Игорь ДУБОВ

                       ХАРОН ОБРАТНО НЕ ПЕРЕВОЗИТ

                              Автор выражает благодарность сотруднику ИМЛИ
                              АН СССР Е.Б.Ротчевской и руководителю группы
                              каскадеров  Б.А.Кумалагову   за   постоянные
                              консультации при создании этой книги.

     В самом конце лета, жнивеня месяца  четвертого  дня,  имел  приказной
дьяк Лучников Алексей  Васильевич  беседу  с  дочерью.  Тяжелым  был  этот
разговор. Дочь выглядела взволнованной, торопилась, вспыхивала  горячечным
румянцем, да и дьяк был тревожен, смотрел сумрачно, мял в кулаке бороду, а
то и закусывал, забывшись, себе ус. Неладное творилось в доме и  творилось
с тех самых пор, как взят был в застенок  Антип,  артельщик,  ставивший  в
сельце дьяковы новые хоромы взамен сгоревших. Дело, по которому он пропал,
было страшным, связанным с умышлением на  жизнь  и  здоровье  государя,  и
много бед могло приключиться от этого. Вот почему, хоть и была дочь  резка
и  непочтительна,  не  возражал  ей  дьяк,  слушал  внимательно  и   даже,
случалось, взгляд отводил.
     - Хорошо, Антип молчит покуда, - говорила меж тем,  сверкая  глазами,
дочь. - А, не дай Бог, начнет глаголити. Тако, мол, и тако, тружаемся де у
дьяка Лучникова, еже живет в Китае  на  Воскресенской  улице.  Како  тогда
бити? Что делати? Какому угоднику свечки ставити?!
     - Не пужаися, Катерина, - отвечал дьяк. - Вспеем утечи. Мы же готовы,
нас врасплох не застигнут. Да и не будет он глаголати. И Гаврюшка тамо...
     - Гаврюшка! - вскричала дочь, широко раскрывая глаза и качая головой.
- Неужели вы верите ему, батюшка?! Начаетеся на него?! Да вы посмотрите на
рожу его разбойничию? В глаза его поглядите! Врет он вам все.  А  вы  его,
молодого подьячего, за стол с собою  сажаете.  С  крылца  сходите!  Ладно,
никтоже не видет кроме своих!
     - Что  с  тобой,  Катерина?  -  пытался  успокоить  ее  дьяк.  -  Что
случилося? Пошто ты на Гаврюшку взъелась-то? Али обидел он тебя? Так вы  и
разговоров особно не говорили...
     - Говорили - не говорили, аще обо мне речь? Об вас,  батюшка,  радею.
Гнати его, ката, со двора надобно и в дом не допущати. Вот что!
     - Охолони, Катерина! - возмутился дьяк. - Что ты такое молвиш! Нужден
он мне. Мало ли, яко с Антипом дело повернется. Вото Гаврюшка и  сгодится.
Да нежели он у пыток стоит?! На письме сидит. Распросные речи  пишет.  Ано
человек он верный. Потому и привечаю.
     - Да уж верный! - с непонятной злобой и каким-то отчаянием продолжала
наседать дочь. - Прикормили вы его, батюшка, вот он и верный. А отворотись
- не роздумает, ножик всунет.  Нынча  Антипа  пытает,  а  завтра  за  нами
придет?
     - Не придет, - отвечал дьяк. - А еже прикормил  -  так  что  с  того?
Пущай за деньги служит, коли за совесть не  может.  Так  даже  лутче,  убо
понятнее, за каковую возху дергати. Вельми он  нынча  нужден  тамо,  возле
Антипа.
     - Но у нас же везде камеры! - воскликнула дочь. - Почто  он  нам?  Мы
сами все увидим.
     - Катерина! - рявкнул дьяк, разом суровея. - Опомнись!  Что  ты  себе
позволяешь?! - И добавил, тревожно оглянувшись и понизив голос: - Ты  что,
Чака, нас ведь могут услышать.
     Но дочь не собиралась сдаваться. - Кто это нас услышит? -  с  вызовом
поинтересовалась она. - Дворовые? Так ты их сегодня всех отпустил. А  если
кто и остался в доме, так  Мистер  Томпсон  давно  бы  предупредил.  Мы  в
дерьмовой ситуации, Старик! И об этом надо говорить. Кто тебе скажет, если
не я? Сперва Центр заставляет нас арендовать это дурацкое  поместье  и  во
имя спасения каких-то мифических икон ставит всю нашу работу под удар.  Мы
- Наблюдатели, историки. Наше дело: изучать и ни во что не вмешиваться.  А
тут наем поместья и кража икон! Думаешь, ребята  были  в  восторге?  Пусть
даже это и вправду иконы самого  Феодосия.  Большая  радость,  когда  твою
голову суют в петлю, и никто не спрашивает,  согласен  ли  ты?!  Но  тебе,
видно,  понравился  этот  стиль.  Ты  теперь,  не  советуясь  ни  с   кем,
продолжаешь шашки с Гаврюшкой и думаешь, что это не опасно. Ты не  боишься
ошибиться, Старик!
     - Ну чего ты хочешь? - вопросил дьяк, из последних сил  сопротивляясь
закипающему внутри гневу. - Что я его прогнал? Прямо сейчас,  когда  взяли
Антипа?  Чем  он-то  нам  может  повредить?   А   представь,   что   Антип
раскалывается где-нибудь в сенях. Там, где нет камер. Что  тогда?  Это  же
государево "слово и дело". И артель тогда возьмут, и нас  приберут.  Какая
там к черту "работа"! По тюрьмам затаскают, ты, слава Богу, законы знаешь.
Пока оправдаешься, кровью умоешься. Я, например, на дыбе  и  концы  отдать
могу. А предупредит Гаврюшка загодя, так хоть уйти успеем.
     - Я не про сейчас говорю, - не желала сдаваться  дочь.  -  Но,  может
быть, через два дня, ну хоть через  неделю,  когда  все  кончится...  Этот
Гаврюшка! Я его ненавижу. Я на него смотреть не могу!
     - Не смотри, - демократично согласился  дьяк,  незаметно  переходя  в
контратаку. - Сама виновата.  Ты  ведь  даже  на  глаза  чужим  не  должна
показываться. А ты - то в сенях  столкнешься,  то  во  двор  выскочишь  не
вовремя. Я уж не раз подмечал. Ты часом не влюбилась ли?  Так  это  пустое
дело. Тебе с ним детей не крестить.
     - Я?! - вспыхнув, возмутилась Чака. - Я в него?!  Да  он  мне  просто
отвратителен! Тьфу! - в сердцах плюнула она и, резко  повернувшись,  пошла
прочь.
     - Ты куда это? - осведомился дьяк. - Скоро начнется. Ребята уже идут.
     Чака остановилась.
     - Ну ладно, ладно  тебе,  -  примирительно  сказал  дьяк.  -  Садись.
Развяжусь я с ним! - пообещал он. - Честное слово, развяжусь. Дай только с
Антипом закончится. А там развяжусь...
     Дверь скрипнула, и тяжело, так, что взвизгнули половицы, ступил через
порог, едва не задев  большой  белокурой  головой  о  притолоку,  Барт,  в
прошлом Второй редубликатор Службы Времени, а ныне постельничий  у  дьяка.
Пробежал  легкими  танцующими  шагами  присланный  полгода  назад  и   уже
закончивший практику стажер Лип. Энергичный и  ловкий,  вошел,  ястребиным
оком оглядев собравшихся и задержавшись  на  Чаке,  "племянничек"  дьяков,
толмач при Посольском приказе, Лонч.
     Наспех поздоровавшись, рассаживались они у большого  дубового  стола,
сразу  пустея  глазами  и  напряженно  вглядываясь  внутренним  взором   в
высвечиваемую Мистером Томпсоном  через  вживленные  в  мозг  импульсаторы
мрачную пустоту пыточного застенка.
     Никто  не  тянул  в  эту  большую,  наполненную  тревожным  молчанием
светлицу. Мистер Томпсон,  спрятанный  в  бездонных  шатурских  торфяниках
Контролирующий центр, в любое мгновение мог связать их друг  с  другом  на
каком угодно расстоянии. Однако во всяком серьезном деле  нельзя  избежать
ситуаций, когда важнее всего на свете теплое плечо  товарища,  покрыто  ли
оно рубахой, заковано  в  латы  или  обтянуто  вакуум-скафандр.  Наверное,
поэтому  с  самого  начала  заброски,  каждый  раз,  когда   приходила   и
останавливалась под дверью, тряся клюкой, угроза, они собирались  за  этим
столом, впитывая друг от друга так необходимое им в эти минуты мужество.
     Камера на колокольне Казанского собора выхватила и приблизила шедшего
по двору изломанного и иссеченного, но не помутившегося пока  еще  разумом
плотника Антипа,  которого  нетерпеливо  подталкивал  в  спину  кулаком  с
зажатым в нем бердышом рыжебородый  стражник.  Еще  совсем  недавно  рубил
Антип вместе с артелью новый, взамен сгоревшего,  дом  владельцу  далекого
села Бускова, рубил - и горя не ведал. Но отправившись пять дней назад  за
гвоздями в Москву, расхвастался по пьяному делу  в  "Наливках"  о  большой
своей дружбе с дьяволом да  еще  помянул  неосторожно  при  этом  великого
государя. В результате брел он теперь с выражением смертной тоски на  лице
через двор Земского приказа, безуспешно пытаясь вытереть спутанными руками
выступающий на лбу холодный пот.
     А в пыточной его  уже  ждали.  Неторопливо  усаживался  за  стол  сам
наитайнейший боярин Федор Иванович Шереметев, почтительно  лепился  рядом,
оживленно  блестя  маленькими  глазками,  приказной  дьяк  Иван  Ларионов,
скрючился и замер с  ближнего  к  дыбе  края  знакомец  Старика,  подьячий
Гаврюшка. Все пока шло в точном соответствии с  записью,  но  томила  душу
нелепая, выкручивающая скулы тревога, и  призрак  неминуемой  беды  висел,
расправив крылья, над головой. То ли это было вызвано кровавыми  сполохами
огня на мрачных, увешанных ремнями, цепями и кнутами стенах  пыточной,  то
ли виной всему был багряный цвет тюфяков на лавках и сукна  на  столе,  но
неуютно и страшно было на этот раз сантерам, давила  на  сердце  невнятная
тяжесть - потому и сошлись они сюда, надеясь обрести в друзьях поддержку и
спасение.
     А между тем события разворачивались  своим  чередом.  Привычно  калил
клещи на жаровне палач, заученным движением вставлял перо в трубку  писец,
зевал  боярин;  и  вели  вдоль  высокой  белой   стены   приказа   Антипа.
Происходящее ничем не отличалось от того, что произошло здесь, в пыточной,
четвертого августа тысяча шестьсот тридцать восьмого года, когда не было в
этом  времени  ни  Старика,  ни  Группы,   а   усадьбой   вошел   донельзя
поиздержавшийся государев кравчий Иван Поротов.
     В тот раз Поротову повезло. Чувствуя,  видать,  что  не  в  силах  он
больше терпеть, откусил себе плотник на третьей пытке распухший от боли  и
жажды язык и выплюнул его в ноги палачу. Не кравчего, понятно,  спасал,  а
товарищей. Знал, чем грозит каждому  извет  в  ведовстве,  а,  главное,  в
государевом деле. В тот раз все обошлось. Однако нынче могло обернуться  и
по-другому. Как ни следил за Группой Мистер Томпсон, просчитывающий все на
миллион ходов вперед, как ни берег он каждого от крупного и  непоправимого
вмешательства в естественный ход событий, они жили в этом мире, ходили  по
улицам, встречались с людьми,  и  каждый  их  шаг  вызывал  тысячи  мелких
изменений, вкрапливающихся в тонкую ткань  уже  свершившегося,  вызывающих
локальные напряжения пространственно-временного континуума.
     Все это было не опасно и, сглаживаясь с годами, не влияло существенно
на ход событий, но в  ситуациях  экстремальных  хрупкое  равновесие  могло
нарушиться, и  самый  незначительный  поступок  способен  был  привести  к
серьезной и необратимой флюктуации, чреватой хроноклазмом,  поставить  под
угрозу само существование Группы,  не  говоря  уже  о  каких-то  возможных
последствиях  в  далеком  будущем.  И  даже  мгновенная  реакция   Мистера
Томпсона, который через церебральные импульсаторы  в  коре  мог  мгновенно
остановить совершающего  ошибку,  не  обеспечивала  надежной  гарантии  от
опасных изменений.
     - Поимели поместьице... -  пробормотала  Чака,  глядя,  как  палач  с
помощником стаскивают с обмякшего Антипа рубаху и вяжут сыромятным  ремнем
за спиной руки. - На свою голову...
     - Чего обсуждать, - хмуро пробурчал  Барт.  -  Приказ  -  он  и  есть
приказ. В Центре ведь знали, что нам следом за Поротовым  придется  нанять
эту артель. Значит, иконы были важнее.
     - Все равно страшно, - зябко передернула плечами Чака. -  Розыск  вон
как споро идет.
     - Ну сбежать-то мы всегда успеем, - успокоил Барт. - У нас  ведь  все
готово.
     - Слушайте лучше, - сказал Лонч. - Вот оно начинается.
     - Ну что, вор, - заговорил Шереметев, откинувшись к стене и глядя  на
Антипа спокойным, изучающим взглядом, - Рци ми, како тебя  прозывают,  чей
сын да через каво бежиш.
     Судя по всему, он и  не  ждал  ответа.  Поэтому,  выдержав  секундную
паузу, повернулся к Гаврюшке и коротко бросил: - Чти.
     Гаврюшка с виновностью уткнулся в лежащую перед ним сказку, разгладил
бумагу рукой и громким голосом закричал: -  В  нынешнем  годе,  сто  сорок
седьмом, месяцы иуля в тридесятый день...
     - Да тише ты! - поморщился Шереметев. - И дело давай.
     Гаврюшка осекся, кивнул и, слегка развернув столбец, продолжил:
     - ...довел, что пришлый человек пьяным  обычаем  сказывал  на  кабаке
богохульные, непристойные речи да молвил, властен де аз есмь  со  товарищи
над исчадием бездны, сатаною, и воинством ево  аггельскым.  И  целовальник
Борзецев бил челом и рекл, что имал вор злой, волшьский болютметный умысел
на государево здравие  и  слался  в  том  на  отставленого  сторожа  Фрола
Сухорукова, да посадского человека Ивашку Митина, что  де  они  Фролка  да
Ивашка все то подлино в те поры видели и  слыхали.  А  Фрол  Сухоруков  да
Ивашка Митин разспрашиваны розно, а в разспросе сказали, слыхали они де те
поносные слова, а Ивашка Митин довел к тому ж, что лба сей  человек  вошед
не крестил, да напився пьян лаял всякою неподобною лаею матерно.  Однакот,
буди поставлен с изветчиком с очей на очи вор сеи во всем заперся,  де  не
ведома ему вина и речей тех мотыльных он не рекл. Вдругорядь  егда  поднят
бысть на пытку Федор Борзецов и с пытки рекл  прежняя  свои  речи,  что  и
наперед того сказывал...
     - Годи! - остановил Шереметев Гаврюшку и впился  изучающе  в  Антипа.
Плотник под этим взглядом дернулся, переступил ногами. Потом облизал губы.
     - Ну, ответствуй, - так ;е,  не  повышая  голоса,  обратился  к  нему
боярин, - поминал ты великаго государя? Кричал ли при том,  что  страха  в
тебе несть, ибо  за  тобою,  отступником,  сила,  пред  коею  сам  великый
государь не устоит? Ежели ты,  вор,  про  себя  и  про  подручников  твоих
доподлинно не скажешь и государю в том  вины  не  принесешь,  то  государь
велел тебя в том пытать вдругорядь накрепко.
     Антип молчал.
     Шереметев, подавшись вперед, смотрел  на  него,  словно  гипнотизируя
взглядом, но потом, видно устав, приказал:
     - На виску ево!
     Коротконогий, с непропорционально широким туловищем  палач,  радостно
ощерился, показав гнилые зубы, и, цепко схватив плотника за плечо, толкнув
его к дыбе.
     - Не знаю я, какой это Феодосий, - вдруг сказал Лонч, - но иконы,  на
мой взгляд, средние. Им там, видно, группу внедрить - раз плюнуть.
     Антипа вздернули, и затянутый в черное помощник палача ухе ступил ней
на связывающую его лодыжки веревку.
     - Всыпай-ка ему пяток для начала, - приказал боярин.
     Свистнул кнут.
     - А-а-а! - страшным голосом взвыл Антип.
     Чака, побледнев, вцепилась в подлокотники резного ганзейского стула.
     - Зато как поработали! - восторженно  сказал  Лип,  не  отрываясь  от
зрелища пытки. - Двадцать  квадратных  метров.  Весь  иконостас!  За  семь
минут! В горящей церкви!
     - Нужны им, значит, эти иконы, -  сказал  Старик.  -  Вон  даже  Липа
прислали...
     - Могли и спецгруппу прислать, - не сдавался Лонч. - Так трудно  было
внедряться! И темпоратор сгорел.
     - Ну, Лонч, - сказал Старик. - Ну чего  об  этом.  Ведь  сколько  уже
говорено. Да разве сдал бы Поротов поместье свое кому попало?! Хоть  и  на
год в наем, а человека все же знать надо. Ну а если не снимать,  попали  б
мы при пожаре в церковь? Да ни  за  что!  Кто  б  допустил  чужаков  добро
выносить? Пусть лучше сгорит, чем кому-то достанется! Даже вас  этот  отец
Зосима чуть не обшаривал... А темпоратор  -  что  ж...  В  лесу  еще  один
есть...
     Антипа  уже  спустили  на  пол  и  теперь   отливали   водой.   Дьяк,
повернувшись, давал указания отжимавшему из кнута кровь палачу.
     - Жаль, однако, что Мистер Томпсон запретил  его  убивать,  -  сказал
Барт. - Убить или амнезировать - было бы лучше для всех.
     - Да... - мечтательно протянул Лонч. - Рубль мастеру, он это умеет...
С одного удара позвоночник перебить может.
     - Да нет, Лонч, - заметил Старик. - На это ни один палач не пошел бы.
Забить без приказа - завтра же новую службу  искать.  Достать  нам  Антипа
трудно было бы. Впрочем я думал: через Гаврюшку.  Но  вот  Мистер  Томпсон
высчитал флюктуацию.
     Тем временем помощник заплечною снова потянул  за  веревку,  поднимая
Антипа повыше. Затем по команде палача  всунул  ему  между  связанных  ног
бревно и взобрался на него, усиливая таким образом нагрузку на  вывернутые
из суставов плечи.
     - Ну что, вор, -  ласково  обратился  к  хриплому  от  боли  плотнику
боярин. - Станешь глаголати? Ответствуй,  с  какова  умышления  грозил  ты
великому  государю  диаволом,  врем  человеческим,  и  кто  тебе  в  твоих
скаредных, еретических учинках помощник?
     - Молчит, - с удовлетворением заметил Лонч. - У них вся артель такая.
Молчуны.
     - Продолжай, - махнул палачу Шереметев.
     - Постойте! - вдруг крикнула Чака. - Смотрите!
     С Антипом творилось что-то неладное. Он ухе не вздрагивал под ударами
кнута, а, выгнувшись всем телом, насколько позволяла ему тяжесть в  ногах,
воспаленно водил выпученными  глазами  по  стенам  и  потолку,  словно  не
понимая, где он. Это заметил и боярин, сделав палачу знак обождать.
     - Агх-а-а, - хрипел Антип, и кровавая мутная пена выступала на губах,
клочьями летела в стороны.
     - Завтра. Это же завтра... - прошептал Лип. И не успел договорить.
     Взгляд Антипа уперся в  скорчившегося  в  дальнем  углу  Гаврюшку,  и
глаза, казалось, еще больше вылезли из орбит.
     - Вольные мы! - выкрикнул Антип. - Дьяку Лучникову хоромы  збудовали.
Вместо сгоревших. Все! Всяко скажу! Жарко-о-о! - Он  запрокинул  голову  и
вдруг, жутко перекосившись лицом, откусил себе язык  и  с  захлебывающимся
воем выронил его изо рта, откуда тут же хлынул поток крови.
     - О господи! - ахнула Чака, и тут же  резкой  болью  отдался  в  ушах
взорвавшийся  под  черепом  сигнал  аларма.  Мистер  Томпсон  играл  общую
тревогу. Антип все-таки выдал их. Фактически, это означало провал  Группы,
и изменить тут что-либо уже невозможно.
     И замер посреди горницы вскочивший на  ноги  Барт.  И  Старик  тяжело
дышал, обмякнув на лавке. И Липа колотила нервная дрожь.
     А в самом застенке, где по беленому тесу стен метались багровые тени,
застыл обомлевший, уронивший перо на стол Гаврюшка, да навалившийся грудью
на пустой фонарь дьяк Ларионов вперился, хищно  оскалясь,  в  суетившегося
возле Антипа палача. Торопясь  остановить  кровь,  палач  разжал  ножом  у
висящего без сознания Антипа зубы и, вытащив из жаровни железный крюк,  не
очень ловким движением прижег им обрубок.
     Один боярин не потерял спокойствия  и,  обернувшись  к  застывшему  с
отвисшей челюстью Гаврюшке, потребовал:  -  Запиши.  Диак  Лучников.  -  И
добавил, обращаясь сразу и к палачу, и к приставу: - В железа его. Да руки
вправити не забуди. И знахоря пришлите. Нынча  он  нам  без  ползы,  а  до
Болота должен дожити. Ано, - он лицемерно перекрестился, -  како  государь
укажет.
     Чака обвела комнату блуждающим взглядом. -  Что  же  это?  -  жалобно
прошептала она. - Папочка, - губы ее дрожали, - что же  такое  получается?
Это же конец...
     Стоявший рядом Лонч протянул руку и прижал ее к  себе.  -  Не  бойся,
маленькая, - ободряюще сказал он. - Мы успеем уйти. Это еще не конец.  Все
в порядке.
     -  Смотрите,  смотрите,  -   нетерпеливо   перебил   Старик.   -   Не
отвлекайтесь!
     - Лучников, Лучников... - бормотал Шереметев. - Сице тот  ли,  что  в
Новегороде бо? Нет, овамо Лутохин.  Ано  Лучникова  не  вспомню...  Жалко,
поздно ужо. Ну да завтра найдем, куды денется... Эй, Ивашка! - крикнул  он
громко. - Завтра мне доложишь - кто таков диак Лучников, да иде живеть.  В
Розряде сведаеш.
     - Ну вот, - необычайно спокойно сказал с застывшим  лицом  Старик.  -
Надо собираться.
     - Вот черт! - выругался Барт. - Все пропало! Чака! Ты чего?!
     Чака плакала. Не в силах сдержаться, она закрыла  ладонями  глаза,  и
только видно было, как кривятся губы, да капают на пол прозрачные капли.
     - Ну-ну, - сказал Лонч. - Чего уставились?!  -  Он  подошел  к  Чаке,
снова обнял ее за плечи и повел к стене, шепча что-то на ухо.
     Растерянные Барт и Лип смотрели на Старика. Тот, словно бы ничего  не
замечая, продолжал  сидеть  за  столом,  задумчиво  глядя  перед  собой  и
барабаня пальцами по столешнице. Губы его шевелились.
     - Старик! - дернул его за рукав Барт. - Чего  сидеть!  Давай  решать.
Что делать будем?
     Старик поднял голову, оглядел Барта, Липа, Чаку с Лончем у стены.
     - Что делать? - переспросил он. - Уходить, что же еще?
     - А артель? - удивился Лип. - Как же артель?
     - Артель? - Лонч отпустил Чаку. - Лип, мы  же  вчера  еще  решили.  Я
поеду туда, рассчитаю их, объясню, в чем дело. Они  успеют  уйти.  Давайте
собираться. Командуй, Старик!
     - А чего командовать? - сказал Старик. - Ситуация - яснее некуда. Все
проверить! Хоромы должны остаться - чтоб комар носу не подточил. Через час
сбор здесь, за столом.
     - Как через час! - воскликнул  Лонч.  -  А  ворота?  Они  же  закроют
ворота! Что нам проверять?!  Мы  же  готовились  к  такому  повороту.  Все
вылизано. Надо ехать, не медля. Ты часом не забыл, Старик, что мы лишились
основного темпоратора? Запасной, между прочим, в лесу. Очень далеко.
     -  Лонч!  -  Старик  поднял  глаза.  -  Не  суетись!  Рогатки  начнут
выставлять самое раннее через полтора часа, как пробьют зарю.  Мы  успеем.
За дело!
     Сгущались сумерки. Уплывало за клети багровое солнце. Стоя во  дворе,
Старик  смотрел,  как  Группа  готовится  к  отъезду,  как  Лип  с  Бартом
выкатывают каптан и впрягают в него лошадей, как мечется по терему Чака  и
таскает скудные пожитки Лонч.
     Все были заняты делом. Возбужденные нависшей угрозой, они чувствовали
особую  собранность  и,  унимая  лихорадочно  мчащуюся  по  жилам   кровь,
аккуратно  обшаривали  все   уголки   и   закоулки,   оглядывали   заранее
подготовленную поклажу, тщательно подгоняли упряжь  и  осматривали  копыта
лошадей. Однако, рассчитывая возможные варианты, проверяя в последний  раз
систему сложения и беседуя по этому поводу с Мистером Томпсоном,  все  они
вытеснили из своего сознания как уже  абсолютно  неважное  и  сам  Земский
приказ, где лежало сейчас  бесчувственное  тело  Антипа,  и  знакомца  их,
молодого подьячего Гаврюшку.
     А Гаврюшка между тем действовал. Сгибаясь и  хоронясь  в  наползающей
тьме, он бесшумно крался по-над стеной длинною сруба через  двор  приказа,
там, где четверть часа назад двое стражников протащили под руки и швырнули
в зловонную грязь опальной тюрьмы так и не пришедшею в себя Антипа. Присев
у угла на корточки, он выждал,  пока  пройдет  мимо,  ворча  и  сплевывая,
охраняющий тюрьмы караул, а потом метнулся к дверям.
     Подкупленный им три  дня  назад  сторож,  к  счастью,  не  успел  еще
запереть наружную дверь, и Гаврюшке не пришлось долю  маячить  на  светлом
фоне недавно срубленных бревен. Больно  стукнувшись  плечом  о  косяк,  он
мышью юркнул в притюремник. Сторож как раз только  что  затащил  Антипа  в
отдельную клеть, где положено было держать шедших по  государеву  делу,  и
теперь укладывал его, подсовывая под голову тонкое поленце.  Услышав  звук
задвигаемой щеколды, сторож отпрянул от Антипа, вскочил, резко хватаясь за
нож, на ноги.
     - Аз сице, аз, - хрипло проговорил Гаврюшка. - Эх, черт, беда,  Фома,
нескладно како...
     - Да что, что случилося? - пугаясь, вопрошал Фома, бледнея лицом.
     - Ты вот убо что, Фома, - сказал Гаврюшка, проходя в чуланчик.  -  Ты
выйди, а? От греха. Мне доведатися надобе кое чево.  Видиш,  сиделец  умом
ослаб, язык скусил.  -  Левой  рукой  он  ловко  сунул  сторожу  в  карман
увесистую калиту.  Почувствовав  ее  тяжесть,  Фома  осклабился,  угодливо
закивал.
     - Конечно, конечно. Тебе вся воля. Никтоже видал?  -  осведомился  он
деловито.
     - Кажись, никтоже. Ано ты тамо выстави на столе вино да  индо  разлей
по чаркам. Пображничати аз пришед, аще что.
     - Надобе его в железа...
     - Да куды ж его в железа? Мало не мертвый.
     Закрыв крепкую дубовую дверь, Гаврюшка отгреб сапогом мусор и стал на
колени рядом с распростертым на полу Антипом. Найдя  в  кармане  тряпочку,
поплевал на нее и принялся оттирать окровавленный рот.
     - Вот беда, вот  беда-то,  -  бормотал  он,  растирая  Антипу  виски.
Оглянувшись и увидев в углу бадейку с водой, он  вскочил  и,  схватив  ее,
вылил на Антипа.
     Плотник зашевелился, медленно открыл  глаза,  уставился  на  Гаврюшку
тяжелым бессмысленным взглядом. Гаврюшка ждал, сидя на корточках.  Наконец
Антип узнал подьячего. В глазах его появилось затравленное выражение, а на
лице отразилась мука. Из горла Антипа вырвался стон.
     - Ну что же ты наделал! - воскликнул Гаврюшка с отчаянием. -  Что  те
ты наделал-то!  Ведь  вси  погибли.  Тераз  всех  споимают!  Ну  бысть  же
сговорено, а?!
     В левом глазу Антипа набухла и  скатилась  вбок  одинокая  слеза.  Он
пошевелился, собираясь поднять руку - и не смог. Рука со стуком  упала  на
пол.
     - Аз хе рече, рече зобе: вызволю. Дай срок  -  вызволю.  Яко  же  ты?
Послушал каво? Митька, выжига, да? Покажи, рече, а покуда с ними  возятся,
тебя на съезжую переведут. А там убо утечеш, да?
     Антип замычал. Лицо его снова скривилось.
     - А-а-а, - о-оо, - и-и...
     - Рече, рече, аз веде. Ано ты? Ты-то? Ну что  делати  тепериче?  Како
всех спасати? Ну, ладно, дьяка аз упрежу, вспею. А мужики? Артель-то како?
Сам глашлах, не поверят они. Еже убити, яко шиша, могут. Что же делати-то,
что делати? - тихо повторил Гаврюшка  и  сел  на  пол,  безнадежно  свесив
голову.
     Лицо следившего за ним Антипа страдальчески сморщилось.
     - Ан! Веде аз! - вдруг оживился Гаврюшка. - Аз удумал. Ты же  грамоте
обучен?!
     Антип утвердительно моргнул. Видно было, что силы его на исходе.
     - А узнають оне твою руку?
     Антип снова моргнул.
     - Ты  напишеш  им.  Аз  бо  свезу.  Нощно.  Пиши!  -  он  уже  снимал
чернильницу, вытряхивал из колпака слегка примятые листочки бумаги.  Потом
вскочил,  засуетился,  поднял  и  подтащил  тяжелое   тело,   привалил   к
бревенчатой стене, сунул в негнущуюся клешню гусиное  перо.  Бросившись  в
угол, принес кадку и, выплеснув  воду,  поставил  ее  на  попа  между  ног
антипа.
     - Пиши, - приказал он. - Пиши! Кто набольший-то у вас?
     Антип замычал, делая отрицательные движения головой,  руками  и  даже
плечами.
     - Али несть? - не поверил Гаврюшка. - Ну да ладно, пиши  просто:  "Аз
взят по государевой справе. Бегите, ни мало не медля". Нет! -  оборвал  он
себя. - А ежели я попадуся? Не годится!  Пиши  тако:  "Братие,  доверитеся
человеку сему. Все, что он ни глаголах, есть святая правда". Пиши!
     И дождавшись, пока поставит Антип  последнюю  закорючку,  вытащил  из
судорожно стиснутых пальцев перо, посыпал песком листочек,  помахал  им  в
воздухе, поглядел, поднеся к лучине, высохли ли чернила.
     Бросив взгляд на  Антипа,  он  увидел,  что  тот,  странно  оскалясь,
тянется к нему.
     - Прощай, - сказал Гаврюшка, отшатываясь. - Спешити надо.  Покуда  не
затворили ворота. Помалися тому,  кто  с  нами  присно.  Он  спасет  тебя.
Прощай. - И торопливо  сунув  свернутый  листок  за  пазуху,  выбрался  из
клетушки.
     Кивнув сторожу, он отодвинул щеколду с  двери,  коротко  вгляделся  в
щель, а потом выскользнул за  порог  и  исчез  во  тьме  теплой,  пахнущей
навозом и пылью ночи. Словно и не было его  здесь  никогда.  И  подключись
сейчас кто-нибудь из Группы к камере застенка, он увидел бы лишь зевающего
на лавке сторожа да еле видное в слабом огоньке лучины бесчувственное тело
Антипа у стены.
     Гаврюшка же спешил. Он  бежал  по  Китай-городу,  прячась  от  людей,
прижимаясь к заборам, вздрагивая от взглядов искоса запоздалых прохожих  и
втягивая голову в плечи при звуке колотушек сторожей. Бежал, радуясь,  что
бежать до Никольских ворот, где на Воскресенской  улице  жил  его  друг  и
покровитель, хозяин Антипа, дьяк Лучников, не очень далеко.
     "Глупьем случилось, - думал он. - Как же так  вышло?  Ведь  все  было
сговорено. Не поверил Антип, не поверил мне. Митьку послушал. Как же я  не
догадался прежде, что ему  Митька  тогда  на  ухо  шептал?!  Ведь  мог  же
помешать, мог же! Как же я так?! И что делать-то теперь? К дьяку  надобно,
скорее к дьяку. Нынче то первое Дело. Стрельцы придут  рано.  В  Разрядном
крючки вмиг столбцы просмотрят. А то и просто вспомнят, кто таков. Худо...
Ох, как худо... Нужно будет их убедить. Но то я сумею. Они мне поверят. Не
могут не поверить. Да еще Катерина! Нельзя ее. Всякого, только не ее! Надо
все сделать, чтоб она уцелела. Да, да, довольно лгать себе! Да - Катерина!
Пускай племянник... Что мне до того, кого она любит... Я хочу, чтоб с  ней
все было ладно! И довольно. Я не должен думать дальше... Но как он на  нее
смотрел! А она перебирала косу. Ах, да что мне до них. Пускай  любят  друг
друга. Пускай, раз хотят! Первое дело - успеть. Очень мало времени. Кто же
думал, что так случится. Все было готово...
     Чернильница на гайтане мешала ему, билась о крест. Он  изо  всех  сил
дернул ее, но шнурок был шелковый и не хотел  рваться.  И  тогда  Гаврюшка
сдернул чернильницу через голову и, сильно размахнувшись, швырнул ее через
чей-то забор.
     - Добыча кому-то... - опустошенно подумал он.
     Тяжело дыша, он свернул в Воскресенскую улицу, скользя и оступаясь на
мокрой от вечерней росы траве у забора, подбежал  к  теряющемуся  во  тьме
частоколу, подпрыгнул, быстро подтянулся и  под  хруст  рвущегося  кафтана
свалился во двор к Лучникову. До этого он никогда не ходил к  дьяку  таким
способом. Но сегодня не стоило поднимать шум и ломиться в запертые ворота.
Пригибаясь  и  постоянно  оглядываясь,  он  бросился,   минуя   внутренние
частоколы, вдоль амбаров к дому, туда, где  в  светлице  на  втором  этаже
горели свечи, качались тени, и откуда из открытых из-за жары окон  долетал
невнятный шум голосов.
     - Не понимаю! - Лонч ходил у стены, стискивая и разжимая кулаки. - Не
понимаю! Чет мы ждем, Старик?! Чего сидим?!  Мы  уже  не  успели.  Я  вижу
развод у Никольских. И у Фроловских сейчас начнется. Ворота закроют  через
пятнадцать,  ну  максимум  через  двадцать  минут!  Ты  хочешь,  чтоб  нас
захлопнули?! Почему ты молчишь?! У нас было время уехать, но  ты  не  дал.
Вот мы все. Объясни нам! Дьяк оторвал подбородок от груди, поднял глаза.
     - Что за паника, Лонч?! - произнес он. - Побереги  нервы.  Ты  -  как
маленький. Зачем нам ехать ночью? Чтобы нарваться на лихих людей?  Мы  все
успеем и выехав на рассвете. Утром, когда  стрельцы  получат  приказ,  нас
здесь уже не будет. А они должны еще, между прочим, выяснить, кто я и  где
живу. Так что после открытия ворот у нас в запасе будет не меньше часа.
     - А погоня! - воскликнул Лонч. - Зачем нам рисковать?!
     - Какая погоня? - удивился Старик. - Я не верстан. А  про  Бусково  в
Поместном записей нет - это же наем.
     - Да они и не будут рыться в записях! - возразил Лонч. -  Они  просто
допросят соседей. А о нашей  сделке  каждая  собака  знает  -  Пороток  на
радостях всем раззвонил.
     - Ну хорошо, - сказал Старик. - Ну, допустим, в карауле не  дураки  и
догадаются опросить соседей. Но Бусково же на Серпуховской  дороге.  А  мы
поедем  по  Каширке.  Или  ты  боишься,  что   не   успеешь   предупредить
артельщиков? Побойся бога, Лонч! Разрыв у тебя  составит  не  меньше  трех
часов.
     - Нет, Старик, - сказал  Лонч,  останавливаясь.  -  На  этот  счет  я
спокоен. Но мне непонятно, зачем мы  увеличиваем  степень  риска.  Нам  ли
бояться лихих людей?! Мы немного видим в  темноте.  Владеем  всеми  видами
оружия. И кроме того у нас  есть  усыпляющий  газ.  Мистер  Томпсон  велел
уходить как можно быстрее, а  ты  остался.  И  объясняешь  это  совсем  не
убедительно. Ты не договариваешь чего-то,  Старик.  Ты,  не  спросив  нас,
согласился с решением центра, втянувшего нас в эту  авантюру.  И  Липа,  у
которого кончилась стажировка, ты тоже оставил, хоть мы и были  против.  Я
не узнаю тебя в последнее время, Старик.
     - С Гаврюшкой еще связался, - подала голос Чака. - Попался б мне этот
крючок напоследок!
     - Да? - сказал вдруг насмешливый  голос  из  сеней.  И  пламя  свечей
качнулось от открывшейся двери. - И что бы тогда?
     Кто-то,  неизвестно  как  пропущенный  Мистером  Томпсоном,  стоял  в
темноте проема. Мелькнули вырванные  из  мрака  борода  и  нос,  сверкнуло
железо на поясе.
     - Гаврюшка! - ахнула Чака.
     - Ты как это здесь... - начал было Барт, угрожающе приподнимаясь  над
лавкой.
     - Ну вот... - сказал Старик.
     - Что это значит?! - рявкнул Лонч. - Старик! Как это понимать?!
     - А никак не понимать, - весело объявил Гаврюшка, выходя на  середину
комнаты и садясь за стол. - Охолоните, православные, я вам все объясню.
     - Ненавижу! - вдруг со всхлипом груди выкрикнула Чака. - Отец! Что же
это? Почему он здесь?!
     - Ну, Старик, - зловеще сказал Лонч. - Этого мы не ждали. Что  же  ты
наделал, Старик? Далеко ты, однако, зашел!
     - Ти-ха! - раздельно и властно произнес вдруг  Гаврюшка.  -  Кончайте
базар! Сантер Лонч, сядьте, не будьте бабой. И ты, Барт, садись, время  не
ждет. Будем знакомиться, ну?! Меня, например, зовут Григ...
     И вот они снова сели за столом, потрясенно пытаясь понять  и  принять
то, что рассказывал им неопрятный, вспотевший, измазанный сажей  и  грязью
Гаврюшка.
     - Все не зря, - говорил он. - И Бусково в наем - не зря, и  иконы  на
пожаре - тоже. Вам кажется, что с вами сыграли дурную шутку. Нет. Теперь я
могу рассказать, зачем нам понадобилось  это  злосчастное  Бусково.  Дело,
конечно, не в иконах. Вы это и сами поняли. Ваше задание было частью очень
большой операции. Гигантской  программы.  Может  быть,  важнейшей  за  всю
историю Службы  Времени.  Речь  идет  о  Контакте.  О  контакте  с  другой
цивилизацией. - Григ умолк, давая возможность оценить услышанное. - Да,  -
сказал он. - Контакт. И вы не поверите, с кем.
     - А, - вспомнил Лип. - Они высаживались на Землю. Я  что-то  об  этом
читал... Но это было до нашей эры, - добавил он растерянно.
     - Нет, - Григ улыбнулся. - Это не то. - Он снова сделал паузу и обвел
лица сидящих за столом. - На этот раз мы вышли на контакт с дьяволом.
     - С дьяволом? - воскликнула Чака и недоуменно помотала головой.  -  С
каким дьяволом?
     - Дьявол, - сказал Григ, - Люцифер, Ариман, Самаил, Мара, Эрлик, хоть
горшком назовите. Важно другое. Он реален.  Древние  не  выдумали  от.  Он
действительно существует. Кто это такой - неизвестно. Но  то,  что  он  не
земного происхождения, не вызывает сомнений. Мы думаем, это  пришельцы  из
космоса. Хотя  утверждать  здесь  что-либо  трудно.  На  сегодняшний  день
зафиксировано всего  сорок  семь  случаев  этого  нечто.  Мы  их  называем
"актуализациями".  Так  вот  одна  из  этих  сорока  семи  актуализаций  и
происходит в вашем Бускове.
     - Вот это да! - вскрикнул Лип. - Неужели в Бускове?! Аж не верится! -
Он восторженно воззрился на подьячего.
     - Именно так, - кивнул Григ. - Та самая артель, что ладит вам  сейчас
хоромы - люцифериане. Откуда они пришли, мы не знаем, пришли -  и  все.  И
куда уходят - тоже не ясно. Обычная бродячая артель. Но вот контакт  их  с
дьяволом зафиксирован точно.  Дьявол  являлся  им  пятого  августа  тысяча
шестьсот тридцать восьмого года. То есть завтра.
     - А откуда об этом стало известно? - заинтересовалась Чака. - Архивы?
     - Архивы? - переспросил Григ задумчиво. - Да, можно сказать,  архивы.
Археологи наконец расчистили здесь в Москве  подвал  дома  Ромодановского.
Раньше у них все руки не доходили. Впрочем, - он  улыбнулся,  -  их  можно
понять. Подвал был огромный, больше десяти метров глубины, и весь  засыпан
песком. А точно ли это дом Ромодановского или, может, чей другой,  они  не
знали. Вот и тянули. Но зато когда раскопали, то в стенах нашлись  ниши  с
допросными листами в  ларцах.  По  существу,  целое  богатство.  Протоколы
допросов - лет за сто. И тех, кого пытал сам князь  кесарь,  и  тех,  кого
мучили его предшественники. Вот там среди прочего нашли  и  сказку  вашего
Антипа.
     - А я все думаю, - сказал Лонч, - чего  это  чертей  в  России  ищут?
Неужто только потому, что князь Гог родом отсюда? В Европе-то,  поди  куда
как больше ведьм и колдунов было. И надо полагать, не на пустом месте  они
плодились.
     - Верно, - кивнул Григ, решив не обращать внимания на сарказм.  -  Из
остальных сорока шести актуализаций двадцать девять - в Европе. Потом пять
в Персии, пять в Индии, четыре в Турции, две в  Китае  и  одна  в  Египте.
Контакты,  наверное,  были  и  еще,  в  Америке,  например,  но  нам   они
неизвестны. В России эта актуализация тоже пока единственная.
     - И все в семнадцатом веке?
     - Нет, конечно. Первую актуализацию нащупали еще в четвертом веке  до
нашей эры. Но потом на триста с лишним лет - тишина. И  это  понятно,  там
очень затруднен хронометраж. Затем можно отметить  относительные  всплески
во втором, четвертом и  девятом  веках.  А  начиная  с  двенадцатого  идет
устойчивый рост. Больше всего актуализаций  зафиксировано  в  шестнадцатом
веке. А после этого начинается спад. В семнадцатом веке их  всего  три,  в
восемнадцатом только одна, а потом и вовсе ничего. Понятно, что  я  говорю
только о тех случаях, на которые мы вышли.
     - Доктор Фауст, например.
     - Увы, нет, -  Григ  покачал  головой.  -  К  сожалению,  легенда  не
подтвердилась.
     - Значит, - заметил  Барт,  -  суды  над  ведьмами  были  не  так  уж
беспочвенны. Их пик, по-моему, приходится как раз на шестнадцатый век.
     - Дыма без огня не бывает, - отозвался Григ. - Везде, где  количество
актуализаций растет, отмечается и рост преследований. Но если учесть,  что
нами было проверено около пятисот тысяч наводок...
     - Пятьсот тысяч! - ахнула Чака. - И из  них  только  сорок  с  чем-то
настоящие?!
     - Да,  пятьсот  тысяч  или  около  того.  Точно  не  скажу.  Это  все
начиналось задолго до меня.
     - То есть, - уточнил Лонч, - ты раньше работал над чем-то другим.
     - Конечно. Я ведь из космической разведки.
     - А в Службу Времени?
     - А разве  я  не  говорил?  -  удивился  Григ.  -  Меня  нашли  через
информатеку. Оказалось, что я - ну просто копия этого Гаврюшки. Отказаться
я не смог.
     - Вот, оказывается, как низко  может  пасть  Десантник,  -  улыбнулся
Барт.
     - Бросьте, ребята, - Григ махнул  рукой.  -  Можно  подумать,  у  вас
легче. Одно это дело почище любой нашей операции.  Только  предварительная
подготовка чего стоила! Ведь изначальный наш замысел был далеко не  прост.
Мне следовало спасти Антипа из тюрьмы, а потом  через  него  проникнуть  в
артель. Как раз на эту ночь я приготовил его побег - так, чтобы  к  началу
Контакта оказаться с ним в Брокове. Но вот неспрогнозированная  флюктуация
- и все прахом.
     - Сложно как, - удивился Лип.  -  Неужто  проще  нельзя  было  к  ним
внедриться?
     - Что ты! - Григ вздохнул. - Они так закрыты! Ходил туда человек  под
видом нищего. Кинули несколько полушек, даже на порог не пустили.
     - Не пойму я все же, - вдруг сказал Барт. -  Зачем  мы  покупали  это
село? Какой смысл в том, что оно наше, а не Поротова?
     - Сейчас объясню, - сказал Григ. - Ты  ведь  помнишь,  Барт,  что  вы
заплатили артельщикам вдвое против того, за что подрядил их Поротов. Когда
Старик предложил вам это, он сказал, что  вы  создаете  ситуацию,  которая
будет оказывать деструктурирующее влияние, а это опасно. Было такое?
     - Ну было, - согласился Барт. - И что же?
     - Он тогда сказал, что Поротов в реальной ситуации долго  торговался,
и артельщики были очень недовольны  ценой.  Качнись  что  -  и  они  могли
запросто сорваться и уйти. А вы не должны были этого допустить.  Так  вот,
Старик  сказал  вам  чистую  правду.  Заплатить  вдвое  было  единственным
способом стабилизировать ситуацию. Только цена эта  устраняла  последствия
не вашего вмешательства, а моего.
     - И только ради этого вы подставили нашу Группу?! - возмутился  Лонч.
- По-вашему, Наблюдателей внедрить - раз плюнуть.
     - У нас не было другого выхода, - объяснил Григ. - Поротов не сдал бы
село незнакомому человеку. А мы должны были устранить любые неожиданности.
В таком деле нужна тройная надежность. Ведь до сих пор не  ясно,  привязан
этот контакт к времени и месту или нет. Пока что  никому  еще  не  удалось
воссоздать  повторную  актуализацию  там,  где  ситуация   Контакта   была
разрушена. Артельщиков во что бы то ни стало следовало удержать в селе. Ну
и, конечно, всякого рода дополнительная страховка тоже была продумана. Вот
Лип, например. Фактически Старик оставил его из-за меня. Если бы Антип  не
раскололся, Лип завтра с утра отправился бы с особым заданием в село.
     - Я?! - воскликнул Лип. - Я готов! Пожалуйста.
     - Спасибо, Лип, - серьезно ответил Григ. - Но теперь уже не нужно.  Я
поеду один.
     - И это была вся твоя страховка? - Барт покачал головой. - При  таком
количестве нештатных ситуаций...
     В глазах Грига пробежали  лукавые  огоньки.  -  Ну  а  вы,  вы-то!  -
воскликнул он. - Такой отряд под рукой! - Взгляд  его  снова  потух,  лицо
стало суровым. - Конечно, нет, - тихо сказал он. - Не вся. В основном меня
прикрывал Джой - сотский Сытин из  Васильевского  полка.  Кстати,  это  он
тогда ходил в село побираться. Я рассказывал.
     - Сотский Сытин?! - изумился Барт. - Это которого на  прошлой  неделе
убили в лесу под Дмитровом? Я его знал.
     - Настоящий Сытин утонул еще год назад. На прошлой неделе убили Джоя.
Не поехать он не мог - приказ исходил лично от Шереметева. Да и  причин-то
отказываться не было! Кто мог  предвидеть,  что  шайка  Бассарги  внезапно
выдвинется на Дмитровскую дорогу?! - Григ тяжело вздохнул. -  Очень  я  на
него надеялся, - тихо сказал он. - Его сотня завтра у Шереметева в наряде.
Если бы он был жив, я бы здесь не сидел. А теперь вот все порушилось...
     - М-да-а... - рассеянно согласился Барт. - Судьба... - и вдруг, разом
подобравшись, быстро полез из-за стола. - Сейчас приду, - сообщил он.
     - Нервишки поди, - съязвил Лонч. - Это бывает. Смотри, не добежишь.
     Барт покосился на нет, но отвечать не  стал.  Одернув  свою  короткую
однорядку, он повел плечом и стремительно вышел, почти выбежал из горницы,
резко захлопнув за собой дверь.
     - Значит, черт, - мечтательно сказала Чака. - Я маленькой так  хотела
увидеть настоящею черта. Отец читал сказки. Я совсем  не  боялась.  Черта,
лешего, ведьму - кот угодно. Вы, кстати, только дьявола ищете  или  прочей
нечистью  тоже  интересовались?   Русалками   там   всякими,   овинниками,
кикиморами? Или, скажем, троллями с эльфами?
     - Мы проверяли, - сказал Григ. - И по лесам, и по болотам. Достаточно
тщательно.  Нет  ничего.  Народная   фантазия.   Остатки   пантеистических
верований. А дьявол, оказывается, есть.
     - Жаль, - вздохнула Чака, поправляя  на  тонком  запястье  серебряный
браслет. - Мне так хотелось, чтоб домовой был на самом деле. И чтоб гладил
во сне... мягко так... лапкой мохнатой...
     - Лапкой! - фыркнул Лип. - Мохнатой! Он тя  погладит!  Ты  уже,  чай,
совершеннолетняя.
     - Ну, а как он выглядит? - внезапно оживившись, спросил Старик. -  Вы
сумели заснять эту актуализацию?
     - Конечно, - кивнул Григ. - Так же, как и все остальные. Какая  может
быть  операция  без  предварительной  съемки?  Столб  пламени,  а   внутри
неподвижный черный силуэт. Метра два ростом. Сзади - то ли  мешок,  то  ли
рудименты крыльев. Две ноги, две руки. Кто это? Пришелец в защитном  поле?
Джины, рождающийся в огне? А может быть, это весточка  из  давно  погибшей
Атлантиды? Не ясно. Видно только, что он очень похож на человека. В других
случаях, кстати, то же самое.  Живых  бесов,  соблазняющих  слабых  духом,
обнаружить так и не удалось. Везде столб, и возле  плохо  видна.  Даже  не
понятно, реальное это существо или только изображение.  Вообще,  если  кто
хочет, может посмотреть записи. Теперь у вашего Мистера  Томпсона  есть  с
моим Гномом двусторонняя связь.
     -  А  почему  он  неподвижен?  -  поинтересовался  Лип.   -   Вы   не
просвечивали? Сразу бы стало ясно, голограмма это или нет.
     - Ну что ты! - удивился Григ. - Просвечивать до Контакта нельзя.  Это
же  воздействие.  А  вдруг  он  чувствителен  к  гамма-лучам?  Вот  сейчас
просвечивание в программе. Мне самому  интересно,  ведь  по  поверьям  вся
нечисть внутри полая.
     - А другие попытки? - спросила Чака. - Они вам  что  нибудь  дали?  Я
правильно поняла, что настоящего Контакта так до сих пор и не было?
     - Да, - Григ вздохнул. - Ты поняла правильно. Все сорок шесть попыток
закончились ничем. Только потери... - Он помрачнел лицом. - Это  оказалась
очень тяжелая программа. При ее выполнении было убито  более  восьмидесяти
человек.  Они  схлопывались  в   хроноколлапсах.   Сгорали   на   кострах.
Приносились в жертву. Их просто убивали в драках. Правда, человек двадцать
удалось спасти, замкнув  петлю  и  направив  развитие  ситуации  в  другую
сторону.   Но   в   большинстве   случаев   изменение   случившегося   уже
флюктуировало. В итоге, шестьдесят три  погибших.  И  главное  -  впустую.
Принимались все меры предосторожности. Самая совершенная  техника.  Лучшие
сантеры. Тщательная предварительная проработка. И все прахом.  Словно  рок
какой то! Кончилось тем, что все точки Контактов теперь заблокированы, и к
ним не подступиться. Думали: конец. И вдруг - этот подвал!
     - А кто, - спросил Старик, - выходил на Контакт?  Секты  какие-нибудь
или так, случайные люди?
     - Григ на секунду задумался. - Да кто только на него не выходил! - Он
махнул рукой. - И альбигойцы, и тамплиеры, и зиндики,  и  тантристы.  Даже
императоры. В частности, Рудольф II и Генрих IV. А Ричард Львиное  Сердце,
так тот вообще после Контакта  заявил,  что  все  Плантагенеты  пришли  от
Дьявола и вернутся к Дьяволу.
     - А как он выглядит? - перебил его Лип. - Рога?  Хвост?  Шестерки  на
голове? Какое у него лицо?
     Григ пожал плечами. - Вообще-то через пламя плохо видно, - сказал он.
- Ты после сам посмотришь запись. Могу только сказать,  что  у  него  есть
глаза. Глаза видны хорошо.
     - А они подходят к нему, целуют в зад?
     - Лип! - возмутилась Чака.
     - Но я слышал, - Лип немного смутился, - что на шабаше...
     - Да, ты прав, - улыбнулся Григ. - Но, во-первых,  это  не  шабаш,  а
скорее черная месса. Причем  достаточно  странная:  элементы  католической
традиции вкраплены в православную основу, и в  результате  вся  обрядность
совершенно уникальна. В частности, ничего похожего на шабаш в ней  нет.  А
во-вторых, похоже, они знают, что к нему не подойти. Мы думаем, что  огонь
- эта граница защитного поля.
     - Все это очень интересно, - холодно заметил Лонч. - Но  мне  хочется
знать, почему посвящен был только Старик. А  нам  что,  не  доверяли?  Или
считали, что мы не сможем понять?
     - Ну зачем ты так, Лонч, - укоризненно произнес Старик.
     - Не надо, Старик, - Григ перевел взгляд на Лонча. - Я  понимаю,  что
очень  обидно.  Поверьте,   ребята,   никто   не   сомневается   в   вашей
компетентности. И не в недоверии тут  дело.  Просто  надо  было  свести  к
минимуму вероятность утечки информации. Я же говорил,  что  мы  ничего  не
знаем о них. Ни их  целей,  ни  их  возможностей.  А  вдруг  они  не  плод
воображения?! Кстати, и Старик не знал, зачем я здесь. Его только  обязали
помогать мне - и все. Мы не имели права прокалываться на таких мелочах...
     Внезапно дверь распахнулась, и на пороге  появился  Барт.  Он  быстро
обвел всех  каким-то  лихорадочным  взглядом,  выдающим  явную  тревогу  и
беспокойство. - Все в порядке? - спросил он.
     - Да, - удивился Старик. - А что?
     Барт молча обошел горницу, потом медленно уселся на свое место.
     - Странно, - заявил он, ни к кому  не  обращаясь.  -  Очень  странно.
Мистер Томпсон не играл аларм? - спросил он у Старика.
     - Нет.
     - И меня не показывал?
     - Нет. Да объясни же, в чем дело!
     - Странно, - повторил Барт и задумался. - Не могу понять,  -  объявил
он наконец. - Я сидел, просматривал двор и хоромы, я постоянно это  делаю.
И вдруг  слышу  -  лошади  беспокоятся.  Причем  не  наши,  а  вьючные.  Я
запрашиваю этот дурацкий ящик, он отвечает: все в порядке. А  темно,  хоть
глаз выколи. Только лошадей  слышно.  Причем  все  тех  же  вьючных.  Наши
молчат, собаки молчат, а вьючные ржут, и  ржут  тревожно.  Но  как  раз  у
них-то и нет импульсаторов. У собак  есть,  у  ездовых  есть,  а  этим  не
вживили. И значит, Томпсон нс знает о том, что они там такое  чуют.  Надо,
думаю, самому посмотреть, раз от камер толку мало. Пошел вниз, во двор.  И
только вышел - вдруг Ясак как заржет! Я к нему. А глаза еще не привыкли. И
вдруг у самого забора хруст. Вроде как кто-то лезет. Я туда. Пока добежал,
никого.  Но  в  заборе,  между  прочим,  почти  три  метра.  Какой   зверь
перепрыгнул бы? Ну, а если это был человек, почему  не  сработала  система
слежения? И собаки? И другие лошади?
     - А может, тебе это все показалось? - спросила Чака.
     - Не-ет, - медленно протянул Барт. - Нет. Мне не показалось.  А  даже
если и показалось - почему Мистер Томпсон не выдал вам картинку того угла,
где я бегал. Раз  я  встревожился,  он  обязан  был  это  сделать.  Ерунда
какая-то!
     - Да, - сказал Старик. - Интересно. Когда Григ забор перелез,  Мистер
Томпсон мне сразу сообщил. Что скажешь, Мистер Томпсон?
     - Тревога была ложной, - отвечал  Мистер  Томпсон.  -  Зная,  что  вы
обсуждаете проблемы чрезвычайной важности, я не счел  возможным  отвлекать
вас по пустякам. Кроме того, там так темно, что трансляция  изображения  с
фиксирующих двор камер представлялась просто бессмысленной.
     Лип хихикнул в кулак. -  Это  он  у  нас  всегда  так  выражается,  -
объяснил он Григу. - Чистый немец.
     - Надо взять факелы и пойти осмотреть  место,  -  предложил  Лонч.  -
Могут быть слепцы.
     - Пошли-пошли, - сказал Барт. - Я еще галлюцинациями не страдаю.
     Они спустились во двор. От зажженных  Лончем  смоляных  факелов  было
тревожно. Ночь стала только темнее,  а  там,  куда  падал  свет,  ложились
причудливые и страшные тени. У конюшни Барт остановился, мельком глянул на
привязанных к коновязи лошадей.
     - Вот тут, - уверенно сказал  он,  показывая  на  черную  щель  между
конюшней и амбаром. - Вот в этом проходе  я  слышал  треск.  -  Он  шагнул
вперед и протянул факел.
     - Ну конечно! - воскликнул он. - Смотрите!
     Растущая в проходе трава была примята, а  корзинка  кашки  сломана  и
висела, касаясь цветками земли. Григ тихо  присвистнул.  Барт  нагнулся  и
тронул пальцем перелом.
     - Свежий, - сообщил он, выпрямляясь. - Вот. Палец мокрый. Ну,  Мистер
Томпсон, что скажешь?
     - Система слежения не подавала сигнал, - непоколебимо отвечал  Мистер
Томпсон. - Естественно допустить,  что  она  может  быть  неисправна.  Вам
следует проверить ее согласно инструкции. Но я бы не советовал вам тратить
сейчас на это поистине драгоценное время.  В  известных  пределах  система
функционирует. Вас, например, она фиксирует точно.
     - Может, это была мышь? - предположил Лип. - Или змея?  Система  ведь
берет только то, что выше двадцати сантиметров от земли.
     - Хороша мышка! - возмутился Барт. - Кашку сломать!
     - А следы? - спросил Старик. - Ты следов, Барт, не видишь?
     Раздвинув траву, Барт с минуту  напряженно  вглядывался  в  землю.  -
Вроде есть что-то, - неуверенно сказал он. -  А  впрочем,  не  знаю.  Тени
пляшут.
     - Ну ладно, - сказала Чака. - Хватит тут страсти нагонять!
     - Не бойся, маленькая, - ободрил ее Лонч. - Мы тоже не лыком... Пошли
лучше назад. Время дорого, а мы тут в крапиве роемся. Я  ж  тебе  говорил,
Барт, нервишки шалят.
     - При чем тут нервишки! - взорвался Барт. - Ты же видишь!
     - Ладно, ладно, - Старик приобнял Барта за плечи, подтолкнул к  дому.
- Пошли назад. Тут сейчас делать нечего. А завтра все равно уезжать.
     У дверей Старик и Григ остановились, пропуская сантеров в дом.
     - Ну что, - сказал Старик,  когда  Барт,  идущий  последним,  затопал
сапогами по лестнице, - тебя не смущает этот странный визит? Похоже,  Барт
не ошибся.
     - Очень смущает, - сказал Григ. - Я  не  стал  лишний  раз  волновать
ребят, но мне это совсем не нравится. Может, они уже здесь? Я  ищу  их,  а
они следят за мной. Главное: собаки не лаяли. И Мистер Томпсон  промолчал.
Значит, система слежения не сработала. Как они сумели ее блокировать?  Она
ведь хорошо защищена. Или они на самом деле меньше  двадцати  сантиметров?
По поверьям они, конечно, гораздо длиннее, но ведь у страха глаза  велики.
В общем, тут есть над чем подумать.
     - Ладно, - сказал Старик. - Не будем паниковать. Утром еще  посмотрим
повнимательнее, а пока пошли в дом.
     Группа уже ждала Грига.
     - И что же ты намерен делать дальше? - спросил Старик, усаживаясь  на
свое место.
     - Ехать туда. Теперь у меня есть ключ. Антип написал письмо. Вот оно.
- Он вытащил из-за пазухи свернутый лист  бумаги,  развернул,  положил  на
стол. Все уставились на корявые строчки.
     - А ты сам не мог такое раньше изготовить? - поинтересовался Лонч.
     - Мог. Но без подписи. Это же вообще не подпись, а  особый  знак.  Ты
думаешь, я его знал?
     - Все понятно, - Лонч с  хрустом  потянулся.  -  Жаль,  конечно,  что
обстоятельства  сильнее  нас.  Очень  обидно  уезжать.  Но   и   тебе   не
позавидуешь. Веселая у тебя теперь жизнь начнется. Ну  да  ладно.  Сколько
там осталось до открытия ворот? - обратился он к Старику.  -  Не  пора  ли
собираться?
     - Постойте! - воскликнул Григ. - Да  ведь  я  же  к  вам  за  помощью
пришел. Вам нельзя уезжать! Мне тут без вас не справиться.
     - За помощью? - удивился Барт. - Мы тебе можем помочь? Что ты  имеешь
в виду?
     - Я боюсь,  что  мне  помешают.  Понимаете,  актуализация  произойдет
завтра вечером, на закате. Но все идет к тому,  что  стрельцы  окажутся  в
селе раньше. В этом  случае  Контакт  будет  сорван.  Сдвинуть  его  никак
нельзя. Значит, надо задержать стрельцов. Был бы жив Джой - это входило  в
его обязанности. Но Джоя нет, и кроме вас это сделать теперь некому.
     - Значит, ты уверен, что стрельцы успеют сорвать Контакт,  -  уточнил
Барт.
     - Более, чем  уверен!  -  Григ  даже  подался  вперед.  -  Здесь  все
однозначно, спроси у Томпсона.  Придут,  увидят,  что  нас  нет,  допросят
соседей, узнают о Бускове и рванут туда, тем  более,  что  оно  у  Старика
единственное. А где им еще искать? Антип ведь сболтнул в  "Наливках",  что
хоромы ладил взамен сгоревших. А  эти-то,  московские,  вот  они  -  целые
стоят. И стрельцы помчатся в село. И  окажутся  там  днем  -  вы  же  сами
прикидывали, что разрыв будет не больше трех часов. А Контакт -  он  перед
самым закатом. Столб появляется в пятнадцать двадцать по единому. Так  что
Контакт  они  сорвут.  А  представьте  еще,  что  столб  с  этим  дьяволом
появляется независимо от желания люцифериан. И  не  дай  бог,  его  увидят
стрельцы. Тогда не только артельщиков - всю деревню заметут. Вы понимаете,
что это более чем значимая флюктуация? Она наверняка вызовет хроноклазм. А
сам Контакт?! Вы представляете, что  за  ним  стоит?!  Целая  цивилизация,
такая же, как наша; И это последняя неиспользованная возможность! Ее никак
нельзя упустить!
     - А у тебя есть план? -  спросил  Лонч,  сосредоточенно  хмурясь.  От
былой его ироничности не осталось и  следа,  и  Григ  обрадовался,  увидев
осветивший глаза Лонча огонек азарта.
     -  Конечно;  есть!  -  быстро  ответил  он.  -  Гном  рассчитал.  Это
достаточно надежный вариант. Вероятность успеха выше  ноль  девяносто.  Вы
впускаете стрельцов в дом - и здесь усыпляете. У вас ведь есть  усыпляющий
газ. Струя из спрея - и готово. Потом запираете ворота и уезжаете.  Вот  и
все.
     - Струя из спрея? - удивился Старик. - А  почему  бы  не  оборудовать
комнаты сосками? Герметизировать их...
     - Да. Это исключит прямое воздействие, - поддержал Старика Барт.
     - Возможно, - кивнул Григ, радуясь, что  Группа  быстро  втянулась  в
обсуждение операции. - Вам самим придется  детализировать  план  вместе  с
Томпсоном. Главное, что в итоге стрельцы проспят до заката. И если даже их
и хватятся раньше, Контакту помешать уже никто не успеет.
     - Отлично! - Лонч вскочил на ноги, упругим шагом прошелся по горнице.
- Ну хоть напоследок настоящее дело выпадает. А то  я  тут  чуть  мхом  не
порос!
     - Но мы не справимся! - воскликнула Чака, возмущенно глядя на  Грига.
- Мы ведь простые Наблюдатели. Нас никто не готовил для акций!
     - Ну что ты, девочка!  -  укоризненно  прогудел  Барт.  -  Дело  ведь
несложное. Да и потом у нас есть Мистер Томпсон. Он же будет вести нас.
     - Любой сантер в бою стоит  пятерых!  -  возбужденно  выпалил  Лип  и
покраснел.
     - Ну, это не совсем так, - сказал Григ, глядя на Чаку. - Человек, чью
руку  держит  Контролирующий  центр,  действительно  легко  отбивается  от
четверых  противников.  При  условии,  конечно,  что  все  они   одинаково
вооружены.  Так  что,  если  исходить  только  из  этого,   то   благодаря
импульсаторам в коре Мистер Томпсон способен уберечь  вас  в  бою.  Но  не
забывай, Лип, что у этого контроля есть свои минусы. Сейчас Томпсон просто
предупреждает вас, что можно и чего нельзя. В бою же при  угрозе  создания
хроноклазма он может парализовать тебя, а это - верная смерть. Вот  почему
Чака права: возможности Наблюдателей ограничены. Однако подобное  дело,  я
считаю, нам вполне по плечу.
     - А ты? - спросил Лип. - Ты сам не боишься, что тебя парализует?
     - Мне легче. Я - Свободный сантер.
     При этих словах Барт тихонько присвистнул,  а  Лип  метнул  на  Грига
испуганный и  одновременно  восторженный  взгляд.  Легенды  о  погружениях
Свободных сантеров составляли основу темпорального фольклора, но при  этом
мало кто мог похвастаться, что лично знаком хотя бы с одним из них. Только
единицы из огромного числа работников Службы Времени  носили  это  звание,
означающее, что Контролирующий центр не блокирует команды их мозга мышцам.
Конечно, это было чревато угрозой для судеб всего мира, не  говоря  уже  о
конкретных людях, но планета вынуждена была рисковать,  поручая  Свободным
сантерам  наиболее  сложные  и  смертельно  опасные  операции,  в  которых
требовалась абсолютная уверенность, что никто не схватит тебя  за  руку  в
самый нужный момент. Это было высшее доверие, и  они  старались  оправдать
его, делая все, чтобы не перейти запретный рубеж,  и  погибая  из-за  этот
гораздо чаще, чем отдавая победные рапорта.
     - Но неужели нет другою варианта?! - воскликнула Чака. - Может  быть,
начать все с начала?
     - Нет, - Григ покачал головой. - Антип  уже  продал  Старика,  и  это
изменить невозможно. Ситуация схлопнулась. Возврат в  исходную  точку  уже
значимо флюктуирует. Гном не позволит замкнуть петлю. Однако это вовсе  не
означает, что следует вообще отказаться от  каких-либо  попыток  выйти  на
Контакт. Такое решение было бы трусостью.  Тем  более,  что  речь  идет  о
последней возможности - другой, скорее всего, уже не  будет.  Поэтому  мне
остается только идти до конца. И если вы сможете мне помочь,  будет  очень
хорошо. Впрочем, - он  внимательно  оглядел  притихших  под  его  взглядом
сантеров и задержался на Старике, - если кто-то чувствует... ну, что может
стать обузой... лучше, конечно...
     - Григ, Григ... - Старик укоризненно покачал головой и нахмурился.  -
Как ты можешь?! Я, кажется, не давал тебе  повода.  Мы  сделаем  все,  что
надо. Ты думаешь, мы не понимаем, как это важно? Да за такое дело и голову
сложить не жаль!
     - Голову складывать не надо, - Григ виновато положил ладонь  на  руку
Старика. - Да вам, я думаю, это и не грозит. Гном считал, и Мистер Томпсон
может подтвердить. Все должно произойти быстро и без особых эксцессов.
     - Не беспокойся, Григ, - сказал Барт. - Мы прикроем тебя. Все будет в
порядке.
     - Только Чаку хорошо было  бы  все  же  убрать,  -  добавил  Лонч.  -
Спокойнее было бы...
     - Меня?! - вскричала Чака. - Я обязательно останусь!
     - Ладно, ладно, - примирительно сказал Старик. - Мы  это  еще  успеем
обсудить...
     - Значит, договорились, - утвердительно спросил  Григ.  -  Тогда  мне
надо готовиться. Я должен пойти к себе. Тут не очень  далеко.  Встречаемся
здесь же через четыре часа.
     - Я провожу тебя, - сказал Старик.
     Они вышли во двор. Тявкнула собака, но, узнав Старика, смолкла.
     - Ты куда сейчас? - поинтересовался Старик. - Домой побежишь?
     - Нет, - Григ покачал головой. - К Сытину.
     - Что так?
     - Да у меня же все там. Хорошо, пока не гонят. Я  ведь  темпоратор  в
лесу прятать не стал. Решил  под  рукой  держать.  А  у  этого  Иванова  и
схоронить ничего нельзя. Ты бы видел, какой у  него  двор!  Два  сруба  да
баня. Я потому у Джоя чаще бывал, чем дома.
     - Ну тогда беги. А может, приляжешь у нас? Что тебе там?
     - Пожечь все надо. Мало ли как повернется..
     - Что ж, - сказал Старик, - раз так... Решетки-то пролезешь?
     - Я-то? Ты что забыл, где я сижу? Да меня каждая собака знает!
     - Ну хоть фонарь тебе дать?
     - Не надо. Я же вижу в темноте.
     - Тогда ступай, - Старик легко коснулся его плеча.  -  И  возвращайся
скорее.
     Они обменялись крепким рукопожатием.
     - А ты еще силен, Старик, - одобрительно засмеялся  Григ.  -  Тебе  в
драке, небось, и Томпсон не нужен?
     - Давай, давай, - Старик добродушно подтолкнул его в спину. - А то  и
в отхожее место сходить не успеешь.
     Григ махнул рукой.
     В доме Сытина уже спали. Народу там жило теперь немного, и Григ сумел
прошмыгнуть к себе незамеченным. Пробравшись  в  свою  каморку,  он  запер
дверь и, затворив ставни, зажег свечу. Надо было все почистить и прибрать,
поскольку могло получиться и так, что ему уже не придется вернуться  сюда.
И если темпоратор и дезинтегратор, спрятанные  в  стене,  будут  в  случае
опасности уничтожены Гномом, то  к  остальным  вещам  это  не  относилось.
Следовало проверить все, чтобы случайная ошибка не вызвала  хроноклазм.  И
так уже на этом маленьком  участке  пространственно-временного  континуума
хватало флюктуаций. Масса их еще не стала  критической,  и  всепоглощающее
время должно  было  стереть  их  следы,  дав  нарыву  рассосаться.  Однако
злоупотреблять этим не стоило.  Ибо  редко  кому  удается  угадать,  какое
перышко окажется последним и вызовет взрыв.
     Григ разделся, открыл сундук и вытащил свежую пару белья.
     - В  чистенькое,  в  чистенькое,  -  сказал  он  себе,  усмехаясь.  -
Собороваться бы еще.
     Именно сейчас, меньше чем за сутки до решающего  броска,  сомнения  и
неуверенность все чаще обжигали его, вызывая желание  бежать,  куда  глаза
глядят. Слишком многое было поставлено нынче на кон и зависело  теперь  от
его воли, знаний и способностей,  чтобы  он  мог  относиться  к  возможной
неудаче безразлично или, по крайней мере, спокойно. Груз взятой им на себя
ответственности давил на плечи, пригибая к земле,  мешая  дышать,  вызывая
нервную дрожь в пальцах и плечах. Но как бы ни было ему плохо  и  страшно,
он держался, до боли сжав челюсти, за несколько коротких и  жестких  слов,
тех слов, которые год назад привели его, заставив бросить все, чем он  жил
раньше, в Службу Времени, с маху вогнав между бешено вращающихся  шестерен
готовящегося погружения - если не я, то кто?
     Сменив подвертки, он связал все грязное в узел и велел Гному  открыть
стену, собираясь сжечь обноски в дезинтеграторе.
     Дрогнули, вышли из пазов, поворачиваясь вокруг  оси,  доски,  запахло
пылью, и Григ,  уже  протянувший  было  руку  к  дезинтегратору,  охнул  и
отпрянул назад. Он еще не понял, что произошло, но тренированный глаз  уже
выхватил и отметил какой-то непорядок. Что-то было не так, и это что-то  в
таком месте,  как  ниша  темпоратора,  обязательно  означало  опасность  и
угрозу.
     Он поднес свечку и всмотрелся в темноту. Язычок пламени дрожал, и  по
стенам ниши плясали тени. Но  главное  он  увидел  хорошо.  Темпоратор,  и
дезинтегратор были на месте. И чересседельные сумы с контактером и  всякой
всячиной стояли рядом, там, где он их  поставил.  А  вот  с  костюмом  для
нуль-перехода что-то случилось. Костюм лежал _н_е _т_а_к_.
     Обычно,  аккуратно  сложенный,  он   покоился   на   плоской   крышке
темпоратора, практически точно посередине, и каждый раз, случайно  зацепив
его, Григ  тщательно  поправлял  сверток,  подвигая  на  место,  внутренне
подчиняясь гармонии симметрии и порядка. Теперь же, весь в  неразглаженных
складках, он лежал как-то боком, чуть не свешиваясь с темпоратора вниз,  и
похолодевший от ужаса Григ остановившимся взглядом  все  глядел  на  него,
глядел - и не мог поверить.
     - Гном! - возбужденно позвал он, чувствуя, как зарождается где-то под
сердцем неприятный холодок.
     - Да.
     - Что это?!
     - Не знаю...
     - Но костюм не мог лежать так!
     - Пожалуй... Но, может, ты его все-таки зацепил?
     - Дай запись.
     Присев на лавку, Григ внимательно рассматривал запись, сделанную  два
дня назад, когда он последний раз пользовался  дезинтегратором.  Тогда  он
зажигал лучину, но костюм все равно хорошо просматривался в открытой нише.
     - Ну вот же! - взволнованно произнес он. - Лежит, как надо. Видишь, с
ним все в порядке!
     - Не торопись, - посоветовал Гном. - Тебе еще ставить дезинтегратор.
     И действительно. Позавчерашний Григ, легко подняв  серебристый  ящик,
сделал шаг к нише и, загораживая ее спиной, стал возиться внутри. Потом он
выпрямился, но не отошел в сторону, а остался ждать, пока ниша закроется.
     - Тьфу ты! - Григ с досады сплюнул. - Чего ж  я  так  выставился?!  А
фронтальные камеры?
     - Ну они же нишу не берут.
     - И с тех пор здесь никого не было?
     - Сигнализаторы молчали.
     - А запись?
     - Просматриваю... Нет, - сказал Гном через пару минут.  -  В  комнату
никто не входил. Видимо, все же ты его сам так оставил.
     - Да? - Григ встал, подошел к нише, потрогал задумчиво бревна.  -  Не
нравится мне это, - сообщил он.
     - Надо тебе поспать, - сказал Гном. - Ты так долго не протянешь.
     - Конечно, - согласился Григ. - Дай только наведу порядок.
     Он развернул и проверил костюм, оглядел  темпоратор.  Все  было,  как
надо. Костюмом никто не пользовался. На  темпораторе  светилась  дата  его
появления в этом мире. Прокол-пакеты на рукавах были полны. Вытерев со лба
выступивший пот, Григ вытащил дезинтегратор.
     - Ф-фу, - пробормотал он. - Что за напасть! То у Старика, то здесь...
Неужели и вправду? Или почудилось?
     "Хватит, - сказал он себе. - Не думай об этом. Смотри в  оба,  но  не
думай. Самое опасное - это ночные страхи. Можно сойти с ума. А ты  не  для
того сидел здесь полгода, чтобы сейчас сойти с ума. У  тебя  важное  дело.
Думай о нем".
     И разбирая сундук, и перекладывая лежащие в нем вещи, он как бы разом
вспомнил эти  прошедшие  полгода,  дни  и  ночи,  кровь  и  пот,  звериную
осторожность в первые  недели  и  воспаленные  глаза  по  вечерам,  и  как
раскалывалась  к  полуночи  после  анализа  дня  голова,  и   совсем   уже
фантастическую карусель событий,  захлестнувшую  его  после  смерти  Джоя,
вобравшую в себя  арест  Антипа,  допросы  и  пытки  и  потрясающее  своей
бессмысленной ненужностью  признание  плотника.  Не  так  он  себе  мыслил
заключительный этап. Теперь, даже сотни раз выверяя  каждый  шаг,  он  все
равно  двигался  в  стороне  от  дороги,  брел,  а  точнее  пробирался  по
бездонному болоту, блуждал в густом,  дремучем,  полном  опасностей  лесу,
каждую минуту ожидая,  что  под  зеленым,  приветливым  мхом  разверзнется
пустота.
     Что  там  костюм!  События  обгоняли  от,   грозили   гибелью   всему
задуманному, и теперь, будучи вынужденным включить в это дело и  выставить
в качестве своего щита работавшую здесь группу Наблюдателей, он все  равно
не испытывал уверенности, что ему удастся  обмануть  своенравное  время  и
первым добежать до финиша. Туда, где его так ждут.
     Он вспомнил вдруг глаза Н'Габе, зашедшего перед самым  погружением  в
превентивный бокс. Им давно уже не удавалось встретиться и поговорить друг
с другом. Жесткая программа подготовки заставляла Грига почти каждую  ночь
вешать поле гамака прямо в операторской,  и  Н'Габе  он  видел  только  на
экране. Теперь же тот стоял рядом, молча глядя на нет, собираясь,  видимо,
сообщить что-то важное и не зная, как начать. И в ту секунду,  когда  Григ
уже решился было ему помочь, Н'Габе сделал короткий шаг вперед и,  подойдя
вплотную, тихо, почти шепотом, сказал: - Ты уж не подведи нас, сынок. -  И
добавил, глядя ему прямо в глаза: - Сделай там невозможное.
     Чувствуя всепоглощающую усталость, Григ загрузил в дезинтегратор все,
что могло вызвать кривотолки: седой парик с бородой, рясу и  клобук,  пару
кистеней да шестопер. Подумав, добавил и мешочек с зернью.
     Вспыхнуло бесцветное пламя, дохнуло жаром из широкого раструба.
     - Все, - сказал он себе, выпрямляясь. - Теперь спать.
     Он растянулся на лавке, привычно расслабляясь и  загадывая  картинку.
Чтобы быстрее заснуть, он всегда вызывал из памяти что-нибудь  согревающее
душу, и, вглядываясь в милые черты или  в  ставший  по  каким-то  причинам
родным и близким пейзаж, он медленно растворялся в мягко  заливающих  мозг
волнах торможения.
     В самом начале заброски он любил вызывать Чаку. Влюбившись в нее, как
мальчишка, с одного взгляда,  он  вообще  в  первые  месяцы  часто  просил
показать светлицу, и если Чака сидела  там  в  окружении  дворовых  девок,
подолгу любовался ее ясным и нежным лицом, порывистой  фигуркой,  изящными
движениями тонкой, точеной руки.
     Однако надменное и презрительное выражение, с которым она каждый  раз
глядела на него во время коротких встреч, да несколько случайно услышанных
им фраз быстро развеяли иллюзии. И тогда он раз и навсегда  запретил  себе
думать о ней и сумел справиться с собой. Уж что-что, а с собой справляться
он умел. Поэтому в последнее время он вспоминал Кея  или  Вадима,  а  чаще
всего свою каюту на "Персее", свидетельницу его поражений и  побед,  давно
ставшую для него и отчим домом, и логовом, где  можно  было  отлежаться  и
зализать раны. Он сознательно вытеснял Чаку, а вот сегодня  изменил  себе.
Впрочем, сегодня он, возможно, встречался с ней в последний раз.
     - Приснилась бы хоть, - подумал он,  уходя  по  спирали  в  темную  и
теплую, как перина, пучину сна.
     И сон пришел. Но это оказался не тот, хороший и добрый  сон,  который
так нужен был ему в эту последнюю перед Контактом ночь, а  сон  тревожный,
полный неясных угроз и безумных трансформаций. Начало он помнил плохо, оно
было сумбурным. Но потом случилось так, что он попал в западню и  попал  в
нее вместе с Чакой. Судя по  тому,  что  у  нет  было  оружие,  он  был  в
заброске. Правда, он не понимал, как очутился в этих бетонных тоннелях, но
это было не  важно.  Это  было  не  важно,  потому  что  он  спасал  Чаку.
Растерянная и плачущая, она металась из угла в угол, потом они оказались в
сером колодце двора, и тут в них  начали  стрелять.  Пули  почему-то  были
трассирующие,  они  красиво   летели   со   всех   сторон,   крест-накрест
перечеркивая пространство колодца. Это были именно  пули,  а  не  импульсы
скорчера, но он не удивился этому, а только, устроившись рядом  с  упавшей
Чакой, ватными руками поднял свой бластер  и,  с  отчаянием  понимая,  что
совершает преступление, стал стрелять, стрелять, стрелять...
     Все происходящее было настолько ужасным, что он  проснулся,  но,  уже
проснувшись, еще несколько минут неподвижно лежал на спине, прислушиваясь,
как расползаются, словно туман,  последние  клочья  кошмара,  не  в  силах
поверить, что это был только сон...
     - Господи, - подумал он. - Гадость какая... Но я,  кажется,  держался
хорошо.
     Больше всего он боялся себя во сне. Расторможенная подкорка вписывала
его в фантастический калейдоскоп порожденных мозгом иллюзий  таким,  каким
он был на самом деле. Все, тщательно задавленное и спрятанное  в  тайниках
подсознания, во сне обычно выходило наружу - точно так же, как могло выйти
и в любой экстремальной ситуации. Поэтому, если бы он, не дай Бог, струсил
во сне... К счастью, он не струсил.
     - Хватит, - сказал он себе. - Пора вставать. Гном! Время?!
     - Ноль один, ноль семь по единому.
     Пора было. Давно уже пора.
     В доме у Старика никто не спал. Барт, еще более суровый от  набрякших
под глазами мешков, отпер ворота.
     - Ну что? - спросил Григ, пожимая протянутую руку. -  Вчерашний  угол
осмотрели уже?
     - Нет там ничего, - нахмурившись, сказал Барт. - Земля сухая была.
     - Ну и что. Может, и вправду показалось. Сами-то готовы?
     - Готовы, готовы, - сказал Барт, и непонятно было, то ли шутит он, то
ли злится. - Мы всегда готовы.
     - Тогда пошли.
     И снова они сидели в горнице за непокрытым столом и Григ, теперь  уже
на правах старшего, подробно разбирал со  Стариком  и  Бартом  предстоящую
операцию.
     - Индивидуальные фильтры у всех?
     - У всех.
     - Уже вживили?
     - Конечно.
     - Какие комнаты успели оборудовать сосками?
     - Весь первый этаж.
     - А щели не забили?
     - Нет. Прошлись полиуретаном.
     - А второй?
     - Этого мы не допустим.
     - А если все-таки?
     - Тогда индивидуальные баллончики.
     - А если не все войдут сразу?
     - Лип с Лончем будут оттаскивать в дальнюю комнату.
     -  Значит  так.  Возьмем  худший  вариант.   Они   приезжают.   Часть
спешивается, часть остается на конях. Десятник и еще человек пять  идут  в
дом. Не выходят. Заходят еще трое...
     - Пауза будет большая. Первых успеем убрать.
     - Так. Остается несколько  человек.  Они  насторожены.  Эти  трое  не
выходят. Оставшиеся хотят в тревоге выехать со двора.
     - Ворота заперты.
     - Но их тоже надо в конце концов нейтрализовать. Выходить вам нельзя.
Они хорошо вооружены. Не рубиться же вам во дворе! Как быть?
     - В этом случае мы  имитируем  шум  драки  в  хоромах.  На  него  они
кинутся. - Пожалуй... Но вы переполошите соседей.
     - Они сделают вид, что ничего не видит и не слышат.
     - Но потом дадут показания.
     - Потом будет уже поздно. Раньше полудня их не хватятся.
     - Еще одна сказка родится, - мечтательно сказал  Барт.  -  Будто  нас
черти уволокли. И ведь при этом - почти правда.
     - Черти... - задумчиво пробормотал Григ. - Чего  же  я  хотел?..  Да,
вот! На случай рукопашной. Только честно... Вы давно тренировались?
     - Это не страшно, - ответил Барт.  -  Нас  ведь  будет  вести  Мистер
Томпсон, а с ним, - он саркастически улыбнулся, - мы способны на чудеса.
     - Напрасно ты так думаешь,  -  серьезно  возразил  Григ.  -  Молочную
кислоту выводить  нелегко.  В  нетренированных  мышцах  она  накапливается
быстрее. Вот меня и интересует, насколько вас хватит?
     - Мистер Томпсон считает, что на полчаса непрерывного боя.
     - Хорошо. Чаку спрячьте где-нибудь вне дома. В любом сарае. Только не
в тереме. И оденьте ее в мужское.
     Он остановился, заметив, как переглянулись Старик с Бартом.
     - Что-нибудь случилось? - спросил он. - И вообще, где Чака?
     - Сейчас придет, -  ответил  Старик.  -  Слушай,  Григ,  -  он  вдруг
смущенно замялся, потом поднял голову, взглянул прямо в глаза, - а  ты  бы
не мог взять Чаку с собой?
     - Чаку? - изумился Григ. - С собой?  Зачем?  Вы  же  через  несколько
часов окажетесь дома!
     - Так будет безопаснее, - Старик посмотрел на  Барта,  словно  ожидая
его поддержки. - Всякое ведь может  случиться.  Загорится  что-нибудь.  Да
любая наша оплошность - и все. Поднимут тревогу, пойди выберись из города.
А вам вдвоем даже легче будет. Она подстрахует, если что.
     На мгновение  Грига  охватила  радость,  но  тут  же  погасла,  и  он
нахмурился.
     - Со мной ведь тоже опасно, - ответил он. - И потом, кто меня с бабой
примет? Там мужская община.
     - Мы взвесили все, - сказал Старик.  -  Ее  уже  подстригли  и  одели
парнишкой. Будет тебе названный брат. И примут тебя с  ним  не  хуже,  чем
одного. Мистер Томпсон с нами согласен. Он очень въедливо это просчитывал.
Можешь поручить Гному, пусть проверит.
     - Но ее могут опознать, - продолжал бороться Григ. - Коленки  внутрь,
грудь, те же дырки от серег...
     - Грудь затянули, - отвечал Старик. - А коленки Томпсон  выправит.  И
дырки к обеду уже зарастут. Мы все учли, Григ.
     - Гм... - Григ в смятении огляделся. - Гном, - позвал он, - а ты  что
думаешь?
     - Решай сам, - ответил Гном. - Флюктуации тут нет, а все остальное  -
твое дело.
     - Ладно, - сказал Григ, сдаваясь. - Некогда спорить. В конце  концов,
вам виднее. Но ведь уже пора ехать. Где она?
     - На конюшне, - сказал Барт. - Помогает Лончу. Понимаешь,  мы  решили
вьючных не брать...
     Григ закусил губу.
     - Лончу так Лончу, - сказал он, вставая. - Жаль мешать. Но  время  не
ждет. Уже совсем рассвело.
     Чака стояла рядом с Лончем, держа лошадей в поводу.
     - Готова? - спросил Григ, иронично окидывая взглядом щегольской наряд
Лонча, надевшего в честь отъезда роскошный лазоревый  терлик  с  иршанными
сапогами, и худенькую фигурку Чаки в холщовых портах и коротком коричневом
армяке.
     - Готова, - откликнулась Чака с вызовом.
     - А вот мы посмотрим, - объявил Григ и,  протянув  руку,  потащил  за
видневшийся в четырехугольном вырезе рубахи гайтан.
     - В Бога веруешь? -  грозно  вопросил  он,  доставая  крест.  -  Все,
говоришь, продумали? - он повернулся к Старику.
     Тот виновато отвел глаза.
     - Да мы только насчет мужского... - пробормотал Барт.
     Григ разжал пальцы.
     - Сними и сунь под пятку, - распорядился он. И отвернулся,  оглядывая
уже оседланных лошадей.
     Ему досталась Ягодка - статная гнедая ногайских кровей.  Лошадь  Чаки
была рыжая, с белыми бабками - явно русского замеса. Обе лошади,  он  знал
это, были необычайно выносливы и могли выдержать три часа непрерывной рыси
без всякой помощи Мистера Томпсона.
     Григ с одобрением оглядел  простую,  но  крепкую  сбрую,  подтянул  у
Ягодки подпругу, похлопал ее по крупу.
     - Добре, - пробормотал он и обернулся. Чака уже собиралась  садиться,
и Лонч, бережно державший ее за подъем, как раз в эту  минуту  выпрямился,
помогая Чаке взобраться в седло. Григ отвел глаза.
     - Прекрати, - сказал он себе. - В конце концов, это их дело. А у тебя
здесь дела другие. Приди в себя. Не позорься.
     -  Ну  ладно,  -  заставив  себя  улыбнуться,  объявил  он.  -  Будем
прощаться, что ли?
     Обнявшись и облобызавшись по усвоенному  здесь  обычаю  со  Стариком,
Григ  пожал  руки  остальным  и,  вскочив  на  свою  гнедую,  тронулся   в
открываемые Бартом ворота. Он сознательно не стал дожидаться  Чаку,  чтобы
не видеть ее прощания с Лончем. Но Чака не  заставила  себя  ждать.  Через
несколько секунд он услышал стук копыт за  спиной,  а  выезжая  со  двора,
увидел и ее, привставшую на стременах и машущую кому-то рукой.
     Проскакав  по  Воскресенской,  они  свернули  к  Кремлю  и,   миновав
Покровский собор, спустились к реке. У Живого моста Григ  оглянулся.  Утро
только занималось, но видно было, что день обещается добрый.  Чистое,  уже
отчетливо  бирюзовое  небо  было  безоблачным,  и  только   вдоль   самого
горизонта,  у  Воробьевых  гор,  пролегла  темная   полоса.   И   звонким,
напряженно-тревожным ожиданием обожгло душу, когда  вспыхнули  под  лучами
невидимого пока еще  солнца  ярким,  очищающим  огнем  купола  кремлевских
церквей.
     Быстро промчавшись по Ордынке  и  миновав  Серпуховские  ворота,  они
пришпорили коней и быстрой рысью понеслись по пустынной пока  в  этот  час
дороге.  Путь  им  предстоял  неблизкий.  Поротовское  Бусково  находилось
достаточно далеко, за стоящим на Пахре  селом  Подолом,  и  надо  было  бы
поберечь лошадей, но утренняя свежесть бодрила  тело,  заставляла  азартно
напрягаться мышцы, и до самого Свято-Данилова монастыря Григ с  Чакой  шли
ускоренной рысью.
     Оставшись впервые один на один с Чакой, Григ изо  всех  сил  старался
выглядеть спокойным и бесстрастным. Именно поэтому он нарочно обогнал ее и
теперь скакал чуть впереди, боясь неосторожным взглядом или словом  выдать
терзавшие его чувства. За эти полгода, что он провел здесь,  ему  довелось
лишь  дважды  переброситься  с  ней  парой  незначительных  фраз,  да  еще
несколько раз она нечаянно попадалась ему то в сенях, то во  дворе,  когда
он покидал Старика после очередной встречи.
     Нельзя сказать, что  она  держалась  по  отношению  к  нему  особенно
враждебно. Напротив, как и подобало девице, она тут же пыталась скрыться с
глаз постороннего человека. Но  Григ  навсегда  запомнил  ее  безразличный
взгляд, которым  можно  было  скользнуть  по  привезенному  в  дом  новому
сундуку, когда она случайно влетела в горницу, где они сидели со Стариком,
и Старик счел нужным представить подьячему свою дочь.
     И еще был случай, о котором Григ тоже никак не мог забыть. Месяца три
назад, вызвав по какому-то делу Старика, он  случайно  вклинился  в  общий
разговор. Реплику Барта он, увлеченный беседой со Стариком,  не  разобрал.
Барт что-то  творил  о  выемке  поличного  у  воровской  жонки  Малашки  в
Чертолье. Но фраза о том, что узнать о судьбе найденных  там  вещей  можно
через Гаврюшку, заставила его невольно напрячь  внимание.  Напрячь,  чтобы
тут же услышать издевательский смех Чаки. Отсмеявшись,  Чака,  не  скрывая
презрения, объявила, что интересоваться у Гаврюшки  о  Романовском  списке
Заточника все равно, что, спрашивать у сторожевого пса Копея, который час.
     Старик потом извинялся  за  дочь,  успокаивал  Грига,  что  это  лишь
показывает, насколько хорошо тот вжился в образ и роль, но уязвленный Григ
так и не сумел избавиться от неприятного осадка, и теперь, едучи бок о бок
с Чакой, в очередной раз давал себе слово навсегда выбросить ее из головы.
     Мысли о Чаке заставили его на какое-то время  забыть  о  Группе,  но,
вспомнив наконец о тех, кто остался в  Москве  и  сейчас  напряженно  ждал
встречи с опасностью, Григ не ощутил тревоги. В  отличие  от  него  самого
Группа имела дело с предельно ясной ситуацией. Задача, поставленная Группе
была  четкая  и  конечная.  Пугающая,  трудновыполнимая,   но   совершенно
определенная.
     Многое он отдал бы, чтобы иметь такую же ясность. Его самого  впереди
ждали только мрак и неизвестность. Темная пропасть Контакта представлялась
ему даже более жуткой, чем холодные глубины космоса. Контакта с теми, кого
трудно было даже назвать братьями по разуму, с  теми,  кто  на  протяжении
веков вызывал иррациональный ужас, а в последнее время  воспринимался  как
сказка и миф. Барт был прав, сказка теперь становилась былью, но  радости,
которую ожидаешь от встречи с чудом, Григ  не  испытывал.  Не  радость,  а
тревога ложилась на плечи, свинцовой плитой пригибала к  лошадиной  холке,
нервным огнем опаляла изнутри мозг.
     Что за создание находилось внутри огненного  столба?  Этого  не  знал
никто. Неподвижное, как в  этот  раз,  или  неуклюже  шевелящееся,  как  в
некоторых других случаях, оно никогда не выходило  за  пределы  светящейся
колонны, и все попытки проникнуть туда к  нему  тоже  всегда  оканчивались
ничем.
     Очень давно, десятки лет назад, слабый и беззащитный человеческий род
выдумал, пытаясь объяснить  необъяснимое,  потусторонний  мир.  Но  только
столетия спустя люди открыли для себя  его  истинного  властителя.  Дьявол
появился на Земле не одновременно с человечеством, а лишь когда уже успели
рассыпаться  первые  цивилизации  -  в  разное  время,  но  с   одинаковой
неизбежностью придя практически ко всем народам.
     Впрочем, это не вызывало недоумения, поскольку в основе его появления
лежали, видимо, реальные факты. Пришельцы, если это были пришельцы,  могли
осваивать  новую  планету  неравномерно.  Непонятно  было  другое.  Записи
фиксировали пассивных и не приносящих никому  зла  существ.  Почему  же  в
большинстве случаев они олицетворяли зло или страшное запредельное знание,
что в общем-то тоже было равносильно злу? Ответа не было. И  единственное,
что  оставалось,  так  это-надеяться  на  предстоящий  Контакт,  последнюю
неиспользованную возможность получить ответ и на этот, и на многие  другие
вопросы.
     Чака словно услышала его мысли.
     - Интересно, - вдруг сказала  она,  -  а  зачем  нам  все  таки  этот
Контакт. Может, от них, кроме гадости, и ждать нечего?
     - А ты, - усмехнулся Григ, - ищешь от Контакта только выгоду? Простое
любопытство тебя не мучает? А  я-то,  дурачок,  думал,  для  хомо  сапиенс
характерна жажда познания...
     - Для меня  характерна,  -  обиделась  Чака.  -  Но  ведь  от  каждой
экспедиции должен быть толк!
     - От Контакта будет, - не оборачиваясь, ответил Григ. - Знакомство  с
иной культурой всегда является колоссальным стимулом  для  развития,  даже
если эта культура основана на чуждой нам системе ценностей. Это, по-моему,
еще в школе проходят. А ты что, не согласна?
     Не услышав ответа, он оглянулся. Чака ехала за ним,  напряженно  сжав
губы и глядя куда-то в сторону. Она явно не желала продолжать беседу, хотя
поговорить было о чем.  Так  же,  как  и  она,  Григ  видел  своего  дьяка
Ларионова,  объясняющегося  с  заменившим   погибшего   Джоя   начальником
сегодняшнего стрелецкого  караула,  видел  и  по-медвежьи  неповоротливого
десятника Евтеева, скептически оглядывающего перед выездом свою  несколько
помятую с утра группу захвата. Чака, конечно, обиделась, но Григ решил  не
обращать на это внимания. Если обращать  внимание  на  каждый  каприз,  то
непонятно, как работать. В деле нельзя подчиняться эмоциям - это  он  знал
точно. Но все равно что-то давило, мешало сосредоточиться на главном.
     Они уже миновали луг  у  села  Ногатинского  и  теперь  ехали  лесом,
подъезжая к Чертанову. Длительное  молчание  становилось  тягостным,  Григ
физически, всей кожей, ощущал его. Он уже чувствовал, что был несправедлив
к Чаке и говорил с ней холоднее, чем она того заслуживала.  Даже  если  он
был прав по существу, не стоило отвечать  так  резко.  Теперь  приходилось
думать, как снять возникшее напряжение. Не найдя ничего лучше, Григ  решил
спросить ее о чем нибудь нейтральном.
     - Послушай, Чака, - обратился он к ней, - а ты не скучаешь по  нашему
времени? Ты же здесь, по-моему, почти три года. Наверное, и  забывать  уже
стала?
     Чака немного помедлила с ответом. Видимо, подбирала слова.
     - Центр согласился с предложением отца, - услышал наконец Григ. - Мне
утверждена индивидуальная программа. О доме  не  скучаю.  Раз  в  два  дня
программа предписывает просмотр  документальных  фильмов.  Я  ответила  на
вопрос?
     Григ вспыхнул. Такого ответа он просто не ожидал.  Огненная  пощечина
обиды обожгла лицо, кровавой пеной бросилась в мозг,  ударила  по  глазам.
Ослепнув от ярости, он изо всех сил  перетянул  Ягодку  камчой  и  дал  ей
шенкеля. Коротко заржав, Ягодка рванулась  вперед,  но,  проскакав  метров
сто, Григ осадил ее и, развернувшись, подъехал к Чаке.
     - Знаешь что, - заявил он, останавливая храпящую и  мотающую  головой
Ягодку. - Ты это брось, девчонка. Нам с тобой еще  работать.  Стоит  ли  с
самого начала изводить друг друга?
     - А ты это себе скажи, - отозвалась Чака, глядя ему прямо в глаза.  -
Я подчиняюсь тебе для решения определенной задачи. Но  задевать  меня  без
повода ты не смеешь! Так что, пожалуйста, будь повежливее.
     Несколько секунд Григ в упор смотрел на  нее,  потом,  не  говоря  ни
слова, подобрал поводья и толкнул Ягодку ногой.
     Получалось так, что он не прав. И в то же время он не  сделал  ничего
такого, за что мог бы себя корить. Ситуация требовала осмысления.  Но  для
этого надо было успокоиться.
     Медленным  шагом  они  проехали  мимо  Чертанова  и,  оказавшись   за
околицей, снова пустили лошадей вскачь. Теперь, когда рукой было подать до
Волчьих ворот,  Григ  и  вовсе  старался  с  учетом  возможного  нападения
держаться впереди.  Он  понимал,  что  Чака  расценит  это  как  нежелание
разговаривать с ней, но говорить о воротах все равно не хотел. Ни  к  чему
было тревожить и без того уставшую и не выспавшуюся девчонку,  тем  более,
что днем по дороге еще можно было ездить. Грабили здесь, в  основном,  под
вечер, и Григ надеялся, что их пронесет.
     Впрочем, если бы Чака  узнала,  о  чем  он  сейчас  думает,  она  бы,
наверное, обиделась еще больше. Не ссора и не опасность владели  на  самом
деле мыслями Грига. Мерно покачиваясь в седле и продолжая зорко глядеть по
сторонам, Григ никак не мог отрешиться, избавиться от того, что занимало и
мучило его на протяжении всего последнего года, особенно теперь, когда  он
ехал в село.
     "Интересно, - думал  он,  -  что  за  неведомая  галактическая  битва
развернулась тогда в небе над планетой? Страница чьей  гражданской  войны?
Господи, как страшно-то небось было!"
     Он вдруг, словно наяву, услышал грохот дюз и увидел,  как  валятся  с
орбиты охваченные огнем шлюпы и  как  на  глазах  у  потрясенных  пращуров
побежденные гиганты, опальные архангелы в  бессильной  ярости  срывают  со
своих небесных аксельбантов ослепительные звезды Яхве.
     "Да, - думал он, - может, они и вправду ушли под землю,  основав  там
свои города, а потом, построив  новые  корабли,  улетели?  Хотя  вряд  ли.
Полвека назад была проведена  очень  тщательная  локация  из  космоса.  Но
больших каверн при этом так и не обнаружили. С другой стороны, эти города,
конечно же, могут быть и экранированы. Гипотезы... Только гипотезы... И ни
одного факта".
     - Григ! - услышал он голос Чаки и обернулся. Вглядываясь в промежутки
между деревьями, он даже не заметил, как она отстала. Спешившись метрах  в
ста от него, как раз там, где дорога уходила  вниз  между  густо  поросших
лесом бугров,  она  подтягивали  подпругу,  безуспешно  пытаясь  упереться
соскальзывающим коленом в живот лошади. Лицо у Чаки  было  красное,  шапка
сбилась набекрень. Видно было, что сил хорошо затянуть подпругу у  нее  не
хватает.
     - Какого черта! - рявкнул Григ, тревожно озираясь по сторонам.
     - Мистер Томпсон сказал, что  седло  трет  спину,  -  объяснила  она,
безнадежно выпуская ремень из рук. - Он думал, что я справлюсь.
     - Он что, не может помочь?
     - Он помогает. Но видишь, не выходит.
     - Ну и местечко ты выбрала!  -  Григ  спрыгнул  с  лошади,  приподнял
легкое березовое седло и, просунув руку под потник, ощупал  спину  кобылы.
Спина не была сбита, Мистер Томпсон среагировал вовремя.
     - Смотри! - Он ткнул кулаком  в  брюхо  гнедой,  чтобы  та  выпустила
воздух, и, сильным рывком натянув ремень, захлестнул узел.
     - Давай быстрей! - Проверяя, он покачал седло, бегло осмотрел  сбрую.
- Другой раз спрашивай, где остановиться.
     - А ты не погоняй, - отозвалась Чака, не очень ловко ловя ней  стремя
и берясь левой рукой за переднюю луку. -  Думаешь,  раз  помог,  то  можно
орать?
     Григ ухе держал Ягодку под уздцы, но  последняя  фраза  взорвала  его
Бросив поводья, он резко повернулся  к  замершей  от  неожиданности  Чаке,
чувствуя неодолимое желание схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть.
     - Это Волчьи ворота,  -  объяснил  он,  из  последних  сил  сдерживая
закипающий внутри гнев. - Здесь, именно  в  этом  самом  месте,  постоянно
кого-то грабят. Я не боюсь разбойников. Но я не могу  рисковать  Контактом
из-за такой ерунды. Кроме того, я отвечаю за тебя. Так что ты спрячь  пока
свою амбицию. Потерпи до вечера. Завтра мы расстанемся, а Сегодня, если не
помогаешь, то хоть не мешай.
     Не оборачиваясь, он подошел к Ягодке, прыгнул в седло и взял с  места
быстрой рысью. Через несколько минут Чака догнала его,  и  какое-то  время
они ехали молча.
     - Григ! - наконец позвала она.
     Обернувшись, он увидел ее покрасневшее лицо.
     - Извини... - пробормотала Чака, отводя взгляд. - Я не думала...
     Не отвечая, он приподнялся  на  стременах  и  огляделся.  Теперь  они
приближались к Пахре. До села оставалось  всего  ничего,  и  поэтому  Григ
решил остановиться и  спешиться,  чтобы  спокойно  посмотреть,  как  будут
развиваться события, да заодно и  перекусить.  Они  съехали  с  дороги  и,
углубившись в лес, остановились на первой же  поляне,  где  и  повалились,
усталые, в  траву,  пустив  лошадей  свободно  пастись.  Сделали  они  это
вовремя, потому что буквально через несколько минут  прозвучал  сигнальный
гонг,  и  на  высветившейся   картинке   Григ   увидел   знакомую   улицу,
спанорамированную камерой с конька над воротами, фыркающие морды  лошадей,
багровое пламя кафтанов Васильевского  полка  и  знакомые  бородатые  лица
стрельцов, сгрудившихся у въезда во двор.
     Залаяли собаки. Сошел неторопливо с крыльца  и  завозился  с  засовом
Барт, переругиваясь через створки с десятником. Григ невольно привстал  на
локте, а потом и сел, привалившись спиной к растущей рядом осине.  Села  и
Чака. Ворота распахнулись.
     Стрельцы, демонстрируя посадкой силу и достоинство, вальяжно въезжали
во двор. Было их человек десять вместе с Евтеевым - все  рослые,  румяные,
откормленные.  У  крыльца  четверо  спешились.  Остальные  сидели  важные,
исполненные сознания собственной значимости, не глядя, как запирает за  их
спинами ворота Барт.
     Теперь Мистер Томпсон  переключился  на  внутренние  камеры,  и  Гном
послушно передавал изображение Григу. Стрельцы,  даже  не  задержавшись  в
сенях, ввалились в горницу и теперь стояли  там,  широко  расставив  ноги,
безразлично оглядывая утварь. Они ждали Старика. Григ  так  и  не  уловил,
когда пустили газ. Один из  стрельцов  осоловело  глянул  вокруг,  зевнул,
смачно  раздирая  пасть.  Откуда-то   сбоку   вынырнул   Лип   с   Лончем,
проскользнули тенями, стараясь подстраховать и подхватить падающие тела.
     Только один десятник понял в последнюю  секунду,  что  дело  неладно,
цапнул рукой палаш. Но было поздно. Глаза у него закрылись, он  покачнулся
и рухнул на левую руку оказавшегося рядом Лонча. Подхватывая  упавших  под
мышки, Лип с Лончем быстро  затаскивали  стрельцов  в  ложницу,  аккуратно
складывая их на полу.  Покончив  с  этим,  они  снова  исчезли  в  боковых
каморках, и тут же зазвучал, потек из всех щелей шум драки, крики и топот.
Мистер Томпсон снова переключился на двор. Стрельцы, до  этого  равнодушно
сидящие в  седлах,  заволновались,  двинули  вперед  лошадей.  Трое,  нет,
четверо спрыгнули на землю, бросились к высокому крыльцу.
     - Повезло ребятам, - сказал Григ вслух. - Частями входят.
     Шум драки усилился. Трещало дерево, слышались  глухие  удары,  кто-то
закричал.  Не  выдержав,  последние  двое  спешились  и,  выхватив  сабли,
ринулись внутрь.
     Мистер Томпсон опять задействовал камеры в  горнице,  и  Григ  увидел
замерших в центре  пустой  комнаты  стрельцов.  Держа  сабли  наголо,  они
затравленно озирались по сторонам. Казалось, еще немного, и  они  бросятся
дальше, в глубину  дома.  Но  тут  глаза  их  подернуло  поволокой,  снова
мелькнули Лип, Лонч и присоединившийся к ним Барт, мгновение - и все  было
кончено.
     - Барт! - по лестнице спускался Старик. -  Лошадей  всех  в  конюшню!
Ребята управятся без тебя. Григ! - позвал он. - Ты видел?
     - Блестяще! - сказал Григ, чувствуя невероятное облегчение  от  того,
что все кончилось. - Поздравляю! Я думаю, часов десять они проспят.
     До последней минуты он боялся, что что-нибудь сорвется. Не был уверен
в Группе. Надеялся на нее, но все же ждал беды. К счастью, все обошлось.
     - Ты где?
     - Да километров тридцать, считай, отмахали. Почти у Пахры стоим.
     - Близко уже. Ну, давай езжай.
     - Сейчас поеду. Но и вы не тяните. - Он пружинисто поднялся на  ноги.
- Собирайся, - обратился он к Чаке. - Взнуздать-то сама сумеешь?
     Чака молча кивнула и, мрачно глядя перед собой, направилась  к  своей
гнедой. Григ закусил губу.
     "Ну и пусть, - сказал он себе. - Скоро все это кончится.  Не  обращай
внимания, думай о деле. У тебя впереди трудный  вечер.  И  туда  еще  надо
добраться".
     За переправой он пришпорил Ягодку, обогнал Чаку и, свернув за Подолом
в сторону Рожайки, велел Гному с Томпсоном вести  лошадей  одним  аллюром.
Было всего лишь час дня, дня летнего, очень большого и долгот.  Поэтому  и
ехал он медленно, зная, что приезжать слишком рано  не  стоит.  Артельщики
должны только принять решение. Времени изменить его им оставлять нельзя.
     А в доме Старика собирались,  выводили  лошадей,  закрывали  ставнями
окна, вешали замки и последний раз обходили комнаты, проверяя спящих.  Уже
гарцевал по двору на сером в яблоках жеребце Лонч, и не очень умело седлал
своего коня Лип. Уже Старик грузным шагом сходил  с  крыльца,  принимая  у
Барта поводья. А Григ и Чака медленно трусили по дороге, и молчание висело
в сгущающемся вокруг них воздухе, и плохо  было.  Тоска  клешнила  сердце,
отчаянная тоска безнадежной любви.
     Стараясь справиться с собой, Григ изо  всех  сил  сжал  челюсти.  Его
спасение было в работе. Она ждала  впереди.  И  думать  надо  было  сейчас
только о деле. Только о нем и ни о чем другом. Те,  кто  позволял  себе  в
Поиске думать о другом, обычно пропадали без вести.  Григ  слишком  хорошо
это знал.
     - Мы скоро приедем, - услышал он голос Чаки и  вздрогнул,  приходя  в
себя. - Может, ты все же посвятишь меня в свои планы?
     Григ натянул поводья и  оглянулся.  Чака,  не  спеша,  догоняла  его,
по-офицерски прямо держа спину, слегка приподнимаясь на стременах.
     - Мне, конечно, все равно, - продолжала Чака, - но я по незнанию могу
невзначай и навредить.
     - О господи! - Григ растерянно развел руками. - Неужели  ты  думаешь,
что я что-то скрываю. Просто мне нечего тебе сказать. Бумагу, что  написал
Антип, ты видела. Я очень надеюсь на нее. А плана  у  меня  никакого  нет.
Действовать будем по обстановке. Ты лучше молчи. Стой чуть сзади и  молчи.
Ты - мой младший брат, тебе положено молчать. Надеюсь, в этом  нет  ничего
обидного?
     - Ничего, - сухо отвечала Чака.
     Разговор оборвался.
     "К черту! - подумал Григ. - Чего я себя все время виноватым чувствую?
Навязали на мою голову, пусть сама думает,  как  не  помешать.  В  крайнем
случае, Томпсон остановит. У меня и так забот по горло".
     Разозлившись,  он  подъехал  к  Чаке  и,  схватив  серую  под  уздцы,
остановил ее.
     - Послушай, Чака, - сказал он, пытаясь скрыть раздражение. - Нам надо
договориться. Я понимаю, что моя компания тебе не по душе. Но сейчас не до
этого. Сейчас у нас только одно дело - Контакт. Ему должно быть  подчинено
все. А дуться будешь потом. Ясно?
     - Ясно... - пробормотала Чака.
     - Вот и хорошо.
     Он хотел было добавить еще,  но  Чака  вдруг  изменилась  в  лице,  и
прежде, чем он понял, что ее так поразило, она  протянула  руку  вперед  и
внезапно севшим голосом возвестила: - Село...
     Григ резко развернулся в седле, вгляделся в паутину ветвей.
     Совсем  рядом,  на  серебристо  переливающемся  в   просветах   между
деревьями лугу, виднелся возле заново выбеленной церкви выведенный уже под
крышу господский дом, окруженный хозяйственными постройками, а  дальше,  у
подножия холма, но только  с  другой  стороны  проселка,  синела  речка  и
лепились друг к другу хилые, крытые камышом избы.
     - Ну вот, - облегченно сказал Григ, трогая потянувшуюся было к  траве
лошадь. - Приехали. Нам туда.
     Рядом с церковью, но по другую сторону от жилища попа, на  отшибе  от
села стояла обычная русская изба, в которой жили артельщики. Они и  сейчас
были там. В господском доме  оставалась  еще  работа,  но  артель  сегодня
отдыхала, и Григ знал - почему.
     Они подскакали к избе  артельщиков,  спешились,  привязав  лошадей  к
росшему возле дома дереву, и пошли к крыльцу.  В  избе  было  смонтировано
несколько камер, и, следя за артельщиками, Григ специально  замедлил  шаг,
добиваясь, чтобы артельщики, заметившие их в боковые окна, успели прийти в
себя и принять хоть какое-нибудь  решение.  С  первого  дня  их  появления
здесь, он следил за ними, изучив особенности и привычки каждого,  и,  зная
их, как родных, с нетерпением ждал личной встречи.
     Федор, Кузьма, Пров, Митяй и Анемподист - все они находились сейчас в
доме, мирно занимаясь своими делами.  Пров  с  Кузьмой  возились  у  печи.
Напротив виден был  сидящий  на  коньке  Федор.  Федор  был  кем-то  вроде
бригадира в артели. Вообще-то в артели не было старшего.  Антип  тогда  не
врал Григу в тюрьме. Общественные обязанности мужики  демократично  делили
поровну.  Но  Федор  с  его  густой  бородой  и  зычным   басом   выглядел
представительней остальных, и поэтому именно ему поручалось вести от имени
артели переговоры, наниматься на работу и получать  деньги.  До  появления
Грига он сосредоточенно латал кафтан.
     Сидевшие в "бабьем куте" Митяй и Анемподист играли в  кости.  Они  по
очереди кидали зернь и проигравший  тут  же  подставлял  лоб  под  щелчки.
Играли они с увлечением, но тем не менее именно Анемподист взглянул в окно
и увидел подъезжающих к дому всадников.  Он  вскочил  и,  крикнув  Федора,
мигом метнулся в красный гол, срывая занавешивавший икону убрус.
     Григ уже подходил к крыльцу, когда  дверь  отворилась,  и  в  проеме,
поправляя подпоясанную шнуром рубаху, появился Федор. Он молча  возвышался
над Григом, не двигаясь и не размыкая рта.
     - Здравствуй, брате, - приветствовал его Григ.
     - И вы будете здравы, - отвечал Федор.
     - Не скажеш ли, иде туто искати артель теслей? Тамо старостой  Феодор
Кичига.
     - А про что ти та артель? - вопросом на вопрос отвечал Федор.
     - Ано учинка у мене до их есть.
     - Так считай, что ты ея нашед, - сообщил Федор, сходя с крыльца.
     - Ея - не ея... - отвечал Григ,  делая  шаг  навстречу  и  протягивая
руку. Очень сильно рассчитывал он на это рукопожатие. Был у артельщиков  в
ходу обычай здороваться,  по-особому  переплетая  большие  пальцы.  Что-то
вроде тайного масонского знака. Григ знал об этом и теперь, плотно  вогнав
ладонь, прижался своим большим пальцем к верхней косточке запястья Федора,
напряженно ожидая его ответа. И тот,  опешив  от  неожиданности,  повторил
привычный жест. Повторил - и тут же отдернул руку, словно бросил.
     - То добре, - сказал Григ удовлетворенно. - Нынча  верю.  Звати  мене
Гаврюшка. Ан сице брат мой младой, Ивашка. А ты бо, Федор.  Ну,  поидем  в
избу, разговор есть.
     Они вошли внутрь, где их уже ждали, хоть и делали вид, что занимаются
своими делами. Но не отпускали друг другу щелчков Митяй  и  Анемподист,  и
Кузьма бросил собирать на стол, сидел, глядя в окно, на  лавке.  И  только
Пров все так же ковырял кочергой в печи, будто искал там что-то.
     - Будете здравы, - с порога сказал Григ, сдергивая колпак и кланяясь.
- Ан иде мочно поговорити? - обратился он к Федору, обводя взглядом избу.
     - А тута и рци, милой человек.
     - Разговор у мене особый, - предупредил Григ.
     - А у нас тута убо вси свои. Ты, прежде, не робей.
     - Ин бити тому, - сказал Григ, сдаваясь. - Ванька! Гляди в окно!
     Он подошел к Федору вплотную, засунул руку за ворот и  вытащил  из-за
пазухи письмо Антипа. - Грамоте обучен? Ну тогда чти.
     От  этих  минут  зависел  успех  всей  операции.  Момент  знакомства,
казалось, был продуман до  мелочей.  Центр  разработал  десятки  вариантов
возможных действий артельщиков,  учел  личностные  характеристики  Федора,
сделал  необходимые  поправки  на  факторы,  определяющие   функциональное
состояние его организма. Долгими тренировками и  страховкой  Гнома  мимика
Грига была доведена до совершенства. Даже одежду ему  подбирали  с  учетом
любимых цветов вышедшего к нему артельщика.
     Однако  возможность  срыва  все  равно  оставалась.  И  Григ   каждой
клеточкой тела  ждал  этого,  вслушивался,  стараясь  предугадать  реакцию
Федора, в малейшие оттенки его интонации, ловил самые незаметные  движения
рук.
     Федор медленно развернул послание, пробежал написанное, вскинул глаза
на Грига.
     - Где он? - спросил порывисто. - Что с ним?
     - Взяли Антипа, - сказал Григ, и  лицо  его  горестно  исказилось.  -
Непотребное о государе рекл. Не летати боле соколу. Взяли ж его, ан  аз  к
вам побегох, яко он повелел. Аз Гаврюшка,  Иванов,  подьячий,  на  Земстем
дворе в письме состою. Нешто он не сказывал вам о таком?  У  мене  годовал
он. Завсегда, пришед на Москву, жил. В запрошлый раз открылся  он  мне  во
всем. Аз верую теперича истинно... - Он встал на колени, спиной к красному
углу, и, глядя остекленевшим взглядом сквозь замершею у печи Права,  отбил
три земных поклона, - ...в царя демонскаго, отца бесовскаго,  князя  тьмы.
Его почитаю, ему предаю душу свою, ему рад служить ныне и присно и во веки
веком.
     Краем глаза он увидел, что Чака, стоявшая до сих пор у двери, шагнула
вперед и, оборотившись так же, как и он, спиной к красному углу, бухнулась
на колени, чтобы отвесить троекратный поклон.
     - Молодец! - мысленно похвалил он.
     - Спасибо! - донеслось в ответ.
     Федор, нагнув большую голову, потерянно смотрел в пол.
     - Антипушко... - только и вымолвил он,  протягивая  письмо  Прову.  -
Чти, Пров.
     Пров  медленно  прочитал  письмо   вслух,   задержался,   внимательно
разглядывая знак внизу листа.
     - Вот како, - наконец пробормотал он. - А мы ужо думали... - И  обвел
глазами артельщиков, замерших в тоскливом осознавании случившегося.
     - Ах, брате, брате, - шептал Федор. - Не ладно бысть тобе, эх...  Яко
же так? - спросил он, обращаясь к Григу. - Како такое содеялось?
     - Про то не веде, а веде точию, еже взяли  Антипа  в  наш  приказ  по
государеву делу. И на пытке он собе язык скусил. До тот аз его  не  видох,
бысть не мочно, потом ужо проникнул...
     - Что же убо ждет его?
     - Не вем. Како государь решит. Бают  же,  дело  ясное.  Знамо,  конец
един.
     - Неужто казнят?!
     Григ только склонил голову.
     - Эх, Антип, Антип, - Федор шагнул к окну, тяжело мотая головой. - Не
уберегся, брате, не уберегся.
     - Язык-то скусил, - сказал из своего угла Пров. - По  уставу  содеял.
Тайну не выдал.
     - Ин быть тому, - сказал Федор, отходя от окна и возвращаясь к Григу.
- Сказывай, чего ти желаеши? С чем пришед?
     - Желаю воити в артель вашу, быть  верным  товарищем,  свято  хранить
тайну и дать на верность страшную клятву, - торжественно отвечал  Григ.  -
Вместе с братом моим единоутробным, за коего ручаюсь головой.
     Он уловил сомнение на лице Федора  и  вмиг  откликнулся,  отрабатывая
продуманный заранее вариант.
     - Думаеш, не шиш ли аз? Опасно, конечно. Но суди сам.  Иже  б  аз  от
царя шед, к чему то? Легчае есть стрелцов прислати, да взяти  вас  всех  в
железа, да на дыбу стащити. Ан аз сам  пришед.  Примете  ми  -  жалети  не
будете, не подведу. Примите! Тем паче мастер кровельной нужден вам. Ан  аз
обучен. Крестный мой тесля бых.  Аз,  малец  еще,  ему  пособлял.  Хошь  -
проверь.
     - Ан и проверим, - сказал Федор и повернулся к Прову. -  Что  скажеш,
Пров? Ты - хранитель.
     Григ знал, что  артельщики  иногда  величают  невысокого,  но  плотно
сбитого  и  неторопливого  Прова  этим  странным  титулом.  Вероятно,   он
соответствовал  званию  кастеляна  общины,  поскольку  в   ведении   Прова
находилось все ее немудреное имущество.
     - Проверим... - задумчиво, словно  взвешивая,  протянул  Пров.  -  Да
только по-нашему проверим, не по-плотницки. Мышлю: спытати ево  надобь!  -
решительно заключил он.
     Этого момента Григ боялся больше всего. Еще до погружения он понимал,
что  любой  неофит  в  таком  дьявольском  деле  не  сможет  обойтись  без
испытания. Но вот в чем оно будет заключаться, никто не  мог  предсказать.
Хорошо, если все обойдется раскаленным железом или клятвой кровью - Гном с
Томпсоном снимут боль и залечат раны. А если заставят некрещеных младенцев
резать?
     - Мы готовы, - сказал он, спиной чувствуя,  так  напряглась  Чака.  -
Вели, брате.
     - А вдруг придется раздеваться? - услышал он ее голос  и  растерялся.
Об этой возможности он почему-то забыл. Обрадовался, что боли не  будет...
Да и Гном тоже хорош!
     - Я это рассматривал, - обиделся Гном. - Это маловероятно.  Их  культ
лишен сексуальной окраски. Даже в самой мистерии они обходятся без женской
энергии. Это те же подвижники, инфернального, правда, толка.  Им  ведь  от
дьявола ничего плотского не надо.
     - Спытаем розно, - указал Федор и  кивнул  Митяю.  -  Ну-тко,  брате,
зведи ево на двор. Сам знаешь про что. А ты, - обратился он  к  Кузьме,  -
розкали-ка кочергу. Спытаем молодшего.
     Григ дернулся.
     - Успокойся, - услышал он сквозь стук крови в ушах голос Чаки. - Иди.
Я за себя постою.
     Плохо соображая, Григ сунулся в дверь, на ватных ногах  спустился  по
лестнице, двинулся за Митяем куда-то вокруг дома. Через  камеры  он  видел
Чаку, спокойно сидящую на лавке, Кузьму, сующего в печь толстый,  согнутый
кочергой прут, да артельщиков, внимательно следящих за  ним.  Все  это  не
предвещало ничего хорошего, и Григ вдруг почувствовал  противную  дрожь  в
руках.
     - Да не волнуйся ты! - одернул  его  Гном.  -  Дал  бы  я  добро  при
тревожном прогнозе?! Все будет в порядке.
     - Ну что, - сказал Митяй, останавливаясь, - снимай крест.
     Кузьма вынул из печи капающий искрами прут, сделал шаг к Чаке.
     - Крест? - переспросил Григ, судорожно стискивая кулаки.
     - Крест, крест, - Митяй смотрел выжидательно. - Иде он у ты?
     Откуда-то из-за печи появился Анемподист.  В  левой  руке  он  держал
средних размеров деисус.
     - Иде-иде! - зло отозвался Григ, - приваливаясь к стене и  берясь  за
сапог. - Онамо же, иде у ти. Под пятою. Пошто ловишь-то?
     - Ну-ну, - Митяй ухмыльнулся. - Пошто надобе, по том  и  ловлю!  -  И
взяв крест, швырнул его на землю. - Мочись! - приказал он.
     - Чево? - не понял Григ.
     - Справь, говорю, нужду на крест-то.
     - Брате, - торжественно обратился Федор к Чаке, остановившись от  нее
на расстоянии метра. - Ин своею ли волею идеш к нам, али по принуждении?
     - Сам, - отвечала Чака, волнуясь или умело делая вид, что  волнуется.
- Своею.
     - Чево взысковеши темо, брате?
     - Умысел есть, - отвечала Чака твердым и чуть хрипловатым голосом.  -
Хочу познати чюдное.
     Григ выполнил приказание и теперь, после одобрительного кивка  Митяя,
обтирал крест лопухом.
     В избе между тем творилось нечто странное.
     - Возьми кочергу, - потребовал у Чаки Федор. Чака, ожидавшая другого,
растерянно переняла у Кузьмы вишневый уже на конце прут.
     - Пронзи сердце Спасу, - продолжал Федор. - Смелее, молодший.
     - Пошли что ли, - сказал Григ.
     - Аз бо и не боюсь, - ответила  Чака,  делая  шаг  к  иконе,  которую
Анемподист тем временем аккуратно пристроил на припечке.
     Раскаленный прут ткнулся в дерево, зашипел, проходя через лак,  выжег
черный круг. Чака налегла на него, вдавила в  доску.  Артельщики,  застыв,
наблюдали за ней.
     - Во имя Господа нашего, Сатаниила! - возгласил Федор. - Аминь!
     Чака выпрямилась.
     Митяй  задержался  в  сенях,  прислушался,  стукнул  условно.   Федор
распахнул дверь.
     - Входите, - сказал он. - Добре держался твой молодший,  -  обратился
он к Григу.
     Григ подошел, потрепал Чаку по волосам. - Молодец, - похвалил он.
     - Погоди, - мысленно отозвалась Чака. - То ли еще будет. Помнишь, Лип
про зад говорил?
     - Да и клятву, говорят, кровью надо подписывать. Из мизинца...
     Пров снял прожженную икону, сунул ее в печь, потом повернулся к  ним.
Анемподист с поклоном передал ему большой наперсный крест, быстро  положил
перед Григом и Чакой по иконе, ликом вниз.
     - Братие! - воззвал Пров, поднимая крест, который держал вверх ногами
- за короткую часть.
     - Коленями на иконы! - свистящим шепотом подсказал сзади Федор.
     Григ с Чакой поспешно опустились на колени перед Провом.  Сегодня  он
вел мистерию. Наверное, поэтому же ему доверили посвящать новообращенных.
     - Готовы ли вы единитися с нами, забыти родных и близоких, отрешитися
от мирской суеты и посвятити себя силам преисподнеи?
     - Готов, - кивнул Григ.
     - Готов, - сказала Чака.
     Пров вытянулся, торжественно поднял крест.
     - Верую! - возгласил он.
     - Вторите! - услышал сзади Григ.
     - Верую в князя тьмы, владыку преисподня Люцифера, ангела  падшаго  и
возвысившагося, володетеля живота и смерти,  седящаго  на  стале  в  геене
огненной. Верую в сподвижников Его  -  Асмодея,  Магога,  Дагона,  Магона,
Астарота, Азазела, Габорима, Велиала. Верую в аггелов, наставляющих  мя  и
сугубо поможающих дерзновению моему. Отверзаюсь  Христа  и  святаго  духа,
господа животворящаго, иже  от  отца  исходящая,  иже  со  отцем  и  сыном
поклоняема и славима...
     Краем глаза Григ видел артельщиков, внимающих им, повторяющих, шевеля
губами, каждое слово. Пока все шло нормально.
     - ...по волей моей, и в согласии со  страшной  и  вечной  клятвой  не
разглашу никоемуждо тайну велию, а ежели предам, то постигнет мя кара  Ево
и поразит мя и ближняя моя оружие Ево...
     - Старик, - позвал он. - Ну как?
     - Давай, давай, - донеслось издалека.
     - ...чаю живота вечнаго и власти над  миром  тварным  и  над  бренной
плотью своя. Аминь!
     - Аминь! - эхом откликнулась Чака и замерла в глубоком поклоне.
     Пров плюнул на крест и бросил его через правое плечо.
     - Чашу! - приказал он.
     Тот же Анемподист вытащил из-за пазухи небольшой  сверток,  развернул
тряпицу и в темноте избы блеснули серебряная чаша и нож то ли  с  золотой,
то ли с позолоченной рукоятью.
     - Кнут!
     Из-за спин выдвинулся Федор, держа в руке кожаный бич.
     - Ну, малыш, - ухмыльнулся Григ, - теперь держись!
     - Лишь бы рубаху не снимать, - отозвалась Чака.
     - Во имя Господа нашего, царя мира сего!
     Кнут свистнул, на  плечи  обрушился  не  очень  сильный,  но  все  же
достаточно ощутимый удар.
     - Раз! - считал про себя Григ. - Два! Три!
     Он очень удивился, когда Федор, ограничившись тремя ударами,  перешел
к Чаке. В других сектах испытание было куда более суровым.
     - Братие! - снова провозгласил Пров. - Ныня приемлем мы в лоно Церкви
нашей нового брата Иоанна - имя сице есть мерзостно и отвратително...
     Он принял левой рукой чашу,  куда  услужливый  Анемподист  уже  налил
крепкую, судя по запаху, брагу и, подойдя к Чаке, продолжал:
     - Нарекается...
     - Рукава! - подсказал сзади Федор. - Засучите рукава!
     Григ перевел дух. Обряд оказался менее жестоким, чем он ожидал.
     -  ...раб  Бога  машет,  Веельзевула,  Сатаниила  и  Люцифера   имеем
Исаакорум и предается в повинутие Аваддону, демону зла, раздоров, грабежей
и пожаров, войн и разорений!
     - Авва! - вскричали хором артельщики.
     - И посвящается...
     Ножом Пров полоснул по белой обнаженной руке Чаки, и Григ ощутил, как
болезненно кольнуло у нет  в  груди.  В  порезе  вспухла  вишневая  кровь,
струйкой сбежала в чашу. Григ закусил губу.
     - ...в служители Престола Мрака и Бездны, Геены Огненной...
     Рядом с Чакой появился Митяй с какой-то тряпкой,  свернутой  в  жгут,
став на колено, перехватил руку чуть ниже локтя, затянул и завязал.
     - Нарекается... - снова запел Пров, переходя  к  Григу,  -  раб  Бога
нашего Веельзевула...
     Удивительный  был  обряд.  Без  купели,  без  восприемников.   Чем-то
варварским, языческим веяло от него.
     - Интересно как! - подумал Григ. - Страшно подумать,  из  какой  дали
тянется все это. Столетия! И все сохранилось.
     Он скосил глаза и, пока артельщики хлебали  по  очереди  смешанную  с
кровью брагу, стал рассматривать застывшую на коленях Чаку.
     Она сидела, пусто глядя перед собой, и Григу вдруг с особенной  силой
захотелось вскочить, броситься к ней и,  обняв,  целовать,  изо  всех  сил
целовать это милое, дорогое, отрешенное лицо.
     - Чака! - позвал он.
     Чака шевельнулась.
     - Мы вроде сейчас побратаемся?..
     - Скорее уж посестримся, - бесстрастно отозвалась Чака.  -  Ты  лучше
смотри!
     Пров протягивал ему чашу.
     Григ отпил, проследил глазами за Чакой.
     - Восстаньте, - разрешил наконец Пров, вытирая со лба пот.  Казалось,
что от этого обряда он устал не меньше их.
     -  Благодарствуйте,  братие,  -  Григ  прижал  руку   к   сердцу   и,
поклонившись, начал подниматься с колен. И Чака поклонилась.
     - Что же тепериче скажете делати? - спросил он у Федора.
     - Несть до вас дела никако. Располагайтесь. Рухлядишки у вас, чаю, не
многа.
     - Рухлядишки у нас - что на собе, - ответствовал Григ.  -  Деньженцев
вот толика суть.
     - Деньги дайте Прову. Статки у нас общие.
     - Ан можем ли мы до речки сходити? - поинтересовался Григ.
     - Отчего же, - Федор посмотрел  понимающе.  -  Передохните.  Вона  от
мыльни тропка. Потече по е, выидеш к реке. Тут близоко. Вот она,  Рожайка,
под обрывом. Толико овамо долго  не  будьте.  Сего  дни,  -  он  помолчал,
пожевал губами, - таинство велие у нас...
     - Добре, - сказал Григ. - Все зделаем,  яко  молыш.  -  Он  отстегнул
калиту, протянул ее Прову. - Поидем ли? - обратился он к Чаке.
     Чака молча кивнула.
     До реки они дошли быстро.  Правда,  тропинка  выводила  к  броду,  и,
поскольку Григ хотел искупаться, им пришлось пройти еще немного по берегу,
туда, где речка была поглубже. Остановившись у росших возле самой воды ив,
Григ споро стянул рубаху и скинул сапоги, а потом, резво  пробежавшись  по
колющей подошвы траве, с удовольствием плюхнулся  в  прохладную,  бодрящую
усталое тело воду.
     Первые шаги по илистому у берега дну были неприятны, но  Григ  быстро
выбрался на середину, где вода была  по  шею,  и,  ощутив  под  ногами  не
водоросли, а песок, блаженно замер, отыскивая глазами Чаку. Уставшая,  она
сидела в тени одной из ив и, грустно нахохлившись, чертила что-то палочкой
на песке. Нелегкой была дорога, и трудным  оказалось  посвящение,  но  еще
более тяжелое  испытание  ждало  их  впереди.  И  почувствовав  мгновенный
щемящий укол жалости, Григ решил вызвать ее через Гнома, чтобы встряхнуть,
взбодрить, помешать соскользнуть в депрессию.
     - Малыш! - ласково позвал он. - Чего насупилась? Все в порядке. Разве
нет? Свяжись с отцом, как он там, где они вообще? Любимому привет передай,
- добавил он, не удержавшись, и тут же выругал себя. Но было поздно.
     - Вас понял, командир, -  отвечала  Чака.  -  Всем  привет.  Любимому
особо. Разрешите выполнять?
     - Действуйте, сержант, - попытался  попасть  в  тон  Григ,  но  вышло
фальшиво, все выходило фальшиво, когда он  разговаривал  с  ней.  И  зная,
почему это происходит, злясь на себя за совершенно непростительные ошибки,
он в сердцах скрипнул зубами и, нырнув, лег на дно.
     Что ж, теперь, по крайней мере, можно было подвести итоги.  Пока  что
все шло хорошо. Их, все-таки, приняли здесь. Их приняли здесь,  и  вечером
они будут участвовать  в  затеваемой  люциферианами  мистерии.  Они  будут
участвовать в мистерии, и тогда он выйдет на Контакт. Выйдет на Контакт...
     Озноб пробежал по рукам и плечам, растворился в затылке.
     -  Контакт...  При  перегрузке  узловых  детерминант  ситуацию  может
замкнуть. В ней будет он, Григ, действующий именно так и  никак  иначе.  И
нельзя уже будет ничего поправить и изменить.  И  если,  не  дай  бог,  он
где-нибудь проколется... Нет! Что угодно, только не это.  Надо  вынырнуть,
вылезти на берег и еще раз повторить все. Хватит. Надо всплывать.
     - Гри-и-иг! - отчаянный крик Чаки пронзил сенсорную зону,  забился  в
мозгу, выбросил Грига на поверхность. Впрочем, он уже видел  и  сам.  Гном
транслировал изображение с камеры на Троице у Старых Поль, направленной на
резные ворота Лучниковского двора, быстро прокручивая то, что произошло за
последние минуты.  Сенька  Хвост,  пьянь  и  вор,  известное  всему  Китаю
кабацкое мочало, вынырнув из-за угла, нетвердым шагом, вихляя, проследовал
мимо ворот, ткнулся на ходу в забор,  постоял,  упираясь  в  него  руками,
потом приник к бревнам лицом.
     - Откуда он взялся? - окликнул Гнома Григ.
     - Все строго по записи, - бесстрастно прокомментировал Гном. - Он так
и шел. С Пожара. Сперва, видимо, куда-то на Лубянку. Но  потом  передумал,
свернул к Зачатской. И у забора  он  останавливался.  Но,  постояв,  пошел
дальше. Теперь, как видишь, начались расхождения.
     Сенька отклеился от забора и, держась за него  руками,  пошел  вдоль,
сворачивая в оставленный между  дворами  дьяка  и  его  соседа,  печатного
мастера Мишки Кондратьева, узкий  проход  к  колодцу.  Народ  толпился,  в
основном, на Никольской, и Сеньке удалось  забраться  в  проход  никем  не
замеченным. Здесь к забору изнутри примыкали  сараи,  и  Сенька,  помедлив
немного, снял кафтан и, стараясь не распороть ладони о вбитые вдоль  всего
прохода в край забора  гвозди,  подпрыгнул  и  набросил  его  на  торчащее
железо.  Ухватившись  после  этот  за  зацепившийся  кафтан,   он   быстро
подтянулся,  упираясь  ногами  в  забор,  и,  рискуя  пораниться,   грузно
перевалился на плоскую, крытую  дерном  крышу  амбара,  недалеко  от  того
места, где вчера Барт нашел загадочные следы.
     -  Проклятье!  -  прошептал  Григ.  -  Прямо  у  колодца!   Кто   мог
предположить?
     "Спокойно, - сказал он себе. - Будем считать,  что  это  закономерно.
Неприятности  всегда  случаются  там,  где  их  не  ждут.  Главное  -   не
паниковать. Главное, ни в коем случае не паниковать.  Сейчас  надо  просто
смотреть и думать. Но кто мне скажет, какого рожна понадобилось Хвосту  на
дьяковом дворе? Что он там увидел?"
     - Григ! -  донесся  к  нему  обросший  шумами  голос  Старика.  -  Ты
смотришь?
     - Смотрю. Надо принимать меры.
     - Томпсон уже подогнал собак.
     И впрямь здоровенные  стариковские  волкодавы  Копей  и  Волочай  уже
подпрыгивали, захлебываясь лаем, внизу под амбаром.
     Григ выбрался на берег, обтер рубахой голову, полез в штаны.
     Чака, подобравшись, сидела на земле, встревоженно глядя на него.
     - Там была щель, - снова заговорил Старик. - Двор. Пустой среди  бела
дня двор - вот что его привлекло. Но в  дом  ему  не  попасть.  Собаки  не
дадут.
     - Он может их убить, - вмешался Лонч.
     - Побоится. А вдруг в доме кто есть. Да и сделать  это  не  просто  -
Томпсон не позволит.
     - По-моему, - сказал Григ, - Хвост как  раз  пытается  разобраться  в
ситуации. На лай ведь должен кто-нибудь выйти. Сколько вам  еще  до  места
осталось?
     - Да считай полпути. Мы только Таболово проехали.
     - Далеко ж вы его зарыли.
     - Мы действовали согласно инструкции. Ни одного населенного пункта  в
радиусе пятнадцати километров. Он ведь был запасным.
     Хвост наконец принял решение, подполз поближе к краю, оглядел собак и
вытащил из-за голенища ножик.
     - Неужто решится! - ахнула Чака. - Они же его разорвут.
     Но Сенька был не так прост. Видя, что никто не выходит  из  дома,  он
осмелел. Надвинув на всякий случай пониже на глаза шапчонку, он отодрал  с
крыши прибитую поверх заплаток длинную жердь, а потом вытащил  из  кармана
моток пеньковой бечевы и стал  привязывать  к  ней  нож,  пытаясь  сделать
что-то вроде копья. Остатками пеньки он  привязал  другой  конец  слеги  к
своему запястью. С этой импровизированной острогой он вновь  подобрался  к
краю крыши, надеясь, что теперь сумеет разделаться с собаками.  Но  мистер
Томпсон вовремя отогнал их, и теперь они лаяли с безопасного расстояния.
     - Сейчас бросит, - сказала Чака.
     - И промахнется, - ответил ей Григ. - Не  ему  с  Мистером  Томпсоном
тягаться.
     И точно. Несколько раз бросал Сенька острогу. И каждый  раз  одна  из
собак увертывалась от удара, а вторая кидалась грызть бечеву,  за  которую
Хвост тянул острогу обратно. Однако теперь он наверняка знал, что  в  доме
никого нет. И это сделало его более решительным.
     Пока что он не осмеливался спрыгнуть во  двор,  поскольку  сладить  с
двумя собаками разом было очень трудно. Однако теперь  он  вдруг  внезапно
бросился к правому краю крыши и резко сиганул вниз,  разом  уйдя  из  поля
зрения и собак, и верхней камеры. В тот же миг Мистер Томпсон бросил собак
за ним следом, стремясь восстановить равновесие. Но, к сожалению, опоздал.
Мелькнула острога, и словно налетевший на нее  Волочай  с  протяжным  воем
забился в пыли, а Копей и Хвост закружились посреди  двора,  вздымая  тучу
пыли.
     Не зная, что им нельзя его убивать, Сенька  берег  горло,  забывая  о
других, менее важных частях тела, и поэтому Копею удалось в прыжке достать
его и стиснуть челюсти на руке, сжимавшей ножик.  Неожиданно  прыжок  этот
стал для пса роковым. Не потерявший хладнокровия Сенька воровским  приемом
перехватил нож в левую руку и точным движением всадил его Копею в бок.
     Через минуту все  было  кончено.  Валялись  в  пыли,  высунув  языки,
собаки. Жужжали в наступившей тишине мухи. Хлопал на ветру забытый ставень
Чакиного терема. А перевязывающий на ходу оторванным  подолом  руку  Хвост
осторожно крался к дому.
     Дверь с крыльца была заперта, но Сенька несмотря на прокушенную  руку
нагло  влез  на  второй  этаж  и,  пройдя  сенями  к  горнице,  нашел   не
запирающуюся дверь, за которой и исчез.
     - Ну вот и все, - обмякнув пробормотала Чака. - Теперь завертится...
     - Старик, - позвал Григ. - Что скажешь?
     - А ничего, - отвечал из своего далека дьяк.  -  Подождем  пока.  Мы,
пожалуй, что остановимся.
     Но долю ждать не пришлось. Камеры  показали  Сеньку,  шествующего  по
безлюдным покоям, немую  сцену  на  пороге  ложницы,  потом  -  от,  мигом
отрезвевшего, с  вытаращенными  глазами  бегущего  через  двор,  и  спешно
улепетывающую по улице фигуру.
     - В четвертую слободу побежал, - определил Барт.
     - Нет, - услышал Григ Лонча. - В  третью.  Что  он,  по  кафтанам  не
понял, чьи лежат?!
     Григ сидел оглушенный, не чувствуя ничего, кроме  противного  гула  в
голове. Этот никто не ожидал. Такое спрогнозировать было трудно.  Ситуация
вышла из-под контроля.
     - Ну, - спросил он, придя наконец в себя. - Что делать будем?
     - Не знаю, - сказал Старик просто. - Надо подумать.
     - Через пятнадцать минут он добежит до слободы, - рассуждал  Григ.  -
Еще через полчаса стрельцы  будут  в  доме.  Пока  осмотрят  дом,  опросят
соседей, узнают, каким селом владеет Старик, пока соберутся...
     - Соберутся быстро, - вставил Лонч.
     - Ну, в общем, часа через полтора погоня уже будет выслана.
     - Спецотряд, - предложил Барт. - Мы переходим, сообщаем и после этого
сюда можно прислать спецотряд, который их задержит.
     - Не получается, - сказал Старик.  -  Это,  конечно,  было  бы  лучше
всего, но - не выходит. Я уже советовался с Томпсоном. Нам до  темпоратора
еще часов шесть хорошей рысью. Плюс полчаса на подготовку  аппаратуры.  За
это время они окажутся в селе, и Контакт будет сорван. А после  этого  все
бессмысленно.  Ситуация  ведь  схлопнется.  И  любая  реконструкция  будет
флюктуировать. Стрельцов нельзя будет на дороге и пальцем тронуть.
     - А если нам уговорить артель бежать? -  робко  спросила  Чака.  -  И
самим уходить с ними.
     - Конечно, - с досадой отвечал Григ, - если стрельцов не  остановить,
нам  больше  ничего  не  остается.  Но  ведь  Контакт  может   просто   не
повториться. Ну, представь себе, что он не зависит от  артельщиков  -  что
тогда? Как этим можно рисковать?!
     - Что же делать? - вырвалось у Липа.
     Григ отчетливо слышал его растерянный возглас. Земля словно проседала
под  ногами,  змеилась  молниями  разбегающихся  трещин.  Он  почувствовал
безысходность, и в эту минуту с ужасом осознал, что сейчас решается вопрос
о судьбе Контакта. Если стрельцы доберутся до села, Контакт  действительно
будет сорван. Группа  должна  задержать  погоню  любой  ценой.  Любой.  Но
сказать об этом он не успел.
     - Я знаю, что  надо  делать,  -  вдруг  объявил  Лонч.  -  Мы  должны
перекрыть дорогу и остановить их.
     - Ты хочешь сказать, - осведомился  Барт,  -  что  мы  должны  сейчас
свернуть к Серпуховке?
     - А у тебя есть другой вариант? -  огрызнулся  Лонч.  -  Может  быть,
выставить Чаку?
     - Но нас слишком мало для этого!
     - Почему? - удивился Лонч. - Их-то и будет  всего  десяток-другой.  А
нас четверо, Барт, и стоим мы дорого. Гораздо дороже,  чем  тебе  кажется.
Или ты просто боишься?
     - Вот дурак! - возмутился Барт. - Не смерть страшна, страшно  умереть
за просто так. Надо, чтоб не зря.  А  из  нас  один  -  старик,  другой  -
мальчишка. Будет ли от нас толк?
     - Я не мальчишка! - обиделся Лип.
     - Да и я, пожалуй, еще не разваливаюсь, - добавил Старик.
     - Мистер Томпсон, - позвал Барт, - а ты что скажешь?
     Возникшая пауза оказалась для Грига настолько мучительной, что  он  с
трудом унял дрожь в теле.
     - Если вам придется сражаться не более чем с двумя десятками человек,
- донесся до него наконец педантичный голос Мистера  Томпсона,  -  то  вы,
скорее всего, сможете остановить погоню. При этом вероятность гибели  всей
группы  -  ноль  пятнадцать  -  ноль  восемнадцать.   Вероятность   смерти
отдельного  человека,  конечно,  выше,  но  не  намного,  поскольку,  если
погибнет один, то уязвимость Группы резко  возрастет.  С  другой  стороны,
если учесть возможность  коррекции  нефлюктуирующих  ситуаций  в  исходной
точке  их  развития,  то  вероятность  реального   уничтожения   кого-либо
снижается  до  ноль  десяти  -  ноль  двенадцати.  Однако  повторяю:  ваше
сопротивление будет эффективным только в  том  случае,  если  число  ваших
противников будет не больше двадцати.
     - Вот видишь! - воскликнул Лонч. - Что я тебе говорил! Мы  сможем  их
задержать.
     - Да, - сказал Старик. - Ты прав, Лонч.  Пусть  ноль  восемнадцать  -
чему быть, того не миновать. Главное, что мы можем их  задержать.  Раз  мы
ввязались в это дело, надо довести его до конца.  Тем  более,  что  больше
некому. Григ! Ты слышишь нас? Мы их задержим. Работай спокойно.
     Григ почувствовал, как горло перехватила спазма.
     - Ну, ребята! - сказал он растроганно. - Если б  вы  только  знали...
Спасибо за все!
     - Ну ладно, ладно, - грубовато  проворчал  Барт.  -  Дайка  мы  лучше
сориентируемся, как ехать. Томпсон! Ты уже прикинул?
     Ехать оказалось недалеко. Берегом Пахры следовало добраться до Подола
и, встретив там погоню, уводить  ее,  сколь  возможно,  на  Малоярославец.
Идеальным вариантом было  через  час  погони  оторваться  от  стрельцов  и
скрыться в лесах.
     - Я придумал, - радостно вмешался Лип. - Если  они  нас  догонят,  мы
сумеем их напугать. Они все до ужаса боятся колдовства и ворожбы. Вот мы и
покажем им кое-что. Учтите,  что  психологически  они  будут  уже  готовы.
Во-первых, им скажут, в чем нас обвиняют. А  кроме  того  еще  это  сонное
царство! И если мы начнем колдовать, они  так  дернут,  что  только  пятки
засверкают.
     - Копыта, - усмехнулся Барт.
     - Ну пусть копыта.
     - Хорошо,  -  подвел  резюме  Старик.  -  Мы  еще  подумаем,  как  их
встретить. Времени у нас много. Но ты  не  сомневайся,  Григ.  Делай  свое
дело, а мы сделаем свое. Дай только бог, чтобы это оказалось не зря.
     - И сбереги Чаку, - хмуро добавил Лонч.
     - Спасибо, - сказал Григ. - Спасибо за все. Вы  только  не  забудьте,
что вам никого нельзя убивать.
     - Да уж  Мистер  Томпсон  забыть  не  даст,  -  Лонч,  кряхтя,  начал
подниматься с земли. - Интересно, сколько же их все-таки случится по  нашу
душу?..
     Сенька Хвост уже успел добраться до Приказной избы в полку Васильева,
и сантеры, словно  завороженные,  не  могли  оторвать  глаз  от  знобящего
зрелища  стрелецкой  тревоги,  когда  из  распахнутой  двери   караульной,
застегивая на ходу кафтаны и цепляя сабли, высыпают на улицу ругающиеся на
чем свет стоит ездовые стрельцы. Зычная команда "На конь!", озноб по  коже
- и вот уже прибылой караул, вытянувшись цепочкой, с гиканьем  вынесся  за
рогатки и поскакал, вздымая мелкую уличную пыль, к тому месту  на  крестце
Никольской и Воскресенской улиц, где свершилось нечто непонятное, а потому
и страшное.
     -  Два  десятка...  -   пробормотал   оценивший   на   глазок   число
преследователей Барт. - Томпсон, десятки в полном составе?
     - Нет, - через Гнома услышал Григ. - Один  стрелец  хворает  животом,
другой находится в спуске. Впрочем, это не принципиально, тем  более,  что
второго заменяет сын. Главное же обстоятельство  заключается  в  том,  что
отсутствует второй десятник, Соколов - у него загноилась рана на ноге. Так
что, в итоге, тут действительно ровно двадцать человек.
     Григ перевел дух. Везение было почти сказочным.  Двадцать  человек  -
именно этот предел  обозначил  Группе  Мистер  Томпсон.  Видать,  сидевший
вместо головы пятисотенный Попов не очень-то поверил сбивчивому и путаному
рассказу Хвоста. Если бы он поверил, двумя десятками тут бы не обошлось.
     - Луки почти у всех, - заметил Старик.
     - Ровно двадцать...  -  задумчиво  пробормотал  Лонч.  -  Вот  все  и
определилось...
     Теперь следовало ждать. Стрельцы должны были провести повальный обыск
в хоромах. Но как только они наткнутся на спящих и не сумеют их разбудить,
им станет не до обыска.  Угадать,  как  поведут  они  себя  дальше,  найдя
опоенных неизвестным зельем товарищей, было трудно. Гном  выдал  несколько
вариантов, сводящихся к тому, что десятнику понадобится  некоторое  время,
чтобы выведать местонахождение села.
     - А дальше? - нетерпеливо спросил Григ. - Узнают они,  где  находится
село, дальше  что?  Здесь  ведь  тоже  не  однозначно.  Ну,  кинутся  они,
например, в приказ за подмогой. Их  же  всего  два  десятка.  А  тут  дело
темное, происки дьявола, серой пахнет.
     - Десятник, - отвечал Гном, - один. Решение принять может сам.  Кроме
того, это Гришка Лопух, ты его знаешь.  В  десятники  попал  без  выслуги,
сразу при приборе. Молод и очень самолюбив. Так что славой, судя по всему,
делиться ни с кем не захочет.
     И оказался прав.
     Название села сразу в руки Лопуху не далось. Но ему  повезло  с  ходу
выведать имя Поротова, и, покрутившись с минуту на месте,  десятник  решил
не возиться с крючками в  Поместном  приказе,  а  сразу  взять  за  грудки
сдатчика, благо жил тот буквально по соседству.
     Дальше все покатилось с неописуемой быстротой.  Вырвав  у  ничего  не
скрывавшего Поротова заветное  название  и  узнав,  что  находится  сельцо
относительно недалеко, десятник,  видно,  сообразил,  что  успеть  туда  и
вернуться можно еще засветло. После этого он,  ни  секунды  не  колеблясь,
прыгнул в седло и, даже не озаботившись  захватить  в  слободе  хоть  пару
пищалей, гикнул, и птицей полетел впереди своей гвардии к Живому мосту.
     С  разбойным  посвистом  кавалькада  пронеслась  стелющейся  цепочкой
сквозь Заречье, миновала скопившиеся в Щупке у досмотра возы  с  сеном  и,
горяча коней, ударилась по древней, хорошо  наезженной  дороге  в  сторону
Даниловского монастыря, помахивая ногайками, пригнувшись к холкам,  хмелея
от бурлящей в жилах молодой и яростной крови.
     - Ну, нам пора, - нарушил молчание Старик. - Будь  здоров,  Григ.  Мы
поехали.
     - Удачи вам, - сказал Григ. - Счастливо.
     - И тебе удачи, - прогудел Барт.
     - Не волнуйся, - пообещал Лип. - Все будет в порядке.
     И только Лонч ничего не сказал, молча тронул коня.
     Отключившись от них, Григ посмотрел на Чаку. Съежившись,  она  сидела
на песке, обхватив ноги руками, уставив  подбородок  между  коленей,  и  в
глазах ее плескалась такая тоска, что Григ, не выдержав, вдруг импульсивно
сел рядом и обнял ее за плечи.
     - Ну, ну, - сказал он. - Ну что ты, девочка, что с тобой? Не  грусти,
Чака, улыбнись сейчас же. У нас впереди большое дело. Смотри веселей!  Все
будет в порядке.
     Он сильно прижал ее к себе, свободной рукой погладил  по  волосам.  И
тут словно лопнула какая-то незримая струна, державшая Чаку  до  сих  пор.
Лицо у нее сморщилось, перекосилось, и из глаз неожиданным потоком хлынули
слезы. Уткнувшись головой в грудь Грига, она рыдала в  голос,  ухватившись
за рубаху на его груди, кусала губы, зажимала себе рот и все же  никак  не
могла остановиться.
     Григ растерялся. Безуспешно пытаясь успокоить Чаку, он неловко гладил
ее  худенькие  плечи,  прижимал  к  себе,  вытирал  слезы,  но  ничего  не
получалось. Чака рыдала навзрыд, повторяя в отчаянии: - Это  конец,  Григ,
это конец. Они погибнут, они все погибнут!
     Чаку била истерика, и не зная, как ее остановить, Григ взял в  ладони
ее лицо и стал целовать его, как бы желая высушить текущие по щекам слезы.
И прежде, чем он осознал, что происходит, Чака вдруг  взглянула  на  него,
глаза ее распахнулись и трясущимися еще губами она прижалась к его  губам.
- Люблю, - услышал он. - Люблю, давно люблю,  Гаврюшка,  Григ,  чурбан  ты
бесчувственный, милый мой, люблю тебя.
     Григ ошеломленно глядел на нее. - А Лонч? - беззвучно выдохнул он.  -
Как же Лонч...
     - Лонч! - воскликнула Чака. - Что Лонч?! Господи,  Григ,  ну  что  ты
говоришь! Неужели ты не видел? Ты ничего, ничего не понимал? А то, что мне
даже думать о тебе было нельзя?! Я же не знала, что ты наш! А потом... Ох,
как мне плохо было в дороге. А ты! Ты на меня и смотреть не хотел!  Я  так
мучилась! Боже мой, Григ, как же мне было плохо, ты  себе  представить  не
можешь!
     И она опять заплакала, но на этот раз тихо и легко, и Григ, чувствуя,
как плавится от невозможного, неземного счастья его  сердце,  обнял  ее  и
сжал изо всех сил.
     - Чака! - прошептал он, целуя ее волосы, и руки, и  шею,  и  потом  -
оторвав от себя ее заплаканное лицо - щеки, глаза и губы. -  Чака,  милая,
родная, любимая. Господи! Девочка моя, счастье мое, если бы ты знала, если
бы ты знала!.. Ты ведь ночами снилась мне, а я, я-то дурак, я ведь  думал:
Лонч. Солнышко мое! Любимая!
     Так они и сидели на берегу, то смеясь, то умолкая, и Григ целовал ее,
и она целовала Грига, и  он  ласково  пушил  ее  короткие  волосы,  дул  в
покрасневшие глаза, и она прижимала к щекам его ладони и водила  пальчиком
по его лицу. Время замерло. Воздух застыл, словно стекло. Это было  похоже
на сказку, на чудесный сон в волшебную ночь.
     - Ты ошиблась, девочка, - сказал  Григ.  -  Женщины  любят  мягких  и
добрых. Опомнись, пока не поздно.
     - Дурачок, - она прижалась к нему,  обняв  рукой  за  шею,  уткнулась
носом в плечо. - Откуда у тебя эти шрамы? - услышал он ее голос.
     Григ смотрел на ее ладошку, легко касающуюся  его  груди.  Он  помнил
биографию каждого, особенно четко того, который она  трогала  пальцем,  но
говорить  о  них  не  хотел.  Лишь  непосвященному  шрамы  рассказывали  о
безудержной смелости и отчаянной доблести. Те, чья кожа была  исполосована
рубцами, знали, что практически все они - свидетели их просчетов и неудач.
     Он чувствовал себя так же, как, наверное, чувствовал бы себя  солдат,
приехавший в отпуск и безмолвно сидящий за столом, за  которым  набежавшие
соседи и родные жадно ждут рассказов о  героических  подвигах.  А  он  мог
рассказать  только  то,  что  видел  сам,  но  в  этом  не   было   ничего
героического, а была кровь, грязь, ненависть и сумасшедшее желание выжить.
Он вспомнил бесконечные заброски, синие, красные и желтые солнца,  лупящие
сквозь  исцарапанный  пластик  светофильтров,   и   останки   Поисковиков,
размазанные изнутри по пробитым метеоритами скафандрам или переваренные  в
кашу агрессивной биосредой, проникающей сквозь любые  защитные  поля.  Это
были жестокие миры, и всех, кто прошел через них и не  погиб,  они  делали
похожими на себя.
     О чем он мог рассказать? О полетах, сплошь состоящих из головной боли
экстренных пробуждений? О постоянно выходящей из строя аппаратуре и потной
духоте тесных, неуютных форпостов?  О  том,  как  сходили  с  круга  самые
выносливые и ломались, не выдержав, самые сильные?  Даже  думать  об  этом
было тошно - не то, что говорить.
     - Не знаю, - сказал он вслух. - Разное было.
     Чака поняла его по-своему и обиженно сжала губы.
     - Я, наверное, ужасно глупая, - сказала она, помолчав.
     - Я люблю тебя, - сказал Григ, чувствуя, как обмирает все  внутри  от
этой правды. - Ты даже не догадываешься, как давно я тебя люблю.
     Ее длинные тонкие пальцы медленно скользнули по  его  шее,  вычертили
замысловатую  виньетку  на  плече,  мягко   сжали   предплечье,   и   Григ
почувствовал,  как  перехватило  у  нет  от  этой  нежности  горло  и  как
отозвалось на нее судорожным стоном давно забывшее о ласке тело.
     - Григ, - она прижалась к его груди. - А тебе там было страшно?
     - Страшно? - переспросил он. - Да, пожалуй. Конечно, было.
     - А ты не боялся умереть?
     - Умереть? - Григ задумался. - Да нет, наверное, - сказал  он.  -  Об
этом просто не думаешь. Там вообще бояться некогда И  потом,  знаешь,  так
даже лучше, когда это происходит в деле или в бою. В постели умирать хуже.
Неопрятно как-то, да и родные тут же... А там сразу.
     - И с мечом в руке, - со странной усмешкой сказала Чака.
     Григ пожал плечами.
     - Что ж, - сказал он, - тогда тебя, по крайней мере,  ждет  Валгалла.
Брось, Чака! Я не рисуюсь. Тем более сейчас, когда все мы под Богом...
     - Господи! - встрепенулась Чака. - А где же ребята? Мы совсем  о  них
забили. Как они там?
     Там все было в порядке.  Группа  уже  подъезжала  к  переправе  через
Пахру, и до встречи с погоней у нее еще было по расчетам верных полчаса.
     - Мы их встретим на том берегу, - сказал Старик, - иначе нельзя.  Они
же не знают дорог. Мало ли, как они поедут. Где их потом ловить?
     - На берегу? Прямо возле переправы?
     - Да. Мы будем поить лошадей. А увидев стрельцов, в  панике  бросимся
седлать. Я думаю, Лопух не промедлит ни секунды, тем более, что тут мелко.
Так что разрыв окажется минимальным. Они не отстанут и  не  потеряют  нас.
Выглядеть все это будет естественно. А  если  они  нас  догонят,  накидаем
"чечевицы". У нас есть.
     - Хорошо. Делайте, как решили. И пусть с момента появления  стрельцов
будет постоянная связь.
     - Конечно.
     - Ну, удачи вам.
     - И вам.
     - Ка эс, - сказал Григ, отключаясь. - Слышала? - обратился он к Чаке.
- Пора и нам за дело.
     - Боюсь я за них, - прошептала Чака.
     - Не бойся, - сказал Григ. - Они не пропадут. В конце концов,  у  них
есть Мистер Томпсон. Пошли что ли? - он протянул руку.
     - Пошли, - тихо ответила Чака, и Григ понял, что ей и  в  самом  деле
страшно.
     - Не переживай, - сказал он. - Все будет хорошо. Вот увидишь.
     - Ты так уверен... Почему ты так уверен? Ты не думаешь, что все может
сорваться?
     - Может, - кивнул Григ.  -  Всегда  что-нибудь  может  сорваться.  Не
думать об этом нельзя. Просто кроме того, что  думать,  надо  еще  и  быть
готовым действовать. Что бы ни случилось,  ты  должен  всегда  быть  готов
действовать.
     - И что, это спасет от поражения?
     - Да. Если ты будешь все время действовать. Тебя могут свалить, но ты
должен попытаться встать. Ты можешь потерять сознание, но, придя  в  себя,
ты снова должен драться. Драться, сколько есть сил. И тогда  ты  победишь.
Только нельзя переставать драться.
     - Драться?
     - Драться, драться. Что б мы ни делали,  это  бой.  А  в  бою  нельзя
думать, что ты проиграешь.
     - И мы найдем тех, кого ищем?
     - Обязательно. Не сегодня, так завтра. Не  сейчас,  так  в  следующий
раз. Лучше, конечно,  в  этот  раз  и  сегодня.  Но  если  не  выйдет,  мы
продолжим. Я продолжу. Другие продолжат. Мы найдем их. Если будем верить в
победу.
     - Верить?
     - Да. И верить тоже.
     Они шли по тропинке, Чака впереди, а он сзади,  и  солнечные  зайчики
прыгали с листьев на их плечи, скатывались вниз и взлетали, растворяясь  в
высокой синеве. Неподвижный, напоенный солнцем воздух впитывал и растворял
всю боль и горечь, утишал тревогу, мягко обволакивал,  отгораживал  стеной
от того, что уже происходило за многие километры отсюда, и  от  того,  что
должно было скоро произойти совсем рядом, в той мрачной  избе,  к  которой
лежал их путь.
     - Григ, - вдруг сказала Чака. - А  кем  ты  был,  ну  в  Десантниках,
пилотом?
     - И пилотом тоже, - кивнул Григ. - Всем понемногу. Там не разделяют.
     - Но у тебя же есть какой-то доминирующий профиль?
     - Профиль? -  переспросил  Григ.  -  По  учебной  специальности  я  -
астробиолог. - Он улыбнулся. - Букашки таракашки. А что?
     - Да просто... А тебе что, не нравились твои звезды?
     - Почему? Очень нравились.
     - А зачем же ты согласился на погружение?
     Григ от неожиданности даже остановился.
     - А как же иначе? - удивленно спросил он. - Я же говорил,  что  нужен
был человек, похожий на Гаврюшку. Как я мог отказаться?!
     - Брали бы тогда уж Шереметева.
     - Да ты что! - изумился Григ. - Его же и пальцем тронуть нельзя.  Как
ты его вынешь? Тут такие флюктуации! Это же сам Шереметев! Второе  лицо  в
государстве. А реинтеграция?  Представляешь,  сколько  человек  могли  ему
рассказать, что он делал эти полгода. И это при том, что он ничего  такого
не помнит. То ли дело этот вшивый крючок!
     - Да, конечно, - задумчиво сказала Чака. - И что же ты ощущал,  когда
ушел?
     - Что ощущал? - Григ пожал плечами.
     Он вспомнил, как в первые дни неприятно вихляло бедро  без  привычной
тяжести боевого бластера, и как машинально дергалась в  разговоре  голова,
отработанным жестом включая подбородком внешнюю связь.
     - Непривычно было, - честно ответил он.
     - И тебе совсем не жалко?
     - Жалко? - не понял Григ. - Чего жалко?
     - Ну... Любимую работу...
     - Да что ты, Чака! - Григ покачал головой. -  Это  же  мой  долг.  Ты
разве не понимаешь, как важно то, что мы сейчас делаем. Единственное,  что
меня останавливало, это боязнь не справиться. В Десантниках я давно и умею
все, что должен уметь. А ваша работа другая, и задача здесь очень сложная.
Но ведь в любой ситуации надо брать на себя самое сложное. Так нас  еще  в
школе учили. Да если бы я отказался, ребята  со  мной  просто  здороваться
перестали бы!
     - Наверное, ты прав, - неуверенно согласилась Чака. - Но я бы так  не
смогла.
     Они поднялись обратно на холм и подошли к избе. Не доходя до крыльца,
Григ вызвал картинку комнаты. Все были уже готовы. Рассевшиеся  по  лавкам
мужики напряженно ожидали заветного часа, постоянно взглядывая  на  Прова.
Стол, стоявший до этого у конька, был теперь  сдвинут  к  торцевой  стене,
отчего свободное пространство внутри избы, где Пров  должен  был  рисовать
магический круг, заметно расширилось.
     - Слушай, Чака, - сказал Григ. - Ты иди в дом, а  я  сходу  контактер
достану.
     - Контактер? - удивилась Чака. - А где он у тебя?
     - В переметной суме, где ж ему еще быть?
     - Ну да! - ахнула Чака. - А если залезет кто?!
     - Это совершенно исключено, Ягодка ни за что не позволит.
     - А если ее убьют?
     - Тогда он улетит.
     - Улетит? Как улетит?
     Григ улыбнулся. - Мы замаскировали его под летучую  мышь,  -  пояснил
он. - Ищи, девочка. Скоро сама все увидишь.
     Нетопыри всегда сопровождали нечистую силу, и  летучая  мышь  в  этой
ситуации не вызывала подозрений. Главная трудность заключалась  в  другом.
Григ должен был посадить ее перед самым началом Контакта,  практически  на
глазах у всех, поместив при этом достаточно высоко, так, чтобы  она  могла
свободно передавать свои сигналы поверх голов.
     Положив контактер в карман, он подвесил каждой лошади торбу с  овсом,
постоял немного, следя, чтобы они не опускали головы,  и,  вздохнув,  стал
отвязывать почти полные еще мешки. Следовало торопиться.  Он  до  сих  пор
везде не  распределил  "маячки",  а  тянуть  с  этим  было  рискованно.  В
дальнейшем у него могло просто не оказаться времени.
     Крохотные, величиной с булавочную головку, передатчики были  спрятаны
в рукоять ножа, который он носил на поясе. Они не держались  на  коже,  но
зато  крепко  цеплялись  за  одежду,  буквально  врастая  в  материю.   И,
вернувшись в дом, Григ  первым  делом  незаметно  навесил  такой  "маячок"
каждому  артельщику.  Теперь  он  мог  быть  уверен,  что  ни  при   каких
обстоятельствах не потеряет люцифериан.
     Походив по избе, Григ вернулся  к  двери  и,  скользнув  взглядом  по
притолоке, задержался на воронце - толстой доске над  дверью,  на  которой
лежали полати. Пожалуй, только сюда и можно было  посадить  контактер.  Он
понимал, что времени для этого у него будет очень  мало.  Всего  несколько
секунд, за которые артельщики займут свои места в  круге.  Именно  поэтому
следовало устроиться где-нибудь рядом с выходом. Лишь  повесив  контактер,
он сможет переместиться поближе к дьявольскому столбу.
     После посадки контактера можно было уже не беспокоиться,  что  кто-то
его заметит. Почти  все  способы  передачи  приглашения  к  Контакту  были
недоступны человеческим органам  чувств.  Грига  тревожил  только  видимый
диапазон  лазерного  излучения.  Впрочем,  даже  если  бы   и   обнаружили
артельщики летучую  мышь,  перемигивающуюся  тончайшим  огненным  лучом  с
Сатаной, вряд ли это вызвало бы у  них  что-нибудь,  кроме  благоговейного
ужаса.
     - Ну, братие, будем начинати ин что?  -  вопросил  Федор,  подходя  к
двери и набрасывая крюк. - Все ли собрались? Ан яко вы? - обратился  он  к
Григу с Чакой. - Аще ли передумали, ли нет?
     - Что молыш?! - ответил Григ, внутренне усмехаясь либерализму Федора.
- Иди, Ивашка, сядь тута...
     - Вот они! - услышал он под черепом знакомый голос.
     И тотчас Гном спроецировал переданную Мистером Томпсоном  картинку  -
дорогу глазами Старика. Григ понял, что это Старик, потому что тот тут  же
заговорил.
     - Видишь? - спросил Старик. - Я думаю, осталось не больше пяти минут.
Когда стрельцы углядят нас, мы поскачем. Как у тебя, Григ?
     - Начинаем. Но до Контакта еще что-то около часа.
     - Сделаем, что можем. Держи нас в курсе.
     - Хорошо. А вы уверены, что они погонятся за вами? Мало ли кто им  на
дороге может встретиться.
     - Должны погнаться. Во-первых, они увидят, что мы  при  их  появлении
готовимся  удрать.  А  во-вторых,  у  них  есть   наши   приметы,   соседи
постарались. Сейчас десятник заметит нас, все сойдется, и он  поймет,  что
мы - это мы.
     Облако пыли приближалось. Уже стал виден первый всадник  в  багровом,
покрытом пылью кафтане. Привстав на стременах, он  скатывался  с  холма  к
берегу. За ним на бодрых еще лошадях вылетела вся кавалькада.
     - Пора! - скомандовал Старик. - Седлать лошадей!
     И пока  они,  изображая  тревогу  и  спешку,  бросали  и  расправляли
потники, укладывали седла, затягивали подпруги  и  связывали,  укорачивая,
поводья, головной всадник закричал что-то, показывая плетью вперед, и  изо
всех сил пришпорил своего коня.
     Когда Группа сорвалась с места, стрельцы были уже  в  воде,  и  после
того, как они выбрались на берег, расстояние  между  продолжавшим  скакать
впереди десятником  и  замыкающим  Группу  Бартом  определилось  метров  в
триста-четыреста. Мистер Томпсон  умело  вел  скачку,  не  давая  угаснуть
азарту и выматывая тем самым стрельцов. Расстояние понемногу  сокращалось,
потом Группа вдруг  резко  отрывалась,  и  преследователи,  чувствуя,  что
совсем уже было загнанная добыча вновь уходит  от  них,  начинали  яростно
нахлестывать лошадей.
     Что-то незаметно изменилось в избе, и Григ не  сразу  уловил  -  что.
Глаза его обежали клеть, сосредоточенно замерших  вдоль  стен  мужиков  и,
только остановившись на поднявшемся с лавки Прове, он понял: все молчали.
     - Ну Чака, - пробормотал он про себя, - теперь держись.
     Пров, не спеша, подошел к печи,  выгреб  кочергой  на  железный  лист
несколько угольков, проверил,  чтоб  остыли.  Солнце  еще  не  село,  и  в
маленькие боковые оконца падали  от  косые  лучи,  вспыхивали  искрами  на
висящих в воздухе пылинках. Кто-то уже забрал ставнями торцевые, выходящие
к дороге, окна, но в боковые окошки хорошо видны были далекие холмы, река,
отливавшая золотом под косогором, и луг между господским  домом  и  селом.
Тихо было, только шуршала где-то за печью мышь, да тонко  посвистывала  за
окном синица.  Неземное,  сказочное  умиротворение  было  разлито  вокруг,
словно специально, чтобы оттенить сжатую  до  взрыва  тревожную  тишину  в
избе.
     Выбрав на листе один увлек, Пров, так же не спеша, вышел на  середину
избы и, опустившись на колени, стал рисовать огромный магический  круг.  В
классическом квадрате он разместил три концентрические окружности, в  цент
которых решительно врезал моген-довид, после чего запечатал углы  квадрата
звездами. Однако в дальнейшем традиция нарушалась, и  если  во  внутреннем
круге Пров, делая ошибки и постоянно путая наклон  палочки  в  N,  все  же
изобразил кое-как четыре имени  демиурга,  то  во  внешнем  круге  он  уже
перешел на  кириллицу,  вписав  туда  известные  каждому  русскому  ведуну
загадочные слова "сатор", "арепо", "тенет", "опера",  "ротас",  а  средний
круг вообще оставил незаполненным.
     Григ с трудом оторвался от выверенных и  точных  движений  мистагога,
разгладил сильно отросшие за последние дни усы.
     - Ну ты как? - мысленно окликнул он Чаку.
     - Я - ладно. Ты глянь на дорогу!
     - Вижу.
     Он быстро сообразил, в чем  дело.  Лошади  у  Старика  были  отличных
кровей, ахалтекинцы, купленные на Ногайском за очень  большие  деньги.  Но
они чересчур долго стояли  в  стойлах.  И  даже  то,  что  Мистер  Томпсон
управлял  их  обменом,  не  снимало  возникших  проблем.  Слишком   быстро
накапливалась и слишком медленно разлагалась в их мышцах молочная кислота.
     Группа уже  израсходовала  все  влитые  в  свинцовую  чечевицу  шипы,
выиграв этим почти километр, пока погоня обходила опасные места по  пашне.
Но, оказавшись на твердом большаке,  стрельцы  наддали  и  быстро  вернули
потерянное. Расстояние продолжало сокращаться, а Мистер Томпсон  никак  не
мог решиться поднять лошадей в галоп, понимая, что  запаленные  лошади  не
выдержат вполне возможного боя.
     И тогда Лонч, спрыгнув почти на полном скаку со своего рысака, спешно
и бессистемно принялся чертить по пыли  концом  своего  палаша  магические
знаки, которые, по замыслу Липа, должны  были  остановить  погоню.  Скорее
всего он творил по ассоциации с происходившим в избе, но круг он выбрал не
западноевропейский,  а  русский,  хорошо  знакомый  стрельцам,  с   шестью
квадратами посередине, и теперь, беспорядочно разбросав вдоль  проведенной
поперек дороги черты пентаграммы и гексаграммы, быстро заполнял промежутки
знаками зодиака, символами планет, староеврейскими буквами, скандинавскими
рунами и прочей кабаллистической атрибутикой. Лонч действовал по наитию, и
Григ очень надеялся, что его все-таки поймут.
     Стрельцам было приказано взять их живыми, и Лонч не боялся,  что  его
подстрелят. Поэтому он бросил чертить, только когда до него оставалось  не
более ста  метров.  Однако  скакал  он  все  равно  во  весь  опор,  низко
пригнувшись к холке и даже не оглядываясь. Стрельцы могли по невежеству не
понять смысл его закорючек, и тогда стометровый разрыв становился для него
смертельно  опасным.  На  самом  деле  Лонч  беспокоился  зря.  Идея  Липа
сработала, и Григ, теперь уже глазами Старика, увидел,  как  сгрудились  у
перерезавшей  дорогу  линии  кони  стрельцов,  и  возликовал,   глядя   на
растерявшихся  здоровенных  парней,  с  детским  испугом  осеняющих   себя
крестным знамением и озадаченно тычущих  пальцами  в  явно  разящие  серой
знаки. В эту минуту ему даже показалось, что они готовы повернуть назад.
     Но надеждам его не суждено было сбыться. Кровь у Федора  Лопуха  была
горячая, да и зашел он уже  так  далеко,  что  никакой  черт  ему  не  был
страшен. И вспомнив, наверное, как  объезжали  они  только  что  шипы,  он
проорал что-то непонятное и, махнув рукой, съехал с большака на пашню.  За
ним тронулись и остальные. Через пять минут они снова были  на  дороге,  и
оборачивающийся вместе со Стариком через плечо Григ с ужасом отметил,  что
накопленный разрыв стал снова неумолимо сокращаться.
     Сидевшие в ожидании мистерии артельщики тихо молились, закрыв  глаза.
Пров уже  закончил  рисовать  круг  и,  обозначив  в  нем  проход,  теперь
вычерчивал у глухой восточной стены избы треугольник, в котором должен был
появиться столб.
     - Хорошо, что проход прямо напротив дверей, - сказал  Григ  Гному.  -
Контактер удобно вешать.
     - Это не напротив дверей, - отозвался Гном. - Это на север.
     - На север? Почему на север?
     - У Люцифера там престол.
     - А, - сказал Григ. - Понятно. Покажи мне Кузьму.
     Выполнявший обязанности дьякона Кузьма возился за печкой. Со стоявшей
там  камеры  Григ  видел,  что  он  раскладывает  на   железном   противне
треугольные просфоры подозрительно ржавого цвета. Скорее всего, их лепили,
когда он ходил с Чакой на речку. Но просматривать  запись  Григ  не  стал.
Цветом своим просфоры, видимо, были обязаны морковке. Но даже если бы  они
были  замешаны  на  крови  младенцев,  ему  в  любом  случае  пришлось  бы
причаститься.
     Уложив последнюю просвирку, Кузьма поднял противень, и именно  в  эту
минуту отказавшиеся  от  попыток  взять  Группу  живьем  стрельцы  осыпали
сантеров градом стрел. Григ, видевший все глазами Старика, словно на своей
шее ощутил тяжелую ладонь Мистера Томпсона, бросившего его к холке коня, и
понял, что это  "обрыв".  Он  знал  этот  прием,  когда  всадники  как  бы
сваливаются с седел и скачут, прижавшись к ребрам  лошадей.  Беда  была  в
том, что "обрыв" спасал только от первого залпа, поскольку  следующий  раз
стреляющие брали гораздо ниже, и Григ понимал, что именно так они сейчас и
поступят.
     Собственной  кожей  он  чувствовал  торопливые  движения   стрельцов,
вытаскивающих из  колчанов  и  саадаков  новые  стрелы.  Несколько  долгих
томительных мгновений, потом  взгляд  Старика  выхватил  первые  вскинутые
луки, и тут же земля вздыбилась и бросилась в лицо. На  этот  раз  Мистеру
Томпсону пришлось устроить "завал", уложив и всадников, и лошадей.  Однако
ушедшие на "завал" сорок секунд сильно сократили разрыв,  и  когда  лошади
вновь оказались на ногах, Григ увидел стрельцов  так  близко,  что  понял:
следующего выстрела быть не должно.
     В этом деле он соображал не  хуже  Мистера  Томпсона,  и  хоть  обмен
мыслями с Группой очень строго контролировался Гномом, считавшим, что  ему
не вынести напряжения, возникавшего при таком распределении внимания, Григ
и без того знал, что иного выхода,  как  остановиться  и  принять  бой,  у
Группы нет. Можно еще было пытаться уйти в лес, но быстро мчаться на  коне
по лесу невозможно, а спешившаяся Группа теряла все свои  преимущества,  и
против двадцати  дюжих  молодцев  ей  было  не  устоять.  Поэтому  услышав
специально пропущенную Гномом короткую фразу Старика "Сейчас нас  окружат.
Стать: голову в хвост!", Григ не удивился, но сердце его тоскливо сжалось,
хотя пока еще ничто не предвещало близкой беды.
     Он знал, что расчеты  Гнома  верны.  Четверка  направляемых  Мистером
Томпсоном сантеров на самом  деле  могла  разделаться  с  двумя  десятками
гораздо быстрее выматывающихся стрельцов. Он  не  сомневался,  что  Мистер
Томпсон сделает все, что возможно для этого. И  тем  не  менее  неприятный
холодок, зародившийся где-то под ложечкой,  вкрадчиво  лизнул  ему  грудь,
перехватил на секунду горло.
     Резко  остановившаяся  Группа  сбилась  в  ком,  но  Мистер   Томпсон
мгновенно  разбросал  его,  выстраивая  из  скачущих  по  кругу  всадников
замкнутое  кольцо  -  классический  вариант  обороны  в   окружении,   так
называемую "закрутку".
     Кузьма уже поставил просфоры в  печь  и  снял  с  поставца  ендову  с
репичатой  водкой,  которой  артельщики  собирались  причащаться  в  конце
таинства. Сейчас, запалив в помятой медной кадильнице петрушку, он обходил
комнату, обдавая всех резким,  горьковатым  запахом,  слегка  напоминающим
запах паленого рыбьего пузыря.
     Григ отчетливо видел мелькающие, как в калейдоскопе, лица  стрельцов,
образовавших вокруг Группы вращающееся в противоположную  сторону  кольцо.
Нападающие быстро поняли, что столкнулись  с  сильным  противником.  В  то
время, как  уже  трое  преследователей  неподвижно  лежали  в  стороне  от
смещающейся к лесу гибельной мясорубки, стрельцам никак не удавалось  даже
зацепить хотя  бы  одного  из  сантеров,  искусно  отбивающих  стандартной
"восьмеркой" сыплющиеся со всех сторон удары.
     Вся штука была в  том,  что  нападающие  не  могли  реализовать  свое
численное превосходство. Около десятка не уместившихся  во  внешнем  круге
стрельцов  бесполезно  вертелись  вокруг  сверкавшей  сабельными  молниями
карусели, норовя выстрелить в окруженных так, чтобы  не  задеть  своих.  И
хотя луки были почти у всех, Григ порадовался, видя, как  легко  благодаря
Томпсону сантеры рубят стрелы, успевая одновременно  парировать  сабельные
удары.
     Они правильно сделали, что взяли с собой по три ножа. Именно  ножами,
маленькими отцентрированными финками, наносили они  самый  ощутимый  урон,
ловко всаживая их левой рукой в предплечья нападающих. После такого  удара
испытавший болевой шок стрелец замертво валился с коня и долго потом  еще,
сидя на земле, приходил в себя, тряся гудящей головой,  отчаянно  стараясь
остановить струящуюся из раны кровь.
     - Отлично, Старик! -  не  удержавшись,  вскричал  Григ,  увидев,  как
последний нож дьяка свалил на землю здоровенного чернявого  детину,  давно
уже пытающегося достать Липа.
     -  Да,  -  отвечал  Старик,  и  Григ  по  непроизвольным   паузам   в
произносимых  мысленно  словах  почувствовал,  как  тяжело   ему   крутить
"восьмерку", - но ты посмотри... они уже встают...
     Размытый фон, на котором скакали всадники в алых кафтанах, стал вдруг
отчетливым, и Григ увидел несколько фигур, стоящих на колене или в рост  и
пока  еще  безуспешно  пытающихся  согнуть  раненой  рукой  ставший  вдруг
невероятно тугим лук. Им было очень больно, но  пальцы  уже  сжимались,  и
кровь почти не текла из-под жгутов, а там, недалеко, где вспыхивала  узкая
сабельная  сталь,  падали  под  ударами  четырех  дьявольских  клинков  их
товарищи. Товарищи, чья жизнь во многом зависела теперь от того, сумеют ли
они, вставшие, превозмочь  боль  и  натянуть,  стиснув  зубы,  скрюченными
пальцами тетиву.
     - Ныня, - произнес Пров, - приготовимся  к  таинству,  ибо  сего  дни
предстоит нам узрети дивное и приобщитися неведомому. На колени, братие! И
вознесем хвалу Господу нашему Аваддону!
     И пока артельщики торжественно входили в круг и становились в среднем
его кольце на колени, Григ, сидевший рядом с дверью, быстро  выпрямился  и
точным, практически мгновенным движением ловко посадил на  воронец,  прямо
под полати, вытащенную из кармана мышь.
     И только бухнувшись на пол между истово  бьющими  поклоны  Федором  и
Митяем, он снова переключился на луг, увидев, что за это время  "закрутка"
перестала существовать. И произошло это потому,  что  внешний  круг  стал.
Озлобившиеся от потерь стрельцы решили сменить тактику и  попытаться  хотя
бы перестрелять оборотней, руке которых помогал дьявол.
     - Старик! - закричал Григ. - У меня скоро начнется! Еще хоть четверть
часа, а потом - уходите!
     Он боялся, что потерявшие Группу  стрельцы  отправятся  искать  ее  в
Бусково. По его расчетам от развилки до села было не менее  сорока  минут.
Плюс те пятнадцать, что стрельцы проскакали  в  сторону  Медвежьего.  Григ
понимал,  что  у  него  уже  хватает  времени  на  передачу   обязательной
информации. Но после этого  следовало  еще  дождаться  хоть  какого-нибудь
ответа.
     - Теперь это зависит не от нас, - мрачно отвечал Старик,  отмахиваясь
от  выпущенной  кем-то  стрелы.  Круг  распадался.  Стрельцы,  крестясь  и
перекрикиваясь, разъезжались в стороны, срывая  на  ходу  луки.  Это  было
очень опасно - у Группы не было щитов, а  одних  сабель  теперь  могло  не
хватить.
     - Уходим! - крикнул Барт, натягивая левый повод.  -  Мы  тут  слишком
хорошая мишень.
     - Уходим, - как раз повторил Старик, поворачивая коня.
     - Ахр-р... - прошелестело в мозгу Грига.
     - Ба-арт! - резанул изнутри странно изменившийся голос Лонча, и  Григ
увидел Барта, медленно хватающегося за горло, откидывающегося назад и  так
же неторопливо, словно в замедленной съемке, падающего с крупа в траву.  И
только  тут  Григ  разглядел,   что   из   судорожно   стиснутого   кулака
разметавшегося на земле  Барта  торчит  оперение  сломанной  им  в  агонии
стрелы.
     - Мертв, - услышал он Мистера Томпсона. - Проникающее ранение в мозг.
     - Бежим! - крикнул Старик. - Все к лесу!
     Его снова заглушил дикий восторженный рев стрельцов, поверивших  было
в неуязвимость заколдованной четверки.
     - Как же так?.. - потрясенно прошептал Григ.
     - Кто-то с земли, сбоку и снизу, - пояснил Мистер Томпсон.  -  Стрела
вошла под челюсть и пронзила свод.
     - А ты?! Ты-то для чего?!
     - Они ведь разворачивались. Появились "слепые" сектора.
     Лонч, Лип и Старик скакали к лесу. Двенадцать стрельцов  -  все,  кто
мог держаться в седле - старались отрезать их от него.
     Пров с поданным ему Кузьмой человеческим черепом обходил избу,  кропя
всех отвратительной бурой жидкостью, бормоча при этом  какие-то  невнятные
слова. Вместо метелки он использовал собачий хвост. Время от времени  Пров
запускал руку прямо в жидкость и стряхивал капли на пол, приговаривая:
     - Беси, беси, все из леса сюда спешите, мя ищите. Рукой махну,  черта
стряхну.
     - Жидкость, включавшая, судя по всему,  выкислый  квас  и  нечистоты,
издавала мерзкий запах, и Григ еле сдерживался, чтобы  не  стереть  капли,
попавшие ему на лицо.
     Уходившие от погони сантеры сняли и теперь держали в руках висящие  у
седел арканы. Толку от арканов было  немного,  но  с  их  помощью  сантеры
надеялись выиграть хоть какое-то время. На секунду Григ отвлекся, а  когда
всмотрелся в происходящее на лугу,  то  увидел,  что  трое  стрельцов  уже
тянутся, как на буксире, за набирающей скорость Группой, а наскакивающие с
обеих сторон всадники в алом рубят саблями туго натянутые веревки.
     По тому, как яростно стегали стрельцы своих лошадей, видно было,  что
те чрезвычайно измотаны. Но и лошади Группы, бегущие на  запредельной  уже
стимуляции Мистера Томпсона, были не в  лучшем  состоянии.  Теперь,  когда
Группа израсходовала ножи и арканы, оставалось только  уходить,  и  Мистер
Томпсон старался любой ценой  оторвать  оставшихся  в  живых  сантеров  от
погони.
     Он не рискнул спешить Группу  и  вывел  ее  обратно  на  дорогу,  где
стрельцы действительно стали  отставать.  Григ  облизал  пересохшие  губы.
Группе требовалось совсем немного. Но видя, что  они  проигрывают  скачку,
стрельцы бросили нещадно потеть своих  лошадей  и,  привстав  на  коротких
стременах,  принялись  в  отчаянии  снова  выпускать  стрелу  за  стрелой,
нерасчетливо  растрачивая  весь  запас,  понимая,  что  это  их  последняя
возможность.
     Выбранный Томпсоном вариант, будучи по всей вероятности, оптимальным,
имел и свои минусы. Русские седла позволяли всадникам легко поворачиваться
во все стороны, однако несмотря на это сидящим вполоборота  сантерам  было
очень неудобно на полном скаку отмахиваться от сыплющихся  на  них  стрел.
Следовало остановиться, развернув коней, но Томпсон, видимо, посчитал, что
более благоприятного времени для отрыва Группы больше не будет. Пятнадцать
минут, запрошенные Григом, уже истекли,  а  границу  прицельной  дальности
сантеры могли пересечь уже через считанные секунды. После такого рывка они
стали бы недосягаемы для уставших стрелецких лошадей. И Томпсон решился на
спурт.
     Он резко увеличил скорость, и Григ уже совсем было поверил, что через
несколько мгновений разрыв станет  необратимым.  Однако  надеждам  его  не
суждено было сбыться. Пораженная сразу двумя стрелами в  шею  лошадь  Липа
споткнулась и грянулась оземь. Перекатившийся через голову Лип бросился  к
осадившему в ста метрах от нет коня Лончу. Но было поздно.  Все  было  уже
поздно. Двое из тут же настигшей их погони бросились  на  Липа,  а  семеро
окружили Лонча со Стариком.
     Схватка была явно неравной. Другое дело, если  бы  Лип  оставался  на
лошади - тогда стрельцам пришлось бы  нелегко.  "Закрутка"  уравновешивала
силы  нападающих  и  обороняющихся  и  даже  давала   сантерам   некоторое
преимущество. Теперь же для Липа все было кончено. Григ понял  это,  когда
Лип, за которым гнались всадники, остановился и в последнюю минуту  нырнул
под копыта ближайшего коня. Сжав зубы,  Григ  следил  за  происходящим  на
лугу, удерживая теперь Липа глазами Лонча,  поскольку  Старик  оказался  к
нему спиной.
     Бросивший Липа под ноги жеребцу Мистер Томпсон несомненно рисковал. В
отличие  от  обычных  лошадей  боевые  кони  стрельцов  умели  и   топтать
противников, и рвать их зубами. Но на этот раз все случилось  так  быстро,
что  не  ожидавший  этого  стрелец  растерялся  и  не  успел  дать  посыл.
Наскочивший  на  Липа  жеребец  взвился  в  воздух  и,  перемахнув   через
покатившееся по земле тело, промчался по инерции еще метров десять, прежде
чем замер, осаженный мощной рукой.
     Здесь, в  дымном  сумраке  избы,  время,  по  сравнению  с  тем,  что
творилось на лугу, казалось остановившимся.  Снова  исчезнувший  за  печью
Кузьма вынес теперь оттуда  серебряную  с  затейливым  чернением  братику,
после чего, так же не спеша, направился в сени, чтобы налить в нее воды.
     Там, на истоптанном и изрытом  поле  боя  все  неслось  с  поражающей
быстротой.  Лонч  и  Старик,  стоящие  бок  о  бок  головой  к  хвосту   и
отбивающиеся от полудюжины  распаленных  близкой  победой  стрельцов,  уже
ничем не могли помочь Липу, который на глазах  слабел,  с  трудом  отражая
удары  и  продолжая  сжимать  опухшей   кистью   клинок   лишь   благодаря
нечеловеческой воле Мистера Томпсона.
     Издалека Григ не видел его глаз, но понимал, что Лип  должен  быть  в
полной отключке. Единственно благодаря Мистеру  Томпсону,  который  держал
его и вел, словно живую марионетку, он еще падал и  вскакивал,  подставляя
под сыплющиеся удары иззубренный клинок,  хромым  королем  увертываясь  от
загоняющих его в угол доски фигур, вряд ли  хорошо  осознавая,  что  конец
партии должен наступить максимум через два хода.
     Он  еще  исхитрился  огреть  по  спине  и  выбить  из  седла   одного
нападавшего, но тут двое из вьющихся вокруг  Старика  с  Лончем  стрельцов
оторвались от свалки и галопом помчались к  Липу.  Последний  рассчитанный
Мистером Томпсоном удар Липа достиг цели, и второй  всадник,  разом  теряя
поводья и разжимая державшие палаш пальцы,  упал  на  гриву  своего  коня,
которого тут же схватил под уздцы Лип. Но воспользоваться своей победой он
не успел. Наехавший на него сзади стрелец махнул саблей, и Григ, застыв от
ужаса, увидел, сперва глазами Липа бешено  вращающиеся  небо  и  землю,  а
потом глазами Лонча - прыгающий по траве  желтый  шар  с  бьющей  из  него
красной струей.
     Он внутренне содрогнулся и закрыл глаза. Мистер Томпсон мог бы  и  не
переключать трансляцию на сенсорику Липа. Это было слишком жестоко. Разжав
усилием воли судорожно стиснутые кулаки, Григ взглянул на Чаку. Она сидела
в углу, внешне спокойная, собранная, смотрела прямо перед собой.
     - Молодец, девочка, - подумал Григ. - Хорошо держится. Хотя, впрочем,
Томпсон мог просто не показать ей.
     На лугу между тем все  остановилось.  Стрельцы,  отскочив  метров  на
пять, стояли, образовав круг, выставив сабли,  тяжело  дыша.  Они  боялись
Лонча со Стариком, в то же время хорошо  понимая,  что  как  бы  ни  умели
драться эти двое, против семи человек им ни за что не устоять.
     И тут Григ услышал голос Лонча.
     - Лес  недалеко,  -  говорил  Лонч,  не  разжимая  губ.  -  Попробуем
прорваться. Может, уйдем.
     Старик молчал.
     - Здавайтесь! - закричал десятник, свободной рукой вытирая со лба пот
и поправляя шапку с запоном. - Все убо едино, конец вам пришед!
     - Погоди! - отвечал Лонч. - Дай совет держати! Их семеро, - продолжал
он, хоть и понизив голос, но вслух, - и они  устали  даже  больше  нашего.
Давай! В разные стороны. Разорвем их пополам.
     - Я, - сказал Старик, - далеко ведь без лошади не убегу. Я  чувствую,
что сильно устал.
     - Значит, ты хочешь сдаться? - изумился  Лонч.  -  Это  же  все  одно
плаха. А до того - пытки. Тебя никто не спасет!
     - Сдавайтесь! - вмешался Григ. - Я сделаю  все,  чтоб  вытащить  вас.
Сразу после Контакта мы с Чакой поскачем к темпоратору. У нас  отдохнувшие
лошади. Через восемь часов спасатели смогут начать действовать в Москве.
     - Спасибо, Григ, - серьезно сказал Старик. - Это хорошее предложение.
Во всяком случае, оно сделано от души. Но ты не подумал  -  а  вдруг  тебе
придется уходить с артелью, мало ли как сложится. Так  что  на  твой  план
рассчитывать нельзя. Нет, Лонч, я не хочу сдаваться. Я  желаю  умереть  на
коне, а не на дыбе.
     - Ты сошел с ума! - возмущенным шепотом вскричал Лонч. - С каких  это
пор ты так легко расстаешься с жизнью? Она у тебя одна!
     - Нет! - воскликнул Григ. - Если вы погибнете, я  замкну  петлю.  Это
слишком дорогая цена за Контакт! Пусть лучше ничего не будет!
     - Не говори ерунды, Григ! - резко осадил его Старик, - Тут уж не тебе
решать. Мы все знали, на что идем. И Лип, и Барт  погибли,  чтобы  Контакт
состоялся. Это наше право - распорядиться своей жизнью, и если мы  сделали
выбор, никто не может его отменить. Все, что мы совершили, было  совершено
для Контакта. Теперь твоя очередь. Работай и не думай о нас.
     - Вот видишь, Старик, - продолжал наседать Лонч, - сам  же  говоришь:
если мы умрем, то это окончательно. А так у нас  есть  шанс.  Подумай!  Мы
оторвемся от них в лесу. Нельзя сдаваться. Надо  бороться  до  последнего!
Томпсон выжмет из тебя все, что ты можешь. Мы убежим. Ну?!
     Секунду Старик молчал. Потом так же молча  кивнул  головой.  Видевшие
этот кивок стрельцы приободрились. Десятник даже сжал шенкеля, и конь  его
переступил ногами.
     - Здавайтесь! - снова прокричал десятник.
     - Ин бити тому! - закричал Лонч. - Мы согласные! Да только вы нас  не
порубите ли?
     Десятник опустил саблю. - Несть нужды мне в тобе, вор, - фыркнул  он.
- Свезем вас на Москву. В Земской приказ. Тамо з тобою, изменником, беседу
поведут.
     И в это мгновение Мистер Томпсон  рванул  коней  с  места  в  карьер.
Опешившие стрельцы прянули в стороны, и Лонч даже рубанул одного из них по
голове - но неудачно: удар пришелся по касательной, и  стрелец  остался  в
седле. Взвыв от ярости, стрельцы, колотя каблуками по конским бокам, стали
разворачиваться.
     Пров кончил кропить, отнес и поставил череп на  печь.  Сейчас  должно
было начаться главное, то, ради чего Григ оказался здесь и за что  погибли
уже Лип с Бартом, не говоря о висящих на волоске жизнях Лонча и Старика. И
надо было собраться в кулак и сосредоточиться, сконцентрировать  всю  свою
волю на начинающейся мистерии, а Григ никак не мог оторваться  от  жутких,
завораживающих картин погони и боя, вместе с Лончем  впиваясь  взглядом  в
летящих за спиной всадников.
     Их было трое. И Григ, радостно оценивший сперва разрыв, которого Лонч
добился неожиданным рывком, теперь в ужасе понял, что за  Стариком  скачут
четверо. Старик был обречен, и Лонч, видимо, тоже понял это. Он  скользнул
взглядом по лугу и, ухватив на  фоне  такого  далекого  еще  леса  голубую
епанчу скачущего под углом к нему Старика,  сделал  вдруг  то,  чего  Григ
никак не ожидал.
     Резко, на  всем  скаку,  развернув  коня,  он  бросился  вдогонку  за
Стариком. Расстояние между ним и теми, кто его  догонял,  было  достаточно
большим, но поскольку  они  моментально  среагировали  на  этот  необычный
маневр, Григу, да, наверное, и самому Лончу несколько секунд казалось, что
они сумеют перерезать ему путь. Однако Лонч все же успел проскочить мимо и
теперь, не полагаясь больше на Томпсона,  нещадно  нахлестывал  коня,  изо
всех сил стараясь настичь Старика.
     Мистер Томпсон не мешал Лончу. Он  обязан  был  находить  оптимальные
пути спасения каждого сантера, и на этот  раз,  как,  впрочем,  и  всегда,
сделал максимум возможного. В каждой  ситуации  он  добросовестно  выбирал
наилучший вариант, и  не  его  вина  была  в  том,  что  Группа  потерпела
поражение. Теперь же, когда один  из  его  подопечных  решил  пожертвовать
собой ради другого, Мистер Томпсон не видел  необходимости  препятствовать
принятому решению. Его интересовала только возможность хроноклазма, а  вне
этого любой поступок Лонча был неотъемлемым правом этого человека.
     Развязка не заставила себя  ждать.  Лонч,  налетев  на  гнавшихся  за
Стариком стрельцов, смешал их боевой порядок и  заставил  развернуться,  а
навалившиеся следом преследователи самого Лонча довершили начатое им дело.
Несколько секунд в возникшей каше  невозможно  было  ничего  разобрать,  а
когда хаос упорядочился,  структурировавшись  вокруг  неистово  рубящегося
Лонча, стало ясно, что он отвлек на себя пять человек из семи.
     Его хватило ровно  на  полторы  минуты,  за  которые  Старик  и  двое
стрельцов почти что доскакали до леса. И в то мгновение, когда Пров  вышел
на середину избы, три палаша разом вонзились со всех сторон  под  короткую
кольчугу Лонча, поднявшегося на стременах, чтобы отразить двойной  верхний
удар.
     Хотя теперь Мистер Томпсон вовремя отключил сенсорику, Григ и на этот
раз всем телом ощутил огненный взрыв боли от пронзивших его  клинков.  Все
помутилось, словно подернулось туманом, но Томпсон тут же  переключил  его
сознание на глаза Старика, которому до леса оставалось уже меньше двадцати
метров.
     Кузьма торжественно внес в  комнату  братину  с  водой,  вошел  через
обозначенный Провом проход в середину круга, поставил ее там на пол, прямо
напротив треугольника. Именно там должен был стать на колени мистагог.
     На какое-то время  Григ  отвлекся  от  Старика,  но  почти  сразу  же
включился и понял, что Старик уже спешился и бежит, подныривая под  ветки,
петляя между стволов. Поскольку он не оборачивался, Григ  понял,  что  ему
все же удалось оторваться  от  погони.  Епанчу  он,  судя  по  всему,  уже
сбросил, но бежал все равно медленно -  впрочем,  наверное,  не  медленнее
гнавшихся за ним стрельцов.
     Он пробежал через какую-то  поляну,  перепрыгнул  ручеек  и,  обогнув
широко разросшиеся кусты орешника, замер.  Перед  ним  был  завал.  Стихия
немало  потрудилась,  свирепствуя  здесь.  Скорее  всего,  это  был   след
прошедшего тут не так давно смерча.  Выдернутые  с  корнями  деревья  были
беспорядочно  повалены  широкой,  пересекавшей  все  видимое  пространство
полосой. Пробиться  через  этот  бурелом  Старик  уже  никак  не  мог.  Он
затравленно обернулся, и тут же в просветах мелькнули алые пятна.
     У Грига от волнения перехватило горло. Ему показалось, что даже кровь
застыла у него в жилах.
     - Ну что, - донеслось до него. - Кажется, все. Теперь  мне  не  уйти.
Прощай.
     - Старик! - закричал Григ.
     - Замолчи! - Старик поднял саблю. - Работай.
     Рослые  фигуры  выдрались  из   кустов,   взгляд   Старика   выхватил
распаленные злобой лица. Наконец  ближний  к  Старику  замахнулся,  Старик
отбил удар, но тут к нему прыгнул второй,  и  началась  рубка.  Прижавшись
спиной к дереву, Старик держался на редкость стойко, но вечно так  длиться
не могло. Внимание его не в состоянии было охватить  весь  сектор.  Что-то
все равно оставалось за пределами бокового зрения. Он уже  пропустил  один
удар, косо упавший  ему  на  плечо,  потом  сам  удачно  задел  одного  из
нападавших, разрубив ему щеку. И в  ту  же  секунду  настроенный  на  мозг
Старика Григ словно  бы  сам  получил  жуткий  удар  по  голове.  Какое-то
мгновение изображение еще держалось, а потом  расплылось,  дернулось  -  и
исчезло.
     Сперва Григ не понял, кто  кричит,  но  потом,  когда  в  глазах  его
прояснилось, он понял, что закричал Федор. Теперь Федор  стоял,  показывая
пальцем на Чаку,  ничком  лежащую  на  полу.  Григ  понял:  Чака  потеряла
сознание.
     Ее уже подняли, подхватив под руки, и посадили на лавку, прислонив  к
стене, и кто-то тащил ковш кваса, а  Григ  все  стоял  на  коленях,  мотая
гудящей головой. Смерть  шла  буквально  по  пятам,  выхватывая  очередные
жертвы, пополняя кровавый список погибших в этом нескончаемом Поиске.  Вот
и теперь, в который уже раз, сняла она на пути к даже не начавшемуся  пока
Контакту пятерых, и кто его знает, остановится ли она на этом или  захочет
повеселиться еще.
     Выжатый без остатка, он пусто смотрел перед собой, и сил у  него  уже
не было. Но увидев, как Пров, похлопав Чаку по щекам, стал расстегивать на
ней кафтан, и сообразив, чем это грозит, Григ тяжело поднялся с  колен  и,
шагнув к лавке, взял Прова за плечо.
     - Аз само, - сказал он. - Надобь его на улицу.
     Здесь очень важно было не пережать, но он  вовремя  понял  это  и  не
пережал. Видимо, поэтому Пров мгновенно подчинился его  спокойному  голосу
и, оставив Чаку, отступил в сторону. И тогда Григ  поднял  ее  на  руки  и
понес к двери.
     "Вот и все, - потерянно думал он. - Они погибли.  Проклятый  Контакт!
Чака как чувствовала..."
     Он сошел с крыльца, положил Чаку на траву.
     - Томпсон! - позвал он, растирая ей виски. - Что же ты?!
     - Сейчас... - донеслось издалека. -  Запредельное  торможение.  Очень
трудно выводить.
     "Контакт! - думал Григ. - Кровавый Молох! Вся Программа такая. Вот  и
еще четверо. И Джой. Лучше бы уж меня... Что я жене Барта скажу?  Если  бы
удалось выйти на Контакт! Тогда хоть все не зря. Все не зря..."
     Чака вздрогнула, выныривая из глубокого омута, и открыла глаза.
     - Григ... - вырвалось у нее.
     Потом  она  напряженно  пожевала  губами  -  видимо,  Мистер  Томпсон
парализовал ей за это язык.
     - Отец... - услышал Григ несвязную цепочку мыслей. - Где я?..
     Наконец взгляд Чаки  стал  осмысленным.  Она  пошевелилась,  стараясь
привстать на локте. Григ приподнял ее, привалил к стене сруба.
     - Что бысть со мною? - спросила она. - Аще чувства лишился?
     Григ молча кивнул.
     - Отец... - прошептала Чака.
     - Он, кстати сказать, жив, -  сообщил  Мистер  Томпсон.  -  В  данный
момент  находится  в  забытьи,  что  является  следствием  болевого  шока.
Предполагаю, что он скоро придет в себя.
     - Как скоро? - спросил Григ.
     - Я работаю, - ответил Мистер Томпсон уклончиво.
     Чака протянула руку.
     - Помози мне стати, - попросила она.
     Поддерживая ее за талию, Григ вернулся в избу.
     - Сомлел парнечек, - объяснил он. - Зело многа вся.
     Пров смотрел сочувственно. К Чаке протянулась рука Митяя с ковшом.
     - Выпей, - предложил он. - Легчае буди.
     Чака отхлебнула, поперхнулась и закашлялась, хватая воздух.
     - Мы готовы, - объявил Григ. - Продолжим ли, братие?
     Пров выждал, оглядывая каждого, потом утвердительно качнул головой.
     - На колени, братие. И да пребудет с нами мудрость Аваддонова!
     Выждав, пока все снова окажутся в круге,  Пров  опустился  на  колени
перед братиной.
     - Оговакул то сан ивабзи! - возгласил он, плюнув в воду. -  Иенешукси
ов сан!
     Григ, десятки раз просматривая запись,  неплохо  выучил  перевернутый
"Отче наш" и  мог  без  усилий  подтягивать  Прову  вместе  с  остальными.
Трудность была в другом. Пров на этот раз перевирал совсем другие слова, и
Григ больше всего боялся оказаться точнее мистагога.
     Напуганный  неожиданным  обмороком  Чаки,  он  старался   теперь   не
выпускать ее из виду. К счастью, сейчас Чака стояла  практически  рядом  с
Провом, хоть и с другой от Грига стороны. Так что ему легко  было  следить
за ней. Впрочем, она, кажется, сумела взять себя в руки, кланялась  истово
и  подпевала  весьма  умело,  всем  своим  видом  олицетворяя  бесконечную
преданность и всепоглощающее благоговение.
     - Приидете, вси искуснии человеце и благонарочитии в разуме,  -  пели
теперь артельщики. - Почюдимся великия мудрости и сподобимся...
     Что ждало его и что предстояло ему в течение ближайшего часа?  Он  не
думал, не мог думать о Старике и стрельцах, начисто вытеснив  из  сознания
всякое напоминание о них. Контакт - вот что стальной пружиной сжимало  его
мышцы, натягивало нервы, напрягало  волю.  Запись  он  помнил  в  деталях.
Отсвет огня из печи, и вдруг, прямо из треугольника, из  дощатого  пола  -
огненный столб, словно фонтан из ада. И внутри - Он,  похожий  на  негатив
ангельского  лика,  проступающего  из  огненного  сияния.  Черный,  слегка
размытый, неподвижный  силуэт.  С  длинным  туловищем,  руками,  ногами  и
заметно вытянутой вверх головой. Считанные минуты оставались до  заветного
мига, и шел уже в голове предстартовый отсчет,  наполняющий  тело  нервной
горячкой,  опаляющий  губы  огнем  тревоги.  Впрочем,  из-за  Чаки  начало
мистерии сдвинулось. Повлияет ли это теперь на время появления столба?
     - Даждь нам силу и ума просветление, благодать и славу во всю  землю,
- пели артельщики. - Кумара, них, них,  запалам,  бада.  Эшохомо,  лаваса,
шиббода...
     Какую, обещанную и ему, власть над всем сущим они  обрели?  И  какими
тайнами владели? Скорее всего,  не  было  у  них  ничего,  кроме  горячего
желания  проникнуть  за  горизонты   обыденного,   прикоснуться   к   тому
сверхъестественному знанию, во имя которого  губили  свои  жизни  алхимики
всех времен и народов. И все-таки столб - он ведь существовал.  Он  был  в
этом мире! Откуда? На этот вопрос им с Чакой и предстояло теперь ответить.
     - Григ!
     Григ вскинул голову, уперся глазами в тот угол, где стояла  Чака.  Но
Гном уже транслировал, рисовал в его мозгу  увиденное  ей.  Сплетенные  на
груди Прова руки! Руки, которые только слева брала  одна  из  поставленных
группой предварительной съемки камер! Чака разглядела  то,  чего  не  было
видно раньше. Пальцы левой руки, накрывавшей  правую,  двинулись  и  сжали
камень перстня. Движение было более тонким, но Григ не понял его.
     - Перстень. Пров вдавил и повернул камень, - пояснил Гном.
     Перстень! Вот оно что! Значит, Контакт был не случаен.  Значит,  Пров
мог вызывать его произвольно. Теперь стало ясно, почему Федор  назвал  его
Хранителем.  Хранитель  перстня!  Вот  кто,  оказывается,  был   настоящим
архонтом, истинным духовным  владыкой  общины.  Судя  по  всему,  перстень
постоянно находился у него. Но оставалось неясным,  почему  он  так  редко
пользовался им? Почему в течение полугода, которые  артельщики  прожили  в
Бускове, был всего лишь один Контакт? Значит ли это,  что  для  него  есть
особое, не часто повторяющееся время?
     Артельщики смолкли, и Пров,  выпрямившись,  торжественно  воздел  обе
руки.
     - Гутц! - выкрикнул  он.  -  Алегремос!  Астарот,  Бегемот!  Аксафат,
Сабатан! Тенемос! - Он молитвенно сложил руки  на  груди  и  продолжал:  -
Маяла, на, да, кагала! Сагана! Веда, щуга, ла, на, да, щуга!
     Это было последнее заклинание. В записи  сразу  после  него  возникал
столб.
     Григ был напряжен до предела. Натянут, как струна.  Даже  челюсти  он
сжал так, что их свела судорога.
     - Ну! - кричало все внутри. - Ну давай же!
     И оно наступило! Воздух дрогнул, словно поплыл, заслоился, по  стенам
избы качнулись неверные тени, отчетливо запахло серой, и в то же мгновение
закатный полумрак раскололся огненной вспышкой, будто  взорвалась  посреди
комнаты сверхновая, и близко-близко, прямо перед глазами Грига - казалось,
протяни руку и коснешься - возник не один раз уже  виденный  им  в  записи
огненный столб. Он сиял ясным, оранжевым  пламенем,  переливался  неземным
светом и был гораздо шире, чем до этого представлялся Григу. Сначала в нем
ничего не было видно, но когда  глаза  немного  привыкли  к  блеску,  Григ
наконец различил в середине этой неопалимой антикупины темную фигуру.
     - Гном! - нетерпеливо позвал он. - Ну что там у тебя?
     - Пока немного, - отозвался Гном, словно с неохотой. - Столб  пламени
- это, скорее всего, аксионное поле. Ультразвуковое прощупывание ничего не
дало. Меняю режимы.
     Мужики, потрясенно вздевая руки, били поклоны, и Чака  била,  а  Григ
все смотрел, застыв, как сомнамбула, на странное, высокого роста  существо
и думал о том, что  вот  оно  наконец  наступило,  то  самое  испепеляющее
мгновение, во имя которого уже столько людей пожертвовало своими  жизнями,
и теперь настало его время и его очередь, но  от  него  не  требуешься  ни
подвигов, ни жертв, а надо только сидеть и ждать. Ждать неизвестно чего  и
быть готовым к тому, что может быть вообще ничего и не произойдет.
     Он все-таки  справился  с  собой,  переломился  в  поклоне,  ткнулся,
прикрыв глаза, подбородком  в  грудь  и  выпрямился,  мгновенным  взглядом
окидывая избу.
     - Передача пошла! - доложил Гном.
     Григ обернулся. Лишь тренированный глаз мог уловить  слабое  мерцание
вокруг контактера; который вел передачу во  всех  возможных  диапазонах  -
вплоть до простреливания столба нейтронными пучками.  Контактер  передавал
неведомому существу самую простую информацию, закодированную и в  образах,
и в символах, и в двоичном коде и означающую только  одно:  Приглашение  к
Контакту.
     - Только видимая часть спектра, - сообщил Гном. - Рентгеноскопия тоже
ноль. Истечения корпускул не зафиксировано.
     Григ закусил губу. Он не мог, не должен был  ничего  ждать.  Ни  одна
экспедиция не смогла дотянуться  хотя  бы  до  одного  из  этих  неведомых
существ. Но тем не менее таилось что-то в подсознании, верило  без  всякой
надежды, что вот теперь-то, на этот раз, с новым контактером...
     - Григ... - услышал он слабый, тихий, как шелест, голос Старика.
     Словно всего обожгло изнутри. Старик был жив. Его  везли,  перебросив
через лошадь. Григ видел качающуюся недалеко  от  глаз  землю  и  мохнатые
бабки, заляпанные грязью и навозом.
     - Да, да! - взволнованно отозвался он. - Ты жив? Слава богу, ты  жив!
Ты только держись! Я тебя вытащу. Я сумею. Ты только держись! Как ты  себя
чувствуешь?
     - Плохо... Но это неважно... Григ... Их здесь только половина...  Они
разделились...
     - Как? - поразился Григ. -  Как  разделились?  Несмотря  на  то,  что
захватили тебя?! Неужели они едут в село?
     - Да... Я, кажется, сосчитал... Тут человек пять... Везут  меня...  И
тех, кого мы побили... Но целых только трое. Значит, четверо  поскакали  в
село...
     Григ тяжело сглотнул и вытер выступивший на лбу  пот.  Через  десять,
максимум пятнадцать минут стрельцы окажутся здесь. Может быть, даже раньше
окончания дьявольской службы артельщиков.
     - Как твои дела? -  прохрипел  Старик.  Гном,  снимая  речь  прямо  с
моторной зоны, не мог передать интонацию,  но  Григ  мог  поклясться,  что
отчетливо слышит этот хрип. - Я вижу столб...
     - Информация пошла, - ответил Григ. - Шестая минута. Но пока ничего.
     - Ладно... - закончил  разговор  Старик.  -  Не  отвлекайся...  Потом
успеем...
     Шестая минута. Григ знал,  что  сейчас  Контактер  начнет  перемежать
сообщение его, Грига,  портретом.  Но  призрак  в  столбе  по-прежнему  не
подавал  никаких  признаков  жизни.  Теперь  Григ  хорошо  видел  его.  Он
действительно смахивал на дьявола. На голове то ли рога,  то  ли  антенны.
Сзади - хвост. Вот только лица Григ не различал. Словно  не  было  у  него
лица, а была какая-то гладкая маска, на которой отчетливо  выделялись  два
глаза. Но глядел он куда-то в пустоту, прямо перед собой.
     Мужики уже были  в  совершеннейшем  экстазе.  На  лицах  их  необычно
смешались беспредельный ужас и крайний восторг. Митяй рвал рубаху, царапая
ногтями себе грудь. Анемподист, как заведенный, отвешивал  поклоны.  Федор
завороженно  застыл,  уставившись  на  существо  внутри  столба.   Кузьма,
казалось, готов был потерять сознание. И только Пров, умный,  хитрый  Пров
молился правильно - размеренно выпевая антимолитву, зорко  поглядывая  при
этом по сторонам. Стараясь не  отставать  от  других,  Григ  так  же  клал
поклоны, шептал, повторяя слова за Провом, а когда  надо  было,  крестился
ладонью у себя в паху, что, видимо, означало признание власти Князя  Тьмы.
И Чака делала то же.
     Однако несмотря ни на что неведомый пришелец  оставался  неподвижным.
Гном делал все, что мог. Варьируя программу,  он  уже  показал  столбу  не
только Грига, но и Чаку, по нескольку раз передал на интерленге и  линкосе
все известные позывные, добавив к  ним  выраженные  двоичным  кодом  число
"пи", радиус атома водорода, расстояние от Солнца до Земли и Галактические
координаты системы - но все было бесполезно. Настоящий  Контакт  никак  не
начинался, и не было ничего, что хотя бы давало на него надежду.
     Секунды шли, протекали между пальцев, уходили в песок.  Столб  должен
был пропасть через десять минут. Но еще раньше могли появиться стрельцы. В
любом случае отсутствие ответа означало поражение.  Все  оказывалось  зря.
Джой, Барт, Лип, Лонч - зря. Кровь и  пот  -  зря.  Тысячелетняя  мечта  о
братьях по разуму опять, в который уже раз, оставалась только мечтой. Даже
если, вернувшись назад, повторить попытку,  то  ничего  не  изменится.  Он
сделал все, что надо, и не  допустил  ни  одной  ошибки.  Но  пришелец  не
пожелал откликнуться на призыв.
     - Григ!
     Темная фигура в столбе, казалось, шевельнулась. Потом Григ понял, что
это не иллюзия. Тихо охнул кто-то из артельщиков.  Качнулся  вперед  Пров.
Существо двинуло головой, по которой побежали быстрые искры,  и,  медленно
повернув ее, вдруг уставилось на Грига. Григ готов был поклясться, что оно
смотрит именно на нет.
     - Контакт! - пронеслось  у  него  в  мозгу.  -  Неужели  это  все  же
Контакт?! Ну дальше, давай же дальше! Что дальше-то?!
     Но  дальше  ничего  не  произошло.  Глаза  ушли  в  сторону.   Голова
отвернулась.
     - Братие! - вскричал Пров. - Братие! Чюдо  великое  свершилось!  Отец
наш признал нас. Помолимся, братие! - И рухнул  вниз,  внятно  стукнувшись
лбом об пол.
     - Гном! - позвал Григ. - Что скажешь?
     - Ничего. Он зафиксировал тебя, и все.
     - А искры? Искры на голове? Может, это передача?
     - Не думаю, - невозмутимо отвечал Гном. - Хотя пытаюсь  расшифровать.
- И через секунду тем же тоном: - С колокольни видны стрельцы.
     Григ почувствовал, как холодная волна залила грудь,  обожгла  морозом
плечи, пробежала по затылку. Он с силой сжал и разжал кулаки.
     - Я буду драться, - сообщил он Чаке. - А ты беги!
     - Нет! - Чака замерла, молитвенно  сложив  руки  на  груди,  но  Григ
почувствовал, что она дрожит всем телом.
     - Беги! Ты нужна мне живая!
     - Нет! - она мотнула головой, и Григ, уловив это движение, ужаснулся.
     - Не сходи с ума! - рявкнул он. - Это приказ!
     - Я не  брошу  тебя.  Я  не  могу  бросить  тебя.  Я  тебя  люблю!  -
захлебываясь, кричала Чака. - Я буду с тобой! Я тебя люблю!!!
     Пульсирующие в мозгу секунды вдруг  бросились,  спотыкаясь  и  падая,
вперед, и при мысли о том, что сейчас произойдет, мутной  волной  накатило
отчаяние. Но, заскрипев зубами, Григ сумел справиться с  истерикой.  Здесь
нужны были аргументы, и он их нашел.
     - Чака! - воскликнул он. - Ты что, хочешь, чтобы все  пошло  прахом?!
Разве ради этого погибли ребята? Кто-то ведь должен довести дело до конца!
Ты же видишь: это еще не Контакт. Значит, все впереди.  Я  прикрою  отход,
чтобы все успели уйти, а ты соберешь потом  артельщиков.  Найти  их  будет
несложно: я навесил им всем "маячки". И Гном поможет  тебе.  Но  это  надо
сделать! Мы обязаны узнать секрет перстня. Контакт должен быть продолжен!
     - А ты? - прошептала Чака.
     - Если все будет в порядке, я догоню вас. Но разговор не обо мне.
     - Хорошо,  -  сказала  Чака,  и  Григ  даже  в  темноте  увидел,  как
побледнело ее лицо и каких нечеловеческих усилий стоит ей поддерживать  на
нем бесстрастное выражение. - Я все сделаю, как ты  творишь.  Я  побегу  с
ними. Но Григ!.. - Ее  губы  на  мгновение  исказило  страдание.  -  Григ!
Гаврюшка, милый мой! Выживи! Ни о чем не прошу, только выживи! Я... Я  без
тебя жить не смогу!
     - Ладно, - сказал Григ. - Я постараюсь. Но что бы  ни  случилось,  ты
должна остаться с ними. Главное - Хранитель. Не выпускай  Прова  из  виду.
Тебе понятно?
     - Да, - еле слышно прошелестело в ответ.
     - Ну вот и хорошо.
     Сейчас он отчетливо видел стрельцов. Секунду назад с передней  лошади
соскользнул и припустил в  лес  мальчишка-проводник,  видимо,  захваченный
где-то по дороге пастушок. Теперь они  подъезжали  к  подножию  холма,  на
котором  стояла  почти  что  отстроенная  уже  усадьба,  и  ходу   им   до
прилепившейся неподалеку избы артельщиков оставалось несколько минут.
     Григ  вгляделся  в  приближенные  камерой  грязные  и  усталые   лица
всадников и вдруг почувствовал, как неприятная пустота медленно  заполняет
желудок, соленым привкусом тошноты выступает на губах.
     Возникшее у него ощущение не было страхом смерти - он давно  научился
справляться с ним, и теперь опасность  только  помогала  ему  собраться  и
сосредоточиться. Дело было совсем в другом.
     До сих пор ему ни разу не приходилось по-настоящему драться с людьми,
и он не очень хорошо представлял, как сумеет  применить  боевые  приемы  к
хоть и уничтожившим его товарищей, но по существу ни в чем не повинным и в
общем-то беззащитным перед ним стрельцам. Он отдавал себе отчет, что этого
требует дело, и знал, что все, на  кого  он  поднимет  руку,  останутся  в
живых. Но тем не менее захлестнувшее его отвращение к  стоящей  перед  ним
задаче заставило  его  непроизвольно  передернуться  всем  телом,  мерзким
ознобом стянуло кожу между лопатками и на груди.
     Огненный столб по-прежнему  сиял  посреди  избы,  с  каждой  секундой
становясь все более опасным. Отсветы его в незакрытых окнах  пока  еще  не
были видны стрельцам, до обязательно должны были привлечь их внимание, как
только они подъедут поближе. По записи столбу  полагалось  распасться  уже
минуту назад. Но ситуация изменилась, и большинство событий флюктуировало.
     - Тобою хвално и прославлено имя Твое вовеки нами... - согласно  пели
артельщики.
     - А может, все-таки выйдет? - мелькнула шальная мысль. -  Ну,  давай,
миленький, выходи, что тебе стоит?!
     И в эту минуту столб исчез. Именно исчез, не рассыпался  искрами,  не
источился и даже не съежился, как изображение на экране, а  просто  исчез,
будто его тут никогда и не было.
     - Вовремя как, - подумал Григ, подбираясь, словно  перед  броском.  -
Гном! - позвал он. - Не  уничтожай  пока  контактер.  Пусть  спрячется  на
чердаке.
     Контактер уже давно поливал комнату инфразвуком, и  Григ  видел,  как
время от времени пробегала по лицам тень неосознанной тревоги. Здесь важно
было не перестараться и не поднять  артельщиков  раньше,  чем  они  смогут
убедиться в том, что он им не врет. Григ высчитал этот миг. И когда  морды
стрелецких лошадей вознеслись над гребнем холма, он вдруг вскочил на  ноги
и, дико заорав:  "Братцы!  Спасайтесь!  Стрелцы,  братцы!"  -  бросился  к
крайнему от дороги окну.
     Он уже знал, как начнет  этот  бой.  Еще  только  войдя  в  избу,  он
приметил аккуратно стоящий у печи рогами вниз  метровый  ухват,  приметил,
как примечал всегда любой предмет, способный пригодиться ему  в  возможной
драке. Теперь наступило время этим ухватом воспользоваться.
     И пока артельщики, толкаясь, лезли в дверь  и  бежали  по  огороду  к
обрыву, под которым текла медленная Рожайка, Григ, сжав, как копье, ухват,
устраивался у бокового, выходящего на сторону, где не было плетня, окошка,
поджидая осторожно подъезжающих  к  селу  всадников.  Он  знал,  что  изба
артельщиков с погасшими  наконец  окнами,  выглядит  нежилой,  но  не  был
уверен, что у стрельцов не возникнет желания проверить  ее  подозрительную
тишину. Однако скоро  должно  было  начать  смеркаться,  а  в  самом  селе
насчитывалось почти с десяток дворов, и стрельцы, видно, решили, что  есть
более важные дела.
     Григ вздохнул с  облегчением,  увидев,  как  придержавший  было  коня
первый всадник снова сжал шенкеля - и поднял ухват,  готовясь  к  встрече.
Выбивать надо было третьего. Только у него  оставались  еще  стрелы.  Двое
других стрельцов расстреляли весь свой запас, а  первый  ехал  вообще  без
саадака.
     Дальнейшее было рассчитано по секундам, и, швырнув  с  нечеловеческой
силой ухват, Григ, не ожидая результата, выскочил  на  крыльцо  и,  сорвав
вместе с веткой уздечку Ягодки, взлетел в седло, после  чего,  промчавшись
вдоль дома, прыгнул через плетень. Вряд ли он смог  бы  без  помощи  Гнома
уложиться в отведенные ему двенадцать секунд. А уж выдрать во время прыжка
кол из плетня не сумел бы и самый ловкий наездник. Гном отлично  справился
со своей задачей, и теперь Григ скакал по дороге не меньше чем в  двадцати
метрах от опешивших, но быстро опомнившихся стрельцов.
     Их было  трое.  Ухват  попал  точно.  Камера  с  церкви  выхватила  и
приблизила лошадь, медленно бредущую  от  дороги  к  обрыву,  за  которой,
застряв ногой в стремени, тащилось тело сбитого и хорошо если  не  убитого
стрельца. Впрочем, удар рассчитывал Гном, и вряд ли  он  допустил  бы  эту
ненужную смерть.
     Уводя стрельцов от избы, Григ отчетливо видел через камеры высыпавших
на берег, а теперь забирающихся в воду артельщиков. Некоторые  уже  резали
саженками глубокую в этом месте речку, и только не  умеющий  плавать  Пров
бежал  вместе  с  Чакой  к  броду,  который,  к   счастью,   находился   в
противоположной от той, куда скакал Григ, стороне.
     Обернувшись, он обнаружил, что трое его преследователей  разделились.
Дорога здесь делала ведущий к селу поворот, и  один  из  стрельцов  решил,
срезав угол, выскочить на дорогу впереди догоняемого двумя другими Грига.
     Воспользовавшись секундной  передышкой,  Григ  расстегнул  переметную
суму и, вытащив оттуда заранее привязанный к луке аркан,  повесил  его  на
седельный крюк. Теперь он был полностью готов к бою, тянуть с которым было
ни к чему. Ему предстояло не только уложить стрельцов, но и догнать еще  и
Чаку с Провом, которые за время боя могли убежать невесть  куда.  Он  было
решил дать двум скакавшим за ним стрельцам настичь себя,  а  потом,  резко
повернув, принять бой. Но Гном посчитал иначе, и Григ не  стал  спорить  с
ним.
     Развернувшись  и  взяв  кол,  словно  копье,  наперевес,  он  галопом
помчался навстречу догонявшим его стрельцам. С точки зрения стрельцов, это
было чистейшим безумием, и они,  обрадованно  ощерясь,  уже  подняли  свои
сабли, готовясь  в  последнюю  минуту  расступиться  перед  Григом,  чтобы
спокойно и точно срубить его, обхватив с боков.
     - Григ! - услышал он голос Мистера  Томпсона.  -  Сообщаю:  пятьдесят
секунд назад у руководителя Группы окончательно остановилось сердце.
     И словно кипящим оловом, плеснуло в глаза. Дернулось, запрокидываясь,
небо, карусельно закружились, вызывая во рту привкус тошноты, луг и лес.
     Старик  умер.  Словно  наяву,  Григ  увидел  морщинистое  его   лицо,
обрамленное рано поседевшими волосами и густой русой бородой. Как он тогда
смотрел ему вслед... Господи! Слепая ярость пронзила все  тело,  вырвалась
беззвучным криком.
     - А-а-а-а!
     В трех метрах от стрельцов  Ягодка  внезапно  свернула  в  сторону  и
резко, так, что копыта оставили борозды, встала  на  дыбы,  подчиняясь  не
столько команде Гнома, сколько жестокой руке обезумевшего от ярости Грига.
     - Полегче! - осадил его Гном.
     Но Григ не слышал. Гнев и  ненависть  переполняли  его.  Промчавшиеся
было мимо стрельцы смешали свой строй,  и  Григ,  неистово  колотя  Ягодку
каблуками по бокам, бросился на них. Нервное напряжение, державшее  его  в
течение дня,  вздулось  в  распирающих  рубаху  мышцах,  выступило  белыми
пятнами на костяшках пальцев, выплеснулось в  судорожном  скрежете  зубов.
Все  те,  кого  уничтожила  эта  Программа,  поднялись  сейчас  из   своих
безымянных  могил  и  скакали  теперь  рядом,   поддерживая   его   своими
бесплотными руками, загораживая призрачными  телами  от  стали  стрелецких
палашей. Он должен был в конце концов рассчитаться за всех. За Старика, за
Липа, за Барта, за Лонча, за всех!
     Приблизились рывком возбужденные, молодые, не успевшие ни  удивиться,
ни испугаться лица. Мощным  тычком  в  ребра  Григ  свалил  ближайшего  и,
перехватив кол, обрушил его, вкладывая в удар всю рвущую сердце  боль,  на
голову открывшегося второго.
     Как он выбивал стрельцов, Григ почти не запомнил. Пришел он  в  себя,
только  когда  разворачивал  далеко  ускакавшую  Ягодку.  Стрельцы  лежали
неподвижно, вольно разметавшись на траве.  Поодаль  носились  с  протяжным
ржанием их запутавшиеся в поводьях кони. Григ осмотрел себя.  Одежда  была
вроде цела, но плечи и спина ныли,  словно  сведенные  судорогой.  И  руки
дрожали. Он ощупал спину над лопатками.
     - Легкое  растяжение,  -  подал  голос  Гном.  -  Скоро  пройдет.  Ты
действовал не осознанно, и я слегка придержал твои удары. Ты не сердишься?
Ты ведь сам разрешил мне это.
     - Все правильно, - Григ привстал на стременах и огляделся.
     Теперь  оставался  только  один  стрелец,  не  видевший   пока,   что
произошло, и поджидающий Грига на дороге за поворотом.
     - Гном! - позвал Григ, собирая поводья. - А что там с тем, которою  я
сбил первым?
     - Он свалился под обрыв.
     - Как свалился? - не понял Григ.
     - Сейчас покажу.
     И Григ увидел снятого церковной камерой стрельца в ту  минуту,  когда
нога его вывернулась наконец из сапога, и он замер, раскинувшись  навзничь
всего в двух метрах от обрыва.  Потом  запись  дернулась,  Гном  пропустил
несколько минут, стрелец пошевелился, медленно поднялся на четвереньки,  с
трудом выпрямился и сделал слепой шаг в сторону обрыва.
     - Ничего не соображает, - прокомментировал Гном.
     Качаясь, стрелец сделал еще шаг, потом  еще.  Третьего  шага  уже  не
было. Нога его провалилась и, взмахнув руками, он рухнул куда-то вниз.
     - А теперь? - спросил Григ.
     - Теперь он в мертвой зоне. Но без сознания. Вероятность где-то  ноль
восемьдесят, - добавил торопливо Гном.
     Но Григ его уже не слушал.  Потому  что  как  раз  в  эту  минуту  он
выскочил на бугор и  увидел  неторопливо  переступающую  ногами  лошадь  и
всадника, держащего в опушенной руке саблю.
     Стрелец, видимо, уже понял, что что-то не так. Но к чести его  он  не
бросился бежать, а, привстав на стременах, понесся навстречу  стремительно
приближающемуся к нему Григу. Расстояние быстро сокращалось,  и  Григ,  не
мешкая, бросил кол и, ухватив глазами сверкающую в лучах заходящего солнца
саблю, сорвал с крюка аркан.
     - Ну, Гном, - мелькнуло у него, - не подведи!
     Свистящего шороха летящей волосяной петли он не услышал. Осаженная им
на всем скаку Ягодка, коротко заржав, взрыла  землю  копытами.  Мгновенный
поворот, рывок - и только проклятья да стук падающего  тела  сказали  ему,
что Гном не подвел. Обернувшись, Григ увидел облако пыли и  тянущегося  на
буксире за Ягодкой стрельца. Бросив поводья, он спрыгнул,  еще  в  воздухе
вытаскивая нож и прикидывая, где лучше перерезать аркан.
     Через минуту все было кончено. Стрелец, живой  и  не  очень  помятый,
ругаясь, лежал на дороге, связанный куском бечевы и собственным ремнем,  а
Григ стоял рядом, сматывая остатки аркана.
     - Чака! - позвал он. - Ты как?
     - Григ! Григ, родной! - возглас Чаки долетел  так  ясно,  словно  она
стояла рядом. - Я все видела. Ох, Григ, какой же ты молодец!
     - При чем тут я? - Григ подозвал Ягодку, забрался в седло. - Это  все
Гном. Где вы?
     - Да вот, почти напротив, на пойменном лугу.
     - Напротив? - Григ повернул Ягодку в сторону реки, сжал шенкеля. -  А
как вы здесь оказались? Вы же бежали к броду.
     - Да. Но Пров потом сказал,  что  надо  искать  остальных.  Они  ведь
где-то здесь ушли в лес. Ой, Григ, какая вода холодная!
     - Ну! - Григ ухмыльнулся. - Сегодня пятое.  Илья-пророк  в  воду  уже
надул.
     - Григ, ты догонишь нас?
     - Конечно. Я же на Ягодке.
     - Давай быстрей. Мне без тебя так одиноко.
     - Сейчас, сейчас...
     Ломило все тело, особенно спину. Легкий ветерок с реки приятно овевал
разгоряченное боем  лицо.  Теперь,  когда  все  кончилось,  можно  было  и
расслабиться, зная, что лежащие на лугу стрельцы долго  еще  не  придут  в
себя, а очнувшись, меньше всего будут думать о преследовании.
     Однако долгожданная легкость не приходила.  Зеленая  муть  давила  на
плечи,  горестно  сжимала  сердце.  Трудно,  практически  невозможно  было
примириться с мыслью о том, что ни Джою, ни Барту, ни Липу,  ни  Лончу  со
Стариком теперь никогда уже не выйти поутру из своего коттеджа, не поднять
свечой к небу глайдер, не  посидеть  с  друзьями  за  столом.  Неубранные,
разбросанные по полям и лесам, они останутся лежать поваленными верстовыми
вехами кровавой дороги в непознанное, и воронье, наверное, уже усаживается
на их тела, ковыряя коченеющую плоть, выклевывая остекленевшие глаза.
     Конечно, он мог оживить их,  вернувшись  назад  и  тайно  повлияв  на
сложившуюся после признания Антипа цепь событий. Такие варианты  наверняка
были, и Гному ничего не стоило рассчитать их. Но  это  изменение  ситуации
обязательно повлекло бы за собой переструктурирование всего происшедшего и
могло раз и навсегда уничтожить то, что с  таким  трудом  удалось  наконец
достичь.
     Сантеры понимали это и сняли с нет  ответственность  за  свой  выбор.
Будь Григ на их месте, он сам поступил бы так  же.  Хорошо  осознавая  всю
масштабность дела, в которое вовлекла их судьба, они  приняли  единственно
возможное решение и выполнили то, что велел им их долг.
     Однако рисковали собой они ради Контакта и погибли, надеясь, что  это
спасет Контакт. Поэтому больше всего  Грига  мучило,  что  вряд  ли  можно
считать состоявшимся  Контактом  еле  заметный  поворот  головы  фигуры  в
столбе. Будет ли продолжение? В ближайшие часы он надеялся получить  ответ
на этот вопрос. А если нет? Если ничего не прояснится, как быть тогда?
     "Вот тогда и будем решать, - подумал он. - Тогда мы и определимся..."
     А пока надо было просто действовать, делать  то,  что  представлялось
очевидным: догнать Чаку и Прова и, найдя по "маячкам" люцифериан,  уйти  с
ними туда, где наступит продолжение этой истории. Вот только  сразу  после
боя он никак не мог набрать нужный темп,  и  поэтому  ехал,  не  торопясь,
отпустив поводья, устало обмякнув на спине идущей шагом Ягодки.
     - Эй! - вдруг отчетливо прозвучало в замершем вечернем воздухе.
     Мгновенно  выпрямившись,  Григ   резко   осадил   Ягодку   и   замер,
прислушиваясь. Тихо. Только каркнул где-то пару раз ворон. Тогда он  легко
похлопал лошадь по шее, заставляя пойти легким шагом. И  снова  откуда-то,
словно из-под земли, слабым шелестом донеслось: - Гаврю-у-ушка!..
     - Гном! - позвал Григ. - Мне показалось?
     - Не знаю, - чувствовалось, что Гном в явном  затруднении.  -  Трудно
сказать.
     Григ оглянулся и вздрогнул. Недалеко, в нескольких шагах от него,  на
лугу, он увидел, словно выстриженный, ровный,  метра  четыре  в  диаметре,
круг. Круг не был вытоптан, в нем росла тонкая и острая трава, но  высотой
она была раза в три короче остальной, росшей  рядом,  -  низенькая,  точно
подшерсток на недавно выбритом месте.
     - Ведьмина плешь... - пронеслось у него в голове. - Господи!  Да  это
же ведьмина плешь!
     - Ах! - прозвучало вдруг где-то под черепом, и тело его непроизвольно
дернулось. Он узнал голос Чаки, и голос этот пронзил его  насквозь.  Краем
сознания,  не  понимая  еще,  что  смотрит  через  ее  глаза,  он  ухватил
метнувшуюся куда-то в сторону землю.
     - Чака! - вырвалось у него. - Что случилось?
     И вместо ответа: - О-ой! Мама-а-а...
     И молчание.
     - Чака! - чувствуя, что у него перехватывает  дыхание,  снова  позвал
Григ, тревожно комкая в кулаках узду и поднимаясь на стременах. -  Чака!!!
Мистер Томпсон! Гном! Что там такое?
     Он замер в растерянности, все еще не понимая,  отказываясь  понимать,
что произошло и куда делось изображение, которое транслировалось  из  глаз
Чаки, как вдруг, почти без пауз между словами, Мистер Томпсон  объявил:  -
Стрела. Под левой лопаткой. Два миллиметра от сердца.
     - Чака! - закричал Григ. - Чака, милая! Я здесь!  Постой!  -  Он  уже
шпорил и гнал, гнал  изо  всех  сил,  каблуками,  шенкелями,  Гномом  свою
гнедую, лупил по шее, пригнувшись к холке - туда, туда, через реку.
     - Прямую! -  закричал  он,  чувствуя,  что  теряет  рассудок.  -  Где
трансляция? Томпсон! Сделай, что можешь! Не дай ей умереть!
     Он уже снова видел ее глазами. Руку, лежащую на сухой земле, бурые  в
сгущающейся темноте травинки - на одной из них сидела маленькая улитка.
     - Ох, - услышал он невнятицу ее мыслей, - больно  как...  ушел...  за
что... не хочу...
     Изображение помутнело, покрылось слепыми пятнами уходящего  сознания.
Потом на мгновение прояснилось, земля двинулась, поплыла в  сторону.  Небо
из серо-фиолетового стало розовым,  а  потом  багровым,  взгляд  уперся  в
противоположный берег, над которым горел  закат,  и  там,  в  густой  тени
нависающего  над  узкой  прибрежной  полоской  обрыва,  Григ  увидел  едва
различимую фигуру.
     - Вот оно как... - донеслось до него.
     Это был стрелец. Тот самый,  четвертый,  выбитый  из  седла  ухватом.
Вопреки прогнозу Гнома он пришел в себя. Увидев за  рекой  бегущих  людей,
сделал то, что ему было положено.
     Вынесшийся на берег Григ своими уже глазами  увидел  почти  у  самого
леса скачущего по-заячьи Прова и Чаку - недвижно замершую на  той  стороне
маленькую черную фигурку, скорчившуюся в предсмертной судороге.
     - Чака! - снова закричал он. -  Чака,  милая,  не  умирай!  Я  здесь!
Подожди меня!
     Спуск, по которому он скатился к реке, был  всего  метрах  в  ста  от
стрельца, и Григ, выхватив нож, так перетянул Ягодку камчой, что она, дико
заржав, на бешеной скорости помчалась вдоль берега.
     - Не сметь! - забился в ушах предостерегающий возглас Гнома. -  Григ!
Не сходи с ума!
     Не отвечая, стиснув до боли челюсти, слепнущий от ярости и горя, Григ
еще ухватил пляшущим взглядом стрельца, который  почему-то  бросил  лук  и
судорожно задергал рукой, пытаясь вытащить из ножен  саблю.  Но  было  уже
поздно. Ягодка  вихрем  промчалась  последний  десяток  метров  и,  словно
получив от Грига весь заряд переполняющей его ненависти,  грудью  на  всем
скаку ударила стрельца и, отшвырнув его, как перышко, в сторону, помчалась
дальше, а потом, остановленная железной рукой, встала с  истошным  ржанием
на дыбы.
     - Григ! Григ! - кричал  Гном.  -  Остановись!  Он  должен  жить!  Это
флюктуация! Григ! Не делай этого!
     Подогнав Ягодку к валяющемуся мешком стрельцу, Григ с  ножом  в  руке
спрыгнул  на  песок,  сгреб  в  ладонь   воротник   у   горла,   приподнял
бесчувственное тело.
     - Должен жить?! - переспросил он,  глядя  на  запрокинутое,  бледное,
усыпанное юношескими угрями лицо. - Он должен, а она?
     - Любимый, - прозвучал вдруг в голове слабый и тихий голос. - Где ты?
     - Чака?!
     Отшвырнув стрельца, Григ бросился к реку.
     - Чака! - звал он. - Чака, я здесь! Держись! Я сейчас!  Чака,  милая,
не умирай! Держись! Я люблю тебя! Люблю! Только не умирай! Подожди меня!
     Намокшая одежда и сапоги мешали ему в  воде,  делали  его  тяжелым  и
неповоротливым. В этом месте было чуть глубже двух метров, и поэтому  Григ
плыл,  рывками  продираясь  сквозь  медленное  течение.   Холода   он   не
чувствовал.  Потрясенное  сознание  выхватывало  только  освещенный  кусок
берега с одинокой ивой у воды да собственные руки,  вонзающиеся  в  черное
зеркало реки.
     - Люблю... - как вздох донеслось до него откуда-то с той стороны.
     Он уже коснулся дна  и  брел,  отчаянно  проталкиваясь  сквозь  воду,
ставшую вдруг густой и вязкой, как желе.
     - Все, - услышал он. - Вот и все, любимый...
     - Чака! - закричал Григ, немея  от  непередаваемого  ужаса.  -  Чака,
постой!
     - Конец, - сказал Мистер Томпсон. - Большая кровопотеря.  Не  удалось
зарастить.
     Шатаясь, Григ выбрался на берег,  с  трудом  поднимая  ноги,  побежал
вперед. Уже стемнело, и камера на церкви теперь не могла ему  помочь,  но,
видимо, инстинкт вел его, и бежал он правильно. Потому  что  наткнулся  на
Чаку почти сразу.
     Она лежала ничком, неестественно вывернув  голову,  глядя  застывшими
глазами в пустоту, и изо рта у нее вытекала тоненькая струйка крови.
     - Чака...  -  прошептал  Григ,  слепо  обводя  помутившимся  взглядом
верхушки деревьев, словно надеясь, что сейчас, в это последнее  мгновение,
случится  невозможное,  скользнет,  как  это  бывало  не  раз,  над  лесом
спасательный глайдер, и из лопнувшего его нутра разом  посыплются  быстрые
ловкие парни, покатятся санитарные модули  и  выдвинется,  накрывая  Чаку,
прозрачная колонна реаниматора. - Девочка моя...
     Тихо свистел в перьях торчащей из-под лопатки  стрелы  ветер.  Где-то
далеко в  чаще  кричала  кукушка,  обещая  кому-то  долгую  жизнь.  Быстро
смеркалось. Бессмысленно перебирая шнурки на поясе,  Григ  сидел  рядом  с
остывающим телом Чаки, а в голове что-то звенело, спутывая и  переменчивая
мысли, и в горле стоял плотный, горький ком, мешающий дышать.
     Во что бы то ни стало он должен был  сбросить  оцепенение,  встать  и
начать действовать - броситься за уходящим  все  глубже  в  лес  архонтом,
догнать его, отнять перстень, вырвать любой ценой заветную  тайну.  Но  не
было сил даже пошевелиться, разжать туго стиснутые кулаки -  и  так  он  и
продолжал сидеть, чувствуя безмерную  усталость  и  непреодолимое  желание
умереть.
     Все погибли. Все, кто ступил на зыбкую, едва отмеченную вешками тропу
его Поиска, погибли,  вымостив  своими  телами  готовую  засосать  каждого
трясину. Они не были первыми на этом гибельном  пути,  но  такую  обильную
жатву смерть не собирала до сих пор ни в одной экспедиции. Шесть сантеров,
включая Джой, были рекордом даже для программы, угробившей уже  шестьдесят
человек. Конечно, они знали, на что идут, но все равно это  была  безмерно
дорогая плата за Контакт. Контакт, который так и не состоялся...
     Пока еще не состоялся!
     Рывком стащив сапоги, он вылил из них воду, выжал  и  заново  намотал
подвертки, пружинисто поднялся на ноги. В голове шумело,  и  лицо  горело,
словно обожженное. Но теперь он ощущал в себе силу. Еще не вечер!  Остался
Пров. И перстень у Прова. И движение гуманоида в столбе тоже никто не  мог
у них отнять. У них у всех. Это была их надежда. Она  оставалась  несмотря
ни на что. И ей он погибнуть не даст!
     Негнущимися пальцами Григ закрыл Чаке глаза.
     - Гном! - позвал он. - Мистер Томпсон! Пеленг пятого "маячка".
     Захороненные с  разных  сторон  от  Москвы,  Гном  и  Мистер  Томпсон
обеспечивали  абсолютно  точную  наводку  на  любой   объект,   снабженный
"маячком", и, глядя на два  четких  сигнала,  свой  и  Прова,  высвеченных
локаторами недалеко от  края  лесного  массива,  находящихся  по  карте  к
востоку от Рожаи, Григ понимал, что архонт от него ни за что не уйдет.
     Озверевший  от  пережитого,  хрипя   и   ругаясь   пересохшим   ртом,
отплевываясь от ударов лупящих, несмотря на инфракрасное зрение,  по  лицу
веток, он шел на восток, и расстояние между двумя сигналами на  карте  все
сокращалось и сокращалось.  Наконец  сигналы  сомкнулись,  и  Григ,  почти
припав  к  земле,  двинулся   осторожно   на   горячее   пятно,   уверенно
просматривающееся им  в  нескольких  десятках  метров  за  плотной  стеной
деревьев.
     Это был костер. Он горел на небольшой лужайке,  прямо  посередине,  а
рядом с костром, обхватив колени и сгорбившись, сидел  Пров.  Стараясь  не
шуметь, Григ выдвинулся из за  деревьев  и,  выйдя  на  освещенное  место,
негромко позвал: - Пров!
     Не ожидавший этого, Пров вскинулся,  рванулся  к  кустам,  но,  узнав
Грига, облегченно вскрикнул и остановился.
     - Ты! - заговорил он. - Вот бо радость-то! Жив ли?! Спасся?!  Ах  ты,
чюдо тако! - Он вдруг погрустнел, тени на лице  запали.  -  А  молодший-то
твой... - Он замялся, поднял глаза.
     - Аз видех, - сказал Григ, чувствуя, как снова растет в горле ужасный
комок.
     Даже вспоминать об этом не было сил. В том времени, в котором жил он,
Чаки   больше   не   было.   Где-то,   в   совершенно   точно   очерченных
пространственно-временных анклавах слышался ее звонкий смех и легкий  стук
каблучков. Но ему, Григу, вход туда был уже заказан. Он упустил свой шанс.
Его Чака лежала на берегу Рожаи, уткнувшись лицом в траву. На том  берегу,
на который привел ее он.
     Григ  почувствовал,  как  безысходная  тоска  выкручивает  ему  руки,
разрывает грудь.
     - Аз видех, - глухо повторил он, подходя вслед за Провом к костру.  -
Ниже будем об том.
     Он чувствовал, что задыхается. Сумасшедшее желание не тянуть, а прямо
сейчас, не раздумывая,  ударить  в  загораживающую  огонь  плотную  спину,
въехать ногами в мясистый, покрытый спутанными волосами затылок  ослепляло
его, стягивало кожу со скул.
     "Почему она, а не этот обрюзгший, патлатый, дурно пахнущий боров? Что
вело руку стрельца? Может быть, то, что она  бежала  сзади?  Отстала?  Или
сознательно загораживала эту потную спину? Ведь он  сам  велел  ей  беречь
Хранителя любой ценой. Кто мог предвидеть!"
     - Спокойнее, - сказал Гном.
     Григ  выдохнул  воздух.  Надо  было  начинать.  Тянуть  дальше   было
бессмысленно.
     Пров сидел рядом  на  корточках,  прилаживал  на  воткнутых  в  землю
прутьях мокрый кафтан, переворачивал его непросохшей стороной к огню.
     - Стрелцы... - бормотал он. - Откеле ж они пришли?  Должно  же  бысть
Антип все выдал. Не устоял Антипушка... Ин да пошто же ево винити... -  На
дыбе, чаю, не сладко висети...
     От кафтана валил пар. Протянув руки к костру, Григ обдумывал  начало.
Просто так Пров перстень не отдаст.  Убедить  его  нечем,  а  раскрываться
нельзя. Значит, надо скрутить его и связать, и перстень просто забрать. Но
дальше что? Как им пользоваться? Не зная этого, перстень можно  испортить,
и тогда ничего нельзя уже будет поправить. Бить и пытать? Бесполезно. Судя
по всему, Пров не боится ни боли, ни смерти. Выбрав свой,  не  подвластный
никому закон, он давно стал вне закона. И не один, наверное, год ходит  по
лезвию ножа. Так что к смерти он готов. Этим его не испугать.  Скажет  еще
наоборот... А  сломать  перстень,  вероятно,  нетрудно,  Гипноз?  Пров  не
сомнамбула. Да  и  какой  гипноз  после  того,  что  было!  Ясно,  что  он
перевозбужден. И к тому же в темноте глаз не видно. Укол бы калипсола.  Но
шприц-тюбик с калипсолом вшит в  переметную  суму.  В  кафтане  он  хранил
только препарат, выводящий из болевого шока. Значит, бить?
     - Да вызови ты лошадь! - сказал Гном.
     Григ вздрогнул. Это предложение было настолько очевидным,  что  он  в
сердцах сплюнул в костер. Пользуясь  только  чужими  лошадьми  и  не  имея
своей, он совершенно забыл, что кони Старика  управляемы.  Ему  ничего  не
стоило через Мистера Томпсона подогнать к себе Ягодку с калипсолом.
     - Мистер Томпсон! - позвал он.
     - На связи.
     - Давай Ягодку сюда.
     С некоторой  скованностью  он  снова  придвинулся  к  костру  и  стал
вплотную к Прову. Нападать на тот, кто не ожидает этот от тебя, необычайно
трудно. Такое нападение всегда предательство. И сейчас  Григ  собирался  с
духом, чтобы преодолеть внутренний барьер.
     - Садись! - Пров потянул за рукав. -  Худо,  што  ести  никакоже.  Ин
ладно завтра добудем. Ан ловко они нас?
     - Ловко, - сказал Григ, чувствуя, как закипает в  нем  погасшая  было
злоба. Он вспомнил Чаку, и боль  утраты  вновь  стиснула  сердце,  горькой
удавкой перехватила горло.
     - Эх! - хрипло выкрикнул он и, стиснув запястье Прова,  вывернул  ему
простейшим приемом руку, а потом повалил на  землю  и,  придавив  коленом,
стал вязать найденным в кармане шнуром сперва запястья, а  потом  лодыжки.
Пров сдавленно шипел, тщетно пытаясь вырваться,  бился  и  наконец  затих,
видно, устал.
     Разжав  кулак  Прова  и  стянув  с  пальца   перстень,   Григ   долго
рассматривал его в свете костра, поворачивал разными  сторонами,  стараясь
убрать залегающие в пазах тени. Обычный  перстень.  Сапфир  в  простенькой
коронке. Что-то уже было, связанное с перстнем. Хорошо бы вспомнить - что.
     - Перстень Соломона? - предположил он.
     - Группа Дювалье-Кларфельда,  -  отозвался  Гном.  -  Тысяча  семьсот
пятьдесят восьмой год. Пьер Дювалье был убит во время несанкционированного
покушения на графа Сен-Жермена. Акция его выглядела совершенно нелогичной,
поскольку  с  графом  Дювалье  ни  разу  даже  не  разговаривал.   Правда,
ретроспективный анализ ментограмм показал  внезапное  развитие  у  Дювалье
маниакально-депрессивного психоза, и это вроде бы  все  объясняло.  Однако
позднее в его бумагах было найдено  множество  рисунков  любимого  перстня
графа, с которым тот никогда не расставался...
     - Не этот? - спросил Григ.
     - Нет. Но похож.
     Григ посмотрел на Прова. Он помнил,  что  камень  поворачивается,  но
крутить его просто так, наудачу, не хотел, боялся сломать.
     - А и что, - сказал он. - Аз все видех. Ты  вращал  камень.  В  какую
сторону?
     - Сука! - прохрипел Пров. - Будь ты проклят! Ненавижу! - И  заругался
матерно, скрипя от бессилия зубами, морща злое лицо.
     Послышался топот копыт. Григ оглянулся. Выбежавшая на  поляну  Ягодка
подскакала к нему, заржала приветственно.
     - Здравствуй, здравствуй, - сказал Григ, вставая. Вытащив из-за пояса
чудом не потерявшийся до сих пор нож, он вспорол подкладку, нашарил мягкие
плоские баллончики  и,  достав  их,  нашел  один  синего  цвета.  Гном  не
вмешивался, значит, он помнил правильно. Скрутив головку  фиксатора,  Григ
выдавил каплю и, нащупав на шее Прова место, где находилась яремная  вена,
всадил в нее шприц. Пров дернулся и  зарычал.  Теперь  надо  было  немного
подождать.
     Григ снова повертел перстень,  посмотрел  на  свет.  Ясно  было,  что
камень просверлен, но  в  пляшущих  внутри  тенях  и  бликах  трудно  было
рассмотреть, как проходят штифты.
     - Уже можно, - сказал Гном.
     Григ перевернул Прова на спину, сел рядом.
     - Имя? - спросил он.
     - Пров. Провом прозывают хрестиане. Крещен аз бысть...
     - Яко же ты, хрестианин, образу зла поклоняешися? Ниже он тобе дороже
Бога живаго?
     - Что бо Бог ми дал? Что бо он нам всем дал? Тобе ли вот? Ан аз  хощу
знати. Все обо всем. Да все умети. Кабы не ты... Не хотел же аз, не хотел!
Глаголах Федору! Не послушали!
     - Колико тобе годов?
     - Сорок. Сорок бысть по весне. На Федула. Пришел Федул, тепляк задул.
Сорок мне, и Федору сорок, ровни мы, а Митяю...
     - Откеле у тобе сей перстень?
     - От ратника. Из Брянска мы к Смоленску пробиралися. Тамо бо и  нашед
его, в избушке, в лесе. Литвин или лях. Посечен весь  лежал.  Броня  бысть
добра, сабля з насечкою. Добре,  по-русску  чуть  разумел.  Он  нам  завет
передал, и клятву принял, и посвящение провел. Сказывал, сведаеш все тайны
мира сего. Умре после, тамо его и схоронили.
     - Когда бысть сице?
     - И года несть. Ровно на Николу Зимнего. Снег уже выпал...
     - Он вас всему обряду обучил?
     - Рече основу. Что успе. Дале мы сами додумали.
     - Что в обряде первее дело?
     - Молитва и перстень.
     - Каковая молитва?
     - Последняя. Гутц, алегремос, астарот, бегемот...
     - Доволно есть. Аз помню. Что с им делати?
     - Сице просто есть. Зело просто. Стукни по камы. Перстом стукни.  Вот
бо тако, слушай: так та-так. Ан после еще единицею: так та-так.  Уразумел?
Камы и отидет.
     - Гном, - спросил Григ, - ты как?
     - Давай.
     - Тогда подстрахуй. Чтоб совпало.
     Григ поднял руку, прицелился ногтем.
     - Так та-так, - двинул рукой Гном. - Так та-так.
     Что-то  щелкнуло,  и,  вглядевшись,  Григ  вдруг  заметил,   что   на
абсолютно, казалось бы, сплошной поверхности коронки появилась тонкая, как
волос, трещинка. Теперь ясно было, что и коронка, и камень состоят из двух
частей. Верхняя часть,  видимо,  могла  двигаться  независимо  от  нижней.
Сделать  такой  распил,  который  потом  не  был  бы  виден  в  кристалле,
современный мастер не мог.
     - Дале что? - обернулся он к Прову.
     - Отыде? - спросил Пров, не слышавший с земли щелчка. -  Коли  отыде,
тогда вращай. Возми вверху и вращай...
     - Куды? - спросил Григ.
     - Перве убо пол круга на шуе, после круг на десно, после круг на  шуе
и пол круга на десно... Штоб моровая язва пожроша тобе с потрохы!
     "Здорово, - подумал Григ. - Как перстень ни одень, последовательность
сохраняется".
     - Что бо после? - спросил он.
     - По том молитва.
     - Ин чего буде?
     - И тогда бо Он приидет. И свершится великое. И единый князь буде суд
судити, и мертвые восстанут и  припадут,  и  воздастца  комуждо  по  делом
его...
     Григ понял, что основное он получил.
     - Начинаю, - сообщил он Гному.
     К его удивлению, коронка с камнем ходила легко. Полкруга,  круг,  еще
круг и еще полкруга. И едва он вернул камень в исходное положение и запел,
как дрогнула тьма и разом, словно из-под земли, возник  огненный  столб  с
знакомым, по-прежнему неподвижным черным существом.
     - О-о-о! У-у-у! - завыл Пров, рывком перекатываясь со спины  на  бок,
лицом к столбу. - Пощади, Владыко! Сице мерзкый и нечистивый взял бысть  у
мене дар Твой и хощет похытити дабы им  владети.  Ан  ми  бо  оставити  на
поругание и растерзание. Покарай его, Владыко, аз же служил Ти верно...
     Существо в столбе не двигалось.
     - Зане же, мочно призвати его в каждое время? - спросил Григ.
     - Да. Буди ты проклят! Но не пользуй его часто. Ан,  обаче,  пользуй!
Пущай увидят тебя враги Князя истиннаго и  лучеобразнаго,  и  разорвут  на
части, и бросят псам, о-о-о, ненавижу!
     Григ еще раз  осмотрел  фигуру  в  столбе.  Если  бы  знать,  что  ее
появление не зависит от времени и места... Все могло бы быть иначе!
     - Как его убрали? - спросил он.
     - Вново нажми на камы.
     - И все?
     - И все. А тобе мало, блондин сын, волк в шкуре человечьской, буди ты
проклят!
     Григ нажал  на  камень.  Столб  продержался  еще  секунду  и  так  же
беззвучно и бесследно, как и в прошлый раз, исчез.  Григ  огляделся.  Мрак
вокруг костра, казалось, стал еще гуще, и ни звука кроме шороха  ветвей  и
шелеста листьев не доносилось из чащи.
     "Неужели это все? - с отчаянием подумал он. - Только  голографическое
изображение, простая картинка из проектора?! И ради одного этого... Да нет
же! - одернул он себя.  -  Ведь  голова  повернулась!  Значит,  это  нечто
существует реально. Пусть не в столбе, пусть где-то. Но  оно  ответило  на
призыв. Тогда где же они? Почему тянут?"
     - Ин же что, - размышляя  о  природе  посылаемого  перстнем  сигнала,
поинтересовался он. - Князь ваш николиже не вышед к вам?
     То, что он услышал в ответ, заставило его опуститься на землю рядом с
Провом.
     - Он - несть, - отвечал Пров. - Раз бысть  -  нанесло  к  нам  бесов.
Юркие тако, цепляют нас глупьем. Кто да что. Будто сами не  ведят.  Аз  их
шуганул, зане не мешали  службу  вести.  Владыко  же  убо  в  тот  раз  не
удостоил. А сет дни Он тобе узрел, оборотень! Буди ты проклят!
     - Бесов?! - воскликнул Григ. - Ан когда же се бысть?!
     - Да почитай, ныне назад тому с полу год. Тогда мы в Смоленске  амбар
гостю фряжскому збудовали. Он с Литвы сошед, да в  Смоленске  сел.  Фрязин
его звали. Михайла Фрязин. Спесивый. Рожа - во!
     Григ почувствовал, как кровь бросилась ему в лицо. Не в  силах  унять
волнение он вскочил на ноги. Оказывается, Контакт уже состоялся. Те,  кого
он ищет, были здесь! Они вышли на Контакт и поняли, что  осуществлять  его
не с кем. А что, если второй попытки не будет?!
     "Нет, сказал он себе, - не верю. Они приняли передачу и подали  знак.
Значит,  они  появятся.  Хотя,  впрочем,  теперь  можно  отправиться  и  в
Смоленск".
     Он скосил глаза на бормочущего что-то Прова. Пора было кончать.  Все,
что нужно, он уже выяснил.
     -  Ин  ладно,  -  сказал  он,  нагибаясь  над   продолжающим   сыпать
проклятиями архонтом. - Доволно те...
     - Ты чего?! - испугался Пров. - Што аз тобе сделалто?  Мы  ж  тя  яко
брата...
     Не отвечая, Григ вытащил  все  шприц-тюбики,  сделал  шаг  к  костру,
отыскивая маркировку седуксена. Найдя нужный,  он  медленно  повернулся  к
Прову и, глядя на оскалившегося архонта, вдруг снова вспомнил о Чаке.
     Шесть лет, проведенные им в Дальнем Поиске, приучили  его  без  дрожи
всматриваться в пустые глазницы смерти. Непознанное всегда требовало своих
жертв, и многие из тех, с кем сводила его в решительных и быстрых десантах
судьба, так и остались навсегда в  космосе,  чтобы  другие,  ворвавшись  в
пробитую ими брешь, смогли добиться победы.
     Гибель четверых Наблюдателей тоже  относилась  к  таким  тяжелым,  но
практически   неизбежным   потерям,   была   привычной   данью,   ежегодно
выплачиваемой человечеством на его крутых  и  дерзких  дорогах.  Понимание
этого и помогло Григу сдержаться и не  выдать  себя  ни  одним  движением,
когда он, стиснув зубы, глядел на ужасную смерть своих товарищей. В  конце
концов, они были мужчинами, самостоятельно принимающими решения  и,  стоя,
встречающими опасность, чтобы бороться с ней до самого конца.  Но  Чака...
Чака не была предназначена для сражений. Она должна была жить. Однако  она
тоже умерла.
     Теперь ее тело, закоченевшее, с торчащей из узкой, почти еще  детской
спины стрелой лежало в луже крови на заливном лугу,  впитав  в  себя  весь
холод остывшей за ночь земли. И Григ, будто со  стороны,  чужими  глазами,
увидел ее, нелепо вывернувшую руки и ноги, разметавшуюся,  словно  большая
тряпичная кукла - кукла, попавшая в жестокую взрослую игру и сломанная  по
страшным правилам этой игры.
     Оставив развязанного Прова спать у костра, Гном шел обратно  к  реке.
Чака была мертва, и местоположение ее Гном с  Мистером  Томпсоном  указать
уже не могли. Но Григ, ведомый обостренной сейчас интуицией, вышел  точно.
Сжав рукой горло, он стоял на коленях, вглядываясь в  незнакомое  в  свете
луны лицо, чувствуя, как ширится внутри, заполняя все его  тело,  звериная
тоска.
     Судьба  жестоко  отомстила  ему  за  дерзость  и  неуважение   к   ее
пророчествам. Он любил эту девушку, мучился и тосковал, и, не  успев  даже
по-настоящему обрадоваться такому долгожданному счастью, потерял Чаку  раз
и навсегда. Впрочем, так считала только сама судьба,  не  зная,  что  есть
люди, которым по силам отменять ее вердикты. Его долго учили,  что  судьбу
надо ломать, и он наконец научился держаться  с  ней  на  равных.  Теперь,
когда все закончилось, можно было подумать и о вариантах замыкания  петли.
Закончившийся признанием Антипа  допрос  исключить  было  уже  нельзя.  Но
наверняка существовали, не могли не существовать, другие  возможности  так
повлиять на ход событий, чтобы без значимых флюктуаций вывести  за  скобки
пять отнятых судьбой жизней.
     - Гном, - позвал Григ. - Давай  решать.  Я,  видимо,  могу  выключить
Хвоста, пока он не добрался до дома Старика.  Ну,  например,  сделать  ему
укол снотворною - там, где он ночует...
     - Нет, Григ, - отозвался Гном.  -  Этот  вариант  я  просчитал  самым
первым. К сожалению,  Хвост  неуязвим.  Дело  в  том,  что  на  Пожаре  он
встречался с Бирюком. Ты ведь знаешь, кто такой Бирюк.  Именно  от  Хвоста
Бирюк узнал об отъезде  княжны  Болховской  в  Ярославль.  Сенька,  дурак,
сболтнул об этом, не думая. Но через четыре дня ватага Бирюка  нападет  на
поезд княжны. Сам  Бирюк  при  этом  будет  убит,  а  княжна  от  нервного
потрясения тронется умом. Это обязательно должно произойти, чтобы не  было
хроноклазма. Так что до Пожара Сеньку выключить невозможно. Но хуже  всего
то, что его маршрут нельзя изменить и после Пожара. С этой минуты  он  уже
отслежен теми, на кого направлена коррекция.  Ты  же  помнишь,  Старик  на
дороге просматривал весь  его  маршрут  от  площади  до  забора.  Если  он
выпадет, будет двойная флюктуация. Я на это добро дать не могу.
     - Понятно, - Григ закусил губу. - А  если  отправить  кого-нибудь  за
спецотрядом еще вечером? Например, того же Лонча. За два  рубля  воротники
выпустили бы его...
     - Конечно. Но кто это теперь может сделать? Ведь, кроме тебя, некому.
И ты что, хочешь после того, как  ты  же  уйдешь  от  них,  снова  как  бы
вернуться и уговорить Лонча ехать. Ты думаешь,  они  ничего  не  расскажут
твоему двойнику, когда он утром поинтересуется, где Лонч?
     - Судя по твоей интонации, ты считаешь, что сделать для Группы ничего
нельзя?!
     - В тех пределах, которые ты предлагаешь, нет.
     - Как это "в тех пределах"?
     - Ты хочешь при этом сохранить Контакт. А  ситуацию  нельзя  изменить
локально. Любое вмешательство поставит твой Контакт под угрозу. Даже в том
случае, если оно не коснется базовых реалий и не сфлюктуирует  на  крупные
события. Ты должен знать это не хуже меня.
     - Но ты ведь видишь какие-то варианты спасти Группу?
     - Да. Но они сильно ухудшают твои шансы на Контакт.
     - Что ты имеешь в виду?
     - То, что тебе не удастся задержать стрельцов, и единственным выходом
останется поднять артель и уходить вместе с ней.
     - Поднять артель?!
     - Да. На это нельзя было пойти, не зная, привязан Контакт к  месту  и
времени или нет. Теперь ты знаешь, что не привязан.
     - Но без следящих за Провом камер я могу  ведь  вообще  не  узнать  о
перстне!
     - В принципе, да, но многим ли ты рискуешь? Ведь до  сих  пор  ты  не
получил ничего, кроме бессмысленного поворота головы.
     - Но я уверен, что будет продолжение! Надо только вернуться  в  избу.
И, кроме того, у меня теперь есть перстень. Я могу и  дальше  работать  со
столбом.
     - Ну, смотри. Тебе решать.
     Григ сжал голову ладонями, потом помассировал пальцами виски.
     - Хорошо, - сказал он. - Давай свои варианты.
     - Я отобрал три с самой высокой вероятностью выхода на Контакт.
     - А именно?
     - Вариант первый. Ты можешь изначально  заставить  Группу  отвергнуть
твою просьбу. Для этого  достаточно  повесить  за  окном  оба  контактера.
Вместе  они  смогут   создать   достаточный   инфразвуковой   фон,   чтобы
беспокойство и тревога охватили  всех  членов  Группы.  В  этом  состоянии
Наблюдатели откажут тебе.
     - Дальше.
     - Ты можешь перехватить Хвоста после того,  как  он  побывал  в  доме
Старика. Обратно он бежит по другой стороне  улицы,  а  там  есть  мертвая
зона, рядом с крестцом, напротив дома протопопа  Иоакима.  Камеры  там  не
берут.
     - Зачем мне это после всего?
     - Никто из Группы не следил, куда он свернул. Ты можешь направить его
не в полк, а прямо в Стрелецкий приказ. В это время, кроме Леонтьева,  там
как раз будет Шереметев. Получив команду от такого начальства, Попов сразу
выставит не два десятка, а полсотни. Если вместо двадцати человек в погоню
пошлют  сорок-пятьдесят,  бессмысленность  сопротивления  будет  очевидна.
Группе тогда останется только торопиться к темпоратору, а тебе  -  уводить
артельщиков.
     - Полсотни? Да, пожалуй. А третий вариант?
     - Еще до признания Антипа тебе надо намекнуть приставу, что сторож не
так надежен, как кажется. Пристав обязательно  поговорит  после  этого  со
сторожем. Реальной информации у него не будет, но страху он наведет. После
этого сторож просто не пустит твоего двойника к сидельцу.
     - И я останусь без его записки?! Но мне же  тогда  к  ним  вообще  не
пробиться!
     - Зато Группа будет спасена.  Впрочем,  это,  конечно,  самый  плохой
вариант. Те два лучше.
     - Ну хорошо! - Григ отчаянно рубанул воздух рукой. - А Чаку  хотя  бы
можно сохранить без угрозы для Контакта? Я подумал,  я  ведь  справлюсь  с
этими четырьмя стрельцами в лесу?
     - Ты хочешь перехватить их по дороге к селу? - осведомился Гном.
     - Конечно! Они просто не доедут до  села,  и  мне,  который  в  избе,
останется только гадать, что случилось. Здесь ведь нет хроноклазма?
     - Нет. Но ты опять же можешь лишиться всего, чего достиг.
     - Почему?
     - Потому что относительно хронополей эта ситуация не дискретна. Ты не
можешь уничтожить стрельцов, не  разрушив  всей  ситуации.  Они  уже  были
здесь. Они уже спугнули артель. И они убили Чаку.
     - Но ведь они были здесь уже после Контакта. Контакт  состоялся!  Те,
кого мы ищем, приняли сообщение. До этого все останется,  как  было.  Даже
если представить себе, что случится возмущение хронополей, все  равно  это
будет уже после Контакта! Я встречу их прямо у села.
     - Григ, Григ, - сказал Гном укоризненно. - Разве ты не понимаешь, что
здесь все связано? Нельзя спасти Чаку и сохранить Контакт. Стоит  ситуации
кардинально измениться, а это наступит в какое-то мгновение боя,  как  сам
ты, нынешний, тут же исчезнешь, а спущенный тобой камешек вызовет  лавину.
Вспомни теорию. Твое вмешательство слишком  близко  к  основному  событию.
Может получиться даже хуже, чем было.
     Несколько минут Григ сидел молча, потрясенно осмысливая услышанное.
     - Хорошо, допустим, я подниму артельщиков  и  уйду  с  ними.  Какова,
по-твоему, вероятность того, что мне потом удастся  выйти  на  Контакт?  -
наконец спросил он.
     - От ноль десяти до ноль пятнадцати.
     - Но ведь это очень мало!
     - Томпсон тоже давал прогноз Группе, что вероятность их  гибели  ноль
пятнадцать. Однако видишь, они мертвы.
     Григ тяжело помотал головой, устало закрыл глаза. События  прошедшего
дня вдруг разом навалились на  него,  и  он  почувствовал,  что  не  может
сосредоточиться. Такое было с ним впервые. Окружающее сдвинулось с  места,
поплыло, сливаясь в жутком, фантасмагорическом бреду,  полном  причудливых
видений. Ягодка, мирно стоявшая неподалеку, вдруг  стала  увеличиваться  в
размерах, нависая над ним устрашающей тушей гигантского левиафана. И Чака,
мертвая Чака, казалось, приподнялась на локте и  тянется  к  нему,  тщетно
пытаясь вернуться в отнятый у нее мир. Отчаяние захлестнуло его, и,  теряя
над собой контроль, Григ нашел в темноте ее холодную руку и застонал.
     Надо было уходить. В любом случае, как  бы  он  ни  решил,  следовало
вернуться в избу и там дожидаться рассвета. Вот только Чака... Он  не  мог
оставить  ее  здесь,  на  берегу.  Даже  представить  было  страшно,   как
какой-нибудь стервятник опустится ей на голову!
     Тихо  стуча  копытами,  подошла  Ягодка,  ткнулась,  склонив  голову,
теплыми губами в щеку. Переломив стрелу у основания, Григ поднял  на  руки
начавшее костенеть тело, неловко взвалил на лошадь.
     В голове мутилось. Нервное потрясение было таким сильным, что Григ до
сих пор пребывал в состоянии легкого шока, из которого его  никак  не  мог
вывести Гном. От  этого  язык  его  слегка  заплетался,  а  движения  были
неуверенны, словно он действовал наощупь.
     - Я все сделаю, девочка, - бормотал он. - Все будет,  как  надо.  Дай
только дотянуть до утра. Утро ведь вечера мудренее. Вот сейчас мы  поедем.
И я доберусь. Ты мне верь, я обязательно доберусь. Я обещаю тебе, хоть  ты
и не слышишь. Никто не слышит... Не сметь! - последнее относилось к Гному,
стимулирующему слезные железы.
     - Поплачь, легче станет, - пытался убедить Гном.
     - Мне, - сказал Григ, пытаясь взобраться на Ягодку позади Чаки, - мне
легче не будет.
     Он пока еще плохо представлял, что будет делать с  Чакой.  Он  вообще
плохо уже осознавал происходящее. Пьяно раскачиваясь в  седле,  он  загнал
Ягодку в воду и поскакал вдоль берега, словно сбивая Кого-то со  следа,  а
потом, соскользнув вниз, пошел рядом, держа ее под уздцы.
     - В Москву, - говорил  он,  обращаясь  к  бьющейся  о  лошадиный  бок
голове. - Мне в Москву надо, Чака. Темпоратор мой там. И костюм там. Да  и
ближе Москва-то, чем ваш лес. А тебя ведь туда везти нельзя. Что подумают?
Спятил, скажут, Гаврюшка. А похороню я тебя под обрывом. Не  над  обрывом,
милая, а под. Сил у меня нет, вот что.  Были  да  вышли  все.  Вытекли  по
капельке, как твоя кровушка.
     Он вышел на берег далеко вниз  по  течению,  совсем  рядом  с  местом
впадения Рожаи в Пахру, и стал снимать с Ягодки тело Чаки. Теперь  он  был
уверен, что все решил правильно. Как это получилось,  он  не  понимал,  но
знал, что задуманное им единственно верно.  Воды  не  вымоют  труп  за  то
недолгое время, что понадобится ему для принятия решения. Главное, чтоб до
тех пор ее не изгрызли звери. А для этого надо завалить тело землей.
     Он подтащил ее под нависающий над берегом, заметно подмытый по  весне
край высокого обрыва. Решившись, вылез наверх. Не доходя до края два шага,
стал рыть ножом канавку, перерубая тонкие, длинные корни, рассекая  вязкую
мокрую глину.
     Потом он отчаянно вскочил на ноги, подпрыгнул на краю раз,  другой  и
вместе - обрушившимся карнизом полетел вниз. Только благодаря выработанным
многолетними тренировками навыкам  он  не  поломал  себе  ноги.  С  трудом
удержав равновесие, он съехал  на  гребне  земляной  лавины  к  глянцевито
блестящему под луной берегу реки. И продолжая сидеть, оглянулся.  Чаки  не
было. Сзади громоздился холм в метр высотой, состоящий из огромных  черных
глыб земли.
     - Ну вот и ладненько, - подумал Григ, внутренне  ужасаясь  тому,  что
выдавливает на поверхность его мозг. - Добротная могилка вышла,  а?  Гном!
Что же это я говорю?!
     - Это защитная реакция, - ответил Гном. - Уезжай  скорее.  Ты  можешь
отключиться. Я держу тебя, но дальше возбуждать гиппокамп опасно.  Это  не
кончится добром. Уезжай.
     Григ с трудом забрался на Ягодку.
     - Плохо мне, - прошептал он, ложась лицом на ее шею.
     - Держись, - просил Гном. - Сейчас поднимемся  наверх.  А  там  скоро
лес. Еще немного. Пять минут...
     Но до леса Григ не доехал. На расстоянии пятидесяти метров от  опушки
он слабо охнул, глаза его закатились, и он, нырнув головой вниз, скатился,
теряя сознание и цепляясь рукой за переднюю луку, с седла. Последнее,  что
он увидел, прежде  чем  провалиться  в  беспамятство,  было  странное,  не
колеблясь, скользящее к нему по траве пламя.

     ...В себя он пришел  уже  на  рассвете.  Небо  было  лазурным,  пахло
свежестью, и громко пели птицы. Лежа на спине, он внимательно  разглядывал
плывущее в высоте одинокое облако. Лицо и одежда были мокрыми от росы,  но
холода он не чувствовал. Пережитое вчера  наполняло  мышцы  глухой  болью.
Тело ломило.
     Чтобы удостовериться, что перстень никуда не исчез, он поднял руку  к
лицу, поразившись, с каким трудом далось ему это движение. И только  после
этого начал вставать. Он с усилием приподнялся  на  локте,  а  потом  сел,
мотая  гудящей   головой.   Вокруг   расстилался   небольшой,   серебристо
переливающийся под ветром луг. Трава под Григом была короткая  и  жесткая,
словно  неизвестный  садовник  выстриг  зачем-то  посреди  луга  маленькую
лужайку. Во рту чувствовался соленый привкус то ли крови, то ли тошноты.
     Тяжело поворачивая негнущуюся шею,  Григ  оглянулся,  ища  Ягодку.  И
замер. Совсем рядом, в двух шагах, на невысоком холмике, сидело небольшое,
жутковатого вида, черно-зеленое существо и, не мигая, рассматривало его  в
упор.
     - Долгонько ж ты почиваешь, - сказало существо, неприятно оскаливаясь
и обнажая в ухмылке острые клыки. - Я уж тут совсем истомился...

     За два дня до этого на  Серпуховскую  дорогу,  там,  где  возле  реки
Чертановки лес подходит к ней особенно близко, из кустов выбрался человек.
Одет он был просто, но не бедно - в кафтан зеленого сукна, полосатые порты
и зеленые же сапоги. Всякий, даже и не очень наблюдательный прохожий сразу
мог угадать в  нем  представителя  служивого  сословия,  а  проще  сказать
приказного крючка, о чем свидетельствовали плохо отмытые от чернил  пальцы
да особая манера носить колпак, сдвинув его на левое ухо,  чтоб  не  мешал
обычно торчащему за правым перу.
     Если бы в  эту  минуту  на  дороге  случился  кто-нибудь  из  Земскою
приказа, он бы как минимум присвистнул от  изумления  или,  скорее  всего,
перекрестился, узнав в человеке  подьячего  Гаврюшку,  который,  как  всем
доподлинно было известно, должен  был  в  это  самое  время  находиться  в
пыточной  при  записи  допросных  речей  неизвестного  вора  и   пропойцы,
подозреваемого в связях  с  дьяволом.  Но  еще  больше  удивился  бы  этот
случайный встречный,  едучи  бы  за  пять  минут  до  появления  подьячего
оказался в тех самых кустах, из которых вылез Гаврюшка. Потому что  в  тех
кустах Гаврюшки тогда еще не было. Как, впрочем, не было  его  и  во  всем
лесу.
     Теперь же подьячий, заметно сутулясь, устало  шагал  по  пустынной  в
этот час дороге, а невидимо расходящиеся от него сферические волны несли в
пространство его возбужденный голос.
     - Я ведь там почти не спал. Столько информации! Все  другое.  Безумно
интересно!  Они  ведь  негуманоиды.   Неудивительно,   что   наши   предки
олицетворили в них Зло. Чуждая психология, иные ценности,  да  и  облик...
Порой просто жуть брала. Мы только мечтать могли о встрече с такой  расой!
Правда, измучился вконец...
     Тихо  свистел  ветер,  раскачивая  верхушки  подступивших  к   дороге
деревьев, коротко перекликались  перед  вечерней  зарей  птицы.  Багровое,
низко висящее солнце косо бросало свои лучи в густую дорожную пыль. Теплым
был этот вечер, спокойным и добрым,  обнимал  ласково,  успокаивал  бешено
мчащуюся по жилам кровь.
     - Ты, конечно, решил, что я замкнул петлю? - продолжал говорить Григ.
- И тебя не смутило, что я вышел в кафтане, а не в комбинезоне?
     - У меня просто не хватило ресурсов, - оправдывался Гном. - Я не  мог
сразу догадаться о существовании параллельного  мира  и  обратном  течении
времени в нем. Для  этого  мне  надо  было  хотя  бы  знать,  что  Контакт
состоялся и ты пробыл там двое суток.
     - Да, Гном. Параллельный мир! Кто мог подумать! Вот тебе и  подземное
царство!
     - Кажется, Стоун что-то писал об этом.
     - Зато об обратном течении времени никто не писал.
     - Хотя необходимость этого для параллельных  миров  в  принципе  даже
очевидна. Они ведь могут существовать только в диаде?
     - Да, конечно.
     - Раньше ведь думали иначе. Помнишь эту идею с бесконечным множеством
параллельных миров, только деталями отличающихся друг от друга?
     -   Ну,   на   самом   деле   схема   принципиально   иная.    Только
пространственно-временная  связь.  И  конечно,   у   каждого   собственное
развитие. Вот у этих, например, семь материков. А  венец  творения  рогат,
хвостат и низкоросл. Хорошо хоть атмосфера кислородная.
     - А как они называют свою планету?
     - Так же, как и мы. На одном языке Эреб, на другом Тартар. Видимо, мы
просто взяли это у них. Но почему ты спрашиваешь? Ты ведь уже снял у  меня
всю информацию.
     - Я ее снял, но не расшифровал. Я смог задействовать пока только  два
блока, а мне в первую очередь надо знать, что случится с тобой в ближайшее
время. Ты лучше скажи, их цивилизация тоже технологическая?
     - Да. И достаточно высокого уровня. Самое обидное, что мы разминулись
всего на несколько веков. Мы  стали  готовы  к  Контакту,  когда  они  еще
топтались в рамках ньютоновой механики. А они попали к нам -  когда  мы  в
лаптях. Им ведь совсем недавно  удалось  преодолеть  барьер.  Сейчас  идет
разведка. А в шестнадцатом веке у них,  вероятно,  начнется  массированное
проникновение.
     - Непонятно только,  почему  они  так  долго  будут  продолжать  свои
безрезультатные попытки. Они же не могут не знать, к чему это приводит.
     -  Ну,  я  думаю,  со  временем  они  станут  действовать   умней   и
целенаправленней. Ведь смотри, чем дальше, тем меньше сведений о контактах
с ними. Со временем, конечно, все прояснится. Сейчас же спрашивать было не
у кого. Сам понимаешь, они не знают, что у них будет через тысячу лет.
     - Я надеюсь, ты не забыл  о  требованиях  Службы.  Надо,  чтобы  твой
Контакт не повлиял ни на их будущее, ни на наше прошлое.
     - Конечно. Мы договорились, что до прибытия  наших  специалистов  они
будут держать все в строжайшей тайне.
     - Я так понимаю, что  ты  обговорил  с  ними  место  и  время  нового
Контакта?
     - Да. На том же лугу, где меня встретили в этот раз.
     - А ловко они следили за тобой! Ты ведь ни разу их не заметил.
     - Будь у меня рост восемьдесят сантиметров, я бы тоже легко прятался.
Это ведь только робот в столбе был под два метра, а они - маленькие.
     - Так они что, вели тебя только до села?
     - Да. Это вполне естественно. Искать  меня  раньше  просто  не  имело
смысла.  Они   ведь,   в   принципе,   понимали,   что   нельзя   нарушать
причинно-следственные связи. Сперва я должен выйти на Контакт, а уж  потом
они могут и ответить. Так что первая их попытка была на лугу, после боя. А
в усадьбе Старика их не было. И в нишу у Сытина они не забирались,  зря  я
на них грешил. Жаль, конечно, что они в  темноте  не  решились,  побоялись
испугать. Я бы тогда оставил перстень Прову. Но тут ведь нет флюктуации?
     - Согласно расчетам - нет. Перстень потом вроде нигде не всплывает.
     - Это хорошо. - Григ  вдруг  умолк,  прошел,  насупившись,  несколько
шагов. - Жаль только, что ребята ничего уже не узнают,  -  грустно  сказал
он. - Как бы они были рады. Ведь все не зря!
     - Ты теперь не будешь замыкать петлю?
     - Теперь? Нет. Конечно, нет. Отказаться от  состоявшегося  Контакта?!
Ты понимаешь, что он значит для всей планеты? Ты знаешь, как этого ждут?!
     - Ты собирался - я спросил.
     - Нет, - Григ отрицательно покачал  головой,  -  вероятность  слишком
мала. Одно дело - перстень с  изображением,  другое  -  реальный  Контакт.
Думаешь, мне не горько? Но я не могу. Более того, Гном,  поступить  так  -
значит, по существу, предать Группу. Они ради этого пошли на  смерть.  Это
их завещание. Как же я могу поступить  вопреки  их  воле,  перечеркнув  их
подвиг? Нет, это невозможно. Кстати, где они сейчас?
     - Собрались. Следят за допросом. Показать?
     - Показать? Нет, не стоит. Сейчас не стоит. Попозже.
     Некоторое время он шел молча.
     "Победа, - думал он, глядя на когда-то белый, а  теперь  багровый  на
темном фоне силуэт Данилова монастыря. - Победа, кровью  умытая.  Конечно,
так не бывает, чтобы она доставалась даром. Но трудно возвращаться одному.
Хоть бы кто-нибудь... Но нет - всех убили. Сейчас они  еще  живы,  но  все
равно их уже убили. Они мертвы. Однако они выполнили свой  долг.  Я  знаю,
как это трудно. В первый раз я прошел через это,  когда  Булкиса  на  Леде
послал меня за тензорный рубеж.  Я  очень  хотел  жить,  и  мне  было  так
страшно, что, я помню, руки немели. Но мне тогда  и  в  голову  не  пришло
отказаться. В таких ситуациях от одного человека бывает зависит все. Тогда
от меня зависело спасение сорока человек, и я не мог не пойти.  Правда,  я
вернулся, так уж получилось. Я думаю, это была чистая  случайность.  Но  я
вернулся, и с тех пор знаю, как трудно не струсить  и  не  растеряться,  а
выполнить то, что тебе положено, не надеясь при этом уцелеть. Они тоже  не
могли поступить иначе. Ведь они выполняли свой долг".
     - Что там со временем? - спросил он у Гнома. - Я успею,  пока  ворота
не закрылись?
     - Должен успеть, - отозвался Гном. - В крайнем  случае,  заночуешь  в
Земляном городе - там подворий хватает. А то попросись на ночлег в Данилов
монастырь.
     - Нет уж, - сказал Григ. - Я должен успеть сегодня. Мне  очень  надо.
Ты, если что, лучше меня подгоняй.
     "Мы все выполняли свой долг, - продолжал думать он. - Я тоже не лгал,
не прятался и не предавал. Но вот они погибли, а  я  жив.  И  поэтому  мне
очень тяжело. Хоть бы Старик... Или Чака..."
     Он вдруг почувствовал, как скрутило его где-то  под  сердцем,  зажало
стальной клешней, вывернуло наизнанку. Даже дыхание прервалось от боли. Он
обязан был уберечь ее - любой ценой. И тем не менее  он  этого  не  сумел.
Расплатой за это должны были стать долгие  тоскливые  вечера,  одинокие  и
страшные своим одиночеством. Он знал, что именно в  такие  вечера  к  нему
будет приходить и вставать сзади, за креслом, юная, толком еще не успевшая
пожить  девчонка,  которую  он  любил.  Всей  воспаленной  кожей  внезапно
напрягшейся спины Григ  вдруг  ощутил,  как  возникнет  она  из  отчетливо
сгустившейся    тишины,    молча    глядя    ему    в    затылок    своими
пронзительно-голубыми  глазами,  и  груз  этого  молчания  показался   ему
невыносимым.
     Теперь он  шел,  опустив  голову,  чувствуя,  как  время  от  времени
сходятся, разрезая лоб вертикальной складкой, его брови, и неведомая  сила
стискивает зубы, выдавливая на скулах бугристые желваки. Там,  на  далеких
галактических рубежах Зевали, где его учили тщательно выверять каждый свой
шаг и детально продумывать любой поступок, он не думал об  ответственности
за погибших товарищей, рискуя чаще всего самим собой и сражаясь с  судьбой
один на один.
     Здесь, видимо, просто потому, что он был единственным, кто  уцелел  в
этой  мясорубке,  на  него,  пригибая  к  земле,  навалилась  вся  тяжесть
случившегося. Не он  руководил  действиями  Группы,  и  тем  более  не  он
заставлял сантеров принимать решения, но все, что обычно распределялось на
многих оставшихся в живых, обрушилось сейчас на него одного. Это  был  его
крест. Он должен был знать, что подставляет рамена, еще тогда, когда бежал
к ним от Антипа. Теперь ему нести этот крест вечно, до конца  дней  своих.
Правда, если знаешь, во имя чего, то нести гораздо легче...
     Уже почти стемнело, когда, миновав Даниловскую слободу, Григ вышел  к
Серпуховской заставе. Обозы и путники уже давно просочились  в  ворота,  и
город теперь поспешно втягивал опоздавших, готовясь закрываться  на  ночь.
Кивнув воротникам, Григ быстро прошел, почти  пробежал  по  Ордынке,  мимо
затихающей Екатерининской и еще гомонящих  стрелецких  слобод,  перебрался
через мост к Москворецким воротам, вскарабкался по крутому откосу на Пожар
и наконец оказался в Китай-городе. Когда он добрался  до  дома  Лучникова,
было совсем темно.
     "Хорошо, что я успел, - думал он. - Увижу хоть на минутку. Ведь это в
последний раз. Попрощаюсь - и все. Нельзя уходить,  не  попрощавшись.  Тем
более, что теперь - навсегда".
     Войдя в проход и  растворившись  в  его  темноте,  он  подтянулся  и,
перевалившись на ту  сторону,  спрыгнул  между  амбарами  прямо  в  густую
крапиву. Гном вовремя отключил сигнализацию, но все же его учуяли стоявшие
где-то неподалеку лошади. Услышав их тревожное ржание,  Григ  пригнулся  и
быстро бросился к дому. К  счастью,  придержанные  через  Томпсона  собаки
молчали, и, пробираясь через двор, Григ вдруг  понял,  кого  искал  в  тот
вечер Барт. Понял - и поразился простоте разгадки. Все повторялось. Сейчас
он должен был увидеть самого себя, просящего Группу о помощи.
     Неслышно прокравшись сенями, он  взобрался  по  столбу  на  гульбище,
идущее вдоль окон светлицы, где собралась пораженная только что услышанным
Группа, и замер, заглядывая издалека в ближайшее открытое окно.
     За длинным столом, во главе которого сидел напротив Старика  он  сам,
расположились все те, кого он недавно успел потерять.  Еще  живые,  полные
надежд и планов, и  одновременно  уже  мертвые,  никем  не  отпетые  и  не
оплаканные, они собрались здесь на свою  предсмертную  тайную  вечерю,  и,
глядя на ошеломленных апостолов,  готовых  принять  напутственный  поцелуй
мессии, Григ ощутил острый и крайне болезненный укол в сердце.
     Очень тяжело с недрогнувшим лицом благословлять людей на смерть,  еще
тяжелее  обходить  поле,  где  она  поработала  своей  косой,   но   самое
невыносимое, Григ знал это по собственному опыту, просматривать записи, на
которых погибшие еще живы. Сейчас он смотрел даже не запись.
     В ярком свете свечей ему отчетливо был виден  каждый:  сосредоточенно
слушающий его Барт, возбужденный Лип, Лонч, успокаивающе положивший ладонь
на руку испуганной Чаки, и согбенная спина  сидящего  ближе  всех  к  окну
Старика. Акустика в горнице была устроена так, что с улицы ничего не  было
слышно. Слова мешались в невнятицу, и надо было подключиться к  внутренним
камерам, но он и без того знал, о чем идет речь.
     - У нас не было другого выхода, - сказал  он  тогда  Лончу,  даже  не
подозревая, что слова, эти будут повторяться  еще  не  один  раз,  загоняя
Группу все дальше и дальше в тот тупик, откуда для нес на самом  деле  уже
никогда не будет выхода. "Умирать лучше всего в  бою",  -  вспомнил  он  и
почувствовал, как бросилась в лицо кровь и  сдавило  безжалостным  обручем
виски.
     Он смахнул пот, холодной испариной выступивший  у  него  на  лбу,  и,
вглядываясь машинально  в  согнутую  спину  Старика,  вдруг  заметил,  что
выбритая сверху голова дьяка мелко подергивается. Это был не нервный тик и
не дрожь  скрытого  напряжения.  Голова  тряслась  немощно,  по-старчески,
как-то удивительно жалко  вздергиваясь  и  обвисая.  Топорщились  розовые,
поросшие редким волосом уши, дрябло  морщинилась  тонкая  шея.  Потом  все
успокаивалось, чтобы через минуту начаться сначала.
     - Старик... - подумал Григ. - Бедный старик...
     И  как  это  часто  бывает   с   видящими   чужую   беспомощность   и
незащищенность и не имеющими никакой возможности хоть чем-то помочь, вдруг
накатило, нахлынуло пронзающее  насквозь  чувство  неизбывной  жалости,  и
безмерная тоска перехватила горло, огнем обожгла изнутри веки. Давя в себе
эту вспышку и стыдясь выступивших против его воли слез,  Григ  резко  отер
глаза, но слезы выступали снова и снова, и чувствуя, что ему не справиться
с их потоком, Григ отпрянул от окна, бесшумно спустился с балкона  и,  уже
не видя ничего, бросился, не разбирая дороги, к забору.
     Ослепнув от слез, размазывая их кулаком по щекам, он брел, словно  на
автопилоте, проваливающимися во тьму переулками, брел  сквозь  озлобленный
истеричный брех собак, сквозь разверзшуюся в его душе пустоту, сквозь свою
победу и их поражение, и не было ему ни прощения, ни  оправдания  на  этом
пути.
     Он думал, что  жизнью  своей  они  распорядились  сами,  и  он  может
согласиться с их выбором. Ерунда! Решать выпало как  раз  ему.  Именно  он
держал сейчас в своих руках ниточки, на которых висели их жизни и  судьбы,
и именно его решению предстояло стать окончательным.
     Он вспомнил глаза Чаки,  пусто  глянувшие  сквозь  него,  скрытого  в
темноте, и сердце взорвалось новой  болью,  тяжелой  и  темной,  вызванной
неизбывным отчаянием. Он  остановился,  прижавшись  к  какому-то  грязному
забору, уткнулся лбом в плохо оструганные  доски.  Чака,  девочка,  милая,
солнышко ясное, свет мой любимый - как же это, а? Как же так вышло, что он
вынужден убить даже ее?! Он, именно он, а не стрелец с луком. Убить вместо
того, чтобы спасти.
     Не заметив на пути  колдобины,  он  оступился  и  упал,  но  даже  не
почувствовал боли. Только сейчас до него  дошел  весь  ужас  положения,  в
которое он попал. Он не понял, не сумел понять всего этого раньше,  потому
что очень хотел вернуться победителем и думал о другом.  Но  даже  сейчас,
осмыслив случившееся и пережив  страшный  шок,  он  ничего  не  мог  здесь
поправить и изменить. Контакт был важнее для  планеты,  чем  пять  жизней.
Земля и по менее значимым поводам отдавала десятки, а  то  и  сотни  своих
сыновей. Слишком многое стояло за контактом  двух  цивилизаций  и  слишком
долго ждали миллиарды людей этого часа, чтобы он, Григ,  мог  своей  волей
перечеркнуть  достигнутое.  Он  чувствовал,  как  буквально  обливается  и
истекает кровью его сердце, и понимал, что отказ от Контакта лежит уже  за
пределами его желаний. Свершившийся Контакт теперь не принадлежал ему. Ему
оставались только отчаяние и боль.
     Словно в тумане, он пробрался в свою каморку, запер  дверь  и  вскрыл
нишу с темпоратором. Темпоратор был на месте, да и  куда  он  мог  деться,
если почти в это же время, только несколькими часами позже, он уже  входил
сюда и видел его.
     - Присядем на дорожку... - пробормотал он.
     Ссутулившись, он сидел на  лавке,  уставясь  неподвижными  глазами  в
молчащую пустоту. Плохо было. Он славно прошел  свой  путь  в  этом  мире,
совершив то, что не удавалось до сих пор никому, и не  допустив  при  этом
практически ни одной ошибки. Но ступеньками его лестницы послужили отнятые
жизни, и потому победа, достигнутая такой ценой, имела горький привкус. Он
должен был в поисках дьявола спуститься в ад, и эта лестница  привела  его
туда. Несколько дней назад он, радуясь, шагал по ней. Но вот  он  добрался
до цели и нашел то, что искал, и надо бы обратно, а выхода нет.  Ступеньки
кончились. Они сделали свое дело, и теперь некому вывести его  наверх.  Он
стал убийцей. Пусть во имя  надежд  сотен  и  сотен  миллионов,  прогресса
Земли, светлого будущего, торжества разума, но - убийцей.
     Сейчас он перейдет в свой мир, где  его  примет  в  объятия  ликующее
человечество, и все будет прощено и оправдано,  и  вновь  будут  солнца  и
планеты, и космический ветер опять споет ему свою песнь, и струи из дюз  с
привычным грохотом снова ударят в стекло и базальт, и  товарищи  освободят
его старое кресло в рубке "Персея", но только в  кресло  сядет  не  он,  а
зомби, живой мертвец, поскольку сам он останется здесь, в аду. Он  слишком
долго стремился сюда и слишком большую заплатил за это цену, чтобы ад  так
легко и  просто  отпустил  его  назад.  Теперь  ему  отсюда  не  выбраться
никогда...
     Григ тряхнул головой и встал. Пора было переходить. Он вынул из  ниши
костюм, который до прихода двойника предстояло вернуть обратно, развернув,
положил его на лавку. И расстегивая уже кафтан и  собираясь  сесть,  чтобы
стянуть сапоги, он вдруг вспомнил лицо Чаки, но не то,  которое  он  видел
полчаса назад, а мертвое,  глядящее  остекленелыми  глазами  на  закат,  а
следом из глубин памяти выплыли в сознание прыгающая мячиком голова  Липа,
искаженное предсмертным хрипом лицо Барта, безжизненная маска обвисшего на
палашах Лонча. И даже лицо Старика, которого он не видел мертвым, вспомнил
Григ.
     И вспомнив их, ясно и отчетливо увидев каждого в момент  его  гибели,
он импульсивно встал и, механически, словно во сне, сложив костюм, швырнул
его обратно на крышку темпоратора.
     Не было и не могло быть ничего, что оправдывало  бы  их  гибель.  Нет
такого дела, во имя которого  можно  жертвовать  людьми.  Сам  умереть  ты
можешь за что угодно - это твое право. Но если тебе  выпало  распоряжаться
чужими жизнями, то ты можешь рисковать кем-то, только спасая других людей.
Только спасая других - и никак иначе.
     Здесь же он никого не спасал.
     Григ вдруг понял, что стоит, вцепившись руками в  столешницу.  Взгляд
его упал в нишу, где хранился темпоратор. Костюм лежал на нем  косо,  чуть
свесившись с края. Точно так же он будет  лежать  через  три  часа,  когда
Григ-1 войдет в эту комнату.
     Выходит, он сам трогал свой костюм. А потом остался здесь.
     - Значит, я выбрал вариант с Хвостом? - спросил он у Гнома.
     - Это оптимальное решение, - уклончиво ответил Гном.
     - И ты уже тогда знал все?
     - Твое "тогда" для меня только через два часа.
     - А ты не мог бы... Ты не сможешь меня хоть как-нибудь  предупредить?
Я б тогда не так беспокоился!
     - Ну что ты говоришь! - ответствовал Гном. - Это же суперфлюктуация!
     - Да, - согласился  Григ,  чувствуя  тупую,  одуряющую  усталость.  -
Конечно. Я понимаю.
     Он еще с минуту смотрел на нишу, потом поднял заслонку,  поставил  ее
на место.
     - Жаль, что эту информацию о Контакте не удастся  сохранить  в  твоей
памяти, когда я исчезну.
     - Да, - подтвердил Гном. -  Вне  пределов  этой  ситуации  ничего  не
останется.
     - А ситуация будет закрыта для проникновения?
     - Конечно. Это коллапс. Все хронолинии перестроятся и зациклятся.
     - Но, может быть, в будущем научатся...
     - Может, и научатся...
     - Ну ладно, - сказал Григ. - Пора уходить. Мне ведь надо оказаться  в
той мертвой зоне затемно. Да и с двойником нам здесь  будет  тесновато.  Я
слышал, такая встреча - предвестник смерти.
     - Ты прав, - согласился Гном. - Надо  идти,  пока  камеры  ничего  не
видят. Конечно, до встречи с Хвостом  еще  двенадцать  часов.  Но  это  не
страшно, поскучаешь там немножко...

     ...только после того,  как  было  получено  сообщение  от  вынужденно
вернувшихся оттуда Наблюдателей. Осуществив переход, мы тут же связались с
Григорьевым  и  Чарушниковой.  К  этому  времени  Григ  с  Чакой,   убедив
люцифериан в необходимости спасаться бегством,  уже  находились  в  десяти
километрах от Бускова, двигаясь в направлении Серпухова.
     Зная, что указ  о  задержании  артельщиков  будет  разослан  повсюду,
Григорьев предлагал, минуя города, быстро уходить на юг,  к  Дону.  Однако
артельщики не послушались его. Чтобы успеть приготовиться к их появлению в
Серпухове, мы скакали всю ночь и обогнали их на тринадцать часов.
     В Серпухове артельщики остановились на подворье, расположенном  рядом
с кожевнической слободой и выходящем задней стороной к реке Наре. Согласно
Уложению хозяин подворья тут же донес в губную  избу  о  прибывших,  после
чего нами была произведена оперативная нейтрализация полученной  одним  из
целовальников информации.
     В течение предыдущей ночи мы успели разместить в Серпухове двенадцать
камер слежения: в губной избе, на Троицком соборе кремля, на церкви Николы
Белого, вокруг торга и на ямском дворе. Камеры внутри подворья и на коньке
дома напротив были размещены  самим  Григорьевым.  Вместе  с  тем,  по  не
зависящим от нас обстоятельствам мы не смогли смонтировать камеры  в  доме
губного старосты, отложив это на следующую ночь.
     Обеспечивая безопасность Григорьева и Чарушниковой, мы  прежде  всего
разыскали пристава, который привез  из  Москвы  государев  указ  о  поимке
преступников. Поскольку пристав мог  знать  Григорьева  в  лицо,  ему  был
навешен "маячок",  позволяющий  контролировать  передвижение  пристава  по
городу.
     Однако, как выяснилось позднее, пристав прибыл в  Серпухов  не  один.
Его сопровождал племянник, служивший ранее молодым  подьячим  в  Разбойном
приказе. К моменту  нашего  появления  в  Серпухове  он  уже  расстался  с
приставом и находился в доме своих родителей, живущих в посаде.
     Таким же непредвиденным событием явилась встреча племянника  пристава
с входившими в город артельщиками. Независимые расчеты всех контролирующих
модулей показали  потом,  что  общая  вероятность  случившегося  равняется
7х10**-5, далеко выходя за пределы стандартного прогноза.
     Поскольку камер в  доме  губного  старосты  не  было,  мы  пропустили
завязку событий, приведших в конце  концов  к  трагедии.  Судя  по  всему,
племянник пристава тут же сообщил о встрече  на  улице  дяде,  а  тот  уже
передал это  старосте  Не  исключено,  что  он  же  указал  подворье,  где
разместились артельщики. Как бы там ни было,  староста  отдал  стрелецкому
караулу приказ об их аресте. Кроме того, староста, считая, что имеет  дело
с  особо  опасными   преступниками,   и   желая   действовать   наверняка,
распорядился окружить подворье еще до рассвета.
     В связи с тем, что типовые камеры слежения, которыми мы  располагали,
не были рассчитаны на ночную  съемку,  мы  смогли  узнать  о  происходящем
только после  начала  активных  действий  стрельцов.  Как  и  положено  по
инструкции, наша группа прикрытия отдыхала,  не  раздеваясь  и  не  снимая
оружия. Поэтому мы прибыли к месту событий  менее  чем  через  шестнадцать
минут после сигнала тревоги. Но, несмотря на это, было уже поздно.
     Согласно информации, передаваемой  Григорьевым,  артельщики  пытались
бежать, но им  это  не  удалось.  Обладая  численным  перевесом,  стрельцы
загнали их в воду, надеясь  перестрелять  там  из  луков.  Решив  прикрыть
переплывающих реку артельщиков, Григорьев  вступил  на  берегу  в  бой  со
стрельцами. Поскольку сантерская подготовка позволяет надолго  задерживать
дыхание, мы предложили  Чарушниковой  покинуть  под  водой  опасную  зону.
Однако вопреки нашей  рекомендации  Григорьев  приказал  ей  следовать  за
сектантами и уходить дальше с теми, кто спасется.
     Выполняя задание, Чарушникова задержалась на  берегу,  уговаривая  не
умеющего плавать Прова  войти  в  воду.  Потеряв  время,  они  значительно
отстали от своих товарищей и находились только  на  середине  реки,  когда
отвлекавший внимание стрельцов Григорьев был убит. После  этого  стрельцы,
несмотря на то, что  окончательно  еще  не  рассвело,  стали  стрелять  по
плывущим. Чарушникова находилась всего в десяти метрах от противоположного
берега, когда ей в шею попала стрела.  Остальные  артельщики  благополучно
переправились на ту сторону и ушли в лес.
     В настоящее время в ожидании дальнейших распоряжений за ними  ведется
дистанционное наблюдение.