Кир Булычев
        Рассказы о Великом Гусляре

ЧЕРНАЯ ИКРА
КАК ЕГО УЗНАТЬ?
ПИСЬМА ЛОЖКИНА
НЕДОСТОЙНЫЙ БОГАТЫРЬ
ДВЕ КАПЛИ НА СТАКАН ВИНА
РЕТРОГЕНЕТИКА
ЛЕНЕЧКА-ЛЕОНАРДО
ПОСТУПИЛИ В ПРОДАЖУ ЗОЛОТЫЕ РЫБКИ
ЛЮБИМЫЙ УЧЕНИК ФАКИРА
ДОМАШНИЙ ПЛЕННИК
ПРОШЕДШЕЕ ВРЕМЯ

   ОТ АВТОРА

   Теперь, по прошествии стольких лет, интересно вспомнить момент и мес-
то рождения как самого города, так и первых гуслярских историй,  которых
уже накопилось около сотни.
   Я не могу утверждать, что Великий Гусляр полностью возник в моем  во-
ображении. Не такое уж у меня богатое воображение,  чтобы  родить  целый
город, включая баню и автостанцию. Поэтому можно утверждать, что  перво-
начально существовал прототип города, а уж потом город этот был  отражен
в изящной словесности.
   Прототип города назывался Великим Устюгом. Я попал  туда  в  середине
шестидесятых годов и прожил там несколько дней -  гостевание  в  Великом
Устюге было частью неспешного путешествия в Вологду, Кириллово-Белозерск
и Ферапонтово.
   Великий Устюг меня очаровал, особенно если учесть, что в те, дотурис-
тические времена он существовал сам по себе я никто коллективно не ахал,
глядя на сохранившиеся после бурной разрушительной деятельности  советс-
кой власти маковки церквей и фасады купеческих особняков.
   Хоть в те дни я еще не знал, что стану писателем, а тем более не  по-
дозревал, что буду писать фантастику. Великий Устюг открывал мне больше,
чем являл случайному наблюдателю.
   Его относительно оторванное от великих свершений социализма существо-
вание, тишина и простор его длинной, украшенной белыми фасадами  особня-
ков и стройными церквами, набережной, голубизна широкой реки, леса, под-
бирающиеся к самым окраинам, приземистая уверенность в себе гостиных ря-
дов и нелепое вторжение сборных пятиэтажек...  -  ощутимость  истории  и
провинциальная тишина так и подмывали столкнуть  подобный  мир  с  миром
космическим, мир Устюга и мир Альдебарана. Я помню, как, поддавшись оба-
янию города, я посетил Елену Сергеевну, бывшую директоршу  музея.  Помню
чистоту небогатого интеллигентного домика на окраине, помню ее  внука  и
саму Елену Сергеевну - но, хоть убей, не вспомню, почему же я туда попал
и о чем мы говорили.
   Почему-то мне, от возникшей в те прозрачные дни обостренности чувств,
стали интересны люди, встречавшиеся ежедневно. Провизор в аптеке, стран-
ный лохматый веселый гражданин с воздушным змеем под мышкой,  старик,  с
которым я разговорился в столовой и который утверждал, что в Устюге  под
каждой улицей подземные ходы и клады... И я непроизвольно принялся стро-
ить биографии этим незнакомцам и вводить их  в  некие,  несколько  ирре-
альные, но на вид обычные отношения. Я не знал, как их зовут, и это меня
смущало. Я не считал себя вправе придумывать им имена и не смел спросить
их о настоящих - впрочем, последнее меня и не привлекало. Мне ведь нужны
были не слепки с живущих рядом, а образы, происшедшие от них, но  им  не
идентичные.
   Помогла Елена Сергеевна, которая подарила тонкую "Адресную  книгу  г.
Вологды за 1913 годъ". И там, среди объявлений, я отыскал все нужные мне
имена и наградил ими людей, виденных на улицах Великого Устюга  двадцать
пять лет назад.
   В книге был Корнелий Удалов - владелец магазина скобяных товаров.  Но
мне не хотелось, чтобы Корнелий Удалов, которого я встречал каждое утро,
когда он спешил до службы отвести в школу столь похожего на него  сыниш-
ку, занимался и в этой жизни скобяными товарами.  И  я  сделал  его  на-
чальником стройконторы. Правда, это случилось позже.  Александр  Грубин,
также имевший в адресной книге торговое занятие, стал изобретателем, со-
седом Уда-лова по дому, также там поселился Николай  Ложкии,  превратив-
шийся в пенсионера... Потом я уехал из Великого Устюга и постепенно  за-
был о своих размышлениях и вмешательстве в биографии его обитателей, ко-
торые, к счастью, об этом так и  не  догадались.  Осталось  лишь  трога-
тельное воспоминание о днях, проведенных там.
   Вскоре я написал первый фантастический рассказ. Рассказ был детским и
назывался "Девочка, с которой ничего не случится". Его напечатали в "Ми-
ре приключений". Затем я принялся за приключенческую повесть для  детей,
действие которой происходило в Бирме. Повесть именовалась "Меч  генерала
Бандулы".
   Так что, оказавшись в ноябре 1967 года в Болгарии, я  имел  некоторое
право именоваться "молодым писателем из Москвы", а мои знакомые в Болга-
рии, желая сделать мне приятное, даже познакомили меня с настоящими бол-
гарскими писателями и редакторами. Один из них - редактор журнала  "Кос-
мос" Славко Славчев, после того как мы  выпили  с  ним  несколько  рюмок
коньяка "Плиска" и обсудили проблемы фантастики, вежливо  спросил  меня,
не испытываю ли я нужды в деньгах. Нужду в деньгах я  испытывал,  в  чем
признался болгарскому коллеге.
   - Ты едешь в Боровец, - сказал тогда Славко. - Там все пишут. Ты  на-
пишешь для нашего журнала рассказ, мы его напечатаем,  а  тебе  заплатим
гонорар.
   Я приехал в Боровец и написал там первый гуслярский рассказ.
   Конечно, в одной фразе это сообщение звучит буднично и никак не отра-
жает моих терзаний и творческих мук.
   В комнате было очень большое, во всю переднюю  стену,  окно,  которое
выходило на зеленый склон горы. По склону, к соснам, росшим  чуть  ниже,
проходили овечьи отары. Овцы позвякивали колокольчиками, а пастухи лени-
во покрикивали на них. В холле первого этажа был  большой  камин,  возле
которого болгарские писатели за творческими беседами  проводили  вечера.
Кормили там сказочно вкусной форелью, а неподалеку, в центре  этого  ку-
рорта, был ресторан, на веранде которого отдыхающие  вкушали  прохладное
пиво. Очень хотелось гулять по лесу, пить пиво, есть форель,  разговари-
вать о жизни, куда меньше хотелось работать.
   Я сидел за столом, глядел на горы и понимал, что я никогда в жизни не
напишу никакого рассказа.
   Но потом наступил час, когда все сложилось вместе - и время,  и  звон
колокольчиков, и шум сосен, и лесная дорога.
   В рассказе сразу же сошлись основные герои гуслярских историй, и  сам
город, и даже дом на Пушкинской, в котором моим героям предстоит прожить
много лет.
   Славко Славчев с трудом прочел написанный карандашом текст и, на  мое
счастье, будучи человеком слова, принял мой опус к публикации; мне выда-
ли в кассе сто левов, что было по тем временам значительной суммой, поз-
волившей благополучно довести до завершения визит в Болгарию.
   А еще через несколько месяцев из Софии пришел пакет с номером "Космо-
са", в котором был напечатан рассказ "Связи личного характера". Так что,
зародившись в Великом Устюге, город Великий  Гусляр  материализовался  в
Болгарии.
   К тому времени у меня на столе лежало уже несколько гуслярских  исто-
рий. Видно, найденный ход и интонация соответствовали  моим  собственным
тогдашним настроениям и моему пониманию фантастики. Мне важно  было  для
самого себя понять возможности  взаимоотношений  фантастического  и  ре-
ального. Мне  хотелось  отыскать  возможности  для  того,  чтобы  ирония
чувствовала себя естественно и свободно в фантастической атмосфере. Я не
претендовал на новые ходы и открытия в фантастическом сюжете  или  идее.
Но мне хотелось поглядеть на испытанные мотивы  под  "гуслярским"  углом
зрения. И мне даже казалось, что в этом  есть  определенная  новизна:  я
брал нашего провинциального современника, совершенно не приспособленного
для космических подвигов, и пытался доказать, что на самом деле он может
воспринимать марсианина без внутреннего трепета - дай ему  немного  при-
выкнуть. Где великое, где смешное, а где - банальное? Разве все  это  не
перемешалось в нашей жизни? И если сделать  шаг  за  пределы  ее  ненор-
мальной нормальности - не попадем ли  в  совершенно  нормальный  Великий
Гусляр и не увидим ли мы сами себя в несколько изогнутом зеркале?
   Через года два гуслярских рассказов накопилось уже столько,  что  они
потребовали определенного обобщения. Поэтому для сборника, половину  ко-
торого занимал "гуслярский" цикл, я написал вступление, в котором  попы-
тался на основе доступных науке данных рассказать все,  что  известно  о
Великом Гусляре.
   Сейчас я проглядел это вступление и понял, что кое-что в нем пора  бы
изменить. Но это было бы неэтично по отношению  к  тому  времени,  когда
вступление было напечатано. Так что, предлагая вниманию читателя  вступ-
ление к гуслярским рассказам образца 1972 года и не  изменив  в  нем  ни
слова, я оставляю за собой право написать  предуведомления  к  некоторым
рассказам, где и отразить перемены, имевшие место в Великом  Гусляре  за
последнюю четверть века.
   * * *
   Иногда приходится слышать: почему  пришельцы  из  космоса,  избравшие
Землю целью своего путешествия, опускаются не в Тихом океане, не на  го-
рах Памира, нее пустыне Такламакан, наконец, не в Осоке и Конотопе, а  в
городе Великий Гусляр? Почему некоторые странные происшествия,  научного
истолкования которым до сих пор не удалось найти, имеют место в  Великом
Гусляре!
   Этот вопрос задавали себе многочисленные ученые и  любители  астроно-
мии, о нем говорили участники симпозиума в Аддис-Абебе, об  этом  прошла
дискуссия в "Литературной газете".
   Недавно с новой гипотезой выступил академик Спичкин. Наблюдая за тра-
екториями метеорологических спутников Земли, он пришел к выводу, что го-
род Великий Гусляр стоит на земной выпуклости, совершенно незаметной для
окружающих, но очевидной при взгляде на Землю с соседних звезд. Эту  вы-
пуклость никак нельзя путать с горами, холмами и другими  геологическими
образованиями, потому что ничего подобного в окрестностях  Гусляра  нет.
Появление действующего вулкана у озера Копенгаген относится к 1972  году
и к ранним появлениям пришельцев отношения не имеет.
   Город Великий Гусляр расположен на равнине. Он окружен колхозными по-
лями и густыми лесами. Реки, текущие в тех краях, отличаются чистой  во-
дой и медленным течением. Весной случаются наводнения, спадающие  и  ос-
тавляющие на берегах ил и коряги. Зимой бывают снежные заносы,  отрезаю-
щие город от соседних населенных пунктов. Летом стоит умеренная  жара  и
часты грозы. Осень здесь ласковая, многоцветная, к концу октября начина-
ются холодные дожди, В 1876 году старожилы наблюдали, северное сияние, а
за тринадцать лет до этого - тройное солнце.  Самая  низкая  температура
января достигала сорока восьми градусов ниже нуля (18 января 1923 года).
   Раньше в лесах водились медведи, косули, кабаны, еноты, бобры,  лиси-
цы, росомахи и валки. Они встречаются в лесах и сегодня. В 1952 году бы-
ла сделана попытка акклиматизировать под Великим  Гусляром  зубробизона.
Зубробизоны расплодились в Воробьевском заказнике, естественным  образом
скрестились с лосями и приобрели в дополнение к грозному облику  могучие
рога и спокойный, миролюбивый нрав. Реки и озера богаты  дичью.  Не  так
давно в реку Гусь завезены гамбузия и белый амур. Неизвестно как за пос-
ледние годы там же расплодился рак  бразильский,  ближайший  родственник
омара. Рыбаки по достоинству оценили его вкусовые  качества.  В  местной
печати сообщалось о появлении в окрестностях города  мухи  цеце,  однако
случаев сонной болезни не отмечено.
   Население Великого Гусляра достигает восемнадцати  тысяч  человек.  В
нем проживают люди шестнадцати национальностей. В деревне Морошки обита-
ют четыре семьи кожухов. Кожухи - малый лесной народ угро-финской  груп-
пы, говорящий на своеобразном, до сих пор не до конца разгаданном наукой
языке. Письменность кожухов на основе латинской была разработана в  1926
году гуслярским учителем Ивановым, который составил букварь. В наши  дни
лишь три кожуха - Иван Семенов, Иван Мудрик и Александра Филипповна  Ма-
лова- владеют кожухским языком.
   История города Великий  Гусляр  насчитывает  семьсот  пятьдесят  лет.
Впервые упоминание о нем встречается в Андриановской летописи, где гово-
рится, что потемкинский князь Гавриил Незлобивый "пришех и истребил" не-
покорных обитателей городка Гусляр. Это случилось в 1222 году.
   Город быстро рос, будучи удобно расположен  на  перекрестке  торговых
путей, ведущих на Урал и в Сибирь, а также в южные  и  западные  области
Руси. Его пощадило монгольское иго, так как испуганные  густотой  и  ди-
костью северных лесов татарские баскаки ограничивались присылкой  списка
требуемой дани, однако жители города эту дань платили редко и нерегуляр-
но. Возникшее в XIV веке соперничество за Гусляр между Москвой и  Новго-
родом закончилось окончательной победой Москвы лишь к середине XV  века.
В ходе соперничества город был трижды сожжен и дважды  разграблен.  Юдин
раз новгородская дружина воеводы Лепехи сровняла городе землей, В после-
дующие годы Гусляр подвергался чуме, наводнению, мору и гладу.  Ежегодно
бушевали пожары. После каждой эпидемии и пожара город вновь отстраивался
и украшался белокаменными соборами, живописно раскинувшимися  по  берегу
реки Гусь.
   Из числа землепроходцев, пустившихся навстречу  солнцу,  более  трети
оказались уроженцами Великого Гусляра, который в шестнадцатом веке прев-
ратился в процветающий город, стал соперником Вологде, Устюгу и  Нижнему
Новгороду. Достаточно вспомнить Тимофея  Бархатова,  открывшего  Аляску,
Симона Трусова, с  пятьюдесятью  казаками  вышедшего  к  реке  Камчатке,
Федьку Меркартова, первым добравшегося до Новой Земли, открывателей  Ку-
рил, Калифорнии и Антарктиды. Все они возвращались  на  старости  лет  в
родной город и строили двухэтажные каменные дома на  Торговой  улице,  в
Синем переулке и на Говяжьем  спуске.  Именно  в  те  годы  Гусляр  стал
зваться Великим.
   Кстати, по сей день среди ученых не выработалось единого мнения:  по-
чему Гусляр зовется Гусляром? Если профессор Третьяковский в  своей  мо-
нографии "Освоение Севера" полагает, что источником слова  служит  "гус-
ляр" или даже "гусли" (гипотеза Райзмана), ибо производство  этих  музы-
кальных инструментов было широко развито в этих краях, то Илонен и  дру-
гие зарубежные историки склоняются к мысли, что название городу дала ре-
ка Гусь, на берегу которой он расположен. Однако существует  версия  Ти-
хонравовой, полагающей, что в этих лесных краях нашли, убежище  бежавшие
от габсбургского ига сподвижники чешского реформатора Яна Гуса. Наконец,
нельзя не упомянуть о точке зрения Иванова, выводящего слово  Гусляр  от
кожухского "хус-ля", означающего "задняя нога большого медведя, живущего
на горе", Среди кожухов и поныне бытует легенда о богатыре Деме, убившем
в этих местах медведя и съевшем его заднюю ногу.
   В конце XIX века в связи с тем, что железная дорога прошла  стороной.
Великий Гусляр перестал играть важную роль в торговле  и  превратился  в
заштатный уездный город и пристань на реке Гусь.
   За последние годы в Гусляре развивается местная промышленность. Рабо-
тает пивоваренный завод, освоено  производство  пуговиц  и  канцелярских
кнопок на фабрике "Заря". Также имеются лесопилка, молочный  комбинат  и
бондарные мастерские. В городе работают речной техникум, несколько сред-
них и неполных средних школ, три библиотеки, два кинотеатра, клуб речни-
ков и музей. В число памятников  архитектуры,  охраняемых  государством,
входят Спасо-Трофимовский монастырь, церковь Параскевы Пятницы (XVI век)
и Дмитровский собор. Гостиный двор и несколько церквей  были  снесены  в
1930 году при разбивке сквера имени Землепроходцев.
   Великий Гусляр - город областного подчинения и является центром Вели-
когуслярского района, где выращиваются лен, рожь, гречиха, имеется  ско-
товодство и лесной промысел. В распоряжении туристов, облюбовавших город
в летние месяцы,  находится  гостиница  "Великий  Гусляр"  с  рестораном
"Гусь", дом колхозника и баржа-общежитие. В  городе  за  последние  годы
снимался ряд исторических фильмов, в частности "Стенька Разин", "Землеп-
роходец Бархатов", "Садко" и " Гуслярская баллада".
   Главная улица. Пушкинская, тянется  параллельно  набережной.  На  ней
расположены универмаг, книжный и зоологический  магазины.  Одним  концом
улица упирается в мест через реку Грязнуху, делящую город на  традицион-
ные город и слободу, с другой стороны улица заканчивается  у  городского
парка" где находятся эстрада, тир и карусель, а также летняя читальня"
   Сообщение с Вологдой автобусам  (шесть  часов)  или  самолетом  (один
час). С Архангельском самолетом (полтора часа) или пароходам (через  Ус-
тюг и Котлас) - четверо суток.
   Космические пришельцы начали появляться в городе начиная с 1967 года.
Более ранние следы их не обнаружены.
   * * *
   Несколько лет назад в журнале "Уральский следопыт" была  опубликована
карта города Великий Гусляр и его окрестностей. Карта была интересна для
меня самого - ее автор предпринял немалые усилия для того, чтобы совмес-
тить порой противоречивые сведения, почерпнутые в рассказах и  повестях,
и преуспел. Я же внутренне с картографом не соглашался,  потому  что  во
мне живет другая карта, в значительной степени определенная планом Вели-
кого Устюга. Что, разумеется, неправильно.
   Одновременно с макропланом Гусляра для меня важен и микрокосм дома  ь
16 по Пушкинской улице.
   Сам дом ь 16 - лишь оболочка двора, который он ограждает с трех  сто-
рон двухэтажными строениями.  Четвертая  сторона  занята  сараями.  Двор
этот, где и происходит большинство событий, был идеально отыскан  режис-
сером Александром Майоровым для его фильма  "Золотые  рыбки".  Затем  он
снимал его в фильме "Шанс" по повести " Марсианское  зелье".  Двор  этот
расположен в старой части Калуги, в тихом переулке, недалеко от музея.
   Двор - место встреч, бесед, конфликтов и примирений. Там же играют  в
домино, для чего во дворе стоит крепкий стол.
   Что касается жильцов дома ь 16, то уже в первом рассказе  в  качестве
героя появился Корнелий Удалов. Что касается остальных персонажей  расс-
каза "Связи личного характера", то кое-кто из них остался жить в доме  ь
16, Другие разъехались. Почему некоторые из героев  захотели  переходить
из рассказа в рассказ, а другим эти рассказы показались неинтересными, я
не знаю. В частности, из Гусляра уехало первое поколение доминошников  -
в последние годы мне не приходилось там встречать друзей-ал-кашей Каца и
Погосяна, а также Василь Васильича.  Мне  кажется,  что  профессор  Минц
въехал как раз в квартиру Погосяна, тогда как остальные жильцы  улучшили
свои жилищные условия. Что касается матери-одиночки Гавриловой и ее  сы-
на, то они тоже приехали в Гусляр после 1977 года, но они  поменялись  с
безымянной бабушкой, уехавшей к дочке в Саратов.
   Наконец, возникшая уже в первом рассказе деталь внедрилась в последу-
ющие опусы - это частое присутствие в Гусляре пришельцев из космоса.
   В настоящем собрании гуслярские истории вместились в три тома. Первый
из них, именуемый "Чудеса в Гусляре", повествует о ранних событиях в го-
роде, не связанных, большей частью, с пришельцами из космоса,  контактам
с которыми посвящен следующий том "Пришельцы в Гусляре". Наконец, третий
том "Возвращение в Гусляр" включает истории, либо не нашедшие по  разным
причинам места в первых двух томах, либо написанные в последнее время.

   ЧЕРНАЯ ИКРА
   К числу рассказов, которые увидели свет через много лет  после  того,
как были написаны, относится и "Черная икра". Но повод, помешавший расс-
казу появиться на страницах журнала "Химия и жизнь", для которого он был
написан, оказался для меня неожиданным. Полежав некоторое время в редак-
ции, рассказ вернулся с резолюцией, возражающей против публикации  ввиду
того, что рассказ наносит оскорбление (может, не так  сильно  -  скажем,
обиду) светлой памяти академика Несмеянова и его сотрудников, прославив-
шихся изобретением синтетической черной икры, которая, к сожалению,  по-
лучилась почти такой же хорошей и питательной, как настоящая, но уступа-
ла ей в чем-то неуловимом.., И хоть даже была дешевле,  не  стала  более
популярной.
   Я менее всего хотел наносить ущерб репутации академика  Несмеянова  и
осмеивать его черную икру. Моя черная икра соперничать с настоящей  син-
тетической не намеревалась.
   Но редакторское слово сказано - вылетело в чистый воздух... Не  дого-
нишь. Так и остался рассказ бесхозным.
   Несмотря на относительную дешевизну, консервативные гуслярцы вяло по-
купали баночки с изображением осетра и надписью: "Икра осетровая".  Ост-
рое зрение покупателей не пропустило и вторую, мелкую надпись: "Синтети-
ческая".
   Профессор Лев Христофорович Минц знал, что по вкусовым качествам  она
практически не отличается от настоящей, по питательности почти превосхо-
дит ее и в отличие от натуральной абсолютно безвредна. Поэтому профессор
соблазнился новым продуктом.
   Вечером, за чаем. Лев Христофорович вскрыл банку, намазал  икрой  бу-
терброд, осторожно откуси", пожевал и признал, что икра обладает  вкусо-
выми качествами, питательностью и безвредностью. Но  чего-то  в  ней  не
хватало. Поэтому Минц отложил надкусанный бутерброд и задумался, как  бы
улучшить ее. Потом решил, что заниматься этим не будет -  наверняка  эту
икру создавал целый институт, люди не глупее его. И дошли в своих попыт-
ках до разумного предела.
   - Нет, - сказал он вслух. - Конкурировать мы не можем... Но!
   Тут он поднялся из-за стола, взял пинцетом одну  икринку  и  отнес  к
микроскопу. Разглядывая икринку, препарируя ее, он продолжал  рассуждать
вслух, эта привычка выработалась в нем за годы личного одиночества.
   - Рутинеры, - бормотал он.  -  Тупиковые  мыслители.  Икру  изобрели.
Завтра изобретем куриное яйцо. Что за манера копировать природу и  оста-
навливаться на полпути?
   На следующий день профессор Минц купил в зоомагазине небольшой  аква-
риум, налил в него воды с добавками некоторых  веществ,  поставил  рядом
рефлектор, приспособил над аквариумом гроздь радоновых ламп  и  источник
ультрафиолетового излучения, подключил датчики и термометры и перешел  к
другим делам и заботам.
   Через две недели смелая идея профессора дала  первые  плоды.  Икринки
заметно прибавили в росте, и внутри них, сквозь синтетическую пленку,  с
которой смылась безвредная черная краска, можно было уже  угадать  скру-
ченные колечком зародыши.
   Еще через неделю, когда, разорвав оболочки, сантиметровые мальки  за-
суетились в аквариуме, профессор отправился к мелкому, почти  пересыхаю-
щему к осени пруду за церковью Параскевы Пятницы и выплеснул туда содер-
жимое аквариума.
   Вода в прудике была грязной, потому что окрестные жители кидали в не-
го что ни попадя и сливали воду после стирки. Так что в прудике даже ля-
гушки не водились.
   Стоял светлый, ветреный весенний день.
   Минц, прижимая пустой аквариум к груди, вышел на дорогу  и  остановил
самосвал.
   - Чего? - спросил мрачный шофер, высовываясь из кабины и глядя сверху
на пожилого лысого мужчину в замшевом пиджаке, обтягивающем упругий  жи-
вот. Мужчина протягивал к кабине пустой аквариум.
   - У меня садик, - сказал лысый. - Вредители одолели. Травлю.  Отлейте
солярки.
   Полученную солярку профессор тут же вылил в прудик. Он  понимал,  что
совершает варварский поступок, но прудику придется дотерпеть для науки.
   Профессор подкармливал  синтетических  осетрят  не  только  соляркой.
Как-то Удалов встретил профессора на окраине города,  где  с  территории
ткацкой фабрики к реке Гусь стремилась вонючая струя, мутной воды.  Про-
фессор на глазах Удалова набрал полное ведро и  потащил  к  отравленному
прудику.
   - Вы что. Лев Христофорович! - удивился Удалов.  -  Это  же  из  кра-
сильного цеха! Опасно для здоровья.
   - И замечательно! - ответил, не смутившись, профессор.  -  Чем  хуже,
тем лучше.
   Вещества, залитые в прудик профессором Минцем, были  многообразны,  в
основном неприятны на вид, и отвратительно пахли. Люди, привыкшие ходить
мимо прудика на работу, удивлялись тому, что творится с  этим  маленьким
водоемом, и начали обходить его стороной. Даже птицы его облетали сторо-
ной.
   В один жаркий, июньский день, когда отдаленные раскаты  надвигающейся
грозы покачивали душистый от сирени воздух, профессор привел  к  прудику
своего друга Сашу Грубина. Профессор нес ведро и большой сачок, Грубин -
второе ведро.
   Прудик произвел на Грубина жалкое впечатление. Трава по  его  берегам
пожухла, вода имела мутный, бурый вид, и от нее исходило  ощущение  без-
жизненности.
   - Что-то происходит с природой, - сказал Саша, ставя ведро на  траву.
-Экологическое бедствие. И вроде бы промышленности нет рядом, а вот, по-
гибает пруд. И запах от него противный.
   - Вы бы побывали здесь вечером вчера, - произнес,  улыбаясь,  профес-
сор. - Я сюда вылил вчера литр азотной кислоты, ведро мазута  в  высыпал
мешок асбестовой крошки.
   - Зачем? - удивился Грубин. - Ведь сами же расстраиваетесь, что  при-
рода в опасности.
   - Расстраиваюсь - не то слово, - ответил Минц. - Для меня это  траге-
дия.
   Он извлек из кармана пакет, от которого исходил отвратительный,  гни-
лостный запах.
   - С большим трудом достал, - сообщил он  Грубину.  -  Не  хотели  да-
вать...
   - Это еще что?
   - Ax, пустяки, - сказал Минц и вывалил содержимое пакета в прудик.
   И в то же мгновение вода в нем вскипела, словно Минц ткнул в нее рас-
каленным стержнем. Среднего размера рыбины, само существование которых в
таком пруду было немыслимым, отчаянно дрались  за  отвратительную  пищу.
Грубин отступил на шаг.
   - Давайте ведро! - крикнул Минц, подбирая с земли  сачок.  -  Держите
крепче.
   Он принялся подхватывать рыб сачком и кидать их в  ведра.  Через  три
минуты ведра были полны. В них толклись, пуча глаза, молодые осетры.
   - Несколько штук оставим здесь, - сказал Минц,  когда  операция  была
закончена. - Для контроля и очистки.
   Пока друзья шли от прудика к реке Гусь, Лев Христофорович поделился с
Грубиным сутью смелого эксперимента.
   - Я жевал эту синтетическую черную икру, - рассказывал он, - и думал:
природа придумала икру дорогую и вкусную, но ученые-химики создали  икру
подешевле и похуже. В результате - никакого прогресса. Прогресс возможен
только при смелости мышления. Это свойственно мне, но, к  сожалению,  не
свойственно официальной науке. Я же задал естественный вопрос: если есть
синтетическая осетровая икра, как насчет синтетических осетров?
   - Исключено, - возразил Грубин. - От неживого живое не рождается.
   Грубин заглянул в ведро  и  встретил  бессмысленный  взгляд  молодого
осетра.
   - Он синтетический? - спросил Саша.
   - Разумеется, - сказал Минц. И тут же продолжил мысль: - Допустим,  я
вывел из синтетической икры синтетических рыб. Но зачем?
   - Зачем? Пруды губить?
   - Мысль твоя, Грубин, движется правильно, но скучно, -  ответил  про-
фессор. - Не губить, а спасать. Если я выведу синтетического осетра,  то
он будет нуждаться именно в синтетической пище. То есть в  том,  что  ни
прудам, ни речкам, ни настоящим рыбам не нужно. Основа синтетической ик-
ры - отходы нефти. Чего-чего, а этого добра, к сожалению, в наших водое-
мах уже достаточно. Значит, коллега, если получится синтетический осетр,
он будет жрать отходы нефти и прочее безобразие, которым мы травим реки.
   Они вышли на берег. Неподалеку от мебельной фабрики в ткацкого предп-
риятия, от которых к реке тянулись полоски  нечистой  воды,  сливаясь  с
редкими пятнами радужного цвета, попавшими сюда с автобазы. Грубин  сиял
ботинки, зашел в воду по колени и выпростал ведро с осетрами.
   -Эй! - кричали мальчишки с моста. - Рыбаки наоборот! Кто так делает?
   Грубин принял из рук Минца второе ведро. Видно было, как  проголодав-
шиеся рыбы бросились к мазутным пятнам, поплыли к грязным струйкам...
   Когда друзья шли обратно, Грубин осторожно спросил:
   - А есть-то осетров твоих можно?
   - Ни в коем случае! - воскликнул профессор. - Вот когда очистим  наши
реки, появятся там в изобилии настоящие осетры, тогда и наедимся с тобой
вволю настоящей черной икры.
   Грубин обеспокоился, сходил на следующий день в редакцию газеты "Гус-
лярское знамя", побеседовал там со своим приятелем Мишей Стендалем,  тот
сходил к прудику у Параскевы Пятницы, поглядел, как молодые осетры  жрут
дизельное топливо, которое Грубин капал в воду у берегов, пришел в  вос-
торг и добился у  редактора  Малюжкииа  разрешения  опубликовать  замет-
ку-предостережение:
   "Вниманию рыболовов-любителей!
   В порядке эксперимента в реку Гусь  выпущены  специальные  устройства
для очистки воды от нефтяных и  прочих  отходов.  Этим  устройствам  для
практических целей придан вид осетровых рыб, которые в естественном виде
в наших краях не водятся. При попадании подобного устройства а сеть  или
на удочку просим немедленно отпускать их обратно в воду. Прием устройств
в пищу ведет к тяжелому отравлению".
   Когда профессор прочел эту заметку, он сказал только:
   - Наивный! Когда мой осетр попадет на удочку? Для него червяк - отра-
ва.
   Вскоре жители Гусляра привыкли видеть у фабрики или автобазы выросших
за лето могучих рыбин. Осетров, которые остались в прудике, пришлось пе-
ретащить в реку - уж очень накладно стало их кормить, да и  очистившийся
прудик стал им тесен.
   К осени приехала из области комиссия по проверке эффективности очист-
ки водоемов с помощью осетров. Комиссия была настроена скептически.
   Река Гусь текла между зеленых берегов, поражая  хрустальной  чистотой
воды. Тому способствовали не только осетры. Уже  месяц,  как  пораженные
наглядностью эксперимента руководители гуслярских предприятий  перестали
сбрасывать в реку нечистую воду и прочие отходы.
   Директор автобазы, ранее главный враг чистоты, а ныне почетный  пред-
седатель общества охраны природы, встретил комиссию у реки. Он на глазах
зачерпнул стаканом воды и поднял к солнцу. Искры засверкали в стакане.
   - На пять процентов чище, чем в Байкале, - сообщил директор автобазы.
- Можете проверить.
   - Хорошо, - сказал председатель комиссии. - Отлично. А  где  же  ваши
так называемые осетры? Директор автобазы честно ответил:
   - Осетры вас не дождались. Уплыли.
   - Значит, раньше были, а теперь уплыли? - недовольно сверкнул  глазом
председатель комиссии.
   - Им у нас жрать нечего! Чисто слишком. Скоро настоящих запустим.
   - Так, - сказал председатель комиссии, глядя в голубую даль. - Были и
нет...
   - Их надо теперь в Северной Двине искать, - сказал директор автобазы.
- Мы туда уже предупреждение послали, чтобы не вылавливали.
   - Значит, мы ехали, теряли время... - В голосе председателя  комиссии
послышалась угроза. - И что увидели?
   - Результаты успешного эксперимента, - ответил Минц. - Настолько  ус-
пешного, что кажется, будто его и не было...
   - Но вода-то чистая! - воскликнул директор автобазы.
   - Вода и должна быть чистой, - наставительно произнес председатель.
   Наступила пауза. Все поняли, что надо прощаться... Чего тут докажешь?
   И в этот момент послышался приближающийся  грохот  лодочного  мотора.
Директор автобазы нахмурился. В Великом  Гусляре  недавно  было  принято
постановление о недопустимости пользования моторками на чистой реке. По-
этому реку бороздили экологически стерильные яхты.
   С моторки увидели людей на берегу, и лодка круто завернула к ним. Нос
ее уперся в берег.
   - Доктора! - закричал с лодки приезжий турист в панаме и  джинсах.  -
Мой друг отравился!
   - Чем отравился? - спросил Минц.
   - Мы вчера рыбку поймали. С утра поджарили...
   - Большую рыбку? - спросил Минц у туриста.
   - Да так... среднюю...
   -Осетра?
   - А вы откуда знаете? - Турист вдруг оробел.
   - Длина полтора метра? - спросил сообразительный директор автобазы. -
Динамитом глушили?
   - Разве дело в частностях! Человеку плохо!
   - Чтобы не почувствовать бензино-кислотного запаха, - задумчиво  ска-
зал Минц, - следовало принять значительное количество алкоголя...
   - Да мы немного...
   - Так вот, уважаемая комиссия, - сказал тогда директор автобазы. -  Я
приглашаю вас совершить путешествие к месту стоянки этих  браконьеров  и
ознакомиться на месте с образцом синтетического осетра, который, к сожа-
лению, не успел далеко отплыть от родных мест.  По  дороге  мы  захватим
доктора и милиционера...
   - Там только голова осталась, - в растерянности пролепетал турист.  -
Мы ее в землю закопали.
   - Головы достаточно, - оборвал его директор автобазы.
   Члены комиссии колебались.
   - Не надо туда всем ехать, - сказал Саша Грубин. - Не надо.
   Он показал пальцем на расплывшееся бензиновое пятно за кормой  лодки.
Натекло от мотора.
   И тут все увидели, как огромная рыбина с длинным, чуть  курносым  ры-
лом, широко раскрывая  рот,  забирает  с  воды  бензин.  Радужное  пятно
уменьшалось на глазах...
   - У меня идея, - тихо сказал Минц Грубину. - Когда будем выводить но-
вую партию, подключим к аквариуму ток. Несильный, но ощутимый.
   - Зачем?
   - Будут они как электрические скаты. Ты его схватил, а он тебя,  бра-
коньера, током.
   - Надо подумать, - сказал с сомнением Грубин. - Могут пострадать  не-
винные купальщики.
   1979 г

   КАК ЕГО УЗНАТЬ?
   Над городом Великий Гусляр гремели громкоговорители, исполняя  жизне-
радостные песни. Солнце прорывалось сквозь облака. Пионеры в белых руба-
шонках пробегали туда и сюда. Горожане потоками текли под транспарантами
и лозунгами, натянутыми поперек улиц. Автобусы  из-под  приезжих  гостей
выстроились в ряд на площади, где раньше стояли торговые ряды, а  теперь
сквер и покрытый брезентом памятник землепроходцам. Сегодня, в день  се-
мисотпятидесятилетия города, памятник будет торжественно открыт.
   Жильцы дома шестнадцать сидели во дворе  вокруг  стола,  расшатанного
игрой в домино, поджидали, пока жены кончат прихорашиваться,  беседовали
о прошлом и настоящем.
   Корнелий Удалов, в белой рубашке и синем галстуке, причесанный на ко-
сой пробор, чтобы прикрыть лысину, оспаривал мнение Погосяна,  что  есть
города лучше Гусляра.
   - Например, Ереван, - говори" Погосян. - Две тысячи лет!  Три  тысячи
лет! Пять тысяч лет на одном месте!
   - Не в цифрах дело, - возражал Удалов. - Иван Грозный чуть было  сюда
столицу из Москвы не перевел.
   - Неглупый человек был, - упорствовал Погосян. - Передумал.
   - Опричники помешали.
   - Я и говорю - разве опричники глупые были?
   - Трудно с тобой разговаривать, - сознался Удалов. - Плохой ты патри-
от нашего родного города.
   Старик Ложкин, в черном костюм е, грудь в медалях я  значках,  согла-
сился с Удаловым. Он обвел рукой вокруг и сказал:
   - Недаром наши предки назвали Гусляр Великим.
   - Сами жили, сами и назвали. Ереван никто великим не  называл.  Зачем
называть? Каждая собака знает, - нашелся Погосян.
   Разговор перешел на частности. Саша Грубин, который но случаю  празд-
ника причесался и побрился, слушал их, слушал и наконец вроде бы без от-
ношения к разговору сказал:
   - А славно бы заснуть и проснуться через двести лет. И  поглядеть  на
наш Гусляр в отдаленном будущем.
   Соседи прервали спор, подумали и согласились с Гру-биным.
   - С другой стороны, - добавил Удалов, - на двести лет назад тоже неп-
лохо. - Бери уж все семьсот, - сказал на это Василь Васильич. - Прибыл в
древность, вокруг люди с копьями и стрелами, платят налоги древнему  го-
роду Киеву.
   - Или татаро-монгольским захватчикам,- поправил Ложкин.
   - Пускай захватчикам. Медведи вокруг бродят, олени, кабаны, бой-туры.
Самогон из меда гонят.
   - Так бы тебе и дали попробовать медового самогона, -  возразил  Гру-
бин. - Они бы тебя сразу узнали.
   - Как? - удивился Василь Васильич. Все засмеялись, а Ложкин ответил:
   - По одежде бы узнали. И по акценту. Они же на другом языке говорили,
на древнеславянском.
   - И вместо меда получил бы мечом по шее, - подытожил Грубин.
   - Ладно, ладно! - не сдался Василь Васильич. - Неужели полагаете, что
я к ним без подготовки отправлюсь? Сначала я  в  Академию  наук.  Дайте,
скажу, мне консультантов по древнеславянскому языку. Подчитаем, подрабо-
таем. Выдадут мне также из музея форму одежды. Тогда не отличат.
   Василь Васильичу не поверили. Заговорили о путешествиях  во  времени.
Кое-кто читал об этом в фантастической литературе. Кое-кто не читал,  но
слышал.
   Вдруг Удалова посетила интересная идея.
   - Пройдет каких-нибудь сто лет, - сказал он, - и станет  такое  путе-
шествие обычной возможностью. Ведь для науки нет никаких преград. Турис-
ты будут ездить, ученые, возникнет массовое передвижение,  жизнь  пойдет
настолько интересная, что нам даже не снилось. Нужно, допустим, школьни-
кам узнать, как жили в Древнем Египте. Учитель нажимает на  кнопку  -  и
вот мы уже в гостях у царицы Клеопатры.  Изучайте,  дети,  наше  тяжелое
прошлое.
   - Вполне вероятно, - ответил Ложкин. - Только надо будет строго  соб-
людать правила движения. Я читал, что происходит, если нарушишь. Однажды
в мезозойскую эру бабочку задавили, а в результате  в  Америке  не  того
президента выбрали.
   Помолчали. Подумали. Потом Грубин сказал:
   - Это не вызывает сомнений. Если бы таких правил не соблюдали, то  мы
этих гостей из будущего уже не раз бы встречали. Как ни маскируйся,  на-
тура выдаст. Воспитание подведет, незнание какой-то мелочи, которая всем
остальным известна. Откуда ему, к примеру, знать, какое  место  занимает
наша команда в первенстве области по футболу?
   - Шестое, - ответили хором Погосян, Удалов и Василь Васильич.
   - Вот видите, - обрадовался Грубин. - Вас не поймаешь.  А  он  бы  не
знал, потому что уже через сто лет соответствующие документы будут поте-
ряны.
   - И я не знаю, - сказал Ложкин. - Я даже не знаю, кто первое  занима-
ет.
   - Сердобольский "Металлист", - пояснили Погосян, Удалов и Василь  Ва-
сильич.
   - А я не знаю, - упорствовал Ложкин. - Я, значит, тоже путешественник
во времени?
   - Может быть, - сказал Погосян и посмотрел на Ложкина сурово. - Нико-
му в этих вопросах доверять нельзя.
   - Не беспокойся, Ложкин, - вмешался добрый Грубин. - Мы тебя.  знаем.
В случае подтвердим где надо.
   - Если кто не наш человек, так это жена погосяновская, Берта, -  ска-
зал на это Удалов. - Вчера моего Максимку за ухо драла. Свой человек так
делать не будет.
   - За дело, - сказал Погосян. - Стекло разбил. Не будет хулиганить.
   - Если бы я пришельца из будущего встретил, - сказал Грубин, -  я  бы
ему сразу задал два-три вопроса.
   - Не видать тебе пришельца, - сказал Погосян. - Что может заинтересо-
вать культурного человека в нашем городишке?
   - Какое заблуждение! - воскликнул Ложкин. - На сегодняшний  день  наш
город представляет общесоюзный интерес. С одной стороны, семьсот пятьде-
сят лет. С другой-открытие памятника,  то  есть  отдали  должное  нашему
славному прошлому. Гости со всех сторон. По радио из Москвы  передавали.
Я бы на месте потомков не сомневался, куда устроить экскурсию.
   - Корнелий! - позвала из окна Ксения Удалова.- Мы готовы. Плащ  брать
будешь?
   - Не буду.
   - Дождя не намечается, - сказах старик Ложкин. - Я  в  газете  читал.
Там же написано, что писатель Пацхверия на торжество прибыл. С  Камчатки
делегация. Ткачиха Федорова-Давыдова. Ждут одного космонавта, но фамилию
пока не сообщают. Это не считая туристов.
   - Подумаешь, - сказал презрительно Погосян, чтобы оставить  за  собой
последнее слово. В действительности он был пламенным патриотом  Великого
Гусляра, во об этом знали только его родственники в Ереване.
   Старуха Ложкина спустилась во двор и спросила:
   - Вечно будем прохлаждаться? Без нас начнут.
   - Иду, чижик, - ответил Ложкин. - Мы тут беседу провели.
   Они вышли со двора первыми. За  ними  потянулись'  остальные.  Соседи
сразу забыли о разговоре, лишь у Уда-лова он не шел из  головы.  И  нас-
только его поразила возможность встретить на улице  гостя  из  будущего,
что он начал с подозрением приглядываться к людям. И в людях обнаруживал
странные черты, которых раньше не замечал и которые могли  указывать  на
чужеродность, на маскировку.
   Шел навстречу провизор Савич с женой, директором универмага. Казалось
бы, давно знает Удалов Савичей, но сегодня  лысина  Савича  блестела  не
по-нашему, и как-то неестественно держал он жену под руку. Может, Савича
заслали? Но тут же Удалов сказал себе: нет. Вряд ли из-за одного  празд-
ника им стоило направлять резидента в Великий Гусляр. Ведь  если  Савича
не подменили, то Удалое знает его лет двадцать. Подумав так, Удалов ска-
зал:
   -Здравствуйте.
   - Здравствуйте, - ответили Савичи. Прошли четыре физкультурника в го-
лубой одежде. Физкультурники спешили на парад. Удалов понял, то гость из
будущего может укрыться среди физкультурников, и тогда его трудно  будет
отыскать. Потом отбросил эту мысль. Сложно будет им в будущем  подыскать
такой костюм. А все настоящие костюмы на учете.
   С каждым шагом Удалов все более убеждался - пришелец из будущего про-
ник в Гусляр. И необходимо его отыскать, побеседовать по душам. Подумать
только, никто до Удалова не выходил на улицу с  целью  обнаружить  путе-
шественника во времени среди самых обычных людей. А новый, хоть и  прос-
той подход к проблеме может таить в себе открытие.
   - Что с тобой, Корнелий? - спросила Ксения. - Ты чего отстаешь?
   Корнелий посмотрел новыми глазами на Ксению и сына Максимку.
   В них сомневаться вроде бы не приходилось. С ними все в  порядке.  Но
Удалов ощутил, что между ним и семьей вырастает стена отчуждения. Мужчи-
на, имеющий перед собой возвышенную цель, вынужден отдалиться от обыден-
ных забот и интересов. На всякий случай Удалов спросил жену:
   - Ксюша, ты не знаешь случайно, какое место занимает наша  команда  в
первенстве области по футболу?
   - Спятил, - сказала уверенно Ксения.
   - Шестое, папа, а что? - поинтересовался шустрый сын Максимка.
   - Молодец, сыпок, - одобрил Корнелий. И устыдился своих сомнений.
   -Все-таки что с тобой происходит?-спросила Ксения.
   -Я думаю,-сказал Удалов.
   - Что-то я за тобой этого давно не замечала, - ответила Ксения. - Поп
ноги смотри, спотыкнешься.
   На краю площади стояли киоски с прохладительными напитками и  сигаре-
тами. Свежесколоченная трибуна возвышалась  перед  памятником,  покрытым
брезентом. Ксения задержалась, увидев Раису Семеновну,  лечащего  врача.
Ей захотелось в неофициальной обстановке посоветоваться о последних ана-
лизах. Раиса Семеновна обиженно щурилась под очками, но на вопросы отве-
чала, потому что была связана клятвой Гиппократа. Удалов, пока  суть  да
дело, купил бутылку пива и сел за столик с верхом из голубого  пластика.
Столики эти, вынесенные из столовой, образовали кафе на открытом  возду-
хе.
   За столиком сидели два шофера из автобуса, на которых приехали турис-
ты. Шоферы ругали какого-то старшину на сто  десятом  километре.  Удалов
угостил шоферов сигаретами и тоже немного поругал старшину,  которого  в
глаза не видел.
   -Но лишь малая часть сознания Удалова была занята беседой с шоферами.
Глаза рыскали по площади, перескакивая с одной группы  людей  к  другой,
потому что времени терять было нельзя. Упустишь пришельца сегодня -  ни-
когда больше не поймаешь.
   В проходе между столиками возник немолодой мужчина. Он держал в  руке
бутылку и стакан, двигался неуверенно, не мог найти, куда сесть.  Что-то
острое кольнуло Удалова в сердце. Шестое, седьмое, восьмое чувства  при-
казали ему: "Удалов, спокойно, это он".
   - Садись к нам, - быстро угадав мысли Удалова, сказал одни  из  шофе-
ров, которого звали Колей.
   - Сердечно благодарю, - ответил с расстановкой мужчина и опустился на
стул рядом с Удаловым.
   И тут же маленькая, ничтожная, незаметная для других деталь бросилась
Корнелию в глаза. Мужчина, садясь, не подтянул брюк, как  делает  каждый
человек, хранящий на брюках складку.
   Лицо мужчины было слишком обычным. Не гладкое и не морщинистое. Слов-
но маска. Под мышкой у мужчины был черный потрескавшийся портфель с мед-
ным замочком. Из портфеля торчал рукав красного свитера или кофты. Брюки
были коротковаты, будто достались не по размеру. А между верхом  высоких
ботинок и низом штанин проглядывали клетчатые носки. Глаза прятались  за
дымчатыми очками.
   Мужчина мог оказаться единственным шансом Удалова.  Корнелий  смотрел
на его обычные бритые щеки и ждал:
   что скажет пришелец? Ведь не обратишься к человеку с вопросом: "Вы из
какого века нашей эры?"
   Турист пил пиво маленькими глотками и молчал.
   - Ну как пиво? - спросил его шофер Коля.
   - Гуслярское "жигулевское", - добавил  Удалов.  -  С  дореволюционных
времен известно.
   - Знаю, - ответил коротко мужчина и улыбнулся застенчиво. - Давно со-
бирался попробовать.
   - А вы откуда будете? - спросил шофер Коля.
   - Из Москвы. Специально приехал. "Правильно, - подумал Удалов. -  Во-
логду ему опасно упоминать. Могут найтись свидетели. А Москва большая".
   - Едут же люди, - сказал шофер постарше. - Что вам, в  Москве,  своих
памятников мало?
   "Молодец, - подумал Удалов о шофере. - Играет на
   руку".
   - Памятники бывают разные, товарищ, - объяснил
   мужчина. - Я много лет изучаю историю русского Севера, освоение Урала
и Сибири. Этот памятник говорит о многом. Я давно ждал его открытия.  Но
никак раньше выбраться не удавалось.
   - А выбрались бы - памятника не увидели  бы.  Но  путешественника  во
времени нелегко было застать врасплох. Он ответил сразу и почти без  ак-
цента:
   -Я бы и раньше увидел памятник, потому что его должны были установить
много лет назад. Так что в моем воображении он уже существовал.
   - Увлеченность - дело хорошее, - сказал старший шофер. - Я пойду  еще
пива возьму. Наша группа здесь на ночь останется. Так что старшина нипо-
чем.
   - Спасибо, мне больше пива не надо, - отказался пришелец, но по  гла-
зам шофера понял, что намерения у них твердые, и достал из  кармана  де-
сятку.
   Он еще только сунул руку в карман, а Удалов уже знал, какой будет эта
десятка - новенькой, без единой морщинки. А если взять бумагу на анализ,
окажется, что изготовлена она не сегодня, а послезавтра.
   Шофер денег с путешественника во времени, разумеется, не взял, принес
полдюжины бутылок, и пришлось  путешественнику,  когда  пиво  кончилось,
сходить к киоску и принести еще четыре бутылки.
   - Ну и как? - спросил Удалов, когда, покачиваясь от выпитого, мужчина
вернулся к столику. - Продавщица ничего не заметила?
   - А что она должна была заметить? - Мужчина вперился в Удалова  прон-
зительными глазами из-под очков.
   Удалов смешался.
   - Я так, - сказал он. - Пошутил.
   - На какую тему вы изволили шутить? Ну и характер у этих людей  буду-
щего, подумал про себя Удалов, но вслух ничего не высказал, а отшутился.
   - Анекдот такой есть. Будто решили двое фальшивые деньги делать. Сде-
лали четырехрублевую бумажку. Думали, где бы разменять, пошли к  соседу.
Он им и дал взамен две бумажки по два рубля.
   Никто не засмеялся. Только шофер постарше спросил:
   - Разве по четыре рубля бумажки бывают?
   - Нет, - твердо ответил путешественник во времени. -  Я  точно  знаю,
что советское казначейство не выпускало и не выпускает купюр  по  два  и
четыре рубля.
   - За здоровье министра финансов! -предложил Коля. - Чтоб он и  дальше
нас не путал, выдавал зарплату десятками.
   -Новенькими, -вставил Удалов.
   - Нам что новенькими, что старенькими, - от ветил Коля.
   - Ах, вот вы о чем? - сообразил мужчина. - У меня  новеньких  бумажек
много. Перед отъездом премию получил.
   Он вынул из кармана пачку денег. Бумажек двадцать, свежих, блестящих.
   - Мне вот такими выдали,
   - Где? - быстро проговорил Удалов. Но ответ ить помешали шоферы.
   - Чего к человеку привязался? - спросил Коля. - Где надо, там и выда-
ли. Не наше дело.
   Пришелец из будущего смотрел на Удалова с неприязнью,  хмурился.  Ра-
зоблачения ему не нравились. "Ничего, припрем тебя  к  стенке,  -  думал
Удалов. - Найдем аргументы".
   На трибуне перед памятником появились руководители города и  почетные
гости. Товарищ Батыев подошел к микрофону. Люди прислушались.
   - Я пойду. Спасибо, - поднялся пришелец.
   - Я с вами, - сказал Удалов.
   -Обойдусь без вашей компании,-ответил му жчина, блеснул очками и стал
бочком, как краб, протискиваться поближе к трибуне.
   - Отстань ты от него, - сказал шофер Коля. - Пускай себе гуляет.
   - Надо, - отрезал Удалов. - Не наш он человек. И тут же пожалел,  что
проговорился. Шоферы сразу заинтересовались.
   - В каком смысле не наш? - спросил старший. -  Ты,  брат,  не  темни,
откройся.
   - Есть у меня подозрения, - сказал Удалов и нырнул в толпу  вслед  за
пришельцем. В голове ощущался звон от выпитого пива, хотелось прилечь на
травку, но сделать этого было нельзя, потому что до полного разоблачения
оставался один шаг.
   - Корнелий! - крикнула Ксения, разглядев в толпе его лысину. - Ты ку-
да?
   К счастью, товарищ Батыев взмахнул  рукой,  грянул  духовой  оркестр,
рухнул брезент, обнаружив под собой бронзовую фигуру землепроходца.
   Удалов ввинчивался в толпу, стараясь не потерять направления, в кото-
ром скрылся упрямый гость из будущего.
   И вдруг Удалов уперся в спину пришельца. Тот не  заметил  приближения
преследователя, потому что был занят.  Записывал  сведения  в  книжечку.
Удалов деликатно ждал, пока мужчина кончит записывать, потому что бежать
тому было некуда.
   Наконец начались речи, пришелец спрятал книжечку в  портфель,  и  тут
Удалов легонько тронул его за плечо.
   - Вы здесь? - удивился мужчина. - Что вам нужно?
   - Чтобы вы во всем сознались, - прямо сказал Удалов.
   - Вы меня удивляете, - ответил пришелец и попытался углубиться в тол-
пу.
   Но Удалов крепко держал его за полу пиджака.
   - Поймите, - объяснил Удалов. - Вы там должны быть гуманными и разум-
ными. Так что раз попался - поговорим.
   - С чего вы решили, что мы там гуманные и разумные? - удивился прише-
лец. - Где вы об этом прочитали?
   - Предполагаю, - ответил Удалов. - Иначе нету смысла жить на свете.
   - Благородный образ мыслей, - согласился пришелец. - Но ко мне это не
относится. Я эгоистичный человек, проживший  без  пользы  большую  часть
жизни, любящий деньги и не любящий собственную  жену.  Уверяю  вас,  это
чистая правда.
   - Ладно, ладно, везде бывают моральные уроды. В порядке исключения, -
сказал Удалов. - Хотел бы я к вам приехать.
   -Ну и приезжайте.
   -Ну и приеду.
   - Поселиться? - спросил пришелец.
   - Да. Или на время.
   - Многие хотят, - сказал пришелец. Произошла пауза. Удалову  хотелось
еще что-нибудь сказать, проявить гостеприимство, наладить отношения.
   - А у нас здесь тоже места хорошие, -  сказал  Уда-лов.-  Окрестности
просто изумительные. Лес, холмы, охота на тетерева.
   -Охота - жестокое занятие, - сказал гость из будущего. - Животных на-
до охранять, стремиться к пониманию, а не истреблять.
   - Правильно, - поддержал его Удалов, который на прошлой  неделе  соб-
рался было на охоту, да проспал, без него охотники ушли. - Совершенно  с
вами согласен. Вот только если с удочкой посидеть...
   - А какая разница? - строго спросил пришелец. - Рыбе разве не хочется
жить?
   -Ой как хочется, - ответил Удалов.
   Наступила пауза. Контакт не получался. Мужчина рассеянно прислушивал-
ся к речам и поводил взглядом вокруг, будто разыскивал в толпе разрежен-
ность, хотелось сбежать.
   - Но многие порядочные люди, - нашелся наконец Удалов, - были страст-
ными охотниками. Возьмите, к примеру, Тургенева. Это  писатель  прошлого
века, автор книги "Записки охотника".
   - Читал, - сказал пришелец. - И все-таки хладнокровное убийство живо-
го существа аморально.
   - Верующий он, что ли? - раздался голос за спиной Удалова.
   Обернувшись, Удалов  увидел  шофера  Колю,  который,  движимый  любо-
пытством и желанием помочь Корнелию в охоте  на  постороннего  человека,
пробился к трибуне и слышал весь разговор.
   Пришелец блеснул очками на Колю и сказал с обидой:
   - Если вы хотите узнать, есть ли у меня идеалы, - отвечу, что нет.
   - Сам, наверное, свиную отбивную уважает, - сказал Коля Удалову, дос-
тал пачку "Беломора", закурил. - А возражает против животноводства.
   Бороться с двумя соперниками зараз пришельцу из будущего было не  под
силу. Он извернулся с ловкостью, неожиданной у такого пожилого человека,
проскочил под локтем у соседа и замелькал в толпе, удаляясь к краю  пло-
щади. Удалов рванулся было за ним, но шофер Коля, перебравший пива, пых-
нул дымом в лицо Корнелию и потребовал:
   - Ты не крути, не рвись за человеком. Ты лучше объясни, что в нем та-
кого? Я сам чувствую - не то, а сформулировать не могу.
   - Да это так, личное, - попытался уйти от ответа Удалов.
   - Нет, не пойдет, - ответил Коля. - Выкладывай. Он крепко держал Уда-
лова за грудки, люди вокруг
   стали оглядываться, и тогда, опасаясь скандала, Удалов
   сказал:
   - Выйдем отсюда.
   - Выйдем, - согласился Коля.
   Они выбрались из толпы. Пиво булькало в  голове.  Пришельца  не  было
видно. Погоня за человеком из будущего не удалась.
   И Удалов, взяв у Коли папиросу, рассказал ему честно, как на духу,  о
своих подозрениях.
   Коля оказался неглупым парнем. Он основную идею понял, хотя отнесся к
ней критически. Возражения у него были, как у Погосяна:
   - С чего это из будущего являться в Гусляр, хоть и в праздник?
   - Ничего не понимаешь, - сказал Удалов, прислоняясь к  широкой,  чуть
пахнущей бензином груди шофера. - Хоть ты мне и друг, но  не  понимаешь,
какой мы с тобой сегодня шанс упустили. Мы бы у него все узнали.
   Коля посмотрел на Удалова сочувственно, столкнул на затылок эстонскую
восьмиугольную фуражку, сплюнул окурок и произнес:
   - А ты, друг, не расстраивайся. Если нужно, твой Коля всегда кого на-
до к стенке прижмет. Он тебя обидел? Обидел, не возражай. Мы его  найдем
и припрем. Ты только Николаю скажи, и припрем. Пошли поймаем этого шпио-
на.
   Друг Николай шел впереди не очень уверенными широкими шагами.  Удалов
семенил сзади и бормотал:
   - Ты не так понял, Коля. Он меня не обидел. С ним так нельзя...
   -Не отставай,-сказал Коля. - Его давно разыскивают. В книжечку  запи-
сывал, а мяса не ест. Сейчас мы у вето все узнаем. Не отвертится.
   Пришелец из будущего убежал к реке, к большому собору. Там присел  на
зеленую скамейку в сквере и снова раскрыл записную книжку.  Отсюда  пло-
щадь была не видна, лишь глухой гул и отдельные слова ораторов,  усилен-
ные динамиками, доносились до кустов. Пришелец чувствовал себя  в  безо-
пасности. Но непрямой путь, наугад выбранный Колей и Удаловым, привел их
в скверик. Именно к этой скамейке.
   При виде преследователей пришелец затолкал в карман записную  книжку,
подхватил портфель и хотел было бежать. Но Коля узнал его.
   - Стой! - крикнул он. - Руки вверх! Не пытайся от нас скрыться!
   - И не подумаю, - ответил с достоинством пришелец. - Если  вам  нужны
деньги, возьмите сколько нужно. У меня скромные запросы.
   Он попытался вытащить свои новенькие червонцы, но Удалов жестом оста-
новил его.
   - Мы не грабители. Вы не так поняли.
   - Мы не грабители, - сказал Коля. - От нас  "е  откупишься.  Мы  тебя
раскололи. Ты к нам из будущего явился. Сознавайся.
   Удалов взглянул на Колю с укоризной. Прямота могла все испортить.
   - Это неправда, - возразил пришелец. - Вы этого никогда не докажете.
   - А нам доказывать не надо, - сказал Коля. - Сейчас тебя  осмотрим  и
найдем при тебе фальшивые документы.
   - У меня нет с собой документов. Они в гостинице остались.
   - Они с собой документов не берут, - согласился Удалов. - Это  вполне
даже разумно. А может, тоща и не будет документов.
   - Все? - спросил пришелец. - Я могу идти?
   - Сознаешься - пойдешь, - сказал Коля.
   - В конце концов, - убеждал Удалов, - мы  тратим  время,  вы  тратите
время. А у нас к вам только научный интерес. Никакого другого.
   - Точно, - сказал Коля. - Нас тугриками не подкупишь.
   Пришелец нахмурился, размышлял. Видно, понял, что ему уже не скрыться
и лучше на самом деле покаяться. И уйти восвояси.
   - Ну, - торопил его Удалов. - Из какого  вы  века?  Пришелец  глубоко
вздохнул. Под очками блеснули слезы.
   И в этот момент две девушки в брючках и разноцветных  кофточках  воз-
никли на ступенях собора.
   - Ax, - сказала одна из них, не замечая драматической сцены. -  Какие
изумительные фрески семнадцатого века. Какая экспрессия!
   - А изразцовая печь? Ты видела, Нелли, изразцовую печь?
   - Видела. Смотри, кто там, внизу? Девушки сбежали по ступеням и  уст-
ремились к мужчинам.
   - Сергей Петрович! - верещали они наперебой. -  Вы  были  совершенно,
абсолютно правы! Страшный суд расположен не канонически! Гуслярская шко-
ла существовала! Рапоппорт посрамлен!
   "Вызвал подкрепление с помощью телепатии, - подумал Удалов. -  Теперь
их трое, а нас только двое. И эти девушки, может, даже не девушки, а бу-
дущие милиционеры".
   - Какое счастье! - воскликнул пришелец. - А я уж не надеялся вас уви-
деть!
   - Вам угрожают? - спросила подозрительно  одна  из  девушек,  обжигая
взглядом Удалова.
   - Ни в коем случае, - сказал шофер Коля и потянул Удалова за рукав.
   - Сейчас все наши придут, - пригрозила девушка. "Сколько их здесь?  -
подумал Удалов. - Ведь меня могут ликвидировать, если покажусь опасным".
   И в самом деле, словно услышав девушку, в дверях храма показалось че-
ловек десять, с фотоаппаратами, блокнотами  и  кинокамерами,  высокие  и
низкие, молодые и старые, с ними Елена Сергеевна из городского музея.
   - А, вот и вы, профессор! - воскликнул один из них. - Сектор  истории
искусств рад приветствовать своего шефа у этих древних стен.
   - Сергей Петрович!
   - Сергей Петрович! - неслись возгласы.
   - Уважаете своего профессора? - поинтересовался Коля.
   - Еще бы, - ответила девушка. - Он нас всех воспитал!  Его  весь  мир
знает!
   Уходя в окружении учеников и сотрудников, профессор оглянулся и  под-
мигнул Удалову. Доволен был, что отделался от психов.
   Корнелий опустился на скамейку, понурив голову. Коля сел рядом, снова
закурил и сказал;
   - Не повезло нам, друг Корнелий. Хоть идея у тебя была богатая!
   - Забыть бы о ней. Ты уж, попрошу, никому ни слова.
   - Мне что - я за баранку, только меня и видели. А ты на что рассчиты-
вал? Если бы он и в самом деле оттуда?
   - Ну, чтобы рассказал нам о светлом будущем.
   - М-да, дела. Я пошел. Ты парень хороший, только кавардак  у  тебя  в
чердаке. Еще в школе учили, что таких путешествий быть не  может.  Держи
на память! - Он сунул что-то Корнелию в наружный карман пиджака и  ушел.
Обернулся, помахал рукой и улыбнулся дружески.
   Удалов не спешил возвращаться на площадь. Охоту  за  профессором  мог
заметить кто-нибудь из знакомых. Нехорошо. Удалов залез себе  в  карман,
поглядел, что за подарок оставил шофер. Оказалось - карточка, календарях
размером с игральную карту, какие предусмотрительные люди носят в бумаж-
никах. На нем было написано золотыми буквами:
   "КАЛЕНДАРЬ НА 2075 ГОД"
   На обороте картинка - город с длинными домами, над  ним  парят  лета-
тельные аппараты и светит солнце. Картинка была объемной, и  микроскопи-
ческие листочки на деревьях чуть шелестели под ветром будущего.
   - Стой! - крикнул Удалов в пустоту. Потом сказал: - Эх, Коля!
   1970 г.

   ПИСЬМА ЛОЖКИНА
   Совсем особым жанром в гуслярских историях  стал  жанр  эпистолярный,
правда, не получивший достаточного развития,
   Письма о Великом Гусляре, имеются в виду письма открытые,  предназна-
ченные для печати, писал лишь один человек - персональный пенсионер  го-
родского значения Николай Ложкин.
   А если говорить о моем в том участии, то  тут  сыграла  большую  роль
созданная в "Знании - силе" в шестидесятые годы Академия Веселых наук.
   Надо сказать, что журналы - как живые существа - они переживают моло-
дость, зрелые годы, они стареют и тогда для спасения требуют самых ради-
кальных операций. Если говорить о шестидесятых годах, то первое место  в
области научно-популярных изданий, безусловно, делили тогда "Вокруг све-
та" и "Знание - сила". В этих журналах собрались сильные и  предприимчи-
вые журналисты, вокруг них группировались лучшие авторы.
   Академия Веселых наук, как и созданная замечательным писателем и уче-
ным Романом Подольным Комиссия по контактам, была предприятием с  изряд-
ной долей озорства. В публикациях Академии всерьез говорилось о немысли-
мых явлениях и от этой лапутянской серьезности  было  очень  смешно.  Но
вскоре обнаружилось: несмотря на обязательное предупреждение, что сенса-
ция проходит именно по ведомству АВН, а уважаемых читателей  умоляют  не
принимать сказанного всерьез, сила напечатанного слова  была  велика,  и
читатель, благополучно выслушивая предупреждение, тут же забывал о нем -
он верил в самую невероятную чепуху, напечатанную типографским  шрифтом.
Этот феномен в конце концов Академию погубил - торжествующий дурак  ока-
зался сильнее всех ценителей юмора, вместе взятых.
   Первый скандал разразился вскоре после основания Академии, когда  под
ее эгидой была опубликована небольшая статья,  в  которой  утверждалось,
что жирафа быть не может. К сожалению, я сейчас уже не помню, кто приду-
мал столь остроумную идею, но автору никак нельзя было отказать в  логи-
ке. Он доказывал, что шея жирафа столь длинна, что существующих  позвон-
ков недостаточно, чтобы удерживать голову этого животного. А если бы жи-
раф в самом деле существовал, то он бы  сразу  сдох,  уронив  голову.  В
статье, если не ошибаюсь, высказывался упрек в адрес тех средств  массо-
вой информации, которые не щадят плохо информированных читателей и  пуб-
ликуют фотографии и рисунки жирафов, тогда как каждому понятно  -  таких
животных на свете нет.
   И вот в ответ на статью в редакцию хлынул  поток  возмущенных  писем.
Писем, которых никто в редакции не ожидал. Ну добро бы авторы их клейми-
ли статью за попытку ввести в заблуждение читателей. Нет! Читатели  были
возмущены теми, кто придумал жирафа и поддерживает миф о его реальности.
"Я сам видел фотографию жирафа в журнале "Огонек", -  сообщал  очередной
читатель. - Доколе вы будете испытывать наше терпение! Жирафа нет, а фо-
тографии подделывают!"
   Лавры истории о несуществующем жирафе не давали мне покоя. И  тут  на
помощь пришел сварливый старик Ложкин, живущий в одном доме с  Удаловым,
Ему тоже не терпелось поделиться с человечеством известными ему сенсаци-
ями.
   Товарищ Ложкин написал в редакцию возмущенное письмо о горькой судьбе
грецких орехов, в котором он доказывал, что грецкие  орехи  -  ближайшие
братья человека по разуму. Что они обогнали его в эволюции,  отказавшись
от ручек и ножек и оставив лишь два мозга (счастливая семья!) под  одной
скорлупой. Ложкин приводил примеры из палеонтологии и истории и в  конце
просил читателей не уничтожать наших разумных братьев, пожалеть их, бес-
помощных и кротких...
   Новый поток писем, хлынувший в Академию Веселых наук, хоть и  уступал
"жирафьему" в объеме, явно превосходил его по эмоциональному накалу. Бы-
ли письма от отдельных людей, от семей и даже от  производственных  кол-
лективов. И опять же - никакой попытки критического мышлении  -  если  в
журнале сообщили, значите так оно и есть" Больше всего  нас  с  Ложкиным
потрясла одна пограничная застава, которая в полном составе  дала  слово
грецких орехов больше не есть.
   Неожиданная слава взволновала Николая Ложкина. И он, пользуясь благо-
расположением к нему Академии, опубликовал в "Знание - сила"  целый  ряд
открытых писем, сообщая о хронофагах, агентах Ивана Грозного среди  нас,
изобретателе Эдисоне и его трагедии, и так далее. Почти все  его  письма
были опубликованы в "Знании - силе", одно или два увидели свет в  "Химии
и жизни". Больше они нигде, разумеется, не публиковались, так что я взял
на себя смелость предложить некоторые из них  в  этот  том,  как  ориги-
нальное направление в литературной жизни города Великий Гусляр.
   БРАТЬЯ В ОПАСНОСТИ!
   Уважаемая редакция!
   Находясь в последние годы на заслуженном отдыхе, я много размышлял  о
смысле жизни и важных явлениях. Меня посетила мысль, что каши беды  про-
истекают от отсутствия веры в Бога или высшее существо, включая  светлое
будущее коммунизма. Наш народ мало во что верит, а все равно каждый  бо-
ится. Боится заболеть, помереть, атомной войны, экологического бедствия,
повышения цен и так далее. Отсюда получается желание верить  черт  знает
во что, потому что лучше верить черт знает во что, чем не верить  ни  во
что. Раньше у людей был Бог, и все надеялись, что если случится  плохое,
он не оставит в беде, хотя бы на том свете. У нас же тот свет совсем от-
менили, а на этом - неблагоприятные климатические условия. Поэтому  люди
наши стали крутить головами и искать, во что бы им  поверить.  Некоторые
стали верить в экстрасенсов, некоторые в пищу без нитратов, а  другие  в
индийского бога, имя которого я забыл. Но  больше  всего  верят  в  при-
шельцев с другой планеты. А почему?
   Потому что каждый советский человек ощущает за отсутствием Бога  жут-
кое одиночество и даже беззащитность. И любой Минводхоз или исполком мо-
гут сделать с ним, советским человеком, любую  каверзу  без  всякой  от-
ветственности. А ведь как хочется, чтобы кто-то был за нас -  а  то  все
против нас!
   Вот и получается: простому человеку необходим брат по разуму.
   Такой, чтобы приземлился, если мы уж  совсем  распустимся,  вышел  из
своей тарелочки, погрозил вам зеленым пальчиком  и  сказал  бы:  "Ни-ни!
Нишкни!", "Прекрати безобразие и начинай разоружаться!". И  мы  тогда  с
удовольствием!
   А стоит ли, говорю я вам, закидывать головы к небу или заниматься йо-
гой, не лучше ли  внимательно  поглядеть  вокруг  и  поискать  настоящих
братьев, только на Земле?
   Я заявляю с полной ответственностью, что рядом с нами проживают  нас-
тоящие братья по разуму, которых мы безжалостно уничтожаем себе на  пот-
ребу, а они даже не внесены в Красную книгу. Об этом отлично известна  в
некоторых научных кругах, но эти круги из эгоистических соображений зак-
рывают глаза, а не бьют тревогу.
   Теперь перейдем к сути вопроса: какое существо на Земле обладает  са-
мым большим мозгом по отношению к весу тела? Какое существо  в  процессе
эволюции построило самую крепкую семью, какое существо не  убивает  себе
подобных, не кусается, не дерется и не портит экологию? У кого нам  надо
учится жить, забыв о пришельцах из космоса? Кто, наконец, разделит с на-
ми одиночество?
   Надеюсь, что самые умные из читателей уже догадались.
   Правильно! Наш брат по разуму и сосед по Земле- грецкий орех!
   Я убежден, что, разбивая молотком или раскалывая щипцами твердый  че-
реп нашего несчастного брата по разуму,  вы  не  раз  поражались  совер-
шенству его внутреннего строения. Твоему взору предстают два полноценных
мозга, занимающие все пространство черепа.
   Но как это случилось?  Как  орехи  стали  орехами?  Какими  они  были
раньше? Вопрос не такой простой, как может показаться. Уже  давно  прог-
рессивные ученые разных стран подозревали, что грецкие орехи  не  всегда
были только орехами. Но решающим толчком к раскрытию тайны грецких  оре-
хов послужила заметка французского археолога Гастона Валуа,  выходца  из
крестьянской семьи, в журнале "Сьянс и палеонтолоджик" за 1908 год о на-
ходке в Среднем Плейстоцене Нижней Нормандии крупного архаичного  черепа
грецкого ореха без нижней челюсти и ярко выраженными ручками и  ножками.
Последние сомнения были рассеяны открытием в Танзании двух коренных  зу-
бов молодой самки грецкого ореха. Радом с челюстью обнаружены  были  ка-
менные скребки, наконечники стрел и бедренная кость мамонта.
   Деятельность ученых (в нашей стране исследование грецких орехов нача-
лось лишь после революции и связано с именем туркменского археолога  Аб-
дусалимова, нашедшего стоянку грецкого ореха в районе г. Сочи) позволяет
уже сегодня с уверенностью поведать неискушенному читателю о ходе эволю-
ции наших братьев.
   Покинув в Верхнем Палеозое солоноватое море, далекие предки  грецкого
ореха вышли на берег и в краткий срок освоили пляжи и прибрежные  зарос-
ли. Динозавры не преследовали их ввиду малого размера, а быстрота  ножек
спасла праорехи от прочих хищников.
   Еще и речи не шло о появлении человека, а грецкие орехи уже  покорили
сушу и перешли к древесному образу  жизни.  Многочисленными  оживленными
колониями они  собирались  на  определенных  видах  деревьев,  отпечатки
листьев которых всегда сопутствуют находкам ореховых скелетов.  Там  они
охотились на вредных насекомых, а благородные деревья опекали их,  прик-
рывая листьями от ливней и прямых лучей первобытного солнца.
   Когда неуклюжий волосатый предок человека взял в руки  первую  палку,
грецкие орехи, далеко обогнавшие его в своем развитии, сознательно  изб-
рали другой путь. Первым шагом на этом пути было объединение мужского  и
женского начала под одной скорлупой. Выбрав себе спутника  жизни,  самка
грецкого ореха обволакивала его не только  заботой  и  вниманием,  но  и
скорлупой, буквально привязывая к себе  до  конца  дней.  Крепкая  семья
грецкого ореха - добрый пример подрастающему поколению - стала настолько
стабильна, что с течением времени грецкие орехи начали жениться  еще  до
рождения. Этот шаг эволюции, одновременно разумный и  трагический,  имел
место шестьдесят тысяч лет назад.
   Ранние браки грецких орехов завершили поступь эволюционного развития.
Объединившись с близким существом под одной скорлупой (именно поэтому мы
всегда находим в грецком орехе два мозга), орехи потеряли стимул  к  пе-
редвижению, охоту к перемене мест, отказались от соперничества и тревог.
Нет нужды искать общества себе подобных, если один  из  них  обязательно
присутствует в тебе самом.
   Сравнительно недавно - с точки зрения истории - это привело к атрофи-
ровали" конечностей. И если Платой в своих "Диалогах об  Атлантиде"  еще
пишет о том, как грецкие орехи спасались  от  сборщиков,  переползая  на
слабых ножках с ветки на ветку, то позднейшие исследователи об этой спо-
собности орехов умалчивают.
   Эволюция зашла в тупик. Грецкий орех  повис  на  дереве,  нежась  под
солнцем, получая соки от дерева через единственную руку-плодоножку и об-
мениваясь мыслями со своей половиной. Очевидно, сегодня  орехи  лишились
дара речи, заменив ее телепатическим общением. Хотя существуют  исключе-
ния. Известный исследователь Востока Пржевальский  рассказывает,  что  в
отдельных районах пустыни Гоби орехи, срываемые с деревьев в  недозрелом
состоянии, пищат и плачут. Автор этих строк пытался наладить  контакт  с
орехом, выстукивая различные фразы с помощью азбуки Морзе по  скорлупе..
Ответа я, к сожалению, не дождался.
   Встает вопрос: почему мы пожираем братьев по разуму?  В  чем  причина
нашего варварства?
   Причина в классовом эгоизме человечества. Как всем  известно,  уже  в
Древнем Вавилоне жрецы запрещали простым людям питаться грецкими  ореха-
ми, пожирая их мозги в отрыве от народных масс  (Геродот,  кн.  16,  гл.
24). Впоследствии прерогатива есть орехи перешла к феодалам и эксплуата-
торам, включая буржуев и капиталистов.
   Наконец, с XVII века эстафету убийства подхватило мировое  масонство.
Именно масоны стали употреблять грецкие орехи на своих тайных  сборищах,
укрепляя этим свои темные силы.
   Подумайте,  дорогой  читатель:  много  ли  было  шансов  у   русского
крестьянина в Рязани или  Архангельске  встретиться  с  грецким  орехом,
вглядеться в него и заподозрить неладное? Нет, отвечу  я,  такого  шанса
русский крестьянин не имел.
   Грецкие же орехи, способные на прямой контакт еще тысячу  лет  назад,
за последние тысячелетия полностью разочаровались в людях, которых проз-
вали каннибалами, и предпочитают с презрением умирать молча.
   Да, среди нас есть узкие специалисты,  палеонтологи,  археологи,  для
которых не секрет, что грецкие орехи  -  настоящие  законные  властители
Земли и наши братья.
   Но археологи молчат. Некоторые боятся масонов, другие - сами  масоны,
третьи, признавая в  частных  беседах  преступность  наших  коллективных
действий, не могут отказаться от привычного лакомства. Их любовь к пиро-
гам с орехами стоит высокой плотиной на пути к спасению братьев по разу-
му.
   Две проблемы стоят перед человечеством. Еще не поздно установить кон-
такт с грецкими орехами с помощью телепатии, радиосвязи и азбуки  Морзе.
Сделать это надо немедленно, ибо замкнувшиеся в гордой изоляции  грецкие
орехи теряют память о прошлом, и иссякает их древняя  мудрость,  которая
столько могла бы дать нам поучительного.
   Вторая проблема - гуманитарная.
   Я призываю: люди, опомнитесь! Внушите каждому ребенку,  что  рвать  с
деревьев живые орехи безнравственно, а пожирать  трупы  упавших  грецких
орехов постыдно! Товарищи, неустанно разоблачайте мировой масонский  за-
говор, остановите руку палачей! Торопитесь, люди, еще не поздно!

   Ложкин Н.В., пенсионер, г. Великий Гусляр

   АГЕНТ ЦАРЯ
   Уважаемая редакция!
   Вы меня, надеюсь, хорошо знаете, несмотря на мою личную скромность. Я
имел честь неоднократно вам писать, и, хотя большинство  моих  писем,  к
сожалению, остались без ответа, я отношу это не к  личным  отрицательным
качествам сотрудников редакции, а к отсутствию  достаточной  гражданской
смелости и научного предвидения с  вашей  стороны.  Разрешите  напомнить
вам, что к числу безответных писем относились мои предложения по перева-
лу комаров, бича наших лесов, в разряд  перелетных  насекомых,  которые,
перезимовав в нашей зоне, с наступлением тепла откочевывали бы в просто-
ры Ледовитого океана. Разрешите также освежить вашу память  напоминанием
о моем письме с идеей ввести приливы и отливы на протекающей возле наше-
го города реке Гусь с последующим  использованием  дешевой  энергии  для
нужд городского хозяйства.
   Однако в настоящем письме я обращаюсь к вам не с очередной идеей  или
открытием. Я бью тревогу!
   В вашем журнале мне попалось на глаза в целом
   любопытное исследование о загадочных обстоятельствах,  сопровождавших
трагическую смерть царевича Димитрия. В ином случае я не стал  бы  обра-
щать на это исследование специального внимания, потому что  не  чувствую
себя компетентным в этой области. Но неожиданная встреча в городе-курор-
те Ялте заставила меня изменить моим принципам.
   Напоминаю, что в вашей статье говорилось, будто смерть юного царевича
произошла от естественных причин (под таковой подразумевается ножик) и в
том не было злого умысла со стороны тогдашнего  правительства,  возглав-
лявшегося Борисом Годуновым. То есть  историческое  высказывание  А.  С.
Пушкина, указывающее на наличие умысла, опровергается с помощью  привле-
ченных для этой цели документов следствия, которые якобы  велись  объек-
тивно.
   Итак, находясь на отдыхе в городе-курорте Ялте и наслаждаясь природой
и климатом, мне попался в руки журнал "Знание - сила" номер семь за  те-
кущий год. Я расслабился душой и телом, когда ко мне подошел  незнакомый
мне человек в белой сорочке-водолазке и брюках-джинс. Этот  человек  был
немолод и имел бороду клиновидного типа.
   Человек присел рядом со мной и обратился ко мне с незначащим вопросом
о погоде и очереди в столовую, а затем разговор перешел на другие  темы,
и мой собеседник показал себя компетентным в истории  России  отдаленных
эпох. Когда отношения между нами приняли характер приятельских, этот че-
ловек обратился ко мне с просьбой оказать ему финансовое содействие, так
как ему задерживают высылку командировочных. Не  обладая  нужной  суммой
денег и не считая себя вправе делиться трудовой копейкой с малознакомыми
людьми, я спросил его, что же это за учреждение  направляет  человека  к
Черному морю и при этом не обеспечивает его содержанием.
   Человек тогда заплакал и признался, что уже три  дня  ничего  не  ел.
Увидев слезы на его глазах, я отвел человека в кафе на открытом воздухе,
где купил ему тарелку супа и порцию шашлыка. Насытив свой аппетит, чело-
век проникся ко мне благодарностью и потому рассказал удивительную исто-
рию своей жизни, которую подкрепил соответствующими документами и  удос-
товерением личности.
   Вкратце эта история заключается в следующем. Известный в истории царь
Иван Васильевич Грозный однажды вызвал к себе своих ученых и техников, в
том числе заграничного происхождения, и потребовал от  них  создания  не
чего иного, как машины времени. Оказывается, в последние годы жизни царя
мучили опасения - как его потомки воспримут память о нем. Для того чтобы
быть уверенным, что ученые и техники все-таки изобретут нужную машину  и
не станут отговариваться низким уровнем современное им  науки,  Иван  IV
(Грозный) указал, что в случае неудачи их ждет  смертная  казнь.  И  все
мольбы ученых и беспокойство их о том, как  будет  развиваться  наука  в
случае их четвертования, Иван Грозный отверг как  не  имеющие  принципи-
ального значения.
   В таких условиях ученые и техники  были  вынуждены  изобрести  машину
времени, хотя к моменту завершения работы примерно  80%  их  поплатилось
жизнью или убежало в Запорожскую Сечь.
   Оставшихся в живых ученых, а также ряд дипломатов царь направил в бу-
дущее на полном казенном довольствии, снабдив документами и выписками из
столбцов для того, чтобы они создавали благоприятное представление о де-
ятельности этого монарха.
   Однако  результат  этого  начинания  оказался  сравнительно  незначи-
тельным, так как ученые и дипломаты предпочитали не возвращаться за пре-
миями и наградами, а оставались на месте командировки.
   Со смертью Ивана Грозного деятельность дезинформаторов  не  прекрати-
лась. Перемена правительства не влечет отказа от научных достижений. Бо-
рис Годунов захватил не только трои, но и идеи.
   Мой собеседник приступил к работе уже после смерти Ивана Грозного,  с
воцарением Бориса Годунова. В его задачу  входило  убеждать  потомков  в
том, что царь Борис не причастен к гибели царевича  Димитрия.  Для  этой
цели посланец Бориса Годунова получил диплом Архивного института,  защи-
тил кандидатскую диссертацию по знакомому ему периоду и теперь неустанно
выступает на научных дискуссиях и в популярных журналах, обеливая жесто-
кого монарха. Он был бы рад остаться у нас и преподавать в  каком-нибудь
техникуме, но привязанность к семье, детям, престарелым  родителям,  ос-
тавшимся заложниками в суровом XVII веке, заставляет его выполнять надо-
евшие и неприятные обязанности.
   В Ялте лже-кандидат оказался ввиду того, что должен был встретить там
своего сообщника, доставляющего его командировочные  и  нужные  (большей
частью изготовленные в Пыточном приказе) документы, которые лже-кандидат
"открывает" в наших архивах.
   После удовлетворения голода мой случайный знакомый показал мне  удос-
товерение личности, подписанное лично Борисом Годуновым, и под видом по-
сещения туалета скрылся от меня.
   Дорогая редакция, я ни в коем случае не намерен утверждать, что опуб-
ликованная вами статья принадлежит перу этого лазутчика. Однако чувствую
моим долгом обратить ваше внимание на возможность подобных инцидентов  в
будущем. К сожалению, мне неизвестно имя этого человека. Не знаю я и где
они скрывают машину времени.
   На всякий случай сообщаю вам приметы агента царя Бориса Годунова.  На
вид он среднего возраста, скорее пожилого, нервный в  манерах,  в  белой
водолазке, в брюках-джинс и с бородой.
   В случае, если кто-то отвечает этому описанию, берегитесь!
   С уважением, Николай Ложкин. Пенсионер, г. Великий Гусляр.
   ЭДИСОН И ГРУБИН
   Уважаемая редакция!
   Не хочу быть назойливым, но обстоятельства заставляют меня беспокоить
вас вновь. Считаю своим долгом сигнализировать  о  новом  случае  непра-
вильного использования так называемой машины времени.
   Мой сосед по дому и близкий знакомый Александр Евдокимович Грубин  не
имеет специального технического  образования,  но  является  талантливым
изобретателем, о чем вам, возможно, уже сообщали. Разработанная  им  мо-
дель вечного двигателя работает без видимых причин уже третий  месяц,  а
изобретенный А. Грубиным комбайн для сбора сирени пользуется заслуженной
популярностью среди садоводов г. Великий Гусляр.
   Последним увлечением Грубииа стало решение  проблемы  путешествия  во
времени. Для этого он соорудил установку на основе  списанной  будки  от
телефона-автомата, двигателя от автомобиля ГАЗ-69 и других  деталей.  А.
Грубин посвятил этому изобретению несколько месяцев упорного труда,  от-
казывая себе в выходных и праздничных днях.
   Возможно, достижения А. Грубина были бы более внушительными, если  бы
не существование в нашем дворе молодого человека по имени Николай Гаври-
лов, учащегося речного техникума, шестнадцати лет. Этот Н. Гаврилов  яв-
ляется обладателем проигрывателя и коллекции пластинок джазового  содер-
жания. Несмотря на воспитательные беседы с  его  родителями  и  лично  с
Н.Гавриловым, которые проводили я  как  представитель  общественности  и
другие лица, Н. Гаврилов каждый вечер начиная с 18.00 часов и до полуно-
чи проигрывает свои пластинки на полную громкость.
   Ввиду того что мой друг А. Грубин по ходу изнурительного  умственного
труда был доведен до состояния нервного раздражения, он переживал  необ-
ходимость слушать каждый вечер джазовые и эстрадные мелодии, которые ме-
шали ему сосредоточиться. По врожденной деликатности Л. Грубин ограничи-
вался отдельными высказываниями в адрес Н. Гаврилова, полагая,  что  тот
не более как жертва проигрывателя. "Если на стене в пьесе висит ружье, -
говорил он, - то оно должно выстрелить в четвертом действии. Мы не можем
винить курильщиков, потому что они лишь жертвы открытия  Америки  Колум-
бом, который привез оттуда табак. Если изобретен патефон, то кто-то дол-
жен стать его жертвой и слушать пластинки. Мы обязаны глядеть в  корень.
Скажи мне, кто изобрел патефон?"
   На следующий день я довел до сведения А. Грубина, что, согласно науч-
ным источникам, изобретателем фонографа, то есть первобытного  патефона,
является американский изобретатель Томас А. Эдисон, прославившийся также
другими открытиями. На это Грубин, пытаясь перекричать звуки музыки, от-
ветил: "Вот он во всем и виноват!"
   Я указал А. Грубину, что винить Т. Эдисона в поведении  Н.  Гаврилова
неразумно. Но А. Грубин настаивал на своем и заявил: "Все  равно,  нача-
лось с Эдисона. Если нейтрализовать Эдисона, наступит тишина". В качест-
ве аргумента я возразил А. Грубину следующим образом:
   "Александр, - сказал я. - Не думаешь ли ты, что  если  нейтрализовать
Колумба, то прекратится курение?"
   "Не думаю, - ответил мой друг, затягиваясь папиросой. -  Это  слишком
рискованно. Я не имею права взять на себя ответственность за судьбу мил-
лионов жителей Соединенных Штатов и других стран этого континента.  Куда
они денутся, если Америка не будет открыта?"
   И тогда я кинул опрометчивую фразу. "Эдисон, - сказал я, -  не  подв-
ластен тебе, Александр, потому что он сделал свое дело и умер естествен-
ной смертью".
   Грубин посмотрел на меня и удалился к себе в  комнату.  По  истечении
трех дней после этого разговора я вышел на двор подышать воздухом. Стоя-
ла ветреная осенняя погода, и  двор  был  усыпан  желтыми  и  оранжевыми
листьями, облетевшими с деревьев, гремела музыка.
   - Я готов! - крикнул мне А. Грубин из своего окна.
   -К чему готов?-спросил я.
   - Навести порядок! - крикнул Грубин.
   - Я тебя не понимаю, Александр! - крикнул я. -  Ты  завершил  опытный
образец?
   - Завершил! - крикнул Грубин. - Ну, Эдисон, погоди!
   После этого из комнаты донеслись гудение, звон и грохот. Когда я заг-
лянул в комнату через окно, стекла в телефонной будке были выбиты,  Гру-
бина не было видно.
   Дорогая редакция! Вот уже третий день, как Грубин не возвращается.  Я
глубоко убежден, что он проник в прошедшее время и, весьма возможно, ра-
зыскивает Т. Эдисона, чтобы его нейтрализовать.
   Дорогая редакция! Прошу вас срочно принять меры  для  возвращения  А.
Грубина в настоящее время и по охране здоровья и жизни покойного  амери-
канского изобретателя Т. Эдисона. В данный момент я с тревогой прислуши-
ваюсь к звукам музыки, доносящимся из окна Н. Гаврилова, опасаясь, что в
любой момент времени они могут прерваться.
   С уважением и тревогой, Николай Ложкин, натуралист-любитель, г. Вели-
кий Гусляр.
   От редакции: Публикуя без изменений письмо нашего постоянного читате-
ля, мы считаем своим долгом напомнить, что первый звукозаписывающий  ап-
парат "хрипограф" был изобретен тифлисским изобретателем Автандилом Кик-
надзе в конце XIX века. Имени американского изобретателя Т. Эдисона  нам
не удалось обнаружить ни в одном справочнике или энциклопедии.

   ХРОНОФАГИ
   Дорогая редакция!
   Следя за новинками художественной литературы, я прочел одно  произве-
дение французского буржуазного писателя Аидре Моруа. В  нем  встретились
следующие знаменательные слова:
   "Хронофаг - это чаще всего человек, который, не имея серьезных  заня-
тий и не зная, что делать с собственным временем,  принимается  пожирать
ваше... С хронофагами надлежит быть суровым  и  безжалостно  их  уничто-
жать".
   Должен признаться, что раньше я такого слова - хронофаг -  не  встре-
чал, хотя как биолог-любитель знаком со многими терминами и научными вы-
ражениями. В словаре я нашел слово "хронометр", что означает "точные ча-
сы". Ну, а слово "фаг" известно каждому мало-мальски культурному челове-
ку. Получилось в переводе выражение "времяжор".
   И пришла мне в голову мысль, что мы наряду с пьянством еще не  покон-
чили с хронофагами. Мало того, даже выявлять их не умеем. А надо.
   Потому, дорогая редакция, предлагаю вам плоды скромных трудов.
   Я много думал, размышляя даже ночами. Потом ко мне  пришло  озарение,
подобно яблоку с общеизвестной яблони. Ведь мистики не существует.  Даже
телепатию со временем обнаружат, когда найдутся подходящие приборы. Зна-
чит, для хронофагов тоже нужно найти подходящий прибор. А где, спрашива-
ется, должны оставлять свои следы хронофаги?  Полагаю,  что  они  больше
всего наследили во времени. А каким образом мы измеряем время? Часами.
   Для проведения опыта я приобрел два  экземпляра  часов-будильников  и
поставил один в комнате для проведения опыта, а второй, контрольный, - в
соседней. Затем позвал я к себе гражданина Ф., который часто проводил со
мной совершенно бесполезные беседы на пустые темы. Гражданин Ф., как я и
ожидал, немедленно откликнулся на мое приглашение и проследовал вслед за
мной в мою квартиру. В тот момент, когда мы проходили через внешнюю ком-
нату, я обратил внимание на то, что будильник в ней (контрольный прибор)
показывал 15 час.46 мин. Будильник в задней  комнате  (основной  прибор)
показывал тоже 15 час.46 мин.
   Для звукового контроля оба будильника  были  поставлены  в  положение
"звонок" на 16 час.00 мин.
   Последующие четырнадцать минут я провел в волнении и плохо слушал,  о
чем говорит мой гость. Точно в 16.00 зазвонил будильник в вашей комнате.
Звонок контрольного будильника прозвенел с запозданием на минуту.
   Эксперимент ь 2 был проведен мною с тем же объектом,  однако  условия
эксперимента были усложнены. Помимо двух будильников, в нем  участвовали
мои наручные часы, а также должны были участвовать  часы  "хронофага-1",
так я далее буду условно именовать гражданина Ф. Крайне порадовав  граж-
данина Ф. (и крайне огорчив мою супругу) новым приглашением, я  поставил
с возможной точностью оба будильника и мои часы, а затем под благовидным
предлогом попросил "хронофага-1" показать мне его наручные часы. На  что
последовал ответ, который меня очень заинтересовал.
   - Не ношу, - ответил "хронофаг-1", - то спешат, то отстают. Я  вообще
часов не наблюдаю.
   После этого гражданин Ф. пустился в длительные рассуждения  о  низком
качестве отечественных часов и своих планах  раздобыть  где-нибудь  часы
импортные, желательно японские либо швейцарские фирмы "Омега".
   "Не надейся, голубчик, - мысленно произнес я. -  Тебе  и  швейцарские
часы откажутся время показывать".
   На этот раз я позволил вашей бесцельной беседе продолжаться более ча-
са, и результат превзошел все мои ожидания. Полагаю, что покойный  физик
Эйнштейн искренне порадовался бы вместе со мной, насколько  все  в  мире
относительно. Будильник в моей комнате зазвонил с опережением  в  восемь
минут по сравнению с контрольным будильником. Что касается моих наручных
часов, то они убежали за этот час почтя на пятнадцать минут.  Разницу  в
показаниях будильника и моих наручных часов я отношу на счет  того,  что
мои часы находились в непосредственной близости от  хронофага  и  потому
подверглись сильному воздействию его хроножорного поля.
   Мне удалось выявить суперхроножора гражданина Бз., "хронофага-2", что
явилось результатом моей настойчивой деятельности по выявлению  хронофа-
гов.
   В течение года я посетил ряд организаций и частных квартир, в которых
побывал гражданин Бз., в я могу с полной уверенностью  утверждать,  что,
по неполным данным, этот хроножор уничтожил за год более 2367 часов  чу-
жого времени.
   Несмотря на преданность науке, я не посмел пригласить к себе хроножо-
ра Бз. и ограничился беседой с его бывшей женой.
   - Скажите, Марья Степановна, - спросил я ее, - не приходилось ли  вам
наблюдать дома в прошлом каких-либо инцидентов, связанных с неправильным
поведением часов? Может быть, они часто спешили либо отставали?
   - И не говорите! - воскликнула истица к моему научному  удивлению.  -
Ломались, как пустые яйца. Все больше спешили. А однажды я  удивительную
вещь видела. Он сидит, пишет что-то, бормочет и все при этом ко мне  об-
ращается. А я гляжу на часы и вижу, как стрелка часов довольно быстро по
кругу идет. Вроде бы он минут пять  бормотал,  а  стрелка  часовой  круг
обошла. Но это уж я отношу к своей напряженной психике.
   Я не стал разубеждать добрую женщину.  Но  следующую  историю,  также
рассказанную ею, отношу к области ее воображения. По словам Марии Степа-
новны, она видела, как во время празднования дня рождения  ее  тети,  на
котором присутствовал и хроножор, настольные часы, стоявшие  на  буфете,
сделали попытку покинуть помещение в самый разгар длительной речи  граж-
данина Бз. Для этой цели они якобы упали с буфета на пол  и  поползли  к
выходу из комнаты.
   Передается ли хронофагия (хроножория) по наследству, пока неизвестно.
Малолетний сын гражданина Ф., хронофага-1, в возрасте четырех лет сжевал
будильник, к счастью, без вреда для здоровья. Я подозреваю, что это про-
исшествие - тревожный симптом, и прошу наладить  медицинское  наблюдение
за ребенком, для чего прислать из области хронометриста.
   Полагаю, в будущем удивительные способности  хронофагов  можно  будет
использовать для развития теории относительности.
   Вопрос уничтожения хронофагов оставляю пока открытым, так  как  среди
них встречаются люди, не осознающие своей опасности для окружающих.
   С уважением" Николаи Ложкин, натуралист-любитель, г. Великий Гусляр.
   1972-1974 гг,

   НЕДОСТОЙНЫЙ БОГАТЫРЬ
   Иван Дегустатов шел по весеннему лесу. Листья берез  еще  не  раскры-
лись, и острыми концами свисали к земле, словно подвешенные куколки  ба-
бочек. Из темной лежалой хвои выглядывали яркие трилистники заячьей  ка-
пусты. На концах еловых ветвей топорщились тугие, почти желтые  кулачки.
Сорвешь один, помнешь в пальцах - окажется, что он составлен  из  мягких
душистых иголочек. Птицы суетились и пели, привыкали к теплу и солнцу.
   - Эх, - сказал Дегустатов скворцу, поющему на  ветке.  -  Пользуешься
тем, что работники дома отдыха сделали тебе скворечник. Отдыхаешь. - По-
том хитро улыбнулся и пошутил: - Вместо песен взялся бы и соорудил гнез-
до для товарища, которому скворечника не досталось.
   Скворец склонил голову, поглядел на Дегустатова с сомнением.
   - Я шучу, - сказал Дегустатов. - Пой. Ты птица, значит, твоя задача -
петь и развлекать.
   Дегустатов свернул с дорожки, нахоженной  отдыхающими.  Дорожка  была
забросана бурыми листьями, и, если бы отдыхающие в этом году не  приеха-
ли, на ней выросла бы трава. Но отдыхающие приедут. Скоро. Через  неделю
начнется первый заезд, на автобусе будут прибывать трудящиеся из недале-
кого Великого Гусляра, чтобы вкусить заслуженный отдых, и тогда Дегуста-
тов вплотную примется за свои директорские обязанности.  Будет  следить,
чтобы у всех были чистые простыни, чтобы не проносили в столовую  спирт-
ные напитки, чтобы вытирали ноги при входе и не  приглашали  знакомых  с
ночевкой.
   Дегустатов нагнулся, подобрал консервную банку, что осталась с  прош-
лого года. Банка была ржавой, на ней сохранилась  поблекшая  этикетка  -
"Частик в томате". Рядом должна валяться бутылка. Бутылки часто встреча-
ются рядом с такими банками, если люди, которые ели и пили, не взяли бу-
тылку с собой, сдать. Бутылка нашлась. В нее  набрались  вода  я  ржавая
хвоя. Банку Дегустатов спрятал под куст, чтобы не портить пейзаж, а пус-
тую бутылку засунул в карман брюк. Его долг заключался в том, чтобы хра-
нить окружающую экологию в чистоте.
   Лес вея гуще. Здесь, за низиной, начинались  холмы,  поросшие  елями.
Назывались они Гуслярской Швейцарией. Таких мест вокруг города немало. У
холмов иногда отдыхали туристы. Там тоже могли встретиться разные  вещи.
Дегустатов не считал себя жадным, но был бережлив, ценил копейку, потому
что ее надо заработать. Если нужно, он не  задумываясь  выкинул  бы  три
рубля, чтобы посидеть с человеком, но для собственного удовольствия  та-
кого не допускал.
   Дегустатов продрался сквозь черемуху, всю в бутонах, перешел ручей по
гнилому бревну. В ручье встретилась еще одна бутылка, но она была с щер-
бинкой, и пришлось кинуть ее в черемуху. По  узкой  тропинке  Дегустатов
взобрался на холм. Воздух был свежий, с запахами, и на сердце у Дегуста-
това стало легко, и захотелось запустить найденной бутылкой прямо в  не-
бо.
   Через тропинку лежало дерево. Большое и  корявое.  Дегустатов  помнил
его. Оно росло всегда на склоне холма и превосходило  прочие  деревья  в
лесу своими размерами.
   - Ой-ой-ой. - произнес Дегустатов вслух. - Вот тебе и  конец  пришел.
Не думал, что тебя так скоро подмоет вешними водам.
   Дерево, видно, упало только-только - даже молодые  листья  не  успели
завять. Если был бы трактор да была бы хорошая проезжая дорога к  самому
дереву, то можно бы перетащить дерево на территорию дома отдыха.  И  Де-
густатов решил упросить лесника, когда дерево будут пилить,  чтобы  пень
достался дому отдыха. Из него можно сделать стол на множество посадочных
мест.
   Неспешно размышляя таким образом, Дегустатов поднимался вдоль ствола,
машинально считая шаги, досчитал до восьмидесяти трех, запыхался в  уви-
дел, наконец, вывороченные кверху громадные корни.
   Корни были так разлаписты, что, стоя рядом с  комлем,  Дегустатов  не
мог заглянуть на ту сторону, узнать, какая  подучилась  яма.  Осторожно,
чтобы не измараться, он продвинулся в сторону и заглянул в просвет между
корнями.
   Яма была велика. Два не было видно. Как будто дерево росло над  пеще-
рой, прикрывая ее от атмосферных осадков.
   Дегустатов обогнул корни нагнулся над дырой.  Она  полого  уходила  в
холм, а там могли таиться археологические находки в даже клады.  Ведь  в
этих местах, у большой дороги, водились когда-то разбойники.
   Дегустатов достал из кармана зажигалку и засветил ее.  Были,  правда,
некоторые опасения, что в пещере можете скрываться хищный зверь или ядо-
витая змея, но шансов к тому было немного. Ведь за последние  сотни  лет
доступно го входа в пещеру не наблюдалось. А то бы отдыхающие давно  за-
метили и использовали.
   - Эй! - крикнул Дегустатов негромко в пещеру. - Есть кто живой?
   Никто не откликнулся. Дегустатов наклонился в вошел в  пещеру.  Зажи-
галка давала мало света, и Дегустатов прикрывал ее ладонью от себя, что-
бы огонек не мешал смотреть вперед. Пол в пещере оказался  гладким,  без
бугров, и потолок вскоре повысился настолько, что удалось поднять  голо-
ву. Дегустатов держал свободную руку над шляпой, чтобы невзначай не слу-
чилось сотрясения мозга.
   Пещера все расширялась и уводила в глубь земли. В ней  было  зябко  и
сыро. Дегустатов остановился, застегнул пиджак. Потом оглянулся -  свет-
лое неровное отверстие казалось далеким и хотелось к нему вернуться. Ну,
несколько шагов, сказал себе Дегустатов. И обратно.
   Скорее угадав, чем увидев препятствие под ногами,
   Дегустатов замер. Впереди виднелось что-то белое. Дегустатов поднес к
белому зажигалку, и обнаружилось, что это череп с пустыми глазницами. За
черепом валялись кости, прикрытые истлевшей одеждой. Другой скелет сидел
у стены, опершись о ржавое копье...
   Дегустатов очнулся на свежем воздухе, шагах в пяти - десяти  вниз  по
склону. Как выскочил из пещеры, как добежал - не помнил. Здесь он заста-
вил себя остановиться, осмотреться в мирной благодати в звуках весеннего
леса. Никто его не преследовал и не убивал. Зажигалка погасла, но  грела
ладонь.
   Можно было убежать дальше и позвать на помощь. Сообщить в  музей.  Но
тут же пришла в голову мысль: скелет держал в руке копье и это  значило,
что он в пещере много лет, с дореволюционных времен. Может, даже с  тех,
когда никакого дерева не было, и в пещеру легко было войти любому. Люди,
которые туда забрались и остались, вполне могли оказаться именно  охран-
никами клада. В литературе рассказывается, что разбойники убивали  своих
товарищей, которые много знали. И их вид впоследствии отпугивал  охотни-
ков до чужого. Шансы на клад увеличивались. И бояться было нечего.  Ске-
леты не кусаются. Дегустатов понял, что его долг снова забраться в пеще-
ру и посмотреть, нет ли ценностей. И он вернулся в темноту и сырость.
   За скелетами было несколько метров гладкого пола.  Потом  обнаружился
еще один скелет. На этот раз не человеческий. У скелета было три головы,
черепа которых напоминали коровьи, но превосходили их массивностью, дли-
ной и обладали рядом крупных заостренных зубов. Когда-то умершее  живот-
ное обладало также чешуйчатым телом, и отдельные чешуи,  рассыпанные  по
полу, костяные и темные, достигали длины в полметра.  Громоздкий  позво-
ночник заканчивался хвостом с носорожьими рогами на конце. Останки  при-
надлежали ископаемому, и Дегустатов даже пожалел, что плохо учил  биоло-
гию и никого из ископаемых, кроме мамонта, не помнит.  Скелет  вымершего
животного подтвердил, что пещера старая. А то бы такие крокодилы и  сей-
час водились в лесах, пугали людей. Дегустатов осторожно промерил  длину
скелета, и получилось более двенадцати метров. Он решил взять на  память
рог с хвоста, а остальное сдать в музей.
   Под ногами звякнуло. Дегустатов посветил зажигалкой и обнаружил толс-
тую цепь. Каждое звено килограммов на пять. Цепь была одним концом  при-
кована к стене. Другим охватывала ископаемую ногу. Дегустатов  подивился
тому, какие цепи умели делать наши пещерные предки и как они не  боялись
первобытных крокодилов. И пошел дальше.
   Впереди, как ни странно, снова замаячил свет. Будто другой вход в пе-
щеру. Но свет этот был неживым, не солнечным и шел из непонятного источ-
ника. Пещера расширилась до размеров зала, и дальний конец ее,  освещен-
ный наиболее ярко, был окутан туманом. Дегустатов кинул взгляд под ноги,
обнаружил, что под ногами пол из плиток, как в бане, и смело пошел  впе-
ред. Сердце его забилось сильнее, и он подумал, что весь клад сдавать не
будет. Государству и так много достанется, а он  имеет  моральное  право
передать в свое личное пользование несколько сувениров.
   С таким твердим решением Дегустатов пересек высокий  зал  и  оказался
веред тюлевой занавеской, висевшей неизвестно на чем. Дегустатов раздви-
нул занавеску и замер, пораженный представшим его взору зрелищем.
   На самом высоком месте находился стеклянный или пластиковый  гроб,  в
котором кто-то лежал. Вокруг сидели и стояли в  странных  позах  люди  в
древних одеждах, словно изображали  исторический  спектакль.  Дегустатов
даже повертел годовой, думая увидеть где-то кинокамеру и кинооператоров.
Но никого, кроме него, здесь не оказалось.
   ? Эй, товарищи! - сказал им Дегустатов, который к тому времени совсем
осмелел. - Что происходит?
   Никто не ответил.
   Манекены, куклы в натуральный рост - понял  Дегустатов  и  взошел  на
возвышение. Он приблизился к одному из манекенов и пригляделся.  Манекен
был крайне похож на человека. Глаза его были закрыты, длинные космы сде-
ланы из натуральных волос, на бледном лице проглядывались жилки и  щети-
на. Наощупь манекен оказался даже чуть теплым, мягким и податливым.
   Чертовщина какая-то. Дегустатов перешел к другому  манекену.  Манекен
изображал собой толстую женщину в длинном узорном платье в головном убо-
ре, как в ансамбле народной песни. Женщина тоже была как живая.  Припод-
няв ее вялую руку, Дегустатов с удивлением обнаружил в ней редкий и сла-
бый пульс. Захотелось уйти. Но хотелось поискать клад. Дегустатов  отод-
винул женщину, и та мягко упала на пол, явственно  вздохнула,  подложила
руку под щеку и замерла.
   Дегустатов переступил через нее, подошел  к  следующему,  к  старику.
Старика Дегустатов легонько толкнул. Старик покачнулся, но сохранил рав-
новесие. Дегустатов толкнул посильнее. Старик согнулся пополам и  рухнул
к | его ногам. Если бы Дегустатов звал, что эти люди настоящие, он  тол-
каться бы не стал. Но люди были ненастоящие и мешали  пройти  наверх,  к
стеклянному гробу.
   В гробу кто-то лежал, но сразу рассмотреть было  трудно,  потому  что
крышка была толстая, не совсем ровная, отражала свет  и  мешала  глядеть
внутрь.
   Дегустатов попробовал приподнять крышку, но сделать это оказалось не-
легко, пришлось долго тужиться, отобрать копье у одного из людей и крыш-
ку своротить. Крышка съехала на пол, ударилась углом и разбилась. Дегус-
татов крышку пожалел. Крышка могла стоить больших денег.
   Но тут же забыл о крышке.
   В гробу лежала девушка ослепительной  красоты.  Она  спала  или  была
мертвой. Глаза ее были прикрыты длинными черными  ресницами,  щеки  были
бледными, в голубизну,  лобик  чистый,  высокий,  коса  золотая,  тонкие
пальчики сложены на груди, а на пальцах драгоценные кольца. Полные розо-
вые губы были приоткрыты, и из-под них, словно цепочка жемчужинок,  вид-
нелись зубы.
   Такой красоты Дегустатову видеть не приходилось  даже  в  кино.  Нес-
колько тысяч женщин побывали в доме отдыха, среди них не было  ни  одной
хоть слегка похожей на эту. Дегустатов  почувствовал  ущемление  сердца,
наклонился пониже, чтобы насладиться видом прекрасного лица, потом  снял
с пальца драгоценное изумрудное кольцо и положил его в карман,  где  уже
лежала бутылка. Девушка не сопротивлялась.
   Дегустатов понимал, что пора уходить. Собрать, что можно, из интерес-
ных сувениров и уходить. Все равно здесь нужна медицина, а не он. И  уже
перед самым уходом, не в силах побороть странное волнение, наклонился он
над девушкой и поцеловал ее в теплые розовые губы. Поцелуй был сладок, и
прекратить его Детустатов не смог, потому что почувствовал, как  девичьи
губы дрогнули, ответили ему, и поцелуй получился вполне настоящий и вза-
имный.
   - Да-а, - сказал Дегустатов в волнении, отрываясь от розовых губ.
   - Ой! - воскликнула девушка, открыла глаза и увидела  Дегустатова.  -
Здравствуйте. Я долго спала?
   Сзади началось шевеление. Потягивались  и  поднимались  прочие  люди.
Звенели оружием, откашливались, сморкались, оправляли платья я обменива-
лись удивленными возгласами.
   - Что случилось? - поинтересовался Дегустатов. - Почему такое измене-
ние?
   Закряхтел старик, которого Дегустатов уронил на пол, и сказал:
   - Похоже, у меня растяжение жил.
   - Спасибо тебе, храбрый богатырь, - произнесла девушка, садясь в гро-
бу. -Всю спину отлежала. Даже больно.
   - Спинка у принцессы болит, - обеспокоилась женщина позади Дегустато-
ва. - Царевна спинку отлежала.
   Началась суета, подкладывание подушек, а  один  из  воинов  подставил
свою спину, чтобы царевне удобнее было покинуть стеклянный гроб.
   - Не беспокойтесь, - сказала царевна. Глаза ее, теперь открытые,  на-
поминали зеленые омуты, и в них, как пескари в глубине, проплывали золо-
тые искры. - Оставь те эту суету. Мой богатырь поможет мне. Возьми меня,
князь, в сильные руки и поставь на пол.
   Дегустатов повиновался. Действовал он словно в оцепенении. Ничего  не
соображал.
   Царевна оказалась невелика ростом, Дегустатову по плечо, тонка станом
и очень молода.
   - Сколько вам лет? - спросил Дегустатов, ставя ее на пол.
   - Царевне шестнадцатая весна пошла, - ответила толстая баба. -  Замуж
пора. А мы тебя, богатырь, ждали не дождались. Сколько лет прошло...
   - А сколько?
   - Небось, много, - предположил старик, потирая  ушибленные  места.  -
Очень ты не по-нашему выглядишь
   - Так вы что здесь делали?
   Мешала память о поцелуе, который он столь незаконно сорвал с губ  ца-
ревны. Он надеялся, что никто, кроме него и царевны, об этом  не  знает.
Ну, добро бы царевне было лет двадцать пять-тридцать. А то  шестнадцатый
год, в школу ходить надо, а не целоваться со взрослыми мужчинами.  Может
выйти скандал.
   - Мы спали, - объяснила царевна.
   И все эти люди, окружив Дегустатова, стали наперебой  рассказывать  о
своих неприятностях, о том, почему они все, в странных одеждах, находят-
ся в лесу, в пещере на территории дома отдыха.
   Оказывается, случилось это давно, несколько сотен лет назад. Эта  де-
вушка по имени Лена была дочкой местного феодала, царя. На какой-то день
рождения или иной npидворный праздник пригласили всех окружающих  феода-
лов и гостей из-за рубежа, но забыли позвать одну вредную женщину, кото-
рая потом, через много лет, подсунула Лене ядовитое яблочко, ввиду  чего
и она, и все окружающие погрузились в глубокий сон.
   А другая женщина, отдаленная родственница, узнав о  таком  несчастье,
предсказала, что Лена проснется, если найдется  рыцарь,  который  сможет
проникнуть в пещеру и поцеловать царевну в губы.
   И когда вся эта неправдоподобная история была рассказана Дегустатову,
тот почувствовал себя выше ростом, поправил шляпу, приосанился и  отрях-
нул с пиджака крошки земли.
   - А как ты дракона одолел? - спросил старик.
   - Дракона? - переспросил Дегустатов. - Дракона - не знаю.
   - Да он же вход в пещеру охранял и уничтожал недостойных.
   - Не было дракона, - сказал окончательно Дегустатов. - Я бы заметил.
   - С ума сойти, - возмутилась толстая женщина, по имени княгиня Пусто-
войт. - Он же мне много лет спать мешал, хрипел и фыркал. А ты его унич-
тожил и даже не заметил. Герой.
   - Да, - согласился Дегустатов, занятый своими мыслями.  -  Значит,  у
вас паспортов нет, никаких  документов,  места  жительства  нет,  ничего
нет?
   - Как же, - обиделась принцесса. -  Здесь  где-то  неподалеку  должен
стоять дворец моего батюшки. Может, он немного обветшал, но дворец хоро-
ший, с хоромами, переходами, кельями и светелками.
   - Нет этого, - ответил Дегустатов. - Дворца не знаю. Наверное,  снес-
ли, когда я еще здесь не работал. Тут один дворец - мой. Неподалеку. Ес-
ли его, извините, дворцом назвать можно. Правда, с электричеством.  Сос-
новый бор, бильярд, пинг-понг.
   - Послушайте, ваше высочество, - обратился к нему  старик,  которого,
оказывается, звали спальником Еремой. - Как же так, нет ли ошибки какой?
Царство наше было велико, простиралось оно до самого  синего  моря.  Нам
многие дань платили... И берендеи, и шкербореи, и черемисы, и вятичи.
   - Молчи, старый, - перебила его царевна. - А то велю голову отрубить.
Если мой жених говорит нет, значит, нет. Теперь он  нас  в  свой  дворец
проводит.
   - А там и свадебку сыграем, - обрадовалась княгиня Пустовойт. - Детки
пойдут.
   Царевна зарделась от этих слов, слуги  засуетились,  стали  скатывать
ковры и связывать в тюки платья и занавески.
   - А где мое любимое колечко? - закричала вдруг царевна. - Где мое лю-
бимое, волшебное изумрудное кольцо? Кто его украл, пока я почивала?
   Никто в этом не признался, тем более Дегустатов, который никак не мог
придумать, как ему поступать дальше. Похоже было, что эта девушка  соби-
ралась выйти за него замуж. Этого допускать  нельзя.  Во-первых,  потому
что она несовершеннолетняя и  можно  заработать  большие,  неприятности.
Во-вторых, у Дегустатова уже была жена и проживала она в Архангельске  с
сыном Петькой. Им Дегустатов, хоть и не был в разводе, посылал  алименты
двадцать пять процентов с твердой зарплаты,  без  приработков.  Наконец,
непонятно, как можно ему, директору дома отдыха, показаться в  городе  в
окружении персон, которые появились неизвестно откуда. Но бросать  людей
здесь нельзя. Негуманно. Придется, пока суть да дело, перевести их в дом
отдыха.
   - Давай, царевна, - предложила княгиня Пустовойт, - обыщем  всех  без
исключения, потому что такое редкое кольцо никак нельзя оставлять в неу-
мелых руках.
   - Нет-нет, - сказал на это Дегустатов. - Нам пора идти. Потом  разбе-
ремся.
   - Если бой-тура опасаетесь или единорога, - вмешался молодой,  солда-
тик с топором на длинной рукоятке, - мы за вас постоим.
   - Нет, бой-тура не будет, - резко ответил Дегустатов. - Бой  -  туров
не держим.
   - Наверное, разбойников много развелось, - предположил старик Ерема.
   - На это есть милиция. Слушайте меня внимательно, времена теперь  из-
менились, титулы и почитания отменены. Так что  будете  меня  слушаться.
Пойдете, куда скажу, останетесь, где скажу. А там разберемся. Зовите ме-
ня просто - Иван Юрьевич.
   - А свадьба? - спросила лукаво одна из придворных,  женщина  в  самом
соку, чернобровая и смуглая, что выдавало ее шамаханское происхождение.
   - Свадьба в свое время.
   Дегустатов шел впереди, и, когда свет из пещеры  иссяк,  он  засветил
зажигалку. За ним шагали два солдата с топорами и дышали ему в  затылок.
Затем шуршали юбками царевна, ее дамы и девки. Сзади опять шли  солдаты,
несли тюки и узлы с барахлом, и старик Ерема. В таком порядке  добрались
до скелетов.
   - Это мой богатырь сделал, - произнесла царевна  с  гордостью,  когда
увидела при скудном свете зажигалки остов ископаемого животного. -  Даже
мясо с него содрал.
   - Нет, царевна, - ответил ей старик Ерема. - Более похоже, что дракон
умер своей смертью со скуки или задохнулся от недостатка воздуха.
   - А может, и от старости, - добавила княгиня Пустовойт.
   - Может, и от старости, - согласился старик. - Хотя драконы долго жи-
вут.
   - Я недовольна, - сказала принцесса. - Я вам говорю, что это дело рук
моего суженого, а вы мне прекословите. Это гадко и противно. Если бы был
жив мой папа, он бы вас всех повесил. Но еще не поздно.  Друг  мой,  ры-
царь, отруби им головы. Они мне надоели.
   - Помилуйте, царевна, - взмолились придворные, падая в ноги ей и  Де-
густатову. - Не велите казнить, велите слово вымолвить.
   - Без этих штучек, - строго проговорил Дегустатов. -  Никого  казнить
не будем. Не время. Потом разберемся. А если вы, Леночка, полагаете, что
это и есть дракон, то я думал, что это ископаемое животное типа  мамонта
или крокодила. И думал, что он представляет интерес для науки. А раз это
дракон из вашей компании, то оставим его как есть. Он ни для нас, ни для
науки интереса не представляет.
   - Правильно, - одобрила царевна. - Ты у меня умный.
   - Гордый принц, - прошептал уважительно один из стражников.
   Через несколько шагов натолкнулись на скелеты людей.  Снова  задержа-
лись.
   Спальник Ерема заметил медяшку на ребрах одного из скелетов и сказал:
   - По этому образку я его признал. Помните, царевна, богемский  витязь
к вам сватался? Тогда еще говорил - голову положу, а с  царевной  ничего
плохого не случится.
   - Не помню, - ответила равнодушно царевна. - Много  их  было.  .  Она
взяла Дегустатова под руку. Делегатов чуть отстранился, чтобы она  невз-
начай не нащупала в кармане пустую бутылку и взятое без спросу кольцо.
   - Тебя в темноте плохо видно, -  говорила  Дегустатову  царевна,  -но
твой богатырский облик мне снился много лет.
   - Спасибо, - сказал Дегустатов. -  Вылезайте  осторожно,  по  одному,
вперед не кидайтесь, без моей команды никуда не отходить.
   Сам встал в сторонке, щурясь от яркого света.
   На свежем воздухе новые знакомые Дегустатова  не  производили  такого
странного и волшебного впечатления, как под землей. Были они  бледны  от
длительного  пребывания  при  искусственном  освещении,  одежда  покрыта
пылью, дряхла, требовала чистки и штопки. На оружии стражников обнаружи-
лась ржавчина, и от нее подтекло на старинные мундиры. Пудра и румяна на
лицах женщин также производили грустное впечатление. А сама царевна  ка-
залась уж совсем ребенком, максимум восьмиклассницей.
   Дегустатов приглядывался к людям, и ему хотелось достать  из  кармана
изумрудное кольцо и проверить, чистой ли оно  воды,  хотя  в  изумрудах,
честно говоря, Дегустатов не разбирался.
   Спасенные жмурились, покачивались с непривычки, закрывали лица  рука-
ми, и Дегустатов, хоть и спешил, чтобы отвести их  в  безопасное  место,
пожалел и не торопил. Пусть немного освоятся. А то потеряются по  дороге
и подведут спасителя под монастырь,
   - У тебя кафтан странный, - произнесла царевна робко касаясь дегуста-
товского пиджака.
   - Какой есть, -ответил Дегустатов. Из пещеры вылез последний стражник
и положил землю сундучок с царевниным приданым. Дегустатов присматривал-
ся к сундучку с интересом. Сундучок был окован медными полосами, на  нем
висел крепкий замок.
   - Давай помогу, - предложил Дегустатов и сделал шаг к сундучку. Хотел
проверить вес.
   - Государь, вы себя унижаете, - одернула его княгиня Пустовойт.  -  В
вашем положении можно победить дракона или вызвать на смертный бой  дру-
гого богатыря, из хазаров или половцев. Но носить тяжести вам не к лицу.
   - Правильно, милый, - поддержала царевна. - Тебе к  лицу  меч,  а  не
сундук.
   А спальник Ерема, проморгавшись к тому времени, поглядел на спасителя
проницательным стариковским взглядом, вздохнул и сказал стражнику:
   - Сундук никому не передавать. Неизвестно, что за народ здесь  обита-
ет.
   Вот гад подозрительный, подумал про старика Ерему Дегустатов.
   - Ну, все в сборе? - спросил он. - Тогда следуйте за мной.
   Вниз по склону спускались медленно, будто учились ходить, а когда по-
дошли к ручью, то остановились умыться, привести  себя  в  порядок.  Тут
чуть было не представился случай взять сундучок и попрощаться.  Пролетал
над лесом самолет. Рейсовый. Самый обычный. И при шуме  моторов  и  виде
его обтекаемого фюзеляжа все люди из пещеры вдруг попадали на  траву,  в
грязь и стали громко причитать. Оказалось, по отсталости приняли самолет
за летающего дракона. Дегустатов громко смеялся  над  ними,  обмахиваясь
шляпой, и оттого их уважение к нему еще более выросло.
   Дом отдыха, двухэтажное здание с колоннами,  когда-то  принадлежавшее
купцам Анучкиным, а после революции достроенное и  расширенное,  красиво
стоял на пригорке, откуда шел спуск к реке. Остальные корпуса  и  службы
частично скрывались за растительностью.
   - Ах! - сказала чернобровая придворная шамаханка. - И это ваш дворец?
   Дегустатов не понял, ирония здесь или восхищение, и ответил:
   - Какой есть.
   - Он куда лучше, чем у батюшки царя, - оценила чернобровая.
   - Вас как зовут? - спросил ее Дегустатов.
   - Анфиса Магометовна, - ответила придворная.
   - Анфиской ее звать, - поправила княгиня Пустовойт.
   - Можно Анфиской, -- согласилась придворная и повела плечами,  разми-
наясь.
   От свежего воздуха и солнца она порозовела, щеки обрели видимую упру-
гость, и в глазах был блеск. Дегустатов вздохнул, сравнил ее мысленно  с
царевной и повел группу дальше, к флигелю ь 2, который прятался  глубоко
в кустах сирени.
   - Ноги вытирайте, - велел людям Дегустатов.  Люди  послушно  вытирали
ноги о резиновый пупырчатый половик, и все им было в диковинку: стекла в
окнах, да и величина самих окон, крашеная крыша, водосточная труба и да-
же обычный асфальт на дорожке.
   А когда  оказались  на  скрипучей  застекленной  веранде,  где  стоял
бильярдный стол и откуда сквозь открытую дверь был виден коридор с  две-
рями по обе стороны, царевна подошла снова к Дегустатову и сказала:
   - Ты, видать, могучий царь, наш спаситель.
   - Ага, - согласился Дегустатов. - Погодите здесь. Я посмотрю, в каких
вас комнатах разместить. Анфиса провела ладонью по зеленому сукну.
   - А полога-то на кровати нету, - отметила она.
   ? Какого полога? - обернулся Дегустатов.
   Анфиса, коварная бестия, втайне двоюродная племянница  той  колдуньи,
что всех усыпила, с улыбкой, ямочки на  щеках,  показала  на  бильярдный
стол и добавила:
   - А перину, государь, где хранишь?
   - Ошибаетесь, - улыбнулся ей Дегустатов, - это  не  кровать,  а  игра
бильярд. Шары гоняем.
   Он заглянул в одну из спален. Там стояли четыре  еще  не  застеленные
кровати. "Здесь мы стражу разместим", - подумал он. В следующей - баб  и
княгинь. Для них придется еще одну комнату оставить. Старику Ереме и пя-
тому солдату маленькую, подальше от царевны. Царевне выделим двухкоечный
номер. Остается еще одна комната. Надо бы отдать ее Анфисе. Но неизвест-
но, вдруг начнутся трения. Строй у них феодальный. А сундучок и  барахло
сложить бы в кладовку у туалета. Еще неизвестно, умеют ли  они  туалетом
пользоваться - в пещере ничего подобного не заметил.
   Дегустатов задержался в туалете. Кафель сверкал под лучами проникшего
сквозь матовое стекло солнца. Можно было махнуть на все рукой н  вызвать
директора музея. И дело с концом. Останется изумрудное колечко и заметка
в местной печати. Дегустатов достал из  кармана  колечко.  Колечко  было
массивным, на вид золотое, а камень испускал зеленое сияние.  Нет,  при-
дется проверить, что в сундучке. И было оправдание: раз  велят  жениться
на царевне, которую целовал, то с этой ситуацией надо распутаться  дели-
катно. ,
   Дегустатов строил планы и машинально крутил кольцо на мизинце. Кольцо
крутилось с трудом. Дегустатов даже поднатужился, стараясь повернуть его
так, чтобы увидеть снова блестящий камушек. И лишь  успел  это  сделать,
как в туалете радом с ним образовался конь вороной масти. Коню было тес-
но. Он упирался хвостом в стену и воротил морду кверху, чтобы не  задеть
Дегустатова.
   - Еще чего не хватало, - сказал Дегустатов с раздражением.
   - Что прикажешь, доблестный богатырь? - спросил конь человеческим го-
лосом. - Если Кащея победить или еще для какого подвига - я  готов.  Так
ты и есть жених моей дорогой царевны?
   - Потише, люди услышат, - сказал Дегустатов с раздражением.
   - Пусть слышат, - ответил конь. - Даже лучше, что услышат. Пусть  все
знают, что я, конь-Ветерок, твой слуга. Пусть враги твои трепещут.
   Дегустатов поглядел на коня и мысленно пересчитал врагов.  Во  врагах
он считал директора стройконторы Удалова, который тянет с ремонтом,  со-
седа по дому и еще многих. В борьбе с ними нужнее были чернила, чем  го-
ворящие лошади.
   - Мои враги, - произнес Дегустатов дипломатично,  -  от  меня  пешего
трепещут. Так что в услугах не нуждаемся.
   - Ну не нуждаешься, так не нуждайся, - сказал конь. - Поверни  кольцо
вокруг пальца, и я снова исчезну. А меч-кладенец тебе достать?
   - И не думай, - ответил Дегустатов. - Еще порежешь кого.
   - Что-то ты мне, богатырь, не показался, - проговорил конь,  постуки-
вая копытом по плиткам туалета. - Чего-то в тебе не хватает. Как бы  ца-
ревна не отказалась замуж за тебя пойти.
   - Я ее не заставляю, - сказал Дегустатов и, пока конь вновь  не  пус-
тился в рассуждения, повернул кольцо вокруг пальца - и конь-Ветерок  ис-
чез, будто его и не было. Лишь запах конского пота остался в воздухе.
   Дегустатов даже подошел к форточке и растворил ее. Кольцо спрятал  во
внутренний карман пиджака. Бутылку поставил на подоконник. А с конем на-
до будет обдумать. Но не сейчас, не сейчас. Сейчас надо народ с  веранды
убрать. А то кто-нибудь забредет в дом отдыха - тогда начнется представ-
ление!
   Дегустатов поспешил на веранду.
   - Живы еще? - произнес он бедро.
   - Живы, - ответили гости.
   - А есть опасность? - поинтересовалась княгиня Пустовойт.
   - Да. У меня много врагов.
   -А где твои слуга?-спросила царевна.-Где охрана?
   - Мои слуги отпущены, Леночка, - сообщил вежливо Дегустатов.  -  Час-
тично их заменяют различные невидимые духи, а частично они не здесь...
   - Они в походе, - сказал одни из стражников.
   - Правильно, - подтвердил Дегустатов. - Пока устроимся в  этом  доме.
Вести себя ниже травы и тише воды, понятно?
   - Странно как-то, - заметила княгиня Пустовойт. - Сам спасает  и  сам
пугает. Мы думали, будет пир и веселье. А привел нас в пустой дом.
   - Потом спасибо скажете, - ответил Дегустатов.
   - Мы голодные, Иван, - напомнила царевна.
   - У меня  отчество  есть,  -  поправил  царевну  Дегустатов,  -  Иван
Юрьевич.
   Царевна покраснела, обиделась.
   - Какое красивое имя-отчество, - польстила Анфиса. И  Дегустатову  от
этой похвалы стало приятно. Княгиня Пустовойт заметила обмен взглядами и
сурово дернула Анфису за косу. Анфиса взвизгнула, а Дегустатов сказал:
   - Вы, княгиня, без этих старорежимных штучек. Может быть, Анфиса  как
личность даст вам десять очков вперед.
   - Чего даст?
   - Ничего я ей не дам, - сказала Анфиса.
   - Так держать, - приободрил ее Дегустатов. - Сейчас,  товарищи,  раз-
меститесь, устроитесь, я на склад сбегаю, белье чистое выдам, ничего  не
жалко. Мой долг - о вас позаботиться. Насчет расплаты  не  беспокойтесь,
уладим. Свет включается здесь вот, и здесь, сюда охрану,  сюда  -  руко-
водство. Леночка поживет пока в двухкоечном номере. Если вопросов больше
нет, я на несколько минут вас оставлю.  Все  самому  приходится  делать,
поймите меня правильно.
   - А до ветру куда? - шепнул Дегустатову старик Ерема.
   - По коридору последняя дверь направо.
   Дегустатов вспомнил, как топотал в туалете сказочный  кояь,  и  решил
старика туда не провожать. Пускай сам догадывается, что к чему. И в этом
било даже некоторое злорадство.
   На прощанье Дегустатов щелкнул два раза выключателем. Продемонстриро-
вал электричество. Ожидал, что снова они повалятся в ноги. Но в ноги  не
повалились, наверное, потому что лампочки в  коридоре  и  комнатах  были
слабые, во пятнадцать свечей.
   Уборщицу тетю Шуру и сестру-хозяйку Александру Евгеньевну  Дегустатов
разыскал в дежурке. Они пили чай из электросамовара.
   - Где-то вы гуляли, Иван Юрьевич? - поинтересовалась  Александра  Ев-
геньевна, завидя в дверях крепкую, широкую в плечах и бедрах фигуру  ди-
ректора. - Владения проверяли? А мы уж думали, забыл, что чай стынет.
   - Новости есть? - спросил Дегустатов.
   - Нет. Звонил Удалов из стройконторы, спрашивал, не возражаем ли про-
тив шиферу?
   - Мне хоть шифер, хоть солома - только чтоб не текло. Из города к нам
никто не собирается?
   - Нет, не звонили.
   - Тогда вот что; достань-ка мне двенадцать комплектов белья и одеял.
   - Зачем же? Заезда еще не было.
   - Был заезд. Проспала, Александра Евгеньевна.
   - Да я безвылазно здесь сижу с самого утра, - обиделась сестра-хозяй-
ка и опустила подбородок на мягкие складки шеи.
   - Киногруппа приехала, - соврал Дегустатов. - На автобусе. Ворота бы-
ли открыты. Я их сам во втором  корпусе  разместил.  Исторический  фильм
снимать будут. В трех сериях. Про восстание Степана Разина.
   - Ой, - обрадовалась уборщица Шура. - А артистка Соловей приехала?
   - Я их в лицо не всех знаю, - признался Дегустатов. - Может, и  Соло-
вей.
   - И Папанов?
   - Папанова нет, - уверенно сказал Дегустатов. - Пошли за бельем. Неу-
добно, люди ждут. С дороги устали. Из Москвы ехали. Расплачиваться будут
по безналичному. И попрошу артистов не беспокоить. С  вопросами  не  со-
ваться и так далее. Среди них есть иностранцы.
   - И иностранцы?
   - Да. Русский язык знают, во нашей действительности не понимают.  Не-
сите все добро во второй корпус. Я там ждать буду.
   Дегустатов покинул дежурку и уже снаружи, заглянув  в  окно,  крякнул
тете Шуре:
   - Самовар долей. Чаем гостей угостим. Тетя Шура бистро закивала голо-
вой. Она и сама уже об этом подумала.
   Тетя Шура с Александрой Евгеньевной притащили ворох простыней и наво-
лочек к веранде второго корпуса и хотели было заправить постели, а заод-
но и посмотреть на артистов, но Дегустатов уже сторожил у входа.
   - Здесь складывайте, - велел он. - Внутрь ни шагу.
   - Конечно, конечно, - согласились женщины, хотя заглянуть внутрь  хо-
телось хоть одним глазком.
   Они пошли вокруг корпуса, дальней дорогой, издали косясь на  закрытые
окна, за которыми были шевеление и яркие одежды. И уж  совсем  отчаялись
увидеть что-нибудь, как одно из окон растворилось и чернобровая  женщина
выглянула наружу и сделала круглые глаза. Это была Анфиса, которую в са-
мое сердце поразили одежды обслуживающего персонала, надо сказать, самые
обычные, без претензий, юбки чуть ниже колен и волосы не в косу, а  заб-
ранные в пучок на затылке у Александры  Евгеньевны  и  довольно  коротко
остриженные у тети Шуры.
   - А-ба-ба-ба, - проговорила актриса и остановилась с открытым ртом.
   - Вы, гражданка, в каких фильмах снимались? - вежливо  спросила  тетя
Шура, большая любительница киноискусства.
   - А-ба-ба, - повторила Анфиса и перекрестилась двумя перстами.
   - Иностранный язык, - вздохнула Александра Евгеньевна. - Страшно ува-
жаю людей, знающих иностранные языки.
   Больше разговора не получилось. Из-за спины Анфисы выдвинулся суровый
Дегустатов, погрозил пальцем и захлопнул окно.
   - Заметила? - сказала тетя Шура. - В кокошнике  и  древнем  сарафане.
Совместная постановка.
   Они пошли дальше по дорожке, обсуждая новость,  а  Анфиса  подвернула
юбку до колена, прошлась по комнате, показывая крепкие, ладные  ноги,  и
спросила Дегустатова:
   - Так у тебя в царстве юбки носят?
   - И еще короче, - сознался Дегустатов. Хотел было показать на Анфиси-
ной юбке, как короче, но в дверях появилась княгиня  Пустовойт,  оценила
обстановку и произнесла:
   - Может, государь, в твоем царстве все бабы  ходят  простоволосыми  и
бесстыдно нога заголяют, но учти, что царевне такого знать не можно. Так
что прикажи своим служанкам подолы опустить. И до свадьбы вокруг Анфиски
не вейся.
   Когда тетя Шура и Александра Евгеньевна вернулись  в  дежурку,  чтобы
заварить чай, там уже сидел гость. Гость - не гость, пожарник  Эрик.  Он
сидел у поющего самовара, читал книжку, готовился к экзамену в педагоги-
ческий институт.
   - Ты чего к нам? - поинтересовалась тетя Шура поздоровавшись. - Все у
тебя в порядке?
   - Все в порядке, - ответил Эрик. - Пришел по долгу службы. Перед  на-
чалом сезона оборудование проверить. Как тут огнетушители, лопаты,  крю-
ки, щиты пожарные, все ли на месте.
   - До директора не доберешься, - бросила Александра Евгеньевна.
   - Уехал?
   - Нет, никуда не уехал. Но окружен московскими красавицами.
   - Приехала к нам киногруппа, - сообщила тетя Шура. - Снимает  истори-
ческий фильм про Пугачева. Расплачиваться будут по безналичному расчету.
   - Странно, - сказал Эрик. - Неужели они через Гусляр проехали и никто
не заметил?
   - Значит, проехали.
   - И надолго?
   - Пока не снимут.
   - Пойду посмотрю, - решил Эрик, откладывая книжку.
   - И не думай, - сказала тетя Шура. - Дегустатов тебя на месте  убьет.
Ты же знаешь, какой он въедливый. Все по нему не так.
   - Пойду. Ничего он со мной не сделает. Мне огнетушители проверить на-
до.
   По пути ко второму корпусу Эрик проверил красный пожарный щит  у  во-
лейбольной площадки. Огнетушители с его были сняты, но одна лопата  сох-
ранилась. Из-за того, что пришлось сделать круг, Эрик подошел к дому  не
со стороны веранды, а сзади, где были умывалка и туалет. Оттуда  доноси-
лись голоса, спорили. И так громко, что Эрику пришлось подслушать.
   - Послушай, боярин, - произнес молодой голос. Принадлежал он страхов-
ку, но Эряк об этом, конечно, не знал. - Где  ты  видел  такое  царство,
чтобы две бесстыдницы, заголившись, гуляли и больше никого. Ни людей, ни
коней. А у богатыря колпак на голове посередке продавленный,  Может,  он
вовсе не Иван-царевич, а Иван-дурак?
   - За такие речи языки рвут, - ответил наставительно старческий голос.
- Боюсь только, что дураков здесь нет. Какие свечи у него!
   - Видал. С потолка висят, а воск не капает.
   - Вот я и говорю. А кровати на железных ногах. Крыша  железом  крыта.
Зуб во рту золотой. Как бы не попали мы в плен  к  нечистой  силе.  Я-то
старый, помирать скоро. Вас, молодых, жалко. Вам бы жить и жить.
   - Господи, с нами крестная сила, - напугался молодой голос. -  А  от-
веть мне, дед Ерема, были ли в старых книгах намеки на такое колдовство?
   - Были. Антихрист на железной колеснице истребит  все  живое.  Может,
уже и истребил своих, пусто в его дворцах. Теперь  за  вас  принялся.  Я
старому царю страшную клятву давал дочь его от всех зол сберегать. В  ту
роковую минуту успел ей на палец надеть изумрудное кольцо-перстень.  По-
вернешь его - прядет на помощь конь-Ветерок и унесет Аленушку куда  сле-
дует. А где кольцо? Пропало. Уж не Иван ли кольцо схоронил? А если так -
кто ему подсказал? Враг рода человеческого...
   Голоса зазвучали потише, будто говорившие отвернулись от окна.
   Репетируют, подумал Эрик. И как естественно у них  получается.  Снова
до него донесся молодой голос.
   - Иван сказал, что здесь отхожее место. Так ведь сказал?
   - Так. И соврал, не иначе. Здесь все  стены  белым  камнем  выложены,
словно во дворце. И чаши из белого камня. И вода хрустальная льется. Хо-
тел, наверное, чтобы мы это чистое место загадили, чтобы потом нас казни
предать.
   - Ох, и мудрый ты, дед Ерема, - сказал молодой  голос.  -  Пойдем  на
двор. Обманем злодея.
   Звякнул крючок на задней двери, и два человека вышли из дома.  Первым
шел прямой еще старик со впалыми щеками и седой  бородой.  На  голове  у
старика высокая шапка-кубанка, а рукава длинного тяжелого плаща разреза-
ны спереди. Из-под плаща при каждом шаге появлялись острые носки  загну-
тых кверху красных сапог. Второй человек, нестарый, был одет  похоже  на
старика. Только на голове шлем, плащ покороче, в талию,  рукава  обыкно-
венные, бородка острая, короткая и усы закручены кверху.  Молодой  тащил
за собой топор на длинной ручке.
   И тут же учебник истории вспомнился Эрику. Одежда была древнерусской,
допетровской эпохи, если не ранее. И было в одежде нечто странное -  ес-
тественность, будто вышла она не из костюмерной мастерской, а была сшита
для ежедневного ношения.
   Актеры направились к кустам, за которыми стоял Эрик, и прятаться  ему
было поздно.
   "Что вы здесь делаете, молодой человек? - спросит сейчас старик,  мо-
жет быть, народный артист республики. - Вы подслушиваете под окном  туа-
лета наш шутливый разговор?" Эрик в растерянности надел на голову  каску
- не мог не надеть. Дело в том, что пришел он в дом отдыха не в форме, а
в свитере и джинсах. Только каску захватил с собой. И то случайно. Каска
была старая, блестящая, с гребнем поверху. Такие уже сняты с  вооружения
пожарников. Он нашел ее утром на чердаке  пожарной  команды,  когда  на-
чальник послал его туда посмотреть, не завалялся ли там обрывок  шланга.
Каска понравилась, оставлять ее на чердаке было жалко, носить на выездах
нельзя - у всех армейские, зеленые. Решил тогда Эрик отнести  ее  домой,
да не успел. Вот и шел по дому отдыха, размахивая каской, словно  лукош-
ком для грибов. А тут, перед встречей с  киноработниками,  непроизвольно
надел на голову - чтобы самого себя убедить в том, что он здесь не прос-
то так, а по заданию руководства. И в таком виде - в медной каске, сером
свитере и джинсах - выступил из-за кустов.
   Старик от неожиданности и сверкания каски осел, ноги  подогнулись,  а
второй не растерялся, взмахнул топориком, но топор длинной рукояткой за-
путался в ветвях сирени, и молодой парень рвал его, дергал, но  оказался
безоружным.
   - Извините, - сказал Эрик. - Я, наверное, вас напугал. Извините.
   - Не напугал, - сказал старик, приходя в себя. Держался он  с  досто-
инством и, когда первый испуг прошел, вновь  приобрел  осанку  народного
артиста.
   Молодой парень выпростал наконец топор из куста и  поставил  к  ноге.
Помолчали. Потом Эрик поинтересовался, чтобы поддержать разговор:
   - Вы что здесь снимаете?
   - Как? - спросил старик.
   - Какую картину снимаете?
   Старик с молодым переглянулись и не ответили.
   - Вы не думайте, - успокоил Эрик. - Я здесь по долгу  службы.  Прове-
ряю. Инвентарь, оборудование, огнетушители. Служба. - И  Эрик  улыбнулся
чуть заискивающе. Уж очень неловкой получилась беседа.
   - Значит, ты нездешний? - сказал старик.
   - Нет, я из Гусляра.
   - Непонятно говоришь. А Ивану-царевичу ты кем приходишься?
   - Кому?
   - Ивану-царевичу, который царевну поцеловал и нас сюда привел?  Глав-
ному в этих местах. Ивану свет Юрьевичу.
   - Так вы Дегустатова имеете в виду, - рассмеялся, поняв наконец  шут-
ку, Эрик. - Я ему никем не прихожусь. Я из независимой организации.
   - А чего же тогда по его владениям ходишь?  -  спросил  подозрительно
старик.
   - Мне можно. Я пожарник.
   - Так, - сказал старик. - Вижу я, нет в тебе опасения  пред  страшной
мощью и властью Ивана Юрьевича.
   - Нету, - сознался Эрик и совсем развеселился. - Это  у  вас  здорово
получается. Просто как на самом деле. И одежда, кафтаны  просто  замеча-
тельные. И топор. Как настоящий.
   - Чего? - обиделся молодой человек. - Как настоящий? Да я тебе сейчас
этим как настоящим огрею, тогда узнаешь, как славное боевое  оружие  ху-
лить.
   - Ну, умора просто, - только и смог вымолвить Эрик.  -  Мне  сказали,
что вы делаете историческую картину. А я теперь  понимаю,  что  комедию.
Меня к себе возьмете?
   - А у тебя что ли своего господина нету?
   - Господин у меня есть, - поддержал его игру Эрик. -  У  него  таких,
как я, двадцать рыцарей. Все в шлемах боевых, с топорами в руках, зовут-
ся пожарной командой, огонь нам не страшен и вода. И медные трубы.
   - Славная дружина, - вежливо одобрил дед Ерема.
   - Конечно, славная. Первое место в районе по пожаротушениям.
   - А как. твоего господина зовут? - спросил старик Ерема.  Так,  будто
надеялся встретить старого знакомого.
   - Брандмейстер, - схитрил Эрик.
   - Немец?
   - Слово немецкое. А сам молдованин.
   - Как же, - подтвердил Ерема. - Слышал. Достойный человек.
   Молодой стражник посмотрел на него с уважением.  Старик  Ерема  много
знал.
   - А не обижает ли твоего господина Иван Юрьевич?  -  задал  следующий
вопрос старик. - Не беспокоит своей колдовской силой?
   - Во дает, - восхитился Эрик. И разъяснил: - Если бы  и  захотел,  на
него сразу управа найдется. Чуть что - мы в райсовет. И отнимут  у  него
домотдыховское царство, отправят работать банщиком. Как вам такой  вари-
ант нравится?
   - Не знаю, - серьезно ответил старик. - Не знаю. Может, к лучшему,  а
может, и к худшему. Царевна наша с ним обручена. И если бросит он  ее  -
позор и расстройство. И если женится, тоже добра не жду.
   - А царевну кто играет?
   - Про царевну так, отрок, говорить нельзя, - ответил старик. - Царев-
на тебе - не игрушка.
   - А поглядеть на царевну можно? Или подождем, пока съемки начнутся?
   - Мы не сарацины, которые девкам лица закрывают. Гляди.
   Старик провел Эрика по прошлогодней листве  и  молоденьким  иголочкам
новой травы к окну, занавешенному изнутри, и постучал по стеклу согнутым
пальцем.
   Занавеска отъехала в сторону, и за стеклом показалось неясное девичье
лицо.
   -Отвори,-попросил старик.-Слово сказать надобно.
   Окно распахнулось. Девушка обозначилась в нем, словно старинный порт-
рет в простенькой раме, отчего несказанная красота ее выигрывала втрое.
   Девушка держала в руке зеркало на длинной ручке и, видно, только  что
расчесывала своя длинные золотые волосы, не успела даже забрать их в пу-
чок, поддерживала, чтобы не рассыпались. В окружении черных ресниц горе-
ли зеленым огнем глаза, и в них был вопрос - зачем  и  кто  меня,  такую
прекрасную, беспокоит? Кто этот неизвестный рыцарь в золотом шлеме?
   Эрику следовало бы представиться, сообщить, кто он такой, почему  та-
кой смелый. Сказать, что уважает киноискусство и особенно любит фильмы с
участием этой самой кинозвезды.
   Но Эрик не смог вспомнить ни одного фильма с  участием  этой  порази-
тельной красавицы. Но если бы он и смотрел пятнадцать фильмов с ее учас-
тием, все равно бы не посмел  открыть  рта.  Эрик  влюбился.  С  первого
взгляда. На всю жизнь. И чувства его  отразились  в  глазах  и  странной
бледности лица.
   Спальник Ерема, всю эту сцену наблюдавший и довольный ее исходом, так
как он был старым политиканом, пережившим трех государей и многих других
придворных, сказал:
   - Поражен, отрок?
   Эрик кивнул и проглотил слюну. Язык у него отсох.
   - Добро, - сказал старик Ерема. - И вот такую раскрасавицу отдаем  мы
за Ивана свет Юрьевича.
   Старик ожидал взрыва негодования, начала междоусобицы,  выгодной  для
него, но в ответ Эрик, принявший эти слова за злую шутку,  резко  повер-
нулся и отошел в сторону, потому что понял, как  велика  пропасть  между
ним, рядовым пожарником, и московской кинозвездой, которой звонят по те-
лефону известные поэты, чтобы прочесть ей новые, для нее написанные сти-
хи и поэмы. Как непреодолима пропасть между будущим заочником  педагоги-
ческого института и красавицей, регулярно выезжающей в Канн на  междуна-
родный кинофестиваль. А о Дегустатове Эрик и не подумал.
   Но сам Дегустатов, услышав голоса, ворвался в комнату,  оттолкнул  от
окна царевну, глядящую сочувственно на стройного юношу  в  шлеме,  и  со
злостью крикнул:
   - Ты что здесь делаешь?
   Эрик обернулся на голос директора и грустно ответил:
   - Я противопожарное оборудование проверяю: Акт составить нужно.
   Царевна, которую толкнул Дегустатов ж которой было не столько  больно
от толчка сколько обидно, потому что, кроме папы-государя, никто не смел
прикоснуться к царской особе, заплакала. Старик Ерема сказал,  чтобы  не
уронить гордость:
   - Негоже так поступать, Иван Юрьевич.
   - Надоели вы мне, - вырвалось у Дегустатова. - Сдам вас  в  музей,  и
дело с концом.
   - Куда-куда? - угрожающе спросил старик, все еще недовольный тоном  и
поступками своего спасителя.
   - Неважно, - вздохнул Дегустатов, понимая, что объяснить им ничего не
объяснишь. Надо было форсировать действия, чтобы заглянуть в сундучок  и
потом отделаться от всей этой подозрительной компании.
   - Государь, - проговорила, появляясь из-за спины Дегустатова,  Анфиса
и прикасаясь к его плечу. - Вы устали. Вы в горести. Пойдем отсюда.
   - Ага, - согласился Дегустатов и увидел тетю Шуру  и  Александру  Ев-
геньевну, выплывающих из-за кустов.
   Тетя Шура несла шипящий самовар, а Александра Евгеньевна -  картонный
ящик, в котором были чашки, блюдца, пачки с вафлями, сахар-рафинад, чай-
ные ложки и конфеты "сливочная помадка".
   Они шли, широко улыбаясь и всем своим видом стараясь подчеркнуть гос-
теприимную радость по поводу прибытия столь дорогих гостей.
   - Сейчас чайку попьем, -  ласковым  голосом  сказала  Александра  Ев-
геньевна.
   - Я сам, - предупредил Дегустатов, протягивая  руки  из  окна,  чтобы
принять самовар.
   - Не беспокойтесь, Иван Юрьевич, - сказала Александра  Евгеньевна,  а
тетя Шура даже сделала шаг назад, чтобы не отдавать самовара.
   - Давай я тебе помогу, тетя, - предложил Эрик, забрал самовар  и,  не
слушая дальнейших разговоров, прошел на веранду.
   Александра Евгеньевна достала из картонного ящика  белую  скатерть  и
ловко расстелила ее на бильярдном столе.
   - Вот и чайком побалуемся, погреем свои старые кости,  -  обрадовался
старик Ерема, входя на веранду вслед за Эриком. - Сколько лет росинки  в
рот не брал.
   - Воздерживаетесь? - спросил Эрик.
   - Ага, - согласился старик с непонятным словом.  Из  коридора  вышла,
уже в кокошнике, царевна Леночка в сопровождении княгини Пустовойт. Гла-
за ее распухли от слез. Потом потянулись стражники и  слуги.  Столпились
вокруг бильярдного стола, глядя с жадностью, как тетя Шура с Александрой
Евгеньевной расставляют чашки и распаковывают пачки  с  вафлями.  Старик
Ерема даже взял кусок обертки, помял в руках и сказал для всеобщего све-
дения:
   - Такое я встречал. Пергамен зовется, привозят  из  заморских  стран.
Книги писать.
   Эрик женщинам не помогал. Стоял, не снимая каски, и глазел на  царев-
ну. Царевна смущалась и отводила глаза.
   - Проголодались? - пожалела ее тетя Шура. - Такая молоденькая, а  уже
на кочевом образе жизни.
   - На кочевом образе язычники, - произнес строго дед Ерема, - а  мы  в
Бога веруем. Мы оседлые.
   - Бога нет, - сообщил Эрик.
   - Куда же это мы попали? - сказала в  сердцах  княгиня  Пустовойт.  -
Хоть обратно в пещеру.
   - Проживем, проживем как-нибудь, - поддержал ее молодой  стражник.  -
Как раньше жили, так и проживем. Другого богатыря ждать будем. Настояще-
го.
   - А может, теперь настоящих и не осталось? - спросил  на  это  старик
Ерема и покосился на Эрика с надеждой.
   Старика мучил прострел, и он готов был на любую интригу, только бы не
возвращаться в сырость.
   Эрик слушал этот удивительный разговор, никак  не  понятный  в  устах
московских киноартистов, и в нем бурлили подозрения.  При  тетю  Шуру  и
Александру Евгеньевну говорить не приходится. Они застыли у  стола,  за-
быв, что пора разливать чай, и только хлопали глазами.
   Царевна выслушала мнение придворных и снова заплакала.
   - Не могу я назад идти, - говорила она. - Неужели это непонятно? Я же
обручена. С Иваном обручена. И нет мне пути назад. Что я, девка, что ли,
гулящая?
   Принцесса закрылась платочком. Эрик думал о том, что ни автобуса,  ни
кинокамер, ни прожекторов - ничего такого он не видел. И сколько  време-
ни, скажите вы мне, можно ходить в театральной одежде, не переодеваясь?
   - Остается мне одно, - продолжала царевна сквозь слезы, - найти берег
покруче и с него в реку кинуться. А вы уж как хотите. Вы свободны.  Всем
волю даю.
   - Такая молоденькая, а так убивается, -  посочувствовала  тетя  Шура,
которая была женщина добрая и отзывчивая. - Не иначе, как у наших  доро-
гих товарищей случилась неприятность.
   - Слышишь, Шура, Иван Юрьевич на ней жениться  обещал  и  обманул,  -
сказала Александра Евгеньевна.
   - Как же он мог?- возмутилась тетя Шура. - У него жена  неразведенная
в Архангельске живет.
   - Чего? - возопил дед Ерема. - Жена, говоришь?
   - Кстати, где он сам? - спросил Эрик, еще не  разобравшийся  в  своих
чувствах, но кипящий желанием сначала помочь прекрасной девушке, а потом
уж разбираться.
   - Да, где он? - поддержала княгиня Пустовойт.
   - Где он?! - вскричал старик Ерема. - Где обманщик?! Целовал,  а  сам
женатый!
   Толкаясь в узких дверях и забыв о чае, все бросились обратно в  кори-
дор. И остановились как вкопанные. Перед распахнутой дверью  в  комнату,
где хранился сундук с невестиным приданым, лежал  связанный  стражник  с
кляпом во рту. Он бешено вращал глазами и корчился как червяк.
   Комната была пуста. Ни сундука, ни Дегустатова.
   - Может, он где-нибудь еще? - предположила тетя Шура,  помявшая,  что
гостей обокрали, но болевшая за репутацию дома отдыха.
   - Дегустатов! - крикнул Эрик.
   И в ответ по асфальтовой дорожке у окна грянули  копыта,  из-под  них
брызнули искры до сосновых вершин, и черный конь, взмахнув длинным хвос-
том, рванул с места к темнеющему лесу. На  коне  сидел  Дегустатов,  под
мышкой тяжелый сундук, а сзади, обхватив его живот гладкими руками,  Ан-
фиса.
   - Спелись, - сказал стражник.
   - Держи вора! - воскликнула княгиня Пустовойт, а мудрый старик  Ерема
ответил на это скорбно:
   - Не догонишь. Это же Ветерок. Конь-Ветерок. Волшебное  животное.  Ни
одна тварь на свете его не обгонит.
   - Значит, Иван мое кольцо украл?
   - Он самый, больше некому. Конь-Ветерок только хозяина кольца  слуша-
ется.
   - Значит, он меня во сне, еще  не  поцеловавши,  обокрал?--настаивала
царевна.
   ? Так, Елена, так, - повторил старик.
   Тут терпению Эрика пришел конец. Он встал в дверях в произнес громко:
   - Вы вовсе не те, за кого себя выдаете.  Никакая  вы  не  киногруппа.
Рассказывайте, кто вы на самом деле, почему здесь оказались. Тогда  при-
мем меры.
   - Достойный разговор, - сказала Александра Евгень-евна.  -  Давно  по
Дегустатову уголовный кодекс плачет.
   - Мы себя ни за кого не выдаем, - ответил старик Ерема. - Не то,  что
ваш друг Иван Юрьевич.
   - Не друг он нам, - поправил Эрик. - Попрошу перейти к делу.
   В Эрике появились серьезность и собранность, как на  пожаре.  Впереди
языки пламени, опасность для жизни, в руках лестница и  надо  приставить
се к многоэтажному зданию и лезть наверх, спасать женщин, стариков и де-
тей.
   - Так вот, - сказал старик, оценив серьезный  вид  отрока  в  золотом
шлеме. - Мы родом из тридевятого царства, тридесятого государства.  Слу-
чилось так, что на рождение царевны  Алены  вредная  колдунья,  Анфисина
притом двоюродная бабушка, приглашения  не  получила.  И  поклялась  она
страшной клятвой нашу царевну со света свести. Но другая колдунья, близ-
кая нашему парю, царство ему небесное, на это  так  сказала:  "Не  будет
смерти Алене-прекрасной при ее совершеннолетии, а  заснет  она  глубоким
сном и спасет ее один рыцарь, который полюбит  ее  навечно,  поцелует  в
хрустальном гробу и разбудит. Ее и всех придворных людей".
   - Спящая царевна! - воскликнула Александра Евгеньевна.
   - Она самая, - согласился старик Ерема. - А ты откуда знаешь?
   - Так о вашем приключении сохранилась память в художественной литера-
туре.
   - И в устном творчестве, - добавил Эрик, не сводя глаз со спящей  ца-
ревны.
   "Алена, - шептали беззвучно его губы, - Аленушка".  И  царевна,  хоть
момент был очень тревожный, на взгляд ответила и потупилась.
   - О вас, - продолжала Александра Евгеньевна, - множество сказок напи-
сано. Фильм свят. И даже мультипликация, про иностранный вариант. С гно-
мами.
   - Такого не знаем, - сказал старик. - Значит, заснули мы, как и  было
приказано, в день Леночкина совершеннолетия. Что дальше было -  не  пом-
ним. Дракон нас охранял, чтобы случайный человек не польстился  на  наше
беспомощное состояние. Потом, видно, пещера заросла, пути к ней  потеря-
лись, и дракон помер. Так и случилось - проснулись  мы  от  постороннего
присутствия. Видим - незнакомый витязь в странной одежде нашу царевну  в
губы целует. Значит, кончилось наше затворничество и будет свадьба.
   - Конечно, - подтвердила Александра Евгеньевна. - Как  сейчас  помню.
Потом была свадьба и сказке конец.
   - Да не сказка это, - ответила царевна, сморщив носик. -Я в самом де-
ле все эти годы в хрустальном гробу пролежала. На пуховой перине.
   - Мы поверили, пошли за вашим Иваном Юрьевичем. Он нас сюда привел, а
дальше сами знаете.
   - Он про вас сказал, что вы артисты.
   - Кто-кто?
   - Артисты.
   - Таких не знаем. Ошибся он.
   - Ряженые, - подсказал Эрик. - Так раньше назывались? Скоморохи.
   - Да за такое... За такое... - У старика слов не нашлось, и он  сплю-
нул на пол в негодовании.
   - Я чистых голубых кровей, - топнула ножкой царевна и  посмотрела  на
Эрика.
   - Это нам все равно, - заметила тетя Шура, которая до этого  молчала.
- Нам бы человек был хороший, не жулик.
   - Тоже бывает, - согласился старик Ерема. - А все-таки царевна.
   - Царевна, - вздохнула Александра Евгеньевна. - Люди на Луну  летают,
реки от химии спасают, телевизор смотрят, а тут на тебе, царевна...
   - Ладно, потом разберемся,- сказал Эрик. - Помочь надо.
   - Нет, - ответил старик Ерема. ~ Помочь ничем нельзя. Ветерка не дог-
нать. Они сейчас в другое царство ускакали.
   - До другого царства не доскакать, - ответил Эрик, улыбнувшись. -  До
Другого царства много дней скакать. Да и границу ему на коне  не  перее-
хать.
   - Стража? - спросил с надеждой Ерема.
   - Пограничники. Пошли позвоним в город.
   - В колокола звонить будет, - объяснил старик остальным. - Народ под-
нимать.
   -- Нет, - возразил Эрик. - Я своему начальнику позвоню. Может, приду-
маем что. Есть у меня одна идея.
   - Брандмейстеру? Молдаванину? Память у старика была хорошая.
   - Ему самому.
   - Зачем ему? - удивилась тетя Шура. - В милицию
   звонить надо.
   - В милиции не поверят. Что я им, скажу о спящей царевне по  телефону
расскажу? Товарищи, скажу, в сказке возникли осложнения?
   - А начальнику?
   - Начальнику я знаю, что сказать.
   Эрик оставил зареванную царевну с  ее  обслугой  в  домике,  приказал
стражникам никого близко не подпускать: чуть что - в топоры.  Им  придал
для усиления Александру Евгеньевну. И поспешил в  главный  корпус.  Тетя
Шура и старик Ерема отправились за ним.
   День клонился к вечеру. Небо загустело, тени просвечивали золотом,  и
в воздухе стояла удивительная прозрачность, так что за  несколько  кило-
метров долетел гудок электрички.
   - Знаю, куда он поскакал, - сообщил Эрик. - К  железнодорожной  стан-
ции. К Дальнебродной.
   - Очень возможно, - согласилась тетя Шура.
   -И еще неизвестно, когда поезд. Далеко не каждый в
   Дальнебродной останавливается.
   Старик Ерема не вмешивался в разговор, а представлял себе в воображе-
нии железную дорогу - накатанную, блестящую, с  неглубокими  сверкающими
колеями, и была она знаком страшного богатства и могущества этих  людей.
Ему нравилась деловитость отрока в золотом шлеме и внушала некоторые на-
дежды. Но, конечно, больше всего он рассчитывал на помощь  князя  Бранд-
мейстера. Если Брандмейстер не поможет, то страшный позор  обрушится  на
царский род, вымерший почти начисто много веков назад.
   В дежурке стоял серый телефон. Эрик снял трубку.
   - Девушка, мне ноль-один. Пожарную. Ерема присед на  просиженный  ди-
ван. На стене висели листки с буквами и картинки, но икон в красном углу
не оказалось. Вместо икон обнаружилась картинка "Мойте руки перед едой".
Там же была изображена страшная муха, таких крупных старику  еще  видеть
не приходилось. Старик зажмурился. Если у них такие мухи,  то  какие  же
коровы?
   - Ноль-один, - повторил Эрик. - Срочно. Старик вытянул ноги в красных
сапожках, раскидал по груди седую бороду  и  глубоко  задумался.  Поздно
проснулись. Что стоило какому-нибудь  рыцарю  проникнуть  в  пещеру  лет
пятьсот назад?
   Эрик дозвонился до пожарной команды, обрадовался и сказал дежурному:
   - Это я, Эрик. Узнаешь? Докладываю, пожар в доме  отдыха  на  восьмом
километре. Одной машины будет достаточно. Небольшую пошли.  У  нее  ско-
рость.
   - Влетит тебе от начальства, - сказала тетя Шура.
   - Ничего, разберемся. Поймут. У нас в пожарной команде на первом мес-
те гуманность, а стоимость бензина я из зарплаты  погашу.  Через  десять
минут здесь будут.
   Старик зашевелился на диване, поморгал и спросил:
   - Князь Брандмейстер к нам будет?
   - Нет, - ответил Эрик. - Будут его славные дружинники. Пойдем  к  на-
шим, предупредим. А то испугаются с непривычки.
   У второго корпуса были суматоха и мелькание людей. Княгиня  Пустовойт
бежала навстречу и причитала:
   - Царевна себя жизни лишила! Позора не вынесла.
   - Причем тут позор! - воскликнул Эрик. Каска на голове стала тяжелой,
и в ногах появилась слабость.
   - Не беспокойтесь, товарищи, - сказала из окошка Александра Евгеньев-
на. - Я ее валерьянкой отпаиваю. Леночка только погрозилась  повеситься,
поясок сняла, в комнатку к себе побежала, да не  знала,  к  чему  поясок
крепить.
   - Я все равно повешусь. Или утоплюсь, -  заявила  царевна,  высовывая
встрепанную голову из-под руки Александры Евгеньевны. -  Лучше  умереть,
чем позориться. Мне же теперь ворота дегтем измажут.
   Тут она увидела расстроенного Эрикаи добавила, глядя на него в упор:
   - Потоку что я, опозоренная, никому не нужна.
   - Вы нам всем нужны! - крякнул Эрик, имея в виду лично себя, ж царев-
на поняла его правильно, а Александра Евгеньевна, глядя в будущее,  пре-
дупредила:
   - Ужасно избалованный подросток. В школе с ней намучаются.
   Эрик с ней не согласился, но ничего не сказал.
   - Сейчас князь-Брандмейстерова дружина здесь будет, -  заявил  старик
Ерема осведомленным голосом. Потом обернулся к  Эрику  и  спросил:  -  А
стрельцов ваших с собой возьмешь?
   - Нет, обойдемся. Вы, если хотите, можете с нами поехать.
   - Блюсти охрану! - приказал старик твердо стрельцам.  -  Что,  карета
будет?
   - Будет карета, - согласился Эрик, - краевого цвета. И  предупреждаю,
товарищи, что машина может вам показаться...
   В этот момент жуткий вой сирены разнесся по лесу, и, завывая на пово-
ротах, скрепя тормозами, на территорию дома отдыха влетела пожарная  ма-
шина красного цвета с лестницей поверх кузова, с восьмерыми  пожарниками
в зеленых касках и брезентовых костюмах.
   Нервы древних людей не выдержали. Стрельцы пали ниц, старик зажмурил-
ся и бросился наутек, в кусты сирени, а царевна обвала тоненькими ручка-
ми обширную талию Александры Евгеньевны и закатила истерику.
   Машина затормозила. Пожарники соскочили на землю и приготовились раз-
матывать шланг, сержант вылетел пулей из кабины и  по  сверкающей  каске
узнал своего подчиненного.
   - Что случилось? - потребовал он. - Где загорание?
   - Здравствуйте, Синицын, - проговорил Эрик твердо. - Вы мне верите?
   - Верю, - также твердо ответил сержант, потому что оба они  были  ври
исполнении обязанностей.
   - За бензин я оплачу, и за ложный вызов понесу соответствующее  нака-
зание, - сообщил Эрик. - Вот вы видите здесь людей. Они попали сюда  не-
чаянно, не по своей воле. И  оказались  жертвами  злостного  обмана.  Их
обокрал директор дома отдыха Дегустатов. И ускакал на коне  с  драгоцен-
ностями исторического значения и своей сообщницей.
   - Дегустатова знаю, - подтвердил сержант. - Встречался  в  райсовете.
Пожарные правила нарушает.
   - Он самый, - согласился Эрик. - Дегустатова надо догнать.  И  отнять
украденные вещи.
   - Мое приданое, - объяснила, всхлипывая, царевна.
   - Ого! - воскликнули пожарники, заметив такую сказочную красоту.
   - Да, приданое этой девушки, - сказал Эрик.
   -Поможем, - сказали пожарники и, не дожидаясь, что  ответит  сержант,
прыгнули обратно в красную машину.
   Сержант еще колебался.
   - Помоги, князь Брандмейстер, - взмолился старик Ерема.
   - Помогите, добрый витязь, - попросила царевна. И добавила, обращаясь
к придворным: - Пади! В ноги нашему благодетелю!
   И все, кто был во дворе, вновь повалились  на  землю,  стараясь  доб-
раться до кирзовых сапог сержанта, чтоб заметнее была мольба.
   - Ну, что вы, что вы, товарищи, - засмущался сержант. - Наш долг  по-
мочь людям, мы и не отказываемся... Затем деловым голосом приказал:
   - По машинам! Заводи мотор!.. В какую сторону скрылся злоумышленник?
   - К станции Дальнебродной, - ответил Эрик. - Больше некуда.
   Подсадили в кабину старика Ерему. Эрик вспрыгнул на подножку -  и  со
страшным ревом пожарная машина умчалась. А царевна, глядя машине  вслед,
сказала Александре Евгеньевне, к которой уже немного привыкла:
   - А все-таки у Эрика самый красивый шлем.
   - Молода еще ты, - отрезала Александра Евгеньевна. - Тебе учиться на-
до.
   - Я уже совершеннолетняя, - не согласилась принцесса. - А учиться ца-
ревнам нечему. Мы и так все знаем.
   ...Конь-Ветерок уже полчаса со сказочной скоростью несся  по  лесной,
почти пустынной дороге, стуча копытами и высекая искры из асфальта. Рука
Дегустатова онемела, и пришлось переложить  сундук  на  другую  сторону.
Ветви деревьев стегали по лицу, и с непривычки ноги выскакивали из стре-
мян, на что конь сердился и ворчал, оборачиваясь:
   - Не умеешь, не садился бы. Всю спину мне собьешь.
   - Молчи, скотина, - возражала ему Анфиса, которая тесно прижималась к
спине Дегустатова, сплетя руки на его круглом гладком животе. - Послуша-
ние - вот главная заповедь животного.
   - Всему приходит конец, - говорил конь и екал селезенкой. - Скоро мое
терпение лопнет.
   Наконец Дегустатов понял, что больше держать сундук и скакать на  ло-
шади он не в силах.
   - Тпру, - сказал он, углядев полянку со стогом. -
   Привал.
   Он тяжело соскочил на траву, сделал два неверных шага, не выпуская из
рук драгоценного сундука, и рухнул
   у стога.
   Анфиса также сошла и прилегла рядом. Конь-Ветерок молча забрал губами
клок сена и принялся пережевывать его. Иногда он поводил  шелковой  спи-
ной, махал хвостом, отгоняя комаров.
   - Ну и дела, - произнес он. - Стыдно людям в глаза
   глядеть.
   - Нам бы до станции добраться, - сказал наконец Дегустатов. -  Там  в
поезд. Только нас и видели.
   - В другое царство? - спросила Анфиса.
   - В другое царство нельзя. Визы нету. Мы в Москве  устроимся.  Там  у
меня двоюродный брат проживает. Сундук тяжелый, сволочь, так бы и  выки-
нул.
   - Врешь ты, не выкинешь, -  сказала  Анфиса,  которая  была  женщиной
практичной и уже свела в могилу двух мужей, о чем Дегустатов,  разумеет-
ся, не знал. - Это теперь мое приданое будет. Хотя я и без приданого хо-
роша.
   - Посмотрим, - проговорил Дегустатов. - Открыть бы его,  по  карманам
добро разложить.
   - Открыть нельзя, - объяснила Анфиса. - Ключ у княгини Пустовойт хра-
нится. Некогда было взять.
   - Ох, и попал я в ситуацию, - размышлял Дегустатов. -  Но  положение,
надо признать, было безвыходное. Жениться мне на ней не к чему. В  любом
случае я шел или под суд, или под моральное разложение. Ничего, все рав-
но пора профессию менять. Ну, скажи, Анфиса, какие могут быть перспекти-
вы у директора дома отдыха?
   - Да никаких, - согласилась Анфиса, которая раньше не слыхала ни  про
дома отдыха, ни про перспективы. - Поскачем дальше? А  то  погоня  может
объявиться. Дегустатову было лень подниматься.
   - Какая теперь погоня? На чем они нас догонят?
   - Меня  никто  не  догонит,  -  подтвердил  со  сдержанной  гордостью
конь-Ветерок. - Я скачу быстрее ветра. - Взмахнул большой красивой голо-
вой и добавил: - Если, конечно, всадник достойный, а не тюфяк, как ты.
   - Ты Ваню не обижай, - вмешалась Анфиса. - Нас теперь  ни  огонь,  ни
вода не разлучат. Правда, Ваня?
   - Правда. - Дегустатов погладил Анфису по спине. - Мы с  тобой  такие
дела завернем - жутко станет. Дом купим в Переделкине,  комнаты  сдавать
будем.
   - Вот, - сказала Анфиса, глядя на коня. - А на тебе воду  возить  бу-
дем.
   - В цирк его сдадим за большие деньги. Издали донесся вой сирены.
   - Это что? - спросил конь, навострив уши.
   - Это? - Дегустатов поднялся на ноги и  подхватил  сундук.  -  Машина
едет.
   - Погоня?
   - Может, мимо.
   Но, несмотря на эти свои успокаивающие слова, Дегустатов взобрался  в
седло, а Анфиса подошла поближе, протянув к нему руку,  чтобы  он  помог
взобраться вверх.
   Дорога здесь была видна вдаль, и, когда из леса выскочила с ревом по-
жарная машина и поддала с пригорка, когда замахал руками из кабины  ста-
рик Ерема, узнавший коня-Ветерка, Дегустатовым овладели ужас и отчаяние.
Никак он не ждал такой сообразительности от пожарника. Полагал, что если
его враги будут звонить в милицию, там решат - шутят. И с погоней  прои-
зойдет задержка.
   - Гони! - крикнул он Ветерку, позабыв о своей подруге.
   - А я как же? - закричала Анфиса, почуяв неладное. Всю жизнь она бро-
сала других, а ее еще никто бросить не осмеливался. - Я ж тебе помогала,
я ж стрельцу по голове туфлей била! Я ж в тебя храбрость вливала!
   - Гони! - кричал Дегустатов Ветерку, не слушая женщину.
   Ветерок переступил копытами и сказал со вздохом:
   - Неудобно как-то получается, Иван Юрьевич. Женщина все-таки.
   - Боливар двоих не свезет, - ответил ему Дегустатов строкой на  забы-
того иностранного рассказа. И стукнул каблуками по бокам жеребца.
   - Эх, служба проклятая! - выругался конь и поскакал дальше.
   Сундучок мешался, толкал в бок, сзади бежала по молодой траве  черно-
волосая женщина шамаханской национальности в проклинала обманщика  древ-
ними оскорбительными словами. Даже конь вздрагивал. А Дегустатов не слы-
шал. Он мчал к станции Дальнебродной и приговаривал:
   - Нас не возьмешь! Живыми не дадимся.  Ветерок,  почуяв,  что  погоня
настигает, перешел в карьер. Асфальт прогибался и трескался под  мощными
копытами.
   Пожарная машина неслась вслед, словно горел родильный дом. Сирена вы-
ла, колокол звенел, пожарники привстали на сиденьях и торопили шофера.
   - Вот разложенец, - сказал строго сержант, - женщину бросил, сообщни-
цу. Ничего ему не дорого.
   -Я и говорю, - ответил Эрик.
   - Ничего с ней не станется, - вмешался старик Ерема. - Натура  у  ней
преподлая. Если бы не связи, никогда бы ее близко к царевне не подпусти-
ли. Вполне возможно, что это она отравленное яблочко Елене подсунула.
   Скоро фигурка Анфисы растаяла вдали, а конь, хоть и  волшебный,  стал
понемногу сдавать, так как в машине было более ста лошадиных  сил,  даже
Ветерку не под силу конкурировать.
   Впереди за березами возник кирпичный палец водокачки, пошли по сторо-
нам дороги картофельные участки с прошлогодней ботвой и домики  поселка.
Люди выскакивали в палисадники, смотрели с изумлением, как полный мужчи-
на на вороном красавце-коне удирал от пожарной машины, и делились на бо-
лельщиков: одни хотели, чтобы победил всадник, другие болели за пожарную
машину.
   У самого перрона, куда только что, по редкому совпадению, подошел по-
езд и остановился на минуту, машина настигла коня, но тот вскочил, пови-
нуясь приказу Дегу-статова, на платформу и поскакал,  распугивая  мирных
пассажиров, прямо к железнодорожной кассе.
   Пожарная машина затормозила у перрона, и на ходу пожарники соскакива-
ли с нее, разбегаясь цепочкой, чтобы вору никуда не скрыться. Да  и  Де-
густатов уже понял, что билет покупать некогда.
   - Стой, - крякнул он коню, и тот замер. Да так резко, хитрец, что Де-
густатов перелетел через голову и покатился по платформе, по затоптанным
доскам. Но сундучка не выпустил.
   Пока он поднимался, потерял секунды, ж за эти секунды высокий молодой
человек в сверкающем медной пожарной каске в джинсах, первым соскочивший
с машины, оказался совсем рядом и отрезал Дегустатову  путь  к  вагонной
двери.
   Вид у того был ужасен. Дегустатов был доведен до крайности. Он  крик-
нул, испугав пассажиров и заставив остановиться железнодорожного милици-
онера, который надвигался, свисток у губ, к месту происшествия:
   - Меч-кладенец быстро!
   Ветерок тряхнул головой, не хотел подчиняться, но  пришлось.  Правда,
пошел на хитрость, может, даже решившую исход дела. Он вложил меч-кладе-
нец в ту же руку Дегустатова, под мышкой у  которой  находился  заветный
сундук с приданым. Сундук выпал.
   Поезд в этот момент уже тронулся. Дегустатов неловко взмахнул тяжелым
мечом, стараясь в то же время подобрать сундучок и поспеть к поезду.
   - Отойди, убьет! - крикнул старик Эрику. - Меч-кладенец сам собой на-
водится!
   Но Эрик не обратил никакого внимания и бросился к  Дегустатову.  Тому
было поздно прыгать на поезд, и он толкнул мечом в Эрика. Меч своим хищ-
ным концом потянулся прямо к сердцу пожарника. И в этот момент сержант с
помощниками, успевшими размотать шланг, пустили  в  Дегустатова  сильную
струю холодной воды. Меч, так и не достав до сердца Эрика, выпал из руки
директора, ударил по сундучку и раскроил его надвое...
   Когда ехали обратно в дом отдыха, Дегустатов сидел  смирно,  оправды-
вался и сваливал вину на Анфису. Конь-Ветерок трусил  рядом  с  пожарной
машиной, заглядывал внутрь и поводил глазом, когда пожарники расхвалива-
ли его стать и масть.
   Эрик разложил на свободной скамье приданое из сундука. Там  были  две
простыни из тонкого голландского полотна, ночная рубашка  из  настоящего
китайского шелка, стеклянный стакан, которому, как объяснил Ерема,  цены
в сказочном древнем царстве не было. И разные другие вещи музейного зна-
чения, нужные девушке царских кровей на первое время в замужестве.
   Дегустатов, когда замолкал в своих оправданиях, смотрел на вещи с не-
навистью, потому что получалось - страдал он понапрасну.
   Подобрали Анфису. Она сидела, пригорюнившись, у  дороги.  Как  только
Анфиса забралась в машину,  она  принялась  корить  Дегустатова,  и  они
сально поссорились.
   А конь громко ржал, заглядывая внутрь, и пожарники говорили:
   -- Жеребец, а все понимает.
   Когда доехали до дома отдыха, пожарники уже знали всю историю с само-
го начала и задавали много вопросов про древнюю жизнь, и, если дед Ерема
чего забыл или не знал, конь-Ветерок приходил на помощь - он многое  по-
видал на своем веку.
   С длинным гудком машина въехала на территорию дома отдыха.
   - Эй, есть кто живой? - громко спросил конь-Ветерок, обогнавший маши-
ну, чтобы первому сообщить приятные новости. - Выходи! Победа!
   И встреча была радостной и веселой.
   Потом пили чай, решали вопросы будущего. И царевна задала вопрос ста-
рику Ереме:
   - Теперь мне можно замуж за Эрика? Эрик покраснел, а  Александра  Ев-
геньевна строго произнесла:
   - Без глупостей, Леночка. Рано тебе об этом думать.
   - Здесь порядки строгие, - сказал старик Ерема. - Придется тебе  сна-
чала научиться грамоте и счету.
   Дверь открылась, вошли директор музея и несколько краеведов.
   - Где здесь выходцы из прошлого? - спросил директор.
   1970 г.

   ДВЕ КАПЛИ НА СТАКАН ВИНА
   Профессор Лев Христофорович Минц, который поселился в городе  Великий
Гусляр, не мог сосредоточиться. Еще утром он приблизился к созданию фор-
мулы передачи энергии без проводов, но ему мешали эту формулу завершить.
   Мешал Коля Гаврилов, который крутил пластинку с  вызывающей  музыкой.
Мешали маляры, который ремонтировали у Ложкиных, но утомились, и,  выпив
вина, пели песни под самым окном. Мешали соседи, которые сидели за  сто-
лом под отцветшей сиренью, играли в домино и с размаху ударяли  ладонями
о шатучий стол.
   - Я больше не могу! - воскликнул профессор, спрятав свою лысую  гени-
альную голову между ладоней.
   В дверь постучали, и вошла Гаврилова, соседка, мать Николая.
   - И я больше не могу. Лев  Христофорович!  -  тоже  воскликнула  она,
прикладывая ладонь ко лбу.
   - Что случилось? - спросил профессор.
   - Вместо сына у меня вырос бездельник! - сказала несчастная  женщина.
- Я в его годы минуту по дому впустую не сидела. Чуть мне кто из родите-
лей подскажет какое дело, сразу бегу справить. Да что там, и просить  не
надо было: корову из стада привести, подоить, за свинками  прибрать,  во
дворе подмести - все могла, все в охотку.
   Гаврилова кривила душой - в деревне она бывала только на каникулах, и
работой ее там не терзали. Но в беседах с сыном она настолько вжилась  в
роль трудолюбивого крестьянского подростка, что сама в это поверила.
   - Меня в детстве тоже не баловали, -поддержал Гаврилову Минц.  -  Мой
папа был настройщиком роялей, я носил за ним тяжелый чемодан  с  инстру-
ментами и часами на холоде ждал его у чужих подъездов. Приходя из школы,
я садился за старый, полученный папой в подарок рояль и играл гаммы. Без
всякого напоминания со стороны родителей.
   Профессор тоже кривил душой, но столь же невинно, ибо  верил  в  свои
слова. У настройщиков не бывает тяжелых чемоданов, и, если маленький Ле-
вушка увязывался с отцом, тот чемоданчика ему не доверял.  Что  касается
занятий музыкой, Минц их ненавидел и часто подпиливал струны, потому что
уже тогда был изобретателем.
   - Помогли бы мне, - сказала Гаврилова. - Сил больше нету.
   -Ну, как я могу? - ответил Минц, не поднимая глаз. - Мои  возможности
ограничены.
   - Не говорите, - возразила Гаврилова. - Народ вам верит, Лев  Христо-
форыч.
   - Спасибо, - ответил Минц и задумался. Столь глубоко, что когда  Гав-
рилова покинула комнату, он этого не заметил.
   Наступила ночь. Во всех окнах дома ь16 погасли огни. Утомились игроки
и певцы. Лишь в окне профессора Минца горел свет. Иногда высокая, с выс-
тупающим животом тень профессора проплывала по освещенному  окну.  Порой
через форточку на двор вырывалось шуршание и треск разрезаемых страниц -
профессор листал зарубежные журналы, заглядывая в достижения смежных на-
ук.
   От прочих ученых профессора Минца отличает  не  только  феноменальный
склад памяти, которая удерживает в себе все, что может пригодиться  уче-
ному, но также потрясающая скорость чтения, знакомство с  двадцатью  че-
тырьмя языками и умение постичь специальные работы в любой области  нау-
ки, от философии и ядерной физики до переплетного дела. И хоть формально
профессор Минц - химик, работающий  в  области  сельского  хозяйства,  и
именно здесь он принес наибольшее количество пользы и вреда, в  действи-
тельности он энциклопедист.
   Утром профессор на двадцать минут сомкнул глаза. Когда он чувствовал,
что близок к решению задачи, то закрывал глаза, засыпал быстро и  безмя-
тежно, как ребенок, и бодрствующая часть его мозга находила решение.
   В 8 часов 40 минут утра профессор Минц проснулся и пошел чистить  зу-
бы. Решение было готово. Оставалось занести его на бумагу,  воплотить  в
химическое соединение и подготовить краткое сообщение для коллег.
   В 10 часов 30 минут заглянула Гаврилова, и Минц  встретил  несчастную
женщину доброй улыбкой победителя.
   - Садитесь. Мне кажется, что мы с вами у цели.
   - Спасибо, - растроганно сказала Гаврилова. - А то я его сегодня  еле
разбудила. В техникум на занятия идти не желает. А у них сейчас  практи-
ка, мастер жутко требовательный. Чуть что - останешься без  специальнос-
ти.
   Минц включил маленькую центрифугу, наполнившую комнату приятным дело-
витым гудением.
   - Действовать наш с вами препарат будет по принципу  противодействия,
- объяснил Минц.
   - Значит, капли? - спросила с недоверием Гаврилова^
   - Лекарство. Без вкуса и запаха.
   - Мой Коля никакого лекарства не принимает.
   - А вы ему в чай накапайте.
   - А в борщ можно? Борщ у меня сегодня.
   - В борщ можно, - сказал Минц. - Итак,  наше  средство  действует  по
принципу противодействия. Если я его приму, то ничего не произойдет. Как
я работал, так и буду работать. Ибо я трудолюбив.
   - Может, тогда и с Колей не произойдет?
   - Не перебивайте меня. Со мной ничего не произойдет, потому что в мо-
ем организме нет никакого противодействия труду. С каплями или  без  ка-
пель я все равно работаю. Но чем  противодействие  больше,  тем  сильнее
действие вашего с вами средства.  Натолкнувшись  на  сопротивление,  ле-
карство перерождает каждую клетку, которая до того пребывала в состоянии
безделья и неги. Понимаете?
   - Сложно у вас это получается. Лев Христофорыч. Но мне главное, чтобы
мой Коленька поменьше баклуши бил.
   - Желаю успехов, - произнес Лев Хрвстофорович  и  передал  Гавриловой
склянку со средством.
   А сам с чувством выполненного долга направился к своему рабочему сто-
лу и принялся было за восстановление в памяти формулы  передачи  энергии
без проводов, но его отвлек голос Гавриловой, крикнувшей со двора:
   - А по сколько капель?
   - По десять, - ответил Минц, подходя к окну.
   - А если по пять? - спросила Гаврилова. Профессор  махнул  рукой.  Он
понимал, что сердце матери заставляет ее  дать  сыну  минимальную  дозу,
чтобы мальчик не отравился. В действительности одной  капли  хватило  бы
для перевоспитания двух человек. И средство было совершенно безвредным.
   Под окном два маляра затянули песню. Песня была скучная и, по  случаю
раннего времени, негромкая. Маляры проработали уже минут тридцать и  те-
перь намерены были ждать обеда.
   Минц на минуту задумался, потом вспомнил, что где-то под столом долж-
на стоять непочатая бутылка пива. Он разворошил бумаги, отыскал  бутылку
и, раскупорив, разлил пиво в  два  стакана.  Затем,  плеснув  в  стаканы
средства от безделья, направился к окну.
   - Доброе утро, орлы, - проговорил профессор бодро.
   - С приветом, - ответил один из маляров.
   - Пить хотите?
   - Если воды или чаю - ответим твердое "нет", - сказал  маляр.  -  Вот
если бы вина предложил, дядя, мы бы тебе всю комнату побелили.  В  двад-
цать минут.
   Через двор медленной походкой усталого человека шел Николай Гаврилов,
который сбежал с практики и придумывал на ходу, как бы  обмануть  родную
мать и убедить ее, что мастер заболел свинкой. Гаврилов  обратил  внима-
ние, как солнце, отражаясь от лысины профессора,  разлетается  по  двору
зайчиками, и испытал полузабытое детское желание выстрелить в эту лысину
из рогатки. Но он отвернулся, чтобы не соблазниться.
   - А вы пиво уважаете? - заискивающе спросил профессор Минц.
   - Шутишь, - ответил обиженно маляр. - Пива третий день как в магазине
нет по случаю жаркой погоды.
   - А у меня бутылка осталась, - сообщил Минц. Он поставил полные  ста-
каны на подоконник, а малярам показал темно-зеленую бутылку.
   - Погоди, - сказал деловито маляр. - Не двигайся с места, сейчас мы к
тебе зайдем и разберемся.
   Маляры вели себя деликатно, осмотрели потолок, дали профессору ценные
советы насчет побелки и только потом с благодарностью выпили по  стакану
пива.
   - Самогон изготовляешь? - спросил с надеждой один из маляров, разгля-
дывая колбы и банки.
   - Нет, - ответил профессор. - Вам  не  хочется  вернуться  к  ремонту
квартиры товарища Ложкина?
   Маляры весело засмеялись.
   Минц смотрел на них внимательно, желая уловить момент,  когда  рвение
трудиться охватит их с невиданной силой. Но маляры  попрощались  и  ушли
обратно во двор, допевать песню.
   Было 11 часов 20 минут утра.
   Вскоре Гаврилова принесла сыну тарелку борща с двумя каплями средства
профессора Минца. Пять капель дать сыну не решилась. Николай смотрел  на
мать подозрительно. Почему-то она не ругалась и не укоряла сына. Это бы-
ло странно и даже опасно. Мать могла принять какое-нибудь тревожное  ре-
шение: написать отцу в Вологду, вызвать дядю или пойти в техникум.  Гав-
рилов ел борщ безо всякого удовольствия. Потом кое-как управился с  кот-
летами, и его потянуло в сон. Николай включил музыку не на  полную  мощ-
ность и задремал на диване, прикрыв глаза учебником математики:  он  ве-
рил, что когда спишь, то из книги в голову может что-нибудь перейти.
   Минц не мог работать. В расчетах что-то не  ладилось.  Маляры  лениво
спорили со старухой Ложкиной, которая призывала их вернуться на трудовой
пост. Потом стали выяснять, кому первому идти за вином. Из окна Гаврило-
вых доносилась музыка. За стал под сиренью сели Кац с Василь Васильичем.
Кац был на бюллетене и выздоравливал, а Василь Васильич работал в ночную
смену. Они ждали, когда подойдет кто еще из партнеров. Жена Каца кричала
из окна:
   - Валентин, сколько раз тебе говорила, чтобы починил выключатель?  Ты
же все равно ничего не делаешь.
   - Я заслуженно ничего не делаю, кисочка, - отвечал Валя Кац. -  Я  на
бюллетене по поводу гриппа.
   - Вот, - сказал сурово Минц. - Эти будут у меня в числе подопытных.
   Он взял хозяйственную сумку и отправился в магазин.
   Там продавали сухое вино из Венгрии, но брали его слабо, без  энтузи-
азма. Ждали, когда привезут портвейн. Среди  ожидавших  уже  был  маляр.
Минца он встретил как доброго знакомого и посоветовал ему:
   - Ты погоди деньга-то тратить. Сейчас портвейн выбросят. Там у  Риммы
еще четыре ящика.
   - Ничего, - смутился профессор Минц. - Мне для опыта. Мне не пить.
   - Для опыта можно и молоко, - сказал осуждающе человек с сизым носом.
   Цвет был такой интенсивный, что Минц засмотрелся на  нос,  а  человек
произнес с некоторой гордостью:
   - Это я загорал. Кожа слезла. Римма поставила перед Минцем шесть  бу-
тылок сухого вина.
   - Большой опыт, - оценил маляр. - В гости позовешь?
   И тут Минц решился.
   - Всем ставлю! - воскликнул он голосом  загулявшего  купчика.  -  Все
пьют!
   В магазине стояло человек пятнадцать.  Все,  на  взгляд  Минца,  без-
дельники. Все заслуживали перевоспитания.
   - И не думайте, и не мечтайте, чтобы распивать! - возмутилась  Римма,
ложась большой грудью на прилавок и пронзая взглядом Минца. - Я вам  по-
кажу, алкоголики! Я живо милицию вызову.
   - Пошли в парк, - предложил человек с сизым  носом.  -  Здесь  правды
нет.
   Они остановились на минуту у автоматов с газированной водой. Минц мог
бы поклясться, что ни один из его новых знакомых не  приближался  к  ним
ближе чем на три шага, но шесть стаканов, стоявших в автоматах,  тут  же
исчезли.
   - Тебе первому, - сказал человек с сизым носом, вырывая зубами  проб-
ку. - Ты, старик, человек отзывчивый.
   - Нет, что вы, я потом, - ответил Минц, поняв, что  совершил  ошибку.
Как он подольет в вино свое средство? Ведь на него глядят пятнадцать пар
глаз.
   - Не тяни, не мучь душу, - поторопил маляр, поднося  профессору  ста-
кан.
   - Погодите, - нашелся тут Минц. - У меня одна штучка есть.  Для  кре-
пости. Капнешь три капли, на десять градусов укрепляется.
   Профессор достал из кармана склянку и быстро накапал себе в стакан.
   На него смотрели недоверчиво и строго.
   - Не знаю я такого, - проговорил маляр.
   - А я читал. В одном журнале, - подтвердил человек с сизым  носом.  -
Конденсатор называется.
   - Правильно, - ответил Минц и быстро выпил вино.
   Вино было прохладное, приятное на вкус. Профессор никогда не пил вина
стаканами.
   К этому времени остальные пять стаканов  тоже  были  наполнены.  Вла-
дельцы их смотрели на профессора выжидающе. Профессор  тоже  не  спешил.
Молчал.
   - Слушай, старик, - сказал маляр. - Что-то ты меня не уважаешь.
   - А что? - удивился Минц.
   - Конденсатора капни, не жалей. У тебя же целая бутылка.
   Рискованный психологический этюд удался.
   - Ну, только по две капли, не больше, - смилостивился профессор, что-
бы не раздражать собутыльников.
   Он капал поочередно в протянутые стаканы, хвалил  себя  за  сообрази-
тельность и чуть не стал причиной острой вражды.
   - Это что же? - воскликнул вдруг маляр. - Ты ему почему три капли?
   - Мне? Три? Да ты глаза протри!
   - Спокойно, - втиснулся профессор между спорщиками. - Кому не хватило
капли?
   Маляр первым пригубил вино. Все смотрели на него.
   У профессора замерло сердце.
   Маляр опрокинул стакан, и вино с журчанием рухнуло в горло.
   Маляр вздохнул и сказал:
   - Десяти градусов не будет, а пять-шесть прибавляет.  Поверьте  моему
опыту.
   Остальные пришли к такому же выводу.
   Из парка шли дружно, весело, обнявшись, пели песни, уговорили профес-
сора еще раз заглянуть к Римме - может, принесли портвейн. У  профессора
шумело в голове, ему было хорошо, тепло, и он полюбил этих, таких разных
и непохожих людей, которые еще не знают, какими трудолюбивыми они вскоре
станут.
   У Риммы портвейн был.
   ...Профессора проводили до дома и оставили у входа во двор, прислонив
к стойке ворот. Первым его увидел Николай Гаврилов. Николай проснулся от
странного свербящего чувства. Ему чего-то хотелось. И чувство было таким
незнакомым и будоражащим, что он встал у окна и начал  рассуждать,  чего
же ему хочется? Руки сами нашли пыльную тряпку, и Николай начал  стирать
пыль с подоконника и рамы. В этот момент он увидел профессора  и  сказал
тем, кто играл внизу в домино:
   - Смотрите, профессор-то насосался, как комар! Слова Гаврилова возму-
тили Василь Василъича, который велел подростку закрыть окно и прекратить
хулиганство. Но потом Василь Васильич поглядел все-таки в сторону  ворот
и был настолько поражен, что открыл рот и замолчал.
   А Мшщ вспомнил, что у него еще много  дел,  и  часть  дел  связана  с
людьми, которые сидят вокруг стола и стучат по нему  костяшками  домино.
Профессор оторвался от столба и  нащупал  в  одном  кармане  пузырек  со
средством, в другом - недопитую бутылку портвейна, которую дали  ему  на
прощание собутыльники. Вошедший во двор Корнелий Удалов  подхватил  про-
фессора.
   - Выпьем, и за работу, - сказал профессор Удалову.
   - Стыд какой! - воскликнула Ложкина, закрывая окно.
   - Надо помочь человеку, - решил Ложкин. - Это какой-то заговор. Това-
рищ Минц живет в нашем доме уже три месяца, и он непьющий.
   - Вот и прорвало, - сказала старуха Ложкина. - Они иногда по  полгода
терпят, а потом прорывает. Теперь мы с ним намучаемся.
   - Не хочу верить, - сказал Ложкин.
   Коля Гаврилов протирал тряпкой окно, но в разговоры внизу  не  вмеши-
вался. Ему жаль было отрываться от такого увлекательного занятия.
   Профессор Минц, тяжело опираясь на Удалова, проследовал к столу.  Со-
седи поднялись ему навстречу.
   - Выпьем, - произнес профессор строго. - За успехи труда.
   Он широким жестом сеятеля провел перед лицами соседей бутылкой  порт-
вейна. Никто к бутылке не потянулся.
   - Не время, - ответил Удалов смущенно. - Если вечером, в кругу и  так
далее, мы будем польщены.
   - И все-таки, - настаивал профессор. - Вы должны уважать в моем  лице
науку. Я могу оскорбиться. И наука оскорбится. И тогда произойдет  нечто
ужасное, чему нет названия.
   Василь Васильич вздрогнул и сказал:
   - Только из уважения.
   Профессор Минц поставил бутылки на стол, провел  непослушными  руками
по карманам, будто отыскивая пистолет, и,  к  удивлению  присутствующих,
достал оттуда граненый стакан.
   - Вот, - показал он, - все будет по науке. Он капал из склянки в ста-
кан, доливал вином и заставлял пить, приговаривая:
   - Как лекарство, как настойку, как триоксазин.
   И соседи пили, не получая от этого никакого удовольствия и ощущая не-
ловкость. Пили, как касторку.
   Коля Гаврилов этого не видел. Он уже мыл пол и потому стоял на четве-
реньках.
   Один из маляров, который беспутничал с Минцем в городском парке и  за
углом магазина, еще не вернулся - он заблудился и пришел в тот дом,  где
завершил работу две недели назад, зато другой подумал, что зря он  здесь
прохлаждается, взял кисть и  поспешил  наверх,  к  Ложкиным,  предвкушая
сладкое чувство приступа к любимой работе.
   - Спасибо, - сказал профессор Минц, сел на скамью и глубоко  задумал-
ся. Он утомился. Ради науки пришлось отступить от некоторых принципов.
   Соседи расходились. В воротах показалась  Гаврилова  с  хозяйственной
сумкой. Она возвращалась из магазина. Несчастная мать остановилась в во-
ротах и прислушалась. Ее сын Коля не  включил  проигрыватель.  Это  было
странно. Наверно, он заболел. Не отравила ли она ребенка с помощью  про-
фессора Минца?
   И тут Гаврилова увидела Минца. Минц сидел за столом, где соседи обыч-
но играли в домино и, раскачиваясь, мычал какую-то песню. Над ним  скло-
нился Корнелий Удалов. В отдалении, понурившись, стояли Василь  Васильич
с Валей Кацем, и вид у них был смущенный.
   - Что случилось? - воскликнула Гаврилова и крикнула громче:  -  Коля!
Где ты! Что с тобой, Коля?
   Сердце ее почуяло неладное.
   Коля не отозвался. В этот момент он как раз отправился на кухню, что-
бы вылить из таза грязную воду и набрать чистой. Ему  захотелось  вымыть
пол снова, чтобы добиться первозданной белизны дерева.
   Гаврилова, метнув гневный взгляд в сторону Минца, побежала домой.
   -Я помогу вам, - сказал Удалов, поддерживая Минца. - Я вас провожу.
   - Спасибо, друг, - ответил профессор Минц. Они шли через двор  в  об-
нимку, профессор навалился на Удалоаа, старуха Ложкина глядела на них  в
окно и качала головой с осуждением. То, что один из маляров  вновь  при-
нялся за работу, удивило ее, но не настолько, чтобы забыть о позоре про-
фессора.
   У дверей Минца с Удаловым обогнал второй маляр. Широкими шагами,  по-
добно Петру Первому, он спешил на рабочее место.
   - С дороги, - сказал он деловито.
   И профессор Минц понял, что эксперимент удался.
   Удалов помог профессору прилечь на его узкую девичью  кроватку.  Про-
фессор тут же смежил веки и заснул. Удалов некоторое время стоял посреди
комнаты, вдыхая запах химикалиев. Профессор вел себя странно.  А  Удалов
не верил в случайность такого поведения.
   Профессор проснулся через три часа. Голова была чистой  и  готовой  к
новым испытаниям. Что-то хорошее и большое случилось в  его  жизни.  Да,
решена кардинальная проблема современности. Гениальный ум профессора на-
шел решение загадки, которая не давалась в руки таким людям, как Ньютон,
Парацельс и Раздобудько.
   За стеной слышалось шуршание и постукивание. Какие-то невнятные звуки
доносились со двора. Профессор сел на кровать и сквозь скрип пружин  ус-
лышал деликатный стук в дверь.
   - Войдите, - разрешил профессор.
   - Это я, - произнесла Гаврилова шепотом, протискиваясь в дверь..
   - Ну и как? - спросил профессор голосом зубного врача, поглаживая лы-
сину и легонько подмигивая несчастной матери.
   У Гавриловой были безумные глаза.
   - Ой, - сказала Гаврилова и села на край кровати. Она прижала  ладони
к покрасневшим щекам. - И не знаю.
   - Ну так чего же? - Профессор вскочил с кроватки  и  быстрыми  шагами
начал мерить комнату. - Появилось ли трудолюбие? Я что-то не слышу музы-
ки.
   - Какая там музыка, - вздохнула Гаврилова. - Страшно  мне.  Два  раза
сегодня в обмороке лежала. При моей комплекции. Что он с  полом  сделал?
Что он со мной сделал...
   Тут добрая женщина зарыдала, и профессор Минц неловко утешал ее, дот-
рагиваясь до ее пышных волос, и предлагал ей воду в стакане.
   - Послушайте, - сказал он наконец, так как рыдания не прекращались. -
Предлагаю вместе отправиться на место происшествия. Может, я смогу  быть
полезен.
   - Пойдем, - согласилась женщина сквозь рыдания. - Если бы моя  покой-
ная мама...
   В коридоре им пришлось задержаться. Маляры, завершив ремонт  квартиры
Ложкиных, принялись за коридор, что в их задание не входило. Тем  более,
что рабочий день кончился. Маляры уже ободрали со  стен  старую  краску,
прокупоросили плоскости. Работали они споро, весело, с  прибаутками,  не
тратя зазря ни минуты. Лишь на мгновение один из них оторвался от  рабо-
ты, чтобы подмигнуть профессору Минцу и кинуть ему вслед:
   - Что прохлаждаешься, дядя? Так и жизнь пролетит  без  пользы  и  без
толку.
   Профессор был согласен с малярами. Он улыбнулся  им  доброй  улыбкой.
Старуха Ложкина выглядывала в щелку двери, смотрела на маляров загнанно,
потянула проходившего мимо профессора за рукав и прошептала ему в ухо:
   - Я им ни одной копейки. Пусть не надеются.  Они  на  государственной
службе.
   - А мы не за деньги, мамаша, - услышал ее шепот маляр. - Сам труд ув-
лекает нас. Это дороже всяких денег.
   - И славы, - добавил другой, размешивая краску в ведре.
   Во дворе глазам профессора предстало  странное  зрелище.  Василь  Ва-
сильич с Валей Кацем благоустраивали территорию, подрезали  кусты,  раз-
равнивали дорожки, подстригали траву. А сосед, имени которого  профессор
не знал, катил в ворота тачку с песком, чтобы  соорудить  песочницу  для
игр маленьким детям.
   Соседи трудились так самозабвенно, что не обратили на Минца  никакого
внимания.
   Гаврилова поглядела на них с некоторым страхом, и тут ей пришла в го-
лову интересная мысль.
   - Это не вы ли. Лев Христофорыч? - спросила она.
   - Я, - скромно ответил профессор.
   - Ой, что же это делается! - сказала Гаврилова. В этот момент во дво-
ре показался Корнелий Удалов, который нес на плече две доски для детско-
го загончика. Он услышал слова Гавриловой, и они укрепили  его  подозре-
ния. А так как Удалов в принципе никогда не испытывал неприязни к труду,
то лекарство профессора подействовало на него умеренно, он смог  переси-
лить страсть к работе, положил доски и последовал за профессором в квар-
тиру Гавриловых.
   Квартира встретила профессора невероятной, сказочной чистотой. Пол ее
был выскоблен до серебряного блеска и покрыт сверкающей мастикой,  подо-
конники и двери тщательно вымыты. В распахнутую дверь кухни  были  видны
развешанные в ряд выстиранные занавески,  вещи  Коли  Гаврилова  и  пос-
тельное белье, а в промежутках между простынями блистали бока начищенных
кастрюль.
   Самого Николая нигде не было видно.
   Гаврилова остановилась на пороге, не смея вступить в свой дом.
   - Коля, - позвала она слабым голосом. - Коленька.
   Коля не отозвался.
   Профессор тщательно вытер ноги о выстиранный половик и сделал  шаг  в
комнату. Коля лежал на диване, обложившись учебниками, и быстро конспек-
тировал их содержание.
   Профессор склонился над ним и спросил:
   - Как вы себя чувствуете, молодой человек? Коля отмахнулся от голоса,
как от мухи, и подвинул к себе новый учебник.
   - Коля, - сказал профессор. - Ты так много сделал сегодня. Не пора ли
немного отдохнуть?
   - Как вы заблуждаетесь, - ответил ему Коля, не отрывая глаз от  учеб-
ника. - Ведь столько надо совершить. А жизнь дьявольски коротка. У  меня
задолженность за этот курс, а мне по-человечески, глубоко и серьезно хо-
чется пройти в этом году два курса. Может, три. Так что, умоляю, не  от-
рывайте меня от учебы.
   - Мальчик прав, - сказал профессор, оборачиваясь к Гавриловой и  Уда-
лову, наблюдавшим эту сцену от двери.
   - Но он же переутомится, - сказала Гаврилова. - Он к этому  непривыч-
ный.
   - Мама, не тревожься, - возразил на это Коля Гав-рилов. - В мозгу че-
ловека используется жалкая часть работоспособных клеток. Ты не представ-
ляешь, мама, какие у меня резервы. Кстати, обед - на плите, ужин  -  там
же. Пожалуйста, не утруждай себя излишним трудом, отдохни, почитай, пос-
мотри телевизор, у тебя же давление.
   Добрая женщина Гаврилова вновь зарыдала. Удалов с профессором спусти-
лись во двор. При виде соседей Удалову захотелось включиться в  трудовой
процесс, но он сдержался и обернулся к Минцу.
   - Лев Христофорыч,  -  сказал  он  проницательно.  -  Это  ведь  ваше
средство. Вы у вас единственный химик.
   - И гениальный, - без улыбки поддержал его профессор,  довольный  ре-
зультатами эксперимента.
   - И без вреда для здоровья? - спрашивал Удалов.
   - Без вреда, - отвечал профессор. - Но с опасностью для образа жизни.
   - И скоро в производство? - спросил Удалов, обламывая, чтобы не  тра-
тить времени задаром, сухие сучки на дереве.
   - Что в производство?
   - Средство от лени.
   Удалов всегда брал быка за рога и называл вещи своими именами.
   - Поймите, мой друг, - сказал профессор.  -  Какие  бы  лекарства  ни
изобретала наука для исправления человеческих  недостатков,  они  всегда
будут не более как протезами. Мы пока не можем химическим путем изменить
натуру человека. Планомерное,  последовательное,  терпеливое  воспитание
человека-творца, человека-строителя - вот наша задача.
   - Так, значит, все вернется на свои места? - Удалов был разочарован.
   - Боюсь, что так.
   - А если побольше дать? Вот вы нам по капле давали, а ведь можно и по
стакану? Что, вредно?
   - Нет, средство безвредное. Но мы не имеем права  проводить  экспери-
менты, пока препарат не испытают в Москве, пока его не  утвердит  Минис-
терство здравоохранения, пока мы не запатентуем его для избежания между-
народных конфликтов.
   - Ну, зачем столько ждать? И при чем здесь международные конфликты? -
возмутился Удалов.
   - Очень просто. - Лицо профессора приобрело мудрое и  чуть  печальное
выражение. - Представьте себе, что средство попадает в лапы акул импери-
ализма, эксплуататоров и неоколонизаторов. Вы подумали  о  последствиях?
Любое, самое благородное изобретение может быть обращено во вред челове-
честву.
   - Да, - вздохнул Удалов. Он представил себе, как владельцы  плантаций
в некоторых странах Латинской Америки будут выжимать  с  помощью  нового
препарата последние соки из батраков и сезонных рабочих, как колонизато-
ры будут поить препаратом рабов в глубоких алмазных  шахтах.  Как  будут
неустанно строчить перьями наемные писаки и болтать в телевизор  реакци-
онные комментаторы. А дальше - еще хуже.  Неустанно  и  терпеливо  будут
рыть подкопы под банки ожесточенные гангстеры, день и  ночь  будут  тру-
диться фальшивомонетчики. Нет, такое средство надо охранять, а не пропа-
гандировать!
   Это Удалов высказал Минцу и тут же отправился  пропалывать  цветы  на
клумбе.
   Теплый, душистый, приятный вечер опустился на город. Зажглись звезды.
Ночные мотыльки бились о стекла уличных фонарей, на реке протяжно  мирно
загудел пароходик. Профессор Минц стоял у ворот и смотрел на  улицу.  По
улице двигалась небольшая гоуппа людей, вооруженная метлами  и  совками.
Среди этих людей Минц узнал знакомые по утренним похождениям лица.  Люди
подметали улицы, по дороге некоторые из них останавливались, влезали  на
столбы и заменяли перегоревшие фонари. За этой  группой  тружеников  шли
толпой обыватели и рассуждали, что все это может значить. То ли это зак-
люченные, которым дали по пятнадцать суток за мелкое  хулиганство,  ведь
среди них были завзятые алкоголики и тунеядцы, то ли эта компания  пыта-
ется выиграть какой-то спор или даже делает это из озорства. Но, несмот-
ря на насмешки, переродившиеся тунеядцы продолжали шествовать по улице.
   Минц был встревожен. Он не смел никому признаться, что не  предусмот-
рел таившейся в эксперименте опасности. Он не знал интенсивности взаимо-
действия препарата с бездельными  клетками  человеческого  тела,  он  не
знал, когда закончится действие лекарства.
   За спиной Погосяна слышалось тяжелое дыхание маляров. Они неутомимо и
воодушевленно красили стену дома в веселенький желтый цвет и, словно по-
лярники, стремящиеся к полюсу, поддерживали друг друга примерами из жиз-
ни героев.
   На скамейке неутешно горевала Гаврилова. Ее сын уже одолел  физику  и
химию за первое полугодие и для разнообразия решил  переклеить  обои,  а
потом перебрать паркет у соседки, одинокой  женщины.  Никто  не  обращал
внимания на горе Гавриловой. Жильцы дома, за редким исключением, превра-
щали ранее пустынную заднюю часть двора в спортивную площадку для  моло-
дежи всего квартала. Они уже вкопали столбы для баскетбола и волейбола и
теперь сооружали небольшой бассейн для прыжков в воду.
   - Что делать? Что делать? - беззвучно шевелились губы  профессора.  -
Нужно противоядие.
   Он быстро миновал двор, прижимаясь к стенам, чтобы не  встретиться  с
затравленным взглядом Гавриловой, и поднялся к себе. Брызги желтой крас-
ки бабочками залетали в распахнутое окно. Профессор уселся  за  вычисле-
ния.
   Он завершил их глубокой ночью. Маляры уже закончили покраску дома  и,
за неимением новой краски, скребли забор, чтобы  покрыть  его  мебельным
лаком для придания благородного вида. Жильцы дома уже выкопали  бассейн,
обмазали его цементом и подводили к нему трубы. Лишь Василь Васильич по-
кинул свой пост. И то не по доброй воле. Просто его жена, беспокоясь  за
здоровье своего пожилого мужа, уговорила товарищей  связать  Василь  Ва-
сильича и отнести на кровать для отдыха. Василь Васильич  не  соглашался
засыпать, беспокоился, как без него трудятся товарищи, подбадривал их  с
постели громкими советами и пожеланиями успехов в труде.
   Тунеядцы и пьяницы уже вычистили весь город, добрались до  реки,  там
сортировали бревна по размеру и сорту и складывали их  для  погрузки  на
баржи.
   Глубокой ночью Минц сделал два открытия. Во-первых, он вывел  формулу
ослабленного препарата, который не вызывал в человеке ничего, кроме нор-
мального трудолюбия. Во-вторых, вычислил, что действие средства, введен-
ного утром, закончится примерно через час.
   Другой бы на месте Минца отправился спать. Но Минц был не  таков.  Он
хотел на деле убедиться в правильности своих вычислений. Для этого  надо
было бодрствовать еще час. И Лев Христофорович решил потратить это время
на приготовление ослабленной смеси. Правда, он пришел к выводу, что опы-
ты с людьми слишком рискованны и нормальный препарат он будет испытывать
на ложкинском коте, который настолько обленился, что не ловил мышей.
   Для начала следовало найти бутыль с остатками препарата  я  разбавить
его до кондиции. Бутылка нашлась в кармане пиджака. На дне ее плескалась
темная жидкость, которой хватило бы, чтобы на день привлечь к труду  це-
лое учреждение.
   Поставив бутылку на стал, Минц начал разыскивать  пустую  посуду.  Он
доставал бутылки, колбы, бутылочки и пузырьки с полки, из-под стола в из
других мест. О некоторых он давно уже забыл, другие  вызывали  в  памяти
профессора приятные воспоминания об удачах или  тяжелые  вздохи,  свиде-
тельствующие о временных отступлениях.
   Вот колба, в которой незаменимое средство от  комаров,  не  убивающее
их, но заставляющее отлететь на два метра в сторону. От  этого  средства
пришлось отказаться, потому что в порядке  естественного  отбора  комары
отращивали хоботки длиной ровно в два метра и доставали  ими  профессора
из-за пределов охранной зоны.
   Вот средство для развития музыкального слуха, вот пробирки неизвестно
с чем, вот бутыль со стимулятором роста для  шампиньонов,  под  влиянием
которого грибы за одну ночь достигают метрового размера...
   Профессор любовно перебирал сосуды и так увлекся, что не заметал, как
пролетел час. Его вернул к действительности шум на  дворе.  Оказывается,
маляры завершили работу и собирали кисти и ведра, с некоторым удивлением
погладывая на плоды своего труда, соседи прервали сооружение бассейна  я
прощались, отходя ко сну. Поодиночке, усталой походкой, с реки возвраща-
лись тунеядцы.
   - Что-то будет завтра, - произнес Лев Христофорович и лег  спать.  Он
питал надежды на то, что препарат не совсем выветрился из организмов хо-
рошо потрудившихся людей.
   Профессор спал крепко и смотрел сны, в которых  всегда  находил  темы
для завтрашней научной работы. Он не  слышал,  как  тихонько  отворилась
дверь, и темная человеческая фигура, прикрывая ладонью свет  электричес-
кого фонарика, проникла внутрь и остановилась  у  порога.  Луч  фонарика
робко обшарил комнату, задержался на мгновение на кровати, зайчиком  от-
разился от лысины профессора и замер на столе, среди бутылочек.
   Человек на цыпочках подкрался к столу и остановился перед рядом сосу-
дов. Он поднимал и просвечивал фонариком бутылки до  тех  пор,  пока  не
отыскал нужную. Тогда он спрятал ее за пазуху и покинул  комнату,  безз-
вучно закрыв за собою дверь. Профессор безмятежно спал и  видел  во  сне
пути к решению задачи увеличения веса крупного рогатого скота.
   Утром профессор поднялся раньше всех и перед тем, как взяться за  но-
вые опыты, уселся у окна, гладя во двор.
   Первыми прошли на работу Василь Васильич и Валя Кац. Были они оживле-
ны и веселы. Казалось, вчерашнее переутомление никак на них  не  отрази-
лось.
   - Как дела? - спросил Минц.
   - Отлично, Лев Христофорович, - ответил Валя. - Сегодня после  работы
будем бассейн завершать. Вы к нам не присоединитесь?
   - С удовольствием, - согласился профессор. Настроение у него  улучши-
лось. Налицо был остаточный эффект, возможно, длительного свойства.
   Показался Корнелий Удалов. Он тоже спешил на работу. При виде профес-
сора он кивнул ему и почему-то схватился за оттопыренный карман. Профес-
сор не заподозрил ничего неладного и спросил:
   - Как самочувствие, Корнелий Иванович?
   - Лучше некуда, - ответил Удалов и подмигнул ему. Вслед  за  Удаловым
вышел подросток Николай Гаврилов с учебниками и тетрадками под мышкой  и
сказал
   матери, высунувшейся из окна ему вслед:
   - Мама, не утруждай себя. У тебя давление. А картошку я  почищу,  как
только вернусь с практики.
   Это тоже был добрый знак. Профессор проводил  Гав-рилова  взглядом  и
потом перекинулся несколькими словами с его матерью.
   Убедившись, что препарат никому из его знакомых не повредил,  профес-
сор совершил разведочный поход в магазин к Римме.
   Римма скучала. Ей не с кем было воевать и  ругаться.  Вместо  обычной
нетерпеливой толпы тунеядцев в магазине сшивались лишь два субъекта,  их
лица профессору были незнакомы.
   Лев Христофорович купил у Риммы две бутылки лимонада и сказал тунеяд-
цам лукаво: "Вы у меня еще напьетесь. Вы  еще  потрудитесь,  голубчики".
Тунеядцы огрызнулись, не поняв слов профессора. А Минц поспешил домой.
   По дороге он повстречался со знакомыми малярами. Они  несли  кисти  и
ведра на новый объект.
   - Привет, папаша, - сказали они профессору. - Славно мы вчера  потру-
дились.
   - Сегодня не переутомляйтесь, - заботливо проговорил Минц.
   - Не беспокойся, не переутомимся, - ответили маляры. - Но и поработа-
ем с удовольствием.
   Счастливая улыбка не покидала лица профессора. Он дошел до угла  Пуш-
кинской улицы, и тут улыбка сменилась выражением крайней тревоги.
   Посреди Пушкинской улицы, рядом с катком и генератором, стояли  груп-
пой дорожники в оранжевых жилетах и пластиковых касках. Перед  бригадой,
как Суворов перед строем Фанагорийского полка, шагал Удалое, держа в од-
ной руке темную, знакомую профессору бутылку, в другой - столовую ложку.
Он наливал в нее жидкость из бутылки и протягивал ложку  очередному  ре-
монтнику.
   - Это вакцина, - приговаривал Удалов. - От эпидемии гриппа. Из облас-
ти прислали. По списку. Обязательный прием внутрь.
   Рабочие и техники послушно раскрывали рты и принимали жидкость.
   - Корнелий Иванович, остановитесь! - крикнул  профессор,  подбегая  к
Удалову.
   Но Удалов сначала убедился, что последний  член  бригады  принял  ле-
карство, и лишь затем обернулся к профессору и отвел к стоящему  поодаль
дереву.
   - Вы меня, конечно, простите, что без разрешения. Но в интересах  де-
ла, - сказал он вполголоса, чтобы не услышали дорожники. - Они сегодня у
меня до ночи проработают, а то квартальный план горит. Это не  повредит.
Пусть хоть разок выложатся. Я и в конторе вакцинацию провел, и в диспет-
черской. По моим расчетам, к вечеру план выполним и выйдем в передовики.
   - Ну как же так, - укоризненно произнес профессор. - Вам же пришлось,
наверное, ночью ко мне в комнату  заходить.  Вы  же  могли  споткнуться,
упасть...
   Добрый профессор был расстроен.
   - Не беспокойтесь. Лев Христофорович, - ответил Удалов. - Я же с  фо-
нариком.
   Он обернулся к дорожникам и сказал зычно:
   - За работу, друзья.
   Но с дорожниками творилось нечто странное. Они не стремились к  лопа-
там и технике. Напевая, они сошлись в кружок, и бригадир помахал в  воз-
духе рукой, наводя среди них музыкальный порядок.
   - Что происходит? - удивился Удалов. Бригадир поднял  ладонь  кверху,
призывая к молчанию. Затем сказал:
   - Раз-два-три!
   И бригада затянула в четыре голоса сложную для исполнения  грузинскую
песню "Сулико".
   Как пораженный громом, Удалов стоял под деревом. Окна в домах раскры-
вались, и люди прислушивались к пению, которому мог бы позавидовать  ан-
самбль "Орэра".
   - Что? Что? - Удалов гневно смотрел на профессора. -Это ваши штучки?
   - Минутку... - Профессор поднес к носу пустую бутылочку. -  Я  так  и
думал. В темноте вы перепутали посуду. Это препарат для исправления  му-
зыкального слуха и создания хоровых коллективов.
   - О, ужас! - воскликнул Удалов. - И сколько они будут петь?
   - Долго, - ответил профессор.
   - Но что тогда творится в конторе?
   - Не убивайтесь, - сказал профессор, прислушиваясь к стройному  пению
дорожников, - можно гарантировать, что ваша стройконтора возьмет  в  об-
ласти первое место среди коллективов самодеятельности.
   - Ну что ж, - сказал печально Удалов. - Хоть что-то...
   1973 г.

   РЕТРОГЕНЕТИКА
   Славный майский  день  завершился  небольшой  образцово-показательной
грозой с несколькими яркими молниями, жестяным нестрашным громом,  пяти-
минутным ливнем и приятной свежестью в воздухе, напоенном запахом  сире-
ни. Районный центр Великий Гусляр нежился в этой свежести и запахах.
   Пенсионер Николай Ложкин вышел на курчавый от молодой зелени,  чистый
и даже кокетливый по весне двор с большой книгой в руках. По двору гулял
плотный лысый мужчина - профессор Лев Христофорович Минц, который  прие-
хал в тихий Гусляр для поправки здоровья, подорванного напряженной науч-
ной деятельностью.
   Николай Ложкин любил побеседовать с профессором на  умственные  темы,
даже порой поспорить, так как сам считал себя знатоком природы.
   - Чем увлекаетесь? - спросил профессор. - Что за книгу вы так любовно
прижимаете к груди?
   - Увлекся антропологией, - сказал  Ложкин.  -  Интересуюсь  проблемой
происхождения человека от обезьяны.
   - Ну и как, что-нибудь новенькое?
   - Боюсь, что наука в тупике, - пожаловался Ложкин.  -  Сколько  всего
откопали, а до главного не докопались: как, где и когда обезьяна превра-
тилась в человека.
   - Да, момент этот уловить трудно, - согласился Лев  Христофорович.  -
Может быть, его и не было?
   - Должен быть, - убежденно ответил Ложкин. - Не могло не быть  такого
момента. Ведь что получается? Выкопают где-нибудь в Индонезии или Африке
отдельный доисторический зуб и гадают: человек его обронил или обезьяна.
Один скажет - "человек". И назовет этого человека, скажем,  древнеантро-
пом. А другой поглядит на тот же зуб и отвечает: "Нет, это зуб обезьяний
и принадлежал он, конечно, древнепитеку". Казалось бы, какая разница,  -
никто не знает! А разница в принципе!
   Минц наклонил умную лысую голову, скрестил руки на  тугом,  обтянутом
пиджаком животе и спросил строго:
   - И что же вы предлагаете?
   - Ума не приложу, - сознался Ложкин. - Надо  бы  туда  заглянуть.  Но
как? Ведь путешествие во времени вроде бы невозможно.
   - Совершенная чепуха, - ответил Минц. - Я пытался сконструировать ма-
шину времени, забрался во вчерашний день и там остался.
   - Не может быть! - воскликнул Ложкин. - Так и не вернулись?
   - Так и не вернулся, - сказал Минц.
   - А как же я вас наблюдаю?
   - Ошибка зрения. Что для вас сегодня, для меня вчерашний день, -  за-
гадочно ответил Минц.
   - Значит, никакой надежды? Профессор глубоко задумался  и  ничего  не
ответил. Дня через три профессор встретил Ложкина на улице.
   - Послушайте, Ложкин, - сказал он. - Я вам очень благодарен.
   - За что? - удивился Ложкин.
   - За грандиозную идею.
   - Что же, - ответил Ложкин, который не страдал излишней  скромностью.
- Пользуйтесь, мне не жалко.
   - Вы открыли новое направление в биологии!
   - Какое же? - поинтересовался Ложкин.
   - Вы открыли генетику наоборот.
   - Поясните, - сказал Ложкин ученым голосом.
   - Помните нашу беседу о недостающем звене, о происхождении человека?
   - Как же не помнить.
   - И ваше желание заглянуть во мглу веков, чтобы отыскать момент прев-
ращения обезьяны в человека?
   - Помню.
   - Тогда я задумался: что такое жизнь на Земле? И  сам  себе  ответил:
непрерывная цепь генетических изменений. Вот среди амеб появился  счаст-
ливый мутант, он быстрее других плавал в первобытном океане или глотка у
него была шире... От него пошло прожорливое и шустрое потомство.  Встре-
тился внук этой амебы с жуткой хищной амебихой - вот и еще шаг в  эволю-
ции. И так далее, вплоть до человека. Улавливаете связь времен?
   - Улавливаю, - ответил Ложкин и добавил: - В беседе со мной нет нужды
прибегать к упрощениям.
   - Хорошо. Мы, люди, активно вмешиваемся в этот процесс. Мы  подгляде-
ли, как это делает природа, и продолжаем за нее скрещивание, отбор, соз-
даем новые сорта пшеницы, продолжаем эволюцию собственными руками.
   - Продолжаем, - согласился Ложкин. - Хочу на досуге  вывести  быстро-
растущий забор.
   - Молодец. Всегда у вас свежая идея. Так вот, после беседы с  вами  я
задумался, а всегда ли правильно мы следуем за природой? Природа  слепа.
Она знает лишь один путь - вперед, независимо  от  того,  хорош  он  или
плох.
   - Путь вперед всегда прогрессивен, - заметил Ложкин.
   - Тонкое наблюдение. А если нарушить порядок? Если  все  перевернуть?
Вы сказали: как бы увидеть недостающее звено? Отвечаю -  распутать  цепь
наследственности. Прокрутить эволюцию наоборот.  Углубляясь  в  историю,
добраться до ее истоков.
   - Нам и без этого дел хватает, - возразил Ложкин.
   - А перспективы? - спросил профессор, наклонив голову и прищурившись.
   - Это не перспективы, а ретроспективы, - сказал Ложкин.
   - Великолепно! - воскликнул Минц. - Чем пользуется генетика?  Скрещи-
ванием, и отбором. Нашу с вами новую науку  мы  назовем  ретрогенетикой.
Ретрогенетика будет пользоваться раскрещиванием, открещиваиием и  разбо-
ром. Генетика будет выводить новую породу овец, которой еще нет, а  рет-
рогенетика - ту породу, которой уже нет. И ученым не надо будет копаться
в земле. Заказал палеонтолог в лаборатории: выведите мне  первого  неан-
дертальца, хочу поглядеть, как он выглядел. Ему отвечают: будет сделано.
   - Слабое место, - заявил Ложкин.
   - Слабое место? У меня?
   - Ваш неандерталец жил миллион лет назад. Вы что же, собираетесь мил-
лион лет ждать, пока его снова выведете?
   - Слушайте, Ложкин. Если бы мы отдавались на милость природе, то сор-
та пшеницы, которые колосятся на колхозных полях, вывелись  бы  сами  по
себе через миллион лет. А может, и не выведись бы,  потому  что  природе
они не нужны.
   - Ну, не миллион лет, так тысячу, - не сдавался Ложкин.  -  Пока  ваш
неандерталец родится, да еще своих предков народит...
   - Нет, нет и еще раз нет, - сказал профессор. - Зачем же нам реализо-
вывать все поколения? В каждой клетке закодирована ее история.  Все  бу-
дет, дорогой  друг,  на  молекулярном  уровне,  как  учит  академик  Эн-
гельгардт.
   - Ну ладно, выведете вы, что было раньше. А что дальше? Какая  польза
от этого народному хозяйству?
   Ответ на свой вопрос Ложкин получил через три месяца, когда пожелтели
липы в городском саду и дети вернулись из пионерских лагерей.
   Лев Христофорович стоял у ворот и чего-то ждал, когда Ложкин, возвра-
щаясь из магазина с кефиром, увидел его.
   - Как успехи? - поинтересовался он. - Когда  увидим  живого  неандер-
тальца?
   - Мы его не увидим, - отрезал профессор. Он осунулся за последние не-
дели: видно, много "было умственной работы. - Есть более важные  пробле-
мы.
   - Какие же?
   - Вы знакомы с Иваном Сидоровичем Хатой?
   - Не приходилось, - сказал Ложкии.
   - Достойный человек, заведующий фермой нашего пригородного  хозяйства
"Гуслярец". Зоотехник, смелый, рискованный. Большой души человек.
   Тут в ворота въехал газик, из которого выскочил шустрый очкастый  че-
ловечек большой души.
   - Поехали? - предложил он, поздоровавшись.
   - С нами Ложкин, - сказал Минц. - Представитель общественности.  Пора
общественность знакомить.
   - Не рано ли? - обеспокоился Хата. - Спугнут...
   - Нам ли опасаться гласности? - спросил Минц. После  короткого  путе-
шествия газик достиг животноводческой фермы. Рядом  с  коровником  стоял
новый высокий сарай.
   - Ну что же, заходите, только халат наденьте. Хата  выдал  Ложкину  и
Минцу халаты и сам тоже облачился. Ложкин ощутил покалывание в желудке и
приготовился увидеть что-нибудь необычное. Может, даже страшное. Но  ни-
чего страшного не увидел.
   Под потолком горело несколько ярких ламп, освещая кучку мохнатых  жи-
вотных, жевавших сено в дальнем углу.
   Ложкин присмотрелся. Животные были странными, таких ему раньше видеть
не приходилось. Они были покрыты длинной рыжей шерстью, носы у них  были
длинные, ноги толстые, как столбы. При виде вошедших людей животные  пе-
рестали жевать и уставились на них маленькими черными глазками. И  вдруг
захрюкали, заревели и со всех ног бросились навстречу Хате и Минцу, чуть
не сшибли их, ластились, неуклюже прыгали, а профессор  начал  доставать
из карманов халата куски сахара и угощать животных.
   - Что за звери? - спросил Ложкин, отошедший к стенке, подальше от су-
матохи. - Почему не знаю?
   - Не догадались? - удивился Хата. - Мамонтята. Каждому ясно.
   - Мне не ясно, - сказал Ложкин, отступая перед  мамонтенком,  который
тянул к нему недоразвитый хоботок, требуя угощения. - Где бивни, где хо-
боты? Почему мелкий размер?
   - Все будет, - успокоил Ложкина Минц, оттаскивая мамонтенка за корот-
кий хвостик, чтобы не приставал к гостю. - Все с возрастом отрастет. Ва-
ше удивление мне понятно, потому что вам не приходилось еще сталкиваться
с юными представителями этого славного рода.
   - Я и со старыми не сталкивался, - возразил Ложкин. -  И  прожил,  не
жалуюсь. Откуда вы их откопали?
   - Неужели не догадались? Они  же  выведены  методом  ретрогенетики  -
раскрещиванием и разбором. Из слона мы получили предка слонов и мамонтов
близкого к мастодонтам. Потом люди пошли обратно и вывели мамонта.
   - Так быстро?
   - На молекулярном уровне, Ложкин, на молекулярном уровне. Под  элект-
ронным микроскопом. Методом раскрещивания, открещиваиия и разбора. И  вы
понимаете теперь, почему я отказался от  соблазнительной  идеи  отыскать
недостающее звено, а занялся мамонтами?
   - Не понимаю, - сказал Ложкин.
   - Вы, товарищ, видно, далеки от проблем  животноводства,  -  вмешался
Иван Хата, - Ни черта не понимаете, а критикуете. Нам мамонт  совершенно
необходим. Для нашей природной зоны.
   - Жили без мамонта и прожили бы еще, - упорствовал Ложкин.
   - Эх, товарищ Ложкин, - в голосе Хаты звучало сострадание. - Вы  ког-
да-нибудь думали, что мы имеем с мамонта?
   - Не думал. Не было у меня мамонта.
   - С мамонта мы имеем шерсть. С мамонта мы имеем питательное мясо, ка-
лорийное молоко и даже мамонтовую кость...
   - Но главное, - воскликнул Минц, - бесстойловое  содержание!  Круглый
год на открытом воздухе, ни тебе утепленных коровников,  ни  специальной
пищи. А подумайте о труднодоступных районах Крайнего Севера:
   мамонт там - незаменимое транспортное средство для геологов и изыска-
телей.
   Прошло еще три месяца.
   Однажды к дому ь 16 по Пушкинской, где  проживал  Лев  Христофорович,
подъехала сизая "волга", из которой вышел скромный на вид человек  сред-
них лет в дубленке. Он вынул изо рта трубку,  поправил  массивные  очки,
снисходительно оглядел непритязательный двор, и его  взгляд  остановился
на Ксении Удаловой, которая развешивала белье:
   - Скажите, гражданка, если меня не ввели в заблуждение...
   - Вы корреспондент будете? - спросила Ксения.
   - Вот именно. Из Москвы. А как вы догадались?
   - А чего не догадаться, - ответила Ксения. - Восемнадцатый за неделю.
Поднимитесь на второй этаж, дверь открыта. Лев Христофоровяч отдыхает.
   Поднимаясь по скрипучей лестнице в скромную обитель великого  профес-
сора, журналист бормотал: "Шарлатанство. Ясно,  шарлатанство.  Вводят  в
заблуждение общественность..."
   - Заходите, - откликнулся на стук профессор Минц. Он в тот момент от-
дыхал, а именно: читал "Химию и жизнь", слушал последние известия по ра-
дио, смотрел хоккей по телевизору, гладил брюки и думал.
   - Из Москвы. Журналист, - сказал гость, протягивая  удостоверение.  -
Это вы тут мамонтов разводите?
   Журналист произнес это таким тоном, словно подразумевал: "Это вы  во-
дите за нос общественность?"
   - И мамонтов, - скромно ответил профессор, прислушиваясь к сообщениям
из Канберры и радуясь мастерству лучшего в сезоне хоккеиста.
   - С помощью... - журналист извлек из замшевого кармана записную книж-
ку, - ретро, простите, генетики?
   Доверчивый Минц не уловил иронии в голосе журналиста.
   - Именно так, - подтвердил он и набрал из стакана в рот  воды,  чтобы
обрызгать брюки.
   - И есть результаты?
   Минц провел раскаленным утюгом по складке, поднялось облако пара.
   - С этим надо что-то делать, - сказал Минц. Он имел в  виду  брюки  и
ситуацию в Австралии.
   - И все-таки, - настаивал журналист. - Можно взглянуть на  ваших  ма-
монтов?
   - А почему бы и нет? Они в поле пасутся. Добывают корм из-под снега.
   - Ясно. А еще каких-нибудь животных вы можете вывести?
   - Будете проходить мимо речки, - сказал Минц, - поглядите в  полынью.
Там бронтозавры. Думаем потом отправить их в Среднюю Азию для  расчистки
ирригационных сооружений.
   В этот момент в окно постучала длинным, усеянным острыми зубами  клю-
вом образина. Крылья у образины были перепончатые, как у  летучей  мыши.
Образина гаркнула так, что зазвенели стекла и форточка сама собой откры-
лась.
   - Не может быть! - сказал журналист, отступая к стене. - Это что  та-
кое? Мамонт?
   - Мамонт? Нет, это Фомка. Фомка - птеродактиль. Когда вырастет,  раз-
махнет свои крылья на восемь метров.
   Минц отыскал под столом пакет с тресковым филе, подошел к форточке  и
бросил пакет в разинутый клюв образине. Птеродактиль подхватил  пакет  и
заглотнул, не разворачивая.
   - Зачем вам птеродактиль? - спросил журналист. - Только людей пугать.
   Он был уже не так скептически настроен, как в первый момент.
   - Как зачем? Птеродактили нам позарез нужны. Из их крыльев  мы  будем
делать плащи-болоньи, парашюты, зонтики, наконец. К тому  же  научим  их
пасти овец и охранять стада от волков.
   - От волков? Ну да, конечно...  -  Журналист  прекратил  расспросы  и
вскоре удалился.
   "Возможно, это, до определенной степени, и не шарлатанство,  -  думал
он, спускаясь по лестнице к своей машине, - но, по большому  счету,  это
все-таки шарлатанство".
   Весь день до обеда корреспондент ездил по городу, издали наблюдал  за
играми молодых мамонтов, недовольно морщился, когда на него падала  тень
пролетающего птеродактиля, и вздрагивал, заслышав рев  пещерного  медве-
жонка.
   - Нет, не шарлатанство, - повторял он упрямо. - Но кое  в  чем  хуже,
чем шарлатанство.
   Весной в журнале, где состоял тот корреспондент, появилась статья под
суровым заглавием:
   "ПЛОДЫ ЛЕГКОМЫСЛИЯ"
   Нет смысла передавать опасения и измышления гостя.  Он  предупреждал,
что новые звери нарушат и без того  неустойчивый  экологический  баланс,
что пещерные медведи и мамонты представляют опасность для детей и взрос-
лых. А в заключение журналист развернул страшную картину перспектив рет-
рогеиетики:
   "Безответственность периферийного ученого и пошедших у него на поводу
практических работников гуслярского животноводства заставляет меня  бить
тревогу. Эксперимент, не проверенный на мелких и безобидных тварях  (жу-
ках, кроликах и т.д.), наверняка приведет к плачевным  результатам.  Где
гарантия тому, что мамонты не взбесятся и не потопчут  зеленые  насажде-
ния? Что они не убегут в леса? Где гарантия тому, что бронтозавры не вы-
ползут на берег и не отправятся на поиски  новых  водоемов?  Представьте
себе этих рептилий, ползущих по улицам,  сносящих  столбы  и  киоски.  Я
убежден, что птеродактили, вместо того, чтобы пасти  овец  и  жертвовать
крыльями на изготовление зонтиков, начнут охотиться на домашнюю птицу, а
может быть, на тех же овец. И все кончится тем, что на  ликвидацию  пос-
ледствий непродуманного эксперимента придется мобилизовать трудящихся  и
тратить народные средства..."
   Статья попалась на глаза профессору Минцу лишь летом. Читая ее,  про-
фессор лукаво улыбался, а потом захватил журнал с собой на открытие меж-
районной выставки.
   Центром выставки, как и следовало предполагать, был павильон  "Ретро-
генетнка". Именно сюда спешили люди со всех сторон, из  других  городов,
областей и государств.
   Пробившись сквозь интернациональную толпу к павильону, Лев  Христофо-
рович оказался у вольеры, где гуляли мамонты.
   Было жарко, поэтому мамонты были коротко острижены и казались  поджа-
рыми, словно собаки породы эрдельтерьер.  У  некоторых  уже  прорезались
бивни. Птеродактили сидели у них на спинах и  выклевывали  паразитов.  В
круглом бассейне посреди павильона плавали  два  бронтозавра.  Время  от
времени они тяжело поднимались на задние лапы  и,  прижимая  передние  к
блестящей груди, выпрашивали у зрителей плюшки. У кого  из  зрителей  не
было плюшки, кидали пятаки.
   Здесь, между вольерой и бассейном, Минц увидел Ложкина и Хату и  про-
чел друзьям скептическую статью.
   Смеялись не только люди. Булькали от хохота бронтозавры, трубили  ма-
монты, а один птеродактиль так расхохотался, что не мог  закрыть  пасть,
пока не прибежал служитель и не стукнул весельчаку как следует  деревян-
ным молотком по нижней челюсти.
   - Неужели, - сказал профессор, когда все отсмеялись, -  этот  наивный
человек полагает, что мы стали бы выводить вымерших чудовищ, если бы  не
привили им генетически любви и уважения к человеку?
   - Никогда, - отрезал Ложкин. - Ни в коем  случае.  Птеродактиль,  все
еще вздрагивая от смеха, стуча когтями по полу, подошел к профессору,  и
тот угостил его конфетой. Маленькие дети по очереди катались  верхом  на
мамонтах, подложив под попки  подушечки,  чтобы  не  колола  остриженная
жесткая шерсть. Бронтозавры собирали со дна бассейна  монетки  и  честно
передавали их служителям. В стороне скулил пещерный медведь, потому  что
его с утра никто не приласкал.
   ...В тот день столичного журналиста, неудачливого пророка, до  полус-
мерти искусала его домашняя сиамская кошка.
   1975г.

   ЛЕНЕЧКА-ЛЕОНАРДО
   Долгое время в Великом Гусляре не  происходило  событий  гражданского
звучания. Пришельцы залетали туда из любопытства  или  из  вредности,  в
крайнем случае в поисках галактического братства. Изобретения  или  сти-
хийные бедствия случались бесконтрольно к социальному развитию города. А
события областные или республиканские гуслярских дел не затрагивали.
   Это было возможно до тех лишь пор, пока скорость развития нашего  об-
щества могла не ощущаться не только в Великом Гусляре, но  и  в  Калуге.
Как только эпоха застоя зашаталась, пошла трещинами, хоть на вид еще ап-
паратный корабль был непотопляем, некоторые новые веяния докатились и до
Гусляра - все же там люди жили, а не картонные персонажи  фантастических
рассказов.
   И тут, как только я поддался  этому  веянию,  реакция  на  гуслярские
рассказы, столь благожелательная и улыбчивая в первой половине семидеся-
тых годов, в большинстве редакций стала куда более сдержанной.  Доходило
до случаев курьезных. Написал я как-то рассказ "Ленечка-Леонардо", а мне
в журнале говорят:
   - Голубчик, мы отлично понимаем, на какого Ленечку ты намекаешь.  Те-
бе-то что, ты писатель, лицо безответственное. А нам надо  держаться  за
свое место - ведь если нас выгонят, то и тебе негде будет печататься.
   - Клянусь вам, - сопротивлялся я, -у  меня  Ленечка  новорожденный  и
очень талантливый, а Ленечка, на которого вы намекаете, совсем  пожилой,
и таланты его ограничиваются областью художественной литературы.
   - Поменяй Ленечке имя! - умоляли друзья-редакторы.
   Честно говоря, давая имя герою-младенцу, я не  вспомнил  о  Брежневе.
Как и о миллионах Леонидов, живущих в нашей стране,  каждый  из  которых
имел право обидеться, на меня за использование своего имени (к  счастью,
в те дни совершенно безболезненно прошел мой  рассказ  под  ныне  сомни-
тельным названием "Если бы не Михаил").
   Мало-помалу отношение в издательских сферах к милому моему сердцу го-
родку менялось к худшему. Я и не помышлял о складывании пальцев в карма-
не в фигу, а ее уже усматривали сквозь плотную брючную ткань.
   Наступил день, когда мне пришлось впервые услышать фразу:
   - Принесите что-нибудь, только не-гуслярское.
   - Почему?
   - Потому что Гусляр - не настоящая фантастика. А так как рассказы по-
рой имеют обыкновение писаться сами по себе, без авторского  разрешения,
то у меня в столе начали накапливаться совершенно невинные, но географи-
чески опороченные рассказы.
   "Ленечке-Леонардо" повезло больше. Хоть я капитулировал, махнул рукой
и согласился, чтобы после двухлетнего "вылеживания" он вышел под  назва-
нием "Лешенька-Леонардо". Но при первой же возможности,  включая  его  в
сборник, я вернул рассказу первоначальное название.
   Ты чего так поздно? Опять у Щеглов была?
   Всем своим видом Ложкин изображал покинутого, неухоженного мужа.
   - Что ж поделаешь, - вздохнула его жена,  спеша  на  кухню  поставить
чайник. - Надо помочь. Больше у них  родственников  нету.  А  сегодня  -
профсоюзное собрание. Боря - член месткома, а Клара в кассе  взаимопомо-
щи. Кому с Ленечкой сидеть?
   - И все, конечно, тебе. В конце концов родили  ребенка,  должны  были
осознавать ответственность.
   - Ты чего пирожки не ел? Я тебе на буфете, оставила.
   - Не хотелось.
   Жена  Ложкина  быстро  собирала  на  стал,  разговаривала  оживленно,
чувствовала вину перед мужем, которого бросила ради чужого ребенка.
   - А Ленечка такой веселенький. Такой милый,  улыбается...  Садись  за
стол, все готово. Сегодня увидел меня и лепечет: "Баба, баба!"
   - Сколько ему?
   - Третий месяц пошел.
   - Преувеличиваешь. В три месяца они еще не разговаривают.
   -Я и сама удивилась. Говорю Кларе: "Слышишь?", а Клара не слышала.
   - Ну вот, не слышала...
   - Возьми пирожок, ты любишь с капустой. А  он  вообще  мальчик  очень
продвинутый. Мать сегодня в спешке кофту наизнанку надела, а он мне под-
мигнул - разве не смешно, тетя Даша?
   - Воображение, - сказал Ложкин. - Пустое женское воображение.
   - Не веришь? Пойди погляди. Всего два квартала до этого чуда природы.
   - И пойду, - согласился Ложкин. - Завтра же пойду. Чтобы изгнать дурь
из твоей головы.
   В четверг Ложкин, сдержав  слово,  пошел  к  Щеглам.  Щеглы,  дальние
родственники по материнской линии, как раз собирались в кино.
   - Мы уж решили, что вы обманете, - с укором сказала Клара. Она  умела
и любила принимать одолжения.
   - Сегодня Николай Иванович с Ленечкой посидит, - сообщила баба  Даша.
- Мне по дому дел много.
   - Не с Ленечкой, а с Леонардо,  -  поправил  Борис  Щегол,  завязывая
галстук. - А у вас, Николай  Иванович,  есть  опыт  общения  с  грудными
детьми?
   - Троим высшее образование дал, - произнес Ложкин. - Разлетелись  мои
птенцы.
   - Высшее образование - не аргумент, - сказал Щегол. -  Клара,  помоги
узел завязать. Высшее образование дает государство.  Грудной  ребенок  -
иная проблема. Почитайте книгу "Ваш ребенок", вон на  полке  стоит.  Вы,
наверно, ничего не слыхали о научном обращении с детьми.
   Ложкин не слушал. Он смотрел на ребенка, лежавшего в кроватке.  Ребе-
нок осмысленно разглядывал погремушку, крутил в руках, думал.
   - Агу, - проговорил Ложкин, - агусеньки.
   - Агу, - откликнулся ребенок, как бы отвечая на приветствие.
   - Боря, осталось десять минут, - напомнила Клара. - Где сахарная  во-
дичка, найдете? Пеленки в комоде
   на верхней полке.
   Николай Иванович остался с ребенком один на один. Он постоял  у  пос-
тельки, любуясь мальчиком, потом,
   неожиданно для самого себя, произнес:
   - Тебе почитать чего-нибудь?
   - Да, - сказал младенец.
   - А что почитать-то?
   - Селебляные коньки, - ответил Ленечка. - Баба читала.
   Язык еще не полностью повиновался мальчику. Ленечка-Леонардо протянул
ручонку к шкафу, показывая, где стоит книжка.
   - Может, про репку почитаем? - спросил  Ложкин,  но  ребенок  отрица-
тельно подвигал головкой и отложил погремушку в сторону.
   Ложкин читал книжку более часа, утомился, сам выпил всю сахарную  во-
дичку, а ребенок ни разу не намочил пеленок, не ныл, не спал,  увлеченно
слушал, лишь иногда прерывал чтение конкретными вопросами: "А что  такое
коньки? А что такое Амстелдам? А что такое опухоль головного мозга?"
   Ложкин, как мог, удовлетворял любопытство младенца, все более попадая
под очарование его открытой яркой личности.
   К тому времени, когда родители вернулись из  кино,  дед  с  мальчиком
подружились, на прощание Леонардик махал деду ручкой и лепетал:
   -Сколей плиходи, завтра плиходи, деда. Родители не  прислушивались  к
щебетанию крошки.
   С этого дня Ложкин старался почаще подменять жену. Фактически превра-
тился в сиделку у мальчика. Щеглы не возражали. Они были молодыми актив-
ными людьми, любили кататься на коньках и лыжах, ходить в туристские по-
ходы, посещать кино и общаться с друзьями.
   Месяца через два Ленечка научился садиться в постельке, язык его слу-
шался, запас слов значительно вырос. Ленечка не раз выражал деду сожале-
ние, что неокрепшие ножки не позволяют ему выйти на улицу и  побывать  в
интересующих его местах.
   Порой Ложкин вывозил Ленечку в коляске, тот жадно крутая головкой  по
сторонам непрестанно задавал вопросы: почему идет снег, что  делает  со-
бачка у столба, почему у женщин усы не растут и так далее.  Ложкин,  как
мог, удовлетворял его любопытство. Дома они вновь принимались за  чтение
или Ложкин рассказывал младенцу о своей долгой жизни, об интересных  лю-
дях, с которыми встречался, о редких местах в необычных профессиях.
   Как-то Ленечка сказал деду:
   - Попроси маму Клару, пусть разрешит мне учиться читать. Ведь  шестой
месяц уже пошел. Я полагаю, что в моем возрасте Лев  Толстой  не  только
читал, но и начал замышлять сюжет "Войны и мира".
   - Сомневаюсь, - ответил Ложкин, имя в виду и Льва  Толстого,  и  маму
Клару. - Но попробую.
   Он прошел на кухню, где Клара, только что вернувшись из гостей, гото-
вила на утро сырники.
   - Клара, - начал он. - Что будем с Ленечкой делать?
   - А что? Плохо себя чувствует? Лобик горячий? Клара была неплохой ма-
терью. Сына она любила, переживала за него, сама укачивала  перед  сном,
что, правда, ребенку не нравилось, потому  что  отвлекало  от  серьезных
мыслей.
   - Лобик у него хороший. Только мы с ним думали, не пора ли  научиться
читать. В его возрасте Лев Толстой, возможно, уже и писал.
   - .Что старый, что малый, - усмехнулась Клара. - Шли бы вы домой, дя-
дя Коля. Завтра не придете? А то я должна на службе задержаться.  Да,  и
зайдите с утра на питательный пункт, за молоком и кефиром.
   Ребенка Клара не кормила, да Ленечка и не настаивал на этом. Ему было
бы неловко кормиться таким первобытным способом.
   Как-то Ленечку отнесли к врачу, сдать анализы и  проверить  здоровье.
Все оказалось в порядке, Ленечка по совету Ложкина держал язык за  зуба-
ми, но заинтересовался медициной - на него произвела впечатление  обста-
новка в больнице и медицинская аппаратура.
   - Знаешь, дедушка, - сообщил он Ложкину по возвращении, - мне захоте-
лось стать врачом. Это - благородная профессия. Я понимаю, что  придется
упорно учиться, но я к этому готов.
   В последующие недели Ленечка все-таки научился читать, и Ложкин пода-
рил ему электрический фонарик, чтобы читать под одеялом, когда  родители
уснут.
   Возникает естественный вопрос: а как же родители?  Неужели  они  были
так слепы и проглядели то, что было очевидно приходящему старику,  кото-
рый повторял своей жене: "Я углядываю знак судьбы  в  том,  что  ребенка
назвали Леонардо Борисовичем. Полтысячи лет Земля ждала своего следующе-
го универсального гения. И вот дождалась". Нет,  родители  оставались  в
слепом убеждении, что произвели на свет обычного ребенка.
   За примерами недалеко ходить. В день Ленечкина девятимесячного юбилея
Борис Щегол пришел к нему в комнату с новой погремушкой. Ленечка  в  это
время сидел в кроватке и слушал, как Ложкин  читает  ему  вслух  "Опыты"
Монтеня.
   - Гляди, какая игрушечка, - показал Борис. Он, как всегда,  спешил  и
поэтому собирался тут же покинуть сына, но Леонардик сказал вслух:
   - Любопытно, что эта игрушка напоминает мне  пространственную  модель
Солнечной системы. Борис возмутился:
   - Дядя Коля, что за чепуху вы ребенку читаете? Как будто нет  хороших
детских книг. Про курочку и яичко, например, я сам покупал. Куда  вы  ее
задевали?
   Ложкин не ответил, потому что Ленечка из книжки про курочку делал бу-
мажных голубей, чтобы выяснить принципы планирующего полета.
   Борис Щегол отобрал " Опыты" Монтеня и унес книжку из комнаты.
   Еще через несколько дней произошла сцена с участием Клары Щегол.  Она
принесла Ленечке тарелочку с протертым супом, и, для того  чтобы  поста-
вить ее, ей пришлось смахнуть со столика  несколько  свежих  медицинских
журналов и словарей.
   - Вы о чем здесь бормочете? - спросила она миролюбиво у Ложкина.
   - Шведским языком занимаемся, - откровенно ответил Николай Иванович.
   - Ну, ладно, бормочите, - разрешила Клара. Ленечка положил  ручку  на
ладонь старику: не обращай, мол, внимания.
   Тут же они услышали, как в соседней комнате Клара
   рассказывает приятельнице:
   - Мои-то кроха, сейчас захожу в комнату, а  он  бормочет  на  птичьем
языке.
   - Он у тебя уже разговаривает?
   - Скоро начнет. Он развитой. И что удивительно, к нам  один  старичок
ходит, по хозяйству помогает, так он этот птичий язык понимает.
   - Старики часто впадают в детство, - произнесла подруга.
   Леонардик вздохнул и прошептал Ложкину:
   - Не обижайся. В сущности, мои родители добрые, милые люди. Но как  я
порой от них устаю!
   В комнату вошла Клара с приятельницей. Приятельница принялась ахать и
повторять, какой крохотулечка и тютютенька этот ребенок, и умоляла:
   - Скажи: ма-ма.
   - Мам-ма, - послушно ответил Ленечка.
   - Прелестный младенец. И как на тебя похож! Тут младенцу  надоело,  и
он обернулся к Ложкину:
   - Продолжим наши занятия?
   Женщины этих слов не слышали. Они уже говорили о своем.
   Когда Ленечка научился ходить, они с Ложкиным устроили тайник под по-
ловицей, куда старик складывал новые книги. Леонардик как  раз  принялся
за свою первую статью о причинах детского диатеза. Чтобы не смущать  ро-
дителей, он продиктовал Ложкину, и тот послал статью в  химический  жур-
нал.
   Где-то к полутора годам Леня, неожиданно для Ложкина,  начал  охладе-
вать к естественным науками  и  принялся  поглощать  литературу  на  мо-
рально-этические темы. Его детское воображение поразил Фрейд.
   - Что с тобой творится? - допытывался Ложкин. - Ты забываешь о  своем
предназначении, - стать новым Леонардо и обогатить человечество великими
открытиями. Ты забыл, что ты- гомо футурис, человек будущего?
   - Допускаю такую возможность, - печально  согласился  ребенок.  -  Но
должен сказать, что я стою перед неразрешимой дилеммой. Помимо долга пе-
ред человечеством, у меня долг перед родителями. Я  не  хочу  пугать  их
тем, что я - моральный урод. Их инстинкт самосохранения протестует  про-
тив моей исключительности. Они хотят, чтобы все было  как  положено  или
немного лучше. Они хотели бы гордиться мною, но только в тех  рамках,  в
которых это понятно их друзьям. И я, жалея их, вынужден таиться. С  каж-
дым днем все более.
   - Поговорим с ними в открытую. Еще раз.
   - Ничего не выйдет.
   Когда на следующий день Ложкин пришел к Щеглам, держа  под  мышкой  с
трудом добытый томик Спинозы, он увидел, что мальчик сидит за столом ря-
дом с отцом и учится читать по складам.
   - Ма-ма, Ма-ша, ка-ша... - покорно повторял он.
   - Какие успехи! - торжествовал Борис. - В два года  начинает  читать!
Мне никто на работе не поверит! И тут Ложкин не выдержал.
   - Это не так! - воскликнул он. - Ваш ребенок  тратит  половину  своей
творческой энергии на то, чтобы показаться вам таким, каким вы хотели бы
его увидеть. Он постепенно превращается из универсального гения в  гения
лицемерия.
   - Дедушка, не надо! - в голосе Ленечки булькали слезы.
   - Чтобы угодить вам, он забросил научную работу.
   - Издеваешься, дядя Коля? - спросил Щегол.
   - Неужели вы не замечаете, что дома лежат книги, в которых вы,  Боря,
не понимаете ни слова? Я напишу в Академию наук!
   - Ах, напишешь? - Борис поднялся со стула. - Писать вы все умеете.  А
как позаботиться о ребенке - вас не дозовешься. Так  вот,  обойдемся  мы
без советчиков. Не дам тебе калечить ребенка!
   - Он вундеркинд!
   Ложкин схватился за сердце, и тогда Борис понял, что наговорил лишне-
го, и сказал:
   - И вообще, не вмешивайтесь в нашу семейную жизнь. Леонардик -  обык-
новенный ребенок, и я этим горжусь.
   - Не вмешивайся, деда, - попросил Ленечка. - Ничего хорошего из этого
не выйдет. Мы бессильны преодолеть инерцию родительских стереотипов.
   - Но ведь вас тоже ждет слава, -  прибегнул  к  последнему  аргументу
Ложкин. - Как родителей гения. Ну представьте, что  вы  родили  чемпиона
мира по фигурному катанию...
   - Это другое дело, - ответил Борис. - Это всем ясно. Это бывает.
   И тогда Ложкин догадался, что Щегол давно обо  всем  подозревает,  но
отметает подозрения.
   - Мы сегодня выучили пять букв алфавита, - вмешался в беседу Ленечка.
-- И у папы хорошее настроение. С точки зрения морали, мне  это  важнее,
чем все возможные открытия в области прикладной химии или свободного по-
лета.
   - Боря, неужели вы не слышите, как он говорит? - спросил Ложкин. - Ну
откуда младенцу знать о прикладной химии?
   - От вас набрался, - отрезал Боря. - И забудет.
   - Забуду, папочка, - пообещал Леонардик.
   С тех пор прошло три года.
   Скоро Леонардик пойдет в школу. Он научился  сносно  читать  и  пишет
почти без ошибок. Ложкин к Щеглам не ходит. Один раз он встретил Ленечку
на улице, ринулся было к нему, но мальчик остановил его движением руки.
   - Не надо, дедушка, -сказал он. - Подождем до института.
   - Ты в это веришь?
   Ленечка пожал плечами.
   Сзади, в десяти шагах, шла Клара, катила коляску,  в  которой  лежала
девочка месяцев трех от роду и тихо, напевала: "Под крылом  самолета..."
Клара остановилась, улыбнулась, с умилением глядя на своего второго  ре-
бенка, вынула из-под подушечки соску и дала ее девочке.
   1973 г.

   ПОСТУПИЛИ В ПРОДАЖУ ЗОЛОТЫЕ РЫБКИ
   Зоомагазин в городе Великий Гусляр делит скромное помещение с магази-
ном канцпринадлежностей. На двух прилавках под стеклом  лежат  шариковые
авторучки, ученические тетради в клетку, альбом с белой чайкой на  синей
обложке, кисти щетинковые, охра темная в тюбиках, точилки для карандашей
и контурные карты. Третий прилавок, слева от двери, деревянный.  На  нем
пакеты с расфасованным по полкило кормом для канареек, клетка с  колесом
для белки и небольшие сооружения из камней и цемента с вкрапленными  ра-
кушками. Эти сооружения имеют отдаленное сходство с развалинами  средне-
вековых замков и ставятся в аквариум, чтобы  рыбки  чувствовали  себя  в
своей стихии.
   Магазин канцпринадлежностей всегда выполняет план. Особенно во  время
учебного года. Зоомагазину хуже. Зоомагазин живет  надеждой  на  цыплят,
инкубаторных цыплят, которых привозят раз в квартал, и тогда очередь  за
ними выстраивается до самого рынка. В остальные дни у прилавка пусто.  И
если приходят мальчишки поглазеть на гуппи и  мечехвостов  в  освещенном
лампочкой аквариуме в углу, то они этих мечехвостов здесь  не  покупают.
Они покупают их у Кольки-длинного, который по субботам дежурит у входа и
раскачивает на длинной веревке литровую банку с мальками. В другой  руке
у него кулек с мотылем.
   - Опять он здесь, - говорит Зиночка Вере Яковлевне, продавщице в кан-
целярском магазине, и пишет требование в область, чтобы прислали  мотыля
и породистых голубей.
   Нельзя сказать, что у Зиночки совсем нет покупателей. Есть  несколько
человек. Провизор Савич держит канарейку и приходит раз в неделю в конце
дня, по пути домой из аптеки. Покупает полкило  корма.  Забегает  иногда
Грубин, изобретатель и неудавшийся человек. Он интересуется всякой  жив-
ностью и лелеет надежду, что рано или поздно в магазин поступит амазонс-
кий попугай ара, которого нетрудно научить человеческой речи.
   Есть еще один человек, не покупатель, совсем  особый  случай.  Бывший
пожарник, инвалид Эрик. Он приходит тихо, встает в углу  за  аквариумом,
пустой рукав заткнут за пояс, обожженная сторона лица отвернута к  стен-
ке. Эрика все в городе знают. В позапрошлом году одна бабушка утюг забы-
ла выключить, спать легла. Эрик первым в дом  успел,  тащил  бабушку  на
свежий воздух, но опоздал - балка сверху рухнула. Вот и стал  инвалидом.
В двадцать три года. Много было сочувствия со  стороны  граждан,  пенсию
Эрику дали по инвалидности, но старую работу пришлось бросить. Он, прав-
да, остался в пожарной команде, сторожем при гараже. Учится левой  рукой
писать, но слабость у него большая и стеснительность. Даже на улицу  вы-
ходить не любит.
   Эрик приходит в магазин после работы, чаще, если плохая погода, прих-
рамывает (нога у него тоже повреждена), забивается в уголок за  аквариум
и глядит на Зиночку, в которую он влюблен без взаимности. Да и какая мо-
жет быть взаимность, если Зиночка  хороша  собой,  пользуется  вниманием
многих ребят в речном техникуме и сама вздыхает по  учителю  биологии  в
первой средней школе. Но Зиночка никогда Эрику плохого слова не скажет.
   Третий квартал кончался. Осень на дворе. Зиночка очень надеялась  по-
лучить хороший товар, потому что в области тоже должны понимать  -  план
сорвется, по головке не погладят.
   Зина угадала. 26 сентября день выдался ровный, безветренный. От мага-
зина виден спуск к реке, даже лес на том берегу. По  реке,  лазурной,  в
цвет неба, но гуще, тянутся баржи, плоты, катера. Облака медленно плывут
по небу, чтобы каждым в отдельности можно полюбоваться. Зиночка товар  с
ночи получила, самолетом прислали, АН-2, пришла на работу пораньше,  по-
любовалась облаками и вывесила объявление у двери:
   "Поступили в продажу золотые рыбки".
   Вернулась в магазин. Рыбки за ночь в большом аквариуме ожили, плавали
важно, чуть шевелили хвостами. Было их много, десятка два, и  они  собой
являли исключительное зрелище. Ростом невелики, сантиметров  десять-пят-
надцать, спинки ярко-золотые, а к брюшку розовеют, словно начищенные са-
моварчики. Глаза крупные, черного цвета, плавники ярко-красные.
   И еще прислали из области бидон с мотылем.  Зиночка  выложила  его  в
ванночку для фотопечати. Мотыль кишел темно-красной массой и все норовил
выползти наверх по скользкой белой эмали.
   - Ax, - сказала Вера Яковлевна, придя на работу и увидев рыбок. - Та-
кое чудо, даже жалко продавать. Я бы оставила их как инвентарь.
   - Все двадцать?
   - Ну не все, а половину. Сегодня у тебя большой день намечается.
   И тут хлопнула дверь и вошел старик Ложкин, любящий всех поучать.  Он
прошел прямо к прилавку, постоял, пошевелил губами, взял двумя  пальцами
щепоть мотыля
   и сказал:
   - Мотыль столичный. Достойный мотыль.
   - А как рыбки? - спросила Зиночка.
   - Обыкновенный товар, - ответил Ложкин, сохраняя гордую позу.  -  Ки-
тайского происхождения. В Китае эти рыбки в любом бассейне содержатся из
декоративных соображений. Миллионами.
   - Ну уж не говорите, - обиделась Вера Яковлевна. - Миллионами!
   - Литературу специальную надо читать, - сказал старик Ложкин. -  Пог-
ляди в накладную. Там все сказано.
   Зиночка достала накладную.
   - Смотрите сами, - сказала она. - Я уж проверяла. Не сказано там  ни-
чего про китайское их происхождение. Наши рыбки. Два сорок штука.
   - Дороговато, - определил Ложкин, надевая старинное пенсне. - Дай са-
мому убедиться.
   Вошел Грубин. Был он высок ростом, растрепан, стремителен и  быстр  в
суждениях.
   - Доброе утро, Зиночка, - сказал он. - Доброе утро, Вера Яковлевна. У
вас новости?
   - Да, - сказала Зиночка.
   - А как насчет попугая? Не выполнили моего заказа?
   - Нет еще - ищут, наверное.
   По правде говоря, Зиночка бразильского попугая ара и  не  заказывала.
Подозревала, что засмеют ее в области с таким заказом.
   - Любопытные рыбки, - сказал Грубин. - Характерный  золотистый  отте-
нок..
   - Для чего характерный? - строго спросил старик Ложкин.
   - Для этих, - ответил Грубин. - Ну, я пошел.
   - Пустяковый человек, - сказал ему вслед Ложкин. - Нет в накладной их
латинского названия.
   В магазин заглянул Колька-длинный. Длинным его прозвали,  наверно,  в
насмешку. Был он маленького роста, волосы на лице, несмотря  на  сорока-
летний возраст, у него не росли, и был он  похож  на  большого  грудного
младенца. В обычные дни Зиночка его в  магазин  не  допускала,  выгоняла
криком и угрозами. Но сегодня, как увидела в дверях, восторжествовала  и
громко произнесла:
   - Заходи, частный сектор.
   Коля подходил к прилавку осторожно, чувствуя подвох. Пакет с  мотылем
он зажал под мышкой, а банку с мальками спрятал за спину.
   - Я на золотых рыбок только посмотреть, -проговорил он тихо.
   - Смотри, жалко, что ли?
   Но Коля смотрел не на рыбок. Он смотрел на ванночку с мотылем. Ложкин
этот взгляд заметил и сказал:
   - Вчетверо меньше государственная цена, чем у  кровососов.  И  мотыль
качественнее.
   - Ну насчет качественнее - это мы посмотрим, - ответил Коля.  И  стал
пятиться к двери, где налетел спиной на депутацию школьников,  сбежавших
с урока, лишь слух о золотых рыбках разнесся по городу.
   Старик Ложкин покинул магазин через пять минут, сходил домой за  бан-
кой и тремя рублями, купил золотую рыбку, а на остальные деньги  мотыля.
К этому времени приковылял и Эрик. Принес букетик астр  и  подложил  под
аквариум - боялся, что Зиночка заметит дар и засмеет. Школьники  глазели
на рыбок, переговаривались и планировали купить одну рыбку на всех - для
живого уголка. Зиночка закинула в аквариум сачок, и Ложкин, пригнувшись,
прижав пенсне к стеклу, управлял ее действиями, выбирая лучшую из рыбок.
   - Не ту, - говорил он. - Мне такой товар не подсовывайте. Я  в  рыбах
крайне начитан. Левее заноси, левее... Дай-ка я сам.
   - Нет уж, - сказала Зиночка. Сегодня она была полной хозяйкой положе-
ния. - Вы мне говорите, а я найду, выловлю.
   - Нет уж, я сам, - отвечал на это старик Ложкин и тянул к себе  сачок
за проволочную ручку.
   - Перестаньте, гражданин, - вмешался Эрик. - Для вас же стараются.
   - Молчать! - обиделся Ложкин. -  От  больно  умного  слышу.  Кому  бы
учить, да не тебе.
   Старик был несправедлив и говорил обидно. Эрик хотел было  возразить,
но раздумал и отвернулся к стене.
   - Такому человеку я бы вообще рыбок не давала, - возмутилась с друго-
го конца помещения Вера Яковлевна.
   Вера Яковлевна держала в руке рейсшину, занеся ее  словно  для  удара
наотмашь.
   Старик сник, больше не спорил, подставил банку, рыбка осторожно  сос-
кользнула в нее с сачка и уткнулась золотым рылом в стекло.
   Зиночка отвешивала Ложкину мотыля в молчании, в молчании  же  приняла
деньги и выдала две копейки сдачи, которые старик попытался  было  оста-
вить на прилавке, но был возвращен от двери  громким  голосом,  подобрал
сдачу и еще более сник.
   Когда Ложкин вышел на улицу и солнечный луч попал в банку  с  рыбкой,
из банки вылетел встречный луч, еще более яркий,  заиграл  зайчиками  по
стеклам домов, и окна стали открываться, и люди стали выглядывать  нару-
жу, спрашивая, что случилось. Рыбка плеснула хвостом, водяные брызги по-
летели на тротуар, и каждая капля тоже сверкала.
   Резко затормозил рядом автобус, водитель высунулся наружу и крикнул:
   - Что дают, дед?
   Ложкин погладил пакетиком мотыля выбритый  морщинистый  подбородок  и
ответил с достоинством:
   - Только для любителей, для тех, кто понимает. Ложкин шел домой, сму-
щала его некоторая неловкость от грубости, учиненной им в  магазине,  но
неловкость понемногу исчезала, потому что за Ложкиным шли, сами того  не
замечая, взволнованные люди, перебрасывались удивленными словами и  вос-
хищались золотой красавицей в банке.
   - Принес чего? - спросила супруга Ложкина из кухни, не  замечая,  как
светло стало в комнате у нее за спиной. - Небось пол-литра принес?
   - Пол-литра чистой воды, - согласился старик. - Пол-литра в  банке  и
вам того же желаю.
   - Нет, - сказала старуха, не оборачиваясь. - Там, на улице, и принял.
   - Почему это?
   - Чушь несешь.
   Старик спорить не стал, раздвинул кактусы на  подоконнике,  подмигнул
канарейкам, которые защебетали ошеломленно, увидев банку, достал  запас-
ной аквариум и понес его к крану, на кухню.
   - Подвинься, - сказал он супруге. - Дай воды набрать.
   Тут супруга поняла, что муж ее не пьяный, и, вытерев руки передником,
заглянула в комнату.
   - Батюшки, - воскликнула она. - Нам еще золотой рыбки не хватало!
   Супруга нагнулась над банкой, и рыбка высунула  ей  навстречу  острое
рыльце, приоткрыла рот, будто задыхалась, и сказала негромко:
   - Отпустили бы вы меня, товарищи, в речку.
   - Чего? - спросила супруга.
   - Воздействуйте на мужа, - объяснила рыбка почти шепотом. -  Он  меня
без вашего влияния никогда не отпустит.
   - Чего-чего? - спросила супруга.
   - Ты с кем это? - удивился старик, возвращаясь в комнату с полным ак-
вариумом.
   - И не знаю, - сказала жена. - Не знаю.
   - Красивая? - спросил Ложкин.
   - Даже и не знаю, - повторила жена. Подумала чуть-чуть и добавила:  -
Отпустил бы ты ее в речку. Беды не оберешься.
   - Ты чего, с ума сошла? Ей же цена два рубля  сорок  копеек  в  госу-
дарственном магазине.
   - В государственном? - спросила жена. - Уже дают?
   - Дают, да никто не берет. Не понимают. Цена велика. Да разве два со-
рок для такого сказочного чуда большая цена?
   - Коля, -сказала супруга, - я тебе три рубля дам.  Четыре  и  закуски
куплю. Ты только отпусти ее. Боюсь я.
   - Сумасшедшая баба, - уверился старик. - Сейчас мы ее в аквариум  пе-
ресадим.
   - Отпусти.
   - И не подумаю. Я, может быть, ее всю Жизнь жду. С Москвой  переписы-
вался: Два сорок уплатил.
   - Ну как хочешь. - Старуха заплакала. И пошла на кухню.
   В этот момент нервы у рыбки не выдержали.
   - Не уходи! - крикнула она пронзительно. - Еще не все  ар1ументы  ис-
черпаны. Если отпустите, три желания выполню.
   Старик был человек крепкий, сухой, но аквариум при этих  словах  уро-
нил, разбил и стоял по щиколотку в воде.
   - Не надо нам ничего! - ответила старуха из кухни. - Ничего не  надо.
Убирайся в свою реку! От тебя одни неприятности.
   - Не-ет, - сказал старик медленно. - Не-е-ет. Это что же  получается,
разговоры?
   - Это я говорю, - ответила рыбка. - И мое слово твердое.
   - А как же это может быть? - спросил старик, поджимая промокшую ногу.
-Рыбы не говорят.
   - Я гибридная, - сообщила рыбка. - Долго рассказывать.
   - Изотопы?
   - И изотопы тоже.
   - Выкинь ее, - настаивала старуха.
   - Погоди. Мы сейчас испытаем. Ну-ка, восстанови  аквариум  в  прежнем
виде, и чтобы на окне стоял, а в комнате сухо.
   - А отпустишь, не обманешь?
   - .Честное слово, отпущу. Тебя на три желания хватает?
   - На три.
   - Тогда ты мне аквариум восстанови; если получится, сбегаю в магазин,
еще десяток таких куплю. Или, может, ты одна говорящая?
   - Нет, все, - призналась рыбка.
   - Тогда ставь аквариум.
   В комнате произошло мгновенное помутнение воздуха,
   шум, будто от пролетевшей мимо большой птицы, и тут же на окне возник
целый, небитый, полный воды аквариум.
   - Идет, - сказал старик. - Нормально.
   - Два желания осталось, - напомнила рыбка.
   - Тогда мне этот аквариум мал. Приказать, что ли,  новый  изобразить?
Столитровый, с водорослями, а?
   Старуха подошла между тем к старику, все  еще  находясь  в  состоянии
смятения. Теперь же к смятению прибавился новый страх - старик легкомыс-
ленный, истратит все желания рыбки, а что если врет она? Если она  такая
единственная?
   - Стой! - сказала она старику. - Ты сначала  других  испытай.  Других
рыбок. Они и в малом аквариуме проживут. Ей же аквариумы строить  плевое
дело. Нам новый дом с палисадником куда нужнее.
   - Ага, - согласился старик. - Это дело,  доставай  деньги  из  шкафа,
ведро неси. Пока я буду в отлучке, глаз с нее не спускай.
   - Так большой аквариум делать или как? - спросила  рыбка  без  особой
надежды.
   - И не мечтай! - озлился старик. - Хитра больно. В  коллективе  рабо-
тать будешь. У меня желаний много - не смотри, что пожилой человек.
   Ксения Удалова, соседка сверху, зашла за пять минут до  этих  слов  к
Ложкиным за солью. Соль вышла вся. Дверь открыта, соседи  -  свои  люди,
чего ж не зайти. И незамеченная весь тот разговор  услышала.  Старики  к
ней спиной стояли, а рыбка если ее и заметила, то виду не подала. Ксения
Удалова, мать двоих детей, жена начальника стройконторы, отличалась, жи-
вым умом и ничему не удивлялась. Как тихо вошла, так тихо и ушла,  подс-
читала, что Ложкиным время  понадобится,  чтобы  ведро  с  водой  взять,
деньги достать, выбежала на двор, где Корнелий Удалов, ее муж, по случаю
субботы в домино играл под опадающей липой, и крикнула ему  командирским
голосом:
   - Корнелий, ко мне!
   - Прости, - сказал Корнелий напарнику. - Отзывают.
   - Это конечно, - ответил напарник. - Ты побыстрей только.
   - Я сейчас!
   Ксения Удалова протянула мужу плохо отмытую банку с наклейкой "Бакла-
жаны", пятерку денег и сказала громким шепотом:
   - Беги со всех ног в зоомагазин, покупай двух золотых рыбок!
   - Кого покупать? - переспросил Корнелий, послушно беря банку.
   - Зо-ло-тых рыбок. И бери покрупнее.
   -Зачем?
   - Не спрашивать! Бегом - одна нога здесь, другая там, никому ни  сло-
ва. Воду не расплескай. Ну! А я их задержу.
   - Кого?
   - Ложкиных.
   - Ксаночка, я ровным счетом ничего не понимаю, - сказал  Корнелий,  и
его носик-пуговка сразу вспотел.
   - Потом поймешь!
   Ксения услышала шаги внутри дома и метнулась туда.
   - Куда это тебя? - спросил Саша Грубин, сосед. - Проводить, дружище?
   - Проводи, - ответил Удалов все еще в смятении. - Проводи до зоомага-
зина. Золотых рыбок пойду покупать.
   - Быть того не может, - сказал Погосян, партнер  по  домино.  -  Твоя
Ксения в жизни ничего подобного не совершала. Если только пожарить.
   - А ведь и вправду, может, пожарить, - несколько успокоился Удалов. -
Пошли.
   Они покинули с Грубиным двор, а игроки весело рассмеялись, потому что
хорошо знали и Ксению, и мужа ее Корнелия.
   Не успели шаги друзей затихнуть в переулке, как в дверях  дома  вновь
показалась Ксения Удалова. Выходила она из них спиной вперед, объемистая
спина колыхалась, выдерживала большой напор. И уже видно было, что напор
этот производят супруги Ложкины. Ложкин тащил ведро с водой,  а  старуха
помогала ему толкать Ксению.
   - И куда это вы так спешите, соседи дорогие? -  распевала,  ворковала
Ксения.
   - Пусти, - настаивал старик. - По воду иду.
   - По какую же по воду, когда дома водопровод провели-
   - Пусти, - кричал старик. - За квасом иду.
   - С полным-то ведром? А я хотела у вас соли одолжить.
   - И одалживай, меня только пропусти.
   - А уж не в зоомагазин ли спешите? - спросила ехидно Ксения.
   - Хоть и в зоомагазин, - ответила старуха. - Только нет у тебя  права
нас задерживать.
   - Откуда знаешь? - возмутился старик. - Откуда знаешь? Подслушивала?
   - А что подслушивала? Чего подслушивать? Старик извернулся,  чуть  не
сшиб Ксению бросился к воротам. Старуха повисла на Удаловой, чтобы оста-
новить
   ее, метнувшуюся было вслед.
   - Ой-ой, - произнес Погосян. - Он тоже за золотой рыбкой побежал. За-
чем побежал?
   - Жили без золотых рыбок, - ответил ему Кац, - и проживем, мешай кос-
ти.
   - Ой-ой, - сказал Погосян. - Ксения Удалова  настолько  хитрая  баба,
что ужас иногда берет. Смотри-ка, тоже побежала. И  старуха  Ложкина  за
ней. Играйте без меня. Я, пожалуй, понимаешь, пойду по городу погуляю.
   - Валентин, - крикнула Кацу жена со второго этажа. Она  услышала  шум
на дворе и внимательно к нему прислушивалась. - Валентин,  у  тебя  есть
деньги? Дойди до зоомагазина и посмотри, что дают.  Может,  нам  уже  не
достанется.
   Через полторы минуты весь дом, в составе тридцати-сорока человек  бе-
жал по Пушкинской улице к зоомагазину, кто с банками, кто  с  бутылками,
кто с пластиковыми пакетами, кто просто так, полюбопытствовать.
   Когда первые из них подбежали к зоомагазину, перед дверью с  надписью
"Поступила, в продажу золотые рыбки" стояла толпа.
   Город Великий Гусляр невелик, и жизнь в нем движется по  привычным  я
установившимся путям. Люди ходят в кино, на работу, в техникум, в библи-
отеку, и в том нет ничего удивительного. Но стоит случиться чему-то нео-
бычайному, как по городу прокатывается волна тревоги и возбуждения. Сов-
сем как в муравейнике, где вести проносятся по всем ходам за долю секун-
ды, потому что у муравьев есть на этот счет шестое чувство. Так вот. Ве-
ликий Гусляр тоже пронизан шестым чувством. Шестое чувство привело  мно-
гочисленных любопытных поглядеть на золотых  рыбок.  Шестое  же  чувство
разрешило их сомнения - покупать или  не  покупать.  Покупать  -  поняли
граждане
   Гусляра в тот момент, когда в магазин влетели, не совсем еще понимая,
зачем они это делают, Удалов с Грубиным и Удалов, запыхавшись, сунул Зи-
ночке пять рублей и сказал:
   - Две рыбки, золотые, заверните, пожалуйста.
   - Это вы, Корнелий Иванович? - удивилась Зиночка, которая жила на той
же улице, что и Удалов. - Вам Ложкин посоветовал? Вам самца с самочкой?
   - Зиночка, не продавай им рыбок, -  сказал  из-за  аквариума  инвалид
Эрик, который все никак не мог собраться с силами, чтобы покинуть  мага-
зин.
   - Молодой человек, - прервал его Грубин. - Только из уважения к ваше-
му героическому прошлому я воздерживаюсь от ответа. Зиночка, вот  банка,
кладите товар.
   У Зиночки на глазах были слезы. Она взяла сачок и сунула его в  аква-
риум. Рыбки бросились от него врассыпную.
   - Тоже понимают, - проговорил кто-то. 'В дверях возникло шевеление  -
старик Ложкин пытался с ведром пробиться поближе к прилавку.
   - Вы не церемоньтесь с ними, - сказал Удалов. - Все равно поджарим.
   - Мне дайте, мне, - кричал от двери Ложкин. - Я любитель. Я их жарить
не буду!
   В общем шуме потонули отдельные возгласы. К Зиночке тянулись  руки  с
зажатыми рублями, и, желая оградить ее от мятежа,  Эрик  приподнял  кос-
тыль, стукнул им об пол и крикнул:
   - Тишина! Соблюдайте порядок! И наступила тишина.
   И в этой тишине все услышали, что рыбка, высунувшая голову из аквари-
ума, сказала:
   - Это совершенное безумие нас жарить. Все равно что уничтожать куриц,
несущих золотые яйца. Мы будем жаловаться.
   Тишина завладела магазином. Вторая рыбка подплыла к первой  и  произ-
несла:
   - Мы должны получить гарантии.
   - Какие? - спросил Грубин тонким голосом.
   - Три желания на каждую. И ни слова больше. Потом - на свободу.
   Наступила пауза. Потом медленное движение к прилавку, ибо любопытство
- сильное чувство, и желание посмотреть  на  настоящих  говорящих  рыбок
влекло людей, как магнит.
   Через пять минут все было окончено. В пустом магазине на пустом  при-
лавке стоял пустой аквариум. Вода в нем еще покачивалась.  Зиночка  тихо
плакала, пересчитывая выручку. Эрик все так же стоял в  углу  и  потирал
здоровой рукой помятый бок. Потом нагнулся, поднял с пола почти не пост-
радавший букетик цветов и вновь положил на прилавок.
   - Не расстраивайтесь, Зиночка.  Может,  в  следующем  квартале  снова
пришлют. Я только жалею, что мне не досталось. Я бы вам свою отдал.
   - Я не об этом, - всхлипнула Зиночка. -  Какая-то  жадность  в  людях
проснулась. Даже стыдно. И старик Ложкии кричит - мне десять штук и  во-
обще.
   - Я очень жалею, что не смог для вас взять, -  повторил  Эрик.  -  До
свиданья.
   Он ушел. Вера Яковлевна, дожидавшаяся, пока никого в магазине не  ос-
танется, подошла к Зиночке, держа в руке палехскую шкатулку. В  шкатулке
еле умещались две рыбки.
   - Я все-таки купила, - сообщила она. - Ты ведь и не заметила. Я поня-
ла, что если стоять и ждать, пока это столпотворение продолжается, ниче-
го не достанется. Ведь ты не догадалась хотя бы две-три штуки отложить.
   - Куда там, - сказала Зиночка. - Я очень рада, что вы успели. А  я  и
не заметила. Такая свалка - я только деньги принимала и рыбок вылавлива-
ла.
   - Одна твоя. Деньги мне с получки отдашь.
   - Не надо мне, - отказалась Зиночка. - Я и права не имею их взять.
   - Тогда я тебе дарю. На день рождения. И  не  сходи  с  ума.  Кто  от
счастья отказывается? У тебя даже шубки нет, а зима на носу.
   - Нет, нет, ни за что! - И Зиночка заплакала еще горше.
   - Чего уж там, - сказала из шкатулки рыбка. - Все равно одному  чело-
веку больше трех желаний нельзя загадать. Хоть бы у него сто рыбок было.
А шубу тебе надо - я сделаю. Ты какую хочешь, норковую или каракуль?
   - Вот и отлично, - проговорила Вера Яковлевна. - Где сачок? Мы ее те-
бе пересадим. Я очень рада.
   - Ну как же можно, - сопротивлялась Зиночка.
   В дверь заглянула незнакомая женщина и спросила:
   - Рыбки еще остались?
   - Кончились, - ответила Вера Яковлевна,  прикрывая  крышку  палехской
шкатулки. - Теперь они будут приходить. Закроем магазин? Все равно - ка-
кая сегодня торговля?
   - Я должна в область, в управление торговли отчет написать, - сказала
Зиночка. - Я очень боюсь, что нам товар по ошибке отгрузили.
   - Вот и напишешь дома. Пошли.
   Зиночка послушалась. Сияла объявление с двери, заперла  ее,  спрятала
выручку. Вера Яковлевна достала еще одну шкатулку и отсадила в нее рыбку
для Зиночки. Продавщицы вышли из магазина через заднюю дверь.
   - А ты хоть помнишь кого-нибудь, кто рыбок покупал? -  спросила  Вера
Яковлевна.
   - Мало кого помню. Ну, сначала, еще до всей этой истории Ложкин  был.
И кружок юннатов из средней школы. Потом снова Ложкин. И Савич.  И  этот
длинный из горздрава, и Удалов с Грубиным по штуке.  А  остальных  разве
припомнишь?
   - Боюсь, - сказала на это Вера Яковлевна. - Боюсь, что поздно  гадать
- результаты скоро будут налицо.
   - То есть как так?
   - Ты думаешь, что за желания будут?
   - Не знаю. Разные. Ну, может, денег попросят...
   - Денег нельзя. Только ограниченные суммы, - вмешалась  из  коробочки
рыбка. Голос ее был глух и с трудом проникал сквозь лаковую крышку.
   - Ой! - вскрикнула Зиночка.
   Они вышли в переулок, утром еще пыльный и неровный. Переулок был пок-
рыт сверкающим ровным бетоном. Бетон расстилался во всю его ширину, лишь
по обочинам вместо утренних канав тянулись аккуратные  полосы  тротуара.
Заборы вдоль переулка были выкрашены в приятный глазу зеленый цвет, а  в
палисадниках благоухали герани.
   - Ничего особенного, - сказала Вера Яковлевна, морально готовая к чу-
десам. - Наверно, кто-то из горсовета рыбку купил. Вот и выполнил  годо-
вой план по благоустройству.
   - Что же будет?.. - сказала Зиночка, осторожно ступая на тротуар.
   - Я так полагаю, - ответила Вера Яковлевна, по-солдатски печатая  шаг
по асфальту. - Я так полагаю,  что  надо  получить  отдельную  квартиру.
Впрочем, ты, рыбка, не спеши, я еще подумаю..,
   Дома Зиночка достала большую банку. Выплеснула туда рыбку из шкатулки
и понесла на кухню, чтобы долить водой.
   - Сейчас будет тебе чистая вода, - сказала она. - Потерпи минутку.
   Зиночка открыла кран, и прозрачная жидкость хлынула в банку.
   - Стой! - крикнула рыбка. - Стой, ты с ума сошла!  Ты  меня  погубить
хочешь? Закрой кран! Вынь меня сейчас же! Ой-ой-ой!
   Зиночка испугалась, выхватила рыбку, сжала в кулаке...
   По кухне распространялся волнами едкий запах водки.
   - Что такое? - удивилась Зиночка. - Что случилось?
   - Воды! - прошептала рыбка. - Воды... умираю... Зиночка метнулась  по
кухне, нашла чайник. На счастье в нем была вода.  Рыбка  ожила.  Струйка
водки все
   текла из крана, дурманом заполняя кухню.
   - Откуда же водка? - поразилась Зиночка.
   - Понимать надо, - сказала рыбка. - Какой-то идиот проверить  захотел
- приказал, чтобы вместо воды в водопроводе водка текла. Видно, на моло-
дую рыбку попал, на неопытную. Я бы на ее месте отказалась. Категоричес-
ки. Это не желание, а вредительство в головотяпство.
   -А где же вода теперь?
   - Я так полагаю, что водка скоро кончится. Кто-нибудь другой обратное
желание загадает.
   - А если нет?
   - Если нет - терпи. А вообще-то это безобразие! Водка попадает в тру-
бы канализации. Оттуда, возможно, в водоемы - так всю живность перевести
можно. Вот что, Зиночка, у меня к тебе личная просьба. Преврати водку  в
воду. Используй желание. Мы тебе за это уникальную шубу придумаем.
   - Мне уникальной не нужно, - сказала  Зиночка.  -  На  что  мне  уни-
кальная. Я бы очень хотела дубленку. Болгарскую. У моей тетки в  Вологде
такая есть.
   - Значит тратим сразу два желания, да?
   - Тратим, - согласилась Зиночка и  немного  пожалела,  что  останется
лишь одно.
   Шуба материализовалась на спинке стула. Шуба была светло-коричневого,
нежного, теплого цвета. Ее украшал меховой белый воротник.
   - Прости, но я ее подбила норкой, - призналась рыбка. - Приятно услу-
жить хорошему человеку. Третье желание будем сейчас делать или подождем?
   - Можно подождать немного? - вопросила Зиночка. - Я подумаю.
   - Думай, думай. Пообедай пока. И мне крошек насыпь. Ведь я  как-никак
живое существо.
   - Простите, ради Бога. Я совсем забыла. Удалов с Ложкиным вместе вош-
ли в дом. Грубин во дворе задержался, чтобы поделиться  впечатлениями  с
соседями. Удалов с Ложкиным по лестнице поднимались вместе,  были  недо-
вольны друг другом. Удалов укорял Ложкина:
   - Хотели по секрету все сделать? Все себе? Ложкин ее отвечал.
   - Чтобы, значит, весь город как раньше, один вы будете жить, как мил-
лионер Рокфеллер? Стыдно просто ужасно.
   - А твоя жена шпионила, - сказал Ложкин резко и юркнул  в  дверь,  за
которой уже стояла, приложив к ней ухо, его супруга.
   Удалов хотел было ответить нечто обидное, но и его  супруга  выбежала
из комнаты, выхватила из рук банку и огорчилась:
   - Почему только одна? Я же на две деньги давала.
   - Вторую Грубин взял, - ответил Удалов. - Мы с ним вместе ходили.
   - Сам бы покупал себе, - обиделась Ксения. - У тебя же дети. А он хо-
лостой.
   - Ну ладно уж. Тебе что, трех желаний не хватит?
   - Было бы шесть. У Ложкиных-то шесть.
   - Не огорчайтесь, гражданка, - успокоила золотая рыбка. - Больше трех
все равно нельзя, сколько бы рыбок не было.
   -- На человека?
   -- На человека, или на семью, или на коллектив - все равно.
   - Так, значит, Ложкин зря за второй рыбкой бегал? ^Ря  хотел  десяток
купить?
   - Зря. Вы не могли бы поспешить с желаниями? И отпустили бы меня  по-
добру-поздорову.
   - Потерпишь, - решительно произнесла Ксения. - А  ты,  Корнелий,  иди
руки мой и обедать садись. Все остыло.
   Корнелий подчинился, хотя и опасался, что жена в его отсутствие зага-
дает всякую чепуху.
   У умывальника Удалова ждал приятный сюрприз. Кто-то  догадался  заме-
нить воду в водопроводе водкой. Удалов не стал  поднимать  шума.  Умылся
водкой, хоть и щипало глаза, потом напился из ладошек, без закуски и еще
налил полную кастрюлю.
   - Ты куда пропал? - нетерпеливо крикнула жена из комнаты.
   - Сейчас, - ответил Удалов, язык которого уже чуть заплетался.
   На кухню, полотенце через плечо, пришел Ложкин. Смотрел волком. Потя-
нул носом и зыркнул глазом на кастрюлю с водкой. Удалов прижал  кастрюлю
к животу и быстро ушел в комнату.
   - Вот, - сказал он жене. - Готовь закуску. Не мое желание, чужое.
   Ксения сразу поняла, разлила по пустым бутылкам и закупорила.
   - Какой человек! Какая государственная голова! - хвалил  неизвестного
доброжелателя Удалов. - Нет чтобы себе только заказать. Всему городу ра-
дость. То-то Ложкин удивится, на меня подумает!
   - А вдруг он сам!
   - Никогда. Он эгоист.
   - А если он на тебя подумает и сообщит куда следует,  что  отравляешь
воду в городе, - по головке не погладят.
   - Пусть докажут. То ведь не я, а золотая рыбка. Со двора грянула пес-
ня.
   - Вот, - сказал Удалов. - Слышишь? Народ уже использует.
   А Ложкин тем временем принялся умываться водкой, удивился,  отплевал-
ся, потом сообразил, в чем дело, побежал с женой советоваться,  а  когда
та пришла с посудой, вместо водки текла уже вода - результат Зиночкииого
пожелания. Старуха изругала Ложкина за неповоротливость, и они стали ду-
мать, как им использовать пять желаний - два от первой рыбки да  три  от
второй.
   Грубин основное желание выполнил тут же, во дворе.
   - Мне, - сказал он в присутствии многочисленных свидетелей,  -  жела-
тельно от тебя, золотая рыбка, подучить бразильского попугая ара,  кото-
рый может научиться человеческой речи.
   - Это несложно, - оценила рыбка. - Я сама обладаю человеческой речью.
   - Согласен. - Грубин поставил банку с рыбкой на скамейку, вынул  гре-
бешок и пригладил в ожидании торжественного момента густые,  непослушные
вихры. - Чего же ты мешкаешь?
   - Одну минутку. Из Бразилии путь долог... Три, четыре, пять.
   Роскошный, громадный, многоцветный, гордый попугай ара сидел на ветке
дерева над головой Грубина и, чуть склонив набок голову, смотрел на соб-
равшихся внизу обитателей двора.
   Грубин задрал голову и позвал:
   - Цып-цып, иди сюда, дорогая птица.
   Попугай раздумывал, спуститься или нет к протянутой руке Грубина, и в
этот момент во двор вышли, обнявшись и распевая громкую песню, Погосян с
Кацем, также обладатели золотых рыбок. Как потом выяснилось, именно  они
независимо друг от друга превратили всю питьевую воду в городе  в  водку
и, довольные результатами опыта и сходством желаний, шли теперь к  людям
возвестить о начале новой эры.
   - Каррамба! - проговорил попугай, тяжело  снялся  с  ветки  дерева  и
взлетел выше крыш. Там он сделал круг, распугивая ворон,  и  крылья  его
переливались радугой.
   - Каррамба! - крикнул он снова и взял курс на запад, в родную  Брази-
лию.
   - Верни его! - крикнул Грубин. - Верни его немедленно!
   - Это второе желание? - спросила ехидно рыбка.
   - Первое! Ты же его не выполнила!
   - Ты заказывал попугая, товарищ Грубин?
   - Заказывал. Так где же он, золотая рыбка?
   - Улетел.
   - Вот я и говорю.
   - Но он был.
   - И улетел. Почему не в клетке?
   - Потому что ты, товарищ Грубин, клетку не заказывал.
   Грубин задумался. Он был человеком в принципе справедливым. Рыбка бы-
ла права. Клетки он не заказывал.
   - Хорошо, - согласился он. Попугая ему очень хотелось. - Пусть  будет
попугай ара в клетке.
   Так Грубин истратил второе желание и потому, взяв клетку в одну руку,
байку с рыбкой в другую, пошел к дому. И тут-то во  двор  вошел  инвалид
Эрик.
   Эрик обошел уже полгорода. Он искал рыбку для Зиночки, не подозревая,
что та получила ее в подарок от Веры Яковлевны.
   - Здравствуйте, - сказал он. - Нет ли у  кого-нибудь  лишней  золотой
рыбки?
   Грубин сгорбился и тихо пошел к двери со своей ношей. У него  остава-
лось всего одно желание и множество потребностей. Погосян помог Кацу по-
вернуть обратно к двери. У них рыбки были также  частично  использованы.
Окна в комнатах Удалова и Ложкииа захлопнулись.
   - Я не для себя! - крикнул в пустоту Эрик. Никто не ответил.
   Эрик поправил пустой рукав и поплелся, хромая, со двора.
   - Нам необходимо тщательно продумать, что будем просить, - говорила в
это время Ксения Удалова мужу.
   - Мне велосипед надо, - сказал их сын Максимка.
   - Молчать! - повторила Ксения. - Иди погуляй. Без тебя  найдем,  чего
пожелать.
   - Вы бы там поскорее, - поторопила золотая рыбка. - К вечеру  нам  бы
хотелось в реке уже быть. До холодов нужно попасть в Саргассово море.
   - Смотри-ка, - удивился Удалов. - Тоже ведь на родину тянутся.
   - Икру метать, - объяснила рыбка.
   - Хочу велосипед, -крикнул со двора Максимка.
   - Ну, угодили бы парнишке, в самом деле хочет  велосипед,  -  сказала
рыбка.
   - А может, и в самом деле? - спросил Удалов.
   - Я больше не могу, - возмутилась Ксения. - Все подсказывают, все ме-
шают, все чего-то требуют...
   Грубин поставил клетку с попугаем на стол и залюбовался птицей.
   - Ты чудо, - сказал он ей.
   Попугай не ответил.
   - Так он что, не умеет, что ли? - спросил Грубин.
   - Не умеет, - ответила рыбка.
   - Так чего же? Ведь вроде только что "каррамба" . говорил.
   - Это другой был, ручной, из бразильской состоятельной семьи. А  вто-
рого пришлось дикого брать.
   -И чего же делать?
   - Хочешь - третье желание загадай. Я его мигом обучу.
   - Да? - Грубин подумал немного. - Нет уж. Сам обучу.
   - Может, ты и прав, - согласилась рыбка. - И что же дальше делать бу-
дем? Хочешь электронный микроскоп?
   Первым своим желанием члены биологического кружка первой средней шко-
лы - коллективный владелец одной из рыбок - создали на заднем дворе шко-
лы зоопарк с тигрятами, моржом и множеством кроликов.
   Вторым желанием сделали так, чтобы им целую неделю не задавали ничего
на дом.
   С третьим желанием вышла заминка, споры, сильный шум.  Споры  затяну-
лись почти до вечера.
   Провизор Савич дошел до самого своего дома, перебирая в  мыслях  мно-
жество вариантов. У самых ворот его догнал незнакомый  человек  в  очень
большой плоской кепке.
   - Послушай, - сказал ему человек. - Ты десять тысяч хочешь?
   - Почему? - спросил Савич.
   - Десять тысяч даю - рыбка моя, деньги твои. Мне, понимаешь, не  дос-
талось. На базаре стоял, фруктами торговал, опоздал, понимаешь.
   - А зачем вам рыбка? - спросил провизор.
   - Не твое дело. Хочешь деньги? Сегодня же телеграфом.
   - Так вы объясните, в конце концов, - повторил Савич,  --  зачем  вам
рыбка? Ведь я тоже, наверно, могу с ее помощью получить много денег.
   - Нет, - объяснил человек в кепке. - Рыбка много денег не может.
   - Он прав, - подтвердила рыбка. - Много денег я не могу сделать.
   - Пятнадцать тысяч, - сказал человек в кепке и протянул руку к  банке
с рыбкой. - Больше никто не даст.
   - Нет, -произнес Савич твердо. Человек шел за ним, тянул руку  и  на-
бавлял по тысяче. Когда он добрался до двадцати, Савич совсем озлился.
   - Это безобразие! - воскликнул он. - Я иду домой, никому не мешаю. Ко
мне пристают, предлагают какую-то сомнительную  сделку.  Рыбка-то  стоит
два рубля сорок копеек.
   - Я тебе и два рубля тоже дам, - обрадовался человек в кепке. - И еще
двадцать тысяч дам. Двадцать одну!
   - Так скажите, зачем вам?
   Человек в кепке приблизил губы к уху Савича.
   - Машину "Волга" покупать буду.
   .- Так покупайте, если у вас столько денег.
   - Нетрудовые доходы, - признался человек в кепке. - А так  фининспек-
тор придет, я ему рыбку покажу - вот, пожалуйста. Вы только мне  квитан-
цию дайте, расписку, что два сорок уплатил.
   - Уходите немедленно! - возмутился Савич. - Вы жулик!
   - Зачем так грубо? Двадцать три тысячи даю. Хорошие деньги. Голый  по
миру пойду.
   - Гони его, - сказала рыбка. - Он мне тоже неприятен.
   - Вот видите, - сказал Савич.
   - Двадцать четыре тысячи!
   - Вот что, - решил Савич. - Чтобы этот человек немедленно улетел  от-
сюда к себе домой. Чтобы и следа его не было. Я больше не могу.
   - Исполнять? - спросила рыбка.
   - Немедленно!
   И человек закрутился в смерчике и пропал. Лишь кепка осталась на мос-
товой.
   - Спасибо, - сказал Савич рыбке. - Вы не представляете,  как  он  мне
надоел. Теперь пойдемте ко мне домой, и мы с честью используем оставшие-
ся желания.
   В тот день в городе произошло еще  много  чудес.  Некоторые  остались
достоянием частных лиц и их семей, некоторые стали известны всему  Вели-
кому Гусляру. Тут и детский зоопарк, который поныне одна из  достоприме-
чательностей города, и история с водкой в водопроводе, и замощенный  пе-
реулок, и появление в универмаге большого количества французских  духов,
загадочное и необъясненное, и грузовик, полный  белых  грибов,  виденный
многими у дома Сенькиных, и даже типун на языке одной скандальной особы,
три свадьбы, неожиданные для окружающих, и еще, и еще, и еще...
   К вечеру, к сроку, когда рыбок надо было нести  к  реке,  большинство
желаний было исчерпано.
   По Пушкинской, по направлению к набережной, двигался народ. Это  были
и владельцы рыбок, и просто любопытные. .
   Шли Удаловы всем семейством. Впереди Максим на велосипеде. За ним ос-
тальная семья. Ксения сжимала в руке тряпочку, которой  незадолго  перед
тем стирала пыль с нового рояля фирмы "Беккер".
   Шел Грубин. Нес не только банку с рыбкой, но и клетку с попугаем. Хо-
тел, чтобы все видели - мечта его сбылась.
   Шли Ложкины. Был старик в новом костюме из шевиота, и еще восемь неп-
лохих костюмов осталось в шкафу.
   Шли, обнявшись, Погосян с Кацем. Несли вдвоем бутыль. Чтобы не остав-
лять на завтра.
   Шла Зиночка.
   Шел Савич.
   Шли все другие.
   Остановились на берегу.
   - Минутку, - сказала одна из золотых рыбок. - Мы благодарны вам, оби-
татели этого чудесного города. Желания ваши, хоть и были  зачастую  ско-
роспелы, порадовали нас разнообразием.
   - Не все, - возразили ей рыбки из банки Погосяна - Каца.
   - Не все,- согласилась рыбка. - Завтра многие из вас начнут мучиться.
Корить себя за то, что не потребовали золотых чертогов. Не надо. Мы  го-
ворим вам: завтра никто не почувствует разочарования. Так  мы  хотим,  и
это наше коллективное рыбье желание. Понятно?
   - Понятно, - ответили жители города.
   - Дурраки, - сказал попугай ара, который оказался способным к  обуче-
нию и уже знал несколько слов.
   - Теперь нас можно опускать в воду, - произнесла рыбка.
   - Стойте! - раздался крик сверху.
   Все обернулись в сторону города и оцепенели от  ужаса.  Ибо  зрелище,
представшее глазам, было необычайно и трагично.
   К берегу бежал человек о десяти ногах, о множестве рук,  и  он  махал
этими руками одновременно.
   И когда человек подбежал ближе, его узнали.
   - Эрик! - сказал кто-то.
   - Эрик, - повторяли люди, расступаясь.
   - Что со мной случилось? - кричал Эрик. - Что со мной случилось?  Кто
виноват? Зачем это?
   Лицо его было чистым, без следов ожога, волосы встрепаны.
   - Я по городу бегал, рыбку просил, - продолжал страшный Эрик,  жести-
кулируя двадцатью руками, из которых одна была слева, а остальные  спра-
ва. - Я отдохнуть прилег, а проснулся - и вот что со мной случилось!
   - Ой, - сказала Зиночка. - Я во всем виновата. Что я наделала.  Но  я
хотела как лучше, я загадала, чтобы у Эрика новая рука была, чтобы новая
нога стала и лицо вылечилось. Я думала, как лучше, - ведь у меня желание
оставалось.
   - Я виноват, - добавил Ложкии. - Я подумал - зря человека обижаем.  Я
ему тоже руку пожелал.
   - И я, - произнес Грубин.
   - И я, - сказал Савич.
   И всего в этом созналось восемнадцать человек. Кто-то нервно хихикнул
в наступившей тишине. И Савич спросил свою рыбку:
   - Вы нам помочь не можете?
   - Нет, к сожалению, - ответила рыбка. - Все желания  исчерпаны.  При-
дется его в Москву везти, отрезать лишние конечности.
   - Да, история, - сказал Грубин. - В общем, если нужно, то берите  об-
ратно моего чертова попугая.
   - Дуррак, - сказал попугай.
   - Не поможет, - ответила рыбка. - Обратной силы желания не имеют.
   И тут на сцене появились юннаты из первой средней школы.
   - Кому нужно лишнее желание? - спросил один из  них.  -  Мы  два  ис-
пользовали, а на одном не сговорились. Тут дети увидели Эрика и  испуга-
лись.
   - Не бойтесь, дети, - успокоила их золотая рыбка. -
   Если вы не возражаете, мы приведем в человеческий вид пожарника  Эри-
ка.
   - Мы не возражаем, - сказали юннаты.
   - А вы, жители города?
   - Нет, - ответили люди рыбкам.
   В тот же момент произошло помутнение воздуха, и Эрик вернулся в  свое
естественное, здоровое состояние. И оказался, кстати, вполне красивым  и
привлекательным парнем.
   - Оп-ля! - воскликнули рыбки хором, выпрыгнули из банок, аквариумов и
прочей посуды и золотыми молниями исчезли в реке.
   Они очень спешили в Саргассово море метать икру.
   1969 г.

   ЛЮБИМЫЙ УЧЕНИК ФАКИРА
   События, впоследствии смутившие мирную жизнь города  Великий  Гусляр,
начались, как и положено, буднично.
   Автобус, шедший в Великий Гусляр от станции Лысый  Бор,  находился  в
пути уже полтора часа. Он миновал богатое рыбой озеро Копенгаген,  прое-
хал дом отдыха лесных работников,  пронесся  мимо  небольшого  потухшего
вулкана. Вот-вот должен был открыться за  поворотом  характерный  силуэт
старинного города, как автобус затормозил, съехал  к  обочине  и  замер,
чуть накренившись, под сенью могучих сосен и елей.
   В автобусе люди просыпались, тревожились,  будили  утреннюю  прохладу
удивленными голосами:
   - Что случилось? - спрашивали они другу друга и у  шофера.  -  Почему
встали? Может, поломка? Неужели авария?
   Дремавший у окна молодой человек  приятной  наружности  с  небольшими
черными усиками над полной верхней губой также раскрыл глаза к несколько
удивился, увидев, что еловая лапа залезла в  открытое  окно  автобуса  и
практически уперлась ему в лицо.
   - Вылезай! - донесся до молодого человека скучный голос  водителя.  -
Загорать будем. Говорил же я им, куда мне на линию без домкрата?  Обяза-
тельно прокол будет. А мне механик свое: не будет сегодня прокола,  а  у
домкрата все равно резьба сошла!..
   Молодой человек представил себе домкрат с намертво стертой резьбой  и
поморщился: у вето было сильно развито воображение. Он поднялся и  вышел
из автобуса.
   Шофер, окруженный пассажирами, стоял на земле и  рассматривал  заднее
колесо словно картину Рембрандта. Мирно шумел  лес.  Покачивали  гордыми
вершинами деревья. Дорога была пустынна. Лето уже вступило в своя
   права. В кювете цвели одуванчики,  и  кареглазая  девушка  в  костюме
джерси и голубом платочке, присев на пенечек, уже плела венок из  желтых
цветов.
   - Или ждать, или в город идти, - сказал шофер.
   - Может, мимо кто проедет? - выразил надежду невысокий плотный белоб-
рысый мужчина с редкими блестящими волосами, еле закрывающими лысину.  -
Если проедет, мы из города помощь пришлем.
   Говорил он авторитетно, но с некоторой  поспешностью  в  голосе,  что
свидетельствовало о мягкости и суетливости характера. Его  лицо  показа-
лось молодому человеку знакомым, да и сам мужчина, закончив беседу с шо-
фером, обернулся к нему и спросил прямо:
   - Вот я к вам присматриваюсь с самой станции, а не  могу  определить.
Вы в Гусляр едете?
   - Разумеется, - ответил молодой человек. - А разве эта дорога еще ку-
да-нибудь ведет?
   - Нет, далее она не ведет, если не считать проселочных путей к сосед-
ним деревням, -- ответил плотный блондин.
   - Значит, я еду в Гусляр, - сказал молодой человек, большой сторонник
формальной логики в речи и поступках.
   - И надолго?
   - В отпуск, - сказал молодой человек. - Мне ваше лицо также знакомо.
   - А на какой улице в Великом Гусляре вы собираетесь остановиться?
   - На своей, - сказал молодой человек, показав в улыбке  ровные  белые
зубы, которые особенно ярко выделялись на смуглом, загорелом и несколько
изможденном лице.
   - А точнее?
   - На Пушкинской.
   - Вот видите, - обрадовался плотный мужчина и  наклонил  голову  так,
что луч солнца отразился от его лысинки, попал в глаз девушке, создавав-
шей венок из одуванчиков, и девушка зажмурилась. - А я что говорил?
   Он радовался, как следователь, получивший при допросе упрямого свиде-
теля очень важные показания..
   - А в каком доме вы остановитесь?
   - В нашем, - сказал молодой человек, отходя к группе людей, изучавших
сплюснутую шину.
   - В шестнадцатом?
   - В шестнадцатом.
   - Я так и думал. Вы будете Георгий Боровков, Ложкин по матери.
   - Он самый, - ответил молодой человек.
   - А я - Корнелий Удалов, - сказал плотный блондин. -  Помните  ли  вы
меня - я вас в детстве качал на колене?
   - Помню, - сказал молодой человек. - Ясно помню. И я у вас  с  колена
упал. Вот шрам на переносице.
   - Ох! - безмерно обрадовался Корнелий Удалов. - Какая встреча. И неу-
жели ты, сорванец, все эти годы о том падении помнил?
   - Еще бы, - сказал Георгий Боровков. - Меня из-за этого  почти  неза-
метного шрама не хотели брать в лесную академию раджа-йога гуру Кумарас-
вами, ибо это есть физический недостаток, свидетельствующий о  некотором
. неблагожелательстве богов по отношению к моему сосуду скорби.
   - К кому? - спросил Удалов в смятении.
   - К моему смертному телу, к оболочке, в которой якобы  спрятана  нет-
ленная идеалистическая сущность.
   - Ага, - сказал Удалов и решил больше в этот вопрос не углубляться. -
И надолго к нам?
   - На месяц или меньше, - сказал молодой человек. - Как дела повернут-
ся. Может, вызовут обратно в Москву... А с колесом-то плохо дело. Запас-
ка есть?
   - Без тебя вижу, - ответил шофер, с некоторым презрением глядя на си-
ний костюм, на импортный галстук, повязанный, несмотря на утреннее время
и будний день, и на весь изысканный облик молодого человека.
   - Запаска есть, спрашивают? - вмешался Удалов. - Или тоже на базе ос-
тавил?
   - Запаска есть, а на что она без домкрата?
   - Ни к чему она без домкрата, - подтвердил Удалов и спросил у  Боров-
кова: - А ты за границей был?
   - Стажировался, - сказал Боровков. - В порядке научного обмена.  Надо
будет автобус приподнять, а вы тем временем подмените колесо. Становится
жарко, а люди спешат в город.
   - Ну и подними, - буркнул шофер.
   - Подниму, - сказал Боровков. - Только прошу вас  не  терять  времени
даром.
   - Давай, давай, шофер, - сказала ветхая бабушка из толпы  пассажиров.
- Человек тебе помощь предлагает.
   - И она туда же! - сказал шофер. - Вот ты, бабка, с ним на пару авто-
бус и подымай.
   Но Боровков буднично снял пиджак, передал его Удалову и  обернулся  к
шоферу с видом человека, который уже собрался работать, а рабочее  место
оказалось ему не подготовлено.
   ? Ну, - сказал он стальным голосом.
   Шофер не посмел противоречить такому голосу и поспешил за запаской.
   - Расступитесь, - строго сказал Удалов. - Разве не видите?
   Пассажиры немного подались назад. Шофер с усилием подкатил  колесо  и
брякнул на гравий разводной ключ.
   - Отвинчивайте, - сказал Боровков.
   Шофер медленно отвинчивал болты, и  его  губы  складывались  в  руга-
тельное слово, но присутствие пассажирок удерживало.
   Удалов стоял в виде вешалки, держа пиджак Боровкова на  согнутом  ми-
зинце, и спиною оттеснял тех, кто норовил приблизиться.
   - А теперь, - сказал Боровков, - я приподниму автобус, а  вы  меняйте
колесо.
   Он провел руками под корпусом автобуса, разыскивая место,  где  можно
взяться ненадежнее, затем вцепился в это место тонкими смуглыми пальцами
и без натуги приподнял машину. Автобус наклонился вперед, будто ему надо
было что-то разглядеть внизу перед собой, и вид у него стал глупый,  по-
тому что автобусам так стоять не положено.
   В толпе ахнули, и все отошли подальше.  Только  Корнелий  Удалов  как
причастный к событию остался вблизи.
   Шофер был настолько поражен, что мгновенно снял колесо, ни  слова  не
говоря подкатил другое и начал надевать его на положенное место.
   - Тебе не тяжело? - спросил Удалов Боровкова.
   - Нет, - ответил тот просто.
   И Удалов с уважением оглядел племянника своего соседа по дому, дивясь
его внешней субтильности. Но тот держал машину так  легко,  что  Удалову
подумалось, что, может, автобус и впрямь не такой уж тяжелый, а это лишь
сплошная видимость.
   - Все, - сказал шофер, вытирая со лба пот. - Опускай.
   И Боровков осторожно поставил задние колеса автобуса наземь.
   Он даже не вспотел и ничем не показывал усталости. В толпе пассажиров
кто-то захлопал в ладоши, а кареглазая девушка, которая  кончила  плести
венок из одуванчиков, подошла к Боровкову и надела венок ему на  голову.
Боровков не возражал, а Удалов заметил:
   - Размер маловат.
   - В самый раз, - возразила девушка. - Я будто заранее знала,  что  он
пригодится.
   - Пиджачок извольте, - сказал Удалов, но Боровков засмущался,  отверг
помощь Корнелия Ивановича, сам натянул пиджак, одарил девушку  белозубой
улыбкой и, почесав свои черные усики, поднялся в автобус на свое место.
   Шофер мрачно молчал, потому что не знал, объяснить ли  на  базе,  как
автобус голыми руками поднимал незнакомый молодой человек, или правдивее
будет сказать, что выпросил домкрат у проезжего МАЗа. А Удалов сидел  на
два сиденья впереди Боровкова и всю дорогу до города оборачивался,  улы-
бался молодому человеку, подмигивал и уже на въезде в город не  выдержал
и спросил:
   - Ты штангой занимался?
   - Нет, - скромно ответил Боровков. -Это неиспользованные резервы  те-
ла.
   По Пушкинской они до самого дома шля вместе. Удалов  лучше  поговорил
бы с Боровковым о дальних странах и местах, но Боровков сам все  задавал
вопросы о родственниках и знакомых. Удалову хотелось вставать что-нибудь
серьезное, чтобы и себя показать в выгодном свете: он заикнулся  было  о
том, что в Гусляре побывали пришельцы из космоса, но Боровков ответил:
   - Я этим не интересуюсь.
   - А как же, - спросил тогда Удалов, - загадочные строения  древности,
в том числе пирамида Хеопса и Баальбекская веранда?
   -Все веранды - дело рук человека,-отрезал Боровков. - Иного пути нет.
Человек. - это звучит гордо.
   - Горький, - подсказал Удалов. - "Старуха Изергиль".
   Он все поглядывал на два боровковских заграничных чемодана с  личными
вещами и подарками для родственников: если бы  он  не  видел  физических
достижений соседа, наверняка предложил бы свою помощь, но теперь предла-
гать было - все равно что над собой насмехаться.
   Вечером Николай Ложкнн, боровковский дядя по материной линии,  загля-
нул к Удалову и пригласил его вместе с женой Ксенией  провести  вечер  в
приятной компании по поводу приезда в отпуск племянника Георгия. Ксения,
которая уже была наслышана от Удалова о способностях молодого  человека,
собралась так быстро, что они через пять минут уже находились в ложкинс-
кой столовой, бывшей заодно и кабинетом:  там  располагались  аквариумы,
клетки с певчими птицами и книжные полки.
   За столом собрался узкий круг друзей и соседей Ложкиных. Старуха Лож-
кина расщедрилась по этому  случаю  настойкой,  которую  берегла  к  ок-
тябрьским, потому что - а это и сказал в своей застольной речи сам  Лож-
кин - молодые люди редко вспоминают о стариках, ибо живут своей, занятой
и посторонней жизнью, и в этом свете знаменательно  возвращение  Гарика,
то есть Георгия, к своим дяде и тете, когда он мог выбрать любой санато-
рий или дом отдыха на кавказском берегу или на Золотых песках.
   Все аплодировали, а потом Удалов тоже произнес тост.
   Он сказал:
   - Наша молодежь разлетается из родного гнезда, кто куда, как перелет-
ные птицы. У меня вот тоже подрастают Максимка и дочка. Тоже оперятся  и
улетят. Туда им и дорога. Широкая дорога открыта нашим  перелетным  пти-
цам. Но если уж они залетят обратно, то  мы  просто  поражаемся,  какими
сильными и здоровыми мы их воспитали.
   И он показал пальцем на смущенного и скромно сидящего во главе  стала
Георгия Боровкова.
   - Так поднимем же этот тост, - закончил свою речь Корнелий, - за  на-
шего родного богатыря, который сегодня на моих глазах вознес  автобус  с
пассажирами и держал его в руках до тех пор, пока не был завершен  теку-
щий ремонт. Ура!
   Многие ничего не поняли, кто понял - не поверили, а сам Боровков поп-
росил слова:
   - Конечно, мне лестно. Однако я должен внести уточнения. Во-первых, я
автобус на руки не брал, а только приподнял его,  что  при  определенной
тренировке может сделать каждый. Во-вторых, в автобусе не было  пассажи-
ров, поскольку они стояли в стороне, так как я не стал бы рисковать  че-
ловеческим здоровьем.
   Соседям и родственникам приятно было смотреть на недавнего подростка,
который бегал по двору и купался в реке, а теперь, по получении  образо-
вания и заграничной командировки, не потеряв скромности, вернулся в род-
ные пенаты.
   - И по какой специальности ты там стажировался? - спросил усатый Гру-
бин, сосед снизу, когда принялись за чай с пирогом.
   - Мне, - ответил Боровков, - в дружественной Индии была предоставлена
возможность пробыть два года на обучении у одного известного факира, от-
шельника и йога - гуру Кумарасвами.
   - Ну и как ты там? Показал себя?
   - Я старался, - скромно ответил Гарик, - не уронить достоинства.
   - Не скромничай, - вставил Корнелий Удалов. - Небось, был самым выда-
ющимся среди учеников?
   - Нет, были и более выдающиеся, - сказал Боровков. - Хотя гуру иногда
называл меня своим любимым учеником. Может, потому, что у меня  неплохое
общее образование.
   - А как там с питанием? - поинтересовалась Ксения Удалова.
   - Мы питались молоком и овощами. Я с тех пор не потребляю мяса.
   - Это правильно, - сказала Ксения, - я тоже не  потребляю  мяса.  Для
диеты.
   Боровков вежливо промолчал и потом обернулся к Удалову, который задал
ему следующий вопрос:
   - Вот у нас в прессе дискуссия была, хорошо это - йоги или мистика?
   - Мистики на свете не существует, - ответил Боровков. - Весь вопрос в
мобилизации ресурсов человеческого тела. Опасно, когда  этим  занимаются
шарлатаны и невежды. Но глубокие корни народной мудрости, имеющие начало
в Ригведе, требуют углубленного изучения.
   И после этого Гарик с выражением прочитал на древнем индийском  языке
несколько строф из поэмы "Махабхарата".
   - А на голове ты стоять умеешь? - спросил неугомонный Корнелий.
   - А как же? - даже удивился Гарик и тут же, легонько опершись ладоня-
ми о край стола, подкинул кверху моги, встал на голову, уперев подошвы в
потолок и дальнейшую беседу со своими ближними вел в таком вот,  неудоб-
ном для простого человека, положении.
   - Ну это все понятно, это мы читали, - сказал Грубин, глядя на Боров-
кова наискосок. - А какая польза  от  твоих  звании  для  народного  хо-
зяйства?
   - Этот вопрос мы сейчас исследуем, - ответил  Боровков,  сложил  губы
трубочкой и отпил из своей чашки без помощи рук. Потом отпустил одну ру-
ку, протянулся к вазончику с черешней и взял ягоду. - Возможности откры-
ваются значительные. Маленький пример, который я  продемонстрировал  се-
годня на глазах товарища Корнелия Ивановича, тому доказательство. Каждый
может внутренне мобилизоваться и сделать то, что считается не  под  силу
человеку.
   - Это он о том, как автобус поднял, - напомнил Удалов, и все согласно
закивали головами.
   - Ты бы перевернулся, Гарик, и сел,  -  сказала  старуха  Ложкииа.  -
Кровь в голову прильет.
   - Спасибо, я постою, - сказал Гарик.
   Общая беседа продолжалась, и постепенно все привыкли к тому, что  Бо-
ровков пребывает в иной, чем остальные, позе.  Он  рассказывал  о  соци-
альных контрастах в Индии, о тамошней жизни, о культурных памятниках,  о
гипнозе, хатха-йоге и раджа-йоге. И разошлись гости  поздно,  очень  до-
вольные.
   А на следующее утро Боровков вышел на двор погулять уже в ковбойке  и
джинсах и оттого казался своим, гуслярским. Удалов, собираясь на службу,
выглянул из окна, увидел, как Боровков делает движения руками, и вышел.
   - Доброе утро, Гарик, - сказал он, присев на лавочку. - Что делаешь?
   - Доброе утро, - ответил Боровков, - тренирую мысль и  пальцы.  Нужно
все время тренироваться, как исполнитель  на  музыкальных  инструментах,
иначе мышцы потеряют форму.
   - Это правильно, - согласился Удалов. - Я тебя вот о чем хотел  спро-
сить: мне приходилось читать, что некоторые факиры в Индии  умеют  укро-
щать диких кобр звуками мелодии на дудке. Как  ты  на  основании  своего
опыта полагаешь, они это в самом деле или обманывают?
   Наверное, он мог бы придумать вопрос получше,  поумнее,  но  спросить
чего-нибудь хотелось, вот и сказал первое, что на ум пришло. И не спроси
он про змей, может, все бы и обошлось.
   - Есть мнение, что кобры в самом деле гипнотизируются звуком  музыки,
- ответил с готовностью Боровков. - Но у них чаще всего вырывают  ядови-
тые зубы.
   - Не приходилось мне кобру видеть, - сказал Удалов, заглаживая  беле-
сые волоски на лысину. -Она внушительного размера?
   - Да вот такая, - сказал Боровков и наморщил лоб. Он помолчал с  пол-
минуты или минуту, а потом Удалов увидел, как на песочке, в метре от них
появилась свернутая в кольцо большая змея.
   Змея развернулась и подняла голову, раздувая шею, а  Удалов  подобрал
ноги на скамью и поинтересовался:
   - А не укусит?
   - Нет,. Корнелий Иванович, - сказал молодой человек. - Змея вообража-
емая. Я же вчера рассказывал.
   Кобра тем временем подползла ближе. Боровков извлек из кармана  джин-
сов небольшую дудочку, приставил к губам и воспроизвел на ней незнакомую
простую мелодию, отчего змея прекратила ползание, повыше подняла  голову
и начала раскачиваться в такт музыке.
   - И это тоже мне кажется? - спросил Удалов. Боровков,  не  переставая
играть, кивнул. Но тут пошла с авоськой через двор  гражданка  Гаврилова
из соседнего флигеля.
   - Змея! - закричала она страшным голосом ж бросилась бежать.
   Змея испугалась ее крика и поползла к  кустам  сирени,  чтобы  в  них
спрятаться.
   - Ты ее исчезни, - сказал Удалов Боровкову, не спуская ног.
   Тот согласился, отнял от губ дудочку, провел ею в воздухе, змея  рас-
таяла и вся уже скрылась, во Удалое не мог сказать, вообще  она  исчезла
или кустах.
   - Неудобно подучилось, - сказал Гарик, почесывая усики. - Женщину ис-
пугали.
   - Да. Неловко. Но ведь это видимость?
   - Видимость, - согласился Боровков. - Хотите,  Корнелий  Иванович,  я
вас провожу немного? А сам по городу прогуляюсь.
   - Правильно, - сказал Удалов. - Я только портфель возьму.
   Они пошли рядышком по утренним улицам, Удалов задавал вопросы, а  Га-
рик с готовностью отвечал.
   - А этот гипноз на многих людей действует?
   - Почти на всех.
   - А если много людей?
   - Тоже действует. Я же рассказывал.
   - Послушай, - пришла неожиданная мысль в голову Удалову. - А с  авто-
бусом там тоже гипноз был?
   - Ну что вы! - сказал Гарик. - Колесо же поменяли.
   - Правильно, колесо поменяли. Удалов задумался.
   - Скажи, Гарик, - спросил он. - А эту видимость использовать можно?
   -Как?
   - Ну, допустим, в военных условиях, с целью маскировки.  Ты  внушаешь
фашистам, что перед ними непроходимая река, они и отступают. А на  самом
деле перед ними мирный город.
   - Теоретически возможно, но только чтобы фашистов  загипнотизировать,
надо обязательно к ним приблизиться...
   - Другое предложение сделаю: в театре. Видимый эффект. Ты  гипнотизи-
руешь зрителей, и им кажется, что буря на сцене  самая  настоящая,  даже
дождь идет. Все как будто мокрые сидят.
   - Это можно, - согласился Боровков.
   - Или еще. - Тут уж Удалов ближе подошел к  производственным  пробле-
мам. - Мне дом сдавать надо, а у меня  недоделки..  Подходит  приемочная
комиссия, а ты их для меня гипнотизируешь, и кажется им, что  дом  -  ну
просто импортный.
   - Дом - это много. Большой формат, - сказал любимый ученик факира.  -
Мой учитель когда-то смог воссоздать Тадж-Махал, великий памятник  прош-
лого Индии. Но это было дикое напряжение ума и души. Он до  сих  пор  не
совсем пришел в себя. А нам, ученикам,  можно  материализовать  вещи  не
больше метра в диаметре.
   - Любопытно, - с сомнением сказал Удалов. - Но я пошутил. Я никого  в
заблуждение вводить не намерен. Это мы оставим для очковтирателей.
   - А я бы, - мягко поддержал его Боровков, - даже при всем к вам  ува-
жении, помощь в таком деле не хотел бы оказывать.
   И тут по дороге имел место еще один инцидент,  который  укрепил  веру
Удалова в способности Гарика.
   Навстречу им шел ребенок, весь в слезах и соплях, который громко  го-
ревал по поводу утерянного мяча.
   - Какой у тебя был мяч, мальчик? - спросил Боровков.
   - Си-и-ний! - И ребенок заплакал пуще прежнего.
   - Такой? - спросил Боровков и, к удивлению мальчика, а также и Удало-
ва, тут же создал синий мяч среднего размера: мяч подпрыгнул и подкатил-
ся мальчику под ноги.
   - Не то-от, - заплакал мальчик еще громче. - Мой был большой!
   - Большой? - ничуть не растерялся Боровков. - Будет большой.
   И тут же в воздухе возник шар размером с  десятикилограммовый  арбуз.
Шар повисел немного и лениво упал на землю.
   - Такой? - спросил Боровков ласковым голосом, потому что он любил де-
тей.
   А Удалов уловил в сообразительных глазенках ребенка  лукавство:  гла-
зенки сразу просохли - мальчик решил использовать волшебника.
   - Мой был больше! - завопил он. - Мой был с золотыми звездочками. Мой
был как дом!
   - Я постараюсь, - сказал виновато Боровков. - Но мои возможности  ог-
раничены.
   - Врет мальчонка, - сказал Удалов убежденно. - Таких мячей  у  нас  в
универмаге никогда не было. Если бы были, знаешь, какая бы очередь стоя-
ла? Таких промышленность не выпускает.
   - А мне папа из Москвы  привез,  -  сказал  ребенок  трезвым  голосом
дельца. - Там такие продаются.
   - Нет, - сказал Удалов. - ГОСТ не позволяет такие большие мячи делать
и таких импортных не завозят. Можно кого-нибудь зашибить невзначай.
   - Вы так думаете? - спросил Боровков. - Я, знаете, два года был отор-
ван...
   - Отдай мой мяч! - скомандовал ребенок. Боровков очень сильно  нахму-
рился, и рядом с мальчиком возник шар даже больше метра в  диаметре.  Он
был синий и переливался золотыми звездочками.
   - Такой подойдет? - спросил Боровков.
   - Такой? - Мальчик смерил мяч взглядом и сказал не очень уверенно:  -
А мой был больше. И на нем звезд было больше...
   - Пойдем, Гарик, - возмутился Удалов. - Сними с. него  гипноз.  Пусть
останется без мячей.
   - Не надо, - сказал Боровков, с укоризной посмотрел на мальчика,  пы-
тавшегося обхватить мячи, и пошел вслед за Удаловым.
   - А вот и мой объект, - сказал Корнелий. - Как, нравится?
   Боровков ответил не сразу. Дом, созданный конторой, которой руководил
Корнелий Удалов, был далеко не самым красивым в городе. И, наверное, Га-
рику Боровкову приходилось видеть тщательнее построенные дома как в Бом-
бее и Дели, так в Париже и Москве. Но он  был  вежлив  и  потому  только
вздохнул, а Удалов сказал:
   - Поставщики замучали. Некачественный материал давали. Ну что с  ними
поделаешь?
   - Да, да, конечно, - согласился Боровков.
   - Зайдем? - спросил Удалов.
   -Зачем?
   - Интерьером полюбуешься. Сейчас как раз комиссия придет, сдавать дом
будем.
   Боровков не посмел отказаться и последовал  за  хитроумным  Корнелием
Ивановичем, который, конечно, решил  использовать  его  талант  в  одном
сложном деле.
   - Погляди, - сказал он молодому человеку, вводя его в совмещенный са-
нузел квартиры на первом этаже. - Как здесь люди жить будут?
   Боровков огляделся. Санузел был похож на настоящий. Все в нем было: и
умывальник, и унитаз, и ванная, кафедьвая плитка, хоть и  неровно  поло-
женная.
   - Чего не хватает? - спросил Удалов.
   - Как не хватает?
   - Кранов не хватает, эх ты, голова! - подсказал Удалов. -Обманули нас
поставщики. Заявку, говорят, вовремя не представил.  А  сейчас  комиссия
придет. И кто пострадает? Пострадает твой сосед и почти родственник Кор-
нелий Удалов. На вето всех собак повесят.
   - Жаль, - с чувством сказал Боровков. - Но ведь еще больше пострадают
те, кто здесь будет жить.
   - Им не так печально, - вздохнул Корнелий Иванович. - Им в конце кон-
цов все поставят. И краны, шпингалеты. Они напишут, поскандалят, и  дос-
тавят им краны. А вот меня уже ничто не спасет. Дом комиссия не примет-и
прощай премия! Не о себе пекусь, а о моих сотрудниках,  вот  о  тех  же,
например, плиточниках, которые себя не щадя, стремились закончить строи-
тельство к сроку.
   Боровков, молчал, видимо, более сочувствуя жильцам дома, чем Удалову.
А Удалов ощущал внутреннее родство с мальчиком, который выпросил  у  Бо-
ровкова мячи. Внешне он лия слезы и метался, но изнутри в нем радовалось
ожидание, потому что Боровков был человек мягкий и оттого обреченный  на
капитуляцию.
   - Скажи, а для чистого опыта  ты  бы  смог  изобразить  водопроводный
кран? - спроси" Удалов.
   - Зачем это? - ответил вопросом Боровков. -  Обманывать  ведь  никого
нельзя. Разве для шутки?
   Он глубоко вздохнул, как человек, который делает что-то помимо  своей
воли, и в том месте, где положено быть крану, возник медный кран в форме
рыбки с открытым ртом. Видно, такие краны Боровков видел в Индии.
   - Нет, - сказал Удалов, совсем как тот мальчик. - Кран не такой. Наши
краны попроще, без финтифлюшек. Как у твоего дяди* Помнишь?
   Боровков убрал образ изысканного крана и на его месте  посадил  стан-
дартный образ.
   Удалов подошел к крану поближе и, опасаясь даже тронуть его  пальцем,
пристально проверил, прикреплен ли кран к соответствующей трубе. Как  он
и опасался, кран прикреплен не был, и любой член комиссии углядел бы это
сразу.
   - Нет, ты посмотри ют сюда, - сказал Удалов  возмущенным  голосом.  -
Разве так краны делают? Халтурщик ты, Гарик, честное слово. Как вода  из
него пойдет, если он к трубе не присоединен?
   Боровков даже оскорбился:
   - Как так вода не пойдет? - И тут же из крана, ни к чему не присоеди-
ненного, разбрызгиваясь по раковине, хлынула вода.
   - Стой! - крикнул Удалов. - Она же еще не подключена! Дом с сетью  не
соединен. Ты что, меня под монастырь хочешь подвести?
   - Я могу и горячую пустить! - азартно сказал Гарик, и вода помутнела,
и от все вошел пар.
   -Брось свои гипнотизерские штучки, - строго сказал Удалов. -  Я  тебе
как старший товарищ говорю. Закрой воду и оставь кран в покое.
   И тут в квартиру ворвался молодой человек, весь в штукатурке и в сло-
женной из газеты шляпе, похожей на .треуголку полководца Наполеона.
   - Идут! - крикнул он сдавленным голосом. - Что будет, что будет!
   - Гарик! - приказал Удалов. - За мной. Поздно рассуждать. Спасать на-
до.
   И они пошли навстречу комиссии,
   Комиссия стояла перед домом на площадке, где благоустройство  еще  не
было завершено, и рассматривала объект снаружи. Удалов  вышел  навстречу
как радушный хозяин. Председатель комиссии, Иван Андреевич, человек дав-
но ему знакомый, вредный, придирчивый и  вообще  непреклонный,  протянул
Корнелию руку и произнес:
   - Плохо строишь. Неаккуратно.
   - Это как сказать, - осторожно возразил Удалов, пожимая руку.  -  Как
сказать. Вот Екатерина из райисполкома... - он запнулся и тотчас  попра-
вился, - то есть представитель, Екатерина Павловна, в курсе  наших  вре-
менных затруднений. - И он наморщил лоб, изображая работу мысли.
   - Ты всех в комиссии знаешь, - сказал председатель. - Может, только с
Ветлугиной не встречался.
   И он показал Удалову на кареглазую девушку в костюме джерси,  ту  са-
мую, которая у автобуса сплела венок из одуванчиков и возложила  его  на
голову Боровкову. У девушки была мужественная профессия сантехника.  Бо-
ровков тоже ее узнал и покраснел, и девушка  слегка  покраснела,  потому
что теперь она была при исполнении служебных обязанностей и  не  хотела,
чтобы ей напоминали о романтических движениях души.
   Она только спросила Гарика:
   - Вы тоже строитель? И тот ответил:
   - Нет, меня товарищ Удалов пригласил осмотреть дом.
   - Ну, - Удалов приподнялся на цыпочки, чтобы дотянуться до уха Боров-
кова, - или ты спасешь, или мне - сам понимаешь...
   Боровков вновь вздохнул, поглядел на кареглазую  Ветлугину,  потрогал
усики и послушно последовал за нею внутрь дома. Удалов решил  не  отста-
вать от них ни на шаг. Что там другие члены комиссии, если главная опас-
ность - сантехник!
   Они начали с квартиры, в которой Боровков уже пускал воду.  Кран  был
на месте, во не присоединен к трубе.
   Девушка опытным взглядом специалиста оценила блеск и чистоту исполне-
ния крана, но тут же подозрительно взглянула в его основание. Удалов ах-
нул. Боровков понял. Тут же от крана протянулась труба, и сантехник Вет-
лугина удивленно приподняла брови, похожие на перевернутых чаек, как  их
рисуют в детском саду. Но придраться было не к чему, и Ветлугина перешла
на кухню. Удалов щипнул Боровкова, и Гарик, не отрывая взгляда от Ветлу-
гиной, сотворил кран и там.
   Так они и переходили из квартиры в квартиру, и везде Боровков  гипно-
тизировал Ветлугину блистающими кранами, а Удалов боялся, что  ей  захо-
чется проверить, хорошо ли краны действуют, ибо когда ее пальчики прова-
лятся сквозь несуществующие металлические части, получится великий скан-
дал.
   Но обошлось. Спас Боровков. Ветлугина слишком часто поднимала к  нему
свой взор, а Боровков слишком часто искал ее взгляд, так что в  качестве
члена комиссии Ветлугина была почти нейтрализована.
   Они вышли, наконец, на лестничную площадку последнего этажа и остано-
вились.
   - У тебя, Ветлугина, все в порядке? - спросил Иван Андреевич.
   - Почти, - ответила девушка, глядя на Гарика.  "Пронесло,  -  подумал
Удалов. - Замутили мы с Боровковым ее взор!"
   - А почему почти? - спросил Иван Андреевич.
   - Кранов нет, - сказала девушка. Эти слова прогрохотали для  Удалова,
как зловещий гром, и в нем вдруг вскипела ненависть.  -Тысячи  людей  по
науке поддаются гипнозу, а она, ведьма, не желает поддаваться!..
   - Как нет кранов! - заспешил с опровержением Удалов. - Вы же  видали.
Все ведали! И члены комиссии видали, и лично Иван Андреевич.
   - Это лишь одна фикция и видимость материализации, - грустно ответила
девушка. - И я знаю, чьих рук это дело.
   Она глядела на Боровкова завороженным взглядом, а тот молчал.
   - Я знаю, что вот этот товарищ, -  продолжала  коварная  девушка"  не
сводя с Гарика глаз, - находился в Индии по научному обмену  и  научился
там гипнозу и факирским фокусам. При мне еще вчера он  сделал  вид,  что
поднимает автобус за задние колеса, а это он нас загипнотизировал. И моя
бабушка была в гостях у Ложкииых, и там всем казалось, что он целый  ве-
чер стоял на голове. И пил чай...
   А Боровков молчал.
   "Ну вот теперь и ты в ней разочаруешься за свой позор!" -  подумал  с
надеждой Удалов. Им овладело мстительное чувство: он уже погиб, и пускай
теперь гибнет весь мир, - как, примерно, рассуждали  французские  короли
эпохи абсолютизма.
   -Пошли,-сказал сурово Иван  Андреевич.-Пошли  заново,  очковтиратель.
Были у меня подозрения, что по тебе ОБХСС плачет, а теперь они, наконец,
материализовались.
   Боровков молчал.
   - А этого юношу, - продолжал Иван Андреевич,  -  который  за  рубежом
нахватался чуждых для нас веяний, мы тоже призовем к порядку...  Выйдите
на улицу, - сказал он Боровкову. - И не надейтесь в дом заглядывать!..
   - Правильно, - пролепетала коварная Ветлугина. А то он снова нас всех
загипнотизирует.
   - Может, и дома не существует? Надо проверить, сказал Иван Андреевич.
   - Нет, - сказала Екатерина из райисполкома. - Дом и раньше стоял, его
у нас на глазах строили. А этот молодой человек только вчера к нам явил-
ся.
   Гусляр - город небольшой, и  новости  в  нем  распространяются  почти
мгновенно.
   Удалов шел в хвосте комиссии. Он чувствовал себя обреченным.  Завязы-
валась неприятвость всерайоииого масштаба. И он подумал, что в его  воз-
расте не поздно начать новую жизнь и устроиться штукатуром, с чего  Уда-
лов когда-то и начал свой путь к руководящей работе. Но вот жена!..
   - Показывайте ваши воображаемые краны, - сказал Иван Андреевич, входя
в квартиру.
   В санузел Удалов не пошел, остался в комнате, выглянул в окно.  Внизу
Боровков задумчиво писал что-то веткой по песку. "И зачем я только  втя-
нул его в это дело?" - запечалился Удалов, и тут же его мысль  перекину-
лась на то, как хорошо бы жить на свете без женщин.
   За тонкой стенкой бурлили голоса. Никто из санузла не выходил: что-то
у них там случилось. Удалов сделал два шага и заглянул внутрь через пле-
чо Екатерины из райисполкома. Состав комиссии с громадным трудом размес-
тился в санузле. Ветлугина сидела на краю ванны,  Иван  Андреевич  щупал
кран, но его пальцы никуда не проваливались.
   - Что-то ты путаешь, - сказал Иван Андреевич Ветлугиной.
   - Все равно одна видимость, - настаивала  Ветлугина  растерянно,  ибо
получалось, что она оклеветала и Удалова, и Гарика, и всю факирскую нау-
ку.
   - А какая же видимость, если он твердый? - удивился Иван Андреевич.
   - Настоящий, - поспешил подтвердить Удалов.
   -Тоща пускай он скажет, когда и откуда краны получил, - нашлась упря-
мая Ветлугина. - Пускай по документам проверят!
   - Детский разговор, - сказал Удалов, к которому вернулось присутствие
духа. - Что же, я краны на рынке за собственные деньги покупал?
   Тут уж терпение покинуло Ивана Андреевича.
   - Ты, Ветлугина, специалист молодой, и нехорошо тебе начинать  трудо-
вой путь с клеветы на наших заслуженных товарищей.
   И Иван Андреевич показал размашистым жестом на голову Удалова,  кото-
рая высовывалась из-за плеча Екатерины.
   - Правильно, Иван Андреевич, - без зазрения совести  присоединился  к
его мнению Удалов. - Мы работаем, вы работаете, все стараются, а некото-
рые граждане занимаются распространением непроверенных слухов.
   Ветлугина, пунцовая, выбежала из санузла,  и  Корнелий  возблагодарил
судьбу за то, что Боровков на улице и ничего не видит: его мягкое сердце
ни за что бы не выдержало этого зрелища.
   Удалов поспешил увести комиссию. В таких острых ситуациях никогца  не
знаешь, чем может обернуться дело через пять минут. И в последний момент
впрямь все чуть не погубило излишнее старание Боровкова, ибо Иван Андре-
евич машинально повернул кран и из него хлынула струя горячей воды. Иван
Андреевич кран, конечно, тут же закрыл, вышел из комнаты, а на  лестнице
вдруг остановился и спросил с некоторым удивлением:
   - А что, в вода уже подключена?
   - Нет, это от пробы в трубах осталась. Удалов смотрел на председателя
наивно и чисто.
   - А почему горячая? - спросил председатель.
   - Горячая? А она была горячая?
   - Горячая, - подтвердила Екатерина из райисполкома. - Я сама наблюда-
ла.
   - Значит, на солнце нагрелась. Под крышей. Иван Андреевич поглядел на
Удалова с некоторым обалдением во взоре, потом махнул рукой, проворчал:
   - Одни факиры собрались!..
   И как раз тут они вышли из подъезда и увидели рыдающую на плече у Бо-
ровкова сантехника Встлугину.
   - Пошли, - сказал Иван Андреевич. - В контору. Акт будем  составлять.
Екатерина Павловна! Позови Ветлугину. Кричать все мастера, а от  критики
в слезы...
   Когда все бумаги были разложены в Екатерина - у нее был лучший почерк
- начала заполнять первый бланк, Корнелий Иванович вдруг  забеспокоился,
извинился и выбежал к Гарику.
   - Но краны-то останутся? - спросил он. - Краны  никуда  не  исчезнут?
Признайся, это не гипноз?
   - Краны останутся. Нужно же жильцам воду пить и мыться? А то с вашей,
Корнелий Иванович, заботой им пришлось бы с ведрами за водой бегать.
   - Ага! Значит, краны настоящие!
   - Самые настоящие.
   -А откуда они взялись? Может, это идеализм?
   - Ничего подобного, - возразил Боровков. - Никакого идеализма. Просто
надо в народной мудрости искать и находить рациональное зерно.
   - А если материализм, то откуда металл взялся? Где  закон  сохранения
вещества? А ты уверен, что краны не ворованные, что ты их силой воли  из
готового дома сюда не перенес?
   - Уверен, - ответил Боровков. - Не перенес. Сколько металла пошло  на
краны, столько металла исчезло из недр земли. Ни больше, ни меньше.
   -А ты, - в глазенках Удалова опять появился мальчишеский  блеск:  ему
захотелось еще один мяч, побольше прежнего, -  ты  все-таки  дом  можешь
сотворить?
   - Говорил уже - не могу. Мой учитель гуру Кумарасвами один раз  смог,
но потом лежал в прострации четыре года и почти не дышал.
   - И большой дом?
   - Да говорил же - гробницу Тадж-Махал в городе Агре.
   Ветерок налетел с реки и растрепал реденькие волосы Удалова. Тот  по-
лез в карман за расческой.
   - А Ветлугиной ты признался?
   - Нет, я ее разубедил. Я сказал, что умею тяжести подымать, на голове
стоять, на гвоздях спать, но никакой материализации.
   И рассудительно заключил:
   - Да и вообще я ей понравился не за это...
   - Конечно, не за это, - согласился Удалов. - За это ты  ей  вовсе  не
понравился, потому что девушка принципиальная. Значит, надеяться на тебя
в будущем не следует?..
   - Ни в коем случае.
   - Ну, и на том спасибо, что для меня сделал. Куда же я расческу заде-
вал?
   И тут же в руке Удалова обнаружилась расческа из черепахового  панци-
ря.
   - Это вам на память, - сказал Гарик, усаживаясь  на  бетонную  трубу:
ему предстояло долго еще здесь торчать в ожидании Танечки Ветлугиной.
   - Спасибо, - сказал Удалов, причесался, привел лысину  в  официальный
вид и пошел к конторе.
   1974 г.

   ДОМАШНИЙ ПЛЕННИК
   Я сейчас стараюсь сообразить - и сообразить не могу, когда,  в  каком
рассказе впервые возник профессор Лев Христофорович Минц и в каком  году
он поселился в доме ь 16. Вернее всего, это случилось в рассказе "Домаш-
ний пленник".
   Сомнения возникают оттого, что между написанием рассказа и публикаци-
ей порой проходит много времени. "Домашний пленник" был написан  в  1972
году, а напечатан шестью годами позже. Так что первым напечатанным расс-
казом, в котором появился Лев Христофорович, я бы назвал "Две  капли  на
стакан вина", написанный позже "Домашнего пленника", но увидевший свет в
1974 году.
   Я отлично помню побудительную причину, заставившую  меня  познакомить
читателей с этим персонажем. Ко мне пришел журналист и географ Лев Миро-
нович Минц и на правах старого друга потребовал, чтобы его образ был от-
ражен в беллетристике.
   Я начал кричать, что никогда не играю в мещанские игры: "Ах, вставьте
меня в вашу повестушку!" На что Лев Миронович сообщил мне,  что  у  него
отлично развито чувство юмора и он может  вытерпеть  даже  насмешки  над
персонажем, навеянным образом прототипа.
   Ну ладно, сказал я, пусть будет по-твоему. Я отойду от своих  принци-
пов, но тебе не поздоровится! Лев Минц будет самым глупым профессором на
свете, самым великим путаником и демагогом, бездарью из бездарен,  пола-
гающей себя гением.
   Так я и сделал. Тем более, что в гуслярских историях давно уже ощуща-
лась нехватка научного персонажа, этакого антипрофессора, антигения...
   Вот и наступил день, когда в освободившуюся  квартиру  в  доме  ь  16
въехал ради спокойной  жизни  и  поправки  потрепанных  гениальной  дея-
тельностью нервов профессор Лев Христофорович Минц, склонный к полноте и
совершение облысевший биолог, кибернетик, генетик и физик, не говоря  уж
о химии и математике.
   И пут же обнаружилось, что профессор Минц вовсе не дурак. Чудак - да,
но дурак? - ни в коем случае! Профессору Минцу свойственны  заблуждения,
ошибки, он - увлекающаяся натура, подчас не лишен излишнего  самомнения.
Но очень скоро обнаружилось, что в нем есть очень  нужное  для  Великого
Гусляра качество - отзывчивость и, скажем, простодушие.
   Выяснилось, что профессор Минц не умеет отказать в просьбе, а так как
соседи быстро уловила эту его слабость, то стали возникать порой курьез-
ные, а порой опасные для человечества  ситуации,  потому  что,  движимый
лучшими чувствами, профессор иногда мог не подумать о последствиях свое-
го очередного гениального открытия.
   Так что никакой мести реально существующему Минцу не получилось.  Лев
Миронович не без удовольствия откликается теперь на обращение "Лев Хрис-
тофорович", а в свободное от работы время он уже. открыл  невесомость  и
вечный двигатель. Но это, разумеется, без моей помощи.
   1
   Известный ученый и изобретатель профессор Лев Христофорович Минц  жил
в доме ь 16 по Пушкинской улице. Был он человеком отзывчивым  и  добрым,
считал своим долгом помогать человечеству. В первую  очередь  этой  сла-
бостью профессора пользовались его соседи. Они были людьми  ординарными,
не любили заглядывать в будущее и зачастую разменивали талант профессора
по мелочам. Тому можно привести немало примеров.
   У Гавриловой пропала кошка. Гаврилова вся в слезах бросилась  к  про-
фессору. Лев Христофорович отвлекся от изобретения невидимости и изгото-
вил к вечеру единственный в мире "искатель кошек", который мог найти жи-
вотное по волоску. Кошка нашлась в парке культуры и  отдыха  на  высоком
дереве, и снять ее оттуда или сманить оказалось невозможным.  Тогда  Лев
Христофорович тут же, в парке, соорудил из сучьев, палок и сачка  пробе-
гавшего мимо  мальчика-энтомолога  уникальный  "сниматель  кошек  с  де-
ревьев". А мальчику, чтобы его утешить, изготовил из спичечных  коробков
и перегоревшей электрической лампочки "безотказную  ловушку  для  редких
бабочек". И так почти каждый день...
   Особенно оценили соседи своего профессора, когда он выполнил  просьбу
старика Ложкина, у которого сломалась вставная челюсть. Он велел Ложкину
выкинуть челюсть на помойку  и  смазать  десны  специально  изобретенным
средством для ращения зубов, приготовленным из экстракта хвоста крокоди-
ла. Через два дня у старика выросли многочисленные заостренные зубы. Все
лучше, чем вставная челюсть.
   Как-то Корнелий Удалов спросил свою жену:
   - Ксюша, тебе не кажется, что я лысею? Облысел Удалов давно, и все  к
тому привыкли.
   - Ты с детства плешивый, - отрезала Ксения, отрываясь от приготовлен-
ного завтрака.
   - Может, сходить ко Льву Христофоровичу? - спросил Удалов.
   - Тебе не поможет, - сказала Ксения.
   - Почему же? Вон у Ложкина новые зубы выросли.
   - Не тебе это нужно! - озлилась тут Ксения. - Это ей нужно!
   - Кому?
   - Той, которую твоя лысина не устраивает!
   - Твоя ревность, - сказал Удалов, - переходит границы.
   - Это шпионы переходят границы, - ответила Ксения, смахивая слезу.  -
А моя ревность дома сидит, проводит одинокие вечера.
   Упреки были напрасными, но Корнелий, чтобы не раздражать жену, тут же
отказался от своей идеи. Ксения эту уступчивость  приняла  за  признание
вины и расстроилась того больше. А когда Удалов сказал,  что  завтра,  в
субботу, уедет на весь день на рыбалку, Ксения больно  закусила  губу  и
стала смотреть на большую фотографию в рамке, где были  изображены  рука
об руку Корнелий и Ксения в день свадьбы.
   Неудивительно, что, как только Удалов ушел на службу,  Ксения  броси-
лась к профессору.
   - Лев Христофорович! - взмолилась она. - Сил моих нету! Выручай!
   - Чем могу быть полезен? - вежливо спросил  профессор,  отрываясь  от
написания научной статьи.
   - Не могу больше, - сказала Ксения. - Даже если он и вправду  на  ры-
балку едет, меня подозрения душат. Я чрезвычайно ревнивая. Прямо заперла
бы его в комнате и никуда не пускала.
   - А как же его работа? - удивился Лев Христофоро-вич. - А как же  его
обязанности перед обществом?
   - У него обязанности перед семьей, - отрезала Ксения. - Кроме того, я
бы его только на выходные запирала и по вечерам.
   - Вряд ли это реально, - сказал Минц. - И не входит в  мою  компетен-
цию.
   - Входит, - возразила Ксения. Она уселась на свободный стул,  сложила
руки на животе и сделала вид, что никогда отсюда не уйдет. -  Думай,  на
то ты и профессор, чтобы семью сохранять.
   - Не представляю, - развел руками Минц. - Мужчину средних лет  трудно
удержать дома.
   - Тогда сделай ему временный паралич, - сказала Ксения.
   - Бесчеловечно. - Минц краем глаза покосился на  статью,  лежащую  на
столе. Больше всего на свете ему хотелось вернуться к ней. Но отделаться
от Ксении Удаловой, не утихомирив ее, было невозможно.
   Минц бросил взгляд на шкаф с пробирками и колбами, где хранились все-
возможные химические и биологические препараты, но ничего не придумал. И
вот тогда Ксения сказала:
   - Мне иногда хочется, чтобы был мой Удалов маленький, носила бы я его
в сумочке и никогда с ним не расставалась... Люблю я его, дурака.
   - Маленьким... - Минц сделал шаг к шкафу. Появился шанс  вернуться  к
статье. Дело в том, что управление лесного хозяйства обратилось  недавно
к Минцу с просьбой помочь избавиться от расплодившихся волков. Минц, как
всегда, пошел по необычному пути. Он разработал средство уменьшать  вол-
ков до размера кузнечика. Сохранять этим поголовье  хищников  и  спасать
скот от гибели, ведь волк-кузнечик на корову напасть не сможет.  Правда,
это изобретение затормозилось, потому что Минцу никак не удавалось  сде-
лать средство долгодействующим...
   Минц достал с полки флакон с  желтыми  гранулами,  отсыпал  несколько
гранул в бумажку и передал Ксении.
   - Я надеюсь на ваше благоразумие,  -  сказал  он.  -  Применяйте  это
средство лишь крайнем случае. Когда вы почувствуете реальную угрозу  се-
мейной жизни. Если ваш супруг примет гранулу - на двадцать  четыре  часа
он станет маленьким. А затем без вреда для здоровья вернется  в  прежний
облик. Все ясно?
   - Спасибо, профессор, - произнесла Ксения с чувством, принимая  паке-
тик с гранулами. - От меня, от детей, от всех женщин нашей планеты.  Те-
перь они у нас попрыгают!
   Но Минц не слышал последних, необдуманных слов женщины. Он уже устре-
мился к письменному столу. Профессор был одержим слепотой,  свойственной
некоторым гениям. Он забывал о потенциальной  опасности,  которую  несут
миру его открытия, если попадут в руки людей, не созревших к использова-
нию этих открытий. Минц не знал, что даже те скромные  подарки,  что  он
сделал соседям, далеко не всегда  ведут  к  окончательному  благу.  Ведь
мальчик-энтомолог, которому Минц подарил "безотказную ловушку для редких
бабочек", начал с ее помощью таскать  вишни  из  школьного  сада  и  был
больно бит собственным отцом, а кошка, найденная и снятая с дерева, ута-
щила свиную отбивную с прилавка магазина, отчего возник большой скандал.
Что же касается Ксении, она была типичным представителем племени  совре-
менных любящих женщин и, как таковая, тоже не думала о последствиях...

   2

   Удалов вернулся со службы раньше обычного, потому что хотел выспаться
перед рыбалкой. Он собирал удочки и проверял лески, когда Ксения  внесла
в комнату суп, в котором развела гранулу, и сказала сладким голосом:
   - Иди поешь, испытуемый.
   Ксения находилась в счастливом, но тревожном настроении.  Она  верила
Минцу, не сомневалась, что, если бы лекарство угрожало мужу плохим, Минц
бы его не дал. И все-таки проверила: за час до того скормила  одну  гра-
нулку котенку, тот сделался меньше таракана и куда-то запропастился.
   Ксения приготовила старую сумку, уложила на ее  плоское  дно  вату  и
замшевую тряпочку, проверила замочек и установила сумку на комод.
   - Кто я? - удивился Удалов.
   - Испытуемый.
   - Ага, - согласился Удалов, который привык не обращать  внимания"  на
слова жены. - Ты меня в пять тридцать разбудишь?
   Ксения решила дать Удалову последнюю возможность исправиться.
   - Корнюша, - сказала она. - Может, отложишь свою рыбалку? Возьмем де-
тей, пойдем завтра к Антонине? При имени тетки Антонины Удалова передер-
нуло.
   - Погоди, - не дала ему ответить Ксения. - Мы же у  Антонины  полгода
не были. Обижается. А если не хочешь, к Семицветовым сходим, а?
   Удалов только отрицательно покачал головой. Не стал  тратить  времени
на возражения.
   - Или в кино. А?
   - Сходи, - ответил Удалов коротко, и это решило его
   судьбу.
   Ксения поставила перед ним тарелку, а сама встала рядом с  тряпкой  в
руке, чтобы подхватить мужа со стула, если будет падать.
   Удалов был голоден, потому не мешкая уселся за стол, взял ложку и на-
чал есть суп.
   - А хлеб где? - спросил он. - Хлеб дать забыла.
   - Сейчас, - ответила Ксения, но не двинулась с места, потому что боя-
лась оставить мужа одного в комнате.
   - Неси же, - велел Удалов и тут же стал уменьшаться. - Ой,  -  сказал
он, не понимая еще, куда делась тарелка с супом и почему голова его  на-
ходится под столом.
   Ксения подхватила его тряпкой под бока, извлекла из одежды  и  с  ра-
достью ощущала, как Корнелий съеживается под руками словно воздушный ша-
рик, из которого выпускают воздух.  Корнелий,  видно,  опомнился,  начал
дергаться, сопротивляться, но движения  его  были  схожи  с  трепетанием
птенца, и потому без особого труда Ксения, так и не вынимая его из тряп-
ки, сунула в сумку и вывалила, на белую вату.
   Корнелий все еще ничего не мог сообразить. Он понял, что находится  в
темном глубоком погребе, на жестких, упругих стеблях, вроде бы  на  выц-
ветшей соломе, сверху колеблется огромное лицо, странным образом  знако-
мое, словно в кошмаре, а на лице видна улыбка. Рот,  в  котором  мог  бы
согнувшись разместиться весь Удалов, широко раскрылся, и из него вывали-
лись тяжелые, громовые слова:
   - Хорошо тебе, моя лапушка?
   И тогда Удалов понял, что лицо принадлежит его жене, вернее,  не  его
жене, а какой-то великанше с чертами Ксении Удаловой. Удалов зажмурился,
чтобы прогнать видение и вернуться за стол, к недоеденной тарелке  супа.
Но жесткая солома под рукой никуда не пропадала, и Удалов  ущипнул  себя
за бок, вызвав тем оглушительный хохот чудовища.
   - Ни на какую рыбалку ты не поедешь, - сказала тогда Ксения. -  Поси-
дишь дома. С семьей. Спасибо Льву  Христофоровичу,  что  пожалел  бедную
женщину. Теперь-то я с тобой, бесстыдник, хоть на выходные дни не  расс-
танусь.
   И видя тут, что человечек в  сумке  засуетился,  осознавая,  наконец,
масштаб беды, в которую угодил, Ксения заговорила ласковым голосом:
   - Корнюша, для твоего же блага! Это все любовь моя виновата. Век бы с
тобой не расставалась, ласкала бы тебя, нежила.
   К Удалову сверху свесился палец ростом с него самого,  и  этот  палец
нежно погладил Удалова по макушке, чуть не содрав с нее последние  воло-
сики. Удалов изловчился и укусил кончик пальца.
   - Ну что ты, лапушка, ну что ты волнуешься, -  огорчилась  Ксения.  -
Посидишь немножко, придешь в себя. Поймешь, что так полезнее. Потом  те-
левизор посмотрим. Я тебя в канареечную клетку посажу. Все равно  пусту-
ет. Детишки не увидят. Детишек я на первый вечер к мамаше послала, пото-
му что ты с непривычки можешь чего-нибудь лишнего натворить.
   - Прекрати! - крикнул Удалов. - Немедленно прекрати. Ты  что,  с  ума
сошла со своим Львом Христофоровичем? Да я вас по судам загоняю! Мне  на
работу в понедельник.
   Ксения только покачала сокрушенно головой, и ее  волос  канатом  упал
рядом с Удаловым.
   - Завтра к вечеру, - сказала Ксения, - будешь как прежде.  Ты  кушать
хочешь?
   Удалов рухнул на вату и уткнулся в ее жесткие толстые волокна  лицом.
Положение было обидное. Рыбалка погибла. Ксения  полагала,  что  протест
Корнелия вскоре иссякнет и тоща можно будет поговорить с ним по-хорошему
и даже добиться его согласия проводить  в  канареечной  клетке  выходные
дни. Тут же подумалось и об экономии: маленький Удалов съест, что  птич-
ка. Нет. Ксения, как вам известно, женщина не жестокая. И она честно по-
лагала, что как только проучит мужа, как только добьется от него  обеща-
ния уделять больше внимания семье, согласия ходить в гости к Антонине  и
другим родственникам, она его сразу выпустит на  волю.  Ведь  должен  же
Удалов понять, что иного выхода нету. Если будет упрямиться, всегда мож-
но снова подложить желтую крупинку. Не откажется же Удалов  от  домашней
пищи - к другой он не приучен.
   Но Удалов думал  иначе.  Он  не  смирится.  Он  собирался  продолжать
борьбу, потому что был глубоко оскорблен и кипел жаждой мести - от  раз-
вода с женой до убийства изобретателя Минца.
   Ксения закрыла сумку на молнию и на замочек. Удалов, нащупав  в  кро-
мешной темноте толстый и длинный Ксюшин волос, принялся плести  из  него
лестницу, чтобы выбраться на волю.
   Ксения приготовила манной кашки и налила ее в блюдечко  для  варенья.
Туда же капнула меда и отломила кусочек печенья. Пускай Корнюша  побалу-
ется, он так любит сладкое.
   - Тебе хорошо, цыпочка? - спросила Ксения. Маленький муж ей  нравился
даже больше, чем большой. Она с удовольствием носила бы его  в  ладонях,
только боялась, что он будет царапаться. Удалов лежал  недвижно  на  дне
сумки.
   - Корнелий, - сказала Ксения,  -  не  притворяйся.  Корнелий  не  ше-
вельнулся.
   - Корнелий... - Ксения потрогала мужа пальцем, и  тот  безжизненно  и
податливо перевернулся на спину.
   Ксения попыталась было нащупать пульс, но  поняла,  что  так  недолго
сломать мужу ручку.
   Обливаясь нахлынувшими слезами, Ксения вытащила мужа из сумки и поло-
жила на диван. Сама же бросилась к Минцу. Того не было  дома.  Метнулась
обратно в комнату, и Удалов, который к тому времени уже вскочил и  бегал
по дивану, ища места, чтобы спрыгнуть, еле успел улечься снова и принять
безжизненную позу. Ксения не обратила внимания на то, что ее  муж  лежит
не там, где был оставлен. Она вслух проклинала Минца, который погубил ее
Корнелия, и собралась уже бежать в неотложку, во спохватилась - неотлож-
ка приезжает за людьми, что ей делать с птенчиком?
   Удалов сам себя погубил. Ему показалось, что жена отвернулась,  и  он
легонько подпрыгнул и сделал короткую перебежку к диванной подушке. Ксе-
ния увидела его притворство и ужасно оскорбилась.
   - Ах так! - сказала она. - Притворяешься? Пугаешь самого близкого те-
бе человека, любящую тебя жену? Просидишь до завтрашнего вечера в сумке.
Одумаешься.
   И она бросила его в сумку, брезгливо держа двумя пальцами, словно гу-
сеницу.
   Удалов немного ушибся и проклял свое  нетерпение.  И  снова  принялся
плести лестницу из волоса Ксении.
   Ксения отказалась от мысли кормить Удалова. Пускай помучается.  Прав-
да, поставила ему в сумку свой наперсток и пояснила:
   - Это тебе как ночной горшок. Понял?
   - Я тебя ненавижу, - ответил Удалов с горечью. И тут же его  охватило
бессильное озлобление, он начал бегать, проваливаясь по коленов вату,  и
махать кулачонками.
   - Ах так, - сказала Ксения и села к телевизору, включив его на полную
громкость, чтобы не слышать упреков и оскорблений. А если до  нее  доно-
сился голосок мужа, то она отвечала однообразно:
   - Для твоего блага. Для твоего перевоспитания. Но спокойствия в  душе
Ксении не было. Она приобрела то, что не смогла приобрести ни одна  жен-
щина на свете, - карманного мужчину.  Но  торжество  ее  было  неполным.
Во-первых, мужчина не желал быть карманным, во-вторых, ей не с кем  было
поделиться своим триумфом. И тогда Ксения решилась.
   Она выключила телевизор на самом интересном месте, застегнула сумочку
и собралась в гости к Антонине.
   3
   В пути Удалова укачало. Он перестал буянить  и  только  заткнул  уши,
чтобы не слышать, как Ксения размышляет вслух об их  будущей  счастливой
жизни.
   Антонина не ожидала поздних гостей.
   - Ксюша, - сказала она. -А я вас завтра  звала.  Антонина  отличалась
удивительной бестактностью.
   - Ничего, - ответила Ксения. - Мы ненадолго.
   - А Корнелий придет? - спросила Антонина. - Мой-то дрыхнет. На футбол
ходил. Вот и дрыхнет. Только пирога не жди. Пирог я на завтра запланиро-
вала. Придется кого-то еще звать на завтра вместо  тебя.  Как  здоровье,
Ксения? Ноги не беспокоят?
   Ноги болели не у Ксении, а у ее двоюродной сестры  Насти.  Но  Ксения
спорить не стала, да и не было  никакой  возможности  спорить,  если  ты
пришла к тетке Антонине.
   - Ты проходи, - пригласила Антонина, - чего стоишь в прихожей?
   Ксения послушно прошла в комнату, тесно заставленную мебелью,  потому
что Антонина любила покупать новые вещи,  но  не  могла  заставить  себя
расстаться со старыми.
   На тахте, зажатой между двумя буфетами - старым и новым, лежал  Анто-
нинин муж Геннадий, такой же сухой, жилистый и длинноносый, как  Антони-
на, и, закрыв голову газетой, делал вид, что спит, надеялся, что его  не
тронут и уйдут в другую комнату.
   - Вставай, - сказала строго Антонина. - Развлекай гостей. Я пойду чай
поставлю. Нет хуже, чем гость не ко времени. А твой-то где?
   - Со мной, - лукаво ответила Ксения.
   - А, - согласилась Антонина, которая, как всегда, слушала плохо и бы-
ла занята своими мыслями. - Никогда он ко мне не приходит. Брезгует.  Ты
вставай, Геннадий, вставай.
   И Антонина ушла на кухню, оставив Ксению на попечение  мужа,  который
так и не снял с лица газету.
   В другой раз Ксения, может быть, и обиделась бы, ушла. Но сейчас  по-
нимала, что явилась к людям, когда не звали, а потому сама виновата.  Но
желание удивить родственников подавило все остальные  чувства,  так  что
Ксения послушно уселась за стол, поставив сумку рядом с  собой  на  ска-
терть.
   Минут через пять, в течение которых в комнате царило молчание,  нару-
шаемое лишь демонстративным посапыванием Геннадия, вернулась Антонина.
   - Так и знала, - сказала она. - Ты, глупая, сидишь, словно  клуша,  а
мой изображает из себя спящую красавицу. Ну, уж это слишком.
   Антонина, быстро и споро накрывая на стол,  выкроила  секунду,  чтобы
потянуть мужа за ногу.
   - А, племянница, - произнес Геннадий, словно и в  самом  деле  только
проснулся. - А где Корнелий?
   - Здесь он.
   - Ага. - Геннадий в одних носках подошел к столу и сел напротив. Ксе-
нии. - Я тоже по гостям ходить не терплю. Все это сплошные бабские  раз-
говоры. Нет, меня не затянешь. А Корнелия за его упрямство даже уважаю.
   Корнелий пошевелился в сумке, отчего та вздрогнула, а Ксения подвину-
ла ее к себе.
   - Шшшш! - велела она строго.
   - Чего? - удивился дядя Геннадий.
   Не тебе, - сказала Ксения. - Это я Удалову.
   Удалов больше не двигался. Он испугался, что его будут показывать,  а
это было унижение хуже смерти. Тут Антонина принесла самовар. Сели  пить
чай.
   - Ты сумку со стола убери, - сказала Антонина племяннице. -  Не  дело
сумку на столе держать.
   Ксения улыбнулась, но сумку убрала, поставила на пол,  между  туфель,
чтобы кто случайно не задел, потому что очень любила своего Корнелия.
   От толчка Корнелий пискнул: "Ой!"
   - Все-таки, - сказала Ксения сладким голос ом, чтобы  заглушить  крик
мужа, а также навести разговор на нужную тему, - все-таки, будь моя  во-
ля, я бы мужиков далеко не отпускала. Ну,  отработал,  пришел  домой,  а
дальше - никуда.
   - Всю жизнь мучаюсь, - ответила Антонина в сердцах. - Всю жизнь.
   - Это есть спесь и тщеславие, - рассудил дядя Геннадий. - Ты  нам  по
маленькой не поставишь по случаю праздника?
   - Молчи, - ответила Антонина. - В одиночестве пить - алкоголизм.  Сам
же читал в журнале "Здоровье".
   - Если по маленькой - не алкоголизм, а удовольствие. Ведь и Ксения не
откажется. Не откажешься, Ксюша? Дядя Геннадий глядел  на  племянницу  с
надеждой.
   - Не откажусь, - ответила Ксения. - И Корнелий не откажется.
   Тут тетя Антонина не выдержала.
   - Ксюша, ты здорова? - спросила она. - Если что - аспирину дам. Я  же
заметила, думаешь, глухая? Ты все твердишь -  со  мной  Корнелий,  рядом
Корнелий. А мы-то видим, что нет его. Ты говори всю правду. Может,  ушел
совсем? Может, что случилось? Может, кого еще нашел?
   - Ой нет, тетя Антонина. - Ксения так  и  лучилась  удовольствием.  -
Только с мужем обращаться надо уметь. Вот ты всю жизнь прожила  с  дядей
Геннадием, а он тебя избегает.
   - Я бы от нее в Австралию убежал, к антиподам, - подтвердил Геннадий.
- Может, еще завербуюсь на Сахалин.
   - Молчи, - ответила Антонина. - Все равно выпить не дам.
   Потом Антонина обернулась к племяннице и произнесла назидательно:
   - Мужчину не удержишь. Мужчина - такое дикое  животное,  что  требует
свободы. Так что привыкай. К себе его не привяжешь и в  сумку  не  поло-
жишь.
   - Это точно, - сказал дядя Геннадий. Наступил миг Ксенина торжества.
   - Кто не положит, - проговорила она. - А кто и положит.
   С этими словами она достала сумку из-под стола, поставила ее рядом  с
чашкой и сказала, расстегивая:
   - Может, тетя, Корнелию чайку нальешь? А то он у меня не ужинавши.
   Она извлекла из сумки  сопротивляющегося  нагого  человечка  и  двумя
пальцами поставила на стол.
   - Вот он, мой ласковый...
   Ласковый стоял согнувшись, стеснялся и готов был плакать.
   - Господи, - всплеснула руками Антонина, - ты что же с мужем сделала,
безобразница?
   - Уменьшила его, - ответила Ксения, - до удобного размера, чтобы  но-
сить с собой и не расставаться в выходные дни. Добрые люди помогли, дали
средство.
   - Так нельзя, - сказал Геннадий. - Это уж слишком. Если вы, бабы, бу-
дете своих мужей приводить в такое состояние, это вам даром не пройдет.
   - Не пройдет! - закричал комаром Удалов. - Я требую развода! При сви-
детелях!
   - Не спеши, - остановила его рассудительная Антонина. - Ты  у  своих,
не опасайся. Мы тут в семье все и уладим.
   Потом она поглядела на Ксению с укоризной:
   - Ну зачем ты так, Ксюша? Мужчине перед людьми стыдно. Ему на  службу
идти, а как он такой жалкий на службу пойдет? Кто его слушаться будет? А
если его завтра в горсовет вызовут?
   - Я требую развода! - настаивал Удалов. Он забыл о своей наготе и бе-
гал между чашек, норовя прорваться к Ксении,  а  Ксения  отодвигала  его
ложкой от края стола, чтобы не свалился.
   - А ты помолчи, - сказала ему Антонина. - Прикрой стыд. Не маленький.
   Удалов опомнился, метнулся к чайнику с заваркой, но укрыться  за  ним
не смог, в полном отчаянии схватился за край пол-литровой  банки  с  ва-
реньем, подтянулся и перевалился внутрь.
   - Не беспокойся, тетечка, - сказала Ксения, следя,  чтобы  Удалов  не
утонул. - Это только на выходные и на праздники. С понедельника он  при-
дет в состояние.
   - Не одобряю. - Антонина многого не одобряла. И шумела Антонина не из
любви к Удалову, не из жалости, а из боязни  всякого  новшества,  пускай
даже на первый взгляд новшества, удобного для женщин.
   - А ты вылезай, - строго сказала Антонина Удалову. - После тебя  про-
дукт придется выкидывать.
   - А ты вынь меня, - пискнул Удалов. - Я же сам не вылезу.
   Голосок у него стал слабенький, еле доносился из банки.
   - Пчела! - закричал Удалов.
   Пчела и в самом деле кружилась над ним, примериваясь. И спокойно мог-
ла бы закусать Удалова до смерти. Теперь ему многое грозило смертью.
   Ксения вскочила, достала платок и стала гонять пчелу, а Антонина  чем
больше смотрела на это безобразие, тем больше сердилась, мрачнела и даже
совсем замолкла, как пар в котле, прежде чем произойдет взрыв.
   Чувствуя это и не желая терять времени понапрасну, дядя Геннадий  ти-
хонько встал из-за стола, подмигнул Удалову,  к  которому  проникся  со-
чувствием, на цыпочках отошел к буфету, открыл его и  налил  из  графина
себе в стакан, а Удалову в маленькую рюмочку, которая хоть и  маленькая,
а для Удалова была как ведро.
   Прогнав пчелу, Ксения достала Удалова двумя пальцами  из  варенья  и,
налив в блюдце горячей заварки из чайника и подув в нее, чтобы не обжечь
мужа, окунула в заварку Удалова. Тому было горячо, он  сопротивлялся,  а
Ксения смывала с него сироп и приговаривала:
   - Потерпи, цыпочка, потерпи, лапочка.
   - Вот что, - взорвалась наконец тетя Антонина. - Я тебя, Ксения,  се-
годня не звала. Так что можешь идти домой. В милицию я на  твое  поведе-
ние, так и быть, жаловаться не буду, но матери твоей непременно  сообщу.
Дожили. С голым карликом заявилась. А ты,  Геннадий,  рюмки  спрячь.  Не
время пить!
   - Тоня, - произнес Геннадий миролюбиво, но стакан отставил и рюмку от
Удалова отодвинул.
   - Может, это в Париже так с мужьями поступают, но у себя мы этого  не
позволим. В крайнем случае в газету напишу. Там меня знают. А то сегодня
я тебя, а завтра ты меня - человек человеку волк, да?
   - Тетя Тоня, - пыталась возразить Ксения. - Я же для его блага. Чтобы
муж не пил, не гулял, был при доме. Это же любовь!
   Но Антонина подошла к Геннадию, вцепилась пятерней в его седые  воло-
сы, будто испугалась, как бы он и на самом деле не уменьшился, и ответи-
ла твердо:
   - Я своего в обиду не дам. Пусть какой ни на есть паршивый  да  гуля-
щий, но такой уж мне достался и менять его не буду. Живи со своими штуч-
ками, как ты того желаешь, но нас уволь. И если ты еще  раз  посмеешь  с
этим уродом ко мне в дом прийти, с порога выгоню. Иди.
   Тут Антонина еще раз взглянула на  бывшего  Удалова,  потерявшего  от
унижений и мучений дар речи, и по ее щекам неожиданно покатились слезы.
   Ксения поняла, что делать ей в этом доме больше  нечего.  Она  быстро
затолкала мужа в сумочку и, не допив чая, пошла  к  двери.  Антонина  ее
провожать не стала, а когда племянница ушла, повернулась к мужу и сказа-
ла сквозь слезы:
   - Если выпить хочется, то выпей маленькую.
   - Нет уж, спасибо, - отказался Геннадий, который тоже внутренне пере-
живал эту тяжелую сцену.
   Антонина уселась, подперла голову ладонью и думала, что счастье - это
когда у тебя муж в настоящем размере, и опасалась немного, как бы старик
сдуру не вздумал ее в сумку запихать, чтобы не ворчала. И дала себе сло-
во сдерживаться и старика не пилить. И держала это  слово  два  дня,  не
меньше.
   Ксения шла домой не спеша, переживала разлад в семье, сумка  раскачи-
валась в руке, и Удалова бросало из угла в угол. Он  хватался  за  вату,
стонал и пытался слизать с себя остатки вишневого варенья.
   4
   К приходу домой настроение Ксении немного улучшилось.  Она  поставила
сумку на трельяж, между духами и пудрой, а сама улеглась спать.  Решила,
что завтра покажет Удалова подруге Римме, которая работала в женской па-
рикмахерской и была большой модницей. И с этой мыслью  Ксения  счастливо
заснула, закрыв дверь в соседнюю комнату, чтобы ночью Удалов  криками  и
стонами не мешал ей спать. Ей снилось, как все женщины города  ходят  по
улицам и носят в сумках, а то и водят на голубых ленточках своих мужчин.
   Все спали в шестнадцатом доме. Лишь Удалов мучился, словно граф  Мон-
те-Кристо в своей тюрьме, и кипел местью. Он уже проверил все швы и углы
в сумке, но швы были крепкие, а нитки для него - как канаты,  не  разор-
вешь. И ножа нет. Даже перочинный ножик остался в кармане утерянных  при
уменьшении брюк.
   Удалов попробовал подпрыгнуть, чтобы достать до потолка,  но  потолок
сумки был далек, не достать. Удалов присел на вату,  стараясь  придумать
какой-нибудь выход и мечтая о том, как, выбравшись наружу,  он  навсегда
уйдет из дома и будет лишь раз в месяц присылать  деньги  на  воспитание
детей. Детей было жалко.
   Вдруг Удалову показалось, что потолок чуть приблизился. И стенки сум-
ки тоже приблизились. Несмотря на кромешную тьму, ощущение это было  со-
вершенно явственным.
   Удалов протянул руку вперед, и она уткнулась в материю.  Удалов  под-
нялся, без труда дотянулся до крыши. И тут он понял, что  действие  кру-
пинки кончается.
   - Ура! - сказал он шепотом, чтобы не разбудить Ксению и  не  нарушить
благоприятного процесса роста.
   Еще ни один ребенок на свете так не радовался  росту,  как  радовался
Удалов. Тягостный плен кончался. Без труда Удалов провел рукой по потол-
ку, но застежка молнии находилась снаружи. Становилось  тесно.  Пришлось
сесть.
   И тут Удалов немного испугался. Стенки сумки крепкие. Так можно и за-
дохнуться.Рост все ускорялся. Удалов даже не успел  позвать  на  помощь,
как его тесно сдавила материя. Сумка оказалась, как назло, крепкой.  Го-
лова вжалась в плечи, и коленки отчаянно вдавливались в ребра.  И  когда
Удалов уже готов был завопить от боли и ужаса, сумка со страшным треском
разлетелась в клочки, а Удалов грохнулся на  пол.  Зеркала  на  трельяже
разлетелись вдребезги, осколки пулеметной очередью прошили стекло  буфе-
та, пронзив по очереди все чешские бокалы и праздничный сервиз, а  упав-
шая от этого с буфета хрустальная ваза, врученная Удалову восемь лет на-
зад за победу в городских соревнованиях  по  городкам,  умудрилась  вре-
заться в этажерку с любимыми  комнатными  растениями  Ксении.  Комнатные
растения принялись прыгать вниз и вверх, спасаясь от несчастья,  и  один
из горшков задел люстру, подвески которой принялись  выбивать  дробь  по
стеклам и оставшимся до того целыми стеклянным и фарфоровым предметам  в
комнате. От люстры осталась всего одна голая лампочка,  и  эта  лампочка
сама по себе загорелась и осветила помещение, по которому,  не  в  силах
остановиться, носились в разные стороны разбитые и поломанные предметы.
   Удалов слушал этот грохот и наблюдал  разрушение,  словно  прелестный
сердцу балетный спектакль, потому что им владело чувство мести, и  месть
эта была удовлетворена. И по мере того, как разрушение комнаты, в  кото-
рой было совершено посягательство на самое дорогое - на  личную  свободу
Удалова, заканчивалось, Удалова охватило внутреннее удовлетворение и да-
же удовольствие. Он уже не сердился ни на Ксению, ни на слишком  изобре-
тательного Минца.
   Когда через полторы минуты, теряя на бегу бигуди, в комнату ворвалась
Ксения, она увидела жуткую картину мамаева побоища. А на  полу,  посреди
этого, сидел совершенно обнаженный Корнелий Удалов и приводил в  порядок
удочки, чего не успел сделать перед ужином. До отъезда на рыбалку  оста-
валось всего ничего.
   Перед тем, как грохнуться в обморок, Ксения успела спросить:
   - Это все ты?
   - Нет, ты, - ответил Удалов, перекусывая леску.
   1972 г.

   ПРОШЕДШЕЕ ВРЕМЯ
   Новая модель машины времени, сооруженная профессором Львом  Христофо-
ровичем Минцем с помощью золотых рук Саши Грубина, помещалась на  первом
этаже, под лестницей дома N? 16 по Пушкинской улице. Она была замаскиро-
вана дверью в чулан, чтобы никто из детей, играя, не провалился случайно
в другую эпоху.
   Представляя собой тончайшую ленту, машина  времени  облегала  изнутри
раму двери и была покрашена суриком, так что посторонний взгляд  никогда
бы не заметил этого величайшего изобретения.
   Если ты, открыв дверь в чулан, переместишь стрелочку на потайном  ци-
ферблатике, а потом нажмешь синюю кнопочку,  то  окажешься  в  прошедшем
времени.
   Теоретически можно отправиться и к динозаврам, но пока на это не хва-
тало энергии, так что полвека были пределом.
   Профессор Минц и узкий круг посвященных в составе соседей по  дому  и
друзей - Александра Грубина, Корнелия Удалова и старика Ложкина -  маши-
ной не злоупотребляли и ее существование хранили в тайне. Полагали, что,
когда наладят изобретение, отдадут его народу.
   Порой кто-нибудь из экспериментаторов со всеми предосторожностями по-
сещал прошлое. И это сходило с рук, пока не проштрафился Удалов.
   Как-то вечером, с разрешения Минца, Корнелий Иванович решил заглянуть
в пору собственного детства.
   Минц контролировал опыт снаружи.
   Удалов прошел в дверь чулана, набрал на циферблате 1948 год, нажал на
синюю кнопочку и оказался в том же чулане, но не таком пыльном и  загро-
можденном. Отодвинув доску в задней стене, Удалов вышел  во  двор.  Двор
был почти таким же, как сегодня, только сирень еще не разрослась и  стол
для домино был небольшим.
   Одет был Удалов в соответствии с эпохой. Об этом  позаботился  старик
Ложкин, который ничего никогда не выкидывал и потому смог ссудить Корне-
лию военный френч со споротыми петлицами и широкие брюки. В кармане  ле-
жали сорок пять рублей дореформенными деньгами, сделанные Минцем на дуб-
ликаторе.
   Никем не замеченный, Удалов прошел по улице и  оказался  в  городском
парке. Там играл духовой оркестр, а на веранде танцевали  молодые  люди,
не сносившие еще своих гимнастерок, и подростки, постриженные под  полу-
бокс. Но куда больше там было девушек и женщин.
   Ноги сами взнесли Удалова на веранду. Играли Рио-Риту, а потом  Роза-
линду. И тут Удалов увидел Леку, Леокадию.
   И воспоминания ожгли сердце Удалова.
   В том году Удалову было чуть больше десяти лет, а Леке около  тридца-
ти. Она была первой, недоступной, сказочной любовью Корнелия.
   Лека торговала мороженым на углу Пушкинской и Советской. У  нее  была
повозка, похожая на сундук голубого цвета. Сверху крышки:  под  одной  -
мороженое, под другой - вафельные крышечки, под третьей - банка с водой.
Лека брала в руку прибор, похожий на небольшой олимпийский факел,  вкла-
дывала в расширение круглую вафельку, потом окунала ложку в воду, зачер-
пывала ею мороженое и клала на вафельку. Затем Лека прикрывала мороженое
другой вафельной и выталкивала готовую порцию из факела. Мороженое  было
круглым, зажатым между вафельками, его  можно  было  сначала  облизывать
вокруг, а уж потом кусать.
   Других детей интересовало только само мороженое, а  Удалова  потрясал
процесс его изготовления. Увлечение процессом он перенес на  саму  Леку,
большую, веселую, зеленоглазую, рыжую и добрую.
   У Леки, как говорили, убили на фронте жениха, но она  его  все  равно
ждала.
   Удалова Лека выделяла за верность. Она иногда предлагала  ему  порцию
бесплатно, но Удалов и тогда уже был гордым. Даже если денег  совсем  не
было, он терпел, но от подарка отказывался.
   Через три года Лека вышла замуж за одного шахтера из Караганды, кото-
рый приезжал в Великий Гусляр в отпуск, к тете. И уехала. И забылась.
   И вдруг Удалов увидел ее на танцверанде. И сразу узнал. Хоть она ока-
залась совсем небольшой, ему по ухо.
   Лека танцевала с незнакомой девушкой. Удалов глядел на Леку  и  любо-
вался ею. А Лека заметила настойчивый взгляд, сама подошла к нему  после
танца и сказала с улыбкой:
   - Вроде ваше лицо знакомое, но не помню, кто вы. А вы все смотрите на
меня так настойчиво. Почему?
   - Мы с вами когда-то встречались, - ответил Удалов.
   Аккордеонист заиграл "Брызги шампанского",  и  они  пошли  танцевать.
Удалов сначала не знал, о чем говорить, и спросил,  как  идет  торговля.
Лека рассмеялась: "Какая там торговля! Одни детишки покупают!"
   Когда танцы кончились, Удалов пошел провожать Леку до дома. Они поси-
дели на лавочке над рекой. Там, на дальнем берегу, еще  не  было  района
пятиэтажек, а за слободой виднелся лес. Он казался черной пилой,  а  над
самыми зубьями плыла полная луна.
   Удалов держал руку Леки в ладонях. Ему было хорошо. Потом Лека сказа-
ла, что ей пора, потому что у нее сердитая хозяйка квартиры.
   Удалов проводил Леку по темному, совсем заснувшему городку. У фонаря,
что горел на перекрестке, они остановились. Лека  сообщила,  что  дальше
нельзя, хозяйка подсматривает из окна. Удалов вдруг произнес, что  умеет
гадать по руке. Лека не удержалась, попросила погадать.  Удалов  сказал,
что через три года она  выйдет  замуж  за  шахтера  из  Караганды.  Лека
расстроилась. Три года показались ей бесконечным временем. А может быть,
она еще немножко ждала своего погибшего жениха.
   Потом Лека поняла шутку, рассмеялась и  спросила,  придет  ли  завтра
Удалов на танцверанду.
   - Я уже старый, - сказал Удалов.
   -- Я тоже не первой молодости, - улыбнулась Лека. - Мне уже под трид-
цать. И я предпочитаю солидных мужчин.
   Она поцеловала Удалова в щеку и убежала.
   А Удалов пошел домой и только у самого дома сообразил, что уже первый
час ночи, что он пропал в прошедшем времени и Минц сходит с ума от  бес-
покойства, а может, соображает спасательную экспедицию.
   Но сходил с ума не Минц, а жена Удалова, Ксения. Она ждала  у  выхода
из чулана. Она уже выдавила из Минца всю правду об эксперименте. Сначала
она обрадовалась мужу, но потом уловила запах духов "Красная  Москва"  и
чуть было не убила Корнелия.
   - Ясно теперь, какая у вас машина времени! - кричала она. - Я в парт-
ком пойду!
   Минц еле уговорил Ксению подождать с походом в партком до утра.
   Всю ночь Ксения прорыдала, собирала вещи, чтобы ехать к сестре в  Са-
ратов, а утром поставила ультиматум. Или ее пустят в прошлое на  провер-
ку, или она будет убеждена, что Удалов подземным ходом бегает из  чулана
к своей неизвестной любовнице.
   Пришлось взять с Ксении слово о неразглашении  и  передать  ей  сорок
пять экспериментальных рублей.
   Ксения переоделась в платье Ложкиной, которое принес Ложкин, а экспе-
риментаторы остались у двери в чулан и переживали.
   Но Ксения вернулась, как и обещала, через час.
   В путешествие во времени она поверила в тот момент, когда издали уви-
дела в 1948 году свою маму, которая гуляла с ней, с Ксенией, в сквере  у
церкви Параскевы Пятницы.
   Денег она с собой не принесла, потому что забрела в коммерческий  ма-
газин, о котором смутно помнила как о райском месте. Раньше  ей  там  не
приходилось бывать, потому что ее семья, как и большинство семей в горо-
де, жила на карточки и бедствовала. А к  коммерческому  магазину  она  с
подружками бегала поглядеть на изобилие на  витрине.  Так  что  было  бы
слишком жестоко корить Ксению за то, что она навела  историческую  спра-
ведливость, купив в коммерческом магазине банку красной икры, три  банки
крабов и шмат осетрины.
   Когда Ксения признавалась в этом  экспериментаторам,  ее  глаза  тихо
светились удовлетворенным сиянием, будто  у  львицы,  скушавшей  толстую
зебру.
   Объяснять, как случилось, что на следующее утро о покупках Ксении уз-
нала жена Ложкина, нет нужды. И так все ясно. Но вот почему Ксения пове-
дала об икре своей родственнице Антонине, которую не выносила, -  загад-
ка. А как узнали о продуктах двоюродные сестры Грубина - Шура и Оля, до-
гадаться можно.
   С утра следующего дня профессор Минц попал в осаду. Друзья его  поки-
нули. Они уже проиграли свои битвы.
   Несколько женщин разного возраста сидели  в  его  тесно  заставленном
книгами и приборами кабинете и осыпали профессора несправедливыми  упре-
ками. Минц понимал, что работы придется прекратить и, еще тщательнее за-
секретив, перенести за город. Но с женщинами надо было что-то делать.  А
так как Минц был добрым человеком, то придумал он следующее.
   Коммерческий магазин образца 1948 года располагался на  Пушкинской  в
старом особняке сосланного в Гусляр польского конфедерата  пана  Игнация
Зомбковского. Теперь в помещении магазина устроили станцию юных  авиамо-
делистов.
   Во второй половине дня, когда авиамоделисты  разошлись  по  домам,  к
дверям особняка подошли экспериментаторы. Они споро прикрепили ко  входу
металлическую ленту машины времени.  Так  что  теперь  прошедший  сквозь
дверь немедленно оказывался в коммерческом магазине ь 1  города  Великий
Гусляр в июле 1948 года.
   Сделано так было потому, что Минц не мог допустить, дабы целый  отряд
наших современниц носился в поисках дефицита по улицам прошлого. Это не-
избежно вызвало бы подозрения и скандал. Теперь же Минц запускал  дам  в
магазин, минуя улицу. И можно было надеяться, что такой рейд  не  успеет
привести к скандалу.
   Все было готово. Женщины, числом восемь человек, с сумками  в  руках,
перешептывались, волновались. Минц раздал им по сто рублей и сказал:
   - Вести себя прилично, не  ронять  достоинства  советского  человека.
Взяла, выходи, уступай очередь следующей.
   По знаку Минца первой вошла в магазин Антонина.
   На улице было тихо. Из соседнего дома вышла любопытствующая старушка.
Ложкина отрядили отвлечь ее и увести из зоны.
   Время шло. По расчетам Минца покупки должны были занять  пять  минут.
Но и через десять Антонина не появилась. Минц и Грубин не  беспокоились,
они понимали, что Антонина так просто из магазина не уйдет. Но женщины с
каждой минутой переживали все более, опасаясь, что Антонина купит  слиш-
ком много и остальным не хватит.
   И когда прошло пятнадцать минут, произошел неожиданный бунт.
   С криком: "Мы не можем больше ждать!" жены,  сестры  и  матери  смели
Минца, сторожившего вход, и, сшибая друг дружку, пробились в дверь. Ока-
завшись в проеме, они исчезали. И когда исчезла последняя, старуха  Лож-
кина, наступила трагическая тишина.
   - Что делать? - спросил Удалов.
   - А ничего, - ответил легкомысленный Грубин. - Купят, вернутся. Много
денег вы им дали. Лев Христо-форович. Раньше чем через полчаса ждать  их
не следует.
   Грубин оказался прав. Наступила долгая пауза. И  тянулась  она  более
двадцати минут.
   По истечении этого времени в проеме двери возник плотный молодой  че-
ловек в военной форме с лейтенантскими погонами и в фуражке с  бирюзовым
околышем.
   Он окинул наших современников грозным взглядом и спросил:
   - Минц Лев Христофорович присутствует?
   - Это я, - признался профессор.
   - Оставаться на месте, - приказал лейтенант и тут же исчез снова.
   Через минуту в проеме двери появился письменный стол.  На  нем  стоял
стул. Лейтенант двигался сзади стола, подталкивая его.
   Затем лейтенант установил стул возле двери, уселся на него и сказал:
   - Плохо ваше дело, гражданин Минц.
   - Объясните! - воскликнул Минц. - Я ничего не понимаю.
   - Вы признаетесь в организации  антисоветского  заговора?  -  спросил
лейтенант. - Все ваши сообщницы уже признались.
   Удалов ахнул. Он догадался, что Ксения попала в беду.
   - В чем вы меня обвиняете? - произнес Минц дрогнувшим голосом.
   Откуда-то лейтенант извлек папку с надписью "Дело  ь  2451".  Раскрыл
ее.
   - В обвинительном заключении говорится, - прочел он. - Отправив в го-
род Великий Гусляр диверсионную группу в составе восьми человек, гражда-
нин Минц Л.Х. поручил диверсанткам под видом приезжих покупательниц икры
отравить руководство города, а также взорвать мост через реку Гусь.
   - Это чепуха! - возмутился Минц.
   - Они признались, - кратко и даже  печально  отозвался  лейтенант.  -
Здесь есть все их показания.
   - Отпустите их, немедленно! - воскликнул Минц. - Они ни в чем не  ви-
новаты.
   - Значит, признаете? - Губы лейтенанта тронула улыбка.
   - Я признаюсь в чем угодно, - сказал Минц. - Вам все равно не понять.
   - Следуйте за мной! - приказал лейтенант. - Заодно возьмите стол.
   - Не ходи! - закричал Удалов. - Они не выпустят.
   - Дело не во мне, - объяснил Минц. - Я отправил наших женщин в  прош-
лое. Я несу за это ответственность.
   - Но он же их не отпустит, - вмешался Грубин. - Они же с тобой по од-
ному делу проходят.
   - Разумеется, - сказал лейтенант. - Чрезвычайная тройка  скажет  свое
слово. Если диверсантки не виновны, они вернутся к вам. Но если... - И с
улыбкой лейтенант приложил ко лбу палец и щелкнул языком.
   Удалов пошатнулся от ужаса.
   - Прощайте, товарищи, - сказал Минц Удалову и Грубину и сделал шаг  к
двери.
   И тут они услышали голос Ложкина, который вернулся к двери.
   - Что тут происходит? -спросил он.
   - Вы, гражданин, проходите, не задерживайтесь, - приказал  лейтенант.
- А то тоже попадетесь.
   - Постой, постой, - проговорил Ложкин.
   - Они арестовали наших женщин, - сообщил Удалов. - И теперь Минц идет
жертвовать собой.
   - Никуда он не идет, - не согласился Ложкин.
   - С дороги! - прикрикнул на старика лейтенант. А тот произнес:
   - Узнаю, узнаю тебя, Коля.
   - Что такое? Мы незнакомы.
   - Мы еще как знакомы, - сказал Ложкин. - Был у меня в молодости  эпи-
зод. Демобилизовавшись, я прослужил  некоторое  время  в  органах.  Зна-
комьтесь!
   И тут все поняли, что лейтенант и есть Николай Ложкин, только  сильно
помолодевший.
   - Не верю, - сказал лейтенант.
   - Придется поверить. - Ложкин достал паспорт и протянул самому себе.
   Лейтенант раскрыл паспорт, долго изучал фотографию, посмотрел на ста-
рика Ложкина. Закрыл паспорт.
   - Черт знает что, - сказал он наконец,  и  что-то  человеческое  про-
мелькнуло в его глазах.
   - Так что, Коля, - заключил старик Ложкии. - Я - твое будущее. Пенси-
онер районного масштаба. Честный уважаемый человек.
   - Ты тоже заговорщик! - сказал лейтенант неуверенно. -  Тебя  тоже  к
стенке нужно.
   - А Верку уже бросил или еще живешь с ней? - спросил старик Ложкин.
   - Я ничего не знаю!
   - Верку Рабинович, свою тайную любовь, дочку репрессированного  врага
народа, бросил, спрашиваю? Я себе этого до сих  пор  простить  не  могу.
Своей трусости.
   Друзья смотрели на старика Ложкина в изумлении.  Знали  они  его  уже
много лет, всю жизнь он проработал бухгалтером...  И  вот,  оказывается,
эпизод!
   - Бросил, - ответил лейтенант, потупив глаза.
   - А к матери на могилку съездил, как дал себе клятву? Или  все  дела,
процессы, заговоры?
   - Я съезжу, - пообещал лейтенант, и Удалов подумал, что он еще не по-
гибший человек, только исполнительный и недалекий. Жертва эпохи.
   - Так вот, слушай меня внимательно, - сказал Ложкин  самому  себе.  -
Никто, кроме тебя, этих женщин не видел и никто об этом липовом заговоре
не знает. Никакой карьеры ты на нем не  сделаешь.  Сейчас  отпустишь  их
всех, в том числе, должен тебе сказать, собственную жену, на которой  ты
женишься в конце пятьдесят первого, но не здесь, а в Тюмени.  И  знаешь,
почему в Тюмени?
   - Почему? - упавшим голосом произнес лейтенант Ложкин.
   - Потому что сегодня же ты подашь в отставку по поводу раны,  которая
мучает тебя с сорок второго года. Уедешь в  Тюмень  и  станешь  работать
бухгалтером. Тебе все ясно? - Голос Ложкина-старшего  стал  громовым.  -
Исполняй, мальчишка!
   -Есть.
   Лейтенант оставил стол и стул и исчез в дверном проеме.
   - Какой мерзавец, - сказал Ложкин-старший. - Неужели я так жил?
   - Все бывает, - сказал Минц устало. Он смотрел на дверь, ожидая, ког-
да в ней появятся женщины.
   Но женщины не появлялись.
   Удалову казалось, что кровь стучит в ушах, отбивая секунды.
   - Так, - произнес наконец Ложкин. - Этого я и опасался.  В  молодости
во мне сидел мерзавец. Это бывает с людьми. Пока нет обстоятельств, мер-
завец спит, а появится возможность сделать карьеру, начинает нашептывать
на ухо опасные слова... Я пошел туда!
   - Нет, - возразил Минц. - Это опасно.
   - Если я не остановлю его, он получит награду, поднимется по  служеб-
ной лестнице. И тогда уже не остановится. А куда мне тогда деваться?
   И Ложкин сделал шаг к двери.
   - Эврика! - закричал Минц. - Мы все сделаем иначе!
   Он достал из кармана маленький циферблат,  осторожно  кончиком  ногтя
подвинул назад стрелку.
   - Поняли? - спросил он.
   - Понятно, - улыбнулся Грубин.
   - Сейчас я войду в магазин, но это сейчас будет не  сейчас,  а  через
секунду после того, как там окажутся наши женщины.
   И с этими словами Минц скрылся в проеме двери.
   И тут же началось невообразимое.
   Одна за другой из двери начали вылетать женщины с  сумками  в  руках.
Они визжали, ругались, сопротивлялись, хватались руками за  раму  двери,
стараясь вернуться в коммерческий магазин. Но Минц в  гневе  может  быть
ужасен, а друзья его так быстро и ловко подхватывали женщин и так  энер-
гично оттаскивали их от магазина, что через три минуты все участницы пу-
тешествия во времени оказались в 1988 году. И, разумеется,  ни  о  каком
лейтенанте они и слыхом не слыхивали. Затем вышел Минц.
   Удалов с Грубиным утешали женщин, пытались объяснить им, какой  ужас-
ной участи они чудом миновали. Но женщин гневило более всего не то,  что
они остались без икры, а то, что Антонина, самая первая,  успела  купить
икры на сто рублей старыми деньгами.
   Удалов пустил в ход все свои дипломатические  способности  и  кое-как
уговорил Антонину поделиться икрой с товарками. Грубин быстро  смотал  с
дверной рамы ленту машины времени, чтобы лейтенант Ложкин не вернулся за
своим письменным столом.
   А сам старик Ложкин обнял Минца и заплакал от радости. Ведь Минц спас
его честь и биографию.
   Но проницательный Грубин сказал:
   - А я не особенно беспокоился. Ведь ты, Ложкин, среди нас. И  честный
пенсионер. А что это значит? А это значит, что лейтенант обязательно уй-
дет в отставку и уедет в Тюмень искать свою супругу.
   1988 г.