Филип Жозе ФАРМЕР

                              ОДИССЕЯ ГРИНА

                                "Быстро обзаводитесь друзьями".
                                    (Руководство для потерпевших крушение)

                                    1

     Уже два года Алан Грин жил без малейшей надежды. С того дня, как  его
корабль рухнул на эту планету, он отдался на милость судьбы, дочери случая
и статистики. Шанс на то, что в ближайшие сто лет сюда  залетит  еще  один
корабль, был мизерным, значит глупо сидеть без дела и ждать спасения.  Как
ни противна была ему эта мысль, предстояло прожить  здесь  всю  оставшуюся
жизнь и выжать как можно больше сока из этой репы планетарной величины. Но
выжал он немного, скорее, сам оказался выжатым до  предела.  Вскоре  после
крушения его обратили в рабство.
     И вот блеснула надежда.
     Она пришла через месяц после его  назначения  старшим  над  кухонными
рабами герцога Тропэтского. Пришла в тот момент, когда он стоял  во  время
обеда позади герцогини.
     Именно герцогиня Зьюни бесцеремонно переместила его из ранга  простой
рабочей скотинки на эту лакомую, но  опасную  должность.  Почему  опасную?
Потому что герцогиня была  самовлюбленной,  ревнивой  и  завистливой.  При
малейшем подозрении в охлаждении с его стороны он мог потерять  жизнь  или
любую   из   конечностей.   Он   знал,   что   случилось   с   двумя   его
предшественниками, и это помогало  ему  быть  предельно  чувствительным  к
каждому ее жесту, к любому желанию.
     В то утро он стоял, а она сидела за длинным обеденным столом. В одной
руке он держал свой знак  старшего  -  небольшой  белый  жезл,  увенчанный
красным шаром. Этим жезлом он указывал рабам,  куда  ставить  блюда,  кому
налить вина, от кого отогнать мух.
     Он  руководил  и   теми   рабами,   которые   вносили   и   усаживали
бога-хранителя домашнего очага  на  подобающее  ему  место,  и  теми,  что
наигрывали нечто вроде музыки. Время  от  времени  он  наклонялся  к  ушку
герцогини  Зьюни  и  шептал  строки  из   какой-нибудь   любовной   поэмы,
расхваливая ее красоту, предполагаемую неотразимость и свою  пламенную  и,
видимо, безнадежную страсть  к  ней.  Зьюни  обычно  улыбалась,  повторяла
формулы благодарности - самые краткие -  или  смеялась  над  его  забавным
акцентом.
     Герцог сидел на другом конце стола. Он не обращал  внимания  на  этот
флирт. Не обращал он внимания и на  так  называемый  секретный  коридор  в
стенах замка,  по  которому  Грин  пробирался  в  покои  герцогини.  Этого
требовал обычай. Точно так же обычай требовал  сыграть  роль  разъяренного
мужа, если Грин надоест ему или выведет из  себя.  Тогда  герцог  публично
обвинит Грина в прелюбодеянии. Этого было достаточно, чтобы держать  Грина
в страхе, но была и еще одна причина бояться, которой герцог не  учитывал.
Это был Элзоу.
     Элзоу - сторожевой пес герцогини, чудовище, похожее  на  бульдога,  с
лохматой шерстью желто-рыжего цвета. Пес так явно ненавидел Грина, что тот
имел все основания предполагать,  будто  животное  знало  -  возможно,  по
запаху тела, - что Грин чужак на этой планете. Элзоу  глухо  рычал  каждый
раз,  когда  Грин  склонялся  над  герцогиней  или  делал  слишком  резкое
движение. Иногда пес поднимался и обнюхивал его ноги. Всякий раз при  этом
Грина окатывала холодная испарина, потому что пес уже  дважды  кусал  его.
Считалось, что он делал это играя, хотя метки на  икрах  были  серьезными.
Вдобавок ко всему,  Грину  приходилось  заботиться,  чтобы  окружающие  не
заметили, как необычно быстро - иногда за одну ночь - заживают  его  раны.
Он носил повязки на ногах еще долго после заживления.
     И теперь эта отвратительная тварь снова принюхивалась у  самого  бока
Грина, явно желая застращать его до смерти.
     В это утро землянин твердо решил убить  собаку,  несмотря  на  угрозу
плахи палача, колесования, дыбы или любой другой мучительной  пытки.  Едва
он поклялся себе в этом, как герцогиня заставила его совершенно позабыть о
звере.
     - Дорогой, - сказала Зьюни, прерывая герцога в середине  разговора  с
капитан-купцом. - О каких  это  двух  людях,  упавших  с  неба  в  большом
железном корабле, вы говорите?
     Грин вздрогнул и  затаил  дыхание,  ожидая  ответа  герцога.  Герцог,
низкорослый смуглый белокурый мужчина со множеством  подбородков  и  очень
густыми с проседью бровями, нахмурился.
     - О людях? Скорее, о демонах! Разве может человек летать по воздуху в
железных кораблях! Эти двое утверждают, будто они пришли со  звезд,  а  ты
знаешь, что это значит. Вспомни пророчество  Ойксротла:  "Демон  придет  и
назовет себя ангелом".  Несомненно,  это  об  этих  двух!  Они  показывают
немалую хитрость, объявляя себя не демонами и не ангелами, но людьми!  Да,
это дьявольски умный ход. Такой может смутить  любого,  у  кого  в  голове
туман. Я рад, что король Эстории к таким не относится.
     Зьюни томно подалась вперед.  Большие  карие  глаза  вспыхнули,  ярко
накрашенные влажные губы раскрылись:
     - Неужели он уже сжег их? Какая жалость! Надо было помучить  их  хоть
немного.
     Капитан-купец Майрен сказал:
     - Прошу прощения, прекрасная госпожа, но король Эстории еще не казнил
их. Эсторианские законы требуют, чтобы все  подозреваемые  демоны  пробыли
два года  в  заточении.  Всем  известно,  что  демон  не  может  сохранять
человеческий облик более двух лет. В конце этого срока  он  обретает  свою
настоящую плоть и вид - ужасный и отвратительный.
     Майрен закатил свой здоровый  глаз  так,  что  виден  остался  только
белок, и осенил себя знаком, отгоняющим нечистую  силу:  его  указательный
палец был напряженно выставлен из  сжатого  кулака.  Придворный  священник
Джугхастр нырнул под стол и принялся молиться, уверенный,  что  демоны  не
тронут его, пока он стоит на коленях под трижды освященным деревом. Герцог
влил в себя полный кубок вина,  чтобы  успокоить  нервы,  должно  быть,  и
рыгнул.
     Майрен вытер лицо и продолжал:
     - Конечно, у меня не было возможности разузнать побольше, потому  что
к нам, купцам, относятся с подозрением и мы едва  осмеливаемся  появляться
где-либо, кроме порта или рынка. Эсторианцы поклоняются женскому  божеству
- смешно, правда? - и едят рыбу. Они ненавидят нас,  тропатианцев,  потому
что мы поклоняемся Зэксропзгру, Мужу из Мужей. А еще из-за  того,  что  им
приходится покупать у нас рыбу. Но рты у них не на замке, и они много  чем
выбалтывают нам, особенно, когда выпьют вина на дармовщинку.
     Наконец Грин вздохнул с облегчением. Как он  радовался,  что  в  свое
время не рассказал этим людям, откуда прибыл! Они знали лишь  то,  что  он
один из многих рабов, прибывших из далекой страны на севере.
     Майрен откашлялся, оправил свой фиолетовый тюрбан  и  желтые  одежды,
осторожно тронул большое золотое кольцо, продетое через нос,  и  заговорил
снова:
     - Я за месяц добрался сюда из Эстории, и это довольно быстро.  Многие
считают, что мне просто  везет,  но  я  предпочитаю  объяснять  это  своим
искусством и покровительством богов за мою  преданность  им.  О,  боги,  я
вовсе не хвастаюсь, но смиренно приношу вам дань, потому что вы оберегаете
мои товары и не отвергаете моих жертвоприношений!
     Грин опустил взгляд, чтобы скрыть отвращение, которое легко  читалось
в его глазах. И сразу же увидел нетерпеливое притопывание башмачка  Зьюни.
Он застонал в душе, потому что знал, что сейчас она переведет разговор  на
что-нибудь более интересное для себя: на свой гардероб,  состояние  своего
желудка или свое общее  самочувствие.  И  ничего  нельзя  будет  поделать,
потому что по обычаю хозяйка дома выбирает тему  разговора  за  завтраком.
Эх, если бы это был обед или полдник! Тогда  мужчины  по  тому  же  обычаю
имели бы неоспоримое преимущество.
     - Эти два демона очень высокие, как ваш раб Грин, - продолжал Майрен.
- И они слова не могли произнести по-эсториански. По крайней мере, так они
утверждали. Когда солдаты короля  Рауссмига  попытались  пленить  их,  они
вытащили  из-под  своей  странной  одежды  два  мушкета,  которыми,   едва
прицелившись,  бесшумно  уложили  насмерть  множество  солдат.   Некоторых
охватила паника, но оставались и храбрецы, которые продолжили атаку. Потом
дьявольское оружие, по-видимому, истощилось. Демонов одолели и посадили  в
Башню Травяных Котов - из нее еще не сбегал ни человек, ни демон. Там  они
будут до Праздника Солнечного Глаза. Тогда их сожгут...
     Из-под стола донеслось бормотание священника. Джугхастр  благословлял
всех в доме, вплоть до последнего щенка и блох в его  шкуре,  и  проклинал
тех, кто одержим хотя бы ничтожнейшим  демоном.  Герцог,  которому  надоел
шум, пнул его.  Джугхастр  взвыл,  поспешно  выбрался  оттуда  и  принялся
обгладывать кость с выражением честно выполненного долга на  жирной  роже.
Грину тоже давно хотелось пнуть его, как и  многих  других  людей  на  мой
планете. Надоело все время напоминать себе, что следует понимать и прощать
их, что его собственные далекие предки когда-то были такими же жестокими и
отвратительно кровожадными. Одно дело читать о таких людях и совсем другое
-  жить  среди  них.  В  приключенческом  романе  можно  прочесть,  какими
немытыми, болезненными и тупыми были предки, но только прямое столкновение
с миазмами и грязью способно вызвать подлинное омерзение.
     Даже  там,   где   стоял   Грин,   клубился,   врываясь   в   ноздри,
сногсшибательный запах парфюмерии Зьюни. Это были дорогие и  редкие  духи,
привезенные Майреном из его странствий и подаренные ей в  знак  почитания.
Даже несколько капель могли  достаточно  эффективно  выразить  женственную
изысканность и спровоцировать нежную страсть. Но Зьюни  облилась  ими  как
водой, надеясь, наверное, перебить устойчивый запах давно немытого тела.
     "А выглядит она довольно красивой, - в свое время думал  Грин.  -  Но
этот ужасный запах!" По крайней мере, так казалось вначале. Теперь она уже
не казалась красавицей, потому что Грин знал, насколько она глупа, и запах
уже не так ударял в нос,  потому  что  обоняние  как-то  приспособилось  к
местным ароматам. А иначе - труба!
     - Я собираюсь вернуться  в  Эсторию  к  началу  праздника,  -  сказал
Майрен. - Я никогда раньше не видел, как Глаз Солнца сжигает демонов. Глаз
- это огромная линза. До сезона дождей я успею и туда и обратно. Я надеюсь
получить больше прибыли,  чем  в  прошлый  раз,  потому  что  мне  удалось
наладить хорошие связи. О боги! Я не хвастаюсь, я просто возношу вам хвалу
за покровительство  вашему  смиренному  почитателю  Майрену,  купцу  клана
Эффениканов!
     - Привези, пожалуйста, для меня побольше таких духов,  -  вступила  в
разговор герцогиня. - И то бриллиантовое ожерелье,  что  ты  подарил,  мне
тоже понравилось.
     - Бриллианты, изумруды, рубины! - воскликнул Майрен, целуя кончики ее
пальцев и в экстазе закатывая глаза. - Говорю вам, эсторианцы так  богаты,
как нам и не снилось! Драгоценности сыплются у них на рынках, словно капли
в сезон дождей! Ах, если бы император решился  снарядить  большой  флот  и
отправил его на штурм их стен!
     - Он слишком хорошо помнит, что случилось с флотом его отца при такой
вот попытке, - проворчал герцог. - Шторм уничтожил тридцать его  кораблей,
а наслали его, конечно, жрецы  богини  Худы.  Мне  все  еще  кажется,  что
экспедиция была бы удачной, если бы старый император обратил  внимание  на
видение, что явилось ему в ночь накануне отправки.  Это  был  великий  бог
Эксопьтквай, и сказал он...
     Начался длинный разговор, который не стоил того, чтобы задерживать на
нем внимание. Грин был слишком занят, лихорадочно соображая, как добраться
до  Эстории  и  до  железного  корабля  демонов,  который  наверняка   был
космическим кораблем.  Это  был  его  единственный  шанс.  Скоро  начнется
дождливый сезон, и тогда все суда встанут на прикол минимум на три месяца.
Можно,  конечно,  отправиться  пешком.  Тысячи  миль  через   бесчисленные
опасности, а у него самые смутные сведения о направлении, в котором  лежит
город. Нет, Майрен - единственная надежда. Но как?.. Он не  надеялся,  что
сможет удрать зайцем. Корабли всегда  внимательно  обыскивали  на  случай,
если  какой-нибудь  раб  надумает  смыться.  Он  посмотрел   на   Майрена,
низкорослого, толстого, пузатого, одноглазого субъекта с золотым кольцом в
крючковатом  носу.  Этот  муж  весьма  практичен  и  не   захочет   терять
расположение герцогини, помогая бежать ее невольнику. Ни за что на  свете,
если Грин не сможет предложить ему нечто столь ценное,  что  заставит  его
пойти на риск. Майрен хвастался, что он хладнокровный делец,  что  у  него
крепкая голова, но по наблюдениям Грина в этом якобы  неприступном  черепе
было одно слабоватое место - алчность.

                                    2

     Герцог поднялся, и все последовали его примеру. Джугхастр пробормотал
формулу завершения дела и присел доглодать  кость,  остальные  же  гуськом
вышли. Грин шел впереди Зьюни, чтобы предупредить о  малейшем  препятствии
на ее пути и защитить от попытки  нападения.  Исполняя  эту  ответственную
миссию, он споткнулся и едва  не  упал  -  его  тяпнули  под  коленку.  Он
удержался на ногах, потому что был довольно ловким человеком, несмотря  на
свои два метра роста и сто килограммов веса. Он побагровел и  от  громкого
смеха вокруг, и от ярости на Элзоу,  который  снова  повторил  свой  трюк,
схватив ногу Грина и навалившись на  нее  всей  своей  тяжестью.  Землянин
хотел отобрать копье у ближайшего стражника и  пронзить  тварюгу,  но  это
означало бы конец самого Грина. Раньше часто бывали  случаи,  когда  из-за
какого-нибудь промаха он мог поменять этот мир  на  загробный,  но  теперь
нельзя было делать неправильных ходов. Теперь, когда побег так возможен!
     Поэтому он через силу улыбнулся и снова пошел впереди герцогини, в то
время как другие разошлись по своим  делам.  Когда  они  достигли  широкой
каменной лестницы, что вела в верхние этажи замка, Зьюни  приказала  Грину
отправляться на рынок и купить продукты на завтра. Что касается ее, то она
собиралась поспать до обеда.
     Грин чертыхнулся про себя. Долго  ли  он  протянет  при  таком  темпе
жизни? Она намерена провести с ним половину ночи, после чего ему предстоит
вернуться к своим дневным обязанностям. Она вволю выспится к тому времени,
когда он навестит ее, а ему так и не удастся отдохнуть по-настоящему. А  в
немногие свободные часы днем он должен был возвращаться  к  себе  домой  в
барак рабов и выполнять свои семейные обязанности. Эмра - его  жена-рабыня
и ее шестеро детей слишком много требовали от нем. Они были более жестоки,
чем герцогиня, если такое возможно.  Сколько  можно?  О  Господи,  доколе!
Положение становилось  невыносимым.  Даже  если  бы  он  и  не  услышал  о
космическом корабле, то все равно бы  сбежал.  Лучше  быстрая  смерть  при
попытке к бегству, чем  медленная  мучительная  смерть  от  истощения.  Он
поклонился на прощание герцогу и  герцогине  и  последовал  за  фиолетовым
тюрбаном и желтыми одеждами Майрена через двор,  через  ворота  в  толстой
каменной стене, по мосту через широкий ров, по узким улицам города Квотца.
Здесь  капитан-купец  уселся  в  свою  разукрашенную  серебром  и  камнями
коляску. Два длинноногих раба  между  оглоблями,  соплеменники  Майрена  и
матросы с корабля "Птица Счастья", прокладывали  путь  через  толпу.  Люди
уступали им дорогу, в то время как  два  других  матроса  бежали  впереди,
выкрикивая имя Майрена и щелкая кнутами в воздухе.
     Грин, убедившись,  что  никто  из  обитателей  замка  не  сможет  его
увидеть, тоже побежал, пока не поравнялся с рикшей. Майрен  остановился  и
спросил, что ему надо.
     - Прошу  прощения,  ваше  владычество,  но  может  ли  ничтожный  раб
высказаться и не стать причиной вашего гнева?
     - Полагаю, у  тебя  на  уме  нет  плохих  мыслей,  -  сказал  Майрен,
оглядывая Грина глазом сквозь узкую щелку между бровью и толстой щекой.
     - Дело касается денег.
     - Ого, несмотря на твой чужестранный  акцент,  говоришь  ты  приятным
голосом. Ты - глашатай Меннирокса, моего бога-покровителя. Говори!
     - Сначала, ваше владычество,  поклянитесь  Меннироксом,  что  ни  при
каких обстоятельствах не разгласите мое предложение.
     - Прибыль для меня будет?
     - Да.
     Майрен взглянул на своих соплеменников,  терпеливо  стоящих  рядом  и
демонстративно не обращающих внимания на их беседу.  Он  владел  жизнью  и
смертью каждого из них, но не доверял им. Поэтому он произнес:
     - Наверное, будет лучше, если я сначала подумаю,  прежде  чем  давать
такую серьезную клятву. Ты можешь встретиться со мной в  Час  Винопития  в
Доме-Равенства? И можешь ли ты хотя бы намекнуть, о чем пойдет речь?
     - Отвечаю "да" на оба твои вопроса. Мое предложение касается  сушеной
рыбы, которую ты грузишь на свои корабли для эсторианцев.  Есть  еще  одно
дело, но о нем я скажу только после твоей клятвы.
     - Хорошо. Тогда - прощай до условленного часа. Значит, рыба, да?  Ну,
мне пора идти. Время  -  деньги,  сам  знаешь.  Навались,  ребята!  Полный
вперед!
     Грин остановил рикшу и удобно расположился в  коляске.  Как  помощник
управляющего домом,  он  имел  достаточно  денег.  Более  того,  герцог  и
герцогиня были бы недовольны, если бы он уронил их престиж, разгуливая  по
улицам города пешком. Его экипаж двигался с довольно приличной  скоростью,
но, наверное, каждый все равно узнавал его ливрею:  бело-алую  треугольную
шляпу и белую безрукавку с гербом герцога на груди  -  красные  и  зеленые
концентрические круги, перечеркнутые черной стрелой.
     Улица вела все время вниз, потому что город был построен  на  склонах
холма, у подножия гор. Она петляла и изгибалась,  давая  Грину  достаточно
времени для раздумий. Проблема была еще  в  том,  что,  если  пленников  в
Эстории казнят раньше, чем он доберется до них, ему все  равно  конец.  Он
понятия не имел, как пилотировать космический корабль, потому что на борту
крейсера  был  пассажиром,  а  когда  тот  неожиданно  взорвался,  покинул
погибающее судно в  одной  из  автоматических  аварийных  капсул.  Капсула
доставила его на  поверхность  планеты  и,  насколько  он  знал,  все  еще
валялась там, где он ее оставил, в горах. Пробродив целую неделю, он  едва
не умер с голоду, пока его не подобрали какие-то крестьяне. Они сдали  его
солдатам ближайшего гарнизона, посчитав за беглого раба, за которого можно
получить награду. В городе Квотце Грина  едва  не  поджарили,  потому  что
нигде не было записей, что он  кому-то  принадлежит.  Но  светлые  волосы,
высокий рост и непонятная речь убедили поимщиков, что  он,  скорее  всего,
спустился с отдаленных гор на севере. А раз он не был рабом, то должен был
стать им.
     Сказано -  сделано.  Он  стал  рабом.  Он  отпахал  шесть  месяцев  в
каменоломне и год отработал в корабельном доке. Потом  герцогиня  случайно
увидела его на улице, и его взяли в замок.
     Оживленные  улицы  были  заполнены  низкорослыми,   темноволосыми   и
коренастыми местными жителями  и  более  рослыми  и  светлокожими  рабами.
Первые  носили  тюрбаны  различных  цветов,  показывающих  их   статус   и
профессию. А рабы носили треугольные шляпы. Иногда встречался священник  с
козлиной бородкой и в шестиугольных  очках.  Мимо  проносились  экипажи  и
повозки, влекомые людьми или большими сильными собаками. Торговцы стояли у
дверей своих лавок и  громко  нахваливали  товары.  Они  продавали  ткань,
одежду, орехи грихтра, пергамент, мечи, ножи, шлемы, лекарства,  книги  по
волшебству,  теологии  и  о  путешествиях,  специи,  парфюмерию,  чернила,
циновки, сладкие напитки, вино, пиво, тонизирующие напитки, картины - все,
что производила эта их цивилизация. Мясники стояли у открытых магазинов, в
которых висела неощипанная дичь, покачивались на крючьях освежеванные туши
оленей и собак. Продавцы птиц показывали свой яркий голосистый товар.
     В тысячный раз Грин подивился на эту странную планету,  где  животный
мир представляли только люди, собаки, травяные  коты,  небольшие  олени  и
низкорослые  животные,  похожие  на  лошадей.  Здесь  явственно  ощущалось
недостаточное  разнообразие  животных,  зато  было   очень   много   птиц.
Отсутствие быков, волов и лошадей, как полагал Грин,  и  явилось  причиной
повсеместного распространения рабства. Люди и собаки были основным тяглом.
     Несомненно, этому было какое-то ой яснение, но оно захоронено в такой
глубине веков, что никакая  история  не  докопается.  Грин,  всегда  очень
любознательный,  хотел  бы  иметь   побольше   времени   и   средств   для
исследований, но у него не было ни того, ни другого. Он все еще был  занят
тем, чтобы сохранить в целости свою шкуру и как можно скорее найти  способ
выбраться из этой дыры.
     Достаточно много сил уходило просто на  то,  чтобы  пробраться  через
узкие, переполненные толпой улицы. Приходилось часто показывать свой жезл,
чтобы толпа расступилась. Но по мере приближения к порту становилось легче
- улицы там были намного шире.
     Огромные телеги, увлекаемые толпами рабов, везли  груз  к  судам  или
обратно. Проезды должны быть достаточно широкими, иначе возы  растерли  бы
людей о стены домов. Здесь и были так называемые бараки, где жили портовые
рабы. Когда-то этот район был просто замком, в  котором  мужчин  и  женщин
запирали на ночь. Но еще во времена  старого  герцога  стены  разрушили  и
построили новые здания. "Ближайшая земная  аналогия,  -  подумал  Грин,  -
типовое  проектирование  жилых   зданий.   Небольшие   здания,   абсолютно
одинаковые, выстроенные, как солдаты на плацу".
     Он хотел было заглянуть домой, повидаться с женой Эмрой, но раздумал.
С ней ввяжешься в спор или  еще  какие-нибудь  дела  -  и  придется  потом
потратить много времени, чтобы ублажить ее,  а  он  должен  торопиться  на
рынок. Он ненавидел семейные сцены, а Эмра была  прирожденной  трагической
актрисой. Она, можно сказать, наслаждалась ими.
     Он отвернулся от бараков и посмотрел на  другую  сторону  улицы,  где
возвышались высоченные  стены  складов.  Там  суетились  рабы.  С  помощью
подъемных устройств, похожих на корабельные кабестаны, они  поднимали  или
опускали огромные тюки. "Здесь, - подумал Гуин,  -  для  меня  нашлось  бы
подходящее дело - механизация ручного труда. Внедрить бы  паровую  машину.
Какой толчок для развития всей планеты! Автомобили  на  древесном  топливе
заменили бы рикш. Подъемные краны работали бы от  паровых  машин.  Корабли
получили бы привод к колесам от парового котла. А можно было бы  проложить
рельсы через Ксердимур и пустить по ним  локомотивы  вместо  кораблей.  Но
стальные рельсы  стоят  слишком  дорого,  и  банды  варваров,  снующие  по
травянистым равнинам, будут разбивать их и ковать себе оружие".
     Кроме того, всякий раз, когда он  предлагал  герцогу  новый  и  более
эффективный способ  труда,  он  натыкался  на  каменную  стену  обычаев  и
традиций. Нельзя было внедрить ничего нового, если боги не одобрят  этого.
А божья воля передавалась  людям  через  посредников-священников.  Они  же
держатся за статус-кво, как голодные младенцы за материнскую грудь или как
старые скряги за свой хлам. Грин мог бы вступить в борьбу с теократией, но
предвидел, что ради ничтожного результата не стоит становиться мучеником.
     - Алан! Алан! - послышался знакомый голос.
     Он вздернул плечи, словно черепаха, убирающая голову под  панцирь,  и
попытался не обращать внимания на зов. Но голос, хотя и  женский,  обладал
такой силой и звучностью, что все вокруг оглядывались, чтобы посмотреть на
его обладательницу. Не было смысла притворяться, будто он не слышит.
     - Алан, демон, а не человек, стой!
     Грину пришлось  приказать  мальчишке-рикше  развернуться.  Мальчишка,
ухмыляясь, выполнил приказание. Как и все в районе порта,  он  знал  Эмру,
знал и о ее взаимоотношениях с Грином.
     Она держала на руках  годовалую  дочь  Грина,  прижимая  ее  к  своей
великолепной груди. За спиной у нее стояло еще пятеро детей: два  сына  от
герцога, дочь от проезжего князя, сын от капитана корабля с севера  и  еще
дочь от храмового скульптора. Взлеты и падения ее судьбы отражались  в  ее
детях - одушевленная картина состояния общества на планете.

                                    3

     Мать ее была рабыней-северянкой, отец  -  свободный  местный  житель,
колесных дел мастер. Когда Эмре исполнилось пять лет, случилась эпидемия и
они  умерли.  Ее  забрали  в  бараки  и  отдали  на  воспитание  тетке.  В
пятнадцатилетнем возрасте ее красота  привлекла  внимание  герцога,  и  он
настоял на переводе ее во дворец. Там она родила  от  него  двух  сыновей,
которым теперь было десять и одиннадцать лет; скоро их  у  нее  заберут  и
будут растить из них свободных и любимых слуг во дворце. Герцог женился на
нынешней герцогине через несколько лет после начала этой связи, и ревность
герцогини вынудила его избавиться от Эмры. Она вернулась в бараки. Герцог,
наверное, не слишком горевал при  расставании,  потому  что  жизнь  с  нею
напоминала жизнь с ураганом, а он слишком любил мир и покой.
     Затем, в соответствии с обычаем, герцог рекомендовал ее гостившему  у
него князю. Князь позабыл все сроки возвращения домой -  так  не  хотелось
ему расставаться с нею. Герцог надумал было подарить ему Эмру, но  тут  он
превысил свои полномочия. Даже у рабов были определенные права, а женщина,
которая родила обществу гражданина, могла быть  увезена  в  другую  страну
только по собственному желанию, Эмра не согласилась уезжать, и опечаленный
князь отправился домой, оставив, правда, память по себе.
     Потом за ней ухлестывал капитан корабля, но закон снова пришел ей  на
выручку. Он не смог увезти ее из страны, а она снова  отказалась  уезжать.
Но  теперь  она  уже  преследовала  свои  цели.  Рабам  разрешалось  иметь
собственность, в том числе и своих  рабов,  и  она  знала,  что  два  сына
герцога станут ее опорой позднее, когда будут жить в замке.
     Храмовый скульптор выбрал ее в качестве модели для большой  мраморной
статуи богини плодородия. И не мудрено: она была великолепна:  высокая,  с
длинными каштановыми волосами  и  безупречной  кожей,  с  большими  карими
глазами; рот красный, как сочные спелые сливы, грудь такая, что  ни  дитя,
ни любовник не находили в  ней  изъяна,  удивительно  гибкая  талия,  если
учитывать массу ее тела и  плодовитость.  Ее  длинные  ноги  считались  бы
красивыми даже на Земле, а уж тем  более  -  на  фоне  местных  кривоногих
жительниц.
     Но было в ней и нечто  большее,  чем  просто  красота.  Она  излучала
что-то такое, что поражало мужчин  с  первого  взгляда.  Грину  она  порой
казалась  какой-то  могучей  стихией,  пожалуй,  даже  воплощением   самой
природы.
     Иногда Грин чувствовал гордость от того, что именно его  она  выбрала
себе в супруги, выбрала тогда, когда он был рабом-новичком, едва способным
произнести несколько слов  на  довольно  сложном  агглютинативном  местном
языке. Но временами он чувствовал, что она  хоть  и  лакомый,  но  слишком
большой для него кусочек, и такое повторялось в последнее время все  чаще.
Кроме того, он чувствовал  угрызения  совести,  когда  смотрел  на  детей,
потому что полюбил их и боялся того момента, когда придется  их  покинуть.
Что касается бегства от Эмры, то он не был уверен, какие  при  этом  будет
испытывать чувства. Конечно, она будила в нем чувства, но ведь  и  удар  в
зубы, и доза вина в крови тоже будят чувства.
     Он  вышел  из  коляски,  велел  мальчишке-рикше  подождать,   сказал:
"Привет, дорогая", - и поцеловал ее. Он радовался, что  она  рабыня  и  не
носит кольца в носу. Когда он целовал  герцогиню,  оно  всегда  раздражало
его. Она отказывалась вынимать кольцо из носа, потому что это поставило бы
ее на один с ним  уровень,  а  он  не  должен  забывать  о  своем  рабском
положении. В том,  что  она  взяла  в  любовники  раба,  а  не  свободного
человека,  не  было  ничего  аморального.  А  если  она  будет   совершать
аморальные поступки, то какова же ей тогда будет цена!
     Ответный поцелуй Эмры был, пожалуй, слишком страстен -  она  пыталась
сгладить резкость.
     - Ты меня не обманешь, - произнесла  она.  -  Ты  собирался  проехать
мимо. Хоть бы детей поцеловал! В чем дело? Я надоела тебе? Ты говорил, что
принимаешь ласки герцогини только из-за карьеры и потому, что боишься, как
бы она не нашла способа расправиться с тобой, если ты ей откажешь.  Ладно,
я тебе поверила... почти поверила. Но  как  можно  тебе  верить,  если  ты
пытаешься проскользнуть мимо, даже не заглянув домой? В чем дело?  Мужчина
ты или нет? Ты что, боишься взглянуть в лицо женщине?  Не  тряси  головой!
Лжец!  Не  забудь  поцеловать  Гризкветра.  Ты  же  знаешь  -   он   очень
впечатлительный мальчик и обожает тебя, и чепуха это, будто в твоей стране
взрослые люди не целуют ребятишек такого возраста. Ты не в  своей  стране!
Что за странные бессердечные люди, должно быть, живут там! Даже  если  это
так - ты можешь позабыть тамошние обычаи и немного  приласкать  мальчишку.
Пойдем домой, и я достану из  подвала  того  удивительного  челоусмейского
вина, что доставили недавно в мой погреб....
     - С каким это кораблем оно прибыло в погреб? - со  смехом  воскликнул
Грин. - Ради всех боев, Эмра, я знаю, что прошло два дня с тех пор, как  я
видел тебя. Но не пытайся двухдневный разговор втиснуть  в  десять  минут.
Особенно при твоей манере разговаривать. И перестань  распекать  меня  при
детях. Ты же знаешь  -  это  для  них  вредно.  Они  могут  перенять  твое
презрение к главе семьи.
     - Я тебя презираю?!  Да  я  целую  землю,  по  которой  ты  идешь!  Я
постоянно говорю им, какой ты прекрасный человек, хотя трудно убедить их в
этом, когда ты вот так являешь свою сущность  и  они  видят  правду...  Да
еще...
     Был только один способ  утихомирить  ее:  переговорить,  перекричать,
перехватить инициативу. Трудная задача,  особенно  когда  чувствуешь  себя
таким усталым, а она постоянно бьется за первенство. Проблема еще и в том,
что она не чувствовала никаком уважения к мужчине, которому могла заткнуть
глотку, пологому было просто необходимо обуздать ее.
     Он достиг этого, крепко сдавив ее в объятиях, от  чего  сжатый  между
ними ребенок даже заплакал. И пока  Эмра  успокаивала  ребенка,  он  начал
рассказывать ей, что случилось во дворце.
     Она молча слушала, изредка  вставляя  острые  словечки,  а  время  от
времени просила уточнить подробности. Он рассказал ей  о  таких  вещах,  о
которых постеснялся бы говорить при детях два года  назад.  Но  необычайно
откровенное  и  свободное  общество  рабов  избавило  его   от   природной
сдержанности.
     Они  прошли  через  контору,  где  работали  шесть  ее   служащих   и
секретарей, через жилые комнаты  и  дальше,  на  кухню.  Она  позвонила  в
колокольчик и приказала Инзакс, прелестной маленькой блондиночке,  сходить
в погреб и принести кварту челоусмейского.  Один  из  клерков  просунул  в
кухонную  дверь  голову  и  сказал,  что  господин   Шезхъяренти,   хозяин
андунанагрском судна, желает видеть Эмру, чтобы уточнить,  куда  выгрузить
редких птиц, что она заказывала семь месяцев назад. Он-де ни с кем,  кроме
нее, не хочет разговаривать.
     - Пусть немного остудит свои пятки, - ответила она.
     Клерк проглотил это и убрал голову. Грин взял  Пэкси,  свою  дочь,  и
играл с нею, пока Эмра накрывала на стол и разливала вино.
     - Так долго не может продолжаться, - говорила она. - Я люблю тебя,  а
к себе не чувствую того внимания, к какому привыкла.  Тебе  надо  поскорее
найти какой-нибудь предлог, чтобы порвать отношения с герцогиней.  Я  баба
ревнивая, и мне требуется много любви. Ты нужен мне здесь.
     Грину нечего было терять, соглашаясь с ней: все  равно  он  собирался
убраться подальше в ближайшее же время.
     - Ты права,  -  ответил  он.  -  Я  скажу  ей  об  этом,  как  только
подвернется удобный случай. - Он пощупал шею в том месте, где ее  коснется
топор палача.
     - Но причина должна быть весомой.
     Эмра, казалась, вся расцвела от радости. Она подняла  свой  стакан  и
сказала:
     - За здоровье герцогини. Пусть ее заберут демоны!
     - Ты бы придерживала язык хоть при детях. Они  по  простоте  душевной
могут ляпнуть твои слова еще  кому-нибудь,  а  если  это  дойдет  до  ушей
герцогини - гореть тебе на костре при следующей охоте на ведьм!
     - Мои дети не настолько глупы! - усмехнулась она. - Они берут  пример
с мамы и знают, когда следует держать язык за зубами.
     Грин допил свое вино и встал.
     - Надо идти.
     - Ты придешь домой сегодня ночью? Должна же герцогиня отпускать  тебя
хоть на одну ночь в неделю?
     - Ничуть не бывало. И сегодня вечером я не смогу прийти,  потому  что
должен встретиться с купцом Майреном в Доме  Равенства.  Дела,  ничего  не
поделаешь.
     - Да знаю я!  Ты  будешь  только  трепаться  о  своих  намерениях,  а
решительный шаг будешь откладывать на потом. Ты будешь тянуть и тянуть,  а
ведь годы уходят...
     - Если так будет продолжаться и дальше, то  через  полгода  я  просто
помру, - ответил он. - Я устал и хочу выспаться.
     Она мгновенно перешла от гнева к сочувствию.
     - Бедный мой, почему бы тебе не забыть об этой встрече и не выспаться
здесь, а потом вернуться в замок? Я пошлю гонца к Майрену, он скажет,  что
ты заболел.
     - Нет, тут такое дело, что откладывать нельзя.
     - Что еще за дело?
     - Такое, что рассказать тебе или кому угодно, значит испортить его.
     - Какое же это может быть дело?! -  Она  снова  вспыхнула  гневом.  -
Клянусь, тут замешана женщина!
     - Я голову ломаю, как бы держаться подальше от вас, женщин,  а  вовсе
не ищу новых хлопот себе на шею. Нет, просто Майрен взял с меня клятву  во
что бы то ни стало хранить молчание, иначе на меня  падет  гнев  всех  его
богов. Ну, и я, конечно, не могу нарушить обещание.
     - Знаю я твое отношение к нашим богам, - ответила она. - Ладно, демон
с тобой! Но предупреждаю тебя: я женщина нетерпеливая. Даю тебе неделю  на
все дела с герцогиней, потом я начну действовать сама.
     - До этого не дойдет, - ответил  он,  поцеловал  ее,  потом  детей  и
вышел. Он поздравил себя с тем, что ему  удалось  нейтрализовать  Эмру  на
целую неделю. Если ему не удастся выполнить свой  план  за  неделю,  он  в
любом случае останется в проигрыше. И ему  придется  бежать  из  города  в
просторы долины Ксердимур, где по  заросшей  травой  равнине  бродят  стаи
диких собак, травяные кошки-людоеды, варвары-каннибалы  и  бог  знает  что
еще...

                                    4

     Каждый город и деревня в Империи имеют свой Дом Равенства,  в  стенах
которого запрещается разграничение людей по какому бы то ни было признаку.
Грин не знал истоков этого обычая, но признавал его  ценность  в  качестве
предохранительного клапана  для  сброса  социального  напряжения,  которою
хватало во всех классах. Здесь рабы могли проклинать своих  хозяев,  глядя
им в глаза, и оставаться  безнаказанными.  Конечно,  и  хозяина  ничто  не
удерживало от ответного действия любом рода, потому что и раб, входя сюда,
терял свои законные права. Бывали  здесь  и  схватки,  хотя  и  не  часто.
Теоретически, кровопролитие в этих стенах не влекло за собой наказания, но
каждый убийца обнаруживал, что, пусть  даже  стража  не  обратит  на  него
внимания, ему придется столкнуться  с  местью  родственников.  Много  ссор
начиналось и кончалось здесь.
     Грин хитро обосновал свой уход после вечерней  трапезы,  сказав,  что
договорился-де с Майреном о приобретении нескольких безделушек из Эстории.
Купец обмолвился, что  во  время  последнего  рейса  он  слышал  о  сборах
охотников на поимку редкостных и красивейших гетцленских птиц и что он мог
бы по  возвращении  туда  приобрести  несколько  экземпляров.  Лицо  Зьюни
буквально засветилось радостью: желание иметь дивную  птицу  было  сильнее
желания досадить мужу. Она милостиво разрешила Грину отлучиться из замка.
     Внутренне  ликуя,  но  сохраняя  на   лице   печальную   мину   из-за
необходимости расставаться с герцогиней, он, пятясь, вышел  из  обеденного
зала. Не слишком грациозно, потому что Элзоу  выбрал  этот  момент,  чтобы
преградить дорогу Грину. Грин упал, споткнувшись об огромного  мастифа,  а
тот злобно зарычал и обнажил клыки с намерением разорвать раба  на  части.
Землянин даже не пробовал подняться, он  не  хотел  давать  собаке  повода
прыгнуть на него. Вместо  этого  он  тоже  обнажил  зубы  и  зарычал.  Зал
взорвался смехом, а герцог, держась за  бока,  со  слезами  на  выпученных
глазах, поднялся и подошел, колыхаясь от смеха, к двум существам,  яростно
глазеющим друг на друга. Он схватил Элзоу за шипастый  ошейник  и  оттащил
того прочь, велев Грину убираться, пока путь свободен.
     Грин  проглотил  свой  гнев,  поблагодарил  герцога  и  вышел.  Снова
поклявшись себе когда-нибудь  придушить  собаку  голыми  руками,  землянин
отправился в Дом  Равенства.  Ему  едва  хватило  времени  в  пути,  чтобы
успокоиться.
     В большом центральном зале Дома Равенства с его тремя ярусами было  в
этот вечер многолюдно. Мужчины в длинных вечерних юбках и женщины в масках
толпились вокруг игорных столов, распивочных стоек  и  арен  недовольства.
Большая толпа стояла вокруг платформы,  на  которой  два  торговца  зерном
старались выяснить отношения и разрядиться от обид, возникших при  деловых
конфликтах. Но больше всего людей собралось на матч между мужем  и  женой.
Левая рука мужчины была  привязана  к  туловищу,  женщина  была  вооружена
дубинкой. Уравновесив таким образом свои силы, они боролись за  первенство
в семье.  Судя  по  окровавленной  голове  и  синякам  на  руках,  мужчине
приходилось туго. Если бы он  сумел  выбить  дубинку,  то  имел  бы  право
сделать с нею все, что угодно. Но если женщина сломает ему свободную руку,
то он сможет рассчитывать только на ее милость.
     Грин обошел эту арену стороной: такие  варварские  драки  ранили  его
чувства. Наконец он разыскал Майрена,  тот  играл  с  другим  капитаном  в
кости. На партнере был черный наряд и красный тюрбан клана  Аксукэнов.  Он
только что  проиграл  Майрену  и  расплачивался  шестьюдесятью  иквограми.
Значительная сумма даже для князя-купца.
     Майрен взял Грина за руку, чего он никогда бы не сделал за  пределами
Дома, и повел его в  занавешенную  кабинку,  где  они  могли  побеседовать
достаточно приватно. Купец предложил Грину выпить, Грин уступил, и  Майрен
заказал большой кувшин челоусмейского.
     - Нет лучшего способа завоевать  доверие,  чем  оплатить  расходы,  -
весело произнес Майрен. - Ну, а теперь, хоть я и люблю повеселиться, давай
приступим к делу. Так какое твое предложение?
     - Сначала я должен услышать от  тебя  торжественную  клятву,  что  ты
никому не расскажешь  об  услышанном  в  этой  кабинке.  Второе:  если  ты
отвергнешь мою идею, то не используешь ее позднее. Третье: если ты примешь
предложение, то никогда не попытаешься  убить  меня,  чтобы  оставить  всю
прибыль себе.
     Помрачневшее было лицо  Майрена  при  слове  "прибыль"  сморщилось  в
довольной улыбке. Он залез в огромный кошель, висевший у него через плечо,
и вытащил маленького  золотого  идола  -  покровителя  клана  Эффениканов.
Положив правую  руку  на  его  страшноватую  голову,  он  поднял  левую  и
произнес:
     - Клянусь Зацеффуканкуанром, что последую твоим желаниям в этом деле.
Пусть поразит меня проказа,  вши,  лишай  и  молния,  если  я  нарушу  эту
священную клятву.
     Удовлетворенный, Грин сказал:
     - Во-первых, я хочу, чтобы ты устроил меня на своем ветроходе,  когда
отправишься в Эсторию.
     Майрен поперхнулся вином и кашлял,  пока  Грин  не  постучал  ему  по
спине.
     - Я не прошу тебя брать меня в обратный рейс.  А  вот  моя  идея:  ты
собираешься взять большой  груз  сушеной  рыбы,  потому  что  эсторианская
религия требует, чтобы они ели ее за каждой едой, и потому что употребляют
ее в больших количествах во время своих бесчисленных праздников...
     - Верно, верно. Ты знаешь,  я  никогда  не  мог  понять,  почему  они
возвеличивают богиню-рыбу. Они живут за пять тысяч миль  от  моря,  и  нет
никаких свидетельств, что когда-то жили  ближе.  И  все-таки  они  требуют
именно морскую рыбу, а не берут ее из ближайших озер.
     - Вокруг Ксердимура много тайн. Но сейчас мы говорим не о них.  Итак,
ты  знаешь,  что  эсторианская  Книга  Богов  наделяет  свежепойманную   и
сваренную рыбу гораздо более ценными ритуальными качествами, чем копченую?
Тем не менее, им приходится иметь дело с сушеной  рыбой,  доставляемой  на
ветроходах. Какую цену они заплатили бы за живую рыбу?
     Майрен потер ладони:
     - Да, это было бы просто великолепно...
     Затем Грин развил свою идею, и Майрен  застыл,  пораженный  не  столь
сложностью  и  оригинальностью  этого  плана,  сколь  его  очевидностью  и
простотой. И почему ни он сам, ни кто другой не подумали об этом? Он  даже
высказал свое недоумение вслух.
     Грин выпил свое вино и ответил:
     - Полагаю, люди так же удивлялись, когда  появились  первые  луки  со
стрелами и колеса. Вроде просто, а никто не додумался до них раньше.
     - Давай все обговорим, - потребовал Майрен.  -  Ты  хочешь,  чтобы  я
купил караван прицепных телег, устроил на них  водонепроницаемые  бочки  и
использовал их для перевозки морской рыбы? От океана - сюда?  Потом  бочки
вместе с их содержимым можно будет поднять на мой корабль  и  поместить  в
специально приготовленные  гнезда,  возможно  -  в  отверстия  на  средней
палубе? И ты покажешь мне, как анализировать морскую воду,  чтобы  продать
ее формулу эсторианцам, и тогда они смогут держать  рыбу  живьем  в  своих
садках?
     - Все правильно.
     - Хм-м-м. - Майрен толстым пальцем с перстнем потер свой  крючковатый
нос со свисающим из него золотым кольцом. Его единственный  бледно-голубой
глаз уставился на Грина. Другая  глазница  была  прикрыта  полоской  белой
материи: глаз был выбит пулей из мушкета вингов.
     - Есть еще четыре недели до последнем дня, когда  я  смогу  поставить
паруса, отправиться в Эсторию и вернуться обратно до наступления дождливом
сезона. Этого хватит,  чтобы  изготовить  емкости,  отвезти  их  к  берегу
океана, заполнить рыбой и  привезти  сюда.  Тем  временем  я  могу  ловить
палубу. Если мои люди будут работать день и ночь... мы, пожалуй, успеем.
     - Но,  конечно,  это  одноразовое  дело.  Ты  не  сможешь  удерживать
монополию долго, слишком много людей будет связано с этим. Другие капитаны
непременно прослышат о твоем предприятии.
     - Я знаю. Не учи эффениканца разбивать яйца. Но что, если рыба в пути
передохнет?
     Грин пожал плечами и развел руки:
     - Все может быть. Ты ведешь крупную игру. Но ведь  любой  рейс  через
Ксердимур рискован, не так ли? Сколько ветроходов возвращается обратно?  И
много ли было прибыльных из сорока твоих успешных поездок?
     - Не много, - согласился Майрен.
     Он тяжело опустился в кресло и  склонился  над  бокалом  вина.  Глаз,
утонувший  в  складках   жира,   буравил   Грина.   Землянин   притворился
безразличным, хотя сердце его готово было выскочить из груди и он с трудом
сдерживал неровное дыхание.
     - Ты просишь взамен очень много, - произнес наконец  Майрен.  -  Если
герцог пронюхает, что я помог сбежать  ценному  рабу,  меня  будут  пытать
самым изощренным способом, а моему клану откажут в праве водить корабли  в
район гор. Или объявят нас пиратами. А это, несмотря на все небылицы,  что
ты о них слышал, не слишком прибыльное ремесло.
     - В Эстории тебя ждет большая прибыль.
     - Это верно. Но как подумаю, что сделает герцогиня, когда узнает, что
ты выпорхнул из клетки!.. Охо-хо!
     - А кому придет в голову связывать твое  имя  с  моим  исчезновением?
Каждый день из порта отбывает дюжина судов. Кроме того, она узнает, что  я
двинулся в противоположную сторону - через холмы к океану. Или  остался  в
предгорьях, где много беглых рабов.
     - Да, но мне придется возвращаться в Тропэт. Мои соплеменники,  когда
трезвые, известные молчуны, но за выпивкой развязывают  языки.  Кто-нибудь
из них непременно проболтается в таверне.
     - Я перекрашу волосы в черный цвет, обрежу их, как  у  тзэтламцев,  и
запишусь в твой экипаж.
     - Ты забыл, что нужно быть членом моего  клана,  чтобы  стать  членом
экипажа.
     - М-м-м, да-а. Ну, а как насчет братания на крови?
     - Никак. Я не могу предложить тебе этот обряд, пока ты  не  совершишь
чего-то значительного и полезного для клана. Стоп!  Ты  умеешь  играть  на
музыкальных инструментах?
     - О, я превосходно играю на арфе, - быстро  соврал  Грин.  -  Вовремя
моей игры голодный травяной кот ляжет у моих  ног  и  будет  лизать  их  и
слушать музыку.
     -  Великолепно!  Только,  боюсь,  слушать   он   будет   не   слишком
внимательно: все знают,  что  травяной  кот  считает  человеческие  пальцы
превосходным деликатесом и  всегда  съедает  их  в  первую  очередь,  даже
раньше, чем глаза. Слушай внимательно. Вот что ты должен сделать за четыре
недели, потому что хорошо ли, плохо ли пойдут дела, но мы поставим  паруса
в неделю Дуба, в день Неба, в час Жаворонка, в самое подходящее время...

                                       5

     Следующие три недели показались Грину бесконечными, так медленно  они
тянулись. Правда, дела, связанные с подготовкой побега, помогали  коротать
время. Ему пришлось руководить изготовлением емкостей для рыбы. К тому  же
поддерживать в герцогине состояние неизбывного счастья.
     Ублажать герцогиню - невероятно трудная задача, потому что невозможно
было притворяться стопроцентно преданным ей любовником и  в  то  же  время
думать о возможных проколах  в  своих  планах  и  находить  их  в  немалом
количестве, а потом устранять. Но он знал, как жизненно важно не наскучить
ей и не вызвать ее неудовольствия. Тюрьма навеки лишила бы его  последнего
шанса.
     Хуже всего, что Эмра становилась все подозрительнее.
     - Ты пытаешься что-то скрыть от меня, - говорила она  Грину.  -  Знай
же, я чувствую, когда мужчина обманывает меня. Что-то меняется в глазах, в
голосе, в любовных играх, хотя они и стали редкими. Что ты задумал?
     - Уверяю тебя, это просто усталость, - резко ответил  он.  -  Я  хочу
лишь мира и покоя, немного отдыха и... мне нужно  хотя  бы  иногда  побыть
одному.
     - Не рассказывай мне сказки! - Она склонила голову набок,  уставилась
на него, умудряясь  даже  в  этой  уродливой  позе  выглядеть  удивительно
прекрасной, и вдруг спросила: - Ты, часом, не сбежать собрался?
     На секунду он побледнел. Черт бы побрал эту женщину!
     - Не смеши, - ответил он,  стараясь,  чтобы  голос  не  дрожал.  -  Я
слишком благоразумен, чтобы так рисковать. Да и зачем мне бежать? Ты самая
желанная из всех женщин, что я знал. - "Это правда".  -  Хотя  с  тобой  и
нелегко жить. - "Слабо сказано". - Я места себе не нашел бы  без  тебя.  -
"Тоже правда, потому что он не собирался провести  остаток  жизни  в  этом
варварском мире". - Немыслимо, чтобы я покинул тебя.
     Он не мог взять ее с собой по той простой причине, что, если  бы  она
даже отправилась с ним, она никак бы не вписалась в его  жизнь  на  Земле.
Она была бы совершенно несчастлива там. И,  конечно,  она  ни  за  что  не
согласится бросить детей, а постарается взять их с собой. А это  значит  -
конец всему, всем надеждам. С таким же успехом  он  может  нанять  духовой
оркестр, чтобы  он  среди  бела  дня  проводил  его  через  весь  город  к
ветроходу.
     И все-таки он чувствовал себя несладко. Он с трудом мог расстаться  с
Эмрой, но куда тяжелее было покидать Пэкси, свою  дочь.  Иногда  он  думал
забрать ее с собой, но сбрасывал эту мысль: украсть ее из-под  бдительного
взора Эмры невозможно. Тем более, что Пэкси будет ужасно скучать по матери
и не дело это - подвергать ребенка опасностям путешествия. Да и Эмра будет
страдать. Потерять его - это одно, но лишиться еще и Пэкси!.. Нет,  он  не
может так поступить с нею.
     В конце концов она, похоже,  оставила  свои  подозрения.  По  крайней
мере, она больше никогда не заговаривала об этом.  Он  обрадовался  этому,
потому что невозможно было удержать в  тайне  его  связь  с  таинственными
действиями купца Майрена. Весь город знал - что-то готовится:  ведь  масса
денег тратилась на снаряжение  каравана  к  побережью.  Но  для  чего?  Ни
Майрен, ни Грин не говорили ни слова. Правда,  герцог  и  герцогиня  могли
употребить власть, чтобы получить информацию от своих рабов, но герцог  не
предпринимал никаких попыток - Майрен пообещал ему часть прибыли взамен на
свободу действий и сохранение тайны. Герцог был удовлетворен. Он собирался
потратить деньги на расширение своей коллекции стеклянных птиц.  У  нем  в
замке было десять сверкающих комнат, занятых удивительными и необыкновенно
красивыми изделиями  мастеров-стеклодувов  славного  города  Метзва  Муза,
лежащего далеко-далеко за пределами травянистого моря Ксердимура.
     Грин присутствовал при этом разговоре.
     - Итак, капитан, ты должен совершенно ясно представлять, чем я  хочу,
- предупреждал правитель, поднимая палец, чтобы подчеркнуть важность своих
слов. Его глаза, обычно едва видимые в складках жира, теперь  расширились,
являя миру большие влажно блестящие коричневые радужки. В глазах светилась
страсть коллекционера. Ничто другое: ни прекрасное вино, ни жена, ни казнь
еретиков или рабов не могло заставить его так  волноваться  и  переживать,
как мысль о приобретении изысканных метзвамузских птиц. - Возьми  две  или
три штуки, больше я не в состоянии себе позволить. Все пусть будут  работы
Айзена Юшвы, величайшем стеклодува. Больше всего мне нравятся  изображения
Страх-птицы...
     - Но когда я был в последний раз в Эстории, то слышал, что Айзен Юшва
умирает, - сказал Майрен.
     - Превосходно! - воскликнул герцог. - Это сделает все его работы  еще
более ценными! Если он уже умер, эсторианцы, которые контролируют  экспорт
музанцев, вероятно, вздуют цены на все его наследие, что  будет  проходить
через них. Это значит, что во время праздника цены будут  очень  высокими,
но ты должен отбить возможных соперников. Любыми средствами.  Плати  любую
цену - я должен иметь шедевры, созданные им в последние дни!
     Грин понял, что герцог так  страстно  желает  иметь  изделия  мастера
из-за  веры  в  то,  что  душа  художника  переселяется  в   произведения,
создаваемые перед смертью. Это были так называемые "духовные ценности",  и
стоили они гораздо больше, чем любые другие,  даже  если  уступали  им  по
уровню мастерства.
     Майрен кисло произнес:
     - Но вы даете мне деньги на покупку ваших птиц?
     - Конечно же нет! Покупай их на свои, а когда вернешься - я  подкоплю
денег и расплачусь с тобой.
     Майрен казался не слишком обрадованным, но  Грин  знал,  что  толстый
купец уже решил содрать с герцога двойную плату. Что касается самом Грина,
то ему нравилось видеть увлеченного человека, но он тревожился из-за того,
что для покрытия расходов на свое хобби правитель взвинтит налоги.
     Герцогиня, обычно скучавшая во время таких разговоров, вдруг сказала:
     - Давай устроим охоту на следующей неделе. Я так устала за  последнее
время, что не могу уснуть  по  ночам.  Мне  кажется,  это  потому,  что  я
буквально заперта в этом старом унылом здании. И стул в последнее время  у
меня плохой. Мне нужен свежий воздух и  движение,  -  и  она  пустилась  в
подробности насчет своего пищеварения.
     Землянин, который думал, что  уже  привык  к  местному  обычаю  вслух
обсуждать такие проблемы, даже позеленел.
     На предложение об охоте герцог откликнулся не сразу, он воздел глаза,
обращаясь к богам. До тридцатилетнего возраста он наслаждался охотой.  Но,
как большинство людей своего класса, он быстро набрал вес после тридцати и
стал домоседом. Вера в то, что жир  продлевает  срок  человеческой  жизни,
бытовала среди них. Большой живот и двойной  подбородок  доказывали  также
аристократичность происхождения и толщину кошелька.  К  несчастью,  упадок
энергии,  который  сопровождал   процесс   накопления   жира,   наряду   с
обязанностью вступать в зимние браки, породили еще один обычай при  дворе:
молодая жена аристократа  должна  иметь  невольника.  Именно  на  Грина  и
посмотрел герцог.
     - Почему бы ему не сопровождать тебя на охоте? - с  надеждой  спросил
он. - У меня так много дел здесь.
     - Да уж, сидеть  на  своей  толстой  подушке  и  перекладывать  своих
птичек, - сказала она. - Нет!
     - Очень хорошо, - отозвался  он  уступчиво.  -  У  меня  есть  раб  в
бараках, которого нужно наказать за драку со старшим.  Мы  используем  его
вместо дичи. Но, я думаю, надо дать ему недели две - потренировать ноги  и
легкие. Иначе это трудно будет назвать охотой.
     Герцогиня нахмурилась.
     - Нет. Мне скучно сейчас. Я не могу ждать так долго.
     Она бросила взгляд на Грина, и он  почувствовал,  как  у  него  свело
живот. Наверное, она заметила холодноватое отношение  к  себе.  Эта  охота
была предложена отчасти для того, чтобы намекнуть ему,  какая  судьба  его
ожидает, если он не взбодрится и не станет внимательнее. Но не  эта  мысль
заставила сердце екнуть. Ведь в конце следующей  недели  ветроход  Майрена
должен поднять паруса, и Грин должен находиться на его  борту.  Теперь  же
ему придется сопровождать охотников в предгорья.
     Грин с надеждой посмотрел на Майрена, но купец лишь,  пожал  плечами,
как бы говоря:  "Что  я  могу  поделать?"  Он  был  прав.  Майрен  не  мог
предложить себя в компанию охотникам и тем дать шанс  Грину  проскользнуть
на корабль после охотничьей  вылазки.  День,  в  который  "Птице  Счастья"
предстояло отойти от ветролома, был последним  из  возможных.  Он  не  мог
допустить, чтобы дожди захватили корабль посреди бескрайней равнины.

                                       6

     Весь следующий день Грин был слишком  занят  составлением  распорядка
охотничьей вылазки, чтобы хандрить. Но, когда  пришла  ночь,  он  оказался
наедине со своими  мыслями.  Может  быть,  стоит  притвориться  больным  и
остаться в замке, когда отряд отправится на охоту?
     Нет, ведь они тотчас же объявят, что им овладел демон, и отправят его
в храм Апокваза, бога здоровья. Там он будет  торчать  взаперти,  пока  не
объявит себя здоровым. Незавидная участь у  попавших  в  храм  Апокваза  -
смерть для них неминуема. Если не  от  собственной  болезни,  так  от  еще
какой-нибудь заразы. Сам Грин не боялся подхватить одну из  многочисленных
зараз, что лютовали в храме. Как и все люди звездного поколения, он  носил
в своем теле хирургически имплантированный  орган,  который  автоматически
анализировал любой внедрившийся  посторонний  микроорганизм  или  вирус  и
производил антитела для борьбы с  ним.  Этот  орган  размещался  на  месте
удаленного  аппендикса.  Когда  внутренний  лекарь  занят   работой,   ему
требуется питание и он излучает тепло, что лишний раз напоминает хозяину о
его присутствии. Возросший аппетит плюс легкая лихорадка  свидетельствуют,
что борьба с врагом заканчивается и через несколько часов его благополучно
выдворят за пределы организма. За те  два  года,  что  Грин  находился  на
планете, было не меньше сорока таких случаев. Грин убедился, что в  каждом
случае он был бы мертвее мертвого, если бы не симбиоз с новым органом.
     Но и это ему сейчас не  поможет.  Если  он  прикинется  больным,  его
запрут в храме и он не сможет попасть  на  ветроход.  Если  он  отправится
вместе с охотниками, не видать ему судна, как  своих  ушей.  А  что,  если
исчезнуть в ночь накануне охоты и спрятаться  на  корабле,  пока  в  замке
будут понапрасну его  искать?  Не  слишком  надежно.  Первым  делом  Зьюни
прикажет задержать все корабли за ветроломом и обыскать  их,  чтобы  найти
беглеца. И тогда Майрену придется задержаться настолько, что он не рискнет
отправляться в путь. И даже если он, Грин, спрячется в каюте Майрена,  где
будет, вероятно, в безопасности,  все  равно  это  будет  неоправданная  и
бесполезная задержка.
     Тогда, может быть, следует исчезнуть на несколько дней  раньше,  так,
чтобы Майрен мог успеть перегрузить товар?  Надо  завтра  повидать  купца.
Если Майрен согласится с его планами, Грин должен исчезнуть  через  четыре
ночи начиная с этой, для  того  чтобы  иметь  в  запасе  еще  дня  три  на
перетряхивание и перегрузку ветроходов. К счастью, емкости не нужно  будет
снимать, потому что любому дураку ясно, что  беглец  не  станет  прятаться
среди рыб.
     Он облегченно вздохнул и расслабился - выход нашелся,  хотя  и  очень
опасный выход. Он сидел на скамье, что  стояла  в  нише  возле  пешеходной
дорожки на стене замка. Небо было прекрасным - звезды на нем были  намного
крупнее и ярче, чем на земном. Восходили большая  и  малая  луны.  Большая
только-только осветила горизонт, а малая уже поднялась в зенит.  Смешанный
свет лун и звезд несколько смягчал мрачный вид трущоб лежащем внизу города
и даже придавал пейзажу налет романтизма и красоты. Большая  часть  Квотца
таилась во мраке  -  на  улицах  не  было  фонарей,  а  окна  были  плотно
зашторены: обитатели боялись воров, вампиров и демонов. Лишь иногда  пламя
факела в руке слуги загулявшего рыцаря или богатея мерцало в темном ущелье
между нависающими громадами домов.
     Позади города высился амфитеатр, сформированный холмами, уходящими на
север,  и  огромной  кирпичной  стеной,  построенной,   чтобы   продолжить
естественный ветролом. Широкий проход  был  оставлен,  чтобы  протаскивать
через него ветроходы со спущенными парусами.
     Сразу  за  ним  начиналась   бескрайняя   равнина,   будто   какой-то
великан-строитель сгладил рукой холмы и объявил, что отсюда  и  дальше  не
должно быть  никаких  неровностей.  К  западу  расстилалась  необыкновенно
ровная травянистая равнина Ксердимура.  Десять  тысяч  миль  плоской,  как
доска, поверхности,  лишь  иногда  вздымаемой  островками  лесов,  руинами
городов, колодцами, палатками бродячих варваров, стадами  диких  животных,
стаями травяных котов и страшных свирепых собак, а также таинственными  и,
по-видимому,  воображаемыми  двигающимися  островами;  как  говорилось   в
легендах - эти горы камней и грязи передвигались по равнине по собственной
воле. Как им вздумается, так и двигались.
     "Как и многое на этой планете, - думал Грин, -  величайшая  опасность
для навигации существует лишь в предрассудках ее  населения.  Ксердимур  -
невероятный  феномен,  не  имеющий  аналогов.  Ни  на  одной  из  открытых
землянами планет нет ничего похожего. Удивительно, как  равнина  сохраняет
свою ровную поверхность, если грязь из-за эрозии  почвы  во  время  дождей
постоянно стекает с окрестных холмов и гор. Дожди,  конечно,  тоже  должны
вносить свою лепту  в  процесс  разрушения  гладкой  поверхности  равнины.
Трава, которой поросла равнина, длинная, с очень прочными корнями. И  если
правда то, что мне говорили,  то  корни  связывают  почву  в  своеобразный
монолит".
     Была и  другая  вещь,  над  которой  стоило  задуматься:  ветра,  что
постоянно дули над равниной и двигали колесные парусные  суда.  Чтобы  дул
ветер, в атмосфере должна существовать разность давлений,  а  эта  разница
обычно возникает из-за перепада температур. И хотя Ксердимур  был  окружен
горами, на всей его десятитысячемильной территории  не  было  ничего,  что
могло бы усилить потоки воздуха. Так казалось Грину, хотя он  и  не  особо
доверял своему опыту в метеорологии. С  другой  стороны,  дули  же  земные
ветра над морями и не теряли своей мощи даже за тысячи лиг от мест  своего
зарождения. Или они каким-то образом усиливались?  Он  не  знал.  Он  знал
лишь, что такой аномалии, как Ксердимур, просто не должно существовать. Ко
всему этому и само существование здесь человека было столь же удивительно,
сколь и нелепо. Хомо сапиенс  был  разбросан  по  Галактике.  Куда  бы  ни
попадали  корабли  землян,  они  обнаруживали,  что  каждая  четвертая  из
населенных  планет  заселена  разумными  существами,  относящимися  к   их
собственному виду. Доказательством этому была не только схожесть  внешнего
облика землян и жителей других планет, но и возможность  иметь  потомство.
Земляне, сирианцы, альдебаранцы - разницы не было. Мужчины с  этих  планет
могли иметь детей от женщин с любой другой планеты.
     Естественно, на этот счет было много разных теорий. Все  исходили  из
общего постулата, что хомо сапиенс где-то когда-то в очень далеком прошлом
возник на одной планете и оттуда расселился по  всей  Галактике.  А  потом
космические  сообщения  каким-то  образом  прервались  и  каждая   колония
регрессировала до варварства, а  сейчас  опять  начала  долгую  и  упорную
борьбу за возрождение цивилизации и космических полетов. Почему - никто не
знал. Каждый мог только предполагать.
     Существовала еще проблема языка. Казалось бы, раз  человек  произошел
от общего корня, он должен был иметь какие-то следы первоначального  языка
и  лингвисты  могли  бы  проследить  развитие  языка  и  благодаря   этому
установить взаимосвязь планет. Но нет! В каждом мире была своя Вавилонская
башня, свои десять тысяч языков. Русский, английский, шведский, литовский,
персидский и хинди - все восходили к индоевропейскому языку, как  выяснили
земные ученые. Но они не  могли  найти  на  какой-либо  планете  языка,  о
котором могли бы сказать, что он развился из древнем праязыка.
     Мысли Грина переключились  на  двух  землян,  пленников  Эстории.  Он
надеялся, что их не будут пытать слишком сильно. В мот  самый  момент  они
могли испытывать сильнейшие муки,  если  тамошний  священник  вдруг  решил
подвергнуть их небольшому испытанию на демонизм. Мысль о пытках  заставила
его потянуться и размять руки и ноги. Через час он  должен  встретиться  с
герцогиней. Для этого ему необходимо пройти через якобы секретную дверь  в
стене башенки с северной стороны, затем вверх  по  лестнице  через  проход
между стенами, и так до покоев герцогини. Там одна из доверенных  служанок
проводит его к Зьюни и  попытается  подслушать  как  можно  больше,  чтобы
позднее доложить герцогу. Предполагалось, что Зычны и  Грин  не  знают  об
этом и относятся к ней как к самой надежной посреднице.
     Когда ударит большой колокол храма бога времени  Груза,  Грин  должен
подняться со своей скамьи и идти на свою, как он считал, каторжную работу.
Если бы эта женщина интересовалась еще чем-нибудь, кроме своей внешности и
пищеварения, если бы она не болтала о  дурацких  дворцовых  сплетнях,  это
было бы не так уж плохо. Но нет, она болтала и болтала, а  Грин  изнемогал
от желания уснуть и не мог отключиться ни на секунду из страха непоправимо
оскорбить ее. А это значило...

                                       7

     Малая луна уже коснулась западного горизонта, а большая  приближалась
к зениту, когда Грин проснулся и вскочил,  потея  от  ужаса.  Он  уснул  и
заставил герцогиню ждать!
     - Бог мой, что она скажет! - вслух произнес он. - И что  мне  сказать
ей?
     - Тебе ничего не придется мне говорить, - послышался в ответ  гневный
голос рядом. Он вздрогнул, повернулся и увидел, что рядом стоит герцогиня.
Одета она была в платье, но ее бледное лицо с раскрытым ртом светилось под
тенью капюшона. Белые зубы блеснули, когда она начала  проклинать  его  за
нелюбовь к ней, за признаки скуки в ее присутствии, за любовь  к  какой-то
паршивой    рабыне,    никуда    не    годной,     ленивой,     безмозглой
пустышке-распутнице.
     Если бы ситуация не была такой серьезной, Грин,  возможно,  улыбнулся
бы:  герцогиня  мастерски  рисовала  собственный  портрет.  Он   попытался
остановить словоизвержение, но тщетно. Она заорала, чтобы он заткнулся,  а
когда он поднес палец к губам и произнес  "чш-ш-ш!!",  она  закричала  еще
громче.
     - Ты же знаешь, что тебе запрещено выходить  из  своих  комнат  после
наступления темноты, если герцога нет рядом, - произнес он,  беря  ее  под
локоть и пытаясь увлечь к тайной двери. - Если стража увидит  тебя  здесь,
будут неприятности, большие неприятности. Пойдем.
     К несчастью, стража уже  увидела  их.  Внизу  на  лестнице  появились
факелы и заблестели стальные шлемы стражников. Грин попробовал  поторопить
ее - было еще время скрыться за дверью, но она выдернула руку и закричала:
     - Убери свою грязную лапу, раб!  Герцогиня  Тропэтская  не  позволит,
чтобы ее толкало бледное животное!
     - Демон возьми! - огрызнулся он и оттолкнул ее. - Ты глупая кизмаяха!
Идем быстрее! Не тебя будут пытать, если обнаружат нас вместе!
     Зьюни отшатнулась. Лицо у нее перекосилось, а рот дважды  открылся  и
закрылся без едином звука.
     - Кизмаяха?! - наконец выдохнула она. - Сам кизмаях!
     Внезапно она начала вопить во все горло. Прежде, чем он успел  зажать
ей рот, она метнулась к лестнице. Тогда только он  очнулся  от  ступора  и
побежал,  но  не  за  ней,  а  к  секретной  двери.  Поднялась   кутерьма.
Объясняться  со  стражниками  было  бесполезно.  Ситуация  развивалась  по
шаблонному сценарию. Она скажет охране, что он неизвестно как прошел в  ее
комнату и вытащил ее на стену, по-видимому, собираясь изнасиловать. Почему
он  потащил  ее  в  людное  место,  когда  уже  был  в  тихом  уголке   ее
апартаментов, спрашивать не будут. И стражники, хотя и  будут  знать,  что
было в действительности, якобы поверят ей, с яростью схватят его и потащат
в подземную темницу. Самое абсурдное то, что  через  несколько  дней  весь
город, и сама Зьюни в том числе, поверят, будто так все и  было  на  самом
деле. Ко времени казни горожане возненавидят его всеми фибрами души, и все
рабы пострадают, потому что должны будут разделить вину Грина.
     Но он не собирался сдаваться. Сопротивление, конечно, лишь подтвердит
его вину, но это уже не  имело  значения.  Он  проскочил  через  секретную
дверь, захлопнул ее и запер, а затем ринулся вверх по лестнице, ведущей  к
покоям герцогини. Страже придется обходить далеко вокруг, и у него  будет,
по крайней мере, минуты две, прежде  чем  они  откроют  двери  приемной  и
прихожей, объяснят внутренней страже, что случилось, и начнут его  искать.
Грин  бежал,  как  заяц,  но  мысль  его  работала,  как  у  лисы.   Давно
предполагая, что такое может с ним  случиться,  он  в  деталях  разработал
несколько планов. Теперь он  выбрал  самый  подходящий  и  начал  довольно
гладко осуществлять его.
     Узкая винтовая лестница позволяла подниматься только одному человеку.
Он взбежал по ней так быстро, что у нем закружилась голова. Он покачивался
и с трудом удерживался, чтобы не упасть влево, когда очутился  на  верхней
площадке. Но он не стал задерживаться, переводить дыхание, восстанавливать
равновесие, а потянул за рукоятку и  скользнул  за  дверь.  Слава  богу  -
никого! На мгновение он остановился и прислушался, нет  ли  кого-нибудь  в
соседней комнате, затем нажал на  выпуклость  среди  бронзовых  завитушек,
которая была соединена с механизмом секретной двери. Часть стены  бесшумно
откатилась. Тогда он повернул  рычаг  так,  чтобы  дверь  невозможно  было
открыть с другой стороны. Грин нашел время горячо поблагодарить строителей
замка, которые изготовили этот механизм, чтобы спасти владельца  в  случае
восстания или дворцового переворота. Если  бы  этого  механизма  здесь  не
было, ему бы не спастись. Спастись? Он лишь избежал немедленного пленения.
Но он собирался скрываться как можно дольше, а затем драться, пока они  не
будут вынуждены просто и без затей убить его.
     Первым делом следовало найти оружие. Он  хорошо  изучил  расположение
комнат Зьюни и точно знал, где находится то, что ему надо. Он прошел через
две большие комнаты, легко находя путь даже при слабом свете масляных ламп
и  свечей.  На  стене  в  третьей  комнате  висела  сабля,   изготовленная
знаменитым кузнецом далеком и почти легендарного города Таламаска из самой
лучшей стали, какая мыслима на мой планете.  Клинок  был  подарен  герцогу
отцом  Зьюни  по  случаю  свадьбы.  Предполагалось,  что  он  перейдет  по
наследству старшему сыну Зьюни, когда тот достигнет возраста, дающем право
на  обладание  оружием.  На  гарде   эфеса,   украшенного   золотом,   был
выгравирован девиз: "Лучше  ад,  чем  позор".  Грин  пристегнул  клинок  с
ножнами к железному кольцу на широком кожаном поясе,  подошел  к  изящному
комоду, выдвинул ящик и вынул из него стилет. Его он просто сунул за пояс,
а еще - огромный кремневый пистолет с золотыми и костяными  накладками  на
рукоятке. Он зарядил пистолет порохом и стальными шариками, выудив  их  из
того же ящика, и сложил всю амуницию в мешочек,  висящий  все  на  том  же
поясе. Затем он вышел на балкон, чтобы оценить обстановку.
     Тремя  этажами  ниже  на  стене  была  дорожка,  которую  он  покинул
несколько минут назад.  Толпа  стражников  и  Зьюни  среди  них  стояли  и
смотрели вверх. Когда они увидели его в свете лун и  факелов,  послышались
крики. Несколько солдат подняли свои  длинноствольные  мушкеты,  но  Зьюни
запретила им стрелять:  он  нужен  был  ей  живым.  Кожа  Грина  покрылась
мурашками, когда он услышал мстительные нотки в  ее  голосе  и  представил
пытки, что  она  придумает  для  нем.  Он  видел  слишком  много  пыток  и
догадывался, что может ожидать его самого. Переполненный внезапным  гневом
из-за того, что она такая вероломная и неблагодарная; гневом, смешанным  с
отвращением к самому себе из-за того, что он  спал  с  нею,  Грин  нацелил
пистолет на нее. Раздался  щелчок,  блеснула  вспышка,  зашипел  порох  на
полке. Потом бухнуло,  и  все  застлало  черное  облако  дыма.  Когда  оно
рассеялось, Грин увидел, что все, в том числе и герцогиня,  разбегаются  в
разные стороны в поисках укрытия. Естественно, он  промахнулся  -  ведь  у
него почти не было практики обращения с оружием: рабам оно не  полагалось.
И даже если бы он тренировался  в  стрельбе,  то,  вероятно,  не  смог  бы
поразить цель: уж больно примитивным было оружие.
     Пока Грин  перезаряжал  пистолет,  он  услышал  крик  сверху.  Подняв
голову, он увидел над перилами  верхнего  балкона  круглое  лицо  герцога,
бледное  в  лунном  свете.  Грин  поднял  незаряженное  оружие  и  герцог,
вскрикнув от страха, отшатнулся в глубину своих покоев. Грин рассмеялся  и
подумал про себя, что если  его  и  убьют  теперь,  он  умрет  с  чувством
удовлетворения - заставил опозориться герцога,  который  всегда  хвастался
своей храбростью на поле боя. Само собой, эта его выходка заставит герцога
позаботиться о немедленной смерти Грина,  чтобы  он  не  успел  рассказать
другим, как заставил его отступить.
     Он криво улыбнулся. Что будет, если солдаты получат от герцога приказ
прямо противоположный тому, что  дала  герцогиня?  Бедные  парни  вряд  ли
сообразят, что надо делать. Мужские приказы, конечно, главнее женских,  но
женщина будет  в  ярости  и  позднее  найдет  способ  наказать  того,  кто
поторопится убить Грина.
     Именно в этот момент улыбка сошла с  его  лица,  и  он  побледнел  от
испуга. Громкий лай, рвущийся из самой глубины грудной клетки,  послышался
поблизости. Не за дверью апартаментов, а рядом! Он выругался  и  обернулся
как раз вовремя, чтобы увидеть: огромное тело  рванулось  к  его  горлу  с
обнаженными клыками и глазами, горящими зеленым пламенем в  лунном  свете.
Он понял, что забыл о маленькой дверце, встроенной  в  большую  для  того,
чтобы Элзоу мог беспрепятственно бродить по комнатам. А раз большая собака
может пройти через эту дверцу, то солдаты  тоже  смогут  пробраться  через
нее!
     Инстинктивно  он  поднял  пистолет  и  нажал   курок.   Выстрела   не
последовало - на полке не было пороха. Но ствол попал в огромную  пасть  и
не дал псу достичь цели - горла Грина. Но  он  все-таки  был  сбит  с  ног
толчком и  почувствовал  острые  зубы  на  своем  запястье.  Челюсти  были
способны прокусить руку, и, хотя Грин не чувствовал боли, ему стало  плохо
от мысли, что он увидит окровавленный огрызок,  когда  Элзоу  отскочит  от
нем.  Но  все-таки  его  рука  пострадала  не  слишком  сильно,   хоть   и
кровоточила. Пес был остановлен стволом, попавшим в пасть, и  у  него  так
перехватило  дыхание,  что  он  не  думал  ни  о  чем  другом,  кроме  как
освободиться от помехи.
     Пистолет загремел по металлическому полу балкона. Элзоу  в  бешенстве
тряс головой, не  понимая,  что  уже  избавился  от  помехи.  Из  сидячего
положения Грин рывком встал на четвереньки. Элзоу загнал  его  вплотную  к
перилам. Яростно рыча, как и собака, Грин  уперся  ногами  в  нижний  край
перил и рванулся вперед. В то же мгновение и животное  рванулось  к  нему.
Они столкнулись головами. Череп Грина ударил по открытой пасти  и  сбросил
собаку, потому что его толчок был сильнее. Хотя огромные челюсти повредили
ему скальп, но сомкнулись они в воздухе, и собака, громко взвыв, свалилась
набок. Грин схватился за длинный хвост и, увернувшись от зубов, нацеленных
теперь на его коленку, рванул его  так,  что  пасть  собаки  оказалась  на
значительном расстоянии от его тела. Он поднялся на одно  колено,  мертвой
хваткой сжимая хвост обеими руками и удерживая собаку  подальше  от  себя,
затем на обе ноги. Собака бешено дергалась и пыталась укусить его за руки,
но могла достать только собственные бока. Воя от  ярости,  пес  попробовал
вырваться,  и  Грин,  сделав  последнее  усилие,  поднял   хвост   повыше.
Естественно, тело последовало за хвостом. В то же мгновение он нырнул  под
собаку и, резко разогнувшись, швырнул злобную тварь через голову.

                                       8

     Злобное рычание сменилось отчаянным визгом,  когда  Элзоу  полетел  в
пустоту. Грин наклонился, чтобы проследить падение пса. Он ничуть не жалел
его. Он ликовал. Он давно  ненавидел  этого  пса,  давно  мечтал  о  такой
минуте.
     Вой Элзоу оборвался с глухим ударом о парапет стены рядом с дорожкой.
Тело подпрыгнуло и пропало из виду. Сил у Грина оказалось больше,  чем  он
предполагал - он хотел лишь перебросить стопятидесятифунтового зверя через
балконные перила, - но времени торжествовать не было. Если  собака  смогла
пролезть через маленькую дверь, то смогут и солдаты. Он быстро вернулся  в
комнату, ожидая встретить по крайней мере дюжину воинов, но там никого  не
было. Почему? Единственное, что он мог предположить - они боялись. Ведь он
мог легко поотрубать им головы, пока они на четвереньках лезут в комнату.
     Дверь вздрогнула от мощного удара. Они  выбрали  менее  отважный,  но
более мудрый способ - применили осадный таран. Грин зарядил пистолет, едва
не просыпав весь порох - так  дрожали  руки.  Он  выстрелил,  и  в  дереве
появилась дырка, но все-таки большая часть  дроби  застряла  в  древесине:
дверь была слишком толстой для такого оружия.
     Грохот оборвался, он услышал, как  таран  упал  на  пол  при  спешном
отступлении. Он улыбнулся. Они все еще действовали по инструкции герцогини
- взять его живым; еще не получили приказа герцога и не  хотели  лезть  на
выстрелы только с мечами в руках. Они даже забыли, что  дробь  не  пробьет
толстое дерево.
     - Вот так-то! - произнес Грин вслух. И удивился тому, что  голос  его
дрожит так же, как и ноги, что он чувствует дикое ликование, прорывающееся
сквозь страх. Это ему нравилось.
     "Возможно, - подумал он, - мне нравится это, несмотря  на  ждущую  за
углом смерть, потому  что  я  слишком  долго  сдерживал  свои  чувства,  а
жестокость  -  прекрасное  средство  для  выражения  негодования  и  долго
сдерживаемой ярости". Какова бы ни была причина, он знал, что это один  из
величайших моментов в его жизни, и если он выживет, то будет вспоминать об
этом с гордостью и удовольствием. Самое странное, что культура его  родины
уныла молодежь отвращению к жестокости. К счастью, не  до  такой  степени,
чтобы при мысли о насилии наступал паралич воли. Устойчивых нервных связей
против  насилия  не  установилось,   возникло   обыкновенное   философское
неприятие этого явления. Слава богу, оставалась еще философия тела,  самая
древняя и глубокая. И несмотря на  то,  что  человек  не  может  жить  без
философии сознания, как не может жить без хлеба, сейчас для Грина  она  не
существовала.  Огненная  стихия  наполняла  теперь  его  тело  и  помогала
оставаться живым, хотя смерть  стучалась  в  двери.  Она  родилась  не  из
каких-нибудь умственных абстракций, не из углубленных мудрствований.
     Грин скатал ковры, разложенные по комнате, чтобы ноги  имели  хорошую
опору, если понадобится разбегаться. Он надеялся попасть в ров  с  первого
раза. В противном случае ему придется валяться с переломанными костями  на
камнях.
     Он приготовился к этому прыжку не потому, что ему  больше  ничего  не
оставалось делать. Просто он оставил запасной выход на  тот  случай,  если
другая задумка не сработает.
     Он опять подбежал к буфету и вытащил мешочек пороха  весом  не  менее
пяти фунтов. В горловину мешка он вставил запал  и  крепко  привязал  его.
Пока  он  возился,  послышались  крики  возвратившихся   воинов,   которые
подобрали свой таран и укрылись за толстыми досками. Он не собирался снова
стрелять; вместо этого он свечой поджег запал.  Затем  подошел  к  большой
двери, распахнул собачью дверцу и бросил мешочек  через  нее.  Он  отбежал
подальше, хотя вряд ли взрывная волна достала бы его.
     На мгновение наступило молчание. Солдаты, наверное, замерли, глядя на
дымящийся фитиль. Затем - грохот! Комната затряслась, сорванная  с  петель
маленькая дверь упала внутрь, повалил черный дым. Грин  нырнул  в  облако,
встал на четвереньки, проскочил через дверь, отчаянно  выругавшись,  когда
рукоятка меча зацепилась за раму, оборвал петлю и двинулся вперед в густом
дыму, заполнявшем приемную. Он наткнулся  на  брошенный  таран,  потом  на
влажное теплое лицо упавшем солдата. Он сильно закашлялся,  глотнув  дыма,
но продолжал двигаться, пока не уперся головой в стену. Тогда он  повернул
направо, где, как он предполагал,  была  дверь,  нащупал  ее  и  прошел  в
соседнюю комнату, тоже наполненную дымом. Он словно жук прополз по полу  и
наконец осмелился открыть глаза, чтобы оглядеться. Дым  чуть  поредел,  но
все еще сочился в коридор через дверь  прямо  перед  ним.  Между  полом  и
нижним краем облака в чистом пространстве не  было  видно  ног.  Тогда  он
поднялся и прошел через дверь. Он знал, что  слева  коридор  сворачивал  к
лестнице, которая сейчас была  наверняка  заполнена  стражниками.  Направо
была другая лестница, ведущая в апартаменты герцога. Он  мог  идти  только
туда.
     К счастью, дым был еще достаточно плотным, и стражники, толпящиеся на
левой лестнице, не могли его заметить. Они, наверное, думали,  что  он  до
сих пор в комнатах герцогини. Грин надеялся, что когда они ворвутся  туда,
то подумают, что он прыгнул с  балкона.  В  таком  случае  они  тотчас  же
ринутся обшаривать ров  с  водой.  И,  не  найдя  его  там  плавающим  или
утонувшим, подумают, что он выбрался на другой берег и  скрылся  во  мраке
города.
     Он нащупывал дорогу вдоль стены, ведущей к лестнице,  сжимая  в  руке
стилет. Когда его пальцы наткнулись на человека, привалившемся к стене, он
тотчас отдернул руку, пригнулся и побежал к лестницам. Дым здесь  был  еще
реже, так что Грин вовремя увидел ступеньки и не споткнулся об них. Но там
уже стояли герцог и еще один человек. Они оба увидели в свете факелов  его
фигуру,  появившуюся  из  облака  дыма.  Но  у  него   было   преимущество
внезапности, ведь они не сразу поняли, кто это - и он успел вонзить лезвие
в горло стражника прежде, чем тот успел  шевельнуться.  Герцог  попробовал
проскользнуть мимо Грина, но землянин выставил ногу и остановил его. Затем
он схватил правителя за руку, загнул ее ему  за  спину,  вздернул  повыше,
заставив того упасть на колени.  Затем,  используя  руку,  как  рычаг,  он
заставил его подняться и обрадовался, услышав стон герцога,  хотя  никогда
прежде не находил удовольствия  в  чужой  боли.  У  него  еще  было  время
подумать: это, может быть, из-за того, что  он  знает,  какому  количеству
несчастных жертв герцог принес  страдания  и  смерть.  Конечно,  Грин  как
высокоцивилизованный человек, не должен был испытывать подобных чувств. Но
разве эмоции человека когда-нибудь подчинялись воле?
     - Ступай наверх! - тихо прохрипел Грин, толкая герцога к его покоям и
действуя заломленной рукой как рычагом управления.  К  этому  времени  дым
начал рассеиваться, и люди в конце коридора смогли  увидеть  происходящее.
Поднялся крик, и сапоги загрохотали по каменным плитам. Грин  остановился,
повернул герцога лицом к толпе и приказал ему:
     - Скажи им, что я убью тебя, если они не отойдут.
     Для убедительности он прижал лезвие стилета к спине герцога так,  что
выступила кровь. Герцог затрясся, но потом успокоился и ответил:
     - Я не сделаю этого. Это позорно.
     Грин не мог не восхититься таким мужеством,  хотя  поведение  герцога
усложняло его положение. Он не стал убивать герцога, потому что это лишило
бы его единственного козыря. Он зажал стилет зубами и, все  еще  удерживая
одной рукой герцога, вытащил у нем из-за пояса мушкетон  и  выстрелил  над
его плечом. Вспышка пламени обожгла герцогу ухо и заставила вскрикнуть, но
его никто не расслышал  за  грохотом  выстрела.  Ближайший  воин  взмахнул
руками,  выронил  копье  и  упал  лицом  вниз.   Остальные   остановились.
Несомненно, они все еще руководствовались приказом  герцогини  не  убивать
Грина. А герцог, должно быть, появился  у  подножия  лестницы  как  раз  в
момент взрыва порохового заряда. И он был просто  не  в  состоянии  отдать
новый приказ - ведь грохнуло чуть не над самым его ухом.
     - Назад или я убью герцога! - крикнул Грин. -  Он  желает,  чтобы  вы
отошли к лестнице и не тревожили нас, пока не поступит драй приказ!
     В пляшущем свете факелов он увидел  изумленные  лица  воинов.  Только
тогда он понял, что в горячке прокричал приказ  на  английском  языке.  Он
поспешно  перевел  свое  требование  и  был   вознагражден   зрелищем   их
отступления, хотя и не слишком быстрого. После этого  он  потащил  герцога
вверх по лестнице в его обиталище,  где  забаррикадировал  дверь  и  снова
зарядил пистолет.
     - Все хорошо, прекрасная маркиза, - произнес он  по-английски.  -  Но
что будет дальше?
     Комнаты правителя были  роскошнее,  чем  у  его  жены,  и  больше  по
размеру, потому что в них должны были поместиться не только многочисленные
охотничьи трофеи герцога, включая человеческие головы, но и его  коллекция
стеклянных птиц. Очень легко можно было определить, к  чему  по-настоящему
лежала его душа: головы покрывала пыль, а блестящие крылатые существа были
безукоризненно чистыми. Должно  быть,  слуге,  отвечающему  за  порядок  в
комнате, хватало работы с ними, раз он пренебрегал остальными предметами.
     Грин  слегка  улыбнулся.  Когда  дерешься,  спасая  свою  жизнь,  бей
противника в самое слабое место...

                                    9

     Понадобилось всего минуты две, чтобы с помощью нескольких  охотничьих
плеток привязать герцога к стулу. Тем временем герцог  начал  приходить  в
себя. Он принялся выкрикивать все проклятия, какие знал -  а  знал  он  их
довольно много - и обещать казни,  какие  только  мог  придумать  (в  этой
области у него тоже были обширные знания). Грин дождался, когда у  герцога
устанут голосовые связки, а затем сказал ему твердым и спокойным  голосом,
что он собирается сделать, если герцог не выведет его за пределы замка.  В
подтверждение своей решимости он взял дубинку  с  железными  шипами  и  со
свистом махнул ею в воздухе. Глаза герцога расширились,  он  побледнел.  В
конечном  счете   из   грозного   правителя,   изрыгающем   проклятия   на
взбунтовавшегося раба, он превратился в подавленном дрожащего старика.
     - Я вдребезги разобью всех птичек в этих комнатах, - пообещал Грин. -
А потом я открою шкатулку,  которая  спрятана  за  грудой  этих  мехов,  и
достану из нее твое самое драгоценное  сокровище:  птицу,  которую  ты  не
показал даже императору, опасаясь, что тот позавидует  и  потребует  ее  в
качестве подарка для себя. Ту самую, над которой ты трясешься по ночам.
     - Жена проболталась тебе! - выдохнул  герцог.  -  Ох,  какая  же  она
идиотка!
     - Точно, - подтвердил Грин. - Она выболтала мне  не  один  секрет  по
своему  легкомыслию  и  дурости.  Противная  и  глупая  женщина,  впрочем,
подходящая супруга  для  тебя.  Итак,  я  знаю,  где  спрятана  уникальная
статуэтка иксеротра, изготовленная  Айзеном  Юшвой  из  Метзва  Муза.  Эта
стеклянная птичка стоит огромного налога со всего герцогства, она принесла
много слез и горя твоим подданным. Я не задумываясь уничтожу ее, хоть  она
единственная в своем роде, а если Айзен Юшва умер,  то  ее  уже  никто  не
повторит.
     Герцог в ужасе вытаращил глаза.
     - Нет-нет! - произнес он дрожащим голосом.  -  Это  немыслимо,  дико,
кощунственно!  Разве  в  тебе  нет  чувства   прекрасного?   Ты,   скотина
бесчувственная,  собрался  уничтожить  самую  красивую  из   всех   вещей,
сделанных руками человека!
     - И уничтожу.
     Уголки рта у герцога опустились вниз, и он вдруг заплакал.
     Грин пришел в замешательство. Он знал, насколько сильны  должны  быть
эмоции, чтобы перед врагом сломался человек, прошедший  суровую  жизненную
школу. Он невольно  отметил,  насколько  странное  существо  человек.  Вот
мужчина, который согласен, чтобы ему перерезали горло, лишь бы не показать
трусости перед своими  слугами.  Но  стоило  пригрозить  уничтожением  его
драгоценной коллекции... Грин пожал плечами. Зачем  пытаться  понять  это?
Ему надо только использовать герцога для своей цели...
     - Хорошо. Если хочешь спасти птичек, то сделай  вот  что...  -  и  он
детально объяснил герцогу, каких приказов и поступков он  ждет  от  нем  в
ближайшие десять минут. Для верности  он  заставил  его  поклясться  всеми
святыми клятвами, именем своей семьи и честью основателя рода, что  он  не
обманет.
     - На всякий случай, - добавил землянин, - я возьму иксеротра с собой.
Как только я увижу, что твое  слово  крепко,  я  постараюсь,  чтобы  птица
вернулась к тебе неповрежденной.
     - Могу я быть уверен  в  этом?  -  вымолвил  герцог,  закатывая  свои
большие карие глаза.
     - Да, я свяжусь с Жингаро - агентом по контактам Гильдии Воров, и  он
вернет тебе статуэтку.  Разумеется,  за  вознаграждение.  Но  прежде,  чем
заключить этот договор, ты должен поклясться, что  не  станешь  мстить  ни
Эмре, моей жене, ни ее детям, не станешь отбирать у нее имущество и будешь
относиться к ней так, словно ничего не случилось.
     Герцог с трудом проглотил слюну, но все-таки произнес и  эту  клятву.
Грин почувствовал радость: хоть он и бросает Эмру, но,  по  крайней  мере,
уверен в ее будущем.
     Через некоторое время Грин выбрался  из  потайного  места  в  большом
гардеробе апартаментов герцога. Хоть герцог и поклялся страшными клятвами,
натура у него была змеиная, как у многих на этой варварской планете.  Грин
стоял за дверью весь в поту  и  слушал  громкий,  временами  неразборчивый
разговор между герцогом, герцогиней и  солдатами.  Правитель  был  хорошим
актером, потому что смог убедить  остальных,  будто  он  вырвался  из  рук
сумасшедшего раба Грина, завладел  мечом  и  заставил  того  выпрыгнуть  с
балкона.  Конечно,  несколько  стражников  видели  большой,   размером   с
человека, предмет, который сорвался с балкона и с громким всплеском упал в
воду рва. Несомненно, раб сломал себе позвоночник при ударе об  воду,  или
потерял сознание и утонул. Как бы там ни было - он не вынырнул.
     Грин слушал, прижав ухо к двери, и не мог не улыбнуться этому, хоть и
был напряжен, как пружина. Они с герцогом приложили немало  усилий,  чтобы
утяжелить деревянную статую бога Зузупатра увесистыми стальными  подносами
так, чтобы она не  могла  всплыть.  В  лунном  свете  идол,  должно  быть,
выглядел достаточно похожим на падающего человека, любой мог ошибиться.
     По-видимому, единственной неудовлетворенной стороной осталась  Зьюни.
Она вспомнила все проклятья, какие  знала,  вела  себя  самым  непотребным
образом, орала на своего мужа, что из-за его-де кровожадности и недомыслия
она лишилась удовольствия подвергнуть пыткам раба, пытавшегося обесчестить
ее. Лицо герцога становилось все краснее и краснее. Внезапно  он  гаркнул,
чтобы  она  прекратила  вести  себя,  как  базарная  баба,  и   немедленно
отправлялась в свои комнаты. Чтобы подтвердить свое намерение, он приказал
нескольким стражникам проводить ее туда.  Но  Зьюни  была  слишком  глупа,
чтобы увидеть, в каком опасном положении оказалась и как близка ее  шея  к
топору палача. Она продолжала бесноваться, пока герцог не  дал  знак  двум
воинам взять ее под руки, что, как понял Грин, они и сделали,  потому  что
она закричала, чтобы они убрали от нее свои грязные лапы. Но  они  все  же
выпроводили ее из комнаты. Но и после этого прошло некоторое время, прежде
чем герцог закрыл дверь за последним гостем.
     Наконец правитель открыл дверь гардероба. В руках он  держал  зеленое
одеяние священника, шестиугольные очки жреца и маску для  нижней  половины
лица. Обычно маску надевали в том случае, если священник выполнял  задание
высшего  сановника.  Пока  лицо  его  было  закрыто,  святоша  обязан  был
сохранять молчание, пока не передаст сообщение человеку, для которого  нес
его.
     Поэтому Грин мог не опасаться лишних вопросов. Он надел хламиду, очки
и маску, опустил капюшон на голову и  спрятал  стеклянного  иксеротра  под
рубашку. Свой заряженный пистолет он держал в широком рукаве,  придерживая
его рукой.
     - Помни, - произнес герцог тревожно, открывая дверь и глядя,  нет  ли
ком  на  лестнице.  -  Помни,  что  ты  должен  заботиться  о  сохранности
иксеротра. Скажи агенту Гильдии Воров, чтобы он сразу запаковал фигурку  в
шкатулку с шелком и опилками, дабы она не разбилась.  Я  буду  умирать  от
нетерпения в ожидании ее возвращения в мою коллекцию.
     "А я, - подумал Грин, - буду умирать от нетерпения  поскорее  смыться
из твоего города и умчаться на ветроходе в Эсторию".
     Он снова пообещал держать  свое  слово  так  же  крепко,  как  герцог
сдержит свое, но ему следовало  учитывать  возможность  обмана.  Затем  он
выскользнул из прихожей и закрыл дверь.  Теперь  он  мог  отправляться  на
"Птицу Счастья".

                                       10

     Препятствий на его пути не было, если не  считать  суеты  на  улицах.
Взрыв и крики в замке подняли весь город, и все, кто мог стоять на  ногах,
выбрались на  улицу,  задавали  друг  другу  вопросы,  сновали  туда-сюда,
возбужденно спорили; словом, старались внести как можно больше неразберихи
и насладиться участием во всеобщем хаосе. Грин пробирался сквозь толпу  со
склоненной головой, но внимательно изучал обстановку вокруг.
     Наконец  перед  ним  открылась  плоская  поверхность   ветролома,   а
многочисленные  мачты  ветроходов  окружили  его,  словно  лес.  Он   смог
добраться до "Птицы Счастья", и ни один из дюжины стражников, мимо которых
он проходил, не узнал его. Сам ветроход укромно лежал между двумя  доками,
сюда его затащила огромная команда рабов. Трап был перекинут с  одного  из
доков, и на обоих  его  концах  стояли  на  часах  матросы,  облаченные  в
форменную одежду семейных цветов: желтого, фиолетового и  малинового.  Они
жевали орехи грихтра, чем-то похожие на бетель, если не считать,  что  сок
их окрашивал зубы и губы в зеленый цвет.
     Когда Грин смело  вступил  на  трап,  ближайший  матрос  с  сомнением
посмотрел на нем и положил руку на рукоять  кинжала.  По-видимому,  он  не
имел указаний от Майрена насчет священников, но знал, что  означает  маска
на лице, и это внушило ему достаточно  уважения,  чтобы  не  останавливать
незнакомца. И второй охранник просто не смог достаточно быстро сообразить,
что надо делать. Грин проскользнул мимо нем, прошел на среднюю палубу и по
трапу поднялся на верхнюю. Он тихо постучал в дверь капитанской  каюты,  и
через минуту  она  резко  распахнулась.  Хлынул  поток  света,  потом  его
перекрыло огромное туловище Майрена.
     Отодвинув капитана, Грин прошел  внутрь.  Майрен  потянулся  было  за
кинжалом, но остановился, когда  увидел,  как  неизвестный  нахал  снимает
маску, очки и сбрасывает капюшон.
     - Грин! Так тебе удалось! Вот уж не думал, что такое возможно.
     - Для меня нет ничего невозможного, - скромно ответил Грин.
     Он сел за стол, а вернее  -  рухнул,  и  стал  рассказывать  охрипшим
голосом, временами переводя дух, историю своего  побега.  Через  несколько
минут крошечная каюта наполнилась хохотом  капитана;  а  его  единственный
глаз часто моргал и светился от восторга, когда его владелец хлопал  Грина
по спине и говорил, будто клянется всеми богами, что он впервые  принимает
в этой каюте такого почетного гостя.
     -  Угощайся  этим  леспаксианским  вином,   оно   даже   лучше,   чем
челоусмейское. Я предлагаю его  только  почетным  гостям,  -  торжественно
объявил Майрен.
     Грин протянул руку за предложенной рюмкой, но пальцы  его  так  и  не
обняли ее талию, голова упала на пол, и он захрапел...
     Через три дня отдохнувший, отъевшийся и  разомлевший  от  вина,  Грин
сидел за столом в каюте и ждал, когда придут и скажут, что можно выходить.
Первый день безделья он ходил из  угла  в  угол,  спал  и  ел  в  ожидании
новостей из города. К ночи вернулся Майрен  и  сообщил,  что  организованы
тщательные поиски в самом городе и  в  окрестностях.  Конечно  же,  герцог
потребует перетряхнуть все  ветроходы.  Майрен  ругался,  потому  что  это
означало роковую задержку, а он не мог  ждать  больше  трех  дней:  рыбные
цистерны уже установлены, почти вся провизия загружена в кладовые,  экипаж
возвращался из таверн и трезвел. Через три дня огромное судно должно выйти
из бухты ветролома, поднять паруса  и  отправиться  в  далекое  и  опасное
путешествие.
     - Я нисколько не волнуюсь, - говорил Грин. - Завтра ты услышишь,  что
из района холмов поступило сообщение  об  убийстве  Грина  диким  племенем
аксакваксанов, и о том, что они требуют деньги, прежде чем  выдать  голову
беглого  раба.  Герцог  примет  это  за  чистую  монету  и  отменит  обыск
ветроходов.
     Майрен потер свои жирные ладони, и глаза его радостно заблестели.  Он
любил добротные интриги - чем запутаннее, тем лучше. Но  на  второй  день,
несмотря  на   то,   что   предсказание   Грина   сбылось,   Майрен   стал
раздражительным и начал явно тяготиться присутствием в его каюте  большого
светлокожего человека. Он хотел отправить Грина  вниз,  в  трюм,  но  Грин
твердо отказался, напомнив капитану о  его  обещании.  Затем  он  спокойно
вытащил бутылку драгоценного вина, обнаруженного им в  потайном  месте,  и
налил себе. Майрен вспыхнул, лицо его перекосилось от сдерживаемого гнева,
но он ничего не сказал, потому что по обычаю гость мог делать все, что ему
вздумается, в пределах разумного, конечно.
     На третий день Майрен  был  сплошным  комком  нервов  -  взвинченный,
потеющий, он метался из угла в угол. Наконец он выскочил из  каюты,  чтобы
продолжить метания на  палубе  корабля.  Грин  целыми  часами  слышал  над
головой его шаги. На четвертый день Майрен с рассвета был на ногах и утром
же отдал приказ отваливать. Немного погодя Грин  почувствовал,  что  судно
движется,  услышал  крики  старшины  буксировщиков   и   возгласы   рабов,
напрягающих спины под  гнетом  веревок,  привязанных  к  судну.  Медленно,
слишком медленно, как казалось Грину, корабль покатился вперед. Он решился
приоткрыть занавеску на квадратном окошке. Перед ним проходил борт  другом
судна, и на мгновение Грину показалось, что движется то судно, а  не  его.
Затем он убедился, что ветроход набирает скорость и при пятнадцати футах в
минуту примерно через нас должен выйти  из-за  нависающих  кирпичных  стен
ветролома.
     Весь этот час его  лихорадило,  он  бессознательно  вспомнил  детскую
привычку грызть ногти, каждую минуту ожидая, что док  заполнится  воинами,
бегущими вслед за "Птицей Счастья" с приказом остановиться, потому что  на
борту находится беглый раб.
     Но ничего такого не случилось. Буксировщики  наконец  остановились  и
начали сматывать  свои  веревки,  а  Грин  бросил  глодать  ногти.  Майрен
прокричал  приказ,  первый  помощник  повторил,  с  палубы  донесся  топот
многочисленных  ног,  дружные  крики  матросов.  Послышался  звук,  словно
разрезали материю, - это развертывались паруса. Внезапно судно  дернулось,
ветер подхватил его, а вибрация под ногами подсказала,  что  огромные  оси
начали  вращаться,  громадные  колеса  с  шинами  из  чакоротра,   местной
разновидности резины, закрутились, снятые с тормозов.  "Птица"  встала  на
крыло!
     Грин слегка приоткрыл дверь и бросил последний взгляд на город Квотц.
Тот удалялся  со  скоростью  пятнадцать  миль  в  час  и  издали  выглядел
игрушечным городком, уютно устроившимся в прогалине между холмами. Теперь,
когда опасность ему больше не  угрожала,  а  ветер  отнес  запахи  слишком
далеко, чтобы травмировать его обоняние. Городок показался Грину  довольно
романтичным и даже привлекательным.
     - Итак, можно сказать: "Прощай, прелестный  городок",  -  пробормотал
Грин, поддерживая обычай путешественников. - Прощай  навсегда,  порожденье
иззота!
     Затем, не дожидаясь разрешения  Майрена  покинуть  каюту,  он  открыл
дверь и вышел на палубу. И едва не ринулся обратно.
     - Привет, дорогой! - сказала ему Эмра.
     Грин едва ли слышал приветствия детей, толпящихся  рядом  с  ней.  Он
едва отошел от головокружения  и  мрака  перед  глазами,  которые  грозили
свалить его с ног. Возможно, это случилось с ним из-за  двойного  действия
вина и потрясения. А может быть, думал он позднее,  это  был  обыкновенный
испуг, такой, которого он никогда не  испытывал  даже  в  замке.  И  стыд,
конечно, перед Эмрой, причем очень сильный стыд - ведь она, несмотря ни на
что, любила его и не позволила  бежать  одному.  Каких  усилий,  наверное,
стоило ей сломить свою гордость, чтобы следовать за ним. Возможно, говорил
он себе позднее, дал себя знать страх  перед  ее  острым  языком,  раз  он
почувствовал себя в таком состоянии. Нет такого, чего  бы  мужчина  боялся
больше, чем обвинений женщины, особенно если он заслужил их. Ох, заслужил!
     Все это пришло позднее. А в этот момент Эмра  была  странно  тихой  и
кроткой,  как  ягненок.  Она  говорила  лишь  о   многочисленных   деловых
контактах, и в том числе с Жингаро - агентом Гильдии Воров. Они выросли на
одной улице и часто помогали друг другу выпутываться из трудных  ситуаций.
Вполне естественно то, что  она  узнала  от  нем  о  статуэтке  иксеротра,
которую некий раб спрятал на "Птице Счастья", а Жингаро должен был вернуть
в замок. Приперев Жингаро к стенке, она выудила из нем  достаточно,  чтобы
сделать вывод, что это именно Грин скрывается на ветроходе. В конце концов
Жингаро был связан клятвой,  касающейся  только  некоторых  деталей  этого
дела. Тогда она взяла инициативу в свои руки  и  пригрозила  Майрену,  что
доложит герцогине, где скрываешься Грин, если купец не разрешит ей со всей
семьей отправиться в путешествие.
     - И вот я здесь, твоя верная и  преданная  жена,  -  произнесла  она,
распахивая объятия.
     -  Я  полон  самых  зрячих  чувств,  -   ответил   Грин,   не   особо
преувеличивая.
     - Тогда не стой столбом, словно увидел привидение, а обними  меня!  -
воскликнула она.
     - На  глазах  у  всех?  -  спросил  он,  полуошеломленный,  глядя  на
ухмыляющегося капитана, на первого помощника рядом с ним и на  матросов  с
их семьями, толпящихся на палубе внизу. Единственные, кто  не  обращал  на
него внимания, были зоркие рулевые, стоящие к нему спиной, потому  что  им
надо было справляться с огромным штурвалом.
     - Почему бы и нет? - откликнулась она. - Ты будешь спать рядом с ними
на открытой палубе,  питаться  вместе  с  ними,  чувствовать  их  дыхание,
натыкаться на их локти при каждом движении, ругаться,  смеяться,  драться,
напиваться, влюбляться - и все на открытой палубе. Так почему бы не обнять
меня? Или тебе не нравится, что я здесь?
     - Такая мысль не приходила мне в голову, - произнес он и  сделал  шаг
ей навстречу. "А если бы и приходила, - подумал он, - то,  конечно,  я  бы
тебе об этом не сказал".
     Все-таки приятно было чувствовать  ее  теплое,  мягкое,  с  приятными
изгибами, тело. И знать, что есть, по крайней мере, один человек  на  этой
забытой богом планете, который заботится о нем. И как он мог подумать, что
сможет прожить без нес хоть минуту? Но вот проблема: она не сможет, ни  за
что не сможет приспособиться к жизни на Земле, если он туда вернется.

                                       11

     Майрен кашлянул и произнес:
     - Вы оба с вашими детьми и служанкой должны  покинуть  эту  палубу  и
отправиться  в  середину  корабля.  Там  вы  будете  жить.  Вы  не  должны
появляться на рулевой палубе, пока  вас  не  позовут.  Я  жестко  управляю
кораблем и требую полного подчинения.
     Грин последовал за Эмрой и детьми на  нижнюю  палубу,  только  сейчас
заметив, что Инзакс, прелестная белокурая рабыня,  присматривающая  за  их
детьми, тоже находится на борту. Следовало отдать Эмре  должное:  куда  бы
она ни отправлялась, она неизменно поддерживала свой стиль.
     Еще он подумал о том, что если уж корабль зажат в кулак, то  малейшее
послабление вызовет хаос. Правда,  повсюду  бегали  кошки  и  собаки,  они
играли с детьми и дрались между собой. Женщины шили, стирали и развешивали
белье, мыли посуду  или  нянчили  детей.  Курицы  вызывающе  кудахтали  за
решетками своем курятника. С левого  борта  располагались  даже  небольшие
загоны для мелких свиноподобных существ с кроличьими ушами.
     Грин последовал за Эмрой туда, где был устроен навес от дождя.
     - Здесь хорошо, правда? -  спросила  она.  -  Здесь  есть  и  боковые
стенки. Их можно опустить  на  время  дождя  или  если  мы  вдруг  захотим
уединиться. А я полагаю, так и будет, потому что иногда ты  очень  странно
себя ведешь...
     - О, здесь великолепно, - постарался он уверить ее.  -  Я  смотрю,  у
тебя есть даже пуховый матрас. И жаровня! - Он оглянулся вокруг. - Но  где
же цистерны для рыбы? Я думал, Майрен закрепит их на палубе...
     - Ну нет! Он сказал, что они слишком ценны, чтобы подставлять их  под
пушечные выстрелы при встрече с пиратами.  Он  вырезал  в  палубе  широкое
отверстие и спустил все цистерны в  трюм.  Потом  палубу  снова  застелили
досками. Большинство из этих людей спало бы внизу, если  бы  не  рыба.  Но
теперь там нет места.
     Грин огляделся. Он любил  изучать  свое  непосредственное  окружение,
чтобы знать, как себя вести в непредвиденных обстоятельствах.
     Ветроход был около двухсот футов в длину и около тридцати  четырех  в
ширину. Корпус очертаниями напоминал лодку, к килю крепились  четырнадцать
осей. Двадцать восемь огромных колес, покрытых шинами из  твердой  резины,
свободно вращались  на  этих  осях.  Толстые  резиновые  канаты  соединяли
верхние края бортов и концы осей. Они нужны были для  того,  чтобы  прочно
удерживать корпус и не давать ему опрокинуться при слишком сильном боковом
ветре, а также для амортизации на слишком  резких  поворотах.  Впечатление
при лом было такое же, что и при плавании по  воде.  Когда  передняя  пара
рулевых колес поворачивалась и корабль медленно  ложился  на  новый  курс,
корпус наклонялся хоть и не сильно, не так сильно, как на воде в  подобных
случаях, но достаточно,  чтобы  вызвать  неприятные  ощущения.  Канаты  на
противоположной стороне натягивались до предела, затем движение корпуса  в
одну сторону прекращалось и начинался его медленный отвал в другую.  Затем
колебания затухали, но и мот хватало, чтобы новички зеленели.  Ветроходная
болезнь сваливала  многих  в  начале  путешествия  или  во  время  сильных
штормов. Страдальцы висели на бортах ветрохода и желали лишь умереть.
     "Птица Счастья" щеголяла изящно выгнутым носом и высокой палубой.  На
ней находилось рулевое колесо с  многочисленными  узорными  спицами.  Двое
рулевых всегда находились при нем. Оба они были в  шестиугольных  очках  и
кожаных шлемах, плотно обтягивающих голову,  с  гребешками  из  скрученной
проволоки. Капитан и  первый  помощник  стояли  сзади  и  руководили  один
рулевыми, а другой - матросами на палубе и на реях.  Средняя  палуба  была
ниже всех, а корма хоть и была приподнята, но не так высоко,  как  носовой
настил. Четыре мачты уступали мачтам морских кораблей, но были  достаточно
высокими. Слишком высокие  мачты  перевернули  бы  ветроход,  несмотря  на
тяжесть корпуса, груза и колес, тем более, что реи выступали  за  габариты
корпуса и были длиннее, чем  на  морских  кораблях.  Когда  "Птица"  несла
полный набор  парусов,  на  взгляд  моряка  она  выглядела  приземистой  и
неуклюжей. Более того, дополнительные реи прикреплялись под прямым углом к
бортам и к самому килю. Вид парусов, свисающих между  колес,  заставил  бы
старого моряка запить. Три  мачты  были  с  прямым  парусным  вооружением.
Кормовая  мачта  была  с  косым  вооружением,   она   использовалась   для
подруливания. Бушприта  не  было  вовсе.  Все  вместе  представляло  собой
довольно странное зрелище. Но тем, кто привык к этому, ветроход казался не
менее красивым, чем корабли на море.  "Птица"  была  к  тому  же  довольно
грозной посудиной: судно несло пять больших пушек на средней палубе, шесть
на второй, легкую вращающуюся пушку на рулевой палубе и две на  корме.  Со
шлюпбалок свисали две длинные аварийные шлюпки и быстроходная гичка: все с
колесами, но со сложенным такелажем. В  случае  крушения  "Птицы"  на  них
можно было добраться до людей.
     Грину  не  дали  много  времени  для  знакомства   с   кораблем.   Он
почувствовал, что высокий гибкий матрос уж слишком  внимательно  наблюдает
за ним. У парня была темная кожа и бледно-голубые глаза жителя  тропэтских
предгорий. Двигался он с кошачьей грацией и носил длинный  тонкий  кинжал,
острый, как коготь. "Не слишком приятный малый", - подумал о нем Грин.
     Внезапно этот неприятный малый, видя, что Грин не собирается замечать
его, встал перед ним  так,  что  не  обойти.  Сразу  же  разговоры  вокруг
оборвались, и все уставились в их сторону.
     - Послушай, друг, - сказал Грин довольно вежливо.  -  Не  мог  бы  ты
подвинуться немного в сторону? Ты мешаешь мне смотреть.
     Парень сплюнул сок грихтра к ногам Грина.
     - Не хватало еще, чтобы раб называл меня другом. Да, я перекрыл  тебе
обзор и дальше собираюсь так делать.
     - Очевидно, ты возражаешь против моего присутствия здесь. В чем дело?
Тебе не нравится мое лицо?
     - Угадал. И я не хочу быть в одной команде с вонючим рабом.
     - Кстати, о запахах, - ответил Грин. - Не мог бы ты встать  с  другой
стороны от меня? Я уже изрядно наглотался вони, а у меня слабый желудок.
     - Заткнись, сын иззота! - гаркнул матрос  с  побагровевшим  лицом.  -
Уважай тех, кто выше тебя, а не то я проткну тебя этим ножом и  сброшу  за
борт.
     - Дерутся как минимум двое. Точно так же, как двое заключают  сделку,
- громко произнес Грин с надеждой, что  Майрен  услышит  и  вспомнит,  что
обещал помогать ему. Но Майрен лишь пожал плечами. Он сделал все, что мог.
Дело Грина теперь налаживать отношения.
     - Это верно, что я раб, -  продолжил  Грин.  -  Но  я  не  был  им  с
рождения. Раньше я был свободным, как ни один из вас теперь. Я из  страны,
где нет хозяев, потому что там каждый сам себе хозяин. Но не в этом  дело.
Главное то, что я добыл себе свободу. Чтобы попасть  на  борт  "Птицы",  я
дрался за нее как воин, а не как раб. Я хочу стать  членом  экипажа.  Хочу
стать кровным братом клана Эффениканов.
     - И что же ты  можешь  предложить  клану,  чтобы  мы  посчитали  тебя
достойным разделить нашу кровь?
     "В самом деле - что?" - подумал Грин. Он вспотел, хотя утренний ветер
нес прохладу.
     Майрен что-то сказал матросу, который сразу же нырнул в люк  и  почти
мгновенно вернулся  с  небольшой  арфой  в  руках.  Ах,  черт!  Теперь  он
вспомнил, что назвал себя  арфистом  и  певцом,  который  наверняка  будет
полезен экипажу в долгом путешествии. К несчастью, Грин абсолютно не  знал
нотной грамоты, а на слух не отличал "до" от "ля". Тем не  менее  он  взял
инструмент из рук матроса и наобум ударил по  струнам.  Он  прислушался  к
звукам, нахмурился, повертел колки, снова  тронул  струны  и  вернул  арфу
обратно.
     -  Извините,  но  это   неисправный   инструмент,   -   произнес   он
пренебрежительно. - Нет ли у вас получше?  Не  хочу  оскорблять  искусство
игрой на такой чудовищной дешевке.
     - Боги могучие! - вскричал человек, стоящий поблизости. -  Это  ты  о
моей арфе  так  говоришь?!  Об  арфе  барда  Грэзута!  Раб!  Тугоухий  сын
безголосой матери! Ты мне ответишь за это оскорбление!
     - Нет, - перебил его  высокий  матрос.  -  Это  мое  дело.  Я,  Эзкр,
испытаю, готов ли этот увалень к вступлению в клан и может  ли  называться
нашим братом.
     - Только через мой труп, брат!
     - Если так, то пожалуйста, брат!
     Прозвучало еще немало резких слов, пока Майрен сам  не  спустился  на
среднюю палубу.
     - Клянусь Меннироксом, это позор! Два эффениканца ссорятся на  глазах
у раба! - прорычал он. - Ступайте прочь и  договоритесь  спокойно,  или  я
обоих вас вышвырну за борт. Еще  не  слишком  далеко,  чтобы  вернуться  в
Квотц.
     - Мы метнем кости и посмотрим,  кому  из  нас  повезет,  -  предложил
матрос.
     Плотоядно улыбаясь, он пошарил в кисете, висевшем на поясе, и вытащил
кубик. Через несколько минут он поднялся с колен, выиграв четыре из  шести
бросков. Грин был разочарован больше, чем  он  осмелился  показать,  -  он
надеялся, что придется драться с коротеньким и мягкотелым на вид арфистом,
а не с жилистым матросом.
     Кажется, Эзкр тоже  считал,  что  Грину  не  повезло.  Прожевав  орех
грихтра  с  такой  скоростью,  что  зеленоватая  слюна  побежала  по   его
подбородку, он объявил, каким образом  Грин  должен  будет  доказать  свою
пригодность.

                                    12

     Сперва Грин решил было покинуть корабль и дальше идти пешком.
     Майрен громко запротестовал:
     -  Это  смехотворно!  Почему  бы  им  не  подраться  на  палубе,  как
обыкновенным людям, и не разойтись  после  первой  раны?  Тогда  бы  я  не
рисковал потерять тебя, Эзкр, одного из своих  лучших  марсовых.  Если  ты
сорвешься, кто тебя заменит? Вот эти зеленые салаги?
     Эзкр не обратил внимания на возражения  капитана,  зная,  что  кодекс
клана на его стороне. Он сплюнул и сказал:
     - Кинжалом-то махать - каждый может. Я хочу посмотреть, что у нем  за
кровь, когда он попробует пройти по рее.
     "Да-а, - подумал Грин, покрываясь гусиной кожей. -  Ты  увидишь  цвет
моей крови. Она плеснет отсюда и до горизонта, если я упаду".
     Он ненадолго отпросился у Майрена отлучиться под  свой  навес,  чтобы
помолиться богам ради успешном завершения испытания. Майрен кивнул, а Грин
велел Эмре опустить боковые шторы и встал на колени. Когда  никто  уже  не
мог их увидеть, он подал ей длинное полотнище тюрбана  и  велел  выйти  на
палубу. Она удивилась, но когда он сказал ей, что еще она должна  сделать,
улыбнулась и поцеловала его.
     - Ты умный человек, Алан. Я  правильно  сделала,  что  выбрала  тебя,
когда выбирала из лучших.
     - Прибереги комплименты на потом, когда увидишь, чем это кончится,  -
ответил он. - Поспеши к печке и сделай все, как я сказал. Если  кто-нибудь
спросит, для чем ты это делаешь,  скажешь,  что  это  необходимо  мне  для
религиозного обряда.
     -  Боги  часто  приходят  на  помощь,  -  произнес  он,   когда   она
наклонилась, чтобы выйти через отверстие в  навесе.  -  Если  их  нет,  их
следует выдумать.
     Эмра задержалась и повернула к нему восхищенное лицо.
     - Ах, Алан! И за это я тебя тоже люблю. Ты всегда  такой  остроумный!
Какое умное и опасное богохульство!
     Он пожал плечами, отмахиваясь  от  комплимента,  словно  от  пустяка.
Скоро она вернулась со свернутым тюрбаном, в ковром было завернуто  что-то
мятое, но тяжелое. А потом  и  он  вышел  из  палатки,  одетый  в  тюрбан,
набедренную  повязку  и  кожаный  пояс  с  кинжалом.  Молча  он  полез  по
веревочной лестнице, ведущей к вершине ближайшей мачты.  За  ним  двинулся
Эзкр.
     Снизу Грина подбадривали дети  и  Эмра.  Мальчишки  герцога  кричали,
чтобы он перерезал горло такому-сякому, но что если случится наоборот, они
отомстят, когда вырастут, а может и раньше. Светловолосая служанка  Инзакс
плакала. Он почувствовал себя немного лучше: хорошо  все-таки  знать,  что
есть кому оплакать тебя. Он знал, что должен остаться в  живых,  чтобы  не
пришлось горевать его женщинам и детям, и это было для него дополнительным
стимулом бороться за жизнь до конца.
     И все же он чувствовал, как его воспрянувший было дух с каждым  шагом
вверх по лестнице испаряется вместе с потом. Он  забрался  так  высоко,  а
палуба была теперь так далеко внизу... Судно  уменьшалось  в  размерах,  а
люди превратились в кукол с повернутыми вверх белыми  лицами,  да  и  лица
вскоре превратились в размытые пятна. Ветер  свистел  в  снастях  и  между
мачтами, которые там, внизу казались такими  прочными  и  неподвижными,  а
здесь качались и дрожали.
     - Нужно иметь крепкие кишки, чтобы стать матросом  и  кровным  братом
клана Эффениканов, - произнес Эзкр. - Как у тебя с этим делом, Грин?
     - Все нормально, но если они ослабнут, ты пожалеешь,  что  находишься
ниже, - пробормотал про себя Грин.
     Наконец после бесконечном, как ему показалось, карабканья к  облакам,
он добрался до салинга. Если мачта казалась ему тонкой и гибкой, то рея  и
вовсе казалась зубочисткой, висящей над бездной. А он должен был добраться
до самого ее конца, повернуться там и вернуться, чтобы драться!
     - Если бы ты не был трусом, ты бы встал и прошел по ней, - подзадорил
его Эзкр.
     - Если мчишься без дороги - поломаешь руки-ноги, - ответил  Грин,  но
не стал растолковывать изумленному матросу, что он имеет в виду.
     Он уселся верхом на рею, обхватил ее ногами и отправился в  путь.  На
половине реи он остановился и осмелился посмотреть  вниз.  Одного  взгляда
было достаточно. Там на расстоянии, наверное, мили, не было ничего,  кроме
твердой травянистой земли. И эта плоская  поверхность  уносилась  мимо,  а
огромные колеса вращались, вращались...
     - Давай дальше! - закричал Эзкр.
     Грин повернул голову и сказал ему, что он должен сделать с этой  реей
и всем кораблем, если сможет. Темное лицо Эзкра побагровело,  он  поднялся
во  весь  рост  и  пошел  по  рее.  Грин  вытаращил  глаза.  Этот  человек
действительно может сделать  такое!  Но  пройдя  несколько  футов,  матрос
остановился и сказал:
     - А-а, ты хочешь вывести меня из терпения, чтобы я сцепился  с  тобой
здесь и, может быть, проиграл бы, раз у тебя опора надежнее. Не такой уж я
дурак. Это ты должен пройти мимо меня.
     Он повернулся, почти беззаботно прошел обратно к мачте и  прислонился
к ней в ожидании.
     - Ты должен добраться до самого конца, - повторил он. - Иначе  ты  не
пройдешь испытания, даже если минуешь меня. А уж этого ты ни  в  жизнь  не
сделаешь.
     Грин сжал зубы и добрался, как ему показалось,  до  конца  реи.  Если
двигаться дальше, она может не  выдержать  и  сломаться.  Она  и  так  уже
отогнулась далеко вниз. Или это ему кажется?  Потом  он  откинулся  назад,
умудрился перевернуться и, пройдя обратно, остановился в нескольких  футах
от Эзкра, чтобы перевести дыхание, собраться с силами и мужеством.
     Матрос ждал, держась одной рукой за веревку, а другой сжимая  кинжал,
направленный в сторону Грина. Землянин начал разматывать свой тюрбан.
     - Что ты делаешь? - спросил Эзкр с неожиданной тревогой. До  сих  пор
он был хозяином положения, потому что знал, чего ожидать. Но если случится
что-нибудь непредвиденное... Грин пожал плечами и продолжил очень медленно
и осторожно разматывать ткань на голове.
     - Я не хочу рассыпать это, - произнес он.
     - Что рассыпать?
     - Это! - закричал Грин и хлестнул тюрбаном по лицу Эзкра. Сам  тюрбан
не коснулся лица матроса, но пепел с песком, что  были  завернуты  в  нем,
попали в глаза матроса прежде, чем ветер  смог  унести  их.  Эмра,  следуя
указаниям мужа, нагребла все это из кучи возле печи. Хотя голове от  этого
стало тяжело, но дело стоило того, чтобы потерпеть. Эзкр закричал,  бросил
кинжал и принялся тереть глаза. Грин быстро передвинулся поближе к нему  и
ударил кулаком в низ живота, а когда Эзкр согнулся от боли, подхватил  его
и осторожно опустил. Вслед за первым ударом он добавил удар ребром  ладони
по шее парня. Эзкр тихо вскрикнул и отключился. Грин перевернул  его  так,
чтобы он лежал животом на рее, а плова, руки и ноги свешивались.  Большего
он и не хотел. Он не собирался тащить его вниз. Его единственным  желанием
было поскорее очутиться на палубе, в безопасности. Будет плохо, если  Эзкр
упадет. Грин медленно спускался, а Эмра и Инзакс ждали его внизу. Когда он
ступил на палубу, ему показалось, что ноги его сейчас подогнутся, так  они
тряслись. Эмра, заметив это, быстро обняла его, словно выражая  восхищение
героем, а на самом деле - чтобы поддержать.
     - Спасибо, - пробормотал он. - Мне нужна твоя сила, Эмра.
     - Она понадобится любому, кто совершит то же, что и  ты,  -  ответила
она. - Но и сила моя, и все остальное в твоем распоряжении, Алан.
     Дети смотрели на него широко распахнутыми  от  восхищения  глазами  и
кричали:
     - Это наш отец! Большой белый Грин! Он ловкий, как травяной кот, укус
у него, как у бешеной собаки, и он может плевать ядом в глаза, как летучая
змея!
     В тот же момент его окружила толпа мужчин  и  женщин,  они  наперебой
хвалили  его  ловкость  и  поздравляли  с  правом  называться  их  братом.
Единственными, кто не толпился вокруг и  не  стремился  поцеловать  его  в
губы, были офицеры "Птицы Счастья",  а  также  дети  и  жена  неудачливого
матроса. Они поднимали наверх люльку, чтобы, обвязав  вокруг  пояса  Эзкра
веревку, опустить его вниз.
     И еще один угрюмо стоял в стороне. Это был арфист Грэзут. Грин  решил
приглядывать за ним, особенно по ночам, когда коварный нож может вонзиться
под ребро спящего, а тело легко выкинуть за борт. Теперь он хотел бы взять
обратно пренебрежительные слова об инструменте, но в тот момент он не  мог
придумать ничего другого.  Теперь  следовало  найти  способ  помириться  с
музыкантом.

                                    13

     Прошли две  недели  упорной  работы  и  бессонных  ночей,  пока  Грин
осваивал  обязанности  марсового.  Он  не  любил  работать   наверху,   но
обнаружил, что высота имеет свои преимущества. Она давала ему  возможность
время от времени прикорнуть. На мачтах хватало "вороньих  гнезд",  где  во
время боя обычно располагались стрелки. Грин забирался в  одно  из  них  и
мгновенно засыпал. Его приемный сын Гризкветр обычно стоял на часах вместо
нем и будил, если по снастям к ним приближался старший марсовой. Однажды в
полдень свист Гризкветра пробудил Грина от крепком сна.
     Тревога оказалась напрасной, выговор достался другому матросу.  Не  в
состоянии  больше  уснуть,  Грин  наблюдал  за  стадом  хуберов,   которые
вскакивали на ноги при появлении "Птицы". Эти красивые миниатюрные лошадки
с оранжевыми телами, черно-белыми гривами и  щетками  за  копытами  иногда
сбивались в стада по несколько сотен голов. Они  были  так  многочисленны,
что своими развевающимися гривами и хвостами  напоминали  пенящиеся  волны
бескрайнем моря.
     Такая бескрайность была только на этой планете. Грин нигде не видывал
такой плоской равнины. Он не мог поверить, что она простирается на  тысячи
миль, ни разу не нарушаемая оврагами или  буграми.  Но  так  оно  и  было,
насколько он мог видеть со своем наблюдательного пункта. Это было красивое
зрелище. Трава была высокая, с толстыми стеблями.  Она  была  ярко-зеленою
цвета, почти блестящая и куда ярче земной травы. Ему рассказывали,  что  в
сезон дождей она расцветает множеством маленьких красных и белых цветов  и
благоухает приятными ароматами.
     На этот  раз  Грин  заметил  нечто  необычное.  Высокая  трава  вдруг
оборвалась и сменилась полем с короткой, не более  дюйма  высотой,  словно
здесь недавно прошла гигантская газонокосилка. Поле было с милю шириной, а
в длину простиралось перед "Птицей" насколько хватало взгляда.
     - Что ты думаешь об этом? - спросил он у сына Эмры.
     - Не знаю. - Гризкветр пожал плечами.  -  Матросы  говорят,  что  это
делает вуру - животное размером  с  корабль,  которое  выходит  только  по
ночам. Оно ест траву, но нрав у него, как у злой собаки. Оно  нападает  на
корабли и расправляется с ними, как с картонными коробками.
     - Ты веришь  этому?  -  спросил  Грин,  внимательно  глядя  на  него.
Гризкветр был сообразительным пареньком, и  он  надеялся  заложить  в  его
сознание семена здорового скептицизма. Может быть, со временем эти  семена
дадут ростки философии.
     - Я не знаю, правду рассказывают или нет. Все может  быть.  Но  я  не
встречал никого, кто видел бы вуру. А если оно выходит  только  по  ночам,
где же оно прячется днем? Здесь нет отверстий в почве, чтобы оно могло там
спрятаться.
     - Очень хорошо, - улыбаясь, произнес Грин.  Гризкветр  в  ответ  тоже
радостно улыбнулся. Он уважал своем приемного  отца  и  радовался  каждому
знаку внимания и малейшей его похвале. -  Готовь  свое  сознание  к  любым
поворотам. Никогда не решай ничего окончательно,  пока  у  тебя  не  будет
твердого   доказательства.   И   помни,   что   может   появиться    новое
доказательство, которое отвергнет старое. - Он грустно  улыбнулся.  -  Для
примера можно привести хоть мой собственный опыт. Одно время я нипочем  не
верил в то, что вижу сейчас собственными глазами. Я считал все эти истории
выдумками и россказнями тех, кто  пересекает  под  парусами  эти  травяные
моря. Но теперь я начинаю думать, что, может быть,  и  вправду  существует
такое животное, как вуру.
     Оба примолкли, наблюдая,  как  бегут  хуберы  -  словно  текут  живые
оранжевые реки. Над ними кружили бесчисленные стаи  птиц.  Они  тоже  были
красивы и еще более живописны, чем хуберы. Иногда одна или другая случайно
попадали в снасти, ослепляя красочным оперением и взрываясь яростными,  но
мелодичными звуками или недовольными хриплыми воплями.
     - Смотри!  -  возбужденно  крикнул  мальчишка,  указывая  пальцем.  -
Травяной кот! Он подкрадывался, чтобы схватить хубера,  а  теперь  боится,
что они затопчут его насмерть.
     Грин проследил за его  пальцем  и  увидел  длинное  тело  с  тигриной
раскраской, со всех ног улепетывающее впереди тысячекопытного  стада.  Вот
зверь оказался окруженным со всех  сторон  пламенногривыми  животными.  На
глазах у Грина хуберы сомкнулись и большой  кот  исчез  из  виду.  Он  мог
остаться в живых только чудом.
     Внезапно Гризкветр воскликнул:
     - О боги!
     - В чем дело? - откликнулся Грин.
     - Смотри, на горизонте! Парус! Похож на паруса вингов!
     Другие тоже увидели.  Корабль  наполнился  криками  -  трубач  сыграл
тревогу. Голос Майрена перекрыл все остальные звуки, когда  он  рявкиул  в
мегафон. Хаос постепенно преобразовался в порядок, и каждый  матрос  занял
строго  определенное  место  по  боевому  расписанию.  Животных,  детей  и
беременных женщин отправили в трюм.  Пушкари  с  помощью  крана  принялись
выгружать из люка мешочки с порохом.  Стрелки  роем  полезли  по  снастям.
Остальные марсовые заняли свои места. Поскольку Грин был уже на месте,  он
мог спокойно наблюдать за приготовлениями к  битве.  Он  видел,  как  Эмра
торопливо поцеловала детей, убедилась, что все они отправились в  трюм,  и
начала рвать материю на полоски  для  перевязки  раненых  и  на  пыжи  для
стрелков. Один раз она взглянула вверх и помахала ему  рукой,  прежде  чем
вернуться к своей работе. Он тоже помахал в ответ и  получил  вздрючку  от
старшего марсового за нарушение дисциплины.
     - ...и отстоишь дополнительную вахту, Грин, когда все это закончится!
     Землянин застонал и пожелал, чтобы старший свалился и переломал  себе
кости. Опять ему не выспаться как следует!..
     День  уже  подходил  к  концу,   когда   неизвестный   корабль   чуть
приблизился. За ним появился еще один парус,  и  экипаж  встревожился  еще
больше. По всем признакам, их преследовали винги. Они обычно  действуют  в
парах. Конфигурация парусов, сужающихся книзу, резкие  очертания  корпуса,
увеличенные колеса подтверждали это.
     Странно, но дисциплина на некоторое время ослабла. Детям  и  домашним
животным разрешено было подняться из трюма, женщины начали  готовить  еду.
Даже когда чужой корабль приблизился настолько, что можно  было  различить
цвет его парусов, оказавшийся ярко-малиновым - это подтверждало подозрения
о его принадлежности к вингам  -  боевая  готовность  не  была  объявлена.
Майрен объяснил, что к тому времени, когда винги  окажутся  на  расстоянии
пушечного выстрела, наступит ночь.
     - Для них это неудача, а для нас счастье, -  произнес  он,  шагая  из
стороны в сторону, теребя кольцо  в  носу  и  беспокойно  моргая  здоровым
глазом. - Еще целый час до восхода большой  луны.  Похоже,  и  тучи  могут
появиться. Смотри! - крикнул он первому помощнику. - Слава Меннироксу,  не
облачко ли появилось там, на северо-востоке?
     - Клянусь богами, так оно и есть!  -  ответил  помощник,  уставившись
вверх и ничего не видя в ясном небе, но надеясь, что желание станет явью.
     - Да, Меннирокс благоволит к своим почитателям! -  сказал  Майрен.  -
"Да воздастся тем, кто любит тебя!" Книга Праведников, глава десятая, стих
восьмой. И Меннирокс знает мое отношение к нему!
     - Да, конечно, - подтвердил помощник. - Но какой у тебя план?
     - Как только последний луч солнца совершенно исчезнет с  горизонта  и
силуэт корабля станет неразличим, мы резко изменим курс. Нам известно, что
они движутся близко друг к другу в надежде взять нас  в  клещи  и  открыть
перекрестный огонь. Ну, мы дадим им такой шанс, но  исчезнем  прежде,  чем
они успеют им воспользоваться. В темноте  мы  проскользнем  между  ними  и
откроем огонь обоими бортами. К тому времени, когда они  смогут  ответить,
нас уже не будет между ними. И тогда, - он хлопнул себя по толстым ляжкам,
- они, может быть, вдребезги перебьют друг друга, причем  каждый  будет  в
уверенности, что стреляет по нам! Хо-хо-хо!
     - Пусть Меннирокс будет с нами, - произнес помощник, бледнея.  -  Тут
нужен точный расчет и немалая доля удачи. Мы  смертельно  рискуем:  мы  не
сможем увидеть их,  пока  не  очутимся  совсем  рядом.  А  если  мы  будем
двигаться прямо на них, нам не избежать столкновения. Бац!  Хлоп!!  Бух!!!
Все всмятку!
     - Это верно, но, если не рискнем, нам придется еще хуже. С  рассветом
они нас догонят, а маневренность у них лучше. Они начнут обстреливать  нас
с двух сторон, и как бы  отчаянно  мы  не  сопротивлялись,  долго  нам  не
продержаться. А знаешь, что будет после? Винги не берут пленных, если  они
не заканчивают вылазку и не идут в порт.
     - Предлагал ведь герцог выделить фрегаты сопровождения, - пробормотал
помощник. - Даже одного было бы достаточно.
     - Что? И отдать половину прибыли от рейса этому грабителю-герцогу? Ты
в своем уме, сынок?
     - Если и не в своем, то не один я, - ответил помощник,  поворачиваясь
так, чтобы ветер унес его  слова.  Но  рулевые  слышали  и  передали  этот
разговор дальше. Через пять минут о нем знал весь корабль.
     "Конечно, он страшный скряга, - говорили в экипаже. - Но все  мы  его
родственники и знаем цену деньгам. И разве мы не уважаем нашего толстячка?
Кто еще, кроме капитана клана Эффениканов, может придумать  такой  трюк  и
выполнить его? А если он жаден до денег, то  почему  не  боится  рисковать
судном и грузом, не говоря уже о собственной  драгоценной  жизни  или  еще
более  драгоценных  жизнях  своих  родственников?  Нет,  Майрен,  хоть  он
одноглазый и толстопузый, и по  характеру  не  сахар,  умеет  командовать.
Брат, налей-ка мне еще стакан из бочонка и давай выпьем за мужественном  и
алчного капитана Майрена, настоящего Торговца".
     Грэзут, пухлый низкорослый арфист с женственными манерами, взял  свою
арфу и начал петь любимую песню клана, о том, как  они,  племя  с  холмов,
спустились в  долину  целое  поколение  тому  назад.  И  о  том,  как  они
пробрались на территорию ветролома в городе  Чатлзай  и  похитили  большой
ветроход. Как с тех пор  они  стали  матросами  зеленых  морей  бескрайней
долины Ксердимур. Как водили похищенный корабль, пока он не был  уничтожен
в великой битве с огромным кринканспрунгерским флотом. Как  они  взяли  на
абордаж вражеский корабль, перебили всех мужчин, а женщин взяли в  плен  и
прорвались через весь неприятельский флот.  О  том,  что  пленные  женщины
стали рабынями и родили им детей и теперь  кровь  эффениканцев  наполовину
смешалась  с  кринканспрунгерской,  вот  почему  многие  из   них   теперь
голубоглазые. О том, что теперь  Клан  владеет  тремя  большими  торговыми
кораблями  или,  вернее,  владел  два  года  назад,  пока  другие  два  не
перевалили через зеленый горизонт в месяц Дуба, и с тех пор о  них  ничего
не слышно. Но они когда-нибудь вернутся с кучей  чудесных  рассказов  и  с
мошной, набитой драгоценностями. И  как  теперь  Клан  идет  в  поход  под
командованием могучего, хваткого, удачливого и набожного капитана Майрена.
     Если говорить о Грэзуте, то обязательно надо упомянуть о его красивом
баритоне. Грин, прислушиваясь к его голосу, доносящемуся с далекой палубы,
ясно представлял себе взлеты и падения этого народа и понимал, почему  они
так самонадеянны, драчливы, подозрительны и храбры. В конце  концов,  если
бы он родился на этой планете, то сам не захотел бы никакой другой  жизни,
кроме  прекрасной,  романтической,  кочевой  жизни  матроса  ветрохода.  С
условием, конечно, чтобы у него хватало времени для сна.
     Грохот пушки оборвал его раздумья. Он поднял взгляд как раз  вовремя,
чтобы  заметить,  как  ядро  ударилось  о  травяное   море.   Этого   было
недостаточно, чтобы Грин испугался,  но  зрелище  вспаханной  ядром  земли
всего в двадцати футах от правого  борта  корабля  заставило  его  понять,
какие последствия мог вызвать удачный выстрел.
     Однако винги не стали больше стрелять. Они были опытными  пиратами  и
знали, что  не  стоит  тратить  боеприпасы  понапрасну.  Они,  несомненно,
надеялись вызвать  панику  среди  экипажа  "Птицы",  хотели  заставить  их
открыть ответную стрельбу и зря потратить порох. Зря,  потому  что  солнце
садилось, и через несколько  минут  сумрак  сменился  непроглядной  тьмой.
Майрен даже не  позаботился  сказать  своим  людям,  чтобы  повременили  с
ответным огнем: они и сами не собирались прикасаться к пушкам, пока он  не
отдаст приказ. Вместо этого он еще раз грозным шепотом велел  не  зажигать
огней, а дети чтоб сидели внизу и не шумели. И  все  прочие  тоже.  Затем,
бросив последний взгляд в сторону преследующего их корабля, теперь  быстро
растворяющегося во тьме, Майрен прикинул направление и силу ветра. Это был
все тот же ветер, что и в день подъема парусов: восточный попутный  ветер,
хороший ветер, несущий "Птицу Счастья" со скоростью  восемнадцать  миль  в
час.
     Майрен тихонько говорил с помощником во тьме, затопившей палубу.  Они
отдавали  предварительные  приказы  не  через  мегафон,  как   обычно,   а
прикосновениями  и  лишь  изредка  -  шепотом.  Пока  офицеры  работали  с
экипажем,  Майрен  стоял  босиком  на  передней   палубе   в   напряженной
полусогнутой позе. Он вел себя так,  словно  различал  действия  невидимых
матросов по вибрации деревянной палубы и  мачт,  которая  передавалась  от
босых ног к мозгу. Майрен был этаким жирным  нервным  центром,  собирающим
все бессловесные сообщения, проходящие во всех направлениях  через  корпус
"Птицы". Казалось, он точно знает, что происходит вокруг,  а  если  иногда
из-за полной тьмы возникали сомнения, рулевые этого не замечали. Голос его
был тверд.
     - Так держать... Семь, восемь, девять, десять. Давай! Лево руля и так
держать!
     Грину на вершине мачты такой резкий поворот показался  гибельным.  Он
мог чувствовать положение  корпуса  корабля  по  своей  мачте  -  она  все
клонилась  и  клонилась.  Ощущение  было   такое,   словно   они   вот-вот
опрокинутся, и он разобьется о  землю.  Но  чувства  солгали,  потому  что
после, казалось бы, бесконечного падения,  началось  обратное  движение  к
вертикали. Потом ему показалось, что  он  непременно  свалится  на  другую
сторону. Внезапно паруса обвисли -  судно  попало  в  левентик  [положение
паруса, когда плоскость его находится на линии ветра;  в  таком  состоянии
парус бездействует]. Но оно продолжало  двигаться  по  инерции,  и  вскоре
паруса снова наполнились ветром. При этом раздался звук, который в  полной
тишине показался пушечным раскатом. На этот раз ветер подхватил корабль со
стороны совершенно неестественной для судна - точно с носа.  В  результате
паруса выгнулись в обратную сторону и прижались в средней  своей  части  к
мачтам. Ветроход почти мгновенно остановился.  Зазвенели  снасти,  а  сами
мачты громко затрещали и прогнулись в обратную сторону. Матросы,  прильнув
к мачтам, шипом ругались в темноте и спускались вниз, цепко держась руками
за перекладины.
     - Боже! - произнес Грин. - Что он делает?
     - Тише! - вмешался  ближайший  сосед,  старший  по  мачте.  -  Майрен
собирается направить корабль в другую сторону.
     Грин  вздохнул.  Он  отказался  от  дальнейших  расспросов,  стараясь
представить,  как  странно,  должно  быть,  выглядит  "Птица  Счастья"  со
стороны, и думая, как интересно было бы увидеть такое при  дневном  свете.
Он посочувствовал  рулевым,  которым  приходилось  действовать  вразрез  с
укоренившимися привычками. Мало  тот,  что  надо  было  провести  судно  в
темноте между  двумя  другими  судами,  так  ведь  еще  и  задом  наперед!
Несомненно, Майрен сейчас тревожился и почти каждую минуту  подбадривал  и
проверял их.
     Грин начал понимать, что  задумал  Майрен.  Теперь  "Птица"  катилась
своим прежним курсом, но с меньшей скоростью, потому что прижатые к мачтам
паруса подставили ветру не всю свою поверхность.  Значит,  корабли  вингов
должны  быть  уже  рядом  -  расстояние  сильно  сократилось  при  маневре
торгового корабля. Через несколько минут винги догонят их, пройдут  рядом,
а потом обгонят. Если, конечно, Майрен правильно выбрал скорость и  радиус
поворота. Иначе они каждую секунду могут ожидать столкновения  с  кораблем
вингов.
     - О Буксотр! - молился старший. - Направь нас правильным путем, иначе
ты потеряешь своего самого преданного почитателя, Майрена.
     "Буксотр, наверное, бог сумасшедших", - решил Грин.
     Внезапно чья-то рука схватила Грина за плечо. Это был старший мачты.
     - Ты видишь их? - тихо прошептал он. - Они темнее ночи!
     Грин  напряг  зрение.  Игра  воображения,  или  действительно  что-то
виднеется справа? И совсем призрачное движение слева? Что бы там ни  было,
ветроход или иллюзия, Майрен тоже заметил это. Его голос с небывалой силой
разорвал ночь.
     - Пушкари, огонь!
     Словно рой огненных мух вылетел по его команде из своих гнезд.  Вдоль
всех поручней вспыхнули огни. Грин поразился, хотя  и  знал,  что  тлеющие
труты прятали под перевернутыми корзинами, а значит, для винтов  это  было
тем более неожиданно. Потом мухи превратились в длинных светящихся  червей
- загорелись фитили. Раздался грохот, корабль  качнулся.  Железные  демоны
изрыгнули пламя. Вскоре по всему кораблю  разразились  своим  лихорадочным
кашлем мушкеты. Грин тоже участвовал в этом, поддерживая непрерывный огонь
на  судне,  уже  вырванном  из  тьмы  ночи  светом  пушечного  огня.  Тьма
воцарилась снова, но не тишина. Люди возбужденно переговаривались,  палубы
тряслись, когда большие  деревянные  салазки,  на  которых  лежали  пушки,
волокли обратно на их места. Но  пираты  на  огонь  не  отвечали.  Точнее,
поначалу. Майрен опять закричал, и снова грохотнули огромные пушки.  Грин,
перезаряжая мушкет, обнаружил, что  старается  удержать  равновесие  и  не
свалиться в правую сторону.  Потом  он  понял,  что  корабль  сворачивает,
продолжая идти задом наперед.
     - Зачем он это делает? - прокричал он.
     - Дурак! Мы же не можем скатать паруса, остановиться, а  потом  снова
ставить паруса. Нам нужно  развернуться,  пока  есть  возможность.  А  как
сделать это лучше, если не повторить прежний маневр? Мы крутанемся  здесь,
пока не ляжем на прежний курс.
     Теперь Грин понял. Винги проскочили мимо, значит  уже  нет  опасности
столкнуться с ними. Но нельзя же всю ночь двигаться задом наперед.  Теперь
надо было оторваться от пиратов и к утру быть как можно дальше от них.
     В этот момент слева послышалась  пушечная  канонада.  Люди  на  борту
"Птицы" удержались от радостных воплей только потому, что Майрен пригрозил
сбросить в траву каждого, кто выдаст  их  местоположение.  И  все  же  все
скалили зубы в сдержанном смехе.  Могучий  старый  Майрен  устроил  врагам
великолепную ловушку. Как он и надеялся, два пирата,  не  подозревая,  что
атаковавшее их судно находится теперь позади, принялись расстреливать друг
друга.
     - Пусть долбят  друг  дружку,  пока  оба  не  взлетят  на  воздух,  -
подытожил марсовый старшина. - Ай да Майрен! Что за историю мы  расскажем,
когда придем в порт!

                                    14

     Еще пять минут непрерывных вспышек и грохота подтвердили,  что  винги
всерьез  взялись  молотить  друг  друга.  Затем  снова  сомкнулась   тьма.
По-видимому, соперники или узнали друг друга, или решили, что ночной бой -
дело негодное, и разошлись в разные стороны. Если даже так,  то  можно  не
опасаться - винги не нападают в одиночку.
     Облака разошлись, и обе луны  залили  окрестности  светом.  Пиратских
судов не было видно. Не появились они и с рассветом. Парус в  полумиле  не
напугал никого, кроме неопытном Грина, остальные признали в  нем  коллегу.
Это шел купец из соседнего города Дэм герцогства Подзихайлайского.
     Грин  обрадовался.  Теперь  они  смогут  двигаться   вместе.   Вдвоем
безопаснее.
     Но нет! Майрен, поприветствовав коллегу и выяснив, что тот тоже  идет
в Эсторию, приказал поставить все вспомогательные паруса, чтобы оторваться
от него.
     - Он что,  сумасшедший?  -  высказал  Грин  свои  соображения  одному
матросу.
     - Как зилмар, - ответил тот, имея  в  виду  похожее  на  лису  хитрое
животное, обитающее в предгорьях. - Мы должны попасть в  Эсторию  первыми,
если хотим получить максимальную выручку со своих товаров.
     - Довольно нелепо, - хмыкнул Грин. - Тот корабль не везет живую рыбу,
он нам не конкурент.
     - Да, но у нас есть и другие товары. Кроме  того,  у  Майрена  это  в
крови. Если он видит, как другой купец обходит его, он становится больным.
     Грин воздел руки к небу и закатил глаза в молчаливом проклятье, затем
вернулся к работе. Нужно многое сделать, прежде чем ему позволят уснуть.
     Дни и ночи  проходили  в  тяжелом  однообразном  труде,  лишь  иногда
прерываемые тревогами и вылазками на разведку. Время от времени на  колеса
ставили легкую шлюпку, и она на полной скорости уходила под  своими  двумя
парусами в сторону от ветрохода. В  ней  рассаживались  охотники,  которые
преследовали  какого-нибудь  хубера,  оленя  или  кабанчика,  пока  те  не
выдыхались. Тогда они подстреливали загнанное  животное.  Охотники  всегда
возвращались с изрядной добычей.  Что  касается  воды,  то  накопители  на
палубах были полны, потому что дождь бывал почти каждый день и по  полчаса
вечером.
     Грин дивился регулярности и быстротечности этих ливней. Облака обычно
появлялись  в  двенадцать,  около  часа  шел  дождь,  затем   небо   снова
прояснялось. Все это было приятно, но очень загадочно,
     Иногда Грин позволял себе попрактиковаться в стрельбе  из  "вороньего
гнезда" по травяным котам или большим кровожадным  собакам.  Собаки  часто
сопровождали "Птицу" стаями от шести до двенадцати особей, лая и  завывая,
зачастую погибая под колесами. У матросов было довольно  много  историй  о
том,  что  случается  с  людьми,  падающими  за  борт   или   потерпевшими
кораблекрушение на равнине.  Грин  передернул  плечами  и  снова  принялся
практиковаться в стрельбе. Хотя обычно он  был  против  убийства  животных
ради развлечения, у него  не  находилось  возражений  против  того,  чтобы
разрядить мушкет в этих зверей, похожих на волков. С тех пор как его начал
терроризировать Элзоу, он  возненавидел  собак  со  страстью,  недостойной
цивилизованном человека. Конечно, тот факт, что каждая тварь  на  планете,
нутром чувствуя его чужеродность, старалась  вонзить  в  него  свои  зубы,
обострил реакцию Грина. Ноги у него постоянно болели  от  укусов  домашних
животных, что были на борту.
     Часто ветроход пересекал  участки  травы  по  колено  высотой.  Потом
внезапно попадал на одну из огромных полян, которые  казались  ухоженными.
Грин никогда не переставал изумляться, глядя на них, но все,  что  он  мог
выяснить у других, было более или менее разнообразным  повторением  старых
историй про вуру, которые размерами больше, чем два корабля,  поставленных
рядом.
     Однажды они миновали место кораблекрушения. Обгорелый корпус лежал  в
стороне, а вокруг поблескивали  выбеленные  солнцем  людские  кости.  Грин
удивился, что мачты, колеса и пушки исчезли. Ему объяснили,  что  все  это
забрали дикари, которые бродят по равнине.
     - Они используют колеса для своих собственных судов, вернее,  больших
платформ под парусом, можно сказать, плотов, - рассказала ему Эмра.  -  На
них они  устанавливают  навесы  и  очаги  и  оттуда  совершают  набеги.  А
некоторые из  них  отказались  от  платформ  и  устроили  свои  жилища  на
"бродячих островах".
     Грин улыбнулся, но ничего не сказал по поводу этой сказочной истории.
     - Много крушений ты не увидишь, - продолжала она. -  Не  потому,  что
они здесь редки. Из каждых десяти ветроходов,  отправляющихся  за  удачей,
обратно ждать можно только шесть.
     - Так мало? Поразительно, что такой ничтожный шанс  может  соблазнить
кого-то рискнуть судьбой и жизнью.
     - Ты забываешь, что те, кто возвращается, становятся намного  богаче,
чем были до этого. Посмотри на Майрена.  С  нем  в  каждом  порту  сдирают
пошлину. Еще больше он платил в родном порту.  Ему  еще  надо  делиться  с
членами клана, и в результате он получает только десятую часть прибыли  от
каждого рейса. И все же, он самый богатый человек в Квотце, богаче  самого
герцога.
     - Да, но не глупо ли рисковать ради призрачного  шанса  на  удачу?  -
запротестовал он, но затем умолк. В конце концов, что заставляло  викингов
плыть в Америку, а Колумба в Западную Индию? А почему сотни  тысяч  землян
подвергаются риску межзвездных путешествий? А взять его самого? Он оставил
на Земле надежную и хорошо оплачиваемую работу специалиста по  выращиванию
морских  растений,  чтобы  отправиться  на  Пазовер,  планету  в   системе
Альбирео. Он надеялся за два года не слишком напряженной работы  сколотить
там состояние и вернуться. Если б только не авария!..
     Само собой разумеется, - не всех пионеров влекла жажда  наживы.  Есть
ведь и такая вещь, как любовь  к  приключениям.  Любовь  не  бескорыстная,
конечно. Даже самые бесшабашные  видели  где-то  впереди  свое  Эльдорадо.
Жадность  завлекла  к  границам  неизвестном  куда   больше   людей,   чем
любопытство...
     -  Ты  думаешь,  что  останки  ветроходов  должны  встречаться  чаще,
несмотря на громадные пространства равнины, - сказала Эмра,  вмешиваясь  в
его размышления. - Но дикари и пираты мигом растаскивают все до гвоздика.
     - Извини, мама, что вмешиваюсь, - произнес Гризкветр, - но я  слышал,
как матрос Зууб говорил однажды об этом же самом.  Он  сказал,  что  видел
как-то раз ветряк, вроде бы распотрошенный пиратами. Он был  в  трех  днях
пути от Ешкаваяха, города на далеком севере. Он сказал, что их ветряк  был
там неделю и возвращался той же дорогой. Но  когда  они  подошли  к  этому
месту, обломков уже не было, ни кусочка. Даже кости погибших пропали. И он
говорил еще, что это напомнило ему историю, которую рассказывал ему  отец,
когда он был маленьким. Его отец рассказывал, будто бы их корабль  однажды
чуть не влетел в огромную не отмеченную на картах яму. Она  била  большая,
почти сотню футов в поперечнике, а земля  была  выброшена  наружу,  как  у
вулкана. Сначала они подумали, что это начинает извергаться  вулкан,  хотя
никогда не слышали, что такое бывает на Ксердимуре.  Потом  они  встретили
корабль, на котором люди видели, как эта яма появилась. Они  сказали,  что
она получилась от большой падшей звезды...
     - Метеорит, - прокомментировал Грин.
     - Ну, это все равно, отчем она  получилась.  А  самое  странное,  что
когда они проходили это же самое место через месяц - яма исчезла.  На  том
месте снова росла трава и поверхность была ровной,  как  будто  ничего  не
разрывало покров земли. Как это объяснить, отец?
     - Есть многие на свете, друг Горацио, чего не снилось нашим мудрецам,
- ответил Грин не слишком любезно, к тому же чувствуя, что не совсем точно
воспроизводит цитату.
     Эмра и ее сын удивленно заморгали.
     - Горацио?
     - Не берите в голову, это я так... к слову.
     - Тот матрос говорил, что, возможно, это дело  богов,  которые  тайно
работают по ночам, чтобы долина оставалась ровной и  свободной  от  всяких
помех, дабы их  верные  почитатели  могли  ходить  здесь  под  парусами  и
получать выгоду.
     - Неужто ссылки на чудесное вмешательство никогда не  прекратятся?  -
произнес Грин, поднимаясь с груды мехов. - Мне пора на вахту.
     Он поцеловал Эмру, служанку, детей и вышел из-под навеса. Он довольно
беззаботно шел по палубе, погруженный в размышления.  Как  реагировала  бы
Эмра, если бы он рассказал ей правду о своем происхождении? Сможет ли  она
воспринять существование тысяч других миров, настолько удаленных  друг  от
друга, что  человеку  понадобилось  бы  два  миллиона  лет,  чтобы  пройти
расстояние от Земли до ее родной планеты? Или она автоматически, как здесь
и принято, подумает, что он демон в  человеческом  обличье?  Для  нее  это
будет естественнее. Если смотреть непредвзято  -  это  наиболее  вероятная
реакция при недостатке научных знаний. По-видимому, так и будет.
     Кто-то столкнулся с ним. Очнувшись  от  задумчивости,  он  машинально
извинился на английском языке.
     - Не смей проклинать меня на своем тарабарском наречии! -  огрызнулся
Грэзут, маленький пухлый арфист.
     Рядом с ним стоял Эзкр. Он проговорил,  кривя  губы  в  презрительной
усмешке:
     - Этот гордец считает, что  через  тебя  можно  переступить,  Грэзут,
потому что ты не отомстил ему за оскорбление твоей арфы.
     Грэзут надул щеки, покраснел и бросил на Грина свирепый взгляд.
     - Только потому, что Майрен  запретил  поединки,  я  не  вонзил  свой
кинжал в этого сына иззота!
     Грин  переводил  взгляд  с  одного  на  другого.  Похоже,  эту  сцену
приготовили для него заранее, и ее финал не сулил ему ничего хорошего.
     - Отойдите! - произнес он надменно. - Вы нарушаете порядок на  судне.
Майрену это не понравится.
     - В самом деле?! - ответил Грэзут. - Ты думаешь, Майрена заботит твоя
судьба? Ты паршивый матрос, и меня каждый раз корчит, когда я называю тебя
братом. Я плююсь каждый раз, когда говорю тебе это, брат!
     Грэзут  подтвердил  свои  слова  плевком.  Стоящий  по   ветру   Грин
почувствовал влажные брызги на своих голых ногах. Он начал свирепеть.
     - Прочь с дороги, или я доложу о тебе  первому  помощнику,  -  твердо
произнес он и прошел мимо них. Они дали ему пройти, но у него  было  такое
ощущение под лопаткой, как будто туда вонзили  нож.  Ясное  дело,  они  не
настолько глупы, чтобы  очутиться  потом  с  перерезанными  поджилками  за
бортом корабля. Так наказывалось трусливое убийство. Но эти люди настолько
безрассудны, что вполне способны в ярости полоснуть его ножом.
     Только на веревочной  лестнице,  ведущей  к  "вороньему  гнезду",  он
избавился от неприятного  чувства  под  лопаткой.  В  этот  момент  Грэзут
выкрикнул:
     - Эй, Грин! Мне было видение сегодня ночью. Самое настоящее  видение,
которое сбывается, потому что послал его мой бог-покровитель. Он  появился
сам и объявил, что ему было бы приятно почувствовать  запах  твоей  крови,
расплескавшейся по палубе, когда ты свалишься сверху!
     Грин поставил одну ногу на лестницу.
     - Передай своему богу, чтобы держался подальше от меня,  а  не  то  я
разобью ему нос! - бросил он в ответ.
     У  многих  людей,  что  собрались  послушать  перепалку,  перехватило
дыхание.
     - Святотатство! - заорал Грэзут. - Богохульство! -  Он  повернулся  к
собравшимся. - Вы слышали?
     - Да, - ответил Эзкр, выступая из толпы.  -  Я  слышал  его  слова  и
потрясен. Людей сжигали и за меньшее.
     - О, Тоньюскала, мой бог-покровитель, накажи  этого  гордеца!  Сделай
видение явью. Сбрось его с мачты и шлепни о палубу, чтобы  поломались  все
его кости и чтобы люди узнали, каково оскорблять истинного Бога!
     - Тэкхкай, - пробормотала толпа. - Аминь.
     Грин ухмыльнулся. Он попался на их  приманку  и  теперь  должен  быть
настороже. Очевидно, оба они или кто-нибудь один поднимутся наверх в самый
темный час после захода солнца. Цель у них одна: сбросить его вниз. Смерть
Грина, как все посчитают, наступит от рук оскорбленного Бога. И если  Эмра
попытается обвинить Эзкра и Грэзута, она не добьется ни расследования,  ни
суда. Что касается Майрена, то он, скорее всего, издаст вздох  облегчения,
потому что избавится от  беспокойного  парня,  который  к  тому  же  может
проболтаться герцогу Тропэтскому о некоторых подробностях своего побега.
     Он забрался в "воронье гнездо", устроился  поудобнее  и  уставился  в
горизонт. Перед самым закатом к нему поднялся Гризкветр с бутылкой вина  и
едой в закрытой корзинке.
     В  промежутках  между  глотками  Грин  рассказал  мальчику  о   своих
подозрениях.
     - Мама предположила то же самое, - ответил парень. - Она ведь в самом
деле очень умная женщина, моя  мама.  Если  с  тобой  случится  что-нибудь
плохое, она наложит проклятье на тех двух.
     - Отлично. От этого будет большая  польза.  Поблагодари  ее  за  это,
когда соберешь мои останки с палубы. Поблагодаришь?
     - Ну,  конечно,  обязательно,  -  ответил  Гризкветр,  изо  всех  сил
стараясь сохранить серьезное выражение лица и удержаться от ухмылки.  -  А
еще мама послала тебе вот это.
     Он убрал платок, прикрывающий корзину, и глаза Грина расширились.

                                    15

     - Осветительная ракета!
     -  Да.  Мама  говорит,  что  ты  должен  зажечь  ее,  когда  услышишь
боцманский свисток с палубы.
     - Но зачем? Меня же взгреют за это! Меня  прогонят  сквозь  строй  не
менее дюжины раз. Ну, нет!  Я  видел  бедных  парней,  которых  исхлестали
кнутами.
     - Мама просила передать тебе,  что  никто  не  сможет  доказать,  кто
запустил ракету.
     - Может быть... Звучит убедительно. Но зачем мне это?
     - Ракета осветит весь корабль на целую минуту, и все увидят, как Эзкр
и Грэзут лезут по снастям. Весь корабль поднимая на ноги. Ну  и,  конечно,
когда обнаружат, что две ракеты похищены со склада; а когда проведут обыск
и найдут одну осветительную ракету в  мешке  у  Эзкра,  тогда...  ну,  сам
понимаешь...
     - Ну и шустрый ты мальчишка! - воскликнул Грин, прерывая его. - Ну  и
дела! Иди и скажи своей матери, что она самая удивительная женщина на этой
планете, хотя, как мне кажется, это не такой уж комплимент. Да, подожди-ка
минутку! А при чем тут боцман? Почему он должен предупредить  меня,  когда
запускать осветительную ракету?
     - Не он, а мама засвистит. Она будет ждать сигнала  от  меня  или  от
Эйзэксу, - ответил Гризкветр, назвав своего младшего  брата.  -  Мы  будем
наблюдать за Эзкром и Грэзутом. Когда они полезут  вверх,  мы  предупредим
ее. Она подождет, пока они доберутся до середины, потом свистнет.
     - Эта женщина спасла мне жизнь по меньшей мере полдюжины раз. Что  бы
я делал без нее?
     - И мама так же говорит. Она сказала, что не знает, почему она  пошла
вслед за тобой, когда ты попробовал убежать от нее, и  от  нас,  она  ведь
такая гордая. А ей нет нужды гоняться за мужчинами: сам  князь  умолял  ее
уехать с ним. А она направилась с тобой, потому что любит тебя,  и  хорошо
сделала. А иначе твои глупые выходки уже раз десять отправили бы  тебя  на
тот свет.
     - Любит! О, да! Но... гм-м...
     Стыдясь и одновременно гневаясь на  Эмру  за  такую  оценку,  Грин  с
убитым видом смотрел, как Гризкветр спускается по выбленкам.
     В  течение  следующего  получаса   время   словно   бы   уплотнилось,
сгустилось, затвердело вокруг Грина так, что он чувствовал себя  застывшим
в нем, как муха в янтаре. Как и  всегда,  после  захода  солнца  собрались
облака и брызнул небольшой дождь. Он будет продолжаться около часа,  затем
облака исчезнут так быстро, словно какой-то волшебник сметет  их  с  неба,
как смахивают крошки с обеденного стола. Но все эти минуты он находился  в
крайне  тревожном  состоянии,  мучаясь  мыслями  о  возможных  ошибках   в
раскладе, предсказанном Эмрой.
     Первые редкие капли упали  на  лицо,  и  он  подумал,  что  те  двое,
возможно, не станут ждать долю. Должно быть, они уже  двинулись  вверх  по
веревочной лестнице, но свистка следовало ждать еще через некоторое время.
Если они достаточно умны, то не полезут прямо под ним, а поднимутся чуть в
стороне и повыше, а затем спустятся к нему. Правда, они не смогут миновать
других вахтенных. Но Эзкр и Грэзут знают, где  они  находятся.  Стало  так
темно, что можно пробраться на расстоянии вытянутой руки от человека, и он
ничего не увидит и не услышит. Ветер в  снастях,  скрип  мачт,  громыханье
больших колес - все это заглушит любой случайный шум.
     Ветроходы не останавливаются из-за того, что рулевые ничего не  видят
перед собой. "Птица" следовала хорошо известным путем, все препятствия  на
маршруте рулевые и офицеры знали наизусть. Если на пути  в  темный  период
ожидалось что-то опасное,  курс  выбирался  так,  чтобы  обойти  опасность
стороной. Вахтенные  офицеры  обычно  подсказывали  рулевым,  когда  нужно
менять направление, сверяясь с таблицами и картами.  Карта  же  находилась
непосредственно под стрелкой компаса.
     Грин вздернул плечи под накидкой и  походил  в  своем  гнезде  вокруг
мачты. Он напрягал глаза, стараясь разглядеть хоть что-нибудь  в  темноте,
окутывающей его, словно покрывало. Ничего не было видно, абсолютно ничего.
Нет, стоп! Что-то мелькнуло? Чье-то лицо?
     Он напряженно уставился туда, пока видение не исчезло, пегом вздохнул
и понял, как неудобно он стоял. И, конечно же, все это  время  был  открыт
для нападения сзади. Хотя нет. Если он сам ничего не видит  на  расстоянии
вытянутой руки, то и другие, конечно, схоже. Но им и не надо  видеть.  Они
настолько хорошо знают  расположение  снастей,  что  легко  могут  вслепую
добраться до его гнезда и обнаружить его на ощупь. Вслед за прикосновением
пальцев последует удар стального лезвия. Больше ничего не понадобится.  Он
думал об этом, когда ощутил прикосновение пальца. Палец уперся ему в спину
и заставил на секунду окаменеть. Затем Грин сдавленно вскрикнул, отпрыгнул
в сторону, выхватил кинжал и  прижался  к  полу,  напрягая  глаза  и  уши,
стараясь обнаружить врагов. Если они дышат так же тяжело, как и он,  легко
можно засечь, где они находятся.
     С другой стороны, понял он, сразу ощутив слабость в коленях, они тоже
могут услышать его дыхание.
     "Ну, давай... давай, - беззвучно произнес он сквозь стиснутые зубы. -
Нападай! Шевельнешься - и я насажу тебя на лезвие, сын иззота!"
     Может быть, они тоже выжидали, когда  он  выдаст  себя.  Лучше  всего
покрепче прижаться к полу и надеяться, что они споткнутся об него.
     Он вытянул руку перед собой, чтобы уловить тепло  тела  или  лица.  В
другой руке он держал кинжал. Он продолжал шарить, и вдруг рука наткнулась
на корзинку, оставленную Гризкветром.  Тотчас  же,  охваченный  озарением,
Грин вытащил осветительный патрон. Зачем ждать,  когда  они  подберутся  к
нему и прирежут, как поросенка? Он запустит ракету немедленно и при первой
же вспышке света нападет на  них.  Плохо  только,  что  придется  отложить
кинжал, чтобы вытащить трут, кремень и  кресало  из  мешочка  на  поясе  и
высечь искру, а он должен быть готов к нападению.
     Он решил проблему, зажав кинжал зубами, вытащил  огниво,  но  тут  же
сунул его обратно. Разве трут затлеет, когда моросит дождь?  Вот  об  этом
Эмра, несмотря на свой ум, не подумала.
     "Дурак! - шипом ругнул он себя. - Какой же я дурак!"
     В следующее мгновение он сбросил свою накидку и  спрятал  огниво  под
нес. Один черт, высекать искру  придется  на  ощупь.  Надо  поднести  трут
поближе к фитилю, и, когда жар  станет  достаточным,  он  подожжет  фитиль
ракеты.
     Он опять замер. Его враги ждут, когда он  выдаст  себя  шумом,  а  он
собирается колотить кремнем о сталь.
     Он подавил стон. Что бы он ни сделал, он неизбежно выдаст себя. И тут
трель свистка  внизу  заставила  его  вздрогнуть.  Он  встал,  замороченно
стараясь сообразить, что делать дальше. Он так убедил  себя,  что  Эзкр  и
Грэзут рядом в "вороньем гнезде", что не  мог  поверить  в  правоту  Эмры.
Может  быть,  она  спохватилась  слишком  поздно,  но  все   же   пытается
предупредить его?
     Но не стоять же ему здесь, как овце на заклание. Права Эмра или  нет,
рядом враги или нет - ему надо действовать.
     - А, чтоб вы провалились! - выкрикнул он и ударил кресалом о кремень.
     Но все остальное лежало под накидкой, поэтому он сам нырнул под  нее.
Трут быстро воспламенился, сияя жарким пятном в ящике из твердого  дерева.
Не оглядываясь, Грин воткнул хвостовик ракеты в пол гнезда.  Он  торопливо
подхватил гнилушку, все еще держа покрывало над нем для защиты от дождя  и
постороннего глаза, поднес се к фитилю и  увидел,  как  шнур  загорелся  и
зашипел, словно червь на сковородке. Тогда он перешел  на  другую  сторону
мачты, потому что знал - этим примитивным ракетам  нельзя  верить.  Она  с
таким же успехом могла полететь ему в лицо, как  и  взвиться  в  небо.  Он
крепко обнимал толстую  мачту,  когда  услышал  мягкий  шипящий  звук.  Он
посмотрел как раз вовремя, чтобы увидеть белый шар взрыва ракеты. В момент
отступления тьмы он завертел головой, пытаясь увидеть Эзкра и Грэзута там,
где, как он был уверен, они должны быть.
     Но их там не было.  Они  были  на  половине  длины  корабля  от  нем,
выхваченные светом в снастях, как мухи в паутине. То,  что  он  принял  за
палец, прикоснувшийся к его спине, было выступом на мачте,  о  который  во
время боя опирали мушкет.
     Он так обрадовался, что едва не рассмеялся вслух, но в этот момент  с
палубы донесся громкий крик. Тревожно кричали рулевые и помощник капитана.

                                       16

     Ракета  погасла  и  все  погрузилось  во  тьму.   Кроме   того,   что
отпечаталось в сетчатке глаз и в панике сознания.
     Грин не знал, что делать.  С  первого  взгляда  ему  показалось,  что
ветроход стремительно мчится к неизвестному поросшему лесом холму,  но  он
тут же понял, что чувства обманывают его и что эта  масса  тоже  движется.
Она была похожа на холм или, скорее, на несколько  холмов,  скользящих  по
траве в их сторону. Но и после наступления тьмы он видел, что позади  этой
штуки были еще холмы, а все вместе это походило  на  огромный  айсберг  из
камней и земли, на котором росли деревья.
     Это все, о чем он мог подумать в это ошеломляющее мгновение.  И  даже
тогда он не мог поверить в это: ведь  горы  не  мчатся  сами  по  себе  по
равнинам.
     Реальны они были или нет, но рулевые не могли оставить эти холмы  без
внимания. Они, должно быть, почти  тотчас  же  повернули  штурвал  -  Грин
почувствовал, как мачта клонится влево, а ветер дует  ему  прямо  в  лицо.
"Птица" сворачивала на юго-запад, пытаясь избежать столкновения с бродячим
островом. К несчастью, было слишком темно,  чтобы  быстро  убрать  паруса,
даже если бы весь экипаж вдруг оказался на реях. А здесь было слишком мало
людей - не было нужды держать их на вахте под ночным дождем.
     Грину хватило времени только на одну короткую молитву -  теперь  было
не до того, чтобы грозить богу мордобитием, -  и  его  сбросило  к  стенке
"гнезда". Раздался самый громкий треск, какой он когда-либо слышал.  Самый
громкий, потому что  это  было  крушение  его  судьбы.  Веревочные  снасти
хлопнули, словно  пастушьи  хлысты  в  руках  гиганта,  рангоут,  внезапно
освобожденный от всех снастей, загудел, словно  громадная  скрипка;  треск
падающих мачт смешался с криками людей на палубах и в трюмах. Грин  и  сам
закричал,  когда  почувствовал,  как  наклонилась   передняя   мачта.   Он
соскользнул с  пола  "вороньего  гнезда",  ставшего  стеной,  и  попытался
удержаться на стене, превратившейся теперь в пол.  Пальцы  обхватили  упор
для мушкета с силой, которую дает лишь  отчаянная  надежда  удержаться  на
единственной устойчивой опоре во всем мире.
     На  некоторое  время   мачта   прекратила   свое   движение   вперед,
остановленная  путаницей  туго  натянутого  такелажа.  Грин  подумал,  что
избежал опасности, что все разрушения закончились. Но нет! Когда он  начал
думать, как  выбраться  отсюда  живым  и  невредимым,  послышался  громкий
скрежет. Остров из камней и деревьев продолжил свое движение и перемалывал
корпус корабля под собой, поглощая колеса,  оси,  киль,  шпангоуты,  груз,
пушки и людей.  В  следующее  мгновение  он  почувствовал,  что  летит  по
воздуху, выброшенный из "вороньего гнезда", как из  катапульты,  далеко  в
сторону от ветрохода. Ощущение и в самом деле было такое, словно он парил,
набирая  высоту,  но  это,  конечно,  была  иллюзия.  Последовало   резкое
возвращение на землю, удары по лицу, туловищу, ногам. По рукам,  вытянутым
в надежде смягчить удар, который наверняка поломает ему  кости  и  отобьет
внутренности. Слабые человеческие  руки  -  последняя  попытка  защиты  от
великанских кулачных ударов,  обрушившихся  на  него.  Потом  -  внезапное
озарение, что он среди ветвей дерева, задержавшего его падение, и  попытка
ухватиться за ветви. Неудача - и  снова  быстрое  и  болезненное  падение.
Потом забвение.
     Он не знал, как долго пробыл без сознания, но когда  приподнялся,  то
увидел сквозь стволы деревьев в сотне метров от  себя  разрушенный  корпус
"Птицы". Корпус находился ниже, и он заключил, что сидит на склоне  холма.
Видна была только половина судна. Оно было разломлено пополам,  и  большую
часть палубы и кормы подмял под себя остров.
     Сквозь туман в сознании он все же  отметил,  что  дождь  прекратился,
облака рассеялись, а в небе светят обе луны. Видимость была хорошей,  даже
слишком хорошей.
     После крушения многие остались  в  живых.  Мужчины,  женщины  и  дети
пытались  пробраться  сквозь  спутанный  такелаж,  переломанный   рангоут,
торчащие доски. Стоны, вопли, крики и призывы о помощи  дополняли  картину
хаоса.
     Со стоном он попытался подняться на ноги. Сильно болела голова.  Один
глаз так заплыл, что ничего не видел.  Он  почувствовал  кровь  во  рту  и
нащупал прикушенным языком  несколько  сломанных  зубов.  При  вдохе  боль
ощущалась и в боку.
     Кажется, кожа на ладонях содрана. Правая коленка была вывихнута, а  в
левой пятке засела острая боль. Тем не менее он поднялся:  Эмра,  Пэкси  и
другие дети находились там, если не погибли во второй половине корабля,  и
это следовало выяснить. Да и другие тоже нуждались в помощи.
     Он начал пробираться сквозь заросли и тут увидел человека, выходящего
из-за кустарника. Посчитав его за одного из спасшихся, Грин  раскрыл  было
рот, чтобы окликнуть его, но что-то странное в  его  внешности  остановило
Грина. Он посмотрел внимательнее. Да, на парне был головной убор из перьев
и копье в руках. Лунный свет,  проникавший  сквозь  ветви  и  падавший  на
открытые плечи незнакомца, отражался  красным,  белым,  черным,  желтым  и
зелеными  цветами!  Человек  полностью  был  разрисован  полосками!   Грин
осторожно опустился на колени за кустом. Оттуда  он  разглядел  остальных,
прячущихся за деревьями и наблюдающих за крушением. Теперь  они  появились
из темноты леса. Их собралось около полусотни -  оперенных,  раскрашенных,
вооруженных людей, молча и внимательно изучающих уцелевших после крушения.
     Один их них поднял вверх копье, привлекая внимание  соплеменников,  и
выкрикнул громкий боевой клич. Другие ответили ему  и,  когда  он  выбежал
из-под укрытия ветвей, последовали за ним.
     Грин смог наблюдать около минуты и закрыл глаза.
     - Нет, нет! - простонал он. - Боже, и детей!..
     Когда он заставил себя взглянуть снова, то увидел, что ошибся, думая,
что всех ждала смерть от копий. После первоначальной  дикой  резни,  когда
варвары убивали инстинктивно и истерично, как и все  необузданные  дикари,
они оставили в живых молодых женщин и девочек. Тех, кто мог передвигаться,
связали в цепочку и под охраной шестерых  головорезов  отправили  в  глубь
леса. Тех, кто не мог передвигаться, убили на месте.
     Даже в разгар этой сцены Грин почувствовал, что душевная боль немного
ослабла - Эмра все еще была жива!
     В одной руке она держала Пэкси, а другой тащила Сун -  свою  дочь  от
храмового скульптора. Несмотря на явный страх, она смотрела на захватчиков
с гордым выражением на лице, которое оставалось у нее всегда, кто бы перед
ней не стоял, князь или нищий. Инзакс, служанка, стояла рядом с нею.
     Грин решил, что лучше следовать за  нею  и  варварами  на  порядочном
расстоянии. Но не успел он двинуться, как появились с факелами  женщины  и
старшие дети дикарей. К счастью, никто из них  не  пошел  в  его  сторону.
Некоторые из маленьких дикарей принялись издеваться над  мертвыми,  танцуя
вокруг и  тыкая  в  трупы  копьями,  имитируя  поведение  взрослых.  Затем
началась скорая разделка плоти. Эти раскрашенные люди были  каннибалами  и
работали  с  немалой  сноровкой.  Были  разведены  костры  для  полуночной
трапезы, прежде чем, нагруженные мясом, они двинулись к своим жилищам.

                                    17

     Грин оставался достаточно далеко от пленников  и  дикарей,  чтобы  не
попасться им на глаза, если кто-то из них обернется. Узкая тропинка вилась
между скученных стволов под низкорастущими ветвями. Почва была плодородной
и  пружинила  под  ногами,  как  будто  состояла  из   многолетних   слоев
спрессованных  листьев.  Грин  отметил,  что  прошел  уже  около  мили   с
половиной,  но  не  по  прямой,  как  летит  птица,   а   словно   пьяный,
разыскивающий свой дом.
     Неожиданно  лес  закончился   и   появилась   поляна.   Посреди   нее
расположилась деревня: десяток бревенчатых  зданий  с  травяными  крышами.
Шесть строений были довольно  небольшого  размера  и  служили  для  разных
хозяйственных целей. Четыре других, большие и длинные,  явно  были  домами
для совместном проживания. Они были сгруппированы невдалеке от центральной
площади,  где  видны  были  остатки   нескольких   костров   с   огромными
металлическими горшками и вертелами  над  ними.  Повсюду  были  разбросаны
глиняные емкости, в них держали  дождевую  воду.  Перед  каждым  строением
возвышался ярко раскрашенный  двадцатифутовый  тотемный  столб,  а  вокруг
торчало по несколько шестов с человеческими черепами.
     Пленников завели в одну из построек на отшибе и заперли  дверь.  Один
человек с копьем остался у двери, прислонившись к стене,  остальные  пошли
встречать старух и детей, оставшихся  на  месте  побоища  и  отставших  от
основном отряда. Хотя они говорили  на  непонятном  для  Грина  языке,  он
догадался, что они, вероятно,  рассказывают  о  том,  что  было  на  месте
крушения. Некоторые из  старых  ведьм  принялись  подкладывать  поленья  и
небольшие бревнышки под огромный  котел.  Вспыхнул  яркий  костер.  Другие
принесли стаканы и чаши  из  драгоценного  металла  -  трофеи  с  погибших
ветроходов. В них разлили что-то вроде ликера,  а  скорее,  местное  пиво,
если судить по пене, поднявшейся над краями. Один из молодых  воинов  взял
барабан  и  начал  выстукивать  простой  монотонный  ритм.   Похоже,   они
собирались устроить вечеринку.
     Но воины, осушив несколько стаканов, поднялись,  прихватили  с  собой
кувшин и двинулись в лес, оставив одном охранять пленников. Все дети свыше
четырех лет отправились следом, хотя воины и не думали убавлять шаг, чтобы
малыши успевали за ними.
     Грин ждал, пока не решил, что воины  ушли  достаточно  далеко,  потом
поднялся на ноги. Мышцы на мгновение запротестовали, а в голову, коленку и
пятку ударила резкая боль. Но  он  лишь  поморщился  и  двинулся  по  краю
поляны, пока не подошел к задней стене одного из длинных строений.
     Он проскользнул внутрь  и  встал  рядом  со  входом.  Помещение  было
освещено лучше, чем он думал,  благодаря  большим  открытым  окнам,  через
которые проникал лунный свет. Домашние птицы сонно заквохтали  на  нем,  а
небольшой  поросенок  вопросительно  хрюкнул.   Внезапно   что-то   мягкое
коснулось его коленей. Вздрогнув, он отскочил в сторону. Сердце, которое и
без того билось достаточно сильно, чуть не выскочило из грудной клетки. Он
пригнулся, стараясь  разглядеть,  что  это  было.  Раздавшееся  поблизости
негромкое мяуканье подсказало ответ. Он немного расслабился, вытянул  руку
и позвал: "Кис-кис! Иди сюда..." Но кошка прошла мимо с поднятым хвостом и
надменной мордочкой и вышла за дверь.
     Вид животном напомнил Грину о том, чем он должен бояться.  Держат  ли
эти люди собак? Он еще не видел ни одной и полагал, что, если бы они были,
он давно услышал бы их лай. Несомненно, вся стая несносных животных сейчас
бы рычала и грызлась за право первой ухватить его за пятки.
     Он бесшумно прошел в длинную единственную комнату с высоким потолком.
С толстых балок свисали скатанные занавеси и перегородки, служащие, как он
предположил, чтобы обеспечивать  относительное  уединение  семье,  которая
вдруг захочет этого. Еще с балок свисали овощи,  фрукты  и  мясо:  птичье,
кроличье, хуберов, свиней и каких-то других животных. Частей человеческого
тела видно не было. Наверное, человечина была не основной пищей этих людей
и поедалась лишь при религиозных обрядах.
     Он понимал, что должен взять  с  собой  продукты.  Он  собрал  полосы
вяленом мяса хуберов, скатал их в комок и сунул  в  мешок.  Потом  взял  с
полки у стены копье с железным наконечником и острый стальной нож. Нож  за
пояс, копье в руки - и он вышел в заднюю дверь.
     Снаружи он остановился и прислушался к отдаленному грохоту барабана и
скандирующим голосам. Они устроили праздник на месте крушения.
     "Отлично! - сказал он себе. - Если они напьются и вырубятся,  у  меня
будет время для задуманного".
     Прячась в тени деревьев,  он  пробрался  к  задней  стене  хижины,  в
которой держали пленников. Отсюда он смог увидеть, что в селении  осталось
только шесть старух. Больше экономика племени выдержать  не  могла,  решил
он. Было еще около десятка ребятишек, в основном ползунков. Большинство из
них, разбуженные поначалу  шумным  появлением  воинов,  теперь  прикорнули
возле костра рядом со своими няньками. Единственным, кто мог поднять  шум,
если не считать часового, был мальчишка лет десяти,  стучащий  в  барабан.
Сначала Грин не  мог  понять,  почему  он  не  ушел  вместе  с  остальными
мальчишками его возраста к месту крушения. Но  пустой  немигающий  взгляд,
которым он смотрел на костер, подсказал причину. Грин не  сомневался,  что
если бы он подошел ближе, то увидел бы белую пелену на  глазах  мальчишки.
Слепота часто встречалась на этой грязной планете.
     Вполне  удовлетворенный  такой  расстановкой  сил,  он  подобрался  к
строению и обследовал стены. Они были  из  толстых  шестов,  закопанных  в
землю и крепко связанных между собой веревками из такелажа  ветроходов.  В
стенах было достаточно отверстий, через которые можно  было  бы  заглянуть
внутрь, но тьма позволяла видеть там только смутные движущиеся тени.
     Он прижался ртом к одному из отверстий и тихо позвал:
     - Эмра!
     Кто-то  вскрикнул.  Заплакала  маленькая  девочка,   но   ее   быстро
успокоили. Эмра ответила с радостным возбуждением:
     - Алан! Неужели это ты!
     - Ну не тень же моего отца! -  ответил  он  и  подумал,  как  это  он
умудряется шутить в таком отчаянном положении. И всегда так. Возможно, это
не юмор, а кривляние висельника, вызванное больше  истеричным  состоянием,
чем какой-нибудь другой причиной, своего рода предохранительный клапан.
     - Слушай, что я собираюсь сделать, - сказал он. - Слушай внимательно,
потом повторишь, чтобы я убедился, что ты все поняла.
     Она уловила все с первого раза и четко повторила все, что он  сказал.
Грин кивнул.
     - Отлично, дорогая. Я пошел.
     - Алан!
     - Да? - нетерпеливо ответил он.
     - Если что-нибудь случится... с тобой или со мной... помни - я  люблю
тебя.
     Он вздохнул. Даже в таких вот условиях никуда не денешься от  женских
штучек.
     - Я тоже люблю тебя. Но сейчас не могу доказать тебе это.
     И прежде чем она успела  ответить,  он  ускользнул  прочь,  чтобы  не
терять драгоценного времени. На четвереньках он обогнул угол хижины. Когда
он достиг того места, где следующий  шаг  выставил  бы  его  на  обозрение
часового и старух, он  остановился.  Все  это  время  он  считал  секунды.
Насчитав пять минут, - целая вечность, как ему показалось, - он поднялся и
быстро шагнул за угол с копьем в руке.
     Часовой пил из кувшина - глаза прикрыты, рот открыт.  Он  свалился  с
копьем, торчащим из глотки  как  раз  над  грудной  костью.  Кувшин  упал,
замочив его ноги пеной и пивом. Грин выдернул лезвие  и  резко  обернулся,
готовый ринуться к любому, кто попробует убежать.  Но  старухи  сидели  на
коленях, согнувшись над широкой доской, на которой они перебирали какое-то
зерно,  и  болтали  между  собой.  Слепой  мальчик  продолжал  стучать  по
барабану, повернув лицо к огню. Только один увидел  Грина  -  ребенок  лет
трех. Засунув в рот палец, он круглыми глазами смотрел на  незнакомца.  Но
он  был  слишком  испуган,  чтобы  поднимать  шум,  или  не  понимал,  что
случилось, и ждал  реакции  взрослых,  прежде  чем  высказать  собственное
отношение.
     Грин поднес палец к губам в универсальном призыве к  молчанию,  потом
повернулся и поднял засов на дверях. Эмра вырвалась первой и  взяла  копье
часового из рук мужа. Нож мертвеца перешел к Инзакс, а другой  -  к  Эйге,
высокой мускулистой женщине, которая на судне командовала женской бригадой
и однажды убила матроса, защищая свою честь.
     В этот момент  трескотня  старух  прекратилась.  Грин  повернулся,  и
молчание нарушилось  воплями.  Обезумев  от  страха,  хрычовки  попытались
подняться с колен и убежать, но Грин и женщины настигли их прежде, чем они
успели сделать хоть несколько шагов. Никто из них не достиг леса. Это была
страшная работа, в которой эффениканские женщины выплеснули свою ярость.
     Не глядя на трупы несчастных старух, Грин вернулся к детям и отправил
их в избушку, где прежде сидели пленные. Ему пришлось  удерживать  Эйгу  -
она хотела  прирезать  их.  Он  с  удовольствием  убедился,  что  Эмра  не
поддержала  это  мясницкое  намерение.  Она,  поняв  его  быстрый  взгляд,
ответила:
     - Я не могу убивать детей, пусть даже отродье этих  извергов.  Это...
словно зарезать Пэкси.
     Грин увидел, что одна из женщин держит его дочь. Он подбежал  к  ней,
взял дочь на руки и поцеловал ребенка. Сун, десятилетняя  девочка  Эмры  и
храмового скульптора, подошла и скромно встала рядом с ним, ожидая,  когда
ее заметят. Он поцеловал и ее тоже.
     - Ты уже большая девочка, Сун, - произнес он.  -  Думаю,  ты  сможешь
держаться рядом с матерью и заботиться о Пэкси вместо  нее.  А  она  пусть
идет с копьем.
     Девочка -  большеглазая  рыжеволосая  симпатяга  -  кивнула  и  взяла
ребенка на руки. Грин посмотрел на длинные строения с  мыслью  предать  их
огню. Но решил не делать этот, когда подумал,  что  ветер  может  разнести
искры и тогда загорится избушка, в которой заперты  дети  дикарей.  Пожар,
несомненно, вызовет замешательство среди гуляк у разбитого  корабля  и  на
первое время задержит их,  но  уж  потом  они  не  отстанут.  Кроме  того,
существовала опасность, что пожар перекинется на лес, хоть  он  и  казался
довольно влажным. Грин не  хотел  бы  уничтожать  единственное  на  данный
момент укрытие.
     Он направил несколько женщин в  длинное  здание,  чтобы  они  забрали
оттуда как можно больше продовольствия и  оружия.  Через  несколько  минут
отряд был готов к походу.
     - Мы двинемся по тропинке,  что  ведет  в  другую  сторону  от  места
крушения, - сказал Грин. - Будем надеяться, что она приведет нас на другой
конец острова, где мы сможем  найти  какие-нибудь  маленькие  ветроходы  и
спастись на них. Должны же у этих дикарей быть хоть какие-то суда.
     Эта тропинка была такая узкая и извилистая,  как  и  та,  по  которой
пленников вели в селение. Но она вела на запад, а  людоеды  находились  на
восточной оконечности острова.
     Сначала тропинка вела вверх, иногда  сквозь  проходы  между  скалами.
Несколько раз им приходилось огибать небольшие озерца, хранилища  дождевой
воды. Один раз на поверхность выпрыгнула рыба, немало испугав  их.  Остров
был на полном самообеспечении со своей рыбой, кроликами,  белками,  дикими
птицами, поросятами и различными овощами и фруктами. Грин  прикинул,  что,
если деревня находится в центре острова, тогда  площадь  его  должна  быть
около полутора квадратных миль. Скалы,  травы  и  лес  могли  предоставить
недурное убежище беглецу. Одному - да, но не шестерым  женщинам  и  восьми
ребятишкам.

                                    18

     Изрядно запыхавшись, подбадривая друг друга, а  порой  и  чертыхаясь,
они наконец достигли вершины самом высокого холма. Внезапно они  оказались
на поляне, венчавшей эту вершину. Прямо  перед  ними  стоял  лес  тотемных
шестов, бледно отсвечивающих в лунном свете. За ними  зияла  темная  пасть
большой пещеры.
     Грин вышел из тени ветвей, чтобы осмотреть все  получше.  Вернувшись,
он сказал:
     - Там рядом с пещерой избушка. Я заглянул в окно. В ней спит старуха.
Но ее кошка проснулась и, наверное, разбудит ее.
     - На всех шестах - черепа кошек, - вмешалась Эйга. - Должно быть, это
священное для них место. Наверняка вход сюда запрещен всем,  кроме  старых
жриц.
     - Может, и так, - ответил Грин. - Но должны же они  проводить  где-то
здесь религиозные обряды. Там, с другой стороны от входа  в  пещеру,  куча
человеческих черепов и покрытый кровью столб.  У  нас  два  выхода.  Можно
спуститься по другой  стороне  холма,  выбраться  на  равнину  и  попытать
счастья там. А можно спрятаться в пещере и надеяться, что из-за табу никто
не будет нас там искать.
     - А мне кажется, они первым делом заглянут сюда, - сказала Эйга.
     - Нет, если мы не разбудим старуху. Тогда  дикари,  если  спросят  ее
позднее, не проходил ли кто мимо, получат нужный нам ответ.
     - А как насчет кошек?
     Грин пожал плечами.
     - Будем надеяться, что нам повезет и они не начнут вопить,  когда  мы
войдем в пещеру.
     Он имел в виду все усиливающееся кошачье мяуканье.
     - Нет, - возразила Эйга, - этот шум привлечет  сюда  островитян.  Они
поймут, что здесь кто-то чужой.
     - Ладно, - ответил Грин. - Я не знаю, что собираешься делать ты, а  я
иду в пещеру. Я слишком устал, чтобы бежать дальше.
     - Мы тоже, - согласились остальные женщины. - У нас больше нет сил.
     Наступило молчание, и это молчание нарушил чей-то голос. Мужской.  Он
тихо прошептал:
     - Пожалуйста, не пугайтесь. Не кричите. Это я....
     Из тени позади  них  вышел  Майрен  с  прижатым  к  губам  пальцем  и
блестящим в лунном свете глазом. Это был потерпевший крушение  капитан,  а
не командир "Птицы  Счастья"  в  красивой  форменной  одежде,  что  владел
солидным богатством и распоряжался судьбами членов клана Эффениканов. Но в
другой руке он нес брезентовый мешок. Грин, увидев его, понял, что  Майрен
умудрился  не  только  спасти  собственную  шкуру,  но  и  унес  все  свои
драгоценности.
     - Смотрите! - объявил Майрен, взмахнув мешком. - Не все еще потеряно.
     Грин думал, что  он  имеет  в  виду  свои  драгоценности.  Но  Майрен
повернулся и дал знак кому-то позади себя. Оттуда  выскользнул  Гризкветр.
Слезы блестели у него на глазах, когда он подбежал к матери и  упал  в  ее
объятия. Эмра тихо заплакала. До сих пор она  удерживала  горе  по  детям,
которые, как она думала, навеки пропали для нее. Теперь,  увидев  старшего
сына, вышедшего из тьмы деревьев, будто из могилы, она словно освободилась
от ледяного панциря, скрывавшего горячий поток чувств.
     Она всхлипнула:
     - Спасибо всем богам, что вернули мне сына.
     - Если боги такие всемогущие, почему они позволили убить других твоих
детей? - мрачно спросил Майрен. -  И  почему  они  убили  моих  сородичей,
почему они разбили "Птицу"? Почему?..
     - Заткнись! - приказал Грин. - Теперь не время  сожалеть  о  потерях.
Нам нужно поскорее выбраться из этой заварушки. Плакать будем после.
     - Меннирокс - неблагодарный бог, - пробормотал Майрен. - И это  после
всего, что я сделал для него!
     Эмра вытерла слезы и обратилась к сыну:
     - Как ты спасся? Я думала, что всех мужчин, кто  не  погиб  во  время
крушения, проткнули копьями.
     - Да, почти всех, - ответил Гризкветр. -  Но  я  забрался  в  трюм  и
спрятался позади перевернутого рыбного чана.  Там  было  мокро,  а  вокруг
полно дохлой рыбы. Дикари сразу меня не заметили. Но  потом  бы,  конечно,
нашли,  когда  принялись  бы  грабить  судно.  Эта  мысль  заставила  меня
пробраться на другую сторону  ветрохода,  подальше  от  дикарей.  Потом  я
ползком перебрался в густую траву на  краю  острова  и  чуть  не  умер  от
страха, потому что головой уперся в Майрена, который тоже прятался там.
     - От толчка меня выбросило с передней палубы, - вмешался  капитан,  -
и, конечно, переломало бы  мне  все  кости,  но  я  упал  прямо  в  парус,
прикрепленный к мачте, упавшей справа по борту. Похоже  было  на  то,  как
если бы я упал в гамак. Оттуда я соскользнул в траву и  пополз  по  самому
краю острова. Несколько раз я чуть было не свалился с него. Будь я немного
потяжелее или потолще...
     - Слушайте, - прервал его Гризкветр. - Этот остров - вуру!
     - Что ты имеешь в виду? - спросил Грин.
     - Я подполз к  самому  краю  острова  и  свесил  вниз  голову,  чтобы
посмотреть, можно ли там спрятаться. Оказалось,  что  нельзя,  потому  что
внизу он гладкий и ровный. Я точно знаю, потому что в лунном свете  хорошо
было видно, что он гладкий, как  лист  металла.  И  это  еще  не  все!  Вы
помните, трава вокруг нас была высокой? Такой же она  оставалась  и  перед
островом. А вот под самим  островом  трава  была  срезана.  Вернее...  она
исчезла! Верхняя часть  травы  просто  растворилась  в  воздухе!  Осталась
только нижняя часть высотой около дюйма!
     - Тогда весь этот остров - одна  большая  газонокосилка,  -  произнес
Грин. - Весьма интересно. Но с этим разберемся позднее, а теперь...
     Он пошел к маленькой избушке у входа в пещеру.  При  его  приближении
несколько больших домашних кошек выскочили  из  дверей.  Спустя  некоторое
время Грин вышел, широко улыбаясь.
     - Жрица отрубилась. В доме запахи - как в пивной. Кошки  бродят  сами
по себе. Все пьют  из  чашек,  поставленных  для  них  на  полу,  мяукают,
дерутся. Если они не разбудили ее, то и мы не разбудим.
     - Я слышала, что все старые жрицы  становятся  пьяницами,  -  сказала
Эмра. - Из-за табу они живут в одиночестве. Никто и  не  подходит  к  ним,
разве что только во время церемоний. Единственная их компания - бутылка да
кошки.
     - А ты думала о сказке про Портного, который стал Матросом, -  сказал
Майрен. - Да, считается, что это - лишь история для развлечения детей,  но
я начинаю думать, в ней есть и доля правды. Помните, в сказке точно  такой
же холм и такая же пещера. В ней говорится, что на всех бродячих  островах
есть такое место. И...
     - Ты слишком много говоришь, -  резко  прервала  его  Эйга.  -  Лучше
давайте войдем в пещеру.
     Грин догадывался о подоплеке замечания  Эйги:  Майрен  потерял  лицо,
потому что позволил погибнуть кораблю и допустил  избиение  соплеменников.
Для Эйги и других женщин он больше  не  был  капитаном  Майреном,  богатым
патриархом. Он был просто Майрен  -  потерпевший  кораблекрушение  матрос.
Толстый старый матрос. Только это - и ничего более.
     Он мог бы вернуть к себе уважение, если бы совершил самоубийство.  Но
жажда жизни поставила его ниже уважения. Майрен, должно быть, понимал это,
потому что ничего не ответил. Вместо этого он отступил в сторону.
     Грин сделал шагов тридцать в пещере и оглянулся.  Вход  еще  виднелся
полукругом яркого лунного света. Кто-то закашлялся. Грин только  собирался
сказать,  чтобы  соблюдали  тишину,  как  почувствовал,  как   в   ноздрях
защекотало, и ему пришлось сдерживаться, чтобы не чихнуть самому.
     - Пыль.
     - Хорошо, - произнес Грин. - Может быть, они никогда не заходят сюда.
     Внезапно туннель повернул налево под прямым углом. Слабый  свет,  что
проникал сюда от входа, растворился в полной тьме. Отряд остановился.
     - Что, если здесь устроены ловушки для непрошенных гостей? - спросила
Инзакс.
     - Стоит принять во внимание и такую возможность, - ответил Грин. - Но
до следующего поворота мы пойдем в темноте. Только тогда и зажжем  факелы.
Дикари не смогут тогда заметить отблески света.
     Он  пошел  впереди,  ощупывая  стену   левой   рукой.   Внезапно   он
остановился, и Эмра наткнулась на него.
     - Что такое? - с любопытством спросила она.
     - Стена стала металлической. Пощупай здесь.
     Он взял своей рукой ее руку и приложил к стене.
     - Ты прав, - прошептала она. - Здесь явно чувствуется  шов,  и  можно
четко распознать разницу между обеими поверхностями!
     - Пол тоже металлический, -  добавила  Сун.  -  Я  босиком  и  хорошо
чувствую его. И пыли не стало.
     Грин пошел вперед и  еще  шагов  через  тридцать  подошел  к  другому
повороту под прямым углом, но на этот раз направо. Стены  и  пол  были  из
гладкого прохладного металла. Убедившись, что никто не отстал,  он  сказал
женщине, которая несла факелы, чтобы зажгла один.
     Пламя осветило  группу  людей,  во  все  глаза  оглядывающих  большую
камеру, в которой они оказались. Со всех сторон их окружал  гладкий  серый
металл. Ни следа какой-либо мебели. Ни пятнышка, ни пыли.
     - Там вход в другое помещение, - сказал Грин. - Можно идти дальше.
     Он взял факел из рук женщины и, сжимая в другой руке нож, повел  всех
дальше. Переступив следующий порог, он остановился.
     Это  помещение  было  еще  больше,  чем  первое.   И   было   кое-чем
оборудовано. А дальняя стена была не металлическая, а земляная.  В  то  же
мгновение зал начал наливаться светом, идущим из невидимого источника. Сун
вскрикнула и уткнулась лицом  в  живот  матери.  Дети  начали  хныкать,  а
взрослые явственно запаниковали, каждый по-своему.
     Один Грин оставался спокоен. Он знал, что случилось, но не мог винить
остальных за такое  поведение.  Они  никогда  не  слышали  об  электронных
датчиках, поэтому  от  них  нельзя  было  ожидать  самообладания  в  таких
обстоятельствах.
     Единственное, чего боялся Грин, так  это  того,  что  дикари  снаружи
пещеры могут услышать крики. Поэтому он  постарался  уверить  женщин,  что
этого явления вовсе не следует бояться и что оно довольно распространено в
его  родной  стране.  Это  дело  белой  магии,  в  которой  каждый   может
напрактиковаться.
     Они утихли, но все еще оставались в напряжении  и  смотрели  на  него
широко раскрытыми глазами.
     - Местные жители не боятся этого места и иногда появляются  здесь,  -
произнес он. - Видите? Там, возле грязной стены,  построен  алтарь.  А  по
костям под ним можно понять, что за жертвоприношения здесь совершались.
     Он поискал взглядом другую дверь. Кажется, ее не было. В  это  трудно
было поверить. В глубине души он чувствовал, что впереди его ждут  большие
открытия.  Эти  помещения  и   свет   доказывали   существование   древней
цивилизации, уровень которой был не ниже его  собственной.  Он  знал,  что
остров должен иметь привод от антигравитационной установки,  работающей  в
автоматическом режиме, которую снабжает энергией  или  атомный  двигатель,
или магнитно-гравитационное поле планеты. Почему вся  эта  система  должна
быть покрыта камнями, почвой и деревьями, он не знал. Но  он  был  уверен,
что где-то в недрах этой планеты было точно такое же место, как  это.  Где
здесь энергоцентр? Или он спрятан  так,  чтобы  посторонний  не  смог  его
обнаружить? Или, что вероятнее, там такая  дверь,  которую  может  открыть
только специальный ключ? Но сначала нужно найти эту дверь.
     Он обследовал алтарь, сделанный из железа. Это была  платформа  футов
трех высотой, а в плане - квадрат со стороной  в  десяток  футов.  На  ней
стоял стул, тоже стальной. Над спинкой возвышался стальной стержень  около
дюйма в диаметре и длиной около десяти футов. Его нижний конец удерживался
между двумя стойками толстой стальной вилкой. Если вилку убрать, стержень,
очевидно, прикоснется к земляной стене позади всего сооружения,  а  нижний
конец все еще будет удерживаться между  двумя  стойками  и  прикоснется  к
тому, кто будет сидеть на стуле.
     - Странно, - произнес Грин. - Если бы не идолы с  кошачьими  головами
по краям платформы и не эти кости у их ног, я бы  не  догадался,  что  это
жертвенный алтарь. Кости! Они черные, как уголья.
     Он снова посмотрел на стержень.
     - Итак, - произнес он, размышляя вслух. -  Если  я  выверну  вилку  и
стержень упадет, он ударит по стене. Это очевидно. Но для чего все это?
     Эмра принесла ему длинные куски веревки.
     - Они валялись возле стены, - объяснила она.
     - Да? Ага! Значит, если я привяжу один конец этой веревки  к  вершине
стержня, а кто-нибудь, стоя на алтаре, выдернет вилку, я смогу  удерживать
стержень от падения, пока тот, кто выдернул вилку, не прибежит  ко  мне  в
безопасное место. Эх, бедный парень, сидящий на стуле! Да, теперь мне  все
понятно.
     Он поднял взгляд от веревки.
     - Эйга! - резко произнес он. - Отойди от стены!
     Высокая  гибкая  женщина  проходила  возле  алтаря,  держа   в   руке
обнаженный нож. Когда она услышала Грина, то задержалась, бросила на  него
удивленный взгляд и пошла дальше.
     - Ты не понимаешь, - бросила она через  плечо.  -  Эта  стена  не  из
твердой земли. Она мягкая, как пух цыпленка. Это все  пыль.  Мне  кажется,
сквозь нее можно будет пробиться. Там должно  быть  что-нибудь  на  другой
стороне...
     - Эйга! - закричал он. - Не надо! Остановись!
     Но она подняла лезвие и сильно ударила по стене, чтобы показать  ему,
как легко можно  устранить  препятствие.  Грин  схватил  Эмру  и  Пэкси  и
бросился на пол, потянув их за собой. Сверкнула  молния,  и  оглушительный
грохот заполнил комнату! Даже сквозь  туман  в  глазах  он  увидел  темную
фигуру Эйги, охваченную белым пламенем.

                                    19

     Потом Эйга исчезла в густом облаке пыли, которое взвилось над  нею  и
заполнило всю комнату. Одновременно пахнуло  сильным  жаром.  Грин  открыл
было рот, собираясь крикнуть Эмре и Пэкси,  чтобы  закрыли  свои  лица,  а
особенно носы, но прежде, чем он успел выполнить свое намерение,  его  рот
был забит пылью, да и в ноздрях  ее  оказалось  немало.  Он  закашлялся  и
расчихался, а из глаз ручьем побежали  слезы.  Частицы  грязи,  взметенные
взрывом, ударились в его тело. Конечно, они  не  могли  нанести  серьезных
ран, поскольку были слишком малы  и  легки.  Но  они  обрушились  с  такой
скоростью и в таком количестве, что почти полностью засыпали его.  Даже  в
момент потрясения он не мог не подумать, как ему повезло, что он выдохнул,
а не вдохнул, когда эта волна жара обрушилась на него; иначе пыль вместе с
горячим воздухом опалила бы его легкие, и он упал бы замертво. Там, где на
теле не было одежды, он чувствовал  что-то  вроде  сильнейшего  солнечного
ожога.
     Преодолевая боль, он поднялся на  четвереньки  и  двинулся  к  другой
комнате, где пыль, как он надеялся, не была такой густой. Все это время он
сжимал руку Эмры, во всяком случае, он надеялся, что это ее рука, раз  она
находилась рядом с ним, когда раздался взрыв. Жестами он старался дать  ей
понять, что она должна следовать за ним. Она поднялась и, время от времени
прикасаясь к нему, двинулась следом.  Она  задержалась  на  секунду  и  он
повернулся, чтобы выяснить, в чем дело, хотя и чувствовал,  что  не  может
больше выдерживать пыль в легких и  должен  быстрее  выбраться  на  свежий
воздух и отдышаться. Тут  он  убедился,  что  женщина  действительно  была
Эмрой, потому что на руках она держала ребенка с шарфом вокруг  головы.  А
он хорошо помнил, что Пэкси была одета именно таким образом.
     Сильно кашляя, он встал на ноги и, подтолкнув Эмру, быстро двинулся к
выходу. Он знал, что упал головой в его сторону и, если теперь не собьется
с прямой линии, может быть, не промахнется.
     Достаточно быстро, споткнувшись о тело на  полу,  он  обнаружил,  что
идет в противоположную сторону.  Он  провел  руками  по  телу.  Кожа  была
обугленная и шершавая - обожженный труп Эйги.  Рядом  валялась  абордажная
сабля, подтверждая, что это именно Эйга.
     Сориентировавшись, он повернул обратно, все еще таща за  собой  Эмру.
На этот раз он уперся рукой в стену, потом поспешно повернул налево и шел,
пока не попал  в  угол  зала.  Теперь,  уже  точно  зная  направление,  он
повернулся и, ощупывая металлическую стену, добрался, наконец, до  выхода.
Он почти выпал в соседнее помещение, в котором было так же пыльно и темно,
как и в том, из  котором  он  только  что  выбрался.  Он  ринулся  вперед,
натолкнулся на стену, свернул направо, нашел  выход  и  проскочил  в  нем.
Здесь воздух был почище. В слабом мерцании света он смог разглядеть  своих
товарищей по  несчастью.  Все  кашляли  и  лили  слезы,  словно  старались
насовсем избавиться от легких и выплакать глаза. Спазм за спазмом потрясал
их тела.
     Грин решил, что это помещение не намного лучше прежних, и вывел  Эмру
с Пэкси за поворот темного туннеля. Здесь жестокий кашель  стал  понемногу
утихать, а быстрое непрерывное мигание помогло очистить глаза от  пыли.  С
острым интересом он посмотрел в  конец  туннеля,  где  светлым  полукругом
обозначался вход в пещеру. Он увидел то, чем  боялся.  Там  кто-то  стоял,
четко вырисовываясь на светлом фоне.
     Он решил, что это жрица, потому что фигура казалась  хрупкой,  волосы
на голове были стянуты в узел, из  котором  торчали  перья,  а  возле  ног
крутились четыре или пять кошек.
     Кашель выдал их, жрица резко повернулась и засеменила прочь на  своих
тонких ногах. Грин опустил руку Эмры и побежал за ней, на ходу  вытаскивая
из-за пояса  нож;  саблю  он  потерял  во  время  взрыва.  Ему  надо  было
остановить жрицу, хотя он и знал, что толку с этого  не  будет.  Рано  или
поздно дикари придут к святилищу узнать, не видела ли жрица  кого-либо  из
беглецов. А не найдя ее, они тотчас же заподозрят неладное. А может  быть,
они уже знают. Конечно же, шум взрыва достиг и их ушей. Или нет? Воздушной
волне нужно было бы пройти несколько  перпендикулярных  коридоров,  прежде
чем она достигла выхода из пещеры. А шум мог быть вовсе не таким  громким,
как показалось Грину, - ведь он был совсем близко к его  источнику.  Может
быть, была еще слабая надежда?
     Он  выбежал  на  поляну  перед  пещерой.  Солнце  только  что  начало
проклевываться  над   горизонтом,   так   что   окрестности   уже   хорошо
просматривались.  Старухи  нигде  не  было  видно.  Единственными   живыми
существами были здесь несколько пьяных кошек. Одна из них начала  тереться
о ногу Грина и громко мурлыкать. Машинально он нагнулся и погладил  ее  по
спинке, взглядом обшаривая все вокруг в поисках  следов  жрицы.  Дверь  ее
избушки была открыта. Там не было места,  где  бы  она  могла  спрятаться.
Должно быть, она побежала вниз по тропинке.
     Если даже так, пока что она не поднимала  шума;  не  было  слышно  ни
криков, ни призывов о помощи.
     Он нашел ее лежащей на  тропе,  что  вела  с  холма.  Старуха  лежала
ничком. Сначала он подумал, что она  притворяется,  и,  переворачивая  ее,
держал стилет наготове, чтобы прервать любой возможный  крик.  Но  тут  он
увидел ее  отвалившуюся  челюсть,  пепельное  лицо  и  понял,  что  время,
отпущенное ей на притворство, исчерпано до конца. Он решил было,  что  она
споткнулась и сломала себе шею, но, присмотревшись получше,  понял  в  чем
дело: старое сердце не выдержало испуга и быстрого бега.
     Что-то коснулось его коленей. Он был в  таком  напряжении,  так  ждал
копья в спину, что буквально взвился в воздух, но тут же увидел,  что  это
всего лишь кошка, которая терлась о его ноги, когда он  вышел  из  пещеры.
Это была большая кошка с красивым длинным  шелковистым  мехом  и  золотыми
глазами. Она очень походила на земных кошек и, несомненно,  имела  с  ними
общих предков. Когда хомо сапиенс  начал  расселяться  по  вселенной,  он,
конечно, взял с собой и любимых домашних животных.
     - Ну, что,  понравился  я  тебе?  -  спросил  Грин.  -  Ты  мне  тоже
нравишься, но лишь до тех пор, пока  не  начнешь  царапаться.  Сегодняшних
царапин мне хватит на всю жизнь.
     Кошка, мурлыкая, терлась об него.
     - Может быть, ты принесешь мне удачу, - пробормотал он и поднял ее на
плечо, где она устроилась, подрагивая от удовольствия. - Не знаю,  что  ты
нашла во мне. Я весь в грязи, с красными мокрыми глазами. Но и ты тоже  не
такая уж красотка, дышишь тут брагой мне в лицо. Ты мне нравишься... А как
тебя зовут? У тебя есть имя? Назову  тебя  Леди  Удача.  Как-никак,  после
встречи с тобой я обнаружил жрицу мертвой. Если  бы  она  не  померла,  то
созвала бы сюда всех здешних людоедов. Наверное ты, ее  удача,  перебежала
ко мне. Значит, решено - будешь  Леди  Удачей.  Давай  теперь  вернемся  к
пещере и посмотрим, что случилось с остальными.
     Он обнаружил, что Эмра сидит у входа в пещеру  с  Пэкси  на  руках  и
пытается успокоить ребенка. Девятеро остальных  были  там  же:  Гризкветр,
Майрен, Сун, Инзакс, три  женщины  и  две  маленькие  девочки.  Остальные,
сделал он вывод, лежали мертвыми или без сознания в алтарной комнате.  Те,
что остались, выглядели кучкой грязных,  красноглазых  изможденных  людей,
способных только улечься и заснуть.
     - Послушайте, - произнес он. - Нам надо поспать,  пока  вокруг  тихо.
Вернемся в первое помещение после туннеля, немного поспим и...
     Тотчас же все заявили, что нет на свете такой силы, которая  заставит
их близко подойти к ужасной обители дьявола.  Грин  растерялся.  Он  точно
знал, что произошло, но не мог объяснить это  людям  в  понятных  для  них
выражениях. Чего добром, после этом они затаят против него  самые  мрачные
подозрения. Он решил представить простое, хоть и не верное объяснение.
     - Эйга, ясно, пробудила хозяина демонов ударом в стену за алтарем,  -
начал он. - Я пытался предупредить ее, вы все слышали. Но  эти  демоны  не
потревожат нас во второй раз, потому что мы теперь под защитой этой  кошки
- тотема каннибалов. Тем более, что демоны, излив  свою  ярость  и  забрав
несколько жертв, на долгое  время  становятся  безвредными  и  тихими.  Им
понадобится большой срок, чтобы набраться сил.
     Они проглотили объяснение, оно оказалось не хуже любом другого.
     - Если ты пойдешь вперед, - сказали они, - мы вернемся. Доверяем тебе
наши жизни.
     Прежде чем войти в пещеру, он задержался, чтобы еще раз оглядеться. С
поляны, которая была почти на самой вершине холма, он мог смотреть  поверх
деревьев  и  видеть  почти  весь  остров,  кроме   тех   частей,   которые
загораживали другие холмы. Остров прекратил движение и  осел  на  равнину.
Теперь  для  постороннего  взгляда  вся  его   масса   выглядела   простым
нагромождением камней, земли  и  растений,  неизвестно  по  какой  причине
возникшим  среди  травяном  моря.  Он  останется  в  таком  положении   до
наступления ночи, после чего снова двинется в свое путешествие  на  восток
со скоростью пять миль в час. А  когда  достигнет  определенной  точки  на
востоке, развернется и будет по ночам двигаться на запад. Взад и вперед по
равнине, и так бог знает сколько тысячелетий. Для чего он был создан и кто
его создатели? Конечно, они и в самых диких снах не предполагали, что  его
оседлают каннибалы. Не могли они, конечно,  предугадать  и  то,  для  чего
будет применяться  электростатический  коллектор  пыли.  Кто  из  них  мог
подумать, что тысячелетия спустя  одичавший  человек  станет  использовать
установку для варварского ритуала с человеческими жертвами.
     Грин привел всю компанию в помещение, соседнее с тем,  где  произошел
разряд конденсаторов. Все улеглись на жесткий пол и сразу же уснули. Он же
чувствовал, что обязан выполнить еще одну работу, которую только он и  мог
сделать.

                                       20

     Как ни неприятно было возвращаться в алтарную комнату, Грин  заставил
себя  сделать   это.   Арена   гибели   людей   достаточно   отвратительна
человеческому разуму, но не настолько непереносима, как  он  ожидал.  Пыль
набросила на тела серое покрывало милосердия. Они  были  похожи  на  серые
статуи, разбросанные по полу. Большинство из них не получило  ожогов,  они
задохнулись от первой волны горячего воздуха,  опалившем  легкие.  Картина
была вполне мирной, но запах сгоревшей плоти Эйги тяжелым смрадом висел  в
воздухе. Леди Удача фыркала и выгибала спину. Грину  показалось,  что  она
собирается спрыгнуть с его плеча и убежать прочь.
     - Не обращай внимания, - произнес он. Потом решил, что она  наверняка
много раз обоняла этот запах.  Ее  теперешняя  реакция  была  основана  на
прежних эпизодах, возможно, даже более живописных. Кошки, будучи тотемными
животными,   наверняка    играли    определенную    роль    в    церемонии
жертвоприношения.
     Человек осторожно приблизился к стене из грязи за алтарем, хотя и был
уверен, что некоторое время опасности нет. Сам алтарь был цел.  Удивленный
этим, он провел по нему рукой и обнаружил, что  он  сложен  из  обожженной
глины, твердой, как  скала.  Стул  и  стержень  остались  на  месте.  Стул
крепился к  основанию  огромными  гвоздями,  скорее  всем,  выбранными  из
какого-нибудь ветрохода. Жертвы, привязанные к стулу, должно быть,  сидели
к зрителям лицом, а к стене спиной. Значит, когда стержень замыкал контакт
между стеной и жертвой, разряд сжигал только голову жертвы. Подтверждением
этому служило то, что алтарь украшали  только  черепа.  Обугленную  голову
отделяли, а туловище уносили, ясно, для чего.
     Грин поразмышлял над тем, каким образом зрители спасались от  жара  и
пыли, даже  если  они  стояли  в  самом  дальнем  конце  помещения.  Решив
выяснить, что тогда происходило, он  вышел  в  другую  комнату.  Сразу  за
дверью он обнаружил пластину, которую не заметил раньше, возможно, потому,
что она стояла вплотную к стене и ее обратная сторона тоже была из  серого
металла. Когда он повернул ее,  чтобы  взглянуть  на  другую  сторону,  он
увидел себя в зеркале размером четыре на шесть футов.
     Теперь он  мог  представить  себе  процесс  жертвоприношения.  Жертву
усаживали на стул, а веревку привязывали к стержню. Все, кроме  жрицы  или
того, кто проводил церемонию, уходили из алтарной комнаты. После этого тот
останавливался в дверях, отпускал веревку и тут же отступал за угол. И все
остальное зрители наблюдали через зеркало, помещенное в дверях так,  чтобы
оно отражало интерьер  алтарной  комнаты,  и  показывало  вспышку  мощного
электростатического разряда. Правда, через мгновение  они  уже  ничего  не
видели из-за пыли, что заполняла обе комнаты..
     Таинственное и могучее волшебство по меркам  дикарей.  Что  за  мифы,
должно быть, ходят об этой комнате, что за  сказки  о  могучих  и  ужасных
богах или демонах, затопленных  за  стеной  грязи!  Конечно  же,  старушки
племени нашептывают детишкам о том, как  великий  Дух  Великого  Кота  был
захвачен легендарным могучим человеком, аналогом Геркулеса, Гильгамеша или
Тора, и о том, что племя должно удерживать этого духа в  стене  с  помощью
магии, иногда ублажая его человеческими жертвами, чтобы он не  вырвался  и
не уничтожил всех жителей бродячего острова!
     Грин знал, насколько бесполезно пытаться пробиться через  эту  стену,
даже если бы он имел несколько дней в запасе. Она могла  иметь  в  толщину
всего лишь несколько футов, а могла и все двадцать  или  даже  больше.  Но
какой бы толщины она не  была,  он  мог  поклясться,  что  любой,  имеющий
инструмент, время и силы для таких раскопок, наткнется в этой  массе  лишь
на несколько больших коллекторов пыли. Он не знал, какой конфигурации  они
могли быть, потому что это зависело от уровня культуры и вкусов  тех,  кто
их проектировал, а  они,  скорее  всего,  весьма  и  весьма  уличались  от
привычных Грину образов его  многотысячелетней  цивилизации.  Но  если  их
архитектурные идеи похожи на идеи нынешних землян,  они  вполне  могли  бы
собрать коллектор в виде статуй и голов животных, или даже в виде  книжных
стеллажей с фальшивыми корешками книг,  которые  одновременно  были  бы  и
накопителями  зарядов,  и  фильтрами.  Бюсты  или  книги  в  таком  случае
пронизаны тончайшими каналами, через которые должны  проходить  заряженные
частицы пыли. Внутри коллектора они должны были сжигаться.
     Глядя на одеяло пыли перед собой, Грин представил, что  случилось  за
прошедшие века. Сжигающая установка испортилась, что повсюду случается  со
всеми механизмами, а эффект подзарядки сохранился. И хотя  пыль  полностью
забила коллектор, необыкновенно мощное поле  продолжало  действовать  даже
через ее толстый покров. В  самом  начале  это  поле,  конечно,  не  могло
причинить вреда человеку. Но батареи, должно  быть,  устроены  так,  чтобы
автоматически подстраиваться под нужный режим работы, хотя конструкторы не
предполагали, насколько возрастет нагрузка. И вот настало такое  время,  и
батареи соответственно увеличили свою мощность.  Когда  дикари  обнаружили
эту комнату, конденсаторы уже скрылись за солидной стеной  грязи  и  пыли.
Увидев гибель своих соплеменников, они выяснили, что прикосновение к стене
вызывает чудовищный разряд статического  электричества,  подобный  взрыву.
Последовало логическое обоснование явления с мистической подоплекой,  а  в
результате появился и аппарат для ритуальной казни.
     Грин даже выругался от огорчения. Как бы он хотел пробиться через эту
грязь прежде, чем накопится следующий заряд! На той  стороне  должна  быть
еще одна дверь, которая ведет в централь управления всем островом. Если бы
он мог попасть туда и разобраться с управлением,  он  бы  перевернул  этот
остров вверх дном и стряхнул бы людоедов. Тогда с ним никто не справится!
     Он вспомнил  сказку  о  Портном  Сэмдру,  ставшем  Матросом.  Легенда
рассказывала, что  ветроход  Сэмдру  врезался  однажды  в  такой  бродячий
остров, и тот попал в точно такую же пещеру, но без барьера из  заряженной
пыли. Он попал в помещение, где было множество странных вещей. Одна из них
была большим глазом, который позволил Сэмдру видеть все, что  делалось  за
пределами пещеры. Был там широкий наклонный  стол  со  множеством  круглых
окошечек, за которыми  бегали  маленькие  пятнышки  и  черточки.  Конечно,
легенда интерпретировала все эти вещи по-своему, но Грин вряд  ли  ошибся,
признав в них телеэкран, осциллографы и другие приборы.
     К несчастью, толку от его знания сейчас  не  было:  он  не  собирался
пробиваться  через  грязь.  У  него  не  было  времени  для   раскопок   и
исследований. Каждая лишняя минута на острове отбрасывала Грина  назад,  в
Квотц, к мстительной герцогине, и все дальше от  Эстории,  где  находились
двое космонавтов и их корабль. А ему  надо  было  найти  способ  выбраться
отсюда и двигаться дальше на любом виде транспорта.
     Он вышел из комнаты смерти и прошел в соседнее помещение.  Прислонясь
к стене между Эмрой с Пэкси на руках и Инзакс, обнимающей  Гризкветра,  он
принялся жевать сушеное мясо. Леди Удача стала клянчить подачку,  и  он  с
удовольствием накормил ее. Он  закрыл  глаза  не  раньше,  чем  наелся  до
отвала, запив все это теплым и сладким  пивом,  взятым  из  хижины  жрицы.
Настала  очередь  его  внутреннему  лекарю  приступить  к   восстановлению
утраченных сил: избавиться от  эффекта  самоинтоксикации,  дать  отдохнуть
усталым  мышцам,  успокоить  слишком  напряженные  нервы,   отрегулировать
гормональный баланс...

                                    21

     Грину снилось, что рот и нос у него забиты грязью, что он задыхается.
Он проснулся, чтобы убедиться, что, хотя его  и  не  засыпало  землей,  но
дышать ему все-равно трудно. Устраняя помеху, он отодвинул кошку со своего
лица и поднялся.
     - Чего тебе? - спросил он ее.
     Кошка мяукнула и потерлась о него. Потом  направилась  к  выходу.  Он
предположил, что так она зовет  его  за  собой.  Схватив  свою  абордажную
саблю, он пошел за ней  по  тоннелю,  пока  не  услышал  далекий  пушечный
грохот.
     Кошка жалобно мяукнула. По-видимому,  она  и  прежде  слышала  грохот
пушек, и последствия канонады ей  не  нравились.  Он  вышел  из  пещеры  и
посмотрел на солнце. Оно висело на полпути от  зенита  к  закату,  значит,
было около четырех часов после полудня. Он проспал почти десять часов!
     С того места, где стоял Грин, мало что можно было  разглядеть,  и  он
полез на скалу чуть в стороне от пещеры.  Вскоре  он  стоял  на  небольшой
площадке на самой вершине холма. Отсюда открывался вид на весь остров.
     К острову с трех  сторон  подошли  три  низких  длинных  ветрохода  с
корпусами  черного  цвета,  малиновыми  парусами  и  небольшими  колесами.
Внезапно красный язык пламени мелькнул  в  артиллерийском  порте  в  борту
судна, спустя несколько секунд звук  выстрела  достиг  ушей  Грина,  и  он
увидел, как стальное ядро  взвилось  в  воздух  и  устремилось  в  сторону
селения дикарей. Такой снаряд  или  пообломает  ветки  у  деревьев  вокруг
поляны, или взметнет пыль на самой поляне,  отмечая  место,  где  упал.  В
крышах двух длинных зданий видны были отверстия. В самой деревне никого не
было видно, да и никто в здравом уме не остался бы там.  Каннибалов  нигде
не было, должно быть, они прятались в лесу.
     Грин надеялся, что винги вскоре высадят десант и  очистят  остров  от
каннибалов. Это дало бы ему возможность  остаться  незамеченным  со  своим
отрядом, если пираты в тот же день  не  обследуют  пещеру.  Тогда  беглецы
могли бы под покровом ночи покинуть остров.
     Из любопытства Грин проследил взглядом тропу, что  вела  от  вершины,
где он стоял, вниз, к деревне. Она была довольно узкой и извилистой, и  он
часто терял ее из виду. Но все-таки была разница в густоте деревьев  вдоль
тропы и в остальном лесу. Взглядом он мог проследить редколесье  до  самой
деревни и дальше, до самой западной оконечности острова.
     И  здесь  к  нему  снова,  впервые  после  крушения  "Птицы  Счастья"
вернулась  надежда.  В  растительном  покрове   острова   была   небольшая
проплешина. Она не прерывалась до  самого  края  -  полоска,  по-видимому,
ровной земли, почти не видной ему из-за неровностей местности. Он  мог  не
обратить на нее внимания, мог и просто не заметить,  но  он  увидел  мачты
трех небольших ветроходов, торчащие над склоном холма, а  опустив  взгляд,
разглядел и корпуса. Все три ветрохода  были  яхтами,  и  уж  конечно,  не
местного изготовления. Рядом с ними высились  стойки  шлюпбалок.  Все  это
пряталось за искусственной стеной из ветвей, чтобы чужой  глаз  ничего  не
увидел снаружи, но изнутри все было отлично видно.
     Грин едва удержался, чтобы не  завопить  от  радости:  теперь  ему  с
отрядом  не  придется  подвергать  себя  опасностям  пешем   перехода   по
беспредельной  равнине.  Они  могли  идти  под  парусами  в  относительной
безопасности.  Теперь  же,  пока  каннибалы  прячутся  от   бомбардировки,
следовало провести своих людей через лес к яхтам. Когда наступит сумрак  и
остров снова двинется в путь, можно будет спустить яхты и поднять паруса.
     Он вернулся к  пещере,  где  все  уже  проснулись  и  ждали  его.  Он
рассказал им о яхтах и добавил:
     - Если винги высадятся  на  остров,  мы  воспользуемся  преимуществом
внезапности и сумеем сбежать.
     Майрен посмотрел на солнце и покачал головой.
     - Теперь винги уже не нападут - слишком близко к ночи. Им  нужен  для
боя полный день. Они последуют  за  островом  ночью.  Они  нападут,  когда
придет рассвет и остров остановится.
     - Я уважаю твой опыт, - ответил  Грин,  -  но  почему  бы  вингам  не
подойти ночью к острову на шлюпках и не высадить с них небольшие отряды?
     Майрен удивленно посмотрел на него.
     - Но никто так не делает!  Это  же  просто  немыслимо!  Разве  ты  не
знаешь, что ночью кругом бродят духи и демоны? Винги не  рискнут  испытать
на своей шкуре магию людоедов,  которую  они  могут  напустить  на  них  в
темноте.
     - Да, я слышал о такой всеобщей вере, - согласился Грин. - Это просто
вылетело у меня из головы. Но почему тогда все вы бродили  здесь  в  ночь,
когда произошло крушение?
     - Это  как  раз  тот  случай,  когда  вероятная  встреча  с  демонами
предпочтительнее верной смерти от рук людоедов, - ответил Майрен.
     - А я, по правде говоря, - вмешалась Эмра, - была слишком  потрясена,
чтобы думать о приведениях. Если бы можно было остаться на месте... Нет, я
бы все равно не осталась. Привидения мне ни разу  не  встречались,  а  вот
этих головорезов я видела.
     - В общем, так, - подытожил Грин. - Всем вам надо привыкнуть к мысли,
что, несмотря на привидения, демонов или людей, мы двинемся сегодня  ночью
через лес. Все, кто боится, могут остаться здесь.
     Он начал отдавать приказы и спустя некоторое время имел  грязноватый,
оборванный и сонный отряд, готовый к выступлению.  После  этого  он  хотел
понаблюдать за бомбардировкой, но она к  этому  времени  уже  закончилась.
Только с одного судна раздался случайный пушечный выстрел.  Оставшееся  до
темноты  время  суда  потратили  на   маневры   вокруг   острова,   иногда
проскальзывая возле самого его края.
     - Мне  кажется,  они  пытаются  вывести  островитян  из  терпения,  -
произнес Грин, - потому что не знают, сколько воинов  прячется  в  лесу  -
сотня или тысяча; есть ли у них пушки и мушкеты,  или  только  копья.  Они
хотят вызвать ответный огонь и выяснить, с чем им придется столкнуться.  -
Он повернулся  к  Майрену:  -  Кстати,  почему  островитяне  не  применяли
огнестрельное оружие? Я думаю,  с  разбитых  кораблей  они  его  награбили
немало.
     На это толстый купец пожал плечами и закатил  свой  глаз,  показывая,
что не знает, но пытается найти объяснение.
     - Может быть, у них табу на такое оружие. Как бы то ни было, они явно
несут ущерб из-за того, что пренебрегают им. Посмотри, как их мало. Только
пятьдесят мужчин! У них, наверное, бывают  большие  потери  из-за  набегов
других разбойничьих племен - и тех, что живут на самой равнине, и тех, что
обитают на таких же бродячих островах. Они дошли до точки, когда должны  в
течение одного поколения вымереть даже без посторонней  помощи,  -  сказал
он, показывая на ветроходы винтов. -  Скорее  всего,  днем,  когда  остров
останавливается, сюда забредают дикие собаки и коты и берут  свою  дань  с
людей. - Он снова взглянул на красные паруса и  колеса  вингов.  -  Думаю,
вскоре эти пираты захватят все острова, какие смогут, и будут использовать
их в качестве баз для своих набегов.
     - Они так и делают, - подтвердила Эмра. - Уже много лет  винги  рыщут
по равнине, находят  острова  и  уничтожают  на  них  дикарей.  Потом  они
завладевают островами и, можно сказать, на сегодняшний день весь Ксердимур
находится под их игом. Но острова невозможно использовать  как  место  для
стоянки кораблей. Большие ветроходы могут останавливаться возле них только
в дневное время. Каждую ночь они выходят в  зеленое  море  и  до  рассвета
следуют за своей базой на безопасном расстоянии. Но хотя  винги  и  хорошо
устроились на островах, иногда жители равнины нападают на них  и  выбивают
их оттуда. Тогда племя, овладевшее островом, получает  неплохую  базу  для
организации собственных пиратских налетов  на  корабли.  Да,  Ксердимур  -
страна, где каждый дерется за себя и дьявол прибирает тех, у  кого  короче
паруса! Любой  может  за  одну  ночь  завладеть  огромным  богатством  или
потерять жизнь. Да ты и сам все отлично знаешь.
     Грин прервал се:
     - Мы сбежим и от них, и  от  островитян  с  восходом  луны.  Надеюсь,
поблизости нет других кораблей вингов.
     - Как бог пожелает, так и будет, - ответил Майрен. Его печальное лицо
отражало мысль, что раз уж он, любимец Меннирокса, потерпел сокрушительную
неудачу, то с Грином случится кое-что похуже.
     С наступлением сумерек Грин вышел  из  пещеры,  несмотря  на  сильный
дождь. За ним  шла  Эмра,  положив  одну  руку  ему  на  плечо,  а  другой
придерживая Пэкси. Остальные цепочкой вытянулись за ними. Каждый  держался
рукой за плечо идущего впереди.
     Черная кошка пряталась под накидкой Грина, сидя в большом кармане его
рубахи. Она уже приучила его к правилу: куда идет он, туда и она.  И  Грин
взял ее с собой, чтобы избежать шумных протестов, а еще  потому,  что  уже
привязался к ней.
     Спуск с вершины холма оказался не таким простым  делом,  как  казался
поначалу. После десяти минут нащупывания ногами тропинки, Грин понял,  что
не понимает, в какую сторону идет. На ней было так  много  поворотов,  что
непонятно было,  идет  ли  он  на  восток,  север,  юг  или  в  правильном
направлении, на запад.
     В общем-то это было неважно, раз она все равно вела на край  острова.
А там можно было по берегу добраться до стоянки судов,  которые  дадут  им
шанс на удачный побег.
     Трудно было отыскать нужный край острова. Он боялся,  что  в  темноте
они начнут бродить кругами и восьмерками до восхода луны. Тогда,  конечно,
можно сориентироваться, но и сами они станут доступны для вражеских  глаз.
А если они окажутся на восточном краю острова, их путешествие в самом деле
станет опасным.
     Сверкнула случайная молния, и Грин смог  осмотреться.  Но  увидел  он
мало: лишь кусты и плотную стену деревьев.
     Внезапно Эмра произнесла:
     - Ты думаешь, мы уже близко?
     Он остановился так резко, что остальные чуть было не натолкнулись  на
него. Снова сверкнула  молния,  довольно  близко.  Кошка,  свернувшаяся  в
кармане, фыркнула и попыталась свернуться в  еще  более  плотный  комочек.
Грин рассеянно погладил ее через ткань накидки и сказал:
     - Ты и в самом деле Леди Удача. Я только что увидел деревню. Теперь у
нас есть ориентир.
     Жители деревни его не беспокоили. Все они, несомненно,  укрылись  под
крышами своих жилищ, умоляя своих  богов  пронести  молнии  стороной.  Они
могли бы, почти не рискуя, пройти через центр деревни, но Грин предпочитал
действовать наверняка и повел свой отряд в обиход поляны.
     - Теперь уже скоро! - сказал он Эмре. -  Передай  остальным  -  пусть
приободрятся.
     Полчаса спустя он пожалел о своих словах.  Извилистая  тропинка  и  в
самом деле вывела их  к  укромному  уголку.  Но  тут  у  него  перехватило
дыхание.
     Молния осветила серую скалистую стену бухточки,  широкую  площадку  и
черную сталь высоких шлюпбалок.
     Яхты исчезли!

                                    22

     Потом Грин думал, что если бы пришло его время окончательно сломаться
от многочисленных и  неожиданных  потерь,  то  это  был  самый  подходящий
момент.
     Все разразились проклятьями от такого потрясения, а он  стоял  молча,
словно камень. Он не мог ни двинуться, ни произнести ни единого слова: все
оказалось бесполезным, так что за толк суетиться  и  болтать?  Но  он  был
человеком, а людям свойственно надеяться даже тогда, когда для надежды нет
никаких оснований. Не мог же он оставаться в таком замороженном  состоянии
до  следующем  удара  молнии,  когда  всем  станет  видно   состояние   их
руководителя. Надо было действовать. Что с того, если его  действия  будут
бессмысленными? Тело человека требует движения, а  в  этот  момент  только
тело и могло у него двигаться, в  голове  же  не  шевельнулось  ни  единой
мысли.
     Он крикнул своим, чтобы они разошлись в разные стороны и  пошарили  в
кустарнике, но не разбредались далеко, а сам полез вверх по склону  холма.
Когда он добрался до вершины, то свернул с тропы  направо  и  углубился  в
лес, считая, что если яхты где-то спрятаны, то лучшего места для этого  не
найти. У него было два предположения на этот счет. Одно заключалось в том,
что винги обнаружили их и высадили десант, который столкнул яхты с острова
и,  когда  остров  ночью  двинулся,  они  остались  на   равнине.   Другое
предположение тоже было  вызвано  присутствием  вингов.  Возможно,  дикари
спрятали яхты из боязни, что пираты их обнаружат. Сделать это  они  могли,
затащив посудины по пологому склону бухточки.
     С того места, где он сам бы захлестнул веревку вокруг ствола  дерева,
чтобы затащить яхты на вершину, он увидел все три пропавшие посудины.  Они
стояли бок о бок рядом со склоном, прикрытые кучей  срубленных  веток.  Их
высокие мачты все, кроме наблюдателя, стоящего совсем близко,  приняли  бы
за стволы деревьев.
     Грин вскрикнул от радости, повернулся и  ринулся  сообщить  остальным
радостную весть. И тут  же  врезался  в  дерево.  Бормоча  ругательства  и
потирая разбитый нос, он двинулся дальше уже  осторожнее.  И  снова  упал,
споткнувшись  обо  что-то.  Дальнейший  спуск  показался   ему   кошмарным
заговором ночи и деревьев с целью схватить его и удержать на острове. Там,
где он легко поднимался наверх, обратный путь  сопровождался  проклятиями,
падениями, ударами ветвей по лицу, попытками колючем кустарника содрать  с
нет одежду и прочими прелестями ночной ходьбы по лесу, когда  молнии,  как
на грех, перестают освещать дорогу. Леди Удача, встревоженная всеми  этими
ударами и толчками, выбралась у нем из-за пазухи и  убежала  во  тьму.  Он
звал ее обратно, но, видимо, надоел ей уже, и она не вернулась.
     На  секунду  он  представил  себе  фантастическую  картину:  кошка  в
качестве поводыря, а он держится за ее хвост и следует за ней сквозь мрак.
Но кошки поблизости не было, да и вряд ли эта идея  сработала  бы.  Скорее
всего, кошка искусала бы ему руки, пока он не отпустил бы  ее.  Ничего  не
оставалось делать, кроме как самому искать обратный путь.
     Через десяток минут отчаянной борьбы с лесом, когда Грин вдруг понял,
что идет совсем не  в  ту  сторону,  он  увидел,  что  облака  исчезли.  С
появлением луны к нему  вернулась  способность  ориентироваться  и  здраво
рассуждать. Он развернулся  и  уже  через  несколько  минут  снова  был  в
укромной бухточке.
     - Что случилось? - спросила Эмра. - Мы думали, что ты свалился с края
острова.
     - Только этого со мной и не случилось,  -  ответил  он,  раздраженный
тем, что так легко заблудился. Он рассказал  им,  где  находятся  яхты,  и
добавил: - Нам придется спустить одну из них на  веревке,  прежде  чем  мы
воспользуемся шлюпбалкой. На это понадобится много сил. Все, и дети  тоже,
поднимайтесь наверх!
     Они потащились вверх по склону, забрались на  вершину  и  подтолкнули
один из ветроходов к самому краю склона.  Грин  подобрал  одну  из  мокрых
веревок, лежавших на земле, и  обмотал  ее  вокруг  дерева,  на  стволе  у
которого уже имелась ложбинка, протертая веревками при подобных операциях.
Один конец веревки он отдал Майрену  с  его  половиной  отряда,  а  второй
привязал к металлическому кольцу на корме яхты и позвал  остальных  помочь
ему столкнуть яхту на склон холма,  а  держащим  веревку  велел  короткими
рывками ослаблять двойную петлю вокруг дерева. Когда судно оказалось возле
шлюпбалок, Грин отвязал веревку. Теперь  следовало  поместить  яхту  между
шлюпбалками так, чтобы ее можно было зацепить и приподнять. К счастью, для
этой цели можно было воспользоваться  лебедкой  и  канатом.  К  несчастью,
лебедка была ручная и ей позволили заржаветь. Работать на ней было  можно,
но с большим усилием и громким скрипом. Шуму прибавилось не слишком  много
к тому, что уже создал отряд до этого,  и  только  то,  что  ветер  дул  с
востока, держало дикарей в  неведении  относительно  того,  где  находятся
беглецы.
     Легок черт на помине! Гризкветр, отправленный на  дерево  в  качестве
часового, крикнул вниз:
     - Я вижу факел! Там, в лесу, в полумиле отсюда. Ого! Там еще один!  И
еще!
     Грин спросил:
     - Думаешь, они на тропе, которая ведет сюда?
     - Не знаю. Но они движутся в эту сторону, кидаются в разные  стороны,
плутают, как Сэмдру, когда он заблудился в зеркальных  лабиринтах  Черного
Джилкейкана! Да, похоже, они на тропе!
     Грин принялся лихорадочно привязывать веревки к осям судна. Он  потел
от возбуждения и чертыхался, когда его  неумелые  пальцы  ошибались  из-за
спешки. Но на самом деле он справился с  четырьмя  узлами  меньше  чем  за
минуту, несмотря на то, что время, как ему казалось, помчалось вскачь.
     Сделав это, он  приказал  нескольким  женщинам  покинуть  борт  яхты.
Только женщинам с маленькими детьми  и  ребятишкам  постарше  он  разрешил
остаться на борту.
     - Кто за вас должен крутить  лебедку?!  -  гаркнул  он  преувеличенно
грозно. - Быстро к ней!
     Одна из женщин на яхте запричитала:
     - Вы собираетесь сами  остаться  на  острове,  а  нас  бросить  одних
посреди Ксердимура в этой посудине?
     - Нет, - ответил он как можно спокойнее. - Мы собираемся опустить вас
на равнину. Потом мы вернемся  обратно  на  вершину  и  сбросим  остальные
ветроходы, чтобы дикари не смогли догнать нас на них. Потом мы спрыгнем  с
острова и вернемся к вам.
     Видя, что женщины не до конца поверили ему, и поддавшись их  жалобным
взглядам, он позвал Гризкветра.
     - Слезай! И забирайся на яхту!
     Когда мальчишка сбежал по склону вниз  и  остановился  рядом  с  ним,
тяжело дыша и поглядывая на него в ожидании поручения, Грин произнес:
     -  Я  посылаю  тебя  охранять  этих  женщин  и  детей,  пока  мы   не
присоединимся к вам. Согласен?
     - Ладно, - сказал Гризкветр. Он широко улыбнулся и  расправил  грудь,
явно польщенный таким важным  поручением.  -  Я  -  капитан,  пока  ты  не
взойдешь на борт, так?
     - Ты - капитан, причем неплохой, - согласился  Грин,  хлопая  его  по
плечу.
     Затем он приказал крутить ворот лебедки, пока яхта  не  поднялась  на
несколько дюймов над землей. Как только  ржавый  механизм  с  протестующим
скрежетом выполнил свое предназначение, он  развернул  шлюпбалки,  перенес
яхту над краем острова и опустил ее на равнину.  Операция  прошла  гладко:
колеса яхты сразу начали вращаться. Только нос оказался  слегка  приподнят
из-за более сильного натяжения строп, привязанных к носу.  Тогда  кормовые
стропы слегка подтянули, чтобы уравновесить  натяжение.  Потом,  повинуясь
жесту Грина, потянули узлы, и те развязались одновременно. Только тогда он
вздохнул свободнее: ведь если бы один или два узла отказались соскользнуть
так же легко, как  остальные,  судно  могло  развернуть  боком  или  задом
наперед, и оно бы перевернулось.
     Несколько секунд он наблюдал, как ветроход отдаляется,  двигаясь  еще
по инерции вдоль  кромки  острова,  но  только  кормой  вперед.  Затем  он
остановился и начал уменьшаться  в  размерах  по  мере  того,  как  остров
удалялся от него. Оттуда послышался плач Пэкси. Грин  очнулся  от  легкого
ступора и побежал вверх по склону, крикнув остальным:
     - За мной!
     Достигнув  вершины  раньше  остальных,  он  воспользовался  короткими
мгновениями,  чтобы  оценить  обстановку.  Сомнений  не  оставалось:  огни
факелов метались вверх-вниз, исчезали за деревьями и появлялись  вновь,  и
все приближались. А где-то били барабаны.
     Леди Удача выскочила из чащи, прыгнула на  коленку  Грина,  вцепилась
когтями в рубашку и вскоре устроилась на плече.
     - Ах ты блудня, - сказал он. - Я знал,  что  ты  не  сможешь  устоять
против моего очарования.
     Леди Удача не ответила, лишь тревожно посмотрела в сторону леса.
     - Не бойся, моя красавица. Они не тронут ни единого волоса ни с  моей
белобрысой головы, ни с твоей прекрасной черной шкурки.
     К этому времени  все  остальные,  отдуваясь  и  пыхтя,  собрались  на
вершине. Он сгрудил всех возле кормы яхты, и через минуту они столкнули ее
вниз. Яхта с грохотом покатилась по склону, ударилась о площадку  внизу  и
пропала из виду. Они с трудом удержались  от  ликующих  криков.  Небольшая
награда за те опасности, которым они подвергались, но все же...
     - Теперь эту, - сказал Грин. - Потом - всем бежать со всех  ног,  как
от демонов Джилкейкана!
     Помогая себе возгласами, они допихали судно до самого края  склона  и
уже собирались с силами для последнего толчка, который отправит яхту в  ее
последнее путешествие, но в этот момент несколько дикарей, бегущих впереди
без факелов, вырвались из леса. Грину было достаточно одного взгляда чтобы
понять, что они отрезали путь к бегству остатку его отряда. Их было  около
десятка, но они превосходили беглецов не только численностью  -  это  были
крепкие мужчины. К тому же у них были копья, а  его  люди  были  вооружены
только саблями.
     Грин не тратил времени на размышления:
     - Всем на борт, кроме Майрена и меня! -  громко  закричал  он.  -  Не
спорить! Быстро! Мы проедем через них! Ложитесь на палубу!
     Женщины с громкими воплями полезли через низкие  поручни  на  палубу.
Как только взобралась последняя, землянин  и  Майрен  уперлись  плечами  в
корму и толкнули. Какое-то мгновение казалось, что их совместных усилий не
хватит, что надо было бы всем вместе подтолкнуть судно поближе к склону, а
уж потом забираться на борт.
     - Они не успеют нам помочь! - прохрипел Грин. - Упирайся, Майрен,  не
жалей своего сала, толкай, черт тебя побери, толкай!
     Ему показалось, что у него самого ломается  ключица,  что  никогда  в
своей жизни он не встречал такого твердого и  упрямого  дерева.  Ветроход,
казалось, упорно не хотел двигаться с места, пока не  явятся  каннибалы  -
его любимая команда - чтобы спасти его. Ноги Грина дрожали от  напряжения,
а кишки, как ему казалось, извивались и тыкались в стенки живота в поисках
слабого места, чтобы  вырваться  на  волю,  подальше  от  этого  человека,
подвергающего их такой нагрузке.
     Воины внизу кричали на бегу, торопясь забраться на холм.
     - Теперь или никогда! - выдохнул Грин.
     Его  лицо  стало  похоже  на  прозрачный  сосуд  с   кровью,   и   он
почувствовал, что еще секунда - и он буквально лопнет  от  напряжения.  Но
ветроход подался, скрипнул, простонал - или это стонал он сам? -  и  начал
быстро набирать ход. Слишком  быстро  -  пришлось  бежать  за  ним  вслед,
хвататься за корму, подтягиваться и переваливаться через нее.  И  пока  он
делал все это, ему пришлось еще протягивать руку Майрену, который  был  не
так скор на ноги.
     Хорошо еще,  что  Эмра  сохранила  присутствие  духа  и,  догадавшись
ухватить Майрена  за  плечо,  помогла  затащить  его  на  палубу.  Уже  за
поручнями он застонал от боли в ободранном о дерево брюхе,  но  мешочек  с
драгоценностями так и не бросил.
     Леди Удача дезертировала с плеча Грина, когда он только начал толкать
яхту. Теперь она тихо мяукала и прижималась к нему, напуганная  трясущейся
палубой и стучащими колесами судна, идущего под уклон. Он прижал ее к себе
локтем, приподнялся на другом посмотреть, что происходит, и увидел  копье,
летящее прямо  в  него.  Оно  пролетело  так  близко,  что  он,  казалось,
почувствовал, как острое лезвие наконечника коснулось его. Но  он  тут  же
забыл об этом, потому что сразу же услышал женский крик. Голос  был  очень
похож на голос Эмры. Он был так похож на голос  Эмры,  что  Грин  подумал,
будто копье попало в нее, но у него уже не было времени  поворачиваться  и
выяснять это. Один островитянин появился рядом с яхтой. А поскольку палуба
находилась на уровне его груди, парень  достаточно  легко  мог  обозревать
беглецов. Он отвел руку назад и метнул копье в Грина. Нет, не в него, а  в
Леди Удачу! Еще один воин, стоявший чуть дальше по склону, что-то закричал
и тоже нацелился в кошку. Видимо, они больше  не  были  табу  на  острове.
Бывшие почитатели сочли, что тотем  предал  их  и  тем  более  заслуживает
смерти.
     Леди Удача вполне оправдала свое имя - ни одно из копий не  причинило
ей ни малейшего вреда. А через несколько  секунд  дикари  остались  стоять
позади или лежать без сознания на колее там, где  их  сшибла  яхта.  Судно
вихрем пронеслось по неровному склону, подпрыгнуло на каменистом шельфе  и
взлетело в воздух.
     Грин распростерся на палубе, надеясь хоть отчасти  смягчить  удар  от
падения на равнину с высоты трех футов.
     Каким-то образом он отделился от палубы, чуть повисел  в  воздухе,  а
потом увидел доски, летящие ему навстречу. Наступило короткое затмение,  а
потом Грин очнулся и понял, что встретился с  палубой  и  эта  встреча  не
прошла бесследно для его лица. Он убедился  в  этом,  когда  выплюнул  два
передних зуба. И все-таки боль отступила перед радостью спасения -  остров
удалялся по плоской долине Ксердимур, а его обитатели кричали и прыгали от
ярости на берегу, не имея возможности преследовать беглецов. Их дом был на
острове, и они вовсе не собирались лишаться его ради мщения.
     - Надеюсь, завтра винги разделаются с вами,  -  пробормотал  Грин.  С
трудом  он  встал  на  ноги  и  осмотрел  оставшихся  в  живых  из   клана
Эффениканов. Эмра не пострадала. Если она и кричала, то, скорее всего,  от
страха, когда копье пролетело над Грином. Копье это  торчало  в  основании
мачты, наконечник наполовину вонзился в дерево.
     Грин  перегнулся  через  борт  и  обследовал  повреждения,  вызванные
падением с трехфутовой высоты. Одно из колес отвалилось, ось была погнута.
Покачав головой, он сказал друзьям по несчастью:
     - Этот ветроход свое отходил. Пойдем пешком. Найдем вторую посудину.

                                    23

     Две недели спустя яхта скользила по равнине  при  попутном  ветре  со
скоростью миль двадцать в час. Было уже далеко за  полдень  и  все,  кроме
рулевых, Эмры и Майрена, обедали. Они лакомились поджаренным мясом хубера,
которого Грин подстрелил с палубы, а зажарен он был тут же, под навесом на
полубаке. Недостатка в пище не было, несмотря на  то,  что  яхта  не  была
загружена продуктами. К счастью, дикари, во  владении  которых  яхта  была
прежде, не потрудились забрать с нее несколько пистолей, бочонок пороха  и
мешочек  дроби  из  кладовки.  С  таким  огневым  припасом  Грин   добывал
достаточно оленей и хуберов, чтобы все были сыты.  Эмра  разнообразила  их
мясную  диету  травой,  которая   благодаря   ее   кулинарному   искусству
превращалась  в  довольно  приличный  салат.  По   временам,   когда   они
приближались к  зарослям  деревьев,  Грин  останавливал  яхту.  Тогда  они
отправлялись собирать ягоды и корни, которые можно было отбить  в  кашицу,
смешать с водой, замесить и запечь. В результате получалось  что-то  вроде
хлеба.
     Однажды травяной кот выскочил из-за дерева и бросился на Инзакс. Грин
и Майрен выстрелили одновременно, сразив его в десяти  ярдах  от  девочки.
Травяные коты - похожие на гепардов существа с длинными  сильными  ногами,
приспособленными для быстрого бега, были опасны для путешественников, лишь
когда они покидали яхту. Коты могли бы запрыгивать  и  на  яхту  прямо  на
ходу, но никогда того не делали. Иногда  они  сопровождали  ветроход  мили
две, а потом с презрительным видом сворачивали в сторону.
     Грин мог бы то же самое сказать о диких собаках. По размерам  они  не
уступали травяным котам и бегали стаями от  шести  до  двенадцати  тварей.
Зловещего вида, в шкурах с черно-серыми  пятнами,  с  торчащими  по-волчьи
ушами и могучими  челюстями,  они,  бывало,  подбегали  к  самым  колесам,
завывая и обнажая свои страшные желтые клыки. Затем одной из них приходила
в голову идея запрыгнуть на ветроход и попробовать, каковы ездоки на вкус.
Обычно она так и делала, легко перелетая над поручнями. Обитатели яхты  на
лету встречали ее хорошо отработанным тычком копья или смертоносным ударом
сабли. Правда, иногда путники промахивались, и ей  удавалось  приземлиться
на палубу. Тогда приходилось снова бить зверюгу копьем и  саблями,  уже  с
большим успехом. Тело ее снова перелетало  через  борт  и  возвращалось  к
своим товарищам, многие из которых тогда останавливались  и  пировали  над
ним. Те, которые настойчиво продолжали преследование, тоже пытали счастья,
прыгали на яхту, скалили зубы и рычали, стараясь запугать свою  жертву  до
полного паралича и, бывало, достигали цели.
     Никто не погиб от зубов диких собак, но почти у каждого были шрамы от
них. Только Леди Удача умудрялась оставаться невредимой. Каждый раз, когда
она слышала их отдаленный лай, она забиралась на  мачту  и  не  спускалась
вниз, пока собаки не отставали.
     В этот день их никто не  тревожил.  Все  расслабились,  болтали  и  с
удовольствием жевали не  слишком  вкусное,  но  питательное  мясо  хубера.
Майрен стоял на передней палубе, возился с секстаном. Секстан тоже нашли в
кладовой  вместе  с  несколькими  картами  Ксердимура.  Хотя  карты   были
составлены на языке, никому на борту не известном, Майрен мог их  сравнить
по памяти с каргами, оставленными на "Птице Счастья". Он  зачеркнул  чужие
названия и надписал свои на килкрзанском языке. Сделал он это по настоянию
Грина, который не доверял способностям Майрена  как  переводчика  и  хотел
читать карты сам. И не только это. Он заставил толстого купца обучить  его
и Эмру обращению с неуклюжим и сложным, но довольно точным секстаном.
     Через несколько дней после того как Грин и его  жена  начали  изучать
навигационный инструмент, случилось происшествие, которое заставило  Грина
предпринять дополнительные меры для своей  безопасности.  Они  с  Майреном
стояли на корме с пистолетами наготове, а  Эмра  тем  временем  направляла
яхту к стайке хуберов. Они собирались применить обычный прием охоты: гнать
стадо, пока какое-нибудь животное не  выдохнется,  чтобы  его  можно  было
легко подстрелить. Как только они  приблизились  к  стремительно  бегущему
скакуну, Грин поднял свой пистолет. И тут  он  заметил,  что  Майрен  тоже
прицелился, но почему-то отступил  назад.  Переживая  за  каждый  напрасно
потраченный заряд дефицитном боеприпаса, Грин повернул  голову  -  сказать
Майрену, чтобы тот не стрелял, если он, Грин, не промахнется, - и  увидел,
что дуло смотрит точно ему в голову.  Он  отдернул  ее,  ожидая,  что  она
сейчас разлетится вдребезги, прежде чем он успеет что-нибудь  сказать.  Но
Майрен, увидев его реакцию, опустил ствол и удивленно спросил, в чем дело.
Грин не ответил. Вместо этого он взял у него из руки оружие и молча  отнес
в кладовую. Ни он, ни купец позднее не упоминали об этом инциденте. Майрен
даже не спрашивал, почему ему не позволяют принимать участие в  охотничьих
вылазках с огнестрельным оружием. Это убедило  Грина  в  том,  что  Майрен
всерьез намеревался покончить с ним, а потом объявить, что  это  произошло
случайно.
     Чтобы уберечься от дальнейших "случайностей", Грин сказал Эмре, чтобы
она, если он однажды ночью упадет за борт, отправила следом за ним  другом
мужчину. Он не назвал имени, но упомянул пол,  так  что  Майрен  оставался
единственным кандидатом, и не было сомнений, кто  имелся  в  виду.  Майрен
после этого оставался таким же общительным, все время улыбался и шутил, но
Грин  временами  замечал  его  нахмуренные  брови  и  слишком   задумчивое
выражение на лице. При этом купец  поглаживал  то  кинжал,  то  мешочек  с
драгоценностями,  который  хранил  за   пазухой.   Грин   имел   основания
предполагать, что он что-то приготовил на тот день, когда они  прибудут  в
Эсторию.
     И вот теперь, через две недели после того, как они  покинули  остров,
Майрен делал обсервацию, а Грин ждал, когда он закончит,  чтобы  проверить
его. Если его вычисления верны, они  должны  были  находиться  в  двухстах
милях к востоку от Эстории. Если им удастся сохранить среднюю скорость  25
миль в час, они смогут добраться до ветролома часов за восемь.
     Толстый купец последний раз взглянул в  окуляр  своем  инструмента  и
пошел в рубку, где у него хранились карты и  таблицы.  Грин  взял  у  него
секстан, сам провел обсервацию и сверил данные с теми, что получил Майрен.
     - Выходит, - произнес Грин, показывая кончиком грифеля  на  небольшое
малиновое пятнышко на карте, - мы должны через четыре  часа  увидеть  этот
остров.
     - Да, - ответил Майрен. - Это старый ориентир. Он находится здесь,  в
сотне миль от Эстории, еще со времен моего  прадедушки.  Когда-то  он  был
бродячим островом, но много лет назад  перестал  двигаться  и  с  тех  пор
остается на одном месте. В этом  нет  ничего  необычного.  Каждый  капитан
знает, что эти неподвижные острова разбросаны по всему  Ксердимуру.  Время
от времени мы наносим  на  карты  новые  красные  отметки,  когда  удается
остановить еще один бродячий остров. - Он помолчал, потом  добавил  фразу,
от которой у Грина сердце забилось сильнее: - Необычно то, что этот остров
остановился не сам собой. Его остановило колдовство эсторианцев, и  с  тех
пор он удерживается на месте с помощью магии.
     - Что ты имеешь в виду? - страстно спросил Грин.
     Круглый глаз Майрена равнодушно взглянул на него.
     - О чем ты спрашиваешь? Я имею в виду только то, что  сказал,  ничего
больше.
     - Я спрашиваю, какую магию они применили, чтобы остановить остров?
     - Ну, они поставили несколько странных башен на  его  пути,  а  когда
остров  двинулся  из  ловушки  назад,  они  установили  еще  несколько   и
преградили ему выход. Эти башни можно быстро передвигать, они катаются  на
хорошо смазанных колесах. Когда круг замкнут, остров не может сдвинуться с
места. С тех пор он и не движется.
     - Интересно... А откуда эсторианцы узнали, как останавливать острова?
И если у них это так удачно получается, то  почему  они  не  останавливают
остальные острова?
     - Не  знаю.  Может,  потому,  что  башни  огромные,  стоят  дорого  и
передвигаются  не  так  уж   быстро.   Наверное,   эсторианцам   невыгодно
останавливать много островов.  Что  касается  того,  откуда  они  все  это
узнали, так, наверное, от своих предков.  Это  их  пра-пра-пра-пра  и  еще
несколько раз прадеды построили город посреди равнины,  а  чтобы  защитить
его от бродячих островов, окружили город такими башнями. Но  на  это  ушло
много дерева и времени, а потом они, наверное, потеряли к этому интерес.
     Майрен показал на значок рядом с красным пятном.
     - Этот символ означает, что на острове сооружено военное  укрепление.
Здесь стоит самый восточный  гарнизон  эсторианцев.  Если  мы  окажемся  в
пределах его видимости, то обязаны будем  там  отметиться.  Конечно,  если
желаешь избежать проверки на границе, можно свернуть на север или на юг  и
обогнуть крепость. Но тогда нам придется отмечаться у коменданта ветролома
или даже города, а они довольно неприязненно относятся  к  тем  капитанам,
которые не отметили свои бумаги в форте  Шимдуг,  даже  если  судно  такое
маленькое и слабое, как это. Эсторианцы недоверчивый народ.
     "Да, - подумал Грин. - И ты собираешься подогреть их подозрительность
кое-какой информацией обо мне".
     Он вышел из кубрика и в то же мгновение услышал, как его  зовет  Эмра
со своего поста у штурвала.
     - Остров на горизонте, - доложила она. - И множество блестящих  белых
объектов перед ним.
     Грин воздержался от комментариев. Но ему трудно  было  спрятать  свое
возбуждение, возрастающее с каждым оборотом колес. Он ходил взад-вперед на
палубе, останавливался, прикладывал ладонь к глазам и смотрел  на  высокие
белые башни. Наконец, когда они  подошли  так  близко,  что  Грин  не  мог
ошибиться  относительно  размеров,  контуров  и   некоторых   деталей   их
любопытной архитектуры, он перестал сдерживать себя.
     Он завопил от радости, чмокнул Эмру в щеку и заплясал по палубе, в то
время как женщины с изумлением смотрели на  него,  дети  хихикали,  и  все
вместе прикидывали, не сошел ли он с ума.
     - Космические корабли! Ракеты! - кричал он  по-английски.  -  Десятки
кораблей!  Это  экспедиция!  Я  спасен,   спасен!   Космические   корабли!
Космолеты! Звездолеты!

                                    24

     Это было впечатляющее зрелище: многочисленные конусы, уткнувшие  носы
в  небо,  а  нижними  стойками  упирающиеся  в  мягкую  почву!  Их   белый
сверхпрочный металл блестел на солнце, ослепляя любом, кто смотрел на них.
Они  были  великолепны,  олицетворяя  собой  всю  мудрость   и   искусство
величайшей цивилизации в Галактике.
     "Не удивительно, - подумал Грин, - что я пляшу от радости и кричу,  а
эти люди смотрят на меня как на сумасшедшего. Эмра со  слезами  на  глазах
качает головой и что-то шепчет про себя. Что они  могут  понимать  в  этом
великолепии?"
     В самом деле, что?
     - Эй! - закричал Грин. - Эй! Я здесь! Землянин! Может быть, я выгляжу
варваром с этими длинными волосами, густой бородой и в грязной одежде,  но
я - Алан Грин, землянин!
     Ну конечно - они не могли услышать его на таком расстоянии, даже если
кто-нибудь стоит рядом с кораблями на вахте. Но он не жалел  легких  и  не
боялся охрипнуть, кричал от избытка чувств во все горло.
     Наконец Эмра прервала его.
     - В чем дело, Алан? Тебя что,  укусила  Зеленая  Птица  Счастья,  что
иногда пролетает над этими долинами? Или Белая Птица Ужаса  клюнула  тебя,
пока ты спал ночью на открытой палубе?
     Грин умолк и спокойно посмотрел на нее. Может, сказать ей правду, раз
он так близок к спасению? Он не боялся,  что  она  или  кто-нибудь  другой
помешают ему вступить  в  контакт  с  экспедицией;  теперь  его  ничто  не
остановит. Его останавливало другое: ведь придется оставить ее. Мысль, что
он должен будет причинить ей боль, угнетала его.
     Он начал говорить по-английски, спохватился и перешел на ее язык.
     - Эти  корабли  перенесли  моих  земляков  через  пространство  между
звездами. Я прибыл в этот мир в таком  же  корабле,  в  звездоходе,  можно
сказать. Мой корабль разбился, и я вынужден был остаться в этом... в твоем
мире. Потом я услышал, что другой корабль приземлился возле Эстории и  что
король Рауссмиг посадил экипаж в тюрьму и собирается принести их в  жертву
на празднике Глаза Солнца. У меня было слишком мало времени, чтобы  успеть
сюда, прежде чем это случится, поэтому я уговорил  Майрена  взять  меня  с
собой. Вот почему я покинул тебя...
     Он умолк. Его остановило непонятное выражение на ее лице.  В  нем  не
было ни душевной боли, как он ожидал, ни  дикой  ярости,  к  которой  тоже
стоило быть готовым. Ничего подобного... она смотрела на него с жалостью.
     - Бедный Алан, о чем ты говоришь?
     Он показал на ряд звездолетов.
     - Они с Земли, с моей родной планеты.
     - Я не знаю, что ты называешь своей родной  планетой,  -  все  еще  с
жалостью ответила она, - но это никакие не звездоходы. Это  просто  башни,
эсторианцы построили их тысячи лет назад.
     - Ч-ч-что ты имеешь в виду?
     Пораженный, он посмотрел на нее. Если это не звездолеты, он  согласен
до конца дней своих жевать паруса яхты. Да и колеса заодно.
     Под легким ветерком яхта все ближе подходила к острову,  а  он  стоял
рядом с  Эмрой  и  чувствовал,  что  взорвется  на  мелкие  кусочки,  если
напряжение, овладевшее им, не найдет  выхода.  Наконец  отдушина  нашлась.
Слезы заполнили его глаза, он закашлялся, в груди словно застрял  огненный
комок.
     До чего же искусными были древние строители, создавшие башни! Опорные
стойки, стабилизаторы, стремительные линии  корпуса:  все  было  выполнено
точно, как у настоящего звездолета, который и послужил, наверное, моделью.
Иного объяснения не было: такое невозможно объяснить простым совпадением.
     - Не плачь, Алан, - произнесла Эмра. - Люди подумают, что ты  слабак.
Капитаны не плачут.
     - Другие капитаны - может быть, но не я, -  ответил  Грин.  Потом  он
повернулся и пошел вдоль корабля на корму, где его никто не  мог  увидеть,
лег грудью на борт и затрясся от рыданий. Вдруг он почувствовал  на  своем
плече чью-то руку.
     - Алан, - ласково произнесла Эмра. - Скажи мне правду... Если бы  это
были корабли, на которых ты мог бы покинуть этот мир  и  путешествовать  в
небесах, ты взял бы меня с собой? Или я стала бы нехороша для тебя?
     - Давай оставим этот разговор, - ответил он.  -  Я  сейчас  не  могу.
Кроме того, здесь нас слышат слишком много людей. Поговорим позднее, когда
все уснут.
     - Хорошо, Алан.
     Она отпустила его плечо и оставила его одного, понимая, что сейчас он
хочет именно этого. Мысленно он поблагодарил ее за это, потому  что  знал,
чего ей стоит эта сдержанность. В любое другое время в  подобной  ситуации
она бы швырнула в него чем-нибудь.
     Чуть успокоившись, он сменил Майрена у штурвала. После  этого  у  нем
стало слишком мало времени, чтобы думать о своем  разочаровании.  Пришлось
писать  докладную  начальнику   порта,   рассказывать   ему   историю   их
путешествия, и заняло это несколько  часов,  потому  что  начальник  потом
позвал и других послушать занимательную историю. Они  расспрашивали  также
Майрена и Эмру. Грин с интересом вслушивался в ответы  купца,  побаиваясь,
как бы он не выложил свои подозрения, что Грин не тот, за кот себя выдает.
Но если у Майрена и были такие подозрения, он приберег их  до  прибытия  в
саму Эсторию. Все слушатели сошлись во мнении, что пусть  даже  матросы  и
рассказывают много небылиц, они никогда не слышали более  интересных.  Они
настаивали на том, чтобы устроить  банкет  в  честь  Майрена  и  Грина.  В
результате Грин получил долгожданную ванну, стрижку и бритье. Но  пришлось
еще вынести бесконечное празднество, во время котором следовало сдерживать
себя, чтобы не обидеть хозяев. К  тому  же  его  заставили  участвовать  в
соревновании кто кого перепьет с молодыми офицерами  форпоста.  Его  Страж
мог переработать  огромное  количество  пищи  и  алкоголя,  так  что  Грин
показался молодым воякам каким-то сверхчеловеком.
     К полуночи последний воин, пьяный насмерть, уронил голову на стол,  и
Грин получил свободу передвижения. К несчастью,  ему  пришлось  тащить  на
себе толстого  купца.  За  стенами  банкетного  зала  он  нашел  несколько
мальчишек-рикш, толпящихся  вокруг  костра  в  ожидании  настолько  пьяных
седоков, что они не боялись бы ни воров, ни духов. Он дал  одному  из  них
монету и приказал доставить Майрена на яхту.
     - А сами вы, славный господин? Разве вы не поедете?
     - Позднее, - ответил Грин, глядя на холмы поверх  стены  форта.  -  Я
хочу пройтись, освежить голову.
     Прежде чем рикши успели сказать хоть  слово,  он  нырнул  во  тьму  и
скорым шагом двинулся в сторону высокого холма.
     Через два часа он добрался до освещенного  лунным  светом  ветролома,
прошел мимо многочисленных судов, привязанных на ночь, и взобрался на свою
яхту. Взглянув на палубу, он убедился, что все спят. Он тихо  прошел  мимо
распростертых тел, лег рядом с Эмрой, заложил руки за голову  и  уставился
на луну.
     - Алан, - прошептала Эмра, - я думала, ты захочешь поговорить со мной
сегодня ночью.
     Он напрягся, но не повернул головы.
     - Я и впрямь собирался, но солдаты  задержали  нас  допоздна.  Майрен
добрался сюда?
     - Да, минут за пять до тебя.
     Он приподнялся на локте и вопросительно посмотрел на нее.
     - Как?
     - А что тебя удивляет?
     - Только то, что он был пьян как свинья и храпел на  весь  Ксердимур.
Жирный сын иззота! Должно быть, он притворялся! И наверное...
     - Что "наверное"?
     Грин пожал плечами.
     - Не знаю.
     Он не мог сказать ей, что Майрен, скорее всего, последовал за ним  на
холмы. И если это так, то он, должно быть, видел то, чего ему не следовало
видеть.
     Он поднялся и внимательно вгляделся в тела, лежащие на палубе. Майрен
спал на одеяле позади штурвала. Или притворялся, что спал. Может быть, его
следовало убить? Если Майрен выдаст его властям в Эстории...
     Он сел и потрогал свой кинжал.
     Эмра,  должно  быть,  догадалась,  о  чем  он  думает,   потому   что
произнесла:
     - Почему ты хочешь убить его?
     - Ты знаешь почему. Он вполне может отправить меня на костер.
     Она со всхлипом вздохнула.
     - Алан, это неправда! Ты не можешь быть демоном!
     Для него это предположение было настолько смехотворным, что  он  даже
не стал отвечать. Но ему все-таки стоило поспешить с  ответом:  он  хорошо
знал,  как  серьезно  воспринимают  эти  люди  такие  вещи.  Но   он   так
самозабвенно перебирал способы опередить Майрена, что совершенно забыл  об
Эмре.  До  тех  пор,  пока  сдавленные  всхлипывания  не  вывели  его   из
задумчивости.
     - Не беспокойся, - сказал он, - они пока не собираются сжигать меня.
     - Да, пока... - отвечала она, выдавливая  каждое  слово.  -  Мне  все
равно, демон ты или нет. Я люблю тебя и пойду в ад за тебя или с тобой.
     Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что она  и  в  самом
деле считает его демоном, но для нее это не имеет значения.  Или,  вернее,
она решила не принимать это во внимание. Какое  самоотречение  ради  него!
Она, как и каждый в этом мире, с детства росла  в  страхе  и  ужасе  перед
темными силами и готова была дать им отпор,  если  они  вдруг  появятся  в
человеческом  облике.  Какую  пропасть  ей  пришлось   преодолеть,   чтобы
избавиться от стереотипа в сознании! Выходит, ее подвиг был  даже  больше,
чем преодоление пропасти между звездами.
     -  Эмра,  -  произнес  он,  глубоко  тронутый,  и  наклонился,  чтобы
поцеловать ее.
     К его удивлению, она отвернула лицо.
     - Ты же знаешь, мои губы не изрыгают пламени, как говорится о демонах
в легендах, - проговорил он полуобиженно-полужалостливо. - И душу  твою  я
не высосу.
     - Ты уже сделал это, - ответила она, по-прежнему не глядя ему в лицо.
     - Ох, Эмра!
     - Да. Именно так! Иначе почему бы  я  побежала  за  тобой,  когда  ты
бросил меня и сбежал на "Птицу"? И почему я все еще  хочу  быть  с  тобой,
хочу  следовать  за   тобой,   даже   если   эти   башни   превратятся   в
как-ты-там-назвал-их, и ты улетишь на небеса? Почему обыкновенная  женщина
должна хотеть этого? Скажи мне!
     Она приподнялась на локте и повернулась к нему. Он едва  узнавал  ее,
так искажены были черты ее лица, даже кожа казалась синевато-серой.
     - Сотни раз во время этого похода я желала, чтобы ты  погиб.  Почему?
Потому что тогда мне не надо бы было думать о  времени,  когда  ты  навеки
покинешь мот мир, навеки покинешь меня! Но когда ты  был  в  опасности,  я
тоже почти умирала и понимала, что на самом-то деле не хочу твоей  смерти.
С моей стороны это  была  просто  оскорбленная  гордость.  И  я  не  смогу
перенести разлуки с тобой. Или того, что ты - представитель  высшей  расы,
из людей, больше похожих на богов, чем на демонов! Ох, я не  знаю,  что  и
думать! Кто ты, дьявол или бог? Или просто необыкновенный человек, каких я
еще не встречала? Я могу  не  обращать  внимания  на  то,  что  твои  раны
заживают слишком быстро, а шрамы исчезают. Но я не могла не заметить,  что
ты заранее знал: Эйга погибнет, если прикоснется к  дьявольской  стене  на
острове людоедов. Еще я заметила, что зубы, выбитые у тебя во время побега
с острова, снова выросли. И  еще:  ты  явно  интересуешься  демонами,  что
содержатся в тюрьме в Эстории. А...
     - Не так громко, Эмра, - прервал он ее. - Ты всех разбудишь.
     - Ладно, ладно. Лучше держаться тихоней и притвориться глупой.  Но  я
не могу. Я не такой родилась. Так... так что ты собираешься делать, Алан?
     - Делать? Делать?! - повторил он с отчаянием. - Боже,  я  должен  так
или иначе освободить этих двух бедных чертяк  и  сбежать  на  их  корабле,
чтобы вернуться домой.
     - Чертяк? Так значит, они в самом деле демоны?
     - О, нет! Это просто  словечко  такое.  Я  сказал  "бедные  чертяки",
потому что они, наверное,  уже  испытали  на  себе  все  ужасы  варварской
тюрьмы. Не знаю, что хуже - попасть в руки каннибалов или испытать на себе
милость священников этой гнусной планеты.
     - Ты и вправду так  о  нас  думаешь?  Мы  все  грязные,  кровожадные,
вонючие дикари, да?
     - О, нет. Не все, - ответил он. - Ты не из их числа,  Эмра.  По  всем
стандартам ты удивительная женщина.
     - Тогда почему бы тебе?..
     Она прикусила губу и снова отвернулась  от  нем.  Она  не  собиралась
унижаться до просьбы взять ее с собой. Он сам должен предложить это.  Грин
не  знал,  что  ей  сказать,  хотя  и  чувствовал,  что  ответ  надо  дать
немедленно. У него просто не  укладывалось  в  сознании,  как  она  сможет
приспособиться к земной цивилизации. Как приучить ее  к  тому,  что,  если
кто-то не нравится тебе или не согласен с тобой, то не надо разрывать  его
на части. Или, если противник слишком могуч,  чтобы  самому  справиться  с
ним, не надо посылать к нему наемного убийцу?
     Как можно научить ее любить те же вещи, что и он: музыку, скульптуру,
литературу чуждой для нее культуры? Она не сможет понять в ней  того,  что
понимает он, потому что росла в совершенно другой  среде.  Она  не  поймет
намеков, символов,  игры  слов,  вплетенных  в  ткань  повседневной  жизни
землян. Она будет чужой в его мире.
     Конечно, на Земле хватало женщин и из  колоний,  которые  имели  свою
собственную культуру. Но в этом случае была всего лишь  небольшая  разница
во взглядах на жизнь. А все прочее совпадало, потому что они дышали  одним
воздухом и  разговаривали  на  одном  языке.  А  Эмра,  желанная  во  всех
отношениях, просто не сможет понять, как будут судить и рядить о ней те, с
кем ей придется жить рядом.
     Он взглянул на Эмру. Она  отвернулась  и,  вроде  бы,  дышала  легким
сонным дыханием. Хотя Грин и сомневался, что она может так быстро  уснуть,
он решил принять все так, как оно  выглядит.  Он  не  станет  отвечать  ей
сейчас, хотя и знает, что с наступлением утра глаза ее будут спрашивать  о
том же, пусть даже сама она будет молчать.
     По крайней мере, любопытство ее было отвлечено от того, что он  делал
этой ночью. Одно это уже неплохо. Он хотел бы сохранить это в тайне до тех
пор, пока не придет время действовать. А точнее, именно  сохранение  тайны
обеспечивало возможность действовать. Он кое-что обнаружил этой  ночью,  и
оно может прослужить спасению, если он сумеет воспользоваться этим. "Вот в
чем загвоздка", - как сказал однажды какой-то поэт. Пытаясь вспомнить, кто
же именно это сказал, Грин уснул.  Любимым  его  занятием  было  витать  в
облаках, когда окружающие оставляли его одного. Но вот в чем  загвоздка  -
они не оставляли.

                                    25

     Вскоре после рассвета  они  поставили  паруса,  и  яхта  помчалась  к
Эстории, что лежала в  сотне  миль  к  западу.  Дул  крепкий  ветер,  миль
тридцать пять в час, предвестник жестоких штормов, что  будут  гулять  над
Ксердимуром в дождливый сезон. Грин поставил все  паруса  и  сам  встал  у
штурвала. Управление оказалось не таким легким,  как  раньше,  потому  что
обстановка осложнилась. За час он увидел  не  менее  сорока  самых  разных
ветроходов: от маленьких торговых корабликов, не больше его  собственного,
до огромных трехпалубных судов, что ходили на самой длинной линии  Эстория
- Батрим, сопровождающих  совсем  уж  громадные  купеческие  суда,  богато
украшенные и с высокими кормовыми надстройками. А ближе к Эстории все чаще
стали попадаться прогулочные яхты. К тому времени, как они  увидели  белые
контуры городских башен, выстроившихся от горизонта до горизонта, Грин уже
вспотел от напряжения: эти суденышки так и сновали перед ним.
     Майрен произнес:
     -  Вся  страна  окружена  этими  белыми  башнями  и   многочисленными
крепостями в промежутках между ними.  На  равнине  внутри  этого  круга  у
эсторианцев много богатых ферм. А сам  город  построен  на  трех  бродячих
островах, которые были укрощены с помощью магии много лет назад.
     Грин поднял брови.
     - В самом деле? А где снаряд, доставивший двух демонов с небес?
     Майрен равнодушно посмотрел на землянина, хотя хорошо знал,  что  тот
страстно интересуется так называемыми демонами.
     - О, он стоит совсем рядом с дворцом самого короля,  но  не  на  этих
холмах, а на равнине.
     - Хм-м-м. Стало быть, незнакомцев сожгут  во  время  праздника  Глаза
Солнца?
     - Если они доживут до праздника, то да.
     Грину не понравилась мысль  об  их  возможной  смерти.  Но  если  так
случится - все его проблемы решатся разом: он останется на этой планете  и
постарается устроиться получше.
     Тут следовало отметить одну вещь. Если иметь Своей женой Эмру,  такой
исход окажется не таким уж мрачным. С ней было так  интересно,  что  время
летело незаметно даже на этой варварской планете. В таком  случае,  почему
бы не взять ее на Землю, если выпадет такой шанс? Где бы он не оказывался,
она была рядом, в водовороте событий. И она только начала открывать в себе
неизведанные глубины. Дать ей образование... и какая яркая личность из нее
получится!
     "Что с тобой, Грин? - сказал он сам себе. - У  тебя  семь  пятниц  на
неделе? Физическая работа тебе по плечу, а как доходит  до  душевных  мук,
тут ты слабак. Почему?.."
     - Смотри! - закричал Майрен, и Грин  круто  положил  штурвал  вправо,
чтобы избежать столкновения с маленьким грузовым судном. Капитан,  стоящий
на передней палубе рядом со  своим  рулевым,  перегнулся  через  поручень,
погрозил Грину кулаком и выругался. Грин в ответ тоже облаял его, но после
этого уже не позволял себе думать об Эмре,  пока  не  загнал  ветроход  за
ветролом.
     Остаток дня прошел в  препирательствах  с  портовыми  чиновниками.  К
счастью, у  Грина  было  письмо  от  коменданта  острова-крепости.  В  нем
объяснялось, почему ему  пришлось  завладеть  иностранным  судном  и  была
рекомендация принять его в эсторианский флот, если он того пожелает. И все
равно  ему  пришлось  так  много  раз   пересказывать   свои   приключения
восхищенным и удивительно легковерным слушателям, что стемнело, прежде чем
он смог освободиться. За стенами таможенного здания его ждал Гризкветр.
     - А где твоя мама? - спросил Грин.
     - О, она знала, что тебя задержат надолго,  поэтому  пошла  подыскать
комнату  в  гостинице.  Во  время  праздника  это  очень   трудно,   почти
невозможно. Но ты же знаешь маму, -  подмигнул  Гризкветр.  -  Она  всегда
находит все, что ей надо.
     - Да, боюсь, что так оно и есть. Ну, и где же эта гостиница?
     - К ней придется идти через весь город, но зато из нее  видно  стену,
построенной вокруг корабля демонов.
     - Прекрасно! Но в том конце города,  наверное,  в  два  раза  трудней
снять комнату. Как ей это удалось?
     - Она заплатила владельцу гостиницы в три раза больше обычной платы и
без того довольно  высокой.  Тот  нашел  повод  поссориться  с  человеком,
который заказал ее раньше, выгнал его и отдал комнату нам!
     - И где же она взяла такие деньги?
     - Она продала рубин  ювелиру,  лавка  которого  рядом  с  ветроломом.
По-моему, он - гад и не заплатил маме всего, что стоит камень.
     - Ладно, а где она взяла этот рубин?
     Гризкветр кривовато, но с восхищением ухмыльнулся.
     - Ну, мне кажется... один толстый одноглазый купец, не стану называть
его, не досчитается одного-двух рубинов в кошельке, который он прячет  под
рубашкой.
     -  Да,  могу  себе  представить...  Но  возникает  вопрос,  как   она
заполучила эти камни? Майрен скорее потеряет кварту  крови,  чем  один  из
своих драгоценных камней. И заметит пропажу камня еще скорее,  чем  потерю
крови.
     Гризкветр задумался.
     - Я... я правда не знаю. Мама не сказала. - Потом он расцвел  улыбкой
и добавил: - Но я хотел бы знать, как она сделала  это!  Может  быть,  она
научит и меня когда-нибудь.
     - Кажется, нам обоим есть чему поучиться у нее, - вздохнул Грин. -  Я
у нее в неоплатном и вечном долгу. Давай позовем рикшу и посмотрим, что за
жилье она подыскала.
     Когда они уселись на сиденья с  высокими  спинками  и  два  человека,
запряженные в коляску, начали свой трудный путь по  переполненным  улицам,
Грин спросил:
     - Ты не знаешь, где сейчас Майрен?
     - Приблизительно. В порту его тоже расспрашивали, и он объяснял,  что
случилось с его ветроходом. Потом он позвал рикшу и поспешно уехал  вместе
с каким-то военным. Не с флотским. Это был воин из дворца, один из  солдат
Королевской Гвардии.
     Грин почувствовал холодок в животе.
     - Так быстро? Скажи-ка, он знает, где мы остановились?
     - Нет. Когда я увидел, что он выходит из  таможни,  то  спрятался  за
тюком хлопка. Мама посоветовала  мне  не  попадаться  ему  на  глаза.  Она
объяснила, насколько он продажен и как тебя ненавидит, потому  что  именно
тебя считает виновником своих несчастий.
     - И это еще не все, - ответил Грин.
     Он замолчал и задумался, рассеянно глядя  на  толпу.  В  городе  было
много  иностранцев,  матросов  из  земель,   граничащих   с   Ксердимуром,
пилигримов - последователей  древнего  культа  Богини-Рыбы,  пришедших  на
праздник, но большинство в  толпе  составляли,  конечно,  эсторианцы.  Они
отличались  довольно  высоким  ростом,  голубоглазые  и  зеленоглазые,   с
большими  носами  и  толстыми  губами;  волосы  у  них  были  рыжими   или
каштановыми. Они говорили на гортанном сложном языке,  носили  широкополые
шляпы  в  форме  раскрытого  зонтика,  на  них  были  рубашки   с   узкими
воротничками и фальшивыми галстуками, штанины брюк тесно прилегали к  ноге
до колен, а выше раздувались гофрированными шарами. Небольшие колокольчики
звякали у них на лодыжках, женщины ходили с тонкими тросточками, и у  всех
на щеках были татуировки: рыбки, звездочки или контуры башен,  похожих  на
ракеты.
     На длинных, узких и извилистых улочках было  множество  магазинчиков,
изобилующих  разнообразными  товарами.  Разглядывая  их,  Грин  поражался,
насколько они привлекательны. Повсюду продавались брелки и амулеты в форме
башенок, копии больших башен, окружающих город. На  Земле  их  назвали  бы
игрушечными космическими кораблями. Он купил одну.  Она  была  из  дерева,
около  семи  дюймов  длиной,  покрашена   белой   краской.   Хорошо   были
воспроизведены стабилизаторы и посадочные опоры, убирающиеся  при  полете,
но  не  было  ни  одной  из  мелких   деталей,   которые   бы   непременно
присутствовали  в  игрушке  на  Земле.  Не   было   отверстия   в   корме.
Отсутствовало  сопло,  не  было   ни   намека   на   люки,   разнообразные
дополнительные механизмы и датчики.
     Он отдал игрушку Гризкветру и откинулся назад,  чтобы  еще  подумать.
Амулет разочаровал  его,  чего,  собственно,  и  следовало  ожидать.  Если
сначала эти модели изготавливались со всеми подробностями, то по истечении
тысячелетий  детали  утратились  или  редуцировались   до   неопределенных
символических изображений. Время съедает частности.
     Он подивился, каким образом такие  амулеты  сохранились  до  нынешних
дней, ведь прошло  не  меньше  двадцати  тысяч  лет  с  тех  пор,  как  их
прототипы,  настоящие  звездолеты,  исчезли,  а  человек  деградировал  до
варварства. Но почему это произошло здесь, а на других  планетах  -  и  на
Земле в том числе - ничего подобного не случилось?
     Вдруг коляска остановилась.
     - Процессия священников идет во дворец короля. Там они всю ночь будут
читать молитвы, заклиная  демона,  -  объяснил  один  из  рикш,  зевнул  и
почесался.  -  Думаю,  он  будет  превосходно   гореть,   раз   священники
предсказали, что  солнце  будет  в  этот  день  светить  ярко.  Им  трудно
ошибиться;  за  тысячи  лет  не  случалось,  чтобы  солнце  не  палило   в
Праздничный День.
     Грин вцепился в подлокотники, подался вперед и спросил:
     - Демон? Ты, наверное, имеешь в виду обоих демонов, не так ли?  Разве
их не двое?
     - О, да! Сперва было двое, но один умер пару дней  назад.  Повесился,
как я слышал, но не могу сказать точно, потому что священники  не  говорят
подробностей. Святейшие не дают демонам спуску.
     - Демонам? - вмешался Гризкветр, недоверчиво хмыкнув. - Разве то, что
один убил себя, не доказывает их невиновность? Каждый ведь знает -  демоны
не могут убивать себя.
     - Все так, мой юный друг, - ответил  местный  таксист.  -  Священники
признали свою ошибку. Они искренне сожалеют... так они говорят.
     - Тогда им следовало бы освободить второго человека?
     - Ну, нет. Ведь именно он может оказаться демоном. Завтра  в  полдень
пленника приведут под Глаз Солнца, и там он встретит  смерть,  единственно
возможную для демонов. Ибо сказано:  "Огнем  он  был  рожден,  от  огня  и
погибнет". Глава двадцатая, стих шестьдесят второй. Примерно  так  говорил
на вчерашней службе Верховный Обвинитель.  Сам  я  читаю  мало  -  слишком
устаю, зарабатывая на жизнь своими ногами, загоняю себя в гроб, чтобы жена
и дети могли сытно поесть и не ходили раздетыми.
     Грин едва слушал болтливого  рикшу,  так  поражен  он  был  новостью.
Неужели он опоздал? Что, если  человек,  который  погиб,  был  пилотом,  а
другой не умеет управлять кораблем?
     Весь оставшийся путь он провел в таких мрачных раздумьях,  что  почти
не видел ни одной  из  достопримечательностей,  на  которые  указывал  ему
Гризкветр. Но он приподнялся, когда мальчик сказал:
     - Посмотри, папа! Там, на вершине холма, королевский дворец! А за ним
- корабль демонов. Отсюда его не увидишь. Но  завтра  во  время  праздника
можно будет посмотреть.
     - Как ты можешь  быть  таким  бессердечным!  -  возмутился  Грин,  но
внимательно посмотрел на огромное мраморное сооружение, что раскинулось на
верхней части холма. Где-то под  ним,  забитое  грязью  и  забытое,  может
находиться точно такое же  оборудование,  что  и  на  острове  каннибалов.
Прошлой ночью, когда Майрен шпионил  за  ним,  он  нашел  его  в  крепости
Шимдуг.
     Дворец выглядел довольно красивым,  даже  романтичным  в  красноватом
зареве  солнца,  заходящего  прямо  за  его  стенами.  Возможно,  все  это
выглядело бы иначе в  беспощадном  свете  дня,  когда  грязь  и  мусор  не
спрятаны в тени.
     Район,  в  котором  Эмра  сняла  комнату,  когда-то  был  богатым   и
престижным, но пришел в запустение, когда аристократы почему-то выехали из
него.  Гостиница,  перед  которой  остановился  рикша,  была   трехэтажным
нагромождением гранитных булыжников. Огромную крытую веранду  поддерживали
колонны, сделанные в виде  Рыбной  Богини.  Грин  не  мог  не  восхититься
зданием, несмотря на свое  плохое  настроение,  потому  что  понял,  какие
огромные  средства  вложены  в  его   строительство.   Гранит,   наверное,
доставляли через Ксердимур на ветроходах, ведь поблизости  каменоломен  не
было. Он представил себе стоимость номера в такой  гостинице  и  прикинул,
сколько заплатила Эмра, если дала в три раза больше обычного.  Одно  можно
было точно сказать про нее: когда она путешествует, она действует в  своем
стиле.
     Кариатиды в образе Рыбной Богини  тоже  заинтересовали  Грина,  и  он
внимательно рассмотрел их при свете факелов, которые держали слуги.  Культ
богини означал, что эсторианцы мигрировали в центр  бескрайней  равнины  с
океанского побережья  и  построили  здесь  величественный  город.  Удачное
расположение превратило город в центр торговли для всех стран,  граничащих
с Ксердимуром.
     Грина занимал вопрос, случайно ли они  привезли  с  собой  амулеты  в
форме космического корабля? И  случайно  ли  они  обнаружили,  что  башни,
копирующие амулеты, останавливают бродячие острова? Каков бы ни был ответ,
он таился в глубине веков.
     - Пойдем быстрее, - потянул его за руку Гризкветр. - У мамы для  тебя
сюрприз, но не говори ей, что я тебе уже рассказал.
     - Это хорошо,  -  рассеянно-произнес  Грин,  мысленно  возвращаясь  к
смерти землянина.
     Почему ему все время приходится быть в неведении, почему он постоянно
вынужден импровизировать, всегда искать  выход  в  полной  тьме,  даже  не
предполагая, что его ждет и что придется делать? Хоть бы один день мира  и
надежности!
     - Папа!
     - Что, случилось? - рассеянно спросил Грин, останавливаясь на полпути
к ступенькам веранды.
     Внезапно что-то небольшое и черное метнулось в его  сторону  и  мигом
очутилось у него на плече.
     - Леди Удача, ты чего дрожишь?
     - Лучше беги, папа! - подтолкнул его Гризкветр. - Майрен  выходит  из
дверей! И солдаты с ним! Мама-а-а!
     Грин все понял, увидев Эмру, Инзакс и детей, идущих  в  сопровождении
охранников. Он отвернулся и произнес тихо, но отчетливо:
     - Повернись к ним спиной! Не оглядывайся! Мы достаточно  далеко  и  в
темноте. Они могут не узнать нас, особенно в этой толпе!
     Минуту спустя он, мальчик и кошка  выглядывали  из-за  угла  большого
здания.  Они  увидели,  как  солдаты  подозвали  рикшу  и   усадили   туда
арестованных. Потом все трое последовали за удаляющимся экипажем.
     - Их... их посадят в Башню Травяного Кота, - произнес мальчик,  дрожа
от ярости. - У-у, этот  подлый  Майрен!  Толстый  старый  дьявол!  Это  он
объявил маму ведьмой! Я знаю, знаю!
     - Он не ее объявил, - произнес Грин, - а меня. А она виновата в  том,
что помогала мне. Ну, ладно, мы хоть знаем, где они сейчас.
     - Майрен и солдаты возвращаются в гостиницу.
     - Хотят устроить засаду на нас, - сквозь зубы  процедил  Грин.  -  Им
придется долго ждать. Ладно, пойдем. Вначале  -  первоочередные  дела.  Мы
купим билет, чтобы посмотреть на корабль демонов.  Мне  нужно  посмотреть,
что это за модель, где что находится и так далее. К счастью, у  меня  есть
деньги, хоть и последние. У тебя есть сколько-нибудь?
     - Десять аксаров.
     - Немного, но на рикшу до ветролома хватит.
     В кассе Грин купил  два  билета  и  прошел  с  Гризкветром  вверх  по
лестнице. Там, на платформе под деревянным навесом стояла небольшая  толпа
любопытных, желающих еще  до  праздника  увидеть  железный  ящик  демонов.
Завтра ворота откроются  для  массы  людей,  которые  смогут  усесться  на
деревянных скамейках, расставленных амфитеатром поблизости от корабля.
     Корабль был двухместным разведывательным судном земном флота.  Острым
носом он целился в небо,  кормой  сидел  на  восьми  опорах  движителей  и
сверкал в лунном свете. Флотская эмблема -  зеленый  глобус,  пересеченный
ракетой и оливковой ветвью, - была едва видна в тени, но Грин все же  смог
разглядеть ее. Он почувствовал ностальгическую боль в груди.
     - Эх, совсем рядом и так  далеко,  -  пробормотал  он.  -  Даже  если
завладеть им, что толку? А может, в живых остался именно навигатор?  Тогда
он сможет поднять его с планеты в космос, а там уж мы как-нибудь доберемся
до дому на фотонной тяге.
     Даже для самого себя это звучало  не  слишком  убедительно:  он  знал
беспредельность космоса и сложность астроматематических расчетов.  К  тому
же, не было гарантии, что землянин окажется хотя бы  навигатором.  У  него
могла быть любая другая флотская  специальность,  он  мог  и  вообще  быть
штатским лицом, оказавшимся  на  военном  корабле  по  какой-то  служебной
надобности. А ведь  была  еще  вероятность,  что  корабль  совершил  здесь
вынужденную посадку из-за какой-нибудь неисправности и не сможет подняться
даже с полным экипажем. Кстати, это было наиболее вероятное объяснение.
     Грин вздохнул и повернулся к мальчику:
     - Может быть, все окажется напрасным, но  мы  не  можем  ждать  сложа
руки. Пошли в порт.
     - Что мы будем там делать? - спросил Гризкветр, когда они  спустились
по лестнице на несколько шагов.
     - Ну, конечно, мы не вернемся на яхту, - ответил Грин. - Там нас ищут
солдаты короля. Нет, мы двинем в другой район ветролома. Кража ветрохода -
не слишком тяжкая добавка к обвинениям, что уже взвалили на нас.
     Глаза мальчишки полезли на лоб:
     - Для чего он нам нужен?
     - Нам надо вернуться в крепость-остров Шимдуг.
     - Что?! Да он же в сотне миль отсюда!
     - Да, я знаю. К тому же и скорость будет не  слишком  большая:  из-за
встречного ветра придется идти галсами. Путь  туда  отнимет  у  нас  много
времени, но делать нечем, мы должны попасть туда.
     - Раз ты говоришь, что так надо, значит так тому и быть. Я верю тебе.
Но что нам надо на Шимдуге?
     - Не на нем, а в нем.
     Гризкветр был сообразительным парнем. Он помолчал минуту - Грину даже
почудилось, что он слышит, как переключаются шестеренки  в  его  мозгу,  -
затем сказал:
     - На Шимдуге должна быть такая же пещера, как на острове людоедов.  И
ты, должно быть, ходил туда в ночь нашего прибытия на остров. Я слышал ваш
с мамой разговор про то, что Майрен следил за тобой. - Гризкветр  подождал
немного, затем продолжил: - Если там есть вход у пещеру,  почему  же  туда
никто не заходит?
     - Потому что священники объявили его табу для  всех  без  исключения.
Это было сделано так давно, что  они,  наверное,  и  сами  забили,  почему
наложили запрет на посещение  пещеры.  Но  исторические  события  нетрудно
восстановить.  Когда-то,  очевидно,  остров  заселяли   каннибалы.   Когда
эсторианцы захватили остров, они уничтожили аборигенов. Они выяснили,  что
пещера - святое место для дикарей. И, считая, что  там  гнездятся  демоны,
неведомые силы зля - а доля истины в этом есть,  -  они  построили  вокруг
этого места стену и установили  статую  Богини-Рыбы,  глядящую  в  сторону
обиталища демонов. В руках у нее  символ  магической  власти,  который  не
позволяет злым силам вырваться на волю. Этот символ, конечно же,  все  тот
же амулет, что продается  на  улицах  Эстории,  а  его  увеличенные  копии
окружают страну и остров Шимдуг. Он  похож  на  космический  корабль,  что
находится неподалеку от королевского дворца.
     Грин подозвал рикшу и продолжил свое объяснение по пути через все еще
многолюдные улочки. Вокруг было  так  шумно,  что  можно  было  совершенно
спокойно вести тайную беседу, но он на всякий случай понизил голос. К тому
времени, когда они добрались до северной части ветролома,  Грин  рассказал
мальчику все, что считал нужным.  А  если  их  рейд  в  Шимдуг  увенчается
успехом, можно будет объяснить ему и остальное.
     Больше всего его занимал вопрос, как  найти  подходящее  транспортное
средство. К счастью, они почти сразу нашли прелестную  маленькую  яхту  со
стремительными обводами корпуса  и  высокой  мачтой.  Должно  быть,  судно
принадлежало богатому человеку, потому что сторож сидел  рядом  с  ней,  у
костра, а не в своей  сторожке.  Грин  подошел  к  нему,  а  когда  парень
приподнялся, настороженно сжимая копье, ударил его а  подбородок  и  почти
одновременно - правой рукой в солнечное сплетение. Гризкветр завершил дело
ударом по голове длинной трубой, что он подобрал с земли.  Грин  опустошил
мешок  с  пожитками  сторожа  и  обрадовался,  обнаружив  несколько  монет
солидном достоинства.
     - Может быть, это все его средства, - произнес он. -  Мне  жаль,  что
приходится грабить его, но нам позарез нужны  деньги.  Гризкветр,  помнишь
тех рабов, что пили и играли в карты  в  гостинице  "Полосатая  обезьяна"?
Беги к ним и пообещай шесть данкенов, если  они  согласятся  вытянуть  нас
из-за ветролома. Скажи, что мы платим так  много,  потому  что  уже  очень
поздно. И за молчание.
     Мальчик  улыбнулся  и  убежал.  Грин  затащил  бессознательное   тело
часового за угол хижины, связал его и сунул в рот кляп.
     Гризкветр вернулся с шестерыми могучими мужиками  навеселе.  Поначалу
Грин попытался уговорить их не шуметь,  но  потом  решил,  что  все  будет
выглядеть естественнее, если они будут болтать в свое удовольствие. В  эту
ночь над городом витала атмосфера праздника, и немало яхт собиралось выйти
на прогулку под луной.
     Уже за пределами  ветролома  Грин  отдал  рабам  обещанные  деньги  и
крикнул: "Повеселитесь вволю!", а про себя подумал: "Потому что завтрашний
день может оказаться последним для вас". Он  уже  представлял,  что  может
случиться, если  он  благополучно  завершит  сегодняшнее  предприятие.  Не
говоря уже о том, какие силы он может  выпустить  на  свободу.  Как  он  и
говорил мальчишке, в глубине острова Шимдуг пленены дьявольские силы.

                                    26

     Уже перед рассветом яхта скользила с внешней стороны высоких каменных
стен на северной стороне острова. Грин убрал паруса, и  яхта,  теряя  ход,
пошла вдоль стены, почти царапая ее. Как  только  она  остановилась,  Грин
сунул Леди Удачу в мешок, привязал его к поясу и сказал ей,  чтобы  сидела
тихо. Затем  он  стал  карабкаться  по  перекладинам,  прибитым  к  мачте.
Мальчишка полез за ним, и вскоре оба они очутились на рее. Грин привязал к
ней веревку и спустился на другую сторону стены. Когда и  мальчишка  встал
рядом, они немного подождали, тревожно прислушиваясь, готовые  бежать  при
малейшем признаке тревоги. Но все было спокойно.
     Большая луна, хотя и спустилась почти  к  самому  горизонту,  светила
достаточно ярко, так что плутать  не  пришлось.  Грин  держал  путь  между
холмами, петлистым маршрутом приближаясь  к  самому  высокому.  Дважды  он
останавливался и предупреждал Гризкветра о  башенках  с  часовыми.  Кошка,
похоже, тоже понимала, что надо помалкивать:  глаза  ее  вспыхивали,  зубы
поблескивали, но пасть она раскрывала беззвучно.
     Они видели костры стражи,  слышали  голоса,  но  их  самих  никто  не
замечал. Вряд ли кто из часовых по-настоящему стоял на страже, потому  что
они думали, что человек в здравом уме не станет бродить впотьмах, где, как
известно, злые духи и привидения ждут  глупых  смертных.  Перед  тем,  как
двинуться вверх по склону центральном холма, Грин прошептал:
     - Этот остров очень похож  на  тот,  первый.  Мне  кажется,  все  эти
острова более или менее похожи  друг  на  друга.  Все  сконструированы  на
квадратном основании со стороной в полторы мили из какого-то  сверхпрочном
металла.  На  всех   достаточно   камней,   почвы,   деревьев   и   прочей
растительности,  где  нашла  укрытие  всякая  живность.  Наверное,  первые
строители устраивали такой ландшафт просто для красоты: ведь голый  металл
с несколькими металлическими конструкциями и блоками на  них  выглядит  не
слишком привлекательно и, к тому же, слепит глаза в солнечную погоду.
     - Угу, - не совсем уверенно ответил мальчик.
     - Ты знаешь, оказывается, я был прав, когда в шутку  назвал  бродячий
остров огромной газонокосилкой.
     - Как это?
     - Вначале их было гораздо больше, чем сейчас. Их  хватало  для  того,
чтобы  держать  обширную  равнину  в   полном   порядке:   стричь   траву,
ограничивать разрастание леса и тому подобное. Но с тех пор, как не  стало
обслуживающего персонала, они останавливались один за другим, и теперь  их
не больше сотни. Хотя я не знаю точно... может быть  и  больше.  Наверное,
когда один из  островов  ломался  или  переставал  по  какой-либо  причине
двигаться, его ликвидировал другой, все еще работающий остров.
     - Ликвидировал?
     - Да. Я абсолютно уверен, что острова не только стригут траву,  но  и
очищают равнину от обломков и прочих посторонних предметов, которые  могут
на ней появиться. А погибший остров - такой же посторонний предмет.
     - Может быть, я когда-нибудь и пойму, о чем ты творишь, папа, - тихим
голосом отозвался Гризкветр. - Я, наверное, ужасно глупый.
     - Вовсе нет. Ты все узнаешь со  временем.  Это  я  должен  был  сразу
догадаться, что они  из  себя  представляют.  Сразу,  как  только  услышал
рассказы матросов. Помнишь,  как  они  рассказывали  про  большую  яму  от
метеорита? И как кто-то таинственный засыпал ее и  укрыл  дерном?  И  еще:
ведь потерпевшие крушение ветроходы обычно исчезали до  последнего  болта,
не оставалось даже скелетов погибших людей. А есть еще  легенда  о  Сэмдру
Портном, ставшем Матросом, и о том, что он нашел  в  металлической  пещере
внутри острова. Большой белый глаз, через который он видел все,  что  было
вокруг острова. И другие вещи. Они вовсе не принадлежали  волшебнику,  как
говорится в сказках. Любой землянин сразу же узнал бы телевизор,  радар  и
другие приборы.
     - Расскажи еще.
     - Потом, когда мы перелезем через это препятствие.
     Грин остановился перед  барьером  из  камней  футов  сорока  высотой,
нагроможденных на  верхушку  холма.  Раньше  через  него  было  бы  трудно
перебраться, но сейчас  кладка  местами  уже  разрушилась,  да  и  матерые
виноградные лозы тянулись до самого верха.
     - Лезь за мной. Я хорошо помню путь туда,
     Грин запрыгнул на маленький  выступ,  ухитрился  за  толстую  лозу  и
подтянулся до следующей опоры. Мальчик уверенно карабкался за ним.  Тяжело
дыша, они добрались до верха, где немного  отдохнули  и  вытерли  кровь  с
исцарапанных рук. Одна только кошка, похоже, не  испытывала  ни  малейшего
неудобства. Грин молча указал на статую Рыбной Богини внизу. Она стояла  к
ним спиной и протягивала руку с амулетом в сторону входа в пещеру.
     Гризкветр, кажется, заволновался. Как и все его соотечественники,  он
панически боялся сверхъестественного. Это  место  -  отгороженное  стеной,
выглядевшее таким  древним,  имеющее  все  признаки  табу,  явно  овеянное
страшными легендами о демонах и сердитых богах - подавляло его. Зато  отцу
все силы зла были явно безразличны.
     - Жалко, что Майрен не поперся за мной сюда, а остался внизу.  С  его
животом он не сумел бы за мной угнаться, свалился бы отсюда,  как  большой
толстый жук, со стены и расшибся. Вот было бы зрелище. Он не видел  всего,
но одно то, что я посмел забраться в запретное место - достаточный  повод,
чтобы проклясть меня. Мне следовало  перерезать  ему  глотку,  когда  Эмра
сказала, что он шпионил за мной. Но я  не  смог  сделать  этого,  не  имея
неопровержимого доказательства его предательства. Да и вряд ли я  убил  бы
его так хладнокровно, я слишком цивилизован для этого.
     - Надо было сказать про свои подозрения мне, - сказал Гризкветр. -  Я
бы с легкой душой воткнул кинжал ему под ребро.
     - Не сомневаюсь... так бы поступила и твоя мать. Ну, двинулись вниз.
     Он подал пример: перебросил ноги через край стены и  начал  осторожно
спускаться. Спуск всегда намного сложнее подъема, но он не  стал  говорить
этого мальчику. К тому времени, когда он поймет это, они уже будут  внизу,
да и вряд ли парень трясется больше, чем он сам. Сорок  футов  -  солидная
высота, особенно если смотришь сверху вниз, да еще при лунном свете.
     - Второй раз я лезу здесь и, клянусь, мне не хватит духа сделать  это
в третий раз, - вымолвил Грин.
     - Но нам же надо будет лезть обратно?
     - О, мы, конечно, преодолеем эту стену, но тогда она не покажется нам
такой высокой, - с таинственным видом ответил Грин.
     - Почему?
     - Ну, я надеюсь - эти камни рухнут. Этого  не  миновать,  -  если  мы
выполним задуманное.
     Он взял за руку вконец сбитого с толку мальчугана и провел  его  мимо
холодной молчаливой статуи ко входу в пещеру.
     - Можно было бы зажечь огонь, но тащить на стену еще и факелы слишком
неудобно, - посетовал Грин. - Придется пробираться в темноте до комнаты, в
которой запирается свет.
     "Странно, почему этот проход не освещается? - подумал он. - Или  этот
коридор пристроили варвары, когда жили на острове,  чтобы  продвигаться  в
"святая святых" сквозь тьму? Наверное, так оно и  было.  Дикари  придумали
такой проход, чтобы вновь посвящаемый в  таинства  религии  мог  проходить
сквозь тьму в буквальном и переносном  смысле  и  выходить  к  свету,  что
соединял оба мира. Кто знает?  Теперь  можно  только  предполагать.  Но  я
воспользуюсь тем, что мне уже известно".
     Грин решительно стиснул зубы.
     Почва  под  ногами  сменилась  металлом.  Они  завернули  за  угол  и
оказались в точно таком же помещении, как на  людоедском  острове.  Только
здесь оно не было пустым: посреди него лицом вниз лежал скелет человека. В
затылке зияло большое отверстие.
     -  Может  быть,  он  лежит  здесь  тысячу  или  даже  больше  лет,  -
предположил Грин.  -  Хотел  бы  я  знать  его  судьбу...  Но  теперь  это
невозможно выяснить.
     - Ты думаешь, Богиня убила его?
     - Нет. И не демоны. Его сразила рука человека, мой мальчик.  Если  ты
попытаешься  объяснить  чью-то  жестокую  смерть,  не  ищи  ее  причин   в
сверхъестественном.  В  человеческом  сердце   достаточно   дряни,   чтобы
оправдать любое злодейство.
     В третьем помещении Грин сказал:
     - Здесь нет стены из пыли, что могла бы остановить нас.  Ионизирующий
заряд здесь сохранился. Видишь, как чисто кругом. Ага, вот и дверь!  Перед
нами вход!
     - Дверь? - изумился Гризкветр. - Я вижу только сплошную стену.
     - Я вижу то же самое, - подтвердил Грин. -  И  ничего  бы  больше  не
увидел, если бы не сказка о Сэмдру.
     - Ой, подожди, дай я скажу, как ты войдешь! - возбужденно  воскликнул
мальчик. - Я знаю, что ты  собираешься  сделать:  встать  перед  стеной  и
начертить рукой такой знак... Он нарисовал на холодной  белой  поверхности
металла приблизительный  контур  ракеты.  -  И  стена  отодвинется...  Ой,
смотри!
     Часть стены сдвинулась и  бесшумно  скользнула  в  сторону,  открывая
дверной проем.
     - Да, в тот раз я вспомнил историю о  Сэмдру,  и,  хотя  смешно  было
надеяться на сказочный результат, я сделал то же, что и он.  Помнишь,  как
людоеды гнались за ним, а он забежал в пещеру и оказался  перед  такой  же
сплошной стеной. Чтобы защитить себя от злых духов, которые, как он думал,
живут в пещере, он сделал знак, не дающий злым силам  двигаться  с  места.
Стена отодвинулась, он вошел в обиталище  колдуна,  а  каннибалы  остались
несолоно хлебавши. И вот, ты в точности повторил все его действия,  и  они
оказались эквивалентны приказу "Сезам, откройся!"
     - Чего?
     - Неважно. Ясно, что древние специалисты из  команды  техобслуживания
открывали дверь таким образом, равно как и другими способами. А если  так,
то  они,  очевидно,  ремонтировали  и  корабли,  что  приземлялись  здесь.
Возможно, знак ракеты был тайным символом их гильдии. Не  знаю  точно,  но
выглядит это убедительно.
     Не обращая больше внимания на хлынувший из мальчишки поток  вопросов,
Грин  вошел  в  большую  комнату.  Она  оказалась  не  так  уж  заставлена
оборудованием, как ему показалось, когда он  впервые  входил  сюда.  Здесь
находились четыре двигателя или их источники питания,  укрытые  угловатыми
металлическими кожухами. В  центре  стояло  кресло,  перед  ним  -  панель
управления. На панели было шесть телеэкранов,  несколько  осциллографов  и
других циферблатов,  о  назначении  которых  он  не  смог  догадаться.  Но
рукоятки управления на подлокотниках кресла выглядели не слишком сложными.
     - Единственная сложность в том, - объяснил Грин, - что я не знаю, где
находится общий выключатель. Я пробовал найти его в ту ночь, но так  и  не
нашел. Наверное, он так просто устроен,  что  я  почувствую  себя  круглым
дураком, когда все же найду его.
     Он подергал рукоятки, встроенные в подлокотники, но тщетно.
     - Эта неудача  -  главная  причина,  почему  я  вернулся  на  яхту  и
отправился в Эсторию. Конечно, мне нужно было туда попасть и затем,  чтобы
выяснить ситуацию и выработать  план  действий.  Может  быть,  если  бы  я
остался здесь и двинулся бы на город вслепую,  дела  пошли  бы  лучше.  По
крайней мере, твоя мать не попала бы в тюрьму,  и  нам  не  надо  было  бы
сейчас думать, как ее выручить.
     Он поднялся с кресла и начал расхаживать по рубке.
     - Вот ведь ирония судьбы!  Так  далеко  продвинуться  и  застрять  на
финише! Но что еще я могу сделать? Стоит мне решить эту  проблему  -  и  я
непобедим и всемогущ. Эта штука должна заработать немедленно. Понятно, что
кольцо башен парализовало  ее  действия.  Но  если  здесь  перегорел  лишь
предохранитель, если электронный мозг пришел  в  расстройство  или  просто
отключился, то должен же быть какой-то признак, что эта  машина  готова  к
действию.
     - Что ты имеешь в виду? - спросил Гризкветр. - Как это  остров  может
быть парализованным?
     Грин остановился и показал на радарные экраны.
     - Видишь это? Здесь должны двигаться всякие черточки, точки или дуги.
Они  обрисовывают  контуры  предметов,  находящихся   в   непосредственной
близости от острова, а также рельеф местности. В  древности,  когда  здесь
приземлялись настоящие ракеты, а не их макеты, остров обходил их стороной.
Одно из его предназначений - поддерживать порядок на посадочных площадках,
уничтожать мусор. Он удалял с поверхности все,  что  не  должно  было  там
находиться. Вот почему они теперь налетают на ветроходы,  разрушают  их  и
уничтожают все, что попадает под  основание  острова.  В  этом  и  кроется
разгадка  того,  почему  остров  останавливается  в  кольце  башен.  Радар
определяет, что круг замкнут,  и  поскольку  остров  не  может  уничтожить
предмет в форме ракеты, то он остается без движения, пока совсем не выйдет
из строя или не  будут  убраны  препятствия.  Само  собой  разумеется,  он
работает автоматически. Но должно  быть  и  ручное  управление  на  случай
каких-либо специальных работ или при  перемещении  в  какое-нибудь  другое
место, куда он обычно не  добирается  в  автоматическом  режиме.  По  всей
вероятности, вот эти рычажки и есть ручное управление.  Возникает  вопрос,
включаются  ли  приборы  через  определенные  интервалы   времени,   чтобы
проверить, не исчезло ли препятствие? Если это так, то неизвестно, сколько
мы можем прождать здесь до следующего включения. Нам просто нельзя ждать!
     Он страшно мучился. Пока  тело  и  сознание  были  заняты  делом,  он
чувствовал себя лучше. Но как только приходилось ждать перед  каким-нибудь
непреодолимым барьером или явно неразрешимой проблемой, он терялся. Ему не
хватало терпения.
     Леди Удача зашевелилась. Ей надоело быть пленницей  в  поясном  мешке
Грина, и она почувствовала, что была паинькой уже достаточно  долго.  Грин
рассеянно вытащил ее и поставил на панель  перед  собой.  Она  потянулась,
зевнула, пригладила языком шерсть и пошла переступать  лапками  по  панели
управления. Поднятый хвост мотался взад-вперед, и  его  кончик  мазнул  по
одному из центральных телеэкранов. Сразу же послышался тонкий свист, и  на
панели зажглась красная лампочка. Через пару  секунд  осветились  обзорные
экраны.

                                    27

     - Ах ты моя красавица, прекрасная ты моя Удача! Что бы  я  делал  без
тебя! - вскричал Грин.
     Он ринулся приласкать кошку, но та в  испуге  спрыгнула  со  стола  и
стрелой пронеслась по комнате.
     - Вернись, дурочка, вернись! - позвал он. - Я  не  трону  ни  единого
волоска на твоей прекрасной черной шкурке!  Я  буду  поить  тебя  пивом  и
кормить рыбой всю твою жизнь, и тебе не надо будет зарабатывать это!
     - Что случилось? - спросил Гризкветр.
     Грин хлопнул его по колену и сел в кресло.
     - Ничего, кроме того, что умница-кошка показала мне,  как  включается
оборудование. Достаточно провести рукой вдоль экрана. Смотри, уверен -  то
же самое нужно сделать, если захочешь выключить приборы!
     Он коснулся экрана. Снова свистящий звук - и красный сигнал исчез,  а
экраны потухли. Новое прикосновение руки - и все ожило.
     - Ничего сложного. Но, похоже, я никогда бы  не  обнаружил,  как  это
просто.
     Он сосредоточился.
     - Приступим к работе. Давай посмотрим...
     Шесть телеэкранов позволяли видеть все, что творится со всех  четырех
сторон, вверху и  внизу.  Поскольку  остров  стоял  на  земле,  то  внизу,
естественно, ничего не было видно.
     - Ну, мы это исправим. Но сначала посмотрим, регулируется ли на  этих
экранах панорамность и глубина резкости.
     Он пошевелил рукоятки.  Когда  он  тронул  очередную,  все  помещение
подпрыгнуло.  Поспешно  вернув   все   в   нейтральное   положение,   Грин
предположил:
     - Люди снаружи подумали, что начинается землетрясение. Они еще не  то
увидят. Та-ак, теперь мы знаем,  для  чего  этот  рычажок.  Хм-м,  а  это,
кажется, то, что мне надо.
     Он  повернул  рычажок  на  правом  подлокотнике   кресла.   На   всех
телеэкранах  начал  сужаться  угол  обзора.  Поворот  в  обратную  сторону
возвращал широкий обзор, но уменьшал изображения предметов.
     Ему потребовалось еще пять минут осторожных испытаний, прежде чем  он
почувствовал себя готовым  действовать.  Потом  он  приподнял  остров  над
землей футов на двадцать и покачал его взад-вперед. Леди Удача  вспрыгнула
к нему на колени и спряталась в  них.  Гризкветр,  ухватившийся  за  стол,
побледнел.
     - Расслабься, малыш! - крикнул ему Грин. -  Раз  ты  легко  переносил
путешествие на ветроходе, тебе и здесь понравится.
     Гризкветр слабо улыбнулся, но когда  отец  велел  ему  встать  позади
кресла и учиться управлять островом, румянец и самообладание  вернулись  к
нему.
     - Когда мы прибудем в Эсторию, мне, может, понадобится  покинуть  эту
посудину, и  кто-то  должен  оставаться  в  ней,  следить  за  мной  через
телеэкраны и действовать по моим сигналам. Ты пока единственный  кандидат.
Хоть ты еще мальчишка, но у любого, кто спокойно говорит  об  ударе  ножом
под ребра человека, должно хватить мужества и на это.
     - Спасибо... - выдохнул Гризкветр со всей искренностью.
     - Вот что мы сделаем, - продолжал Грин. - Я  стану  раскачивать  этот
остров, пока у солдат не начнется паника и морская болезнь, а стены вокруг
пещеры не рухнут. Тогда мы снизимся и дадим  возможность  крысам  покинуть
корабль. Но мы вовсе не тонущий корабль, нет. После того, как все  покинут
остров, мы на предельной скорости двинемся в Эсторию.
     Зачарованный мальчишка смотрел на экраны и видел  в  утреннем  свете,
как солдаты со всех ног удирают в разные стороны  с  выпученными  в  ужасе
глазами и разинутыми ртами. Некоторые были ранены.
     - Мне жаль их, - проговорил Грин,  -  но  кто-то  должен  пострадать,
прежде чем все это кончится. И дай бог, чтобы это были не мы.
     Он показал на обзорные экраны, на которых все еще маячили башни.
     - Пока островом управляла  автоматика,  он  не  мог  преодолеть  этот
барьер. Но с помощью тумблера я  отключил  ограничители.  Теперь  двинемся
вперед, но не над башнями, а прямо через них. Для этого у нас хватит массы
и прочности.
     Они ощутили легкий толчок, стены вздрогнули  -  и  башни  впереди  не
стало. Они помчались  над  равниной.  С  каждой  минутой  Грин  увеличивал
скорость, пока не достиг, как ему показалось, ста двадцати миль в час.
     - Эти циферблаты, возможно, показывают скорость движения, - обратился
он к Гризкветру, - но мне не знаком ни алфавит, ни цифровые  значения.  Да
это и неважно.
     Он смеялся, когда видел,  как  ветроходы  ложатся  круто  вправо  или
влево, поспешно уступая путь. Вдоль бортов над поручнями сплошными линиями
тянулись ряды белых от ужаса  лиц,  как  будто  клочья  страха  взметались
вместе с ветром от пролетающего мимо них острова.
     - Если бы у них было время послать сообщение, нас  встретил  бы  весь
эсториднский флот, - сказал  Грин.  -  Вот  это  была  бы  битва!  Вернее,
избиение, потому что этот агрегат способен проглотить не один флот.
     - Папа, - произнес Гризкветр. - Мы могли бы править целым миром, всем
Ксердимуром, и брать пошлину с каждого проходящего ветрохода!
     - Да, полагаю, что могли бы, мой дикаренок, - ответил Грин. -  Но  мы
не станем этого делать. Мы используем остров только для одной цели: спасти
землянина, твою мать и сестер. После этого...
     - Что?
     - Не знаю.
     Он задумался, равнина  тем  временем  летела  мимо,  а  белые  бутоны
парусов разных размеров, от  маленьких  до  больших,  расцветали  и  затем
быстро уменьшались в размерах.
     Наконец Грин очнулся от размышлений и начал объяснять мальчишке:
     - Видишь  ли,  много  тысяч  лет  назад  здесь  существовала  великая
цивилизация, которая владела машинами еще более могущественными, чем  эта.
Они путешествовали меж звезд и находили миры, похожие  на  этот.  Там  они
основывали колонии, а  благодаря  тому,  что  корабли  у  них  были  очень
быстрыми,  они  могли  преодолевать  пропасть   между   этими   мирами   и
поддерживать контакт между ними.  Но  потом  что-то  случилось,  произошла
какая-то катастрофа. Я не могу представить, что это могло быть, но  что-то
было. Как бы ни хотелось нам  знать  причину,  мы  знаем  лишь  результат.
Межпланетное сообщение прервалось, и с течением времени колонии, вероятно,
довольно малочисленные, пришли в упадок и вернулись к  варварскому  образу
жизни. Они, наверное, очень  сильно  зависели  от  поставок  всевозможного
оборудования с материнской планеты  и  не  имели  достаточного  количества
высокообразованных ученых и специалистов. Прошло немало веков, прежде  чем
некоторые из этих колоний, наверняка позабыв о своем славном прошлом, если
не считать отголосков в мифах и легендах, снова достигли  высокого  уровня
технологии. Другие так и остались в диком состоянии.  Некоторые  же,  как,
например, твой  мир,  Гризкветр,  находятся  в  переходном  периоде.  Ваша
культура несколько походит на ту, что существовала на Земле между сотым  и
тысячным годом нашей эры. Эти даты ничего тебе не говорят, я знаю,  но  уж
поверь мне, что современные земляне считают эти  времена,  ну...  довольно
жестокими, а мотивы поступков людей, живших тогда, трудно объяснимыми.
     - Я не совсем хорошо тебя понимаю, - ответил мальчик, -  но  ты  ведь
сказал, что ничего от мудрости  предков  не  осталось  на  твоей  планете?
Почему же на нашей сохранились эти острова? Они ведь дело рук древних,  не
так ли?
     - Правильно! Но это не все. Сам Ксердимур - тоже.
     - Что?
     -  По-видимому,  эта  планета  была  огромной  перевалочной  базой  с
громадным космодромом для тысяч кораблей. Эти равнины не могли  возникнуть
естественным  образом:  их  разровняли  с  помощью  могучей   техники.   В
лабораториях создали траву со свойствами,  необходимыми  для  того,  чтобы
почву не размывали  дожди  и  не  уносил  ветер.  Эту  траву  высадили  на
искусственных равнинах. Плюс сами острова поддерживали идеальный  порядок.
Бог мой! Могу представить, какое движение здесь было, раз им  понадобилось
строить  такой  космодром!  Десять   тысяч   миль   шириной!   Представить
невозможно.  Ну  и  делами,  наверное,  они  ворочали!  Тогда  еще   более
непонятно, что могло  привести  их  к  разрухе  и  упадку.  Узнаем  ли  мы
когда-нибудь, какая сила уничтожила их?
     Гризкветр, конечно, имел еще меньше  возможностей  ответить  на  этот
вопрос. Оба  помолчали  некоторое  время.  Затем  они  почти  одновременно
воскликнули, когда на горизонте заблестели белые заостренные конусы вокруг
Эстории - башни.
     - Если бы остров все  еще  находился  в  автоматическом  режиме,  ему
пришлось бы крутиться вокруг всей страны, - разъяснил Грин. - Но теперь он
слушается меня, и нам плевать на эти башни.
     - Собьем их!
     - Как раз это я и собираюсь сделать. Но не сейчас.  Давай  посмотрим.
Интересно, на какую высоту мы можем подняться?  Узнать  это  можно  только
одним способом. Полный наверх!
     Он потянул рычажок, и остров начал подниматься, одновременно двигаясь
вперед.
     - Древние, как и мы, могли  создавать  антигравитационные  двигатели.
Они продолжали конструировать корабли традиционной  обтекаемой  формы  еще
долго после того, как в этом отпала необходимость. Вероятно, это  делалось
для того, чтобы радары легче распознавали  их.  Наверное,  так.  Точно  не
скажет никто.
     Он разговаривал сам с собой, то  и  дело  поглядывая  на  экраны,  на
которых  открывалась  панорама  равнины  и  города  Эстория;   их   детали
уменьшались с набором высоты.
     - Сделай одолжение, Гризкветр: сбегай ко входу в пещеру  и  посмотри,
рухнули стены или нет. А на обратном пути  закрой  дверь  в  эту  комнату.
Скоро станет холодно и не будет хватать воздуха. Но я  думаю,  что  остров
оборудован  устройствами  для   поддержания   нормальной   температуры   и
атмосферы. Надо выяснить это сейчас.
     Мальчишка вскоре прибежал обратно.
     - Все в порядке, стены упали! - запыхавшись, доложил он. -  И  Рыбная
Богиня тоже упала, ее голова почти перекрыла вход в  пещеру.  Я  проскочил
там без всякого труда. Наверное, и ты пролезешь.
     Грин почувствовал себя не  слишком  хорошо.  Эту  возможность  он  не
предусмотрел. Вот был бы фокус, если бы  статуя  совершенно  заблокировала
выход, и он остался бы внутри  умирать  от  голода.  Эсторианцы,  конечно,
восприняли бы его гибель как наказание, ниспосланное  Богиней...  Нет,  он
все-таки не умер бы! Он бы вернулся к панели управления  и  раскачивал  бы
остров до тех пор, пока статуя не откатилась бы. А что,  если  бы  большие
каменные блоки рухнувшей стены подперли бы статую так, что  ее  невозможно
стало бы сдвинуть? Он вспотел при этой мысли и ласково взглянул на  черную
кошку. Он никогда не был суеверным, но фортуна  явно  повернулась  к  нему
лицом с тех пор, как Леди Удача привязалась к нему.  Конечно,  это  трудно
объяснить с позиций разума, но он чувствовал  себя  спокойнее,  когда  она
крутилась поблизости.
     Теперь  всю  Эсторию  можно  было  окинуть  одним  взглядом,  а  небо
потемнело - космос был совсем рядом.
     -  Мы  уже  достаточно  высоко,  -  Грин  остановил  остров.  -  Если
кто-нибудь не  удрал  вовремя  с  острова,  он  уже  мертв:  воздух  здесь
разрежен. И я был прав: температура и состав воздуха  регулируются.  Здесь
очень хорошо и удобно. Правда, я не отказался бы чего-нибудь съесть.
     - Можно снизиться, тогда я смогу  выйти  и  поискать  чего-нибудь  на
гарнизонной кухне,  -  предложил  Гризкветр.  -  Никто  не  сможет  теперь
помешать мне.
     Грин подумал, что это превосходная идея. Он был очень голоден, потому
что ему всегда приходилось есть за  двоих:  за  себя  и  за  Стража.  Если
симбиоз внутри собственного организма обеспечивал его более чем нормальной
силой и энергией, то и требовал он для этого много топлива. А если ему  не
хватало пищи, он начинал  питаться  за  счет  организма  Грина.  Жизнь  со
Стражем давала не одни преимущества, была и некоторая опасность.
     Он снизил  остров  до  двух  тысяч  футов  и  поставил  управление  в
нейтральное положение, решив сопровождать мальчика на  всякий  случай.  Но
уже подходя к двери, он почувствовал беспокойство и подумал: "А что,  если
дверь вдруг закроется и я не смогу  открыть  ее  снова?  Прелестная  будет
ситуация: торчать в воздухе на высоте  двух  тысяч  футов  без  парашюта!"
Возможно, это и трусость, но он не  собираюсь  больше  испытывать  судьбу.
Смущенно улыбаясь, он велел мальчишке идти одному, а сам решил внимательно
изучить систему управления и выработать точный план действий.
     Когда Гризкветр вернулся с корзинкой, нагруженной едой и вином,  Грин
выругал себя за минутную слабость, а потом забыл об этом. В конце  концов,
благоразумие никогда не вредит,  и  он  поступил  мудро.  Он  с  жадностью
набросился на еду и выпил  полбутылки  вина,  зная,  что  Страж  переварит
алкоголь раньше пищи и его окажется в  крови  слишком  мало,  чубы  толком
опьянеть. Чередуя слова с пережевыванием пищи, Грин рассказал  Гризкветру,
что они будут делать дальше.
     - Вот поедим и начнем спускаться. Я напишу записку, а ты сбросишь  ее
на  ступени  перед  дворцом.  В  записке  я  посоветую  королю  освободить
пленников и, не причиняя им ни малейшего вреда, вывести за  ветролом.  Там
мы легко можем подобрать их и унести, как большая птица из пословицы. Если
он откажется, нам придется снизиться и обрушить  остров  на  храм  Богини,
чтобы развалить его и золотую  статую,  разукрашенную  драгоценностями.  А
если он не осознает угрозы, разрушим дворец, не  говоря  уже  о  том,  что
прежде перевернем все башни вокруг Эстории. Конечно, прежде чем сбрасывать
записку, мы заранее опрокинем несколько башен, чтобы показать ему, что  мы
не шутим.
     Глаза Гризкветра заблестели.
     - Остров может раздавить большое здание?
     - Да, хотя мне кажется, мы могли бы уничтожить его гораздо проще. Мне
давно уже интересно, как остров стрижет траву. Я могу только предполагать,
что имеется устройство, похожее на такое же у нас на Земле. Это устройство
режет предметы с помощью луча молекулярной толщины, который  разрушает  их
атомную структуру. В режиме стрижки остров генерирует такой луч только под
своим основанием. Конечно, там у него  есть  и  другие  устройства  -  для
уборки обломков, мусора и других  предметов,  которых,  в  соответствии  с
данными его памяти, не должно быть на поле. Но я  не  знаю,  как  все  это
включается.
     Гризкветр укоризненно посмотрел на него.
     - Ну не могу же я всего знать. Я ведь не сверхчеловек.
     Мальчик не сказал прямо, но выражением лица подтвердил, что он именно
так думал о своем отчиме. Грин пожал плечами и отослал мальчика в  казарму
за бумагой, чернилами и пером.
     К возвращению сына Грин завис футах  в  пятидесяти  над  дворцом.  Он
торопливо набросал записку, положил ее в корзинку  с  крышкой  и  приказал
Гризкветру выбросить ее за борт, на ступеньки дворца.
     - Я понимаю,  что  ты  уже  устал  от  этой  беготни  взад-вперед,  -
посочувствовал Грин, - но тебе же  это  не  повредит.  Ты  уже  большой  и
сильный.
     - Конечно, сильный, - воскликнул мальчишка. Грудь  его  распрямилась,
плечи развернулись. Он ринулся из комнаты, чуть не  споткнулся  в  дверном
проеме, но тут же выровнял шаг и исчез. Улыбаясь, Грин начал наблюдать  за
толпой, что собиралась внизу. Тут он увидел, что  в  сторону  священников,
стоящих на большой лестнице, кувыркаясь, летит корзина. Он  улыбнулся  еще
шире, когда эта группа рассыпалась в панике, а некоторые из них  в  спешке
потеряли башмаки и покатились кувырком по лестнице. Он подождал, пока один
из них не набрался мужества вернуться и  открыть  корзинку,  затем  снизил
остров еще на двадцать футов. В то же время он  заметил,  что  на  площадь
перед дворцом выкатывают пушку. Ствол ее поднялся в строну Грина.
     - Надо отдать ребятам должное за их мужество, - пробормотал он. - Или
за явное безрассудство. Уж и не знаю, что вернее.  Ну,  стреляйте,  друзья
мои!
     Они не выстрелили, потому что из дворца выбежал священник и остановил
их. По-видимому, его записку, хоть она  и  была  на  хьюнгроггском  языке,
перевели быстро, и эсторианцы решили не рисковать.
     -  Подождем,  пока  они  соберутся  с  мыслями,  и   дадим   мудрецам
возможность увидеть картину будущих событий, если они окажутся не  слишком
сговорчивыми, - произнес Грин.
     Остров двинулся с места и опрокинул около  двадцати  башен  в  районе
ветролома. Грину это понравилось, и он хотел было поступить так же  еще  с
парой сотен  башен,  но  его  слишком  живо  интересовала  судьба  Эмры  и
землянина. Он вернулся на прежнюю позицию над ступенями дворца.
     Он прождал около десяти минут, которые показались ему десятью часами.
Наконец, когда его терпение уже кончалось, Грин проворчал:
     - Сейчас я их всех!..
     - Не надо, папа, - подал голос Гризкветр. -  Они  уже  идут!  Мама  и
Пэкси, и Сун, и Инзакс! И еще незнакомый человек! Должно быть... демон!
     - Сам ты демон, - хмыкнул Грин. - Это такой же человек, как и  я.  Но
бедняга, должно быть, прошел через  настоящий  ад.  Даже  с  такой  высоты
видно, каково ему пришлось. Посмотри - его почти волокут два солдата.
     "Эмра со служанкой и дети, кажется, в порядке", - обрадованно подумал
он. И все же он беспокоился о них все время,  пока  их  вели  через  узкие
городские улочки за пределы ветролома. Эсторианцы могли напасть  внезапно,
хотя он не представлял, как бы они могли застать  его  врасплох,  ведь  со
своей господствующей высоты он сразу же  увидел  бы  любое  сосредоточение
сил. Но какой-нибудь фанатик-жрец вполне мог ударить в спину.
     Но ничего такого не случилось. Пленников освободили:  солдаты  вывели
их за ряды упавших башен и вернулись в город.
     Гризкветр снова вышел  из  рубки,  чтобы  провести  освобожденных  по
острову. Через пятнадцать минут он вбежал обратно.
     - Они здесь, отец! Спасены! Теперь давай сматываться, пока эсторианцы
не передумали.
     - Мы возвращаемся на прежнее место, - ответил Грин, тщетно выглядывая
остальных, но потом догадался, что мальчишка намного  опередил  их,  спеша
доложить о выполненном поручении. Грин двинул рукоятку вперед, и корабль -
он уже начал думать об острове как о корабле - заскользил к сверкающему  в
солнечном свете конусу звездолета, что стоял в кольце из башен  неподалеку
от дворца. Когда Эмра и девочки вбежали с намерением броситься  к  нему  в
объятия, он строго сказал им, что будет очень рад  крепко  расцеловать  их
всех, но чуть попозже. Сейчас ему надо завершить дело.
     Эмра нахмурилась.
     - Ты все еще думаешь улететь на дьявольском корабле? - резко спросила
она.
     - Это зависит от некоторых обстоятельств, о которых у меня  пока  нет
полной информации, - ответил он с налетом официальности в голосе.
     Притащился  землянин.  Это  был  высокий,  широкоплечий,   но   очень
измученный  человек.  Кустистой  бородой  и   длинным,   худым   лицом   с
оттопыренными ушами  и  крючковатым  носом  он  сильно  напоминал  портрет
Линкольна.
     - Капитан Уолзер из Земного Межзвездного флота,  Корпус  Разведки,  -
через силу представился он.
     - Алан Грин, специалист по морским продуктам.  Рассказывать  подробно
нет времени. Я хочу знать, можешь ли ты пилотировать  этот  кораблик  и  в
порядке ли он, может ли выйти в космос. Иначе нам  надо  забыть  о  нем  и
отправляться куда-нибудь еще.
     - Да, я пилот. Хэссен был навигатором и  офицером  по  связи.  Бедный
парень, он умер чудовищной смертью! Это зверье!..
     -  Я  понимаю  твои  чувства,  но  сейчас  у  нас  нет  времени   для
подробностей. Корабль готов стартовать?
     Уолзер сел и бессильно свесил голову на  грудь.  Гризкветр  предложил
ему вина, он сделал два больших глотка и, прежде чем отвечать, вытер губы.
     - Впервые за два года пью вино! Да, птичка готова взлететь по первому
сигналу. Мы выполняли задание, о котором я ничего не  могу  тебе  сказать.
Секрет.  Возвращаясь,  мы  вычислили  эту  систему.   Поскольку   в   наши
обязанности входило докладывать о любых планетах типа "3", если у нас есть
время, мы решили заглянуть сюда и передохнуть. Мы долго были в полете, уже
начали страдать от клаустрофобии и смотрели друг на друга волками. Ну,  ты
знаешь, как это  бывает,  если  бывал  в  длительных  полетах.  А  в  этих
разведкатерах очень тесные жилые отсеки. Они  не  годятся  для  длительных
полетов, но суть нашего задания предусматривала использование одного из...
ну, подробности я не могу разглашать. Как бы то ни было, мы страшно хотели
глотнуть свежего воздуха, увидеть горизонт, почувствовать траву под босыми
ногами, поплавать, попробовать свежего мяса и поесть фруктов.  Мы  убедили
себя, что исследовать планету - наш долг. Местом посадки мы  выбрали  этот
город, потому что он выглядел так  впечатляюще  посреди  этой  неописуемой
равнины. И, конечно, когда мы  приблизились  настолько,  чтобы  разглядеть
кольцо, как нам показалось, космических кораблей, мы отправились в  город,
чтобы  разузнать  побольше  об  этом  феномене.  Нас  встретили   довольно
дружелюбно, усыпили бдительность, а потом  напали  на  нас.  Остальное  ты
знаешь.
     Грин кивнул и сказал:
     - Вот мы и на месте. Прямо над  кораблем.  -  Он  встал  с  кресла  и
повернулся лицом к остальным. - Прежде чем предпринять дальнейшие шаги,  я
думаю, мы должны выяснить то, что давно тревожит Эмру  и  меня.  Скажи-ка,
Уолзер, хватит там места для меня, Эмры, детей, а может быть и для Инзакс,
если она захочет лететь с нами?
     Глаза Уолзера полезли на лоб.
     - Ты что, парень, конечно нет! Мы сами едва поместимся там,  куда  уж
нам брать еще кого-то!
     Грин протянул к Эмре руки.
     - Ты видишь? Я все время боялся этого. Я вынужден лететь баз тебя.  -
Он подождал, сглотнул комок в горле  и  добавил:  -  Но  я  вернусь!  Могу
поклясться. Я заинтересую этой планетой Бюро Межзвездной Археологии. Когда
я расскажу им о Ксердимуре, о башнях, копирующих  ракеты,  об  островах  с
антигравитационными двигателями,  они  без  всяких  проволочек  организуют
экспедицию. У них  появится  соблазн  узнать  тайну  расселения  людей  по
Галактике еще в  доисторические  времена.  Я  вернусь  вместе  с  ними.  Я
останусь здесь работать. У меня степень доктора  ихтиологии,  и  я  вполне
могу получить место научного сотрудника экспедиции. Честное слово!
     Эмра со слезами упала в его объятия, выговаривая сквозь рыдания,  что
все это время она знала - Грин не бросит ее. И тут же, на следующем вздохе
она обвинила его, что он обещает вернуться лишь для того,  чтобы  избежать
семейной сцены.
     - Я хорошо знаю мужчин, Алан Грин, а тебя - в особенности. Ты никогда
не вернешься!
     - Клянусь, ты ошибаешься. Если ты так хорошо знаешь мужчин, то должна
знать, что нет мужчины, достойного носить  это  звание,  который  смог  бы
оставить такую женщину, как ты.
     Она улыбнулась сквозь слезы и сказала:
     - Именно это я и хотела от тебя услышать. Но, Алан, ведь это  слишком
долго. Не меньше двух лет, наверное?
     - Да, самое малое. Но здесь ничего не поделаешь.  Я  буду  все  время
волноваться за вас. Или, вернее, я волновался бы, если  б  не  знал  твоих
способностей.
     - Я могу научиться управлять этим островом, - произнесла она в  ответ
сквозь всхлипывания, но уже с улыбкой. - Когда ты вернешься,  я  уже  буду
королевой Ксердимура. Можно договориться с вингами;  вместе  мы  могли  бы
держать под башмаком всю равнину и все города вдоль ее границ. И...
     Он рассмеялся и сказал:
     - Этого-то я и боялся.
     Грин повернулся к Уолзеру.
     - Послушай,  ты  слишком  слаб,  чтобы  сразу  отправиться  в  долгое
путешествие. Почему бы тебе не последовать на своем корабле за островом  в
какое-нибудь безопасное местечко подальше отсюда? Скажем - на тысячу  миль
к северу? Мы поживем на острове, пока ты не наберешься сил и не позабудешь
про свою клаустрофобию. Ты, наверное, не излечился от нее, сидя в каменном
мешке. Когда ты будешь в полном порядке, мы отправимся. А тем  временем  я
покажу Эмре и Гризкветру все, что  можно  сделать  с  этим  островом.  Она
сможет жить на нем, пока меня  не  будет.  Мы  заманим  сюда  какую-нибудь
живность вместо той, что погибла  от  удушья,  когда  я  поднялся  слишком
высоко. Эмра сможет кататься взад-вперед  над  Ксердимуром  или  над  всей
планетой, если пожелает. И, надеюсь, не будет скучать без меня.
     - Прекрасно, - ответил Уолзер. - Иду на корабль и следую за вами.
     Три недели  спустя  оба  землянина  погрузились  на  разведывательный
корабль и захлопнули за собой люк, чтобы не открывать  его  четыре  месяца
субъективного времени, до самого прибытия  на  Землю.  Они  закрепились  в
креслах, и Уолзер начал переключать рычажки и кнопки. Грин  вытер  пот  со
лба, а заодно и слезы с глаз и выдохнул: "Уф-ф!"
     - Прекрасная женщина, - посочувствовал Уолзер,  -  редкая  красавица.
Она производит сильное впечатление на мужчин.
     - Как будто врезаешься в планету на  приличной  скорости,  -  ответил
Грин. - У нее способность выплескивать все эмоции, какие она испытывает  в
данный момент, все до капельки. Великолепная актриса, живущая своей ролью.
     - И дети у нее неплохие, -  добавил  Уолзер  в  раздумье,  словно  не
решаясь высказать то, что могло ранить чувства Грина,  но  и  смолчать  не
мог. - Ты, конечно, был бы рад снова увидеть их.
     - Конечно. Пэкси - моя дочь, но и остальных я люблю не меньше.
     - Ага, - откликнулся Уолзер.  -  Так  ты  в  самом  деле  собираешься
вернуться к ней?
     Грин не выразил ни удивления, ни гнева, потому что ожидал от  Уолзера
именно такой реакции.
     - Ты не можешь поверить,  что  я  захочу  жить  на  такой  варварской
планете с этой женщиной, не так ли? - спросил он с ноткой  утверждения.  -
Мол, между нами  громадная  пропасть  в  образе  мыслей,  в  поведении,  в
образовании. Это ты имеешь в виду?
     Уолзер искоса взглянул на Грина, потом осторожно ответил:
     - Ну-у... да. Но тебе лучше знать, чего ты  хочешь.  -  Он  помедлил,
затем добавил:
     - Должен сказать, что я восхищаюсь твоим мужеством.
     Грин пожал плечами.
     - После всего, что я испытал, не страшно рискнуть еще разок.

ЙНННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННН»
є          Этот текст сделан Harry Fantasyst SF&F OCR Laboratory         є
є         в рамках некоммерческого проекта "Сам-себе Гутенберг-2"        є
ЗДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДДД¶
є        Если вы обнаружите ошибку в тексте, пришлите его фрагмент       є
є    (указав номер строки) netmail'ом: Fido 2:463/2.5 Igor Zagumennov    є
ИННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННННј