далеко, не знаю  куда...  Но  там
было так чудесно - всюду сады,  цветы,  теплое  море,  и  мы  любили  друг
друга... И мне было так необыкновенно радостно и легко, я почему-то знала,
что так будет всегда... Наверное, это был Рай, да?
     Я замер, пораженный, чувствуя в горле тяжелый ком. "Вот и  ответ!"  -
вспыхнула мысль.
     - Да милая, это был Рай. Только не тот... - прошептал я, целуя  ее  в
лоб, - Просто это был вещий сон.
     Наступал последний день. Но я принял решение.

                                 Глава 5
                                 Айсберг

     Борт лайнера "Титаник".
     Северная Атлантика,
     Примерно 400 миль к югу
     от мыса Рейс острова
     Ньюфаундленд.
     14-15 апреля 1912 г.

     К вечеру 14 апреля резко похолодало. Хотя  этот  отрезок  пути  лежал
гораздо южнее Англии,  проходящее  здесь  холодное  Лабрадорское  течение,
берущее начало в студеном  море  Баффина  у  ледовых  обрывов  Гренландии,
делало свое черное дело. Состояло оно, впрочем, не столько в самом холоде,
сколько  в  другой,  действительно  смертельной  для  моряков   угрозе   -
айсбергах, несомых Лабрадорским течением  столь  стремительно,  что  самые
крупные, не успевая растаять, достигали порой широт Бермудских островов.
     ...А я, кое-как ускользнув от Мэри и соседей по каюте, к  23-м  часам
вечера уже добрых  минут  40  дежурил,  затаившись  в  накрытой  брезентом
шлюпке, ближайшей к ходовому мостику лайнера. Несмотря на  заблаговременно
одетое теплое белье и усердный самогипноз по методике йогов-респов,  холод
пронизывал меня до костей. Имплант молчал. Безумно  хотелось  вернуться  в
тепло каюты, или, на худой конец, размяться, побегав по палубе.  О  первом
не стоило и мечтать, а насчет последнего - хотя  холод  и  согнал  всех  с
открытых палуб, выбираться наружу было все-же рискованно. Рядом с мостиком
размещались каюты офицеров, радиорубка, штурманская,  и  другие  служебные
помещения, где несмыкавие глаз круглые сутки вахтенные, наверняка заметили
бы меня, задав кучу ненужных вопросов. Так что единственное, на  что  я  в
итоге отважился, это украдкой высунуть наружу голову,  откинув  брезент  с
противоположного мостику борта шлюпки.
     Когда я забрался в шлюпку, солнце еще только  садилось  за  горизонт.
Теперь же совсем стемнело, и едва  выглянув  я,  несмотря  на  холод,  был
буквально заворожен великолепием ночи. Луны  не  было,  но  я  никогда  не
видел, чтобы звезды сияли  так  ярко.  Казалось,  они  даже  выступают  из
густо-индигового небосвода, сверкая, как россыпь бриллиантов.
     Да! Это была волшебная ночь - ночь, когда человек испытывает  радость
просто от того, что он живет. Но знание того, что должно этой тихой  ночью
случиться, придавало ей в моих глазах нечто зловещее.  Что-то  сатанинское
чудилось мне в ее неземном очаровании.
     Ровно в 23.30 введенный в  затылочную  кость  моего  черепа  имплант,
четырежды тоненько пискнул, сообщив о появлении группы поддержки.
     - Джон! Мы здесь! - зазвучал в голове голос  Рона  Стюарта,  старшего
четверки, - Как ты там?
     - В норме. Жду гостя у рубки. - отозвлся я, - Где вы?
     - В двух километрах прямо над тобой.
     Пристально  вглядевшись  в  ночное  небо,   я   естественно,   ничего
подозрительного не разглядел.
     - Я все больше склоняюсь к тому, - снова заговорил  Рон,  -  что  наш
друг не объявится вовсе.
     - Посмотрим. И давайте пока помолчим. Пока я не выйду на связь.
     - Ладно, все... Ждем!
     В эфире вновь зависла гнетущая тишина. Но я, по крайней  мере,  знал,
что теперь не один, и в случае чего, помощь подоспеет через минуту-другую.
Я взглянул на электронный таймер, закамуфлированный под обычный  карманный
брегет - до столкновения с ледяной горой оставалось семь минут. И  хотя  я
действительно уже никого не ждал, чтобы  не  сидеть  без  дела,  а  заодно
размяться, я выбрался из шлюпки и быстро прошел по палубе,  заглядывая  во
все укромные уголки. Никого и ничего не обнаружив, я остановился в  густой
тени передней дымовой трубы, прямо над рулевой рубкой лайнера. Все входы в
нее просматривались отсюда как на ладони. И тогда...
     Не знаю, что заставило меня обернуться -  предчувствие,  или  простая
случайность. Но так или иначе оглянувшись,  я  увидел  огромную  и  черную
человеческую фигуру, кинувшуюся ко мне с чем-то металлически блеснувшим  в
руке. В этой штуке я сразу и безошибочно узнал бластер XXIII-го века...
     Вырвавшийся из скошенного рыльца бластера  ярко-голубой  луч  на  миг
ослепил  меня,  но   доведенная   годами   изнурительных   тренировок   до
инстинктивного совершенства реакция, не подвела и на сей раз. За мгновение
до выстрела я успел уклониться в сторону, так что направленный прямо в мою
грудь луч прошел мимо, лишь слегка опалив мне плечо. Затем,  уже  войдя  в
состояние турийи, я метнулся вперед и заученным движением провел ущемление
локтевого нерва противника, синхронно выбивая у него оружие.
     Дико вскрикнув, незнакомец выронил бластер, но, надо  отдать  должное
его подготовке, успел отпрыгнуть прежде чем я нанес послений удар...
     На мгновение мы замерли, стоя глаза в глаза, и я удивился -  это  был
не Бен Шарп! Впрочем, мог бы сообразить и раньше - мимолетно посетовал  на
себя я - сынок миллиардера был тщедушен  и  низкоросл.  Тогда  как  передо
мной,  в  стойке  опытного  бойца,  стоял  некий  бритоголовый   атлет   в
аспидно-черном  обтягивающем  комбинезоне,  и  чуть-ли  не   двухметрового
роста... А когда он вновь ринулся  в  атаку,  я  поразился  еще  больше  -
парень, несомненно, как и  я,  имел  имплант  ускорения!  Поняв,  что  бой
предстоит серьезный, я некоторое время двигался с ним в смертельном танце,
в ходе которого выяснил,  что  бритоголовый  отлично  владеет  практически
всеми системами рукопашного боя, причем не в аспекте спортивной борьбы,  а
именно максимально  эффективного  "погашения  лика"  -  попросту  убийства
противника. Его движения и стремительные выпады одновременно  восхищали  и
заставляли холодеть...  Вытащить  свой  станнер  у  меня  просто  не  было
возможности.
     Разумеется, я тоже знал приемы, приводящие как к  мгновенной  смерти,
так и к отсроченной - когда удар сказывается  через  несколько  часов  или
суток - знал, но никогда еще всерьез не  применял.  Теперь  же  спортивные
табу явно требовали отмены, иначе живым бы я этой палубы не покинул.
     Делая вид что выдыхаюсь, я отступал, выжидая момент для  решительного
удара. И наконец я нанес его - на выдохе, с выплеском максимума энергии, в
левое подреберье бритоголового.
     Подобные  удары,  зачастую  смертельные  даже  в  обычном  ритме,   в
состоянии ускорения наносят чудовищные раны - не хуже копья или топора.  В
чем я и убедился воочию, когда мои вытянутые  пальцы,  пробив,  как  желе,
мышцы врага, вошли в брюшную полость  и  инстинктивно  сомкнулись  на  его
позвоночнике.  Резко  вырвав  назад  кулак  с  судорожно  сжатыми  в   нем
позвонками, я отскочил метров на пять, наблюдая, как, будто в  замедленной
съемке, падает фонтанирующее кровью тело...
     Упасть, однако, оно не успело - отшвырнув то, что осталось в руке,  я
подхватил его, и метнувшись к  краю  палубы,  перекинул  через  фальшборт.
Описав широкую дугу, конвульсирующее тело скрылось во мраке. Всплеска я не
услышал. В состоянии турийи человек легко поднимает  полтонны  -  лишь  бы
кости и суставы выдержали.
     Подобрав бластер убитого, я оглядел место побоища  -  как  будто  все
чисто. Пятна крови в темноте были почти незаметны.  Шум  драки  и  вспышка
выстрела, похоже, тоже не привлекли ничьего  внимания.  Таймер  показывыал
23.35. Вся схватка длилась чуть больше минуты. До столкновения  оставалось
5 минут.
     Дабы избежать дальнейших сюрпризов  все  еще  пребывая  в  ускоренном
темпе, я метнулся к двери рубки и быстро  заглянул  внутрь  через  дверной
иллюминатор. В полутьме я  разглядел  двух  человек  -  первого  помощника
капитана Уильяма Мэрдока, которому  выпала  в  роковую  ночь  вахта,  и  у
штурвального колеса - рулевого Роберта  Хитченса.  Я  сразу  узнал  их  по
заранее изученным фотографиям. Рядом, в штурманской  рубке,  как  я  знал,
находится второй вахтенный офицер Джозеф Боксхолл, и где-то  неподалеку  -
запасной рулевой Альфред Олливер. Все было спокойно,  и  пока  исторически
верно.
     "Да где же сам Шарп, черт его дери!?" - силясь собраться  с  мыслями,
выругался себе под нос я, - "Если имплант не засек темповсплеска, а  гости
объявились, это значит..."
     И тут меня осенило. Ведь радиус чувствительности  датчика  всего  сто
километров,  тогда  как  выйти  из  пространственно-временного  континуума
запросто можно и гораздо дальше от места назначения! А темпоскуттер  имеет
антигравитационный генератор, что позоляет  ему  двигаться  не  только  во
времени, но и в пространстве, причем  со  сверхзвуковой  скоростью...  Да,
воистину, все гениальное просто! На инструктаже мы как-то совсем  упустили
из виду такую возможность. И не удивительно - кому в здравом уме придет  в
голову пользоваться темпоскуттером для  скоростных  полетов  в  атмосфере?
Сработал обычный стереотип мышления. Но вот то, что  мы  не  предусмотрели
появления сообщников Шарпа - непростительное упущение. Ведь у скуттера два
места! А я был вынужден убить человека, едва не поплатившись жизнью сам...
     "Да о чем ты опять!?" - мысленно воскликнул я, - "Сегодня  ты  убьешь
полторы тысячи! Или не убьешь? Стоп! Эмоции - в сторону!"
     Решив еще раз тщательно обследовать палубу, благо она  все  еще  была
безлюдна, я, сжимая в  руках  станнер  и  трофейный  бластер,  двинулся  в
направлении кормы судна. И дойдя  до  расположенной  между  двумя  первыми
дымовыми трубами рубки радиотелеграфа, я  расслышал  странные  звуки...  Я
замер,  прислушиваясь.  Звук  доносился  откуда-то  из-за   надстройки   с
застекленным куполом над парадной  лестницей  первого  класса,  ведущей  в
нижние помещения. Готовый  к  любым  неожиданностям,  я  свернул  за  угол
надстройки, где прямо на палубе лежали накрытые парусиной тюки с  каким-то
грузом. Я подошел и  откинул  материю  -  это  были  спасательные  жилеты,
которые, как известно, так и не  пригодились,  поскольку  в  ледяной  воде
могли лишь продлить агонию. Но загадочные  звуки  слышались  здесь  вполне
отчетливо, более всего напоминая скулеж побитого щенка...
     Заглянув в  узкое  пространство  между  штабелями  жилетов  и  второй
трубой, я обмер. Передо мной, сверкая серебристыми поверхностями  нездешне
изящных форм, стоял  точно  такой-же  как  у  меня  темпоскуттер.  Я  было
растерялся, но вовремя разглядев на обтекателе номер, успокоился - это был
не мой скуттер. Рядом с ним, скорчившись на дощатом настиле палубы, сидел,
уткнувшись лицом в поджатые  колени,  маленький  человечек,  закутанный  в
перламутрово-опалесцирующий плащ. Плечи его содрогались от рыданий.
     - Бен Шарп, замри! - негромко, но повелительно прорычал я, держа  его
под прицелом всего своего арсенала,  -  Я  агент  ФСТК,  и  ты  арестован!
Можешь, до встречи с адвокатом, молчать, но  предупреждаю  -  одно  резкое
движение, и ты - труп!
     Тот, вздрогнув, послушно затих.  Потом  медленно  поднял  заплаканное
лицо, и вытаращив на меня расширенные страхом  глаза,  лихорадочно  затряс
головой:
     - Нет-нет! Не надо... Это все он, он! Я не хотел...
     - Кто он? - отрывисто спросил я.
     - Дэмпси! Ну тот, которого вы... Я... Я все видел... Это было... - он
снова всхлипнул, уронив лицо в ладони.
     "Ах вот оно что!" - окончательно все осмыслил я, - "Он,  оказывается,
наблюдал. Да! Зрелище было, и впрямь, не для слабонервных, и уж совсем  не
для филантропов..."
     И тут до моего слуха и сознания дошли  три  приглушенных  расстоянием
удара колокола.  Это  звенела  рында,  висевшая  в  "вороньем  гнезде"  на
передней  мачте,  где  несли  вахту   двое   впередсмотрящих   матросов...
Спохватившись, я воззрился на таймер - было ровно 23 часа 40 минут!
     "Лед прямо на носу!" - мне почудилось, я услышал этот отчаянный вопль
впередсмотрящего Фредерика Флита в трубку телефона, соединявшего  пост  на
мачте с ходовым  мостиком.  Но  конечно,  это  было  только  плодом  моего
распаленного воображения - переднюю мачту от мостика  отделяло  добрых  20
метров, а от места, где стоял за  трубами  и  надстройками  я,  не  меньше
сотни...
     - Сиди здесь и не вздумай вылезти! - бросил я Шарпу, и выскочив из-за
штабелей жилетов, перебежал на  правый  борт  судна.  Упершись  в  поручни
фальшборта, я окаменел, сразу увидев айсберг. Его черный  на  фоне  синего
неба силуэт неотвратимо надвигался прямо не фортштевень лайнера. Казалось,
прошла целая вечность, прежде чем нос  судна  начал  медленно  отклоняться
влево. Но громада айсберга все-же неумолимо приближалась, возвышаясь своей
трехглавой вершиной над палубой носовой надстройки. Это было страшно...
     В последний момент колоссальная глыба льда прошла мимо носовой  части
и скользнула вдоль борта,  будто  и  не  коснувшись  его.  Толчка,  как  и
большинство пассажиров, я не ощутил, и только  весь  обратившись  в  слух,
уловил донесшийся снизу, из под  правой  скулы  могучего  корпуса,  слабый
металлический лязг.
     Неудивительно,  что  все  непосредственные   свидетели   столкновения
поначалу дружно решили, что "Титаник" только слегка чиркнул по  льду,  без
всяких последствий. Но в  действительности,  увы,  все  обстояло  как  раз
наоборот! Если бы айсберг заметили чуть раньше - столкновения  удалось  бы
вовсе избежать, чуть позже - удар пришелся бы в фортштевень. Носовую часть
при этом, конечно, смяло бы в гармошку, было бы, наверное,  немало  жертв,
но судно, разделенное на 16  водонепроницаемых  отсеков,  осталось  бы  на
плаву.
     Но столкновение произошло именно в тот момент,  когда  было  наиболее
страшным. Острая кромка подводной части  айсберга,  как  бритва,  вспорола
днище на протяжении почти трети  длины  корпуса  -  то  есть  около  сотни
метров...  Из-за  большой  скорости   для   образования   такой   пробоины
потребовалось лишь несколько секунд. В  свое  время  рассчитали,  что  при
ударе крупного судна об айсберг высвобождается энергия, достаточная, чтобы
в одну секунду поднять груз весом около 82-х тысяч тонн. Так что  стальные
листы толщиной 2,5  сантиметра,  которыми  был  обшит  корпус  "Титаника",
разорвало, как бумагу. И нескольких  секунд  оказалось  достаточно,  чтобы
вынести смертный приговор самому большому и  роскошному  судну  тогдашнего
мира.
     Зная, что до общей тревоги и до появления  на  палубах  первых  групп
разбуженных пассажиров пройдет еще немало времени, я неторопливо  вернулся
к Бену Шарпу. По прежнему сидя в скрюченной позе,  он  уже  не  плакал,  и
казалось, потерял ко всему интерес.
     - Эй! - окликнул его я, и когда он поднял взгляд, указал  пальцем  на
скуттер, - Обращаться с этой штукой умеешь?
     Шарп помолчал, видимо не сразу осмыслив  вопрос,  после  чего  нервно
передернул плечами:
     - Н-ну... Я не уверен...
     Я кивнул:
     - Понятно. Рон, прием!
     - Ну  наконец-то!  -  тотчас  возник  в  голове  взволнованный  голос
коллеги, - Что так долго молчал? Что-то случилось?
     - Случилось. Но  все  хорошо,  что  хорошо  кончается...  Подробности
потом. А пока - ловите нашего дружка, отсылаю его вам.
     - Кого? Шарпа!?
     - Его разумеется. Второй, к сожалению... В общем,  мертв.  Труп  -  в
океане.
     - Что!? Серьезно? Ну ты даешь!
     - Меня не ждите, вернусь попозже.
     - Понял. До встречи дома!
     Усадив,  как  тряпичную  куклу,  своего  подопечного  на  скуттер,  я
пристягнул  фиксирующие  ремни  и  отослал,  включив  радиомаяк,  в  небо.
Оставшись наедине с собой, и чувствуя, что буквально изнемогаю, я позволил
себе десятиминутный отдых, сев прямо на доски палубы. Это было  необходимо
- бой, и сам факт столь долгого пребывания в ускоренном  режиме  отняли  у
организма такую уйму энергии, что для полного  восстанивления  требовались
не одни сутки.
     В общем, с грехом пополам, задание было выполнено, и  строго  говоря,
мне здесь больше  нечего  было  делать.  Если  бы  не  маленький  нюанс  -
необходимость быть уверенным, что Мэри спаслась. Ибо то, что  однажды  она
уже осталась жива, теперь ничего не  значило.  Наше  знакомство  полностью
изменило контекстовую линию ее поведения, со всеми вытекающими -  в  новой
версии развития событий она могла запросто  погибнуть.  Следовательно,  ее
был обязан спасти я. Но это оказалось сложнее, чем я ожидал...
     Передохнув, я первым делом  зашел  в  ближаший  общий  ватерклозет  с
умывальником, где долго и тщательно смывал с себя кровь.  Потом  спустился
лифтом на палубу "F", где в каюте  "F-19",  с  двумя  попутчицами  обитала
Мэри.
     При огромных размерах судна удар об айсберг сказался на его отдельных
частях  по  разному.  Здесь,  на  нижних  уровнях,  толчок  ощутили   куда
отчетливее, и по пути, в лабиринтах коридоров  и  трапов  мне  встретилось
немало вышедших из кают сонных и встревоженных пассажиров. Они  настойчиво
атаковывали стюардов  и  других  членов  экипажа,  пытаясь  выяснить,  что
случилось, но те успокаивали их, как могли, заверяя, что ничего  страшного
не произошло. Таймер показывал 0 часов 6 минут, и пока только  сам  Эдвард
Смит - 62-х летний капитан "Титаника", главный конструктор  Томас  Эндрюс,
да несколько старших офицеров знали страшную правду - что лайнеру осталось
жить часа два-два с половиной.
     В 0,15 радисты пошлют в эфир сигналы  бедствия  -  CQD  и  SOS.  Хотя
единый сигнал бедствия SOS  был  введен  еще  в  1906  году,  радиостанции
телеграфной компании "Маркони", в том  числе  и  та,  что  размещалась  на
"Титанике", использовали наряду с новым, еще и старый тип сигнала. В  0,45
спустят первыю шлюпку. А  поскольку  никто  еще  не  верил  в  серьезность
положения, первые две шлюпки уйдут полупустыми... Необходимо,  чтобы  Мэри
села в одну из них.
     ... Я встретил ее в проходе, еще не  дойдя  до  каюты,  среди  весело
галдящих пассажиров второго и третьего классов, которых здесь,  на  палубе
"F",  собралась  уже  изрядная  толпа.  Все  шутили  и  смеялись,  приятно
взбудораженные приключением. От мыслей об опасности все были явно  далеки.
Еще бы, ведь все знали, что Титаник - непотопляем!
     Лицо Мэри, однако, было встревоженным, но увидев меня, она  просияла,
и тут же, никого не стесняясь, кинулась ко мне,  чуть-ли  не  повиснув  на
моей шее:
     - Я уже хотела пойти искать... Ой! У тебя кровь...
     Я вздрогнул, и проследив  за  ее  взглядом,  провел  рукой  по  своей
шевелюре - на волосах, действительно, запеклись кровавые сгустки:
     - Это не моя.
     Глаза Мэри испуганно расширились:
     - А чья? Где ты был? И что... Что вообще происходит?...
     - Я  же  сказал,  что  все  объясню  потом.  А  пока  -  слушай  меня
внимательно...
     - Джон, но...
     - И не перебивай!  Так  вот,  сейчас  ты  пойдешь  к  себе  в  каюту,
оденешься потеплее, и заберешь свои вещи. Да побыстрей! А я  подожду  тебя
здесь.
     Она выдержала паузу, как то странно на меня посмотрев,  потом  кротко
склонила голову:
     - Хорошо, я сделаю, как ты скажешь. Но неужели  этот  корабль...  Это
так серьезно?
     - Ну-у, просто лучше не рисковать... Давай, девочка, время не ждет!
     В двадцать минут первого ночи мы уже стояли в густой толпе на верхней
палубе, наблюдая, как матросы расчехляют шлюпки и вываливают их  за  борт.
На лице Мэри все яснее читался ужас. Она цепко  держалась  за  сгиб  моего
локтя, и я, с несколько запоздалым испугом сообразил, что оторвать  ее  от
себя и усадить одну  в  шлюпку  будет  весьма  проблематично.  К  тому  же
разговаривать здесь было невозможно -  чудовищный  рев  стравливаемого  из
котлов пара, похожий на шум нескольких мчащихся железнодорожных  составов,
заглушал все вокруг.
     Примерно в половине первого невыносимый  шум  пара  наконец  стих,  и
воцарилась какая-то нереальная тишина.  И  тут  произошло  нечто  и  вовсе
феерическое  -  на  палубе  грянула  музыка!  Восемь  музыкантов  судового
оркестра поднялись сюда и начали импровизированный концерт. Яркий  свет  и
знакомые мелодии заметно разрядили общее напряжение и нервозность.  Первые
шлюпки стали заполняться людьми.
     Многие женщины, однако,  колебались,  все  еще  не  считая  положение
настолько угрожающим,  чтобы  покинуть  такие  надежные  палубы  огромного
парохода и перейти в утлые лодчонки, висевшие, качаясь, в двадцати  метрах
над черной бездной океана. Другие не хотели оставлять мужей. Но пока нигде
не было заметно признаков паники, не слышалось шума и  беготни.  Пассажиры
безмолвно, будто оцепенев, стояли под звездным небом, тупо глядя на работу
готовившего шлюпки экипажа, и ждали распоряжений. Потом появился  один  из
помощников капитана и крикнул:
     - Женщинам и детям - садиться в шлюпки, мужчинам - отойти в сторону!
     Я тотчас узнал этого человека -  это  был  Чарлз  Герберт  Лайтоллер,
второй помощник капитана, офицер, запомнившися мне более всех  других.  Он
сажал в шлюпки строго детей и женщин, а сам оставался на судне  до  конца,
даже не  пытаясь  покинуть  его.  Однако,  чудом  спасся,  довольно  долго
продержавшись на деревянных  обломках  в  ледяной  воде,  прежде  чем  его
подобрали в одну из шлюпок. Потом, в  ходе  расследования  катастрофы,  на
вопрос комиссии - "Как вы покинули судно?" - он ответит  -  "Никак,  судно
покинуло  меня..."  Крепко  охватив  Мэри  за  талию,  я   целенаправленно
протискивался сквозь толпу, пока не очутился прямо перед Лайтоллером.
     - Сэр, - слегка поклонился я,  -  вы  позволите  этой  леди  сесть  в
шлюпку?
     - Конечно. - окинув мою спутницу  острым  взглядом,  ответил  тот,  -
Более того, я настаиваю на этом.
     - О, благодарю вас, сэр! - неподдельно возликовав, воскликнул я, - Вы
даже не представляете, насколько я вам обязан...
     - Не стоит благодарности, я всего лишь делаю свое дело. - невозмутимо
пожал массивными плечами Лайтоллер, протягивая Мэри руку в белой перчатке,
чтобы подсадить ее в шлюпку, - Прошу вас, мисс!
     - Что? - округлив глаза, Мэри первела взгляд с руки офицера на  меня,
- А как... Как же ты!?
     - Я остаюсь. - мило улыбнулся я ей в ответ, - Пока остаюсь...
     - Нет. - она отрицательно встряхнула головой, - Да нет же! Я не пойду
без тебя...
     - Ну послушай, - начал было я, в некотором  замешательстве,  -  я  же
не...
     - Я не пойду без тебя! - хрипло и  страшно  закричала  Мэри,  безумно
вращая глазами, и намертво вцепившись в полы моего бушлата,  -  Нет!  Нет!
Не-е-ет!...
     Тут вмешался наблюдавший за  этой  сценой  твердокаменный  Лайтоллер,
сказав то, что я никак от него не ожидал:
     - Вот что, сэр. Вы, я вижу, ранены. Можете сесть в шлюпку.
     Я  вконец  растерялся,  и  лихорадочно  соображая,  что  предпринять,
промямлил:
     - Простите... Но мне надо здесь... Еще помочь кое-кому.
     Офицер воззрился на меня в искреннем удивлении:
     - Как знаете, конечно. Но я бы посоветовал вам хорошенько подумать, и
присмотреть за мисс.
     Оценив благоразумный совет, я  кивнул  и  отвел  окаменевшую  Мэри  в
сторонку, где зайдя за шлюпбалку, повернул лицом к себе. Она была  бледна,
как смерть, часто и порывисто дышала, затравленно  глядя  полными  боли  и
слез глазами.
     - Успокойся, очень тебя прошу. - я через силу улыбнулся,  -  Посмотри
мне в глаза. Вот так... А теперь подумай и  скажи  -  неужели  ты  всерьез
считаешь, что я так хочу умереть? Теперь, когда у меня есть ты! Я что, так
похож на сумасшедшего?
     - Я... Я не знаю... - простонала она чуть слышно, - Ну почему  мы  не
можем вместе... Я не понимаю... Я ничего не понимаю!
     - И не надо. Пока ненадо.  -  мне  удалось  беспечно  рассмеяться,  -
Запомни одно - я встречу тебя на причале в Нью-Йорке. Я  буду  там  раньше
тебя!
     - Как это?
     - Ты же знаешь,  что  я  не  простой  человек.  Можешь  считать  меня
волшебником - ты же говорила, что веришь в чудеса.
     - Да, но...
     - А мне ты веришь? Веришь, что встречу тебя на причале?
     - Верю... - эхом отозвалась она, тут же выдохнув, - И не верю!
     - Я тебе клянусь! А теперь - ты спокойно пойдешь и сядешь  в  шлюпку,
договорились?
     - Поклянись всеми святыми, что это правда... - прошептала Мэри, глядя
так, что я почти утонул в ее глазах,  чувствуя,  как  воля  моя  плавится,
подобно воску, что еще немного, и я, послав к бесу все и всех,  кинусь  за
ней хоть на край вселенной, - Клянись же!
     - Клянусь. - послушно пробубнил я, внутренне сжав  себя  в  кулак,  -
Клянусь всеми святыми, что не оставлю тебя никогда.  Это  будет  скоро.  А
теперь - иди!
     Она медленно попятилась, не сводя с меня глаз  и  не  выпуская  руки,
пока ее тонкие, но цепкие пальцы не выскользнули  из  моих,  и  наши  руки
опустились.
     Проследив, как она села, и 65-ти местная шлюпка, заполненная  едва-ли
на половину, пошла вниз, я не оглядываясь, пошел прочь, ища  какого-нибудь
тихого места. С палуб, в адрес тех,  кто  садился  в  шлюпки,  раздавались
шутки и веселые голоса - "Всего хорошего, встретимся за завтраком!" и тому
подобное. Какие-то остряки, узнав, что при столкновении, с айсберга на бак
обрушилась целая лавина  снега,  договаривались  сыгрть  в  снежки  завтра
утром. Во вторую шлюпку, вместо рассчетных 40-ка, село всего 12 человек...
     Однако, спустя  некоторое  время,  когда  судно  все  ощутимее  стало
зарываться носом в  воду,  и  наклон  палубы  стал  заметен  невооруженным
глазом,  последние  оптимисты  из  пассажиров  поняли,   что   шутить   не
приходится. Приглашения занимать места в шлюпках дважды повторять  уже  не
требовалось, напротив - я, стоя на заднем конце верхней палубы,  молчаливо
наблюдал, как некоторых, излишне активных субъектов,  офицеры,  размахивая
пистолетами,  отгоняют  от  переполненных  шлюпок.  Прогремело   несколько
выстрелов в воздух, но всеобщая паника, понемногу вступала в свои права.
     К чести экипажа, впрочем, замечу, что  почти  весь  он  оставался  на
своих постах до самого конца, проявив подлинный героизм. При спуске шлюпок
на палубах не было никого из машинной команды лайнера.  В  полузатопленном
трюме они из последних сил обеспечивали  работу  динамо-машин  и  насосов,
чтобы дать возможность спаститсь  тем,  кто  был  наверху.  Весь  машинный
персонал пошел ко дну вместе с пароходом, а в целом  из  судового  экипажа
уцелела лишь одна четверть.
     ... Когда около двух часов ночи от борта отошли последние  шлюпки,  а
на накренившейся палубе стало трудно стоять, я, вдруг  запоздало  осознав,
что оставаться на судне далее опасно, скинул с себя оцепенение,  и  вызвав
скуттер, быстрым шагом направился к ближайшей дымовой трубе. Всем, кто еще
оставался на палубах, было явно не до меня,  и  убедившись,  что  за  мной
никто не наблюдает, я стремительно взобрался по стальным  скобам  лестницы
на огибавшую макушку задней дымовой трубы узкую кольцевую площадку.  Через
минуту  скуттер  опустился  рядом  со  мной,   зависнув   в   воздухе   на
антигравитационном генераторе. Я, не мешкая, запрыгнул на его  сиденье,  и
пристягнувшись, взмыл в ночное небо.  Но  покидать  место  трагедии  я  не
торопился, и отдалившись на километр,  стал  свидетелем  зрелища,  которое
запомнил на всю жизнь.
     Агония огромного судна завершалась.  Плавучий  дворец,  сияя  в  ночи
яркими огнями, все глубже и глубже уходил носом в пучину. Но  даже  в  той
его части, что уже находилась под водой, в окнах  кают  и  на  прогулочных
палубах продолжал гореть свет,  и  сквозь  слой  воды  мерцало  призрачное
сияние. Нос погружался, а корма поднималась все выше. Когда наклон корпуса
достиг 45-ти градусов, все огни  в  салонах  неожиданно  погасли  и  судно
исчезло во тьме. Потом, на мгновение, свет вспыхнул вновь, чтобы погаснуть
навсегда. Одновременно из чрева судна  донесся  шум,  похожий  на  раскаты
грома - это срывались с фундаментов котлы  и  машины,  и  рушились,  круша
переборки, вниз, в сторону носа. Секунд пятнадцать-двадцать за многие мили
было слышно, как падают тяжелые механизмы...
     Когда грохот затих,  "Титаник"  на  какое-то  время  застыл  в  почти
вертикальном положении, как черная башня, возвышающаяся над зеркалом  воды
на добрые полста метров. Вдруг, отвесно стоящая корма  слегка  повернулась
влево и  стала  клониться,  пока  не  замерла  под  углом  градусов  70  к
поверхности океана - киль, не  выдержав  страшной  тяжести  поднявшейся  в
воздух кормы,  лопнул,  и  корпус  разломился.  Вода  вокруг  клокотала  и
пенилась. Это было ужасно и одновременно величественно...
     Корма,  с  мощным  шипением  вытесняемого  изнутри  воздуха,   быстро
погружалась, и минуту спустя  океан  сомкнулся  над  кормовым  флагштоком.
Таймер показывал 2 часа 20 минут ночи.
     Но  именно  сейчас,  когда  "Титаник"  скрылся  под  водой,  трагедия
достигла кульминации. Душераздирающие вопли сотен тех людей, что  оставили
лайнер в его последние минуты, и теперь боролись за жизнь в ледяной  воде,
слились в единый жуткий стон из ожившей преисподней. Призывы  о  помощи  и
призывы к Богу долго неслись над  черной  гладью  океана,  но  время  шло,
пронизывающий  холод  сковывал  тела  несчастных,  крики  становились  все
слабее, пока не смолкли совсем...
     И я приложил к этому руку! Даже для моих закаленных  нервов  все  это
было уже слишком, и пробежавшись по пульту скуттера дрожащими от холода  и
страшых впечатлений руками, я покинул 1912 год.

                                 Глава 6
                                Субдаймон

     Брюссель. Европейская Федерация.
     Штаб-квартира Координационного
     Совета ФСТК. Октябрь 2281 г.

     - Джон! Тебя зовет  шеф!  -  выпалил  Рон  Стюарт,  вбежавший  в  зал
скуттерного ангара,  едва  я  успел  материализоваться  и  перевести  дух,
выслушивая поздравления с успехом от поджидавших меня других членов  нашей
группы, - Джон, они хотят видеть тебя немедленно!
     - Что за спешка? - удивленно покосился я на его  взволнованное  лицо,
отметив, что никогда еще не видел Рона таким по-детски  растерянным,  -  И
что значит "они" ?
     Стюарт помолчал, озадаченно почесывая за правым ухом,  где  как  и  у
меня  размещался  крохотный,  меньше  спичечной  головки,  штекер  разьема
нейрошунта для снятия информации с импланта.  Потом,  судорожно  сглотнув,
ответил:
     - Шеф и... Не знаю! Такого я еще не видел! Но  мне  кажется...  -  он
перешел на шепот, - Я думаю, это даймон... Джон, что ты там натворил!?
     Настала  моя  очередь  испуганно  сглотнуть.  Теряясь  в  мучительных
догадках, я безмолвно, как на эшафот, вознесся в баролифте  на  58-й  ярус
пилона-резиденции Совета, и остановился перед дверью приемной Айрона  Сета
в нерешительности. Что ждет меня там? Когда-то  Станислав  Лем  написал  -
"Среди звезд нас ждет неизвестное". И эта дверь навеяла  на  меня  похожие
мысли - воистину, все, что угодно!
     Наконец,  решившись,  я  приложил  ладонь   к   панели   электронного
контролера. Дверь мягко скользнула в стену, и я вошел в приемную, встретив
настороженный взгляд сидевшей в полукружии пультов Маюми Вонг,  секретарши
шефа, у которой некогда брал первые уроки у-шу вкупе с "Дао любви"... Сет,
по-старинке предпочитал компьютерам живых секретарш, отнюдь не считая  это
непозволительной роскошью.
     -   А-а,   явился,    красавчик!    -    прощебетала    похожая    на
мальчишку-подростка, Маюми, сверля  меня  темно-карими,  слекга  раскосыми
глазами японки с примесью филиппино-испанских кровей. В  ее  взгляде,  как
мне показалось, мелькнуло сожаление, - Ну привет, дорогой...
     - Хелло, прицесса. Может, по старой дружбе, предскажешь судьбу?
     Доложив по  селектору  о  моем  прибытии,  Маюми  с  улыбкой  развела
широкими рукавами белоснежного кимоно:
     - Ах, увы! На этот раз бессильна даже я... Не  знаю,  в  чем  ты  там
набедокурил, но ступай и держи марку. Надеюсь, самый способный  ученик  не
уронит честь своего первого сэнсэя.
     - О-о! - я отвесил ей шутливый поклон с воздушным поцелуем, -  Думаю,
обойдется без харакири...
     Но войдя в шефский кабинет, я обомлел, лишившись  на  какое-то  время
дара речи. Вначале мой взгляд упал на набычившегося за своим столом  Сета,
а потом скользнул в кресло - то  самое,  в  котором  я  сидел,  выслушивая
инструктаж пять суток назад, перед отправкой в 1912 год.
     Из  кресла   поднялось,   мгновенно   очутившись   рядом   со   мной,
поразительное создание. Не знаю, можно  ли  было  назвать  его  человеком.
Скорее - ангелом...
     Единственное,что выдавало в нем принадлежность к роду Номо - это сама
фигура и черты лица. Рост - метра два  с  половиной,  очень  тонкое  тело,
которое, однако, не выглядело безобразно тощим, а  напротив,  было  весьма
изящным в своей стройной гибкости - нечто вроде вытянутой статуи Аполлона.
Тело казалось обнаженным, только на торсе и бедрах фосфорически  светились
какие-то зеленоватые полосы. Однако, никаких деталей, включая гениталии, я
не  заметил.  Создавалось  впечатление,   что   тело   покрыто   тончайшей
стекловидной пленкой...
     А самое удивительное - незнакомец казался прозрачным, как хрустальный
монумент, хотя и нельзя было разглядеть, что у  него  внутри.  Там  что-то
переливчато  мерцало,  играя  цветовыми  бликами,  как  в   древнеяпонских
гадальных шарах для аутогипноза, выточенных из  кристаллов  кварца...  Тут
мне  пришло  в  голову,  что  это  могло  быть  вовсе  не  живое  тело,  а
искусственно созданный, "очеловеченный" облик.
     Как  бы  противореча  моей  последней   мысли,   "хрустальные"   губы
незнакомца шевельнулись, и по комнате прокатился рокочущий и низкий, почти
уходящий в инфразвуковые частоты голос:
     - Джон Сев...вергин... - он поднял перед собой раскрытую ладонь,  что
очевидно означало приветствие, - Мое имя Эодд-огг-Раор, 308-е тысячелетие.
Я - рицхини, сопрягатель  хрономенталитетов  третьего  круга.  По  вашему,
совсем отдаленно... Можете считать меня своим коллегой, историком. И  я  -
не то, что вы думаете. Точнее, не совсем то. Я еще не  фиезз-зи,  кого  вы
называете даймонами. Но рассчитываю им стать скоро - через одну, возможно,
две трансформы. Так что пока я, как сказали бы вы, субдаймон.
     Прозрачные губы вытянулись во что-то похожее на улыбку:
     - А здесь я даже не в качестве человека, и меня это...  Не  задевает,
нет. Забавляет немного. Я здесь, как говорят у вас -  в  роли  верительной
грамоты. Вот к этой вещи...
     И в руке субдаймона возникла моя не вернувшаяся капсула!
     - Джон Севергин. - повторил он, окинув меня взглядом мерцающих  глаз,
в которых, казалось, зияет сама Вечность - Великое Ничто, - Вы отправитесь
в прошлое. Да, именно в тот хронопласт, что, как нам известно, совпадает с
вашим желанием.
     - Надолго? - понемногу придя в себя, рискнул я спросить.
     - До трансформы.
     - Что вы понимаете под...
     - Да, простите. Я совсем забыл, где нахожусь.  Разница  менталитетов,
моя специальность. Стыдно... В  вашем  хронопласте  к  понятию  трансформы
наиболее близкий эквивалент - слово  "смерть".  Только  слово.  Понятия  -
совершенно различны.
     - Ясно. Эзотерики были правы.
     - Да, эзотеризм. Древнее название. Ошибки в частностях, но  в  целом,
схема верна.
     - Так... И что же я должен делать там, в прошлом?
     - Ничего. Я имею ввиду - просто жить.
     - Прекрасно... Но почему? Зачем все это?
     - Объяснять долго, и пока излишне. Со  временем,  минуя  энное  число
трансформ, вы все узнаете и поймете с должной глубиной.
     - И все же я хочу знать, хотя бы в самых общих чертах, смысл моего...
Моей пожизненной командировки. Разве я не имею на это права?
     Субдаймон сощурился, и в его призрачных глазах мне почудились озорные
огоньки:
     - Имеете. Вне всякого сомнения... Тогда скажите, как вы представляете
себе основное направление деятельности цивилизации фиезз-зи, по  вашему  -
даймонов?
     Если он хотел посадить меня этим вопросом в лужу,  то  напрасно.  Кто
как, но кадровики ФСТК мыслить умеют. И не только на  сугубо  злободневные
темы.
     - Если кратко - главная задача тех,  кто  слился  с  Творцом,  должна
соответствовать Его  миссии.  Вероятно,  это  то,  что  в  наших  основных
религиях зовется спасением, а в эзотеризме - бесконечным совершенством.  А
конечная цель на нынешнем этапе - это очищение Вселенной от инферно.  Или,
по Даниилу  Андрееву  -  просветление  Шаданакара,  нашей  системы  миров,
освобождение  их  от  темных,  демонических  сил,  питающихся  гаввахом  -
эманацией страдания.
     - Вы правы. - лицо моего собеседника стало серьезным, - Как правы те,
кто вас избрал... По крайней мере, азов вам объяснять не нужно.  Именно  -
просветление  Вселенной.  И  совершенство,  которое  не   есть   цель,   а
направление вечного движения. Добавлю лишь один штрих, которого  вы  знать
не могли. Просветление идет не  только  пространственно  и  хронологически
вперед. Даже совсем не вперед, поскольку там, в будущем,  просветлять  уже
нечего...
     - В прошлое! - воскликнул я, пораженный внезапным озарением,  как  бы
высветившим на миг очертания грандиозного плана, - Назад, к зародышу Зла!
     - Да! К Великому Бунту, иначе - отколу от Сил  Света  того,  кого  вы
зовете Люцифером. О! Это отнюдь не мифический персонаж... Откола просто не
произойдет. Зло не родится в  корне.  Теперь  -  непосредственно  о  вашей
миссии.  Есть  такое  древнее  понятие,  без  сомнений,  знакомое  вам   -
законсервированный агент.  Я  вспомнил  его  потому,  что  оно  по  многим
параметрам   соответствует   миллионам    обычных    людей    инфернальных
хронопластов. В том числе и того, откуда вы только что вернулись. Разве не
замечали вы, и у вас не вызывало внутренний протест то обстоятельство, что
так много талантливых идивидуумов, с изначально заложенным в  них  зарядом
Светлых начал, уходят из вашего мира, так и не реализовав свой  потенциал?
Или, того хуже - направляют его во зло?
     - Конечно. Это отмечали многие. Кто-то, уже  не  помню,  кто  именно,
даже сказал, что возможно, в каждом  дворнике  умер  Эйнштейн,  просто  по
иронии судьбы ему в жизни досталась метла.
     - Дворник... Метла... Эйншт... Понял! Один из основоположников Единой
Теории Поля... Весьма точное в данной связи высказывание. Так вот, все эти
индивидуумы, они как-бы законсервированные, "спящие" агенты Света, которых
мы должны "разбудить" - помочь реализоваться  в  нужном  нам  направлении,
перекрыв источник гавваха. Как в случае с вашей избранницей в  1912  году.
Она - незаурядный индивид с почти столь же древней, как ваша,  монадой,  и
тем не менее - нулевой темпоральной значимостью. А если учесть испитую  ей
чашу страданий, а следовательно, излученного гавваха - даже минусовой. Все
это, полагаю, задело вас?
     - Вы будто мои мысли читаете...
     - Не совсем так, но... Неважно. Важно то,  что  в  этом  мире  многое
парадоксально. Как и то, что даймоны, наложив строжайшее вето на изменения
истории, сами, в действительности, ее  изменяют.  Точнее  -  корректируют.
Осторожно, исподволь, но неуклонно. И вы  станете  одной  из  капель  того
ливня, что смоет с лица Вселенной все инфернальное. Теперь вам  ясна  цель
вашей, как вы сказали, командировки?
     - Вполне. Еще один вопрос... То, что я решил остаться в  прошлом  еще
до нашей с вами встречи - это случайность?
     -  Вопрос  своевременный.  Разумеется,  это  не   случайность.   Наше
подсознание, то, что вы зовете интуицией, несравненно мудрее нас самих.  И
то, что  вы  приняли  единственно  верное  решение,  практически  не  имея
исходных данных - того, о чем мы сейчас говорили - лишний  раз  доказывает
это. А ответом на ваш запрос мы лишь укрепили вашу решимость - разве  нет?
А теперь - мне пора. До свидания!
     - В других жизнях?
     - Надеюсь. А возможно - еще в этой...
     Субдаймон,  подняв   раскрытую   ладонь,   погас,   как   отключенная
голография. В воцарившейся звенящей тишине,  Айрон  Сет,  не  издавший  за
время нашей беседы ни звука, встал из-за своего необъятного стола, подошел
ко мне, и доверительно положив руку на мое плечо, тихо проговорил:
     - Даже не знаю, посочувствовать тебе, или позавидовать... Но так  или
иначе - нам будет тебя не хватать.
     - Спасибо.
     - А впрочем, - шеф хитро улыбнулся, погрозив мне пальцем, -  если  ты
думаешь, что окончательно ускользнул из под моей  юрисдикции,  то  глубоко
ошибаешься! Имплант мы тебе оставим, и не слишком часто, но будем навещать
тебя.  Так  что  -  веди  себя  там  прилично...  Впрочем,   как   ценного
профессионала, тебя в любом случае,  поставят  на  учет  местного  филиала
Системы.
     - И за это спасибо! - рассмеялся я, и наши руки сомкнулись в  крепком
рукопожатии.

                                 Глава 7
                              "Воскрешение"

     Нью-Йоркский порт.
     Причал компании "Уайт Стар Лайн".
     17 апреля 1912 г.

     Лил дождь  и  гремел  гром.  Молнии  полосовали  низкое  серое  небо.
Собравшаяся на  берегу  многотысячная  толпа  встречающих,  среди  которых
затерялся я, в гробовом молчании  наблюдала,  как  со  стоящего  на  рейде
парохода "Карпатия"  спускают  спасательные  шлюпки.  Это  были  шлюпки  с
"Титаника",  подобранные  позавчера  утром  на  месте  катастрофы.   Перед
швартовкой их убирали с палуб, чтобы они не помешали сойти на берег 711-ти
спасенным, которых "Карпатия" доставила в Нью-Йорк.
     Когда все шлюпки  оказались  у  причала,  к  берегу  подошла  и  сама
"Карпатия", совсем небольшое, сравнительно с "Титаником" грузопассажирское
судно. В 21 час 35 минут толстые стальные канаты крепко  связали  судно  с
бетонным массивом пирса.  И  после  того  как  установили  сходни,  первые
пассажиры стали спускаться на набережную.
     Кое как пробившись через людское  море,  я  был  остановлен  кордоном
полицейских, оцепивших вход на причал. Прижатый  напором  толпы  к  спинам
рослых полисменов, я с замирающим сердцем вглядывался в фигуры сходящих на
берег,  чьи  изможденные   лица,   несмотря   на   приличное   расстояние,
просматривались отсюда достаточно хорошо. Да и  зрение  у  меня,  даже  по
меркам нашей конторы, было исключительно острым.
     Первыми  вышли  пассажиры  первого  класса.  Почти  всех  их  ожидали
автомобили - большие черные лимузины, и они быстро  разъехались,  подальше
от наглых репортеров и любопытных глаз толпы.  Затем  "Карпатию"  покинули
пассажиры  второго  класса.   Представители   третьего   класса   выходили
последними. Те, кого встречали счастливые родственники или друзья, так  же
уезжали немедленно. Остальных  отводили  в  сторону.  О  них  должны  были
позаботиться  благотворительные  организации,  в  данном,   исключительном
случае, отказавшись от обычно  долгих  и  нередко  унизительных  процедур,
применяемых к бедным эмигрантам. По мере того, как эта  толпа  в  сторонке
росла, мои нервы натягивались,  как  струны.  И  наконец,  испытав  легкое
головокружение, я увидел ее...
     Голова Мэри была непокрыта, как в тот  вечер,  когда  я  встретил  ее
впервые. Сделав несколько шагов по трапу, она растерянно остановилась  при
виде тысяч обращенных к ней лиц. С  полимнуты  она,  медленно  поворачивая
голову, обводила взглядом толпу,  затем,  так  же  озираясь  по  сторонам,
спустилась на причал, где ее встретили двое полицейских чинов, проводив  к
остальным спасенным.
     "А ведь она ищет меня, верит в чудо! Надо же..." - подумал я, -  "Как
верно сказано - надежда умирает последней... Что ж, она не умрет!"
     Заметив неподалеку пожилого офицера полиции с  шерифской  звездой  на
груди, я, взмахнув рукой, крикнул:
     - Хэй! Офицер! Можно вас на минутку?
     Тот неторопливо подошел, и жуя толстую "гавану", окинул меня  строгим
взглядом:
     - В чем дело?
     - Дело в том, что там э-э... Моя невеста! Могу я пройти?
     - Вот как? - он по-доброму улыбнулся, вынув изо рта сигару, -  Значит
вам крупно повезло... А идти туда никчему. Их скоро поведут мимо, так  что
ждите здесь. И дай Бог вам дюжину крепких карапузов!
     - Спасибо отец! Дай вам Бог здоровья!
     Это было даже кстати - здесь, в толпе, было больше шансов ускользнуть
от взоров тех, кто мог запомнить меня  на  "Титанике"  и  заинтересоваться
моим чудесным  воскрешением.  Разумеется,  на  такой  случай  я  заготовил
несколько правдоподобных баек,  в  основном  с  рассчетом  на  то,  что  в
сумятице катастрофы и потом, на борту "Карпатии",  меня  могли  просто  не
заметить. Но, как бы то ни было, мне  хотелось  избежать  подобных  встреч
вовсе.
     Самыми последними  по  трапу  спустили  пострадавших.  На  берегу  их
укладывали на носилки и увозили в экипажах - в буквальном смысле  "каретах
скорой помощи". Тут я  разглядел  и  своих  приятелей-ирландцев,  двое  из
которых тащили под руки третьего, с забинтованной  ногой.  Их  тоже  сразу
увезли, а я окончательно вздохнул с облегчением.
     Когда ручеек сходивших по трапу иссяк, и спасенных вывели ко входу на
причал, вокруг раздались возгласы радости - кто-то узнавал своих  близких.
Но  крики  радости  вскоре  заглушились  воплями   отчаяния.   Большинство
встречавших "Карпатию" убедилось, что тех,  кого  они  ждали,  уже  нет  в
живых. Вокруг меня  творились  душераздирающие  сцены...  Многие  женщины,
рыдая, цеплялись за проходивших мимо счастливцев, сбивчиво расспрашивая  о
своих  мужьях,  сыновьях  и  братьях,  а  те,  к  кому  обращались,  молча
отворачивались. Немало встречавших, как я знал, оставались на причале  всю
ночь, отказываясь верить горькой правде, и только  к  рассвету  набережные
окончательно опустели.
     Мэри, влекомая движением  толпы,  покорно  брела,  опустив  голову  и
прижав одной рукой к груди памятную шляпку, а другой  держа  свой  кожаный
саквояж с нехитрыми  пожитками.  Я  хотел  уже  окликнуть  ее,  но  оценив
всеобщий  гвалт,  просто  подошел  и  взял  за  руку,  державшую  саквояж.
Покачнувшись, как от удара, она вскинула на меня широко распахнутые глаза,
обрамленные черными кругами. Ее лицо  было  мертвенно-бледно,  черты  его,
такие нежные и мягкие прежде, болезненно заострились...
     Некоторое время она смотрела на меня, как на выходца с того света,  а
затем, выронив шляпу и саквояж, безмолвно провела дрожащими руками по моим
плечам, волосам и лицу.
     - Ты!... - выдохнула Мэри одно лишь слово,  прильнув  ко  мне  и  вся
обмякнув. Впрочем, не вся - до боли знакомые  цепкие  руки  сомкнулись  за
моей спиной с такой силой, что у меня хрустнули ребра.
     Мы стояли обнявшись под проливным дождем, и никому  до  нас  не  было
никакого дела. И стояли мы так долго-долго.  И  я  целовал  ее  прекрасное
лицо, мокрое от дождя и счастливых слез.
     ... Наверное, мы куда-нибудь уедем. Куда-нибудь  далеко-далеко  -  на
Запад, который уже перестал быть диким, в Канадские леса, в Австралию, или
на какие-то экзотические острова. Мир так велик, а мы - так молоды.
     Но иногда, вспоминая свой разговор с пришельцем из бездн грядущего, я
задаюсь вопросом - а было ли это мое задание действительно последним? Я не
знаю ответ.
     До выстрела в Сараево оставалось 2 года и 2 месяца.

                                  КОНЕЦ

                                                          Сентябрь 1996 г.
                                                              Новосибирск.

     P. S. Примечание автора: Точного  числа  погибших  на  "Титанике"  не
знает никто - различные источники называют цифры  от  1503-х  до  1517-ти.
Точного списка спасенных также не существует - по разным данным  их  число
от 705-ти до  713-ти.  Большая  часть  документов  Британской  комисии  по
расследованию катастрофы погибла во время массовых  бомбардировок  Лондона
воздушными армадами Геринга в 1940 году. Однако, как известно, автор имеет
право вымысла. Особенно в фантастическом жанре.