Филип ФАРМЕР
   Мир дней 1-3

   ПРОТЕСТ
   МЯТЕЖ
   РАСПАД

                              Филип ФАРМЕР

                                 ПРОТЕСТ

("Мир дней" #1). Пер. - З.Гуревич.
Philip Jose Farmer. Dayworld (1985) ("Dayworld" #1).

                              МИР ВТОРНИКА

                                  Органическое Содружество Земли
                                  Орган Управления Северной Америкой
                                  Штат Манхэттен
                                  Общее население Манхэттена: 2.100.000
                                  Ежедневное население Манхэттена: 300.000
                                  Район Гринвич Виллидж
                                  Дом на пересечении Бликер Стрит и Канала
                                  Кропоткина (в прошлом Авеню Америкас)
                                  РАЗНООБРАЗИЕ, Второй месяц Новой Эры
                                  1330 год Д5-Н1 (День-пять, Неделя-один)
                                  Временной пояс 5, 12:15 утра

                                    1

     Когда  начинают  лаять  охотничьи  собаки,  лиса  и  заяц  становятся
братьями.
     Сегодня Джефу Кэрду, как той лисе, предстояло услышать собачий лай.
     Однако пока, стоя в звуконепроницаемом цилиндре,  он  еще  не  слышал
ровным счетом ничего. Хотя, если бы он и находился снаружи, все равно вряд
ли  мог  что-нибудь   разобрать.   Кроме   него   самого   да   нескольких
органиков-пожарных и работников технических служб - живых людей  в  городе
не было.
     За несколько минут до того, как войти в цилиндр и  закрыть  за  собой
дверь, Джеф отодвинул скользящую панель на одной из  стен.  За  панелью  в
нише пряталось крохотное устройство, которое давно уже  он  подсоединил  к
сети электропитания. Джеф  голосом  активировал  это  устройство,  заранее
позаботившись о том, чтобы к цилиндру,  в  котором  он  сейчас  находился,
нельзя было приложить "дестоунирующую" силу.
     Благодаря этому  компьютер,  постоянно  ведущий  наблюдение  за  всем
происходящим в городе, получал информацию о наличии этой силы, даже  когда
она отсутствовала.
     Цилиндр или, как все его называли, "_с_т_о_у_н_е_р_" Джефа  ничем  не
отличался  от  таких  же  цилиндров,  принадлежавших   каждому   здоровому
взрослому гражданину. Изготовленный из плотной  серой  бумаги,  с  круглым
окошком диаметром около фута в  двери,  он  стоял  на  одной  из  торцевых
поверхностей. Бумажные стенки цилиндра, подвергнутые вечному "окаменению",
оставались нерушимыми и постоянно холодными.
     Обнаженный, расставив ноги на толстом диске, установленном  в  центре
цилиндра, Джеф ждал. Его надувная копия,  из  которой  воздух  сейчас  был
выпущен, лежала в сумке на полу.
     В  других  цилиндрах,  расставленных  по   комнате,   также   замерли
неподвижные фигуры - жизнедеятельность  молекул  людей,  отправляющихся  в
стоунер,  замедлялась  после  специальной  электромагнитной  обработки,  в
результате которой все тело становилось настолько прочным и  твердым,  что
сломать или даже сжечь его  было  совершенно  невозможно.  Только  алмазом
удалось бы сделать на нем царапину. После подобной  обработки  температура
тела значительно падала,  хотя  и  не  до  такой  степени,  чтобы  на  нем
осаждалась находящаяся в воздухе влага.
     Внезапно в одном из расположенных в комнате цилиндров, так же как и в
сотнях тысяч других точно таких же разбросанных по всему городу,  энергия,
автоматически передаваемая из  дисков,  заструилась  по  замершим,  словно
статуи, телам. Будто невидимый кий, ударивший в  кучу  биллиардных  шаров,
энергия подхлестнула застывшие в неподвижности молекулы. Шары  разлетелись
врассыпную, подчиняясь законам,  установленным  матушкой-природой.  Сердце
окаменевшего человека, ничего не подозревавшего  о  том,  что  его  биение
прервали, завершило очередной удар.  В  точности  через  пятнадцать  минут
после  полуночи,  люди,   населявшие   Манхэттен   Вторника,   больше   не
представляли собой несъедобные и негниющие тыквы. На протяжении  следующих
двадцати трех часов и сорока минут они  снова  будут  обычными,  уязвимыми
земными существами, которых легко можно ранить или убить.
     Джеф толчком открыл дверь  и  ступил  на  пол  просторной  подвальной
комнаты. Он слегка наклонился, согнувшись в талии, так что висящая на  шее
идентификационная табличка  повисла  в  воздухе.  Затем,  когда  он  снова
выпрямился,  зеленый  диск,   окруженный   семиконечной   звездой,   опять
успокоился на его солнечном сплетении.
     Как только  приложили  дестоунирующую  энергию,  полился  ровный,  не
имеющий определенного источника, свет. Как это случалось  каждое  утро  во
Вторник, Джеф увидел  сплошные,  не  отбрасывающие  теней,  светло-зеленые
стены, четырехфутовой ширины контуры телеэкрана, свисающего с  потолка  до
самого  пола,  все  тот  же  толстый  коричневатый   ковер   с   рисунком,
напоминающим вихрь или водоворот, а также неизменные "стоунеры" - двадцать
три цилиндра и ящика, вполне напоминавшие горбы. Двадцать  застывших  лиц,
словно фотографии в рамках,  выглядывали  из  круглых  окошек;  двенадцать
взрослых в вертикальных цилиндрах и восемь юных, лежащих  горизонтально  в
ящиках и молча уставившихся в потолок.
     Через несколько секунд после того, как  Джеф  покинул  свой  стоунер,
одна из женщин - Озма Филлмор Ванг, маленькая, с высокой грудью, худощавая
и  длинноногая  -  вышла  из  своего  цилиндра.  Широкие,  крупные   скулы
выделялись на ее лице, формой своей напоминавшем сердце.  Большие,  черные
глаза женщины окутывала паутина легких морщинок, а длинные и прямые волосы
отливали глянцевым  блеском.  Озма  широко  улыбнулась,  обнажив  крупные,
белоснежные зубы.
     На ней не было ровным счетом ничего, кроме обычной  идентификационной
звезды с диском посередине, губной помады на губах и теней  на  веках.  На
тело  женщины  красками  было  нанесено  изображение   крупного   зеленого
кузнечика. Насекомое стояло на задних лапах, а раскрашенные в черный  цвет
грудные соски Озмы формировали его  черные,  неподвижно  застывшие  глаза.
Иногда, когда Джеф занимался с женой любовью, ему начинало  казаться,  что
он и в самом деле совокупляется с насекомым.
     Озма подошла к нему, и они поцеловались.
     - Доброе утро, Джеф.
     - Доброе утро, Озма.
     Она повернулась и повела его в соседнюю комнату. Джеф  протянул  было
руку, чтобы шлепнуть жену по пышной ягодице, напоминающей формой яйцо,  но
тут же отдернул руку.  Даже  самый  незначительный  стимул  мог  мгновенно
воспламенить  ее.  Он  не  сомневался,  что  Озма  может  изъявить   самое
неожиданное желание, вроде того, чтобы заняться любовью  прямо  здесь,  на
ковре, перед лицом безмолвных и невидящих свидетелей.  Все  это,  конечно,
как-то по-детски беззаботно, но Озма и впрямь во многом  очень  похожа  на
ребенка. Ей нравится, когда ее поведение называют ребячеством.  Для  детей
каждая  секунда  рождает  новый  мир,  который  неизменно  кажется   более
удивительным и достойным восхищения, чем предыдущий.  Однако...  можно  ли
Озму назвать хорошим художником?
     Но какое значение это имело для самого  Джефа?  Он  любил  ее  такой,
какая она есть.
     В соседней комнате стояли стулья, диваны,  несколько  столов  и  даже
стол для пинг-понга. Тут же находился снаряд  для  спортивных  упражнений,
бильярдный стол и телевизионные экраны. Одна из дверей вела в  спальню,  а
вторая - в служебные помещения. Выйдя  через  эту  дверь,  Озма  сразу  же
повернулась и по ступеням направилась в холл. Слева размещалась кухня. Они
прошли направо и, миновав холл,  вновь  повернули,  вступив  на  еще  один
лестничный пролет. Наверху располагались четыре спальни, каждая  со  своей
отдельной ванной. Озма прошла впереди мужа в  ближайшую  спальню,  которая
автоматически осветилась, едва они переступили порог.
     В одном конце этой просторной  комнаты,  у  завешенного  шторой  окна
стояла огромная двуспальная кровать;  у  противоположной  стены,  рядом  с
большим, круглым окном - стол с зеркалом. По соседству размещались  полки,
уставленные пластиковыми ящиками со щетками, расческами  и  косметическими
принадлежностями. На каждом ящике красовалось имя его владельца.
     Еще   в   одной   стене   имелось   сразу    несколько    дверей    с
именами-табличками. Джеф вставил один из уголков  своей  идентификационной
звезды в отверстие той двери, на которой стояло его имя и имя Озмы.  Дверь
открылась и сразу же зажегся свет, осветивший полки с их  личными  вещами.
Джеф взял с одной из них скомканный в шарик кусок материи, повернулся,  и,
поместив причудливый мячик между большим и указательным пальцами, несильно
щелкнул по нему. Шарик, разбрасывая по сторонам снопы электрических  искр,
развернулся и превратился в длинную, совершенно  гладкую  зеленую  рубаху.
Джеф надел ее на себя и затянул на поясе ремень. С другой  полки  он  снял
пару носков и ботинки. Надев ботинки, он закрепил их на ногах, сильно сжав
ладонями верхние отвороты, которые при этом герметически закрылись.
     Озма, склонившись над постелью, поправляла простыни.
     - Все чисто и убрано, как положено, - сказала она.
     - Понедельник всегда четко соблюдает установленные домашние  порядки.
Нам повезло гораздо больше, чем  многим,  кого  я  знаю.  Остается  только
надеяться, что Понедельник не переедет в другой дом.
     Повернувшись, Озма произнесла специальное кодовое слово. Стена  сразу
же заискрилась светом и ожила: на  ней  появилось  трехмерное  изображение
джунглей, составленное из гигантских  травянистых  растений,  напоминающих
огромные лезвия. Несколько лезвий  наклонились,  и  из-за  них  показалось
какое-то  существо  с  выпуклыми  черными,  как  у  насекомого,   глазами,
уставившимися на них.  Антенна  на  голове  существа  слегка  подрагивала.
Подняв заднюю ногу, оно  потерлось  выпуклой  жилой  о  траву.  В  комнате
прозвучало стрекотание кузнечика.
     - Выключи, ради Бога! - взмолился Джеф.
     - Это помогает мне заснуть, - ответила Озма. - Правда,  сейчас  я  не
могу сказать, что мне хочется спать.
     - Я предпочел  бы  подождать  до  тех  пор,  пока  мы  хорошенько  не
отдохнем. Так всегда лучше выходит.
     - Не знаю, не знаю, - сказала Озма. - Почему бы не подойти к проблеме
по-научному? Давай поставим опыт. Сделаем  это  один  раз  перед  сном,  а
второй после, а уж потом сравним.
     - Поверь мне, я знаю: это две разные вещи.
     - Что мы тут беседуем, словно декабрь с апрелем, дорогой?
     Озма легла на кровать, широко разбросав руки и ноги.
     - Храм Экстаза не защищен и перекидной  мостик  опущен.  Вперед,  сэр
Галахад [в средневековых легендах Британии, образующих  т.н.  "артуровский
цикл", рыцарь, сын Ланселота; единственный, кому явился Священный  Грааль;
воплощение отваги и благородства], вонзите свое верное копье.
     - Боюсь, могу угодить в ров с водой, - улыбаясь, подыграл ей Джеф.
     - Ах ты, бездельник! Опять хочешь меня с ума  свести?  Давай  вонзай,
ты, малодушный рыцарь, или опущу на тебя чугунные решетки!
     - Ты что, опять смотрела повтор "Рыцарей Круглого Стола"?  -  спросил
он.
     - Они меня возбуждают. Как вспомню: все эти дикие мужчины на  лошадях
и девицы, которых соблазняют трехглавые людоеды. И все  метают  копья.  Ну
давай, Джеф! Поиграй со мной!
     - Где тут мой Святой Грааль? -  произнес  он,  опускаясь,  и  шутливо
добавил: - Или это более походит на Святую кашицу?
     - Ну что я могу поделать, если я переполнена? Если  будешь  и  дальше
тянуть, я тебя разукрашу и спущу в туалет. Не порти  настроение,  Джеф.  Я
люблю пофантазировать.
     "Куда же делся старый, добрый, незатейливый секс?" - подумал про себя
Джеф, а вслух произнес:
     - Я только что принял обет молчания. Чем я хуже безумного  монаха  из
Шервудского Леса. Вот и зови меня так.
     - Продолжай, продолжай, ты же знаешь, я обожаю, когда ты  произносишь
грубости...
     Спустя пятнадцать минут Озма продолжала их обычный разговор:
     - Ты уже обратился за разрешением?
     - Нет, - тяжело дыша, ответил Джеф. - Забыл.
     Она перевернулась, чтобы видеть его лицо.
     - Ты же говорил, что хочешь иметь ребенка.
     - Да. Только... ты знаешь, у меня  было  так  много  неприятностей  с
Ариэль. Все время сомневаюсь, нужно ли заводить еще одного.
     Озма нежно потрепала его по щеке.
     - Твоя дочь - замечательная женщина. Так в чем дело?
     - После того, как умерла ее мать, неприятностей более чем достаточно.
Она сделалась очень нервной, зависимой. К тому же Ариэль  слишком  ревнует
меня к тебе, хотя какие у нее могут быть для этого основания?
     - Не думаю, что ты прав, - заметила Озма. - Ну, да дело не в этом.  Я
спросила, в чем состоят неприятности. Так в чем? Ты  что-то  скрываешь  от
меня?
     - Нет.
     - Ну ладно, поговорим обо всем за завтраком, - сказала она,  -  если,
конечно, ты можешь подождать.  Знаешь,  я  была  уверена,  что  ты  хочешь
ребенка. Хотя у меня самой и были некоторые опасения.  Я  -  художница,  и
должна все отдавать своему искусству, конечно, за исключением того, что я,
кстати сказать, с большой радостью, даю тебе. Но ребенок? Скажу честно,  я
не очень уверена, что это нужно. Тогда...
     - Да, да, мы не раз  говорили  об  этом,  -  вставил  Джеф,  подражая
хриплому  голосу  жены,   звуки   которого   иногда   напоминали   скрежет
шлифовального  круга  при  соприкосновении  с  камнем.  -  Каждая  женщина
является творцом в том смысле, что она способна создать  шедевр  -  родить
ребенка. Однако не все женщины могут считаться хорошими художницами. Но  я
именно такая. Хотя рисованием для меня вся жизнь не исчерпывается.
     Озма ударила его по руке своим маленьким кулачком.
     - В твоем исполнении мой голос звучит слишком уж помпезно.
     - Вовсе нет, - Джеф  поцеловал  жену.  -  Спокойной  ночи.  Поговорим
потом.
     - Так и я  о  том  же.  Скажи  только  сегодня  ты,  наконец,  подашь
прошение?
     - Обещаю.
     Хотя у них имелась возможность  послать  прошение  по  телевизионному
каналу - благо мониторов в комнате  было  более  чем  достаточно  -  шансы
существенно возрастали в том случае, если бы  Джеф  воспользовался  своими
связями как  _о_р_г_а_н_и_к_  (эвфемизм  -  служащий  полиции,  защищавшей
интересы "органического"  правительства).  Джеф  вполне  мог  бы  добиться
личной встречи с одним из высоких чинов Бюро Воспроизводства,  которому  в
свое время он оказал немало услуг. В этом случае запрос пошел бы  в  обход
медлительных официальных каналов. Но и тогда прошло  бы  никак  не  меньше
субгода, прежде чем  Бюро  вынесло  бы  свое  решение.  Впрочем,  Джеф  не
сомневался, что ответ будет положительным.  За  то  время,  пока  прошение
будет рассматриваться, он мог бы передумать и отозвать его.
     Озма,  конечно,  при  этом  сильно  рассердится.  Значит,  необходимо
придумать веское оправдание. Да и вообще, многое еще  может  случиться  до
дня Страшного суда.
     Озма быстро заснула, а он  еще  некоторое  время  лежал  с  закрытыми
глазами, перед которыми стояло лицо Ариэль.  Совет  иммеров  отклонил  его
запрос о возможности посвящения Озмы. Он этого и ожидал, надеясь,  правда,
что аналогичная просьба  в  отношении  Ариэль  будет  удовлетворена.  Дочь
иммеров, она неизменно проявляла интеллигентность, легко адаптировалась  и
имела все основания на право приобщения к иммерам.  Существовало,  правда,
одно... в некоторых вопросах она демонстрировала определенную  психическую
неустойчивость. По этой причине Совет мог и  отклонить  ее  просьбу.  Джеф
никогда не ставил под  сомнение  тот  факт,  что  Совет  должен  проявлять
большую осторожность. Но сейчас Джефа мучила душевная боль.
     Иногда он искренне желал, чтобы Джильберт Чинг Иммерман не  изобретал
своего  эликсира,  или  химической  смеси,  или,  как   уж   это   назвать
по-научному, того, что замедляет старение человека. Он  жалел  также  и  о
том, что Иммерман - раз уж он много обвеков тому назад открыл свой эликсир
и теперь с  этим  поделать  ничего  нельзя  -  не  сделал  его  достоянием
общественности. Но Иммерман после долгих и мучительных  раздумий  все-таки
посчитал, что его изобретение не способно принести  добро  человечеству  в
целом.
     В результате получилось так, что общество стоунеров устранило  многие
поколения, которые могли появиться на свет, если бы сами стоунеры не  были
бы изобретены. Для достижения физиологически полноценного  двадцатилетнего
возраста человеку необходимо было провести на земле сто сорок облет. Таким
образом, каждые сто сорок лет терялось  шесть  поколений.  Кто  мог  точно
сказать, сколько гениев и святых,  не  говоря  уж  об  обычных  людях,  не
появились на свет после перехода на новую систему?  Кто  знает  наверняка,
сколько  возможностей  упустило  человечество  на  пути  прогресса  науки,
искусства и политического устройства?
     Иммерман считал, что существующая ситуация весьма плоха. Однако, если
скорость старения и рождения повысить в семь  раз,  потери  стали  бы  еще
большими.  В  этом  случае  общество  в  целом,   именуемое   Органическим
Содружеством Земли, сделалось бы еще более статичным, и  изменения  в  нем
стали бы протекать еще более вяло.
     Было или нет решение Иммермана правильным с этической  точки  зрения,
он принял  его.  В  результате  сегодня  существовало  секретное,  скрытое
сообщество - семья иммеров.
     Однако Иммерман оказался не столь самолюбивым, чтобы  держать  секрет
при себе и поделиться им только с потомками и посвященными в семью.  Тогда
иммеры  непременно  превратились  бы  в  потенциальных  революционеров   и
противников правительства. Неизбежно началась бы медленная, едва  уловимая
по внешним признакам революция, в процессе которой  они  внедрились  бы  в
верхние и средние эшелоны Содружества. Добившись власти, иммеры,  конечно,
не стали бы менять структуру правительства. У них не было желания отменять
стоунеры. Единственное, от чего они страстно хотели  избавиться,  так  это
постоянное, пристальное наблюдение правительства за своими гражданами. Это
не только сильно докучало людям, но и унижало их человеческое достоинство.
Кроме  того,  подобное  положение   ни   в   коей   мере   не   вызывалось
необходимостью, хотя правительство и утверждало, что это так.
     "Только находясь под надзором вы  можете  стать  свободными",  -  так
звучал один из выдвинутых им лозунгов. Именно он чаще других встречался на
уличных транспарантах.
     Джеф Кэрд впервые услышал об обществе  иммеров  от  своих  родителей,
когда  ему  исполнилось  восемнадцать  лет.  Он  предстал  перед  Советом,
который, проверив его устойчивость,  признал  состояние  юноши  более  чем
удовлетворительным. Джефа спросили тогда, не хочет ли  он  стать  иммером.
Он, конечно же, изъявил такое желание. Кто  же  откажется  от  возможности
прожить более долгую жизнь? И  какой  интеллигентный  молодой  человек  не
хочет  работать  для  того,  чтобы  добиться  большей  свободы  и   занять
приличную, связанную с получением властных полномочий должность?
     Только  спустя  несколько  сублет  Джеф  понял,  какое   беспокойство
испытывали его родители, раскрывая перед ним тайну иммеров. А что  если  в
силу каких-либо внутренних противоречий, о которых  они  могли  просто  не
подозревать, сын вдруг отказался бы  присоединиться  к  тайному  братству?
Даже несмотря на то, что вероятность предательства со стороны  Джефа  была
ничтожной. Совет иммеров не позволил бы ему оставаться в живых. Тогда  его
ждала бы незавидная судьба: глубокой  ночью  его  похитили  бы  сонного  и
подвергли процедуре окаменения, после чего упрятали бы так,  что  никто  и
никогда не  смог  бы  найти  никаких  следов.  Несомненно,  для  родителей
подобный поворот стал бы жестоким ударом.
     Когда в один прекрасный момент Кэрд осознал истинное положение вещей,
он спросил у родителей, как  они  повели  бы  себя  в  случае  его  отказа
приобщиться к иммерам. Восстали бы они против тайного общества?
     - Отказался бы? - переспросил отец. - Но так еще никто не поступал.
     Кэрд ничего не ответил, только засомневался про себя: может быть,  на
самом деле люди, отвергнувшие столь заманчивое предложение,  существовали,
просто об этом не знал никто, кроме их ближайших родственников.
     Когда Кэрду исполнилось девятнадцать лет, к нему обратился его  дядя,
который являлся органиком и которого сам Кэрд подозревал в  принадлежности
к Совету иммеров Манхэттена. Он спросил тогда, не хочет ли племянник стать
тем, кого называли нарушителем  дня.  Но  не  обычным  нарушителем  дня  -
рядовым преступником, которых и без  того  было  немало,  а  тем,  который
попадет под опеку и охрану общества иммеров. Это означало, что каждый день
у него будут новые документы, ему разрешат иметь много разных профессий  и
он сможет  в  тех  случаях,  когда  пользоваться  записанными  сообщениями
небезопасно, передавать сведения от  Совета  одного  дня  Совету  другого,
последующего дня, в устной форме.
     В восторге от  столь  привлекательного  и  неожиданного  предложения,
полный энтузиазма, юный  Кэрд  заявил,  что  он  определенно  хочет  стать
нарушителем дня, дэйбрейкером [от англ. day - день, breaker - нарушитель].

                                    2

     С этими мыслями Кэрд, наконец, заснул. Последнее время ему  постоянно
снился один  и  тот  же  сон,  каждый  раз,  словно  многосерийный  фильм,
продолжавшийся с того места, где он прервался ранее.  Однако  в  эту  ночь
фрагмент, который он наблюдал, оказался весьма  необычным.  Джеф  сидел  в
каком-то помещении, бывшем - в этом, непонятно почему,  он  был  уверен  -
частью давно заброшенной канализационной системы, разрушенной и засыпанной
первым великим землетрясением, поразившим  Манхэттен.  Комната  находилась
почти    посередине    большого    горизонтального    сливного    туннеля,
заблокированного с обоих концов, - попасть в  нее  можно  было  только  по
ступенькам лестницы, проложенной в вертикальной шахте. Комната  освещалась
открытой, старинной, напоминающей пузырь лампой  -  такими  уже  несколько
тысяч сублет не пользовались - и она казалась Джефу очень архаичной.
     Несмотря на то, что лампа светила довольно резко, она все же не могла
рассеять поднимавшийся со всех сторон темный  туман,  который  то  немного
отступал, то надвигался новой волной.
     Джеф сидел в тяжелом деревянном кресле рядом с большим, круглым, тоже
деревянным столом. Он сидел и ждал прихода других людей. В то же время  он
стоял в стороне, в клубах стелющегося тумана,  наблюдая  за  самим  собой,
сидящим за столом.
     Вошел Боб Тингл - медленно, будто передвигаясь  по  пояс  в  воде.  В
левой руке он держал портативный компьютер, на  котором  сверху  вращалась
тарелка микроволновой антенны. Тингл кивнул тому Кэрду,  который  сидел  в
кресле, поставил компьютер на стол и  сел.  Тарелка  перестала  вращаться,
обратив свою впалую поверхность на выпуклое лицо Джефа.
     Следом за ним в комнату вошел плавно, словно вплывая, Джим  Дунски  с
фехтовальной рапирой в левой руке. Он кивнул им обоим и,  направив  рапиру
на Кэрда за столом, тоже сел. Предохранительный колпачок на  конце  рапиры
растаял, и ее острие засверкало, как дьявольский глаз.
     Ковыляя,  появился  Уайт  Репп  с  серебристой,  в  форме   пистолета
телевизионной камерой-передатчиком. Невидимые, как в  салуне,  вращающиеся
двери бесшумно вернулись на место. Ковбойские сапоги на  высоких  каблуках
делали его выше остальных. Блестки, разбросанные по  его  костюму  образца
Дикого Запада,  сверкали  не  хуже  кончика  рапиры.  На  огромной  шляпе,
напоминавшей перевернутый кверху дном  десятигаллоновый  ковш,  красовался
посередине  яркий  голубой  глаз,   обрамленный   красным   треугольником.
Покачнувшись, он подмигнул разок Кэрду, а затем неподвижно,  не  прикрытый
веком, уставился на него.
     Репп сел, направив камеру на Джефа и положив  указательный  палец  на
кнопку пуска.
     Пошатываясь, ввалился Чарли Ом, одетый в перемазанный белый  передник
поверх костюма. В одной руке он держал бутылку виски, в другой - небольшую
рюмку. Усевшись, Чарли наполнил ее и молча предложил Кэрду.
     Тот Кэрд, что стоял поодаль,  в  тумане,  почувствовал,  как  по  его
ступням от пола поднимается какая-то вибрация. Ощущение было такое,  будто
до него дошла волна далекого землетрясения или пол сотрясается после удара
грома.
     В комнате с таким видом, словно перед ним простиралось Красное  море,
появился Отец Том Зурван. Его длинные каштановые волосы волнами спускались
до самого пояса, подрагивая, словно дикие змеи в клубке.  На  лбу  у  него
красовалась большая оранжевого цвета буква "S" - первая в слове  "Символ".
Кончик носа был размалеван ярко-голубой краской, губы окрашены  в  зеленый
цвет,  а  усы  -  в  голубой.  Ниспадавшая  до  пояса  каштановая   борода
поблескивала вплетенными в нее кусочками алюминиевой фольги, вырезанной  в
форме бабочек. Белую, спускавшуюся почти до пят накидку  украшали  большие
красные  круги,  обрамлявшие  шестиконечные,  голубого  цвета  звезды.  На
идентификационный диск Отца Тома была нанесена лежащая на боку и  открытая
с одной стороны цифра 8 - символ прерванной бесконечности. В  правой  руке
он держал длинную дубовую трость, слегка изогнутую на верхнем конце.
     Отец Том Зурван остановился, зажал свой пастуший посох под мышкой  и,
сведя  вместе  кончики  большого  и  указательного  пальцев  правой  руки,
образовал с их помощью характерный овальный знак; затем он трижды вписал в
его пространство средний палец левей руки. Немного помедлив, он произнес:
     - Не мог бы ты говорить правду и только правду?
     Снова взяв трость в руку. Отец Том подошел к свободному креслу и сел,
положив посох на стол таким образом, что изогнутый его конец  указывал  на
Кэрда.
     - Простите меня, отец! - произнес Кэрд, сидящий за столом.
     Отец Том, улыбнувшись, еще раз повторил только что проделанный  жест.
Однако если в первый  раз  он  показался  Джефу  непристойным,  то  теперь
смотрелся скорее как благословение. Его можно было принять  и  за  приказ,
призывающий излить душу, выпустить на волю все затаенные, не дающие  покоя
мысли.
     Последним в комнате появился Вилл Ишарашвили, одетый в зеленую  робу,
отделанную  коричневыми  полосами,  и  шляпу  фасона  "дымчатый  медведь",
составлявшие  форму  рейнджеров-лесничих  из  района  Центрального  Парка.
Ишарашвили уселся в кресло и уставился на Джефа.  Теперь  все  собравшиеся
пристально смотрели на Джефа Кэрда, сидящего за столом.  Все  их  внимание
принадлежало ему.
     - Ну, что же нам теперь делать? - вопрос этот они задали все хором.
     Джеф проснулся.
     Несмотря на то, что кондиционер работал на полную мощность, Джеф весь
вспотел, и сердце билось учащенно.
     - Может быть,  я  принял  ошибочное  решение,  -  пробормотал  он.  -
Наверно, надо было  оставаться  в  одном  дне,  быть  единственным  Джефом
Кэрдом.
     Мерный шум уборочных машин на улице убаюкал Джефа, и он снова заснул.
     Утром, сидя за завтраком,  Кэрд  смотрел  через  окно  на  окруженный
забором задний двор, в одном углу которого находился хозяйственный  сарай,
в  другом  -  гараж,  а  в  третьем  -  сад.  В  центре  стоял  маленький,
однокомнатный домик из прозрачного пластика - студия, а в десяти метрах  к
западу от нее росла большая яблоня, усыпанная плодами. Однако прохожие, не
знакомые с Озмой и ее причудами, вряд ли  смогли  бы  определить,  что  за
дерево возвышалось во дворе. Каждое яблоко было раскрашено Озмой  на  свой
лад,  а  все  вместе   они   создавали   впечатление   единого,   цельного
произведения, эстетически весьма привлекательного. Краску  с  яблок  смыть
было не так-то просто, но они вполне годились в пищу  -  ваза  с  фруктами
стояла на столе.
     Однажды Озма согласилась с желанием Джефа самому украсить кухню, и он
оформил  стены  четырьмя  картинами  времен  династии   Танга   [китайская
императорская  династия  618-907  гг.],  которые  вносили   дополнительное
светлое  ощущение.  Джефу  нравилась  китайская  манера  письма,  ощущение
спокойствия и вечности, неизменно исходящее от  изображенных  на  картинах
человеческих  фигур;  они  всегда  размещались,   немного   в   отдалении,
небольшие, но очень существенные с точки зрения общего  замысла.  Люди  на
китайских картинах никогда не представали повелителями природы,  наоборот,
они являлись неотъемлемой частью окружающих их гор, лесов и водопадов.
     Хотя у Озмы в роду  было  гораздо  больше,  чем  у  Джефа,  китайских
предков, она не  уделяла  этому  обстоятельству  сколько-нибудь  заметного
внимания.  Она  всегда  вела  себя  как  эксцентричная  и   даже   немного
агрессивная представительница культуры Запада.
     Озма  включила  стоявший  в  углу  магнитофон,  чтобы  проверить,  не
оставила ли Среда каких-нибудь сообщений. Ничего не было, так что, судя по
всему, у Среды не было жалоб по поводу чистоты и порядка в доме.
     Звонок в передней прервал завтрак.  Озма,  облаченная  в  рубашку  до
колен - столь тонкую и прозрачную, что она с таким  же  успехом  могла  бы
вовсе не надевать ее, - вышла открыть дверь. Как  и  ожидал  Джеф,  пришли
капрал Хиат и агент первого класса Сангалли.  Одеты  они  были  одинаково:
зеленые фуражки с длинными черными козырьками,  зеленые  робы  с  эмблемой
Санитарного  отряда  штата  Манхэттен,  у  крашенные  нашивками  званий  и
наградными значками, коричневые сандалии и желтые перчатки.
     Озма  приветствовала  их,  сделав  недовольное  лицо  по  поводу   их
звучного, пьяного сопения, пригласила войти и предложила гостям кофе.  Оба
отказались и сразу же приступили к делу, бросившись  вытирать  пыль,  мыть
пол, натирать его мастикой и чистить мебель пылесосом. Озма  вернулась  за
стол.
     - Почему они не могут прийти позже, когда нас уже нет?
     - У них свой план,  надо  многих  обслужить.  К  тому  же  бюрократия
установила именно такой порядок.
     Джеф поднялся наверх, почистил зубы и втер  в  лицо  крем,  удаляющий
растительность. Лицо, смотревшее на него из зеркала, показалось ему  очень
сумрачным и осунувшимся. Длинные, темные волосы стянуты узлом Психеи.  Над
орехового цвета глазами  нависли  тяжелые  брови.  Длинный  нос  на  конце
загибался  крючком,  ноздри  нервно  подергивались.  Выступающая  челюсть,
округлый, словно разделенный надвое подбородок.
     - Я похож на полицейского, - прошептал он. - Я  и  есть  полицейский.
Правда, не всегда и не все время.
     Он напоминал также большую  черную  беспокойную  птицу.  О  чем  было
волноваться? Кроме того, что его могут поймать? Кроме Ариэль?
     Джеф принял душ, попрыскал подмышками дезодорантом, прошел в  спальню
и натянул голубую рубаху, украшенную черными трилистниками. Трефы -  такой
же символ можно увидеть на пачках игральных  карт.  Кто  он?  Джокер?  Или
трефовый валет? А может быть, и то, и другое? Джеф не знал,  кто  придумал
для органиков столь странную  эмблему.  Наверняка  какой-нибудь  бюрократ,
считающий  себя   личностью   проницательной   и   утонченной.   Органики,
полицейские, обладали настоящей властью, как и трефы.
     Джеф подхватил сумку через плечо и спустился  по  лестнице  вниз.  На
экране рядом с главным входом светилось сообщение. Озма просила его  перед
уходом заглянуть в ее  студию.  Она  сидела  на  высоком  табурете  внутри
однокомнатного прозрачного здания. Услышав, что он пришел,  Озма  положила
на стол увеличительное стекло, которое держала в руке. Кузнечик,  которого
она рассматривала, находился в состоянии  окаменения,  видимо,  для  того,
чтобы легче было его раскрашивать и чтобы своими движениями  он  не  мешал
этому действу. Усики насекомого были раскрашены в желтый цвет, голова -  в
бледно-оранжевый.  Тело  отливало  ярким  фиолетовым  цветом   с   желтыми
прожилками, а ноги покрывала иссиня-черная краска. На глаза была  нанесена
смесь розового  с  лиловым,  причем  краска  подбиралась  так,  чтобы  она
обеспечивала прохождение солнечных лучей только в одном направлении.
     - Джеф,  я  хотела,  чтобы  ты  взглянул  на  мою  последнюю  работу.
Нравится?
     -  Цвета  не  дисгармонируют.  По  крайней   мере,   по   современным
стандартам.
     - Это все, что ты можешь сказать? Тебе не кажется,  что  это  вызовет
сенсацию? Разве этим я не совершенствую детище природы? По-твоему, это  не
настоящее искусство?
     - Никакой сенсации из этого не получится, - сказал он. - Господи,  на
Манхэттене никак не меньше тысячи  разрисованных  кузнечиков.  Все  к  ним
привыкли, а экологи и без того уже утверждают, что ты нарушаешь  природный
баланс. Во-первых, это - мучение для  насекомых,  а  во-вторых,  птицы  не
станут есть их, поскольку они выглядят словно отравленные.
     - Искусство призвано ублажать или заставлять думать. Может быть, то и
другое одновременно, - заявила Озма. - Чувства я оставляю тем  художникам,
кто еще не достиг подлинного мастерства.
     - Тогда зачем ты спрашиваешь меня, вызовет ли твоя работа сенсацию?
     - Я, конечно,  говорю  не  о  тех  впечатлениях,  которые  связаны  с
испугом, поруганием или просто ощущением чего-то необычного. Я имею в виду
понимание  приобщенности   к   чему-то   действительно   значительному   с
эстетической  точки  зрения.  Чувство  того,  что  Бог,  как  и  положено,
находится на небесах, но главное слово все-таки остается за человеком.  О,
ты понимаешь, о чем я говорю!
     - Конечно, - Джеф улыбнулся жене и поцеловал ее в губы.  -  Когда  ты
перейдешь на тараканов? Бог создал  их  настоящими  уродцами,  и  они  так
нуждаются в том, чтобы человек сделал их более красивыми.
     - А где я возьму их на Манхэттене? Не иначе, как придется отправиться
в Бруклин. Считаешь, я должна это сделать?
     - Не думаю, что власти похвалят тебя за это, - смеясь, заметил Джеф.
     -  Прежде  чем  отпускать  пойманных  тараканов,  я   могла   бы   их
стерилизовать. Ты действительно полагаешь,  что  тараканы  уродливы?  Если
встать  на  другую  точку  зрения,  начать  мыслить   иными   категориями,
посмотреть на эти существа с позиции религии, они  покажутся  прекрасными.
Может, благодаря моему искусству люди узнают и оценят их истинную красоту.
Увидят в них настоящие жемчужины  природы,  каковыми  тараканы  безусловно
являются.
     - Разглядят в них эфемерную классику, -  добавил  Кэрд.  -  Подлинное
произведение античности.
     Озма с улыбкой взглянула на него.
     - Думаешь,  твои  слова  звучат  саркастически.  На  самом  деле,  не
исключено, что ты не столь уж далек от истины. Мне очень нравятся подобные
формулировки. Надо воспользоваться ими на лекции.  Кстати,  они  не  такие
эфемерные. Я хочу сказать, что насекомые умрут, а мое имя будет продолжать
жить. Люди  уже  называют  их  озмами.  Ты  не  видел  в  "Таймс"  раздел,
посвященный искусству? Великий Сэт Фанг назвал их озмами. Он сказал...
     - Мы с тобой вместе читали эту заметку. Никогда  не  забуду,  как  ты
хохотала.
     - Обычно он ведет себя как сопляк, но иногда  все-таки  бывает  прав.
Да, я тогда была очень возбуждена!
     Озма  наклонилась,  чтобы  приложить  к  насекомому  микроскопической
толщины кончик своей кисточки. Черная краска капнула в дыхальца, прошла по
трубочкам, передающим воздух в трахею, а  затем  по  дыхательным  путям  к
внутренним органам. Один химик из  Колумбийского  университета  специально
для нее разработал краску, позволяющую кислороду поступать  в  дыхательные
органы насекомых.
     Кэрд бросил взгляд на окаменевших мелких  богомолов,  разложенных  на
одном конце стола, и сказал:
     - Для них и зеленый достаточно хорош, должен я заметить. Не  зря  Бог
сделал их именно такими. Ну зачем же золотить лилию?
     Озма, напрягшись, выпрямилась.  Ее  черные  глаза  расширились,  губы
скривились.
     - Ты что хочешь испортить мне настроение? Тоже мне критик! Неужели не
можешь просто разделить со мной мою  радость  и  оставить  при  себе  свои
невежественные суждения?
     - Ну, ну, - поспешно сказал Джеф, прикасаясь к плечу жены.  -  Ты  же
сама требуешь, чтобы всегда говорили правду в  ничего  не  скрывали.  Сама
говоришь, что надо открыто выражать свои чувства. Я счастлив, оттого,  что
ты счастлива в своей работе...
     - Искусство - это не работа!
     - Ну хорошо, в искусстве.  Я  рад  тому,  что  ты  пользуешься  такой
известностью у публики. Прости меня. Ну что я могу знать?
     -  Позволь  мне,  ты,  полицейский,  сообщить  тебе  кое-что!  Изучая
насекомых, я многое узнала. Известно ли тебе, что внешние формы  насекомых
- пчелы, осы, муравья - все представляют собой общества, в центре  которых
стоят женские особи? Самцы у них используются только для оплодотворения.
     - Да? - усмехаясь, спросил он. - И что, по-твоему, это означает?
     - Мы, женщины, могли бы посчитать, что энтомология является ключом  к
будущему?
     Она разразилась  смехом,  одной  рукой  обнимая  мужа,  а  во  второй
продолжая держать кисть, тонким шлангом соединенную с каким-то прибором на
столе. Джеф поцеловал жену и подошел к настенному экрану. Гнев Озмы явился
и исчез, словно  прилив  мимолетного  тепла,  не  способный  причинить  ни
малейшего  вреда.  Включив  экран  звуком  своего  голоса,  он  спросил  о
предстоящем на сегодня расписании.  Он,  наверное,  более  других  жителей
Вторника нуждался в подобном напоминании.
     В 7:30 вечера они с Озмой должны быть на артистической вечеринке. Это
означало, что в течение двух часов, а то и дольше, предстоит стоять,  пить
коктейли и разговаривать с людьми, большинство из которых самые  настоящие
ничтожества. Однако там будет  и  несколько  человек,  беседа  с  которыми
наверняка доставит ему удовольствие.
     Джефу предстояло свидание за ленчем с Энтони Хорн, комиссар-генералом
органиков  Манхэттена.  Он  сомневался,   что   им   предстоит   обсуждать
полицейские проблемы. Энтони была иммером.
     В расписании стоял также пункт: встреча с  майором  Валленквистом  по
делу  Янкева  Гриля.  Джеф  нахмурился.  Этот  человек   был   гражданином
Понедельника. Каким образом его имя могло попасть в досье полиции?
     Кэрд вздохнул. Янкев Гриль. Джеф даже  не  знал,  как  выглядит  этот
человек. Ну что же, сегодня предстоит познакомиться.

                                    3

     Поцеловав Озму на прощание,  Джеф  вывел  из  гаража  один  из  шести
стоявших там велосипедов. Проехав всего несколько метров,  он  понял,  что
люди из Понедельника забыли смазать оси педалей: колеса безбожно скрипели.
Джеф тихонько выругался. Придется  оставить  на  магнитофоне  сообщение  с
предложением  Понедельнику  выполнять   свои   обязанности   и   соблюдать
установленный порядок, подумал он. Хотя  с  другой  стороны,  решил  Джеф,
упущение не столь уж серьезно, чтобы поднимать из-за него шум. Надо  будет
сообщить механику - пусть займется состоянием машин в гараже. Может, и  не
следовало  бы  этого  делать,   но   какая   польза   от   его   положения
детектива-инспектора, если иногда не позволять себе некоторых привилегий?
     Нет. На таком велосипеде ехать нельзя. Все прохожие только  и  будут,
что ворчать на него из-за этого раздражающего скрипа. Он вернулся в  гараж
и взял другой велосипед. Однако и этот  тоже  скрипел.  Проклиная  все  на
свете, он вывел третий  -  последний  из  стоявших  в  гараже  велосипедов
подходящего размера - и уселся на него.
     - Встань нормально! Ты выглядишь как  корова!  И  рубашку  надень!  -
закричал он Озме, заметив, что та, глядя на него, буквально изогнулась  от
приступа смеха.
     Озма, не переставая смеяться, погрозила ему пальцем.
     - Что за отношения у нас, - пробормотал Джеф себе под нос.
     Он ехал вдоль белого частокола по  Бликер  Стрит,  потом  свернул  на
велосипедную дорожку, которая тянулась параллельно  каналу.  Двое  мужчин,
которые, стоя на набережной, ловили рыбу, проводили  его  взглядами.  Кэрд
продолжал  путь.  На  велосипедной  дорожке,  хотя  это  и   противоречило
правилам, как всегда было довольно много пешеходов. Те из них, кто замечал
на его груди полицейскую эмблему, уступали ему путь,  однако  дорожку  при
этом покидать не собирались. Другие не удосуживались проделать даже это.
     Пора наводить здесь порядок, отметил про себя Джеф. Однако  будет  ли
от этого толк,  ведь  пешеходам  придется  заплатить  лишь  незначительный
штраф. Да уж. Его дочь, Ариэль,  историк,  рассказывала  ему  о  том,  что
жители Манхэттена традиционно без почтения относились к правилам дорожного
движения. Даже сегодня, когда  общее  уважение  к  закону  весьма  велико,
совершается  так  много  мелких  нарушений,  что  органики  обычно  просто
стараются не замечать их.
     За ночь воздух немного охладился, но сейчас  становилось  все  жарче.
Однако заметный, прохладный ветерок, что-то около пятнадцати миль  в  час,
помогал ему двигаться вперед, обдавая при этом живительной прохладой. Небо
над головой было совершенно безоблачным. Дождь не шел уже двенадцать дней,
причем восемь раз за это время термометр поднимался выше 112  градусов  по
Фаренгейту. Джеф по-прежнему крутил педали,  ловко  объезжая  пешеходов  и
время от времени посматривая на гладь канала - футов на десять ниже уровня
мостовой.  По  каналу  в  обе  стороны  плыли  лодки  и  надувные   водные
велосипеды. Встречались и небольшие баржи - их тянули  маленькие  буксиры,
отбрасывающие водяную реактивную струю. Вдоль дорожки  стояли  в  основном
двухэтажные строения самых  различных  архитектурных  стилей,  то  и  дело
перемежаемые шестиэтажными  жилыми  домами  или  небольшими  коммунальными
универмагами.  Вдали,   справа   возвышалось   гигантское   сооружение   -
единственный небоскреб на всем  острове,  известный  под  названием  Башни
Тринадцати Принципов. Центр этого сооружения приходился на то  место,  где
некогда возвышался Эмпайр Стэйт Билдинг, знаменитый небоскреб, разрушенный
пять веков тому назад.
     Джеф  Кэрд  уже  миновал  двенадцать  мостов  через  канал,  когда  в
шестидесяти футах впереди он заметил  прохожего,  бросившего  на  мостовую
банановую кожуру. Джеф посмотрел по сторонам, но ни одного органика вокруг
он не заметил. Может быть, действительно, правду говорят, будто  органиков
можно встретить везде, за исключением тех  мест,  где  они  в  самом  деле
нужны. Ничего не попишешь - придется этим делом заняться ему самому.  Джеф
взглянул на наручные часы. Чтобы вовремя доложить о своем прибытии, у него
оставалось всего пятнадцать минут.  "Опять  опоздаю,  -  подумал  он.  Ну,
ничего, простят - на сей раз причина уважительная".
     Джеф затормозил  и  остановился.  Нарушитель,  низкорослый  худощавый
мужчина с бледным лицом - уже эти обстоятельства  сами  по  себе  способны
вызвать подозрение - неожиданно для себя обнаружил рядом полицейского.  Он
замер, а потом, ухмыльнувшись, принялся глазеть по сторонам. Сняв с головы
огромную, коричневую, защитную шляпу, под которой открылась  беспорядочная
копна каштановых волос, он напряженно ждал.
     - Она просто выпала у меня из  руки,  -  жалобно  протянул  он.  -  Я
собирался ее поднять.
     - Именно поэтому вы и пошли в другую сторону? - заметил Кэрд.
     - Вы находитесь уже в двенадцати футах от брошенного мусора.  Кстати,
около стены имеется урна.
     Кэрд указал на вмонтированный в стену телеэкран.

                               НЕ МУСОРИТЬ
                         ГРЯЗЬ - ЭТО НЕЭСТЕТИЧНО
                              АНТИСОЦИАЛЬНО
                                НЕЗАКОННО
                      О ВСЕХ ПРЕСТУПЛЕНИЯХ СООБЩАТЬ
                        ПО КАНАЛУ СВЯЗИ 245-5500

     Кэрд ногой откинул стопор и, поставив  велосипед  и  открыв  сумку  в
корзине, покоящейся над  передним  колесом,  извлек  из  нее  ярко-зеленую
коробочку. Выдвинув из нее экран, он произнес:
     - Пожалуйста, вашу идентификационную карту.
     Продолжая держать в руке  так  и  не  надкушенный  банан,  нарушитель
приподнял висящую  на  шее  табличку.  Кэрд  подтянул  к  себе  цепочку  и
закрепленную на ней  семиугольную  звезду,  обрамленную  диском.  Один  из
остроконечных выступов звезды он вставил в прорезь коробки.
     На экране появилось:

                           ДОРОТИ ВУ РУТЕНБИК
                           CZ-49V-27-8b-WAP412

     Кэрд  пробежал  глазами  по   строкам   биографии   и   взглянул   на
дополнительные данные, высветившиеся на экране вслед за именем  и  номером
нарушителя. За Рутенбиком числилось четыре  ранее  совершенных  нарушения,
однако все они относились к проявлениям сентиментальности и никак не  были
связаны с замусориванием улиц. Таким образом, ни предыдущие правонарушения
Рутенбика, ни  его  сегодняшний  проступок  не  давали  Кэрду  достаточных
оснований для установки наблюдения за ним со спутника.
     Нарушитель придвинулся, чтобы тоже посмотреть на экран.
     - Простите меня, офицер, - попросил он.
     - А вы подумали о своих согражданах?  Что,  если  кто-нибудь  из  них
поскользнулся бы на брошенной вами кожуре?
     - Да, да, я виноват. Не подумал. Понимаете, офицер, у меня так  много
забот. У меня больной  ребенок  и  жена  пьет.  Два  раза  я  опоздал  без
уважительной причины - так посчитало начальство. Что они  могут  знать?  Я
только и думаю, что о своих неприятностях. У вас ведь тоже свои  проблемы.
Или, раз вы органик, у вас и забот никаких нет. Но  поверьте,  у  меня  их
хватает. Да и у всех достаточно. Простите меня. Это не повторится.
     Кэрд, почти приложив губы к передней стенке коммуникационного  блока,
вызвал архивную службу. На экране появилась полная информация  из  личного
дела Рутенбика, из которой следовало, что тот уже не раз представал  перед
органиками с теми же оправданиями. Кроме  того,  оказалось,  что  детей  у
Рутенбика нет, а жена оставила его три недели назад.
     - Если вы не разрешите мне сейчас уйти, я опять опоздаю, и мне  опять
срежут кредит. Я этого не вынесу, у меня сейчас очень маленький заработок.
Семья едва перебивается.
     Государство  гарантирует  всем  гражданам   минимальный   прожиточный
минимум. Рутенбик знал, что Кэрд проверил его рассказ и все-таки продолжал
врать. А ведь для него не было секретом, что будучи пойманным на  лжи,  он
лишится по крайней мере еще одного кредита.
     Кэрд вздохнул. Ну что заставляет людей так себя вести?
     Праздный вопрос. Уж об этом Кэрду следовало бы знать. Сам-то он  ведь
преступник куда белее серьезный,  чем  Рутенбик,  который  на  самом  деле
совершил лишь небольшие правонарушения. Но Кэрд все же верил - по  крайней
мере  он  всегда  убеждал  себя  в  этом,  -  что  между  ним  и   другими
преступниками существует большая разница. По  его  убеждению,  от  обычных
правонарушителей  он  принципиально  отличался.  К  тому  же,  если  из-за
неуместного  сочувствия  он  отпустит  Рутенбика,  то   сам   подвергнется
опасности. Несомненно, его нарушение было не только оскорбительным,  но  и
опасным.
     А я никому не причиняю вреда.
     По  крайней  мере  -  сейчас.  Но  если  поймают  меня,   многим   не
поздоровится. Джеф достал из сумки  фотоаппарат  и,  удерживая  его  двумя
пальцами и прицелившись сквозь крошечное увеличительное стекло,  нажал  на
спуск. Через секунду появилась фотография, которую  он  вставил  в  другую
щель коммуникационного блока. На дисплее появилось сообщение  о  том,  что
фотография передана и  внесена  в  соответствующий  файл  и  что  виновный
действительно Рутенбик. Кэрд зачитал информацию об обвинении,  назначенном
им Рутенбику, в коммуникатор. Спустя несколько секунд экран вновь ожил,  и
на нем возникло сообщение о  фиксации  обвинения  в  архиве  и  на  личном
идентификационном диске нарушителя.
     Кэрд протянул диск Рутенбику.
     -  Сейчас  я  вас  отпускаю,  -  сказал  он.  -  Вам  не  обязательно
представать перед судом немедленно. Можете явиться после  работы.  Бросьте
кожуру куда положено и можете идти.
     Лицо Рутенбика вполне соответствовало  его  жалобному  хныканью.  Оно
было вытянутым и узким.  Тонкий  нос,  свисающий  вниз,  тесно  посаженные
маленькие водянистые голубоватые глаза,  короткая  челюсть  и  подбородок,
которому  не  удалось  оформиться  в  материнском  чреве.  Сутулые  плечи,
непричесанные  волосы  и  изношенная  рубаха  дополняли  его  портрет.  От
подобного  неряхи  Кэрд   вряд   ли   мог   ожидать   чего-нибудь,   кроме
подобострастия. Действительно, о том, что произошло дальше, он  не  мог  и
подумать.
     Рутенбик расправил цепочку с идентификационной табличкой  на  шее  и,
опустив глаза, зашагал прочь. Внезапно он резко повернулся и издал  жуткий
вопль. Его лицо хорька превратилось  вдруг  в  нечто,  напоминающее  морду
разозленной дикой кошки. Он сильно толкнул пожилую  женщину,  которая  как
раз в это время оказалась между ним и Кэрдом. Та рухнула на Джефа, повалив
его на велосипед, при падении он позвоночником проехал по его педали. Джеф
взвыл от боли, не успев даже подняться, как Рутенбик,  высоко  подпрыгнув,
обеими обутыми в тяжелые сандалии ногами опустился на  его  грудь.  Воздух
словно из надутого шарика вышел из легких, не позволив даже  вскричать  от
боли, - педаль еще раз впилась в спину.
     Рутенбик ухватился за раму;  поднял  велосипед  и  побежал  с  ним  к
каналу,  куда  с  размаху  и  зашвырнул  машину.  Сумка  Кэрда  вместе   с
коммуникационным устройством полетела в воду.
     Собравшись с силами  и  восстановив  дыхание,  рыча  от  гнева,  Джеф
поднялся на ноги и бросился вперед. Рутенбик повернулся,  будто  собираясь
убежать, но затем вдруг припал на одно колено, резко крутанулся обратно  и
ухватил протянутую руку Кэрда. Уцепившись за нее, он повалился  на  спину,
и, быстро подняв одну ногу вверх, уперся ею в  живот  Джефа,  который  под
силой  последовавшего  затем   толчка   перевернулся   через   вероломного
нарушителя и полетел в воду, едва не рухнув при этом на проплывавшую  мимо
лодку.
     Вынырнув на  поверхность  и  захлебываясь  более  от  гнева,  чем  от
набравшейся в рот воды, Джеф увидел над  собой  ехидно  усмехающееся  лицо
Рутенбика.
     - Ну, свинья, как тебе это нравится?
     Вдоль кромки велосипедной дорожки, у воды, выстроилось еще  несколько
человек.
     - Задержите его, - закричал Кэрд, однако люди внезапно исчезли. -  Вы
отказываетесь выполнять долг  органика!  -  но,  кроме  двух  ухмылявшихся
мужчин в лодке, слушать его было уже некому. Они помогли Джефу забраться в
лодку и подвезли к лестнице чуть ниже моста на Двадцать  третьей  Западной
улице. Когда он, наконец,  выбрался  на  дорожку,  Рутенбика  уже  и  след
простыл. Воспользовавшись портативным телефоном, вмонтированным в наручные
часы, Джеф позвонил в участок и попросил прислать водолазов, чтобы достать
из воды его велосипед, сумку и  коммуникатор.  Оставшуюся  часть  пути  на
работу он прошел пешком.
     Полицейский участок на пересечении Двадцать третьей Восточной улицы и
Вуменвэй  авеню  занимал  четверть  большого  шестиэтажного  здания,   оно
тянулось на целый квартал. Оставляя за собой  мокрый  след,  угрюмый  Кэрд
проковылял по дорожке к зданию; по обеим ее сторонам стояли  облаченные  в
униформу,  окаменевшие  фигуры  полицейских,   погибших   при   выполнении
служебных обязанностей. Они застыли в непринужденных, естественных  позах,
хотя при жизни далеко не все были столь же подтянуты и энергичны. У самого
входа на высоком  шестифутовом  гранитном  пьедестале  возвышалась  фигура
Абеля Ортега по прозвищу "ищейка", который когда-то был  руководителем,  а
затем и партнером Кэрда. Приходя сюда, Джеф неизменно  здоровался  с  ним,
несмотря на то, что  некоторые  из  его  коллег  находили  в  этом  что-то
нездоровое. На этот раз он молча миновал статую Ортеги, не посмотрев в его
сторону.
     Мимо дежурного сержанта Кэрд прошел, не удосужившись даже ответить на
его приветствие. Заинтригованный сержант прокричал ему вслед:
     - Эй, инспектор, а я не знал, что идет дождь! Ха-ха!
     Не отвечая на удивленные взгляды, Кэрд  покинул  просторное  приемное
отделение и прошел через холл, затем свернул  в  раздевалку.  В  одном  из
шкафчиков он выбрал для себя сухую рубаху и переоделся, повесив мокрую  на
вешалку.
     Поднявшись в лифте на третий этаж, Джеф прошел в свой кабинет.  Экран
на столе сообщил ему то, что  и  без  того  не  вызывало  у  него  никаких
сомнений. Необходимо  сразу  же  позвонить  майору  Рикардо  Валленквисту.
Однако сначала он зачитал свой устный отчет компьютеру, а затем просмотрел
архивный файл Рутенбика - последний известный адрес обвиняемого был:  Кинг
Стрит, 100. Кэрд связался с двумя патрульными, дежурившими в том районе, и
попросил их проверить квартиру. В ответ он услышал, что пять  минут  назад
это уже сделано: Рутенбик не приходил домой и не явился на работу.
     Скорее всего сие означало, что он уже этого и  не  сделает.  Совершив
открытое нападение на официальное лицо -  первое  из  числившихся  за  ним
тяжких  преступлений  -  он,  вероятно,  отправился   в   район   "минни",
расположенный по соседству с Гудзон Парком. Там селились те,  кто  жил  на
минимальный гарантированный доход, по тем или  иным  причинам  отказываясь
работать. Нередко именно там и скрывались преступники,  которых  с  охотой
укрывали местные жители. Время от времени органики совершали рейды в  этот
район  и   неизменно   возвращались,   поймав   нескольких   преступников,
находившихся в розыске. Настало время прочесать район еще раз.
     Кэрд заказал кофе себе в кабинет, и, потягивая горячую жидкость,  сам
немного остыл. Вспомнив свое купание, Джеф рассмеялся. Действительно, если
взглянуть на случившееся с ним со стороны, сцена вполне  может  показаться
комичной, даже несмотря на пережитое унижение. Увидев  подобный  эпизод  в
кино, он наверняка нашел бы его очень смешным. Что и говорить,  он  должен
отдать должное Рутенбику. Кто бы мог ожидать, что  этот  нытик  и  сопляк,
совершенно ничего из  себя  не  представляющий,  способен  проявить  такую
смелость и силу?
     Выследить его - дело нехитрое. Можно поручить  это  патрульным.  Кэрд
выключил  дисплей  и  хотел  было  приказать  соединить   его   с   офисом
Валленквиста,  но  тут  вспомнил,  что  собирался  запросить  лицензию  на
рождение ребенка. Однако не успел он ввести код отдела приема заявлений  в
Бюро Населения, как  на  настенном  телевизионном  экране  появилось  лицо
Рикардо Валленквиста по прозвищу "Большой Дик".
     - Доброе утро, Джеф!
     Пухлое красное лицо Валленквиста буквально лучилось.
     - Доброе утро, майор.
     - Мое сообщение видели?
     - Да, сэр. У меня было одно срочное дело. Я только что собирался...
     - Зайдите ко мне, Джеф. Прямо сейчас. У меня есть  нечто  интересное.
Поважнее, чем заурядная кража или контрабанда дистиллированной воды. Нужно
поговорить лично.
     - Сейчас иду, майор, - поднялся Кэрд.
     Валленквист всегда придавал преувеличенное значение личным контактам,
а  пользование  электронными   средствами   коммуникации   считал   чем-то
предосудительным. Слишком они безличны и равнодушны. Нередко из уст майора
Валленквиста можно было услышать  тираду,  вроде  следующей:  "Электроника
создает барьеры! Волны, экраны! Вы не имеете возможности узнать  человека,
с которым говорите, вам не понять, нравится он вам  или  нет.  У  вас  нет
способа позволить ему узнать вас.  Разговор  с  помощью  машин  совершенно
обезличен.  В  этом  случае  вы  не  более  чем  привидения.  Для  общения
необходимы плоть и кровь. Нужен контакт, непосредственный запах,  ощущение
собеседника. Электричество неспособно  передать  нюансы  души,  внутренние
импульсы и порывы. Только встреча лицом к  лицу,  нос  к  носу  может  это
обеспечить. Лишь одному Богу известно, насколько мы лишились человечности.
Необходимо сделать все, чтобы сохранить ее. Плоть к плоти, глаза в  глаза.
Личный контакт и ощущение партнера".
     "Все это, конечно, очень мило, - думал Кэрд, поднимаясь  в  лифте,  -
единственная  неприятность  состоит  в  том,  что  Валленквист  -  большой
любитель лука - он уничтожал его за завтраком, в обед и на ужин - и  когда
он говорит о запахе, невольно возникают неприятные  ассоциации.  Если  так
настаиваешь на личном контакте, можно было бы и не есть  его  три  раза  в
день".
     Кабинет Валленквиста был раза  в  два  больше  помещения,  в  котором
работал Кэрд. Так оно и  должно  быть.  Однако  сам  майор  превосходил  в
объемах своего подчиненного лейтенанта самое большее на  четверть.  Ростом
шесть футов семь дюймов он весил двести восемьдесят семь фунтов, и  добрые
девяносто из них было лишними. Департамент  здоровья  давно  и  пристально
следил за ним, однако благодаря своим  связям  майор  не  позволял  врачам
особенно докучать ему. А из второстепенных  бюрократов  никто  не  решался
преследовать  руководящего  майора-органика;  к  тому  же  наблюдатели  из
Департамента  здоровья  сами  не  отличались  худобой  и  весьма  неохотно
расставались  с  собственным  жиром.  Зато  уж  от  людей  маленьких,   не
обладающих властью и  могуществом,  они  неизменно  требовали  неуклонного
выполнения всех предписаний вплоть до последней буквы. И это в  то  время,
когда общество официально считалось бесклассовым.  Так  было  всегда,  так
будет и впредь.
     При виде вошедшего Кэрда майор поднялся из своего  огромного  обитого
мягкой тканью кресла и, сцепив свои руки, пожал их. Кэрд  проделал  то  же
самое со своими.
     - Садись, Джеф.
     Кэрд сел в  кресло.  Валленквист  обошел  вокруг  стола,  увенчанного
сверху чем-то вроде серпа, и уселся на край  стола,  наклонившись  вперед.
"Еще свалится. Тоже мне, шалтай-болтай, - подумал про себя Кэрд. - Но  эта
игрушка по крайней мере не объедается луком".
     - Как жена, Джеф? - улыбаясь, спросил Валленквист.
     Джеф почувствовал, как холодок пробежал по его  спине.  Неужели  Озма
совершила что-то противозаконное?
     - Прекрасно.
     - По-прежнему раскрашивает насекомых?
     - По-прежнему.
     Валленквист разразился громким смехом и хлопнул Джефа по плечу.
     - Молодец, не так ли! Не знаю, искусство ли то, что  она  делает,  но
зато какое внимание со стороны публики. О ней знают все. Я слыхал,  что  в
ее честь уже устраивают приемы.
     Кэрд  расслабился.  Майор  просто  ведет   обычный   подготовительный
разговор. Чтобы собеседники успокоились, настроились друг на друга - это в
его стиле: нос к носу, глаза в глаза, плоть к плоти.
     - А как поживает дочь? Ариэль... Маузер... так кажется ее зовут?
     - Прекрасно.
     - А вы продолжаете преподавать в Университете Восточного Гарлема?
     Валленквист кивнул, и челюсти его  прихлопнулись,  словно  паруса  на
ветру.
     - Хорошо, хорошо. Так, значит, вечеринка? И кто  там  будет?  Я  знаю
кого-нибудь?
     - Наверняка. Ничего особенного, подобные события в артистическом мире
-  явление  обычное.  Прием  дает  Малькольм  Чанго  Кант,  куратор  музея
Двадцатого века.
     - Конечно, конечно, я слышал о нем. Правда, я в эти  круги  не  вхож.
Хорошо, что вы имеете информацию  оттуда.  Органик  должен  знакомиться  с
людьми других профессий.
     "Вы бы сильно удивились,  узнав  скольких  таких  людей  я  знаю",  -
подумал Кэрд, продолжая поддерживать  разговор  и  расспрашивая  майора  о
здоровье, о жене, детях и внуках.
     - Прекрасно, - отвечал тот, - лучше и быть не может.
     Наконец,  Валленквист  сделал   паузу.   Кэрд   нарочно   отвернулся,
продолжая, однако,  рассматривать  майора  уголками  глаз.  Еще  несколько
секунд, и он, почувствовав,  что  тот  готовится  сообщить  нечто  важное,
открыто встретил взгляд собеседника.
     - У меня тут есть довольно серьезное дело, - сказал майор.  -  Такое,
когда следует навострить уши. _Д_э_й_б_р_е_й_к_е_р_! Ага, я так  и  думал.
Подобное заявление способно вас разбудить. Я не ошибся?
     Валленквист легонько потрепал Кэрда по руке.
     - Я, конечно, буду следить за ходом  дела,  но  главное  удовольствие
предоставлю получить вам. Вы, слава Богу, прекрасный человек и  очень  мне
нравитесь!
     - Благодарю, - ответил Кэрд. - Я также нахожу общение с  вами  весьма
приятным.
     - Я знаю своих людей, Джеф. В  этом  деле  нам  требуется  лучший  из
лучших, а ты, Кэрд, - настоящий гончий пес.

                                    4

     К большому облегчению Кэрда майор, наконец, поднялся со стола, прошел
вокруг него обратно к своему креслу и голосом включил настенный экран,  за
его спиной. Затем, крутанувшись в кресле, он приготовился смотреть.
     - Это не просто какой-то там обычный беглец, - произнес он еще раз.
     На экране появились три изображения взрослого мужчины:  в  одежде,  в
полный рост и под различными углами. Под ними возникли еще три изображения
того же человека,  но  уже  обнаженного.  Джеф  и  майор  Валленквист,  не
сговариваясь, уставились на половой член мужчины, явно подвергнутый в свое
время процедуре обрезания. Кэрду никогда не приходилось видеть подобное  в
натуре - только на фотографиях. Сейчас зрелище это показалось ему  хоть  и
экзотическим, но все-таки довольно уродливым.
     Затем последовал портрет того же мужчины, только голова  и  плечи,  в
анфас. На голове у  него  была  зеленого  цвета  ермолка,  из-под  которой
свисали  длинные  рыжие  волосы.  Кустистая,  рыжая  борода   подчеркивала
очертания строгого, широкоскулого  лица  с  небольшими  зелеными  глазами,
тонкими губами и широким, коротким носом с большими  ноздрями.  На  экране
появилась надпись, высвеченная крупными буквами:

                             ЯНКЕВ ГЭД ГРИЛЬ
                      ОТВЕТСТВЕННЫЙ ЗА ПОНЕДЕЛЬНИК

     Затем пробежал  идентификационный  код.  Он  переместился  по  экрану
вверх,  и  на  его  месте  начали  последовательно   высвечиваться   коды,
соответствующие  описанию  ушей,  глаз,  отпечатков  пальцев  и   ступней.
Показались данные, характеризующие голос,  обычный  запах  кожи  и  группу
крови, а также информация, кодирующая рентгеновские  снимки  и  сонограммы
черепа и скелета. За этим последовали топография мозга  мужчины,  диапазон
излучения, сопутствующего его мыслительному процессу,  описание  присущего
ему баланса  гормонов,  химический  состав  волос  и  крови,  генетическая
информация,  внешние  антропологические  данные,  коэффициенты  врожденных
умственных   способностей,   психологической   устойчивости,    социальной
активности и даже формально закодированное описание походки.
     Валленквист скомандовал, чтобы информация двигалась по экрану немного
медленнее. Через несколько секунд Кэрд сказал:
     - Остановите! Что это? Аллергия на устрицы? Но  ортодоксальные  евреи
не едят устриц!
     - Ага! - произнес майор таким голосом, словно  только  что  в  полной
темноте увидел луч яркого цвета. -  А  этот  еврей  ест!  Вернее,  ел.  По
крайней мере  один  раз.  Посмотри-ка...  что  здесь  написано?  Появилось
головокружение и тело  покрылось  пятнами.  Видишь,  он  заявил,  что  это
наказание послано ему господом Богом!
     - Никто не совершенен, - констатировал Кэрд.
     - Только человечество в  целом  благодаря  Богу  станет  когда-нибудь
совершенным!
     "Это точно, -  пошутил  про  себя  Кэрд,  -  а  еще  следующим  летом
встретимся в Иерусалиме. Всем известно:  Второе  пришествие  Христа  может
произойти в любой момент, пролетариат придет к власти, и государство скоро
отомрет".
     - Как видишь, - заметил Валленквист, -  если  не  считать  повышенной
религиозности, он являл собой  пример  образцового  гражданина.  И  затем,
вдруг пуф - и все разлетелось! - Валленквист простер руки над  головой.  -
Вчера этот человек не вышел из своего  стоунера.  Его  коллеги  в  Иешиве,
конечно, проверили, в чем дело, ведь семьи у него  нет.  Стоунер  оказался
пуст. Никаких сообщений, никаких указаний на то, что могло произойти.
     Валленквист низко склонился над Кэрдом:
     - Это означает, что сейчас этот человек  находится  во  Вторнике!  Он
сейчас здесь!
     Кэрд поднялся и принялся расхаживать взад-вперед по комнате.
     - Янкев Гриль, - повторил он. - Я знаю этого человека.
     - Ты его знаешь? Но...
     - Вы не просмотрели весь его файл. Одно  время  он  играл  с  другими
днями в шахматы по магнитофону.  Одним  из  его  противников  был  я.  Мне
известно всего лишь его имя, и сегодня я впервые увидел его воочию.  Может
быть, вы знаете о том, что я чемпион Манхэттена,  занял  седьмое  место  в
мировом чемпионате Вторника и двенадцатое - среди всех дней. Кстати, Гриль
в турнире "Все Дни" был одиннадцатым.
     - Серьезно? - удивился Валленквист. - Я, к сожалению, плохо знаком  с
этой игрой. Как только подумаю, что вместо этого  ты  мог  бы  посидеть  с
удочкой у реки... но так или иначе, я горжусь тем, что ты  чемпион,  пусть
это всего лишь шахматы. Весь наш отдел гордится тобою.
     Майор попытался вплотную приблизиться к Кэрду, но тот, уклонившись от
контакта, ловко отступил в сторону, а затем, повернулся  к  нему  лицом  и
спросил:
     - Вы что хотите вручить мне временной пропуск?
     Валленквист снова приблизился к нему:
     - О, нет. В этом нет необходимости. К  тому  же  на  это  может  уйти
слишком много красной ленты. Ты хоть что-то знаешь об этом человеке,  даже
играл с ним в шахматы. Именно ты должен  заняться  поисками  его  сегодня.
Прошу все твое время уделить этому случаю.
     - Хорошо. Сейчас основной вопрос в том, решил  ли  он  перебраться  в
этот день или замыслил нарушить границы и всех других дней тоже. Почему он
сделал это? Чем руководствуется? Найти мотив - означает найти человека!
     - Прекрасно, - заключил майор, потирая ладони. - Я всегда  знал,  что
умею подбирать людей.
     Кэрд в очередной раз ускользнул от приближающегося к нему лица майора
- идея насчет того, что нос надо держать непременно  к  носу,  видимо,  не
давала тому покоя.
     -  Могу  ли  я  получить  разрешение  на  интервью  его   коллег   из
Понедельника?
     - Я пошлю запрос, однако потребуется  некоторое  время  на  получение
ответа.
     Слово "запрос" напомнило Кэрду о требовании Озмы.
     - Ну что ж, майор, - сказал Джеф, направляясь к выходу, - пока у  вас
не появится для меня что-нибудь новенькое, я занимаюсь этим делом.
     - Да подожди ты. Чего я больше всего не люблю, так это  разговаривать
с затылком!
     - Простите, майор, - Кэрд остановился, повернулся  к  Валленквисту  и
улыбнулся ему. - Это, я думаю, от излишнего рвения.
     - Все в порядке,  мой  мальчик.  Всегда  рад  видеть  старание  своих
подчиненных. В наше время оно встречается не так уж часто.
     - У вас ко мне есть что-нибудь еще, сэр?
     - Держи меня в курсе, - Валленквист сделал неопределенный жест рукой.
-  Да,  кстати,  в   твоем   графике   на   сегодня   я   видел   обед   с
комиссар-генералом?
     Что это? Ревность. Гнев?
     - Да, сэр. Комиссар и я вместе росли в одном районе, мы даже  в  одну
школу  ходили.  А  теперь  вот  любим  встретиться,  поговорить  о  старых
временах. К тому же мы  еще  и  родственники.  Моя  первая  жена  была  ее
кузиной.
     - Хорошо, хорошо. Прости, что я вмешиваюсь.
     Майор бросил взгляд на два одновременно вспыхнувших экрана.
     - Прости, теперь я занят, - сказал он. - Беги, берись за дело.  Желаю
приятно провести время за обедом, и  передай  от  меня  привет  комиссару.
Только, пожалуйста, до обеда доложи о том, что удастся узнать о Гриле. Что
это за имя идиотское, прости Господи!
     Джеф отдал на прощание честь, однако майор уже  был  поглощен  другим
делом: переводя взгляд с одного экрана на другой, он никак не мог  решить,
какой из них содержит  более  важную  информацию.  Кэрд  вернулся  в  свой
кабинет и, обращаясь к телеэкрану, приказал показать ему запись последнего
хода Гриля.
     На экране возникла шахматная доска  -  шестьдесят  четыре  регулярным
образом перемежающиеся красные и  зеленые  клетки,  восемь  горизонтальных
полос по восемь клеток в каждой - с восемью красными  и  восемью  зелеными
фигурами на ней. Игра началась с первого хода  игравшего  зелеными  Янкева
Гриля: 1РГ - МС4.  Другими  словами,  первым  ходом  зеленый  Руководитель
Группы Мирового Советника перемешался на четвертый вертикальный квадрат от
той клетки, в которой находился Мировой Советник. Красные, которыми  играл
Джеф Кэрд, сделали  первый  ход,  переместив  своего  Руководителя  Группы
Мирового Советника аналогичным образом.
     Второй ход зеленых был: РГ - МС ГШ. Или 03. Это означало,  что  Гриль
переместил своего Офицера-Органика на третью клетку от Губернатора Штата.
     Кэрд вспомнил, что выполняя свой ответный ход, он  размышлял  о  том,
что  какой-нибудь  шахматист,  живший  в  начале  двадцать  первого  века,
наблюдая за их игрой, легко разобрался бы  в  происшедших  в  ней  с  того
времени изменениях. Для него вряд ли составило бы проблему определить, что
белые и черные клетки  на  доске  заменены  соответственно  на  зеленые  и
красные. Что Короли  превратились  в  Мировых  Советников,  Королевы  -  в
Суперорганических Директоров, Ладьи - в  Интраорганических  Координаторов,
Слоны - в Губернаторов Штатов, Кони - в Офицеров-Органиков, а  пешки  -  в
Руководителей Групп. И если бы  этот  гипотетический  шахматист  из  давно
ушедших времен располагал знаниями о политическом устройстве  современного
мира, он без труда разглядел бы за всеми происшедшими в  игре  изменениями
самые очевидные политические причины и понял бы, что  сами  эти  изменения
носят весьма поверхностный характер.
     Минут пять Кэрд продолжал следить за развитием событий на доске, хотя
мысль о том, что он приносит служебные обязанности  в  жертву  собственным
удовольствиям, не давала ему покоя. Кроме того, его волновало и еще  одно:
где находился Гриль в тот момент, когда он совершил свой последний ход?
     Он распорядился, чтобы экран показал ход РГ - МС или  04,  раздумывая
над тем, доведется ли Грилю когда-нибудь узнать, по какому пути пошла  эта
партия.  Он  надеялся,  что  удастся.  Противники  разыгрывали  опасное  и
интригующее столкновение, одновременно атакуя и  обороняясь.  Оба  Мировых
Советника были открыты "беспорядочным ударам со всех направлений" - именно
так однажды охарактеризовал подобную позицию один из мастеров.
     "Странно, - подумал Джеф,  -  но  то  же  самое  можно  сказать  и  о
положении в реальной жизни".
     Кэрду нужно было закончить несколько небольших дел,  и  только  после
этого он смог полностью переключиться на Гриля. На следующий  Вторник  был
запланирован рейд  на  Башни  Тао,  многоквартирный  дом  на  Одиннадцатой
Западной улице. Согласно информации одного из осведомителей, некоторые  из
жильцов этого дома не только  сами  курили  табак,  но  и  занимались  его
продажей.  Что  за  люди?  Семь  поколений  непрерывного   образования   и
воспитания, а они все равно только и думают, что о подобных гадостях.
     В отличие от того, что предрекал Иисус, бедных в  обществе  более  не
было. По крайней мере, бедные не должны были пребывать в этом состоянии  в
силу каких-то  объективных  причин.  Однако  порока  и  сейчас  оставалось
предостаточно. Впечатление такое,  что  каждый  час  рождается  по  одному
преступнику.
     Рейд в район минни  в  поисках  Рутенбика  должен  был  состояться  в
пределах часа, и Кэрд не собирался участвовать в нем лично. Он предоставил
возможность осуществить эту операцию детектив-инспектору Эн Вонг  Кулсу  и
предполагал поддерживать с группой постоянный аудиовизуальный контакт.
     Джеф попросил произвести поиск и слежение за Рутенбиком и  Грилем  со
спутников и уже через десять минут получил результаты. В полете находились
три спутника, которые непрерывно под тремя разными углами  фотографировали
Манхэттен   и   прилегающие   к   нему   районы.   Компьютеры    переслали
голографические портреты обоих нарушителей на центральную  базу,  где  они
сравнивались с лицами обитателей Манхэттена,  заполнивших  улицы  и  крыши
домов. Пока поиск не давал результатов.  Ничего  неожиданного,  однако,  в
этом не было, поскольку и Гриль, и Рутенбик носили  широкополые  шляпы  и,
кроме того, наверняка сейчас оба они не поднимали головы, чтобы не попасть
в объектив кинокамеры. Спутники, правда, получили задание отслеживать всех
обладателей подобных шляп, и все здания, в которые  они  входили,  тут  же
регистрировались.  К  сожалению,  у  Департамента  органиков  не   хватало
персонала, чтобы обеспечить оперативную проверку всех подозрительных. Пока
удалось проверить только здания в центре Манхэттена, да и то не все -  это
требовало времени.
     Не так уж трудно заполучить фальшивую идентификационную  карту,  если
вы знаете, где собираетесь скрываться. Рутенбик,  судя  по  всему,  хорошо
понимал, что делает. В то же время Гриль, очевидно, был ученым,  привыкшим
жить и работать в уединении. Что мог он знать о трущобной жизни? Ничего  -
если, конечно, не задумал свой побег очень давно и не успел хорошо к  нему
подготовиться.
     Кэрд отложил мысли о Рутенбике на потом и полностью сосредоточился на
Гриле.
     Раскроешь мотив - значит  найдешь  преступника.  Прекрасная  формула,
очень актуальная, если не считать того, что Джефу не нужно было определять
круг подозреваемых. Он и так уже знал, кто является преступником.
     Понедельник решил предоставить Вторнику биоданные  из  архива  Гриля,
однако Кэрд не имел возможности допросить знакомых  и  коллег  Гриля.  Это
право оставалось за Понедельником.  Единственное,  что  оставалось  в  его
силах, - распорядиться, чтобы  информацию  разослали  по  коммуникационным
блокам  всех  органиков.  Разыскивая  Гриля,  они  смогут  воспользоваться
полученными данными.  Помогут  и  спутники  -  "небесные  глаза",  так  их
называли, - которые постоянно сканируют улицы в поисках кого-либо,  внешне
напоминающего Гриля. Хотя Кэрд не очень-то верил в  то,  что  Гриль  может
оказаться таким глупцом, чтобы шататься днем по улицам. Возможно,  он  уже
обстриг волосы и сбрил бороду, хотя такими уловками довольно трудно  сбить
небесный  глаз  с  толку.  Наверняка  Департамент  идентификации  разослал
фотографии, показывающие, как бы выглядел Гриль, если бы он побрился.
     Файл с биоданными Гриля содержал  несколько  довольно  примечательных
фактов. Особенно интересным могло показаться то обстоятельство, что  Гриль
являлся последним на всей Земле живым носителем языка идиш. Кроме того, он
оказался самым авторитетным специалистом и  знатоком  творчества  древнего
писателя Церинтуса. Два исследования, выполненные Грилем, зарегистрированы
во Всемирном Банке Данных.  Кэрд  запросил  краткий  обзор  по  Церинтусу,
руководствуясь при этом  скорее  любопытством,  нежели  надеждой  получить
какие-то улики.
     Из  представленного  ему  отчета  Джеф  узнал,   что   Церинтус   был
христианином и жил около 100 года нашей эры. По  происхождению  еврей,  он
принял  христианство,  но  в  общественном   мнении   считался   еретиком.
Утверждают, что Святой Иоанн написал свое Евангелие специально  для  того,
чтобы раскрыть и опровергнуть ошибочные взгляды Церинтуса.  До  того,  как
около трехсот облет тому назад на юге  Египта  был  обнаружен  манускрипт,
рассказывающий о жизни Церинтуса, о  нем  было  известно  очень  мало.  Он
основал  просуществовавшую  очень  недолго  секту  евреев,  перешедших   в
христианство.  Секта  имела  явно  выраженное  гностическое   направление.
Несмотря на принадлежность к христианам,  единственной  книгой  из  Нового
Завета, которую признавал Церинтус, было  Евангелие  от  Матфея.  Писатель
считал, что мир создали ангелы, один из которых вручил  евреям  их  закон.
Однако закон этот оказался несовершенным. Он, например, не содержал  таких
фундаментальных составляющих, как обрезание и еврейская суббота.
     - Такой же сумасшедший, как и все они, - пробормотал  Кэрд,  выключая
дисплей.
     Раздался громкий звонок, и еще один  телевизионный  экран  засветился
оранжевыми буквами. Появилось напоминание от Озмы о  необходимости  подать
запрос на рождение ребенка. Кэрд  отключил  экран  с  данными  о  Гриле  и
подошел  к  настольному  компьютеру.  Однако  не  успел  он  заполнить   в
отображенной на дисплее форме и  четырех  строк,  как  замерцал  еще  один
экран. Высветилось сообщение: Рутенбик обнаружен в районе Гудзон Парка.
     Кэрд  отложил  работу  по  заполнению  формы  запроса  и  связался  с
женщиной,  приславшей  сообщение  о  нарушителе.   Ею   оказалась   капрал
патрульной  службы  Хатшепсут  Эндрюс  Руиз.  Она  стояла  перед   экраном
передатчика, вмонтированного в  стену  какого-то  здания;  рассмотреть  ее
фигуру было невозможно. Наверно, какой-то  минни  швырнул  в  экран  комья
грязи, а то еще что-нибудь и похуже. Позади капрала стояли  три  органика,
тайные агенты первого класса, один из которых, держа в руках камеру, водил
ею  из  стороны  в  сторону,  снимая  улицу.  Кэрд  запросил  картинку,  и
изображение улицы появилось на экране рядом с тем,  что  показывала  Руиз.
Возле капрала стояла женщина, сообщившая ей о местонахождении Рутенбика. В
руке она держала большую сумку, набитую овощами.
     Руиз отдала честь и доложила:
     - Это свидетель, Бенсон Мак Тавиш Паллангули, 128...
     - Данные я возьму из компьютера, - прервал ее Кэрд. - Что произошло?
     -  Свидетельница  только  что  вышла  из  распределителя   продуктов,
расположенного на Вест Кларксон Стрит, держа в руке сумку  с  овощами,  на
которых сверху лежала ветвь бананов.
     Кэрд хотел было попросить  Руиз  опустить  ненужные  подробности,  но
упоминание о бананах остановило его.
     - Подозреваемый Дороти Ву Рутенбик, со всей  очевидностью  опознанный
Паллангули, прошел рядом с ней. При этом он, протянув руку,  стащил  банан
из ее сумки. После чего Рутенбик побежал по улице... - Руиз показала рукой
в западном направлении, - ...до пересечения Гринвич и Вест Кларксон.  Там,
в  соответствии  с  показаниями  Паллангули  и  двух  других   свидетелей,
подозреваемый свернул налево, продолжая бежать, и проследовал  по  Гринвич
Стрит. Затем он вошел в здание, обозначенное на карте символами ГСЛ1.
     Кэрд затребовал, чтобы на дисплее показали план улицы, по которому он
мог бы проследить маршрут преступника. К этому времени появились  еще  две
картинки, переданные камерами патрульных, находящихся у  входа  в  здание.
Сержант, командующий операцией, Ванда Конфуций  Торп,  как  раз  входил  в
дверь здания. В правой руке он держал специальный электрический  штык.  За
ним последовали еще три органика, также вооруженные штыками.
     Кэрд связался с Торпом по радио и спросил его,  окружено  ли  здание.
Сержант с легкой ноткой возмущения в голосе  ответил,  что  он  несомненно
позаботился об этом. Кэрд вызвал записи  мониторов,  находившихся  с  двух
сторон здания, и получил с их помощью полную картину операции.  Здание,  в
котором скрывался Рутенбик, занимало целый квартал,  однако  между  ним  и
тротуаром был дворик с пальмами и платанами, с  неподстриженной  лужайкой,
множеством одуванчиков и других сорняков. Несомненно,  руководитель  блока
не раз  получал  официальные  выговоры  от  государственных  чиновников  и
приказы прибрать во дворе.  Однако  руководители  квартала  минни  нередко
оказывались столь же упрямыми  и  строптивыми,  как  и  остальные  жители.
Зданию было примерно  сорок  облет,  и  построено  оно  было,  когда  Бюро
Архитектуры обуяла страсть ко всему, связанному с морем.  Стороны  здания,
выгнутые вверху, заканчивались плоской макушкой. Это, наряду с  коническим
торцом  и  трехэтажным  пятиугольным  строением  в  середине,   напоминало
авианосец двадцатого века. Комнаты на внешней  стороне  у  верхнего  этажа
имели в полу окна, сквозь которые жильцы непосредственно  могли  наблюдать
за всем происходящим во дворе.
     Рутенбик находился, наверно, в одной из этих комнат, наблюдая  сверху
за органиками.
     Кэрд трепетал от возбуждения. Три месяца прошло с тех пор,  когда  он
выходил на охоту в последний раз. И вот сегодня сразу две погони.
     Он попросил компьютер отыскать в файле  Рутенбика  все  упоминания  о
бананах. Почти сразу же строки ответа побежали по экрану. Прочитав их,  он
соединился с Руиз и попросил ее узнать  у  Паллангули,  не  знаком  ли  ей
мужчина, стащивший у нее банан.  Капрал  выполнила  его  просьбу,  а  Кэрд
наблюдал за их беседой.  Безликое  выражение  на  лице  женщины  сменилось
убежденностью.
     - Нет, я никогда не видела прежде этого бродягу, а если вдруг встречу
еще раз, то засуну ему банан в то место, куда солнышко не светит.
     Перед тем, как обратиться к женщине  с  вопросом,  Руиз  вставила  ее
идентификационный  диск  в  считывающее  устройство,  выдав  в   компьютер
команду, предписывающую окрасить в оранжевый  цвет  и  отобразить  крупным
шрифтом все ссылки на Рутенбика. Прошло  несколько  секунд,  и  на  экране
замерцал параграф текста - появился ответ на его  запрос.  Кэрд  остановил
его,  чтобы  спокойно  прочитать.  Оказывается,  три  обгода  тому   назад
Паллангули и Рутенбик были соседями по четвертому  этажу  многоквартирного
дома на Доминик Стрит.
     Джеф  раздраженно  вздохнул.  Паллангули  наверняка  знала,  что  эта
информация помещена в ее файл, и все-таки солгала. Кто она  -  сумасшедшая
или матерый преступник? Впрочем, какая разница? Необходимо  ее  допросить.
Он поставит тридцать кредиток  на  то,  что  вся  ее  история  состряпана.
Рутенбик попросил у нее помощи, и она согласилась ее  предоставить.  Более
того, еще двое минни по его просьбе тоже  дали  ложные  показания.  Вместо
того, чтобы свернуть налево, побежать в южном направлении  и  войти  в  то
здание, где его сейчас искали, он повернул вправо и скрылся... где?
     Рутенбик должен находиться  где-то  рядом  с  расставленной  полицией
сетью, из которой он ловко ускользнул. Это так, если, конечно, он не пошел
в своих расчетах еще дальше: понимая,  что  тот,  кто  будет  ловить  его,
неизбежно станет придерживаться именно той схемы, по  которой  шел  сейчас
Кэрд, он все-таки спрятался в этом здании. Хотя вряд ли.  Слишком  опасно,
можно перехитрить самого себя.
     Если Кэрд на  сто  процентов  был  бы  уверен  в  своей  правоте,  он
прекратил  бы  прочесывание  здания.  Кэрд  запросил  подкрепление,  чтобы
расширить сеть и  послать  органиков  в  прилегающие  здания,  однако  ему
ответили, что более десяти человек предоставить невозможно.
     Кэрд взглянул на экран, на котором мерцало предупреждение: ЗАПРОС  НЕ
ЗАКОНЧЕН! Времени на это сейчас не было. Запрос на разрешение  Озме  иметь
от него ребенка придется переслать позже. На  экране  появилось  еще  одно
сообщение:  секретарь  комиссар-генерала  спрашивала,  не  может   ли   он
перенести встречу на 11:30 утра. Кэрд ответил  утвердительно.  На  дисплее
отобразили: ПРИНЯТО И ПЕРЕДАНО.
     Пришел ответ на запрос относительно поиска  Рутенбика.  Обычно  ответ
поступал в пределах десяти минут, однако сегодня  по  непонятным  причинам
каналы были загружены до  предела.  Кэрд  внимательно  изучил  картинки  и
запросил полицейский участок в Гудзон Парке о подмоге. Он просил  прислать
еще десяток органиков,  но  получил  отказ:  в  течение  по  крайней  мере
нескольких часов подкрепления не будет.
     - Почему? - переспросил Джеф.
     - Очень жаль, инспектор, - ответил сержант,  -  но  на  Кармин  Стрит
произошло жестокое и кровавое убийство. Две жертвы: женщина и ребенок.
     Кэрд был потрясен.
     - В этом субгоду уже второе убийство на Манхэттене, а идет всего лишь
второй месяц. Боже мой, за весь прошлый субгод произошло всего шесть!
     Сержант молча кивнул.
     - Это похоже на эпидемию. Социальное гниение, сэр. Хотя, может  быть,
влияет ужасная жара.
     Закончив разговор с сержантом, Кэрд  сел  и  задумался.  Если  бы  от
каждого органика не  требовали  получения  степени  доктора  философии  по
криминологии, то их численность была бы куда большей, и Кэрд  сейчас  вряд
ли испытывал бы недостаток кадров для выполнения  операции.  Так  нет  же,
любой кандидат должен пройти психологический  тест  (который  одновременно
являлся  и  довольно  хитрым  идеологическим  испытанием).  В   результате
половина претендентов сразу же отсеивалась. После  этого  необходимо  было
проучиться шесть сублет в Вест Пойнте. И только лишь потом  те  кандидаты,
которые сумели выдержать дисциплину и  получить  по  всем  курсам  среднюю
оценку В, становились пешими  патрульными  Департамента  органиков,  и  им
присваивался нулевой класс.
     Ну что ж, придется  обходиться  тем,  что  имеется.  Прогноз  погоды,
отображенный на одном из экранов, дополнительного оптимизма не  вселял.  К
трем часам пополудни обещали сильный туман, а значит  нельзя  рассчитывать
на "небесные глаза". Нужно было действовать быстро и решительно.

                                    5

     К  одиннадцати  часам  Рутенбика  не  удалось  ни  поймать,  ни  даже
обнаружить. Прежде чем покинуть здание,  Кэрд  еще  минут  пять  занимался
неоконченными делами. Автомобиль-робот из служебного гаража провез его  по
Бульвару Вуменвэй к площади Колумба и оттуда  мимо  Центрального  Парка  к
Семьдесят седьмой Западной улице. Коммунальный жилой Блок имени Джона Рида
занимал целый квартал и включал сто зданий на Семьдесят шестой и Семьдесят
Седьмой улицах и небольших боковых улочках. По соседству от  него,  строго
на Север,  находился  музей  Естественной  Истории.  Едва  миновав  третий
уровень наклонного подъезда, охватывающего здание, Кэрд вылез  из  машины,
которая не спеша удалилась в западном направлении. Он вошел  в  просторный
холл, украшенный в соответствии с модным в этом году микенским стилем.  Со
стен, с  потолка  и  даже  с  пола  -  отовсюду  улыбались  золотые  маски
Агамемнона [Агамемнон - царь Микен, сын Атрея и Аэроны; центральный  образ
"Илиады"  Гомера].  В  середине   холла   находился   фонтан,   украшенный
скульптурой Аякса [Аякс - греческий герой Троянской  войны,  который  убил
себя, ибо был побежден Одиссеем в споре  за  доспехи  Ахилла],  бросающего
вызов  богам.  С  потолка,  протянувшись  в   направлении   надменного   и
обреченного Ахея [Ахей - родоначальник ахейцев - одного из древнегреческих
племен; в поэмах Гомера  ахейцами  называются  все  греки]  и  оборвавшись
посередине,  свисала  рваная,  излучающая  желтый  флюоресцирующий   свет,
молния. Вся  это  композиция,  видимо,  подобранная  каким-то  чиновником,
несомненно,  была  призвана  способствовать  повышению  морального  уровня
жителей: если вы  настолько  глупы,  чтобы  оказывать  сопротивление  воле
правительства, добра ждать не приходится.
     Вся беда в том, что, несмотря на стопроцентную грамотность и введение
бесплатного образования в течение всей жизни, девять десятых  зрителей  ни
разу не слышали об Аяксе, который пронзил  себя  мечом,  а  из  оставшейся
одной десятой большинству подобные страсти были совершенно безразличны. От
морали не осталось ничего, а искусство, думал Кэрд, слишком тенденциозно.
     Он поднялся в пневматическом лифте на верхний этаж и вышел у входа  в
ресторан "Зенит".  Часы  показывали  11:26.  На  вопрос  поспешившего  ему
навстречу метрдотеля он ответил, что место для  него  заказано  комиссаром
Хорн. Тот пробежал пальцами по клавишам, и  на  экране  дисплея  появилось
лицо Кэрда, сопровождаемое несколькими строками биоданных.
     - Очень хорошо, инспектор Кэрд. Пройдите за мной.
     "Зенит" считался элегантным рестораном для избранных. Устроившись  на
подиуме, негромко играли шестеро музыкантов, в зале слышались приглушенные
голоса. Спокойствие нарушила Энтони Хорн, поднявшись из-за столика,  чтобы
приветствовать его. Протянув  руки,  она  бросилась  навстречу  Джефу,  ее
просторное оранжево-пурпурное платье взметнулось волной.
     - Джеф, дорогой!
     Люди, мирно обедавшие за столиками,  вздрогнув  от  неожиданности,  с
интересом смотрели на нее. Джефу показалось, что он вот-вот утонет в  море
шелка, духов и обильной женской плоти. Прильнув поневоле  лицом  к  мягкой
груди, Джеф мысленно сравнил ее  с  двумя  планетами-близнецами.  Подобная
весьма пикантная ситуация не вызывала у  него  особого  возражения,  хотя,
может быть, эти чувства и не отличались благородством. На какое-то краткое
мгновение он ощутил умиротворенное  спокойствие,  словно  припал  к  груди
некоего единого и великого материнского начала.
     Она отпустила его и улыбнулась, обнажив крупные  белые  зубы.  Затем,
взяв Джефа за руку, Энтони повела его к столику  в  той  части  зала,  где
располагались мясоеды. Несмотря на высокий рост Джефа - что-то около шести
футов трех дюймов - она на добрых шесть дюймов возвышалась над  ним,  хотя
не менее четырех  из  них  вполне  можно  было  списать  на  счет  высоких
каблуков. Плечи  и  бедра  Энтони  Хорн  были  очень  широкими,  а  талия,
наоборот, удивительно узка. Золотые  пышные  волосы,  убранные  в  высокую
прическу, напоминали треуголку, распространенную в восемнадцатом  столетии
- последний крик моды. Маленькие, плотно  прижатые  к  голове  ушки,  были
украшены массивными золотыми серьгами, отмеченными китайской идеограммой в
форме рога.
     Они уселись, и Энтони наклонилась над  столом;  груди  ее  напряженно
подались вперед, словно два белоснежных волкодава,  жаждущие  освободиться
от сдерживающего поводка, чтобы броситься на  преследование  добычи.  Джеф
встретил взгляд ее темно-голубых глаз.
     - У нас большие неприятности, Джеф, - произнесла она, понизив голос.
     - Правительство что-то узнало? - негромко спросил Джеф. Брови его  от
удивления поползли вверх.
     - Пока нет. Мы...
     Она остановилась на  полуслове,  заметив  приближающегося  официанта,
высокого, бородатого сикха в  тюрбане.  Какое-то  время  они  были  заняты
изучением напечатанного на бумаге меню и заказом напитков.  "Зенит"  столь
строго придерживался утонченных  правил,  что  здесь  считалось  признаком
дурного вкуса  отображать  меню  на  экране.  Официант  удалился,  и  Хорн
продолжила прерванный разговор:
     - Ты помнишь историю Доктора Чанга Кастора?
     - Надеюсь, он не сбежал? - утвердительно кивнул Кэрд.
     - Вот именно, сбежал.
     Кэрд хрюкнул, словно получил неожиданный удар в солнечное  сплетение,
но разговор снова прервался: в этот момент  официант  принес  его  вино  и
заказанный Энтони джин, а минутой позже подкатил складной столик  с  двумя
подносами, уставленными тарелками.  Заказы  здесь  выполняли  быстро.  Все
блюда, очевидно, были приготовлены  заблаговременно  -  то  ли  в  прошлый
Вторник, то ли два субгода тому назад, - а затем  подвергнуты  окаменению,
обеспечивающему абсолютную сохранность в течение неограниченного  времени.
После выполнения обратной процедуры  еду  оставалось  только  подогреть  и
подать на стол.
     Пока официант не ушел, они беззаботно болтали, рассказывая  каждый  о
своих семейных делах. Кэрд указал пальцем в спину удаляющегося официанта:
     - Он что, информатор?
     - Да. Я пользуюсь своими связями, благодаря которым выявляю шпионов в
тех местах, где бываю. Здесь однако нет никаких  скрытых  микрофонов.  Еще
бы, тут бывает слишком много крупных фигур.
     Она отрезала кусочек бифштекса и принялась жевать.
     - Я... дело не в том, что ты - органик, и благодаря этому мы могли бы
воспользоваться твоими услугами. Дело гораздо  более  личное...  ты  здесь
что-то вроде непосредственного участника.
     Проглотив кусочек мяса, Энтони сделала глоток джина. Сдержанность  ее
движений подсказывала Кэрду, насколько сильно она  взволнована.  В  другое
время Энтони наполовину опустошила бы  высокий  бокал  еще  до  того,  как
принесли еду. Однако сейчас она,  очевидно,  опасалась  притупить  ясность
мыслей.
     Чанг Кастор был иммером и блестящим ученым, он  руководил  отделением
физики Института передовых исследований Ретсолла. Поведение Кастора всегда
отличалось эксцентричностью, но когда проявления умственного  расстройства
стали очевидными, иммеры  сразу  же  начали  действовать  решительно.  Его
поставили в такие условия, в которых он казался еще более сумасшедшим, чем
был в действительности. Кастора поместили в  заведение,  которое,  хотя  и
находилось в собственности государства, на самом  деле  тайно  управлялось
иммерами. Там Кастор очень быстро опускался в зыбучий  песок  психического
расстройства, из которого, казалось, ему уже не выбраться до самой смерти.
Медицинская наука четырнадцатого столетия, несмотря на все ее  достижения,
оказалась не способной вытащить его из той ямы.
     Кэрд вспомнил еще один обед с Хорн в другом месте. Тогда она  сказала
ему, что Кастор искренне верил, будто он Бог.
     - Он же атеист, - заметил в тот раз Кэрд. -  Был.  Хотя  в  некотором
смысле, вероятно, еще остается  им.  Он  утверждает,  что  вселенная  была
создана по чистой случайности. Но структура ее такова, что в конце  концов
она неизбежно по прошествии множества эр и эпох дала рождение Богу. И этот
Бог - он. Кастор. И теперь он ведет дела таким образом,  что  случайностей
больше не существует. Все, что произошло с того момента,  когда  в  недрах
вселенной выкристаллизовалось его божество, -  факт,  явившийся  последней
случайностью во вселенной, - свершилось по Его воле - себя он  называл  не
иначе как с большой буквы. Он настаивал на том,  чтобы  все  обращались  к
нему так: Ваше Божество или О Великий Иегова.
     Кастор утверждал, что до его появления Бога не существовало;  поэтому
всю временную шкалу он разделил на две эры - ДБ, то есть, до Бога, и ПБ  -
после Бога. Он без колебаний с точностью до секунды указывал  тот  момент,
когда возникла новая хронология, хотя вы его об этом и не просили.
     Разговор этот состоялся три обгода назад.
     - Бог ненавидит тебя, - тихо произнесла Энтони Хорн.
     - Что? - переспросил Кэрд.
     - Негоже так смущаться, Джеф. И  не  надо  делать  такое  недовольное
лицо. Под Богом я имею в виду Кастора, конечно. Кастор  тебя  ненавидит  и
собирается с тобой разделаться. Поэтому я и должна была рассказать тебе об
этом.
     - Почему? Я хочу сказать... почему он меня ненавидит?  Потому  что  я
его арестовал?
     - Ты попал в самую точку.
     Иммеры направляли ту операцию, и полностью управляли ею. Хорн,  в  то
время лейтенант-генерал, отдала ему приказ доставить  Кастора  в  лечебное
заведение, и Кэрд отправился в тот район, где находился Институт Ретсолла.
По случайности, а может быть, просто так  казалось,  когда  план  операции
начали воплощать в жизнь, он  действовал  необычайно  удачно.  Два  иммера
учинили в лаборатории разгром, а затем обвинили  в  этом  Кастора.  Однако
жертва впала в неистовство и  сама  перешла  в  наступление,  возмутившись
лживым обвинением. В соответствии с инструкциями Кэрд как органик доставил
Кастора в ближайшую больницу. Вскоре суд по совету доктора  Наоми  Атласа,
который   тоже   был   иммером,   постановил    перевести    больного    в
Экспериментальную  психиатрическую  больницу  Тамасуки,  расположенную  на
Сорок девятой Западной улице, где содержали особо опасных больных. С  того
дня никто, кроме Атласа, и трех специально обученных сестер, больше его не
видел. Разговаривать с ним разрешалось только Атласу.
     - Это вполне мог быть кто-то другой, - сказала Хорн. - Тебе просто не
повезло, что арестовать Кастора поручили именно тебе.
     Энтони сделала еще глоток джина, поставила бокал и тихо сказала:
     - В некотором смысле  он  приверженец  манихейства  [манихейство  или
манихеизм -  по  имени  легендарного  перса  Мани  -  религиозное  учение,
представляет  собой  синтез  зороастризма,  христианства  и   гностицизма;
возникло на Ближнем Востоке в III в.; основная идея учения -  освобождение
духа от материи через аскетизм]. Он разделил  вселенную  на  добро  и  зло
точно так же, как он разбил время на две половины. Зло  -  это  стремление
космоса внести случай в законы его развития. Но случаем нужно управлять...
     - Да как, черт возьми, можно управлять случайностью?
     Хорн пожала плечами.
     - Не спрашивай меня. Кто я такая, чтобы ставить  под  сомнения  мысли
Бога? Да и как можно ожидать нормальной  логики  от  сумасшедшего?  Кастор
запросто мог примирить  свои  шизофренические  противоречия.  В  этом  он,
кстати, далеко не одинок. Для таких людей значение имеет  только  то,  что
думают они.  С  точки  зрения  его  божественной  мудрости  и  искаженного
восприятия, ему известно совершенно точно: ты  -  Тайная  и  Злонамеренная
Сила, направляющая Случай. Он  видит  в  тебе  Сатану,  Великое  Чудовище,
Вельзевула, Ангро-Майнью [Ангро-Майнью или Анхра-Манью (авестийский)  -  в
иранской  мифологии  глава  зла,  тьмы  и  смерти,  символ   отрицательных
побуждений человеческой психики] и  дюжину  других  подобных  злодеев.  Он
сказал, что найдет тебя, покорит тебя, заставит выть от  боли,  уничтожит,
спалит в глубочайшей из всех преисподних.
     - Почему мне об этом раньше ничего не говорили?
     - Не надо так возмущаться. Люди заметят,  да  и  бесполезно  это.  Ты
знаешь, что  мы  всегда  стараемся  свести  распространение  информации  к
минимуму. Я единственная, кто слышал от Атласа о Касторе.  Мы  встречались
на вечеринках и официальных приемах и говорили об этом не так уж много.
     На секунду Тони замолчала, а затем, вновь склонившись к нему,  совсем
тихо сообщила:
     - Приказ состоит в следующем: необходимо подвергнуть его окаменению и
спрятать, если удастся. Если нет - убить.
     Кэрд даже привстал от удивления и вздохнул.
     - Я знал, что когда-нибудь дойдет до этого.
     - Ненавижу заниматься подобными вещами, -  сказала  Тони.  -  Но  это
нужно для общего блага.
     - Для блага иммеров?
     - Нет, для всеобщего. Кастор душевнобольной, он  неизлечим  и  опасен
для всех, кто встает на его пути.
     - Я никогда никого не убивал, - сказал Кэрд.
     - Ты сможешь это сделать. И я тоже.
     - Психологические тесты показали, что это действительно так, - кивнул
Кэрд, - но они не отличаются стопроцентной точностью. Я узнаю истину, лишь
совершив убийство или не сумев его совершить.
     - Ты уничтожишь его. Поймаешь его и выполнишь  свой  долг.  Послушай,
Джеф.
     Она положила руку на его локоть и пристально посмотрела в глаза. Джеф
весь напрягся.
     - Я...
     Тони от волнения судорожно сглотнула.
     - Сегодня я получила... решение Совета... Ариэль... Мне  очень  жаль,
Джеф. Но...
     - Ее отклонили!
     Хорн кивнула.
     - Они считают, что она слишком неустойчива.  Психологический  прогноз
показывает,  что  в  перспективе  она  будет  слишком  глубоко  переживать
общественные проблемы. В конце концов, она может не выдержать  и  во  всем
признается властям. А если она этого не сделает - ее ждет глубокий нервный
срыв.
     - Что они понимают? Что они понимают? - бормотал он.
     - Они знают достаточно и не могут довериться случаю.
     - Нет смысла подавать апелляцию сейчас! - резко  бросил  Джеф.  -  Не
такое это дело. Скажи мне, это решение окончательное или  через  пять  лет
они могут его пересмотреть? Ей же всего  двадцать  лет.  Она  может  стать
мудрее.
     - Позже можешь попробовать еще раз. Однако психологический прогноз...
     - Достаточно, - прервал ее Кэрд. - Ты закончила?
     - Ну, пожалуйста, Джеф. Не так уж все плохо. Ариэль будет счастлива и
не попав в иммеры.
     - Зато я не буду, хотя какое это имеет значение. Они отвергли Озму  и
вот теперь - Ариэль.
     - Когда ты сам вступал в иммеры, ты ведь  знал,  что  подобное  может
произойти. От тебя ничего не держали в секрете.
     - У тебя все? Ты кончила?
     - Убей гонца, принесшего дурную весть. Вперед, Джеф!
     - Да, да, ты права. Так  нельзя,  -  Джеф  потрепал  ее  по  руке.  -
Просто... мне очень тяжело. Так ее жаль.
     - И тебя.
     - Да. Могу я уйти?
     - Пожалуйста. Ну же, Джеф, не плачь!
     Он быстро вытащил из ранца платок и вытер глаза.
     - Полагаю, Джеф, тебе хочется побыть немного одному.
     Тони поднялась. Джеф тоже встал с кресла. Они направились  к  выходу:
Хорн впереди: все-таки ее чин выше, чем у Джефа. Она  остановилась,  чтобы
служащий мог перенести информацию с чека  в  ее  идентификационную  карту.
Кэрд же прошел дальше, тихо бросив:
     - Увидимся позже. Тони.
     - Не забудь сообщить о результатах, - откликнулась она вслед.
     По передатчику, вмонтированному в его наручные часы,  Кэрд  попросил,
чтобы ему прислали машину органика -  нужно  было  скорее  возвращаться  в
участок. Однако, услышав, что ждать придется двадцать минут,  он  подозвал
такси. По такому случаю придется потратить несколько кредиток. Но не успел
Джеф влезть в машину, как тут же пожалел, что не стал ждать. Силы покинули
его, и он дал волю слезам. Лучше бы это произошло в машине без шофера.
     К моменту прибытия в участок, Джеф уже полностью взял себя в руки. Он
прошел в свой кабинет, и, связавшись с Валленквистом, доложил ему о  своем
возвращении.
     Шеф проявлял явное любопытство по поводу беседы  с  Хорн,  однако  не
осмелился задавать слишком много вопросов.
     Гриль  бесследно  исчез,  словно   проскользнул   куда-то   в   давно
заброшенную древнюю канализационную систему. Не исключено, что именно  так
он и поступил. Десять  патрульных  во  главе  с  сержантом  искали  его  в
подземных переходах в районе Университета Иешива. Однако пока  им  удалось
обнаружить  лишь  проломленный  человеческий  череп  не  первой  свежести,
несколько огромных крыс и пару  полустертых  строк  на  стене,  написанных
старинным языком, видимо, в двадцать первом столетии:

                           Я НЕНАВИЖУ ГАФФИТИ!
                       И Я ТОЖЕ, А ЕГО БРАТ ЛУИДЖИ
                           - НАСТОЯЩЕЕ ДЕРЬМО!

     Рутенбик спрятался, словно заяц, юркнувший в колючий кустарник.
     К его радости в три  часа  появилась  детектив-инспектор  Барневольт.
Кэрд быстро ввел  ее  в  курс  дела,  а  потом  они  мило  побеседовали  о
стремлении молодежи вновь установить моду на брюки.
     - Мне они не нравятся, - сказала Барневольт. - Что они  носят?  Брюки
слишком тесны, все формы так и выступают. Я пробовала их  надеть.  Они  же
сковывают движения. Что-то в них есть безнравственное.
     -  Я  слышал,  что  Среда  уже  некоторое  время   носит   брюки,   -
рассмеявшись, сказал Кэрд. - Причем и молодежь, и старики.
     - Еще бы, - пожала плечами Барневольт, - ты же знаешь, каковы люди.

                                    6

     Кэрд вернулся домой на  велосипеде,  заглянул  к  Озме  в  студию  и,
обнаружив ее занятой раскрашиванием  осы,  прошел  в  дом.  Просмотрев  на
экране  новости,  на  самом  деле  не  содержавшие  никаких  новостей,  он
спустился в подвал, чтобы позаниматься на тренажере.  Потом,  приняв  душ,
оделся: простая, длинная, белая рубаха с жабо на груди, оранжевый ремень и
изумрудно-зеленая шотландская  юбка.  Пришла  Озма,  и  Джеф  попросил  ее
выкрасить ему ноги в желтый цвет -  удачное  сочетание  с  ярко-малиновыми
сапогами, загнутыми вверх носками. Они перекусили, и  Джеф  завершил  свой
туалет, подобрав широкополую шляпу с высоким коническим верхом, украшенным
малиновым искусственным пером.
     Озма надела белую шляпу с длинным красным клювом, облегающую блузу из
простой материи, зеленую с блестками  юбку-кринолин,  доходящую  почти  до
лодыжек, красные с блестками чулки и зеленые туфли на высоких каблуках. Ее
украшали причудливые серьги с  подрагивающими  при  каждом  шаге  длинными
орлиными перьями. На лице - щедро наложенная  зеленая  косметика,  зеленая
помада и румяна. Многочисленные кольца на пальцах и  кроваво-красный  зонт
довершали туалет.
     - А твой где? - спросила Озма.
     - Мой что?
     - Твой зонт.
     - В прогнозе сообщили, что дождя сегодня не предвидится.
     - Ты же понимаешь, что я имею в виду, - невозмутимо заметила  она.  -
Зонт обязателен в вечернем туалете.
     - Ты будешь очень несчастна, если я не захвачу его с собой?
     - Несчастна вряд ли. Просто буду чувствовать некоторое смущение.
     - И это ты - художник совершенно уникальный, - протянул он. -  Просто
прекрасно.
     В семь часов они вышли из дома с большими наплечными сумками и сели в
такси. К моменту их прихода просторный холл  музея  уже  заполнили  гости,
державшие в руках бокалы с коктейлями или с напитками покрепче.  Образовав
небольшие группки, они неторопливо  беседовали,  время  от  времени  меняя
компанию. Фактические линии  коммуникации,  как  называли  их  антропологи
двадцатого столетия, функционировали исправно. Все беспрестанно говорили -
и никто не слушал.
     Поприветствовав  хозяев,  Кэрд  и  Озма   присоединились   к   группе
Целевиков, однако на Джефа они навели тоску,  и  он  вскоре  перебрался  к
стайке  Прежуристов.  Озма   тоже   сменила   собеседников,   примкнув   к
Супернатуралистам. Последние представляли  собой  объединение  художников,
которые  отвергали  современные  методы  письма  и  создали  новую  школу,
настаивавшую  на  предельно  реалистичном  отображении   действительности.
Объекты своего творчества они показывали не только с внешней стороны, но и
в буквальном смысле изнутри. В соответствии  с  их  теорией  одна  сторона
изображаемого на портрете лица должна демонстрировать то, что видно глазу,
зато вторая отводилась так называемым  пластам  глубины.  Это  часть  лица
представала на их работах таким образом, будто с него сняли кожу и удалили
череп. На передний план во всей своей красе выступали мозги, рассмотренные
художником в натуре.
     Кэрд   затруднялся   определить   достоинства   и   значение    школы
Супернатуралистов, но не решался спорить об этом с Озмой. Что он понимал в
искусстве. Кроме  того,  зачем  портить  жене  настроение,  ведь  подобные
ухищрения способны доставить ей истинное наслаждение. Впрочем,  иногда  ее
восторженные разговоры на эти темы сильно утомляли Джефа.
     К половине одиннадцатого вечеринка достигла своего  апогея.  Озма  по
просьбе хозяина увлечение расписывала его тело.  Обнаженный,  он  стоял  в
середине зала, а Озма, склонившись,  наносила  на  кожу  импровизированную
композицию. Кэрд, наблюдая за этой сценой из глубины  зала,  раздумывал  о
том, удастся ли ей сделать мужское тело похожим на тельце  столь  любимого
ей кузнечика.
     - Инспектор, вас к телефону, - сообщил один из  официантов.  -  Экран
находится рядом с дверью в комнате Абсолютного Нуля.
     Кэрд поблагодарил его и прошел через  указанную  дверь  в  темноватую
голубизну холодной комнаты со множеством стоящих в ней окаменевших ледяных
скульптур.  На  экране  за  ближайшим  углом   виднелось   лицо   и   торс
комиссар-генерала Энтони Хорн.
     - Прошу прощения за то, что вытащила тебя с вечеринки, Джеф.
     - Ничего страшного. В чем дело?
     Энтони Хорн откашлялась и сказала:
     - Убита Наоми Атлас.
     Джефу показалось, что в мозгу его пробежала молния.
     - Это Кастор? - хотел было спросить  он,  но  тут  же  сдержался:  не
исключено, что линия прослушивается.
     - Ее тело, вернее, то, что от него осталось, пятнадцать  минут  назад
обнаружено в кустах во дворе, рядом с жилой частью здания. Я  хочу,  чтобы
ты... - женщина еще раз сглотнула слюну, лицо ее скривилось в  гримасе,  -
...я хочу, чтобы ты приехал сюда и занялся этим делом. Прямо сейчас. Узнай
все, что сможешь до полуночи, и доложи мне.  Я  поставила  тебя  во  главе
операции, учитывая твой опыт по расследованию убийств в районе Манхэттена.
Полковник Топенски, конечно, возражал, но хочет не хочет, ему  придется  с
тобой сотрудничать, иначе я ему просто задницу надеру. Кстати, именно  это
я ему и обещала.
     - Я сейчас же выезжаю, - сказал Кэрд.
     - Патрульная машина будет ждать у главного входа. По  пути  я  сообщу
дополнительные детали.
     Кэрд вышел в холл  и,  на  ходу  извиняясь,  принялся  протискиваться
сквозь толпу к жене. Добравшись до нее, он сказал:
     - Озма! Оторвись на минуту.
     Озма прекратила водить кисточкой, наносившей желтую краску на ягодицы
хозяина.
     - Что случилось, Джеф?
     - Меня вызвали на срочное дело. Я искренне сожалею, но должен уйти, -
добавил он, обращаясь к хозяину.
     - Конечно, конечно. Что-нибудь случилось?
     - Это дело касается органиков. Какая-то информация, я думаю, появится
в новостях.
     Джеф поцеловал жену в щеку.
     - Прости, домой тебе придется ехать без меня. Возможно,  я  задержусь
настолько, что вынужден буду воспользоваться служебным стоунером.  Вернусь
домой утром.
     - Разве может быть счастливой жена полицейского? - пошутила Озма.
     Усевшись в машину, Джеф связался с Хорн.  Прошло  почти  две  минуты,
прежде чем ее лицо возникло на экране прямо перед ним на спинке  переднего
сидения.
     - Введи меня в курс дела, - попросил он.
     Официально подозреваемых пока не было, и ни  он,  ни  Хорн  не  имели
возможности упоминать имя Кастора. На  эту  минуту  она  не  могла  ничего
добавить к тому, что сообщила ему,  когда  Джеф  еще  находился  в  музее.
Однако по ее тону Кэрд догадался, что, когда они останутся наедине, Энтони
сообщит ему что-то еще.
     Двор был ярко освещен  -  прибывшие  к  месту  происшествия  органики
установили повсюду переносные  лампы.  Кэрд,  работая  локтями,  пробрался
через плотный слой зевак  и,  предъявив  свою  идентификационную  карту  и
звезду, прошел за ленточку, ограничивающую запретную зону. Он увидел  Хорн
почти в тот самый момент, когда и она, завидев Джефа, жестом подозвала его
к себе. Кэрд направился к тому месту, где в тени раскидистого  платана  на
складном стуле отдыхала комиссар-генерал Энтони Хорн.  Она  поднялась  ему
навстречу и протянула руку. Джеф ощутил ее сильное пожатие и услышал:
     - Она вон там.
     Слова "вон там" звучали, конечно, как предупреждение. На  самом  деле
можно было сказать, что Атлас находилась сразу в нескольких местах: голова
под кустом, одна нога по соседству с ней, вторую засунули в  глубь  куста;
рука  висела,  зацепившись  за  ветку,  лишенное  конечностей  тело   было
прислонено к стволу  дерева.  Внутренности  гирляндой  повисли  на  другом
кусте. Вся трава вокруг перемазана кровью, которая пропитала даже землю, и
все это кровавое месиво окружено  лентой,  очертившей  сцену  совершенного
преступления.
     Кэрд, сжав зубы, тяжело дышал. Подобного  ужаса  ему  не  приходилось
видеть, наверно, целых семь облет.
     Джеф огляделся. Если бы не яркие лампы, место  это  могло  показаться
довольно темным. Правда, совсем недалеко, всего лишь примерно в пятидесяти
футах, находилась мостовая, по которой то и дело сновали прохожие.
     - Врачи говорят, что она умерла ровно шестьдесят три минуты назад,  -
сказала Тони Хорн. -  Тело  обнаружил  шестнадцатилетний  юноша,  который,
торопясь домой, пошел напрямую через дворик. Из того, что нам пока удалось
узнать, следует, что Атлас направлялась на  вечеринку,  которую  устраивал
профессор Сторринг. Ты, конечно, его знаешь.
     Кэрд кивнул. Сторринг также  был  иммером;  встречались  они  друг  с
другом всего лишь три раза.
     - Разойдясь с мужем, Атлас жила одна, - добавила  Хорн.  -  По-моему,
это произошло около двух субмесяцев тому назад. Однако...
     Она замолчала и посмотрела по сторонам. Затем протянув руку и раскрыв
сжатую до того ладонь, передала Джефу сложенный листок бумаги.
     - Это от Кастора. Записка была прикреплена к моей двери,  и  я  нашла
ее, когда выходила, получив сообщение об убийстве  Атлас.  О  Господи,  он
пришел к моей двери сразу же после  того,  как  искромсал  ее!  Удивляюсь,
почему  он  не  попытался  убить  и   меня.   Наверно,   хочет   растянуть
удовольствие, помучить меня. Садист проклятый.
     Кэрд, открыв висевшую на плече сумку, положил записку в нее.
     - Что там написано? - спросил он.
     "Бог, - Кастор  упоминает  о  себе  в  третьем  лице  -  с  гордостью
объявляет о смерти и расчленении на  части  своего  врага,  доктора  Наоми
Атлас. Бог также  предсказывает  предстоящую  смерть  и  расчленение  всех
других своих врагов, в первую  очередь,  особо  отмечая  комиссар-генерала
Хорн  и  детектив-инспектора  Кэрда.  В  дальнейшем  последуют  и   другие
объявления, в которых будут названы  имена  тех,  кто  умрет  с  такой  же
неизбежностью, с какой звезды движутся по тем орбитам, на которые поставил
их Бог". Вот, что там написано. И подпись: "Бог". Каково?
     - Бог!
     - Ты должен поймать его, - сказала она.  -  Тебе  это  сделать  будет
легче всего. Я думаю, он станет дэйбрейкером,  и,  если  так,  ты  сможешь
путешествовать вместе с ним, лично передавая информацию иммерам  о  каждом
дне. Они окажут тебе помощь.
     - Кастор не знает о других моих образах, не так ли? - кивая,  спросил
Джеф.
     - Вроде, не должен,  но  кто  может  сказать,  какие  предварительные
изыскания он провел? Он всегда отличался повышенным любопытством.
     - Ты поставила кого-нибудь около моего  дома?  Вполне  вероятно,  что
Кастор появится там.
     - Да, конечно. Там два органика, оба - иммеры.
     - Я не собирался сегодня возвращаться домой, но теперь, думаю,  будет
лучше, если сделаю это. Кастор вполне может захотеть причинить  мне  боль,
сделав какую-нибудь пакость... какую-нибудь гадость... О Господи, да он же
убьет Озму! Он может отключить стоунер, вытащить ее оттуда и разделать  на
куски еще до того, как люди Среды выйдут из своих цилиндров. К тому же,  я
думаю,  свидетели  волнуют  его  не  очень  сильно.  В   крайнем   случае,
разделается и с ними!
     - Как это ужасно... - голос Тони дрожал. - Настолько ужасно, что мне,
видимо,   придется   оповестить   другие   дни   о    появлении    второго
Джека-Потрошителя [английский преступник; в 1888 г. совершил ряд убийств в
лондонском Ист-Энде]. Конечно, я не могу им сказать, кто он на самом  деле
такой. Можно сделать так, что его будет искать очень много народа и...
     - Но они даже не будут знать, кого искать, - возразил Кэрд.
     - Официально нам неизвестно, кто - мужчина  или  женщина  -  совершил
преступление и даже  сколько  было  преступников.  Кстати,  удалось  снять
отпечатки следов?
     - Да, причем следы оставили около двадцати различных людей. К тому же
отсутствуют какие-либо орудия убийства, нет ни ножа, ни пилы.
     - Скорее всего, он бросил их в канал.
     Подошел полковник Топенски, и они продолжили  разговор  втроем.  Если
полковник и возражал против того,  чтобы  Джеф  командовал  операцией,  то
сейчас он этого не показывал. Суммировав всю информацию,  которую  удалось
собрать к этому моменту, - оказалось, что ему практически нечего  добавить
к  тому,  что  уже  рассказала  Хорн,  -  Топенски  провел  Джефа   внутрь
огороженной зоны.  Фотографы  закончили  свою  работу,  и  все  пробы  для
лаборатории были собраны, так что их следы уже не могли  никому  помешать.
Увидев еще раз расчлененный труп  вблизи,  Кэрд  ощутил  приступ  тошноты,
однако сумел все же удержать себя в руках. Ему пришлось выслушать  рассказ
полковника, который, как показалось Кэрду, не испытывал никаких неприятных
ощущений и спокойно поведал ему о том, что он и без того  прекрасно  видел
сам. В четверть двенадцатого части трупа уложили  в  специальные  сумки  и
унесли. В морге их подвергнут процедуре окаменения, а потом, когда  придет
время, снова вернут в нормальное состояние, чтобы  провести  обстоятельные
исследования.
     По всему району разослали  патрульных  и  детективов,  чтобы  они  до
полуночи допросили всех, кого успеют. Служащие в участках  также  обзвонят
довольно большое число потенциальных свидетелей, сообщая при этом,  с  кем
им удалось связаться. Благодаря этому можно будет избежать дублирования  с
агентами, работающими непосредственно в квартале. Но даже  все  эти  меры,
вместе взятые, - и Кэрд в этом не сомневался - все равно позволят охватить
до полуночи лишь незначительную часть потенциальных свидетелей.
     - Мы убедились в  том,  что  преступление  не  могло  быть  совершено
каким-нибудь беглецом из Тамасуки, - заметил полковник Топенски. - Они все
на учете, и взяты под надежный контроль, сидят взаперти.
     - Это хорошо, - проронил Кэрд. Однако его беспокоило, что кто-то смог
обратить внимание на то,  что  перемещения  Кастора  фиксируются.  И  если
кто-то в этом преуспел,  у  Хорн  возникли  бы  крупные  неприятности.  Не
удалось бы избежать неприятностей и ему самому, впрочем, как и всем другим
иммерам.
     Кэрд взглянул на часы.
     - Мне пора домой, полковник. Я живу в Гринвич Виллидж.
     - Почему бы вам сегодня не воспользоваться стоунером здесь? В участке
их полно, а это всего в двух кварталах отсюда.
     - Моя жена не очень хорошо себя чувствует.
     Еще одна ложь, чтобы покрыть предыдущую.
     - Может быть, ей следует войти в  стоунер  пораньше,  а  в  следующий
Вторник можно поехать в больницу?
     - Спасибо за  предложение,  полковник,  но  я  ее  хорошо  знаю.  Она
захочет, чтобы я находился там вместе с ней.
     - Ну, хорошо, - пожал плечами полковник. - У нас осталось не  так  уж
много времени. Что будем делать?
     - Да, времени  совсем  мало,  -  подтвердил  Кэрд.  Он  уже  собрался
уходить, но затем внезапно остановился. - Есть одна  вещь,  которую  можно
сделать сейчас. Тогда утром мы сэкономим уйму времени. Мы явно имеем  дело
с человеком,  страдающим  манией  убийства.  Считаю,  нам  следует  подать
прошение на использование в ходе  этой  операции  оружия,  тогда  персонал
будет чувствовать себя гораздо увереннее.
     Топенски, прикусив губу, произнес:
     - Похоже, что ситуация и в самом деле требует принятия  крайних  мер.
Думаю, генерал согласится. Она вон там.
     Кэрд поспешил  перехватить  Хорн,  которая  уже  собиралась  сесть  в
принадлежащий  органикам  автомобиль.   Услышав,   что   ее   зовут,   она
остановилась и повернулась к Кэрду. Он жестом призывал ее подойти  к  нему
поближе, и Энтони  поняла,  что  Джеф  хочет  поговорить  без  свидетелей.
Выслушав  его  предложение   о   необходимости   предоставить   оружие   в
распоряжение группы, она с пониманием кивнула.
     -  Да,  конечно.  Правда,  мне  потребуется  на  это  разрешение   от
губернатора  и  Совета   органиков.   Если   они   начнут   упираться,   я
продемонстрирую им видеозапись, сделанную на месте  преступления,  а  если
понадобится, то и в морг свожу.
     - Можешь ли ты получить также и разрешение  на  применение  оружия  я
случае необходимости? Очень важно обладать правом стрелять на поражение.
     -  Да...  только...  после  того,  как  преступник  будет  однозначно
идентифицирован.  Возможно,  другие  дни  не  захотят  выдать   разрешение
стрелять. По крайней мере до тех пор, пока у них  не  будет  идентификации
преступника. Что касается нас, то, полагаю, следует отбросить всякие планы
поймать Кастора и подвергнуть окаменению. Что если его найдут и приведут в
чувство? Нет уж. Мы должны уничтожить его.
     - Это решение хоть и трудное, но единственно правильное, - согласился
Кэрд. - К тому же я подозреваю, что у нас и выбора-то  особого  не  будет.
Наверняка у него есть револьвер, а если еще нет, то он его раздобудет.  Мы
должны убить его. Хотя бы в порядке самообороны.
     - Надо послать к дому вооруженных людей...
     - Надеюсь успеть первым.
     Кэрд еще раз взглянул на часы.
     -  Оружие  необходимо  мне  сейчас.  Вполне  возможно.  Кастор  будет
поджидать меня у дома.
     Хорн вернулась к машине и включила экран на спинке переднего сидения.
Не успел Джеф влезть на сидение рядом с ней, как Тони  уже  передала  свой
приказ. Водитель сорвал машину с места на максимальной  скорости,  которую
только позволял развить электрический двигатель, и она  понеслась  вперед,
мигая оранжевыми огнями под оглушительный рев сирены. В  этот  час,  когда
большинство людей уже находились дома, готовясь занять место в  стоунерах,
движения на улицах  почти  не  было.  К  тому  времени,  когда,  преодолев
несколько кварталов, отделявших их  от  участка,  они  подъехали  к  нему,
дежурный сержант как раз открывал дверь оружейной. Кэрд и Хорн прошли мимо
органиков, выстроившихся  в  очередь  на  получение  оружия,  и  приказали
сержанту немедленно обслужить  их.  Высокий  чин  имеет  свои  неоспоримые
преимущества.
     Кэрд засунул полученный пистолет в наплечную сумку и попрощался:
     - До завтра. Тони.
     Затем он поспешил обратно к машине, которая должна была доставить его
домой. Водитель, обрадованный такой довольно  редкой  возможностью,  снова
повел машину на максимальной скорости -  около  сорока  миль  в  час.  Еще
раньше Хорн приказала, чтобы на всем пути до Бликер Стрит сигнальные  огни
на  крыше  автомобиля  имели  зеленый  цвет  -  признак  особой   важности
транспортного средства. Кэрд не знал, каким образом  она  смогла  добиться
для него столь  высокого  статуса,  но  не  сомневался,  что  она  привела
достаточно вескую причину.
     В пяти кварталах от своего  дома  Кэрд  попросил  водителя  отключить
сирену. Если Кастор действительно находится сейчас в доме,  лучше  его  не
спугнуть. А с другой стороны, пусть воет,  засомневался  Джеф.  Это  может
помешать маньяку выполнить то, что у него на уме. Неужели  он  и  в  самом
деле пробрался в дом?
     По  приказу  Кэрда  водитель,  проезжая  последний  квартал,   снизил
скорость и остановился за два дома до него.
     Часы показывали 11:22 вечера.
     - Можете уезжать, - сказал Кэрд, выходя из машины. На  Бликер  Стрит,
200, имеется ночной приют со стоунерами. У вас  еще  восемь  минут,  чтобы
добраться дотуда, - более чем достаточно.
     - Да, сэр, я знаю, - ответил водитель. - Спокойной ночи, сэр.
     Джеф тоже пожелал ему спокойной ночи  и,  проводив  машину  взглядом,
направился к дому. Двое охранников уже наверняка  ушли.  Никаких  огней  в
доме не было. Это вполне могло означать, что Озма просто  решила,  что  он
устроится в  ночлежке,  куда  обычно  отправлялись  все,  кто  не  успевал
добраться до дома к полуночи или воспользоваться запасным стоунером  прямо
в участке. Возможно, сама она уже заняла свое  место  в  цилиндре.  Или...
кто-то другой выключил свет и сейчас дожидается его прихода.
     И этим другим мог быть только один  человек  -  Кастор.  Хотя  и  он,
конечно, знал о том, что едва Кэрд вставит кончик своей  идентификационной
звезды в специальную прорезь на входной двери, как вся передняя  сразу  же
зальется  ярким  светом.   Правда,   Кастор   мог   выключить   освещение,
воспользовавшись ручным выключателем. Впрочем, это как  раз  маловероятно:
он же должен сообразить, что хозяин заподозрит неладное.
     Кэрд не стал подниматься на ступеньки у центрального входа, а  обойдя
вокруг одной стороны дома с пистолетом и фонариком  в  руках,  внимательно
все осмотрел, надеясь обнаружить какие-нибудь признаки вторжения. Не найдя
ничего подозрительного и увидев, что  задняя  дверь  надежно  заперта,  он
решил посмотреть и с другой стороны. Тоже ничего. Джеф  повернул  обратно,
однако не успел он вернуться к задней двери, как  в  доме  начал  тревожно
мерцать свет. Послышался приглушенный стон сирены изнутри.
     Было уже 11:30.
     По всему городу, в пределах этой временной зоны, в каждом  населенном
доме мерцали огни и стонали сирены. То же  самое  и  на  улицах:  мерцание
огней и вой сирен.
     У всех жителей - у молодых и стариков, оставалось менее пяти минут на
то, чтобы занять места в  своих  стоунерах  -  после  этого  будет  подана
энергия.  Подавляющее  большинство,  несомненно,  давно  уже  находится  в
цилиндрах - правильное воспитание, продолжающееся к тому же всю жизнь,  не
пропадает даром. Тем же, кто  по  каким-то  причинам  задержался,  следует
поторопиться. Поторопиться. Кому-то срочно нужно в  туалет?  Не  имеет  ни
малейшего значения! Кто-то вот-вот родит  ребенка?  И  это  ровным  счетом
ничего не значит! Уважительных причин быть не может. Все - в стоунеры.
     Цилиндры с закрытыми дверьми автоматически принимают энергию. Если же
двери открыты - ничего не происходит.  Время  от  11:30  до  11:35  вечера
священно. Эти пять минут отводились для тех, кто еще  не  успел  влезть  в
свой цилиндр и захлопнуть за собой дверь. У них  еще  оставался  последний
шанс забраться туда  и  по  прошествии  шестидесяти  секунд  окаменеть  на
неделю. По окончании этого энергии уже нет. Теперь энергия - уже в другом,
обратном качестве, выводящем из окаменения, - появится только в  следующий
Вторник спустя пятнадцать минут после полуночи.
     Мерцание огней и вой сирен продолжались ровно шестьдесят секунд.  Это
последнее из трех предупреждений. Первый раз они сработали ровно  в  11:00
вечера, когда Кэрд ехал на юг Манхэттена, а еще через пятнадцать минут  по
городу пронеслось второе предупреждение.
     Прежде чем огни в доме снова погасли, Кэрд  уже  подбежал  к  черному
ходу и вставил конец звезды в прорезь. Дверь успела открыться до окончания
сигнала тревоги. Если Кастор находится внутри, он не сможет отличить свет,
появившийся с приходом Джефа, от мерцания сигнальных огней.  Правда,  едва
лишь те погаснут, он заметит над дверью в передней  мерцание  специального
оранжевого фонаря и поймет, что кто-то вошел в  дом  через  заднюю  дверь.
Если, конечно, Кэрд не успеет вовремя ее закрыть.
     Он проделал это. Гостиная и  передняя  осветились  ярким  светом.  Не
погас и свет на  кухне,  только  мерцать  перестал.  Установив  оружие  на
максимальный заряд, он двинулся в направлении  холла,  который  осветился,
едва он покинул кухню, в которой свет тут же погас. Если Кастор  находился
в доме, то теперь-то он уж точно мог не сомневаться, что кто-то вошел.
     Свет должен гореть и в той комнате, в которой находится  сам  Кастор.
Если,  конечно,  тот  не  подавил   автоматическую   систему,   перебросив
переключатель вручную: в том, что он поступил бы именно так, Джеф особенно
не сомневался: он имел дело с очень  умным  противником.  В  то  же  время
Кастор не мог не понимать, что как только Кэрд войдет в комнату, в которой
при его появлении свет не загорится,  он  сразу  же  определит,  что  враг
находится именно здесь, и автоматическая система отключена.
     Кэрд мысленно приказал себе успокоиться. Не  хватало  еще,  чтобы  он
начал палить по привидениям. Нельзя исключать той  возможности,  что  Озма
еще на ногах. С другой  стороны,  Кэрд  не  хотел  давать  Кастору  лишней
секунды на размышление.
     Он остановился и прислушался. В доме было настолько тихо, что у Джефа
даже возникло странное ощущение, будто  сам  дом,  затаившись  и  тихонько
дыша, прислушивается к происходящему в нем. Держа оружие наготове -  палец
на спусковом крючке, он продолжил движение. Оставив позади слева  дверь  в
туалет, он миновал затем ванную и детскую спальню справа. Все  двери  были
закрыты, но  за  любой  из  них  мог  прятаться  Кастор.  Джеф  напряженно
оглядывался.
     Кастор вполне мог укрыться на кухне и напасть  на  него  сзади,  ведь
туда вела дверь из  столовой,  благодаря  которой  враг  имел  возможность
обойти Кэрда.
     В просторной передней вспыхнул свет: Кэрд  всмотрелся  в  затемненную
лестницу в конце холла, справа от него. Подойдя к лестнице,  Кэрд  положил
ладонь на нижнюю ступень, и она залилась ярким светом. Там никого не  было
и Джеф не увидел ожидаемого лица, уставившегося  на  него  из-за  угла  на
верхней  площадке.  Никаких  признаков  взлома,  а  то,  что  Кастор   для
проникновения  в  дом  воспользуется  какими-то  электронными  средствами,
казалось Джефу крайне маловероятным. Однако, если вспомнить, сумел  же  он
каким-то образом выбраться из Института Тамасуки.
     Джеф заглянул во все уголки передней и столовой, а затем снова прошел
через кухню в длинный холл. Поднявшись по ступеням,  он  осмотрел  наверху
ванную и две спальни, заглянув и там в каждую уборную.
     Когда он, наконец, спустился в подвал, уже наступила полночь.  В  его
распоряжении оставалось пятнадцать минут.  Расположенные  там  игровая,  а
также все вспомогательные  помещения  и  комната  со  шкафами  для  личных
принадлежностей также оказались пустыми - никаких людей там не было,  зато
разные  насекомые  ползали  в  большом  изобилии.  Один  длинноногий  паук
проворно спрятался от него под биллиардный  стол.  Когда  появится  время,
чтобы заняться столь незначительными  делами,  подумал  Джеф,  надо  будет
вызывать уборщиков. Хотя, нет, они здесь ни при чем,  это  не  их  работа.
Видимо, в следующий Вторник придется самому лезть под стол  и  посмотреть:
где-то там должна быть паутина. Как раз его очередь убирать.
     Кэрд заглянул через окошко  в  цилиндр  Озмы.  Ее  глаза  безжизненно
смотрели на него. Большинство людей встречали подачу энергии  с  закрытыми
глазами, однако, у Озмы, как и на все остальное, и на  этот  счет  имелась
своя сумасшедшая идея: будто бы ее подсознание способно  следить  за  тем,
что происходит в этой жизни.
     Вспотевший от страха Джеф испытал  настоящее  облегчение.  Напряжение
еще полностью не ушло, но по сравнению  с  тем,  что  он  чувствовал  лишь
несколько минут назад, это казалось ему сущей ерундой. Но надо спешить,  а
то у него действительно могут появиться настоящие проблемы.
     Он подошел к цилиндру, к которому была  прикреплена  табличка  с  его
именем и идентификационными данными. Положив сумку на пол, он открыл ее  и
из  одного  из  отделений  вытащил  небольшой  телесного  цвета   предмет,
прикрепленный к маленькому цилиндрику. Открыв дверь стоунера, Джеф положил
странный предмет вместе с цилиндриком на пол и что-то набрал на поворотном
диске  в  его  торце.  Предмет   развернулся   и,   надуваясь,   поднялся,
превратившись в наполненную воздухом полномасштабную копию Кэрда.
     Джеф защепил большой палец на правой ноге своего двойника, вытащил из
расположенного на пальце клапана цилиндрик со сжатым воздухом  и  накрутил
на клапан крышечку, плотно прижавшую ниппель, после чего положил цилиндрик
обратно в сумку, в то же самое отделение. Затем,  сняв  с  шеи  цепочку  с
идентификационной звездой, он нацепил ее на куклу,  которая,  несмотря  на
то, что вся эта связка вряд ли весила более унции, согнулась под ее весом.
Стальные шары, приклеенные изнутри к ступням куклы, тут же  ее  выровняли,
автоматически подобрав устойчивое положение. Иначе  двойник  Кэрда  так  и
простоял бы целую неделю, упершись лицом в окно.
     Вытащив из сумки идентификационную звезду, которой он  пользовался  в
Среду, Джеф продел голову в цепочку и разгладил ее на груди. Подняв с пола
пистолет, Джеф заткнул его за пояс, а затем, сняв с плеча  сумку,  опустил
ее на пол  стоунера.  Внутри  большого  цилиндра  осталась  стоять  кукла,
которая до сих пор неизменно удачно сходила  за  то,  что  на  официальном
языке называлось относительно  молекулярно-неподвижным  телом  Джефферсона
Сервантеса Кэрда.
     Очень скоро двойник окаменеет.
     Послав Озме на прощание воздушный поцелуй, Джеф взбежал по  лестнице,
выскочил через переднюю дверь и, закрыв ее за собой, скатился  по  перилам
лесенки у входа,  и,  не  останавливаясь,  помчался  к  восточной  стороне
забора. Добежав до него, он перемахнул через штакетник  и  понесся  дальше
через двор к видневшимся немного поодаль деревьям, за которыми  открывался
вид на массивное здание с белыми колоннами, отдаленно напоминавшее особняк
Скарлетт  О'Хара  [главный  персонаж  романа   американской   писательницы
Маргарет Митчелл "Унесенные ветром"]. Взлетев по ступеням на крыльцо, Кэрд
остановился перед входной дверью, чтобы вставить в  нее  идентификационную
звезду. В холле за дверью сразу же вспыхнул свет. Толкнув  тяжелую  дверь,
он проскочил внутрь дома, на ходу рывком закрыв  ее  снова,  и  устремился
через холл по широкой лестнице на второй  этаж,  где,  ни  на  секунду  не
снижая скорости, подбежал по устланному толстым ковром коридору к квартире
с табличкой 2Е. Вставив звезду и в эту дверь, Джеф открыл  ее  и  вошел  в
столовую. Промчавшись через узкий  холл,  он  стрелой  бросился  налево  к
двери, ведущей в комнату со стоунерами. Там в  полнейшей  тишине,  гораздо
теснее, чем  в  подвале  дома,  который  он  только  что  покинул,  стояли
четырнадцать цилиндров. Было уже десять минут после полуночи. Никогда  ему
еще не приходилось приходить так поздно. Оставалось только надеяться,  что
такое не повторится.

                                    7

     Жена из Среды невидящим  взором  уставилась  на  него  сквозь  окошко
своего стоунера. Он отвернулся от нее к собственному цилиндру - лишь узкий
проход разделял их. На прикрепленной к цилиндру табличке значилось:

                          РОБЕРТ АКВИЛИН ТИНГЛ

     Через окошко стоунера он рассмотрел собственное лицо. Дверь  стоунера
была закрыта, поскольку внутри него явно находился некто, погрузившийся  в
состояние окаменелости,  а  подобное  невозможно  в  не  запертом  изнутри
стоунере. Однако Кэрд каким-то образом открыл ее.
     Пока он еще ничего не мог сделать с заполненным  воздухом  двойником.
Кэрд выбежал из комнаты и направился в ванную, снимая на ходу  пистолет  и
стаскивая пояс и широкую рубаху. Вскочив в ванную, Кэрд нажал кнопку, и из
душа сразу же побежала  вода  -  давление  и  температура  были  настроены
заранее. Он снял с себя оставшуюся одежду,  встал  под  струю  и  принялся
энергично намыливаться. Времени на то,  чтобы  полностью  смыть  краску  у
Кэрда уже не было. Он выскочил из-под душа, когда на ногах еще  оставались
желтые подтеки. Кэрд стер их полотенцем и выбросил его в корзину. Придется
выкинуть потом, хотя вряд ли жена заметит его. Сняв  с  вешалки  еще  одно
полотенце, Джеф быстро растерся им, возбужденно бормоча  что-то  себе  под
нос, затем выключил душ.
     Сушить волосы было некогда. Положив второе полотенце в ту же  корзину
поверх первого, он собрал с пола оставшуюся от Вторника одежду и,  скомкав
ее, засунул под  полотенца.  Позже,  когда  представится  возможность,  он
спрячет и полотенца, и одежду в свой шкафчик для личных вещей  или  просто
уничтожит их.
     Обнаженный, с цепочкой, удерживающей идентификационную звезду на шее,
и с пистолетом в руке, он пробежал через  холл  в  комнату  стоунирования.
Оставалось всего восемьдесят секунд. Можно влезть в цилиндр  и  попытаться
втиснуться рядом с твердым, несжимаемым двойником. Или лучше сделать  вид,
что он только что вышел из цилиндра?  Второй  вариант  несомненно  гораздо
рискованней. Не исключено,  что  уже  через  несколько  микросекунд  после
подачи энергии, выводящей все живое из состояния окаменения, жена  откроет
глаза. Тогда она увидит закрытую дверь. К тому же все время, пока  она  не
выйдет, придется стоять, прикрывая спиной окошко стоунера, иначе она может
заметить сквозь него то, другое,  лицо.  Но  даже,  если  жена  ничего  не
заметит, она все равно будет удивлена тем, что  он  выбрался  из  цилиндра
раньше нее. Придется долго объяснять, почему  он,  словно  истукан,  стоит
перед окошком собственного стоунера.
     "Оба варианта очень неприятны", - пробормотал он.
     Проклиная все на свете, он открыл дверь  и,  согнувшись,  протиснулся
внутрь. Осталось десять секунд. Ударившись ногой  о  твердую,  окаменевшую
сумку, которая валялась на полу, он вскрикнул от боли. Отбросив  пистолет,
Джеф  тесно  прижался  к  холодной,  жесткой  кукле.  Она  упала  на  бок,
остановившись только после того,  как  уперлась  головой  в  стенку.  Кэрд
пролез, чтобы  оказаться  впереди  двойника,  и,  напрягшись,  выпрямился.
Любой, кто заглянул бы в окошко, неизбежно заметил бы торчащее  из-за  его
спины лицо.
     До включения дестоунирующей энергии осталось три  секунды.  На  Кэрда
она не окажет никакого воздействия: он и так ведь в нормальном  состоянии.
Может, пронесет.  Среди  беспорядочно  мятущихся  в  голове  мыслей  вдруг
всплыла одна  -  беспокойнее  и  назойливее  других.  Наверно,  вид  жены,
напомнившей ему о той, другой, которую он только что оставил,  вызвал  это
воспоминание:
     - О Господи! Я забыл закончить запрос на ребенка! Озма убьет меня!

                                МИР СРЕДЫ

                                     РАЗНООБРАЗИЕ, Второй месяц года Д5-Н1
                                     (День-пять, Неделя-один)

                                    8

     Нокомис Дочь-луны, длинноногая, среднего роста брюнетка, облаченная в
ярко-красное, долгополое, облегающее платье,  вышла  из  своего  цилиндра.
Худоба, резкие формы угловатого лица делали ее похожей на балерину, что  и
соответствовало действительности. Остановившись  у  дверцы  стоунера,  она
прищурилась.
     Кэрд прекрасно понимал, что именно так сильно удивило ее: он ведь все
еще находился в своем цилиндре. Он сосредоточился на "высекании из  камня"
- так он называл процесс вживания в образ Боба Тингла.  Однако  сейчас  не
время, придется заняться этим позже. Сейчас самое главное  -  не  дать  ей
заметить куклу-двойника.
     Он толчком открыл дверь и, выскочив из цилиндра,  проворно  захлопнул
ее за собой. Бросившись к Нокомис, он сжал ее  в  объятиях,  подхватил  на
руки и, кружась в танце, двинулся через холл.
     - Что ты делаешь? - закричала она. - Что на тебя нашло?
     - Я люблю тебя и так рад, что опять тебя вижу! - сказал он,  усаживая
Нокомис в кресло уже на кухне. - Неужели так трудно это понять?
     - Нет. Да, - улыбнулась она. - Обычно ты неуклюже плетешься в ванную,
словно чудовище, у которого между ног  саднит  настолько,  что  оно  вовсе
ничего не соображает. Тебе не кажется,  что  неплохо  было  бы  что-нибудь
надеть на себя?
     - Конечно, ты права. Еще слишком рано для  тебя,  чтобы  видеть  меня
обнаженным, - он наклонился и поцеловал Нокомис  в  губы.  -  Может  быть,
выпьем кофе и немного поболтаем? Или сначала поспим?
     Темные глаза Нокомис сузились, и на лице ее  появилось  нечто  такое,
что можно было назвать зарождающейся  подозрительностью  -  словно  легкий
туман, который выступает, когда подышишь на зеркало. Вздох подозрения.
     - Как ты мог забыть? - спросил она. - Тебе  же  известно,  что  перед
тем, как отправиться в стоунер, я проспала целых  шесть  часов.  Да  и  ты
говорил, что в это время вздремнул час-другой. Мы и проснулись-то с  тобой
одновременно. По крайней мере ты так говорил. Ты же  никогда  не  ложишься
спать после того, как подремлешь накануне.  Почему  же  сейчас  ты  хочешь
изменить своим привычкам?
     Будучи Бобом Тинглом, он, конечно, вспомнил бы, о чем говорил раньше.
Но пока он оставался еще Джефом Кэрдом,  человеком,  доведенным  почти  до
отчаяния круговертью вчерашних событий  и  находящимся  в  крайне  нервном
состоянии вследствие сегодняшних обстоятельств.  Кукла!  Необходимо  сдуть
ее.
     Джеф мысленно приказал себе не  поддаваться  эмоциям,  взять  себя  в
руки, собрать в кулак разбегающиеся мысли.
     - Ты что считаешь меня какой-то машиной?  -  сказал  он.  -  Тик-так,
тик-так. Так знай, ты ошибаешься. Иногда  и  у  меня  возникают  внезапные
желания. Или причуды, если тебе так больше нравится. А может быть,  просто
несварение.
     - По тому, как ты  словно  заводной  выскочил  сегодня  из  цилиндра,
никогда не сказала бы, что тебя клонит ко сну.
     Еще до женитьбы на Нокомис, Джеф убедился, что она  ведет  себя  так,
словно внутри у нее установлен некий радар,  воспринимающий  исключительно
нестандартные, необычные явления, какой-то телевизионный канал, работающий
в диапазоне, близком к паранойе. Невероятные подозрения  возникали  у  нее
даже в том случае, когда, выйдя на улицу, она обнаруживала, что идет дождь
вместо обещанного  солнечного  неба.  Если  подобное  утверждение  и  было
преувеличением, то не слишком  большим.  Как  Джеф  Кэрд,  он  никогда  не
женился бы на ней, да и вообще вряд ли стал бы  ухаживать  за  женщиной  с
подобным складом характера. Но как  Боб  Тингл,  он  страстно  влюбился  в
Нокомис. Но сейчас она возмущала его  своей  подозрительностью,  заставляя
всерьез удивляться, каким образом мог  он  связать  свою  судьбу  с  такой
костлявой злюкой. Он, Кэрд, этого никогда бы не сделал.  Решение  принимал
Тингл.
     Его снова охватило чувство, близкое к панике. Словно спрут эктоплазмы
непреклонно окутывал его со всех сторон. Но кого его? Вряд ли только Джефа
Кэрда. Кэрду словосочетания  вроде  "зарождающейся  подозрительности"  или
"спрут эктоплазмы" и в голову-то никогда не приходили. Тингл изо всех  сил
старался вырваться на передний план, однако ему никогда не удастся сделать
это  до  тех  пор,  пока  Кэрду  не  предоставится  возможность   провести
традиционную ритуальную минуту,  когда  он  поднимет  крышку  на  гробнице
уснувшего Тингла и, устроившись на временное заточение внутри его  разума,
сделает своего преемника хозяином того сумбурного - нет, нет, конечно  же,
он хотел сказать величественного - феномена, который известен в Среде  под
именем Тингла. И даже в этом случае Кэрд не исчезнет бесследно. Если бы он
ушел совсем, Кэрд-Тингл оказался бы совершенно не способным успешно играть
свою роль и выполнять  свои  обязанности  в  качестве  иммера.  Первичным,
изначальным все-таки являлся Джеф Кэрд.
     - Заводной! - улыбаясь, воскликнул он. - Джек в ящике, помнишь  такую
игрушку? А как насчет Боба в ящике? Я, конечно, имею в виду твой ящичек?..
Что скажешь?
     Он снова подхватил ее на руки и закружил по комнате.
     - Ну же, давай!
     - Нет, нет, не будем, - ответила Нокомис, улыбаясь. - И,  пожалуйста,
опусти меня. Ты же знаешь, мне надо  заниматься.  Вот  потом...  Я  же  не
ледышка. Надеюсь, ты помнишь.
     Он опустил ее на ноги и сказал:
     - Конечно, не ледышка, правда твой термостат иногда вызывает  у  меня
опасения. Хорошо. Как скажешь, мой попрыгунчик. Любое твое желание  -  мое
желание. Сделай кофе, а Тингл пойдет побренчит [в англ.  каламбур:  Tingle
will go tinkle].
     Такой  ерунды  Кэрд   тоже   никогда   бы   не   произнес.   Наверно,
самопроизвольное воскрешение памяти все-таки возможно.
     "Пора с этим кончать, - подумал Кэрд. - По крайней мере  надо  как-то
взять этого сумасброда под контроль. Иначе он  бог  знает  до  чего  может
дойти. Кстати, - отметил он про себя, - это верный знак  того,  что  Тингл
притаился где-то на пороге Среды и может появиться, даже если я не выполню
положенный ритуал. Однако  сейчас  не  время  для  экспериментов.  Слишком
опасно".
     - Ты же ходил в туалет как раз перед тем, как окаменеть,  -  сообщила
Нокомис.
     Чои-ои! Как только Тингл может ее терпеть?
     Хорошо, что он хоть не высказал удивления вслух. Среда на  Манхэттене
очень мало знакома с китайской культурой, поскольку основные ее этнические
корни связаны с американскими индейцами и  бенгальцами.  Если  бы  Нокомис
услышала что-то по-китайски, подозрение ее достигло бы наивысшей точки.
     - Ну и что. А сейчас опять хочу.
     Он поднялся и направился через  холл  к  ванной,  которая  находилась
справа от него. Закрыв дверь, он не поднимая стульчака, уселся на  унитаз.
В ящичке лежало  всего  три  одиноких  листочка:  Вторник  забыл  заменить
туалетную бумагу. Можно, конечно, оставить мужланам сообщение с выражением
протеста, но Кэрду сейчас было не до этого, да и  нарушение  не  такое  уж
серьезное.
     Он  закрыл  глаза  и,  сосредоточившись,  погрузился  в  бесшумный  и
гармоничный мир. Перед  ним  как  Кэрдом  висела  его  собственная  копия,
твердая, убедительная, в полный  рост.  Мысленно  наблюдая  за  ним  одним
глазом, он, тоже мысленно, резко "крутанул" другой - глаз  смотрел  теперь
внутрь. Сначала - только темнота. Затем  быстро  сформировалось  множество
провисших в середине линий, серых на черном фоне. Они, казалось, бежали из
бездны, какой было его тело изнутри, пролетая мимо глаза в  другую  бездну
наверху. Он выпрямил линии, натянув их так, что они даже начали гудеть  от
напряжения. Он еще более  усилил  давление  с  обоих  концов,  хотя  и  не
подозревал, где эти концы находятся. Стало казаться, что линии, излучавшие
теперь яркий, холодный свет, вот-вот треснут. Он метнул в  них  "тепло"  -
какие-то энергетические  комплексы,  принявшие  в  его  воображении  форму
комет, ударявшихся в линии и  поглощавшихся  ими,  хотя  и  не  полностью.
Какая-то оставшаяся невостребованной часть тепла стекала по  линиям  вверх
или вниз, словно сплавившийся воск по свече. Они сами  выбирали  для  себя
направление движения. Здесь, внутри его разума, гравитация отсутствовала.
     Но капли действительно напомнили ему горячий соус.  Соус?  Откуда  он
здесь? Может, ему мерещится?
     Силовые линии нейтрализовывали  его  личность  и  помогали  выйти  на
передний план Тинглу. Тингл, призванный с нижних этажей его разума,  скоро
поднимется словно призрак  Самуэля,  вызванный  ведьмой  Эндора,  по  пути
превращаясь из призрака в гостя. В гостя сегодняшнего дня.
     Он усилил давление на линии. Они  треснули  и  метнулись  в  темноту,
извиваясь и сверкая. Линии вспыхивали то тут, то там, отталкиваясь и снова
соединяясь, пока все они не слились, не сплавились в одну длинную, тонкую,
светящуюся колонну, которая соединила воедино два  темных  пространства  -
внизу и вверху. Он мысленно повернул колонну так, что она составила прямой
угол с тем направлением, которое только что занимала, а потом начал быстро
вращать ее, пока вместо колонны не образовался один  сплошной  затемненный
диск.
     Второй глаз, наблюдавший за всем  происходящим  как  бы  со  стороны,
констатировал, что образ  Кэрда  потерял  свою  первоначальную  яркость  и
словно  съежился.  И  неудивительно.  Тепловая   энергия,   брошенная   на
манипуляции с воображаемыми линиями, высасывалась из Кэрда. Вокруг ступней
мысленного образа Кэрда еще одна линия,  изогнувшись,  образовала  границы
люка. Иногда образ исчезал после удара невесть откуда взявшейся ракеты или
устремившись кувырком вглубь некоей аллеи с призрачными, перекатывающимися
булавками в дальнем конце. Сегодня образ должен скрыться через пол.
     Второй паз следил за крутящимся,  ярко-белым  диском,  который  своей
острой кромкой отсек кусок  темноты,  а  затем  начал  нарезать  на  части
прилегающее черное пространство. Отсекая все новые куски, диск сформировал
из темноты странную глыбу, своими  очертаниями  напоминающую  человеческую
фигуру, которая, поглощая исходящий от диска свет, приобретала  все  более
светлый  серый  оттенок.  По  мере  того,  как  фигура  принимала   четкие
очертания, сам диск становился все темнее и темнее.
     Когда фигура Тингла была  уже  почти  закончена,  первый  глаз  отдал
мысленный приказ, и образ Кэрда  провалился  сквозь  люк  ловушки.  Линии,
составлявшие ее, сразу же исчезли.
     Оба глаза сфокусировались на Тингле  и,  едва  диск  сделался  совсем
маленьким и окончательно почернел, потеряв все тепло и  полностью  износив
кромсающую кромку, Тингл, испуская ровный свет, поплыл в темноте.
     Затем диск исчез, а образ Тингла, словно снаряд, выпущенный из пушки,
устремился вверх на такой огромной скорости, что позади  него  образовался
длинный  хвост,  как  у  кометы,  преодолевающей   сопротивление   плотной
воздушной толщи.
     Глаза вывернулись наружу, и он поднял веки. Боб Тингл явился на землю
в собственном обличье, хоть и сохранив черты Джефа Кэрда.  Используя  язык
математики, можно было бы  сказать,  что  личность,  только  что  в  муках
родившаяся в сознании Кэрда, уже на девяносто восемь процентов содержала в
себе черты его преемника, обитателя Среды, но на оставшиеся  два  процента
все-таки сохранила привычки и образ мысли жителя Вторника. Но и этих  двух
процентов было вполне  достаточно,  чтобы  не  забыть  о  кукле,  которая,
по-прежнему надутая, красовалась в стоунере. Что  он  будет  делать,  если
Нокомис вдруг заметит ее? А правду он,  естественно,  открыть  не  мог.  О
Господи, и зачем только он впутался в эти неприятности!
     Он  поднялся  с  унитаза  и  направился  было  к  двери,  но  тут  же
остановился и,  прищелкнув  пальцами,  повернул  назад.  Если  Нокомис  не
услышит звука спускаемой воды, она  сейчас  же  примчится  галопом,  чтобы
проверить, в чем дело. Любые, даже мельчайшие  отклонения  от  заведенного
порядка, ситуации, когда что-то должно было произойти,  но  не  произошло,
она всегда замечала безошибочно. Он нажал кнопку и под  шум  устремившейся
вниз воды, вышел в холл.
     Обычно в эту пору он почти  окончательно  становился  Бобом  Тинглом,
однако  сегодня,  как  это  часто  случалось,  Джеф   Кэрд,   исчезнув   в
воображаемом люке, не пропал бесследно. Кэрд всегда до поры до времени был
для Тингла не более, чем пятнышком на зрачке, всего лишь легким жжением  в
глубине  разума,  и  пока  не  появлялась  веская  причина,  он  оставался
незамеченным. Сейчас подобная причина, несомненно, имелась: необходимо  во
что бы то ни стало выпустить воздух из этой  проклятой  куклы.  Но  еще  в
большей степени присутствие Кэрда ощущалось благодаря тому обстоятельству,
что Чанг Кастор скорее всего находился сейчас в Среде, и игнорировать этот
факт Тингл никак не мог.
     Тингл обвел взглядом холл. Нокомис не  видно,  наверно,  пошла  взять
что-нибудь из шкафа с личными вещами.
     - Я хочу одеться! - крикнул он. - Тебе из шкафа ничего не нужно?
     - Ничего, дорогой! - веселым голосом ответила Нокомис. -  Кофе  скоро
будет готов!
     Сейчас  Нокомис  выводит  из  состояния   окаменения   продукты   для
предстоящего завтрака.  Дестоунер  работает  довольно  быстро.  Затем  она
поместит булочки в тостер. К этому моменту он должен  быть  одет  или  она
начнет шарить в холле, чтобы проверить, чем вызвана задержка. Времени было
в обрез.
     Он устремился к стоунеру, открыл дверь и наклонился к ногам двойника.
Вытащив затычку, он захлопнул дверь  и  бросился  к  шкафчику  с  надписью
СРЕДА.
     - Открыть, - на ходу бросил Боб, и  механизм,  распознав  его  голос,
освободил замок, чтобы он мог распахнуть высокую дверь шкафа.  Он  схватил
первую попавшуюся рубаху и,  просунув  в  нее  голову,  скомандовав  шкафу
закрыться. Убедившись, что Нокомис в холле нет, поспешил назад к стоунеру.
Добежав, он снова открыл его.
     "Проклятье!"
     Кукла сдувалась слишком медленно.
     Он нажал на нее руками, прислушиваясь  не  слишком  ли  громко  шипит
выходящий  воздух.  Слава  Богу,  Нокомис  включила  один  из  экранов,  и
доносившиеся из него голоса заглушали шипение воздуха.
     Когда двойник уже почти свалился, Боб вошел внутрь  цилиндра,  закрыл
дверь и принялся давить куклу, остановившись только после  того,  как  она
полностью сдулась. Затем он аккуратно скатал ее  и  просунул  в  небольшую
бутылку, которую снова положил в наплечную сумку. Туда  же  он  опустил  и
пистолет. Хотя Боб и  знал,  что  идентификационная  звезда  для  Вторника
находится в сумке,  он  не  смог  удержаться  от  того,  чтобы  проверить,
действительно ли она  на  месте.  Пальцы  его  коснулись  острых  кончиков
звезды.
     Боб сделал шаг назад, вылез из цилиндра  и  закрыл  за  собой  дверь.
Тяжело дыша и стараясь успокоиться, он направился в кухню. Уже  подходя  к
двери, он увидел выходящую из-за угла Нокомис.
     - Ах, вот ты где, - сказала она. - Булочки совсем остыли.
     Он последовал за женой на балкон, где на  маленьком  круглом  столике
уже стояли чашки с кофе, бокалы с апельсиновым соком и тарелочки  с  едой.
Боб уселся напротив Нокомис. Проникающий с улицы свет окружал их, покрывая
ровной серой пеленой. Доносилось пение  древесных  лягушек  и  стрекотание
кузнечиков.
     Боб отхлебнул горячего кофе и посмотрел на свой дом Вторника. В окнах
горел свет, но разглядеть кого-нибудь ему не удалось. На какую-то  секунду
Кэрд снова  овладел  им,  заставив  подумать  об  Озме,  стоящей  в  своем
цилиндре. Через шесть дней им предстоит встретиться снова.
     Нокомис, как всегда, выглядела очень привлекательно. Ее кожа, которая
на солнце отливала изумительным медным цветом, сейчас в полумраке казалась
более темной. Черные,  коротко  остриженные  волосы  в  нескольких  местах
оживлялись покрашенными под седину пятнами  -  они  создавали  впечатление
меха скунса, очень модного в Среде.
     Нокомис пыталась и Тингла заставить таким же образом покрасить волосы
и  отрастить  бороду,  которой  затем  можно  было   бы   придать   модную
прямоугольную форму. Боб, конечно же, отказался, хотя  это  и  стоило  ему
большого труда: объяснить жене истинную причину нежелания  следовать  моде
он не мог.
     "Одежда в корзине, - промелькнуло в голове Тингла. - Надо  не  забыть
перепрятать ее получше".
     Нокомис, допивавшая уже вторую  чашку  кофе,  оживилась  и  начала  с
энтузиазмом рассказывать о своей роли в новом балете "Протей  и  Менелай".
Постановка еще только готовилась, но хлопот уже принесла немало.
     - ...композитор просто сумасшедшая.  Ей  кажется,  что  в  атональной
музыке есть хоть какая-то новизна. Даже слушать не хочет, когда  начинаешь
говорить ей, что эта музыка умерла еще десять поколений назад. А  тут  еще
Роджера  Шеначи  замучил  запор.  Каждый  раз,  когда  приземляется  после
высокого прыжка, так пердит, что просто ужас. Я уже сказала Фред...
     - Фред?
     - Ты что меня не слушаешь?. Будь внимательнее. Ты же  знаешь,  что  я
ненавижу разговаривать сама с собой. Фред Панди  тоже  довольно  приличная
куча навоза. Она написала сценарий, сочинила музыку и  ставит  балет,  как
хореограф. Так вот я и сказала ей, чтобы  переписала  всю  эту  штуку  под
Роджера. Название уже готово - "Газ" или нечто в этом  роде.  А  заодно  и
музыку выкинула бы к черту и сочинила  что-нибудь  такое,  подо  что  хоть
танцевать можно...
     - Я уверен, ты достаточно хорошая актриса, чтобы преодолеть  подобные
сложности, - поддержал беседу Тингл. - И все же с каких это пор  балерина,
пусть даже с такой репутацией как у тебя, может вмешиваться...
     - Благодарю, но  ты,  видимо,  не  понял.  Тут-то  я  просто  обязана
вмешаться. Я же член комитета, как тебе хорошо  известно.  У  меня  должно
быть право голоса, но сложилась такая ситуация:  композитор  и  дирижер  -
любовники. Вот они своей шайкой и ополчились на всех нас.
     - Двое - это еще не шайка.
     - Да что ты. Боб, обо всем этом знаешь?
     - Не очень много. Но думаю, зря ты вмешиваешь сюда комитет.  С  каких
это пор комитет способствует развитию большого искусства?
     - Ты вообще когда-нибудь слушаешь, что тебе говорят? Я тебе  подробно
обо всем рассказывала вчера. Или это было позавчера? Не помню точно когда,
но я тебе все рассказывала.
     - Да, да, я помню, - сказал он. - Чья это была идея?
     - Предложил какой-то чиновник. Уверена, что другие  дни  с  подобными
проблемами не сталкиваются. Это просто...

                                    9

     Хотя и не очень было  благородно  в  такой  момент  позволять  своему
разуму пуститься в размышления, поделать с этим он ничего не  мог.  Гриль,
Рутенбик и Кастор один за другим всплывали из глубин его сознания,  словно
затонувшие корабли, заполненные газами от  разлагающихся  трупов.  Никогда
прежде, ну, если быть совсем точным, почти никогда,  -  не  было  ему  так
трудно отринуть воспоминания других дней. Обычно,  находясь  в  Среде,  он
совсем искренне считал себя Бобом Тинглом; Среда сама  по  себе  полностью
поглощала  его.  Но  сейчас  привычные  ощущения  и  обычный  ход  событий
разбились вдребезги. Сразу  три  дэйбрейкера,  причем  два  из  них  очень
опасны. Ну, хорошо, может быть, один. Рутенбик тоже мог на него наткнуться
и узнать, но то, что он обратился к властям  с  заявлением  о  необычайном
сходстве Джефа Кэрда с Бобом Тинглом, представлялось весьма маловероятным.
Правда,  у  него  оставалась  возможность  сделать  это   анонимно   через
телевизионный  канал.  Кастор...  этот  маньяк,  может   быть,   скрывался
где-нибудь  в  темноте  и  видел,  как  он  перебегал  из  дома  Кэрда   в
многоквартирный дом, где жил Боб Тингл. И вообще, в любой  момент  Кастора
могли схватить, и он, как выразилась Хорн, рассыплет весь горох.
     - Боб!
     Тингл вытащил себя из густой трясины размышлений.
     - Конечно, я с тобой согласна. Все эти комитеты  давно  прогнили.  Но
можно посмотреть и с другой стороны. Если бы ты жил  раньше,  то  вряд  ли
сказал бы что-нибудь определенное об этой постановке. По крайней мере  так
можно хоть что-нибудь изменить.
     Все эти комитеты напоминают мне воздушные шарики.  Парят  в  воздухе,
подчиняясь причудам ветра, но как только  кончается  газ,  тут  же  падают
вниз. Я тебе говорю, это шоу провалится. Его ожидает полнейшая катастрофа.
И я погибну вместе с ним!
     - Вот что я тебе скажу, -  вставил  он,  отхлебнув  кофе.  -  Я  имею
официальный доступ к Мировому Банку Данных...
     - Я знаю. Ну и что?
     -  Я  проверю,  нет  ли  каких-нибудь   материалов,   которые   можно
использовать против членов комитета, особенно против. Панди и Шеначи. Если
я что-нибудь найду, ты  могла  бы  воспользоваться  этим  и  заставить  их
подчиниться. Не сомневаюсь, что про любого члена комитета  можно  откопать
какую-нибудь грязь.
     Она встала со стула, обошла вокруг стола и поцеловала его.
     - Правда, Боб? Ты думаешь - это реально?
     -  Конечно.  Только...  этическая  сторона  тебя  не  беспокоит?  Это
будет...
     - Это для блага искусства!
     - Да, а мне казалось, что главным образом для твоего блага.
     - Я думаю не только о себе, - отрезала она,  вернувшись  на  место  и
наливая еще кофе. - Я имею в виду всю постановку. Я думаю обо всех, кто  в
ней заинтересован.
     - Не знаю, смогу ли  отыскать  способ  заставить  вашего  композитора
отказаться от ее ужасной атональной  музыки.  Даже  если  я  и  смогу  это
сделать, все равно неизбежна большая задержка,  потребуется  писать  новый
сценарий.
     - Кого это волнует? - заметила она, пожав  плечами.  -  Теперь  слава
Богу, другие времена. Мы не зависим от власти денег.
     - Да. Я, правда, считаю, что было бы лучше, если бы зависели.  Но  не
будем сейчас об этом. Я подумаю, что смогу сделать. Ну  -  разве  тебе  не
повезло с мужем? Где твоя благодарность?
     - Ты пока еще ничего не сделал, - рассмеялась она.
     - Зато вполне определенно обозначил свои добрые намерения.
     - Смотри, доброхот, как бы мы в ад  не  угодили.  К  тому  же  особых
заслуг для этого не требуется, ты же знаешь. Впрочем, подождем до  вечера.
После репетиции у меня всегда улучшается настроение.
     - В последнее время что-то я этого не замечал, - возразил  он.  -  Ты
возвращаешься домой сердитая и расстроенная.
     - Тем более надо поработать, чтобы победить злость  и  разочарование.
Надеюсь, ты не жалуешься.
     Он поднялся.
     - Я никогда не жалуюсь по поводу ирреального. В один прекрасный  день
мы оба окажемся в дурном расположении, и  тогда  этот  наш  мирок,  боюсь,
взлетит на воздух.
     - Не хотела бы я заниматься поисками нового жилья,  -  заметила  она,
поцеловав его еще раз. - Что ты собираешься делать?
     - Сегодня у меня напряженный день, - ответил  он,  -  но  я  все-таки
постараюсь поработать над проектом "Шантаж". Чтобы на все хватило времени,
придется сегодня отправиться на работу пораньше.
     - Пораньше? - удивилась она, подняв брови.
     - Да, да, знаю. Могут быть неприятности. Ты можешь работать  столько,
сколько захочешь, и вкладывать в дело все свои силы, и никто тебе слова не
скажет. Ты - артистка, а я вот чиновник. Если  я  буду  приходить  рано  и
задерживаться допоздна, и мои коллеги это обнаружат, они наверняка захотят
проверить, чем я там занимаюсь. Я ни в коем случае не  могу  им  позволить
обнаружить,  что  я  поглощен   неразрешенной   деятельностью,   использую
служебные каналы получения информации, не имеющей прямого отношения к моей
работе. Если они что-то узнают, у меня будут серьезные осложнения.
     Может, действительно, лучше, если я пойду на работу в обычное  время.
Просто замотаю часть  своих  повседневных  дел.  Коллегам  совершенно  все
равно, если я проявляю лень или  тружусь  неэффективно:  это  делает  меня
одним из них, нормальным парнем. Начальству тоже особого дела нет, если я,
конечно,  не  буду  слишком  уж   сачковать.   Существует   что-то   вроде
неофициального соглашения: не работать слишком усердно.  Главное  -  вести
себя в определенных  рамках  и  не  доставлять  неприятностей  начальству,
заставляя его утруждать себя выговорами.
     Они кончили завтрак, и  Нокомис  ушла  в  ванную.  Оставалось  только
надеяться, что она не заметит одежду в корзине для стирки. Впрочем, особых
оснований опасаться этого не было: обычно она охотно доверяла стирку  ему.
К тому же в прошлую Среду стирала она, так что сегодня подобное желание  у
нее вряд ли появится.
     Через пятнадцать минут Нокомис снова вышла на  балкон.  На  ней  была
белая блузка и тесные ярко-красные брюки, на плече - дорожная сумка.
     - О, я думала ты валяешься в постели, вроде как готовишься к труду.
     - Нет, я планировал  способы  получения  информации  для  шантажа,  -
улыбнувшись, ответил он.
     - Хорошо. Я отправляюсь в гимнастический зал.
     Он встал для скорого поцелуя.
     - Желаю хорошо поработать, - сказал он.
     - Обязательно. Я всегда стараюсь. К сожалению,  пообедать  вместе  не
удастся. Заседание комитета состоится в ресторане во время обеда.
     Пока  она  отсутствовала,  Тингл  включил  экран,  расположенный   на
балконе, и еще раз сверил их сегодняшнее расписание. Он и  раньше  помнил,
что она не может с ним сегодня пообедать. А Нокомис  знала,  что  ему  это
известно. И все-таки Нокомис не была бы абсолютно уверена, что память  его
не подведет. Она доверяла только себе.
     - Увидимся в семь в Гуголплексе, - сказал он.
     - Надеюсь, салат будет вкуснее, чем в прошлый раз.
     - Если нет, подыщем другое место.
     Он сидел на балконе, пока не увидел, что  ее  велосипед,  проехав  по
Бликер Стрит, двинулся на север вдоль канала. Как только она  скрылась  из
виду, он поднялся и направился в  ванную.  Сколько  раз  она  возвращалась
через несколько минут после ухода, жалуясь на свою забывчивость. Но его не
проведешь:  она  просто   проверяла,   не   делает   ли   он   чего-нибудь
недозволенного. Одно время он даже  подозревал,  что  на  самом  деле  она
тайный органик, а гражданская профессия ее  -  балет.  Однако  собственное
расследование, проведенное с использованием каналов банка данных,  убедило
его, что это не так.
     Но тогда кто же она? Чрезмерно подозрительная, возможно, даже больная
паранойей  женщина.  Абсолютно  не  соответствующая  тому  типу,   который
объективно подходил для жены Боба Тингла. Однако когда он ухаживал за ней,
ее истинный характер совершенно  не  проявлялся,  и  он  продемонстрировал
недопустимую неосмотрительность, не проверив  ее  личный  интерес  еще  до
женитьбы. Страстная любовь ослепила его, впрочем, это  как  раз  вполне  в
характере Боба Тингла, обычно подверженного таким  эмоциям,  которым  Джеф
Кэрд никогда не позволил бы овладеть собой.  И  все  же  именно  Кэрд  был
виноват в том, что Тинглу достался такой характер. Кэрд добровольно выбрал
именно такой  нрав  для  своей  роли  в  Среде,  потому  что  хотел  тонко
чувствовать, будучи Тинглом, то, что Кэрд ощущал лишь поверхностно.
     И, следовательно, Кэрд не мог не  питать  к  чертам  личности  Тингла
некоторой симпатии и не проявлять интереса к тем чувствам,  которые  из-за
постоянного самоконтроля и самоограничения были ему  недоступны.  И  когда
он,  Кэрд,  строил  или,  возможно,  лучше   сказать,   _в_з_р_а_щ_и_в_а_л
личность Тингла, он тем  самым  доставлял  себе  удовольствие.  Но  сейчас
приходилось расплачиваться за это удовольствие: страсть к Нокомис навлекла
не него настоящую опасность. Нокомис, хотя и не состояла в числе секретных
агентов государства, постоянно следила  за  ним.  Если  Нокомис  обнаружит
что-нибудь подозрительное, не имеющее касательства к их личным отношениям,
у нее может возникнуть соблазн копнуть поглубже. Интересно,  если  Нокомис
обнаружит нечто с ее точки зрения противозаконное, сообщит ли она властям?
Он такие думал. Но она будет очень рассержена его недоверием.
     На самом деле, откуда ему было знать,  как  она  поведет  себя,  если
любопытство заведет ее слишком далеко. Единственное, что  он  мог  сказать
наверняка: Тинглу нельзя было на ней  жениться.  Но  если  уж  так  вышло,
следует расстаться с ней и чем скорее, тем лучше. Но Тингл все  еще  любил
эту  женщину,  хотя  высокая  страсть,  бушевавшая  в  его  душе  вначале,
сменилась умеренной и теплой симпатией. Более того, если бы он объявил ей,
что желает развода, то сам бы и переживал ее гнев и боль. Она  была  столь
эгоистичной и обладала такими собственническими инстинктами,  что  никогда
не смирилась бы с тем, что не _о_н_а_, а _е_е_ покидают. Однако Нокомис не
только имела слабость к собирательству, окружая  себя  невероятным  числом
ненужных вещей и людей, но и яростно боролась за то, чтобы  не  расстаться
хоть с чем-нибудь. Их шкаф  для  личных  принадлежностей  вечно  заполняли
разнообразные  безделушки,  игрушечные  медведи,   китайские   болванчики,
какие-то  сувениры,  подготовленные  для  грядущих   юбилеев,   всемирных,
национальных и местных праздников. Там же валялись балетные трофеи, личные
записи Нокомис, охватывающие период от ее  рождения  до  самого  недавнего
времени. Среди других вещей можно было найти медаль за победу в забеге  на
стометровку  среди  восьмиклассниц  Манхэттена,   грамоту   за   примерное
поведение, которую Нокомис вручили, когда ей было  всего  двадцать  сублет
(кстати, после этого из-за постоянных ссор с участниками  балетной  труппы
она уже не получала никаких наград).
     Тингл не раз пытался заставить ее выбросить этот хлам, поскольку  все
это сильно раздражало его. Достаточно сказать, что почти каждый вечер  она
вытаскивала из шкафа какие-нибудь безделушки и расставляла их  на  полках.
Естественно, перед тем, как отправиться в стоунер, приходилось все убирать
на место. Кроме всего прочего, шкафчик с вещами был настолько загроможден,
что Тингл с трудом находил собственные вещи.
     Тингл знал, что в один прекрасный  день  его  легко  возбудимый  нрав
возобладает  над  ним,  и  он  спустит  весь  этот  хлам  в  мусоропровод.
Несомненно это неизбежно положит конец их отношениям,  что,  если  мыслить
логично, пошло бы ему только на пользу: присущая Нокомис жажда обладания и
подозрительность неизбежно доведут его до беды.
     Он вздохнул, поднялся с кресла и  направился  в  ванную.  Вытащив  из
корзины все еще влажную одежду  Вторника,  он  развесил  ее  на  просушку.
Потом, когда вещи высохнут, он скатает их и уложит в сумку. Конечно,  куда
проще и разумнее было бы выбросить все, но, к сожалению, у него  был  лишь
один комплект формы отряда. Чтобы получить другой, необходимо  было  сдать
старый властям Вторника или, по крайней мере, достоверно объяснить причину
его отсутствия,  причем  в  этом  случае  требовалось  писать  специальное
донесение в Департамент реализации одежды.
     Ложась в постель, он не  ожидал,  что  ему  удастся  быстро  заснуть,
однако  почти  сразу  же  он  соскользнул  в  густую  пелену   сменяющихся
сновидений.
     Проснувшись  от  звука  сигнального  колокольчика,  доносящегося   из
настенного экрана, из всех осаждавших его снов он  прежде  всего  вспомнил
один. Лицо Отца Тома, его собственное лицо, узнаваемое даже в парике  и  с
фальшивой бородой, смотрело на него с экрана. Он стоял на берегу  широкой,
темной, медленной реки. Позади него виднелся массивный  каменный  мост.  В
правой руке Отец Том держал железный канделябр на семь свечей, похожий  на
канделябр в синагоге. Тингл никак не мог  вспомнить,  как  называется  эта
вещь. Из указательного пальца правой руки  Отца  Тома  струей  било  яркое
пламя, ион, нахмурившись, никак не  мог  определить,  какую  свечу  зажечь
первой.
     - Вот и наступил момент, - сурово произнес Отец Том.
     - Какой момент? - пробормотал, просыпаясь, Тингл.
     Хотя обычно ему требовалось для сна восемь  часов,  на  этот  раз  он
проспал  всего  шесть.  Он  надел  шорты  и  спустился  в  подвал,  где  в
одиночестве поработал на тренажере. Вернувшись в квартиру, Тингл  еще  раз
принял душ, оделся и выпил чашечку кофе. К этому времени солнце уже палило
вовсю, город находился в движении, а  температура  воздуха  подбиралась  к
обещанным в прогнозе 112 градусам по Фаренгейту. Тингл,  одетый  в  нижние
шорты, белую, отделанную зеленым рубашку с короткими рукавами и  кружевным
манжетом на шее, в широких зеленых брюках, в коричневых сандалиях на ногах
и с сумкой через плечо, снова вышел на балкон. Он стоял там и  внимательно
всматривался  в  происходящее.  Кого  он  ожидал  увидеть?  Доктора  Чанга
Кастора?
     Он, Тингл, явно не стал полностью Тинглом. Джеф Кэрд еще жил  в  нем.
Джеф Кэрд напоминал Тинглу, что он  должен  установить  контакт  со  своим
агентом-иммером, ожидающим его в Среде. Но  сделать  это  нужно  из  банка
данных.
     Перед домом сейчас находился всего один человек - какой-то мужчина на
велосипеде, направлявшийся от перекрестка Бликер Стрит и Канала Кропоткина
в западном направлении. Тингл  видел  только  его  спину.  Шею  незнакомца
прикрывала широкая шляпа. Одет он был в коричневую рубаху и зеленые брюки.
Тингл наблюдал за тем, как мужчина остановился, повернулся и воззрился  на
что-то.
     - О Господи! -  воскликнул  Тингл.  Сцепив  пальцы  рук,  он  подался
вперед. Открывшееся из-под  шляпы  лицо  поразило  его  своей  характерной
вытянутостью. Длинный, тонкий нос не оставлял сомнений - Кастор. Почему он
так пристально смотрят на дом?
     Тингл потряс головой и заговорил сам с собой.
     "Это все твое воображение! Не настолько он глуп, чтобы сделать это!"
     Что он подразумевал под словом "это"? Опасность, угрожавшую Озме?
     Мужчина повернулся, предоставив Тинглу  возможность  рассмотреть  его
профиль. Действительно похоже на хищное лицо Кастора, но...  Нет,  это  не
мог быть Кастор.
     Велосипед, двигаясь вдоль канала на север, скрылся за домом, а  затем
через некоторое время появился вновь, но тут же исчез - на этот раз уже за
следующим  домом.  Из  задней  двери  углового  дома  появился  мужчина  и
направился к гаражу. Вскоре он вышел оттуда с велосипедом. Тингл  узнал  в
нем Джона Чандра. Ему хорошо знакомо лицо этого человека, так же как и его
жены, Адиты Ротва. Не раз приходилось ему смотреть на их лица  через  окна
стоунеров в подвале. Он отступил назад,  в  глубь  балкона,  чтобы  Чандр,
взглянув наверх, не заметил его.
     Впрочем, бояться особенно нечего. Даже, если сосед  заметит  сходство
его лица с лицом Джефа Кэрда из подвального стоунера, он  просто  удивится
самому факту подобного совпадения и больше ничего.  Тингл  подождал,  пока
Чандр скрылся за домом, и только после этого снова высунулся  -  взглянуть
на велосипедиста. Однако того уже не было.
     - Наверно, просто нервы, - пробормотал Тингл.
     Через  три   минуты   он,   влившись   в   поток   велосипедистов   и
электромобилей, отправился на восток. Было  жарко,  он  почувствовал,  как
выступает пот, и в этот миг уголком глаза  заметил  лежавшую  на  тротуаре
банановую кожуру.

                                   10

     Тингл зигзагом проскочил сквозь толпу к обочине, затормозил и,  резко
остановившись, поднял кожуру и бросил ее в мусорный  контейнер.  Затем  он
снова уселся на велосипед и осмотрелся по  сторонам.  Рутенбика  не  было,
впрочем Боб и не ожидал увидеть его. В Среде и без него полно нерях, да  и
неизвестно еще, действительно ли Рутенбик находится здесь. Тем  не  менее,
Тингл был огорчен своим  непроизвольным  поступком  и,  продолжая  крутить
педали, мысленно  упрекал  себя  за  него.  Нельзя  было  останавливаться,
наоборот, лучше бы побыстрее проехать.
     Добравшись до Тридцатой улицы, он поднялся  по  пандусу  к  западной,
затененной стороне здания Башни Тринадцати Принципов.  Знаменитое  здание,
покрытое солнечными  панелями,  занимало  участок,  ограниченный  Седьмой,
Четвертой, Тридцатой и  Тридцать  седьмой  улицами.  Основной  его  корпус
вздымался  вверх  на  высоту  четырех  тысяч  футов,  а  расположенные  по
периметру тринадцать башен добавляли еще тысячу четыреста. Кабинет  Тингла
находился  почти  на  самом  верху  башни  на  северо-западном   углу,   у
пересечения Седьмой и Тридцать седьмой улиц.
     Съехав вниз по  противоположной  стороне  эстакады  и  спустившись  к
стоянке на третьем из подземных уровней,  он  сел  в  лифт  и  поднялся  в
главный холл на северо-западной стороне. Там, пересев на скоростной  лифт,
он проехал до верхнего уровня основного корпуса, а уже  оттуда  -  еще  на
одном лифте - до своего уровня.
     Проходя через холл, за которым находился его кабинет,  Тингл  обратил
внимание на вид, открывающийся через высокие  и  широкие  окна  справа  от
него. На крыше главного корпуса возвышались шесть причальных мачт; на трех
из них уже болтались причалившие дирижабли, а еще к одной как раз  в  этот
момент  направлялся  блестящий   оранжевый   гигант.   Тингл   остановился
полюбоваться на эту красоту и великолепие.
     Наверху,  вдоль  стены  здания,  располагались  мощные  воздуходувки,
однако дирижабли миновали их и висели в относительно спокойном воздухе над
огромной крышей, где ничто не затрудняло  им  свободу  маневрирования.  Не
было никакой  необходимости  встречать  их,  притягивая,  как  это  обычно
бывает, корабль за сброшенные с него причальные канаты. Пилот имел в своем
распоряжении двенадцать реактивных  двигателей,  способных  компенсировать
любые  нестабильности  в  воздухе.  Корабль   не   спеша   приближался   к
специальному гнезду на верху мачты  -  и  вот  его  нос  уже  заблокирован
захватным механизмом.
     Тингл с удовольствием посмотрел бы  за  тем,  как  будут  перегружать
находящихся в состоянии окаменения, защищенных  от  любых  случайностей  и
рутинной скуки пассажиров дирижабля. Однако взглянув на часы,  он  увидел,
что приближается назначенное время  обычной  встречи  с  боссом  в  начале
рабочего дня. Он вошел в приемную, из которой дверь вела  в  его  кабинет.
Секретарь сидел за своим столом, глядя на  него  грустными,  полными  боли
глазами, словно у него раскалывалась голова. Тингл проскользнул мимо него,
бросив на ходу:
     - Доброе утро, Сэлли!.. Плохое настроение? - спросил  он,  услыхав  в
ответ на приветствие лишь невнятное бормотание. - Доброе утро, Маха Тингл.
Маха Паз уже...
     - Знаю, знаю. С нетерпением ждет меня. Спасибо.
     Куполообразный кабинет начальника был уставлен элегантной, как и  сам
его хозяин, мебелью. Вардхамана Паз, приветствуя  Тингла,  поднялся  из-за
стола во весь свой огромный рост - никак не меньше семи  футов.  Блестящая
многоцветная рубаха и брюки в напряжении натянулись,  удерживая  огромное,
словно шар, туловище и толстые ягодицы. Над тремя подбородками и  отвисшей
складкой на шее возвышалась округлая голова с массивным выступающим  лбом.
Он кивнул и протянул, словно в молитву, руки  вперед;  казалось,  от  него
требуются  значительные  усилия,  чтобы  поднять  многочисленные   кольца.
Которыми были унизаны пальцы. На каждом пальце толстяка красовалось по два
кольца, украшенных массивными бриллиантами и изумрудами. Золото колец было
фальшивым, а драгоценности - искусственными, да и сам Паз  казался  Тинглу
нереальным - наверно, потому, что  тучные  и  уродливые  люди  встречались
столь редко.
     - Доброе утро, шеф, - сказал Тингл, предварительно кивнув и вытянув в
приветствии сжатые руки вперед.
     - Доброе утро. Боб.
     Паз, словно надувной шар,  из  которого  сквозь  малюсенькую  дырочку
медленно выходит горячий воздух, аккуратно опустился в кресло.
     Предложив Тинглу присесть, он сказал:
     - Для других, может быть, это  утро  и  доброе,  но  вот  для  нас  с
тобой...
     "Мерцающие персты",  как  его  называли  за  глаза,  взмахнул  рукой,
напомнившей Тинглу тяжелый плавник неуклюжего моржа. Лицо его  скривилось,
будто он объелся бобов.
     - Я слышал о твоих  неприятностях...  о  наших  неприятностях...  Мне
передали по специальным каналам.
     Тингл напряженно передернулся и пробежал глазами по  комнате,  однако
ничего не сказал. Было бы глупо спрашивать Паза, проверена  ли  комната  и
включена ли глушилка. Конечно же, все,  что  нужно,  было  сделано.  Кроме
того, в комнате на полную громкость работали три экрана.
     Тингл придвинул стул так, что живот уперся в кромку стола, и  подался
вперед.
     - Вы связывались с Тони? - спросил он.
     - Нет. Это другой канал.
     - Рутенбик и Гриль сегодня меня не  занимают.  Вот  Кастор...  Думаю,
информатор сказал вам, насколько он для нас опасен?
     Паз кивнул. Щеки его шлепали, как листья на ветру.
     - Один высокопоставленный органик ищет Кастора. Однако  пока  у  него
связаны руки, поскольку официальные меры он принять не может. Вот если  бы
он  получил  подтверждение   властей   Вторника,   что   Кастор   является
дэйбрейкером, можно было  бы  действовать  быстро  и  решительно.  Конечно
пришлось бы убить его, чтобы предотвратить арест. Нельзя допустить,  чтобы
его стали допрашивать.
     Хотя по чину Тинглу не следовало знать имя того человека,  о  котором
упомянул Паз, оно было ему известно. Поиски, которые  он  провел  в  банке
данных,  не  получив,  однако,  разрешения  на  них  ни  от   сегодняшнего
правительства, ни от Совета иммеров,  открыли  ему  имя  заинтересованного
лица.
     - Мы должны найти Кастора! - сказал Паз.
     - Буду работать, как бобер на плотине, - сказал Тингл.
     - Вы смеетесь? По-моему, не время.
     - Нет, нет. Это просто каламбур [игра слов: Castor (англ.) - бобер].
     - Каламбур? Что за каламбур? Сейчас не время для легкомыслия, Боб.
     -  Американский  бобер  принадлежит  к  роду  Castor  canadensis,   -
пробормотал Тингл.
     - Что?
     - Не обращайте внимания, - сказал Тингл,  повышая  голос.  -  Знаете,
шеф, мне необходимо указать неправильное время в  отчете  по  работе.  Мой
непосредственный начальник,  Гэлор  Писвэк  [Galore  Piecework  (англ.)  -
изобилие сдельщины], слишком  усердна.  Она  почти  всегда  проверяет  мои
отчеты.
     - Гэлор Писвэк? - нахмурившись, переспросил Паз.
     - Глория Питсворс. Мы, подчиненные, так ее называем.
     Паз не улыбнулся.
     - Я же сказал тебе. Боб. Легкомыслие... сейчас неуместно.
     - Знаю, шеф. Прошу прощения.
     Паз громко вздохнул.
     - Я позабочусь о Питсворс. Но...
     Наступила пауза. Выждав несколько секунд, Тингл спросил:
     - У вас еще более плохие новости?
     - Ты очень проницателен. Боб.
     Он еще раз глубоко вздохнул.
     - Мой информатор передал,  что  здесь  находится  один  из  органиков
Воскресенья. Это детектив-майор Пантея Пао Сник.  У  нее  временная  виза.
Боб. Временная!
     - И это, конечно, касается нас. Иначе вы бы о ней не упомянули.
     - Боюсь, что так, - сказал Паз. - Из сообщения  информатора  следует,
что только комиссар-генералу известно о миссии Сник.  Это  свидетельствует
об уровне секретности. Мой агент не смог узнать ничего такого,  что  могло
бы порадовать меня. Не исключено, что  и  генерал  знает  далеко  не  все.
Передали приказ - во всем помогать  Сник  и  сотрудничать  с  ней.  Звучит
зловеще. Мы должны узнать, что она задумала.
     - Возможно, причина ее пребывания здесь не связана с нами.
     Паз в очередной раз вздохнул.
     - Хотелось бы так думать. К несчастью, она уже интересовалась  тобой.
Более того, она хочет с тобой поговорить.
     Да,  сегодня  было  положительно  невозможно   полностью   оставаться
Тинглом. Вторник никак не хотел замолчать  и  оставить  его  в  покое.  Он
просто-таки настаивал, чтобы Тингл по меньшей мере играл роль агента Джефа
Кэрда. Большего Тингл  просто  не  мог  себе  позволить.  Кэрда  следовало
рассматривать как  человека,  который  временно  нанял  Тингла,  чтобы  он
представлял его в Среде.
     - Мне, наверно, придется поработать сверхурочно, - сказал Тингл.
     - Не беспокойся. Я дам разрешение.
     Заметив, что у самого Паза пот - уж не от волнения  ли?  -  буквально
капает с лица, Тингл улыбнулся.
     Придется придумать какую-то причину, чтобы мотивировать необходимость
переработки. Ложь рождает ложь; своей возрастающей тяжестью она  давит  на
то, что призвана облегчить.
     Паз закашлялся, выводя Тингла из задумчивости.
     - Хотите добавить что-нибудь? - предложил Паз.
     - Нет. Если это все?.. - ответил Тингл, вставая.
     - Да. Появится что-нибудь важное, сообщи мне.
     - Конечно.
     Тингл, кусая губы, вышел из кабинета начальника. Проходя по коридору,
он почувствовал, что неплохо  было  бы  заглянуть  в  туалет.  В  середине
коридора он свернул в проход, над которым красовались  буквы  P&S.  Первая
туалетная  комната  переходила  в  просторное  помещение  с   белоснежными
стенами, полом и потолком под мрамор. По левую руку тянулся ряд  настенных
писсуаров - над каждым экран, демонстрирующий программы  новостей.  Справа
рядком размещались кабинки,  из  которых  доносились  приглушенные  голоса
дикторов и актеров из мыльных опер, наряду с натужными вздохами и  звуками
спускаемой воды.
     Пробежав взглядом по цепочке незанятых приборов, он выбрал  тот,  что
находился перед  176-м  каналом.  Тингл  всегда  ненавидел  Джона  Фоккера
Натчипаля по прозвищу "Большой" - дневного диктора  этой  станции.  Сейчас
ему представлялась  редкая  возможность  вообразить,  что  он  мочится  на
неизменно вызывающего у него раздражение Натчипаля. Через четыре экрана от
него работал канал, по которому передавала новости фантастически  красивая
и сексапильная Констант Танг. Тингл давно уже  взял  себе  за  правило  не
смотреть  на  нее,  особенно  в  туалетах,  поскольку  при  этом  у   него
наблюдалась эрекция, мешавшая естественному процессу...
     На этот раз такой сознательный выбор станции все равно не помог  ему.
Голос Танг, хотя и приглушенный, все же доносился до него,  а  этого  было
достаточно, чтобы мысли о красавице лезли в голову. Стоя так  в  состоянии
раздражения и досадуя на самого себя, он  почувствовал  вдруг  присутствие
другого человека в  нескольких  футах  слева  от  себя.  Он  повернулся  и
взглянул туда - там стояла женщина. На ней была коричневая жокейская кепка
с зеленым  кружком,  обрамляющим  красную  звезду,  и  коричневое  платье,
украшенное маленькими зелеными египетскими  крестиками.  На  плече  висела
большая, зеленая, до отказа набитая сумка. Из-под подола платья  виднелись
ярко-зеленые ботинки с заостренными носами.
     Женщина была невысокого роста, что-то около пяти футов восьми дюймов,
довольно худощавая.  Ее  короткие,  черные  волосы  блестели,  словно  мех
морского котика.  Лицо  женщины  с  высокими  скулами  и  тонкими  линиями
показалось  Бобу  треугольным.  Большие  темно-коричневые  глаза  -  также
напомнившие Тинглу котика - пристально смотрели на него.  Хотя  незнакомка
была столь же прелестна, как  и  диктор  Танг,  она  не  оказала  на  него
подобного же воздействия.  Оскорбительность  появления  ее  в  этом  месте
рассердила Тингла.
     - Да? - удивленно произнес он.
     Женщина помахала ему рукой и со словами "доброе утро, Боб" исчезла  в
одной из кабинок.
     - Прошу прощения за то, что беспокою вас здесь, - произнесла  женщина
хриплым голосом. - Не хотелось ждать. Нельзя терять время.
     - Кто вы, и что я могу для вас сделать? - резко ответил он.
     Смущение и гнев ослабили его пенис, однако мочиться он по-прежнему не
мог.
     К черту, выругался он, застегивая брюки.
     С сердитым видом он направился к умывальнику, женщина последовала  за
ним.
     - Я - детектив-майор Пантея Пао Сник. Я...
     - Мне известно, - сказал он, глядя на нее в зеркало. - Полковник Паз,
мой начальник, мне все рассказал. Он говорил...
     - Знаю. Я побывала у него в кабинете, как только вы ушли.
     Тингл подошел к сушилке и  нажал  кнопку.  Сник  опять  переместилась
вслед за ним.
     - У меня  есть  права  ограничиваться  минимальными  разъяснениями  о
характере моей миссии. Однако я  могу  и  стану  требовать  оказывать  мне
полнейшее содействие.
     Так.  Это  означало,  что  за  ее  спиной  стоит  Северо-Американский
Суперорганический Совет. А может быть, она  просто  пытается  преувеличить
собственные полномочия, чтобы добиться помощи. Тингл,  будучи  Кэрдом,  не
раз поступал подобным образом. Но он не намеревался обвинять ее в  обмане,
даже  если  на  самом  деле  она  блефовала.  Если   ее   направил   Совет
Супероргаников, она будет собирать всякие  сплетни,  проверять  подозрения
или, да  поможет  Бог  помешать  ей,  факты  о  деятельности  иммеров.  Но
поскольку она появилась здесь, нельзя терять время впустую.
     Внутри у него пробежал холодок страха и неприятных предчувствий.

                                   11

     - Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз, - сказала Сник.
     Сушилка, отключившись, перестала трещать, и он ответил:
     - Моим кабинетом мы воспользоваться не можем. Не уверен,  что  у  вас
есть право на вход туда.
     Он направился к выходу, и Сник устремилась за ним.
     - Такого права у меня нет, но я  могла  бы  его  получить.  Хотя  это
слишком хлопотно. Мне нужно всего  несколько  минут.  Меня  устроит  любое
место, где никто не сможет нас подслушать.
     Он остановился и повернул в холл. Ее большие карие глаза заглянули  в
его глаза так, словно она хотела что-то в них  прочитать.  Глаза  ее  были
очень красивые. "Совершенно не подходят офицеру-органику,  -  подумал  он.
Или, может быть, так именно и надо: с такими глазами  она  любого  мужчину
собьет с толку. Кто бы поверил, что за  их  внешней  мягкостью  скрывается
сталь?"
     Он сказал, что они могут поговорить в  комнате  для  отдыха  рядом  с
холлом. Она пошла с ним, торопливо перебирая ногами и едва поспевая за его
быстрым, широким шагом. Он не снижал темпа. Если  она  столь  нетерпелива,
что вломилась в туалет, пускай побегает немного. Его время не менее важно.
     Комната  для  отдыха  оказалась  пустой.  Боб   уселся   в   большое,
комфортабельное, обтекающее тело кресло. Сник села в кресло,  которое  тут
же сдулось, осев на несколько дюймов, настроившись на длину  ее  ног.  Они
сидели друг против друга по разные стороны узкого стола.
     - Ну так что вам угодно? - спросил он, взглянув на часы.
     - Вы не желаете удостовериться в моей личности?
     Он махнул рукой.
     - Полковник Паз говорил, что вы хотите поговорить со мной.
     Вернувшись в свой кабинет, он намеревался собрать о ней всю доступную
информацию,  однако  сейчас  не   следует   показывать,   что   испытывает
любопытство к ее личности.
     Она вытащила из наплечной сумки маленький зеленый ящичек и  поставила
его на стол. Подняв экран, нажала  кнопку  и  вставила  острие  звезды  на
идентификационном диске в прорезь. Он прочитал  появившийся  на  экране  с
обеих сторон текст, взглянул на ее фото на экране и сказал:
     - Отлично. Итак вы та, за кого себя выдаете.
     -  Мне  поручили  выследить   одного   дэйбрейкера.   Это   гражданин
Понедельника и Манхэттена, Янкев  Гэд  Гриль.  Доктор  философии,  который
преподает в Университете Иешива, ортодоксальный еврей, отличный  шахматист
и специалист по творчеству гностика-христианина по имени Церинтус, жившего
в первом столетии нашей эры.
     На какое-то мгновение он решил скрыть, что ему известно о  Гриле.  Ее
заявление оказалось настолько  далеким  от  его  предположений  -  хотя  в
действительности он не знал, чего ожидать, - что он буквально лишился дара
речи.
     - Гриль! - сказал он. - О, теперь понимаю, почему вы хотели  со  мной
поговорить! Я ведь играю с ним в шахматы. Но  мой  контакт  с  ним  сильно
ограничен. Я даже не знаю, как он выглядит, и мы никогда друг с другом  не
разговаривали. Шахматные соревнования  между  людьми,  живущими  в  разном
времени, подчиняются очень строгим правилам.
     Она кивнула.
     - Я знаю. Но Гриль сейчас находится в Среде, по крайней мере, мы  так
считаем. Он страстный шахматист, просто фанатик...
     - Он великий шахматист, - вставил Кэрд.
     - ...и мог бы продолжить  свою  партию  с  вами.  Не  думаю,  что  он
настолько глуп, чтобы  пойти  на  это,  однако  страсть  к  игре  все-таки
способна взять верх над здравым смыслом. Он  может  поверить,  что  сумеет
передать вам следующий ход с какого-нибудь экрана на улице, а затем быстро
скрыться. Я сказала "может", и на самом деле, мне кажется, у него  хорошие
шансы  избежать  преследования  органиков.  Если  донесение  не   поступит
немедленно, мы не сумеем определить местонахождение Гриля со спутника.
     - Вы хотите, чтобы, приняв ход, я сообщил об этом непосредственно вам
или органикам? Если я, конечно, его получу.
     -  Докладывайте  мне.  Конечно,  все  может  сорваться.  Вдруг  Гриль
догадается задержать ход при передаче. Тогда к моменту получения сообщения
Гриля давно уже не будет на месте. И все-таки в  любом  случае  дайте  мне
знать. Между прочим, вы действительно еще не получали от него хода?
     Хитрый вопрос. Без сомнения, она  уже  проверила  все  контакты  Боба
Тингла.
     - Нет, - сказал он.
     Пока Гриль не находился под официальным наблюдением, ни один  из  его
звонков не мог быть  записан.  Если  бы  он,  Тингл,  получил  изображение
шахматной доски со следующим ходом Гриля, то мог бы попросить сохранить ее
в памяти коммуникационного центра, пока Гриль не запросит  ее.  В  обычных
условиях следующий ход Тингла был  бы  затем  передан  Грилю  в  следующий
Понедельник. Очередной ход Гриля, посланный Тинглу,  подлежит  хранению  в
банке данных Среды, а также во Всемирном Банке данных в архиве Манхэттена.
     Сник наверняка проверила все эти источники  информации.  Кроме  того,
она не преминула бы  запросить  информационные  мониторы  органиков  Среды
тотчас уведомить ее об очередном ходе Гриля. Зачем  тогда  просить  Тингла
сообщать ей о действиях Гриля?
     Может быть, на самом деле ее интересует что-то другое? Не  исключено,
что Гриль  -  не  более  чем  прикрытие  для  каких-то  совсем  других  ее
интересов, и она просто хочет контролировать его действия.
     Он даже пожалел, что не ограничил участие своих двойников  из  других
дней в партиях с Грилем. Тингл не предусмотрел это, и в результате ходы  в
партиях делали все те, кто олицетворял придуманные им роли для  всех  дней
недели.  Завтра  Сник  проследит  линию  Гриля  и   обнаружит,   что   она
пересекается с Джимом Дунски. Тогда она  поймет,  что  Боб  Тингл  и  Джим
Дунски - одно лицо. Наверно, ей уже известно, что Джеф Кэрд и Боб Тингл  -
одно и то же.
     Нет, этого  определенно  не  может  быть.  Тогда  бы  она  немедленно
арестовала его и сейчас уже допрашивала  бы  с  пристрастием  в  ближайшей
комнате для дознаний. Вероятно, и в самом деле она просто ищет Гриля.
     Но тогда почему для слежки за дэйбрейкером  из  Понедельника  выбрали
Воскресного органика? Какова бы ни была причина, она не должна видеть  его
в Четверг. Хотя  ей  и  необязательно  встречаться  с  ним  лично.  Вполне
достаточно будет одного взгляда на лицо Джима Дунски на экране.
     - Надеюсь, я не покажусь вам излишне любопытным,  -  произнес  он.  -
Удивляюсь, почему искать Гриля послали именно вас? И  почему  этот  случай
считается  чем-то  необычным?  Мне  всегда  казалось,  что   дэйбрейкерами
занимаются органики каждого из дней, не перебегая в другие дни. Никогда не
слышал,  чтобы  для  слежки   за   дэйбрейкером   кому-то   из   органиков
предоставляли временную визу, позволяющую нарушать границы дней.
     - На это у нас есть свои причины.
     - А, понимаю. Меня это не касается.
     - Мой кодовый номер особенный. Х-Х.  Легко  запомнить.  Если  игра  с
Грилем получит продолжение, вы свяжетесь со мной? Без задержки?
     - Конечно. Х-Х, - усмехнулся он. -  Действительно  несложно.  Двойной
крест.
     Лицо ее ровным счетом ничего не выражало. Либо она не уловила  в  его
словах никакого намека, либо обладала достаточным самообладанием, чтобы не
подать виду.
     - Янкев Гриль, да? - рассмеялся он. - Вы  знаете,  что  эти  слова  -
Янкев и Гриль - значат на языке идиш?
     - Нет. А что, должна бы знать?
     - Янкев - это Джеймс, то есть Джимми. Гриль означает сверчок. Другими
словами, человека, которого вы ищете, зовут Джимми Сверчок.
     - Я и не сомневаюсь, - сказала она. - Простите, не вижу в этом ничего
смешного или имеющего отношения к делу. Я что-то упустила?
     Она посмотрела на часы и поднялась. Он тоже встал.
     - Да нет, это просто  занятно.  Шутки  делают  жизнь  немного  легче.
Каламбуры всегда помогают жить.
     - Мне подобные шутки кажутся  глупыми,  -  заметила  Сник.  -  Однако
ничего противозаконного в этом нет. Правда, если...
     - ...дать вам власть, они стали бы незаконными,  -  закончил  за  нее
Боб.
     - Ваши мысли просто антиобщественны.  Смею  вас  заверить,  я  хотела
сказать совершенно другое.
     Но  что  бы  ни  собиралась  произнести  Сник,  слова  ее  так  и  не
прозвучали. Не попрощавшись, она  проворно  удалилась,  лишь  в  последний
момент все-таки повернувшись и бросив на прощание:
     - Возможно, я еще увижу вас. Маха Тингл.
     - Надеюсь, что нет, - пробормотал он, вздыхая. Сник  оказалась  одной
из самых красивых  женщин,  которых  ему  когда-либо  приходилось  видеть.
Однако при взгляде на нее у него не возникало ни  чувства  восхищения,  ни
желания. Она просто пугала его.
     Он миновал холл, просунул конец идентификационной звезды в  отверстие
на  двери  и,  вошел  в  комнату,  едва   она   распахнулась.   Оператора,
обслуживающего банк данных в первую  смену,  уже  не  было.  Сама  комната
формой походила на куполообразный шатер диаметром у  пола  около  двадцати
футов. Стены от пола до середины потолка покрывали пригнанные друг к другу
экраны. В центре стояло кресло, опоясанное столом в форме кольца. На столе
располагался небольшой пульт управления. Тингл приподнял откидную крышку и
попал в "заколдованный круг", а затем, опустив крышку на место,  уселся  в
кресло. Кресло обладало повышенной  комфортабельностью  и  проектировалось
таким образом, чтобы обеспечить максимальную степень удобства при  работе.
Оно поворачивалось вокруг своей оси, что  давало  возможность  рассмотреть
любой экран. Кресло откидывалось назад, превращаясь  как  бы  в  небольшой
диванчик, с которого без труда можно просматривать изображение дисплеев на
потолке.
     Тингл  ввел  известный  только  ему  одному  код.  Экраны  сразу   же
засветились, отобразив тексты  и  фотографии,  которые  они  показывали  в
момент окончания работы в прошлую Среду. Недовольный тем, что ему придется
сегодня отложить свой любимый проект, Тингл в течение нескольких минут  не
отрываясь изучал содержимое экранов. Работа эта  проводилась  неофициально
по  неформальному  приказу  Паза,  который,  в   свою   очередь,   получил
распоряжение от собственного начальника. По существующим  правилам  Тинглу
не полагалось знать о том, кто является шефом Паза, однако втайне от. Паза
он провел на этот счет собственное расследование.
     Одной из основных черт характера  Тингла  было  опасное  любопытство,
иногда граничащее с безрассудностью. Если  бы  Совет  иммеров  прознал  об
этом, он наверняка очень обеспокоился бы.  Однако  никакими  сведениями  о
подобной  потенциальной  угрозе  Совет  не   располагал.   Ведь   проверке
подверглась бы устойчивость личности Джефа Кэрда, и никто из членов Совета
не сомневался, что Боб Тингл и  Джеф  Кэрд  -  это  одно  и  то  же  лицо.
Программируя характер Тингла, Кэрд потакал собственным наклонностям,  хотя
и прекрасно понимал, что вряд ли смог бы развить определенные  особенности
личности своего двойника, если бы они, пусть в зародыше, пусть  в  скрытом
состоянии, не существовали в нем самом.
     Первый этап тайного проекта, которым занимался  в  это  время  Тингл,
состоял в сборе статистических  данных  о  количестве  людей,  которых  на
протяжении  последних  сублет  подвергли  "полупостоянному  окаменению"  и
поместили в специальное хранилище. Это были люди, умирающие от  каких-либо
неизлечимых  болезней  или  страдающие  умственными  заболеваниями,  перед
которыми современная терапия оказывалась бессильной. К их числу относились
и неисправимые преступники-рецидивисты.  Идея  подобных  мероприятий  была
проста: как только наука  откроет  способ  вернуть  этим  людям  подлинное
здоровье, их можно будет вывести из окаменения и подвергнуть лечению.
     Но так дело выглядело в  теории.  Правительство  опубликовало  цифры,
раскрывающие количество  "временно  прекращенных"  -  так  их  называли  в
официальных отчетах. Задание,  которое  Паз  поручил  Тинглу,  состояло  в
проверке этих  цифр.  Существовали  подозрения,  что  правительство  Среды
говорит в этом случае неправду. Официальная статистика  сообщала,  что  на
тот момент, когда Тингл  приступил  к  осуществлению  проекта,  временному
прекращению подверглись в общей сложности 46.947.269 человек. В результате
четырех сублет тщательного расследования  с  использованием  самых  разных
каналов Тингл пришел к выводу, что в действительности это число составляло
86.927.326  человек.  Эта   цифра   охватывала   только   тех,   кто   был
полупермантизирован (правительственная терминология) в Среду.
     Тингл и Паз исходили  из  того,  что  мир  других  дней  был  устроен
аналогично и что общая  цифра  полуперманентов  составляет  приблизительно
609.000.000.
     Затем Паз предложил Тинглу определить, не появились ли  за  последние
двадцать сублет такие методы лечения, которые могли бы  позволить  успешно
исцелять некоторые категории временно прекращенных. Эта  задача  оказалась
гораздо легче первой. Тингл быстро обнаружил  довольно  много  материалов,
опубликованных за это время, в которых  излагались  новые  терапевтические
методы или описывались недавно изобретенные лекарства. Он пришел к выводу,
что  все  эти  достижения  позволяют  говорить  о  выдаче  разрешения   на
дестоунирование по крайней  мере  30.000.000  человек  из  числа  временно
прекращенных жителей Среды, или, экстраполируя эти  цифры  на  другие  дни
недели, - 210.000.000 человек  из  всего  населения.  Однако  из  тридцати
миллионов ни один человек не был приведен в нормальное состояние, и  новые
методы лечения и лекарства никто на них не испытывал. Собственно, публично
на этот счет даже и предложений не высказывайтесь.
     Докладывая Пазу о результатах проведенного им анализа, Тингл говорил:
     - Во-первых,  даже  допуская,  что  скорость  лечения  составит  один
миллион  человек  в  субгод,  если,  конечно,  это  возможно,  все   равно
потребуется тридцать сублет. За это время не менее сорока миллионов других
людей попадут в  хранилище.  Таким  образом,  общее  число  тех,  кто  там
находится,  -  приблизительно  восемьдесят  семь  миллионов  -  почти   не
изменится.
     - В том, что правительство  склонно  игнорировать  эту  проблему,  не
следует искать какие-то коварные мотивы. Все достаточно просто:  оно  дало
обещание, выполнить которое не в силах.  Уверен,  что  не  я  один  сделал
подобное открытие и  раздобыл  соответствующие  цифры.  Дело  в  том,  что
отчетам, касающимся этого вопроса, просто не дают хода.
     - Значит, все эти миллионы людей с равным успехом могли бы умереть? -
поинтересовался Паз.
     - Необязательно. Может быть... наступит день...  когда  у  нас  будет
достаточно  медицинского  персонала  и  средств,  чтобы  сдержать   данное
обещание.
     - Конечно,  -  заметил  Паз,  оглядывая  свой  необозримый  живот,  и
почесывая третий подбородок. - Настанет  день,  когда  каждый  будет  есть
ровно столько, сколько ему необходимо.
     Занимаясь этой проблемой и представив себе истинную картину, Тингл не
мог отделаться от мысли, что если всех временно прекращенных действительно
удалось бы излечить  и  вернуть  к  жизни,  то  из-за  резкого  увеличения
численность населения возникла бы еще одна, не менее серьезная проблема. И
что делать тогда? Ввести восьмой день недели?
     - А для чего вам вся эта информация? - спросил Тингл.
     - Допускаю, что мы, иммеры, когда-нибудь сможем воспользоваться  этим
оружием.
     - Шантаж? Вымогательство? Угроза?
     В ответ Паз лишь усмехнулся.
     Вот такой разговор состоялся в тот раз.
     Сейчас, когда проект уже  приближался  к  завершающей  стадии,  Тингл
бродил,  как  привидение,  по  записям   биографий   и   бесед   некоторых
высокопоставленных  лиц  из  правительства  Манхэттена  и  из   Всемирного
правительства. Ему передали устройство, изготовленное, судя  по  всему,  в
тайной лаборатории иммеров и позволившее  Тинглу  раскодировать  секретные
диалоги. Сначала он был в полном восторге  от  подобного  чуда,  но  потом
огорчился,  поняв,  что  нечто  в  этом  роде  вполне  могли   сделать   и
засекреченные ученые, которые работали  на  правительство.  Чем  они  хуже
иммеров? А это означало, что кодирующие  устройства,  которыми  пользуются
иммеры, в любой момент могут оказаться бессильными скрыть их тайны.
     Он поделился своими опасениями с  начальством,  передав  отчет  через
своего шефа. В результате было принято  решение  каждые  несколько  недель
менять формат, используемый в шифровальных устройствах.
     Тингл  поинтересовался  у   Паза,   чем   объясняется   необходимость
установить подслушивание правительственных служб, однако  тот  ограничился
заявлением в том роде, что, дескать, знать это ему необязательно. Про себя
Тингл решил, что Совет  иммеров  на  всякий  случай  собирает  информацию,
которую  можно  будет  в  определенных   обстоятельствах   применить   для
самозащиты. Вероятно, результаты его работы использовались  сразу  же  для
оказания давления  на  влиятельных  лиц  в  собственных  интересах  Совета
иммеров - непонятных, но несомненно важных.
     Копаясь в архивных записях, Тингл отобрал  и  сохранил  некоторые  из
обнаруженных данных. Если ему придется защищать  себя,  оружие  и  у  него
найдется.
     Раздумывая над всем этим, он  поразился  сделанному  наблюдению.  Он,
Тингл, не преминул бы прибегнуть в случае необходимости к  шантажу,  тогда
как  Кэрд,  его  клиент  из  Вторника,  посчитал  бы  подобное   поведение
недостойным.
     Всматриваясь в экраны, он вдруг вспомнил о том, что Нокомис  ждет  от
него убедительной информации, необходимой  для  осуществления  ее  планов.
Сегодня это никак не успеть сделать, а, значит, она будет  ужасно  сердита
на него. Он вздохнул. Приоритет сейчас был за Сник. Если останется  время,
надо заняться еще и  Кастором.  "Необходимо  как  можно  скорее  перевести
Кастора в число временно прекращенных, - пробормотал он. -  Тогда  удастся
справиться с этим кризисом".
     Совет иммеров, несомненно, в курсе того, что следует  делать.  Однако
предписанные законом процедуры, которые придется пройти,  чтобы  поместить
Кастора  в  стоунер  как  неизлечимого   больного,   предусматривали   его
подробнейший допрос. Возможно, он и  не  станет  раскрывать  властям  факт
своей принадлежности к иммерам, особенно, если будет продолжать настаивать
на своей божественности. Но Совет  не  мог  пойти  на  подобный  риск.  Не
оставалось  ничего  другого  как  содержать  его  в  больнице  в  качестве
умственно больного пациента, имеющего перспективы на излечение.
     Тингл еще  раз  вздохнул  и,  тихонько  насвистывая  мелодию  песенки
"Криминальное кредо"  из  оперетты  Гильберта  [англ.  либреттист  и  поэт
(1836-1911)]  и  Салливана  [англ.   композитор   (1842-1900)]   "Микадо",
приступил к  работе  над  проектом  Сник.  Картинка  на  экране  сменилась
информацией  о  кодах,  необходимых  для   доступа   в   файлы   органиков
Воскресенья. Ключом, поступившим из  банка  данных  иммеров,  пользоваться
разрешалось только в исключительных ситуациях.
     Сейчас и  возникло  такое  положение.  Работать  с  ними  нужно  было
предельно осторожно, поскольку операторы Воскресного  банка  данных  могли
установить защитную систему, с которой он пока еще не был знаком.
     Сейчас народ Воскресенья полностью - за исключением, конечно, Сник  -
находился в своих стоунерах,  но,  проснувшись  в  назначенный  день,  они
определят, что  кто-то  пытался  добраться  до  их  информации.  Если  это
произойдет, ему самому придется заметать электронные следы.  Не  исключено
даже, что тогда он вынужден будет уничтожить часть банка иммеров, чтобы не
позволить органикам обнаружить виновника их неприятностей.
     Не прошло и пятнадцати минут, а  Тингл,  просмотрев  шесть  различных
источников, собрал всю имеющуюся биографическую информацию  о  Пантее  Пао
Сник. Потратив еще два часа на то,  чтобы  попытаться  добыть  официальный
приказ, переданный ей в связи с ее сегодняшней миссией,  он  оставил  свои
попытки  -  все  безопасные  пути  и  схемы  поиска  были  им   безуспешно
опробованы. Либо эта информация в принципе  недоступна,  либо  приказ  она
получила в устной форме.
     Зато теперь ему стали известны все ее уязвимые места. По крайней мере
те, о которых имелось упоминание в банке  данных.  Тингл  по  собственному
опыту мог судить о том, то некоторые  из  своих  недостатков  Сник  вполне
могла утаить от правительственных психиатров. Боб решил  переключиться  на
Кастора, однако едва он приступил к просмотру  информации,  появившейся  в
ответ на первый его запрос, как все экраны, вспыхнув,  осветились  красным
цветом, и данные исчезли. Пораженный, он  обратился  к  тому  экрану,  что
связывал его с дверью. Сердце его отчаянно билось, усугубляя  и  без  того
объяснимое отвратительное чувство беспокойства. Видимо, за последнее время
он здорово устал и просто отказывался признаваться себе в этом.
     - Это я, - прозвучал голос Паза.
     Система  безопасности  была  устроена  таким  образом,  чтобы  успеть
предупредить Тингла и выключить все дисплеи,  если  кто-нибудь  попытается
заговорить с ним через экраны или вставит ключ в замочную скважину.
     Тингл нажал кнопку, и дверь, распахнулась. Хоть он и не сомневался  в
том, что, будучи не один. Паз предупредил бы его, он повернулся  вместе  с
креслом,  чтобы  убедиться  в  этом.  Переваливаясь,  вошел   Паз.   Дверь
автоматически затворилась за ним.
     Тингл открыл было рот, чтобы сообщить шефу, что  поиск  информации  о
Сник не отнял у него так много времени, как он думал вначале. Бледность  и
угрюмое выражение лица Паза остановили его на полуслове.
     - В чем дело? - спросил он.
     - Поступили новости по каналу органиков! Кого-то убили в доме рядом с
твоим корпусом. Кого именно - я не знаю. И  вообще,  это,  конечно,  может
быть простым совпадением, но Кастор...
     Еще раньше  Тингл  поднялся  навстречу  Пазу.  Внезапно  почувствовав
слабость, он опустился в кресло.
     - Эй, что с тобой? - забеспокоился Паз.
     За эту секунду Тингл  стал  немножко  меньше  Тинглом,  зато  немного
больше Кэрдом.
     - Кого там убили?
     - Да откуда, к черту, я могу знать?! - воскликнул Паз. -  Они  в  тот
момент как раз выносили тело. Вот  я  и  подумал,  что  ты  живешь  совсем
рядом... и Кастор... Может быть, его поймали там и прихлопнули. Или он  по
ошибке пришил кого-нибудь в доме.
     Паз понятия не имел о том, что Кэрд и Тингл были соседями. Иметь  эту
информацию ему было незачем.
     - Я думаю... - проговорил Тингл.
     - Да? - Паз выжидающе смотрел на него.
     Тингл махнул рукой.
     - Да, ничего. Включим этот канал. Подождем и посмотрим.  Возможно,  к
нам это не имеет никакого отношения. Паз несколько раз тяжело вздохнул.
     - Да, да, - подтвердил он. - Вероятно, я зря паникую,  и  это  просто
совпадение. В любом с случае, если Кастора загнали там в угол и убили, нам
только лучше.
     На экране облаченные в голубую форму органики, заполнившие тротуар  и
часть улицы,  удерживали  толпу  любопытных.  Три  бригады  новостей  вели
репортаж с места события. Неподалеку стояли несколько патрульных  машин  и
скорая помощь, вызванная из следственного управления. Двое мужчин спускали
по ступеням тележку, подвижные колеса которой то выдвигались, то вбирались
внутрь, двигаясь по ступеням.  На  тележке,  перепоясанный  ремнем,  лежал
большой, словно набитый чем-то, зеленый мешок.
     Появилось лицо репортера 87-го канала, Роберта Аманулла. Он сказал:
     "Мы только что разговаривали с Махой Адита Ротва по..."
     Экран погас.

                                   12

     - Органики выключили, - объявил Паз.  -  Интересно,  что  им  тут  не
понравилось?
     В чем бы ни  состояла  причина,  по  которой  отключили  эту  камеру,
остальные продолжали работать. Паз  потребовал  задействовать  два  другие
канала, и они заработали, транслируя с двух  различных  точек  картинку  с
места  событий.  Через  тридцать  секунд  к  ним  присоединился  и   вновь
заработавший 87-й канал. Аманулла продолжал репортаж, ни  словом,  однако,
не упоминая об опознании жертвы. Тем  временем  тело  перенесли  в  машину
скорой  помощи,  которая  начала  медленно   пробираться   сквозь   толпу.
Вырвавшись из группы зевак на свободное  место,  она  прибавила  скорость,
однако опознавательные огни и сирена так и не включились: торопиться  было
уже некуда.
     Из репортажа можно было заключить, что  в  доме  произошло  убийство.
Однако каких-либо подробностей пока не сообщалось.  Как  только  репортеры
получат официальную версию  событий  от  органиков,  информацию  сразу  же
передадут в эфир. А пока... две камеры переместились в район Ист Сайд; где
другие журналисты продолжили рассказ о последних городских новостях. Канал
87 по-прежнему работал с той же точки: вероятно,  Аманулла  действовал  из
принципа, настолько он возмутился проявлениями цензуры.
     - Уж эти строгости! - заметил Паз. - Прежде чем мы что-нибудь узнаем,
может пройти несколько часов.
     - А то и вовсе никогда не узнаем.
     Тингл неуверенно поднялся, подошел к стене  и  задействовал  один  из
экранов. Задав несколько вопросов, он выслушал ответы и повернулся к Пазу.
     - Вы слышали?
     - Да, Ротва живет в этом доме...
     - Я...
     Тингл вовремя остановился. Он едва не проговорился о том,  что  знает
Ротву. Он, действительно, не раз видел ее лицо через  окошко  в  цилиндре,
установленном в подвале этого дома.
     Кто же был убит? Кастор? Вполне вероятно. Или Озма? Ясно, что это  не
один из двух жителей, занимающих дом в Среду, поскольку женщина была жива.
Если бы она убила своего мужа, то ее сразу же забрали бы полицейские.  Она
давно уже находилась бы в окаменелом состоянии.  Так  обычно  поступали  с
арестантами во избежание побегов.
     Тинглу был известен код, позволяющий проникнуть в информационный банк
органиков, однако в соответствии с инструкцией пользоваться им разрешалось
только в самых критических аварийных  ситуациях.  Можно  ли  считать,  что
сейчас создалось именно такое положение?
     - Необходимо  точно  узнать,  чье  тело  они  увезли.  Мы  не  сможем
планировать действия - а вдруг это Кастор...
     Паз нахмурился.
     - Если он мертв,  спешить  некуда.  Так  или  иначе  об  этом  станет
известно.
     - Вряд ли это Кастор, - заметил Тингл. - Разве можно  убить  Бога?  -
слабо улыбнувшись, попытался пошутить он.
     Паз некоторое время пристально смотрел на него.
     - Хороший ты парень. Боб. Вот только шуточки твои иногда меня  сильно
раздражают.
     - Шуточки, да? Прошу прощения.
     - Смотри-ка, ее муж возвращается домой, -  сказал  Паз,  указывая  на
один из экранов. - По крайней мере, я думаю, это он.
     Тингл узнал подошедшего к дому мужчину, но подтвердить правоту  Паза,
конечно же, не мог. Или уже пора? Может быть, уже пришло время  рассказать
Пазу о том, что в этом доме он живет во Вторник? Если  не  признаться,  то
придется скрывать ту болезненную тревогу, которая охватила его  при  одной
мысли о том, что Озма, возможно, уже мертва. Если же он  посвятит  Паза  в
истинное положение дел, не исключено, что ситуация немного разрядится. Паз
сразу же доложит начальству, что Кастор  охотится  за  Тинглом  и  поэтому
представляет опасность для всех иммеров.
     Он обвел взглядом экраны. Ни одно из  лиц  в  толпе  не  походило  на
Кастора. Тингл  продолжал  пристально  разглядывать  лица  людей,  плотным
кольцом окруживших место, события, в надежде, что  у  сумасшедшего  убийцы
может возникнуть непреодолимое желание остаться на  месте  преступления  и
пощекотать себе нервы, наблюдая  за  тем,  как  будут  выносить  тело  его
жертвы. Хотя  вряд  ли  Кастор  так  поступит.  Слишком  он  осторожен,  и
наверняка уже находится далеко отсюда.
     Тингл ощутил в груди какое-то мучительное, терзающее  душу  движение.
Он не сомневался, что эта упорная,  животная  боль,  которая  глодала  его
изнутри, нечто иное как печаль, переживаемая Кэрдом. Однако будучи сегодня
не более чем  агентом  Кэрда,  он  мог  позволить  себе  чувствовать  лишь
приглушенное,  ослабленное  сострадание,   которое   он,   Тингл,   должен
испытывать, когда убивают любимую жену его давнего клиента.
     Именно это Тингл и говорил  себе.  На  самом  деле  боль  мучила  его
настолько сильно, что он  все  время  опасался,  что  не  сможет  удержать
страдание внутри, и  оно  вырвется  наружу.  Если  подобное  действительно
случится, это будет означать пусть  и  неполный,  но  все-таки  возврат  к
личности Кэрда и отступление самого Тингла. Нет, этого допустить ни в коем
случае нельзя.
     Я же не могу быть абсолютно уверен, что убили именно Озму, успокаивал
он себя.
     И все же сомнений у него не было.
     - Ну? - произнес Паз.
     - Прошу прощения, сказал Кэрд, - я задумался.
     - Ну и лицо у тебя! Никогда не знал, что бывает так больно думать.
     Тингл натянуто улыбнулся.
     - Только, когда я смеюсь, -  отшутился  Кэрд.  -  Простите,  шеф.  Мы
обязаны поймать Кастора.  Найти  его  хоть  в  винной  бочке,  как  сказал
когда-то  великий  Бедфорд   Форрестер...   [Нейтак   Бедфорд   Форрестер,
американский генерал; воевал на стороне Конфедерации южных  в  Гражданской
войне 1861-65; forest - лес (англ.)]
     - Форрестер? Что может знать какой-то лесничий?
     - Еще раз простите, шеф. Боюсь, что это просто неудачная историческая
параллель. Наверно, я излишне нервничаю. Я собрал всю информацию  о  Сник,
какую только мог,  но  так  и  не  понял,  действительно  ли  она  послана
разыскать Гриля или вся эта история не более чем  прикрытие,  а  на  самом
деле  она  охотится  за  мной.  Мне...  нам...   придется   прибегнуть   к
импровизации, общаясь с ней. Уверен, Совет уже предпринял по  отношению  к
ней определенные действия. Так что без помощи мы не останемся.
     Сейчас самое важное  для  нас  -  это  Кастор.  Я  собираюсь  всерьез
заняться поиском связанной с ним информации, правда, боюсь,  что  в  банке
данных вряд ли найдется что-нибудь существенное. Действия -  вот  что  нам
требуется, а не  данные.  Дайте  мне  время  обдумать  ситуацию.  Появится
какая-нибудь продуктивная идея, - видимо, придется покинуть рабочее место.
Прошу вас придумать на этот случай какой-нибудь предлог и сообщить  о  нем
мне, чтобы я был в курсе.
     - Это несложно. Тут  потеть  не  придется,  -  бросил  Паз,  по  лицу
которого как раз катились крупные капли пота. - Будешь уходить, загляни ко
мне, - бросил он через плечо.
     - Да, да, конечно.
     Боб закрыл глаза и откинулся на  спинку  кресла.  Спустя  две  минуты
позвонила Нокомис.
     - У тебя для меня что-нибудь есть?
     - Пока ничего, моя дорогая. Завален срочной работой. Даже и не  знаю,
когда я смогу добраться до... сама-знаешь-чего, -  скороговоркой  закончил
он.
     Лицо Нокомис на экране нахмурилось, и она пригрозила:
     - Я хочу получить сам-знаешь-что  как  можно  скорее.  Иначе,  молись
Богу!
     Нокомис закатила большие карие глаза и изобразила ужасную гримасу.
     - Если что-нибудь можно сделать, я обязательно сделаю, - пообещал он.
     Нокомис сообщила, что обед, назначенный на семь часов, переносится на
восемь, и поделилась последними новостями на студии. Продюсер и  хореограф
во время репетиции разорались друг на друга, а  потом  и  вовсе  сцепились
так, что едва удалось их разнять. Роджер  Шеначи,  звезда  балета,  принял
слишком большую дозу слабительного  и  на  сей  раз,  приземлившись  после
великолепного жете, преподнес еще больший трогательный, если  не  веселый,
сюрприз, внезапно пулей скрывшись со сцены.
     В другое время Тингл от души повеселился бы вместе с ней,  но  сейчас
было  не  до  того.  Сообщив  Нокомис,  что  ему  нужно  срочно  уйти,  он
попрощался. Тингл  ощущал  себя  самым  настоящим  участником  трагедии  и
прекрасно понимал, что опасность, которая ему угрожает, весьма  нешуточна.
А ей хоть бы что, мысленно негодовал он. Я должен тут ради нее  заниматься
всякой чепухой. Он, однако, слишком хорошо  знал  ее,  чтобы  сомневаться:
если Нокомис не получит то, что хочет, ему придется столкнуться с ее,  что
он называл, "не очень мягкими подходами".
     Спустя полчаса, прошагав это время взад-вперед по своему кабинету, он
отбросил все пришедшие на ум планы поимки Кастора. Ему  просто  необходимо
было хоть на какое-то время  отключиться  от  обдумывания  этой  проблемы.
Потом можно взяться за нее с новыми силами.
     Боб покинул свой кабинет и отправился к Пазу. Тот  как  раз  поглощал
обильный обед с непременной громадной отбивной, распростершейся перед  ним
почти на  весь  стол.  Он  посмотрел  на  Тингла  таким  взглядом,  словно
приглашая его прокомментировать трапезу. Тингл отвел глаза.
     - Я собираюсь уйти. Увы, никаких хороших вестей для вас у  меня  нет.
Хочу поразмять мышцы, а то и мозги  могут  совсем  застояться.  Выскочу  в
борцовский зал на полчасика.
     - Зазря ты не пошел бы, я знаю, - ответил Паз. - Хорошо, иди.
     Только не забудь, я жду, когда ты предложишь какой-нибудь план.
     - Мое кредо - овладевать событиями и не дать  им  овладеть  собой,  -
сказал Тингл. - Но, боюсь, на сей раз может произойти как раз  второе.  Ну
что ж... Придется чертовски покрутиться.
     - Очень не  вредно  уметь  хорошо  импровизировать,  -  заметил  Паз,
пережевывая откушенный кусок, - но лучше бы обойтись без этого. Связывайся
со мной каждые полчаса.
     Вид у Паза был такой словно он не волновался,  а  чувствовал  себя  в
чем-то виновным. Тингл кивнул и вышел из кабинета  шефа,  думая,  что  тот
слишком уж увлеченно относится к еде. Ему, Тинглу, в общем-то  все  равно,
что ест его начальник, хотя он пожелал  бы  ему  не  объедаться  до  такой
степени. Если же Паз и дальше станет поглощать столько  еды,  то  в  любой
момент шеф Паза может выйти из себя и послать к черту все  его  влияние  и
все его ухищрения. Она просто заставит толстяка сесть на диету. А  если  и
это не поможет, его подвергнут проверке на нарушение обмена веществ, после
чего  либо  станут  лечить  электромеханическими  методами,  либо   вообще
отправят в специальное заведение, которое называют "фермой для жиряг".
     Тингл перебрался  с  помощью  лифта  на  двадцатый  этаж,  прошел  по
коридору и оказался в помещении перед борцовским залом. Поразмявшись минут
десять, он принял участие в двух схватках - с женщиной и  с  мужчиной.  Ни
один из них не относился к иммерам и  не  работал  в  группе  обслуживания
банка данных. Одержав победу в обоих поединках,  он  хоть  немного  поднял
себе настроение. Однако, встав под душ, снова всеми  мыслями  обратился  к
Кастору.  Вывод,  к  которому  он  пришел,  звучал  очень   неутешительно:
поскольку сумасшедший знал, где он жил как Кэрд,  ему  вполне  могло  быть
известно, где он обитает в качестве Тингла. Вероятность  этого  повышалась
потому, что Тингл жил по соседству с Кэрдом. Кастор наверняка мог заметить
его выходящим из многоквартирного здания.
     Поскольку никаких других вариантов у  него  просто  не  существовало,
Тингл решил,  что  самое  лучшее  для  него  будет  выступить  в  качестве
приманки. Возможно, он зря потеряет время, но, с другой стороны, все,  что
он способен сейчас предпринять, с  равным  успехом  следовало  бы  назвать
тратой времени. Нельзя забывать о  невероятной  фанатичности  Кастора,  а,
значит,  он  вряд  ли  будет  особенно  мешкать.  Если  только   в   своем
сумасшествии он не задумал подвергнуть главную жертву умственной пытке, то
очень скоро  он  проявится,  предпримет  что-нибудь,  чтобы  добраться  до
Тингла. Кто ведает наверняка, какой  дьявол  притаился  в  сердцах  людей?
Призрак был не единственным... Бог тоже знал. А ведь именно Бог и охотится
за ним, усмехнулся Тингл.
     - Да, нет же, какой он, к черту, Бог, - пробормотал Боб.
     Он спустился к выходу на Пятую авеню, ступил за порог  в  неимоверную
жару и подозвал такси. Усевшись на заднее сидение и назвав водителю  пункт
назначения, он привычно вставил кончик своей  идентификационной  звезды  в
приемник. Водитель бросила беглый взгляд на контрольные данные о  проверке
личности  и  информацию  о  кредитоспособности  клиента,  которые  тут  же
появились на передней панели. Особого интереса эти цифры у рее не вызвали:
за всю свою жизнь она ни разу не подвергалась ограблению и не опасалась за
себя.
     Тингл следил  за  новостями  на  экране,  вмонтированном  в  переднее
сидение. Об убийстве на Бликер Стрит - ни слова. Несомненно, правительство
наложило свою лапу на средства  массовой  информации.  Пока  чиновники  не
придумают какую-нибудь историю, которую  можно  было  бы  преподнести  как
официальную версию, ничего в новостях больше  не  появится.  Итак...  Озма
убита, и сегодняшние власти решили, что  широкой  публике  об  этом  лучше
ничего не знать. Люди могли впасть в панику, узнав, что любого  гражданина
другого дня можно вот так безнаказанно извлечь окаменевшим из  стоунера  и
убить.
     Тингл вздрогнул от холодка, пробежавшего по спине при  мысли  о  том,
что Кастор мог сделать, и наверняка сделал с  ней.  Но  это  была  реакция
Тингла. Если бы сейчас он полностью ощущал себя Кэрдом, то вряд ли смог бы
сдержать тошноту.
     Он не видел никакого смысла избегать встречи  со  Сник.  Будь  у  нее
какие-то подозрения, это только укрепило бы их. Если же она ни в  чем  его
не подозревала, то, заметив в его  поведении  какие-то  странности,  могла
насторожиться. Надо отправляться в квартиру и ждать действий Кастора  там.
Или лучше просто пошататься по улицам.
     Такси свернуло на восток с Пятой авеню на Площадь Вашингтона.  Тингл,
сидевший сзади с правой стороны, обвел взглядом площадь.
     - Стой! - громко прокричал он.
     - Что! - удивленно воскликнула водитель, пробираясь к  обочине  через
строй велосипедистов. - Вы что, передумали?
     - Через минуту поедем дальше.
     В тридцати футах к югу от тротуара стоял довольно  большой  дуб,  под
сенью которого виднелись столики  и  стулья,  все  до  последнего  занятые
увлеченными  игрой  шахматистами.  Тингл  приметил   одного   из   них   -
коренастого, в  черной  рубахе,  с  орлиным  профилем,  непомерно  густыми
бровями и длинной,  нестриженой  рыжей  бородой.  На  макушке  рыжеволосой
головы незнакомца красовалась маленькая круглая черная  шапочка,  которая,
насколько помнил Кэрд, называлась ермолкой.
     - Гриль! - присвистнул Тингл. Или на сей раз за него говорил Кэрд?
     Примерно минуту Тингл наблюдал за ним. Гриль совершенно не походил на
нарушителя закона. Если он и ждал, когда  на  плечо  его  неминуемо  ляжет
рука, если и прислушивался к тяжелым шагам, уголками глаз постоянно  следя
за приближающимися тенями, то никоим образом не  выдавал  себя.  Казалось,
единственное, что его интересует, - это шахматы. Взгляд  его  целиком  был
прикован к фигурам, и он, словно  богомол,  завороженный  видом  гусеницы,
неподвижно и неотрывно следил за их перемещениями.
     Тингл был поражен, каким образом Грилю удавалось так  долго  избежать
ареста. Но тут же он понял, почему беглец все еще  оставался  на  свободе.
Органики наверняка искали человека, внешне похожего на Гриля, но  им  и  в
голову не могло прийти, что тот совершенно не изменит свою  внешность:  не
сбреет бороду, не расстанется с ермолкой,  не  покроет  лицо  каким-нибудь
темным кремом и не поместит контактные линзы в глаза,  чтобы  изменить  их
зеленый цвет. Но  хитрющий  Гриль  решил  остаться  все  тем  же  типичным
ортодоксальным евреем. В качестве маскировки он  выбрал  свою  собственную
внешность. Оригинальный ход.
     - Отсюда я пойду пешком, - бросил Тингл водителю.  Он  снова  вставил
угол звезды в отверстие, чтобы перенести на нее информацию  о  проделанном
машиной  пути.  Если  за  ним  кто-то  следит,  и  этот  человек  пожелает
расспросить его о причине, по которой он неожиданно оставил машину,  Тингл
со всем основанием сможет ответить,  что  просто  решил  пройтись.  Другой
убедительной причины мотивировать пешую прогулку, он не  видел.  Или  нет.
Можно ведь и так еще все объяснить: будучи заядлым шахматистом, он  просто
захотел понаблюдать за игрой. Между прочим, он и раньше  не  раз  приходил
играть  на  Площадь  Вашингтона.  Здесь   собирались   лучшие   шахматисты
Манхэттена.
     Прогулочным шагом Тингл подошел к одному из столиков по  соседству  с
Грилем и немного понаблюдал за игрой. Постоял еще  и  у  другого  столика,
затем переместился к истинной своей цели.  Взглянув  в  маленькие  зеленые
глаза Гриля, он испытал какое-то странное чувство. Тот не узнал его,  хотя
сам Тингл прекрасно знал Гриля. Ну что ж, в данной ситуации это как нельзя
кстати.
     Он не удержался и бросил взгляд наверх,  сквозь  густые,  раскидистые
ветви. Небесный глаз, если он дежурил там, в вышине, вряд  ли  смог  бы  в
этот момент распознать его или беглеца.
     Постояв примерно минуту - за это время  ни  один  из  противников  не
сделал хода - Тингл отошел в сторону. Никаких  причин  завязать  беседу  с
Грилем, у него не было. Импульсивный порыв предупредить его, как и  должно
быть, прошел. Ну что такое для него Гриль, по крайней мере, сегодня?
     Он медленно прошел мимо гомонящих, поглощенных своими  играми  детей,
мимо  небольшой  импровизированной  площадки,   с   которой   артисты-мимы
развлекали собравшихся зевак. Миновал тележки с выставленными  на  продажу
орехами,  фруктами  и  овощами,  обогнул  ряды  продавцов,  над   которыми
развевались  гирлянды  разноцветных  шариков,  прошел  рядом  с  шумливыми
уличными ораторами, изливающими  на  случайных  слушателей  причуды  своей
ущемленной психики. Проскочил мимо прыгунов и акробатов, мимо  фокусников,
достающих  из  воздуха  кроликов  и  ярко-красные  розы  и  облаченных   в
неизменную штатскую одежду органиков, которых по каким-то необъяснимым и в
то же время очевидным признакам он всегда различал даже  в  самой  плотной
толпе.
     Увидев их,  он  вдруг  отчетливо  почувствовал  тяжесть  пистолета  в
наплечной сумке. Если под каким-либо  предлогом  его  остановят  и  начнут
обыскивать... Он вздрогнул. Как неразумно повсюду таскать с собой  оружие.
Но как же иначе, если в любой момент он мог столкнуться с Кастором?
     Мысль о Касторе, казалось, возымела совершенно волшебные последствия.
     Тингл даже споткнулся.
     Сначала Гриль. Теперь - да, нет никаких сомнений.
     Впереди, футах в пятидесяти,  справа  от  него  по  дорожке,  которая
неизбежно  должна  пересечься  с  той,  по  которой  двигался  сам  Тингл,
спокойно, будто прогуливаясь, шел Кастор.
     Стараясь не подавать виду, Тингл попытался продолжить свой  уверенный
шаг. И тут же споткнулся вновь.
     С левой стороны впереди и в  том  же  направлении,  гарантирующем  им
неизбежную встречу, шла женщина в коричневой жокейской кепочке, коричневой
робе с цепочкой зеленых крестиков и в ярко-зеленых туфлях.
     Это была Сник.

                                   13

     Все сочетается во вселенной, но те  явления,  которые  имеют  сходную
природу, соотносятся между собой теснее других.  Тингл,  Гриль,  Кастор  и
Сник - одни больше, другие меньше - были связаны событиями, последовавшими
в результате противозаконной деятельности  троих  из  них.  И  вот  сейчас
непостижимая стихия, которую вполне можно  было  бы  назвать  криминальной
гравитацией, привела их всех на площадь  Вашингтона.  Они  слетелись  сюда
подобно планетам, подхваченным вопреки  всем  законам  вероятности  некими
непреодолимыми силами. И все они, если исключить  Гриля,  будто  падали  в
невидимый для глаз центр притяжения.
     Однако человеческие существа все  же  отличаются  от  бессознательных
форм материи, каковыми являются планеты. Они способны  принять  обдуманное
решение и сойти с нежелательной орбиты.
     Первым, кто подтвердил этот тезис, оказался Кастор. Взглянув по  ходу
налево, он заметил Тингла. Глаза его от удивления расширились,  и  он,  на
секунду замедлив в нерешительности шаг, тут же побежал. Бог не  бегает  от
опасности. Он всемогущ и ничего не боится. Но сейчас Он помчался так,  как
это сделал бы любой, самый маленький человек. Кастор определенно вел  себя
неподобающе истинному Божеству,  способному  лететь  и  плыть,  способному
сделаться невидимым или изничтожить своего врага,  мгновенно  поразив  его
молнией или ввергнув в оцепенение.
     Резкий бросок, который  совершил  очень  приметный  благодаря  своему
высокому росту и необычайной худобе Кастор, предоставил Тинглу возможность
передохнуть.  Сник  повернулась,   заметив   Кастора,   двуногой   газелью
устремившегося прочь с такой проворностью, словно за ним гнался по меньшей
мере гепард. Понимая, что Сник  непременно  обернется  -  посмотреть,  кто
преследует Кастора, Тингл отскочил в тень дуба и спрятался за  ним.  Делая
вид, что он  просто  отдыхает,  и  изобразив  праздного  гуляку,  беспечно
прислонившегося в тенечке к дереву, он следил за  переодетыми  в  штатское
органиками. Некоторые из них заметили Кастора, но судя по  всему,  приняли
его за  любителя  бега  трусцой.  Гриль  по-прежнему  стоял  у  шахматного
столика.
     Тингл ожидал, что Сник свистком  призовет  органиков  на  помощь,  но
этого не произошло и те, как  обычно,  продолжали  внешне  безучастно,  но
очень внимательно  следить  за  происходящим  вокруг.  Не  в  силах  более
сдерживать любопытство, он выглянул из-за дерева. Кастор скрылся за  углом
одного  из  зданий  на  Четвертой  Западной  улице  в  южном  от   площади
направлении. Сник стояла спиной к Тинглу, опустив руки на бедра  и  слегка
наклонив  голову  набок.  Он  почти  безошибочно  мог   представить   себе
удивленное выражение ее  лица.  По  какой  причине  не  сработал  условный
рефлекс, присущий любому органику, и она не устремилась за этим человеком?
Значит все-таки цель ее состояла в другом, и отклоняться от ее  выполнения
она не собиралась. Кастор - убегает он или нет - не  представлял  для  нее
особого интереса.
     Тингл издал стон разочарования. Неужели он опять ошибся? Сник,  выйдя
из состояния замешательства, потрусила  по  Томпсон  Стрит.  Вот  она  уже
повернула направо и, скрывать за домами, выскочила на Третью Западную. Она
преследовала Кастора.
     Тингл, кусая от волнения губы, посмотрел на  Гриля  -  тот  продолжал
свою партию - и вышел из тени раскидистого дуба.  Солнце  словно  обернуло
Тингла в жаркую, удушающую  простыню,  но  внутри  он  по-прежнему  ощущал
холод. Что делать? У него не  было  ни  малейшего  желания  столкнуться  в
создавшейся ситуации со Сник; он не хотел, чтобы в ее представлении он был
связав с Кастором. Хотя, конечно, у него есть хорошая отговорка: здание, в
котором он жил, находится всего в нескольких блоках отсюда.
     Не переходя на бег, Тингл быстрым шагом  направился  вслед  за  ними.
Если бы дежурившие на площади органики увидели, что за какую-то минуту уже
третий человек срывается с места и мчится в одном и  том  же  направлении,
они могли заподозрить  неладное  и  стали  бы  следить  за  тем,  что  там
происходит. Достигнув поворота у пересечений Третьей  Западной  и  Томпсон
Стрит,  рядом  с  тем  зданием,  которое  обогнула  Сник,  он  тоже  решил
повернуть. Ни преследователя,  ни  преследуемого  видно  не  было.  Уже  у
Салливан Стрит Тингл со спины заметил Сник, которая как  раз  поворачивала
на Бликер Стрит. Улица была совершенно пуста, и он бегом бросился вслед за
Сник.
     Не добежав немного до Бликер Стрит,  Тингл  замедлил  темп,  а  потом
совсем остановился и заглянул за угол. Сник, которая уже перешла на легкую
рысцу, как раз поворачивала на Макдугал  Стрит.  Очевидно,  теперь  Кастор
направлялся на север. Тингл помчался  в  западном  направлении  по  Бликер
Стрит и остановился на углу Макдугал. Высунув голову из-за угла и наблюдая
за Сник, он подождал, пока она не  свернет  на  Минетта  Лейн.  Оставалось
только надеяться, что никто  из  соседей  не  заметит  его  и  не  обратит
внимания на его весьма необычное поведение.
     Добравшись до Минетта Лейн, Тингл подождал,  пока  Сник  скроется  из
виду, а  затем  проследовал  дальше  до  конца  квартала.  Спрятавшись  за
деревом, Тингл  украдкой  следил  за  тем,  что  будет  делать  Сник.  Она
по-прежнему семенила за Кастором по дороге вдоль канала. Взмокшая от  пота
рубаха прилипла к ее спине. Тингл подождал, пока  она  скроется  за  домом
Джефа Кэрда на Бликер Стрит, и только после этого вышел из своего укрытия.
     Он побежал, привлекая к себе всеобщее внимание рыбаков,  пешеходов  и
велосипедистов. Действительно, увидеть человека, увлеченного  пробежкой  в
такую погоду - а жара стояла  неимоверная  -  зрелище  удивительное.  Они,
небось, считали, что просто выйти на улицу и то надо быть ненормальным,  а
тут такое. Тяжело дыша, с залитым потом лицом, Тингл остановился на  углу.
Не обнаружив Сник, он вышел из-за забора на тротуар. Так вот где она! Сник
как раз входила в подъезд  того  многоквартирного  дома,  где  жил  Тингл.
Кастор наверняка уже там. Днем и главный и запасной входы  обычно  держали
открытыми, и им обоим не составило никакого труда проникнуть в здание.
     Поверить в то, что приход сюда Кастора  -  простое  совпадение,  было
невозможно.
     Паз просил его сообщаться с ним каждые полчаса, и Тингл  опаздывал  с
очередным сеансом связи уже на пятнадцать минут. Но сейчас времени на  это
не было; едва сдвинувшись с места - Тингл намеревался последовать за  ними
в дом - он услышал пронзительный сигнал: звонили  часы  на  его  руке.  Он
отключил гудок и поднес часы к губам.
     - Алло, - сказал он и приложил часы к уху.
     - Я волнуюсь, - послышался голос Паза. - Ты не...
     - Я знаю. Слушайте.
     Он вкратце изложил Пазу последние события и  сказал,  что  собирается
последовать за Кастором и Сник в здание.
     - Ты думаешь это мудро?
     - Сейчас мне трудно определить, что в этой ситуации мудро, а что нет.
     - Я могу довольно быстро прислать пару своих людей, они разберутся  с
Кастором, - предложил Паз. - Жди снаружи и смотри, чтобы он не ушел.
     - Он может выйти черным ходом, - ответил Тингл. Все это  время  Тингл
продолжал бежать и теперь уже двигался вдоль здания. - Я иду за ним...
     Тингл  остановился  на  углу  и  осмотрелся.  Кастора  не  было.  Это
означало, что он либо все еще находится в  здании,  либо  успел  выскочить
через черный ход и скрыться, хотя на это ему вряд ли хватило  бы  времени.
Кроме того, не верилось, что Кастор решится снова  появиться  на  открытом
месте, где его легко обнаружить. Наверняка он предпочтет  дожидаться  Сник
внутри.
     Поднимаясь по ступеням к двери черного хода, он еще раз позвонил Пазу
и доложил ему ситуацию.
     - Мне надо войти в здание. Я не хочу, чтобы он исполосовал Сник.
     - А почему бы и нет?  Она  может  представлять  для  нас  не  меньшую
опасность, чем сам Кастор. Пусть он  с  ней  разберется,  а  потом  уж  мы
займемся им.
     - Мы пока не знаем, что она задумала, -  ответил  Тингл.  -  Так  или
иначе...
     Последовала пауза.
     - Что - так или иначе? - резко бросил Паз.
     - Если там люди... если есть  свидетели...  тогда  органики  появятся
через пару минут. Это ведь нам ни к чему?
     - Рядом с тобой есть какие-нибудь люди?
     - Пока никого, - ответил Тингл.
     - Думаю, тебе лучше убраться оттуда.  Мои  люди  сами  займутся  этим
делом.
     - Это приказ?
     - Да нет, - откашлялся Паз. - Мне  отсюда  трудно  судить.  Точно  не
знаю... Вот  если  бы  я  видел  все  своими  глазами.  Ты  и  сам  хорошо
соображаешь. Боб. Принимай решение по ситуации.
     - Будет сделано, - ответил Тингл. - Я вхожу в здание. Позже позвоню.
     - Да, но...
     Тингл отключил передатчик.
     Он открыл наплечную сумку, вытащил оружие и заткнул его себе за пояс,
прикрыл рубахой. Затем быстро и  бесшумно  побежал  к  лестнице,  которая,
извиваясь, вела на второй этаж. Просторная комната была  пуста,  кругом  -
полная тишина. Холодный воздух кондиционера высушивал пот на лице  Тингла,
однако из-под мышек, куда прохладный поток пробиться не мог,  пот  катился
буквально ручьем. Остановившись у лестницы, Тингл извлек оружие. Оно  было
довольно тяжелым - что-нибудь около четырех  фунтов  -  и  старомодным,  в
форме архаичного автоматического пистолета. В дополнение к пусковой кнопке
оружие имело еще две регулировочные шкалы по обеим сторонам рукоятки, чуть
выше места захвата. Тингл настроил пистолет, установив левый регулятор  на
жесткий, узкий луч, а правый, определяющий мощность заряженных  частиц,  -
на максимум.
     Подготовив оружие к бою, он начал  медленно  подниматься,  напряженно
вслушиваясь в звуки наверху. У последнего пролета Тингл пригнулся, а затем
резко поднял голову ровно настолько, чтобы глаза оказались на уровне  пола
второго этажа. Правая рука сжимала пистолет,  дуло  которого  он  направил
вверх, почти прислонив его к мочке уха.
     В холле никого не было.
     Он мог подождать у входа в  квартиру  2Е,  пока  оттуда  не  появится
Кастор или Сник. Уверенности в том, что хотя бы один из них находится там,
у него не было, однако это представлялось весьма вероятным. Кастор  вполне
мог подняться и выше или, наоборот, спуститься по черной лестнице, обогнув
Тингла. Впрочем, такие действия Кастора казались Тинглу едва ли возможными
или, может быть, просто Тинглу очень хотелось, чтобы Кастор  действительно
оказался в его квартире, и лишился тем самым пути к отступлению. Как бы то
ни было, квартиру необходимо проверить.
     Он остановился у двери  и  стал  на  колени,  чтобы  заглянуть  через
замочную скважину. Внутри было абсолютно темно, значит Кастор  не  решился
воспользоваться своим оружием, чтобы просверлить дырку в  дверном  кодовом
устройстве. Тингл выпрямился и  вставил  в  отверстие  тот  кончик  своего
идентификационного диска-звезды, который  был  предназначен  для  передачи
опознавательного кода при входе. Через  несколько  секунд  он  надавил  на
дверь. Она легко и бесшумно спружинила назад, остановившись в каком-нибудь
футе от внутренней стены. Прихожая и холл за нею были пусты.
     Переступив порог, Тингл взялся за ручку на внутренней стороне двери и
тихонько  прикрыл  ее.  Ему  совершенно  не  хотелось,  чтобы  кто-нибудь,
воспользовавшись открытой дверью, вошел вслед за ним. Следующие  несколько
минут он посвятил тому, что, стараясь  действовать  абсолютно  бесшумно  и
переходя из одной комнаты в другую, заглядывал в шкафы и даже под  диваны,
хотя это и казалось смешным даже ему самому.
     Затем он обошел все стоунеры, останавливаясь у каждого и  внимательно
разглядывая сквозь окошко лицо человека внутри цилиндра.  Ни  Кастора,  ни
Сник среди окаменевших не было. Два  цилиндра  -  его  и  жены,  -  как  и
положено, должны пустовать. Правда, чтобы  в  этом  убедиться,  необходимо
заглянуть внутрь пустых стоунеров - а вдруг кто-нибудь  скорчившись  сидит
там на полу и из окошка его просто не видно. Тингл решил отложить  это  на
потом, а сначала проверить остальные цилиндры. Вообще  процедура  проверки
стоунеров оказалась не такой уж простой, как могло показаться:  осматривая
один из них, Тингл вынужден был держать в поле зрения и другие,  постоянно
оглядываясь, следить за тем, чтобы никто не бросился на него со спины.
     И та к, и в комнате, и на балконе никого не оказалось. Если кто-то  и
проник в квартиру, то сейчас он наверняка находится в одном  из  стоунеров
Среды. Если они оба окажутся занятыми, то весьма вероятно, что в одном  из
них спрятан труп.
     Пригнувшись так, чтобы его не было видно, если Кастор вдруг отважится
выглянуть через окошко, Тингл подошел к ближайшему цилиндру.  Направив  на
него пистолет, он осторожно протянул вторую руку и  быстро  открыл  дверь.
Цилиндр был пуст. Это означало, что пустым должен  быть  и  второй,  если,
конечно, он не обнаружит в нем сразу двоих. В таком случае один из них уже
мертвец.
     Тингл повторил процедуру и со вторым стоунером  и  с  удивлением,  но
облегченно, вздохнул. Там тоже  было  пусто.  Но  тогда  где  же  они?  Он
практически не сомневался, что они не успели покинуть здание.
     Нахмурившись, Тингл прошел на балкон и внимательно осмотрел  подступы
к дому. Ни Сник, ни  Кастора  он  не  заметил.  Он  подумал,  что  следует
доложить Пазу о ситуации, но тут же отбросил  эту  идею.  Какая  от  этого
польза? Шеф ничем не способен помочь ему, зато  у  него  может  возникнуть
соблазн отдать Тинглу нелепый приказ, который свяжет его инициативу. Вроде
того, что надо покинуть здание, или, наоборот, не  выходить  из  квартиры.
Оставалось только одно: продолжить поиск и проверить все доступные места.
     Тингл прошел в холл,  чтобы  осмотреть  и  другие  выходящие  в  него
комнаты. В дальнем конце холла была  дверь,  ведущая  от  входа,  и  Тингл
оказался напротив нее. Только чудом ему удалось уклониться от убийственной
силы луча, мгновенно превратившего в пар кодовое  устройство  на  двери  и
впившегося в стену холла. Белый светящийся луч едва не коснулся его плеча.
В следующую секунду дверь распахнулась с такой силой, словно ею выстрелили
из пушки.
     К несчастью, Тингл не обладал столь же мгновенной реакцией, какой мог
похвастаться Кэрд. К тому же сегодня он вообще медленно вживался в роль, и
подобная нерешительность дала о себе знать. На какую-то долю секунды Тингл
пробыл в состоянии оцепенения дольше, чем находился бы  в  нем  Кэрд.  Тот
мгновенно бросился бы на пол, еще падая, направив оружие на  дверь.  Но  и
Тингл, даже упустив это драгоценное мгновение, все-таки  очнулся  вовремя,
чтобы успеть нажать на спусковую кнопку. Оставалось  только  узнать,  кому
так не терпелось войти.

                                   14

     Кастор вскрикнул, выронив оружие, схватился  за  левое  предплечье  и
скрылся из виду. Тингл бросился за ним в холл.  В  нос  ему  ударил  запах
паленого мяса и горелой пластмассы. Выскакивая через дверь, Тингл заметил,
как голова Кастора  промелькнула  над  черной  лестницей  -  он  мчался  к
запасному выходу. Тингл устремился за  ним,  однако  пока  он  добежал  до
подъезда, Кастор уже скрылся из виду. Первым желанием Тингла было  обежать
вокруг  здания.  Возможно,  сумасшедший  спрятался   за   углом   или   за
каким-нибудь кустом во дворе. Можно сейчас же поймать и убить его. Но  что
если кто-нибудь увидит, как он убивает человека? Органики  будут  тут  как
тут. К тому же, начни он сейчас прочесывать окрестности, его самого  могут
схватить.  Возможно,  кто-то  заметил  раненого  Кастора  и   уже   вызвал
органиков?
     Кастор не сможет уйти далеко, не привлекая к себе внимания. Скоро его
поймают, и у Тингла не возникало ни малейшего  желания  оказаться  в  этот
момент поблизости.
     Оставался еще один вариант: если у Кастора где-то неподалеку  имелось
надежное место, куда он вполне мог юркнуть, как крыса в  нору,  обнаружить
его будет не так просто. Например, недалеко от дома,  на  углу  небольшого
парка, вплотную примыкавшего к каналу, торчала высокая желтая труба, через
которую можно было попасть в подземную систему транспортировки  продуктов.
Если он проник туда, можно сказать, что спрятался он более чем надежно.
     Тингл восстановил дыхание, а затем поднес часы ко рту и произнес  код
вызова Паза. Тот сразу  же  ответил,  и  Боб  рассказал  ему  о  том,  что
произошло.  Паз,  не  сдержавшись,  выругался.  Когда,  наконец,   немного
успокоившись, он прекратил извергать из себя богохульство и брань, еще и с
десятком слов, заимствованных из хиндустани, он сказал:
     - Мои агенты уже находятся в том районе. Я проинформирую их и  пришлю
еще несколько человек. Мы должны найти Кастора _с_е_й_ч_а_с _ж_е_!
     - Может быть, скажете что-нибудь новенькое?  -  пробормотал  Тингл  и
немного громче добавил: - Я собираюсь поискать Сник.  У  меня  есть  мысль
насчет того, где она сейчас. Позвоню позже.
     По закону по крайней мере в одном здании  в  каждом  квартале  должны
были находиться четыре запасных стоунера. Предназначались они для  всякого
рода непредвиденных обстоятельств,  например  для  быстрого  стоунирования
людей, ставших жертвой несчастного случая на одной  из  прилегающих  улиц,
или лиц, арестованных органиками. В последнее  время  полиция  практически
отказалась   от   использования   наручников,    предпочитая    переводить
подозреваемых в состояние окаменелости.
     Тингл подошел к ведущей в подвал двери, на ходу кивнув паре,  которая
как раз в тот момент спускалась с лестницы. К счастью, он  успел  спрятать
пистолет под рубашку. Тем не менее они посмотрели на Тингла с нескрываемым
подозрением, хотя,  вероятно,  это  было  лишь  плодом  его  разыгравшейся
фантазии и непомерного возбуждения. Он спустился по лестнице  еще  в  одну
комнату отдыха. Светящийся телеэкран  отбрасывал  длинную  зловещую  тень:
кто-то забыл его выключить. Если удастся установить, кто это  сделал,  кто
бы он ни был, ему вынесут  официальное  предупреждение  или  даже  наложат
штраф. Тингл выключил экран.
     Запасные цилиндры стояли в углу  комнаты  общественного  пользования.
Тингл прошел мимо них к настенной панели  с  надписью:  ВКЛ  АВАР  ЦИЛ,  и
надавил на нее. Засветилась кнопка под номером 3. Тингл легонько ударил по
ней, зажегся свет. Затем он подошел к цилиндру с номером 3 и открыл дверь.
Внутри, словно ее впопыхах  кто-то  туда  засунул,  лежала  Сник,  опустив
голову на задранные вверх колени. Кожа ее была  серо-голубой,  а  тело  на
ощупь оказалось  твердым  и  холодным,  как  металл.  Кровоподтек  на  лбу
свидетельствовал о том, что Кастор подстерег ее и внезапным  ударом  лишил
сознания. Возможно, она вообще уже мертва. Во всяком  случае,  если  он  и
собирался расчленить тело на части, как он поступил с  доктором  Атлас,  у
него не хватило на это времени.
     Тингл захлопнул дверцу цилиндра, вернулся к  пульту  и,  вновь  нажав
кнопку номер 3, перевел реостат мощности во включенное положение. Секундой
позже реостат вернулся  в  прежнее  положение.  Тингл  снова  подскочил  к
стоунеру, открыл дверцу, склонился над Сник  и  приложил  палец  к  шейной
артерии.  Она  слабо  пульсировала.  Хорошо!  А  хорошо  ли?  Живая   Сник
представляла опасность. Впрочем, ее просто надо где-нибудь спрятать.
     Переведя  Сник  обратно  в  состояние  окаменелости,  он  на   минуту
задумался,  а  затем   еще   раз   вызвал   Паза.   Крохотный   скрэмблер,
вмонтированный  в  наручные  часы,  не  позволит  перехватить  их  беседу:
передаваемая информация  будет  понятна  только  его  шефу.  Правительство
оставило за собой право прослушивать любой разговор, не запретив,  однако,
гражданам пользоваться скрэмблерами и оставив у них иллюзию  свободы.  Как
говорится, посади собаку на поводок, только  возьми  веревку  подлиннее  -
пусть порадуется.
     Он рассказал Пазу о последних событиях.
     - Я посылаю двух агентов, чтобы убрать ее из  этого  дома,  -  сказал
Паз.
     - Я должен знать, куда вы ее запрячете, - заметил Тингл.
     - А это еще зачем? - резко прокричал Паз.
     - Я хочу ее допросить, мне нужно понять, что у нее на уме. Я не  могу
чувствовать себя в безопасности, пока не узнаю, какое у нее задание. Каким
образом оно связано с Кастором?
     - Мы сами об этом позаботимся.
     - Не люблю работать вслепую, - сказал Тингл. - К  тому  же  я  просто
необходим вам для проведения допроса.
     Паз вздохнул и после некоторого раздумья произнес:
     - Ну хорошо. Как только положение стабилизируется, я дам тебе знать.
     Голос его звучал так, словно рот толстяка до отказа был  набит  едой.
Не иначе едва он осознал, что Тингл собирается оспаривать его  приказы,  у
него тотчас проснулся аппетит. Получив  от  Паза  распоряжение  вплоть  до
получения дальнейших указаний оставаться в своей квартире, Тингл  поднялся
к себе. Связавшись с Департаментом  ремонта  и  сантехнических  работ,  он
заказал установку нового кодового  замка,  однако  в  ответ  услышал,  что
раньше завтрашнего  дня  работу  выполнить  невозможно.  Это  выпадало  на
следующую Среду. Тингл отменил заказ. Он позвонил Пазу; в голосе шефа  уже
отчетливо слышались нотки раздражения и одновременно издевки. Паз пообещал
прислать кого-нибудь в течение часа. Так оно даже лучше. Не очень-то мудро
приглашать официальных ремонтников. Они станут задавать ненужные  вопросы.
Как он будет все это им объяснять? Они прекрасно понимают,  что  так  лихо
замок  мог  снести  только  пистолет,  стреляющий  заряженными  частицами.
Правда,  как  правило,  истинная  причина   повреждения   их   не   сильно
интересовала. Закон предписывал  персоналу  Департамента  зарегистрировать
сам факт происшествия, но на этом дело, как правило, и кончалось, если  по
какой-то  причине   оно   не   привлекало   внимания   высокопоставленного
начальника.
     - Дело идет все хуже и хуже, - констатировал Паз. -  Надеюсь,  больше
никаких трудностей у тебя не будет.
     - Как будто я сам их себе создаю, - ответил Тингл, отключаясь.
     Паз уже начал разговаривать таким тоном, словно он находился в  точке
кипения или в опасной близости  от  нее.  Наверно,  все-таки  имеет  смысл
заявить в Совет иммеров:  пусть  проверят  его  на  предмет  эмоциональной
устойчивости. Единственная  неприятность  в  том,  что  в  соответствии  с
существующими порядками подобное заявление Тингл должен направлять как раз
через личный номер Паза. Можно,  конечно,  передать  через  шефа,  который
опекает его во Вторник, тогда тот проследит,  чтобы  информация  дошла  до
Совета Вторника, а уж он отошлет  материалы  Совету  Среды.  Однако  Совет
Среды узнает о них только, когда сам Тингл выйдет из стоунера в  следующую
Среду.
     По спине Тингла пробежала легкая дрожь. Сам-то он так ли уж спокоен и
расслаблен? Да кто он вообще такой, чтобы кидать камень в Паза?
     Тингл прошел в ванную комнату и, повернув колесико  на  своих  часах,
повысил громкость звонка, чтобы его можно было расслышать,  принимая  душ.
Заперев дверь ванной, он положил  пистолет  на  полочку.  Вряд  ли  Кастор
вернется, но оказаться вдруг в беспомощном положении Бобу не хотелось.
     Внезапно задребезжал сигнал и начала моргать оранжевая  лампа.  Тингл
выругался. Свет и звук исходили не от его  часов,  а  от  экрана  как  раз
напротив ванной. Мыло выскочило из рук Он хотел было наклониться и поднять
его, но передумал, выключил воду и потянул на себя дверь.  Кто  это  может
быть? Нокомис? Если по какой-то причине она вернулась домой раньше времени
и его ждут крупные неприятности - будет  очень  непросто  ретироваться  от
нее, чтобы связаться с Пазом.
     Не понимая в чем дело, Боб почувствовал кусок осклизлого мыла у  себя
под ногой и, поскользнувшись, упал на спину.
     Очнулся он в больничной постели. Широкое и  прекрасное  лицо  Нокомис
склонилось над ним.
     - Нет, - пробормотал он, - я не буду столь беззаботен.
     - Что ты сказал, дорогой? - переспросила Нокомис.
     В голове у него была самая настоящая каша, но все-таки со  слов  жены
он понял, что произошло. Ее вызвали прямо со сцены в  самый  ответственный
момент репетиции. Однако не следует по этому поводу волноваться, попросила
она, добавив, что он для нее гораздо важнее карьеры. Конечно,  продюсер  и
коллеги-танцовщики очень на нее рассердились, но ему совершенно  не  стоит
беспокоиться. Пошли они все к черту.  Ей  позвонили  из  больницы,  и  она
примчалась, поймав такси. Она так счастлива, что он жив.
     Однако она была удивлена, поскольку, как ей объяснили  врачи,  Тингла
привезли к ним  по  анонимному  вызову,  причем  звонивший  воспользовался
стрейнером - устройством, не позволяющим идентифицировать голос. Сообщив о
том, что Тингл в бессознательном состоянии лежит в  своей  ванной,  аноним
назвал адрес, после чего сразу же отключил  экран.  Врачи  скорой  помощи,
прибыв по указанному адресу, обнаружили дверь  в  квартиру  незапертой  (о
поломке дверного замка она  тем  не  менее  не  упомянула),  а  сам  Тингл
действительно лежал в  ванной  без  чувств.  Все  это  казалось  ей  очень
странным.
     Нокомис закончила свой рассказ. Она и в самом  деле  выглядела  более
подозрительной,  чем  расстроенной.  Тинглу  ничего  не  оставалось,   как
заявить, что он поскользнулся на кусочке мыла. Это все, что он помнит.
     Служители  больницы  прикатили  какую-то  установку  и  приступили  к
обстоятельному обследованию его состояния. Спустя некоторое  время  пришел
доктор,  чтобы  ознакомиться  с  результатами.  Он  сообщил  Тинглу,   что
серьезных  повреждений  у  него  нет,  и  заверил,  что  домой  он  сможет
отправиться, как только почувствует  в  себе  достаточно  сил.  Однако  не
прошло и двух минут, как в палате появились двое органиков, заявив, что им
надо допросить пострадавшего. Тингл слово в слово  повторил  то,  что  уже
сообщил Нокомис. Вид у них был весьма решительный, а один даже заявил, что
в следующую Среду придет еще раз.
     После их ухода Тингл не смог сдержать стона в своей  груди.  Итак,  в
следующую Среду его снова ждет встреча с органиками. Если к  тому  времени
он  не  придумает  правдоподобного  объяснения,  которое   могло   бы   их
удовлетворить, а сделать ему это будет очень  трудно,  к  нему  непременно
применят  метод  ультимативного  расследования.  Эта  процедура  была  ему
прекрасно знакома. Вокруг подозреваемого распыляют специальный  _т_у_м_а_н
и_с_т_и_н_ы_,  после  чего  человек  переходит  в  состояние,  органически
несовместимое с ложью. Тогда он расскажет на допросе всю правду, о чем  бы
они его ни спросили.
     И он в компании с остальными иммерами будет уничтожен.
     - И когда только это кончится! - пробормотал он себе под нос. -  Одна
неприятность за другой, и чем дальше, тем хуже.
     - Что, дорогой? - откликнулась Нокомис.
     - Да нет, ничего важного.
     К счастью, ей надо было сбегать в туалет. Пока она отсутствовала,  он
позвонил Пазу, который еще раз осыпал его кучей ругательств.
     - Да прекратите вы!  -  резко  оборвал  его  Тингл.  -  Через  минуту
вернется моя жена! Что со мной произошло?
     Паз скороговоркой бросился объяснять. Обнаружил его  агент,  которого
Паз послал ремонтировать замок. Тингл  валялся  в  ванной.  Агент  спрятал
пистолет Тингла в своей сумке, а затем позвонил  в  больницу.  Боб  быстро
рассказал шефу о визите органиков и о неминуемом новом допросе.
     - Думаю, этого удастся избежать, - ответил Паз. - Я  отдам  указание.
Ну и дела! - Он сделал короткую  паузу,  а  затем  тихим,  низким  голосом
добавил: - Для тебя, Боб, есть новости и похуже.
     - Потом! - оборвал его Тингл. - Жена идет... - Прислушавшись к  тому,
что происходит в коридоре, он сказал: - Говорите быстро. Она  остановилась
в коридоре, беседует с кем-то.
     - Поступила запись, - сказал Паз, - из вчера. Там  говорится,  что  я
должен тебе передать: Озма Ванг мертва.  Не  понимаю,  что  это  означает,
но...
     - О Господи! - воскликнул  Тингл.  -  Поговорим  потом.  Сейчас  сюда
войдет моя жена.
     Он разъединил канал; рука его  беспомощно  свесилась  с  кровати.  Он
почувствовал  внутреннюю  дрожь.  Какая-то  сила  пыталась  вырваться   из
удерживавших ее пут и опустошить его душу. Это тоска, глубоко  засевшая  в
нем. Это Джеф Кэрд скорбит по своей жене.
     В палату вошла Нокомис.
     - Ты с кем-то разговаривал?
     - Нет. А что? - спросил он. Сила, пытавшаяся подняться  внутри  него,
постепенно слабела.
     - Я видела, как ты держишь часы у рта. Наверно...
     - Нет. Я ни с кем не разговаривал. Просто рот рукой вытирал.  Побойся
Бога, Нокомис! Если бы людей классифицировали как падежи в грамматике,  ты
наверняка попала бы в винительный!
     - Не обязательно быть  таким  чувствительным!  -  вспыхнула  Нокомис,
придавая лицу обычное для нее колкое выражение.
     - Прости, дорогая. Что-то голова болит, наверно, сильно ударился.
     По пути домой в такси Нокомис сказала:
     - Все это выглядит довольно странно, правда ведь? Ну что у  нас  есть
такого, чего бы не было у других? Может быть, кто-то ненавидит тебя, хочет
тебе отомстить? Ты ничего от меня не скрываешь? Как насчет женщин? Они тут
ни при чем? Ты никогда не рассказывал о людях, которые  по  тем  или  иным
причинам могли бы тебя ненавидеть...
     Тингл  отмахнулся,  сказав,  что  пока  не  почувствует  себя  лучше,
нуждается в покое, и попросил ее хоть немного помолчать. От  шума  у  него
раскалывается голова. Нокомис нахмурилась и отодвинулась от него, а  Тингл
был слишком выбит из привычной колеи,  чтобы  еще  заботиться  о  том,  не
сердится ли она на него. Сомнения и страхи носились в его  голове  подобно
домику сказочной Дороти  [в  сказке  Ф.Баума  "Удивительный  волшебник  из
страны  Оз"   (1900г.)   девочка,   пережившая   множество   приключений],
подхваченному ураганом. Надо будет непременно еще раз связаться с Пазом  и
убедиться, что  он  не  забыл  принять  меры,  чтобы  оградить  Тингла  от
предстоящего допроса в следующую Среду.
     Дома Боб немного отдохнул и успокоился, а потом  попытался  уговорить
жену снова поехать на работу.  Однако  Нокомис  отказалась  покинуть  его,
пока, как она сказала, "не будет абсолютно уверена в том, что он полностью
оправился  от  своего  падения".  Никакие  аргументы,  вроде   того,   что
обследование  в  больнице   показало   отсутствие   каких-либо   серьезных
повреждений, на нее, естественно, не подействовали.
     Тогда Тингл оставил свои попытки, и они  вместе  провели  более-менее
спокойный вечер (насколько это,  конечно,  возможно  в  обществе  подобной
женщины). Наконец, Нокомис объявила, что она отправляется спать. Зная, что
она никогда не засыпает до тех пор, пока он не уляжется рядом с  ней.  Боб
сказал, что и он тоже устал. Как только она начнет похрапывать, он  сможет
вылезти из постели и, перебравшись в  соседнюю  комнату,  позвонить  Пазу.
Однако на этот раз ничего не получилось. Ожидая, пока заснет  жена,  Тингл
сам погрузился в глубокий сон.
     Проснулся он, когда зазвучал сигнал отбоя, и не сразу  понял,  в  чем
дело: слишком реален был только  что  увиденный  сон.  Сник  откуда-то  из
густого тумана звала на помощь, но он не мог найти ее. Несколько  раз  ему
вдруг казалось, что сквозь пелену тумана проступают неведомые расплывчатые
фигуры, но подойти к ним ближе никак не удавалось.
     От беспомощности в нем поднималась волна бессильного гнева на  самого
себя. Человек, личность которого меняется каждый день, не должен жениться.
Он и сам прекрасно понимал это, но позволил неудержимой тяге  к  домашнему
очагу взять в нем верх над логикой.  Только  личность  Отца  Тома  Зурвана
осталась неприкосновенной: он так и не женился; работая  над  этой  ролью,
ему пришлось приложить немало усилий, чтобы призвать себя к самодисциплине
и строгости.
     Перед тем, как они разошлись по своим  цилиндрам,  Нокомис,  пожелала
Тинглу спокойной ночи, поцеловала его,  хотя  и  не  столь  страстно,  как
обычно. Сдается, она так и не приняла полностью его объяснений, почему  он
не смог заняться поисками компромата на ее коллег. Тингл переступил  порог
своего цилиндра, повернулся и помахал ей  рукой.  В  тусклом  свете  через
окошко стоунера он наблюдал за тем, как  начинает  каменеть  ее  лицо.  Он
взглянул на часы, чтобы убедиться в том, что  мощность  действительно  уже
поступает в ее цилиндр. Схема  задержки,  которую  он  тайно  установил  в
соседней комнате, оставляла ему достаточно времени на то, чтобы  выйти  из
цилиндра и надуть куклу-двойника.
     Спустя  две  минуты  он  выбежал  из  своего  многоквартирного  дома.
Пробежка через  Площадь  Вашингтона  к  зданию  на  ее  юго-западном  углу
сопровождалась ревом сирен и мерцанием оранжевых огней  на  многочисленных
экранах по всей улице.

                              МИР ЧЕТВЕРГА

                                     РАЗНООБРАЗИЕ, Второй месяц года Д5-Н1
                                     (День-пять, Неделя-один)

                                   15

     Джеймс Сварт Дунски, профессиональный  тренер  по  борьбе,  вышел  из
стоунера.  Одновременно,  Руперт  фон  Хенцау,  его  жена,  покинула  свой
цилиндр. Тепло обнявшись, они пожелали друг другу  доброго  утра.  Гибкое,
обнаженное и прекрасное тело Руперт отливало медно-золотистым цветом. Гены
ее предков - американских мулатов, африкаанс и выходцев с острова Самоа, -
причудливо перемешавшись, создали в  результате  совершенно  поразительную
женщину, тело и лицо которой образовывали некое магнитное поле,  неизменно
притягивающее  к  себе  внимание  мужчин.  Руперт  немного  подрабатывала,
позируя художникам, но основная ее профессия была такой же, что и у мужа -
тренер по борьбе.
     Поприветствовав одну жену, Дунски обнял и двух других - Малию Малитоа
Смит и Дженни Симеону Уайт. Обнялся  он  также  с  другими  мужьями  и  по
очереди с тремя детьми - кто из них чей, он  затруднился  бы  ответить.  С
помощью  генетических  тестов  и  анализа  крови  давно  уже  можно   было
установить отцовство, да все  как-то  не  до  этого.  Все,  кроме  Дунски,
который целиком был поглощен борьбой с  Тинглом,  пытающимся  протащить  в
сегодня хоть небольшую толику своей персоны, мило щебетали, поднимаясь  из
подвала на первый этаж в общую комнату. В обычные дни Дунски  и  остальные
члены семьи наслаждались, перебрасываясь шуточками, похлопывая друг  друга
по заду и поглаживая грудь. Но в этот Четверг воспоминания двух  последних
дней волновали его, не позволяя расслабиться.  Это  обстоятельство  сильно
его сердило, хотя в  глубине  души  он  понимал,  что  подобное  вторжение
неизбежно.  Джим  Дунски  не  мог  позволить  себе  роскошь  жить   только
впечатлениями Четверга. Ему приходилось всегда быть готовым к тому, что  в
любой момент печальные происшествия, случившиеся  во  Вторник  или  Среду,
могут причинить ему внезапную боль.
     По крайней мере, в его положении имелся один несомненный плюс: Руперт
тоже  принадлежала  к  числу  иммеров.  Правда,  она  в  отличие  от  него
оставалась гражданкой только одного этого дня. Ему не  терпелось  поскорее
посвятить ее во все обстоятельства той сложной  ситуации,  в  которой  они
сегодня оказались, но никакого удобного повода отвести  ее  в  сторонку  и
побеседовать наедине пока не представлялось. Придется им полностью  пройти
через давно установленные и привычные для всех ритуалы и обычаи.
     Прежде всего необходимо уложить в постель детей - они прямо  на  ходу
засыпают.
     Затем, сгрудившись в огромной  ванной  комнате,  они  почистят  зубы,
вымоют то, что должно быть вымыто, и  сделают  все  прочие  дела,  которые
положено отправлять.
     Третьим пунктом шел завтрак. Все вместе они прошли  на  кухню,  чтобы
выпить молока, съесть немного ягод и хлеба. К этому времени игривые шутки,
прикосновения, похлопывания и поглаживания уже вызывали заметное набухание
пенисов и сосков и привели к выделению естественной смазки.
     Затем, переместившись в гостиную, они расселись кружком  и  принялись
раскручивать на столике пустую молочную бутылку. Игра  эта  была  древней;
вероятно, еще тысячу лет назад так  поступали  дети  на  своих  безобидных
вечеринках. Однако сейчас в нее вкладывался  куда  более  глубокий  смысл:
элемент случайности,  сопутствующий  этой  процедуре,  создает  настроение
демократичности и равенства в глазах судьбы, а эти чувства несовместимы  с
ревностью и фаворитизмом.
     Дунски надеялся, что первой ему  достанется  Руперт,  и  тогда  он  в
спокойной обстановке сможет сообщить ей  то,  что  она  как  можно  скорее
должна  узнать.  Однако  бутылка,  покрутившись,  остановилась,   указывая
горлышком на Малию. Бесшумно  вздохнув,  он  сопроводил  ее  в  спальню  и
механически проделал то, что в другое время  доставило  бы  ему  настоящее
наслаждение, хотя, конечно, и  не  столь  глубокое,  как  в  уединениях  с
Руперт. Когда все кончилось, Малия сказала:
     - Кажется, твое сердце, об остальном я  и  не  упоминаю,  сегодня  не
слишком расположено к этому занятию.
     - Это ни в коей мере не отражает моей любви к тебе, - ответил Джеймс,
целуя ее в смуглую щеку. - У каждого мужчины бывают  дни  подъема  и  дни,
когда он чувствует себя неважно.
     - Тыне подумай, я не жалуюсь, - успокоила его Малия. -  Я  тебя  тоже
люблю. Просто мне кажется - надеюсь, ты не обидишься на меня за эти  слова
- что как раз сегодня у тебя один из не лучших дней.
     - Ты имитировала оргазмы?
     - Нет, нет! Этого я никогда не делаю.
     - Ну извини. Что-то сегодня тонус не тот. Наверно, нарушены  биоритмы
или что-нибудь еще.
     - Прощаю, хотя тут и обсуждать-то особенно нечего, - ответила  Малия.
- Не переживай.
     Они прошли в ванную комнату, и Дунски подумал: будь все эти  вещи  не
столь уж важными для нее, Малия вряд ли стала  бы  высказывать  претензии,
пусть и в такой мягкой форме. В ванной комнате они застали Маркуса  Уэллса
и Руперт. Пока они мылись, Дунски все время пытался встретиться взглядом с
Руперт и дать ей понять, что ему необходимо поговорить с ней  наедине.  Но
она целиком ушла в приятную процедуру и, подставляя тело струям  воды,  не
обращала на него внимания.
     Они вернулись в гостиную и за  разговором  провели  несколько  минут,
пока появилась третья пара. На этот раз судьба благоволила  к  Дунски:  он
крутанул бутылку и она  остановилась,  горлышком  указывая  на  Руперт.  С
облегчением вздохнув, он за руку провел ее в другую спальню,  благоухавшую
сексуальными ароматами; простыня на кровати взмокла от пота. Ему,  Дунски,
к этому не привыкать, а вот выглядывающий из-за его  плеча  Тингл,  как  и
Кэрд, бросающий смущенные взгляды из-за  спины  своего  преемника  Тингла,
способны даже ему внушить к подобным вещам  хоть  и  легкое,  но  все-таки
отвращение.
     Руперт легла на кровать и вытянулась, заложив руки за голову и выгнув
спину.  Ее  идеальные,  конические  груди  уставились  острыми  сосками  в
потолок. Джеймс присел рядом, взял ее за руку:
     - Моя  дорогая,  любовь  придется  отложить  на  потом.  Я...  у  нас
неприятности. Надо все обсудить.
     - Крупные неприятности? - спросила она, садясь.
     Он кивнул и, поглаживая ее руки, посвятил жену  в  события  последних
дней.
     - Так что сама видишь, надо решить, как вести себя сегодня.  Придется
обойтись без многих обычных занятий.  Но  и  внимания  к  себе  привлекать
нельзя.
     Она нервно пожала плечами.
     - Этот Кастор... просто невероятно... такое чудовище!
     - Его необходимо найти и остановить. Мне предстоит также узнать,  где
находится Сник, и добиться от нее правды.
     - А если и она представляет для нас опасность?
     - Мне эта идея не по  душе,  но  другого  выхода  не  вижу.  Придется
пропустить ее через стоунер и где-нибудь спрятать.
     - Лучше уж она, чем мы, не так ли?
     - Вот именно.
     - Но тогда мы встанем с ней на одну ступеньку.
     - Да черт с ним, - сказал он. - С этикой тут  особенно  считаться  не
приходится. Сначала надо  Сник  разыскать.  Придется  обратиться  к  моему
агенту. Хотя не исключено, что он уже обо всем знает и позвонит мне сам.
     - А как ты собираешься допрашивать Сник? Ведь  нельзя  же  допустить,
чтобы она тебя узнала. Иначе тебе в любом случае придется  посадить  ее  в
стоунер независимо ни от чего. Она все-таки органик.
     - Сник будет находиться в глубоком химикогенном гипнозе и,  выйдя  из
него, не сможет меня узнать.
     - Бедная Озма, - произнесла Руперт. - Она  погибла  из-за  того,  что
была твоей женой!
     - Прошу прощения, я не рассказал тебе о  ней  раньше.  Я  никогда  не
раскрывал подробности своей  жизни  в  других  днях,  если  они  не  имеют
отношения к деятельности иммеров.
     - Это правильно, - согласилась  Руперт.  Она  выпустила  его  руку  и
сложила свои кисти на коленях. -  Меня  всегда  интересовали  другие  твои
жизни. Особенно все, что касается женщин.
     - Это не мои женщины. Я хочу сказать, что они не принадлежат  Джеймсу
Дунски. С ними общаются другие мужчины. Для Дунски эти женщины  не  более,
чем мимолетные знакомые.
     Это  утверждение,  конечно,  не  совсем   соответствовало   истинному
положению вещей. Однако ему совершенно не хотелось  говорить  о  них.  Чем
меньше она об этом знает, тем лучше для нее да и для него самого.
     Руперт встала с кровати и крепко прижалась к нему.
     - Я боюсь.
     - И я тоже. По крайней мере сильно волнуюсь. Послушай. Если в  манеже
я скажу тебе, что мне надо уйти, это будет означать, что  у  меня  имеется
информация о Касторе или о Сник.  Официально  отпрашиваться  я  не  стану,
вообще не хочу, чтобы Бюро Кредитов знало, что сегодня я  был  на  работе.
Ничего не поделаешь - сегодняшним кредитом придется пожертвовать.  К  тому
же у меня имеется кредит за переработку. Воспользуюсь им.
     - А зачем тогда туда ходить?
     - Необходимо чем-то заняться, чтобы просто отвлечься от всего.  Нужно
как-то снять напряжение. К тому же мой шеф, если захочет связаться,  будет
искать меня в манеже. И вообще не хочу пропускать больше  тренировок,  чем
это допустимо, а то еще из формы выйду.
     Руперт попросила его обрисовать Кастора, чтобы она смогла узнать  его
при встрече, и Дунски подробно описал внешность сумасшедшего и его одежду.
Затем Дунски сказал:
     - Кастор думает, что является Богом. А я  для  него,  соответственно,
Сатана. В некотором роде для нас это везение. Если бы он был  лишь  слегка
помешан и хотел бы  уничтожить  нас,  иммеров,  то  сообщил  бы  обо  всем
правительству. Надеюсь, ты понимаешь, к чему это могло бы привести.
     - Ты принял бы цианид? - спросила  Руперт,  и  по  телу  ее  еще  раз
пробежала нервная дрожь.
     - Надеюсь, хватило бы смелости. Я ведь давал клятву. И  ты  тоже.  Мы
все.
     - Это единственное, что можно сделать. Я хочу  сказать,  единственный
логичный и достойный поступок. Но...
     В дверь постучали, и послышался голос Малии:
     - Вы что там навсегда закрылись?
     Дунски ответил, что они придут через минуту, и сказал Руперт:
     - Этот наш  групповой  брак  в  последнее  время  что-то  сильно  мне
поднадоел. Видимо, я не отношусь к тому типу людей,  которые  хорошо  себя
чувствуют в нем.  Мне  нужны  более  личные  отношения,  к  тому  же  меня
возмущает чужая требовательность.
     Глаза Руперт расширились от удивления.
     - Ты действительно так считаешь?
     - А разве иначе я стал бы об этом говорить?
     - Знаю, что нет. Это просто риторический вопрос. Сказать  по  правде,
Джеймс, меня иногда эти отношения тоже очень  сильно  раздражают.  Я  даже
становлюсь ревнивой, хотя знаю, что вот этого-то уж никак не  должна  себе
позволять.
     - Давай покончим с этим, как только разберемся с тем делом, о котором
я тебе только  что  рассказал.  Объявим  контракт  недействительным.  Если
повезет, успеем сделать это  еще  сегодня.  Мне  все  это  определенно  не
подходит, да и тебе, судя по всему, тоже. Я  по  своему  характеру  скорее
принадлежу к приверженцам моногамного брака.
     Она улыбнулась.
     - Да. Тебе нужна только одна жена, то есть по одной на каждый день.
     -  Создавая  личность  Джеймса  Дунски,  я   руководствовался   идеей
группового брака. Мне казалось, что  он  хорошо  впишется  в  такой  образ
жизни. Но, видимо, я просчитался. Или на меня, когда  я  играю  его  роль,
слишком сильно влияют персонажи из других дней. Не знаю точно, в  чем  тут
дело, но переносить это определенно более не в состоянии.
     - Поговорим об этом потом, - сказала Руперт. -  А  сейчас  нам  лучше
идти.
     - А пока никаких отклонений от обычного ритуала, мы не должны  раньше
времени привлекать к себе внимание.
     Обычный ритуал диктовал, что  крутить  бутылку  больше  необходимости
нет, поскольку распределение по парам на сей раз  однозначно  определялось
двумя первыми попытками. Теперь  Дунски  предстояло  пообщаться  с  Дженни
Уайт. Уединившись с ней в спальне, он выполнил свои обязанности  ненамного
лучше, чем с Малией, то есть вполне  удовлетворительно,  но  не  настолько
хорошо, чтобы по этому поводу можно было звонить в колокола, дуть в  горны
и пускать фейерверки.
     - Тебе сегодня днем надо хорошенько выспаться, - сказала Дженни. -  Я
обычно немного дремлю перед ужином.
     Дунски, что-то бормоча себе под нос, отправился в  ванную,  а  затем,
сославшись на замучившую его бессонницу и  на  желание  принять  сеанс  на
аппарате глубокого сна, улегся спать. Он забрался  в  специальную  нишу  в
стене, закрепил на голове электроды и откинулся на спину. Перед  тем,  как
включить  устройство,  он  еще  раз  задумался  о  событиях,  связанных  с
Кастором. Наверняка  сумасшедший  долго  готовился  к  тому,  чтобы  стать
дэйбрейкером. Для этого требовались фальшивые идентификационные  карты,  а
также понимание, каким образом  можно  разместить  дезинформацию  в  банке
данных. Последнему, однако, можно  научиться:  подобную  информацию  никак
нельзя считать монополией операторов банка.
     Кастор вполне мог скрываться в старинных подземных  переходах  метро,
часть которых еще сохранилась. Еду он мог просто воровать. Однако если  бы
он начал совершать ограбления, им сразу же заинтересовались  бы  органики.
Они ведь ищут его и вполне могли заподозрить, что ворует именно он.  Тогда
они прочесали бы весь район. Вряд ли Кастору удалось бы обойти звуковые  и
тепловые детекторы, а также датчики, безошибочно обнаруживающие запах.
     Поразмышляв еще немного над тем, где  может  прятаться  Кастор,  Джим
Дунски пришел все к тому же выводу: узнать это ему не удастся.  Он  найдет
Кастора только тогда, когда Кастор найдет его. Сумасшедший напал  на  него
один раз, значит нападет еще.
     Проснулся Дунски  от  звонка  будильника.  Предстояло  выполнить  еще
несколько пунктов обязательной программы Сначала  завтрак,  сопровождаемый
громкими,  оживленными  разговорами,  затем   надо   помыться   и   помочь
выпроводить детей в школу. В десять часов  утра  они  с  Руперт  вышли  на
раскаленную от жары улицу и, насквозь вспотев, добрались вскоре до здания,
которое  когда-то  выполняло  функцию  общежития  студентов  Нью-Йоркского
университета. Ученики ожидали их в прохладном, продуваемом  кондиционерами
спортзале, уже облачившись в увешанную датчиками форму  и  держа  в  руках
ужасающие маски. Тренеры поздоровались с учениками, и работа  закипела.  В
другое время Дунски с  энтузиазмом  взялся  бы  за  дело,  тренируя  своих
воспитанников, особенно одного из них - гибкого юношу,  обладавшего  всеми
задатками будущего чемпиона. Джеймс  и  сегодня  старался  изо  всех  сил,
однако отбросить мысли о Касторе и Сник ему никак не  удавалось.  Юноша  в
поединке с ним быстро заработал два очка - датчики безошибочно сообщали на
настенный  экран  точное  место  удара,  звенели  колокольчики  и  мерцала
оранжевая сигнальная лампа.
     - Ты очень сильно прогрессируешь, - похвалил его Дунски, сняв  маску.
- А я сегодня немного не в форме. Но все равно с тобой  становится  тяжело
иметь дело.
     Увидев, что в зал вошли двое незнакомых людей - мужчина и женщина,  -
он не только не испугался,  а,  наоборот,  почувствовал  облегчение.  Хотя
раньше он их никогда не видел, сомнений быть не могло - это иммеры. Улыбки
на их лицах выглядели довольно натянутыми, а глаза,  словно  лучи  радара,
сверлили его. "Прости, мне нужно выйти", бросил Дунски юноше  и  отошел  в
сторону, стараясь казаться беспечным и непринужденным. Мужчине на вид было
около сорока  пяти  сублет.  Его  сухопарая  фигура  производила  странное
впечатление, которое только усиливал довольно большой нос, светлая кожа  и
бледно-соломенные  волосы.  Женщина  была  молода  и  красива  -  судя  по
внешности, предки ее имели индийские корни.
     Мужчина даже не потрудился представиться.
     - Мы должны сейчас же забрать вас, - сказал он.
     Правые руки обоих незнакомцев были сжаты в кулаки  так,  что  большие
пальцы покоились в ложбинке между указательными и средними  -  характерный
приветственный жест иммеров. Дунски ответил на  приветствие,  быстро  сжав
кулак, и разжал только после того, как убедился в том, что гости  заметили
его жест.
     - Я сейчас переоденусь и присоединюсь к вам, - сказал он.
     Дунски направился в раздевалку, двое последовали за ним. У  шкафчика,
в котором хранилась одежда для Четверга, он голосом задействовал экран  на
внутренней стороне двери. Пятьдесят второй канал ожил, и из него понеслась
громогласная мелодия "Я мчусь один на  велосипеде,  созданном  на  двоих",
которая оказалась на четвертой строке  последнего  хит-парада  по  разряду
молодежной  развлекательной  музыки.  Мужчина  изобразил  на  своем   лице
гримасу.
     - Это что необходимо?
     - Да, музыка заглушит наши голоса. Я не хочу, чтобы нас подслушали, -
ответил Дунски. Снимая с себя борцовскую форму, он добавил: -  Ее  еще  не
вывели из окаменения?
     - Я ничего не знаю. Подождем и все увидим сами.
     - Понимаю, вам приказано молчать.
     Оба одновременно кивнули. Две минуты спустя они покинули здание.
     Дунски не успел принять  душ  и  поэтому  чувствовал  себя  несколько
неловко. Однако сейчас было не до этого: нельзя терять ни минуты. И тем не
менее он все же заметил про  себя,  что  даже  при  таких  обстоятельствах
сопровождающая его пара могла бы вести  себя  и  повежливее  -  совершенно
необязательно  идти  на  таком  отдалении  от  него.  "Ну  да  ладно",   -
пробормотал он себе под нос, пожимая плечами.
     Воздух на улице прогрелся еще больше, хотя на западе  высоко  в  небе
уже  начали  сгущаться  темные  облака.  Метеоролог,  вещавший  с   экрана
общественных новостей на столбе около  перекрестка,  предсказывал  к  семи
часам вечера резкое падение температуры  и  сильный  ливень.  Услышав  это
сообщение, Дунски вдруг вспомнил о проблеме, которая в последнее время все
в большей и большей степени угрожала Манхэттену. Шапка  арктического  льда
по-прежнему продолжала таять, и вода все ближе подступала к верхней кромке
дамбы, со всех сторон окружавшей остров.  В  эту  самую  минуту  тысячи  и
тысячи людей не покладая рук работали над тем, чтобы поднять стены на один
фут, обезопасившись тем самым от наводнения еще на десять облет.
     Все трос отправились в западном направлении по  Бликер  Стрит,  затем
свернули как раз у того дома, где (Дунски изо всех сил старался не  думать
об этом) была зверски убита Озма  Ванг,  и  пошли  вдоль  канала.  Мужчина
шепотом скомандовал, Дунски повернул налево и перешел вслед за ними  через
мост Четвертой Западной улицы. На углу Джоунс Стрит они снова  свернули  и
остановились перед входом в многоквартирный  дом.  Мужчина  вышел  вперед,
нажал кнопку рядом с большой зеленой дверью и подождал  ответа.  Тот,  кто
находился внутри,  разглядев  их  на  экране  над  дверью,  был  полностью
удовлетворен.  Дверь  открылась,  и  на  пороге  появилась   голубоглазая,
темнокожая блондинка, которая жестом пригласила их войти. На  вид  хозяйке
можно было дать что-нибудь около тридцати сублет. "Наверняка  подвергалась
оптическому удалению пигментации, - подумал Дунски. - Эта штука  сейчас  -
последний писк моды, причем не только в  Четверге".  Правительство  тщетно
старалось превратить всех  Homo  sapiens  в  один  подвид,  с  характерным
коричневым цветом кожи, однако люди, как всегда, находили  способы  обойти
официальные установки. Операция изменения пигментации -  "пигчейндж",  как
ее  называли  в  этом  дне,  -  не  считалась  противозаконной  в   случае
предварительного уведомления правительства.
     Троица молча прошла через холл и остановилась  у  двери,  на  которой
красовались таблички с  именами  жильцов  для  всех  семи  дней.  Напротив
Четверга стояло: Карл Маркс Мартин, доктор медицины,  доктор  философии  и
Вилсон  Тапи  Банблоссом,  доктор  философии.  Блондинка  вставила  кончик
идентификационной звезды в щель и открыла дверь. Они вошли в  квартиру,  и
перед ними предстал огромный холл, простиравшийся, видимо, на  всю  ширину
здания: по обе стороны холла располагались двери в комнаты, а  в  конце  -
просторная кухня. Проходя по холлу, блондинка бросила:
     - Я здесь не живу. Мартин и Банблоссом сейчас находятся в  отпуске  в
Лос-Анджелесе.  Они  к  нам  не  имеют  никакого  отношения.  Они   и   не
подозревают, что мы используем их квартиру.
     - Значит до наступления полуночи надо обязательно убрать отсюда Сник,
- сказал Дунски.
     - Конечно.
     Квартира выглядела довольно неряшливо, создавалось  впечатление,  что
здесь давно никто не живет - даже декоративные настенные экраны и те  были
отключены. Они прошли мимо  помещения  со  стоунерами,  в  котором  Дунски
насчитал девятнадцать цилиндров - четырнадцать взрослых  и  пять  детских.
Лица за окошками, как обычно, напоминали статуи, невидящие глаза сохраняли
абсолютную неподвижность в полном неведении о  том,  что  они  смотрят  на
преступников.
     Блондинка открыла дверцы шкафа для личных вещей, отодвинула в сторону
кипу одежды и сказала:
     - Вытаскивайте ее.
     Длинный вместе с темнокожей женщиной вытащили Сник из шкафа, где она,
окаменелая,  сидела  скрючившись,  словно   эмбрион   в   утробе.   Дунски
наклонился, чтобы рассмотреть ее поближе. Синяк в том месте,  куда  ударил
Кастор, стал теперь темно-красным. Глаза закрыты, и это непонятным образом
принесло ему некоторое облегчение. Ухватившись руками за голову Сник,  они
потащили тело к одному из стоунеров и втолкнули его внутрь. Длинный закрыл
дверь цилиндра, темнокожая подошла к стене и приоткрыла панель управления.
     - Еще рано, - остановил ее Длинный.

                                   16

     Длинный наклонился, чтобы достать что-то из сумки, которую он положил
на пол, и выпрямился, держа в  руке  пистолет.  Протянув  его  Дунски,  он
сказал:
     - Не хотите ли получить эту штуку назад?
     - Благодарю, - Дунски, принял оружие. - До тех пор, пока Кастор  жив,
оно вполне может мне пригодиться.
     Мужчина кивнул.
     - Мы продолжаем искать его. Нас, конечно, посвятили в ваши дела, но я
все же предпочел бы услышать рассказ непосредственно из ваших уст. К  тому
же нам неизвестны подробности, так что довольно трудно  правильно  оценить
истинное положение.
     - Положение действительно очень непростое. Я бы даже сказал,  что  мы
угодили в самый настоящий переплет.
     - Как насчет того, чтобы побеседовать за чашечкой  кофе?  -  спросила
блондинка. - Или вы сможете изложить все в нескольких словах?
     - Кофе был бы весьма кстати, - согласился Дунски.
     Они прошли в кухню и все, кроме блондинки,  расселись.  Она  вставила
угол  звезды  в  прорезь  на  дверце  шкафчика,  на  которой   красовались
непонятные инициалы. Дверца открылась, и блондинка сказала:
     - Я заказала эту звезду, когда узнала о том, что Мартин и  Банблоссом
собираются в отпуск. Я настоящий друг...
     Длинный покашлял.
     - Достаточно. Чем меньше Ум Дунски знает о нас, тем лучше.
     - Простите, Ум Гар...
     Блондинка смущенно скомкала окончание его имени.
     - Ты слишком много разговариваешь. Таите, - заметил Длинный.
     - Буду внимательнее, - ответила блондинка. (Дунски про себя уже решил
называть  ее  "по  масти").  Она  молча  взяла  из  шкафчика  два   кубика
окаменелого кофе, поместила их в стену,  закрыла  дверцу,  нажала  кнопку,
открыла дверцу и вытащила горячий кофе в бумажной упаковке.
     - Я расскажу вам о том, что нам известно, а затем  уже  вы  дополните
картину. Мы получили информацию...  в  устной  форме.  Коммуникациями  мы,
естественно, пользовались только для передачи сообщений своему начальству.
     Пока Дунски рассказывал. Блондинка разлила кофе и  молча  указала  на
пластмассовые коробочки с сахаром и сливками. Допивая вторую чашку, Дунски
закончил свой рассказ, сообщив только те обстоятельства, знать которые, по
его мнению, им было абсолютно необходимо.
     Наступило  продолжительное  молчание.   Затем   Длинный,   постукивая
пальцами по подбородку, сказал:
     - Мы должны узнать, что известно этой Сник. А уж потом будем решать.
     - Что решать? - спросил Дунски.
     -  Надо  ли  ее  убивать  до  замораживания  или  достаточно   просто
пропустить через стоунер и где-нибудь  спрятать.  Если  мы  не  убьем  ее,
останется вероятность,  что  ее  сумеют  обнаружить,  а  тогда  она  может
заговорить.
     Дунски издал стон, словно его ударили под ребро.
     - Допускаю... возможно, это необходимо, но...
     - Когда мы, вступая в иммеры, давали клятву, вы же знали, что в  один
прекрасный день от вас могут потребовать совершить  убийство...  -  сказал
Длинный, не сводя с Дунски суровых карих глаз.  -  Вы  же  не  собираетесь
оспаривать этот очевидный факт?
     -  Конечно,  нет.  Я  никогда  не  стремился  воспользоваться  только
преимуществами  своего  положения,  избегая  неудобных  обязательств...  Я
принимаю все, что связано со статусом иммера. Но убийство... это приемлемо
только в случае абсолютной необходимости.
     - Знаю, - сказал Длинный. Он проглотил остатки кофе,  поставил  чашку
на стол и поднялся. - Танте, подготовьте Сник, - сказал он Блондинке.
     Блондинка предложила темнокожей женщине последовать за  ней.  Длинный
опустил свою  сумку  на  стол  и  начал  выкладывать  из  нее  орудия  для
проведения допроса. Дунски отвернулся и уставился в пустоту, за высоким  и
широким окном. На улице не  было  никого,  кроме  нескольких  пешеходов  и
одинокого велосипедиста, - все  сосредоточенно  спешили  по  своим  делам.
Никаких праздношатающихся личностей. Если  где-то  поблизости  и  дежурили
органики, никто из них не устроился рядом с окном, чтобы подсмотреть,  что
происходит внутри. "Счастливые, невинные и наивные люди, - подумал Дунски,
глядя на беззаботных прохожих.  Занимаются  своими  делами  и  понятия  не
имеют, что совсем рядом вот-вот произойдет нечто  плохое.  Да,  плохое,  -
повторил Дунски, -  но  и  не  ужасное".  Иммеры  не  собирались  свергать
правительство. Все, чего  они  добивались,  к  чему  стремились,  -  мирно
сосуществовать с ним, более или менее придерживаясь установленных им рамок
и правил и не испытывая с его стороны  давления.  Их  самые  смелые  планы
никогда не заходили дальше того, чтобы изменить правительство  всего  лишь
настолько, чтобы под его эгидой стала возможной истинная  свобода.  Что  в
этом плохого?
     Длинный  положил  некоторые  из  инструментов  обратно  в  сумку,   а
остальные перенес в гостиную.
     - Положим ее здесь, - сказал он,  указывая  на  диван.  -  А  вы  все
отойдите... чтобы она не видела ваших лиц.
     Длинный обвязал себе лицо Носовым платком и встал рядом с  цилиндром,
держа в руке газовый баллончик-распылитель. Он кивнул головой, и Блондинка
включила питание. Через секунду оно автоматически отключилось, и Блондинка
закрыла панель. Длинный приоткрыл  дверцу  цилиндра,  пустил  внутрь  него
струю газа и снова захлопнул дверь. Проделал он все это настолько  быстро,
что Блондинка даже не  повернулась.  Дунски  успел  увидеть  расширившиеся
глаза Сник, ее агонизирующее лицо  -  она  пыталась  выйти  из  "утробного
состояния", распрямиться и подняться. В окне цилиндра промелькнули ее лицо
и ладони. Промелькнули - и она соскользнула вниз. Длинный  сдвинул  платок
на шею и прежде, чем открыть дверь, отсчитал  по  часам  тридцать  секунд.
Сник  вывалилась  из  цилиндра,  ударившись  головой  о  пол  -  ноги   ее
подогнулись, зад задрался вверх.
     Дунски помог  темнокожей  перенести  обмякшее  тело  Сник  на  диван.
Длинный - Дунски теперь только  так  и  называл  его  про  себя  -  провел
каким-то диском, который он  аккуратно  держал  кончиками  пальцев,  вдоль
вздернутого вверх лица Сник  и  по  ее  телу.  Затем,  попросив  Дунски  и
чернявую перевернуть тело, он провел диском по спине.  Скользя  по  левому
бедру, диск внезапно  издал  пронзительный  сигнал.  "Ага!"  -  воскликнул
Длинный, возвращая устройство к тому месту, на котором оно  сработало.  Из
кармана рубахи он вытащил красный карандаш и отметил им квадратный участок
на коже. Затем положил диск в карман  и  извлек  другое  приспособление  -
тонкий цилиндр с пузырем на  конце.  Прижав  пузырь  к  коже  Сник  внутри
очерченного квадрата, он начал медленно перемещать  пузырь  из  стороны  в
сторону, пытаясь определить, где он звучит громче всего.
     Длинный достал из кармана темные очки, надел их и принялся пристально
рассматривать то место, где звук оказался самым громким, а затем обозначил
небольшим крестиком точку в самом центре квадрата. Сняв очки, сложил их  и
убрал в карман.
     - Передатчик. Почтовый голубь. Выключен, конечно.
     - А откуда вы знаете? - спросил Дунски.
     - Если бы работал, нас давно бы арестовали.
     Длинный приложил к руке Сник устройство для проверки пульса.
     - Несколько больше нормы, - определил он, - но после газа обычно  так
и бывает. - Повернув регулятор, он еще раз приложил устройство к  руке.  -
Учитывая обстоятельства, можно сказать, что давление крови нормальное.
     Дунски почувствовал импульсивное желание  прикрыть  отвисшую  челюсть
Сник, однако подавил его. Еще подумают, что он ей симпатизирует.
     - Не могу точно определить, причинил ли  ей  ощутимый  вред  удар  по
голове, который ей достался, - сказал  Длинный.  -  Будем  надеяться,  что
соображать от этого она не разучится. Еще не хватало, чтобы она  на  наших
руках умерла от повреждения черепа.
     - Пока допрос не закончен, уверен,  этого  не  произойдет,  -  сказал
Дунски.
     - Да, - подтвердил Длинный, словно не заметив в его голосе сарказма.
     Длинный провел по левой руке Сник прибором  для  обнаружения  вены  и
остановился в том месте, где оранжевая лампочка на его конце моргала  ярче
всего. Медленно поводив им из стороны в сторону, он  остановился  в  точке
самого яркого свечения. Затем он прижал  прибор  к  коже  и  отвел  его  -
оранжевое пятнышко отметило место, куда должна войти игла. Длинный  протер
кожу спиртом, пятно не исчезло, не  растворилось.  Шприцем  для  подкожных
впрыскивают Длинный ввел три кубика темной  красноватой  жидкости  в  вену
Сник. Ее веки задрожали.
     Длинный, время от времени сверяясь с книгой, приступил  к  выполнению
утвержденной Департаментом органиков процедуры  допроса.  Судя  по  всему,
отметил про себя Дунски, он и сам является органиком. То, как  он  задавал
вопросы и о чем именно спрашивал,  находилось  в  строгом  соответствии  с
законом, однако во всех других отношениях он  позволил  себе  значительные
отклонения  от   установленной   процедуры.   На   допросе   отсутствовали
обязательные в подобных случаях  независимые  судьи,  врач,  представитель
защиты и государственный обвинитель. Видеосъемка также не  проводилась,  к
тому же отсутствовал и  представитель  банка  данных,  который  непременно
должен официально идентифицировать личность  допрашиваемой  как  известную
государству под именем Пантеи Пао Сник.
     Длинный мог, конечно, воспользоваться идентификационным диском  Сник,
чтобы  прочитать  всю  записанную  в  нем  информацию,  но  он   явно   не
сомневаются, что всего он таким образом не узнает, - иначе зачем ему  было
проводить этот допрос.
     Один из моментов, несомненно никак не обозначенный на карточке  Сник,
- это цель ее нынешней миссии.
     Длинный сразу перешел к сути дела и спросил Сник о ее задании. Однако
тактика его не была слишком уж  прямолинейной:  он  не  стал  задавать  ей
вопрос напрямую, ожидая, что она тут же все выложит. Лекарство, которое он
использовал, не открывало плотину; то, что несомненно было Сник  известно,
предстояло  вытащить  из  нее  постепенно,  факт  за  фактом,  в  процессе
обстоятельного, неторопливого допроса. Тем не менее  Сник  не  особенно  и
сопротивлялась его натиску:  детали  общей  картины  выскакивали  из  нее,
словно хорошо смазанные ящики из стола.
     Закончив допрос. Длинный уселся рядом  с  ней  на  стул.  Кондиционер
давно отключился, и по лбу его катился крупный пот.
     - Я очень  рад,  что  Сник  послали  не  для  слежки  за  нами.  Это,
действительно, большое облегчение. Но так или иначе она бы  вышла  на  наш
след. Фактически это уже произошло, просто нам повезло, что схватили ее до
того, как она связалась с органиками.
     Основное задание Сник  состояло  в  том,  чтобы  найти  и  арестовать
дэйбрейкера по имени Монинг  Роуз  Даблдэй.  Это  женщина-ученый,  которая
занимала довольно высокий пост  в  Воскресном  Департаменте  генетики.  Ее
подозревали в участии в  некой  секретной  организации,  поставившей  себе
целью свержение правительства, хотя до сего момента эта организация  и  не
совершила никаких насильственных действий. Воскресные  органики,  явившись
арестовать ее, обнаружили, что Роуз скрылась  в  неизвестном  направлении.
Кто-то успел ее предупредить. Скорее всего, информатор сам был органиком.
     Правительство считало поимку Даблдэй  настолько  важной,  что  выдало
Сник временную визу,  предоставлявшую  право  кочевать  из  одного  дня  в
другой. Когда Сник находилась  в  Понедельнике,  ей  сообщили  о  Гриле  и
попросили присмотреть заодно  и  за  ним.  Попав  в  Среду,  она  получила
информацию о том, что пустился в бега еще один опасный преступник - Доктор
Чанг Кастор. Власти попросили Сник,  которая  должна  была  отправиться  в
следующий день для продолжения поисков Даблдэй, сообщить  органикам,  если
она что-нибудь услышит о Касторе.
     Правительства всех дней старались, насколько  возможно,  сохранить  в
тайне ее подлинную миссию; поэтому в разговоре с Тинглом Сник прикрывалась
тем, что разыскивает самого безобидного из всех преступников - Гриля. Она,
конечно, понимала, что объяснение это неубедительное. У Тингла не могло не
вызвать удивления то обстоятельство, что  Воскресный  органик  разыскивает
дэйбрейкера, скрывшегося из Понедельника. Однако ее не  очень-то  заботили
его подозрения, поскольку  она  обладала  иммунитетом  против  допроса  со
стороны гражданского лица.
     Увидев Кастора в парке на площади Вашингтона, Сник начала погоню.  Ей
следовало бы сообщить о нем органикам - они  бы  пришли  ей  на  помощь  и
арестовали  Кастора.  Она  ошибалась  в  главном,   считая,   что   Кастор
принадлежит к той же организации, что  и  Даблдэй.  В  отличие  от  своего
начальства. Сник была уверена, что эта организация существует во всех днях
и опасалась, что арест Кастора лишит ее возможности выйти  через  него  на
других революционеров.
     Несомненно, что в  ходе  допроса  органикам  удалось  бы  выведать  у
Кастора все,  что  ему  известно  об  иммерах.  Но  его  друзья  наверняка
прослышали бы об этом и пошли бы на самоубийство или, как не  связанная  с
иммерами Даблдэй, стали бы дэйбрейкерами. В конце концов и в  этом  случае
их неизбежно поймали бы, но к этому времени они вполне могли быть доведены
до отчаяния настолько, чтобы все-таки принять яд, который по уставу всегда
находился при них. Иммер мог лишить себя жизни и другим  путем:  произнеся
специальную кодовую фразу, взорвать миниатюрную бомбу, имплантированную  в
тело. Многим уже пришлось пойти на  это,  а  сейчас  подобная  перспектива
открывалась перед Даблдэй.
     - Наверно, она - настоящее чудовище! - обронила Блондинка.
     - Кто? - не понял Длинный.
     - Эта Даблдэй, кто же еще! Она должна была убить себя!
     - Мы тоже когда-нибудь столкнемся с таким выбором, - заметил Дунски.
     - Надеюсь,  никто  из  нас  не  поведет  себя  так,  как  Даблдэй!  -
произнесла Блондинка.
     - Полагаю, никого из нас не вынудят к этому, - вставила чернявая.
     Дунски подумал, хватит ли на это смелости у него. Джеф Кэрд наверняка
решился бы на самоубийство. Тингл тоже вполне способен на  суицид.  А  вот
отважился ли бы Дунски? Или, если вспомнить о  завтра,  что  сделал  бы  в
критической ситуации Уайт Репп? Наверняка умудрился бы найти  в  геройской
смерти какое-нибудь извращенное наслаждение, удовлетворение  наконец...  А
что другие? Про них  ничего  определенного  он  сказать  не  мог.  Слишком
далекими казались они ему в этот момент - не реальная плоть, а эктоплазма.
     - Нам известно, - объявил Длинный, - что  Сник  собиралась  допросить
вас в качестве Тингла, поскольку вы имеете доступ к банку данных Среды,  а
она намеревалась привлечь себе в  помощь  несколько  таких  людей.  Вы  не
единственный, с кем она пыталась наладить контакт. Она  вела  себя  крайне
скрытно и, конечно же, не выдала вам свое настоящее задание - сначала  она
хотела вас проверить. По ее мнению, и вы вполне могли оказаться  одним  из
революционеров. Она не предприняла новых попыток  связаться  с  вами,  ибо
считала, что вышла на след Даблдэй, однако след этот,  как  оказалось,  не
был слишком горячим.
     - Ну и любите же вы  говорить,  -  заметил  Дунски.  -  Блондинка  по
сравнению с вами просто глухонемая.
     Длинный, нахмурившись, поднялся.
     - Вы что хотите сказать?
     - Своих имен вы мне так  и  не  сообщили.  Вероятно,  на  то  имеются
причины. Но только что вы произнесли имя моего образа из  Среды.  Довольно
глупо. Ум Длинный!
     - Длинный?
     - Это прозвище, которое я вам дал про себя. Вы тут  набрасывались  на
Блондинку за то, что она будто бы слишком много  болтает.  Однако  она  не
сказала ничего опасного для нас. А вот вы...
     Длинный попытался изобразить улыбку.
     - Вы правы. Это действительно глупо с моей стороны.  Как-то  случайно
вырвалось. Тем не менее, я прошу прощения. Больше не позволю  себе  ничего
подобного. Никакого вреда от этого быть не может. Она же, - он  указал  на
Сник, - нас не слышит.
     - Ее  подсознание  вполне  может  следить  за  нами.  Ученые-органики
работают над проблемой извлечения информации из подсознания. Не исключено,
что в самом ближайшем будущем они найдут способ, как это делать.  Если  им
действительно это удастся, они смогут проверить допрос и все наши  беседы.
Все, что Сник слышала, находясь в  бессознательном  состоянии,  станет  им
известно. Даже то, что она видела в  тех  случаях,  когда  глаза  ее  были
открыты, тоже станет их достоянием.
     Длинный глубоко вздохнул:
     - Зато из мертвеца они уж точно ничего вытянуть не смогут.
     Блондинка затаила дыхание,  темнокожая  женщина  уставилась  на  него
широко раскрытыми глазами.
     Дунски почувствовал слабость в коленках.
     - Вы намекаете на то, что собираетесь убить ее? - наконец прервал  он
молчание.
     Длинный, покусывая губы, взглянул  на  Сник.  Рот  ее  уже  закрылся;
казалось, она просто спит. Она действительно  красива,  отметил  про  себя
Дунски. Прямо этюд в коричневых тонах: нежный и невинный котик-детеныш.  И
в то же время согласно ее биоданным она была очень мобильна, решительна  и
изобретательна в преследовании преступников.
     - Я не хочу этого  делать,  -  объявил  Длинный.  -  Никогда  еще  не
приходилось убивать. Мне ненавистна даже сама идея убийства. Я думаю,  что
мог бы пойти на  это  только  в  случае  абсолютной  необходимости,  когда
никакого другого выхода уже не оставалось бы.  Но  я  никогда  не  позволю
принять это решение за меня, не соглашусь на то, чтобы попытаться уйти  от
ответственности, переложив решение на начальника. Я...
     На секунду Дунски замолчал, почувствовав еще один  приступ  слабости,
который, однако, на сей раз не был вызван решением Длинного. В глазах  его
вспыхнул  яркий  свет,  и  со  всех  сторон  подступило  тепло.  Хотя  это
"прерывание" - как  иначе  описать  ту  странную  волну,  отключившую  его
сознание, и тут  же  отступившую?  -  было  коротким,  он  успел  все-таки
почувствовать  огромную  любовь  к  Длинному,  хладнокровно  обдумывающему
убийство, и к Сник, которую скоро могли убить.
     Свет, тепло и слабость прошли. Дунски легонько потряс головой, словно
хотел стряхнуть с нее капли воды. Что это было?
     Он подумал, что Отец Том Зурван на секунду  пробился  из  глубин  его
сознания, а затем снова растворился где-то  вдали.  Однако  размышлять  об
этом ему не хотелось. Тот факт, что Зурван оказался  в  состоянии  сделать
это, свидетельствовал о его, Дунски, слабости, о том, что барьер, мысленно
возведенный им на пути Зурвана, не столь уж надежен. Минутная  слабость  с
неожиданной отчетливостью продемонстрировала ему  еще  одну  бесспорность,
которую он с радостью поскорее оттолкнул от себя: те  из  его  персонажей,
которые, если смотреть на соответствующие им дни недели, отстояли друг  от
друга дальше других, душевно  оказывались,  наоборот,  ближе  друг  другу.
Путешествие во времени не всегда происходит в хронологическом порядке.
     Что бы ни вызывало в душе Дунски столь странные ощущения,  заливающий
все свет так или иначе перешел в непрекращающееся мигание.
     - Не думаю, что  от  нее  надо  избавляться,  -  произнес  Дунски.  -
Посмотрите, ну что  ей  известно!  Преследовала  Кастора,  он  ударил  ее.
Проснулась уже в стоунере, вокруг какие-то люди в масках, которые  тут  же
снова лишили ее сознания. Наверняка в ее  представлении  человек,  который
оглушил ее второй раз, это тоже Кастор. Она...
     - Неужели вы думаете, что Кастор такого же роста и сложения, как я? -
спросил Длинный. - Или, может быть, я одет так же, как он?
     - Нет, - медленно ответил Дунски, - но она видела вас только мельком,
да и дверь наполовину скрывала вас. У нее же нет ни  малейших  подозрений,
что в этом деле замешан кто-то, кроме  Кастора.  Даже  если  ее  найдут  и
дестоунируют, что она сможет рассказать властям?
     Он остановился, чтобы сглотнуть слюну.
     - Да и вообще нужно ли сажать ее в цилиндр?  Разве  не  лучше  будет,
если завтра ее найдут, хотя подождите,  ведь  найти  ее  могут  не  раньше
следующего Четверга.
     Он повернулся к Блондинке.
     - Сколько еще времени они - Мартин и Банблоссом - пробудут в отпуске?
     - Они возвращаются завтра, я имею в виду в свое  завтра,  то  есть  в
следующий Четверг.
     - Значит, до того, как ее обнаружат, у нас есть еще целая  неделя,  -
сказал Дунски, поворачиваясь к Длинному.
     - Не у нас, а у вас, - поправил  его  Длинный.  -  Остальные  еще  до
наступления полуночи разойдутся по стоунерам.
     - Под нами я понимаю всех иммеров, - сказал Дунски. - До того времени
мы должны убрать Кастора с дороги. Надо разделаться с ним еще  сегодня.  А
мы тут теряем время с  этой  Сник.  Надо  все  силы  направить  на  поиски
Кастора.
     Длинный сверху вниз посмотрел на женщину, которая не проявляла особых
признаков волнения. Повернувшись так, чтобы его лучше  слышали  остальные,
он по-прежнему не сводил взгляда с Дунски.
     - Вы очень плохо все обдумали, -  сказал  Длинный.  -  Вы  позволяете
своим чувствам заглушить в вас логику, чувство ответственности и  ощущения
того, что для нас лучше, а что хуже.
     - В этом деле Кастор для нас как нельзя кстати. Я говорю о деле Сник.
Здешние органики знают, что он зверски убил уже двух женщин. Если...  если
в таком же виде найдут тело Сник, естественно, они решат, что это его  рук
дело.  Благодаря  этому  никого  другого  они  и  не  заподозрят.  Пожелай
правительство Воскресенья послать кого-нибудь ей на замену, это произойдет
не раньше следующего Воскресенья.
     - О Господи, - воскликнула Блондинка, поднеся руку к губам.
     - Ты собираешься разделаться с ней как мясник!

                                   17

     - Вы... не... можете... этого... сделать, - выдавил Дунски.
     Длинный, глядя на него, усмехнулся:
     - И почему нет?
     - Это нельзя назвать  слишком  просоциальным  поведением,  -  сказала
Блондинка.
     Дунски против своей воли издал истерический смешок.
     - О Господи, ну и слова! Просоциальное поведение! - повторил он, чуть
не захлебываясь. - Мы говорим о человеческой жизни, вы что не понимаете?
     - Да, - согласился Длинный. - Но это ради большего блага.  Ну  ладно!
Хватит разговоров! Никогда не встречал таких словоохотливых говорунов. Что
вы болтаете, как попугаи? Вы же, кажется, считаете  себя  иммерами,  а  на
самом деле... вы!..
     Дунски сумел-таки - едва ли не в буквальном смысле  -  взять  себя  в
руки. Почти физически он ощутил, как невесть откуда  взявшиеся,  невидимые
руки протянулись к нему и непостижимым образом обхватили изнутри. Что это?
Отец Том?
     - Я решил, что надо делать. Вы должны слушаться меня. Командую  здесь
я, - заявил Длинный.
     - Мне никто не говорил, что вы у нас за командира, - сказал Дунски. -
Кто вас уполномочил?
     Длинный покраснел от злости, ноздри его раздувались.
     - Разве ваш шеф не сообщил вам, что я поставлен во главе операции?
     -  Обычно  мой  шеф  делится  со  мной   только   самой   необходимой
информацией, - холодно заметил Дунски. - Видимо, на этот  раз  он  упустил
нечто важное. Во всяком случае...
     - Дунски  подхватил  свою  сумку  и  набросил  ее  ремень  на  плечо.
Рассерженный Длинный все-таки сохранил  остатки  здравого  смысла,  что  и
позволило ему усмотреть в быстром и решительном движении  Дунски  реальную
угрозу. Он еще не забыл, что у Дунски есть пистолет.
     Голос Длинного звучал твердо, хотя голова его заметно подрагивала.
     - Вы справедливо заметили - у нас нет  времени  на  разговоры.  Итак,
приказы отдавать буду я. Как я сказал, мы избавимся от Сник, -  это  самое
логичное действие. К тому же повторяю: я так решил.
     - Вы сами собираетесь разделаться с ней или  предоставите  эту  честь
кому-нибудь другому? - спросил Дунски.
     - Какое значение имеет, кто это сделает?! - громко выкрикнул Длинный.
- Важно, что это должно быть сделано.
     Он бросил взгляд на свою  сумку,  покоившуюся  на  маленьком  столике
совсем рядом с ногами Сник. Дунски не сомневался, что у Длинного тоже было
оружие. Он мысленно спросил  себя,  что  он  будет  делать,  если  Длинный
бросится к пистолету. Действительно ли он,  Дунски,  способен  пристрелить
коллегу-иммера, чтобы помешать ему убить какого-то органика?  Вряд  ли  он
узнает ответ, если не дойдет до дела, чего бы он, Дунски, крайне не хотел.
     А  Время,  однако,  текло  или   плыло,   а   может   быть,   бежало?
Действительно, как правильнее назвать  то  неосязаемое  движение  Времени,
превращающее Потом в Сейчас. В течение  следующих  секунд  будущее  должно
сделать выбор. Или все не так,  и  просто  происходит  то,  что  и  должно
произойти, а никаких альтернатив нет и в помине, и случай не  относится  к
числу факторов, влияющих на выбор.
     -  Не  могу  поверить,  что  это  происходит!  -  тоненьким  голоском
пропищала Блондинка.
     - Вот и я тоже, - вставил Длинный, продолжая  пятиться  от  Дунски  к
своей сумке. - Я мог  бы  подать  в  Совет  отчет  о  вашей  эмоциональной
неустойчивости.
     Дунски не оставалось ничего другого, как пытаться сгладить неловкость
своего положения.
     - Это не очень-то похоже на убийство.  Мы  собираемся  поступить  как
мясники. Мне просто не по себе от одной  мысли  об  этом.  Вы  должны  это
понять. Меня... почти что... стошнило. Но если это необходимо...
     Длинный, казалось, немного расслабился.
     - Конечно, необходимо.  И  я  это  сделаю.  Никогда  не  попросил  бы
кого-нибудь заменить меня...
     Он взглянул на Сник.
     - Поверьте, будь какая-то другая возможность...  Вы,  вместе  с  этим
человеком, - добавил он, обращаясь к  Блондинке,  и  кивая  на  Дунски,  -
засуньте ее в стоунер.
     В хитрости Длинному не откажешь: если обе руки у Дунски будут заняты,
он не сможет воспользоваться оружием.
     - Здесь ее убивать нельзя, - сказала Блондинка. -  Органики  допросят
всех жильцов здания. Они что-нибудь пронюхают,  и  тогда  у  нас  появятся
сложности...
     - Благодарю, - холодно произнес Длинный. - Ее надо будет  куда-нибудь
унести отсюда, причем я не хочу, чтобы вам это  место  было  известно.  Ни
одному из вас.
     Дунски приподнял Сник, взяв тело за плечи. Какой мягкой и теплой  она
была. Как скоро тело ее станет твердым и холодным. А  затем  снова  таким,
как сейчас - мягким и теплым. А уже потом тела  больше  не  станет  -  его
расчленят на части. Джеймс чувствовал, как немеют его  конечности,  словно
он принимал на себя частицу смерти Сник.
     Блондинка ухватила тело за ноги, и они вместе понесли его к стоунеру.
Они втолкнули Сник в цилиндр, усадив ее там - тело механически наклонилось
вперед. Дунски приподнял ноги Сник и тоже втолкнул их в цилиндр, прижав  к
груди Сник. Затем он отошел, а Блондинка закрыла дверцу.  Длинный  включил
регулятор мощности и проследил за тем, как движок через  несколько  секунд
снова вернулся в прежнее положение.
     - Все свободны, - сказал  Длинный.  -  Можете  возвращаться  к  своим
обычным занятиям. Когда вы понадобитесь, мы установим с вами контакт.
     Блондинка  заплакала,  а  на  лице  Длинного  появилось   недовольное
выражение. Дунски потрепал ее по плечу:
     - За бессмертие приходится платить, вот так-то.
     Его слова вызвали у  Длинного  еще  большее  недовольство.  Чернявая,
опустив глаза, взяла Блондинку за руку.
     - Надо идти.
     Они удалились через дверь в холл, Дунски взглядом проводил их.  Дверь
за ними закрылась; он посмотрел на стоунер.  Окошко  его,  как  и  будущее
Сник, было совершенно пустым.
     - Ну? - вопросительно произнес Длинный.
     Он стоял, положив на сумку правую руку.
     - Не волнуйтесь. Я ухожу, - объявил Дунски.
     Длинный посмотрел на него, а затем перевел  взгляд  на  сумку.  Слабо
улыбнувшись, он сказал:
     -  Увидите,  что  я  прав.  Советую  хорошенько   выспаться.   Завтра
проснетесь другим человеком.
     - У меня именно так всегда и бывает, - ответил  Дунски.  -  Возможно,
этим и объясняются многие из моих неприятностей.
     - Что вы имеете в виду? - нахмурился Длинный.
     - Ничего.
     Он не потрудился попрощаться или каким-то  другим  способом  выразить
желание еще раз встретиться с Длинным. Дунски направился к выходу,  слегка
озабоченный тем, что Длинный не сводит с него глаз. Дунски еще не до конца
расстался  с  идеей  спасти  Сник,  и  в  голове  его  зарождалась   мысль
предпринять еще одну, последнюю попытку, на этот раз не  на  словах,  а  с
помощью оружия. Это было бы, конечно, полным сумасшествием. Ну спас бы  он
Сник - а что потом с ней делать? У него же, в отличие от  Совета  иммеров,
не  было  никакой  возможности  хорошенько  припрятать  ее.  Длинный   был
совершенно прав: ему, Дунски, следует обратить самое серьезное внимание на
свою эмоциональную устойчивость. С точки зрения простого здравого  смысла,
с позиций логики он был неправ? Или все-таки прав? Кто может определить, в
чем заключается абсолютная истина?
     Дунски уже подошел к двери, когда вдруг пронзительно заревела сирена.
Он обернулся - Длинный бросился к одному из настенных  экранов,  мерцавших
оранжевым светом. Он что-то негромко сказал в экран, и  на  нем  появилось
лицо мужчины. Дунски отступил немного назад, чтобы  из-за  спины  Длинного
рассмотреть происходящее на экране.
     Мужчина на экране заметил Дунски и спросил:
     - А он... должен это слышать?
     - Откуда мне знать? - резко выпалил Длинный. - Мне  даже  неизвестно,
что вы собираетесь сообщить.
     - Это касается всех нас, - ответил мужчина.
     - Так о чем?
     - О Касторе. Он совершил еще одно убийство!
     Дунски почувствовал, как внутри  у  него  что-то  оборвалось,  словно
умерла последняя надежда. Он знал, что сейчас скажет мужчина.
     - В одной  из  квартир  на  Бликер  Стрит  органики  обнаружили  труп
женщины. Ее разделали, как и всех предыдущих женщин.  Убийца  вытащил  все
внутренности, отрезал груди и прилепил их к стене. Имя женщины  -  Нокомис
Мундотер, подданная Среды. Она была  женой  Роберта  Тингла.  Он  сам  вне
подозрений, поскольку находится в собственном цилиндре,  а  убийство  -  в
этом нет никаких сомнений - произошло менее часа  назад.  Кастор,  видимо,
проник в квартиру, дестоунировал свою жертву  и  разделался  с  ней,  пока
сегодняшних жильцов не было дома. Они вернулись домой и нашли  ее.  Почерк
все тот же.
     Дунски судорожно втянул носом воздух  и,  закусив  губу,  отвернулся.
Затем опустился на диван, продолжая смотреть на Длинного. Тот,  беседуя  с
человеком на экране, поглядывал  и  на  Дунски.  Дунски  прошел  в  кухню.
Дрожащей рукой он налил себе кофе, не ощущая  вкуса  выпил  его,  поставил
чашку на стол и подошел к большому окну. Горе не уходило, только сжавшись,
спряталось внутри него. Все  его  тело,  от  пят  до  кончика  носа,  было
недвижным, безжизненным, словно кусок льда.
     Уставившись сквозь занавески на открывавшуюся  ему  часть  улицы,  он
едва слышно пробормотал:
     - Я больше не могу этого вынести.
     - Эта женщина... она была вашей женой? - спросил Длинный из-за спины,
легонько откашлявшись.
     - В некотором роде, - ответил Дунски, продолжая смотреть в окно.
     Солнце уже не светило  так  ослепительно  и  ровно,  как  еще  совсем
недавно. Яркие вспышки - предвестники приближающейся грозы - разнообразили
окрасившееся в серый цвет небо.
     - Мне очень жаль, - сказал Длинный, - но... Всегда есть какое-то  но,
не правда ли?
     Длинный еще раз кашлянул.
     - На этот раз действительно есть. Надо как можно скорее добраться  до
Кастора. Может быть, органиков и не сильно интересует, что  Кастор  сделал
во Вторник, но теперь им известно о его делах в  Среду.  Наверняка  они  и
сегодня будут  ждать  от  него  чего-нибудь  в  том  же  роде,  а  значит,
организуют на него настоящую облаву.
     - Руперт! - выкрикнул вдруг Дунски.
     - Что?
     - Моя жена. Ей угрожает смертельная опасность.
     - Не больше, чем вам, - вставил Длинный. - Один раз  он  уже  пытался
вас убить и, будьте уверены, не оставит своих попыток, пока один из вас не
отправится на тот свет.
     Дунски повернулся лицом к Длинному и с удивлением отметил  про  себя,
насколько тот побледнел.
     - Руперт нуждается в защите.
     - Я уже послал двоих, чтобы взяли ее под охрану, - сказал Длинный.  -
Они расскажут ей, что произошло. - Он тряхнул головой.  -  Дело  принимает
все более серьезный оборот.
     - Не знаю, что предпринять.  Нет  никакого  смысла  и  дальше  просто
болтаться по улицам в ожидании встречи с Кастором.
     - Да, это так, - согласился Длинный. - Думаю, надо  вам  сидеть  дома
вместе с Руперт и ждать.  Кастор  наверняка  попытается  напасть  на  вас.
Охрана спрячется и будет наблюдать за квартирой.
     - Мы станем приманкой для него?
     - Мы играем с ним в игру с  ожиданием.  А  тем  временем  все  иммеры
Манхэттена и многие в соседних городах будут искать Кастора.
     - Сомневаюсь, что он попытается вломиться в мою квартиру. Там слишком
много посторонних.
     - Да, я знаю, - сказал Длинный, покусывая губы. - Судя  по  выражению
его лица, он без одобрения относился к групповым бракам.
     Длинный ничего не сказал о повреждении куклы-двойника Тингла, а ведь,
если бы он что-нибудь слышал об этом, наверняка не стал бы молчать. Кастор
свободно мог испортить двойников Кэрда и Тингла и тем  самым  сделать  для
органиков очевидным, что оба они были дэйбрейкерами. И не сделал он  этого
только по одной причине: он собирался собственноручно убить Кэрда. Если бы
органики схватили его первыми, они тем самым лишили бы Кастора возможности
осуществить свою месть и избавить вселенную от Сатаны.
     - Мне кажется, я уже не выдерживаю напряжения, - произнес Дунски.
     - По вашему  виду  действительно  похоже,  -  согласился  Длинный.  -
Пройдите за мной.
     Они перешли в гостиную. Дунски сел. Длинный  достал  из  своей  сумки
шприц и баночку со спиртом.
     - Поднимите руку.
     - Зачем? - спросил Дунски, но руку тем не менее поднял.
     - После укола некоторое  время  вы  будете  чувствовать  себя  лучше.
Лекарство, правда, не позволяет избежать шока, оно только оттягивает его.
     Голубоватая жидкость перелилась из шприца  в  руку  Дунски.  По  телу
разлилось тепло, кровь побежала быстрее.  Сердце  забилось,  и  оцепенение
отступило.  Ему  даже  показалось,  что  он  видит,  как   оно   буквально
испаряется, покидая его тело.
     - Теперь лучше? - спросил Длинный.
     - Гораздо лучше. Хорошо, что это  не  успокаивающее.  Мне  необходимо
сохранять быстроту реакции.
     - Некоторое время лекарство будет поддерживать ваш  тонус,  -  сказал
Длинный. - Правда, потом придется платить за это.
     "Всегда приходится платить, - подумал Дунски. Какова вообще плата  за
членство в обществе иммеров? Почему я задаю подобные вопросы? Я  только  и
делаю, что расплачиваюсь за это удовольствие, и долг  мой  далеко  еще  не
исчерпан".
     Он поднялся и снова направился к двери, но потом остановился,  жестом
указал на цилиндр и спросил:
     - А она? Что...
     - Да, да, - прервал его Длинный. - Вот насчет вас, Дунски, ничего  не
могу сказать. Мне кажется, у вас  самые  неизбежные  вещи  и  те  вызывают
возражение. Вполне могу понять ваши чувства,  по  крайней  мере,  мне  так
кажется, но я не вижу в вас тех  качеств,  которые  совершенно  необходимы
любому иммеру.
     - Нет, нет, это просто кажется, - пробормотал Дунски. - Я думал,  что
так будет не совсем правильно.
     - Правильный путь - это наилучший путь.  А  сейчас  идите.  Вас  ждет
жена.
     Дунски открыл дверь и обернулся, чтобы  последний  раз  взглянуть  на
Длинного. Тот сурово смотрел  на  него.  Воля  этого  человека  показалась
Джеймсу столь же твердой, как тела, застывшие в цилиндрах. Он закрыл дверь
и направился через холл к выходу. На улице шел дождь,  и  Дунски  отступил
назад под крышу. Он вытащил из сумки небольшой желтый  рулончик  длиной  и
толщиной с указательный  палец.  Зажав  трубочку  двумя  пальцами,  Дунски
распустил ее, щелкнув кнопкой. Получился просторный плащ  с  капюшоном,  с
краев которого с треском посыпались электрические искры.
     Закутавшись в плащ, он вошел под проливной ливень. Улица была  пуста,
только одинокий велосипедист  энергично  крутил  педали,  склонившись  над
рулем и разбрызгивая колесами огромные лужи. Вдалеке прогрохотал  гром,  и
темные, суровые толщи облаков прорезала  молния,  словно  сияющие  артерии
всевышнего.
     Совсем не обязательно было сразу же идти домой.  Руперт  наверняка  в
безопасности. Длинный не любит, когда его приказы игнорируют,  но  что  он
сможет сделать? Ничего. В конце концов  он,  Джим  Дунски,  не  собирается
совершать  ничего  дурного.  Просто  по  дороге  домой  немного  побродит,
пошатается туда-сюда. Вот если бы он позволил себе сотворить нечто  другое
- то, что так волновало  его  взбудораженный  разум,  тогда  он,  конечно,
заслужил бы  серьезное  наказание.  От  Длинного  можно  ждать  всего.  Он
запросто способен устроить ему какой-нибудь несчастный случай и избавиться
от него. Хотя это вызовет цепь проблем для иммеров. Ведь  с  исчезновением
Дунски пропадут также Ом, Зурван и Ишарашвили.
     В опасности окажутся все семь ролей.  С  другой  стороны,  они  же  -
гарантия того, что иммеры не встанут против  него.  Однако  если  ситуация
обострится до предела, иммеры могут прекратить его действия и  убрать  его
со сцены.

                                   18

     Некоторое время Джим Дунски размышлял над тем, что ему делать дальше.
Настало время принимать решение. Перед ним  открывались  две  возможности:
уйти и  оставить  Сник  умирать  или  попытаться  ее  освободить.  Логика,
инстинкт самосохранения и просто здравый смысл диктовали необходимость как
можно скорее убраться подальше от этого места. Однако  страх  перед  самой
идей убийства и стоящий перед глазами образ убиенной Сник - на сей раз  не
голая идея, а живой, кровоточащий образ - не давали ему покоя.
     Действительно ли цель оправдывает  средства?  Если  у  человека  есть
сердце, то для него существует только один ответ на этот древний вопрос.
     Но поступи он несомненно правильно, непременно оказался бы неправ...
     - Нужно было думать  об  этом,  когда  я  клялся  в  вечной  верности
принципам тимеров, - пробормотал Дунски и, немного помолчав, добавил: - Но
я ведь не собираюсь предавать их, раскрывать какие-то секреты организации.
Я просто выкраду тело,  где-нибудь  спрячу,  никакого  вреда  безопасности
иммеров это не причинит. - И в этот  момент  он  понял,  что  не  позволит
Длинному убить Сник. Если это окажется в его силах, Джим спасет ее. У него
имелся на эту затею свой план, хотя  он  и  казался  очень  рискованным  и
вполне мог сорваться. А провал плана - его собственная смерть.
     Он осмотрел улицу в оба конца. Тех  двоих,  что  по  словам  Длинного
будут наблюдать за ним, видно не было, но Дунски не  сомневался,  что  они
где-то поблизости. Стоит появиться Кастору, они тут же объявятся  и  убьют
его, впрочем, кто может гарантировать,  что  они  поспеют  вовремя,  чтобы
спасти своего коллегу-иммера. После общения с Длинным Дунски был  убежден:
тот не остановится перед тем, чтобы принести его в жертву, сделать из него
приманку.
     Нет, нет. В сложившихся обстоятельствах Длинный вряд ли  захочет  его
смерти. Прежде чем это произойдет, ему надо обзавестись хорошо продуманным
прикрытием.
     Оглушаемый проливным дождем, Дунски шел по улице. Позади, словно  они
подкрадывались к нему со спины, гром и молния подходили все ближе и ближе.
На углу  Джоунс  Стрит  и  Седьмой  улицы  Дунски  остановился  и  оглядел
открывшийся перед ним широкий бульвар. Ни пешеходов, ни велосипедистов, да
и машин было гораздо меньше, чем  обычно:  пара  такси,  правительственный
лимузин да патрульная машина органиков, которая медленно,  не  более  пяти
миль в час, курсировала по улице с включенными огнями, скрывая за  мокрыми
от дождя стеклами двоих людей. Казалось, они не обращают никакого внимания
на одинокого пешехода в желтом плаще с капюшоном.
     Гроза в этой ситуации была как  раз  то,  о  чем  Дунски  мог  только
мечтать. Она лишила спутников возможности  наблюдать  за  происходящим  на
улице,  одновременно  убрав  с  нее  лишних  свидетелей.   Даже   случайно
выглянувшие из ближних окон вряд ли бы что-нибудь разглядели.
     В двух кварталах отсюда к северу  по  Седьмой  улице  двигался  белый
микроавтобусе черными, как у зебры, полосами. На  Манхэттене  таких  машин
добрых три тысячи, все они  принадлежали  подразделениям  Государственного
Корпуса уборки, обслуживающим жителей всех дней. Машина сбросила  скорость
у светофора и проехала на желтый свет, не дожидаясь  зеленого.  Дунски  не
удивился, заметив, как  она  свернула  на  Джоунс  Стрит.  Автомобиль  мог
спокойно  остановиться  у   квартиры,   после   чего   работники   Корпуса
беспрепятственно войдут в дом и вынесут оттуда большой пакет  или  выкатят
покрытую брезентом тележку, не вызвав ни у кого  особых  подозрений.  Если
кто и увидит, так только удивится и  с  восхищением  заметит,  что  Корпус
уборки работает даже в такую ужасную погоду.
     Дунски остановился посмотреть, как станут развиваться события - все в
точном соответствии с ожидаемым им сценарием. Двое мужчин в форме  Корпуса
Уборки  Четверга  -  в  зеленых  брюках  с  манжетами   и   в   облегающих
ядовито-красных плащах - вышли из машины. Один из них открыл задние двери,
а второй вытащил складную тележку. Несколько секунд они постояли,  видимо,
давая возможность Длинному рассмотреть их  физиономии  на  экране.  Дунски
заметил темную фигуру, стоящую у входа под  козырьком.  Наверно,  один  из
двоих приставленных к нему охранников.
     Наблюдатель, вероятно, удивился,  почему  Дунски  еще  не  отправился
домой. Наверняка сейчас совещается с Длинным по радио.  Интересно,  а  где
второй? Если в кустах или где-нибудь за  деревом  -  он  преуспел:  хорошо
спрятался.
     Кроме наблюдателя  у  входа,  единственным  человеком  на  улице  был
велосипедист, который как раз в это  время  повернул  на  Джоунс  Стрит  с
Четвертой Западной улицы. Сквозь  густую  пелену  дождя  Дунски  разглядел
фигуру в темном дождевике и широкополой непромокаемой  шляпе.  Склонившись
над рулем и спрятав лицо, мужчина энергично  работал  ногами,  преодолевая
сопротивление залившей улицу воды. Дунски еще более замедлил  шаги.  Нужно
немного подождать. Двум псевдомусорщикам потребуется примерно  три  минуты
на то, чтобы войти в квартиру, развернуть тележку и, уложив  на  нее  тело
Сник, вернуться к автомобилю и погрузить ее. Если Длинный не  задержит  их
для дополнительных указаний.
     Дунски не хотел оказаться у машины слишком рано. Он должен  появиться
возле нее тотчас, как эти двое переложат в нее свою ношу, но до того,  как
они опустят дверцу и закроют замок.
     "Я делаю это, - подумал он. - Я сошел с ума, но я это делаю..."
     Он  ждал.  Нет,  ничего  не  получится.  Дунски  выругался.  Человек,
торчавший у входа в здание напротив, через улицу, свяжется  с  Длинным  по
радио, и тот появится вместе с мусорщиками,  чтобы  самому  проследить  за
происходящим. Или прикажет  им  оставаться  внутри  здания,  пока  сам  не
узнает,  какого  черта  Дунски  болтается  под  ногами.  Если  не  захочет
высовываться сам, пошлет кого-то другого - одного из мусорщиков.
     - Придется импровизировать, - пробормотал Дунски.
     Дверь  в  здание  распахнулась  -  мусорщик,  пятясь   назад,   тащил
развернутую теперь тележку. Дунски подождал, пока появится и второй -  они
вдвоем несли тележку-носилки.  Он  двинулся.  Человек  у  входа  в  здание
напротив вышел из тени  под  дождем.  Он  в  нерешительности  остановился,
словно раздумывая, что-то выкрикивая на ходу.
     В это время из кустов внезапно выскочил человек, в  правой  руке  его
можно было различить  темный  предмет.  Пистолет.  Один  из  иммеров  тоже
выхватил оружие. Дунски еще раз выругался.  Ему  совершенно  не  хотелось,
пытаясь предотвратить одно убийство, совершить другое.
     Оба мусорщика,  казалось,  не  слышали  криков.  Они  сложили  колеса
тележки и, подняв ее на руках, втискивали в машину. Дунски побежал к  ним.
Просунув руку в сумку, он на бегу нащупал пистолет и вытащил  его.  Сейчас
он набросится на мусорщиков с пистолетом, пригрозит им и заставит  бросить
оружие и убираться прочь. Он блефует.  Удастся  ли  ему  запугать  их?  Он
узнает об этом только в критическую минуту.
     К этому моменту кричащий человек приблизился настолько, что мусорщики
могли услышать его, несмотря на сильный западный  ветер  и  продолжающуюся
грозу. Они повернулись к нему. Одновременно с этим велосипедист выпрямятся
в седле; его белые зубы блеснули то ли в ухмылке, то ли в злобном рычании.
Правая рука велосипедиста поднялась от пояса, сжимая пистолет.  Он  быстро
прицелился. Протянувшись от  него  к  ближайшему  из  вооруженных  мужчин,
блеснула белизной  рукотворная  молния  выстрела.  Расстояние  было  футов
шестьдесят, а значит луч, достигнув цели, потерял значительную часть своей
мощи. Однако человек упал  лицом  вперед  и  проехал  несколько  футов  по
скользкой от воды мостовой. Его пистолет,  звякнув,  ударился  о  камни  и
отлетел в сторону. Охранник, корчась и содрогаясь  на  мостовой,  даже  не
пытался подняться.
     Второй иммер тотчас же выстрелил в ответ, но промахнулся - белый  луч
прошел в нескольких дюймах за спиной  велосипедиста.  Захохотав  настолько
громко, что смех его, казалось, заглушил даже раскаты грома,  велосипедист
выстрелил еще раз. Луч прошел чуть выше колена иммера, наполовину  отрезав
ему ногу.
     - Кастор! - простонал Дунски.
     Оба мусорщика подбежали к автомобилю. Длинный  с  пистолетом  в  руке
выскочил из здания. Пока еще они с Кастором не могли  видеть  друг  друга.
Затем  Кастор,  быстро  работая  педалями,   вынырнул   из-за   автомобиля
мусорщиков. Дунски,  Длинный  и  Кастор  выстрелили  одновременно.  Кастор
немного  затормозил,  и   лучи,   направленные   на   него,   пересеклись,
нейтрализовав друг  друга.  Однако  поскольку  велосипед  слегка  занесло,
прицел Кастора тоже сбился. Дунски метнулся  в  сторону  и,  падая,  снова
нажал спусковую кнопку. Луч с шипением ударился о мостовую.
     Кастор,  несмотря  на  свое  безумие,  был  спокоен  и  расчетлив   в
действиях. Заметив, как Дунски падает, и оценив, что в  течение  следующих
нескольких секунд он не сможет ему угрожать, он взял на  прицел  Длинного.
Их лучи, встретившись, уничтожили друг друга. Однако  Кастор  не  совершил
такой ошибки, которую допустил Длинный, отпустивший  кнопку,  чтобы  затем
нажать ее снова. Кастор не прерывал своего  луча,  хотя  подобная  тактика
могла привести к быстрому истощению батареи. Луч его  оружия  на  сей  раз
беспрепятственно добрался до цели, прошив Длинному живот. Иммер,  выпустив
оружие, обхватил живот руками и рухнул  на  спину,  ударившись  головой  о
стену дома.
     К этому времени Дунски, дважды перекатившись, застыл и, сжимая обеими
руками пистолет, уперся локтями в мостовую.  Он  выстрелил.  По  мостовой,
рядом с двориком дома напротив, в этот миг ударила молния - гроза достигла
своего апогея. Следующий удар расщепил надвое огромный дуб.
     Оба мусорщика выскочили из-за машины с оружием в руках.  Дунски  едва
успел заметить их, как очередная вспышка ослепила его. Прозвучавший следом
удар грома, словно электрический взрыв небывалой мощности, оглушил его. На
какую-то секунду Дунски даже показалось, что молния угодила прямо в  него.
Перестрелка проходима настолько быстро, что у него просто не было  времени
для осознания опасности и страха. Зато удар  молнии  привел  его  в  ужас.
Словно под влиянием этой огромной энергии в нем  пробудились  и  страхи  и
беспомощность, которые человек подспудно хранит в себе еще с  тех  времен,
когда  он  обитал  в  пещерах,  всматриваясь  в  небеса,  где   притаились
разгневанные боги.
     Воспользовавшись охватившим Дунски оцепенением.  Кастор  поднялся  на
четвереньки и, быстро шаря вокруг руками,  нашел  свой  пистолет.  Тот  из
мусорщиков, что находился ближе к нему, казалось, был парализован.  Он  не
выстрелил в  Кастора,  пока  тот  представлял  собой  беспомощную  мишень.
Второй, тоже не сразу справившись от  шока,  вызванного  молнией,  наконец
распрямился и занял позицию за автомобилем. Кастор однако уже успел  найти
свое оружие и рывком откатился  в  сторону;  лучи,  пущенные  мусорщиками,
превратили воду в соседних лужах в облачко пара. Дунски вскочил на ноги  и
помчался  к  машине.  Кастор,  продолжая  перекатываться,  все-таки  сумел
направить  оружие  на  мусорщиков.  Луч  прорезал  пластик  автомобильного
корпуса у правого заднего крыла  и  прошил  ближнего  к  нему  противника.
Несчастный закричал и повалился на мостовую.
     Второй мусорщик тоже нажал на спусковую кнопку, однако лучи в  третий
раз встретились. Кастор остановился, луч  скользнул  в  сторону,  метнулся
обратно  и  прошелся  прямо  по  глазам  врага.  Завопив,  мужчина  уронил
пистолет, схватился руками за лицо и, шатаясь, заковылял не зная куда.
     Кастор, что-то возбужденно вскрикивая,  по-прежнему  лежа  на  земле,
направил оружие на бегущего Дунски. Дунски выстрелил - луч прошел рядом  с
плечом Кастора. Кастор завопил от ярости - батарея его оружия иссякла. Он,
словно на трамплине, высоко подпрыгнул, и приземлившись, бросился бежать к
автомобилю. Дунски  проскочил  мимо  шатающегося  мусорщика,  ослепленного
выстрелом Кастора, и еще раз из-за его плеча выстрелил. Луч  однако  отсек
угол правой двери машины. Кастор уже добежал до машины и спрятался за ней.
     Дунски,  тяжело  дыша,  резко  свернул,  отлично  понимая,  что   ему
необходимо добежать раньше, чем Кастор  сумеет  поднять  пистолет  первого
мусорщика. Он оказался рядом с машиной как раз в тот  миг,  когда  Кастор,
пригнувшись, выскочил из-за прикрытия заднего колеса и, схватив  пистолет,
хотел подняться на ноги. Дунски всем  телом  обрушился  на  него,  повалив
Кастора на спину.
     Под тяжестью Дунски воздух со  свистом  вырвался  из  груди  Кастора.
Где-то неподалеку молния еще раз ударила в мостовую. Кастор ухватил Дунски
за запястье и свирепо вывернул его -  пистолет  выпал,  однако  Джеймс  не
попытался снова овладеть им. Вместо этого, издав трубный крик, он  ухватил
Кастора за горло.
     - Теперь ты в моей власти!  -  завопил  Кастор.  -  Тебе  не  удастся
отринуть Бога!
     Кастор начал задыхаться, но несмотря на это все  же  успел  вцепиться
Дунски в горло, сомкнув вокруг него  свои  руки.  Дунски  выпустил  глотку
Кастора, и, резко оттолкнувшись от него, отскочил в сторону. Оказавшись на
ногах раньше врага, он бросился на него еще раз,  свалив  Кастора  с  ног.
Приподняв его за шиворот, он потряс его,  а  затем  изо  всех  сил  бросил
спиной на автомобиль. Кастор обмяк и  медленно  сполз  на  землю.  Дунски,
ухватившись за него одной рукой, начал в исступлении наносить ему удары  в
подбородок. Затылок сумасшедшего при каждом  новом  ударе  откидывался,  с
шумом шлепая по корпусу автомобиля. Так продолжалось, пока руна Дунски  не
устала настолько, что он уже просто не мог пошевелить ею.
     Наконец глубоко вздохнув, -  будто  весь  воздух,  окружающий  Землю,
вдруг одним разом переместился в его легкие, - Дунски  бросил  Кастора  на
мостовую.
     Бог был мертв.
     Дунски не мог совладать с охватившей все его  тело  дрожью.  С  каким
удовольствием он улегся бы на мостовую, позволив потокам  дождя  и  ударам
молнии поступать с ним по своему усмотрению. Сейчас это была бы  для  него
лучшая в мире постель, самая желанная и в высшей мере  необходимая.  Но...
всегда отыщется какое-нибудь но... он не мог сейчас поступить так, как ему
больше всего хотелось.
     Из соседнего здания выходили  и  приближались  к  нему  люди.  Их  не
останавливал  даже  неутихающий  ливень  и  несмолкаемые  раскаты   грома,
сопровождавшие немилосердные стрелы  молний  -  гроза  гремела  прямо  над
головами. Наверняка уже и органиков вызвали. Надо уходить.
     Шатаясь,  Дунски  обошел   вокруг   автомобиля,   остановился   около
водительского сидения, повернулся,  проковылял  обратно,  чтобы  подобрать
оружие, двинулся, потом еще раз вернулся,  на  сей  раз,  чтобы  захватить
забытую сумку, которая свалилась с плеча, когда он бросился  из-за  машины
на Кастора. Подняв пистолет мусорщика, он установил регулятор  на  отметку
"выжигание" и методично сжег кожу на шее  Кастора,  сохранившую  отпечатки
его пальцев. Затем закрыл  задние  двери  машины  и  устало  плюхнулся  на
переднее сидение,  дыша  так,  словно  кто-то  вспорол  ему  ножом  горло.
Автомобиль двинулся с места.
     Никто не пытался его остановить.
     Дунски хотел было повернуть  влево  на  Четвертую  Западную  -  тогда
свидетели скажут органикам, что он скрылся в этом направлении -  но  потом
передумал. Там слишком  близко  находилась  Площадь  Шеридан,  где  всегда
дежурят органики. С Джоунс Стрит он поехал  направо,  миновал  Корнелию  и
переехал через мост канала Кропоткина. Нужно было как можно скорее бросить
машину и спрятать Сник. Но сделай он первое, ему бы не осуществить второе.

                                   19

     Едва миновав небольшой парк, расположенный к востоку от канала, рядом
с Четвертой Западной,  Дунски  заметил  позади  себя  огни  приближающейся
машины. Ругаться уже не было сил. Патрульная машина? Скорее всего.  Дунски
не мог даже выскочить из машины и броситься бежать. Его без  труда  догнал
бы и восьмидесятилетний старик. Машина преследователей вильнула в сторону,
готовясь обойти его, но затем сбросила скорость,  стараясь  поравняться  с
ним. Окошко открылось, и сидящий за рулем мужчина что-то прокричал  в  его
сторону. Однако слова его утонули в  раскатах  грома,  к  тому  же  стекло
справа от Дунски было поднято, что, вероятно, еще больше  заглушило  голос
мужчины. Дунски опустил стекло и что-то крикнул в ответ. Водитель  не  был
одет в форму, к тому же номер на его машине отсутствовал. Но это отнюдь не
означало, что двое сидящих в ней людей  не  органики.  С  другой  стороны,
почему тогда они не прилепили на крышу обычную в таких случаях подставку с
оранжевым сигнальным огнем? Может, это  иммеры,  которых  послали  ему  на
помощь?
     Дунски остановил машину и подождал, пока эти двое  подойдут  к  нему.
Они оказались органиками, но принадлежали также и к сообществу иммеров. Их
послали, чтобы убедиться, что он выбрался  из  этой  истории.  Оказывается
Длинный действительно получил от охранников с улицы сообщение о  том,  что
Дунски не ушел сразу же, как это  было  ему  приказано.  Они  направлялись
подобрать его, когда получили из штаба приказ отправиться на Джоунс Стрит.
Кто-то позвонил и сообщил, что там происходит схватка.
     - Я вам все расскажу потом, - сказал Дунски. -  А  сейчас  переложите
тело этой женщины к себе в багажник. Машину я оставляю здесь.
     Второй органик - это была женщина - произнесла:
     - У нас приказ доставить вас к нашему шефу.
     Дунски  выключил  двигатель   и   фары   и   вышел   из   автомобиля.
Женщина-органик поспешила помочь перенести тело Сник.
     - О, я забыл! - воскликнул Дунски и бросился протирать руль и дверную
ручку машины Носовым платком.
     Затем, забравшись на заднее сидение автомобиля органиков, он лег так,
чтобы его нельзя было  заметить  снаружи.  Хлопнула  крышка  багажника,  и
органики заняли передние сидения.
     - Может, и его надо было поместить в багажник, - заметила женщина.
     Мужчина не ответил. Женщина что-то произнесла, прижав  к  губам  свои
наручные часы, однако  голос  ее  звучал  очень  тихо  -  Дунски  не  смог
различить ни единого слова. "Они  общаются  не  на  той  частоте,  которой
обычно пользуются органики", - подумал он. Мужчина поехал к  Вуменвэй.  Их
обогнали две патрульные машины со включенными сиренами;  эти  направлялись
куда-то на запад. Машина  свернула  налево,  проследовала  по  Вуменвэй  к
северу, затем направо - на Восточную Четырнадцатую улицу и снова налево  -
на Вторую авеню. Сразу же после  Площади  Стайвесант  они  остановились  у
подъезда большого многоквартирного дома. Дунски видел это здание прежде  -
монументальное строение, формой своей  отдаленно  напоминающее  храм  Тадж
Махал,  но  немного  меньше  по  размеру.  Тут   жили   высокопоставленные
правительственные чиновники, у многих его обитателей здесь же находились и
служебные кабинеты. В здании пристроилось множество магазинчиков, а  также
просторный зал для  торжественных  заседаний,  ресторан  и  гимнастический
манеж. Видимо,  ситуация  действительно  была  не  из  приятных.  Раз  его
привезли сюда, значит Совет не видел другого выхода, и дело приближалось к
критической точке.
     Мужчина остался  в  машине  прослушивать  каналы  органиков.  Женщина
проводила Дунски по широкому,  отделанному  мрамором  коридору,  по  обеим
сторонам которого замерли воплощенные в камне, одетые в официальную  форму
фигуры чиновников, когда-то важно вышагивавших  здесь.  Статуи  давно  уже
нуждались в том, чтобы их избавили от пыли.
     Они остановились у дверей одного из многочисленных лифтов, и  женщина
объявила в настенный экран:
     - Он здесь.
     -  Пусть  поднимется  один,  -  ответил  глубокий  мужской  голос.  -
Возвращайтесь на пост. После того, как он войдет в лифт.
     - Слушаюсь, Ум, - сказала женщина. Она ушла лишь когда Дунски вошел в
кабину и за ним закрылись двери.
     Джеймс поднялся на один из этажей Куполообразной части, вышел в холл,
устланный  прекрасными  коврами  и  сверкавший  изысканной  отделкой,   и,
обратившись к ожидающему его мужчине, представился:
     - Дунски.
     Мужчина кивнул и проводил его  через  холл  к  одной  из  дверей.  На
табличке стояли два имени: Пайет Эссекс Вермолен и Майа Оуэн Барух.  Имена
были Дунски знакомы, хотя их обладателей видеть  ему  не  доводилось.  Оба
приходились ему троюродными братом и сестрой: Вермолен по отцовской линии,
а Барух - по материнской. Поскольку  они  состояли  с  ним  в  родственных
отношениях, он предполагал, что оба кузена  входили  в  общество  иммеров,
хотя никаких доказательств тому он не имел.  В  квартире  они  жили  одни,
несложно  было  поэтому  определить  их  принадлежность  к  самым   высшим
официальным  лицам.  Стены  квартиры  украшали  обои,  повсюду  попадались
предметы антиквариата и бесконечные безделушки,  разнообразящие  интерьер.
Вряд ли их было бы такое множество, если бы хозяевам приходилось  все  это
прятать на шесть дней в неделю. Положение этой пары по всем признакам было
даже более высоким, нежели  его  подруги  из  Вторника,  комиссар-генерала
Хорн, которая делила  свою  квартиру  с  еще  одной  женщиной,  гражданкой
Четверга.
     Вермолен, высокий  худой  мужчина,  принял  от  Дунски  его  уличную,
промокшую от  дождя  одежду  и  развесил  ее.  Маленькая,  худощавая  жена
Вермолена спросила Дунски, не желает ли он перекусить или выпить.
     - Стаканчик бурбона с бутербродом, -  хрипло,  заторможенно  попросил
он. - Спасибо. Если не возражаете, я воспользуюсь вашим туалетом.
     Вернувшись в гостиную, он уселся на огромный мягкий  диван,  покрытый
накидкой из искусственного меха. Брюки и башмаки Джеймса оставляли  вокруг
мокрые следы, но он не обращал на это внимания.
     Майа Барух принесла выпивку, и  сама  села  рядом.  Дунски  отхлебнул
виски и глубоко вздохнул.
     Вермолен  тоже  сел,  но,  пока  Дунски  не  расправился   со   своим
бутербродом, сохранял молчание.
     - Ну, - сказал он, наконец, подаваясь вперед. - Расскажите обо  всем,
что произошло. Некоторые детали я уже слышал от своих людей  по  радио.  Я
получил  также  отчеты  от  вашего  непосредственного  начальника   и   от
официальных лиц из других дней. Сейчас  я  хочу  услышать  всю  историю  в
целом. Мне нужна полная информация - все, что так или  иначе  относится  к
этому делу.
     Дунски  излагал  события,  время  от  времени  останавливаясь,  чтобы
ответить на вопросы Вермолена и Барух.  Удостоверившись,  что  он  услышал
все, что возможно, удовлетворенный Вермолен откинулся  на  спинку  кресла,
сцепив ладони кончиками пальцев, походивших на луковки церковных куполов.
     - Ну и катавасия. Но, думаю, можно все это уладить.  Теперь  органики
уже не станут искать Кастора. К  сожалению,  остаются  еще  эти  мертвецы.
Совершенно непонятно, что с ними делать.  Власти  займутся  выяснением  их
личностей, изучат биоданные, просмотрят имеющиеся записи их жизни,  найдут
и допросят всех их знакомых. Они  попытаются  связать  все  обстоятельства
воедино, хотя не думаю, что им удастся разгадать эту загадку.  По  крайней
мере, остается на это надеяться. Мы весьма основательно замели все  следы.
Увы,  никогда  нельзя  быть  уверенным,  что  некая   на   первый   взгляд
совершеннейшая мелочь не  окажется  в  определенный  момент  существенной.
Может быть, и им подвернется что-то в этом роде.
     - А что насчет следующей Среды? - спросил Дунски.  -  Органики  будут
допрашивать меня как Боба Тингла. Если у них возникнут подозрения, мне  не
избежать тумана истины. Вы же понимаете, что это значит.
     Вермолен жестом руки показал, что не принимает  подобную  возможность
всерьез.
     - А что у них есть? Замок,  который  уничтожил  Кастор,  заменили  до
приезда скорой помощи. Ваше оружие унесли. Произошел несчастный случай, вы
поскользнулись на куске мыла и ударились головой -  вот  и  все.  Об  этом
позаботятся наши люди из Среды. Среди них есть  весьма  высокопоставленные
персоны.
     "Возможно, он и прав, - подумал Дунски. - Только вот слишком уж много
иммеров участвует в вызволении  его  из  этой  переделки,  слишком  многим
известны его роли в других днях".
     -  Вы  прекрасно  замели  следы,  -  сказал  Вермолен.  -  Однако  не
исключено, что свидетели все-таки  найдутся:  многие  могли  наблюдать  за
происходившим из окон домов.
     - Шел проливной дождь, - заметил Дунски. - Было темно, к тому  же  на
мне был плащ с капюшоном.  Можно  еще  выпить?  Благодарю.  Какие-то  люди
повыскакивали в тот момент, когда я садился в машину, однако близко ко мне
они не подходили. Наблюдение со спутников вести  не  могли:  было  слишком
облачно.
     - Я знаю, - сказал Вермолен. - Органики станут заниматься этим  делом
до самой полуночи и только потом закроют лавочку.  Они  оставят  сообщение
властям Вторника  и  Среды.  Но  те  сочтут  дело  законченным.  Кастор  -
совершенно очевидный психопат, уже  убит.  А  это  -  конец  следа.  Хотя,
сегодня... слишком много  трупов.  Это,  конечно,  касается  исключительно
Четверга, и все же следует проинформировать иммеров из других дней.  Тогда
они тоже смогут помочь нам замести следы, если в этом будет необходимость.
Возможно, внедрят какое-нибудь ложное объяснение. Это лучше всего. -  Лицо
его вдруг осветилось. - Любое правдоподобное объяснение событий  -  лучше,
чем ничего. В этом случае неразрешенное дело останется в  банке  данных  и
теоретически будет находиться там неограниченно долго.  Будучи  раскрытым,
оно попадет в секцию истории.
     Дунски с трудом удерживался, чтобы не закрыть глаза.
     - Наверняка это лучший план. Только...
     - Что только?
     - Как насчет Сник?
     - Гархар зашел с ней слишком  далеко,  -  заметил  Вермолен,  тряхнув
головой. (Так вот как на самом деле звали "Длинного", подумал Джеймс). - Я
не смирился бы с убийством Сник, хотя должен сказать, что  план  возложить
на Кастора вину за эту бойню был весьма удачен. Не думаю  все  же,  что  я
допустил бы это. Гархара винить  трудно.  Ему  было  поручено  командовать
операцией, а времени на согласование действий с нами у него не  было.  Так
или иначе... это уже в прошлом. Сник останется в окаменелом состоянии,  мы
спрячем ее в надежном месте.
     Вермолен снова сцепил пальцы в характерном жесте.
     - Сегодня  ее  не  хватятся.  Они  подумают,  что  она  занята  своим
собственным расследованием, если, конечно, о ней вообще  вспомнят.  Кастор
займет у них все время. Так.  А  что  произойдет  завтра?  Должна  ли  она
явиться в штаб органиков с визой и приказами, полученными  в  Воскресенье?
Нет, не  обязана.  И  как  Пятница  узнает,  что  она  вообще  должна  там
появиться? Никак. Так же, как и другие дни. О  ее  исчезновении  никто  не
вспомнит, пока не наступит следующее Воскресенье, когда она не  предстанет
с отчетом перед своим шефом. Воскресенье с этим ничего поделать не сможет,
только передаст соответствующие запросы в адрес  последующих  дней.  Когда
наступит еще одно Воскресенье, они узнают, что Сник пропала в Четверг.  До
этого у нас еще куча времени, чтобы  хорошенько  ко  всему  подготовиться.
Возможно, вообще ничего и не придется делать.
     - Надеюсь, - проговорил Дунски.
     Он вдруг представил себе Пантею Сник, твердую и холодную, запрятанную
в некоем укромном месте навеки. Найдут ли ее когда-нибудь?
     - Бедняжка, - сказала Майа Барух, поглаживая его руку.
     Дунски взглянул на нее, и она добавила:
     - Твои жены убиты. Так ужасно.
     - Ему все-таки удалось отомстить, - заметил Вермолен.
     Она отдернула  руку  и  отодвинулась  от  Дунски.  Еще  бы!  Он  убил
человека. И неважно, что сделал он это в порядке самообороны и что Кастора
так или иначе необходимо было убрать. Сама  мысль  -  она  сидит  рядом  с
человеком, способным на насилие, вызывала у нее неприятие.
     - Я понимаю, что местью мертвых уже не вернешь, - проговорил  Дунски.
- Это старое клише. Но все-таки месть хотя бы доставляет удовлетворение.
     Барух шмыгнула  носом  и  отодвинулась  еще  дальше.  Дунски,  устало
улыбнувшись, спросил:
     - Что с Руперт фон Хенцау, с моей женой?
     - Ей сообщили, - ответил Вермолен. - Она  сегодня  установит  за  вас
куклу в цилиндре.  Или,  как  предложил  я,  покинет  коммуну  сегодня  же
вечером, скажет им,  что  и  она,  и  вы,  разводитесь  с  ними.  Все-таки
объяснение. Если она решит уйти,  то  воспользуется  аварийным  стоунером.
Вашу сумку на завтра она возьмет с собой. В любом случае - уйдет  она  или
нет - Руперт позаботится, чтобы вы смогли получить свою завтрашнюю  сумку.
Она просила передать, что любит вас и что завтра вы увидитесь. То есть,  в
следующий Четверг.
     Дунски не счел необходимым посвящать  супругов  в  то,  что  запасные
сумки припрятаны у него в укромных местах по всему городу.
     Вермолен немного помолчал, а затем объявил:
     - Что касается вас, то вы останетесь здесь.  Я  думаю,  возражений  с
вашей стороны не будет?
     - Вам известно, что моя жена из  Пятницы  сейчас  находится  в  Южной
Америке в археологической экспедиции?
     - Конечно. Нам пришлось навести справки и о ней, чтобы составить себе
полную картину вашего сегодняшнего положения.
     Этот человек знает о нем слишком много, но что с этим можно поделать?
     - Я очень устал, - сказал Дунски. - Хотелось бы принять  душ  и  лечь
спать. У меня сегодня был тяжелый день.
     - Я провожу вас в вашу комнату,  -  предложил  Вермолен,  вставая.  -
Когда вы проснетесь, нас скорее всего уже здесь  не  будет.  Позавтракаете
сами, а затем можете отправляться по делам. Я оставил сообщение для вашего
шефа, я имею в виду -  на  завтра.  Я  сказал  ему,  что  всю  необходимую
информацию он получит от вас. Думаю, он, как  только  сможет,  свяжется  с
вами.
     - Все зависит от того, сочтет ли он это необходимым.
     Спальня оказалась просто шикарной, с огромной, опускающейся с потолка
кроватью. Вермолен нажал какую-то кнопку на настенной панели и подвешенная
на цепях кровать медленно поползла вниз, а затем стала на ножки,  которые,
пока она опускалась, выдвинулись по углам.
     - Если до того, как мы с  женой  отправимся  в  стоунеры,  что-нибудь
произойдет, я оставлю для вас сообщение. Будет мерцать вот этот  экран,  -
он указал на стену. - Ночную рубашку вы найдете в шкафу.
     - Это слишком шикарно, - поблагодарил Дунски. - Я не привык  к  такой
роскоши.
     - Мы несем огромную ответственность, так что заслуживаем и  большего,
- заметил Вермолен.
     Дунски пожелал ему спокойной ночи, а когда Вермолен покинул  комнату,
проверил замок. Дверь была заперта. Он почистил зубы  одноразовой  щеткой,
которую нашел в шкафчике, принял душ и лег спать. Но долгожданный  сон  не
шел. Он, словно сошедший с рельсов  поезд,  затерялся  где-то  по  дороге.
Перед глазами Дункана в некоем мысленном зале  проносились  образы:  Озма,
Нокомис, Кастор... Его стала бить дрожь. Потекли и тут  же  прошли  слезы.
Дунски встал и подошел к маленькому бару в углу - еще один предмет роскоши
- и налил себе стакан напитка под названием "Социальное наслаждение  номер
1". "Чего тут только нет!" - подумал он.  Минут  пятнадцать  он  маятником
ходил по спальне. Ноги его постепенно ослабевали, но  остановиться  он  не
мог. Дункан по-прежнему сжимал стакан в руке. Делая последний  глоток,  он
вдруг увидел Уайта  Реппа,  улыбающегося  из-под  своей  широченной  белой
шляпы.
     - Жаль, что я не смог принять участие в этой чудесной перестрелке  на
Джоунс Стрит, - сказал Уайт. - Мне  бы  сподручнее  проделать  это  вместо
тебя! Уж я бы получил удовольствие!
     - Еще даже полночь не наступила, - пробормотал Дунски, и Уайт исчез в
тумане.
     Дунски  залез  в  постель  и  заплакал.  В  голове  его  -  словно  в
сумасшедшем доме - со всех  сторон  появились  вдруг  зеркала,  в  которых
отражалась одна и та же картина: холодное, твердое,  как  бриллиант,  тело
Сник. Погружаясь в беспокойный сон, он подумал:  не  стоит  жалеть  о  ней
больше, чем о других. Это несправедливо.

                               МИР ПЯТНИЦЫ

                                    РАЗНООБРАЗИЕ. Второй месяц года Д5-Н1
                                    (День-пять, Неделя-один)

                                   20

     Уайт Бампо Репп вразвалочку вышел из  своей  квартиры,  прошел  через
холл и остановился  у  лифта.  Вид  у  него  был  что  ни  на  есть  самый
экстравагантный - во всей Пятнице  подобным  образом  одевался  только  он
один. Белая  "десятигаллоновая"  шляпа,  кроваво-красный  платок  на  шее,
фиолетовая рубаха с непомерно широкими рукавами и кружевной  манжеткой  на
шее, безрукавка из черной искусственной кожи, тяжелый ремень  с  массивной
пряжкой,  на  которой  изображен  ковбой  на  брыкающейся  лошади,  тесные
небесно-голубые джинсы, отделанные на швах кожей, и  белые  тисненой  кожи
башмаки на  высоких  каблуках  с  изображением  скрещенных  шестиразрядных
пистолетов.  Уайт  Репп  -  знаменитый  деятель  телевидения,   сценарист,
режиссер и продюсер одновременно, был крупнейшим специалистом по вестернам
и историческим драмам. Чего не хватало в  этом  костюме  -  и  это  сильно
раздражало Реппа, - так это тисненой кобуры, а лучше  двух,  и  игрушечных
пистолетов с элегантной чеканкой.  Правительство  не  разрешило  дополнить
туалет маэстро этими на первый взгляд безобидными деталями. Если маленьким
детям нельзя играть с  оружием,  почему  это  должно  дозволяться  большим
детям? Репп подавал бы им дурной пример.
     Правда, то же самое правительство никак не ограничивает  демонстрацию
оружия и насилия на экранах  и  в  специальных  залах  для  развлечений  -
эмфаториях. Оно, как  и  все  другие  органы  верховной  власти,  начиная,
наверно, с основания древнего Вавилона, не избежало двойной морали.
     Хотя жители дома, ожидавшие лифт, встречали Реппа почти каждый  день,
они с восхищением смотрели на него и с большим  энтузиазмом  пожимали  ему
руку. А он, как и  всегда  в  этот  момент,  чувствовал  легкие  угрызения
совести, поскольку в некотором смысле  он  просто  прохвост,  пользующийся
невежеством толпы. Ни один настоящий ковбой так  никогда  не  одевался,  к
тому же сумка на плече была применительно к ковбою  совершенно  неуместна.
Кстати, все это они должны были бы знать, ведь в своих  телевизионных  шоу
он давал совершенно реалистичные портреты ковбоев  -  по  крайне  мере,  в
такой степени правдивые, в какой он сам располагал новейшей информацией.
     Обитатели дома громко, даже бурно, приветствовали его.  Репп  отвечал
на  их  возгласы  мягко,  в  традициях,  присущих  созданному  им   образу
спокойного, с мягким голосом, героя, который настоящую жесткость проявляет
только в случае серьезной необходимости. "Улыбайся,  незнакомец,  и  я  не
обижусь, даже если ты и обижаешь меня немного".
     Пока они опускались на лифте вниз, он охотно  отвечают  на  расспросы
пассажиров, о его новой драматической постановке. Добравшись до вестибюля,
пассажиры лифта  отправились  по  своим  делам.  Постукивая  каблуками  по
мраморному полу вестибюля, Репп вышел на яркое солнце и прохладный  воздух
- погода стояла прекрасная. Репп сел в  ожидавшее  его  такси  и  негромко
ответил на приветствие водителя, который, заранее с помощью экрана узнав о
местоназначении Реппа,  сразу  же  тронулся,  направляясь  от  перекрестка
Восточной Двадцать третьей улицы и Парк Авеню  к  Второй  авеню.  Повернув
такси направо, он выехал к  задней  стороне  блочного  здания,  в  котором
когда-то  размещался  Медицинский   Центр   Бет   Израэль.   Манхэттенский
Государственный   Институт   визуальных   искусств    представлял    собой
сорокашестиэтажное  сооружение,  более  всего  напоминающее  своей  формой
обыкновенный штопор. Это обстоятельство, как не трудно догадаться,  давало
благоприятную почву для постоянных шуток  на  тему  о  том,  что  Институт
делает для публики и с нею.
     Водитель открыл дверцу и сказал:
     - Гроза очистила воздух, Рас Репп, и все так охладила.
     - Да, это точно, - отозвался Репп. - Она и очистила, и охладила очень
многое. Вы даже не представляете, насколько правы.
     Действительно, события снова вошли в  нормальное,  устойчивое  русло.
Кастор мертв. Сник спрятана. Иммеры занимались тем,  что  заметали  следы.
Сегодня, вполне  вероятно,  все  пойдет,  как  обычно.  У  него  останутся
проблемы, но связанные  с  его  профессиональной  деятельностью,  а  не  с
проступками преступников или органиков,  этих  преступников  преследующих.
Правда, некоторые - тут Репп даже  усмехнулся  -  считают,  что  сами  его
постановки являются преступлениями.
     Настроение Реппа было приподнятым.  Он  пружинящей  походкой  пересек
тротуар и ступил на дорожку, ведущую к зданию.  Прохожие  пялили  на  него
глаза, некоторые из них, совершенно незнакомые люди, обращались к нему  по
имени. Огромный фонтан как  раз  посередине  между  тротуаром  и  зданием,
стрелял водой  из  кранов,  спрятанных  на  макушках  скульптурных  фигур;
высеченные из камня (а не просто "окаменевшие") двенадцать мужчин и женщин
-  все  в  самом  недавнем  прошлом  великие  артисты  визуального  жанра,
составляли композицию на пьедестале в самом его центре. Возможно,  однажды
здесь среди них появится и его статуя. Одна из струй  достигла  его  лица,
обдав  холодком.  Проходя  мимо  великой  дюжины,  Репп  отдал  им  салют.
Проследовав между рядами  гигантских  дубов,  он  вошел  в  девятиугольную
дверь. Лифт поднял его на последний этаж, где он приветствовал сидящего за
стойкой дежурного. Следующая комната с огромным круглым столом  посередине
имела куполообразную форму и была необычайно просторна. При его  появлении
мужчины и женщины дружно встали. Он ответил на их приветствия,  бросил  на
стол шляпу, поставил сумку на  пол  и  сел.  Его  слуга-Пятница  (это  был
мужчина) - подал кофе. Репп взглянул на экран, показывающий время.
     - Десять часов, - сказал он. - Как раз вовремя.
     Другой  экран  фиксировал  все  его  действия  и  слова.  Он  поможет
государственным наблюдателям определить,  что  Репп  нигде  не  задержался
между моментом, когда он вставил кончик идентификационной звезды в прорезь
на двери кабинета, и той  секундой,  когда  он  вошел  в  дверь.  Артистам
визуального жанра платили не за то количество часов, которые  они  провели
на работе. Условия оплаты оговаривались у каждого в контракте, который они
заключали с Департаментом  Искусств.  Средства  на  их  счета  зачислялись
еженедельно, а сама сумма изменялась в соответствии со  статусом  артиста,
закрепляемым правительственным указом. Если проект  завершен  вовремя,  то
артисту не нужно компенсировать определенную часть средств,  выданных  ему
как бы в кредит. При  досрочном  выполнении  проекта  артисту  начислялась
премия. В тех  случаях,  когда  правительственный  комитет  по  визуальным
искусствам  высоко  оценивал  качество   законченного   проекта,   артисты
награждались   дополнительной   премией.   Артистам   при    необходимости
разрешалось для окончания  проекта  в  соответствии  с  графиком  или  для
повышения  художественных  достоинств  затрачивать  на  его  осуществление
столько времени, сколько они пожелают.
     Подобный  порядок  у  большинства  артистов  восторга   не   вызывал.
Фактически почти все, включая Реппа,  испытывали  к  этим  правилам  самое
настоящее отвращение. Единственное, что  они  могли  с  этим  поделать,  -
организовать формальное выражение протеста.  Несколько  раз,  правда,  без
особого успеха они прибегали к этой мере.
     Тем не  менее,  хотя  выполнение  графика  являлось  с  точки  зрения
правительства определяющим моментом, если, конечно, не считать  соблюдения
бюджетных ограничений, наблюдатели пристально,  следили  за  тем,  сколько
времени артисты проводят на работе.
     Некоторые порядки не изменились с древних времен, с тех далеких дней,
когда еще существовал Голливуд. Репп,  например,  получал  тройную  плату,
поскольку являлся одновременно главным сценаристом, главным  режиссером  и
ведущим актером. Для сохранения за собой этих постов  он  использовал  все
свое влияние,  в  том  числе  и  как  иммера,  на  Комитет  по  визуальным
искусствам. Политические игры и поединки  стоили  Реппу  многих  свободных
вечеров и кучу кредиток - в рекламных целях  приходилось  давать  шикарные
вечеринки, однако игра стоила свеч. Сохрани  он  такое  троевластие  и  на
время следующего шоу, очень скоро Репп смог бы перебраться в новую,  более
просторную квартиру. Если, конечно, удастся ее найти.
     Работа  продвигалась  довольно  гладко,  если  не   считать   споров,
постоянных ссор и выпадов в его адрес со стороны  завистников.  Без  этого
вряд  ли  можно  представить  себе  телевизионный   бизнес   и   индустрию
эмфаториев. Подобные вещи неизбежны и пора бы привыкнуть к ним. Первые две
сцены, предусмотренные графиком работ на сегодняшнее утро,  снимались  все
снова и снова, пока, наконец, не удалось довести  их  до  совершенства.  У
Реппа  произошел  короткий,  но  очень  жаркий  диспут  с  государственным
цензором Бакаффой по поводу  использования  голографических  титров.  Репп
доказывал, что они отвлекают внимание  зрителей  и  совершенно  не  нужны,
поскольку и без того  уже  использовались  в  таком  количестве  шоу,  что
публика давно выучила все различные слова наизусть. Бакаффа  настаивал  на
том, что такие слова, как  "ниггер",  "итальяшка",  "костоправ",  "пушка",
"менты", "морфинист" и тому подобные,  будут  непонятны  по  крайней  мере
половине публики. В целом для правительства в конечном счете не  столь  уж
важно, понятны ли древние слова публике или нет. Оно безусловно  требовало
включения в постановку поясняющих титров - и все тут.
     Репп,  конечно,  проиграл,  однако  он  все-таки  испытал   некоторое
удовлетворение, доведя Бакаффу чуть  ли  не  до  слез.  Ну  ничего,  пусть
отрабатывает  свою  зарплату  -  не  зря  же  ему   платят   еще   и   как
правительственному информатору.
     В десять минут  второго  во  время  съемок  третьей  сцены  произошло
непредвиденное: нога главного героя вдруг сжалась на экране,  укоротившись
чуть ли не вдвое - сломался  голографический  проектор.  Техники  пытались
обнаружить причину, но ничего  не  получилось,  поскольку  аппаратура  для
выявления неисправностей сама в этот момент внезапно отказала.
     - Прекрасно, - сказал Репп. - До обеда осталось всего двадцать минут.
Можно поесть и сейчас. Надеюсь, когда мы вернемся, технику уже приведут  в
порядок.
     Перекусив, он вышел в широкий коридор первого  этажа,  где  находился
буфет. Солнце, беспрепятственно бьющее через огромные - от пола до потолка
- окна, блестело на его ковбойском костюме, а каблуки  весело  постукивали
по каменному полу. Многие узнавали его, а  некоторые  даже  останавливали,
чтобы взять автограф. Он послушно повторял в их  магнитофоны  свое  имя  и
идентификационный номер, добавлял пару слов о том, как он рад их видеть  и
шел дальше. Случился с ним и один довольно неожиданный, хотя и  не  совсем
неприятный  инцидент.  Какая-то  красивая  молодая  женщина  не  на  шутку
пристала к нему, умоляя увести ее на его квартиру или пойти к ней, где  по
ее словам, он мог проделать с ней все, что его душе угодно.  Он  элегантно
пытался охладить ее пыл, но когда женщина, упав на колени,  обхватила  его
руками, не оставалось ничего другого, как подозвать органиков.
     - Никаких претензий, - сказал он. - Только проследите, чтобы  она  не
мешала нам работать.
     - Я люблю тебя, Уайт! - кричал женщина ему вслед. - Оседлай меня, как
пони! Выстрели в меня, как револьвер!
     Покраснев от смущения, но не в  силах  скрыть  самодовольную  улыбку.
Репп вошел в лифт. "Господи Иисусе!" - пробормотал он себе под нос.
     Поскольку, расставаясь, они с женой обещали  друг  другу  вести  себя
целомудренно, он ни разу за время ее экспедиции в Чили не спал с женщиной.
Однако у него хватало честности признаться себе, что  его  воздержание  не
основывалось на возвышенной  морали  или  недостатке  желания.  Он  просто
нуждался в отдыхе от секса, требовалось "перезарядить свои батареи".  Хотя
в каждом дне, кроме Воскресенья, у него была жена, а  в  Четверг  даже  не
одна, и таким образом имелась неплохая  возможность  постоянно  набираться
новых  впечатлений,  подобно  петуху  в  сельском  курятнике,  порой   его
абсолютно  не  привлекала   перспектива   новых   впечатлений   и   свежих
переживаний. Его гонады исповедуют систему  или  арифметику,  отличную  от
используемой рассудком.
     Чувствуя себя в приподнятом состоянии - страстное желание  незнакомки
сильно пощекотало его самолюбие, - Репп вошел в  свой  кабинет  и  сел  за
стол. На экранах скопилось довольно много сообщений в  его  адрес,  причем
одно - безусловно самое для него важное -  от  жены  Джейн-Джон.  Лицо  ее
лучилось счастьем - в следующую Пятницу она возвращалась домой.  Пропустив
ее через стоунер, завтра, в Субботу, ее погрузят в самолет,  и  в  тот  же
день она прибудет в аэропорт Манхэттена. Оттуда дирижабль доставит тело  к
зданию Башни Тринадцати Принципов. Утром в  следующую  Пятницу  он  должен
забрать ее. Если Репп не сможет приехать туда в  назначенное  время,  жена
возьмет такси.
     Джейн-Джон Вилфорд  Денпасат  была  красивой  темнокожей  женщиной  с
лишенными пигмента белесыми  волосами  и  прошедшими  такую  же  обработку
глазами.
     "Работа мне очень нравится, но и она становится утомительной:  каждый
день меня возят от места раскопок до ближайшей станции  со  стоунерами  за
двести миль. И по тебе я ужасно скучаю. Скоро увидимся,  хвастун  ты  мой.
Дождаться не могу".
     Несмотря на подобное признание, ожидание для нее  не  было  столь  уж
обременительным. Человек в бессознательном состоянии неспособен мучиться и
страдать, он даже нервничать неспособен. Да и он сам, хоть и не будет  все
это время  до  следующей  Пятницы  покоиться  в  цилиндре,  станет  другим
человеком или, вернее, другими людьми, а потому тоже отдохнет от мыслей  о
своей  сегодняшней  жене.  Общество  Новой  Эры  несомненно   имеет   свои
недостатки, но и преимуществ у него немало. Контроль и умеренность, зуб за
зуб, бери,  но  и  отдавай,  утраты  и  выгоды  -  вот  как  можно  кратко
сформулировать его суть.
     Ни один из экранов не показывал ни единого шахматного хода  с  самого
Вторника. Репп почувствовал разочарование: не  было  хода  и  сегодня.  Он
вспомнил  Янкева  Гриля  -  Джимми  Крикета  -  и  почувствовал  искреннее
сожаление, что партия их вынужденно прервалась. Где Гриль сейчас? Все  еще
играет у столика в парке на Площади Вашингтона? Или угодил в тюрьму? Сидит
в цилиндре в ожидании  суда?  Или  уже  приговорен  и  подвергнут  вечному
окаменению?
     Все остальные сообщения касались его работы. Самое главное напоминало
ему, что вечером он должен в качестве гостя посетить шоу ИЛЛ. К 7:30  надо
быть в студии и ровно в 8:00 он выходит в эфир.
     Никто из иммеров не пытался установить с ним  контакт  ни  лично,  ни
через экран. "Это упущение вполне можно считать добрым предзнаменованием",
- подумал Репп.

                                   21

     По окончании рабочего дня Репп приехал на  такси  домой.  Попотев  на
тренажере, он принял душ и легко поужинал. Ровно в 7:25 он прибыл в Здание
Башни Тринадцати Принципов и в 7:30 уже был в  студии,  где  его  встретил
секретарь хозяина шоу. Раса Ирвина Ленина Лундквиста. Попивая  кофе,  Репп
знакомился  со  списком  гостей  на  экране,  перечнем  предложенных   для
обсуждения вопросов и предложениями,  адресованными  лично  ему,  -  здесь
предлагались темы, по которым Репп мог бы высказаться со свойственным  ему
остроумием.
     В 8:40 Репп покинул студию. Выступлением своим он был вполне доволен,
хотя несколько замечаний Лундквиста и застали его врасплох. Участие в  шоу
ИЛЛ (название его образовывали первые буквы имени ведущего - Ирвина Ленина
Лундквиста)  обеспечивало  Реппу  еще  большую  популярность  в  обществе.
Лундквист, по прозвищу Серый Монах - Служитель  Разума,  мог  кому  угодно
сделать прекрасную рекламу. Он  избегал  дешевой  показухи  и  предпочитал
выбирать  для  своих  программ  серьезные,  высокоинтеллектуальные   темы.
Интерьер его  студии  отличался  простотой  и  призван  был  воспроизвести
средневековую монашескую келью - по крайней мере, в том виде, в каком  она
представлялась самому Лундквисту. Облаченный в серую робу ведущий сидел за
столом, установленным на платформе, более чем  на  фут  возвышающейся  над
уровнем пола, где  устанавливались  кресла  для  гостей.  Благодаря  этому
создавалось впечатление, будто Лундквист подобно средневековому испанскому
инквизитору ведет допрос обвиняемых - своих гостей. В этот  вечер  ведущий
обрушил на Реппа целый поток язвительных вопросов и  комментариев,  однако
тот с честью выходил  из  затруднительных  ситуаций,  неизменно  заставляя
зрителей смеяться. Однажды он даже поинтересовался у Лундквиста, когда тот
собирается принести дыбу и орудия пыток? Поскольку  зрительская  аудитория
шоу ИЛЛ состояла главным образом из людей  сравнительно  образованных,  по
крайней мере тех, кто считал себя таковыми, Репп  мог  не  опасаться,  что
подобные намеки останутся непонятыми. По этой причине он и подвергал  себя
насмешкам  и  оскорблениям,  согласившись  принять  участие  в  программе.
Принимая решение об участии в шоу, Репп рассчитывал проявить себя во  всей
красе.  Особенно  важным  представлялось  ему   то   обстоятельство,   что
Лундквист, хотя  и  относился  к  своим  гостям  с  очевидным  презрением,
приглашал только тех, кто по своему интеллектуальному уровню ни в чем  ему
не уступал.
     Лундквист атаковал Реппа под тем предлогом, что у него якобы ветреный
и неопределенный характер.
     - Вы, Рас Репп, - говорил он, - постоянно меняете роли и свой  облик.
Это форма вашего существования. Достаточно перечислить лишь  некоторые  из
ваших  картин,  передающих  эту  страсть,  эту  зависимость   от   внешних
обстоятельств, которая проявляет  саму  суть  вашей  натуры.  Или,  вернее
сказать, отражает нехватку, отсутствие у вас четко выраженного  характера.
Возьмем, например, такие постановки, как "Граф  Монте-Кристо",  "Одиссей",
"Протей в Майами", "Елена из Трои", "Кастер и сумасшедшая лошадь  или  Две
Пересекающиеся   Параллели".   Все   эти    шоу    наполнены    всяческими
переодеваниями, галлюцинациями и иллюзиями, касающимися внешности, то есть
изменения  формы,  а   следовательно,   кажущегося   изменения.   Довольно
любопытно, что вы наиболее известны  как  человек,  пишущий  самые  лучшие
вестерны. Фактически, вас  считают  автором,  возродившим  жанр  вестерна,
который последнюю тысячу лет практически не  существовал.  Хотя  некоторые
полагают, что и слава богу.
     И все же те ваши работы, которые привлекали к себе внимание  критиков
и даже горячее одобрение некоторых из них, вряд ли можно отнести  к  этому
жанру. Надо, конечно,  исключить  из  этого  списка  ваше  шоу  "Кастер  и
Сумасшедшая Лошадь". Это наиболее известный из ваших вестернов.  Кастер  и
человек по кличке Сумасшедшая Лошадь обуреваемы идеей перевоплощения.  Они
отправляются к  какому-то  лекарю,  приобретают  способность  к  изменению
внешнего вида, принимают форму друг друга и доводят до смерти  всех  своих
врагов. Ни один из них не подозревает, чем  занимается  другой.  В  итоге,
Кастер в облике Сумасшедшей Лошади убивает  Сумасшедшую  Лошадь  в  облике
Кастера, а затем, лишившись  возможности  изменить  внешность,  становится
жертвой белых.
     Лундквист улыбнулся своей печально знаменитой улыбкой, которую  среди
прочего некоторые даже сравнивали с вагиной с зубами.
     - Из одного весьма надежного источника мне стало известно,  что  ваша
текущая работа "Диллинджер не умер" основана на идее, которая удивительным
образом связана с  предыдущей.  Ваш  главный  герой,  древний  преступник,
грабящий  банки,  сбегает  от  ФБР  -  органиков  двадцатого  столетия,  -
волшебным образом превратившись в женщину. Добивается он успеха  благодаря
тому, что сумел уговорить свою чувиху, то есть любовницу, по  имени  Билли
Фречетл, индеанку из племени Меномини, живущего в Висконсине, отвести  его
в запретное для посетителей жилище Великого Белого Зайца,  шамана  племени
Меномини. Этот человек - персонаж древней  индейской  легенды  и  народной
сказки - наделяет Диллинджера способностью превращаться в нужное  время  в
женщину.
     И вот, когда ФБР уже вышло на его след,  Диллинджер  уговорил  Джимми
Лоуренса,  мелкого  плута,  дни  которого  вследствие  сердечной   болезни
сочтены, выступить в роли него. Затем сам он  превращается  в  Энн  Сэйдж,
владелицу публичного дома в Чикаго. Саму Энн Сэйдж его друзья  похищают  и
прячут в Канаде. Затем,  если,  конечно,  человек,  рассказавший  мне  ваш
сюжет, не ошибся, действие развивается  следующим  образом:  Диллинджер  в
облике Энн Сэйдж отправляется в Биографический театр с Лоуренсом в  облике
Диллинджера,  предварительно  оповестив  об  этом  ФБР.  ФБР  стреляет   в
псевдо-Диллинджера и убивает его. Диллинджер в качестве Энн Сэйдж избегает
наказания.
     Лундквист ехидно усмехнулся, а зрители в студии громко засмеялись.
     - Другими словами, ваш герой принимает внешность женщины,  становится
женщиной. Я слышал, вы планируете снимать продолжение этого шоу. Следующая
часть будет называться "Ружья и Половые Железы"... - Лундквист ухмыльнулся
еще раз, а зрители снова рассмеялись, - ...в которой Диллинджер испытывает
значительные  трудности  в   трактовке   социального,   экономического   и
эмоционального облика женщины. Он, то есть она, вступает в  брак,  заводит
детей, а затем снова возвращается к  преступной  жизни  в  качестве  особы
женского пола, создавшей банду из сыновей и их боевых потаскух. Эта  особа
делает весьма экзотическую,  если  не  сказать  невероятную,  карьеру  под
именем Ма Баркер, однако в конце концов ее  убивают  органики  -  итоговая
сцена впечатляет: пистолет  героини  поблескивает  в  последнем  отчаянном
жесте, призванном подчеркнуть ее стойкость и непреклонность.
     Однако мой информатор, имеющий доступ к банку  данных,  говорит,  что
Энн Сэйдж дожила до весьма преклонных  лет  и  определенно  не  претерпела
существенных перемен внешности и тем более - пола. Ма  Баркер  родилась  в
1872 году нашей эры, тогда как Диллинджер появился на свет  в  1903.  Даже
при самом буйном воображении трудно представить, чтобы  эти  два  человека
могли показаться похожими. Подобное только  вам  могло  придти  в  голову.
Знаете, Рас Репп, даже знаменитому артисту дозволено не  все,  даже  самый
талантливый может зайти слишком  далеко.  Я  считаю,  что  свобода  вашего
художественного воображения затащила вас в сказочную страну умалишенных. -
Он сделал ударение на последнем слове.
     - Эти двое жили так давно, что исторический анахронизм не столь уж  и
важен. Согласны? Тогда почему вы не ввели в действие, ну, например, Робина
Гуда? Я полагаю, он вполне мог бы преобразоваться в свою подружку Мэриан!
     Аудитория улюлюкала и орала.
     - Как вы считаете, не  являются  ли  ваши  повторения  в  теме,  ваша
неспособность   сформулировать   какую-нибудь   иную   идею,    постоянное
обсасывание проблемы самовыражения  личности,  прямым  указанием  на  вашу
собственную беззащитность  и  на  глубокие  сомнения  относительно  вашего
собственного статуса? Не кажется ли вам, что такая несомненная  умственная
нестабильность требует проверки правительственными психиатрами?
     Аудитория просто бесновалась.  Репп  был  буквально  ошеломлен  такой
неожиданной трактовкой его драмы. Обдумывая ответ, он  мысленно  перебирал
всех своих коллег: кто из них явился источником утечки информации о  новой
картине?
     Когда крики и стенания толпы утихли, он решил, что не позже следующей
пятницы начнет собственное расследование. Конечно, в  нерабочее  время.  А
сейчас надо как-то противостоять натиску Лундквиста.
     Он встал с кресла, заложил большие пальцы  за  ремень  и  вразвалочку
прошелся по сцене к возвышению. Отсюда он мог  сверху  вниз  наблюдать  за
Лундквистом, несмотря на то, что  кресло  его  тоже  было  приподнято  над
уровнем сцены. Ведущий  продолжал  улыбаться,  однако  глаза  его  сердито
моргали. Ему, очевидно, не нравилось смотреть на гостя снизу вверх.
     - Ну что ж, слова ваши довольно круты. Я, правда, рад, что, произнося
их, вы улыбались. Будь это старые добрые времена, я бы просто врезал вам в
нос.
     Лундквист, а за ним и зрители затаили дыхание.
     - Но сегодня у нас цивилизация, и насилие не в почете. По контракту я
обещал не преследовать вас, что бы вы обо мне ни говорили.  И  вы  связаны
таким же обязательством. Ваша программа не  песет  ничего  положительного.
Фигурально говоря, это удар по башке или еще кое по чему.  Она  напоминает
выдавливание глаз, жевание ушей и не то грызню аллигаторов, не то медвежью
схватку.
     Так вот, я заявляю, что вы лгун, постоянно извращающий слова и факты.
Из  шестидесяти  фильмов,  которые  я  сделал,  только   девять   касаются
превращений и смены ролей. Любому идиоту ясно, что я совершенно равнодушен
к проблеме самоопределения  и  самовыражения  личности.  Что  же  касается
вашего  необдуманного  и  злонамеренного  замечания  о   моей   умственной
неустойчивости, то хочу заметить, что  если  бы  я  и  испытывал  какие-то
сложности, то нашел бы силу вам этого не демонстрировать.  Видите,  как  я
спокоен? Смотрите на руки! Разве они трясутся? Вовсе нет, но даже если  бы
они дрожали, кто смел бы упрекнуть меня в этом?
     На самом деле меня. Рас Лундквист, можно с полным основанием  назвать
Бахом драмы. Я способен сыграть бесконечное число вариаций,  оттолкнувшись
от единой темы.
     - Бах кажется мне слишком напыщенным, - с ухмылкой заметил Лундквист.
     Да, на этот раз шоу  удалось  на  славу.  Зрители  получили  истинное
наслаждение,  наблюдая  за  этим  воинственным   диалогом,   приправленным
постоянной угрозой перерастания конфликта в  настоящий  мордобой.  Монитор
показывал число  зрителей,  наблюдавших  за  программой,  -  200300181.  В
следующую Пятницу шоу будет повторено, и те, кто сегодня в это время спит,
получат возможность увидеть его.
     Репп вразвалочку  вышел  в  коридор,  остановился  на  минуту,  чтобы
произнести свое имя в  магнитофоны,  со  всех  сторон  протянутые  к  нему
ретивыми поклонниками, а затем проковылял к лифту. Добравшись на такси  до
своей квартиры, он выпил рюмку бурбона  и  лег  в  постель.  В  11:02  его
разбудил сигнал  тревоги,  прогремевший  с  ближайшего  экрана.  Установив
куклу-двойника и переодевшись, он перекинул через плечо сумку, спустился в
подвал, чтобы вывести из гаража свой велосипед. Воздух показался ему более
теплым, чем накануне вечером. Видимо,  к  Манхэттену  двигалась  очередная
волна тепла. На восток плыли несколько легких облаков.  Улицы  были  почти
пусты. Мимо проехало несколько машин органиков. Сидевшие в них полицейские
проводили  его  заинтересованными  взглядами,  однако,  не  остановившись,
проследовали дальше. На тротуарах штабелями лежали  однофутовые  кубики  -
спрессованный и пропущенный через  стоунеры  мусор,  вынесенный  на  улицы
мусорщиками Пятницы. Подберут его уже в Субботу. Мусор  -  это  было  все,
что, помимо информации, передавали от одного дня  к  другому.  Кубики  эти
находили  разнообразные   применения,   основным   из   которых   являлось
строительное дело. Без особого преувеличения  говорили,  что  едва  ли  не
половина строительного материала, использованного в зданиях  Манхэттена  -
мусор.
     В 11:20 Репп остановился перед  многоквартирным  зданием  на  Шинбоун
Авеню. Внимательно осмотрев освещенный участок, прилегающий к  зданию,  он
начал спускаться по наклонному въезду, ведущему в подвал.  Ему  совершенно
не хотелось, чтобы органики видели, как он входит в здание.  Конечно,  они
могли принять его за припозднившегося обитателя этого дома,  но  в  то  же
время органики всегда придерживались правила - останавливать  для  поверки
каждого седьмого прохожего, попавшегося им на глаза.
     Ни машин, ни других средств передвижения видно не было,  но  несмотря
на все старания, Реппу не удалось расслышать шелест шин  по  мостовой.  Он
повернулся и проехал до конца по хорошо? освещенному спуску в велосипедный
гараж. Поставив велосипед, Репп  направился  к  лифту,  по  дороге  дважды
зацепив валявшийся на полу мусор. "Проклятье!"  -  бормотал  он  под  нос.
Остановившись, Репп вытащил из сумки Субботнюю  идентификационную  звезду,
которая, если бы не изменения, внесенные в ее конструкцию им самим,  могла
бы открыть дверь только после полуночи.  Репп  не  имел  непосредственного
отношения к электронике, но, окончив специальные курсы, весьма преуспел  в
этом деле.
     Едва вставив кончик звезды в отверстие, он услышал позади себя чей-то
низкий голос. Репп подскочил от неожиданности, выдернул звезду из замочной
скважины и обернулся.
     - О Господи, ну и напугали же вы меня! - вскричал Репп. -  Откуда  вы
взялись? И почему подкрались ко мне вот так, по-воровски?
     Человек, указав большим пальцем на четыре пустых аварийных цилиндра в
заднем конце гаража, сказал:
     - Простите, - голос его звучал почти  сипло.  -  Нужно  было  подойти
поближе, чтобы разглядеть, кто вы такой.
     На нем была оранжевая треуголка и светло-фиолетовая роба,  украшенная
орнаментом из листьев клевера - форма  патрульных  органиков  Пятницы.  На
какую-то секунду Реппу показалось, что  для  него  все  уже  кончено.  Все
потеряно, если он не успеет вовремя вытащить пистолет из сумки. Незнакомец
слишком велик ростом, чтобы с ним можно  было  справиться  голыми  руками.
Репп,  не  задумываясь,  мог  бы  застрелить  полицейского.   Времени   на
осмысление всех последствий подобного шага, у него просто  не  оставалось.
Безрассудность робота овладела им.
     Репп все-таки не схватился  за  оружие:  почему  этот  человек  один?
Органики всегда ходили по двое. Значит, он вполне мог оказаться иммером.
     - Как только успокоитесь, я передам вам сообщение, - сказал  мужчина.
- Между прочим, в сегодняшнем шоу вы были просто великолепны. Ну и  задали
же вы жару этому снобу-наглецу.
     Сердце Реппа понемногу приходило в норму,  и  он  мог  дышать  вполне
нормально.
     - Вы же меня узнали, зачем было так подкрадываться? - спросил он.
     - Я сказал же, что должен  был  убедиться.  Вы  не  в  обычном  вашем
костюме из вестерна.
     - Что за сообщение?
     -  Сегодня  вечером  в  10:02  органики  вышли  на  след  одного   из
разыскиваемых дэйбрейкеров - Монинг Роуз Даблдэй - и преследовали ее.  Мне
сказали, что вы о ней знаете. Рас Даблдэй удалось  убежать  и  скрыться  в
доме, который, к несчастью, оказался по соседству с тем, в  котором  после
окаменения спрятали женщину по имени Сник, Пантея Сник.
     - Когда Даблдэй окружили  в  этом  доме,  она  отказалась  сдаться  и
совершила самоубийство, взорвав имплантированную  в  ее  тело  мини-бомбу.
Произошедший взрыв не только убил органиков, преследовавших ее,  и  семью,
жившую в этом доме, но и вызвал разрушение здания с обеих сторон.
     - Почему я об этом ничего не  слышал?  -  спросил  Репп.  -  Где  это
произошло?
     - Не имеет значения, - ответил  мужчина.  -  Если  хотите  знать,  на
Тридцать пятой Западной улице. Мое сообщение еще не  закончено.  Во  время
осмотра разрушенного здания органики обнаружили окаменевшее тело Сник. Они
вернули ее в нормальное состояние, и она все им рассказала.
     Мужчина остановился и взглянул на Реппа, будто  ожидая  каких-то  его
слов. Репп молча потряс головой. Мужчина продолжал:
     - Думаю, вы догадываетесь, что сие может означать. Мне же  это  ни  о
чем  не  говорит.  Сообщение  продолжается.   Все   иммеры   должны   быть
предупреждены  о  том,  что  Сник  снова  представляет  для  нас  огромную
опасность. Многим об этом ухе известно.  Ее  приметы  распространены.  Мне
сказали, что сообщать о них вам излишне.
     Все иммеры должны искать Пантею Сник. При возможности,  не  привлекая
внимания, убить ее, надлежит  это  сделать.  Тело  необходимо  уничтожить.
Совет предлагает использовать для этого газовый компактор.
     Если ситуация сложится таким образом, что убить  ее  сразу  же  будет
невозможно, иммер, заметивший Сник, обязав сообщить об  этом  тем,  с  кем
имеет контакт, и они должны  помочь  в  преследовании.  Вам,  как  и  всем
иммерам, надлежит следовать этим инструкциям до тех пор, пока они не будут
отменены.
     Мужчина еще раз сделал паузу и сказал:
     - Совет считает, что миссия  Сник  состояла  в  том,  чтобы  найти  и
арестовать Монинг Роуз Даблдэй. Однако поскольку Сник  продолжает  кого-то
искать, вполне вероятно, что это предположение ошибочно. Можно  допустить,
что ее задание включает в себя несколько целей, и арест  Даблдэй  -  всего
лишь одна из них. Не исключено, что она,  например,  разыскивает  каких-то
других членов той организации, в которой состояла Даблдэй,  хотя  органики
не получали от Сник никаких отчетов на эту тему. Точнее говоря, ничего  не
получали нижние  эшелоны  органиков.  Наверное,  она  передала  информацию
высшим  официальным  лицам  сегодняшнего  дня,  что  и  имело  результатом
разрешение продолжать ее миссию, в чем бы она ни заключалась. И  таким  же
образом Сник передаст все завтрашнему руководству.
     Если завтрашний Совет узнает что-нибудь  такое,  что  непосредственно
затрагивает вас в связи с деятельностью  Сник,  вы  будете  уведомлены  об
этом, как только представится такая возможность.
     Мужчина деловито рапортовал,  словно  громкоговоритель,  единственной
функцией которого было изложение официальной информации органиков, - такие
часто попадались на улицах.
     - Прежде чем сообщение  будет  закончено,  еще  одна  подробность,  -
произнес  мужчина.  -  В  Субботе  у  нас  есть  очень  высокопоставленный
чиновник. Он попытается разузнать, в чем состоит  миссия  Сник.  Вам  пока
следует держаться в тени. Сник живет где-то в этом районе. Она  переезжает
в одну из квартир в здании Вашингтон Мьюз.
     - Понял, - сказал Репп. - Она сняла квартиру в  этом  районе,  потому
что тот, кого она ищет, тоже обитает неподалеку. По крайней мере, так  она
думает.
     - Желаю успеха. - Мужчина посмотрел на валявшийся вокруг мусор. - Как
только вы это терпите? - Он повернулся и, прежде чем Репп успел  ответить,
зашагал к спуску.
     - Благодарю, мне эта информация очень пригодится, -  спокойно  бросил
ему вслед Репп.
     Дверь лифта все еще не закрылась - ждала, пока он войдет. Он ступил в
кабину и нажал кнопку своего этажа. Поднимаясь все выше, Репп  чувствовал,
как эмоциональный его настрой, наоборот, падает. Он  подумал  о  том,  что
весь день  пребывал  на  подъеме,  и  вот  теперь  незадолго  до  полуночи
наступила реакция - эмоциональный упадок.
     Добравшись до своего этажа, Репп почувствовал ноши прилив сил, хотя и
не очень продолжительный. Лицо Сник, словно метеорит, пролетало в  облаках
его темных мыслей. Чему ему радоваться? Тому,  что  она  еще  жива.  Очень
странно. Действительно, следует разобраться. Особенно,  если  учесть,  что
подвернись такой шанс, он должен ее убить.

                               МИР СУББОТЫ

                                     РАЗНООБРАЗИЕ, Второй месяц года Д5-Н1
                                     (День-пять, Неделя-один)

                                   22

     "Ом-мани-падме-хам!"
     Глубокий мужской голос, жужжа, тянул  эту  странную  мелодию.  Чарльз
Арпад Ом отмахнулся от нее, словно от комара, ноющего у самого уха.
     "Ом-мани-падме-хам!"
     - Заткнись! -  сказал  Чарли,  залезая  головой  под  подушку.  Голос
негромко и настойчиво пробирался и  туда.  Будто  тибетский  лама  напевал
какое-то ритуальное речение, будто его, Чарли Ома,  погребли,  но  он  еще
должен возродиться.
     Голос умолк. Чарли, прекрасно зная, что последует дальше,  выругался.
Женский  голос,  сменивший  мужской,  звучал  громко  и   пронзительно   -
средоточие сварливости, занудства и  ворчливости.  Голос  принадлежал  его
бывшей жене, и Чарли сам запрограммировал его в экран-будильник  -  только
этот голос мог  вытащить  его  из  постели.  Он  всегда  сердил,  поднимал
давление, будоражил, не позволяя совсем разлениться. Без этого  голоса  Ом
вполне мог и на работу опоздать.
     "Ах  ты,  растяпа  ленивый!  Задница!  Пьяница!   Распутник!   Сорняк
проклятый! Давай займись делом! Симулянт! Остолоп! Свинья!  Паразит!  Яйца
твои грязные! Тебя только одно и способно утром поднять, но я  об  этом  и
слышать не желаю. Смотри-ка, даже оторвать свою задницу  не  в  состоянии,
вся  туша  спиртом  пропиталась.  Давай  вытаскивай  эту  груду,   которая
называется твоим телом. Что ты развалился там, как квашня! Вставай, не  то
водой полью. Бог свидетель, душ - это как раз то, что тебе нужно!"
     - Добилась своего! -  закричал  Чарли,  переворачиваясь.  Он  схватил
подушку и  бросил  ее  в  экран,  с  которого  на  него  смотрела  злобная
физиономия его бывшей жены.
     - Правильно! - завопила она. - Давай швыряй в  меня  все  подряд.  Ты
просто пародия. Неверно, слону в задницу и то попасть не сможешь!
     Чарли  специально  записал  несколько  особенно  буйных  тирад  своей
супруги, которые затем  смонтировал  в  единую,  отталкивающую  филиппику.
Какое иррациональное желание понести наказание (как-никак в том,  что  они
развелись, была и часть его вины) заставило его выслушивать  по  утрам  ее
громогласные излияния?
     Чарли со стоном скатился с кровати, пошатываясь поднялся и проковылял
в ванную комнату, отшвырнув ногой попавшийся на пути шарик  из  скомканной
конфетной обертки. Мысленно  он  обругал  неряшливого  жильца,  бросившего
фантик на пол вместо мусорного контейнера. Проходя мимо  строя  цилиндров,
он кулаком погрозил лицу в окошке стоунера Пятницы.
     - Неряха!
     Хорошо хоть в этот раз простыни сменил. Уже не однажды Чарли  залезал
в постель, пропахшую потом, а один раз, в Пятницу -  блевотиной.  Но  даже
тогда он не пожаловался властям, поскольку  это  противоречило  неписаному
закону разгильдяев - вииди, к сообществу которых принадлежал и он сам.  Но
вот сообщение Роберту Чангу Селасси он непременно оставит, да еще какое!
     Закончив ванные процедуры, Чарли вышел через дверь в гостиную. Позади
бильярдного стола, придвинутого почти вплотную к восточной стене, в  линию
стояли семь цилиндров. Единственный человек, способный подвигнуть Чарли на
размышления, житель Воскресенья, Том Зурван, уставился на него через  окно
своего стоунера. Резкое выражение лица,  длинные  волосы,  долгая,  густая
борода, придавали ему вид старозаветного пророка, некоего подобия  Иеремии
четырнадцатого века Новой Эры. Чарли иронично благословил его. Вот  уж  за
кем никогда не приходится убирать. Чарли всегда  испытывал  уверенность  в
том, что Зурван не одобрил бы его образ жизни.
     Голос бывшей жены умолк, но если бы Чарли попытался опять прилечь  на
кровать, на диван или даже на пол, новые вопли не заставили бы себя ждать.
Программа предусматривала слежение за ним вплоть до того момента, пока  он
не возьмется за первую утреннюю чашку кофе.
     Чарли прошел через холл  -  со  всех  сторон  работали  автоматически
включившиеся экраны.  Разобрать  что-либо  было  трудно.  Голоса  дикторов
накладывались один на другой - сплошная многоголосица и неразбериха:
     "...сообщили сегодня о том, что в пустыне бассейна  Амазонки  освоено
еще десять тысяч квадратных миль..."
     "...плохие новости... несмотря на  гигантские  усилия,  Лондон  снова
погружается со скоростью два дюйма в обгод..."
     "...ответьте на седьмой вопрос и вы  выиграете  еще  сорок  кредиток,
заверенных правительством. В каком году - в  исчислении  Новой  Эры  и  по
старому стилю - состоялось сражение при Далласе?"
     "...древний философ Вуди Аллен утверждал, что все  мы  -  монады  без
глаз. Среди историков имеются разногласия относительно трактовки старинных
записей. Некоторые заявляют, что Аллен говорил "странники", а не  "монады"
[англ. monad - одноклеточный  организм;  в  философии  Лейбница  монада  -
неделимые духовные первичные  элементы,  составляющие  основу  мироздания;
англ. nomad - странник, кочевник]. В этом случае..."
     "...голосуя за Нучала Келли Ванга, вы  голосуете  против  продолжения
использования в питьевой воде химических  контрацептивов.  Остановим  этот
устаревший и ненадежный метод контроля рождаемости! На планете  достаточно
места для людей! Голосуя за Ванга, вы голосуете за будущее!  Люди  требуют
права рожать детей, и все-таки..."
     Один из нескольких  экранов,  содержащих  напоминания  о  предстоящих
делах, показывал, что в следующее Воскресенье Чарли предстояло пройти тест
на квалификацию в качестве выборщика.
     Надпись на экране гласила:

                     ЗАНИМАЙСЯ УСЕРДНО, БЕЗДЕЛЬНИК.
              ПОМНИ, ЧТО В ПРОШЛЫЙ РАЗ ТЫ ЗАВАЛИЛ ЭКЗАМЕН.

     - Какая разница, - промычал Чарли. - Ванг  -  единственный,  за  кого
хотелось бы голосовать, но у него нет никаких шансов.
     Экран новостей в кухне встретил  его  изображением  Папы  Сикста  XI,
стоящего на крыльце своего дома в Риме.  Запись  производилась  в  прошлую
Субботу во время посвящения Ивана Фамифона Йети в сан  сегодняшнего  главы
Римской Католической Церкви. Камера прошлась по лицам пятидесяти или около
того верующих, собравшихся на лужайке перед домом, и переместилась в  дом.
Доставая из своего  личного  ящика  кубик  кофе  на  четыре  чашки,  Чарли
остановился посмотреть, что будет дальше.  На  экране  прошли  лица  шести
других  наместников  Христа,  разместившихся  в  цилиндрах   в   небольшой
комнатушке, - лица старых людей, много повидавших на своем  веку  и  много
страдавших.
     - Страдание весьма способствует становлению личности, -  изрек  Ом  и
приказал экрану  переключиться  на  другой  канал.  Он  не  был  столь  уж
беспечным, наоборот, испытывал  чувства,  справиться  с  которыми  в  этот
момент было для него довольно тяжело. Однако и на этом канале  он  услышал
нечто такое, что отнюдь не способствовало улучшению настроения:  Манхэттен
Мэнглерс проиграла Род Айленд Рустерс со  счетом  4:5.  После  футбольного
матча произошла настоящая свалка, одна из  тех,  в  которых  и  сам  Чарли
обычно участвовал с большим удовольствием. Саму свалку, в  которой  десять
человек получили ранения, не показали - Чарли  услышал  о  ней  по  другой
специальной сигнальной системе оповещения.
     Была  проведена  запись  со  спутников,  и  теперь  после  увеличения
органики изучат ее. Затем виновные в нанесении  повреждений  другим  людям
будут идентифицированы и арестованы. Зачинщики беспорядков и раненые также
будут арестованы.
     Чарли выключил экран, положил кубик в глубокую  тарелку,  а  ее  -  в
дестоунер и повернул выключатель. Открыв дверцу, он достал тарелку,  налил
кофе в фильтр и включил кофеварку. Ожидая, пока кофе  приготовится,  Чарли
подошел к окну и выглянул на Вуменвэй. Небо  было  абсолютно  чистым.  Еще
один жаркий день. Улицу заполняли люди - мужчины  и  женщины  -  одетые  в
яркие шотландские юбки, рубашки с большими кружевными жабо  и  широкополые
шляпы с  естественными  или  искусственными  цветами.  Пешеходы  старались
выбирать путь в тени огромных дубов  и  пальм,  рядами  стоящих  по  обеим
сторонам улицы. У многих велосипедистов в корзинках  на  багажнике  лежали
игрушечные медведи, впрочем и пешеходы тоже по большей части держали такие
же в руках. Морды игрушечных зверей лишь наполовину были медвежьи;  вторая
же половина воспроизводила кого-нибудь из дорогих родственников, супругов,
любовников, а иногда - вот уж настоящие Нарциссы - их собственные лица.
     Чарли тряхнул головой - словно сбрасывая с себя эту причуду - и налил
большую чашку кофе. Споткнувшись и неуклюже наклонившись  над  столом,  он
опустился в кресло, пролив кофе на стол. Задумчиво уставившись на  кофе  -
единственный достойный способ, которым он  мог  хоть  как-то  восстановить
себя по утрам (было уже почти десять  часов),  Чарли  попытался  вспомнить
события вчерашнего вечера. Домой он пришел  довольно  поздно,  едва  сумел
вставить диск в замочную  скважину,  а  затем,  добавив  еще  внушительное
количество пива, свалился в постель.
     И вот теперь он не мыт, не брит и голова трещит - просто нет  сил.  В
голове действительно стучало так, будто ее  отрезали  и  использовали  как
шар, которым сбивали кегли. Каждый новый прилив крови  к  мозгу  отдавался
настоящим ударом, от которого во  все  стороны  разлетались  острые  иглы,
впивавшиеся в череп. И как только удалось ему  заполучить  такую  головную
боль, которую никто, даже самый грешный из грешников,  не  заслужил  всеми
своими проступками? О... да... Отработав в баре, он не  пошел  домой,  что
следовало бы сделать, а проторчал весь вечер с дружками в таверне.
     - Нет, дольше никогда! - С губ его сорвался жалобный крик.  -  Больше
никогда! - Он откинулся  на  спинку  кресла,  пораженный  дикостью  своего
порыва. Он говорил вслух.
     Чарли налил еще кофе. Что это был за сон, который так потряс его?  Он
помнил о нем  не  более,  чем  о  подробностях  буйного  вечера  накануне.
Подождите-ка... Из темного тумана появляются какие-то смутные, фигуры.  Он
пытается схватить их, но видит, как они отступают назад, в туман.
     Впрочем, какое это имеет значение. Сейчас он выпьет еще немного кофе,
съест легкий завтрак  и  позанимается  в  гостиной  на  тренажере.  Затем,
побрившись и приняв душ, он возьмет рапиру и отправится  в  гимнастический
зал. Потренировавшись часок, он вернется в свою квартиру, еще  раз  примет
душ, а затем переоденется, чтобы идти на работу.
     Кстати об одежде. Чего это он сидит здесь нагишом? Он  вспомнил,  что
не раздевался после того, как доковылял до квартиры. Но он должен был  это
сделать. Странно, что он не видит одежды на полу. Конечно же, он  снял  ее
перед тем, как лечь в постель. Наверно, ночью он ходил в ванную,  а  снова
ложась,  забросил  одежду  в  свой   шкаф.   Даже   растяпы,   грязные   и
безответственные, антиобщественные по своей природе  и  ленивые  до  мозга
костей, были настолько обработаны пропагандой,  что  автоматически  делали
некоторые вещи, входящие в противоречие с их натурой.
     "И в самом деле надо меньше пить", -  пробормотал  Чарли.  Он  встал,
чтобы налить себе еще кофе, но остановился с  чашкой  в  руках.  Экран  на
стене за его спиной  громко  загудел.  Обернувшись,  он  увидел  оранжевый
мерцающий сигнал. Произнеся команду, чтобы отключить  сигнал  тревоги,  он
увидел на экране какого-то человека, стоящего перед дверью его квартиры, -
высокого, крепко сложенного мужчину примерно тридцати сублет. Одет он  был
в лиловую  шляпу,  украшенную  желтыми  розами,  тесную  желтую  рубаху  с
кружевными манжетами и зеленым жабо и в  полосатую  черно-белую  юбку.  На
плече мужчины висела сумка из кожи аллигатора - их разводили на  одной  из
ферм в Бруклине. Игрушечный медведь, которого мужчина держал  под  мышкой,
был такого же цвета, что и  рубаха.  Мордочка  игрушки  напоминала  своего
хозяина.
     - Что такое?.. - начал было Чарли Ом и осекся.
     Внезапно он  узнал  узкое,  лисье  лицо  этого  человека.  В  течение
нескольких последних сублет Чарли не раз приходилось, выполняя его  заказы
в баре, подавать ему выпить. Мужчина неизменно обращался с рюмками, словно
держал в руках умирающую птицу. Три порции бурбона - и вечер  в  баре  для
Хетмана Яноса Ананда Маджа был закончен.
     - ...Что вы делаете здесь?
     Он отдал команду на включение аудиосистемы экрана у входной  двери  и
сказал немного громче, чем необходимо:
     - Подождите минуту!
     Чарли поспешил из кухни вниз по лестнице. Каждая ступенька отдавалась
в голове стреляющей болью. Он прошел через узкий холл - зажегся свет  -  и
вставил кончик звезды в отверстие под надписью СУББОТА.  Спустя  несколько
секунд одетый в юбку Чарли быстро прошел к двери и остановился. Что делает
здесь Янос Мадж? Неужели он, Чарли Ом, чем-то оскорбил Маджа вчера вечером
и теперь тот пришел сюда требовать извинений? Или, может быть, Мадж -  это
органик и явился арестовать его, Чарли, за какой-то проступок, совершенный
прошлым вечером? Что он мог натворить? Это предположение не представлялось
Чарли вероятным, поскольку на экране было четко видно, что Мадж  находился
в холле один.
     - Что вы хотите? - спросил Чарли.
     По лицу Маджа пробежало... раздражение?
     - Мне нужно поговорить с вами, Ом.
     - О чем?
     Мадж посмотрел по сторонам - в  холле  было  пусто?  Правда,  это  не
означает, что за ним  не  наблюдали  с  каких-то  мониторов.  Какой-нибудь
другой разгильдяй-вииди наверняка разглядывает его сейчас на своем экране.
     Мадж сунул руки в карман  своей  юбки  и  вытащил  тонкую  квадратную
черную пластину. Держа пластину двумя пальцами, он что-то произнес в нее -
так тихо, что Ом не расслышал. Затем Мадж поднял ее. На  экране  появилось
одно слово, мерцающее оранжевым цветом на черном фоне.

                                  ИММЕР

     После трех вспышек слово исчезло.
     - О Господи! - воскликнул Чарли.

                                   23

     Пока Ом, увидев на экране карточку иммера, открывал дверь,  боль  его
странным образом улетучилась.  Она  не  просто  разрядилась,  а  буквально
взорвалась,  сжалась  внутрь.  Фрагменты   похмельных   страданий,   будто
шрапнель, наделали дырок в личности Чарли Ома, а то,  что  осталось  после
этого,  ринулось  в  образовавшуюся  брешь,  В  памяти  пробежали  события
Субботнего вечера - неясные и далекие. Как и это похмелье, испытываемое им
сегодня утром, в некотором смысле существует само по себе,  имея  к  нему,
Ому,  всего  лишь  косвенное  отношение.  Боль  казалась  ему  призрачной,
отражением отстраненного оригинала: само это смутное состояние он пережил,
избавился от него еще в прошлое Воскресенье, будучи Отцом Томом  Зурваном.
Отец Том никогда не потреблял алкоголя,  но  тем  не  менее  вынужден  был
страдать от бесчинств Чарли Ома.  Отец  Том  принимал  преследовавшую  его
головную боль как часть тяжелой кармы, доставшейся ему от прошлой жизни.
     Похмелье отпустило пять дней назад. И все же,  когда  он  в  качестве
Чарли Ома проснулся этим утром, то сразу же закутался в  мысленный  кокон.
Все события и опасности, через которые прошли четыре его  предшественника,
оказались арестованными и заключенными в темницу.  Или  -  все  страсти  и
эмоции минувших дней он просто запрятал  в  цилиндры  души  где-то  внутри
себя. Он, окаменевший во всех отношениях, окаменевший Чарли Ом, не  помнил
ровным счетом ничего. Но он был именно им. Омом,  барменом  на  полставки,
пьяницей и  разгильдяем.  Дни,  отделявшие  сегодня  от  прошлой  Субботы,
отцепились от него, отошли вдаль, словно он и не был иммером,  не  пережил
их лично. Даже похмелье, более не  существовавшее,  и  то  возвращалось  к
жизни. Невидимая рука прошлой Субботы сжимала его,  пытаясь  выдавить  все
соки других дней.
     Это внезапное открытие стало первым потрясением. Вторым,  нагрянувшим
тут же, стало понимание: если явился  иммер,  значит  он  принес  скверные
новости. Иначе члены Совета не направили бы к нему посланца.
     Мадж вошел, осмотрелся по сторонам  с  таким  видом,  словно  полагал
увидеть себя в свинарнике и очень удивлен неоправдавшимся ожиданиям.
     - Одевайтесь и побыстрее, - объявил он. - Через пять минут мы  должны
уйти отсюда, а если можно, то и раньше.
     - Сюда... придут органики? - спросил Ом, звучно сглотнув.
     - Да, - ответил Мадж, - но не за вами. То есть  не  именно  за  вами.
Предстоит рейд с целью проверки санитарного состояния.
     Он почувствовал облегчение.
     - Но тогда?..
     - Я должен проводить вас... к одному человеку, - сказал Мадж. -  Надо
идти!
     Настойчивость и  властность  тона  Маджа  подействовали  на  Ома.  Он
ринулся к своему шкафу. Вернувшись одетым, он застал Маджа возле  стоунера
Зурвана. Услышав за спиной шаги подошедшего Ома, Мадж внимательно  оглядел
его с ног до головы.
     - Отлично, - объявил он. Затем, снова повернувшись лицом  к  Зурвану,
он показал на него: - Это действительно кукла?
     - Да, - ответил Ом и добавил: - Откуда вам это известно?
     - Мне приказали избавиться от куклы, если она покажется мне не  очень
схожей с оригиналом.
     - Почему? Что, ситуация и в самом деле настолько плоха?
     - Достаточно плоха, я полагаю. Подробности мне неизвестны, да я и  не
хотел бы их знать.
     Мадж бросил взгляд на экран, показывающий время.
     - Все в порядке. Мы опережаем график на  две  минуты.  Нет  ли  здесь
записей, которые перед уходом следовало бы уничтожить?  Что-нибудь  такое,
что органикам лучше бы не видеть?
     - Да нет. Ничего такого! - успокоил его Ом. - Может быть, я и в самом
деле вииди, но никак не небрежный.
     Мадж вывернул наизнанку свою юбку  и  шляпу.  Теперь  он  оказался  в
коричневой шляпе и светло-вишневой юбке. Затем Мадж запустил руку в сумку,
упрятанную еще раньше в коричневый мешок, с которым хозяйки  обычно  ходят
за покупками. Ом подумал вдруг, что сейчас гость вытащит револьвер.  Кровь
отлила от его головы, он напрягся, готовый,  если  понадобится,  совершить
прыжок. Однако Мадж извлек еще одну  широкополую  шляпу  -  коричневую,  с
высоким верхом и оранжевым пером.
     Он протянул ее Ому.
     - Она тоже двусторонняя. Наденьте.
     Ом снял свою шляпу  и  отшвырнул  ее.  Мадж  поднял  брови  и  сурово
посмотрел на него.
     - Я выкину ее позже, - сказал Ом. - Вы же сами  сказали,  что  у  нас
мало времени. К тому же, если органики  заявятся  сюда,  лучше,  если  они
обнаружат хоть какие-то признаки беспорядка. Иначе у них могут  возникнуть
подозрения.
     Оба направились к  двери.  Ом,  следовавший  в  полушаге  за  Маджем,
спросил:
     - Может быть, вы все-таки скажете, что произошло?
     - Да, пожалуйста. - Мадж открыл дверь и вошел в холл.
     Когда Ом поравнялся с ним, Мадж негромко произнес:
     - Меня просили рассказать вам об этом, только если вы сами попросите.
Обнаружили куклу Реппа. Это случилось вчера за десять минут  до  полуночи.
То есть, кажется, в Пятницу.
     - О Господи! Все кончено!
     -  Не  кричите  так,  -  попросил  Мадж.  -  И  вообще  ведите   себя
естественно, что бы ни произошло. И не надо больше никаких вопросов.
     - Сник в этом замешана?
     - Я же сказал... никаких вопросов.
     Они пошли через холл.  В  этот  момент  через  три  квартиры  от  его
собственной открылась дверь, и вышла шумная пьяная  парочка  -  мужчина  и
женщина. Мадж отпрянул от них, словно опасался запачкаться прикоснувшись.
     - Эй, Чарли, - выкрикнул мужчина. - Увидимся в Изобаре.
     - Может быть... - протянул Ом. - У меня, правда, на сегодня есть одно
срочное дело. Не знаю, смогу ли вовремя придти на работу.
     - Тогда мы выпьем за ваше счастье и успехи, - пообещала женщина.
     - Давайте.
     Уже в кабине лифта Чарли проговорил:
     - Понимаю, вам не хочется, чтобы я  задавал  вопросы  и  все-таки:  я
сегодня должен идти на работу? И если нет, то под каким предлогом?
     - Думаю, об этом позаботятся.
     - Да. Может, вообще скоро эта работа станет совершенно неважной.
     Мадж уставился на него.
     - Лучше, дружок, вам взять себя в руки. Бог  мой,  вы  вообще  ведете
себя не так, как подобает настоящему иммеру.
     Как раз перед остановкой лифта Ом, не  в  силах  контролировать  свое
любопытство и отбросив внутреннюю борьбу, сказал:
     - Какого черта иммер вообще должен жить здесь?
     - Никаких вопросов, вы не забыли?
     Как он мог открыть этому человеку, что своей волей  построил,  нет  -
лучше сказать - вырастил в себе личность для каждого  из  дней  недели?  И
каждый из этих характеров нес определенные основополагающие черты, которые
сосуществовали, хотя и не в гармонии. А ведь он был всего лишь  человеком.
Он - Джеф  Кэрд.  Он  в  образах  этих  самостоятельных  личностей  был  и
консерватором,  и  либералом,  и  пуританином,  любителем  наслаждений,  и
атеистом, и человеком, жаждущим веры, и сторонником авторитарных взглядов,
и бунтарем, аккуратистом  и  неряхой.  Из  множества  противоречивых  черт
характера он взрастил семь  различных  его  вариантов.  Он  мог  совершать
многое такое, что, живи он всего в одном дне, выдало бы его с  головой.  В
одном теле существовало сразу несколько людей, и  каждый  из  них  получил
шанс делать все, что хочется именно ему. Хотя в случае с Чарли Омом,  если
посмотреть внимательно, нужно было сказать, что тут Кэрд зашел слишком  уж
далеко.
     В тот момент, когда они уже входили в подземный гараж, в  голове  его
молнией промчался сон, который Чарли тщетно пытался  вспомнить  утром.  Он
видел  всех  семерых  двойников  -  его  вторые  "я"  собрались  вместе  в
Центральном Парке и в густом тумане гарцевали на лошадях. Они появились из
сумрака с различных направлений и вывели лошадей  таким  образом,  что  их
крупы составили семиконечную звезду. Или, может быть,  говоря  фигурально,
некий конский букет.
     - Что мы делаем тут, на этой дорожке для новобрачных? - спросил  Джеф
Кэрд.
     - Женимся, что же еще? - произнес Отец Том Зурван.
     Чарли Ом как-то неискренне улыбнулся.
     - По нашему поведению скорее скажешь, что мы  собрались  разводиться.
Сначала развод, а уже затем женитьба. Это точно!
     Джим Дунски выхватил невесть откуда шпагу, поднял ее и закричал:
     - Один за всех и все за одного!
     - Семь мушкетеров! - завопил Боб Тингл.
     - Пусть победит сильнейший! - молвил Вилл Ишарашвили.
     - И дьявол останется позади! - с ликованием добавил Чарли Ом.
     Все замолчали, заслышав стук копыт приближающихся в  тумане  лошадей.
Все ждали, сами не зная чего, и вот  сквозь  туман  постепенно  проступила
фигура гигантского  мужчины,  верхом  на  огромном  коне.  И  тут  же  сон
оборвался.
     Времени на то, чтобы попытаться разгадать его смысл, у Ома сейчас  не
было. Мадж вытолкнул его из здания на прилегающий тротуар,  и  они  быстро
пересекли двор, заполненный нескольким взрослыми и прыгающими  детьми.  Он
не сомневался, что некоторые из детей не имели идентификационной звезды  и
не  были  зарегистрированы  в  банке  данных.  Мадж  взглянул  на  него  и
пробормотал: "Осталась одна минута".
     Ом,  глядя  по  сторонам,  не  мог   обнаружить   никаких   признаков
присутствия органиков. Однако едва  они  вышли  на  Бульвар  Вуменвэй,  Ом
увидел около тридцати мужчин и женщин,  одетых  в  гражданское  и  стоящих
вокруг нескольких машин. Отсутствие номеров красноречиво свидетельствовало
о принадлежности машин органикам. Когда,  наконец,  они  поймут,  что  это
давно уже очевидно всем?
     Несомненно, что в других точках с разных сторон  собрались  и  другие
группы.
     "Неплохо бы выпить", - подумал Ом.
     "Ничего, потерпишь, - произнес кто-то внутри него, - сейчас есть дела
и поважнее".
     И все-таки, когда они, направляясь по Вуменвэй  на  север,  проходили
мимо большого  темного  окна  Изобара,  он  почувствовал,  будто  какой-то
гироскоп внутри него притягивает, наклоняет его в сторону входа. Неведомая
сила заставляла  его  вступить  на  путь  наименьшего  сопротивления,  где
господствуют неискоренимые привычки.
     Ом весь вспотел, хотя это вполне можно было объяснить жарой.  Но  вот
во рту у него определенно пересохло сверх всякой меры. Какие уж  тут  иные
причины...  Что  сегодняшние   органики   предпримут   после   обнаружения
куклы-двойника Реппа? Первая смена уже прочла записки, сделанные во вторую
смену в Пятницу. По такому серьезному поводу они непременно должны принять
меры. Что они станут делать? Вряд ли он узнает раньше, чем  они  доберутся
до своего, пока еще неизвестного ему пункта назначения.
     Он чувствовал тяжесть пистолета, лежащего в сумке. Хотя он сразу же с
головой окунулся в свой сегодняшний образ, моментально вжился  в  личность
Чарли Ома, это все-таки не помешало ему  машинально  переложить  оружие  в
сегодняшнюю сумку. Присутствие оружия хоть как-то  успокаивало  его.  Если
Мадж задумал нечто вероломное, пистолет окажется как нельзя кстати. Однако
сам Мадж знал об Оме не так уж много, а те, кто его послал, не посоветовал
и его разоружать. Это наверняка насторожило бы Ома, подсказав, что  беседа
с ним - не единственная цель членов Совета.
     "Я становлюсь слишком мнительным, - сказал он себе. Хотя причины  для
этого конечно же есть. Несомненно,  я  могу  представлять  для  сообщества
очень серьезную опасность".
     - Не выходите из-под дерева, -  предупредил  Мадж.  -  Оставайтесь  в
стороне от открытого места.
     Чарли  собрался  было  выйти  на  открытый  солнцепек  между  дубами,
растущими по краю мостовой.
     - Извините.
     Так или иначе, все равно придется покинуть естественную крышу листвы.
Здесь их могут засечь спутники, как обычно кружившие высоко  в  небе.  Они
непременно зарегистрируют тот факт,  что  двое  мужчин,  одетые  так-то  и
так-то, вошли под прикрытие деревьев в такой-то и такой-то точке  и  вышли
из-под кроны там-то и там-то. Само по себе это, естественно,  не  означает
ровным счетом ничего. А вот если органики  начнут  выслеживать  этих  двух
мужчин, вот тут уж пригодится любая информация.
     На углу Вуменвэй и Вэйверли Плейс Мадж остановился. Он  посмотрел  по
сторонам - с какой целью, чего он искал, этого Ом пока не знал.
     - Подождите минуту, а затем следуйте за мной, - объявил Мадж.
     Ом заметил, как Мадж взял из сумки  какую-то  короткую  в  прозрачном
пластике трубочку. Он что-то нажал, и трубочка  превратилась  в  небольшой
зонтик. С зонтиком над головой, Мадж пересек тротуар и вошел в магазин  на
углу. Лучше бы он захватил такой зонт, под которым они могли  бы  укрыться
вдвоем.  Тогда,  если  бы  им  удалось  спрятаться  от  небесного   глаза,
снимающего под углом, они остались бы  вовсе  незамеченными.  Вертикальный
спутник зафиксировал бы только зонт, под  которым  прошли  двое  людей,  -
мужчины или мужчина и женщина.
     Изучи органики видеозапись  всерьез,  они  обнаружили  бы,  что  зонт
появился из-под естественной крыши, под которую никто с зонтом не  входил.
Хотя сомнительно, чтобы они смогли определить точно, кто именно  вышел  из
тени деревьев: по крайней мере еще  не  менее  дюжины  людей  с  зонтиками
скрылись под сенью дубов или стояли где-то по  соседству  с  ними.  Четыре
зонтика были как близнецы похожи на желтый  зонт  Маджа.  Точно  такой  же
оказался в руках женщины, которая  всунула  его  в  руки  Ому,  беззаботно
проходя мимо с равнодушным видом, будто она вовсе  не  имела  отношения  к
невидимой операции иммеров. Женщина, держа зонт над головой, передала  Ому
другой - сложенный.
     Чарли раскрыл зонт и направился к магазину,  но  на  его  пути  вырос
незнакомый  мужчина.  Мужчина  быстрым  движением  протянул  Чарли  своего
игрушечного мишку.
     - Возьмите это!
     Затем отскочил в сторону и зашагал прочь. Однако всего  в  нескольких
шагах он остановился, прислонившись к столбу  с  экраном  новостей.  Чарли
заметил, что на незнакомце были такие же как у  него  шляпа  и  юбка.  Это
означает, что из-под кроны дубов в другом месте  выйдет  человек  сходного
сложения и одетый в точности как он, Чарли,  но  без  медвежонка  в  руке.
Чтобы  отличить  Ома  от  двойника,  органикам   придется   прибегнуть   к
компьютерному анализу походки. Сочтут ли они вообще что-нибудь  вызывающим
подозрение?
     За две последние  минуты  Чарли  встретил  больше  иммеров,  чем  ему
когда-либо приходилось видеть.
     Чарли Ом сложил зонт и вошел в магазин. Мадж, торчавший в дальнем его
конце, приблизился к нему. Кроме них  двоих,  в  магазине  находилось  еще
пятеро мужчин и две женщины. Среднего роста мужчина с  широченным  плечами
протянул им нечто вроде мяча, свернутого из пластиковой одежды, и поспешил
удалиться. Мадж негромко произнес:
     - Зайдите за прилавок и переоденьтесь.
     Спустя несколько минут они вдвоем покинули магазин. Мадж  теперь  был
облачен в широкополую ярко-красную шляпу и зеленую юбку. Ом, державшийся в
нескольких шагах позади него, обрядился в  черное  сомбреро  с  малиновыми
перьями  и  зеленую  юбку.  Вслед  за  Маджем  он  проследовал  наверх  по
эскалатору к пешеходному мосту через Вуменвэй. Они прошли по  мосту  и  на
противоположной стороне спустились по эскалатору к Вэйверли Плейс.  Оттуда
они  направились  на  запад  к  Пятой  Авеню,  где  свернули  в   северном
направлении. Ом внимательно прочесал глазами  Площадь  Вашингтона,  однако
Янкева Гриля там не обнаружил. Тот вполне мог играть в  шахматы  где-то  в
укромном уголке в глубине площади. А может быть, испугался жары и  остался
дома. Но скорее всего, его уже арестовали органики. Ом  размышлял  о  том,
какие причины побуждают человека стать дэйбрейкером, хотя  его  интерес  к
этому не был столь сильным, как у Джефа Кэрда.
     Мадж  пересек  мост  перед  квадратным  зданием,  носившим   название
"Вашингтонские клетки" (никаких клеток здесь  не  было  и  в  помине).  Ом
следовал за ним - они направлялись к западной  стороне  Пятой  улицы.  Ему
вспомнилась вдруг Пантея Сник и то, что квартира  ее  находилась  как  раз
здесь. Наверняка слоняется сейчас в этом районе и ищет  его.  У  органиков
Пятницы, видимо, хватило времени на то, чтобы пропустить идентификационную
звезду Реппа через банк данных и передать полученную информацию в Субботу.
Если даже в Пятницу сделать это не успели, в Субботу уж точно сотворят.
     Значит, возможны два  варианта.  Первый:  Субботние  органики  станут
разыскивать некоего дэйбрейкера,  внешне  напоминающего  его,  считая  его
обычным нарушителем. Второй: органики вполне могли догадаться  сопоставить
идентификационные данные Реппа с близкими к ним данными  из  других  дней.
Это требовало получения специального  разрешения  от  Северо-Американского
Высшего Совета Органиков Субботы. Времени на это у них было достаточно. Не
исключено, что ищейкам известны  все  обстоятельства,  и  они  разыскивают
именно его.
     Если это так,  что  ему  делать?  Что  запланировал  для  него  Совет
иммеров?
     Мадж под сенью  деревьев  двигался  на  север  пс  Пятой  Авеню.  Ом,
следовавший в нескольких шагах за  ним,  остановился.  Здание  слева  было
одним из самых старых, построенных еще до начала помешательства на домах в
форме  кораблей.  В  нем,  по   крайней   мере   в   Субботу,   собирались
ортодоксальные  евреи,  превратившие  гимнастический  зал  в  синагогу   и
поклонявшиеся своему богу среди запахов потных носков  и  рубах.  Из  окна
второго этажа выглядывал мужчина. Сомнений не было. Это - Янкев Гриль.
     Его сильное, привлекательное лицо возникло лишь на  какую-то  минуту.
Выражение его  лица  успело  едва  заметно  измениться.  Но  Ом  не  сумел
разгадать эту мгновенную перемену. Что это? Неужто Гриль узнал его, но  не
показал виду? Не его, Чарли Ома, но его - Джима  Дунски,  который  хоть  и
недолго, но все-таки постоял у стола на Площади  Вашингтона,  наблюдая  за
игрой Гриля? Или Гриль просто принял Ома за органика, не оставляющего  его
своим вниманием?
     Как бы там ни было, но Гриль в любом случае сильно рискует,  находясь
в этом здании. Здесь органики будут рыскать в первую  очередь.  Или  Гриль
перебрался сюда уже после того, как они прочесали дом? А  может  быть,  он
просто заглянул, чтобы принять участие в религиозных обрядах?
     Боб Тингл, имевший постоянный доступ к банку данных,  установил,  что
всего, во всех семи днях, имеется около полумиллиона ортодоксальных евреев
и еще два миллиона, принадлежащих к реформаторской церкви. Остальные евреи
ассимилировались,  растворились  в  обществе  иноверцев.  У   самого   Ома
прабабушка была еврейкой, хотя и  она  считала  себя  еврейкой  скорее  из
вежливости и почтения к родителям. Религиозные каноны были ей чужды.
     Правительство так и не  выработало  по  отношению  к  евреям  никакой
определенной политики. Оно провозгласило терпимость ко всем религиям, хотя
все-таки пыталось протащить некую скрытую форму преследования евреев. Так,
считалось противозаконным, если родители  занимались  организацией  браков
своих детей или в какой-либо форме принуждали их вступать в брак только  с
представителями   своей   веры.   Поскольку   было   запрещено   объявлять
превосходство любой группы населения над другими по  религиозным  мотивам,
евреям не позволялось  устно  или  письменно  утверждать,  что  они  нация
"избранная Богом". Это  считалось  антиобщественным  и  не  способствующим
установлению  справедливости.  Ортодоксальные  евреи-мужчины   обязывались
изъять из своей утренней молитвы благодарение  Богу  за  то,  что  они  не
родились  женщинами.  Подобные  мысли  считались  еще  в  большей  степени
антиобщественными и несправедливыми.
     Все священные, чтимые евреями писания по закону были доступны  только
в записях, которые прошли  предварительную  цензуру.  В  ходе  нее  тексты
снабжались  комментариями,  сделанными  представителями  Бюро  Религиозной
Свободы.
     По аналогичным причинам христианам запрещалось  заявлять,  что  Иисус
является сыном Божьим в каком-нибудь ином толковании, кроме как "все  люди
- дети Бога" (которого, кстати, по  утверждению  правительства,  вовсе  не
существовало). Новый Завет также прошел цензуру, его слегка  подправили  и
снабдили обильными и многословными комментариями.

                                   24

     Тринадцатиэтажное  здание  Башни  Эволюции  формой  своей  напоминало
штопор. Ярко-зеленый витой желоб, составляющий его внешний фасад,  призван
был олицетворять развитие жизни, которая по  спирали  поднимается  ко  все
более высокой стадии эволюции. Наверху здания возвышались статуи мужчины и
женщины, держащих в поднятых над головой руках ребенка. Руки ребенка также
взывали к небу, словно он старался что-то схватить в вышине.
     Чарльз Ом последовал за Маджем в ярко освещенный холл и встал за  ним
в какую-то очередь. От нечего делать он принялся осматривать округлый зал.
Через пластиковые  стены  проступали  облака  кипящей  густой  жидкости  и
голографические образы грозовых туч в  сопровождении  врезающейся  в  воду
молнии. Композиция эта  изображала  первичную  жидкую  субстанцию,  океаны
Земли, в которых миллиарды лет тому назад зарождалась  жизнь.  Бесконечные
экраны представляли появление первых ее форм, возникавших в причудливом  и
диком  сплетении  молний  и  сгустков  кислорода,  плавающих   в   плотном
"бульоне". Это примитивное и роскошное насилие  и  положило  начало  самым
простым проявлениям жизни.
     Чарли понятия  не  имел,  для  чего  понадобилось  Маджу  вставать  в
очередь, образованную туристами, но тот, видимо, понимал,  что  делал.  Он
быстро и настойчиво продвигался вперед, выражая по этому поводу  очевидную
радость. В холле сновали и толпились туристы буквально со всего мира - шум
голосов, хоть и не оглушал, но очень раздражал.
     Наконец  Чарли  добрался  до  устройства  для   кредитных   карточек,
закрепленного на столике у входа в беседку; беседку  образовывали  стойки,
соединенные   цепями.   Ом   вставил   в   традиционную   прорезь   кончик
идентификационной звезды, увидел на дисплее ПРИНЯТО и  прошел  в  беседку.
Мадж, поднявшись на эскалаторе, оказался на втором  этаже.  Зажатый  между
мужчиной впереди него и  женщиной  сзади,  Чарли  медленно  поднимался  по
ступеням. Мадж уже поджидал его на площадке.
     Чарли  обвел  взглядом  интерьер:  огромная,   почти   пустая   чаша,
возвышающаяся на двенадцать этажей вверх. Уже не менее дюжины раз  побывав
здесь, Чарли наблюдал эту картину и все-таки сейчас испытывал необъяснимое
благоговение. Экспозиции были развернуты  в  высоких  и  широких  нишах  в
стене, которые в шахматном порядке тянулись вверх. Посетители  поднимались
по винтовым эскалаторам, которые, опоясывая  стену,  текли,  соседствуя  с
морскими видами и прекрасными ландшафтами, изобилующими рыбами, птицами  и
растениями, характерными для той или иной  геологической  эпохи.  Стоя  на
эскалаторе и устремляясь все выше, люди  путешествовали  от  докембрийской
эпохи, когда преобладали растения и животные с мягкой тканью, к собственно
кембрию - периоду, когда появились беспозвоночные морские существа  первой
палеозойской эры. Дальше, двигаясь вверх по диагонали;  зрители  проходили
через ордовикскую систему - время появления первых простейших  рыб.  Затем
следовали эры мезозоя и кайнозоя, где туристы  от  души  могли  поохать  и
поахать,    наблюдая    за    выполненными    в    натуральную    величину
роботами-динозаврами. Заканчивалась экскурсия почти под самым куполом, где
основу экспозиции  составляли  фигуры  людей  Новой  Эры.  Здесь  туристы,
оказавшись в очередной нише, пересаживались в лифт, который возвращал их в
вестибюль. По  пути,  раскручиваясь  по  спирали:  они  имели  возможность
остановиться в одной из ниш и еще раз удовлетворить свою любознательность.
     Мадж, однако, не воспользовался эскалатором, а, повернувшись в другую
сторону, прошел по  коридору  в  небольшой  холл.  Проследовав  мимо  двух
стоявших там мужчин, Мадж кивнул им. Видимо, это был сигнал к тому, что  и
Ома нужно пропустить. Холл оказался  совсем  небольшим,  не  более  десяти
футов в длину, и заканчивался широким экраном, на котором был  представлен
монтаж из изображений некоторых форм жизни  в  основной  экспозиции.  Мадж
произнес что-то, но Ом еще не успел подойти к нему настолько близко, чтобы
расслышать. Экран перед Омом пополз вверх и спрятался за потолком, а из-за
спины Ома из проема в  потолке  появятся  другой  -  в  ширину  холла.  На
какой-то момент Мадж и Ом оказались словно в тесном ящике.
     Мадж вошел через открывшийся после  поднятия  экрана  вход  в  кабину
лифта. Он жестом пригласил Ома последовать за ним. Ом вошел в лифт.
     - Вверх, - сказал Мадж.
     Дверь закрылась, и лифт плавно устремился вверх. Судя  по  тому,  что
номера этажей нигде и никак обозначены  не  были,  лифт  ходил  только  на
один-единственный этаж. Когда лифт остановился, Мадж, встав за спиной Ома,
легко подтолкнул его к выходу. Чарли не понравилось, что Мадж, который все
время находился перед его глазами, теперь вдруг оказался позади него.  Он,
правда, вряд ли смог что-нибудь поделать с этим,  да  и  были  ли  причины
беспокоиться?
     Вышли  они  в  большую,  с  низко  нависшим   потолком   комнату,   с
невключенными экранами на стенах; пол устилал толстый, явно дорогой ковер.
Мадж попросил Ома пройти  дальше,  и  тот  проследовал  к  единственной  в
комнате  двери,  выходящей  на  западную  сторону.  Перед   ним   открылся
искривленный проход, что-то около десяти футов в ширину; на полу, как и  в
холле, покоился толстенный ковер, а стены  сплошь  покрывали  безжизненные
экраны. По пути Чарльз заметил на правой стороне несколько закрытых дверей
- еще комнаты, по всей видимости, пустующие. Их обитателем могла быть лишь
весьма знатная персона.
     Пройдя по извилистому коридору около трехсот футов, они  остановились
в конце его перед массивной дверью. Мадж вставил идентификационную  звезду
в замочную  скважину.  Еще  через  несколько  секунд  голос,  прозвучавший
изнутри, предложил им войти. Мадж снова отступил за спину Ома и велел  ему
входить. Ом потянул дверь на  себя  и  переступил  порог.  Он  очутился  в
большой передней, уставленной весьма комфортабельными на  вид  креслами  и
диванчиками. Очевидно, он должен был пройти в следующую комнату. Ом открыл
дверь и оказался в очень просторной и светлой гостиной. Из окон открывался
вид на реку Гудзон, за которой  простирался  лес,  покрывающий,  насколько
хватало глаз, прилегающую часть штата Нью-Джерси. Комната была элегантно и
умеренно обставлена. На стене, разделенные  включенными  экранами,  висели
картины, выполненные в древнекитайском стиле.  "Интересно,  оригиналы  или
копии"? - подумал Ом. Вся обстановка также определенно  была  выдержана  в
китайской манере. Один  из  предметов  особенно  привлек  его  внимание  -
большая, бронзовая статуя Будды, упрятанная в нишу в стене.
     Мужчина, сидящий в кресле в дальнем углу комнаты, рядом с окном,  был
одет в ярко-красную пижаму, домашние тапочки и  зеленую  утреннюю  рубаху.
Это был крупный, смуглый человек. Лицо его  покрывали  рельефные  складки,
большой нос напоминал ястребиный клюв. Портрет дополняли тяжелые  брови  и
массивный подбородок. Чарли чувствовал в нем что-то давно знакомое, однако
только подойдя к нему достаточно близко, он все понял. Уберите  старческие
складки наполовину, измените голубой цвет глаз на  коричневый.  И  человек
этот станет похож на Джефа  Кэрда...  на  Отца  Тома  Зурвана...  на  него
самого.
     - Вы можете остановиться здесь, - сказал Мадж, очевидно,  под  словом
"можете" понимая "должны".
     Ом подчинился, и Мадж добавил:
     - Я возьму вашу сумку.
     Ом неохотно протянул ему сумку. Он намеревался посмотреть, куда  Мадж
положит ее, но в этот момент хозяин комнаты  поднялся  с  кресла  и,  едва
заметно кивнув, пожал  ему  руку.  Подобное  приветствие  практиковали  во
Вторник, из чего Чарли сделал  вывод,  что  мужчина  является  гражданином
этого дня. Правда, подобное поведение могло означать и  другое:  возможно,
мужчина хотел продемонстрировать, что ему  известно,  кем  на  самом  деле
является Ом. Впрочем, эти моменты вполне могли дружно сочетаться.
     - Добро пожаловать, внучок, - улыбаясь, сказал мужчина.
     - Внучок? - удивился Ом, уставившись на него и  чувствуя,  как  кровь
стучит в его висках.
     - Ты мой прапраправнук как по отцовской, так и по материнской линии.
     Ом, хоть и удивился несказанно, все же довольно быстро  взял  себя  в
руки. Вспомнив, что так и не ответил на формальное приветствие, он  сделал
это.
     - Вы застали меня врасплох, - сказал он.
     Это было действительно так. Единственный в мире человек мог быть  его
прапрапрадедушкой. Но ведь он давно уже умер.
     По  крайней  мере  такова  была  информация,  заложенная   в   раздел
статистики рождений и смертей Всемирного Банка данных. С  другой  стороны,
Ом, как никто другой, хорошо знал о том, что в Банке  полно  всякого  рода
вымышленных фактов.
     - Врасплох? - спросил мужчина, жестом приглашая Ома  сесть,  но  тот,
как и полагалось, подождал,  пока  старший  по  возрасту  не  сделает  это
первым. Мадж стоял позади него, рядом со столом.  Сумка  Ома,  по-прежнему
закрытая, лежала на столе. Можно не сомневаться, что по ее весу  Мадж  уже
догадался о наличии оружия.
     Ом пробежал глазами по экранам,  на  которых  отображались  экспонаты
Башни.
     Ом сел и, твердо глядя в глаза мужчины, сказал:
     - Ну хорошо, не врасплох. Я просто удивился, признаюсь. Я  и  понятия
не имел... нам всем говорили, что основатель движения погиб в  лаборатории
в результате несчастного случая.
     - Да, да. Был взрыв, тело разорвало на куски. Но остались мои клетки.
Не составило особого труда вырастить из них кожу,  органы  и  кости,  даже
руки с моими отпечатками пальцев. При взрыве уцелел один зрачок. В  общем,
меня, конечно, сконструировали заново.
     - Но ваши знакомые,  небось,  удивились,  отчего  это  вы  вдруг  так
помолодели, - заметил Ом. В конце концов вам пришлось  инсценировать  свою
смерть, а затем начать все снова с другой идентификацией?
     Джильберт Чинг Иммерман кивнул.
     - Я не живу в этой стране постоянно. Надеюсь, это  не  огорчает  вас.
Кроме того, возможно, вам также  известно,  что  Воскресенье  не  является
официально тем днем, в котором мне предоставлено гражданство.  Я  прилетел
сюда, чтобы разобраться с той кутерьмой, которая тут возникла.
     "Каково бы ни было сейчас имя Иммермана, несомненно он принадлежал  к
числу самых высокопоставленных чиновников,  -  подумал  Ом.  -  Наверняка,
является членом  Всемирного  Совета.  Только  человек  подобного  ранга  и
влияния мог иметь, личную квартиру, да еще такую  большую,  которой  он  к
тому же почти не пользовался. И лишь очень высокопоставленное  лицо  могло
обладать правом переходить изо  дня  в  день,  когда  сочтет  необходимым.
Интересно, какова его легенда? Впрочем, имеет ли  это  значение.  Главное,
что Иммерман здесь, рядом".
     - Дедушка, - сказал Ом и остановился. - Можно мне вас так называть?
     - Мне бы этого хотелось, - ответил Иммерман. - Никто еще так  ко  мне
не  обращался.  Я  вынужден  был  лишать  себя  удовольствия  общаться   с
собственными внуками. Правда, благодаря этому, я, конечно,  смог  избежать
подчас  весьма  болезненных  и  разочаровывающих  неприятностей,   которые
сопутствуют удовольствию иметь  внуков.  Да,  да,  несомненно,  ты  можешь
называть меня дедушкой.
     Он умолк и улыбнулся.
     - Но как мне-то обращаться к тебе?
     -  Что?..  -  удивился  Ом.  -  А!  Понимаю.  Сегодня  ведь  Суббота.
Пожалуйста, зовите меня Чарли.
     Иммерман слегка потряс головой, а затем сделал жест  рукой.  Рядом  с
Омом возник Мадж.
     - Да, сэр.
     - Не принесешь ли нам чайку? Наш  гость,  наверно,  проголодался.  Не
хочешь ли перекусить, Чарли?
     - Немного протеинового печенья, думаю, не помешает, - ответил Ом. - У
меня сегодня был очень легкий завтрак.
     - Не сомневался, что ты не откажешься, -  произнес  Иммерман.  -  Тот
образ жизни, который ты ведешь... я говорю о сегодня. Ты  удивляешь  меня,
Чарли. Не тем, что ты стал дэйбрейкером  по  указанию  Совета  иммеров,  а
уникальностью исполнения тобой ролей. Тем  проникновением,  с  которым  ты
входишь в эти роли... в эти личности, скорее. Мне кажется, что каждый день
ты действительно становишься другим  человеком.  В  некотором  смысле  это
вызывает восхищение. Хотя с другой стороны - весьма опасно.
     "Вот мы и приближаемся к самой сути, - подумал Ом. - Вот причина,  по
которой я здесь. Тут речь не о том, чтобы воссоединилась наша семья".
     - Позвольте мне немного пройтись, пока не принесут чай с печеньем?  -
проговорил Чарли. - Я сегодня не делал обычных упражнений и чувствую  себя
заторможенным. Когда играют мышцы и легко бежит кровь по  жилам,  думается
как-то лучше.
     - Будь моим гостем.
     Чувствуя некоторую  неловкость,  Чарли  поднялся  и  принялся  ходить
взад-вперед по комнате. Ом остановился у входа, затем пошел назад, всего в
нескольких футах от Иммермана вновь повернул - и опять к двери.  Старик  -
вряд ли его можно было назвать стариком: выглядел он  всего  лет  на  пять
старше своего внука - сидел, сложив руки на груди, и наблюдал за ним, едва
заметно улыбаясь. Прохаживаясь  таким  образом,  Чарли  заметил  огромного
сиамского  кота,  появившегося  в  дверях.  Кот  остановился,  внимательно
посмотрел на Чарли своими невероятно голубыми глазами, а затем потрусил  к
Иммерману и прыгнул к нему на колени. Старик  принялся  нежно  поглаживать
его, и кот от удовольствия выгнул спину.
     - Минг  -  мой  любимец,  -  негромко  проговорил  Иммерман.  -  Минг
Безжалостный. Сомневаюсь, чтобы ты знал, в честь кого я  так  его  назвал.
Ему почти столько же лет, как  мне.  Если  считать  в  обгодах.  Время  от
времени я сажаю его в стоунер.
     Чарли отвел взор от экранов на стене, хотя в одном из них  он  увидел
нечто привлекшее его внимание.
     - Но даже и при этом Мингу наверняка дают эликсир. Иначе он не прожил
бы так долго. Не так ли?
     - Да, - подтвердил Иммерман. - Только... это не эликсир. Я  использую
некую биологическую форму - исходную форму жизни, хоть и  получаем  мы  ее
искусственным путем. Это средство прочищает  артерии  и  делает  множество
других полезных вещей. Частично оно даже подавляет  те  вещества,  которые
вызывают старение клеток. Давно пытаюсь раскрыть секрет его  действия,  но
пока не удается.
     Ом не слишком обрадовался подобным признаниям.  Судя  по  всему,  это
означало, что дедушку совершенно не волновало, что станет известно  внуку.
Неужели уже все решено, и Чарли Ом просто не сможет передать кому-либо то,
что ему рассказывают.  Но  способен  ли  человек  быть  столь  жестоким  и
бездушным, чтобы лишить себя и всю семью  ее  неотъемлемой  части,  лишить
своей плоти  и  крови?  Ответ  не  вызывал  сомнений  -  этот  человек  не
остановится ни перед чем. Семья иммеров существует так долго  потому,  что
ее лидеры всегда оказывались трезвомыслящими и логичными людьми. Возможно,
Иммерману и не доставляет радости необходимость расстаться  с  собственным
внуком, но, если надо, он пойдет на все. Прежде всего семья в  целом  -  а
отдельные ее члены - это уже потом.
     - Я тоже размышлял об этом, - сказал Чарли. В кромешной  тьме  в  его
голове,  казалось,  приоткрылся  маленький  просвет,  сквозь  которым   на
какое-то мгновение промелькнул яркий свет. Что это? Уайт  Репп?  Казалось,
Репп что-то сообщил ему. Неожиданно он понял нечто и  поспешил  произнести
это вслух, прежде  нем  снизошедшее  вновь  исчезнет  в  темноте.  -  Минг
Безжалостный, - сказал  он.  -  Это  персонаж  одной  из  древних  книг  и
многосерийного фильма. Главный отрицательный герой древней  юмористической
книги. Флэш Гордон. Кажется, так звали персонажа серии фильмов.
     Иммерман немного удивленно посмотрел на него и улыбнулся.
     - Действие происходит в двадцатом  веке  нашей  эры.  Не  думал,  что
кто-то - кроме, может быть, нескольких ученых, помнит  об  этом.  Кажется,
внучок, я тебя недооценивал.
     - Я ведь не только Чарли Ом, бармен, пьяница и разгильдяй-вииди.
     - Знаю, знаю.
     - Полагаю, вам все обо мне известно, - заметил Чарли. -  Надеюсь,  вы
действительно хорошо меня знаете,  понимаете  меня.  Тогда  вам,  наверно,
ясно, что никакой опасности... для иммеров я не представляю.
     Иммерман  улыбнулся,  словно  он  был   действительно   по-настоящему
доволен.
     - Значит, ты  отчетливо  понимаешь,  зачем  я  тебя  пригласил  сюда.
Хорошо.
     "Для меня-то, может быть, и не очень хорошо", - подумал Чарли.
     Он собирался сказать что-то, но одно лицо, крупным  планом  возникшее
на экране, казалось, целиком поглотило его  внимание.  Он  задрожал.  Нет,
этого лица здесь быть не могло. Ом отвел взгляд, но затем голова его снова
повернулась, словно зажатая механической силой. Да, оно было там.
     Экран показывал большую нишу недалеко от вершины Башни.  В  ней  были
установлены фигуры  из  прошлого  -  ВЫМЕРШИЕ  ВИДЫ  HOMO  SAPIENS.  Лицо,
притянувшее внимание Чарли, словно пень, неуклюже торчащий на мелководье и
вдруг врезавшийся в дно лодчонки, угрожая распороть  ей  днище  и  предать
воде всех пассажиров, принадлежало одной из фигур композиции.  Группа  эта
воплощала семнадцатое столетие и представляла  Короля  с  Королевой  и  их
окружение - королевский двор. Судя по  одежде,  это  были  времена  бурной
жизни - период трех мушкетеров. Король, наверно, Луи XIII,  а  королева  -
Анна Австрийская. Фигура с лисьим лицом, одетая  в  красную  кардинальскую
мантию, - не кто иной, как Ришелье.
     Он изо всех сил старался унять дрожь,  пользуясь  одним  из  методов,
который множество раз выручал его в самых неловких ситуациях. Он  мысленно
представил себе короля, королеву, весь двор и то пугающее его лицо вместе,
так, чтобы оно просто стало частью общей  картины.  Силой  воображения  он
сжал всю эту сцену, скатал ее в шарик и вытолкнул  его  из  своего  разума
через затылок.
     Не сработало. Ом не мог ничего поделать с собой: лицо  -  злополучное
лицо - притягивало взгляд.
     Стараясь изобразить улыбку, будто он думал о чем-то  очень  приятном,
Ом вернулся к креслу и сел. Композиция находилась за его спиной. Теперь он
не мог увидеть ее, не повернувшись направо почти на 180 градусов. Нет,  он
этого не сделает, ведь тогда Иммерман узнает, что  он  видел  это  лицо  и
узнал его.

                                   25

     - Это очень интересно, - произнес он  твердо.  -  Я  хочу  сказать...
довольно  странно.  Для  меня  это  просто   загадка.   Почему   средство,
замедляющее старение - эта форма жизни, о которой вы  говорите,  -  почему
она не обнаруживается в крови при анализе?
     Сейчас  эта  проблема,  естественно,  занимала  его  очень  мало.  Но
приходилось как-то  поддерживать  разговор,  а  уж  затем,  если  удастся,
незаметно перевести его на  ту  тему,  одна  мысль  о  которой  заставляла
стучать его сердце.
     - Она находится в бездействии, - сказал Иммерман. - Достаточно ввести
всего  один  организм  этой  формы.  Он  дремлет,  приклеившись  к  стенке
кровяного  сосуда.  Затем  по  прошествии   заранее   запрограммированного
интервала времени, этот организм расщепляется, и  возникшие  в  результате
миллионы клеток делают свое дело. Затем все они, кроме одной, погибают,  и
она ожидает, пока не приходит  ее  время  снова  вступить  в  дело.  Тогда
происходит еще одно расщепление. С точки зрения вероятности шансы  на  то,
что анализ крови будет взят, когда клетки в крови активны, очень  и  очень
малы. И все-таки четыре раза форма был обнаружена. Медики зарегистрировали
это явление и считают его загадочным и, очевидно, непатогенным.
     Мадж принес чай с печеньем. После того, как он вернулся к  столу,  на
котором лежала сумка Чарли, Иммерман принялся потягивать чай.
     - Очень хорошо, - заметил он. - Но мне почему-то кажется,  что  ты  с
большим удовольствием выпил бы сейчас чего-нибудь покрепче. Правда ведь?
     - В обычных обстоятельствах - конечно, - холодно  заметил  Ом.  -  Но
сейчас я чувствую себя не совсем в своей тарелке. Такое потрясение...
     Иммерман взглянул на него поверх чашки.
     - Ты не совсем в себе? Кто же ты тогда?
     - У меня нет проблем насчет моей личности.
     - Надеюсь, что так. Поступила информация, что ты проявляешь  признаки
эмоциональной неустойчивости.
     - Это ложь! Кто подавал отчеты? Не тот ли человек,  что  хотел  убить
Сник?
     - Не имеет  значения.  Мне  лично  не  кажется,  что  ты  естественно
нестабилен. По крайней мере, не больше, чем  большинство  людей.  Ты  даже
вполне достоин  похвалы  за  то,  как  вел  себя  в  деле  с  Кастором.  И
все-таки...
     Иммерман отхлебнул чая.
     - Да? - Ом поднес чашку ко рту. Рука его  не  дрожала,  и  потому  он
ощутил еще большую уверенность.
     Иммерман поставил чашку и сказал:
     - Эта женщина... Сник... о ней уже позаботились.
     Ому оставалось только надеяться, что дрожь, пробежавшая по  его  телу
призвуке  этих  слов,  осталась  незамеченной.  Голубые   глаза   напротив
пристально следили за ним, пытаясь определить, какова его реакция  на  эту
новость.
     - Сник. Уже? - Ом заставил себя улыбнуться.
     - Да, сегодня утром. Рано или поздно, ее отсутствие, конечно, вызовет
переполох. Но сегодняшние органики даже не подозревают об ее исчезновении.
Она - довольно-таки независимый агент и не должна  связываться  с  ними  в
определенные моменты по какому-то графику. Может  случиться  так,  что  до
Воскресенья ее никто не хватится. Она должна сообщить о себе  в  том  дне,
где живет. Но...
     - Ее ведь не убили, правда?
     Иммерман вздернул брови:
     - Мне говорили,  что  ты  возражал  против  ее  убийства.  Очень  рад
подобному  проявлению  гуманности  с  твоей  стороны,   внучок   мой,   но
благополучие семьи - прежде всего.  Всегда  и  в  любой  ситуации.  Мы  не
прибегаем к  убийству  до  тех  пор,  пока  оно  не  становится  абсолютно
неизбежным. Пока еще подобной ситуации не было. Если бы Гархар убил  Сник,
я обязательно проследил бы за тем, чтобы он был наказан.
     - Гархар?
     - Тот человек, которого ты... Нет не ты. Это был Дунски.
     - Конечно, - сказал Ом. - Я знаю. Гархар. Дунски называл его Длинным.
     - Раз ты не забыл об этом, ты должен помнить и то, что был Дунски.
     - Всего лишь несколько основных моментов о нем, - сказал Ом.
     Иммерман, улыбнувшись, тряхнул головой:
     - Ты - уникальное явление. Когда-нибудь...
     Он  оборвал  свою  мысль  на  полуслове  и  отхлебнул   чая.   Затем,
внимательно взглянул на Чарли.
     - Тебя эта Сник лично интересует как женщина? Я правильно понял?
     - Почему вы спрашиваете об этом?
     - Ответь на мой вопрос.
     - Конечно, нет. Вы, дедушка, говорите сейчас с Чарли Омом.  Насколько
мне известно, единственным, кто видел ее, были Тингл и Дунски. Я не  знаю,
что они чувствовали к ней. Сомневаюсь, что они испытывали к ней физическое
влечение, если вы это имеете в виду. Между прочим, она была весьма  опасна
для них.
     Всей правды он, конечно же, сказать не мог.  Беспрестанное  давление,
которое он испытывал эти несколько  последних  дней,  хоть  и  не  разбили
стены, отделяющие друг от друга разные его я,  все-таки  проделали  в  них
брешь.  Воспоминания  Кэрда,  Тингла,  Дунски  и   Реппа   не   были   его
собственными; они казались ему чем-то вторичным, вроде подержанной одежды.
А самые живые и яркие из них связаны  были  с  теми  людьми  и  событиями,
которые несли в себе наибольшую угрозу для его двойников. В то же время он
смутно ощущал некий намек, неуловимый след влечения к Сник;  это  Тингл  и
Дунски - только они могли как-то передать ему эти чувства.
     Он вряд ли смог бы объяснить, откуда ему известно, что Гархар и  есть
тот человек, которого Дунски называл Длинным, он сомневался  даже  в  том,
что при встрече узнал бы и саму Сник.
     - Очень жаль, - сказал Иммерман, - что личность Уайта Реппа раскрыта.
У нас уже есть замена ему. Мы можем ввести  соответствующую  информацию  в
банк данных и готовы организовать все, что с этим связано. Но не будет  ли
лучше, если вы все семеро исчезнете одновременно, а  потом  появитесь  под
другими легендами, в виде других личностных ролей.  Честно  говоря,  я  не
знаю.  Какой-нибудь  Шерлок  Холме  из  органиков  вполне  может  провести
массированное и детальное изучение всей  информации  банка  данных  в  той
части, в которой она относится к  тебе,  а  затем  сопоставить  полученные
сведения. Тебя  обнаружат,  подвергнут  допросу  с  использованием  тумана
истины. Тогда ты расскажешь все, что у тебя на уме и...
     Ом взглянул прямо в глаза Иммерману.
     - Вы хотите убедить меня в том, что с точки зрения логики  существует
только один вариант действий? Меня нужно принести  в  жертву?  Посадить  в
стоунер, а затем спрятать где-нибудь до  лучших  времен?  Вероятно,  очень
надолго? Может быть, вообще меня не следует никогда дестоунировать?
     - Подумай о том, что ты только что сказал,  -  вставил  Иммерман.  Он
сделал еще глоток чая и снова наполнил чашку.
     - Вы этого не сделаете. Если вы собирались убить меня, то не стали бы
возиться, доставлять меня сюда для выяснения всех подробностей. Вы  просто
схватили бы меня, посадили в стоунер, а затем припрятали.
     - Прекрасно! Мои дети никогда не были дураками. По крайней  мере,  не
все.
     Чарли Ом вовсе не _ч_у_в_с_т_в_о_в_а_л_ себя родственником Иммермана.
Глядя на него, он испытывал те же  чувства,  которые,  вероятно,  посещают
юношу, рассматривающего фотографию своего незнакомого  деда.  Он  понимал,
что является продолжением его плоти и крови, но никогда не испытывал с его
стороны проявления любви и заботы -  того,  что  рождает  ответную  любовь
внука.  Он  был  почитаем  как   основатель   движения   иммеров,   внушал
благоговение и уважение. Но любил ли он старика, ощущал ли своим  дедом  в
полном смысле этого слова? Нет.
     - Что тогда я должен делать?
     - Позабыть  обо  всех  своих  ролях.  Придется  спрятаться  за  новой
личностью. Она ограничится только одним днем. Тебе более не придется  быть
дэйбрейкером... В чем дело?
     - Мы... они... умрут! - воскликнул Чарли.
     - Бог мой, сынок, держи себя в руках! У  тебя  такой  вид,  будто  ты
только что узнал о смерти лучшего друга.
     Иммерман  замолчал  и  внимательно  посмотрел  на  Чарли.  Затем   он
продолжил:
     - Понимаю, в некотором смысле - даже хуже.
     Покусывая губы, он пронзительным  взглядом  сверлил  пространство  за
спиной Чарли, словно стараясь заглянуть в будущее.
     - Я не знал, что ты зашел... так далеко. Возможно...
     - Возможно что? - спросил Чарли.
     Иммерман вздохнул.
     - У час на это совсем немного времени. Почти ничего не осталось. Я не
имею возможности лично следить за тем, как ты вживаешься  в  новый  образ.
Это _б_у_д_е_т_ настоящая, подлинная личность, а не просто роль, согласен?
     - Со мной будет все в порядке, - ответил Чарли. - Было  действительно
такое потрясение. Наверно, слишком сильно я вжился в эти свои роли.  Я  не
останавливаюсь на полпути. Я делаю дело надлежащим образом  или  не  делаю
вообще. Я справлюсь. Кроме прочего, я умею хорошо приспосабливаться. Много
ли вы знаете людей, способных так быстро и плавно переключаться  с  одного
образа на другой? Многие ли смогли бы так легко справиться сразу  с  семью
ролями? Какие проблемы? Мне и восьмая по плечу. На самом деле я ищу  новую
легенду. Я устал от этой семерки.
     Не зашел ли он слишком далеко, стараясь  убедить  Иммермана  в  своей
способности справиться с новым заданием?
     В голове его как будто звучало несколько голосов одновременно. "Я  не
хочу умирать!" - в один голос кричали его двойники,  да  так  громко,  что
Чарли  всерьез  испугался,  не  услышит   ли   их   Иммерман.   Опасаться,
естественно, было нечего, но впечатление у  него  создалось  такое,  будто
комната буквально звенит от их голосов.
     - Ты сейчас вернешься к себе на работу, - сказал Иммерман.  -  Как  я
уже говорил, один из наших друзей устроил так, что твое  отсутствие  будет
легко объяснить. Имя этого друга -  Аманда  Траш.  Прошу  не  забыть.  Она
сказала там, что ты упал в душе, ушиб спину и немного задержишься.  Понял?
Прекрасно. Я хочу, чтобы  ты  познакомился  со  своей  новой  личностью  и
убедился в  том,  что  она  действительно  хорошо  продумана.  Ты  станешь
иммигрантом, мои люди позаботятся о том, чтобы в  банке  данных  все  было
оформлено как следует. Мадж придет к тебе домой вечером, после работы будь
дома. Ты скажешь ему, кем хочешь быть. Затем он примет необходимые меры  и
оставит сообщение для своего Воскресного коллеги. Этот коллега  вступит  с
тобой в контакт.  У  тебя  будет  еще  один  последний  день,  который  ты
проживешь в старой  роли,  -  Воскресенье.  Если,  конечно,  не  возникнут
обстоятельства, которые этому помешают.
     Чарли ожидал, что теперь старик отпустит его, но дед,  уставившись  в
одну точку куда-то за его  спиной  молчал,  покусывая  губу.  Чарли  ждал.
Сиамский кот тоже вперился в него, довольно  громко  мурлыкая  -  Иммерман
левой рукой нежно поглаживал ему спину. "Тоже левша, -  подумал  Чарли,  -
наверно, я это от него унаследовал. Сразу с обеих сторон".
     Минг, несомненно довольный проявлением хозяйской ласки, тем не  менее
поднялся и, потянувшись, спрыгнул с колен  Иммермана.  Затем  он  медленно
вышел из комнаты, явно направляясь пс  одному  из  тех  таинственных  дел,
которыми занимаются коты когда их нет дома. Иммерман с  любовью  посмотрел
на него.
     - Коты прямо  как  люди.  Во  многих  аспектах  их  поведение  вполне
предсказуемо, но всякий раз, как только ты начинаешь  думать,  что  постиг
все премудрости их характера, они выкидывают нечто такое,  что  предвидеть
было совершенно  невозможно.  Мне  нравится  думать,  что  это  проявление
свободного духа. Мне кажется, - он взглянул  на  Чарли,  -  ты  не  совсем
уразумел, о чем речь, что мы пытаемся сделать. Может  быть,  когда  я  все
объясню, ты не будешь столь страстно сопротивляться  пониманию  того,  что
для достижения  наших  целей  время  от  времени  приходится  прибегать  к
насилию.
     Ом напряженно заерзал в кресле.
     - Родители мне это совершенно четко объяснили.
     - Это было очень давно, - сказал Иммерман. - К тому  же  твой  случай
совершенно особенный. Поскольку  ты  живешь  в  горизонтальном  календаре,
переходя изо дня в день и каждый раз становясь  совершенно  другим,  новым
человеком, ты  постепенно  утерял  свежесть  восприятия  необычности  того
положения, в котором находимся все мы, иммеры. Каждая  из  тех  личностей,
роли которых ты сыграл, все  они  старались  как  можно  сильнее  подавить
воспоминания и свои связи с другими ролями, с образами других дней. Но это
отделение всегда было ограниченным и весьма условным - ведь тебе все время
приходилось перевоплощаться из одного образа в другой, заметать  следы.  К
тому же время от времени обстоятельства заставляли тебя ощущать, что ты не
один, что ты расслоился и сроднился со всеми семью своими двойниками. Хотя
и нечасто, но тебе все  же  приходилось  иногда  передавать  сообщения  из
одного дня в другой. В последнее время, однако, тебе  часто  напоминали  о
том, что ты больше чем  просто  один  человек.  Обстоятельства  встряхнули
тебя, устроили тебе заваруху. Теперь под угрозой каждый из  твоих  я,  все
твои полуобразы сталкиваются друг с другом.
     - Это все временно, - вставил Чарли. - Я приведу себя в  порядок.  Со
мной все будет хорошо.
     - Ты хотел сказать "_с _н_а_м_и_",  не  так  ли?  -  слегка  улыбаясь
заметил Иммерман. Сложив руки на коленях, он подался вперед. Пальцы  левой
руки скользили взад-вперед по ноге, словно он поглаживал спину  невидимого
кота. - Понимаешь ли, Джеф, то есть  я  хотел  сказать,  Чарли,  ты  -  не
единственный дэйбрейкер среди нас в больших городах  Западного  полушария,
есть еще по крайней мере дюжина, да еще несколько в Китае. Но ни  один  из
них не вжился в свои роли так глубоко. Никто  не  _о_т_о_ж_д_е_с_т_в_л_я_л
себя с теми личностями, облик которых принял. Все  они  -  просто  хорошие
актеры. Ты же в своем роде уникален, что-то вроде супердэйбрейкера.
     - Я никогда не верил в полумеры, - сказал Чарли.
     Иммерман улыбнулся и сплетя пальцы откинулся назад.
     - Очень хорошо. Настоящий Иммерман. Но такой же  напор  и  энтузиазм,
какой ты проявляешь в своих образах, необходим и в другой твоей роли.
     - Вы о чем? - после долгого молчания спросил Ом.
     Иммерман почти вонзился в Ома.
     - Быть настоящим иммером!
     Голова Ома от неожиданности  резко  откинулась  назад,  будто  кто-то
невидимый попытался ткнуть его пальцем в глаз.
     - Но я... им и являюсь! - воскликнул он.
     Дедушка снова сложил руки вместе, словно отбивая пальцами левой  руки
по правой ладони условную мелодию.
     - Недостаточно. Ты проявил очевидные колебания в следовании приказам.
Ты позволил своим чувствам, присущему  тебе  неприятию  насилия  -  что  в
другой  ситуации  безусловно  могло  бы  вызвать  восхищение  -   помешать
выполнению твоих высших обязанностей.
     - Мне кажется ясно, о чем идет речь, - сказал Чарли, -  и  все  же  я
спрошу.
     - Тебе было приказано сразу же после допроса Сник отправиться  домой.
Но несмотря на это, ты остался там, рядом с этим домом. Не сомневаюсь, что
тебя занимало только одно - помешать убийству  Сник.  Тебя  совершенно  не
заботило то, что, останься она в живых, мы все подверглись  бы  опасности.
Кстати, сейчас мне кажется, что в  той  ситуации  ее  не  стоило  убивать.
Благодаря твоему вмешательству так оно и обернулось.
     - Так ее не убили? - спросил Ом.
     - Нет. Она в безопасном месте. Но все еще далеко не кончено. Время от
времени приходится делать то, что не вызывает у нас восторга. И мы  делаем
это, Чарли, делаем ради общего блага.
     - И в чем же оно?
     - Достижение для  всех  большей  свободы,  подлинной  демократии.  Мы
стремимся к созданию  такого  общества,  которое  позволит  избавиться  от
постоянного и плотного  давления  правительства.  Ситуация  и  сейчас  уже
достаточно плоха, а если ничего не делать, то она станет значительно хуже.
Долгое  время  считалось,  что  политика  правительства  оправдывает  наши
действия,  как  будто  оно  -  единственное,  что  вызывает  сопротивление
иммеров.
     Он сделал глоток чая. Чарли в нетерпении подался вперед.
     - Я вместе с некоторыми моими коллегами сопротивлялся неподобающему и
весьма постыдному предложению. И вот сейчас мы, кажется, проигрываем.
     Значит, - подумал Чарли, - он все-таки входит во Всемирный Совет.
     - Предложение состояло в  том,  чтобы  каждому  взрослому  гражданину
имплантировали микропередатчик,  который  будет  порождать  индивидуальный
код. Спутники и наземные станции сумеют принимать этот сигнал, откуда бы и
когда он не был передан, кроме периода пребывания в стоунере.  Они  хотели
бы получать сигналы и от окаменевшего человека,  но  это  невозможно.  Это
означает, что  правительство  сможет  с  точностью  до  нескольких  дюймов
определить местоположение любого человека и тотчас же идентифицировать его
личность.
     Чарли, ошеломленный, попытался мысленно раскачать  себя,  вывести  из
оцепенения.
     - Но это же значит, что никто не сможет  быть  дэйбрейкером.  Его  же
сразу обнаружат!
     - Совершенно верно, - подтвердил Иммерман. - Однако если забыть  твою
личную проблему, остается самое главное - этот проект навсегда лишит  всех
граждан чувства собственного достоинства. Это решение  превратит  людей  в
ничтожества, приравняет их к цифровому коду. Мы этого не  хотим.  Даже  то
наблюдение,  под  которым  мы  находимся   сегодня,   представляется   нам
чрезмерным. Человечество значительно выиграет  от  того,  что  установится
демократия  со  всеми  ее  преимуществами  и  издержками.  Тут  ничего  не
поделаешь: одно без другого получить нельзя.
     Но это - далеко не единственная наша цель. Мы  знаем,  что  на  Земле
гораздо больше пространства для жизни, чем утверждает наше  правительство.
Не жертвуя ни комфортом, ни благосостоянием, которыми мы сейчас  обладаем,
можно значительно увеличить численность населения. Процесс этот,  конечно,
должен носить постепенный характер.  Радикал  Ванг  требует  отменить  все
способы контроля рождаемости, но это явное сумасшествие. Знаешь  о  ком  я
говорю?
     - У Ванга нет никаких шансов быть избранным, - кивнул Чарли. - Его ни
в коем случае нельзя выбирать.
     - В каждом  из  дней  есть  личности,  похожие  на  него,  -  заметил
Иммерман. - Все они, без сомнения, работают на правительство  и  выполняют
его приказы.
     - Что? - спросил Чарли, прислушиваясь.
     - Ванг и  ему  подобные  -  это  провокаторы,  агенты  правительства.
Радикальные меры они предлагают только для того, чтобы обозлить  население
и представить самих себя в смешном  свете.  Они  надеются,  что  благодаря
этому   более   обстоятельные   и   разумные   идеи   общество   отклонит.
Общественность  станет  путать  радикалов  с  умеренными.  Людьми   просто
манипулируют в интересах правительства. Оно желает сохранить статус-кво.
     - Ничего удивительного, - согласился Чарли.
     - Мы собираемся установить  такое  правительство,  которое  не  будет
пользоваться столь недостойными и неэтичными методами.
     Иммерман бросил взгляд на экран, показывающий время.
     - Мы вовсе не собираемся действовать неосмотрительно  и  прибегнем  к
решительным насильственным мерам лишь  тогда,  когда  для  этого  наступит
подходящий момент. Мы работали очень настойчиво и не спеша, и вот теперь в
высших правительственных эшелонах у нас есть свои люди.  Ты  удивился  бы,
узнав, насколько велика наша семья. Но чем больше  она  разрастается,  тем
больше вероятность быть обнаруженными. И чем реальнее подобная  опасность,
тем плотнее мы должны контролировать наших членов. К сожалению, это так.
     "Именно под таким предлогом действует и правительство", - отметил про
себя Чарли.
     Иммерман поднялся. Чарли последовал его примеру.
     - Я знаю, о чем ты сейчас думаешь. Мы  будем  ничуть  не  лучше  того
самого правительства, с которым сейчас боремся, а может быть, еще хуже. Не
верь  этому.  Мы   давно   разрабатываем   самую   лучшую   из   возможных
правительственных систем для нынешней стадии развития человечества. В один
прекрасный день наш план будет обнародован. А пока запомни  вот  что.  Еще
Томас Джефферсон сказал, что самое  лучшее  правительство  -  то,  которое
меньше всего управляет. Тебя назвали в его честь. Ты знаешь об этом?
     Чарли кивнул.
     - Мне пора идти, - сказал Иммерман.
     - Еще одно, - поспешил вставить Чарли. - Мне кажется, что  существует
единственная ситуация, в которой убийство оправдано. Это - самооборона.
     -  Да,  но  что  такое  самооборона?  Разве  она  имеет  только  одно
проявление?
     - Меня этим не смутить, - ответил Чарли. - Моя этика более привержена
сути, нежели словам. Я знаю, что правильно, а что нет.
     - Весьма достойно уважения, - произнес старик. - Кстати, кто  из  вас
это говорит?
     Он был удивлен, когда дед подошел к нему и  крепко  обнял.  Сжимая  в
объятиях  Иммермана,  Ом  взглянул  из-за  его  плеча  на  ту   композицию
семнадцатого века, которая еще  раньше  привлекла  его  внимание.  Никаких
сомнений не осталось. Он почувствовал прилив ненависти к Иммерману за все,
что он сделал.
     Направляясь к выходу, он подхватил свою сумку. Она  оказалась  теперь
значительно легче, однако Чарли промолчал. Иммерман несомненно удивился бы
желанию внука сохранить оружие в ситуации, когда никаких серьезных  причин
для этого не было.
     Путешествие в  обратную  сторону  почти  полностью,  с  точностью  до
наоборот, повторило их поход к Иммерману. Правда, Ом не стал  возвращаться
в свою квартиру, а вместо этого  отправился  в  Избар,  где  его  встретил
обычный шум, запах  пива  и  спиртного.  Он  помахал  в  знак  приветствия
нескольким  завсегдатаям  разной  стадии  опьянения  и  прошел  в  кабинет
управляющего. Получив мягкий нагоняй  от  босса  (никакого  сочувствия  по
поводу его ушибленной спины), Ом надел  фартук  и  отправился  за  длинную
овальную  дубовую  стойку  бара,  на   которой   стояли   статуэтки   трех
святых-покровителей: Фернанд Пети, изобретатель "кровавой Мери", У.К.Филдс
[Уильям  Клод  Филдс  (1879-1946)  -  американский  комический  киноактер;
снимался в амплуа мошенников] и сэр Джон  Фальстаф  [в  пьесах  У.Шекспира
"Генрих  IV"  и   "Виндзорские   насмешницы"   толстый,   пристрастный   к
удовольствию и деньгам рыцарь]. Только половина посетителей  относилась  к
числу местных вииди. Остальные -  обитатели  трущоб  или  агенты-органики,
которые как всегда пытались поймать контрабандистов, выменивающих спиртное
на различные товары.
     Ома нельзя было признать вииди в полном смысле этого слова, поскольку
он  не  удовлетворялся   жизнью   на   минимальное   пособие,   выдаваемое
правительством. Однако работа его не была связана с желанием заработать на
какие-то дополнительные радости. Стоя за стойкой бара в рабочие часы и  по
другую ее сторону после них, он имел  возможность  много  слышать.  Иногда
попадалась информация, весьма полезная для Совета иммеров.
     Сегодняшний день отличался необычностью распорядка. Пил Ом очень мало
и был целиком погружен в собственные мысли - несколько  завсегдатаев  даже
подтрунивали над ним по этому поводу. Не сильно погрешив против истины, Ом
ответил, что влюбился. Картина, представшая его взору на экране в  комнате
Иммермана, голоса, без умолку звучавшие  внутри  него,  постоянные  усилия
сформировать по крупицам свою новую личность  -  все  это  стучало  в  его
мозгу, словно мощные волны, бросающиеся  на  волнорез.  Он  едва  дождался
времени окончания работы и, быстро  попрощавшись,  отправился  к  себе  на
квартиру. Проглотив  легкий  ужин,  он  принялся  расхаживать  по  комнате
взад-вперед с таким ожесточением, словно хотел протереть  ковер  на  полу,
чтобы сквозь образовавшуюся дыру  обнаружить  ответы  на  волновавшие  его
вопросы. Остановился он только в 7:35 вечера, когда явился Мадж.
     С хмурым выражением лица Мадж поведал ему весьма  невеселые  новости:
Иммерман изменил свое решение о местопребывании Ома. Он считает, что будет
лучше,  если  Чарли  пройдет  через  стоунер  и  затем  его   отправят   в
Лос-Анджелес  в  грузовом  контейнере.  На   следующей   неделе   в   этот
калифорнийский  город  ожидается  прибытие  десяти  тысяч  иммигрантов  из
Австралии и Папуа. Все будет сделано таким образом, что Ома занесут  в  их
списки. Сегодня вечером Мадж и Ом вместе должны разработать новую легенду.
Окончательно во  всех  подробностях  Чарли  должен  доработать  ее  уже  в
Лос-Анджелесе.
     Чарли сел, тяжело вздохнув.
     - Возражать, видимо, бессмысленно?
     - Конечно, - ответил Мадж. - Гетман Иммерман сказал, что вам  следует
покинуть Манхэттен.
     - Когда?
     - Завтра вечером. Один из наших агентов,  работающих  в  Воскресенье,
обо всем позаботится.
     "А какие гарантии, что меня потом выведут из  окаменения?  -  подумал
Ом. - Логика ситуации требует, чтобы я исчез из числа  живых,  чтобы  меня
спрятали куда-нибудь, где меня невозможно будет обнаружить".
     Мадж достал из сумки маленький кусочек ленты.
     - Это набросок вашей новой личности, антропологические данные, основа
биографии.
     - Уже?
     - Члены Совета поднаторели в подобных делах. У них, наверно, солидный
запас. Несколько изменений - и  готово.  Вы  должны  все  выучить  сегодня
вечером, а затем стереть. В нужное время вы получите новую информацию.
     "Нужное время - это может быть никогда, - подумал Ом. - Или я слишком
подозрителен?"
     Ему хотелось выпить, но сейчас Чарли не мог себе этого позволить.
     Мадж подошел к двери и обернулся. Вместо того,  чтобы  попрощаться  и
пожелать Чарли успеха, он сказал:
     -  Вы  несомненно  доставили  нам  массу  хлопот.  Надеюсь,   что   в
Лос-Анджелесе все будет по-другому.
     - Я вас тоже люблю, - рассмеялся Ом.
     Мадж еще больше нахмурился  и  закрыл  за  собой  дверь.  Ом  включил
экраны, показывающие, что происходит в  вестибюле  и  снаружи  здания:  он
хотел убедиться,  что  Мадж  не  болтается  где-то  поблизости.  Затем  он
отправился спать, приложат к вискам электроды  "машины  сна";  настроил  и
включил ее. Спал он глубоко и без сновидений. В 9:30 вечера  его  разбудит
встроенный в аппарат будильник.
     - Я вынужден сделать это... - пробормотал он.  -  Может  быть,  я  не
должен, не я просто вынужден.

                                   26

     Громкие голоса перешли в  шепот  возможно  потому,  что  те,  другие,
надеялись, что они не умрут. Успокоение этой  доли  внутреннего  душевного
смятения позволило Ому сконцентрироваться. Сидя в кресле и поставив  чашку
с кофе на соседний столик, он давал команды экрану. Возникающие на нем  по
его велению фрагменты Башни Эволюции и  прилегающих  территорий  сменялись
один за другим.  В  10:15  он  приказал  удалить  все  доказательства  его
интереса к этим схемам. Однако  полной  уверенности  в  том,  что  команда
исполнится,  у  Чарли  не   было.   Вполне   возможно,   что   Департамент
строительства и эксплуатации зданий предусмотрел нестираемые программы. Ну
и что? Даже если это и так, все равно вероятность того, что кто-то обратит
внимание  на  сделанные  им  запросы  и  решит  идентифицировать  личность
любопытного, казалась не слишком великой.
     Он  покинул  свою  квартиру  в  10:17  вечера  и  старался  идти  под
прикрытием деревьев. Небо было безоблачным, и жара по сравнению с  дневной
заметно спала. Движения на улицах  почти  не  наблюдалось,  хотя  тротуары
заполняли  жильцы  соседних  зданий.  Люди  возвращались  домой  из   мест
развлечений, аллей для игры в кегли или из многочисленных таверн.  Пройдет
пятнадцать минут и на улице уже почти никого не останется.  Придется  быть
еще более осторожным, но ничего тут не  поделаешь.  Боязнь  последствий  и
безрассудство никогда не идут рука об руку.
     Он  свернул   на   Западную   Четырнадцатую   улицу   и   прошел   до
северо-западного угла Башни Эволюции.  Здесь,  как  обычно  ночью  в  этом
месте, из отверстия в тротуаре пробивалось продолговатое пятно  света.  Он
посмотрел вниз и увидел стоявших там двух  мужчин,  одетых  в  униформу  -
голубые юбки Субботнего Гражданского Корпуса транспорта  и  снабжения.  Он
нажал кнопку "вверх" на подвижной цилиндрической машине рядом с ходом  под
землю. Платформа начала подниматься, и мужчины заметили его. Ом кивнул им,
встал на платформу, едва она остановилась  на  уровне  мостовой,  и  нажал
кнопку  "вниз".  В  двадцати  футах   ниже   уровня   мостовой   платформа
остановилась. Ом соскочил с нее.
     - Ну, как дела?
     Мужчины переглянулись, и один из них удивленно произнес:
     - Хорошо! А что?
     Ом кончиком пальца щелкнул  по  идентификационному  диску  на  груди,
словно желая подчеркнуть свой чин и высокие полномочия.
     - Я должен расследовать  судьбу  одного  груза.  Ничего  незаконного,
просто произошло недоразумение.
     Сейчас он столкнулся  с  первым  препятствием,  с  первым  запутанным
перекрестком того лабиринта, который ему  предстояло  преодолеть.  Если  у
рабочих возникнут подозрения и они  поинтересуются  его  идентификационным
знаком,  придется  изобретать  какое-то  объяснение.  Однако  рабочие   не
проявили к нему никакого интереса: уверенность Чарли была убедительной.
     Он проследовал мимо них в туннель и скоро, завернув за угол,  скрылся
из вида. Ниже ограждения, по которому он  шел,  находилось  еще  несколько
хорошо освещенных этажей-горизонтов, где по конвейерам в лифтах перевозили
ящики обычных и окаменевших грузов. Перед  ним  открылась  часть  огромной
подземной системы  транспортировки  товаров  и  продуктов,  распределяемых
компьютером автоматически  из  разгрузочных  терминалов  Башен  Тринадцати
Принципов. Каждый конвейер или эскалатор работал  почти  бесшумно,  однако
все вместе они издавали низкий мерный грохот далекого водопада.
     Ом сел в служебный лифт и опустился на  три  этажа  вниз.  Оттуда  по
узкому помосту он пробрался к  площадке,  на  которой  были  сосредоточены
сразу несколько служебных  кабин.  Он  выбрал  лифт  номер  три  и  быстро
поднялся в нем к экспонату N_147, ВЫМЕРШИЕ ВИДЫ HOMO SAPIENS. Пройдя через
короткий, широкий, с высокими потолками коридор, он остановился у двери. В
комнате за этой дверью его ждала еще одна трудная  задачка.  Внутри  башни
насчитывалось несколько сотен экранов, и  все  они  включались  на  время,
установленное для экскурсантов.  Может  быть,  сейчас  они  еще  работают?
Вандализм и грабеж давно были практически полностью искоренены, и особенно
редко  эти  виды  преступлений  встречались  в  общественных  зданиях.  Ом
полагал, что  включенные  экраны  и  персонал,  постоянно  наблюдающий  за
посетителями, - не более чем анахронизм. И все же, нельзя  исключить,  что
кто-то там все-таки и сейчас торчит в  апартаментах  Иммермана,  следя  за
экспозицией по экранам дисплеев. Например, Мадж. Он вполне годился на  эту
роль.
     Чарли сделал глубокий вдох и  толкнул  дверь.  Переступив  порог,  он
оказался позади композиции,  изображавшей  французский  двор  семнадцатого
столетия.  Огромное  пустое  пространство  внутри  башни  было  безмолвно:
туристы  давно  ушли,  круговой  эскалатор  замер,  информационные  экраны
выключены. Роботы-чудовища  беззвучно  застыли  в  неподвижных  позах.  Ом
опасался, что внутри он встретит рабочих, занятых ремонтом или  изменением
экспозиции; однако на самом деле здесь не было никого. Или  он  просто  не
слышит их голоса? По крайней мере в этой нише он один.
     Выйдя из-за помоста и нескольких рядом стоящих тронов,  он  пробрался
мимо фигур Короля и Королевы, зигзагом обогнул  придворных,  облаченных  в
прекрасные одеяния и напудренные парики, миновал фигуры фрейлин в шелковых
платьях и парчовых накидках, на ходу отметив необычайную ширину их платьев
и высоту париков. Композиция выглядела весьма  реалистично.  Одна  молодая
женщина улыбалась, приоткрыв рот  и  обнажив  в  нем  пустое  место  -  не
доставало по меньшей мере четырех зубов, да и  оставшиеся  были  затронуты
кариесом. Лицо некоего мужчины почти  сплошь  покрывали  щербины,  которые
бывают только после оспы. Еще одна женщина держала в руках веер, прикрывая
им лицо. Чарли с ужасом отметил,  что  добрая  половина  ее  носа  съедена
сифилисом. Однако отсутствовали многие другие детали придворной жизни того
времени. Чарли  не  почувствовал  тяжелого  запаха,  исходящего  от  давно
немытых тел, и аромата духов, призванных этот запах заглушить. Не  заметил
он и столь обычных вшей, вечно копошащихся  в  париках  и  досаждавших  их
обладателям, или пятен мочи на туфлях - придворные справляли малую нужду в
углах просторных дворцовых залов.
     Уловил Чарли и нечто такое, что в другое время  непременно  заставило
бы его рассмеяться. Несмотря на многочисленные исследования  и  постоянные
сверки с литературными и историческими источниками, художник,  создававший
композицию, все же упустил из виду, что в семнадцатом столетии люди  имели
гораздо меньший рост, нежели сейчас, в Новой Эре.  Любая  фигура  из  этой
группы, окажись она и в самом деле при дворе Луи XIII, возвышалась бы  над
головами остальных придворных, словно башня.
     Ом остановился посреди композиции. Молчаливая и неподвижная женщина в
ярко-красной с желтым накидке и в золотисто-желтом  парике  уставилась  на
него большими карими глазами. Лицо  ее  прикрывают  густой  слой  пудры  и
румян.
     - Помоги нам Господь! - произнес Чарли Ом.
     Приподняв парик на ее голове, Чарли, как и  ожидал,  увидел  под  ним
ежик коротких, прямых, блестящих  коричневых  волос  -  мех  котика  да  и
только.
     - Подонки! Старый ублюдок! Какая наглость!
     Он обхватил тело сзади руками и потащил его к лифту. Высокие  каблуки
на туфлях Сник скреблись по полу, а потом и  вовсе  свалились  с  ее  ног.
Чарли  остановился  и,  придерживая  одной  рукой  тело   в   вертикальном
положении, наклонился, чтобы подобрать  туфли.  Нельзя  оставлять  никаких
улик, указывающих на исчезновение одной из фигур композиции. Возможно, что
ее отсутствие заметят не  скоро.  Ему  же  требовалось  не  так  уж  много
времени.
     - Ом!
     Голос прозвучал где-то совсем рядом.  Это  был  Мадж.  Чарли  выронил
туфли и выпустил окаменевшее тело Сник, которое с шумом обрушилось на пол.
Мгновенно скользнув вокруг отчаянным и диким  взглядом,  он  заметил  двух
мужчин и, к своему удивлению, понял, что не узнает их, хотя  без  сомнения
они хорошо знакомы ему. Ому  понадобилось  еще  несколько  секунд,  чтобы,
сфокусировав взгляд, заставить себя вернуться к реальности. Призрачный сон
охватил его, лишив дара речи и заставив оцепенеть.  Затем  он  все  понял.
Двое придворных кавалеров, до этого  момента  молча  наблюдавших  за  ним,
теперь ожили. Это были Мадж и его напарник.
     Они заблаговременно вырядились в одежды двух фигур из  композиции  и,
задвинув их куда-то, ждали его появления. Наверняка наблюдали  за  ним  по
мониторам с того момента, как он спустился под  землю.  А  едва  он  вошел
через дверь в эту нишу - застыли, изображая придворных.
     - Предатель! Болван проклятый! - орал Мадж,  медленно  приближаясь  к
Чарли. - Какое тебе дело до этой женщины? Она - органик,  она  опасна  для
нас! Что с тобой случилось, объясни, наконец?!
     Ом выскользнул из-под ремня наплечной сумки и позволил ей  упасть  на
пол. Он чуть согнул ноги и оглядывался по сторонам с  таким  видом,  будто
вот-вот бросится бежать. Пусть они так думают.
     Второй мужчина, напарник Маджа - высокий,  худой  парень  с  горящими
черными глазами - отскочил, чтобы  отрезать  Чарли  пусть  к  отступлению.
Чарли заметил, что парень вытаскивает из висящих на боку ножен  рапиру,  и
понял, что тот успеет перекрыть ему выход.
     - Я говорил Гетману... шефу... что ты попадешься  в  эту  ловушку,  -
сказал Мадж. Он остановился, снимая с себя маскарад: длинные усы, шляпу  с
пером и парик. Правая рука покоилась на рукояти болтавшейся слева рапиры.
     - В ловушку? - переспросил Ом.
     В нем начал медленно просыпаться голос Уайта Реппа,  сообщающий,  что
сцена, которая вот-вот будет разыграна, вполне сойдет за эпизод  битвы  из
его     последней     постановки     -      по      общему      признанию,
сентиментально-развлекательной работы.
     "Ты исполнишь роль героя", - произнес едва слышный голос.
     - Конечно, в ловушку, - отвечал Мадж. - Ты думаешь, что  увидел  Сник
случайно. Ничего поденного. Над ее головой мы  пустили  свечение,  которое
подсознательно привлекло твое внимание. У тебя не было шансов не  заметить
ее. Гетман Имм... я хотел сказать, шеф...  поместил  ее  сюда  специально,
чтобы проверять тебя. Он хотел убедиться, действительно  ли  ты  страдаешь
умственной неустойчивостью, способен ли ты на  предательство.  Теперь  вам
все абсолютно ясно!
     - Я хотел узнать, не убили ли вы  ее,  -  сказал  Ом,  придвигаясь  к
ослепительно разодетому придворному справа от себя.
     - А какое тебе до этого дело? - поинтересовался Мадж. - Тебе же  дали
возможность выпутаться из этой истории без ущерба для нашей семьи.
     Раздалось резкое и короткое шипение - он с силой  вытащил  рапиру  из
ножен.
     - Ом, я советую спокойно отправиться с нами. Здесь больше никого нет,
и тебе с нами не справиться. Если  попробуешь,  у  меня  будет  прекрасное
оправдание, чтобы прикончить тебя прямо сейчас.
     - Она мертва?
     - Этого ты уже никогда не узнаешь, - улыбаясь, сказал Мадж.
     - Черта с два! - заорал Чарли. Бросившись прыжком вперед, он выхватил
шпагу из ножен на боку одного из безмолвных придворных.
     - En garde [в фехтовании - в состоянии боевой  готовности  (франц.)],
ты, сучий сын! - вскричал он.
     Улыбка Маджа сделалась еще шире.
     - Безмозглый вииди, - сказал он. - Нас же  двое,  а  ты  один.  Может
быть, ты и хороший фехтовальщик - Бела говорил, что это именно так - но ты
пьян, а против таких бойцов, как мы, не устоит чемпион мира. Я не  так  уж
плох, а Бела... и вовсе серебряный медалист Олимпиады. Опусти шпагу, Ом, и
прими положенное тебе лекарство как настоящий мужчина.
     Казалось, Мадж с  наслаждением  предвкушает  предстоящий  смертельный
бой. Его напарник, видать, тоже ждет удовольствия.
     "Вот результат правительственного  подхода,  -  подумал  Ом.  -  Семь
поколений - и все зря: никакого отвращения к насилию".
     Чтобы добраться до него. Если понадобится секунд  пять,  может  быть,
даже больше. Ом не  собирался  терять  это  время  зря.  С  диким  криком,
казалось многократно усиленным  притаившимися  внутри  него  двойниками  -
особенно голосами Джима Дунски и  Джефа  Кэрда,  -  Чарли  толкнул  фигуру
придворного, шпагой которого он воспользовался. Манекен рухнул  на  Маджа,
заставив его отскочить в сторону. Ом перепрыгнул через манекен и обрушился
на Маджа. Заняв на бегу  классическую  фехтовальную  позицию,  он,  сделав
выпад, попытался дотянуться до его лица. В спортивных  поединках  подобный
прием был строжайше запрещен, и Чарли, надеялся, что Мадж, ее привыкший  к
такому, не успеет вовремя  среагировать.  Мадж,  однако,  успешно  отразил
атаку.
     Он и сам совершил молниеносный выпад в сторону Чарли.  Тот  парировал
удар противника и отскочил назад,  выбравшись  за  пределы  зоны,  занятой
экспозицией. Мадж последовал за ним. Правой рукой Ом толкнул в его сторону
еще одну фигуру, изображавшую биржевого брокера.
     Чарли помчался к перилам и, опираясь на правую руку, перескочил через
них. Он метнулся к лифту. Бела Ванг Хорват и  Янос  Ананда  Мадж  какое-то
мгновение стояли рядом друг с другом, словно в оцепенении. Наконец  Хорват
что-то сказал своему коллеге, тот кивнул  и  помчался  к  углу  ниши.  Сам
Хорват бросился к противоположному углу. Они явно собирались окружить его,
а затем напасть одновременно и спереди, и сзади.
     Чарли снова перепрыгнул через перила - на сей раз в обратную  сторону
- и бросился к Маджу мимо фигур Почтальона, Лысого  Мужчины  и  Дипломата.
Мадж остановился, завертелся и принял оборонительную позу.
     Мадж  хмыкнул.  Ом  усмехнулся  в  ответ.  С  того  момента,   когда,
вооружившись клинком, он завопил первый раз,  страх  и  сомнения  покинули
его.  Казалось,  сила  всех  семи  его  "я"  слилась   воедино.   Иллюзия?
Несомненно, но адреналин семерки словно пульсировал в его крови. Он  хотел
убивать. Не кого-нибудь вообще, а конкретно - Маджа.
     Клинки сходились и  звенели.  Хотя  клинок,  которым  Ому  так  ловко
удалось завладеть, был гораздо тяжелее и жестче обычной рапиры, он казался
ему легким, как бальза, и гибким, словно перо. Ома  вела  вперед  холодная
ярость, объединенное желание выжить всех семи его персонажей придавало ему
силы.  Мадж  фехтовал  превосходно.  Однако  некоторые  из  обстоятельств,
сопутствующих этому необычному  сражению,  были,  очевидно,  против  него.
Правша обыкновенно испытывает определенные неудобства, сражаясь с  левшой.
Меняются привычные направления атак и сдвигаются  мишени,  ему  становится
сложнее  добраться  до  противника.  Левша  тоже  оказывается  в  обратной
позиции, но она ему более привычна.
     После непродолжительного и безуспешного обмена  быстрыми  выпадами  с
обеих сторон Ом отскочил назад и, перехватив рапиру в правую  руку,  чтобы
обескуражить Маджа, снова бросился в атаку. Однако столкнувшись  с  умелым
сопротивлением и даже получив незначительный укол в плечо, Ом решил больше
не рисковать и вернул оружие в левую  руку.  Мадж  бросился  в  атаку.  Ом
парировал его выпад легким движением руки, отведя острие клинка противника
в  сторону.  Одновременно  он  ухитрился  так  сориентировать  собственный
клинок, что Мадж, по инерции подавшийся вперед, натолкнулся на него  своим
правым предплечьем. Лезвие проскользнуло рядом с локтевой костью и вышло с
противоположной стороны.
     Ом отпрянул назад, вытаскивая оружие из раны противника. Пальцы Маджа
разомкнулись, и  рапира  выпала  на  пол.  Ом  бросился  вперед,  а  Мадж,
отступая, врезался спиной в фигуру Сенатора, которая рухнула на пол.  Мадж
по инерции свалился на него сверху. Он хотел подняться, но Ом,  подскочив,
нанес ему еще один удар, на сей раз в левое предплечье.
     Услышав позади себя приближение тяжелых шагов второго противника,  Ом
быстро развернулся, и,  вскинув  шпагу  и  заняв  оборонительную  позицию,
приготовился  отразить  атаку  Хорвата.  При  этом  действовал  он   столь
стремительно, что шпага промелькнула в воздухе мгновенно, словно  кнут.  С
кончика  ее  соскочила  на  лету  капля  крови,  ударившая  прямо  в  глаз
налетевшему врагу и на какую-то  долю  секунды  лишившая  его  возможности
правильно ориентироваться. Этого  оказалось  вполне  достаточно  для  Ома,
который действовал решительно и уверенно, наблюдая  за  происходящим  так,
будто изучал чужой поединок в замедленном движении на экране. Он без труда
замечал  каждую  деталь,  годами   тренировок   подготовленный   извлекать
немедленную выгоду из самой незначительной  промашки  противника.  Отразив
своей шпагой выпад Хорвата и отведя его клинок в сторону, Ом  послал  свое
оружие прямо ему в бедро.
     Хорват инстинктивно отпрянул назад, и  клинок  Ома  выскочил  из  его
плоти, сопровождаемый  фонтаном  крови.  Ом  продолжал  атаковать,  однако
некоторое  время  безуспешно  пытался  пробиться  сквозь   умелую   защиту
противника. С холодным спокойствием, прекрасно понимая, что теперь враг  с
каждой секундой будет становиться все слабее, теряя силы от потери  крови,
Ом продолжал оказывать на него давление. Хорват  не  сумел  уклониться  от
неизбежного и, совершив несколько маневров, в конце концов тоже врезался в
одну  из  фигур.  На  сей  раз   это   был   манекен   Солдата,   который,
перевернувшись, толкнул Хорвата, опрокинув его на спину. Затем Солдат  сам
врезался  в  Нефтедобытчика,  перелетевшего  через  Страхового  Агента   и
сбившего по дороге Гангстера. Тот, в свою очередь, обрушился на  Издателя,
зацепившего Финансового Воротилу, который прихватил  за  собой  Марксиста.
Фигуры валились на пол одна за другой -  прекрасная  демонстрация  эффекта
домино. Последним из всех оказался Капиталист.
     Рана в бедре и вывихнутый локоть - в ходе всей этой катавасии  Хорват
упал, неудачно приземлившись,  -  казалось,  должны  были  лишить  Хорвата
возможности сопротивляться. Ом надеялся, что и Мадж более не  в  состоянии
действовать,   однако   шум   шагов   и   тяжелое   сопение   за    спиной
свидетельствовали, что это далеко не так. Взревев, Ом крутанулся  как  раз
вовремя, чтобы успеть отразить атаку Маджа. Она оказалась слабой и  весьма
неумелой: противник вынужден был держать рапиру в неудобной для него левой
руке. Храбрости ему, конечно, было на  занимать  -  Ом  не  мог  этого  не
признать, - но и  дураком  Мадж  был,  судя  по  всему,  немалым.  Неужели
непонятно, что у него не осталось ни малейшего шанса. Кончик шпаги Ома еще
раз просверлил левое плечо Маджа, выйдя наружу с  противоположной  стороны
никак не менее, чем на три дюйма.
     Мадж повалился на пол.  Ом  снова  резко  повернулся,  приготовившись
встретить очередной выпад второго противника, но  Хорват  не  предпринимал
еще одной бесперспективной  попытки.  Со  стонами,  оставляя  позади  себя
кровавый след, тот ковылял к лифту. Чарли провожал  его  взглядом  до  тех
пор, пока Хорват, потеряв остатки сил, не повалился лицом на пол.  Руки  и
ноги  бедняги  еще  некоторое  время  двигались,  словно   обозначая   его
единственное желание - подняться и уйти.
     Ом направился к Маджу,  тяжело  дыша,  но  чувствуя  в  груди  прилив
неудержимого ликования. Мадж  сидел  на  полу,  обхватив  плечи  руками  и
уставившись на Ома.
     - Тебе повезло, ублюдок!
     - Хватит ныть! - усмехаясь сказал Ом. - А сейчас... мне нужна звезда,
которая открывает дверь в апартаменты Иммермана.
     - У меня ее нет.
     - Да?! А как ты собирался снова попасть туда? Давай-ка ее, а  то  мне
придется тебя убить, а уж потом обыскать.
     - Ничего у тебя не получится. Нас не обойдешь,  и  ты  прекрасно  это
знаешь.
     - Так что же, по-твоему, мне делать? С понурой  головой  плестись  на
собственную казнь? Давай звезду! Быстро! - закричал Ом.
     Мадж отпустил истекающее  кровью  плечо,  порылся  в  кармане  своего
изящного плаща и извлек оттуда диск на длинной цепочке. Ом принял  его  со
словами:
     - Для тебя будет лучше, если ты дал мне именно то, о чем я просил.
     Действовать  следовало  быстро,  однако  у  Чарли   не   было   такой
возможности. Не потащат же эти  двое  вместо  него  тело  Сник.  С  другой
стороны, он боялся сам нести ее в сопровождении этих людей. Хорват хоть  и
был довольно серьезно ранен - лицо его приобретало все более серый оттенок
- все еще представлял опасность. Придется  оставить  пока  Сник  здесь,  а
самому заняться этими двумя молодцами, решил Ом.
     Ему самому пришлось затащить почти  потерявшего  сознание  Хорвата  в
кабину лифта, а уже затем сопроводить туда Маджа. Уложив их обоих на  пол,
Ом поднялся на верхний этаж "подземелья". Диск позволил ему  проникнуть  в
помещение напротив того, где он побывал утром. Комната со  стоунерами,  по
счастью, была закрыта с этой стороны. Здесь находилось всего два цилиндра,
и он втолкнул в один из них Хорвата, который уже был на волосок от смерти.
Мадж с некоторой неохотой показал,  где  находится  панель  управления,  и
Чарли быстро включил аппарат на полную  мощность.  Затем  он  затолкал  во
второй стоунер самого Маджа, у которого  осталось  еще  достаточно  сил  и
духа, чтобы плюнуть в лицо Ома, прежде чем тому удалось захлопнуть дверцу.
Через несколько секунд Чарли вытащил окаменевшее тело Маджа  из  цилиндра.
Он снова направился к лифту и три минуты спустя  вернулся  с  телом  Сник.
Поместив ее в цилиндр, он включил  дестоунирующее  питание,  затем  извлек
тело и уложил на пол. Ом прощупал пульс Сник и убедился, что сердце хоть и
слабо, но все же бьется.
     Ом раздел  ее,  чтобы  осмотреть  тело  -  нет  ли  у  нее  серьезных
повреждений. Хотя видных ран не было, Чарли прекрасно понимал:  это  вовсе
не означает, что Сник в полном порядке.  Совсем  не  исключено,  что  дело
обстоит  как  раз  наоборот.  Ей  вполне  могли  сделать   укол   медленно
действующего яда с тем, чтобы, если ее найдут и дестоунируют,  она  умерла
бы по  прошествии  весьма  незначительного  времени.  Да  что  угодно!  Ей
запросто могли дать сверхдозу какого-нибудь болеутоляющего  средства.  Так
или иначе, сейчас самое главное по  возможности  быстрее  отправить  ее  в
больницу. Но этого, не подвергая себя прямой опасности, Чарли  сделать  не
мог. Кроме того, он не хотел раскрывать свое  местонахождение.  Оставалось
еще достаточно времени, чтобы убраться из Башни.
     Ом вернул тело Сник в цилиндр  и  подверг  его  окаменению.  Осмотрев
комнату, он заметил упаковочную машину и засунул в нее одежду Сник. Затем,
перетащив тело в лифт, Ом спустился на этаж,  где  размещалась  экспозиция
древнего морского мира. Одним из представленных там существ был гигантский
плотоядный кит, изображенный поднявшимся из  морских  волн.  Его  открытая
огромная пасть находилась всего на несколько футов ниже  ограды  винтового
эскалатора.
     Отдуваясь, Ом пристроил тело на перила и уравновесил  его  на  них  -
голова Сник смотрела на спокойное сейчас море.
     - В некотором роде, Сник, - вслух проговорил Ом, - ты была моим Ионой
[библеизм - Иона, образно: человек, приносящий несчастье].
     Он истерически рассмеялся; эхо вернулось, отразившись от стен  башни.
Сумев взять себя в руки, он со вздохом произнес:
     - Я делаю это потому, что ты все же - живое существо, а я не переношу
никакого убийства. К чертям собачьим все это общее благо!
     Он приподнял тело и толкнул его. Оно скользнуло до  перилам  и  через
пасть кита провалилась к нему в чрево.
     - Когда-нибудь тебя найдут, - всхлипывал Ом. - Но тогда... тогда...
     Что бы ни случилось с ним самим к тому времени, он не станет сожалеть
о том, что спас Сник.  Он  заплатит  за  все  ту  цену,  которую  от  него
потребуют.

                             МИР ВОСКРЕСЕНЬЯ

                                     РАЗНООБРАЗИЕ, Второй месяц года Д6-Н1
                                     (День-шесть, Неделя-один)

                                   27

     Томас Ту Зурван, "Отец  Том",  священник,  так  и  не  получивший  от
правительства дозволения проповедовать, но наделенный  этим  правом  самим
Богом,  проснулся  в  своей  квартире.  Он  даже  и  не  выругался,   хотя
большинство людей, оказавшись в его положении, прибегло бы к самым крепким
выражениям. У него -  человека,  ни  разу  не  взявшего  в  рот  ни  капли
спиртного, было тяжелое похмелье. Просто ад, как иначе  это  еще  назвать?
Субботний грешник сумел избежать наказания, переправив свою головную  боль
Воскресному святому. Возможно, Отец Том даже  упивался  болью.  Его  плечи
были достаточно широки, чтобы нести дурную карму других людей, да и голова
крепка.
     Тем не менее, когда он встал  и  прошел  мимо  цилиндра,  с  которого
началась жизнь в Субботу, Отец Том не наделил  его  знаком  благословения,
как он поступил с другими пятью обитателями стоунеров.
     Чего Отец Том, право, не ведал - так это, что Чарли Ом  не  стремился
сознательно избегать последствий своих разгулов, возлагая их на других. Ом
всегда просыпался в похмелье, искренне считая, что по другому  и  быть  не
может. Когда же он постигал,  что  передал  это  удовольствие  ему  кто-то
другой, он уже либо избавлялся от похмелья;  либо  топил  его  в  вине.  В
результате  в  мире,  целиком  подчиненном  законам  строгой  экономики  и
тотального учета всего и  вся,  оставалось  все-таки  нечто  неучтенное  -
похмелье Ома.
     Проведя некоторое время в ванной, Зурван  легко  позавтракал,  затем,
по-прежнему голый, опустился на колени рядом с кроватью, чтобы  помолиться
обо всем живом во вселенной.  Поднявшись,  он  сразу  же  переключился  на
насущные дела: сменил постельное белье, собрал вещи, разбросанные  повсюду
неряхой из Субботы (да благословит его Господь!), вымылся и  избавился  от
того, от чего необходимо избавляться по утрам. Потом он прошел к  шкафчику
с личными вещами, взял из него те  предметы,  которыми  он  пользовался  в
своей повседневной борьбе со злом, и разложил их перед собой. То, что  две
из этих вещей - парик и длинная густая борода - выглядели весьма  странно,
не вызывало у Отца Тома  особого  удивления.  В  это  время  дня  он,  как
правило, воспринимал  все  как  нечто  предопределенное  и  не  вызывающее
сомнений, не дающее ни малейшего повода для вопросов. Он  забыл,  что  уже
сдул куклу, похожую на него, как две капли  воды.  К  моменту  пробуждения
Отец Том был здесь единственным человеком. Иными словами,  за  исключением
тех редких случаев, когда  ему  приходилось  передавать  сообщения  Совету
иммеров. Том Зурван вовсе не вспоминал о своих двойниках. То время,  когда
он понимал, что он не совсем Отец Том сам  по  себе,  быстро  прошло.  Вот
вечером - да, тогда все было по-другому. Вечером голоса, зрительные образы
и мысли, неведомые при свете яркого солнца, наваливались на него.
     Он оделся и пошел в  ванную,  чтобы  загримироваться.  Спустя  десять
минут он уже направлялся к выходу, держа в  правой  руке  длинную  дубовую
трость, изогнутую на верхнем конце. Очень редко Отец Том вспоминал о  том,
что родился левшой,  и  только  в  образе  Зурвана  он  перевоплощается  в
человека, лучше владеющего правой рукой.
     Рыжеватый растрепанный парик ниспадал сзади до самого  пояса.  Кончик
носа Отца Тома был окрашен в голубой цвет, а губы - в  зеленый.  Длиннющую
бороду украшало  множество  небольших  бабочек,  вырезанных  из  блестящих
бумажек. Белую, почти до самых пят  мантию  Отца  Тома  покрывали  красные
круги, обрамляющие  голубые  шестиконечные  звезды.  На  идентификационном
диске-звезде красовалась расплющенная восьмерка, лежащая на боку и  слегка
надорванная на конце.
     Посредине лба Отец Том нарисовал себе большую оранжевую букву S.
     Ноги его, как то и положено настоящему пророку  и  святому  человеку,
оставались босыми.
     Отец Том не имел при себе обычной наплечной сумки  -  обстоятельство,
непременно приковывавшее к нему удивленные взгляды жителей Манхэттена.
     Дверь отворилась, впустив яркий свет, который неизменно приводил Отца
Тома в приподнятое настроение.
     - Доброе утро Господне! - закричал он, обращаясь сразу ко  всем  пяти
собравшимся в холле людям. - Благословляю вас, братья и сестры! Пусть ваши
души  мечтают  превзойти  самих  себя,  преодолеть   собственные   пороки!
Сподвигни вас Господь на уважение к вашим  смертным  телам  и  бессмертным
душам! И  пусть  каждый  новый  день  на  шаг  приблизит  вас  к  истинной
человечности и божественности!
     Удерживая  трость  тремя  пальцами,  Отец  Том  образовал  большим  и
указательным пальцами плоский овал, а затем трижды  ввел  в  него  средний
палец другой руки. Овал  этот  символизировал  вечность  и  бессмертие,  а
следовательно, Бога. Трижды побывавший в овале средний палец  призван  был
выразить духовное слияние человечества с Вечностью. Большой и  два  других
пальца соответствовали Богу, человеческому телу и человеческой  душе.  Они
олицетворяли также Бога, все живые существа и Мать Природу -  естественную
спутницу Бога. Имели  эти  знаки  еще  и  третье  символическое  значение,
воплощая любовь, сочувствие и познание как  собственного  я,  так  и  всей
вселенной.
     "Благослови и вас Господь, Отец  Том!"  -  воскликнули  некоторые  из
праздношатавшихся в холле. Другие  широко  улыбались  и  также  изображали
знаки благословения, правда вкладывая в них несколько иной смысл.
     Отец Том прошел мимо них величественной походкой; нос его подрагивал,
несмотря на все его старания: запаха табачного дыма, спиртного  и  немытых
тел он никогда не мог выносить.
     - Дай им открыть Бога, понять, что они сами с  собой  делают.  Покажи
этим детям свет, чтобы, следуя за ним, смогли они, будь  на  то  их  воля,
выйти из тьмы!
     - Задай им. Отец Том! - кричал один из мужчин. - Опали их дьявольским
огнем, посыпь их серой! - мужчина громогласно расхохотался.
     Отец Том остановился и повернулся к людям.
     - Я не проповедую дьявольский огонь, сын мой.  Я  проповедую  любовь,
мир и гармонию.
     Мужчина рухнул на колени и воздел к небу руки,  изображая  пародийное
раскаяние:
     - Простите, Отец! Не ведаю я, что творю!
     - Нет пророка в своем квартале,  -  произнес  Зурван.  -  Я  не  имею
власти, чтобы простить тебя. Ты должен сам простить себя, и  только  потом
тебя сможет простить Господь.
     Отец Том вышел на  Аллею  Шинбоун  под  безоблачное  небо  и  заметно
припекающее солнце. Дневной свет не мог сравниться с тем ярким  свечением,
которое излучалось от всего в этом мире: от дальних звезд, невидимых  даже
в радиотелескопы, от деревьев и травы, от камней в саду и от центра Земли.
Но самый яркий источник - тот,  что  находился  внутри  самого  Отца  Тома
Зурвана.
     День пролетел быстро.  Отец  Том  стоял  на  уличных  перекрестках  и
молился,  взывая  ко  благу  всех,  кто  слушал  его,  торча  у  подъездов
домов-блоков и частных особняков. Весь день Отец Том без устали выкрикивал
призывы выйти и выслушать принесенное им Слово. В час  дня  он  подошел  к
дверям ресторана и стучал в окно, пока к нему не вышел официант. Отец  Том
заказал себе легкий обед и передал официанту свой идентификационный  диск.
Тот удалился и через несколько минут возвратил священнику диск, с  помощью
которого он зарегистрировал потраченную им сумму, и протянул ему тарелку с
едой и стакан воды.
     Органики внимательно наблюдали за ним, готовые арестовать Отца  Тома,
если он надумает войти в  ресторан  босым.  Обычно  Отец  Том  с  усмешкой
подходил к ним и предлагал полицейским разделить с ним  трапезу.  Органики
неизменно отказывались, ведь, согласившись, они  открывали  прямую  дорогу
для обвинений во взяточничестве. Священника тоже вполне  могли  арестовать
за дачу взятки, но у органиков был предельно ясный приказ: наблюдать и все
регистрировать. За весь прошедший субгод был отмечен всего один удручающий
случай,  связанный  с  обращением  Отцом  Томом  в  свою  веру  одного  из
органиков, который  следил  за  ним.  Этот  факт  явился  для  них  полной
неожиданностью, но,  поскольку  никакого  насилия  со  стороны  Отца  Тома
отмечено не было, ничего незаконного в этом деле не усматривалось. Тем  не
менее вновь обращенного отправили в отставку  на  том  основании,  что  он
излишне религиозен и подвержен вере в сверхъестественное.
     В три часа дня Отец Том  стоял  на  трибуне  на  Площади  Вашингтона.
Вокруг  него  собралось  около  двухсот  приверженцев  Церкви  Космической
Конфессии, еще не менее сотни любопытных  и  человек  сто  таких,  у  кого
просто не нашлось других дел.
     На территории  парка  было  установлено  несколько  подобных  трибун,
однако ни одна из них не привлекала такого внимания слушателей.
     Отец Том начал свою проповедь. Голос  его  звучал  глубоко  и  сочно.
Манера говорить, расставлять  акценты  и  излагать  свои  мысли  в  высшей
степени соответствовали содержанию и импонировали даже  тем,  кто  отрицал
истинность  его  Слова.  Отец  Том  прекрасно  изучил   наследие   великих
негритянских проповедников прошлого, которые тоже были воодушевлены Словом
и знали, как донести его до паствы.
     - Благословляю вас, граждане Воскресенья. Пришли ли  вы  сюда,  чтобы
услышать глас Божий или вас привело нечто другое - я  благословлю  вас.  И
пусть ваши добродетели возвышаются, а пороки отступают.  Благословляю  вас
всех, дети мои, сыновья и дочери Бога нашего!
     - Аминь, Отец!
     - Истину говорите, Отец!
     - Да благословит Господь и вас и нас!
     - Небеса преклоняются перед вашей мудростью, Отец!
     - Да, братья и сестры! - кричал Зурван. - Небеса смотрят на нас,  они
негодуют! Не-го-ду-ют!
     - Да, Отец, негодуют.
     - Они побуждают вас, дети мой, внимать мне!
     - Внимать Вам! Да, внимать Вам! Вы говорите правду, Отец!
     С расширившимися от возбуждения сверкающими зрачками,  высоко  подняв
над головой свой пастуший посох. Отец Том бросал громоподобно:
     - Небеса шумят! Они недовольны!
     - Шумят, Отец! Мы слышим!
     - Но!..
     Отец Том остановился и обвел толпу взглядом:
     - Но... могут ли они поднимать шум втуне? Могут ли небесные псы лаять
на гнилое дерево? Нападать на ложный след? [в тексте англ. идиома  -  bark
up the wrong tree (буквально - лаять на гнилое дерево), напасть на  ложный
след, обвинять и т.п. не того, кого следует]
     - Какое дерево, Отец?
     - Я спрашиваю вас, могут ли небеса ошибаться?
     - Никогда! - воскликнула какая-то женщина. - Никогда!
     - Ты права, сестра  моя!  -  сказал  Отец  Том.  -  Никогда!  Бог  не
совершает ошибок, и Его гончие не теряют  добычи!  Его  гончие...  и  наши
гончие... это мы.
     - Мы, Отец!
     - И когда небесные гончие загоняют добычу высоко на дерево... кто это
существо там, наверху?
     - Это мы. Отец!
     - И они тоже! - воскликнул Зурван, взмахом своего посоха  указывая  в
сторону на гипотетических неверующих.
     - Все!
     - Все, Отец!!
     Зурван импровизировал и в то же время говорил так, словно  много  раз
репетировал свою роль, и ученики реагируют, будто загодя знают,  что  и  в
какой момент он скажет. Он воспевал хвалу правительству  за  то,  что  оно
сделало для народа и именовал пороки, поразившие мир и принесшие  в  былом
неисчислимые страдания. Все  это,  говорил  Зурван,  осталось  в  прошлом.
Несомненно, это правительство - лучшее из всех, что когда-либо  правили  в
этом мире.
     - Теперь, дети мои... дети... которые в один прекрасный  день  станут
взрослыми людьми в вере...
     - А как насчет отступников? - прокричал мужчина из толпы.
     - Благословляю тебя, брат, и твое твердое сердце и благодатные  уста!
Святой Франциск Ассизский, истинный святой,  приветствовал  всякого  осла,
которого встречал по дороге! Он всех их называл одинаково Брат Осел! Можно
и мне так вас называть? Позвольте мне обращаться к вам как к  приятелю  из
Ассизи?
     Зурван остановился, улыбнулся и не сводил взгляда с толпы до тех пор,
пока люди не перестали смеяться. Дождавшись тишины, он прокричал:
     -  И  все-таки,  дети  мои,  даже   это   правительство   далеко   от
совершенства! Еще очень многое можно поменять в интересах всего народа. Но
разве за последние пять поколений оно изменило хоть что-нибудь?  Разве  не
перестало  оно   даже   искать   возможности   для   реформ,   прикрываясь
рассуждениями о том, что никакой потребности в нововведениях  просто  нет?
Разве это не так? Я спрашиваю вас!
     - Да, Отец, перестало!
     -  В  таком  случае!  В  таком  случае!  Дети   мои!   Небесные   псы
действительно лают не зря, они лают на то самое гнилое дерево! А  вот  про
правительственных псов этого вовсе не скажешь! О, как  они  лают!  День  и
ночь со всех сторон несется этот лай! Мы только и  слышим  о  совершенстве
правительства!  Настал  золотой  век,  все  справедливо   в   этом   мире.
Правительство подавляет любые попытки  завести  разговор  о  необходимости
реформ на благо народа! Мы совершенны, убеждают они нас!
     - И что  же,  действительно  все  безупречно?  Неужели  правительство
идеально, как сам Бог?
     - Нет, нет. Отец!
     Зурван  сошел  с  трибуны.  Его  сторонники  с   криками,   продолжая
оживленную беседу, окружили его. Люди стонали, плакали, кричали. Отец  Том
переместился на другое место, пройдя ровно сто  шестьдесят  футов.  Другие
ораторы  тоже  занимали  новые  позиции.  Зурван  взошел  на  только   что
освободившееся место на другой трибуне. Таким образом, закон был полностью
соблюден, и место собрания сместилось в пределах, предусмотренных  законом
времени и расстояния.
     - Правительство разрешает исповедовать религию! И в  то  же  время...
оно не позволяет верующим занимать государственные должности! Это правда?
     - Это правда! - подхватила толпа.
     - Кто сказал, что только те, кто  верит  в  реальность,  в  факты,  в
истину, достойны занимать государственные посты? _П_Р_А_В_Д_А_ -  вот  что
определяет государственное учреждение?
     - Так говорит правительство, Отец!
     - А кто определяет, что такое факт, реальность, правда?
     - Это правительство, Отец!
     - Кто считает религию тождественной сверхъестественному?
     - Правительство, Отец!
     - Кто утверждает, что нет оснований для перемен и совершенствования?
     - Правительство, Отец!
     - Разве мы не отвергаем  это?  Разве  мы  не  знаем,  что  существует
огромная, кричащая потребность в совершенствовании?
     - Да, Отец!
     - Разве правительство не утверждает, что  оно  заключило  контракт  с
народом, достигло социального согласия?
     - Утверждает, Отец!
     - Тогда скажите мне, дети мои, хорош  ли  такой  договор,  соблюдения
которого может требовать только одна сторона?
     - Ни в коем случае. Отец!
     Отец Том подошел к той точке своего Слова, дальше которой он  сегодня
продвигаться не отваживался. Он не был готов к мученичеству. Настало время
переключиться  на  "стадию  охлаждения".  Он  обратился  к  тем,  кто   не
принадлежал к церкви,  с  просьбой  задать  ему  несколько  вопросов.  Как
всегда, его спросили, зачем он  покрасил  нос,  что  обозначает  буква  S,
нарисованная у него на лбу, и что символизируют бабочки,  разбросанные  по
его бороде?
     Зурван ответил, что его сторонников оскорбляют и называют в  насмешку
"синеносыми",  потому  что  они  придерживаются  высоких  моральных  норм;
поэтому он и воплотил уничижительную  брань  в  буквальном  смысле,  чтобы
продемонстрировать гордость  своей  верой  и  безразличие  к  насмешкам  и
хулителям.  Произнося  проповеди,  он  показывал  свой  "синий  нос"  всем
желающим.
     Что  касается  бабочек,  то   они   представляют   последний   период
становления веры в человека. Души его  последователей  расцветают  подобно
бабочкам, которые, будучи прежде  уродливыми  гусеницами,  завернувшись  в
кокон  и  преуспев  в  чудесной  метаморфозе,  превращаются  в  прелестные
создания.
     - Большая буква S на  моем  лбу,  -  гремел  Зурван,  -  не  означает
святость или грех! Она никак не связана и со  словом  "простофиля"  [англ.
Simpleton - простофиля, простак], как это утверждают наши враги!  Буква  S
означает символ, но не какой-то произвольный,  а  вполне  определенный!  S
включает в себя все символы добра! Придет день - мы верим в  это,  не  так
ли, дети мои? - букву S, наш символ, будут  распознавать  еще  быстрее,  а
почитать и ценить еще глубже, чем даже крест, гексаграмму  и  распятие,  о
котором я говорил ранее. Разве не об этом, дети мои, мы мечтаем? Разве  не
в это верим?
     - Аминь, Отец!
     Следующая  фаза  речи  Отца  Тома  представляла  собой   неторопливое
приближение к призыву совершить публичное покаяние. Минуты шли,  и  Зурван
становился все настойчивее и убедительнее в самой речи, в жестикуляции,  в
вере и страсти. К пяти часам, когда  все  ораторы  и  проповедники  должны
смолкнуть, он выслушал не менее двадцати исповедей,  причем  одну  из  них
произнес вновь обращенный приверженец его учения. То  обстоятельство,  что
эта часть его программы привлекла внимание гораздо большего числа гуляющих
в парке, нежели сама проповедь, нисколько не испортило Зурвану радости. Он
прекрасно знал, что безбожники любили слушать исповеди из-за обилия в  них
"клубнички", унизительных  и  непристойных  подробностей.  Пусть  так.  Но
иногда те, кто приходил сюда ради того, чтобы пощекотать себе нервы, вдруг
переживали неожиданный внутренний взрыв и  сами,  проникаясь  Божественным
светом, изъявляли желание исповедаться.
     Органики фиксировали все, что было произнесено здесь, и  при  желании
могли использовать сказанное на исповеди против покаявшихся.  Жертвенность
- вот та цена, которую приходится платить за веру.
     В пять часов Зурван отправился домой, усталый,  но  воодушевленный  и
торжествующий.  Он   летел   в   седле   Божественного   света.   Поглотив
символический ужин, он приступил к  молитве.  Затем  в  уединенной  тишине
своей квартиры он выслушал исповеди тех,  кто  не  успел  открыть  душу  в
парке. В девять часов он отправлял краткую службу для тех,  кто  пришел  к
его жилью. Закон запрещал наблюдать за ходом проповеди из холла на экране,
но органиков в это время обычно поблизости не было,  а  соседи  ничуть  не
возражали. Некоторые из них, опасавшиеся открыто приобщиться  к  вере  при
свете дня, охотно наблюдали за вечерней службой на экране.
     В прошлое Воскресенье,  День-Пять,  Неделя-Один,  именно  так  все  и
происходило.
     Но сегодня - в День-Шесть, Неделя-Один, Отец  Том  Зурван  так  и  не
появился  на  Площади  Вашингтона.  Его   последователи,   прождав   минут
пятнадцать, в течение которых они так и не смогли определить по экрану его
местонахождение, отправились к нему домой на Аллею  Шинбоун.  Руководитель
квартала   совершенно   правомерно   отказался    воспользоваться    своим
кодом-ключом, чтобы открыть квартиру Отца Тома, до тех пор, пока не  будут
извещены органики. Прошло  довольно  много  времени,  прежде  чем  наконец
появились двое полицейских. Они вошли в квартиру  вместе  с  руководителем
квартала,  толпой  последователей  Отца  Тома  и  несколькими  любопытными
соседями.
     Обстоятельные поиски не дали ровно никаких результатов  -  Отца  Тома
дома  не  было.  Его  стоунер  также  пустовал.  Посох  Отца  Тома   стоял
прислоненным к одному из стенных экранов, на котором светилось  загадочное
послание:

                    Я УШЕЛ В БОЛЕЕ ВОЗВЫШЕННОЕ МЕСТО.

                                   28

     Том Зурван не солгал.
     Место, в котором  он  находился,  действительно  было  гораздо  более
возвышенным: Башня Тао, в квартире Тони Хорн на шестом уровне.  Башня  Тао
возвышалась  на  пересечении  Западной   Одиннадцатой   улицы   и   Канала
Кропоткина. Он не был сейчас ни самим собой, ни одним из своих других "я".
     В обычной ситуации ему нужно было бы пройти ритуал превращения в Отца
Тома, а затем отправиться спать. Но  Субботний  кошмар  прервал  привычное
течение событий подобно тому, как внезапная лавина,  обрушиваясь  в  реку,
останавливает ее воды. Происшедшее накануне, словно пройдясь по  его  душе
утюгом, бросило ее, кричащую, на новый путь,  следовать  которому  у  Отца
Тома не  было  ни  малейшего  желания.  Кокон,  оберегавший  Зурвана,  был
прострелен,  и  сквозь  образовавшиеся  отверстия  проскакивали  голоса  и
мелькали лица и руки тех, других.
     Они что-то бормотали ему, рассматривали и ощупывали его.
     А началось все лишь после того, как ему - с гораздо  большим  трудом,
чем обычно, - удалось взять себя в руки,  пройти  необходимую  метаморфозу
мысленной молитвы. (Не Боб Тингл  ли  высказывался  подобным  образом?  Не
Уайту  Реппу  ли  принадлежат  метафоры  вроде   "пройтись   утюгом"   или
"прострелить кокон"? А может быть, это Чарли Ом подкинул мысль о том,  что
его кто-то "ощупывает"? - словечко-то из его лексикона?)
     Он отчетливо понимал, хоть и предпочел бы, чтобы этого не было вовсе,
что ветры недавнего прошлого продувают  его  насквозь,  словно  изодранный
парус, и фрагментарные черты личностей его коллег-двойников сочатся  через
него, как молотый перец через ситечко.
     "Прекратить! Прекратить это!" - мысленно вопил он.
     Несмотря на то, что среди всех  семи  ролей  -  возможно,  только  за
исключением Джефа Кэрда, - он обладал личностью наиболее  сильной,  он  не
мог сейчас сопротивляться всей  их  энергии,  их  проявлениям.  Они  -  их
способности  и  возможности  -  принадлежали  не  ему,   но   всем   своим
обладателям, надвигавшимся  на  него  с  разных  сторон  с  их  мыслями  и
неотвратимыми приказами. Его голову словно постригали со  всех  сторон,  и
сила Отца Тома утекала подобно тому, как исчезло могущество Самсона, "семь
кос головы" которого отрезали  филистимляне,  наученные  его  возлюбленной
красавицей Далилой; коварной и жизнерадостной парикмахершей Вельзевула.
     - Прекратите это! - вопил Зурван. - Это опасно.
     ("Черт побери, это действительно очень опасно! - голос  Кэрда  звучал
издалека, но, казалось, что он приближается с каждым словом. - Да заткнись
ты, Тингл! Мы вот-вот умрем, а ты тут шутки шуткуешь!")
     Зурван громко так, что голос его звенел по всей квартире, сказал:
     - Именем света Божественного приказываю вам вернуться в  ту  темноту,
из которой вы пришли!
     ("Хрен тебе!" - невозмутимо отреагировал Чарли Ом.)
     ("Хоть бы улыбнулся, когда выражаешься, - заметил Уайт Репп. - Да  ну
же, ребята. Вот сейчас развлечемся от  души.  Кажется,  у  нас  тут  скоро
линчевание маячит. Если мы не соберемся вместе, не  объединим  свои  силы,
нас поодиночке непременно перевешают на суках. Вот и будем  там  болтаться
вместе с кислыми яблоками - не лучше, и не хуже. Наш брат в таком  трудном
положении  -  словно  на  вертел  нанизан.  Заткнитесь  все.   Дадим   ему
возможность спасти нашу шкуру. А уж потом устроим разбирательство, кто тут
из нас самая главная шишка. Это единственный способ...")
     ("Квартира Тони Хорн, - сказал Кэрд. - Быстрей туда! Это единственное
место, где мы будем в безопасности! По крайней мере, на какое-то время!")
     - Тони Хорн? - вслух переспросил Зурван.
     ("Да, ты помнишь ее, не так ли?")
     ("Да, - сказал Джим Дунски, - если я  могу  вспомнить,  то  что  тебе
мешает? Кэрду дали  на  это  разрешение,  ты  забыл?  Его...  наш...  друг
комиссар-генерал  Энтони  Хорн.  Она  сказала,  что  в  случае   опасности
позволяет  воспользоваться  этой  возможностью.  Сейчас  как   раз   такой
случай!")
     ("Она - тоже иммер, - напомнил Боб Тингл. - Однажды  иммер  -  всегда
Иммер. Это не каламбур. Она выдаст меня... я хотел сказать - нас".)
     ("До Вторника она ничего не узнает, - сказал Кэрд. -  Давай,  Зурван,
отправляйся! Держи хвост бубликом!")
     Молчал только один Вилл Ишарашвили. Не оттого ли, что пока  не  знал,
что произошло? Или потому, что, будучи последним во  всей  цепочке,  если,
конечно, считать, начиная со Вторника, он представлял и  самое  слабое  ее
звено. Его голос не может прозвучать в общем хоре, пока  он  не  проснется
завтра утром? А если  так,  ему  уже  никогда  не  суждено  заговорить.  И
проснуться ему уже не удастся. Так и умрет во сне.
     Это обстоятельство еще более возмутило Зурвана.  Если  завтра  он  не
станет Ишарашвили, то кем же тогда он будет? Может ли он  пребывать  самим
собой, то есть Томом  Зурваном?  Ничего  другого  ему  не  оставалось.  По
крайней мере, погибать он не собирался.
     - О Господи, прости меня! - воскликнул он. - Я думаю только о себе! Я
отказался от братьев своих! Я - чудовище, я - Петр [библеизм; по  преданию
евангелистов, апостол Петр непрестанно свидетельствует Христу свою  любовь
и преданность, но  по  свершении  тайной  вечери  Христос  предрекает  его
троекратное отречение  "в  эту  ночь,  прежде  нежели  пропоет  петух";  в
дальнейшем Петр не только трижды отрекается от Христа, но и клянется,  что
не знает Иисуса], предавший своего Учителя еще до того, как трижды  пропел
петух!
     ("Петр! Петух! Ну и идиот же ты! - встрял Чарли Ом. - Перестань нести
это благочестивое  дерьмо!  Да  и  сообща  пора  действовать!  Отправляйся
спасать наши задницы!")
     ("Я не стал бы говорить в таком тоне,  -  заметил  Джеф  Кэрд,  -  но
все-таки этот малыш прав. Прячься! Сейчас же! Иди в  квартиру  Хорн!  Ради
Бога, быстрее, органики уже, наверно, стоят у дверей! Или  иммеры  того  и
гляди нагрянут! Тебе надо избавиться от всего, что связывает нас! Иди!")
     На какое-то время голоса смолкли, оставили Зурвана в покое.  Влившись
в поток уличного движения и направляясь к  каналу,  он  почувствовал  себя
значительно увереннее. Никаких видимых причин на это вроде бы не было,  но
и самообладание часто приходит не в результате какого-то богатого опыта, а
из врожденной веры в самого себя.
     Ему  предстояло  настоящее  сражение,  чтобы  сделать  то,  что,  как
подсказывал  здравый  смысл,  действительно  следовало  сделать.  Глубокая
печаль и непреодолимое внутреннее несогласие одолевали Отца Тома, пока  он
понуро расхаживал по  квартире,  собирая  вещи,  которые  необходимо  было
уложить в компактор и стоунер, прежде  чем  отправить  в  мусорные  бачки.
Парик, борода и мантии - все это должно попасть именно туда. Как и кукла -
его двойник. Он подумал, не прихватить ли и куклу Ома, но потом решил, что
до  следующей  Субботы  ее  вряд  ли  кто-нибудь  обнаружит.   Отцепив   с
куклы-двойника Чарли идентификационный знак, он отправился к  его  личному
шкафу и, достав оттуда одежду, облачился в нее. В ней он,  конечно,  будет
выделяться, поскольку никто из Воскресных жителей не носил жабо  на  груди
или юбку. Но тут уж ничего не поделаешь.
     Необходимость  обманывать  своих  последователей  в  вере  доставляла
Зурвану настоящую боль. Отчасти именно этим  и  объяснялось  его  грустное
настроение, но все-таки это лучше, чем поколебать их веру. Да, так  лучше,
снова и снова повторял он себе. Гораздо лучше. Его,  правда,  не  покидала
мысль о том,  скольким  религиозным  лидерам  в  прошлом  уже  приходилось
прибегать к подобному обману.
     - Если бы я был только самим собой, только Отцом  Томом,  -  бормотал
он, - я остался бы и принял на себя все последствия такого решения.  Кровь
жертвенников - вот семена веры. Но дело касается не меня  одного.  К  тому
же, если бы я был всего лишь Отцом Томом, разве угодил  бы  я  в  подобную
ужасную переделку.
     И тем не менее, когда Отец Том, ударив посохом по стене,  убедился  в
том, что  на  экране  высветилось  прощальное  послание,  он  почувствовал
слабость в ногах.
     - Правильно ли поступаю я? -  вскричал  он.  -  Нет.  Я  предаю  свою
паству, себя самого, Бога своего!
     ("Теосрань", - вставил Чарли Ом свое словообразование.)
     ("Ты всего лишь один из многих, - сказал Джеф  Кэрд,  а  затем  после
паузы добавил: -  Возможно,  найдется  какое-то  решение,  выход  из  этой
ситуации".)
     - И в чем этот выход?
     ("Пока еще не знаю".)
     Повернувшись в дверях, Зурван произнес напоследок:
     - Прощай, Отец Том.
     ("Этот парень порядком надоел, - послышался голос Чарли  Ома.  -  Его
как-то и слишком много и маловато".)
     ("Прекрасное чувство драматической ситуации,  ничего  не  скажешь,  -
прокомментировал Уайт Репп. - Или это, скорее, мелодрама? Не  уверен,  что
он может отличить пафос от комичной напыщенности".)
     ("Эта пара из Трех Мушкетеров?" - спросил Боб Тингл.)
     - Заткнитесь! - закричал Зурван, открывая дверь и вызывая несказанное
удивление двух болтающихся в холле бездельников.
     Кто этот странно одетый  сумасшедший?  Интересно,  что  он  делает  в
квартире Отца Тома?
     Зурван тоже удивился. Он никак  не  ожидал  встретить  кого-нибудь  в
столь ранний час. Бормоча под нос что-то непонятное даже  ему  самому,  он
хлопнул дверью. В  3:12  он  вышел  из  здания  и  направился  к  Бульвару
Вуменвэй. Небо над головой оставалось безоблачным. Воздух был горячим,  но
прохладнее, чем утром. Несколько велосипедистов и  пешеходов  двигались  в
том же направлении, и это несколько успокоило Отца Тома: среди  других  он
был не так заметен.  Он  прошел  мимо  нескольких  машин  Государственного
Корпуса мусорщиков. А вот и автомобиль  органиков.  Поравнявшись  с  Отцом
Томом, он замедлил ход, но все-таки не остановился. Что бы он стал делать,
если бы полицейские остановились и пристали к нему с расспросами?
     Отец Том пересек Вуменвэй и пошел в западном  направлении  но  Бликер
Стрит. Он миновал дом  Кэрда  -  обстоятельство,  укрепившее  в  его  душе
связанное с Кэрдом начало. По крайней  мере,  голос  Кэрда  звучал  громче
остальных голосов.
     ("Я так любил тебя!" - воскликнул Кэрд.)
     Зурван не знал, к кому обращены слова Кэрда, но печаль в  его  голосе
взволновала священника. Он ускорил, но  потом  снова  замедлил  шаг.  Если
опять появятся органики, спешащий человек может привлечь и внимание.
     Добравшись до  улицы,  протянувшейся  вдоль  канала;  он  повернул  к
северу. Время от времени Отец Том поглядывал за ограждение  набережной  и,
наконец,  увидев  маленький  реактивный  ботик  у  причала,  остановишься.
Спустившись к воде по ступенькам, он  вернулся  немного  назад  по  узкому
проходу вдоль кромки канала к тому месту, где покачивался на  воде  ботик.
Скорее всего он принадлежал кому-то из обитателей дома на  берегу  канала.
Воскресные жители не беспокоили себя ранней  рыбалкой.  Отец  Том  влез  в
лодку, отвязал веревку от причала,  запустил  двигателя  и  направился  по
каналу на север. Он все же оставил позади около дюжины мелких лодчонок,  в
которых  сидели  мужчины  и  женщины,  увлеченные  рыбалкой.  Попалось   и
несколько  грузовых  суденышек.  Причалив  к  западному  берегу  канала  у
Западной Одиннадцатой улицы, Зурван вылез  на  берег  и  оттолкнул  лодку,
предоставив ей  возможность  свободно  дрейфовать  по  течению.  Еще  одно
преступление.
     Деревья  вдоль  улицы  позволят  ему  скрыться  от   небесных   глаз.
Наблюдатели не смогут определить, в какое здание он вошел. Пока  не  будут
просмотрены видеозаписи, его исчезновение под кронами  деревьев  не  имеет
значения.
     Отец Том  вспомнил  об  Ишарашвили.  Завтра  его  жена  будет  немало
удивлена тем, что муж не вышел поутру  из  цилиндра.  Она  посчитает,  что
случилась  неисправность  в  системе  электропитания,  откроет  дверцу   и
прикоснется к телу. Она  удивится  еще  больше,  ощутив  вместо  ожидаемой
холодной и жесткой ткани легкую пластиковую оболочку куклы.
     Ее вопль отдавался внутри него.
     Голос Ишарашвили тоже присутствовал, хотя он и звучал где-то вдалеке,
где-то за горизонтом его разума.
     Добравшись до квартиры Хорн, он  внимательно  осмотрел  все  комнаты.
Квартира была гораздо  просторнее  его  собственной  и  несравненно  более
роскошная.  Поскольку  Энтони  делила  свое  жилище  только  еще  с  одним
человеком, гражданкой Четверга, у нее  не  было  необходимости  прятать  в
личный шкаф  свои  многочисленные  принадлежности:  старинные  безделушки,
статуэтки, драгоценности, украшения, картины, пепельницы.  Кстати,  именно
пепельница неприятно удивила  и  поразила  его  -  Кэрда:  он  никогда  не
подозревал,  что  она  пользовалась  запрещенными   законом   наркотиками.
Присутствие пепельницы свидетельствовало и о том, что соседка из  Четверга
разделяла это ее увлечение.
     Сквозь окошки цилиндров он  взглянул  на  лица  их  обитателей.  Лицо
женщины из Четверга словно в рамке проступало через овал первого стоунера.
     Он перешел ко  второму  цилиндру  и  заглянул  в  окошко.  Тони  Хорн
смотрела на него огромными немигающими глазами. Старина Тони, она была ему
добрым другом и всегда проявляла к нему искреннюю симпатию  и  дружелюбие.
Может быть, привести ее в  нормальное  состояние  и  рассказать,  в  каком
положении он оказался. Она могла помочь лучше, чем кто-нибудь другой.
     ("Ты что, с ума сошел? - выскочил откуда-то Ом. - Она же иммер!")
     ("Это мои мысли, - сказал Кэрд. - Зурван даже не знаком с ней. Сейчас
я думаю за него. Но ты, Чарли, прав. Она нас сдаст".)
     Зурван расхаживал взад-вперед по гостиной,  а  в  мозгу  его  роились
голоса и мелькали лица, как игрушечные фигурки, выскакивающие из ящиков, и
какие-то руки, стучавшие по его сознанию, словно это было окно.
     Зурван продолжал ходить по комнате,  возвращаясь  от  одной  стены  к
другой.
     ("Словно тигр в клетке, - заметил Репп. - Хорошее упражнение,  только
с этой гимнастикой мы вряд ли выберемся из клетки".)
     ("Если он выйдет из этой квартиры, - сказал Ом, - он просто попадет в
более просторную клетку".)
     Зурван как мог старался не обращать на эти голоса никакого  внимания.
Они были похожи на зуд: поскребешь, а он еще сильнее.
     - Иаков,  тот,  именем  которого  стал  Израиль  и  потомки  которого
сделались столь многочисленными, словно крупинки песка на морском  берегу,
- бормотал Зурван. - Иаков увидел лестницу, один конец которой опирался на
Землю, а второй уходил в Небеса. По ней поднимались и  спускались  ангелы,
выполняя волю Божью. О Господь! Мне нужна лестница! Опусти ее, чтобы я мог
вознестись в обещанное обиталище!
     ("Он  совсем  свихнулся!  -  сказал  Ом.  -  Им   овладевает   буйное
помешательство. Мы все погибнем вместе с ним!")
     - Нет! - закричал Зурван. - Я не сумасшедший, и нет для меня  никакой
лестницы! Я ее не заслужил!
     Если бы ему и спустили лестницу, то взбираться  ему  пришлось  бы  по
гнилым ступеням.  Их  было  бы  ровно  семь  и  последняя,  без  сомнения,
провалилась бы.

                            МИР ПОНЕДЕЛЬНИКА

                                     РАЗНООБРАЗИЕ. Второй месяц года Д6-Н1
                                     (День-шесть, Неделя-один)

                                   29

     Утром в Понедельник небо не отличалось голубизной. Сильный ветер гнал
с востока густые, низко нависшие облака.
     К  тому  немногому,  что  позволялось  передавать  из  одного  дня  в
следующий, относился прогноз погоды. К 1330 году  Новой  Эры  метеорология
достигла значительных успехов и заметно превзошла  своей  точностью  науку
предыдущих веков, которая довольно часто попадала  впросак,  будучи  не  в
состоянии учесть в полной  мере  все  те  сложные  факторы,  что  в  своей
совокупности  определяют  погоду.  Теперь   после   полутора   тысяч   лет
непрерывных  исследований  появилась  возможность  обеспечить   надежность
предсказания на уровне 99,9 процента  точности.  Однако  Матушка  Природа,
словно желая продемонстрировать человеку то, что она никогда  не  позволит
ему  отвоевать  оставшуюся  сотую  долю   процента,   время   от   времени
опрокидывала все прогнозы.
     Сегодняшний день как раз являлся примером подобного коварства.
     Метеорологи  с  присущим  им  самодовольством  объявили  о  том,  что
предстоящий день будет ясным и жарким. Но направление ветра внезапно резко
изменилось,  и  огромное   скопление   облаков,   образовавшееся   посреди
Атлантики, устремилось на запад. К утру передний фронт циклона  уже  висел
над восточной частью Нью Джерси.
     Том  Зурван  снова  принялся  ходить  по  комнате.  Вилл  Ишарашвили,
рейнджер  -  лесничий  Центрального  Парка,  нежная  душа  и  муж,   вечно
находящийся под каблуком своей жены, слабо протестовал против изгнания  из
того дня, который по праву всегда принадлежал  ему.  Джеф  Кэрд,  создавая
образ Вилла, допустил  ошибку.  Лепя  личность  пассивного,  испытывающего
отвращение к любому насилию мужчины, он зашел  слишком  далеко.  В  то  же
время он наделил Вилла непомерным упрямством и смелостью  в  сопротивлении
насилию.  Именно  эти  черты  и  вели  сейчас  Ишарашвили  к  смерти.  Еще
сохранявший жизнь, он постепенно угасал. Вместо того, чтобы прибегнуть как
все остальные к  силе,  он  строго  держался  заложенных  в  его  характер
принципов и  скатывался  на  них  к  концу,  буквально  распадаясь  на  те
элементы, из которых его создали.
     Джеф Кэрд и другие вели себя по-иному. Хотя Зурван мысленно захлопнул
за ними двери, закрыв их на замок, он тут же увидел, как двойники  полезли
через  щели,  о  которых  он  и  не  подозревал.  Оттолкнув  их  назад   и
зацементировав щели, он  обнаружил,  что  двойники  протискиваются  сквозь
стены, совершая своеобразное осмотическое проникновение.
     ("Это на тебя не похоже,  Зурван,  -  сказал  Джеф  Кэрд.  -  Ты  же,
кажется, религиозен и всегда считался  человеком  благородным,  с  высокой
моралью. Истинный сын Божий. Ты должен испытывать радость  от  возможности
принести себя в жертву ради блага других. Но, видать, это не так. Ты тверд
и безжалостен, как те безбожники, которых ты хулишь в своих молитвах.  Что
случилось, Отец Том?")
     ("Да он просто лицемер, вот в чем дело", - вставил Чарли Ом.)
     ("Конечно, лицемер, - поддакнул Уайт Репп. - Он никогда  не  был  тем
человеком, за которого себя  выдает.  Только  и  делал,  что  проповедовал
абсолютную истину и честность.  Признайся  в  грехах  своих!  Излей  душу!
Освободи себя  от  вины  и  стыда!  Стань  цельным  человеком,  простым  и
искренним! Он же все скрывал от своих приверженцев, а  заодно  и  от  всей
общественности, что является иммером. Ему  было  даровано  то,  в  чем  он
всегда отказывал своим слушателям: право на гораздо более  длинную  жизнь.
Этот  благообразный  человек  был  и  остается  простым  преступником.  Он
принадлежит  к  секретной  и  противозаконной  организации.  Он  -   самый
настоящий иммер!")
     - Заткнитесь! Заткнитесь! - кричал Зурван.
     ("Да. Ложись и безмолвно подыхай, - сказал Джим  Дунски.  -  Надо  же
облегчить задачу лицемеру. Ну в крайнем случае можно немного похныкать".)
     ("Хнычь, маленький нытик, бездушный небесный  пес,  -  изощрялся  Боб
Тингл. - Только не на то дерево ты лаешь,  проповедник  Том.  Божественный
пес взял неверный след".)
     - Что вы от меня хотите?! - прокричал Зурван.
     Его  резкий  тон  на  какое-то  время  успокоил  их.  Что  бы  он  ни
предпринял, им ничто не поможет. Да и ему самому. Он не мог отказаться  от
привычки прошлого быть сегодня одним человеком, а  завтра  совсем  другим.
Такого места, куда бы они могли  отправиться,  чтобы  вновь  стать  самими
собой, просто не существовало. Не было такого места, где бы он снова  смог
быть Отцом Томом. Он стоял перед лицом смерти, так же как и все остальные.
Если иммеры схватят его, то несомненно сразу же убьют. Если он  попадет  в
руки органиков, то все пойдет по давно установленной процедуре: после суда
его отправят в специальное  заведение  для  умственно  неустойчивых.  Если
лечение ознаменуется успехом,  то  его,  Зурвана,  просто  не  станет,  он
растворится. Впрочем, как и все остальные, включи и Джефа Кэрда.  Человек,
который покинет стены больницы после лечения, возможно и будет носить  имя
Джефа Кэрда, но личность его уже никогда не останется прежней.
     Если же лечение окажется  безрезультатным,  он  будет  стоунирован  и
отправлен  в  хранилище  до  лучших  времен,  пока  ученые  не   изобретут
какое-нибудь новое, более эффективное средство. Неизбежно, рано или поздно
о нем забудут: он станет собирать пыль в каком-нибудь  огромном  помещении
вместе с миллионами других - тех,  кто  уже  попал  туда,  и  миллиардами,
которым еще предстоит там оказаться.
     - Да, я иммер, - бормотал он. - Я провалился. Почему? Я думал, что  я
и в самом деле сын Божий, что я верую в то, в чем пытаюсь убедить  других.
Я верил! Верил! Но Создатель сделал меня несовершенным!
     Он прикусил губу и начал поглаживать несуществующую уже бороду.
     - Не надо винить его! Он дал тебе возможность проявить свою волю!  Ты
обладал всеми средствами, чтобы исправить пороки! Не нужно было  закрывать
на них глаза! Ты был слепцом по своей воле! Творец создал тебя зрячим!
     ("Ты забыл, что я твой Создатель", -  сказал  Джеф  Кэрд.  Голос  его
прозвучал негромко и где-то совсем рядом.)
     Зурван завопил и повалился на пол. Катаясь взад-вперед по  ковру,  он
кричал:
     - Нет! Нет! Нет!
     Наконец стихнув, он довольно долго  лежал  на  спине,  уставившись  в
потолок.
     ("Черт подери, не пора ли  нам  положить  конец  этой  агонии?  -  не
выдержал Чарли Ом. - Надо сдаваться самим. Так или иначе нас  поймают.  По
крайней мере сейчас еще не поздно избежать встречи с иммерами".)
     ("Среди органиков слишком много иммеров, - откликнулся Джим Дунски. -
Они до нас доберутся, найдут какой-нибудь повод расправиться с нами еще до
допроса. Как бы то ни было, я не собираюсь сдаваться".)
     ("Настало время решающего сражения, - сказал Уайт  Репп.  -  И  пусть
победит сильнейший. Вставай с пола и будь  мужчиной,  Зурван.  Борись!  До
конца! Не слушай этого неудачника, этого пьяницу!")
     Зурван поплелся на кухню, словно продираясь сквозь сладкую  вату.  Он
выпил большой стакан воды, сходил в туалет и вымыл  лицо  холодной  водой.
Затем он подобрал свою наплечную сумку и поковылял к выходу.
     ("Эй, ты это куда направился?" - спросил Ом.)
     ("Он собирается сдать нас, - сказал Боб Тингл. -  Органики  вытряхнут
из нас душу наизнанку,  а  затем  посадят  в  стоунер.  Подумай  об  этом,
чудак!")
     ("Я ничего не хотел сказать плохого о  тебе,  -  оправдывался  Ом.  -
Просто пошутил, я хотел тебя разозлить, чтобы посмотреть,  как  ты  будешь
реагировать".)
     ("Не делай этого! - просил Кэрд. -  Может  быть,  еще  есть  какой-то
выход!")
     Зурван закрыл за собой дверь и направился к лифту.
     - Я не собираюсь сдаваться, - сказал он. - Просто пойду  погуляю.  Не
переношу сидения в темном помещении. Мне необходимо подумать. Нужно...
     В чем он действительно  сейчас  нуждался?  В  каких-то  возможностях,
когда все невозможно.
     ("Когда лабораторная крыса не находит выхода из лабиринта, - пустился
в сравнения Кэрд, - когда она сталкивается с неразрешимой проблемой, когда
она в полном замешательстве, крыса просто ложится и умирает".)
     - Я не крыса! - ответил Зурван.
     ("Нет, конечно, нет. Ты даже не крыса,  а  всего  лишь  фантазия!  Не
забывай, я - твой _с_о_з_д_а_т_е_л_ь_. Я -  реальный  человек  -  придумал
тебя. Ты - вымысел!")
     ("Но если рассуждать подобным образом, то и все мы,  остальные,  тоже
не более, чем фикция, - заметил Репп. - Ты _с_д_е_л_а_л_ нас. Ну и что  из
этого?  Ты,  Кэрд,  тоже  фикция.  Тебя  создали  правительство  вместе  с
иммерами!")
     ("Любая  фантазия  может  стать  реальностью,  -  философски  заметил
Дунски. - Мы так же реальны, как и Кэрд. В конце концов, он создал нас  из
частей себя. Он взрастил нас подобно тому, как Мать взращивает эмбриона  в
своем лоне. Он породил нас, а теперь хочет убить. Убить своих детей!")
     ("Ради Бога! - сказал Ом. - Мы все хотим убить друг друга! О Господи,
мне нужно выпить!")
     ("Я - твой создатель, - снова и снова повторял Кэрд. - Создатель всех
вас. То, что я смог сделать, я же смогу и устранить. Я - твой создатель  и
твой разрушитель".)
     ("Дерьмо! - завопил Чарли Ом. -  Ты  не  Аладдин,  а  мы  не  джинны,
которых ты можешь загнать обратно в бутылку!")
     ("У тебя только бутылки в голове, -  набросился  на  Ома  Боб  Тингл.
Пьяница; неудачник; Лазарь Убогий! [библеизм; персонаж евангельской притчи
к фольклорных текстов, образ бедности]  Похмелье  -  вот  твое  нормальное
состояние. Мы все только и делали, что пытались избавиться от  последствий
твоих вечных попоек!")
     ("Вперед, сучий сын!")
     ("Действуй! Что ты замер как статуя!")
     ("Все вы - вымысел. Я вас создал, я вас и уберу навсегда".)
     ("Ом-мани-падме-хам!")
     ("Хвастун, пересмешник пьяный!")
     ("Я вас сделал. Сейчас я вас уберу. Неужели вы хоть на секунду  могли
подумать, что я не предвидел  этой  ситуации.  Я  разработал  ритуалы,  по
которым каждый из вас вступал в свой день. Но я создал и обратный  ритуал,
ритуал устранения ритуал ухода. Я всегда знал, что в один прекрасный  день
мне без него не обойтись. И вот сегодня этот день пришел!")
     ("Лжец!")
     ("Фикции называют своего создателя лжецом? Вы - несколько экземпляров
живой лжи - называете лжецом того, кто сделал вас правдой, пусть хотя бы и
временной? Я - ваш творец. Я создал вас. Я вас и  ликвидирую.  Вы  что  не
чувствуете, как земля уходит у вас из-под ног? Отправляйтесь обратно  туда
откуда пришли!")
     Площадь Вэйверли продувал легкий ветерок, такой, что  даже  шляпу  не
снесет. Однако ветры, бушующие внутри Зурвана,  казалось,  подняли  его  и
понесли вверх, к облакам. Свет  помутнел,  пешеходы  вокруг  с  удивлением
смотрели на Зурвана, который шатался так, что, казалось, вот-вот свалится.
А когда они увидели, как он рухнул на колени и воздел руки к небу,  они  в
испуге попятились от него.
     Далеко  на   востоке   прозвучал   гром,   приступив   к   исполнению
воинственного танца, и  сверкнула  молния,  разметав  свои  многочисленные
копья.
     Зурван закрутился еще быстрее,  пробиваясь  сквозь  бушующую  серость
непогоды. Он попытался ухватиться за темную стену сырости, чтобы не упасть
на мостовую. Вверх? Или вниз?
     - О Господи, - он склонил голову. -  Я  заблудился.  Избавь  меня  от
подобной участи! Забери меня из этого серого мира, приобщи к славе твоей!
     Зурван, прижав руки к глазам, завопил:
     - Свет! Свет!..
     Люди  на  тротуаре  отшатнулись  от  него  еще  дальше,  а  некоторые
поспешили удалиться.
     Отец Том упал на руки и на какое-то мгновение замер.
     - Надо вызвать  скорую,  -  предложил  кто-то.  Зурван  перевернулся,
уставившись в пространство и быстро  моргая.  Затем  неуверенно  попытался
встать.
     - В этом нет никакой необходимости, - сказал он.  -  Со  мной  все  в
порядке.  Просто  немного  голова  закружилась.  Я  пойду  домой.  Я  живу
недалеко. Оставьте меня одного.

     Джеф Кэрд, продолжая шептать "свет! свет!", перешел канал по мосту. К
той минуте, когда от Площади Вашингтона его отделял всего один квартал, он
уже чувствовал себя сильным и уверенным.
     ("Он ушел?" - спросил Тингл.)
     ("Как  индеец,  сложивший  свой  вигвам  и  исчезнувший  в  ночи",  -
откликнулся Уайт Репп.)
     ("Он едва не забрал меня с собой,  -  сказал  Чарли  Ом.  -  Господи!
Свет!")
     ("Это было нечто  в  форме  клинка,  -  поделился  наблюдениями  Джим
Дунски. - Эта штука опустилась и подняла его да своем лезвии и вознесла  к
сверкающему небу".)
     Голоса их были чуть слышны. И лишь  когда  двойники  обнаружили,  что
тело теперь контролирует Кэрд, звуки сделались немного громче.
     ("О Бог мой, - сказал Ом, - мы потонули!")
     ("Давайте взглянем на все с  другой  стороны,  -  предложил  Репп.  -
Зурван - не более чем пылинка. Сейчас... последний выход Кэрда. Мы получим
скальп Зурвана еще до окончания всей этой истории".)
     Зурван не был уверен, что эти голоса он сам  не  воспроизводил.  Кэрд
также терзался сомнениями. Не имело никакого значения то,  что  голоса  не
могли быть  просто  плодом  воображения.  Точно  так  же,  как  ничего  не
означало, что голоса могли принадлежать личностям столь же  реальным,  как
он сам. Существенным оказывалось только одно:  господин  положения  именно
он. И он прекрасно знал, что собирается делать.
     Он пошел навстречу все усиливающемуся  ветру  к  высокой  вертикально
торчащей желтой трубе в северо-западном углу парка. Это был один из входов
в подземную систему, объединяющую транспортеры для перемещения  грузов,  а
также линии электропитания и водопровод. Экран, установленный по соседству
с  трубой,  предупреждал  о  том,  что  вход  разрешен   только   служащим
Государственного Корпуса мусорщиков. Вблизи не было видно никаких  рабочих
или органиков в форме, а несколько человек, которые припозднились, гуляя в
парке, уже покидали его.
     Он остановился. На некотором  расстоянии  от  него  под  раскидистыми
ветвями большого дуба сидела одинокая фигура. Мужчина, игравший  шахматную
партию с Грилем, пошел домой, отрицательно качая головой. Очевидно,  Гриль
просил партнера закончить партию, но тот отказался, предпочитая сдаться.
     Кэрд остановился у входа в трубу.
     ("Ну и что теперь?" - едва слышно спросил Ом.)
     Крутились подхваченные ветром  облетевшие  с  дуба  одинокие  листья.
Холодный ветер - предвестник дождя - трепал волосы  Кэрда.  Мимо  пронесся
велосипедист, склонившийся над рулем и энергично крутивший педали.
     Гриль встал. Ветер всколыхнул его бороду и длинные рыжие  волосы.  Он
собрал фигуры и отправил их в портфель, а затем засунул туда же  сложенную
пополам доску. Кэрд побежал к нему. Он кричал, но ветер относил в  сторону
и рассыпал его слова, словно горстку конфетти.
     Гриль повернулся и увидел  бегущего  к  нему  Кэрда.  Он  напрягся  и
оглянулся по сторонам, будто желая определить, в каком  направлении  лучше
всего скрыться. Затем он поднялся и стал ждать.

                                   30

     Кэрд  замедлил  бег  и  улыбнулся,  демонстрируя  Грилю  свои  мирные
намерения. Приблизившись к Грилю настолько, что  тот  мог  расслышать  его
голос, он сказал:
     - Я не органик. По крайней мере, не сейчас. Я просто хотел поговорить
с вами, Янкев Гэд Гриль. Я задержу  вас  только  на  минутку,  не  больше,
клянусь. У меня у самого очень мало времени.
     Гриль постепенно оправился он  неожиданности,  лицо  его  порозовело.
Глубоким сочным голосом он сказал:
     - Вы знаете мое имя. А я не знаю ваше.
     - Вам и не нужно его знать, - ответил Кэрд.  -  Давайте  присядем  на
минутку. Жаль, что вы убрали доску,  а  то  мы  могли  бы  закончить  нашу
партию.
     - Нашу партию? - нахмурившись, переспросил Гриль.
     Кэрд подумал, не стоит ли ему ответить следующим образом: "Помните? Я
делаю первый ход 1РГ - МС4. Затем вы делаете второй: РГ - МС - ГШ".
     Этого было бы вполне достаточно, чтобы Гриль догадался, что перед ним
его соперник из  Вторника.  Вернее,  экс-соперник  из  прошлого  Вторника.
Однако Кэрд хотел, чтобы Гриль знал о нем как можно меньше.
     ("Что ты сам-то о себе знаешь?" - съехидничал Ом.)
     - Я знаю, что вы стали дэйбрейкером, - сказал, наконец, Джеф Кэрд.  -
Нет, нет, не беспокойтесь. Я не собираюсь выдавать вас...
     Он оглянулся. Вокруг было всего несколько пешеходов и велосипедистов.
Проехало такси с двумя пассажирами на заднем сидении. Громовые раскаты все
приближались. Гроза раскрывала свой огромный черный плащ, чтобы  выпустить
на простор могучую молнию.
     Маленькие зеленые глазки Гриля, казалось,  сделались  еще  меньше,  а
тонкие губы сжались сильнее.
     - Что вам нужно? - сказал он.
     - Я хочу удовлетворить свое неодолимое любопытство. Вот  и  все.  Мне
нужен ответ всего на один вопрос.
     ("Ты что с ума спятил? - сказал Чарли Ом. - А что, если, пока ты  тут
смакуешь свое сумасшествие, органики заявятся? Ну, ради Бога, Кэрд".)
     - Если я смогу ответить, - сказал Гриль.
     Может быть, Ом прав, и он в самом деле сошел с ума.  Или  это  в  нем
проявляется органик из Вторника, которому  он  неосмотрительно  дал  волю.
Какова бы ни была причина, ему обязательно нужно узнать  мотивы  поведения
этого человека.
     - Насколько я знаком с вашим делом, - сказал Кэрд, - у  вас  не  было
никаких очевидных причин сделаться дэйбрейкером. Почему вы так поступили?
     - Если бы я и рассказал, вы вряд ли поняли бы, - улыбнулся Гриль.
     ("В любую секунду, - прорывался Репп, - в  любую  секунду  вон  из-за
того угла  могут  появиться  органики.  Конечно,  они  вряд  ли  удивятся,
обнаружив двоих людей,  сидящих  под  деревом,  в  которое  вот-вот  может
садануть молния, - пошутил он. - Наверняка они не подойдут и  не  спросят,
что вы тут делаете, - продолжал он в том же духе.  -  И  идентификационный
знак не попросят, будь уверен. У них и описания-то твоего наверняка нет".)
     - А вы попробуйте, - предложил Кэрд.
     - Что вы знаете об ортодоксальном иудаизме?
     - Думаю, немало. Не забывайте, мне известно ваше имя. Я знаю, кто вы.
     Гриль через стол взглянул на Кэрда. Он так крепко сжимал  портфель  с
шахматами, что косточки его пальцев заметно побелели.
     - Тогда вы, наверно, понимаете,  насколько  важна  для  нас  традиция
соблюдения Субботы?
     Кэрд кивнул.
     - Вы в курсе, что  правительство  не  запрещает  нам  этого?  Оно  не
позволяет, правда, иметь синагоги, но при  этом  не  выделяет  никого.  Ни
одной из конфессий не дозволено иметь храм. Нет ни церквей,  ни  костелов,
ни мечетей, ни синагог.
     - Людям крайне необходимы земли, чтобы  строить  жилье  и  заводы,  -
сказал Кэрд. - Кроме того,  все  религии  представляют  собой  всего  лишь
разные формы тлетворного преклонения перед сверхъестественным, в то время,
как...
     Гриль поднял вверх свою большую, покрытую рыжими волосами, руку:
     - Я не желаю, чтобы меня вовлекли в спор на эту тему.
     - Я тоже, - заметил Кэрд, посматривая по сторонам. - Просто я...
     - Ничего, ничего. Как я сказал, нам позволено делать, что завещал нам
Господь. Мы соблюдаем  Субботу.  Она  начинается  с  наступлением  сумерек
вечером в пятницу и заканчивается через сутки, в Субботу вечером.
     - Я понимаю, - сказал Кэрд.
     - Да, да, но вряд ли вы понимаете, насколько важно для нас  соблюдать
древние  традиции,  выполнять  Закон  предков.  Закон.  Не  какие-то   там
правительственные нормы. Наш древний Закон.
     - Но вам же разрешены ваши Субботы.
     Гриль опустил портфель и поднял вверх палец.
     - Да. Но мы не можем придерживаться старинного и священного  для  нас
календаря. Вместо того, чтоб  перемещаться  во  Времени  в  горизонтальном
направлении, как  это  было  в  прежние  века,  мы  живем  в  вертикальном
измерении. Прошлый раз День Отдохновения пришелся на Понедельник, а  не  в
Субботу. Вернее говоря, так было бы, если бы мы следовали  государственным
законам.
     - Мне кажется, я знаю, что вы сейчас скажете. Очень трудно...
     - Пожалуйста. Скоро пойдет дождь. Ведь я вел себя с вами  вежливо.  А
вы для меня не более чем незнакомец, взявшийся невесть откуда  и  который,
надо думать, очень скоро исчезнет так же, как появился. В никуда...
     ("Вот это правда!" - подхватил Чарли Ом.)
     - ...вы даже не раскрыли мне, кто вы такой и почему вы  здесь.  Я  же
прошу вас всего лишь об одном: не надо меня перебивать.
     - Хорошо, - согласился Кэрд.
     (Органики идут!" - прошептал Ом.)
     Кэрд быстро посмотрел  по  сторонам,  но  ничего  подозрительного  не
заметил. Ом просто хотел, чтобы он был настороже.
     - Мне совершенно не по душе идея соблюдать Субботу в те дни,  которые
не имеют к ней ни малейшего  отношения.  Почему  я  должен  праздновать  в
Понедельник, а не так, как это должно быть и как завещано нам предками...
     ("Этот человек столь же легкомыслен, как и ты, Кэрд", - сказал Ом.)
     - ...но я подчинялся государству и раввинам. Они всегда говорили, что
так или иначе, независимо, приходится праздник на Субботу или нет, он  все
равно происходит на седьмой день. Но мне такое объяснение было не по душе.
А потом, однажды, читая книгу, написанную очень мудрым человеком,  хотя  и
он иногда ошибается и бывает предвзятым,  я  натолкнулся  на  одну  мысль,
которая глубоко затронула меня.
     - Это был Церинтус?
     Гриль от удивления быстро-быстро заморгал.
     - Откуда вы это знаете?
     - Неважно. Прошу прощения, что снова перебил вас.
     - На  самом  деле  автором  этой  книги  был  псевдо-Церинтус,  некто
подделывавшийся под него. Ученые еще раньше установили, что  некоторые  из
книг, приписываемых Церинтусу, на самом деле  сочинены  другим  человеком,
имя  которого  неизвестно  и  которого  для   удобства   называли   просто
псевдо-Церинтусом. Я же, однако... - в этот момент вид у Гриля  был  очень
довольный, - ...смог доказать, что Церинтус и псевдо-Церинтус -  на  самом
деле одно и то же лицо. Его стиль, когда он  выступал  в  качестве  своего
анонимного двойника, отличался от оригинального потому, что в этих случаях
он писал, находясь под впечатлением  Шехина  [Шехина  -  ("пребывание")  в
религиозно-мифологических  представлениях  иудаизма  одно  из  имен  Бога,
выражающее идею его присутствия в мире].
     - Под впечатлением чего?
     - Присутствия Бога  или  света,  который  отбрасывает  Он.  Таргумиты
[таргумы  -  переводы  книг  Библии  на   арамейский   разговорный   язык]
использовали этот термин...
     - Неважно, - прервал его Кэрд. - Какая же мысль так сильно  затронула
вас?
     ("Церинтус  и  псевдо-Церинтус,  -  прокомментировал  Боб  Тингл.   -
Прекрасно. Еще один шизофреник. Ты что думаешь, у нас  и  для  него  место
найдется?  Входите,  пожалуйста,  наш  родственник  -  мудрец,  пророк   и
психопат".)
     (Не остался в стороне и Ом: "Никак не могу поверить в то, что мы  все
стоим  на  открытом  месте,  обсуждая  теологические  проблемы  и  вопросы
стилистики в то время, как опускается гроза и вот-вот нагрянут органики".)
     - Церинтус, - продолжал Гриль, - верил, что  мир  создали  ангелы.  И
один из ангелов передал евреям их Закон, который был несовершенен.
     В этом он, несомненно, ошибался. Закон евреям достался от  Шехина,  а
он  несовершенных  законов  не  раздает.  Особенно,  если  дело   касается
избранного Им народа.
     Однако псевдо-Церинтус, вдохновленный  Шехиной,  написал,  что,  если
вначале Закон  и  был  несовершенным,  впоследствии  евреи  устранили  его
недостатки. Их упрямство в приверженности своему Закону, своим  традициям,
несмотря на  все,  связанные  с  этим  наказания  и  лишения,  их  высокая
выживаемость, невзирая на многочисленные обстоятельства, под  воздействием
которых они давно уже должны были исчезнуть с лица  Земли,  доказали,  что
они   подчиняются   совершеннейшему   Закону.    После    этого    пассажа
псевдо-Церинтус объявил о том, что Церинтус глубоко заблуждается и по всей
очевидности не слишком умен. Он упоминает о нескольких письмах, которые он
послал Церинтусу, пытаясь разъяснить ему его ошибки. Ни одно из  писем  не
было обнаружено...
     Упали первые капли дождя, крупные и редкие. Ветер норовил  сорвать  с
Кэрда шляпу. Прозвучали  раскаты  грома,  и  со  всех  сторон  на  длинных
светящихся ногах качались молнии.
     - Вы хотите  сказать,  -  громко,  чтобы  его  можно  было  услышать,
произнес Кэрд, - что решились стать  дэйбрейкером  для  того,  чтоб  иметь
возможность соблюдать букву Закона?
     - Буква - это душа сути! - прокричал Гриль.
     Он помолчал, просветленный.
     - Кроме того, была еще одна  причина.  Довольно  веская,  хотя  и  не
настолько, чтобы она сама по себе могла заставить меня стать дэйбрейкером.
Она просто соединилась с моим желанием провести хоть один раз Субботу так,
как ее следует проводить.
     Я - человек. Я сын того народа, который всегда составлял единое целое
с ритмом Природы, как то и завещал  нам  Господь.  Бесчисленные  поколения
наших предков с момента зарождения рода  человеческого  наслаждались  тем,
как медленно и постепенно разворачивается, набирая силу, каждое  следующее
время года. Они принимали этот феномен как нечто само собой  разумеющееся,
позабыв о том, что это - один из многих  даров  Божьих.  Но  Новая  Эра...
Новая Эра!.. они устранили нормальное течение времен года! Они  сжали  их,
разрушили!
     Весна - этот взрыв зелени - приходит  и  уходит  за  несколько  дней!
Лето... лето всего лишь короткая горячая вспышка!  Слишком  мало  лета.  Я
вижу только палящие дни и  никакой  прохлады!  А  осень.  Разве  она,  как
положено, медленно окрашивается в свои великолепные цвета? В  переходе  от
одного цвета к другому она уподобилась женщине, примеряющей разные платья!
Сегодня все еще зелено, а завтра я уже вижу полностью оформившиеся  цвета,
весь спектр, а потом, на следующий день - все кончено, все  мертво!  Можно
даже запросто вообще пропустить снег, это божественное покрывало!
     - Все правда, - согласился Кэрд. - Но с другой стороны, быстрая смена
времен года может приносить и  радостные  ощущения.  Подумайте,  насколько
больше разных времен года вы  увидите  по  сравнению  с  нашими  предками.
Всегда, когда что-нибудь отдаешь, что-то и приобретаешь, и наоборот...
     - Нет, - возразил Гриль, энергично качая головой. - Я хочу, чтобы все
было так, как завещал Господь. Я не намерен...
     Кэрд уже не расслышал слов Гриля.  Он  быстро  поднялся,  уставившись
через плечо Гриля на патрульную машину, выехавшую  из-за  здания  на  углу
улицы, прилегающей к каналу. Можно было не сомневаться, что она окажется у
входа в подземелье на северо-западном углу парка гораздо  раньше,  чем  он
сможет добежать туда. Он был отрезан.
     Гриль повернулся, взглянул разок на машину.
     - Может  быть,  они  едут  куда-то  в  другое  место.  -  Он  говорил
совершенно спокойно.
     В  северо-восточном  углу  парка  имелся  еще  один  вход  в  систему
подземных коммуникаций. Однако сейчас бежать туда нельзя. Надо  подождать:
вдруг машина проедет мимо.
     Машина двигалась быстро.  Фары  разрезали  мглу,  высвечивая  крупные
капли дождя. В нескольких футах от  пересечения  Пятой  Авеню  с  северным
проездом Площади Вашингтона органики сбросили скорость и остановились.
     Гриль было ненадолго умолк. Теперь же, глядя на автомобиль, он изрек:
     - Вот наша судьба.
     Он закрыл глаза и, видимо, что-то нашептывал про себя, губы  его,  не
переставая, двигались.
     - Твоя - может быть, - сказал Кэрд. - Но я-то тут при чем?
     Гриль открыл глаза как раз в тот момент,  когда  распахнулись  дверцы
машины. Разверзлись и облака, обрушив  на  землю  такой  страшный  ливень,
словно он стремился уподобиться Ниагарскому водопаду. Ветви  и  листья  на
дубе  пригнулись,  сбрасывая  на  Гриля  и   Кэрда   потоки   воды.   Кэрд
почувствовал, как сразу промок до нитки и продрог,  хотя  дождь  был  лишь
частично виновен в леденящем холоде, сжавшем его тело.
     Из  автомобиля  вышли  двое  мужчин  и  женщина.  Свет  фар   осветил
зеленовато-коричневую униформу водителя,  обошедшего  машину  спереди.  На
поясе его висела кобура, из которой торчала рукоятка пистолета.
     Женщина что-то прокричала и побежала к Кэрду и  Грилю.  Оба  органика
вопили ей вслед. Кэрду послышалось, что она кричала им "остановитесь",  но
тут ударила молния, да так близко, что ему показалось, будто  она  вот-вот
расщепит соседнее дерево. В свете молнии он разглядел  лицо  женщины.  Это
была Рут Зог  Динсдейл,  его...  нет,  нет...  жена  Ишарашвили.  Лицо  ее
исказилось от  злости,  вопли  продирались  сквозь  оглушительные  раскаты
грома.
     Блок-дом, в котором она жила,  находился  на  противоположном  берегу
канала, почти напротив Башен Тао. Он поступил слишком опрометчиво,  пройдя
открыто прямо под ее окнами. Он ведь знал, что  она  может  заметить  его.
Надо было пробираться по боковой улочке.  И  вообще  как  можно  было  его
узнать: ведь он жил в образе Зурвана. Зурван в тот момент не  в  состоянии
был думать о таких мелочах.
     Он повернулся и помчался в южном направлении. Путь  к  входной  трубе
подземелья, который он собирался совершить раньше, был слишком опасен. Его
с легкостью перехватили бы. Была еще одна труба на пересечении Площади  Ла
Гвардия с южным проездом Площади Вашингтона.
     -  Удачи  тебе,  человек!  -  прокричала  Гриль,  что-то  добавив  на
непонятном Кэрду языке. Иудейское благословение?
     - Мне это так сейчас необходимо, - произнес Кэрд на бегу.

                                   31

     Кэрд бежал, петляя между деревьями. Когда в очередной  раз  вспыхнула
молния, он успел оглянуться: жена его остановилась, а преследует его  один
из органиков. Гриль скрылся, наверно, просто ушел куда-то. Еще один взгляд
в тусклый  полумрак,  нависший  над  машиной,  сказал  ему,  что  водитель
вернулся  на  свое  место.  Машина  тронулась  и,  освещаемая  только  что
вспыхнувшими уличными фонарями, направилась к восточному  проезду  Площади
Вашингтона. Водитель четко выполнял правило: когда один органик преследует
правонарушителя, второй на машине должен обойти преследуемого спереди.
     Кэрд надеялся, что успеет добежать до трубы, прежде чем туда подойдет
машина, да и перед преследующим его органиком он получил довольно  большую
фору. Увы, от чего ему никак не убежать - так  это  от  луча  полицейского
пистолета. Однако он уже домчался до трубы, но по нему еще не  сделали  ни
единого выстрела, а если и сделали он об этом не знал.
     Автомобиль был в футах шестидесяти от него. Гнавшийся за ним  органик
отстал футов на сто. Кэрд обогнул вход в туннель и оказался возле него  со
стороны  улицы.  Это  был  южный  проезд  Площади  Вашингтона.  Вход  имел
вытянутую, продолговатую форму, а внутри его едва освещал проникающий свет
уличных фонарей. Кэрд положил руку на металлический диск, прикрепленный  к
стене на несколько дюймов выше его роста. На диске было  изображен  земной
шар  с  вытесненными  на  нем  буквами  ГПТСМ  (Государственная  Подземная
Транспортная Система Манхэттена). Кэрд нажал на М, а затем на Т. Диск,  на
первый взгляд  неподвижный,  подался  под  его  рукой,  нижняя  его  часть
сместилась влево. Кэрд просунул руку в образовавшуюся щель и  нащупал  там
две  кнопки.  Коду  Понедельника  соответствовало:  левая  кнопка  -  одно
короткое нажатие,  правая  кнопка  -  одно  длинное,  одно  короткое.  Ему
несказанно  повезло,  что  Ишарашвили,  обслуживавший  район  Центрального
Парка, знал код и что сейчас образ этого человека  не  испарился  из  него
настолько, что вспомнить код было бы уже невозможно.
     Освободив механизм  блокировки  крышки  люка,  он  склонился,  подняв
вставленную в ее середину откидную ручку и потянул. Крышка  подалась:  вес
Кэрда оказался достаточным, чтобы  предохранительная  сенсорная  пластина,
обрамляющая  ее,  восприняла  его  как  взрослого  -  детей   система   не
пропускала.
     Едва он поднял крышку, в  туннеле  зажегся  свет,  через  открывшееся
отверстие  осветивший  пролегающий  участок.  Прямо  к   входу   подходила
излучающая свет пластмассовая лестница. Кэрд  подался  вниз,  остановился,
поднял руку  и  потянул  на  себя  крышку,  ухватившись  за  ручку  на  ее
внутренней поверхности.  Она  подалась  легко  и,  ведомая  гидравлическим
механизмом, автоматически встала на место.  В  последнее  мгновение  перед
тем, как она закрылась, Кэрд успел  заметить  промелькнувшие  через  щелку
ноги подбежавшего охранника.
     - Именем закона остановитесь! - прокричал хриплый голос.
     - Чьего закона? - пробормотал Кэрд.
     Преследовали его органики, но Кэрд ни секунды не  сомневался  в  том,
что они также принадлежали к обществу иммеров.
     У них было  явно  недостаточно  времени  на  то,  чтобы  заскочить  в
ближайший полицейский участок и  получить  оружие,  работающее  по  методу
пучка заряженных частиц. Но эти двое наверняка целенаправленно искали его.
Когда Рут Динсдейл  сообщила  в  полицию,  что  видела  мужа,  патруль,  к
счастью, для них и к несчастью для  него  оказался  где-то  поблизости  от
места  происшествия.  Наверняка  полицейские  притащили  с  собой  оружие,
которое хранилось у  них  незаконно  где-нибудь  в  тайнике,  например,  в
машине. Можно не сомневаться, что они не преминули бы им воспользоваться.
     Кэрд, спустившись футов на  тридцать  вниз  по  лестнице,  ступил  на
дорожку из резинопластика. Она простиралась насколько  хватало  глаз  и  в
восточном и в западном направлениях. Правда, видимость была  ограничена  -
футов сто, вряд ли больше. Куда бы ни двигался Кэрд, свет следовал за ним,
подчеркивая впереди и сзади кромешную мглу.
     С одной стороны дорожку обрамляла толстая пластиковая стена, с другой
-  страховочные  ограждения.  За  ограждениями  проходили   два   грузовых
транспортера-конвейера, шириной в пятнадцать футов каждый. Сейчас они были
выключены. Вдоль стены тянулись толстые,  массивные  трубы:  водопровод  и
канализация.
     Поскольку Кэрд  был  и  иммером,  и  органиком,  он  имел  достаточно
возможностей досконально изучить подземную систему. Через каждые три сотни
футов на стене висели таблички  со  схематическим  изображением  структуры
соответствующих  участков  подземной   транспортной   системы.   Рядом   с
идентификационными значками размещались коммутационные экраны.  Ими  можно
было воспользоваться  для  осмотра  туннеля.  Если  преследователи  успели
связаться с иммером, дежурившим в центре управления  системой,  они  могли
сейчас с его помощью получить  картинку  на  экраны  в  туннеле.  Мониторы
подскажут им, где находится преследуемая жертва.
     Кэрд, конечно, не знал, есть ли  у  иммеров  сейчас  свой  человек  в
центре управления. Однако рисковать он не хотел -  надо  пробраться  туда,
где никаких мониторов нет. Хотя Кэрд знал, где находятся подобные  участки
и сейчас как раз направлялся в одно из таких мест,  он  понимал,  что  его
преследователи - лишь одна из многих опасностей, поджидающих его.
     Кэрд бежал, шлепая ногами  по  дорожкам.  Эхо  его  шагов  и  тяжелое
дыхание были единственными звуками в туннеле. Оглянувшись, он увидел,  что
следом за ним перемещается еще  один  освещенный  круг.  Внутри  светового
пятна выделялись две маленькие фигурки преследователей. Они  отставали  от
него довольно солидно - что-то около шестисот футов. С  такого  расстояния
воспользоваться оружием им не  удастся.  Дистанцию  необходимо  сохранить.
Преследователи  ни  разу  не  остановились,  чтобы  связаться  с   центром
управления туннелем. Видимо, "свой" дежурный все-таки отсутствовал.
     Туннель так полого уходил вниз, что спуск не  ощущался.  Однако  Кэрд
хорошо  изучил  всю  его  систему.  Сейчас  туннель  пройдет  под  Каналом
Кропоткина, но прежде он должен  пересечься  с  двумя  другими  туннелями,
выходящими в него почти под прямыми углами. Кэрд свернул в  первый  же  из
них и помчался на север. Конвейер, пролегающий рядом с дорожкой, шел здесь
ниже, чем в предыдущем туннеле. По нему не спеша плыло несколько ящиков  с
грузом. Звенья-пластины конвейера -  очень  тонкие,  вряд  ли  толще  двух
микрон - не соединялись вплотную, а бесшумно догоняли друг  друга,  словно
караван изящных гусениц. Скользили они по специальной  подложке  -  хорошо
смазанной сплошной ленте - и приводились в действие магнитными импульсами.
     Кэрд бежал  трусцой,  все  время  оглядываясь,  чтобы  не  пропустить
момент, когда преследователи перейдут на бег. Таким манером он достиг того
места, где туннели пересекались сразу  на  трех  уровнях.  Прямо  рядом  с
дорожкой размещалась просторная комната, высеченная в  слое,  образованном
мусором, камнями и цементными блоками, и расположенная непосредственно под
мостовой Манхэттена. Стены, пол и  потолок  комнаты  -  все  это  было  из
толстых пластмассовых плит. Кэрд вошел в комнату  -  сразу  же  включилось
освещение. Это  было  помещение,  где  рабочие  хранили  свой  инструмент,
отдыхали и пользовались туалетом. Быстро  осмотревшись,  Кэрд  подбежал  к
столу и схватил фонарь, пару батареек, молоток и отвертку с длинной тонкой
ручкой. Он проверил фонарь и сложил все приобретения в наплечную сумку.  У
выхода он ненадолго задержался попить воды из фонтанчика.
     Покидая комнату,  Кэрд  заметил,  что  двое  преследователей  намного
приблизились к нему.  Один  из  них  поднял  пистолет  и  выстрелил.  Кэрд
бросился на пол, хотя и понимал, что это бесполезно. Луч  прошел  рядом  с
ним, не повредив стену. Он  поднялся  и  потрусил  дальше,  преследователи
постепенно настигали его, сокращая расстояние  примерно  на  десять  футов
каждые десять секунд. Кэрд прибавил скорость, стараясь восстановить отрыв.
Кэрд, уже начиная задыхаться, стремился к первой из своих целей - к желтой
будке,   обрамляющей   замысловатые   подпорки.   Будку   обнимала    пара
горизонтальных  перил.  Бежал  он  настолько  быстро,   что   едва   сумел
остановиться, ухватившись за верхние перила. Кэрд перемахнул через  них  и
направился вниз по еще одной пластиковой деснице. Едва только  голова  его
исчезла во входном отверстии, свет позади погас.  Не  успел  Кэрд  одолеть
половины первого пролета, как позади раздался яростный крик.
     - Ну, ублюдки,  -  пробормотал  Кэрд,  -  теперь  уж  так  быстро  не
побежите.
     Добравшись до конца лестницы, он порылся  в  сумке  и  извлек  оттуда
фонарь. Рыскающий по сторонам луч позволил ему рассмотреть остатки  старой
системы транспортировки грузов,  заброшенной  семьсот  облет  тому  назад,
когда на Манхэттен обрушилось второе из  великих  землетрясений.  Пластины
транспортера были выполнены из алюминиевого сплава, многие из них  изрядно
износились и даже прогнулись. Через зазоры  между  пластинами  можно  было
рассмотреть проржавевшие и перекосившиеся ролики. Этой частью транспортной
подземной системы перестали пользоваться задолго до того, как она вместе с
тремя четвертями всех  сооружений  на  острове  была  разрушена  подземным
толчком.
     Катастрофа, произошедшая в тот раз,  была  поистине  ужасной,  однако
последствия ее удалось устранить гораздо быстрее, чем после более сильного
землетрясения 498 года Новой Эры. На этом, втором,  если  считать  сверху,
уровне,  специальный  быстро  сохнущий  пластик,  который  толстым   слоем
распыляли, чтобы покрыть стены туннеля, не был столь заметно перекручен  и
деформирован, как в том туннеле, что находился выше. В  отдельных  местах,
правда, пластик, не  выдержав  огромного  напряжения,  треснул  на  местах
изгиба. Через образовавшиеся в покрытии щели  вместе  с  водой  постепенно
просачивались грязь и мусор; однако,  осветив  туннель  фонарем,  Кэрд  не
заметил никаких непреодолимых завалов. На этом участке их не было.
     Наверху, над головой  Кэрда,  загорелся  свет.  Двое  преследователей
подходили все ближе. Что делать? Можно было  быстрее  убежать  отсюда  или
дождаться, когда первый из  преследователей  покажется  внизу  лестницы  и
напасть на него, попытавшись нокаутировать его или убить. Для  этого  надо
спрятаться, чтобы эти двое,  освещая  лестницу,  не  могли  его  заметить.
Потом, пока первый начнет спускаться, быстро подбежать  к  деснице,  а  уж
там... Нет. Если бросить молоток, то можно  промахнуться  или  лишь  легко
ранить иммера. Наверняка оба полицейских будут держать пистолеты в  руках,
а тот, что задержится наверху, станет освещать лестницу фонарем.
     Его  колебания  прервал  луч  света,  проступивший   сквозь   входное
отверстие, где начиналась  лестница.  Кэрд  рванулся  прочь  -  оставалось
только  надеяться,  что  он  не  ошибся  в  выборе   направления.   Света,
проникающего через отверстие вверху,  было  вполне  достаточно  для  того,
чтобы видеть - пусть и не очень отчетливо - на некоторое расстояние  перед
собой. Кривая, вся в трещинах дорожка была завалена мусором и обломками, а
однажды Кэрд едва не ступил в провал.
     Понимая, что органик, спустившийся  первым,  непременно  остановится,
чтобы исследовать обстановку с помощью фонарика, Кэрд  ускорил  шаг.  Лишь
раз он оглянулся и, увидев мечущийся луч фонаря, бросился за кучу  мокрого
мусора, провалившегося через дыру в стене. Как раз вовремя. Луч поиграл на
насыпи и исчез.
     Вторая цель Кэрда, если, конечно, он все правильно помнил, находилась
примерно в четырехстах футах дальше. Кэрд  поднялся  и  поковылял  вперед,
ощупывая путь и ориентируясь с помощью протянувшихся вдоль дорожки  перил,
опасаясь споткнуться и упасть. Через несколько секунд так оно и произошло:
он неосмотрительно ступил в трещину и повалился вперед. Едва не вскрикнув,
Кэрд инстинктивно вытянул вперед руки,  чтобы  избежать  травмы,  если  он
врежется во что-то. Кэрд оказался в какой-то небольшой  нише  и  переждал:
преследователи светили в его направлении фонарями. Если бы он поднялся, то
оказался бы как раз на пути луча.
     Туннель усиливал звуки.
     - Куда он подевался так быстро? Не по  частям  же  он  развалился?  -
негромко сказал один из мужчин.
     - Ты говоришь слишком... - произнес другой. Его голос угасал вдали.
     - ...слишком громко, - закончил за него Кэрд.  Они  несомненно  будут
держаться вместе и начнут прочесывать туннель в обе стороны ярдов на  сто.
Наблюдая за преследователями из-за края разбитой дорожки, он  увидел,  как
они повернули в другую сторону. Кэрд вздохнул с  облегчением.  Взобравшись
обратно на дорожку, он продолжил путь на четвереньках. Рядом с  ним  опять
пролег острый луч - Кэрд  недвижно  распластался.  Можно  не  сомневаться:
время от  времени  они  будут  пытаться  достать  его  смертельным  лучом,
простреливая туннель.
     Они станут совать нос во все кучи мусора и поймут, что он не пошел  в
том направлении, в котором они его  преследуют.  Кэрд  мог  бы  попытаться
перепрыгивать через кучи запыленного мусора, однако неизбежно, он  оставит
глубокие следы, и, вернувшись, полицейские сразу же наткнутся на них.
     Кэрд быстро, как только мог, продолжал ползти на четвереньках. По его
расчетам он находился где-то совсем близко от того места, куда  стремился.
Еще несколько ярдов - и он будет там. Кэрд держался ближе к стенам,  чтобы
не  пропустить  своей  цели.  Добравшись   до   нее,   он   сможет   опять
воспользоваться фонарем. Ну хоть недолго.
     Тихонько постанывая, он остановился. Какой-то острый предмет врезался
ему  в  правую  щеку.  Кэрд  отдернул  голову,  и  обожженная  болью  щека
освободилась. Потрогав рану, Кэрд почувствовал кровь. Негромко  ругаясь  и
морщась от боли, он сбросил  с  плеча  сумку,  открыл  ее  и,  покопавшись
внутри, нашел специальную бумагу. Прилепив ее на рану, он на ощупь поискал
вокруг себя тот злополучный предмет. Вот он -  обломанный  кусок  какой-то
трубы или перил.
     Снова перекинув сумку за плечи, он проскользнул между стеной  и  этой
трубой.
     Дорожка в этом месте сильно изгибалась,  и  Кэрд  упал,  наскочив  на
стену. Он поднялся, держась за перила. Ноги скользнули назад.
     Пригнувшись,  он  съехал  по  дорожке  вниз  в  другую   сторону   и,
удержавшись на ногах, взлетел на следующий уклон,  на  сей  раз  -  вверх.
Встав в рост, Кэрд врезался головой в еще одну трубу. Он выругался от боли
и улыбнулся. Руки нащупали наконец  то,  к  чему  он  с  такими  мучениями
пробивался.
     Это было ограждение, прикрывающее вход на следующий  нижний  уровень.
Щель оказалась довольно узкой, особенно вверху. Кэрду пришлось снять сумку
и бросить ее вниз, в жерло входа, и только затем он сам попытался пролезть
туда. Он пережил несколько неприятных секунд  -  ему  показалось,  что  он
застрял в дыре навсегда.
     Не успел Кэрд протолкнуться через проход, чувствуя, что  содрал  кожу
на ребрах, его ослепил яркий свет.  Раздался  крик  преследователей.  Кэрд
упал, едва успев схватиться за  край  дыры.  Пошарив  ногами,  он  нащупал
ступеньки лестницы,  ведущей  вниз.  Он  спускался  по  лестнице,  которая
извивалась  и  шла  под  уклон.  Проделав  добрую  половину   пути,   Кэрд
притормозил, свесив ноги и ухватившись руками в том месте,  где  ступеньки
соединялись с новым каркасом лестницы. Он пожалел, что, бросил  сумку,  не
вытащил фонарь. Сейчас он смог бы определить, насколько высоко над  землей
висит нижняя ступенька. Кэрд продолжил спуск и скоро  благополучно  достиг
земли. Пошарив вокруг, он нашел свою сумку и включил фонарь.
     Место это выглядело точно таким, каким Кэрд помнил его. Он никогда не
был здесь, но всего три Среды назад видел  репортаж  на  экране  монитора.
Этот участок был представлен Среде для участия в археологических раскопках
и исследования  раннего  периода  Новой  Эры.  Основную  площадь  занимали
системы канализации, водоснабжения  и  электропитания,  не  представляющие
особого интереса. Кэрд прошел  вперед,  миновав  кучи  грязи,  погнутые  и
переломанные трубы  и  перекрученные  кабели.  Луч  фонарика  высветил  на
потолке  и  стенах  слой  быстросохнущего  пластика,   который   археологи
распыляли,  чтобы  предотвратить  осыпание  грязи  и  пыли.  Пройдя  около
пятидесяти футов, Кэрд обнаружил еще одно ограждение, прикрывающее вход на
следующий  нижний  уровень.  Оно  было  совершенно  новым  -  видимо,  его
установили археологи.
     Уровень, на котором находилась старая транспортная  система  и  трубы
канализации и водопровода, был забит грязью,  кусками  цемента,  каменными
блоками и всякими другими обломками, оставшимися в наследство  от  второго
землетрясения. Поскольку вследствие таяния полярного льда  уровень  океана
постоянно  поднимался,  власти  решили  приподнять   и   базовый   уровень
расположения вспомогательных систем. Действующая сейчас подземная  система
была сооружена поверх старой, прямо на ней.
     Тот уровень, на котором сейчас находился Кэрд, откопали несколько лет
назад. В процессе  раскопок  археологи  обнаружили  изогнутое  ограждение,
предохраняющее вход на одну из лесенок.  Его  не  стали  демонтировать,  а
оставили как историческую достопримечательность.  Когда  впоследствии  был
открыт и нижний этаж, ученые решили сохранить также и лестницу. В  темноте
Кэрду не удалось обнаружить табличку с текстом, поясняющим значение  этого
исторического памятника, но по телешоу он помнил о нем.
     Освещая ступеньки фонарем,  Кэрд  спустился  по  лестнице  на  нижний
уровень. Соскочив с лестницы, он осмотрел  пещеру,  методично  освещая  ее
фонарем.  В  верхней  части  ее  ранее  проходили  трубы   водопровода   и
канализации, пролегавшие под старой транспортной системой. После того  как
ученые все здесь  тщательно  осмотрели,  обследовали  и  сфотографировали,
предметы, вызывавшие интерес, подняли наверх. При этом был  обнаружен  еще
более низкий пласт,  представлявший  собой  руины  того  города,  что  был
разрушен первым землетрясением. Пещера, в которой стоял сейчас Кэрд,  была
буквально забита двумя ярусами археологических находок.
     К западу, примерно в  ста  футах  позади  лестницы,  стояла  прочная,
образованная землей и неведомыми породами стена, из которой торчали камни,
цементные глыбы  и  другие  предметы,  распознать  которые  было  довольно
трудно.  По  соседству  отдыхала  пара  землеройных  машин,   похожих   на
металлических стонов, установленных на гусеницы, две машины для распыления
жидкого пластика, груда подпорок  для  укрепления  свода  при  раскопах  и
транспортеры для передачи наверх земли и мусора.
     Кэрду пришлось направиться в другую сторону. Если бы иммеры  знали  о
его маневрах, то  могли  бы  сейчас,  переместившись  по  верхнему  этажу,
подскочить к следующему выходу раньше него. Они запросто смогли бы  зажать
его на лестнице, успей один из них вовремя спуститься вниз.
     Но сегодня, к счастью, был  Понедельник,  и  иммеры  наверняка  лучше
знали ту часть подземелья, которая была определена для изучения и раскопок
именно этому  дню.  Они  смотрели  репортажи  о  раскопках,  проводимых  в
Понедельник, а к тому участку, где сейчас разворачивались события, это  не
имело отношения. Только спустившись вниз, они поймут, что Кэрд  направился
к выходу, и отправятся туда же.
     Он надеялся, что дело обстояло именно так. Хотя можно допустить, что,
выполняя свои обязанности органиков, эти двое уже побывали здесь,  гоняясь
за каким-нибудь преступником. Если так, то район этот им тоже знаком.
     Кэрд  быстро  двигался  вперед.  Свет  фонаря  прощупывал  гигантскую
полость пещеры, встречая на пути покрытые  пластиком  земляные  глыбы,  на
которых покоились различные предметы старины, извлеченные  при  раскопках.
Луч пробегал  и  по  канавам,  в  которых  ожидали  очереди  не  полностью
обработанные  находки.  Кондиционеры  бездействовали,   и   воздух   давил
мертвенной тяжестью. Он был гораздо горячей, чем  предполагал  Кэрд.  Кэрд
весь вспотел, мучила жажда.
     Очень неудачно, что пол здесь из мягкой, мокрой  грязи,  думал  Кэрд.
Будь он тверже, следы нельзя было бы обнаружить так  легко,  и  иммеры  бы
попотели. Им пришлось бы заглядывать в  толстые  трубы,  то  тут,  то  там
торчавшие из потолка, - проверять, не спрятался ли беглец в одной из них.
     Кэрд  обогнул  ржавый,  покореженный  автомобиль  -  древний,  еще  с
двигателем   внутреннего   сгорания.   Пассажиры    машины    давным-давно
превратились в кучку костей. За автомобилем его ждало еще одно препятствие
-  деформированный,  массивный  стальной  каркас.   Комментатор   телешоу,
рассказывая о ходе раскопок, назвал эту штуку чертовым колесом - остатками
древнего городка  аттракционов.  Еще  раз  Кэрду  пришлось  задержаться  у
нагромождения обломков, происхождения которых он  не  помнил.  Как  и  все
другие объекты, детали в этой куче были извлечены  из  грунта  и  помечены
специальными  значками  и  табличками.  Увы,  времени  на   удовлетворение
любопытства у него не было.
     Кэрд обогнул глыбу грунта,  на  верху  которой  красовалось  огромное
зеркало,  чудесным  образом  уцелевшее.  Он   остановился   и   неожиданно
оглушительно  завопил:  фонарный  луч  осветил   гигантское   чудовище   с
невероятно  большой  головой,  огромными   многофасеточными   красноватыми
глазами,  полными  злобы,  и  ужасным  туловищем,  из   которого   торчали
многочисленные конечности. С  челюстей  чудовища  капала  густая,  вонючая
слюна. Оно поджалось, готовое броситься на Кэрда в любую секунду.

                                   32

     Вопль Кэрда, усилившись, отразился от стен пещеры.
     "Как я мог забыть об этом!" - пробормотал Кэрд и выругался про себя.
     Ужас прошел, но сердце продолжало учащенно биться.
     Выполненное из пластика чудище когда-то являлось  атрибутом  "комнаты
ужасов". Большинство экспонатов пострадали во время землетрясения,  но  то
тут, то там еще можно было натолкнуться на  разных  чудовищ,  отгороженных
канатами и снабженных пояснительными табличками.
     Утешив себя надеждой  на  то,  что  напугавший  его  гигантский  паук
вызовет у преследователей сердечный приступ, Кэрд устремится  дальше.  Луч
фонаря  скакал  по  странным  экспонатам,  один  из  которых  привлек  его
внимание: женская голова  с  серьезным  выражением  лица:  голову  обвивал
клубок змей, полностью заменивших волосы. Медуза  [в  греческой  мифологии
самая страшная из трех горгон; на голове у нее росли змеи, а прямой взгляд
на нее обращал человека в камень]. Несчастная женщина из  древнегреческого
мифа, один взгляд  которой  обращал  в  статуи  все,  на  что  бы  она  ни
посмотрела.  Кэрд  бежал  все  дальше,  минуя  новые  и  новые  штуковины,
составлявшие в своей  совокупности  ярмарку  веселья,  пока,  наконец,  не
остановился, изнемогая от усталости и жажды. В  этом  месте  располагались
четыре вертикальных туннеля - шахты заброшенных лифтов. Два  из  них  были
очень большими и предназначались, видимо,  для  перевозки  оборудования  и
всего необходимого для проведения работ, поднимая наверх  грунт  и  мусор.
Меньшие использовались для  персонала.  В  полумиле  к  востоку  находился
другой блок лифтов.
     Фонарик Кэрда пробежался по  пульту  управления  лифтами.  Он  увидел
кнопки с надписью "Перерегулирование",  позволяющие  перевести  управление
кабинами в дистанционный режим.
     Схема, приведенная на индикаторной панели, свидетельствовала  о  том,
что дистанционное  управление  находилось  на  уровне  новой  транспортной
системы.  Кэрд  нажал  сразу  три  кнопки  с  надписью  "ВНИЗ"   и   затем
соответствующие им кнопки с обозначением "НУ" (нижний уровень). Двери трех
кабин открылись, и оттуда полился яркий свет.
     Кэрд надеялся,  что  иммеры,  добравшись  досюда,  подумают,  что  он
воспользовался тем лифтом, который по-прежнему будет находиться на  уровне
верхнего транспортера.
     Кабины доехали до низа; Кэрд ступил в темноту: свет включался лишь на
несколько секунд, пока открывались двери лифта. Стоя в темноте, он смотрел
в западном направлении. Спустя несколько  мгновений  лестница  осветилась:
вниз спускался один из его преследователей, а второй  сверху  освещал  ему
путь.
     Когда оба органика опустились, Кэрд уже  мчался  к  следующей  группе
лифтов, стараясь ступать по возможности мягче -  пещера  обладала  хорошей
акустикой. Фонарик он включил только после  того,  как  миновав  полумрак,
создаваемый светом из кабин, вступил в сплошную темень. Держа  фонарик  на
уровне живота, Кэрд направлял луч вперед. От преследователей его  отделяли
несчетные земляные глыбы и обломки  старых  строительных  конструкций.  Он
надеялся, что это помешает им заметить  свет  его  фонарика.  Двигался  он
весьма осмотрительно: едва луч падал на препятствие, он выключал фонарь  и
обходил преграду  на  ощупь,  полагаясь  на  зрительную  память.  Проделав
несколько шагов и оставив препятствие позади, он снова включал свет.
     Кэрд  останавливался  возле  лифтов  передохнуть  и  попить  воды  из
фонтанчика, но тяжкая усталость не оставляла его. Воздух будто уплотнялся.
Воздух был мертв, поднимался от мертвой  земли  и  мертвых  предметов.  Он
задавал медлительность, неуклюжесть и неподвижность.  Полмили,  отделявшие
Кэрда от лифтов, казалось, превратились в полторы мили. Едва  он  добрался
до них, задыхаясь и обливаясь потом, все  вокруг  вдруг  осветилось  ярким
светом.
     Кэрд застонал, очевидно, иммерам удалось  найти  выключатель  системы
освещения всей пещеры.
     Видели ли они его?
     Ответ не заставил себя долго ждать. С оружием в руках оба иммера  уже
бежали в его сторону. Пока еще они были далеко и казались малышами, но они
вырастут гораздо быстрее, чем ему хотелось бы.
     Кэрд щелкнул  по  кнопке  "ПЕРЕРЕГУЛИРОВКА",  соответствующей  первой
кабине, а затем нажал кнопки  "ВНИЗ"  и  "НУ".  Зря  он  пытался  обдурить
органиков. Нужно было садиться в лифт еще у первого гнезда. Ничего  он  не
добьется, если потащит их к следующему гнезду, до которого к тому  же  еще
полмили. Надо подождать, пока кабина доедет донизу.  Но  появятся  ли  они
здесь до этого? Или, если он влезет в кабину и успеет закрыть двери до  их
подхода, смогут ли они остановить лифт?
     Конечно! Кабину можно остановить не только на любом уровне, но  и  на
пути между любыми уровнями. Так и будет. Поймают его в  ловушку,  а  потом
возьмут тепленьким.
     Можно, конечно, побежать дальше  и  попробовать  спрятаться.  Но  это
только отсрочит конец.
     Иммеры, хотя и замедлили бег,  подходили  все  ближе.  Лица  их  были
искажены от напряжения, они  с  трудом  волочили  онемевшие  ноги,  легкие
вздымались так, что, казалось, вот-вот лопнут. Не пройдет  и  минуты,  они
начнут стрелять на ходу.
     Двери лифта открылись.
     Кэрд вскочил в кабину и нажал кнопку "ВВЕРХ" и кнопку третьего уровня
- на один уровень выше того, где он сейчас находился. Может быть,  удастся
проскочить туда, прежде чем иммеры догадаются, что могут  его  остановить.
Пытаться переместиться еще выше было бы для него чистым самоубийством.
     Двери лифта как раз закрывались, когда по  ним  прошелся  смертельный
луч. Металл зашипел и сжался, но двери закрылись и кабина двинулась вверх.
     Ровно  через  четыре   секунды   лифт   остановился.   Двери   начали
раздвигаться. Кэрд, ухватившись руками за края, толкнул их в стороны. Кэрд
вывалился через щель, дверь, раскрывшись до  упора,  поскользила  обратно.
Кромешная мгла свалилась на него. Где-то на этом этаже  тоже  должна  быть
кнопка, включающая свет на всем прилегающем участке. Ему еще повезло,  что
иммеры, преследуя его, не успели ее обнаружить, а у самого  Кэрда  времени
на это просто не было. Освещая фонариком пол под ногами, Кэрд побежал.
     Наверняка они думают, что он устремится к следующему  гнезду  лифтов.
Вот только к какому? Направо или налево? И на какой уровень он  отправится
теперь?
     Будь у него сейчас возможность пожертвовать хоть единым  вздохом,  он
наверняка рассмеялся бы. Кэрд представил себе довольно  забавную  картину:
один из иммеров бежит назад, к первому блоку лифтов, а  второй  несется  к
тому гнезду, что находится восточнее; затем  оба  поднимаются  на  верхний
уровень,  к  транспортной  системе,  расположенной  прямо  под   мостовой;
выскочив из кабин, оба мчатся навстречу друг другу, надеясь поймать его  в
ловушку.
     Но что, если один из них сядет в средний лифт? Он  может  поехать  на
тот же уровень, что и Кэрд, и увидит свет его фонарика. Иммер бросится  за
ним в погоню, а он, Кэрд, изо всех сил помчится, чтобы  опередить  второго
иммера из западного гнезда. Тогда до них дойдет, что Кэрд  направляется  к
той лестнице, по которой он спустился на этот этаж.
     Кэрд, тяжело дыша, остановился, прислушиваясь к биению сердца.  Часть
усталости отступила, сдавшись натиску радости: фонарик высветил  еще  одну
лестницу.
     Он  быстро  поднялся  по  ней,  на  сей  раз  не   встретив   никаких
препятствий. Кэрд очутился в туннеле старой  транспортной  системы.  Не  в
силах более бежать, Кэрд перешел на шаг. Наконец  он  добрался  до  первой
лестницы. Когда Кэрд до пояса скрылся во входном отверстии, зажегся  свет.
Выбравшись  на  новый  уровень,  Кэрд  увидел,  что  конвейеры,  до   того
неподвижные, начали свой бег. Из темноты  быстро  выплыл  большой  зеленый
пластмассовый ящик. Миновав световое пятно, окружавшее Кэрда,  груз  снова
ушел во мрак. Не  успел  Кэрд  повернуться,  чтобы  двинуться  в  западном
направлении,  темень  искусственной  ночи  выдавила  из  себя   еще   один
контейнер. Затем выскочили еще два ящика, двигавшиеся в другую  сторону  -
на восток, к месту своего назначения.
     Кэрд продолжал идти, пока его не догнал  еще  один  "западный"  ящик.
Кэрд перебрался через ограждение и вскочил на транспортер. Яркий свет  тут
же осветил пространство вокруг транспортера футов на сто  в  обе  стороны.
Тут Кэрд был бессилен, зато  можно  было  отдохнуть.  Теперь  он  двигался
значительно быстрее. Присев на холодное звено  и  прислонившись  спиной  к
контейнеру,  Кэрд  всматривался  вперед,  удивляясь  внезапному  свечению,
вспыхнувшему в ночи. Что это? Рабочие? Или там его ждут  все  те  же  двое
убийц?
     Спустя три минуты, конвейер выхватил из-под него ящик. Кэрд был готов
к этому, он быстро вскочил и прыгнул к перилам ограждения.  В  этом  месте
транспортеры пересекались: "его" транспортер проходил под другим, идущим с
юга  на  север.  Датчики,   установленные   в   паре   механических   рук,
обслуживающих этот транспортный узел, считав код с прикрепленной  к  ящику
пластинки, определили, что маршрут необходимо  изменить,  подняли  ящик  и
установили его  на  другой  транспортер.  Кэрд  взобрался  по  коротенькой
лестнице и уселся на  транспортер,  двигавшийся  в  северном  направлении.
Какое-то мгновение  он  размышлял  о  том,  не  следует  ли  пересесть  на
конвейер, двигавшийся  в  противоположную  сторону,  на  юг.  Тогда  через
какие-то полмили он смог бы перебраться на  конвейер,  идущий  на  восток.
Иммеры не сумеют определить, где он находится,  так  как  света  видно  не
будет. Но в этом случае он отклонится от маршрута, ведущего  к  месту  его
назначения. Можно было, конечно, рискнуть: вдруг иммеры  его  не  поймают.
Откуда им знать, в каком направлении Кэрд отправился от места транспортной
развязки? Когда же они доберутся  дотуда,  им  придется  изрядно  поломать
голову. Они  будут  знать  истину  только  в  одном  случае:  если  успеют
добраться до пересечения, когда еще не  скроется  из  виду  сопровождающий
Кэрда свет. Кэрд  рисковал,  сделав  ставку  на  то,  что  сумеет  сменить
направление вовремя.
     Прислонившись спиной к другому ящику, Кэрд спокойно  проследовал  под
Каналом Кропоткина. Над головой его лежали груды  камней,  металла,  толща
воды, плавали рыбы и гремела  гроза.  Он  был  чем-то  вроде  земноводного
чуда-юда.  Он  проходил  сквозь   мрак,   словно   порождая   свет   своим
присутствием. Позади оставались уже знакомые опасности. Кто  знает,  какие
неожиданности ждут его впереди?
     ("Как банально", - сказал Репп.)
     ("Это и есть жизнь", - добавил Дунски.)
     ("Зажатый, скрытный, падкий на клише", - сказал Тингл.)
     Следующее замечание поразило Кэрда. Ему казалось, что голос этот ушел
навсегда.
     ("Я  ошибался,  -  произнес  Вилл  Ишарашвили.  -  Меня  так  смущала
этическая сторона создавшейся ситуации, и наконец я решил, что  не  должен
сдаваться только во имя отказа от насилия. И вот что я думаю...")
     ("О Господи! Опять этот Ишарашвили!" - вздохнул Репп.)
     ("Надо дать волю хорошему человеку, - сказал Дунски.  -  А  наш  Вилл
очень хорош!")
     ("Я думаю, что..." - попытался продолжить Ишарашвили.)
     - Тихо! - Кэрд произнес это громче, чем  намеревался.  -  Заткнитесь,
идиоты! Меня нашли! Я не могу думать, когда вы жужжите мне в уши!
     Вдали от него, в туннеле,  темнота  вдруг  разжалась,  словно  кулак,
выпустив на волю свет. Два лилипута лезли через ящик. Кэрд видел, как они,
спрыгнув с ящика, засеменили вперед.
     Он ужасно устал и был на  грани  отчаяния,  но  и  состояние  иммеров
наверняка ничуть не лучше. Кэрд последовал примеру  лилипутов:  перебрался
через ящик и пошел пешком. Рано или поздно  он  обязательно  столкнется  с
рабочими. Но и в этом случае еще оставалась надежда.  Будь  он  один,  они
скорее всего сообщили бы куда следует. Но  увидев  двух  преследующих  его
органиков, рабочие подумают, что те уже обо всем  доложили  в  штаб.  Если
кто-нибудь из них предложит полицейским помощь, те определенно  откажутся.
Иммерам совершенно ни к чему впутывать в дело других органиков.
     Увидев впереди на фоне кромешной тьмы квадрат  света,  Кэрд  заставил
себя побежать быстрее и принялся перескакивать через ящики с куда  большим
энтузиазмом. Свет лился  из  какого-то  конторского  помещения  в  нише  у
пересечения двух конвейеров.
     Приблизившись к лестнице, Кэрд спрыгнул с  транспортера  и  ухватился
руками за ограждение. Тяжело дыша Кэрд помчался вверх по  ступеням.  Скоро
сопровождавший его свет сольется со светом, падающим из  конторских  окон.
Хотя преследователи, конечно, заметят, что он исчез с транспортера.
     Кэрд прошел под окнами. За столом  внутри  вагончика  сидел  мужчина,
наблюдая за шоу на экране и потягивая что-то из бутылки без этикетки.
     Если у него и был напарник,  то  скорее  всего  сейчас  он  торчал  в
туалете или спал в задней комнате. Кэрд решил не  теряя  времени  испытать
судьбу. Обогнув строение и войдя  в  дверь,  он  подскочил  к  мужчине  за
столом. Тот только что сделал очередной глоток и поставил бутылку на стол.
Он заметил Кэрда, когда незнакомец уже стоял за его спиной, приготовившись
напасть на него.
     - Какого черта?.. - успел произнести несчастный, поднимаясь со стула.
     Кэрд схватил бутылку со стола  и  обрушил  удар  прямо  в  лоб  своей
жертве. Кэрд хотел  лишь  оглушить  его,  но  никак  не  убивать.  Мужчина
повалился спиной на стул с закрытыми глазами и отвисшей челюстью. Изо  рта
его проступила пахнущая алкоголем пена.
     Кэрд бросил взгляд на полуоткрытую дверь в заднюю комнату. Сквозь нее
виднелась кушетка и голова спящей на ней женщины. Рот  ее  был  открыт,  а
храпела она, как настоящий мужик в беспамятстве.  Легко  было  догадаться,
что и она отведала изрядную толику контрабандного виски.
     Мужчина, уже сползший на пол, застонал и заморгал.  Кэрд  тоже  издал
стон, хотя причина у него для этого была совершенно другая. Ему необходима
была полная уверенность в том, что по крайней мере еще пять  минут  жертва
останется в бессознательном состоянии.
     Сжав зубы, ненавидя себя за то, что он вынужден сделать, Кэрд  поднял
мужчину с пола, прислонил к столу  и  с  размаху  ударил  его  бутылкой  в
челюсть. Несчастный рухнул на пол.

                                   33

     Кэрд протащил тело рабочего за ноги через  дверной  проем.  В  сорока
футах к востоку находилась огромная механическая рука, перемещавшая  ящики
с одного конвейера на другой. Выпустив ноги мужчины, Кэрд переключил пульт
на ручное управление. Просунув руку в металлическую перчатку, он  принялся
выполнять те движения, которые должны были повторить вслед за ним кисть  и
пальцы механического манипулятора.
     Робот-манипулятор, обхватив тело своими пальцами (ноги, руки и голова
рабочего беспомощно болтались), положил его перед одним из контейнеров  на
транспортер, двигавшийся на восток.
     Кэрд вернул руку робота в вертикальное положение:  ему  не  хотелось,
чтобы иммеры обратили внимание на неестественное ее положение. Покончив  с
этим, он бегом вернулся в контору. Дыхание его совсем восстановилось, Кэрд
прошел в заднюю комнату. Женщина по-прежнему нещадно храпела. Кэрд прикрыл
дверь, оставив небольшой зазор, и выключил в комнате свет.  Положив  сумку
на пол, он достал отвертку и молоток.
     Спустя  несколько   секунд   Кэрд   расслышал   прерывистое   дыхание
подоспевших преследователей. Через щель в двери он увидел, что один из них
вошел  в  помещение  конторы  с  оружием  в  руке.  Иммер  остановился   и
осмотрелся. Второй прошел мимо окон и скрылся из виду. Первый  ждал,  пока
не вернется партнер.
     - Он на восточном транспортере, - сказал второй. - Я видел его свет.
     - Куда к чертям подевались эти рабочие? - спросил  человек,  вошедший
первым. Толстые брови делали его лицо еще более суровым.
     У второго иммера был очень короткий, вздернутый нос. Видом  своим  он
походил на фотографии древнего, вымершего бульдога. Тыча в бутылку  виски,
которую Кэрд поставил обратно на стол, он сказал:
     - Может быть, они пошли в заднюю комнату.
     - Как хочется задать жару этим бездельникам! - обозлился Бровастый.
     Бульдог подошел к фонтану и  жадно  глотнул  воды.  Тяжело  дыша,  он
выпрямился.
     - Пей скорей. Мы не можем стоять здесь вечно. Он убежит от нас. Он же
видит, что его никто не преследует. Значит тоже передохнет.
     Бровастый жадно пил,  ловя  губами  струйку  фонтана.  Напившись,  он
смахнул рукой пот, заливавший ему глаза.
     - Как думаешь, может быть вызвать подкрепление?
     - Было бы неплохо, - ответил Бульдог. - Но это слишком рискованно. Мы
должны поскорей поймать этого сукина сына.
     - А что, если он от нас уйдет?
     -  А  ты  что,  не  понимаешь?  -  Бульдог  недовольно  посмотрел  на
Бровастого.
     - Не могу дождаться, когда мы его догоним!
     - Будем торчать здесь, так... Двинулись.
     Едва они удалились, Кэрд подошел к фонтану. Пить хотелось ужасно,  но
Джеф ограничился всего несколькими глотками. Прежде чем выйти из  комнаты,
он, встав на колени, высунул из-за двери голову,  чтобы  посмотреть,  куда
направились  преследователи.  Хотя  трудно   сказать,   кто   теперь   был
преследователем? Иммеры, видимо, бежать уже не могли, и перешли на быстрый
шаг. Наверно, считают, что раз Кэрда не  видно,  значит  он  спрятался  за
каким-нибудь ящиком. Несомненно, они надеются, что Кэрд настолько измотан,
что вынужден будет отдыхать долго и им удастся настичь его.
     Кэрду пришлось рисковать: иммеры в любой момент  могут  оглянуться  и
сразу же заметят его. Джеф поднялся и выскочил из двери  конторы,  заткнув
отвертку и молоток за пояс. Взбежав по ступеням на дорожку, проходящую над
транспортером восток-запад, Кэрд перебрался через ограждение и спрыгнул на
ящик. Тут же соскочил на транспортер и спрятался между  двух  контейнеров.
Если теперь они оглянутся,  то  скорее  всего  примут  его  свет  за  свой
собственный. Правда, размер светового пятна все-таки может вызвать  у  них
подозрения. Кэрду оставалось только надеяться на лучшее.
     Высунув голову из-за угла переднего контейнера, он  увидел,  как  оба
иммера взбираются на какой-то плывущий по транспортеру ящик. Кэрд  выждал,
пока они слезли вниз и оказались вне видимости, а затем  перемахнул  через
передний контейнер. Иммеры не спеша двигались вперед, а Джеф бежал  позади
них. Он настиг их в тот момент,  когда  оба  перебрались  через  очередной
контейнер. С молотком и отверткой в руках Кэрд сполз по краю ящика  за  их
спинами.
     В  миг,  когда  он  подобрался  к  Бровастому  сзади,  тот  как   раз
поворачивал голову, чтобы оглянуться. Джеф обрушил молоток на  его  висок.
Затем отбросил молоток и отвертку, нисколько не заботясь о шуме.  Бульдог,
приготовившийся соскользнуть с ящика на транспортер,  при  стуке  упавшего
молотка повернулся. Поймав беспомощно осевшее тело Бровастого одной рукой,
Кэрд второй вытащил пистолет из кобуры у него на боку.
     - Ну держись! - сказал Кэрд, выпуская тело Бровастого.  Пистолет  был
установлен на полную мощность, и Бульдог прекрасно знал это.
     - Убивать тебя я не хочу, - сказал  Кэрд,  -  но  придется.  Вы  ведь
собирались уничтожить меня.
     ("Надо избавиться от них, - настаивал Репп.  -  Это  же  паразиты,  а
мертвый враг - уже не враг".)
     ("Не делай этого!" - кричал Ишарашвили.)
     - Левую руку поднять вверх. Выше.  Отлично.  Теперь  медленно,  очень
медленно, вытащи правой рукой пистолет. Положи его рядом с собой на  ящик.
Отвернись, на меня не смотреть. Вот так.  Пока  я  не  скажу,  головой  не
двигать.
     Шея Бульдога заметно дрожала, но он все-таки  смотрел  прямо  вперед.
Немного помедлив, Бульдог вытащил свое оружие и, держа его двумя  пальцами
за рукоятку, положил  рядом  с  собой  на  ящик.  Затем  его  правая  рука
присоединилась к левой, поднятой высоко над головой.
     - Теперь слезай с ящика и пройди футов двадцать вперед. Руки  держать
над головой. Не поворачиваться. Стрелять я умею, можешь не сомневаться.
     Бульдог подчинился его приказу.  Джеф  проворно  вскочил  на  ящик  и
засунул пистолет в  наплечную  сумку.  Спрыгнув  с  ящика,  он  подошел  к
Бульдогу, взял его пистолет и изо всех сил  ударил  органика  по  затылку.
Бульдог с шумом рухнул на пол.
     ("Не надо!" - еще раз прокричал Ишарашвили.)
     - Отправляйся туда, откуда пришел, - пробормотал Кэрд.
     Он снял с шеи Бульдога идентификационный знак и опустил его к себе  в
сумку. Может быть,  пригодится,  хоть  и  сомнительно.  Затем  он  взвалил
безжизненное  тело  на  транспортер,  направлявшийся  на  запад,   а   сам
отправился в обратную сторону.  Положив  в  сумку  идентификационный  диск
Бровастого, Кэрд взгромоздил и его самого на тот же  конвейер.  Молоток  и
отвертка также могли ему еще пригодиться - он сунул и  их  в  потяжелевшую
сумку. С минуту он постоял, глядя  на  два  беспомощных  тела,  освещенных
ярким светом, а затем улегся. Кэрду показалось, что он  даже  не  закрывал
глаз, и все же мужчина, кричавший где-то рядом,  самым  настоящим  образом
разбудил его. Глаза мужчины находились на одном уровне с транспортером.
     - Неожиданная проверка! - завопил Кэрд. - Ты должен радоваться, что я
не застал тебя спящим!
     Джеф сел и улыбался, пока мужчина не отправился  обратно  в  контору.
Времени для беспокойства о том, что может  предпринять  рабочий,  у  Кэрда
попросту не было. Предстояло пересесть на другой конвейер. Если  двигаться
тем же курсом и дальше, то  скоро  окажешься  под  Ист  Ривер  на  пути  к
Бруклину.
     Прежде чем Кэрд, наконец, добрался до цели, ему пришлось  девять  раз
пересаживаться с одного транспортера  на  другой.  Несколько  раз  он  был
вынужден некоторое  время  ехать  в  противоположном  направлении.  Еще  в
конторе рабочих Джеф прихватил с собой их завтрак и теперь, сидя на  ленте
конвейера, не  спеша  жевал  его.  Раза  четыре,  проезжая  мимо  питьевых
фонтанчиков, он спрыгивал, чтобы утолить жажду, а затем снова взбирался на
транспортер и продолжал свой  путь.  Дважды  пришлось  ему  спускаться  по
лестнице на нижний уровень, чтобы продолжить путешествие уже там. У одного
из фонтанчиков Кэрд тщательно вымылся и снял пластырь,  прикрывавший  рану
на щеке, так что выглядел он теперь вполне опрятно.
     Добравшись наконец до вертикального туннеля,  ведущего  к  выходу  на
поверхность и выбравшись из лифта, Кэрд почувствовал, насколько сильно  он
устал. События последних шести дней и сегодняшние приключения,  постоянное
напряжение,  неопределенность  и   схватки,   в   которых   ему   пришлось
участвовать, и воинственные голоса, не  умолкавшие  внутри  него,  сделали
свое дело. Возможности Кэрда оказались исчерпанными полностью, его  словно
растянули до упора снаружи, одновременно сжав до предела внутри.
     Но несмотря на это, выйдя на поверхность рядом  со  статуей  Алисы  в
Стране Чудес в районе Центрального Парка, он сразу  же  почувствовал  себя
лучше. Тело его словно вновь налилось силой и  окрепшей  надеждой.  Алиса,
провалившись в дыру, сумела преодолеть множество опасностей. Джеф искренне
надеялся, что в его будущем нет никакого зеркала, через  которое  придется
пройти.
     Он собирался пристроиться на  ночь  в  каком-нибудь  укромном  уголке
здесь же в парке. Благодаря хорошей  памяти  Ишарашвили,  который,  будучи
смотрителем, провел здесь не одну ночь, он знал о  существовании  отличных
укромных  местечек.   Завтра   можно   будет   попробовать   пробиться   в
малонаселенную  местность  где-нибудь  в  Нью-Джерси.  В   густых   лесах,
покрывающих большую часть восточных районов этого штата, скрывалось немало
беглых преступников. Они  примут  его.  А  если  его  отвергнут?  Придется
умереть от голода. Кэрд не обладал ни малейшими навыками, необходимыми для
выживания вне города. Даже если беглецы примут его в свою компанию, за ним
будут охотиться, он станет жить в страхе.
     И все-таки он сохранит себе жизнь. Когда-нибудь он сможет вернуться в
город и подсунуть в банк данных какую-нибудь новую информацию о  себе.  Но
сейчас думать об этом совершенно не хотелось. Все эти мысли  казались  ему
не более приятными, чем порция тараканьего дерьма на завтрак.
     Вид Центрального Парка начисто освободил его от подобных размышлений.
Удивительно, но гроза уже прошла, и только на  западе  еще  висели  густые
облака. Лицо Джефа обдувал легкий бодрящий ветерок. Все вокруг ожило,  как
это всегда бывает после хорошего дождя, словно Господь обновил мир  к  его
вящей  радости.  Из  кроны  дуба  доносилось  щебетанье  самца  кардинала.
Белочка, сидя на ветке апельсинового дерева, ворчала на  большого  черного
кота, смело расхаживавшего по мокрой траве.
     Однако чистое небо означало и другое:  спутники  обычно  не  спускали
глаз с Центрального парка.
     Правда, сейчас это его  не  особенно  волновало.  Кэрд  прошел  вдоль
склонившихся на ветру цветов, рядком высаженных вдоль пешеходной  дорожки,
обогнул кусты и деревья, миновал статуи Ленина, Дороти и  Льва  [Дороти  и
Трусливый Лев - Дороти, в сказке Ф.Баума "Удивительный волшебник из страны
Оз" (1900 г.),  девочка,  пережившая  множество  приключений  в  волшебной
стране в компании Страшилы, Железного Дровосека и  Льва],  Ганди  [Махатма
Ганди (1860-1948 гг.) - индийский политический деятель, лидер движения  за
независимость], Дон Кихота, Спинозы [Барух  де  Спиноза  (1632-1677гг.)  -
голландский философ-материалист и пантеист],  Рипа  Ван  Винкля  [Рип  Ван
Винкль, герой одноименного рассказа  В.Ирвинга  (1820  г.)],  Вуди  Аллена
[Вуди Аллен (настоящее имя Аллен Кенигсберг, р. 1935  г.)  -  американский
кинорежиссер, актер и сценарист].
     Ему повстречалось  всего  несколько  пешеходов:  они  нашли  в  парке
укрытие во время грозы. Пока он не  встретил  ни  единого  смотрителя  или
органика, но они должны быть где-то рядом.
     Пройдя всего несколько сотен футов по дорожке,  над  которой  нависли
сплетающиеся с разных сторон ветви больших деревьев, Кэрд покинул  ее.  Он
вошел в ту часть парка, которая, хотя и не была  запрещена  для  прогулок,
все же весьма редко посещалась публикой. Этот участок походил  на  большую
заплату из ядовито-зеленой, буйной растительности, которую  словно  кто-то
бросил  на  более  спокойный  окружающий  ландшафт.  В   густых   зарослях
папоротника сгрудились  статуи  животных,  выглядывавшие  из-за  огромных,
напоминавших по форме слоновые уши, листьев растений. Раздвигая гигантские
листья, Джеф пробрался в глубь того, что по задумке ее авторов должно было
стать  воспроизведением  Амазонских  джунглей,  изображенных  на  картинах
древнего  французского  художника  Анри  Руссо  [1844-1910   гг.].   Из-за
массивных, напоминавших кошмарные видения кустов выглядывали желтые глаза,
светящиеся на фоне пятнистых причудливых лиц. С ветки  идиотским  взглядом
уставилась вниз обезьяна с  хоботом  вместо  носа  -  видимо,  пародия  на
какого-то политика, которого автор сильно недолюбливал.
     Кэрд продрался сквозь запретные  заросли,  пробился  вверх  на  холм,
обогнул  какое-то  окрашенное  в  черное  гранитное  божество,  массивное,
присевшее   на   корточки   на   своих   лягушачьих   лапах.   Лицо   его,
получеловека-полуягуара, застыло в злобной гримасе.  Кэрд  ускорил  шаг  и
выбрался  наконец  на  вершину  холма.  Он   пробрался   в   гущу   буйной
растительности на противоположном склоне и быстро спустился в густой  лес,
в котором росли преимущественно сосны и  березы.  Здесь  тоже  было  полно
статуй, созданных по мотивам народных сказок северных народов. Кого только
Джеф  не  встретил  здесь.  Была  тут  и  баба-яга,  и  чудо-юдо,   Кащей,
соловей-разбойник и лешие... У  подножия  холма  ему  пришлось  брести  по
колено в грязи, огибая  болото,  из  которого  торчали  головы  русалок  и
водяных ведьм с зелеными, длинными, волнистыми волосами.
     Этот участок был обнесен  изгородью;  публике  разрешалось  проходить
сюда не иначе как в сопровождении экскурсоводов. Между забором  и  ручьем,
протекавшим под ним в болото, был небольшой  зазор,  около  двух  футов  в
ширину. Встав на колени, Кэрд  забрался  в  воду,  приподнял  изгородь  и,
согнувшись, пробрался под ней. Деревья, плотной стеной окружавшие ручей по
обеим сторонам, скрыли его от бдительных небесных глаз.
     Еще полмили - и он доберется до маленькой пещеры  у  подножья  холма,
надежно укрытой в густых кустах.
     Пройдя несколько сотен ярдов прямо по петляющему ручью, Джеф вышел  к
мостику. До сих пор все  шло  прекрасно.  Чтобы  добраться  до  укрытия  и
спокойно отдохнуть, осталось совсем немного, каких-нибудь пара минут.
     И тут он застыл на месте.
     Неподалеку, словно тролль под мостом, стояла женщина-органик.
     Она стояла на правом берегу,  наполовину  скрытая  от  него  кустами.
Оставалась надежда улизнуть: женщина смотрела в другую сторону.
     ("Прячься!" - воскликнул Ом.)
     ("Вперед, не бойся! - злобно произнес Репп. - Разделайся с ней  и  не
обращай внимания на этого уродливого койота".)
     ("Откуда ты знаешь, что она ищет тебя? - вставил  Тингл.  -  А  вдруг
просто любовника ждет!")
     ("Вот именно, - сказал Дунски. - У нее  может  быть  миллион  причин,
чтобы прийти сюда. К примеру, пописать...")
     Кэрд не обращал особого внимания на зудящие внутри  него  голоса.  Он
медленно взобрался на берег и осторожно пробрался сквозь  кусты  и  густую
траву, растущие по склону.  Вспорхнула  встревоженная  им  стрекоза.  Кэрд
вышел на дорожку, ведущую к мосту.
     На какое-то время  небесные  глаза  получили  возможность  совершенно
беспрепятственно рассмотреть его: Джефу нужно было перебраться  на  другую
сторону,  где  его  вновь  надежно  укроет  густая  растительность.   Если
женщина-органик еще не вышла из-под моста, она не заметит его, и тогда  он
в безопасности.
     Прежде чем выйти из-под прикрытия кустарника, Кэрд внимательно в  обе
стороны осмотрел дорожку. Никого не было.
     Он решил перейти дорожку.
     - Ну держись! - прокричал чей-то голос.
     Кэрд бросился в сторону. Другой органик, на этот раз мужчина,  только
что показался из-за поворота дорожки. На боку у него торчала  кобура.  То,
что органики были вооружены, свидетельствовало о важности  проводимой  ими
операции:  они  явно  искали  какого-то  нарушителя,  скорее  всего  Вилла
Ишарашвили.
     Не желая вывести органика к месту своего укрытия, Джеф в отчаянии,  в
паническом страхе побежал по дорожке. Пробегая через мост, он услышал крик
органика, зовущего своего коллегу на помощь.  Бросив  взгляд  через  плечо
назад, Кэрд заметил, что органик пока еще не вытащил оружия. Но можно было
не сомневаться - он это сделает.
     Джеф пробежал мимо предмета, вдруг напомнившего ему нечто из далекого
прошлого. Какое-то имя, связанное с этим, промелькнуло в его голове, но он
тут же позабыл о нем.
     Едва Кэрд решил броситься в сторону, в кусты, он услышал позади  себя
еще один крик. Это  не  была  команда  или  суровое  предупреждение.  Крик
выражал удивление. Кэрд обернулся как  раз  вовремя,  чтобы  увидеть,  как
органик, подлетев вверх, растянулся в нескольких  футах  над  поверхностью
земли. Ноги его разлетелись по сторонам, руки беспомощно повисли. Затем он
плюхнулся спиной на землю и застыл в неподвижности.
     У головы несчастного валялась банановая кожура.
     - Рутенбик!
     Это имя копьем пронеслось в мозгу Кэрда, когда он еще на бегу заметил
кожуру на дорожке.
     Вряд ли Рутенбик намусорил и на этот раз - чего  бы  ему  делать  так
далеко на север от  Площади  Вашингтона,  -  но  сделал  это,  несомненно,
какой-то недотепа вроде него.
     Надо же, какой пустяк помог ему спастись!
     Кэрд побежал в глубь леса. Бросив взгляд в сторону, он увидел  сквозь
ветви деревьев конический шлем и копну каштановых волос  женщины-органика,
которую он заметил раньше под мостом. Густые заросли  тут  же  скрыли  ее.
Кэрд замедлил бег, стараясь на шуметь, пока  он  не  отбежит  подальше  от
дорожки. Петляя сквозь заросли, он помчался к ручью. У ручья он  встал  на
четвереньки и выглянул из-за росшего у самой воды куста. Сначала слышались
только голоса, никого видно не было.  Затем  в  просвете  между  деревьями
появился мужчина-органик; за  спиной  его  висел  большой  зеленый  ранец.
Толстый провод из ранца тянулся к маленькой квадратной пластинке в руке. В
другой руке органик держал длинную трубку с диском на конце. К трубке тоже
тянулся провод от ранца. Органик двигал руками вверх-вниз и из  стороны  в
сторону.
     Кэрд издал едва слышный сгон. Он был знаком с этой штукой.  В  трубке
находился прибор, способный определять тепло, исходящее  от  человеческого
тела, фиксировать его запахи, прослушивать дыхание и биение его сердца.
     Если бы только он мог перейти ручей и выбраться к пещере до дождя!
     ("Если бы, да кабы!!  -  втесался  Репп.  -  У  тебя  два  пистолета!
Нападай, открывай огонь!")
     ("Нет, нет!" - молил Ишарашвили.)
     Внутри  него  вдруг  промелькнул  яркий  свет,  за  которым  тут   же
последовала густая тень. Свет, казалось, вылился  из  глаз,  ослепив  его.
Слепота усилилась с наступлением  тени.  Кэрд  вздрогнул.  Что  произошло?
Неужели в конце концов он распался на части, находя спасение в разрушении?
     ("Я вернулся!" - произнес какой-то голос.)
     Кэрд прикусил губу, чтобы не закричать.
     ("Ты?" - спросил Ом.)
     ("Меня забрал к себе Господь. Я не оправдал надежд".)
     ("Отец Том!" - вскричал Дунски.)
     ("Каким, к черту, образом призрачный Бог  может  отвергать  столь  же
призрачную душу?" - спросил Ом.)
     ("Он наказал мне  возвращаться  домой  к  моему  Создателю.  -  Голос
Зурвана был приглушенным и отдаленным, словно  звук  колокола  затонувшего
судна, раскачиваемого легким течением. - Он вытолкнул меня из  королевства
славы обратно в то ничто, из которого я вышел".)
     Кэрду захотелось воплем заглушить непрошеные  голоса.  Но  тогда  его
немедленно обнаружат. И тогда - конец. А какая разница: молчать, кричать -
все равно ему не спастись. Его вот-вот схватят.  Сейчас  вопрос  только  в
том, сдаться ли сразу тихо и спокойно или вступить в  перестрелку  и  быть
убитым в открытом бою.
     ("Убивать - это неправедный путь, -  настаивал  Ишарашвили.  -  Ты...
Я... мы... но я хочу сказать мы все время  избираем  неправедные  пути.  А
теперь ты хочешь вступить на самый дьявольский из них".)
     ("Лицемер! - завопил Ом. - Лицемер! Все сплошное лицемерие. Но на сей
раз ты все-таки прав, Ишарашвили!")
     Кэрд  распростерся  на  земле,  подперев  подбородок  руками.  Голоса
продолжали бурчать, перебивая друг друга. Ослепление прошло, однако  видел
он неотчетливо, словно сквозь густую пелену жаркого воздуха. Высокая трава
впереди закачалась.
     На стебелек тонкой травинки прямо у его  ноги  приземлился  кузнечик.
Прицепившись к  травинке,  он  раскачивался  вместе  с  ней,  словно  ярко
раскрашенный метроном - взад-вперед, взад-вперед.
     Взгляд Кэрда фокусировался и тут же расплывался.  Кузнечик  влетал  в
его  поле  зрения  и  тут  же  снова  выходил  из   него.   Насекомое   то
вырисовывалось четко, то теряло ясные очертания.  И  все-таки  Джеф  сумел
рассмотреть  покрытые  фиолетовой  краской   усики-антенны,   ярко-зеленую
головку, золотистые  глаза,  оранжевые  лапки  и  полосатое  черно-зеленое
тельце.
     - Озма! - простонал он.
     Кэрд заплакал, а кузнечик растворился в его слезах.
     Он совсем разрыдался, тело его сотрясалось. Он не в силах был  больше
контролировать себя. Всхлипывая, Джеф вцепился руками в землю.  Он  предал
государство, предал иммеров, возлюбленных, друзей, да и самого себя.
     Голоса внутри  него  визжали,  гремели,  рвали  его  на  части.  Кэрд
перевернулся на спину, чтобы взглянуть на деревья.  Ему  привиделось,  что
сверху на него смотрят двое мужчин.

                              МИР ВТОРНИКА

                                         СВОБОДА, Седьмой месяц года Д6-Н4
                                         (День-шесть, Неделя-четыре)

                                   34

     Наступило Рождество Вторника.
     Джеф Кэрд выглянул из окна вниз на  просторный  двор  лечебницы.  Она
находилась  на  121-й  Западной  улице,  недалеко  от  пересечения   авеню
Фредерика Дугласа и  Святого  Николаса.  Легкий  снежок  падал  на  землю,
образовывая белые заплаты на зелени травы, и тут же таял. Первый  снег  за
эту зиму, и скорее всего,  последний.  Никаких  праздничных  украшений  во
дворе видно не было, и деревья  стояли  голые.  Но  почти  во  всех  окнах
многоквартирного дома на противоположной стороне улицы красовались фигурки
Санта Клауса, восседающего в санях, запряженных оленем.
     - Святой Николас, - произнес Кэрд. - Великий даритель. Государство.
     Он встал и, пройдя через довольно  большую  комнату  мимо  стола,  за
которым расположилась врач-психиатр, уселся в мягкое кресло.
     - Фредерик Дуглас [(1817-1895)  американский  аболиционист;  один  из
создателей системы переправки негров с  рабовладельческого  Юга  на  Север
США], раб, выведший свой народ из рабства. Это - я, - добавил вдруг Кэрд.
     - Народ ваш мертв, - заметила врач.
     - Иммеры? - удивленно переспросил Кэрд.
     - Нет, - сказала врач, улыбаясь. - Я говорю не об иммерах, и  вы  это
знаете. Я о тех, других. О ваших личностях, о ваших ролях.
     Кэрд умолк.
     Врач продолжала:
     - Вами еще владеет чувство большой утраты?
     Кэрд согласно кивнул.
     - Словно наизнанку вывернули. Тот  кузнечик  стал  для  меня  ключом,
последней каплей, катализатором.
     - Удивительная вещь, особенный феномен. Создавая свои роли, вы сумели
наделить  персонажей  отдельными  системами  восприятия,   индивидуальными
нервными путями. Теперь эти нервные пути обязаны отмереть, ведь вы  больше
ими не пользуетесь. В нервных окончаниях отсутствуют  какие-либо  признаки
сокращения. И все-таки вас вылечили.  По  крайней  мере  -  от  расслоения
личности.
     - Вы в этом уверены?
     - Да. Конечно же. Насколько нам известно. Если только вы не  изобрели
нового способа, как обмануть туман  истины.  Если  вам  это  действительно
удалось, то вы тут первый, но я на сто процентов уверена, что это не так.
     - Вам даже известно, что я ни разу, ни разу не думал  о  каком-нибудь
плане спасения.
     Врач нахмурила брови.
     - Это еще более удивительное явление, позвольте  вам  доложить.  Даже
если у вас нет ни малейшего желания сбежать отсюда,  все  равно  время  от
времени  вам  следует  об  этом  помышлять.  Вы  по  меньшей  мере  должны
фантазировать на эту тему. Фантазии - часть вашего существа. Мне  в  самом
деле трудно это понять.
     - Может быть, меня действительно окончательно вылечили, и государство
наконец-то получит совершенный тип гражданина.
     Врач еще раз улыбнулась.
     - Такого создания просто не существует. Так же как никогда не было  и
не  будет  совершенного  государства.  Наше  общество   столь   близко   к
совершенству, как  это  вообще  возможно.  Его  основной  чертой  является
благожелательный деспотизм, оно вынуждено быть именно таким. Вы же немного
знакомы с историей. Вам известно,  что  никакое  другое  правительство  не
могло  обеспечить  изобилие  еды,  хорошего  жилья,   предметов   роскоши,
бесплатного образования и медицинского обслуживания.
     - Избавьте меня, пожалуйста, - сказал Кэрд, поднимая руку. - Все, что
я хочу услышать, - что наступит такой день, когда я выйду отсюда  и  снова
займу свое место в обществе.
     - Это вполне возможно. Я не сомневаюсь, что вы обладаете потенциалом,
чтобы полностью вылечиться. Но...
     - Но?..
     - Тут присутствуют  некоторые  политические  обстоятельства,  которые
также нельзя сбрасывать со  счета.  Не  хотелось  бы  расстраивать  вас...
Всемирный Совет по-прежнему весьма озабочен, и народ требует наказания.
     - Значит, даже в почти совершенном обществе политика  может  попирать
точную интерпретацию и исполнение закона, - вздохнул Кэрд.
     Врач скривила лицо.
     - Бывают такие ситуации... Впрочем, ладно.  Вам,  Джеф,  как  и  всем
иммерам, сильно повезло, что вас всех не поместили  в  стоунеры  сразу  же
после суда. Вам вообще повезло, что вы дотянули до суда.
     Вы, конечно, могли бы  позволить  государству  избежать  расходов  на
проведение всех этих допросов и суда, если бы покончили  с  собой  еще  до
ареста. У вас, иммеров, для  этого  были  все  возможности,  однако  очень
немногие воспользовались ими. Все вы слишком хотите жить.
     - Еще одно предательство, - сказал Кэрд.
     Никакой вины Кэрд не чувствовал. Она  была  смыта  слезами  и  многим
другим. Вода камень точит.
     Последовало длительное молчание. Затем врач заговорила с таким видом,
будто она вынуждена сделать это.
     - Меня уполномочили, точнее, мне приказали сообщить вам о том, что  с
вами желает говорить детектив-майор  Пантея  Сник.  Она  запросила  личную
встречу с вами. Она хочет поблагодарить вас за спасение ее жизни.  Правда,
ее запрос, как нетрудно догадаться, отклонили.
     - Сник? - улыбаясь, сказал Кэрд. - Она действительно так сказала?
     - Зачем я стала бы обманывать вас?
     - Да нет, это просто риторический вопрос, - проговорил он. - Ну и ну!
Вы  знаете,  не  могу  объяснить,  почему,  но  у  меня   было   ощущение,
предчувствие, что я увижу ее еще раз.
     - Мне кажется, само сообщение порадовало  вас,  хоть  я  и  не  пойму
причины.  Вы  же  должны  понимать,  что  не  существует   даже   малейшей
вероятности, что вы еще  раз  встретитесь  с  ней.  Предчувствия...  Сущее
суеверие.
     - Возможно, наши предчувствия возникают в результате  работы  некоего
биологического компьютера внутри каждого человека, - заметил Кэрд. -  Этот
компьютер просчитывает все вероятности  будущих  событий  и  оценивает  их
реальность. Часто получается так, что для некоторого события  просчитанная
этим биологическим  компьютером  вероятность  намного  превышает  ту,  что
выбрал бы обычный компьютер - дело рук человеческих. Компьютер из плоти  и
крови обладает гораздо большим объемом информации, чем рукотворный.
     -  У  того,  что  сделан  человеком,  -  сказала  врач,  -  в  схемах
отсутствует надежда. Это не данные, не информация. С точки  зрения  теории
электромагнитного поля - это полная  бессмыслица.  Она  не  имеет  к  нему
никакого отношения.
     - Бессмыслица. Никакого отношения?  Вряд  ли  в  нашей  вселенной,  в
которой все так тесно связано и переплетено,  отыщется  нечто  такое,  что
неприменимо, изолированно. Хотя...
     Несколько секунд он помолчал, а потом добавил:
     - Я  слышал  -  не  надо  спрашивать  от  кого  -  что  ваши  усилия,
направленные на изоляцию меня  от  всех  источников  информации,  не  были
полностью успешными... Я слышал, что в новостях, когда освещали  ход  суда
надо мной, не было  сказано  ни  слова  о  наличии  бактерий,  замедляющих
процесс старения.
     Лицо врача  оставалось  совершенно  бесстрастным,  хотя  она  немного
побледнела.
     - Как вы могли что-то слышать? И о каких бактериях  вы  ведете  речь?
Это что опять ваш обычный вздор?
     - Никто подобного мне не  говорил,  -  улыбнулся  Кэрд.  -  Я  просто
придумал, будто от кого-то слышал об этом. Мне хотелось посмотреть на вашу
реакцию. Хотелось узнать, прав ли я в  своих  подозрениях.  Между  прочим,
вполне могли бы сказать мне  правду.  Все  равно  я  не  имею  возможности
кому-нибудь ее передать. Мне  известно,  что  каждый  иммер,  которого  вы
допрашивали, все рассказал об эликсире. Об этом открытии неизбежно  должны
были доложить наверх. Но мне кажется, информация о нем  не  прошла  дальше
непосредственных начальников  тех,  кто  вел  допросы,  да  еще,  конечно,
Всемирного Совета. Эти сведения засекретили.
     Врач, побледневшая еще больше, распорядилась, чтобы  ей  показали  на
экране запись их беседы. Остановив запись на том месте, где Кэрд заговорил
об этих злополучных бактериях, она велела стереть всю последующую часть.
     - Думаете, вы очень умны! Да вы просто дурак! Вы же напрашиваетесь на
то, чтобы вас немедленно поместили в стоунер!
     - А какая мне разница? - заметил Джеф. - Я все  это  время  прекрасно
понимал, что меня никогда не признают здоровым и не  выпустят  отсюда.  Ни
одного  иммера  не  освободят.  Правительство  выполнит   все   положенные
процедуры, продержит нас ровно столько времени, сколько  предусмотрено  по
закону, а затем  объявит,  что  мы  неизлечимы,  и  поместит  нас  всех  в
стоунеры. Нас припрячут так, что никто и никогда не обнаружит.
     Правительство вынуждено поступить таким образом.  Оно  не  может  нас
освободить, зная, что нам известно все об этом  чудодейственном  эликсире.
Мне осталось жить всего два субмесяца, если, конечно, это почти  одиночное
заточение  вообще  можно  назвать  жизнью.   Всего   два   месяца.   Затем
правительство посадит нас в стоунеры. Больше терпеть оно  нас  не  станет.
Оно вполне может это сделать. Разве  ему  трудно  прикрыть  свои  действия
какими-то рассуждениями о законе.
     - Вы не понимаете, что несете!
     - Понимаю. Можете не  сомневаться.  Впрочем,  вам  это  известно.  Вы
должны также понимать, если у вас есть хоть  капля  ума,  что  и  вы  сами
находитесь в такой же опасности.  Самый  лучший  способ,  который  есть  в
распоряжении правительства, чтобы  заставить  вас  хранить  молчание.  Это
предложить эликсир и вам. Но, к сожалению, у них не  будет  уверенности  в
том, что вы не передадите его  кому-нибудь  еще.  Не  исключено,  что  вам
захочется, чтобы ваш муж, ваши дети и все те,  кого  вы  любите,  кто  вам
дорог, старели столь же медленно, как станете стареть вы. Разве у  вас  не
появится соблазн обеспечить их эликсиром? Вы попросите, чтобы дали и на их
долю. И что вы станете делать, когда вам откажут?
     Они не могут позволить себе рисковать  с  вами  подобным  образом.  Я
думаю, власти хотят сохранить эликсир только для себя, для  тесной  группы
избранных. Власти ничего не сказали людям  и  никогда  ничего  не  скажут.
Слишком велики были бы последствия такого  шага.  Последствия  социальные,
политические и, кто может знать, какие еще.  Но  храня  этот  секрет,  они
совершают ту же ошибку, что допустил Иммерман. А такие, как вы и  все  те,
кто допрашивал иммеров, а сейчас играет роль  их  тюремщиков,  опасны  для
новой эпохи, для новых иммеров!
     Главное различие между старой и новой элитами в том,  что  группа,  к
которой принадлежал я, по крайней мере мечтала  изменить  правительство  в
лучшую сторону!
     Врач присела в кресло  и  смотрела  на  Кэрда  так,  словно  пыталась
представить его собственное будущее. Кэрд сочувствовал ей, но ему  во  что
бы то ни стало нужно  было  убедиться  в  правильности  своих  подозрений.
Теперь он уже почти не сомневался. Все было достаточно очевидно.
     - Может быть, лучше обсудим, каким  образом  мы  оба  сможем  смыться
отсюда, - сказал он.
     Врач встала.
     - С предателями я дела не имею, - слегка  дрожащим  голосом  объявила
она.
     Она отдала команду, и дверь тотчас же отворилась. Вошли атлетического
сложения санитары.
     - Отведите его в комнату. И смотрите, чтобы по дороге он ни с кем  не
разговаривал. Вы за это отвечаете!
     - Я пойду спокойно, - сказал Кэрд. - А вы  подумайте  о  том,  что  я
сказал. У вас осталось не так уж много времени.
     Вернувшись в свою маленькую, но  удобно  обставленную  комнату,  Джеф
задумался. Он уставился на пустые экраны на стене  с  таким  видом,  будто
пытался  каким-то  чудодейственным  колдовством  вызвать  на  них  картины
будущего. Врач в своем кабинете  наверняка  сидит  сейчас  точно  так  же.
Однако рассчитывать, что она окажет ему какую-то реальную помощь, Кэрд  не
мог. Она в первую очередь будет думать о своем спасении.  А  тем  временем
сеансы терапии, которые она проводила  с  ним,  продолжатся.  Он  будет  и
дальше объектом этих до механизма отработанных рутинных процедур, а  затем
однажды она  исчезнет.  Либо  ее  арестуют  органики,  либо  она,  пытаясь
спастись, в отчаянии решится стать дэйбрейкером.
     В следующий Вторник, если все будет так же, как и во  все  предыдущие
Вторники, ему снова  предстоит  вдохнуть  туман  истины.  Его  обязательно
спросят, не размышлял ли он о возможности побега.
     Он скажет, что думал об этом. Он надеялся, что сможет  убедить  врача
помочь ему. Вот и все. Никакого другого плана у него не существовало, да и
этот, единственный, не оставлял особой надежды.
     Кэрд вздохнул. Почему бы  и  в  самом  деле  не  поразмышлять,  каким
образом можно выбраться отсюда? Любой пленник на его месте  давно  бы  уже
изобрел дюжину способов спасения. Любой  пленник.  Но  он  придумал  всего
один, и случилось это не далее,  как  сегодня  утром,  перед  тем  как  он
отправился к врачу. Да и на  этот  единственный  свой  план  он  вовсе  не
рассчитывал. Думать на эту тему скорее было для него просто развлечением.
     Врач  сказала,  что  отсутствие  у  Кэрда  мыслей   об   освобождении
озадачивает ее.
     Его самого это тоже удивляло.

                                   35

     Существовало место, где не было никакого освещения, но свет лился. И,
наоборот, можно было сказать, что света нет, а освещения достаточно.
     Время там отсутствовало: разве можно полагать, что  старые,  с  одной
стрелкой, часы отсчитывают время! Стрелка к тому же не двигалась.  Стрелка
ждала, когда Время сдвинет ее. Не просто дни и часы, а - Время.
     И в месте этом - сколько же  мест  сомкнулось  в  нем!  -  находилось
творение, не имеющее облика. Оно походило на Джефа Кэрда, но точно так  же
- и на других.
     У него не было имени. Творение ждало верного часа, чтобы выбрать его.
     Вполне можно было утверждать,  что  творение  это  не  имело  никаких
частей и все же представляло собой некоторую совокупность.
     Возникнув во Вторник, оно и прожило свою короткую жизнь только в этот
день. И все же оно мечтало побывать во всех семи днях недели подряд.
     Творением этим владели  все  те  мысли  о  возможности  освобождения,
которыми жил Джеф Кэрд. Оно знало, каким образом можно выбраться  из  этой
крепости и как уйти в леса на противоположном берегу реки Гудзон.
     И все-таки именно Кэрд создал его  и  заключил  в  оболочку,  оставив
открытым только один канал. И по этому каналу творение выпускало  на  волю
все мысли об освобождении, едва только они приходили в голову  Кэрда.  Оно
самостоятельно перекрывало канал, когда Кэрду предстояло окутаться туманом
истины, и снова включало канал, едва действие лекарства прекращалось.
     Творение выталкивало и те раздумья Кэрда,  которые  в  прошлом  давно
одолевали его, когда он создавал свое детище - существо вне  времени,  без
единого облика, без имени.
     Правительство,  обнаружив  его  исчезновение,   объявит   тревогу   и
оповестит о побеге всех имеющих отношение к делу представителей власти. Но
идентификационные данные беглеца  будут  ложными.  Это  творение,  ставшее
человеком, не  будет  походить  на  заключенного,  известного  под  именем
Джефферсона Сервантеса Кэрда.

                              Филип ФАРМЕР

                                  МЯТЕЖ

("Мир дней" #2). Пер. - З.Гуревич.
Philip Jose Farmer. Dayworld Rebel (1987) ("Dayworld" #2).

                                    1

     Он жил в образах семи разных людей.
     Об этом он узнал от женщины, в кабинете которой ему  пришлось  теперь
проводить по часу ежедневно. До того он ничего не подозревал, хотя  она  и
утверждала, что ему все должно быть известно. По ее словам, он все еще мог
помнить перипетии происшедшего с ним, и,  вполне  возможно,  действительно
помнил.  У  него,  однако,  не  возникало  ни  малейших  сомнений   в   ее
заблуждении. Ни малейших. Если он хочет жить, он должен  убедить  ее,  что
ничего не ведал об этом.
     Все это несомненно было весьма странным; я раскрою вам  суть  дела  а
потом вы постараетесь убедить меня в том, что все именно так и обстоит.
     Если бы ему удалось уверить власти в своей искренности, его не  стали
бы казнить, хотя ожидавшая его участь была не менее ужасной. Тем не  менее
в таком случае оставалась хоть и призрачная, но все-таки  надежда  на  то,
что когда-нибудь, в отдаленном будущем, кто-то мог решить  вернуть  его  к
жизни.
     Женщина-психиатр   казалась   озадаченной   и   заинтригованной.   Он
подозревал, что и ее начальникам ситуация представлялась загадочной.  Пока
они пребывали в этом состоянии, у  него  сохранялась  надежда  остаться  в
живых, а значит - и шансы выбраться отсюда. Однако он знал - или  полагал,
что знает, - и то, что за все время существования этой  странной  больницы
выбраться из нее еще никому не удавалось.
     Человек, который теперь называл себя именем Вильям Сен-Джордж Дункан,
сидел в кресле в кабинете психиатра Доктора  Патриции  Чинг  Арезенти.  Он
только недавно пришел в сознание после очередного сеанса, и состояние  его
еще оставалось немного сумбурным. Вдыхание тумана истины на всех оказывает
подобное действие. Спустя несколько секунд обрывки  его  сознания,  словно
мелкие кусочки - картинки - головоломки, встали  на  нужные  места.  Цифры
настенного хронометра свидетельствовали: и на  этот  раз  он  находился  в
парах тумана ровно тридцать  минут.  Мышцы  ломало,  спина  болела,  разум
подрагивал, как трамплин для прыжков в воду, с которого только что прыгнул
ныряльщик.
     Удалось ли ей узнать что-нибудь на этот раз?
     - Как вы чувствуете себя? - улыбаясь, спросила Арезенти.
     Он уселся прямо и принялся пальцами разминать затекшую шею.
     - Мне снился сон. Я был  облаком,  состоящим  из  маленьких  железных
частичек, которые, подхваченные ветром, метались и крутились в  просторной
комнате. Потом кто-то бросил в нее огромный магнит, и я, облачко частичек,
помчался к нему и превратился в сгусток единой твердой массы железа.
     - Железа? Вы скорее похожи на воск или  на  термопластик.  Вы  лепите
себя в другого - или в других - по желанию.
     - Не знаю, о чем вы говорите, - ответил Дункан.
     - А какую форму приняла эта ваша железная масса на сей раз?
     - Это был плоский клинок с двумя острыми лезвиями.
     - Психоанализ не входит в  мои  непосредственные  обязанности,  но  я
нахожу этот образ весьма характерным и существенным.
     - А что он символизирует?
     - Для вас и для меня он может иметь совершенно различный смысл.
     - Что бы я ни сказал вам, это  неизбежно  должно  оказаться  правдой.
Разве можно лгать, когда ты вдыхаешь туман истины? Это никому не под силу.
     - Я всегда верила этому, - заметила врач и после  паузы  добавила:  -
Раньше.
     - Раньше? Почему? И вообще, не могли бы  вы,  наконец,  открыть  мне,
отчего вы считаете меня отличным от всех других людей. По-моему, вы должны
мне это сказать. Мне кажется, что вы этого не делаете просто  потому,  что
не в состоянии дать разумное объяснение.
     Подавшись вперед, он пристально смотрел на женщину.
     -  За  вашим  заявлением  не  стоит  ничего,  кроме  необоснованного,
иррационального подозрения.  Или  вы  выполняете  дурацкие  приказы  своих
начальников, которые с ума посходили от подозрительности. Вам известно, да
и им не мешало бы знать, что я не обладаю  никаким  иммунитетом  к  туману
истины. Никаких доказательств противного у вас  попросту  нет.  Значит,  я
действительно не имею ничего общего с теми людьми, которых  вы  арестовали
за нарушение правил пребывания в определенном дне и  за  принадлежность  к
подрывной  организации.  Я  не  могу  нести  никакой  ответственности   за
совершенные ими преступления, поскольку не имею к ним никакого  отношения.
Я невиновен, как невиновно новорожденное дитя.
     - Любой ребенок - потенциальный преступник, - произнесла Арезенти,  -
и все же...
     Некоторое время оба  молчали.  Он,  вольготно  рассевшись  в  кресле,
откинувшись  на  спинку,  расслабленно  улыбался.  Арезенти  сидела  столь
неподвижно и тихо,  как  только  способен  здоровый  взрослый  человек,  -
подрагивания и движения ее просто невозможно было заметить. Теперь уже она
на него не смотрела, а вместо этого уставилась в окно. Просторный  двор  с
высокой стеной позади виден не был, зато  она  могла  спокойно  разглядеть
правую сторону улицы и  здание  за  широким  тротуаром.  В  обеденный  час
перекресток Бульвара Фредерика Дугласа и Авеню Святого Николая всегда  был
очень оживленным. Пешеходы заполняли тротуары,  велосипедисты  -  проезжую
часть. Седьмая часть  населения  Манхэттена  высыпала  на  улицы,  радуясь
первым теплым лучам весеннего солнца. Иначе  и  быть  не  могло.  Ведь  из
общего числа примерно в девяносто обдней, составлявших это время года,  им
суждено стать свидетелями всего-то около одиннадцати дней.
     Попрыгунчики во  времени,  подумал  он.  В  памяти  непонятно  почему
промелькнул кузнечик,  вцепившийся  в  травинку,  которая  прогнулась  под
тяжестью его тела. Видение это странным образом принесло с собой боль. Или
только воспоминания о боли? Дункан не мог понять, какая  связь  существует
между этим безобидным привидевшимся ему кузнечиком и  ощущением  тоски.  В
памяти своей он не находил этому объяснения.
     Внезапно,  словно  муха,  изо  всех  сил  старающаяся  вырваться   из
сковавшей ее паутины, - паутины памяти? - Арезенти оторвала взор от окна и
подалась вперед. Женщина свирепо посмотрела на него, отчего она -  крупная
красивая блондинка - сделалась  еще  привлекательнее.  Ее  большие,  белые
зубы, казалось, вот-вот вцепятся в него. Они блестели,  словно  солнце  на
тюремной решетке.
     Вильям Дункан  усмехнулся.  Его  подобными  уловками  вряд  ли  можно
напугать.
     - Не понимаю, каким образом вам удалось это сделать, - сказала  врач.
- Вы объединили в себе семь совершенно  разных,  несовместимых  личностей.
Нет, нет. Это не совсем правильно.  Вы  не  объединили  их.  Точнее  будет
сказать,  что  вы  просто   _р_а_с_т_в_о_р_и_л_и_с_ь_   в   них,   подавив
собственное "я" до такой степени, что его уже и обнаружить-то  невозможно.
Вы  превратились  в  новую  личность,  восьмую.  У  вас  даже  сохранились
некоторые из воспоминаний этой восьмой личности,  той,  которая  теперь  и
составляет ваше существо хотя они ложные. Но вы не  в  состоянии  изменить
свои отпечатки пальцев, характерный запах, выделяемый вашим телом,  состав
и группу крови, рисунок  радужной  оболочки  глаз,  форму  волны,  которую
испускает  ваш  мозг,  -  все  это  безошибочно  говорит  о  том,  что  вы
по-прежнему не кто иной, как Джефферсон  Сервантес  Кэрд,  полицейский  из
Вторника, но и все  эти  другие  -  Тингл,  Дунски,  Репп,  Ом,  Зурван  и
Ишарашвили. Личностные черты вы  изменили,  но  тело...  это  дело  совсем
другое. Вы все-таки не Протей [в  греческой  мифологии  морское  божество;
обладал даром превращения: умел принимать облик зверей,  воды  и  дерева],
чтобы по собственному усмотрению изменять внешность.
     - Пока вы не рассказали мне всю эту историю, не показали  видеозаписи
людей, о которых говорите, я и понятия не имел об их существовании.
     - Кажется, что так оно и есть, - сказала женщина. - _К_а_ж_е_т_с_я_ -
весьма действенное слово в нашем случае.
     - Побойтесь Бога! Я уже столько раз сидел в парах тумана  истины.  Вы
наблюдали  за  мной,  делая  химический   анализ   состава   моей   крови,
контролировали волны, излучаемые моим мозгом. Если не ошибаюсь, вам так  и
не удалось найти ни единой улики, которая изобличала бы меня во лжи.
     - Но  в  официальных  записях  отсутствуют  какие-либо  упоминания  о
человеке по  имени  Вильям  Сен-Джордж  Дункан.  А  следовательно,  такого
человека не существует. Нам ИЗВЕСТНО, кто вы такой... вернее, кем вы  были
прежде. И...
     Врач откинулась назад, держась руками за край стола. В  пронзительном
взгляде ее появилось выражение замешательства.
     - Я имею полномочия сообщить вам, что, по мнению официальных властей,
вовсе  не  исключено,  что  вы  в  определенном  смысле  можете  считаться
человеком  уникальным.  Можете.  Власти  не  полностью  уверены,  что   вы
действительно являетесь единственным  человеком,  обладающим  способностью
сопротивляться воздействию тумана истины.
     - Подобные события вполне могут вызвать у  них  панику,  -  улыбаясь,
произнес он.
     -  Нонсенс.  При  определенных  обстоятельствах,  скажем   так,   они
действительно могли бы  немного  взволновать  общество,  внести  некоторую
временную  неопределенность.  Но  они   совершенно   неспособны   потрясти
основания нашего общества. Просто придется проявить некоторую  гибкость  и
приспособиться к новой ситуации.
     - Бюрократия, а именно она и есть правительство, не обладает  никакой
гибкостью, - сказал Дункан. - Никогда не  имела  ее  и  никогда  не  будет
иметь.
     - На вашем месте я не стала бы радоваться, - заметила врач. - Вам еще
предстоит пройти длительные и  скрупулезные  исследования.  Мы  собираемся
провести на вас некоторые эксперименты. Они способны причинить вам  немало
эмоциональных страданий. Надеюсь, результаты опытов  позволят  определить,
действительно ли вы устойчивы к воздействию тумана истины. А  если  _д_а_,
то выяснить - почему.
     - Ну что ж, по крайней мере  это  отсрочит  тот  момент,  когда  меня
посадят в стоунер.
     Женщина снова наклонилась вперед, поставив локти на стол  и  опершись
подбородком на ладонь.
     - Ваше отношение ко всему, что происходит, очень беспокоит  меня.  Вы
совершенно  неадекватно  веселы  и,  видимо,  ничего  не  боитесь.   Такое
впечатление, что в скором времени вы собираетесь сбежать отсюда.
     По-прежнему с улыбкой на губах, он ответил:
     - Не сомневаюсь, что под парами истины вы спрашивали  меня  об  этом,
интересовались, имеются ли у меня какие-то планы побега.
     - Да. Это волнует  меня  более  всего.  Вы  утверждали,  что  никаких
подобных планов у вас нет, и вы прекрасно понимаете,  что  отсюда  сбежать
просто невозможно. Что... не могу поверить этому.
     - Должны поверить.
     Женщина встала.
     - Интервью закончено.
     Он тоже поднялся, его длинное, худощавое тело вытянулось, как клинок.
     - Вы показывали мне некоторые из лент с записями допросов. Я не знаю,
о каком таком эликсире вы  меня  спрашивали,  но  это  должно  быть  нечто
необычайно важное. Что это?
     Она слегка побледнела:
     - Мы уверены, что вы прекрасно понимаете, о чем идет речь.
     Она крикнула охранников, и дверь сразу же резко открылась вовнутрь. В
холле стояли двое плечистых мужчин в зеленой форме.  Они  смотрели  сквозь
открытый дверной проем. Дункан сам направился к ним. Проходя  мимо  врача,
он краем рта произнес:
     - Что бы там ни было, вы находитесь в опасности, поскольку  знаете  о
нем. Увидимся в следующий Вторник... если вы еще будете здесь.
     У него не было особого желания нагонять страх на эту женщину: в конце
концов она всего лишь выполняла свои обязанности и  вела  себя  с  ним  не
столь уж грубо. И  все  же  возможность  попугать  ее  доставляла  Дункану
некоторое удовлетворение. Другого способа  хоть  как-то  нанести  ответный
удар у него не было. И пусть удар до смешного слаб, все лучше, чем ничего.
     Следуя  по  коридору  впереди  двух  сопровождавших  его  охранников,
Дункан, размышлял об истоках своего оптимизма. По логике  вещей  оптимизму
вообще неоткуда было взяться. Никому и никогда еще не удавалось убегать из
этого учреждения. И все-таки он верил, что ему это удастся.
     Дункан прошел через холл по толстому светло-зеленому ковру, невидящим
взглядом смотря на морские и горные  пейзажи,  заполнившие  многочисленные
настенные телеэкраны. В конце пустого зала, в котором царила тишина,  один
из  охранников  отрывистой  командой  остановил  Дункана.   Дункан   стоял
неподвижно, наблюдая за тем, как второй охранник набирает  код  на  пульте
рядом с дверью, нимало  не  заботясь  о  том,  что  его  подопечный  может
запомнить заветную комбинацию. Код меняли один раз в день, а  иногда  даже
чаще, дополняя ежедневную процедуру замены еще  одной,  в  полдень.  Кроме
этого, на противоположной стене висела специальная камера - телеглаз, -  а
для того, чтобы дверь открылась, код должен был  еще  ввести  и  дежурный,
сидевший в комнате этажом ниже.
     Охранник отступил в сторону, давая Дункану дорогу. Хотя охранники  не
имели при себе  никакого  оружия,  можно  было  не  сомневаться:  приемами
боевого  искусства  они  владели  в  совершенстве.  К  тому  же,  если  бы
заключенный и сумел каким-то образом расправиться с двумя охранниками,  он
все равно остался бы взаперти: двери, расположенные с обеих  сторон  зала,
были на замке, выйти можно было только, выполнив ту же процедуру, которую,
Дункан уже наблюдал. При  этом  за  каждым  шагом  заключенного  постоянно
следили дежурные у камер.
     - Увидимся завтра, - бросил Дункан, имея в виду следующий Вторник.
     Охранники  промолчали.  Приказы   предписывали   произносить   только
команды, а если пленник разговорятся, заткнуть ему рот: кулаком по  почкам
или в солнечное сплетение - этого вполне достаточно, чтобы остановить его.
При  случае  можно  испробовать  и  другие,  не  менее  надежные  способы,
например, рубануть ребром ладони по шее или залепить ногой по  яйцам.  То,
что подобные действия находились в противоречии с законом,  нимало  их  не
заботило.
     Из щели в стене выдвинулась дверь, наглухо прикрывшая собой вход.  Он
очутился в комнате длиной футов тридцать, около двадцати футов в ширину  и
десяти в высоту. Едва он вошел в нее, загорелся мягкий,  не  отбрасывающий
тени, свет. Пол комнаты устилал толстый ковер,  стены  были  почти  сплошь
покрыты  экранами  -  одни  для  наблюдения,  другие  -  для  демонстрации
развлекательных программ. В  дальнем  конце  комнаты  находилась  дверь  в
ванную комнату и туалет - единственный  укромный  уголок,  где  не  велось
наблюдение. По крайней мере, ему так говорили, хотя он и  подозревал,  что
за ним и здесь  следили  столь  же  пристально.  Рядом  находился  вход  в
спальню, в которой на цепях свисала с потолка одинокая кровать.
     Вдоль западной стены спальни редком стояли семь высоких, окрашенных в
серый цвет, стоунеров, у основания которых размещались таблички с именами,
а ближе к верху - на три  четверти  высоты  стоунера  -  смотрели  круглые
окошки, сквозь которых можно снаружи заглянуть внутрь цилиндров. Через все
окошки, кроме  двух,  были  видны  плечи  и  головы  окаменевших  людей  -
неподвижных,   словно   гранитные   монументы.   В   определенном   смысле
действительно вполне можно было сказать, что они были каменными.  Движение
молекул в их телах замедлилось почти до  полной  остановки,  в  результате
чего люди замерли, "окаменели" в состоянии приостановленного движения.
     Цилиндр, отведенный для  Вторника,  пустовал,  поскольку  принадлежал
Дункану. Свободным был и стоунер Среды. Его обитателя, наверно,  отправили
на  склад  или,  наоборот,  освободили.  Когда  Дункана  привезли  в   это
учреждение, житель Среды еще находился здесь, но утром в этот день Дункан,
будучи дестоунирован,  обнаружил  его  отсутствие.  Не  исключено,  что  в
следующий Вторник Дункан увидит здесь другого пациента. ПАЦИЕНТА, читай  -
ЗАКЛЮЧЕННОГО. Опустевший цилиндр являлся на сегодня  для  Дункана  главной
надеждой. Сейчас его еще  нельзя  использовать,  но  вот,  когда  наступит
ночь... Пока же был всего лишь час пополудни.
     Дункан подтащил кресло к большому круглому  окну  в  середине  стены,
обращенной  к  улице.  Некоторое  время  он   развлекался,   наблюдая   за
пешеходами, велосипедистами и автобусами с электрическим приводом, которые
сновали по улице. К двум часам  дня  небо  начало  понемногу  затягиваться
бледными облаками, а к трем было  уже  почти  полностью  покрыто  густыми,
темно-серыми тучами. Прогноз погоды предсказывал к семи часам ночи сильный
дождь, который  скорее  всего  продолжится  до  самой  полуночи.  Подобная
новость обрадовала. Дункана.
     Позже он просмотрел две телевизионные программы.  Одна  из  них  была
посвящена ранним  годам  жизни  Ванг  Шена,  Неуязвимого  и  Благородного,
величайшего из всех  людей  в  истории  человечества,  покорителя  мира  и
основателя современной цивилизации.  Последующий  час  был  занят  десятой
серией  кинофильма,  который  назывался  "Свинопас".  Фактически  действие
фильма являлось переложением событий и сюжета "Одиссеи" Гомера в трактовке
Эвмея [Эвмей - в греческой мифологии свинопас, слуга Одиссея,  сохранивший
ему верность  после  долгого  отсутствия  хозяина]  -  главного  свинопаса
Одиссея.   В   качестве   основного   источника   внутреннего   напряжения
повествования выбрано противоречие между преданностью Эвмея царю и его  же
резким неприятием своего низкого общественного положения и бедности.  Хотя
постановка была выполнена довольно добротно и профессионально, для Дункана
она представлялась неприемлемой. Он знал, что во времена Микен  [Микены  -
крепость и город в  северной  части  Пелопоннеса,  во  2-й  половине  2-го
тысячелетия  до  н.э.  один  из  центров  культуры,  получившей   название
микенской] престиж свинопасов был чрезвычайно  высок,  и  достаточно  было
прочитать  оригинальный  текст   Гомера,   чтобы   понять:   Эвмея   можно
представлять кем угодно, но только  не  человеком  бедным,  забитым  и  не
пользующимся никаким авторитетом. Кроме  того,  в  те  времена  люди  были
настолько покорны доставшейся им судьбе, что никому и в  голову  не  могло
прийти протестовать против своей части, даже если она вызывала возмущение.
В довершение ко всему практически все артисты были абсолютно  непохожи  на
древних  греков.  Зритель,  не  знакомый  с  историей  или  не  понимающий
английского языка, вполне мог ошибочно посчитать, что спектакль повествует
о первых контактах между европейцами и китайцами.
     Дункан сам не представлял, откуда ему известно, что пьеса исторически
недостоверна. Это знание просто покоилось где-то в глубине его памяти  без
связи с воспоминаниями о каком-либо учителе, книге или видеозаписи.
     Просидев два часа почти неподвижно,  Дункан  приступил  к  физическим
упражнениям. Хотя в этот день он, как и полагалось узникам  больницы,  уже
провел час в занятиях плаванием и бегом в  гимнастическом  зале,  он  весь
день оставался в  одиночестве,  точнее  -  в  обществе  двоих  охранников.
Несмотря на явную незаконность своих  действий,  администрация  учреждения
запрещала Дункану общаться  с  товарищами  по  несчастью.  Причина  такого
своеволия властей была  очевидна:  Дункан  ни  в  коем  случае  не  должен
передать кому-либо знания об _э_л_и_к_с_и_р_е_. Смешно, но все,  что  было
известно о нем самому Дункану, он узнал из бесед с психиатром.
     Совершив несколько пробежек,  перемежаемых  сальто,  от  одной  стены
комнаты до другой, Дункан  расположился  в  центре  ковра  и  принял  позу
лотоса.  Закрыв  глаза,  он  погрузился  в  состояние   трансцендентальной
медитации, по крайней мере, придал себе такой вид, чтобы у наблюдателей не
возникло никаких подозрений в предосудительности его занятий. На самом  же
деле снова и снова обдумывал он подробности плана своего пробега. Просидев
таким образом около часа, Дункан встал  и  еще  тридцать  минут  ходил  по
комнате, после чего посмотрел еще одну передачу  -  документальный  фильм,
посвященный реализуемому в настоящее время  проекту  превращения  бассейна
Амазонки из пустыни в джунгли. За этой программой последовала  другая,  во
всех красках изображавшая ужасы, связанные с недавней  попыткой  пробурить
скважину до самого земного ядра. В четырех местах рабочие сумели добраться
до  самого  ядра,  а  отведенную  от   него   тепловую   энергию   удалось
преобразовать в термоионную. В других случаях достичь успеха  помешали  те
или иные неудачи. Но буровое  оборудование  для  Даллаского  проекта  было
уничтожено извержением лавы, которая превратила его в груду расплавленного
и нагретого добела металла. В результате погибли двести рабочих,  а  магма
залила все окрестности на площади более пятидесяти квадратных  миль,  пока
не остановилась. К счастью, сравнительно  немногочисленных  жителей  этого
района удалось вовремя  эвакуировать,  а  непосредственной  угрозы  городу
Абилину в соседнем графстве Тэйлор не было.
     В 5:30 он посмотрел "Час новостей", большая часть которых посвящалась
заседанию Совета Всемирного Правительства Всех Дней, которое состоялось  в
Цюрихе, Швейцария - столице Мирового правительства.
     Когда программа новостей закончилась, Дункан подошел к панели в стене
у южного угла комнаты  и  потянул  на  себя  поднос  с  ужином.  Охранники
вставили его в специальную печь с  наружной  стороны  из  холла.  Поместив
поднос в дестоунирующую комнатную камеру, он  на  секунду  включил  подачу
энергии, а затем, открыв дверцу, вытащил его и  поместил  в  микроволновую
печь. Спустя некоторое время,  когда  еда  была  готова,  Дункан  поставил
поднос на столик около окна и начал не спеша есть,  поглядывая  на  улицу.
Сильный  ливень  хлестал  в  окно,  ухудшая  видимость,   хотя,   впрочем,
смотреть-то особенно было не на что. Единственным примечательным  объектом
в поле зрения  Дункана  был  укрепленный  контрольно-пропускной  пункт  по
другую сторону  проезда.  Большинство  обитателей  больницы  в  это  время
ужинали, как и сам Дункан, а дождь несколько  охладил  обычно  снующих  по
магазинам покупателей.
     Сегодня ночью Дункан проспал довольно долго - от  полуночи  до  шести
утра. Аппарат Морфея - так называли специальные  приборы  для  обеспечения
глубокого сна пациентов -  гарантировал,  что  четырех  часов  сна  вполне
достаточно, чтобы полностью освежить тело и разум, но Дункан на  этот  раз
установил его на большее время - сегодня вставать раньше не  было  никакой
необходимости. Вот и теперь, вовсе не чувствуя усталости, Дункан  все-таки
прилег на кровать. Если события будут развиваться так,  как  он  надеется,
сегодня ему понадобится уйма энергии. Он приложил руку с электродом ко лбу
и закрепил шнур, обмотав его вокруг головы, закрыл глаза  и  погрузятся  в
море сновидений. Большинство снов -  надо  сказать,  приятных  -  странным
образом были связаны с людьми, которых он не знал, но которые  -  так  ему
казалось - давным-давно были знакомы с ним.
     В одиннадцать тридцать машина сновидений внезапно бросила  его  прямо
из середины  несуразного  сна  в  холодную  и  унылую  реальность.  Дункан
неохотно  вылез  из  постели,  аккуратно  сложил  покрывала,  простыни   и
наволочку, положил их в шкафчик на стене и  отправился  в  душ.  Выйдя  из
ванной, он почувствовал себя немного  лучше.  Экран  на  стене  уже  вовсю
мерцал и звенел, напоминая о необходимости приготовиться к  стоунированию.
Сигнал звучал в эту минуту по всему Манхэттену, по всему часовому поясу, в
котором находился город.
     Надев на себя только шорты, в полной уверенности, что за  ним  следят
электронные глаза, Дункан подошел к окну. Если дождь и  прекращался,  пока
он спал, то сейчас он хлестал  пуще  прежнего.  По  дорожке,  под  окнами,
согнувшись под дождем и ветром, поспешно двигались двое мужчин и  женщина.
Мерцали яркие, оранжевые огни уличных фонарей.
     Время от времени ночную мглу прорезали вспышки молнии, очевидно, гром
составлял им компанию, но Дункан, отгороженный от внешнего  мира  толстыми
стенами и герметически закрытыми окнами, ничего не  слышал.  В  мозгу  его
тоже будто раздалась бешеная гроза, которую  какой-нибудь  врач  наверняка
назвал бы бурей из электрических импульсов,  гормонов,  адреналина,  среди
многих миллионов  других  взаимодействий,  исключая  лишь  участие  мозга.
Однако если бы кто-нибудь поинтересовался  мнением  на  этот  счет  самого
Дункана, тот не задумываясь ответил бы, что не считает  себя  роботом,  а,
наоборот, убежден, что он - вполне нормальный человек. Существо, возникшее
в результате слияния многих частей, превзошло их механическую сумму.
     Дункан испытывал необъяснимое напряжение. Казалось,  невидимый  кулак
сжимает его сердце. С невозмутимым видом (по крайней  мере,  он  надеялся,
что ему удалось имитировать прохладное спокойствие) он подошел к цилиндру,
принадлежащему Вторнику. Дункан потянул на себя дверь, думая о том, что  в
этот момент начала мерцать красная лампа, находящаяся напротив  дежурного,
который, как обычно, сидел в своей комнате на первом  этаже.  Этот  сигнал
должен был уведомить дежурного о том, что заключенный  входит  в  цилиндр.
Конечно, он не имеет возможности следить за всеми  одновременно,  ведь  на
одного дежурного приходится ни мало  ни  много  целых  двенадцать  комнат.
Дункану оставалось только надеяться, что все они заняты жильцами, тогда  у
него будет больше шансов обмануть дежурного.
     Он закрыл дверь стоунера, приписанного ко Вторнику,  -  на  пульте  у
дежурного должен мигать оранжевый сигнал.  Если  сейчас  он  посмотрит  на
экран, отображающий то, что происходит в комнате Дункана  изнутри,  -  все
кончено. Ему останется только послать туда  охранников,  которые  насильно
усадят мятежника в цилиндр. Следующие несколько  секунд  должны  показать,
удастся ли Дункану выполнить задуманный план. Он подошел к стоунеру Среды,
взялся за ручку на его двери, открыл ее и вошел внутрь.  Закрыв  за  собой
дверь, он пригнулся так, чтобы его нельзя было рассмотреть через окошко.
     Дункан  гадал,  что  могло  происходить  в  эту  минуту  в  помещении
наблюдательного поста. Возможно, дежурный, изнывая  от  скуки,  не  уделял
особого внимания выполнению своих обязанностей, и глаза  его  были  заняты
чем-нибудь другим. Он вполне мог просто отвернуться как раз  в  то  время,
когда Дункан перебегал от стоунера Вторника к цилиндру Среды. Да  мало  ли
что могло помешать дежурному засечь его? А вдруг он просто разговаривал  в
это  время  со  своими  коллегами...   У   Дункана   сохранились   смутные
воспоминания о том, что он бывал прежде в этой комнате, вот только кто  он
тогда был и когда все происходило - он совершенно не помнил. Наверно,  тут
была какая-то связь  с  деятельностью  Кэрда  в  бытность  его  органиком.
Кажется, врач упоминала это имя.
     Что бы там ни происходило внизу, Дункан верил, что скоро, очень скоро
он узнает об этом. Если - ох, как бы ему хотелось надеяться,  что  это  не
так! - дежурный рьяно выполнял свои обязанности и  внимательно  следил  за
изображениями на экранах  мониторов,  он  неизбежно  должен  был  заметить
уловку Дункана. Не пройдет и двух минут, как охранники прибегут и  откроют
двери стоунера Среды. И тогда уж ему, Дункану, не миновать  судьбы  -  его
закроют в цилиндре Вторника.
     На панели, конечно, не будет никакой информации  о  том  цилиндре,  в
котором сейчас спрятался Дункан. Следить за этим стоунером -  дело  Среды.
Когда в полночь будет происходить смена персонала,  заступающий  на  вахту
дежурный с помощью специальной кнопки  переключит  схему  со  Вторника  на
Среду.  Таким  образом,  дежурный,  сидящий  сейчас  у  пульта,  не  имеет
информации о том, что кто-то занял чужой стоунер.
     "Ошибочно - это и есть правильно", - подумал Дункан.
     Прошло по меньшей мере  две  минуты.  К  этому  моменту  стоунирующая
мощность уже была автоматически подведена к  цилиндру  Вторника.  Если  бы
Дункан находился сейчас в нем, тело его уже превратилось в  самую  твердую
субстанцию в мире, а сознание покинуло бы его. В  таком  состоянии,  когда
движение молекул  практически  останавливается,  его  можно  было  бы  без
каких-либо последствий поместить хоть в самый центр солнца - даже  там  он
нисколько бы не расплавился.
     "Прекрасно, -  подумал  Дункан.  Сейчас  дежурный  увидел  индикатор,
сигнализирующий о том,  что  я  окаменел.  Он  пробежит  глазами  по  всем
двенадцати экранам и убедится, что никто из его подопечных не спрятался  в
спальне или еще где-нибудь. Он, конечно же, захочет удостовериться, что  я
не укрылся в данной,  и  включит  масс-детектор.  Надеюсь,  он  не  станет
всматриваться в окна цилиндров Вторника, чтобы определить, всели на месте.
А  ведь  он  вполне  может  проделать  это".   Дункан   рассчитывал,   что
бдительность  дежурного  к  концу  смены  притупилась,  и  он   устал   от
утомительного и одноообразного напряжения.
     Дункан начал отсчитывать минуты. Когда закончилась пятая, он  уже  не
сомневался, что уловка его сработала. В течение следующих пятнадцати минут
он будет волен поступать по своему усмотрению. Город полностью окаменел, в
каком-то смысле увял так же быстро, как растение, которое  библейский  Бог
вырастил для пророка Ионы. Дежурный и охранники в эту минуту сами залезали
в свои цилиндры, до того, как обитатели Среды выйдут из стоунеров, и новый
персонал больницы приступит к выполнению своих обязанностей, оставалось не
менее двенадцати минут.
     У него было в запасе еще и некоторое дополнительное время. Сигнальные
лампочки, соответствующие тому цилиндру, в  втором  сидел  сейчас  Дункан,
гореть не будут,  и  у  дежурного  из  Среды  не  возникнет  необходимости
проверять эту комнату.
     Однако Дункану надо было покинуть больницу еще до того, как проснутся
жители наступающего дня. Лучше всего выбраться на волю  раньше,  чем  люди
появятся на улицах.
     Дункан встал и толкнул дверь цилиндра. Она отворилась, и Дункан вышел
из стоунера, испытывая странное, непривычное чувство - сейчас за ним никто
не следил. Он был свободен от всевидящих глаз. Необычная  свобода  немного
беспокоила: он отвык от нее. Теперь он был действительно один.
     "Да возьми же себя в руки, слабак, - ругал он себя. - Ты получил  то,
что хотел, а паникуешь. Вот так обработали. Приучили  чувствовать  себя  в
безопасности только под наблюдением правительственных  соглядатаев,  когда
уж точно нет никакой возможности сделать зло ни другим, ни себе".
     Однако неподходящее время раздумывать об иррациональных  мотивах.  Он
затеял трудную и  тяжелую  работу,  которую  необходимо  проделать,  чтобы
выбраться из этой комнаты, если, конечно, это вообще возможно.
     Стенки   цилиндров   были   бумажно-тонкими.   Собственно,   стоунеры
действительно изготавливали из бумаги, которую  предварительно  подвергали
стоунирующей  обработке.  В  результате   движение   молекул   значительно
замедлялось, и материал приобретал чрезвычайную прочность,  становясь  при
этом очень тяжелым. Дункан  отсоединил  кабель,  по  которому  подводилась
энергия, от стены позади стоунера Среды и потащил его к большому  круглому
окну. Затем, ухватившись за верхний край  цилиндра,  он  наклонил  его  на
себя, совсем немного. Если бы эта штуковина вдруг отвалилась,  кто  знает,
успел бы он отскочить или оказался бы погребенным под его массой.  К  тому
же, если стоунер упадет на пол, поставить его уже  не  удастся  -  это  уж
точно.
     Затем  Дункан  начал  перекатывать  наклоненный  цилиндр  сначала  на
несколько дюймов вправо, потом  влево  -  после  каждого  маневра  стоунер
продвигался к цели на один дюйм. Между тем хронометр  на  стене  неумолимо
отсчитывал бегущие секунды. Крупный пот заливал  глаза,  Дункан  хрипел  и
стонал, все время поглядывая на возрастающие цифры. "Время, время, - думал
он. - Величайшая неизбежность, непобедимая и вечная. Самое безразличное из
всех явлений и понятий. Возможно, Время - именно так, с большой буквы -  и
есть  истинный  Бог.  Если  это  действительно  так,  вот   чему   следует
поклоняться, вот что следует боготворить. И пусть оно  остается  в  вечном
равнодушии к тому, как к нему относятся".
     Соленый пот  разъедал  глаза.  Наконец,  задыхаясь,  Дункан  поставил
стоунер на основание и отошел в угол комнаты,  примериваясь,  куда  ударит
верхняя часть цилиндра, если удастся  его  опрокинуть.  Дункан  выругался,
мысленно прочертив взглядом в воздухе дугу, которую опишет  верхняя  часть
цилиндра при падении. Нет, окно не пострадает. Досадуя на  самого  себя  -
зачем было ругаться и нервничать, сбивая с  таким  трудом  восстановленное
дыхание, - Дункан подошел к стоунеру, встал позади него и принялся толкать
его, пока тот не наклонился в направлении стены. Затем  он  обошел  вокруг
стоунера, подставил под него плечо и, обхватив  обеими  руками,  попытался
перекатывать  его.  Мышцы  стонали  от  напряжения,  словно  призывая  его
ослабить усилия, сжалиться над ними. Дункан, тяжело дыша,  все-таки  сумел
продвинуть цилиндр на несколько дюймов вперед.
     Еще одна подобная операция, на сей раз к южной  стене,  -  и  цилиндр
занял нужное положение. Дункан улыбнулся.
     Оставалось десять минут до того, как город наполнится жизнью.
     В действительности на  Манхэттене  в  это  время  спали  не  все  его
обитатели. Полицейским,  отдельным  служащим  муниципалитета,  пожарным  и
водителям  скорой  помощи  и  некоторым  другим  разрешалось  выходить  из
цилиндров раньше, чем всем остальным. Таких, однако, было немного, и никто
из них не знал, что какой-то объявленный вне закона нарушитель дня сбежал.
     Сбежал!
     Улыбка лишь высветила ощущение реальности: он еще не свободен. Он еще
не выбрался из той тюрьмы, в которой  пробыл  так  долго.  А  если  это  и
удастся ему, кто знает, долго ли он пробудет на воле.
     Ужасно хотелось отдохнуть,  но  времени  уже  совсем  не  оставалось.
Подойдя к западной стене, Дункан уперся в нее спиной напротив того  места,
где  раньше  стоял  цилиндр  Среды.  Затем   он   сгруппировался,   словно
устремившийся вперед бегун, и уперся правым каблуком в основание  стены  у
самого пола.
     Словно выстрел стартера раздался в его  голове.  Дункан  подскочил  и
бросился вперед.  Несколько  больших  шагов  с  разбега  -  и  он,  высоко
подпрыгнув, отбросив корпус назад, вложив всю силу в удар,  обеими  ногами
толкнул верхнюю часть цилиндра. Несмотря на крик, который Дункан  издал  в
момент удара, словно надеясь,  что  он  добавит  ему  силы,  -  ничего  не
произошло.
     Дункан упал на спину, перевернулся и оказался на всех четырех.
     Повернувшись, он застонал от бессилия. Если стоунер и покачнулся,  то
не настолько, чтобы упасть.  Силы  Дункана  оказались  явно  недостаточно.
Цилиндр стоял, словно неприступная крепость,  будто  к  нему  никто  и  не
притрагивался. Дункан медленно поднялся.  Позвоночник  ломило,  и  Дункану
показалось, что его вот-вот сведет судорога.  Если  это  случится,  с  ним
покончено. Придется забыть о своем плане, распрощаться с надеждами.
     Дункан быстро проскочил в ванную и  налил  в  стакан  холодной  воды.
Выпив  ее,  он  решительно  подошел  к  цилиндру  Четверга.   Неимоверными
усилиями,  затратив  пять  минут,  Дункан  оттащил   стоунер   от   стены,
поворачивая его тем же способом, как и первый, и  установил  под  углом  к
нему. Выравняв оба стоунера относительно  друг  друга,  он  позволил  себе
минутный отдых. До пробуждения жизни  на  острове  осталось  всего  четыре
минуты.
     Еще пять минут ушло на то, чтобы поставить стоунер Пятницы туда,  где
прежде был цилиндр Среды. Теперь все три цилиндра стояли в ряд. Один около
стены, второй посередине комнаты и третий в нескольких футах от окна.
     "Деяния Геркулеса - ничто по сравнению с  тем,  что  удалось  сделать
мне, - подумал Дункан.  -  А  ведь  могучий  герой  древности  имел  мышцы
помощнее моих да и времени для работы поболе".
     Боль в  спине  напомнила  ему,  что  времени,  на  которое  он  может
рассчитывать, оставалось все  меньше.  Прошла  уже  целая  минута,  как  к
цилиндру Среды подвели дестоунирующую мощность.
     Итак, он уже вышел из графика. И все же сейчас дальнейшее усилие  над
собственным телом могло плохо кончиться. Нравилось ему это или нет,  нужно
было срочно устранить последствия травмы. То, что  при  этом  он  рисковал
быть пойманным, особого  значения  уже  не  имело:  двигаться  дальше,  не
выполнив процедуру самовосстановления, он уже не мог.
     Медленно Дункан  опустился  на  четвереньки,  мышцы  спины  горели  и
подрагивали. Осторожно перевернувшись, он лег на спину и, глядя в потолок,
вытянул ноги, а затем, умиротворенный, закрыл  глаза.  Ему  удалось  очень
быстро, почти мгновенно перейти в то состояние разума, которое  он  обычно
называл "поиск". Он так часто, долго и упорно  проделывал  эти  упражнения
прежде, используя любую возможность, любую  паузу,  будь  то  пять  минут,
десять или целых два часа, что вхождение в нужное состояние  давалось  ему
теперь необычайно легко:  иногда  он  едва  успевал  подумать  о  заветных
буквах. Они постоянно висели в его мозгу, словно яркие  кометы  на  ночном
небе. Отсчитав последние секунды задуманного срока,  Дункан  почувствовал,
как сползает куда-то вниз, скользит все  ниже  и  ниже,  то  сжимаясь,  то
расширяясь, сглаживая острые изгибы собственного тела. Это было похоже  на
стремительный крутой спуск в машине  в  извилистом,  погруженном  во  мглу
туннеле.
     Затем Дункан вдруг почувствовал, что  летит  сквозь  мрак,  а  где-то
внизу валяются огромные груды монолитных, тускло  светящихся  блоков.  Это
измученные мускулы его спины.
     "Я приветствую вас, мои  мышцы,  -  широчайшую  мышцу  спины,  фасцию
поясницы, нижнюю заднюю зубчатую, а также ромбовидную и межостистую, ваших
ближайших союзников и друзей".
     Боль, резкая, беспощадная боль на миг пронзила поясницу. Длилась  она
каких-то полсекунды, а затем исчезла. Обливаясь потом, Дункан встал. Мышцы
его, по крайней мере, на какое-то мгновение,  наполнились  упругой  силой,
словно скрипичные струны, готовые излить чудодейственную музыку  Бетховена
или его любимого композитора Туди Свэнсона Кая.
     В комнате было тихо. В других  помещениях  этого  дома  и  в  тысячах
комнат  во  всем  городе  сейчас  становилось  шумно.  Люди,  только   что
выбравшись из стоунеров, готовились войти в Среду, окунуться в  отведенную
им одну седьмую часть недели. Многие из них, конечно, сразу же  направятся
спать, сдавшись с помощью машин сна чарам Морфея, чтобы к  началу  рабочей
смены встать бодрыми и отдохнувшими. В этом  здании  первая  смена  сейчас
садится  за  еду;  некоторые  завтракают,  расположившись  напротив  своих
мониторов. Так они и будут есть, не спеша присматривая за заключенными. За
его комнатой следить никто не станет.  Существовала,  правда,  вероятность
того, что в больнице  появится  новый  заключенный,  которого  поместят  в
комнату Дункана. Хотя вряд ли это произойдет так быстро.
     На улице все еще было темно. В окна бил дождь. "Народу на улицах пока
еще не будет много", - подумал Дункан.
     Он подошел сзади к цилиндру Пятницы, уперся в него ногой, а спиной  -
в стену и начал  подниматься  по  его  поверхности  вверх.  Добравшись  до
верхней части стоунера, Дункан занял положение, подобное тому,  в  котором
эмбрион находится в утробе  матери,  прижав  колени  к  груди  и  упершись
подошвами в  холодную  серую  поверхность  цилиндра.  Немного  передохнув,
Дункан начал выпрямляться. Лицо  его  скорчилось  в  гримасе  невероятного
усилия. Цилиндр начал медленно наклоняться в противоположную сторону.
     Внезапно, потеряв опору, Дункан упал  и,  проехав  спиной  по  стене,
свалился на бок. Удар оказался сильным, но не настолько, чтобы он не  смог
сразу же подняться на ноги. В это  время  цилиндр  Пятницы,  покачнувшись,
рухнул  на  соседний  стоунер,  принадлежавший  Четвергу,  а  тот,  описав
короткую дугу, с треском ударился о следующий. Получив столь  мощный  удар
от своего молчаливого собрата, стоунер Среды, как  и  рассчитывал  Дункан,
начал наклоняться, словно в замедленной съемке, и в конце концов со  всего
маху шлепнулся своей верхней частью в самый центр большого круглого окна.
     Пластмассовое окно вылетело из обрамляющей его рельефной рамы,  будто
иллюминатор  во  время  авиакатастрофы.  Все  это  сопровождалось  ужасным
скрежетом, какой способен произвести только пластик,  бьющийся  о  камень.
Кувырканье трех цилиндров произвело, наверно, столько же шума, что и храм,
некогда повергнутый  Самсоном  [Самсон  -  герой  ветхозаветных  преданий,
наделенный невиданной физической силой; филистимляне  приводят  плененного
Самсона в храм и заставляют забавлять собравшихся; Самсон сдвигает с места
два средних столба храма, обрушивая все здание на собравшихся]. Пол трижды
покачнулся  и  завибрировал,  будто   во   время   землетрясения.   Сквозь
образовавшийся проем хлестал дождь. Теперь стал слышен и гром.
     Дункан отчаянно сожалел о том, что не  успел  проделать  все  это  до
наступления времени дестоунирования. Люди, находившиеся в здании, возможно
и не слышали шума от падения цилиндров, но вот не  почувствовать  вибрации
было  никак  нельзя.  Им,  конечно,  понадобится  некоторое  время,  чтобы
определить ее причины. А ему-то сейчас как раз время и  было  более  всего
необходимо. Хорошо бы, если выбитое окно подольше не обнаружили.
     Дункан подхватил матрас с кровати и вытолкнул его  в  круглый  проем.
Дождь охладил его лицо. Высунувшись наружу, в  свете  уличных  фонарей  он
увидел, что матрас, немного накренившись,  лежит  на  кустах  у  основания
здания. Прекрасно. Кусты, прогнувшись под давлением матраса, смягчат  удар
при падении.
     Дункан взобрался в проем, напоминавший огромную букву "О",  ухватился
за его  края  и  высунулся  на  улицу.  Ощущение  было  такое,  словно  он
выглядывает  из  люка  космического  корабля,  собираясь  отправиться   на
малоизвестную, но безусловно таящую в себе опасность планету. Примериваясь
к расстоянию до матраса, он прыгнул вниз.

                                    2

     Он приземлился на спину на  мягкий  матрас,  и  по-весеннему  зеленые
кусты смягчили удар. Не испытывая боли, он  на  четвереньках  выбрался  из
кустов, встал и несколько секунд стоял неподвижно, выжидал.  Потоки  дождя
быстро пропитали одежду, молнии ярким светом освещали двор, так что  любой
человек, идущий по дорожке к зданию, сразу  же  заметил  бы  его.  Вокруг,
однако, никого не было.
     Дункан оказался первым,  кому  удалось  выбраться  из  этого  здания.
Теперь предстояло узнать,  сможет  ли  он  также  стать  первым  пациентом
странной больницы, которому действительно удалось сбежать из нее.
     Он затолкал матрас за обломанные кусты, забросив туда же  пластиковое
окно. К  стоянке  около  подъезда  подрулила  какая-то  машина,  и  Дункан
поспешил спрятаться в  кустах.  Из  машины  вышли  мужчина  и  женщина  и,
укрывшись под зонтами,  побежали  по  дорожке  к  главному  входу.  Машина
уехала. Дункан медленно прошел через двор к  его  северо-восточному  углу,
затем свернул на Сто двадцать вторую Западную улицу и  направился  к  реке
Гудзон. Двигался  он  с  таким  видом,  словно  направлялся  по  какому-то
обычному и вполне законному делу, не сомневаясь при  этом,  что,  попадись
ему  навстречу  патруль  органиков,  они  непременно  остановились  бы.  С
непокрытой головой, без плаща он несомненно выглядел подозрительно.
     Без происшествий ему удалось добраться до Западной  Риверсайд  Драйв.
Лишь несколько пешеходов и велосипедистов видели его за это время.  Дункан
направился  на  юг,  чтобы  обогнуть  выступающую  часть  Гранте  Парка  -
вытянутую узкую и длинную полоску из камней и грязи. Гробница Гранте  была
разрушена еще во время первого великого землетрясения, случившегося  около
тысячи облет тому назад, и с тех пор ее так и не восстановили.  Он  прошел
под высокими опорами  Риверсайд  Драйв  и  вошел  в  парк  Риверсайд.  Еще
несколько минут потребовалось, чтобы добраться до реки. Прежде всего нужно
было преодолеть длинный пролет высокой каменной лестницы и  взобраться  на
верх  гранитной   дамбы,   построенной   для   предотвращения   затопления
Манхэттена. Уровень реки уже на  пятьдесят  футов  превышал  самую  низкую
точку острова, а гигантские шапки полярного льда все еще продолжали таять.
     Поверхность дамбы в самом узком месте составляла в ширину около сотни
футов. Дункан пересек ее и спустился с другой стороны по лестнице в  район
порта. Здесь располагалось несколько довольно больших  здании,  начиненных
магазинами, складами и офисами  коммерческих  судоходных  компаний.  Между
ними ютились маленькие гаражи для частных лодок, в основном принадлежавших
членам правительственной элиты. Дункан вошел в ближайший из них, обнаружил
там обычную гребную шлюпку и,  раскрыв  створку  двери,  вывел  шлюпку  на
открытую воду. Дождь не стихал, продолжая хлестать изо всех сил, и течение
быстро погнало судно к противоположному берегу.  Добравшись  до  него,  он
почувствовал себя разбитым и замерзшим.
     Затем еще около часа пришлось дрейфовать вдоль высокого берега. Дождь
за это время  стих,  и  облака  начали  рассасываться  словно  по  велению
матушки-природы. Уходите, будто говорила она, порезвились и хватит.
     По реке двигались и другие лодки, в основном  суда  с  электрическими
моторами, приводимыми в  действие  магнитогидродинамическими  установками.
Почти все они толкали  перед  собой  или  тащили  караваны  барж,  лишь  в
нескольких сидели неугомонные рыбаки, отправлявшиеся на утренний лов. Вряд
ли они могли видеть его, огоньки на их судах казались тусклыми и далекими.
     Когда, наконец, берег стал более пологим, Дункан причалил,  вышел  из
шлюпки, оттолкнул ее веслом, а затем, швырнув его в воду, углубился в лес.
Это  был  государственный  заповедник  штата  Нью-Джерси.  Верхняя   треть
огромного лесного массива была выделена  в  зону  Национального  парка;  в
районе проживало около ста тысяч человек. Если считать по всем семи дням -
почти семьсот тысяч. Это были по большей части смотрители лесов, ученые  -
зоологи и ботаники, инженеры-генетики, органики, люди, занятые в  торговле
и в сервисе, а также их семьи. Жили здесь и фермеры, однако они  льнули  к
деревням, тут и там разбросанным по лесу.
     Теперь,  когда  облака  расступились,  а  гром   и   молния   стихли,
спутники-наблюдатели могли беспрепятственно следить за всем  происходящим.
К счастью, его, по крайней мере пока он остается под деревьями,  они  вряд
ли обнаружат.
     Крупные капли холодной влаги после недавнего дождя падали на  него  с
листьев и кустов. Холмистая  местность  мешала  быстрой  ходьбе.  Побродив
немного вслепую в темноте, оцарапав лицо и руки о колючки,  он  обнаружил,
наконец, нависшую сверху скалу. Дункан  забрался  под  нее  и,  укрывшись,
заснул. Спал он плохо, часто вздрагивая и  просыпаясь.  Наступил  рассвет.
Дункан ощутил сильный голод.
     Покинув укрытие, он отправился в южном направлении, по  крайней  мере
таковы были его намерения. Впервые он вдруг  подумал,  что  в  этой  глуши
вполне может умереть от голода. Дункан был горожанином и понятия не имел о
способах выживания в условиях природы.
     Вскоре утреннее солнце вступило в свои права, пробиваясь  в  просветы
между деревьями, и Дункан немного согрелся.  Это  несколько  улучшило  его
состояние, но усталость и голод отнюдь не уступали своих позиций. Он решил
двигаться на восток до тех пор, пока не доберется до  побережья.  Конечно,
там у органиков появится куда больше шансов обнаружить его, но,  с  другой
стороны, ему наверняка удастся найти какую-нибудь деревню или  ферму,  где
можно будет украсть еду.
     Минут через десять  нечто  неожиданно  промелькнувшее  меж  вершинами
деревьев заставило его  прижиться  к  стволу,  спрятаться  за  ним.  Нечто
светло-зеленое, на фоне голубого неба и темно-зеленое на фоне листвы. Хотя
Дункан  едва  успел  заметить  странный  предмет   краешком   глаза,   ему
показалось, что это летательный  аппарат  органиков.  Аппарат  не  издавал
никаких звуков, а те, кто сидел в нем,  наверняка  внимательно  следят  за
сверхчувствительными  звуковыми  детекторами  и  наблюдают   за   экранами
мониторов  с  детекторами  инфракрасного  излучения.  У  них   обязательно
включены и те приборы, которые все называют "собачий нос" -  они  способны
заметить даже  одну-единственную  из  миллиона  молекул,  отделившуюся  от
человеческого тела.
     Воздушный аппарат двигался на восток.  Похоже,  он  совершал  большие
круги и, без сомнения, поддерживал связь с другими органиками, дежурившими
неподалеку. На этот раз охота за человеком предстояла  более  серьезная  и
определенная, чем обычно. Дункан не понимал, почему они придают ему  такое
большое значение, однако общение с врачом убедило его,  что  правительство
считало его важной персоной.
     Стараясь не издавать никакого шума, Дункан медленно  обходил  дерево,
стремясь занять такое положение, чтобы ствол все время находился между ним
и наблюдателями. Детекторы направления звука вряд ли  среагируют  в  такой
малой площади, которую он  занимает.  К  счастью,  повсюду  звучало  пение
бесчисленных птиц - прекрасные помехи приему звуковых сигналов.
     Внезапно   за   спиной   раздался   резкий   звук;   испугавшись   от
неожиданности, Дункан даже подпрыгнул.  Неужели  органики  приземлились  и
сейчас направляются в его сторону? Сердце  Дункана  стучало.  Он  заставил
себя немного расслабиться. Они не стали  бы  так  шуметь.  Что-то  большое
беззаботно  продиралось  полосу.  Мгновение  спустя  между   деревьев   он
отчетливо  разглядел   огромного   черного   медведя,   который   двигался
неторопливо, преисполненный важности. Зверь вышел на вершину холма в футах
ста от Дункана. Затем опять скрылся в густых зарослях.
     Оставалось только надеяться, что органики разобрались, кто бродит  по
лесу, и направятся в другой район. В любом случае надо  было  пристроиться
вслед медведю, а то охотники чего доброго еще примут его самого за хозяина
леса.
     Едва Дункан вышел из-за дерева, как сразу же  увидел  где-то  вдалеке
зеленый корпус аппарата, зависшего высоко над просветом  между  деревьями.
Дункан молнией метнулся обратно и, вцепившись  в  дерево,  выглянул  из-за
него. Воздушный аппарат органиков остановился,  и  Дункан  рассмотрел  его
длинную, напоминающую иглу, корму. Внутри находились двое. Аппарат походил
на лодку, какие делают  для  себя  эскимосы,  -  каяк,  кажется,  так  она
называется, - только кабина побольше и более открытая. Увидев  эмблему  на
фюзеляже, он вздохнул с облегчением. Это был коричневый отличительный знак
департамента охраны заповедника - шляпа рейнджера-лесничего Медведя Смоки.
Все дни пользовались одной и той же эмблемой. Те двое в аппарате наверняка
следовали за  медведем,  определяя  его  местонахождение  по  передатчику,
вмонтированному в ошейник. Ошейника Дункан заметить не успел,  но  не  раз
слышал о том, что по крайней мере половину медведей в заповеднике усыпляли
выстрелом  специальной  ампулы,  а  затем  надевали  на  них   ошейник   с
передатчиком.
     Все это вовсе не означало, что эти  двое  не  представляли  для  него
никакой  опасности.  Органики,  несомненно,   поддерживали   с   лесничими
радиосвязь, и те уже знают  о  его  побеге.  Не  исключено,  что  им  даже
пообещали заплатить, пригласив присоединиться к поиску.
     За вздохом облегчения последовал еще один вздох - озабоченности.
     Потом Дункан почувствовал себя немного лучше. Аппарат улетал.
     Он не стал сразу же  выходить  из-за  дерева.  Вполне  возможно,  что
приборы зафиксировали тепло человеческого тела, даже несмотря на  то,  что
он скрывался за деревом. А не пытаются ли они просто обмануть  его,  делая
вид, что улетают, и надеясь, что то или  тот,  что  прячется  за  деревом,
выдаст себя.
     Дункан досчитал до шестидесяти секунд и затем пошел к холму по следам
медведя. Медведи постоянно голодны, но прекрасно умеют находить пищу.  Сам
же он был сейчас, наверно, голоднее медведя и спокойно мог бы разделить  с
ним завтрак. Конечно, не в тесной компании.
     Взобравшись на вершину холма, Дункан обнаружил  там  небольшой  пруд,
образованный дождевой водой, которая заполнила углубление в почве.  Прежде
чем отправиться дальше, он от души напился. Дункан продолжал идти по следу
медведя, что в  общем-то  было  задачей  не  столь  уж  сложной  даже  для
городского жителя. То тут то там отчетливо виднелись отпечатки больших лап
медведя в грязной глинистой почве, поломанные  кусты  и  клочья  медвежьей
шерсти, вырванной острыми колючками. Дункан завидовал животному,  которому
было  совершенно  безразлично,  знает  ли  кто-нибудь,  где  он   и   куда
направляется. Он, казалось,  совершенно  не  беспокоился,  что  его  могут
поймать. Медведь словно косой выкосил в зарослях широкую полосу, как будто
весь лес безраздельно принадлежал ему. В каком-то смысле так оно и было.
     Медведь  перевалил  за  вершину  холма  и  спустился   по   неровному
противоположному  склону.  Дункану  с  трудом  удавалось  удерживаться  на
спуске; он хватался за подвернувшиеся под руку кусты,  упирался  руками  в
деревья  на  пути.  У  подножия  холма  протекал  широкий  ручей,  за  ним
поднимался крутой берег, переходивший в открытую поляну, расположенную под
заметным уклоном. Дункан  остановился  на  спуске,  заметив,  что  самолет
рейнджеров-лесничих  завис  по  соседству  с  медведем  на  высоте   около
пятидесяти  футов.  Один  из  мужчин  в  самолете  фотографировал  медведя
небольшой камерой.
     Дункан ждал, прячась за деревом и втянув голову  в  плечи.  Камера  в
руках фотографа развернулась к холму. Медведь стоял почти по плечи в  воде
недалеко от берега и пристально вглядывался в воду.  Внезапно  его  правая
лапа рванулась в сторону, и на берег  полетела  рыбина.  Медведь,  издавая
звуки, подобные свинячьему визгу, с шумом расплескивая воду,  выскочил  из
ручья и принялся поедать свою добычу.  Рыба  оказалась  довольно  большой,
около фута в длину.
     Дункан никогда не рыбачил и плохо разбирался в  породах  рыб,  но  не
сомневался,  что  экземпляр,  доставшийся  медведю,  вполне  съедобен.  Он
подумал, что не отказался бы съесть рыбину и сырой.
     Разделавшись со своей добычей, медведь снова отправился в воду.
     Прошло  минут  пять,  в  течение  которых  медведь  и  Дункан  стояли
совершенно неподвижно. Камера время от времени пробегала  по  лесу,  то  и
дело останавливаясь, видимо, для того, чтобы сфокусировать крупный план на
какой-нибудь красивой птице. Примерно в пятидесяти ярдах  к  югу  к  ручью
вышли два небольших безрогих оленя. Поглазев на  медведя,  они,  грациозно
склонив головы к воде, попили и исчезли в зеленой чаще.
     Куда приятней было бы отведать Оленины, подумал Дункан. Однако у него
даже ножа не было. В любом случае вряд ли удалось бы подобраться  к  оленю
настолько близко, чтобы воспользоваться даже дубиной.
     Медведь выловил и выбросил из реки еще одну рыбину, а сам с  шумом  и
брызгами отправился вслед за ней на берег. Съев и  ее,  медведь,  резвясь,
принялся бегать по  воде,  один  раз  даже  проплыв  футов  десять.  Вволю
наигравшись, он медленно вышел из ручья,  встряхнул  мокрый  прилизавшийся
мех - капли воды, словно жемчужины, блестя в солнечном сиянии, разлетелись
в стороны, - а затем углубился в кусты.  Аппарат  лесничих  развернулся  и
полетел в северном направлении.
     Дункан не сомневался, что камеры спутников-наблюдателей  наведены  на
этот  район.  Любого,  кто  окажется   на   открытом   месте,   сразу   же
сфотографируют, и снимки передадут в штабы органиков  на  Манхэттене  и  в
столице штата Нью-Джерси.
     Дункан хотел перейти ручей, но лишь когда определит такое место,  где
можно будет сделать это незаметно, под прикрытием густой листвы  деревьев.
Он отступил под пышную зеленую крону и начал медленно  пробираться  сквозь
кусты ежевики. Следуя берегом ручья. Дункан прошел вверх по склону  холма,
а затем спустился вниз с другой стороны - всего миль пять.  Дункан  слышал
пение птиц, многих сумел рассмотреть. Попадались по пути и животные: енот,
красная американская лисица, а однажды какой-то крупный,  серой  расцветки
зверь пробежал совсем рядом. Большой заяц, сидя под  кустом,  наблюдал  за
ним, шмыгая носом, но когда Дункан подошел поближе -  проворно  ускакал  в
заросли.
     Дункана мучила жажда, но напиться  было  негде:  никак  не  удавалось
обнаружить достаточно безопасное место с пустой  кроной  над  дозой.  Даже
если спутник, висевший над его головой, и не успеет сделать это, все равно
один  из  многочисленных  спутников,  разбросанных  в  атмосфере,   словно
пчелиный рой, найдет свой угол съемки. Бесполезно и пытаться. Даже если бы
он, спрятав голову, подполз к воде, это не осталось бы незамеченным. Любой
объект непонятного происхождения  вызовет  подозрение,  и  органики  скоро
окажутся здесь.
     В животе у него урчало от голода, началось головокружение.  Хотя  все
это время Дункан скрывался в тени, где было относительно  прохладно,  тело
его покрылось испариной, а во рту пересохло. Он поднял с земли и  принялся
посасывать маленький плоский камешек, ной после  нескольких  долгих  минут
слюна не выделялась.
     Вероятно, когда его обнаружат, он  уже  превратится  в  кучу  костей,
обглоданных и разбросанных дикими животными.
     Заметив сквозь небольшой просвет в ветвях деревьев,  что  солнце  уже
стоит в зените, Дункан присел в тени величественного раскидистого платана,
прислонившись  спиной  к  стволу.  Закрыв  глаза,  он  размышлял  о  своем
положении, стараясь придумать какой-нибудь хитрый прием,  чтобы  незаметно
подобраться к ручью. Расслабившись,  Дункан  заснул,  а  когда  проснулся,
солнце уже не стояло над головой.  Дункан  поднялся,  ноги  и  тело  плохо
повиновались, но он заставил себя идти. Вскоре он снова  угадал  солнце  и
прикинул, что проспал под платаном никак  не  меньше  двух  часов.  Он  не
чувствовал себя отдохнувшим, к тому же тело страстно жаждало влаги.
     Дункан уже начал подумывать о том, чтобы ринуться к ручью, -  и  будь
что будет, - как до него донеслись какие-то  странные  звуки,  заставившие
его остановиться на полпути. Они походили на невнятное бормотание, нет  на
гул, словно где-то вдали работал электрический генератор.
     Откуда бы ни исходили эти звуки, их  наверняка  издавала  машина;  ни
одно из известных Дункану животных тут не при чем. Правда,  в  заповеднике
обитали   очень   странные   звери   -   результат   работы   биологов   и
инженеров-генетиков. В любом случае необходимо  было  разобраться,  в  чем
дело. Любопытство Дункана было сильнее его, и думать  сейчас  о  возможной
опасности он просто не мог.
     Осторожно  переходя  от  дерева  к  дереву,  он  старался   двигаться
бесшумно. Жужжание и гудение доносилось с северо-восточного направления  в
стороне от ручья. Шум возрастал, и Дункан понял, что он приближается к его
источнику. Выглянув из-за пышного тополя, Дункан  обомлел.  Мотороподобный
звук издавала вовсе не машина, а быстро двигавшиеся  губы  странного  вида
мужчины, который, скрестив ноги, сидел в тени гигантского дуба.
     Великан был абсолютно гол и внушительно толст,  с  отвисшим  животом.
Кожа у него была светло-коричневая, а голова  -  большая  и  круглая.  Над
широкими скулами  сверкали  слегка  монголовидные  глаза.  Длинные  черные
волосы незнакомца волнами спадали на плечи и спину. Гигант пристально,  не
моргая смотрел прямо перед собой. Если он и заметил высунувшуюся из кустов
голову Дункана, реакции  не  последовало.  Дункан  отступил  за  дерево  и
напряженно вслушивался: что же произойдет дальше? Спустя несколько  секунд
он различил в невнятном бормотании  мужчины  отдельные  незнакомые  слова:
"Нэммиохо - ренге - кио!" Гигант повторял их, словно заклинание,  снова  и
снова. Наверное, только тот,  кто  слышал  его  бурчанье  прежде,  мог  бы
понять, о  чем  вдет  речь.  Мужчина  произносил  изречение,  которое,  по
убеждению Ничиренитов, приверженцев одной  из  буддийских  сект,  способно
помочь им услышать Будду, свое божество. Эти слова, как считают  буддисты,
способны обеспечить карму и избавить от другой кармы.
     Дункан силился, но никак не мог вспомнить, где он слышал об этом.
     Огромные руки мужчины были сомкнуты - ладонь к ладони - и  прижаты  к
груди; с шеи на шнурке вместе с крупными четками свисало распятие. На  шее
незнакомца болталось ожерелье,  к  которому  крепились  Соломонова  печать
[Соломон - третий царь Израильско-Иудейского государства (ок. 965-928  гг.
до н.э.), изображенный в ветхозаветных  книгах  величайшим  мудрецом  всех
времен; владел чудесным перстнем (Соломонова печать), с  помощью  которого
укрощал демонов] и полумесяц, маленький африканский  идол,  четырехлистный
клевер [по поверью, приносит  счастье],  четырехрукая  со  свирепым  лицом
фигурка и символический глаз, замыкавший эту причудливую пирамиду.  Дункан
узнал  все  эти  символы,  столь   знакомые   приверженцам   иудейской   и
мусульманской религий, сторонникам и последователям  колдунов,  ирландских
общин, индуизма и вольных каменщиков.
     Гудение прекратилось. Прошло  еще  несколько  секунд.  Затем  мужчина
принялся напевать что-то по-латыни; Дункан узнал этот язык,  хотя  никогда
не учился читать или говорить на нем. Дункан опустился не землю, оставаясь
под прикрытием деревьев, и слушал. Не стоит и говорить, сколь  сильно  его
поразило присутствие здесь  этого  странного  человека,  его  экзотическое
облачение, а точнее - отсутствие такового, и его поведение.
     Кем бы ни был этот  человек,  он  определенно  не  принадлежал  ни  к
органикам, ни к лесничим.  Выбравшим  эти  две  профессии  строго-настрого
запрещалось придерживаться какой бы то  ни  было  религии.  Правительство,
хоть и не запрещало поклонение любому божеству, отнюдь  не  приветствовало
подобное, что создавало серьезные трудности в карьере верующих.
     Мужчина,  на  которого  наткнулся  Дункан,  очевидно,  был   каким-то
работником, возможно, на одной из ферм по соседству, помогал лесничим  или
на биологической станции. Скорее всего, он использовал любую  возможность,
чтобы, ускользнув от чужих  глаз,  выполнить  обряды  своей  эклектической
веры.
     Спустя некоторое время на смену песенке на латыни пришла  мелодия  на
иврите. Затем Дункан, которого жажда и голод мучили все сильнее и  который
все больше и  больше  испытывал  нетерпение  и  раздражение,  усугубляемое
постоянными укусами злых большущих мух, услышал еще  одну,  совершенно  не
похожую на предыдущие, песенку. Она звучала на языке, напоминавшем  иврит,
только звучавшем более гортанно и резко. "Наверно, на арабском", - подумал
Дункан.
     - Черт бы побрал всю эту чепуху! - в сердцах  воскликнул  он.  Дункан
встал и вышел из-за дерева. В пении незнакомца наступила непродолжительная
пауза - он с удивлением посмотрел на пришельца, - а  затем  снова  затянул
прерванную мелодию, не сводя глаз с Дункана.
     Дункан остановился в нескольких шагах от гиганта и посмотрел на  него
сверху вниз, а тот в свою очередь, не прекращая петь, уставился куда-то  в
область его  пупа.  Дункан  стоял  и  рассматривал  странного  незнакомца,
удивляясь его  огромным  размерам,  складкам  жира  на  животе,  поражаясь
густому слою пота, покрывавшему буквально все тело певца,  его  безволосой
груди, соскам, которые были столь велики, что вполне  могли  бы  сойти  за
женский бюст, свисавшему животу, украшенному вставленной в  пупок  крупной
жемчужиной, невероятно  большому  пенису,  грязным  ногам,  светло-зеленым
глазам, удивительным для столь смуглого человека, длинному, тонкому  носу,
слегка загнутому на конце, волосатым  ушам,  красноте  под  копной  густых
черных волос, вдруг высветившейся в лучах  яркого,  вышедшего  из  облаков
солнца.
     Неожиданно мужчина оторвал правую руку от четок,  на  которых  висело
распятие, и жестом показал в сторону тополя, где-то футах в сорока от них.
     Чудовищна дикая жизнь Нью-Джерси, подумал Дункан. Он  уже  подошел  к
дереву, а гигант все продолжал напевать,  переключившись  с  арабского  на
другой  язык,  которого  Дункан  не  знал,  хотя  и  подозревал,  что  это
западно-африканский  язык,  наверно,   суахили.   На   нем   говорит   вся
субэкваториальная Африка.

                                    3

     Наполовину выступавший из земли корень тополя купался в грязной жиже.
Дункан принялся копать,  отбрасывая  комья  в  сторону  и  разгребая  жижу
пальцами. Вскоре показался край большого брезентового мешка. Он  приподнял
тяжелый контейнер, открыл откидную крышку, просунул внутрь руку и  нащупал
там гладкий холодный сосуд. Это была металлическая походная фляга. Он  без
промедления открыл ее. Незнакомец, закончив свои  молитвенные  причитания,
широким жестом пригласил Дункана стать его гостем. Все было бы  прекрасно,
но, открутив пробку, Дункан вместо долгожданной  воды  почувствовал  запах
виски. Он в отчаянии шарил в мешке,  надеясь  найти  другую  флягу  и,  не
обнаружив ее, приложился к  спиртному.  Терпеть  больше  не  было  никакой
возможности, а это была хоть какая-то влага.
     Боже милосердный!
     Крепкий напиток обжег его пересохшее горло, из глаз потекли  слезы  -
откуда только они могли взяться в его совершенно обезвоженном теле. Однако
виски почти тотчас принесло ему ощущение  беззаботного  и  легкомысленного
оптимизма. И сразу же еще более нестерпимую жажду.
     Мешок поменьше предлагал ему сыр, лук и хлеб. Дункан проглотил добрую
половину запасов гиганта, надеясь, что не  слишком  оскорбляет  его  своим
поведением. Еда немного смягчила действие виски,  и  заполнила  пустоту  в
желудке. Но жажда не ослабевала.
     Дункан повернулся, и мужчина, все еще  не  глядя  на  него,  выпустил
четки и пальцем указал куда-то за дерево.  Дункан,  удивляясь  собственной
покорности, направился  в  указанное  место.  Пробравшись  сквозь  дружные
заросли  высокого  кустарника,  исколотый  острыми  колючками  он  подошел
вплотную к берегу ручья.  Здесь  его  ждало  открытие,  мимо  которого  он
наверняка прошел бы, придерживайся он прежнего маршрута. Огромное  дерево,
росшее почти у воды, упало, перевернувшись корнями  в  сторону,  и  лежало
поперек ручья. Получилось нечто  вроде  моста,  плотно  прикрытого  сверху
балдахином густых ветвей. О подобном месте он мечтал  целый  день.  Дункан
улыбнулся, выбросил вперед руки и с криком: "Спасибо, Господи"  рухнул  на
четвереньки.
     Продвигаясь в таком положении вниз по пологому  берегу  вдоль  ствола
рухнувшего дерева, он добрался до воды. Сначала он  пил  жадно,  но  потом
заставил себя остановиться. Стоя по пояс в холодной  воде,  Дункан  сделал
еще несколько глотков и поплелся обратно в лес.
     Подойдя ближе к сидящему  под  деревом  незнакомцу  -  тот  вел  свое
песнопение вновь на другом языке, - Дункан остановился. По коже его прошел
холодок, отнюдь не из-за недавнего купания. В низу живота словно  сосулька
выросла: на макушке  незнакомца  расположился  самец  птицы  -  кардинала,
похожий скорее на сгусток окровавленных  перьев.  Птица  вертела  головой,
бросая по сторонам  пронзительные  взгляды,  а  затем  улетела.  Сразу  же
невесть откуда появился олень. Он остановился, оглядел Дункана, но убегать
не торопился. Олень протрусил к гиганту, просунул влажный черный нос ему в
ухо, облизал лицо и лишь потом направился прочь.
     "Это еще что за  чудеса?  -  подумал  Дункан.  -  Современный  Святой
Франциск  Ассизский   [настоящее   имя   Джованни   Франческо   Бернардоне
(1182?-1226);  итальянский  проповедник;  основал   орден   францисканцев;
канонизирован как святой], что ли?"
     Мужчина, продолжавший напевать на каком-то странном,  резко  звучащем
языке, вдруг умолк. Он оттолкнул распятие, которое  раскачивалось,  свисая
на  его  грудь  и  скользя  по  толстому  слою  пота,  и  спустя   немного
остановилось. Перекрестившись, мужчина поднялся. Вернее сказать  -  пополз
вверх, словно чудовище, всплывающее из черной лагуны. Гигант встал во весь
рост - а составлял он никак не менее восьми футов, из-за  чего  Дункан  со
своими шестью футами семью дюймами выглядел рядом с ним настоящим пигмеем.
"Весит, наверно, фунтов четыреста пятьдесят, а  то  и  больше,  -  подумал
Дункан. - Просто монстр какой-то. Лев среди людей.  Бегемот  и  бык  диких
лесов".
     - Вы слышите музыку деревьев?  -  гигант  говорил  глубоким,  звучным
голосом, подобного которому Дункану слышать не доводилось.
     - Нет, а вы? - Человек этот,  безусловно,  был  достоин  того,  чтобы
вызвать у кого угодно  чувство  подлинного  страха,  но  Дункан,  которого
по-прежнему мучили голод и жажда, и изнуряющая усталость, не боялся сейчас
никого. По крайней мере, так он говорил сам себе.
     - Конечно же, - гремел голос гиганта. - В это  время  дня  да  еще  в
такую погоду. Слышите, это - до-мажор. Аллегретто.
     - Вы всегда таким дерьмом занимаетесь? - улыбнулся Дункан.
     - Ха! Ха! Ха! Хо! Хо! Хо!
     Смех гиганта был  подобен  реву  разъяренного  медведя,  его  немного
смягчала широкая улыбка. Мужчина протянул руку и обнял Дункана. В  крепком
объятии его не было никакой демонстрации силы.
     - Привет, дружище. Подозреваю, что  ты  принадлежишь  к  беглецам  от
того, что наше правительство называет правосудием.
     - Да, - согласился Дункан. - А ты?
     Его  не  покидало  чувство  нереальности  происходящего.   Он   будто
находился на сцене с невероятно странными декорациями, импровизируя в роли
некоего экзотического персонажа.
     Более всего его удивляло, что мужчина спокойно, без каких-либо лишних
вопросов принял все: да, перед ним преступник, пустившийся в  бега.  Может
быть, на самом деле он считает, что  встретил  органика,  прикидывающегося
сбежавшим от правосудия?
     "Вполне возможно, - подумал Дункан, -  что  незнакомец  сам  является
органиком, укрывшимся под личиной беглеца и  занятым  поисками  подлинного
преступника".
     - Меня зовут Вильям Сен-Джордж Дункан. Правительство разыскивает меня
изо всех сил. Очевидно, поэтому я представляю для тебя большую опасность.
     Гигант уже направлялся к лежавшему под деревом мешку. Он обернулся.
     - Я - отец Кобхэм Ванг Кэбтэб. Падре Коб,  чтобы  короче,  хотя,  сам
видишь, коротким меня вряд ли можно назвать.
     Вернувшись с мешком в одной руке и с огромным бутербродом  в  другой,
падре Коб заговорил уже с набитым ртом:
     - Какой твой день?
     - Вторник.
     - И ты сбежал?..
     - Из Института Такахаши, что на Манхэттене.
     Черные щетинистые брови мужчины поползли вверх.
     - Ты первый будешь знаменитым. Мне, конечно, интересно, каким образом
тебе это удалось, но об этом позже. Пойдем со мной, Гражданин Дункан.  Или
позволишь мне называть тебя Вильямом?
     - Лучше - Билл.
     - Нет, это слишком обыденно. Как тебе нравится Дунк?
     - Прекрасно.
     Падре Коб направился к северу, и  Дункан  исследовал  за  ним.  Когда
священник остановился, чтобы отхлебнуть из фляги, Дункан поравнялся с ним.
     - Куда мы идем?
     - Увидишь, когда придем. Держись рядом.  Я  не  люблю  разговаривать,
вывернув шею назад, словно сова.
     "Он же должен понимать, что у меня под  кожей  наверняка  кооптирован
портативный передатчик, - подумал Дункан. - Но и я должен  опасаться  того
же".
     Они шли по извилистой тропинке, пролегавшей между кустов.
     - А ты из какого дня? - спросил Дункан.
     - Когда-то жил в Четверге. А сейчас от Четверга до Четверга. Как того
желают Бог и Природа.
     - Человеческие существа принадлежат Природе, они - ее часть. Все, что
они делают, абсолютно естественно. Невозможно, чтобы часть Природы  делала
что-либо неестественное.
     - Хорошо сказано, - пробормотал падре  Коб.  -  Не  поспоришь.  Я  бы
сказал, что соблюдение  правил  отведенного  дня  очень  дурно  влияет  на
человека. Как тебе это?
     - Полностью соответствует моим мыслям, - поддержал Дункан.
     Падре Коб фыркнул или, вернее, издал  звук,  который  можно  было  бы
принять за хихиканье. Он остановился  и  поднял  вверх  руку.  Дункан  был
рядом. Глядя на священника, он понял, что ему  тоже  лучше  помолчать.  Он
внимал пению бесчисленных птиц. Громче всех  кричали  вороны.  Наверно  их
взволновало то же, что заставило падре Коба остановиться.
     Между деревьями чуть поодаль  возникло  нечто  темно-красное.  Дункан
напрягся, вслушиваясь. Раздался громкий треск. Похоже,  чье-то  большое  и
тяжелое тело решительно продиралось сквозь кусты.
     - О'кей, - сказал гигант негромко. - Это медведь. Если мы у  него  на
пути, надо прятаться.
     - Он может напасть на нас?
     - Пока я с тобой - нет. Он не решится. Но  все  равно,  будет  лучше,
если он нас не увидит. К некоторым медведям лесничие приладили  не  только
передатчики, но еще и портативные телевизионные  камеры.  Все,  что  видят
такие медведи, сразу же становится достоянием лесничих.  Если  на  медведе
камера, очень скоро гэнки будут здесь.
     Звуки постепенно ослабевали и пропали вдали.
     - Кто знает, засекла его камера нас или нет, - пробормотал падре Коб.
- А может, ее и вовсе не было. Будем  действовать,  как  будто  ничего  не
произошло. _К_а_к _б_у_д_т_о_. Эти слова для человека как хлеб  с  маслом.
Благодаря им мы и живем.
     Дункан не стал спрашивать гиганта,  что  он  имел  в  виду.  В  такой
напряженный момент факты были куда важнее философских рассуждений. "Хлеб с
маслом" вполне можно оставить до более спокойных времен.
     - Могу я спросить, куда мы направляемся? И когда мы  доберемся  туда,
куда идем?
     - Спросить можно, только вот ответ ты вряд ли получишь, -  падре  Коб
попытался смягчить резкость слов широкой улыбкой.
     - Я понимаю, - сказал  Дункан,  -  что  возясь  со  мной,  ты  сильно
рискуешь, но все же...
     - К_а_к  _б_у_д_т_о_  и  _н_о_.  Две  вечные  истины,  по-человечески
говоря. А существует ли другой  способ  говорить,  если,  конечно,  ты  не
дельфин?
     Не ожидая ответа, которого Дункан вовсе и не собирался давать, гигант
устремился вперед. Некоторое время они продирались сквозь столь плотную  и
высокую траву, что Дункан вынужден был  держаться  за  падре:  после  него
оставался широкий  проход.  Хотя  священник  выглядел  непробиваемым,  как
древний военный танк, тело его  кровоточило  от  жестких  колючек.  Гигант
словно угадал мысли своего попутчика.
     - Здесь полно тропинок, по которым можно было бы спокойно пройти,  но
сейчас слишком опасно выходить на  них.  Тут  и  там,  на  деревьях  вдоль
тропинок полно камер. Мы  знаем,  где  находятся  те,  что  установлены  в
последнее время, но - опять это вечное _н_о_ - они постоянно добавляют все
новые и новые.
     Дункан отметил про себя это "мы", однако промолчал.
     Около  четырех  часов  дня  падре  Коб  остановился  возле  огромного
мертвого дуба. Гигант просунул руку в большое дупло футах в шести от земли
и извлек оттуда мешок. "Надо  же,  тайник",  -  подумал  Дункан.  В  мешке
покоились три фляги и еще один  мешок,  поменьше,  заполненный  банками  с
консервированным хлебом, молоком, сыром, овощами и фруктами.
     - Я спокойно мог бы съесть все это и еще столько, - сказал падре Коб.
- Но нам нельзя брать отсюда больше половины. Надо подумать и о других.
     Дункан мысленно изумлялся, каким образом  священник  смог  обнаружить
тайник здесь, в дремучем, непроходимом  лесу.  Он  не  стал  расспрашивать
гиганта - полагался ли он исключительно на свою память или  ориентировался
по каким-то неведомым знакам. Он сомневался, что Коб захочет раскрыть  ему
свои секреты.
     После того, как они, поев и попив,  с  неохотой  положили  обратно  в
дупло оставшуюся половину, падре Коб, внушительно, словно медведь, рыгнув,
объявил:
     - Ну что ж, пойдем дальше,  а  как  стемнеет,  устроимся  на  ночлег.
Встанем на рассвете и вперед. Excelsior! [Все  выше  (лат.);  также  девиз
штата Нью-Йорк]
     Дункан негромко застонал и спросил:
     - А что завтра нам снова придется идти весь день?
     - Уж  ехать  нам  вовсе  не  придется,  это  можно  сказать  со  всей
определенностью, - со вкусом, но негромко рассмеялся гигант.
     Затем он ухватил Дункана за запястье.
     - Не двигайся и не издавай никаких звуков, - почти  шепотом  произнес
он.
     Предупреждение подействовало:  Дункан  застыл  на  месте,  напряженно
оглядываясь по сторонам. Над верхушками деревьев медленно двигалось что-то
темное - и хотя он видел только часть  объекта,  сомнений  не  оставалось:
самолет органиков. Вскоре самолет скрылся из виду, и Дункан с  облегчением
вздохнул, но падре Коб, наклонившись к самому его уху, прошептал:
     - Они могут вернуться. Если они заметили что-то подозрительное, то не
успокоятся. Попытаются найти такое место, где  деревья  пореже,  опустятся
как можно ниже и станут прочесывать лес, маневрируя между ветвей.  На  них
будут работать датчики, способные безошибочно определить любой запах.
     Дункан молча кивнул. Было довольно прохладно, но он весь  вспотел.  В
животе опять неприятно урчало. Видимо, еда все-таки оказалась для него  не
совсем привычной и его начинало пучить.
     - Иногда, - сказал падре Коб, - они проносятся словно  ракета,  ломая
на пути ветви и стараясь застать нас врасплох.
     Прошло несколько минут. Казалось, что все успокоилось, птицы  пили  и
щебетали. Только со стороны ручья доносилось журчание бегущий воды. Дункан
дышал теперь ровнее, и сердце билось в нормальном ритме.
     Падре Коб встал.
     - Вполне возможно, еще не все кончено, но нам надо идти дальше.  Если
они решатся схватить нас, не вздумай бежать. Нападай на них!
     Дункан тоже поднялся.
     - Нападать на них? Но как? У нас же нет никакого оружия.
     - Голыми руками, сын мой.
     - Ты что с ума сошел?
     - Больше, чем некоторые, но меньше, чем другие. Делай, что я  говорю.
Готов?
     - Надеюсь, - ответил Дункан. - Если бы мы находились в городе,  я  бы
знал, что надо делать. Но здесь...
     - Когда они окажутся рядом, нет никакого  смысла  бежать.  Даже  если
удастся немного оторваться, их "нюхалки" все равно засекут твой  запах.  К
тому же почва здесь очень мягкая, так что следы будут прекрасно видны. Так
что делай, что я скажу. Следуй за лидером как послушная обезьяна. Понятно?
     Дункан кивнул.
     Падре Коб улыбнулся:
     - Сомневаюсь, что  они  что-нибудь  учуяли,  но  надо  приготовиться,
просто на всякий случай.
     Они медленно продвигались  вперед,  огибая  кусты  время  от  времени
останавливаясь и прислушиваясь. И вдруг до Дункана донесся сильный треск -
это ломались, хрустели ветви деревьев и кусты. Ему захотелось спрятаться -
куда? - он тотчас же подавил это желание. Дункан  взглянул  на  Коба,  тот
вглядывался вверх, вправо от него. Тут он и сам заметил вытянутый,  словно
игла, воздушный корабль, окрашенный  для  маскировки  в  зелено-коричневые
полосы. Корабль, сметая все на своем пути, мчался на юг -  в  ту  сторону,
где они еще недавно находились со священником. Дункан мельком заметил двух
мужчин в открытых кабинах - один позади  другого.  На  них  были  шлемы  и
светло-зеленая форма. Еще немного - и они скрылись из виду.
     - Можешь не сомневаться, они вернутся! - воскликнул гигант.
     Он побежал по просеке, проложенной самолетом. Дункан помчался за ним,
осмысливая  на  ходу  логику  действий   Коба.   Примерно   через   минуту
сумасшедшего бега сквозь кусты Коб остановился. Дункан на полном ходу едва
не врезался в него.
     - Спрячься за дерево!
     Падре Коб, выбросив вперед большой палец, указал  Дункану  на  тополь
справа. Дункан бросился выполнять приказ, а сам Коб  побежал  к  огромному
дубу, стоявшему футах в двадцати от дерева,  за  которым  укрылся  Дункан.
Гигант, заметив, что Дункан высунул голову, безмолвно, лишь двигая губами,
приказал:
     - Делай то же, что я! - он ткнул огромным пальцем себе в грудь.
     Самолет приблизился к тому месту, где органики в первый  раз  засекли
Дункана и Коба своими детекторами. Дункан был теперь уверен в  этом.  Взяв
след, органики двинулись на небольшой высоте по  тому  пути,  по  которому
проследовали оттуда беглецы. Киль корабля висел  едва  ли  не  в  футе  от
поверхности. Остроносый корабль приблизился к дереву, за которым спрятался
Дункан; беглец вжал голову в плечи и замер. Оставалось надеяться только на
то, что огромный ствол экранирует тепло его тела. Он тешил себя  надеждой:
если датчики учуют его запах, органики могут принять  запах  за  тот,  что
исходит от следа.
     Если самолет из тех, которые ему приходилось  видеть  раньше,  то  на
борту  находятся  пушки  с  протонным  ускорителем.  Эти  двое   наверняка
вооружены автоматами, стреляющими капсулами с нервно-паралитическим  газом
и ружьями с протонным ускорителем. Без сомнения, они уже вызвали по  радио
подмогу.
     Нос самолета, двигающегося  со  скоростью  около  пяти  миль  в  час,
находился в поле его зрения. Дункан еще плотнее прижался к дереву.  И  тут
его ошеломил  пронзительный  рев.  От  удивления  и  неожиданности  Дункан
подпрыгнул на месте и выбежал из своего укрытия. Кричал Кэбтэб. Значит, он
решил перейти в  наступление.  Вопль  его,  изверженный,  чтобы  ошеломить
органиков, послужил для Дункана сигналом.
     К тому моменту,  как  Дункан  добежал  до  самолета,  падре  Коб  уже
взобрался на него сзади и  обхватил  сидевшего  впереди  пилота  рукой  за
горло.
     Дункан впрыгнул в самолет  как  раз  в  тот  момент,  когда  мужчина,
сидевший впереди, обернулся и выбросил вперед  руку,  сжимавшую  протонный
пистолет. Пистолет выпал - Дункан изо всех сил с  разбегу  нанес  органику
сокрушительный удар кулаком в челюсть.
     Схватка была закончена. Пилот с посиневшим лицом рухнул без сознания.
Второй лежал, привалившись к стене кабины и откинув голову  назад.  Спустя
секунду корабль врезался в ствол дерева.

                                    4

     Кэбтэб  по-прежнему  держал  пилота  могучими   руками,   а   Дункан,
оттолкнувшись от кабины,  прыгнул  назад,  тяжело  опустившись  на  мягкую
почву. Дыхание у него перехватило, он сделал несколько глубоких вдохов,  а
затем, пошатываясь,  выпрямился.  Падре  тем  временем  отстегнул  ремень,
удерживавший тело пилота, поднял и опустил его на землю, а затем  принялся
манипулировать ручками и переключателями на  панели  управления.  Самолет,
нос которого был слегка помят, откатывался назад. Дункан заковылял за ним,
но едва поравнялся, как самолет остановился.
     Кэбтэб,  казалось,  наслаждался  происходящим.  Широко  улыбаясь,  он
заговорил с Дунканом, но голос его звучал на удивление резко:
     - Возьми у него оружие!
     Дункан обернулся и, досадуя на собственную промашку, перевернул  тело
пилота.  Лицо  его  все  еще  отливало  синевой,  но   дыхание   отчетливо
прослушивалось. Не обращая внимания на боль в левой руке,  Дункан  вытащил
пистолет из кобуры пилота и заткнул его  себе  за  пояс.  Обшарив  карманы
комбинезона пилота, он  обнаружил  там  две  обоймы  с  зарядами,  которые
отправил себе в карман.
     Падре Коб тем временем вытащил второго органика из самолета и положил
их рядом.
     - Ну и врезал же ты ему! Кажись, челюсть сломал.
     - Я и руку себе едва не изуродовал, - сказал Дункан.
     - Действие и противодействие,  -  философски  заметил  Коб.  -  Обмен
энергией. В процессе этого всегда происходит некоторая ее потеря.  И  куда
только девается вся эта освободившаяся  энергия?  Уходит  на  какое-нибудь
слоновье кладбище?
     Дункан пропустил его замечание мимо ушей.
     - Как тебе нравится ситуация? - спросил он. - Что нам теперь делать?
     - Я выключил все средства связи, - сказал Кэбтэб. -  И  стер  все  их
записи. Держу пари, эти двое не  предупредили  по  радио,  что  попытаются
застать нас врасплох. Они думают, что у нас есть приемник, и мы подслушаем
разговор. И все же нельзя  забывать,  что  их  передатчик  был  все  время
включен, так что в штабе известны их координаты. Сейчас  я  его  выключил.
Значит, скоро сюда нагрянет еще один  самолет:  они  захотят  узнать,  что
произошло. Жаль, что нам пришлось это сделать, но другого выхода не было.
     Дункан жестом показал на два распростертых на земле тела:
     - Надеюсь, ты не собираешься убивать их?
     - А ты что, хочешь, чтобы я это сделал?
     - Нет.
     - Прекрасно! Я против убийства, мне претит любое насилие,  кроме  тех
случаев, когда оно совершенно необходимо в целях самообороны. Хотя  должен
сказать, что сейчас чувствую себя  прекрасно!  Такое  возбуждение!  Старая
обезьяна развлекается, как может. Слишком долго просидела в клетке.
     - Я тоже получил удовлетворение, - улыбнулся Дункан. - Хочу  сказать,
что мы сумели защитить себя...
     Лицо  пилота  порозовело,  приобретая  вполне  нормальный  цвет.   Он
застонал, подняв вверх руку.
     - Залезай, - позвал Кэбтэб. - Надо воспользоваться этой штукой, чтобы
побыстрее проскочить несколько миль.
     Дункан взобрался по складной лесенке в переднюю кабину.
     - Пристегнись,  -  скомандовал  падре,  но  Дункан  и  без  того  уже
прилаживал ремень у себя на груди.
     - Ты умеешь летать на таких аппаратах? - спросил Дункан.
     - Да, - ответил Коб, добавив: - Не помню,  правда,  чтобы  кто-нибудь
обучал меня этому ремеслу. Ну, вперед.
     Самолет приподнялся на шесть футов над землей  и  устремился  вперед,
двигаясь со скоростью около двадцати миль в час.  Кэбтэб  лавировал  между
деревьев, каждый раз проносясь так  близко  от  них,  что  у  Дункана  дух
захватывало. Прошло минут двадцать, самолет сбросил скорость  и  опустился
почти к самой  земле.  Они  соскочили  на  землю.  Кэбтэб,  стоя  рядом  с
самолетом, нажимал какие-то кнопки на панели управления. Дункан следил  за
его действиями,  удивляясь  тому,  что  всякий  раз,  когда  падре  только
собирался выполнить следующую операцию, он уже знал, что тот будет делать.
Странно! Когда-то раньше, неизвестно  где,  он  учился  управлять  машиной
органиков! Непостижимо!
     - Вот так! - воскликнул Кэбтэб. - Лети, птичка, примани ястреба!
     Самолет поднялся вверх, развернулся почти на  месте  и  устремился  в
обратном  направлении.  Благодаря  датчикам,  он  проворно  огибал  стволы
деревьев, придерживаясь направления ветра.  Вскоре  он  вовсе  скрылся  из
виду.
     - Осталось пройти около трех миль, - сказал Кэбтэб. - Следуй за мной.
     Они  повернули  налево.  Журчание  бегу  щей  воды  становилось   все
явственней. У ручья, который в этом месте извивался между  кучами  камней,
взбираясь на них и снова падая вниз, они все еще находились под прикрытием
густых ветвей, свисавших с обоих берегов до самой середины. Только местами
виднелись просветы,  которых  двое  путников  избегали,  держась  ближе  к
правому берегу. Иногда им приходилось идти по щиколотку в воде,  в  другой
раз - по колено и далее по пояс, но, несмотря  на  это  путники  неуклонно
продвигались вперед, на север.
     - Они вполне могут обнаружить наши следы в том месте, где мы сошли  с
самолета. Но гэнки не будут знать,  перешли  мы  ручей  или  нет.  К  тому
времени, когда они засекут нас - если это и в самом деле произойдет, - мы,
я надеюсь, будем уже далеко.
     - Если, конечно, они нас раньше не поймают, - заметил Дункан.  -  Что
тогда ты намерен делать? Будешь стрелять или сдаваться?
     - Как нам поступить? Ой!  -  воскликнул  Кэбтэб,  поскользнувшись  на
мокром камне и сделав по инерции несколько шагов на четвереньках.
     - Стрелять! - сказал Дункан.
     Гигант, весь мокрый, поднялся на ноги.
     - Придется. Я один раз уже  сбежал,  как  и  ты.  Еще  раз  такое  не
удастся. Бог - Аллах, Яхве [Яхве (Иегова) в иудаизме  и  христианстве  имя
Бога-творца], Будда, Тор [в скандинавской мифологии бог-громовержец] и все
другие один раз благословили наше спасение. Если мы настолько тупы,  чтобы
попасться еще раз, боги не станут больше улыбаться нам.
     Беглецы двигались молча, пока не подошли к притоку  ручья  -  справа.
Кэбтэб свернул и пошел вдоль него.
     Прошли  еще  полмили.  Большую   часть   пути   беглецов   прикрывали
переплетавшиеся ветви.  Без  их  защиты  они  прижимались  к  берегу,  где
растительность казалась более плотной и обнаружить путников было  труднее.
Преодолев  еще  около  полутора  миль  по  жидкой,  вязкой  грязи,  Кэбтэб
остановился. Он показал на берег, поднимавшийся фута на три над  водой.  В
этом месте стремилась  быстрина,  и  ручей  бурлил,  извивался,  -  словно
собираясь спрятаться под землей. Кэбтэб подтвердил это впечатление.
     - Там, под берегом, есть труба четыре фута в диаметре. В нее попадают
ил и грязь, труба забивается, и нам каждые несколько  дней  приходится  ее
чистить. Но сейчас проход открыт,  правда,  секунд  тридцать  придется  не
дышать. Иди первым.
     Очевидно Кэбтэб все еще не доверял ему. Что ж, это вполне  нормально.
Дункан на его месте вел бы себя точно так же.
     Дункан опустился на четвереньки, вода  подступила  к  самой  шее.  На
секунду  задумавшись,  он  бросился  вниз,  кончиками   пальцев   ощупывая
внутренние стенки трубы. Погрузившись в жижу,  усилием  воли  он  заставил
себя двигаться вперед на четырех, прогибаясь по-собачьи. Голова то и  дело
ударялась о трубу, которая, как ему показалось, шла под уклон.
     Неожиданно Дункан почувствовал, что наполовину освободился из трясины
и очутился в темной камере. Здесь по крайней мере можно  было  дышать.  Он
медленно встал, подняв руки, чтобы  не  удариться  головой.  Удалось  лишь
немного разогнуть спину. Только сделав  еще  десяток  шагов,  Дункан  смог
поднять голову. Труба пошла на подъем, а  затем  выпрямилась.  И  все-таки
встать в полный рост по-прежнему не удавалось. Позади тяжело дышал Кэбтэб.
Голос его загромыхал, эхом отражаясь в трубе:
     - Иди, не останавливайся. Я буду держаться сзади.
     Гладкий, мягкий пол опять  пошел  под  уклон,  и  в  какой-то  момент
вытянутая вверх рука Дункана вдруг рассталась с потолком.  За  спиной  под
ногами Кэбтэба булькала жижа, гигант тяжело дышал.
     - Иди, иди, - он пальцем подталкивал Дункана в спину.
     Дункан продолжал двигаться - не очень шустро,  -  пока  не  вышел  на
яркий свет. Он очутился в комнате футов десять в длину и восемь в  высоту;
ее стены, пол и потолок были сделаны из монолитного, бесшовного материала.
Свет исходил  прямо  из  этого  материала,  создавая  ровное,  без  теней,
освещение, к которому Дункан привык в городе. Впереди виднелась  небольшая
дверь. Никакой ручки, однако, не было.
     - Стоп! - сказал Кэбтэб.
     Дункан подчинился. Падре прошел мимо него и остановился перед дверью,
бормоча что-то себе под нос, но Дункан ничего не расслышал. Впрочем, слова
гиганта, очевидно, ему и не предназначались.
     Дверь разъехалась в стороны, исчезнув в углублениях в стене.
     Кэбтэб, все еще не в силах разогнуться, улыбнулся Дункану.
     - Материал этот, как  видишь,  новый,  но  мы  установили  его  и  на
старинных участках. В этом месте  скрывались  партизаны  в  последние  дни
покорения Соединенных Штатов. Чтобы достать такое количество  современного
материала, пришлось изрядно покопаться на свалках и даже воровать.
     Падре нырнул в дверь, и Дункан  последовал  за  ним.  Открывшийся  за
дверью довольно широкий проход тянулся футов на двадцать вперед,  а  затем
поворачивал налево. Пол под пологим углом уходил вниз.  Пройдя  еще  футов
шестьдесят, они снова оказались перед дверью, повыше, чем первая.  Кэбтэбу
все еще приходилось сгибаться, но Дункан мог теперь выпрямиться -  потолок
висел над головой примерно в двух дюймах.
     - Эти комнаты не для нас, современных людей, - сказал Кэбтэб. -  Наши
предки были прекрасными воинами, но ростом, видать, сильно нам уступали.
     - А  почему  органики  до  сей  поры  не  обнаружили  эти  пещеры?  -
поинтересовался Дункан. - Ведь у них есть магнитомеры.
     - Обнаружили. Давно обнаружили, - весело ответил Кэбтэб.  -  Но  весь
этот район  начинен  подземными  полостями  и  фортами  со  времен  войны.
Органики считают, что все это давным-давно сделали солдаты и партизаны.  В
некоторые пещеры проникли археологи. Большинство  пещер  и  ходов  покрыты
слоем грязи, она накопилась в них за две тысячи лет, к тому же  надо  всем
давно вырос могучий лес. Многие проходы завалены - обрушился  потолок.  Мы
сами  ведем  тут  кое-какие  работы,  что-то  раскапываем,   разбираем   и
перестраиваем. Мы - это не только наши  современники.  Здесь  жили  многие
поколения беглых преступников.
     Гигант что-то негромко пробормотал -  дверь  разъехалась  в  стороны.
Дункан последовал за ним в другой коридор, который тоже петлял и  шел  под
уклон. Воздух здесь отличался свежестью  -  видимо,  работала  вентиляция,
хотя Дункану не удалось разглядеть никаких вентиляторов, звука  работавших
моторов тоже слышно не было.
     - Ну, вот мы  и  здесь!  -  воскликнул  Кэбтэб,  остановившись  перед
стеной, которой заканчивался туннель. - За нами, конечно, наблюдают.
     Падре пробормотал несколько  обрывочных  непонятных  слов,  очевидно,
код.
     - Меня они, естественно, знают, но тем не  менее  придется  выполнить
положенный ритуал.
     Он усмехнулся.
     - Всякое возможно. А вдруг гэнки схватили меня, а сюда прислали моего
двойника. Или в меня вселился ангел или дьявол  принял  мой  облик,  чтобы
нести добро или зло.
     Дункан не мог сказать, серьезно ли говорит гигант. Насколько он знал,
клонирование двойников запретили более ста сублет назад. Но он знал и  то,
с какой легкостью правительство преступает собственные законы,  когда  ему
выгодно. Правда, изготовление  хорошего  клона-двойника  -  дело  довольно
хлопотное, слишком много забот и расходов,  чтобы  схватить  жалкую  кучку
дэйбрейкеров. К тому же, чтобы вырастить младенца  до  нынешнего  возраста
Коба, понадобится не менее тридцати сублет, а сам гигант  к  тому  времени
состарился бы или вовсе умер. Несомненно, падре просто разыгрывал его.
     Дверь отворилась, открыв взору просторную, ярко освещенную комнату. В
проеме стояли двое - мужчина и женщина,  небольшого  роста,  черноволосая,
очень худая, молодая и довольно  красивая.  Мужчина  был  примерно  одного
роста с Дунканом, средних лет,  весьма  упитанный,  тоже  черноволосый,  с
карими глазами и большим носом. В руках у  обоих  блестели  длинные  ножи,
хотя по их виду нельзя было сказать, что они собираются пустить их в  ход.
Мужчина подошел вплотную, и Дункан невольно сморщил нос: незнакомец  давно
не мылся и не менял одежду.
     Кэбтэб представил обитателей подземелья:
     - Это недавний беглец - из тюрьмы. Нарушитель дня. Я встретил  его  и
помог скрыться. Наш гость, Вильям Сен-Джордж  Дункан.  Дунк,  это  -  Мика
Химмелдон Донг и Мелвин Ванг Кроссант.
     -  Рад  познакомиться,  -  сказал  Дункан.  Пара,   кивнув,   холодно
улыбнулась.
     - Хорошо, - сказал падре, - а сейчас пожалуйте в туманчик.
     Дункан промолчал. Он ожидал этого. Он  пошел  вслед  за  гигантом  по
коридору. Донг и Кроссант присоединились к  ним.  Они  вошли  в  небольшую
комнату, в которой почти не было мебели. Кэбтэб пригласил Дункана сесть на
складной стул.
     - Не могу предложить удобств.  Но  терпеть  придется  недолго,  минут
десять. Туман у нас тут очень разреженный.
     Вполне достаточно времени, чтобы они узнали все, что  хотят,  подумал
Дункан. Он искренне радовался тому, что  в  арсенале  беглых  преступников
оказалось такое средство как туман истины. Это вселяло уверенность: теперь
он мог не сомневаться, что в их  группе  не  найдут  убежище  предатели  и
двойные агенты, если, конечно, кто-нибудь из них подобно  ему  не  обладал
способностью лгать даже надышавшись тумана.
     Проснулся он, чувствуя напряжение  во  всем  теле.  Падре,  улыбаясь,
протянул ему руку и поднял его.
     - Вот это история,  сын  мой,  -  громыхал  он.  -  Немного,  правда,
загадочная. Кажется, тебе приходилось одновременно играть несколько ролей.
К тому же ты обладаешь неким секретом, и правительство ужасно боится,  что
он станет достоянием общественности.
     Мика Донг, стоявшая рядом с падре, сказала:
     - Вы представляете большую опасность для правительства, - она сделала
паузу, - а значит - и для нас. Мне кажется, они никогда не перестанут  вас
искать.
     - Я настолько  опасен  для  вас,  что  вы  не  можете  позволить  мне
остаться? - спросил Дункан,  надеясь,  что  она  успокоит  его,  уверит  в
обратном. Если они не примут его, то наверняка решат разделаться с ним: он
знает их убежище.  Его  убьют  или,  если  у  них  есть  все  необходимое,
подвергнут окаменению. В любом случае они обязаны заставить его замолчать.
     - Это не мне решать, - сказала Донг.
     - Па! - воскликнул падре Коб, выражая явное раздражение. Трудно  было
сказать, кем или чем  он  недоволен.  Он  провел  Дункана  через  коридор,
парочка последовала за ними. Они прошли  около  тридцати  футов,  а  затем
оказались  в  огромной  комнате  с  низко  нависшим  потолком.  В  комнате
выстроилась целая дюжина столов и  скамеек  из  грубо  оструганных  досок,
несколько аппаратов для дестоунирования пищи, охлаждения воды и  несколько
коек. Здесь находилась дюжина мужчин и женщин, мальчик и девочка  примерно
трех лет. Присутствие детей поразило его. "Что  за  место  для  воспитания
детей! - подумал он. - Впрочем, и взрослым здесь жить вовсе не сладко".
     - Добро пожаловать в Свободную Банду! - торжественно  произнес  падре
Коб. - Прими нас такими, какие мы есть!
     Дункану казалось, что сам гигант и есть вожак группы.  Он  был  столь
огромен и явно представлял собой сильную личность. Однако  Дункан  ошибся.
Лидером был высокий мужчина с телом пантеры, нависшим лбом и  выступающими
челюстями.
     Гигант представил его:
     - Рагнар Стенка Локс. Он решает здесь все.
     - Наденьте что-нибудь, падре, - мягким, но властным голосом  произнес
Локс. - У вас неподобающий вид.
     - Да вы просто ревнуете, - ответил, рассмеявшись, гигант, но все-таки
вышел из комнаты. Через  минуту  он  вернулся,  облачившись  в  монашескую
разноцветную полосатую сутану с капюшоном.
     Он улыбнулся Дункану:
     - Перед вами монах этой банды!
     Остальных членов группы представил сам Локс. Имен было так много, что
запомнить их всех Дункан был не в силах. В памяти остались лишь некоторые:
     Джованни Синг Сини и Альфреде Синг Бидутанг, по словам последнего они
были родными братьями, а также восхитительная блондинка Фиона Ван  Диндан,
одетая в облегающее блестящее голубое платье, и Роберт Бисмарк Корзмински,
низенький тонкий мулат с невиданно длинными пальцами.  В  целом  в  группе
было поровну мужчин и женщин. Вскоре все расселись и принялись за  еду.  В
комнату вошел еще один мужчина и что-то прошептал на ухо Локсу, после чего
главарь спокойно вышел, чуть задержав взгляд на Дункане.
     Падре, сидевший за столом рядом с Дунканом, сказал:
     - Это Хомо Эректус Вилде. Он сейчас дежурит.
     Дункан поперхнулся, кашлянул, выпил немного воды и спросил:
     - Ты что разыгрываешь меня?
     - Конечно, это не то имя, которое он носил от рождения,  -  улыбнулся
падре. - Он взял  его,  достигнув  совершеннолетия,  такое  право  есть  у
каждого гражданина. Он - наш местный  гомосексуалист.  Наверняка  надеется
сейчас, что и у тебя сходные с ним наклонности. Пусть немного потешит себя
надеждой и фантазиями на сей счет.
     Локс постучал ложкой по стакану, а когда наступила тишина, объявил:
     - Вилде сообщил, что в нашем районе наблюдается необычная  активность
органиков. Он насчитал уже двенадцать патрульных  самолетов.  Одна  группа
приземлилась и сейчас прослушивает окрестности  своими  слухачами.  Совсем
рядом с нами.
     Некоторое время все сидели молча. Дети ерзали на  скамейке,  стараясь
поближе придвинуться к своим матерям.
     - Никаких поводов для беспокойства нет! - громко сказал падре Коб.  -
Они ловят  нашего  гостя,  но  им  придется  искать  повсюду.  Понадобится
обшарить довольно большой район. Почем  им  знать,  что  беглец  находится
здесь. Уверен, скоро они уйдут.
     - Падре прав, - согласился  Локс.  -  Значит,  гражданин  Дункан,  вы
утверждаете...
     Дункан как мог старался отвечать на его вопросы ясно.  Когда  трапеза
завершилась, несколько мужчин и женщин убрали со стола и унесли тарелки на
кухню. В комнату прикатили телевизор. Подождав, пока  перестанут  возиться
люди на кухне, Локс распорядился показать запись допроса Дункана в  тумане
истины, после чего на него  вновь  обрушился  град  вопросов.  Задавал  их
только Локс, остальные  внимательно  слушали.  Если  у  других  и  имелись
какие-то замечания, люди явно не решались  поделиться  ими  в  присутствии
вожака.
     Потом Дункану устроили  небольшую  экскурсию  по  всем  помещениям  и
объяснили, как следует  вести  себя  при  сигналах  опасности.  Гидом  ему
определили Мику Донг, которая подробно объясняла все певучим голоском, при
этом ни разу не улыбнувшись. Скоро Дункан пришел к выводу, что она все еще
не доверяет ему. Или он чем-то сильно  не  понравился  девушке.  А  может,
девица попросту неисправимая зануда.
     Наверно, тут проявлялся таинственный закон: в любой группе более  чем
из  семи  человек  обязательно  найдется  кто-то,  кто  будет   испытывать
неприязнь  к  одному  из  остальных.  Множество  ученых   посвятили   свои
исследования этому удивительному феномену, объясняя иго каждый  по-своему.
Данные статистики подтверждали: закон никогда не давал сбоев. Было заснято
такое огромное количество пленки - материал к исследованию другой  стороны
проблемы, а именно - мгновенно возникающей привязанности,  однако  в  этом
случае наблюдалось гораздо  большее  единодушие  в  определении  возможных
причин. Дункану это обстоятельство представлялось довольно странным,  ведь
обычно гораздо большее число людей могли объяснить мотивы своей ненависти,
чем любви.
     Он пожал плечами. Что ж, может быть, он  и  ошибается.  Скорее  всего
Мика Донг просто проявляет вполне естественную  подозрительность  ко  всем
незнакомцам.
     В  семь  часов  вечера  Дункан  отправился  в   гимнастический   зал,
представлявший собой довольно просторное помещение, которое во время войны
использовали под оружейный  склад.  Большинство  членов  группы  играли  в
баскетбол, а падре  занимался  поднятием  тяжестей.  Дункан  составил  ему
компанию, а затем, заметив фехтовальные  принадлежности,  остановился.  Он
спросил, увлекается ли  этим  кто-нибудь,  и  Локс  взялся  проверить  его
мастерство. Вожак оказался хорошим фехтовальщиком, но Дункан все же первым
нанес пять уколов, получив в ответ лишь один. В конце концов Локс,  тяжело
дыша, сдался.
     - Вы прекрасно фехтуете. Кто был ваш тренер?
     - Не помню, -  ответил  Дункан.  -  Врач  говорила,  что  я  сам  был
тренером, но я абсолютно ничего не помню. По правде сказать, и сейчас-то я
понял, что умею фехтовать, только  когда  увидел  рапиры.  Не  могу  этого
объяснить. Что-то подсказало мне. Просто захотелось взять рапиру в руки.
     Локс странно посмотрел на него, но ничего не сказал.
     В девять часов Дункан, приняв душ, лег спать. Он  чертовски  устал  -
слишком велико было нервное напряжение этого дня, да и физической нагрузки
хватило. Адреналин, который поддерживал  его  силы,  иссяк.  Хомо  Эректус
Вилде проводил его в большую комнату, уставленную койками.
     - Достаточно места, хватит на двоих,  -  улыбнулся  Вилде.  -  О,  не
волнуйтесь, я не стану приставать к  вам.  Я  вполне  уважаю  ваши  права.
Должен признаться, что, когда увидел вас впервые, то позволил себе  питать
кое-какие надежды...
     Не выдержав наступившей после этого  паузы,  которая  показалась  ему
весьма неприятной, Дункан сказал:
     - Моя история вам известна. А почему вы стали преступником?
     - Мой любовник уговорил меня совершить  преступление.  В  отличие  от
меня у него был совершенно необузданный нрав. Он терпеть не мог постоянной
слежки за нами правительственных агентов. Вот и появились безумные идеи  о
праве на личную жизнь.  Я  пошел  за  ним,  потому  что  не  хотел  с  ним
расставаться. Никогда  мужчина  не  испытывал  более  преданной  любви.  А
потом...
     Наступила еще одна пауза, и Дункан сказал:
     - Что потом?
     - Гэнки напали на нас неожиданно. Я успел  убежать,  а  его  поймали.
Сейчас,  наверно,  из  него  сделали  каменную  статую,  которая  валяется
где-нибудь  на  правительственном  складе.  Раньше  я  надеялся,  что  его
привезут в какое-нибудь хранилище недалеко отсюда, но...
     - Сочувствую, - сказал Дункан.
     - Что проку-то...
     Вилде заплакал, а когда Дункан хотел сказать что-то ему  в  утешение,
произнес с грозным видом:
     - Не хочу больше говорить об этом! Вообще ни о  чем  не  хочу  сейчас
говорить!
     Дункан лег в постель. Несмотря на усталость, заснуть ему  удалось  не
сразу. Новые знакомства вызвали у него  столько  вопросов.  Какую  главную
цель преследует группа нарушителей дня сейчас, когда  их  со  всех  сторон
обложили органики? На что  надеются?  Может  быть,  держат  на  уме  нечто
большее, нежели просто ускользнуть от преследователей, затаившись в  своем
убежище? Что за жизнь они ведут?  Откуда  достают  пищу?  Как  выходят  из
положения, если кому-нибудь вдруг потребуется медицинская помощь?
     Раздумывая обо всем этом, он постепенно впал в  забытье,  сменившееся
кошмарными снами.

                                    5

     Первая мысль, пришедшая Дункану на ум после пробуждения, оказалась не
слишком оптимистичной. Он освободился из одной  тюрьмы  только  для  того,
чтобы угодить в другую. Органики ищут его и не оставят своих поисков очень
долго. Это означало, что  ему  придется  оставаться  здесь,  пока  они  не
прекратят поиски. Если, конечно, вообще можно надеяться  на  это.  Видимо,
изловить Дункана  действительно  представлялось  им  очень  важным  делом.
Власти определенно относятся к нему не как к  обычному  беглецу.  Если  им
удастся схватить его, то рассчитывать на повторный побег уже не  придется.
Более того, люди, которые приняли Дункана в свою компанию,  понимали,  что
правительство жаждет заполучить его. Не может  ли  это  подтолкнуть  их  к
выдаче Дункана органикам, даже если они сделают это не очень охотно.  Хотя
нет, они не могут так поступить: он знает теперь, где скрываются они сами.
Немного тумана истины - и он, Дункан, все разболтает властям.
     Вот если бы органики нашли его убитым в лесу, - это другое дело.  Они
прекратили бы поиски, а он-то уж точно ничего не открыл бы властям.
     Похоже, что это единственная логичная линия  поведения  его  нынешних
хозяев.
     "Придется бежать и отсюда, - подумал Дункан. - Сын человечий, где  то
место, где ты сможешь спокойно преклонить голову свою? Лисы в норах, птицы
в гнездах куда в большей безопасности, чем я", - сокрушался он.
     Но уже выйдя из душа, приятно удивившего его горячей водой, Дункан не
чувствовал себя подавленным. Из любой, самой тяжелой  ситуации  существует
выход, и он найдет его. Улыбаясь и негромко насвистывая, Дункан направился
в столовую, сам удивляясь охватившему его беззаботному настроению.  Логика
и дитя ее - вероятность - явно  противились  любому  оптимизму.  А  в  его
ситуации - и говорить не приходится. Но тут он вспомнил, что говорила  ему
врач во время одного из сеансов терапии.
     - Я не знаю, каким образом вам это удалось, но вы  создали  -  вернее
сказать, построили из себя - абсолютно новую личность. Мне  кажется,  что,
формируя персону Вильяма Сен-Джорджа Дункана, вы сумели отобрать только те
составляющие, которые были вам нужны, и сложили их  вместе.  У  вас  такой
неудержимый оптимизм, такая вера, что все покорится вам, что вы выберетесь
из любой, даже самой крутой переделки. Но и этого еще недостаточно.  Вера,
оптимизм - они сами по себе не могут преодолеть реальности.
     Дункан ответил тогда, усмехаясь:
     - Но вы же сами утверждали, что у меня нет никаких планов побега.
     Психиатр нахмурилась:
     - Это еще одна часть вашего характера: вы умеете скрывать свои  мысли
от других. И даже от себя самого, когда чувствуете, что вам  лучше  ничего
не ведать об их существовании. Именно это и делает вас столь опасным.
     - Но вы еще совсем недавно говорили, что  я  не  внушаю  вам  никаких
опасений.
     Врач сконфузилась и поспешила сменить тему разговора.
     "Я и сам немного смущен своим характером, - думал Дункан, - испытываю
неудобства от него. Впрочем, какое это имеет значение, надо  только  вести
себя правильно. Верные действия- свидетельство верного мышления".
     Где-то  в  глубине  его  разума  обитала  еще   одна   личность,   не
принадлежащая к тем семи, что составляли его  характер.  Может  быть,  это
ч_а_с_т_ь_  его? Эта часть стремилась мыслить за него,  заботилась  о  его
спасении.
     Каждое человеческое существо в своем роде уникально. Он сомневался  в
том, что найдется еще кто-нибудь, чей характер  волею  судьбы  образовался
слиянием  индивидуальных  черт  и   отдельных   воспоминаний,   совершенно
различных, почти не  совместимых  и,  тем  не  менее,  составивших  вполне
жизнеспособное целое, присоединившееся к собственному пробуждающемуся "я".
А возможно, и к тому "я", которое дремлет до поры  до  времени  втуне.  Но
образовавшаяся в результате личность вовсе не  была  самопрограммирующимся
роботом. Удивительно, да и только.
     Завтрак проходил в той  же  Комнате,  где  накануне  вечером  Дункану
довелось обедать. Его пригласили сесть за большой круглый стол в  середине
комнаты  рядом  с  Локсом,  Кэбтэбом  и  другими  верховодами  группы.  От
священника, сидевшего рядом с Дунканом, исходил запах ладана, пропитавшего
его одежды во время утренней мессы и других обрядов. На  нем  была  сутана
небесно-голубого цвета и желтые сандалии.  Дункан  поинтересовался,  каким
образом ему удалось сочетать в гармоническом единстве столь разные религии
и определить себя ее викарием.
     - Для меня не существует проблем, связанных с сознанием или  логикой,
- громыхал падре Коб, сквозь рот, набитый омлетом с гренком. - Я начинал в
качестве священника Римской католической церкви. Потом мне вдруг пришло  в
голову,  что  слово  "католик"  первоначально  означало   "универсальный".
Действительно ли я обладал универсальностью?  Разве  не  был  я  ограничен
рамками одной церкви, которую никак нельзя было назвать всеобщей? Разве  я
не отвергал другие религии, каждую из которых и все  вместе  основал  Бог,
перенеся их на Землю через разум  своих  последователей?  Существовали  бы
они, если бы Великий Дух считал их ложными? Нет, не существовали бы. Таким
вот образом, двигаясь в своих рассуждениях от  торжественного  озарения  к
логике, которые до того никогда не имели друг с другом ничего общего, я  и
сделался первым  поистине  универсальным,  а  следовательно,  католическим
священником.
     Но при этом я вовсе не стал  основателем  некой  новой  эклектической
религии. У меня не  было  никаких  честолюбивых  намерений  состязаться  с
Моисеем, Иисусом, Мохаммедом, Буддой, Смитом [Джозеф  Смит  (1805-1844)  -
американский религиозный деятель; в 1830  г.  основал  секту  мормонов]  и
другими. Тут не может быть никакого  соревнования.  Я  тот,  кто  я  есть.
Официально меня провозгласили Богом. Кто выше любого  священника,  попа  и
кого там еще. Я сделался совершенно  уникальным  священнослужителем.  Меня
выбрали и мне доверили совершать обряды любой религии и  всех  их  вместе,
доверили  служить  Богу,  скромно  или   горделиво,   как   того   требуют
обстоятельства, в ранге Его или, если будет угодно, священника.
     За спиной Дункана раздался чей-то сдавленный смешок.
     Падре даже не обернулся. Он отложил вилку, сложил руки в  молитвенном
жесте и провозгласил:
     - О Господи, прости сомневающемуся его несомненные грехи!  Укажи  ему
или ей на ошибки, верни в паству! А если ты не желаешь  этого,  то  сделай
хотя бы так, чтобы он не смел смеяться в лицо мне.  Это  избавит  меня  от
необходимости шлепнуть ему по заднице, чтобы научить  уважать  человека  в
одеянии твоем! Спаси меня от греха гневного насилия, пусть и праведного!
     Вслед за его тирадой на некоторое время наступила тишина,  нарушаемая
только позвякиванием столовых приборов и смачным пережевыванием.
     Падре, закончив завтрак, сказал:
     - Ну, босс, решение за вами. Что вы скажете?
     Локс не спеша допил молоко, поставил стакан.
     - Мы еще поговорим об этом...
     В этот момент в комнату быстрым шагом вошел мужчина. Подойдя с Локсу,
он что-то негромко сказал ему на ухо. Локс встал и попросил внимания.
     - Албани сообщил, что органики начали сверлить ход прямо  над  нашими
головами!
     Со всех сторон послышались вздохи отчаяния, кто-то сказал:
     - Господи, помоги нам!
     - Никаких причин для особого  беспокойства  нет,  -  сказал  Локс.  -
Органики наверняка сверлят сразу  во  многих  местах.  Думаю,  они  просто
выбрали наугад несколько  зон  из  тех,  где,  как  им  известно,  имеются
подземные помещения. По крайней мере, я надеюсь на это. Прошу  всех  взять
самое необходимое и собраться здесь через пять  минут.  Шуметь  как  можно
меньше.
     Дункан вместе с другими встал из-за стола. В  нос  ему  опять  ударил
спертый запах пота, исходящий от человека, которого Вилде  представил  ему
как Мела Кроссанта по прозвищу  "Ветерок".  Дункан  повернулся  к  нему  и
поймал пристальный взгляд Мики Донг.
     - Если бы не вы, ничего подобного не случилось бы!  -  прошипела  она
низким, напряженным голосом.
     - Оставьте это! - вмешался падре Коб. - Вспомните, в какую  передрягу
мы попали, когда подобрали _в_а_с_! Не забывайте об  этом!  И  все  же  мы
приняли вас доброжелательно.
     Ни Кроссант, ни Донг  ничего  не  ответили.  Они  отошли  в  сторону,
переговариваясь. Донг  остановилась,  чтобы  еще  раз  бросить  взгляд  на
Дункана.
     Священник, положив руку Дункану на плечо, сказал успокаивающим тоном:
     - Они очень напуганы, вот и не знают, на кого выплеснуть свой  страх.
Конечно, это не извиняет их недостойное поведение.
     - Мне кажется, что подобные  чувства  испытывают  не  только  они,  -
сказал Дункан. - Я очень сожалею, что навлек на всех опасность, но  что  я
могу поделать?
     - Не волнуйтесь. Мы будем вместе - свободными или в  плену.  Увидимся
через несколько минут.
     Он чинно удалился. Край длинной сутаны обвивал  его  массивные  икры.
Дункан сел. Ему нечего было  собирать  в  дорогу.  Примерно  с  минуту  он
раздумывал, не проще ли скрыться тем же путем, которым он попал сюда.  Это
будет, однако, глупая жертва. В лесу кишат  органики  и  его  очень  скоро
поймают. Возможно, тогда они прекратят преследовать его новых  друзей,  но
ему-то самому это уже не поможет. Его превратят  в  окаменевшую  статую  и
забросят куда-нибудь на пыльный правительственный склад. Эти люди  приняли
его,   несомненно   понимая,   какие   последствия   может   вызвать   это
гостеприимство. И кроме того: с какой стати он должен испытывать угрызения
совести за то, что некоторые из обитателей подземелья ударились в  панику?
Они переживут трудное время, и тогда он сможет уйти...  и  что  он  станет
делать? Сейчас он понятия не имел о том, на что может надеяться. Но что бы
там ни было, прятаться в норе, словно кролик от лисы,  он  определенно  не
станет. Эти люди, возможно, и готовы смириться с такой судьбой,  но  он  -
никогда.
     Смелые слова. Не лучше  ли  загнать  их  обратно,  туда,  откуда  они
приходят.
     С большим пластиковым мешком на спине и  с  другим  в  руке  вернулся
Рагнар Стенка Локс. Второй  мешок  он  дал  Дункану.  Вскоре  появилась  и
последний член группы, Фиона Ван Диндан. Подчеркивающее  ее  формы  платье
цвета электрик сменила желтая футболка и ярко-зеленые шорты. Локс попросил
детей не шуметь и делать то, что им скажут взрослые. Те согласно  закивали
головами: они уже  получили  такие  наставления  от  своих  родителей.  На
серьезных лицах обоих детишек была написана решимость. Локс поцеловал их в
головки.
     - Я знаю, вы будете вести себя как надо. Вам уже приходилось бывать в
подобных переделках.
     Локс отвернулся и что-то пробормотал себе  под  нос.  Дункан,  хорошо
читавший по движению губ, понял его  слова.  "Что  за  чертова  жизнь  для
детей".
     Группа двинулась вперед по коридору. Братья Синн и Бидутанг шли футов
на двадцать впереди группы, исполняя роль разведчиков. Дункан раздумывал о
том, что будут делать органики, пробившись через толщу в  подземелье.  Они
сразу же сообразят, что обитатели этих комнат покинули их совсем  недавно,
и попытаются догнать их. Можно не сомневаться, что к этому времени беглецы
успеют спрятаться в надежном месте. Он очень надеялся на это. Обращаясь  к
Вилде, который шел рядом с ним, он прошептал:
     - И часто это у вас происходит?
     - Последний раз нечто подобное случилось около семи субмесяцев назад.
Все обошлось хорошо, но гэнки на целые две мили заполнили  все  комнаты  и
коридоры грязью. Однако нам понадобилось  лишь  два  месяца,  чтобы  снова
разгрести все и очистить. Даже хорошо: было чем заняться.
     Они прошли по петляющим туннелям еще около мили в свете электрических
фонарей. Примерно четверть пути пришлось  ползти  на  четвереньках.  Когда
узкая труба сделала крутой поворот, они снова смогли  подняться  на  ноги.
Падре, замыкавший шествие колонны, выкатил из щели в стене круглую  дверь,
которая плотно прикрыла собою  вход.  Опустив  поперек  нее  металлическую
перекладину, он сказал:
     - Им не понадобится много времени, чтобы прожечь этот заслон.
     Пройдя еще через одно просторное помещение, группа свернула налево  и
направилась по прямому коридору, который тянулся футов  на  шестьдесят.  В
конце  его  образовалась  большая  куча   грязной   жижи,   стекавшей   по
провалившейся внутрь стене. Бидутанг и  еще  несколько  человек  принялись
разбрасывать  кучу  лопатами,  и  вскоре   показалась   небольшая   дверь,
сколоченная из досок. Бидутанг открыл ее ломиком. Около двери лежала узкая
деревянная лесенка, и люди один за другим  спустились  по  ней.  Последним
прошел падре. Оказавшись внутри, он снова закрыл дверь и полностью завалил
ее грязью.
     Освещая путь электрическими фонарями, группа двинулась  по  уходящему
вниз туннелю. Башмаки у всех облепились густой, липкой жижей. Здесь Дункан
впервые заметил валявшиеся человеческие кости и черепа - в дальнейшем  они
во множестве попадались им по пути.
     - На том участке, по которому  мы  прошли  раньше,  тоже  было  полно
костей, - сказал ему Вилде. - Мы убрали их, только  я  думаю,  зря.  Когда
валяются кости, создается впечатление, что это место необитаемо.
     То тут, то  там  взгляд  Дункана  натыкался  на  груды  проржавевшего
металла.
     - Это  наконечники  стрел,  клинки,  копья,  протонные  пистолеты,  -
объяснял  Вилде.  -  Американцы  сопротивлялись  отчаянно,   но   все-таки
потерпели  поражение.  Подземные  форты  замуровали,  а  сверху  соорудили
монументы. Беглые преступники уже давно снова открыли  их.  Большая  часть
памятников наверху  заброшены,  стоят  наполовину  провалившись  в  землю,
вокруг деревья и кустарник.
     Стена походила  на  полурасплавленную;  здесь  она  была  значительно
темнее, чем тот светло-коричневый цвет стен, мимо  которых  они  проходили
раньше.
     - Это сделали  огнеметы,  -  заметил  Вилде,  передернув  плечами.  -
Ужасное, наверно, было зрелище.
     Они дошли до конца того участка, где  поработал  огнемет.  Начиная  с
этого места, туннель пролегал в скале, присыпанной  землей  и  укрепленной
деревянными балками и опорными стойками. Этот  туннель  тянулся  футов  на
пятьдесят, а в конце него валялась большая груда камней. Синн оттащил их -
показалась еще одна потайная дверь. Из  открывшейся  шахты  подул  свежий,
приветливый ветерок. Люди жадно глотали воздух. После долгого  перехода  в
спертом, тяжелом пространстве  это  было  весьма  кстати.  Спустившись  по
ржавой металлической лестнице, они миновали длинный проход, пролегавший по
искусственному туннелю,  сделанному  из  прорезиненного  материала.  Вилде
объяснил,  что  воздух  поступает  от   специальной   машины   по   узкому
трубопроводу; он пролегает через весь туннель  и  скрыт  в  большом  дупле
старого дерева на поверхности. Получилась своеобразная система  воздушного
кондиционирования, приводимая в действие  колесом;  колесо  вращается  под
действием  падающей  воды  -  водопад  находился  неподалеку  в  одной  из
естественных пещер.  Электричества  этот  привод  давал  немного,  но  для
обитателей подземелья его было достаточно.
     Локс объявил  привал.  Люди  с  благодарностью  расселись,  на  ногах
остались только сам Локс, да еще Бидутанг. Вдвоем они отправились назад по
туннелю. Синн приложил  к  стене  большой  диск,  соединенный  проводом  с
маленькой черной коробочкой, висевшей у него на ремне. Некоторое время  он
внимательно прислушивался к звукам в наушниках, а затем снял их.
     - Наверху ничего не слышно, - сообщил он.
     Дункан извлек из ранца флягу и немного отпил  из  нее.  Не  успел  он
засунуть ее назад, как земля заходила у него под ногами. Из дальнего конца
туннеля донесся ужасный гул, сопровождаемый появившимися клубами пыли.  Из
этой пыли показались Локс с Бидутангом. Зубы Локса белели на фоне грязного
лица.
     - Мы завалили шахту, - сказал он. - Теперь они не смогут пройти вслед
за нами.
     - Если органики догадаются завалить нас спереди, мы и сами не  сможем
вернуться, - пробормотал Вилде.
     Кроссант, который сидел настолько близко от Дункана,  что  тот  опять
начал морщить нос от его запаха, сказал:
     - И зачем мы только впутались в эту передрягу...
     - Вой, вой, собачонка, - прохрипел Вилде. - Видит  Бог,  я  устал  от
твоего проклятого нытья.
     - Заткнись, ты... ничтожество! - гаркнул в ответ Кроссант.
     - Ага! - закричал Вилде. - Я знал, что ты...
     - А ну-ка тихо, вы! - вмешался Локс.
     - Да, да, - пробурчал падре.  -  Время  сносить  головы  еще  придет.
Прости меня. Господи, за эти слова. Сейчас у нас есть дела  поважнее,  чем
твое дурацкое нытье. Успокойся, Кроссант, не то я помогу тебе утихнуть.
     Вилде поднялся и отошел подальше от Кроссанта. Дункан  последовал  за
ним.
     - Расскажите мне о Донг и Кроссанте, - попросил он.
     - Ты хочешь знать, как они оказались здесь?
     Вилде хихикнул.
     - Определенно нет никаких политических причин. Они обыкновенные воры,
наверно,  не  очень  умные.  Были  гражданами  Среды.   Кроссант   работал
продюсером на телевидении, ставил игровые  шоу,  а  женщина  работала  его
секретарем. Однажды в голову ему пришла сумасшедшая мысль: брать взятки  с
участников конкурсных телешоу за то, что он обеспечивал им  выигрыш.  Донг
стала его сожительницей, и  он  уговорил  ее  вступить  с  ним  в  сговор.
Некоторое время они преуспевали, победители делились с  Кроссантом  своими
призовыми, а если призы были очень внушительными, отчислялась половина.
     -  Затем  случилось  неизбежное.  Начальник  Кроссанта   понял,   что
происходит. Он припер Кроссанта к стенке и пообещал,  что  не  выдаст  их,
если он и Донг станут делиться с ним. Но  этот  человек  действовал  очень
неосторожно. Кроссант рассвирепел, набросился на него  и  нокаутировал.  В
конце концов его вместе с Донг схватили в тот  момент,  когда  они  тащили
тело мужчины, находившегося без сознания, по крыше здания, где  они  жили.
Наверно, собирались сбросить его оттуда, имитировав несчастный случай. Еще
одна невероятная глупость. Как будто органики не  проверили  бы  в  тумане
истины всех подозреваемых жильцов, тем более связанных с игровым шоу.
     - Их застукала женщина,  работавшая  управляющей  в  этом  доме.  Она
закричала и бросилась вниз по лестнице, чтобы позвать на помощь.  Кроссант
и Донг еще  более  усугубили  свое  преступление,  напав  и  на  нее.  Им,
очевидно, стало ясно, что зашли они слишком  далеко.  Вместо  того,  чтобы
сдаться, пойти на суд и оказаться в  реабилитационном  учреждении,  откуда
они через несколько лет вышли бы на свободу, эти идиоты пустились в  бега.
Мы нашли их, когда они,  умирая  от  голода,  блуждали  по  лесу,  готовые
сдаться органикам.
     - А почему вы решили принять их?
     - Мы принимаем всех беглецов. Таково наше правило, и  мы  никогда  не
изменяем ему. Если бы не оно, и меня самого отвергли бы. Я  ведь  тоже  не
политический преступник.
     - Но ведь эти двое - потенциальные убийцы. Их остановило  только  то,
что их самих вовремя остановили.
     - Любой человек - потенциальный убийца, - пожал плечами Вилде. - Я  и
сам не раз хотел расправиться с Кроссантом и Донг. Но, конечно...
     - Мысли об убийстве вовсе не то же самое, что оно само.
     -  Согласен.  Но  эти  двое  находились   в   совершенно   особенной,
исключительной ситуации, которая вряд ли может  повториться.  К  тому  же,
наверное, они извлекли урок из происшедшего с ними. Правда, я слышал,  что
телевизионщиков никогда ничто не учит.
     Локс приказал двигаться  дальше.  Синн  сообщил,  что  никакого  шума
наверху  не   слышно.   Правда,   детектор   его   не   отличался   особой
чувствительностью и мог регистрировать только громкий шум, наподобие того,
что сопровождает бурение шахты в земле. Шелест листвы, пение птиц и  звуки
шагов оставались для него неразличимыми.
     Пока они шли дальше по извилистому,  иногда  даже  опасному  проходу,
Дункан расспрашивал Вилде о том, что задело его в рассказе падре.
     - Любая тесная группа, даже если ее  составляют  преступники,  должна
подчиняться определенным правилам и законам, по которым она  организуется,
-  говорил  Дункан.  -  Что  вы  делаете  с  теми,  кто  совершает  совсем
недопустимые поступки? Как вы обходитесь с человеком, который убил  своего
коллегу, члена вашей группы? Какое наказание ждет его?
     - В таком случае мы вынуждены делать  то,  против  чего  так  яростно
протестуем, когда этим злоупотребляет правительство. Таких людей мы сажаем
в стоунер.
     Дункан лишь глубоко вздохнул  и  надолго  замолчал.  Откуда  у  банды
доступ к большому стоунеру?

                                    6

     Медленно  пробравшись  сквозь  лабиринт  пещер,  иногда  ползком,   а
временами по пояс увязая в потоках ледяной воды, судорогой сводящей мышцы,
они вошли в следующий комплекс  туннелей.  Некоторые  участки  туннелей  в
местах соединений и пересечений отошли друг от  друга.  Это  случилось  во
время двух великих землетрясений древности. Члены группы,  а  может  быть,
нарушители законов, жившие здесь прежде, закрыли  разрывы  между  большими
трубами, составлявшими основу туннелей. Через три часа  они  прошли  через
трубу, оканчивавшуюся в очередной  естественной  пещере,  сплошь  покрытой
сталактитами  и  сталагмитами.  Здесь  группа  остановилась   на   ночлег.
Напившись из небольшого  ручья,  извивавшегося  в  темноте  как  Стикс  [в
греческой мифологии божество одноименной реки в  царстве  мертвых;  на  ее
берегах боги дают свою священную клятву (греч.  styx  -  ненавистная)],  и
проглотив походную еду, люди забрались в спальные мешки и приготовились ко
сну. Отлогий пол пещеры оказался твердым и неровным, но, несмотря на  это,
все крепко спали.
     За час до подъема настала очередь Дункана отправляться в  дозор,  так
что ему пришлось вставать раньше остальных. Спустя полчаса после того, как
они уже продолжали свой путь, группа очутилась в еще одной цепочке  пещер,
двигаясь через нее по щиколотку в воде. Вилде объяснил, что ручей пришлось
отвести от его основного русла непосредственно в пещеры.
     - Вода смоет наши следы и уничтожит запах.
     - Но гэнки же догадаются, что мы воспользовались  ручьем  именно  для
этого, - сказал Дункан. - Они просто пойдут по ручью.
     - Да, но по какому? Потоки разбегаются по всем боковым выходам.  И  к
тому же...
     Он оборвал  свои  объяснения  на  полуслове,  очевидно,  потому,  что
Дункану и без того скоро предстояло самому все увидеть. Беглецы  не  дошли
еще до конца пещеры, как Синн, а за ним и остальные свернули  в  проход  к
смежной  с  ней  комнате.  Дункан  стоял  рядом  с  остальными,  ноги  его
окончательно онемели в ледяной воде. Синн и Бидутанг сняли одну из плит  в
стене, приоткрыв тускло освещенную  нишу.  Задняя  стенка  ниши  отошла  в
сторону,  образовав  проход  еще  в  одну  пещеру.  Позади  цепочки  почти
сомкнувшихся друг с другом сталактитов и сталагмитов протекала речка футов
пятьдесят шириной. Вода ее казалась почти черной. Они пошли вдоль  берега,
увязая в холодной грязи и ощущая, как тяжелые капли ледяной воды падают на
головы. Зубы у Дункана стучали, его знобило.
     Группа подошла к плотине, сложенной из больших камней.  Потоки  воды,
крутясь и закипая, прорывались сквозь нее.  Люди  поднимались  наверх,  на
гребень плотины. Вода, с шумом  и  ревом  ударяясь  о  камни,  вскипала  и
взлетала вверх, заливая их.
     - Господи, - пробормотал Кроссант, - если нам и удастся пережить шок,
все равно умрем от пневмонии!
     - Все отлично, -  обронил  Вилде.  -  Холодный  душ  тебе  отнюдь  не
помешает.
     - Может, и сам желаешь  искупаться?  -  прохрипел  Кроссант.  -  Могу
помочь.
     - Мне не перенести даже такого непродолжительного контакта с тобой, -
улыбаясь, парировал Вилде.
     Взобравшись на вершину. Дункан немного подождал отставших.
     - Кто построил эту плотину? - спросил он у Вилде.
     - Кто знает? - откликнулся падре.  -  Наверно,  кто-то  из  беглецов,
скрывавшихся тут прежде. Возможно, тысячу облет назад. А может,  и  позже,
всего лет сто. В любом случае мы должны благодарить и благословлять их.
     - За что?
     - Скоро узнаешь.
     Сини и Бидутанг ушли вперед. К тому времени, когда к ним  подтянулись
остальные, оба они пытались наклонить вниз, навалившись на него,  крашеный
стальной рычаг, выступавший из проема в стене пещеры.  Локс  приказал  еще
двоим помочь им, и рычаг медленно пополз вниз,  к  основанию  проема.  Пол
пещеры содрогался, откуда-то снизу доносился громкий, звероподобный рев.
     Вилде, стуча зубами и вибрируя вместе с полом, сказал:
     - Следите за рекой.
     Люди освещали реку  фонариками.  Дункан  заметят,  как  уровень  воды
постепенно опускается, через несколько минут она осела уже на  целый  фут,
шум внизу затих, и пол перестал дрожать.
     - Вся система туннелей теперь заполнена  водой,  -  улыбаясь,  сказал
Вилде, продолжая при этом дрожать. - Органики не смогут преследовать  нас.
Если получится все, как мы задумали,  они  наверняка  решат,  что  вода  в
туннеле стоит уже давно. Зависит от того, как  далеко  ищейки  отстали  от
нас.
     Дункан размышлял о том, сколько же времени могло  понадобиться  людям
для сооружения этой ловушки. Несомненно, им  пришлось  проявить  небывалое
терпение, тяжело трудиться. Некоторые из них, вероятно, умерли,  не  дожив
до окончания работ.
     - На обратном пути опустим ворота и подождем, пока вода не выйдет  из
всех пещер, - сказал Вилде.
     - Если у нас есть хоть один шанс вернуться, - вставила Мика Донг.
     - Не устала еще ныть? Какое удовольствие работать с  тобой,  несмотря
ни на какие препятствия.
     - Один из этих дней... - прохрипел Кроссант.
     Локс приказал группе продолжать движение. Дети, которые  не  решались
жаловаться открыто, тихонько хныкали, укрытые простынями, которые родители
вытащили из своих непромокаемых рюкзаков. Дункан даже  завидовал  им.  Еще
через десять минут, преодолев мокрый, скользкий проход, они  спустились  в
шахту, сделанную  из  вертикально  установленных  труб;  по  стенкам  труб
располагались ступеньки, скрепленные ржавыми болтами.
     -  Нашим  предшественникам,  -  сказал  Вилде,  -  пришлось   здорово
попотеть, чтобы соорудить этот туннель. Они не могли  пользоваться  мощным
оборудованием: оно слишком шумит. Трудно даже представить, сколько времени
у них ушло на это. Мы никогда не узнаем, как им  удалось  соорудить  такое
строение и остаться незамеченными.
     Туннель  тянулся  почти  по  прямой  футов   триста   и   оканчивался
помещением, достаточно просторным, чтобы вся группа без труда разместилась
в  нем.  Часть  комнаты  занимали  ящики  со  всевозможным  снаряжением  и
провиантом; отдельно стоял большой металлический сундук;  кабель  из  него
уходил прямо в каменную стену.
     Синн нажал кнопку на толстой металлической панели на  стене.  Комната
наполнилась светом. Несколько человек открывали  ящики,  доставая  из  них
небольшие,  продолговатые   и   плоские   контейнеры.   Положив   тридцать
контейнеров в большой металлический ящик, они остановились.  Кто-то  нажал
кнопку на панели, прикрепленной к ящику. Секундой позже они уже  доставали
из ящиков подносы, уставленные едой и бутылками с напитками. На  столе  по
соседству стояла микроволновая печь, люди ставили туда подносы - по четыре
за раз. Ни столов, ни стульев не было, однако  никто  и  не  вспоминал  об
этом. Пища была горячей и вкусной, а в бутылках оказалось вино и пиво.
     - Каким образом вам удалось подключиться к системе энергоснабжения? -
спросил Дункан у Вилде, набивая рот едой.
     - Нам и не нужно было этого делать.  Вы  же  все  сами  видели.  Наши
невоспетые герои и героини, те, кто  был  здесь  до  нас,  потрудились  на
славу.
     - А потребление энергии? Разве  этого  не  замечают  по  приборам  на
главном пульте? Они могут проследить...
     - Возможно, возможно, - весело сказал Вилде. -  Но  ведь  энергию  из
системы мы забираем прямо здесь, - он  указал  вилкой  на  потолок.  -  Вы
увидите, почему операторы не обращают на это никакого внимания.
     Дункан   решил   удовлетвориться    этим    частичным    объяснением.
Электрический обогреватель в углу комнаты создавал необходимый комфорт,  и
Дункан чувствовал, что его клонит ко сну. Поев, он положил грязный  поднос
в большую корзину и направился в тесный туалет в дальнем углу комнаты. Там
размещались   специальные   стоунеры,   с   помощью    которых    продукты
жизнедеятельности людей подвергались окаменению. Оттуда их перекладывали в
специальный ящик и хранили до последующего удаления.
     Крепко заснув  в  своем  спальном  мешке,  Дункан  пробудился  уже  в
Четверг. Хотя  он  был  человеком  Вторника,  Дункан  не  сомневался,  что
органики любого дня будут продолжать поиски.  Связь  между  разными  днями
была сведена к минимуму, но этот случай был совершенно особенным, и Среда,
без сомнения, оставила сообщение для органиков Четверга; Четверг,  в  свою
очередь, передаст его Пятнице. Пятница отправит информацию людям  Субботы,
и так далее.
     Дункан не удивился, когда вдоль  стены  установили  лестницу  и  Синн
опустил одну из панелей. С детектором звука в руке он поднялся по лестнице
и пролез в образовавшийся проем. Через пять минут Синн вернулся.
     - Никаких признаков активности. Кажется, все спокойно.
     Шахта, расположенная над потолком, проходила вверх футов на  сорок  и
оказалась настолько узкой, что, даже поскользнувшись на  ступеньке,  можно
было удержаться, упершись локтем в одну стену и спиной  -  в  другую.  Вся
группа начала подъем.  Дункан  шел  седьмым.  Поднявшись,  он  оказался  в
огромной комнате. Потолок висел над ним  футах  в  шестидесяти,  никак  не
меньше.
     Дункан был поражен представшим перед его глазами зрелищем.  Это  было
так неожиданно, никто даже не предупредил его. В огромном помещении стояли
тысячи безмолвных фигур по сотне в ряд  -  ряды  уходили  вдаль  насколько
хватало глаз. Мужчины, женщины и дети - все обнаженные, выстроились словно
на параде, некоторые даже с открытыми глазами. У каждой фигуры вокруг  шеи
был обмотан шнур, на котором висела табличка с  именем,  идентификационным
номером, закодированными биографическими и медицинскими данными.
     Никаких объяснений больше  не  требовалось.  Без  сомнения,  это  был
подземный правительственный склад, на который когда-то свозили всех людей,
по тем или иным  причинам  подвергнутых  окаменению.  Среди  них  -  люди,
умиравшие от неизлечимых болезней и  добровольно  решившие  отправиться  в
стоунер в надежде, что когда-нибудь медицинская  наука  найдет  нужное  им
лекарство и тогда их дестоунируют  и  вылечат.  Подобные  настроения  были
широко распространены.
     Были и такие, кто умер и сразу же после смерти был помещен в стоунер.
Их должны забрать со склада после того, как будет найден способ  оживления
и излечения болезней, ставших причиной их  смерти.  По  крайней  мере  так
обещали всем, кто попал сюда.
     Наверняка  среди   сохраняемых   имеются   и   преступники,   которых
современная  им  наука  оказалась  не  в  состоянии  перевоспитать.  Когда
появится возможность устранить мотивы, побудившие их встать на  преступный
путь, и сделать из них законопослушных граждан, этих  людей  дестоунируют.
Такова была официальная политика правительства в отношении преступников.
     - Это сравнительно новое хранилище, - заметил  Локс.  -  Первое  тело
поместили сюда около трехсот облет назад.  Сейчас  мы  находимся  в  самом
старом разделе, значит, сюда уже перестали привозить пополнение.
     Воздух в хранилище оказался свежим. Без сомнения, он  поступал  через
электрические фильтры, но тем не менее на  полу  и  фигурах  все  же  осел
довольно толстый слой пыли. Люди оставляли следы на пыльном полу.
     - Мы все почистим, прежде чем уйти, - сказал Локс, перехватив  взгляд
Дункана. - А пока...
     Он помахал рукой весело бегавшим по проходам мужчинам и  женщинам,  а
также не в меру расшалившимся детям, которые беззаботно играли в прятки.
     - Здесь, конечно, не то, что на улице, но все  же  вполне  достаточно
места, чтобы  вдоволь  нарезвиться.  Наконец-то  они  выбрались  из  этого
спертого воздуха подземелья.
     Дункан,   однако,   не   чувствовал   себя   столь   беззаботным    и
жизнерадостным.  Эти  ряды  недвижных  тел,  большинство  из   которых   в
действительности  не  были  мертвы,  тела  людей,  которых   за   какую-то
микросекунду можно вернуть  к  жизни,  подавляли  его.  Откуда-то  явилось
осознание того, что по всему миру скопилось уже  более  сорока  миллиардов
окаменевших людей, разбросанных на  подобных  складах  повсюду,  -  и  все
ожидают возвращения к жизни и здоровью.
     - Ясно, что никогда не появится достаточно медицинского  персонала  и
соответствующей техники, чтобы справиться с таким количеством людей,  -  с
какой-то особенной улыбкой сказал Вилде. - Да и куда они  отправятся?  Где
взять столько жилья и еды и всего прочего, необходимого для жизни, если их
вылечат? А между тем каждый год добавляются все новые миллионы. Даже  если
придет другое правительство, которое  захочет  вернуть  всех  этих  бедняг
обществу, оно вряд ли сможет  что-нибудь  сделать.  Никакое  правительство
неспособно справиться с этой проблемой. На Земле просто недостаточно места
и еды, чтобы хватило на всех. Люди станут умирать от голода.
     - Ну что ж, забудем об  этом,  -  заключил  Дункан,  поворачиваясь  к
Локсу. - Очевидно, в этом районе нет никаких мониторов. А как в других?
     - Органики ведут наблюдение только за более поздними  секциями,  куда
еще привозят окаменелых. Неподалеку  отсюда  сейчас  ведутся  работы.  Там
копают шахты, чтобы обустроить под хранилища дополнительные  помещения.  -
Локс усмехнулся и продолжил: -  Не  могу  представить,  где  бы  мы  могли
чувствовать себя в большей безопасности, чем здесь. Разве они  догадаются,
что мы смогли спрятаться совсем рядом с ними? Всего в  трех  милях  отсюда
расположена деревня, в которой живут лесничие и крестьяне. Там же  и  база
органиков. Пошли, я покажу ее вам.
     Они стали собираться в дорогу. Дункан заметил, как  какой-то  человек
поднялся по лесенке к потолку,  поднят  плиту  и  пролез  в  проем.  Локс,
перехватив его взгляд, заметил:
     - Если наверху все спокойно, вполне можно выйти погулять в лес.  Всем
полезно размяться, а уж детишкам особенно.
     Дункан в сопровождении падре и Вилде прошел  через  центральный  зал,
уставленный телами, о которых он,  несмотря  на  все  усилия,  мог  думать
только как о статуях. Пройдя около  мили,  они  оказались  у  стены.  Локс
открыл маленькую дверцу, врезанную в  огромные  железные  ворота.  За  ней
виднелись следующие помещения, которые - как пояснил Локс  -  представляли
собой три  подвала,  расположенные  ниже  основного  пола.  Дункан  увидел
просторные  открытые  полки,  установленные  на  шести  уровнях  и  сплошь
загруженные  окаменевшими  телами.  Миновав  центральное  помещение,  Локс
свернул и мимо рядов безмолвных статуй прошел дальше  к  открытому  лифту,
врезанному прямо в стену. Все четверо зашли в лифт и поднялись к  верхнему
уровню. Сквозь высокое, узкое окно Дункан разглядел прилегающую  к  складу
местность. Очевидно, верхняя  часть  сооружения  поднималась  выше  уровня
земли. Рядом с ним поверхность уходила  под  крутой  уклон,  протянувшийся
футов на сто, затем, спрямившись, сменялась равниной, на которой  милях  в
пяти начиналась новая  цепь  холмов,  поросших  густым  лесом  и  покрытых
глубокими канавами и расщелинами. И все же большая часть этой  земли  была
ухожена и, очевидно, представляла собой фермерские угодья. В центре долины
виднелась деревенька домов на сто; над  строениями  господствовало  белое,
квадратное, пятиэтажное здание, поблескивающее своими  широкими  панелями.
Работают на  солнечной  энергии,  отметил  Дункан.  Вокруг  здания  стояли
разнообразные по архитектуре небольшие белые домики  с  зелеными  крышами.
Все улицы деревни представляли собой правильные концентрические окружности
с общим центром,  в  котором  и  стояла  пятиэтажка  -  очевидно,  главное
сооружение всего поселка. Локс протянул Дункану бинокль, и тот прильнул  к
нему, чтобы рассмотреть все поближе. Вокруг домов и внутри  них  двигались
люди, во дворах играли малыши. Мужчины и женщины разъезжали  по  дороге  в
деревню.
     Пробежав  биноклем  по   прилегающей   долине,   Дункан   внимательно
рассмотрел маленькие фермерские домики и более  крупные  скотные  дворы  и
силосные башни, множество различных  сельскохозяйственных  машин,  которые
двигались по полям или стояли под  высокими  навесами.  Неизвестно  откуда
Дункан знал, что маленькие домики вовсе не предназначались для жилья.  Там
находились компьютеры, с помощью которых фермеры на  расстоянии  управляли
роботами, трудившимися за них на  полях  и  в  скотных  дворах.  Это  были
роботы-землепашцы,  сеятели,  культиваторы,  оросители  и  другие  машины.
Закончив очередной трудовой день, фермеры уезжали в город. Им принадлежали
только небольшие сады в непосредственной близости от него.
     То тут, то  там  виднелись  пасущиеся  коровы,  которых  держали  для
обеспечения  местных  жителей  молоком  и  окрестных  полей  естественными
удобрениями. Рядом со строениями разгуливали куры  в  сопровождении  стаек
цыплят. Их разводили исключительно как несушек. Животных и птиц больше  не
убивали ради мяса. Говядину и мясо птицы получали  теперь  на  специальных
фабриках, где методом клонирования выращивали животных, как две капли воды
напоминавших своих собратьев - детей природы. Нет сомнения, что и  в  этой
деревеньке такая фабрика тоже была, но она,  как  обычно,  скрывалась  под
землей.
     Дункан вернул бинокль Локсу.
     - Довольно красивая и мирная деревенька, - заметил он.
     - Органиков и рейнджеров-лесничих сейчас там нет.  Они  ищут  нас,  -
улыбнувшись, ответил вожак. - К другому склону холма, - добавил он, указав
вдаль, - прилегает межконтинентальная железная дорога.
     Дункан показал на главную дорогу - мерцавшую в солнечном свете  серую
резиновую полосу, бегущую через лес и огибающую деревню, - и спросил:
     - Окаменевших привозят по ней?
     - Нет. Их доставляют по воздуху на правительственных  дирижаблях.  На
крыше того здания расположена башня для пришвартовывания.
     - Могу я сходить в самое новое из этих строений?
     - Зачем? - спросил Локс.
     - Просто хочу зарисовать его планировку. Никогда не знаешь, что  тебе
впоследствии может понадобиться.
     - Вы хотите сказать - для побега?
     - Не от вас. А вдруг органикам удастся застигнуть нас врасплох?
     - Конечно, - согласился Локс. - Почему бы и нет?  Мониторы  фиксируют
только тех, кто пытается проникнуть в этот район. Им нет никакого дела  до
выходящих отсюда. Зачем им это нужно?
     Они спустились на основной уровень и,  пройдя  через  два  гигантских
здания, в каждом из которых находилось по двенадцать этажей, вошли в новое
строение. Здесь они снова сели в лифт. Локс прошел в ту  часть  комплекса,
где располагались служебные кабинеты,  и  они  немного  посидели  в  самом
шикарном из них. Сейчас им пользовались очень редко, но стоунер в нем  все
же был.
     На полках в изобилии лежали окаменевшие продукты - и стояли бутылки с
окаменевшими напитками. Включив стоунер - Дункан не переставал  удивляться
тому, как много их было здесь повсюду, - они дестоунировали немного еды  и
полакомились крабами, салатом, картофелем, запив все пивом и вином.
     Единственное, что не позволяло Дункану полностью расслабиться, -  это
постоянный глухой рев, исходивший от  дальней  стены,  которая  непрерывно
вибрировала. Локс объяснил, что неподалеку  ведутся  работы,  прокладывают
шахту.
     - Там целая армия рабочих, - добавил он.
     Дункан, потягивая пиво, понемногу успокоился. Жестом руки он  показал
на компьютерные экраны на стене и информационные табло на пультах.
     - Можно ли воспользоваться этими штуками без отключения сигнализации?
     - Конечно, - сказал Локс. - Собственно для этого я сюда и пришел.
     Он повернулся  в  крутящемся  кресле,  отставил  бутылку  с  вином  и
прошелся пальцами по клавишам на панели управления.
     -  К  счастью,  чтобы  включить  мониторы,  не  надо  знать  никакого
специального кода.  Чиновники  никогда  и  подумать  не  могли,  что  сюда
проникнет  кто-то,  кому  это  не   положено.   Не   забывайте,   это   же
малонаселенный, сельский район. Кроме того, в само здание не может попасть
никто, кому не известен  код.  Видите,  они  ошиблись.  Прежде  всего,  мы
запустим мониторы и посмотрим, что происходит снаружи.
     Очевидно, для этого никакого специального кода не  требовалось.  Локс
просто произнес:
     - ТЗК6. Примите команду. Включить мониторы ближнего видения.
     Тотчас же голые стены превратились  в  освещенные  экраны,  и  Дункан
увидел, что происходит рядом со зданием со всех четырех его сторон.
     - Ого! - воскликнул Локс, приподнявшись в кресле.

                                    7

     Экран, представляющий картинку западной стороны, высветил примерно  в
ста футах над землей серебряный дирижабль, летевший с несколько  опущенной
носовой  частью.  Он  медленно  продвигался  вперед,  поблескивая   своими
двигателями. Люк,  расположенный  в  носовой  части,  открылся,  и  Дункан
заметил  маленькие  фигурки  за  ветровым   стеклом:   команда   дирижабля
располагалась в верхнем отсеке носовой части.
     - Они доставили очередную партию окаменевших, - сказал Локс. Он  стер
записи, сделанные после включения системы наблюдения, и отключил  питание.
Затем, поднявшись, сказал:
     - Уберите подносы и бутылки. Не надо оставлять никаких следов  нашего
пребывания.
     Все пошли за ним. Выйдя из кабинета, Дункан спросил:
     - Что все это значит?
     - На некоторое время придется затаиться, - ответил Вилде. - Они скоро
улетят. Часа через два, я думаю. Выгрузят тела и улетят. Но  нам  придется
залечь на дно по крайней мере до завтра.
     Именно в этот момент Дункан и решил окончательно, что не останется  с
этой группой дальше, чем это будет необходимо. У нее нет будущего. Все, на
что  они  способы,  -  это  убегать   и   прятаться,   пользуясь   редкими
возможностями, чтобы украдкой выбраться на поверхность и глотнуть  свежего
воздуха. Это же кроличья жизнь, а он не кролик.
     Тем не менее еще некоторое время придется оставаться с ними.
     Неохотно,  преодолевая  внутреннее  сопротивление,  Дункан  спустился
вместе с остальными в комнату, расположенную в самом низу, на  дне  шахты.
Усевшись на спальный мешок и прислонившись спиной к стене, Дункан печально
поглядывал на своих товарищей. В комнате  было  полно  людей,  но  детишки
резвились даже в этой тесноте. Дункан отнюдь не  упрекал  их,  ему  просто
было жалко этих малышей. Да и взрослым заняться было нечем - лишь пить  да
разговаривать. Несколько раз Дункан отправлялся  пройтись  взад-вперед  по
коридору размять ноги.
     Когда он проделывал это в третий раз, выполняя в  коридоре  в  полной
темноте приседания и другие  упражнения,  его  неожиданно  ослепила  яркая
вспышка света. Не прекращая своих занятий, он громко спросил:
     - Кто это?
     Это был Локс. Он присел.
     - Я не хочу мешать вам.
     Чуть запыхавшись, Дункан проделал несколько  резких  движений,  будто
поднимаясь по несуществующему канату.
     - Я заметил, что, когда мы  были  наверху  в  пункте  управления,  вы
как-то задумчиво смотрели на меня, - заметил Дункан.
     Локс продолжал светить в лицо Дункана фонариком, почти ослепив его.
     - Могли бы и убрать свет. Выражение моего лица, если оно вас волнует,
вы и так увидите.
     Локс усмехнулся и отвел фонарик в сторону, на стену. Теперь Дункан  и
сам мог разглядеть лицо Локса.
     - Вы, вероятно, думаете, что мы здесь ведем бессмысленную,  никчемную
жизнь, так ведь? Что нам остается  делать?  Только  убегать  и  прятаться?
Какая от нас польза? Правительство  нам  не  нравится,  мы  сопротивляемся
тому, что нас заставляют жить только один день в  неделю.  Нам  ненавистно
положение, когда за нами постоянно наблюдают. Но  что  мы  можем  сделать?
Наверно,  вы  думаете,  что  нам  было  бы  лучше  придерживаться   правил
нормальной жизни и пользоваться легальными средствами протеста?  Тогда  от
нас было бы больше проку да и нам стало бы куда легче.
     Дункан прекратил свои упражнения и сел.
     - Да, именно так я и думал, - сказал он.
     - Кстати, -  сказал  Локс,  -  давайте  разберемся:  против  чего  мы
протестуем. Зачем лезть на рожон, когда и  восставать-то  по  существу  не
против чего? Мы - граждане общества, подобного которому прежде никогда  не
существовало, общества, в котором не только никто  не  голодает,  но  даже
каждый может без труда  получить  все,  чего  он  пожелает.  Хорошая  еда,
хорошее жилье, достойное  медицинское  обслуживание,  богатые  возможности
получить образование. Человеку доступны  все  блага,  правда,  в  разумных
пределах.  Войны  нет,  и   вероятность   ее   возникновения   практически
отсутствует. С нас,  конечно,  берут  налоги,  но  они  ограничены  вполне
разумным пределом. Уровень преступности  ниже,  чем  в  любом  обществе  в
прошлой истории человечества. На каждые тридцать тысяч жителей  приходится
всего один юрист. Расизм  исчез.  Женщины  добились  полного  равноправия.
Ученым  удалось  победить  почти  все  болезни.  Редкими  стали   жестокое
обращение с детьми и изнасилование женщин. Отравленные моря,  загрязненная
почва и воздух - все это в  прошлом.  Мы  исправили  все  ошибки  предков.
Гигантские пустыни засажены зелеными деревьями. Мы приблизились  к  Утопии
настолько  близко,  насколько  это  вообще  возможно,  если  учесть,   что
свойственные  людям  врожденные  качества  -  иррациональность  поведения,
алчность, глупость и эгоизм - никуда не делись.
     - Вы нарисовали такую картину,  что  могло  бы  показаться  странным,
почему же вы не любите наше правительство, - заметил Дункан.
     - Кто-то из древних, не могу сейчас вспомнить его  имя,  сказал,  что
необходимо ненавидеть любое правительство, находящееся  сейчас  у  власти.
Под  этим  он  подразумевал,  что  совершенного  правительства  просто  не
существует,  и  граждане  всегда  должны  бороться,  чтобы  избавить  свое
правительство от присущих ему злоупотреблений и упущений. К ним  я  отношу
не только те неправильные действия и установки, которые нашли отражение  в
официальных актах, но и людей, обладающих властью  и  стремящихся  извлечь
личную выгоду из  ошибочной  политики  правительства,  а  также  тех,  кто
некомпетентен.
     - Звучит правильно, - заметил Дункан. - Но неужели вы  считаете,  что
действительно есть  объективные  причины  для  того,  чтобы  правительство
держало собственных граждан под постоянным наблюдением, ни на  секунду  не
переставая заглядывать им через плечо? Разве это не  то  качество  власти,
которое достойно искренней ненависти?
     - Да, но правительство  утверждает,  что  это  абсолютно  необходимо.
Наблюдение  позволяет  предотвратить  преступления  и  несчастные  случаи,
гарантирует  правительству  возможность   обеспечить   гражданам   мир   и
процветание. Зная, что делает каждый гражданин в любое время дня - почти в
каждую минуту, - находясь вне собственного дома, государство обладает всей
информацией, необходимой, чтобы гарантировать безопасность  гражданина,  а
также чтобы обеспечить нормальное движение  сырья  и  готовых  товаров  по
всему миру...
     - Я не нуждаюсь ни в примерах, ни  в  лекциях  на  подобные  темы,  -
прервал его Дункан. - Куда вы ведете? Что хотите сказать?
     -  Всякий  человек,  достигнувший  двадцатипятилетнего   возраста   и
прошедший экзамен по истории и тест на политическую благонадежность, имеет
право голоса. У нас есть три  главные  политические  партии  и  еще  сотня
мелких. Голоса регистрируются прямо в домах избирателей.
     - Не надо лекций, - повторил Дункан.
     - Я просто хотел  показать,  что  наше  правительство  в  самом  деле
является первым поистине демократичным. Государством управляет  народ  для
народа. По крайней мере, правительство утверждает, что дело обстоит именно
так. Если граждане недовольны тем, как управляют государством, они  вправе
потребовать проведения выборов и соответственно  смены  администрации  или
изменения законов. Повторяю, так утверждает правительство.
     -  Но  ведь  люди,  обладающие  властью,   контролируют   компьютеры,
подсчитывающие голоса на  выборах.  Возникает  вопрос,  не  потому  ли  за
последние двести облет  избиратели  неизменно  голосовали  за  пристальное
наблюдение за самими собой? Почему такое большое число чиновников Мирового
правительства продолжают оставаться у власти? Почему неизменно подавляющее
число голосов избиратели отдают именно этим кандидатам?
     - Многие люди не верят, что компьютеры представляют правильные данные
о результатах выборов, - сказал Дункан.
     - Да, таких много. Так много, что вызывает сомнение, действительно ли
мнение большинства находит отражение в результатах выборов.
     - Время от времени правительство проводит опросы общественного мнения
с единственной целью удостовериться в том, насколько широко распространено
это убеждение.  Итоги  опросов  неизменно  показывают,  что  число  людей,
полагающих, что результаты выборов заранее  предопределены,  не  столь  уж
велико.
     - А почему вы уверены,  что  и  результаты  опросов  не  подвергаются
фальсификации? - улыбнувшись, заметил Локс.
     - Я и не собираюсь доказывать, что итоги  опросов  отражают  истинное
положение вещей. Только...
     - Что только?
     - Что мы можем поделать с этим? - спросил Дункан.
     - Очевидно, ничего. В обществе  отсутствует  достаточно  решимости  к
реформированию  из-за  опасения  вызвать  мятежи,  забастовки,  революцию.
Вероятно, более половины населения убеждено в необходимости изменений и  в
том, что  нынешние  администраторы  -  слово  "правители",  думаю,  больше
подходит к ним - должны быть смещены. Но у людей  нет  реальных  оснований
для недовольства, как это было у наших предков. Они думают  примерно  так:
"Ну хорошо, нас раздражают некоторые ограничения, но  зачем  же  пробивать
дыру в лодке, в которой мы все плывем?"
     - А зачем, действительно?
     Дункан задумался на секунду, Локс пристально смотрел на  него.  Затем
Дункан сказал:
     - Я как новорожденный, который тем не менее  обладает  воспоминаниями
прошлых жизней. Мне кажется...
     Он нахмурил брови и некоторое время, покусывая губы, думал о чем-то.
     - Хотел бы я вспомнить,  почему  правительство  тратит  столько  сил,
чтобы добраться до меня. Однако я не помню, чтобы у  меня  были  и  другие
сомнения, кроме фальсификации выборов. Что-то еще... подождите... кажется,
сейчас вспомню. Государство все  время  пропагандирует  мысль,  что  Земля
никогда больше не должна пострадать от перенаселенности. Семейным парам не
разрешается иметь более двух детей. Если вспомнить, что произошло с  миром
в прошлые века, этот тезис может показаться вполне  логичным,  а  подобные
ограничения - совершенно оправданными. И все же большинство из нас...
     Дункан выглядел так, будто умственные усилия,  которые  он  совершал,
пытаясь восстановить свои воспоминания, довели его до крайнего напряжения.
     - Большинство из нас?.. - подтолкнул его Локс.
     - ...не уверено в  правильности  статистических  цифр,  приводимых  в
отчетах по народонаселению. Они вполне могут быть завышены. Если бы истина
вышла  на  свет,  правительству,  возможно,  пришлось  бы   отменить   это
ограничение, позволив родителям иметь по меньшей мере троих детей.
     - Истина, насколько мне известно, состоит в том, - сказал Локс, - что
в настоящее время население всей планеты не превышает двух  миллиардов.  В
то же время...
     - Но официальная статистика называет восемь  миллиардов!  -  вскричал
Дункан.
     Локс,  видимо,  не  сильно  удивился,  услышав  это.   Он   даже   не
поинтересовался,  откуда  обычному  преступнику,  не  имеющему  доступа  к
системе банков данных, это может быть известно.
     - Два миллиарда, - повторил он.  -  Вы  сказали,  что  вас  беспокоит
что-то еще?
     - Если население действительно находится в пределах двух  миллиардов,
то нет никакой необходимости сохранять систему Дней! Ее следует  отменить.
Мы все сможем вернуться к старым временам, когда люди жили каждый  день  в
течение всей недели без  каких-либо  ограничений.  Конечно,  переходить  к
прежнему устройству жизни пришлось бы постепенно. Нужно построить  в  семь
раз больше жилья. Все  ресурсы,  которые  мы  имеем,  необходимо  было  бы
увеличить в семь раз: снабжение продуктами, средства транспорта, энергия -
все. На это уйдет уйма времени. Появится множество самых  разных  проблем,
но ни одна из них не представляется мне неразрешимой. Человечество  вполне
способно вернуться к естественной системе жизни, жить так, как и  положено
людям. Я... - Он опять наморщил лоб и немного помолчал, а затем продолжил:
- Мне кажется, я знаю... кто-то  говорил  мне...  что  система  соблюдения
одного дня  нарушает  свойственный  человеку  естественный  суточный  ритм
жизнедеятельности. Раньше люди спали ночью восемь часов или около того без
перерыва, а теперь они вынуждены спать  всего  четыре  часа,  а  остальные
четыре "добирать" кто как может.  Это  привело  к  гораздо  большему,  чем
прежде, числу неврозов и умственных  расстройств.  Правительство  скрывает
это от общественности. Даже  та  категория  преступлений,  которые  обычно
объясняют  эмоциональной  неустойчивостью,  постоянно  дает   прирост   за
последнее  время.  Однако  и  об  этом  публику   не   информировали.   Ей
подбрасывают ложные данные,  к  тому  же  пресса  скрывает  большую  часть
случаев совершения преступлений.
     - Нам гарантировали свободу средств информации, - сказал Локс,  -  но
на самом деле ее просто  нет.  Правительство  очень  тонко  подавляет  ее,
проявляя змеиную хитрость и мудрость голубки. Не изменилось  только  одно.
Большинство  населения  по-прежнему  склонно   к   консервативности.   Это
обстоятельство играло  свою  роль  на  протяжении  всей  истории,  с  того
момента, когда на Земле появилось первое  из  всех  правительств.  Система
соблюдения дней жизни установлена настолько давно, что большая часть людей
считает ее естественной. Им кажется, что именно так и  должно  быть.  Даже
если правительство решит вернуться к старому порядку - чего оно,  конечно,
вовсе не желает, - ему будет очень  сложно  убедить  большинство  людей  в
необходимости этого.
     Теперь Дункан уже отчетливо понимал, что Локс ведет разговор  на  эту
тему вовсе не для того, чтобы убить время.
     -  Ваши  планы  простираются  гораздо  дальше,  чем  вы  хотите   это
представить, не так ли?
     - Вы желаете сказать,  что  я  не  похож  на  простого  вожака  кучки
беспомощных недоумков и жалостливых неудачников? - улыбнулся Локс.  -  Что
вы думаете обо мне? К чему, по-вашему, я стремлюсь в самом деле?
     - Я полагаю, что  вы  являетесь  членом  некой  организации,  которая
заслала вас сюда со специальной миссией, что-то вроде агента  по  вербовке
агентов. А еще вы  работаете  на  подземную  железную  дорогу.  Когда  тут
появляется некто вроде меня, вы направляете его... не могу сказать куда.
     - Очень хорошо, - отозвался Локс. - Пока что я не  могу  сказать  вам
больше. Вы не получите информацию до тех пор, пока операция не  вступит  в
завершающую фазу...
     - Но меня могут схватить еще до того,  как  вы  решитесь  осуществить
свои планы.
     - Совершенно верно. - Локс встал и потянулся. - Хорошо. Еще увидимся.
Не сомневаюсь, что вы ни с  кем  не  станете  обсуждать  содержание  нашей
беседы.
     - Конечно.
     - А  я  тем  временем  попробую  узнать,  почему  власти  так  упорно
стремятся изловить вас. Правда, если я смогу вернуться в ту  комнату,  где
находится банк данных, и отключить все мониторы наблюдения.
     - Мне очень хотелось бы узнать это, - сказал Дункан.
     Дункан снова вернулся к своим упражнениям, разминая  затекшие  мышцы.
Он встал на руки, выжимаясь в упоре, и в  этот  момент  заметил  мерцающий
глаз фонарика, притаившийся в конце туннеля. Фонарик погас,  а  он  так  и
застыл на вытянутых руках. Хныканье Кроссанта донеслось оттуда, где светил
яркий свет.
     - Бог мой, Дункан, что вы вытворяете?
     - Уж, конечно, не пытаюсь удержать угря на носу.
     Дункан немного опустился, почти прикоснувшись носом к полу, а  затем,
сильно оттолкнувшись вверх, сложился в  воздухе,  приземлился  на  ноги  и
выпрямился во весь рост. Смахнув рукой пот с лица, он спросил:
     - А вы что тут делаете?
     - Локс сказал, чтобы мы взяли вас себе в помощь, - тоненьким голоском
проговорила Донг. - Нужно принести несколько ящиков из пещеры.
     Свет фонарика приблизился. Дункан увидел, как из-за  светового  пятна
метнулось что-то темное и расплывчатое. Свет померк, и почти  одновременно
с этим он потерял сознание.
     Очнулся он в полном смятении, ничего не помня, дышал тяжело, едва  не
задыхаясь.  Дункан  перевернулся  в  полной  темноте  и,   едва   сознание
прояснилось, понял, что находится в воде. Совершенно не  ориентируясь,  он
отчаянно замолотил руками, не понимая, куда надо плыть - вверх,  вниз  или
горизонтально. Что-то тяжелое и твердое ударило его по ребрам. Мучительная
боль еще более затруднила дыхание.  Но  он  сумел  закричать,  прежде  чем
кто-то опять поволок его под воду.
     Значит... он очнулся на  поверхности.  На  поверхности  чего?  Что-то
вроде реки,  от  ледяной  воды  тело  сразу  онемело,  движения  сделались
медлительными.
     Дункан заставил руки и  ноги  двигаться  и  вскоре  сумел  всплыть  и
глотнуть воздуха. Но не надолго. Что-то ударило его по затылку, и он снова
ушел под воду. Молотя руками наотмашь, он стукнулся  обо  что-то  твердое.
Камень. Теперь он понял, что находится в подземном  ручье,  бегущем  через
узкий туннель. Ободрав плечо о камень, Дункан почувствовал, как  неведомая
сила подхватила и развернула его, а затем - хвала Господу -  Дункан  снова
умудрился высунуть голову из воды.
     Долго отдыхать не пришлось.  Уже  через  несколько  секунд  он  снова
ткнулся о камень ребрами и погрузился под воду. Дункан попытался  всплыть,
надеясь, что река пойдет через туннель или  выбросит  его  в  какую-нибудь
пещеру, где над поверхностью будет  хоть  небольшое  пространство.  Ладонь
наткнулась на шероховатый камень перед тем, как  его  снова  повлекло  под
воду. На этот раз дыхание вместе с надеждой покинули его  окончательно.  В
голове звенел колокол, лучи света, казалось, били  в  глаза,  горло  свело
судорогой. Дункан приготовился к смерти - оставалось несколько секунд.
     Внезапно воздух и свет вернулись. Он провалился в яркую пустоту, лучи
света струились вместе с водой  из  дыры.  Дункан  попытался  выпрямиться,
чтобы не барахтаться на животе, борясь с бурлящей,  пенящейся  струей,  но
ничего не получилось. Давление  воды  на  грудь  причиняло  боль,  легкие,
которые, он думал, уже совсем пусты, со свистом выпустили остатки воздуха.
Тем не менее он все же поднялся и поплыл к высокому берегу,  проступавшему
справа.  Увлекаемый  течением  к  необузданным  быстринам,  Дункан   успел
ухватиться за корень дерева, выступавший из размытого, глинистого  берега.
Боль и холод совершенно обессилели его, он был слаб,  как  младенец.  Мир,
окружавший его, был мертв.
     Держась за корень, Дункан осмотрел дыру,  из  которой  его  выбросило
стремительным потоком. Он находился примерно в двадцати футах над  уровнем
водоема - в этом месте течение успокоилось, и  ручей  разлился,  образовав
просторную заводь  -  у  самого  основания  высокой,  футов  в  семьдесят,
известковой скалы. За ней открывались склоны более внушительных  холмов  -
далеко ли, близко - этого Дункан сказать не мог. Ручей обрамляли глинистые
берега, на которых почти у самой воды начинался лес. Многие деревья стояли
под большим  углом  к  поверхности,  некоторые  почти  висели  в  воздухе,
Наверно, это - результат работы биологов, подумал Дункан.
     Где бы он ни находился, определенно это не  было  то  место,  которым
падре провел его в подземелье.
     Дункан посмотрел в другую сторону.
     В нескольких ярдах дальше по течению  река  вымыла  небольшую  бухту,
вдававшуюся в берег. Напор воды в этом месте был невелик, а берег - совсем
невысок, всего фута два. Может быть... Дункан выпустил корень,  и  быстро,
как  только  мог  (на  самом  деле  по-черепашьи),  поплыл  к   маленькому
заливчику. Спустя некоторое время он уже выбирался на берег. Несколько раз
жидкая грязь проскальзывала сквозь пальцы, и он скатывался  обратно  вниз.
Задыхаясь от усталости, не в силах более двигаться  вдоль  берега,  Дункан
лег,  чтобы  немного  отдохнуть,  заняв  странное,  неудобное   положение,
согнувшись, не вытащив ноги из воды. Отдышавшись, он выбрался, наконец, на
берег. Остановившись, чтобы еще  раз  отдохнуть,  он  вспомнил  о  Донг  и
Кроссанте. Что заставило их сделать это с ним?
     Он определенно не понравился этой парочке,  а  наклонности  у  обоих,
несомненно, были самые подлые. Но  ведь  этого  явно  недостаточно,  чтобы
решиться на убийство. Убийство? Кроссант ударил его и,  если  бы  захотел,
вполне мог бы проломить ему череп дубиной. Но вместо  этого  они  затащили
его в пещеру и бросили в подземный ручей. Они, конечно, знали,  что  поток
очень скоро выходит  наружу.  Наверно,  рассчитывали,  что  он  непременно
утонет, и вода завершит их грязное дело. Плывущий  по  реке  труп  заметят
органики или засекут со спутника. Тогда  поиски  будут  прекращены,  и  их
группа окажется в безопасности по крайней мере на некоторое время.
     Хотя нет. Его сценарий вряд ли соответствует  действительности.  Локс
наверняка был бы обеспокоен исчезновением Дункана, и подозрение  неизбежно
пало бы на Донг и Кроссанта.  Ведь  Локс  знал,  что  они  отправились  за
Дунканом в туннель. Он не поверил бы, что  Дункан,  зная  о  своем  скором
возвращении к цивилизованной жизни, мог убежать, расставшись тем  самым  с
единственным  шансом   избавиться   от   унизительного   существования   в
подземелье. Локс подверг бы эту парочку проверке в тумане истины.
     Понимая все это, они не стали бы возвращаться в группу. Убийцы  пошли
бы через комплекс туннелей,  чтобы  скрыться  где-нибудь,  пока  не  будет
найдено тело Дункана, а затем они наверняка спрятались бы в лесу.
     А может быть, они собирались сразу же сдаться органикам  и  попросить
амнистии, рассказав свою историю? Парочка могла решиться  на  такое,  даже
понимая, что неизбежно попадет в реабилитационный центр. Ведь  у  них  был
большой козырь: они уничтожили Дункана и предали банду. Конечно,  органики
будут относиться к ним свысока как к  предателям,  но  Донг  с  Кроссантом
привыкли и к презрению, возможно, оно даже вдохновляло их. А что если и на
него-то они напали  только  потому,  что  в  течение  долгого  времени  не
совершали низких поступков и просто нуждались в подобной пище душевной.
     Дункан негромко рассмеялся  этой  мысли.  Не  брежу  ли  я?  Но  ведь
бредовое состояние обычно сопровождается  жаром,  а  я  промерз  до  мозга
костей. Как бы хотелось сейчас Дункану выбраться на полянку,  куда  сквозь
ветви пробивались бы солнечные лучи, и согреться. Однако мысль о спутнике,
который в любой момент сможет обнаружить его, удерживала Дункана в тени.
     Он перевернулся и, продолжая дрожать, обхватил руками  плечи.  Мокрая
одежда не давала согреться. Надо бы  снять  ее.  Нет,  он  слишком  устал.
Высохнет на  нем.  К  тому  времени,  когда  солнце  переместится  еще  на
несколько градусов - оно  было  на  полпути  от  зенита  к  закату,  -  он
согреется и немного восстановит силы.
     Что тоща?
     В лесу было все спокойно, только  где-то  вдалеке  каркали  вороны  и
сердилась на кого-то  белочка,  наверно,  хотела  отогнать  ворон.  Прошла
минута. Большая черная муха, жужжа, вилась вокруг головы.  Дункан  отогнал
ее. Миновало полчаса. Дункан закрыл глаза. Что произойдет,  если  он  хоть
немного поспит? Голова в том месте,  куда  пришелся  удар  дубины,  сильно
болела, ребра ныли, левая рука, ободранная  о  камень,  саднила.  Холод  и
ощущение опасности заставили  Дункана  на  время  забыть  о  своих  ранах.
Теперь, хотя он немного согрелся и обсох, боль мешала заснуть.  И  все  же
Дункан погружался в дремоту.
     Пересилив себя, он сел, продолжая стонать от боли. Может быть, у него
сотрясение мозга. Если это так, лучше встать и походить. Очень не хотелось
умереть во сне.
     Дункан пытался подняться на ноги, но  застыл,  согнувшись.  Откуда-то
издалека донеслись голоса Донг и Кроссанта.

                                    8

     Из-за кустов Дункан наблюдал за ними. Донг и  Кроссант,  отгороженные
деревьями, сидели примерно в шестидесяти футах от  него,  прислонившись  к
гигантскому мертвому дубу. Два больших  мешка  лежали  у  ног.  Наверняка,
прихватили из какого-нибудь тайника по пути. Значит,  собрались  в  долгое
путешествие. Говорят громко, вовсе не беспокоятся о том, что их  обнаружат
органики. Что ж, вполне могут надеяться, что так оно и будет.
     Голоса  доносились  отчетливо,  но  слов  разобрать  Дункан  не  мог.
Перевалившись на левый бок, стараясь оставаться вне  видимости,  он  решил
обойти их. Двигаясь очень медленно, пригнувшись, Дункан подобрался к кусту
за спиной заговорщиков. Он не видел их, зато слышал каждое слово.
     Донг говорила резко:
     - Нет, говорю, надо найти его. Ручей не мог унести его далеко. Найдем
его и останемся с телом, пока нас не найдут.
     Кроссант как всегда ныл:
     - Это может занять  слишком  много  времени.  Наверняка  его  отнесло
далеко. Или... ну... вдруг он зацепился за какую-нибудь корягу  в  пещере.
Тело может болтаться в воде целую вечность. Думаю, надо быстро смываться и
идти, пока нас не  обнаружат.  Совсем  необязательно  предъявлять  тело  в
качестве доказательства. Одна струя тумана, и они узнают, что мы не врем.
     - Я хочу видеть этого сукина сына мертвым, - сказала Донг.
     - Ну и злобная же ты!
     - Посмотрите, кто это выступает! А кто ударил его дубиной?
     - Да! А кто подговорил меня сделать это?
     - Да заткнись ты! Какая разница, кто что сделал? Мы оба повязаны.
     - Да, увязли по самую шею. Если они бросятся в погоню и поймают  нас,
нам несдобровать. Говорю, надо убираться отсюда ко всем чертям.
     "Они - это не об органиках, это про группу", - подумал Дункан.
     Донг и Кроссант продолжали спорить, а Дункан тем временем переполз на
другую сторону, чтобы посмотреть на парочку спереди. Глаза его расширились
от удивления: над головами сидевших под  деревом  зияла  в  стволе  дерева
огромная дыра - вход в туннель,  замаскированный  в  дупле  дерева.  Вход,
которым заговорщики воспользовались как выходом.
     Теперь оставалось только одно: подождать, пока они уйдут. Потом  надо
пойти к группе и предупредить всех. Однако  Донг  и  Кроссанта,  возможно,
очень скоро поймают. Тогда органики быстро примчатся к  убежищу  беглецов.
Надо остановить этих двоих. Но как? У него не было ни оружия,  ни  сил.  У
них большие ножи на  поясных  ремнях,  а  в  сумках,  вероятно,  протонные
пистолеты.
     Внезапно громкий треск невдалеке заставил Донг и  Кроссанта  вскочить
на ноги. Молниеносно вытащив  из  сумок  пистолеты,  они  направили  их  в
сторону, откуда доносился шум. На концах  длинных,  шестидюймовых  стволов
висели блестящие металлические шарики.
     Голос Донг долетел до Дункана:
     - Если это органики, они убьют нас, заметив пистолеты.
     - Здесь полно медведей и других опасных зверей,  -  сказал  Кроссант,
голос его дрожал даже больше, чем у его подруги.
     Вскоре появился  и  сам  источник  шума.  Им  оказалось  четырехногое
чудовище ростом около шести футов, которого с первого взгляда вполне можно
было принять за карликового слона. Однако Дункан, присмотревшись к  бивням
чудовища, определил:  это  -  лесной  мастодонт,  выведенный  в  одной  из
биоинженерных    лабораторий.    Тысячу    облет    назад     специалисты,
воспользовавшись окаменевшими клетками мастодонта, создали в  лабораторных
условиях шесть сотен этих животных,  которых  затем  расселили  по  лесным
заповедникам. Сейчас одно из этих существ, а вслед за ним еще  дюжина  его
собратьев вышли из леса, встретив двоих людей.
     - Без паники, - сказала Донг.  -  Они  не  будут  нападать,  пока  не
почувствуют опасности. Стой спокойно и все.
     Говорила она тихо, Дункан с трудом различал слова.  Кроссант  ответил
что-то, сжав зубы, но так тихо, что Дункан не расслышал.
     Он уже начал отступление к тому дубу,  около  которого  сидел,  когда
заметил  своих  недавних  коллег.  Мастодонты  могли  увидеть  и  его  или
насторожиться от присутствия людей.
     По  какой-то  причине  предводитель  стаи  -  крупная  самка,  первой
появившаяся из чащи, - издала трубный звук и помчалась  на  юг,  ломая  на
своем пути кусты. Все стадо,  тоже  трубя,  потрусило  за  ней.  Пользуясь
возникшим шумом, как прикрытием, Дункан  продрался  через  заросли.  Когда
последнее из волосатых серых чудовищ скрылось из виду,  он  уже  стоял  за
дубом, держа в левой руке высохшую ветвь, которую машинально  подобрал  на
бегу.
     - Сматываемся отсюда, - сказал Кроссант. - Кто знает,  может,  в  эти
чудовища вмонтированы камеры.
     - Ну и что? - отрезала Донг. - Мы же хотим, чтобы нас нашли,  не  так
ли?
     - Знаешь, теперь я в этом вовсе не уверен, - ответил Кроссант. -  Нас
ждут там очень тяжелые времена. Я только  что  подумал  о  том,  что  нас,
вполне  возможно,  отправят  на  реабилитацию.  Ты  хочешь  окончить  свою
биографию где-нибудь на складе?
     - Подонок! Сопляк! - закричала Донг. - Ну почему я  не  связала  свою
жизнь с настоящим мужчиной?
     - Да уж, ты-то настоящая женщина! Знаешь что, сука...
     Дункан, проворно и бесшумно выскочив из-за дерева, ударил  Кроссанта,
склонившегося над своей сумкой, палкой по  голове.  Донг  в  этот  момент,
сморщившись от отвращения к своему приятелю, отвернулась в  сторону,  сжав
одну руку в кулак - в другой она по-прежнему  держала  пистолет.  На  звук
удара  и  стон  Кроссанта  она  обернулась.  Донг  побледнела,  глаза   ее
расширились. Этой секунды оказалось достаточно. Дункан  успел  ударить  ее
дубиной по запястью. Пистолет выпал, и Донг,  свесив  вниз  раненую  руку,
рванулась  в  лес.  Дункан  хотел  было  броситься  за  ней,  но  тут   же
остановился. Сил даже на короткую погоню у  него  не  осталось.  Подхватив
выроненный Донг пистолет, он быстро повернул регулятор, установив  его  на
максимальную дальность, подождал, пока она  покажется  между  деревьев,  и
выстрелил. Фиолетовый луч прорезал воздух, остановившись на  правом  бедре
Донг. Женщина  опустилась  на  землю.  С  такого  расстояния  луч  не  мог
проникнуть глубоко. Донг поднялась и попыталась двинуться дальше, припадая
на одну ногу, но после  следующего  выстрела  снова  остановилась.  Дункан
целился в ствол соседнего с ней дерева и  не  промахнулся,  отщепив  лучом
большой кусок коры. Он закричал, и Донг остановилась. Лицо ее  побелело  и
искривилось от злости и боли, она села на землю.
     Кроссант со стонами начал подниматься на ноги. Дункан еще раз треснул
его по голове, но на сей  раз  не  так  сильно.  Заткнув  пистолет  и  нож
Кроссанта за ремень, он направился к Донг. Она сидела молча, черты ее лица
изменились от боли и ярости почти  до  неузнаваемости.  Он  бросил  палку,
которая упала рядом с ней.
     - Можешь воспользоваться этим вместо костыля.
     Они вернулись к дереву, Кроссант опять начал приходить  в  себя.  Его
лицо, и без того смертельно бледное, побелело еще больше,  когда  до  него
дошло, наконец, что произошло.
     - Возвращение из мертвых, - весело пошутил Дункан. Он поднял одну  из
сумок, вынул из нее хлеб, сыр и банку с саморазогревающимся супом, а затем
и ложку. Дункан молча ел, положив рядом с собой пистолет. Кроссант нарушил
молчание, пытаясь жалобным голосом объяснить,  что  это  Мика  подговорила
его, он вовсе не хотел... Дункан приказал ему заткнуться. Закончив  еду  и
положив пустую банку и ложку в сумку, он сказал:
     - Теперь мы отправляемся обратно.
     Дункан помахал пистолетом.
     - Вы пойдете первыми. И не пытайтесь хитрить. Одно неверное движение,
и я пристрелю обоих.
     - Они убьют нас, - заныл Кроссант.
     - Не убьют, пока под руками нет ни одного стоунера, - сказал  Дункан,
усмехнувшись. - Я как-то слышал, что Локс не признает убийства,  если  оно
не является необходимым для самозащиты. Вы закончите свою  жизнь  статуями
на складе, но сделано это будет официально, по приказу. Кто  знает?  Может
быть, вам повезет. Лет через триста кто-нибудь наткнется на  вас  обоих  и
дестоунирует.
     - Лучше убейте нас, какая разница? - сказал Кроссант, издав очередной
стон.
     - Выбирайте сами.
     С плачем, умоляя о прощении, оба неудачника  надели  рюкзаки.  Дункан
протянул мужчине фонарь и приказал ему первым лезть в дупло.
     - Я пойду сзади, у меня тоже есть фонарь, - сказал он. -  И  помните,
если хоть один из вас попытается улизнуть или выкинуть что-нибудь  в  этом
роде, пристрелю обоих. А теперь - вперед. Попутный ветер.
     Кроссант вытер нос рукавом и повернулся, чтобы  полезть  в  дупло.  И
вдруг оба - и он, и Донг издали  пронзительный  вопль:  из  дупла  на  них
смотрело бородатое лицо падре Коба. Походил  он  на  медведя,  только  что
очнувшегося после зимней спячки.
     - Хо, хо, хо! -  протянул  падре  своим  звучным  голосом.  -  Святой
Николай, что за благочестивые у нас тут?
     Он неуклюже вылез  из  дупла.  На  нем  по-прежнему  была  монашеская
сутана, но в руке падре сжимал протонный  пистолет  с  очень  длинным,  не
менее полутора футов, стволом, а на поясе у него висела запасная обойма.
     - Я так и думал, что ты пойдешь по этому пути, - сказал он Кроссанту,
а затем, обращаясь к Дункану, добавил: - Вид у  тебя  такой,  словно  тебя
гоняли по всем кругам ада. Что произошло?
     Дункан обо всем рассказал ему.
     - Ты очень везучий человек, Вильям, - заметил падре. - Надеюсь,  твое
везение распространяется и на нас  всех.  За  исключением,  конечно,  этих
подонков. Какая жалость, что  они  считаются  человеческими  существами  и
потому приходится обращаться с ними как с таковыми.
     - Что это значит? - сказал Дункан.
     - Это значит, что убить их просто так нельзя.  Они  получат  шанс  на
освобождение в будущем.
     Через сорок пять минут все добрались обратно до комнаты на дне шахты.
К удивлению своему, Дункан обнаружил, что здесь никого нет.
     - За исключением тех, кто отправился искать вас, все остальные  пошли
наверх, - сказал падре. - Последнюю партию окаменелых  уже  разместили  на
складе, я доставивший их дирижабль улетел. Теперь все спокойно. По крайней
мере, на какое-то время.
     Прошло целых  два  часа,  прежде  чем  удалось  оповестить  поисковую
команду о том, что пропавшие члены группы нашлись. Вскоре  все  вернулись.
Была еще одна задержка, когда Кроссант и Донг вдруг  заявили,  что  Дункан
лжет. Правда, по их утверждению, состояла в том, что  Дункан  сам  пытался
дезертировать, а они  бросились  в  погоню  за  ним.  Он,  однако,  сумел,
внезапно  напав,  одолеть  их  обоих.  Едва  Локс  объявил,  что  придется
проверить всех троих в тумане истины, как  Кроссант  признал,  что  Дункан
говорит правду.
     - Трогательное зрелище,  -  сказал  Локс.  Он  подал  знак  мужчинам,
призванным им привести приговор в исполнение.  Они  схватили  Кроссанта  и
Донг и  потащили  их,  кричащих  и  сопротивляющихся,  в  цилиндр.  Дункан
радовался, что дети не видят этого зрелища.  Даже  ему,  жертве  бездушных
преступников, и то было не по себе.
     Двери цилиндров закрыли, и падре быстро нажал две  кнопки  на  панели
управления. Спустя секунду двери открыли,  Кроссант  и  Донг,  сделавшиеся
мгновенно тверже камня, вывалились из цилиндров,  выставив  вперед  сжатые
кулаки, застывшие в тот самый момент, когда в страхе и  отчаянии  пытались
разбить окна стоунеров. Тела подтащили к краю шахты  и  сбросили  вниз,  в
туннель.
     - Мы могли бы поставить их где-нибудь среди этих  статуй.  Но  они  в
таком положении и стоять-то не смогут, сразу свалятся, - Локс указал рукой
в сторону безмолвных рядов статуй. - К тому же, кто  может  гарантировать,
что правительство не решит вдруг  направить  сюда  инспекторов.  Время  от
времени они это делают. Не очень-то хочется,  чтобы  они  обнаружили  нашу
парочку. Ведь власти сразу догадаются, что в этом помещении  бывают  люди,
доступ которым сюда запрещен, и что гости используют его  в  своих  целях.
Органики захотят обследовать окрестности и рано или  поздно  наткнутся  на
потайную дверь.
     Позже Локс остался с Дунканом наедине и мог говорить более свободно.
     - Завтра я сообщу дополнительную информацию о вашей дальнейшей судьбе
и о том, что мы собираемся сделать с вами. Конечно, в том случае, если  вы
сами добровольно согласитесь на это.
     - Я готов на все.
     - Прекрасно! Но это не такое дело, которое можно решить с кондачка.
     Когда подошло время сна и вся группа  спустилась  в  нижнюю  комнату,
Локс отсутствовал. Дункан подумал, что он  отправился  в  помещение  банка
данных, чтобы завершить операцию, прерванную прилетом дирижабля.
     Проспал Дункан долго и, суда по той напряженности, которую он ощутил,
пробудившись, очень беспокойно. Он вспомнил  один  из  ужасных  снов  этой
ночи: Мика Донг  и  Мел  Кроссант,  окаменевшие,  двигающиеся,  словно  на
колесах, выходят из тумана, тыча в него пальцами и в чем-то обвиняя. Глаза
их блестят, будто освещенные огнем.  Дункан,  постанывая,  поднялся;  хотя
головная боль почти отступила, он  проклинал  себя  за  впечатлительность,
которая и навлекла на него ночные кошмары. По здравости ума ему не  о  чем
было сожалеть и испытывать угрызения совести. Но он, как и все граждане, с
детства воспитывался в отвращении к насилию. Вот  воспитание  и  давало  о
себе  знать.  Но  подобное  отношение  к  принуждению  со  стороны  самого
правительства - Дункан мог убедиться в этом на своем примере  -  вовсе  не
мешало ему прибегать к насилию по  отношению  к  тем,  кто,  по  убеждению
властей, преступил закон. "Ведь и сам я, - подумал Дункан, вспомнив, о чем
рассказывал ему врач в больнице, - когда-то был органиком и убил за  время
службы несколько человек".
     Сделав зарядку и позавтракав, он почувствовал себя значительно лучше.
Вместе с Локсом и Кэбтэбом они втроем направились  в  офис  банка  данных.
Вожак  включил  компьютеры  и  указал  на  экран  на  стене.  На   дисплее
красовались сразу три фотографии Дункана - в анфас и две в профиль:  слева
и справа. Под фотографиями были напечатаны биографические данные.
     -  Я  хочу,  чтобы  вы  внимательно  все  проверили,  прежде  чем  мы
напечатаем вашу идентификационную карточку, - сказал Локс. -  Если  что-то
из написанного  здесь  вызывает  у  вас  возражение,  вы  видите  какие-то
неточности, которые могут повлечь в дальнейшем осложнения, мы все исправим
до печати.
     Спустя десять  минут  машина  выбросила  из  своего  чрева  новенькую
керамическую карточку.
     - Выглядит как настоящая, - оценил Дункан.
     - Она и есть подлинная.  Данные,  подтверждающие  ее  законность,  мы
ввели в банк. Но если у  кого-нибудь  возникнут  подозрения  и  он  начнет
копать глубоко, у вас могут быть  неприятности.  Хотя  для  доказательства
факта фальсификации потребуется довольно много времени.
     - Итак, теперь я Дэвид Эмбер Грим.
     - Да. Вы - гражданин штата Манхэттен и специалист второй категории по
компьютерам. Вас временно придали сельскохозяйственному комплексу Ньюарка,
Нью-Джерси. Ваше прошение  об  иммиграции  в  Лос-Анджелес  удовлетворено.
Четверг Лос-Анджелеса  как  раз  сейчас  принимает  иммигрантов  различных
смешанных этнических и национальных групп  из  отдельных  штатов  Северной
Америки и Индии. Они заменят те пятьдесят тысяч, которые отослали в Китай.
Вы войдете в состав двадцатой группы,  отправляющейся  с  Манхэттена.  Вам
предстоит выбрать,  каким  способом  вы  предпочитаете  добраться  дотуда:
экспрессом, то есть в окаменелом виде, или пассажирским  поездом.  На  нем
медленнее, но зато можно посмотреть страну.
     - Конечно, пассажирским. Мне еще ни  разу  не  доводилось  бывать  за
пределами Манхэттена. До недавних пор, - подумав, добавил Дункан.
     - Все необходимые документы будут готовы завтра. Один из  моих  людей
в... неважно... сделает все, что нужно. Вам понадобятся две недели,  чтобы
запомнить все  детали.  Тем  временем  еще  несколько  человек  попытаются
выяснить, в чем все-таки состоит причина такого внимания к вам со  стороны
правительства. Это очень долгое, тонкое и опасное дело. Если те, кто будет
работать с банком данных, почувствуют, что могут  наследить,  они  оставят
свои попытки. Заполучить коды и ключи,  необходимые,  чтобы  проникнуть  в
компьютер, - задача очень непростая. Обычно прибегают  к  подкупу  знающих
коды.  Это  легче  и  безопаснее,  чем  пытаться  проникнуть   в   систему
самостоятельно. Я бы сказал, относительно безопаснее. В целом  это  весьма
рискованно. Мы никогда не полезли бы туда, куда  боятся  залетать  ангелы,
если бы не были убеждены в значимости вашей  личности.  Что-то  заставляет
разыскивать вас. Смешно, не правда ли, что сами вы и понятия не  имеете  о
том, где тут зарыта собака.
     - Вы говорили о двух неделях? Вы имеете в виду  обнедели?  -  спросил
Дункан.
     - Обнедели. Считая с сегодняшнего  дня,  ровно  четырнадцать  дней  в
нормальной последовательности.
     - И все это время органики будут в бешенстве. Вполне вероятно, что  в
один из этих дней им может прийти в голову заглянуть  и  сюда,  хотя  сама
мысль о том, что беглые преступники способны пробраться в их тайник  через
какое-то там дупло, сейчас наверняка показалась бы им просто смешной.
     - Подобную возможность  мы  учитываем,  но  нам  придется  оставаться
здесь, пока охота не прекратится.
     - Но она никогда не кончится.
     Дункан подумал о том, что произойдет, если Локса схватят после  того,
как он, Дэвид Эмбер  Грим,  уедет  отсюда.  Локса  подвергнут  воздействию
тумана истины,  и  тогда  он  откроет  все.  Органики  бросятся  по  следу
гражданина Грима.
     Локс встал с кресла.
     - Пойдем прогуляемся в  новый  отсек  склада.  Мне  всегда  нравилось
рассматривать  последнее  пополнение.  Может,  там   найдется   кто-нибудь
подходящий для меня, какой-нибудь новичок в группу. До сих пор мне  так  и
не удалось найти среди  окаменелых  ни  единого  человека,  ради  которого
стоило бы рискнуть. И все же - новые лица - новые надежды.
     - Что вам известно о назначении сооружений в той деревне, которые  мы
вчера видели из окна? - спросил Дункан по дороге.
     - Вы говорите о станции Нью-Джерси 3?
     - Вы мне не сказали, как она называется. Меня интересует, есть ли там
биолаборатория?
     Втроем они вошли в поднимающийся лифт.
     - Да, лаборатория там есть. Довольно большая. - Локс искоса посмотрел
на Дункана. - А почему это вас интересует?
     - Вы знакомы с ее планировкой? Когда-нибудь бывали там?
     - Вы что-то задумали, не так ли? Какая-то безумная идея?
     - Может, и так.
     - Нет, мы туда и близко не подходим. А в чем все-таки дело?
     - Можете заполучить план через банк данных? Так, чтобы  не  сработали
мониторы?
     Лифт остановился, и они  вышли;  компания  оказалась  в  комнате  еще
большей, чем их жилая. Здесь рядами,  один  над  другим,  стояли  открытые
коробки, громоздившиеся к самому потолку - высокому, футов сто, не меньше.
Между вертикальными рядами коробок размещались шахты  грузоподъемников,  в
каждом хранилось примерно по пятьдесят стоунированных людей.
     - Да, это можно было бы провернуть, - ответил Локс. - Коль игра стоит
свеч.
     - Если удастся достать  детальный  план  здания  и  пробраться  туда,
готовы ли вы пойти на это? Конечно, если бы  я  сказал,  что  результат  с
лихвой окупит возможный риск?
     Локс беззвучно пошевелил губами.
     - Ладно...
     - Чтобы полностью просканировать тело человека и записать все  данные
в  память,  необходимо  около  шестидесяти  секунд.   Эти   данные   можно
использовать для создания двойника.  При  особых  условиях,  стимулирующих
быстрый рост клеток, "копию" человека можно вырастить за неделю.  Биологам
еще никогда не  удавалось  создать  близнеца,  который  прожил  бы  дольше
одного-двух дней. Пока не существует совершенных сканеров, двойник  всегда
будет иметь какие-то пороки. В совокупности множество  мелких  дефектов  и
приводят к тому, что получается безжизненное  тело  или  нежизнеспособное.
Внешне, включая кожный покров, оно как две капли воды схоже с  оригиналом.
Оно годится только для научных экспериментов. Оно...
     - О Господи! - воскликнул Локс. - Понимаю, куда вы клоните!  Понимаю!
Вы хотите, чтобы мы... - он положил руку Дункану на плечо и  расхохотался,
- сделали вам двойника, - продолжил Локс, произнося слова  между  громкими
взрывами хохота, - а потом подложили его куда-нибудь. Ну и ну!
     - Когда органики найдут его, они решат, что  я  умер.  Нужно  только,
чтобы тело достаточно разложилось. Но  не  настолько,  чтобы  нельзя  было
снять отпечатки пальцев или зафиксировать рисунки сетчатой оболочки  глаз.
Когда гэнки найдут его, они...
     -  Прекрасная  идея.  Фантастическая  идея.  Все   было   бы   просто
блестяще... только... каким образом мы можем ее претворить? Как мы попадем
в лабораторию, а если и попадем,  неужели  вы  рассчитываете  на  то,  что
персонал не заметит тело, которое будет расти у них в ванне?
     - Это еще надо обмозговать.
     - Вы все это серьезно? - спросил Локс.
     - Не очень, до тех пор, пока не удастся продумать надежный план.
     - Я стану молиться, чтобы все получилось, - прогудел у них за  спиной
падре Коб.
     Они подошли к  тому  месту,  где  разместили  последнюю  партию  тел.
Пятьдесят статуй стояли на нижнем уровне, у самого пола огромной пещеры  -
тридцать мужчин и  двадцать  женщин.  Локс  принялся  заглядывать  в  лица
окаменевших людей и читать таблички, свисавшие на цепочке  с  каждой  шеи.
Дункан медленно шел мимо статуй, думая о том, что могло привести сюда этих
людей, что заставило их оказаться в таком состоянии в столь жутком  месте.
Он не  стал  утруждать  себя  чтением  табличек.  Непроизвольно  он  вдруг
остановился у одного из тел. Невысокая женщина, ростом не более пяти футов
восьми  дюймов,  стройная,  с   маленькой   прекрасной   грудью.   Черные,
глянцевитые, коротко подстриженные волосы женщины напомнили ему лоснящийся
мех котика... Сходство с этим милым животным еще усиливалось ее  открытыми
большими, карими глазами. Высокие скулы, чуть треугольное лицо, изысканной
тонкости черты.
     Дункан склонился к керамической табличке.

                            ПАНТЕЯ ПАО СНИК.

     Ниже шли закодированные строчки, казавшиеся Дункану знакомыми, но  он
не смог вспомнить код. Буквы и знаки трепетали где-то на краю его  памяти,
пульсируя, словно готовые вот-вот сложиться в знакомые образы. И лицо. Оно
тоже формировало что-то ведомое прежде. Но что?
     - Подойдите сюда, - позвал он Локса. -  Прочитайте  мне,  пожалуйста,
что здесь написано.
     - Вы ее знаете? - спросил Локс.
     - Не совсем, но мне кажется, я должен ее знать.
     Локс нахмурился.
     - Я могу прочитать ее идентификационный  номер.  А  вот  остальное...
такого кода я никогда не видел.
     - Вам это не кажется странным?
     - Действительно, очень необычно. Что-то с ней связано особенное.
     Локс снял табличку с шеи женщины.
     - Возьмем ее с собой. Проверим на  компьютере.  Может  быть,  удастся
разгадать.
     Но, когда, добравшись до компьютера, они вставили в него табличку, на
экране загорелась надпись "ДОС.ЗАК".
     - Доступ закрыт, - сказал Локс, отворачиваясь от машины.
     - Надеюсь, наши действия остались незамеченными.  Если  администрацию
насторожит, что запрос поступил из  запрещенного  для  свободного  доступа
пункта...
     Локс попросил Кэбтэба и Дункана выйти.
     - Я вам доверяю, - пояснил он, - но то, чего вы не знаете, невозможно
выдать органикам.
     Спустя десять минут он снова пригласил их в офис. Он улыбался.
     - Я  передал  запрос  по  специальным  каналам,  и  мой  агент  добыл
кое-какую информацию. Сник была  органиком  в  чине  детектив-майора.  Она
гражданка Воскресенья, но получила временную визу, дающую право работать и
в другие дни. Это все, что мой информатор смог  проведать  о  ней,  помимо
обычных биоданных. Он не знает, каким именно делом она занималась. Но  вот
что действительно важно: данные о ней исчезли  из  банка.  Никакой  свежей
информации. Мой агент не решился  продолжить  поиск.  Он  вел  себя  очень
осторожно,  чтобы  не  вспугнуть  наблюдателей.  Заходить  далеко  слишком
опасно.
     - Почему бы нам не дестоунировать ее и не  расспросить  обо  всем?  -
предложил Дункан. - Было бы вполне логично.
     - Не думаю, что она очень важная персона, - заметил Локс.
     - А как мы можем что-то выяснить, не допросив ее?
     - Подумаю.
     Если Локс не отважится на это, я все сделаю сам, решил Дункан.

                                    9

     В четверг в одиннадцать часов вечера погода оказалась как раз  такой,
на какую надеялись заговорщики. Прослушав прогноз погоды по  телевизору  в
офисе склада, Локс  посчитал,  что  более  благоприятный  случай  вряд  ли
представится в ближайшие две  недели.  Вместе  с  шестью  другими  членами
группы, среди них и Дункан, он засел в  тени  густых  деревьев  у  обочины
дороги. Шел сильный  дождь,  и  кромешная  тьма  лишь  изредка  освещалась
вспышками молний на фоне черного неба. Спрятавшись за  деревьями,  беглецы
разглядывали тусклые, обрезанные вуалью дождя огни деревни где-то в миле к
северу.
     Жители  деревни  отошли  ко  сну.  Около  полуночи  придется  встать,
приготовиться и занять места в  стоунерах  или  проделать  до  этого  свои
некоторые дела.
     Локс пальцем указал на деревенские огни и вывел  группу  из  укрытия.
Сильный ветер с дождем ударил им в лицо. Натянув широкие водонепроницаемые
шляпы и закутавшись в плащи, которые они раздобыли на складе, люди  устало
тащились позади  Локса,  пригнувшись  к  земле.  Они  пересекли  луговину,
свернули налево и подошли к дороге,  которая  широким  полотном  в  четыре
полосы проходила через деревню. Даже  днем  и  то  движение  по  ней  было
малозаметным, а сейчас в такое время и вовсе никого  не  было.  Пройдя  по
дороге около четверти мили, они снова двинулись в лес.  Преодолев  заросли
вереска, они оказались возле каменного двухэтажного здания биолаборатории.
Солнечные  батареи  на  крыше  восьмиугольного   корпуса   покрывали   его
причудливой многоугольной шляпой.
     Локс заблаговременно заручился необходимой информацией, получив ее от
своего агента. Надземную часть здания занимали жилые помещения для  ученых
и технических  специалистов.  Сама  лаборатория  размещалась  под  землей.
Никакой охраны не было: считалось, что в этом нет необходимости  -  таково
было мнение официальных властей. В обществе, где уровень преступности  был
невелик да еще в таком удалении  от  людных  мест  и  при  малочисленности
населения деревни зачем запирать двери? Да и кто осмелится воровать, зная,
как много лесничих и органиков рыскает в этих местах? Тем  не  менее  Синн
внимательно обследовал  местность,  прилегающую  к  входу  в  лабораторию.
Заглянув через дверь, он открыл  ее  и  исчез  внутри.  Спустя  минуту  он
появился вновь.
     - Кажется, на берегу никого.
     Если информация, полученная Локсом, соответствовала действительности,
персонал Четверга сразу же отправится  без  промедления  возобновить  свой
сон, прерванный неделю назад. В восемь часов  все  спустятся  вниз,  чтобы
приступить к работе. Нельзя было однако исключить и такую возможность, что
кто-то из особо рьяных ученых, выйдя из стоунера, захочет сразу же взяться
за дело, забыв о сне. У кого-то могли быть неотложные эксперименты.
     Все семеро осторожно проследовали  по  пустынному,  погрузившемуся  в
тишину залу к входу, откуда широкая лестница вела вниз. Освещение в здании
было построено по локальному принципу, и свет  автоматически  следовал  за
идущими, сопровождая их на  всем  пути.  Не  успели  они  войти  в  первую
комнату, как она тут же залилась ярким светом. Локс поставил  Бидутанга  у
двери с протонным пистолетом наизготовку, а Синна послал  вперед  охранять
противоположный вход.
     Миновав  просторную  комнату,  уставленную  оборудованием,  неведомым
неспециалистам, группа вышла в следующую,  огромную,  раза  в  два  больше
предыдущей. Локс, держа в руке испещренную карандашом карту, провел группу
мимо  непонятного  назначения  машин,  вид   которых   был   на   редкость
экзотический, мимо ванн, в которых в чистом и прозрачном растворе  плавали
животные, находившиеся на самых разных  стадиях  эмбрионального  развития.
Все остановились в углу рядом с длинной ванной, наполненной жидкостью;  по
соседству с ванной стоял длинный, гробоподобный ящик с прозрачной крышкой.
     - Пришли, - объявил Локс,  обращаясь  к  Дункану.  -  Раздевайтесь  и
залезайте.
     Дункан снял одежду и забрался в странный ящик. Он  улегся  на  мягкую
прозрачную кровать и  уставился  в  потолок.  Падре,  улыбаясь  и  бормоча
ритуальные слова на латыни, закрыл крышку. После этого Дункан  уже  ничего
не слышал. Он лежал  спокойно,  не  шевелясь,  в  точности  так,  как  его
наставлял Локс еще накануне на складе. Хотя он  и  не  мог  видеть  Локса,
Дункан не сомневался, что  тот  сейчас  регулирует  устройства  управления
сканером на пульте рядом с  ящиком.  Локс  пристально  смотрел  на  листок
бумаги - инструкцию, переданную ему агентом.
     Неожиданно обе машины - по одной на противоположных концах  крышки  -
пришли в движение,  перемещаясь  на  роликах  навстречу  друг  другу.  Они
встретились бесшумно в  середине  крышки  и  снова  разошлись  в  стороны.
Достигнув первоначальной позиции, машины опять  стали  сближаться.  Внизу,
под Дунканом, аналогичные перемещения  совершали  два  других  устройства.
После того, как сканеры, расположенные  вверху,  выполнили  тридцать  пять
полных циклов, Локс постучал ладонью по крышке. Он покрутил ручкой, жестом
призывая Дункана перевернуться. Тот выполнил команду, а спустя  еще  шесть
минут лег на другой бок. После этих операций Локс открыл крышку.
     - Отлично. Вылезайте и одевайтесь.
     Натягивая одежду, Дункан спросил:
     - Ну что, получилось?
     - Получилось, - сказал Локс. - Мы записали положение каждой  молекулы
вашего тела относительно друг друга. Процесс роста зародыша уже начался.
     Локс указал в сторону стоявшей в углу ванны.  В  растворе  копошилось
нечто маленькое и пушистое. Спустя всего лишь  час  зародыш  увеличится  и
начнет приобретать определенную форму.
     - Четверг будет считать, что это проект, начатый в  Среду,  -  сказал
Локс. - Они обнаружат отсутствие необходимых данных об этом эксперименте к
будут вынуждены довольствоваться только инструкциями, полученными якобы от
Среды, и официальной записью о ходе эксперимента.  Среде  выдадут  приказ,
оформленный так, будто он подготовлен в Четверг и исходит  из  этого  дня.
Другие дни  проверят  содержание  инструкций  и  сочтут,  что  он  передан
Четвергом. Но сам Четверг примет его за документ Среды.
     Если кто-нибудь всерьез займется проверкой приказа, все рухнет. Но  с
какой стати им это делать? Приказы оформлены по всем правилам и  ничем  не
отличаются от всех других, во  множестве  передаваемых  от  одного  дня  к
другому в последовательности  событий  между  ними.  Все  будет  выглядеть
правдоподобно.
     - Пошли, - сказал Локс. - Чем быстрее мы выберемся отсюда, тем лучше.
     Дункан на несколько секунд замешкался.
     Через семь дней эта штука в заполненной раствором ванне превратится в
его двойника. К вечеру Среды невооруженным  глазом  его  невозможно  будет
отличить от  оригинала.  Конечно,  если  дубликат  просканировать,  прибор
зафиксирует мелкие отличия,  которые  в  совокупности  составят  очевидное
несоответствие. Оно велико лишь потому,  что  не  позволит  искусственному
телу прожить долго. Ученые утверждают,  что  скоро  они  сумеют  создавать
двойников, лишенных дефектов. Нормальные долгоживущие  двойники  сделаются
реальностью. Это, конечно,  выдвинет  этические  и  философские  проблемы,
решать которые придется в будущем, если вообще они разрешимы.
     Падре Коб улыбался как ребенок, только что завладевший  коробкой  еще
теплого домашнего печенья.
     - Это поднимает мой моральный дух. Мы больше не кролики. Мы -  крысы.
О-го-го! Существенное повышение, не правда ли?  Крысы,  не  кролики.  Наша
группа сделала шаг в своем развитии. Я предпочитаю быть крысой. Им живется
веселее!
     - Может быть, однажды мы превратимся в волков, - заметил Дункан.
     -  Волки,  как  и  все  остальные,  существуют  постольку,  поскольку
правительство позволяет им здравствовать, - сказал падре.  Он  нахмурился,
веселое настроение улетучилось.
     - То, что мы сделали ночью, можно будет повторить в  гораздо  большем
масштабе, - сказал Дункан.
     Кэбтэб снова улыбнулся.
     - Или умрем как люди, а не как кролики или крысы!
     Дункан не ответил. Он всегда считал, что гораздо важнее _ж_и_т_ь_ как
человек. То, как ты умер, не многого стоит,  если  живые  не  извлекли  из
твоего существования никакой пользы.
     Они  вернулись  в  склад,  развесили  дождевики  и  присоединились  к
остальным  членам  группы  в  старом  здании.  Дункан   хотел   поделиться
полученным опытом с членами группы. Они наверняка  обрадовались  бы  этому
событию и захотели бы отпраздновать его. Но Локс настаивал на том, что чем
меньше людей знает о происшедшем, тем лучше. Они сообщили группе,  что  во
время своего отсутствия всемером ходили в  центральный  компьютерный  зал.
Локс объяснил, что ему необходимо было собрать дополнительную  информацию.
Если  кое-кто  из  группы  и  удивлялся  тому  обстоятельству,   что   для
сопровождения вожака понадобилась такая большая компания,  они  ничего  не
сказали.
     Локс  однако  отчасти  говорил  правду.  Еще  до  того,  как  семерка
отправилась на свою вылазку, он  связался  со  своим  информатором,  чтобы
узнать от него как можно больше  о  розысках  Дункана.  Новости  оказались
тревожными. Кольцо сжималось все плотнее, и органикам уже удалось  поймать
нескольких беглых преступников.
     - Центр кольца приходится на комплекс склада, - сказал он Дункану.  -
Раньше или позже, скорее всего - раньше, органики определят, что мы  имеем
наглость скрываться здесь. И тогда...
     - Как быстро?
     -  Не  знаю.  Мне  кажется,  нам  стоит   попытаться   выбраться   на
поверхность. Если бы мы смогли ускользнуть из кольца...
     - Вот если бы они нашли меня, - вставил  Дункан.  -  Я  имею  в  виду
тело... они, возможно, прекратили бы поиски.  Вы  не  можете  отвечать  за
органиков, но есть ли еще время, чтобы подождать?
     Локс, кусая губы, вращал глазами.
     - Не думаю, - сказал он. - В других обстоятельствах  я  бы  попытался
вывести людей за пределы зоны поиска. Мы пошли бы ночью, чтобы к  рассвету
уже выбраться из блокады. За ночь можно пройти около десяти  миль  даже  с
детьми. Но если кого-нибудь из нас поймали бы, они схватили бы и вас. Я не
знаю, где можно было бы спрятать вас... Если бы вы пошли  с  нами,  то  не
успели бы на поезд в Лос-Анджелес. А это очень важно, хотя, конечно, можно
было бы придумать и другой план. К тому  же  мы  лишились  бы  возможности
подбросить им вашего двойника, и тогда они не прекратили бы охоту.
     Локс как-то болезненно усмехнулся.
     - Тот, кто определяет, тоже проявляет нерешительность.
     - У нас есть пирог, почему бы его не съесть. Почему бы не испробовать
этот шанс. Ведь все наши дела рискованны.
     Пока Локс говорил, Дункан изложил ему план, который сложился у него в
мозгу,  словно  осаждающиеся  кристаллы.  Некоторое  время  они   негромко
спорили, но Локс  возражал  не  слишком  энергично,  утверждая  лишь,  что
необходимо все продумать. Вскоре Локс  признал,  что  идея  Дункана  имеет
гораздо больше шансов на успех, чем высказанные другими членами группы. Он
собрал всех и  объяснил,  что  он  собирается  делать.  Последовали  новые
возражения и даже решительные протесты. В  конце  концов,  после  полутора
часов дискуссии, он решил поступить довольно необычным для  себя  образом.
Локс поставил вопрос на голосование, и большинство приняло  план  Дункана,
хотя многие - без энтузиазма.
     - Прекрасно, - сказал Локс.  -  Мы  не  можем  ждать,  пока  органики
подойдут к нам вплотную. Итак, мы выступаем. Надо  убрать  здесь,  сделать
все необходимое.
     Это объявление взволновало некоторых членов группы, пронесся ропот.
     Неотвратимость немедленных действий, ощущение беспомощности,  которое
вполне могло  охватить  их  при  выполнении  задуманного  Дунканом  плана,
подавляло их. Они сделали бы так, как велит Локс, но  решаясь  на  это  не
столь быстро, не сразу. Вот бы повременить хоть немного.
     - Нет! - громко крикнул Локс. - Будь я  проклят,  нет!  Нам  отпущено
мало времени  на  то,  чтобы  вы  внешне  сделались  похожими  на  обычные
стоунированные фигуры. Всем обваляться в пыли и на пол тоже насыпать пыль.
Сделать все быстро, но тщательно. Мы не  в  состоянии  предугадать,  когда
сюда пожалуют органики. Могут заявиться уже завтра. Вдруг их  осенит,  что
мы скрываемся именно здесь. Сразу примчатся, бросят сюда отряд.
     Хотя кто-то  еще  бурчал,  все  повиновались.  Дункан  с  несколькими
сопровождающими отправился в пещеру, чтобы  перетащить  тела  Кроссанта  и
Донг вверх по шахте в основной зал склада,  где  находились  стоунеры.  Им
предстояла неприятная  миссия  дестоунировать  парочку.  Затем  их  тотчас
привели в бессознательное состояние, окутав туманом истины. Бесчувственные
тела перенесли в тот отсек, где разместили  последнюю  партию  окаменелых.
Обоих  переложили  на  тележки  транспортных  роботов,  которые   проворно
доставили их до места. Донг и  Кроссанта  положили  в  специальные  формы,
которые придали им  естественное  и  устойчивое  положение.  Теперь  после
стоунирования  они  будут  стоять  прямо.  Тела  в  формах   задвинули   в
горизонтальный стоунер и включили энергию.  Роботы  захватом  механических
рук вытащили тела и перенесли их обратно в старый отсек.
     Тем  временем  отобранная  по  жребию  половина  группы   подверглась
окаменению  теми,  кому  повезло.  Затем  роботы  расставили   окаменевшие
холодные  тела,  рассредоточив  их  в  "вакантных"  местах  между  другими
статуями на полках. Очевидно, в прошлом время от  времени  некоторые  тела
отсюда забирали по неведомым причинам. Синн и Бидутанг вернулись из похода
в ионизированные помещения,  расположенные  в  конце  всего  комплекса,  с
мешками пыли, которую они извлекли из коллекторов, и приступили  к  тонкой
работе - рассеиванию пыли на только что окаменевшие тела.
     - Вот черт, тонкое дело, - сказал Локс.  -  Ненавижу  сложные  планы.
Один неверный шаг - и все рушится. Чем проще, тем лучше.
     - Согласен, - сказал Дункан. - Но у нас простых решений уже нет.
     Падре Коб и красавица Фиона принесли  из  нового  отсека  только  что
изготовленные идентификационные таблички. Они развесили их на шеях статуй,
Синн и Бидутанг принялись дуть, чтобы покрыть тела слоем пыли.
     - Если органики  обладают  дьявольской  проницательностью,  -  сказал
падре, - и догадаются сравнить подписи на табличках с архивами, они  сразу
обнаружат подлог. Тогда мы погибли.
     - Они не станут этого делать, - сказал Дункан. - Гэнки  будут  искать
живых. Они, несомненно, поймут, что мы здесь были - это скрыть невозможно,
- но они посчитают, что мы поспешно сбежали.
     В это время Локс и еще двое вернулись из офиса  банка  данных.  Вожак
сказал:
     - Я стер записи об использовании компьютера, а  потом  мы  уничтожили
все следы.
     Настало время и лидеру войти в стоунер. Скрестив руки  на  груди,  он
поклонился.
     - Прощайте, Билл. Еще увидимся.
     - Если все пойдет как  надо,  -  ответил  Дункан.  Он  закрыл  дверцу
стоунера и нажал кнопку  с  надписью  "ЭНЕРГИЯ",  расположенную  на  блоке
позади цилиндра. Теперь он  был  единственным  живым  существом  в  немоте
огромного помещения  склада.  Вскочив  на  транспортную  платформу  позади
одного из роботов, он нажатием кнопки  запустил  программу.  Робот  поехал
вперед, подняв вверх длинные руки. Схватив ладонями-клещами  тяжелое  тело
Локса, лежавшее внутри цилиндра,  робот  поднял  его  и  выдвинул  наружу.
Развернувшись на колесах, робот  поднес  тело  к  пустующему  месту  среди
безмолвных  фигур  и  осторожно  поставил   его.   Дункан   поколдовал   с
клавиатурой, вводя новые инструкции машине. Установив таймер на механизме,
соединенном с кабелем энергоснабжения  цилиндра,  он  вошел  в  стоунер  и
закрыл дверцу. Секунд шесть он смотрел в круглое  окно  корпуса  стоунера.
Робот ждал. Затем он откроет  дверцу,  вытащит  его  и  поставит  в  ряду,
который   в   соответствии   со   складской   классификацией   обозначался
SSF-1-X22-36. Там тело Дункана с подложной идентификационной табличкой  на
шее будет стоять  ровно  шесть  дней,  дожидаясь,  когда  робот,  выполняя
введенную Дунканом программу, не вернется, чтобы забрать его.  Он  откроет
дверцу стоунера с номером SSF-413B,  подойдет  к  Дункану,  поднимет  его,
перенесет к цилиндру, поставит его туда и закроет  дверь.  Произойдет  все
это в шесть часов тридцать минут вечера в следующую Среду.  Ровно  в  семь
часов таймер обеспечит подачу дестоунирующей  энергии.  Дункан  выйдет  из
цилиндра и начнет извлекать из стоунеров остальных.
     А сейчас машина водрузит Дункана на нужное  место,  поднимет  ящик  с
пылью с платформы перед собой и развеет пыль по  телу  Дункана  и  следам,
которые сама оставила. Робот станет пылить до тех пор, пока  не  въедет  в
новый отсек, где не было заметной пыли.
     Прежде чем присоединиться к другим роботам, собравшимся в специальном
отсеке, машина поставит ящик на полку, где ему и положено быть.
     Дункан даже не заметил, когда начала поступать энергия, и он  лишился
сознания на шесть дней. Все еще широко раскрытыми глазами он уставился  из
окошка  цилиндра  на  робота,  остановившегося  футах  в  трех  от   него.
Квадратное зеленое тело робота с множеством глаз на голове и трясущейся на
ее макушке антенной приближалось к нему.  Протянув  руку,  машина  открыла
дверь. Дункан вышел из стоунера, бормоча:
     - Либо все о'кей, либо у этой штуки винтики развинтились.
     - ZY, - сказал он, - какое сейчас число и сколько времени?
     На "брюхе" робота вспыхнул цифровой индикатор:
     - СРЕДА Д7-Н1 МЕС РАЗН 7.
     Итак, Среда День-семь, Неделя-один, месяц  Разнообразие,  семь  часов
вечера. Значит, либо органики так и не приходили сюда, а стало быть  могут
появиться с минуты на минуту, либо  уже  побывали  здесь,  но,  ничего  не
обнаружив, ушли.
     Многочисленные следы ног свидетельствовали в пользу второго варианта.
     Не обращая внимания на слетевшую с него пыль  -  неделю  назад  робот
явно переусердствовал в этой части программы, - Дункан бросился  проверять
остальных. Все были на месте. Впрочем, это уже  его  не  удивило.  Раз  не
нашли его, значит все обошлось. Стоило органикам заметить хоть одного, они
прочесали бы весь склад. Дункан решил убедиться  в  успехе  сам.  Осмотрев
тела, стоящие в том же положении, в  каком  он  оставил  их  почти  неделю
назад, Дункан прошел через помещения склада, а затем и через  два  других,
смежных. Предварительно осмотревшись - а  вдруг  там  органики  разгружают
очередную партию тел, - он вошел в новый отсек. Все было спокойно.  Быстро
пробежав по служебным помещениям, Дункан удостоверился, что и  там  никого
нет. Возвращаясь в старый отсек, Дункан остановился у стоунера с табличкой
СНИК. Почему, черт возьми, она так  волнует  его?  Почему  вызывает  такое
сильное любопытство? Логичным было бы объяснить это тем, что  он  когда-то
знал эту женщину, причем  близко.  Та  же  логика  подсказывала  очевидное
решение: надо вернуть ее к жизни и разобраться, что скребет  в  дверь  его
памяти.
     Только не сейчас. У него уйма дел, а времени в обрез.

                                   10

     - Надо же, солидно замуровали, - удивленно заметил падре Коб.
     Он, Дункан и Локс стояли у потайной дверцы, через которую еще недавно
можно было попасть в шахту. Квадратное отверстие было  надежно  замуровано
каким-то плотным беловатым составом.
     - Что будем делать? - спросил гигант. - Продукты кончаются, а путь  к
отступлению отрезан.
     - В кладовой на складе еще полно еды, - заметил вожак.  -  Зато  если
они действительно соберутся еще раз прочесать все внутри,  спрятаться  нам
будет некуда. Пока это неважно. Все равно сегодня ночью мы выходим.
     - Вы решили изменить план? - вопрошал падре.
     - Да. Мы не можем оставаться в этой ловушке. Это  всем  действует  на
нервы.
     Локс послал четверых людей дестоунировать достаточное количество  еды
и медикаментов  с  расчетом  на  десять  дней.  Когда  они  вернулись,  он
объяснил, наконец, всем, что задумал.  Некоторые  члены  группы,  выслушав
новый план вожака, опять начали энергично возражать: слишком опасным он им
показался.
     - Нас просто возьмут голыми руками, - послышались возмущенные голоса,
- мы же будем на виду.
     - Конечно, на виду, - согласился Локс. - А разве у нас бывает  иначе?
Мы каждую минуту рискуем быть пойманными. Как только органики найдут  тело
Дункана, я хотел сказать - его двойника, они вернутся к обычной службе.  А
мы тем временем спрячемся  где-нибудь  в  другом  месте,  а  потом  сможем
выбраться на открытый воздух, побродить по лесу. Того и  гляди  пристрелим
государственного оленя, будем наслаждаться  жизнью  просто  так,  день  за
днем, как учил Господь.
     - Вот, вот, пока не поймают, - пробурчал кто-то.
     - Опасность - очень пикантная приправа. Это соус к  салату  жизни,  -
сказал падре Коб. - Где еще можно встретить ее, как не в диких чащах.
     Позже, когда Дункан с Локсом  перешли  в  офис  банка  данных,  вожак
сказал:
     - Мне кажется, истекает отпущенное нам время. Со дня на день  кое-кто
из нас покончит с таким образом жизни. Вы  же  знаете,  мы  вовсе  не  так
довольны ею, как хотели бы представить; наверняка кто-то уже подумывает  о
добровольной сдаче. Если хоть один сдастся, остальные долго  не  протянут.
Самое худшее, что в этом случае полиция узнает про вас, и охота начнется с
новой силой.
     - Да, но что нам остается делать?
     Получив свежие инструкции от своего агента, Локс выключил компьютер и
встал.
     - Погода как по заказу. Проверим, все ли  готово  и  не  осталось  ли
следов нашего пребывания.
     Через два часа семерке, совершившей  первый  рейд  к  биолаборатории,
предстояло  отправиться  в  новый.  У  Дункана  оставалось   еще   немного
свободного времени, и он отправился в новый отсек, еще  раз  взглянуть  на
Пантею Сник. Ее лицо  радостно  волновало  его.  Где-то  в  душе  за  этой
взволнованностью скрывалось более  сильное  чувство.  Какое?  Постичь  это
можно было только разбудив ее. Группа уже покидала новый отсек, а  он  все
обдумывал необходимые действия. Предчувствие  опасного  похода  встряхнуло
его. Опустив голову, Дункан шел навстречу сильному ветру. Как и  во  время
их первой вылазки деревню освещали лишь  окна  домов.  Следуя  по  старому
маршруту, семерка подошла к биолаборатории и выставила  посты.  Локс  стер
всю информацию,  относящуюся  к  выращиванию  объекта  с  кодовым  номером
HBD-1OX-TS-7  и  ввел  в  компьютер  команды  об  его  уничтожении,  якобы
исходящие от Среды. Когда проснется персонал, работающий в  лаборатории  в
Четверг, в банке данных, куда помещают сообщения от других дней,  окажется
все необходимое, что позволит  беглецам  замести  следы.  В  банк  данных,
содержащих подобные сообщения, разрешалось заносить  только  самую  важную
информацию, и люди всегда воспринимали ее очень серьезно.
     Среда  тоже  получит  сообщение  о  том,  что  Четверг   ликвидировал
двойника. Оставалась угроза,  что  кому-нибудь  придет  в  голову  копнуть
поглубже.  Тогда  нетрудно  будет  обнаружить  подлог,  только   вряд   ли
специалисты лаборатории займутся этим. Какое дело жителям  одного  дня  до
того, что творится в другом, если его действия не противоречат закону и не
препятствуют их собственной работе?
     К тому моменту, когда Локс закончил сеанс на  мониторе,  двойник  еще
живой, но так и не  пришедший  в  сознание,  уже  находился  в  душе.  Его
вытащили из ванны специальным устройством и сейчас  отмывали  от  остатков
раствора, в  котором  ему  пришлось  купаться  целую  неделю.  Затем  тело
оботрут, оденут и поместят в специальный мешок для  придания  формы  телу,
который   лазутчики   захватили   со   склада.    Пользоваться    подобной
принадлежностью из лаборатории они  не  решились:  пропажа  могла  вызвать
подозрение.
     При взгляде на  свое  собственное  не-совсем-мертвое  лицо,  Дунканом
овладело какое-то потустороннее чувство, как будто ни он сам, ни его  труп
не были частью реальности.
     - Это не то лицо, что я привык видеть в зеркале, - пробормотал он.  -
Оно не имеет со мной ничего общего.
     Он вздохнул с облегчением, когда мешок-форму застегнули на  молнию  -
до самого носа двойника.
     Тщательно вытерев с пола капли раствора, которые соскользнули с тела,
пока его  обрабатывали,  два  человека  положили  тело  на  носилки,  тоже
прихваченные  со  склада.  Дункан  первым  прошел  в  дверь  и   возглавил
процессию,  в  некотором  роде  ощущая  личную  ответственность  за   свой
дубликат. Казалось, он провожает в ад  собственную  душу.  Едва  распахнув
дверь, он заметил через окно фигуру, быстро приближавшуюся к нему. Человек
находился всего в нескольких футах от него, освещенный  только  внутренним
светом здания. Очертания фигуры расплывались  во  мраке  и  завесе  дождя.
Позади мерцали красные и оранжевые огни. Неужели органик?
     На мужчине был прозрачный плащ, такой тонкий, что  его  вполне  можно
было, сложив, спрятать в кармане рубашки.  В  доли  секунды  он  распахнул
дождевик, торопясь расстегнуть кобуру. Магнитная  защелка  плаща  бесшумно
разошлась. Дункан ударом плеча отбросил дверь и пулей метнулся к органику.
Не успел тот вытащить протонный пистолет, как Дункан уже подскочил к нему,
ударив с  разбегу  головой  в  подбородок.  Оба  перевернулись,  и  Дункан
оказался наверху. Подавшись  назад,  он  размахнулся  и  нанес  противнику
сильнейший удар ребром ладони по шее. Второго удара уже  не  понадобилось:
мужчина обмяк и затих.
     Локс подбежал к ним. Склонился над поверженным.
     - Какой черт занес его сюда?
     Дункан встал, чувствуя легкую боль в голове.
     - Это органик, - он показал на небольшой, напоминавший по форме каноэ
двухместный летательный аппарат;  он  завис,  мерцая  сигнальными  огнями,
примерно в футе над землей. - Не знаю, что он  делал  тут,  скорее  всего,
припозднился,  возвращаясь  с  патрулирования,  заметил   огни   и   решил
проверить, в чем дело. Явно не ожидал такой встречи, иначе заранее вытащил
бы пистолет.
     Подошли остальные. Носилки опустили на землю.
     - Что теперь будем делать? - спросил Синн. - Он нам все испортил!
     Локс стоял под ударами дождя, кусая губы  и  уставившись  в  темноту,
словно ожидая, что ответ явится к нему из ночи.
     Дункан опустился на колено пощупать пульс полицейского.
     - Еще жив, - сказал он, поднимаясь. - Мы  могли  бы  посадить  его  в
стоунер, - бросил он Локсу. - Тогда он ничего не  расскажет  до  следующей
Среды. К тому времени... Нет, это на сработает. Очнувшись, он все  выложит
полиции.
     - Мы должны заставить его заткнуться навсегда, - вмешался Синн.
     - Прикончить? - спросил Дункан.
     - Или лучше стоунировать, а затем спрятать.
     Дункан понимал, к чему приведет их малодушие.
     - Нет. Его надо убить.  -  Наступило  короткое  молчание,  нарушенное
Дунканом. - Это необходимо сделать. Все должно  выглядеть  так,  будто  он
увидел меня - я хотел сказать, моего двойника - и бросился за мной,  после
чего мы оба погибли в схватке. Надо подстроить, как будто это произошло  в
миле отсюда.
     - Хорошо, - согласился Локс. - Мне ненавистна сама идея убийства,  но
я согласен с вами: у нас нет выбора. Но как объяснить все это? Что он  мог
делать так далеко отсюда? Он несомненно успел сообщить, что завершил  свою
миссию и направляется на базу.
     Это  было  нетрудно  проверить,  прокрутив  запись   на   магнитофоне
органика. Синн  поднял  фонарь  кабины  над  передним  сиденьем  самолета,
забрался  внутрь,  покрутил  какие-то  рукоятки  на  пульте  управления  и
запустил ленту на воспроизведение. Все было так, как говорил Локс. Органик
- им оказался патрульный второго класса по имени Лу - сообщил в штаб,  что
возвращается  домой.  Его  ночные  зонды  не  обнаружили  никаких   следов
преступника Дункана. К окончанию  записи  они  уже  связали  руки  и  ноги
органика, а в рот ему вставили кляп.
     - Наше счастье, что он ничего не сообщил про свет в биолаборатории, -
заметил Дункан. - Синн, проверьте еще раз координаты того места, откуда он
вышел на связь в последний раз. Необходимо, чтобы самолет они нашли именно
там.
     Локс с легким волнением спросил Дункана,  что  он  предлагает  делать
дальше. Его заметно беспокоило то, что инициатива постепенно переходила  к
Дункану. Он злился на самого себя  за  неспособность  предложить  разумный
выход из затруднительного положения, в котором они оказались.
     - Я собираюсь перегнать самолет в тот район, где состоялся  последний
сеанс связи, - сказал Дункан. - Двойник и Лу полетят со мной. Там надо все
сымитировать так, будто я - то есть мой двойник - набросился на  органика.
Придется убить их обоих. - Он сделал паузу. - Я сделаю это  сам.  Если  не
найдется добровольца.
     Как он и полагал, желающих не оказалось. Он выждал несколько секунд.
     - Ну как, шеф, одобряете?
     - Это лучшее, что мы можем сделать, - ответил  Локс.  -  В  некотором
смысле нам еще повезло: не придется под дождем и в темноте  переть  вашего
двойника пять миль на себе, а потом  еще  возвращаться.  На  самолете  это
займет несколько  минут.  Предлагаю  лететь  вблизи  дороги.  Тогда  легко
вернуться по ней. А мы пойдем обратно в новый  отсек  склада.  Чем  меньше
наших людей маячит на открытом месте, тем лучше.
     Падре молчал на протяжении всего разговора. Наконец он проговорил:
     - Нельзя ли все-таки избежать убийства? Никак  не  могу  смириться  с
этим...
     -  Когда  ты  поставил  себя  вне  закона,  то  сам  принял  на  себя
обязательство в случае необходимости пойти на убийство, - сказал Дункан. -
Иначе нельзя. Если в  определенных  обстоятельствах  ты  не  убиваешь,  то
подвергаешь опасности других.
     - Ну что ж, хорошо, - пробормотал гигант. - Но я  настаиваю  на  том,
чтобы предоставить Лу право на предсмертную исповедь. И  этому...  второму
тоже...
     - Господи Иисусе, человек! - воскликнул Локс. - Каждая лишняя секунда
здесь увеличивает опасность! Кроме того, у этого существа и души-то  вовсе
нет!
     - Откуда вам это знать? - сказал падре Коб. - Я настаиваю.  Вы,  если
хотите, можете уходить.
     Он открыл небольшой черный узелок, который принес с собой, достал  из
него распятие и еще несколько предметов,  название  и  назначение  которых
были для Дункана загадкой.
     Дожидаясь,  пока  падре  завершит  обряд,  Дункан  проверил   приборы
управления самолетом. Он с трудом скрывал раздражение, но спорить с  Кобом
значило бы потерять еще больше времени. Он уже знал, каким  упрямым  может
быть падре. Больше всего Дункана злило, что наверняка  патрульный  органик
Лу даже не был католиком и вообще  не  следовал  никакой  религии.  Людям,
исповедующим какую-либо религию, строжайше запрещалась служба в полиции  и
любая другая служба в правительственных учреждениях. Ну и что?  Падре  Коб
принял  бы  причастие  у  самого  Сатаны,  окажись  тот  в  его  руках   в
бессознательном состоянии. Дункан не сомневался, что Кэбтэб вытряс бы душу
из самого дьявола, вздумай тот протестовать против его убеждений.
     Занявшись самолетом, Дункан первым делом осмотрел хронометр на панели
управления. Граждане Среды уже расположились в стоунерах. Еще через десять
минут придет в движение Четверг.
     Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем широкое  серьезное  лицо
падре снова возникло перед Дунканом.
     - Все  кончено.  Пусть  на  них  снизойдет  просветление,  когда  они
окажутся в Великом Потустороннем Мире.
     Дункан не стал спрашивать, где находится этот Мир.
     - Увидимся позже, падре, - сказал он. - А сейчас тебе лучше  убраться
отсюда.
     - Когда вернемся, не забудьте исповедаться в своем ужасном  грехе!  -
воскликнул священник, провожая взглядом  поднимавшийся  самолет.  -  Я  не
смогу дать тебе отпущение грехов, если ты искренне не раскаешься в них.  О
Господи, мне-то кто даст прощение? - добавил он.
     Слова его едва долетали до Дункана. Самолет уже направлялся в сторону
леса.
     - Помоги мне Бог! - пробормотал Дункан, думая  про  себя,  что  падре
приветствовал  бы  обращение  к  помощи  Всевышнего,  но,  конечно,  не  в
предстоящем Дункану деле.
     Удерживая самолет вблизи верхушек деревьев  и  не  выпуская  из  поля
зрения дорогу, Дункан пролетел миль шесть. Заметив пустынное  место  вдали
от городских огней, от света в домах или от фар машин,  он  повел  самолет
вниз между двух больших деревьев. Приземлившись, Дункан слез  на  землю  и
вытащил из самолета тело органика. В свете  мерцающих  бортовых  огней  он
заметил, что глаза Лу открыты. Если он и испугался, на лице  его  не  было
страха. Это затрудняло миссию Дункана:  не  лучшее  дело  убивать  смелого
человека. Что тут говорить, он вообще не любил убивать кого бы то ни  было
- малодушного или отважного. Но каков бы ни был его характер или характеры
до того, как  он  стал  Вильямом  Сен-Джорджем  Дунканом,  сейчас  он  был
человеком, который готов совершить  то,  что  необходимо.  В  определенных
пределах. Ребенка он не смог бы убить никогда.
     Дункан  навел  на  грудь  органика  отобранный  у  него  пистолет   и
выстрелил. Лу повалился на бок. Дункан перевернул тело и  снял  наручники,
сковывавшие руки и ноги Лу, а затем вытащил кляп. Засунув все в карман, он
полоснул лучом по бедру органика. Те, кто обнаружит его, наверняка  примут
ожог за рану, полученную в ближнем бою.  Дункан  влез  в  кабину  и  повел
самолет через лес. Около полумили медленного полета, набор  скорости  -  а
вот и дорога. Дункан приземлился в  двух  милях  от  того  места,  где  он
оставил труп Лу. Выложив висевшее, как  мешок,  тело  своего  двойника  на
полянку, он встал над ним, прицелившись в левое  колено.  Шарик  на  конце
дула  пистолета  выпустил  фиолетовый  луч.  Одежда  и   плоть   буквально
взорвались в том месте, куда пришелся выстрел. Несмотря на сильный ливень,
Дункан ощутил запах горелого мяса.
     Он  опустился  на  колено  рядом  с  двойником.  Лицо  двойника  было
безмятежным. Если нервные окончания этого  существа  и  ощущали  боль,  до
мозга сигналы явно не доходили.
     Он вытащил из-за пояса длинный охотничий нож органика и всадил лезвие
в живот жертвы на несколько дюймов. Рана вроде не  смертельная,  но  очень
скоро его дубликат умрет  от  потери  крови.  Вытащив  нож  из  плоти,  он
зашвырнул его в кабину самолета.
     Рано утром органики наткнутся на труп двойника и станут искать вокруг
своего коллегу, патрульного Лу. На  это  у  них  уйдет  не  так  уж  много
времени. Потом они попытаются восстановить  картину  происшедшего.  Дункан
надеялся, что сценарий, который они воссоздадут, будет выглядеть  примерно
так: сразу же после сообщения патрульного Лу о том,  что  он  направляется
домой, на него внезапно напал беглый  преступник  Дункан.  Или,  наоборот,
органик, заметив беглеца, хотел застать его врасплох. Так или  иначе,  они
вступили в схватку. Лу выстрелил в Дункана, но  преступник  все  же  сумел
после этого продолжить борьбу.  Затем  Дункану  каким-то  образом  удалось
завладеть пистолетом Лу. Тогда Лу  ударил  Дункана  ножом,  но  тот  успел
выстрелить.  После  этого  беглец   улетел,   воспользовавшись   самолетом
патрульного. Он выдернул нож из раны в животе и вскоре, почувствовав,  что
силы покидают его, решил  приземлиться.  Не  успев  сделать  и  нескольких
шагов, он упал замертво.
     Если полиция поверит в  эту  версию,  охоту  на  него  можно  считать
законченной.
     Дункан под бесконечным проливным дождем зашагал через поляну.  Следов
в густой траве не останется да и дождь смоет грязь, опавшую с  его  сапог.
Только бы не появилась какая-нибудь правительственная  машина.  Тогда  ему
удастся уйти незамеченным. В это раннее утро вероятность  появления  машин
казалась незначительной. Как он и надеялся, дорога была пустынна. Примерно
в миле от деревни Дункан вошел в лес. Идти  здесь  приходилось  медленнее,
зато не было необходимости прятаться. Наконец, перед  самым  рассветом  он
добрался до здания нового склада. Локс и Кэбтэб ждали его на входе. Дункан
подробно рассказал обо всем. Локс передернулся, выслушав описание убийств,
а Кэбтэб, перекрестившись, принялся читать молитву на японском языке.
     - Это война, - сказал Дункан. - Он был солдатом и умер.
     - Хочешь покаяться сейчас? - спросил Кэбтэб.
     - Не делай из себя посмешище! - сказал Дункан и пошел прочь.

                                   11

     - Если раньше я мог испытывать лишь незначительные угрызения совести,
то теперь по-настоящему страдаю, - сказал Дункан.
     - Почему? - спросил Локс.
     Падре ответил за него:
     - Потому, мой дорогой вожак, что все, кроме вас,  меня  и,  возможно,
Вилде, сторонятся его. Он убил человека, и сделал это  вовсе  не  в  целях
самообороны. И все же, если учесть  скрытые  мотивы  и  последствия  этого
дела, по серьезному размышлению можно сказать, что этот человек  прикончил
органика, защищая не  только  самого  себя,  но  и  всю  нашу  группу.  Он
совершенно не таил, что при определенных обстоятельствах умертвит опасного
врага, прямо говорил, что скорее всего именно так и поступит. Никто из нас
не остановил его. Так что виновны мы все. Но люди не вспоминают  об  этом.
Делают вид, что злодей только он один - Каин, убивший своего брата. И  все
же...
     - Вот-вот, они шарахаются от меня. Не говорят, что  думают  обо  всем
этом, ничего не высказывают в лицо, но я чувствую, что  все  считают  меня
каким-то чудовищем, - вставил Дункан, передернув плечами.
     - Если бы на нас наткнулся не  органик,  а  какой-нибудь  ребенок,  -
сказал падре Коб, - ты и его убил бы?
     - Нет, - ответил Дункан. - Ребенка я убить не могу.
     - А почему - нет? Он же тоже мог выдать нас. Ведь  органика  ты  убил
именно поэтому, я не ошибся? Нельзя было допустить,  чтобы  он  рассказал,
где мы прячемся?  Если  бы  ты  пожалел  ребенка,  то  почему  не  пощадил
взрослого человека?
     Дункан нетерпеливо заерзал в кресле.
     - К счастью, мне не пришлось подвергнуться  подобному  испытанию.  На
самом деле...
     - На самом деле, - сердитым голосом прервал его Локс,  -  Дункану  не
оставалось ничего другого. Он принес в жертву этого человека, чтобы спасти
всех нас. Почему вы вечно все драматизируете? Просто противно.
     Падре не обращал на вожака никакого внимания.
     - Это беспокоит тебя? Чувствуешь хоть какие-нибудь угрызения совести?
- спросил он Дункана.
     - Меня мучают кошмары по ночам, - ответил Дункан. - Невысокая цена за
мой проступок.
     - Давайте оставим философию  и  всякие  гипотетические  изыскания,  -
вмешался Локс. - У нас достаточно реальных проблем.
     - Гипотезы, философские аспекты, этические проблемы, фантазии и мечты
- это все часть реальности,  -  громко  произнес  падре,  поглаживая  свой
огромный живот с таким видом, словно для него он и олицетворял реальность.
-  Сумма  всегда   состоит   из   частей.   Гипотетическое,   философское,
этическое...
     - Давайте говорить о конкретных вещах, - прорычал Локс.  -  Итак,  вы
хотите поехать с Дунканом в Лос-Анджелес. Это  потребует  внесения  в  наш
план значительных изменений. Мне необходимо связаться  со  своим  агентом,
получить от него разрешение и, если он даст его, изготовить для вас  новую
идентификационную карточку,  получить  необходимые  пропуска  и  визы.  Вы
уверены в том, что хотите расстаться с  нами,  падре?  Ведь  здесь  многие
целиком зависят от вас, вы создаете для них душевный комфорт.
     - Как я уже говорил вам, босс, прошлой  ночью  мне  было  видение.  В
сверкании яркого света мне явился ангел.  Он  сказал,  что  надо  уходить,
покинуть это место и мою паству и идти дальше. Он приказал мне стряхнуть с
ног грязь этой пустыни и затеряться среди мужчин и женщин большого города.
Моя миссия...
     - Знаю, знаю, - устало подтвердил Локс. - Вы рассказывали об этом  по
меньшей мере три раза. Все  это  прекрасно.  Получите  разрешение,  можете
уходить. Но вы понимаете,  что  скажет  ваша  паства.  Вас  будут  считать
крысой, бегущей с тонущего корабля.
     - Им совершенно необязательно находиться здесь, - сказал падре Коб.
     Локс развернулся в крутящемся кресле и  принялся  набирать  текст  на
клавиатуре компьютера. Дункан встал.
     - Я хочу пройтись, - сказал он.
     Через несколько минут он снова, в который  уже  раз,  стоял  рядом  с
окаменевшей серой фигурой Пантеи Сник. Что делать с ней? Здравый  смысл  и
обстоятельства требовали оставить ее  в  том  же  состоянии,  в  каком  он
обнаружил ее. Было бы слишком жестоко вывести ее из  окаменения  лишь  для
удовлетворения своего любопытства,  а  затем  снова  посадить  в  цилиндр.
Страдай она какой-то безнадежной болезнью, Сник сочтет, что он вернул ее к
жизни, потому что болезнь эта стала излечимой.  Однако  она  не  выглядела
больной. Возможно, женщина оказалась здесь  за  какое-то  преступление.  В
этом случае ее вполне могли бы принять в группу Локса.
     Но присутствие каждого дополнительного человека означало  для  вожака
появление новых проблем, а у него и  без  того  их  уже  было  достаточно.
Дункан сомневался, что он даст разрешение дестоунировать Сник.
     - Я должен узнать, что в ней такого необычного, почему она так сильно
будоражит мне душу,  -  пробормотал  Дункан.  _Д_о_л_ж_е_н_  одолело  _н_е
с_л_е_д_у_е_т_.
     Он прошел в отсек, где  размещались  транспортные  роботы,  привел  в
действие и запрограммировал одного из них  и  сопровождал  его,  пока  тот
перемещал тяжелое тело к стоунеру. Робот поместил Сник в цилиндр.  Дункану
потребовалось совсем немного времени,  чтобы  закрыть  дверцу  стоунера  и
включить энергию. Затем он распахнул дверцу - из стоунера вышла бледная, с
удивленным взглядом женщина.
     - Не пугайтесь, Пантея Сник, - мягко сказал  Дункан.  -  Вы  -  среди
друзей.
     -  Это,  конечно,  была  не  более  чем  вежливая   ложь.   Кто   мог
гарантировать, что члены группы отнесутся  к  ней  дружелюбно?  Да  и  сам
Дункан сомневался, что он мог называть себя другом этой женщины.
     Выражение растерянности исчезло с лица женщины, и она улыбнулась.
     - Джеф Кэрд!
     Это было одно  из  тех  имен,  которое  врач-психиатр  упоминала  как
главное в его личности. Ощущение того, что он знаком с этой женщиной, было
основано на реальности.
     Он подвел ее к столу, предложил сесть и протянул стакан воды.
     - Я - жертва амнезии, - сказал он. - Может быть, вы  расскажете  мне,
кто такой Джеф Кэрд, кто вы и откуда мы знаем друг Друга?
     Сник осушила стакан.
     - Прежде вы скажите, где мы находимся и  каким  образом  вам  удалось
вывести меня из окаменения?
     Теперь Сник полностью владела собой. От смущения не осталось и следа,
цвет лица приобрел более  свежий  и  приятный  оттенок.  Голос  ее  звучал
отрывисто и властно.
     Дункан рассказал ей, где находится склад.
     - Я настаиваю на том, чтобы и вы ответили на мои вопросы.
     У него было определенное чувство, что Сник собиралась  возразить,  но
потом передумала, видимо, решив, что до поры до  времени  пусть  он  будет
чувствовать себя хозяином положения. Она наделила его  легкой,  мимолетной
улыбкой и пустилась в долгий рассказ. Дункан слушал  не  перебивая.  Когда
Сник кончила свою историю, он еще некоторое время молчал.
     - Итак, вы органик, -  сказал  он  наконец.  -  В  прошлом,  я  хотел
сказать. А здесь вы потому, что некоторые из правительственных  чиновников
посчитали, что вам  слишком  много  известно.  Они  решили  заставить  вас
замолчать, обвинив в преступлении, которого на самом деле вы не совершали.
Вас опутали ложными уликами, а затем посадили в цилиндр.
     - Да, я же это сказала, - нетерпеливо перебила его Сник.
     Джефферсон  Сервантес   Кэрд   был   гражданином   штата   Манхэттен,
офицером-органиком,  благонадежным  во   всех   отношениях,   лояльным   к
правительству, отлично проявившим себя в борьбе с преступниками. И в то же
время он принадлежал к тайной, абсолютно незаконной организации. У истоков
этой организации стоял Джильберт Чинг Иммерман, биолог,  открывший  способ
продления жизни далеко за пределы, отпущенные нормальному человеку. Вместо
того, чтобы сделать свое открытие достоянием всего человечества,  Иммерман
сохранил его в секрете, в который посвятил только некоторых  членов  своей
семьи. Через несколько  поколений,  когда  семья  его  разрослась,  она  и
составила основу этой организации, члены которой называли себя в его честь
иммерманами или кратко - иммерами. Позже они начали принимать в свои  ряды
и тех, кто не имел непосредственного отношения  к  их  семье,  хотя  таких
людей в организации  было  относительно  немного.  На  протяжении  двухсот
сублет членам семьи удалось занять весьма высокие посты, у  них  появилась
власть. К рождению Кэрда члены организации жили уже во многих  странах,  а
некоторые даже входили во Всемирный Совет.
     Когда Кэрд повзрослел, ему  также  пришлось  сделаться  дэйбрейкером.
Вместо того, чтобы залезать в стоунер в конце Вторника, покидая его поутру
следующего Вторника, он переместился в Среду,  стал  гражданином  и  этого
дня, для чего сменил идентификационную карточку и профессию. На все другие
дни недели - на каждый - он имел новую идентификационную карточку и другую
профессию.  Он  настолько  успешно  вжился   в   свои   многочисленные   и
разнообразные роли,  что  буквально  слился  с  каждым  образом,  _с_т_а_л
каждой личностью в ее определенном дне, оставляя лишь смутные воспоминания
о других персонах других дней. Для успешного продолжения этого обмана  ему
приходилось сохранять определенные связи со своими другими "я".  Как-никак
для эффективного  выполнения  возложенных  на  него  организацией  функций
связного необходимо было хоть что-то знать о всех семи личностях и о  том,
что происходило во все дни.
     Но он зашел слишком далеко, недопустимо отделив одну от  другой  свои
"души".
     Каждая персона теперь изо всех  сил  старалась  получить  возможность
направлять действия остальных, растворить их в себе.
     Борьба эта разгорелась, когда Кэрд был схвачен после отчаянной стычки
с органиками.
     Но прежде произошли и другие  события.  Один  из  членов  организации
Иммермана  -  ученый  по  имени  Кастор  сошел  с  ума  и  был  помещен  в
реабилитационный центр на Манхэттене. Иммеры, опасаясь, что  Кастор  может
раскрыть их организацию, решили обезопасить себя. Они устроили так,  чтобы
в лечебном заведении,  где  находился  Кастор,  в  контакте  с  ним  могли
находиться  только  члены  организации.  Однако  Кастор  прикончил  своего
основного  надзирателя,  сбежал,  а  затем  убил  жену  Кэрда,  жившую  во
Вторнике. Он хотел добраться и до самого Кэрда, поскольку  именно  он  был
тем офицером, который арестовал Кастора.
     Кэрд, в образе личности Среды от одного из  иммеров  узнал,  что  ему
поручено разыскать и убить Кастора, прежде чем того схватят  органики,  не
принадлежавшие к их организации. Нельзя было  позволить  Кастору  раскрыть
тайну иммеров. Кэрд, хоть  и  не  испытывал  восторга  от  этого  задания,
вынужден был подчиниться. Тем временем появилась Пантея Пао Сник,  органик
из Воскресенья, которая расспрашивала Кэрда о его деятельности.  На  самом
деле Сник разыскивала членов другого противозаконного  общества,  но  Кэрд
решил, что она идет по его следу. Затем  Кэрд  выяснил,  что  его  коллеги
считают его самого опасным для  себя,  поскольку,  как  им  кажется.  Сник
слишком близко подобралась к нему.
     Будучи Бобом Тинглом из мира Среды, Кэрд  убил  безумного  Кастора  в
жесточайшей схватке. По крайней мере, так говорила врач, ссылаясь  на  то,
будто сам Кэрд рассказал ей об этом во время сеанса в тумане истины.  Кэрд
практически ничего не помнил. У него сохранились лишь  обрывки  отрывочных
воспоминаний об этих событиях.
     Сник сидела в кресле, потягивая  второй  стакан  воды,  когда  Дункан
спросил ее, известно ли ей что-нибудь о побеге.
     - Ничего.
     Она, казалось, уже совершенно оправилась от шока и  теперь  нормально
ориентировалась в ситуации. Ее большие карие глаза прояснились. Какие  они
красивые, подумал Дункан. Ему даже показалось, что в них  сквозит  призыв,
но это, конечно же, его субъективное восприятие. За этим взглядом - что-то
другое.
     - Мне говорили, - сказал Дункан, - что я обнаружил  вас  в  цилиндре,
окаменевшую. Кастор засунул вас туда. Наверно, хотел позже дестоунировать,
чтобы подвергнуть пыткам, а  потом  убить,  расчленив  на  части.  Так  он
поступил с другими своими жертвами.
     Женщина поежилась.
     - Но иммеры нашли вас раньше. Они вывели вас из окаменения,  накачали
наркотиками, а затем посадили в туман  истины.  Узнав  все,  что  было  им
необходимо, они снова бросили вас в цилиндр. Все это  время  вы  были  без
сознания, поэтому ничего и не помните.
     - Я искала человека по имени Монинг Роуз Даблдэй, ведущего  подрывную
деятельность, - сказала Сник. - Неожиданно я вышла на след  совсем  другой
группы,  той,  к  которой  принадлежали  вы.   Меня   проинформировали   о
похождениях Кастора и приказали следить за ним. Я понятия не имела о  том,
что он иммер. Я вообще ничего тогда  не  знала  о  существовании  подобной
организации.
     - Когда вы меня допрашивали, - сказал Дункан, - мне  показалось,  что
вы меня в чем-то подозреваете. Тогда я не знал, что вы хотите использовать
меня в своем преследовании Даблдэй потому,  что  я  имел  доступ  к  банку
данных.
     Вас допрашивали. Допрос вел  иммерман  по  имени  Гонт,  руководитель
одной из ячеек организации. Этот человек собирался убить вас и расчленить,
чтобы органики подумали, что это дело рук Кастора.  Это  отводило  от  нас
подозрения. Я возражал, но власть  была  на  их  стороне.  Затем  появился
Кастор, а после того, как его  убили,  нагрянули  органики.  Мне  пришлось
бежать. На следующий день, в Четверг, когда я уже  был  Чарли  Омом,  меня
вызвали в Башню Эволюции.
     Несколько секунд Дункан молчал,  а  затем,  тряхнув  головой,  сказал
негромко:
     - Не знаю, какого черта я делал в этой Башне. Врач об этом ничего  не
упоминала. Она рассказывала только о моем побеге и поимке.
     Сник улыбнулась.
     - О, об этом я сама могу кое-что поведать! Те, кто  допрашивал  меня,
упоминали о вашем пребывании в Башне, но, судя по всему, они знали об этом
только понаслышке. По крайней мере, они так  сказали.  Хотела  бы  я...  Я
хочу...
     - Хотели бы чего?
     - Чтобы они мне ничего не рассказывали. Если бы  они  молчали,  я  не
знала бы сейчас так много и тогда не представляла бы  для  них  опасности!
Тогда они не решились бы обвинить меня в мнимом преступлении, чтобы  потом
посадить в стоунер и таким образом избавиться от меня.
     - А какое обвинение вам предъявили?
     - В принадлежности к иммерам!
     Она с возмущенным видом поднялась со стула, глаза  расширились,  лицо
исказилось.
     - Меня! Представляете, я - иммер!
     - Как они могли?! -  воскликнул  Дункан.  -  Туман  истины  сразу  же
опроверг бы все обвинения.
     - Знаю! Я потребовала, чтобы мне предъявили запись допроса. Так  вот,
я в бессознательном состоянии действительно признала, что являюсь  иммером
и работаю на них уже длительное время!
     Вид у Дункана был более чем  озадаченный.  Что-то  шумело  у  него  в
голове, будто кто-то настойчиво просил его открыть дверь.
     - Но вы же сказали...
     -  Да,  я  сказала,  что  невиновна!  Я  была  невиновна!  Я  остаюсь
невиновной. Они вставили в эту  запись  сфабрикованный  материал,  который
получили с помощью  компьютера!  Знаете,  моделирование  способно  творить
чудеса.
     - Они сымитировали ваше признание в парах тумана истины?
     - Конечно!
     - Но ведь любой специалист, если запись подвергнуть экспертизе, сразу
же определит, что это подделка! Разве вы не потребовали экспертизы?
     - Конечно потребовала!  И  экспертиза  подтвердила  обвинение  против
меня!
     Дункан был глубоко поражен. Вроде бы когда-то в образе одной из своих
личностей - кажется, это был Кэрд, органик - он слышал что-то  о  подобном
двуличии. Или, может быть - он надеялся, что это не так - Дункан и сам был
вовлечен в схожие действия.
     - Ну хорошо, - сказал он, - а  как  они  объяснили  свое  решение  не
доверять вам, убрать вас со своего пути?
     - И подвергая меня воздействию тумана истины  и  в  обычном  допросе,
меня несколько раз спрашивали, слышала ли я  что-нибудь  о  _ф_а_к_т_о_р_е
д_о_л_г_о_л_е_т_и_я_.
     Шум в голове Дункана прекратился.  Воображаемая  дверь,  сдерживавшая
поток сознания, открылась, но смутные образы,  мелькавшие  перед  глазами,
были все же слишком хрупкими и бесформенными, чтобы осознать их значение.
     - Фактор долголетия?
     - Я пока не знаю, что это такое, но  это  должно  быть  что-то  очень
важное. Помню,  как  женщину,  спрашивавшую  меня  про  это,  вдруг  грубо
попросили  замолчать.  Она  побледнела.  Не  покраснела,  как  бывает  при
смущении, а именно побледнела, словно смертельно испугалась. Ей  приказали
удалиться из комнаты. Не очень-то умно они тогда вели себя.  Если  бы  они
оставались спокойными, промолчали, я, наверно, и не задумалась бы. Мало ли
чем они интересовались. Я ответила,  что  никогда  не  слышала  ни  о  чем
подобном. Это была чистая правда. Они знали, что я не лгу. И  все-таки,  я
уверена, именно из-за этого неведомого мне фактора долголетия они и решили
упечь меня в стоунер, уже посчитав опасной.
     Рассказывая  свою  историю.  Сник  поглядывала   вокруг,   осматривая
окаменевшие фигуры. Вдруг она замолчала, вскочила и прокричала:
     - Бог мой! Это та женщина, которая задала мне тогда этот  злополучный
вопрос!
     Дункан взглянул на окаменевшую фигуру, на которую указала Сник.
     - И эти двое рядом с ней! Они тоже находились тогда в комнате!
     - Думаю, - произнес Дункан, - они  тоже  много  знали.  Им  перестали
доверять. Что бы ни скрывалось за этими словами, нам надо узнать правду.
     У  него,  однако,  не  возникало  ни  малейшего  желания  вывести  из
состояния окаменения хотя бы одного из этих людей. Уже  одно  то,  что  он
вернул к жизни Пантею Сник, могло принести Дункану  немало  неприятностей.
Решись он дестоунировать без разрешения еще  кого-нибудь,  терпению  Локса
наверняка пришел бы конец.  Ну  да  ладно  -  будь  что  будет.  Плохо  он
поступает, очень плохо. Гореть ему  в  геенне  огненной.  Но  он,  Дункан,
асбестовый, несгораемый. Я обязательно разгадаю эту загадку, решил Дункан.
     - Кто из них руководил допросом?
     Сник указала на высокую блондинку с суровым лицом.
     - Тогда займемся ею. Она наверняка знает больше других.
     Дункан опять привел в действие робота. Спустя несколько минут женщина
вышла из цилиндра. Сник обхватила ее руками сзади, а Дункан прыснул в лицо
туманом истины. Женщина еще некоторое время пыталась освободиться,  тяжело
дыша, но Дункан пришел на  помощь  Сник;  они  с  Дунканом  теперь  вдвоем
держали непокорную, пока та, наконец, не осела, беспомощно опустив  голову
на грудь. Они положили тело на стол, и Дункан тотчас приступил к  допросу.
Незнакомка с готовностью негромко отвечала не очень внятным голосом, почти
лишенным каких-либо эмоций - так обычно говорили люди, глотнувшие  тумана.
Она оказалась детектив-капитаном по имени Сандра Джонс Бу. Знала она, увы,
не очень много. Ее начальник,  детектив-майор  Теодор  Элизабет  Скарлатти
приказал ей допросить Сник и выяснить, что ей известно о ФД, или  "факторе
долголетия". Скарлатти не объяснил, что означает это понятие. Тем не менее
Бу тяжело поплатилась за этот допрос. Вскоре после того, как ей  приказали
покинуть комнату, она неожиданно для себя сама была  подвергнута  допросу.
Совершенно   ошеломленная   таким   поворотом   событий,   напуганная    и
разгневанная,  поскольку  чувствовала  свою  абсолютную  невиновность,  Бу
категорически заявила, что ей  ничего  не  известно  о  ФД.  Затем  к  ней
применили туман истины. Больше Бу ничего не помнила. Она  очнулась  уже  в
цилиндре и, едва выйдя из него, была столь любезно встречена.
     - Ну что ж, - сказал Дункан, - придется ей вернуться в стоунер.
     Прошло всего несколько минут, и Бу уже  снова  заняла  свое  место  в
безмолвных рядах.
     - Ничего нового мы не узнали, - констатировал Дункан.
     - Это не совсем так, - возразила Сник. - Нам известно, что вы  знаете
или по крайней мере знали что-то о средстве продления жизни. Ни в одной из
семи своих ипостасей вы не были ученым. Значит,  кто-то  рассказал  вам  о
факторе долголетия.
     Как бы то ни было, правительство не  проинформировало  общественность
ни о существовании вашей организации, ни о ФД. Оно делает все, что  в  его
силах, чтобы поймать вас, и я  вижу  этому  только  одно  объяснение:  вам
известно нечто  такое,  о  чем  с  точки  зрения  властей  непозволительно
осведомлять общественность.
     - Об этом я уже и сам догадался, - сказал Дункан. - Вопрос в том, как
мне определить, что же такое я знаю, сам о том не подозревая.

                                   12

     Дункан оказался прав. Рагнар Локс  действительно  разгневался  не  на
шутку.
     - У вас нет никакого права вводить ее в нашу группу! Особенно сейчас,
когда вы собираетесь...
     Он замолчал. Сник находилась рядом и могла  услышать  его  слова.  Он
вовсе  не  хотел,  чтобы  она  знала  о  планах  Дункана   отправиться   в
Лос-Анджелес под вымышленным именем.
     -  Она  для  меня  -   единственное   средство   докопаться,   почему
правительство столь настойчиво преследует меня. Мне необходимо знать  это.
В любом случае Сник не представляет для нас никакой опасности. Теперь  она
сама ненавидит органиков. Так что можете быть абсолютно спокойны.
     - Напрасно вы сделали это, - сказал Локс. - Все равно у  вас  нет  ни
малейшего представления, почему вы им так нужны.
     - Теперь есть зацепка, а это уже кое-что. Ситуация вполне нормальная.
Смотрите.  Эта  женщина  прошла  прекрасную  подготовку,  она   -   весьма
компетентный органик и знает все ходы и  выходы  в  системе  этой  службы.
Думаю, следует подготовить для нее новые документы. Она могла бы поехать в
Лос-Анджелес вместе со мной.
     Локс покраснел еще сильнее, однако удержался от ответа. Вскинув  руки
в жесте крайнего удивления, он удалился. Дункан игриво подмигнул Сник. Она
по-прежнему была очень  бледна  и  выглядела  усталой,  но  легкая  улыбка
пробежала по ее лицу. Вскоре вернулся Локс. Он был теперь куда спокойнее.
     - Буду рад избавиться от вас обоих, - сказал он. -  О'кей.  Если  это
возможно, она поедет с вами.
     Спустя два обдня все было готово. Утром  во  Вторник  в  восемь  утра
Дункан, Сник и Кэбтэб уже находились в Нью-Арке,  штат  Нью-Джерси.  Город
этот  располагался  по  соседству  со  старым  городом  Ньюарком,  который
давным-давно исчез с лица земли,  будучи  завален  и  погребен  под  слоем
почвы, и порос густым лесом. Даже те  здания,  которые  уцелели  во  время
осады и пожара и которые были сохранены как памятники, за две тысячи облет
тоже оказались погребенными под более поздними  наслоениями.  Мемориальная
доска на стене  станции  увековечила  память  о  ней,  как  о  месте,  где
находился  тюремный  лагерь  для  преступников  из   штатов   Нью-Йорк   и
Нью-Джерси, разбитый после покорения восточных Соединенных Штатов  Америки
войсками  Ванг  Шена.  Неподалеку  отсюда  казнили  двадцать  три   тысячи
преступников, принадлежавших к различным кланам мафии. Как  гласил  текст,
выгравированный на доске, это случилось до начала Новой Эры и  изобретения
метода стоунирования. Смертная казнь была давно отменена.
     - Теоретически, конечно, - прокомментировал текст на доске Кэбтэб.
     - Ванг Шена никак  нельзя  заподозрить  в  расовой  или  национальной
дискриминации. Он не делал исключения ни для кого. Преступники, виновные в
убийстве,  вымогательстве,   изнасиловании   или   торговле   наркотиками,
подвергались казни во всем мире. Великая чистка -  так  называл  это  Ванг
Шен. Однако...  ха!  ха!  ха!..  в  следующем  поколении  преступников  не
убавилось.  Это  было  самое  начало  Новой  Эры.  В   третьем   поколении
правительственная пропаганда, если хотите, можете называть это специальной
обработкой общественного сознания, снизила число пойманных преступников на
три  четверти.  Затем  на  протяжении  жизни  следующего  поколения  число
выявленных злодеев снова возросло  благодаря  изобретению  тумана  истины.
Следует признать, что после этого общество  освободилось  от  преступности
настолько, насколько  не  удавайтесь  ни  одной  из  известных  в  истории
формаций.  Правда,  нельзя  сказать,  что  правонарушителей  нет   совсем.
Возьмите, например, нас. Хо! Хо! Хо!
     Дункан напряженно посмотрел по сторонам. Громкий  смех  Кэбтэба,  его
тройной подбородок и огромный  живот  могли  привлечь  внимание.  Впрочем,
никто не смотрел на них: граждане были слишком  вежливы,  чтобы  позволить
себе подобную бесцеремонность. Тем не менее, они бросали на Кэбтэба  косые
взгляды и спешили отойти в сторону. На станции  толпилось  довольно  много
народу, но, несмотря на это, вокруг странной  троицы  образовалось  пустое
пространство.
     - Мне кажется, - сказал Дункан, - нам следует вести себя тише.
     - Что? - удивился Кэбтэб. Он огляделся. - О, да, понимаю.
     - Было бы хорошо, если бы вы сели на диету, - сказала Сник.
     - Я и без того уже пошел на огромную жертву,  расставшись  со  своими
религиозными атрибутами, - покраснев, негромко ответил Кэбтэб. - Для  меня
это действительно большая жертва, только я смотрю, никто не сумел  оценить
ее по достоинству.
     - Вы больше не священник, - резко сказала Сник.
     - По документам -  нет.  Но  не  забывайте,  если  и  можно  отдалить
священника  от  церкви,  то  изгнать  церковь  из  души  его   определенно
невозможно. Моя церковь и вера там, где нахожусь я сам.
     - Только не стоит говорить об этом, - согласилась Сник.
     Кэбтэб ткнул ее под ребро своим огромным, изогнутым пальцем и  громко
рассмеялся.
     Сник вздрогнула.
     - Ну, ну, не надо изображать из себя органика. Власти  у  вас  больше
нет. Вряд ли я стану прыгать по вашему приказу.
     - Мне кажется, - вступил в разговор Дункан, -  нам  следует  оставить
подобные темы.  Помните,  мы  не  те,  кем  были  раньше.  И  ведите  себя
соответственно.
     - Совершенно правильно, - пробурчал Кэбтэб. -  Изо  всех  сил  отныне
буду стараться походить на пай-мальчика.
     Они стояли рядом с северным  входом  в  здание;  оно  имело  башенную
архитектуру, смесь пагоды и готического храма. Его белые стены  изнутри  и
снаружи покрывали многочисленные двенадцатиугольные, выступавшие прямо  из
стены подставки ярко-красного цвета,  на  которых  покоились  ярко-зеленые
глобусы. Со всех четырех сторон размещались огромные входы, выполненные  в
виде монументальных двухэтажных  арок.  Сейчас  все  они  были  открыты  -
тяжелые трехстворчатые двери  разъехались,  скрывшись  в  нишах  в  стене.
Главное  помещение  поражало   своей   величественностью.   Под   высоким,
куполообразным потолком находилось сейчас около ста человек.  Люди  сидели
на скамьях, прогуливались или просто стояли группами.  Повсюду  на  стенах
маячили вездесущие огромные телеэкраны.  Посетители  могли  быть  в  курсе
новостей Вторника, ознакомиться с расписанием движения поездов или  просто
посмотреть популярные шоу-программы.
     Троица подошла к скамейке.  Все  присели.  К  удивлению  своему,  они
вскоре обнаружили, что и здесь вокруг  них  образовалась  пустота.  Дункан
сидел, кусая губы. Присутствие Кэбтэба не было для  него  и  Сник  большим
благом, к тому же он привлекал к ним ненужное внимание. Он, разумеется, не
был здесь единственным непомерно тучным человеком. Излишний вес, хоть и не
считался преступлением, все же вызывал у большинства  людей  неприязнь,  а
правительство   рассматривало   тучность   как    нечто    граничащее    с
противозаконностью.  Толстые  часто  преследовались   агентами   Бюро   по
физическому состоянию и стандартам. Официальный лозунг гласил: "ПОТЕРЯТЬ -
ЗНАЧИТ ПРИОБРЕСТИ". Что имели в виду  государственные  чиновники?  Согнать
жир -  приобрести  здоровье,  уважение  и  долгую  жизнь.  Короче  говоря,
"худейте на благо человечества".
     В соответствии с новой идентификационной карточкой Кэбтэб стал теперь
человеком по имени Иеремия Скандербег Вард. В банк  данных  была  помещена
фальшивая информация,  сообщавшая  о  довольно  частых  замечаниях  ему  и
небольших штрафах,  взысканных  за  избыточный  вес  Бюро  по  физическому
состоянию и стандартам. Дункан, узнав об  этом,  еще  подумал:  "Надо  же,
такую работу сделали".
     Сник получила документы на имя Дженни Ко Чэндлер, а Дункана из Дэвида
Эмбера Грима переделали в Эндрю Вишну Бивольфа.  Он  предпочел  бы  скорее
называться Смитом, Ваном  или  даже  Гримом,  но  неизвестный  ему  агент,
манипулировавший по заданию Локса с банком данных  и  разместивший  в  нем
информацию идентификационной карточки Дункана, видимо, имел веские причины
выбрать фамилию Бивольф.
     - Поезд идет, - сказал Кэбтэб-Вард.
     Экран на стене показывал, что на  самом  деле  состав  находился  еще
довольно далеко, в пяти-десяти милях  от  станции.  Телевизионные  камеры,
установленные  по  всему  маршруту,  свидетельствовали   о   его   быстром
приближении. Напоминавшие формой нули, вагоны буквально неслись к цели. До
прибытия поезда в Нью-Арк осталось две с половиной минуты. Носильщики  уже
выводили на  станцию  больших  транспортных  роботов,  грузовые  платформы
которых  заполняли  штабеля   окаменевших   тел.   Это   были   пассажиры,
предпочитавшие  ехать  в  полной  безопасности.  В  таком  состоянии  тело
человека было неуязвимо  даже  в  самой  ужасной  катастрофе.  К  тому  же
одновременно они освобождались от скуки, хлопот и неудобств, сопутствующих
переездам. Однако подобные путешественники не могли насладиться  сельскими
пейзажами или видами незнакомых городов, через которые проходил поезд.
     На настенных экранах появилось объявление о том, что посадка начнется
через десять минут. Люди,  подхватив  чемоданы,  направились  на  открытый
участок между станцией и путями. Дункан стоял  вместе  со  всеми  у  перил
ограждения.  Рельсы  узкой  колеи   были   изготовлены   из   специального
металлического сплава. Над ними с интервалами в  сорок  футов  -  огромные
круги, сориентированные в вертикальной плоскости.
     Наконец, из-за ближайшего холма показался теперь медленно двигавшийся
поезд, вернее первые его вагоны.  Длиннющий  состав  из  пятидесятифутовых
вагонов протянулся на целую милю, и последние вагоны  стали  видны  только
через несколько минут. Головной вагон, вращая антеннами  радара,  плыл  на
высоте пяти футов от блестящих серых путей. Поезд остановился.  Расстояние
от станции до последнего вагона - не менее четырех  тысяч  футов.  Состав,
словно длинная, многозвенная цепь, опустился на поверхность.
     Запели свистки, зазвучали хриплые  голоса  носильщиков.  На  экранах,
подвешенных на высоких столбах рядом с парапетами  ограждения,  высветился
текст инструкций. Дункан и его попутчики встали в очередь. Двери вагона, в
который  они  должны  были  сесть,  открылись,  появились   проводники   в
ярко-зеленой форме - не менявшейся  на  протяжении  последних  двух  тысяч
облет  -  удлиненных  кителях  и  форменных  фуражках.  На  груди  у  всех
красовалась большая эмблема: два  паровоза  под  углом  друг  к  другу  на
ярко-красном  фоне.  На   фуражках,   чуть   выше   козырьков,   горделиво
поблескивали кокарды из  золотистого  металла  с  выгравированным  зеленым
глобусом.
     - Залезайте быстрее! Двигайтесь! Мы не можем выходить из  расписания!
Не теряйте время!  -  закричала  проводница  вагона,  к  которому  подошел
Дункан. Он взглянул на нее: высокая, темноволосая, с  большой  материнской
грудью и злобным лицом мачехи.
     Дункан вставил идентификационную карточку в  щель,  а  большой  палец
правой руки - в специальное отверстие. Проводница взглянула на  экран,  на
котором сразу же появилась общая информация о нем, о его физических данных
и пункт назначения. На мониторе промелькнул кодовый  текст,  подтвердивший
правильность введенной  информации  и  принадлежность  отпечатка  большого
пальца Эндрю Вишну Бивольфу. Машина подала  три  коротких  сигнала,  экран
замерцал надписью ДАННЫЕ ПОДТВ.
     Дункан поспешил вытащить  карточку  и  пройти  в  вагон.  Информация,
считанная с его карточки, была передана от сканера  к  компьютерам  банков
данных по всему миру, сопоставлена с  архивными  данными  и  отмечена  как
достоверная. Сник  и  Кэбтэб  тоже  успешно  прошли  проверку.  Проверяют,
подумал Дункан, усаживаясь у  окна.  Сколько  еще  будет  таких  проверок?
Пантея  расположилась  слева  от  него,  Кэбтэб  -   напротив.   Четвертым
пассажиром в их купе оказался мужчина  средних  лет,  ростом  всего  футов
шесть, худой, с большими глазами и вытянутым  лицом.  На  нем  была  очень
красивая шляпа с двумя длинными, желтыми  антеннами.  Накинутая  на  голое
тело долгополая, цвета радуги туника тоже соответствовала самой  последней
моде, особенно, если учесть глубокий, почти до самого пупа, вырез. На  шее
у незнакомца висела цепочка с большим металлическим  муравьем  посередине.
Прежде чем поезд тронулся  с  места,  незнакомец  представился,  заговорив
высоким, тоненьким голоском.
     -  Доктор   Герман   Трофаллаксис   Каребара,   отставной   профессор
университета  Квинс.  Иммигрирую  в  штат   Лос-Анджелес,   округ   Нижняя
Калифорния. А вы кто? Представьтесь, будьте любезны.
     Дункан назвал себя и своих коллег. Каждый раз,  когда  он  произносил
очередное имя, Каребара, молитвенно сложив руки на  груди,  раскланивался.
Сник ответила ему тем же, а оба мужчины  слегка  махнули  рукой.  По  лицу
Каребары пробежало выражение легкого неудовольствия. Дункан воспринял  его
как неприятие проявленной ими фамильярности.
     -  Я  -  профессор  энтомологии,   моя   основная   специальность   -
формикология, - сказал Каребара.  -  А  вы  чем  занимаетесь?  Расскажите,
пожалуйста.
     - Энтомология? Формикология? - вопросительно повторил Кэбтэб.
     - Изучение жизни насекомых. Я специализируюсь на  насекомых,  которых
обычные люди называют муравьями.
     - А я из рода теологов, отряд  уличных  проповедников,  -  усмехнулся
Кэбтэб.  -  Мирские  же  мои  профессии  весьма  многочисленны:  мусорщик,
официант, бармен. Моя духовная сестра занимается медицинской  техникой,  а
духовный брат мой обслуживает банки данных. Все мы родились в Нью-Джерси и
никогда прежде не выезжали за пределы этого штата.
     - Очень интересно, - отреагировал Каребара.
     Двери вагона закрылись, и дежурный  по  станции  объявил,  что  поезд
отправился точно по графику, в чем никто,  собственно,  и  не  сомневался.
Проводник уже катил по проходу тележку, предлагая  пассажирам  сложить  на
нее своим идентификационные карточки - он должен еще раз проверить  их  на
своей машине. Что за глупость, думал про себя Дункан. Ну зачем это? Просто
пустая  трата  времени.   Однако   правила   требовали   этого.   Все-таки
существовала какая-то вероятность, что в вагон проникнет человек,  по  тем
или иным причинам вступивший в столкновение с законом.
     Дункан бросил взгляд из окна.  Поезд  уже  завис  в  пяти  футах  над
полотном дороги и теперь  быстро  набирал  скорость.  Мимо  окон  мелькали
гигантские придорожные огни,  стремительно  проплывали  лужайки,  фермы  и
леса. Дункан пожалел о том, что состав мчится с такой огромной  скоростью.
Он любил рассматривать деревенские пейзажи  и  маленькие  города.  На  его
взгляд, спешить вовсе не было никакой необходимости.  Все  равно  придется
остановиться на границе Центрального стандартного часового  пояса.  Почему
не уменьшить скорость и не перейти в следующий  временной  пояс  плавно  и
незаметно?
     - Основные мои исследования связаны  с  кодами,  посредством  которых
муравьи обмениваются между собой информацией, - продолжил Каребара. - Меня
интересует, каким образом они распознают  и  передают  свои  сообщения.  Я
изучаю зрительные, физические и химические способы коммуникации,  а  также
знаки и запахи. Но узкая моя специализация - это подражание,  мимикрия.  Я
изучаю других насекомых, которые подделываются под  Муравьев.  Вы  знаете,
существуют жуки, которые выглядят, как муравьи, и ведут себя  в  точности,
как муравьи, и живут, проникая в их среду. - Он улыбнулся и добавил: - Эти
жуки самые настоящие лодыри, приспособленцы, паразиты. Они ничего не  дают
другим, а сами берут все, что могут.
     Кэбтэб нетерпеливо  вращал  глазами,  постукивая  пальцами  по  ручке
кресла. Сник устало вздохнула. Лишь Дункан проявлял заинтересованность.
     - И как же они это делают?
     Каребара улыбнулся, обрадованный наличием хотя бы одного слушателя.
     - Основным средством связи в любой колонии Муравьев  является  запах.
Члены семьи испускают феромоны - специальные запахи, благодаря которым они
узнают друг  друга.  Паразиты,  прошедшие  через  миллионы  лет  эволюции,
приспособились настолько, что сами стали испускать феромоны, очень близкие
по запаху к муравьиным.  Благодаря  этому  им  удается  одурачивать  своих
хозяев. Они просят у Муравьев еду, постукивая своими антеннами по их телам
и время от времени ударяя ногами  по  муравьиным  ртам.  Странным  образом
подобные действия приводят к тому, что муравьи отрыгивают пищу, которую  и
потребляют паразиты. Они поедают также яйца и  личинок  своих  беззаботных
хозяев.
     Каребара откинулся на спинку  сидения,  закрыл  на  минутку  глаза  и
улыбнулся. Он был доволен собой.
     - По существу паразиты проникли в систему тайных муравьиных кодов.  Я
говорю о сигналах, которые воспринимаются  обонянием  и  другими  внешними
чувствами; с помощью этих сигналов муравьи объединяются  в  группы,  чтобы
напасть на других Муравьев или на непрошеных пришельцев. Эти жуки -  самая
настоящая пятая колонна. Они проникают в  чужие  ряды,  рассредотачиваются
среди хозяев и живут, пользуясь их трудами.
     - Этим они отличаются от своих двойников среди людей. Я имею  в  виду
революционеров, всякие подрывные элементы, оппозиционеров, думающих только
о том, как бы сбросить правительство и самим встать у власти. Насекомые же
не  стремятся  свергнуть  правительство.  Ни  один  муравей   никогда   не
восставал. Или возьмите жуков.  Их  не  заботит,  какая  система  царит  в
муравьиной колонии. Разве они думают о том, чтобы  изменить  эту  систему?
Зачем им это? Какать они хотели на  эту  систему,  простите  мне  народное
выражение.
     Кэбтэб, который помимо собственного желания  чувствовал  все  больший
интерес к лекции ученого, подмигнул Дункану.
     - Возможно, в рассуждениях нашего ученого друга есть и для нас урок.
     Дункан не обратил внимания на его замечание и заговорил с Каребарой.
     - Вы думаете, все дело в том, чтобы проникнуть в тайну кода?
     - Да, - кивнул в ответ Каребара. - Формикологам уже  известно,  каким
образом мимикрирующие жуки изменяют  химические  процессы  в  своем  теле,
чтобы они совпадали с муравьиными. Мы, формикологи, долгое время  работали
над  этой  проблемой  совместно  с  биохимиками.   Возможно,   вы   видели
документальные телефильмы или читали о синтезе новых  видов  насекомых,  к
сожалению живущих очень недолго, несмотря  на  все  старания  энтомологов.
Слышали что-нибудь об этом?
     Сник и Дункан кивнули.
     - Из  каждых  трех  искусственных  насекомых  два  получаются  совсем
неплохо. Мои коллеги из университета  Нижней  Калифорнии  в  Лос-Анджелесе
выполнили блестящую работу как с естественными, так и  с  синтезированными
мимикрирующими  жуками-паразитами.  Они   пригласили   меня   приехать   в
Лос-Анджелес принять участие в исследованиях. Поскольку  эмиграции  обычно
сопутствуют материальные выгоды, лучшее жилье, возможность встряхнуться, я
и решил: почему бы не попробовать?
     Вам-то,  наверно,  это  прекрасно  известно.  Иначе   зачем   бы   вы
отправились в столь дальний путь,  порвав  с  родными  корнями?  Вот  и  я
оставил Квинс впервые в жизни.
     - Да, мы тоже мечтаем о лучшей доле, - сказал Дункан. - К тому же  мы
всегда вели сельский образ жизни и хотели бы пожить в  большом  городе.  И
что эти искусственные подражатели?..
     - Огненные муравьи - их так называют в просторечии - последнее  время
стали  представлять  собой  довольно  серьезную  угрозу.  Мои  собственные
исследования и моя работа с коллегами будут направлены на создание  жуков,
которые  смогут  освободить  Муравьев  от   естественных   паразитов.   Мы
запрограммируем их на  генетическом  уровне.  Они  будут  поедать  яйца  и
личинок огненных Муравьев. Но не в открытую, чтобы сами  хозяева  получили
возможность сожрать их.  Таким  образом  мы  надеемся  уничтожить  или  по
крайней мере значительно уменьшить число огненных Муравьев.  Правда,  этот
проект может потребовать для своего осуществления довольно много  времени.
Если эксперименты увенчаются успехом,  перед  энтомологами  и  биохимиками
откроются большие перспективы. Тогда в будущем удастся  вывести  множество
видов, способных управлять другими насекомыми, наносящими  вред  человеку.
Они принесут гораздо больше пользы, чем полученные в лабораториях мутанты,
которых мы использовали до сих пор.
     Его речь прервал подошедший проводник. После  ухода  проводника  трое
беглецов перевели разговор на другую  тему.  Вскоре  Каребара,  отчаявшись
вернуться к теме Муравьев, отправился в комнату отдыха.
     - Как вы думаете, - спросил Дункан у своих  товарищей,  -  он  просто
болтает? Или, может быть, провокатор из органиков?
     - Пускай провоцирует сколько угодно, - отозвалась Сник.  -  Мы  будем
делать  вид,  что  мы  самые  обычные  люди,  вполне  довольные  политикой
правительства и во всех отношениях лояльные к официальной идеологии.
     - У него нет оснований для подозрений, - пробурчал Кэбтэб.  -  Откуда
вы взяли,  что  он  органик.  Мне  лично  кажется,  что  он  действительно
профессор. Если бы у него и впрямь возникли подозрения, что мы  совсем  не
те, кого представляют наши идентификационные карточки,  тут  уже  было  бы
полно сыщиков.
     - Это точно, - согласился Дункан.  -  Не  сомневаюсь,  это  настоящий
профессор. Единственное, что нам угрожает, так это  умереть  со  скуки  во
время его лекций. По-моему, он - истинный маньяк.
     - С манией смерти, - рассмеявшись, добавила Сник.
     - Между прочим, кое-что в его словах  заставило  меня  задуматься,  -
сказал Дункан. Он откинулся назад, закрыл  глаза  и  сидел  так  несколько
минут. Затем уставился в окно, продолжая о чем-то размышлять. Предметы  за
окном уже потеряли четкость очертаний и плыли, словно в тумане  -  слишком
велика была скорость. Желающие могли опустить висевшие над головой  экраны
и смотреть  в  замедленном  воспроизведении  запись  изображения,  которая
велась на протяжении всего пути. Люди с трудом  способны  были  различить,
где они сейчас, но зато  в  деталях  могли  наблюдать  все,  что  осталось
позади.

                                   13

     Двигаясь со средней скоростью двести  миль  в  час,  поезд  прибыл  в
Чикаго, штат Иллинойс,  входящий  в  Северо-Американский  Департамент.  По
Центральному стандартному времени было  двенадцать  часов  тридцать  минут
пополудни.  Пассажиры   сошли   и   зарегистрировались   в   принадлежащем
правительству отеле "Путешествие  пилигрима".  Затем  они  отправились  на
автобусную  экскурсию  по  городу.  Записанный  на  пленку  голос  сообщал
экскурсантам,  что  Чикаго  занимает  сейчас  площадь  всего  в   двадцать
квадратных миль, вытянувшись до мили вверх. Уровень воды в  озере  Мичиган
поднялся на пятьдесят футов, и прибрежное шоссе находится  теперь  в  пяти
милях от первоначального места. Весь город обнесен защитной стеной высотой
в семьдесят футов.
     На экране в передней части автобуса показывали карту города, каким он
был в древности, - необозримо простиравшаяся махина - и план  современного
Чикаго, составлявшего лишь незначительную часть старого города.  Там,  где
когда-то  на   многие   мили   тянулись   уродливые   небольшие   дома   и
многоквартирные строения, теперь простирались фермы и лесные  заповедники,
искусственные озера и специально оборудованные зоны отдыха.
     Дункан и его компаньоны отправились спать рано, встали в  одиннадцать
тридцать, вошли в гостиничные цилиндры и покинули их  только  в  следующий
Вторник в десять минут пополуночи. Поспав еще, они поднялись в шесть утра,
позавтракали и сели в другой экспресс, отправлявшийся в семь тридцать.
     Спустя  двенадцать  часов,  простояв  предварительно  три   часа   по
непонятной причине на  запасном  пути,  состав  въехал  в  Амарилло,  штат
Западный Техас. Было семь часов  тридцать  минут  вечера  по  Центральному
стандартному времени или восемь тридцать по Горному стандартному времени.
     - Надо было ехать на скоростном, - сказала Сник. - Я устала от  этого
путешествия.
     - Что? - воскликнул Дункан. - Упустить такую возможность увидеть  всю
страну!
     - Я бы не возражала, но я отсидела всю задницу.
     - В любом деле есть свои неудобства, - философски заметил  Дункан.  -
Но в данном случае преимущества намного перевешивают. По крайней  мере,  я
так считаю.
     Они  направились  к  входу  на  станцию,  когда  Сник   остановилась,
показывая в  темноте  на  несколько  мерцающих  огней,  будто  плывущих  в
воздухе. В отраженном  свете  городских  огней  в  небе  смутно  проступал
длинный темный объект.
     - Гораздо приятнее было бы лететь по воздуху.
     -  В  неокаменелом  состоянии   лишь   очень   немногим   разрешается
путешествовать в самолетах, - сказал Дункан. - Если бы нас и  допустили  в
самолет, то только в качестве груза. Между прочим, дирижабль движется  еще
медленнее поезда.
     - Да, я знаю. Просто устала и хочу поскорее попасть в Лос-Анджелес.
     В районе Амарилло  было  очень  жарко  и  влажно.  Повсюду  виднелись
бесконечные фермы или рощи густого леса. Сам город размещался под огромным
куполом, воздух под ним был свежим и  приятным.  Одежда  горожан  пришлась
Дункану по  душе.  Они  придерживались  западных  традиций  вестерна  -  и
мужчины,  и  женщины  выглядели  в  точности  как  в  старые  времена.  Он
сомневался однако, что  истинным  техасцам  понравилось  бы  ярких  цветов
галифе у мужчин  или  короткие,  усыпанные  драгоценными  камнями  кожаные
кофточки-накидки у женщин, которые больше  открывали,  чем  прикрывали  их
прекрасные перси.
     В следующий Вторник поезд пересек границу штата Лос-Анджелес.  Первые
четыре часа пришлось двигаться в темноте,  однако  экраны  демонстрировали
привлекательный,  залитый   ярким   солнцем   пейзаж.   Из-за   нескольких
непредвиденных задержек в пути и даже часовой стоянки - так что  пассажиры
могли поразмять ноги у самого края Великого Каньона, на  конечную  станцию
Пасадена прибыли в семь тридцать вечера. Троице путешественников  пришлось
провести целый час в очереди, дожидаясь  из-за  неисправности  компьютера,
пока им выдадут новые  идентификационные  карточки.  Новые  карточки  были
точно такие  же,  как  и  старые,  зато  теперь  они  содержали  запись  о
присвоении их владельцам статуса граждан штата Лос-Анджелес, округ  Нижняя
Калифорния,    Северо-Американский     Департамент.     После     вручения
идентификационных  карточек  пассажиров  на  автобусах  отвезли  в   отель
Департамента   иммиграции,   где   ознакомили   с   порядком   прохождения
иммиграционных процедур. Затем у них  было  свободное  время  -  вернуться
следовало за полчаса до полуночи.
     Дункан лег спать в девять часов, однако, несмотря на усталость, долго
не мог заснуть. Комнатка, в которой  их  поселили  с  Кэбтэбом,  оказалась
совсем крохотной, и громогласный храп отставного священника, улегшегося на
нижнюю лежанку, не давал возможности расслабиться. Сам не понимая  почему,
Дункан отказался от предложенной ему машины снов - видимо, чувствовал, что
становится слишком зависимым от нее. Перед глазами его  по-прежнему  стоял
экран,  на  котором,  быстро  сменяя  одна  другую,  мелькали  картинки  с
пейзажами путешествия. Он никак не мог отделаться  от  экзотических  видов
Аризоны и Нью-Мексико. По крайней мере  четверть  территории  этих  штатов
покрывали гигантские панели солнечных батарей - энергия, добываемая  с  их
помощью, позволяла освещать и обогревать двенадцать штатов. В  промежутках
между  громадными  блестящими  конструкциями  царили  джунгли.  Климат  на
Юго-Западе всегда был жарким, но дожди, господствовавшие здесь  двенадцать
тысяч облет  назад,  кажется,  возвращались.  Почва,  в  тех  местах,  где
колоссальные  батареи  не  затеняли  поверхность,  весело  откликалась  на
ласковые солнечные лучи, давая жизнь пышной  зелени  и  густому  сплетению
ветвей, - пейзажи, более свойственные долинам Центральной Америки.
     Дождевые  облака,  благословившие  столь  буйную  растительность   на
Юго-Западе, одновременно делали край менее солнечным,  хотя  чистого  неба
еще хватало для работы батарей.
     Городок  Феникс  представлял  собой   скопление   огромных   куполов,
соединенных между собой прозрачными переходами. В тех местах, где это было
необходимо,  солнечные  лучи  поляризовались.  Горы,  когда-то  окружавшие
городок, сравнялись, превратившись в едва заметные  холмы.  Образовавшиеся
при этом отходы горной породы отвезли на двадцать миль в сторону, соорудив
там новую возвышенность - гору Ремув.
     В конце концов  Дункан  провалился  в  беспокойный  сон,  то  и  дело
прерываемый разрозненными кошмарными видениями, которые носили не  столько
"личный", сколько, если можно  так  выразиться,  "исторический"  характер.
Казалось - невозможное - они просочились из памяти его предков. И  тем  не
менее, другого объяснения этому Дункан не нашел. Эти видения мог вызвать в
сознании Дункана документальный фильм, который он смотрел в поезде, хотя и
нечто другое могло быть их повивальной бабкой. Но чем бы ни  были  вызваны
ночные видения - никому не ведомо, сколько  тысяч  отрывочных  кусочков  -
образов, впечатлений, ощущений формируют внезапно вспыхнувшее целое, - они
оказались действительно причудливыми и  на  первый  взгляд  необъяснимыми.
Отрывочные сны, словно подбрасываемые вверх мерцающими, пылающими  телами,
переходили из подсознания в сознание живой картиной.
     Возможно, путешествие  через  континент  нажало  в  сознании  Дункана
кнопку ПОВТОРНОГО ВОСПРОИЗВЕДЕНИЯ.
     История была  его  ночным  кошмаром,  а  ночной  кошмар  Дункана  был
историей.
     Кто бы мог предсказать, что в начале двадцать первого столетия  порох
и ракетное топливо станут совершенно бесполезными с военной точки  зрения?
Или что во  время  Третьей  Мировой  Войны  появятся  средства,  способные
вывести  из  строя  все  двигатели  внутреннего  сгорания!   Разве   могло
кому-нибудь прийти в голову, что на  первом  этапе  этой  войны  основными
видами оружия станут  мечи,  копья,  луки,  газовые  пистолеты,  лазеры  и
орудия,  приводимые  в  действие  паром?  Или  что  самолеты   не   смогут
использоваться для ведения боевых действий,  а  все  летательные  аппараты
легче воздуха станут тоже слишком уязвимыми? А кто  мог  представить,  что
танки вынуждены будут работать на ядерном топливе или на угле?
     Разве  нашелся  бы  человек,  осмелившийся  предположить,  что  глава
коммунистической партии Китая, Ванг  Шен,  усмотрит  в  неожиданной  смене
превалирующих средств транспорта и  вооружений  потенциальную  выгоду  для
своей страны и решится объявить войну России? И что всего через двенадцать
лет, используя армии покоренных им стран, Ванг Шен  захватит  весь  мир  и
установит Всемирное Правительство? А что его сын, Син  Цу,  откроет  Новую
Эру, когда идеологии  и  капитализма  и  коммунизма  будут  отброшены,  за
исключением моментов, применимых к его превосходному новому режиму? И  что
еще до своей  смерти  на  основе  изобретения  метода  "стоунирования"  он
построит новое,  совершенно  уникальное  в  истории  общество,  получившее
название "МИР СЕМИ ДНЕЙ".
     Воздух, вода и почва были теперь чисты. Для восстановления  кислорода
и двуокиси углерода в атмосфере повсеместно высаживались гигантские  леса,
хотя на это понадобилась тысяча лет, и уровень мирового  океана  неуклонно
поднимался.  Лесные  массивы  в  тропических  районах,   поднявшиеся   под
воздействием бурных ливней, сегодня занимали даже большую площадь, чем та,
что была в начале девятнадцатого столетий.
     Теперь не было голодных или  тех,  кто  имел  бы  скверное  жилье,  а
образование сделалось доступным каждому. Никто не оставался без лекарств и
медицинской помощи, при необходимости любой мог воспользоваться  одной  из
больниц,  и  все  это  -   высшего   уровня.   Армия,   военный   флот   и
военно-воздушные  силы  вымирали,  словно   динозавры.   Последняя   война
состоялась  две   тысячи   облет   тому   назад.   Убийства,   ограбления,
изнасилования и жестокое обращение с детьми,  увы,  все  еще  сохранялись,
однако число  подобных  преступлений  было  самым  малым  за  всю  историю
человечества.
     За все эти достижения людям пришлось заплатить  большую  цену.  Более
всего пострадали те, кто вынужден был участвовать в Третьей Мировой  Войне
или стоял у истоков формирования общества Новой Эры. Но и среди  тех,  кто
жил  в  современную  эпоху  и,  казалось  бы,  должен   с   благодарностью
наслаждаться ее благами, тоже хватало полагавших, что плата за достигнутый
уровень жизни слишком значительна.
     Ни одно из великих достижений Новой Эры  не  могло  существовать  вне
системы семи дней с ее назойливой слежкой. По крайней  мере,  так  считало
правительство.   Спутники,   разнообразные    датчики    и    полицейские,
эвфемистически называемые органиками, беспрерывно следили за населением.
     Но некоторые мужчины и женщины, как и Дункан, не считали систему семи
дней приемлемой. Искусственно созданный, придуманный  власть  предержащими
мир семи дней существовал  уже  так  долго,  что  большинству  граждан  он
казался естественным. Люди искренне верили, что  такая  система  абсолютно
необходима ради процветания общества в целом. Они считали, что непрерывная
слежка за всеми  не  позволяет  никому,  если  он  совершил  преступление,
избежать наказания. Конечно,  неусыпное  наблюдение  иногда  раздражало  и
причиняло неудобства. И все же чувство безопасности, душевное спокойствие,
по мнению многих, делало  слежку  терпимой.  Если  туман  истины  не  дает
преуспеть во лжи, разве это не правильный способ избавиться от обмана?
     Правительственные  чиновники  до  вступления  в  должность  проходили
проверку туманом; если поведение чиновника вызывало  какие-то  сомнения  у
начальства, он также рисковал оказаться в парах.  А  что,  если  тот,  кто
проводит подобную процедуру, извратит полученные результаты?
     Образы взрывались из ночи, лица вытягивались из темноты, сплотившейся
в основании всех мыслей Дункана, из слепой пустоты,  порождающей  полноту.
Лица кружились, лица его дальних предков, мужчин и женщин,  сражавшихся  в
великих битвах в Канаде и Соединенных Штатах  Америки.  Они  извивались  в
жару, накале страха и храбрости сражения, и все успокоены бледной смертью.
Некоторые из них - белые Северной Америки,  другие  -  азиаты,  африканцы,
европейцы, жители Южной Америки. Дункан происходил от  людей,  проливавших
свою кровь и за Ванг Шена и за Соединенные Штаты,  предки  его  стремились
убить друг друга.
     Видения мелькали перед глазами.
     Затем завершилась последняя из войн, положившая  конец  всем  войнам.
Оставшиеся в живых боролись теперь  за  собственное  выживание,  за  право
иметь детей и обеспечить им жизнь. Дети плакали,  лица  их,  испуганные  и
осунувшиеся,  руки  простерты  в  мольбе  о  пище...  С  экрана  на  стене
прозвучала сирена, разбудившая Дункана и оборвавшая кошмарный сон.
     - О Господи! - простонал Кэбтэб с нижней койки. - Еще один  день!  Не
успеет он кончиться - мы будем в Лос-Анджелесе. Что потом? Неужели  то  же
самое?
     Падре тоже терзали ночные кошмары.

                                   14

     Но Лос-Анджелес в это утро выглядел, словно приятный  и  в  некотором
роде эротический сон.
     Дункан и его компаньоны прошли еще несколько  въездных  процедур,  на
этот раз в Департаменте иммиграции  Лос-Анджелеса,  а  затем  поднялись  в
лифте на верхний этаж. Он располагался вровень с вершиной горы  Вильсон  -
место былого расположения обсерватории. Теперь в  большом  особняке  здесь
проживал губернатор Лос-Анджелеса. Спутники наслаждались прекрасным  видом
Тихого океана, который наполнял огромный бассейн возле дома. Старый  город
покоился под толщей воды, большая его часть  была  погребена  под  толстым
слоем грязи или давно смыта водой. Сейчас  здесь  строился  третий  город.
Первый был уничтожен в огне Третьей Мировой Войны, а второй  стал  жертвой
Великого Землетрясения, а затем сгорел.
     Многоцветные башни  в  прозрачном  воздухе  сияли,  заливаемые  ярким
солнцем, поднимаясь  ввысь  на  глубоко  погрузившихся  в  воду  колоннах:
строения соединялись между собой многоуровневыми мостами.  В  Голливудских
Холмах  прорубили  просторный  туннель,  сквозь  который  в  долину  внизу
проходил  гигантский  четырехъярусный  мост.  Пешеходы,  велосипедисты   и
мотоциклисты, электроавтобусы и электромобили наполняли мосты жизнью.
     На западе  море  и  заполненный  водой  огромный  бассейн  освещались
тысячами огней автоматических грузовых и пассажирских  судов.  На  восток,
сколько хватало глаз, простирались обнимаемые водой башни и пересекающиеся
мосты, спускавшиеся к подножию холмов. За ними начинались высокие горы.  К
югу  опоясанные  водными  просторами  башни  уходили  в  океан   миль   на
пятнадцать. Холмы Болдуина исчезли с лица земли тысячу лет назад. Грунт  и
породу  использовали  для  строительства  защитных   сооружений,   которые
удерживали воду океана вплоть до второго Великого Землетрясения. К  северу
позади Голливудских Холмов стояли только четыре башни.
     - Красиво, - пробормотала Сник. - Кажется, здесь не так уж плохо. Мне
понравится.
     - Эта красота создана руками горожан,  -  сказал  Дункан.  -  Опасные
горожане, угрожающий город. Неважно, сколько фантазии проявили архитекторы
и  сколь  чисты  улицы.  Некоторые  местные  жители  действительно  станут
опасными, если узнают, кто мы.
     - Вон то место, где мы будем  жить,  -  Кэбтэб  указывал  в  западном
направлении. - Это Башни Комплекса Ла Брея. Мы будем  на  двадцатом  этаже
западного блока.
     В стороне - на приличном  расстоянии,  так  что  она  вряд  ли  могла
разобрать  их  слова,  -  стояла  женщина.  Посмотрев  на  Дункана  и  его
спутников, незнакомка направилась к ним. Ей было  около  тридцати  сублет.
Среднего роста,  красивая,  темнокожая,  но  светловолосая  и  с  голубыми
глазами, и  волосы  и  глаза  прежде,  до  депигментации,  очевидно,  были
темными. Блузка и юбка небесно-голубого цвета; под ними - ничего, и желтые
туфли  на  очень  высоких  каблуках.  В  руке  женщина   держала   сумочку
канареечного цвета с темными пятнами, формой напоминавшую леопарда. На лбу
- татуировка: небольшая, закрученная  направо,  черная  свастика  отмечала
принадлежность  незнакомки  к  буддийской  секте   "Первородный   Гаутама"
[Сиддхартха Гаутама (Будда) (563?-483? до н.э.) - древнеиндийский философ,
основатель буддизма].
     Дункан  смотрел  на  женщину,  не  сомневаясь,  что  она   собирается
заговорить с ними. Но женщина, не произнеся ни слова, прошла мимо,  всунув
на ходу в руку Дункана небольшой предмет. Он подавил в себе  инстинктивное
желание окликнуть удаляющуюся женщину, повернулся спиной к проходящим мимо
людям и посмотрел на небольшую карточку, оказавшуюся в его руке.
     ВСТРЕТИМСЯ  В  9  ЧАСОВ  ВЕЧЕРА  В  СПОРТЕРЕ.  ПОТРИТЕ  КАРТОЧКУ  ОБО
ЧТО-НИБУДЬ.
     Дункан трижды перечитал написанное и затем, держа карточку на ладони,
приложил ее к лицу и принялся водить взад-вперед по щеке.  Слова  исчезли.
Он сунул чистую бумажку в карман и шепотом сообщил друзьям прочитанное.
     - А где этот чертов Спортер? - спросил Кэбтэб.
     Они подошли к будке справочного бюро на  углу.  Дункан  задал  машине
вопрос, и на экране тотчас же высветился ответ.
     - Это таверна неподалеку от западной границы города в западном  блоке
Комплекса Ла Бреа.
     - Мы умеем читать, - заметила Сник.
     - Господи, сохрани нас от надменности, - простонал Кэбтэб.
     Пантея не обратила на него внимания.
     - Ну что ж, прекрасная возможность  завести  знакомство.  Пойдемте  в
комплекс и зарегистрируемся. Завтра мы будем заняты трудоустройством.
     Справочное подсказало путешественникам, каким автобусом можно доехать
и где следует  пересесть.  Они  ехали  по  мостам,  которые,  возможно,  и
раскачивались на ветру, но не вызывали никаких  опасений  при  проезде  по
ним. Мосты сбегали от здания к зданию, иногда  терялись  прямо  в  башнях,
проходя сквозь них, иногда огибали строения. Уличное движение  и  красивые
корабли, плывущие  по  воде  далеко  внизу,  являли  собой  величественное
зрелище, которое в другое время наверняка привлекло  бы  к  себе  внимание
путешественников.  Однако  сейчас  все  их  внимание  сосредоточилось   на
странной записке.
     Кэбтэб, сидевший на пустой скамье, позади Сник и Дункана,  наклонился
и, просунув голову между ними, прошептал:
     - Полагаю, они засунут нас на работу куда-нибудь в  туннель.  Терпеть
не могу работать в темноте.
     - Не надо шуметь, - успокоил его Дункан. - Это опасно.
     - Да черт с ним! - сказала Сник. Нахмурившись, она кусала губу. - Все
так несправедливо! Я всегда стремилась быть хорошим органиком, делала все,
что могла. Не хочу я быть беглым преступником!
     - Это тоже очень  вредные  мысли,  -  заметил  Дункан.  -  Лучше  вам
оставить их при себе. Я ничего  не  знаю  о  тех  людях,  с  которыми  нам
предстоит работать. Уверен только, что  они  не  обрадуются,  если  мы  не
проявим достаточно энтузиазма, может быть, даже фанатизма.
     Если вы будете строить недовольные физиономии или полезете на рожон -
закончите свои похождения окаменелыми на дне океана. Там-то вас  уж  никто
не найдет.
     -   Знаю.   И   все   равно,   это   так   несправедливо.    Ненавижу
несправедливость! Я просто...
     Оставшуюся часть пути она молчала.
     Дункан тоже не был красноречив, он шел, не обращая  особого  внимания
на прекрасные виды, открывавшиеся с  высоких  мостов,  размышляя  о  своих
чувствах к Сник. Странно. Смуглая, пусть  и  привлекательная,  миниатюрная
женщина, проявляющая иногда резкий, непокорный характер, в общем-то, не  в
его вкусе. Однако он чувствовал влечение к ней. И что с Этим делать?
     Он не мог понять, как она относится к нему.  Может,  он  ей  попросту
безразличен. А не спросить ли ее прямо?
     Нет. Это оттолкнет ее. Лучше подождать. Пусть ее чувства, коли он  ей
действительно симпатичен, окрепнут.
     Но сам-то он совсем не ощущал в себе готовности проявлять необходимое
терпение. Вот и сейчас ему хотелось наклониться к ней, обнять, поцеловать.
     Он отвернулся, негромко вздохнув.
     - Что? - чутко среагировал Кэбтэб.
     - Ничего.
     Автобус остановился на десятом уровне Башни Комплекса  Ла  Бреа.  Все
трое, держа в руках свои  сумки,  вышли.  Присоединившись  к  потоку  ярко
разодетых людей, неспешно двигавшихся по эстакаде, огибающей  здание,  они
добрались  до  просторного  холла;  внутри  него   располагалось   великое
множество небольших магазинчиков. В лифте  они  поднялись  на  свой  этаж.
Выйдя  из  кабины,  троица  направилась  к  движущемуся  полотну,  которое
останавливалось в центре окружности. Подобных бегущих дорожек  было  здесь
множество. Проехав около полумили, они продолжили свой путь -  теперь  уже
по параллельной неподвижной дорожке. Дункан и  его  спутники  оказались  в
очередной огромной комнате, часть ее была отведена для приема иммигрантов.
Простояв некоторое время в очереди к столу иммиграционного чиновника,  они
в конце концов предстали  перед  нею.  Ответив  на  заданные  ею  вопросы,
иммигранты сели в автобус,  который  отвез  всех  троих  в  отведенные  им
квартиры. Дункану досталась  довольно  просторная  -  на  внешней  стороне
здания - с прекрасным видом из окон. Семь цилиндров вдоль одной  из  стен,
очевидно, предназначались для таких  же,  как  он,  иммигрантов.  Стоунеры
Субботы, Воскресенья и Понедельника были  заняты,  остальные  ждали  своих
будущих  обитателей.  Вторник  -  день  Дункана.  Значит,  нет  еще  троих
иммигрантов  -  жителей  Среды,  Четверга  и  Пятницы.   Идентификационные
таблички на цилиндрах сообщали, что двое  его  будущих  соседей  родом  из
Уэльса, по одному из Индонезии и Албании. Дункан подумал о том,  как  мало
ему известно об этих нациях,  представлявших  большинство  иммигрантов  и,
судя по всему, преобладавших в западном суперблоке.  Но  лица  этих  людей
были  похожи  на  те,  которые  примелькались  Дункану  в   Манхэттене   и
Нью-Джерси. Большинство жителей современной Земли  -  потомки  китайцев  и
индийцев Азии. Говорили, что жители Конго теперь практически не отличаются
от жителей Швеции. Наверняка сходство  преувеличивалось,  но  истина  была
близка к реальности настолько, чтобы поверить в нее.
     Глобальный плавильный котел заработал на всю мощь в пору  Ванг  Шена.
Национализм и расизм были уничтожены, хотя,  как  полагали  многие,  ценою
многообразия.  Иммигранты,  прибывающие  в  такие   крупные   города   как
Лос-Анджелес, были обычно неженатыми или бездетными; предполагалось, что в
грядущих браках родятся дети, кровь которых будет  еще  более  национально
смешана,  чем  у  родителей.  Индекс  смешения,  который   уже   появился,
выявлялся, исходя из языков, на которых  говорило  большинство  прибывших.
Валлийский, язык древних жителей Уэльса, давно исчез, люди говорили там на
бенгали - языке,  который  через  пару  поколений  тоже  отомрет.  Албанцы
пользовались кантонским диалектом китайского. Обе эти национальные группы,
как  и  все  другие  люди,  при  необходимости  использовали  также   язык
л_о_г_л_э_н_,  искусственный язык мирового общения. И конечно, все изучали
в школе английский. Великий покоритель народов Ванг Шен и  его  сын  очень
любили этот язык и  восхищались  им.  А  потому  четверть  населения  мира
считала его родным языком. Средства  информации  всего  мира  пользовались
стандартным английским, хотя расхождение его вариантов, к сожалению,  было
столь велико, что  люди,  говорившие,  например,  на  норвежском  варианте
английского, с трудом понимали английский индонезийцев.
     РАЗНООБРАЗИЕ - В ЕДИНСТВЕ.
     Этот правительственный  лозунг  очень  часто  можно  было  видеть  на
экранах, дети постоянно слышали его, начиная с детского сада. И все  же  с
самого начала Новой Эры правительство  постоянно  сталкивалось  с  гораздо
большим разнообразием, чем ему хотелось бы. С  позиций  государства  такое
разнообразие не всегда было желательным. Падре Коб Кэбтэб, у  которого  по
любому поводу имелось свое особое мнение, сказал однажды:  "Лозунг  беглых
преступников мог бы звучать так: ПОСРЕДСТВЕННОСТЬ СЛЕДУЕТ ЗА БЛАГОЧЕСТИЕМ.
Тот, кто лезет на рожон, оскорбляет бюрократов. Пусть же тот, кто отрицает
это, свалится в отхожее место".
     Дункан вышел купить для себя одежду в ближайшем магазине. Вернулся он
с двенадцатью комплектами верхней одежды. Он аккуратно сложил  костюмы  на
полку в персональном шкафу.  Затем  Дункан  пообедал  в  компании  Сник  и
Кэбтэба в ближайшей столовой - огромном помещении на две  тысячи  человек.
Зал был почти заполнен. Людей привлекала сюда не только  вкусная  еда,  но
возможность общения. Разглядывая за  едой  окружавших  его  людей,  Дункан
определил не менее десяти мужчин и женщин, которые, по  его  мнению,  были
органиками. Хотя одежда  на  них  была  самая  обычная,  однако  несколько
отстраненное,  высокомерное  и  усталое  выражение  лиц  выдавало  в   них
полицейских. Плохие актеры, подумал он. И ему и  Сник  не  хватало  такого
склада характеров, который восходит к самой сущности органика, его душе  и
плоти.
     Говорят, кто был органиком,  останется  им  навсегда.  Неправда.  Или
просто Дункан обманывает себя? Нет. Взять хотя бы такой факт. Некоторые из
тех личностей, которые раньше  составляли  его  существо,  были  абсолютно
лояльны к господствующему образу  жизни,  а  другие,  наоборот,  бунтовали
против него. В его сегодняшнем - и, он надеялся,  последнем  -  воплощении
Дункан был определенно против правительства.
     В час дня он отправился в кабинет управляющего суперблоком  Франциско
Туппера Мина. Ждать пришлось никак не менее часа. Наконец, он был удостоен
присутствия августейшей личности. Коренастый,  невероятно  мускулистый,  с
обритой наголо головой. Мин  с  извинениями  поднялся  ему  навстречу.  Он
протянул Дункану свою  огромную  руку,  и  тот  несколько  секунд  не  мог
сообразить, что ему предлагается рукопожатие.
     Мин рассмеялся - голос у него оказался на редкость тонким и высоким -
и сказал:
     - Обычаи у нас в Лос-Анджелесе  отличаются  от  тех,  к  которым  вы.
Гражданин Бивольф, наверное, привыкли. Мы гордимся своей прогрессивностью,
любим быть первооткрывателями. Но вместе с тем мы вернулись и к  некоторым
традициям древности. Разве стоит сегодня  волноваться  о  том,  что  через
рукопожатие можно заразиться какой-нибудь болезнью? И болезней-то подобных
уже вовсе не осталось. Поклон и руки, сложенные в молитвенном жесте, - это
слишком официально. Мы предпочитаем пожимать  руки,  ощущать  человеческое
тепло!
     Дункан принял протянутую руку и  ощутил  очень  сильное  сдавливание.
Если бы Мин захотел, он, очевидно, легко мог бы переломать ему  кости.  Но
Мин был слишком хорошим политиком, чтобы позволить себе  обидеть  хотя  бы
одного потенциального избирателя.
     Однако он тут же заметил, что голосовать пока иммигранту не придется.
Ему надлежит ждать шесть субмесяцев, а потом  пройти  экзамен  избирателя.
Только после этого новым иммигрантам предоставляется право  передать  свой
голос компьютеру.
     - У меня всегда плотный график, но  я  придерживаюсь  его.  Садитесь.
Желаете выпить? Нет? Понимаю, вы - тактичный человек. Догадываетесь, что я
очень занят и не хотите зря отрывать меня от дел... да и у  вас  заботы...
Благодарю за проницательность. В обычное время у  меня  найдется  минутка,
чтобы поближе с вами познакомиться. Я так и собираюсь сделать, как  только
развяжусь со срочными делами. Я хочу все знать о людях в моем блоке  и  не
только из их досье. Люблю лично встречаться с людьми, а не  ограничиваться
данными на экране компьютера.
     "Бычье дерьмо, - подумал Дункан. - Как же ты  лично  познакомишься  с
двумястами тысяч человек!"
     - Такой приток иммигрантов, на носу выборы лидеров блоков,  и  грядет
большой эксперимент. Через два  дня  предстоит  голосование  по  важнейшим
аспектам этого эксперимента. Я хотел сказать субдня. Это...
     - Большой эксперимент? - переспросил Дункан.
     Мин уставился  на  него  так,  словно  не  мог  поверить  в  подобное
невежество.
     - Вы хотите сказать, что ничего не слышали?
     Дункан кивнул.
     - Об этом же говорят день и ночь по всем каналам.
     - Я еще не смотрел новости, - сказал Дункан. - Что-то  показывали  на
экранах в столовой, но там было так шумно, что я просто ничего не  слышал.
К тому же я совсем недавно приехал сюда.
     - Эта новость уже много дней на всех каналах  Вторника,  -  продолжал
удивляться Мин. - Важнейший эксперимент. Если  за  него  и  в  самом  деле
проголосуют, не сомневаюсь, он будет распространен и на другие дни.
     - Что?
     - Весь мир,  все  национальные  правительства  уже  длительное  время
озабочены множеством жалоб на слишком  назойливую  слежку  за  людьми.  По
всему миру люди организуют группы протеста. А правительство - должно быть,
это вам известно - очень чутко относится к гражданским правам.
     Дункан заметил, что, произнося эти слова. Мин даже не улыбнулся.
     - С другой стороны, Гражданин Бивольф, правительство должно постоянно
заботиться о великом благе народа. Это его первейший принцип, его альфа  и
омега. Оно не верит, что ослабление наблюдения пойдет на пользу гражданам.
     "Речь номер 10А, - отметил Дункан. - Не раз слышал на пленке".
     - И все  же,  поскольку  слежка  вызывает  столько  возражений,  хотя
правительство и считает  их  необоснованными  или  попросту  пустыми,  оно
решило провести эксперимент и посмотреть, что произойдет,  если  несколько
сократить наблюдение. Это будет именно эксперимент, поэтому он не затронет
весь мир. Для него отобрано несколько городов, и Лос-Анджелес  -  один  из
них.
     - А почему был выбран именно Лос-Анджелес?
     Мин широко улыбнулся, неистово жестикулируя.
     - Конечно же потому, что наш город - один из  самых  прогрессивных  в
мире!
     Дункан  сомневался  в  правильности   выбора.   Ему   казалось,   что
правительству скорее следовало остановиться на менее либеральных городах.
     - Однако пока окончательно не решено, начнется ли этот опыт.  Сегодня
как раз день выборов и, если  большинство  голосующих  выскажется  против,
ничего не будет.
     - А! - воскликнул Дункан.
     - Что вы хотите сказать?
     - Ничего. Простое восклицание!
     - Я не перестаю удивляться, что вы ничего не слышали.
     - Откуда? - сказал Дункан. - Я приехал из Нью-Джерси.  Вряд  ли  хоть
один тамошний город попал в претенденты. Там вообще нет больших городов.
     - Это не будет иметь значения. Эту новость передают по  Вторникам  по
всей стране. Вы должны были видеть репортажи, когда ехали в поезде.
     - Я говорил - не видел.
     Мин перестал смеяться. Глаза его сузились, шарообразная голова вместе
с массивной шеей подались вперед.
     - Надеюсь, вы не игнорируете  телевидение?  Каждый  гражданин  должен
быть информированным.
     - Я все время смотрел в окно, - ответил Дункан. - Я впервые выехал за
пределы Нью-Джерси. Раньше мне не приходилось бывать далее десяти миль  от
Нью-Арка.
     Если бы Мин захотел проверить это, ему достаточно было ознакомиться с
идентификационной карточкой Дункана. Наверняка он уже сделал это до  того,
как Дункан вошел в его кабинет.
     - Добро пожаловать в большой мир, Бивольф. Можно я буду называть  вас
Энди? По фамилии слишком официально. Мне нравится ощущать  себя  приятелем
каждого в моем блоке. Что-то вроде отца-наставника.
     - Энди - звучит хорошо.
     - Энди,  поскольку  вам,  кажется,  ничего  не  известно  о  выборах,
предлагаю быстрее войти в курс дела. Вы  пока  не  сможете  голосовать  за
лидера блока, но ваше право высказать свое мнение о надзоре.
     - Не сомневайтесь, я это сделаю, - сказал Дункан. - А сейчас  у  меня
куча дел. Завтра я выхожу на работу.
     - Давайте, - Мин снова протянул руку. - Желаю удачи, Энди.  И  будьте
счастливы здесь.  Если  возникнут  какие-то  проблемы,  мой  экран  всегда
подключен для вас.

                                   15

     Спортер оказался всего в полумиле  от  блока,  в  котором  находились
квартиры Дункана (Бивольфа), Кэбтэба (Барда) и Сник (Чэндлер), а сами  эти
квартиры не более, чем в четверти мили одна от другой. Троица  встретилась
в крытом переходе шириной и  высотой  в  тридцать  футов,  возле  входа  в
таверну. Было восемь часов вечера и результаты голосования  заполнили  все
экраны новостей в городе. Семь  миллионов  триста  тысяч  сто  одиннадцать
голосов было подано за  снижение  уровня  наблюдения.  Приблизительно  три
миллиона граждан голосовали против этой меры.
     В этом районе итоги опроса, по  всей  видимости,  пришлись  по  вкусу
всем. Люди, казалось, опьянели от веселья и радости, а теперь двигались  к
таверне, чтобы опьянеть и от вина.
     Троица прошла через широкий  вход  в  огромный  зал,  разделенный  на
четыре отсека перегородками в половину высоты до потолка. В центре каждого
отсека  располагался  большой  бар  в  форме  цветка  клевера  с  четырьмя
лепестками,  окруженный  танцевальной  площадкой.  Вдоль  стен  по   кругу
размещались  столы  и  кабинки.  Между  ними  повсюду  огромные  горшки  с
великолепными  искусственными  пималиями.  Стены  почти   сплошь   закрыты
экранами, на которых показывали новости и разнообразные  шоу.  Хотя  из-за
гама неслышно было даже голосов дикторов, никому до этого не было дела.
     - Они сходят с ума, предчувствуя свободу, - заметила Сник. - Свободу,
которой они никогда не знали и  никогда  не  увидели  бы,  если  бы  кучка
радикалов не преподнесла ее им.
     Все трое пробирались через толпу, направляясь к одному из столиков  у
стены.
     Кэбтэб, очевидно, не слышал ее слов.
     Дункан был к ней ближе.
     - Вы рассуждаете как полицейский, - сказал он.
     - Ничего подобного.  Просто  стараюсь  мыслить  трезво.  Неужели  это
свойственно только органикам?
     Они сели.
     - По-моему, нам  удалось  захватить  последний  свободный  столик,  -
прогремел Кэбтэб.
     Дункан взглянул на экран.
     - Осталось двадцать минут.
     Падре наклонился так, что губы его почти прикоснулись к его уху.
     - Думаете, она придет? По-моему, это место ни к черту не годится  для
ниспровергательных бесед. Тут надо орать  во  все  горло,  чтобы  услышать
самого себя.
     -  Лучше  места  просто  не  придумаешь.  Ну  кто  здесь  может   нас
подслушать? - возразил Дункан.
     Изнывающая от жары и усталости официантка подошла к ним только  через
десять минут.
     - Извините, друзья, - сказала она. - Сегодня у нас такой бедлам.
     Сник заказала  минеральной  воды,  Кэбтэб  пива,  а  Дункан  попросил
принести ему бурбон. Официантка исчезла в воплях и водовороте. Когда через
двадцать минут она появилась снова, выскочив из толпы, словно  семечко  из
грейпфрута, вид у нее был еще более раздраженный. Она уже подходила  к  их
столику,  как  вдруг  кто-то  толкнул   ее.   Поднос   упал,   и   напитки
расплескались.  Официантка,   извергая   проклятия,   подхватила   поднос,
повернулась и со всего маху ударила стоявшего рядом  мужчину  подносом  по
голове. Тот с криками о своей  невиновности  ударил  официантку  в  живот.
Кэбтэб заревел, вскочил со стула и бросился на мужчину. Какая-то женщина с
воплем повалилась на  официантку;  та,  стоя  на  четвереньках,  судорожно
хватала ртом воздух.
     Дункан не успел толком понять, что произошло после  этого.  Казалось,
вся таверна взорвалась, ввязавшись в  драку.  Люди  царапались,  вопили  и
выкрикивали угрозы,  кто-то  звал  на  помощь.  Дункан  как  благоразумный
человек, которому  нечего  делать  в  подобной  потасовке,  почти  ползком
пробрался мимо дерущихся к стене.  Он  дополз  до  стены  и  спрятался  за
перевернутым столом, прикрывшись им как  щитом.  Он  ожидал,  что  и  Сник
присоединится к нему, однако к удивлению своему увидел, что она  изо  всех
сил бьет какого-то мужчину ребром ладони по шее.  Затем  она  скрылась  из
виду: отнюдь не худенькая женщина прыгнула на нее  сзади,  придавив  своим
телом. Один из мужчин, получив чувствительный подарок в челюсть, попятился
назад и ударился спиной о стол, за которым укрылся Дункан, придавив его  к
стене. Когда Дункану удалось столом оттолкнуть  мужчину,  его  компаньонов
уже не было видно. Только  где-то  в  стороне  среди  гиканья  и  грохота,
перекрывая шум, падре угрожал кого-то покалечить.
     "Как бы поступил в подобной ситуации Генрих V? -  подумал  Дункан.  -
Бросился бы в пекло и получил бы синяк  под  глаз,  ему  разбили  бы  нос,
сломали челюсть, проломили бы череп, переломали хребет, отбили  бы  почки?
Как поступил бы Фальстаф? Остался бы под прикрытием стола,  объясняя  свою
трусость благоразумием".
     Дункан нашел компромисс. Выбравшись  из  своего  укрытия,  он  пополз
вдоль стены к выходу. Если у Сник и Кэбтэба осталась хоть крупица  разума,
они  тоже  выберутся  отсюда.  Очень  скоро   сюда   примчатся   органики,
вооруженные заточками, какими  загоняют  скот  на  бойне,  и  парализующим
газом. Они арестуют всех подряд, а затем, чтобы отличить овец  от  козлищ,
обдадут всех подозрительных туманом истины. Хотя по закону  органики  были
обязаны ограничивать свои вопросы только  непосредственно  относящимися  к
делу, по которому были произведены аресты, они  не  всегда  придерживались
этого правила. Так или иначе, если Сник и Кэбтэба,  надышавшихся  туманом,
попросят назвать свои  имена,  они  невольно  выдадут  себя.  На  проверку
понадобится всего несколько секунд - органики имеют прямой доступ к  банку
данных полиции. И  тогда  судьбу  их  предсказать  нетрудно  -  посадят  в
стоунеры.
     Рассказы Сник и Кэбтэба неизбежно выдадут и самого Дункана.
     "Идиоты проклятые!" - пробормотал он.
     Дункан остановился: какая-то женщина, падая, ударила его  головой  по
ребрам. Ругаясь от боли, он полз изо всех сил.
     - Ничего не выйдет! - завопил какой-то  мужчина,  ударив  его  ногой.
Дункан бросился вперед, схватил мужчину за лодыжку и изо всех  сил  рванул
ногу. Мужчина, падая, свалился на тела дерущихся. Дункан выпустил его ногу
и кулаком ударил в пах, но  тот  все-таки  успел  двинуть  коленом  ему  в
челюсть. Боль ошеломила его. Несколько секунд Дункан не мог прийти в себя,
не сознавая, кто он и где находится. Затем он, немного оправившись,  снова
пополз к выходу. Вдалеке уже слышался свист  полицейских.  Скоро  органики
будут здесь.
     Дункан поднялся, оттолкнул в сторону пару переплетенных,  орущих  тел
и, прижав голову к груди, буквально нырнул  к  двери.  Замазанный  кровью,
задыхаясь, он вывалился за дверь, поднялся, и преодолев переход,  ввалился
в один из магазинов.  На  экране  над  дверью  горела  рекламная  надпись:
"Ибрагим Изимов. Сладости и разрешенные лекарства".
     Покупателей  не  было,  только  хозяин  или,  может  быть,   служащий
магазина.
     - Что, черт возьми, там происходит? - спросил незнакомец  -  высокий,
толстый, средних лет мужчина с бледной кожей, щеголяя густыми,  пурпурного
цвета, крашеными бакенбардами.
     - Идиоты бесятся, - ответил Дункан. - Здесь есть запасной выход?
     - Конечно. И не один. Подождите минутку. Я закрою магазин и  пойду  с
вами.
     Еще один Фальстаф, подумал Дункан. Ему вовсе не  хотелось  оставаться
рядом с тем местом, где органики вот-вот начнут  производить  аресты.  Его
могут притянуть как свидетеля.
     - Вы и есть Изимов? - спросил Дункан.
     - Да. А вы Бивольф?
     - Боже мой! - воскликнул Дункан. - Вы тот, кто должен встретить нас?
     - Не совсем. Мне надо передать вам инструкции. Пошли!
     - Мои друзья все еще находятся  там,  -  сказал  Дункан.  -  Если  их
арестуют...
     Толстяк подошел к двери и осмотрел оба пути к переходу,  по  которому
уже бежали мужчины и женщины в зеленой форме, дуя на ходу в свистки.  Пока
их было только пятеро, скоро появится подкрепление.
     Не успел еще  первый  органик,  замедляя  бег,  добраться  до  входа,
Кэбтэб, увлекая  за  собой  Сник,  выскочил  наружу.  Его  тело  левиафана
столкнулось с женщиной-органиком. Отлетев, она рухнула  на  землю.  Второй
органик - крупный мужчина - был сбит  с  ног  могучим  кулаком.  Кэбтэб  с
львиным ревом побежал по переходу, таща за собой, словно  торбу  с  овсом,
тело Сник. Ее обмякшие ноги туфлями  скребли  землю.  Подбежала  еще  одна
женщина-органик, высокая и крепкая. Она попыталась прыснуть в лицо Кэбтэба
парализующий газ. Падре, задержав дыхание, перестал вопить. Кулак его  еще
раз метнулся вперед, выбив баллон из рук женщины. Затем  следующим  ударом
он сбил ее с ног, угодив в подбородок.
     Из таверны вывалилась целая толпа, отгородившая падре от двух  других
органиков. С обеих сторон по переходу набегал зеленый рой полицейских.
     Изимов уже выключил в магазине свет. Дункан  держал  дверь  открытой,
пока Кэбтэб со Сник  не  оказались  внутри.  Он  захлопнул  дверь,  однако
закрыть ее на замок не мог. Замка здесь,  как  и  во  всех  магазинах,  не
принадлежавших государству, попросту не было.
     - Ради Бога, надо сматываться отсюда! - воскликнул Изимов и побежал к
запасному выходу. В свете, пробивавшемся через окна  из  перехода,  Дункан
рассмотрел опухшие глаза, вздутые губы Кэбтэба и Сник, кровавые царапины.
     - Ну что, вам все-таки удалось втянуть нас еще в  одну  передрягу,  -
сказал Дункан.
     - Да черт с ним! Позабавились! - невозмутимо ответил падре.
     - Мне очень жаль, - задыхаясь, сказала Сник. - Хотя удалось выпустить
немного пара. Я чувствовала такую злость. Правда, было  бы  куда  приятнее
отлупить полицейских.
     Компания поспешила  через  магазин  вслед  за  Изимовым.  В  соседнем
помещении им встретились несколько посетителей и  работников  магазина,  с
удивлением смотревших на них. Они выскочили в другой переход. На карте  он
был обозначен номером 10АВ3 и назывался Авеню Долгожданной  Колесницы.  На
нескольких экранах, висевших между магазинами, уже показывали  вспыхнувшее
бесчинство: журналисты прибыли к месту  происшествия  сразу  же  вслед  за
полицией.
     Изимов, отдуваясь и покрывшись потом, словно в  сауне,  повел  их  по
переходу. Они пробежали около сотни футов.  Там  он  заскочил  в  магазин,
затем через него в  другой,  и  они  оказались  еще  в  одном  переходе  -
полуделовой, полужилой части квартала.  Пробежав  еще  ярдов  сто,  Изимов
остановился у полированной, окрашенной во все цвета радуги, двери, которая
странным образом гармонировала с его ярких цветов одеждой. Изимов  вставил
идентификационную карточку в щель, и дверь распахнулась внутрь  помещения.
Он вошел. Сам собой зажегся свет.
     Проведя своих спутников через прихожую, он сказал:
     - Прежде всего надо избавиться от синяков и кровоподтеков.
     На это ушло не так уж много времени - лекарств в общественной аптечке
в ванной было достаточно. Через двадцать минут лица со  следами  потасовки
приобрели более-менее здоровый вид.
     - Вот вам современная медицинская наука, - сказал  Изимов,  пригласив
всех в гостиную. Он вздохнул. - Если бы мы могли излечить  все  социальные
язвы микстурой из бутылки.  -  Изимов  остановился  и  взмахнул  рукой.  -
Устраивайтесь поудобнее. Я предложил бы вам выпить, но, думаю, на  сегодня
уже достаточно.
     - Может быть, от нас и пахнет как после попойки, - отрезала  Сник,  -
только вот сделать хоть глоток мы так и не успели.
     - Все равно, я не припас спиртного,  -  с  некоторым  самодовольством
произнес Изимов. - А лазить по  личным  шкафам  людей  других  дней  я  не
привык. Так или иначе, оставаться здесь долго вам не придется. В мои планы
не входило приводить вас сюда. Я  собирался  встретиться  с  вами  в  этом
пристанище порока, в таверне, да и то только для того, чтобы передать  вам
информацию, которую мне приказали довести до вас. Я возвращаюсь в магазин.
Если магазин закроется раньше десяти, это вызовет подозрение. К  тому  же,
заметь полицейские, что он закрыт, на меня наложат штраф. Что я скажу? Что
беспокоился из-за этой свалки, не хотел, чтобы пьяные забрались ко  мне  и
все побили? И вообще...
     - Какое все это имеет значение? - сказала Сник. -  Если  надо  быстро
уходить, говорите.
     - Да, да, конечно, - напряженно произнес Изимов.  -  Теперь  ситуация
изменилась.  Кто  может  сказать,  к  каким  последствиям   приведет   эта
неожиданная драка? Видимо, мне придется подождать, пока со мной выйдут  на
связь.  Тот,  кто  передает  мне  информацию.  возможно,  захочет   внести
коррективы  в  наш  план.  Нужен  новый  подход,  адекватный  изменившимся
обстоятельствам. А вдруг вам теперь не следует знать,  что  я  должен  был
сообщить. Бог свидетель,  теперь,  когда  вы  привлекли  к  себе  внимание
полиции, мы все в опасности.
     Изимов достал из кармана кусок плотной бумаги и вытер лоб от пота.
     -  Все  произошло  так  быстро.  Сомневаюсь,  чтобы  органики  смогли
опознать нас, - сказал Дункан. - Ради Бога, человек! Мы так долго блуждали
впотьмах. Мы изголодались по информации и жаждем хоть что-то  сделать  для
организации.  Подумайте,  если  вы  не  выполните  приказ,  у  вас   могут
возникнуть большие  проблемы  с  начальством.  Рассказывайте.  Затем,  как
только наши синяки пройдут, мы уйдем.
     - Я совсем ничего не знаю, - уклонился Изимов.
     - Что?! - воскликнули в один голос все трое.
     - Я говорю о карточке.  Я  должен  был  передать  ее  юноше,  который
работает у меня неполный  день.  От  него  требовалось  передать  карточку
официантке и заплатить ей, чтобы  она  передала  ее  вам,  когда  принесет
выпивку. Вам надлежало прочитать ее, а потом стереть текст. Драка началась
как раз в тот момент, когда я передавал карточку юноше. Ничего не вышло. Я
приказал ему исчезнуть и...
     -  Вы  допустили,  чтобы  эта  карточка  попала  в  руки  не   членов
организации? - удивленно спросила Сник. - Не могу в это  поверить.  А  что
если бы драка началась, когда юноша уже  вошел  в  таверну,  но  не  успел
передать карточку официантке? Она сейчас валялась бы где-нибудь и,  можете
спорить со своим откормленным ишаком, - органики быстро бы нашли ее.
     - По-моему, нет необходимости в оскорблениях, - ответил  Изимов,  еще
раз осушив потный лоб. - Мне приказано не передавать вам карточку лично  и
не встречаться с  вами.  Теперь  вся  эта  затея  полетела  к  чертям.  Вы
у_з_н_а_л_и_  меня, поэтому я и не могу давать ее вам.  Уверен,  меня  все
равно не погладят по головке, хотя другого выхода из ситуации не было.
     - Что они сделают? - спросил Дункан. - Убьют вас?
     Изимов сделал большие глаза, повращал зрачками, но так  ничего  и  не
произнес.
     - Ну, скажите же, что вам грозит?
     - О, нет! Меня, конечно, не убьют. Ничего подобного не  будет,  слава
Богу!  Но  как-нибудь  накажут,  в  покое  не  оставят.  Я  не  знаю,  как
организация наказывает провинившихся. Я совершенно изолирован от других  -
всего лишь клеточка для связи с другой клеточкой. Мне даже неизвестно, кто
те люди, с которыми я контактирую. А они ничего  не  знают  про  меня.  До
сегодняшнего дня я ни разу ни с кем не встречался в своей квартире  или  в
магазине. Если бы не это происшествие!
     - Но вас должен  был  кто-то  завербовать?  -  спросила  Сник.  -  Вы
посещали  собрания?  Вас  наверняка  знакомили  с  принципами  и  задачами
организации?
     - Да, но они проходили в полумраке.  Все  были  в  масках,  а  голоса
передавались через исказитель речи.  Да  и  присутствовал  я  на  подобных
собраниях всего дважды. Оба раза  их  проводили  в  гимнастических  залах,
используемых также в качестве церквей  и  синагог.  Собрания  продолжались
полчаса. Мы давали клятву... - Изимов вытащил еще один платок.  -  Слишком
много говорю. Это стресс. Думал, смогу  лучше  с  ним  справиться.  Вы  не
выдадите меня, ну скажите?
     - Если отдадите карточку - нет, - пообещал  Дункан,  бросив  на  Сник
красноречивый взгляд, словно вопрошая: надеюсь, другие  члены  организации
сделаны из более крепкого теста?
     Изимов извлек из кармана серый прямоугольник  из  какого-то  твердого
материала.
     - Вот, возьмите.
     Дункан взял карточку. Сник и Кэбтэб встали у него  за  спиной,  чтобы
тоже прочитать ее. Дункан потер большим пальцем  угол,  отмеченный  тонкой
черной линией. Поверхность карточки побелела и на ней выступили слова:
     СКОРО ВЫ БУДЕТЕ УВЕДОМЛЕНЫ.
     - Что за чепуха? - удивился Дункан. - Естественно, мы ждем  контакта.
Мы и так это знаем.
     Он выразительно посмотрел на Изимова.
     - И из-за этого мы рисковали жизнью?
     - Я ничего не знаю, - ответил тот, подавшись назад. - Я даже не  хочу
знать, что это значит. Пожалуйста, потрите карточку еще раз и  верните  ее
мне.
     Дункан выполнил его  просьбу.  Изимов  поводил  по  карточке  большим
пальцем, словно желая убедиться, что надпись уничтожена. Он бросил  взгляд
на часы - экран на стене негромко  простонал.  Оставалось  еще  пятнадцать
минут прежде, чем лица непрошеных гостей избавятся от последствий драки, и
они смогут уйти.
     - Идиотизм! - сказала Сник.  -  Ваша  организация  -  просто  скопище
идиотов!
     - Не говорите так! - испугался  Изимов,  поднимая  руку  с  вытянутой
ладонью, словно собираясь отразить ее слова как теннисной ракеткой. -  Они
очень осторожны, но все-таки решили ободрить вас, дать вам  знать,  что  о
вас помнят. Я не читал карточку, но по вашим словам догадываюсь,  что  там
было.
     Кэбтэб осторожно ощупал  кожу  вокруг  левого  глаза.  Припухлость  и
покраснение почти исчезли.
     - Наш приятель слишком нервничает, а тот, с карточкой,  не  больно-то
умен. Но это не означает, что вся группа - стадо женоподобных  идиотов,  -
сказал он. - В  любом  случае  у  нас  не  остается  другого  выхода,  как
следовать инструкциям. Мы же не можем выйти из игры. Кто бы они  ни  были,
этого они нам не позволят.
     - Можете не сомневаться! - воскликнул Изимов.
     После этого никто уже почти  не  разговаривал,  лишь  изредка  кто-то
отпускал  реплики,   смотря   новости.   На   экране   органики   пронесли
бесчувственные  тела  арестованных  в  микроавтобусы   в   уехали.   Затем
представили некоторых участников схватки уже в полицейском участке, где им
предъявили обвинения. Сам допрос  не  показали:  это  всегда  скрывали  от
публики. То, что  журналистам  позволили  вести  репортаж,  означало,  что
полиция относится к инциденту как к обычной пьяной драке. Журналистам даже
разрешили взять  интервью  у  нескольких  человек,  которых  выпустили  из
участка.
     Все напряженно слушали.
     Интервьюер: Гражданин, минутку.  Могу  я  узнать  ваше  имя  и  какое
обвинение вам предъявили?
     Гражданин: Отвяжитесь!
     Интервьюер (обращаясь к другому  мужчине):  Вы  выглядите  контактным
человеком. Не могли бы вы  рассказать  вашим  зрителям,  что  произошло  в
Спортере?
     Гражданин (улыбаясь в  смущении  разбитыми  губами):  Обвинение?  Они
просто подтасовывают факты.
     Интервьюер: Совершенно верно. Гражданин. Мы понимаем вас.  (Обращаясь
к третьему участнику событий, высокой,  широкоплечей  женщине  с  длинными
черными спутанными волосами и разодранной щекой): Гражданка, не хотите  ли
что-нибудь сказать зрителям? Им не терпится узнать подробности скандала  в
Спортере.
     Гражданка: Я там не присутствовала. Сыщики задержали меня, потому что
мы слегка ссорились с мужем неподалеку. Если хотите, могу сказать,  что  я
думаю об этом ублюдке, моем муже...
     Интервьюер: Благодарю вас. А вот  мужчина,  по  виду  которого  сразу
можно определить, что ему есть что  рассказать.  Гражданин,  не  могли  бы
вы?..
     Дункан показал на человека, проходившего мимо камеры.  Натянув  шляпу
поглубже, он низко опустил голову.
     -  Эй,  кажется,  это   профессор   Герман   Трофаллаксис   Каребара.
Человек-муравей, с которым мы ехали в поезде. Это он?
     Сник подалась вперед, широко раскрыв глаза.
     - Да, это он. Но что он там делает? Вы видели его в Спортере?
     - Нет. Он и не должен был там быть. Он же говорил, что будет  жить  в
Башне Университета.
     Сник покачала головой.
     - Думаете, он шпик? Следит за нами?
     - Не можем же мы подозревать каждого, - заметил Дункан.

                                   16

     Встреча с лидером ячейки не особенно походила на ту, что  можно  было
себе представить по рассказам Изимова.
     Присутствовали на ней только Дункан и  тот  человек,  который  вызвал
его, по-видимому, мужчина. Маленькая, пустая комната освещалась слабо,  да
на человеке к тому же была маска, широкополая шляпа и широкий,  скрывающий
очертания фигуры, плащ. Рот инкогнито прикрывало  круглое  приспособление,
искажавшее голос и делавшее  его  гораздо  более  глубоким.  Голос  самого
Дункана,  пройдя  исказитель  речи,  звучал  так,  будто  его   обладатель
основательно надышался гелием.
     Помещение несомненно прочесали на предмет подслушивающих жучков,  так
что затемнение и  исказитель  речи  представлялись  Дункану  излишними.  А
почему, собственно, с ним нет Кэбтэба и Сник?
     Он задал этот вопрос.
     - На то у нас свои причины, - ответил голос-со-дна-колодца.
     Плащ всколыхнулся - _о_н_о_ поднялось с кресла и  начало  расхаживать
взад-вперед по комнате, сложив руки за спину. Широкие брюки скрывали ноги,
так что Дункан не мог определить, существу какого пола они принадлежат.
     - Я не хочу сказать, что вы не можете задавать вопросов, - произнесло
оно. - Если бы вы не проявляли любопытства,  вы  выказали  бы  тупость.  А
зачем нам тупицы? Просто надо понять, что  многие  вопросы  останутся  без
ответа. Когда я не отвечаю, не упорствуйте. Понятно?
     - Понятно.
     - Когда мы  проводим  многочисленные  собрания  -  многочисленные?  -
больше четырех-пяти человек никогда не бывало -  мы  рассматриваем  только
общие вопросы. На этих встречах никогда не обсуждаются  конкретные  планы,
связанные с отдельными членами организации. Исключение  составляют  только
те случаи, когда в деле участвуют несколько человек и необходимо  обсудить
синхронность их действий. Подобное бывает не часто.  В  данном  случае  мы
приготовили операцию персонально для вас. Но сначала вот это.
     Из-под плаща высунулась рука с голубым баллончиком.
     - Мы всегда применяем это средство при первой встрече с новичками,  а
в  дальнейшем  -  время  от  времени,  наугад.  Не  может  быть   излишней
осторожности. Надеюсь, вы понимаете?
     - Конечно, - согласился Дункан.  -  Неужели  в  баллончике  не  туман
истины? - думал  он.  -  Что  если  руководители  организации  сочли  его,
Дункана, опасным для них? Как легко распылить яд... Он не  мог  остановить
их. Если он будет сопротивляться, они все равно разделаются с ним.
     Баллончик шипел. Дункан почувствовал влагу на губах, носу и на глазах
и погрузился в сладко пахнущее облако. Пахнет фиалкой. - как туман истины,
- промелькнуло в мозгу.  Бесполезно  задерживать  дыхание  и  ждать,  пока
облако рассеется. Газ проникает через кожу и сейчас уже попал в его кровь.
В полусознательном состоянии он все равно не сможет управлять дыханием.
     Первое,  что  он   различил,   проснувшись,   была   темная   фигура,
склонившаяся над ним.
     - Ну... значит, это правда.
     - Что? - спросил Дункан. Сознание еще неполностью вернулось к нему.
     - То, что вы способны лгать в парах тумана истины.  Мне  говорили  об
этом, но я не верил. В самом деле - не верил. Все мои усилия узнать от вас
что-нибудь,  кроме  того,  что  вы  действительно  Эндрю  Вишну   Бивольф,
провалились. Все рассказанное вами в тумане полностью совпадает с  данными
вашей идентификационной карточки. А то, чего  в  карточке  нет,  некоторые
личные подробности, которые могли бы интересовать органиков, вы  излагаете
так, что никто и не усомнится: вы - Бивольф, и никто другой.
     Инкогнито снова зашагало по комнате из угла в угол.
     - Не укладывается в голове, но все  обстоит  именно  так.  Уникальный
талант! Непостижимо! Что это? Гены? Или вы овладели  этим  сами?  Впрочем,
неважно.  Хотя  -  почему?  Если  других  можно  было  бы  научить  такому
искусству, какое блестящее оружие оказалось бы в наших руках!
     Фигура повернулась на каблуках и указала на Дункана  пальцем,  словно
палец вдруг  выстрелит  лучом,  который  продырявит  Дункана,  и  из  раны
польется правда.
     - Вы действительно сами этому _н_а_у_ч_и_л_и_с_ь_? Или это  природный
дар?
     - Научился сам.  Я  много  экспериментировал  с  туманом,  -  ответил
Дункан. - Но сама способность, мне кажется, пришла, как  вы  говорите,  от
природы. В самом деле, даже не знаю, как вам ответить.
     - К сожалению,  вы  умеете  лгать,  поэтому  я  не  могу  определить,
говорите ли вы правду. Бесполезно снова пускать туман и ждать, что вы  все
выложите.
     Дункан не сомневался, что вопрос о  происхождении  его  редкого  дара
задавался ему и тогда, когда он был без сознания.  Зачем  этот  икс  лжет?
Может быть, члены организации настолько привыкли к двуличию, что врут  без
нужды? Или у него были какие-то особые мотивы? Я уже размышлял  над  этим.
Наверное, будучи Кэрдом или кем-то из других шести.
     С точки зрения  руководства  организации  его  исключительный  талант
несомненно имел большие недостатки. Если он умел одурачивать органиков, то
при необходимости обвел бы вокруг пальца и их. А это означало, что он  мог
сделаться двойным агентом. Ему нельзя полностью доверять,  но  не  след  и
отказываться  от  его  услуг.  Этот  человек  представляет  собой  оружие,
подобного которому  никогда  не  было  ни  у  органиков,  ни  у  подрывных
организаций.
     - Интересно, как называется ваша организация?  -  неожиданно  спросил
Дункан. - Я все время думаю о вас просто как о  группе  или  компании,  но
название-то у вас есть?  Трудно,  знаете  ли,  соотносить  себя  с  чем-то
безымянным.
     - О, да. Homo  sapiens  вечно  нуждаются  в  названиях,  этикетках  и
ярлыках.  Иначе  -  никак.  Вам  действительно  так  уж  необходимо  знать
название?
     - Я бы чувствовал себя увереннее.
     - Прекрасно. В этом субмесяце мы называемся ВПТ.
     - В этом субмесяце? Вы что меняете название  каждые  двадцать  восемь
дней?
     - Этим мы сбиваем с толку органиков.
     Вряд ли это правда, подумал Дункан. Если органики  захватят  хотя  бы
одного  члена  организации,  то  сразу  узнают  все  имена,  которыми  она
когда-либо обозначала себя.
     - Вы сказали ВПТ?
     - Восставшие Против Тирании.
     - Понимаю.
     - Мне это название не нравится. Оно подразумевает только  разрушение.
Мы,  безусловно,  разрушители,  но  и  строители   тоже.   Реконструкторы.
Созидатели. Хотя сейчас это не имеет никакого  значения.  Пора  перейти  к
плану операции. Слушайте внимательно.
     Спустя тридцать минут инкогнито, пожелав  Дункану  спокойной  ночи  и
прихватив с собой оба исказителя речи, удалилось. Дункан в соответствии  с
полученными инструкциями разорвал свою маску на кусочки  и  спрятал  их  в
карман. Он вышел через другую дверь, оказавшись в коридоре, который вел  в
шумный гимнастический зал. Свернув налево, он через боковую дверь попал  в
переход между зданиями. Обрывки маски Дункан  выбросил  в  урну.  Ровно  в
десять часов вечера он сел в автобус и через десять минут  сошел  на  углу
дома, в котором он поселился. Дункан  оглянулся,  пытаясь  определить,  не
следят ли за ним. Никого не было.
     Задание, которое он получил, - Дункан не сомневался в этом - являлось
частичкой большого плана, хотя ему, конечно, ничего не  сказали,  как  его
усилия будут сочетаться с действиями многих других. Он  представлял  собой
всего лишь небольшую шестерню в огромной подпольной машине. Ему оставалось
лишь надеяться, что ее создал не Руб Голдберг [Руб (Рубен Лусиус) Голдберг
(1883-1970), американский карикатурист и  скульптор].  Будучи  сведущим  в
истории -  Дункан  понятия  не  имел,  почему  это  так  -  он  знал,  что
революционеры обычно лучше преуспевают в сносе постройки, чем в плотницком
деле. Конечно, это не всегда так. И все же ему казалось, что в целом ими в
гораздо большей степени движет жажда власти, нежели желание создать лучшее
общество.  Сами  они,  конечно,  в  подобном  не   признаются.   Подлинную
перестройку общества почти всегда  осуществляют  те,  кто  отстраняет  или
просто уничтожает первое поколение борцов.
     Дункан  волею  судеб  оказался  вовлеченным  в  деятельность  группы,
которая абсолютно не  вдохновляла  его  своими  путями  достижения  целей.
Может, после того, как он покажет себя в деле, ему откроют  большее.  Если
нет, вряд ли он исполнится энтузиазма. К сожалению, он не сможет  оставить
ВПТ. Причислиться однажды - причислиться навсегда.
     Может, и так.
     Как оператор банка данных  он  получил  бы  при  желании  возможность
разработать для себя новую легенду. Без сомнения, члены ВПТ, если  они  не
дураки, вполне могли  догадаться  о  его  намерениях.  Они  установили  бы
специальную систему слежения,  которая  оповестила  бы  их,  попытайся  он
предпринять что-нибудь в этом роде. С другой стороны, и Дункану  никто  не
мешает установить свою систему  для  выявления  их  конкретных  устройств.
Впрочем, этот процесс  бесконечен.  Можно  предвидеть  и  такое:  внедрить
систему контроля его системы контроля. Дункан даже представил себе  зал  с
бесконечным числом "электронных зеркал".
     Он рассмеялся, хотя и не чувствовал, чтобы в рот попала смешинка да и
особого воодушевления не ощущал. Впрочем, ситуация,  которую  он  мысленно
представил себе, действительно показалась ему до смешного абсурдной.  Если
Бог и вправду существует, он и  сам,  наверняка,  смеется  над  теми,  кто
создан по Его подобию. Впрочем, Его, наверно,  настолько  отвращает  жизнь
людей, что  он  давно  уже  покинул  вселенную.  Или,  будучи  всемогущим,
уничтожил Себя и более не существует. И нет никакого противоречия  с  тем,
что Он вечен и бесконечен. Если бы Бог пожелал этого, исчезли бы сами  эти
понятия.
     Дункан вошел в дверь, за которой находилась  прихожая,  -  общая  для
нескольких квартир. Вставив идентификационную карточку в щель,  он  открыл
замок. Он переходил из комнаты в комнату, свет вспыхивал, едва он  входил.
Дункан немного постоял, глядя на вид, открывавшийся за огромным, до самого
потолка, окном. Лос-Анджелес выглядел прекрасно, залитый светом от башен и
мостов, от лодок и кораблей, плывущих по воде далеко внизу,  от  воздушных
кораблей и самолетов. Зрелище было поистине чарующее  и  никак  не  должно
омрачаться тревогой и грядущими неприятностями.  Огромный  город  светился
словно предвестник красоты, надежды и любви. Казалось, эти вечные  понятия
влетают в него, как мотыльки. Но... свет привлекает также и мух и глупцов.
Граждане  этого  величественного  города  имели   все,   чтобы   сделаться
довольными и счастливыми. Так выглядела теория.  В  действительности  было
по-другому. "Всегда все было именно так, - бормотал он. - Если бы  печаль,
голод, боль, безумие, неврозы, физические болезни  и  разочарование  можно
было бы перевести в количественную область,  действительно  оказалось  бы,
что сейчас их намного  меньше,  чем  когда-либо  раньше?  Разве  общества,
существовавшие в прошлом, не сочли бы наше новой Утопией?"
     Homo sapiens никогда не бывает удовлетворен. По крайней  мере  всегда
было много таких недовольных. Одиночество - чувство эндемическое... Дункан
вполне мог судить об этом по своему собственному опыту и по тому,  что  он
знал о других. Сейчас оно одолевало его. А ведь Дункан всегда считал,  что
уж он-то не особенно восприимчив к подобным эмоциям.
     Одинок...
     Эта мысль заставила его задуматься о  Пантее  Пао  Сник.  Как  бы  он
хотел, чтобы она была здесь, в этих стенах. Он желал ее и  с  наслаждением
рисовал себе долгую совместную жизнь. Мягко  выражаясь,  он  был  влюблен.
Почему же тогда он не сказал ей об этом?  Легко  ответить.  Сник  ни  разу
ничем не показала, что испытывает к нему какие-то  чувства,  выходящие  за
рамки обычного дружеского отношения к коллеге. А есть ли  у  нее  какие-то
чувства к нему? Он должен знать правду. Возможно, что она сдерживает  свои
эмоции, как и он. Как-никак она была в прошлом  органиком,  а  они  всегда
склонны скрывать свои чувства и личные отношения. К тому же у них попросту
не было времени, чтобы выразить столь тонкое переживание как зарождающаяся
любовь.
     - Наверно, я уже испытывал к ней подобные чувства, когда был одним из
персонажей моей прежней жизни, - громко произнес Дункан. - Иначе  с  какой
стати я почувствовал бы влечение  к  ней  сейчас?  Все  слишком  внезапно.
Наверно, проявляются какие-то прошлые события,  которых,  к  сожалению,  я
просто не помню.
     Он сделал себе коктейль и включил экран  на  стене,  чтобы  прочитать
оставленные  для  него  сообщения.  Экран  был  пуст,  и   Дункан   ощутил
опустошенность. Вздыхая, он приготовил себе обед, а затем занялся  уборкой
квартиры,  чтобы  у  его  соседа  из  Среды  не  было  причин  для  жалоб.
Перемещаясь из комнаты в комнату, он урывками смотрел и слушал новости. По
экранам бежал текст детального проекта предстоящего референдума, а  диктор
читал его. По всем вопросам предусматривалось отдельное голосование, затем
гражданам предлагалось участвовать в заключительном опросе. Еще оставалось
время, чтобы люди могли сформировать свою позицию.
     Закончив уборку, которая не заняла много времени, благо дома он почти
не бывал, Дункан вошел в стоунер.

                                   17

     Дункан сидел в центре  своей  рабочей  комнаты  в  лаборатории  Бода,
принадлежавшей Бюро информации по ассимиляции, отделение в  Лос-Анджелесе.
Комната имела футов двадцать в диаметре,  стены  ее  были  сплошь  закрыты
квадратными десятифутовыми экранами.  На  круглом  рабочем  столе  Дункана
стояли двадцать миниатюрных  компьютеров  с  мониторами.  Кресло  Дункана,
снабженное  электродвигателем,  проворно   перемещалось   на   специальном
монорельсе по внутреннему периметру стола в форме большой буквы О.  Каждый
рабочий день в течение четырех часов Дункан  находился  здесь.  Оставшуюся
часть дня он был волен проводить по своему усмотрению - отправиться  домой
или побродить по магазинам, покататься на яхте по заливу, поиграть в кегли
или заняться поисками любовницы. Служащим Бюро разрешалось также проводить
в лаборатории по два дополнительных часа - поработать над программой  Бюро
или собственным исследовательским проектом.
     Сейчас Дункан собирал информацию по заданию своего  непосредственного
начальника. Работа Дункана составляла небольшую долю  обширной  программы,
осуществлявшейся уже  несколько  сублет.  Дункан  не  считал  ее  особенно
важной, хотя начальник неоднократно подчеркивал, что правительство придает
ей особое значение. Дункан даже негодовал, считая  ее  очередной  попыткой
правительства совать нос в личную жизнь своих  граждан.  Он  не  знал,  за
каким дьяволом это делалось и какова официальная конечная цель  программы.
Его начальник тоже  не  мог  внести  достаточной  ясности,  но  без  конца
твердил, что это обстоятельство значения не имеет.
     "Нельзя достичь совершенства государства без обладания  самой  полной
информацией", - любил повторять Порфирио Сэмюельс Филэктери. Его  зеленые,
словно молодые листья глаза с измененным цветом светились, когда он обычно
взмахивал рукой, которая после депигментации  имела  полосатую  светлую  и
темную окраску. "Эффект зебры" находился  на  пике  моды,  и  каждый,  кто
обладал  достаточным  количеством  кредиток   для   прохождения   подобной
процедуры, стремился раскрасить себя в полоску.
     "Пусть многие данные, которые  нам  удалось  собрать,  еще  долго  не
найдут применения. Зато, когда они,  наконец,  понадобятся,  -  будут  под
рукой. Поверьте мне, Эндрю, я  не  раз  становился  свидетелем  того,  как
информация,  пролежавшая  невостребованной  в  архиве  Бог  знает  сколько
времени, вдруг оказывалась жизненно необходимой для какого-то проекта. Вот
она - ждущая своего часа, живая и необходимая, вызываемая за секунду.  Кто
знает, какие еще нам предстоят проекты? Думаю, вам известно, сколь  велики
могут быть потери из-за нехватки или отсутствия нужной  информации,  когда
какая-то часть проекта стоит  на  месте,  задерживая  продвижение  других.
Информация подобна  спрятанному  сокровищу.  Нажатие  кнопки,  одна  фраза
открывает его с быстротой пробки, вылетающей из  бутылки  пенистого  вина.
Это просто  сказочная  вещь!  Поэтому  пусть  вам  не  кажется,  будто  вы
занимаетесь надуманной, ненужной работой.  Вы  приносите  большую  пользу.
Если не этому поколению, то следующему, но вероятно - этому!"
     С этой последней сентенцией спорить было  трудно;  поскольку  средняя
продолжительность жизни составляла восемьдесят пять сублет, большая  часть
его поколения проживет 595 облет. Остальные речи шефа Дункан  оценил  так:
пятьдесят процентов ерунды, двадцать пять -  болтовни  и  двадцать  четыре
процента весьма сомнительных мыслей.
     - Вы правы, босс, - улыбаясь, кивал Дункан, думая про себя,  что  он,
Дункан, занимает место в строю  множества  поколений  подхалимов,  лижущих
задницу начальству. В утешение себе, он делал это не ради  благосклонности
власть имущих или личной выгоды. Он играл роль.
     Итак, что же еще новенького?
     Филэктери  вышел  из  кабинета,   пружинящей   походкой   направляясь
поднимать дух сомневающихся, разочарованных или сбившихся с пути. Дункан с
соответствующим выражением лица покрутил  пальцем  в  направлении  широкой
полосатой спины шефа - жест, возникший, наверно, еще в каменную эру,  если
не раньше. Чувствуя некоторое смущение от своего ребячества, он  приступил
к работе. Перед приходом босса он настраивал компьютерный комплекс,  чтобы
выделить так называемый индекс личностного элемента (ИЛЭ) у  тех  граждан,
которые по классификации относились к людям с  преобладанием  коэффициента
самоцентрированности  (СЦ)  над   другими   чертами   характера.   Высокий
показатель СЦ определялся как незрелость: его обладатель склонен требовать
от  других  организовывать  свое  время  и  строить  свои   приоритеты   в
соответствии с  его  желаниями.  Обладатель  СЦ  (сокращенно  ОБЛ)  обычно
требовал от Н-ОБЛов  (то  есть  людей,  у  которых  этот  коэффициент  был
невысоким) делать множество таких вещей для него, ОБЛа, которые он  вполне
был в состоянии выполнить сам.  Личность  человека,  которого  можно  было
квалифицировать как В СЦ ОБЛ (еще один  термин,  обозначавший  человека  -
обладателя высокого коэффициента самоцентрированности), конечно, как и все
люди, была наделена сложным характером, состоящим из множества элементов.
     Все  граждане,  кроме  святых,  существование   которых   государство
отрицало, в той или иной степени были подвержены самоцентрированности.  Но
В СЦ ОБЛы твердо верили, что именно они являются той осью, вокруг  которой
вращается вся вселенная.
     Данные, собранные Дунканом, свидетельствовали, что все люди, входящие
в этот суперкласс, - а исследование охватывало уже около  трех  миллиардов
человек - не  признавали,  что  в  действительности  являются  всего  лишь
нормальными эгоистами (термин "нормальный"  до  сих  пор  еще  не  получил
точного определения в официальном каталоге).
     С самого начала Новой Эры правительство постоянно подчеркивало  всеми
доступными  ему  средствами,  что  оно  считает   желательным   проявление
гражданами стремления к  сотрудничеству  и  самопожертвованию.  Результаты
этой политики уже начали сказываться: граждане  стали  более  склонными  к
сотрудничеству друг с  другом  и  гораздо  чувствительнее  к  общественным
проблемам  по  сравнению  с  людьми  былых  исторических  формаций  (хотя,
справедливости  ради  следует  сказать,  что  отсутствовали  обстоятельные
научные исследования этих черт характера у людей, живших до Новой Эры).
     Однако не менее двадцати процентов  современного  поколения  все  еще
принадлежали по классификации  Дункана  к  В  СЦ  ОБЛ.  В  соответствии  с
предсказаниями, сделанными правительством  двести  облет  назад,  к  этому
времени должен был остаться всего один процент "неисправимых"...
     Неудачные плоды государственного образования и пропаганды объяснялись
генетическими причинами.
     Поскольку описание ХР КОМ (хромосомного комплекса) каждого гражданина
находилось в банке данных, было  сравнительно  легко,  хотя  и  не  всегда
быстро,  сопоставить  некий  индивидуальный   ХР   КОМ   с   коэффициентом
конкретного В СЦ ОБЛ. В перспективе, когда будет найдено достаточное число
соответствий  и   исследование   можно   будет   считать   достоверным   в
статистическом понимании, появится возможность (в этом и заключалась  цель
проекта) определить те  наборы  хромосом,  которые  обуславливают  высокую
самоцентрированность.
     Каким будет следующий шаг?
     Этого правительство пока не определило.
     Для  Дункана,  как  и  для  многих   других,   было   очевидно,   что
исследования,  направленные  на  изменения  хромосомного  набора  еще   до
рождения, продвинутся далеко вперед. Цель не вызывала  сомнений:  изменить
нежелательный набор и превратить его в требуемый.
     Считалось, что в  четырех-пяти  процентах  случаев  удастся  добиться
успеха. Каким образом? Этого Дункан не знал. Ему было известно только, что
недоставало врачей и  технических  специалистов,  чтобы  охватить  больший
процент потенциально неприемлемых граждан.
     Пока же исследования еще  не  закончились,  и  для  их  осуществления
потребуется еще, вероятно, двадцать сублет или сто сорок облет.
     На экране отобразились результаты обработки  данных  экспериментов  с
коэффициентами  В   СЦ,   принадлежащими   азартным   игрокам   в   бридж,
гомосексуалистам и хирургам. Окончательную обработку и выводы  можно  было
предоставить компьютерам, однако  более  тонкий  анализ  и  поиск  скрытых
взаимосвязей лучше способен выполнить мозг человека. По крайней мере  мозг
некоторых людей.
     Дункан выдал команду компьютеру на проведение дополнительного  сжатия
данных и, двигаясь по кругу вместе с  креслом,  наблюдал  за  экранами  на
столе и на стенах. Затем он ввел еще  несколько  инструкций  о  полученных
результатах голосом. Слушая отчет компьютеров, Дункан размышлял о том, что
будет делать после  работы.  Однако  вскоре  он  снова  сосредоточился  на
текущем занятии.
     Среди  восьмидесяти  миллионов  самых  азартных   игроков   в   бридж
шестьдесят  пять  миллионов  имели  высокий   ИСЦ   (индекс   интереса   к
самоцентрированности).  Группа,  состоящая   из   восьмидесяти   миллионов
случайно  отобранных  людей,  среди  которых  не  было  азартных  игроков,
показала, что аналогичная интенсивность ИСЦ присуща только двадцати девяти
миллионам  человек.  Из  эталонной  группы  -  восемь  миллионов  случайно
отобранных граждан - исключили  также  мужчин-гомосексуалистов,  хирургов,
политиков, православных  священников,  раввинов,  служителей  англиканской
церкви и мулл. Дункан не имел ни малейшего понятия о том, по какой причине
из  группы  устранили  служителей  религии.  Возможно,   правительственная
идеология препятствовала любому восприятию "святых мужчин  и  женщин"  как
людей, не склонных к СЦ. Или, может быть, их исключили из-за присущей этим
людям иррациональности поведения, которая не позволяла им стать  объектами
подобных исследований.  Если  причина  действительно  была  такова,  то  в
некотором смысле исследование нельзя считать объективным.
     Вполне  возможно,  что  проект  в  целом  основывался  на  ошибочных,
ненаучных посылках. Как-никак, выводы служащих бюро, проводивших  интервью
с людьми и изучение их данных, сами по себе можно считать субъективными.
     Дункан пожал плечами.  Ему  надо  было  делать  свое  дело,  и  любые
высказанные вслух сомнения в эффективности проекта, могли лишь привлечь  к
нему нежелательное внимание.
     Он переключил экраны на  отображение  результатов  обработки  данных,
полученных по ста миллионам мужчин-гомосексуалистов.  Здесь  ИСЦ  был  еще
выше. Восемьсот двадцать миллионов были оценены как имеющие очень  высокий
уровень    "негативного"    коэффициента.    Коэффициент    "общественного
сотрудничества", появившийся вслед за тем на экранах, показал, что  только
пятьдесят  миллионов  из  этих   людей   попадали   в   границы,   которые
характеризуют "антиобщественное" поведение. Из этого числа всего лишь одна
восьмая часть имела пометку "опасен", и только треть квалифицировалась как
"сверхопасные".  Но  когда  Дункан  вспомнил,  что  по   классификации   к
сверхопасным  относили  и  такие  незначительные  проступки,  как   трижды
замеченные плевки на  мостовую  или  участие  в  драках  в  тавернах,  это
заставило его усомниться в надежности полученных результатов.
     Кроме того,  причина  гомосексуальных  наклонностей  давно  уже  была
установлена и в большинстве случаев (за исключением всего трех процентов -
три  миллиарда  за  два  субстолетия)  заключалась  в  чисто  генетических
признаках.  С  этой   проблемой   дело   обстояло   куда   проще.   Ученые
идентифицировали девять хромосомных наборов, определяющих  гомосексуальное
поведение, и в девяти из десяти случаев могли исправить положение  еще  до
рождения человека, изменив его хромосомный  набор.  Различные  организации
гетеросексуалов настаивали на том, чтобы правительство приняло специальные
законы, которые сделали бы  подобную  коррекцию  обязательной,  но  власти
противились  этому  по  двум  причинам:  во-первых,  сами  гомосексуалисты
яростно сопротивлялись; вопреки всем  очевидным  доказательствам  "гомики"
настаивали на  том,  что  их  сексуальные  наклонности  не  предопределены
генетически, а возникли  по  свободному  выбору  в  результате  жизненного
опыта; второй, значительно более серьезный фактор был связан  с  тем,  что
правительство стремилось  не  допустить  увеличения  населения,  удерживая
прирост  на  нулевом  или  даже  отрицательном  уровне.  Чем  больше  было
гомосексуалистов, тем меньше увеличивалось население.
     Одновременно правительство законодательно запретило  гомосексуалистам
производить детей партеногенетическим способом (которых они могли  завести
с  помощью  последних   достижений   генетики)   или   пользуясь   методом
искусственного    оплодотворения    женщин.    Официальная     мотивировка
необходимости подобного закона состояла в том, что если гомосексуалисты не
смогут иметь детей,  гомосексуализм  со  временем  исчезнет.  Несмотря  на
гневный протест, "гэй"-группы не смогли  заставить  власти  изменить  свою
позицию. В качестве аргумента "гомики" приводили статистические данные,  в
соответствии с которыми большинство детей, воспитываемых гомосексуалистами
и родившимися до запрета,  были  гетеросексуальными,  а  по  меньшей  мере
десять   процентов   детей   гетеросексуальных    родителей    становились
впоследствии гомосексуалистами. Правительство не обращало внимания на  эти
доводы и оставалось слепо к противоречиям в собственной логике.
     В  подобной  логике  нет   ничего   нового,   подумал   Дункан,   все
правительства, прошлые и будущие, прибегали и будут прибегать к ней.
     Он  проводил  опыты,  связанные  со  сравнительным  анализом  наборов
хромосом, которые, по мнению большинства генетиков, были  ответственны  за
высокий  ИСЦ  у  гомосексуалистов  и  картежников.  Подобные  эксперименты
ставились и до него, но Дункану хотелось самому проверить соответствие. Он
надеялся обнаружить такие факты, мимо которых прошли другие исследователи.
Поработав  еще  немного,  Дункан  почувствовал  усталость  и  решил  пойти
перекусить. Положенный час ленча он разделил  между  гимнастическим  залом
(двадцать минут упражнений с тяжестями  и  пятнадцать  -  бег  трусцой)  и
буфетом. После душа и легкой закуски Дункан  вернулся  в  свой  кабинет  и
поработал еще с час, а потом отправился домой.
     Вечером однако он снова вернулся  в  лабораторию.  Охранник  у  входа
отметил время его прихода. Поскольку начальник  тоже,  как  всегда,  будет
просматривать список  работавших  сверхурочно,  некоторое  время  пришлось
уделить продолжению сравнительного исследования. Это оправдает  длительное
пребывание в лаборатории. Потратив на эту работу целый час  -  достаточно,
чтобы убедить Филэктери в том, что подчиненный не водит его за нос,  -  он
ввел коды, гарантирующие, что  после  его  незаконных  запросов  компьютер
сотрет всю лишнюю  информацию  в  случае  возникновения  у  него  хотя  бы
малейших подозрений,  что  кто-то  посторонний  пытается  просмотреть  ее.
Затем, воспользовавшись теми кодами, которые передала ему странная  фигура
во время их первой встречи,  Дункан  ввел  запрос  об  интересовавшем  его
имени. МАРИЯ ТУАН БОУЛБРОУК.
     В тот раз инкогнито  сообщило  ему:  "Я  занимаю  положение,  которое
позволяет мне получить секретные коды, но сам  я  воспользоваться  ими  не
могу. Это слишком опасно, я могу выдать  себя.  Вы  введете  их,  получите
данные, а затем поступайте так, как я сказал. Кое-что об этом объекте  мне
известно, но мало".
     Любые коды можно  раскрыть,  хотя  часто  опасна  уже  сама  попытка.
Компьютерная  система,  в  которую  выходил  Дункан,  содержала  множество
скрытых ловушек. Во все времена заговорщиков выручало то, что все  коды  и
пароли  придумывают  человеческие  создания,  и  к  некоторым  мужчинам  и
женщинам подступиться куда проще, чем к их детищу. Давняя теория,  которая
иногда прекрасно срабатывает на практике.
     Итак,  Дункан  запросил  файл,  содержавший  данные  о   Марии   Туан
Боулброук,  и  в  ответ  на  требование  компьютера  выдал   второй   код,
необходимый для получения доступа к информации. От  компьютера  последовал
третий запрос кода - следующий уровень защиты;  Дункан,  назвав  еще  один
пароль, получил, наконец, возможность просмотреть файл. Он  несколько  раз
перечитал  информацию,  чтобы  запомнить  все  необходимое.  Правила   ВПТ
запрещали выводить информацию на печать.
     Убедившись, что данные файла зафиксировались  в  его  памяти,  Дункан
ввел код, который должен был  запустить  программу  уничтожения  из  банка
данных следов его деятельности. Этот код, как и  все  предыдущие,  передал
ему неизвестный в полумраке гимнастического зала. Обладание этими  тайными
кодами свидетельствовало о том, что инкогнито занимал  в  Бюро  иммиграции
высокий пост и, вероятно, был также не последним чином в полиции.  У  него
несколько раз возникало желание выяснить, кем на самом деле был загадочный
икс, но он подавлял в  себе  этот  импульс.  У  Дункана  была  возможность
запросить компьютер о всех  засекреченных  чиновниках  местного  бюро,  но
даже, если ему удастся обойти все ловушки и информация станет доступна, он
все равно не узнает, как выглядит его начальник по  тайной  организации  и
как звучит его голос.
     Забудь об этом, пробормотал он себе под нос.
     Но таинственная фигура  во  время  разговора  с  Дунканом  не  только
говорила, но и энергично жестикулировала, причем  движения  были  довольно
характерными.  Если  бы  Дункану  удалось  завладеть  видеозаписями  бесед
высокопоставленных чиновников во время их собраний и  деловых  встреч,  он
наверняка смог бы опознать этого человека. Ну, хорошо -  он  сделает  это.
Что дальше?
     Надо иметь в виду эту возможность,  сказал  он  сам  себе.  Дункан  в
последнее время часто замечал свою привычку разговаривать с  самим  собой.
Надо бы избавиться от нее, подумал он. С тех пор, как он "собрал" для себя
личность по имени Вильям Сен-Джордж Дункан, вредная привычка думать  вслух
довольно часто проявлялась помимо его воли. Что это? Неужели один  из  тех
персонажей, которые составляли его сущность  прежде,  все-таки  прорывался
откуда-то из глубины его души на  поверхность?  Может  быть,  какое-то  из
прежних его "я" никак не желало успокоиться и  затихнуть,  словно  вино  в
кожаных кувшинах, которое пузырится и пенится долгие годы после того,  как
его упрятали в погребах?
     Где бы ни скрывались души его прежних образов,  полностью  избавиться
от них сегодняшней личности Дункана не удалось. Впрочем,  в  этом  есть  и
положительный момент. Иначе как  бы  он  смог  работать  оператором  банка
данных, ведь Бивольф не имеет об этой профессии ни малейшего  понятия,  но
прекрасно справляется со своими обязанностями. Характеры,  знания,  навыки
тех,  других,  в  такой  же  степени  были  частью  Бивольфа,  как  и  его
собственное тело, хотя о них нет  ни  слова  ни  в  его  идентификационной
карточке, ни в правительственном банке данных.
     У меня явно подверженная влиянию личность, подумал Дункан, но я же не
могу существовать без подобных воздействий.
     Дункан вспомнил о Марии Туан Боулброук.  Полученный  приказ  требовал
узнать все, что содержится в ее архивном файле. Затем познакомиться с ней,
стать ее  любовником.  Задача  эта  не  представлялась  Дункану  столь  уж
мудреной, особенно  учитывая,  что  за  последние  пару  сублет  число  ее
интимных друзей достигло двенадцати, а Дункан принадлежал к  типу  мужчин,
которому она явно отдавала  предпочтение.  Добившись  доверия  Марии  Туан
Боулброук, Дункан должен был попытаться узнать от нее секретные коды.  Ему
самому предстояло решить, каким способом лучше всего добиться этого.
     Дункан однако сомневался, что, даже войдя с этой женщиной в  интимные
отношения, сможет продержаться в ее  любовниках  достаточно  долго,  чтобы
вытянуть необходимую ВПТ  информацию:  слишком  велика  была  скорость,  с
которой Мария меняла мужчин. Мысль о том, что она выдаст за столь короткое
время какую-нибудь важную информацию, представлялась Дункану смешной.
     Он запросил и  получил  данные  о  распорядке  ее  дня  и  привычках.
Позаботился, чтобы в компьютере не осталось следов  и  от  этого  запроса.
Прочитав выданный машиной отчет, он улыбнулся. Почему не испробовать  свой
способ действий? Успеха можно добиться гораздо скорее.
     В час ленча в следующий  Вторник  он  находился  в  нескольких  шагах
позади Марии Боулброук, супервизора класса 3-М Лаборатории Бода, когда она
направлялась в ресторан по  соседству  с  офисами  бюро.  Солнечный  свет,
поступающий через специальные  трубки  из  оптического  волокна,  заполнял
просторный извилистый переход. Прохожие,  за  исключением  нудистов,  были
одеты в яркие, многоцветные одежды. Большинство же  тех,  кто  предпочитал
обходиться  без  одежды,  красовались  своими  телами,  разрисованными   в
соответствии с последней модой полосами броских цветов. Люди находились  в
приподнятом настроении - приближалось время отмены надоевшей всем  слежки.
Как только будет проведено голосование, они освободятся  от  осточертевших
соглядатаев. Оставалось еще около субнедели.
     Дункан подумал, что радостное настроение людей должно было  о  многом
сказать властям. Хотя  граждане  редко  жаловались  в  официальной  форме,
сейчас  их  поведение  красноречиво  говорило  об   отношении   к   своему
правительству  -  любопытному  Тому  [Peeping  Tom  (англ.)   -   чересчур
любопытный  человек;  в  основе  -  легенда  о  леди  Годиве,  жене  графа
Мерсийского; леди заступилась  за  жителей  города  Ковентри,  когда  граф
наложил на них непосильный налог; граф сказал, что отменит сбор, если  она
осмелится проехать обнаженной в полдень через весь город; чтобы не смущать
ее, все жители закрыли ставни  на  окнах  домов;  единственный,  кто  стал
подсматривать в щелку, был портной Том, которого тут же поразила слепота].
Дункан часто задумывался над тем, что станут делать жители  Лос-Анджелеса,
освободившись из-под надзора соглядатаев, и не находил ответа. Неужели они
считают, что смогут поступать, как им заблагорассудится?
     Мария Боулброук была одна, и Дункан надеялся, что и в  ресторане  она
не встретит никого из своих знакомых; если это произойдет - она сегодня  в
безопасности.
     Он облегченно вздохнул, убедившись, что Мария  прошла  в  одноместную
кабинку в углу зала. Дункан сел за столик у противоположной стены, который
еще раньше занял Кэбтэб. Сник в компании пятерых  коллег  по  работе  тоже
расположилась неподалеку. Она бросила на Дункана беглый  взгляд  и  больше
уже не смотрела в его сторону.
     - Граждане, вы ждете своих друзей? - спросил официант.
     - Нет, - ответил Дункан.
     Официант  нажал  кнопку  на  одном  из  кресел,  и  незанятые  кресла
сложились. Стол тоже сложился, одна его часть опустилась  и  скрылась  под
другой половиной. Кабина, в которой сидели Дункан и  Кэбтэб,  уменьшилась.
Мальчик-лакей, повинуясь жесту официанта, проворно подскочил  со  складным
столиком и стульями и установил все это на освободившееся место.
     Они сделали заказы,  Дункан  удивленно  поднял  брови,  услышав,  что
великан попросил принести ему  лишь  небольшую  порцию  салата  и  немного
прессованного творога.
     - Босс требует, чтобы я сбросил за  шесть  месяцев  целых  шестьдесят
фунтов, - промычал Кэбтэб. - В противном случае я лишусь части кредиток  и
мне ограничат возможности дополнительного заработка.
     - Не жульничай, - сказал Дункан.
     - Я и не собираюсь.  Вчера  я  видел  по  телевизору  рекламу  нового
продукта, который должен скоро появиться. В  основном  -  приятного  вкуса
наполнитель и очень малокалориен. Набью себя этой штукой. Говорят, правда,
что  от  нее  возможны  побочные  эффекты.  Доктор   говорил,   что-то   о
головокружении да и пронести может. Боюсь, на мое счастье я это и получу.
     - Молись Богу, чтобы он дал тебе силы выдержать диету.
     - Да? И к какому Богу, по-твоему, мне следует обратить свои молитвы?
     - Попробуй всех.
     - Даже не знаю, - угрюмо произнес Кэбтэб. - В последнее время я много
думал. Увы, моя соседка очень  болтлива  и  не  оставляет  мне  для  этого
времени. Я зову ее Великой Сгибательницей Ушей. Справедливости  ради  надо
сказать, что у нее есть множество  положительных  качеств,  которые  почти
компенсируют цветы ее красноречия. В общем, как  я  сказал,  -  размышляю.
Если поклоняться всем Богам, можно добиться большей  благодати.  Но  Яхве,
Аллах и Будда - который, между прочим. Богом вовсе не является, но  любит,
когда ему молятся, и в  некотором  смысле  представляет  собой  наместника
Всеобщего Равновесия - и Один [в скандинавской  мифологии  верховный  Бог,
соответствующий Водину у континентальных германцев, создатель  мира,  отец
Тора], и Тор, и Зевс, и Церера [в  римской  мифологии  богиня  плодородия;
соответствует греч. Деметре],  и  Иштар  [в  ассиро-вавилонской  мифологии
богиня плодородия  и  любви,  богиня-воительница],  и  Мантра  [магическая
формула в индуизме и буддизме], и Вишну [в брахманизме и индуизме один  из
трех высших богов (наряду с Брахмой и Шивой), бог-хранитель;  олицетворяет
энергию, благоустраивающую космос], и...
     - Избавь меня от всего  списка,  -  вмешался  Дункан.  -  Мне  и  так
понятно, о чем речь.
     - Правда? А мне - нет.  Теория  утверждает,  что  молящийся  всем  Им
умножает  воздействие  молитв,  а  божественная  сила   деяний   Всевышних
увеличится многократно, можно сказать, растет небесная отдача. Но...  что,
если  молитва,  возданная  одному  Божеству,  сделает  бессильной   другую
молитву? Что если все мои молитвы тогда сотворят один  большой  ноль?  Как
быть мне? Может, все эти годы я ошибался и вообще напрасно  прожил  жизнь,
не говоря о впустую растраченных жизнях  тех  людей,  кто  доверился  мне?
Может быть...
     Он умолк, пока официант расставлял тарелки с едой и воду.
     - Хотите что-нибудь еще, граждане?
     - Спасибо, нет, - сказал Дункан.
     Когда  официант  ушел,  Дункан  наклонился  к  Кэбтэбу  и   зашептал.
Маловероятно,  чтобы  кто-то  мог  подслушать  их  в  ресторанном  шуме  -
посетители без умолку смеялись и говорили - но парочка за соседним  столом
все  же  внушала  ему  некоторые  опасения.  Не  припрятаны   ли   у   них
подслушивающие устройства? Эти трое выглядели вполне безобидно,  и  Дункан
всегда был уверен, что способен с первого взгляда  отличить  органиков  по
выражению их лиц, непроизвольно излучавших власть и превосходство.  И  все
же он мог ошибиться. Так зачем зря рисковать?
     - Я не знал, что у тебя есть любовница, - сказал он.
     - Я не стал бы так называть эту женщину,  -  ответил  Кэбтэб.  -  Она
привлекательная  и  очень  интересуется  моей  теорией   и   практическими
аспектами теологии. Они ведь охватывают все явления и проникают  буквально
повсюду. Я подозреваю, что более всего ее прельщает моя большая  квартира.
И обилие кредиток, не говоря уже о моих сексуальных  доблестях  -  в  этом
отношении я, можно сказать, просто Самсон.
     - Что это с тобой случилось? - спросил Дункан. - Не хочу обидеть,  но
мне казалось, что твое большое эго несовместимо с таким самоуничижением  и
внутренними сомнениями.
     - Разве я так эгоистичен?! - воскликнул Кэбтэб. - Просто я реалист  и
вижу вещи такими, какие они есть на самом деле. Но я всего лишь человек  и
полностью завишу от той среды, в которой живу. В  здоровом  теле  здоровый
дух - помнишь такую пословицу? Моя душа расцветает только тогда,  когда  я
ем сколько хочу. Но когда это общество  -  скопище  презренных  пигмеев  -
вынуждает меня сесть на дурацкую диету, я начинаю страдать. Мой  вес,  моя
мощь - это мое оружие, оно для меня не менее важно, чем панцирь для краба.
Я чахну, слабею, сохну. Тело мое теряет силу, вместе с  ним  изнемогает  и
душа. Пища - мое солнце, а разве без солнца бывает тень? Тень -  это  душа
моя и...
     Несмотря на предупреждающие жесты Дункана, Кэбтэб разошелся и говорил
очень громко. Пара, сидевшая рядом, без сомнения, дышала его. Хотя в речах
гиганта не было  ничего  предосудительного,  мысли  его  могли  показаться
посторонним весьма странными. Простое выражение недовольства  властями  не
считалось чем-то противозаконным, но органики докладывали наверх обо всем,
что   могло   рассматриваться   даже   как   потенциальный    ропот    или
эксцентричность. Положение  же  Кэбтэба,  впрочем,  как  и  обстоятельства
Дункана, было таково, что он вряд ли выдержал бы серьезное расследование.
     Дункан схватил гиганта за руку и негромко сказал:
     - Ешь. У нас не так уж много времени.
     Кэбтэб подмигнул ему и встряхнул головой.
     - Мне следует  поучиться  быть  более  почтительным.  Тогда  и  Боги,
наверно, охотнее прислушаются к моим словам.
     "Господи! - подумал Дункан. - Примитивный политеист. Это  в  таком-то
возрасте!"
     Набив рот творогом, Кэбтэб сказал:
     - Я бы извинился, если бы считал, что это  действительно  необходимо.
Но я прежде всего священник, проповедник.  Ты  даже  представить  себе  не
можешь, насколько мне  тяжело  отступиться  от  данного  мне  от  рождения
желания нести людям Правду и пытаться наставить их на путь истинный.
     - Пора идти. Она направляется в туалет. - Дункан переводил  взгляд  с
восхитительной Пантеи Сник - в груди у него щемило, когда  он  смотрел  на
нее - на Боулброук и обратно. Сник беззаботно болтала с  сослуживцами,  не
сводя, однако, глаз с Боулброук. Она поднялась из-за стола одновременно  с
Дунканом. Непринужденной походкой они направились в туалет. Не успели  они
еще дойти до входа, как копна  золотисто-каштановых  волос  их  намеченной
жертвы исчезла из виду. Дункан по коридору прошел  в  просторную  комнату.
Двое мужчин стояли у настенных писсуаров. Бросив  быстрый  взгляд  понизу,
вдоль откидных дверей кабинок, он заметил, что женские ноги видны только в
одной из них. Двери, в которые вошла Боулброук, продолжали качаться.
     Дункан встал перед писсуаром и, отвлекая  внимание  мужчин,  принялся
отпускать комментарии по поводу предстоящих выборов. Сник без  промедления
вошла в кабинку Боулброук, на ходу вытаскивая из сумки баллончик. Операция
прошла бесшумно, по крайней мере никаких  звуков  сопротивления  Боулброук
Дункан не услышал. Оба мужчины вышли,  однако  почти  сразу  появился  еще
один.  Дункан  деловито  стоял  рядом  с  писсуаром,  произнося  что-то  о
неприятности с простатой у  мужчин.  Неплохой  предлог  для  затянувшегося
пребывания в туалете.
     Сник справилась с делом быстро. Примерно через минуту она  уже  вышла
из кабинки. Дункан, застегнув брюки, последовал за ней.
     - Ну как? - спросил он.
     - Я прыснула ей в лицо как раз в тот момент, когда она раскрыла  рот.
Она отключилась тотчас же. Я спросила о кодах, и она выложила все,  словно
на экзамене.
     - Вы дали ей гипнотический посыл, чтобы она забыла все происшедшее?
     - Конечно! Она не будет ничего помнить. Решит, что  непонятно  почему
вдруг заснула. Если вообще заметит, что прошло больше чем надо времени для
туалетных дел. Я внушила ей беззаботное настроение.
     - Не сердитесь. Мой вопрос носит скорее риторический характер.
     - Я несколько нервничаю, хотя чувствую себя  прекрасно.  Так  приятно
ощущать возбуждение.
     - Точно. Мне это близко.
     Они умолкли. Сник вернулась в свою  компанию,  а  Дункан  в  общество
Кэбтэба.
     - Все прошло нормально? - спросил Кэбтэб.
     - Как касторовое масло в гусиную глотку.
     Они закончили есть, подошли к кассе, всунули свои карточки в гнездо и
вышли. Вечером Дункан, зайдя в Спортер, присел на  табурет  возле  Сник  и
спросил ее о кодах, названных Боулброук. Спустя несколько минут, изображая
из себя ухажера-неудачника, получившего отказ, он вышел  из  таверны.  Ему
хотелось провести вечер в ее обществе, а затем, прежде чем  отправиться  в
стоунер, еще немного поспать. Однако это было невозможно. Он не мог давать
кому-либо ни малейшего повода подумать, будто они хорошо знакомы.
     В десять часов, перед самим закрытием, он вошел  в  магазин  Изимова.
Как раз выходил последний покупатель. Дункан подошел к прилавку и  спросил
"Дикие мечты", одно из лекарств,  которые  было  разрешено  отпускать  без
рецепта.  Когда  Изимов,  вспотевший  больше,  чем  обычно,  протянул  ему
пузырек, Дункан назвал  ему  добытые  коды,  предполагая,  что  они  будут
записаны каким-нибудь устройством, которое  Изимов  носил  как  украшение.
Возможно - в фигурке Танцующего Будды, висевшей на цепочке у него на шее.
     Вид у Изимова был удивленный.
     - Мне говорили, что этой информации у вас не будет по крайней мере до
конца месяца.
     - Я работаю быстро, - сказал Дункан.
     -  Я  догадывался.  Вы  должны  встретиться  с  вашим  начальником  в
гимнастическом зале Ветмор в восточном блоке  завтра  в  семь  вечера.  Он
приказал мне сообщить об этом, как только вы  передадите  коды.  Он  будет
очень удивлен.
     - Скажите ему, что все прошло без задоринки. Волноваться нечего.  Она
- он поймет, о ком речь - даже не подозревает, что мы выпытали у  нее  эту
информацию.
     - Сожалею, что ничего не знаю о происходящем, - сказал Изимов.
     - И я тоже,  -  неопределенно  бросил  Дункан.  Он  взял  пузырек.  -
Увидимся еще.
     - Подождите минутку, - позвал его Изимов. -  Вы  когда-нибудь  раньше
пользовались этим средством? - он показал на пузырек.
     - Нет.
     - Тогда вам лучше ознакомиться с предупреждением на этикетке. Иногда,
к счастью, так бывает нечасто, после этого  лекарства  люди  видят  вместо
приятных снов самые  настоящие  кошмары.  Если  с  вами  произойдет  нечто
подобное, больше не принимайте и непременно свяжитесь со  мной.  Я  обязан
сообщать о подобных случаях в Бюро лекарств. Им требуется  эта  информация
для подготовки статистических обзоров.
     - Ради Бога! Я купил лекарство, чтобы  получить  повод  сообщить  вам
информацию. Я принимаю только лечебные препараты.
     Изимов вытер пот со лба тыльной стороной ладони.
     - Понятно, - сказал он. - Я немного нервничаю.
     - Слишком нервничать опасно, - заметил Дункан. - Я не  имею  в  виду,
что все неприятности проистекают исключительно от органиков...
     Он вышел. Изимов проводил его пристальным взглядом  широко  раскрытых
глаз. Без сомнения, заключительные слова Дункана еще больше  заинтриговали
его. Тот же без какой-либо задней мысли просто хотел предостеречь его,  ни
в коем случае не огорчать.  Он  сочувствовал  ему  как  человеку,  который
занимает не свое место.
     По дороге домой Дункан решил немного пробежаться трусцой.  Он  бежал,
обгоняя прохожих, некоторые опережали его. Последние автобусы, двигаясь по
переходам, подбирали людей, чтобы быстрее  доставить  их  домой  -  успеть
приготовиться к стоунированию. Мимо медленно  проехала  патрульная  машина
органиков, небольшой трехколесный электромобиль зеленого цвета без  крыши.
Сидевшие в нем мужчина и женщина бросили на него  быстрый  взгляд.  Ничего
странного, они по своему обыкновению осматривали всех.
     Дункан уже подходил к двери своей квартиры, миновав  ярко  освещенную
витрину магазина, когда услышал, как неизвестная женщина, обращаясь явно к
нему, кричала с противоположной стороны улицы:
     - Кэрд! Джеф Кэрд!
     Секунды две он не мог вспомнить, что  значат  эти  слова.  Потом  оно
прорвалось  сквозь  него,   словно   автомобиль   на   огромной   скорости
протаранивший баррикаду. Его старое имя... Имя одного из  его  персонажей,
имя главного лица, которым он был.
     Наклонив голову, он  ускорил  шаг,  стараясь  не  сбиваться  на  бег.
Остановившись у двери, Дункан просунул идентификационную карточку в щель.
     - Кэрд! - еще громче крикнула женщина.
     Дункан повернулся. Женщина шла в его сторону через  переход.  На  ней
была гражданская одежда, но по выражению лица и осанке он распознал в  ней
органика. Женщина  была  почти  одного  с  ним  роста,  худощава,  с  чуть
продолговатым,  довольно  привлекательным  лицом.  Одна  рука   незнакомки
скрывалась в складках багрянистой, отделанной серебром накидки.
     - Кэрд! Ты не помнишь меня? Манхэттен? Я  капрал  патрульной  службы.
Хатшепсут Эндрюс Руиз. Хэтти!

                                   18

     Лицо ее плыло в его мозгу подобно утке  в  тире.  Оно  поднималось  и
ныряло, поднималось и ныряло. Образ ее возникал  в  разных  точках  словно
случайные  голограммы.  Он  не  мог  вспомнить  об  этой  женщине   ничего
существенного, но не сомневался, что она хорошо знала его. Что она  делает
здесь? Приехала в гости? Иммигрировала? Впрочем, разве это имеет значение?
     Дункан непринужденно улыбнулся.
     - Сожалею, но вы ошиблись.  Мое  имя  Эндрю  Вишну  Бивольф.  Я  что,
похож... на этого Кэрда?
     Руиз, казалось, засомневалась. Остановившись в  нескольких  шагах  от
Дункана, она скосила глаза и сказала:
     - Вылитый двойник. Я была потрясена, увидев вас. Сначала  подумала...
вас же не может быть! Кэрд мертв!
     - Грустно слышать это.
     Сердце Дункана билось учащенно, а тело словно стало легче  фунтов  на
пятьдесят.  Если  так  дело  пойдет,  он,  пожалуй,  вот-вот  взлетит  над
мостовой.
     - Не стоит сожалеть. Он был предателем, заговорщиком. Он...
     Она замолчала, видимо решив, что болтает лишнее.
     Улыбка слетела с ее губ.
     - Вашу идентификационную карточку, пожалуйста.
     Дункан бросил взгляд  в  обоих  направлениях  -  вперед  и  назад  по
переходу. Рядом никого не было.
     - Конечно. Вы органик?
     Руиз кивнула и опустила руку во  внутренний  карман  шишкой  накидки.
Дункан не дал ей возможности вытащить удостоверение. Он нанес Руиз удар  в
подбородок. Женщина, шатаясь, откинулась назад, а он,  сделав  выпад,  еще
раз ударил ее, на сей  раз  ребром  ладони  в  шею.  Сна  тяжело  рухнула,
стукнувшись головой о мягкую, пружинящую стену перехода.
     Ему понадобилось всего три секунды, чтобы затащить  обмякшее  тело  в
собственную квартиру. Обыскав  Руиз,  он  обнаружил  ее  идентификационную
карточку и протонный пистолет.  Взяв  находки,  он  направился  к  личному
шкафчику и вернулся с баллончиком тумана истины, который хранил незаконно.
Дункан выпустил в лицо Руиз заветное облако. По  крайней  мере  пятнадцать
минут она пробудет без сознания. У него оставалось немногим больше времени
решить, как поступить с ней.
     - Можно было попробовать одурачить ее, -  пробормотал  он.  -  Только
вряд ли она успокоилась бы. Наверняка сопоставит мою карточку  с  архивным
файлом Кэрда. И тогда - конец. Проклятье! Какими судьбами я  наткнулся  на
нее?
     И все же он находил в случившемся некоторое утешение.  Если  уж  было
суждено встретиться с ней, свидание прошло нельзя как удачно.
     Столкнись они где-нибудь в другом  месте,  вряд  ли  ему  удалось  бы
незаметно разделаться с Руиз.
     Он  подумал,  не  стоит  ли  попытаться  загипнотизировать  ее,   дав
заключительную  установку  забыть  все  случившееся.  Но  она  очнется  со
сведенной челюстью и болью в шее, что, конечно, вызовет у нее  недоумение,
затем подозрение, а потом... Потом Руиз  определенно  обратится  к  врачу,
который восстановит в ее памяти всю цепочку событий. Она вспомнит все, что
произошло перед неожиданным провалом сознания. Она узнает даже о том,  что
происходило, когда она была бесчувственна.  Врач  позаботится,  чтобы  она
вспомнила все без исключения, свои  осязания  и  звуки,  даже  будучи  под
воздействием тумана истины. Нет, он не имеет права так рисковать.  Что  же
делать с ней?
     Если Руиз исчезнет, органики начнут расследование. Она, без сомнения,
каждые полчаса докладывала о своем местонахождении, и в штабе  знают,  что
последнее сообщение поступило именно из этого района. В следующий  Вторник
окрестности дома Дункана будут более всего  походить  на  переполошившийся
муравейник. Допросят всех без исключения жильцов. Если кто-нибудь  вызовет
у органиков хоть  малейшее  подозрение,  ему  не  избежать  паров  тумана.
Конечно, Дункан будет лгать, но если гэнки  начнут  копать,  проверят  все
данные его идентификационной карточки аж до самого рождения -  иногда  эти
подонки так и поступают - они  обнаружат  много  интересного.  Последствия
предугадать нетрудно. Органики не оставят его в покое.
     Было слишком поздно, чтобы передать  сообщение  шефу  из  ВПТ.  Кроме
того, нужно быть честным: он сам попал  в  эту  передрягу,  сам  и  должен
выбираться из нее. Во-первых, необходимо разобраться, когда и где их  пути
пересекались. Нужно вытянуть из нее все, что она знает о нем и  о  чем  он
сам не ведает. Особенно о его жизни в Манхэттене.
     Руиз лежала на диване с закрытыми глазами и быстро  отвечала  на  его
вопросы. Оказывается, она служила под началом Дункана в те времена,  когда
он был детектив-капитаном Джефферсоном Сервантесом Кэрдом. Она не знала, к
какой подпольной организации он принадлежал, но участвовала в операции  по
его поимке, которая завершилась для Кэрда-Дункана тюрьмой. Руиз  принимала
участие и в охоте за ним после того,  как  ему  удалось  бежать.  Ей  было
известно, что труп Кэрда нашли в Нью-Джерси. Сведения об этом поступили  к
официальным чинам  службы  органиков  Манхэттена.  А  она  узнала  все  от
детектив-майора  Валленквиста,  поскольку   некоторое   время   была   его
любовницей.
     Валленквист. Перед глазами Дункана  проплыло  широкое,  жирное  лицо.
Валленквист был его боссом, и это все, что Дункан мог о нем вспомнить.
     Что еще сообщил  ей  этот  майор?  Задав  Руиз  несколько  осторожных
вопросов (вытягивать из нее  информацию  следовало  постепенно,  поскольку
человек в тумане истины сообщает лишь минимальные сведения  и  допрашивать
его следует умело), Дункан выведал все,  что  было  известно  Руиз.  Если,
конечно, вопросы были заданы с умом. Однажды Валленквист упомянул  Руиз  о
долголетии Кэрда. Она  попыталась  расспросить  его  подробнее,  но  майор
перевел разговор на другую тему, он даже просил ее забыть об этом, если ей
не безразлична судьба их обоих.
     -  Испугался  ли   Валленквист,   когда   сообразил,   что   случайно
проговорился о долголетии Кэрда? - спросил Дункан. - Какое,  черт  возьми,
дело органикам до того, сколько прожил Кэрд?
     - Он был огорчен, - ответила Руиз бесцветным голосом.
     - Сильно огорчен? Напуган? Как бывает,  когда  человек  проболтается,
сказав нечто такое, чего не должен был говорить?
     - Да.
     - Валленквист никогда больше не упоминал о долголетии Кэрда?
     - Никогда.
     - А что вы думаете по поводу его странного предупреждения?
     - Ничего особенного. Я не вполне понимала, о чем он вообще говорил.
     -  Вам  никогда  не  приходилось  слышать,  чтобы  кто-нибудь  другой
упоминал об этом? Может, в вашем присутствии прозвучало нечто,  что  могло
бы напомнить вам о высказывании Валленквиста?
     - Нет.
     - Слышали вы что-нибудь такое, видели или читали, из  чего  следовало
бы, что Кэрд, возможно, не умер?
     - Нет.
     Вот и все. Ну и что теперь с ней делать?
     До полуночи оставалось  всего  пятнадцать  минут.  Экраны  на  стенах
мерцали ярко-оранжевым цветом и издавали негромкое  гудение,  предупреждая
граждан Вторника о необходимости  подготовиться  к  переходу  в  стоунеры.
Некоторые уже,  наверно,  включили  подачу  энергии,  собираясь  влезть  в
цилиндр до истечения контрольного времени. Как только  Дункан  задействует
свой цилиндр, это будет зафиксировано в банке  данных.  Надо  делать  это,
иначе он привлечет к себе внимание.
     Он мог, конечно, стоунировать Руиз, а потом скинуть ее тело из окна в
воды, омывающие стены башни. В такой поздний  час,  глядишь,  никто  и  не
заметит. Тело может, пролежать в грязи под водой довольно долго,  а  то  и
вообще не найдут. Нет, рискованно... Время от времени дно  залива  чистили
землечерпалки. Надо узнать, когда это произойдет в следующий раз. Ему  так
"везет" в последнее время, что, наверно, работы назначены на завтра.
     Когда в распоряжении Дункана оставалось всего пять  минут,  он  решил
отложить все до следующей недели. Дункан затащил Руиз в цилиндр  вместе  с
собой, согнул ее, придавив  ногами,  и  стал  ждать  поступления  энергии.
Секунды, пока еще сохранялось сознание,  показались  Дункану  долгими.  Он
закрыл глаза - или  так  ему  показалось...  и  вновь  открыл  их.  Дункан
выглянул в окошко цилиндра - убедиться, что в  комнате  никого  нет.  Хотя
никого  там  быть  и  не  могло,  Дункан  всегда  проявлял   осторожность.
Удостоверившись, что  все  в  порядке,  Дункан  толкнул  дверцу  стоунера,
перешагнув через Руиз, которая еще спала, подошел к экрану  на  стене.  Он
выдал компьютеру команду очистить экран, а затем назвал номер Сник.
     Сник ответила сразу же. Вид у нее был заспанный.
     - Вы одна? - спросил Дункан.
     - Нет, не одна, - ответила она. - Но он в ванной. Что случилось?
     Несколько секунд Дункан не мог произнести ни слова. Гнев охватил его,
лишив речи.  Словно  ледяная  рука  сжала  его  мозг  и  сердце,  он  весь
похолодел.
     - Вы нужны мне сейчас же, - сказал он. -  Чрезвычайная  ситуация.  Вы
можете уйти, не вызвав подозрения?
     Остатки сна слетели с ее лица,  словно  слой  воды,  испарившийся  от
жары.
     - Извините, я не могу, - сказала она.
     - Тогда я... Впрочем, ладно. Увидимся позже.
     Дункан отключил Сник и,  справившись  с  учащенным  дыханием,  вызвал
падре.
     - Кто это, черт возьми? - прокричал Кэбтэб. - Кто осмелился  оборвать
жизненно важный сон человека?
     Значит, Кэбтэб прямо из стоунера отправился в постель.
     - Чрезвычайная ситуация. Можешь прийти ко мне сейчас же?
     - Конечно, друг мой, - сказал падре, немного  смягчившись.  -  Может,
скажешь?..
     - Не могу, - ответил Дункан, выключая экран.
     Через десять минут падре, весь мокрый и опять  сердитый,  появился  в
его квартире.
     -  Будь  прокляты  эти  автоматические  поливалки  в   переходах!   -
прогромыхал он. - Ну почему они не могут поливать улицы в  полночь,  когда
все сидят дома? Ну зачем  дожидаться,  когда  начнется  Вторник?  От  этих
поливалок просто нет никакого спасения. Стреляют отовсюду  -  со  стен,  с
пола, с потолка!
     - Должен же  санитарный  батальон  немного  поразвлечься,  -  заметил
Дункан. - Ну хорошо. Вот в чем дело. Мне нужны твои мускулы, мозгов у меня
у самого хватает. Ты должен мне помочь.
     Дункан уже  дестоунировал  Руиз,  надеясь,  что  скачок  потребляемой
мощности  не  будет  замечен  в  городском  департаменте  учета   энергии.
Аппаратура, конечно, зафиксирует этот факт, но служащие могут не  обратить
на него внимания. Даже если дежурный и заметит что-то подозрительное, лень
или занятость вряд ли подвигнут его  определять  виновника,  а  потом  еще
разбираться на месте. Рискованно, но другого выхода у Дункана не было.
     Или все-таки был.
     Оставалась еще одна - чудовищная - возможность:  расчленить  Руиз  на
куски и бросить их в мусоропровод. На это однако он был неспособен.
     Кэбтэб и Дункан вместе дотащили тело Руиз до личного  шкафа  Дункана.
Взяв оттуда его вещи и распихав их по углам, они убрали и  сложили  полки.
Затем, ругая неизвестно кого, втащили Руиз в освободившееся пространство.
     - Только на время, - сказал Дункан. - Если они начнут искать ее  -  а
это неизбежно, - мы не сможем  держать  тело  здесь.  Немедленно  придется
избавиться от нее.
     - Как скоро? - спросил Кэбтэб, вытирая пот со лба.
     - Хорошо бы через десять минут.
     - За это время мы успеем разве  что  выбросить  ее  в  окно.  Но  это
опасно, наверняка кто-нибудь заметит падающее тело.
     - Они будут не в восторге, - сказал Дункан, - но у  нас  не  остается
другого выхода. Надо связаться с ВПТ. У них есть люди  и  средства,  чтобы
спрятать тело.
     - Наш единственный контакт - это Изимов.  Можно  не  сомневаться,  он
наложит в штаны.
     - Плохо дело.  -  Дункан  включил  экран  на  стене  и  ввел  команду
связаться с квартирой Изимова, передав машине адрес.
     - Откуда вы знаете адрес? - спросил Кэбтэб. -  Я  полагал,  мы  можем
связываться с ним только в магазине.
     - Я запросил городское справочное бюро. На всякий случай.
     Подождав минуту, Дункан отступился.
     - Либо его нет дома, либо он включил машину сна.
     Несколько секунд он раздумывал, а затем снова вызвал Изимова. Дункану
вовсе не хотелось делать этого, но  он  все-таки  решил  оставить  Изимову
сообщение с просьбой  позвонить  ему  на  квартиру.  Поскольку  теперь  не
оставалось ничего другого, как ждать звонка, Дункан решил приготовить себе
и падре  завтрак.  Они  поели,  приняли  душ,  а  затем  сидели,  обсуждая
различные способы, как вывезти Руиз. Ни один из планов  не  имел  заметных
шансов на успех.
     - Органики не станут утруждать  себя  такой  мелочью,  как  получение
отдельных ордеров на обыск, - сказал Дункан. - У них  будет  общий  ордер,
который развяжет  им  руки;  гэнки  используют  секретный  код,  способный
открыть все дверные замки в нашем блоке. Не успокоятся, пока не перевернут
все вверх дном. Вполне вероятно, что наша секция будет первой.
     - Еще есть время, - сказал Кэбтэб. -  Ее  хватятся  только  в  девять
часов, когда станет ясно, что она не явилась на службу. Ну,  от  силы  еще
час-два, пока органики будут выяснять, в чем дело.
     - Вряд ли. Минут двадцать - не  больше.  Они  не  станут  зря  терять
время.
     С минуту Дункан напряженно думал.
     - Деваться некуда - придется все же разбудить Изимова. В конце концов
нет никаких оснований связывать наш визит к нему с исчезновением Руиз.
     Несмотря на столь ранний час, автобусы курсировали вовсю. Они сели  в
один из них и вышли в четырех кварталах от дома Изимова.  Остальную  часть
пути решили пройти пешком. Номер 566  по  Авеню  Фонг  имел  окрашенную  в
ярко-красные и зеленые полосы дверь в  полукруглый  коридор  с  множеством
квартир. Дункан нажал кнопку звонка, стараясь выглядеть  беззаботно  и  не
привлекать внимания прохожих. Они встретили на улице уже десяток людей, и,
если верить статистике, один из них непременно был  шпиком,  переодетым  в
гражданскую одежду. Один - из десяти.
     Дункан не отрывал пальца от кнопки звонка. Прошло около минуты.
     - Наверно, его нет. Или увидел нас и сейчас  дрожит  от  страха,  как
свеча на ветру. Неужели, действительно видит нас, но не хочет впустить?
     Кэбтэб оглядел улицу - слежки нет.  Затем,  встав  туда,  где  Изимов
обязательно увидел бы  его  на  своем  мониторе,  падре  отчаянно  замахал
руками. Если Изимов заметил их, то теперь ему  будет  ясно,  что  визитеры
явились не для того, чтобы убить время.
     - Пойдем, - сказал Кэбтэб. - Может быть, он умер.
     Они вернулись в квартиру Дункана. За кофе Дункан сказал:
     - Ну что ж, надо принимать решение самим.  Должен  же  быть  какой-то
выход.
     В дверь позвонили. Дункан включил монитор, и они увидели  стоявшую  у
подъезда женщину с высокой прической,  в  ярко-красном  плаще.  Ее  узкое,
вытянутое лицо показалось Дункану привлекательным. Губы женщины были густо
накрашены черной помадой.
     - Кто это? - спросил он.
     - Чрезвычайная ситуация, - ответила женщина. - Впустите меня.
     Дункан голосом подал команду, и дверь открылась. Он встретил женщину,
едва она сделала несколько шагов в переднюю.
     - Кто вы? - спросил он.
     - Лучше вам не знать, - ответила женщина, улыбнувшись.
     Она вытащила из кармана плаща карточку, взглянула на нее.
     - Вы - Бивольф. А этот человек - Иеремия Скандербег Вард. Правильно?
     - Откуда вы знаете?
     - Неважно. У меня мало  времени.  Меня  прислали  сказать,  что  ваше
сообщение Изимову стерто, об этом не беспокойтесь. И...
     Она облизала губы.
     - И?.. - переспросил Дункан.
     - Изимов мертв.
     Дункан остолбенел.
     - Бог мой! - воскликнул Кэбтэб.
     - Умер сегодня рано утром. Властям пока об этом не известно. Я  здесь
из-за вашего сообщения ему. Хотите передать что-нибудь своему начальнику.
     - Ну и дела! - просопел Кэбтэб. - Как... как он умер?
     - Мне не сказали. У вас есть сообщение?
     - Ну и шуму будет, - сказал Дункан. - В один день исчезли  сразу  два
человека. Да у шпиков просто пена изо рта пойдет.
     - Два? - переспросила женщина. - Почему два? И что значит - пропали?
     - Я не такой уж идиот, - сказал Дункан. -  Люди  ВПТ  убили  Изимова,
разве не так? Ему не доверяли, он стал слишком нервничать и вел себя очень
странно.
     - Не спешите с выводами, Эндрю, - сказал Кэбтэб. - Откуда?..
     - Может, ты и прав, но у меня есть некоторый опыт по части подпольных
организаций. Изимов был напуган и ненадежен.  По  всем  признакам  он  был
слабаком.
     - Вы просто параноик, - вставила женщина.
     - Может, и так! Но готов спорить...
     - Успокойся, - негромко  сказал  Кэбтэб,  обнимая  Дункана  за  плечи
прямыми и сильными, как у робота, руками. - Они еще подумают, что  и  тебе
нельзя доверять.
     Дункан несколько  раз  глубоко  вдохнул  и  представил  себе  залитую
солнцем зеленую лужайку, на которой весело играли  фавны  и  нимфы.  Кровь
отлила от лица, дыхание успокоилось.
     -  Да.  Хорошо.  Возможно,  я   слишком   подозрителен.   Вы   должны
согласиться, что мы ведем такой образ жизни, что подозрительность растет в
нас словно бактерии в гнойной ране.
     - Очень поэтично, мой друг, -  сказал  Кэбтэб,  убирая  руки.  -  Вас
просили что-то передать, любезнейшая?
     - Я уполномочена говорить только с Бивольфом. Пожалуйста, перейдите в
другую комнату. Вы, Бивольф, поклянитесь молчать.
     - Клянусь, - произнес Дункан. "Это будет зависеть от того, что ты мне
сообщишь", - подумал он про себя.
     - Извините моего коллегу. Некоторые  вещи  способны  привести  его  в
бешенство.
     Падре, едва сдерживая негодование и беззвучно шевеля губами,  покинул
комнату.
     - Вот что меня просили передать вам.
     Она говорила около  минуты.  Дункан  изо  всех  сил  старался  скрыть
впечатление, которое произвел на него рассказ женщины.
     - Повторите, - попросила женщина.
     Он повторил все слово в слово.
     - Хорошо. Ну, а что у вас тут стряслось?
     Слушая Дункана, женщина бледнела, глаза расширялись.
     Дункан закончил свой рассказ.
     - Мой Бог! Прямо не знаю! Решение должен  принять  мой  начальник!  У
меня  нет  полномочий  предпринимать  какие-либо   действия   в   подобных
ситуациях. Кроме того, я не представляю, что делать!
     - Тогда надо шевелиться, - сказал Дункан. - Можете  установить  связь
со своим начальником прямо сейчас? Нельзя терять ни минуты.
     - Думаю, что могу.
     Она проворно повернулась и направилась к двери, затем остановилась  и
опять обернулась.
     - В котором часу вам нужно быть на работе?
     - Через два часа и пять минут.
     - Ждите здесь. Если  с  вами  не  свяжутся,  придумайте  какой-нибудь
предлог, чтобы не являться сегодня на службу.

                                   19

     Кэбтэб ввалился в комнату словно вздыбленный, разъяренный  лев  перед
схваткой.
     - Эта сука ушла?
     - Она выполняет  свою  работу,  -  сказал  Дункан,  -  хоть  я  и  не
сомневаюсь, что она соображает, в чем дело. Да я и сам ни  черта  не  могу
понять.
     - Может, я был слишком суров к ней, несправедлив, - сказал падре. - Я
обращусь к своей душе, и мне откроется истина. Если  я  действительно  был
несправедлив, придется поискать причину, которая извинила бы меня. И ее за
то, что вызвала мой гнев.
     - У нас есть и более срочные дела. Тебе не кажется?
     - Нет ничего более важного, чем состояние души.
     - За возможным исключением, - добавил Дункан, глядя на огромное брюхо
Кэбтэба.
     - Душа и живот неотделимы, - ответил  Кэбтэб.  -  Да  не  стремящийся
разорвать эту связь воистину свободен.
     -  От  чего?  -  Дункан  сопроводил  вопрос  нетерпеливым  жестом.  -
Послушай. Она сказала, что скоро здесь будет бригада из  Бюро  транспорта.
Они появятся под видом рабочих этой службы, а может, и в самом деле у  ВПТ
есть там свои люди. Не имеет значения. Надо приготовить  тело  Руиз  к  их
приходу. Ребята не могут тратить больше времени, чем абсолютно необходимо.
     - Что мы должны делать?
     После объяснений они принялись за дело. Дестоунировав тело Руиз,  они
согнули его  в  позу  эмбриона,  а  затем  связали,  чтобы  она  не  могла
выпрямиться, если вдруг придет в  сознание.  Затем  вновь  затащили  ее  в
цилиндр  и  включили  энергию.  Окаменевшее  тело  обернули  простыней   и
перевязали шнуром.
     Следующие пятнадцать минут время тянулось  нестерпимо  долго.  Дункан
заметил патрульный автомобиль органиков, который медленно  двигался  вдоль
тротуара. Телевизионная камера, закрепленная на вертикальной  опоре  сзади
корпуса машины, вращалась будто голова одноглазой  совы.  Водитель  и  его
коллега о чем-то оживленно болтали.
     Дункан с удовольствием вспомнил,  что  закон  позволял  правительству
устанавливать камеры только на перекрестках и на патрульных машинах.  Если
бы, как на том постоянно настаивали власти, мониторы размещались у каждого
блока,  инцидент  с  Руиз  и  визит  представителя   ВПТ   уже   были   бы
зафиксированы. Сейчас  же  гэнки  узнают  только  о  приезде  транспортной
службы, машину  которой  неизбежно  заметят  на  нескольких  перекрестках.
Дункан не сомневался, что  выданное  транспортной  бригаде  задание  будет
предварительно  введено  в  банк  данных  полиции.   Как   далеко   зайдет
расследование?  Оставалось  надеяться,  что  все  было  сделано  чисто   и
полномочия бригады  сомнения  не  вызовут.  Хотя  вряд  ли  кто-нибудь  из
органиков пожелает утруждать себя подобным дознанием.
     - Мы не просто идем по натянутому канату, - пробормотал Дункан. -  Мы
бежим по нему.
     - Что? - переспросил Кэбтэб.
     Повторять было уже некогда. В  дверь  опять  позвонили.  Взглянув  на
экран,  Дункан  произнес  кодовое  слово  -  и  сезам  открылся,   впустив
транспортную  бригаду  -  двоих   мужчин   и   двух   женщин,   одетых   в
оранжево-черные  плащи  -  форменную  одежду  служащих  Бюро   транспорта.
Приехали они в  раскрашенном  в  зигзагообразную  полоску  оранжево-черном
фургоне. Мужчины несли вдвоем большой деревянный ящик.  Им  пришлось  чуть
пригнуться, чтобы протащить ящик в невысокий дверной проем.  Один  из  них
управлял четырехколесным  полуавтоматическим  носильщиком.  Все  вошли,  и
Дункан захлопнул дверь.
     Понадобилось всего несколько секунд,  чтобы  загрузить  завернутое  в
простыню тело Руиз в ящик. Дункан не произнес ни слова. Очевидно,  бригада
перед выездом из  штаба  получила  обстоятельные  инструкции.  Он  не  мог
объяснить для себя причину полного молчания "рабочих". То ли им  приказали
держать язык за зубами, то ли они просто в столь  ранний  час  еще  не  до
конца проснулись. Даже женщина - командир группы взяла протянутую Дунканом
идентификационную карточку не  произнеся  ни  слова.  Она  вставила  ее  в
плоскую коробочку, висевшую на цепочке у нее  на  шее,  подержала  ее  там
мгновение, а затем вернула Дункану.
     Дункан наблюдал на экране у двери за  тем,  как  ящик  с  телом  Руиз
водрузили на платформу фургона. Он даже успел заглянуть  в  фургон  в  тот
момент, когда борт с одной  стороны  откинули,  чтобы  погрузить  ящик.  В
фургоне  уже  лежал  какой-то  предмет,  накрытый  простыней.  Дункан   не
сомневался: это тело Изимова,  также  упакованное  в  положении  эмбриона.
Когда фургон вернется в  штаб  транспортного  бюро  -  если  он,  конечно,
направляется туда - труп Изимова переложат в  ящик,  в  котором  находится
тело Руиз. Ему было безразлично, куда поедет  этот  ящик  затем.  И  своих
проблем более чем достаточно. Оставалось всего несколько  часов  до  того,
когда гэнки узнают об исчезновении Руиз и Изимова.  После  этого  башня  и
особенно его этаж будут кишеть полицейскими. Сейчас, обдумывая всю цепочку
последних  событий,  он  не  сомневался,   что   органики   заинтересуются
содержимым ящика и обязательно заявятся к нему для расспросов.
     Дункан просунул свою карточку в щель на панели управления.  Произнеся
положенные устные команды, он вызвал на экран запись  визита  транспортной
команды. В записи было кое-что  важное:  его  начальник  ждет  от  Дункана
понимания и предлагает прочитать дополнительные инструкции,  занесенные  в
его карточку. Оказывается, один из  членов  организации,  воспользовавшись
карточкой, идентичной той, что была у Дункана, подал прошение о переезде в
другую квартиру поближе к работе. Прошение было удовлетворено, и  Дункану,
прежде чем отправиться на работу, предстоял переезд.
     Видимо, кто-то из членов ВПТ,  занимающий  в  правительстве  довольно
высокий  пост,  действовал  этим  утром  оперативно.  Наверняка   дубликат
карточки Дункана  на  всякий  случай  был  у  него  под  рукой.  Возможно,
резервные карточки были изготовлены на  всех  членов  ВПТ.  Этот  человек,
должно быть, сфабриковал дело таким образом, будто Дункан  подал  прошение
еще  в  прошлый  Вторник,  и  оно  в  тот  же  день  было  рассмотрено   и
удовлетворено.
     Итак, Гражданин Эндрю Вишну Бивольф, хотел он этого или  нет,  должен
был срочно перебираться, а его личные вещи уже уехали на новую квартиру  в
том ящике, который сегодня утром забрали из его  старой  квартиры  рабочие
Бюро транспорта.  Операция  была  продумана  до  мелочей.  Рабочие  должны
пробыть  в  новой  квартире  столько  времени,  сколько   необходимо   для
разгрузки. Затем ящик, в котором по-прежнему будут находиться тела Руиз  и
Изимова, отвезут на один из правительственных складов. Для самого  Дункана
этот план создавал некоторую проблему.  Ему  предстояло  каким-то  образом
перевезти личные вещи или избавиться от них.
     Кэбтэб  уже  собирался  уходить,  но  Дункан  попросил  его   немного
задержаться и помочь ему. Забрав вещи из шкафа и ванной, они уложили их  в
два больших спортивных рюкзака. Пришлось еще вымыть посуду и сложить ее  в
кухонный шкаф. На улице  уже  было  оживленно.  Люди  спешили  на  работу.
Автобусом оба доехали до новой квартиры Дункана. На карточку  Дункана  уже
записали другой код, позволяющий открыть  дверь.  Старый  код  сегодня  же
уничтожат и в банке данных.
     Кэбтэб опустил рюкзак на пол.
     -  Тебе  надо  осмотреть  квартиру,  -  сказал  Дункан.   -   Запомни
планировку. Никогда не знаешь, что может пригодиться завтра.
     Кэбтэб, недовольно бурча,  не  спеша  прошелся  по  комнатам.  Дункан
бросил вещи в шкаф для личных принадлежностей - успеется разложить  их  по
полкам.
     Деревянные детали интерьера и мебель в квартире были  лимонно-желтого
цвета, который, очевидно, предпочитал жилец Понедельника. Дункану пришлось
поработать с панелью управления, чтобы выбрать тот цвет, который  нравился
ему. Экраны на стенах замерли, ему предстояло самому  выбрать  картинки  -
неподвижные  или  движущиеся,  -  которые  он  хотел  бы  видеть  в  своем
интерьере. Не устланный коврами пол  имитировал  дуб,  но  лишь  поворотом
рукоятки  на  пульте  Дункан  мог  выбрать,  например,  лаковое  покрытие.
Оформление комнаты по своему вкусу  было  делом  простым,  если,  конечно,
человек знал, чего он хочет.
     Креслам, столам и диванам тоже можно  было  быстро  придать  желаемый
цвет, однако для изменения их формы требовалось не менее получаса, а перед
переходом в стоунер им  следовало  придать  прежнюю  форму  -  для  жителя
следующего дня. Дункан редко  утруждал  себя  подобными  операциями,  хотя
определенно отдавал предпочтение хрупкой изысканности неоалбанской мебели.
     Французские окна гостиной открывались на балкон. Вид отсюда  оказался
столь же прекрасен, как и из окон его старой квартиры, разве что изменился
угол  обзора.   В   целом   единственное   преимущество   новой   квартиры
действительно было в ее близости к месту его работы.  Если  бы,  мотивируя
этим свое желание, Дункан  сам  попросил  о  смене  жилья,  ему  наверняка
пришлось бы ждать не менее полусубгода. Получить на блюдечке то, о чем ему
даже не приходило в голову хлопотать,  -  не  подтверждается  ли  еще  раз
наблюдение  Дункана:  в  этом  обществе  связи  помогают  добиться  обычно
недоступного. Так было всегда, во все времена и у всех народов.
     - Прощай, - сказал Кэбтэб. - Прими мое благословение, сын мой.
     - Спасибо, падре. Встретимся в Спортере, если ничто не помешает мне.
     - Благословляю твою мужскую жизнь тоже.
     Дункан задержался немного, чтобы взглянуть сквозь окошки в  стоунерах
на лица людей, с которыми ему выпало делить квартиру и с которыми  никогда
не доведется говорить. Затем он поспешил в Бюро.
     Следующая  стадия  его  работы  заключалась  в   провесе   корреляции
коэффициентов     СЦ     шахматистов,      актеров      телевидения      и
инженеров-электроников. Занимаясь этим, он часто поглядывал  на  настенные
экраны новостей. Пора было уходить, а сообщений о Руиз и Изимове не  было.
Это, по внутреннему ощущению Дункана, ничего не значило. Наверно, органики
просто попридержали эти новости. _Н_а_в_е_р_н_о_.
     После  побега  из  Института  Такахаши  вся  жизнь  его  представляла
постоянное преодоление полосы препятствий - всех  этих  "_н_а_в_е_р_н_о_",
"_в_е_р_о_я_т_н_о_" и "_е_с_л_и_", внезапно  возникающих  из  темноты.  Он
почти ничего не знал о той организации,  ради  которой  должен  был,  если
понадобится, умереть. А ведь не выполни он  должным  образом  какой-нибудь
приказ, его запросто могли убить. Мрачность и неопределенность -  вот  два
слова, вполне пригодные для описания ситуации, в которой он оказался.
     Дункан напрягся. Приближалась еще одна неопределенная, а возможно,  и
опасная ситуация. Человек, который только что разговаривал с одним из  его
коллег по работе, направлялся в его сторону. Дункан не  знал,  что  думает
незнакомец и каковы его намерения,  но  в  одном  он  не  сомневался:  это
органик. Хотя  он  и  был  одет  в  гражданскую  одежду,  мужчину  окружал
холодный,  жесткий  нимб  превосходства  и  отстраненности.  Это   легкое,
прозрачное облачко не видел никто, кроме преступников со  стажем  и  самих
гэнков.
     "Надо быть милосердным,  -  подумал  Дункан.  Отчасти  их  вид  можно
объяснить необходимостью самообороны".
     В представлении  граждан  типичный  органик  выглядит  настороженным,
подозрительным, циничным,  всегда  готовым  отразить  нападение.  Хотя  по
статистике  они  очень  редко  сталкиваются  с  реальной  физической   или
словесной угрозой. Большинство людей боится их. И есть за что.
     Дункан поднялся из-за стола. Мужчина немного ниже его  ростом,  но  с
массивной мускулатурой, приближался к нему. Остановившись у края  круглого
стола Дункана, незнакомец произнес равнодушным голосом:
     - Гражданин Эндрю Вишну Бивольф?
     - Да, - кивая ответил Дункан.
     Мужчина  приподнял  карточку  на  зеленой  цепочке,  обвивавшей   его
колонноподобную шею:
     - Роудс Теренс  Эверчак,  детектив-сержант  первого  класса  из  Бюро
внутренней иммиграции. Желаете проверить мою карточку в компьютере?
     - Нет необходимости, - сказал Дункан улыбаясь. Широкое, красное  лицо
Эверчака осталось неподвижным.
     - У меня к вам несколько вопросов.
     Дункан решил играть роль благопослушного гражданина.
     - Да, я весь внимание. О чем же вы хотите спросить меня?
     Ответа не последовало, впрочем, он и не ждал его.
     Эверчак вытащил листок  с  печатным  текстом  из  нагрудного  кармана
просторной, зеленой, с золотой отделкой накидки. Посмотрев на  листок,  он
сказал:
     - У меня здесь копия вашего запроса, переданного в Бюро транспорта  с
просьбой перевезти один ящик с личными вещами со старой квартиры на новую.
Имеется также прошение о переезде на  другую  квартиру  и  соответствующее
разрешение. Есть данные проверки  факта  переезда  в  квартиру  по  новому
адресу и доставки туда ваших личных вещей. Действительно ли вещи доставили
вам в указанное здесь  время?  Может  быть,  имело  место  отступление  от
графика или вещи не доставили вовсе?
     - Точно по графику, и я в самом деле переехал на  новую  квартиру  по
адресу  Эверхоупфул  Курсвэй,  421,  -  ответил  Дункан.  -   Какие-нибудь
проблемы, сержант?
     - В таком случае, - сказал Эверчак, глядя прямо в  глаза  Дункана,  -
что было в тех мешках, которые вы с гражданином Иеремия Скандерберг Вардом
перенесли с вашей старой квартиры в квартиру по новому адресу?
     Дункан  ожидал  расспросов  о  содержимом  ящика,  но,  хорошо   зная
органиков, понимал, что гэнк может неожиданно ввернуть  на  первый  взгляд
совершенно незначащий вопрос. Он улыбнулся.
     - Все мои вещи не поместились в ящик, поэтому что осталось, я  сложил
в два рюкзака.
     - Почему вы не попросили рабочих Бюро  транспорта  прихватить  и  эти
мешки?
     - Я допустил ошибку. В заказе я назвал только один ящик.  Если  бы  я
попросил рабочих захватить рюкзаки, мне  пришлось  бы  оформить  еще  один
заказ. Тогда вещи приехали бы в следующий Вторник. Вы же знаете, что такое
бюрократия. Все канцелярские проволочки...
     - Вы критикуете правительство?
     - Да, конечно, - запросто произнес Дункан. -  Это  мое  право  и  моя
обязанность. Это - демократия. Вы отрицаете это право и долг?
     - Конечно, нет, - сказал Эверчак. - У меня  нет  подобных  намерений.
Почему вы решили пригласить Гражданина Варда помочь вам нести рюкзаки?
     - Я не смог бы сам нести два сразу.
     - Вы не поняли меня, - сказал органик. -  Почему  вы  выбрали  именно
Гражданина Варда?
     - Он хороший товарищ. Думаете так  просто  найти  желающих  помочь  с
переездом в столь ранний час?
     - Вам известно, что Гражданин Вард религиозен?
     - Конечно, - ответил Дункан, передернув плечами. - Но он  не  состоит
на правительственной службе. Исповедовать религию - это его право.
     - И несмотря на это вы поддерживаете с  ним  доверительные  дружеские
отношения?
     - Я не религиозен, - сказал Дункан. -  И  вам  это  известно.  Вы  же
проверили данные, зафиксированные в моей карточке.
     - Вы были знакомы с ним в Нью-Джерси?
     - Вы знаете, что это так.
     "Сейчас,  -  подумал  Дункан,  -  как  раз   время   для   совершенно
неожиданного, обескураживающего вопроса. Это их любимый прием".
     - Что произошло с Руиз и Изимовым?
     Дункан постарался придать себе вид изумленного человека.
     - С кем? - переспросил он.
     -  С  детектив-сержантом  сыскной  службы  Хатшепсут  Эндрюс  Руиз  и
Гражданином Ибрагимом Омаром Изимовым! - резко бросил Эверчак.
     - Не знаю. Вы говорите... с ними что-то произошло? Не понимаю, о  чем
речь. Никогда не слышал о Руиз, хотя знаю,  что  Ибрагим  Изимов  содержит
магазин на противоположной  стороне  перехода,  напротив  Спортера.  -  Он
сделал паузу, а затем уточнил: - Спортер - это таверна.
     Будто Эверчак и без него этого не знал.
     - Вы утверждаете, что вам неизвестно, что с ними произошло?
     - Я же сказал. Мне  неизвестно,  что  вообще  что-то  произошло!  Ну,
сержант! Может быть, объясните, что все это значит?
     - Вы согласны пройти тест истины?
     - Конечно,  -  с  готовностью  согласился  Дункан.  Он  вытянул  руки
ладонями вверх. - Мне нечего скрывать. Не понимаю, почему вы пристаете  ко
мне со всем этим, но  если  вы  действительно  думаете,  что  я  в  чем-то
виноват, можете опылять меня  чем  хотите.  Хотя  бы  здесь  и  сейчас.  Я
отказываюсь от своего права подвергнуться допросу в полицейском участке  в
присутствии адвоката и официальных лиц.
     Эверчак даже не попросил его повторить эти слова  в  магнитофон.  Все
необходимое для записи, без сомнения, находилось у него в кармане.
     Теперь наступил критический момент для самого Эверчака. Если  органик
думает, что Дункан блефует, он наверняка прибегнет к помощи  тумана.  Если
же он  просто  пытался  взять  Дункана  на  пушку,  не  имея  обоснованных
подозрений, то вряд ли станет теперь возиться с ним.
     - Это просто обычный допрос, - сказал Эверчак. - Мы ведем следствие.
     - Понимаю, но все-таки предлагаю, чтобы вы проверили меня туманом.  Я
не хочу, чтобы на мне оставалось даже отдаленное подозрение. На сегодня  я
уже закончил свою работу, так что времени предостаточно. Давайте приступим
сейчас же. Это же недолго.
     - Очень  разумное,  достойное  уважения  отношение  к  своему  долгу,
гражданин Бивольф, - сказал Эверчак. - Но у меня, к сожалению, нет лишнего
времени.
     - А что все-таки произошло с этими двумя? - спросил Дункан.
     Эверчак молча повернулся и пошел прочь.

                                   20

     В пять  часов  вечера  Дункан  вошел  в  Спортер.  Пробравшись  между
маленькими столиками, он заметил Кэбтэба  и  Сник,  сидевших  в  отдельной
кабинке. Они посмотрели на него  мельком  снизу  вверх,  поздоровались,  а
затем продолжили свой оживленный спор. Дункан нажал кнопку на столе, чтобы
сообщить о себе служащим ресторана.
     Падре сделал большой глоток из огромного каменного кубка  и  поставил
его на стол.
     -  Нет,  дорогая  моя  Дженни,  я  совершенно  не  согласен,  хотя  я
убежденный  сторонник  религии  и  благодаря  этому  нахожусь  в  довольно
необычном  положении.  Но  необычное  оно  только  на  первый  взгляд.   Я
придерживаюсь  той  точки  зрения,  что  политика,  которую  правительство
проводит в наше время в отношении религиозных людей, недостаточно  сурова.
Свирепые репрессии и преследования религиозных людей искореняют  лицемеров
и ханжей, людей, которые становятся приверженцами  той  или  иной  религии
только потому, что они выросли в религиозной среде  или  просто  стремятся
принадлежать к  какой-то  социальной  группе.  Репрессии  и  преследования
позволяют отделить  зерно  от  плевел.  В  тяжелых,  невыносимых  условиях
остается только чистое зерно, золото, очищенное при переплавке от окалины,
остаются поистине преданные, готовые дорого платить за  свою  веру.  Такие
люди готовы страдать за веру и тем выразить свое преклонение перед Богом.
     - Что-то я не вижу, как вы со всех ног мчитесь на распятие, - ядовито
заметила Сник.
     - Это оттого, что  правительство  не  оставляет  ни  малейшего  шанса
почувствовать настоящую жертвенность. Оно коварно. Не запрещает отправлять
религиозные  обряды,  но  объявляет  их  чем-то  вроде  преклонения  перед
сверхъестественным, не делая различия между религией и астрологией,  верой
в то, что Земля плоская, или в  чудодейственность  заклинаний.  Вы  можете
поклоняться Богу, но собираться для этого в  церкви  запрещено.  Уцелевшие
церкви превращают в музеи  или  используют  для  светских  мероприятий,  а
верующие, кто бы они ни были - христиане, иудеи, мусульмане или буддисты -
должны собираться в гимнастических залах или  в  других  зданиях,  которые
оказываются свободными от светских дел. Уличным проповедникам  разрешается
выступать перед паствой только вне зданий и лишь в  специально  отведенных
местах - не дольше пятнадцати минут. После  этого  посланец  Божий  обязан
переместить свои импровизированные подмостки  в  другой,  разрешенный  для
проповедей район.
     - Мне это известно, - сказала Сник. - Но вы уходите от главной  темы.
Ваше упорствование в мысли, что власти должны запретить любую  религиозную
деятельность,  в  чем  бы  она  ни  состояла,  просто   абсурдно.   Решись
правительство на такую меру, оно потеряло бы право называть  себя  истинно
демократическим   и   либеральным.   Поэтому-то   оно   и   не   запрещает
вероисповедания, хотя  и  смотрит  на  религию  с  неодобрением.  Подобная
политика причиняет массу неудобств, отнюдь не  воодушевляет.  Это  так.  И
конечно, школьников учат воспринимать  религию  как  явление  абсурдное  и
иррациональное.
     Кэбтэб еще отхлебнул пива и икнул.
     - А ты что думаешь, Эндрю? - спросил он.
     Дункан слушал  их  вполуха,  не  сводя  глаз  с  экрана,  на  котором
представлялись  цифры  с  результатами  референдума.   Народ   подавляющим
большинством высказался за  то,  чтобы  на  время  эксперимента  полностью
отменить  слежку,  сохранив  только  меры,   абсолютно   необходимые   для
обеспечения общественного порядка. Дункан  был  удивлен.  Если  верна  его
теория о том,  что  правительство  подтасовывает  результаты  выборов,  то
почему официальные данные говорят в пользу отмены наблюдения?
     - Не знаю и знать не  хочу,  -  ответил  он.  -  Сегодняшние  порядки
кажутся мне превосходными. Никто не страдает, а религиозные организации не
имеют никакого влияния в правительстве. Существует  четкая  граница  между
государством и религией. Хватит об этом. У меня есть для вас нечто важное.
     Когда он закончил рассказ о визите Эверчака, Сник сказала:
     - Мне кажется, дело вполне обычное, хотя трудно  быть  уверенными  до
конца. В любом случае мы ничего не можем с этим поделать. Вам следует быть
еще более осторожным.
     - Да, только кого надо остерегаться, - заметил  Дункан,  -  органиков
или ВПТ? Разве вы не видите,  какие  последствия  может  иметь  история  с
Изимовым? Если мы будем представлять для  ВПТ  опасность  или  просто  там
решат, что иметь дело с  нами  рискованно,  они  уберут  нас  с  такой  же
легкостью, с какой вы стряхиваете крошки печенья со своей юбки.
     - По-другому и быть не может, - сказала Пантея. - Это вполне логично.
Положение ВПТ  настолько  шатко.  Они  не  могут  рисковать  из-за  одного
слабого, не уверенного в себе человека.
     - Господи, Пантея, неужели это не беспокоит вас?
     Сник пригубила шерри.
     - Да. Но я знала, на что иду, когда давала клятву. И вы тоже.
     Дункан сделал глоток бурбона.
     - Да ничего вы не знали. Никто  из  нас  не  знал.  Мы  не  имели  ни
малейшего представления о принципах ВПТ. Знали только, что  они  выступают
против правительства. А это весьма неопределенная позиция. Каковы конечные
цели? Какое правительство они сами  хотят  установить?  Каковы  шансы  ВПТ
свергнуть тех, кто у власти? Размеры организации? А если  это  всего  лишь
группа  сопляков,   играющих   в   повстанцев?   Или   она   действительно
многочисленна и сильна?
     Дункан еще глотнул бурбона, поставил стакан.
     - Я по-настоящему устал бродить впотьмах, обдирая свою шкуру.
     Сник не успела ответить. В  таверне  поднялся  невероятный  шум,  все
вскочили, с криками и воплями хлопая в ладоши - на экране появились свежие
новости. На мониторе плыл текст новых правил и законов. В  правом  верхнем
углу экранов сменялись лица дикторов, читавших текст. Голоса  их  были  не
слышны: крики посетителей таверны заглушали все.
     Дункан склонился над столом, приблизив лицо к Кэбтэбу и Сник.
     - Не понимаю, какого черта они так радуются? - громко сказал он.
     - Видите ли, спутники будут следить за людьми только,  когда  они  на
улицах, на мостах или в лодках! Как будто  внутри  башен  мало  понатыкано
мониторов! Почему не отменили слежку в таких городах, как  Манхэттен?  Это
что-то да значит! Там все просматривается со спутников!
     - По всей видимости, правительство  проявляет  осторожность  и,  если
эксперимент удастся, его распространят и на  открытые  города?  -  сказала
Сник.
     - Им не нужен успех эксперимента, - нахмурился Дункан.
     Сник воздела руки:
     - Что будет? Неужели эти люди превратятся в обезьян?
     - Если эти крикуны зайдут слишком далеко, я сам заткну им  глотки,  -
прорычал Кэбтэб. Странно звучали подобные угрозы из уст обычно спокойного,
уравновешенного падре.  Дункан  подумают,  что  гиганта,  наверно,  просто
раздражают эти обезьяньи вопли и прыганье обитателей таверны.
     Дункан  снова  посмотрел  на  экран.  Всем  гражданам   вменялось   в
обязанность  получить  распечатку  текста  с  указом  о  "новом  порядке",
внимательнейшим образом изучить его  и  вести  себя  соответственно.  Надо
будет сделать это по приходе домой, заметил  Дункан  про  себя.  Можно  не
сомневаться, что, как и всегда в  подобных  случаях,  примерно  тринадцать
процентов граждан не выполнят распоряжение властей. Проводимая  уже  почти
две  тысячи  облет  правительственная  кампания  по  обработке   взрослого
населения,  призванная  внушить  людям  необходимость  понимания  политики
властей и полного энтузиазма в отношении к ней, так и не дала сколь-нибудь
заметных результатов. О ее совершенном провале говорил хотя бы  тот  факт,
что по статистике число людей,  рождающихся  политически  индифферентными,
нисколько не уменьшилось. Лишь небольшое число людей  было  аполитично  по
философским    соображениям.     Остальные     аполитичны     генетически.
Правительственные чиновники в тайне были рады этому  обстоятельству,  хотя
публично призывали потенциальных избирателей к общественной активности. На
самом же деле наличие в обществе большого числа ППГ (политически пассивных
граждан)   значительно   облегчало   правительству   протаскивание   своей
программы.
     - Мне не стоило бы даже мысленно употреблять столь грубые и унижающие
достоинство людей слова, - согласился Кэбтэб. - Никто не  имеет  права  на
подобные обобщения, даже тот, кто, как я, рожден делать общие  выводы.  Не
следовало мне так говорить, хотя в словах этих, боюсь, есть доля истины  и
немалая. Но если бы это и было полной правдой, не должен я так выражаться.
Мне  надо  было  молиться  за  заблудших  грубых  людей,  за  этих  ослов,
осмелившихся называться разумными людьми. Ну, а я-то сам  разве  лучше  их
хоть в каком-нибудь отношении? Я разбрасываю не камни. Нет. Я  разбрасываю
грязь, но грязь не может причинить боли и легко отмывается. Я...
     - Думаю, мне пора домой,  -  сказала  Сник,  поднимаясь.  -  Подобные
разговоры ни к чему не ведут. Мне просто скучно. Я устала, и у меня  болит
голова. Вы что-то говорили про грязь, падре. У меня такое чувство,  что  я
увязла в грязи. Хуже того, я провалилась в нее по самую шею.
     - Жаль, - сказал Дункан. - А я-то хотел познакомиться с  вашим  новым
любовником.
     Он тут же пожалел о сказанном, как-то само вырвалось.
     Пантея Сник удивилась.
     - У меня нет любовника - ни старого, ни нового. Но  вам-то  какое  до
этого дело?
     - Но вы сказали...
     - Я сказала?.. А, понимаю, о чем вы. Я  сказала,  что  я  не  одна  в
квартире. Но он не любовник, просто был у меня в гостях. Вы что, ревнуете?
- улыбнулась Сник.
     Дункан открыл было рот, инстинктивно собираясь отвергнуть ее догадку,
но, судорожно сжав горло, подавил в себе первый порыв.
     - Да, ревную.
     - Не хотите ли вы сказать, что _в_л_ю_б_л_е_н_ы_ в меня?
     Сник  не  выглядела  удивленной,  скорее  эта  мысль  сама   поспешно
облеклась в слова...
     - Да, влюблен.
     Она глотнула воздух.
     - Я не знала... вы никогда не показывали... ни единого знака...
     - Теперь вы знаете.
     - Ради Бога! - громко прервал их Кэбтэб. - Ну кто же так ухаживает? В
таком месте... шум, толпа... разве такой должна быть романтическая  сцена,
разве здесь можно признаваться в любви?
     - Не смущайтесь, падре, - сказала Сник. - Уж так  случилось.  Я  даже
рада, что это произошло здесь, когда мы не наедине.
     - Почему же? - спросил Дункан.
     Положив руки на стол. Сник наклонилась к Дункану.
     - Потому, что здесь легче сказать то, что я должна сказать.  Сожалею,
Эндрю, но... в самом деле, вы мне нравитесь, я преклоняюсь перед  вами.  В
некотором смысле, вы - мой герой. Вы же вытащили меня из этого  идиотского
склада, спасли, вернули меня к жизни. Но...
     - Вы не любите меня.
     - Я чувствую к вам симпатию, это несомненно.
     Она выпрямилась.
     - Но это все. Я не люблю вас. У меня нет к вам влечения, страсти.  Не
хочу причинять вам боль, но что я могу  с  этим  поделать.  Вот  так.  Это
честный ответ.
     - Благодарю вас, - сказал он, удивляясь, что голос его звучит твердо.
Слава Богу, внутренняя дрожь не выдала его.
     - Что-нибудь изменится в наших отношениях? - спросила она.  -  Мы  же
все-таки работаем вместе... Вы не возненавидите меня?
     - Я немного ошеломлен... плохо соображаю,  -  ответил  Дункан.  -  Не
знаю, что чувствую. Для меня это удар, хотя я понимаю, что  это  глупо.  У
меня не было никаких оснований ожидать, что и вы будете испытывать ко  мне
подобные же чувства. Ведь вы ни  разу  не  проявили  ничего  такого  -  ни
словом, ни жестом... Нет, конечно у меня нет  к  вам  ненависти.  Я  казню
себя, вы просто представить себе не можете, как  сильно  я  терзаюсь,  что
открылся вам в своей любви. Надо  было  мне  подождать  более  подходящего
случая.
     - Мне тоже очень жаль, но вряд ли это что-либо изменило бы.
     Сник потрепала его по руке и направилась к выходу. Он не  смотрел  на
нее и сидел, уткнувшись в стол.
     - Могу ли я тебе чем-нибудь помочь? - тихо произнес Кэбтэб.
     - Да, - еще тише ответил Дункан. - Оставь меня одного.
     - Надеюсь, ты не собираешься напиться, а потом угодить в какую-нибудь
историю? Помни, тебе нельзя привлекать внимание шпиков.
     Дункан встал.
     - Нет, я иду домой. Не знаю,  чем  займусь,  просто  не  хочу,  чтобы
кто-нибудь сейчас видел меня.
     В голосе падре прозвучала тревога.
     - Не думаешь ли ты покончить с собой?
     Дункан рассмеялся, едва сдержав спазм в горле - предвестник рыдания.
     - Нет! Клянусь Богом! Что за чушь! Разве  я  когда-либо  давал  повод
подумать, что способен на такое?
     - Для твоей души наступила темная ночь. Поверь мне, со мной случалось
такое. Если бы я только мог помочь тебе...
     - Увидимся завтра, - сказал Дункан. Он  направился  к  выходу.  Падре
ошибался. Душа Дункана  не  утонула  в  беспросветной  ночи.  Внутри  него
разлился яркий, хоть и искаженный болью, свет, словно лучи его  изгибались
под разными углами вокруг него. И свет этот, ослепительно яркий, был еще и
холодный, очень холодный.

                                   21

     Ранним утром следующего  Вторника  Дункан  сидел  у  себя  на  кухне.
Обжигаясь, он пил из большой чашки горячий кофе, а душу  его  жгла  тяжкая
рана, жгла сильнее, чем крутой  кипяток.  Грудь  сдавила  боль,  на  глаза
подступали слезы. Картины мучений могучих,  смертельно  раненных  животных
являлись Дункану: гигантский слон, у которого меж  ребер  торчало  длинное
копье, оглашал все вокруг трубным ревом агонии и гнева;  лев,  слизывающий
кровь  с  искореженной  пулей  лапы;  кашалот,   тело   которого   пронзил
предательский гарпун, пущенный с безобидного  на  вид  судна,  выпрыгивал,
теряя силы, из воды.
     Приканчивая уже третью чашку дымящегося кофе  -  в  два  раза  больше
безопасной для здоровья нормы, если верить рекомендациям Бюро  медицины  и
здоровья, - он вдруг рассмеялся. Это был негромкий, перемешанный  с  болью
смех. Но сквозила в  нем  воля  человека,  сумевшего  посмотреть  на  себя
иронически.  Возникавшие  в  сознании   образы   благородных,   колоритных
животных, страдающих от ран? Ну почему, например, ему не представить  себе
полураздавленного  сапогом  таракана,  ползущего  с  выдавленными   наружу
бледными внутренностями? Почему не муха, отчаянно жужжащая, не в состоянии
выбраться из сковавшей ее паутины? Не беспомощный  вонючий  жук,  которому
дверью отхватило заднюю половину?  Или  крыса,  неосмотрительно  наевшаяся
отравленного сыра?
     Дункан снова рассмеялся. События и чувства - переосмысленные - заняли
положенные места. Разве он первый  человек,  которого  отвергли?  Конечно,
нет. Да и с ним самим это не впервой.
     Удовольствие,  полученное  Дунканом  от  философских  изысков,   было
действительно велико, да и историческая перспектива - приятно  чувствовать
себя объектом истории - тоже предстала теперь в истинном свете. И все-таки
уже через несколько секунд боль обрушилась на него с новой силой.
     Ну что ж. Он справится с этим. Время неспособно заживить все раны, но
оно высасывает из них боль и с его течением предает их забвению. Проглотив
легкий завтрак, Дункан отвлекся уборкой квартиры. Затем он вышел на улицу,
заполненную  ликующей  толпой.  Обычный  будничный  день   казался   людям
праздником.  Он  -  единственный  -   не   ощущал   его.   Все   оживленно
переговаривались и улыбались - сегодня  день  освобождения  от  мониторов.
Наблюдательные камеры - небесные глаза - были отключены, а  мрачные  гэнки
не вышли из участков. Тяжкую, ставшую привычной ношу наконец  сняли  с  их
плеч. Или люди думали, что это  свершилось,  рассуждал  про  себя  Дункан.
Какая наивность! Неужели они и в самом деле  верят,  что  приобрели  право
вести себя как маленькие дети? Похоже, что так.
     Придя в Бюро, Дункан увидел, что никто не  работает,  а  начальникам,
судя по всему, нет  до  этого  никакого  дела.  Они  вели  себя  столь  же
беспечно, как и их подчиненные, стояли в коридорах, пили  кофе,  оживленно
беседуя друг с другом, смеялись и шутили. До разговоров с подчиненными они
однако не снисходили даже сейчас. Кивнув начальству, Дункан вошел  в  свою
рабочую зону и сел в кресло. Хотя ни один из  служащих  даже  не  подходил
сегодня к компьютерам, Дункан включил машины. Ну и что теперь делать?
     Он нахмурился. Его занятия казались  ему  какими-то  несущественными,
смутными,  прыгающими  с  одного  на  другое.  Ему  совсем   не   хотелось
приниматься за  работу.  Он  мысленно  выругался.  Беззаботное  настроение
коллег мало-помалу охватывало и его.  Дункан  хотел  все-таки  взяться  за
дело, но глядя на экраны, никак не мог  сконцентрировать  внимание.  Когда
вскоре несколько коллег предложили бросить  все  и  пойти  выпить,  он,  к
удивлению своему, согласился.
     - Конечно! Прекрасная идея!
     Что,  черт  побери,  я  делаю,  подумал  он,  проходя   мимо   группы
начальников, которые оживленно  что-то  обсуждали,  но  те,  казалось,  не
обратили ни малейшего внимания на то, что операторы банка данных  покинули
свои рабочие места, а многие и вовсе уходят. Дункан, как  и  его  коллеги,
спокойно прошел мимо машины, в которую, покидая помещение Бюро  в  рабочие
часы, они обычно вставляли свои идентификационные карточки.
     На улице компания принялась  оживленно  обсуждать,  где  лучше  всего
отпраздновать столь знаменательное событие. Трудно было слышать друг друга
- такой невероятный шум стоял  вокруг.  Пешеходы  и  пассажиры  автобусов,
велосипедисты кричали и смеялись. Коллеги сошлись, наконец,  на  том,  что
ближайшей, а следовательно, и лучшей  из  всех  таверн  является  Спортер.
Дункан сообразил наконец, почему на  улицах  столь  людно.  Магазины  были
пусты, а их служащие, тоже высыпали в переходы. Это уже  не  казалось  ему
странным. С какой стати эти люди должны были проявлять  большее  рвение  к
работе, чем он сам. Уж если те, кому положено  наблюдать  за  ними,  давно
разгуливают в праздничной толпе,  почему  бы  и  им  не  присоединиться  к
веселью?
     Добраться до Спортера оказалось  делом  вовсе  не  простым.  Пришлось
пробираться сквозь плотную толпу. Садиться в автобус было бесполезно:  они
по большей части беспомощно стояли, зажатые пешеходами, а  водители  давно
покинули машины.
     - Что происходит? - прокричал Дункан, обращаясь к Варк Зунг Коблденс,
женщине, которая работала рядом с ним в Бюро.
     - Не понимаю, вы что удивлены? - крикнула она в ответ.
     - Да нет. Забудьте! - прокричал Дункан, но коллега сделала это и  без
его напоминания.
     Когда группа, наконец, добралась  до  Спортера,  из  десяти  человек,
покинувших Бюро,  осталось  лишь  пятеро.  Они  с  вожделением  нырнули  в
таверну, беспрестанно фыркая и хихикая, и  только  тут  немного  поутихли.
Таверна была буквально забита людьми, но официантов вообще не было  видно.
Толпа проявляла очевидное нетерпение, люди  вскакивали  со  своих  мест  и
оживленно  кричали,  как  будто  их  гомон   мог   вразумить   исчезнувших
официантов. Затем  какая-то  женщина  зашла  за  стойку  ближайшего  бара,
схватила стакан и наполнила его виски  из  кранчика,  торчащего  прямо  из
стены. Проглотив довольно большую  порцию,  она  кашлянула  со  смаком  и,
смахивая выступившие слезы, вскричала:
     - Пейте все, я плачу за всех!
     Люди ринулись к ней. Что за милое дело - сам себе  бармен!  Некоторые
пытались заплатить за выпивку, просовывая свои карточки  в  щели  кассовых
аппаратов, но толпа смела их, язвительно высмеивая.
     - Сегодня День Свободы! - вопил  падре  Кэбтэб.  -  Пусть  все  будут
свободны! Все  бесплатно!  Или,  если  настаиваете,  плачу  я.  Только  не
спрашивайте, как меня зовут!
     Толпа немного поредела, некоторые  перебрались  в  другие  залы,  где
разыгрывались аналогичные сцены. Вскоре трезвых  не  осталось  вовсе,  все
были более (в основном - более) или менее пьяны - и от души  наслаждались.
Дункан с Кэбтэбом, с большими бокалами в руках, пошатываясь и расплескивая
на ходу бурбон, пробрались к одной из кабинок. Рядом - непрошенные  -  еще
двое посетителей. Черноволосая, весьма привлекательная женщина была  одета
лишь в длинную, лиловую с розовым ночную рубаху. Она сообщила,  что  живет
здесь совсем рядом, проснулась  недавно  и,  еще  не  успев  позавтракать,
высунулась на улицу  посмотреть  -  почему  так  шумно.  Затем,  повинуясь
импульсивному желанию, она выскочила на улицу и присоединилась к веселью.
     - И вот я тут, готовая на все!
     Ее рука явно подтверждала слова. Ласковые пальцы оказались между  ног
у Дункана.
     По какой-то странной причине это не удивило и не смутило его.  Однако
вид мужчины, также усевшегося рядом с ними,  заставил  его  насторожиться.
Худой, с  большими  глазами,  в  зеленой  шляпе  с  антенной.  Дункан  уже
встречался с ним... Да конечно  же  в  поезде  по  дороге  из  Нью-Джерси.
Профессор Каребара. Дункан вспомнил вдруг, что видел его по  телевизору  в
хронике о драке в Спортере. Лицо Каребары  показалось  Дункану  еще  более
вытянутым и узким, а глаза походили на перископы  диковинного  насекомого.
Каребара был одет в высокие сапоги, красные, до колен брюки, голубой плащ,
белую с кружевами рубаху со светло-зелеными узорчатыми полосами тесьмы  по
краю рукавов и зеленую  шляпу,  какие  носили  древние  пуритане.  На  ней
возвышалась двухфутовая пурпурного цвета антенна.
     - Что вы здесь делаете, профессор? Опять несете вздор?
     Каребара, отпив немного вина, сказал:
     - Конечно, нет. Я иногда прихожу сюда посмотреть популяцию Муравьев.
     - Муравьев? - удивился Кэбтэб. - Какие же здесь муравьи?
     - Вы разве не видели?  Удивительно.  Наше  бюро  просто  не  успевает
обрабатывать поступающие жалобы. Муравьи повсюду,  они  обитают  в  пустом
пространстве между стенами, на складах, осваивают любое место, где, как им
кажется, никто их не потревожит. Местные муравьи возникли в результате  не
столь давней мутации одного из видов. Их научное название все равно ничего
вам не скажет. Удовлетворимся тем,  что  обыватели  называют  их  садовыми
муравьями. По-моему, они превосходно адаптировались к  условиям  обитания,
которые раньше считались крайне неблагоприятными  для  них.  Они  питаются
всем тем, что поддерживает и человеческую  жизнь,  а  кроме  того  поедают
других насекомых, например тараканов. Они...
     - Тараканов? - переспросил падре. - Каких тараканов?
     - В Лос-Анджелесе их великое множество. Надо  заметить,  обитают  они
главным образом в тех кварталах, которые получают  минимум  кредитов.  Там
много людей  без  определенных  занятий,  не  соблюдающих  принятые  нормы
поведения. Эти люди не особенно утруждают себя уборкой помещений, несмотря
на все усилия правительства вдолбить им необходимые санитарные правила.  Я
подозреваю, что они сознательно ведут себя как самые последние разгильдяи,
просто показывая свое презрение  к  правительству.  Так  или  иначе,  меня
самого интересуют не столько сами муравьи, хотя они и обладают  некоторыми
просто  странными,  удивительными  свойствами,  а  те  имитаторы-паразиты,
которые плодятся вокруг них. У этих тоже существует  новая  разновидность,
возникшая в результате недавней мутации. Они...
     Дункан  перестал  слушать.  Женщина,  сидевшая  рядом  с   Каребарой,
соскользнула под стол и сейчас проделывала с ним нечто такое, что способно
возбудить  мужчину  гораздо  сильнее  любых  рассказов   об   удивительных
свойствах Муравьев. Кэбтэб, тоже пренебрегая  лекцией  Каребары,  свесился
под стол и заинтересованно спросил:
     - Что это она там делает?
     - Мне не хочется разговаривать, - выдавил из себя  Дункан.  Лицо  его
исказилось,  он  учащенно  дышал.  Еще  несколько  секунд  -  и  все  было
кончено... Затем наступила очередь падре вцепиться в край стола,  выпучить
глаза и,  сопя,  постанывать.  Еще  через  некоторое  время  вдруг  замолк
профессор; лицо его, обычно каменно-неподвижное, скривилось  и  напряглось
как тетива лука, затем резко задергалось, словно шкура животного от укусов
назойливых мух. Он  испустил  протяжное  "аах!"  и  совершенно  неожиданно
возобновил прерванную лекцию, правда, вовсе не с того места,  где  недавно
остановился.
     - Кто она такая? - спросил Дункан.
     Каребара не ответил. Дункан больно сжал худое плечо профессора.
     - Кто она? - повторил он свой вопрос.
     - Понятия не имею, - сердито ответил профессор. - Почему  бы  вам  не
спросить ее?
     Женщина высунулась из-под стола  и,  протянув  руку,  схватила  бокал
падре. Опустошив  бокал,  она  опустилась  на  четвереньки  и  поползла  к
соседней кабинке. Дункан приподнялся со стула и следил за выражением  лица
женщины, сидевшей за соседним столом. Ее товарищи -  еще  одна  женщина  и
двое мужчин - отлично понимали, что происходит. Они пронзительно  смеялись
и отпускали замечания, на которые  та  не  обращала  внимания.  Вцепившись
руками в край стола, откинув голову назад и  закрыв  глаза,  она  тихонько
стонала. Дункан сел и отвернулся.
     - Надо же, никто не протестует, - заметил он.
     - А с какой стати? - сказал Кэбтэб.
     Дункан не мог найти ответа.
     - Очень щедрая  женщина,  -  вставил  падре,  -  и  так  демократично
настроена. Выпьем за нее. - Он поднял  бокал,  но  увидев,  что  он  пуст,
шлепнул им по столу, завопив: - Официант! Официант!
     - Ты что, забыл, их здесь нет, - сказал Дункан. - Я принесу выпить.
     Он вышел из кабинки, не в силах удержаться от того,  чтобы  заглянуть
под соседний столик. Оставшаяся неизвестной женщина была занята  мужчиной,
сидевшим рядом с первым объектом ее не знающей границ  активности.  Дункан
потряс головой то ли в восхищении, то ли от брезгливости - он  и  сам  уже
ничего не  понимал  -  и  принялся  расталкивать  толпу,  плотным  кольцом
окружившую бар.  Люди  не  протестуя  расступались,  пока  он,  уже  почти
добравшись до цели, не попытался протиснуться между какой-то парой.
     - Вы хоть понимаете, кого толкаете? - возмущенно воскликнул  мужчина.
На нем была темно-оранжевая шляпа  в  форме  причудливого  замка;  длинную
бороду незнакомца,  разделенную  на  множество  косичек,  украшали  желтые
ленточки, перетягивавшие каждую из них в отдельности.
     -  Я  просто  хочу  взять  выпить,  -  миролюбиво   ответил   Дункан.
Напряженность, раздражение и ощущение тяжести, давившие его три  последних
дня, ушли, а выпитое виски наполнило его теплом и умиротворенностью.
     - Да не слушай ты его вздор. Мило! -  резко  бросила  женщина  Подняв
руку над толпой, она вылила водку прямо на голову Дункана.
     - Зачем изводить такую хорошую выпивку! - прорычал мужчина и с  силой
ударил женщину.
     Дункан прижал сжатый кулак к груди - пространство для размаха не было
- и врезал мужчине по подбородку. Затем, немного  повернувшись,  он  ткнул
локтем в солнечное сплетение женщины. Она перестала смеяться, согнулась  и
повалилась на  пол.  Мужчина,  изведавший  удар  Дункана,  пятился  назад,
упираясь в тела людей. Затем набычась с воплем бросился на Дункана, но тот
успел увернуться. Нападавший наскочил на свою подругу, которая как  раз  в
это время попыталась подняться. Дункан  еще  раз  хватил  его  кулаком  по
скуле. От его миролюбия не осталось уже и следа.
     Таверна буквально взорвалась.  Драка  ширилась  не  от  места  первой
стычки Дункана с самонадеянной парой. Не кулак, встретившийся  с  кулаком,
высек огонь баталии - сама идея побоища носилась в воздухе. Она пронеслась
по залам таверны со скоростью мысли и претворилась в грустную  реальность.
В  секунду  многих  посетителей  обуяло   вдохновение   ударить,   ткнуть,
поцарапать кого-нибудь, другие же попросту пробивались к выходу. Дункан не
успел даже удивиться той скорости, с какой мирная таверна  превратилась  в
арену гладиаторов. Что-то  очень  твердое,  скорее  всего  пивная  кружка,
жахнуло его по голове. Едва не теряя сознание, Дункан опустился на колени.
Наверно, падение было не худшим вариантом, хотя он уже  был  ни  при  чем.
Кто-то рухнул на него сверху, и Дункан, повалившись лицом вниз, уткнулся в
мягкую ногу сшибленной на  пол  женщины.  Мужчина  тяжело  осел  на  спину
Дункана, перевернулся, но слезать  не  торопился.  Уставившись  на  чье-то
окровавленное лицо рядом, Дункан решил не вставать. Взгляд  его  понемногу
прояснился, но боль в затылке усиливалась. Чьи-то ноги опять нашли  его  -
на сей раз стукнув почти деликатно. Последовало еще несколько ненамеренных
ударов, но удовольствия они не доставляли.
     Дункан как мог осмотрелся. Надо было выбираться  из  этого  месива  и
добрести до дома  -  зализывать  раны.  В  бушующей  толпе  еще,  конечно,
достанется, но оставаться здесь нельзя.
     А где же органики? Почему они еще не заполонили  таверну?  Не  обдают
всех одурманивающим аэрозолем, превращая  рев  толпы  в  шепот?  Старинное
изречение о том, что полицейских никогда нет там,  где  они  действительно
необходимы, было на сей раз истинно справедливо.
     Не успел Дункан приподняться на руках и встать на колени, как на него
снова повалились двое, придавив спину и  ноги.  Задержалась,  правда,  эта
парочка на нем недолго. Извергая проклятия, они с воплями вскочили, осыпая
ударами все вокруг - два достались спине Дункана. Но удержаться  на  ногах
воителям не удалось, и они снова  водрузились  на  Дункана.  Он  попытался
выбраться, кто-то заехал ему коленом в нос, кровь закапала на доски  пола.
Дункан опустился на  спину,  перекатился  и,  достав  из  кармана  платок,
приложил его к лицу.
     Черт с ним! Останусь  здесь.  Буду  лежать,  пока  этот  кавардак  не
кончится, подумал Дункан. Двое мужчин сцепились рядом с ним, и  Дункан  не
удержался, чтобы не ударить хотя бы одного.  Его  нога  угодила  одному  в
промежность, и тот, вопя, скорчился, схватившись рукой за свое  сокровище.
Противник, сцепив руки в один огромный кулак,  с  вожделением  обрушил  на
поверженного  сильнейший  удар.  Затем  он,  перешагивая  через   Дункана,
зацепился за него и, стараясь сохранить равновесие,  ткнул  свою  ногу  на
пятачок между переплетенных, катавшихся  по  полу  тел.  Дункану  еще  раз
заехали коленом в ухо, оглушив его новым приступом боли. Дункан, уже забыв
о решении ничего не предпринимать, встал на четвереньки, на этот  раз  ему
удалось подняться выше, чем в первой попытке. Множество людей валялись  на
полу - кто-то без сознания, а иные  -  нарочно,  чтобы  не  участвовать  в
драке. Шум немного стих, хотя любой вошедший сейчас в Спортер, сказал  бы,
что он попал в преисподнюю.
     Дункан услышал рев падре Кэбтэба. Гигант на  вытянутых  руках  держал
какую-то женщину, судорожно молотившую его по голове  и  спине.  Руки  его
согнулись, и тело полетело, сшибив по дороге по меньшей  мере  еще  троих.
Дункан  снова  поднялся,  прокладывая  путь  через  толпу  к   священнику,
отбиваясь от нападавших на него мужчины и женщины, и наконец  оказался  на
относительно свободном месте рядом с Кэбтэбом. Кэбтэбу как раз  захотелось
чувствовать  себя  вольнее  -  ему  не  хватало  пространства.  Сграбастав
попавшегося под руку мужчину, он толкнул его на двоих других, и  все  трое
подтвердили эффект домино.
     - Слава Богам войны, Яхве и Одину!  -  завопил  падре.  На  лице  его
радость драки была расцвечена кровью. - Прекрасная физическая  и  душевная
терапия! - прокричал он победоносным голосом.
     - Надо убираться отсюда, - сказал Дункан. -  Пускай  веселятся  сами,
как умеют.
     Внезапно он заметил Пантею Сник. Странно.  Он  был  уверен,  что  она
давно уже ушла. Платье ее было изодрано и валялось на полу, так что на ней
не было ничего, кроме трусиков и туфель на  высоких  каблуках.  Впрочем  -
одной туфли. Второй Сник молотила по голове вцепившуюся в нее женщину. Обе
были в крови, а у Сник под глазом красовался огромный синяк.
     - Идите за мной! - хриплым  голосом  прокричал  Дункан.  Шатаясь,  он
подошел к сражающимся женщинам и оттащил  Сник.  Ее  противница,  обхватив
голову руками, бросилась прочь.
     Пантея вертелась, стараясь вырваться.
     - Это я, Дункан, - сказал он. Нос его  окунулся  в  копну  ее  волос,
пахнущих духами, виски и кровью. - Пошли отсюда!
     Женщина,  которую  так   безжалостно   лупила   Сник,   вернулась   в
сопровождении двух  мужчин.  Они  рассредоточились,  замыслив  напасть  на
Дункана и Сник сразу с трех сторон. На помощь  поспешил  Кэбтэб,  который,
перепрыгивая через тела на полу, подбежал  и  со  всего  маху  врезался  в
одного из мужчин. Тот, отлетев, сбил с ног другого. Все вместе они рухнули
на пол. Женщина с воплями убежала.
     - Уходим, - сказал Дункан.  Подхватив  на  руки  Сник,  ноги  которой
беспомощно повисли, он пошел к выходу. Кэбтэб последовал за ними.
     На улице дела обстояли еще хуже. Дункан даже  подумал,  не  лучше  ли
будет вернуться в таверну. В проходе  вершилось  в  своем  апогее  бешеное
сражение; несколько десятков тел - недвижных или  шевелящихся  -  устилали
пол. Те же, кто в драке не участвовал,  занимались  любовью,  демонстрируя
немалую изобретательность, или лихорадочно  делали  ставки  на  участников
побоища.
     Неожиданно Сник зашевелилась.
     - Отпусти меня, - сказала она мягко. - Мне надо как-то одеться.
     Дункан повиновался.
     - Кажется, нам лучше скрыться от посторонних глаз,  -  сказал  он.  -
Ближе всего моя квартира.
     Он посмотрел по сторонам; гэнков по-прежнему не было. Почему не видно
машин скорой помощи  и  врачей?  Наверно,  заняты  итогами  другой  драки.
Сдается, бесчинствами и оргиями охвачен весь город.
     Дункан помахал рукой, чтобы его заметил падре, стоявший около входа в
Спортер, но Кэбтэб не обратил на него внимания. Взгляд гиганта был обращен
вверх, на потолок перехода, оформленный  под  голубое  небо,  по  которому
бежали подгоняемые легким ветерком облака. Дункан окликнул падре по имени,
но Кэбтэб и на этот раз не отозвался. Глаза его были широко открыты, а  по
лицу расплылось выражение беспредельного  удовольствия  -  Дункан  никогда
прежде не видел падре таким. Дункан почувствовал неладное.
     Неожиданно Кэбтэб перевел взгляд вниз, губы его сердито  задвигались,
но на лице застыло все то же  неподвижное,  идиотское  выражение.  Резкими
движениями падре срывал с  груди  цепочки  с  символами  религий.  С  этой
дюжиной фигурок и знаков  он  никогда  не  расставался.  Распятие,  звезда
Давида, молот Тора, амулет вуду... другие фигурки и знаки, полетев  вверх,
рассыпались по толпе. Вслед за ними  повалился  и  сам  падре.  Тело  его,
прямое и напряженное, рухнуло на землю,  словно  дерево  с  подпиленным  у
комля стволом. Гигант сильно ударился о мостовую,  издав  негромкий  крик.
Дункан помчался к нему, отталкивая на ходу  попавшихся  по  пути  зевак  и
перепрыгивая через валявшиеся тела. Когда он  добежал,  тело  Кэбтэба  уже
обмякло и мелко дрожало. На эпилептический припадок это не походило. Глаза
Кэбтэба были широко открыты и блестели, а губы быстро двигались: он что-то
говорил. Разобрать что-либо Дункан оказался не в  состоянии,  хотя  и  был
знаком со звучанием пары десятков еще живых земных языков.
     К Дункану  присоединилась  и  Сник,  застегивавшая  на  ходу  платье,
которое она, видать, позаимствовала у одной  из  лежавших  без  чувств  на
мостовой женщине.
     - Что с ним? - спросила она, тяжело дыша. - Впечатление такое,  будто
ему явилось видение.
     - Думаю, ты недалеко от истины.
     Дункан отскочил в сторону, чтобы избежать столкновения  с  гигантским
телом падре, который вдруг неожиданно резко вскочил  на  ноги.  Падре  уже
вышел из экстаза, но свет озарения еще освещал его лицо. Казалось, частицы
его лица переместились, придав ему небывалые  черты.  Если  бы  Дункан  не
знал, что перед ним не кто иной, как падре Кэбтэб, вряд  ли  он  узнал  бы
его.
     - Больше не будет никаких древних богов! - провозгласил Кэбтэб. - Они
ушли и больше не вернутся! Если они вообще когда-либо были здесь! Нет! Да!
Собирайтесь, люди! Я принес добрые вести! Никогда еще вы не слышали ничего
подобного! Мед для  ушей!  Пища  для  души  вашей!  Собирайтесь  вокруг  и
слушайте меня! Я обращаюсь к вам не как падре Кэбтэб, а как  провозвестник
Новорожденного Бога! Я - зеркало Божественного чуда!
     - Падре! Падре! - взывал к нему Дункан. - Ты узнаешь меня?
     Он потянул гиганта за одежды, но тот отмахнулся  от  него  словно  от
назойливой мухи.
     - Я знаю всех мужчин и женщин, всех детей!  -  орал  он.  -  Слушайте
меня, слушайте, те, кого знаю я, кого знает Новорожденный Бог. Знает  выше
возможного! Слушайте меня! Внимайте правде! А  затем  действуйте!  Делайте
то, что через меня повелел вам Новорожденный!
     - Он сошел с ума! - сказала Сник.
     Дункан заметил, что мало кто откликнулся на его призыв, но  несколько
человек подошли послушать Кэбтэба. Если бы я был занят тем, что  вытворяют
здесь многие, подумал Дункан, вряд ли  я  оставил  бы  такие  потехи  ради
проповеди священника.
     - Спятил он или нет, - сказал Дункан, - но можно не сомневаться: если
заявятся гэнки, его непременно схватят. Вы понимаете, что это значит.  Под
туманом он расскажет о нас все.
     Дункан предпочел бы как-то  утихомирить  разбушевавшегося  падре,  не
привлекая внимания, но это явно не удастся. Он шагнул  к  Кэбтэбу,  подняв
руку, и приготовился рубануть  ребром  ладони  по  слоновьей  шее.  Однако
Кэбтэб, будто предупрежденный голосом свыше,  резко  обернулся.  Продолжая
произносить бессвязные слова, он не спускал глаз с Дункана. Внезапно падре
хрястнул его с размаху  в  подбородок.  Дункан  закачался,  пытаясь  найти
руками какую-нибудь опору. Перед  глазами  опустилась  кромешная  тьма,  в
центре которой поднималось медленное солнце... Очнувшись - лицо  уткнулось
в мостовую - он узнал Сник, опустившуюся рядом с ним на колено.
     Поддерживаемый Сник Дункан с трудом поднялся на  ноги.  Он  встряхнул
головой, будто хотел прояснить ее. Разум, на удивление, был вполне ясен.
     - Мы не можем сейчас сделать ничего  -  надо  сматываться  отсюда,  -
сказал Дункан.
     - Что значит, не можем сейчас ничего сделать?!  -  воскликнула  Сник.
Дункан заметил, как она побледнела.
     - Понимай как надо. У нас есть только один выход - убить его.
     Она не ответила. Слова застряли у нее в горле. Дункан схватил  ее  за
руку и увлек Сник за собой через толпу, а она так и не могла произнести ни
слова.

                                   22

     Приняв душ в квартире Дункана, они прошли в гостиную и выпили немного
вина. Он переоделся, а Сник почистила платье,  которое  она  прихватила  у
женщины, лежавшей без сознания в переходе. Некоторое  время  они  молчали.
Пантея следила за действием на экране - он  закрывал  всю  противоположную
стену, - показывали фрагмент великого китайского романа "Все люди братья".
Как раз в это время разыгрывалась сцена на рынке в древнем Китае: солдаты,
вооруженные копьями и мечами, рыскали в толпе в поисках героя,  Лин  Чана,
переодетого в старого крестьянина. Судя по  выражению  ее  лица.  Сник  не
очень-то следила за событиями на экране.
     Наконец, выпив еще немного вина, она спросила:
     - Как ты думаешь, что там произошло? - Сник сопроводила вопрос жестом
руки в сторону двери.
     - Гэнки распылили какой-то  газ,  воздействовавший  на  умственное  и
эмоциональное состояние человека, парализующий сдерживающие центры. Вот  и
разыгрались  низменные  страсти.  Наверняка  они  ввели  газ   в   систему
кондиционирования воздуха, - сказал он. - Другого объяснения я не вижу.
     - Но это же нельзя проделать незаметно?!  -  воскликнула  Сник,  она,
очевидно, не очень-то поверила ему.
     - Расследование будут проводить  _о_н_и_  сами.  Другие  департаменты
тоже, без сомнения, вовлечены в это дело. Да разве так уж важны детали? Не
сомневаюсь, что за всем этим стоит правительство.  Оно  все  организовало,
оно же будет  оглашать  результаты  следствия.  Будь  уверена  -  никакого
упоминания о газе или о чем-то подобном, одурманившем людей и  нас  в  том
числе, не будет. Главной причиной беспорядков назовут отсутствие слежки. И
вывод будет один: слишком  большая  свобода  опасна.  Статистика  убытков,
раненых, убитых в Лос-Анджелесе не замедлит подтвердить такое  заключение.
И многозначительное примечание "не говоря уж о других городах, где начался
эксперимент" также не забудут. Правительство позаботится, чтобы этот отчет
долгое время украшал все программы новостей.  Оно  не  позволит  гражданам
забыть обо всех этих ужасах. Не сомневаюсь, что власти будут настаивать на
еще более строгом, чем раньше, наблюдении.
     - Возможно, ты и ошибаешься. А не следует ли и в самом  деле  следить
за людьми для их же собственного блага? Может  быть,  идея  неограниченной
свободы так странно повлияла на них, что они просто спятили...  или  лучше
сказать взорвались. Они снова стали такими, какими люди были до Новой Эры.
Тебе известно, сколь высок был уровень преступности в те времена?
     - Ради Бога! - воскликнул Дункан. - Ты была органиком. Я тоже. Мы оба
весьма дисциплинированны. Неужели ты полагаешь, что сама мысль о том,  что
с нас сняли наблюдение,  могла  возбудить  нас  подобным  образом?  Мы  же
вытворяли такое, на что неспособны в нормальном состоянии. И точно так  же
большинство других людей. Нас обработали наркотиками.  Другого  объяснения
нет. Как ты думаешь, почему эксперимент проводится исключительно  в  таких
городах, где высока плотность населения? Вроде  Лос-Анджелеса.  Да  потому
что только в таких условиях можно эффективно применять газ! В  просторных,
открытых городах таких, как Манхэттен, воздействие газа неэффективно!  Там
он слишком быстро смешался бы  с  большими  воздушными  массами  наружного
воздуха,  а  на  Манхэттене,  кроме  того,   каждое   здание   оборудовано
собственной системой кондиционирования воздуха.
     Сник неожиданно разрыдалась. Понятно, чем вызваны ее слезы.  Она  все
еще верила правительству, а то, что с ней сделали, - не более  чем  ошибка
нескольких чиновников. По отношению к ней просто была допущена оплошность.
А обвинений никто не предъявлял из-за соображений  секретности.  Она  была
верной слугой властям и не  сделала  ничего  плохого.  Чиновники  ошибочно
решили,  что  она  представляет  опасность  для  государства;  несомненно,
настанет день, когда они поймут это и исправят положение. Она примкнула  к
беглецам только потому, что у нее не было другого выхода.  Как  иначе  она
могла избежать стоунера и заставить чиновников понять истину? Она добьется
этого, но как? А пока она  живет,  действует,  пока  она  не  замороженная
статуя, - остается надежда.
     Дункан терпеливо ждал,  когда  смолкнут  рыдания.  Теперь  она  может
выслушать его. Сник несколько раз кивнула, пока он говорил, но  так  и  не
произнесла ни слова.
     - Ты понимаешь, что ждет нас, если ВПТ станет  известно,  во  что  ты
веришь? - спросил он. - Тебя стоунируют или убьют.
     - Ты?.. - она посмотрела на  него  широко  раскрытыми  глазами  и  не
договорила.
     - Я тебя не выдам. И все же... - Дункан покачал головой.
     Она помолчала несколько секунд.
     - Все же... что?
     - Уверен, ты расстанешься со своими наивными рассуждениями.  Полагаю,
теперь ты убедилась, что правительство ни в коей  мере  не  отражает  волю
народа. Хотя - нет! Власти так  преуспели  в  промывке  мозгов,  что  люди
готовы верить всему, что правительство пожелает.
     Сник вытерла слезы и остатки косметики на лице.
     - Нет. Но...
     - Но?
     - ВПТ настаивает, чтобы  слежка  сохранялась  только  на  минимальном
уровне. Они также хотят, чтобы вся информация, все  статистические  данные
стали  доступны  общественности.   Они   стремятся   исключить   искажение
результатов опросов, цензуру, полуправду, чтобы люди знали...
     - Откуда ты все это взяла? -  удивился  Дункан.  -  _М_н_е_  об  этом
ничего не известно.
     - Я никогда не слышала всего этого в явном виде. Просто, когда я была
на беседе с начальником - не знаю, кто он, мужчина или женщина, -  у  меня
создалось такое впечатление. Это как  бы  подразумевалось.  А  разве  твое
представление о целях организации иное?
     - Я должен был догадываться. До сегодняшнего дня мне  не  приходилось
слышать нечто определенное о целях  ВПТ.  Мы  плаваем  во  мгле,  не  имея
представления, где берег и какова глубина. Я думаю, мы попали в  чертовски
сложное положение. Уровень  секретности  столь  высок,  организация  столь
уязвима и слаба, а система разделения на ячейки доведена до такой  нелепой
крайности, что мы с тобой не можем даже утверждать, состоим ли  в  истинно
революционной структуре. Нас можно сравнить  с  органами,  отделенными  от
тела. Мы - снявшаяся с  места  печень,  вырванные  почки,  ищущие  вслепую
правильное место в теле, в самом существовании которого  они  не  уверены.
Это  не  организация  -  скорее  масса  протоплазмы,  пытающаяся   обрести
структуру. Не понимаю. Не нравится мне все это!
     Дункан бросил взгляд на экран над входом.
     - Ну вот, они уже здесь.
     - Ох! - воскликнула Сник, повернувшись к экрану, на котором с  правой
стороны  виднелся  капот  зеленой  патрульной  машины.  Впереди  нее  трое
органиков в противогазовых масках опрыскивали лица людей  из  баллончиков.
Двое уже медленно оседали на  пол  перехода.  Два  человека  -  мужчина  и
женщина - набросились на  органиков  сзади  и  повалили  их.  Двое  других
полицейских  пришли  на  помощь   товарищам,   энергично   обрызгивая   из
баллончиков нападавших. Те осели недвижимы.
     Дункан рассмеялся.
     -  Видимо,  это  газ  остаточного  действия.  Иначе   люди   смиренно
подчинились бы. Органикам нравится, когда их жертвы сопротивляются.
     - О Господи, что за гадость! - сказала Сник.
     Дункан отдал  команду,  и  экран  переключился  на  местные  новости.
Вдвоем, посасывая вино, они слушали диктора и смотрели репортажи  со  всех
районов города. Время  от  времени  демонстрировались  сцены,  заснятые  в
других  городах,  где  также  проводился  эксперимент.  Похожая   кутерьма
произошла и там. В Лос-Анджелес  направлялись  дополнительные  полицейские
силы из Сан-Франциско и нескольких городов в штатах Орегон и Вашингтон.
     - Им понадобится уйма времени,  чтобы  хотя  бы  до  полуночи  убрать
мусор, - сказал Дункан. - Того и гляди, Среда потонет в моче.  Последствия
всего этого будут долго помниться.
     - И власти все будут делать по-старому, - сказала Сник. - И все же...
     - Да?
     - Я все же не уверена, что нам необходима революция.  Реформы  -  вот
что нам нужно. Ты не согласен? Если бы существовала  реальная  возможность
гарантировать объективность выводов и народ мог избрать тех, кого хочет, -
что еще нужно? Какие еще изменения требуются?
     Дункан снова покачал головой.
     - Лучше тебе держать свои идеи при себе и молиться, чтобы начальник в
ВПТ в следующий раз, обдав тебя туманом,  не  стал  интересоваться  твоими
убеждениями.
     - Если будет следующий раз...
     Дункан не стал спрашивать, что  она  хотела  этим  сказать.  Органики
редко упускали возможность допросить "под туманом" попавших к ним в  руки.
Стандартный вопрос номер три: принадлежите ли вы  к  одной  из  подпольных
организаций? Если поймают хотя бы одного члена ВПТ, а это рано или  поздно
должно произойти - взять хотя бы падре Кэбтэба, - Дункан и Сник окажутся в
опасности. Конечно, они не смогут назвать  органикам  никого  выше  своего
шефа в организации - эти на некоторое время останутся неизвестными,  -  но
их троих поймают, можно не сомневаться.
     - Если только... - пробормотал Дункан.
     - Что?
     Дункан поделился с ней своими соображениями, а затем сказал:
     - Наш единственный шанс, хоть и не  очень  большой,  если  кто-то  из
членов ВПТ занимает высокий пост  в  правительстве  и  если  этот  человек
сумеет остановить прохождение информации. Если бы он хотя бы присутствовал
на допросе, а еще лучше - сам вел бы его! Иначе все будет доложено наверх,
и мой гипотетический агент не сможет ничему воспрепятствовать. Наши  шансы
невелики. Нет, надо что-то делать прямо сейчас. Что? Черт побери, хотел бы
я знать!
     Вскоре диктор, передававший новости, объявил о введении на территории
Лос-Анджелеса военного положения. Всем  гражданам,  находившимся  в  своих
квартирах, предписывалось  там  оставаться.  Тем,  кто  был  вне  дома,  -
немедленно вернуться домой. Исключение делалось лишь для тех,  чья  работа
была жизненно необходима. На экране возникли названия таких специальностей
и должностей, диктор читал его вслух. В течение последующего часа все  это
транслировалось постоянно. Появилось  сообщение  о  ходе  очистки  города.
Дункан переключил на другой канал, но и он был целиком занят тем же.
     - Похоже, тебе придется оставаться здесь до  следующего  Вторника,  -
сказал он Сник.
     - Только не строй планов.
     - Ты полагаешь, я затащу тебя в свою постель?
     Она кивнула, встала с кресла и направилась в кухню.
     - У меня есть о чем думать и поважнее, - бросил он ей вслед.
     И впрямь. Но намекни она... и он забудет о своем "поважнее".
     Попался в ловушку, подумал он. Угодил в капкан любви да еще  в  силки
правительства. Хотя есть разница: страсть к этой женщине  не  убьет  меня.
Сейчас я не могу пояснять, что любовь пройдет, но ведь так уже было  и  не
раз, значит, так и будет. Даже, если боль  этой  любви  останется  во  мне
словно замершая туберкулезная палочка, я смогу  действовать  полноценно  и
здорово. Но, черт возьми, мне ничего не поделать с ней сейчас и,  наверно,
в будущем. А она всего лишь один-единственный человек - и мне не решить  с
ней моих проблем. Что уж говорить о правительстве, ведь это сила. Только в
этом районе мне противостоят тысячи его  агентов.  Но  против  него  я  не
чувствую себя бессильным.
     Продолжая следить за новостями, он перебирал в уме возможные варианты
спасения. В переходах сегодня ему появляться нельзя. Фантастическую  мысль
спуститься по веревке из окна  к  океану  Дункан  отбросил  сразу  же.  До
полуночи придется оставаться в квартире - не прекрасный колдовской час,  а
время стоунирования. Потом надо будет решать: залезать в цилиндр или нет.
     Если он предпочтет второе - что тогда?
     Какой бы план он ни выбрал, надо еще уговорить  Сник  последовать  за
ним. Если Сник попадется в руки органиков и ее допросят, она помимо  своей
воли выдаст его. Тут никуда не денешься, логика железная. Но Дункан  знал,
что большинство  людей  следует  не  классической  логике,  а  другой,  не
поддающейся строгому анализу, в основе которой лежит не логика  поступков,
а эмоции. Во-первых, чувства, и лишь  потом  рациональное  начало.  Дункан
встал, собираясь пойти на кухню. Что-то Сник засиделась там слишком долго.
В  это  время  картинка  на  экране  изменилась.  Репортаж  вела   камера,
установленная на двадцатом уровне блока  в  третьем  полицейском  участке.
Органики напряженно работали, проворно извлекая  из  неиссякающего  потока
тел на улице и перенося в участок все новых и  новых  людей.  Их  допросят
позднее, наверно, уже в  следующий  Вторник.  Диктор  говорил,  что  число
задержанных столь велико, что справиться с этой задачей быстро не удастся.
Большинство подвергнется окаменению на установке  в  полицейском  участке,
идентификационные  карточки  зарегистрируют,  а  тела  отвезут  на  склад.
Учитывая солидное число "клиентов" и  ограниченную  мощность  стоунеров  в
участке, задействовали аварийные  стоунирующие  станции,  разбросанные  по
всему городу. Больницы уже были  переполнены,  всех  подряд  -  раненых  и
мертвых, задержанных и необвиненных -  совали  в  цилиндры  для  временной
"консервации". Подождут  своей  очереди.  "Работа  растянется  до  второго
Вторника, а может, и до третьего, -  комментировал  диктор.  -  Наш  город
никогда еще не знал  подобной  катастрофы,  по  крайней  мере  со  времени
последнего великого землетрясения".
     - О черт! - воскликнул Дункан, разглядев среди груды  тел  гигантскую
тушу падре Кэбтэба.  Робот-подъемник  просунул  широкие  лапы  под  падре,
который  лежал  лицом  вверх  на  плоском  многоколесном  трейлере   среди
множества лишенных сознания людей.  Машина  подняла  обмякшее  тело,  руки
падре свободно свисали по бокам рядом с лапами робота.  Прокрутив  колеса,
робот развернулся и направился к широченному входу. Камера крупным  планом
остановилась на профиле Кэбтэба,  выделила  его  широко  раскрытый  рот  и
застывшие в изумлении глаза.
     "Как я уже говорил,  -  вещал  Генри  Кунг  Хорриг,  -  мы  не  имеем
возможности сообщить вам подробности обо всех гражданах, доставленных  для
дачи  показаний.  Но  мне  удалось  раздобыть   некоторую   информации   о
задержанном, которого вы видите сейчас на экранах.  Как  сообщил  один  из
высших  полицейских  чинов,  этот  человек,   идентификационную   карточку
которого  еще  не  проверили,  но  чья  непокорность  властям   совершенно
очевидна, доставил полицейским много неприятностей во время ареста.  Двоих
он отправил в нокаут, третьему сломал руку и,  прежде  чем  его,  наконец,
скрутили, успел нанести травмы еще двоим. Задержанный  читал  проповедь  в
переходе, что само по себе квалифицируется как проступок  второй  степени,
если виновный задержан  впервые,  и  как  уголовное  преступление  третьей
степени тяжести при повторном задержании. От  арестованного  сильно  разит
алкоголем  и,  поскольку  его  задержали  возле  таверны  Спортер,   можно
предположить, что этот человек участвовал в разбойничьем распитии  запасов
спиртного в этом заведении. В этом случае..."
     Дальше  Дункан  слушать  не  стал.  С  криком  "Пантея!  Пантея!"  он
устремился в кухню. Сник сидела за столом у окна и задумчиво  смотрела  на
раскинувшуюся внизу гавань. Она тревожно посмотрела на него.
     - В чем дело?
     Дункан рассказал ей о только что увиденном.
     - Наша песенка спета, -  закончил  он.  -  Спасти  нас  может  только
счастливый случай. Надо быстро что-то предпринимать.
     Дункан взглянул на стол. Сник убрала вино и теперь перед  ней  стояла
большая чашка кипящего кофе. Хорошая идея. Сейчас, действительно, не время
дурманить мозги алкоголем.
     - Давай не будем совершать дурацкие поступки, - сказала Сник.  Дункан
сел за стол напротив нее и взглянул в окно. По заливу двигались  несколько
крупных грузовых судов и множество парусников - атласные паруса вспыхивали
в лучах спокойного послеполуденного солнца. Все было как  обычно,  и  суда
наверняка двигались в соответствии с расписанием. Казалось,  взрывоопасное
ощущение  свободы,  которое,  как  утверждали  органики,  лишило  рассудка
жителей города, никак не затронуло тех,  кто  находился  вне  его  границ.
Интересно, каким образом власти будут объяснять этот факт?
     Да  очень  просто.  Объяснение  готово:  моряков   немного,   и   они
скучиваются, когда люди начинают вести себя совершенно непредсказуемо.  Их
не захватывает массовая истерия толпы, как это произошло в башнях города.
     - Я не действую опрометчиво. Я все хорошо обдумал. Единственный выход
для нас, который дает хоть какие-то шансы - перейти в другой день.
     - И попасться уже в Среду, - подхватила Сник.
     - Я опытный дэйбрейкер. Вряд ли кто-нибудь знает лучше меня, как  это
делается.
     "Не совсем я на самом  деле,  -  подумал  Дункан.  -  Скорее,  _т_е_,
другие, что спрятались где-то внутри меня и без  устали  подбрасывают  мне
обрывки воспоминаний. Вот эти  ребята  действительно  знают  толк  в  этом
деле".
     Пантея уже не смотрела на него. Она снова устремила взор за окно,  на
океан,  далеко  за  гавань.  На  лице  ее   застыло   выражение   глубокой
задумчивости. Дункану показалось, что в глазах Сник он прочитал стремление
к свободе, преграждаемое  безнадежностью.  В  груди  у  него  защемило  от
непреодолимого желания поцеловать ее, сказать, что  он  даст  ей  надежду.
Все, что она пожелает.
     Наступило молчание, которое Дункан никак не решался  прервать,  боясь
причинить ей боль. Оно становилось томительным,  словно  ожидание  живицы,
сочащейся из  дерева,  и  заставляло  Дункана  волноваться  и  сгорать  от
нетерпения. Ему неудержимо хотелось нарушить неловкую тишину и заговорить,
но он понимал, что, если он сейчас что-то скажет, она не услышит его слов.
     Наконец, она повернулась к нему, вздохнула и заговорила:
     - Все бесполезно. С таким же успехом мы можем  сдаться  и  прекратить
это мучительное ожидание, эту агонию.
     - Какого черта меня угораздило полюбить такое несчастное создание как
ты? У тебя хребет из взбитых белков, воли - как в  пустой  бутылке  из-под
виски! Даже если ты знаешь, что не можешь победить, ты должна бороться!
     - Бычье дерьмо все это, - бесцветным голосом произнесла Сник.
     - Да это аромат получше собачьей чуши, которую ты  несешь!  Вот  это,
действительно, дерьмо! Ты не можешь опускать руки! Я никогда не сдавался и
не сделаю этого! Если бы я хоть раз скис при  виде  опасности,  где  бы  я
сейчас был? Давным-давно окаменелым пылился на складе!
     - Ты просто хочешь отсрочить неизбежное. Что означает  еще  несколько
дней жизни? В чем смысл? У  тебя  у  стоунированного  вряд  ли  сохранятся
воспоминания о нескольких днях  жизни,  ради  которых  ты  сражался  столь
бесстрашно. Стоит ли?
     Они снова замолчали, хотя, если бы ярость Дункана могла  превратиться
в излучение, он раскалился бы добела, а Сник обратилась бы в уголек.
     Она первой прервала молчание.
     - Не знаю, что делать! Вся беда в том, что я в  самом  деле  чувствую
свою вину! Я заслуживаю стоунирования! В сущности  в  нашем  обществе  нет
ничего существенно порочного. Если правительство  лжет  или  делает  нечто
такое, чего не должно было бы делать по причине незаконности, то нельзя же
забывать, что оно руководствуется мыслью о благе народа.
     - Ты - прирожденный органик, - сказал Дункан. - Я зря теряю  с  тобой
время. Мне надо еще разработать свой план.
     - Какой план?
     - Я должен выложить его тебе, чтобы ты могла порадовать своих коллег?
     - Ты действительно полагаешь, что можешь придумать что-то? Хотя бы  с
малейшим шансом на успех?
     На лице Сник все еще лежала скорбная печаль, однако голос ее  немного
просветлел.
     - Да, но ты должна обещать, что останешься со мной  и  сделаешь  все,
чтобы мне помочь.
     - А если я не смогу?
     "Тогда я посажу тебя в стоунер, - подумал  Дункан,  -  и  буду  жить,
какой бы - плохой или хорошей - ни была моя жизнь".

                                   23

     К десяти часам этого вечера Дункан и Сник были почти готовы выполнить
первый этап своего плана.
     Ах, если бы планом можно было предусмотреть надежду  на  правильность
действий в изменяющихся обстоятельствах! Увы, ситуацию нельзя предугадать.
Вполне вероятно, что они очертя голову бросятся  в  такое  болото,  что  и
вылезти не сумеют.
     Первые шаги будут легкими. Жители Среды, мужчина и женщина, останутся
стоунированными.  Хотя  дестоунирующая  энергия  подается   автоматически,
предусмотрено и ручное управление цилиндрами. Если установить регуляторы в
положение "Отключено", Себертинк и Макасума останутся окаменелыми.  Дункан
использует их идентификационные карточки для получения  всей  имеющейся  о
них информации в банке данных Среды. Он  и  Сник,  выдавая  себя  за  этих
двоих, должны сообщить  на  их  работу  -  начальству  Среды  -  о  плохом
самочувствии  и  необходимости  остаться  дома.  К  счастью,  Себертинк  и
Макасума служили в разных  местах.  Случись  по-другому,  их  руководители
насторожились бы: с чего это оба одновременно сказались  больными?  Дункан
уже подключил видео- и звуковую имитацию Себертинка и  Макасумы,  так  что
принявшие обращения смогут удостоверить их авторство. Дункан, по  счастью,
обладал непревзойденным опытом перевоплощения. Он  знал,  как  всколыхнуть
закоулки свой памяти. Скорее,  правда,  -  памяти  одного  из  бывших  его
персонажей. За короткие секунды  мысленного  контакта  они  должны  суметь
управлять осанками, выражениями лиц, голосами имитируемых.  Дункан  должен
обучить Сник этим методам.
     - Надо немного потренироваться, - сказал Дункан. - Сначала ты  будешь
шефом Макасумы. А я выступлю в амплуа Макасумы; ты  станешь  задавать  мне
возможные вопросы. Потом поменяемся ролями. Завтра еще  подшлифуем  образы
имитируемых, несколько раз все проиграем перед тем, как  выйти  на  связь.
Это надо будет сделать с самого утра.
     Сегодня вечером, вставив идентификационные карточки в щели в стене  и
запросив стереоскопический показ образов  жителей  Среды,  они  увидят  на
экранах все, что требовалось Дункану для перевоплощений. Сначала Себертинк
и Макасума приветствуют своих боссов. Затем Дункан и Сник импровизируют  -
и делают это быстро и естественно.
     - Надо бы добыть одежду этой пары, - сказал  Дункан.  -  Это  поможет
нам. Мы установим импульсные повторители лица и тела, подключим интерфейсы
к регистратору движений, выражению  лиц  и  голосов  -  и  все  это  будет
передано в реальные выходные сумматоры нашей пары. Зритель на другом конце
видит  имитируемых  словно  "в  подлиннике"   -   никаких   нерешительных,
судорожных или неуклюжих действий или движений.
     Сник указала на кнопки управления установкой на столе в передней.
     - Эта штука  не  предназначена  для  имитаций.  Она  торчит  тут  для
другого. Мы и вправду сумеем всех одурачить?
     - Да, если передача будет недолгой и собеседник еще не совсем отойдет
ото сна. Или от природы он вялый и безразличный. Если какой-то из боссов -
Себертинка или Макасумы - спросит что-нибудь эдакое специальное по работе,
- мы влипли.
     - Можем сыграть на дурачка, прикинувшись действительно больными.
     - Ох... И у нас останется не более часа, чтобы убраться отсюда,  пока
парамедик не появится здесь исцелять нас.
     - Надо всего этого избежать  и  исчезнуть  сразу  после  полуночи,  -
заявила Пантея. - Как ты сказал, в переходах в это время почти никого нет,
и органики могут заметить нас. Но вероятность того, что они остановят  нас
и станут задавать вопросы,  невелика.  Они  скорее  всего  примут  нас  за
рабочих первой смены,  возвращающихся  домой.  Нам  потребуется  не  более
десяти минут, чтобы оказаться в низу башни, украсть лодку и скрыться.
     Дункан не ответил.  Она  уже  слышала  его  довод:  эта  Среда  будет
непохожа  на  обычные.  Власти  Вторника  обязательно  оставят   послание,
информирующее коллег Среды о небывалых сегодняшних событиях. Не  то  чтобы
Среде так уж необходимо было знать о чудовищном  беспорядке,  который  она
унаследовала от предыдущего дня. Вторник, если верить журналистам,  просто
с трудом справлялся со стоунированием всех травмированных и  арестованных.
Команды технического обслуживания улиц были привлечены в помощь  органикам
и больничному персоналу. Переходы были  захламлены  и  загажены,  серьезно
пострадали магазины и таверны. Для  наведения  порядка  Среде  требовались
добровольцы. Если компьютеры  сообщат,  что  откликнулись  лишь  немногие,
будут призваны все горожане, которые не заняты на жизненно важных работах.
Себертинк служил продавцом  в  магазине  спортивных  товаров,  а  Макасума
работала патологом в  больнице.  Оба,  вероятно,  будут  мобилизованы  для
уборки. Это может произойти сразу, как они явятся на работу, но ни Дункан,
ни Сник не могут пожаловать вместо них. Если же  они  появятся  на  улицах
вскоре  после  дестоунирования  людей  Среды,  органики   сцапают   их   и
присоединят  к  бригадам  работающих.  Гэнки  не  станут  церемониться   и
выяснять, достаточно ли уже добровольцев. Всякий  встреченный  ими  -  как
сказано, не занятый на работах по жизненному обеспечению, - будет временно
приписан к Департаменту  санитарии  и  технического  обслуживания.  Однако
идентификационные карточки каждого непременно проверят.
     Единственный до известной степени безопасный путь для  них  -  выйти,
когда улицы будут  заполнены  бригадами  Департамента,  и  пройти  как  бы
мимоходом или, наоборот, торопясь,  будто  по  приказу,  и  таким  образом
отделаться от органиков. Но конечно же  органики  могут  остановить  их  и
учинить допрос.
     Дункан прикинул, что если все пройдет гладко,  им  понадобится  минут
десять. Он предпочел бы спуститься по лестничным маршам - этаж за этажом -
до  основания  башни.  Здесь  редко  кто  ходил:  обитатели   предпочитали
эскалаторы и лифты. Но лестничные марши находились  под  видеонаблюдением.
Органики установили здесь автоматическую слежку под  предлогом  того,  что
люди могут случайно свалиться вниз, и, если это случится, врачей мгновенно
оповестят. Этот довод убедил публику,  проголосовавшую  за  размещение  на
лестницах аппаратуры слежки. Дункан был уверен, что на этот раз подтасовка
результатов опроса не требовалась.
     Возможно, они со Сник и прошмыгнули бы беспрепятственно, но опять  же
оставался риск: их остановят, попросят вставить идентификационные карточки
в щели (в стенах щелей хватало -  через  каждые  двадцать  футов  спуска).
Органики вполне могли посчитать, что  эта  парочка  пытается  улизнуть  от
работ по очистке.
     Он взглянул на настенный экран, на  котором  представлялась  панорама
внешнего перехода.  Яркие  фонари  освещали  пустынную  улицу,  заваленную
мусором  и  хламом.  Тотчас  после  полуночи  из  сопел  разбрызгивателей,
размещенных в прорезях потолка, стен, пола переходов  хлынут  струи  воды.
Через две минуты "душ" прекратится, а сама вода, прихватив мусор и  прочие
легкие предметы, исчезнет в водосточной системе. Затем горячий  воздух  из
других сопел в тех же щелях за пару минут осушит переход.
     В той части перехода, которая была видна  Дункану,  струи  прихватили
все, кроме сумки у дверей квартиры да какого-то темного пятна на тротуаре.
Тут-то у него и возникла идея проскочить к основанию башни во  время  этой
водной процедуры.
     - Пантея! - вскричал он.
     Утомленная от недосыпания и  долгих  часов  просмотра  телепередач  и
прослушивания новостей, она даже не кивнула. Выпрямилась в  кресле,  карие
глаза расширились.
     - Что?
     - Мы спустимся во время водоочистки переходов. Камеры тоже  покроются
брызгами, да и органики вряд ли внимательно следят  за  мониторами  в  эти
минуты: трудно предположить, что люди полезут под струи.
     - Мы же все вымокнем.
     - Не надо будет принимать душ.
     - За две минуты нам не спуститься вниз.
     - Помчимся как дьяволы - ведь вниз, а не вверх.
     - Времени все равно мало.
     - Смажем задницы и скатимся по перилам. На площадках нет блокировки -
перила сплошные. Пронесемся со свистом без остановки.
     Она так расхохоталась, что вывалилась из кресла.  Дункан  хотел  было
рассердиться, а может, просто смутился, но глядя на нее, смеющуюся, и  сам
заулыбался. Слава Богу, она больше не хмурится. Она  оставалась  на  полу,
спиной к креслу, хотя и перестала покатываться  со  смеху.  Смахнув  рукой
слезы. Сник сказала:
     - Ты сумасшедший! Скатиться по перилам на  двадцать  этажей!  Сколько
это? Не меньше трехсот футов, если вытянуть по прямой? Четыреста? А может,
и больше?!
     - У нас четыре минуты. Четыре минуты, пока вода не высохнет на линзах
камер. Первые пару минут вода спасает  нас  от  трения.  А  то  и  больше.
Считаем - три. Еще придется смазать штаны. Смазка быстро не сгорит, перила
ведь мокрые. За четыре минуты окажемся внизу. Может, быстрее.
     - А что если мы потеряем хватку? Руки будут смазаны, сильное давление
воды... Если мы упадем...
     Она содрогнулась.
     - К черту! Я сделаю это с тобой или без тебя!
     Сник встала и посмотрела на него. Слегка улыбнулась. Ухмыльнулась?
     - У тебя определенно хватает изобретательности  и  воображения.  Хотя
это ужасно опасно.
     - А мы сейчас не в большей опасности?
     Она кивнула.
     - Я согласна.
     Он схватил ее, прижал к себе, крепко обнял.
     - Замечательно!
     Дункан быстро освободил ее из объятий.
     - Прошу извинить. Я не намеревался... Я был так рад...
     - Ради Бога! Я могу быть и не влюбленной в тебя, но никак  не  считаю
тебя нерасполагающим, пожалуй, ты очарователен. Я обожаю крепкие объятия.
     Дункан резко отвернулся. Ему совсем не хотелось, чтобы она  заметила,
как возбудило его столь краткое ощущение ее тела. Он подошел к  настенному
экрану, отдал устные команды и принялся изучать появившуюся карту  района.
Ближайший выход с лестницы находился в трехстах футах слева от дверей  его
квартиры.
     На экране возник мужчина, стоящий перед дверью. Он  протянул  руку  -
раздался звонок.
     Дункан почувствовал, как весь дрожит.
     Каребара! Какого дьявола он делает _з_д_е_с_ь_? _С_е_й_ч_а_с_? В  это
время?
     Он оттолкнул первую пришедшую в голову мысль, что Каребара - органик.
Будь такое, по меньшей мере пара других была бы рядом, а патрульная машина
торчала бы припаркованной в поле зрения монитора, у двери. Органики всегда
стараются морально сломить свою жертву, прежде чем скрутить ее физически.
     Каребара,  казалось,  прошел  через  сегодняшний   день   не   совсем
невредимым. Кто-то затянул антенну на его шляпе в такой  тугой  узел,  что
профессору не под силу было развязать его. Под  левым  глазом  красовался,
блестя целебной мазью, солидный фонарь. Выглядел  Каребара  настороженным,
даже встревоженным. Профессор непрерывно вертел  головой,  явно  следя  за
переходом.
     Дункан  велел  экрану  открыть  дверь   и   шагнул   вперед.   Дверь,
распахнувшись, чуть не коснулась длинного  тонкого  носа  Каребары.  Шляпа
слетела, открывая короткие колючие волосы,  темно-каштановые  и  кажущиеся
жесткими, как крылья жука.
     - Без сомнения, вы недоумеваете, зачем я здесь? - сказал он. Каребара
остановился. Рот приоткрылся. Указывая шляпой на Сник, он проклекотал:
     - Что она делает тут? - А затем к ней: - Я пытался найти вас,  но  не
застал дома.
     - Убить двух зайцев одним ударом? - заметила Сник.
     - Что _в_ы_ здесь делаете? - спросил Дункан.
     - Ваш друг Вард арестован и стоунирован!
     - Кэбтэб... - почти про себя пробормотал Дункан. И громко: - Да,  нам
известно.
     - Стало быть, мне нет необходимости толковать  вам  о  причастностях,
возможностях и последствиях. - Профессор огляделся. - Можно мне  присесть?
День был не легким, и он еще не кончился. - Каребара взглянул на настенный
экран. - Срок пять минут до полуночи. У нас еще много дел.
     Его  речь  звучала  весьма  любопытно.  Казалось,  Каребара  приобрел
заикание с тех пор, как они в последний раз видели его.
     Дункан указал на стул.  Профессор  присел,  но  тут  же  почти  сразу
вскочил.
     - У нас вовсе нет времени для  рассуждений.  Абсолютно  необходимо  -
речь идет о жизни или смерти - уйти отсюда немедленно. Я  все  объясню  по
пути.
     Дункан не пошевелился.
     - Мы никуда не сдвинемся, пока не получим объяснений. Прежде всего  -
вы ВПТ?
     Большие зеленые глаза Каребары раскрылись еще шире.
     - Конечно, кто же еще?! Я восхищаюсь  вашей  осторожностью.  Довольно
благоразумно не  принимать  ничего  как  само  собой  разумеющееся.  Но...
сегодня это уже не ВПТ. Организация называется Кукелка.
     - Кукелка?
     На профессорском лице выдавилась досада.
     - Нет, это мое произношение...  штат  Джорджия,  знаете  ли...  -  Он
передал по буквам: - К-У-К-О-Л-К-А. КУКОЛКА. Форма развития насекомого  от
личинки до полной зрелости.
     - Да, - протянул Дункан. У него не было времени на  расспросы,  какие
начальные буквы образовали слово да и не очень это его волновало.
     - Пойдемте прямо в чем есть, -  сказал  Каребара.  -  Захватите  лишь
необходимое из ваших сумок. Идентификационные карточки, конечно.
     - Нет, - твердо объявил Дункан. - Мы не пошевелимся, пока не  поймем,
что у вас на уме.
     Каребара опять взглянул на цифровой дисплей времени.
     - Я могу сказать только, что Вард арестован и что  вряд  ли  ситуация
может улучшиться; поэтому вам обоим необходимо найти убежище.  Я  доставлю
вас в безопасное место. Ничего другого сказать не могу - это  все,  что  я
знаю. Вперед!
     - Вам известно значительно больше, - заметил Дункан. -  Очевидно  же,
что вы шишка в ВПТ... я имею в виду - КУКОЛКЕ. Вам было  поручено  следить
за нами с момента, когда мы сели в поезд на Лос-Анджелес?  Не  спускать  с
нас глаз?
     - Все расскажу по дороге. Потеряем время здесь - не  попадем  туда...
куда я должен вас доставить.
     И словно запоздалое решение - Каребара сунул руку в сумку:
     - О! Да... один для каждого из вас. У меня есть...
     Ладонь раскрылась - на ней блестели два  черных  цилиндра  с  острыми
конусами. Четверть дюйма в длину,  шестнадцатая  доля  дюйма  в  диаметре.
Второй  рукой  он  взял  один  цилиндр,  протягивая  его  Дункану.  Дункан
наклонился, чтобы рассмотреть его. Цилиндр имел два плоских края.
     - Прижмите эту штуку плоской поверхностью -  сразу  за  гуммированным
выступом - к коже, - пояснил профессор. - Она прилипнет и будет держаться,
пока вы ее не снимите. Затем плоская  грань  откроется,  и  вы  проглотите
порошок.  Не  имеет  значения,  проглотите  вы  его  полностью  или   нет.
Достаточно совсем немного,  чтобы  дело  было  сделано,  хотя  бы  лизнуть
поверхность кончиком языка. Итак, возьмите один и  запомните:  действовать
только большим и указательным пальцем,  нажимая  на  конусы.  Не  трогайте
основной корпус.
     Дункан взял одну из капсул и поднес к глазам, чтобы лучше разглядеть.
     - Чтобы дело было сделано? Вы хотите сказать,  что  эта  штука  убьет
нас? - вмешалась Сник.
     - У меня во рту точно такая же капсула.  Посмотрите.  Засуньте  палец
мне в рот, если не верите, - предложил Каребара.
     - О, я не сомневаюсь, что капсула там, но откуда мне знать, что в ней
яд?
     - Ради Бога! Вы безумно подозрительны! Зачем мне дурачить вас?
     - Это мы и хотели бы узнать, - Дункан был бескомпромиссен.  -  Вы  не
можете  упрекать  нас  за  подозрительность.  А  у  нас  нет  причин   для
легковерия. Особенно учитывая все, что с  нами  происходит.  Объясните  на
милость, как мы извлечем капсулу изо рта, не раскрыв ее, когда окажемся  в
безопасности? Или, черт подери, носить ее до конца жизни?
     - Очень просто. Набрать в рот жидкости - вы ее получите - и подержать
минуту. Она снимает адгезию  на  плоской  грани.  Затем  спокойно  извлечь
пилюлю.
     - Зачем нам совершать самоубийство,  если  органики  схватят  нас  до
того, как мы заберемся в вашу безопасную нору? -  наседал  Дункан.  -  Они
схватили Варда. Если  они  докопаются,  что  он  член...  я  имею  в  виду
КУКОЛКИ... - Он помолчал. Потом сказал: - Я вижу, куда вы клоните, Вард не
знает, что вы член КУКОЛКИ. Он выдаст нас обоих, но не  вас.  А  если  все
трое - Вард и мы двое - будем мертвы, органики не смогут дальше  двигаться
по следу. Но они доберутся до всех ваших  соучастников.  Один  из  них,  а
может, и больше, наверняка будет связан с КУКОЛКОЙ.
     - Он тоже умрет, - пообещал Каребара. - Да ну же! Мы не можем  больше
терять время! Идете вы со мной или нет?
     У профессора несомненно  был  приказ  прикончить  обоих  здесь  же  и
немедленно, если Сник и он откажутся  подчиниться.  Потому-то  Дункан  все
время был рядом с Каребарой, едва тот вошел  в  квартиру.  Если  профессор
засунет руку в карман или в наплечную  сумку,  он  не  очень  преуспеет  -
пистолет ему вытащить  не  удастся.  Возможно,  профессор  получил  приказ
избавиться от них сразу и совсем не  собирается  покидать  квартиру  в  их
обществе. Сник, по всей видимости, права. Капсулы растворятся  немедленно,
а с ними и жизни - ее и Дункана.
     Сник подошла к Каребаре и взяла с  его  ладони  другую  капсулу.  Она
опустила ее в сумку. Дункан сунул свою в карман рубашки.
     - Мы пойдем с вами, - объявил он. - Но...
     - Вам было приказано прикрепить их во рту! - громко  и  резко  сказал
Каребара.
     - Я так и не знаю, какое положение  вы  занимаете  в  организации,  -
проговорил Дункан. - Возможно, вы ниже меня по рангу. Или мы идем без  яда
во рту или не идем вовсе.
     С налившимся кровью лицом,  с  ресницами,  моргающими  словно  крылья
пытающегося взлететь таракана, Каребара отступил от Дункана. Дункан шагнул
за ним. Профессор сделал еще один  шаг  назад,  тот  сохранил  между  ними
прежнюю дистанцию. Каребара остановился, упершись спиной в дверь.
     - Отойдите от меня! - взвизгнул он.
     - В чем дело? - прикинулся Дункан.
     Правая рука Каребары резко нырнула в сумку.

                                   24

     Каребара не успел вытащить оружие. Дункан вонзил  свое  колено  между
ног  Каребары,  схватил  и  скрутил  его  запястье.  Отступая,  он  рванул
профессора за руку. Профессор тяжело шлепнулся об пол, вопя и извиваясь от
боли - ему было не до попытки извлечь пистолет из сумки. Но  когда  Дункан
сдернул сумку с плеч Каребары и  заглянул  в  нее,  он  не  обнаружил  там
ожидаемого протонного пистолета. Он нашел в сумке немаркированную банку  -
наверное, Каребара собирался использовать ее. Дункан поднес  ее  к  самому
носу  профессора,  нажал  кнопку,  и  фиолетовое  облако  обволокло   лицо
Каребары. Он судорожно вдохнул,  глаза  закрылись,  вопли  и  подергивания
прекратились.
     Хотя Дункан и отступил, направив струю тумана на  профессора,  легкая
затяжка досталась и ему.
     "ТИ!" - тотчас определил он.
     Вряд ли Каребара припас его для себя. И времени на допрос у  него  не
было. Он просто хотел подчинить Дункана. Или лишить сознания  обоих,  если
они откажутся от капсул.
     Дункан взглянул на дисплей времени. Оставалось двадцать две минуты до
полуночи. Через двенадцать минут первые вспышки уличных и квартирных огней
предупредят граждан, что пора занимать  цилиндры.  Сирены  в  переходах  и
звонки в квартирах внесут свою лепту.
     - Возьми-ка его за ноги, - попросил Пантею Дункан.
     Она поспешила помочь, и Каребара был быстро водружен на диван.  Диван
получил команду  подняться  так,  чтобы  голова  профессора  оказалась  на
возвышении. Сник положила безвольную правую руку профессора ему на грудь.
     Дункан придвинул стул к дивану и уселся. Склонившись, негромко, но  в
решительном тоне он приступил к допросу.
     - Вы, доктор  Герман  Трофаллаксис  Каребара,  ответите  на  все  мои
вопросы полно и правдиво. Вы понимаете меня?
     Губы профессора двигались с трудом. Его "да" было едва слышно.
     - Отвечайте громче, произносите слова четко. Вы понимаете меня?
     Профессор улучшил артикуляцию.
     - Герман Трофаллаксис Каребара - ваше имя от рождения?
     - Нет.
     - Назовите ваше настоящее имя.
     - Альбин Семпл Шамир.
     Сник прошептала в самое ухо Дункана:
     - Так уж необходимы эти  дурацкие  формальности?  Зря  теряем  время.
Почему ты не спрашиваешь о главном?
     Дункан насупился, но ответил спокойно.
     - Ты права. У меня к нему пара вопросов о его месте в организации.
     Дункан задал их и уяснил, что Каребара вступил  в  нее  десять  облет
назад.  Он  выходец  из  Атланты,  штат  Джорджия,  откуда  попал  в  штат
Нью-Джерси. Он изучал энтомологию, получил свою степень доктора  философии
и при этом  был  секретным  агентом  органиков.  Такое  положение  надежно
помогало работать на подрывную организацию.
     Дункан спросил, предан ли он организации.
     - Да.
     - Кто ваш непосредственный руководитель?
     - Я не знаю.
     Далее выяснилось, что человек, отдававший  ему  распоряжения,  был  в
маске и разговаривал через исказитель речи.
     - Как вы намеревались поступить с нами?  Я  имею  в  виду,  куда  вам
приказали доставить Дункана и Сник?
     - Куда?
     - Да! В какое место?
     - Я не получал такого приказа.
     - Так!
     Дункан взглянул на Сник.
     - Кое-что открывается! Он не получал такого приказа.
     - Ведено ли было убить Дункана и Сник?
     - Нет.
     - Лишить их сознания с помощью тумана истины?
     - Нет.
     - Вам не предписывалось доставить Дункана и Сник в  другое  место?  К
вашему руководителю?
     - Нет.
     - Вы не получали команду убить Дункана и Сник?
     - Нет.
     Пантея шепнула на ухо Дункану:
     -  Он  отвечает  на  вопрос  дословно,  буквально  так,  как   вопрос
поставлен. Попробуй спросить о нас порознь. Сперва о себе.
     - По какому адресу  вы  должны  были  препроводить  Бивольфа  из  его
квартиры?
     - Я должен был доставить его по адресу площадь Пушкина 173А, двадцать
пятый уровень.
     - По какому адресу вы должны были препроводить Чэндлер?
     - Мне не приказывали никуда ее доставлять.
     - Что вы должны были сказать ей, придя в ее квартиру?
     - У меня было задание приказать ей прибыть по адресу площадь  Пушкина
173А, двадцать пятый уровень.
     - Она, то есть Чэндлер, должна была сама явиться на  площадь  Пушкина
173А?
     - Да.
     - Затем вам надлежало прийти на квартиру Бивольфа и  сопроводить  его
на площадь Пушкина 173А?
     - Да.
     - Что вы должны были делать, когда доставите Бивольфа на площадь?
     - Передать Бивольфа кому-то.
     - Кто был этот "кто-то"?
     - Я не знаю.
     - Каким образом "кто-то" должен был определить вас?
     - "Кто-то" должен был знать меня.
     - Но вы не должны знать его?
     - Нет.
     - После того, как вы встретили этого человека, и он  принял  Бивольфа
под свою ответственность, что вы должны были делать?
     - Мне было сказано отправляться домой.
     - Какой ваш адрес?
     - Башня Университета, Оранжевый переход, 358, семнадцатый уровень.
     - Должна ли была Чэндлер дожидаться на площади  Пушкина  173А  вас  и
Бивольфа?
     - Я не знаю.
     Дункан взглянул на Сник, подняв брови и пожав плечами. Его озадачило,
что Сник  самой  доверялось  прибыть  на  площадь.  Если  бы  ее  по  пути
остановили органики, она не смогла  бы  оправдать  свой  моцион.  Каребара
должен был доставить ее туда же,  куда  и  Дункана.  Как  тайному  офицеру
полиции, Каребаре достаточно было сунуть свою  идентификационную  карточку
любым любопытным органикам, и они беспрепятственно пропустили бы его и его
спутников, не задавая лишних вопросов.
     Холодная мысль заставила его содрогнуться.
     Что, если кто-то из КУКОЛКИ ждал, пока Сник покинет квартиру, получив
указания профессора? У них  могли  быть  инструкции,  неведомые  Каребаре,
например, доставить куда-то и избавиться  от  нее.  Теперь,  когда  Кэбтэб
раскрыл ее подлинную личность, она стала опасна для организации.  Впрочем,
как и я сам, подумал Дункан. Я ценен для КУКОЛКИ. У меня способность лгать
под действием ТИ, и я могу обучить этому других  "куколок".  Есть  и  иная
причина, по которой власти относятся ко мне, словно к сокровищу.
     Он встал и шагнул к двери.
     - В чем дело? - спросила Сник.
     Он не ответил. Дункан  приоткрыл  дверь  и  высунул  голову.  Сперва,
взглянув в обе стороны перехода, он не заметил  никого.  Вторичный  осмотр
обнаружил далеко влево несколько  неясных  фигур  под  тентом  у  входа  в
магазин. Дункан отступил назад и подошел к Сник.
     - Что теперь? - спросила она с беспокойством.
     - Полагаю - двое из КУКОЛКИ.
     - Прикончить меня? Почему? Я ж не новичок. Не любитель. Тоже кое-чего
стою.
     - Возможно, не с их позиций. Как  бы  то  ни  было,  я  не  собираюсь
оставаться с  ними.  Они  слишком  жестоки  и  безразличны  к  собственным
соратникам. Потому-то организация постоянно и  повсюду  разыскивает  своих
сбежавших участников. КУКОЛКА подобна семье Муравьев, как выразился бы наш
друг Каребара. Забота об общем благе не оставляет  места  для  внимания  к
отдельной особи. Их приносят в жертву во имя безопасности  и  благополучия
группы как целого организма. Но мы не муравьи. Однако...
     - Что - однако?
     Дункан поднял руку, требуя тишины. Обращаясь к ближайшему экрану,  он
запросил входной код квартирной двери и затем отдал команду заменить его.
     - Самое время... Я думаю, что эти двое органиков знают входной код. И
от твоей квартиры тоже. Теперь не войдут.
     Он взглянул на дисплей времени.
     - Они скоро попытаются ввалиться. У них мало времени, и их, вероятно,
очень удивляет, какого черта Каребара до сих пор не доставил нас.
     - Откуда им знать, что я здесь?
     - Им должно быть известно, что мы друзья. Они не  обнаружили  тебя  в
твоей квартире и вычислили, что ты здесь. А может, и  не  знают.  В  любом
случае их забота - я и профессор.
     Дункан подошел к дивану.
     - Давай-ка засунем его в стоунер. Можно использовать мой.
     Поднимая Каребару за ноги. Сник заметила:
     - Органики найдут его, и он выложит все.
     -  Мне  безразлично!  Я  не  собираюсь  больше   сохранять   верность
организации. КУКОЛКА заслуживает того, что получает. Нам надо исчезнуть.
     Сник промолчала. Они затолкали Каребару в цилиндр,  придав  ему,  как
могли, позу эмбриона, закрыли дверцу и включили энергию. Стены  осветились
оранжевым светом; раздался телефонный звонок. Сник  и  Дункан  вздрогнули.
Дункан еще не успел отреагировать а настенные экраны уже высветили большие
черные буквы:
     К. У ВАС ЕСТЬ ПЯТЬ МИНУТ.
     - Они ждут его, его и меня, - сказал Дункан.
     - Почему они не захотели говорить с ним?
     - Из предосторожности, я полагаю.
     Хотя ситуация была трудной и опасной, Дункан улыбнулся. Даже если  бы
он и пожелаю отправиться на площадь Пушкина 173А, двадцать пятый  уровень;
он не смог бы. Эти двое на улице должны иметь приказ заполучить  Сник,  и,
если она выйдет отсюда, они выполнят свою миссию  А  это  значит,  что  он
должен будет защитить ее. Но поскольку он безоружен - придется  торчать  в
квартире.
     - Все, что нам остается, - ждать,  пока  они  уберутся.  Хотя  они  и
гэнки, это не оправдывает их пребывание вне стоунеров.
     Осмотрев переход на настенном экране, Дункан сказал:
     -  Поищи  какую-нибудь  смазку.  Если  ничего  другого   нет,   можно
использовать масло. И прихвати тряпки для рук...
     - Ты все еще всерьез намерен съехать по перилам?
     - Я предпочел бы полет. Ты знаешь, как это сделать?
     - Не будь самоуверенным ослом.
     - Самоуверенным или нет, но я пытаюсь спасти наши задницы... Ох!  Эти
подлецы не стали ждать! Они уже здесь!
     Хорошо освещенные ярким  светом  двое  мужчин  стояли  перед  дверью.
Среднего роста, крепкого сложения, оба в конусообразных шляпах с обвислыми
полями, в свободных рубахах-безрукавках до лодыжек, в мокасинах  на  босую
ногу. Один - смуглый с широкоскулым лицом, с черными глазами в  обрамлении
мелких  морщин.  Черные  волосы,  словно  усаженные  остриями,   выглядели
грязными. Другой - длинноносый, с ушами без мочек, толстогубый, с круглыми
глазами. Кожа раскрашена под зебру. Дункан подумал, что  и  голубые  глаза
его депигментированы.
     Тот, который нераскрашенный, нажал на звонок.
     - Мы не будем отвечать, - прошептал Дункан.
     После того, как звонок  прозвенел  семь  раз,  нераскрашенный  низким
голосом что-то сказал коллеге. Оба извлекли из наплечных  сумок  протонные
пистолеты.
     - Они намерены разнести запорное устройство! - воскликнул Дункан.
     Сник подхватила свою наплечную сумку и бросилась  в  глубь  квартиры.
Дункан и не подумал, что  она  струсила:  он  хорошо  знал  ее.  Какие  бы
сомнения  в  правоте  революционных  действий  ни  терзали  ее,  какие  бы
колебания ни проявляла  она,  решаясь  на  побег,  она  будет  действовать
подобающе в неожиданной опасной ситуации. Сник наверняка ринулась на кухню
за ножами или еще за чем-то, что можно использовать для защиты. Дункан был
уверен в этом, словно читал ее мысли.
     Он не мог видеть  яркого  пятна  лазерного  луча,  используемого  для
наведения пистолета на цель, но не сомневался, что луч вонзился в щель,  в
которую вставляется идентификационная карточка для управления замком. Сник
не успеет вернуться с ножами, хотя он сомневался, что они  смогут  пустить
их в ход сразу у двери. Дункан приказал дивану выдвинуть  колесики.  Диван
поднялся, и Дункан покатил его к входу. Он с грохотом прижал диван к двери
как раз в тот момент, когда заструился дымок и металл расплавился.
     Дункан схватил свою  сумку  и,  приказав  дивану  повернуться  набок,
помчался на кухню. Сдвинуть диван, навалившийся на дверь, будет не  долгой
заботой этих двоих. Теперь он должен добежать до Сник,  пока  они  еще  не
могут прицелиться в него. Почти у входа в кухню Дункан бросился на  пол  -
ему показалось, что гости уже в  квартире  или  открыли  дверь  достаточно
широко, чтобы видеть его. Он пополз по полу. Погас  свет  -  должно  быть.
Сник дала команду компьютеру.
     Дункан быстро поднялся. От ближайших башен и верхних и нижних  этажей
доходил слабый свет. Свет из перехода  был  значительно  ярче.  Посетители
оставили дверь открытой.
     Сник - неясная фигура - сунула ему в руку нож, шепнув:
     - Я велела компьютеру не подавать ток, пока я не прикажу.
     Она хохотнула.
     - Если они прикончат меня, тебе придется  здорово  повозиться,  чтобы
включить свет или позвонить. И сюда никому не дозвониться.
     Внезапно мягкое освещение перехода  отключилось:  посетители  поняли,
что он вырисовывает их фигуры и мешает обзору квартиры.
     - Они ведь знать не знают, есть ли у нас оружие, - заметил Дункан.  -
Они не станут рисковать.
     Получив команду, огромный стол выдвинул  колесики,  быстро  поднялся,
механизм бесшумно вращал колесики в пазах  ножек.  Затем  стол  опустился,
концы ножек, наоборот, поднялись. Дункан толкнул стол  к  кухонной  двери,
перевернул его  набок  и  загородил  дверной  проем.  Гости  в  сумеречном
отблеске окон смогут увидеть, что вход блокирован. Они сообразят, что стол
придется оттолкнуть, а не перелезать через  него.  Вряд  ли  они  поступят
по-другому, а тем более не станут сперва совать свою башку в проем.
     - Время для них еще дороже, чем для нас, - сказал Дункан.
     Он опустился на четвереньки, прополз  под  защитой  стола  по  другую
сторону входа и поднялся.
     Один из мужчин прокричал:
     - Бивольф! Чэндлер! Где Каребара?!
     Дункан прижал палец к губам. Несмотря  на  мрак.  Сник  заметила  его
жест.
     - Выходи, Бивольф! Мы знаем, что вы все трое  в  квартире!  Никто  не
выйдет! Вы не спрячете от нас Каребару! Что вы сделали с ним? Где он?
     Тишина была такой же плотной, как и мрак.
     - Нам нужны Каребара и Чэндлер! - кричал тот же голос. -  У  нас  нет
распоряжений о тебе. Сейчас же выдай их! Сейчас же!  Или  мы  прихватим  и
тебя! Не вынуждай нас стрелять!
     Эти двое несомненно  члены  ячейки  КУКОЛКИ  и,  возможно,  знают  не
больше, чем он или Сник. Но  их  ячейка  могла  быть  крупнее  и  диапазон
информации - шире. А иначе откуда им известен Каребара?
     Дункан размышлял, знают ли они о его значимости для КУКОЛКИ. А если -
да, остановит ли это их, по крайней мере до последней черты?
     Дункан поднялся на четвереньки и, толкая свою сумку,  продвинулся  на
несколько футов назад.
     Они не должны точно  определить,  откуда  раздается  его  голос.  Тем
более, если им вздумается стрелять.
     - Каребары нет! - прокричал Дункан, пятясь в сторону и затем навзничь
опускаясь на пол. Сумка оставалась в пределах досягаемости.
     Один из мужчин негромко выругался. Прибавилось и брюзжание второго.
     - У нас нет времени слушать твой вздор! -  резко  проорал  второй.  -
Давай сюда Каребару и Чэндлер! Немедленно! Или мы стреляем! Я не шучу!
     - И убьете Каребару тоже! - ответил Дункан.
     Подхватив сумку, он перекатился в центр кухни.
     - И шлепнете меня! Ваши боссы  вряд  ли  похвалят  вас  за  это,  вы,
бараны! Известно ли вам, как они поступают с теми, кто заваливает дело?!
     Из первого опять вырвалось тихое проклятие.
     - Кроме того, у нас тоже есть оружие! Мы не хотим  его  использовать,
но не вынуждайте нас! Если полезете сюда, мы убьем вас!
     Дункан вновь откатился - теперь вправо, приподнялся и  рукой  показал
Сник, что ей следует отползти подальше. Она кивнула и на  несколько  футов
отодвинулась от стены. Дункан снова жестом велел ей лечь на  пол.  Она  же
вместо этого встала на четвереньки. Его яростные знаки  заставили  наконец
ее повиноваться. Головой Сник повернулась к входу. Нож все еще был зажат в
руке.
     - Конечно у вас есть оружие! - громко произнес первый. - Почему вы не
стреляли в нас, когда мы входили в дверь?
     - Потому  что  вы  представляйте  КУКОЛКУ.  Хотели  использовать  все
доводы, чтобы урезонить вас.
     - У нас нет времени, но есть приказ! - сказал первый. - Даю тебе  три
секунды - тебе и Чэндлер, выйти сюда! Держите руки высоко над головой!  Мы
разглядим ваши силуэты!
     - Бросьте ваши пистолеты первыми, чтобы мы знали, что вы  не  сможете
стрелять! - прокричал Дункан.
     - Несомненно, мы сразу же так и  сделаем!  -  сказал  второй,  и  оба
захохотали.
     Дункан подполз к Сник. Он прошептал ей прямо в ухо:
     - Когда я подам сигнал, вот так... - он поднял руку, выпрямил пальцы,
а затем рубанул рукой по воздуху - вверх-вниз... -  ты  что-нибудь  громко
скажешь и мгновенно перекатишься  к  другой  стене.  Если  они  выстрелят,
стони, будто в тебя попали.
     Сник кивнула.
     - Подожди, я отползу по другую сторону двери, - прошептал Дункан.
     Заняв свою прежнюю позицию, он несколько раз вскинул и опустил руку.
     Она громко сказала:
     - Идите к чертям, вы, ублюдки!
     Как и ожидал Дункан, оба сразу же определили, откуда  раздался  голос
Сник. Воздух затрещал - два отверстия появились в стене  и  две  дымящихся
дырки - в полу. Пронзительно ревя, как  раненая  пума,  она  откатилась  и
смолкла - луч воткнулся всего в нескольких дюймах от нее. Рев  прекратился
- нападающие должны подумать, что она  захлебнулась  в  крови.  Фиолетовый
свет ударил вновь - на этот раз распространившись  шире  и  выше.  Но  она
продолжала перекатываться.
     - Среде придется чертовски попотеть, убирая здесь! -  сказал  Дункан.
Он тоже откатился, но выстрелов не последовало.  Очевидно,  они  поверили,
что он не врет и действительно очень важен для КУКОЛКИ.
     - Чэндлер! - позвал Дункан тихо, но не настолько, как он рассчитывал,
чтобы эти два типа не могли слышать. - Ты в порядке? - Затем пронзительно:
- Вы, проклятые убийцы! Я прикончу вас!
     Невнятное бормотание доносилось из холла. Затем первый заорал:
     - Кончай молоть чепуху, Бивольф! Мы не толстолобые штафирки,  которых
ты можешь дурачить!
     - Вы убили ее! - крикнул Дункан, откатываясь к противоположной стене.
Низко опустив голову, он медленно продвигался к середине дверного  проема,
закрытого столом. Затем он дотянулся до  своей  сумки,  на  ощупь  отыскал
баллон с туманом истины и положил его справа от себя. Дункан не  собирался
больше болтать с  ними.  Они  наверняка  бросятся  вперед  -  терпение  их
кончилось.
     Тем не менее они не нападали. А может,  ползут  и  потому  не  слышно
скрипа мокасин. Не удерживает ли их  страх  перед  его  возможно  заметной
ролью в КУКОЛКЕ? А не думают ли они, что и вправду убили Чэндлер?
     Луч, пронзивший воздух над Дунканом, заставил его  съежиться.  Однако
это был не выстрел протонного пистолета,  а  всего  лишь  свет  карманного
фонарика. Луч прыгал в темноте над  столом,  играл  на  окне...  Затем  он
исчез. Неужели они так ищут Каребару? Уже можно  было  бы  и  понять,  что
профессора нет на кухне, что его засунули в цилиндр или  заперли  в  шкафу
для личных вещей. Почему они не  действуют?  Могли  бы  разделиться:  один
пробрался бы в квартиру, а другой держал бы под прицелом дверь в кухню...
     Сник медленно двигалась, стараясь не производить шума.  Она  принесла
маленький стол к двери и  поставила  его  так,  что  из  прихожей  он  был
незаметен. Дункан гадал, что она  задумала,  но  сохранял  молчание  и  не
подавал ей никаких знаков. Она поместила другой, еще  меньший  столик,  на
крышку первого. Теперь громоздит стул на эту пирамиду, а вот и сама встает
на стул... Нога Сник на краю нижнего стола... слабо отражает свет... голая
нога, похожая на белую мышь.
     На лице выступила испарина. Дункан смахнул  едкие  капли  из  уголков
глаз. Когда Сник отключила электричество, кондиционер тоже уснул, но  если
бы наступил ледяной холод, Дункана все равно бросило бы в жар. Он прикусил
губу... нет... она не  соскользнет...  она  не  сделает  шума,  чтобы  они
выстрелили на звук. Слух Дункана ловил возможный шорох шагов.  Пол  покрыт
кафельной плиткой, на ногах у них мокасины. Лишь инстинкт мог помочь  ему.
Но если эти "куколки" в таком же напряжении, как  он,  Дункан  услышит  их
тяжелое дыхание.
     У Сник было минимальное пространство для маневра. Она  повернулась  к
стене - бедра на уровне крышки верхнего стола,  ступни  на  краю  нижнего.
Сник подняла ногу, согнула ее и очень медленно перешагнула.  Стол  качался
под ней. Она оказалась на коленях... встала... удержала равновесие...  нож
сверкал не так ярко, как ноги.
     Возможно, она собиралась прыгнуть на  одного  из  этих  типов,  чтобы
пробиться  к   выходу,   но   "пусковая   платформа"   оказалась   слишком
неустойчивой...
     Дункан едва слышал, не разбирая слов, как  мужчины  переговариваются.
Казалось, говорящий где-то далеко. Дункан оставил  идею  сдвинуть  стол  в
сторону и проползти в прихожую. Слишком велика вероятность, что его тотчас
высветят.
     "Куколки", наверно, доведены до отчаяния.  У  них  приказ  уничтожить
Сник, но ни слова о том, как поступать с ним. Им известно лишь, что Дункан
и Сник - для них Бивольф и Чэндлер  -  действительно  вооружены.  Каребара
останется в стоунере,  а  когда  его  тело  обнаружат  жители  Среды  или,
возможно. Вторника, он окажется в затруднительной ситуации. Его  арестуют,
какую бы историю он не поведал и  какой  бы  пост  не  занимал  в  полиции
Вторника. Одна струя ТИ заставит его расколоться.
     Быстро приближалась полночь. "Куколки", которым давно следовало  быть
в стоунерах,  наверняка  паникуют.  Если  их  обнаружат  нестоунированными
жители Среды,  они  окажутся  в  столь  же  незавидном  положении,  как  и
Каребара.
     В ближайшие секунды они либо должны  как-то  договориться  со  своими
жертвами, либо атаковать.
     Дункан отполз к другой стороне  дверного  проема,  отодвинул  стол  и
протянул руку в образовавшуюся щель. В руке был зажат баллон с ТИ.  Дункан
ожидал, что они услышат легкое  шипение,  когда  он  выпустит  облако,  но
надеялся, что они не определят источник звука. Когда они бросятся на  шум,
тут-то и окунутся в туман с головой. Наглотавшись, они тут  же  оцепенеют,
сбавят обороты, хотя он не был уверен,  что  они  вдохнут  достаточно  для
полной потери сознания. Если же он  просчитается,  если  они  окажутся  не
рядом и станут тотчас же нападать, туман рассеется без последствий.
     Выпустив не менее половины баллончика, он отдернул руку  и  придвинул
стол в  прежнее  положение.  И  тут  же  услышал  мягкое  шипение.  Дункан
выругался. Они проделывали то же самое, что и он!
     Стол сдвинулся назад, когда мужчина перевалился  через  него.  Дункан
завопил: "Задержи дыхание, Тея!" - хотя он осознавал, что уже  поздно,  и,
вдохнув, сам начал терять сознание.
     Уже в тускнеющем сознании он увидел другую  темную  плывущую  фигуру,
кричащую  надлежащим  мужчиной,  перегнувшимся,  как  скатерть,  на   краю
ограждения. Он различил также прыжок Сник, тускло мерцающий нож,  услышал,
как верхний стол упал на пол, а затем...

                                   25

     Он проснулся тяжело, встревоженный и  напряженный,  хотя  прошло  еще
несколько секунд, пока он мог ощутить свое физическое состояние. Он  лежал
на мягкой постели. Огромный экран на потолке показывал кадры из кинофильма
"Пер Гюнт". Дункан не помнил, когда он видел этот фильм или кем  он  в  ту
пору был. Гюнт мчался сквозь туманную ночь на олене мимо опаленных  лесным
пожаром стволов елей. За ним  неумолимо  тянулись  клубки  нитей...  мысли
сделались  физически  ощутимыми  и  оживленными.  Затем  он  наткнулся  на
зловещего старика - Пуговичника,  который  тащил  ящик  с  инструментом  и
огромную ложку для литья. Пуговичник сказал, что  он  разыскивает  Пера  и
собирается расплавить его в этой ложке. Гюнт предстал треснутой пуговицей,
в литье не было ушка для петель. Гюнт убеждал Пуговичника, что он неплохой
парень и у него доброе сердце. Хотя Пер Гюнт воплощался во многих  образах
- некоторые весьма привлекательные, - настоящий Гюнт оставался их основой,
сердцевиной и его нужно было уберечь от переплавки.

              Пуговичник: Но милый Пер, зачем же по-пустому
                          Так волноваться? Никогда ты не был
                          Самим собой; так что же за беда
                          Коль "Я" твое и вовсе распадется?
              Пер Гюнт:   Я не был?.. Нет, ведь это же нелепо!
                          Когда-нибудь был не собой Пер Гюнт?!
                          Нет, пуговичник, наобум ты судишь.
                          Хоть наизнанку выверни меня,
                          Ты ничего другого, кроме Пера
                          И только Пера, не найдешь.
                                          [пер. А. и П.Ганзен]

     А действительно, что за беда? Дункан задумался. И он забыл эту сцену,
и лишь боль и замешательство ощущал он, не ведая даже, где очутился.
     Дункан приподнялся, постанывая от тупой головной боли, и сел на  краю
кровати. Он оказался в продолговатой комнате с единственным бесконечным  -
от стены до стены  -  окном,  выходившим  на  запад.  Яркий  дневной  свет
вливался через него, хотя солнце было закрыто  облаками.  Красивая  мебель
блестела, свидетельствуя, что он в квартире высокопоставленного  лица.  По
крайней мере - в одной из ее комнат.
     В противоположном конце комнаты внушительного помещения располагалась
еще одна кровать, а на ней на боку с закрытыми глазами, прикрытая по грудь
голубым электроодеялом,  лежала  Сник...  Экран  над  ней  тоже  показывал
какой-то фильм, однако на таком расстоянии и под углом  Дункан  ничего  не
мог разобрать. Слышны были мягкие голоса.
     Он поднялся и шатаясь подошел к окну. Самолет органиков,  похожий  на
челнок, пролетал совсем рядом.  Вдали  за  ним  виднелись  крыши  башен  и
высокие конструкции мостов. Грузовой дирижабль величественно плыл  в  поле
зрения Дункана. Дункан вплотную подошел к окну  -  оно  стало  черным.  Он
отступил - оно осветилось, хотя и не стало прозрачным. Еще два шага  назад
- и оно сделалось совсем хрустальным.  Очевидно,  материал  поляризовался,
когда предмет определенных размеров возникал на  известном  расстоянии  от
окна.
     Это подтверждало, что он находится в  заключении,  и  окно  никак  не
позволит разглядеть его, Дункана, с воздуха, да  и  ему  самому  -  видеть
больше, чем надо. Да уж,  соображал  он,  вряд  ли  кто-нибудь,  пролетая,
заметит его сигналы о помощи.
     В комнате было две двери - обе закрыты. Он толкнул ближнюю -  она  не
поддалась. Однако другая легко распахнулась внутрь, открывая взору унитаз,
несколько раковин с кранами, мыло, полотенца на крючках, махровые салфетки
для мытья, массивную, глубоко опущенную в полу, мраморную, в  бело-зеленую
полоску ванну. Он заставил себя стоять, хотя его так шатало, что  хотелось
присесть... Вода в туалете заструилась автоматически, едва он вышел.
     Выпив изрядный стакан воды, он взглянул в зеркало  позади  стойки  из
черного и красного оникса. Он увидел утомленного, с покрасневшими  глазами
Дункана. На нем была та же одежда, которую он носил в последний день... Он
вымыл лицо и руки, высушил их и уже собирался было  открыть  дверь,  когда
она распахнулась. Сник стояла в проеме - с открытым  ртом,  который  затем
выдохнул:
     - Ох! Слава Богу! Это ты!
     -  Более  или  менее,  -  заметил  Дункан.  Он  вдруг  подумал,   что
демонстрация "Пер Гюнта", наверно, не была случайным  совпадением.  Скорее
всего, тот, кто водворил их сюда, знал о Дункане больше,  чем  Дункан  мог
вообразить.
     Сник была жива, а это могло означать лишь, что тот, кто их  захватил,
не собирался устранять ее. Он смотрел, как она  вдруг  проскользнула  мимо
него, стягивая трусики...
     Дункан проделал несколько  приседаний,  чтобы  размять  одеревеневшее
тело и ноги, хотя напряжение усиливало его головную боль. Он  ощущал,  что
за ним следят, и хотел бы, чтобы этот наблюдатель  вошел  и  изложил  ему,
каковы намерения пленивших его. Дункану  хотелось  быстрее  прояснить  для
себя ситуацию. Легкое гудение возникло где-то в  стене,  возле  двери.  Он
стоял, оборотясь на звук, и увидел,  как  по  виду  цельная  секция  стены
повернулась по центральной оси, и гудение прекратилось.  Другая  -  теперь
уже ближняя к нему - сторона представила  полукруглую  полку,  на  которой
разместились два подноса, частично прикрытые салфетками. Дункан подошел  к
выдвинувшейся секции и, как и ожидал, обнаружил два  завтрака.  Он  поднял
поднос - секция вернулась в  прежнее  положение.  Он  еще  пытался  что-то
разглядеть в образовавшейся нише, но в ней было темно.
     Им предложили неплохую еду  и  напитки.  Яйца,  бекон,  подрумяненный
хлеб, овсяную кашу и молоко, апельсиновый сок,  кофе,  витаминные  пилюли.
Конечно же, из пищи был удален холестерин.  Дункан  окликнул  Сник,  чтобы
разделить удовольствие, но услышав журчание душа, решил начать трапезу. Со
Сник вроде все в порядке, несмотря  на  мучительное  смущение,  когда  она
пролетела в ванную комнату... Он хотел бы скорее поговорить с  ней  об  их
положении. Не то чтобы это могло помочь, но  во  всяком  случае  сняло  бы
некоторое напряжение.
     Ясно, что КУКОЛКА, невзирая на опасность задержания, направила группу
в его квартиру. Им не стоило труда дестоунировать Каребару после полуночи.
Команды, выданные Сник системе электропитания, были автоматически отменены
схемами Среды.
     Сник вышла из ванной комнаты,  держа  в  руке  одежду  и  туфли;  она
вытерлась насухо, но черные прямые волосы были еще влажны и  блестели  как
мех  морского  котика.  Через  всю  комнату  она  прошла   к   настольному
цилиндрическому аппарату. Его поверхность поблескивала  разными  оттенками
цветов -  от  фиолетового  да  синего.  Крошечные  горгульи  в  беспорядке
выставляли свои головки. Обладатель этого очистителя, думал Дункан, должно
быть, выложил за него немалую сумму.
     Сник сунула в аппарат свои  вещи,  прикрыла  дверцу,  нажала  кнопку,
открыла дверцу и, вытащив одежду и туфли,  принялась  облачаться.  Дункан,
наблюдая  за  ней,  жевал  уже  без  аппетита.  Хотя  с  былыми  чувствами
застенчивости, сдержанности в обществе  давно  покончено  из-за  физически
вредных их последствий для организма,  он  допускал,  что  Сник  умышленно
играла обнаженным телом, разнообразя позы, чтобы  возбудить  его  страсть.
Сокрушить его, поскольку он не мог погасить с ней свое пламя. Какого черта
он влюбился в суку-садистку?!
     С другой стороны, он, возможно, приободрял ее женские чувства.
     Сник расположилась за столом напротив него и принялась за еду.  Вдруг
она сморщила нос и, воскликнув "фу!", уставилась на Дункана.
     - Ты не принял ванну и не вычистил одежду. Воняешь как скунс.
     - Почему бы тебе в таком случае не вернуться на диван? - заметил  он,
указывая на него вилкой.
     Сник подхватила поднос и уселась возле окна.
     - Прошу извинить, но ты испортил мне  завтрак.  Ты  не  имеешь  права
обвинять меня, не так ли? Разве ты не чувствовал бы неприязнь, если  бы  я
была грязной?
     - У меня есть о чем подумать и поважнее. А кроме того,  я  вспотел  и
измазался, пытаясь спасти твою задницу.
     - И  свою  тоже,  -  не  замедлила  вставить  Сник.  Она  огляделась,
пережевывая бекон и жареный хлеб. -  Ты  проснулся  раньше  меня.  Что  ты
думаешь обо всем этом?
     - КУКОЛКА доставила нас сюда, но я не знаю - как. Скоро  все  узнаем,
когда они будут готовы.
     - Они, должно быть, допрашивали нас под туманом.
     - Тебя  -  да.  По-видимому,  меня  пока  не  беспокоили.  Они  хотят
убедиться, действительно ли я могу лгать под воздействием тумана.
     - А может, ты и не хотел врать?
     - Возможно. Я сам не знаю, что я говорю под туманом. Мое  подсознание
на самом-то деле работает за меня. Оно ведет себя так, словно оно  и  есть
сознание.
     - В тебе должно быть до черта этих совместных подсознаний.
     - Восемь, - ответил Дункан. -  Я  состою  из  многих  ролей.  Но  мне
пришлось проделать над собой немало, прежде чем я стал Дунканом. Я не могу
сознательно созывать всех других.
     Закончив завтрак, он  отправил  в  очиститель  свою  одежду.  Настала
очередь Сник обозревать его наготу.  О  чем  Сник  сейчас  думает?  Дункан
принял душ, оделся и вышел из ванной комнаты. Сник  развлекалась  игрой  с
окном, подходя к нему вплотную и следя за его потемнением, отступала  -  и
наслаждалась его прозрачностью.
     - Мы, должно быть, на одном из верхних этажей, судя по уровню  других
башен, - заметил Дункан.
     - Да, и вообще в той же самой башне.
     Дункан запросил экран о времени  и  числе.  Было  девять  часов  утра
Среды. Его предположение, что они  оставались  стоунированными  длительное
время, не подтвердилось.  И  все  же  их  хозяин  зачем-то  велел  дисплею
представить неправильное время и дату.
     Зачем? Какая-то бессмыслица. Я усек это и теперь  не  верю  ничему  и
никому.
     Возникло гудение, и секция стены вновь повернулась. Сник поднялась  и
поставила подносы на полку. Секция двинулась на место,  унося  их.  Дункан
хотел было возразить - зачем она должна что-то  делать  вместо  того,  кто
держит их здесь. Но если они захотят и  обедать  и  ужинать,  им  придется
таскаться с использованной посудой.  Граждане  обязаны  быть  аккуратными,
чистыми и  дисциплинированными.  Дункан  сам  чуть  не  бросился  с  этими
подносами.
     Сник отвернулась от стены  как  раз  в  тот  момент,  когда  дверь  в
квартиру открылась. Сник остановилась,  Дункан  инстинктивно  приподнялся,
передумал и откинулся на спинку стула. Вошли мужчина и женщина, облаченные
в уличную одежду. Они застыли с протонными пистолетами в  руках.  Крупный,
темнокожий мужчина средних лет появился вслед  за  ними.  Он  тоже  был  в
гражданской одежде, явно дорогой, но безоружен. Он остановился между двумя
охранниками. Затем возник еще один  -  огромный,  с  выпирающим  брюхом  и
несколькими подбородками мужчина, одетый в монашескую рясу. За его  спиной
стояли двое с пистолетами.
     Дункан вскочил с криком:
     - Падре! Падре Кэбтэб!
     Кэбтэб с достоинством поклонился и, открывая объятия, воскликнул:
     - Иди к батюшке!
     Сник, улыбаясь во весь рот, уставилась на него и  Дункана  и  встала.
Охранник резко бросил:
     - Оставайтесь на месте!
     Сник остановилась. Дункан опустился на стул.
     - Все трое! Вон  туда,  на  диван,  -  он  указал  пистолетом  нужное
направление.
     Дункан  обнял  Кэбтэба,  и  тот  сдавил  его  в  объятиях,  пока  они
направлялись к дивану. Падре сочно поцеловал Сник в голову и стиснул ее за
плечи.
     - Я считала, что вы пропали.
     - У меня еще есть такая возможность! - прогудел он. - Посмотрим!  Наш
хозяин хорошо обходится со мной, но  вы  помните,  что  сказал  паук  мисс
Маффет! [Малютка мисс Маффет, персонаж английского детского стихотворения:
Мисс Маффет села с плошкой сметану кушать  ложкой,  Однако  с  краю  стула
Подсел к ней вдруг большой паук, И мисс как ветром сдуло.]
     Темнокожий  мужчина  взглянул  на  Дункана  светло-голубыми  глазами,
весьма контрастировавшими с его кожей: у него были нависшие черные  брови,
внушительный ястребиный нос, весьма тонкие губы  и  массивный  подбородок.
Дункану казалось,  что  он  где-то  встречал  его  прежде,  но  память  не
отзывалась. Но чувствовал себя Дункан скованно - было что-то такое связано
с этим человеком, что грозило  опасностью,  но  Дункан  не  соотносил  эту
угрозу с нынешним своим положением.
     Мужчина опустился на стул, который только что  освободил  Дункан.  Он
сплел пальцы в некое подобие церковной колокольни и сказал:
     - Итак, мы повстречались вновь.
     Нетрудно было понять,  кому  адресуются  слова  -  мужчина  неотрывно
смотрел на Дункана.
     - Вы в несколько лучшем положении, чем я, - проговорил Дункан.
     Мужчина улыбнулся.
     - Во многих отношениях. - Он сложил руки на бедрах. - Сейчас вопрос в
том, как мне поступить с вами и вашими друзьями?
     - Может быть, если вы объясните нам - почему мы  здесь,  мы  облегчим
ваш ответ? - сказал Дункан.
     - Он похож на тебя, - прошептала Сник. - Он, наверно, твой дед.
     Комната закачалась перед ним, словно  он  глядел  сквозь  раскаленный
воздух пустыни. Его подвел голос - очень слабый и далекий. Что-то,  нет...
какие-то предметы боролись где-то в глубине  его,  досаждали,  мутили  его
желудок, нет - его разум, вызывая тошноту.
     Воздух опять сделался прозрачным...  голос  смолк.  У  него  все  еще
сильно сосало под ложечкой.
     Мужчина нахмурился.
     - Вы вспомнили?
     - Нет... - протянул Дункан. - Я как-то... Я не  знаю.  Я  был  сильно
возбужден... Я чувствовал себя очень странно. Я не понимаю почему.
     - Вы можете лишиться рассудка, - сказал мужчина, но не стал развивать
тему. Дункан, однако, и не  ждал,  что  он  пояснит  свои  слова.  -  Ваша
квартира приведена в порядок. Не хватило времени  заменить  дверь.  Жители
Среды не явились на работу. Органики заинтересовались этим  и  обнаружили,
что люди остались стоунированными, и замок на входной  двери  выжжен.  Ваш
цилиндр оказался пустым. Тайна никогда не раскроется, я надеюсь, но  Среда
оставила послание Вторнику с описанием обстановки. Вы известны под  именем
Эндрю Бивольфа, Сник - под именем Чэндлер.  Пройдет  несколько  Вторников,
пока будет обнаружено, что падре Кэбтэб, известный как гражданин  Вторника
Вард, исчез со склада стоунированных. Органики посчитают,  что  Чэндлер  и
Бивольф сбежали из города. Но им станет известно, что кто-то дестоунировал
и похитил Варда. Вероятно, полиция установит, что все трое  связаны  между
собой. Нетрудно будет определить,  что  вы  втроем  неоднократно  посещали
Спортер. Куда еще потянутся следы, я пока, конечно, не знаю.
     - Вы - КУКОЛКА? - спросил Дункан.
     - В каком-то смысле я _и_з_ КУКОЛКИ, а в другом я _с_а_м_ КУКОЛКА.
     - Руководитель? Вожак?
     - Да.
     - Вам есть смысл держать нас здесь вместо того, чтобы  отделаться  от
нас.
     Темнокожий почти прикрыл глаза.
     Похож на спящего ястреба, подумал Дункан.  Или  на  хищную  птицу,  с
удовольствием вспоминающую былые удачи.  Или  еще  с  большей  радостью  -
будущую охоту.
     Два пути для действий открывались  перед  вожаком.  Он  как-то  может
использовать пленников и тогда на некоторое время - а может, и  надолго  -
им сохранят жизнь. Или он прикажет стоунировать и  упрятать  их,  а  то  и
убить и где-то укрыть тела. Что бы ни было выбрано,  решение  должно  быть
принято этим утром.
     - Скажу вам откровенно - Сник и Кэбтэб в общем-то не нужны нам за еще
и могут быть опасны. Не то что  бы  я  не  доверял  им  -  в  определенных
пределах. Сник выразила сомнения в нравственных основах наших принципов, и
это определяет ее ненадежность с нашей  точки  зрения.  Однако  если  Сник
поклянется, что не предаст нас, она сдержит слово. В этом мы убеждены.
     Кэбтэб неуравновешен. Он  действительно  верит,  что  имеет  какую-то
связь с Богом. Может, и так, но у Бога свои цели, а у нас - свои. Он может
торжественно обещать, что будет предан нам, и при этом останется искренен.
Но если некий дух снизойдет на него. Дух  Бога,  как  Кэбтэб  объявит,  он
подчинится этому Божественному голосу. Повели ему Господь изменить нам, он
выполнит его волю.
     Вожак перевел взгляд на падре.
     - Это правда, Кэбтэб?
     - Вы это знаете, - ответил падре.
     - Итак, мы имеем двух агентов: морально  изменчивого  экс-органика  и
теологически убежденного уличного проповедника. Я не назвал бы их крепкими
агентами.  И,  наконец,  вы,  Бивольф,  -  человек,  состоящий  из  многих
личностей, как вы утверждаете, человек, знающий значительно больше, чем он
осознает. Человек, который может быть очень полезным. Он способен  обучить
нас методу лжи под действием тумана истины. Он знает и кое-что  другое,  в
чем не отдает себе отчета, но это кое-что, как я полагаю, затаилось в нем.
     В  любом  случае  толк  от  него  может  быть  велик.  Не  на   воле,
естественно. Он должен оставаться засекреченным и учить  нас  -  не  всех,
разумеется.  Нескольких  ключевых  людей.  Станет  ли   он   это   делать?
С_м_о_ж_е_т_  ли? Знает ли как? Под туманом он  сообщил,  что  не  владеет
техникой обучения. Опять лжет? Был ли это  он  или  некто,  говоривший  за
него, пока он бессознательно излагал правду?
     - Я действительно не знаю, - вставил Дункан.
     Мужчина улыбнулся. Глаза его оставались полускрыты нависшими веками.
     - Кто-то другой, сидящий в вас, знает. Мы  установили  его  личность.
Если мы не...
     - Да?
     Дункан говорил четко, громко и  достаточно  уверенно,  но  где-то  из
самой своей серединки ощущал поднимающийся холод. Словно  лапа  с  острыми
когтями царапала в голове его задний мозг.
     - Возможно, я причиняю вам боль, - сказал вожак. - Я не имею  в  виду
физические пытки. Страдания будут психическими, хотя они могут перейти и в
телесные муки. Но если вы... если мы добьемся успеха, вы сможете выйти  из
неволи и занять свое место в обществе. Это место будет достаточно высоким,
я обещаю. Но вернемся к  вашим  друзьям.  Я  сомневаюсь,  что  вы  всерьез
станете сотрудничать с нами, если они не будут в безопасности;  поэтому  я
обещаю, что их не убьют, но, полагаю, надежнее будет надолго  стоунировать
их. Их не бросят где попало, надежно спрячут, и,  когда  придет  час,  они
присоединятся к вам в достойной свободной  жизни,  которой  вам  предстоит
наслаждаться.
     Дункан взглянул на Кэбтэба и Сник. Лица их  казались  непроницаемыми,
пока до вас не доходило,  что  отсутствие  выражения  и  было  выражением.
Положеньице... Они не хотели стоунироваться даже на таких  условиях.  Если
революция провалится,  они  останутся  замороженными  навечно.  Если  этот
человек лжет - их ждет то же самое. Будущее целиком зависит от  того,  как
повлияет на него Дункан.

                                   26

     - Я должен совершенно  четко  представлять  себе  ваши  намерения,  -
сказал Дункан. - Итак, вы хотите, чтобы  я  научил  ваших  людей  лгать  в
тумане истины. Не могу гарантировать, что в силах сделать это...
     -  Вполне  понятно,  -  ответил  мужчина.  -   Мы   просто   проведем
эксперимент.
     - ...но я  постараюсь,  -  продолжал  Дункан.  -  Я  готов  полностью
сотрудничать с вами.  Но  при  условии,  что  вы  позволите  моим  друзьям
остаться со мной. Они нужны мне, хотя бы для компании. Без них я не  смогу
проявить свои способности на сто процентов.  Мне  будет  очень  одиноко  и
безрадостно, если я буду торчать в четырех стенах  или  если  даже  каждый
день вы будете предоставлять мне новую комнату. Если вы стоунируете их,  я
подсознательно затаю в  себе  ненависть  к  вам.  Зато,  будь  они  рядом,
понимание того, что жизнь друзей зависит от успеха  моей  работы,  придаст
мне сил - ведь это такая ответственность. Тревога же о них истомит меня. Я
стану злиться на вас, ненавидеть, если угодно.  Они  должны  жить  и  жить
рядом со мной. Это поможет мне добиться того, к чему вы так стремитесь.
     Мужчина улыбнулся.
     - Я так и знал,  что  вы  это  скажете.  Поэтому-то  я  и  не  спешил
избавиться от них. Прекрасно. Они могут остаться с вами, но  я  и  от  них
ожидаю полной готовности к сотрудничеству. Если кто-то из вас,  включая  и
вас,  Джеф...  я  хотел  сказать  -  Эндрю...  попытается  хитрить,  будет
выкидывать какие-нибудь штучки или еще хуже - додумается бежать, в цилиндр
отправитесь все втроем. Вам выпал шанс,  но  имейте  в  виду,  второго  не
будет. Понятно?
     Дункан кивнул. Сник и Кэбтэб последовали его примеру.  Сник  негромко
вздохнула, слегка пожимая руку Дункана.
     Мужчина сказал "Джеф". Действительно,  Дункан,  будучи  органиком  из
Вторника, носил имя Джефферсон Сервантес Кэрд. Знал ли этот  человек,  что
Сник рассказала Дункану об этом. Возможно, что  во  время  допроса  он  не
задал ей подобного вопроса. Но  было  бы  естественным  предположить,  что
Сник, встречавшаяся с Кэрдом, рассказала Дункану обо  всем,  что  знала  о
нем. Так или иначе мужчина не  проявлял  никаких  признаков  огорчения  от
того, что так неловко оговорился. Хороший актер, подумал Дункан, а  может,
и вправду не придает этому большого значения.
     А что если Дункану самому вытащить Кэрда  на  свет  Божий,  допросить
его, получить столь необходимые ему ответы, а потом снова столкнуть  в  ту
бездну, где он пребывает? Или это слишком опасно?  Вдруг  Кэрд  попытается
захватить власть над его "я" и, наоборот, отправит в небытие Дункана?
     И в самом деле, изменится ли что-то, возьми Кэрд верх?  Разве  Дункан
не смог бы легко перевоплотиться в него?
     Нет. Они совершенно разные  личности.  Дункана  страшила  возможность
утраты контроля как... как в свое  время  боялся  этого  Кэрд.  Нет.  Кэрд
добровольно, с готовностью воплотился в шести других личностях. Он, должно
быть, сумел найти в себе великие силы, чтобы преодолеть панический  страх,
подобный  которому  испытывал  сейчас  Дункан  лишь  при  одной  мысли   о
возможности  раствориться,  уступив  место  Кэрду.   Хотя   нет   -   Кэрд
растворился. Скорее это было самоподавление, отступление в  некое  подобие
крысиной норы в собственном  мозгу.  Он  стал  по-другому  мыслить,  иначе
говорить.  В  каком-то  смысле  можно  сказать,   что   Кэрд   перешел   в
полуокаменелое  состояние.  Это   более   удачная   аналогия.   Наполовину
окаменевший, но  все  же  способный  посылать  свои  мысли,  когда  Дункан
посредством  некоего  нейромеханизма  давал  понять,  что  ему  необходимы
воспоминания.  Какие-то  воспоминания,  не  всегда  ясные,   действительно
поступали, другие, наверно, Кэрд держал при себе.
     Дункан вдруг понял, что  его  собеседник  и  охранники  с  удивлением
уставились на него. Сник еще раз сжала его руку, негромко произнеся:
     - В чем дело?
     - Прошу прощения, - сказал Дункан, - я не слышал. Задумался.  Что  вы
сказали?
     - Я ничего не говорил, -  ответил  мужчина.  -  Вид  у  вас  довольно
любопытный, словно ваши мысли на Марсе. И часто с вами такое?
     - Вовсе нет, - резко произнес Дункан. - Я раздумывал над  тем,  каким
образом можно научить человека лгать  в  бессознательном  состоянии.  Меня
интересует также - не хотите ли вы назвать мне  свое  имя.  Не  настоящее,
конечно. Любое, под которым мы будем знать вас. Не можем  же  мы  называть
вас "тот мужчина". Это слишком обезличенно, слишком неопределенно.
     - Вы действительно думали об этом? Или просто  хотите  сбить  меня  с
толку?
     - Я хотел бы услышать ваше имя.
     - Люди просто жить не могут без ярлыков и  имен.  Ну  что  ж,  можете
называть меня Гражданин Руггедо,  -  он  усмехнулся,  словно  над  шуткой,
понятной только ему одному.
     Гражданин Руггедо встал со своего кресла. Он поднял руку и  на  стене
появились время и число:
     9:00 утра. Среда, Д2-Н3, Надежда, Н.Э.1331.
     День-Два, Неделя-Три, месяц Надежда, 1331 год Новой Эры - расшифровал
про себя Дункан. Он так и думал. Они проспали всего одно утро, от полуночи
до  восьми  часов  утра  того  дня,  который  непосредственно  следует  за
Вторником. Значит, их не подвергали  окаменению,  а  всего  лишь  накачали
снотворным, чтобы не проснулись, когда ТИ перестанет действовать.
     - Вы будете жить в этой комнате, -  сказал  Руггедо.  -  Если  хотите
разделить ее с Чэндлер, то бишь Сник, пожалуйста. Можете даже жить тут все
трое.
     Сник отрицательно покачала головой, а Кэбтэб сказал:
     - Я был бы очень рад жить с  Гражданином  Бивольфом,  но,  боюсь,  он
предпочитает одиночество.
     - А что скажете вы, гражданин Бивольф, известный под именем  Дункана?
У вас столько имен, что не мудрено в  них  запутаться,  -  поинтересовался
Руггедо.
     - Полное уединение, - ответил  Дункан.  -  В  часы  работы  наверняка
вокруг будет полно народу. Ведь мы здесь будем искать эти способы?
     - Вот и хорошо. У вас,  Чэндлер,  будет  собственная  комната,  хотя,
конечно, менее просторная, чем у Дункана. Это и вас касается, Кэбтэб.
     - Раз вы знаете мое настоящее имя, - сказала Сник,  -  почему  бы  не
забыть о Чэндлер?
     - Ваш начальник придет к десяти часам, - сообщил  Руггедо.  -  В  это
время здесь будут и Сник с Кэбтэбом. Я стану наведываться не очень  часто,
у меня есть и другие дела. Но  советую  вам  работать  по-настоящему.  Мне
будут регулярно представлять отчеты.
     Он повернулся, и двое охранников двинулись вслед  за  ним.  Остальные
знаками показали Сник и  Кэбтэбу  пройти  вперед,  а  сами  встали  за  их
спинами.
     - До встречи, Дунк, - бросил падре. - Я буду  молиться  за  тебя,  за
Сник и за себя. Да и за всех остальных тоже, - он показал рукой в  сторону
двери, - включая и Гражданина Руггедо. Пусть Единый  Бог  ведет  их,  если
считает, что это благое дело.
     Едва дверь закрылась, Дункан подошел к ней и надавил плечом. Как он и
ожидал, она не поддалась - просто нужно было проверить. Следующий  час  он
целиком посвятил  интенсивным  занятиям  аэробикой:  тело  его  напряженно
механически трудилось в настоящем, а разум без устали работал на  будущее.
Мысли перепрыгивали со сценариев побега на бесконечные вопросы самому себе
- как обучать людей приемам лжи в тумане истины?  К  тому  моменту,  когда
дверь  снова  отворилась,  Дункан  так  и   не   смог   придумать   ничего
обнадеживающего. К тому же ему так  и  не  удалось  собрать  воедино  свои
воспоминания, чтобы определить, где он видел раньше этого "Руггедо".
     Вошли Сник и Кэбтэб. Выглядели они теперь значительно свежее.  Дункан
ожидал увидеть  охранников  и  начальника,  о  котором  упоминал  Руггедо.
Однако, к его удивлению, вооруженных людей среди  вошедших  не  оказалось.
Человек,  сопровождавший  друзей  Дункана,  оказался  не  кем  иным,   как
профессором Каребарой. Закрыв за собой дверь, он сказал:
     - Доброе утро. Гражданин Дункан.
     - Вы и есть мой начальник? - спросил Дункан.
     - Да, - ответил Каребара, усаживаясь в кресло. - А теперь...
     - Какого  черта?  -  не  выдержал  Дункан.  -  Вы  же  специалист  по
насекомым. Что вы понимаете в психологии? Я что какой-нибудь жук?
     - Не стоит демонстрировать свое остроумие, - отрезал Каребара.  -  Не
забывайте, я еще и офицер-органик. У меня  богатый  опыт  допросов  людей,
находящихся  в  бессознательном  состоянии.   В   колледже,   прежде   чем
переключиться на энтомологию, я специализировался в физике.  Homo  sapiens
кажется мне существом безумно иррациональным. А класс насекомых  не  знает
неврозов. Мне редко приходилось ощущать себя эмоционально вовлеченным в их
проблемы. К тому же сейчас в нашем распоряжении нет  другого  специалиста.
Ну как, я ответил на ваши вопросы? Не  возражаете,  если  мы  приступим  к
работе?
     - Если бы я только знал, как это сделать, - заметил Дункан. - Я  даже
не помню, каким образом я стал тем, кто я есть сейчас.
     Каребара, сложив  руки,  потирал  ладони,  поглаживая  друг  о  друга
большие пальцы. Его широко раскрытые зеленые глаза светились  уверенностью
и энтузиазмом. Затем он  вытащил  из  кармана  пиджака  цвета  бутылочного
стекла небольшой голубой баллончик.
     - Ложитесь на диван, - произнес он, поднимаясь. - В  этом  баллончике
истина.
     - О Господи! - вздохнул Дункан, направляясь к дивану. - Вы думаете  -
это так просто? Вам объяснили, в чем проблема? Ваша, а не моя.  С  помощью
тумана вы не сможете вытащить из меня ни слова правды.
     -  Меня  проинструктировали  во  всех  подробностях,  -  с  некоторым
высокомерием заявил профессор. - Не считайте меня любителем. Я внимательно
изучил видеозаписи, сделанные после того, как вас доставили сюда.  Из  них
видно, что, по вашему убеждению, вам  известно.  А  сейчас  нам  предстоит
узнать, чего, как вам кажется, вы не знаете. Должен признаться, не  думаю,
что это будет быстрым делом.
     Дункан взглянул на вытянутое, узкое лицо и ненормально большие  глаза
профессора.
     - Желаю успеха, - сказал он. - И все же позволю себе заметить  -  тут
нужен настоящий  специалист,  археолог  разума,  а  не  энтомолог  да  еще
органик, помешанный на букашках.
     - Не намерен обращать внимания на ваши выпады, - ответил Каребара.  -
К ненависти я привык.
     Зашипел баллончик. Дункан вдохнул слабый фиалковый запах газа - такой
же, как его цвет. Последние его ощущения были такими, словно  его  укусила
злобная  змея,  выбросившая  внезапно   вперед   свой   длинный   ядовитый
зуб-антенну. Когда он очнулся, профессор. Сник и Кэбтэб еще  находились  в
тех же позах. Вид  у  Каребары  был  словно  у  озадаченного  муравья.  Он
скрестил руки на груди, переплетя пальцы словно щупальца.
     "Я должен прекратить это, - подумал Дункан. - Надо относиться к  нему
более дружественно. Все-таки он человек, а не артропод".
     - Можете встать, - сказал Каребара. - Выпьем кофе, а потом просмотрим
ленту. Я собираюсь  показывать  вам  запись  каждого  сеанса,  так  у  нас
появится возможность корректировать действия друг  друга.  Это  называется
обратная связь. Вы знаете себя лучше, чем кто-либо другой, по крайней мере
теоретически. Вы будете наблюдать за своим поведением, анализировать  его,
и тогда, возможно,  вам  удастся  синтезировать  некий  психический  ключ,
способный открыть вам самого себя.
     - Вы хотите, чтобы я сам  следил  за  тем,  как  мы  продвигаемся?  -
спросил Дункан.
     - Сказано грубо, но в общем точно.
     Они трижды просмотрели запись - профессор и Дункан -  с  неподдельным
интересом. Кэбтэб, правда, начал зевать уже во время  второго  прогона,  а
Сник после третьего показа встала и бесцельно слонялась по комнате.
     - Как видите, - заметил Каребара, - я сосредоточил свое  внимание  на
вашей последней личности. Я говорю об Эндрю Бивольфе. Я рассматриваю  весь
процесс так, словно нам предстоит очистить луковицу. Надеюсь, вы не будете
возражать против подобной бытовой метафоры. Сначала Бивольф. Затем Дункан.
Потом Ишарашвили и так далее - вплоть до Кэрда, в котором и  сосредоточено
ваше исходное психическое начало.
     - Сожалею, но должен сказать вам, что Бивольфа ни в коей мере  нельзя
считать самостоятельной  личностью.  Я  всегда  вел  себя  так,  словно  я
Бивольф, но на самом деле никогда не _б_ы_л_ этим человеком.
     Каребара выглядел одновременно смущенным и раздраженным.
     - Значит, мне следовало  отбросишь  Бивольфа  и  схватить  за  глотку
Дункана?
     - Суть именно в этом, хотя должен заметить, что выражаетесь вы ужасно
грубо. К тому же это не соответствует вашим методам. Ваши  нежные  хоботки
не могут вцепиться в горло - они скорее способны щекотать.
     Профессор вскипел.
     - Что вы понимаете в проявлениях психики! Если врач  полезет  в  душу
пациента, не проявляя должной осторожности, он может все разрушить  и  уже
точно не пробудит какие-то тонкие начала. Тут дело обстоит точно  так  же,
как у одного из видов муравьев-медосборщиков. Там муравей-работник нежно и
осторожно постукивает по набитому брюху кормильца. Эти шлепки должны  быть
приятными, иначе муравей не получит меда.
     Сник перестала ходить взад-вперед по комнате.  Кэбтэб  приподнялся  в
кресле.
     - Что? - переспросил Дункан.
     - У некоторых  видов  муравьев  имеются  особые  экземпляры,  которых
называют кормильцами.  Их  накачивают  огромными  количествами  нектара  и
других сахаросодержащих растворов. Кормильцы хранят эту жидкость у себя  в
брюхе, которое со временем становится  огромным  и  начинает  превосходить
размерами самого муравья. Часто оно достигает величины  крупной  горошины.
Кормильцы  обычно  висят  на  потолках  туннелей,   которые   проходят   в
муравейнике,  и  снабжают  своей  питательной   энергетической   жидкостью
остальных муравьев-работников. Те получают свою порцию, похлопав кормильца
в определенном участке его тела.
     - Да? И если работники позволяют себе какие-то грубые  движения,  они
могут просто разорвать растянутый  живот  кормильца?  Как  я  понимаю,  вы
хотите провести аналогию с напряженной психикой пациента.
     - Она не напряженная и не натянутая, а просто сложная,  многослойная.
Каждая из ваших личностей обладает определенной утонченностью и  потребует
весьма бережного с ней обращения. И так до тех пор, пока не появится ядро.
Тогда наступит очередь  более  настойчивых,  но  одновременно  все  же  не
лишенных осторожности методов. Очень часто  пациент  впадает  в  состояние
агонии эмоциональной природы, конечно, не  физической.  В  каждом  из  нас
сидит ребенок, который боится побоев и плачет, даже когда  никакой  угрозы
нет.
     Дункан не ответил. Внутри у него все кипело, но несмотря  на  это  ни
единый мускул на лице не шелохнулся.  В  мозгу,  словно  от  касания  двух
оголенных электрических проводов, распласталась мгновенная вспышка, белая,
с синими краями. Надувшееся брюхо? Переполненная психика? Свет поблек,  но
прежде Дункан успел увидеть лицо  ребенка,  лет  десяти  или  около  того,
который улыбался ему сквозь текущие по щекам слезы.
     Дункан застонал, едва сдержав рыдания,  и  хотел  было  заговорить  с
Каребарой, но передумал.
     В древности, когда преступников вешали, они  в  последние  мгновения,
теряя опору под ногами, наверняка чувствовали такой же шок неотвратимости.
То  лицо...  ведь  это  было  его  лицо...  Однако  не  оттого  разум  его
беспорядочно скакал с одной мысли на другую, словно вступил  на  устланный
раскаленной проволокой пол и бешено пляшет на нем. Дункан отчетливо понял,
что ребенок этот вовсе не Джеф Кэрд. Это  был  он,  Дункан,  и  еще  Кэрд,
поселившийся в том же самом теле.
     Значит, Джефферсон  Сервантес  Кэрд,  которого  он  считал  исходной,
первоначальной личностью, лежавшей в фундаменте его "я", на самом деле был
лишь первым из  последующих  искусственных  _с_о_з_д_а_н_и_й_.  Он  первым
сформировался в сознании того мальчика, вырос в утробе его воображения,  а
затем вышел в свет под именем  Дж.С.Кэрда.  Значит,  этот  мальчик  был  в
действительности первым из  восьми,  а  не  семи,  отдельных,  независимых
психотипов. Бивольф, естественно, не в счет.
     - Я сказал что-нибудь странное? - удивился Каребара.
     -  Сегодня  это  уже  второй  раз,  -  заметила  Сник.  Несмотря   на
проявляемое нетерпение и скуку, она, судя по всему,  пристально  наблюдала
за ним.
     - Какая-то вспышка. Все уже прошло. Я даже не могу точно описать, что
это было.
     Каребара встал.
     - Увидимся после обеда, ну, скажем, часа в два. Начнем  работать  над
Дунканом.
     Он направился прочь, но потом вдруг остановился и повернулся.
     - А вы не лжете мне? Бивольф - действительно всего  лишь  роль  и  не
более?
     - Откуда мне знать? - сказал Дункан. - Я ведь без сознания, когда  вы
допрашиваете меня.
     - Но сейчас-то вы в здравом уме и должны бы понимать,  что  говорите.
Вопрос не такой уж сложный: играете вы роль этого человека или вы  и  есть
он?
     - Мне кажется - я говорю правду. Хотя, конечно, произнося эти  слова,
я на самом деле могу  лгать.  В  вашем  распоряжении  единственный  способ
определить, лгу я или нет, - опрыскать меня туманом. Но вся штука  в  том,
что я умею лгать и под его действием.
     Каребара вознес руки к небу и, бормоча что-то себе под нос, удалился.
     Итак, он видел лицо ребенка, но не знал его имени.
     Что заставило его исчезнуть мгновенно и безвозвратно, словно  запись,
стертая с ленты? Какие неведомые  магнитоментальные  сдвиги  полярности  в
мгновение ока  стерли  -  или  кажется,  что  стерли,  может,  они  где-то
притаились - воспоминания Кэрда об этом ребенке? А из памяти семи  других?
Некие импульсы тоже отозвали из их памяти картины воспоминаний? Дункан  не
объединял  их  воспоминания  -  откуда  ему  было  знать,  успели  ли  они
разглядеть промелькнувшее лицо мальчика?
     - Друг мой! - загромыхал Кэбтэб.  Открыв  дверцу,  он  вглядывался  в
глубь  высокого,  футов  семи,  специального   контейнера   для   хранения
продуктов. Подобные ящики по старой памяти называли  холодильниками,  хотя
холод давно уже не  применялся  для  сохранения  продуктов.  -  Дунк!  Мне
кажется, что ты запутался так же, как когда-то я сам! Я верил в то, что  в
нашей вселенной существует множество богов, а ты веришь, что в теле  твоем
живет сразу несколько душ. Я давно  уже  понял,  какую  чушь  я  извергал!
Существует только  один  Бог,  а  у  тебя  только  одна  душа!  Ты  просто
заблуждаешься, точно так же, как заблуждался я.  Забудь  эту  бессмыслицу,
будто во плоти твоей обитает семь  душ.  Живи  так,  словно  душа  у  тебя
одна-единственная, и скоро вновь почувствуешь себя цельным и единым!
     - Это не так просто, -  заметил  Дункан.  -  Ты  смог  покинуть  свой
пантеон только после того, как тебе явилось некое мистическое  откровение.
Думаешь, я смогу обойтись без какого-то видения? Я могу прождать  его  всю
мою жизнь во мраке и умереть в ожидании света.
     - Видение? - повторил Кэбтэб. - У меня не было никаких  видений!  Все
произошло само собой. Еще секунду назад  я  был  проповедником  нескольких
богов, но уже в следующее мгновение я ощутил себя певцом  Бога  единого  и
неделимого. Создателя нашего. Я слезно вошел в широкую открытую дверь, вот
и все.
     - Много же времени вам понадобилось, чтобы повторить открытие фараона
Ахенатена, сделанное еще восемь  тысяч  лет  назад,  -  вставила  Сник.  -
Думаете, есть смысл болтать о подобном сверхъестественном вздоре?
     - Сестра  моя,  -  сказал  падре,  сопровождая  слова  довольно  злой
улыбкой, - вам не хватает чувства уважения к другим людям.
     - Да прекратите вы! - воскликнул Дункан, взметнув вверх руку,  словно
регулировщик на перекрестке. - Давайте не затевать подобные споры.  У  нас
есть о чем подумать поважнее. Ты, Тея, умаляешь чувство  его  собственного
достоинства. Если ты сомневаешься в значимости его религиозных  верований,
ты отрицаешь уникальность  этичности  Кэбтэба.  Ты  отрываешь  часть  этой
личности, лишая его цельности, бьешь  по  его  самолюбию,  самооценке.  Ты
обвиняешь его в заблуждении, но Кэбтэбу необходимо верить в свою правоту.
     - В любом случае, если мы хотим выбраться отсюда живыми, нам  следует
действовать вместе. Кроме того, не забывайте - за нами все  время  следят.
Неужели нужно напоминать об этом? КУКОЛКА очень настороженно  относится  к
раздорам в своих рядах. У них свои методы обращения с теми, кому,  как  им
представляется, нельзя доверять.
     Краска чуть схлынула с красного от негодования лица Кэбтэба. Он делал
видимые усилия, чтобы расслабиться.
     - Ты прав, брат Дункан. Приношу свои извинения,  сестра  Пантея.  Моя
реакция была слишком бурной. И все-таки  я  советую  вам  в  будущем  быть
поосторожнее в своих выражениях.
     - Во многих отношениях вы хороший  человек,  -  сказала  Сник.  -  Вы
храбрый, на вас можно положиться в критической ситуации,  когда  требуется
быстро принять  решение.  Но  когда  вы  не  можете  справиться  со  своей
глупостью...
     - Тея! - пытался остановить ее Дункан.
     - Я по крайней мере способен соображать! А вы даже не можете  понять,
что КУКОЛКА - это... - загрохотал Кэбтэб.
     - Замолчите! Оба замолчите!  -  буквально  завопил  Дункан.  -  Я  же
сказал, что за  нами  следят!  Они  записывают  все  на  пленку  -  каждое
движение, каждое выражение лица, каждое слово. Ведите себя  как  взрослые,
ради Бога! Повторяю, мы должны действовать дружно и согласованно!
     - Я прощаю вас, сестра Тея, - сказал падре.
     - Вы прощаете меня? -  не  успокаивалась  Сник.  -  Вы,  богословский
блудник! Да вы в один день переключились с пантеизма на монотеизм! Вы...
     Дункан будто катапультировался из своего кресла.
     - Ну все,  достаточно!  Хватит,  я  говорю!  Убирайтесь  отсюда  оба!
Отправляйтесь в свои комнаты! Если не будете вести себя как разумные люди,
вы мне здесь не нужны! Мне надо многое обдумать. Я хочу тишины. Вон!
     - А как мы можем уйти? - удивился Кэбтэб. - Мы же пленники,  ты  что,
забыл?
     Дверь открылась, и в комнате появились двое охранников. Один из  них,
державший в руке пистолет, указал на дверь.
     - Вы, двое, следуйте за нами.
     Сник вышла быстро и спокойно.
     - Благословляю вас, сыны мои, - сказал падре. - Я не сомневался,  что
вы будете следить за нами как ангелы-хранители.
     Кэбтэб направился к выходу, поворачиваясь на ходу к Дункану, улыбаясь
и подмигивая. Хорошо, что за спиной у него не было экранов, и  наблюдатели
скорее всего не заметили этот жест падре. Так же как и тот сигнал, который
сам Дункан подал ранее своим друзьям,  призывая  их  инсценировать  ссору.
Наверняка наблюдатели подумали, что у него просто  затекла  рука.  Коллеги
неплохо ссорились. Теперь не было никаких сомнений, что происходящее в его
комнате не просто записывалось на пленку, чтобы просмотреть ее  позже.  За
ними  постоянно  следили.  Наблюдатели,   без   сомнения,   имели   приказ
вмешиваться, если что-нибудь  покажется  им  подозрительным  или  повлечет
неприятности.
     Собственно, он так и думал, просто хотел убедиться.
     Однако Дункан не считал, что вся эта сцена - сплошная игра. Наоборот,
Кэбтэб и Сник достаточно откровенно выразили свое отношение к религии,  их
гнев был подлинным.
     Отбросив эти мысли, Дункан  сконцентрировал  свое  внимание  на  лице
мальчика. Однако усилия ни к чему не привели - лицо не возникало. Потратив
на это занятие целый час, Дункан дал  себе  отдых,  позволяя  мыслям  течь
свободно. Может быть, купаясь в потоке подсознания, он увидит проплывающее
где-то рядом лицо этого ребенка или заметит нечто связанное с ним.
     Наступило время ленча - на вращающейся полке перед ним появилась еда.
Ел он машинально, почти не ощущая вкуса. Солнце зашло  за  угол  башни,  и
окно, выходящее на запад, потемнело. Дункан решил  заняться  упражнениями.
Он раз двести пробежал трусцой из одного конца комнаты в другой,  а  затем
принялся взбираться по воображаемой веревке. Пройдя двадцать раз на  руках
через комнату и проделав три сотни отжиманий,  он  принял  душ.  Подставив
тело под струю воды, Дункан помимо воли вернулся к "проблеме идентификации
личности" - так называл  ее  Каребара.  Сам  Дункан  искренне  считал  эти
изыскания пустой тратой времени. И все же сейчас, заключив с  самим  собой
соглашение  не  препятствовать  свободному  течению  мыслей,   какими   бы
неожиданными путями они ни струились, не останавливать свой разум, в какие
бы закоулки он ни забрался, Дункан  даже  не  пытался  сосредоточиться  на
более актуальных и насущных вопросах.
     Отбросьте  философический  налет,   окружающий   личность   человека.
Забудьте о многих тысячах книг  и  фильмов,  посвященных  этой  теме.  Что
тогда? Личность отдельного homo sapiens сводится к его телу, объединяющему
его  разум,  его  действия  и  реакции  в  любую  секунду.  Или  в   любую
микросекунду, если речь идет о самых незначительных  различиях.  Не  стоит
углубляться в вопрос о том  -  сформировалась  ли  личность  в  результате
наследственности или под влиянием окружающей среды, или от  взаимодействия
и того и другого. Истоки черт личности - отдельный вопрос.
     Человек - это то, что он делает и о чем думает в каждую  секунду.  Он
никогда не остается неизменным во времени.
     Личность - это поток, облаченный в кожу, и поток вне этого  мешка  из
кожи, но обретший форму благодаря ему.
     Когда-то жил человек по имени Джефферсон Сервантес Кэрд.  Он  обладал
собственной индивидуальностью, как и все люди, от нее Бог  не  освобождает
даже идиотов или полностью парализованных. Эта  индивидуальность  менялась
со временем вместе с изменением его тела и  состояния  разума.  Неизменным
оставался только  закрепленный  за  ним  ярлык  -  его  имя  -  Джефферсон
Сервантес Кэрд. Затем изменился  и  ярлык.  Он  стал  Робертом  Аквилайном
Тинглом. Но только по Средам. Тингл не был просто  Кэрдом,  играющим  роль
Тингла. Каждую Среду на рассвете Кэрд _п_р_е_в_р_а_щ_а_л_с_я_ в Тингла.  В
Четверг он _с_т_а_н_о_в_и_л_с_я_ Джеймсом Свартом Дунски, в Пятницу Уайтом
Бампо Реппом. В Субботу наступало время Чарльза Арпада Ома, в  Воскресенье
-  Томаса  Ту  Зурвана,  уличного  проповедника,  Отца  Тома,  ревностного
приверженца религии, резко контрастирующего с другими  шестью  личностями,
которые сплошь были агностиками или атеистами. По  Понедельникам  личность
претерпевала еще одну метаморфозу, _п_р_е_в_р_а_щ_а_я_с_ь_ в Вилла Мачлака
Ишарашвили.
     Каждый из этих людей был по-своему уникален, но в то же время они  не
могли полностью забыть друг о друге. Поскольку Кэрд состоял связным тайной
организации, переходящим из одного дня в другой,  и  передающим  сообщения
между  днями,  он  должен  был  помнить  -  кем  он   являлся   в   других
обстоятельствах. Фактически он сохранял часть воспоминаний обо всех  своих
личностях. Слова "_н_е_з_а_б_ы_т_о_е_" и "_в_о_с_п_о_м_и_н_а_н_и_я_"  были
ключевыми. Все дни, несмотря на метаморфозы своей личности, он следовал по
определенному пути, который предопределялся ограниченной памятью о  других
персонах. В  определенном  смысле  эти  воспоминания  вытекали  из  других
персон, а их природа, их пределы помогали ему правильно ориентироваться  в
его незаконной деятельности. Они прорывались к нему голосами тех шестерых,
похороненных в глубине  него.  Голоса  эти  -  неотчетливые,  но  все-таки
достаточно сильные  -  помогали,  советовали  ему,  доносясь  из  каких-то
временных гробниц.
     Один мешок из кожи оказался  в  состоянии  вместить  сразу  несколько
личностей. Люди, у  которых  наблюдается  расслоение  личности,  время  от
времени оказываются во власти то одной, то другой из них.  Различие  между
этими людьми, рассудок которых серьезно и необратимо поврежден,  и  Кэрдом
состояло в том, что он отдавался  во  власть  своих  образов  добровольно.
Только в самом конце он потерял способность управлять чередованием  ролей.
Тогда под угрозой смерти все семеро, забыв о принципах, вступили в схватку
за влияние.
     Сейчас Дункан размышлял о том, способен ли он освободиться  от  своей
настоящей индивидуальности Дункана, растворить ее и вернуться  в  личность
Кэрда. Придется ли  ему,  чтобы  добиться  этого,  схватиться  и  победить
поочередно, в  хронологическом  порядке  всех  семерых?  Если  бы  удалось
пробиться к самому началу, к главному образу - к Кэрду, он смог  бы  стать
им. Тогда он узнал бы, в  чем  состоит  та  тайна,  которой,  как  считает
правительство, он владеет. Ему стало  бы  известно,  как  он  оказался  на
первых ступеньках сегодняшнего положения.
     Хороший шанс, хотя вряд ли те, кто оказался сегодня его  тюремщиками,
желали его превращения  в  Кэрда.  Дункан  думал,  что  человеку,  который
допрашивал его в Среду, этому "Руггедо",  это  вовсе  не  понравится.  Ему
нужно было только  одно  -  открыть  способ,  благодаря  которому  Дункану
удавалось лгать в парах ТИ. И это все. По крайней мере, создавалось  такое
впечатление.
     Почему эта часть памяти  Дункана  оказалась  совершенно  разрушенной,
погребенной под обломками отрывочных воспоминаний? Неужели он  сделал  это
сознательно, чтобы быть уверенным: если его поймают, он просто  не  сможет
ничего рассказать органикам? Или в какой-то момент он решил,  что  у  него
более не осталось сил исполнять роли других людей и новых превращений  ему
уже не выдержать? Вероятно, его психика оказалась  на  пределе  возможного
напряжения,  резервуар,  хранящий  энергетические  запасы  души,  оказался
исчерпанным.
     В этот момент  дверь  неожиданно  отворилась.  Появился  Каребара,  а
следом за ним - Сник и Кэбтэб. Товарищи Дункана выглядели посвежевшими, и,
казалось, не имели более друг к другу никаких претензий.
     - Я думал над тем, как нам следует работать, - сообщил профессор. - И
мне кажется, мы пошли по ложному пути, стараясь добраться до той личности,
которой известен способ трансформации. Надо попробовать другой подход.  Вы
будете  оперировать  в  сознательном  состоянии  и,  оставаясь  Бивольфом,
постараетесь изобрести свои приемы заново. Раз вам удалось это,  когда  вы
были Кэрдом, сможете сделать и как Бивольф. Ведь  независимо  от  того,  в
каком образе вы пребываете, ваши творческие способности остаются все  теми
же. Вот где потенциал открытия.
     Да, любитель Муравьев, ты снова направился по  ложному  пути,  словно
одно из твоих насекомых ошибочно движется по присыпанной сахаром  дорожке,
куда бы она ни вела. Только не надейся, что я скажу тебе об этом.
     - Прекрасно, - произнес Дункан вслух. - Приступим.

                                   27

     Плавательный бассейн занимал сорок  футов  в  длину  и  пятнадцать  в
ширину при высоте десять футов. Само  помещение  -  пятьдесят  в  длину  и
двадцать в ширину. Хотя звуки в нем распространялись слабо  -  значительно
умереннее, чем в большом общественном  бассейне,  слышно  было  достаточно
хорошо. Дункан и его товарищи ныряли, колотили ногами  по  воде,  с  шумом
плавали, пока двое вооруженных охранников стерегли их. Начиная с Четверга,
их сопровождали в это большое помещение - часть комплекса - для ежедневных
физических занятий. Вся троица была голой,  но  охранники  конечно  же  не
сводили глаз со Сник. Дункан улучил момент, когда он  и  Сник  прыгнули  в
воду, а сильные шлепки Кэбтэба по воде покрывали звук, и прошептал:
     - Надо найти способ поговорить. У меня есть план.
     Должно быть, охранник заметил движение губ. Он заорал:
     - Эй, вы! Никаких  разговоров!  Иначе  конец  вашим  удовольствиям  в
бассейне!
     Дункан поднял руку в успокаивающем жесте  и  поплыл,  бормоча:  "Чтоб
твой колокол оторвался!". Зная, что за ним  наблюдают  экраны  со  стен  и
потолка, он, говоря с ней,  прикрыл  ладонью  рот.  Вполне  вероятно,  что
мониторы способны распознавать артикулируемые звуки.
     Чуть позже, когда Сник отплыла и он убедился, что охранники  перевели
взоры на нее, Дункан тихо сказал:
     - Падре, я кое-что придумал. Надо обсудить.
     - Здесь не место, - ответил Кэбтэб и, перевернувшись в воде, нырнул.
     Час удовольствий кончался, охранник дунул  в  свисток  и  препроводил
Кэбтэба до  дверей  раздевалки.  Падре  вытерся,  натянул  рясу  и  вскоре
появился.  Затем  в  раздевалку  проводили  Сник.  Потом  настала  очередь
Дункана. Он чувствовал, что все тщетно. Возможность  поговорить  возникала
только, когда они были втроем в бассейне, в течение экспериментов  или  во
время общего обеда в комнате Дункана.  И  всякий  раз  за  ними  неотрывно
наблюдали.
     Эксперименты ознаменовались лишь отсутствием успеха. Тысячи  вопросов
Каребары, его настойчивые, иногда ловкие ходы никак не могли  вонзиться  в
твердую, как платина, оболочку психики Дункана.  Сник  и  Кэбтэб  искренне
стремились помочь профессору, но их предложения оказывались  бесполезными.
Даже  идеи  Дункана,  появившиеся  после  просмотра  видеозаписей   опытов
(некоторые ленты уже явно подверглись цензуре), оказались бесплодными.
     Каребара беспокоился больше других. Он скрывал это, но  отчаяние  его
становилось очевидным. Отчасти оно объяснялось просто:  в  случае  неудачи
его могли перевести черт знает куда. Ему выдадут  новую  идентификационную
карточку и направят на опасное дело. А может, Каребара  не  без  оснований
опасается, что его стоунируют  и  упрячут.  Этот  выход  самый  простой  и
наименее рискованный для КУКОЛКИ.
     Ежедневное посещение бассейна помогло Дункану  определить  планировку
части этого жилищного комплекса. Комната Кэбтэба, меньшая по площади,  чем
у Дункана, располагалась рядом с ней, к северу. Затем комната Сник  -  еще
меньшая.  А  за  ней  и  последующим  коридором,  очевидно,  была   стена,
отделявшая апартаменты другого правительственного чиновника, а может,  еще
один коридор. Путь из этих трех комнат в бассейн непременно  шел  в  южном
направлении через широкий коридор. Он был весь увешан темными  и  светлыми
экранами, перед которыми внизу стояли мраморные пьедесталы с мраморными же
бюстами.  Дункан  узнал  лица  Юлия   Цезаря,   Александра   Македонского,
Наполеона, Чингисхана, Ванг Шена. Ванг Шен -  последний  и  величайший  из
мировых завоевателей, в отличие от своих самовлюбленных  предшественников,
настоял, чтобы никаких статуй или монументов в  его  честь  не  создавали,
чтобы  любые  фильмы  и  видеозаписи  о  его  жизни,  любые  произведения,
изображающие его как личность, не стремились к передаче внешнего сходства.
Тем не менее, его пожелания не всегда уважались, и Дункан припоминал,  что
неоднократно видел портреты Ванг Шена, хотя и не мог сказать - где.
     Дункану  показалось  странным,  что  здесь  были  представлены  люди,
которыми, за исключением Ванг Шена, не очень-то восхищалось человечество.
     В исторических текстах сводились к минимуму  описания  полководческих
подвигов, а стиль повествования обычно вызывал к  ним  отвращение.  Однако
владелец  этой  квартиры  явно  уважал  этих   кровавых   воителей.   Само
присутствие скульптурных изображений многое поведало Дункану  о  человеке,
установившем их здесь.
     Коридор - шестьдесят-семьдесят футов, - через который проводили троих
пленников, был прямо направлен на юг. Дункан насчитал семь дверей по левой
стороне. В конце коридора, как раз на повороте  в  следующий,  красовалась
очень большая дверь. Через тридцать футов  была  другая  дверь  -  справа.
Арестанты и охранники входили в нее, добираясь до конца коридора.  За  ней
располагалось подобие фойе. Сводчатый вход вел в плавательный бассейн,  но
пленникам велели сразу же входить в дверь направо. Она,  в  свою  очередь,
вела в другой, узкий коридор, в котором находились еще три двери -  каждая
открывалась в маленькую раздевалку. Выходя,  пленники  миновали  следующую
сводчатую  дверь  и  попадали   в   огромную   комнату   с   бассейном   и
гимнастическими снарядами в дальнем южном углу.
     Как-то Дункан подслушал двух охранников,  тихо  переговаривавшихся  в
коридоре. Один что-то сказал про ангар. Могла ли  внушительная  комната  в
квартире служить площадкой для взлета и посадки компактного самолета? Если
так, крыша над нею должна раскрываться. И однажды, когда они  следовали  в
главный коридор, дверь распахнулась... Привлекательная женщина средних лет
вышла  из  большой  комнаты.  Дункан  мельком  заметил  раковины,   столы,
подставки с ножами, вилками и  ложками.  Женщина  тотчас  же  отступила  и
закрыла дверь. Встревоженное выражение ее лица и рычание на нее охранников
красноречиво свидетельствовало, что ей не следовало  открывать  арестантам
свое присутствие. Дункан предполагал, что она была всего лишь прислугой  -
одной из нескольких, обычно приглашаемых сюда работников. Сколько  их?  Он
никогда не узнает этого, пока не осуществится его план, надо быть  готовым
к появлению многих. У прислуги тоже должно  быть  свое  жилище,  вероятно,
недалеко от кухни и комнат хозяина - Руггедо.
     На пути из кухни по основному коридору обратно в его  комнату  Дункан
насчитал пять дверей. Одна, рядом с кухней, он полагал, вела в кладовую, в
другой - размещалась аппаратура контроля за  наблюдением,  далее  жилые  и
ванные комнаты охранников и, возможно, их помещение для отдыха.
     Где-то в комплексе непременно есть  больничная  палата  для  нетяжело
больных. Руггедо вряд ли хотелось, чтобы обитатели комплекса  очутились  в
городском госпитале. Будет слишком много вопросов. Слишком много.  Значит,
в комплексе есть врач. Скорее всего, он член КУКОЛКИ и живет неподалеку, в
башне.
     Дункану и  его  товарищам  позволялось  смотреть  ежедневные  выпуски
новостей, они могли заказать  любые  из  129634  лент  -  драму,  комедию,
приключения, хронику... Однако когда Дункан запросил серию  документальных
фильмов о членах СМП - Совета Мирового правительства, ему отказали. Причин
никто не объяснил, хотя он просил об этом. Значит, он еще под подозрением.
Руггедо являлся одним из членов Совета, и  пленникам  не  следовало  знать
это. Дункан был уверен, что  лишь  крайне  могущественный  чиновник  может
владеть таким жилым комплексом и держать все в  секрете.  Даже  губернатор
штата  или  член  национального  административного  совета  не  мог  иметь
подобного влияния.
     Руггедо был членом КУКОЛКИ и СМП.
     Дункан задавался вопросом - кого еще  он  мог  спрашивать?  -  почему
высокий чин СМП стремится быть и членом подрывной  группы?  А  возможно  -
основателем или  главой  организации.  Разве  он  уже  не  обладает  такой
властью, какая только доступна? Ответ был таков:  он  желает  _б_о_л_ь_ш_е
власти. Он должен стать первым, а не одним из руководителей.
     Могли быть и дополнительные мотивы.
     Где он видел Руггедо?
     Хотя на Дункана не очень подействовало  ощущение,  что  он  откуда-то
хорошо знал Руггедо, он был уверен, что телеэкран  тут  не  при  чем.  Эти
отрывочные  воспоминания  могли   возникнуть   только   под   воздействием
непосредственно какой-то впечатляющей встречи.
     Дункану хотелось создать новый образ -  для  чего  необходимо  глубже
проникнуть в память  его  прежних  "я".  Что-то  просачивалось  в  память,
воскрешались какие-то картины... но этого  было  недостаточно.  Требовался
некий общий резервуар сведений, однако что-либо мгновенно  отождествляемое
с Кэрдом и другими было отсечено.
     Тем временем Каребара заключил, что устное дознание само по  себе  не
решит дела. Он притащил небольшую машину с десятком подводящих  проводков,
которые он прикрепил Дункану к вискам, груди, запястьям, плечам и  пенису.
Используя эту  машину,  профессор  мог  вывести  на  дисплей  изменения  в
давлении крови, частоте  пульса,  кожных  электрических  полях,  голосовых
частотах и интенсивности  потения.  Профессор  потребовал,  чтобы  Дункан,
вдыхая туман, не закрывал глаза.  Расширение  или  сужение  зрачков  также
служило индикатором правдивых высказываний.
     Однако когда Дункан очнулся после эксперимента с применением  машины,
Каребара выглядел раздраженным.
     - Неудача? - поинтересовался Дункан, усмехаясь.
     - Я знаю, что вы иногда врете, - сказал профессор. -  У  меня  нет  в
этом сомнений. Но ваши зрачки не регистрируют этого вовсе.  Вы  уникальное
явление, Дункан!
     - Каждое человеческое создание неповторимо.
     Он присел на кушетке и принялся срывать с себя электроды.
     - Не следует быть столь самоуверенным. Если мы не получим ответов  на
наши вопросы, положение может оказаться безвыходным.
     - Мы?
     - Вы - я имею в виду. Если вы окажетесь бесполезным для  нас,  а  при
этом многое узнаете, тогда...
     - "Тогда" не будет. Скажите мне,  Каребара,  вас  не  беспокоит,  что
КУКОЛКА так легко убивает своих людей, если они становятся им помехой  или
потенциально  опасными?  Это  не  заставляет  вашу  нравственную  шкуру  и
высокоморальный нос испытывать зуд - ну хоть небольшой?
     Каребара нервно взглянул на ближайший настенный экран и выкрикнул:
     - Это во имя большего блага!
     -  Всемогущий  Бог!  -  воскликнул   Дункан.   -   Пять   тысячелетий
цивилизации, а твои убийцы все еще не могут придумать ничего лучшего!
     В этот вечер Кэбтэбу и Сник  разрешили  провести  несколько  часов  с
Дунканом. Накануне они жаловались охранникам на  свое  одиночество,  и  их
прошение, очевидно, было направлено тому, кто  принимает  решения.  Дункан
полагал, что это Руггедо. В это утро шеф охраны сообщил им, что они  могут
наслаждаться сегодня вечером обществом друг друга. Нет, так  он,  конечно,
не сказал, но они знали, что за любым их движением следят и  каждое  слово
слышат. Бесполезно увеличивать  громкость  звучания  настенного  экрана  в
надежде на  то,  что  это  сделает  невозможным  подслушивание  с  помощью
микрофонов. Охранники контролировали уровень шумов  в  телесистеме.  Более
того, за любой  попыткой  как-то  скрыть  контакт  между  собой  последует
приостановка разрешения на  встречи.  Этот  запрет  распространится  и  на
совместное посещение бассейна.
     - Почему - нет? - сердился Дункан. - Как  мы  можем  сбежать  отсюда?
Если нам охота пофантазировать насчет планов побега - что вам-то?
     - Таковы правила, - сказал  шеф  охраны.  Он  помрачнел,  ноздри  его
раздулись. Так и  получил  он  у  пленников  прозвище  Крылоносый.  Других
охранников стали называть меж собой Толстозадый, Тонкогубый,  Полосатая  и
Дерганый.
     В этот вечер в семь часов Сник и Кэбтэб, эскортируемые  Тонкогубым  и
Полосатой, вошли в  комнату  Дункана.  Едва  охранники  удалились,  Дункан
сказал:
     -  Вечером  мы  будем  смотреть   старинную   классику   "Марсианское
восстание". Он стоял спиной к экранам на восточной стене, и  мониторы  над
длинным окном, выходившим на западную сторону, не могли засечь, как Дункан
быстро подмигнул правым глазом. Огромная туша падре  -  между  Дунканом  и
западными мониторами - прикрыла его.
     Сник и Кэбтэб и бровью не повели, поскольку мониторы  засекли  бы  их
ответ. Но Сник произнесла "о'кей", а падре заявил:
     - Прекрасно. Мне он нравится. Могу смотреть его сколько угодно,  хотя
и питаю отвращение к насилию.
     - Конечно, - заметила Сник.
     Дункан не помнил кодового номере фильма, он вызвал на экран перечень,
остановил изображение, когда появился нужный заголовок, и  выбрал  кодовый
номер первого переснятого фильма. Затем он взял стакан виноградного  сока,
который налила  Сник,  и  расположился  между  нею  и  Кэбтэбом,  Миски  с
воздушной кукурузой, ломтики сыра, разнообразные соусы  и  крекеры  стояли
перед ними на кофейном столике.
     Дункан сделал  небольшой  глоток  ликера,  откусил  кусочек  крекера,
намазанного соусом из зеленого перца.
     - Одна сцена в этом фильме мне нравится особенно.
     - Какая? - поинтересовалась Сник.
     - О, я хотел, чтобы вы догадались и  сказали  мне,  когда  закончится
фильм. А собственно, почему бы мне не  сказать  вам,  когда  мы  будем  ее
смотреть.
     По мере того, как вступительные аккорды  музыки  к  фильму  Маллигана
Сакулы "Святой Франциск расстается со своим  ишаком"  то  усиливались,  то
затухали, и проходили титры, оранжевыми буквами  выражавшие  благодарности
на английском и языке логлэн, Дункан пытался вспомнить, когда  он  впервые
видел этот фильм. Ему было одиннадцать облет, и фильм оставил неизгладимый
след в его памяти. Чьей памяти? Какая теперь разница?  Эта  версия  фильма
была выпущена двести сорок пять облет назад - в год его рождения.
     Восстание на Марсе - тема, на которой в весьма  свободном  толковании
основывался фильм, - происходило сорок облет до его рождения.  Джерри  Пао
Нель - командир органиков в  колонии  на  Марсе  и,  если  верить  фильму,
буйный, полусумасшедший фашист - осуществил неудавшийся переворот с  целью
освободить колонию от власти правительства Земли и осуществить идею Неля о
свободном обществе. Бунт не  удавалось  довольно  долго  подавить  главным
образом потому, что большинство колонистов поддерживало Неля, а у Земли не
было войск. В конце концов  Нель  сумел  бежать  на  корабле  неизвестного
назначения, снаряженном на одной из звезд для поиска планет, не заселенных
землянами.  Его  замороженное  с  помощью  криогенной  техники  тело,  без
сомнения, до сих пор лежит на этом корабле; пройдет, наверно, более тысячи
облет, пока корабль окажется в зоне посадки на какую-либо планету.
     Фильм однако показал Неля погибающим в жестоком сражении в лабиринтах
Большого Сырта [темная область на Марсе]. Три героя - Мозес Говард  Кугль,
Курляй  Эстэркуль  Лу-Дэн  и  Лоуренс  Амир  Бульбуль  -   были   стойкими
защитниками правительства Земли, повстанцами против повстанцев. Хотя  роль
их в действительности в  военном  смысле  была  невелика,  по  фильму  они
подавили бунт при очень малой помощи землян. В фильме не было ни  слова  о
том, что после войны  все  трое  были  обвинены  в  крупнейшем  присвоении
информации из банка данных и крючкотворстве и  осуждены  на  пребывание  в
течение десяти облет в центрах перевоспитания. С другой стороны, создатели
этой версии обладали чувством юмора и изобразили троицу как  бездельников,
с  которыми  вечно  приключаются  какие-нибудь  несчастья,  но  удачливыми
клоунами, которыми они и были в реальной жизни.
     Дункан получал удовольствие  от  вторичного  просмотра  "Марсианского
восстания" - прошло десять сублет или семьдесят облет с той поры,  как  он
видел его. Приятные минуты омрачались беспокойством -  поймут  ли  Сник  и
Кэбтэб, почему он акцентировал  внимание  на  одной  сцене...  Однако  они
тотчас сообразили, что речь о чем-то таком, о чем Дункан  не  мог  сказать
открыто.
     За несколько секунд до этого эпизода он сжал их ладони.
     - Следите внимательно. Вы получите истинное удовольствие, а возможно,
извлечете пользу.
     Сник сказала:
     - Я видела его раньше.
     Кэбтэб прогудел:
     - Я тоже, как я говорил. Кое-что вызывает недоверие. Если бы  все  не
приключилось, как показано, эти три задницы  принадлежали  бы  покойникам.
Такое бывает один раз на тысячу - не лучшая ставка. Однако они должны были
испытать свой шанс.
     - Именно, - сказал Дункан. - Они  _д_о_л_ж_н_ы_  были  испытать  свой
шанс. В подобных обстоятельствах он больше не представился бы.
     - Да. А что если бы Нель не проник в их  камеру?  Они  не  сумели  бы
ничего сделать, это был бы их конец, и, возможно, земляне бы не  победили,
- сказала Сник.
     - Но Нель проник. В этом все дело.
     Все это время велась съемка арестантов, их голоса анализировались  на
уровень частот. Если исследование выявит  любое  неожиданное  возбуждение,
чрезмерное напряжение, фразы, вызвавшие такую реакцию, вспыхнет сигнальная
лампочка на панели прибора. Это приведет в действие мониторы, фразы  будут
прокручены вновь для изучения. Дункан надеялся, что мониторы отнесут такие
колебания  напряжения  голоса  на  счет  самого  фильма.  Поскольку  фильм
рассказывал о восстании и подрывных организациях, он, конечно, должен  был
возбудить троих зрителей.
     Когда  заветный  эпизод  фильма  уже  заканчивался,  Дункан  еще  раз
незаметно пожал руки своим товарищам.
     - Поняли - о чем я?
     Сник и Кэбтэб кивнули.

                                   28

     Десять последующих  дней  Дункан  провел  в  квартире.  Эксперименты,
которые они выполняли с Каребарой - отныне два, а иногда три раза в  день,
- длились один-два часа каждый, но  не  приносили  ожидаемых  результатов.
Если верить Каребаре - опыты  были  совершенно  бесполезны.  Возможно,  он
что-то утаивает и докладывает Руггедо лишь  о  небольших  сдвигах.  Но  ни
Кэбтэб, ни Сник, когда  они  присутствовали  при  сеансах,  ничего,  кроме
неудач, не наблюдали. Но и допускались  оба  отнюдь  не  всегда.  Каребара
вполне мог исключить часть записей, проводившихся  в  их  отсутствие.  Они
говорили Дункану, что профессор  чаще  стал  применять  лекарства.  Обычно
Каребара использовал шприц или смазывал ими кожу, после чего Дункан впадал
в беспамятство. Дункан, право, и не нуждался в свидетельствах -  он  знал,
что профессор экспериментирует над  ним  с  медикаментами.  Головные  боли
после  опытов  участились  и  усилились,  часто  его  одолевала   тошнота,
доходившая до рвоты. В довершение пару дней назад красная сыпь с  водяными
пузырьками покрыла его ноги, пах и ягодицы.
     - Почему бы вам не прекратить все это, пока вы не  доконали  меня?  -
обратился Дункан к профессору.
     - Прикончу или излечу, - жизнерадостно объявил профессор.
     Дункан, вспыхнув, со злостью выбросил вперед кулак. Удар  пришелся  в
острый подбородок профессора; Каребара откинулся и тяжело упал на спину.
     Дункан,  ругаясь,  с  покрасневшим  лицом  подхватил  открытую  сумку
профессора и вытряхнул из нее шприц, бутылочки и банки, стетоскоп, коробку
с марлей - все это разлетелось по комнате. Кэбтэб и Сник недвижно смотрели
на происходящее. Внезапный гнев Дункана застал их врасплох, как  и  самого
подопытного. Дункан быстро пришел в себя, хотя и дышал учащенно, и сел  на
диван. Как  он  и  ожидал,  через  несколько  секунд  распахнулась  дверь.
Крылоносый  и  Полосатая  ворвались  с  протонными  пистолетами  в  руках.
Мощность выстрелов была установлена на  оглушение  жертвы,  хотя  то,  что
могло легко ошеломить одного, другого вполне способно было надолго вывести
из строя. И легкий заряд, пришедшийся в голову,  мог  окончиться  ранением
мозга.
     Дункан жестом пытался успокоить охранников.
     - Вы все видели. Он спровоцировал меня. Я на миг потерял контроль.  В
таких обстоятельствах это объяснимо.
     - Заткнись! - заорал Крылоносый. Он поиграл пистолетом, а  Полосатая,
крупная  женщина-блондинка,  постриженная  под  мальчишку,  опустилась  на
колено  перед  Каребарой.  Засунув  пистолет  в  кобуру,  она,  поочередно
приоткрыв  профессорские  веки,  осмотрела  его  зрачки,  пощупала  пульс.
Каребара постанывал, что-то бормотал и пытался сесть. Она  удерживала  его
со словами: "Спокойней, Гражданин".
     Хотя Каребара протестовал, говоря, что он может встать  и  идти  сам,
Крылоносый настоял, чтобы он лежал. Охранник через экран вызвал помощь, не
называя людей по именам. Вошла женщина  -  та  самая,  которая  неожиданно
тогда возникла в коридоре, и мужчина, которого  Дункан  прежде  не  видел.
Дункан предположил, что это один из служителей. Мужчина развернул носилки,
вдвоем с женщиной они  переправили  на  них  Каребару  и  вынесли  его  из
комнаты. Вероятно, строил догадку Дункан, они потащили  его  в  больничную
комнату комплекса.
     Крылоносый, по-кроличьи раздув ноздри, сердито сказал:
     - Больше не будет взрывов вашего необузданного темперамента, Бивольф.
Отныне во время опытов один  или  несколько  охранников  будут  оставаться
здесь.
     - Я не пытался убить его! - сказал Дункан.
     Крылоносый не ответил. Он приказал двум другим охранникам собрать все
разбросанное содержимое сумки. Дункан был огорчен: банку ТИ,  которую,  он
пинком пнул под диван.  Полосатая  обнаружила.  Наконец,  трое  охранников
покинули комнату.
     Толстозадый, размышлял Дункан, наверняка в  комнате  наблюдения.  Там
всегда торчит по крайней мере один человек. Решив,  что  ситуация  выходит
из-под контроля охранников, он позовет на  помощь.  Дункан  не  определил,
сколько времени понадобится вооруженным куколкам, чтобы  примчаться  сюда,
но ясно - в зависимости от того, как далеко отсюда они живут и от быстроты
вызова. Случись дело около полуночи, лишь немногие,  если  вообще  таковые
будут, смогут прибыть. Вряд ли охранники подумали об этом.
     Но Дункан подумают. Не  о  том,  смогут  ли  куколки  вовремя  помочь
охранникам, а о том, что он никак не продвигается в опытах.  Если  Руггедо
посчитает, что он, Дункан, никогда не воссоздаст технику лжи под действием
тумана, он вполне может разделаться с ним.  Убить  или  стоунировать  его,
Кэбтэба и Сник. Он должен как-то  убедить  шефа  КУКОЛКИ,  что  сохранение
Дункана оправдает себя.
     "Я не помню, как я создавал новую личность? -  думал  Дункан.  -  Что
удерживает меня от создания ее заново? Разве я не та  же  самая  одаренная
воображением, изобретательная, уникально талантливая личность, как другие?
Та же - по крайней мере во всех этих качествах. Почему не попытаться вновь
открыть эту методику? Нет. Открыть вновь -  это  неверно  сказано.  Он  не
может копаться в  себе  словно  археолог  психики.  Он  скорее  уподобится
человеку нового каменного века, который вдруг увидел цветущие плантации  и
прирученных  домашних   животных.   Он   осуществит   сельскохозяйственную
революцию психики. _П_е_р_е_с_о_з_д_а_с_т_ ее".
     Легче сказать, чем сделать. Тем не менее в течение  двух  дней,  пока
его не трогали днем и во время предполагавшегося сна ночью, он работал над
созданием новой личности. Поскольку она должна была прожить очень короткую
жизнь и родиться всего лишь для одной цели - одурачить мучителя, Дункан не
замышлял ее как абсолютно завершенный образ с длинной историей. Данные для
идентификации  образа  не   попадут   в   информационный   банк.   Человек
задумывается исключительно для обмана.
     Лежа на большом диване с закрытыми глазами - экраны отключены, все за
пределами его кожи-оболочки не допущено, отгорожено стеной, - он  плыл  во
мраке, который ширился до границ - если таковые существовали -  вселенной.
Он был одинок в пустоте, в пространстве, в котором не было планет, звезд и
микроскопической пыли, не было ничего материального,  а  следовательно,  и
само пространство в действительности не являлось пространством,  поскольку
и  оно  не  может  существовать  без  материи.  Даже  его  присутствие  не
воздействовало на ту вселенную, на то ничто,  которое  имело  пределы,  но
сейчас распространялось до бесконечности. Бесконечности, которая  тоже  не
была таковой, поскольку бесконечность должна иметь начальную  точку,  даже
если у нее нет конца. Он, его присутствие - нет-нет, не его  самого  -  не
имело массы, чтобы хоть чуть-чуть изогнуть  пространство.  Он  был  просто
образом, отраженным не зеркалом.
     Этот образ получит имя Джефферсон Сервантес Кэрд,  но  оно  не  будет
идентично имени человека, о котором Дункан мало что помнил. Разве  только,
по совпадению, он выбрал некоторые черты характера, присущие  Кэрду  номер
один. Хотя это существенно помогло бы  Дункану  в  его  усилиях  вспомнить
технику  лжи,  он  отринул  обращение  в   банк   данных   за   файлом   с
идентификационными данными о первых семи персонах.  То  немногое,  что  он
знал о них, он почерпнул от Сник и записей опытов. Без сомнения,  Каребара
обращался к этим файлам, но его в основном будет волновать -  вспомнил  ли
Дункан  технику  лжи.   Вполне   возможно,   Каребара   и   не   собирался
интересоваться воспоминаниями Дункана о подробностях личной  жизни  Кэрда.
Даже если бы профессор и полюбопытствовал, Дункан мог ответить, что помнит
только методику.
     "Может, и вправду, - думал Дункан. - Откуда мне знать, что я  создаю?
Возможно, есть какая-то утечка из Кэрда,  а  я  представляю  мнемонический
видеоряд в моем мозгу? Или в одном из моих разумов?" У  него  не  было  ни
малейшего сомнения: то,  что  он  делает,  обещает  воплотить  эту  мощную
возможность. Единственное, в чем он  сомневался,  так  это  в  способности
кого-либо другого использовать его приемы. Создание новых образов казалось
Дункану смехотворно  легким.  Оттого,  что  сам  он  уникален.  Счастливый
комплекс генетических признаков - неповторимый - в сочетании  с  особенной
семейной обстановкой и создали его - единственного, кто мог проявить  свои
индивидуальные способности.
     А может, и  не  надо?  Достаточно  сделать  хоть  что-то  такое,  что
поддержало бы уверенность Каребары и Руггедо в его пользе.
     Тотчас же, устремляясь к образу Кэрда II и в то же время -  прочь  от
него, в темной бездне пронеслась яркая синяя точка.
     Нет направления в этом непространстве. Движение  куда-нибудь  в  этой
среде - даже непространство - среда - означало движение повсюду. Вот синяя
частица  разрослась  и  заполнила  все  видимое  и  не  видимое  Дунканом.
Несущаяся куда-то нить, извивающаяся вдоль своей продольной оси, ее ровный
свет, превратившийся в стремительную синеву. Она охватила Кэрда  II,  хотя
Дункан еще смутно различал его. Затем синева сжалась,  сокращая,  стягивая
непространство, так  что  Кэрд  II,  ярко  светясь,  делался  единственным
объектом, который был виден Дункану и о котором он мог уже думать.  Откуда
у него эта способность думать и не думать о том, о чем ему и рассуждать-то
не должно было.
     Нить, которая соединилась с Кэрдом II, слилась с каждой частицей  его
тела. Семьдесят пять триллионов клеток включали в  себя  теперь  сведения,
идентичные информации  в  банках  данных  лишь  постольку,  поскольку  они
относились к способам лжи. В ядре  каждой  клетки  стремительно  двигалась
синяя  нить,  которую  невозможно  было  обнаружить  ни  химическими,   ни
электронными средствами. И еще - представлялось Дункану, - что за  печаль,
если ее не поймать научным методом?
     Удержать синюю нить в орбите ее поля - все, что требовалось  Дункану,
чтобы стать Кэрдом II.
     Фигура Кэрда принялась вращаться, как пропеллер древнего  самолета  -
медленно, затем быстрее, быстрее... пока его лопасти не слились  в  единую
голубизну. И как если бы невидимая  хватка  электромагнитного  поля  вдруг
разжалась, оно вытолкнуло эту голубизну вперед. И назад и в  стороны  -  в
трех направлениях, и внутрь голубизны и наружу.
     Она исчезла. Куда-то пронеслись все другие образы  -  один  влился  в
Дункана и теперь словно дремал в нем.  Но  его  можно  было  пробудить,  и
Каребара посчитает, что он наконец вызвал Кэрда!
     Дункана разбудило уже привычное гудение, извещавшее, что на панели  в
стене  его  ждет  завтрак.  Профессор  в  сопровождении  двоих  охранников
появился через сорок пять минут. Он не стал объяснять - почему нет Сник  и
Кэбтэба. Ни слова и о полученном от Дункана нокауте. Дункан  подумал  было
об извинении, но отказался от этой мысли.
     Гнев его был вполне  оправдан  и,  хотя  закон  запрещает  физическое
насилие  в  любой  ситуации,  кроме  самозащиты,  Дункан  чувствовал,  что
Каребара не собирается делать из  случившегося  историю.  Дункан  спокойно
лежал на диване, пока профессор прилаживал электроды и настраивал  машину.
На этот раз вместо использования тумана,  Каребара  попросил  его  открыть
рот. Держа маленькую пипетку над языком  Дункана,  он  выдавил  что-то  на
кончик языка. Дункан почувствовал холодную влагу и фиалковый запах. Он так
быстро  "пошел  ко  дну",  что,  открыв  глаза,  засомневался  в  действии
лекарства. Взглянул на дисплей времени - пролетело  тридцать  пять  минут.
Мрачный, кислый Каребара на сей раз широко улыбался.
     Что так улучшило его вид? - подумал Дункан.
     Он сел.
     - Вы наткнулись на частичку или на главную жилу?
     - Что? - Каребара заморгал большими зелеными глазами.
     Он явно ничего не понял.
     - Как успехи?
     Все еще улыбаясь, он  потирал  руки  жестом,  несколько  напоминающим
молящегося  хищного  насекомого  богомола,  который  складывает  когтистые
передние лапки перед тем,  как  схватить  жертву.  А  может,  он  вспомнил
какое-то другое насекомое?
     - Мы нашли правильный участок. Теперь начнем зондировать.
     - Я не муравьиная семья, - сказал Дункан. Он попросил стакан  воды  -
лекарство  обычно  обезвоживало  его.  Толстозадый  принес  пить.   Дункан
поблагодарил его и осушил стакан. Рот был еще суховат.
     Каребара присел,  но  оставался  начеку.  Стул  его  располагался  на
достаточном расстоянии от Дункана.
     - Начнем, - предложил профессор. - Вы увидите, что я имею в виду.
     Каребара, как всегда перед началом каждого эксперимента, приступил  к
предварительным стереотипным вопросам. Обычно их  было  двенадцать  -  все
должны были подтвердить, что объект опытов - тот,  за  кого  себя  выдает.
Хотя уже много раз Дункан доказывал свою способность  лгать,  а  надоевший
вопросник  -  свою  бесполезность,  Каребара  продолжал   действовать   по
правилам.
     Профессор не забыл ни одной идентификационной  карточки,  возвращаясь
назад, просто  спрашивая  _к_а_ж_д_о_г_о_  его  имя  и  общий  гражданский
кодовый  номер.  Никто  не  отвечал,  пока  он  не  дошел  до  Джефферсона
Сервантеса Кэрда. А затем, пока Каребара стоял  с  открытым  от  изумления
ртом,  звучала  информация.  Профессор  был  настолько  захвачен  врасплох
совершенно неожиданным успехом, что несколько секунд не мог произнести  ни
слова. Потрясенный, он даже не проверил ни изменения зрачков, ни показания
машины по давлению крови и электрическим зарядам кожи. Дункану самому было
бы интересно это. Но профессор, докладывая Руггедо, непременно  сообщит  о
полученных в этом опыте характеристиках организма. Ну и черт с ним!
     - Как вы этого добились? - спросил Дункан.
     Улыбка покинула Каребару.  Руки  крестом  сошлись  на  груди,  пальцы
покачивались.
     - Я... не... знаю.
     Он опустил руки на колени, наклонился вперед и вновь заулыбался.
     - Какая разница? Я все это определю  позднее.  Важно,  что  я  достиг
успеха. Как бы там ни было - все сработало.
     Следя за своими ответами на вопросы взволнованного профессора, Дункан
должен был признать, что, пожалуй, все действительно получилось так, как и
следовало. Один за одним он выдавал желанные для профессора  ответы.  А  в
заключение изложил схему создания совершенно новой личности.
     Настенный экран высветил кодовый номер записи эксперимента и погас.
     - Теперь обратимся к деталям, - сказал Каребара.
     - Завтра. Я очень устал. Этот опыт  утомил  меня  значительно  больше
прежних. Ничего хорошего сейчас не получится. Я слишком измотан.
     Каребара выглядел разочарованным  и  уже  открыл  было  рот,  пытаясь
спорить, но умолк,  прикусил  на  мгновение  губу,  по  привычке  поболтал
пальцами.
     - Хорошо. Завтра. Сразу после завтрака мы займемся подробностями.
     Дункан стоял рядом с Каребарой.
     - Я тоже очень возбужден. Склонялся к тому, что все безнадежно. Но вы
что-то сделали - что - вы и сами не ведаете, - чтобы прорваться к основной
личности.
     - Да! После того, как мы запрограммируем всю  процедуру,  можно  быть
уверенным - новая личность сможет лгать под действием тумана! Я не знаю...
процесс представляется таким простым... может быть...
     - Вы думаете - не всякого можно обучить этому?
     - Да.
     - Я считаю, вам не следует испытывать метод сразу на  многих.  Сперва
необходимо найти одного, кто будет адекватен, кто сможет проделать все так
же легко, как я.
     Каребара, проходя к двери - охранники за ним, - опять закричал:
     - У меня куча работы! Черт знает сколько работы! Я  сегодня  не  буду
спать!
     Дункан не сомневался, что Каребара немедленно доложит Руггедо о своем
успехе. Означает ли это, что Руггедо завтра  появится  здесь,  Дункан  мог
только гадать, но в конце концов - придет. И тогда, если все  пойдет,  как
надеялся Дункан, он, Кэбтэб и Сник смогут освободиться.
     Как часто все задуманное идет по плану? Примерно, один раз на  десять
тысяч...
     Несмотря на такую неутешительную мысль, Дункан сразу  же  заснул.  Но
прежде он пожелал доброй ночи Кэрду II.
     Ответа не последовало. Он и не ожидал его.

                                   29

     - Вы же понимаете, - сказал Дункан, обращаясь к Каребаре, -  что  как
только любой сможет  спокойно  лгать  в  тумане  истины,  правительство  и
система правосудия начнут испытывать огромные  трудности.  Они  сильно  от
этого  проиграют.  Подпольщиков,  занятых   подрывной   деятельностью,   и
коррумпированных политиков будет нелегко  обнаружить.  Преступники  смогут
избежать наказания. Общество погрузится в  пучину  ошибок  и  заблуждений.
Снова наступит хаос, который царил в древности. Конечно, все что я говорю,
не столь уж бесспорно. Вполне законна и та точка зрения,  что  способность
лгать по своему усмотрению  -  естественное  право  каждого.  Человечество
пользовалось этим правом, наслаждалось этой привилегией с  той  поры,  как
люди научились говорить. Вранье столь естественно, может быть, это один из
тех даров, которые никто не вправе отнять у человека.
     С другой стороны, посмотрите,  сколько  выгод  получило  общество  от
применения  этого  средства  узнать  истину.  Справедливость   торжествует
практически без сбоев, виновные  в  совершении  преступлений  очень  редко
избегают наказаний. Граждане воздерживаются  от  правонарушений,  понимая,
что наказание неминуемо. С тех пор, как началась Новая Эра,  преступниками
оказываются только те, кто попал во власть  внезапного  наваждения  или  у
кого не хватило ума и предусмотрительности подумать о последствиях.
     Каребара нахмурился,  а  затем  жестом  предложил  охраннику  отнести
поднос с грязными тарелками к панели на стене.  Толстозадый  -  мужчина  с
непристойно большими ягодицами, тоже слегка помрачнел. Очевидно, ему вовсе
не улыбалось делать вместо заключенного его работу, но он подчинился.
     - Я не стал бы придавать этой проблеме большого  значения,  -  сказал
профессор. - Знание методов противодействия туману будет  распространяться
с большой осторожностью и ограничениями. Очень немногие услышат о нем.
     - Я так и думал, - улыбнулся Дункан. - Это умение  станет  достоянием
лишь высших правительственных чиновников.
     - Правильно. И конечно, им будут обладать обучающие этих чиновников.
     Дункан снова улыбнулся.
     - И как вы полагаете,  долго  ли  позволят  оставаться  в  живых  или
нестоунированными этим учителям после того, как они закончат свою работу?
     - Чепуха!  Это  просто  бессмысленно!  Вас  преследуют  предательские
параноические идеи! - вскричал Каребара.
     - Если считаете это чепухой, отчего же вы так побледнели?
     Каребара  бросил  взгляд  на  настенный  экран,  прочистил  горло   и
заговорил слегка дрожащим голосом:
     - Подобные действия не согласуются с нашими высокими идеалами.
     - Идеалами? - переспросил Дункан, закончив обсуждение этой проблемы.
     - Давайте работать, - переключился Каребара.
     - Только после того,  как  я  схожу  в  туалет.  Мой  желудок  всегда
срабатывает сразу после завтрака. Ничего не могу с этим поделать.
     - Хорошо, только не торчите там вечность.
     - К чему спешка? - Дункан поднялся с кресла. -  Что,  сегодня  должен
приехать Руггедо?
     Каребара, плотно сжав губы, отвел взгляд.
     - Я и не ждал, что вы мне ответите.
     Вернувшись, Дункан увидел, что в комнате появилась еще и Полосатая.
     - Одного сторожа уже  недостаточно?  -  кольнул  Дункан.  -  Вы  что,
боитесь меня, даже когда я в бессознательном состоянии?
     Каребара, по-прежнему угрюмый и подозрительный, произнес:
     - Мне вдруг пришло на ум, что если вы способны фабриковать по  своему
усмотрению ответы под туманом в ходе допроса, кто может гарантировать, что
вам не дано вовсе имитировать бессознательное состояние?
     - И вам кажется, что я  могу  что-нибудь  выкинуть?  Например,  снова
нападу на вас?
     Дункан расхохотался.
     - Ну, и кто из нас параноик?
     Он сел на диван.
     - Если вас  действительно  волнует  эта  возможность,  то  достаточно
просто  контролировать  исходящее  от  меня  альфа-излучение  сразу  после
разбрызгивания тумана.
     - Это, конечно, можно сделать, - сказал Каребара. - Но вы, Бивольф, -
явление исключительное. В некотором смысле очень жаль,  что  мы  вынуждены
содержать вас здесь. Лучше было бы поместить вас в такое  учреждение,  где
имеется необходимое лабораторное оборудование  и  где  за  вами  могли  бы
наблюдать   специалисты,   обладающие   более   высокой,   чем   у   меня,
квалификацией. - Он вздохнул и продолжил: - Но пока  что  это  невозможно.
Вот после революции у нас откроются совершенно другие перспективы.
     - Я и тогда буду заключенным?
     - Это не от меня зависит.
     Каребара закрепил электроды и начал  подносить  торчащую  из  прибора
антенну к различным участкам тела Дункана.
     - Мне нужно еще кое о чем спросить вас, пока вы не потеряли сознание.
     Очевидно, профессор собирался узнать,  что  мог  вспомнить  Дункан  о
личности Кэрда, будучи в обычном состоянии. Эта тема оказалась для Дункана
даже более легкой, чем он предполагал. Закрыв глаза, он вызвал образ Кэрда
II, и тот действительно предстал перед его глазами  с  ногами,  опутанными
длинными, светящимися красным светом, корнями из живой  плоти.  Корни  эти
уходили  в  бесконечную  пропасть,  заканчивающуюся  беспросветной  тьмой.
Собственно, Дункан ощутил себя этим человеком, Кэрдом II,  хотя  в  то  же
время в нем сохранилось достаточно черт и его самого. По крайней мере,  он
без труда мог предстать перед взором профессора именно Дунканом, когда тот
обращался к нему, произнося это имя.
     Каребара читал вопросы, записанные на листе бумаги. Наверно,  Руггедо
написал, подумал Дункан.  Ему  представлялось,  что  Руггедо  знал  о  его
предыдущей личности гораздо больше Каребары.
     - Что вы знаете о Чарльзе Арпаде Оме?
     Вопрос этот мгновенно вывел Дункана из расслабленного и  благодушного
состояния. Он застал его врасплох, выскочив словно ниоткуда.
     - Ом? - переспросил Дункан. - Я знаю о нем  только  то,  что  вы  мне
рассказали. Он был моей Субботней ролью на Манхэттене. Это вииди - шалопай
и пьяница.
     - И все, что вы помните?
     - Да.
     Это была неправда. Перед внутренним взором Дункана  пронеслось  сразу
несколько лиц. Его лицо. Лицо Сник. Лицо Руггедо. Только вот имя у Руггедо
было другое...
     - Вы уверены?
     Каребара стоял лицом к большому настенному экрану, на котором крупным
шрифтом отображались показания приборов. Они свидетельствовали о том,  что
Дункан не испытывал ни малейшего напряжения и вел непринужденную беседу  с
другом.
     - Ба! Что толку от всех этих экспериментов?  -  воскликнул  Каребара,
воздев к небу руки.
     - Да, уверен, - ответил Дункан. - Мне известно об Оме только то,  что
рассказывали вы.
     Каребара  снова  обратился  к  вопросам  о  Кэрде.   Дункан   отвечал
автоматически,  даже  не  напрягая  внимания,  только  время  от   времени
вынужденно отвлекаясь от основного направления своих мыслей, когда  он  не
мог  предоставить  Каребаре  необходимую  информацию.  Попав  в   подобную
ситуацию, Дункан произносил традиционное "не помню" и  снова  обращался  к
поискам  в  своей  памяти  имени,  которое,  ускользая,  никак  не  хотело
попадаться на удочку. Неуловимое имя, словно кенгуру, скакало  по  кромке,
ограничивающей зону, доступную его разуму?
     Руггедо? Руггедо? Руггедо?
     Что это значит? Где он слышал это слово?  С  чем  оно  ассоциируется?
Может быть, с часами? Цифровые часы? Хронометры? Хрон...  Хрон...  Хрон...
Древние устройства для измерения времени. Гномоны? Гномон...  кажется,  он
вспомнил... это металлический треугольник или стрелка на  шкале  солнечных
часов. Тень, которую отбрасывал стержень, показывала время суток.  Но  что
общего это может иметь?.. Ах! На чистом экране  перед  его  глазами  вдруг
вспыхнуло слово, обозначенное отчетливыми крупными буквами:
     ГНОМ!
     Он приближался к цели.
     Гном, гном, гном!
     НОМ!
     Это существа, напоминающие троллей, описанные  в  рассказах  Баума  о
стране Оз [Лайман Фрэнк Баум (1856-1919) - американский детский  писатель;
автор серии из 14 книг о волшебной стране  Оз].  Отвратительные  существа,
живущие в подземелье, не знающие жалости и любви. Руггедо был их королем!
     - Чему вы улыбаетесь? - резко спросил Каребара.
     - К вам это  отношения  не  имеет,  -  ответил  Дункан.  -  Задавайте
следующий вопрос, пожалуйста.
     - Вы еще не ответили на предыдущий.
     - Я не знаю.
     Руководитель КУКОЛКИ был сардоническим злодеем. Он  выбрал  это  имя,
потому что Руггедо являлся монархом банды, обитающей в подземелье.  Король
Номов в произведениях Баума посвятил свою убогую жизнь набегам на  великий
и счастливый народ  Оз,  населяющий  залитую  солнцем  поверхность  Земли.
Страна Оз не представляла для него никакой опасности, и ее  жители  хотели
только, чтобы их оставили в покое. Но Руггедо был не в силах  смириться  с
тем, что кто-то живет весело и беззаботно.  К  тому  же,  собрав  в  своем
окутанном мраком и обрамленном скалами  королевстве  несметное  количество
золота и бриллиантов, он не мог  отказать  себе  в  удовольствии  овладеть
открытой свежему воздуху землей страны Оз.
     Дункан подумал о том, знал ли этот Руггедо из  КУКОЛКИ,  выбирая  для
себя  фиктивное  имя,  что  Руггедо-Ном  постоянно  оказывался  в   глупом
положении, все время сидя в грязи, погрузившись в  нее  своей  окаменевшей
задницей и страшась волшебной палочки доброй Глинды.
     Люди и звери, населявшие страну Оз, были бессмертны, как и деревья  -
тоже живые существа. Сказочная королева Лурлина заколдовала страну Оз, там
никто не старел и не умирал. Даже если человека разрывали на куски, он все
равно продолжал жить - эти куски никогда не переставали подергиваться.
     Бессмертные.  Это...  цветущий  замысел  отступил  перед   вездесущим
бесплодием, похожим на Пустыню Смерти, окружавшую страну  Оз.  Господи!  -
воскликнул Дункан, выпрямившись в кресле.
     Каребара подпрыгнул, отбросив в сторону листок с вопросами.
     - Что? Что? - завопил он.
     Бессмертие!
     Из сухой, выжженной солнцем бесплодной пустыни поднялось лицо Руггедо
с ярко светящимися, словно огни светофора,  глазами,  прикрытыми  тяжелыми
веками. Он всплыл словно призрак Самуила, вызванный Аэндорской Волшебницей
[по библейскому преданию, волшебница  из  Аэндоры,  вызвавшая  по  просьбе
первого царя израильского Саула тень пророка Самуила и предсказавшая Саулу
поражение с войне с филистимлянами].
     - Ом! - вскричал Дункан.
     Каребара, ползая на коленях, разыскивал листок, который  проскользнул
под кресло. Профессор повернулся к Дункану.
     - Ом? Что с Омом?
     Дункан сопротивлялся всей силой разума - и лицо его не выдало ничего.
Дисплей на стене бесстрастно показал  резкий  скачок  кровяного  давления,
учащенное биение сердца, электрический разряд, пронесшийся  по  его  коже,
всплеск адреналина  в  крови,  вспышку  излучения,  идущего  от  мозжечка.
Профессор  ничего  не  заметил,  хотя  позднее,  просматривая  запись,  он
непременно  обратит  внимание  на  столь  необычное  явление.  Но   тогда,
сообразил Дункан, это уже не будет иметь значения. А пока... Дункан закрыл
глаза... поплыли зеленые  поля,  быстро  бегущий  по  ним  одинокий  белый
единорог... он, Дункан,  с  козлиным  рогом  и  покрытыми  шерстью  ногами
водрузился на девственницу,  к  которой  спешил  единорог,  опоздавший  на
несколько минут...
     Дункан открыл глаза. Как он и надеялся, показания  на  экране  теперь
соответствовали состоянию мужчины, не испытывающего  никакого  напряжения.
Показания,  конечно  же,  не  отражали  реальности.  Сотни  тысяч   людей,
поднаторели  в  умении  контролировать  свои  реакции  на  стресс  -  итог
многолетних  тренировок  в  сфере  биологической  обратной  связи.  Именно
поэтому органики, пользуясь ТИ, редко прибегали к помощи  детекторов  лжи,
основанных на электронных методах измерения физических реакций.
     - Что насчет Ома? - переспросил Каребара.
     Это не был просто какой-то случайный  проблеск  воспоминания.  Прилив
памяти обрушился на него словно фонтан, словно струя гейзера,  взлетевшая,
упавшая и исчезнувшая. Мозг его оказался столь  переполненным  образами  и
словами, что Дункан не смог охватить всю вспышку  целиком.  И  все  же  он
увидел и запомнил достаточно.
     Он, Чарльз Арпад Ом, находился в тайной квартире в Башне Эволюции  на
Манхэттене. Руггедо что-то говорил ему, но Руггедо был Джильбертом  Чингом
Иммерманом, человеком, считавшимся умершим много лет назад. Иммерман,  его
дед и прадед,  -  основатель  и  руководитель  подпольной  организации,  к
которой принадлежал Кэрд и семь других его образов и  которая  позже  была
раскрыта и разгромлена. Каким-то способом  Иммерману  удалось  остаться  в
тени, и он по-прежнему был одним из членов Совета Мирового  Правительства.
Иммерман не оставят своих планов и организовал новую  группу.  Или,  может
быть, собрал воедино остатки старой организации.
     Иммерман открыл сложную биохимическую смесь, которую назвал эликсиром
бессмертия, хотя это средство и не гарантировало вечной жизни.
     - Жизнь продлевается в семь раз, - пробормотал Дункан.
     - Что?! - вмешался Каребара. - Я спрашивал вас об Оме!
     - О, - воскликнул Дункан. - Секундочку. Мне показалось, что я  что-то
вспомнил о нем. Но воспоминание ускользнуло. Я не в силах вернуть его.
     - Ну, наконец-то, кажется, у нас есть хоть  какой-то  прогресс,  -  с
довольным видом заметил Каребара.
     Эликсир Иммермана в  семь  раз  замедлял  процесс  старения.  Обычный
гражданин, живущий восемьдесят сублет, проведет на Земле пятьсот семьдесят
облет. Но иммер - человек, ежегодно принимавший положенную долю  эликсира,
- мог обитать на Земле 3920 облет.
     Этим-то и объяснялось, что правительство сгорало от  желания  поймать
Иммермана. Кое-кто из высокопоставленных официальных лиц, наверняка  всего
несколько человек, проведал обо всем  этом  от  тех  иммеров,  которых  им
удалось схватить. Они сохранили эту информацию в тайне. Власти посадили  в
цилиндры не только всех пойманных иммеров, но также каждого, кому  в  силу
обстоятельств стало хоть что-то известно об эликсире бессмертия.
     Сник ничего не знала  об  этом,  но  даже  ее  подвергли  допросу  и,
приговорив по ложному обвинению, бросили стоунированной на склад.
     Несмотря на все  усилия  сохранить  самообладание,  Дункан  буквально
рассвирепел. Уровень кровяного давления на экране резко подскочил вверх, а
излучение мозга достигло невиданной частоты.
     - Пора вдохнуть тумана, - сказал профессор. -  Откройте,  пожалуйста,
рот пошире.
     ...Проснулся Дункан через час, когда  с  него  уже  сняли  электроды.
Каребара с озадаченным видом склонился над ним, протягивая Дункану  стакан
воды. Он с трудом сел. Выпив, Дункан вернул профессору  пустой  стакан,  и
тот, поставив его на стол, молча  покинул  комнату  в  сопровождении  двух
охранников. Едва дверь закрылась, Дункан вскочил на ноги. Его  шатало.  Во
рту, несмотря на выпитую воду, было сухо - казалось, язык, касаясь  зубов,
вот-вот высечет из  них  искру.  В  голове  и  в  желудке  словно  катался
раскаленный докрасна железный шар.
     Не разбирая пути, Дункан помчался в ванную комнату.
     - Эта букашка, наверно, опрыскала меня  раза  четыре,  не  меньше.  И
лекарствами накачала. Ну и гад.
     Однако, если Каребаре и удалось  добиться  от  него  своими  методами
чего-то интересного, он  держал  это  при  себе.  Дункан  сомневался,  что
профессор сумел вытянуть из него нечто такое, чего он,  Дункан,  не  хотел
открыть. Чтобы создать новую  личность,  надо  пройти  через  длинный  ряд
процедур,  а  это  обстоятельство,  видимо,  вынуждает   Руггедо-Иммермана
торопиться.
     Дункана вырвало недавно съеденным завтраком и на  какое-то  время  он
забыл обо всем. Прополоскав рот и выпив воды,  утерев  выступившие  слезы,
Дункан почувствовал себя немного лучше.  Он  собирался  еще  раз  обдумать
результаты  сегодняшнего  сеанса,  но,  не  выдержав  напряжения,  заснул.
Проснулся он около полудня, выпил немного кофе и закусил печеньем и сыром.
В час дня пришли охранники, которые обычно  сопровождали  его  в  бассейн.
Несмотря на ужасную головную боль и ощущение, будто все молекулы его  тела
и мозга скрипят и трутся одна о другую, он следовал распорядку.  Проплавав
почти час, Дункан почувствовал себя гораздо лучше. Воспользовавшись  шумом
- Кэбтэб самозабвенно  шлепал  себя  по  брюху,  -  Дункан  сумел  сказать
несколько слов Сник, а  потом  и  самому  падре,  когда  столь  же  звучно
плескалась в воде Пантея.
     - Наверно, сегодня вечером.
     В два часа явился Каребара.
     - Полагаю, надо продвигаться  быстрее.  Нас  ждет  успех.  Какие-либо
научно обоснованные предпосылки для такого мнения отсутствуют, но  у  меня
предчувствие.
     - Преклоняюсь перед вашей интуицией, - заметил Дункан, - но я еще  не
отошел от сегодняшнего утра. Наверно, придется пропустить вечерний сеанс.
     - Ни в коем случае, - с энтузиазмом сказал Каребара. - У нас появился
шанс, и мы не можем его упустить.
     - Я ручаюсь, что вы потеряете свое и мое время, о  своем  здоровье  я
уже и не говорю, - ответил Дункан. - Вы не продвинетесь ни на дюйм, если я
не буду сотрудничать с вами, а я не собираюсь этого делать. Если к ночи  я
почувствую себя лучше, мы сможем попробовать. Иначе...
     Каребара прикусил нижнюю губу, сцепил пальцы. Пришлось смириться.
     - Ну хорошо. Следующий сеанс отменим. Но  к  вечеру  вы  _д_о_л_ж_н_ы
быть готовы. Это очень важно.
     Не потому ли, что к нам пожалует Иммерман? - подумал Дункан.
     - Мне необходимо хорошенько  вздремнуть,  -  сказал  Дункан.  -  Надо
избавиться от воздействия лекарств. Я  постараюсь  быть  готовым,  но  мне
кажется  -  вы  злоупотребляете  медикаментами.  Может  быть,  вам   лучше
пригласить кого-нибудь более компетентного в этих вопросах.
     Профессор покраснел,  но  промолчал.  Через  несколько  секунд  он  в
сопровождении охранников покинул комнату.
     Дункан  приблизился  к  окну   ровно   настолько,   чтобы   оно,   не
затемнившись, позволило увидеть, что происходит на  улице.  Солнце  весело
играло на  белых  парусах  прогулочных  яхт  и  разноцветных  баржах.  Оно
блестело, отражаясь от ярко-красного фюзеляжа  дирижабля  и  от  солнечных
панелей башен. Футах в пятидесяти ниже окна пролетела белоснежная чайка.
     Бежать лучше ночью, подумал он.
     В  шесть  часов  на  экране  возник  Каребара,  пригласивший  его  на
очередной сеанс.
     - Мы начнем в одиннадцать.
     - Почему?
     - Это вам знать необязательно.
     - Кэбтэб и Сник там будут?
     - Это я могу вам сказать. Да, они будут. Таков приказ.
     Дункан улыбнулся. График мог измениться только по одной причине.

                                   30

     Пантея Сник лежала без сознания на диване,  одурманенная  парами  ТИ.
Каребара, стоя рядом с ней, говорил:
     - Вынашивали  ли  вы  какие-нибудь  планы  освобождения  собственными
силами?
     - Нет.
     - Были ли у вас планы побега в компании и с помощью других людей?
     - Да.
     Вид у Каребары был очень довольный.
     - С кем вы вступили в сговор с целью освобождения?
     - С Вильямом Сен-Джорджем Дунканом и падре Кобхэмом Вангом Кэбтэбом.
     - О Господи! Я так и знал, так и знал! Но как они сделали  это,  даже
не говоря друг с  другом?  Слушайте,  Гражданка  Сник,  отвечайте  на  мои
вопросы подробнее. Каким образом - устно, в письменной  форме,  с  помощью
экранов или каких-нибудь других средств - вы согласовали свой план?
     - Ах! - протянул Дункан, проснувшись.
     Сердце его учащенно билось,  хотя  страх  быстро  отступал.  Спал  он
совсем недолго, всего минуты три, но и этого оказалось достаточно, чтобы в
мозгу его  развернулся  тот  сценарий,  которого  он  опасался.  Если  его
тюремщики проявят необычайную бдительность, они применят ТИ к его друзьям.
Они узнают то, чего знать совершенно не должны.
     Было без пяти одиннадцать вечера. Скоро станет  ясно,  предпринял  ли
Каребара все меры предосторожности, которые мог предусмотреть, если почуял
опасность. Дункану все же казалось, что профессор не  прибегнет  к  этому,
ему в голову не придет всерьез заподозрить побег. На это у  него  не  было
причин.   Каждое   движение   пленников   фиксировалось,   каждое    слово
прослушивалось, по крайней мере тюремщики так считали.
     За  минуту  до  одиннадцати  дверь  распахнулась,  и  в   комнату   с
пистолетами в руках вошли Толстозадый  и  Полосатая.  Мужчина  занял  пост
около стены ванной комнаты, а женщина - рядом с северной дверью. Появились
Сник и Кэбтэб, а  следом  за  ними  -  профессор.  Прекрасно!  Значит,  их
все-таки не допрашивали о планах побега.
     Сник присела  на  противоположном  от  Дункана  краю  дивана,  Кэбтэб
осторожно опустил свое гигантское тело  в  кресло  рядом  с  Дунканом.  На
несколько  секунд  воцарилась  тишина,   затем   спокойным   шагом   вошел
Руггедо-Иммерман.  На  нем  была  элегантная  зеленая  мантия,  отделанная
красными блестками,  которая  вкупе  с  коротко  остриженными  волосами  и
длинным искривленным носом, придавала  ему  вид  древнеримского  сенатора.
Позади него шел Крылоносый.
     Тонкогубый и  Дерганый,  вероятно,  находились  в  мониторной.  Хотя,
вполне возможно, что один из них стоял за закрытой дверью.
     Иммерман, кивнув Дункану, сел в кресло, обращенное к дивану - футах в
восьми от него.
     Крылоносый обосновался примерно в трех футах  от  Иммермана,  опустив
руки по швам. Его пистолет покоился на боку в кобуре.
     В течение нескольких секунд Каребара смотрел по сторонам,  словно  не
понимая, можно ли ему сесть и, если да, где именно.
     - Вон туда, - показал Иммерман.
     - Благодарю вас. Ваше Превосходительство, - краснея и не отрывая глаз
от старика, профессор прошел на указанное место.
     Иммерман,  плотно  сжав  губы,  промолчал.  Ситуация  была  ясна:   в
присутствии заключенного  никому  не  дозволялось  обращаться  к  нему  по
официальному титулу, особенно если этот титул  относился  к  члену  СМП  -
Совета Мирового Правительства.
     Каребара дорого заплатит за свою оговорку.
     Иммерман уставился на Дункана, почесывая  левой  рукой  живот.  Перед
глазами Дункана снова промчалось видение: дед ласкает  крупного  сиамского
кота, пригревшегося на его животе.
     Последовало длительное молчание, затем  Иммерман  открыл  рот,  желая
что-то сказать.
     - Простите меня, Гражданин Руггедо! - прогремел Кэбтэб. - Прежде  чем
мы начнем обмениваться дружескими любезностями, могу ли  я  выпить?  И  не
хотите ли вы промочить горло?
     Иммерман слегка вздрогнул. Он поморгал, а затем произнес:
     - Можете налить себе и угостить своих друзей. Мне  ничего  не  нужно.
Но... - он выглядел сердитым, - ...больше  меня  не  прерывайте.  Говорить
можно только с моего разрешения.
     - Прошу прощения. Гражданин Руггедо. Мы все чувствуем напряжение, и я
полагал, что немного выпивки разрядит обстановку.
     - Пожалуйста, пейте, - сказал Иммерман.
     Кэбтэб встал.
     - Дунк, Тея, вы чего хотите?
     - Мне тройную порцию Дикого Радикала, - отозвался Дункан.
     - Стаканчик токая, - попросила Сник.
     - Простите  меня,  Гражданин  Руггедо,  -  произнес  Каребара,  -  вы
считаете, что алкоголь не помешает Гражданину Дункану нормально работать в
тумане?
     - Вряд ли, - ответил Иммерман.  -  Так  или  иначе  -  это,  пожалуй,
единственное сильнодействующее средство, которое вы  еще  не  испытали  на
нем. Может быть, его  способность  к  сотрудничеству  изменится  в  лучшую
сторону в бессознательном состоянии.
     Что бы ни собирался сказать Иммерман, он,  видимо,  решил  подождать,
пока Кэбтэб разнесет напитки. Он наблюдал за падре, пока тот шел к бару  -
высокому и элегантному, из  тикового  дерева,  украшенного  резьбой.  Едва
Кэбтэб вышел из поля зрения  Иммермана,  тот  перевел  глаза  на  Дункана.
Дункан не испытывал перед дедом ни  малейшего  стеснения  и  мог  спокойно
встретить его взгляд, но ему нужно было следить за  Кэбтэбом,  поэтому  он
вынужден был переводить глаза из стороны в сторону. Пусть  старик  думает,
что пленник не в состоянии выдержать его взгляда.
     До сих пор совместными усилиями они довольно точно разыгрывали  сцену
из "Марсианского  Восстания".  Даже  мебель  в  комнате  была  расставлена
примерно в таком же порядке. Иммерман позволил одному из пленников  встать
и отправиться за выпивкой  точно  так  же,  как  в  фильме  Нель  разрешил
подобное Курляю Эстэркулю Лу-Дэну.
     В кино охранник  стоял  рядом  с  баром  и  не  отошел  от  него  при
приближении Лу-Дэна. Здесь же охранник - это был Толстозадый - сделал  два
шага в сторону.
     Полосатая все еще находилась у двери, а Крылоносый по-прежнему держал
пост справа от Иммермана. Полосатая следила за Кэбтэбом, Крылоносый  -  за
Дунканом.
     Каребара, прочистив горло, произнес:
     - Простите, Гражданин Руггедо. Можно и мне выпить стаканчик шерри?
     Иммерман кивнул.
     - Кэбтэб, принесите Гражданину Каребаре...
     - Я слышал... - перебил Крылоносого падре.
     Он открыл маленькую дверцу и вытащил поднос. Поставив на него  четыре
стакана, падре налил в них понемногу из бутылок на полке бара.
     - Вы что будете весь день угощаться? - сухим, резким  голосом  бросил
Иммерман.
     - Нет, Гражданин Руггедо. Я только хочу произнести тост. За наш успех
и за Бога, Которого Еще Не Существует.
     Иммерман в раздражении повернул голову и немного сдвинулся с места.
     - Не испытывайте мое терпение! - громко сказал он.
     - Простите, Гражданин, - ответил  Кэбтэб.  -  Ваша  снисходительность
беспредельна...
     Он поднял стопку, наполненную тем напитком, который выбрал Дункан,  -
бренди "Дикий Радикал".
     - Тост! Пусть  торжествует  правда  и  добродетель!  -  Он  опрокинул
стакан, кадык его мерно поднялся и опустился. Кэбтэб  поставил  стакан  на
поднос и повернулся, направившись обратно через комнату.
     Дункан продвинулся к краю дивана и  отставил  ноги  назад,  приподняв
пятки и приготовившись. Он уперся большими пальцами в ковер,  правая  рука
легла на ручку дивана.
     Еще раз взглянув на Иммермана, он сказал:
     - Что вы собираетесь делать  с  нами  после  того,  как  мы  окажемся
ненужными? - Он сделал паузу. - Дедушка!
     Иммерман слегка встрепенулся, глаза его расширились.
     - Вы помните?
     Крылоносый удивленно посмотрел на Иммермана.
     Падре проходил мимо Крылоносого.  Внезапно  повернувшись,  он  плюнул
находившимся у него во рту алкоголем прямо в глаза охраннику.
     Как это было в кино, Дункан, словно повторяя роль  Лоуренса  Бульбуля
Амира, резко прыгнул вперед  и  подскочит  к  Иммерману.  Краем  глаза  он
заметил,  как  Сник  метнулась  к  Крылоносому.  Рука  главного  охранника
рванулась к кобуре.
     Дункан  и  Сник  в  один  голос  издали  пронзительный  визг,   чтобы
обескуражить тюремщиков и замедлить их реакцию хотя бы на ту решающую долю
секунды...
     Кричали все.
     Иммерман поднялся с кресла как раз в тот момент, когда  руки  Дункана
сомкнулись на его горле. Он повалился на спину  вместе  с  перевернувшимся
креслом - Дункан рухнул  на  него  сверху.  Иммерман  с  посиневшим  лицом
пытался выдавить Дункану глаза. Но вот движения его замедлились, он обмяк,
хотя еще и не потерял сознание.
     Дункан откатился в сторону и попытался встать на ноги, но в этот  миг
на него с воплем бросился Каребара. Они вдвоем повалились  на  пол  -  вот
тело профессора расслабленно повисло, кровь потекла по голове: Сник успела
приложиться к ней рукояткой пистолета.
     - Все кончено! - хрипло дыша, сказала Сник и добавила: - О Господи!
     Дункан, пошатываясь, встал. Иммерман тоже пытался  подняться.  Дункан
нанес ему удар по шее, и старик упал лицом вниз.
     Крылоносый лежал  на  спине  с  раскинутыми  руками  и  неестественно
откинутой головой.
     Дункан видел, как Сник пробежала через комнату  к  распростертому  на
полу телу Кэбтэба. Дункан поискал глазами Полосатую; она лежала лицом вниз
на полу возле двери, пистолет валялся рядом с раскрытой ладонью. Очевидно,
Кэбтэб застрелил ее, завладев пистолетом  Толстозадого,  однако  Полосатая
успела достать его лучом, пока они пытались  повалить  друг  друга.  Затем
Полосатая, тяжело раненная выстрелом Кэбтэба, рухнула на пол.
     Дункан поднял пистолет Крылоносого,  отрегулировал  его,  переведя  с
парализующего  действия  на  поражающее,  и  прошел  к  углу,  за  которым
находилась ванная комната.
     - Он мертв! - рыдала Сник, подняв глаза на Дункана.
     Луч прошелся по левому плечу падре, но слабо ожег  края  раны:  много
крови вытекло.
     - Оплакивать его будем потом, -  бросил  Дункан.  -  Пара  оставшихся
охранников наверняка уже сообщили все слугам и Бог знает - кому еще.
     Он осмотрел другие тела. Каребара и Иммерман тяжело дышали. Профессор
его не интересовал, но собственный дедушка нужен  был  живым  и  способным
мыслить ясно  и  трезво.  Воспользовавшись  баллончиком  тумана  из  сумки
Каребары, Дункан выплеснул фиолетовое облако в лица обоих.
     - Полосатая, Толстозадый и Крылоносый мертвы, -  сказала  Сник.  -  У
Толстозадого сломана шея. Наверно, это успел сделать падре.
     - Ты тоже сломала шею Крылоносому.
     - Да.
     Итак, теперь Иммерман стал заложником, но  у  охранников  по-прежнему
была возможность прослушивать комнату и наблюдать за происходящим.  Смогут
ли они со Сник прорваться, несмотря на все?
     - Все прошло точно по сценарию, - сказал Дункан. - Только вот  Лу-Дэн
в фильме не погибает...
     - Сценарий переписан,  -  сухо  бросила  Сник,  хрипло  рассмеявшись.
Дункан напрягся, опасаясь, что смех ее вот-вот перейдет в истерику. Однако
она замолчала и принялась собирать пистолеты, попутно извлекая из карманов
охранников запасные заряды. Разложив оружие на столе и рассовав что  можно
по карманам, она протянула несколько зарядов Дункану.
     - Каребара нам ни к чему, - сказала она, указывая на профессора.
     - Нет, нет, - поспешил Дункан. -  Убивать  не  будем.  Он  еще  может
пригодиться.
     Цифры на экране показывали, что с того момента, как Иммерман вошел  в
комнату, прошло четыре минуты.
     Дункан жестом предложил Сник следовать за ним. У  ванной  комнаты  он
остановился и обернулся. Сник расположилась так, чтобы была видна основная
дверь в квартиру.
     - Если верить их словам, - негромко  произнес  он,  -  в  ванной  нет
экранов. Ты закрываешь собою экран, который находится у  тебя  за  спиной,
над окном. Когда станешь отвечать  мне,  будь  краткой.  Мы  затащим  сюда
Иммермана, и я закрою дверь. Ты будешь прикрывать нас, пока я допрошу его.
Мне необходимо узнать планировку всего помещения и сколько  в  нем  людей.
Есть еще какие-то помещения, где они спят. Нужно вытащить  из  него  коды,
без них не обойтись. У меня есть к  нему  и  другие  вопросы,  но  с  ними
придется подождать. Мы должны прочесать здесь все и выяснить, не запросили
ли охранники помощи со стороны. Вопросы есть?
     - Иммерман?
     - Это настоящее имя Руггедо. Подробности потом. Я притащу  его  сюда.
Охраняй дверь. Если они вломятся, кричи.
     Дункан не терял времени зря.  Не  представляя  себе  четко  состояние
старика -  оправился  он  от  полученных  ран  или,  наоборот,  перешел  в
коматозное состояние - он приступил к допросу. По всей видимости, если  бы
Иммерман не глотнул тумана, он уже пришел бы в сознание. Отвечать он  стал
сразу же, хотя и едва слышно.
     Допрос занял больше времени, чем хотелось  бы  Дункану,  но  человек,
которого  опрыскали  туманом,  никогда  не  выкладывает  то,  что   знает,
добровольно, будто пересказывает какую-нибудь историю,  его  надо  "вести"
последовательно, шаг за шагом. Так или  иначе,  Дункану  все-таки  удалось
вытянуть  из  Иммермана  планировку  комплекса  и  число  людей   в   нем.
Тонкогубый, подлинное имя  которого  Сингх,  и  Дерганый,  которого  звали
Баттлджей, несли вахту в мониторной. Прислуга - женщина  по  имени  Пэл  и
мужчина, которого звали Вискет, находились, по  крайней  мере  еще  совсем
недавно, в своих комнатах.
     Иммерман вылетел из Цюриха за два часа до этого на  правительственной
экспресс-ракете,  приземлился  на  Поле  Метеоритного  Дождя,  откуда  его
доставили  на  небольшом  самолете  органиков  прямо   на   крышу   башни.
Специальный люк на крыше раскрылся по команде переданного по радио кода, и
летательный  аппарат  опустился  в  помещение  ангара,  рядом  с   главным
коридором  и  квартирами  по  обеим  его  сторонам.  Там   живут   высокие
правительственные  чиновники,  предположил  Дункан.  К  северо-востоку  от
комплекса Иммермана. Пилот - человек  по  имени  Вэйн  -  был  вооружен  и
находился сейчас в ангаре или на кухне.
     Будучи членом СМП, Иммерман мог при  необходимости  пропускать  время
стоунирования,  пренебрегать  часовыми   поясами,   что   не   дозволялось
большинству граждан.
     Дункан высунул голову из ванной комнаты и жестом  велел  Сник  встать
рядом с дверью. Он шепотом передавал ей то, что узнал от Иммермана, и  она
также шепотом повторяла услышанное, чтобы у него не было сомнения: она все
поняла правильно, и планировка помещения ей известна. Покопавшись в  сумке
Каребары, Дункан отыскал шприц и бутылочку с пентоталом натрия.  Не  зная,
как  нужно  подготовить  состав,  чтобы  человек,   получивший   инъекцию,
оставался без сознания полчаса,  он  спросил  об  этом  Каребару.  Получив
ответ, он взял нужное количество препарата и сделал профессору укол. Затем
он прошел в ванную комнату и проделал то же самое с Иммерманом.
     Пентотал в сочетании с туманом заставит обоих  отключиться  минут  на
сорок пять. Иммерман, будучи гораздо крупнее  своего  соратника,  наверно,
очнется  первым.  Но  несколько  минут  особой  роли  не  играли.   Дункан
рассчитывал вернуться до того, как они очнутся.
     Он снова поговорил со Сник через дверной проем ванной комнаты.
     - Я получил от Иммермана код отключения света и монитора и устранения
звуков. Шельмец оказался очень предусмотрительным. Он единственный  владел
кодами полного контроля над всем  электрическим  оборудованием.  Наверняка
боялся, что ему придется поспешно уносить ноги.
     - Это нам на руку.
     - Да. Я выключил освещение  и  все  звуковые  детекторы,  кроме  того
приемника, который нужен мне для управления  энергетическими  установками.
Приборы ночного видения и все инфракрасные установки тоже отключены.
     Дункан вышел и обратился к  ближайшему  настенному  экрану.  Код  "О,
Сезам, отворись!" сразу же погрузил комнату в темноту. Теперь мониторы  не
видели и не слышали ничего из  происходившего  в  комнате.  Однако  Дункан
сомневался, что долго удастся оставаться в темноте. Иммерман говорил,  что
у персонала есть фонарики. Наверняка сейчас люди помчались за ними.
     Дверь  его  комнаты  располагалась  как  раз  напротив   кладовой   с
продуктами. Но из кладовой не было выхода в коридор.  Кухня  находилась  к
югу от кладовой, и можно  было  не  сомневаться,  что  сейчас  там  засели
приспешники Иммермана - ждут, когда пленники  выйдут  из  своего  укрытия.
Дверь одного из жилых помещений охранников к северу от кладовой выходила в
коридор всего в десяти футах от комнаты Дункана. Рядом с  мониторной  было
второе жилое помещение охранников. Еще одна  комната,  где  они  отдыхали,
непосредственно в коридор не выходила.
     Итак, оставалось пятеро людей Иммермана - трое мужчин и две  женщины.
Сингх, Баттлджей, Пэл, Вискет и Вэйн.  Они  могли  затаиться  у  любой  из
дверей по восточной стороне коридора или  у  входа  в  обитель  Кэбтэба  к
северу от комнаты Дункана. Но была еще комната Сник и  кладовая.  Если  бы
действиями охранников руководил он сам, то не  преминул  бы  поставить  по
крайней мере двух людей  в  комнатах,  примыкающих  к  его  собственной  с
севера.
     - Вэйн! - вдруг громко воскликнул Дункан. - Почему я  не  подумал  об
этом раньше?
     - Что? - удивилась Сник. - О, понимаю! Господи!
     Если пилот не успел вывести свой самолет через  проем  на  крыше,  он
сейчас заперт в ангаре как в ловушке. Но если он вывел его  до  того,  как
Дункан отключил свет...
     Дункан не успел закончить  свою  мысль.  Темный  корпус  летательного
аппарата заслонил свет, доходивший от башен в верхнюю часть  окна.  Дункан
отчетливо  видел  силуэт  самолета,  тонкий   и   длинный.   Внутри   него
вырисовывались  профили  пилота  и  еще  одного  человека.  Аппарат  начал
поворачиваться вокруг вертикальной оси носом к окну.
     Дункан прицелился в пилота.  Фиолетовый  луч  вырвался  из  пистолета
одновременно  с  лучом  Сник.  Кто-то  из  них  промахнулся  на  несколько
дюймов... это Дункан. Последовал ответный выстрел, но и нападавшие  успели
нажать на спусковой крючок еще раз. Пять ровных отверстий зияли в  стекле.
За  окном  аппарат,  похожий  на   каноэ,   мерно   совершал   обороты   -
раз-два-три...
     - Хорошо, что я выключил свет! - воскликнул Дункан.  -  Они  едва  не
попали в меня.
     - Двоих нет, - произнесла Сник. - Но трое еще остаются.

                                   31

     - Прежде чем отпереть нашу дверь, я отключил ее  от  сети,  -  сказал
Дункан. - Пусть осмелятся проверить - не открыта ли  она.  Я  могу  подать
энергию, чтобы открыть дверь и не включая свет.
     - Почему бы нам не прожечь обе  стены?  -  предложила  Сник.  -  Один
займется стеной комнаты Кэбтэба и выжжет замок  моей  двери.  А  другой  -
прорубит лаз в комнату Иммермана.
     Дункан уже думал об этом. Они  могли  бы  проделать  ходы  в  боковых
стенах, но вдруг троицу снаружи осенит та  же  идея.  Однако  им  со  Сник
нельзя  больше  прятаться  в  комнате,  боясь  двинуться  из-за  возможных
действий врага.
     - Все двери, которые были открыты,  когда  отключилась  сеть,  так  и
остались открытыми, - сказал  Дункан.  -  Другие  должны  быть  запертыми,
включая единственный вход в комплекс. Если троица в комнате Кэбтэба или  в
твоей, или в кладовой, им придется прорубать себе вход.  Предположим,  они
еще не сделали этого или находятся, так сказать,  в  процессе...  Давай-ка
займемся стеной в жилую комнату, а затем таким же путем - в спальную.
     Он последний раз взглянул на медленно поворачивающийся самолет с  его
мертвыми пассажирами и приступил к работе. Пистолетами, установленными  на
полную мощность, они прорезали нечто вроде квадрата,  достаточного,  чтобы
проползти. Смрад  от  тлеющего  и  горящего,  пропитанного  шестидюймового
картона  обжег  нос  и  опалил  глаза.  Они  перезарядили  оружие.  Дункан
прошептал код, который должен был  подключить  освещение,  но  не  экраны.
Ползком, с пистолетом в руке, он устремился в проем.  Дункан  рассчитывал,
что если кто-нибудь и окажется в комнате, то увидев его, на миг  застынет.
Этот секундный паралич даст ему преимущество.
     Обитатель  комнаты  мог  бы  еще  мгновенно  юркнуть  за   что-нибудь
массивное из мебели. Дункан и Сник двигались осторожно, низко пригнувшись,
держа в каждой руке  по  пистолету.  Сквозное  турне  по  жилой  и  ванной
комнатам показало, что они пусты. Дункан отключил  свет;  следующая  брешь
была проделана в стене. Затем процедура повторилась. Они  обнаружили,  что
все двери заперты.
     Теперь беглецы могли использовать свет огромных окон.
     - Выжигай ход, - сказал Дункан, - а я послежу за этим - через который
мы пролезли. Может, они ворвались в мою комнату и преследуют нас.
     Новый лаз в стене был готов через тридцать секунд.
     - У меня осталась половица заряда.
     - Сохрани. Может понадобится все.
     Он дал команду настенному экрану - вспыхнул свет.
     Дункан и не ожидал, что кто-то окажется в помещении бассейна. Тем  не
менее он медленно подошел к ближайшему краю бассейна. А вдруг? Хотя смешно
было думать, что кто-то стоит в воде да  еще,  может,  нырнул.  Прекрасная
мишень!
     Не  было  никого.  Дункан  почувствовал  себя  в  несколько  дурацком
положении. Ну а если бы он не стал  осматривать  бассейн,  а  там  все  же
кто-нибудь скрывался - сейчас он был бы трупом.
     В который раз Дункан отключил освещение.
     - Они, должно быть, гадают, что за чертовщина происходит со светом, -
прошептала Сник.
     - Ничего, все нормально, - отозвался Дункан.
     В полной темноте на ощупь они  пробирались  вдоль  стены.  Одна  рука
скользила по ней, другая - с пистолетом - вытянута вперед. Через несколько
шагов Дункан остановился: луковицеобразный конец пистолета царапнул что-то
твердое. Ощупав предмет,  он  определил,  что  это  скульптурный  бюст  на
пьедестале. До конца стены он наткнулся еще на  шесть  подобных  творений.
Включив на мгновение свет, Дункан определил, что они в  коридоре  и  перед
ними сводчатый проход в фойе. Вновь в темноте  он  медленно  миновал  его,
слегка задев одну сторону  плечом.  Еще  раз  по  его  команде  включилось
освещение - основная дверь в комнате была закрыта. На замок? Сник, опустив
руку на плечо Дункана, так и следовала за ним; они  вернулись  в  коридоры
Дункан остановился. Коридор  тянулся  во  всю  длину  комплекса  до  стены
следующего. Последнее помещение -  довольно  большое,  с  одной  дверью  -
служило самолетным ангаром. Дункан двинулся вперед, на сей  раз  нащупывая
путь правой рукой... Никаких скульптур на этой стороне не было. Когда  его
пальцы остановились на третьей двери, Дункан совсем замедлился. Затем рука
нащупала небольшой выступ - косяк четвертой двери. Он велел  Сник  следить
за противоположной стороной  и  включил  освещение.  Дверь  была  заперта.
Назвав код, он открыл замок,  следующей  командой  вновь  все  погрузил  в
темноту и толкнул дверь. Лишь когда они оказались внутри,  вспыхнул  свет.
Дверь автоматически закрылась за ними.
     Как  и  говорил  Иммерман,  в  ангаре  оказался  другой   двухместный
патрульный  воздушный  аппарат  органиков.  Ухмыляясь,  Дункан  залез   на
переднее сидение пилота. Сник, фыркая от сдавленного смеха, взобралась  на
кресло позади.
     - Мы свободны! - вскричала она.
     Дункан  нажал  кнопку  ВКЛЮЧЕНИЕ.  Выругался.  Ни  одна  индикаторная
лампочка не вспыхнула, цифровые  дисплеи  не  осветились.  Он  еще  трижды
бесполезно ткнул кнопку.
     - В чем дело? - спросила Сник.
     - Не знаю, будь оно проклято! Я  думаю...  Иммерман  не  врал,  когда
говорил, что в ангаре есть второй самолет. Но чего он не сказал, поскольку
попросту не знал, - пилот снял какую-то важную деталь. Он мог сделать это,
опасаясь, что мы попадем сюда. Или выполнял обычный  приказ.  Иммерман  не
мог сказать мне об этом, пока я не задал ему такой вопрос. Черт возьми!  Я
не настолько разбираюсь в этой штуке, чтобы понять, чего не хватает. Да  и
вряд ли здесь найдется запасная деталь.
     Дункан вылез из кабины и взглянул на короткую протонную пушку на носу
самолета. Ее станина была приварена к раме, но  саму  боевую  часть  можно
было быстро снять, разомкнув два зажима.
     - Весит фунтов сорок, можно держать.
     Взмокнув в тяжелом, вязком, недвижном воздухе, они  спустили  орудие.
Дункан извлек два больших заряда - круглые шестидюймовые  коробочки  -  из
блока боезапаса самолета. Он рассовал все это по карманам на поясе и  взял
в обе руки снятую пушку.
     - Я  установлю  освещение,  чтобы  оно  включалось  и  отключалось  с
минутными интервалами.
     По  другую  сторону  коридора  видна  была  дверь  в  комнату  отдыха
охранников. По описанию Иммермана, это  было  большое  помещение  в  форме
буквы L. Дверь заняла четыре секунды: три - отрезать ее от стены и одну  -
втолкнуть внутрь комнаты. Луковицеобразный конец пушки выплюнул фиолетовые
полосы - Дункан вошел в комнату. Стена напротив дверного  проема  походила
на швейцарский сыр. Внутри было пусто. Дункан  обошел  небольшой  бассейн.
Если кто-то находится сейчас в жилых комнатах охраны или в мониторной,  им
известно, что арестанты сбежали и затаились где-то позади. Ну и  пусть!  У
Дункана уже не  было  времени  пробираться  назад  и  вновь  расспрашивать
Иммермана, а затем проделать еще кое-что, прежде чем исчезнуть отсюда.
     Сник добралась до самого конца этой L-образной комнаты, выжгла  замок
двери в коридор - сразу за комнатой  Дункана.  Подождав,  пока  отключится
освещение. Сник распахнула дверь и, упав на живот, осмотрелась. Дункан, не
видя ее в темноте, объяснил, что надо делать, и полагал, что  она  следует
инструкциям. Тем не  менее  он  продолжал  следить  за  дверьми  в  другие
комнаты.
     Неожиданно  помещение  осветилось.  Нерасслышанные  выдохнутые  слова
Сник, треск трех выстрелов... пронзительный женский крик. Затем  еще  пару
раз треск, достаточно громкий, чтобы  сообразить  -  Сник  стреляет...  Он
бросился к выходу, но Сник, увиливая от возможных выстрелов, стремилась  к
нему. Улыбка ее светилась ярче света - она сверкала.
     - Я разделалась с ними! Ее выстрел чуть не прикончил меня!
     Дункан почувствовал запах тлеющего покрытия.
     - Чей?!
     - Пэл, повариха. Разнесла ей левый висок. И Сингха  заодно  -  попала
ему в брюхо, но он все-таки подобрался ко мне. Будь его  выстрел  на  дюйм
точнее - у меня в голове появилась бы внушительная дыра. Я прожгла обоих -
для верности.
     - Остается один  -  Вискет,  -  сказал  Дункан.  Он  помолчал,  затем
добавил: - Ты выглядишь счастливой.
     - Я уничтожаю ниспровергателей.
     - Ради Бога! Мы сами ведем подрывную деятельность!
     - Но они - враги.
     Он покачал головой.
     - Я больше не знаю, кто враг, а кто - нет. О'кей. Ты видела Вискета?
     - Нет. Но это не значит, что он не затаился за одной из этих дверей.
     Дункан огляделся из-за косяка двери и отступил в комнату. Пэл  лежала
на боку, Сингх - лицом вниз. Очевидно, Пэл  успела  проделать  полпути  из
кухни до дверей, а Сингх,  следовавший  за  ней,  прошел  все  расстояние.
Должно быть, они хотели, пользуясь темнотой, добраться до  комнаты  отдыха
охраны. Сник, приникшая к полу, была плохой  мишенью.  И  она  действовала
быстрее. У же потом Сник пристрелила их из сострадания.
     Он не хотел бы встретиться с ней на дуэли.
     - Я заметил, что двери  мониторной  и  две  комнаты  охранников  были
закрыты, - сказал Дункан. - Если там кто-то есть, я имею в  виду  Вискета,
он не выйдет, пока не прожжет себе ход. А тут уж мы учуем зловоние...
     Включилось освещение.
     - Выходим в коридор. Пробираемся боком, в южную сторону, наблюдаем за
коридором. Я пойду справа от тебя. Ты  следишь  за  дверью  в  мониторную.
Вискет мог попасться в ловушку, когда я  закрывал  дверные  замки.  Вторая
дверь налево.
     - Я знаю, - сказала она.
     - На всякий случай. Я проверю  дверь  к  Кэбтэбу  и  встану  напротив
мониторной. Когда включится свет, я смогу оттуда определить -  открыта  ли
дверь в помещение банка данных. Если закрыта - я кивну тебе, нет - покачаю
головой. Если дверь открыта - войдем. Если закрыта - ты вырежешь  замок  в
мониторную. Так будет быстрее и легче, чем снова пробираться через  каждую
комнату, чтобы наконец найти этого Вискета.
     - Поняла.
     - Пошли.
     Свет загорелся, и Дункан убедился, что дверь в комнату  банка  данных
закрыта. Он подал знак Сник, и она, пригибаясь,  двинулась  к  мониторной.
Дункан знаком велел ей лечь. Она была вне зоны попадания  -  он  нажал  на
спуск. Фиолетовый луч прыгал, словно разгневанный кот, по мере  того,  как
Дункан направлял его  вокруг  запорного  механизма  в  дверях.  Дело  было
сделано. Сник подошла и дважды  стукнула  рукояткой  пистолета  по  центру
выжженного круга. Механизм вывалился в комнату. Ударом  ноги  она  открыла
дверь.
     Вискета не было видно.
     - Выходи! - крикнул Дункан. Все твои приятели убиты. Вискет!  У  тебя
нет шансов! Сдавайся, или мы доберемся до тебя. У меня пушка  с  самолета,
Вискет! Я прощупаю  лучом  каждый  дюйм!  Даю  четыре  секунды!  Выходи  с
поднятыми руками!
     Сильный, но дрожащий голос откликнулся:
     - Я сдамся, если вы обещаете не убивать меня!
     - Выходи без оружия! Выброси пистолет и покажи свои лапы! Подними  их
перед дверью! И без шуточек! Я не один!
     - Вы обещаете не стрелять в меня?
     - Обещаю.
     - А ваша подруга? Пусть она тоже скажет.
     Очевидно, Вискет был весьма предусмотрителен.
     Дункан кивнул Сник.
     - Обещаю, что не буду стрелять в тебя.
     - Есть ли еще кто-нибудь с вами? - прокричал Вискет.
     - Откуда, черт возьми?! Ты знаешь, сколько нас. Выходи! Я спешу!
     - Вы сказали, что не будете стрелять в меня! -  вопил  Вискет.  -  Не
тронете меня! Или попробуйте-ка добраться до меня!
     Его голос звучал откуда-то из дальнего угла комнаты. Дункан не  успел
даже крикнуть Сник  остановиться.  Бросившись  на  пол  напротив  дверного
проема, она дважды  выстрелила.  Фиолетовая  полоска  метнулась  над  ней,
проделав отверстие в стене позади Сник. Она поднялась и пошла  в  комнату.
Дункан, ругаясь, последовал за ней. Вискет лежал, уткнувшись лицом в  пол,
посреди комнаты.
     - Глупо, - сказал Дункан.
     - ...если бы я промазала. А я попала - значит, не глупо. Мы все равно
должны были прикончить его. Ты это знаешь. И Иммермана и Каребару  тоже  -
только закончим возиться с ними.
     - Я собирался освободить их, дать им шанс спастись.
     - А если их схватит полиция? Они раскроют все,  и  наши  шансы  будут
ничтожны. - Сник была непреклонна.
     - Ты - кровожадный варвар.
     В эти секунды он расставался со своей любовью  к  ней.  Или  ему  это
только казалось? Или он надеялся... Он  стремился  освободиться  от  этого
наваждения, но ни логика, ни разум не могли помочь...
     - Ну? - торопила она.
     - Да... я понимаю.
     - Прекрасно. Что теперь?
     - Надо затащить Иммермана как можно скорее в комнату банка данных. Ты
охраняешь дверь в комплекс. Они  могли  вызвать  помощь.  Возьми  с  собой
пушку.

                                   32

     Иммерман  лежал  на  диване  в  мониторной.  Дункан   очень   спешил,
допрашивая его о возможностях банка данных. Как Дункан и ожидал, банк  мог
выходить на  все  каналы,  кроме  сверхсекретных,  правительственных,  был
связан со Мировым  Правительством,  с  национальным  каналом,  с  каналами
штатов и местными линиями повсюду. Его дед  давным-давно  тайно  установил
все эти средства связи.
     Дункан на миг остановился, чтобы взглянуть настенной экран, следивший
за фойе. Сник сидела на стуле, наблюдая за дверью - спинка  другого  стула
подпирала оружие.
     - Какое имя вы используете сейчас?
     - Дэвид Джимсон Ананда.
     - Какой общий код доступа?
     Иммерман тихо ответил:
     - ИМАГО. ВСЕГДА.
     Дункан попросил его произнести по буквам, а затем спросил:
     - Вы - единственный, кто может сделать вызов?
     - Да.
     - Что  требуется  для  подтверждения  доступа?  Распознавание  вашего
голоса?
     - Да.
     - Требуется ли что-нибудь еще для подтверждения доступа?
     - Да.
     - Что еще требуется для подтверждения доступа?
     - Отпечаток большого пальца моей левой руки. Отпечаток сетчатки моего
правого глаза.
     Дункан  спросил,  как  это  регистрируется.  Получив  ответ,   Дункан
подхватил бессильное тело Иммермана и усадил его  на  стул  перед  главным
пультом управления. Подперев Иммермана, он нажал завишу ВКЛЮЧЕНИЕ.
     - Как только я скажу "давайте", вы, Джильберт Чинг Иммерман,  скажете
как можно громче: ИМАГО. ВСЕГДА.
     Дункан  приложил  большой   палец   левой   руки   деда   к   круглой
немаркированной пластинке на панели, держа за волосы в поднятом  положении
голову Иммермана.
     - Давайте.
     - ИМАГО. ВСЕГДА.
     Экран,  уже  высветивший  текст  ГОТОВНОСТЬ  К  ВВОДУ  КОДА  сменился
надписью КОД ДОСТУПА НЕ ПОЛНЫЙ.
     Тонкий луч метнулся из центра экрана. Он упал на  шею  Иммермана,  но
Дункан, поворачивая его голову, поймал луч правым глазом старика. Иммерман
шире открыл глаза,  и  экран  высветил:  КОД  ДОСТУПА  ПРИНЯТ.  ГОТОВНОСТЬ
ПРИЕМА.
     Дункан вздрогнул - другие экраны осветились ярко-оранжевым светом,  и
раздалось легкое завывание: первое  напоминание  сегодняшним  гражданам  о
подготовке к стоунированию.
     Дункан как от мухи отмахнулся от сигнала и начал медленно,  слово  за
словом, объяснять Иммерману, что ему следует говорить компьютеру.  Он  еще
не провел и половины своего урока, как с  экрана,  наблюдающего  за  фойе,
раздался свист. Сник сказала:
     - Они выжигают запорный механизм!
     - Не впускай их! Сделай все! Я  не  могу  помочь  тебе,  пока  вожусь
здесь. Мне надо сделать _э_т_о_ во что бы то ни  стало.  Результаты  этого
будут иметь  всемирное  значение.  Начало  оказывается  простым,  но  дело
потребует времени.
     Иммерман, словно зомби, подчинялся любой просьбе Дункана. Да  он,  по
существу, и был зомби. То, что Дункан хотел  сейчас  начать,  давным-давно
было подготовлено Иммерманом. Хотя Иммерман замышлял еще нечто другое,  он
создал систему, так что можно было быстро продвинуться к цели. По  команде
Дункана Иммерман повторил все инструкции, и они вошли  в  секретные  банки
данных во всем мире. Все экраны - в каждом доме, квартире, в  общественных
зданиях, - которые настроены на прием в системе общественного телевидения,
в десять минут после  полуночи  высветят  послание  Дункана.  Одновременно
принтеры в каждом доме, квартире и общественном здании распространят  его.
Дункану не придется заботиться о передаче послания  по  правительственному
телевидению. Дункан понимал, что  послание  на  правительственных  каналах
проживет на экранах лишь несколько секунд: цензоры знают дело.
     До любого частного жилья  или  заведения,  до  каждого  общественного
здания, за исключением правительственных, телецентров в этом часовом поясе
дойдет передача. Во всех других послание примут через десять  минут  после
начала  дня.  Как  только  правительство  очнется  от  шока,  оно   сможет
обнаружить многие информационные банки и исключить послание. Но  некоторые
все равно уйдут. Если послание  попадет  хотя  бы  одному  дню,  можно  не
сомневаться, что оно дойдет и до других. Граждане позаботятся об этом. Они
оставят распечатки людям следующего дня. Власти не  смогут  изъять  их  из
каждого дома. Это нереально.
     Главной задачей Дункана было сжать, укоротить послание.  Ему  некогда
было формулировать его, но послание не должно  быть  длинным.  Короткое  и
простое, но доходчивое - вот что требовалось.
     Опять донесся голос Сник. Дункан посмотрел  в  ее  сторону.  Запорный
механизм был выжжен, а круглая секция двери вокруг него выбита. Тлея,  она
лежала на полу.
     Луч Сник вонзался в отверстие. Если кто-то стоял за дверью, живот его
получил солидную брешь.

             ГРАЖДАНЕ МИРА!
             ВАШЕ  ПРАВИТЕЛЬСТВО  СКРЫВАЕТ  ОТ  ВАС   СЕКРЕТ
             ФОРМУЛЫ, ЗАМЕДЛЯЮЩЕЙ СТАРЕНИЕ В СЕМЬ РАЗ.  ЕСЛИ
             БЫ ВЫ ОБЛАДАЛИ ЭТИМ РЕЦЕПТОМ, ТО ЖИЛИ БЫ В СЕМЬ
             РАЗ ДОЛЬШЕ. ВСЕМИРНЫЙ СОВЕТ  И  ДРУГИЕ  ВЫСОКИЕ
             ЧИНОВНИКИ ИСПОЛЬЗУЮТ ЕГО  ДЛЯ  ПРОДЛЕНИЯ  СВОИХ
             ЖИЗНЕЙ. ОНИ ОТКАЗЫВАЮТ ВАМ В ЭТОЙ ФОРМУЛЕ.  ВОТ
             ЭТА ФОРМУЛА.

     Это не было "бессмертной" прозой или чем-то в этом роде.  Дункан  был
бы рад составить значительно лучшее послание, имей он на то время.  В  его
положении надо было радоваться и этому. Главное - убедиться, что компьютер
зафиксировал все точно. Иммерман  говорил  все  по  памяти,  а  затем,  по
приказу Дункана, велел компьютеру выдать послание на экран. Дункан  сделал
несколько необходимых исправлений, и текст был занесен в память.

             ГРАЖДАНЕ МИРА!
             ВАШЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО ЛГАЛО ВАМ  ТЫСЯЧУ  ОБЛЕТ.
             НАСЕЛЕНИЕ МИРА  НЕ  ВОСЕМЬ  МИЛЛИАРДОВ.  ОНО
             СОСТАВЛЯЕТ ТОЛЬКО ДВА МИЛЛИАРДА.  ПОВТОРЯЕМ:
             ДВА МИЛЛИАРДА. ЭТО ИСКУССТВЕННОЕ  РАЗДЕЛЕНИЕ
             ЧЕЛОВЕЧЕСТВА НА СЕМЬ ДНЕЙ НЕ НУЖНО. ТРЕБУЙТЕ
             ПРАВДЫ.  ТРЕБУЙТЕ,   ЧТОБЫ   ВАМ   РАЗРЕШИЛИ
             ВЕРНУТЬСЯ К ЕСТЕСТВЕННОЙ СИСТЕМЕ ЖИЗНИ. ЕСЛИ
             ПРАВИТЕЛЬСТВО СОПРОТИВЛЯЕТСЯ -  ВОССТАВАЙТЕ!
             НЕ УДОВЛЕТВОРЯЙТЕСЬ ЛОЖЬЮ ПРАВИТЕЛЬСТВА.
             ВОССТАВАЙТЕ!

             ПОСЛАНИЕ ОДОБРЕНО ДЭВИДОМ ДЖИМСОНОМ АНАНДОМ,
             ИЗВЕСТНЫМ ПОД ИМЕНЕМ ДЖИЛЬБЕРТА ЧИНГА
             ИММЕРМАНА. ТАКЖЕ ОДОБРЕНО И ПЕРЕДАНО
             ДЖЕФФЕРСОНОМ СЕРВАНТЕСОМ КЭРДОМ.

     Чиновники, увидев имя Кэрда, взбесятся еще больше. Это хорошо.  Пусть
знают, что он жив.
     - Велите повторить инструкции и послание, - сказал Иммерману Дункан.
     Потрескивание настенного экрана заставило Дункана взглянуть на  него.
Очевидно, дверь  в  фойе  кто-то  выбил.  Сник  произвела  предупреждающий
выстрел. Дункан сомневался, что они бросятся на нее через этот  вход.  Они
проделают ходы в стене во  многих  местах  и  постараются  окружить  ее  с
флангов из разных комнат. Они будут осторожны - им ведь  неизвестно  число
обороняющихся. Но и времени у нападающих немного. Город придет в  движение
через десять минут после полуночи. Большинство  горожан  отправятся  спать
прямо из стоунеров, но органики первой смены и рабочие  выйдут  на  улицы.
Если  обитатели  этих  суперквартир  появятся  в  коридоре,  они   заметят
полицейских. Если, конечно, куколки не пристрелят органиков.
     - Велите с этого момента не принимать больше  никаких  команд  ни  от
вас, ни от кого бы то ни было еще, - сказал Дункан.
     Иммерман произнес:
     - ЗЕТ И АУТ.
     - Это код отмены?
     - Да.
     Дункан распылил ТИ на лицо Иммермана и перенес старика на диван.  "До
свидания, дедушка. Вы попали в чертовскую передрягу, но заслужили все, что
получили. Вы хотели, чтобы я осиротел. Я рад, что это не случилось".
     Дункан вышел в коридор к двери своей  комнаты.  Она  была  заперта  -
пароль открыл ее. Он еще раз угостил Каребару туманом,  потом  позвонил  в
ближайший пост  органиков.  Не  обращая  внимания  на  требования  офицера
назвать себя, Дункан сказал:
     - Совершено несколько убийств в жилом  комплексе  Д-7,  сто  двадцать
пятый уровень. Убийцы пытаются попасть в квартиру!  Поспешите!  Они  хотят
убить нас!
     Сержант был в гневе. Он уже собирался кончить дежурство и  переходить
в стоунер. Лишь в чрезвычайных обстоятельствах он  мог  перейти  в  другой
день.
     - Ваше обращение записано. Через три минуты органики будут у вас. Ваш
идентификационный номер? Где вы служите? - Затем, глядя на  дисплей  возле
себя вне поля зрения Дункана: - У нас не числится  эта  квартира!  Что  вы
задумали?
     - Квартира 7-Д, сто двадцать пятый  уровень,  -  повторил  Дункан.  -
Может, у вас и не числится, но это происходит здесь. Вам не  трудно  будет
найти ее. Быстрее! Это убийство!
     Он отключил экран. Сержант теперь, наверно, уткнулся в экран,  но  не
может понять, откуда была передана информация. Защитные схемы  заблокируют
любой канал поиска источника сообщения.
     Дункан старался теперь не попадать в поле  зрения  экранов.  Большого
участка стены больничной комнаты вообще не было. Другая стена  прерывалась
кладовой, примыкавшей к  ангару.  Нападающим  придется  выжигать  запорные
механизмы в дверях этих комнат - иначе им не попасть в коридор.
     Дункан позвал Сник.
     - Скорее! К комнате около ангара. Они выскочат из нее через минуту! А
через несколько секунд будут и в ангаре!
     Сник примчалась туда быстрее его. Дункан  провозился  с  кодами  двух
дверей столовой. Когда он влетел в холл. Сник стреляла через дыру в дверях
кладовой. Доносились вопли.
     - Органики сейчас будут здесь. Я вызвал их пять минут назад!
     Ответом были стоны.  Сник  устремилась  к  двери  ангара.  Она  опять
выстрелила  в  отверстие,  из  которого  только  что  вывалился   запорный
механизм. Снова послышались стоны.
     - Через несколько секунд здесь будут органики!
     Наступила тишина. Женский голос произнес:
     - Конечно, ты притащил их сюда.
     Луч,  прошедший  сквозь  дыру  в  двери  проделал  целый   кратер   в
противоположной стене.
     Пригнувшись, Дункан пронырнул мимо двери. Жестом он попросил Сник еще
раз выстрелить сквозь дверь. Стоя с краю, она  выпустила  луч  под  углом.
Дункан,  приподнявшись,  выстрелил  в  брешь  под  другим  углом.  Человек
застонал.
     - Пусть хоть весь свет рухнет вокруг нас! - прокричал Дункан. - Но  я
никого не проклинаю! Я не лгу, говоря, что органики вот-вот будут здесь!
     Он вернулся в холл и задействовал экран. Запись  его  вызова  полиции
будет показана в кладовой и ангаре. Зря он раньше не подумал об этом.
     До Дункана едва донесся разговор в ангаре. Они прибыли?
     Жестом он  попросил  Сник  открыть  дверь  -  та  распахнулась.  Сник
отпрянула. Дункан вошел в помещение, за ним Сник. Двое мужчин - один почти
пополам разрезанный - лежали на полу.
     Было десять минут  пополуночи.  Экраны  в  комнате  давали  гражданам
последние предупреждения о стоунировании. Экраны будут светиться  во  всем
городе, когда органики станут изрыгать проклятия.  Нет,  гэнки  не  смогут
пренебречь его вызовом, но они будут  чувствовать  себя  крайне  тревожно,
станут почти паниковать - еще бы, им придется нарушить правило дня!
     Дункан  скомандовал  экрану,  еще  не  залитому   оранжевым   светом,
задействовать  механизм  управления  створками  на  потолке.  Они   плавно
раздвинулись, открывая звездное небо и впуская свежий воздух.
     Дункан начал взбираться по лестнице.
     - Оставь пушку здесь, - сказал Дункан.
     Они выбрались на крышу. Повсюду башни и мосты излучали оранжевый свет
тревоги, выли сирены. Согласно команде Дункана закрыться через  шестьдесят
шесть секунд, створки сомкнулись.
     - Придется спускаться по лестничному маршу, - сказал он. - Я покажусь
тебе упрямцем, но если мы ухватимся за перила, нас вряд  ли  собьют  струи
воды. - Он рассмеялся. - Плохо, что мы  не  сможем  проехать  на  перилах.
Никто не будет преследовать нас. Никто - пока мы не спустимся  вниз,  -  а
может, и там обойдется.
     - Что нам теперь делать? - Сник не отставала от Дункана,  идя  рядом.
Огни тревоги погасли, сирены утихли.
     - Не хотелось бы, но нам опять придется  добираться  до  какой-нибудь
дикой местности. Будем скрываться,  пока  многое  не  изменится,  пока  мы
сможем не опасаться за себя. Впереди чертовски много бед и тревог. Я верую
в людей, в то, что историки называют "поднимающимися массами". Если они не
изменят  существующий  порядок  -  мы  не  будем   счастливы.   Пока   все
складывается для нас совсем не плохо. Нам везло больше, чем  мы,  наверно,
заслуживаем.
     - Мы сами добивались всего, - сказала Сник.
     - Нам дано увидеть дело рук своих. О Боже! Мне хорошо! Мы сделали то,
что любой сочтет невозможным, включая и меня!
     Он издал радостный вопль, обращенный к звездам.

                              Филип ФАРМЕР

                                 РАСПАД

("Мир дней" #3). Пер. - З.Гуревич.
Philip Jose Farmer. Dayworld Breakup (1990) ("Dayworld" #3).

          ПРЕДИСЛОВИЕ - ОНО ЖЕ И ЭПИЛОГ - ДОЧЕРИ КЭРДА - АРИЭЛЬ

     Отец обычно представлял меня так: "Моя дочь  -  историк".  Джефферсон
Сервантес Кэрд никогда и не помышлял  о  том,  что  однажды  он  сделается
известнейшим персонажем видеокниг и станет в один  ряд  с  Робином  Гудом,
Вильгельмом  Теллем  [в   швейцарской   легенде   времен   борьбы   против
австрийского господства (XIV в.)  -  меткий  стрелок  из  лука;  наместник
Гесслер принудил его сбить стрелой яблоко с головы сына; сделав это, Телль
застрелил Гесслера, что было сигналом к восстанию], Джорджем Вашингтоном и
многими  другими  вымышленными,  полувыдуманными  и  совершенно  реальными
героями  легенд  и  историческими  личностями.  Тем  более   не   мог   он
предположить, что его дочь займется изучением жизни отца.
     Зачем же мне, его дочери, делать это? Разве мне  не  известно  о  нем
все? Разве все факты его биографии - от рождения до сегодняшнего дня -  не
ведомы мне как свои пять пальцев?
     Увы. Во-первых, после окончания университета я редко видела отца.  И,
главное, я знала не более кого-либо другого, что у него не одна,  а  много
жизней.
     Все,  что  отцу  было  известно  о  его  раннем  детстве,   оказалось
неправдой. Истину унесли с собою в могилу его родители. Отец  оставался  в
неведении, хотя явь могла быть недосягаемо упрятана в глубинах его памяти.
     А вот еще кое-что об отце. Это  не  могло  случиться  ранее  середины
первого столетия Новой Эры - того, что предки именовали 21-м  веком  нашей
эры (старый стиль) - и что действительно  произошло  на  пару  тысячелетий
позднее.
     Две тысячи облет - вот так. Термин этот  не  используется  уже  ни  в
официальных летоисчислениях, ни  в  разговорной  практике.  Не  существует
более различия между обвременем и субвременем.
     Мы обратились к древней системе исчисления времени. Все возвернулось,
да вот только содержание понятий теперь - иное.
     В стародавнюю пору, именовавшуюся нами Новой Эрой, мы  росли  в  Мире
Дней. Он становился  привычным,  едва  делался  осознаваемым  нами.  И  он
казался незыблемо естественным.
     Теперь же школьников учат: Мир Дней - это стоунеры для людей, деление
живущих на семь групп, и это различие между обвременем и субвременем.  Для
детей Мир Дней - всего лишь занимательная история. Дети  везде  и  во  все
времена остаются детьми.
     Однако ж этот прошлый, неведомый мир, должно быть, казался  им  столь
же диковинным, сколь необычным представлялся мне период до Мира Новой Эры,
когда ребенком была я. Теперь же, когда мне физиологически пятьдесят, а  в
действительности триста пятьдесят лет,  если  исчислять  их  по  обращению
Земли вокруг Солнца, эпоха после Новой Эры глубоко удивляет меня.
     Тогда учили, что  мир-де  разделен  по  национальным  признакам,  что
существует множество государств - каждое со  своим  правительством.  После
длительной  кровавой  борьбы  образовалось  Мировое  правительство.   Даже
несмотря на огромные людские потери в этих войнах, планету населяло восемь
миллиардов человек, через  последующее  столетие  (обвремя)  -  десять,  а
возможно,  и  одиннадцать.  Планета  задыхалась,  загрязнение  природы   и
уничтожение лесов наступали на все живое.
     К счастью, практическое применение  получило  изобретение,  названное
стоунером. Способ временного прекращения молекулярного  движения  в  живом
организме с помощью приложения электрической энергии во многом кардинально
изменил к лучшему общество да и лицо всей Земли. Но не во всех отношениях.
     Все население делилось на семь, и каждой седьмой части означено  было
жить один определенный день в неделю. Остальные шесть дней людям надлежало
проводить  в  стоунерах  в  состоянии,  схожем  с  временным  прекращением
жизненных функций, хотя в действительности они не прерывались. Они как  бы
замораживались.
     К  примеру,  людям  Вторника  следовало  войти  в  эти  гробоподобные
контейнеры  не  позднее  полуночи.   Граждане   Вторника   окаменевали   -
"стоунировались", а затем люди Среды, наоборот, "размораживались".  И  так
далее. В следующий Вторник граждане этого дня подвергнутся "разокаменению"
и продолжат прерванную жизнь. Что и требовалось.
     Ежедневно лишь 1,1 миллиарда человек  будет  использовать  пищевые  и
водные ресурсы и производить соответствующий объем отходов.
     Но  и  восьмимиллиардное  население  было  слишком  велико.   Мировое
правительство приняло неотвратимые меры  контроля  рождаемости;  население
стало  сокращаться,   стремясь   к   оптимуму,   который,   как   полагало
правительство, позволит планете сохранять  природное  равновесие.  Даже  в
наши дни, несмотря на множество свобод, родители  помнят,  что  им  нельзя
иметь более двух детей, пока правительство, хотя бы на время, не  поднимет
"планку" в том или ином районе Земли. В любом  случае  трое  детей  -  это
предел.
     Мир Дней  не  был  утопией.  Утопия  неосуществима:  ей  противоречит
врожденная природа человека. Народ в  массе  своей  принимал  предложенную
систему, хотя многие возмущались и роптали. Как водится, не обходилось без
мошенничества, лжи, борьбы за власть в правительственной иерархии. Я вовсе
не сомневаюсь, что все это продолжается. Правительство, как и любая власть
на протяжении  всей  истории  человечества,  требует  надежного  контроля,
постоянной оценки Своих действий. В этом смысле ничего  не  меняется.  Те,
кем правят, должны управлять правителями.
     В ту пору появились первые нарушители дня - дэйбрейкеры,  недовольные
и  откровенно  преступные   личности,   которые   отнюдь   не   собирались
ограничивать себя жизнью один день в неделю. Некоторым из них удавалось не
попадаться полицейским (эвфемистически полицейских называли органиками,  а
граждане величали их  "гэнками").  Пойманного  дэйбрейкера  направляли  на
перевоспитание, а не способных к исправлению стоунировали навечно.
     Среди дэйбрейкеров оказался и мой отец.  Но  он  был  не  такой,  как
другие. Ему помогала  могущественная,  хотя  и  тайная  организация;  отец
каждый день недели принимал  иной  образ  и  для  каждого  образа  он  был
обеспечен идентификационной  картой.  Задолго  до  рождения  Джефа  Кэрда,
гражданина Вторника, ученый по имени Иммерман открыл средство, замедляющее
старение. Человек, которому обычно отводилось сто  лет  жизни,  с  помощью
этого средства мог рассчитывать  на  все  семьсот.  Поскольку  же  система
стоунирования позволяла человеку  в  семь  раз  увеличить  отпущенные  ему
природой  сто  лет,  Иммерман,  используя  свой  ФЗС  (фактор   замедления
старения), получал четырнадцать столетий бессмертия.
     Он берег ФЗС для себя и некоторых членов  своей  семьи.  Позднее  ФЗС
получили члены крепнущей тайной организации - иммеры. Джеф  Кэрд,  внук  и
правнук Иммермана, был связным агентом иммеров. Он  нарушал  систему  дня,
имея на каждый день идентификационную карту,  и  мог  свободно  доставлять
послания, которые иммеры  не  доверяли  электронным  каналам  связи.  Кэрд
выполнял также определенные  задания  руководителей  иммеров  -  такие,  о
которых не следовало знать рядовым членам организации.
     В конечном счете отец _с_т_а_л_ этими семью личностями. Затем  Пантея
Сник, детектив, случайно напала на его след. Выслеживая отца, она  угодила
в руки иммеров.
     К тому времени Иммерман по подложной идентификационной карте  на  имя
Дэвида Джимсона Ананда сделался Мировым Советником. Джеф Кэрд  втянулся  в
отношения со Сник и теперь представлял  опасность  для  иммеров.  Иммерман
приказал убить внука. Неплохо для проявления родственных чувств. А тут еще
семь личностей Кэрда сражались за право управлять его телом. Учитывая  все
это, иммеры вдвойне опасались отца.
     Кэрда схватили, но он  ничего  не  мог  рассказать  о  своей  прежней
деятельности.  Даже  верное  средство,   заставляющее   говорить   правду,
оказалось бессильным. Он перенес  физическое  расстройство,  принял  образ
новой личности без каких-либо  воспоминаний  о  прежних  семи  персонажах.
Затем он выбрался - первый случай - из считавшейся неприступной  тюрьмы  и
сбежал в штат Лос-Анджелес из штата Манхэттен.
     Во время этой длительной одиссеи он освободил Сник  -  она  пребывала
стоунированной в хранилище окаменелых. Сник стоунировали и поместили  туда
по  ложному  обвинению  властей  и  приговору  тайного  незаконного  суда.
Совершено это было по хитроумному  подстрекательству  Иммермана  -  теперь
Мирового Советника Ананды. Он опасался, что Сник  не  сумеет  сохранить  в
тайне то, что ей известно об иммерах.
     Мой отец (теперь называвший себя Дунканом), Сник и  их  товарищ  были
схвачены Анандой в Лос-Анджелесе. Однако отец и Сник уничтожили его охрану
и пленили самого Ананду.  Используя  проверенное  медицинское  средство  -
туман истины, Кэрд выведал у Ананды секретный код команды  замещения.  Это
позволило Кэрду распространить телевизионное послание по  всему  миру  под
носом у правительства.  Он  раскрыл  правду  о  злоупотреблениях  Мирового
правительства своей властью, о его лживости и о существовании ФЗС.
     Дункан (то есть мой отец Джеф Кэрд) и Сник  освободились  от  "свиты"
Ананды  и  оказались  на  верхнем   этаже   одного   из   лос-анджелесских
домов-башен. Полиция спешила к башне.
     Далее последует рассказ о приключениях отца и Сник, начиная  с  этого
момента. Как вы убедитесь, многое следует воссоздать. Нам неведомо, о  чем
размышлял Кэрд в это время. Не знаем мы также, почему он принял  последний
образ (мы полагали, что он последний).
     В известном смысле это был его финал. Но с этих пор Кэрд  превратился
в зрелого человека в умственном смысле. Ученые имели достаточно  оснований
полагать,  что  черты  его  характера   свойственны   подлинной   личности
Джефферсона Кэрда. Но, как вы убедитесь  в  дальнейшем,  это  не  был  его
врожденный характер.
     Мой отец так и не может вспомнить о резком превращении его в  другую,
неподдельно оригинальную личность.  Однако  уже  много  позже  описываемых
далее событий ученые применили новый высокоэффективный метод,  позволивший
им вернуться в прошлое и обнаружить импульсы мозга того периода. Нет,  это
вовсе не чтение мыслей. Это длительный, дорогостоящий и весьма болезненный
процесс. Но мозговая активность, отраженная  на  дисплее,  помогла  ученым
более-менее точно объяснить, что происходило в  самый  критический  период
жизни моего отца.
     Таким образом,  факты  можно  воспроизвести  здесь  с  большой  долей
уверенности в их реальности.

                                    1

     Бежишь прочь, а прибегаешь навстречу.
     До чего же верна старая китайская поговорка, думая Дункан,  мчась  по
верхней  башне.  Куда  ни  кидайся,  избавляясь  от  полиции,   непременно
наткнешься на других органиков. Они как стая саранчи. И он и Пантея Сник -
его товарищ, спасающаяся от властей, - зерна,  которые  саранча  стремится
проглотить.
     - Не выйдет! - выдавил он, задыхаясь от ярости.
     - Что? - спросила Сник. Она была совсем рядом.
     Он не ответил. Надо было восстановить  дыхание.  Но  гнев  отнюдь  не
следовало усмирять. Гнев рдеющим приливом поднимался в нем,  притягиваемый
луной  выстраданных  несправедливостей.  Он  бил   по   разуму,   подавлял
здравомыслие, угрожал раздавить их.
     Низкие   ночные   облака   поглощали   свет,    отражаемый    башнями
Лос-Анджелеса. На всех двадцати монолитах,  возвышавшихся  в  водах  бухты
Лос-Анджелеса, сверкали огни, пронзительно,  словно  звери,  попавшиеся  в
капканы, ревели сирены  -  последнее  напоминание  гражданам  Понедельника
занять места в своих стоунерах. В них  они  отвердевали,  как  алмазы,  и,
лишенные сознания, пребывали до следующего Понедельника. За  восемь  минут
до полуночи лишь несколько граждан этого дня не  войдут  в  цилиндры.  Это
органики Понедельника, остающиеся на своих постах до того, как  их  сменят
сразу же после полуночи "промежуточные" утренние органики Вторника.
     Сегодняшние дежурящие гэнки увидят на настенных экранах в полицейских
участках и на уличных экранах  послания,  переданные  Дунканом.  Поскольку
схемы замещения все еще работали  (и  будут  работать,  пока  инженеры  не
разберутся, как избавиться от них), дежурные гэнки Вторника также  прочтут
послания на экранах и распечатки. То же сделают граждане Вторника, покинув
стоунеры.

                             ГРАЖДАНЕ МИРА!

           Ваше правительство скрывает от вас секрет формулы,
           замедляющей  старение  в  семь  раз.  Если  бы  вы
           обладали этим рецептом, то  жили  бы  в  семь  раз
           дольше. Всемирный Совет и другие высокие чиновники
           используют его для  продления  своих  жизней.  Они
           отказывают вам в этой формуле. Вот эта формула.

     Ниже приводились химическая формула  и  инструкции  по  приготовлению
этого вещества.
     Второе послание:

                             ГРАЖДАНЕ МИРА!

          Ваше правительство лгало вам тысячу облет. Население
          мира не восемь миллиардов. Оно составляет только два
          миллиарда.   Повторяем:   _д_в_а_   миллиарда.   Это
          искусственное разделение Человечества на  семь  дней
          не  нужно.  Требуйте  правды.  Требуйте,  чтобы  вам
          разрешили вернуться к  естественной  системе  жизни.
          Если  правительство  сопротивляется  -  восставайте!
          Не удовлетворяйтесь ложью правительства.
                              Восставайте!

                                Послание   одобрено   Дэвидом    Джимсоном
                                Анандом, известным под  именем  Джильберта
                                Чинга Иммермана. Также одобрено и передано
                                Джефферсоном Сервантесом Кэрдом.

     Дункан и  Сник  мчались  по  верхней  галерее  башни  к  спасительной
пристройке-проходной на восточном ее конце. От люка  до  этого  сооружения
было более двухсот ярдов.  Надо  успеть  туда  до  того,  как  на  галерею
опустятся воздушные корабли органиков или до того, как  гэнки,  штурмующие
апартаменты этажом ниже, поднимутся по лестнице.
     Тяжело дыша, Дункан остановился у металлического  куба  -  здесь  был
проход к винтовой лестнице. Сник догнала его; она  дышала  спокойнее.  Оба
стояли, прислонившись к двери куба. Подрагивающие  оранжевые  огни,  слабо
освещавшие приближающуюся машину, спешили, пробивая воздух, к галерее.
     - Они опустятся возле открытого люка. Им непременно надо переговорить
с гэнками в квартире Ананды. Затем уж они бросятся обшаривать все  проходы
к лестницам. Органики догадаются, что мы выбрались на крышу.
     - Они наверняка прикажут осветить все подходы к люкам. Надо захватить
аэролодку. Это наш единственный шанс, - отозвалась Сник.
     Дункан понимал ее. Если они сейчас  откроют  дверь,  их  легко  будет
заметить в потоке света  из  строения-куба.  Органики,  совершив  посадку,
заметят их и свяжутся по радио с  коллегами  в  квартире  нижнего  уровня,
чтобы те блокировали лестницу.
     - Зайдем-ка за куб,  -  позвал  Дункан,  увлекая  за  собой  Сник.  И
вовремя!  Еще  немного  -  и  яркий  свет  огромных  круглых   "солнечных"
прожекторов, установленных на четырехфутовых стенах  по  периметру  крыши,
поймал бы их.
     Стоя у  парапета,  Дункан  смотрел  на  восток.  Пока  никаких  огней
кораблей органиков с других домов-башен не видно. Но тут  Сник,  следившая
за кубами-проходными в западной части галереи, объявила:
     - Один корабль летит. Опустится через несколько  минут.  А  может,  и
раньше. - Через несколько секунд она добавила: - Он уже сел возле  люка  в
ангар. Два гэнка.
     Дункан разглядел офицеров, вылезающих из воздушного  судна,  похожего
на каноэ. Свет из полуоткрытого люка струился наружу  -  маяк  для  других
прибывающих аэролодок. Люк плавно, горизонтально уходил в нишу  в  верхней
плоскости крыши. Ниже располагался ангар, из которого беглецы выбирались с
помощью приставной лестницы. Отсюда - прямой путь в  огромные  апартаменты
милого  дедушки  Ананды-Иммермана,  Мирового  Советника.  Ананда   и   его
прислужник,  мелкая  сошка  Каребара,  находившиеся  без  сознания,   были
единственными обитателями необъятного логова.
     Покидая его, Дункан и Сник не смогли выйти  через  дверь  в  коридор.
Органики в наружном холле апартаментов закрыли  выход,  а  сейчас  крушили
дверь, чтобы войти. Возможно, они уже добрались  до  ангара.  Что-то  надо
придумать. Сник тоже лихорадочно искала выход из ситуации.
     - Сейчас или никогда, - проговорила она ему в самое ухо. В руке  Сник
сжимала пистолет с протонным ускорителем:  луковицеобразный  конец  оружия
смотрел вверх.
     - Следи за той стороной, - Дункан кивнул  на  угол,  за  который  они
зашли. - За мной эта сторона.
     Они заняли позиции за кубом. Дункан взглянул вверх  -  убедиться,  не
летит ли второй корабль. Что делать?
     Как однажды сказал древний римлянин  Сенека:  гладиатор  строит  свою
стратегию на арене. Откуда явилась эта мысль? Конечно же, не от  личности,
известной как Дункан.
     Он выглянул из-за угла. Летающая лодка опустилась в  шести  футах  от
люка. Органик в зеленой униформе и зеленом  же  шлеме  стоял  возле  люка.
Макушка другого шлема вертелась ниже  входа:  один  органик  спускался  по
лестнице. Другой, спиной к Дункану, стоял на  страже.  Дункан  отскочил  и
оглянулся. Сник направлялась к нему.
     - Ты видела? - Сник кивнула. - Надо  попытаться  убрать  этого  -  на
стреме. Но чтобы второй и усом не пошевелил. Когда я скажу: пош...
     Он осекся. Человек почти рядом с ним тихо говорил что-то, хотя  голос
его звучал громче слов Дункана. Органики поднимались по лестнице со 125-го
этажа. Сник обернулась, приседая и направляя оружие по голосу.
     Сердце Дункана стучало во тьме тела, но он  оставался  спокойным.  Он
дотронулся до плеча Сник. Она не оглянулась - ничто не могло  оторвать  ее
взгляда от угла куба.
     Дункан прошептал:
     - Я зайду с другой стороны.
     Она кивнула. С пистолетом в руке он  быстро  двинулся  вперед.  Слава
Богу, что у  его  высоких  сапог  мягкие  подметки.  Гэнк  стоял  у  люка,
нагнувшись и опираясь руками в колени, - очевидно, что-то говорил  коллеге
внизу. Дункан надеялся, что он какое-то  время  проторчит  в  такой  позе.
Выглянув уже из-за другого угла, он прикинул расстояние до куба-проходной.
Тем временем женский голос присоединился к мужскому.
     Офицер у люка сохранял позу. Дункан стремительно подскочил к  другому
углу строения, прислушался и бросился к следующему.
     Сник  обогнула  "свой"  угол   секундой   раньше.   Внезапно   увидев
направленное на них оружие,  органики  подняли  руки  -  пистолеты  теперь
смотрели в небо. Никто не произнес ни слова - лишь громкий  вздох  донесся
до Дункана.
     Сник спокойным голосом  велела  полицейским  направиться  к  "слепой"
стене куба.
     - Не вздумайте шутить - мой друг настороже.
     - Верно, - отозвался Дункан, заставив органиков вздрогнуть.
     Дункан обезоружил органиков. Сник приказала обоим принять известную в
таких случаях позу: лицом к стене, руки вверх,  ладони  прижать  к  стене,
ноги расставить. Гэнки повиновались - лица их были мрачны, губы дрожали от
страха.
     Дункан и Сник старались говорить как можно  тише:  операторы  ближних
станций могли, вероятно, принимать сигналы радиошлемов органиков. Но, судя
по всему,  пленники  переговаривались  лишь  между  собой.  Дункан  знаком
предупредил Сник, что  им  следует  молчать.  Он  подошел  к  органикам  и
отключил ручки радиотелевизионной связи на шлемах.
     Несмотря на прохладу, гэнки явно вспотели. Страх смешался  с  запахом
их тел.
     - Стаскивайте шлемы и форму. До исподнего. Живее!
     - Быстро! - Сник подкрепила команду Дункана. - Или мы вам поможем.
     Органики не замедлили исполнить приказ и теперь стояли дрожа.
     Пока Сник облачалась в  женскую  униформу  и  надевала  шлем,  Дункан
держал пленников под  прицелом.  Женщина-органик  была  крупнее  Сник,  но
материал формы сжимался или растягивался по фигуре. Теперь они  поменялись
ролями, пока Дункан проделывал аналогичную операцию и  засовывал  пистолет
органика  за  специальный  пояс  изнутри  кителя.  Сник   также   получила
захваченное оружие. Дункан еще не успел облачиться в форму  органика,  как
Сник, установив в пистолете режим среднего оглушения, выстрелила органикам
в затылки. Фиолетовые лучи вырвались из "луковицы" на конце ствола  -  обе
жертвы  упали.  Голова   женщины,   словно   мяч,   отскочила   от   пола,
мужчина-органик ударился о стену  караульного  помещения.  Очнувшись  часа
через  полтора,  они  ощутят  сильнейшую  головную  боль   от   нескольких
поврежденных кровяных сосудов мозга.
     Дункан встревоженно вздрогнул - в наушниках  шлема  раздался  мужской
голос.
     - Эйби, докладывайте!
     "Эйби... Эйби... АБ? [A,  B  (Эй,  би)  -  первые  буквы  английского
алфавита] - лихорадочно размышлял Дункан. - Позывные органика... этого - у
стены?"
     Дункан повернул диск с боку шлема.
     - Эйби слушает. - Он надеялся, что последует подтверждение приема.
     Взгляд Дункана упал на шифр местоположения, большими  белыми  знаками
выведенный на стене строения.
     - Ничего подозрительного, - передал он.  -  Мы  наблюдаем  за  крышей
башни с лестницы у проходной номер Кью 1.15. Аэролодка органиков находится
у открытого люка...
     - Сообщение принято, Эйби, - ответил голос. - Продолжайте наблюдение.
Вторник в пути, чтобы сменить вас. Доложите положение  им  по  прибытии  и
немедленно в участок. Домой не заходить. Доложите о себе в  участок  через
экран  и  отправляйтесь  в  резервные  стоунеры.   Повторяю.   Вы   должны
стоунироваться в участке. Ясно?
     - Ясно.
     - Связь окончена, Эйби.
     - Связь окончена, - повторил Дункан и отключил наушники.
     - Я все слышала, - сказала Пантея.
     Он взглянул на часы.
     - Одна минута после полуночи. Может,  смена  и  не  окажется  излишне
расторопной. Приказ у них есть, но им понадобится по меньшей мере четверть
часа. Надо одеться и всякое такое...
     Внезапно Сник быстрым движением руки показала на  человека  с  другой
стороны строения, который стоял у открытого люка.
     - Его с приятелем тоже должны сменить.
     - Сейчас мы с ним разберемся. Поставь-ка на  максимум.  Мой  пистолет
"на оглушении". Если он что-то заподозрит, когда мы будем  еще  далеко  от
него, сделай-ка в парне дыру.

                                    2

     Гэнк ходил взад-вперед у  открытого  люка,  с  нетерпением  дожидаясь
смены. До Дункана и Сник  было  футов  двести,  и  он  бегло  взглянул  на
появившиеся фигуры. Затем склонился и  что-то  сказал,  очевидно,  коллеге
внизу, в ангаре. Теперь он уставился на  приближающуюся  пару.  Оставалось
футов  шестьдесят.  Дункан  поднял  пистолет.  Рука  испуганного  органика
скользнула к кобуре. Бледно-фиолетовый луч попал  ему  в  грудь.  Рот  его
раскрылся в немоте, тело откинулось назад, и гэнк шлепнулся - почти сел  -
на  ягодицы.  Дункан  выстрелил  еще  раз.  Луч  пришелся  как   раз   под
подбородочный ремень шлема. Органик, раскинув руки,  повалился  на  спину.
Голова в  шлеме  слегка  подпрыгнула  при  ударе.  Широко  открытые  глаза
уставились на Дункана. Сник пробежала  к  люку  и  теперь  в  ярком  свете
вглядывалась в ангар.
     - Никого нет, - выпрямилась она. - Его дружок,  наверно,  разгуливает
по апартаментам.
     Дункан  засунул  в  карман  кителя  запасные  заряды  бесчувственного
органика.
     - Пошли. - Он поднялся в открытую кабину аэролодки и расположился  на
месте пилота.
     Дункан щелкнул ремнями безопасности. Сник села за Дунканом. Он закрыл
фонарь кабины и нажал светящуюся кнопку - "Двигатель". Сигналы  готовности
к подъему вспыхнули,  едва  Сник  успела  пристегнуться.  Дункан  осмотрел
приборную панель - все системы были в порядке. Он  нажал  кнопку  "Взлет",
левая ступня надавила педаль акселератора. Аэролодка медленно поднялась  и
устремилась к северному краю башни.
     - Ой! Смотри! Гэнки вылезают! Сразу из дюжины люков! - кричала Сник.
     Дункан не обернулся. Он направил аэролодку к северу, туда, где  стена
поднималась фута на четыре над крышей. Он двинул вперед руль управления  -
лодка тотчас повернулась под крутым углом.  Хотя  он  не  включал  никаких
опознавательных огней,  тусклая  поверхность  бухты  Лос-Анджелеса  хорошо
просматривалась. Ее воды мерцали в отраженном  свете  домов-башен.  Дункан
выровнял   аэролодку,   но   она   заметно   снижалась.    Экран    пилота
засвидетельствовал   внезапный   сильный   всплеск   выходной    мощности,
замедлившей падение.
     Лодка шлепнулась фюзеляжем в воду с легким хрустом. Казалось,  корпус
не выдержит, да и его позвоночник тоже.  Вокруг  царила  тишина,  если  не
слышать собственного хриплого дыхания. В кабине было сухо.
     - О Боже! Я думала, мой хребет на пару дюймов выступит из задницы!
     Пальцы Дункана шарили  по  приборной  панели,  пытаясь  уменьшить  ее
освещение. Пожалуй, он сможет управлять и на ощупь. Лучше вообще  обойтись
без света. Дункан погружал лодку, пока лишь один фонарь кабины остался над
водой.
     Шесть  аэролодок  с  белыми,  оранжевыми  и  зелеными  огнями  строем
пролетели с запада. Наверно, они поднялись с центральной башни, на которой
базировалось   большинство   воздушных    кораблей    органиков.    Неясно
вырисовывавшаяся  стена  башни  -  более  мили  высотой  -  быстро  скрыла
аэролодки, опустившиеся на крышу.
     - Через несколько минут они начнут искать нас, - произнесла  Сник.  -
Едва лишь расспросят гэнка, которого ты свалил.
     - Он не знает, в  каком  направлении  мы  улетели.  -  Горло  Дункана
пересохло. Голос скрипел, как шестерни без смазки.
     - Ну? - сказала Сник.
     Он обернулся взглянуть на нее. Отражаемого от  низких  облаков  света
явно не хватало, чтобы рассмотреть  ее  лицо.  Эти  большие  карие  глаза,
правильной формы голова, маленький нос, тонкие вытянутые губы - может, они
слишком тонки, округлый подбородок - все прятала тень. Шлем скрывал черные
прямые волосы.
     - Башня распределения электроэнергии на юго-западе, - заметил Дункан.
     - Я знаю. Я была там, когда ты разыскивал карты района... это было...
дня три назад. Ты сказал...
     - Я сказал,  что  это,  должно  быть,  там,  где  в  древние  времена
находились горы - Болдуин Хиллз. Затем их сровняли с  землей  и  воздвигли
эту башню. Подадимся-ка туда.
     - Зачем? - Он объяснил. - Ты сумасшедший. Но мне это нравится. Почему
бы не попытаться? Безрассудно, но...
     - Может сработать. В любом случае - что нам терять? Им  в  голову  не
придет, что мы выкинем нечто подобное. Что значит  еще  одно  преступление
против государства? - заметила Сник. - Против преступного государства? - В
голосе ее чувствовалось нетерпение. - Пистолет придется кстати, - добавила
она. По тону ее нетрудно было понять: Сник смакует эту мысль.
     Дункан  повернул  лодку,  чтобы  обогнуть   основание   башни.   Вода
плескалась над кабиной - скорость была всего пять миль в час. Вспыхивающие
огни других аэролодок спешили к башне.  Оставляя  в  кильватере  за  собой
белую пенистую полосу воды, играя огнями, на высокой скорости приближалась
лодка. Дункан еще глубже погрузил  свой  аппарат,  кабина  всего  на  пару
дюймов виднелась над поверхностью  воды.  Лодка  приближалась,  и  уже  по
воющим сиренам можно было определить, что это органики.
     Когда гэнки были уже достаточно далеко, Дункан немного  поднял  лодку
из воды и чуть увеличил скорость; через  десяток  минут  нетерпение  взяло
верх, и корабль уже разрезал водную гладь со скоростью сорок миль  в  час.
Справа  осталась  Башня  Университета,  потом  миновали   Башню   Великого
Конгресса Земли.  Впереди,  окруженный  поверху  яркими  огнями,  виднелся
коренастый массив башни энергораспределения Болдуин Хиллз.  В  отличие  от
других башен ее дневное население было невелико - всего  пятьсот  человек:
мужчины, женщины, дети. Здесь работали сто инженеров и  техников.  Из  них
половина сейчас занималась делом.  Остальные  отправились  спать,  покинув
стоунеры. Жили все они на верхнем уровне.
     Лодка  неслась  в  ночи,  волны  глухо  шлепались   о   корпус.   Поя
пятьюдесятью футами темной воды покоился глубокий ил  -  под  ним  остатки
древнего  Лос-Анджелеса,  затопленного  более  двух  тысяч   облет   назад
растаявшей шапкой полярного  льда.  И  дерево  и  бумага  растворились  до
молекул, а соль, словно голодная мышь, обглодала  беспорядочно  наваленные
камни. Дункан кипел от гнева;  будь  эта  ярость  видна,  он  походил  бы,
наверно, на  человеческого  жука-светляка,  на  световой  маяк,  на  глаза
взбешенного быка. Но он совсем не хотел, чтобы гнев переполнил  его.  Гнев
ослеплял разум, а Дункан не мог этого допустить. Если  осмотрительность  -
лучшая часть доблести, ему явно досталась худшая. Он был  заполнен  бычьей
безмозглостью и отчаянностью при виде красной накидки матадора.
     Нет! Нет! При  чем  тут  матадор?  Люди  в  башне  не  ведают  о  его
приближении. И он сумеет овладеть своим  гневом.  Он  направит  его  силу,
чтобы разжечь, а не угасить ум. Так будет.
     Черная башня четверть мили шириной и пятьсот футов в высоту  заменила
собою впереди все.  Дункан  остановил  лодку.  В  сотне  ярдов  в  сторону
находились причалы,  начинающиеся  огромным  арочным  входом  у  основания
строения.  Слабый  свет  исходил  из  колоссального  помещения,  призрачно
освещая  парусные  и  моторные  суда,  пришвартованные  к   причалам   или
заполнившие   эллинга.   Суда   принадлежали   верхушке    чиновников    -
администраторов и инженеров. Вокруг не было ни души.
     Дункан поднял свою лодку и провел  ее  под  высокий  свод  в  большое
строение. В конце его виднелись грузоподъемники, выше -  широкая  дверь  в
просторный коридор -  так  было  показано  на  плане,  который  он  изучал
несколько дней назад. Капли воды стекали на цементный пол, лодка скользила
к двери. Квадратная десятифутовая  дверь  открывалась  из  ниши  в  стене.
Сейчас  вход  был  закрыт.  Эта  серая  махина  приводилась   в   движение
управляющими экранами. Вряд ли сейчас кто-то  наблюдает  за  мониторами  в
центре управления башни. Сигналы тревоги уже разносились бы по всем углам.
Едва Дункан попытался бы пробраться через дверь,  непременно  раздался  бы
пронзительный истеричный рев сирены. Он нажал несколько кнопок  на  панели
управления лодкой. Верхняя часть носа корабля разошлась надвое:  поднялись
лонжероны. Из носовой части выдвинулась пушка. Это была модель класса III,
длиною всего два  фута,  но  в  фут  толщиной;  на  конце  боевого  ствола
красовалась луковицеобразное утолщение размером с его голову.
     После маневрирования пушка уставилась прямо  в  правую  часть  двери;
Дункан повернул тумблер "Энергия". Затем нажал соседнюю  клавишу  "Огонь".
Из луковицы выплеснулся фиолетовый  луч,  мгновенно  образовавший  дыру  в
пластиковой  двери.  Еще  два  луча  увеличили  проход  до  семи   дюймов.
Кондиционеры  тотчас  уничтожили  и  дым  и  запах.  В   закрытую   кабину
приглушенно доносился нервный звук сирены.
     Дункан убрал пушку и направил лодку  в  проход  -  дверь  подалась  в
стенную нишу, и лодка двинулась по длинному коридору. Сник откинула колпак
кабины.
     Коридор перпендикулярно выходил к  огромному  залу.  Дункан  повернул
направо.  Стены  зала  сверкали   красочными   движущимися   картинами   и
композициями. В дальнем конце зала неожиданно появился мужчина - глаза его
полезли из орбит, широко открытый рот застыл... Из-за его спины показалась
голова женщины. Женщина  воззрилась  на  происходящее  и  тотчас  исчезла.
Мужчина тоже отпрянул и скрылся из виду. Дункан продолжал  движение,  пока
не оказался возле широких окон центра управления. Сник спрыгнула на пол  -
по пистолету-пробнику в руках. Теперь Дункан повернул лодку влево - нос  и
корма проскрежетали меж двух стен - и направил  ее  к  окну.  Сквозь  него
хорошо обозревалась большая комната  с  множеством  настенных  дисплеев  и
полусотней рабочих пультов. Операторы улепетывали в три выхода.
     Сник, стоя в дверном проеме, выстрелила  в  ногу  убегавшей  женщины.
Несчастная со стоном повалилась, тут же тщетно пытаясь встать.
     Дункан произвел выстрел из пушки. Луч пронзил окно и проделал дыру  в
стене как раз над дверным проемом, в который сейчас протискивались,  мешая
друг другу, орущие операторы. Выстрел достиг цели: нагнать побольше страху
на трудяг-операторов.
     Сник вбежала в комнату, устремляясь к раненой женщине.
     На стенах высвечивались оранжевые слова:
     ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ СИТУАЦИЯ. НЕРАЗРЕШЕННЫЙ ВХОД.
     Сигналы тревоги не умолкали.
     Дункан  разворачивал  лодку  в  обратном  направлении.   Зафиксировав
тумблер "ОСТАНОВКА", он спокойно покинул лодку и вошел в центр управления.

                                    3

     Все настенные экраны показывали текущее время -  точно  12:31.  Через
пять минут надо исчезнуть отсюда -  столько  времени  по  расчету  Дункана
требовалось органикам, чтобы добраться сюда из  других  башен.  А  местные
прискачут в любую секунду.
     Сник волокла все еще стонущую женщину к рабочему пульту и кричала:
     - Заткнись! Ты останешься живой, если выполнишь, что я скажу!
     Женщина  заныла,  лицо  ее  сделалось   белым,   вытаращенные   глаза
вращались. Дункан помог Сник дотащить ее до  стула.  Луч  насквозь  прошил
бедро женщины, но он же прижег рану, и кровь не шла.
     - Отключи сирены! - орал Дункан.
     Женщина, задыхаясь, произнесла код в расположенный перед ней экран  -
сирены смолкли, световые сигналы тревоги отключились.
     Голова мужчины показалась в одном из дверных проемов. Дункан выпустил
луч - коробка задымилась,  голова  исчезла.  Дункан  подбежал  к  двери  -
убедиться, что там никого  нет.  Где-то  за  его  спиной  Сник  продолжала
отдавать приказы, а раненая женщина визжала:
     - Я не могу это сделать! Они не простят мне!
     - Скажешь, что тебя заставили силой. Я убью тебя! Выбирай!
     Дункан внимательно осматривался кругом  -  в  длинном  зале  не  было
никого, но органики могли появиться в любую из дверей.
     Сник таки добилась своего: женщина выполняла ее приказы. На настенных
экранах воспроизводились коды, которые оператор, прекратив  сопротивление,
быстро  вводила.  Впервые  в  истории  Новой  Эры  все   в   городе   были
д_е_с_т_о_у_н_и_р_о_в_а_н_ы _о_д_н_о_в_р_е_м_е_н_н_о_.
     Не считая обитателей башни распределительной станции  Болдуин  Хиллз,
во всех двадцати одной башнях находился миллион живущих людей одного дня и
шесть миллионов - в стоунерах.
     Коды вызвали  одновременное  поступление  энергии  во  все  цилиндры,
заключавшие  в  себе  людей,  превращенных  в   камень.   Дестоунированные
вообразят, что на это утро и приходится их плановый день  жизни.  Граждане
Вторника, Среды, Четверга, Пятницы, Субботы,  Воскресенья  и  Понедельника
будут крайне удивлены, когда обнаружат, что и другие  дни  также  свободно
разгуливают.
     Можно лишь представить шок и хаос в каждой башне.  Более  ста  сорока
миллионов человек запрудят все и вся - ведь  башни  и  окружающие  площади
рассчитаны лишь на ежедневные двадцать миллионов.
     Это будет только  первый  удар.  Второй  придет,  когда  они  прочтут
послания Дункана на экранах.
     Сник установила пробник на режим среднего оглушения - луч в затылок -
и жертва опустилась на панель пульта.
     Уже через десять секунд аэролодка уносила Дункана и Сник  в  обратный
путь. Все повторялось: лодка  замедлила  движение  у  правого  поворота  в
коридоре, со скрипом протиснулась в нем меж двух  стен,  миновала  длинный
зал и арочный свод и остановилась. Здесь  она  развернулась  на  девяносто
градусов - и вновь в проем.
     Выше располагалась огромная, круглая,  хорошо  освещенная  комната  -
двести пятьдесят футов в диаметре и сотня футов  в  высоту,  -  окруженная
галереями. В центре, занимая полкомнаты, блестел светло-пурпурный цилиндр.
Под полом - Дункан не сомневался в этом - к  основанию  цилиндра  проходил
мощный огромной толщины  кабель.  Он  соединялся  с  меньшими  цилиндрами,
размещенными в главном; двадцать один кабель - десять футов  в  сечении  -
расходился отсюда вдоль стены под внешней обшивкой.  Огромный  кабель  нес
энергию, переданную из гигантского комплекса в  пустыне  Мойджав.  Центром
этого   комплекса   являлся   шахтный   ствол,    прожженный    протонными
акселераторами на глубину для забора тепла от металлического  ядра  Земли.
Термоионный конвертер превращал тепловую энергию в электрическую, и  часть
ее направлялась на станцию Болдуин Хиллз в штате Лос-Анджелес.
     Все управляющие экраны в башне были отключены. Ни обитатели башни, ни
местные гэнки не знали, где находится аэролодка.
     Дункан установил в пушке режим  непрерывного  огня  полной  мощности.
Орудие выплюнуло в  цилиндр  широкий  луч.  В  течение  нескольких  секунд
фиолетовый луч, сливаясь с багровым цилиндром,  с  жадностью  поедал  его.
Открылась стена. Сквозь образовавшееся  темное  отверстие  луч  впился  во
внутренний цилиндр; затем еще несколько секунд  безмолвной  работы  тысячи
мегаватт, сконцентрированных в  шестидюймовом  луче,  заставили  слезиться
глаза от обжигающего нос, перенасыщенного озоном воздуха.
     Сник вылезла из лодки и с двумя протонными пистолетами  притаилась  у
дверей. Дункан тоже настороженно следил  за  всеми  входами  в  зал.  Один
пистолет он сжимал в руке, другой покоился рядом, на сиденье.
     - Гэнки на галерее! - внезапно вскричала Сник. Он не мог видеть их  -
должно быть, они появились на верхних ярусах.  Пламя  и  дым,  раскаленные
белые вспышки и грохот сотни Ниагарских водопадов - все  это  выплеснулось
из  пробоины  в  цилиндре.  Дункан  был  оглушен;  навалившееся  на   него
ослепляющее вонючее облако жгло ноздри, огненными пальцами сжимало легкие.
Он кашлял и кашлял, в ушах стоял пронзительный крик Сник, карабкавшейся на
сиденье позади него. Говорить она не могла  и  лишь  молотила  его  правое
плечо, торопя убираться прочь.
     Дункан запустил аппарат. Дым был настолько плотным, что скрыл от глаз
яркий луч пушки. Дункан еще раз выстрелил. Облако  осталось  позади,  хотя
все еще клубилось в зале. Они могли уже глотнуть чистый воздух. Путь более
не освещался -  значит,  кабели  распределения  энергии  были  уничтожены,
превращены в расплавленную массу. В другую минуту Дункан  закричал  бы  от
радости, но сейчас он мог только остервенело  откашливаться.  Лодка  вновь
процарапалась меж стен на повороте, подпрыгнула и  помчалась  под  арку  к
водам бухты Лос-Анджелес. Глазами, полными  слез  и  боли,  Дункан  тщился
получше разглядеть окружающее.
     Ни на крышах башен, ни на соединяющих их мостах огней не было.  Исчез
и отблеск, отбрасываемый низкими облаками. Лишь несколько гидросамолетов и
аэролодок желтовато-красными жуками-светляками огней  мерцали  над  водой,
показывая, что город-штат здесь еще существует.
     Когда глаза перестали слезиться и боль немного отступила, Дункан смог
различить бледные блестящие края облаков над Башней  Бербэнк  за  Голливуд
Хиллз.
     Все еще кашляя, Дункан откинул фонарь кабины. По меньшей мере  дюжина
судов органиков с прожекторами сновали вокруг только что  покинутой  им  и
Сник  башни.  Обитатели  ее   наверняка   крайне   озадачены.   Несомненно
запрашивают сейчас по радио всяческое начальство,  пытаясь  выяснить,  чем
вызвано такое полное затемнение.
     Лодка наконец-то в воде, полностью погруженная, медленно двигалась  в
северо-западном направлении.
     В приступах кашля  Дункан  хриплым  голосом  объяснял  Сник,  что  он
предполагает делать дальше.
     - Ты согласна? - закончил он вопросом изложение плана.
     - Это еще более безрассудно, чем то, что мы сделали. Но мне нравится,
- отозвалась она.
     Дункан направил лодку - теперь уже со светящимися огнями  -  к  своей
первой остановке - Башне Университета. Любой гэнк принял бы лодку за  одну
из своих. Когда органики поймут ошибку, будет уже поздно.
     Он отыскал огромный сводчатый вход на десятом уровне и опустился там.
Здесь находились лишь две  аэролодки,  людей  видно  не  было.  Дальше  по
меньшей мере один гэнк торчит на  дежурстве,  но  свой  пост  не  оставит:
таковы инструкции. У него обязательно должен  быть  переносной  сигнальный
фонарь.
     Кашель уже не так мучил Дункана. Они прошли со  Сник  по  коридору  и
оказались в комнате, где одиноко у стола сидела женщина - сержант  второго
класса. Фонарь - "солнечный" прожектор - свисал с крюка в центре  потолка.
Несколько натянуто улыбаясь, она встала.
     - Рада видеть вас. Я тут заскучала одна. Как  дела  в  башне?  Все  в
порядке?
     Вместо ответа Сник извлекла из кобуры пистолет  и  наставила  его  на
сержанта.
     - Руки вверх!
     Побледнев, женщина повиновалась. Дрожащим голосом она спросила:
     - В чем дело?
     - Кто-нибудь еще есть поблизости? - вмешался Дункан.
     Она отрицательно покачала головой.
     - Не хотите ли вы... - сержант споткнулась не договорив.
     - ...расстаться с этой штукой? - закончила за нее Сник.
     Женщина промолчала.
     - Ждете кого-то еще? - спросил Дункан.
     Она опять покачала головой. Сник подошла  и  освободила  сержанта  от
пистолета, привычно заткнув его себе за пояс. Затем подошла к шкафчику  на
стене. Осмотрев его содержимое, прихватила пару баллонов  ТИ  [Truth  Mist
(англ.)  -  туман  истины]  и  четыре  упаковки  зарядов  для   протонного
пистолета. Она рассовала все это по карманам.
     Сник утолила жажду из фонтанчика в  углу;  пока  Дункан  следовал  ее
примеру, она держала сержанта под прицелом.
     - Нам нужна еда. Где у вас кладовка? Сержант  -  руки  за  головой  -
провела их в кухню штаба территории. Дункан нес тяжелый фонарь, а  обратно
- еще и коробку, полную консервов, и пару специальных  консервных  ключей.
Он предпочел бы какие-то деликатесы, но они были стоунированы.
     Сник наручниками пристегнула сержанта к  ножке  приделанного  к  полу
стола, и они с Дунканом, прихватив свою  добычу  и  пару  фонарей,  вышли.
Оставшаяся в темноте женщина слала им вслед проклятия и угрозы.
     Уже на площадке порта они убедились, что обе аэролодки  органиков  на
месте. Одна из них - трехместная - обладала не только  большей  скоростью,
но и была солиднее обеспечена энергозапасом для  двигателя  и  пушки.  Это
было мощное судно класса V. Сложив продукты,  оружие  и  фонари  в  заднюю
секцию, оба залезли в кабины. Дункан  вызвал  на  дисплей  карту  бухты  и
прилегающей местности. Не зажигая огней, аэролодка летела низко над  водой
к огромному водохранилищу в  северо-восточной  части  бухты.  Здесь  судно
поднялось над бетонной плотиной, пересекло большое  озеро  и  проследовало
курсом Лос-Анджелес -  Ривер.  Уже  достигнув  большого  водного  массива,
называемого озером Пэнг (прежнее  название  Лейк  Хьюз),  Дункан  повернул
направо и пролетел вдоль трехполосной пластиковой дороги на Борон. В  этой
небольшой  деревеньке  размещалась  заправочная  станция   для   наземного
транспорта, курсировавшего между термоионным  энергокомплексом  Мойджав  и
Лос-Анджелесом. Дункан уже перед самой станцией выключил  огни  и,  сделав
крюк миль десять по пустыне, вернулся к дороге.
     Пошел сильный дождь. И молния и гром разгулялись чуть западнее.
     Когда они со свистом проносились над хайвэем,  преодолевая  последние
шестьдесят   миль   до   комплекса,   Дункан   представлял   себе,   какое
столпотворение и бедлам творятся сейчас в Лос-Анджелесе. Наверно, органики
уже вычислили виновников. Однако сколько времени уйдет  на  восстановление
порядка,  прежде  чем  гэнки  смогут  собрать  достаточные  силы  для   их
преследования. Пока разрушенная станция  распределения  энергии  не  будет
работать, им вряд ли удастся справиться с хаосом. Да  и  куда  направились
беглецы - органикам неизвестно.
     Им  повезло,  что  небо  затянуло  тучами.  Постоянно  контролирующие
территорию спутники окажутся беспомощными. Приборы инфракрасного  видения,
конечно же, будут работать, но  его  судно  не  очень-то  поддается  этому
"глазу". Двигатель  Гернхардта  с  вращательным  электроприводом,  который
установлен  в  лодке,  вызывает  сильные  электромагнитные  помехи.  Да  и
приближающаяся электрическая атмосферная буря также не поможет спутнику.
     Дункан не  по-доброму  усмехнулся.  То,  что  им  удалось  сделать  в
Лос-Анджелесе, - сущие пустяки в сравнении с  тем,  что  они  сотворят  на
площадке станции Мойджав. Конечно, если все пройдет по-задуманному.
     Шторм захватил их в сети дождя, грома и молнии. Дункан включил  лампы
ультрафиолетового излучения,  чтобы  легче  ориентироваться  в  незнакомой
местности. Да и близкие и частые грозовые разряды помогали ему. Уже  через
пятнадцать минут лодка была вблизи  гигантской  дыры  -  могущественнейшее
дело рук человеческих лежало перед ними. По крайней мере -  одно  из  них.
Пятьдесят подобных отверстий, одинаковых  по  размеру,  возникли  на  пяти
континентах.
     Судно  остановилось  у  края  круглой  впадины  -  двадцать  миль   в
поперечнике, тысяча футов ниже уровня  моря.  Она  была  вырыта  на  месте
огромной скалы два тысячелетия назад. Свет,  струившийся  от  разбросанных
строений и фонарей, столь ярко сиял сквозь бесконечные  струи  дождя,  что
Дункан и Сник легко разглядели белую цилиндрическую башню в центре впадины
и окаймляющие ее, расположенные по кругу сооружения в глубине. Башня имела
две  мили  в  диаметре  и  пятьсот  футов   высоты.   Стены   из   картона
двадцатидюймовой толщины, подвергнутые обработке стоунирующей  энергией  и
потому  неуязвимые  для  любых  тепловых  воздействий,   за   исключением,
возможно, температуры в центре земного ядра.
     Башня прикрывала  полумильной  ширины  шахтный  ствол,  уходивший  на
тысячу семьсот миль  в  глубь  земли.  Стены  ствола  также  были  покрыты
стоунированным  картоном.  Конец  трубопровода  в  центре  почти  достигал
границы земной мантии и жидкого расплава, окружающего ядро.  Поднимающееся
по трубопроводу  тепло  расходилось  в  башне  по  дюжинам  трубопроводов,
проложенных горизонтально и отходящих в другие  огромные  цилиндры  вокруг
центральной башни. Там находились термоионные преобразователи  -  огромные
устройства, превращающие тепло в электричество.  Отсюда  кабельные  каналы
толщиной пятьдесят  футов  доходили  до  строений  третьего  круга  -  там
находились трансформаторы; далее подземные кабели  передавали  энергию  на
еще один ряд трансформаторов и оттуда - в  центры  распределения  десятков
западных департаментов, которые именовались также штатами.
     Целью Дункана было здание, в котором находился трансформатор N_6. Оно
размещалось на западной стороне внешнего круга и было выполнено из  стали.
Значит, стены не устоят против пушки с протонным акселератором класса V.
     Сквозь дождь тускло мерцали огни жилых домов у  основания  отверстия,
которое не удивляло бы, будь оно в стране Бробдиньяг [название вымышленной
страны в романе  Джонатана  Свифта  "Путешествия  Гулливера"  (1726  г.)].
Дороги, связывающие внутренние строения с домами, где  проживал  персонал,
были пустынны.
     - Успехи и поражения. Как у Финнегана [в романе Дж.Джойса "Поминки по
Финнегану" (1939) каменщик Тим  Финнеган;  в  романе  описывается  "пьяное
падение"  героя  -  циклическая  смена  подъемов  и  падений,  умирания  и
возрождения], - громко произнес Дункан. - Если радар сразу же не обнаружит
нас, дело может выгореть. Не очень-то приятно  в  такой  дождь  ползти  на
брюхе по земле.
     Дункан был уверен, что радары расположены по краям отверстия и где-то
внизу. Пока еще он не видел ни одного. Возможно, они не работают. Ведь еще
никто в истории Новой Эры не пытался  нападать  на  комплекс  термоионного
генератора. Внимание к  безопасности  могло  ослабеть,  особенно  в  такую
штормовую дождливую ночь.
     Лодка подлетала к краю отверстия. Когда небо  было  чистым  и  солнце
наполняло теплыми лучами глубокую шахту,  туда  приходил  день.  Но  дождь
охладил воздух - там воцарилась холодная  ночь.  Лодку  подхватил  сильный
западный ветер и понес  ее  к  подножию  отвесной  скалы.  Дункан  включил
энергию подъема, чтобы как-то  противостоять  влекущему  вниз  воздуху,  и
теперь снижался со скоростью тридцать миль в  час.  Он  сбросил  скорость,
пытаясь обогнуть скалу. Это удалось лишь в  нескольких  метрах  от  земли.
Затем он вновь увеличил скорость. До цели оставалось две мили - и он опять
свел ее к минимуму, поскольку  при  большой  инерции  движения  остановить
лодку в ограниченном пространстве не удалось бы.
     Через несколько минут полет прекратился; лодка зависла  в  пятидесяти
футах над землей, уставившись носом на обшивку большого конвертера.
     Ни звуковых, ни световых сигналов тревоги не было.
     Пушка изрыгнула фиолетовую массу. Обшивка задымилась, но дождь сковал
распространение дыма.
     Прошла минута. Две.
     Индикатор зарядов на приборной панели показывал, что две трети запаса
израсходовано. Дункан убрал  пушку.  Завыли  сирены,  запестрели  огни  на
обшивке  и  на  фасадах  отдаленных  строений.  Квадраты  света   внезапно
вспыхнули вдоль пасти дыры. Открывались гаражи и ангары, выпуская машины и
аэролодки.
     Дункан устремился прочь, на большой скорости миновав гигантскую дыру.
На борту имелся радар, но, если где-то рядом размещается  радарная  вышка,
индикатор ничего не  покажет.  Снизившись  до  сотни  футов  над  пустыней
Мойджав, лодка летела на предельной скорости.  Потом  Дункан  сбросил  ее,
продираясь на посадку сквозь дождь и разъяренные грозовые  разряды.  Лодка
располагала и ближним  и  дальним  светом  и  ультрафиолетовым  источником
света. Судно снизилось до пяти футов. Сник вскрикнула  -  в  тумане  перед
ними неожиданно возникла скала. Дункан одновременно резко отвернул лодку и
сбросил скорость. Лодка едва не задела  скалу.  Миновав  опасность,  судно
продолжало полет.
     Далеко позади, неясно мерцая на разной высоте, дрожа в тяжелом дожде,
рыскали прожекторы множества аэролодок органиков.

                                    4

     Извлечение из текста,  составленного  Мировым  Советником  Среды  Джи
Нефзави  Ибсоном  и  направленного  тайными   курьерами   другим   Мировым
Советникам.

                 ИСПОЛЬЗУЙТЕ ДЛЯ РАСШИФРОВКИ КОД # 1489С
                  ЗАПОМНИТЕ И УНИЧТОЖЬТЕ ЭТО СООБЩЕНИЕ.

     Кас. Врагов Сообщества Земли Джефферсона Сервантеса Кэрда, известного
под именем Вильяма Сен-Джорджа Дункана и так  далее  (смотри  перечень)  и
Пантеи Пао Сник, известной под  именем  Дженни  Ко  Чэндлер  и  так  далее
(смотри перечень).
     Различные видные и проверенные на лояльность ученые  утверждают,  что
история окончилась с началом  Новой  Эры.  Простая  тщательная  хронология
земных событий заменила историю.  Хотя  подобные  утверждения  не  следует
однозначно принимать всерьез, они во многих отношениях справедливы.  Самое
главное, что Новая Эра обеспечила людям хорошую жизнь (так это  называют),
но  совсем  исключила  неожиданности,   лишила   возможности   удивляться.
Парадоксально - прогресс все еще сопутствует нам,  а  вот  разнообразия  в
жизни нет. На самом деле есть  и  изменения,  но  они  так  медленны,  что
практически отдельный обыватель их не ощущает.
     Расизм,  культ  секса,  национализм,  бедность,   загрязнение   среды
обитания,   экономическая   неустойчивость    устранены.    Конфликты    и
предубеждения между различными расами, существовавшие до  Новой  Эры  и  в
начале  ее,  исчезли.  Белые,  монголы,  негры,  американские  индейцы   и
австралийские аборигены смешались и превратились в одну  более  или  менее
смуглую расу. Однако стерлись не только  различия  в  цвете  кожи.  Многое
красочное в повседневной  жизни  тоже  оказалось  утраченным,  и,  увы,  в
потерях этих оказались отнюдь не только расовые различия.
     Я склонен  согласиться  с  историками  и  социологами,  утверждающими
сказанное; но подобной потери "красок" вряд ли можно было избежать. За все
надо платить. На каждое приобретение приходится потеря.
     В сказанном полно клише и трюизмов, но я не прошу за  это  извинения.
История и есть ряд воплощенных  вариантов  стереотипов  и  избитых  истин.
Имена людей, события, место действия, результаты  войн,  торговля,  наука,
технология - вот и все разнообразие истории.  (К  счастью,  на  Земле  две
тысячи облет не происходило войн). Но,  главным  образом,  история  -  это
повторение событий, движимое жадностью  и  идеализмом,  более  все-таки  -
алчностью.  И  алчность  и  идеализм  питаются  жаждой  власти,   чем   бы
стремящиеся к ней ни прикрывались.
     Я подвожу  вас  к  теме  героя  в  истории.  Вы  хорошо  образованны,
обладаете одной или несколькими докторскими степенями.  Таким  образом,  у
меня нет необходимости раскрывать вам роль героя (мужчины или  женщины)  в
мифологии, в легендах и собственно в  истории.  Все  эпохи,  кроме  нашей,
имели  множество  героев.  Как  не  хватало  их  Новой  Эре!  Единственным
выдающимся героем, имя которого хорошо знал каждый, был Джерри  Пао  Нель.
Он возглавил обреченное на неудачу восстание марсианских колонистов против
правительства  Земли.  Нель  стал  персонажем  бесчисленных  пьес,  и   мы
разрешили показывать их, поскольку они  ослабляли  мятежный  дух  и  обиды
населения. Подобная терпимость взглядов  соответствовала  тайному  правилу
управления гражданами в Новую Эру. Пусть люди получат желаемую  свободу  -
но в определенных пределах. Держите их на  длинном  поводке,  не  дергайте
его, пока  они  не  заходят  слишком  далеко.  Насколько  возможно,  пусть
граждане не разглядят в бархатной перчатке железную руку. Так будет  лучше
для них же самих.
     Я веду речь о героях, поскольку Новая Эра выдвинула своих. Если  быть
точным - двоих.  Эти  двое:  мужчина  -  нарушитель  закона  -  Джефферсон
Сервантес   Кэрд,   известный   как   Вильям    Сен-Джордж    Дункан,    и
женщина-преступница,   по   рождению   Пантея    Пао    Сник,    последняя
идентификационная карта которой сделана на имя Дженни Ко Чэндлер.
     Позвольте мне вкратце описать жизни и карьеры этой пары до того,  как
я разовью мою мысль о них как о народных героях, и потом я  покажу,  сколь
опасны они для правительства Земли.
     Мы  считаем  эту  пару   бандитами,   нарушителями   дня,   убийцами,
ниспровергателями, злодеями. Но многие с уверенностью сочтут  их  героями,
как, к примеру, простые люди древней Англии и Швейцарии  возвели  в  герои
Робина Гуда и Вильгельма Телля, а древние  китайцы  -  Сунг  Чанга  и  его
банду.  Или  как  древние  жители  США  обошлись  с  Джоном   Диллинджером
[(1902-1934 гг.), американский грабитель банков; дважды бежал из тюрьмы  и
был убит].
     Кэрд-Дункан, как в дальнейшем мы будем называть его, и Сник вобрали в
себя  политическую  природу  Робина  Гуда   и   Телля   и   антисоциальную
полупсихопатическую суть Диллинджера.
     Я повторю некоторые биографические данные нашей пары лишь для лучшего
понимания того, как они сделались преступниками и как их действия скажутся
на нас, то есть на истории. Будем надеяться, что они  действительно  очень
скоро станут историей.
     Родители Джефферсона Сервантеса Кэрда, теперь называемого Дунканом, -
Хогэн Рондо Кэрд, доктор медицины  и  биохимии,  и  Алиса  Гэн  Сервантес,
доктор философии, специалист по  молекулярной  биологии.  Они  родились  в
штате Манхэттен, где и их сын, единственный ребенок в семье. Доктор  Алиса
Гэн Сервантес была дочерью знаменитого биолога, Джильберта Чинг Иммермана.
Иммерман  приходился  также  дедом  доктора  Хогэна  Рондо   Кэрда,   отца
Джефферсона. Таким образом, Иммерман был одновременно и прадедом  и  дедом
Джефферсона Сервантеса Кэрда.
     Как вы знаете, департамент органиков до недавнего времени  не  ведал,
что, будучи еще молодым, Иммерман в своей лаборатории создал  то,  что  мы
теперь называем эликсиром или ФЗС - фактором  замедления  старения.  Он  в
семь раз замедляет старение  человека.  Если  ребенок,  которому  природой
отпущено сто сублет, при рождении получит ФЗС, он  проживет  семьсот.  Но,
поскольку система одного дня уже обеспечивает  ему  семьсот  облет  жизни,
человек проживет четыре тысячи девятьсот облет.
     Если же гипотетически ребенок живет ежедневно, он достигнет  возраста
семисот облет или семисот сублет, поскольку в этом случае обгода и субгода
будут означать одно и  то  же.  Земля  за  время  его  жизни  семьсот  раз
обернется вокруг Солнца.
     Можно назвать Иммермана доктором Фаустом Новой Эры. Он держал в руках
дар всему человечеству, который можно было назвать благом или проклятием -
как на это посмотреть. Для индивидуума это, наверно,  был  дар  Божий,  да
простится мне мое суеверие. Богу известно, как много еще людей, верующих в
него.  Однако  сколько  верящих   в   астрологию,   предсказание   судьбы,
привидения, ангелов, демонов, колдовство, азартные игры...
     Для общества  это  могло  быть  просто  бедствием.  Мы  (под  "мы"  я
подразумеваю  прошлых  и  сегодняшних  Мировых  Советников)   поддерживаем
прирост населения Земли на нулевом уровне. В действительности, как  вы,  в
отличие от широкой публики, знаете,  нам  удалось  уменьшить  население  с
десяти миллиардов - столько было тысячу облет назад - до сегодняшних  двух
миллиардов.  Но  массы  (в  это  понятие  включаются  все,  кроме   высших
правительственных чиновников) верят, что население Земли составляет десять
миллиардов  человек.  Мы  добились  этого,  исходя  из  высших   этических
соображений для блага народа и во имя процветания планеты Земля.
     То, что хорошо для Земли, хорошо для ее  обитателей.  Мы  никогда  не
позволим вновь опустошить и загрязнить  эту  планету,  чтобы  человечество
оказалось на грани вымирания, как это произошло в начале двадцать  первого
века нашей эры.
     Как я сказал, Иммерман мог сделать  свой  эликсир  общедоступным  или
вовсе скрыть свое изобретение. Вместо этого он решил использовать  его  не
только для себя, но и для своей жены и детей. Его жена  поклялась  хранить
тайну ФЗС, это же сделали  дети,  достигнув  совершеннолетия.  В  конечном
счете ФЗС получали члены все увеличивавшейся семьи, а потом и кое-кто еще.
Они составили ядро тайного общества членов, которые  называли  друг  друга
иммерами.  Через  некоторое  время  эта  группа,   постоянно   расширяясь,
превратилась в полуполитическую организацию. Иммеры породили также  другие
тайные группы, которые ими  контролировались.  Но  эти  новые  образования
ничего не знали о ФЗС или его происхождении.
     В результате деяний Дункана и Сник нам удалось узнать,  что  Иммерман
решил  исчезнуть.   Внешне   он   оставался   значительно   моложе   своих
современников; Иммерман намеревался инсценировать  свою  смерть,  а  потом
принять новый облик. (Жена Иммермана погибла  при  несчастном  случае).  В
лаборатории  он  вырастил  копию  своего  тела  (лаборатория  принадлежала
правительству, но управлялась Иммерманом). Затем  он  устроил  "несчастный
случай", в котором дубликат тела, идентифицированного как тело  Иммермана,
был почти уничтожен.
     Хотя и проводилось тщательное расследование  с  целью  раскрыть  факт
ввода  фальшивых  сведений  в  банк  данных  и  использование   Иммерманом
подложной идентификационной карты, мы до сих пор не  преуспели.  Возможно,
мы и впрямь окажемся в  тупике.  Как  говорилось  в  предыдущих  докладах,
контроль  за  данными  и  тщательная  слежка  за  гражданами  со   стороны
правительства придают нам большую силу. Но наш контроль за данными - штука
обоюдоострая. Мы  используем  его  для  управления  торговлей,  движением,
потоком материалов, защитой граждан от них самих. Но криминальные элементы
ставят банки данных на службу  себе.  Фальсифицированные  сведения  обычно
обнаруживаются, но, без сомнения, достаточно случаев, когда добиться этого
не удается. Сколько их - этих случаев, - мы, конечно, не знаем.
     Иммерман исчез  и  сделался  фактически  другим  гражданином.  Но  он
по-прежнему руководил организацией иммеров. Потом он  отказался  от  новой
идентификационной карты, вероятно, посредством другой "смерти" и  сделался
Дэвидом Джимсоном Анандой. Это происходило в районе, в  прошлом  известном
как Албания, а теперь - части  Юго-восточного  Европейского  Департамента.
Вам известно, как он поднялся от руководителя блока в Тиране  до  Мирового
Советника.  Незаурядная  изобретательность  Иммермана  иллюстрируется  тем
фактом, что его биографические данные скрупулезно проверялись  в  процессе
восхождения хитреца по  административной  лестнице,  однако  их  заведомая
фальсификация не была обнаружена.
     Уже после того, как Иммерман упрочил свое положение в Мировом Совете,
он тайно ввел замещения на каналах передачи новостей. До  сих  пор  мы  не
знаем, как ему это удалось, и не можем определить место расположения  схем
замещения. Хотя сейчас мы в  состоянии  предотвратить  передачу  посланий,
необходимо обнаружить их источник. Предполагается,  что  он  находится  на
одном из  семи  тысяч  спутников  связи.  Если  это  так,  его  установили
космические специалисты; всех, кто мог быть причастен, следует подвергнуть
воздействию ТИ.  Однако  расследование  показало,  что  трое  потенциально
причастных умерли именно в тот период времени, когда устройство  замещения
могло быть установлено на спутник. Кое-кто из них мог быть  ответствен  за
преступление. Нам не повезло, если это так.  Сейчас  мы  активно  пытаемся
установить реальность этих смертей.
     Неизвестно  -  зачем  Иммерман-Ананда  организовал  установку   схемы
замещения. Должно быть, это часть некоего неведомого плана. А не стремился
ли  он,  хотя  это  кажется  совсем   невероятным,   сделаться   всемирным
диктатором.
     Какова бы ни была причина, Иммерман-Ананда  не  ожидал,  что  кто-то,
применяя  насилие,  может  узнать  место  расположения  схем  замещения  и
использовать их от его  имени  для  личных  целей.  Этот  "кто-то"  -  его
собственный потомок Джефферсон Сервантес Кэрд, он же Дункан и другие.
     Возможно, когда Джефферсону Кэрду было восемнадцать,  ему  рассказали
про иммеров и  ФЗС.  Он  поклялся,  связав  себя  двойным  обязательством,
поскольку, предавая иммеров, он предавал бы  и  своих  любимых  родителей.
Кроме того, нам известно, что Кэрд был одержим идеей и стремился играть  в
делах активную роль. Окончив Колледж штата Южный Манхэттен, Кэрд  поступил
в Манхэттенскую Академию органиков и окончил ее со множеством отличий. Его
докторская диссертация была посвящена психологическому  портрету  и  химии
мозга  нарушителей  дня.  Задним  числом  можно  оценить,  каким  зловещим
последствием это обстоятельство обернулось для правительства.
     Иммеры  долго  взращивали  своих  членов,   служивших   в   различных
правительственных учреждениях. Пользуясь положением органика, Кэрд  обычно
знал,  когда  опасность  разоблачения  угрожает  иммерам,  и  всегда   мог
предупредить их. Нам не известно, когда ему была  поручена  роль  связного
иммеров. Все послания гражданским лицам между днями - устные или в  записи
на лентах - доверялись Кэрду. Он сделался дэйбрейкером. А потом  принял  и
разные  идентификационные  карты  соответственно  для  каждого  дня.   Как
вымышленные биографические данные для личности каждого дня были введены  в
банк данных, до сих пор остается загадкой для органиков.
     Уже в начальный период Кэрду и высшим администраторам  среди  иммеров
открылась его необычная способность - одна из многих, как оказалось.
     Вначале он просто принял идентификационную  карту  для  каждого  дня.
Затем стало очевидно, что Кэрд не просто действует  как  персонаж  каждого
дня. Он _с_т_а_л_  этим  каждым  персонажем.  Хотя  личность  каждого  дня
решительно отличалась от других и от самого Кэрда, он _б_ы_л_  каждым.  Он
б_ы_л_  Тинглом  -  оператором  базы  данных  -  в  Среду.  В  Четверг   -
инструктором фехтования  Дунски.  В  Пятницу  он  был  Реппом  -  актером,
писателем,  продюсером  на  телевидении;  в  Субботу  -  Омом   -   вииди,
забулдыгой, барменом на полдня; в  Воскресенье  -  Отцом  Томом  Зурваном,
полубезумным  уличным  проповедником;  в  Понедельник   -   Ишарашвили   -
рейнджером-лесничим в Центральном Парке.
     Однако  примерно  один  процент  самого  Кэрда  оставался  в   каждом
персонаже.   Этого   было   достаточно,    чтобы    поддерживать    тонкую
преемственность между всеми личностями и выполнять роль связного.
     Родители Кэрда погибли, очевидно утонув во время катания  на  яхте  в
шторм недалеко от Лонг-Айленда. Спутники из-за очень высокой облачности не
смогли обнаружить сигналов бедствия с яхты.  Судно  затонуло,  а  раздутые
тела были  выловлены  через  неделю.  Их  можно  было  воссоздать  методом
лабораторной репродукции. По каким-то причинам (мы не сумели их  выяснить,
и Кэрд, очевидно,  тоже  был  в  неведении)  родители  Кэрда  должны  были
исчезнуть. Возможно, они объявились где-то с подложными идентификационными
картами, может, и действительно умерли.
     Еще обучаясь в Академии, Кэрд женился и получил  лицензию  на  одного
ребенка. Жена Кэрда живет в Манхэттене и преподает историю. Ее  подвергали
воздействию ТИ - оказалось, что она совершенно не знала ни о  ФЗС,  ни  об
иммерах.
     Вторым талантом Кэрда, на  сей  раз  совершенно  уникальным,  явилась
врожденная или самоприобретенная сопротивляемость ТИ. Так или иначе, туман
истины на него не действовал. Находясь в его парах или  получив  инъекцию,
он может преспокойно лгать, даже будучи в  бессознательном  состоянии.  Не
оправдывают себя даже электронные  устройства,  которые  управляют  такими
надежными  показателями  увиливания  от  прямого  ответа   и   умственного
напряжения, как изменения  потенциала  кожи,  химического  состава  крови,
импульсов мозга, движения глаз. Сдается, что  Кэрд-Дункан,  когда  он  под
воздействием ТИ, способен лгать не только другим, но и себе самому.
     Пантея  Пао  Сник  была  дочерью  офицеров-органиков,   служивших   в
Манхэттене. Она унаследовала профессию родителей и стала  детектив-майором
незадолго до событий, которые объединили ее и Кэрда.  Характеристика  Сник
была отменной,  ее  начальники  отмечали  в  ней  незаурядные  способности
детектива. Подтверждением высокой  оценки  начальства  явилась  выдача  ей
одной из очень редких виз на переход в другие дни.
     Сник имела задание выследить женщину-дэйбрейкера  по  имени  Даблдэй.
Вам известно, что случилось  потом.  Довольно  запутанная  история,  но  в
процессе развития событий Кэрд (и его личности) стал опасным для  иммеров.
Иммеры захватили Сник, а Кэрду поручили убить ее.
     Сам Иммерман-Ананда прилетел  из  Цюриха  в  Манхэттен,  чтобы  лично
разобраться в ситуации. Он, очевидно, совсем был лишен родственных чувств,
если обрек собственного внука на смерть. Но Кэрд сбежал и спас Сник.  Кэрд
был близок к умственному расстройству. Все его личности пытались захватить
власть и изгнать друг друга.
     Избегая и  органиков  и  иммеров,  Кэрд  временно  впал  в  кататонию
[нервно-психическое расстройство,  характеризующееся  мышечными  спазмами,
нарушением движений либо возбуждением, проявляющимися  в  пении,  танце  и
т.п.] и был арестован органиками.
     После допроса  Сник  органики  арестовали  и  подвергли  действию  ТИ
некоторых иммеров. Гражданин Среды полковник Паз выложил  все,  что  знал.
Конечно,  ему  неизвестно  было,  в  отличие  от   нас,   что   Ананда   в
действительности Иммерман и что он находится  в  Манхэттене.  Но  органики
смогли выудить многих иммеров низшего ранга; их показания и признания Паза
раскрыли нам существование общества иммеров.
     К сожалению, нам пришлось стоунировать Сник и поместить тело на склад
в труднодоступном месте в Нью-Джерси.  Она  знала  слишком  много  и  явно
симпатизировала Кэрду - доверять ей  стало  опасно.  Главным,  из-за  чего
следовало заставить ее молчать, был ФЗС. Массам не следовало знать о нем -
люди начнут требовать эликсир. Отдаленные последствия применения ФЗС будут
крайне  пагубны  для  общества  в  целом.  Мы  оказались  в  двусмысленном
положении, встав перед необходимостью согласовать действия  с  Иммерманом.
Но мы. Мировой Совет, решили распространить эликсир среди нас самих и  тех
наших детей, которым можно доверить тайну.
     Теперь  из-за  повсеместного  распространения   Кэрдом   послания   и
раскрытия формулы ФЗС, мы оказались в весьма непростой ситуации. Должны ли
мы  признать,  что  формула  действительна?  Или  отрицать  ее,   объявить
бесполезной, преступной мистификацией и, возможно,  опасной?  Или  вызвать
бурю требований  граждан  и  в  результате  дать  им  эликсир?  Или  самим
предложить  им  фальсифицированный  эликсир  -  препарат   из   безвредных
составляющих и люди поверили бы, что  он  позволит  им  жить  в  семь  раз
дольше? К тому времени, когда  граждане  обнаружат,  что  их  старение  не
замедляется, пройдет по меньшей мере  десять  сублет,  то  есть  семьдесят
облет. Можно будет все свалить на Кэрда.
     Пока мы спорили, что делать с Кэрдом, он сбежал из здания,  побег  из
которого, как считалось, абсолютно невозможен.
     Кэрд неуловим и  изобретателен  -  прекрасный  образец  ловкача.  Эти
качества покажутся людям привлекательными и  добавят  блеска  к  его  роли
героя мятежа.
     Сбегая из Манхэттена в диковатые района Нью-Джерси,  Кэрд,  очевидно,
вновь изменил свой образ. На сей раз он - Вильям Сен-Джордж Дункан.
     Он связался с  преступниками  -  людьми,  ставшими  дэйбрейкерами  по
различным криминальным  причинам.  Они  проникли  в  древние  тоннели  под
складом - тем самым, где мы спрятали окаменелую Сник. Кэрд обнаружил ее  и
дестоунировал. В эти дни, пытаясь навсегда избавиться от  преследователей,
он сумел создать в правительственной лаборатории недалеко от склада своего
двойника.  Хитрец,  он  подсунул  его,  предварительно   нанеся   двойнику
смертельные раны, вместо своего тела - якобы он, Кэрд, был убит в стычке с
офицером-органиком. Офицера-органика он, увы, уничтожил на самом деле.
     Кэрд, Сник и их компаньон (смотри Указатель касательно падре Кэбтэба)
отправились в  штат  Лос-Анджелес.  Там  они  вышли  на  связь  с  местной
подпольной организацией. У нее было много названий - я  буду  использовать
одно: СК - Старый Койот. Вероятно, за исключением самой верхушки СК, никто
из членов организации не знал об иммерах или ФЗС. СК  был  просто  орудием
иммеров.
     Мировой Советник Ананда - Иммерман - обнаружил местонахождение Кэрда,
Сник и Кэбтэба. Он попытался убить их,  а  затем  по  неизвестным  мотивам
насильно доставил их в свои  тайные  апартаменты  на  сто  двадцать  пятом
уровне Комплекса  Башни  Ла  Бреа.  Об  этой  тайной  резиденции  Мирового
Советника не ведали даже лос-анджелесские генералы-органики каждого дня.
     Так или иначе пленники сумели сбежать. Падре Кэбтэб погиб, а  Сник  и
Кэрд-Дункан  убили  всех  своих  тюремщиков,   кроме   двоих.   Это   были
Иммерман-Ананда и  его  сообщник  Каребара.  Кэрд-Дункан,  воздействуя  на
Иммермана-Ананду ТИ, выпытал  у  своего  дедушки  необходимые  сведения  -
секретные схемы  замещения,  которые  Иммерман-Ананда  ввел  много  сублет
назад.
     Запустив  механизм   трансляции   своих   мятежных   посланий   через
видеоканалы  и  автоматической  их  распечатки,  Кэрд-Дункан  связался   с
ближайшим участком органиков. Он сообщил дежурному офицеру, что в квартире
совершено убийство. Сообщение озадачило  органика,  поскольку  он  получил
сведения,  что  квартира  на  этом  уровне  пустовала.  Однако   несколько
органиков,  дежуривших  в  промежуток  между  сменой  стоунируемых,   были
направлены в указанное место.
     Кэрд-Дункан и Сник покинули апартаменты через люк на крыше ангара  до
того, как прибыли органики и выжгли лаз в единственной двери  в  квартиру.
Кэрд-Дункан, очевидно,  сообщил  офицеру-органику  об  убийцах,  поскольку
хотел, чтобы мы приложили руки к еще живому Иммерману-Ананде. Должно быть,
он надеялся, что мы  с  помощью  ТИ  заставим  его  дедушку  открыть  миру
чудовищный обман, сотворенный Мировым Советником.
     Надо полагать, Кэрду-Дункану все это известно лучше.
     Правду этого заговора следует,  насколько  это  возможно,  скрыть.  В
любом случае генерал  Коват  уведомлен,  что  Иммерман-Ананда  и  Каребара
должны умереть в госпитале органиков или немедленно по  выходе.  Он  будет
достойно  вознагражден  за  благоразумие  и  безотлагательное   исполнение
приказа.
     "Убийцы" Мирового Советника Ананды и  Каребары  объявляются  (Среда).
Кэрд-Дункан  и  Сник  обвиняются  в  их  смерти.  Насколько   информирован
департамент органиков, никаких сомнений в истинности сообщений по  каналам
новостей о смерти убийц  у  общественности  нет.  Идентификационная  карта
Ананды, в действительности являющимся Иммерманом,  раскрыта  не  будет  по
причинам, которые я не могу огласить.
     Поиски Кэрда-Дункана и Сник продолжаются. Мы представления не  имеем,
где они сейчас. После совершения поразительного гигантского преступления -
дестоунирования всех граждан  Лос-Анджелеса  одновременно,  они  разрушили
центр распределения электроэнергии, а  затем,  несколькими  часами  позже,
успешно вывели из строя термоионный конвертер и распределитель  для  всего
Западного побережья.
     Они вызвали  замешательство  и  беспорядки,  большие  неудобства  для
жителей этих департаментов. Широкая мировая огласка этих событий сделалась
неизбежной.
     Кэрд-Дункан и Сник должны быть схвачены - очень скоро.  Без  сомнения
они планируют  и  другие  выступления  против  государства,  они  намерены
раздуть неудержимую бурю раздоров, возможно, даже мятеж. Я предлагаю, если
позволят  обстоятельства,  уничтожить  этих  двух  сверхпреступников,  как
только  они  будут  пойманы.  При  отсутствии  гражданских  свидетелей   -
немедленно. Если поблизости окажутся гражданские свидетели, а  преступники
не будут сопротивляться при  аресте,  их  следует  доставить  в  ближайший
участок органиков. Доверенному генералу будут даны указания поручить  дело
подчиненным и подготовить сообщение: Убиты при попытке к "бегству".
     КОНЕЦ СВЯЗИ. ЗАПОМНИТЬ И УНИЧТОЖИТЬ.

                                    5

     Дункана редко можно было застать врасплох. Он и помыслить не мог, что
Пантея неожиданно кинется на него. Он обнаружил вход в  пещеру  на  склоне
горы. Под непрерывными потоками дождя через десятифутовый зев лодка  вошла
в прохладную  пустоту.  Футов  через  сорок  низкий  скат  скалы  едва  не
остановил движение лодки. Она протиснулась сквозь низкое и узкое отверстие
в  другую  полость.  Здесь  Дункан  и  остановил  у  стены  свой  корабль.
Сигнальные огни освещали пещеру, изнутри походившую на  ящик,  на  который
наступил гигант. Каменный пол был  усеян  старыми  костями  -  в  основном
оленей и зайцев. Слабый кошачий запах напоминал о том,  что  пантера  тоже
гостила здесь. Дункан и Сник извлекли из заднего багажного отделения лодки
фонарь, заимствованный у органиков,  пару  надувных  матрацев  и  впопыхах
прихваченных одеял. Они уже заканчивали  сооружение  постелей  на  полу  у
лодки, когда Дункан сказал:
     - Ох и отоспимся вволю и...
     - О, нет! - воскликнула Сник.
     Света в пещере от фонаря было не  больше,  чем  в  тазу  -  воды  для
плавания рыбы. Сник сорвала с себя полицейскую форму.  На  ней  оставалась
светло-лиловая тенниска и короткие трусики. Прямые темные волосы  блестели
как  мех  котика,  а  темно-карие  глаза   сверкали.   Казалось,   точеное
широкоскулое лицо над гладким  бронзовым  телом  вот-вот  вспыхнет.  Какая
прекрасная у нее была голова, если головы вообще бывают прекрасными.
     Она сдернула тенниску. Обнажились груди - небольшие совершенной формы
шары с крупными розово-красными сосками.  Затем  прочь  полетели  трусики,
открывая необычно густую лонную растительность, темную и загадочную.
     Сник пантерой прыгнула на него. Он упал на спину под ее натиском,  не
сопротивляясь, прижатый к матрацу ее телом. С помощью Сник с  его  одеждой
было быстро покончено.
     - Я не ожидал... - шептал он.
     - Помолчи! - ее рот накрыл его губы...
     Голова Сник покоилась у него на груди. Правая рука обнимала его тело.
Отчего она буквально бросилась на меня? Она  же  ни  разу  ни  словом,  ни
движением  не  давала  ему  повода  и  подумать,  что  он  нравится  ей  в
сексуальном смысле.  Его  собственное  отношение  к  Сник  как  к  женщине
сделалось каким-то призрачным. Сначала ему казалось, что он влюблен. Можно
было предположить, что он любил ее, пребывая в других своих личностях.  Он
не помнил их. Но ее жадность кровопролития как-то  оттолкнула  его,  и  он
решил, что и не мог любить ее. Как будто решение ума имеет что-то общее  с
решением чувств. Но его ответный порыв к ней сейчас - нет! это больше, чем
желание удовлетворить вожделение. Он слился с ней в  исступлении,  которое
может вызвать только любовь, но не похоть.
     Оба были столь  переполнены  неистовством  страсти!  Что  еще,  кроме
секса, могло спалить высокий нервный заряд после всего сделанного сегодня?
     То, что это не все, что они еще сильно и  глубоко  пронизаны  нервной
энергией, сразу стало очевидным. Сник жадно целовала его тело; четыре раза
соединялись они, пока не затихли,  опустошенные.  Вспотевшие,  они  лежали
недвижно, успокаивая учащенное дыхание.
     Чуть погодя Дункан вышел к  дождю  и  стоял  в  нем,  содрогаясь  под
потоками холодной воды, но  ощущая  себя  счастливым  и  очищенным.  Через
минуту и Сник присоединилась к  нему.  Близкие  зигзаги  молний  судорожно
освещали их. Выкрикивая что-то радостное, она опять обхватила его, увлекая
за собой на холодную, твердую землю...  "Мы  взбесились  сильнее  молний",
подумал Дункан.
     Дрожа, они вернулись в пещеру. Полотенцами из неистощимого  багажного
отделения они растерлись насухо, потом мазью из  походит  аптечки  натерли
колени, ободранные на скалистом ложе. Они с жадностью набросились на  еду;
Сник беспрерывно оживленно болтала. Что-то  переключилось  в  ней:  обычно
разговор поддерживал он.
     - Мы показали им, ублюдкам!  -  кричала  она.  -  И  еще  кое-что  им
преподнесем! Они нас не забудут никогда!
     - Отложим это на завтра. - Он вполз на матрац и завернулся в  тонкое,
но теплое одеяло. - Не желаешь ли присоединиться?
     - Я не могу спать, когда еще кто-то есть в моей постели.
     Сник нагнулась, нежно поцеловала его и легла на свой  матрац.  Уснула
она, должно быть, почти мгновенно, хотя Дункану казалось, что он слышал ее
бормотание: "...все время до конца".
     Трудно было понять ее. Сник ненавидела тех, кто ложно обвинил ее,  и,
случись, не остановилась бы перед убийством прямо ответственных за это. Но
истинно революционным началом она не обладала. Собственно говоря, у нее не
вызывали протеста ни жизнь один раз в  неделю,  ни  система  власти.  Сник
просто-напросто  желала  выпустить  кишки  продажным  чиновникам,  которые
наплевали на ее преданность и веру  в  систему.  Это  не  имеет  значения,
убеждал себя Дункан. То, что она делает, вызывает революцию, и  она  может
помочь приблизить конец мира дня.
     Поздним утром, окоченевший и сердитый,  Дункан  поднялся  с  постели.
Сник спала, голова ее свисала с подушки, рот открылся.
     Дункан сорвал с консервной банки колпак и следил за тем, как  вода  в
ней темнеет и закипает. Он выпил кофе и вышел из  пещеры.  Вернувшись,  он
застал Сник в постели - проснувшейся. Он  повторил  операцию  с  банкой  и
подал ей кофе. Она сидела, накинув на  плечи  одеяло,  потягивая  напиток.
Потом Сник спросила:
     - Что теперь?
     - Дождь кончился, но небо заволокло  -  на  западе  сильнее,  чем  на
востоке. Того и гляди снова разразится гроза. Тогда мы  выберемся  отсюда.
До леса миль десять совершенно открытой местности. Хорошо  бы  проскочить,
пока патрули не пролетят.
     Сник согласилась. Она не спорила и когда  он  предложил  вернуться  в
Комплекс Башни Ла Бреа.
     - Мы заберемся в дебри, и, если повезет, нас долго  не  обнаружат,  -
сказал Дункан. - Потом отправимся  в  Башню.  Вряд  ли  кому-то  придет  в
голову, что мы вернемся в то же место, откуда улетели.
     - Значит, все обтяпаем в два счета?
     Дункан не ответил. Вопрос был риторический.
     Они коротали время. Прошел час. Ветер усилился  и  теперь  завывал  в
пасти пещеры. Еще через час косой дождь стал заливать вход. Грохотал гром.
Раскаты его в пещере усиливались ее природной акустикой. Невдалеке ударила
молния - расщепленное дерево свалилось с едва слышным треском.
     - Повезло, что не в нас. Вряд ли патрули высунут  нос,  -  проговорил
Дункан.
     Спутники наблюдения будут пытаться засечь электромагнитное поле любой
аэролодки размеров той, что захватил Дункан. Их местонахождение и маршруты
станут известны кораблям властей. В тот  же  миг,  как  детекторы  засекут
неизвестную лодку, на ближайшей станции органиков получат  ее  координаты.
Пока  аэролодки  органиков  стаей  бросятся  на  перехват  подозрительного
корабля, спутники продолжат свою слежку.
     Во время бури беглецы оставались в безопасности: детекторы  бессильны
при электрических возмущениях.
     Порою Дункану верилось, что он один из тех редких людей, чей  "личный
магнетизм"  притягивает  тихеноны.  Это  такие   волнообразно   движущиеся
частицы, о существовании которых говорят астрологи и метафизики  и  прочие
далекие от науки люди. Частицы называются так по имени  древней  греческой
богини случая и  судьбы  Тихе.  Тихеноны  собираются  вокруг  определенных
индивидуумов, как железные опилки на магните, и таким образом  увеличивают
вероятность для них доброй судьбы  и  щедрого  счастья.  Конечно  же,  это
полнейшее суеверие. Тем не менее ему и впрямь здорово везло. До сих пор.
     Тысячу облет назад вся эта территория  была  бесплодной  пустыней.  В
Новую Эру понадобилось триста облет, чтобы превратить в  порошок  скалы  и
создать новую почву, наполнить  ее  червями  и  другими  микроорганизмами,
рождающими жизнь земли, вырастить деревья. Были выкопаны русла рек,  и  по
ним с гор побежала вода. И вот там, где когда-то дремали тысячи квадратных
миль  сухой  и  мертвой  поверхности,  радуют  глаз  зеленью   деревья   и
кустарники.
     Под сенью этих деревьев и двигалась  аэролодка  в  направлении  штата
Лос-Анджелес. К трем часам пополудни лодка припарковалась под кроной ели у
склона горы. Они еще нарубили веток и  укрыли  ими  лодку.  Чуть  выше  по
склону, в нише под нависающим выступом они и нашли себе убежище. Здесь они
останутся до раннего утра следующего дня. А какой хороший обзор отсюда  на
башни Лос-Анджелеса, на  бухту,  на  воздушное  движение.  Часть  дня  они
провели в кабинах лодки, следя за новостями на экранах.  Дикторы  утратили
профессиональное  спокойствие,  хотя  и  очень  старались  обуздать   свое
возбуждение и негодование. Они сообщали, что двое преступников (иногда  их
именовали суперпреступниками),  Дункан  и  Сник  виновны  в  нападении  на
жизненно важные объекты Земли, особенно в штатах на Западном побережье  и,
в первую очередь, в штате Лос-Анджелес.
     Новое оборудование во Вторник утром  было  доставлено  дирижаблями  с
ядерными установками и гигантскими аэрокораблями  из  штатов  Сан-Диего  и
Сакраменто. Его установили во  Вторник  во  второй  половине  дня.  Однако
энергия не будет подаваться, пока не заменят поврежденное  оборудование  в
термоионном центре. До одиннадцати вечера подача энергии на Западный Берег
не возобновится.
     К десяти часам утра в Среду  восстановлен  порядок  в  Лос-Анджелесе.
Дестоунированные всех дней, кроме  Среды,  отправились  в  свои  цилиндры.
Граждане были потрясены, их объял панический страх, когда они  обнаружили,
что все одновременно оказались дестоунированными в  полном  мраке  города.
Лос-Анджелес превратился буквально в сумасшедший  дом,  все  его  граждане
прошли небывалое в их жизни тяжелейшее  испытание.  Большинство  не  могла
покинуть квартиры.  Электрические  дверные  замки  не  открывались.  Дома,
рассчитанные на одновременное пребывание жителей только одного дня, кишели
людьми, не имеющими ни малейшего понятия о том, что же произошло.
     Отключение  кондиционеров  прервало  поступление  свежего  воздуха  в
квартиры.  Квартиры  переполнились  людьми,  которые  быстро  использовали
кислород. Гэнки бросились вырезать дверные замки, чтобы освободить  людей.
Процедура оказалась весьма медленной, хотя  к  делу  привлечены  были  все
свободные рабочие. Сказалась нехватка протонного оружия, ускоряющего дело,
но органики и рабочие из Сан-Диего и  Санта-Барбары  действовали  обычными
пистолетами.
     Это  был  настоящий  ад;  имели  место  сотни   случаев   умственного
помешательства. Город оставался в смятении. Слишком  потрясенные  граждане
не могли приступить к своим обычным делам.
     Каждые десять минут дикторы вдалбливали зрителям, что тем следует  не
обращать внимания на  лживые  распечатки,  подготовленные  отвратительными
социопатическими преступниками  Дунканом  и  Сник.  Необходимо  немедленно
уничтожать эти бумажки.
     - Черта с два! -  воскликнул  Дункан.  -  Люди  слишком  любопытны  и
непременно прочтут их.
     Комментаторы сообщали, что преступники все  еще  на  свободе.  Но  их
арест - дело ближайших дней. Тем не менее всем гражданам  необходимо  быть
крайне внимательными. Если кто-то заметит эту пару,  не  следует  пытаться
задержать  их.  Преступники  вооружены,  они  опасные  убийцы.   Граждане,
увидевшие  их,  должны  сообщить  об   этом   органикам,   которые   будут
действовать.  Прозвучало  короткое  сообщение  о  смерти  Дэвида  Джимсона
Ананды, Мирового Советника, и других зверски убитых в квартире  Ананды  на
125-м уровне.
     - Они убили его! - тихо сказал Дункан. Он не удивился этому. - Но что
они выведали от него с помощью ТИ перед тем, как прикончить?
     Пока еще  комментаторы  ни  словом  не  обмолвились,  почему  Мировой
Советник, резиденция которого находилась в  Цюрихе,  Швейцария,  инкогнито
появился в Лос-Анджелесе.
     - Ага! Вот что я тебе говорил! Весь город открыт нам. Они  еще  очень
долго будут возиться с заменой замков. Заходи в любую квартиру!
     - При том, что и гэнки и граждане знают, как мы выглядим?
     На экранах появились их портреты, под ними биоданные.
     - Мы быстро найдем, где спрятаться. Чертовски быстро!
     Пополудни следующего дня они сидели на матрацах под козырьком  скалы.
Оба молчали. Дункан искал слова - как лучше сказать ей о том, что занимало
его мысли эти дни.
     Он произнес:
     - Я не робкий, Тея. Я задаю себе вопрос...  Конечно,  можно  выкинуть
все из головы... Но мне надо знать.
     - Знать - что? - Она повернулась на ягодицах, словно на шарнирах.
     Дункан посмотрел ей в лицо. Вопрос не был для нее неожиданным.

                                    6

     - Ты любишь меня?
     Она вздрогнула, хорошо - хоть не рассмеялась.
     - Не знаю. Я... Что такое любовь?
     - Довольно трудно  определить.  Однако  большинство  людей,  полюбив,
знают об этом.
     Она сидела возле него на матраце. Теперь  Сник  встала  и,  глядя  на
него, вдруг присела на корточки.
     - Я восхищаюсь тобой и глубоко уважаю. Возможно, так, как  никогда  и
никого. А я знала многих мужчин. Я полностью доверяю  тебе  и  никогда  не
предам. Пожертвую ли я ради тебя жизнью? Не знаю. Если  готовность  отдать
свою жизнь за любимого и есть истинное испытание любви, то... я не знаю. Я
могу подвергнуть за тебя свою жизнь опасности. Действительно, я уже  много
раз доказывала это и, без сомнения, сделаю еще.
     Минуту Сник молчала. Пронзительный крик хищной птицы прервал  тишину.
Дункан увидел кружащуюся на ветру сойку.
     - Ты определенно более чем хороша в постели. Но  настоящая  любовь  -
это нечто большее. И тебе это  известно.  Захочу  ли  я  прожить  с  тобой
остаток моей жизни, иметь общего ребенка?
     Сник покусывала губу.
     - Я не думала об этом. Меня  действительно  не  влечет  эта  идея.  Я
достаточно реально смотрю на вещи:  обычная  домашняя  жизнь  как  жены  и
матери сделает... ну, если она не заставит меня биться о стену...  сделает
меня несчастной. Но...
     Он выждал несколько секунд.
     - Но что?
     Сник боролась с собой.
     - Я просто не знаю.  Любить  -  значит  быть  помешанной  на  ком-то,
одержимой.  Это  чувство  несомненно  исчезает  после  долгого  общения  и
сменяется спокойствием любви. Чувствовать  себя  с  партнером  раскованно,
скучать без него и все такое. Нет, я не рехнулась. А ты?
     - Я мог бы стать счастливым.
     - Ты одержимый?
     - Не думаю, что это непременность любви.
     Поднявшись, Сник глядела вдаль.
     - Уверена, это так. Но я не  помешалась  на  тебе  в  том  смысле,  в
котором я сказала. Мысль быть  с  тобой  всю  жизнь  не  вызывает  во  мне
трепета. Это не то, без чего я не смогу существовать. - Она  взглянула  на
него. - Надеюсь, я не причинила тебе боли. Но  я  не  была  бы  искренней,
сказав, что действительно люблю тебя так, как ты понимаешь любовь.  Говоря
по правде, Дункан, если я что-то и люблю, так это мою  работу.  Я  имею  в
виду работу, которой занималась, пока эти подлецы не  отняли  ее  у  меня.
Вот, что я любила, вот, что воистину  делало  меня  счастливой.  Время  от
времени я жила с мужчинами. Ничем хорошим это не кончалось. Они  надоедали
мне... я доходила до предела. Знаешь, я не хочу больше об этом.
     Сник опять опустилась перед ним, заключив его  большую  руку  в  свои
ладони.
     - Я обязана тебе своей жизнью. Но  это  не  означает,  что  я  должна
любить тебя так, как ты этого желаешь.
     - Друзья?
     - Нет, мы больше, чем друзья.
     - Все в порядке. Мы больше, чем друзья. Вполне достаточно  для  меня.
Тема исчерпана... пока ты сама не поднимешь ее.
     Сник  поднялась  и  направилась  к  лесу.  Дункан   чувствовал   себя
отвергнутым. А имел ли он на это право? Право? Что значит - право?
     Лицо ребенка проплыло перед его мысленным  взором.  Это  было  то  же
лицо, которое промелькнуло  перед  ним  недавно.  Он  узнал  его  -  себя,
пятилетнего. В первый раз Дункан увидел свое  лицо  -  лицо  десятилетнего
мальчика - да и то не был уверен, что это он. Тогда черты были определенно
его, но черты пятилетнего... Лицо выглядело очень печальным.
     Он встряхнул головой - лицо исчезло. Что означают  эти  галлюцинации?
Умственное расстройство? Он не знает, да и что можно с этим поделать?
     В Четверг за час до рассвета аэролодка выскользнула из  леса  в  воды
восточной части бухты. Погруженная по самую кабину пилота, лодка  медленно
плыла к Комплексу Башни Ла Бреа. Облачное небо обещало  проясниться  через
несколько часов после утренней  зари.  Аэролодок  органиков  не  было;  он
проплыл мимо нескольких кораблей, доставлявших товары,  в  разные  районы.
Часто встречались суда для внутренних перевозок; они плыли на разгрузку  к
причалам у оснований башен...
     Дункан замедлил ход, приближаясь к причалу.  Он  образовывался  двумя
прямыми  волнорезами,  начинавшимися  у  основания   башни,   и   третьим,
полукруглым, наполовину прикрывавшим горловину. Аэролодка проскользнула  в
гладь воды, где отдыхали пришвартовавшись множество  крупных  яхт.  Сверху
нависал второй уровень башни. Дункан направил лодку между двумя  яхтами  и
плавучим погрузочным доком. Впереди  виднелся  вход  -  тускло  освещенная
арка. В этом месте для состоятельных граждан, которые могли позволить себе
иметь дорогие суда и оплачивать стоянку в доке, было безлюдно. Вода глухим
шлепком прижала борт лодки к причалу. Сник выбралась, наконец, на  твердь.
Дункан дал речевую команду устройству управления и последовал  за  ней.  С
открытыми кабинами лодка погружалась под воду. Двигатель отключится,  едва
лодка  коснется  дна.   Они   стояли,   провожая   ее   глазами,   -   два
офицера-органика, имеющие право появляться повсюду.
     За большим сводчатым проходом  в  башню  располагался  гимнастический
зал. Меж унылых стен "органики"  прошли  в  высокий  зал.  Двери  из  него
выходили в большие комнаты  -  через  несколько  открытых  просматривалась
обстановка конференц-залов,  множество  цилиндров-стоунеров,  используемых
при чрезвычайных обстоятельствах или несчастных случаях, столовые, комната
для игры в шахматы, гандбольная площадка. Далее размещались офисы.  Дункан
первым вошел в ближайший. Сник закрыла за собой дверь.
     - Кто-то идет, - прошептала она.
     Он резко обернулся. Рука  Сник  скользнула  к  рукоятке  пистолета...
Послышался мужской голос, а вслед за ним - голос собеседницы.
     - Мы могли бы спрятаться здесь, - шепнул Дункан, - но, возможно,  они
именно  сюда  и  сунутся.   Пожалуй,   лучше   представиться   органиками,
разыскивающими беглецов.
     - А может, они тоже органики.
     Дункан пожал плечами и решительно вышел в коридор. Женщина смолкла на
полуслове,   вздрогнув   от   неожиданности.   Мужчина    тоже    выглядел
встревоженным.
     - Вы напугали меня! - сказала женщина. - Так неожиданно выскочили.
     - В  чем  дело,  офицеры?  -  спросил  мужчина.  Секунду  оба  словно
колебались.
     - Я хотел бы проверить ваши идентификационные  карты.  Пожалуйста,  -
первым прервал заминку Дункан.
     - Привет! А мы только что собрались на морскую прогулку. Сегодня  наш
нерабочий день, решили отправиться пораньше.
     Дункан протянул правую руку, левая будто потянулась к оружию.
     - Необходимо проверить ваши карты.
     - Вам известно, _к_т_о _м_ы_? - громко  произнес  мужчина.  Лицо  его
покрылось краской.
     - Карты, пожалуйста, - повторила Сник.
     - Они не знают, - сказала женщина. - Должно быть,  у  них  основания.
Давай, Мэнни. Служба...
     Она притянула пятиконечную звезду,  висевшую  на  шее,  и  подала  ее
Дункану. Мужчина - его лицо еще сильнее налилось кровью -  несколько  раз,
словно судорожно глотая воздух, открыл и закрыл рот. Потом извлек  звезду.
Многие граждане носили такие штуки с вставленными в них идентификационными
картами.
     - Я хотел бы взглянуть на ваши карты тоже! Это мое право!
     - Конечно. - Дункан  сохранял  спокойствие.  -  После  того,  как  мы
проверим ваши.
     Мужчина не уступал в росте Дункану, но был старше и крупнее.  Женщина
на несколько дюймов выше  Сник.  Просторная  одежда  на  обоих  скрадывала
различия в комплекции.
     Оставив Сник с недоумевающей парой, Дункан вернулся в офис. Он  нашел
щель в стене и голосом привел в действие расположенный на ней экран. Сунув
в щель карту мужчины, он дал команду на распечатку. Проделав то  же  самое
со второй картой, с распечатками в руках он вернулся в зал.
     - Нам повезло, - шепнул он Сник.
     Альберт  Парк  Лэйр  и  Женевр  Томата  Кингсли   были   руководящими
сотрудниками ДТИЭ - Департамента  транспортировки  импорта-экспорта.  ДТИЭ
занимался главным образом  перевозкой  пищевых  продуктов  и  промышленных
товаров в Лос-Анджелес и из него. Лэйр - первый помощник  директора  ДТИЭ,
Кингсли - глава отдела учета товаропотоков.
     Супруги жили в квартире на 125-м уровне. Единственный их сын двадцати
сублет - студент Колледжа экономики в Беркли, штат Сан-Франциско.
     - У вас есть домашняя прислуга? - поинтересовался Дункан.
     - Да, - ответила Кингсли.
     - Сегодня они у вас?
     - Да, - дрожащим голосом произнесла Кингсли.
     Дункан вернул супругам идентификационные карты. Затем вместе со  Сник
он  препроводил  супругов  в  комнату  для  шахматной   игры.   Чиновники,
нервничая,  стояли  в  углу,   двое   гэнков   -   в   другом   о   чем-то
переговаривались.
     - Здесь Морской клуб, я полагаю - для элиты, - говорил Дункан.
     Лэйр наконец не выдержал.
     - Я требую, чтобы вы объяснили свое гнусное  поведение  и  предъявили
свои идентификационные карты!
     - Сейчас мы вместе направляемся в ваши апартаменты.  Если  кто-то  из
ваших знакомых встретится по дороге, ведите себя нормально,  не  пытайтесь
никого предупреждать - будете убиты оба.
     На сей раз лицо Лэйра сделалось багровым, он открыл рот,  но  не  мог
вымолвить ни слова, в глотке что-то булькало, будто он задыхался.  Кингсли
же еще больше побледнела.
     - Вы не гэнки! - наконец выдавил Лэйр.
     - Ни слова больше. Только если придется ответить на приветствие.
     - Вы не смеете вытворять подобное! Я буду...
     Дункан резко воткнул кулак в живот Лэйра. Тот  изогнулся,  обхватывая
себя, издал булькающий звук. Потом выпрямился и, злобно глядя на обидчика,
безмолвно последовал за всей компанией. Пленники не могли  скрыть  страха.
На лифте все отправились до обители супругов на 125-м  уровне.  "Пока  все
идет как надо, - подумал Дункан. Раньше лифт не остановится,  если  только
по какой-либо причине это не  сделают  органики.  Собственно,  причин  для
этого нет, но на верху шахты могут торчать органики". Так и было...
     Дункан заметил их, едва выйдя из кабины лифта и успев  сказать  Сник,
чтобы она не выпускала супругов, пока он не  проверит  коридор.  Органиков
было двое - мужчина и женщина в патрульной  форме.  Кобура  у  каждого  на
велкро-застежках. Казалось, ничто не встревожило их.
     -  Твидлдум  и  Твидлди  [человечки-близнецы  в  английском   детском
стихотворении (Труляля и Траляля)].  Обычное  дежурство,  служба  идет,  -
шептал Дункан, стоя вполоборота к Сник. - Выходите. Продырявь  нашу  пару,
если поднимут шум. Я займусь гэнками.
     - Ваша жизнь зависит от вашего поведения. Понятно? - прошептала  Сник
Лэйру и Кингсли.
     Заметив издали Дункана, органики замедлили и  без  того  неторопливый
шаг. Дункан смотрел на них, пока остальные выходили из  лифта.  Напряженно
улыбаясь органикам, он присоединился к Сник,  сопровождавшей  супругов.  И
шеи и туловища  пленников,  казалось,  одеревенели  -  они  передвигались,
словно роботы.
     - Никаких подмигиваний, никаких гримас... если хоть что-то  привлечет
внимание гэнков... - цедил Дункан.
     Супруги были испуганы  до  предела.  Они  могли  позвать  на  помощь,
внезапно вцепиться  в  органиков  или  просто  побежать.  Вместо  этого  в
сопровождении полицейского эскорта они  проследовали  мимо  органиков,  те
кивнули, приветствуя... кого? Знают ли Лэйр и Кингсли этих гэнков хотя  бы
внешне? Супруги не ответили на приветствие. Не озадачит ли это гэнков?
     Дункан, кивнув в ответ, прошел мимо. Словно иголки впились  в  спину.
Словно рука призрака нарисовала на его спине  мишень  -  яблоко  прямо  на
позвоночнике.
     Как ни тянуло обернуться,  Дункан  не  сделал  лишнего  движения.  Он
заметил,  что  входные  двери  в  квартиры   изуродованы   отверстиями   с
почерневшими краями - там, где выжигали замки. Настенные экраны в  широком
коридоре  с  высоким  потолком  показывали  рисунки  и  пейзажи  и   сцены
телевизионных  пьес  на  исторические  сюжеты.  Программы  для   украшения
коридоров  выбирали  жители  каждого  дня.  Завтра  виды  могут  полностью
смениться.
     Дункан обернулся, лишь когда Лэйр и  Кингсли  остановились  у  дверей
своей квартиры. Гэнков не было. Однако и позже может всплыть в памяти, что
на  125-м  уровне  они  видели  двоих  людей,  которые  выглядели   весьма
подозрительно.
     Лэйр сунул пальцы в отверстие в двери, сдвигая ее в нишу стены.
     - Вы сказали, ваша прислуга сегодня не появится в квартире. Вам лучше
говорить правду.
     Кингсли повернулась к Сник.
     - Я не дура.
     Сник первой вошла в  квартиру,  извлекая  на  ходу  пистолет.  Дункан
жестом пропустил вперед супругов,  быстрым  взглядом  осмотрел  коридор  и
вошел, закрывая за собой дверь. К счастью, коридор был пуст.
     Пол в просторной прихожей покрывал толстый ковер с орнаментом древних
американских индейцев. Так нравилось жителям  Четверга  Лэйру  и  Кингсли.
Жители Пятницы могли перегруппировать рисунки  и  узоры  ковра  во  своему
желанию. Всего лишь немного поработать с настенными экранами, команда и  -
линии и краски по вкусу Пятницы украсят пол.
     Пока Сник осматривала квартиру,  Дункан  с  "хозяевами"  оставался  в
прихожей. Вскоре на  стене  в  прихожей  засветился  квадрат  и  появилось
улыбающееся лицо Сник:
     - Входите, сдается мне, все в порядке.
     Все трое вошли в  гостиную  -  большую  по  меркам  обычных  граждан.
Дисплеи на серых стенах были отключены. По команде Дункана Лэйр и  Кингсли
уселись  рядом   на   диване.   Сник   вошла   в   гостиную   из   смежной
комнаты-столовой.
     - Если желаешь, можешь полюбоваться: две спальни, большие  шкафы  для
личных  вещей,  пара  ванных  комнат,  приличная  гимнастическая  комната,
комната стоунирования, детская спальня с двумя  кроватями  и  колыбелью...
понимаешь ли, в стоунерах пятеро детей!  Да  еще  детская,  игротека...  А
кухня! Конечно, поскромнее, чем у Ананды, но и они не Мировые Советники.
     Дункан разговаривал с супругами.
     - Вы сегодня звали гостей? У вас где-нибудь назначены встречи? Кто-то
может ждать вашего звонка? Или должен позвонить вам?
     Оба отрицательно качали головой.
     - Вы не собирались в магазин? Не заказывали доставку продуктов домой?
     - Нет, - Кингсли была резка.
     - Сегодня последний день нашего трехдневного уик-энда. Я хочу пить.
     Дункан кивнул и взглянул на Сник.  Она  проводила  женщину  в  ванную
комнату. Воцарилось краткое молчание. Лэйр пристально, не мигая смотрел на
Дункана.
     - Что все-таки происходит? Вы не настоящие гэнки. Это очевидно.
     Вместо ответа Дункан речевой командой включил включил экран и заказал
двадцать восьмой канал. Засветились два  квадрата  -  каждый  шириной  три
фута. Левый сообщал мировые и местные утренние  новости  Четверга,  правый
показывал портреты Дункана и Сник, приводил их биографии и приметы, крупно
выделяя слова:

                      ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ ЗА ИНФОРМАЦИЮ,
                       СПОСОБСТВУЮЩУЮ ИХ АРЕСТУ, -
                            30.000 КРЕДИТОВ.

     Глаза  Лэйра  полезли  на  лоб.  Лицо  его  на  сей   раз   сделалось
мелово-бледным.
     - Вы?..
     - Да, - кивнул Дункан.
     Он  собирался  убедить  их,  что  они  не  пострадают,  если   станут
сотрудничать. Открытый рот Дункана словно застыл.  То  детское  лицо,  его
лицо возникло из глубины сознания будто призрак,  явившийся  из-под  пола.
Лицо было печальным. Теперь оно исказилось... чем? Горем? Ужасом?
     Потом лицо исчезло.
     - Что-нибудь не так? - спросила Сник.

                                    7

     - Со мной все в порядке. Так... пришла одна мысль... Может, в  другой
раз...
     Почему он не рассказал ей про это лицо? Он не представлял  себе,  что
все это значит. И чем она  сумеет  помочь  ему?  Более  того.  Сник  могла
усомниться в его способности к  борьбе  за  выживание.  Если  появляющееся
вновь лицо - симптом помешательства - о Боже, он надеялся, что это не так!
- ей придется не только спасаться от преследователей, но  и  заботиться  о
нем. Такое способно  угасить  ее  стремление  к  борьбе.  Если  видение  -
действительно ли видение - станет слишком частым и будет мешать его мыслям
и поступкам, он скажет ей. А пока нечего забивать голову  Сник  еще  одной
проблемой.
     - Отправляйтесь в комнату стоунирования, - приказал Дункан  супругам.
- Но сперва отдайте ваши идентификационные карты.
     Оба вскочили с дивана.
     - Что вы намерены с нами сделать?! - спросила Кингсли.
     - Вы заплатите за все! Мы достаточно известны. Не забывайте об  этом,
- сказал Лэйр.
     - Хвастовство. Пустые угрозы. Давайте ваши карты.
     Супруги вышли молча, бледные и дрожащие. Сник впереди, Дункан  сзади.
В комнате их встретили четырнадцать вертикальных серых  цилиндров  и  три,
похожих по форме на шкатулки, - у всех двери  и  большие  круглые  окошки.
Лица двенадцати жильцов  квартиры  через  стекла  невидяще  уставились  на
противоположную стену, а трое малышей - вверх, на  потолок.  Сник,  открыв
двери, жестом  приглашала  Кингсли  и  Лэйра  занять  места  в  цилиндрах.
Женщина, казалось, успокоилась. Ее не собираются убивать.  Лэйр  же  орал,
вступая в стоунер:
     - Ты вонючий мерзавец! Я еще увижу, как тебя стоунируют навечно, я...
     Сник включила подачу энергии. Тотчас возникли  две  статуи,  движение
молекул в телах прекратилось, тела сделались холодными и твердыми. Лица  и
глаза - как у покойников.  Когда  будет  подана  энергия  дестоунирования,
статуи оживут, станут теплыми, в глазах восстановится свет.
     Дункан, вернувшись в гостиную, взял с дивана идентификационные  карты
супругов; Сник копалась в шкафах для личных вещей. Он отправился на кухню.
Ее  дальняя  стена  была  смежной  с  другой  квартирой.  Установив  режим
пистолета  на  ПРОЖИГАНИЕ  ВБЛИЗИ,  он  сделал  в  стене   четырехдюймовое
углубление.   К   тому   времени,   когда   Сник,   привлеченная   запахом
разрушающегося  материала,  вошла  в  кухню,  Дункан  уже  прожег  контуры
потенциального выхода. Надо будет устранить еще один дюймовый слой  дерева
и пластика - и квадратный лаз готов. Там наверняка кухня смежной квартиры.
     Сник ни о чем не спрашивала. Ей было ясно, что при атаке гэнков через
входную дверь, им придется выбираться через "соседей".
     - Может, я зря трачу заряды. Но у каждого кролика есть запасной ход в
нору.
     - У Братца-Кролика был не один.
     - Мы больше не Братцы-Кролики. Мы Братцы-Волки.
     Дункан вызвал на  экран  231-й  справочный  канал.  Первым  делом  он
запросил, где в Башнях Комплекса Ла Бреа хранятся  аэрозольные  баллоны  с
краской.  Очевидно,  такая  информация  не  предназначалась  для  широкого
распространения. Без объяснения причины на дисплее высветилось: ЗАПРОС  НЕ
ПРИНЯТ.
     Дункан выругался, нахмурившись, несколько секунд поразмышляв, вставил
в щель карту  Лэйра  и  повторил  просьбу.  Дисплей  выдал  ответ.  Лэйру,
чиновнику ДТИЭ, такие сведения получать не возбранялось.
     Аэрозольные баллоны хранились на шестом уровне в каждом секторе.
     Теперь Дункан запросил наличие баллонов для склеивания  поверхностей.
Они обычно использовались для прочного соединения металлов или  металла  и
пластика. Такие баллоны тоже были. Их в запасе оказалось двенадцать тысяч,
четверть из них - со сцепляющей жидкостью черного цвета. И тут  же  Дункан
получил распечатку с расположением помещений и  описанием  системы  охраны
складов.
     Сник, готовившая завтрак на кухне, услыхала обрывки разговора.
     - Аэрозольные баллоны? Зачем?
     - Почти на любом углу на улицах торчит столб с телемонитором.
     - Объясни толком - ну и что?
     - Распыли краску на экраны - и они ослепнут. Краску ни соскоблить, ни
растворить. Экран остается только заменить.
     - Кто же отважится на такое? - удивилась Сник.  -  Похоже  на  кошку,
повесившую себе колокольчик, собираясь ловить мышей.
     - Я покажу как это делается.
     - И тотчас попадешься в лапы органикам.
     - Я сыт по горло бегствами и борьбой только в  целях  самообороны.  -
Глаза Дункана сверкали, лицо пылало.
     - Спокойней. Ну, испортишь ты дюжину мониторов на углах.  Ну  и  что?
Всего лишь досадишь органикам.
     -  Это  может  походить   на   камень,   брошенный   в   воду.   Рябь
распространится. Другие станут подражать мне. Множество камней  полетит  в
воду. Круги пересекутся и вызовут бурю.
     Сник поставила пару подносов полных еды на стол.
     - Садись. Ешь. Ты собираешься ехать без горючего?
     - Спасибо. Сейчас.
     Он смотрел на нее. Руки сжимались и разжимались, как крылья  большого
орла перед взлетом.
     - Правительство делает все возможное, чтобы все дни  были  совершенно
изолированы между собой. Но между ними существует определенная  неминуемая
и  легальная  связь.  Особенно   между   официальными   департаментами   и
предприятиями.  Обычные  граждане  разных  дней  имеют  много   безобидных
способов общения. Например, оставлять  послания  для  следующего  дня  или
предыдущего. Обычно с помощью послания общаются с днем, плохо убравшим  за
собой квартиру.
     По  меньшей  мере  полмира  прочло  наши  послания.  Другая  половина
непременно  это  сделает.  Можешь  не  сомневаться,  что   иммеры   и   их
вспомогательные группы - не единственные подрывные организации в мире. Они
тоже получат послания и захотят действовать.  Если  мы  сумеем  зажечь  их
одним лишь случаем саботажа - порчей мониторов, например, -  они  поступят
также. А сколько еще недовольных, которые могут последовать  за  ними  или
придумать собственные способы выражения неудовлетворенности правительством
и системой разделения дней. Особенно в случае,  если  правительство  будет
по-прежнему отрицать существование ФЗС.
     Дункан сердито смотрел на нее - кулаки беспрестанно работали.
     - Я не нуждаюсь в лекциях. Идею я поняла.
     - Извини. Я слишком увлекся? Мы не добьемся успехов без  организации,
щупальца которой глубоко внедрились бы в правительство.
     Сник рассмеялась.
     - Похоже на спрута.
     - Спрут - это правительство. Нам  нужны  противоспруты.  Есть  Старый
Койот...
     - СК. Та самая организация, которая  пыталась  убить  нас,  когда  мы
стали для нее опасны?..
     - Да, мой дедушка признался нам, что он возглавлял ее. Он мертв. Либо
СК так перепугалась, что самораспустилась, либо  кто-то  другой  руководит
организацией. И этот другой мог  убедиться,  что  ситуация  изменилась,  и
возжелал призвать нас вновь.
     - Вряд ли.
     - Но возможно. СК - единственная известная нам организация. Итак...
     - Что?
     - Вот что нам следует делать, я полагаю.
     Сник слушала его, не прерывая, пока он говорил.
     - А что еще нам остается? По крайней мере сейчас.
     Четверг прошел быстро, хотя оба чувствовали себя не совсем  спокойно.
Несмотря на заверения Лэйра и Кингсли, кто-то из их коллег  или  приятелей
мог позвонить. В промежутках между занятиями гимнастикой, коротким сном  и
едой Дункан и Сник  следили  за  новостями  на  экранах.  Более  всего  их
интересовали успехи органиков - как там они ловят их. Краткие сообщения  и
официальные бюллетени органиков пытались внушить оптимизм.
     В полночь следующего дня они приветствовали покинувшую цилиндры  пару
Пятницы. Дункан и Сник довольно резко прервали их протесты. Используя  ТИ,
прихваченный еще в полицейском участке Башни Университета, Дункан допросил
их. Они поведали, что сегодня у них  свободный  день.  Они  собирались  на
парусную прогулку, как и жители Четверга. Затем была назначена  встреча  с
друзьями и посещение спектакля в театре на 123-м уровне.
     Дункан заставил  их  позвонить  и  отменить  встречи,  затем  парочку
препроводили обратно в стоунеры.
     Уже завтракая, Дункан сказал:
     - Не думаю, что мы сможем долго торчать здесь. Что если  у  Субботних
бедолаг не будет выходного? А дети? Им  надо  будет  идти  в  школу.  Если
родители оставят послание о болезни детей, власти тотчас пришлют докторов.
     - Я тоже думала об этом, - откликнулась Сник. - А почему  бы  нам  не
двинуть в квартиру Ананды?
     Он уставился на нее, словно не понимая, потом ухмыльнулся.
     - Как я люблю такие дерзкие решения! Это последнее  место  на  Земле,
где они станут ждать нас!
     Забыв о еде, он прошел к настенному  экрану.  Вызвал  на  экран  план
125-го    уровня.    Квартира    Ананды    оставалась    помеченной    как
н_е_з_а_н_я_т_а_я_.  Она находилась вблизи запасной  лестницы,  ведущей  к
входному строению на крыше. Знакомое место - здесь он и Сник  прятались  в
тот памятный день. Сюда полмили топать по коридорам  под  бдительным  оком
мониторов, а возможно, и самих органиков.
     Наверняка, все мониторы в Лос-Анджелесе да и  на  Западном  побережье
запрограммированы на автоматическое распознание беглецов.
     Гэнков, конечно, тоже ознакомили с их приметами. Да и граждане  имеют
удовольствие часто видеть их физиономии на экранах.
     Используя идентификационные карты обитателей квартиры, Дункан и  Сник
извлекли из шкафов для личных вещей  все  необходимое;  они  выбрали  себе
парики, модную одежду,  надели  поверх  формы  длинные  плащи,  на  голову
водрузили шляпы с широкими полями.  Потрудились  над  изменением  походки.
Сник следовало чуть больше сгибать ноги в коленях  и  не  так  раскачивать
руками  при  ходьбе.  Слегка  ссутулиться.  Ему  необходимо   пожертвовать
твердостью и энергичностью шага, локти при ходьбе - ближе  к  телу.  После
тренировок  в  гостиной  и  прихожей  обоим  пришлось   внести   небольшие
коррективы - укоротить шаг, Дункану приподнять  подбородок.  Сник  немного
наклонить голову влево. Она подкрасила губы, делая чуть больший  рот.  Оба
подложили под верхнюю губу по маленькому ватному тампону.

                                    8

     В 4:30 после полудня с наплечными сумками - шлемы органиков и  прочие
необходимые вещи  -  они  покинули  квартиру.  Коридор  был  многолюден  -
обитатели возвращались с  работы.  Дункан  напрягся,  заметив  двигавшихся
навстречу четверых гэнков. Однако они быстро прошли мимо, будто их ожидало
где-то важное и срочное дело.
     Через пятнадцать минут Дункан и Сник стояли у  дверей  в  апартаменты
Ананды. Дыра в двери была прикрыта специальной лентой,  на  ней  -  быстро
сохнущий цемент. Через весь проем - концы  приклеены  к  стене  -  широкие
зеленые бумажные полосы.  Крупными  буквами  написано:  ЗОНА  ДЕПАРТАМЕНТА
ОРГАНИКОВ.
     Этих трех слов было достаточно для законопослушных граждан.  Не  было
необходимости втолковывать им, что вход запрещен.
     Осмотрев пломбы и подпись, Дункан и Сник  прошли  дальше.  Монитор  в
дальнем конце коридора конечно же зафиксировал  их,  когда  они  открывали
дверь к общему лестничному маршу.
     Правда, сие ничем не грозит: монитор не передаст сигналов  тревоги  в
штаб органиков, если не пользоваться этим выходом. Лишь несколько  человек
обычно проходят здесь, и у гэнков могут возникнуть  подозрения...  "Но,  с
другой стороны, - размышлял Дункан, - зачем монитору тревожить компьютер в
штабе, если какие-то граждане воспользовались ходом?"
     Беглецы поднялись по широкой  лестнице  во  входное  строение.  Слава
Богу, мониторов здесь не было. Они сняли с себя верхнюю одежду и парики и,
надев  шлемы,  затолкали  все  в  сумки.  Мягкий  ветерок  встретил  новых
"органиков",  когда  они  покинули  безлюдное  помещение.  Легкие   облака
скользили в восточном направлении высоко в небе.  Никого.  Дункан  и  Сник
прошли к люку над ангаром в покоях Ананды. Как и дверь в квартиру, люк был
опечатан крест-накрест. Надпись повторялась: ЗОНА ДЕПАРТАМЕНТА  ОРГАНИКОВ.
Ленты пришлось разрезать. Узким  лучом  пистолета  Сник  прошила  запорный
механизм. Тонкое лезвие ножа Дункана вошло под ребро легкой прочной крышки
люка из пластика. Ему удалось отжать крышку и просунуть  пальцы  -  крышка
сдвинулась в нишу в полу. Сник, повиснув  на  вытянутых  руках,  спрыгнула
вниз.
     Вся их возня могла попасть в поле зрения спутника-наблюдателя, но это
тоже было не очень опасно, пока монитор не установлен  на  режим  тревоги.
Режим  тревоги  включался,  если  на  конкретном   участке   фиксировалась
подозрительная деятельность. Вот тогда... Но шанс следовало  не  упустить.
Сник приставила лестницу к  краю  люка.  Уже  стоя  на  лестнице,  Дункан,
манипулируя ножом, вернул крышку на прежнее место.
     С пистолетами в руках они осмотрели каждую  комнату.  Сколько  следов
сражения осталось после их бегства: пятна засохшей  крови,  отбитые  куски
штукатурки, прожженные двери...
     Здесь,  в  этих  просторных  комнатах,  было  все   необходимое   для
существования. Следовало быть начеку: органики по какому-либо поводу могли
сунуться в квартиру в любое время.
     Сник спала, пока дежурил Дункан, а потом  она  оберегала  его  покой,
хотя ничто не вызывало излишней обеспокоенности. Еды было вдоволь, подолгу
они  занимались  в  прекрасно  оборудованном  гимнастическом  зале,  много
беседовали, правда, в основном ораторствовал Дункан, следили  за  каналами
новостей, смотрели образовательные и развлекательные передачи. Увы,  обоим
было понятно, что до Среды им придется покинуть апартаменты Ананды. В этот
день Лэйр и Кингсли выйдут  из  стоунеров  с  готовым  рассказом,  который
потрясет  гэнков.  Узнав,  что  отъявленные  преступники  находятся   (или
находились) в башне, гэнки не пожалеют сил для их розыска.
     В  новостях  ничего  не  сообщалось  про  аэролодку,  которую  Дункан
отправил на дно причала. Право же - это ничего не значит. У органиков есть
достаточно причин не  информировать  публику,  даже  если  они  обнаружили
лодку. Разумнее проследить, не явятся ли бандиты за ней опять.
     Во Вторник сразу после полудня он включил все каналы новостей. Сводки
каждого дня уделяли много внимания  ловкости  Дункана  и  Сник,  поскольку
каждому дню следовало подробно рассказать, что натворила эта пара.  Наряду
с историей Дункана и Сник, как он и предполагал, немало времени отводилось
на интервью с высокопоставленными  деятелями.  Они  заявляли,  что  все  в
посланиях Дункана - сплошная  ложь.  Утверждение,  будто  население  Земли
составляет лишь два миллиарда, а не десять, как сообщает правительство,  -
очевидный абсурд и легко опровергается.
     - Такими же методами они проводят переписи, - сказал Дункан. -  Любая
информация по их результатам формируется правительством.
     Большинство комментариев в  сводках  новостей  касались  опровержения
того, что, мол, ФЗС может семикратно  увеличить  продолжительность  жизни.
Однако, чтобы доказать публике ложность формулы, правительственные биологи
собирались испытывать эликсир или ФЗС в экспериментах с  дрозофилами.  Эти
двукрылые насекомые живут недолго,  так  что  применение  эликсира  и  его
долговременные эффекты или их отсутствие можно научно подтвердить.
     - Увеличение долголетия,  возможность  жить  в  семь  раз  дольше,  -
комментировал Дункан, - это штука, за которую люди  станут  биться.  Когда
власти обнародуют  фальсифицированный  отчет,  мы  поднимем  вокруг  этого
чертовский шум. И конца ему не  будет,  покуда  правительство  не  докажет
убедительно, что ФЗС - утка. А оно не сможет это доказать.
     По всем каналам каждые пять минут передавались  объемные  изображения
Дункана и Сник, сведения о них.
     "Вооружены и опасны", гласил один из  заголовков.  "Убийцы-психопаты,
отщепенцы общества. Разыскиваются за нарушение дня,  антиправительственную
деятельность, вооруженные нападения,  избиения,  использование  поддельных
идентификационных   карт,    сопротивление    при    аресте,    разрушение
правительственной собственности, покушения на убийство, убийство и  многие
другие преступления.
     МОЛНИЯ! Мы только что получили сообщение о том, что вознаграждение за
опознание и указание местопребывания этих преступников увеличено до сорока
тысяч кредитов. Однако любой гражданин, опознавший преступников, не должен
предпринимать никаких самостоятельных действий. Немедленно сообщайте об их
обнаружении и  местонахождении  в  департаменты  органиков.  Повторяю,  не
предпринимайте усилий по задержанию преступников. Правительство  озабочено
тем, чтобы не пострадали невинные граждане".
     - Невинные! - вскричала Сник. Немногое потрясало ее, но обида и  гнев
за несправедливые обвинения, так изменившие ее жизнь, прорвались наружу  и
обнажили раскаленную лаву, дышавшую огнем в ее душе. Он не осуждал  ее  за
то, что она взорвалась.
     Сник была типичным образцом  органика.  Она  глубоко  верила  в  свою
миссию охранителя закона и никогда не отступала от этики гэнков,  как  она
излагалась в уставе департамента и регламентировалась  нормами  поведения.
Трижды на протяжении ее службы ей предлагались взятки, и  она  всякий  раз
решительно отказывалась без намека на колебания или сожаление.
     - Убила бы этих подлецов! Сожгла бы дотла!
     - Тебе представится возможность, - вставил Дункан. Он вертел  головой
от экрана к экрану, ловя новости. - Непременно.
     Напряженное внимание к новостям объяснялось тем,  что,  по  существу,
могло быть надеждой - слабой, как тонкое перистое облачко. Ни он, ни  Сник
не представляли, что это может быть. Но если бы они увидели надежду -  они
узнали бы ее. Вероятно.
     Он вскочил, будто выброшенный катапультой. Лицо словно  лучилось.  Он
указывал пальцем на восьмой канал.
     - Там! Вот оно, слава Богу!
     Сник тоже вскочила, подхваченная его возбуждением.
     - Что?
     - Не что! Кто!
     На всех каналах время от времени появлялись интервьюеры, опрашивавшие
граждан на улицах. Часто люди просто отмахивались: "Не знаю". Но некоторые
весьма энергично выражали свое мнение  -  за  или  против.  Вот  и  сейчас
убежденно говорила женщина  -  лицо  ее  на  секунды  заняло  весь  экран.
Высветилось ее имя и идентификационный номер.
     Донна  Ли  Клойд  была  привлекательной  женщиной   среднего   роста,
темнокожей блондинкой с  голубыми  глазами;  цветом  глаз  она,  очевидно,
обязана депигментации. На ней было другое платье - не  то,  в  котором  он
видел ее последний раз, хотя канареечного цвета туфли на высоких  каблуках
оставались те же.
     - Лицо! Пятно на лбу! - воскликнул Дункан.
     Сник, словно силясь вспомнить, нахмурила брови, потом улыбнулась.
     - Та женщина, которая передала нам записку сразу же, как мы прибыли в
Лос-Анджелес. Связная СК.
     На лбу Донны  Ла  Клойд  приютилась  татуировка  -  маленькая  черная
свастика [от древнеиндийского "су" - хорошо, связано с благом и  "асти"  -
есть; можно перевести как знак "счастливого существования"; изображается в
виде креста с загнутыми (под углом или овально)  концами;  кроме  широкого
распространения в  индийской  культуре,  встречалась  в  символике  Китая,
Древнего  Египта,  в  раннем  христианстве   и   т.д.]   справа   -   знак
принадлежности к подлинной секте  Гаутама  [(или  Готама)  в  др.индийской
мифологии один из семи  великих  _р_и_ш_и_  (мудрец,  провидец;  медведь);
согласно многим источникам, семь риши, в  бытность  медведями,  образовали
семичленное созвездие Большой Медведицы; в буддизме Гаутама - родовое  имя
Шакьямуни].
     - Я не верю ни одному слову этого возмутительного лживого послания, -
говорила женщина. Лицо ее оставалось серьезным. - Надеюсь, что  гэнки,  то
есть органики, схватят этих  жестоких,  сумасшедших  убийц,  и  правосудие
воздаст им должное.
     - Спасибо, гражданка, - поблагодарил интервьюер.
     Мужское лицо сменило Клойд.
     Дункан дал команду экрану вернуть запись изображения и  задержать  на
экране лицо женщины. Он записал идентификационный номер Клойд  в  блокнот,
лежавший на кофейном столике возле дивана. Затем Дункан  вызвал  на  экран
справочник жителей башни и выписал ее адрес.
     - Она несомненно маскируется. Зритель должен верить, что она  обожает
правительство и смертельно ненавидит нас.
     - Ты уверена, что она прикидывается?
     Всего лишь несколько недель назад, когда Дункан, падре Кэбтэб и  Сник
вышли из иммиграционного центра, направляясь в Башни Комплекса Ла Бреа,  к
ним подошла женщина. Казалось, она намеревалась что-то сказать им.  Вместо
слов женщина сунула в руку Дункана записку и незаметно удалилась.
     В записке для них содержалась инструкция встретиться с неизвестным  в
9 часов вечера в  Спортере  -  ближайшей  таверне  вблизи  их  квартир  на
двадцатом уровне западного блока башни. Неизвестный сам найдет их.
     Клойд являлась связной подрывной группы, позднее получившей  название
Старый Койот  -  СК.  СК  выдала  всем  троим  идентификационные  карты  и
позаботилась о квартирах. Больше они Клойд не видели. До сегодняшнего дня.
     Ее адрес: улица Трипитака, 12-й  уровень.  Профессия:  систематизатор
информации  -  исследователь,  работает  на  неполном  рабочем   дне   без
контракта;  имеет   разрешение   служить   в   любом   неправительственном
учреждении.  НСП   0,5.   (Это   означает   -   наполовину   субсидируемом
правительством).
     - Она живет в секции вииди, - сказала Сник.
     - Калифорнийцы сказали бы - в секции блони.
     - Слабаки... моллюски... - протянула она с неприязнью в голосе.
     - Привет. Они же просто люди, предпочитающие не работать  все  время,
чтобы иметь его для личных интересов, - успокаивал ее Дункан.
     - Паразиты! А что станет, если каждый захочет работать  от  случая  к
случаю или вовсе бездельничать?
     - Так поступают очень немногие. Забудь об этом.  У  нас  есть  заботы
поважнее.
     Заметив в справочнике сразу после Донны имя  Барри  Гарднера  Клойда,
Дункан выписал и его. Барри был мужем Донны, они жили в  ее  квартире.  Он
работал, когда  это  было  так,  официантом  в  высококлассном  ресторане,
постоянно   посещавшемся   высокими   правительственными   чиновниками   и
специалистами. Хотя Барри, как и Донна,  числился  человеком  религиозным,
ему разрешалось служить в ресторане, поскольку заведение было частным.
     - Неплохой источник сведений для подпольщиков, -  заметил  Дункан.  -
Выпивка и закуска развязывают язык.
     - Вряд ли он кому-нибудь передает услышанное. - Сник с пренебрежением
относилась к организации, к  которой  она  и  Дункан  принадлежали  совсем
недавно. Он не упрекал ее за это: СК пыталась уничтожить их, полагая,  что
они стали опасными для  нее.  Если  бы  им  удалось  глубже  проникнуть  в
организацию,  приблизиться  к  ее  руководителю,  они  сумели   бы   лучше
использовать возможности СК - так считал  Дункан.  Иммерман-Ананда  создал
группу, именовавшую себя среди прочих названий КУКОЛКОЙ и Старым  Койотом.
Но дедушка был мертв. Значит кто-то другой  возглавил  ее.  Разве  что  СК
распалась, когда не стало лидера. Но  ведь  Иммерман  не  являлся  местным
шефом, следовательно, тот, прежний, должно быть, и возглавляет группу.
     Существовал только один путь узнать истину.
     Указывая на планы 125-го и 12-го уровней на большом настенном экране,
Дункан излагал Сник свой замысел.
     - Тот лифт ограниченного доступа, которым  мы  поднимались  вместе  с
Лэйрдом и Кингсли, расположен слева от двери  в  квартиру.  Направо  полно
общественных  лифтов.  Поднимаемся  на  двенадцатый  уровень.  Оказываемся
недалеко от Площади Голубой Луны. Идем по  восьмирядной  улице  к  четырем
блокам, затем сворачиваем на улицу  Трипитака.  Придется  миновать  четыре
угла с уличными мониторами.
     - И кучей гэнков, разыскивающих нас, - вставила Сник. - Да, но ничего
страшного. Они наверняка считают, что мы еще  прячемся  в  лесах.  -  Сник
усмехнулась. - Ты  непременно  должен  съесть  яблоко,  чтобы  узнать,  не
отравлено ли оно. Или сунуть яблоко кому-то другому, чтобы он откусил  его
вместо тебя.
     Наплечные сумки были упакованы.  Уже  подхватив  свою,  Дункан  начал
отключать экраны.
     - Погоди-ка! Я хочу взглянуть на это.
     - Болтовня на двадцать восьмом канале? - спросила Сник.
     - Да.
     Рассказывалось об убийстве Ананды.

                                    9

     -  Чего  я  не  понимаю,  между  прочим,  так   это   каким   образом
предполагаемым преступникам удалось попасть в квартиру Мирового Советника?
- сказал криминалист, профессор из Башни Университета.  -  В  тех  кратких
сообщениях, которые мне довелось видеть, я, однако, не  заметил  признаков
того, что в апартаменты  проникали  силой,  если  не  считать  повреждений
входной двери органиками, когда они прибыли по звонку человека, назвавшего
себя Кэрдом. И как могли,  между  прочим,  три  человека,  хотя  и  хорошо
вооруженные, убить всех тоже не безоружных охранников?
     Кроме того, откуда предполагаемые преступники узнали, что Советник  в
квартире? Если верить  сообщениям  и  тому,  что  мне  поведали  органики,
квартира Мирового Советника не числилась в адресной книге города. Никто не
знал, что у Советника есть здесь квартира. Кроме того...
     Ведущий сказал:
     -  Извините,  профессор  Шинн.  Давайте  поочередно.   Майор   Хафиз,
ответьте, пожалуйста, на первый вопрос: как преступники попали в  квартиру
Советника?
     Майор Хафиз:
     - Я не могу ответить в данное время, но я уверен...
     Профессор Шинн:
     - А как сумели предполагаемые преступники отменить все предохраняющие
электронные схемы защиты и передать эти телевизионные послания?
     Ведущий:
     - Пожалуйста, профессор Шинн, не перебивайте.
     - Как здорово, что есть люди, которые не  проглатывают  целиком  все,
что власти подсовывают им.  Может,  таких,  как  Шинн,  станет  больше,  -
проговорил Дункан.
     Пока  еще  правительство  разрешает  гражданам   свободно   обсуждать
действия его и Сник. Но, если оно  действительно  запретит  широкий  обмен
мнениями - слишком многие задают вопросы типа профессорских  -  поднимется
волна протестов. Более  того,  оскорбленные  граждане  задумаются,  почему
правительство лишает их конституционных прав.
     Правительство встретится с серьезными неприятностями, но он,  Дункан,
увы, не переполняется сочувствием.
     Облаченные в форму, они вышли тем же  путем,  каким  попали  сюда,  и
закрыли за собой люк. Солнце щедро светило. Спутники будут фиксировать  их
движение, пока они не окажутся во входном строении. Затем заботу  на  себя
примут мониторы - фиксировать каждый шаг на лестнице, в холлах, на улицах.
     Про запас - пока  органики  не  получат  приказ  просмотреть  записи,
сделанные по всему Западному Побережью. Однако ж сил на  такое  просто  не
хватит, а начнут, конечно, с пустынь и лесов. Когда же до  гэнков  дойдет,
что разыскиваемая пара была в башне, придется просматривать ленты,  снятые
в этом районе. Но будет поздно.
     Во входном строении они опять переоделись - в ход пошли  на  сей  раз
другие парики, шляпы, плащи.  В  квартире  Ананды  в  изобилии  имелись  и
костюмы и парики  -  и  его  самого  и  его  "придворных".  Одетая  совсем
по-другому пара спустилась на десятый уровень. Здесь они вышли и окунулись
в движущийся послеполуденный поток.
     За исключением верхнего  и  нижнего  уровней  башни,  остальные  были
распланированы одинаково во всем их полумильном  диаметре.  Если  смотреть
сверху, каждый из ста двадцати трех уровней  походил  на  мишень  лучника.
Яблоко мишени - огромная центральная площадь. Пешеходные дорожки -  круги.
Четыре прямых авеню, отходящие от периметра, прорезали круги и встречались
на центральной площади. И прямые и кольцевые автострады пересекали площади
поменьше - здесь  располагались  склады,  магазины,  гимнастические  залы,
катки, кегельбаны, театры с настоящими "живыми" актерами, местные  таверны
и ратуши.
     Путники  по  лестнице  вышли  на  пересечении  восьмирядной  улицы  -
оживленной магистрали -  кольцу  внешнего  периметра,  и  Блю  Мун  Стрит,
которая рассекала башню с запада на восток.  Они  двигались  по  тротуару,
заполненному пешеходами. Улица кишела велосипедистами,  электромотоциклами
и электромобилями. Мимо проехала патрульная машина органиков; двое  внутри
внимательно разглядывали  прохожих  через  большие  восьмиугольные  темные
очки. Дункан и Сник шли не торопясь, стараясь незаметно прикрывать себя  -
поближе к стене, примериваясь к шагу других пешеходов.
     Гэнкам и в голову не могло прийти, что  они  не  заметили  преступную
пару. Небесно-голубое перекрытие над  десятым  уровнем  пестрело  ленивыми
белыми облаками. Изображение солнца медленно плыло над ними. Его положение
согласовывалось с тем, настоящим, солнцем над  башней.  На  всех  уровнях,
кроме верхнего и нижнего, днем красовалось солнце, ночью - луна (если луна
и впрямь светила на земных небесах). Оптический обман убеждал, что  солнце
находится в правильном положении в "небе", стояли ли вы  в  восточном  или
западном конце улицы или на центральной площади. Движение  воздуха  всегда
составляло три мили в час, а температура - 75 градусов по Фаренгейту.
     Обрывки разговоров в потоке прохожих долетали до Дункана и Сник.
     - ...говорят, Ананда был похож на халифа Гарун  аль-Рашида  [арабский
халиф с 786 г. нашей эры (763?-809); фигурирует в сказках "Тысячи и  одной
ночи"; переодевшись нищим, он бродил по Багдаду, чтобы узнать, что говорят
о нем подданные], он запросто ходил среди граждан Лос-Анджелеса как  будто
такой же,  как  мы...  переодетый...  хотел  узнать,  что  думает  обычный
человек... кто такой, черт возьми, этот Гарун-аль Рашид?
     - Ты никогда не видел сериала "Тысячи и одной ночи?"  Где  ты  провел
всю свою жизнь?
     - ...Гэнки не отвечают на некоторые вопросы. Они уклоняются от них.
     - ...Если они действительно утаивают от нас  этот  ФЗС,  им  придется
дорого заплатить за это и...
     - ...Многих это приведет в замешательство. Если он говорят правду, за
что же его обвинять?
     - ...Парень врет. Всего два миллиарда? Откуда он взял такую чушь?
     - ...Прямо восхищаюсь ими. Ты когда-нибудь слышал, чтобы кому-то  так
долго удавалось дурачить органиков?
     - ...В семь раз дольше? Если  это  так,  надо  провести  лабораторные
испытания ФЗС. Потом правительству не удастся морочить нам голову.
     - ...Мразь, настоящая вонючая  мразь.  Этих  убийц  следует  засадить
навсегда - и никакого телевидения чтоб не было, и...
     Шествуя словно пара порядочных граждан, вышедших на прогулку, беглецы
добрались до площади. Здесь они оказались в большом универмаге и  вошли  в
дверь,  над  которой  светилась  надпись:  Комната  отдыха.  Сейчас  здесь
находилось несколько мужчин и  женщин.  Дункан  и  Сник  заняли  отдельные
кабины  и  переоделись.  Покинула  магазин  уже  другая  пара...   Миновав
несколько блоков, они  оказались  у  общественных  лифтов.  В  кабине  без
попутчиков они поднялись на двенадцатый уровень. Обитатели  одного  уровня
редко посещали другой.
     На двенадцатом уровне они также разыскали магазин  и  повторили  свой
маскарад. Несколькими минутами позже пара была  уже  на  пересечении  улиц
Семи Мудрецов и Викенфорд. Здесь они свернули направо. Мониторы  на  верху
десятифутовых столбов с регуляторами уличного движения, которые торчали на
каждом углу, имели две камеры, направленные  одна  к  другой  под  правыми
углами. Поэтому приборы не сопоставили свои видеопортреты Дункана и Сник с
теми, которыми владеют компьютеры в центре. Случись такое, гэнки давно  бы
окружили преступников.
     А может, у гэнков приказ следовать за ними на определенном расстоянии
в надежде  схватить  их  сообщников.  Вряд  ли.  Слишком  велико  было  бы
искушение тотчас вцепиться в неуловимых  преступников  и  доставить  их  в
ближайший участок или в какое-то другое место.  Эти  двое  ускользают  как
ртуть - сквозь пальцы, уж с ними-то ухо надо держать  востро.  Еще  четыре
перекрестка - и четыре сдвоенных монитора на каждом.  Они  дали  небольшой
крюк и вышли к нужному месту. Район был  жилой,  но  народу  на  тротуарах
хватало. Многие возбужденно разговаривали, яростно  жестикулируя,  кое-кто
потрясал распечатками. Дункан и Сник,  стараясь  не  привлекать  внимания,
незаметно проскользнули мимо, направляясь к апартаментам Клойдов. В  конце
концов, у них может быть здесь деловая встреча. Внешние дисплеи на  стенах
квартир почти сливались в один сплошной экран. Дункан остановился,  словно
любуясь этой картиной. По  тому,  что  жители  хотели  видеть  на  уличных
экранах,  легко  было  судить  об  их  психологии.   Многоцветные   быстро
сменяющиеся образы и абстрактные фигуры, казалось, тяготеют к  религиозной
тематике. На заднем плане  сверкала  молния  и  нависло  мрачное  грозовое
облако; за ним выглядывало сияющее солнце. Облако разрасталось и  вот  уже
закрыло стену, устремляясь на зрителя, ослабляя образы. Потом удары молний
стали столь частыми и яркими, что фигуры вновь осветились, а затем исчезли
во мраке вновь.
     Одной из фигур был Будда,  обыкновенный  сидящий  монгольский  Будда,
который,  взмывая  ввысь,  превращался  в  красивого   индийского   принца
Сиддхартха  [Шакьямуни  (мудрец  по  имени  шакья);   Сиддхартха   -   его
собственное имя, Гаутама - родовое имя; в буддийской мифологии - последний
земной  будда,  проповедовавший  дхарму  (закон,  моральным  правопорядок,
добродетель), в основе которой буддийское вероучение]. Он  сталкивается  и
сливается  с  ангелом,  светлокожим  и  крылатым,  затем  превращается   в
вытянутое тело с крыльями, сделавшимися  вспышками  молний.  Изо  рта  его
выскакивает темнокожая женщина, похожая на азиатскую индианку;  теперь  из
ее уст стремительно появился человек, обросший бородой и усами, похожий на
Христа. С его губ слетело арабское - Магомет? - изверглось от американских
индейцев из древних лесов - Гайавата? [вождь племени могавков, проводивший
политику примирения индийских племен; герой одноименной поэмы  Г.Лонгфелло
(1855  г.)]  -  уста  исторгли  койота,  который   выплюнул   существо   -
получеловека, полукойота - Старика Койота из американского мифа? - который
изверг огромного белого кролика - Овассо, принадлежавшего к индейскому  из
племени индейцев Оджибвэй. И дальше: его большой рот вышвырнул гигантского
черного [у западноафриканских  народов  Ананси  -  паук  -  мифологический
персонаж, трикстер (от англ. trickster - хитрец, ловкач); выступает  также
как культурный герой: с  ним  связывают  появление  солнца  и  др.]  паука
Ананси.
     Казалось,  эти  метаморфозы  бесконечны,  но  вот   возник   ребенок,
охваченный пламенем. Затем весь цикл с Буддой повторился.
     Сник сдавила руку Дункана.
     - Бог мой! Лицо Будды! Оно же твое!
     Лик божества действительно походил на  его  лицо.  Но  он  исчез  так
быстро...
     - Должно быть, они сегодня придали божеству черты твоего лица...  Они
- за тебя! Они восхищены тобой! Вот что это значит!
     - Тише. Вон тот гэнк тоже мог заметить сходство.
     - Он и не пытался вглядеться. Идет слишком быстро.
     Костяшкой пальца Дункан нажал кнопку звонка.
     Над головой из монитора у входа раздался мужской голос.
     - Кто это? Представьтесь.
     Те, в квартире прекрасно видели его и Сник.
     - Нам необходимо поговорить с вами... гражданин Клойд?
     - Мы сейчас очень заняты. Личные дела. Кто вы?
     Дункан не успел сказать, что у него  тоже  неотложное  дело  и  очень
срочное. Там, за дверью, послышался женский голос:
     - Барри, это он! И женщина тоже!
     - Кто? - переспросил собеседницу мужчина за дверью. - Через несколько
секунд он воскликнул: - Боже мой! Ты права! Но что?..
     Голос другой женщины, громкий и дрожащий, произнес:
     - Нет! Не впускай их! Пусть уходят, пока...
     Монитор отключился.

                                   10

     Дверь бесшумно скользнула в стенную нишу. Дункан и Сник  оказались  в
гостиной. Клойды, стоя у дивана, уставились на гостей. Женщина с  длинными
черными волосами пробежала по коридору и метнулась вправо. Там, Дункан был
уверен, комната стоунирования. Мимо Клойдов Дункан ринулся в прихожую. Его
опасения, что она воспользуется настенным  экраном  и  вызовет  органиков,
оказались ложными. Криво улыбаясь, она направлялась ему навстречу.
     - Я в ужасе. Мне очень не хотелось, чтобы вы видели меня здесь. Я...
     - ...принадлежу к СК, - закончил за нее Дункан.
     Глаза женщины слегка расширились.
     - Да, она называлась СК, затем КУКОЛКА, а теперь как-то  еще.  Откуда
вы знаете?
     - Догадываюсь. Эта дьявольская система ячеек в СК... не более  одного
контакта за раз, знать только одного члена организации...
     Он вышел в коридор, ожидая ее. В гостиной на диване сидели Клойды,  а
Сник стояла у выхода, засунув руку под плащ, готовая  выхватить  пистолет.
Подняв сумку женщины, которую та в  спешке  оставила,  Дункан  вывалил  ее
содержимое на кофейный столик.
     - Что вы?.. - начала было она и остановилась.
     Помимо  одного  предмета,  там  оказалось  все,  что   обычно   можно
обнаружить в сумке женщины. Но вот баллон ТИ... Иметь его разрешалось лишь
служащим департамента органиков, да и для гэнков были свои ограничения.
     - Вы собирались поработать над Клойдами?  -  спросил  Дункан,  сжимая
баллон.
     Женщина кивнула.
     - Это мера безопасности, к которой мы прибегаем при  необходимости  В
данной ситуации... - она жестом показала, что сейчас именно такой момент.
     - Ваше имя и идентификационный номер?
     - О, этого я вам сказать не могу! Слишком опасно.
     - Как эта милая дама представилась вам? - обратился Дункан к Клойдам.
- Вы поддерживаете связь только с ней?
     Донна Клойд выпалила, не дав мужу открыть рот:
     - Кодовое имя ЛИСА. Помимо нее прямых контактов нет. - Чувствовалось,
что она колеблется.
     Дункан демонстративно покачал баллоном ТИ.
     - Лучше бы вам сказать мне правду.
     - О, да, вы можете узнать от нас правду любым  способом.  Но  к  чему
такая воинственность? Мы на вашей стороне. Все  в  этой  квартире,  жители
всех дней, кроме Пятницы, члены СК. Мы общаемся посланиями, когда получаем
соответствующие приказы.
     - ЛИСА, передайте ей вашу идентификационную карту!  -  Дункан  указал
женщине на Сник.
     - Вы доставляете мне большие неприятности! - взвизгнула ЛИСА.
     - Отдайте.
     Побледнев, дрожа, с явной неохотой ЛИСА подтянула бусы из поддельного
золота, на которых висела карта. Сник  вставила  голубой  прямоугольник  в
щель в стене. Имя - Харпер Шеппард Джексуд  -  и  идентификационный  номер
появились в верху экрана. Лицо на экране медленно  поворачивалось:  анфас,
четверть профиля, полупрофиль, профиль, голова с затылка.  Затем  портрет,
все еще вращаясь, уменьшился, и на половине экрана возникли биографические
сведения.
     ЛИСА жила на четырнадцатом уровне, работает полный день - шесть часов
- в качестве техника-лаборанта  в  отделении  биохимических  исследований,
находящемся в частном владении, но субсидируемом также  и  правительством.
Не замужем, бездетна. Последние десять субнедель проживает  с  мужчиной  -
Джонсоном Чу Гольдштейном, механиком аэролодок.
     - Гольдштейном? Он тоже член СК? - поинтересовался Дункан.
     - Я рекомендовала его кандидатом, -  ответила  Джексуд.  Правда,  мне
сказали, что он злоупотребляет спиртным и излишне  болтлив.  Однако  я  не
думаю, что его отвергли из-за этого. Он не настолько много пьет.
     - Возможно, он член Старого Койота, но наверху не хотят, чтобы вы  об
этом знали, - предположила Сник.
     Джексуд эта мысль потрясла. Она опустилась на диван возле Клойдов.
     - Вы все, конечно, смотрите новости, - сказал Дункан.  -  Но  вам  не
известно, что Мировой Советник Ананда являлся главой СК и Бог знает  каких
подпольных организаций еще.  Он  мертв,  но  гэнки,  должно  быть,  немало
выведали у него под ТИ, пока он не впал в глубокую кому.  В  любом  случае
кто-то занял его место главы СК, если  личность  этого  человека  не  была
раскрыта Анандой. Надеюсь, этого не произошло. Я  собираюсь  подняться  по
иерархической  лестнице  и  добраться  до  этого  человека.  Вы  -  вторая
ступенька, - указал он на Джексуд.
     - Это безумие! Невозможно! Мне не известен мой вышестоящий связной. Я
никогда не видела его.  Закодированные  послания  передавались  мне  через
телевидение. Непосвященные должны были принимать закодированные  сообщения
как безобидную беседу.
     - Были исключения?
     - Мне... всего лишь однажды... велели встретиться с  ней.  В  большом
магазине... вскоре после того, как меня завербовали в организацию.
     - Завербовал - кто? - продолжал свой допрос Дункан.
     Джексуд взглянула на сидевшую рядом Донну Клойд.
     - Она. Она моя двоюродная сестра. Мы  встречались  только  маленькими
детьми. Она убедила меня.
     - Черт побери! - вскричала Донна. - Ты не должна была...
     Джексуд прервала ее.
     - Какая разница? Они же применят ТИ. - Она взглянула на Дункана. - Не
так ли?
     Он кивнул.
     - Поэтому лучше не лгать нам. Опишите этого человека.
     Дункан ничуть не удивился, когда она закончила рассказ. Его, Дункана,
собственный опыт встречи с высокопоставленным лицом организации походил на
ее описание. Разве что  встреча  происходила  в  гимнастическом  зале.  То
таинственное существо было упрятано в капюшон и в маску и  говорило  через
исказитель речи.
     На минуту воцарилось молчание. Первой его нарушила Джексуд.
     - О черт возьми! Вы же все равно вытащите из меня что хотите этим ТИ!
Мне не надо было так поступать. Это запрещено  и  опасно  и  бессмысленно!
Какая тупость! Но было слишком любопытно! Я не могла удержаться!  Я  пошла
за ней, когда она покинула гимнастический зал.
     Дункан улыбался.
     - Не слишком умно. И опасно тоже. Если  бы  она  обнаружила,  что  вы
творите, вас бы уже не было в живых.
     Он полагал, что она засветила связника,  обратившись  к  переодетому,
замаскированному человеку как к женщине.
     - О Боже! Вы не расскажете им? - в голосе Джексуд слышалась мольба.
     - Останется между нами. Правильно? - он взглянул на Клойдов.
     Барри Клойд подергивал конец своего черного пышного уса.
     - Вдвойне. Поскольку мы кое-что знаем. Опасность так же угрожает нам,
как и ЛИСЕ... то есть Джексуд.
     Едва слышно Харпер Джексуд произнесла:
     - Я очень сожалею.
     - Вы следили за ней. Как ее зовут?  Адрес?  Идентификационный  номер?
Знаете?
     Джексуд глубоко вздохнула.
     - Да. - Она говорила медленно, будто с болью вытягивая из себя каждое
слово.
     Джексуд кралась за связной; из-за штабеля ящиков  проследила,  как  в
темном углу женщина стащила с себя бутафорский костюм  и,  засунув  его  в
наплечную сумку, вышла из магазина. Джексуд, полная страха, но подгоняемая
неудержимым любопытством, шла за ней на некотором расстоянии.  Та  села  в
лифт, направляясь на престижный  125-й  уровень.  Джексуд  обождала,  пока
указатель уровней высветил, где остановилась кабина. В другой  кабине  она
поднялась на 125-й уровень и успела заметить спину женщины, свернувшей  за
угол в конце длиннющего коридора. Джексуд продолжала преследование. Сердце
ее от страха выдавливалось из груди, как она сказала,  словно  поршень  из
насоса. Она увидела женщину, входящую в дверь.  Джексуд  запомнила  адрес.
Возвратившись домой, она вызвала на экран  справочную  книгу  башни  и  по
адресу определила жителя этого дня.
     - Вы не выдадите, что я следила за ней?
     - Ни к чему.
     Женщину звали Лин Казумель Эрленд, детектив-капитан  второго  участка
111-го уровня.
     - Когда я узнала, что она органик, это напугало меня еще больше. Была
ли она членом СК по убеждению? Или внедрившимся агентом  органиков?  Я  не
могла доложить о ней моему шефу, поскольку она и была  им.  Если  бы  я  и
сумела  сообщить  о  своих  наблюдениях  кому-то  другому,  это  было   бы
нарушением приказа.
     - Мы разберемся - шпик она или нет. Не думаю, что она блефует. И вас,
и Клойдов, и, кто знает, скольких  бы  еще  давно  загребли,  окажись  она
подсадной уткой.
     По жесту Дункана Сник подошла к Джексуд,  держа  в  руке  баллон  ТИ.
Джексуд отпрянула.
     - Я рассказала правду. Разве эта штука обязательна?
     - На всякий случай проверим, - твердо сказал Дункан.
     Сник протянула руку. Фиолетовая струя ударила Джексуд в  лицо.  Через
несколько секунд женщина лишилась сознания. Полчаса  допроса  не  принесли
Дункану ничего нового. Джексуд не была осведомительницей.
     Настала очередь Клойдов. Они тоже повторили рассказ  и  действительно
оказались членами Старого Койота.
     - Зачем это делать, - брюзжал Барри. - Ведь  нас  уже  несколько  раз
туманил связник и другие обитатели квартиры.
     Дункан не сомневался в этом, но настоял на новом допросе.
     -  Известно,  что  люди  по  той  или  иной  причине  изменяют   свою
лояльность. Или вас раскроют, а затем  заставят  работать  на  гэнков.  Не
думаю, что это ваш случай, но мне необходимо убедиться.  Я  применяю  этот
принцип к любому. За исключением моего непременного коллеги.
     Дункан не очень-то и  удивился,  когда  Джексуд  и  Клойды,  придя  в
сознание, настаивали на проверке его и Сник.
     - Я доставлю вам такое удовольствие при обычных  обстоятельствах.  Но
вы _з_н_а_е_т_е_, кто мы. Вы имели удовольствие  достаточно  часто  видеть
нас на экранах. Мне некогда терять время.  -  Дункан  поинтересовался,  не
могут ли они добыть ему и Сник идентификационные карты. - Еще парики, грим
да мне фальшивую бороду. Еще пленку с отпечатками пальцев на случай,  если
нам доведется подтверждать наши фальшивые карты.
     Барри вскочил с дивана.
     - Вы собираетесь опять появиться на  улицах?!  У  вас  же  _з_д_е_с_ь
прекрасное укрытие. Зачем искушать судьбу?
     - Мы воспользуемся этим местом в будущем.  Отныне  я  прячусь  только
тогда, когда это абсолютно  необходимо.  Всякий  раз,  когда  можно  будет
нападать, мы станем нападать.
     Барри тяжело опустился на диван.
     - Рано или поздно они поймают вас, скорее всего - рано!  Это  значит,
что нас тоже схватят!
     Дункан не стал объяснять ему, что на него лично ТИ не действует.  Чем
меньше людей знают об этом, тем лучше. Конечно,  если  схватят  Сник,  она
выложит все.
     - СК уже не ничтожная  организация,  -  сказал  Дункан.  -  Наступает
большое представление, и мы стараемся  изо  всех  сил.  Вы  все  заняты  в
спектакле, желая того или нет.
     - Вы не наш старший! - вскричала Донна Клойд. Черная свастика на  лбу
еще резче бросалась в глаза на побледневшем лице.
     - Я справлюсь. - Дункан положил правую руку на рукоятку  пробника.  -
Требуются доказательства? - Джексуд и Клойды молчали. -  Повторяю:  можете
ли вы добыть нем идентификационные карты и прочее?
     Харпер Джексуд кивнула.
     - Это очень рискованно, особенно сейчас. Но можно попробовать. Только
не сегодня. Вам придется подождать до следующего Вторника.
     Ему совсем не улыбалось сидеть в квартире целую обнеделю. Отведя Сник
в сторону, Дункан тихо сказал:
     - Кому-то одному из нас придется отправиться за Эрленд. Другой должен
остаться здесь и не сводить с троицы  глаз.  Я  бы  не  хотел,  чтобы  они
попытались предупредить Эрленд.
     - Зачем это им?
     - Не знаю, но мало ли что взбредет им в голову?
     - Можно узнать об их намерениях, повторив туман...
     - Просто спросить, уведомят ли они Эрленд, если предложить им сделать
это? Знаешь, ТИ дает порою ненадежный эффект. Кроме того, не  хотелось  бы
заходить слишком далеко и возбуждать в них неприязнь.
     - Сдается, Клойды от тебя без ума. Зачем бы им проделывать эти фокусы
с твоей физиономией и ликом Будды на дисплее.
     - А что ты думаешь о Джексуд?
     Сник нахмурилась.
     - О'кей. Иди за Эрленд. Я остаюсь. Ты ведь этого хочешь?
     Он кивнул.
     - Дай мне ТИ.

                                   11

     Дункан в одиночестве поднимался в лифте на 125-й уровень. Выглядел он
безмятежным, даже счастливым и насвистывал современную мелодию, но мысль о
мониторах, которые он миновал, и о тех, впереди, не оставляла  его.  А  уж
этот в кабине, установленный в целях безопасности пассажиров...
     До сих пор тихеноны, как ему приятно  было  думать,  окружают  его  и
приносят ему счастье.  Свое  дело  сделали  парик  и  яркий  плащ,  ватная
прокладка под верхней губой и измененная походка.
     Из квартиры Клойдов Дункан не звонил, потому  что  на  экране  в  ее,
Эрленд, апартаментах появится  номер  телефона  Клойдов.  Дункан  не  имел
"безопасной" идентификационной карты, посему общественной кабиной также не
мог воспользоваться. Имей он карту, зачем было бы ему закрывать видеоэкран
и прятать свою физиономию, чтобы не вызвать подозрений.
     Кабина остановилась. Он оказался в  Холле  Голубого  Дельфина,  125-й
уровень. Коридор как коридор, лишь  на  стенах  наружные  дисплеи.  Дункан
прошел вперед, повернул, миновал другой коридор, вновь поворот -  и  он  у
дверей  Пиггатт  Холл,  1236.  Единственными  "глазами"  в  коридоре  были
мониторы в каждом его торце.  Дункан  ткнул  кнопку  звонка,  одновременно
отмечая про себя, что запорный механизм недавно заменяли. Прошло несколько
секунд, и над головой раздался женский голос. Она явно  разглядывала  его,
прежде чем ответить.
     - Что вам угодно?
     - Вы капитан Эрленд?
     - Да. Кто вы? - Голос ее звучал требовательно.
     - Старый Койот, КУКОЛКА,  ВАБАССО.  Вабассо  -  сегодняшнее  название
организации. Так сказала Джексуд.
     Наступило долгое молчание. Должно быть, Эрленд была поражена.
     - Вы один?
     - Да, как видите.
     Опять пауза. Дункан нарушил молчание первым.
     - Мне не очень-то улыбается торчать здесь.
     Дверь медленно приоткрывалась. Внутри кто-то говорил - это передавали
новости. Он выставил ногу, ожидая, пока просвет увеличится. Дверь застыла,
оставляя  проход,  словно  она  отмерила  его  плечи.  Эрленд  -  высокая,
рыжеволосая, стояла посреди гостиной.  Правая  рука  покачивалась,  сжимая
направленный в пол пробник. Эрленд, очевидно, сомневалась  в  нем  и  была
готова ко всему.
     Дверь закрылась по команде хозяйки.
     - Оставайтесь на месте! Не двигаться! Руки... -  короткий  фиолетовый
луч метнулся ей в грудь, обрывая слова. Эрленд, еще пытаясь  поднять  свой
пробник, опускалась, откидываясь назад. Луч ее  оружия  достался  верхнему
углу потолка. Пробник упал - луч оборвался, когда ее палец перестал давить
на спусковой крючок.
     Дункан склонился над рухнувшим телом и пощупал пульс. Он был редким и
неритмичным. Открытые глаза на меловом лице. Засунув под внутренний ремень
плаща ее пробник, Дункан положил женщину на диван.
     Диктор новостей, привлекательный мужчина с низким  голосом,  приятное
звучание  которого,  наверное,  не  обошлось  без   компьютера,   сообщал:
"...уполномочены...  в  интересах  населения...   последние   сведения   о
преступнике Джефферсоне Сервантесе Кэрде, он же Вильям Сен-Джордж  Дункан,
он же располагает многими другими идентификационными  картами.  Преступник
Кэрд обладает уникальным талантом:  он  способен  лгать  под  воздействием
паров ТИ! Не ясно, является ли эта доселе неведомая способность следствием
внезапно  возникших  наследственных  изменений   или   она   -   результат
воздействия медицинских средств, не известных  науке!  Серьезная  проблема
возникает перед органиками - с преступником невозможно бороться  законными
методами. В настоящее время Всемирный Суд изучает это новое обстоятельство
и..."
     Дункан   уменьшил   звук.   Он   недоумевал,   почему   правительству
понадобилось так много времени, чтобы раскрыть его необычную  способность.
Но неотложные дела не ждали. Около получаса пришлось ему  считать  минуты,
пока к Эрленд вернется сознание, восстановится  нормальный  пульс  и  цвет
лица. Он дал ей воды. Эрленд пыталась протестовать, увидев в руке  Дункана
баллон ТИ. Выпустив в ее лицо струю, Дункан приступил к допросу.
     Вопросы ставились четко, легко воспринимаемо. Это походило на  диалог
с  компьютером.  Человек   под   действием   ТИ   не   выдаст   информацию
самопроизвольно. Ее приходится извлекать шаг за  шагом,  вопросы  зачастую
необходимо переформулировать.
     Он знал, что Эрленд и есть то  лицо,  за  которое  выдает  себя.  Еще
раньше, ожидая, когда она придет в  себя,  он  взял  ее  идентификационную
карту и вызвал на экран биографические сведения. Теперь  же  он  узнал  от
Эрленд, как ее завербовали в СК, и кое-что о  ее  деятельности.  Затем  он
спросил, что ей известно об Иммермане-Ананде. Она представления  не  имела
ни об Иммермане, ни о том, что Иммерман и Ананда - одно лицо.  И  про  ФЗС
она впервые узнала из его посланий, когда они появились  на  телевизионных
каналах.
     -  Назовите  имя  вашего  непосредственного  связника-руководителя  в
организации, известной как Старый Койот, КУКОЛКА и ВАБАССО.
     - Я не знаю.
     -   Видели    ли    вы    когда-нибудь    вашего    непосредственного
связника-руководителя?
     - Да.
     - Опишите внешность вашего непосредственного связника-руководителя.
     Как он и  ожидал,  связник  был  в  просторной  одежде,  в  маске,  в
перчатках, а говорил через исказитель речи.
     Потом она  выдала,  что  встречалась  с  этим  человеком  шесть  раз.
Разговоры велись без свидетелей в шести различных местах.
     - Имели ли вы контакты с помощью других средств?
     - Да.
     - Что это были за средства?
     - Настенные экраны.
     Все средства экранной связи высвечивали имя и идентификационный номер
вызывающего абонента. В данном случае это было недопустимо.
     Дункан спросил Эрленд, имеет ли она представление о том, как  ее  шеф
обходил это условие?
     - Да, - ответила одурманенная женщина.
     - В чем суть этого способа?
     Лицо Эрленд исказилось, словно мышцами лица обвивала она свою  мысль.
Простые ответы давались легко,  любые,  даже  относительно  абстрактные  -
трудно. Секунд через двадцать она готова была ухватить ускользающую мысль.
Ей казалось, что ее связной не передавал  телевизионные  послания  целиком
только через открытую сеть. Он ввел схему типа  "поймай-меня-если-можешь".
Послания отправлялись  из  передающего  пункта  непосредственно  к  ней  в
квартиру. В банке данных, по всей видимости, была секретная инструкция  не
регистрировать  послание  в  файле.  Послания  по  запоминании   следовало
уничтожать. Они были кратки, зашифрованы и содержали лишь сведения о месте
и времени встречи.
     - Когда последний раз вы получили  от  своего  связника  послание?  -
продолжал допрос Дункан. Он напомнил  ей  сегодняшнее  число  и  неделю  и
сколько сейчас времени, чтобы она не запуталась.
     - Сегодня в семь вечера, - сообщила Эрленд.
     - Назовите текст послания.
     - ОФ-1928.МВ.С.10.30СВ.4У.1149В.ПО.ЗДО.
     Отвечая на вопросы, Эрленд сказала, что не  знает  значения  ОФ-1928.
Дункан подумал, что, по всей вероятности, этот код использовался абонентом
для выполнения операций с файлами.
     - MB - место встречи, - расшифровала она. - С - сегодня вечером. 4У -
четвертый уровень этой башни. 1149В - адресный номер, В - восток.
     Она сообщила,  что  по  справочнику  башни  разыскала  все  улицы  на
четвертом уровне, название которых начинается с "П" и  включает  слово  на
"О". На авеню Плывущие на  Восток  Облака,  1149,  оказался  магазин.  3ДО
означало, что Эверленд следует войти в дверь 3, которая окажется открытой.
     - Каким образом вы давали знать, что получили послание?
     - Я сообщала - "действует".
     Следующая серия вопросов касалась состояния розыска его и Сник.
     Эрленд заверила, что на тот момент, когда она уходила из полицейского
участка домой, все в департаменте органиков были убеждены, что преступники
все  еще  скрываются  в  труднодоступных  местах.   Охота   велась   очень
интенсивно.  Масса  органиков  из  других  штатов  присоединились  к  ней.
Органики всех дней непрерывно продолжали поиски.
     - Настраивали ли мониторы в Лос-Анджелесе специально  на  распознание
Дункана и Сник?
     - Да.
     - Придавались ли мониторам уловители запахов?
     - Нет.
     - Почему?
     - Их просто  недостаточно  для  комплектования  каждого  монитора.  И
работа слишком большая. Понадобилось бы семьдесят последовательных дней на
их установку. Однако все патрули будут оснащены ими.
     - Сколько времени займет оснащение патрулей?
     - Три обнедели.
     Он вздохнул свободнее. Уловитель запахов был  чувствителен,  как  нос
ищейки с чрезвычайно тонким нюхом. Настроенный на улавливание запаха  тела
конкретного человека, он  обнаруживает  одну  молекулу  этого  индивидуума
среди миллиона других молекул. Прибор не обдуришь, даже если  зальешь  его
одеколоном.
     Дункан размышлял над загадкой связника Эрленд. Не  тот  ли  это  тип,
который встретил его в спортзале? Тогда  к  Дункану  -  он  скрывался  под
именем Эндрю Вишну Бивольфа - был применен ТИ. Как тот переодетый  человек
подготовил эту встречу? Каким-то образом  на  короткое  время  требовалось
ослепить мониторы на улице, ведущей к спортзалу. Приборы  не  должны  были
зафиксировать, как он входит в здание. Но пройти в маске по улице и  войти
в ней в спортзал он тоже не мог. В свой шутовской наряд он  облачился  уже
войдя в помещение, где Дункан-Бивольф позднее присоединился к нему  или  к
ней. Но он - если это мужчина - должен был также отключить мониторы, чтобы
Дункан незамеченным вошел в здание. А значит - деятель СК  имел  доступ  к
управлению мониторами. Он делал все нелегально, но тем не менее непременно
должен был знать о  всех  новациях,  которые  могли  вноситься  в  систему
отключения. Если, конечно, таковые были. Дункан знал, что  мониторы  редко
проверялись  -  лишь  когда  возникала  тревога  или  за  кем-то   следили
персонально.
     Любой способный отключить мониторы втайне от органиков  -  непременно
высокий чин органиков. Причем достаточно высокий.
     Вечером на время, когда шеф Эрленд назначил встречу с ней, он  должен
был обеспечить в  определенной  последовательности  отключение  мониторов.
Значит, и Дункана, собиравшегося  отправиться  на  встречу,  не  заснимут.
Значит, чин Старого Койота не сможет следить  ни  за  кем  на  улице  и  у
магазина.
     Оставался один вопрос. Что знала Эрленд о попытке убить его,  Сник  и
падре Кэбтэба?
     Эрленд с готовностью ответила, хотя и укоряла себя  за  преступление.
Ее  начальник  приказал  ей  послать  пару  человек,  переодетых  гэнками,
уничтожить всю троицу. Ей объяснили причину убийства,  хотя  сама  она  не
спрашивала - почему троих членов организации  решено  устранить.  Органики
слишком плотно сели им на хвост. Важно заставить троицу замолчать до того,
как их схватят и они выложат все, что знают про Старого Койота.
     Сознание вернулось к Эрленд - она сидела часто моргая. Выпив поданный
Дунканом стакан воды, она слабо произнесла:
     - Ну?
     Вместо ответа он сдернул парик, извлек прокладку под  верхней  губой,
пластиковые вставки в ноздри. Несколько секунд она не узнавала его.  Затем
рука Эрленд безвольно опустилась на грудь.
     - О Боже!
     - Мне будет весьма жаль убивать вас. Но тем не менее -  придется.  Вы
же не колебались, организуя мое уничтожение.
     - Я подчинялась приказу, - выдавила Эрленд.  -  Меня  бы  уничтожили,
если бы я ослушалась.
     Она помолчала, затем добавила:
     - Полагаю, таковы и ваши намерения...
     - Зачем мне это? Если, конечно, вы что-нибудь не  выкинете.  Тогда  -
непременно. Все меняется, Эрленд. Этот  преступный  Микки  Маус  сделается
разъяренным львом. Я - ваш новый начальник, независимо от того, что скажет
или сделает ваш связной. Вы оба не  вздумайте  помещать  мне.  Эрленд,  вы
первой окажетесь в гробу. Если ваш связной не  возглавляет  СК,  я  полезу
выше по лестнице, пока не достигну цели.
     - Вы безумец!
     - Если бы...
     Несмотря на протесты и угрозы, под дулом  пистолета  Дункан  втолкнул
Эрленд в комнату стоунирования. Забрав у нее идентификационную  карту,  он
закрыл дверь цилиндра и установил подачу энергии. Лицо женщины  застыло  в
полугримасе, словно она увидела Горгону [в греческой мифологии  чудовищные
порождения морских  божеств  Форкия  и  Кето;  отличаются  ужасным  видом:
крылатые, покрытые чешуей, со змеями вместо волос, с  клыками,  со  взором
превращающим все живое в камень].

                                   12

     Пробник был установлен на режим оглушения. Дункан выстрелил в затылок
человека в маске. Тело упало вперед на штабель ящиков, за которыми  Дункан
поджидал Эрленд. Закрытая  капюшоном  голова  стукнулась  о  твердый  пол.
Дункан вышел из рядов сложенных ящиков, перевернул на спину обмякшее тело.
Под маской оказалось лицо темноволосого и темнокожего мужчины. Вокруг глаз
сложились необычно  большие  морщины.  Вздернутый  нос.  Выглядел  человек
приблизительно на тридцать пять сублет. Еще минуты  четыре  он  будет  без
сознания.
     Дункан снял с него цепочку с  идентификационной  картой,  вытащил  из
кобуры пистолет, замечая по ходу дела, что одежда на  связном  под  плащом
гражданская. Карта, засунутая в щель ближайшего настенного экрана,  вывела
на дисплей медленно поворачивающийся  объемный  портрет  и  биографические
сведения детектив-полковника Киза Алана Симмонса.
     Симмонс  оказался  старшим  офицером  органиков  Вторника   в   башне
Комплекса Ла Бреа. Жил он, конечно же, в квартире на 125-м уровне.  Женат.
Полностью использовал квоту на детей - обоим еще не было двенадцати.
     Доход за субгод 64 тысячи кредитов.
     Одно обстоятельство  удивило  Дункана:  первой  женой  Симмонса  была
детектив-капитан Лин Козумель Эрленд. Дункан уже знал из биографии Эрленд,
что их брак с  Симмонсом  был  расторгнут.  Вроде  все  нормально.  Дункан
рассмеялся: Эрленд и не догадывалась, что этот таинственный незнакомец, ее
шеф-связной - к тому же ее бывший муж. Должно быть, Симмонс сам прятал под
маской смех во время их нелегальных встреч.
     Вернувшись к распростертому полковнику, Дункан  повесил  ему  на  шею
цепочку с картой и оттащил подальше в проход между  двумя  рядами  ящиков.
Минуту спустя Симмонс открыл глаза  и  огляделся.  Все  еще  непонимающими
глазами он уставился на Дункана.  В  левой  руке  тот  держал  баллон  ТИ,
готовый угостить Симмонса, если он  попытается  напасть  на  него.  Другой
рукой он стащил парик.
     Глаза Симмонса расширились.
     - Вы узнали меня? - спросил Дункан. Симмонс глотнул и хрипло выдавил:
     - Кэрд! Дункан! Как вы?..
     - Нашел вас? У меня свои методы.
     - Где... она?
     - Эрленд? Отдыхает в стоунере.
     - Она рассказала вам?
     - Я использовал ТИ. Никому из людей, которые открыли мне  то,  что  я
хотел знать, с туманом не совладать. Так что  забудьте  о  возмездии.  Как
ваша голова?
     - Болит. Но не слишком.
     - Я  не  усердствовал.  Минимальная  мощность.  Мониторы  в  магазине
включены? Только не лгите. Опасность - на двоих.
     - Включены. Работают зазря в пустой комнате.
     - Я верю вам, но в любом случае проверю. - Баллон ТИ оказался всего в
дюйме от лица Симмонса. Вновь лишаясь сознания,  с  откинувшейся  головой,
Симмонс сполз к  ногам  Дункана.  Тот  подложил  ему  под  голову  его  же
наплечную сумку. Жаль, что придется допрашивать его  в  столь  неуютном  и
небезопасном месте. Но не тащить же детектив-полковника к  Клойдам  или  в
квартиру Эрленд. Придется смириться.
     Дункан уселся на свою сумку возле Симмонса.  Первый  вопрос  -  а  их
порядком имелось у Дункана - о действии схемы замещения,  которую  Симмонс
использовал для вызова Эрленд.
     Дункан нагнулся, чтобы не говорить громко.  Кулак  органика  пришелся
ему в подбородок.
     Несколько секунд, пока Симмонс перевернулся, приподнялся и  навалился
на соперника, распластавшегося на  земле,  Дункан  был  в  замешательстве.
Могло  быть   и   хуже,   но   силы   еще   не   полностью   вернулись   к
детектив-полковнику. Нокдауна не было, да и Симмонс  не  мог  стремительно
подняться.  Сработали  давние  рефлексы  тренированного  бойца  -   Дункан
выбросил  вперед  левую  ногу.  Удар  подъемом  пришелся   в   полковничью
промежность. Он взвыл от боли и повалился на бок, обхватывая  пах.  Дункан
вскочил на ноги, тоже не слишком резво после полученного удара. Он саданул
полковника в челюсть, потом дважды под ребра. Обмякший Симмонс не  потерял
сознания, но рот был открыт, глаза подернулись пеленой.  Казалось,  он  не
чувствовал боли.
     Дункан  восстановился  после  полученного  удара,  но  был   потрясен
вопросом - почему не сработал ТИ? Неужели он имитировал  потерю  сознания?
Но этот же ТИ поверг  и  Джексуд  и  Эрленд.  Почему-то  Симмонс  оказался
невосприимчив... Дункан ощущал себя как бегун, рвущийся к победному финишу
и неожиданно врезавшийся в стеклянную стену.
     Насколько ему было известно, он, Дункан,  -  единственный  человек  в
мире, которого природа  наделила  невосприимчивостью  к  ТИ.  Конечно  же,
нельзя не допустить, что были и другие. Но способность эта столь уникальна
и вероятность того, что именно ему доведется наткнуться на ее  обладателя,
казалась ничтожной.
     Все  еще  пожимая  плечами,  словно  не  в   состоянии   поверить   в
случившееся, Дункан  осмотрел  содержимое  сумки  детектив-полковника.  Он
обнаружил там небольшой баллон ТИ и наручники. Дункан перевернул  Симмонса
физиономией вниз - руки за спину - и  защелкнул  наручники  на  запястьях.
Затем усадил его  спиной  к  нижнему  ящику  штабеля.  Детектив-полковник,
кашляя, кривясь от боли, уставил на своего победителя темно-карие глаза.
     Дункан погладил ноющую челюсть.
     - Вам ввели какой-то анти-ТИ?
     Он не спрашивал. Он утверждал.
     - Да. И мне почти удалось схватить вас.
     Дункан подошел поближе,  оставаясь  все  же  вне  досягаемости  сапог
пленника.
     - Я не враг вам, если вы не остаетесь моим.  Другим  способом,  кроме
ТИ, я не мог извлечь из вас правду. Теперь я вроде бы в  тупике,  если  вы
отказываетесь сотрудничать. - Симмонс неотрывно  глазел  на  него.  -  Вам
известно, что я не поддаюсь ТИ? Могу лгать в бессознательном состоянии?  -
Симмонс кивнул. - Значит, вам ничто не угрожает, если даже меня поймают. Я
не выдам вас. Итак, только вам известно, что я здесь, только я  знаю  вашу
идентификационную карту. Если меня  подвергнут  воздействию  ТИ,  я  смогу
отрицать, будто что-то знаю о вас. В любом случае вы должны рассказать мне
все.
     - На каком основании? - спросил Симмонс.
     - Если  вы  не  назовете  вашего  непосредственного  начальника,  вам
придется расстаться с жизнью. Сейчас. Здесь. В свою очередь могу  сказать,
что я собираюсь возглавить Старого Койота. Это бездействующая, бесполезная
организация, но она более не останется такой.
     - Вам неизвестно, что мы задумали! - сердито огрызнулся Симмонс.
     - И впрямь. Но я намерен узнать ваш план, если он существует.  Однако
сделать это будет значительно труднее, чем я рассчитывая. Вы  располагаете
анти-ТИ, значит, ваш начальник тоже. Но люди рангом пониже вас его лишены.
Почему?
     Одна мысль сверлила Дункана, пока он ждал ответа Симмонса: всего лишь
обнеделю назад он применил  ТИ  к  своему  дедушке  Джильберту  Иммерману.
Ананде. Мировой Советник сопротивляться воздействию ТИ не мог.  Но  он  же
возглавлял СК и, возможно, многие  другие  аналогичные  подрывные  группы!
Почему же ему не впрыснули анти-ТИ?
     Симмонс заговорил. Он не был ослом и не хотел умирать.
     -  Хорошо.  Анти-ТИ,  мы  называем  его  А-ТИ,   был   разработан   в
манхэттенской лаборатории  одной  близкой  нам  группой.  Возможно,  и  вы
принадлежали к ней,  будучи  Кэрдом.  Посылка  прибыла  сюда  в  последний
Вторник. А-ТИ решено было вводить только самым  высокопоставленным  членам
СК каждого дня. Мне ничего не известно ни об Ананде,  ни  о  том,  что  он
находится в Башне Ла Бреа. Очевидно, он не получил лекарство, почему -  не
знаю. Возможно, А-ТИ отправили ему в  Цюрих  секретным  путем,  но  старик
оказался в Лос-Анджелесе из-за  чрезвычайных  обстоятельств,  связанных  с
вами и Сник. Одно ясно: он не был привит. В противном случае ваш  номер  с
ТИ не удался бы.
     - Нелепо - не так ли? Не устрой он ловушки вам, ему бы ввели А-ТИ.  И
вы никогда не выведали бы, как направить послания через схемы замещения.
     - Полагаю, вам не известен ваш начальник. При встречах  он  всегда  в
маске и плаще?
     - До этого утра, - признался Симмонс. - Он  не  скрывал  более  своей
идентификационной карты после того, как нам обоим ввели А-ТИ.  Он  заявил,
что нам нет нужды теперь беспокоиться о допросах.
     - Но есть и другие способы заставить человека заговорить.
     - Они противозаконны.
     Дункан улыбнулся.
     - Действительно. Так кто этот человек?
     Казалось, мышцы лица Симмонса окаменели.
     - Он...
     - Трудно преодолевать старые привычки, -  сказал  Дункан.  -  Но  вам
придется.
     Дункан взглянул на часы. 10:39. К  11:30  большинство  граждан  будут
готовы отправиться в стоунеры. Тотчас после полуночи из цилиндров появятся
жители Среды.  Тем  временем  Сник,  Клойды  Я  Джексуд  будут  испытывать
бесконечную тревогу. Джексуд необходимо возвратиться в  свою  квартиру  до
полуночи. Клойды могли не волноваться по поводу  стоунирования,  поскольку
жители Среды также члены СК. Но нетерпеливая  и  раздраженная  Сник  могла
отправиться в квартиру Эрленд на его поиски как это ни  было  опасно.  Или
она могла предположить, что гэнки схватили его, и убраться ко всем  чертям
из Лос-Анджелеса. Нет, она не поступит так, пока  не  узнает,  что  с  ним
случилось.
     - Я не смогу вывести вас  на  него.  -  Симмонс  попытался  выпрямить
затекшие руки. Наручники причиняли ему боль.
     - Понимаю. Просто скажите мне то, что я хочу знать. А как я  поступлю
потом...
     Лицо Симмонса сморщилось, словно его зажали в тиски. Рот открылся, но
детектив-полковник не мог вымолвить ни слова.  Страх  и  бессилие  сдавили
горло.
     - Ну же! - Дункан направил на Симмонса пробник.  -  Я  начну  сжигать
ваши пальцы - один за другим, пока вы не заговорите. Мне это  не  доставит
удовольствия, но... Когда останется последний, я  убью  вас.  Вы  лишитесь
возможности  сочинить  историю  о  своих  мучениях,  которая  рассеяла  бы
подозрения ваших шефов. Я не желаю, чтобы они узнали  ее,  поэтому  просто
уничтожу вас. А ваше убийство пополнит список нераскрытых дел.
     - Ладно, я скажу! - пронзительно взвизгнул пленник.
     Дункан старался не выдать удовлетворения.  Он  считал,  что  способен
выполнить угрозы, но это еще отнюдь не означало, что  он  сможет  привести
приговор в исполнение. Мучить этого типа совсем не хотелось,  хотя  именно
он играл главную роль в попытке убить его и Сник и в умерщвлении Кэбтэба.
     - Юджин Годвин Дизно. Сегодняшний глава Банка  данных  Лос-Анджелеса!
Храни меня Господь!
     - Он не сумеет причинить вам вреда, я обещаю. Где он живет?
     Дункан не был особенно удивлен должностным положением Дизно. Человек,
возглавляющий Банк  данных,  обладает  неограниченными  возможностями.  Он
способен без особого труда ввести в банк фиктивные сведения и  у  него  же
наименьшие шансы быть разоблаченным. Марк Твен  сказал  однажды  что-то  в
таком роде: укажите мне предрассудки нации, и я сумею править ею. В данном
случае  -  штатом  Лос-Анджелес.  Несомненно,   Дизно   выполнял   приказы
правительства, но как много он мог сделать того,  что  хотела  организация
или Мировой Советник Ананда, и все  сходило  ему  с  рук.  В  определенных
пределах.
     Теперь уже Симмонс отвечал на все  вопросы  Дункана.  За  пять  минут
Дункан получил  необходимые  сведения.  Или,  как  он  уточнил  про  себя,
информацию,  которую  считал  необходимой.  Наверное,  есть  еще  вопросы,
которые следовало бы задать. Но, когда они возникнут, будет поздно.
     Дункан разомкнул наручники на запястьях Симмонса, оставаясь у него за
спиной, пока он с трудом поднимался.
     - Ребра целы?
     - Вроде.
     - Не забудьте привести себя в порядок.
     - Я не новичок! - огрызнулся Симмонс.
     -  Еще  бы!  Но  на  вас  столько  свалилось.  Итак,  запомните:   вы
направляетесь домой. Не пытайтесь предупреждать Дизно.
     - Упаси Бог! Он же убьет меня!
     - И вам нет нужды устранять Эрленд, - продолжал наставления Дункан. -
Это ничего не даст вам. Дизно не  причинит  зла  ни  вам,  ни  кому-нибудь
другому. Я позабочусь об этом.
     Однако для полной уверенности, что Симмонс  не  предостережет  Дизно,
Дункан еще раз "успокоил" его лучом пробника.  Минут  двадцать  ему  будет
весьма не по себе - действовать полковник не сможет.
     Через десяток минут Дункан  стоял  перед  квартирой  Дизно  на  125-м
уровне. Пошли первые минуты после полуночи; экраны  в  коридоре  светились
обычным для этого часа оранжевым  светом-уведомлением  и  издавали  легкий
сиренообразный звук.
     Дункан вписался в дверной проем - заметить его мог только  проходящий
мимо - и, почти прижав пробник к животу, выжег замок и выбил его рукояткой
оружия. Замок упал за двери. Чуть обождав, пока пластик двери остынет,  он
вставил три пальца в отверстие и дернул дверь. Она неохотно  сдвинулась  в
стенную нишу. С оружием в  руках  Дункан  стоял  в  квартире.  Стены  были
тускло-серы и беззвучны (экраны замерли),  хотя  свет  горел.  Он  прикрыл
дверь и, миновав две просторные комнаты, оказался в большом холле.  Быстро
и бесшумно Дункан поочередно приоткрывал двери комнат, заглядывая  в  них.
Дизно с семьей должны быть в цилиндрах, но это еще требовалось доказать.
     Убедившись, что все остальные комнаты пусты, Дункан вошел  в  комнату
стоунирования. Он  проверил  идентификационные  таблички  на  цилиндрах  и
установил круговые шкалы в положение "выключено" у всех стоунеров  жителей
Среды.
     Шеф Банка данных оказался непомерно высоким  и  широкоплечим.  Темная
кожа  испещрена   розоватыми   прожилками   с   крючковатыми   бесцветными
вкраплениями. Черные волосы собраны в пучок, длинная  толстая  заколка  из
настоящего серебра пронзала его. Из шеи торчала козлиная густо  навощенная
бородка. Пара тяжелых серег  в  зигзагообразной  форме  молний  оттягивала
мочки  ушей.  На  нем  были  лишь  короткие  ярко-красные  трусы.  Человек
внушительный, уверенный в себе. Однако челюсть его  заметно  задрожала,  а
лицо побледнело, когда он увидел  наставленный  на  него  пистолет.  Глаза
вылупились от удивления и страха.
     -  Я  Вильям  Сен-Джордж  Дункан,  известный  также  как   Джефферсон
Сервантес Кэрд. Прошу пройти в гостиную. Поговорим.
     Словно на негнущихся ногах,  с  трясущейся  головой  Дизно  прошел  в
комнату впереди Дункана.

                                   13

     Настенный экран показывал 1:10 после полуночи. Среда.
     В гостиной сидели Юджин Дизно, его жена  Ольга  Кан  Сарадотер,  двое
взрослых жителей Среды - Раджит  Беллпорт  Мэйфея  и  Майя  Дибрун  Лютер.
Выпытав у Дизно, что его жена и обитатели квартиры следующего дня -  члены
Старого  Койота,  Дункан  дестоунировал  их.  Потом   он   вынудил   Дизно
признаться, что  он  возглавляет  организацию  в  этом  регионе.  Пришлось
пригрозить ему той же пыткой - сжигать пальцы ног и  рук.  Дункан  выведал
также имена высших чинов СК в Лос-Анджелесе. В большинстве это были  гэнки
или руководители Банка данных.
     Дункан объявил Дизно, что отныне он берет на себя руководство  Старым
Койотом.
     -  Я  вижу,  вам  это  не  очень-то  нравится.   Пора   выжидания   и
ничегонеделания закончилась. Мои послания вызвали волнения повсюду в мире.
Мы обязаны использовать реальные возможности перерастания их в  восстание.
Я по праву должен возглавить его, даже если  мне  придется  еще  некоторое
время скрываться. Я обладаю огромным опытом активной борьбы, моя биография
говорит сама за себя. У меня есть планы продолжения борьбы. Согласитесь  -
у вас их нет.
     - Время не пришло! - воскликнул Дизно.
     - Оно  никогда  не  будет  столь  удачным.  Самое  подходящее  время.
Послушайте  все:  мне  необходимо  ваше  искреннее  согласие  с  тем,  что
руководителем становлюсь я. Безоговорочное взаимодействие,  если  даже  вы
возмущены  тем,  что  я  захватил   бразды   правления   организацией,   и
побаиваетесь последствий. От вас тут несет  затхлостью.  Получили  ФЗС,  а
теперь еще А-ТИ. За это придется платить.
     Обстановка меняется. Все члены СК должны  получить  ФЗС  и  А-ТИ.  Вы
оказались слишком  эгоистичными  -  все  только  для  избранных.  Как  это
бездарно! Каким образом простой член организации сможет  обдурить  гэнков,
если его поймают? Он естественно предаст вас. Нет ничего более  надежного,
чтобы обеспечить преданность и вызвать чувство благодарности, чем наделить
члена организации ФЗС.
     В послании я раскрыл формулу ФЗС, можете не сомневаться, что граждане
добудут эликсир, пусть делать это придется незаконным способом.  Когда  мы
разгадаем формулу А-ТИ, мы тоже доведем ее до масс.
     - Правительство контролирует все лаборатории, - вставил Дизно.
     - Это не остановит иммеров. Они найдут способ изготовления  лекарства
для своих людей. В основе ФЗС -  мутированные  гомозиготные  бактерии.  Их
можно разводить в любой кухне и запросто вводить. Проблема в получении ФЗС
для всех желающих. Но это произойдет и без особого  участия  СК.  Найдется
немало  людей,  которые  смогут  похитить  из  лабораторий  и   мутировать
бактерии,  а  затем  выращивать  их.  Сама  мысль,  что  можно   увеличить
продолжительность  их  жизни  в  семь  раз,  делает  людей  одержимыми   в
стремлении заполучить  ФЗС.  Правительство  всеми  силами  будет  бороться
против распространения эликсира, но ему придется смиряться. Или оно падет.
     - И мы станем жертвами... - вздохнула жена Дизно.
     - Допускаю, но мы не должны пятиться назад  лишь  потому,  что  можем
оказаться мучениками.
     Дункан несколько раз изложил свои  намерения.  Теперь  он  перешел  к
практическим действиям. Сколько времени понадобится Дизно, чтобы  снабдить
его и Сник идентификационными картами? С неохотой Дизно сообщил, что  Майя
Лютер может устроить это немедленно. Однако  некоторые  атрибуты,  которые
сопутствуют подготовке карт,  займут  определенное  время.  Возможно,  все
будет готово сегодня  к  вечеру.  Нынче  он  сам  и  Сарадотер  не  станут
стоунироваться, но Мэйфея и Майя Лютер должны отправиться на работу. У них
нет уважительных причин, чтобы остаться дома. Но они смогут заняться этими
материальными моментами. Дизно введет фиктивные данные  -  он  сумеет  это
сделать непосредственно из квартиры, хотя сегодня не его законный  день  и
ему следовало бы торчать в стоунере.
     Дизно ухитрился дать  возможность  Дункану  "без  ушей"  позвонить  в
квартиру,  где  остались  Сник  и  Клойды.  Дункану  совсем  не   хотелось
раскрывать ее: туда еще придется возвращаться. Симпатичная  рыжая  женщина
ответила на вызов. Он узнал ее:  Люция  Шомур  Клейвин  -  одна  из  двоих
жителей Среды. Как Дункан  и  предполагал,  она  была  абсолютно  в  курсе
событий до того момента, как он покинул квартиру.  Она  жестом  пригласила
Клойдов и Сник подойти. У Сник словно тяжесть с души  свалилась  при  виде
его. Затем она напустилась на Дункана.
     -  Какого  черта  ты  не  сообщил  мне,  что   творится!   Мы   очень
беспокоились. Донна и Барри просто были в панике. Я тоже близка к тому.
     - Сомневаюсь, - вставил Дункан.
     - Ну ладно, я просто волновалась.
     - Я не мог позвонить без риска. Послушай, до сих пор все идет хорошо.
Объясню при встрече.
     Донна Клойд стояла рядом.
     - Д_е_й_с_т_в_и_т_е_л_ь_н_о_ все о'кей?
     - Да. Около семи вечера дестоунируйте  всех  членов  СК  в  квартире.
Расскажите им,  что  произошло.  Я  добавлю  подробности.  Ситуация  резко
изменилась к лучшему. Отдыхайте, я буду к восьми.
     - Я, кажется, прозевала самое интересное?
     - Это должен был делать кто-то один. Двоих  могло  оказаться  слишком
много. Кончаем.
     После разговора он положил себе в сумку ампулы  ФЗС  и  А-ТИ  (должно
хватить для  каждого  члена  СК  в  квартире)  и  прихватил  распечатки  с
формулами. В семь часов Дизно удалился, не сказав Дункану куда. Дункан  не
настаивал. Вероятно, Дизно был прав, утверждая, что так будет  безопасней.
В 7:31 Дизно вернулся и передал Дункану небольшой пакет. В нем  находилась
пара телесного цвета колпачков для больших пальцев Дункана и  Сник.  Когда
они  пожелают  провести  кредитные  операции   своими   идентификационными
картами, надо будет прижать большие пальцы к регистрирующей  пластине.  На
внешней стороне колпачка - отпечатки  пальца  члена  СК  по  имени  Макро,
который жил на том же уровне, что и Клойды; на другом  колпачке  отпечаток
пальца сожительницы Макро - Джулеп  Чу  Харт.  Дункан  запомнил  биоданные
Макро, потратив на это часть дневного времени. Сник придется  "сродниться"
с биографией Харт.
     - Вам повезло, - заметил Дизно. - Макро и Харт, очевидно,  до  смерти
перепугались,  когда  ваши  послания   вытеснили   с   экранов   привычные
изображения. Они, должно быть, посчитали, что все кончено и  надо  удирать
от гэнков, и исчезли.  Полагаю,  скрылись  в  лесах,  идиоты.  Правда,  мы
считали их неустойчивыми и поэтому... - Дизно прикусил язык.
     - Вы собирались избавиться от них, не  правда  ли?  Так  же,  как  от
Ибрагима Азимова - агента, который  держал  эту  кондитерскую  и  аптечный
магазин. Так же, как вы пытались избавиться от меня и Сник.
     - Это было необходимо по соображениям безопасности. Вы понимаете это,
- держался Дизно.
     - Ладно, хватит, - сказал Дункан. - Но с этого  дня,  если  о  ком-то
складывается мнение, что человек ненадежен, я хочу знать об этом. Я должен
быть уверен, что подозреваемый действительно опасен для нас. Есть  ведь  и
другие пути, как обойтись с людьми. Не обязательно убивать.
     - Вы слишком мягки.
     - Не советую проверять.
     - Если рядовые члены организации будут знать, что за предательство их
не уничтожат, ничто не остановит от предательства, -  заявил  Дизно.  Лицо
его покраснело от негодования.
     - Люди не должны знать, что смерть им не грозит.  Пусть  думают,  что
она неизбежна. Но на самом деле их можно стоунировать и спрятать.
     - Какая разница между  этим  окаменением  и  смертью?  -  ухмыльнулся
Дизно. Он и не собирался скрывать насмешку.
     - У людей сохраняются шансы, что однажды их найдут и дестоунируют.
     - А что, если это случится скоро? И они все расскажут гэнкам?
     И в словах Дизно была своя логика,  но  Дункан  не  собирался  никого
убивать - иначе как в целях самозащиты. Чего Дункан конечно же не сказал -
сдается, Дизно один из тех, от кого  хотелось  бы  избавиться.  Дункан  не
доверял этому  человеку.  Он  не  сомневался,  что  того  в  свою  очередь
возмущает  самозванство  Дункана.  Если   представится   возможность,   он
непременно разделается с ним.
     История революций тесно переплетается  с  кровопролитной  борьбой  за
власть.  Дизно  просто  повторяет  историю,  так  сказать,  являет  модель
человеческого поведения.
     "Откуда у меня эти мысли? - думал Дункан. - Я не помню того, что знал
Кэрд да и того, что знали мои персонажа, за исключением одного -  моего  -
который сегодня - я. Но иногда неожиданно возникают воспоминания,  которых
у меня не должно было быть. Просачиваются. Значит, я не полностью  отделен
от прежних личностей".
     Это лицо, его лицо пятилетнего ребенка, проплыло перед ним словно  на
экране его памяти. И в то же мгновение - так прежде никогда не случалось -
огромная рука, казалось, влезла в него, схватила внутренности и рванула их
вверх. Ощущение было столь явственным и  болезненным,  что  напомнило  ему
эпизод в  сериале  о  Поле  Баньяне  [персонаж  американского  фольклора],
который он видел несколько  недель  назад.  Великан-дровосек,  встретивший
слоновьих размеров медведя, засунул руку в медвежью глотку,  захватил  его
внутренности и вывернул медведя наизнанку.
     - Что случилось? - встревожился Дизно.
     Дункан выпрямился, с лица исчезло напряжение - одновременно с болью.
     - Ничего.
     - Ничего! Вы выглядели так, будто кто-то угостил вас неплохим  ударом
в живот.
     - Все в порядке. Ерунда. Что-то вроде спазма. Бывает, когда долго  не
ешь.
     Дизно  нахмурился,  но  ничего  не  сказал.  Возможно,   у   него   и
промелькнула мысль, что ему еще доведется воспользоваться  этой  слабостью
Дункана. Возможно? Несомненно! Он ничего не имел бы против его смерти.
     Лицо исчезло  -  на  время.  Дункан  не  понимал,  что  означает  его
внезапное  появление  то  тут,  то  там.  Не  предвестник  ли  это  нового
умственного расстройства? Если так  -  он  не  намерен  тревожиться.  Дать
навязчивой идее овладеть собою -  означает  ускорить  крушение,  если  оно
действительно назревает. Возникающее вновь лицо -  признак  незавершенного
отделения его сегодняшнего "я" от  тех,  других.  Признак  незначительного
умственного недуга, легкая неисправность.
     А может, эти рассуждения - всего лишь стремление подбодрить себя?
     Остаток вечера Дункан не возвращался  к  этим  размышлениям.  Он  был
слишком занят - работал с Дизно и тремя другими его  коллегами.  В  восемь
часов вечера он позвонил в  квартиру  Клойдов.  А  еще  через  минуту  уже
беседовал со Сник, Клойдами и обитателями квартиры - жителями Среды.

                                   14

     Весь Четверг Дункан и Сник много работали, прерываясь  лишь  на  еду,
коротко - на физические  упражнения  и  принятие  ванны.  Дизно  выдал  им
сведения о сорока восьми единомышленниках - руководителях подрывных  групп
в разных частях мира. Сник заявила, что Дизно, наверно,  хватил  бы  удар,
узнай он, сколько тайных средств связи они использовали. Дизно  рассказал,
как подключиться к ним, но  советовал  задействовать  их  лишь  в  случаях
крайней необходимости. Ему было невдомек, что такой момент наступил.
     - Откуда вам знать - может, органики следят за вашими собеседниками и
в курсе всего? Неверный шаг - и мы все обречены.
     Первым делом после получения  новой  идентификационной  карты  Дункан
направил формулы ФЗС и А-ТИ и разъяснил коллегам их назначение.  Некоторым
из адресатов было известно о ФЗС, но никому - про А-ТИ.
     Дункан известил всех, что он теперь возглавляет организацию и все  ее
подпольные группы, приказал обеспечить всех членов ФЗС и А-ТИ. Кроме того,
все члены организации обязывались любыми доступными безопасными средствами
распространять  распечатки  с  формулами  среди  граждан.  Способы  -   по
усмотрению подпольщиков. Таким  образом,  говорил  он,  люди  сами  станут
проводниками этой информации, что вызовет немалую  тревогу  правительства.
Сперва не все лично ответили на его обращения, хотя многие сделали  это  и
разговаривали с Дунканом. Лишь кое-кто хранил  молчание.  Все  собеседники
были изумлены, узнав, что он - Кэрд, известный под именем Дункана.
     Разговор с каждым  был  недолог.  Упрочив  свое  положение  и  кратко
сообщив о планах, он направил всем длинное письменное послание.
     - Почему ты уверен, что они станут действовать? - спросила Сник.
     - У меня нет другого способа  заставить  их  выполнять  мои  приказы.
Многие зашевелятся.
     Сник охотно участвовала  во  всех  его  делах.  Но,  как  и  он,  она
понимала, что рано или поздно кого-то из подпольщиков непременно  поймают.
Теперь можно врать и под действием ТИ,  но  сколько  есть  других  методов
вытащить из человека правду, пусть незаконных, и уж гэнки-то ими владеют.
     Другие обитатели квартиры - граждане Пятницы - не имели к СК никакого
отношения. Наконец-то Дункан и Сник провели этот день в  стоунерах,  чтобы
не попадаться им на глаза. Они втиснулись в цилиндры Клойдов - слава Богу,
те окаменели, уютно расположившись калачиком.
     В Субботу они появились вместе с гражданами  этого  дня  и  Клойдами.
Донна и Барри не стоунировались: их просто в восторг  приводило  нарушение
дня. Дункан воспользовался их помощью в передаче своих  посланий.  Лемюэль
Зико Шурбер и Сара-Джон Панголин Тан - жители Субботы - ушли на весь  день
на работу.
     В Пятницу в квартире заменили дверной замок. Согласно  новостям,  все
граждане получат новые замки к концу следующего Понедельника.
     Клойды работали на Дункана в отдельных помещениях - она в кухне, он -
в ванной комнате. Донна - убежденная буддистка,  настояла  на  получасовом
перерыве для песнопения перед Главным Кругом. Это был стол  с  двенадцатью
углами, двенадцать дюймов в поперечнике, - поставленный на кухонный  стол.
Этот  необычный  стол  -  Главный  Круг   -   был   начинен   электронными
устройствами, которые передавали голограмму Будды в позе лотоса  в  центре
черного поля. По мере того, как Донна тянула Проповедь  Огня  на  древнем,
давно исчезнувшем языке пали, Будда становился все меньше и меньше.  Через
пятнадцать минут он  исчез.  Донна  продолжала  песнопение,  погружаясь  в
Небытие (как она это называла),  пока  Будда  не  появился  вновь  в  едва
видимом далеке и опять сделался большим.
     Барри  Клойд  оказался  приверженцем  Божественного   культа   Тонкой
Гармонии. Вера основывалась на  утверждении,  что  молящийся  может  тонко
настраивать себя,  пока  не  станет  резонировать  с  основным  колебанием
Вселенной. Для достижения такого  состояния  он  сочетал  свои  молитвы  с
работой зеремина. Это был электронный инструмент с двумя антеннами.  Когда
руки Барри двигались внутри поля электрической емкости,  излучаемой  двумя
антеннами, они изменяли тон и тембр музыкального гудения.  Таким  способом
Барри единился с космическими колебаниями и прокладывал  сквозь  них  свой
путь, пока не устанавливал контакт со Вселенной и Богом.
     Не знай  Дункан  своего  былого,  покойного  теперь  спутника,  падре
Кэбтэба,  его  должно  было   встревожить   пребывание   в   СК   подобных
иррациональных людей. Волосатый  священник  еще  фанатичнее  придерживался
своей религии, чем  Клойды.  Однако  ему  никак  нельзя  было  отказать  в
рациональности и искушенности во всех других отношениях.
     Граждане Субботы Шурбер и  Тан  вернулись  домой  с  работы  в  4:30.
Взглянув на секцию мерцающих настенных экранов, Шурбер спросил:
     - У вас включен только один канал?
     - И за ним-то не очень слежу, -  Дункан  махнул  рукой,  указывая  на
секции экранов,  каждая  из  которых  имела  свой  секретный  канал.  -  Я
связывался с нашими соратниками во всем мире.
     Шурбер покачал головой.
     - Никак не могу свыкнуться с этой идеей. Того и гляди гэнки  в  любой
момент вломятся сюда.
     - Возможно, - пожал плечами Дункан. - Но если им  удастся  обнаружить
передаваемые сигналы - это будет чистая случайность.
     - Которая  может  произойти.  Или  кто-то  из  собеседников  окажется
предателем.
     Дункан не считал опасность  слишком  явной.  Всех  членов  подпольных
групп испытывали, когда про А-ТИ и слуху не было.
     - Во всяком случае Сара-Джон и я в  ярости.  Около  3:30  в  новостях
сообщили, что правительство временно отменяет результаты референдума -  до
завершения чрезвычайной ситуации. Не сомневаюсь, они найдут доводы для  их
отмены! Несколько обнедель  назад  жителям  тщательно  отобранных  городов
разрешили  высказаться  на  референдуме  об  их  отношении  к   ослаблению
правительственной  слежки.  Небольшим  большинством   голосов   эта   идея
победила.  По  закону  сие  означало  последующее  голосование  в  мировом
масштабе. Даже если большинство проголосует лишь за  смягчение  наблюдения
за гражданами, детали надлежит выработать представителям победивших. Потом
программа вновь станет объектом всемирного референдума.
     Победа граждан окажется минимальной - это Дункан отчетливо осознавал.
Отказываясь  отменить  наблюдение  со   спутников,   правительство   будет
руководствоваться  логикой  общественных   интересов.   "Небесные   глаза"
абсолютно необходимы для регулирования движения товаропотоков,  наблюдений
за погодой, для регистрации происшествий и  проявлений  преступности.  Все
это - во благо общества. Но не могут же спутники наблюдать за  всем  этим,
не фиксируя на открытой местности  поведение  каждого  гражданина.  Однако
ситуация в  городах  с  башенной  архитектурой  решительно  отличалась  от
таковой в горизонтальных городах. Горожане  недоумевали,  почему  мониторы
должны наблюдать за каждым квадратным футом улиц башни? Может быть, и  для
блага людей, но им это не  нравилось.  Раздраженные  граждане  предлагали,
чтобы мониторы отключили и использовали  лишь  тогда,  когда  сообщение  о
происшествии или преступлении, о домашней ссоре поступало бы  к  органикам
или в медицинскую службу в конкретном районе.
     Это была бы  незначительная  уступка  правительства.  Особенно,  если
учесть, что власти могли заверить в бездействии мониторов, а на  деле  все
оставалось бы по-прежнему. Когда наблюдательные комитеты граждан  посещали
полицейские  участки  с  целью  проверки   исполнения   закона,   мониторы
отключались. Стоило им покинуть станции органиков, все вновь  возвращалось
на круги своя.
     Поиски Дункана и Сник, последние стихийные демонстрации  и  локальные
бесчинства,  о  которых  поведали   по   каналам   новостей,   оправдывали
полномасштабную слежку. Во всяком случае  с  позиций  властей  именно  это
будет определять их тактику.
     - Сообщают, что сегодня вечером в  разных  районах  города  состоится
демонстрация, - сказал Шурбер. - Ближайшая  -  на  Площади  Голубой  Луны.
Сара-Джон и я намерены участвовать. Но гэнки...
     - ...будут торчать там, и вы не хотите рисковать, - вклинилась Сник.
     Появившиеся в комнате Клойды ухватили конец фразы.
     - Конечно, не следует идти туда, - заявил Барри.
     Сник взглянула на Дункана.
     - Я устала сидеть взаперти.
     - Слишком велик риск для тебя, - откликнулся Дункан.
     - Ну и ну! Вы, должно быть, оба телепаты. Читаете мысли  друг  друга.
Это оттого, что вы так долго вместе? - спросила Донна.
     - Возможно. Ну, а что касается дела - мы мыслим одинаково. Но сколько
раз я ни за что не могла понять, о чем он думает!  -  в  сердцах  добавила
Сник. Он действует как экстраверт [человек, интересующийся только внешними
предметами], хотя в сущности он  интроверт  [человек,  сосредоточенный  на
самом себе, на своих переживаниях].
     Дункан  промолчал.  Устной  командой  задействовал  секцию   экранов.
Передавались заключительные задания на сегодня. На другом конце  -  дом  в
Сингапуре, руководитель местных подпольщиков принимал распечатку программы
- как достичь необходимого перелома в убеждениях революционеров.  Наиболее
серьезный и радикальный вопрос - призыв отказаться от системы  однодневной
жизни, принятой в Новой  Эре.  Нет  никакой  принципиальной  необходимости
распределять население мира на семь дней. На Земле два миллиарда  человек,
а  вовсе  не  десять,  как  лживо  утверждает  правительство.  В   прошлое
человечества должна уйти "однодневная" жизнь. Но в манифесте  объявлялось:
То, что есть хорошее в Новой Эре, должно сохраниться. Не следует допустить
возврата и к прошлому опыту человечества, если он не оправдал себя.
     Лемюэль Шурбер подождал,  пока  Дункан  закончил  передачу  последней
инструкции.
     - Мы с Сарой-Джон должны сходить в магазин.
     - Только держитесь подальше от Площади Голубой  Луны,  -  посоветовал
Дункан.
     - Обязательно, - согласился Шурбер. Через минуту дверь  за  супругами
закрылась.
     - Полагаю, нам лучше вернуться в  стоунеры,  -  произнесла  Донна.  -
Очень приятно было бы пообедать в компании с вами,  но  кормить  нас  всех
довольно разорительно для гостеприимной Субботы.
     Дункан не пытался их удержать, хотя  веселых  собеседников  будет  не
хватать. Глазами проводил их и обратился к Сник.
     - По крайней мере на вечернюю  демонстрацию  сегодня  можно  было  бы
взглянуть. Посмотрим, выльется ли поднятая нами смута в нечто большее, чем
прогулка.
     - Ты имеешь в виду, осмелятся ли юнцы облить мониторы из баллонов?  А
может, и гэнков заодно?
     - Руководитель подпольщиков Субботы прислал донесение, что  небольшая
группа молодых людей похитила баллоны со склада. Им втолковали,  что  надо
облить уличные мониторы черной краской. Мониторы ослепнут на  время,  пока
экраны не заменят. Этот руководитель сообщил, что один из членов СК  вошел
в группу юношей и предложил идею. Молодые люди были "за", но как  бы  дело
не обернулось пустым бахвальством. Вместе с тем,  если  они  дадут  задний
ход, другие жители  Лос-Анджелеса  могут  последовать  их  примеру.  Юнцов
арестуют, накажут. Молодые люди не могут, подобно опытным и консервативным
старшим, отдавать себе отчет в последствиях.
     В дверь позвонили. На доли секунды  Дункан  и  Сник  застыли,  как  и
Клойды, уже входившие в комнату стоунирования.  Экраны  по  всей  квартире
высвечивали оранжевые буквы: ЗВОНОК. Звонили настойчиво - это не Шурбер  и
Тан.  Они  бы  проделали  обычную  процедуру  -  вставили  бы  в   прорезь
идентификационную карту. Замок бы открылся, но супруги  чуть  выждали  бы:
оставшимся в квартире лучше убедиться на экране  монитора,  что  нежданных
гостей нет. Дункан включил монитор.  Коротышка-мужчина  и  каланча-женщина
глядели с экрана.  На  обоих  ярко-красные  комбинезоны  -  рабочая  форма
Департамента  санитарии  штата  Лос-Анджелес.  Их  эполеты  были  украшены
золотыми метлами  -  знаки  Инженерной  секции  службы  содержания  домов.
Эмблемы в форме совка для мусора указывали на принадлежность этой  пары  к
инспекторам.
     - Берите  инициативу  на  себя.  Представьтесь  обитателями  квартиры
сегодняшнего дня, - резко бросил Дункан Клойдам, вернувшимся в коридор.
     Барри рассматривал пришельцев на экране над входом.
     - Какого черта они хотят?
     - Не знаю. Полагаю, какое-нибудь нарушение по содержанию квартиры,  -
процедил Дункан. - Надеюсь, это не гэнки, явившиеся  сюда  взять  нас  без
лишнего шума.
     Клойды побледнели, но голос Донны прозвучал твердо.
     - Почему бы нам не притвориться, что нас нет дома?
     - Граждане Шурбер и Тан!  -  раздался  голос  женщины  за  дверью.  -
Пожалуйста, впустите нас. Мы пришли  проверить  жалобу  Субботних  жителей
этой квартиры. Воскресный департамент органиков передал  нам  послание.  У
нас разрешение на инспекцию. Вот наши идентификационные карты.
     Портрет и карта женщины возникли на мониторе.  Капрал-инспектор  Рани
Ису Вильямс имела достаточные полномочия.
     Она перестала улыбаться и теперь сердитым твердым тоном объявила:
     - Мы знаем, что вы дома  и  потребляете  чрезвычайно  много  энергии.
Открывайте!
     - О Боже! - простонала Донна. Дункан выругался  про  себя.  Хотя  его
передачи  по  телеканалам  не  поддавались  обнаружению,  однако  заметное
превышение в потреблении энергии - больше, чем  требовалось  для  домашних
нужд, - регистрировалось. Обычно оказывалось достаточным  оплатить  расход
энергии,  используя   идентификационную   карту.   Вряд   ли   Департамент
электроэнергии стал бы привлекать внимание гэнков к этому  обстоятельству.
Но, если инспекторам  дадут  от  ворот  поворот,  они  непременно  доложат
гэнкам. А уж те  либо  явятся  с  ордером,  либо  установят  за  квартирой
специальное наблюдение.
     Возможно, эта пара - просто переодетые органики или  наемные  убийцы,
подосланные Дизно. Такой вариант нельзя было сбрасывать со счетов.
     Сник ни слова не  говоря  отключила  все  экраны  в  квартире,  кроме
каналов  новостей  и  декорирования  стен,  обычно  выбираемого  по  вкусу
жителями каждого дня. Дункан решительно скомандовал:
     - Донна! Барри! Кто-нибудь немедленно ответьте! Скажите  им,  что  вы
вздремнули. Впустите их!
     Сник  уже  стояла  у  дверей  комнаты  стоунирования,  держа  в  руке
пистолет.
     - Что если они знают Шурбера и Тан в лицо? - прошептала Донна.
     - Будем надеяться, что нет, - успокоил Дункан. -  Нет  смысла  больше
тянуть! Отвечайте.
     Уже удаляясь по коридору, он услышал, как Донна ворковала:
     -  Извините.  Мы  слегка  вздремнули.  Прошлой  ночью  была  отменная
вечеринка.
     Дункан вошел в комнату  стоунирования,  когда  входная  дверь  плавно
вписалась в стенную нишу.

                                   15

     Дункан вполголоса задействовал экран и теперь мог слышать разговор  в
гостиной. Инспектор Вильямс сообщила, что Департамент обязан принять  меры
по четырем жалобам, полученным от граждан  Воскресенья.  Первая:  Граждане
Субботы, уходя в стоунеры, не убрали  свои  пожитки  в  шкафы  для  личных
вещей. Вторая: Граждане Воскресенья обнаружили  в  углу  на  кухне  мусор,
оставленный жителями Субботы. Третья: Под  воронкой  мусоропровода  брошен
пакет с нестоунированными кухонными отбросами. Четвертая: грязные простыни
на кроватях не заменены. На замечания Субботы жители Воскресенья ответа  с
извинениями  не  дали.   Вместо   этого   они   оставили   оскорбительное,
непристойное послание Воскресенью. А именно: Пустите  себе  через  задницу
пулю в ваши геморройные мозги.
     - Бездельники! Ну и жили бы в  фешенебельном  месте,  раз  они  такие
дьявольские чистоплюи!
     - Но есть же определенные минимальные нормы, которые вам должны  быть
известны,  -  сказала  инспектор.  -  Мы  уполномочены   подтвердить   или
опровергнуть жалобы и провести проверку на месте.
     - Но сейчас уже слишком поздно, - запротестовал Барри Клойд. - Вы  не
можете обвинять нас в неаккуратности, у нас еще не было времени на уборку.
     - Нам приказано доложить о санитарном состоянии  квартиры  на  момент
инспекции, - объявила  Вильямс.  -  Это  предусмотрено  Инструкцией  6-С5,
подраздел 3Д.  -  Коротышка  по  имени  Себта  молчал.  Его  челюсти  мяли
жевательную резинку.
     - Вы нарушаете наш покой, - объявил Барри.
     Несмотря на  серьезность  момента,  Дункан  ухмыльнулся.  Раздражение
Клойдов  не  трудно  понять:  они   вовсе   не   ответственны   за   следы
хозяйствования жителей Субботы.
     - Можете сообщить о наших действиях, если угодно,  -  с  безразличием
предложила Вильямс. Без сомнения, она привыкла и к более серьезным  личным
выпадам.
     Сник спокойно шепнула:
     - Не вернуться ли нам в стоунеры Пятницы?
     - Забудь об этом, - ответил Дункан.
     - Не очень-то и хотелось,  -  отреагировала  Сник.  -  Но  как,  черт
возьми, не попасться им на глаза?
     Дункан изложил план.
     - В этом не меньше риска, чем залезть в стоунеры, - улыбнулась она. -
В конце концов, можно и... не думаешь ли ты об этом всерьез?
     Между  тем  долговязая  Вильямс  и  коротышка  Себта,  темнокожий,  с
окрашенной в пурпуровый цвет бородой, принялись за дело. Себта  с  камерой
следовал за Вильямс, а та говорила в ручной микрофон. Свет от камеры падал
в стык между экранами и ковром, а Вильямс оценивала  санитарное  состояние
освещаемого участка. Они облазили по периметру гостиную,  сунули  нос  под
мебель-СПЖ  (составь  по  желанию).  Лежавшая  на  полу  Вильямс   победно
вскричала "ага!", извлекая из-под дивана грязный носок.
     - Это не наш, - отреклась Донна.
     - Чей же? - резонно поинтересовалась Вильямс.
     - Откуда мне  знать?  -  заявила  Донна.  -  Должно  быть,  украшения
Воскресников.
     Вильямс опустила носок в сумку для улик, висевшую у нее на поясе.
     Инспекторы и Клойды двинулись в коридор. Долговязая сказала:
     - Откройте шкаф для личных принадлежностей.
     К счастью, он оказался открытым. Будь иначе, своими картами Клойды не
смогли бы его открыть.
     Дункан  и  Сник  притаились  за   полуоткрытой   дверью   в   комнату
стоунирования.  Дав  совет  аккуратнее  расставлять  предметы  на  полках,
Вильямс возглавила шествие в спальню. Хорошо, что Клойды стояли в  дверном
проеме, частично закрывая инспекторам  обзор  коридора.  Затем  Донна  еще
потянула дверь к себе, почти совсем лишая инспекторов обзора. Барри  резко
жестикулировал, очевидно, показывая, что им следует выйти.
     Клойды действовали в этих обстоятельствах значительно  хладнокровнее,
чем Дункан мог бы ожидать. Возможно, они сообразили,  что  Дункан  и  Сник
могли наблюдать за ними в экраны.
     Дункан отключил экраны - пусть настырные инспекторы не знают, что  за
ними следили. Затем он и Сник нырнули в гостиную и спрятались за  диван  у
дальней стены комнаты - подальше от  искушения  выскочить  из  квартиры  и
попасться на глаза соседям.  Вместе  с  тем  необходимо  было  перехватить
Шурбера и Тан, пока они не возвратились  из  магазина.  Но  и  тут  соседи
удивятся,  почему  супруги  не  явились  выложить  покупки,  а,  наоборот,
удалились с ними?
     - Моя жизнь зависит от огромного  числа  столь  преходящих  вещей,  -
пробормотал Дункан.
     - Что? - переспросила Сник.
     - Не обращай внимания.
     Теперь при отключенных экранах он лишился возможности  проследить  за
маршрутом инспекторов. Но тут же Донна громко сказала:
     - Полагаю, в спальной все в порядке? Куда теперь?
     - Более или менее, - разочарованно ответила  Вильямс.  Второй  вопрос
остался без ответа.
     - Надо взглянуть, куда они двинулись, - шепнула Сник. Дункан не успел
ответить, как она, выскочив из-за укрытия, оказалась на полпути к выходу в
коридор. Он приподнялся - голова ее уже скрылась.  -  Они  в  комнате  для
стоунирования, - доложила Сник вернувшись.
     - О черт! - в сердцах проговорил Дункан. Сник озадаченно смотрела  на
него. - Я не подумал об этом. Если они заметят, что Вторника и Субботы нет
в цилиндрах, возникнут подозрения. Могут арестовать Клойдов.
     - Я полагала, ты учел это.
     В  этот  момент  входная  дверь  бесшумно  заскользила  в  нишу,   но
донесшиеся голоса  с  улицы  заставили  Дункана  выглянуть  из-за  дивана.
Показался Шурбер с неизменной Тан, катившей складную двухколесную тележку,
нагруженную бумажными пакетами. Дункан подпрыгнул, жестикулируя,  приложив
палец к губам. Сник тоже выскочила, безмолвно и  выразительно  артикулируя
слова и указывая на коридор.
     Тан чуть было не воскликнула что-то. Дункан быстро откатил тележку за
диван. Сник, наблюдавшая за прихожей, вернулась в убежище. Дверь  медленно
закрывалась.  Кто-то  из  супругов  снаружи  вставил   карту   и   голосом
задействовал запорный механизм.
     - Закрылись!  -  облегченно  сказал  Дункан  пристроившейся  рядом  с
тележкой Сник. Прошло минут пять.  Отдаленные  голоса  сделались  слышнее:
группа вышла в прихожую. Клойды намеренно говорили громко, чтобы  играющие
в прятки слышали их, хотя и не были уверены, что они еще в квартире.
     Дункан попросил Сник прокрасться к стене и опять включить  внутренние
мониторы.
     - Установи наблюдение за кухней и комнатой стоунирования. Постой там,
потом выключишь и вернешься.
     Инспекторы оказались в комнате  стоунирования.  Несколько  минут  они
обнюхивали стены внизу, у пола. На цилиндрах визитеров, по всей видимости,
интересовала  только  пыль,  хотя  люди  Субботы  отвечали  лишь  за  свои
стоунеры.
     Дункан вздохнул с облегчением - Вильямс проследовала  мимо  стоунеров
Вторника, не взглянув на них. Ее особенно интересовали цилиндры Субботы  -
их она обошла дважды. Затем Вильямс попросила Клойдов подтвердить, что она
и Себта завершили инспекцию. На этом она выключила свой диктофон.
     Все будет в порядке, если кому-нибудь в их чертовой конторе не придет
в голову сравнить частоту  голосов  Клойдов  и  Шурбера  с  Тан.  Но  надо
надеяться, гэнки не стоят за этим визитом. А может, Вильяме и  Себта  сами
органики? И теперь им известно, что Клойды не те, за кого себя  выдают.  А
Вильямс заметила, что стоунеры Вторника  пусты,  еще  до  того,  как  Сник
включила  монитор.  И  пара  "инспекторов"  непременно  доложит  обо  всем
коллегам. Тогда органики кучей навалятся на квартиру. Нет.  Шурбер  и  Тан
заметили бы их и предупредили бы его. Вильямс и Себта не  знали,  что  еще
двое прячутся в квартире. Если бы они что-то подозревали,  что  им  мешало
арестовать Клойдов? Под комбинезонами наверняка было оружие.
     Вильямс уходя сказала:
     - Департамент уведомит вас о любых возможных мерах.
     Она жестом пригласила  Себта  последовать  за  ней,  и  оба  покинули
комнату стоунирования. Дункан подал знак  Сник  отключить  дисплеи.  Через
секунды она уже присоединилась к  нему.  Наконец,  и  инспекторы  оставили
квартиру.
     Дункан и Сник появились из-за  дивана.  Донна  вскрикнула  и  дернула
Барри за руку.
     - Боже, вы перепугали нас! Мы же не знали, что вы еще здесь.
     Дункан рассказал им, что произошло.
     - Тан и Шурбер должны возвратиться минут через пятнадцать. Но  сперва
они позвонят.
     - Я едва штаны не замочила, - объявила Донна. - Я была  уверена,  что
эти типы заметят пустые стоунеры.  Как  насчет  выпивки?  Мне  это  сейчас
необходимо.
     Клойды уже  были  навеселе,  когда  явились  Тан  и  Шурбер.  Супруги
уговаривали Дункана и Сник присоединиться, но те уже давно договорились не
увлекаться выпивкой. Опасность подстерегала в любую минуту, надо сохранять
форму.
     Шурбер и Тан от волнения пытались нагнать Клойдов. Обед запоздал,  но
наконец все расселись в гостиной. Лишь Дункан и Сник оставались настороже.
     Передававшиеся новости давали повод для восторженного возбуждения. На
многих уровнях всех  башен  проходят  антиправительственные  демонстрации.
Донна немного посмотрела на  разгневанных  демонстрантов  и  заявила,  что
хочет спать.
     -  Я,  пожалуй,  пойду  в  цилиндр.   Когда   выйду,   стану   дважды
стоунированной  [игра  слов  -  англ.  to  stone  -  побивать  камнями   и
стоунировать, делать окаменелым]. - Она рассмеялась.
     - Хорошая идея, -  поддержал  Барри.  Обнявшись  и  поддерживая  друг
друга, супруги нетвердой походкой удалились.
     Комментаторы сообщали, что политические демонстрации происходят  и  в
других  штатах  Калифорнии.  Разрешения  на  их   проведение   Департамент
органиков не выдавал. Для гэнков наступают нелегкие времена, думал Дункан.
Но это значит, что для протестующих грядет еще более тяжелая пора.  Каналы
новостей переключались на  различные  сходки,  наконец,  остановившись  на
одном из самых неистовых митингов на Площади  Голубой  Луны,  недалеко  от
сегодняшнего пристанища беглецов.
     Двадцать две секции экранов показывали  площадь  с  различных  точек.
Демонстранты - в большинстве своем молодые люди и девушки -  сгрудились  в
центре площади вокруг многоярусного фонтана. Пронзительные крики с экранов
заставили Дункана приглушить звук.
     "Мы требуем большей свободы!"
     "Уберите небесные глаза!"
     "Покончить с однодневной  жизнью  в  неделю!  Вернемся  к  нормальной
жизни!"
     "Долой коррупцию в правительстве!"
     "Помочимся на тиранов!"
     "Головой об стены, свиньи!"
     "Немедленно дайте людям ФЗС!"
     "Мы не подонки общества! Дайте нам тоже ФЗС!"
     "Подавись дерьмом, диктатор!"
     Слышались и отдельные выкрики.
     "Ура Дункану и Сник!"
     "Прощение Дункану и Сник! Пусть они расскажут правду!"
     "Мы устали от лжи правительства!"
     "Нам нужна правда!"
     Многие в толпе размахивали  распечатками.  Дункан  не  мог  разобрать
слов, но был почти уверен, что это те два  послания,  которые  он  передал
всего две недели назад, две недели, казавшиеся сейчас вечностью.  А  затем
он услышал портативный передатчик, транслировавший часть его посланий.

             "...ПРАВИТЕЛЬСТВО СОПРОТИВЛЯЕТСЯ, ВОССТАВАЙТЕ!"

     Толпа   росла,   переливалась.   Передние,   образуя    группы,    то
растягивались, то сжимались.
     Комментатор сказал: "В незаконной  демонстрации  на  Площади  Голубой
Луны участвовали  тысяча  человек.  По  официальным  данным,  общее  число
демонстрантов  -  а  все  демонстрации  происходили  без   разрешения   и,
следовательно,  нарушен  закон  -  приблизительно  пятьдесят  тысяч.   Это
ничтожная цифра в сопоставлении с населением штата Лос-Анджелес - двадцать
миллионов. Хотя Великая Хартия о Правах  и  Ответственности  Органического
Сообщества   предоставляет   людям   право   проведения   демонстраций   с
политическими,  социальными  и  экономическими  требованиями,  в  качестве
особого условия оговаривается, что местные департаменты  органиков  должны
выдавать лицензии, разрешающие подобные мероприятия. Но эта незначительная
группа подпольщиков и мятежников..."
     Улицы, отходящие от площади, были забиты гэнками. Пробники оставались
в кобурах, в руках - электрошоковые дубинки, специальные затупленные пики,
какими загоняют скот, гранаты со слезоточивым газом. Два огромных водомета
стояли в начале главных улиц у площади - их стволы глядели  на  толпу.  За
рваным кругом протестующих - множество патрульных машин, по такому  случаю
оснащенных пневматическими ружьями, стреляющими резиновыми пулями.
     На некоторых экранах появилась солидная стая  полицейских  аэролодок,
опускавшихся на крыши башен и площадки станций органиков на разных уровнях
башен. Они прибыли сюда из других штатов Калифорнии.
     Генерал-органик  проревел  в  портативный  мегафон:  "Это   последнее
предупреждение! Немедленно расходитесь! Немедленно отправляйтесь по домам!
Или будете арестованы! Я повторяю!.."
     - Как вам это  нравится?  Никто,  ни  один  не  ушел!  Все  остались!
Послушайте! - восклицал Шурбер.
     Комментатор:  "...в  штабе  Сан-Франциско.  Сообщения  о  стычках   с
органиками подтверждаются... Тамошний представитель Департамента органиков
утверждает, что неустановленное число  демонстрантов  арестовано.  Имеются
случайно пострадавшие, убитых нет; когда ситуация прояснится, мы дадим вам
более точную информацию о..."
     Голос генерала гремел над выкриками,  воплями  и  пением  на  Площади
Голубой Луны: "Офицеры! Арестуйте негодяев! При  сопротивлении  применяйте
необходимые методы сдерживания!"
     - Боже, как я хотела бы находиться там! - не сдержала чувств Сник.  -
Я бы им показала!
     Первые гэнки, попытавшиеся произвести аресты без использования  силы,
как предписывается Департаментом,  были  сбиты  с  ног  хлынувшей  на  них
толпой. Следующая цепь гэнков выставила пики против надвигавшихся  на  них
демонстрантов. Генеральский мегафон изрыгал команды,  но  теперь  их  едва
можно было расслышать. Из водометов поверх голов органиков  в  гущу  толпы
ударили окрашенные в красное могучие струи. Многих сбило с  ног;  визжащие
люди вдавливались во внешние ряды толпы.
     Центр  толпы  исчез,   но   упавшие   поднимались   вновь.   Водометы
приблизились. Столбы красной воды не пощадили и  многих  гэнков.  Внезапно
вся масса людей оказалась ярко-красной с головы до пят.  Вода,  растекаясь
по площади, походила на кровь.
     - Проклятье! Они же не отмоются от краски. Помечены по  крайней  мере
на неделю! Бедняги. Гэнки поймают их, даже если они убегут! -  возмущалась
Тан.
     Внезапно толпа прорвала  окружение  органиков.  Люди  пробежали  мимо
патрульных машин. Стрельбу открыть не  удалось,  поскольку  органики  тоже
попадали под резиновые пули. Протестующие выплеснулись с площади,  напирая
на плотные ряды органиков в местах пересечения  улиц  с  площадью.  Многие
органики, как и демонстранты,  исчезли.  Но  большинство  не  разбегалось.
Генерал стоял на своей открытой машине и  орал,  требуя  от  демонстрантов
остановиться  и  добровольно   подвергнуться   аресту.   Кто-то   (Дункану
показалось, что это женщина) ткнул отнятую у гэнка пику в живот  генерала.
Он выронил мегафон, согнулся, обхватывая живот, и,  свалившись  с  машины,
исчез из виду.
     Вскоре уже не менее трех четвертей  демонстрантов  заполонили  улицы.
Остальные либо недвижно лежали на площади, либо подчинились  гэнкам.  Этих
последних затащили в резервные общественные стоунеры, торчавшие  по  краям
площади. На всех стоунеров не хватило, остальных  демонстрантов  скрутили,
надели на них наручники. Струя ТИ в лицо каждого довершила дело.
     - Неплохо  для  начала,  -  заметил  Дункан.  -  Ко  всему  населению
демонстрантов не много. Но со временем  толпа  возрастет  и  решительности
прибавится. Я уверен.
     - Слава Богу, мой муженек был мертвецки  пьян.  Как  бы  он  все  это
стерпел? - Тан неуверенно поднялась со стула. - Он никогда  не  мог  много
пить. Может, мне лучше уложить  его  в  кровать.  -  Она  помогла  Шурберу
встать.
     - Смотрите! Я так и думал! - воскликнул Дункан. -  Они  возвращаются!
Все обстоит гораздо лучше, чем я мог надеяться.
     Красная ватага быстро двигалась  по  улице,  по  которой  только  что
утекали демонстранты, обратно  -  навстречу  гэнкам.  Гэнки  таращились  в
изумлении, но построились рядами в  центре  площади,  словно  воспроизводя
только что сыгранный  спектакль.  Вернулись  патрульные  машины,  повернув
ощерившиеся ружьями колпаки  на  улицы.  Водометы  тоже  направили  хоботы
навстречу приближающимся людям.
     Теперь в руках протестующих появились  баллоны.  Дункан  предполагал,
что баллоны были при них и раньше, когда началась демонстрация, но люди не
решились их применить. Но теперь  лица  молодых  горожан,  наверно,  стали
такими же красными от гнева и возбуждения собственным неповиновением,  как
и от краски на коже и одежде. Толпа напирала на органиков, проворные юноши
залезали на столбы с мониторами и  опрыскивали  экраны  черной  жидкостью.
Другие направили пульверизаторы в лица служивых.
     Генералу удалось опять взобраться на свою  машину.  Он  снова  что-то
кричал в мегафон. Дункан не мог разобрать слов, тонувших  в  адском  шуме.
Толпа  поливала  черными  струями  настенные  экраны  зданий,   окружавших
площадь, и портативные камеры телерепортеров новостей. Дункан  видел,  что
многие экраны уже ослепли.
     - Заливайте их все! - кричал он, вскакивая на ноги. -  Покажите,  что
вы не стадо баранов!
     Сник тоже встала. Она в восторге хлопала в ладоши.
     И в этот миг погас свет.

                                   16

     - Что за?.. - Дункан взглянул на светящийся циферблат. Ровно 7:11.
     Из прихожей донесся голос Сары-Джон Тан:
     - Опять нет электричества!
     Дункан попытался командой включить настенные экраны.  Безуспешно.  На
произнесенный код не среагировала и входная дверь.
     - Может, в шкафах у сегодняшних  жителей  есть  какой-то  фонарь  или
свечи?
     - Не беспокой Тан. Напрасно. Я внимательно проверяла все в их  шкафу.
Ничего нет.
     Казалось, сам воздух замирает. Толщей своей  и  теплом  он  давил  на
Дункана. Ощупывая стену, он двинулся вдоль нее и тут же наткнулся на Сник.
     Сара-Джон Тан пробиралась в гостиную. На голос  Сник  она  подошла  к
дивану. Дункан вдохнул аромат  ее  духов,  смешанный  с  запахом  пота  от
нервного возбуждения.
     - Лем напился до потери сознания. Счастливчик,  сукин  сын,  валяется
себе в кровати!
     - Что же могло случиться? - недоумевала Сник. На сей  раз  мы  же  не
выводили  из  строя  никаких  электростанций.   Может,   какая-то   другая
подпольная группа, про которую нам ничего не известно?
     - Сомневаюсь, - проронил Дункан в задумчивости.  По  всей  видимости,
авария.
     Он не верил в это. Скорее - дело рук правительства.  При  отключенной
электроэнергии, когда освещение дают только  машины  гэнков,  демонстранты
беспомощны. Их разгонят, только успевай удирать. Отключить  электроэнергию
- очень крутая мера, но правительство способно на нее.  Однако  власти  не
возьмут вину на себя. Ответственность возложат на кого-нибудь другого...
     Сара-Джон Тан почти потеряла голову.
     - В прошлый раз это был сплошной ужас. Мы проснулись в Среду и сперва
подумали, что  это  опять  Вторник.  Но  когда  все  другие  дни  покинули
стоунеры, мы поняли, что произошло  нечто  очень  серьезное.  Нельзя  было
выйти из квартиры. Потом гэнки выжгли  запорные  механизмы  и  велели  нам
покинуть город. На улицах образовались заторы, конечно...
     Сник остановила ее.
     - Мы все это знаем.
     - Вы не попадали в такую чудовищную кутерьму.
     - Думаю, что энергию скоро подадут, - вставил  Дункан.  -  Спокойней,
давайте подождем.
     - Плохо, что замок надо вынимать,  -  заметила  Сник.  Чертовы  гэнки
могут явиться сюда для этого Бог весть когда. Может, самим, но  потом  как
им объяснишь?
     - Не дергайся, Тея. Ситуация на сей раз иная.  Дестоунированы  только
граждане  сегодняшнего  дня.  Значит  используется  лишь   седьмая   часть
кислорода, так что воздуха хватит. Да и  гэнков  нынче  хоть  пруд  пруди.
Подождем.
     Он  почти  физически  ощущал  внутренний  непокой  Сник.   Она   была
воплощением  активности  и  терпеть  не  могла  спокойно  томиться,   пока
что-нибудь произойдет. Если ракета готова к запуску, то Сник должна нажать
кнопку. С  другой  стороны,  врожденное  нетерпение  сдерживается  строгой
дисциплинированностью  и  значительным  опытом  офицера-органика.  Она  не
станет поступать необдуманно, не вынуди ее к этому сама ситуация.
     Час  тянулся  бесконечно.  Секунды,  казалось,  просачивались  сквозь
нагревающийся и тяжелеющий воздух и оседали в нем,  словно  мелкие  дохлые
насекомые. Все трое обменивались отрывистыми словами, фразы  делались  все
короче. Наконец Дункан поднялся с дивана.
     - Придется выжигать замок.
     Из прихожей разнесся голос Шурбера.
     - Что, черт возьми, тут происходит?
     Тан вскочила и выбралась на ощупь из гостиной.
     - Не паникуй, Лем! - кричала она.
     - Опять отключили энергию! -  Голос  Шурбера  скатился  на  визг.  Он
ругался, растягивая слова, будто хмель еще не покинул его.
     Выслушав рассказ о событиях, Шурбер вновь разразился  проклятиями,  а
потом затих.
     Дункан подумал, что его предположение о причастности правительства  к
отключению  энергии  ошибочно.  Демонстрантов  уже  давно  разогнали   или
разыскали и арестовали. А куда спрятаться? Двери квартир  заперты.  Выдать
себя за непричастных к беспорядкам граждан, случайно оказавшихся на улице,
когда отключили электроэнергию? Краска на всем не даст соврать.
     Правительство, видать,  действительно  собирается  создать  горожанам
временные  скотские  условия.  Это  заставит  их  так  страдать,  что  они
возмутятся, нет, возненавидят тех, кто очевидно ответственен за отключение
электричества. Эти люди будут совсем не при чем, но правительство намерено
их обвинить. Преступниками назовут Дункана и Сник.
     Какую   же   легенду   создадут   власти?   Что   Дункан   и    Сник,
психопаты-преступники, сумасшедшие подпольщики, еще раз напали на  станцию
Болдуин Хиллз  и  разрушили  конвертеры-генераторы?  Нет.  Эта  версия  не
подойдет, ежели власти намерены вскорости включить электроэнергию.  Скорее
правительство заявит, что преступникам как-то  удалось  ввести  в  систему
команду отключения. Инженерам,  мол,  понадобилось  много  времени,  чтобы
выявить эту команду и отменить ее.
     Дункан испытывал жажду, в горле пересохло. В личном шкафу  Шурбера  и
Тан он отыскал бутылки фруктового сока, которые супруги недавно  притащили
из магазина. Вчетвером с соками быстро покончили. В обычных условиях этого
было бы достаточно. Но теперь воздух не казался ему  более  массой  дохлых
насекомых. Букашки были полны жизни и высасывали влагу из его тела.
     Дункан нащупал место запорного механизма во  входных  дверях.  Выжечь
замок. Плевать на последствия. Надо выбираться, пока не  сдох  от  полного
обезвоживания  или  кислородного  голодания,  черт  знает,  что  наступает
сперва. Он уже вытащил пробник, когда резкий удар  в  дверь  заставил  его
вздрогнуть. Дункан приложил ухо к двери. Из-за двери послышалось:
     - Департамент органиков! Стукните в дверь, если вы меня слышите.
     Дункан слегка постучал рукояткой пистолета.
     - Отойдите! Мы выжигаем замки!
     Бледно-красное пятно появилось на двери, очерчивая место расположения
запорного механизма. Пятно увеличивалось, запахло горелым. Фиолетовый  луч
прорвался через небольшое отверстие, прошелся по окружности и исчез.  Удар
- и  выжженная  секция  двери  свалилась  внутрь,  дымясь  кромкой.  Запах
горелого  дерева  и  пластика  наполнил  комнату.  Свет  фонаря  проник  в
отверстие,  превращая  темноту  в  полумрак.   Теперь   голос,   усиленный
мегафоном, разносился четко.
     Дункан бросился в гостиную.
     - Тея, за  мной!  Тан,  Шурбер,  оставайтесь  здесь!  -  Они  вовремя
добежали до ванной комнаты.
     Входная дверь открылась, и громкий мужской голос произнес:
     - Пока оставайтесь дома! Мы не хотим, чтобы  улицы  переполнились.  У
нас еще много дел.
     - Благодарим вас, - сказала Тан.
     Выждав минуту, Дункан и Сник подошли к открытой двери. И Тан и Шурбер
уже стояли там, глубоко вдыхая воздух улицы - почти  такой  же  плотный  и
горячий, как в квартире. Фары и прожекторы двух патрульных машин органиков
освещали улицу. Они стояли поодаль, всего в нескольких  квартирах  отсюда.
Лица жильцов, выглядывавших из-за дверей, были бледны в свете огней машин.
Четверо гэнков продолжали выжигать замки.
     Минуло полчаса. Свет от патрульных машин и фиолетовые лучи  протонных
пистолетов мелькали теперь далеко.  Люди  выходили  из  квартир.  Поначалу
тихий разговор перерастал в  гомон,  в  трескотню  взрослых,  смешанную  с
плачем младенцев и визгом детей постарше.
     -  Это  ужасно,  -  сказала  Сара-Джон  Тан.  -  Как  мы  узнаем  без
телевизора, что происходит?
     С рождения окружал  ее  свет  и  движущиеся  изображения  на  стенах.
Отсутствие их делало жизнь какой-то  ненадежной,  сомнительной.  Дункан  и
Сник во время своего бегства через Нью-Джерси как-то привыкли к "окружению
без изображений". Мысли были заняты борьбой за жизнь и "бестелевизионного"
синдрома у них не наблюдалось.
     Уже   через   четверть   часа   рабочие   Департамента   технического
обслуживания и ремонта установили портативные фонари. Фонари располагались
через каждые двести футов, слабо освещая площадку перед квартирой. Но  это
было лучше, чем ничего, и как-то подбодрило людей на улице.
     Дункан и Сник вернулись в гостиную, супруги оставались в дверях.
     Дункан сказал:
     - Если вскорости не подадут  энергию,  город  придется  эвакуировать.
Воздуха хватит ненадолго.
     - Можно же открыть все выходы на  крышу  и  в  основание  башни?  Это
должно помочь, - заметила Сник.
     - Возможно. Но этого мало. Думаю, людей придется выводить  из  башни.
По крайней мере - в кольцевые улицы по периметру. Там воздух посвежее.
     - Думаешь, мы не сможем оставаться здесь?
     - Попробуем. Вероятно, когда все эти люди уйдут, станет легче дышать.
Можно отправиться с толпой, хотя это весьма опасно. Гэнки наверняка держат
ухо востро. Понимают, что сейчас самое время сцапать нас. Однако...
     У властей сейчас дел по горло.  Наверно,  больше,  чем  они  способны
охватить. Станут ли они помышлять, чтобы отрядить органиков на поиск  пары
преступников? Вряд ли. С другой стороны, почему бы гэнкам просто не узнать
их?
     Несколько минут спустя мимо  медленно  проехала  на  электромотоцикле
рабочая Департамента  технического  обслуживания  и  ремонта.  Дункан  еще
издали слышал ее громкое - через мегафон - обращение: "Внимание, граждане!
Внимание, граждане! Всем жителям! Всем жителям! Немедленно направляйтесь в
восточную часть улицы! Для паники нет оснований! Направляйтесь в восточную
часть улицы!
     Внимание, всем гражданам! Направляйтесь в восточную часть улицы!  Это
распоряжение  губернатора!   Сохраняйте   спокойствие!   Направляйтесь   в
восточную часть улицы! В восточную часть! Вас  эвакуируют  через  запасной
выход! Внимание, всем гражданам!.."
     Голос глашатая растаял вместе с ней в западном  конце  улицы.  Народ,
преодолевая  сомнения,  потянулся  в  указанном   направлении.   К   людям
присоединялись все новые и  новые  горожане.  Проехали  несколько  набитых
пассажирами автобусов. Можно было представить себе, какой огромной  вскоре
станет толпа. А гэнки и не подумают организовать толпу,  направлять  людей
на лестницы, как-то регулировать передвижение горожан, успокаивать  их.  А
как с больными в госпиталях? Впрочем, это не его проблема, думал Дункан.
     - А что нам делать? - обратилась к Дункану Тан. -  Оставаться  здесь,
идти со всеми?
     - Мы остаемся. Решайте сами, но я полагаю, вам лучше уйти.
     - Увидимся позже, - согласилась она. Вскоре супруги слились с текущей
по улице темной патокой увеличивающейся толпы.
     Однако, к удивлению, улица довольно быстро  опустела.  Теперь  уже  в
обратном направлении опять проехала  знакомая  женщина,  крича  в  мегафон
распоряжение губернатора.
     - Теперь на двоих-то нам должно хватить  воздуха.  Вроде  он  уже  не
такой спертый.
     С полчаса они просидели у открытых дверей,  вдыхая  чуть  посвежевший
воздух, готовые тут же нырнуть в квартиру при  виде  гэнков  или  рабочих.
Хотелось спать, но в квартире было слишком душно. Всем подсознанием, всеми
нервами они чувствовали что-то зловещее,  угрожающее.  Причину  отключения
электричества так и не объяснили. Им не успокоиться, пока  они  не  узнают
правду.
     Свет дальних огней, еще не зримых за округлой линией улицы,  заставил
их подняться. Потом показались светящиеся фары  патрульных  машин.  Дункан
присел и, стараясь оставаться невидимым, чуть высунул голову.
     - Две машины гэнков справа по обе стороны улицы.  Шарят  прожекторами
по дверям. По двое гэнков из каждой машины вошли в квартиру. Двое  из  них
тащат какое-то устройство. Не разглядеть, думаю - нюхалки, - вел  репортаж
Дункан.
     - Я вижу, - ответила Сник. Она  юркнула  в  квартиру  и,  вернувшись,
доложила: - На той стороне тоже что-то происходит. Поворот мешает  обзору,
но я думаю, там машины. Наверно, гэнки заняты тем же.
     Сдается, органики разыскивают нас. А кого же еще?  Откуда  им  знать,
что мы скрываемся в этом районе? Если кто-то из горожан  видел  меня  или,
более вероятно, думал, что видел, но не был в этом уверен, он мог сообщить
органикам. Но почему гэнки взялись за  поиски  именно  сейчас?  Почему  не
раньше? Ответ (если он может существовать): доносчик заметил его несколько
часов назад, но сообщил недавно, поскольку его грызли сомнения. Недавно  -
ну, скажем, перед самым отключением электричества. Позже он не  мог  этого
сделать. Впрочем, мог и позже, если  отправился  со  своей  информацией  в
участок  органиков  самолично.  Значит,  живет  поблизости  или   открылся
проходившему гэнку. И впрямь, скорее всего не отважился бы на  прогулку  в
темноте.
     Но... информатор должен был находиться вне  квартиры,  когда  заметил
меня. В магазине? Но очевидно одно: гэнки явно  не  знают  точно,  где  мы
скрываемся. В противном случае здесь перед квартирой была бы  целая  стая,
готовая на штурм. Да и если бы они знали, что мы поблизости, они  бы  тоже
толпились на улице, прочесывая все подряд. Максимум, что они знают: Дункан
и Сник скрываются на этом уровне или в этой башне.
     Дункан еще раз выглянул за край  дверного  проема.  У  каждой  машины
стоял гэнк и направлял  прожектор  на  дверь  квартиры,  в  которую  вошел
коллега.
     Дункан отступил внутрь и тихо сказал:
     - Если им удастся схватить  нас,  когда  рядом  нет  свидетелей,  они
сделают, что захотят. Убьют или арестуют и незаметно доставят в  ближайший
участок.
     - Что ты думаешь - предпочтут?
     - Притащат к себе и постараются узнать все о наших делах и связях. Но
живые мы можем доставить правительству массу неприятностей да еще  служить
знаменем недовольных и радикально настроенных. Будь я Мировым  Советником,
предпочел бы видеть нас мертвыми.
     - Несомненно,  -  согласилась  Сник.  -  Давай-ка  захватим  с  собой
побольше этих гадов.
     Дункан угрюмо усмехнулся. Древние викинги, презиравшие любую  смерть,
кроме гибели в битве, не имели перед ней преимуществ. Будь здесь Вальхалла
[древнеисланд. - черты убитых; в скандинавской  мифологии  находящееся  на
небе жилище павших в бою храбрых воинов, которые  там  пируют;  их  уносят
туда валькирии и там прислуживают им], Валькирии  [валькирия  -  буквально
"выбирающая мертвых, убитых"  -  в  скандинавской  мифологии  воинственные
девы, участвующие в распределении побед и смертей в битвах] унесли  бы  ее
туда, хотя она и женщина.
     Сник пыталась что-то сказать, но он приложил палец к губам,  призывая
ее к молчанию. Слабый шум, словно приглушенное бормотание многих  голосов,
доносился в дверь. Она подошла ближе, прислушиваясь.
     - Что это?
     Дункан опять выглянул. Сник, прижавшись к нему, тоже высунула голову.
Спиной к ним стояли двое гэнков. Свет фар усиливался. Появилась патрульная
машина. Из-за  круглого  поворота  улицы  показались  несколько  гэнков  с
оружием  в  руках.  За  ними  нестройными  шеренгами  голова  процессии  -
очевидно, арестованные демонстранты. Они  выкрикивали  лозунги,  некоторые
Дункану удалось разобрать в шуме толпы.
     "Давайте жить каждый день!"
     "Покончим с правительством!"
     "Честный суд над Кэрдом и Сник!"
     "Да здравствует революция!"
     "Дайте нам бессмертие тоже!"
     "Долой свиней!"
     - Гэнки окружили их и гонят к  лестницам,  -  сказал  Дункан.  -  Или
затолкают в какое-нибудь большое помещение вроде театра и запрут, а  потом
станут обрабатывать поодиночке.
     Гэнки, рыскавшие в квартирах, высунулись из-за  дверей.  Удовлетворив
любопытство, вернулись продолжать свое дело. Через минуту они уже  входили
в следующую дверь.
     - Не попытаться ли влиться в толпу? - предложила Сник.
     - Нет. Они обнюхают каждого, не сомневайся.
     Вскоре последние из демонстрантов  скрылись  за  поворотом,  за  ними
патрульные машины и гэнки в арьергарде.  Два  органика  подъехали  еще  на
несколько ярдов ближе к дверному проему, где притаились Дункан и  Сник,  и
занялись осмотром следующих дверей, освещенных прожекторами машин.
     С западной стороны улицы донесся шум новой толпы.  Гэнки  обернулись.
Дункан и Сник выскочили на улицу; звук их шагов  поглотят  гул  толпы.  Он
разрастался - другая группа демонстрантов  двигалась  по  улице.  Находясь
шагах в двадцати от гэнков, Дункан и  Сник  выстрелили  одновременно.  Оба
гэнка тяжело осели и застыли. Дункан нырнул в ближайшую  квартиру  налево.
Сник - по другую сторону  улицы.  Передняя  комната,  в  которой  очутился
Дункан, ярко освещалась прожектором. В коридоре было чуть темнее.  Услыхав
голоса, доносившиеся из комнаты стоунирования, он остановился.

                                   17

     Дверь в комнату стоунирования была  полуоткрыта.  В  просвете  Дункан
заметил двоих  гэнков  около  цилиндра.  Женщина  светила  фонарем  в  его
открытое чрево. В другой руке у нее был пробник. Мужчина держал  за  ручки
цилиндрический блестящий, серого цвета прибор - сниффер, в  просторечье  -
нюхалка. Глаза гэнка следили за светящимся дисплеем.
     Дункан разглядел, что только два стоунера были закрыты. Гэнки  искали
преступника, прячущегося в стоунере, или следы  запаха  его  пребывания  в
цилиндре.
     Женщина-гэнк сказала:
     - Слишком долго возимся. Приказ был провести быстрый поиск.
     - Тогда вообще можно  не  стараться.  Быстрее  нельзя,  -  огрызнулся
второй. - Он прошел к соседнему цилиндру, потянул ручку дверцы, а женщина,
чуть отступив, направила свет фонаря и ствол пистолета в стоунер.
     - Дерьмом занимаемся, - бросил гэнк. - Они  не  такие  идиоты,  чтобы
торчать здесь. Тем более - когда нет электричества. Откуда,  черт  побери,
стало известно, что бандиты в башне?
     Дункан неслышно ступил и выстрелил женщине в  затылок.  Она  бесшумно
осела, едва фиолетовый луч коснулся головы. Следующим был мужчина. Фонарь,
пистолет, сниффер глухо шлепнулись на толстый ковер.  Мужчина  опрокинулся
лицом в стоунер.
     На улице Дункан увидел Сник, спешащую к нему.
     - Порядок, - бросила она. Подхватив гэнков за руки, они втащили их  в
гостиную - к стене, подальше от обзора с улицы.
     - Та форма в квартире Тан вроде нам лучше подходит. Пошли,  -  позвал
Дункан.
     С фонарями поверженных органиков  они  вернулись  в  квартиру  Тан  и
Шурбера.  Торопясь,  тяжело  дыша  в  спертом  воздухе,  Дункан   и   Сник
переоделись и побежали к открытой патрульной машине органиков.
     Дункан развернул машину на  запад.  Фары  второй  машины  по-прежнему
светились. Он  намеревался  воспользоваться  лестничным  маршем  у  секции
лифтов за Площадью Голубой Луны. Там, должно быть, меньше народа,  чем  на
запасных лестницах по периметру башни.  Через  сколько  времени  обнаружат
брошенную патрульную машину и оглушенных органиков? Двадцатью минутами они
располагают наверняка. Нюхалки непременно учуют следы запаха их тел. Гэнки
обшарят все соседние квартиры. Самый стойкий запах преступников окажется в
квартире Тан и Шурбера. Когда  возобновят  подачу  электроэнергии,  а  это
может произойти с минуту на минуту, все оставшиеся жильцы в квартире будут
дестоунированы. Это означает гибель членов Старого Койота, даже если им  и
вводили А-ТИ. Тем или иным способом гэнки добьются признаний.
     Дункан сочувствовал коллегам,  но  ничего  не  мог  предпринять.  Как
хотелось бы по крайней мере предупредить Эрленд,  Симмонса  и  Дизно,  что
гэнки могут пойти по их следу. Но надо радоваться и тому, если им со  Сник
удастся спасти собственные задницы.
     Возглас Сник вывел его из задумчивости.
     - Ой! Ой! - рука ее сжала рукоятку пистолета.
     В  двухстах  футах   впереди   показались   из-за   поворота   четыре
электромотоцикла - два впереди и два сзади, вторая пара  освещала  дорогу.
Приблизившись, они проехали мимо, звуковыми сигналами приветствуя  коллег.
Дункан ответил коротким гудком. Сник помахала рукой.
     Впереди  была  Площадь  Голубой   Луны   со   множеством   магазинов,
несколькими театрами, спортивной ареной, гимнастическим залом, начальной и
средней школой, колледжем  с  двухгодичным  курсом,  госпиталем,  станцией
органиков, суперблоком административных офисов, несколькими складами.
     Площадь по краям и вокруг умолкшего ныне фонтана освещалась  большими
передвижными фонарями. Свет падал и на толпу - человек  двести  горожан  и
несколько больших групп органиков. Огромная бронированная  машина  глядела
на толпу водяной пушкой, торчавшей из  башни.  Патрульные  машины,  полные
гэнков, окружали людей. Отраженные от водомета и машин лучи  света  падали
на искаженные лица и поднятые кулаки окруженных. И не  слыша  слов,  можно
было не сомневаться, что они оскорбительные и дерзкие.
     Дункан повернул машину, чтобы выехать на  авеню,  пересекавшую  улицу
справа. Он не хотел проезжать площадь. Там слишком  много  гэнков.  Кто-то
того и гляди признает  в  них  разыскиваемых  преступников,  а  совсем  не
коллег. Там чересчур светло. По авеню он доедет до улицы, той, что рядом с
площадью, и прямо к секции лифтов и ближайшим лестничным маршам.
     - Дьявол! - процедил он.
     По улице двигалась вереница  огней,  рой  машин  и  электромотоциклов
органиков; их сопровождали два  мощных  прожектора  и  еще  один  водомет.
Темная людская масса арестованных колыхалась за передними машинами.
     Проехать было  негде.  Придется  поставить  машины  возле  квартир  и
обождать, пока толпа протечет мимо.
     Неожиданно из головы толпы, усиливаемый мегафоном,  прогремел  голос:
"Говорит полковник Пекапор! Кругом! Поворачивайте на площадь!"
     Дункан, с нервным напряжением ощущая  на  себе  свет  фар,  остановил
машину, повернув ее туда, откуда они приехали.
     Пекапору, по всей  видимости,  нет  никакого  дела,  есть  ли  у  нас
какое-либо задание. Он использует весь персонал, какой доступен.
     - Смоемся?
     - Нет. Выберемся потом, ускользнем при первой возможности.
     Поскольку Дункан  не  получил  приказа  пристроиться  в  определенном
месте, он подъехал по краю площади к водомету. Машина смотрела  на  запад,
на лестничные марши.
     Оба стояли возле машины с пистолетами в руках.  Кавалькада  вкатилась
на  площадь.  Достаточно  было  и  криков  и  неразберихи.  Новую   группу
арестованных подгоняли к фонтану громкими  выкриками  да  длинными  тупыми
пиками. Теперь две группы арестованных разделял только фонтан. Люди  и  не
собирались поддерживать построение, а, наоборот,  переливались  туда-сюда,
толпа  то  расширялась,  то  сжималась,  образуя  ложноножки,  словно  две
гигантские амебы.
     Над криками, воплями, возгласами на всю шкалу децибел ревел в мегафон
голос полковника Пекапора: "Сейчас же прекратить  сопротивление  и  крики!
Успокойтесь и точно выполняйте распоряжения, иначе я  прикажу  подвергнуть
всех лучевому оглушению!"
     Под   аккомпанемент   угроз   полковника   к    Дункану    подскочила
капитан-органик.
     - Какого дьявола вы двое торчите здесь?  Давайте-ка  туда,  помогайте
удерживать эту свору!
     - Мы не получали такого приказа,  -  ответил  Дункан.  -  Нам  велено
прибыть сюда.
     - Иисус Христос! - вздохнула капитан. Лицо ее исказил гнев. - Где же,
черт возьми, ваша инициатива?
     Зажглись огни. На мгновение воцарилась относительная тишина. Перестал
орать Пекапор, смолк гул арестованных. Затем первое удивление прошло,  шум
возобновился. Капитан,  казалось,  поразилась,  но  отнюдь  не  внезапному
включению света. Дункан и Сник двинулись  было  к  машине,  когда  капитан
вскричала:
     - Задержитесь! Подойдите сюда оба!
     - В чем дело, капитан? - обернулся Дункан.
     Она подошла к  нему  вплотную.  Глаза  сузились,  капитан  пристально
посмотрела на него, потом на Сник. Гнев  сменился  на  ее  лице  тревогой.
Женщина потянулась к кобуре.
     - Вы в...
     Фиолетовый луч пробника Сник впился  в  грудь  органика.  Прозорливая
блюстительница порядка упала навзничь, выпавший пистолет  брякнул  железом
на твердом полу.
     Дункан выглянул из-за водомета, сзади, за слепой махиной которого они
укрылись. Кажется, никто не видел выстрела... Но сколько  секунд  пройдет,
пока кто-то наткнется на тело капитана... Дункан  взвалил  его  на  плечо,
несколько шагов - и капитан в машине под задним сиденьем. Сник прыгнула на
место водителя. Едва Дункан обежал машину и опустился на сиденье  рядом  с
ней, Сник нажала на акселератор.
     Электромобиль не обладал высокой скоростью. Сник выжимала  из  машины
все. Двое гэнков на  электромотоциклах  въезжали  на  площадь  с  западной
стороны. Неужели они заметили, как он сбрасывал в машину  капитана?  Гэнки
остановились, слезли с машин. Дункан не  колеблясь  выстрелил  в  первого,
успев установить пробник на максимальное оглушение. Сник,  удерживая  руль
одной рукой, уложила другого. Дымок вился над телами поверженных.  Оставив
позади распростертые тела, машина на предельной скорости -  тридцать  пять
миль - выехала на авеню.
     - Не доложились ли они по радио? - предположила Сник.
     -  Сомневаюсь.  У  них  и  времени-то  было  разве  успеть   схватить
пистолеты. Ребята растерялись. Не ухлопали ли мы их  совсем?  У  меня  был
установлен максимум.
     Огромные круглые колонны вокруг секции  лифтов  и  лестничных  маршей
виднелись уже давно. С авеню еще надо было свернуть на  улицу  и  проехать
два блока. Дункан удовлетворенно ухмыльнулся:  уличные  мониторы  на  двух
последних перекрестках были  залиты  краской.  Вот  и  здесь  демонстранты
постарались. С электричеством было все в порядке, но мониторы ослепли. Это
укрепляло решимость Дункана и Сник.
     У колонн, прикрывая вход в лифты и на лестничные марши, дежурили двое
гэнков. Успели ли они разглядеть двоих  коллег-офицеров  в  приближающейся
машине? Оба упали, пораженные лучами пробников. Ближайшие экраны мониторов
тоже были залиты краской.
     В одну из открытых дверей соседних квартир они втащили тело  капитана
и стражей. Двоих отправили в пустые стоунеры, третью с трудом затолкали  в
занятый. Вытирая вспотевшие лица, оба бросились к лестничному маршу.
     Подача энергии возобновилась. Выселенные горожане возвратятся в  свои
квартиры. Это  будет  долгий  и  непростой  процесс.  Наверняка  потребует
отвлечения многих гэнков от поиска преступников. Однако гэнки, оставленные
в  квартире  недалеко  от  Клойдов,  скоро  зашевелятся.  Да   и   команда
женщины-капитана обнаружит исчезновение своего командира.
     Над дверцами лифтов высвечивались указатели уровней. Лифты,  наверно,
уже доставляли горожан, хотя сколько времени еще  пройдет,  пока  наступит
очередь покинувших 112-й уровень! Масса людей, должно быть, эвакуировалась
пешком по лестнице. Немногие захотят таким образом карабкаться обратно  на
верхние уровни.
     Дункан и Сник быстро спустились вниз. Ступени вели прямо к лестничной
площадке.  Одолев  один  марш,  они  бросились  дальше.  Настенные  экраны
работали, хотя принимали, кажется, один канал.
     Комментатора сменил майор-органик Пруит.  Он  говорил,  а  на  экране
возникли портреты Дункана и Сник. Под ними текст:

           БУДЬТЕ ОСТОРОЖНЫ ПРИ ВСТРЕЧЕ С ЭТИМИ ПРЕСТУПНИКАМИ.
      СООБЩАЙТЕ О НИХ НЕМЕДЛЕННО ОРГАНИКУ ИЛИ НА СТАНЦИЮ ОРГАНИКОВ.
          НЕ ПЫТАЙТЕСЬ ЗАДЕРЖИВАТЬ ИХ. ОНИ ВООРУЖЕНЫ И ОПАСНЫ.

     Голос майора сопровождал их  бег  вниз:  "Электроснабжение  полностью
восстановлено во всем Комплексе Башни Ла Бреа.  Все  граждане  вернутся  в
свои   квартиры   согласно   указаниям   офицеров-органиков.   Пожалуйста,
сохраняйте спокойствие. Ждите распоряжений.
     Двое разыскиваемых преступников - Джефферсон Сервантес  Кэрд,  он  же
Вильям Сен-Джордж Дункан, он же Эндрю Вишну Бивольф, и  Пантея  Пао  Сник,
она же Дженни Ко Чэндлер, были замечены на 112-м уровне. В настоящее время
они еще на свободе. Вознаграждение за любые сведения, способствовавшие  их
поимке или смерти, увеличены до 75.000 кредитов.
     Электроснабжение полностью восстановлено во всем Комплексе  Башни  Ла
Бреа. Все граждане..."
     По всей видимости, гэнкам еще не известно, что мы в их форме, подумал
Дункан. Иначе об этом сообщили бы.
     К моменту, когда он и Сник  тяжело  дыша  добрались  до  двенадцатого
уровня, ситуация вновь изменилась. "...напали  и  вывели  из  строя  много
органиков и облачились в их форму... Сейчас  преступники  выдают  себя  за
офицеров-органиков. Мы доводим до сведения..."
     На экранах возникли Дункан  и  Сник  в  форме  патрульных  органиков.
Операторы неплохо поработали, столь оперативно смоделировав портреты.
     Дункану и Сник пришлось замедлить бег. По лестнице,  совсем  запрудив
ее, с трудом тащились группы мужчин, женщин и детей. Хотя многие наверняка
видели изображения на экранах, никто из толпы не узнал их или  не  подавал
виду. А ведь такое тоже возможно. Заметивший их просто  подчинялся  совету
не  пытаться   задерживать   преступников.   С   другой   стороны,   такое
вознаграждение могло  подавить  страх.  Человек,  первым  выкрикнувший  их
имена, помогший таким образом поимке, получал 75 тысяч кредитов.
     Дункан успокаивал себя тем, что усталые и взволнованные  граждане  не
сопоставят экранные портреты с гэнками, неожиданно возникшими у них  перед
носом.
     Теперь Дункан и Сник с большим трудом прокладывали  себе  путь  вдоль
стены. Люди будто и старались уступить им проход, но давление  тел  крайне
замедляло движение. Но и это к лучшему: он  заметил  шлемы  двоих  гэнков,
поднимавшихся вверх. Они двигались у самых перил и в  толпе,  наверно,  не
заметили сжавшихся коллег.
     За десять минут беглецы одолели лишь три уровня. Затем толпа внезапно
поредела. На всем лестничном марше повстречалась пара  десятков  отставших
людей. И - никого.
     Спустившись на второй уровень,  они  осмотрелись,  глянули  за  угол.
Прислонившись к перилам на площадке первого уровня стояли двое гэнков.

                                   18

     Дункан и Сник отступили к огромным раздвижным дверям - вход на второй
уровень. Взглянув сквозь необъятные стекла,  они  тотчас  отпрянули:  двое
гэнков стояли беседуя совсем рядом. Мотоциклы были в нескольких шагах.
     - Посты, наверно, у каждого выхода на всех  уровнях,  -  предположила
Сник.
     - Вероятно, - согласился Дункан.
     Зачем оба гэнка на первом уровне неожиданно  исчезли  в  дверях?  Что
произошло? Он нахмурился. Уголком рта едва  заметно  усмехнулся.  Мониторы
включены, но  тот,  в  штабе,  наблюдающий  за  лестницей,  не  доложил  о
появлении преступников... Или кто-то в штабе на время  вывел  мониторы  из
строя, пока он и Сник переходили с уровня на уровень.  Это  означает,  что
некто из высоких чинов СК оберегает их как может. Дизно? Симмонс? Такое не
столь  опасно,  если  никто  не   следит   за   оператором.   Всего   лишь
кратковременное  отключение  на  каждом  этаже.  Коли  так,  а  не  просто
неисправность, оператору не легко приходится. Он должен знать, что  Дункан
и Сник блокированы гэнками снаружи - у дверей на первом уровне -  и  двумя
гэнками - в самом низу лестницы. Он мог ослепить мониторы  только  на  это
время.
     Дункан поделился соображениями с коллегой.
     - Давай-ка уберем этих бедолаг на первом уровне, - была реакция Сник.
     Он посмотрел вниз, перегнувшись  через  перила.  Гэнки  -  мужчина  и
женщина - сидели на нижней ступеньке. "Должно быть, устали, как  и  все  в
этой башне, и Сник и  я",  -  подумал  Дункан.  Они  позволили  себе  чуть
передохнуть, уверенные, что мониторы обязательно  определят  преступников,
когда они будут спускаться, и уж их, гэнков, тотчас оповестят. Хотя  гэнки
и не очень-то ждали подобных событий.
     Дункан и Сник были уже на  полпути  к  первому  уровню.  Женщина-гэнк
поднялась со ступеньки, потянулась, зевнула и повернулась к напарнику. Рот
ее так и не успел закрыться - луч воткнулся в тело. Сник повергла второго,
он опрокинулся на перила, потом вперед - на пол.
     Установив пробники на максимальное поражение, Дункан и Сник проводили
рекогносцировку  через  широкие  окна.  Планировка   первого   уровня   не
отличалась от других: авеню периметра очень широкое, а выходившие  на  нее
"жилые" улицы - относительно узкие. На ближайшей улице, стоя перед  своими
квартирами, беседовали люди - наверняка о доставшихся им испытаниях.  Пока
никаких иных объяснений временной слепоты мониторов, кроме  неисправности,
не вырисовывалось. Гэнков  не  видать,  а  машины  оглушенных  торчали  на
прежнем месте.
     Дункан задействовал двери, и те вошли в щель ровно  настолько,  чтобы
он  и  Сник  могли  по  очереди  пройти.  Затем  они  оседлали  мотоциклы,
намереваясь тронуться.  И  тут  отчетливо  донесся  вой  сирен  органиков.
Решение  еще  не  родилось,  патрульная  машина  с  зажженными  огнями   в
сопровождении  четырех  гэнков  на  электромотоциклах  выскочила  с  левой
стороны улицы.
     - Подожди, может, они не по нашу душу! - сказал Дункан.
     Хорошо, что он решил  не  удирать.  Группа  растянулась  по  плавному
изгибу авеню.
     - Вперед! - скомандовал он, и они пристроились в кильватер органикам.
Дункан включил  сирену  и  фары.  Сник  последовала  его  примеру.  Группа
органиков обогнула улицу; Дункан и Сник продолжили путь, пока  не  доехали
до выхода, - это и было место назначения.
     Припарковав машины  у  большой  пляжной  кабины,  они  вошли  в  нее,
спустились по лестничному маршу вниз. Внизу прошли по коридору  в  элитный
яхт-клуб - тот самый, в который попали в  памятную  ночь  полета  с  крыши
башни. Никого видно не было, но мониторы работали. Если только неизвестный
покровитель не прикрывает им глаза ради них. Такой человек есть! Иначе  на
выстрелы в тех гэнков на первом уровне нагрянула бы стая органиков.
     Они миновали сводчатый проход к пристани - тоже знакомый - и  ступили
в ночь. Чистое небо, полное звезд, другие башни, дуги мостов  сияли  ярким
светом. Было прохладно. Вода шлепалась о тело башни  под  пристанью.  Суда
покачивались  в  эллингах.  Однако  картина  заметно   изменилась.   Между
основанием башни  и  пристанью  было  припарковано  с  полсотни  аэролодок
органиков.
     Органиков, пригнавших сюда лодки,  вызвали  для  помощи  в  охоте  на
преступников и организации исхода горожан.
     Дункан намеревался поднять  затопленную  аэролодку  -  работа  не  из
приятных: холодная вода не манила. Теперь это ни к чему - спасибо гэнкам.
     Сперва,  хотя  это  займет  уйму  времени,  надо   заняться   речевым
программированием всего аэрофлота органиков. Работали они  напряженно,  но
за час поставили программы лишь  тридцати  судам.  Дункан  аж  запарившись
заявил:
     - Хватит.  Кое-кто  из  гэнков  отправится  на  свои  станции  раньше
остальных.
     - Почему бы не испортить остальные? - предложила Сник.
     - Я бы не прочь. Но если с патрульного корабля засекут, что палят все
пушки лодок, органики притащатся сюда разбираться. - Он  показал  на  огни
судна где-то в полумиле. То и дело пролетали над бухтой аэролодки, хотя ни
одна не попадала в поле видимости.
     - Я послежу. Покажется патрульная - дам знак прекратить огонь.
     Дункан колебался. Аэролодка или  надводный  корабль  могли  появиться
из-за округлого поворота башни и засечь фиолетовые лучи. Но, черт  возьми,
подвиги, которые он задумал, куда как  рискованней  и  опасней,  чем  это.
Дункан кипел от  гнева,  а  горючего  требовалось  все  больше  и  больше.
"О'кей", - бросил он и полез в кабину четырехместной лодки, приглянувшейся
для побега  из  башни.  Орудийная  батарея  лодки  имела  полный  комплект
зарядов. Подняв  лодку  в  воздух,  он  отлетел  в  дальнюю  точку  района
парковки. Установив орудие на режим максимального поражения,  он  двинулся
вперед, пока орудийный нос-картошка не оказался  в  нескольких  дюймах  от
первой обреченной лодки. Луч рассек ее пополам. Дункан бросил лодку вперед
и ее острым краем завершил содеянное.  Одну  за  другой,  прислушиваясь  к
радиоголосу Сник, он  уничтожил  девятнадцать  лодок.  На  дело  ушло  две
минуты.
     Подбежала Сник и улыбаясь забралась  на  сиденье  рядом  с  Дунканом.
Закрывая колпак кабины, она воскликнула:
     - Дружище, это было великолепно!
     Дункан кивнул, сохраняя напряжение в лице. Он поднял лодку над  водой
у причала.
     - Что ж, приступим.
     Он произнес код: "Эрида" [в греческой мифологии богиня раздора; Эрида
стала  причиной  губительного  соперничества  Афродиты,  Афины  и  Геры  в
Троянской войне, бросив на  свадьбе  Пелея  и  Фетиды  яблоко  с  надписью
"Прекраснейшей"  (яблоко  раздора)],  передавая  радиосигнал   программам,
введенным в системы управления на тридцати  лодках.  Корабли  поднялись  и
устремились в заданных направлениях. Вспыхнули их навигационные огни.
     Дункан погружал лодку, пока поверхность воды не достигла  уровня  его
подбородка. Едва он  двинулся  на  запад,  как  тридцать  лодок  точно  по
программе поднялись, стремительно ускоряя полет. Десяток лодок устремились
на север - на горы Голливуд Хиллз, о которые и разобьются, еще десять - на
запад в Тихий океан, пока полностью не израсходуют топливо и не врежутся в
грузовые суда, пришвартованные в бухте.
     Он с наслаждением представил себе  ужас  и  замешательство  на  лицах
органиков-операторов радаров на башне  при  внезапном  появлении  тридцати
лодок. Без предупреждения  диспетчеров  движения,  размещенных  на  горных
вершинах, ни одно судно не могло курсировать в районе Лос-Анджелеса. А  уж
когда лодки разобьются, диспетчеры просто будут в шоке.
     Убедившись, что суда отправились,  как  обычно,  от  Башни  Ла  Бреа,
диспетчеры оповестят органиков. Находящиеся в Башне  органики  бросятся  к
причалам, органики из других мест прибудут туда на  аэролодках.  Некоторые
уже взлетели - их огни дугами потянулись от площадок на крышах и на разных
уровнях башен. Вот они пронеслись над головой, не замечая угнанной  лодки,
без огней, почти полностью погруженной в воду.
     - Раз мне не одолеть богов  в  небесах,  я  по  крайней  мере  вызову
волнения в Ахероне [в греческой  мифологии  болотистая,  медленно  текущая
река в подземном  царстве,  через  которую  души  умерших,  чтобы  достичь
потустороннего мира, переправлялись в челне], - пробормотал Дункан.
     - Что? - не поняла Сник.
     - Так, ничего.
     Он не помнил, откуда явилась к нему эта мысль, должно быть, цитата из
древней литературы. Но она запала ему в голову до того, как он  сбежал  из
института реабилитации в Манхэттене.  Еще  одна  утечка  от  его  прошлого
персонажа.
     Впереди  виднелась  центральная  башня  распределения  электроэнергии
Болдуин  Хиллз.  Крыша  башни  сияла  в   отраженном   свете   гигантского
серебристого дирижабля  и  нескольких  огромных  аэролодок.  Было  слишком
далеко, чтобы разглядеть кабели, тянущиеся за воздушным судном, но  Дункан
не сомневался: там ведутся работы. Каналы новостей неоднократно  сообщали,
что       в       здании       будет       установлен       дополнительный
преобразователь-распределитель. В случае нового перерыва в подаче  энергии
выручит запасной кабель. Зрителей  уверяли,  что  такое  почти  исключено.
Специально принятые  меры  безопасности  позволят  предотвратить  диверсии
Дункана и Сник.
     Арочный проход, через который  эти  авантюристы  проникали,  разрушая
конвертер-распределитель,  был  закрыт.  Но  Дункан  и  не  собирался   им
воспользоваться.
     Вместо этого он направил лодку почти вплотную к  башне  -  ее  корпус
едва не касался прочного  черного  металла.  Неожиданно  откинулся  колпак
кабины, ветер на подъеме ударил в лицо. Уже у  крыши  он  развернул  лодку
носом  к  башне  и,  устремляясь  вверх,  огнем  пушки  продырявил   шкуру
дирижабля, перерубил его ребра и фермы, выпустил дух из резервных  газовых
баллонов. Величественный корабль упал носом вниз; тяжелейший  конвертер  с
хвостом  кабелей  неудержимо  ввергнулся  в  зев  строения,   ударился   и
вертикально застыл. А Дункан уже рассек пополам три  титановые  аэролодки;
их части с прикрепленными кабелями тоже стремительно рухнули внутрь.
     Рабочие, находившиеся снаружи, бросились врассыпную, гэнкам тоже было
не до стрельбы по налетчикам.
     Лодка застыла в чреве башни. Площадки для персонала в огромной  шахте
были   частично   разрушены,   рабочие   на   них   застыли   в    страхе.
Конвертер-распределитель опрокинулся набок, смяв нижние галереи.
     Индикатор энергии на приборной панели лодки светился красным  цветом.
Дункан вжался в сидение - мотор из последних сил старался не заглохнуть  и
после  финального  напряжения  лодка  свалилась.  Ударившись  днищем,  она
подпрыгнула. В шее  будто  что-то  щелкнуло,  голова  вдавилась  в  плечи.
Индикатор энергии  опять  сделался  бледно-красным.  Впереди  по  большому
коридору с пистолетами в руках к ним бежали двое гэнков. Луч пушки ткнулся
между ними, гэнки шмыгнули в ближайший  проем.  Дункан  направил  лодку  в
коридор, несколько раз в движении поворачивая ее то вправо, то влево. Лучи
пушки шарили по сторонам, достав и напуганных гэнков.
     Лодка миновала зал,  повернула  влево,  проскочила  другой  зал.  Еще
поворот - снова зал. Женщина вскрикнула, вжимаясь в стену.  Луч  пистолета
Сник оглушил ее. Опять поворот - они  оказались  в  зале,  который  вел  к
входу; всего несколько обнедель назад Дункан и Сник побывали здесь. Теперь
они нападали с другого направления.
     Как и раньше, Дункан остановил  лодку  в  высоченном  дверном  проеме
камеры, где стоял конвертер. Тогда пушка сделала свое дело.  Теперь  перед
ними сверкал новенький.
     Лучи плавили кожух, принимаясь за начинку. Гэнки  с  верхних  галерей
открыли стрельбу. К счастью, они стояли слишком высоко: лучи под углом, не
доставая налетчиков, вонзались в пол невдалеке - рядом дымились дыры.
     Сколько времени еще понадобится, чтобы уничтожить конвертер? Тридцать
секунд? Сорок? С выключенными огнями лодка повернулась и на фут  поднялась
над полом. Фары  зажглись.  Сквозь  дымок  свет  их  пробивался  футов  на
двадцать. Рывок - и  лодка  возле  огромной  шахты,  в  которой  покоились
обломки резервного конвертера и титановых судов.  Дункан  погасил  фары  и
включил радар. Ведомая им, медленно двигаясь, лодка  вошла  в  шахту.  Еще
медленнее поднимал он лодку, пока она  не  приблизилась  к  носовой  части
дирижабля. Скрытое целиком в его  массе,  судно  заскользило  вверх  между
огромными рухнувшими обломками и стеной  шахты.  Тут  и  там  на  галереях
вспыхивали огни, отдельные устремлялись за лодкой, но  теряли  след,  едва
Дункан  хоть  немного  увеличивал  скорость.  Переносные  фонари  рабочих,
которыми они пользовались в дополнение к свету с верху  башни?  У  вершины
шахты, скрытая  верхней  частью  дирижабля,  лодка  скользнула  к  краю  и
опустилась к стене.
     Сник закрыла фонарь кабины, когда лодка  была  в  стороне  от  башни.
Минутой позже судно уже по  самую  кабину  оказалось  в  воде.  Кружило  в
воздухе, пенило воду вокруг множество судов, огней,  рыскающих  радаров  и
инфракрасных детекторов. Пара дюймов воды  закрывала  лодку  "с  головой".
Путь обратно к Башне Ла Бреа был путешествием  неторопливых  ленивцев,  но
добрались они  до  нее  без  происшествий.  Выждали,  пока  поблизости,  с
западной стороны башни, не останется ни одного судна гэнков. Поднялись  из
воды. Откинули фонарь кабины. Приблизились к стене. Верхняя площадка  была
освещена как обычно. Но гэнки и не стали бы  включать  огни  своих  судов.
Убедившись,  что  площадка  пуста,  Дункан  опустил  на   нее   аэролодку.
Включая-отключая фонарь, Сник освещала путь. Оказалось,  что  сели  они  у
входа в люк. Уже через несколько секунд они проскользнули в дверь  ангара.
Сник светила фонарем. Ощущение было такое, будто они только  что  побывали
здесь. В углу огромного помещения виднелась полуотремонтированная лодка.
     Сник приставила к люку лестницу. Дункан  взобрался,  откинул  крышку.
Освещая путь фонарями, они осмотрели комнаты - помещения были безлюдны.  В
поисках еды осмотрели бесконечные кладовые и холодильники.  Хватало  банок
со всякой всячиной, включая фруктовые соки и  другие  долго  сохраняющиеся
продукты. Достаточно не на один день, хотя они  не  собирались  оставаться
дольше необходимого.
     При свете фонарей они закусили, оживленно обсуждая свои  приключения.
Затем прошли в просторную  спальню,  в  которой  почивал  во  время  своих
нечастых визитов в Лос-Анджелес его дедушка. Будь электричество, они могли
бы деполяризовать окна, которые сейчас были черны, как и ночь снаружи.  Но
и  в  светонепроницаемости  оставалось  свое  достоинство:  ты  не  можешь
выглянуть наружу, но и тебя не увидят.
     Дункан смачно зевнул, потянулся.
     - Пламя погасло. Я отправляюсь спать. Даже морду не сполосну.
     - Ты никогда не злоупотребляешь этим, - откликнулась Сник.
     - Кстати, насосы не работают. И туалеты тоже будут не самым  приятным
местом, пока не восстановят подачу энергии.
     Дункан начал стягивать с себя куртку.
     Последнее, что  помнил:  с  полу  он  взглянул  вверх.  Яркие  фонари
ослепили его.
     Мужской голос - он казался знакомым - произнес:
     - Наконец-то мы нашли вас.

                                   19

     Отрывки из секретного доклада Мировому Совету Гюнтера Джеронимо Зага,
фельдмаршала.  Департамент  органиков,  Северо-Американский   министерский
орган (правительственная структура, курирующая территорию бывшей Канады  и
США):  "...уполномочен  ввести  военное  положение  в  субпровинции  Южная
Калифорния".
     "...тщательное    расследование    показало,    что    предполагаемая
изменническая организация проникла  значительно  выше,  чем  использование
компьютерных банков  данных.  Установлено,  что  Дизно,  житель  Вторника,
генерал Департамента органиков штата Лос-Анджелес, идентификационный номер
ВтЛА-х/4529У, является  руководителем  подрывной  группы,  именующей  себя
Старый  Койот,  КУКОЛКА  и  другими  часто  меняющимися   названиями.   Мы
подозреваем участие  в  этих  организациях  органиков  в  лице  различного
персонала,  возможно,  весьма  высокопоставленного,  и  из  других   дней.
Органики, посланные в квартиру Дизно, чтобы дестоунировать его, вообще  не
застали генерала. Его обнаружили в аэролодке,  готовившейся  взлететь.  На
предложение сдаться он открыл огонь, ранив одного и убив другого органика.
Ответным огнем генерал был убит на месте, хотя мы предпочли  бы  захватить
его живым".
     "...вышли бы на Дизно и других в квартире, где  скрывались  Дункан  и
Сник, если бы отключение электроэнергии не  прервало  отыскание  различных
нелегальных схем..."
     "...очевидно, что  генерал  Дизно,  а  возможно,  и  другие,  еще  не
идентифицированные, помогали Кэрду и  Сник  в  проведении  их  операций  в
Комплексе Башни Ла Бреа.  Отказы  в  работе  башенных  мониторов,  которые
непременно помогли бы опознать двух преступников, были вызваны - мы в этом
абсолютно  уверены  -  одним  или   несколькими   органиками,   преступно,
предательски  управлявшими  техникой,  отчего  и  не  последовало  никаких
сигналов  обнаружения.  Тщательное  изучение  обстоятельств   этого   дела
проводится, и мы не сомневаемся, что виновные не избегнут на сей раз сетей
полиции".
     "...с сожалением  вынуждены  признать,  что...  представления...  где
сейчас скрываются преступники Кэрд и Сник. Их столь долгая неуловимость  и
дерзкие нападения показывают слабости нашей системы безопасности. Часть же
их успеха  следует  отнести  на  счет  незаурядной  смелости  и  коварства
Кэрда-Дункана и  Сник-Чэндлер.  Если  позволительно  употребить  столь  не
строгое сопоставление в докладе, сие походит на  действия  Робина  Гуда  и
Вильгельма Телля против общества. Или как если  бы  их  соучастником  стал
Стенька  Разин.  Предварительный  доклад,  содержавший   анализ   ситуации
(приказано полностью уничтожить),  сравнивал  Кэрда-Дункана  с  некоторыми
персонажами  древней  мифологии,  ловкачами  из  американских  индейцев  -
Стариком Койотом и Вабассо, Великим  Белым  Кроликом.  Несмотря  на  явные
преувеличения этой аналогии или,  наоборот,  благодаря  им  Кэрд-Дункан  и
Сник-Чэндлер сделались народными героями среди наименее законопослушных  и
наиболее неразумных граждан".
     "...главнейшим  фактором,  обеспечившим  проявление  их   способности
скрываться и предпринимать атаки,  является  слабость  нашей  системы.  На
протяжении тысячи облет недовольства  и  преступления  почти  не  занимали
общество. В Новую Эру оно столь приблизилось к Утопии, насколько вообще на
это  способны  человеческие  существа.  С  раннего  детства  в   гражданах
воспитывается неприятие насилия и неповиновения; избавление  от  бедности,
избыток  хорошего  жилья,  добротность  пищи,  бесплатное  образование   и
медицинская помощь, приверженность демократическим принципам и  процедурам
сделали систему Мира Дней раем в сравнении с преисподней, в  которой  жили
люди до Новой Эры. Отнюдь не большинство граждан жаловались на неотступное
наблюдение за ними властей - в основном, люди относились к этому спокойно.
Они понимали, что общество не может без этого достичь желаемых целей".
     "...удовлетворением.  Департамент  органиков   ожидает   от   граждан
беспрекословного подчинения законам и командам полицейских. Насильственный
мятеж не ожидается - для него нет  никаких  логических  причин.  Однако  я
предлагаю вам внимательно просмотреть  серию  видеозаписей  РАЗУМ  И  ДУША
ЧЕЛОВЕКА,  выполненную  знаменитым  психиатром  доктором  Беллой   Джинрик
Фордсвонтер. Она выделяет то, что идиоматически названо ею как "врожденная
злобность человечества", иррациональная склонность "лезть на рожон". В  то
время как  десять  процентов  населения  составляют  "врожденные  лидеры",
вычислено, что три процента - это "врожденные бунтари". Половина последних
- с криминальными  устремлениями.  Ученые  выполнили  генетический  анализ
части врожденных лидеров и  врожденных  бунтарей,  но  не  сумели  выявить
какие-либо  генотипы  или  факторы  окружающей  среды,  ответственные   за
подобные свойства характеров".
     "...слишком  снисходительно  и  мягко.   Правительственную   политику
удерживать граждан на длинном поводке и дергать  за  него,  лишь  когда  в
серьезной опасности оказываются принципы и порядки Новой  Эры,  необходимо
изменить. Людей важно заставить осознать, что более строгий контроль за их
действиями служит общему благу".
     "...удивляет.  Даже  я,  уже  двадцать  сублет  как  фельдмаршал,  не
подозревал, что население мира составляет два миллиарда, а не десять,  как
утверждается во всех  учебных  сериях  и  в  субгодовых  правительственных
докладах.  Конечно,  я  разделяю  разумность  мотивов  Мировых  Советников
удерживать эти сведения в тайне от всех,  кроме  себя  и  небольшой  элиты
правительственных чиновников. Манипулирование данными  осуществлялось  для
общего блага с очевидной целью предупредить любые требования об  изменений
основного принципа Новой Эры и возвращения к системе ежедневной жизни".
     "Но теперь  высшим  официальным  лицам  известно,  что  предъявленное
Кэрдом-Дунканом обвинение правительства в обмане относительно  численности
населения справедливо. Высшим официальным лицам сообщили правду, и они  не
будут ощущать себя виновными в выдаче тайны. В конечном счете  вся  правда
выйдет  наружу:  растущая  волна  требований  населения  подтвердить   или
опровергнуть  обвинения  Кэрд-Дункана,  сделает  свое  дело.  Я  лично  не
представляю,  как  можно  продолжать  извращать  правду,  если   множеству
независимых ученых  и  обычных  граждан  дозволено  исследовать  до  конца
численность населения. И это обязательно осуществится".
     "...как вам известно, были опрошены граждане всех дней, проживавшие в
вышеупомянутой квартире. Все они оказались членами подрывной  организации,
кроме двух жителей Пятницы. В  процессе  допроса  других  обитателей  этой
квартиры выяснилось, что они обладают  умением  лгать  под  действием  ТИ.
Такие возможности весьма походили на  способности  Кэрда-Дункана  по  сути
своей,  но  не  по  степени.  Некоторые  методы,  описывать  которые   нет
необходимости,  заставили  неблагонадежных  признать,   что   им   вводили
совершенно новый препарат анти-ТИ. (Подробности смотри в Докладе  N  ОД-XC
7392-C.  По  прочтении  уничтожить).  Это  откровение   сильно   озадачило
департаменты  органиков  всех  дней.  Оно  очень  обеспокоило  их.  Теперь
допросам под действием ТИ становилось трудно  доверять.  Возник  вопрос  -
сколь широкое распространение получил анти-ТИ или, как он ныне  официально
именуется, А-ТИ".
     "...не известно, являются ли подпольщики Лос-Анджелеса  и  Манхэттена
частью всемирной организации, достаточно свободно связанной с другими, или
они полностью независимы. На этот вопрос сейчас ищут ответ в комплексе и в
рамках каждого дня".

                                   20

     Дункан  сел.  Расплывчатость  сознания  исчезла.  Тело  трепетало   в
готовности к действию. Рука потянулась к пистолету, но застыла... Нет, его
пристрелят раньше.
     Он услыхал голос Сник.
     - Что случилось?
     Она говорила так, будто горло ее было  забито  пылью.  Его  рот  тоже
совершенно пересох. Оставалась слабая головная боль.
     Знакомый голос произнес:
     - Ваше оружие изъято, когда вы были без сознания.  Пока  оно  вам  не
требуется.
     Щурясь в  ослепительном  свете,  Дункан  посмотрел  по  сторонам.  Он
насчитал пять лучей, но в глубине в полумраке могли  находиться  и  другие
люди.
     На освещенное место вышел человек  среднего  роста,  не  более  шести
футов, очень широкоплечий, в форме офицера-органика. Слева на груди тускло
блестел золотого цвета знак - пушка.
     - Полковник Киз Алан Симмонс! - Дункан узнал его  широкое,  с  высоко
посаженными скулами лицо, эти крупные складки в уголках глаз.
     - Он самый, - ответят Симмонс. - Я ваш  друг.  Мы  переправим  вас  в
другое место. Сохраняйте  спокойствие.  Подчиняйтесь  приказам.  Вот  ваши
пистолеты. Заряды извлечены.
     Появившаяся в круге света женщина протянула  ему  оружие.  Незнакомый
мужчина вернул Сник ее арсенал.
     - Как же вы схватили нас? - спросил Дункан.
     - Вам вообще не удалось бы уйти  далеко,  если  бы  я  не  схитрил  с
мониторами, когда вы оба покидали квартиру. Но сейчас никаких  разговоров.
Все объяснения позже, - объявил Симмонс.
     Сник взглянула на Дункана.  Глазами  он  сказал  ей,  что  сейчас  им
остается лишь подчиниться требованиям полковника.
     Минутой позже они покинули эту квартиру. Дункан полагал,  что  группа
воспользуется дверью в коридор. Но все  прошли  через  анфиладу  комнат  в
помещение ангара. Крышка люка была полностью открыта, а  лодка  зависла  в
нескольких дюймах от пола ангара. Это был двенадцатиместный корабль, такой
крупный, что, казалось, он  непременно  должен  был  ободрать  себе  бока,
опускаясь в ангар. Дункан и Сник забрались в лодку. За ними  расположились
четверо гэнков, а Симмонс и  двое  других,  включая  пилота,  разместились
впереди.
     Лодка медленно поднималась, аккуратно вписываясь в люк. Она висела  в
воздухе почти у края люка, пока двое гэнков закрывали крышку. Крыша  башни
была буквально  запружена  невольными  беженцами.  Тут  и  там  вспыхивали
запасные лампы. Множество гэнков  поддерживали  порядок.  Те,  что  стояли
поближе, посмотрели на лодку, приняв ее за обычный корабль с беженцами.
     Лодка поднялась и устремилась к северу.
     За весь полет никто не проронил ни слова. Пилот вел корабль на высоте
тысячи футов  в  условиях  интенсивного  движения.  Оставив  позади  бухту
Лос-Анджелеса, аэролодка поднялась на две тысячи футов. Пилот  перешел  на
автоматическое управление, и лодка  уверенно  продолжила  полет.  Скорость
возросла  до  четырехсот  миль  в  час  -  максимальная   для   двигателей
Гернхардта. Потом пилот отключил автоматическое управление, устремляясь  к
густым лесам к востоку от района  Башни  Санта-Барбара.  Он  пролетел  над
несколькими холмами - почти в рост деревьев  -  и  скользнул  в  небольшую
долину. Лодка опустилась  перед  огромным  бревенчатым  домом  у  подножия
холма. И дом и территория вокруг были хорошо освещены. Две конюшни,  гараж
и загон для скота виднелись неподалеку. Широкий ручей журчал  почти  возле
самой входной двери.
     Все молча проследовали в дом.  Их  встретила  просторная  гостиная  с
каменным камином; жадные  языки  пламени  облизывали  поленья.  Две  стены
целиком спрятались под отключенными сейчас телеэкранами. Лестница вела  на
открытый второй этаж. Их приветствовала пара  людей  лет  семидесяти,  как
оказалось - прислуга. Пока Дункан и Сник приводили себя в порядок в ванной
комнате, появились напитки и сэндвичи. Гостям предложили сесть на диване у
камина. Оба попросили чай со льдом и быстро осушили по паре стаканов.
     Стоя со стаканом виски в руке, полковник Симмонс объявил:
     - Теперь мы можем поговорить. Сначала послушайте меня.
     Трое гэнков куда-то исчезли, остальные сидели  неподалеку.  Полковник
сказал пожилой паре, что им  пора  отправляться  в  стоунеры,  и  прислуга
удалилась.
     - Вы двое, наверное, самые коварные люди, каких когда-либо знала  эта
земля. Без сомнения, вы составите компанию наиболее изворотливым и,  видит
Бог, обладаете самыми незаурядными деструктивными способностями. Я  пришел
к выводу, что вы непременно вернетесь на то самое место, где вас никому не
вздумается ждать. Никому и в голову не придет, что у вас  хватит  дерзости
опять отправиться туда. Кто еще отважится на такое? Итак, я установил  там
детекторы на аккумуляторах большой емкости, замаскировав их  под  предметы
мебели. Когда вы оба действительно явились сюда  после  того  невероятного
подвига... - Он замолчал, улыбнулся, а потом разразился  громким  хохотом.
Придя в себя после безудержного  смеха,  Симмонс  продолжал:  -  Детекторы
передали радиосигнал тревоги. Они же открыли контейнеры с газом, которые я
установил, конечно же тоже замаскировав. Остальное вам известно.
     - Нет. Многого я не знаю, - заметил Дункан. - Прежде  всего,  что  вы
затеяли? Почему мы здесь? Что-то движет вами, не так ли?
     - Вы двое, особенно вы, Дункан, должны сыграть важную роль в грядущих
событиях, событиях, причиной которых станем мы сами. Более важную, чем  вы
могли бы предполагать. Вы все время убегаете. Что остается  после  вас?  Я
решил, что настало время взять на себя инициативу. Не нападать и разрушать
оборудование,  причиняя  людям  серьезные  неудобства.  Хотя  вы   сделали
значительно больше этого.  Начну  с  уведомления  вас:  я  возглавляю  все
подпольные организации в Лос-Анджелесе и где бы  то  ни  было  еще.  Дизно
старше меня по званию в Департаменте органиков, но я его командир в Старом
Койоте. Когда Дизно убили, я понял, что скоро доберутся и до меня. Итак, я
решил действовать. Вы - мое главное оружие. - Он взглянул на экран. - 1:02
утра. Черт знает что сейчас творится в  Лос-Анджелесе.  Так  воспользуемся
всей этой смутой. А сейчас... не хотите ли немного поспать?
     - Не могли бы вы все-таки посвятить нас в ваши планы? Какую  роль  вы
отводите нам?
     Симмонс улыбнулся, но голос его на сей раз звучал чуть жестче.
     - Вы мои уважаемые гости. Но я предпочел бы, чтобы вы делали то,  что
я скажу. Основания этому вы поймете позже. У моих людей  и  у  меня  очень
много дел. Мне было бы спокойнее, если  бы  вы  не  торопились,  отдохнули
после всех ваших испытаний, скажем так. Здесь место отдыха  и  развлечений
для высших чинов органиков. Но по крайней мере неделю сюда никто не  сунет
нос. Все места заняты. Другие  дни  тоже  будут  уведомлены  об  этом,  не
сомневайтесь. Вам придется доверять мне.
     - Не остается ничего другого, - заметил Дункан. -  Но...  как  насчет
прислуги на другие дни недели? Что с нашей охраной?
     - Не забивайте себе голову мелочами. Я обо всем позаботился.
     Симмонс пальцем подозвал троих  гэнков,  которые  тут  же  подошли  к
гостям.
     - Курт, Чанг и Эшвин, - представил гэнков Симмонс. -  Ваши  смиренные
слуги. Просите их обо всем, что вам потребуется. Эшвин  ответит  также  на
ваши вопросы, разумеется, кроме тех, которые могут угрожать  безопасности.
Вы, уверен, это понимаете.
     Он покинул  дом  в  сопровождении  троих  гэнков.  Эшвин,  худощавый,
темнокожий мужчина с усами щеточкой и слишком развитой  челюстью  и  шеей,
провел их в комнату на втором этаже. В ней было  две  кровати,  отсюда  же
дверь в ванную комнату. Прежде чем  пожелать  гостям  доброй  ночи,  Эшвин
извлек из ранца два протонных пистолета и несколько зарядов к ним.
     - Шеф сказал, что вам следует это  иметь.  Во-первых,  как  жест  его
доверия, во-вторых - на случай налета. Это почти исключено, но мало ли что
бывает.
     Он поклонился и вышел, прикрыв за собой дверь.
     - Комната скорее всего просматривается, - предположила Сник.
     - Какая разница? Ты что-то хотела сказать?
     - Не тянет на разговоры, хотя  многое  меня  беспокоит.  Подождем  до
завтра... когда как следует выспимся.
     Через десяток минут они уже были в объятиях Морфея.
     Воскресное небо сияло солнцем. Дункан проснулся перед самым полуднем,
спустился вниз. Сник в обществе Эшвина и двух женщин уже поглощала  не  то
завтрак, не то  ленч.  Женщин,  которые  накануне  были  в  сопровождающей
группе, представили как Рэни и Джиан. Дункан ел молча. Сник по обыкновению
иногда бросала реплики. Другие же оживленно обсуждали  новые  телесериалы.
Потягивая кофе, Дункан сказал:
     - Я хотел бы знать обстановку здесь. Неплохо бы посмотреть новости  и
получить информацию, которую общественности не сообщают.
     - Шеф сказал, что  вам  предоставят  все  сведения,  кроме  некоторых
секретных, - напомнил Эшвин.
     В открытое окно доносилось пофыркивание и негромкое  ржание  лошадей,
мужские  и  женские  голоса.  Где-то  каркала  ворона.  Поблизости  лилось
прекрасное пение кардинала. Вид дома в городке вдруг всплыл воспоминаниями
перед глазами Дункана. Зеленый палисадник и сад за домом. Всякие  птицы  -
малиновки, кардиналы, сойки, зяблики, колибри -  порхали  в  саду.  Ястреб
парил вдали, высматривая голубей или кроликов. И небо и солнце настоящие -
не тот однообразный мир башни с его искусственным  небом  и  солнцем,  где
птицы жили лишь в клетках на площадях, а единственной растительностью были
карликовые деревья на них же.
     Этот дом - где он был?
     - Про это место нечего особенно и говорить, - Эшвин словно задержался
с  ответом,  ожидая,  пока  Дункан  выйдет  из   задумчивости.   -   Здесь
коневодческое ранчо для  отдыха  и  развлечений  высших  чинов  органиков.
Прислуга и тренеры не  проявляют  особого  любопытства  по  поводу  нашего
пребывания здесь в Воскресенье. Руководители органиков то и дело  нарушают
день по ведомым лишь им причинам. Всем известно, что  сейчас  чрезвычайные
обстоятельства, поэтому работники ранчо спокойно относятся к тому, что  мы
не люди Воскресенья. - Он встал, продолжая говорить:  -  Сейчас  посмотрим
новости. Не местные, нет, новости со всего мира и различных дней.
     Местные передачи касались, в  основном,  отключения  электричества  в
штате Лос-Анджелес. Обозреватель утверждал, что ответственны за  это,  без
сомнения,  архипреступники  Дункан  и  Сник.  Подробности,   связанные   с
прекращением подачи электроэнергии, станут известны в  ближайшем  будущем.
Без  сомнения,  отправят  в  отставку  руководителя  органиков  Субботы  в
Лос-Анджелесе; последует также проверка компетентности губернатора Субботы
Лос-Анджелеса.
     Остальные новости относились к местным событиям. Однако каждые десять
минут на отдельной секции экранов  появлялись  портреты  и  описания  двух
преступников. Вознаграждение за их поимку возросло до 120.000 кредитов.
     Затем Эшвин включил показ  различных  записей  событий  всех  дней  в
разных частях мира. Во многих местах происходили демонстрации, а в  дюжине
городов Китая, Южной Африки, Западной Европы, России, Бразилии и Австралии
- мятежи в служебных органах.
     - У Симмонса в самом деле организация, - оценил Дункан.  -  Требуется
масса связей и личной энергии, чтобы заполучить такие записи.
     - Вы весьма проницательны, - вот все, что сказал Эшвин.  Вид  у  него
при этом был весьма самодовольный.
     - Дункан радовался. Его послания вызвали такую бурю, на которую он  и
не рассчитывал. Как сохранить этот взрыв, как сделать, чтобы боевой дух не
умирал?
     Ответ был один: не он, а народ должен совершить это. Одному  человеку
не под силу ни разрушить мир, ни спасти его. Люди должны  сохранять  гнев,
пока он не уничтожит прогнившие основы.
     Слабость этого полувосстания - а пока оно  таковым  и  было,  -  этой
наспех  сработанной  революции  в   отсутствии   монолитной   организации,
достаточно   мощной,   чтобы   действовать   открыто.   Необходим    также
целеустремленный  лидер,  который  мог  бы  координировать  действия  всей
организации. Возможно, тот порыв, который иногда  овладевает  подсознанием
масс, может принести победу. Великим множеством людей - случалось такое не
раз и до Новой Эры - овладевает  дьявол,  заставляющий  их  действовать  в
унисон. Доведенные до бешенства, выступая как многоголовый, но единодушный
организм,  они  свергали  с  пьедесталов  тиранов  и  в  клочья  раздирали
правительства.
     После полудня Дункан и Сник, сопровождаемые Эшвином и  его  коллегой,
предприняли дальнюю прогулку в лес. Затем Эшвин предложил им покататься на
лошадях. Хотя никому из них никогда не доводилось сидеть верхом на  лошади
и, возможно,  никогда  более  и  не  придется,  они  оседлали  благородных
животных и целый час катались по петляющей лесной тропе  за  ранчо.  Эшвин
непрерывно инструктировал их в пути. Сразу же  по  окончании  обеда  Эшвин
спустился к ним по большой деревянной лестнице. Остановившись возле стола,
он объявил:
     - Полковник хочет видеть вас сейчас. Пожалуйста, следуйте за мной.
     Он провел их вверх по ступенькам, потом вниз, в холл. У дверей стояли
двое вооруженных гэнков. Эшвин постучал. Глубокий голос Симмонса пригласил
их войти. Полковник сидел за просторным письменным столом красного дерева;
стол был уставлен корзинками, полными небольших разноцветных сфер - лент и
стопок распечаток. Симмонс  поднялся.  Его  улыбка  излучала  ликование  и
доверие, безграничное удовлетворение. Выступающий  подбородок  с  глубокой
ямкой, казалось, проецировал свет, словно он был передающей антенной.
     - У меня добрые новости  для  вас.  _Н_а_д_е_ю_с_ь_,  вы  сочтете  их
хорошими. Если вы согласны - сегодня вечером мы отправляемся в Цюрих.

                                   21

     - Цюрих? - повторил Дункан. - Столица мира?
     - Да, - улыбаясь подтвердил Симмонс. Глаза его остановились  на  лице
Дункана, будто он с усилием  пытался  добраться  до  его  мыслей.  -  Штат
Швейцария.  Именно  здесь  Мировой  Совет  только  что  подготовил  список
кандидатов на место Ананды.
     - Я не заметила этого в новостях, - вставила Сник.
     - Список еще не объявлен.
     Дункан уже более не удивлялся доступности для Симмонса  непубликуемой
информации.
     - Почему? Я хотел сказать - зачем вам надо, чтобы мы ехали в Цюрих?
     - Садитесь, пожалуйста. - Симмонс откинулся на спинку кресла, сомкнув
руки на затылке. - Вы ускользнули от органиков и безнаказанно провели свои
нападения  благодаря  вашей  смелости.  L'audace,  toujours  l'audace  [из
известного призыва деятеля Великой французской революции  (1789-94)  Жоржа
Дантона - de l'audace, encore de l'audace, toujours de l'audace -  смелей,
еще смелей и всегда смелей]. Вы знаете, что это значит?
     Дункан и Сник отрицательно покачали головами.
     - Смелей, всегда смелей.  Эта  великая  фраза  из  великого  языка  -
французского, к сожалению, уже мертвого, как и латынь.  Но  галльский  дух
жив. Смелей, всегда смелей. В вас обоих воплощен этот дух. Но  вы  слишком
долго  убегали,  настало  время,  чтобы  вы...   мы...   нанесли   удар...
стратегический  ход,  который  даст  значительно   больший   эффект,   чем
ослепление  Лос-Анджелеса  дважды  подряд.  Ваши  действия  -  всего  лишь
раздражающий фактор, хотя я допускаю,  что  жители  Лос-Анджелеса  считают
отключение электричества  не  просто  досадным  происшествием.  -  Симмонс
положил руки на стол, склонился  вперед,  словно  пытаясь  приблизиться  к
слушателям. - Вот что я предлагаю.
     Дункан и Сник дослушали Симмонса до конца не прерывая, хотя с  трудом
сдерживали себя.
     - Все, - объявил полковник. - Что выдумаете об этом? Смело, не правда
ли?
     - Или самоубийственно безрассудно, - произнесла  Сник.  Поймите  меня
правильно. Я согласна с вами в принципе. Но тут  все  зависит  от  случая.
Либо пан, либо пропал. Разве есть реальные шансы на успех?
     - Мы не знаем этого, пока не совершим дело, - ответил Симмонс. -  Что
вы думаете, Дункан?
     - В случае успеха вашего плана все может закончиться для нас  большой
победой. Я сказал -  может.  Недостатки...  как  бы  это  выразиться...  я
ненавижу отдавать себя в руки врагов... Сник тоже. Едва ли все пойдет, как
задумано. С другой стороны, подобное относится к любому смелому действию.
     - Риск велик, я признаю, -  сказал  Симмонс,  -  но  это  никогда  не
останавливало вас в прошлом. Кроме того, что еще  реально  предпринять  на
этой стадии игры?
     -  Власти  будут  глубоко  поражены,  -  заметил  Дункан.   -   Такое
подействует обезоруживающе, выведет их из равновесия.
     Он взглянул на Сник.
     - Нам нужно немного порассуждать. Одним.
     Симмонс встал.
     - Конечно. Я так и предполагал,  что  вы  захотите  все  обстоятельно
обсудить между собой. Можете воспользоваться этой комнатой. Обещаю, вас не
станут прослушивать.
     Полковник вышел. За ним Эшвин. Когда дверь закрылась, Дункан сказал:
     - В этом плане достаточно гарантий. Гэнки  не  осмелятся  стрелять  в
нас. Слишком много глаз будет вокруг.
     -  _Е_с_л_и_  Симмонс  сможет  выполнить  все  задуманное.  Но   меня
беспокоит роль самого полковника. Зачем он сам делает это?  Он  подвергает
себя такой же опасности, как и нас.
     Подозрения Сник казались Дункану обоснованными. Он тоже не переставал
размышлять о мотивах полковника.
     - Власть, - проронил Дункан. - Если  он  поднимется  на  вершину,  то
получит огромную власть. Полковник, должно быть, крайне  честолюбив,  коль
решается на такое. Награда, которую он получит, перевесит жертву - так  он
думает.
     - Допускаю, что он убежденный революционер, - заметила Сник.
     - Да. Но и они движимы отнюдь не исключительно высокими идеалами. Они
стремятся подорвать власть  правительства,  против  которого  восстают,  и
обычно  это  правительство  заслуживает  свержения.  Но  в  глубине   души
подсознательно их одолевает жажда власти.
     - Ну, а мы? Это относится и к нам? - продолжала дискуссию Сник.
     Дункан рассмеялся.
     - Не думаю. У меня никогда не было стремления править другими. Но кто
знает, что творится в  нас  самих,  когда  внутри  просыпается  безмозглый
зверь? Так или иначе побуждения Симмонса - не самое главное сейчас.  Важно
то, что произойдет в Цюрихе.
     - Мы едем?
     - Я - да.
     - Тогда и я тоже. Только...
     - Только - что?
     -  Давным-давно  я  видела  представление  о  Французской  революции.
Главный  персонаж,  его,  кажется,  звали  Дантон,  был   великим   вождем
восстания. Каждый француз испытывал смертельный ужас  при  упоминании  его
имени. Он послал на гильотину тысячи людей. В конечном счете он  тоже  был
осужден и ему отрубили голову. Он сказал своим судьям... подожди-ка... дай
вспомнить... а, вот. Он сказал:  Революция  подобна  сатане:  она  поедает
собственных детей.
     Дункан не ответил.
     Детское лицо, его  собственное,  словно  метеорит,  вспыхнуло  в  его
сознании. И как падающая звезда, исчезнув, оставляет после себя лишь мрак.
Это лицо обернулось ужасом и отчаянием.
     - В чем дело? - что-то неладное с ним заметила Сник.
     -  Все  эти  головы  скатываются  в  корзины.  Пустяки.  История   не
обязательно повторяет себя.
     - Но природа человеческая неизменна, - сказала Сник. - Ты прав. Мы не
можем отказываться от  действий  лишь  потому,  что  нечто  происходило  с
другими. Мы - не они.
     Дункан прошел к двери. Эшвин стоял, исправно неся свою службу.
     - Передай Симмонсу: мы готовы.
     Почти тотчас же полковник в сопровождении Эшвина крупным шагом  вошел
в комнату. Он улыбался, как будто и не сомневался в их самом благоприятном
решении.
     - Мы участвуем, - объявил Дункан. - От начала до конца.
     - Прекрасно!  Подобно  Юлию  Цезарю,  переходящему  Рубикон.  "Жребий
брошен.  Мосты  за  нами  сожжены.  Погибнуть  или  победить",  -  ликовал
полковник.
     - Он победил. Но позже его ждал плохой конец, - заметила Сник.
     - И ты, Брут, - улыбка не покидала Симмонса.  Несмотря  на  всю  свою
осмотрительность и цинизм. Цезарь доверял некоторым людям,  полагаться  на
которых не следовало бы. Я не повторю его ошибок. "Нет, - думал Дункан,  -
вы совершите свои собственные".
     - Я сообщу вам необходимые подробности,  -  продолжал  Симмонс.  -  К
полуночи, когда мы отправимся, вы получите все сведения и оснащение.
     Через час Дункан прошел в спальню. Он лежал, закрыв глаза  и  пытаясь
извлечь из глубин памяти все, что он знал о Джефферсоне Сервантесе  Кэрде.
Симмонс объявил ему, что он отправится в Цюрих под видом личного служителя
полковника. Все, что от него требуется во время путешествия, - это молчать
и следовать правилам, установленным для лиц, попадающих во внутривременные
зоны. Он может также начать думать о себе как о Кэрде, а не о Дункане.
     Но в скольких других личностях  был  воплощен  он!  Боб  Тингл,  Джим
Дунски, Виат Репп, Чарли Ом, отец Том Зурван,  Вилл  Ишарашвили  и  Вильям
Сен-Джордж  Дункан.  Нет,  это  не  просто  принятые  им   образы   -   он
с_т_а_н_о_в_и_л_с_я_  каждым из них. Короткий период, когда  его  снабдили
идентификационными картами Дэвида Грима и Эндрю Бивольфа, он просто  носил
эти имена, знал сфабрикованные биоданные - играл их роли. Теперь же, чтобы
вновь _с_т_а_т_ь_ Джефферсоном Сервантесом  Кэрдом,  ему  надо  продраться
обратно сквозь Дункана и других к подлинному, рожденному женщиной Кэрду.
     Нелегкая это была задача. Пожалуй, никто в  мире,  кроме  психопатов,
страдающих  раздвоением  личности,  не  принимал  столько  образов.  Он  -
единственный, кто мог  справиться  со  всем  этим  по  своему  усмотрению,
с_т_а_т_ь_  всеми. Но сбросить их с себя, снять их шкуру -  совсем  другое
дело.
     Спустя немного времени он отказался от попыток избавиться от  Дункана
- самого последнего своего персонажа. Он тяжело дышал.  Его  необычные,  а
порою  "автоматические"  умственные  способы  воспроизведения  сознания  и
подсознания оказывались бесполезными. Дункана словно вонзили в глубину его
мозга. До всех других его "я" также было не добраться.  Они  разговаривали
четкими, хоть и тихими голосами. Считая себя мертвыми и похороненными, они
настаивали на воскрешении, на  том,  чтобы  сдвинулись  надгробия  над  их
могилами. Все они были сверхбогами или, скорее, сверхвампирами. Нет, нет -
не "сверх": они явились не откуда-то сверху,  пребывают  глубоко  внизу  и
потому они суббоги и субвампиры.
     Он опять назовется Кэрдом, но в действительности он все еще Дункан. А
полностью проясненные воспоминания Кэрда и его душа не принадлежали ему по
воспитанию.  Голоса  его  предшественников,  которых  он  сотворил   себе,
раздавались отовсюду. Они сталкивали его с цели, к которой  он  стремился,
как это делало то лицо ребенка... Они превращали  его  в  самоискажающуюся
параболу, в кривую траекторию. Мозг его пронзали  синусоиды,  пересекаемые
прямоугольными волнами. Голоса рождали физический свет,  который,  в  свою
очередь, вызывал подъемы и падения энергии. Пальцы Дункана, если можно так
выразиться, отнюдь не всегда  управляли  его  ментальным  реостатом.  Руки
других старались овладеть им.
     Он вздохнул, пытаясь одновременно сообразить, был  ли  это  лишь  его
вздох. Он не знал - полностью или незначительно управляли им те, другие, и
какие мысли принадлежали только Дункану.
     Он чувствовал себя не очень хорошо. Однако когда он  спустился  вниз.
Сник приветствовала  его  как  _Д_ж_е_ф_а_.  Само  это  имя  казалось  уже
начальным шагом к обретению им первой  личности,  его  подлинности.  Будто
распахнулась  дверь  в  темную  комнату  и  его  вдруг  полоснуло  светом.
Настроение решительно улучшилось, когда он увидел новые записи  на  экране
для  пассажиров.  Некоторые  ленты  предназначались  общественным  каналам
новостей, другие готовились Департаментом органиков исключительно для глаз
высокого начальства.
     Передачи новостей шли из трех десятков крупных городов всего  мира  и
от  каждого  дня.  Хотя   факты   тенденциозно   оценивались   с   позиций
правительства и передачи, без сомнения, подвергались цензуре, очевиден был
размах беспорядков и смятения повсюду. Кэрд отметил,  что  некоторые  люди
демонстрировали свою поддержку правительства и имелись случаи их нападения
на протестующих. Он не удивлялся этому. Многие граждане и думать не желали
об изменении привычной жизни. Сама мысль об этом не только беспокоила  их,
но более того - страшила и вызывала гнев.
     Ленты органиков говорили о толпе  значительно  больше,  чем  новости.
Хотя и среди них был  скучнейший  материал  -  наставления  высоких  чинов
органиков на тему о том,  как  контролировать  демонстрации  и  изматывать
вожаков. Приводилась  статистика  о  числе  демонстрантов  и  компьютерные
прогнозы успехов правительственных попыток  подавить  выступления.  Больше
всего  Кэрда  интересовала   оценка   числа   граждан,   изготовляющих   и
использующих незаконный эликсир, замедляющий старение. Как определить  их?
По налетам и ночным кражам в биохимических лабораториях? По арестам людей,
продающих  эликсир?  "Продающих"  -  нет,  это  не  совсем  точное  слово.
Обладатели эликсира сбывали  его  за  подарки,  приобретаемые  посредством
кредитных карточек покупателей. В  некоторых  случаях  не  было  и  этого:
владельцы эликсира просто раздавали его.

                                   22

     В 10:32 утра группа из пятнадцати человек вылетела из ранчо в большой
аэролодке. Она держала путь на северо-запад - сто двадцать  километров  до
Армада Филд. Небо было плотно затянуто облаками. Автоматически управляемая
лодка скользила над  верхушками  деревьев  и,  следуя  рельефу  местности,
огибала  холмы,  ныряла  в  долины.  Все  видимые  огни  были   отключены;
инфракрасные лучи и радар надежно нащупывали путь. Защищенные от дождя, но
отнюдь не от урагана мыслей, не от напряжения  и  тревожных  предчувствий,
пассажиры молчали. Кричали лишь внутренние голоса.
     Было 10:53. Рассеянный свет  -  отражение  облаками  земных  огней  -
извещал о приближении к цели. Лодка пролетела над гребнем холмов -  внизу,
на  безлесной  равнине,   лежал   Армада   Филд.   Он   расползся   словно
переливающийся осьминог. Водонапорные башни, диспетчерские вышки, ракеты и
сверхзвуковые самолеты вспарывали горизонталь неба. Вокруг огромного  поля
не видно было никаких ограждений. К чему они, если нет врагов? Более  двух
тысяч облет не было войн, а датчики тотчас засекут любого незванного гостя
размером больше опоссума. Симмонс ни словом не обмолвился о  том,  как  он
собирается воспользоваться аэродромом, как группа попадет  в  Цюрих.  Кэрд
предполагал, что  указания  на  этот  счет,  вероятно,  зашифрованные,  он
получил через банк данных органиков. Это могло произойти  вполне  законно,
хотя конечная цель Симмонса отнюдь не была таковой.
     Засветился экран перед пилотом. Тот тихо произнес что-то в  микрофон,
свисавший со шлема. Автопилот отключился,  человек  принял  управление  на
себя. Лодка сбросила скорость  и  опустилась  точно  на  отмеченное  место
парковки. Выползшие шасси вцепились в покрытие округлыми пористыми лапами.
Откинулся фонарь кабины, открылись боковые двери. Каждый  пассажир  выходя
тащил тяжелый большой ранец.
     Группу поджидали двое. Одна - высокая женщина в форме гэнка и длинном
зеленом плаще. Она быстро о чем-то перебросилась словами  с  Симмонсом,  а
остальная группа направилась в здание. В  помещении  оказались  лишь  трое
служащих аэропорта. Голоса их глухо резонировали в огромной комнате.
     Симмонс подошел к ним. Члены группы, скинув тяжелые  ноши,  расселись
где попало; кто-то направился облегчиться с дороги.
     Кэрд, глядя в просторное окно на портовый простор, заметил  еще  одну
приземляющуюся аэролодку. Из нее появились  две  женщины  и  двое  мужчин.
Огромные рюкзаки возвышались над их головами, а в руках  прибывшие  тащили
внушительных размеров коробки. Кэрд сразу узнают одну пару - Барри и Донна
Клойды.
     Он  был  и  удивлен  и  обрадован,  словно  нежданно  встретился   со
старинными друзьями. Донна, опустив свою ношу и  улыбаясь,  устремилась  к
нему. Она обняла и поцеловала Кэрда в щеку и бросилась  к  Сник  повторять
ритуал, но та с приветливым выражением лица легким  поклоном  отстранилась
от объятий Донны.
     - В чем дело, Тея! Не будь такой неприветливой.
     Барри сжал в объятиях Кэрда и решительно обнял Сник, даже не успевшую
выказать свою сдержанность. Ей ничего не оставалось как  более  или  менее
вежливо покориться его порыву.
     Симмонс объявил, что они отправляются в путь -  Кэрд  даже  не  успел
задать ему хоть пару вопросов. Полковник провел их по просторному  залу  в
другую большую комнату.  Оттуда  проследовали  по  наклонному  переходу  и
оказались у другого помещения, где их ожидали мужчина и  женщина  в  форме
пилотов.  По  узкому  проходу  группа  потянулась  за  ними   к   большому
летательному аппарату. Через десять минут аппарат, пятясь от  перегородки,
медленно развернулся и по пандусу вырулил в  катапульту.  Убедившись,  что
все пассажиры пристегнуты, а кресла достаточно откинуты назад -  пассажиры
почти распростерлись в них -  мониторы  включили  предупреждающий  сигнал.
Голос старшего  пилота  велел  пассажирам  приготовиться  к  пуску.  Вновь
провыла сирена.  Повсюду  засветились  оранжевые  огни.  Включился  отсчет
времени в предстартовой готовности. На нулевой отметке пассажиров  глубоко
вдавило в упругие объятия кресел. Кровь  отхлынула  к  ногам.  Кэрд  почти
отключился,  затем  почувствовал  невесомость.  Это  было   физиологически
обманчивое ощущение. Двигатели Гернхардта работали, аппарат резко  набирал
высоту, с силой толкаемый вперед взаимодействием магнитных систем  корабля
с магнитным полем Земли. Через  минуту  включились  реактивные  двигатели.
Фюзеляж вибрировал, так и не прекратив свою дрожь до самого конца полета.
     На высоте 60.000 футов раздался звонок. Вновь вспыхнули огни. Старший
пилот  предложил  пассажирам  немного   поднять   сиденья,   однако   люди
по-прежнему оставались накрепко пристегнутыми плетеными ремнями.
     Пассажиры, погруженные в себя, с тревогой размышляли о том, что  ждет
их в ближайшем будущем и сбудутся ли оптимистические заверения Симмонса. В
головах разворачивались дюжины возможных сценариев - все с весьма  мрачным
финалом. И Кэрду рисовались не самые радужные  перспективы.  Что  творится
сейчас в неприступном уме Сник? Быть может, ей представляется, как,  попав
в опасную ситуацию, с оружием в руках она прокладывает себе выход из нее -
весьма приятные для Сник видения.  Сдается,  она  вообще  единственная  на
борту, кого радует предстоящий конфликт с властями. Разве  что  и  Симмонс
предвкушает картины успеха, но его образы отнюдь  не  похожи  на  кровавые
сцены ее воображения.
     Аппарат вздрогнул  -  ракетные  двигатели  обратной  тягой  замедлили
движение. Через десять минут они отключились  вовсе,  и  за  дело  взялись
генераторы  Гернхардта.  Пассажирам  разрешили  встать,  размяться,   даже
пройтись. Потом они вернулись на свои места.  Спинки  кресел  теперь  были
подняты, но люди снова пристегнулись.  За  бортом  было  уже  по-утреннему
светло. В 11:35 полудня Понедельника пролетели они долиной Линц,  оставляя
позади горы. Ясное  небо,  температура  воздуха  в  городе  71  градус  по
Фаренгейту. Голубое озеро Цюрих  пестрело  белыми,  красными,  зелеными  и
синими парусами. Кэрду доводилось видеть ленты о  пресноводных  дельфинах,
населяющих озеро. Их предки были доставлены сюда тысячу облет  назад.  Они
были признаны чувствующими и имели одинаковые с людьми права,  хотя  и  не
участвовали в  голосованиях.  Их  лидер,  возглавлявший  совет  дельфинов,
взаимодействовал с представителем  Департамента  по  связи  с  существами,
непринадлежащими к человеческому  роду.  Действовали  семь  представителей
человечества - один от каждого дня. Дельфины,  однако,  не  придерживались
системы дней.
     Город, как и в прежние времена, раскинулся на северо-западном  берегу
озера. Никаких  пригородов.  Все  свободные  от  строений  берега  занимал
общественный парк, который охраняли рейнджеры-лесничие. На  самой  окраине
города растянулась зеленого цвета многооконная, о восьми  этажах,  круглая
башня - восемь с половиной миль  в  поперечнике.  Гигантское,  похожее  на
пагоду строение венчало башню,  на  пике  преподнося  небесам  вращающийся
глобус Земли. Он двигался синхронно с перемещением  планеты  вокруг  своей
оси. Офисы и квартиры чиновников каждого дня штата  Швейцария  и  Мирового
правительства оккупировали башню. Там же располагались склады,  рестораны,
транспорт для обитателей башни. Собственно город, окружавший башню, -  это
небольшие административные и многоквартирные здания - не более трех этажей
- и дома с меблированными комнатами. Знаменитые  круглые  дома  с  крутыми
крышами. Кэрд помнил такие по многим учебным лентам. Декоративные  дымовые
трубы на обоих скатах, окна, так похожие на глаза  надо  ртом,  напоминали
ему рисунки домов в стране Оз, выполненные Нейлом.
     Основную деловую жизнь "небашенной" части  города  Цюриха  подпитывал
туризм. Сотни тысяч непосед ежегодно прибывали сюда. Наибольшее  внимание,
кроме осмотра башни, привлекало стоунированное тело Ванг Шена,  основателя
Новой Эры. Оно было установлено на пьедестале в  парке  вблизи  от  берега
озера.

                                   23

     Летное поле раскинулось в десяти милях  от  города  вдали  от  озера.
Часть горы снесли, освобождая место для аэродрома. Поблизости  размещалась
железнодорожная станция, куда доставляли туристов, часто стоунированных на
время пути. Окаменелые прямиком поступали в хранилище, где дожидались  дня
оживления. Нестоунированных автобусами  доставляли  в  город.  Но  главным
образом конечно же аэродром служил правительственным кораблям.
     Аппарат  приземлился  рядом  с  внушительным   круглым   зданием   из
сверкающего зеленью искусственного камня. После проверки идентификационных
карт и  цели  полета  пассажиров  больше  не  тревожили  вопросами  и  они
беспрепятственно покинули корабль. Зал гудел многолюдностью -  по  большей
части служащие в форме различных департаментов.
     Группа прибывших прошла в дальний конец помещения, где тянулась стена
"опознания". Кэрд, как и другие, вставил  в  щель  свою  идентификационную
карту. Служащие туристского бюро внимательно следили за дисплеями, хотя со
стороны трудно было заметить их  сосредоточенность  на  работе.  Процедура
прошла  в  быстром  темпе.  Никому  из  группы  Симмонса  и  не   пришлось
прикладывать  большой  палец  правой  руки  к  специальной  пластинке  для
сравнения  отпечатка  с   зафиксированным   в   идентификационной   карте.
Идентификационная карта и  высокое  звание  полковника  оказались  весомее
необходимости обычной законной процедуры.
     Работники  транспортного  бюро  помахали  на  прощание  -  и   группа
последовала за Симмонсом. Вышли  с  противоположной  стороны  здания,  где
прибывших ожидал  заранее  заказанный  автобус.  Он  медленно  и  неслышно
отъехал и вскоре влился в движущийся поток  главной  автострады  в  Цюрих.
Движение было не столь интенсивным, как ожидал Кэрд,  однако  велосипедные
дорожки - спутники шоссе - кишели любителями крутить педали.
     По пандусу автобус съехал с шоссе на боковую улицу.  Она  петляла  по
парку и наконец вывела автобус к стоянке на большом открытом пространстве.
В центре его - бронзовый пьедестал держал на себе окаменелое тело Син Цзу.
Повсюду была  расставлены  скамейки,  фургончики,  с  которых  продавалась
воздушная  кукуруза,  сэндвичи,  мороженое,  различные   напитки...   Едва
пассажиры покинули автобус, как рядом остановился другой. Из него высыпала
команда телевизионщиков. Кэрд знал, что ее вызвал Симмонс  по  одному  ему
известным каналам. Предусмотрительность полковника наглядно иллюстрировало
отсутствие  непременного   в   таких   случаях   офицера-органика.   Люди,
формирующие общественное мнение,  судя  по  всему,  были  направлены  сюда
законными властями. Как же не  восхищаться  Симмонсом!  Полковник  пожелал
сунуть свою голову в пасть льва, сильно рискуя остаться без  этой  головы.
l'audace, toujours l'audace.
     Симмонс подвергал неотвратимой опасности и других людей. А он,  Кэрд,
в сходных обстоятельствах также поступил бы с ними? Конечно.
     Руководитель бригады  телевизионщиков,  высокая,  стройная  брюнетка,
беседовала  с  Симмонсом.  Диалог  был  острым,   брюнетка   выглядела   и
озадаченной и встревоженной. Наконец последние слова Симмонса  -  Кэрд  не
слышал ни одного - очевидно, убедили  ее:  брюнетка  кивнула  и  удалилась
убеждать в чем-то своих коллег. У коллег же глаза полезли на лоб,  кое-кто
пытался протестовать, но тем не менее все последовали за Симмонсом  и  его
группой к центру парка. Туристы и просто праздношатающиеся стекались  сюда
в  предвкушении  чего-то  интересного.  Кругом  сновали  дети.   Некоторые
взрослые держали в  руках  камеры.  Уж  они-то  заснимут  действо.  Гэнки,
нагрянув, постараются конфисковать камеры граждан, но вряд  ли  преуспеют,
ежели не арестуют их владельцев. Да и в любом  случае  -  что  они  смогут
поделать  с  памятью  зрителей?  Гэнки  попытаются  заткнуть  людям   рты.
Некоторых действительно удастся запугать, другие, наоборот, сделаются  еще
разговорчивее, поскольку гэнки велят им держать язык за зубами.
     И  группа  Симмонса  и  телевизионная  бригада   остановились   перед
окаменелым  Син  Цзу.  Телевизионщики  с  портативными  камерами  в  руках
растянулись, охватывая действие со всех сторон. Трое  удерживали  растущую
на дрожжах толпу, не давая ей заполонить  пространство  вокруг  монумента.
"Здесь запретное место", - объявляли они, вряд ли ведая - почему. Зрители,
с готовностью повинуясь  распоряжениям  служителей  экрана,  оставались  в
пределах  невидимых  границ.  Люди  были  и  свидетелями   и   участниками
ритуального представления, чем-то схожего с  тайным  обрядом.  Все  это  и
впрямь походило на религиозную церемонию, в которой зритель не  ведает  ее
истинного смысла, но которая по этой самой причине еще более увлекательна.
     Син Цзу, стоунированный на веки вечные или на срок, который мог сойти
за эту вечность, был облачен в окаменелые  же  зеленые  одежды  Верховного
Мирового Советника - титул никому, кроме него, не присуждавшийся.
     Он взирал на внешний мир, стоя  спиной  к  городу  -  открытые  глаза
уперлись в горы за озером.  Черты  лица  его  были  "чисто"  монгольскими;
теперь редко встретишь такие из-за  активного  смешения  рас,  поощряемого
властями. Его дед был шотландец, мать - пенджабка. Непокрытая  голова  Син
Цзу  и  руки  были  раскрашены  в  живые  цвета,  чтобы   скрыть   серость
окаменелости. Прямые прилизанные черные волосы, черные  глаза,  золотистая
кожа. На ладони вытянутой вперед  руки  большой  глобус  Земли.  На  одной
стороне глобуса - рельефные  буквы:  МИР.  На  четырех  гранях  пьедестала
бронзовые таблички - имя Мирового Советника по-английски, шрифтом Логлэн и
китайскими иероглифами.
     Ультразвуковые  передатчики,  установленные  по   углам   пьедестала,
отгоняли голубей, охраняя его от их забав...
     Симмонс взглянул на Син Цзу. Возможно, он подумал,  что  когда-нибудь
достигнет не  меньшего  величия.  Окаменелое  тело  Симмонса  окажется  на
пьедестале, а туристы станут глазеть на него, разинув рты, чего-то  крича,
жуя воздушную кукурузу и яичный рулет. И будет звучать музыка  -  вот  как
сейчас она доносится откуда-то от дальней карусели.
     Кэрд, тоже разглядывавший Син Цзу, открыл ранец, приткнувшийся  возле
самого пьедестала. То же проделали и  другие  члены  группы.  Кэрд  извлек
нечто похожее на очень длинную  веревку  -  оказалось,  что  это  цепь  из
стоунированного металла, покрытого коричневым материалом для  изоляции  от
холодной поверхности звеньев. Один конец  цепи  оканчивался  очень  тонким
поясом из такого же изолированного металла. Кэрд как мог туго затянул пояс
вокруг груди, протолкнул конец пояса в замок-защелку и повернул  маленькую
шкалу на замке. Теперь замок подвластен лишь знающему комбинацию знаков.
     Действуя быстро, Кэрд забросил на  пьедестал  свободный  конец  цепи.
Кто-то с другой стороны подхватил цепь и, обвив ею пьедестал, вернул конец
Кэрду. Он повторил операцию. Затем он помог  обвить  цепями,  приковавшими
других членов группы, ноги Син Цзу. Через  пару  минут  все  цепи  опутали
лодыжки Мирового Советника, свободные концы просунуты в замки на поясах, а
шкалы на каждом закрепленном конце завершили задуманное.
     Вся группа приковалась к фигуре основателя Новой Эры.
     Камеры телевизионной бригады  и  зрителей  фиксировали  все.  Симмонс
велел нескольким своим людям смешаться с толпой.  Они  будут  снимать  все
микрокамерами, замаскированными под пуговицы или украшения.
     Теперь Симмонс, повернувшись к башне,  кричал:  "Внимание,  граждане!
Внимание, граждане! Я полковник Киз Алан Симмонс из Департамента органиков
Вторника, Северо-Американский правительственный орган! Эта женщина,  -  он
указал на Сник, - скрывающаяся от  правосудия,  несправедливо  объявленная
преступницей Пантея Пао Сник! Этот мужчина, - он указал на Кэрда, -  также
беглец и мнимый преступник! Вы много раз видели его лицо  и  биоданные  на
экранах! Это - Джефферсон Сервантес Кэрд!"
     Симмонс сделал небольшую паузу. Издалека донеслось  завывание  сирен.
Сюда спешили машины органиков. Они были уже ближе, чем казалось по  звуку:
ветер дул в противоположную от озера  сторону.  Аэролодки  со  светящимися
оранжевыми огнями устремились вниз с башни.  Дюжина  других  нагрянула  из
городских полицейских станций.
     Симмонс кричал: "Вам известно, как правительство. Мировые Советники и
их прихвостни лгут вам! Манипулируют вами, гражданами, для  своей  выгоды!
Вы видели послания Кэрда, раскрывающие  заговор  с  целью  скрыть  от  вас
эликсир, замедляющий старение, и использовать его для  высших  чиновников,
чтобы они могли жить в семь  раз  дольше,  чем  вы  -  обманутые  граждане
неверно именуемого Содружества Земли!"
     Первая прибывшая аэролодка  опустилась  на  краю  мощеной  территории
вокруг Син Цзу. Из нее  вылезли  шестеро  гэнков,  в  руках  наготове  они
держали ружья с луковицеобразными носами.
     Кэрд  чувствовал  возбуждение,  но   сохранял   полное   спокойствие.
Побледнел ли он, как и вся группа, кроме краснолицего Симмонса?
     Вот-вот коснется  земли  на  противоположной  стороне  кольца  другая
аэролодка.
     Кое-кто из зрителей счел благоразумным удалиться.  Другие,  казалось,
неспособны вырваться из притяжения того, что  вскоре,  как  они  понимали,
неизбежно должно было случиться.
     - Мы приковали себя к Син Цзу и останемся здесь, пока  справедливость
наших  требований,  наши  права,  ваши  права  не  будут  подтверждены!  -
надсаживался  Симмонс.  -  Мы  делаем   это   в   знак   протеста   против
мошенничества,   коррупции   и   гнусной   противозаконной    деятельности
правительства! Мы делаем это, хотя знаем,  что  нас  арестуют!  Мы  хотим,
чтобы этот случай стал известен,  мы  требуем,  чтобы  суд  над  нами  был
публичным, чтобы весь мир получил возможность наблюдать за ним! Мы просим,
чтобы  общественность  внимательно  следила  за   судебным   процессом   и
протестовала, если правительство станет пренебрегать  нашими  правами!  Мы
просим, чтобы...
     Генерал-органик, величественный, в яркой зеленой униформе с  золотыми
галунами и эполетами, в шлеме, украшенном плюмажем, крупным шагом  подошел
к Кэрду. Вытянутое узкое лицо застыло в гневе.  Он  был  бледен,  как  эти
прикованные цепями. Пробник  в  руке  его  смотрел  на  Симмонса.  Генерал
рявкнул:
     - Полковник Симмонс, вы  арестованы  именем  Содружества  и  Мирового
Совета! Прекратите свою подрывную  речь!  Все  остальные,  -  он  взмахнул
свободной рукой, - также под арестом по тем же обвинениям: тайный сговор с
целью свержения правительства,  нарушение  дня,  побег  с  целью  избежать
ареста, сопротивление аресту, саботаж,  распространение  ложных  подрывных
утверждений,  подстрекательство   к   бунту   против   законных   властей,
нелегальное использование банков данных, ввод в  банки  фальсифицированных
сведений и... - генерал замолк на секунды, глубоко втянув в себя воздух, и
на высокой ноте финишировал: - Убийство!
     "Он даже не упомянул про ослепление Лос-Анджелеса. Но сам генерал или
кто-то другой непременно доберется до этого", - пронеслось в голове Кэрда.
     Приземлились еще  две  аэролодки.  Уже  не  менее  двадцати  кораблей
органиков скопилось здесь, а они все прибывали. Гэнки  потребовали,  чтобы
граждане сдали им свои камеры.
     Симмонс не обращал на генерала никакого внимания.  Он  повторял  свое
обращение. Однако теперь громкие крики гэнков и возгласы горожан заглушали
его. Один бравый фотограф в переднем ряду толпы горожан продолжал снимать.
Гэнки еще не добрались до него. Наконец он прекратил свое занятие,  извлек
ленту - маленькую сферу - из камеры и сунул ее в карман.  Затем  подхватил
камеру и окунулся в бурлящую шумную толпу.
     Генерал-органик с побагровевшей физиономией прогудел:
     - Прекратите свою болтовню!
     Симмонс прервал свою речь и также громко прокричал:
     - Вы не разъяснили мне мои права!
     - Органики не  нуждаются  в  том,  чтобы  им  втолковывали  права!  -
завизжал генерал. - Они их знают!
     - Мы не гэнки, - сказал Кэрд. - Вы не сказали нам о наших правах!
     - Молчать! Я требую тишины! - орал генерал.
     Он нажал пусковую кнопку протонного пистолета. Бледно-фиолетовый  луч
впился в подбородок Симмонса.  Полковник  откинулся  назад  и  ударился  о
пьедестал, затем, потеряв сознание, тяжело осел на него.
     - Зверства органиков! - вскричал Кэрд. - Граждане, я  свидетельствую:
все, что полковник Симмонс сказал вам, - правда! Более того, могу  кое-что
добавить к словам Симмонса. Я расскажу вам  о  многих  незаконных  деяниях
правительства - все в нарушение ваших прав и благополучия!
     Генерал нацелил пробник на Кэрда и вдавил спусковой крючок.

                                   24

     Кэрд проснулся - голова разламывалась, тупая боль терзала все  мышцы.
Боль прерывалась на мгновения, пульсировала, словно прямоугольный  сигнал.
Кэрд лежал на спине на голом столе, голова  покоилась  на  тощей  подушке.
Сканирующий механизм, его круглый полый конец,  похожий  на  глаз  Бога  -
довольно слабоумного  Бога  -  двигался  над  Кэрдом  туда  и  обратно  по
направляющим.  Гэнки  сгрудились  вокруг  стола,  наблюдая  за  Кэрдом   и
доктором, облаченной  в  белую  с  красным  форменную  одежду.  Среди  них
находился  и  генерал,  который  оглушил  его.  Другим,  помимо   доктора,
цивильным лицом был широкий коротышка около шестидесяти сублет с невиданно
огромным носом.
     - У вас болит голова, - доктор утверждала, а не спрашивала. Она ввела
шприц в его голую правую руку.  Спустя  несколько  секунд  боль  отступила
будто морской отлив.
     Он поднял руки, ощупал грудь. Пояс и цепи  исчезли.  Их  нельзя  было
срезать мазером или протонным лучом, значит,  они  использовали  частотный
сканер и определили комбинацию знаков на замке. Настенные  экраны  конечно
же регистрировали всякое движение в комнате, да еще  трое  гэнков  снимали
камерами. Длинноносый, раздвинув других,  подошел  к  столу.  Он  заключил
ладонь Кэрда в большие холодные руки и объявил:
     - Я ваш адвокат. Гражданин Кэрд.  Нельс  Лупеску  Бэарс,  фирма  Шин,
Нгума и  Бэарс.  Мои  услуга  стоят  дорого,  но  я  добровольно  вызвался
представлять вас и не требую ни единого кредита. Мировой Совет согласился,
чтобы я был вашим поверенным. Лучшего  придумать  не  могли,  черт  бы  их
побрал!
     Голос его оказался низким, звучным и плавным.
     - Благодарю вас, - сказал Кэрд. - А что другие члены группы?
     - У каждого свой адвокат.
     - Они все в порядке?
     Бэарс выпустил руку Кэрда. Он криво усмехнулся, передернул плечами.
     - Хорошо...
     Доктор воззрилась на длинный узкий снимок, занявший часть  настенного
экрана, - результаты зондирования Кэрда машиной, перемещавшейся над ним.
     - Его можно переводить в камеру, - сказала она.
     - Вы даже считаете излишним спрашивать меня о самочувствии? - заметил
Кэрд.
     Доктор, казалось, была удивлена. Она ткнула пальцем в сторону экрана.
     - Зачем?
     Бэарс поднял носище. Будто он указывал глазам их объект.
     - Действительно - зачем? Здесь никого не заботят  интересы  личности,
сострадание или чуткость,  не  так  ли?  Пусть  говорит  машина!  Подумать
только, ее речь будет словом Божиим! Разве у Бога могут быть неисправности
или ошибки? Разве Бог тревожится? Разве Бог с горы  Синай  обличает  через
дисплей?
     Доктор зарделась.
     - Показания машины дважды проверяются, - сказала она.
     - Прекратите эту бессмыслицу! - громко бросил генерал. - Заберите его
в камеру!
     - Я обладаю правом советоваться со своим адвокатом, - заявил Кэрд.
     - Ваши права будут скрупулезно соблюдены!
     Два гэнка усадили Кэрда, приподняв его за плечи. Хотя  боль  исчезла,
вставая, он почувствовал слабость. Тем не менее Кэрд сказал:
     - Я могу идти без помощи. - Он  тихо  рассмеялся.  -  Однако  сбежать
снова еще не в состоянии.
     Бэарс неотрывно следовал за Кэрдом, пока группа  проходила  по  холлу
мимо множества закрытых дверей. Кэрд не сомневался, что  настенные  экраны
наблюдают за всем залом. Он ни на секунду не останется без внимания, разве
что в ванной комнате. Впрочем, и там за ним  станут  следить.  Достанет  и
других средств лишить его возможности побега, но не в этом дело. Он пришел
сюда не за тем, чтобы стараться потом вырваться на свободу.
     Не оборачиваясь он громко спросил:
     - Гражданин Бэарс, вы мой адвокат на сегодня? Не известно ли вам, кто
мой поверенный на завтра?
     - Я. Мне выдан временной пропуск, учитывая тяжесть якобы  совершенных
вами преступлений. У ваших коллег тоже адвокаты на все дни.
     - Это будет для вас внове - жить каждый день.
     - Я предвкушал такое, - признался адвокат.
     У выхода из зала группа остановилась. Вперед вышел  капитан  и,  стоя
лицом  к  двери,  произнес  код.  Кэрд  не  мог  расслышать  слово.  Дверь
скользнула вправо в щель стены. Чувствуя себя очень усталым, Кэрд прошел в
большую комнату. Не доходившие до потолка  перегородки  в  углу  помещения
образовывали стены ванной комнаты.
     Среди скудной мебели обычной тюремной камеры,  где  нашлось  место  и
оборудованию  для  физкультурных  упражнений,  Кэрд  не  увидел  стоунера.
Генерал говорил про это к удовольствию зрителей общественного телевидения,
отмечая, что практика стоунирования заключенных, за исключением  некоторых
случаев,  здесь  не   применяется.   Заключенный   наделялся   привилегией
советоваться со своим адвокатом, когда ему вздумается -  днем  или  ночью.
Генерал сообщил также, что  заключенные  могут  пользоваться  семьюдесятью
телеканалами, включая  каналы  новостей.  Это  закон  требовал,  чтобы  он
смотрел их, если пожелает. Как раз сейчас передавали новости.  Кэрд  сидел
на стуле. Генерал обратился к Кэрду.
     - Гражданин Джефферсон Сервантес Кэрд, заключенный  идентификационный
номер ИСБ-НН-9462-Х, есть ли у вас  какие-либо  жалобы  по  поводу  вашего
ареста и содержания в тюрьме?
     - Да, - сказал  Кэрд.  -  Не  было  никакой  необходимости  проявлять
жестокость и оглушать меня протонным лучом.
     -  В  соответствии  с  правилами  ВСИС-6  вас  следовало  привести  в
бессознательное состояние, - объяснил генерал. -  Вы  можете  подать  ваши
жалобы через своего адвоката, и они будут  рассмотрены  в  соответствующем
суде в соответствующее время.
     Он вышел, все, кроме Бэарса, последовали за ним.  Дверь  заняла  свое
место. Адвокат ухватился за свой огромный нос и несколько раз  сдавил  его
ладонью словно совершая с  ним  рукопожатие.  "Вероятно,  Бэарс  старается
выкачать с  помощью  носа  храбрость  и  уверенность,  используя  его  как
соединительный трубопровод к своему мозгу", - подумал Кэрд.
     - У нас мало времени, -  объявил  адвокат.  -  Суд  начнется  завтра,
обзавтра, в полдень, и может окончиться к пяти часам этого же вечера. Если
дело сочтут обычным криминальным  случаем.  Но  в  их  силах  и  растянуть
процесс на все семь дней или, наоборот, провернуть все в темпе и  показать
ленты суда по телеканалам всем  другим  дням.  Но  я  полагаю,  эти  шишки
захотят узнать реакцию общественности до вынесения приговора.  Вы  посеяли
бурю, мой друг. - Он фыркнул. - Не видел ничего  подобного  в  современной
истории.
     - Вы говорите так, словно вердикт уже отпечатан.
     - Не сомневайтесь, вас признают  виновным.  Я  буду  бороться  против
этого как только могу, я это умею, хорошо умею. Но доказательства...
     Бэарс насупился, опять потискал нос. Надеялся ли он, что на  сей  раз
нос окажется меньше? Или просто непроизвольно старался сжать его? Или  ему
нравилось привлекать внимание к своему сокровищу? Гордился  ли  он  носом,
подобно Сирано де Бержераку? Бэарс толчками подвигался вперед, держась  за
стул.
     - Прокурор информировала меня о ряде требований,  законность  которых
она  должна  обосновать.  Она   утверждает,   что   правительство   твердо
определило, что суд не должен превратиться в общественный форум.  В  любом
случае защитники не получат  право  выступить.  Вам  не  удастся  обвинить
власти в  обмане,  коррупции  и  преступном  сговоре  против  народа.  Вам
предоставят  выбор:  признать  или  отрицать   виновность   в   совершении
конкретных преступлений. Вы и ваши коллеги, без сомнения, виновны и  будут
признаны  таковыми.  Например,   вам   и   Сник   вменят   в   вину   ввод
фальсифицированных данных в банк, нарушение системы дня. На  вас  возложат
ответственность за нападения  на  энергетические  центры  Лос-Анджелеса  и
термоионные центры и создание невиданных  неудобств  и  мучений  гражданам
Лос-Анджелеса  и  Южной  Калифорнии.  Суд  не  станет  обсуждать  причины,
побудившие вас совершить эти преступления.
     - Вы никак не можете препятствовать тому, чтобы они не  затыкали  нам
рты? - спросил Кэрд.
     - О! Я буду возражать и взывать! Но ничего не добьюсь. Судьи заявят о
неуместности обсуждения на подобном процессе мотивов преступлений.
     Исследование мотивации - это объект интересов психиатров при  лечении
в реабилитационных учреждениях.
     - Следовательно, приговор предопределен?
     - На этом процессе вас не осудят к немедленному окаменению. Дадут  ли
психиатры положительное или отрицательное заключение о возможности  вашего
перевоспитания...  мне  не  сообщили.  Конечно,  теоретически   результаты
лечения не должны стать известны, пока это лечение не проведено...  Вполне
допускаю,  что  правительство  не  считает  необходимым  стоунирование   и
сохранит вас, чтобы в будущем иметь с вами дело... Очевидно  при  условии,
что будут созданы методы лечения которые смогут исцелить вас, и тогда...
     - Мне это ясно. А что насчет моих телевизионных посланий, в которых я
обвинил правительство в надувательстве народа? Если эту тему не вынесут на
обсуждение, общественность вправе задаться вопросом - почему?
     Бэарс  привычно  поработал  над   своим   носом.   Адвокат   выглядел
задумчивым. Наверно, то, что происходило в его голове, тяготило адвоката.
     -  Ваши  послания  не   попадут   в   предъявленные   обвинения.   Но
правительство собирается прояснить ситуацию. У вас нет шансов узнать  суть
объяснения властей, но заявление  о  намерениях  передавалось  по  каналам
новостей. Можете заказать повтор. Правительство утверждает, что оно только
что открыло  для  себя  правду  о  Мировом  Советнике  Ананде,  урожденном
Джильберте Чинге Иммермане. Предстала весьма отталкивающая, отвратительная
история.  Обнаружились  также  ваши  связи  и   деятельность   как   члена
организации  иммеров.  Но  эти  обвинения  вам  не  угрожают.  Любые  ваши
показания, которые могут нанести ущерб правительству, не станут достоянием
публики.
     - Хватит о плане Симмонса... - сказал Кэрд. - А что по поводу ФЗС? От
этой штуки люди ни за что не откажутся.
     - Правительство признает, что в этом  случае  произошла  ошибка.  ФЗС
действительно оказался тем, что вы о нем говорили. Эликсир  получит  любой
желающий.  Голову  на  отсечение  -  никто  не  откажется.  Масса  граждан
возмущается, что они не имели ФЗС, когда были молоды, и чихвостят  иммеров
за то, что те прятали его для себя. Естественно - и прокурор говорила  мне
об этом, - что вы существенно утеряли популярность  среди  общественности,
поскольку являлись частью сговора избранных с целью не дать ФЗС людям.
     - Для этого были веские основания.
     -  Что  ж,  попытайтесь  втолковать  это  тем,  кто  чувствует   себя
одураченным. И меня можете включить в эту компанию. Продолжительность моей
жизни теперь возрастет, но она увеличилась бы намного больше,  если  бы  я
имел ФЗС, к примеру, двадцатилетним.
     - Может, вам не следовало бы  становиться  моим  адвокатом,  чувствуя
подобное разочарование?
     - Я профессионал, - проговорил Бэарс. - Как бы там ни  было,  вас  не
обвинят в сокрытии ФЗС, в утаивании его от широкой  общественности.  Итак,
эти обстоятельства никак не могут сказаться  на  профессиональном  ведении
мною вашего дела. Вас осудит публика, но не правительство.
     - В таком случае революция теряет свои первопричины?
     Бэарс улыбнулся, словно заранее испытал удовольствие от ответа.
     - Нет, нет. Вы запустили нечто такое, что в  определенных  отношениях
может утерять инерцию. Но люди все еще поднимаются... Вот  и  Совет  также
признает, что население мира действительно, как  вы  заявляли,  составляет
лишь два миллиарда человек, а не десять. Руководителю  Бюро  информации  о
населении и  некоторым  его  высшим  чиновникам  предъявлено  обвинение  в
сговоре с целью намеренно ввести в заблуждение правительство и население.
     - Скажите на милость! Как быстро все вершится! - вскричал Кэрд.
     - Много быстрее, чем привычная неспешность событий, -  заметил  Бэарс
насмешливо улыбаясь. - По всей видимости, это...
     - ...заговор! - закончил Кэрд.
     Похоже, Бэарс был раздражен, что его прерывают по пустякам.
     - Что я могу сделать? Стану обвинять правительство - попаду под  суд.
Я не смогу  ничего  доказать  и  окончу  карьеру  в  качестве  подлежащего
излечению. - Бэарса аж передернуло. - Я циник. Все юристы  циники.  Однако
не толкование законов сделало меня циником. Я таким родился. Только циники
идут служить праву.
     Наступила недолгая тишина. Затем Кэрд прервал ее.
     - Правительство сфабриковало дело Сник (или, может, это сотворил один
Ананда?), чтобы заткнуть ей рот  и  надежно  скрыть  темные  делишки.  Нет
сомнения - это не всплывет на суде.
     - Если она станет настаивать на обсуждении  этой  темы,  несмотря  на
указания судей, ее попросту вернут в камеру, - пояснил Бэарс.
     - Но ведь общественность будет следить за всеми перипетиями процесса.
Люди услышат ее первоначальные возражения.
     - Не более нескольких слов, - сказал Бэарс. - Просто отключат звук, и
публика расслышит лишь начало ее протеста. Это законно, ибо суд объявит ее
утверждения не имеющими отношения к делу. Сник продержат в  ее  клетке  до
тех пор, пока она не  согласится  придерживаться  лишь  того,  что  сочтет
нужным суд. В случае ее отказа процесс продолжится  в  ее  отсутствие.  За
Сник сохранится право следить за ним по телевидению, но никаких  показаний
она дать не сможет.
     - А другие? Симмонс? Клойды?
     -  Аналогично.  Обвинения   в   заговоре   с   целью   ниспровержения
правительства и незаконный побег из Лос-Анджелеса в Цюрих.  Тем  не  менее
пленки - свидетели того, как заговорщики приковали себя цепями к монументу
Син Цзу, распространились по  всему  миру.  Правительство  дозволило  это.
Хитрый ход. Власти понимали, что люди станут  смотреть  их  нелегально,  и
захотели  избежать  обвинений  в  подавлении  свободы  слова  и  исключить
подпольные видеопросмотры.
     Кэрд в удивлении покачал головой.
     - Обвинения нас в убийстве опущены?
     - Ваших преступлений и без того хватает для  приговора.  Кроме  того,
суд опасается, что не сумеет помешать  свидетельским  показаниям,  которые
откроют, что и у властей  рыло  в  пуху.  Убийство  -  наиболее  серьезное
обвинение из всех возможных, и довольно трудно будет настоять на том,  что
к рассматриваемому делу оно не относится.
     - Вы советуете мне немедленно признать себя виновным? - спросил Кэрд.

                                   25

     - Хорошо, - тихо протянул Бэарс. - Ваш  случай  уникален  и  необычно
сложен.  Труден  для  правительства   -   это   факт.   Ваша   способность
сопротивляться ТИ широко известна. Утверждают, что  вы  готовы  лгать  под
действием тумана даже в бессознательном состоянии.
     - Верно.
     - Суду известно, что это установлено, но вас все  же  отуманят,  дабы
удостовериться в неизменности вашей способности. Я  буду  настаивать,  это
наше право, чтобы испытание проводилось при мне и в присутствии нескольких
известных мне ученых, объективности которых доверяю. Проверка  обязательно
будет заснята.  Это  поставит  власти  в  затруднительное  положение.  Для
доказательства вашей лжи придется задавать четкие  вопросы  на  конкретные
темы. О событиях, в реальности которых власти не сомневаются. Например: вы
действительно нападали на энергетические центры? Вы подтвердите  это.  Нет
смысла в таком случае лгать.
     Вас спросят, правда ли, что произошло то-то и то-то,  чего  на  самом
деле не было и в помине. Вы, естественно, станете  отрицать.  О  том,  что
происходило с другими вашими  личностями,  вопросов  не  будет.  Повторная
проверка с ТИ засвидетельствует, что вы не помните их. Или в лучшем случае
- лишь немногих, и ничего существенного по части нарушения закона.
     Никто не проявит интереса к каким-то  другим  периодам  вашей  жизни,
предшествовавшим побегу из института в Манхэттене. Именно после пребывания
в этой больнице-тюрьме вы создали персону, которую замыслили как Дункана.
     Бэарс придвинулся поближе. Нос его едва не касался лица Кэрда. Улыбка
походила на полумесяц.
     - До сих пор результат допроса под действием ТИ обычно служил основой
обвинения. Если ТИ показывал невиновность заключенного, суд  автоматически
объявлял это своим  решением  и  освобождал  арестанта.  И,  наоборот,  он
признавался виновным, если к этому подводили откровения одурманенного.
     Но вот впервые, - продолжал адвокат,  -  в  преступлениях  обвиняется
лицо, способное отрицать вину под туманом,  даже  если  оно  действительно
совершило преступления. Я преподнесу это суду, они наверняка догадываются.
Уже сейчас чешут затылки. Я настою на том, чтобы ваш  случай  признали  не
имеющим прецедента. Затем в  будущем  появятся  новые  прецеденты,  и  они
сделаются законом. Вердикт по вашему  делу  отложат,  пока  все  не  будет
решено окончательно.
     - И что хорошего мне это в конечном счете принесет? - поинтересовался
Кэрд. - Не обратятся ли власти вновь  к  старой  системе  суда  присяжных?
Решать на основании свидетельских показаний?
     - Непременно.  Но  в  конечном  счете  это  не  имеет  значения.  Нет
сомнений,  что  вы  украли  аэролодку  органиков   и   вывели   из   строя
энергетические центры. Суд постарается счесть достаточным признание  вашей
вины под  воздействием  тумана.  И  дело  удастся  завершить  быстро  и  в
соответствии с существующим законом. Но я буду твердить о вашей уникальной
способности лгать. Тогда ваше признание в  разрушении  центров  не  сможет
служить доказательством ни вины, ни невиновности. Судебное разбирательство
должно состояться, хотя любой знает, что вы виновны.
     - Я открою вам один секрет, если вы обещаете передать его  защитникам
Сник и Симмонса и других.
     Бэарс хмыкнул, насторожился, глаза округлились.
     - Согласен. Обещаю.
     - Я  не  единственный,  кто  может  лгать  под  ТИ.  Моя  способность
врожденная. А вот и Симмонсу, и  Сник,  и  другим  членам  группы  -  всем
сделали прививки анти-ТИ.
     Бэарс оставил стул словно внезапно очутился в невесомости.
     - Что?!
     - Да. Всем, - подтвердил Кэрд. -  Этот  анти-ТИ  распределялся  среди
членов Старого Койота и, Бог знает, среди скольких других организаций.
     Вцепившись в нос, Бэарс зашагал туда и обратно.
     - Блэкстон, храни нас! [Уильям Блэкстон (1723-80)  английский  юрист;
автор   комментариев   к   английскому   законодательству,   авторитет   в
законодательной сфере]
     - Кто?
     - Блэкстон - древний английский юрист. Не берите в голову.  Мой  Бог!
Вы понимаете  последствия  этого?  Конечно  же!  В  любом  случае  вы  все
предстанете согласно былым правилам  перед  судом  присяжных,  перед  жюри
присяжных заседателей. И эта  самая  штука  -  анти-ТИ  -  станет  однажды
общеизвестной. Народ потребует вакцину себе, люди добьются своего законным
или противозаконным путем. Подумайте, какой удар по всей судебной системе!
     Встревоженность новостями, по всей  видимости,  не  слишком  огорчила
адвоката. Кэрд понимал его реакцию.  Подобное  развитие  событий  прибавит
немало работы юристам и потребуется еще больше адвокатов.
     - Знаете ли, - сказал Бэарс, потирая ладони, вы сделаетесь мучеником.
Однако можете утешить себя тем, что вы породите революцию. В конце концов,
система Новой Эры будет упразднена. Огромные социальные, психологические и
демографические  изменения  вызовет  ФЗС.  Существенно   преобразит   нашу
правовую и судейскую систему распространение  анти-ТИ.  Я  предвижу  массу
перемен,   а   сколько   еще   грядет   непредсказуемых    преобразований.
Непредсказуемых даже с помощью этих божественных компьютеров.
     - Слабое  утешение,  -  произнес  Кэрд.  -  Осознание  того,  что  ты
приблизил интересные времена, не исцеляет  печаль  понимания,  что  ты  не
разделишь радости возбуждения.
     - Всегда следует использовать  обстоятельства  наилучшим  образом,  -
объявил Бэарс. - Он опять уселся. - Итак, я полагаю, вам  следует  просить
суд о признании вас невиновным. Заставьте их немного поработать и отложить
вынесение приговора. Согласны?
     - Невиновным... - протянул Кэрд.
     -  Ваша  умственная  стабильность,  да  простится  мне  использование
подобного термина, будет принята во внимание судом.  Это  должно  смягчить
суровость приговора.
     - Номер не пройдет, - сказал Кэрд. Это отступничество,  предательство
всего, за что я боролся. Запрещаю вам использовать этот повод.
     - Очень хорошо, хотя я сожалею, что вы  пренебрегаете  шансами  легко
отделаться.  В  любом  случае  вас  направят  в  реабилитационный   центр.
Объяснения властей очевидны: раз вы антисоциальны, значит,  вы  непременно
психопат  или,  по  меньшей  мере,  неврастеник.  Поскольку  правительство
решает, принимать или нет рекомендации психиатров об освобождении пациента
после лечения... - Бэарс поднял руки  ладонями  вверх,  -  вас  упрячут  в
реабилитационный  центр  на  долгие   времена.   Могут   вообще   признать
неизлечимым и превратить в Горгону.
     - Вполне вероятно. Но знаете ли вы, что действительно бесит  меня?  Я
стал иммером добровольно. Но  Сник,  она  просто  выполняла  свою  работу,
однако ее  засадят  именно  за  это.  Только  слизняк  может  смириться  с
несправедливостью, а Сник никак на него не похожа. Конечно, она  сделалась
преступницей! А как бы поступили вы?
     Бэарс осторожно пощупал бульбочку на конце носа,  словно  только  что
обнаружил необычайный ее рост.
     - Вполне вероятно, что судьи, если у них есть совесть, учтут это.  Но
все зависит от того,  известны  ли  им  обстоятельства  ее  неправомерного
наказания. Возможно, их не допустили до этих сведений. Мало  надежды,  что
информация всплывет на суде.
     - Если когда-нибудь получу свободу  -  я  сделаю  целью  своей  жизни
добиться любым путем, чтобы все узнали  правду  о  Сник.  Ее  честное  имя
должно быть восстановлено!
     - Вы похожи на вечно пузырящийся ночной горшок, - заметил Бэарс. - Но
когда вы опять попадете в переплет, наймите меня. Вы нравитесь мне, хотя я
отнюдь не обязательно предаю забвению все, что вы натворили. - Он перестал
ходить. - Мы договорились о вашем заявлении суду?
     - Зачем повторяться?
     - Увидимся завтра в суде.
     Бэарс произнес пароль повернувшись к стене. Пустой экран ожил.
     - Мы окончили наше совещание, -  объявил  адвокат,  -  можете  теперь
туманить моего клиента. - Они прискачут  сюда  через  несколько  секунд  и
начнут сыпать вопросы, - сказал он  Кэрду.  -  Это  простая  формальность,
чтобы придать юридическую силу...
     - Знаю. Вы говорили это при первой беседе, - сказал Кэрд.
     - Я буду здесь всю процедуру  во  избежание  любых  подвохов.  Допрос
проведут в присутствии двух психиатров, надеюсь, объективных.
     - Помните о своем обещании, - предупредил Кэрд.
     Вошли генерал, три офицера, два психиатра и специалист по  применению
ТИ. _Д_у_н_к_а_н_ по команде вытянулся на кушетке.  Специалист  -  женщина
средних лет - распылила туман ему в  лицо.  Он  погрузился  во  мрак,  еще
повторяя в уме заранее подготовленные ответы. В  конце  концов,  не  имеет
значения - пусть задают вопросы,  которые  он  не  предусмотрел.  Так  или
иначе, его подсознание примет дело на себя,  и  ответы  будут  такими  же,
оставайся он бодрствующим.
     На сей раз разум его не был ослеплен так, словно он  стоунирован.  Он
погрузился в видения.
     Он знал, что грезит. Знал, что творит нечто такое, чего не осознает и
не желает делать.
     Что-то овладевало им. Он был бессилен это  остановить.  Им  -  всегда
безупречно контролировавшим себя, за исключением того случая в  Манхэттене
- теперь управляло некое существо или какая-то мятежная часть его самого.
     Нравилось ему это или нет - нет, нет, определенно - нет, он  создавал
новую личность.
     Он боролся с прочными нитями, которые опутывали его,  словно  муху  в
паутине.
     Ночь внутри него окантовал бледно-фиолетовый свет, хотя никакой каймы
у этой тьмы в действительности не было.  Был  рассвет  без  солнца,  разве
только можно было сказать, что солнцем  служил  его  мозг.  Свет  медленно
распространялся наружу, в то же время -  внутрь,  пока  мрак  не  сделался
фиолетовым - весь, кроме  зазубренной  глыбы  -  темной,  как  базальт,  в
центре, который и центром-то не был. Но края поля вдруг пришли в движение.
Это были пульсации более  густого  фиолетового  света,  и  они  трепетали,
приобретая конические формы,  и  квадратные,  и  пилообразные.  Он  смутно
осознавал, что это его другие личности пытаются прорваться...  Происходило
такое, когда он осознанно стремился сформировать новую личность, -  момент
наибольшего его напряжения и одновременно наитяжелейшей слабости.
     Блеклые голоса поднимались откуда-то,  где  их  дотоле  не  было.  Он
узнавал их несмотря на истонченность. Подлинный Кэрд, Тингл, Дунски, Репп,
Ом,  Зурван  и  Ишарашвили.  Последним  был  голос  Дункана.  Он  не   мог
расслышать, о чем все они говорят, но узнавал интонации.
     Их душил гнев, давило крушение надежд. Они требовали  полноты  жизни,
владения телом и разумом. Это было невозможно. Лишь один мог жить в полном
обладании и контроле над этой обителью плоти - урожденным Кэрдом.
     В этот миг, думал он, мне следует убить всех их.
     Чернота в центре стала источать цвет - фиолетовый - и истощаться. Она
таяла,  тогда  как  фиолетовое   поле   вокруг   уплотнялось,   края   его
разрастались, а голоса делались громче. Он силился  оттолкнуть  угрожавшие
ему неясные  фигуры.  Единственный  голос,  слова  которого  он  различал,
принадлежал Дункану. Потому что он еще был Дунканом.  По  крайней  мере  -
частично Дунканом. Здесь разворачивалось основное  сражение.  Им  овладела
паника. Он сознавал, что если не победит в этой  борьбе,  может  исчезнуть
навсегда. Так или иначе, те, другие, знали, что он в опасности, очень слаб
и не защищен.
     Он почти физически ощущал, как мысли шуршали в  его  мозгу.  Голос  -
неслышный, но сильный - покрывал рябью фиолетовое поле. Фигуры  по  краям,
хотя еще увеличивались, были отброшены, сдавлены, словно ноги  ступали  по
ним; фигуры кружились вокруг, а затем были вытеснены за пределы  видимого,
которое не было зримо.
     Это, конечно, не был глас Божий, но  он  походил  на  голос,  который
возопил с горы Синай трепещущему Моисею. Голос не терпел отказа.  Кому  бы
он ни принадлежал - он был подобен вулкану во время извержения.
     Края еще трепетали. Фигуры исчезали. Темнота распространялась от них,
а мерцание исходило не от  фиолетового  поля,  а  от  медленно  убывающего
внешнего мрака. Черное образование в центре истекало -  свеча,  догорающая
рывками в полумраке.
     Он проигрывал сражение с самим собой.
     Мысль,  словно  призрак,  несущийся  по  переходам  древнего   замка,
незримо, но ощутимо присутствующая, пересекла фиолетовое поле.
     Время его истекало.
     Это не означало, как могло показаться, будто бы он приходил в  полный
контакт с внешним миром. Время  здесь  -  весьма  трудная  для  осмысления
категория. Однако оно просачивалось и стремительно двигалось сквозь него -
крылья мотылька на лице  спящего.  Прикосновение  и  легкие  следы  пыльцы
мотылька не вызвали в нем ощущения времени. Они пробудили видение  видения
о видении...  Представление  о  времени  трижды  перемещалось  из  внешней
реальности. Это было необходимо сделать.  Он  не  желал,  чтобы  это  было
сделано.
     Было...
     Образ в центре, темный, как чрево  камня,  но  мягкий,  как  замазка,
наконец затух! Пятна черноты,  которые  -  он  видел  их  -  крутились  по
фиолетовому, словно крапинки в глазах,  затем  были  отброшены  обратно  в
тень. Темный огонь прожег  его.  Фигура  -  личность,  -  скрытая  в  этом
монолите с неясными контурами, начала появляться.
     Лицо пересекло и темное поле  и  бледно-фиолетовую  глыбу.  То  самое
лицо, которое он отбросил прежде. Лицо ребенка. Он сам - совсем  маленький
мальчик.
     Оно исчезло, оставляя после себя лишь зыбь. Лицо  походило  на  квант
времени в камере Вильсона, за исключением того,  что  его,  в  отличие  от
бесконечно малой частицы, можно было различить.
     Пренебрегая  медленно  угасающими  эффектами  -  занавес,  задернутый
ветром, но все еще колеблемый им - образ Бейкера Но Вили сформировался  из
беспокойной массы... Он походил на него, на все другие его образы.
     Бейкер Но Вили? Он никогда прежде не слышал этого имени.
     Он  увеличивался.  Делался  раздутой  фигурой,  растягивался,   чтобы
охватить весь фиолетовый цвет. Вот он отталкивает этот цвет - не  осталось
ни клочков, ни обрывков, ни прядей - ребенок появится здесь.
     А он, Кэрд, должен будет уйти.
     Это самый болезненный и тяжелый процесс. Отказаться от самого себя.
     Сдерживая вопль  -  нет!  нет!  нет!  -  он  извивался,  скрючивался,
истлевал от боли.
     Но он - все его личности - могли выдержать  и  боль  и  потерю,  хотя
различались терпением. Создавая Дункана он думал, он должен был  думать  о
необходимости этого. Дункан обладал  волей  ванадия  -  твердой,  твердой.
Однако...
     Сейчас было хуже, чем когда-либо. Он был  связан  слабо,  как  нитями
паутины, с... кем?
     Фиолетовый свет исчез и  перед  ним  возникло  обнаженное,  с  легким
загаром тело Бейкера Но Вили - единственное,  что  он  мог  различить.  Он
опустился с ним сквозь неосвещенное пространство,  завихряясь,  кружась  и
кружась. Центр как понятие потерялся. Не было  осей,  однако  он  вращался
вдоль трех осей одновременно.
     Темнота славилась вокруг и надвинулась на него.
     Возник  свет,  в  котором  его  пронзительный  голос  сделался  почти
видимым. "Нет! Нет! Я не знаю тебя! Ты не нужен мне!"
     Затем - ничего. Он превратился в камень, тот, который  увидел  Медузу
[в греческой мифологии - одна из трех сестер-горгон, чудовищных порождений
морских божеств; их взор превращает в камень все живое], и  был  не  более
камня сознающим происходящее.

                                   26

     - Джеф, вы просмотрели все известные записи вашей жизни до настоящего
дня, -  объявила  психиатр.  -  Испытали  вы  хоть  малейшее  волнение  от
воспоминаний о любой из ваших предыдущих личностей?
     - Ни на йоту, - ответил он.
     Он считал себя Бейкером Но Вили, но отзывался на  Джефферсона  Кэрда,
поскольку все в реабилитационном центре настаивали на этом  имени,  данном
ему от рождения.
     Он сидел в кресле  с  полуоткидной  спинкой.  Детекторное  устройство
двигалось над ним взад-вперед по направляющим. Звуковые,  электромагнитные
и лазерные частоты зондировали со всех сторон его голову,  оголенную  кожу
ног и туловища. Психиатр, доктор Арлен Гоу-Линг  Брашино,  сидела  к  нему
лицом. Взгляд ее прыгал с его лица на дисплей монитора на стене за  спиной
пациента и обратно - на лицо. В верху стены,  позади  доктора,  размещался
экран, который также  регистрировал  все  проявления  пациента.  Показания
попадали на сетку и анализировались компьютером. Рядом с одним экраном  за
спиной пациента был и другой, который считывал  мимику  лица  и  частотные
изменения голоса.
     В машине над  ним  был  и  сниффер,  который  анализировал  на  запах
мельчайшие частички, отделяющиеся от его тела. Компьютер был готов поймать
любое изменение, которое могло бы указать, что, обманывая,  он  испытывает
страх. Этот способ еще использовался, хотя пациент  доказал  доктору,  что
может погружать себя в  состояние  трусливого  петуха  и  принуждать  тело
выделять  молекулы  запаха  испуганного  человека.  Он  мог   начинать   и
прекращать  этот  процесс  почти  без  усилий,   словно   нажимая   кнопку
управления. Брашино поражалась, но оказалась  бессильной  объяснить  такую
способность. Доктор утверждала, что и он не способен запомнить, как всякий
раз это ему удается. "Но, Арлен, - сказал он, - это правда, что у меня нет
никаких воспоминаний о прошлых личностях.  И  я  не  в  состоянии  создать
какую-либо новую. С тех пор как я попал сюда, я много раз пытался и ничего
у меня не  получилось.  Правда,  сохранились  некоторые  мои  возможности,
например, способность лгать под ТИ".
     Они находились в большой комнате,  где  он  каждый  Вторник  проводил
несколько часов. Слева от  его  кресла  -  большое  окно,  сквозь  которое
открывался вид на раскинувшийся луг; луг  оканчивался  внезапным  обрывом.
Повернувшись, он мог  разглядеть  долину  внизу.  На  дальней  ее  стороне
вздымалась гора с крутыми склонами, поросшими елями  у  подножия;  посреди
склона - утес, пик покрыт снегом. У него не было никакого представления  о
том, где он; очевидно, лишь -  это  пояс  с  очень  теплым  климатом.  Ему
разрешалось  общение  с  другими  пациентами,   но   узнать   что-либо   о
месторасположении центра не удалось. Других "реабилитантов",  как  и  его,
доставили сюда стоунированными.
     Арлен  Брашино  была  весьма  симпатичной   голубоглазой   блондинкой
среднего  возраста.  Длинные  волосы  уложены  узлом  Психеи,   пронзенным
серебряной булавкой с крупным искусственным бриллиантом на  конце.  Брелок
на шее - звезда с двенадцатью лучами,  в  центре  ее  -  идентификационная
карточка доктора. Карточка была прикрыта  серебряным  украшением  в  форме
лабиринта,  в  середине  которого  -  голова  минотавра  -   получеловека,
полубыка.  Любой  из  двенадцати  кончиков  украшения  можно  вставить   в
приемно-передающее устройство и считать или ввести данные карты.
     Арлен носила белую  прозрачную,  плотно  облегающую  талию  блузку  с
высоким кружевным воротничком, зеленую до икр юбку и  сандалии.  Из  всего
лишь нескольких ответов на множество вопросов о ее личной жизни он усвоил,
что она живет с двумя мужчинами. Смеясь,  она  поведала  ему,  что  у  нее
достанет любви объять и более пары мужчин, а также двоих ее детей.
     "Да и грудей вполне достанет тоже", - сказал Кэрд.
     Эта реплика заставила ее еще раз рассмеяться.
     Один "глаз" путешествующей над Кэрдом машины смотрел на Арлен. Машина
регистрировала  ее  собственные  нервные  и  метаболические  изменения   в
процессе лечения. Во время сеансов психиатр должен знать свои личные  даже
едва различимые реакции. Но  Брашино  чувствовала  себя  непринужденно,  и
боязни не было и в помине. Психиатр из Манхэттена Арезенти опасалась,  что
слишком много наслышалась от Кэрда о незаконных делах правительства и  что
власти избавятся от нее, когда она закончит с ним  курс  процедур.  Арлен,
просмотревшая  ленты  сеансов,  которые  проводила  Арезенти   с   Кэрдом,
рассказала ему о них. Она вовсе не умолчала о том, что ей казалось важным.
Он  поинтересовался,  что  стало  с  Арезенти.  Арлен  нахмурила  брови  и
ответила:
     - Не знаю, но вы  можете  не  сомневаться  -  она  не  пострадала.  В
противном случае ленты никогда бы не попали ко мне.
     - Не уверен, - заметил он.
     Он опять посмотрел в окно. Раннее лето вступило в права. Маргаритки и
другие цветы, названия которых он не знал, словно осыпали луг. Олени вдали
ощипывали траву. Маленькие существа, коричневые с большими белыми пятнами.
Крупная черная птица парила  высоко  в  восходящем  потоке  воздуха  -  не
разглядишь - то ли ястреб, то ли орел. Снега на вершине горы  ослепительно
блестели  под  ярким  позднополуденным  солнцем.  В  прошлые  времена   до
наступления нынешней теплой эры снега  держались  до  середины  горы.  Так
сказал ему один из обитателей здешнего реабилитационного центра.
     - Я и без машины знаю, что вы говорите правду,  -  сказала  Арлен.  -
Конечно, как вы себе ее представляете.
     - Так чем мы сейчас занимаемся?
     - Я направляю отчет, подтверждающий, что вы теперь  другая  личность,
которая идентифицирует себя как Бейкера Но Вили, - ответила Арлен.  -  При
обычном течении бюрократических процедур отчет будет штудировать  комиссия
из психиатров и органиков. Они  могут  потребовать,  чтобы  вас  подвергли
освидетельствованию другие психиатры.  Вы  пройдете  множество  испытаний,
потом вас освободят. Эти заключительные тесты призваны  определить,  какой
должна быть ваша работа или профессия, потом вас направят куда-то начинать
жизнь заново.
     Арлен пригнулась к нему. Ее рука пересекла небольшой столик  и  мягко
легла на его ладонь.
     - Трудность в том, что  вы  совсем  не  похожи  на  других  пациентов
реабилитационных центров. Подобного в практике не  было.  Вы  утверждаете,
что не способны создать новую личность. Но при этом все еще  можете  лгать
под ТИ или когда вам вводят другие лекарства. У властей  нет  уверенности,
что вы не обратитесь в прежнюю личность или не создадите новую.
     Она вздохнула и отняла руку.
     - Однако я полагаю, с вами станут обращаться  точно  так  же,  как  с
любым другим направленным на реабилитацию. - Она осветилась улыбкой.  -  Я
сказала им,  что,  по  моему  мнению,  из  вас  получится  добропорядочный
гражданин. Но поскольку вы  не  настоящий  кандидат  на  лечение,  а  лишь
новорожденный ребенок, способный  бегло  говорить  на  родном  языке,  вам
следует отправиться в англоязычную страну. У вас  окажется  широкий  выбор
мест пребывания и климата. Конечно, вы можете получить работу органика, но
я  не   советовала   бы   избирать   профессией   религию.   Бессмысленно.
Правительство не поверит в  ваше  полное  излечение,  если  вы  сделаетесь
религиозным.
     - Вера - не в моем характере.
     - Нет, просто вы предали ее забвению.  Однажды  вы  же  были  уличным
проповедником - когда жили в образе отца Тома Зурвана. В конце концов,  вы
можете вернуться в колледж и  получить  новую  профессию.  Обучение  будет
бесплатным.
     - Что проку рассуждать о новой жизни, если у меня нет  уверенности  в
освобождении?
     -  В  освобождении?  Звучит  так,  будто  наш  центр  -  тюрьма.   Мы
предпочитаем говорить о выписывании.
     Кэрд улыбнулся.
     - Вы верите этому?
     - Здесь не тюрьма. И вы не приговорены к отбыванию  какого-то  срока.
От вас зависит, когда вы покинете центр.
     - Может, это касается других, но не меня.
     - Неправда. При одном условии: если вас  отпустят,  вы  должны  стать
убедительной    демонстрацией    благородства    правительства.    Стрелка
общественного мнения должна указать на  вас  как  на  превосходный  пример
гуманной политики властей.
     - Проклятый, который стал образцовым [в английском звучит  каламбуром
- the curser who became a cursor], - сказал Кэрд.
     Арлен улыбнулась.
     - Извините, полагаю мне не следовало  давать  прискорбный  повод  для
каламбуров.
     Увы,  он  не  обладал  памятью  на  винчестере  о  своих  жизнях  как
ниспровергателя, но все просмотренные ленты снабдили его отличной  памятью
на дискете. У него не было никаких стремлений - лишь  взаимодействовать  с
обществом - такой эвфемизм правительство придумало для себя. Этот эвфемизм
он услыхал от коллеги-реабилитанта Донны Клойд.  Была  ли  она  права?  Он
теперь часто встречал ее в обеденном зале и во  дворе  для  прогулок.  Она
утверждала, что знала его по Лос-Анджелесу и они вместе летели в Цюрих. Он
верил ей, поскольку видел на лентах, как она приковывала себя к  памятнику
Син Цзу. Донна Клойд все еще не была вполне реальной для него, хотя он мог
дотронуться до нее, замечать капельки пота на лице в жару,  слышать  смех.
Он воспринимал ее как некую телевизионную имитацию.
     Это была одна из его проблем, может,  наибольшая  -  _н_и_к_т_о  _н_е
б_ы_л _р_е_а_л_ь_н_ы_м_. Он  был  готов  к  тому,  что  люди  здесь  могут
исчезнуть в любой момент. Они не делали этого, но чувство, что это вот-вот
произойдет, не покидало его.
     Арлен Брашино единственной он открыл это  ощущение.  Она  проделывала
над ним какую-то операцию "по отчуждению чувств",  как  она  ее  называла.
Арлен не говорила об этом, но, вероятно,  была  уверена,  что  его  нельзя
отпустить отсюда, пока не  решится  проблема  "дистанцирования",  то  бишь
доколе он не восстановит ощущение прочности и постоянства вещей и людей.
     Он поведал Арлен, что иногда видел ее не как  прекрасную  и  желанную
женщину, а как структуру атомов. Модель имела форму, но края были смутные,
неопределенные. Она была  заключена  и  защищена  электромагнитным  полем,
которое в  любую  минуту  могло  потерять  силу.  Затем  она  расширилась,
распространилась и превратилась в полный беспорядок.
     Это  растревожило  его,  но  одновременно  и  успокоило.  Он  не  мог
приблизиться к ней или к кому-то другому.  Не  мог  испытать  боль,  когда
видел других как некое образное воспроизведение, которое нельзя отключить.
     Но что вызывало такое восприятие?
     Арлен предположила, что он слишком часто перестраивал свою личность.
     - Аналогично местоположению древней Трои, - сказала она. - Вы слыхали
о Трое?
     - Я помню поэмы Гомера. Странно, но я не  представляю,  будучи  какой
личностью я узнал о нем.
     - Троя существовала как долгий ряд городов на одном и том же месте, -
продолжала Арлен. - Первые  люди,  жившие  здесь,  относились  к  племенам
каменного  века.  Остатки  их  материальной  культуры  оказались  скрытыми
последующими жителями. Маленькие поселения превратились в деревни, затем в
небольшие городки, потом в города. Каждое новое поселение  сооружалось  на
пласте своего предшественника. Вы - живая Троя. Вы создавали одну личность
за другой и каждую поверх другой. Лишь завершающая,  как  последняя  Троя,
зрима, она не покрылась слоем земли. Но все другие - ниже  этой  последней
личности, которую вы называете Бейкер Но Вили.
     - Что вы хотите доказать?  На  последнюю  Трою  никак  не  влияли  ее
предшественники. По крайней мере - как я полагаю.
     - Нет безупречных аналогий, - продолжала  дискуссию  Арлен.  -  Кроме
того, я совсем не уверена, что очередная Троя  не  испытывала  воздействия
"предка". Существует такая штука, как психическое влияние.
     - Вы - ученая - верите этому?
     - Дело не в вере или неверии.  Это  возможно,  хотя  окончательно  не
доказано. Однако в вашем случае... Предположим, последняя Троя, ваша Троя,
была разрушена. У нее оказался  ненадежный  фундамент,  который  раскачало
землетрясение; подземные туннели и пещеры  рухнули.  Это  резко  усугубило
эффект землетрясения. Вы...
     - Я испытал землетрясение, пользуясь вашим сравнением, когда вошла  в
жизнь эта личность? Вы заметили, - уточнил  Кэрд,  -  я  сказал:  вошла  в
жизнь? Я  это  явственно  ощущаю,  хотя  не  могу  подтвердить,  что  _н_е
с_о_з_д_а_в_а_л_ Бейкера Но Вили. Меня принудили сделать это.
     - Кто же заставил вас? В любом случае вы преуспели в создании  нового
себя. Но взвалили излишне много тревог и напряжения  на  себя...  на  ваши
предыдущие "я". Что-то пошло не так - не знаю что. Возможно, никогда и  не
узнаю.
     Арлен опять  склонилась  вперед  и  взяла  его  ладонь.  Ладонь  была
холодной и мягкой, но слишком легкой.  Ему  казалось,  она  парит;  она  и
впрямь поплыла бы, не добавь вся рука дополнительной тяжести.
     - Вы играли с реальностью - ваша главная личность - слишком  долго  и
опасно. Итак, вы заплатили цену и у вас больше нет кредитов. Ваша душа  не
желает особо считаться с действительностью. _В_ы_ не хотите  иметь  с  ней
дела.
     - Может, то, что я вижу, вовсе  не  реальность,  как  мы  обычно  это
называем, - сказал Кэрд. - Есть  разные  ее  уровни.  Я  вижу  на  атомном
уровне. Мой взор проникает сквозь реальность - я был рожден ее видеть -  и
постигает другой ее вид. Один из многих.
     - Уж не _в_о_с_п_р_и_н_и_м_а_е_т_е_ ли вы нас  и  впрямь  как  пляску
атомов? - чуть улыбнулась Арлен. - Это просто воображаемый образ,  не  так
ли?
     - Зачастую, так. Иногда я вижу... происходит какое-то смещение, будто
мои глаза переключились в иное положение. Я  вижу  молекулярную  сарабанду
[старинный  испанский  эмоциональный   народный   танец],   искрящуюся   в
электромагнитном поле. Это приводит в замешательство... Но вы же  привыкли
ко всему, видали и не такое.
     - Думаю, вы говорите правду. Зачем бы вам лгать?
     - Зачем?
     Она наконец убрала руку и села.
     - Возможно, вам импонирует, что вас  охарактеризуют  как  перманентно
умственно больного человека.
     - Почему же?
     - Вы не способны смотреть в лицо реальности. Или вот  -  я  попытаюсь
сформулировать  это  клише  по-иному:  вы  не   желаете   иметь   дело   с
человеческими существами. Скажите мне, когда  вы  выглядываете  в  окно  и
видите оленя, вы воспринимаете его как систему атомов?
     - Нет, - медленно проговорил он.
     - Было ли так, что глядя на себя в зеркало или  на  видеозаписях,  вы
воспринимали себя как пространственную связь атомов?
     - Пока нет.
     -    Возможно,    вы    бессознательно    чувствуете,    что     сами
п_р_е_д_с_т_а_в_л_я_е_т_е_ собой эту конфигурацию частиц, а вовсе не люди,
которые в такой форме вам видятся. Но вы выворачиваете окончательные итоги
этой психологии, потому что не можете  по  определенным  причинам  вынести
такое. Вы проецируете. Вы видите свой отраженный образ в других. Но не эти
другие, а вы - замкнутые атомы.
     Он пожал плечами.
     - Может быть.
     - Подумайте об  этом.  Заодно  о  том,  почему  вы  так  хладнокровно
относитесь к такому  предположению.  Многие  пациенты  сочли  бы  подобное
огорчительным.
     - В том моя натура, -  сказал  он.  -  По  крайней  мере  -  основное
свойство этой личности - посмотреть на  аргумент  с  двух  сторон.  Однако
истина уникальна. Все эти разглагольствования о  многих  правдах  -  чушь.
Истины не размножаются клонами.
     - Ох! - вздохнула Арлен, выпрямляясь. - Что вы имеете в виду?
     - О чем вы?
     - Что истины не размножаются клонами.
     - По правде говоря - не знаю, - ответил он. -  Просто  выскочило.  Но
то, что я сказал, непременно правда. - Он засмеялся. - Если только то, что
я сказал, был клон истины, и я ошибаюсь.
     - Но это глупо, согласны? - сказала Арлен.
     - Глупо?
     Он чувствовал себя весьма неспокойно. Он понимал, что уж коли пациент
признает свое замечание глупым, он слишком близок к чему-то,  чего  желает
избежать.  По  крайней  мере  так  сказала  ему  Брашино   и   аналогичный
комментарий он вычитал к одной  из  лент  по  психологии  -  из  тех,  что
транслировались к нему в комнату из библиотеки.
     - Если это имеет некий смысл, у меня нет ни малейшего представления -
какой, - сказал он.
     Арлен  решительно  переменила  тему  разговора.  А  может,  обе  темы
каким-то образом связаны. Арлен видит соединяющую нить, а он  -  нет.  Она
сплела ладони, прижала руки к груди. Арлен выглядела так,  словно  поймала
правду или намек на нее  -  редкую  птицу,  которую  хотелось  согреть  на
внушительных персях.
     - Как вам известно, я изучала ленты, выполненные  доктором  Арезенти,
которая пользовала вас в Манхэттене. Кроме того...
     - Она действительно  сделала  несколько  лент.  Сомневаюсь,  что  вам
передали все. Правительство...
     - Пожалуйста, не перебивайте, - попросила Арлен. - Я знакома также  с
лентами, снятыми, когда психиатр наблюдал вас, начиная с трех лет и кончая
шестью. Вы  были  очень  робким  и  тихим  ребенком,  почти  патологически
стеснительным, если верить этим  лентам,  настолько,  что  я  сама  считаю
оценку излишне строгой. Затем внезапно, почти за ночь, вы  превратились  в
исключительно общительного, активного  и  отзывчивого  ребенка.  Вам  было
около пяти...
     - Вы давали мне  посмотреть  эти  ленты.  Они  не  пробудили  никаких
воспоминаний. Будто я наблюдал незнакомца.
     - Нет, они  что-то  расшевелили,  -  заметила  Брашино.  -  Детекторы
показали. Но вы скрыли свою  реакцию.  Как  бы  то  ни  было  ваш  детский
психиатр был не на  шутку  озадачен  переменами  в  вас.  Другой  психиатр
провела дополнительное исследование, когда вам было двадцать два, сразу же
после гибели ваших родителей. Она оценила вашу храбрость  и  настойчивость
выше среднего  уровня.  Психиатр,  обследовавший  вас  при  поступлении  в
академию органиков, согласился с такой оценкой.
     Арлен перевела взгляд с экрана на его лицо и продолжала:
     - Никакой заметной реакции, - констатировала она. -  Но  я  убеждена,
что вы прячете ее глубоко в себе. - Она взглянула на цифровой  дисплей  на
стене позади него. - Мы превысили на пять минут время нашего сеанса.
     Оба поднялись. Он сказал:
     - Какое упорство требуется для работы с пациентом, у которого не было
детства. И еще  больше  стойкости,  если  ему  нечего  вспомнить  о  своем
совершеннолетии. И ведь он отнюдь не страдает подлинной амнезией.
     - У меня не было более упорного пациента, -  призналась  Арлен.  -  Я
благодарна вам. Что касается меня, утверждаю,  что  нет  скучных  случаев.
Хотя бывают и утомительные, но в большинстве не выпадают из обычного ряда.
Вы уникум. Я не уверена...
     - К чему колебания, Арлен? - спросил он.
     - Возможно, вы умственный мутант.
     - Вы хотите сказать, что в вашей  практике  не  встречались  подобные
прецеденты? Не знаете, что со мной делать?
     - Возможно. Нет. Вы правы. Не знаю.  Вы  бросаете  потрясающий  вызов
и...
     - Мой случай сделает вас знаменитой.
     Она рассмеялась.
     - Признаюсь, я действительно думала об этом.  Но  подобная  мысль  не
одолевает меня. Главное, что вы уникальны  и  совершенно  неожиданны.  Вас
нельзя диагностировать как шизофреника.  Я  и  вправду  теряюсь,  как  вас
классифицировать.
     - Как насчет действительно затраханного?
     Он уже выходил из комнаты, а она все еще хохотала.
     Ему было не смешно. Как только дверь задвинулась за ним, не стало  ни
сияния солнца, ни смеха, ни ее красоты.  Его  окружил  мрак.  Левиафан  [в
библейской  мифологии  морское   животное,   описываемое   как   крокодил,
гигантский змей или чудовищный  дракон]  проглотил  его.  Поглощенный  его
проворным и гнетущим желудком, под воздействием  его  кислот  он  приобрел
иную форму.

                                   27

     Политическая  революция  согласно  ленте-словарю  -   это   свержение
правительства, формы правления или социальной  системы  и  приход  другого
правительства,   заменяющего   его.   Правительство   Содружества    Земли
низвергнуто не было и форма правления не менялась.
     Кэрд просмотрел все  доступное  ему  про  "революцию".  Телевизионные
новости  и  документальные  ленты  продемонстрировали  лишь   малую   долю
"беспорядков", однако стало очевидным, что значительная, пусть  и  меньшая
часть граждан была и остается активно протестующей  против  правительства.
Телевидение, показав множество  петиций,  массовых  демонстраций,  бунтов,
распыление краски на уличные мониторы разными группами людей, воздержалось
от  представления,  тысячи  других  эпизодов.  Но  большое   правительство
отстоялось на якоре в шторм,  хотя  и  в  гавани  было  небезопасно.  Иные
ураганы вскипали на горизонте.
     Именно из лент узнал он также о судьбах тех, вместе с кем  был  тесно
связан в своих преступлениях. Кэрда не  судили  по  причине  его  глубоких
сложных психических нарушений, как сообщили новости.  Другим  заговорщикам
быстро вынесли приговор, хотя и не столь оперативно, как  надеялись  суды.
Обнаружившееся обстоятельство, что  обвиняемым  привит  анти-ТИ,  вынудило
внести изменения в  законные  процедуры  судопроизводства.  Тем  не  менее
неопровержимые свидетельства против заговорщиков воплотились  в  вердиктах
суда. Как и Кэрд, одни преступники очутились в  реабилитационных  центрах,
другие  осуждены  на  смерть  или  стоунирование,   если   были   признаны
неизлечимыми.
     Все осужденные оказались незнакомы ему и не вызывали  даже  проблеска
воспоминаний. Однако одна женщина, как ему сказали, его близкая коллега по
преступлениям, пробудила какое-то чувство в груди и  в  паху,  похожее  на
теплоту. Такое с ним, как он вспоминал, случалось... Это была  Пантея  Пао
Сник,  невысокая  -  всего  пять  футов  и  восемь  дюймов,  стройная,  но
полногрудая, смуглая, с карими глазами, волосами черными  и  глянцевитыми,
как у морского котика. Короткая стрижка очень шла ей.  Тонкие  черты  лица
поражали совершенством.
     Глядя на нее, Кэрд мог поверить, что она - одна из  личностей,  более
чем изображение - а прямо-таки хореография атомов.
     Он рассказал о ней Брашино. Арлен спросила:
     - Может, она была вашей любовницей? Так это или  нет,  но  ваш  голос
выдает, что вы любили ее.
     - Я хотел бы, чтобы ее перевели сюда. У меня такое чувство, что  будь
она здесь, это могло бы помочь мне.
     - Но это не облегчило бы _е_е_ лечение.  В  любом  случае  ее  нельзя
перевести сюда, особенно если  вы  припомните,  какую  гремучую  смесь  вы
вместе представляли. -  Затем  Арлен  добавила:  -  Впервые  вы  выглядите
разочарованным. Грустно, но не падайте духом.
     Спустя несколько субдней  Кэрд  неожиданно  обнаружил,  что  способен
ощущать гнев. Его внешние проявления не походили на ту горячность, которую
он наблюдал здесь у других.  Его  гнев  был  теплый  -  достаточно,  чтобы
радоваться самой мысли: он в состоянии чувствовать неудовлетворенность.
     Кэрд только что присел возле Донны Клойд в обеденном зале и  принялся
за салат. Она повернулась к нему.
     -  Вы  знаете,  Джеф,  я  очень  злилась  на  вас.  Вы  меня  глубоко
разочаровали.  Я  считала  и  продолжаю  так  думать,  что  вы   оказались
предателем. Трудно только...
     - Предателем! О чем это вы? Предателем кого? Вас?
     - Да! Вы избрали трусливый путь. Умышленно сделались новой личностью,
чтобы избежать преследования властей. Вы бросили нас на  произвол  судьбы.
Никогда не подумала бы, что вы способны на такое. Это просто  несовместимо
с вашим характером. Впрочем, каков он - ваш характер?
     - Сожалею, что вызвал у вас подобные чувства, - сказал  Кэрд.  Но  не
понимаю, о чем вы говорите! Мне неоткуда узнать о происшедшем! Как понять,
почему вы испытываете такие переживания!  Кроме  того,  не  думаю,  что  я
сознательно сделал это. Был  какой-то  провал.  Я  не  мог  контролировать
процесс!
     Она состроила гримасу.
     - Как же вы утверждаете, что не поступали намеренно, если не способны
ничего вспомнить? Я готова была убить вас, такая ярость охватила  меня!  А
теперь спрашиваю себя, как я могла гневаться на вас, когда вы - это не вы?
Ответ таков: несмотря ни на что, я испытываю к вам отвращение и злость!
     - Вы действительно верите, что я был... трусом... предателем?
     - Какое же иное объяснение вашим действиям?
     - Я и вправду не знаю... Чувствую, что не мог управлять событиями. Но
ничего не могу доказать. Я так чувствую.
     Непонятно отчего слезы потекли по щекам Донны. Она на миг прижалась к
нему и быстро поцеловала в  губы.  Озадаченный,  ощущая,  что  он  потерял
что-то такое, чему не знает названия, Кэрд проводил ее глазами, пока Донна
не скрылась из виду. Затем явился тот самый гнев, хотя Кэрд не  ведал  его
причины. Ощущение, что Донна была несправедлива к нему? Мрачная жизнь ждет
его впереди, если он не сумеет вновь обрести глубину чувств, которая,  как
уверяла его доктор  Арлен  Брашино,  была  бы  нормальной  и  желательной.
Лишенный чувств, говорила Арлен, он превратится  в  призрак,  обитающий  в
коридорах человечества. И хотя  его,  сегодняшнего,  нельзя  было  заметно
уязвить эмоционально, он при этом не ощущал  радости  бытия.  С  таким  же
успехом он мог быть мертвецом. Ладно. Кое-чего Арлен добилась. И вообще  -
он жив, а значит, остается  надежда,  что  однажды  к  нему  вернется  его
человечность со всеми ее составляющими - скукой, болью, радостью. Когда вы
собственными неимоверными усилиями пробивали себе  дорогу,  превращаясь  в
Бейкера Но Вили, говорила ему Арлен, вы надорвались физически.
     Нужно ли продолжать убеждать вас, что я не делал этого сознательно? -
так ответил он тогда.
     Арлен говорила: "Значит, вершила всем какая-то  часть  вас...  Однако
используем  другую  аналогию:  математические  расчеты  Франкенштейна   [в
одноименной повести  М.В.Шелли  (1818)  и  позднее  в  основанных  на  ней
кинофильмах - создатель человекоподобного монстра; чудовище выходит из-под
власти ученого,  убивает  его  и  совершает  множество  злодеяний;  монстр
Франкенштейна - деяние, выходящее из-под контроля  человека  и  вызывающее
губительные последствия] оказались ошибочными. Результат: монстр".
     "Откуда такая тусклая, бледная личность, - думал Кэрд. - Вместо того,
чтобы сделаться бабочкой, ты погрузился вновь в кокон, опять обратившись в
куколку".
     Эликсир, замедляющий старение, увеличил бы  его  жизнь  в  семь  раз.
Значит, дополнительно триста пятьдесят сублет жизни, а возможно, и  более.
Хотел ли он существовать - это была  не  жизнь  -  в  состоянии  подобного
привидения? "Я бы не стремился жить столь долго,  -  думал  Кэрд,  -  если
власти не признают, что я излечился и меня следует  освободить.  А  может,
они пожалуют мне подобный срок для реабилитации? Потерпи я  неудачу,  меня
превратят в камень".
     Всю свою  жизнь,  кроме  лет,  миновавших  в  попытках  выбраться  из
сегодняшнего состояния, он проведет не на Земле, не на Небесах или в  Аду,
а в том подземном мире Чистилища, который  древние  называли  Лимбо.  Кэрд
чувствовал слабую дрожь. Он пересекает пустыню и не может повернуть  назад
-  некуда  возвращаться.  Пустыня  плоская  и  безжалостная,  ни   единого
известного источника, без оазисов и  миражей.  _П_о_к_а_  -  без  миражей.
Физически мираж - это  обманчивое  появление  отдаленных  изображений  или
предметов, вызываемое преломлением лучей света в слоях атмосферы различной
плотности. То,  что  далеко-далеко,  может  казаться  совсем  рядом.  А  с
миражами психики все наоборот. Может  ли  то,  что  под  руками,  казаться
недосягаемым?
     Слово "_м_и_р_а_ж_" [исра-па-л-мирадж (араб.  "ночное  путешествие  и
вознесение") в мусульманской  мифологии  ночное  путешествие  Мухаммада  в
Иерусалим (исра) и вознесение на небеса  (мирадж)]  кометой  вырвалось  из
глубины и мрака его разума.
     Он тотчас же забыл о нем. Звонок с настенного экрана звал его на двор
для прогулок. Едва он отправился туда,  _м_и_р_а_д_ж_  опять  выскочил  из
ящика Пандоры [Пандора (греч.  "всем  одаренная")  в  греческой  мифологии
первая женщина;  чтобы  наказать  людей  за  кражу  Прометеем  огня,  Зевс
приказал создать Пандору, наделить ее прелестью всех богов и послал  ее  к
людям как "прекрасное зло"; на Земле Пандора открыла принесенный  с  собою
сосуд (позднее названный "ящиком Пандоры") и выпустила все  заключенные  в
нем бедствия, кроме надежды, которая осталась  на  дне]  его  памяти.  При
каких обстоятельствах, где узнал он это слово?
     Оно просто находилось  там.  _М_и_р_а_д_ж_.  Вознесение  Магомета  на
небеса. Что здесь общего с миражем? Ничего, думал он, может, сходные звуки
для англоязычного уха. Одна из проделок, которые ловкачи задние  полушария
мозга безвозмездно дарят сознанию.
     И все? Ловкачи никогда ничего  не  делают  наобум.  Все  их  действия
связаны. То, что тренькает в одном  месте,  отдается  симфонией  по  всему
сплетению, даже если слушатель воспринимает ноты по одной за раз.
     Хорошо,  но  как  это  поможет  ему  понять  связь  между  миражом  и
м_и_р_а_д_ж_е_м_? Однажды...
     Дни миновали - один из семи, хотя казались  они  цельной  непрерывной
чередой Земля сделала свой оборот вокруг Солнца. Прошел обгод - он  прожил
пятьдесят два дня. Сезоны возникали и опускались, как флаги  на  параде  -
быстро промаршировали мимо трибуны со зрителями и исчезли.  Однажды  утром
он поднялся и увидел полудюймовый слой первого снега  на  лугу.  Следующим
утром другого Вторника толщина снега уже была два  дюйма.  Еще  через  два
Вторника - шесть дюймов. Таким снег оставался несколько  Вторников.  Затем
он быстро осел. Через пару дней его уже не было.
     Весна напоминала  укус  светло-зеленой  кобры.  Совсем  немного  дней
предшествовало внезапному наступлению сочной зелени. Лето вверглось не так
стремительно, но длилось не очень долго. Осень облачилась в  свои  краски,
чтобы торжественно воспеть грядущую смерть,  потом  нежданно  предстала  в
скорби увядшей  желтизны  и,  наконец,  через  несколько  субнедель  опять
оделась в белое.
     Он подумал, что было  бы  очень  приятно  наблюдать  медленную  смену
сезонов. В  Новую  Эру  они  стали  похожими  на  калейдоскоп  действий  в
телепрограмме.    Редактор    безжалостно    кромсал    сценарий    доброй
преемственности.
     Его собственная жизнь текла по  однообразному  расписанию.  Психиатр,
анатомы, физиологи, генетики и специалисты по молекулярной биологии  то  и
дело налетали на него. К  исходу  года  каждая  клетка,  каждая  молекула,
орган, система были засняты на ленту в трех измерениях и под семью углами.
Любое движение каждого нейрона, и структура отдельных  кровяных  клеток  в
артериально-венозных системах снимались на ленту. Триллионы  происходивших
в нем реакций - электрических и химических - и  характеристики  гештальтов
[от нем. Gestalt - целостная структура;  гештальт-психология  первичным  и
основным  элементом  психики  считает  психические  структуры,   целостные
образования] накапливались для просмотра и изучения.
     Он был как на ладони, голый, как только может быть гол человек.
     И он оставался тайной.
     Однажды летним днем - шло третье его лето здесь - Брашино сказала:
     - Если вы и я вскорости не добьемся вашего излечения, вас отправят на
склад. Нам не отпущена вечность, вы знаете это.
     - Пытаетесь лечить мой мозг испугом? - спросил Кэрд.
     Брашино погрустнела.
     - Нет, совсем нет. Страх никоим образом не сработает. Я  докладывала,
что вы делаете успехи. Так и есть. Вы кое-чего добились, и я ожидаю от вас
дальнейшего  прогресса.   Но   власти   устанавливают   допустимые   темпы
реабилитации  преступников.  Вам  отпустили  больший  срок,  чем   другим,
учитывая ваше _в_о_з_в_р_а_щ_е_н_и_е_ в другую личность. Кроме того, вы  -
нечто вроде народного героя, и государство желало бы рекламировать вас как
полностью реабилитированную личность.
     - Плохое  слово  "возвращение".  Я  развился,  продвинулся  в  другую
личность. В новую. Какое же это возвращение?
     - Это  не  игрушки,  -  сказала  Брашино.  Государство  устанавливает
правила и всем заправляет. Сейчас  вы  еще  не  совсем  здоровый  человек.
Однако мне не кажется, что вы представляете опасность для государства -  я
подчеркивала это в моих докладах. Не ручаюсь за вас на все сто  процентов,
но думаю, я права. Но вы не здоровы. Здоровые люди  не  представляют  себе
других в виде пляски атомов, заключенных в электромагнитное поле. Кажется,
вас вообще ничего не волнует. Ваши действия автоматические. Вы  достаточно
коварны и ловки, с другими делаете вид, будто у вас нормальные эмоции. При
мне вы не притворяетесь.  Но  на  самом  деле  и  других  вам  не  удается
одурачить. Понимаете?
     - А самого себя? - спросил Кэрд.
     - Себя? Или свое "я"?
     - Обоих.
     Он был озадачен ответом, как и Брашино.
     В следующий Вторник, уже  в  конце  относительно  бесплодного  сеанса
доктор Брашино сообщила:
     - Полковник Симмонс сбежал!
     Она посмотрела ему в лицо, затем  на  индикаторы  эмоций  на  стенном
дисплее. Кровь Кэрда вскипела от радости. Подобного  трепета,  охватившего
тело, он никогда  не  испытывал.  Это  не  было  воспоминанием  о  прошлом
восторге, напротив  -  непосредственное  _с_е_г_о_д_н_я_ш_н_е_е_  чувство,
хотя уже несколько минут спустя оно в самом деле вызвало  воспоминания  об
эмоциях или эмоции воспоминаний, чрезмерно скоротечные и  неясные  -  так,
что трудно оказалось припомнить все поводы, которые их вызывали.
     - Мой  Бог!  -  воскликнула  Брашино.  -  Подлинное  чувство!  Вы  не
симулируете его?
     - Оно спонтанно, - сказал Кэрд. - Вы знаете, что я реагировал слишком
быстро для притворства.
     - Я верю вам. Только... Вы помните полковника Симмонса?
     - Нет. Мне известно лишь то, что я видел о нем на лентах.
     - Откуда же столь сильная реакция на новости о незнакомце?
     - Я заключенный, - сказал Кэрд. И потому  отождествляю  себя  с  ним,
сопереживаю.
     - В таком случае вы продвинулись значительно дальше, чем я полагала.
     Брашино выглядела довольной.
     - Его еще не схватили? - поинтересовался Кэрд.
     - Нет. Но поймают.
     - Возможно.
     - Симмонс сбежал из учреждения, считавшегося неприступным.  Лишь  три
человека совершили отсюда побег за последние пять обстолетий.
     - И я один из них, - сказал Кэрд. - Увы, совсем не помню, как мне это
удалось.
     - _О_т_с_ю_д_а_ вы не сбежите. Это никому еще не удавалось.  Я  вовсе
не опасаюсь ваших попыток. У вас и стремления такого нет.  И  пыла  бы  не
хватило выполнить задуманное. - Ее тон, выразительность  голоса  заставили
его задуматься - уж не провоцирует  ли  она,  чтобы  он  по  крайней  мере
размышлял о побеге? Тогда он вступит на тропу выздоровления.
     - Не знаете ли вы каких-либо  подробностей,  как  Симмонс  осуществил
побег? - спросил Кэрд.
     - Это станет известно только органикам. Мне ничего не следует знать о
Симмонсе.  Но  у  меня  собственные  источники  информации  -  безусловно,
законные.
     - Но вы в любом случае не обязаны выдавать их мне.
     Арлен махнула рукой.
     - Я свободна  в  выборе  любых  действий,  которые  могли  бы  помочь
восстановить вас. Понятно, в пределах разума.
     - А не поможете ли вы мне сбежать?
     Она рассмеялась.
     - Я могла бы описать  многие  системы  безопасности,  которые  делают
невозможным побег. Полагаю, это было бы допустимо. Вы пришли бы в уныние и
вовсе отказались бы от попытки.
     - Так в чем же дело?
     Глаза Арлен сузились, она наклонилась вперед.
     - Вам  действительно  интересно?  Я  имею  в  виду  -  вы  чувствуете
возбуждение при мысли о возможности побега?
     - Да, отчасти, - признался Кэрд.  -  Мне  нравится  такое  состояние.
Здесь так скучно и так долго. Я устал от молчанки. Но...
     - Что - но?
     - Что я стану делать, если и смогу выбраться отсюда? Там - на воле...
- он показал жестом... - на что?
     Кэрд не знал.
     - Мне почти ничего не известно, что там,  и  я  натурально  не  желаю
ничего делать. Однако... я мог бы подыскать что-то.
     - Прежде всего следует найти себя, простите меня за клише, -  сказала
Арлен. - И это необходимо сделать здесь.
     - У меня есть свое "я".
     - Как бы.
     - Очень хорошо, - сказал он, чувствуя зарождающийся гнев. Итак, каким
образом мне сделаться _н_е _к_а_к _б_ы_?
     - Вы не имели сексуальных связей с тех пор, как попали сюда. Даже  не
мастурбируете. До последнего Вторника у вас ни разу не  возникала  эрекция
во сне. Этим утром в 3 часа 6 минут у вас произошла полуэрекция. Вы видели
сон. О чем?
     Он колебался.
     - Мне снились вы.
     Ее глаза чуть расширились. Судя по выражению лица, ответ пришелся  ей
по душе. Затем лицо посерьезнело, но на нем отразилась  удовлетворенность.
Он уверен. Или ему так хотелось сделать ей приятное?
     - Не опишете ли ваш сон?
     - Была весна, и мы оказались на холме,  господствовавшем  над  лугом.
Солнце ярко  светило,  а  луг  внизу  прямо-таки  шевелился  от  множества
разнообразных животных: коровы и быки, огромные буйволы, олень, самки лани
и рогатые самцы, козлы - туча козлов, овцы, бараны - все они жизнерадостно
резвились. Очевидно, была  пора  спаривания.  Не  знаю.  У  меня  осталось
смутное представление об этом. В лесу, по  другую  сторону  холма,  кто-то
играл на флейте. А вы танцевали для меня танец семи покрывал. Я  лежал  на
боку не сводя с вас глаз. У нас оказалась  корзина  с  хлебом  и  сыром  и
кувшин вина.
     Вы снимали покрывала - одно за  другим  и  танцевали...  возбуждающе.
Затем - вы еще не успели  скинуть  последнее  покрывало  -  я  поднялся  и
схватил вас и  повалил  на  землю.  Но  мой  член  оставался  недостаточно
твердым, чтобы войти в вас, да и покрывало тоже было преградой.  Я  просил
вас скинуть его, но вы сказали, что я должен сам сделать это. А я не  мог.
Я никогда не снимал покрывало. Потом сон исчез.
     - Вы были злы? Расстроены? Глубоко разочарованы?
     - Немного сердит. Насколько я способен. Огорчен - да. Разочарован, но
не глубоко. Глубоко - это, видите ли, нечто  такое  -  не  знаю  истинного
значения слова, но... я не чувствовал особого волнения.
     - Что вы можете сказать обо мне как  о  женщине  в  вашем  оборванном
несуразном сне?
     Он скрестил ноги и подумал, а не фрейдистское ли это желание прикрыть
промежность. Отчего это?  Ничего  не  произошло.  Однако  что-то...  Очень
слабое потепление и набухание.  Как  воздушный  шар  с  горячим  воздухом,
который не удалось накачать: в горелке кончилось  топливо.  Или  воздушный
шар дыряв и нагретый воздух выходит...
     -  Да.  Вы  здесь  несомненно  самая  привлекательная  женщина.   Вне
конкуренции. Не помню, знал ли я какую-либо женщину до того, как  оказался
здесь. Разумеется, я видел красавиц по телевизору, и Пантея  Сник,  как  я
вам рассказывал,  вызывает  во  мне  определенную  теплоту  -  трудно  это
описать. Но вы единственная женщина, которую я подлинно знаю, и к тому  же
- что надо.
     Щеки Арлен покрыл легкий румянец, возможно, от смущения, но скорее от
возбуждения. Вызвано ли оно сексуальными образами или  надеждой  на  успех
терапии? А может, и от того и от другого.
     В который уже раз Арлен посмотрела поверх его на  стенной  экран.  Он
рассердился. Почему она делает ставку  на  машину?  Почему  не  обращается
непосредственно к нему? Его лица, языка тела недостаточно для нее?
     Арлен Брашино сказала:
     - Подумайте об этом, Джеф. Сон явился из вашего подсознания.  Вопрос:
подсознания _ч_ь_е_г_о_? Вили? Кэрда? Дункана? Ома? И прочих?
     - Моего... моего сегодняшнего я. Чьего же еще?
     - Подумайте об этом.
     Он сидел молча. Выпил немного чая. Нахмурился  слегка.  Взгляд  Арлен
продолжал скользить с его лица на стену и обратно... Наконец,  он  прервал
молчание.
     -  Я,  моя  новая  личность,  существует  недостаточно  долго,  чтобы
обладать подсознанием. Во всяком случае - хорошо развитым. Я  почти  пуст,
скажем так. Это означает, что подсознание  -  море  без  берегов  -  можно
разбить  на  отдельные  отсеки.  Посмотрите.  У  Кэрда  было   собственное
подсознание. Все его. Затем  Кэрд  создал  Тингла,  и  у  Тингла  оказался
трубопровод в его подсознание. Но почти  во  всем,  принадлежавшем  Кэрду,
Тинглу было отказано. Однако оба не были полностью обособлены между собой.
Затем Тингл создал Дунски. А он ли? Разве не Кэрд сотворил все семь  своих
личностей - всех разом, одну за другой. Или Кэрд создал  Тингла,  Тингл  -
Дунски, а Дунски - Реппа и так далее. - Он покачал головой. - Не знаю.
     Доктор сказала:
     - Разве есть разница?
     Он вскинул голову и медленно опустил ее.
     - Безусловно, Арли. Только не знаю, в  чем  она  состоит.  Во  всяком
случае, между отсеками сохранялась определенная связь. Как бы то  ни  было
Вили Но Бейкер растворил все эти связи. Впрочем  -  не  полностью.  Иногда
возникают вспышки, не слишком яркие - может, это просто  воспоминания  или
эти типы разговаривают.
     - Странная штука, - заметила Брашино, - не этот ли  ваш  Вили  хранит
все воспоминания, нужные вам для  полноценного  функционирования?  Вас  не
надо заново учить языку. Вы умеете читать и писать, знаете  все  детали  и
подробности нравов и обычаев вашего общества. Например, не  позабыли,  как
держать вилку, нож, ложку и вообще поведение за столом. Все это исходит от
Кэрда и других.
     - Человек не может жить одним сознанием, - заметил Кэрд. -  Требуется
еще и подсознание. Или, скажем так, он может существовать без подсознания,
но будет лишь получеловек.
     Он встал, сцепил ладони и уставился на Арлен.
     - Я - получеловек! Мрачное отражение человека в темном зеркале!
     - Не столь тусклое, если припомнить, каким вы попали сюда, -  сказала
Арлен. - Кэрд, которого я впервые увидела, был бы не способен так злиться.
Вы делаете успехи.
     Он освободил ладони и сел. Арлен внимательно следила за дисплеем.
     - Время вышло. Увидимся завтра.
     - Я увижу вас _р_а_н_ь_ш_е_.
     - О чем вы? - брови Арлен чуть поднялись.
     - В моих снах.

                                   28

     - Я весьма кратко остановлюсь на этом, - сказала  доктор  Брашино.  -
Это соответствует вашей способности менять личности, хотя,  признаюсь,  не
понимаю, каким образом вы это делаете. Ваше внезапное превращение в  некое
существо, пусть  не  в  личность,  пяти  лет!  Доктор  Хевелманс  в  своем
сообщении  приходит  к  выводу,  что  это  триумф   свободной   воли   над
генетическим  детерминизмом.  Триумф  свободной  воли   над   генетическим
детерминизмом! Он не мог отрицать,  что  вы  страдали  странным  "плавучим
превращением", как он это назвал. У него нет ни объяснений,  ни  теории  -
как вы все это делали. Трудно  поверить,  заявил  психиатр,  что  взрослый
человек способен вывернуть свою личность наизнанку. Но  в  пять  лет...  -
никогда. Однако факты говорят за себя.
     Кэрд вставил:
     - Я не более его понимаю, что тогда произошло. Я даже не  помню  себя
пятилетним.
     - Память куда-то опустилась. Пока словесные методы,  фармацевтические
средства, стимуляция нервов -  все  оказалось  бессильным  пробудить  вашу
детскую память.
     Она находила это очень важным. Возможно, так оно и есть.  Но  он  сам
никогда не задумывался на эту тему - лишь когда она ее поднимала.  Что  бы
ни значило это событие детства, ежели таковое было, он с каждым днем  чуть
живее   воспринимал   окружающее.   Люди    вокруг    становились    более
основательными,  менее  эктоплазменными.  Сэм  он  походил  на  кристаллы,
осаждающиеся  в  жидкости.  Жидкость  была  его   изначальным   существом,
кристаллы - твердыми гранями, возникающими из бесформенности.
     Он начинал входить в жизнь.
     Внезапно перестал сторониться людей. Затевал разговоры с  теми,  кого
прежде не замечал или избегал. Это касалось пациентов,  сестер,  докторов,
обслуживающего персонала и даже гэнков. Сумел даже преодолеть недоверие  к
себе Донны Клойд. Впервые  за  долгое  время  Донна  призналась  ему,  что
мужчина, которого она винила в предательстве, не был похож на Кэрда. И что
он не мог намеренно так изменить свою внешность.
     Однажды Брашино сказала ему:
     - Вы начинаете попадать в фокус.
     Еще через пару дней, когда утром он вошел в процедурную комнату,  его
встретил слабый запах Ф5. Он глубоко вдохнул, ощущая тепло под ложечкой  и
в паху. На миг он остановился в дверях, упиваясь  щедрым  ароматом  и  его
эффектом. Доктор Арлен Брашино стояла улыбаясь. На ней  было  лишь  легкое
платье  из  тонкой  полупрозрачной  ткани.  Благоухание  подтверждало   ее
намерения. Духи Ф5 содержали  феромоны,  возбуждавшие  равно  и  мужчин  и
женщин.
     Он сказал:
     - Мне это ни к чему.
     - Что?.. а этот Ф5! Знаю, что вы обойдетесь  без  него...  но  так...
чуть-чуть способствует. Потом, может, вам нужен знак...
     - Впервые за долгое время... - почти прохрипел  он  и  широко  шагнул
навстречу ей. Она вышла из-за стола, сокращая его путь.
     Они не добрались до кушетки в кабинете - слились на полу. Уже  потом,
повторив соитие с большим комфортом, они сели и отведали немного вина.
     - Вы были восхитительны. - Он еще учащенно дышал.
     - Благодарю вас. У меня солидный опыт  и  вдохновение.  Но  по  части
энтузиазма, полагаю, вы превзошли меня. С другой  стороны,  и  я  не  была
лишена...
     - Я не заслужил подобной похвалы.
     Она склонилась к нему и поцеловала в щеку.
     - Вы и впрямь были неподражаемы.
     - Надеюсь, нас не не засняли, - сказал он. - Впрочем, мне наплевать.
     - Мониторы были отключены. По крайней мере известные мне - точно.  Но
всегда возможно непредусмотренное. Да я тоже не очень беспокоюсь.
     - Это лишь терапия или вас влечет ко мне? - спросил Кэрд.
     - И то и другое. Терапия между прочим  и  для  меня  тоже.  Обычно  я
полностью удовлетворена. Но то и дело...
     - Я близок к окончанию лечения?
     - Нет. Завтра мы вернемся к обычным процедурам. Я посчитала,  что  вы
созрели для женщины, а я поспела для вас. Я стонала и охала, фантазия  моя
разыгралась... надеюсь, вас не встревожит мой  вопрос:  со  мной  переспал
только Кэрд или старалась вся восьмерка? Мои многочисленные оргазмы вызвал
ваш пенис или целая коллекция одновременно?
     - Хватило бы работы  для  целого  отряда...  -  он  рассмеялся.  -  Я
счастлив оказаться одним из  тех  пациентов,  с  которым  доктору  приятно
заниматься любовью.
     - Я тоже. Видите ли, в прошлые времена и психиатры и психологи пришли
бы в ужас от одной мысли,  что  лечащий  врач  отправляется  в  постель  с
пациентом. Но нам сегодня лучше знать. Порою состояние  некоторых  больных
заметно улучшается, если они достигают определенного симбиоза с пользующим
их специалистом. Иные... не идут на это, даже и помыслить не могут.  Хотя,
казалось бы, весьма трудно не прийти к такой идее.
     - А завтра?
     - Найдите себе женщину. Я дала вам старт.
     - Но я еще отнюдь не финишировал, - откликнулся он.  -  Срок  мой  не
истек.
     - Я отменила другие приемы. Ваше время окончится, когда вы больше  не
сможете им  распорядиться.  Шучу,  разумеется.  Можете  говорить  все  что
угодно, исчерпав себя на кушетке.
     На следующий день Кэрд предложил пациентке Бриони Лодж отправиться  с
ним в постель. Это произошло после вечеринки в комнате  для  больных,  где
они  просматривали  по  телевизору  учебную  программу.  Обычно   партнеры
дожидались, пока программа не приведет их к сексуальному возбуждению. Но в
этот вечер дебатировалась тема - следует или  нет  отменить  систему  мира
дней.
     Кэрд сидел в кресле рядом с Бриони. Оба потягивали "черных  русских".
Пациентам алкоголикам разрешали выпивку; они  могли  наслаждаться  дневной
нормой: полторы унции [жидкостная унция - мера вместимости  в  США,  равна
29,57 куб.см] в час, если разрешал врач.  Во  время  приятной  беседы  она
положила руку на его ладонь, затем ее  рука  скользнула  на  его  бедро  и
надолго задержалась на промежности. Он опустил свою руку - легкий  мотылек
- на ее бедро, а потом она отяжелевшей кошкой застыла выше... Бриони не то
что бы возражала  -  напротив,  сомкнув  ноги,  пленила  его  руку.  Итак,
социально поощряемая процедура  свершилась.  Мужчина  или  женщина  должны
подать первый сигнал готовности. Затем в случае заинтересованности партнер
отзовется на призыв.
     Кэрд предложил бы Бриони тотчас покинуть компанию и отправиться в его
комнату. Он хотел досмотреть программу до конца, впрочем, это  доступно  в
любое время. Но ведь незадача -  хозяева  объявили,  что  порадуют  гостей
дополнительной выпивкой, если те не станут торопиться уходить. Кэрд  решил
остаться, если Бриони согласится. Она не  возражала,  и  они  досидели  до
окончания шоу.
     Промежуточную программу Вторника,  созданную  в  Москве,  вела  Ивана
Скавар Ататюрк. Это была высокая, стройная блондинка с пухлыми коленками и
репутацией интеллектуалки. Она полагалась на свою память  в  представлении
различных  ссылок  и  высказываний,  а  не  на  проверенные  факты.  Своим
отличительным  символом  она  избрала  тычок,   украшенный   скульптурными
образами из классической греческой, китайской и славянской мифологии.  Она
никогда не касалась им гостей, но  зачастую  острие  тычка  оказывалось  у
самых их ноги гости, симулируя страх,  чуть  отодвигались.  В  этот  вечер
разговор шел о желательности разрушения системы  Новой  Эры  и  трудностей
достижения этой цели.
     Между тем шоу было высококлассное с  текстом  на  логлэне.  Поскольку
многие зрители плохо понимали этот язык, субтитры давались на английском и
обычном русском языке Вторника.
     Гостями ведущей были Стэнли Ванг Добровски - заместитель руководителя
Бюро экосистем; Ольга Шин Мюллер - шеф Всеобщего инженерного  департамента
европейских штатов; Таня Альварес Балгладаши - помощник руководителя  Бюро
работ по  гражданской  реконструкции,  штат  Западная  Сибирь,  и  Энгельс
Бахадур   Тбилиси   -   первый   секретарь   Департамента    транспортного
планирования.
     Ататюрк после  объявления  темы  дискуссии  и  представления  гостей:
"Гражданин Добровски, по жребию вам выпало первым высказать  свое  мнение.
Как глава Бюро экосистем вы несомненно  обладаете  соображениями  по  теме
сегодняшнего  разговора.  Я  уверена,  что  вы  разработали   определенную
последовательность сценариев решения тех проблем,  с  которыми  ваше  Бюро
столкнется, если мир вновь обратится к системе ежедневной жизни".
     Добровски: "Гм. О, да. Гм... безусловно. Мы  еще  не  закончили  наши
исследования из-за недостатка времени. Мы очень заняты текущими проектами.
Но допуская возможность подобной... катастрофы... гм...  не  самое  точное
определение...  такой  проект  потребует   несметных   вложений...   гм...
огромного объема планирования кредитов, материалов и труда...  гм...  само
по  себе  планирование,  если  цель  поставлена...  гм...   грандиозное...
необходим будет глобальный всемирный сбор данных в масштабах Гаргантюа".
     В субтитрах появилось определение: В  МАСШТАБАХ  ГАРГАНТЮА  [персонаж
романа-гротеска Франсуа Рабле (1494-1553) "Гаргантюа и Пантагрюэль"].
     Добровски  улыбался,  открывая   зубы,   окрашенные   соком   бетеля.
"Потребуются субгоды  на  изучение  всех  данных.  Необходимо  внимательно
проанализировать все последующие воздействия на земные экосистемы. Нам  не
нужны экологические катастрофы, подобные преступно совершенным  в  древние
времена. И мы... гм... должны убедиться, не оставив и тени  сомнений,  что
массовый  переход  от  вертикальной  системы  жизни,  как  мы  говорим,  к
горизонтальной не погубит достижения нескольких минувших обтысячелетий.
     Таким образом, обладающим, без сомнения,  гражданским  сознанием,  но
введенным в заблуждение людям, настойчиво  требующим  возврата  к  системе
древних,   необходимо   аргументирование   объяснить,   какой   совершенно
неизбежный урон и вред повлечет за собой это изменение. Они..."
     Ататюрк  угрожающе  размахивая  своим  тычком:  "Благодарю   вас   за
предупреждение".
     И  крупным  планом  -  в  камеру:  "Это  был   Гражданин   Добровски,
заместитель руководителя Бюро экосистем  Вторника.  Ясно,  что  он  против
возврата системы, предшествовавшей Новой Эре".
     Добровски громко: "Я этого не говорил. Я только..."
     Ататюрк: "Потом,  Гражданин  Добровски.  Вас  обязательно  выслушают.
Гражданка Мюллер. Как важное лицо во Всеобщем инженерном департаменте..."
     Мюллер: "Я возглавляю департамент".
     Ататюрк  улыбаясь:  "Что  и  делает  вас  очень  важным  лицом.   Как
руководитель  комплексного   и   чрезвычайно   влиятельного   департамента
полностью ли вы  осознаете  огромную  значимость  слома  системы,  которая
достаточно устойчиво существовала  ряд  обтысячелетий?  Не  хотите  ли  вы
сделать несколько предварительных замечаний?"
     Мюллер:  "Более  чем  несколько.  К  этой   теме   нельзя   подходить
поверхностно. Я изучала проблемы, то бишь сложнейшие вопросы... Не хватало
времени добраться до тысяч  более  мелких  вопросов  и  деталей...  они-то
зачастую открывают, что более крупные проблемы неразрешимы и вынуждают нас
использовать  иные  методы  их  реализации,  я  имею  в  виду  -   больших
проблем..."
     Ататюрк, направляя на  Мюллер  свой  тычок:  "Ваше  мнение  в  данный
момент?  Понятно,  что  вы  можете  пересмотреть  его  в   свете   будущей
информации".
     Ататюрк, снова заняв  объектив  камеры:  "ИНТЕРИМ  предлагает  только
мнения. Программа  не  представляет  официальных  политических  заявлений.
Комментарии официальных лиц в течение этой программы  никак  не  обязывают
отождествлять их с учреждениями, которые они представляют".
     Мюллер: "Я согласна с моим уважаемым коллегой. Гражданином Добровски.
Масштабы   задачи   потрясают.   Вопрос   все-таки   в   возможности   или
невозможности. Если невозможно и остается определить..."
     Ататюрк: "Но девиз вашего департамента - НИЧЕГО НЕВОЗМОЖНОГО".
     Мюллер: "Да, правильно, ух! Не полный собачий бред. Я определенно  не
желала бы относить эти бранные слова к успешным и всегда достижимым  целям
департамента. Но давайте-ка посмотрим: НИЧЕГО НЕВОЗМОЖНОГО касаемо  только
возможного. Вы же не попросите, например, департамент сдвинуть Землю с  ее
орбиты. Или сгладить Гималаи, хотя это в пределах возможностей, но было бы
невообразимо дорого. Вы понимаете меня?"
     Ататюрк: "Да. Но я полагаю, что никакое собачье  дерьмо  не  отражает
уважения к вашему девизу. Вы говорите мне, что ваш департамент в сочетании
с  усилиями  коллег  не  в  состоянии  решить  требования,  как  выразился
Гражданин  Добровски,   перехода   от   вертикальной   системы   жизни   к
горизонтальной?"
     Мюллер: "Я такого не говорила. Я просто..."
     Ататюрк: "Вы сказали именно так".
     Мюллер, поднимаясь со  стула  и  свирепея:  "Я  не  говорила!  Что  я
сказала..."
     Ататюрк, слегка втыкая в гостью художественное орудие:  "Ну,  ну.  Не
распаляйтесь. Сохраняйте  спокойствие.  Будем  логичными.  Придерживайтесь
фактов. Вы государственная служащая, вам не к лицу проявлять неуважение  к
системе и выглядеть самонадеянной".
     Мюллер уселась обратно, сжимая кулаки. Лицо ее сделалось красным.  "Я
не самонадеянная, а вы отошли от темы. Вы..."
     Ататюрк: "Наоборот, вы  сбились  с  нее.  Пытаетесь  все  запутать  и
напустить туману, сбить нас с толку".
     Мюллер  сартикулировала  что-то  явно  непроизносимое.  У   знакомого
пациента, Петра Абдуллы, Кэрд спросил:
     - Что она сказал? Это по-русски?
     Абдулла засмеялся.
     - Е... твою мать.  -  Потом  повторил  ругательство  по-английски.  -
Старая русская брань! Я не слышал ее много лет!
     Осушая до капли свой стакан "дикого турка", Бриони Лодж заметила:
     - Трудно поверить, что все это отрепетировано. Чиновники знают, какую
роль они играют. Правительство не  разрешило  бы  участвовать  в  передаче
никому, кто запросто лезет на стенку. Все это спектакль с целью  протащить
государственную пропаганду и дурачить при этом зрителей, чтобы она  им  не
наскучила.
     Дверь в комнату открылась и вошел, сияя лучезарной улыбкой,  один  из
гостей. В руках он держал коробку, в которой перекатывались бутылки.
     - Эй! Все! Я ухитрился добыть еще выпивки! Я приобрел разных  друзей,
они одолжили мне это. Я в  долгу  у  них.  Ничего!  У  меня  хватит  срока
расплатиться. Но какого черта?!
     Несмотря на  возникшее  вавилонское  столпотворение,  Кэрд  продолжал
смотреть ИНТЕРИМ. Тбилиси,  первый  секретарь  Департамента  транспортного
планирования, утверждал, что опросы, проведенные  среди  тридцати  четырех
процентов  населения,  показали:  семьдесят  девять  процентов  опрошенных
против отмены существующей системы. Ататюрк оспаривала эти результаты. Она
заявляла, что проводившие опрос контактировали только с  теми  гражданами,
биографии которых свидетельствовали об их консервативности. А значит,  все
эти опрошенные будут заведомо противиться радикальным изменениям.  Тбилиси
же отрицал это, заявляя,  что  опрос  проводился  на  основе  произвольной
компьютерной выборки. Ататюрк засмеялась и  сказала,  что  Тбилиси  вполне
застуживает отведать ее тычка. Ее, Ататюрк, персонал выполнил произвольную
проверку двадцати трех тысяч тех самых опрошенных. Компьютер сообщил,  что
все они придерживаются консервативных взглядов. Без  сомнения,  выборочная
проверка выявила бы некоторое число граждан менее традиционных взглядов.
     Тбилиси ответят, что он с возмущением услышал сказанное  и  убежденно
не верит в правоту Ататюрк. Однако он уведомит директора Центра информации
об опросах и голосованиях о выдвинутом обвинении. Сведения перепроверят  и
сообщение будет сделано в надлежащее время. "_Н_а_д_л_е_ж_а_щ_е_е_  время,
- сказала Бриони. Она вернулась  в  кресло  с  джином  в  стакане,  -  что
означает: если публика забудет, никакого сообщения не последует".
     После нескольких неуместных и  грубых  шуток  программа  вернулась  к
теме. В резюме высокие лица предложили несколько  подходов.  В  итоге  все
сошлись на том, что система Новой Эры должна оставаться. Просто невозможно
ее разрушить.  По  крайней  мере  не  ранее,  чем  удастся  избавиться  от
регулируемого деторождения, как высказалась Ататюрк. Затем  придут  нужные
для строительства новые люди грядущих поколений. Ататюрк согласилась,  что
потребуется очень долгий период. Возникнут другие проблемы. С учетом  всех
этих препятствий как можно осуществить такие перемены?
     - С меня хватит, - отрезал Кэрд. Он встал и протянул руку  Бриони.  -
Как вы?
     - Я давно уже на другой волне.

                                   29

     Последовавшие десять  дней  показали  ему,  что  его  новая  личность
развила в себе заметное чувство  сострадания.  Оно  явилось  откуда-то  из
глубин, словно Левиафан, великодушный  Моби  Дик  [Белый  Кит  -  персонаж
романа американского писателя Германа Мелвилла (1819-1891) "Моби Дик"],  и
проглотило его.
     При  виде  несчастного  человека  он  делал  все  возможное  для  его
утешения. Он тревожился о нем, пока не чувствовал,  что  бедняга,  как  он
выражался, более не погружен в болото уныния. Он  творил  добро  изо  всех
сил. Долгие часы проводил в беседах с одинокими людьми, а было их поболее,
чем удавалась ему объять. И гэнки попадали в  круг  его  внимания.  Больше
того - он тянулся к ним. Что бы ни думали о них узники, гэнки были  людьми
и слишком часто - одинокими и несчастными. Он говорил и  шутил  с  ними  и
даже оказывал им небольшие услуги. Ему известно было, что отдельные  гэнки
и многие больные считали потому его ослом-сосунком.
     Однажды во время сеанса лечения доктор Брашино объявила:
     - Вы решительно обретаете характер. Некоторые здесь уже обращаются  к
вам Сен-Джеф. Другие... гм... Сен-Зануда.
     - Всегда найдутся злобные или, скажем,  непонимающие,  -  откликнулся
он.
     Она кивнула.
     - Откровенно говоря, я озадачена. С одной стороны, вы -  находка  для
психиатра, с другой - полная фрустрация.
     - Я и сам не могу постичь этого. Но я ведь не  должен  поступать  так
или по-другому, чтобы _б_ы_т_ь_ таким или иным. Жизнь -  вот,  что  важно.
Поступки. Действия. Философия стремительности!
     - Пока то, что вы делаете, во добро  вам  и  другим.  Но  вы  излишне
активны. Вы потеряли в весе.
     - Стараюсь сохранять умеренность в еде. И мне это удается.
     - Вам нравится пища?
     - Да, весьма. Но я не стремлюсь переусердствовать. Я постоянно ощущаю
энергию и бодрость. Вы должны быть довольны.  Я  более  не  чувствую  себя
призраком и не воспринимаю других людей как скопление атомов.
     - Возможно, потому, что вы сжигаете себя. Когда горючее иссякнет... А
может, и нет. Тем не менее, я рада вашему заметному успеху.
     На короткое время наступило молчание.  Кэрду  хотелось,  чтобы  сеанс
окончился сейчас. Ему со многими нужно поговорить. Эти  люди  нуждались  в
нем.
     Минуты три она пристально смотрела  на  него  слегка  хмурясь.  Затем
сказала:
     - Что касается меня, я буду просить отпустить вас вскорости.  Считаю,
вы готовы вернуться  в  общество.  Я  также  полагаю,  вы  не  собираетесь
обращаться вновь к революционным делам. Станете образцовым гражданином - в
этом я абсолютно уверена.
     Она вздохнула. Он ждал. Арлен продолжила:
     - Если бы все зависело от меня, вы стали бы свободным человеком через
несколько недель. К сожалению, не  все  в  моих  силах.  Многие  психиатры
хотели бы продолжить изучать вас. Они  думают,  что  смогут  анализировать
вас, выявить, чем вы живете. Дураки. Я им так и сказала. Это не  прибавило
мне популярности среди коллег,  хотя  меня  сие  не  больно  заботит.  Мое
положение достаточно прочно. Я ведь как-никак внучка Мирового Советника.
     Вдобавок к психиатрам и психологам есть еще Мировой Совет. Они должны
быть совершенно уверены в вас. Их согласие отпустить вас решит все. Приняв
решение. Советники используют вас как средство  пропаганды,  как  витрину.
Вашу  свободу  станут  рекламировать  как  свидетельство   великодушия   и
сострадания правительства. Не рассчитывайте на особую  уединенность  после
освобождения. Ни за кем на Земле не станут  следить  так  плотно,  как  за
вами.
     - Значит, есть вероятность выбраться отсюда?
     - Шансы есть. Вы  чувствуете  какое-либо  возбуждение  при  мысли  об
освобождении?
     - Немного, как вам известно.  Зачем  вы  спрашиваете?  Вы  же  можете
наблюдать мою реакцию на экране.
     Она рассмеялась.
     - Здесь одна из проблем, связанных с вами. Никто не виноват, и  менее
всего я, в том, что машина не способна выявлять ваши истинные реакции. Это
обстоятельство заставляет Мировой Совет сильно нервничать от мысли, что на
Земле есть один "не читаемый машиной" человек.
     - Всего лишь один человек?
     - Один. Хотя Советники удивляются - неужели  нет  никого  похожего  в
этом на вас!  Им  это  не  нравится.  А  еще  Советники  интересуются,  не
сподобитесь ли вы передать кому-то вашу уникальную способность,  если  она
действительно уникальная?
     - Возможно, когда-нибудь, - сказал он. - Не теперь. Не знаю, как  это
произошло, но сегодня я не обладаю сим талантом. Похоже,  случилось  такое
потому, что часть меня устала быть  психическим  хамелеоном.  Она  желает,
чтобы это было последнее превращение - навсегда. Я думаю так.
     - Не сомневаюсь, что вы верите этому. Но вы ловкая бестия. Или  были.
Как мне знать, что вы что-то не воздвигли в своей психике -  о  чем  вы  и
сами не ведаете, - но что способно однажды включиться?
     - Включиться?
     - Под определенным воздействием, не имею представления -  каким.  Но,
должно быть, в вас что-то запрятано, только и ждет верный  пароль,  нужный
момент. Когда все сойдется, выскочит фигурка - другой "Джек в коробочке".
     - Клянусь, что...
     Он остановился.
     - Не надо клятв. Вы можете ничего не знать.
     Он встал.
     - Послушайте. Время сеанса  не  вышло.  Но  у  меня  много  дел.  Что
касается меня - я не нуждаюсь больше в лечении. Благодарю вас  за  помощь.
Она была блестящей. Я хотел бы встречаться с  вами  как  можно  чаще.  Мне
нравятся наши беседы. Но исследование и лечение закончены.
     Глаза Брашино расширились,  рот  приоткрылся.  Секунд  двадцать,  как
показал настенный дисплей, она не могла вымолвить ни слова.
     - Вот те раз! Вы... вы ведете себя будто вы доктор, а я  пациент!  Вы
не можете бросить дело!
     - Я устал от пустой траты времени и от политики, которая-то и  держит
меня здесь. Я не в состоянии убраться отсюда, зато могу не сотрудничать.
     - Вас объявят неизлечимым и стоунируют.
     - Я сохраняю право апелляции - если они нарушают законы. У меня будет
хороший адвокат. Кредитов у  меня  нет,  но  заплатит  государство.  Любой
адвокат, до смерти не  напуганный,  подпрыгнет  от  удачи  -  использовать
возможность приобрести известность.
     - Вы в самом деде намереваетесь все это проделать?
     - Да.
     Она поднялась. Казалось, и удивление и смятение скатились с  нее  при
этом, словно бросая вызов физическому тяготению. Брашино улыбалась.
     - Очень хорошо. Я немедленно обращусь с просьбой о вашем освобождении
и сделаю все что в моих силах, чтобы убедительным образом изложить доводы.
Подобное в моей практике впервые. Я даже  не  знаю,  как  реагировать.  Но
думаю, вы и в самом деле здоровы. Несомненно - вы уникальный случай...
     - Все это ерунда, - сказал он. - Я  не  нуждался  в  лечении.  Просто
требовалось признать, что Я НЕ БЫЛ ВСЕМИ ЭТИМИ ДРУГИМИ ЛЮДЬМИ -  никем  из
них.  Я  Бейкер  Но  Вили  и  никто  другой,  хотя  власти  настаивают  на
идентификации меня как Джефферсона Кэрда.
     - Мне первой следовало убедиться в этом, - сказала Брашино.
     - Надеюсь, Советники согласятся с вашим выводом.
     - Если они нарушают права, им известно, как исправляются ошибки.
     Через три дня Кэрд получил  по  телевидению  и  в  форме  официальной
распечатки сообщение, что он будет вскоре освобожден.  Объяснялся  ли  его
легкий озноб при этом известии радостью или страхом, он не знал. Он сказал
себе: Я буду счастлив  выбраться  из  этого  цыплячьего  места.  Однако  и
долгожданной радости не было. Наверно, так чувствует  себя  сирота,  когда
ему неожиданно говорят, что он может отправляться на все четыре стороны  и
как-то выживать в неведомом взрослом мире.
     Он спросил доктора, не является ли главной причиной его  освобождения
использование ею влияния бабушки - Мирового Советника.
     - Никакого влияния на свете не хватило бы,  если  бы  все  психиатры,
привлеченные к вашему лечению, не рекомендовали освободить вас, - ответила
Брашино. - Конечно, моя рекомендация была наиболее весомой.
     - Но вы просили вашу бабушку о помощи?
     - Полагаю, со времен каменного века люди используют  имеющиеся  связи
для пользы своей и своих друзей.
     - И вы использовали ваши?
     Она улыбнулась, но не ответила.
     Ночью Вторника - последней  перед  расставанием  -  он  был  почетным
гостем на большом вечере, устроенном пациентами, персоналом  и  некоторыми
гэнками. Он прилично  выпил,  выслушал  признания  в  любви  трех  женщин,
включая Бриони, и утешил Донну Клойд. Сжимая его в объятиях и  целуя,  она
шептала: "Не знаю, что будет со мною. Но я в самом деле не  чувствую  себя
преступницей. Но поскольку я не ощущаю истинного раскаяния и  сожаления  и
уверяю всех в этом, мне крышка".
     - Твой анти-ТИ поможет лгать. Так лги.
     - Ты лгал, чтобы освободиться?
     - Нет. Но мне это было ни к чему.
     Он не знал, воспользуется ли она его советом, но это было лучшее, что
он мог предложить.
     Подкралась полночь. Он попрощался со всеми - с каждым в  отдельности.
Брашино поцеловала его.
     - Желаю счастья, Сен-Джеф.
     - Спасибо за все, - сказал он и вошел в цилиндр. - Возможно, когда-то
я встречу кого-то из вас.
     Он сомневался в  этом  и  чувствовал  печаль  от  того,  что  это  не
произойдет. Но что остается ему, кроме грусти?  Может,  я  кому-то  сделал
здесь добро, утешался он.
     Дверь закрылась. Последний взгляд лег на доктора Брашино, Донну Клойд
и Бриони Лодж. Все плакали. Какой бы ни была  причина  -  слезы  облегчают
душу. Помогают исцелить боль.
     В следующий Вторник  он  очнулся  на  станции  приема  иммигрантов  в
Манхэттене - огромном здании в три блока на углу  12-й  Авеню  и  Западной
34-й улицы. Рядом с западной стороны - Вествэй  Парквэй  и  Иммиграционная
пристань реки Гудзон.  Через  несколько  блоков  к  северу  -  новый  мост
Линкольна.
     Он вышел  из  цилиндра  в  столпотворение,  в  то,  что  приводило  в
замешательство, но оказывалось на поверку выверенным порядком. Его  тотчас
подхватили двое служащих. Гэнк сдерживал за  веревочным  барьером  бригаду
теленовостей,   пока   Кэрд   проходил   процедуру   идентификации.    Его
голограммировали, сделали сравнительные записи голоса, провели анализ  ДНК
(по  пряди  отрезанных  волос),  взяли  отпечаток  большого  пальца.   Все
результаты заложили в  компьютер,  который  подтвердил,  что  иммигрант  в
действительности Джефферсон Сервантес Кэрд,  чей  новый  идентификационный
номер  К*-238319-СТ,  Гражданин   штата   Манхэттен,   Северо-Американский
Управляющий  Центр,  Органическое  Содружество  Земли.  Следующая  ступень
обычной процедуры - с иммигрантом проводят инструктаж и вручают ему адрес,
по которому он временно поселится. Но вместо этого пять минут он  отвечает
на вопросы обозревателя новостей Вилмы Перез Зухен,  статной,  рыжеволосой
женщины, говорившей громко и четко.
     Она спросила, что он чувствует, возвратившись в Манхэттен -  штат,  в
котором он родило я и жил еще всего лишь несколько сублет назад.
     Он ответил, что ничего не помнит об этом и она, черт побери,  отлично
это знает.
     Зухен:  "Вы  были  освобождены   Содружеством   и   признаны   вполне
реабилитированным. А что вы скажете о других ваших "я"?"
     Кэрд: "Что сказать о них? Они ушли, единственное, что я знаю про  них
- это виденное мною на лентах и то, что мне сообщили. Они  не  более  "я",
чем, например, вы".
     Зухен, держа у самого рта прибор приема-передачи: "Следовательно,  вы
упорствуете в утверждении,  что  были  множественной  личностью  и  потому
невиновны по причине умопомешательства?"
     Кэрд, отклоняя голову, дабы прибор не втиснулся ему в рот:  "Согласно
научному определению этого термина я  не  был  множественной  личностью  и
никогда не являлся душевнобольные".
     Зухен: "Не поясните ли вы нашим зрителям ваши слова?"
     Кэрд: "Пожалуйста".
     Зухен с неподвижной улыбкой, очевидно отзывая свою  просьбу:  "Каковы
ваши планы на будущее?"
     Кэрд: "Планы никогда не обращены  в  прошлое.  Напротив  -  всегда  в
будущее. Я обратился по поводу работы в качестве  больничного  санитара  и
надеюсь ее получить. В будущем я могу  поступить  в  медицинскую  школу  и
пытаться получить степень доктора медицины.  Больше  мне  нечего  сказать.
Многое зависит..."
     Зухен: "Зависит от чего?"
     Кэрд: "Зависит от того,  насколько  люди  обеспокоены  деяниями  моих
прошлых персон".
     Зухен: "Почему вы хотите стать больничным санитаром?"
     Кэрд: "В этом мире столько страданий, боли и безнадежности!  Я  желал
бы помочь хоть немного облегчить их".
     Зухен: "Хотите творить добро?"
     Кэрд: "А разве не все это желают?"
     Зухен, улыбка которой сменилась злым выражением  лица:  "Конечно.  Не
острите. Гражданин  Кэрд,  и  не  будьте  столь  самоуверенны.  Вы  хотите
возместить обществу ущерб за совершенные преступления?"
     Кэрд: "Подавитесь дерьмом. Гражданка  Зухен.  Вы  упорно  продолжаете
вести себя как ослиная  задница.  Пытаетесь  взбесить  меня?  Добиваетесь,
чтобы я подал на вас жалобу  за  намеренную  провокацию?  Я  предпочел  бы
обратиться с заявлением по поводу  вашей  глупости,  но  это  не  законное
основание".
     Зухен: "Гражданин Кэрд, я выполняю свою работу".
     Кэрд: "Притом очень плохо, как мне представляется".
     Зухен: "Вы поступаете как смутьян и вииди. Гражданин Кэрд. У нас есть
сообщения, что вы сделались очень заботливым и сострадательным  человеком,
но ваше поведение никоим образом не соответствует этому".
     Кэрд: "Мне надо работать. Нет желания тратить  время  на  болтовню  с
людьми, которые даже не делают попытки понять меня и задают тупые вопросы.
Я не желаю, чтобы бездельники надоедали мне, расспрашивая, что делало  мое
тело - мое тело, не я  -  исключительно  ради  того,  чтобы  удовлетворить
терзающее  их  любопытство.   Вам   несомненно   известна   моя   история.
Правительство снабдило. Но если вы не делаете свою работу дома  -  это  не
моя вина. Интервью закончено.

                                   30

     Уже через пятнадцать минут он покинул здание и вышел на  12-ю  Авеню.
Автобусом доехал до Западной 14-й улицы  и  пересел  в  другой  автобус  и
пересек весь город - до  1-й  Авеню  и  14-й  Восточной.  Улицы  заполняли
велосипедисты,  электромотоциклисты,  автобусы.   Встречались   патрульные
машины органиков. Вид хорошо знакомых улиц пробудил воспоминания. С ранцем
и  небольшим  чемоданом  он  прошагал  в  северном  направлении  к  центру
огромного  Стейвесант  Таун   Билдинг   [Петер   Стейвесант   (1592-1672),
губернатор  в  голландской  колонии  в  Северной  Америке;  увековечен   в
сатирической хронике В.Ирвинга "История Нью-Йорка" (1809)].
     Дом  этот  имел  всего  четыре  этажа.   Башни-небоскребы,   которыми
выделялся древний Манхэттен, были снесены тысячелетия назад.
     Вспотев на раннем утреннем солнце, Кэрд вошел в комплексное строение,
разыскал центральные офисы руководителей блоков и был направлен в квартиру
на втором этаже. Вставил идентификационную карту в прорезь двери  -  дверь
покорно скрылась в нише. Выпив стакан воды,  он  осмотрел  помещение.  Оно
оказалось чистым, насколько можно ожидать от квартиры в районе вииди. Кэрд
принял душ, надел чистую  блузу  и  килт  и  отправился  в  офис  местного
руководителя блока для формальной регистрации. Секретарь явно смотрел  его
последнее интервью. Он не произнес  ни  слова,  но  хихикнул,  когда  Кэрд
назвался. Проделав привычную операцию с идентификационной картой Кэрда, он
прочитал данные на настольном экране.
     Возвращая карту Кэрду он сказал:
     - Гетеросексуал. Стыдно.
     - Жизнь полна разочарований, - заметил Кэрд улыбаясь.
     - И избитых фраз тоже.
     - И остроумной болтовни, мешающей содержательным передачам.
     -  Боже  мой,  я  этого  не  переношу!   -   вскипел   секретарь.   -
Содержательных передач - я подразумеваю. От них всегда одни беспокойства!
     - Человек рожден для волнений, как искры рождены взлетать вверх.
     - Как справедливо. Это не из шоу "Доброе утро, Вторник!"?
     - Не знаю, откуда это, - сказал Кэрд. - Превосходный денек.
     - Я здесь до 4:30. День практически кончается.
     Кэрд  спустился  по  лестнице,  миновал  длинные  коридоры  и   через
вестибюль и улицу - к  четырехблочной  больнице  -  к  "Госпиталю  Высокой
Памяти". Он представился в  офисе  найма;  ему  предложили  явиться  утром
следующего Вторника в первый  учебный  класс  для  санитаров.  Потом  Кэрд
разыскал в здешнем блоке таверну "Семь  мудрецов"  и  вошел.  Внутри  было
просторно и темновато,  однако  посетителей  больше,  чем  можно  найти  в
заведении фешенебельного района  в  это  время  дня.  Большинство  здешних
жителей получали минимальное прожиточное пособие - МПП, но имели работу  с
неполным днем. Если они зарабатывали кредитов больше  определенной  шкалы,
то теряли право на пособие. И все старались не дотягивать до лимита.  Кэрд
же стремился получить работу на полный день  и  потому  не  мог  считаться
истинным вииди. Или как их еще называли - миппом.
     Пьяницы выразительно  осматривали  его.  Не  гэнк  ли,  переодетый  в
гражданское? Кэрд втолкнул карту в прорезь бара и  заказал  пиво.  Бармен,
увидев на экране идентификационную карту и количество кредитов,  вскричал:
"Эй! Гражданин Кэрд! Я видел интервью. Добро пожаловать".
     Посидев немного, невольно наслушавшись разговоров завсегдатаев,  Кэрд
вернулся к себе в квартиру. Ему не очень-то по душе было одиночество этого
вечера. Непреодолимое желание общаться с другими людьми не покидало его и,
наверно, никогда не оставит. С другой стороны,  ему  попросту  не  хватало
дела. Кэрд вызвал на экран программу местных  мероприятий  и  отметил  про
себя встречу с руководителями блоков в семь часов. Приглашались жители. Он
совсем не знает здешней обстановки - вот  и  случай  ознакомиться.  Вообще
посещение подобных  встреч  являлось  обязанностью  граждан.  Однако  было
замечено,  что  вииди,  покуда  на  них  не   поступали   жалобы,   обычно
игнорировали встречи. Да и  тогда  старались  первыми  представить  кляузу
местному руководителю. Пусть себе разбирается.
     В личном  шкафу  не  оказалось  ничего  съестного.  Ознакомившись  на
дисплее с ассортиментом продуктов в местном магазине, Кэрд отправился туда
и купил кое-что, да и складную тележку  заодно.  С  тележкой,  нагруженной
стоунированными продуктами и свежими фруктами и овощами,  он  поднялся  на
лифте на площадку своей квартиры. Едва он успел дестоунировать продукты  и
приготовить в микроволновой печи свой обед, как раздался громкий звонок  и
оранжевые буквы настенного дисплея сообщили, что  его  вызывают.  Полагая,
что это, наверно, гэнк  проверяет  его,  Кэрд  кодом  включил  видео-аудио
систему. Молодая, хорошо  одетая  женщина,  привлекательная,  несмотря  на
остроносость, смотрела с дисплея.
     Чуть запинаясь, она сказала:
     - Папа?
     - Джефферсон Сервантес Кэрд, - ответил он. - Должно быть, вы...
     Что-то было в ней знакомое. Потом он вспомнил. Он видел ее на  лентах
в реабилитационном центре. Это Ариэль Шадиа Кэрд - его единственная дочь.
     - Я знаю твое имя. Я хотел бы сказать - помню тебя, Ариэль, но - увы.
Прости меня.
     - Мне все известно, - сказала Ариэль. - Как бы то ни  было  я  хотела
видеть тебя. Сейчас. Могу ли я войти?
     - Не смею отказать тебе. Но боюсь, ты будешь сильно разочарована.  Не
надеюсь, что ты сможешь расшевелить во мне воспоминания о тебе.  Напрасная
трата сил.
     - Я ненадолго. Пробуду минут двадцать.
     Из ее идентификационной карты, которую он  запросил  на  экран,  Кэрд
узнал, что она изучала историю  в  университете  Восточного  Гарлема.  Она
приехала на подземке из Ист-сайда, выйдя из блока в районе Стейвесант. Это
поведала ему карта транспортных средств, которую он вызвал на экран.
     Кэрд нервничал. Слезы поползли по его щекам, едва ее  образ  исчез  с
экрана. Он ничего не мог изменить, хотя мог сказать ей, что любит  ее.  Но
любовь эта была лишь проявлением гуманности. Он просто не ведал любви отца
к дочери. Вряд ли он сможет заново научиться этому чувству - если когда-то
и обладал им. Для этого необходимо постоянное  и  тесное  общение  с  ней,
которое и созидало бы его любовь. Но жили они в отдалении, а профессии  их
столь различны, и видеться они сумеют крайне редко.
     Ей понадобилась незаурядная смелость для  этого  визита.  Большинство
людей  избегали  Кэрда,  узнав  кто  он.  Кэрд  пребывал  под   постоянным
неослабным  наблюдением  -  в  этом  нет  сомнения.   Наверняка   органики
имплантировали в его тело передатчик,  хотя  это  и  было  противозаконно.
Пусть мощность передатчика невелика - их детекторы-усилители точно  укажут
его местонахождение в любое время. До сей поры Кэрд еще не  заметил  живой
слежки за собой, но не сомневался, что агенты тенью  ходят  за  ним.  Кэрд
избрал для проживания район вииди, потому что большинству  его  обитателей
дела нет до того, что власти считают его опасным. На деле они  даже  будут
рады этому, станут восторгаться Кэрдом. Они редко дружили с кем-то  не  из
своей среды да и гэнки за такое не хвалят.
     Кэрд предполагал, что Ариэль тщательно изучали,  подвергали  проверке
под ТИ - все потому, что она была его дочерью. Ариэль оказалась совсем  не
причастной к его делам и ничего конкретно  не  знала  о  его  криминальной
активности.  Но  она  понимала,  что  властям  не  понравится,  если   она
возобновит отношения с ним.
     Что он мог для нее  сделать?  Почти  ничего.  Кэрд  хотел  бы  как-то
облегчить ее печаль от потери отца - по существу он был для нее  мертв,  -
но мог быть ей лишь другом и сочувствующим.
     Кэрд дестоунировал  полкварты  лимонада  и  несколько  кубиков  льда.
Потягивая напиток в гостиной, он следил за новостями на экране. Показывали
его интервью с Зухен, и он склонялся к мысли, что и в самом деле вел  себя
как дерьмо.
     В  низу  экрана  появился  текст:  МНЕНИЯ  РЕПОРТЕРА  НЕ  ОБЯЗАТЕЛЬНО
ОТРАЖАЮТ ПОЗИЦИЮ  ОФИЦИАЛЬНЫХ  ВЛАСТЕЙ  ИЛИ  АДМИНИСТРАЦИИ,  ПОКА  ОНА  НЕ
ПОДТВЕРЖДЕНА.
     Затем  последовало  что-то   о   близком   завершении   строительства
искусственной речной системы в Южной Аравии.  Внимание  его  обратилось  к
экрану, когда прервалась передача новостей. Диктор  объявил,  что  Мировой
Совет  получил  результаты  референдума  среди  населения  содружества  об
отношении к отмене системы Новой Эры. Вопреки ожиданиям, на которые  влиял
неофициальный подсчет голосов, за отмену существующей системы  высказалось
большинство. Данные о числе жителей Земли проверены и уточнены. Официально
подтверждается,  что  численность  населения  составляет   два   миллиарда
человек. Из одного миллиарда допущенных к голосованию пятьдесят  миллионов
не воспользовались  своим  правом.  Таким  образом,  за  крушение  системы
высказалось более шестисот тридцати трех миллионов человек - большинство в
две трети.
     - Народ сказал свое слово! - заявил диктор  с  возбуждением  большим,
чем следовало  бы  профессионалу.  -  Конечно,  референдум  -  всего  лишь
необязывающее привлечение внимания Мирового Совета к высказанному  желанию
масс. На вопрос высших руководителей службы новостей шеф  пресс-секретарей
семи Советников заявил, что преждевременно ждать  комментариев  от  такого
высокого органа.
     Говорилось что-то еще, но он слушал вполуха.  Революция  сделала  шаг
вперед. Несмотря на правительственную кампанию с  целью  убедить  граждан,
что изменение невозможно, большинство отказалось принять такое заключение.
     Экран  светился  оранжевым  светом,  зазвенел  звонок,  и  на   части
настенного экрана - именно туда направляет  увиденное  дверной  монитор  -
появилось лицо Ариэль. Кэрд открыл ей дверь. Ариэль крепко обняла его,  на
груди Кэрда растаяли ее слезинки. Он тоже плакал от жалости  к  ней.  Чуть
успокоившись, Ариэль вытерла  глаза  и  лицо,  выпила  стакан  лимонада  и
присела.
     - К сожалению, у нас одностороннее тяготение. Я отдаю себе отчет, что
старые взаимоотношения невозможно поддерживать. Но ты мой  отец,  пусть  и
незнакомец. Если мы сумеем лучше у  знать  друг  друга,  по  крайней  мере
незнакомцами мы не останемся.
     - Я очень хочу этого. Но односторонняя связь  -  вовсе  не  узы.  Что
сближало нас когда-то исходно - ушло навечно.
     - Я знаю.
     Слезы опять поползли по ее лицу.
     Они говорили,  рассказывая  друг  другу  подробности  прошлой  жизни.
Ариэль замужем за чиновником Департамента физического воспитания. У них  с
мужем крепкая любовь. Они  подали  заявление  в  Департамент  потомства  и
попечения детей за разрешением иметь ребенка и надеются получить согласие.
     - Ты можешь стать дедушкой.
     - Я в восторге, - сказал Кэрд. - Дитя  и  я  -  мы  можем  с  равными
возможностями начать жизнь - оба совершенно новенькие.
     Слова Кэрда снова вызвали ее  рыдания  -  ни  она,  ни  он  не  могли
избавиться от поставленного клейма. Еще все возможно, утешал он дочь.  То,
что она знала о нем, поможет ей. Она любила прежнего Кэрда, и он надеялся,
что это чувство постепенно перейдет в любовь к нему - сегодняшнему.
     Натянутость постепенно таяла. Они  говорили  о  разном,  особенно  об
итогах последнего референдума.
     - Не ожидал такого поворота, - сказал Кэрд.
     - В этом твоя  большая  заслуга,  -  улыбнулась  Ариэль.  -  Подумать
только! Мой отец - великий революционер!
     -  Новый  "я",  пожалуй,  не  обладает   ни   энтузиазмом   радикала,
стремящегося к переменам, ни рвением консерватора сохранить  все  как  оно
есть.
     -  Нет,  ты  должен  еще  показать   себя.   Ты   был   катализатором
революционных событий. Я как историк изучаю текущие  направления  развития
событий и пытаюсь экстраполировать их на  будущее.  Вполне  вероятно,  что
Мировой Совет не столь сопротивляется переменам, как можно было бы  судить
неофициальным высказываниям. Совет считает, что  в  определенных  аспектах
переход  к  новой  системе  может  быть  желательным.  Особенно  в  части,
касающейся потребления электроэнергии.
     Он удивленно поднял брови.
     - Изменение системы  востребует  в  шесть  раз  больше  энергии,  чем
сейчас.
     -  Подумай-ка!  Энергия,  необходимая  для  получения  тепла,  света,
топлива,  -  ничто  в  сравнении  с  потреблением  для   стоунирования   и
дестоунирования.  Ведь  именно  они  съедают  девяносто   процентов   всех
мощностей.  Энергия  солнечных  панелей,  приливов  и  отливов,  глубинных
течений, магнитогидродинамических  источников  обеспечивают  лишь  десятую
долю всех потребностей. Стоунирование съедает тепло Земного ядра.
     Но если мир вернется к системе, существовавшей до Новой Эры, если  со
стоунированием-дестоунированием всех жителей планеты будет покончено,  нам
попросту некуда станет девать избыток энергии. Она  сделается  чрезвычайно
дешевой. Фактически экономии энергии окажется более чем достаточно,  чтобы
сделать планету полностью чистой, построить новые города, фермы, дорога  и
прочее.
     -  Это  очень  существенный  довод  "за",  -  сказал  Кэрд.  -  Людям
понравится. Но вот другие аспекты... перехода  к  новой  системе  все  еще
связываются с лишениями,  изменением  места  проживания  и  образа  жизни,
жертвами, несправедливостями, беспорядками, хаосом.
     - Когда люди в полной мере осознают,  что  от  них  потребуется,  они
восстанут, - сказала Ариэль. Если правительство отвергнет  их  возражения,
народ сметет его. Может пролиться много крови.
     Возьми,  к  примеру,  Хобокен.  Жителей  Среды  Манхэттена   заставят
отправиться туда. Им придется жить в палатках и бараках, пока не  построят
города.  В  течение  неопределенного   срока   они   станут   вынужденными
переселенцами и будут страдать  от  физических  и  психологических  травм,
которых в такой ситуации не избежать. Думаешь, они  придут  в  восторг  от
необходимости расстаться с прекрасной упорядоченной жизнью, пусть  и  один
день в неделю, и отправиться в дикую местность, расположенную ниже  уровня
моря, где лишь дамбы отгородят их  от  морской  стихии,  и  сделаться  там
строительными рабочими? Много воды утечет, пока они  смогут  поселиться  в
добротных домах и  вернуться  к  привычной  жизни  и  профессиям.  Осознав
полностью, во что они влипли, люди взорвутся. Кончится  это  чем-то  вроде
Французской революции да и Русской впридачу.
     - Не  знаю,  -  проговорил  Кэрд.  -  Большинство  граждан  настроены
решительно против насилия и за послушание.
     - Дикарь каменного века все еще глубоко сидит в большинстве людей. Он
ждет своего часа, шанса вырваться наружу.
     Глаза Кэрда широко раскрылись словно каким-то механизмом,  скрытым  в
них.
     Ариэль сказала:
     - Я почти вижу над твоей головой светящуюся электролампу.
     - А что если появится кто-то с жизнеспособным планом перехода к новой
системе - перехода более гладкого и не влекущего за собой долгих тягот для
жителей, которым придется переселяться? Что если?.. - голос его пропал.
     Она рассмеялась.
     - Не могу вообразить, что это за кролик такой выпрыгнет из  шляпы.  У
тебя есть какая-то идея?
     - Нет, - ответил Кэрд. - Никакой. Но что-то  такое  почти  щелкает  в
голове. Не знаю - что. Может, вернется...
     Они  еще  поговорили  о  разном.  Потом  наступило  долгое  молчание.
Наконец, Ариэль объявила, что  ей  надо  идти.  Расставаясь,  она  немного
всплакнула.
     Легкая печаль охватила Кэрда, когда закрылась дверь за Ариэль - он  и
сам не знал  -  почему.  В  конце  концов  они  будут  видеться.  И  ежели
невозможно возобновить их старые отношения, раз он ничего о них не помнит,
- они построят новые. Если оба желают, чтобы... Вопрос - желают ли?
     Перед  тем  как  отправиться  спать,  он  вызвал  на  экран  ленту  с
инструкциями, которую ему следовало  посмотреть  до  обращения  по  поводу
работы в больнице. Усвоив ее, он был готов  к  исполнению  обязанностей  -
весьма простых для начала. На первых порах - субнеделю -  всему,  что  ему
следует знать, его будет учить санитар-ветеран.

                                   31

     В девять часов он прибрал квартиру и опустил кровать. Приказал экрану
разбудить его без четверти двенадцать - надо успеть войти в  стоунер  -  и
почти тотчас погрузился в дремоту. Он видел несколько снов,  но  очнувшись
помнил лишь один. Минут пять после сигнала экрана он оставался в  постели,
его собственный голос разносился со стены. Кэрд велел ему замолчать.
     Сон озадачивал, хотя происхождение  его  казалось  очевидным.  Еще  в
реабилитационном центре Кэрд видел драму ужасов "И зомби мучают кошмары" -
о психологических проблемах живых покойников в  древнем  Гаити.  Это  была
сатира на чиновников, но большинство зрителей  ее  не  поняли.  Склеп,  из
которого  вырвалась  орда  зомби,  стремясь  сожрать   своего   господина,
связанного с  бюрократами,  -  еще  один  символ,  понятый  немногими.  От
финальной картины сна Кэрд пришел в ужас, но тут образы зомби смешались  с
эпизодами другого шоу  -  "Малышки  в  Стране  Игрушек".  Эта  современная
инсценировка - одна из многих по классике прошлой эры. Огромные игрушечные
роботы-солдаты, изображенные в двух комических сценах, смешались с  зомби,
стали  ими  -  и  вот  выступают  в  поход,  чтобы  уничтожить  призраков,
предводительствуемых зловещим Барнаби. Кэрд и в самом деле  слышал  музыку
"Марша деревянных солдат", когда  роботы  одержали  победу  над  страшными
чудовищами, вторгшимися в Страну Игрушек.
     По мере  того  как  к  нему  возвращалось  осознание  реальности,  он
почувствовал, что стонет от ужаса. Один рогатый,  покрытый  мехом  призрак
избежал штыков солдат и почти схватил его своими лапами с острыми когтями.
     Кэрд поднялся с кровати, выпил стакан воды  и  отправился  в  комнату
стоунирования. "Доброе утро", -  пробормотал  он,  проходя  мимо  цилиндра
Среды. Алмазной твердости лицо в круглом смотровом окне,  естественно,  не
реагировало.
     Уже закрывая дверцу цилиндра, он  ухватил  наконец  что-то  выкинутое
молниеносной вспышкой океана его разума. Я знал, что это придет, думал он.
     Кэрд вспомнил. Он понятия не имел, что происходит в  эти  шесть  дней
забвения между моментом подачи стоунирующей энергии  и  тем  мигом,  когда
дестоунирующая мощность полностью возвращает движение молекулам его  тела.
Кэрд вообще не осознавал никакого перерыва.  Но  зная,  что  это  не  так,
отождествлял стоунирование со сном. Отсюда и тревога -  ему  не  вспомнить
идею, которая вспыхнула в его мозгу как новая звезда.
     "Я действительно ухватил что-то! - проговорил Кэрд и  толкнул  дверцу
от себя и вышел.  -  Никто  другой  не  подумал  об  этом,  насколько  мне
известно!"
     Он тотчас записал мысль и опять отправился в кровать.  Проснувшись  в
шесть, с полчаса делал зарядку, затем приготовил и съел завтрак.  Пока  он
ел, экраны на  стенах  во  всех  комнатах  светились  оранжевым  светом  и
издавали легкое гудение. После ванны, из которой он вышел чистым изнутри и
снаружи, Кэрд отключил сигнал предупреждения. Он  и  так  не  забудет  его
напоминания. Следующим делом - вызвать справочник и записать имя и телефон
чиновника, с которым следует переговорить.  Проделав  эту  операцию,  Кэрд
поместил послание ему в банк данных. Где-то в течение дня Роберт Хамадхани
Муньягумба должен прочесть в своем офисе распечатку с идеей Кэрда.  Станет
ли он действовать быстро - зависит от  характера  этого  Муньягумбы  и  от
объема его неотложных дел. Если Кэрд ничего не  услышит  от  него  в  этот
Вторник - будет ведь и следующий.
     Кэрд склонялся к тому, что сегодня Муньягумба не позвонит  ему  ни  в
больницу, ни домой. Так и  было.  Кэрд  погрузился  в  изучение  кое-каких
обязанностей, которые должен исполнять санитар. Здесь и смена  постельного
белья, и цветы для пациентов, и обеспечение продуктами. А еще надо  помочь
пациентам войти вечером в стоунер и покинуть его, когда придет  час.  Одна
из самых приятных обязанностей - десятиминутная беседа со всеми  желающими
поговорить больными. Большинство таки желало.  Он  также  должен  помогать
доставлять вновь прибывших и дестоунировать их. Людей превращали в  камень
в ближайших запасных цилиндрах, когда они заболевали или получали травму.
     Время подготовки уже истекало, когда инспектор, который  наставлял  и
проверял его, объявил:
     - Можете приступать к делу, Кэрд. Сдается, у вас особые способности к
этой профессии. Вы первый, кому удалось рассмешить Гражданина Грэндьяна. А
как вы утешили Гражданку Блэтенд. Она так боится смерти,  но  отказывается
стоунироваться и ждет, пока  откроют  средство  лечения  ее  разновидности
рака. Увы, она вряд ли дождется. Да и дестоунировать ее  к  тому  времени,
когда ученые сделают свое открытие, будет бессмысленно: она слишком стара.
Тем не менее вы были так добры к ней. Надеюсь, на самом деле вы не  верите
во все эти религиозные враки, которыми кормили ее?
     Кэрд пожал плечами.
     - Почему бы не помочь ей чувствовать себя  лучше?  Это  как  раз  тот
способ. Если для счастья ей и нужно-то всего лишь кроличьей жвачки - дайте
ей ее! Род человеческий! Ей сто восемьдесят сублет, она на  Земле  семьсот
пятьдесят шесть сублет. Вы, должно быть, полагаете,  что  она  пресытилась
этой жизнью. Ничуть, она стремится держаться за нее до  самого  последнего
прокисшего вздоха, когда она отправится на небеса.
     Кэрд был довольно уверен, что пройдет испытательный срок. И не  долго
осталось ждать, когда ему вручат  эмблему,  форменную  одежду  и  пожалуют
должность постоянного санитара. Ему назначат хорошее жалованье и снимут  с
МПП.  Труд  санитаров,  как  и  всего  обслуживающего  персонала,   хорошо
оплачивался и пользовался уважением.
     Следующий Вторник  до  трех  часов  пополудни  Кэрд  ждал  вестей  от
Муньягумбы. Он попытался дозвониться до  него,  но  дисплей  ответил,  что
Первый помощник Первого секретаря БПГСС  -  Бюро  предложений  граждан  по
социальному совершенствованию - в настоящее время  занят.  Кэрду  позвонят
при первой возможности.
     П_е_р_в_о_й _в_о_з_м_о_ж_н_о_с_т_и_ в этот день не  представилось.  В
следующий Вторник - тоже. Уже около четырех часов Кэрд  опять  позвонил  и
получил прежний ответ. Он едва успел отвернуться от настенного экрана, как
в комнату санитаров вошел его наставник Квинтус Му Вильямс.
     - Эй, Кэрд, отгадайте-ка что? Я торчал  в  караулке,  когда  передали
интересное сообщение. Некий парень по имени Муньягумба,  большая  шишка  в
БПГСС, представил обоснование,  как  сделать  возможным  переход  к  новой
системе! Новость передали по всем каналам. Мировой  Совет  рассмотрит  его
предложения! По этому поводу поднялся  такой  шум!  У  диктора,  по-моему,
случился оргазм!
     Кэрд крякнул словно получил удар в солнечное сплетение.
     - Этот Муньягумба, -  медленно  проговорил  он,  -  предложил,  чтобы
людей, которые  окаменелые  лежат  сейчас  на  складах,  дестоунировали  и
послали строить новые города?
     - Да! - сказал Вильямс, искренне удивляясь.
     - Вы видели?
     - Нет.
     - Кто-то уже рассказал вам?
     - Нет. А еще Муньягумба предложил,  чтобы  дестоунированные  люди  со
складов жили каждый день, пока работают? И  что  их  простят  за  вклад  в
работу?
     - Да. Но скажите - если вы не видели новости  и  никто  не  рассказал
вам?..
     - Этот сукин сын! Он  украл  мое  предложение  и  присвоил  себе  все
заслуги! Только... может быть, я  забегаю  вперед.  Мое  имя  упоминалось?
Что-нибудь говорилось о признательности мне?
     - Совсем нет, - сказал Вильямс. - Так вы утверждаете,  что  это  ваша
идея?
     - Несомненно.
     Вильямс недоверчиво смотрел на Кэрда. Как и все,  кому  Кэрд  пытался
доказать, что ему принадлежит идея "Концепции Муньягумбы".
     Первый помощник Первого секретаря, наконец, ответил Кэрду. Он отрицал
получение каких-либо сообщений от него. Когда же  Кэрд  обратился  в  суд,
чтобы получить записи своих посланий  к  Муньягумбе,  оказалось,  что  они
стерты. Он уже и не удивлялся!
     Кэрд  созвал  пресс-конференцию  и  обвинил  Муньягумбу  в  плагиате.
Вскользь ее показали в новостях. Зухен - главный обозреватель  новостей  -
была столь саркастически настроена к Кэрду,  как  это  возможно,  если  не
переходить границ обвинения в клевете. Кэрд не тешил  себя  надеждами.  Он
нажил себе в лице Зухен врага. А что переменилось бы, будь она дружески  к
нему расположена? Ведь очевидно, что имелся приказ дискредитировать его.
     Спустя несколько дней в новостях объявили, что  Муньягумба  переведен
во Вторник Цюриха. Он получил повышение в окладе  и  новую  должность.  Он
станет одним из  уважаемых  членов  вновь  созданного  Резервуара  Мыслей,
который займется планированием размещения  дестоунированных  преступников.
Ожидается, что его вклад в деятельность группы будет весьма ценным.
     Даже вииди в таверне "Семи мудрецов" шутили над  притязаниями  Кэрда,
хотя и были к нему по-доброму настроены. Какое-то время некоторые дразнили
его  Гражданин  Муньягумба.  Кэрд  зализывал  свои  раны,  которые  быстро
зарубцовывались. Конечно, было бы здорово, если бы он вошел в историю  как
автор идеи. Но что в конце концов  это  значит  в  сравнении  с  тем,  что
е_г_о_ идея поможет решить огромную проблему?!
     Однако власти не дали бы _е_г_о_ идее ходу. Они преследуют его,  хотя
никогда не признались бы в этом. Примерно в середине испытательного  срока
Кэрда  пригласили  в  бюро  Эда  Шервина  Ленноу  -  главного   инспектора
санитаров.  Ленноу   вручил   ему   извещение   Департамента   образования
Манхэттена. Кэрд прочитал его и с недоверием посмотрел на Ленноу.
     -  Это  несерьезно.  Они  не  могут  заявлять,  что  я   недостаточно
квалифицирован, чтобы пройти обучение на санитара,  поскольку  не  окончил
среднюю школу. Они утверждают, что у меня нет даже начального образования!
     - Нет записей о нем, - сказал Ленноу. - Я сам  проверял,  прежде  чем
вызвать вас.
     - Конечно же, нет! - возбужденно вскричал Кэрд. -  Вам  известны  мои
биоданные. Откуда там взяться такой записи?!
     - Весьма сожалею. Отчеты о вашей работе, а также  индекс  сердечности
хорошие, и мне  бы  очень  не  хотелось  терять  вас.  Вероятно,  это  все
временно... Возможно, вам не придется возвращаться в школу...
     - Начинать с первого класса!
     - ...если вы сумеете убедить  Департамент  образования  устроить  вам
экзамены по курсу средней школы.  Я  бы  на  вашем  месте  подал  прошение
немедленно.
     - Я не смутьян, - сказал  Кэрд,  размахивая  распечаткой  словно  это
флаг,  развеваемый  жарким  разгневанным  ветром.  -  Я  лишь  хочу   быть
добропорядочным гражданином и приносить какую-то пользу обществу.
     - Ох! - Ленноу воздел к небу руки и слегка улыбнулся.  -  А  еще  это
заявление, что Гражданин Муньягумба украл у вас идею.  Кое-кто  намекал  -
нет, не я, уверяю вас, - что ваши притязания свидетельствуют о психической
нестабильности. Я-то сам не обращаю внимания на подобные разговоры.
     - Кто ж такое говорит?
     - Не могу сказать. В любом случае - это ведь не соответствует истине.
Что имеет смысл, так это, - он указал  на  распечатку.  -  Сожалею,  но  я
обязан уволить вас. Когда вы получите свидетельство об  окончании  средней
школы, я буду счастлив вновь рассмотреть ваше  заявление  о  найме.  Стаж,
который вы приобрели за время вашей работы, будет учтен. Разумеется,  если
вы вернетесь сюда.
     Кэрду оставалось только  заполучить  омбудсмена  [швед.  ombudsman  -
представитель чьих-то интересов; лицо, наблюдающее за законностью действий
государственных органов  и  соблюдением  прав  и  свобод  граждан],  чтобы
представить прошение об экзаменах. Кэрд не был уверен, что он выдержит  их
-  память  его  столь  избирательна,  -  но  он  подал  заявление.   Закон
предусматривал обязательность  ответа  в  течение  четырех  субдней  после
подачи прошения. Однако минуло  восемь  субдней.  Департамент  образования
заявил, что необычные обстоятельства задерживают решение. "Обстоятельства"
не  объяснялись,  а  омбудсперсона  заверила,   что   напрасно   требовать
объяснений. Они последуют, хотя совсем не обязательно окажутся правдивыми.
     На двенадцатый субдень, к  концу  полудня  прошение  было  отклонено.
Причина: уникальный случай с Кэрдом требует, чтобы нижняя  законодательная
палата в Манхэттене, составленная из руководителей суперблоков, приняла бы
соответствующий акт, предоставляющий ему такое разрешение.  Затем  пройдет
голосование в верхней палате, составленной из пяти руководителей районов.
     Кэрд направился в офис омбудсперсоны Эмейзин - "Мейзи" - Грейс Хейдн.
Она рекомендовала Кэрду подать прошение в верхнюю палату, чтобы та приняла
такой акт "персональной ситуации".
     - Но я подозреваю,  что  правительство  интригует  с  целью  помешать
вашему успеху. Я  могу  ошибаться.  Все,  что  с  вами  происходит,  можно
объяснить законными основаниями. Из вашего рассказа я поняла: все, что  вы
делаете для продвижения, будет встречать препятствия. По каким-то причинам
правительство хочет, чтобы вы оставались на своем пособии и  не  поднимали
головы.
     - Я же не могу причинить ему вред.
     - Несомненно. Однако,  у  властей,  вероятно,  есть  свои  резоны,  о
которых вам безусловно не скажут.
     - Я не могу просто сидеть и пьянствовать или смотреть телевизор. Я же
свихнусь.
     - Не исключено, что именно  этого  они  и  добиваются.  Мне  кажется,
власти предпочитают отделаться от вас  навсегда.  Вы  загадочный  человек,
человек, действия которого нельзя предугадать.  Они  не  уверены,  что  вы
снова не захотите  изменить  свою  личность.  И  они  опасаются,  что  эта
личность может представлять для них опасность.
     Она улыбнулась и продолжала:
     - Ведь что ни говори, у властей достаточно  примеров  для  оправдания
опасений. Мне действительно очень жаль. Вы хотите, чтобы я  посоветовалась
с государственным защитником [назначается для неимущего лица] и  составила
прошение рассмотреть ваше дело?
     Кэрд взглянул на стенные экраны. Десять обращений уже ждали  очереди,
когда он начал  беседу  с  Мейзи.  Теперь  их  стало  тридцать.  Мейзи  не
выказывала нетерпения, но ее ждало столько дел.
     - Возможно, позднее, - ответил Кэрд. - Мне надо все обдумать.
     Он встал, в благодарном поклоне приложил руки к груди.
     - Спасибо за все, что вы сделали для меня.
     - Это мне в удовольствие, - ответила Мейзи. - Не отобедаем ли  вместе
вечером в восемь?

                                   32

     Несомненно она была красотка. Среднего роста, стройная, с  вьющимися,
черно-угольными волосами, большими, брызжущими жизнью, черными  глазами  и
гладкой депигментированной цвета нефрита кожей. Привлекательная  и  весьма
честолюбивая женщина, она изучала  эродинамическую  психологию,  добиваясь
степени магистра искусств. К чему  ей  интересоваться  каким-то  вииди,  у
которого перспектива войти в высший класс ничтожна мала? Так она  говорила
себе. Но он был загадочной личностью, а значит - увлекателен.
     - У меня ни с кем нет сейчас близких связей. А товарищ по квартире по
моей просьбе съехал.
     - Не стану ли я помехой в вашей карьере? Она рассмеялась.
     - Я же не сказала, что приглашаю  вас  поселиться  у  меня.  Потом  -
откуда вы взяли, что можете спутать мне карты?
     - За вами станут  следить,  продолжающееся  тесное  общение  со  мной
придется не по нутру властям.
     - Позвольте мне самой об этом побеспокоиться. За обед платила  Мейзи,
а проходил он в ресторане высшего класса на 34-й улице.  Кэрд  узнал,  что
она прежде пела здесь и потому  сейчас  встретила  особое  гостеприимство.
Молодой, Мейзи была  членом  группы  акробатов.  Не  видел  ли  он  ее  по
телевидению? Кэрд покачал головой - нет. Она взяла себе первые два  имени,
когда  ей  исполнилось  двадцать.  Каждый  мог  изменить  свое  имя,  коль
пожелает,  зарегистрировав  его  в   соответствующем   учреждении.   Номер
идентификационной карты  оставался  прежним.  Она  выбрала  Эмейзин  Грейс
[Amazing grace - потрясающая грация (англ.)] - так называлась  ее  любимая
песня да и сами по себе имена привлекали внимание.
     - После того как вы обратились ко мне  за  консультацией,  -  сказала
Мейзи, - я конечно же изучила ваши биографические данные  и  узнала  много
интересного. Одной из ваших личностей был Уайт Бампо  Репп,  телевизионный
сценарист и продюсер. Вам известно, что писательство -  одно  из  немногих
занятий, не требующих школьного образования?
     - Нет.
     - Никогда до того не слышала  о  писателе,  у  которого  не  было  бы
высшего образования. Это был  первый  пример.  Занятия  искусством  как-то
проскользнули сквозь эти условия. Вы  можете  быть  певцом,  композитором,
музыкантом, художником, скульптором, поэтом или, наконец, писателем - и не
иметь свидетельства  об  окончании  средней  школы.  Наверное,  изначально
творцы  законов  сочли  это  совсем  не   обязательным.   Нельзя   обучать
искусствам, не будучи доктором философии, но заниматься ими -  пожалуйста.
А вот бармен обязан окончить школу  непременно.  К  сожалению,  вам  будет
очень нелегко заняться сочинительством для телевидения. Вы  же  не  можете
представить им резюме Реппа. И  во  всяком  случае  -  не  были  писателем
Вторника. Если вы сумеете  передать  какие-нибудь  сценарии  на  суд  этих
выскочек и работы им понравятся, эти зазнайки все  равно  не  наймут  вас.
Власти не замедлят сообщить, что вы персона нон грата. А... нет ли  у  вас
голоса? Достаточно приличного, чтобы получить работу певца?
     - Ничего похожего на "достаточно приличный".
     - А другие художественные способности в любой области?
     - Никаких. Мейзи сделала маленький глоток вина, чуть прищурилась.
     - У меня есть идея. Я  набралась  смелости  и  обратилась  по  вашему
поводу к вице-президентам  нескольких  телеканалов.  Эти  ребята  выразили
заинтересованность. Но они дали ясно понять, что принять  вас  в  штат  не
смогут. Но, повторяю, им понравилась мысль создать мини-сериал, основанный
на вашей жизни. Вы приобрели огромную известность, и они  не  думают,  что
правительство станет оказывать на них давление с целью замалчивать историю
вашей жизни. Вы ни на что не сможете влиять, но  вам  хорошо  заплатят  за
право использовать тему сценария. Вы привлечете такое широкое  внимание  и
поддержку общественности, что законодатели вынуждены будут принять  нужный
вам специальный акт.
     Кэрд почувствовал к Мейзи какую-то смесь гнева и восхищения. Она ведь
была столь занята. И все это успела проделать еще до их первой встречи.
     - Если я соглашусь с этим, - сказал Кэрд, - телевизионщики представят
меня в любом свете - в каком вздумается. Я догадываюсь - в каком. Все  мои
действия преподнесут как криминальные, а в конце несомненно заставят  меня
выказать социально приемлемое покаяние и сожаление. В сценарии не будет ни
строчки, которую можно было бы истолковать как  антиправительственную.  Ни
слова о мошенничестве, коррупции, жестокости властей.
     - Все будет представлено так, чтобы вызвать  у  зрителей  симпатии  к
вам, чтобы он мог отождествить вас с персонажем. Вас изобразят  искренним,
но  заблуждающимся.  А  последнее  изменение  личности  -  как  отказ   от
предыдущей. Это станет актом самоотречения, жертвоприношением,  сделанным,
чтобы отрезать себя от прошлого. В финале вы  предстанете  добропорядочным
гражданином Кэрдом.
     - Я и есть такой, - проговорил он. - Но мне  не  нравится,  что  меня
собираются изобразить в искаженном свете - как в чистом виде  преступника.
Правительство все равно не перестанет преследовать меня. Оно  не  позволит
мне стать таким, каким оно якобы желает меня видеть и  каким  я  сам  хочу
стать.
     - Не в этом беда, - сказала Мейзи. - Я имею в виду сценарий, когда он
будет  написан.  Я  придумала   великолепный   ход:   вы   должны   будете
комментировать рассказ - перед каждой серией  поясняющие  субтитры  и,  по
необходимости, в течение действия. Таким образом мы сведем  на  нет  любое
вмешательство правительства.  Разумеется,  его  точка  зрения  тоже  будет
отражена, но ее воздействие окажется минимальным. Я...
     - ...обдумала великолепную идею - закончил Кэрд. -  Это  звучит  так,
будто вы уже работаете для телевидения.
     - Натурально. Работаю, - согласилась Мейзи. -  Вы  знаете,  я  иногда
слишком разбрасываюсь. И еще одно. Я... не говорила вам? Забыла. Так много
надо было  сказать.  Меня  пригласили  работать  над  этим  проектом,  его
поддержали... проект. И я...
     Кэрд поднялся, складывая салфетку и кладя ее на стол.
     - Вы используете меня! Вот чем объясняется этот обед, вот  почему  вы
по сути пригласили меня в свою постель. И вы - омбудсперсона!
     - Эй! - воскликнула Мейзи озлившись. - Я стараюсь изо всех сил, чтобы
что-то сделать  для  вас.  Я  никогда  не  уклоняюсь  от  своих  служебных
обязанностей и не позволю вмешиваться в мои дела. Не забудьте это!  Но  ни
один закон  не  запрещает  мне  зарабатывать  дополнительные  кредиты  или
попробовать себя в новом деле. Эта телевизионная затея слишком  интересна,
чтобы от нее отказаться. Кроме того, я думаю, писать сценарии - подходящее
для меня дело. Для этого  не  нужен  большой  талант,  вы  же  знаете.  Не
забывайте еще, какую пользу все это принесет вам.  Проект  может  изменить
всю вашу жизнь к лучшему!
     - Несомненно он изменит вашу. Благодарю за обед.
     Кэрд вышел. Но не без некоторой досады.  Ведь  она  -  специалист  по
эродинамике, знает все, что только можно знать о  технике  соития.  Однако
сожаления быстро прошли. Мейзи не любила его, наверно, он и не нравился ей
вовсе, а потому  она  не  могла  дать  ему  одного,  что  имеет  для  него
определяющее значение.
     Прошло девять субдней - и появилась пробная  [обычно  демонстрируется
для привлечения рекламодателей] двухчасовая серия фильма из семи частей  -
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ПОТРЯС МИР.
     Кэрда это не застало врасплох:  фильм  рекламировался  уже  субмесяц.
Кэрд узнал, что телебоссам вовсе не требовалось его разрешение - они могли
сколько угодно изображать его. Подлинный Кэрд и его последующие личности -
Тингл,  Дунски,  Репп,  Ом,  Зурван,  Ишарашвили   и   Дункан   более   не
существовали. Вопрос об  их  согласии  на  воплощение  в  фильме  даже  не
возникал. Финальная часть - о новом Кэрде - была совсем не  драматической.
Ее составили из лент, отснятых, когда он был в институте реабилитации:  за
едой, во время физических упражнений или бесед с пациентами и гэнками. Все
это  сопровождалось  закадровыми  голосами   всевозможных   комментаторов,
психологов, репортеров и правительственных чиновников. Откопали  и  ленты,
на которых он был заснят после возвращения в Манхэттен. Он  и  не  знал  о
них, но особо не удивился.
     Хотя Кэрд и убеждал себя, что ничего, кроме злости и потери душевного
равновесия, от этих просмотров не испытает, любопытство взяло  верх.  И  в
итоге он был рад, что заставил себя посмотреть фильм. Во многих отношениях
он так же мало знал  о  собственной  персоне,  как  и  обычный  гражданин.
Единственный способ определить, в каких случаях шоу  уходит  от  правды  -
сравнить подозрительные фрагменты с документальными лентами этих  событий.
Поскольку по большей части ленты  состояли  из  кратких  съемок  эпизодов,
особенно сопоставлять Кэрду было не с чем.
     По правде говоря, он узнал больше, чем предполагал. Очевидно, деятели
из телеканала получили доступ, разумеется, с разрешения правительства,  ко
многим официальным отчетам. Так, показали воспроизведение  его  побега  из
считавшегося   неприступным   института   реабилитации.   В   комментарии,
предшествовавшем этой части, утверждалось,  что  сцены  на  сто  процентов
соответствуют действительности. "Так вот как я  это  сделал",  -  бормотал
Кэрд.
     Вместе со зрителями Кэрд испытал глубокое волнение, когда он - будучи
Сен-Джорджем Дунканом - умыкнул стоунированную Пантею Сник, спрятанную  на
складе  в  Нью-Джерси.  И  восхищался  собственной  ловкостью  -  сюжет  с
проникновением в лабораторию вблизи  прибежища  беглых,  где  ему  удалось
вырастить в специальной ванне своего двойника и,  предварительно  умертвив
его, оставить двойника в лесу. Там он был обнаружен гэнками, и  погоня  за
ним тогда временно прекратилась: власти поверили, что он мертв.
     Однако ни слова не прозвучало о мошенничестве, лживости и продажности
высших чинов в иерархии. Негодяями объявлялись лишь  все  члены  различных
подрывных организаций, умудрившиеся пролезть  на  высокие  посты,  включая
ныне покойного Мирового Советника Дэвида Джимсона Ананду.
     Частично шоу состояло из лент, снятых во время совещаний органиков  в
пору самой бешеной  охоты  за  Кэрдом.  Он  нашел  их  интересными.  Такие
материалы впервые  демонстрировались  публике.  Они  не  только  позволяли
получить представление о методах гэнков и их провалах на его примерах,  но
и держали зрителя в напряжении, хотя конец ему был известен.
     Актер, игравший Кэрда, исключительно походил на него, а  все  потому,
что  это   был   вовсе   не   актер,   а   компьютерное   воспроизведение,
смодулированное на основе реального лица. Таким же способом имитировали  и
Сник.
     Последняя часть заканчивалась совсем не так, как говорили Кэрду.  Это
была фантастическая сцена: восемь его имитаций собрались в одной комнате и
беседуют между собой. Потом они спорили, временами ожесточенно, о том, что
они  затевали  сделать  и  почему  стрелки  отклонились  в  антисоциальную
сторону. В заключение все сошлись на том, что их  обманули.  Они  считали,
что борются с правительством, а обернулось так, что они  воюют  с  другими
преступниками - ничтожной кучкой чиновников, которые  стремились  к  более
высокому  статусу  и  власти  и  использовали  незаконные   средства   для
достижения этого.
     Все было весьма убедительно, но Кэрд не  верил  ничему.  Его  терзала
мысль,  что  истинный  Кэрд,  который  предположительно  знал  правду,  не
согласился бы с такой трактовкой.
     Хотя комментаторы ничего не говорили о конечных  революционных  целях
действий Кэрда и его товарищей, любой разумный зритель раскусит их скрытый
смысл. Заслуга Кэрда в том, что общество уже никогда  не  станет  прежним.
ФЗС, анти-ТИ, публичные  требования  разрушить  систему  Новой  Эры  с  ее
законом - жить один день в неделю - все это благодаря Кэрду.  Его  следует
объявить героем. Скульптуры в его честь надо поставить на людных площадях.
     Показ серий окончился без пятнадцати минут два. О том, что это  время
было выбрано продюсерами и правительством не  случайно,  Кэрду  подумалось
сразу же, когда объявили о важном сообщении.
     Появилась  Зухен  -  старый  его  недруг.  Она  выглядела  серьезной,
сдержанной,  хотя  считалось  обязательным,  чтобы  телевизионный  ведущий
улыбался, даже объявляя  о  худшей  из  катастроф.  "Граждане!  Экстренное
сообщение чрезвычайной  важности!  Не  отходите  от  экранов!  Только  что
Мировой Совет  объявил,  что  изменение  системы  состоится!  К  нему  уже
приступили! С этого исторического момента - Вторник, в 8:48, Д4-Н4,  Месяц
Свободы - мир повернулся кругом! ПЕРЕХОД К НОВОЙ СИСТЕМЕ НАЧАЛСЯ!"
     Еще  показывали  многое,  включая  интервью   с   Первым   секретарем
Муньягумбой - человеком, выдвинувшим идею, которая убедила Мировой Совет в
возможности Перехода.
     Кэрд еще минуту послушал и отключил экран.
     Готовясь вздремнуть несколько часов до стоунера, Кэрд  думал  о  том,
что события  покажут,  окажется  Муньягумба  в  конце  концов  героем  или
злодеем. Он еще может горько пожалеть, что украл мою идею.

                                   33

     Мировой Совет так оперативно огласил  пятидесятисублетний  план,  что
Кэрд понял: правительство давным-давно обсуждало Переход  и  разрабатывало
пути его выполнения. Теперь, когда блестящая  идея  Муньягумбы,  казалось,
решила или по меньшей мере облегчила проблему, Мировой  Совет  обнародовал
планы, которые с коих пор хранил как секретный материал в банке данных.
     Проекты сокращения определенных лесных массивов, разбивки земель  под
фермы, строительство дорог, каналов, домов, заводов,  аэропортов  и  сотен
других  необходимых  объектов,  посыпались  из  компьютеров.  Сколько  дел
выполнят те, кто стоунированным пылится на складах, сколькими  машинами  и
работами станут они управлять! А если добавить к ним совсем не  занятых  в
материальном  производстве   и   граждан,   занятых   частично,   да   еще
добровольцев!
     Кэрд сознавал, что как гражданина, не имеющего  работы,  его  однажды
насильно  заставят  трудиться.  Как-то  утром  Кэрд,  встав  с  постели  и
направляясь на кухню, услышал с настенного экрана уведомление  явиться  за
инструкциями. На кухне сидела за столом и пила кофе  Лотус  Хиат  Ванг,  в
чьей квартире он теперь проживал. Она  служила  в  магазине  -  там  он  и
познакомился с ней, когда покупал зонтик.  Это  была  высокая  брюнетка  с
голубыми  (депигментированными)  глазами  -  весьма  привлекательная.  Она
частенько предавалась грустным размышлениям о причинах  невнимания  к  ней
родителей. А еще ей требовались постоянные подтверждения неизменности  его
чувств к ней. И она  в  самом  деле  нравилась  ему,  несмотря  на  частые
состояния разочарования и раздраженности.
     Она безмолвно сидела, когда он вошел. Кэрд  вздрогнул,  полагая,  что
Лотус опять в дурном настроении. Но совсем не  он  или  ее  родители  были
причиной печали на лице  Лотус.  Всему  виной  сообщение  на  экране.  Она
отключила зудящий сигнал, однако буквы оставались оранжевыми - то  делаясь
ярче, то тускнея.
     Кэрд прочитал текст.
     - Я так и знала! Нас обоих заставят отправиться в какое-нибудь  дикое
место! А я не желаю!
     - Мы будем вместе.
     - Ты и твой е... оптимизм! - вскричала  Лотус.  -  Полианна  [героиня
одноименной  повести   американской   писательницы   Кэтрин   Энн   Портер
(1890-1980), символизирует неисправимый оптимизм] с членом!
     - Взгляни на  ситуацию  с  другой  стороны.  Это  же  приключение,  -
спокойно говорил Кэрд. - Оплаченный отпуск и работа, которая не даст  тебе
скучать. Подумай, сколько красивых мест ты увидишь, встретишь новых людей.
Ты же жаловалась, что твоя работа продавщицей очень утомительна. А ты ведь
сможешь  управлять  огромным  бульдозером.  Подумай,  какая   мощь   будет
подвластна  твоим  рукам.  Вообрази,  что  ты  делаешь  лепешку  из  своих
родителей огромными стальными гусеницами.
     - В самом деле, - сказала Лотус, свирепея. - Тошнит от твоих речей.
     Он налил себе кофе и присел за стол.
     - Только тошнотворных людей тошнит от других.
     - Тошнотная поговорка.
     Кэрд пожал плечами, погладил ее руку. Он был переполнен  сочувствием,
и Лотус, несомненно, напитывалась им. Иногда же она  отталкивала  его  как
зонтик воду. Лотус очень возмущалась, что Кэрд торчит дома и не  работает.
Ему надоело объяснять, что это не его вина.
     - Ты должен отправляться и найти какое-то дело, за которое платят,  -
обычно отвечала она.
     Тем не менее в выходные дни Лотус почти всегда  была  оживленной,  не
прочь позабавиться в постели, а уж сексуальна - как сиамская кошка в  зной
- если ей опять не вспоминались родители. Ей льстило  делить  квартиру  со
знаменитым, хоть и безработным, человеком. Его узнавали даже в Центральном
парке, когда они выбирались на пикник; люди обычно подходили поговорить  с
ним. Она сияла в отраженном свете.
     В следующий Вторник Кэрд и Ванг  подтвердили  через  экран  получение
сообщения. Они дали команду экрану сделать распечатку своего уведомления -
на тот маловероятный случай, не будь оно зарегистрировано в  банке  данных
Департамента специального найма - ДСН.
     Прошло шесть субнедель -  они  получили  извещение  лично  явиться  в
здание ДСН на углу Хьюстон и  Вуменвэй.  Лотус  позвонила  своему  шефу  в
магазин и сообщила, что не сможет завтра прийти на работу. Тот заявил, что
в ДСН ей следовало бы обратиться в  свой  выходной  день.  Это  разъясняли
только что появившиеся правила. Лотус передала ему распоряжение ДСН, и шеф
обещал, что позже перезвонит ей. Через полчаса, красный  от  волнения,  он
выполнил обещание. Он крупно повздорил с чиновником из  ДСН.  Шеф  сердито
сообщил Лотус, что ей придется взять увольнительную. Он пытался  напомнить
мерзавцу из ДСН  о  правилах,  но  этот  сукин  сын  холодно  заявил,  что
департамент  может,  если  того   требуют   обстоятельства,   игнорировать
инструкции.
     - Этот негодяй никак не мог согласиться, что  ДСН  ошибся,  -  сказал
шеф. - Знает ведь подлец, что промашка вышла, да покрывает себя и твердит,
что можно отклоняться от порядка. Я еще запрошу устав департамента,  тогда
посмотрим, не лжет ли этот паршивец.
     Позже шеф позвонил Лотус и сказал, что никаких оснований  для  отмены
правил ДСН нет. Но он поостыл, слишком хлопотно воевать с  высокомерием  и
тупостью ДСН. Да еще заработаешь неприятности, хотя и законность  и  права
на его стороне.
     Кэрд и Ванг явились в ДСН в восемь утра, как и  сотни  других.  После
часа ожидания их проводили в просмотровую комнату. Учебную ленту,  которую
им показали, с тем же успехом можно  было  передать  им  в  квартиру:  при
демонстрации не присутствовал никто, кто мог ответить на вопросы.
     В автобусе по пути домой Кэрд сказал:
     - Как гладко  начинается  Переход.  Прекрасно  организовано,  никаких
грубых просчетов, никакой путаницы.
     - Я же тебе говорила, что начнется сплошная кутерьма.
     Лотус больше не продолжала, а он благоразумно промолчал.
     Этим  вечером,  когда  они  с  Лотус  сидели   в   "Семи   мудрецах",
внушительная вииди по имени Квигли выпускала  пар  около  их  стола.  Ноги
широко расставлены, глаза красные. Глотая слова, она шипела:
     - Ты, великий революционер, ослиная задница, виноват во всем этом!
     - В чем? - мягко  спросил  Кэрд.  -  Признаться,  я  не  считаю  себя
революционером.
     - Не пытайся выливать на меня дерьмо от всех твоих  персон!  -  орала
Квигли. - Если бы не ты, мне не надо было бы отправляться в дебри Хобокена
и сложить там свою задницу. Я могла бы жить, как мне нравится. Так нет  же
- ты устроил мне веселенькую жизнь!
     - Это правительство - не я.
     - Конечно! Вали все на правительство! Вали!
     Всего лишь несколько минут назад зычный  глас  Квигли  разносился  по
бару: она громила правительство. И вот вдруг злодеем обернулся он.
     Кэрд не успел возразить - от сильного прямого удара кулаком в лоб  он
свалился со стула. Упал он тяжело, почти теряя сознание, несколько  секунд
оставаясь недвижным. Острым носком туфли Квигли ткнула  Кэрда  под  ребра.
Лотус, пронзительно визжа, ударила  пивной  бутылкой  по  большому  рыжему
затылку Квигли. Та пошатнулась, но  устояла  и  ответила  Лотус  ударом  в
челюсть. А затем возникла пошлая драка, какая обычно  таится  за  кулисами
таверны вииди, готовая выйти под  огни  рампы.  Кэрд  еще  лежал  бессилен
вступить в схватку, когда появились гэнки. Он не нанес ни одного удара, но
его арестовали вместе с другими. Кэрд не оказал никакого  сопротивления  и
потому отбыл в тюремном фургоне в обществе самых миролюбивых  нарушителей.
Квигли и  пару  ее  дружков  оглушили  легкими  лучами  и  стоунированными
доставили в участок.  Кэрд  и  Лотус  отделались  нотацией  судьи,  легким
испугом и обещанием наблюдаться три дня у  психолога.  Квигли  же  нанесла
оплеуху судье, пытаясь опять напасть на Кэрда. Ее оглушили и  отправили  в
тюрьму.
     - Теперь мне  придется  опять  отпрашиваться  с  работы  -  ходить  к
психиатру, - ныла Лотус по  дороге  домой.  -  Надеюсь,  ничего  подобного
больше не произойдет.
     - Сдается мне, я становлюсь излишне популярным.  Таких,  как  Квигли,
хватает. Они готовы поносить кого угодно, а я всегда под рукой.
     Поскольку  он  был  героем  местных  жителей  -  ему  и  быть  козлом
отпущения. Неприязненные взгляды и брюзгливые  оскорбления  стали  обычным
делом. Вскоре Кэрд прекратил посещение  "Семи  мудрецов"  и  нашел  другую
таверну. Лотус при этом жаловалась, что  скучает  по  привычному  месту  и
друзьям. Но и в другой таверне  он  встретил  такой  же  прием  тех,  кого
отобрали  для  выполнения  проекта  Хобокен.  В  итоге  Кэрд  теперь  чаще
прикладывался к спиртному дома, что очень огорчало Лотус. В конце концов с
плачем и воплями о том, что он никогда не любил ее, она выдворила его.  Ее
жизнь стала адом с тех пор, как он поселился с  ней.  Оба  заявления  были
далеки от правды, но Кэрд не спорил.  Он  нашел  холостяцкую  квартирку  в
Западном районе.
     Кэрд часто видел Лотус. Избежать  встреч  не  удавалось  -  ведь  они
посещали общие занятия, и ему опять приходилось терпеть ее упреки. Если бы
он действительно любил ее, говорила Лотус, он бы  так  просто  не  уходил,
когда она выставляла его вон. Он бы  возражал,  упрашивал  ее,  убеждал  в
искренности своих чувств. Она хандрила, была совершенно  несчастна,  когда
он ушел. Но не желает его возвращения.
     - Тогда нам лучше не разговаривать, - заметил Кэрд и двинулся прочь.
     - Правильно! - кричала Лотус ему вслед. - Отвергай меня, негодяй!  Ты
никогда не любил меня! Я всегда это знала!
     - Почему они клянут меня? - спросил он психолога Адриана  Кус  Хафиза
на последнем приеме. - Ведь не я вызвал Переход.
     - О да, именно вы, - сказал Хафиз. - Если бы не  вы,  он  никогда  не
произошел бы.
     - Совершенно ясно, что правительство давно все задумало, -  продолжал
доказывать свое Кэрд.
     - Переход не начался бы так быстро, - уточнил доктор. -  Может  быть,
все оставалось бы по-прежнему долгие годы, не послужи вы катализатором.
     - Вы в самом  деле  испытываете  неприязнь  ко  мне?  Вам  правильнее
направить свой гнев против правительства.  Не  я  все  это  сделал.  Я  не
настоящий Кэрд. Не хочу даже, чтобы меня так звали. Я считаю себя Бейкером
Но Вили.
     - Вряд ли вам удастся  заставить  рядового  гражданина  почувствовать
разницу.
     - А вам, вам лично Переход причинил беспокойства?
     - Беспокойства -  черт  побери!  -  громыхнул  Хафиз.  -  Мне  велено
отправляться в Хобокен в качестве лагерного консультанта! Понимаете ли вы,
что это значит для меня и моей семьи? Представляете ли вы, что мы в  итоге
теряем? Нет, конечно: вы же вииди!
     -  Я  могу  пожаловаться  на   ваше   непрофессиональное   отношение,
враждебность и оскорбления, - сказал Кэрд. - Но я не стану  этого  делать.
Мои соболезнования!
     Переход продвигался не быстро.  Лишь  через  четыре  субмесяца  Кэрду
сообщили, что ему надлежит  явиться  для  обучения  в  качестве  официанта
столовой в Бруклин Форест Парк. О требовании иметь среднее образование для
этой работы позабыли. Четыре субнедели ежедневно  он  переезжал  автобусом
ДСН через мост Вашингтона на север к  месту  обучения.  Памятная  доска  у
ворот гласила, что в древние времена в этом месте  располагался  Госпиталь
Ветеранов  Соединенных  Штатов.  Под  неотступным  контролем  Кэрд  неделю
прислуживал за обедом за длинным  деревянным  столом  в  огромном  сборном
бараке. За едоков выступали роботы,  запрограммированные  вести  себя  как
обычные посетители столовой. Тот, кто задавал программу, был  или  большим
шутником или не очень хорошо думал о людях. Человекообразные  машины  были
зверски голодны, беспредельно требовательны и неотесанны.  Они  "нечаянно"
били стаканы и кувшины с  водой  и  апельсиновым  соком,  роняли  пищу  на
одежду, на стол, на пол, при этом громко рыгали  и  издавали  непристойные
рулады.  А  как  громко  выкрикивали  они  жалобы  на   медлительность   и
небрежность обслуживания.
     Почему лагерь был открыт здесь, а  не  в  районе  Хобокен,  Кэрд  так
никогда и не узнал. Так же, как он не мог уразуметь, зачем  он  должен  по
восемь часов в день двадцать восемь дней подряд долбить  то,  что  он  мог
усвоить за пять часов или быстрее.
     Кэрд с нетерпением ждал встречи с реальными человеческими существами,
но когда это произошло - понял, что и люди вполне могли сойти за  роботов.
Люди, хвала Господу, не пердели как роботы, но были еще  требовательнее  и
еще чаще и громче жаловались  и  совсем  не  уступали  своим  механическим
двойникам в неряшливости и отвратительных манерах. Сначала  Кэрд  объяснял
это тем, что большинство обедающих  составляли  вииди.  Затем  с  течением
времени обнаружил, что преобладали здесь представители "высшего класса", а
не вииди. Дело приняло совсем худой оборот, когда столующиеся узнали,  что
он - Джефферсон Кэрд - тот самый  человек,  которого  они  кляли  за  свое
изгнание. Они ругали его за все, что бы  он  ни  делал,  и  не  переставая
оскорбляли. В конце третьей недели на него напали.  Мужчина,  беспрестанно
жаловавшийся на качество пищи (совсем без  оснований,  как  считал  Кэрд),
поднялся из-за стола и с силой швырнул тарелку с мясом и  овощами  в  лицо
Кэрду, а затем ударил его кулаком в живот.
     Кэрда  совсем  не  утешили   ни   немедленный   арест   драчуна,   ни
последовавшее заключение его в тюрьму. Два дня  он  провел  на  больничной
койке.  Более  того,  кроме  одного  санитара,  Роберта  Ги  Снавки,  его,
казалось, невзлюбил и отвергал весь больничный  персонал.  Снавки  сообщил
Кэрду: он слышал, что в новом  создаваемом  корпусе  дестоунирования  есть
вакансии. Снавки  советовал  Кэрду  обратиться  туда.  Кэрд  сомневался  -
удастся ли ему избежать  подобной  неприязни  работников  корпуса.  Однако
работа сама по себе должна быть интереснее официантской.
     Иногда Кэрд посредством экрана разговаривал с Ариэль. Он поделился  с
нею своими заботами  и  сказал  о  желании  перейти  на  работу  в  корпус
дестоунирования.
     - Было время, когда я бы, наверно, с презрением отверг  использование
знакомств для получения работы, - сказал Кэрд. - Но я теперь более  трезво
смотрю  на  вещи.  Твой  муж  занимает  довольно   высокое   положение   в
Департаменте физического воспитания. Как ты думаешь,  мог  бы  он  сделать
доброе дело?
     - Он поможет, если будет знать, что им станут восхищаться, -  сказала
Ариэль.
     Через субнеделю она позвонила отцу.
     - Важные новости! Моррис использовал все свое влияние,  ему  обещали,
что твое  заявление  будет  удовлетворено.  Вопрос  в  руках  генерального
комитета.  У  них  у  всех  межвременные  визы  -  необходима  оперативная
координация решений разных дней; женщина, с которой знаком Моррис - он  не
хочет,  чтобы  все  знали  ее  имя  -  поможет  тебе  попасть   в   корпус
дестоунирования.
     Заявление Кэрда было  принято,  но  ни  связи  Морриса,  ни  хваленое
быстродействие компьютеров не могли  убыстрить  ледниковую  медлительность
бюрократической машины. Через два субмесяца Кэрду  сообщили,  что  просьба
удовлетворена. Ему необходимо явиться в  лагерь  в  Нью-Джерси  через  три
субнедели, отсчитывая от даты принятия решения. Ездить  туда  каждый  день
было далековато, и Кэрд приискал себе жилье в лагере. Оно оказалось совсем
рядом  с  хранилищем,  из  которого   он,   будучи   Дунканом,   освободил
стоунированную Сник. Ему было это невдомек, пока Ариэль не рассказала  все
в очередной вечерней беседе на расстоянии  по  Вторникам.  После  обучения
Кэрд работал непосредственным надзирателем. Его задача  -  принять  нового
дестоунированного человека и провести его через весь период адаптации. Это
было увлекательно, но часто выводило из душевного равновесия. Из цилиндров
забирали лишь физически  здоровых  и  достаточно  молодых.  Все  это  были
преступники с разной тяжестью содеянного. Некоторые хранились здесь тысячу
облет  в  ожидании  изобретения  психологических  или  химических  методов
лечения, которые гарантировали бы исправление. Но сейчас не  было  речи  о
терапии - им предстояло работать на благо Органического Содружества Земли.
Притом работать каждый день! Правительство  решило,  что  дестоунированные
рабочие и их надзиратели не будут стоунироваться шесть дней в неделю.
     Не просто было объяснить некоторым "оживленным", что произошло. Когда
до них все доходило, им говорили, что, если они не  желают  участвовать  в
Переходе, их снова отправят в хранилище. Ежели они действительно  выбирают
работу, их простят через пятнадцать сублет. Потом, при условии  примерного
поведения, они станут полноправными гражданами.
     В хранилищах покоились пять миллиардов человек. Из них почти миллиард
- здоровые, в здравом уме и достаточно молодые, чтобы  быть  рабочими.  Из
этого  следовало,  что,   пусть   и   при   медленном   течении   процесса
дестоунирования,  население  Земли  возрастет   почти   на   миллиард   за
последующие пятнадцать облет. Давая себе отчет  в  том,  что  такая  масса
"новых"   людей   сильно   напряжет   жизненные   ресурсы    и    окажется
неконтролируемой,  правительство  собиралось  оживить   лишь   около   ста
миллионов. Это по преимуществу незлостный криминал, а также стоунированные
за преступления на сексуальной почве.
     - Сто миллионов сумасшедших! - высказался босс Кэрда. - Их бы держать
в лагерях за  высокими  стенами  да  с  вооруженной  охраной.  Не  то  они
разбегутся по лесам. Ведь не хватит людей ловить их. Одна  лишь  охрана  и
забота о них - уже черт знает что за морока!
     "Плохой оборот, - думал Кэрд. - Ведь те, кто  караулит  и  обучает  и
обслуживает дестоунированных, также по существу становятся заключенными".
     - Вокруг лагерей будет проволочное  заграждение,  -  сказал  босс.  -
Представляете, уже тысячу лет не было лагерей за колючей проволокой!
     Многие из дестоунированных не собирались делаться рабочими - это Кэрд
знал. Их отправят назад, в цилиндры, а других освободят -  пусть  попытают
счастья.
     Один из подопечных Кэрда,  Майкл  Симон  Шемп,  был  весьма  циничный
молодой человек.
     - Да, они обещали нам, что мы  освободимся,  когда  построим  все  их
новые города, - сказал он Кэрду. - Как  бы  не  так.  Когда  все  окажется
сделанным, нас опять засунут в стоунеры. Найдут объяснения.
     - Если вы верите этому, почему сразу не попросите стоунировать вас? -
спросил Кэрд.
     - Нет, что угодно, но только не это. Я так считаю.
     Что бы ни ожидало Шемпа и Кэрда  впереди,  они  более  не  кузнечики,
прыгающие через время. Они увидят каждый восход и заход, станут радоваться
естественному медленному росту цветка - от семени к стеблю - к бутону -  к
цветению - и никаких пропастей между посадкой и срезом.

                                   34

     В  обязанности  Кэрда  входило  наблюдать  и  оценивать  поведение  и
настроение подопечных. Если кто-то покажется слишком  опасным  и  упрямым,
Кэрду  надлежит  доложить  свою   оценку   старшему   офицеру   органиков,
ответственному за данную секцию. Сама идея, что он,  Кэрд,  может  послать
кого-то обратно в стоунер, была ему ненавистна.
     Шемпа выбрали для дестоунирования как профессионального строительного
рабочего. Приказам он подчинялся с  готовностью  и  улыбкой,  не  проявлял
никаких признаков непокорности, однако биоданные говорили о его  отчаянном
нраве. Судили Шемпа за убийство гэнка при аресте. Он не выдержал  процесса
реабилитации и угодил в стоунер. Шемпу тогда было двадцать шесть сублет, а
его единственный ребенок - дочь - родился одним субгодом раньше.  Она  еще
жива - ей восемьдесят восемь  сублет  -  и  является  гражданкой  Среды  в
Нью-Хейвене, округ Коннектикут. Сын ее мертв, а внук и один правнук  также
проживают в Нью-Хейвене.
     - Я бы хотел повидать их, - сказал однажды Шемп.
     - У вас нет на это никаких шансов, - ответил Кэрд. - Никаких  -  пока
вас не освободят как реабилитированного, а  лечение  ваше  начнется  после
выполнения условия: годы работы здесь.
     - Значит - никогда?
     - Я не могу этого сказать. Будьте реалистом. Для своей семьи вы чужой
человек. Никаких предпосылок  для  дружеских  отношений.  Кроме  того,  вы
преступник. Они будут испытывать неловкость.
     - Так или иначе, я собираюсь увидеть их.
     - Попытаетесь бежать?
     Шемп не ответил, но намерения его были очевидны. Но Кэрд  не  сообщил
про этот разговор. Он не доносчик, хотя это подразумевалось. Кэрд  пытался
отговорить Шемпа от этой идеи и, казалось, убедил  его.  По  крайней  мере
Шемп сделал вид, что смирился.
     Однажды Шемп не появился на утренней перекличке. Через пару часов его
доставили обратно из леса, где он брел в северном направлении. Кэрд понял,
что Шемпу имплантировали передатчик -  слишком  быстро  изловили  беглеца.
Кэрд подозревал, что  передатчики  носили  в  себе  все  дестоунированные.
Нарушение  закона.  Но  и  он,  надзиратель,  по  всей  вероятности  носит
передатчик в себе.
     Уже через полчаса после возвращения его в лагерь Шемпа,  несмотря  на
вопли, силой затолкали в цилиндр, стоунировали и  водворили  в  хранилище.
Кэрда вызвали на ковер к боссу.
     - Этот случай станет черным пятном на вашем  личном  деле,  -  заявил
Дональд Тирек Норманди. - Вы должны были предупредить нас о его намерениях
повторно совершить преступление.
     - Откуда мне было знать? -  оправдывался  Кэрд.  -  Шемп  никогда  не
говорил мне о желании убежать. Я предупреждал его, что побег невозможен.
     - Нам все известно. Шемпа проверяли под ТИ. На вопрос, делился ли  он
с вами планом побега, он ответил - нет. Если бы он ответил  утвердительно,
вас отстранили бы от работы и, очевидно, судили бы за укрывательство.
     Кэрд восстановил в памяти свой разговор с Шемпом.  Хорошо,  что  Шемп
сказал лишь, что собирается повидать своих потомков  -  "так  или  иначе".
Ведь люди под туманом дают буквальные ответы на вопросы.
     Норманди сказал: "Вы получите копию официального выговора. Но в целом
у вас хорошая репутация. Вы ладите с преступниками, они, вроде, любят вас,
хотя само по себе это может вызывать подозрения. Вы управляетесь  не  хуже
некоторых гэнков. Никакой  разницы.  Итак,  вы  направляетесь  в  Хобокен.
Работа здесь почти завершена. Будете делать там то же, что и  здесь,  пока
опять не опростоволоситесь".
     Через два субмесяца Кэрд сел в поезд вблизи от хранилища, затем  ехал
на машине, которая плыла в нескольких дюймах  над  направляющей,  движимая
вперед  электромагнитными  полями;  поля  создавались  цепью  внушительных
обручей, окольцевавших путь. Прибыл Кэрд на станцию назначения  минутах  в
двадцати езды до Хобокена. Вокруг почти везде шумели леса, но  однажды  он
проехал мимо обширного участка земли, расчищенного от леса - машины и люди
приступили к строительству нового города.
     Кэрду показали его жилье -  комнатенку  в  монстре-бараке,  затем  он
попал на краткий инструктаж. "Краткий" разговор растянулся  на  три  часа.
После ленча - групповая поездка в Хобокен и затем знакомство с  комплексом
хранилищ стоунированных людей в нескольких милях от него в западных лесах.
     Город имел  дневное  население  тридцать  пять  тысяч  человек  и,  в
основном, представлял собой четырехэтажное квадратное здание -  в  полмили
сторона - и доков. Хотя он располагался в лесах Нью-Джерси,  но  находился
под   юрисдикцией   штата   Манхэттен.   Планировалось   увеличить   город
горизонтально, чтобы он мог  вместить  триста  тысяч  жителей.  Горожанами
станут жители Пятницы штата Манхэттен - этот день определился  по  жребию.
Но иммиграция ожидалась еще не скоро.
     В одном из гигантских хранилищ Кэрд увидел  множество  других  групп,
которых водили меж рядов стоунированных. Глава группы провел  экскурсантов
по центральному проходу мимо сероватых тел, стоявших бок о бок, как  голые
солдаты на осмотре. В  центре  всего  этого  скопления  виднелась  большая
площадка. Здесь группа Кэрда встретилась с другой группой посетителей. Оба
руководителя объявили перерыв и беседовали между собой. Кэрд стоял, слегка
скучая в сторонке и разглядывал другую  группу.  Его  взгляд  выхватил  из
толпы женское лицо. Кэрд вздрогнул, словно в него попала  стрела.  Женщина
небольшого роста, брюнетка с симпатичным  лицом,  с  глянцевитыми  черными
волосами, коротко подстриженными под мальчишку. Будто на занемевших  ногах
Кэрд двинулся к ней.
     - Извините меня, - начал он, - вы не Пантея Пао Сник?
     Она открыла рот от изумления.
     - Джеф Кэрд!
     - Бейкер Но Вили - на самом-то деле. Но официально я Кэрд.
     - Да, я знаю. Ты застал меня врасплох.
     - Я не помню вас. Не помню по личному общению.  Но  я  видел  вас  на
лентах. Не знаю, должен ли я был подойти к вам. Я совсем  не  представляю,
как вы относитесь ко мне. Но...
     Кэрд удивился ее  действиям:  Сник  пригнула  к  себе  его  голову  и
поцеловала в губы. Освободив его из своих объятий, она сказала:
     - Я думала, что никогда больше не увижу тебя.
     - Ты тоже воспитатель адаптируемых?
     - Да.
     Несколько секунд длилось молчание. О чем они могли  говорить?  Он  не
участвовал в совместных с ней приключениях, кроме, разве,  второстепенных.
Но он чувствовал, как его притягивает к ней. Будь он способен на внезапную
страсть школьника, он посчитал бы себя влюбленным. Какая чушь,  однако.  И
все же его влекло к ней, как лосося инстинкт толкает в  верховье  реки  на
место нереста.
     Образ его мыслей, реакции скорее походили на юношеские.
     Почему нет? Ведь ему, если подумать, всего три субгода.
     А как отзывалась она? Каковы на самом деле их отношения? Были ли  они
любовниками?
     Он спросил, где она поселилась. Сник ответила, что она в секторе 3.
     - Совпадение! - воскликнул Кэрд улыбаясь. - Я в том же секторе! Какой
у тебя подблок?
     - Номер шесть.
     - У меня восемь - всего через два. - Он помолчал,  потом  спросил:  -
Можем ли мы встречаться?
     Она многозначительно взглянула на него.
     -  Ты  хочешь  поговорить  о  нас?  Тебе  любопытно  разузнать,   что
произошло?
     - Кроме всего прочего.
     - Ты выглядишь... кажешься... другим, - сказала Сник. - Лицо,  голос,
жесты - все то же. Но интонации, выражение  лица...  они  стали  мягче.  И
нечто еще... что это?
     Он ответил не сразу.  Будто  плотная  штора  в  комнате,  наполненной
ночным мраком, неожиданно поднялась, открывая яркую луну за окном - он был
ослеплен.   Время,   казалось,   уплотнилось.   Это    хрононы    внезапно
аккумулировались на нем, думал Кэрд. Хрононы? Кванты времени - аналогичные
протонам и гравитонам. Какое странное понятие. Все отныне пойдет  быстрее.
То, что скопилось  бесформенной  массой  -  по-видимому,  бесформенной,  -
сплющилось в острие копья. Кэрд слышал поступь бегущих ног, хотя  еще  миг
назад раздавались медленные шаги.
     Он собрался с силами и пробивал себе выход из тяжеловесности, которая
одновременно была и легкостью.
     Вода  была  тяжелой,  но  несла  невесомость,  подхватывая   дома   и
отбрасывая их прочь словно пузырьки. Он был сразу и тяжелым и легким.
     - Я не тот же человек.
     - Кто же ты?
     - Никто не изменялся так, как я.
     Сник сказала:
     - Ты любил  меня  или  это  лишь  казалось?  Ты  никогда  не  выражал
признаний. Я думаю, ты чувствовал, что я не влюблена в тебя.  Я  была  так
близка к этому чувству. И полюбила бы, только...
     - Только?
     - Ты... Я  восторгалась  твоей  храбростью,  твоей  решительностью  и
находчивостью. Всякий раз, когда они, казалось, вот-вот схватят  тебя,  ты
ускользал как горячее масло. Ты  был  открытым  и  чутким...  и  иногда...
привлекательным. Но у меня бывали ощущения, что ты не совсем... здесь... я
хотела сказать - не со мной. Наверно,  многие  никогда  ничего  такого  не
замечали. Но я остро чувствую подобные вещи. Каждый раз я верила, что  это
пройдет,  но  все  возвращалось.  Отстраненность.  Стена.   Поначалу   мне
казалось, что это ограниченность ума. Потом поняла - не так. Просто...  ты
был где-то в другом месте. Ты, наверно, и сам не ведал  про  то.  Но  я-то
знала. И это  решительно  меняло  дело.  Я  не  желала  связывать  себя  с
мужчиной, который как бы всегда окружает  меня,  иногда  приближается,  но
никогда не охватывает.
     - Думаю, теперь я смогу объять тебя, - сказал Кэрд.  -  Но  на  самом
деле - не знаю. Почему ты не хочешь дать мне шанс?.
     - Я хочу. Но может быть - слишком поздно. Если время не упущено - что
ж, два корабля иногда сцепляются и вместе  отправляются  на  дно  морское.
Право, звучит слишком по-боевому.
     - Это лишь метафора, - сказал он.
     - Из метафор состоит вся жизнь. Мы сами метафоры.
     - Что это значит?
     - Я так... - ответила Сник смеясь.
     - Мы пробиваемся по жизни, из всего творя сравнения  и  метафоры.  По
существу самой реальности мы не касаемся.
     - Откуда тебе знать? Ты так долго был с ней разлучен.
     - Это правда. Возможно - так.
     В открытую дверь до него донеслась музыка. Кто-то прокручивал ленту -
некий образчик того, что древние называли рок-н-роллом. Оригинальная лента
была обнаружена при раскопках и датирована 1220 годом Новой Эры, но  и  ей
предшествовало множество  перезаписей.  Историки  утверждают,  что  первая
запись относится примерно к 1988  году  Эры,  именовавшейся  Нашей.  Песня
называлась "Бродяга" и исполнялась группой  "Нейкид  Рейган".  Такой  жанр
музыки был  неизвестен  до  недавних  пор,  но  вот  теперь  обнаружены  и
переписаны   двадцать   образцов.   Вииди   и   подросткам   нравится   их
подстегивающий ритм  и  направленность  многих  песен  против  устоявшихся
принципов и правителей, хотя многое в песнях давно потеряло  актуальность.
Добропорядочному гражданину становилось от этой музыки не по себе, если не
сказать, что он полностью отвергал ее.
     Кэрду были симпатичны ритмы древней группы.  Рок-н-ролл  пульсировал,
как уплотненное сердце космоса перед самым его "большим  взрывом"  [теория
происхождения Вселенной] - разрушить себя, чтобы воссоздаться вновь.
     И сейчас,  опять  слушая  "Бродягу",  Кэрд  чувствовал,  что  хрононы
наращивались на нем, словно морские  ракушки,  еще  более  толстым  слоем.
Сквозь  них  пробивалась  мысль,  что  все  его  личности  были  обломками
кораблекрушения,  выброшенными  штормами,  бушевавшими  и  вскипавшими   в
глубине его самого Он пребывал в неполном круге, сам являл собой  круг,  в
котором кривые линии вот-вот должны встретиться и сомкнуться.
     Возможно, это было желание, вынесенное из  бездны  души  встречей  со
Сник. Как он мог распознать свои ощущения?
     К тому времени две  группы,  осматривавшие  хранилище,  смешались,  и
инспекторы поочередно начали свои пояснения.
     Группа прошла в дальнюю секцию хранилища.
     - Как вы помните, мы приступили к осмотру с последних  поступивших  в
хранилище и закончили самыми ранними, - сказала инспектор. - В этом здании
пятьдесят  тысяч  стоунированных,  из  которых  пять  тысяч  отобраны  как
потенциальные кандидаты в рабочие.
     Женщина монотонно излагала известные  вещи,  но  экскурсанты  обязаны
были выслушать ее рассказ. Кэрд пристроился где-то в задних рядах  группы,
стоял переминаясь с ноги на ногу, смотря по сторонам и слушая  вполуха.  В
стороне, чуть поодаль, тянулся ряд каменных пьедесталов, а на них - резные
колыбели и в каждой - тело  ребенка:  от  новорожденных  до  шестимесячных
младенцев. Кэрда охватило любопытство:  детская  смертность  столь  редкое
явление. Однако этим невинным существам  не  повезло  -  они  умерли  едва
появившись на свет.  Этот  ряд,  тянувшийся  по  хранилищу  насколько  мог
охватить   взгляд,   "принадлежал"    исключительно    малюткам.    Другие
стоунированные дети, которых Кэрд видел, уже стояли на обозрении на  своих
ногах. Он придвинулся к ближайшему ребенку в розовом чепчике  на  головке;
глаза малыша были закрыты. Тускло-серый цвет стоунирования, едва покрывший
румянец тела, очевидно, застал ребенка спящим.
     От этого малыша Кэрд шагнул к соседнему пьедесталу.  Дитя  в  голубой
шапочке, отделанной рюшем, тоже выглядело так, словно вот-вот проснется  и
запросит молоко или сменить пеленки.
     Кэрд размышлял о том, что же  вызвало  эти  Смерти.  Склонившись,  он
взглянул на идентификационную табличку, прикрепленную к пьедесталу.
     Он прочел имя.
     Казалось,  свет  переполнил  хранилище.  Кэрд  ослеп  от  обжигающего
светового излучения. Он закричал, а затем безмолвно навалилась темнота. Он
смутно почувствовал, что падает.  Казалось,  он  -  перышко,  подхваченное
ветром. Он был почти невесом.
     Имя мертвого и стоунированного ребенка было Бейкер Но Вили.

                                   35

     Как сквозь сон Кэрд на какое-то время ощутил высоко-высоко над  собой
потолок, расплывчатые лица, склоненные к нему, и доносящиеся словно сквозь
толстую изоляцию голоса. Он не различал слов, но  по  интонации  определял
вопросы и ответы людей. Постепенно и они смолкли. Концы круга соединились,
провода с положительными и  отрицательными  зарядами  соприкоснулись.  Шок
проскочил сквозь него и вывел его из мира настоящего времени и места. Кэрд
поспешно ускользнул от сегодняшних образов и звуков. Они исчезли, а с ними
- осознание их и всего нынешнего.
     В него вселился страх, сейчас он кричал, хотя ничего  не  слышал.  Он
падал. Нет - опускался столь стремительно, что, казалось,  падает.  Но  он
ощущал... мышцы? скользкую плоть?.. гигантской глотки,  охватывающей  его.
Его заглатывают.
     А сейчас его пережевывают, но почему-то  лишь  потом,  когда  он  уже
оказался переваренным. Он не только уходил вниз, но еще и возвращался.  Но
вот пережевывание прекратилось. Он существовал в  частях,  но  вот  и  они
взорвались. Куски, расчленяясь далее, вспыхивали  светом  темнее  черноты,
сквозь которую он пронесся.
     И тишина  и  мрак  сделались  частью  его.  Он  проглочен,  более  не
самостоятельное существо,  а  нечто  разрозненное.  Он  доля  безмолвия  и
темноты, а они - часть его. Но что-то  необъятное  и  чудовищное  толкнуло
объект, составленный из него самого и его непосредственного  окружения,  к
скале - он не видел ее, но ощущал. Звук и свет подавили безмолвие и мрак -
и он стал теперь собой, не заключенный более во что-то шаровидное.
     Он видел себя в огромном - от пола до потолка - экране.
     Там, в кровати, ниже его и над ним  был  Джефферсон  Сервантес  Кэрд.
Пяти сублет, единственный ребенок доктора Хогэна Рондо Кэрда, биохимика  и
Доктора Медицины, что бы ни означали  эти  титулы,  и  доктора  Алисы  Гэн
Сервантес, специалиста по молекулярной биологии, что бы это ни означало.
     Согласно настенному дисплею, светившемуся в темноте его  спальни,  он
проснулся в 3:12 утра Вторника. Вечером последнего Вторника он  отправился
спать и был помещен в стоунер. Затем нынешним утром его  дестоунировали  и
еще спящим переложили в кровать. В этот час его отец и  мать  тоже  должны
были спать. Но он вылез из кровати. Его мучила жажда и хотелось писать.
     Вставая, он тронул макушку головы большого  плюшевого  медвежонка  на
другой подушке, успокаивая его, что скоро вернется. Да и себя подбадривая.
Он вышел из спальни при сумеречном свете, доходившем из коридора. В  самом
коридоре было светлее. Совершив свое маленькое дело, он  бесшумно  спустил
воду в туалете, потом налил себе воды и напился. В коридоре, возвращаясь в
спальню, он услышал, как его тихо окликнули  из-за  полуоткрытой  двери  в
комнату стоунирования: Бейкер Но Вили.
     Джеф подошел к двери, но не решился войти. Он боялся недвижных  фигур
внутри цилиндров - мертвых людей, которые, однако, не  были  мертвы.  Джеф
редко входил в это королевство холода и оцепенелости  в  дневное  время  и
никогда после наступления темноты - лишь только отец или мать вносили  его
туда  спящим.  Случалось,  он  видел  очень  дурные  сны,  в  которых   он
пробуждался в гробоподобном ящике и не мог  выбраться  из  него,  а  толпа
полумертвых глазела на него сквозь окошко, немыми гримасами угрожая ему  и
жестами показывая, как они съедят его, если он вылезет из стоунера.
     Джеф был в ужасе от того, что не мог покинуть ящик, а если бы и  смог
- его разорвали бы на части  каменные  пальцы  взрослых  и  перемололи  бы
своими каменными зубами.
     Он рассказал этот сон родителям и психологу. Случаем про  Бейкера  Но
Вили он поделился только с матерью, взяв с нее обещание, что она никому не
расскажет. Очевидно, она не выдала психологу имя Бейкера Но Вили, но  было
невозможно, как объясняла она потом, не сказать психологу  о  воображаемых
товарищах его детских игр или, как  она  иногда  называла  их,  умственных
миражах.
     Джеф подозревал, что мать нарушила слово и назвала отцу имя Вили.  То
и дело отец  намекал,  что  ему  кое-что  известно.  Но  отец  никогда  не
признавался, что знает имя, а мать отрицала, будто рассказала эту  историю
отцу.
     Мать  предложила  назвать  этим  именем  мальчика,  который   однажды
появился из комнаты стоунирования; Джеф доверил ей эту тайну и сказал, что
не знает, какое имя дать мальчику. В эту пору мать  была  так  обеспокоена
"миражами" и фантазиями сына. Джеф никогда не спрашивал, откуда она  взяла
это имя и что оно означает.
     Сын более не посвящал мать в свои секреты:  он  чувствовал,  что  она
обманула его. "Бейкера не существует на самом деле. Ты придумал его, чтобы
компенсировать свою собственную чрезмерную стеснительность и  робость.  Он
твой брат-близнец - я имею в виду в твоем воображении - он еще и больше  и
сильнее и намного смелее, чем ты. Ты разыгрываешь свои фантазии, используя
его как действующего по твоему уполномочию защитника".
     Джеф  не  понял,  что  означают  все  эти  слова  -  "компенсировать,
чрезмерная, по уполномочию". Но он разыскал их в словарной ленте и выучил.
Мать правильно оценивала его. Он был излишне  застенчив,  его  задирали  и
обижали мальчишки в классе и более старшие, и  даже  девчонки.  Когда  они
обзывали и дразнили его и угрожали побить или вправду колотили, он  убегал
прочь. Джеф не любил школу, правильнее сказать - ненавидел ее  и  старался
как можно больше времени проводить в спальне. Здесь он учил по телевидению
свои уроки, смотрел развлекательные передачи или играл  с  "воображаемыми"
друзьями.
     Как и многие другие, Бейкер был очень худой, когда  появился  впервые
на белый свет, такой тоненький, что  лучи  проникали  через  него.  Но  со
временем Бейкер сделался более плотным и непрозрачным. Он  стал  таким  же
реальным, как ребята в школе, только значительно  более  приятным.  Другие
товарищи-"миражи" Джефа постепенно исчезали - остался один Бейкер.
     Бейкер не был плодом воображения. В том, что Бейкер не вымысел,  Джеф
был уверен, как в  собственном  дыхании.  Джеф  мог  потрогать  его  тело,
ощутить его основательность, его дыхание на своем лице.
     В некотором роде Бейкер был реальнее его однокашников. Играть  с  ним
так интересно; особенно радостно было, когда Джеф воображал, что  обидчики
находятся в его спальне и Бейкер всыпал им по первое число.
     Бейкер в кровь избил бы задир, если бы Джеф не остановил его.  Бейкер
здорово умел драться и не боялся никого и ничего.
     Сейчас он как раз появился из дверей и вошел в коридор. Казалось, его
фигура неясно нависает над Джефом - Бейкер был значительно крупнее.
     Бейкер почему-то был в уличной  одежде  -  не  в  пижаме,  как  Джеф,
которую он надевал перед сном. Он сказал:
     - Давай поиграем, Джеф. Мы можем сейчас делать что  угодно.  Хоть  на
улицу пойти. Дома никого нет.
     Джеф испугался.
     - Что, и папа и мама ушли?
     - Нет, глупыш. Они спят. Представим себе, что  вся  квартира  наша  и
можем вытворять в ней что пожелаем.
     Бейкер приложил палец к губам.
     - Но давай-ка потише, а то разбудим папу и маму.
     - Не знаю, - медленно проговорил Джеф, -  хотя  сердечко  его  сильно
колотилось от волнения.
     - Ну ладно, еще наделаем тут много шума, - сказал Бейкер. -  Давай-ка
смоемся на улицу, нас ждут приключения. Сейчас на улицах мало взрослых.
     - А мониторы? - вспомнил Джеф.
     - Кто следит за ними по ночам? - успокоил Бейкер. - Гэнки не  смотрят
за экранами, пока кто-нибудь не позвонит или не включится сигнал тревоги.
     - Да, возможно, - вздохнул Джеф. - Но если мы откроем входную  дверь,
папа и мама сразу же услышат сигнальный звонок.
     - Нет. Они же не знают, что нам известен код двери.
     - Да, но.
     - Трусишка! Маменькин сынок! Девчонка! Слабак!
     - Не обзывайся, - попросил Джеф. - Ты же мой друг, мой  брат-близнец.
Не обзывайся. Мне это не нравится.
     - Вот еще - буду, - ухмыльнулся Бейкер. - Я  хочу  расшевелить  тебя,
парень. Я люблю тебя, но иногда мне не очень-то нравится играть  с  тобой.
Ты хотел больше походить на меня. Как же ты этого добьешься,  если  совсем
не стараешься?
     - Ладно, - сказал Джеф, - только сперва я должен переодеться.
     Медленно и неохотно он надел на себя уличную одежду. Дрожа от  страха
он чувствовал одновременно и возбужденность.  Может  быть,  и  вправду  он
испытает настоящее приключение. Единственно, что  беспокоило  его...  если
его поймают, он будет наказан, а Бейкера никто не тронет. Джеф скомандовал
настенному экрану совсем уменьшить яркость освещения  в  коридоре,  и  они
вышли из комнаты. Вдруг кто-то из  родителей  проснется,  заметит  свет  и
встанет посмотреть, что происходит.
     Уже на полпути к выходу Джеф услыхал голоса. Они были  приглушенными,
но отдельные слова Джеф мог разобрать. Он остановился и зашептал Бейкеру:
     - Они проснулись! Мы не можем идти!
     - Ты не хочешь, вот что! - сказал Бейкер. - Все равно пошли.
     Они неслышно двинулись по коридору. Джефу казалось, что удары  сердца
разобьют ему грудь. Подойдя к чуть приоткрытой  двери  в  спальню,  Бейкер
сказал:
     - Давай-ка, послушаем. Может, что-то выясним. Ты же знаешь,  взрослые
так  мало  делятся  с  нами.  Считают  себя   такими   исключительными   и
недосягаемыми.
     Джеф последовал за Бейкером.  В  спальне  было  темно.  Отец  и  мать
говорили так тихо, что Джеф разбирал лишь отдельные слова. Он уловил  свое
имя. Родители говорили о нем. Джеф напрягся, пытаясь расслышать больше, но
голоса были еле различимыми, хотя и напряженными. Почему родители не  снят
в такой час и толкуют о нем? Прислушиваясь, он начинал понимать,  что  они
обсуждают что-то давно очень беспокоящее их. В их словах  чувствовалась  и
печаль и раздражение, злость друг на друга.
     Бейкер прошептал в самое ухо Джефу - хотя зачем шептать: ведь  только
Джеф и мог слышать его.
     - Вернемся в  нашу  спальню.  Включим  звукозапись  в  их  комнату  и
послушаем.
     - Это нехорошо, - сказал Джеф. - Кроме того, если они поймают нас  на
подслушивании, накажут меня, а не тебя.
     - Не  поймают,  -  сказал  Бейкер.  -  Ты  навсегда  хочешь  остаться
размазней?
     - А что если они велели экрану отключить их  аудиосистему?  -  трусил
Джеф. - Мы все равно не сможем слушать...
     - Откуда же мы узнаем, если не попробуем? Делай, что я  тебе  говорю,
может, не будешь таким чокнутым.
     Это взбесило Джефа.
     - Я не такой, как ты обзываешь меня! Я не такой!
     Он колебался. Ему очень хотелось узнать,  почему  родители  обсуждают
его.
     - О'кей. Давай. Но если мы  попадемся,  я  никогда  больше  не  стану
играть с тобой.
     - На самом деле? А с кем же ты станешь играть? Останешься совсем один
и никогда ничего не добьешься. Так и будешь хлюпиком, если прогонишь меня.
Или я уйду от _т_е_б_я_. Ты довольно противный, ты же знаешь.
     Действительно ли я совершил что-то очень дурное, размышлял  Джеф.  Но
что? Поразмыслив,  он  успокоился.  Ничего  он  не  сделал  такого,  чтобы
огорчить родителей. Да, он не проявлял смелости и  отказывался  драться  с
ребятами, которые, как он знал, могут побить его, он  лишался  дара  речи,
когда его вызывали отвечать урок в классе. Он ничего не мог поделать и они
не должны за это на него сердиться.
     Но никогда не знаешь, как поступят отец и мать. Они расстраивались по
пустякам. У них были  правила  и  ограничения,  часто  лишенные  для  него
смысла. А объяснения этих установлений  -  когда  им  докучали  вопросы  -
удовлетворяли их, но ему казались полной чепухой. Джефу  иногда  казалось,
что  взрослые  не  более  люди,  чем  те  пришельцы  из  космоса,  которых
показывают по телевидению.
     Но иногда и однокашников он не считал настоящими землянами.
     Джеф отправился с Бейкером в их спальню и сел рядом с ним на диване.
     - А если они включат видеосистему в нашей комнате - убедиться, что со
мной все в порядке?
     - Почему им это взбредет в голову?
     Сердце Джефа забилось еще сильнее. Он голосом включил аудиосистему  в
спальне родителей и увеличил громкость. Он не стал включать  видеосистему.
Попадешься - накажут вдвойне. Да и темнота у них в комнате  все  равно  не
позволит увидеть родителей. А если они включат свет и...
     - Нет, - говорила мама, - мы ни в коем случае не откроем ему это.  Не
должны.  Удар  повлияет  на  всю  его  жизнь.  Он  слабый  мальчик,  очень
чувствительный, излишне ранимый. А кроме того, что будет, если  мы  скажем
ему,  а  он  потом  поделится  еще  с  кем-то?  У  нас  возникнут  крупные
неприятности, ты же знаешь.
     - Конечно, знаю, - согласился отец. - Я  не  такой  тупица,  хотя  ты
говоришь со мной так, будто я полный идиот. Мы ничего не откроем ему, пока
он не станет настолько взрослым, чтобы понимать, что следует держать  язык
за зубами.
     - Но зачем вообще говорить? - не успокаивалась мама. -  Это  ведь  не
что-то такое, что следует знать непременно.  Он  не  станет  от  этого  ни
счастливее, ни лучше.
     - Но это правда!
     - Катись ко всем чертям со своей _п_р_а_в_д_о_й_! - объявила мама.  -
Мы здесь не наукой занимаемся. Мы говорим о  нашем  сыне,  о  человеческих
чувствах. При чем тут правда? Пусть лучше он не ведает, что это ложь, ложь
во благо ему, не говоря о нас. Ты же понимаешь, что  люди  постоянно  лгут
друг другу. Бывают случаи, когда следует говорить правду, но существует  и
ложь, которую люди ждут. И Джеф нуждается во лжи.
     - Нет, -  возражал  отец.  -  Правда  непременно  обнаружится.  Лучше
открыть  ее  благоразумно   в   нужное   время   и   при   соответствующих
обстоятельствах.
     Что? Что? - спрашивал себя Джеф. Сердце его разрывалось на части,  он
вспотел, его трясло. Что?
     По телевизионным постановкам он  знал,  что  иногда  детей  принимали
бездетные пары. По не понятной для Джефа причине усыновленный нес с  собой
что-то вроде риска. Или стыд. Нечто пугающее,  вопреки  тому,  что  актеры
говорили о любви, как  о  самом  важном  чувстве  на  свете.  _Н_е  _м_о_я
п_л_о_т_ь_ и _к_р_о_в_ь_! Кто-то произнес это в шоу.
     - Ради Христа, кончим этот разговор и хоть немного поспим,  -  просил
отец. - У меня завтра трудный день.  ИКС  будет  проводить  заключительные
испытания. А тебе предстоит встреча с членами комитета...
     - Ты всегда отыщешь какие-то причины, - сказала мама.  -  Ради  Бога,
давай договорим сейчас и придем к какому-то _р_а_з_у_м_н_о_м_у_ решению! Я
не в силах больше переносить эти откладывания, да и причин для них нет!
     - Р_а_з_у_м_н_о_е_ решение, - повторил отец с насмешкой. - Что же  ты
предполагаешь под этим _т_в_о_и_м_ решением? Почему мы не можем  обождать?
Даже если мы и решимся сказать  ему,  нельзя  делать  это  сейчас.  Должны
пройти годы. Так  почему  не  обождать,  пока  придет  время  -  если  оно
наступит? Когда ему исполнится восемнадцать, мы сможем открыть  ему  также
тайну иммеров.
     - Ты знаешь меня, - сказала мама, - я не терплю все  эти  хитрости  и
уловки. Промедление сводит меня с ума. Ты  прав  говоря,  что  сейчас  нам
нельзя открыться. Но я так и буду годами проводить бессонные  ночи,  думая
об этом, если мы, наконец, не решим все.
     - Ты неврастеничка.
     - Отчасти. Я не спорю.
     Они говорили еще о многом  -  кое-что  Джеф  вовсе  не  понял.  Затем
родители чуть успокоились, но  упрямства  не  поубавилось.  Они  обсуждали
теперь другие проблемы, то и дело возвращаясь к основному предмету  спора.
Джефу  предстояло  соединить  обрывки  услышанного.  Теперь   он   начинал
постигать причину, которая не давала ему уснуть. Или  ему  лишь  казалось,
что он понимает. Пятилетний ум не мог на  самом  деле  охватить  некоторые
связи.
     Сперва была слабая течь, затем - струя, потом дамбу  прорвало  и  все
затопило. Был Джеф-Один. И в отличие от  него  существовал  еще  Джеф-Два.
Джеф-Один был  их  ребенком,  родившимся  в  день,  который,  как  сказали
Джефу-Два, является его днем рождения.
     Джеф-Один умер двух месяцев от роду.
     Никто из родителей открыто не сказал, что  или  кто  явился  причиной
смерти ребенка. Джеф-Два, прислушиваясь к словам и чувствуя  интонации  их
разговоров, начинал осознавать, что в несчастном случае виновна  мать.  По
всей видимости, у малыша был поврежден мозг и ребенок умер несколько минут
спустя.
     Его  матери  тогда  было  сорок  пять  сублет.   Родители   постоянно
откладывали решение завести ребенка, поскольку были слишком заняты научной
карьерой и общественными делами. Все это рассказывала мать и голос  у  нее
при этом был раздраженный и неприятный. Потом, поскольку она  приближалась
к возрастному рубежу в смысле деторождения, они решили  использовать  свой
последний шанс. Так Джеф-Один, здоровый мальчик, появился  на  свет  после
кесарева сечения. Это был первый  и  последний  ребенок  доктора  Кэрда  и
доктора   Сервантес.   И   хотя   этой   паре,   благодаря   их   высокому
профессиональному положению и отличным генам было  дозволено  иметь  двоих
детей,  доктору  Сервантес  понадобилось  получать  разрешение  из-за   ее
возраста.  И  оно  было  получено  -  ученые  использовали  свои  связи  с
высокопоставленными  чиновниками.  Без  этого  ей  никогда  бы  не  видать
лицензии на второго ребенка. В пять лет он, конечно  же,  ничего  во  всем
этом не понимал Не знал он и про иммеров. Теперь же стало ясно, почему его
мать не могла информировать власти о том, что ее  хронологический  возраст
сорок пять лет, а физиологический - лишь тридцать два. Она стала иммером в
семнадцать лет, и тогда же ей ввели ФЗС.
     Малыш Джеф-Один умер.  Первые  несколько  минут  после  стоунирования
ребенка родители еще собирались вызвать "скорую помощь" и органиков,  хотя
сознавали, что помочь малышу ничем нельзя.  Потом  доктора  Кэрда  осенила
идея. Они с женой очень желали иметь собственного ребенка, по крайней мере
думали об этом уже в эти минуты.
     Его отец  дестоунировал  дитя  и  взял  у  него  клетки  кожи.  Затем
стоунировал их. О смерти не сообщили.  С  помощью  подпольной  организации
иммеров Кэрд  и  Сервантес  доставили  стоунированное  тело  Джефа-Один  в
хранилище в лесах Нью-Джерси. Для учета тела иммеры ввели  в  банк  данных
фальсифицированные сведения.
     Джеф-Один - отныне названный Бейкер Но Вили - занял свое место  среди
безмолвных и недвижных рядов в хранилище в окрестностях Хобокена.
     Клон выращивался в лаборатории,  возглавляемой  доктором  Кэрдом,  но
только он знал, что это был клон. Доктор Кэрд позаботился и об  отчетах  о
псевдоэксперименте, и об объяснениях по поводу его завершения, и о  мнимом
размещении тела. Джеф-Два был тайно доставлен в дом супругов и занял место
Джефа-Один. После небольшой операции отец образовал у  него  искусственный
пупок.  Несколько  друзей,  видевших  мальчика,  не  заметили  разницы   в
возрасте.
     - О Боже! Если бы я  не  предложила  ему  назвать  его  воображаемого
товарища Бейкером Но Вили! - говорила мать сквозь рыдания. - Почему я  это
сделала? Он попросил меня назвать какое-нибудь имя, и оно явилось  мне  на
ум так внезапно! Едва произнеся его, я поняла, что совершила ошибку. И вот
теперь, когда я слышу, как он произносит это имя, а иногда даже и не зовет
вовсе своего товарища, я думаю о нашем малыше там...
     - У нас есть Джеф.
     - Да, да, я люблю его. Но клон - это не то  же  самое  существо,  что
донор. Разные впечатления, переживания... Как бы то ни было - клон  -  это
другое. Даже если у него  та  же  самая  организация  генома.  Это  другая
личность.
     - Нам обоим это известно, - согласился  отец.  -  Какой  смысл  вновь
пересказывать эту историю?
     - Это не история! - вспыхнула мать.  -  Это  жизнь!  Реальность!  Это
причиняет страдания!
     - Ты никак не в состоянии адаптироваться, - сказал отец.
     - Не желаешь ли ты сказать, что я  нуждаюсь  в  лечении?  Одна  струя
тумана - и все раскроется. Тебе это известно.
     - Возможно, мы совершили ошибку, - с грустью заметил доктор Кэрд.
     - Нет! Никогда! Я люблю Джефа и ты тоже! Но...
     Бейкер Но Вили сказал:
     - Эй, Джеф!
     Джеф спросил:
     - Что?
     Он оцепенел, не мог двинуться, мозг  заторможен,  мысль  пробуждается
медленно, слова - словно лава сползает по отлогому  склону  кратера  -  но
холодная-холодная.
     Бейкер поднялся с дивана и стоял  перед  ним.  Он  выглядел  мрачным,
отталкивающим, но очень сильным и смелым. Джеф чувствовал себя так, словно
он должен взорваться криками, рыданиями, слезами, но все в нем сковано.  А
Бейкер вообще закрыл глаза, будто страдая от боли.
     - Есть лишь один способ действия, - сказал Бейкер.
     - Какой?
     - Давай сделаем вид, будто я реальный человек, а ты - это я.
     Свет на экране стал ослабевать. Когда он угасал совсем и  перед  тем,
ка к воцарилась полная темнота, Джеф увидел, как  Джеф-Один  и  Бейкер  Но
Вили обнялись и соединились. Как будто Бейкер был Т-клеткой [большой класс
клеток, участвующих в различных иммунных  реакциях  (Т-клетка-поглотитель,
Т-клетка-киллер (убийца), Т-клетка-супрессор, Т-клетка-хелпер (помощник) и
проч.] и поглотил его, Джефа-Один. Он стал ими обоими.
     И как последняя частичка света, быстро угасающая искрой, промелькнула
мысль: должно быть, я лгал психологу в детстве,  когда  он  проверял  меня
туманом. Я никогда не говорил ему про  это.  Либо  все  было  так  глубоко
сокрыто во мне, что даже ТИ оказался бессилен.

                                   36

     - Он - пятилетний мальчик в теле взрослого человека, - сказала Сник.
     Она следила за Джефферсоном Кэрдом на экране. Он  возился  с  большим
плюшевым медвежонком, разговаривая  с  ним  и  то  и  дело  перебрасываясь
словами с кем-то невидимым. Дети в просторной игровой  комнате  постепенно
привыкали к мальчику и порою позволяли участвовать в их  забавах.  Но  они
все-таки не знали, как вести себя с ним. Хотя ребятам сказали, что мальчик
не  умственно  отсталый,  они,  очевидно,  воспринимали  его   как   некое
чужеродное существо. Детям велели не делать Джефу даже малейших замечаний,
но  кое-кто  не  мог  удержаться.  За   Джефом   приходилось   все   время
присматривать. Пятилетний с  силой  и  весом  взрослого  мог  представлять
опасность для малышей.
     - Нам придется отказаться от  этого  специфического  эксперимента,  -
сказала психиатр.
     -  Но  ребенка  нельзя  изолировать  Он  же  не  сможет   развиваться
нормально. Что вы собираетесь делать с ним? - спросила Сник.
     - Еще не знаю, - ответила психиатр. - Он уникален.  Никогда  не  было
подобного случая.
     - Надеюсь, вы не помышляете о его стоунировании? Хранить  на  складе,
пока не появятся новые методы? Если они вообще будут созданы.
     - Нет. Случай слишком интересный, слишком исключительный. Со временем
мы разработаем новые способы. Ни мои  коллеги,  ни  я  не  хотим  упустить
возможность исследовать его.
     - Это все?
     - Поймите меня правильно, - сказала психиатр. - Конечно же я отношусь
к  к  нему  как  к  человеческому  существу,  имеющему  проблемы,  которые
необходимо решить - а не как к объекту эксперимента. Я не столь черства  и
равнодушна. Он не насекомое, а  я  не  энтомолог.  Психиатр  наблюдала  за
Кэрдом, пока он, крепко сжимая игрушку и  раскачивая  ее  взад  и  вперед,
говорил с мальчиком, которого  только  он  один  и  мог  видеть.  Психиатр
направила на Кэрда усилитель звука - теперь его глубокий голос был  хорошо
слышен.
     - Что мы сейчас будем делать, Джеф?..
     - Это Джеф? - спросила Сник. - Он - собственной персоной?
     Доктор покачала головой.
     - Я так не считаю.  Это  загадка.  Но  он  не  второе  я.  Право,  не
понимаю... пока.
     - Он опять сбежал, - проговорила Сник.
     - Что?! О, я понимаю, о чем вы. Сбежал от себя.
     - Да-а, - протянула Сник, имея в  виду  совсем  другое:  он  еще  раз
ускользнул от властей.
     Сник взглянула на экран времени.
     - Мне надо возвращаться  на  работу.  Но  я  время  от  времени  буду
заглядывать сюда. Еще раз спасибо за такую возможность.
     - Вы любили его?
     - Он единственный мужчина, с которым я могла жить довольно долго.
     - Не отчаивайтесь,  -  обнадеживала  психиатр.  -  Он  превратится  в
нормального взрослого...
     - Которым он никогда не был... - продолжила Сник.
     - Но он может им стать. Или взрослый всплывет в нем вновь.
     - Но какой взрослый?
     Психиатр улыбнулась, подняла брови.
     - Кто знает?
     Сник последний раз взглянула на Джефа Кэрда и его медвежонка и  вышла
из комнаты. Она вспомнила, какую тарабарщину он нес, когда  она  упала  на
пол в хранилище. Но две фразы звучали ясно для понимания:
     "Мир дней разрушается. Подобно мне".

                                   37

     С начала Перехода  прошло  двадцать  пять  лет,  двадцать  пять  лет,
измеряемых вращением Земли вокруг Солнца. Уже  десять  лет  как  полностью
прекратилось деление времени  на  субъективное  и  объективное.  Календарь
Новой Эры из тринадцати месяцев в году сохранился,  но  люди  теперь  жили
горизонтально в  соответствии  с  ним,  а  не  как  в  прежние  времена  -
вертикально. И дни рождения отныне праздновались ежегодно, а не раз в семь
лет.
     Строительство многих городов завершилось уже давно -  пятнадцать  лет
назад, до нынешних дней. А другие возведены совсем недавно - им было  пять
лет.
     Ариэль Кэрд ошиблась, предсказывая, что всемирная кровавая  революция
сметет  правительство  и  закончится  созданием  новой   власти.   Кое-где
происходили восстания, но они быстро и  зачастую  жестоко  подавлялись.  В
целом население, хоть часто и недовольное своей участью, смирилось с  нею.
А большинство было вполне удовлетворено тем, чем "революция"  завершилась.
Во-первых, концом системы жизни в Новой Эре, во-вторых, обеспечением ФЗС -
фактором замедления старения - всех  жителей  Земли,  Луны  и  Марсианских
колоний и, наконец, узаконением и  доступностью  анти-ТИ.  Люди  сохранили
свою извечную возможность обманывать.
     Одно из требований революционеров заключалось в том, чтобы  за  всеми
членами правительства по всей его иерархии велось  тщательное  наблюдение.
Такое правило обеспечит  выявление  продажных  чиновников  и  предотвратит
дальнейшее разложение.
     Были  проведены  незначительные  реформы,  но   вот   с   непременным
подслушиванием чиновников и  наблюдением  за  ними  и  правом  специальных
контрольных комитетов устранять коррупционеров ничего не вышло. От  случая
к случаю все еще  раздавались  подобные  требования  групп  граждан  -  но
безрезультатно.
     Хотя Мировой  Совет  и  губернаторы  на  местах  избирались  народным
голосованием, сам Мировой Совет  представлял  кандидатуры,  которые  могут
занять должности.
     А  вот  неустанное  наблюдение  за  гражданами  со  стороны   властей
оставалось в полной форме. Это во благо людей, настаивало правительство, и
никакие демонстрации или массовые петиции положения не изменили.
     Супругам  разрешалось  иметь  только  двоих  детей,  хотя   некоторые
граждане продолжали добиваться увеличения лимита до трех наследников.
     Ничтожное меньшинство  не  прекратило  требовать  права  верующих  на
строительство  церквей,  синагог,  мечетей  и  храмов  и  отмены   закона,
запрещающего верующим работать в правительственных учреждениях.
     Оценивая достигнутое и неудавшееся, Пантея Пао Сник  думала  о  Джефе
Кэрде. Будь он подлинным Кэрдом,  говорила  она  себе,  он  бы  непременно
где-то продолжал борьбу за бескомпромиссные перемены.
     За двадцать пять лет после начала Перехода Пантея Сник  сменила  семь
различных  занятий,  жила  в  трех  городах:  Трентоне,  штат  Нью-Джерси,
Спрингфилде, Иллинойс, и вот теперь в Денвере, штат Скалистые горы.  Когда
грянул Переход, ей было тридцать сублет, а теперь ей  -  двести  пятьдесят
облет. Физиологический  возраст  согласно  ее  идентификационной  карте  -
тридцать три с половиной года.
     Последние   семь   лет   Сник    служила    координатором    проектов
землеустройства  в  Департаменте  реконструкции.   По   характеру   работы
приходилось много времени проводить вне стен учреждения и в поле. Она  все
более и более уходила в работу. Женщина  действия,  Сник  становилась  все
беспокойнее, в ней крепла прежняя обида. У нее оставалось много свободного
времени,  и  она  постоянно  просматривала  списки  вакансий  и  в   своем
департаменте и на  домашних  экранах.  Пожалуй,  наиболее  привлекательным
представлялся проект лесонасаждений в Центрально-Сибирском нагорье.  Более
всего ей хотелось служить  в  Департаменте  органиков,  и  Сник  постоянно
внимательно изучала подобные объявления, отдавая себе отчет  в  отсутствии
каких-либо шансов попасть на прежнюю службу.
     Потому визит генерала Энтони Вик Хорн - высокого  чина  в  Управлении
внутренних  дел  Северо-американского  Департамента  органиков  более  чем
удивил Сник. Во-первых, Хорн не договаривалась о встрече, что  можно  было
сделать через экран.  Она  появилась  в  Департаменте  реконструкции  рано
утром, промчалась мимо бдительного секретаря, не удостоив ее  ответами  на
вопросы, и вошла в кабинет Сник.  Сник  не  стала  сетовать  на  нарушение
протокола - у женщины был высокий чин органика. Эполеты, знаки различия  и
орденские планки на  зеленой  форме  свидетельствовали  об  этом.  У  Сник
мелькнула мысль, что женщина явилась арестовать ее. Но если генерал хотела
бы по какой-то причине лишить ее свободы, разве  трудно  послать  за  этим
подчиненных? Либо просто  приказать  через  экран  прибыть  в  полицейский
участок.
     Энтони Хорн была устрашающе высока и заметно сутула,  с  поразительно
тонкой талией. Немыслимо большая грудь и широкие бедра  еще  красноречивее
подчеркивали "осиность" этой самой талии. Сник  сочла,  что  для  описания
внешности Хорн вполне подошло бы клише "похожая  на  изваяние".  Выглядела
Хорн внушительно и непреклонно.
     Остановившись возле стола и  глядя  вниз  на  миниатюрную  Сник,  она
колоколом сложила руки на грудь и слегка поклонилась.
     - Детектив-генерал Энтони Вик Хорн! - прогудела она. - Сидите!
     Сник повиновалась.
     - Мне нет нужды представляться?
     - Конечно!
     Хорн продолжала стоять, хотя Сник предложила ей кресло.
     - Я здесь лично, поскольку мое начальство полагает  -  лучше  нам  не
пользоваться телесвязью. Мне  поручено  это  дело:  было  решено,  что  им
следует  заняться  высшим  офицерам.  Надеюсь,   вы   извините   меня,   я
распорядилась  отключить  здесь  все  настенные  экраны  и  убрать  тайные
устройства наблюдения и подслушивания.
     Сник взглянула на мертвенно-серые приемо-передающие экраны  и,  пожав
плечами, промолчала. Сейчас наконец Хорн сообщите целях своей миссии.
     Хорн улыбнулась, обнажая крупные белые зубы.
     - Из ваших биоданных следует, что вы не очень словоохотливы.
     Сник не видела оснований для комментариев.
     - Отчеты психоаналитиков о вашем пребывании в реабилитационном центре
сообщают о вашей крайней опечаленности и разочарованности тем, что вас  не
допускают до профессии органика.
     -  Значит,  вам  также  известно,   что   разочарование   объясняется
несправедливостью ко мне. Меня оболгали, сфабриковали дело.  Я  утверждала
это тогда и говорю сейчас. Власти осудили меня  по  ложному  обвинению.  Я
была честным органиком и оказалась преданной теми самыми  людьми,  которым
верно служила. Как бы вы реагировали, если бы так обошлись с вами?
     - Смертельно возненавидела бы весь департамент, - заявила Хорн. -  Не
сомневаюсь. На самом деле мне не приказывали что-либо  предлагать  вам  от
имени департамента. Я добровольно вызвалась встретиться с вами, когда  обо
всем услышала. Весьма  сочувствую  вам.  С  вами  обошлись  отвратительно.
Очевидно теперь в департаменте это понимают. Хотят возместить ущерб.
     - Ущерб? Спустя все это время?
     Широкие плечи Хорн приподнялись.
     - Это могло никогда  не  произойти.  Я  уполномочена  предложить  вам
полное восстановление в департаменте. Вы получите  повышение  в  звании  -
полевой  полковник.  Все  записи  о  вас  как  о  революционере,  о  вашем
незаконном   стоунировании   тоже,   будут   стерты   из   биоданных    на
идентификационной карте. Мы не  сможем  убрать  их  из  постоянного  банка
данных органиков, но доступ к нему имеют  только  высшие  чины  и  то  при
крайней необходимости.
     Сник останавливающим жестом удержала ее за руку.
     - Постойте секунду. _П_о_ч_е_м_у_ мне все это предлагают?
     - Буду откровенна, - сказала  Хорн.  -  Я  не  знаю  всего.  Не  могу
ответить  на  все  "почему".  Мне   сообщили,   что   ваше   личное   дело
свидетельствует:  вы  были  высококомпетентным  офицером.  Даже  более   -
исключительным детективом. Вы  проявили  незаурядную  изобретательность  и
агрессивность, пока были революционером, и...
     - Я никогда не являлась подлинной революционеркой, - призналась Сник.
- А присоединилась к движению вынужденно.
     - Нам это известно.  Об  этом  говорится  в  отчетах  психоаналитиков
реабилитационного центра. И...
     - Станет ли мое восстановление в должности  известным  общественности
или информация не выйдет за пределы департамента?  -  Сник  с  подозрением
прищурилась.
     На лице Хорн отразилось некоторое раздражение.
     - Я подумала об этом. Никакой  гласности.  Мы  сочли,  что  лучше  не
поднимать шумихи, в самом департаменте у вас не будет проблем.
     - Я хочу, чтобы восстановление моего положения проходило публично,  -
объявила Сник.
     Хорн, наконец, села и вздохнула, словно  показывая:  я  ожидала,  что
разговор окажется не простым.
     Сник продолжала:
     - Я хочу, чтобы люди, напрямую  ответственные  за  ложное  обвинение,
понесли наказание. И еще - чтобы информация  попала  на  телеканалы  и  на
ленты для дисплеев.
     - Мой  Бог!  -  воскликнула  Хорн.  -  Из  ваших  биоданных  несложно
заключить, что у вас  нервы  стальные  да  еще  с  тремя  медными  жилами.
Клянусь, это не преувеличение! Вы внезапно получаете то,  о  чем  страстно
мечтаете все эти годы, и еще выдвигаете требования!
     - Я полагала, вы поняли меня, - сказала Сник. Но из ваших слов это не
следует. Повторяю: я хочу, чтобы эти люди получили по заслугам,  и  требую
их публичного признания в клевете, а также извинения передо мной властей.
     - Но не вы же на самом деле сидите за рулем! - бросила Хорн.
     - Кажется - я. Не ведаю, как я попала в машину, но я за рулем.
     - Ну и упрямство. О'кей. Я уполномочена идти  на  некоторые  уступки.
Начальство меня поддержит. Однако  же  вам  следует  понять...  можно  мне
называть вас Тея?.. что человек, ответственный за ваше стоунирование - это
Дэвид Ананда, известный также как Джильберт Иммерман. Он давно умер, как и
те, кто выполнял его волю. Все мертвы или стоунированы.
     - Если это правда...
     - Это правда, Тея.
     - ...Я все равно настаиваю,  чтобы  общественность  узнала  о  ложном
обвинении.
     Хорн чуть нахмурилась.
     - Очень хорошо.
     -  Откуда  такой  внезапный  интерес  ко  мне?  -  спросила  Сник.  -
Правительство лишено совести и никогда не предпринимает ничего,  если  это
ему не на пользу или его не вынуждают обстоятельства.
     - Мы когда-то служили вместе  с  Джефферсоном  Кэрдом,  -  призналась
Хорн. - Мы оба были жителями Вторника, а я являлась  комиссаром  органиков
Манхэттена.
     - Какое это имеет отношение к моему делу?
     - Мы хотим, чтобы вы нашли и поймали Карда, - выложила Хорн.
     Заявление Хорн поразило Сник, хотя она ничем не выдала тревоги.
     - Я не знала, что он исчез.
     - Уже три года как...  -  сказала  Хорн.  Она  склонилась  к  Сник  и
пристально заглянула  ей  в  глаза.  -  Его  разыскивают  не  за  какое-то
преступление. Пока. Исчезновение  -  не  преступление,  но  не  допустимый
проступок.  Гражданин  не  должен  менять  место  жительства,  не  сообщив
властям. Он жил в Колорадо Спрингс и  изучал  электронику  в  университете
Скалистых гор. Кэрд уже получил степень магистра электроники  и  записался
на четырехгодичную программу докторантуры. Как раз  накануне  первого  дня
занятий он исчез. В тот день разразилась сильнейшая гроза. Очевидно,  Кэрд
использовал это обстоятельство, чтобы избежать слежки со спутников.
     -  Джеф,  -  тихо  говорила  Сник,  -  я  не   имела   ни   малейшего
представления, чем он занимался. Шесть  или  семь  лет  я  не  переставала
следить за его судьбой, потом я стала мотаться по разным весям.  Время  от
времени в новостях еще попадалось его имя. Мелькали  кое-какие  сообщения.
Но интерес к Кэрду падал и,  наконец,  упоминания  о  нем  исчезли  вовсе.
Последнее, что я слышала о Кэрде - у него все  было  в  порядке,  хотя  он
по-прежнему ничего не помнил о себе до пяти лет. И также ничего не  помнил
о своих личностях.
     - Департамент, конечно же, неотступно следил за ним, - заметила Хорн.
     - Да. Так же, как и за мной.
     Хорн откинулась в кресле.
     - Нам необходимо найти  его,  выяснить,  чем  он  занимается.  Как  я
сказала, его разыскивают не за преступления - пока. Но в  последнее  время
участились  кое-какие  сбои,   помехи,   ввод   ложных   данных,   отказы,
неправильные срабатывания спутников, и мы подозреваем...
     - Что это дело рук Джефа?
     - Да.
     - Но у вас нет доказательств?
     - Нет. Но тем не менее Кэрда надо обязательно найти. Он пропал.
     Сердце Сник забилось учащенно, что-то теплое и приятное словно прошло
по телу. Как никак - она охотник.
     Однако преследуемой жертвой  станет  Кэрд.  Как  поступит  она,  если
действительно настигает его?
     Хорн словно читала ее мысли.
     - Вам не надо арестовывать его. Нам известно о ваших  прошлых  личных
отношениях. Просто сообщите нам, где он скрывается. Но  если  сочтете  это
своим долгом - задержите его.
     - Я удивлена, - сказала Сник. - Мой долг схватить любого преступника,
независимо от того, как я отношусь к нему.
     -  Задание  весьма  специфическое,  выполнять   его   следует   очень
осторожно. Если Кэрд виноват лишь в том, что  не  сообщил  о  своем  месте
пребывания,  на  него  наложат  штраф  или  подвергнут  на  шесть  месяцев
трудовому воспитанию - а может, и то и другое. Если же он замыслил или уже
совершил преступления,  его  предадут  суду.  В  любом  случае  -  никакой
огласки. Дело в том, что департамент совсем не  намерен  ворошить  прошлое
или опять создавать из него мученика.
     - Ваши предположения о делах Кэрда звучат весьма серьезно.
     Хорн пожала плечами.
     - Он невиновен, пока вина его не доказана.  Конечно,  если  забыть  о
тайном отъезде.
     - Возможно ведь, что кто-то убил его и спрятал тело?
     - Мы обсуждали все различные варианты. Этот не возглавляет список.
     - Ладно. Я согласна! - объявила Сник. - Однако же в  случае  принятия
моих условий.
     -  Ваши  требования  будут  удовлетворены.  С  вас  полностью  снимут
обвинение.  О  вашем  деле  станет  известно  общественности,  вы   будете
восстановлены на службе в департаменте  и  удостоитесь  нового  чина.  Вам
дадут карт-бланш - все, что вам понадобится для выполнения задачи. О,  да!
Я забыла сказать, что вам выдадут все кредиты за  все  время  вынужденного
отстранения от службы. Содержание детектив-майора - такое звание вы носили
до того, как вас стоунировали. Довольно солидная сумма.
     Меня подкупают, думала Сник. Власти не стали  бы  так  просто  делать
это. Есть некая веская причина, почему по существу они  нанимают  меня.  И
причина не только в том, что я хорошо подхожу  для  этого  дела.  Хотя  я,
конечно, знаю Кэрда лучше, чем кто-либо другой,  много  лучше.  Здесь  мое
бесспорное преимущество в предполагаемой охоте. Но это один из мотивов.
     Ну, не ирония ли судьбы! Она, Сник, начинала этот долгий кругооборот,
пытаясь поймать Кэрда, вместо того сбежала  с  ним  и  вот  теперь  станет
выслеживать  его  вновь.  Концы  положительно  и  отрицательно  заряженных
проводов вот-вот соприкоснутся. Вероятно.
     Минут пятнадцать Хорн и Сник обсуждали  детали  плана.  Наконец  Хорн
поднялась.
     -  Позвоните  мне,  если  вам  что-то  понадобится.  Я  стану   вашей
единственной связной. Прощаюсь до встречи.
     Генерал  чуть  склонила  голову,   повернулась   к   выходу,   затем,
поколебавшись, опять обратилась к Сник:
     - О! Это мелочь, но она может иметь определенный  смысл.  Когда  Кэрд
жил в Колорадо Спрингс, у  него  на  стене  висела  ваша  фотография.  Она
исчезла вместе с Кэрдом.
     Сник вовсе не хотелось вверять  детектив-генералу  свое  сокровенное.
Она чувствовала, что задыхается, но в груди ее бушевал огонь.
     - Это что-то означает? - спросила Хорн.
     - Не имею представления, - сдержанно ответила Сник.  -  И  не  узнаю,
пока не разыщу его. Если удастся, разумеется.
     - Если удастся, - повторила Хорн. Она улыбнулась и вышла.
     Пантея Сник прошла необходимый  двухмесячный  курс  переподготовки  в
академии органиков  и  месячный  -  в  полевых  условиях.  Затем  ей  было
пожаловано обещанное звание полковника. За это время она изучила множество
лент, присланных ей Хорн. Все о жизненном пути Кэрда -  насколько  он  был
известен Департаменту  органиков,  включая  данные  наблюдения  за  ним  с
момента, который психоаналитики назвали его "возвращением  в  детство".  С
той поры его поведение сделалось безупречным. И в самом деле он был  таким
образцовым гражданином вплоть до исчезновения, что гэнки  сочли  это  даже
подозрительным.
     За период проживания Кэрда в Колорадо Спрингс  было  зарегистрировано
шесть случаев ввода  фальсифицированных  сведений  в  банки  данных  этого
города  и  Лас  Вегаса.  Хотя  Кэрда   подозревали   в   совершении   этих
преступлений,  у  органиков  не   оказалось   никаких   свидетельств   его
причастности к ним.
     Однако департамент был не на шутку встревожен, поскольку  преступнику
-  кто  бы  он  ни  был  -  удалось  преодолеть  все   защитные   средства
безопасности, считавшиеся неуязвимыми.
     Другим  происшествием  -  значительно  более  серьезным  -  оказалось
отключение всех спутников наблюдения в  регионе  Скалистых  гор.  Спутники
отказывались самоконтролироваться, поскольку не реагировали на  сигналы  с
наземных  станций.  Для  устранения  неполадок   на   спутниках   пришлось
направлять инженеров на космических кораблях. Специалисты сумели запустить
системы, но не выявили источник неисправности. Стало очевидно, что причина
- неведомые сигналы, подаваемые на спутники из региона Скалистых гор.
     Вся эта территория кишмя кишела гэнками, словно  полчищами  Муравьев,
почуявших мед. Охота за Кэрдом сделалась еще более интенсивной, чем  в  ту
пору, когда он бежал из Колорадо Спрингс. (Если он и вправду покинул  этот
город, думала Сник.)
     Поиск еще продолжался, хотя  велся  он  рутинным  методом,  несколько
хаотично, пешими патрулями и с аэролодок.
     Кроме   инцидентов   со   спутниками   ничего   неблагоприятного   не
происходило.
     Сник  предполагала,   что   Кэрд   или   некто   другой,   вызывавший
неисправности, просто-напросто испытывал  возможности  новой  электроники.
Неизвестный демонстрировал, что электронные устройства успешно работали  и
что применявшиеся методы и средства не так-то просто раскусить.
     В  поисках  гэнки  применяли  различные  типы  сенсоров:  визуальные,
инфракрасные, ультрафиолетовые, звуковые  и  обонятельные.  Учитывая,  что
злоумышленник мог скрываться в пещерах, были составлены магнитометрические
карты всей территории Скалистых гор. Ни одна полость в земле  на  обширной
площади не оказалась незамеченной. Все пещеры, не имевшие видимых  входов,
осматривались гэнками, чтобы убедиться: входы не заделаны руками  человека
и не замаскированы. Поиски были  долгими  и  дорогостоящими  -  результаты
скромными: изловили нескольких скрывавшихся от закона человек. Увы,  никто
их них не имел никакого отношения к вводу ложных  данных  или  повреждению
спутниковых систем.
     Однако Сник продолжала думать,  что  Кэрд  вполне  вероятно  прячется
где-то в диких местах. Однажды ночью она проснулась в тревоге,  услыхав  у
своей постели мужской голос. Но это был сон - она уловила лишь голос -  не
слова - говорившего.
     Тем не менее дрожа Сник села на край  кровати  -  мысль  четкая,  как
новая  идентификационная  карта,  всплыла  в   голове.   После   короткого
сосредоточенного размышления Сник юркнула под одеяло и заснула через  пару
минут. На следующий день Сник вызвала на экран в своей квартире  последний
магнитометрический  обзор  центральной  территории  Скалистых  гор.  Карта
десятилетней  давности  -  единственная,  которую  гэнки  использовали   в
поисках. Предыдущий магнитометрический обзор делался двадцать  лет  назад.
Сник затребовала и его и заказала компьютеру сопоставление.
     Компьютер немедленно обнаружил одно расхождение в двух схемах: группа
пещер на середине склона Облачного пика. Это самая высокая  гора  в  гряде
Толсторогов - в краю, некогда именовавшемся Вайомингом.
     Сник тихо рассмеялась.
     Кэрд ухитрился стереть эту отметку на последней карте.
     Гэнки же, работая с последней картой, и  не  думали  исследовать  эту
пещеру.
     - Неизменный ловкач! - воскликнула Сник.

                                   38

     Прежде всего Сник следовало убедиться, что в  нее  не  имплантировали
микропередатчик. Незаконность этого действия  в  отношении  всех  граждан,
кроме признанных виновными преступников, вряд ли  остановит  органиков.  И
хотя она была полностью  перевоспитана  (по  заключению  психоаналитиков),
восстановлена на службе в Департаменте органиков, ее дело предано огласке,
органики не станут полностью доверять ей.
     С другой стороны. Сник являлась опытным органиком, и им следовало  бы
догадаться, что  она,  очевидно,  проверит,  не  спрятали  ли  в  ее  тело
микропередатчик.
     Но вместе с тем, отдавая  себе  отчет,  что  Сник  известны  подобные
проделки с микропередатчиками, гэнки могли предположить,  что  она  сочтет
вероятность незаконных действий в отношении себя крайне низкой. Они  могли
проникнуть  в  ее  квартиру,  когда  она  спала,   ввести   дополнительное
снотворное и  поместить  микроскопическое  устройство  под  кожу,  спрятав
незначительную ранку под искусственную эпидерму.
     Сник  следовало  убедиться,  что  ее  не   подслушивают   с   помощью
микрофонов.  Она  отправилась  в   госпиталь   органиков   и   подверглась
тщательному осмотру. Не больно-то  и  удивило  Сник  наличие  в  ней  двух
микропередатчиков: одного в  левом  предплечье,  а  другого  под  кожей  в
тыльной части шеи.
     Об этом осмотре непременно доложат генералу  Хорн.  Хорн  постарается
защитить  себя  от  пламенного  негодования  Сник  и  законного   иска   к
Департаменту органиков. Хорн призадумается, не нанесет ли все это удара по
ее  карьере.  Однако  Сник  не  стала   ничего   предпринимать,   оставляя
возможность облегченно вздохнувшему генералу поверить, что  ее.  Сник,  не
особо беспокоит - подслушивают ее  или  нет.  В  конце  концов,  если  она
заслуживающий доверия человек, зачем ей возмущаться  какими-то  сигналами?
Органики постараются убедить ее, что им необходимо  знать  местонахождение
своего коллеги,  на  случай  если  Сник  окажется  одна  в  непредвиденной
ситуации и будет нуждаться в помощи.
     Хорн могла также предположить, что Сник не  пожелает  поднимать  шум.
Сник же было наплевать, что подумает Хорн. Она просто  хотела  определенно
знать, что за ней следят.
     Получив долгосрочный прогноз погоды (увы, прогнозы не  стали  намного
надежнее,  чем  две  тысячи  лет   назад,   несмотря   на   достижения   в
метеорологии), Сник составила свои  планы  и  принялась  более  или  менее
терпеливо ждать. Дождь с грозой нагрянул  на  район  Скалистых  гор  двумя
днями позже предсказанного срока. На третий вечер  бешено  несущиеся  тучи
темным пологом накрыли Колорадо Спрингс;  ветер  гнул  деревья,  а  молнии
превращали облака  в  электрический  хаос.  Сник  забралась  в  аэролодку,
которую предварительно затребовала и снабдила всем необходимым для  полета
в горы. Аэролодка поднялась в  ревущий  и  сверкающий  ужас,  несмотря  на
распоряжения службы воздушного контроля, запретившего все полеты.
     Сник  нанесла  слой  металлической   пасты   на   места,   отмеченные
химическими  чернилами  -  на  предплечье   и   шее.   Затем   отсоединила
автоматический передатчик, расположенный за переборкой в корме лодки.
     Через семь часов полета в судне, которое брехало из стороны в сторону
и которое отчаянно сражалось со  встречным  ветром,  на  высоте  пятьдесят
футов над деревьями, которую старалась  поддерживать  Сник,  и  над  голой
местностью,  то  и  дело  резко  ослепляемая  близкими   ударами   молний,
уставившись в приборы и особенно на топографический дисплей. Сник достигла
Облачного пика. Запрограммированный  автоматический  навигационный  прибор
привел ее к входу в группу пещер, едва заметному в тусклом свете фар. Вход
вел под тяжелый свод в крутом скалистом  склоне  горы.  Ветер  вцепился  в
корму и развернул лодку так, что она проскрежетала о правую стену  прохода
в пещеру. Уже под сводом, в  двенадцати  футах  от  входа.  Сник  посадила
лодку. Фары высветили полость футов двадцать шириной и тридцать  глубиной.
Далее виднелось отверстие - ход в туннель, несколько  футов  прямо,  потом
поворот и - неизвестность. Ход был узок для судна. Сник вышла и с  фонарем
в руке прошла дальше. Камень скалы нависал то в двух, то в трех футах  над
головой, плечи порою почти касались стен.  Наконец  Сник  оказалась  перед
двумя входами. Правый пролом - достаточный, чтобы пройти. Фонарь  высветил
прямой путь во мрак. Дыра слева узкая, сквозь нее можно  протиснуться.  За
нею, кажется, таилось большое пространство.
     Хотя оба туннеля  могли  быть  минированы.  Сник  осмотрела  их.  Они
оканчивались грудами породы. Если туннели  продолжались  за  этими  горами
камней, значит, это искусственные преграды.
     Сие означало, что вход или входы в пещеры находились где-то в  другом
месте - если Кэрд действительно скрывается в этой горе.
     Остаток ночи Сник провела в спальном мешке на надувном матрасе.  Часы
со звонком разбудили ее за час до рассвета. Дождь не прекращался, но  буря
утихла и ветер ослаб. Подкрепившись, Сник вывела  лодку  в  лес.  Наполнив
рюкзак припасенной снедью и водой и прочим необходимым. Сник вскарабкалась
на сосну. Примерно на середине ствола  Сник  облюбовала  довольно  удобную
ветку и привязала себя к ней. Последовавшие шесть часов доставили ей  мало
удовольствия, но она была привычной к проведению длительных утомительных и
отнюдь не комфортных наблюдений.
     Утром в  шесть  минут  десятого  в  бинокль  Сник  разглядела  что-то
двигающееся.  Подобное  уже  было.  Тогда  два  оленя,  лисица  и  медведь
привлекли ее внимание. Но теперь шевелилась хвоя, покрывавшая землю. Между
двух деревьев, ветви которых переплелись.
     Сник предполагала, что любой подземный туннель, который сделал  Кэрд,
должен иметь выход где-то на опушке леса, около деревьев. Где-то здесь  на
небольшой территории.
     Люк, замаскированный хвоей  и  связанными  ветками,  поднялся.  Ветви
между ней и люком мешали обзору, но Сник разглядела,  как  голова  мужчины
показалась из отверстия. Он внимательно  осмотрелся  вокруг.  Возможно,  в
этом месте или где-то  рядом  размещались  сенсоры,  которые  должны  были
предупредить его о появлении любого существа на  поверхности.  Но  кто-то,
кроме серии датчиков, также мог  дополнительно  обеспечивать  безопасность
выхода. Убедившись, что никого поблизости нет, он вылез  и  стал  опускать
замаскированную крышку люка.
     Сник отвязала веревку, надежно державшую ее у  ствола,  и  спустилась
вниз.
     Через  пару  минут  она   подкралась   к   мужчине,   облаченному   в
маскировочную  одежду  и  шлем.  В  руках  у  него  было  лазерное  ружье,
оснащенное параболическим детектором звука.  За  спиной  незнакомца  висел
небольшой цилиндр,  соединенный  с  длинным  шлангом,  на  конце  которого
размещался меньший цилиндр, открытый с одной стороны.  Наверняка  сниффер,
настроенный улавливать запах оленей. Человек явно намеревался доставить  к
обеденному столу Кэрда Оленину.
     - Не двигаться! - скомандовала Сник.
     Незнакомец повиновался. По следующему приказу он не спеша положил  на
землю ружье  и  сделал  несколько  шагов  вперед.  Подхватив  ружье.  Сник
распорядилась:
     - Лицом ко мне!
     Он выполнил и это.  Зрачки  его  глаз  слегка  расширились,  но  лицо
оставалось бесстрастным, ладони сплетены на затылке.
     - Не пытайтесь воспользоваться  ножом  -  он  у  вас  под  воротником
куртки. Я здесь не для того, чтобы арестовать вас. Меня зовут  Пантея  Пао
Сник. Узнаете ли вы меня?
     Мужчина улыбнулся.
     - Я узнал вас. Я Шербан Ши Мэсон.
     - Проводите меня к своему вожаку. - Сник не сумела  сдержать  улыбку,
когда Шербан загоготал. Потом она добавила: -  Я  не  собираюсь  причинять
вред ни вам, ни кому-либо из группы Кэрда.
     - Я вам верю. Кэрд не раз говорил, что однажды вы разыщете  его.  Или
наоборот.
     Через несколько минут они оказались уже в конце  шахтного  ствола  и,
миновав очередной люк, медленно продвигались по узкому и низкому  туннелю.
Туннель плавно уходил вверх между стенами скалистой породы. Проводник  все
еще держал руки за шеей, несмотря  на  протесты  и  уверения,  что  он  не
намерен нападать на Сник. Фонарь ее освещал путь. Затем оба  поднялись  по
металлическим ступеням, вбитым в стену  ствола.  Ружье  висело  за  спиной
проводника. Пистолет Сник покоился в кобуре, но Сник предупредила  Мэсона,
что он и пикнуть не успеет, если вознамерится выкинуть какой-нибудь номер.
Сник не думала, что он попытается  что-то  предпринять,  но  она  повидала
достаточно, чтобы не доверять незнакомцам. И даже тем, кого знала давно.
     Сник первой поднялась  по  лестнице,  зажав  в  зубах  ручку  фонаря.
Сопровождающий  последовал  за  ней,  когда  она  была  уже  на  последней
ступеньке. Он мог, конечно, метнуться к противоположному концу туннеля, но
Сник предупредила, что пристрелит его до того, как  он  достигнет  другого
ствола.
     - Не сомневаюсь, - сказал он. - Но у меня нет причин убегать.
     Сник подняла крышку люка и ощупывала лучом фонаря  комнату  в  скале.
Здесь не было ни людей, ни  каких-либо  предметов  обстановки.  Наконец  и
Мэсон ступил в помещение, и Сник в его сопровождении проследовала далее по
узкому туннелю. Теперь Мэсон шел впереди.  Вот  он  открыл  дверь  и  свет
выплеснулся на них.
     - О'кей! - воскликнул он. - Это я, Мэсон! Со мною Пантея Сник!
     Сник вздрогнула, когда за ее спиной раздался женский голос:
     - Теперь ваша очередь не двигаться!
     Твердая луковица пистолета уперлась в ее спину.
     - Дьявол, - спокойно произнесла Сник и бросила свое оружие и заложила
руки за шею.
     Сник не видела на  стене  туннеля  никаких  примет  двери.  Но  дверь
непременно где-то здесь, и женщина вышла из нее прямо за спину  Сник.  Как
хорошо, что она и не пыталась врываться сюда с шумом и стрельбой.
     Трое мужчин и женщина появились из-за двери, едва Сник вошла.  Теперь
Мэсон оказался позади нее, остальные - по бокам; обезоруженную ее  провели
через туннель в огромную пещеру  со  сталактитами,  свисавшими  сверху,  и
сталагмитами, сглаживавшими неровности пола. Несколько больших ламп тускло
освещали помещение. Вся группа прошла еще через несколько пещер и свернула
в левую. Тут находились несколько человек - почти все спали в мешках.
     Мэсон сказал:
     - Вы не очутились бы здесь,  вы  знаете...  извините  меня...  вполне
возможно... не знаю... если бы не Кэрд. Он -  единственный,  кто  оказывал
давление на правительство, требуя оправдать вас и восстановить на службе в
Департаменте органиков.
     - Нет, - громко произнесла Сник, так что Мэсон мог хорошо слышать ее,
- я не знала этого.
     -  Кэрд  сообщил  Мировому  Совету,  что   обладает   неопровержимыми
доказательствами грязных делишек некоторых его членов. Он  заверил  Совет,
что сделает факты достоянием гласности, если вас не восстановят на службе.
     - Как он проделал это? - спросила Сник. - И каким образом он сумел бы
довести все до общественности?
     Мэсон уклончиво ответил:
     - Один из нашей группы - компьютерный гений.
     Сник на всем пути по здешним  пещерам  не  заметила  никакой  большой
машины, необходимой для электронной связи со спутниками. Все,  что  видела
она, можно быстро уложить и унести. Люди здесь, по всей видимости,  готовы
двинуться прочь в любую минуту.
     Теперь  они  находились  в  конце  туннеля  перед  дверным   проемом,
задрапированным плотной шторой. Мэсон велел  Сник  остановиться,  отдернул
штору в сторону и вошел  в  комнату.  Сник  скользнула  взглядом  по  ярко
освещенной комнате с каменными стенами. У Сник перехватило дыхание,  когда
она заметила на стене большую фотографию. Прямо на нее смотрело ее лицо  с
фото, вставленного в рамку.
     Когда ей сказали, что Кэрд, покинув Денвер, прихватил ее  фотографию,
Сник задумалась. Ведь Кэрд как Бейкер  Но  Вили  не  имел  о  ней  никаких
воспоминаний. Но он видел много лент о себе в прошлых своих ипостасях. Она
появлялась в  некоторых  лентах,  и  он,  без  сомнения,  приобрел  ленты,
посвященные ей. Зачем?
     Сник могла найти лишь единственный  вразумительный  ответ:  будучи  в
каких-то своих персонах,  он  пленился  ею.  И  даже  лента  оживляла  это
чувство, глубоко засевшее в нем. Он, должно быть, любит по  фотографии.  И
образ с картинки резонировал с подсознательными воспоминаниями.
     Нет, Сник не была свойственна  романтичность,  но  ее  затронула  эта
история с фото и в груди почему-то разливалось тепло.
     Его личности, думала Сник, походили на разноформенные и  многоцветные
бусинки  на  нитке.   Нитью   служила   основная   персона   -   первичная
индивидуальность. Нить тянулась -  гладкая  и  неразрывная,  всегда  одной
плотности и структуры - по  центру  каждой  бусинки.  Настоящий  Кэрд  был
нитью. Те, другие - Тингл, Дунски, Репп, Ом, Зурван, Ишарашвили, Дункан  и
нынешний Кэрд - были бусинами.
     Нить была также и бунтарем, хотя и ловким хитрецом.
     Мэсон показался из-за шторы, бормоча:
     - Я никогда не видел его таким.
     Он взглянул на Сник.
     - Хотя я мог бы предполагать... Входите. Одна.
     Не в натуре Сник были колебания,  однако  она  застыла  на  несколько
секунд, прежде  чем  раздвинуть  штору.  Глубоко  вздохнув,  она  вошла  в
комнату.  Шторы  с  легким  шуршанием  сомкнулись  за  ней,  словно   меч,
рассекающий воздух.
     Кэрд был один в большой комнате с очень низким  потолком.  У  дальней
стены  бросался  в  глаза  внушительный  серебряный  цилиндр  -  вероятно,
источник тока. Провода,  словно  щупальца,  тянулись  по  полу.  Настенные
экраны светились словами, числами, формулами, работали каналы новостей  из
Цюриха, Сиднея, Каира, Чикаго, Буэнос-Айреса.
     Кэрд, стоя у дисплейного терминала станции, но  повернувшись  к  Сник
лицом, улыбался. Он решительно шагнул навстречу ей, вытянув  вперед  руки.
Они сомкнулись, обняв ее. Он поцеловал Сник.  Их  губы  как  намагниченные
слились на долгие секунды.
     Сник не ожидала подобной жаркой встречи, но была рада ей.
     - Я слишком ретив, понимаю, - произнес он,  выпустив  наконец  ее  из
объятий. - Меня что-то обуяло.
     - Ты не незнакомец, - сказала Сник. - И даже если ты не помнишь  меня
во плоти...
     - Ты пришла, чтобы остаться? Я верил, ты так или иначе разыщешь меня.
Но я не знал, в какой роли ты явишься. Я полагаю...
     - Мне известно, что ты полагаешь, - перебила Сник. - Я тоже  не  была
до конца уверена. Тем не менее, да - я пришла, чтобы остаться.