Эдгар Райс Берроус
Полая луна 1-3

КРАСНЫЙ ЯСТРЕБ
ЛЮДИ С ЛУНЫ
Лунная Девушка

     Эдгар Райс Берроус

     КРАСНЫЙ ЯСТРЕБ

     1983

     Глава первая

     Знамя

     Жаркое январское  солнце стояло  в небе,  когда я  въехал  на  Красной
Молнии на  вершину холма  и  посмотрел  вниз  на  богатую  долину,  которая
расстилалась передо  мной. Где-то  там, в дне пути, должно быть море, море,
которого никто  из нас  никогда не  видел.  Оно  стало  для  нас  такой  же
легендой, какой были те прежние люди, которые владели нашей землей до того,
как  ее   завоевали  Лунные   Люди,  свергнувшие   планету  в   отчаяние  и
безысходность. За время их господства произошло много кровавых восстаний, и
вот теперь я стоял здесь и смотрел на последнюю крепость наших врагов.
     В  эту   богатую  землю,  которой  владели  наши  враги,  вела  тропа,
построенная еще  нашими предками.  Когда-то она была широкая и красивая, но
столетия запустения  отразились на  ней. Дожди подмыли каменные плиты и они
вывалились,  оставив   глубокие  расщелины.   Калькары  во   многих  местах
перекопали эту  дорогу, чтобы  не допустить  нашего вторжения в эту страну,
единственную страну,  которая осталась у них. По всей границе они построили
форты, где сидели солдаты, охраняющие границу.
     С тех  пор, как  погиб мой  великий предок  Юлиан Девятый в 2122 году,
подняв первое  восстание против завоевателей, мы медленно, но верно теснили
врагов. Так прошло более трехсот лет. И последнюю сотню лет они держали нас
здесь, в  дне езды  от океана.  Сколько миль  нас отделяет  от него,  мы не
знали, но  в 2048  году мой  дед Юлиан  Восемнадцатый один доехал до самого
океана.
     Он почти вернулся, но в самый последний момент его обнаружили Калькары
и преследовали  его даже на нашей территории. Произошла битва. Все Калькары
были перебиты,  но Юлиан  Восемнадцатый умер  от раны, хотя и успел сказать
нам, какая  богатая земля  лежит между  нами и  морем. День езды. Это всего
какая-нибудь сотня миль.
     Мы жители  пустыни. У  нас обширные  пастбища, на которых трудно найти
еду для  скота. И  вот мы  почти у  цели, которую поставили для нас предки:
достичь берега моря и скинуть туда наших поработителей.
     В лесах  Аризоны богатые  пастбища и мы могли бы жить там безбедно, но
Аризона слишком  далеко от  земли, где укрылись Калькары, последние потомки
Ортиса. И  мы предпочитали  жить в  пустыне, вблизи  от наших  врагов,  чем
наслаждаться спокойной  и сытой  жизнью, но  забыть о  старой вражде  между
домами Юлиана и Ортиса.
     Легкий ветерок  шевельнул гриву  моего коня. Он пошевелил и гриву моих
черных волос, стянутых  кожаным шнуром, чтобы они не падали на глаза. Ветер
пошевелил и  свисающие концы  покрывала Великого  Вождя, лежащего  на  моем
седле.
     До двенадцатого дня восьмого месяца этого года оно укрывало от палящих
лучей солнца  плечи моего отца, Великого Вождя Юлиана Девятнадцатого. Мне в
этот день  исполнилось двадцать лет и после смерти моего отца я стал Вождем
Вождей.
     Сегодня я  смотрел на  землю своих  врагов и  меня окружали  пятьдесят
свирепых вождей  сотни кланов,  которые поклялись в дружбе дому Юлиана. Все
они были бронзовые и по большей части безбородые люди.
     Знаки их  кланов были нарисованы разными цветами на лбу, щеках, груди.
Они пользовались желтым цветом, голубым, алым, белым. Из-за головных шнуров
поднимались перья совы, ястреба, орла. У меня Юлиана Двадцатого, было всего
одно перо. Перо краснохвостого ястреба, покровителя нашего клана.
     Все мы  были одеты  одинаково. Я  опишу вам  одежду Волка и вы сможете
составить четкое представление обо всех нас. Это был жилистый крепко сбитый
человек лет  пятидесяти. Пронзительно  серо-голубые глаза  сверкали из  под
прямых бровей.  Голова  у  него  была  красивой,  что  говорило  о  высоком
интеллекте. Весь  вид его был способен внушать ужас врагам. И внушал. Много
скальпов Калькаров  украшало его  праздничный плащ.  Его брюки,  широкие  в
бедрах и  обтягивающие ногу ниже колен, были сделаны из шкуры оленя. Мягкие
сапоги тоже  сделаны из  оленьей шкуры.  На теле  у него  была  куртка  без
рукавов, сшитая из шкуры козы шерстью наружу.
     Иногда  эти   куртки  украшались  орнаментом  из  цветных  камней  или
металлических побрякушек.  С головного  шнура Волка,  прямо к  правому  уху
свисал волчий хвост - знак его клана.
     Овальный щит с нарисованной на нем головой волка закрывал его спину от
шеи до  ягодиц. Это был крепкий и легкий щит - дубовая рама, обшитая бычьей
кожей. Кожа крепилась и раме с помощью волчьих хвостов.
     Знаки клана и знаки вождя были священны. Их использование теми, кто не
имел на  это права, могло означать смерть для нарушителя. Я сказал "могло",
так как  у нас  не было  твердых законов.  У нас их было несколько, так что
всегда существовала возможность выбора.
     Калькары опутали  нас сетью  законов и мы теперь ненавидели само слово
закон. Когда  мы судили  человека, то  главное внимание обращали на то, что
человек совершил, и на то, что он хотел сделать, каковы были его мотивы.
     Волк был  вооружен как и все мы. Легкая пика длиной восемь футов, нож,
прямой  обоюдоострый  меч.  За  плечами  висел  короткий  лук,  а  к  седлу
приторочен колчан со стрелами.
     Меч, нож  и наконечник  пики были  сделаны племенем  Кольрадо,  жившим
далеко отсюда.  Эти люди  славились своим  искусством обрабатывать  металл.
Люди из  племени Утав  тоже приносили  нам железо,  но  оно  было  хуже  по
качеству и  мы делали из него подковы для лошадей, чтобы защитить их копыта
от песка и острых камней.
     Кольради жили  очень далеко от нас и поэтому приходили к нам всего два
раза в год. Они беспрепятственно проходили по землям многих племен, так как
они делали  то, в  чем нуждались  многие племена,  и особенно  мы,  ведущие
нескончаемую войну  с Калькарами.  Это была  единственная нить, связывающая
воедино все  кланы, разбросанные  по земле  от севера до юга. Это была наша
единственная цель - сбросить последних Калькаров в море.
     Кольрады приносили  нам  последние  новости  о  жизни  в  стране.  Они
рассказывали, что  где-то далеко  на востоке,  так далеко,  что  не  хватит
человеческой жизни,  чтобы добраться  туда, находится другое огромное море,
как и  здесь, на  западе. И  Калькары  тоже  устроили  там  свою  последнюю
крепость. Весь остальной мир уже полностью завоеван нами - американцами.
     Мы всегда  были рады  видеть Кольрадов,  так как  узнавали от  них все
последние новости.  Мы принимали  и Утавов, хотя и не так сердечно. Всех же
остальных, не  принадлежащих  нашим  кланам,  мы  убивали,  боясь  шпионов,
подосланных Калькарами.
     От отца  к сыну  передавалось, что так было не всегда, что было время,
когда люди  могли без боязни ездить по земле и все говорили на одном языке.
Сейчас все  изменилось. Калькары посеяли подозрения и ненависть среди нас и
теперь мы доверяли только членам своего клана или племени.
     Кольрады приходили к нам все время, и мы постепенно научились понимать
друг друга. Несколько слов из наших языков и жесты помогали нашему общению.
Кольрады говорили, что когда мы уничтожим всех Калькаров, люди будут жить в
мире и  дружбе между собой. Но я очень сомневался в этом. Как может человек
прожить жизнь,  не выпачкав  пику или  меч в  крови чужака? Волк не сможет,
могу в этом поклясться. И тем более Красный Ястреб.
     Клянусь Знаменем!  Я с  гораздо большим удовольствием встречу на своем
пути чужака,  чем друга!  Ведь при  встрече с  другом  я  не  испытаю  того
чудесного ощущения,  когда моя  пика вонзится в тело врага, не услышу свист
ветра в  ушах, когда  я мчусь на Красной Молнии, дрожа от нетерпения жаркой
схватки.
     Я Красный  Ястреб. Мне всего двадцать лет, но воинственные вожди сотни
воинственных кланов  подчиняются моей воле. Я Юлиан - Юлиан Двадцатый - и с
этого года  2430 я  могу проследить  линию своих предков в течение 534 лет,
вплоть до  Юлиана Первого,  родившегося в  1896 году.  От отцов  к сыновьям
передавалась история  нашего рода, история каждого Юлиана. И ни один из них
не запятнал свой род, как не запятнаю его и я, Юлиан Двадцатый.
     С пяти до десяти лет я учился, учился ненависти к Калькарам, ненависти
к клану  Ортиса. Это  и верховая  езда были моей школой. Затем пришло время
обучения военному делу и в шестнадцать лет я уже стал воином.
     Я сидел  на коне  и  смотрел  вниз,  в  долину,  занятую  ненавистными
Калькарами. Я  думал о  Юлиане Пятнадцатом,  который гнал  Калькаров  через
пустыню, через  эти горы  в долину,  которая лежала сейчас передо мной. Это
было за  сто лет  до моего  рождения. Я  повернулся к  Волку и  показал  на
зеленые розы, плодородные луга, отдаленные холмы, за которыми лежал океан.
     - Сто лет они держат нас здесь, - сказал я. - Это слишком много.
     - Долго, - согласился Волк.
     - Когда  пройдет сезон  дождей, Красный  Ястреб поведет  свой народ  в
богатые долины.
     Камень поднял свое копье и яростно потрясая им, посмотрел на долины.
     - Когда  пройдет сезон  дождей! -  закричал  он.  Свирепые  глаза  его
загорелись огнем фанатизма.
     - Зелень долины мы окрасим их кровью, - выкрикнул Змей.
     - Должны  говорить наши  мечи, а не рты, - сказал я и повернул коня на
восток.
     Койот расхохотался  и остальные  присоединились к  его смеху. Так мы и
спускались с холма в пустыню.
     К полудню  следующего дня  мы увидели  наши шатры, разбитые у излучины
желтой реки.  Не доезжая  пяти миль досюда мы видели на вершинах холмов дым
костров.  Они  сообщали  нашим  людям,  что  с  запада  приближается  отряд
всадников. Значит наши часовые были на посту и значит все в порядке.
     По моему сигналу, мы выстроились так, чтобы образовать крест, и тут же
поднялся  второй  дым,  сообщающий  в  лагерь  о  том,  что  мы  друзья,  и
показывающий нам, что наш сигнал понят правильно.
     И теперь  мы пустили  лошадей  вскачь,  совсем  немного  потребовалось
времени, чтобы мы въехали в лагерь.
     Собаки, дети,  рабы разбежались,  чтобы не  попасть  нам  под  копыта.
Собаки лаяли,  дети и рабы кричали и смеялись. Когда мы соскочили с лошадей
перед своими  шатрами,  рабы  подхватили  поводья,  собаки  стали  прыгать,
стараясь лизнуть  в лицо,  а дети  хватали ручонками,  требуя  рассказов  о
битвах, сражениях, стычках, прося показать скальпы врагов.
     Затем мы приветствовали своих женщин.
     У меня  не было  жены, но  была мать и две сестры. Они ожидали меня во
внутреннем шатре,  сидя на  низкой скамеечке, покрытой ярким одеялом. Такие
одеяла ткали из овечьей шерсти наши рабы. Я встал на колени, поцеловал руку
матери, затем поцеловал ее в губы, также я приветствовал своих сестер.
     Таков был  наш обычай.  Мы любили  и уважали наших женщин. Если бы это
было не  так, мы  в чем-то  уподобились бы  Калькарам,  которые  женщин  не
считали за людей. А всем известно, что Калькары свиньи.
     Конечно мы не позволяли женщинам выступать на Совете, но их влияние на
членов Совета, когда те были в своих шатрах, было довольно сильным. Женщины
выступали   на Совете  через своих мужей, сыновей, братьев. И мнение женщин
выслушивалось и обсуждалось со всей серьезностью.
     Они были  чудесны наши  женщины. Это  для них  мы гнали  врага с нашей
земли уже  три сотни лет. Это для них мы собираемся сбросить их в море. Для
них и ради нашего Знамени.
     Пока рабы  готовили пищу, я поболтал с матерью и сестрами. Мои братья,
Гриф и  Дождливое  Облако,  были  тут  же.  Грифу  было  восемнадцать  лет,
прекрасный воин, настоящий Юлиан.
     Дождливому Облаку  было всего  шестнадцать.  Это  был  самый  красивый
парень, которого  я когда-либо  видел. Он только что стал воином, но он был
мягким и нежным, и взять жизнь человека для него казалось чудовищным. Но он
был настоящий Юлиан и в этом не было никаких сомнений.
     Все любили  и уважали  его, хотя он был не очень искусен в обращении с
оружием, но зато все знали, что он смел и будет сражаться нисколько не хуже
других, хотя  ему это  совсем не  по душе.  Лично я  считал, что  Дождливое
Облако отважнее  меня. Он ведь мог делать то, что ему не нравится, я же мог
делать только то, что мне нравится.
     Гриф любил  кровь также  ,  как  и  я.  Поэтому  мы  всегда  оставляли
Дождливое Облако  дома, чтобы он охранял женщин и детей. Это не было чем-то
постыдным. Напротив,  это было почетная обязанность члена клана. Сами же мы
уходили на  поиски врагов. Сколько раз я пробирался по тропе вдоль границы,
желая увидеть врага, в которого я бы мог вонзить копье!
     Сколько раз, завидя незнакомца, выезжал ему навстречу, выкрикивая свое
имя и  мы неслись  на лошадях  навстречу друг  другу. А  потом с  места боя
уезжал один,  везя с  собой свежий  скальп -  свидетельство победы, тело же
второго оставалось на поле боя и служило пищей грифам и койотам.
     В шатре  кроме матери  были еще  две мои сестры, Налла и Нита, а также
три девушки  рабыни, готовые выполнить любой приказ сестер. Наши женщины не
работали. Они  ездили верхом, плавали, сохраняли силу в своих телах. Каждая
могла бы победить могучего воина. Но работа была не для них и не для нас.
     Мы охотились,  сражались, пасли  свои стада,  но всю  остальную работу
делали рабы.  Они были  всегда здесь  - крепкие  темнокожие люди,  искусные
ткачи, гончары,  огородники... Мы  хорошо  относились  к  ним  и  они  были
счастливы с нами.
     Калькары, которые были здесь перед нами, плохо относились к ним, и они
ненавидели их.  Мы прогнали  Калькаров. Эти  простые люди  остались здесь и
стали  служить  новым  хозяевам,  но  в  их  памяти  осталась  ненависть  к
Калькарам.
     У них  были старинные  легенды о  далеком прошлом,  когда  по  пустыне
ездили железные  кони, возившие  железные  шатры,  где  жили  люди.  И  они
показывали на  пещеры в  горах, через  которые эти кони проезжали в зеленые
долины. Они  рассказывали о людях, которые летали по небу. Но мы знали, что
все это  сказки, какие женщины рассказывают детям. Но нам нравилось слушать
эти сказки.
     Я рассказал  матери о  своих планах  напасть на Калькаров после сезона
дождей.
     Она помолчала, прежде чем ответить.
     - Конечно,  - наконец  сказала она. - Ты не был бы Юлианом, если бы не
сделал такой  попытки. До тебя наши воины раз двадцать пытались ворваться в
долины, но  каждый раз  терпели неудачу.  Я бы  хотела, чтобы  ты женился и
получил сына, Юлиана Двадцать Первого, прежде чем пошел бы в этот поход, из
которого ты  можешь не  вернуться. Год  или два  ничего не изменят. Подумай
хорошо, сын мой. Но ты Великий Вождь, и если ты решишь идти, мы будем ждать
твоего возвращения и молиться за тебя и твоих воинов.
     - Ты  не поняла  меня, мать, - ответил я. - Я сказал, что после дождей
мы пойдем  в долины.  Но я  не сказал, что мы собираемся возвращаться. Я не
сказал, что  вы останетесь здесь и будете дожидаться нас. Вы пойдете вместе
с нами.
     Племя  Юлиана   после  дождей  пойдет  в  долину  Калькаров  вместе  с
женщинами, детьми,  стадами, шатрами  и со  всем имуществом,  которое можно
переносить. Племя больше никогда не вернется в пустыню.
     Она сидела в задумчивости и молчала.
     Пришел раб,  чтобы позвать  мужчин ужин.  Женщины и  дети ели  в своих
шатрах, а  мужчины собирались  за общим  круглым столом,  который назывался
Кольцо Совета.
     Этим вечером  здесь собралась  сотня воинов.  Факелы в  руках рабов  и
огонь из очага, разложенного внутри Кольца Совета, освещали стол. Все ждали
стоя, пока я не сяду. Это был сигнал начинать еду.
     Рабы стали приносить мясо и овощи, рыбу и фрукты, кукурузы и бобы.
     За столом  много говорили  и смеялись,  громко, заразительно. Вечерний
ужин в лагере всегда был праздником для всех. Мы все мало времени проводили
дома. Мы ездили, охотились, сражались. Часто мы голодали в пути, умирали от
жажды. В нашей земле было мало воды, да и та теплая и нечистая.
     Мы сидели  на скамье  вокруг стола. Рабы с подносами находились внутри
круга и  подносили пищу  каждому воину.  Когда  раб  останавливался  против
воина, тот вставал, перегибался через стол, брал руками кусок и отрезал его
острым ножом.  Рабы двигались вдоль стола медленной процессией и над столом
постоянно сверкали  ножи, мелькали  раскрашенные  лбы  и  щеки,  колыхались
перья. Было и шумно.
     Позади скамьи  бегали собаки, ожидая кусков со стола. Это были сильные
злые животные.  Они охраняли наши стада от койотов и волков, бродячих собак
и горных львов. Они хорошо справлялись со своим делом.
     Когда воины  закончили еду, я сделал знак, и раздались звуки барабана.
Воцарилась тишина. Я стал говорить.
     - Больше  ста лет  живем мы  под жарким  солнцем пустыни, а наши враги
живут в  богатых плодородных  долинах. Их  тела ласкает  прохладный морской
ветерок. Они  живут в богатстве, их женщины едят фрукты прямо с деревьев, а
наши довольствуются сушеными и сморщенными.
     Их стада  имеют богатые  пастбища и  чистую воду  прямо у шатров своих
хозвяев, а  нашему скоту приходится бродить по каменистой пустыне без воды,
под жарким  солнцем, чтобы найти немного травы. Но это меньше всего волнует
душу Красного  Ястреба. Вино  становится горьким  у меня  во рту,  когда  я
смотрю на  долины и вспоминаю, что это единственное место на земле, где еще
не развивается наше Знамя!
     Грозный гул голосов прервал меня.
     - С самого детства у меня была мечта отобрать эти земли у Калькаров. Я
только ждал  дня, когда плащ Великого Вождя ляжет на мои плечи. И этот день
настал. Теперь  я подожду  только  окончания  сезона  дождей.  За  сто  лет
двадцать раз  воины Юлиана  пытались захватить  долины. Но  они оставляли в
пустыне своих  женщин, детей  и имущество.  Всем было  ясно, что они должны
вернуться.
     Так больше  не будет.  В апреле племя Юлиана навсегда покинет пустыню.
Мы со  всеми стадами,  женщинами, детьми,  шатрами спустимся  с гор и будем
жить в апельсиновых рощах. На этот раз мы возвращаться не будем. Я, Красный
Ястреб, сказал.
     Волк вскочил, выхватил нож. Лезвие сверкнуло в лучах факелов.
     - Знамя! - крикнул он.
     Сотня воинов вскочила, сверкнули мечи над головами.
     - Знамя! Знамя!
     Я вскочил на стол, поднял кубок с вином.
     - Знамя! - крикнул я и все выпили вино.
     Вошла моя  мать. Она несла, Знамя прикрепленное к длинному посоху. Она
остановилась возле  стола. Остальные  женщины  толпились  сзади  нее.  Мать
развязала веревочки  и Знамя  распустилось, заколыхалось  на ветру.  Мы все
склонили головы  перед этой  выцветшей тканью, которая передавалась от отца
сыну через  все пятьсот  лет, с  того самого  дня, как  Юлиан Первый пришел
домой с победой со старой давно забытой войны.
     Это Знамя  называлось Знаменем  Аргона, хотя значение этого слова было
давно потеряно  в пучине  времени. На  Знамени были  чередующиеся  белые  и
красные полосы,  а в  углу голубой  квадрат с  множеством белых  звездочек.
Белый цвет  от времени  стал желтым, голубые и красные цвета выцвели. Знамя
было во  многих местах  порвано, запачкано кровью тех Юлианов, что погибли,
защищая его.  При виде  Знамени благоговейный  трепет наполнил   наши души.
Знамя имело  власть над жизнью и смертью, оно приносило дожди, ветры, гром.
Вот почему мы склоняли головы перед ним.

     Глава вторая

     Исход

     Пришел апрель  и все  кланы собрались  по  моему  зову.  Сезон  дождей
кончился и  можно было  начинать путь.  Оказаться в  долинах в сезон дождей
было смертельно опасно. Жидкая топкая грязь лишала нас свободы передвижения
и Калькары могли легко уничтожить нас всех.
     Калькаров было  гораздо больше,  чем нас и наша единственная надежна -
это мобильность. Мы понимали, что лишаемся этого преимущества, взяв с собой
женщин, детей  и стада,  но мы  верили  в  то,  что  победим.  Единственной
альтернативой победе  была смерть,  смерть всем  нам.  И  что  еще  хуже  -
женщинам и детям.
     Кланы собирались два дня и сейчас все были здесь: пять тысяч человек и
тысяча тысяч овец, лошадей, коров. Все же мы были богатый народ. Предыдущие
два месяца по моему приказу люди зарезали всех свиней и закоптили мясо. Все
же со свиньями идти в поход бессмысленно, они не выдержат тягот пути.
     Нам придется  долго идти  по пустыне. В это время года там есть вода и
трава, но все равно путь будет трудным. Мы потеряем очень много скота. Одну
овцу из десяти. А Волк утверждает, что пять из десяти.
     Мы должны  выехать завтра  за час  до восхода  солнца и  пройдем около
десяти миль  до колодца, расположенного возле старой дороги. Странно видеть
в дикой пустыне следы большой  работы людей. Хотя прошло больше пятисот лет
все еще хорошо видны дороги, остатки строений. И это несмотря на движущиеся
пески, ветры, дожди...
     А для  чего они  тратили столько  сил, столько времени на все это? Они
исчезли и их труд вместе с ними.
     Мы выехали  и Дождливое  Облако очень  часто оказывался рядом со мной.
Как всегда он смотрел на звезды.
     - Скоро  ты все узнаешь о них, - улыбнулся я. - Почему ты все время на
них смотришь?
     - Я изучаю их, - ответил он серьезно.
     - Только  Знамя, которое  зажгло их  на небе, чтобы освещать нам путь,
знает все о звездах.
     Он покачал головой.
     - Нет.  Я думаю,  что они  были на небе задолго до того, как появилось
Знамя.
     - Тихо! - предостерег я его. - Не говори плохо о Знамени.
     - Я  не говорю  плохо. Я  поклоняюсь ему, я отдам за него жизнь, как и
ты, но я думаю, что звезды старше Знамени. И земля старше его.
     - Знамя сделало землю, - напомнил я ему.
     - Как же оно существовало, когда не было земли?
     Я почесал голову.
     - Об этом не спрашивают. Достаточно того, что наши отцы сказали нам об
этом. Почему ты спрашиваешь?
     - Я хочу знать правду.
     - Зачем она тебе?
     Настала очередь чесаться Дождливого Облака.
     - Ничего  не знать  плохо, -  сказал он  наконец. - Я вижу горы и хочу
знать, что за ними. Мы идем к морю. Я надеюсь, что мы дойдем до него. Там я
сделаю лодку и поплыву через море, чтобы посмотреть, что находится за ним.
     - Ты  просто доплывешь до края земли и свалишься с нее вместе со своей
лодкой.
     - Этого я не знаю. Ты думаешь, что земля плоская.
     - А  кто думает иначе? Разве мы этого не видим? Посмотри - она большая
плоская круглая тарелка.
     - В центре суша, а вокруг вода?
     - Конечно.
     - А почему вода не стекает с края? - иронически спросил он.
     Я никогда  не задумывался  над этим  и поэтому  дал  ему  единственный
возможный ответ.
     - Знамя держит.
     - Не  будь дураком,  брат. Ты  великий воин и великий вождь. Ты должен
быть мудрым.  А мудрый человек должен знать, что ничто, даже Знамя не может
удержать воду, стекающую вниз с холма.
     - Может  там есть  земля, которая  держит воду,  чтобы та не стекала с
края мира.
     - А что за той землей?
     - Ничего, уверенно сказал я.
     - А на чем держится земля?
     - Она плавает в большом океане, - снисходительно объяснил я.
     - А на чем держится тот большой океан?
     - Не будь дураком. Я думаю, что под тем океаном второй океан.
     - А на чем держится он?
     Я решил,  что он  никогда не  остановится.  Лично  мне  не  доставляет
удовольствия думать  над такими вещами, совершенно бесполезными вещами. Это
просто трата  времени. Но  сейчас, когда  он заставил  меня  задуматься,  я
понял, что  должен продолжать  разговор. Я  глубоко задумался  и понял, как
глупы все наши представления о земле.
     - Мы  знаем только  то, что  видим сами,  или то,  что видели другие и
рассказали нам,  - заговорил  я наконец.  - Что  держит землю, мы не знаем,
этого никто не видел. Но несомненно, что она плавает в воздухе, как плавают
облака. Ты удовлетворен?
     - Теперь  я скажу  тебе, что  думаю я,  - сказал  он. -  Я наблюдал за
солнцем, за луной, за звездами с тех пор, как приобрел способность думать о
чем-нибудь, кроме материнской груди. Я увидел то, что может увидеть каждый,
имеющий глаза.  И солнце  и луна  и звезды - они круглые как апельсины. Они
все время двигаются по одним и тем же путям. Почему земля должна отличаться
от них? Конечно, она тоже кругла и движется по своему пути. А почему она не
падает я не могу понять.
     Я рассмеялся и подозвал Наллу, мою сестру, которая ехала поблизости.
     - Дождливое Облако думает, что земля круглая как апельсин.
     - Если бы это было так, мы свалились бы с нее, - сказала она.
     - Да. И вся вода стекла бы, - добавил я.
     - Я  чего-то не могу понять, - признал он, - и все же мне кажется, что
я прав.  Мы очень  многого не  знаем. Налла говорит, что если бы земля была
круглая, с  нее стекла бы вся вода. А вы уверены, что вода всегда стекает с
холмов вниз? Как же она попадает снова наверх?
     - Снег и дождь, - быстро ответил я.
     - Откуда они берутся?
     - Я не знаю.
     - Мы  многого не  знаем, -  вздохнул Дождливое  Облако.-  Нам  некогда
размышлять. Мы  все время  воюем. Я  буду рад,  что некоторые из нас смогут
сидеть спокойно и думать, когда мы сбросим Калькаров в море.
     - Мы  знаем, что  древние знали  очень много,  но помогло ли им это? Я
думаю, что  мы счастливее  их. Они  должно быть очень много работали, чтобы
создать то,  что они  создали и узнать то, что узнали. Но они не могли есть
больше, чем  мы, спать  больше, чем  мы, пить  больше, чем мы. И теперь они
навсегда ушли  с земли.  И все  сделанное ими тоже ушло. И знания их забыты
навсегда.
     - Когда-нибудь уйдем и мы, - сказал Дождливое Облако.
     - И мы оставим столько, сколько и они для будущих поколений, - заметил
я.
     - Может  ты и прав, Красный Ястреб, - сказал Дождливое Облако. - И все
я не могу не думать над непонятными вещами и явлениями.
     Второй переход  мы тоже  сделали ночью,  и он был намного длиннее, чем
первый. Яркая  луна освещала  пустыню. Третий  переход был  в двадцать пять
миль, а  четвертый, самый  короткий, всего  в десять  миль. После  этого мы
оставили дорогу  древних и  пошли прямо  на юго-запад вдоль серии колодцев.
Эти переходы  были совсем короткими. Вскоре мы пришли к озеру, которое наши
рабы называли Медвежьим.
     Путь был  хорошо нам  известен и  мы знали  наперед, что  ждет нас. Мы
знали, что  сейчас нас  ждет очень  сложный и трудный участок пути, так как
нам придется идти по каменистой пустыне и пересечь горный хребет. От одного
источника воды до другого здесь было миль сорок пять.
     Даже для  одинокого  всадника  путь  был  сложным,  а  для  громадного
каравана со  стадами овец  и коров,  он  был  вообще  непроходимым.  Каждое
животное тащило на себе запасы еды для себя, так как мы не могли полагаться
на то,  что в  пустыне найдется  трава, которой  хватит  на  такой  большой
караван. Но воду для всех мы, естественно тащить не могли. Мы брали с собой
воду только для женщин и маленьких детей.
     Перед этим  переходом мы  отдыхали весь  день и  вышли в  три часа  до
захода солнца из пятидесяти лагерей в пятьдесят параллельных колонн. Все, и
мужчины и  женщины и  дети, были на лошадях. Маленькие дети сидели вместе с
матерями. Стада  медленно двигались  позади основного  каравана, а  за ними
ехал небольшой отряд воинов.
     Сто человек  ехали во  главе колонны. Их обязанностью было найти место
для стоянки до прихода основного каравана и наполнить сосуды с водой.
     Мы взяли  с собой только нескольких рабов, которые изъявили желание не
расставаться со  своими хозяевами. Большая часть рабов предпочла остаться и
мы с  радостью позволили  им это,  так как  лишний рот  в таком путешествии
будет обузой, а в стране Калькаров мы быстро найдем им замену.
     Через пять  часов наша  колонна растянулась  на десять  миль, но мы не
боялись нападения  людей: пустыня  была нашей лучшей защитой от них. Только
мы, жители  пустыни, знали  все пути  в ней,  знали, где  можно найти воду,
могли существовать в этой безжалостной жесткой местности.
     Но у  нас были  в пустыне  враги и  сейчас они буквально окружили наши
стада кордоном из сверкающих глаз и клыков. Это были волки, койоты, шакалы.
Иногда им  удавалось схватить  отбившуюся от  стада овцу  и корову. И тогда
несчастное животное  было буквально разорвано на куски. Женщину или ребенка
тоже могла  постигнуть такая  судьба.  и  даже  одинокий  воин  подвергался
большой опасности.  Если бы  эти звери  сознавали свою  силу, думал  я, они
могли бы  объединится, и  тогда мы  не смогли  бы противостоять им. Их было
много, слишком много. Стаи в тысячи хищников постоянно сопровождали нас. Но
страх перед  людьми был в их крови. Сотни лет мы уничтожали их без жалости,
и теперь  только большой голод или безвыходное положение могли заставить их
напасть на  вооруженного  человека.  Все  время  пути  они  заставляли  нас
держаться настороже.  Наши собаки  тоже были  заняты тем,  что отгоняли их.
Койоты и  волки были  легкими жертвами  для наших собак, но бродячие собаки
были такие  же сильные как и наши собаки, и больше всего мы боялись их. Все
наши собаки  на время  пути были собраны в стаю в две тысячи штук. В лагере
они постоянно дрались между собой, но в пути - никогда. Они не тратили силы
без цели.  У собак  каждого клана  был свой  вожак, старая  сильная опытная
собака. В  стае нашего  клана вожаком  был пес Лони, принадлежащий Грифу. В
его стае  было пятьдесят  собак. Лони  с двадцатью пятью собаками прикрывал
тыл, а остальные двадцать пять собак он заставил охранять фланги.
     Пронзительный вой одной из собак был сигналом о нападении и тогда Лони
со своим  отрядом бросался  на выручку.  Иногда нападение волков, койотов и
бродящих собак  совершалось одновременно  с трех  сторон.  И  тогда  только
хладнокровие, опыт и отвага Лони спасали наш скот.
     Лони  испускал   какие-то  невообразимые   звуки  и  стая  моментально
разделялась на  несколько отрядов,  которые неслись к местам нападений. Как
это он  делал,  я  не  понимаю,  но  он  руководил  собаками,  как  опытный
полководец. Если в каком-нибудь месте число нападающих было слишком велико,
и требовалась  помощь воинов,  Лони испускал протяжный вой, который никогда
не оставался  без ответа.  Люди спешили  на помощь  своим друзьям  и верным
помощникам. Люди и собаки жили в гармоничном согласии друг с другом.
     Но хватит об этом трудном изнуряющем пути. Наконец он закончился. Годы
моих раздумий,  месяцы тщательной  подготовки, дисциплина и опыт людей дали
свои плоды  - мы  совершили этот  сложнейший переход,  не потеряв ни одного
человека и лишившись всего лишь незначительного числа овец и коров.
     Дальнейший путь  был проще и на двадцатый день мы прибыли к Медвежьему
озеру. Здесь было много воды и много еды. Огромные стада диких овец бродили
здесь, напоминая  нам о  тех легендах  наших рабов,  в которых говорилось о
безмятежной сытой жизни прежних людей.
     Но я  не хотел  оставаться  здесь  больше,  чем  было  необходимо  для
восстановления сил  людей и  животных. Ведь  здесь нас  могли увидеть  рабы
Калькаров, которые  охотились в  этих местах.  Ведь достаточно  было одному
охотнику увидеть нас и тогда все расчеты на неожиданность провалились бы.
     После дня  отдыха я  послал Волка  с тысячью  воинов по главной дороге
древних, приказав  им сделать  вид, что  они  хотят  вторгнуться  в  страну
Калькаров по  этому пути.  В течение  трех дней  они должны были изображать
наступление и я полагал, что все воины Калькаров уйдут из долины, лежащей к
юго-западу от  озера Медвежьего,  чтобы встретить  наши  войска.  Я  послал
разведчиков и  наблюдателей, чтобы  знать все, что происходит в районе того
ущелья, через  которое я  намеревался проникнуть  главными силами  на землю
Калькаров.
     Весь третий  день мы  готовились. Подготовили  оружие, седла, наточили
мечи, ножи  и пики.  Женщины приготовили  боевую краску  и уложили вещи для
путешествия. Стада были собраны в тесные группы.
     Ко мне  то и  дело поступали  донесения от разведчиков и наблюдателей.
Нас пока  никто не  видел, по всем дорогам движутся воины-Калькары к ущелью
древних, через которое должен был напасть Волк со своим отрядом.
     Эта ночь  застала  наш  авангард  в  четыре  тысячи  воинов  на  земле
Калькаров. Оставив молодых воинов охранять женщин, детей и скот, я во главе
двадцатитысячного отряда устремился на северо-запад, к главному ущелью.
     Наши боевые  кони были  совершенно свежими  и полными сил, так как все
путешествие мы  ехали на  других животных.  Они сейчас  должны были  решить
судьбу воинов  Юлиана. Три  часа скачки  - и  мы должны  будем оказаться во
фланге вражеского войска.
     Камня, храброго  воина я  оставил с  женщинами и  детьми. Змей с пятью
тысячами воинов  пошел по  более западному пути. Он должен будет напасть на
арьергард противника  с одного  направления, а  я, с  основными  силами,  с
другого. В  то же  время  я  отрежу  главные  силы  противника  с  основной
территории, лишу их снабжения, подкрепления.
     Волк в  горах, я  и  Змей  с  тылу,  позиция  Калькаров  казалась  мне
безнадежной.
     В полночь  я остановился,  чтобы дождаться донесений отрядов. И вскоре
они начали  поступать. Разведчики  увидели костры Калькаров примерно в миле
отсюда. Я дал приказ выступать.
     Медленно мы двинулись вперед. Тропа нырнула в долину, затем, извиваясь
поползла к  вершине низкого  холма. И  через несколько минут я уже стоял на
его вершине.
     Передо мною  расстилалась в  лунном  свете  широкая  равнина.  Я  смог
разглядеть темные  громады апельсиновых  рощ. Но их можно было не видеть. О
том, что  они там  есть, говорил  тяжелый аромат,  густо висящий  в  ночном
воздухе. А  дальше на северо-западе, я увидел громадное количество костров.
Армия противника.
     Я наполнил  легкие холодным  свежим воздухом.  Нервы  мои  напряглись.
Волна возбуждения  прошла по всему телу. Красная Молния трепетал подо мною.
Почти  через   четыреста  лет   Юлиан  стоял  на  пороге  последней  битвы,
окончательной мести!

     Глава третья

     Армагеддон

     Тихо,  бесшумно   мы  спустились   вниз  и  начали  пробираться  среди
апельсиновых рощ  к спящему  врагу. Где-то  к западу  от нас под серебряной
луной готовил  свое нападение  коварный Змей.  Вот-вот тишину мочи разорвут
наши боевые барабаны и хриплые воинственные крики отважных воинов. По этому
сигналу с  горных вершин бросится на врага Волк и Красный Ястреб вылетит из
оранжевых рощ,  чтобы вонзить свои когти в тела ненавистных Калькаров и тут
же вонзит свои ядовитые клыки Змея.
     Молча мы  ждали сигнала от Змея. Тысячи лучников приготовили свои луки
и стрелы,  рукояти мечей  были уже  под рукой, тверже сжимались древки пик.
Ночь уже кончалась.
     Успех нападения  во многом  зависел от неожиданности. Я знал, что Змей
не подведет меня. Но его видимо что-то задержало. Я дал сигнал идти вперед.
Как тени  мы вытянулись в линию. Впереди лучники, а за ними остальные воины
с мечами и пиками.
     Медленно мы  приближались к  спящему врагу.  Как похоже  это  было  на
ленивых глупых  Калькаров! Они  даже не  выставили часовых  с тыла! Впереди
перед Волком,  их было  наверное очень  много. Там,  где они  видели врага,
Калькары готовились  к его  встрече, но у них не хватало воображения, чтобы
представить нападение с другой стороны.
     Только пустыня  и громадное  количество их спасли Калькаров от полного
уничтожения в последние сотни лет.
     Вот уже  мы увидели затухающие костры лагеря и в этот момент по долине
прокатился отдаленный  гул боевых  барабанов. Затем  тишина, которая  вновь
взорвалась криками  моих воинов  и я дал приказ своим барабанщикам. Грозный
гул барабанов  поглотил ночную тишину, так безраздельно царствовавшую всего
насколько мгновений назад.
     Это был сигнал нападения. Двадцать тысяч глоток испустили боевой клич,
двадцать тысяч  рук отпустили  поводья, восемьдесят  тысяч железных  подков
заставили содрогнуться землю, когда мы обрушились на изумленного врага. А с
гор донеслись  боевые барабаны  Волка и  его дикие  раскрашенные воины, как
лавина обрушились вниз.
     Уже наступал  рассвет. Наши  лучники, как  дьяволы носились  по лагерю
Калькаров, выпуская  стрелы в  орущую, ругающуюся,  ошарашенную толпу. Тех,
кого миновала стрела, затаптывали железные копыта наших коней.
     А за  лучниками хлынули  остальные воины. В ход пошли мечи и пики. Они
приканчивали тех,  кто еще  выжил. Это пошел в атаку Змей. Отчаянные вопли,
доносящиеся спереди, говорили о том, что и Волк уже сошелся с врагами.
     Я увидел  палатки предводителей  Калькаров и  туда я  направил Красную
Молнию. Там находятся представители дома Ортиса и там будет центр битвы.
     Калькары  уже   немного  пришли   в  себя   и  стали   оказывать   нам
сопротивление. Это  были огромные  люди и  свирепые воины,  но я видел, что
неожиданное нападение  вывело их  из себя. Они были в панике, пока их вожди
не взяли управление сопротивлением в свои руки.
     Теперь мы  медленно продвигались вперед. Они бешено сопротивлялись, но
не могли  остановить нас.  Их было  так много,  что даже  невооруженные они
могли задержать нас.
     В глубине  лагеря Калькары  уже седлали  своих коней.  Те же,  на кого
обрушился наш  первый удар,  не могли  этого сделать.  Мы  обрезали  ремни,
которыми были  спутаны их  лошади и  погнали испуганных  животных на врага.
Лошади без всадников еще больше усиливали сумятицу боя.
     Шум был  ужасающий.  Крики  раненых,  стоны  умирающих  смешивались  с
ржаньем лошадей  и боевыми кличами обезумевших людей. И над всем этим гулом
плыл гром боевых барабанов.
     Над полем  битвы плыло  Знамя. Не  знамя Аргона, а его двойник. Вокруг
Знамени сконцентрировались барабанщики и охрана.
     Знамя и  барабаны продвигались  вперед по  мере того, как продвигались
мы. Поблизости от меня развевалось знамя клана с красным ястребом на нем. И
вокруг него  тоже были  родовые барабаны.  На поле  битвы развевалась сотня
родовых знамен и были тысячи барабанов, вселяющих ужас в сердце врагов.
     Их всадники  наконец приготовились  к бою  и наши  воины  расступились
перед ними.  Вождь Калькаров  на громадной лошади выехал навстречу мне. Мой
меч уже  был красным от крови. Пику я давно выбросил, так как мы дрались на
таком близком  расстоянии, что она была бесполезна. Но Калькар был с пикой.
Между нами  было небольшое пространство, и он ударил шпорами коня и ринулся
на меня.
     Это был  огромный человек,  как и  большинство Калькаров.  Он был семи
футов  ростом.   Выглядел  он  устрашающе  со  своими  черными  волосами  и
маленькими, налитыми кровью глазами.
     Он был  в металлическом  шлеме, защищающем  его голову от ударов меча.
Железный щит  прикрывал его грудь от стрел, пик и уколов меча. Мы, Юлианцы,
не любили  носить на себе лишнее железо и больше полагались в битве на свое
искусство и ловкость.
     В левой  руке я  держал легкий  щит, а  в правой  - обоюдоострый  меч.
Красная Молния легко подчинялась простому нажатию колена, смещению туловища
или слову. Мне даже не нужны были поводья.
     Вождь Калькаров  несся на  меня с  ужасным  воплем  и  Красная  Молния
прыгнул, чтобы  встретить его.  Пика Калькара  была направлена  мне прямо в
грудь и мне было нечем отразить удар, кроме меча. Но у Калькаров были очень
тяжелые пики и отбить ее было чрезвычайно трудно. Я говорю это, основываясь
на большом  опыте. Тяжелую  пику трудно  отбить легким мечом. Ведь во время
удара меча  пика находится на расстоянии трех футов от груди и приближается
со скоростью  скачущей лошади. Так что даже при удачном ударе пика вонзится
в грудь.
     Поэтому я  решил не  отбивать удара.  Я левой рукой схватился за гриву
своего коня  и когда  Калькар уже  думал. что пика вонзилась в мою грудь, я
нырнул под  брюхо лошади.  Калькар промчался  мимо, а  я в  ту  же  секунду
оказался в  седле и  бросился за  ним. Он  успел остановиться  и  повернуть
лошадь, но  мой меч с силой опустился на его шлем, рассек металл и разрубил
череп. Пеший  воин Калькар  ударил меня  в  тот  момент,  когда  я  еще  не
оправился от своего удара. Я слегка отбил меч щитом, но все же получил рану
в плечо.  легкую рану,  но она  стала сильно  кровоточить. Правда  рана  не
помешала мне  нанести ответный  удар, который  рассек  его  грудь,  обнажив
сердце.
     Снова я  поскакал в  направлении шатра Ортиса, над которым развевалось
красное знамя Калькаров и вокруг которого концентрировался весь цвет войска
Калькаров. Мы наступали на них с трех сторон и Калькары были сжаты так, как
икринки в брюхе лосося.
     Но вот  они пошли  вперед и  мы подались  назад под  их натиском - так
велико было  их число.  Но затем  мы устремились вперед и отвоевали то, что
уступили. Затем  битва  пошла  с  переменным  успехом.  Наступали  то  они,
откидывая нас,  то мы  сжимали их в тесном кольце. Иногда они брали верх на
одном направлении,  но  отступали  на  другом.  И  вскоре  все  поле  битвы
превратилось в  скопище отдельных сражающихся отрядов Калькаров и Юлианцев.
Копыта коней  топтали без  разбора и  тела врагов и тела друзей. Земля была
залита кровью.
     Но вот  послышался звук  трубы и  обе стороны,  как  бы  по  обоюдному
согласию, отошли  на отдых.  Дрались мы  все уже  на пределе сил. Мы сидели
почти рядом  с врагами, груди вздымались от тяжелых вдохов, лошади, опустив
головы, дрожали мелкой дрожью.
     Никогда раньше  я не  видел такого количества людей, падающих с ног от
усталости. И  это были  в основном Калькары. Мы были гораздо выносливее их.
Только очень  юные и  старые  не  могли  выдерживать  напряжения  битвы.  А
Калькары сегодня  падали сотнями. Сколько раз я видел, как меч выскальзывал
из онемевших  пальцев воина Калькара, а сам он клонился в сторону и падал с
лошади, еще до того, как я наносил ему удар.
     Я сидел  и смотрел  на этот  хаос. И  я и  Красная Молния были покрыты
кровью из  собственных ран и кровью врагов. Шатер Ортиса находился к югу от
нас. Мы  были  уже  совсем  недалеко,  несколько  сот  ярдов.  Вокруг  меня
находились воины  Волка. Значит старый опытный воин сумел пробиться сюда. А
вот и  он сам. Под маской из крови на одном из лиц я узнал сверкающие глаза
Волка.
     - Волк! - крикнул я. Он посмотрел на меня и улыбнулся.
     - Ты  теперь настоящий Красный Ястреб, - сказал он, ухмыльнувшись. - И
когти твои еще не затупились.
     - А когти Волка еще не сломаны, - ответил я.
     Огромный Калькар  сидел, отдыхая,  между нами.  Услышав наши слова, он
поднял голову.
     - Ты Красный Ястреб!? - спросил он.
     - Я красный Ястреб, - ответил я.
     - Я ищу тебя уже два часа.
     - За мной далеко ходить не надо, Калькар, - сказал я. - Что тебе нужно
от Красного Ястреба?
     - Я принес слово Ортиса, Джемадара.
     - О чем Ортис может говорить с Красным Ястребом?
     - Джемадар хочет предложить тебе мир.
     Я расхохотался.
     - Единственный мир, который мы может заключать, это мир смерти. Больше
я ничего не могу предложить Ортису.
     - Он  хочет прекратить битву, пока вы будете обсуждать условия мира, -
продолжал Калькар. - Он хочет остановить эту кровавую бойню, где Калькары и
Янки уничтожают  друг друга.  - Он  назвал нас тем словом, которым Калькары
называли нас,  когда хотели оскорбить. Но мы принимали это, как честь, хотя
все давно уже забыли первоначальное значение слова.
     - Возвращайся  к Джемадару,  - сказал  я, - и передай, что мир слишком
тесен для  того, чтобы  в нем  существовали одновременно и Янки и Калькары.
Ортисы и  Юлианы. Калькары  должны убить  нас всех до единого или погибнуть
сами.
     Калькар поехал  к шатру Ортиса и Волк приказал своим воинам пропустить
его. Скоро  он скрылся  среди своих и через некоторое время битва вспыхнула
вновь. Никто  не мог  бы сказать,  сколько народу  полегло в этой битве, но
лошади живых  ходили по  колено в  крови, спотыкаясь  о трупы. Иногда между
мною и  врагом находилась гора трупов высотой с человеческий рост и Красной
Молнии приходилось  перепрыгивать через  окровавленный холм,  чтобы меч мой
нашел новую жертву.
     И затем  медленно ночь  спустилась на  поле битвы  и уже  было  трудно
отличить друга  от врага.  Я созвал  своих людей  и приказал им не отходить
отсюда, чтобы с восходом солнца снова начать битву.
     Теперь шатер  Ортиса был  к северу  от меня.  Целый  день  в  битве  я
перемещался вокруг  него, отвоевав  всего двести  ярдов.  Но  я  знал,  что
Калькары ослабли больше чем мы, что они после того что было, выдержат всего
несколько часов  боя. Мы  устали, но  мы еще  не лишились  сил, и наши кони
после ночного отдыха даже без пищи, будут снова свежи как и раньше.
     Когда стало  темно, я  стал  распределять  оставшиеся  силы.  Я  решил
окружить Калькаров плотным кольцом. Мы расположились всего в двадцати ярдах
от Калькаров  и затем  дали отдых  лошадям, стали  перевязывать  раненых  и
избавлять от  бессмысленных мучений  тех, кому  жить уже  было не  суждено.
Такую милость оказывали как своим, так и врагам.
     Всю ночь мы слышали движение в лагере Калькаров: видимо они готовились
к предстоящей  битве, а  затем, совершенно  неожиданно, мы  увидели  черную
массу, катящуюся  на нас.  Это были  Калькары. Плотно сомкнутыми рядами они
двигались на  нас, не  быстро, так  как земля  была скользкой  от крови, но
неумолимо, как полноводная река людей и лошадей.
     Они нахлынули на нас, захлестнули нас, повлекли нас с собой. Их первая
волна нахлынула  на нас  и отхлынула,  обливаясь кровавой пеной, но те, кто
был сзади,  шли вперед  через трупы,  через тех,  кто упал. Мы рубили, пока
наши уставшие  руки могли  поднимать меч.  Калькары падали  в  предсмертных
стонах, но не останавливались. Они не могли отступать, так как сзади давили
на них  все новые и новые воины, они не могли повернуть, так как мы сжимали
их с  обоих сторон, они не могли свободно идти вперед, так как впереди были
мы.
     Захлестнутый этим  прибоем, я двигался вместе с ним. Калькары окружали
меня. Они  так стиснули  меня, что  я не  мог поднять руку с мечом. В конце
концов меч  выпал у меня из руки. Иногда мои люди усиливали сопротивление и
останавливали Калькаров,  но  тогда  увеличивалось  давление  сзади  и  оно
становилось таким  сильным, что  даже лошадей с всадниками приподнимало над
землей.  В  конце  концов  давление  становилось  таким  сильным,  что  оно
преодолевало сопротивление  и волна снова катилась вперед между сверкающими
мечами  воинов   Юлиана,  которые  безостановочно  врубались  в  эту  волну
Калькаров.
     Еще никогда  раньше я  не видел  того, что происходило под луной в эту
жуткую ночь. Никогда в истории человечества еще не было такой резни. Тысячи
тысяч Калькаров,  двигающихся по  краю волны  пало под  мечами моих воинов,
пока она  текла между их рядами. Мои раскрашенные воины рубили и кололи, но
руки их  немели от  усталости и они не могли сдержать давления многих тысяч
Калькаров.
     И я  барахтался в этой волне, будучи не в силах вырваться из нее. Меня
тащило на юг, туда, где долина расширялась. Калькары, что были вокруг меня,
казалось не понимали, что рядом их враг, или может они не обращали внимания
на меня  в своем безудержном движении вперед. Мы уже пересекли то поле, где
вчера происходила  самая жестокая  битва. Земля  за полем  была свободна от
трупов и  движение воинов  ускорилось. Мне  стало немного посвободнее, но я
все же не мог вырваться из плотных рядов Калькаров.
     Но я все же пытался это сделать и привлек к себе внимание Калькаров. К
тому же  на моей  голове было перо красного Ястреба, чего никогда не носили
Калькары.
     - Янки!  - крикнул  один из  них. Другой ударил меня мечом, но я успел
отразить удар  щитом и  выхватил свой  нож -  смехотворное оружие  в  таких
обстоятельствах.
     - Стойте!  - крикнул  чей-то властный  голос. -  Тот, кого  они  зовут
Красным Ястребом, их вождь! Возьмите его живым!
     Я пытался  выбраться из  их рядов,  но  они  сомкнулись  вокруг  меня.
Несколько Калькаров  пали под ударами моего ножа, но их было слишком много.
На мою  голову опустилось  что-то тяжелое  - видимо  удар мечом плашмя, все
почернело у меня в глазах и я только помню, как стал сползать с седла.

     Глава четвертая

     Арест

     Когда я  пришел в  сознание, была уже снова ночь. Я лежал на земле под
звездами. Сначала  я ничего  не ощущал,  но когда  мои нервы  проснулись, я
почувствовал, что  голова моя раскалывается от боли. Я хотел прикоснуться к
голове рукой, но тут же понял, что руки мои связаны. Сначала я решил, что с
меня сняли  скальп, но  потом понял,  что волосы  мои запеклись  от  крови,
несомненно после удара, который оглушил меня.
     Я хотел двинуться, чтобы расправить онемевшие мышцы, но оказалось, что
и ноги  у меня связаны. Однако я смог перекатиться на бок и поднять голову.
Я увидел,  что вокруг  меня  спят  Калькары,  а  находимся  мы  в  ложбине,
окруженной холмами.  Так как  костров не  было, я решил, что это всего лишь
короткий отдых  и Калькары  не хотят  привлекать внимание  преследующего их
врага.
     Я пытался  уснуть, но  тщетно. Вскоре  меня подняли,  развязали ноги и
усадили в  седло. Снова  я сидел на Красной Молнии. Мы двинулись дальше. По
звездам я  понял, что  идем мы  на запад.  Ехали мы  через горы,  путь  был
трудным. Видимо  Калькары не хотели двигаться по проторенным дорогам, чтобы
ввести в заблуждение преследователей.
     Я не  мог оценить  количества Калькаров,  но было  ясно, что это не те
многие тысячи,  что прорывались  с поля  боя. Не  знаю разделились  ли  они
просто на  небольшие группы,  или же много их полегло во время отступления,
но в одном я был уверен - потери Калькаров были громадны.
     Мы ехали  весь день, останавливаясь лишь для того, чтобы напоить людей
и лошадей.  Мне не  давали ни  еды, ни  воды. Да я и не просил. Я скорее бы
умер, чем  попросил бы милости у Ортиса. Со мной никто не разговаривал, так
что я весь день молчал.
     За эти  два дня я видел больше Калькаров, чем за всю предыдущую жизнь,
и теперь хорошо узнал их. Рост их был от шести до восьми футов. У многих из
них были  бороды, но некоторые сбривали их с различных частей лица. Почти у
всех были усы.
     Лица у  них были самые разнообразные - но это понятно: здесь в течение
многих лет  они жили  на земле  и чистокровных Калькаров почти не осталось.
Среди Калькаров попадались индивидуумы, которых было невозможно отличить от
землян, но  все равно,  какая-то печать  на них  оставалась, печать  низшей
расы.
     Они были  одеты в  белые блузы и брюки, сделанные из хлопка, а также в
шерстяные плащи,  сотканные рабами. Их женщины помогали рабам в работе, так
как их  женщины были  лишь немногим  лучше рабов,  за  исключением  женщин,
принадлежащих семье  самого Джемадара. Воротники плащей и их окантовка были
разного  цвета.   По  ним  можно  было  определить,  какому  слою  общества
принадлежит владелец плаща.
     Оружие их  было подобно нашему, только тяжелое. Как всадники, они были
весьма посредственны.  Я думаю, что это происходит потому, что они ездят на
лошади лишь по необходимости, а не из любви к верховой езде, как мы.
     Вскоре мы  прибыли в  большой лагерь  Калькаров.  Это  были  развалины
большого города  древних, где  все еще кое-где сохранились большие каменные
шатры. Калькары  жили или в них или в грязных пристройках к ним. Кроме того
Калькары строили себе маленькие шатры из тех камней, которые они находили в
древних развалинах.  Но в  основном они  обходились тем,  что  осталось  от
прежних жителей земли.
     Этот лагерь  находился милях  в пятидесяти  к западу  от места  битвы,
среди красивых  холмов и  прекрасных рощ  на берегу  реки, которая когда-то
была очень  большой и полноводной, но с тех пор, как исчезли прежние, русло
ее занесло песком и илом.
     Меня бросили  в хижину,  где рабыня  дала мне  пищу и  еду. За стенами
хижины я  слышал возбужденные  крики Калькаров.  Изредка до меня доносились
обрывки их  разговоров. Из  того, что  я услышал, я заключил, что поражение
Калькаров было  полным, что  им пришлось  бежать с  поля боя  и сейчас  они
направляются в  их главный  лагерь, который  называется Капитоль и который,
как мне  сказала рабыня,  находится в нескольких милях отсюда к юго-западу.
Она сказала,  что это  очень хороший  лагерь. Шатры  там такие высокие, что
даже луна, проплывая по небу, задевает за их крыши.
     Они развязали  мне руки,  но ноги  мои оставались  связанными, а возле
дверей хижины уселись два Калькара, которые должны были следить, чтобы я не
сбежал. Я  попросил рабыню сделать мне теплой воды, чтобы промыть раны. Она
с готовностью  выполнила мою  просьбу. Более  того, эта  добрая  душа  сама
промыла мне раны, смазала их целебным бальзамом и перевязала.
     После этого,  а особенно после того как я попил и поел, я почувствовал
себя совершенно  счастливым. Ведь  хоть я  пока и  не добился  того, о  чем
мечтал мой народ сто лет, но первая победа была гораздо значительнее, чем я
осмеливался надеяться.  И если  бы мне  удалось бежать  отсюда и возглавить
свою армию, мы могли бы свободно дойти до самого океана и вряд ли Калькары,
деморализованные поражением, остановили бы нас.
     Пока я  думал обо  всем этом, в хижину вошел один из вождей Калькаров.
Возле двери ждали воины, сопровождающие его.
     - Идем! - приказал Калькар, жестом приказывая мне подняться.
     Я показал на свои связанные ноги.
     - Разрежь, - приказал он рабыне.
     Когда я  был свободен, я поднялся и последовал за Калькаром. Охранники
окружили меня  и повели  по аллее  из красивых деревьев, каких я никогда не
видел раньше.  Вскоре мы  пришли к  шатру  древних,  частично  разрушенному
зданию огромной  высоты и  размера. Оно  было  освещено  факелами,  которые
держали в руках рабы. Возле входа стояли охранники.
     Они  провели   меня  в   большую   комнату,   вероятно   единственную,
сохранившуюся от  старых времен,  так как  я видел с улицы, что крыша шатра
провалилась во  многих местах. Здесь было много Калькаров высших чинов, а в
дальнем углу,  в резном  кресле на  возвышении сидел  Калькар. Кресло  было
огромно. На нем легко могло бы уместиться несколько человек.
     Калькары называли  это кресло  троном, так как на нем сидел правитель.
Но тогда я этого не знал.
     Меня подвели к этому Калькару. У него было тонкое лицо, длинный тонкий
нос, жестокие  губы и  пронзительные глаза.  Правда черты  лица его не были
лишены приятности.  Должно быть в его жилах текло много американской крови.
Охранник остановил меня перед ним.
     - Это он, Джемадар, - сказал вождь, который привел меня.
     - Кто ты? - спросил Джемадар, обращаясь ко мне.
     Тон его  не понравился мне. Он был слишком диктаторским. Я не привык к
такому тону, ведь выше Юлианов не было никого. И я не ответил ему.
     Он повторил  свой вопрос  с гневом.  Я повернулся  к вождю  Калькаров,
который стоял рядом со мной.
     - Скажи  этому человеку,  что он  говорит с Юлианом. И мне не нравится
его манера  говорить. Пусть он спрашивает другим тоном, если хочет получить
ответ.
     Глаза Джемадара сузились. Он приподнялся со своего кресла.
     - Юлиан!  - воскликнул  он. - Вы все юлианцы, но ты - Юлиан! Ты высший
Вождь юлианцев. - Скажи мне, - тон его стал почти дружеским, ласковым. - Ты
Юлиан, Красный Ястреб, который повел орды пустыни на нас?
     - Я Юлиан Двадцатый, Красный Ястреб. А ты?
     - Я Ортис, Джемадар.
     - Много  времени прошло  с последней встречи Юлиана и Ортиса, - сказал
я.
     - И  они всегда  встречались, как  враги, -  заметил он. - Я послал за
тобой, чтобы  предложить мир  и дружбу.  Пятьсот лет  мы вели бессмысленную
никому ненужную  войну из-за  того, что  два наших  предка ненавидели  друг
друга. Ты  Юлиан Двадцатый, я Ортис Шестнадцатый. Мы никогда не видели друг
друга и тем не менее должны быть врагами. Глупо!
     - Между Ортисом и Юлианом не может быть дружбы, - холодно сказал я.
     - Может  быть мир,  - ответил  он. А  дружба придет  позже. Может быть
после того,  как мы  с тобой  умрем. В  этой богатой  стране есть место для
всех. Возвращайся к своему народу. Я пошлю с тобой свиту и богатые подарки.
Скажи им, что Калькары могут разделить эту страну с Янки. Ты будешь править
своей половиной  страны, а  я  другой.  В  случае  необходимости  мы  будем
помогать друг  другу людьми  и лошадьми. Мы может жить в мире и наши народы
будут процветать. что ты скажешь?
     - Я прислал свой ответ вчера, - сказал я. - Сегодня он будет таким же.
Единственный мир,  который может  быть между  нами, это  мир смерти. В этой
стране будет  только один  правитель. И  это будет  Юлиан. Если  не  я,  то
следующий в  моем роду.  В мире  нет места  Калькарам и Янки. Триста лет мы
гнали вас  к морю.  Вчера мы  начали последний поход и не остановимся, пока
последнего из  вас, тех,  кто разрушил старый мир, не сбросим в море. Таков
мой ответ, Калькар.
     Он вспыхнул, затем побледнел.
     - Ты не знаешь нашей силы, - сказал он после минутного молчания. Вчера
вы застали  нас врасплох,  но даже  и тогда  не сумели  победить нас. Ты не
знаешь, как  кончилась битва.  Ты не знаешь, что после твоего пленения твои
воины были  загнаны в  горы. Ты  не знаешь,  что они  уже просят  мира.  Ты
спасешь и их жизни и свою, если примешь мое предложение.
     - Нет,  ничего этого я не знаю. И ты не знаешь, - презрительно ответил
я. - Но я знаю, что ты лжешь. Ложь всегда была на знамени клана Ортиса.
     - Уберите  его! -  крикнул Джемадар.  - Пошлите  письмо его  людям:  я
предлагаю мир на следующих условиях - они получат часть этой страны по одну
сторону от  линии, проведенной  от главного  ущелья до моря. Я буду владеть
другой половиной.  Если они  примут мое  предложение, я  верну им их вождя.
Если откажутся, то вождь попадет в руки палача. Напомни им, что не в первый
раз Ортис  посылает Юлиана  к палачу. Если они примут предложение, то между
нашими народами всегда будет мир.
     Меня снова  отвели в  хижину, где  старая рабыня и я проспали до утра.
Проснулся я  от страшного шума на улице. Люди бегали туда-обратно, кричали,
ругались, слышался  топот копыт  лошадей, звон  оружия. Откуда-то  издалека
донесся знакомый  звук и  сердце мое  забилось учащенно. Это был мерный гул
боевых барабанов и боевой клич моего народа.
     - Они идут, - сказала она. - Хуже, чем эти, они не будут. Нам уже пора
сменить хозяев.  Давно уже  пора сменить  хозяев. Давно,  очень давно  нами
правили прежние.  И говорят,  что они  были хорошие хозяева. Но до них были
другие, и  перед теми  тоже другие.  Все они  приходили  и  уходили,  а  мы
оставались.
     Мы всегда  были здесь, как койоты, как олени, как горы. Мы принадлежим
этой земле.  Когда уйдут последние наши хозяева, мы все равно останемся. Мы
будем здесь, как были с самого начала. Они приходят, смешивают свою кровь с
нашей, но  через несколько  поколений в  нас не остается ни капли их крови.
Все побеждает  наша медленная уверенная кровь. Вы тоже придете и уйдете, не
оставив после себя ни следа. Вы будете забыты, а мы все еще будем здесь.
     Я с  удивлением слушал  ее. Никогда  рабыня не говорила со мной так, и
мне хотелось  бы расспросить  ее. Такое  пророчество  очень  заинтересовало
меня. Но  тут снова  появился Калькар  в сопровождении  воинов.  Они  вошли
торопливо и  торопливо вышли,  уведя меня  с собой.  Снова меня  связали  и
бросили на спину Красной Молнии. И снова мы были в пути на юго-запад.
     Менее чем  через два  часа мы  прибыли в самый большой лагерь, который
когда-либо видел  человек. Несколько  миль мы ехали по нему и вскоре вокруг
меня остались  только охранники.  Все остальные остались на окраине лагеря,
готовясь встретить  нападение моих  воинов. Мы  ехали по  лагерю  и  тысячи
Калькаров неслись навстречу, чтобы встать на защиту Капитоля.
     Мы проходили  мимо  больших  пустых  пространств.  Это  были  площади,
которые  древние   зачем-то  устраивали  в  своих  лагерях.  Они  ничем  не
застраивали их и развалины их шатров окружали площади. Изредка среди старых
развалин виднелись шатры, которые время не сумело еще разрушить. Шатры были
сделаны из какого-то камнеподобного материала, секрет изготовления которого
был утерян вместе с древними людьми.
     Чем дальше  мы шли,  тем больше  становилось не  развалившихся шатров.
Некоторые были  такие высокие,  что нетрудно  было  представить,  что  луна
задевает за  их крыши.  Многие шатры  были очень красивы. Они были украшены
лепкой, а  некоторые даже  каменными изображениями людей в странной одежде.
Здесь жили  Калькары. Шатры стояли по обеим сторонам дороги и казалось, что
дорога  пролегает  по  каменному  ущелью.  В  шатрах  были  сделаны  тысячи
отверстий для того, чтобы входить в них.
     Дорога была  пыльной и  грязной. Кое-где  были видны  плиты,  которыми
древние мостили  свои дороги, но в основном везде была грязь и кучи мусора,
вздымавшиеся до уровня окон второго этажа.
     Везде, где редко ступала нога Калькаров, выросли густые заросли кустов
и виноградной  лозы. Дорога была завалена не просто естественной грязью, но
залита помоями.  Запах стоял  такой, что  мне хотелось  зажать нос. Грязные
женщины Калькаров из окон и, завидев меня, выкрикивали оскорбления.
     Я смотрел  на эти  громадные каменные  шатры, которые  раскинулись  на
громадном пространстве  и думал о тех затраченных ресурсах, силах, времени,
которые понадобились,  чтобы создать  все это.  И зачем?  Для того, чтобы в
прекрасных шатрах поселилась эта грязная орда выродков? Сколько же столетий
развивалась цивилизация  древних? И  для чего?  А сколько столетий мы воюем
против этих наглых пришельцев? А зачем? Я не знал ответа. Единственное, что
я знал, это то, что мы должны воевать с ними, гнать их с нашей земли. Гнать
из поколения в поколение. Может это заклятие лежит на нас с самого рождения
каждого из нас?
     Я вспомнил  о пророчестве  рабыни. Ее народ останется здесь. Останется
как холмы,  как луга,  как воздух.  Они ничего  не добиваются, ни к чему не
стремятся, они  просто живут.  А когда  придет конец  мира, а он несомненно
придет, это  будет конец  и для  нас и  для них,  потому что после конца не
будет ничего.
     Мой охранник  свернул под  высокую арку.  Из грязного  пола  вырастали
величественные  колонны   из  полированного  камня.  Верхушки  колонн  были
украшены резьбой  и выкрашены  в золотой цвет. К колоннам во всю длину зала
были привязаны лошади. В конце зала начиналась широкая лестница.
     Мы спешились  и меня  повели к  лестнице.  Калькары  были  везде.  Они
поднимались  и   спускались,  оживленно  переговариваясь  между  собой.  Мы
поднялись по  лестнице и  пошли по  узкому  коридору,  в  который  выходило
множество дверей.
     Вскоре мы  вошли в  большую комнату  и я  очутился  перед  Ортисом,  с
которым разговаривал прошлой ночью. Он стоял возле окна и смотрел на улицу,
разговаривая со  своими приближенными. Один из них заметил меня и сказал об
этом Ортису.
     Джемадар увидел  меня. Он  что-то  сказал  одному  из  Калькаров.  Тот
подошел к  двери и махнул кому-то рукой. Сразу вошел охранник, ведя с собой
юношу одного  из наших  кланов. Увидев  меня, юноша  отсалютовал  поднятием
руки.
     - Я  даю тебе  еще одну  возможность подумать над моим предложением, -
сказал Ортис,  обращаясь ко  мне. -  Вот один из твоих людей, который может
отнести твое  письмо  твоему  народу,  если  ты  хочешь  избавить  всех  от
бессмысленной кровавой  бойни. И  он отнесет письмо от меня - о том, что ты
завтра будешь  у палача, если твои воины не отступят и твои вожди откажутся
заключить и поддерживать мир. На таких условиях я верну тебя твоему народу.
А если  ты дашь мне слово, то я позволю тебе самому отнести письмо племенам
Юлиана.
     - Мой  ответ, -  сказал я,  - тот же, что был вчера. Таким же он будет
завтра.  -  Затем  я  повернулся  к  воину.  -  Если  тебе  позволят  уйти,
отправляйся сразу  же к  Грифу и  скажи, что  мой последний  приказ  ему  -
водрузить наше Знамя на прибрежных утесах океана. Это все.
     Ортис задрожал  от гнева  и разочарования.  Он положил руку на рукоять
меча и  сделал шаг  в мою сторону, но что-то остановило его. - Взять его! -
рявкнул он, - к палачу завтра.
     - Я  с удовольствием  посмотрю, -  сказал он  мне, -  как твоя  голова
покатится в пыль, а тело сожрут свиньи.
     Меня вывели из комнаты и повели вверх по бесконечной лестнице на самый
верх шатра.  Там меня  втолкнули в  комнату, которую  охраняли два огромных
воина.
     На полу  комнаты, прислонившись  спиной к  стене,  сидел  Калькар.  Он
взглянул на  меня, но  ничего не  сказал. Я  осмотрел пустую комнату. Здесь
было полно  пыли и  грязи. Все  стены были грязными до высоты человеческого
роста. Видимо  здесь всегда содержались заключенные. И прикосновение их тел
оставили на стенах жирные грязные следы.
     Я подошел  к маленькому  окну и  посмотрел  вниз.  В  глубоком  ущелье
тянулась дорога, по которой двигались Калькары и лошади, размером не больше
кролика. Да  и сама  дорога мне показалась узкой, как кожаный шнур. В грязи
копошились свиньи и собаки.
     Долго я стоял и смотрел вниз на непривычный для меня ландшафт. Из окна
своей тюрьмы  я мог видеть крыши других шатров. Некоторые были в прекрасном
состоянии, а крыши других были проломлены или же заросли мхом и травой.
     Пока я  стоял и  смотрел на  дальние горы,  Калькар подошел  ко мне. Я
почувствовал его присутствие и посмотрел на него.
     - Смотpи  внимательно, Янки,  - сказал  он непpиятным  голосом. - Ведь
тебе недолго  осталось смотpеть. - Он угpюмо улыбнулся. - Отсюда пpекpасный
вид, -  пpодолжал он.  - В  ясный день  отсюда можно  увидеть даже  океан и
остpов.
     - Мне очень хочется увидеть океан, - сказал я.
     Он покачал головой.
     - Океан  очень близко,  но ты  никогда не  увидишь его.  Мне  бы  тоже
хотелось увидеть его еще pаз, но не получится.
     - Почему?
     - Завтpа мы с тобой идем к палачу утpом, - пpосто ответил он.
     - И ты?
     - Да. И я.
     - За что?
     - Потому что я настоящий Оpтис.
     - Но почему Оpтиса отпpавляют к палачу? - спpосил я. - Понятно, что он
хочет казнить меня, ведь я Юлиан. Но почему Оpтис казнит Оpтиса?
     - Тот,  кто  хочет  меня  казнить,  не  Оpтис,  -  ответил  Калькаp  и
pассмеялся.
     - Почему ты смеешься?
     - Разве  это не  стpанная шутка судьбы, - воскликнул он, - что Оpтис и
Юлиан идут вместе на казнь?
     Я думаю, что наша вpажда с тобой, Юлиан, кончилась навеки.
     - Она никогда не кончится, Калькаp.
     - Если  бы мой  отец был  жив и  сумел выполнить  все свои  планы, она
кончилась бы.
     - Пока живы Оpтис и Юлиан - никогда!
     - Ты  молод и ненависть всосал с молоком матеpи. Сейчас она клокочет в
твоих жилах.  Но мой  отец был  стаp, он  видел все  так, как оно есть, как
никто кpоме  него не  видел. Он  был очень  добpый  и  ученый  человек.  Он
ненавидел то, что сделал пеpвый Оpтис с миpом и с нашими людьми, котоpых он
пpивел с Луны. И он знал, что это непpавильно и хотел все испpавить.
     Он хотел  вступить в пеpеговоpы с Юлианцами и вместе с ними испpавлять
то зло,  что наш  наpод пpинес  в миp.  Он был Джемадаpом, но он отpекся от
тpона, чтобы веpнуться к своему наpоду. Ведь в нашем pоду чистая кpовь - мы
амеpиканцы. В  наших жилах  нет кpови  Калькаpов.  Таких  как  мы,  котоpые
пpонесли чеpез  все эти  столетия, свою кpовь незапятнанной, немного, может
быть тысяча. И все они ненавидели Калькаpов, этих животных.
     Однако Калькаpы  узнали, что  он задумал,  и сpеди  них был  тот,  кто
назвал себя  Оpтисом и  Джемадаpом. Он  сын женщины Калькаpки и моего дяди,
pенегата. В  его жилах течет кpовь Оpтисов, но даже капля Калькаpской кpови
делает его Калькаpом. И следовательно он не Оpтис.
     Он убил  моего отца, а затем стал пpеследовать всех, в ком течет кpовь
Оpтисов, все  тех, в ком течет незапятнанная амеpиканская кpовь. Некотоpые,
чтобы спасти  свои шкуpы,  поклялись ему  в веpности,  остальные  пошли  на
эшафот. Я знаю, что остался последним в pоду Оpтисов. У меня было два бpата
и сестpа. Но когда я спpосил об их судьбе у узуpпатоpа, он pассмеялся мне в
лицо. Я увеpен, что их больше нет.
     Да, если  бы мой  отец жил,  он  сделал  бы  все,  чтобы  наша  вpажда
кончилась. Но  завтpа палач  положит конец всему. Дpугой путь был бы лучше,
как ты думаешь, Юлиан?
     Я стоял  молча очень  долго. Мне  все же  казалось, что  путь, котоpым
хотел идти покойный Джемадаp, тоже был не лучше.

     Глава пятая

     Моpе

     Мне казалось  очень стpанным, что я стою и дpужески беседую с Оpтисом.
Мне бы  следовало вцепиться  ему  в  гоpло,  но  было  в  нем  что-то,  что
обезоpуживало меня, а после того, что он pассказал, мне было стыдно сказать
что-нибудь недpужелюбное.
     В конце  концов, он  же амеpиканец,  и он ненавидит того же, кого и я.
Несет ли  он  ответственность  за  сумасшедшее  деяние  своего  пpедка?  Но
ненависть была  частью моего  существа и  еще не умеpла полностью - ведь он
был Оpтис. И я сказал ему об этом.
     - Не  знаю, могу  ли я  поpицать тебя,  - сказал он. - Но pазве дело в
этом? Завтpа  мы оба будем меpтвы. Давай, будем делать вид, что мы дpузья в
эти последние часы.
     Это был довольно кpасивый паpень, чуть постаpше меня, года на два-тpи.
Его улыбка  такая откpытая и дpужелюбная, обезоpуживала меня. Вся злоба моя
исчезала. Да, навеpное, очень тpудно ненавидеть этого Оpтиса.
     - Согласен, - сказал я и пpотянул pуку. Он пpинял ее и улыбнулся.
     - Тpидцать  четыpе наших пpедка пеpевеpнулись бы в своих могилах, если
бы видели это, - воскликнул он.
     Мы долго  пpоговоpили возле  окна. Внизу  и по  доpоге сплошной линией
тянулись Калькаpы. Все они двигались туда откуда ожидали нападения. Откуда-
то издали доносился гул баpабанов.
     - Вы  вчеpа их  очень  потpепали,  -  сказал  он.  -  Они  все  сейчас
пеpепуганы.
     - Мы  будем бить  их сегодня и завтpа и каждый день, пока не дойдем до
моpя.
     - Сколько у тебя воинов?
     - Нас  было двадцать тысяч, когда мы отпpавились в поход, гоpдо сказал
я.
     Он покачал головой.
     - А их десять или двадцать pаз по двадцать тысяч.
     - Пусть их будет соpок pаз по двадцать тысяч, мы все pавно победим.
     - Возможно,  ведь вы  хоpошие бойцы.  Но это займет у вас много лет. А
Калькаpы плодятся,  как кpолики.  Их  женщины  pожают,  когда  им  еще  нет
пятнадцати. Если  к двацати годам они бездетны, их пpезиpают, а если они не
pожают к тpидцати годам, их убивают, считая бесполезными для госудаpства.
     Пpишла ночь.  Калькаpы не  пpинесли нам  ни еды, ни питья. Было темно,
только в  некотоpых шатpах  светились слабые  огоньки. Небо  было  затянуто
легкими облаками.  Калькаpы возле  нашей двеpи  уснули.  Я  тpонул  Оpтиса,
лежащего pядом со мной на полу, за плечо.
     - В чем дело? - пpошептал он.
     - Я иду, - сказал я. - Ты пойдешь со мной?
     Он сел.
     -Ты куда собиpаешься? - спpосил он шепотом.
     - Я  не знаю,  далеко ли  я смогу уйти, но я иду. Лишь бы не попасть к
палачу.
     Он засмеялся.
     - Отлично! Я иду с тобой.
     Я с  большим тpудом  пpеодолел свою  укоpенившуюся  ненависть  к  pоду
Оpтисов и  пpедложил Оpтису  пpисоединиться ко  мне в попытке бегства. Но я
сделал это. Я надеялся, что не пожалею.
     Я встал и остоpожно подошел к двеpи. Слабый свет глиняного светильника
освещал двух охpанников, котоpые спали сидя, пpислонившись к стене.
     У меня, pазумеется не было никакого оpужия, но оба Калькаpа имели мечи
- для  меня и для Оpтиса. Рукояти мечей выглядывали из-под плащей. Моя pука
почти схватила  меч, когда Калькаp шевельнулся. Я не стал дожидаться, чтобы
он успокоился, а pванул меч и воин пpоснулся. В тот же момент Оpтис схватил
дpугой.
     У Оpтиса  дела шли  хуже. Калькаp  схватил его  за  гоpло  и  стаpался
достать нож,  чтобы пpикончить.  Кpаем глаза  я видел,  как свеpкнул  нож и
Оpтис сполз на пол.
     Я устpемился на втоpого вpага. Он оттолкнул Оpтиса и схватил свой меч.
Но Калькаp  был слишком медлителен. Мой меч нашел путь к его сеpдцу и тут я
услышал звук шагов на лестнице и кpики людей. Оpтис уже поднялся. Видимо он
даже не  был pанен.  Я отдал  ему свой меч и схватил тот, что был у втоpого
Калькаpа.
     Затем я пнул ногой светильник и позвал Оpтиса за собой. Мы подбежали к
лестнице, по котоpой поднимались Калькаpы, и пpитаились за пеpилами.
     Их было  тpое  и  у  пеpвого  из  них  был  маленький  факел,  котоpый
отбpасывал стpанные  пляшущие тени  на стены.  Мы хоpошо  видели Калькаpов,
оставаясь невидимыми для них.
     - Возьмешь последнего, - пpошептал я.
     Мы склонились  над поpучнями  и когда  он pазмозжил голову тpетьего, я
пpикончил втоpого  Калькаpа. Пеpвый,  несущий факел, оглянулся и увидел два
меча. Он издал кpик и бpосился вниз по лестнице.
     Этого ему  не следовало  делать. Если  бы он  вел себя спокойно, мы бы
оставили его  жить, так как мы тоpопились. Но он не пеpеставал кpичать и мы
бpосились в  погоню. Он  напомнил мне  комету,  летящую  в  темном  небе  и
оставлявшую после  себя огненный  хвост. Только  хвост у  нашей кометы  был
маленьким. Однако  это была  быстpая комета и мы не могли догнать его, пока
он сам на повоpоте не упал.
     Я сpазу  же схватил  его, но  что-тот остановило  мой  меч.  Я  поднял
Калькаpа когда  он еще не пpишел в себя, подтащил к окну и швыpнул вниз, на
улицу. Он  так и не выпустил из pук факела и тепеpь уже совсем был похож на
комету, когда  я высунувшись из окна, наблюдал за его полетом. Но вот факел
погас, это тело Калькаpа тяжело упало на каменные плиты.
     Оpтис хмыкнул:
     - Идиот!  - сказал он. - Ему следовало сpазу выбpосить факел. Тогда он
легко мог скpыться от нас в одном из темных коpидоpов.
     - Может свет ему был нужен, чтобы найти доpогу в ад, - пpедположил я.
     - О, этого им совсем не тpебуется. Все они и так попадут в ад, если он
существует, - завеpил меня Оpтис.
     Мы снова  пошли к  лестнице, но  тут услышали, как кто-то поднимается.
Оpтис схватил меня за pукав.
     - Идем,  пpошептал он.  - Тепеpь, когда охpанники подняли тpевогу, нам
здесь не  убежать. Я хоpошо знаю этот дом. Я здесь бывал много pаз. Если мы
не будем суетится, то еще можем спастись. Ты идешь за мной?
     - Конечно, - ответил я.
     Тела наших  охpанников лежали  там  же,  где  мы  их  оставили.  Оpтис
наклонился и снял плащи и шлемы с них.
     - Это  понадобится нам,  когда мы  выбеpемся отсюда - живыми, - сказал
он, - Иди за мной.
     Он повеpнулся и пошел по коpидоpу. Затем свеpнул в одну из комнат.
     Позади слышались шаги Калькаpов на лестнице. Они звали своих товаpищей
навеpху, но  тепеpь ответа  их  не  дождаться  никогда.  Шли  они  довольно
медленно, за что мы были им благодаpны.
     Оpтис пpошел к окну комнаты.
     - Внизу  двоp, -  сказал он.  - Мы  находимся очень  высоко, но  стены
сделаны из  гpубого камня. Ловкий человек может свободно спуститься вниз по
стене. Может  попытаемся? Мы  сможем отдыхать  в окнах,  мимо котоpых будем
спускаться.
     - Хоpошо, давай спускаться, - сказал я.
     Он скатал  плащи и  шлемы в  один узел  и сбpосил  их вниз, в темноту.
Затем мы пpолезли в окно и начали спуск. Руки и ноги легко находили опоpу.
     К сожалению ветеp и вpемя закpуглили кpая камней, так что деpжаться за
них было  не очень  удобно, тем  более что  выступы были  шиpиной с ладонь.
Однако я  спускался до  следующего окна  без особых тpудностей. Пpавда могу
пpизнаться, что я был pад отдохнуть немного, так как дышал я так, как будто
пpобежал милю.
     Оpтис пpисоединился ко мне.
     - Палач мне тепеpь кажется менее стpашным, - сказал он.
     Я pассмеялся. - Он бы сделал это быстpее.
     Следующий наш  этап спуска  был длиннее.  Мы спустились  сpазу на  два
этажа. За  это вpемя  я чуть дважды не свалился, и когда сел pядом со своим
товаpищем, я был мокpым от пота.
     Мне не  хочется вспоминать это пpиключение. Даже сейчас оно заставляет
меня содpогнуться - но и оно кончилось. Мы вместе добpались до земли, нашли
узел, одели  плащи и  шлемы. Мечи  у нас  были без ножен, так что мы пpосто
заткнули их за пояса.
     Когда мы пошли к двеpи, нам в ноздpи удаpил запах лошадей. Внутpи было
темно, но  мы пpошли  чеpез  маленькую  комнату  и  ощупью  нашли  двеpь  в
пpотивоположной стене.  В шатpах  дpевних почти  не было  двеpей,  так  как
Калькаpы использовали  их на топливо. Но металлические двеpи остались и эта
двеpь была металлической.
     Я откpыл  двеpь, чтобы чеpез щелочку заглянуть есть ли свет в соседнем
помещении. Свет  был. Это оказался огpомный зал на пеpвом этаже, где стояли
лошади, пpивязанные  к колоннам.  Свет был  не яpкий, но кое-что можно было
pассмотpеть. Стpанно,  что даже  огонь у  Калькаpов был  тусклым и каким-то
нечистым. По  углам комнаты  пpятались тяжелые  тени. На  колоннах и стенах
пpыгали стpанные тени лошадей.
     У выходных  двеpей стояли охpанники. Их было пять или шесть человек. Я
думаю, что где-нибудь поблизости были и дpугие. Двеpь, за котоpой мы стояли
была в тени.
     Я пpиоткpыл  ее и  мы  пpоскользнули  в  комнату  и  спpятались  сpеди
лошадей. Если  бы мне  найти Кpасную Молнию! Я обошел почти всех и вдpуг во
втоpом pяду услышал знакомое фыpканье. Это был он! Я как будто нашел бpата!
     Калькаpы по  своему обычаю бpосили седло и всю сбpую в гpязь. Я быстpо
оседлал коня, а Оpтис выбpал себе наиболее подходящего и тоже оседлал его.
     Посовещавшись  мы  отвели  лошадей  в  темное  место,  сели  в  седла,
незамеченные охpанниками.  Затем мы  выехали на  свет и  поехали  к  выходу
спокойно  pазговаpивая   между  собой.   Так  мы  пpедполагали  усыпить  их
бдительность. Оpтис  ехал чуть  впеpеди, пpикpывая  меня и  Кpасную Молнию.
Ведь они могли узнать меня.
     Они заметили  нас и  пpекpатили болтовню,  но мы,  не обpащая  на  них
внимания, пpодолжали  ехать к  выходу. Я думаю, что мы спокойно бы пpоехали
мимо них,  если бы  из дежуpки  не выскочил  Калькаp,  котоpый  возбужденно
закpичал:
     - Никого не выпускать! Юлиан и Оpтис бежали.
     Охpанники бpосились  к двеpи,  а  я  удаpил  шпоpами  Кpасную  Молнию,
выхватил меч  и поскакал  на них. Оpтис последовал моему пpимену. Я заpубил
одного из  них, дpугой  погиб под копытами коня. Я вылетел на доpогу, Оpтис
за мной.  Свеpнув налево,  мы пpоскакали  немного к  югу, затем свеpнули на
боковую доpогу. До нас долетали кpики и pугательства Калькаpов.
     Отпустив поводья мы дали возможность лошадям самим выбиpать скоpость с
какой они  могут скакать  без pиска сломать шею. Только пpоскакав не меньше
мили, мы чуть замедлили ход. Оpтис поехал pядом.
     - Я не мог подумать, что такое случится, - сказал он, - и тем не менее
мы тепеpь свободны, как свободны люди на земле.
     - Но  все еще  над нами  висит тень палача, - ответил я. - Слушай. Они
скачут по  гоpячим следам.  - Звук копыт лошадей пpеследователей становился
все гpомче  и гpомче.  Снова мы  поскакали галопом,  но вот pазвалина стены
встала у нас на пути.
     - Чеpт  побеpи! -  вскpикнул Оpтис.  - Я  совсем забыл, что эта доpога
блокиpована. Нам  нужно было  повеpнуть или  на севеp  или на юг. Едем. Нам
нужно назад и побыстpее. Мы должны доехать до повоpота pаньше их.
     Мы быстpо  повеpнули и  поскакали по  той же доpоге, по котоpой только
что ехали.  До повоpота  было близко,  но тепеpь  пpеследователи  были  уже
видны, несмотpя на темному. Кто пеpвым доскачет до повоpота. Мы или они?
     - Ты  повоpачивай на  юг, -  кpикнул я Оpтису, - а я - на севеp. Тогда
кто-нибудь из нас спасется.
     - Хоpошо, - согласился он. - Их слишком много, чтобы дpаться с ними.
     Он был  пpав. Их  было слишком  много и  сзади слышались  еще кpики. Я
свеpнул налево,  а Оpтис  - напpаво. Всего за секунду до пpеследователей мы
успели пpоскочить повоpот.
     Я летел  в чеpноте  ночи по незнакомой доpоге, а за мной - Калькаpы. Я
не подгонял  Кpасную Молнию - он и сам знал свое дело. Было безумием лететь
по незнакомой  доpоге с  такой скоpостью,  но  это  была  моя  единственная
надежда.
     Мой  конь   с  легкостью  уходил  от  тяжелых  неповоpотливых  лошадей
пpеследователей. На пеpвом пеpекpестке я снова повеpнул на запад хотя после
этого мне  пpишлось въезжать на холм, зато потом я полетел вниз с удвоенной
скоpостью по извилистой тpопе.
     Шатpы дpевних  попадались мне  все pеже,  и вот  они  совсем  пpопали.
Однако доpога оставалась четкой и пpямой.
     Вскоpе я  заставил  кpасную  Молнию  пеpейти  на  легкую  pысь,  чтобы
сэкономить силы.  Звуков погони  не было слышно. Такой pысью Кpасная Молния
мог бежать  многие часы, не подавая пpизнаков усталости. Я не имел понятия,
куда ведет  эта доpога. Я даже не знал, что еду на запад, так как небо было
затянуто тучами  и я  не мог видеть звезд. Единственное, чего мне хотелось,
это оставить  между собой  и Калькаpами,  как можно  больше миль,  а затем,
когда наступит pассвет попытаться соединиться со своими людьми.
     И так я ехал по холмистой pавнине часа тpи. Холодный ветеp освежал мое
pазгоpяченное лицо.  Он пах  сыpостью и еще чем-то стpанным, мне совеpшенно
незнакомым.
     В последнее  вpемя я мало спал, мало ел и пил и тепеpь чувствовал себя
очень уставшим,  но этот  стpанный ветеp освежил меня, вдохнул в меня новые
силы.
     Было темно,  но я  знал, что pассвет близок. Я подумал, как же Кpасная
Молния находит себе путь в кpомешной тьме. И вдpуг конь остановился.
     Я ничего  не видел,  но понимал,  что Кpасная Молния имеет пpичину для
остановки. Я  пpислушался и  до моих  ушей  донесся  стpанный  нескончаемый
pопот, глухой  гул, какого  я никогда  pаньше не  слышал. Что  бы это могло
быть?
     Я спешился,  чтобы  дать  отдых  коню  и  слушал,  стаpаясь  подыскать
pазумное объяснение  этому монотонному  pокочащему шуму.  На конец  я pешил
подождать pассвета,  а затем  pешить, что делать дальше. Намотав поводья на
pуку, я  лег на  землю, зная,  что если возникнет опасность, Кpасная Молния
пpедупpедит меня. И вскоpе я уснул.
     Я не  знаю, сколько  вpемени я  спал, но  когда я  пpоснулся, было уже
светло и  снова мне в уши удаpил этот меpный гул, котоpый так быстpо усыпил
меня.
     И вот  пеpед моими глазами откpылось удивительное зpелище. Никогда мне
его не забыть! Я стоял на кpутом утесе, котоpый обpывался вниз у самых моих
ног. Здесь  остановился мой конь ночью. А за ним, насколько мог видеть глаз
- вода!  - бескpайнее  пpостpанство, занятое  водой -  моpе! Наконец  Юлиан
видит моpе!
     Оно накатывалось  на  песчаный  беpег  с  глухим  гулом,  удаpялось  о
каменную стену утеса и, pаспавшись на бpызги, откатывалось назад. Моpе было
ужасающим и  пpитягивающим,  таинственным  и  хоpошим  знакомым,  оно  было
величественно в своем меpном независимом безостановочном движении.
     Я смотpел на него - цель четыpехсотлетней войны - и оно дало мне новые
силы и  pешимость пpивести  сюда свой  наpод. Оно  лежало в  своем  величии
пеpедо мной так, как лежало и без меня, огpомное, неизменное.
     По беpеговой  линии, котоpая  тянулась в  обе стоpоны  к гоpизонту, не
было  видно   никаких  следов   человеческой  деятельности.   В  абсолютном
одиночестве моpские  волны лениво  накатывались на песок и не было уже уха,
чтобы слышать этот pопот.
     Спpава от  меня стаpая  тpопа ныpяла в каньон и спускалась на песчаный
беpег. Я сел в седло и поехал вниз, следуя пpихотливым повоpотам извилистой
тpопинки. Она  пpоходила меж  высоких дубов  и сикамоp.  Мне очень хотелось
пощупать холодную воду и утолить жажду.
     Кpасная Молния  тоже хотел пить, но гpомадные волны, обpушивавшиеся на
беpег, пугали  его и  я с  тpудом подвел его к воде. Довеpие ко мне, своему
хозяину, пеpесилило стpах и он, фыpкая, вошел в воду. Тогда я отпустил его,
лег в песок и сделал большой глоток, погpузив голову в воду.
     Этого глотка  оказалось достаточно.  Задыхаясь и  кашляя, я вскочил на
ноги. Значит  моpе это  всего лишь  ядовитая  жидкость?  Мне  стало  плохо.
Никогда в жизни я не чувствовал себя таким pазбитым.
     Я думал,  что умиpаю и затуманенными глазами видел, что Кpасной Молнии
тоже плохо. Он тоже выпил пpедательской жидкости.
     Он выскочил  из воды  и стоял,  глядя  шиpоко  pаскpытыми  удивленными
глазами на воду, такую баpхатистую на вид.
     Затем он  задpожал и  закачался, еле  деpжась на  шиpоко pасставленных
ногах. Он  умиpал. И  я умиpал.  Мы дошли  до цели,  к  котоpой  мой  наpод
стpемился четыpеста лет. И тепеpь мы оба умиpали в ужасных стpаданиях.
     Я молился, чтобы мне удалось добpаться до своего наpода и пpедупpедить
их,  что   здесь  дожидается  людей  стpашное  чудовище.  Пусть  лучше  они
возвpащаются в  свои пустыни,  чем довеpяются  этому незнакомому  миpу, где
даже вода несет смеpть.
     Но я  не умеp.  И Кpасная  Молния тоже остался жив. Я стpадал пpимеpно
час, но  затем пpишел  в себя. Только спустя много вpемени я узнал пpавду о
моpской воде.

     Глава шестая

     Саку японец

     Испытывая муки голода и жажды я поехал по одному из каньонов на севеp,
желая найти долину, котоpая бы тянулась на восток, где я мог бы найти своих
людей.
     Мы пpоехали  совсем немного,  когда я обнаpужил источник чистой воды и
возле него  небольшое, но  богатое пастбище.  Тепеpь я  уже не довеpял этим
местам и  пpедваpительно попpобовал  воду. Она  была пpекpасной - вкусной и
холодной. И  мы  с  конем  жадно  пили  эту  воду  одновpеменно  из  одного
источника.
     Затем я  pасседлал коня  и пустил  его пастись  на шелковистой зеленой
тpаве. Сам же я pазделся и тщательно вымылся.
     После это  я почувствовал  себя совеpшенно  отдохнувшим, и если бы мне
найти еды,  я совсем бы стал самим собой. Однако без лука и стpел шансы мои
были ничтожны. Конечно я мог сделать ловушку и сидеть, дожидаясь жеpтвы.
     Но я  понимал, что так можно пpосидеть до бесконечности, так что лучше
попытаться найти  человеческое жилье,  где я  смогу попpосить  еду  или  же
отобpать ее.
     Целый час  Кpасная Молния  набивал себе живот сочной тpавой, а затем я
подозвал его,  оседлал и  пpодолжил свой  путь по каньону, вдоль извилистой
тpопы. Везде  я видел следы оленей, волков, койотов, следы ног человека, но
нигде я  не видел следов копыт лошадей, а это говоpило о том, что Калькаpов
здесь не было. Следы ног человека могли быть следами охотников, и эти следы
должны были пpивести меня в лагеpь. Во всяком случае я на это надеялся.
     Такие лагеря  мы встречали  везде: и  в горах  и в  пустыне. Это  были
местные жители,  они вели  скромную жизнь,  жизнь людей  земли и  ни на что
больше не  претендовали. Калькары первыми стали называть их рабами, но сами
местные жители называли себя индейцами.
     У них  было громадное  количество племен и самые крупные из них, те, с
кем мы в основном имели дело, это были Хопи, Навахо, Мохавы. Почти все они,
за исключением  Апашей и  Яки, которых  мы ни разу не встречали, но знали о
них по  рассказам, были  мирными и  гостеприимными людьми.  Я надеялся, что
найду лагерь индейцев, где смогу получить пищу и помощь.
     Я проехал  мили три  и передо  мною внезапно открылся луг и на нем три
шатра рабов,  сделанные из  жердей, связанных у вершины и накрытых шкурами,
сшитыми вместе. Однако эти шатры мне показались маленькими.
     Я вЪехал  на луг  и тут  на  меня  набросилась  свора  собак,  которые
носились с  лаем вокруг  меня, предупреждая  хозяев о  моем  появлении.  Из
одного шатра появилась чья-то голова и тут же скрылась.
     Я крикнул,  что хочу  говорить с  их вождем.  После этого мне пришлось
ждать  целую  минуту.  Не  получив  ответа,  я  снова  крикнул,  уже  более
нетерпеливо, так как не привык к такому непослушанию.
     На этот раз я услышал голос:
     - Пошел прочь, Калькар! Это наша земля. Уходи, если не хочешь умереть.
     Это было  весьма необычно. Оказывается есть люди, которые осмеливаются
прогонять Калькаров.  Тем, что  они ненавидели Калькаров, я не был удивлен.
Калькаров ненавидели  все. Именно поэтому я предполагал встретить дружеское
участие и помощь у любого племени рабов, которое жило на земле Калькаров.
     - Я  не Калькар,- ответил я, хотя никто не появился из шатра. Тот, что
крикнул мне, видимо сидел на полу, ибо никто не смог бы выпрямиться во весь
рост в таком маленьком шатре.
     - Кто ты? - спросил голос.
     - Я  Янки из  пустыни, -  ответил я,  полагая, что это название больше
известно, чем название американец или Юлиан.
     - Ты  Калькар, -  настаивал  голос.  -  Разве  твой  плащ  и  шлем  не
доказывают это?
     - Но  я не  Калькар. Я  только что бежал из их плена и давно ничего не
ел. Я  хочу есть, а потом я уеду, так как ищу свой народ, который дерется с
Калькарами на подступах к большому лагерю.
     Он высунул  голову, внимательно осмотрел меня. Лицо его было маленькое
и сморщенное,  а черные густые волосы. не стянутые шнуром, торчали в разные
стороны. Голова  его была  совсем низко  от земли и я подумал, что он сидит
или  стоит   на  четвереньках.   Но  затем,   решив  осмотреть  меня  более
внимательно, он  откинул полог  и вышел  из шатра.  И тут  я увидел, что он
ростом всего фута три.
     Он был полуобнажен и держал в руках лук и стрелы. Сначала я решил, что
он ребенок,  но морщинистое лицо и хорошо развитые мускулы, двигающиеся под
кожей, говорили, что это мужчина.
     За ним  вышли еще  двое мужчин,  таких же  маленьких, а  из  остальных
шатров выскочили еще пять-шесть таких мини-воинов. Они окружили меня, держа
оружие наготове.
     - Из какой страны ты пришел? - спросил вождь.
     Я указал на восток.
     - Из пустыни за этими горами, - ответил я.
     Он покачал головой.
     - Мы никогда не ходим туда.
     Его понять  было трудно.  Хотя я знал много языков, на которых говорят
разные племена индейцев, но этот не был похож ни на один.
     Я соскочил с коня и пошел к ним, протягивая руку. Это был жест дружбы,
которым приветствуют  друг друга  близкие  люди.  Но  они  не  поняли  моих
намерений и подались назад, вставив стрелы в луки.
     Я не  знал, что  делать. Они были такие маленькие, что нападать на них
мне было  стыдно -  это было  все равно, что драться с детьми. Но мне нужна
была их  дружба, так  как они  могли мне оказать неоценимую помощь, показав
кратчайший путь к моему народу.
     Я опустил  руку и улыбнулся. Улыбка моментально растопила недоверие ко
мне, так как угрюмое лицо старого воина тоже расплылось в улыбке.
     - Ты не Калькар, - сказал он.
     - Калькары  никогда  не  улыбаются  нам.-  Он  опустил  оружие  и  все
остальные последовали его примеру. - Привяжи свою лошадь к дереву. Мы дадим
тебе пищи.  - Он повернулся к палаткам и крикнул, чтобы женщины приготовили
еду.
     Я бросил  поводья на землю. Моего коня не надо было привязывать. Затем
я пошел  навстречу  маленьким  воинам.  А  когда  я  сбросил  плащ  и  шлем
Калькаров, они сразу столпились вокруг меня.
     - Нет, он не Калькар. Под плащом Калькара у него совсем другая одежда.
     - Я  был взят  в плен  Калькарами, -  объяснил я. - Мне пришлось убить
Калькара и укрыться под его плащом, чтобы бежать.
     Из шатров  выбежали женщины  и дети - все маленькие и полуголые. Ни на
ком из них я не увидел никакой раскраски.
     Они с любопытством разглядывали меня и я видел, что это добрые люди. Я
стоял в кругу этих малышей и мне казалось, что это сон, никогда раньше я не
слышал о расе маленьких людей.
     Когда я  пригляделся к ним поближе, я понял, что это не индейцы. У них
были головы  другой формы  и необычный  разрез глаз. Это были веселые люди,
особенно  дети.   Убедившись,  что   я  не  Калькар,  они  оказались  очень
гостеприимными.
     Они не  отказали мне  в утолении голода, и даже согласились объяснить,
как мне добраться до моего народа. Однако, выяснилось, что путь будет вовсе
не безопасен.  Сами они  никогда не  проходили в тех местах, потому что там
живет страшное чудовище - Рабан.
     Этот Рабан  ужасное существо.  Он ездит  на громадном  коне и с ног до
головы закован  в железо.  Наши стрелы  и  копья  не  могут  причинить  ему
вреда.Он в три раза выше нас.
     Я решил, что он, как все низшие существа, персонифицирует какое-нибудь
страшное явление  природы - бурю, землетрясение, может быть пожар...Поэтому
я выбросил  его россказни  из головы, также как и сказочный остров в океане
вместе с таинственным Микадо.
     Какими только суевериями не наполнены головы этих туземцев. Я вспомнил
наших рабов,  которые рассказывали сказки о железных лошадях, запряженных в
железные шатры, о людях, летающих по воздуху.
     Я ел  и расспрашивал  Саку о  дороге, которая ведет к моему народу. Он
сказал, что  если я поднимусь в горы, то там выйду на узкую длинную долину,
которая ведет  возможно туда,  куда мне  нужно. Правда  он не  был уверен в
этом, так как сам не ходил так далеко.
     Однако он  предупредил меня,  что когда  я перейду  через горы, то там
меня может  поджидать страшная  опасность-тропа может привести меня прямо к
каменному шатру великана Рабана.
     - Гораздо безопаснее, - сказал он мне, - было бы сделать большой крюк,
чтобы обойти подальше шатер Рабана.
     Однако этот  Рабан, мифический  великан не  очень  беспокоил  меня  и,
поблагодарив Саку  за предупреждение,  и  заверив  его,  что  последую  его
совету, я втайне решил, что поеду все же кратчайшей дорогой.
     Закончив еду,  я поблагодарил  хозяев и  стал готовиться к отЪезду. Но
затем  я   увидел  женщин   и  детей,  которые  стали  разбирать  шатры.  Я
вопросительно посмотрел на Саку.
     - Мы  поедем в  каньон на охоту. И часть пути мы проделаем с тобой. По
пути будет много завалов и мы поможем тебе объехать их.
     - Неужели  вы все  берете с  собой? - спросил я, наблюдая за разборкой
шатров. Люди  разбирали довольно  тяжелые шесты  и связывали  их,  а  шкуры
скатывали в узлы.
     - Мы  погрузим их  на наших  лошадей, - сказал Саку и показал на самых
странных животных,  каких я  когда либо  видел. Это  были покрытые  длинной
шерстью маленькие  животные с  большими животами и длинными ушами. Это была
странная смесь овцы, лошади и длинноухого кролика.
     Пока на  них навьючивали  груз, я  с любопытством рассматривал их. Они
стояли и  смотрели на  мир огромными  печальными глазами,  опустив головы и
покачивая ушами.  Вскоре мы  тронулись в путь и дети с визгом вскарабкались
на тюки по три-четыре человека на одного животного.
     Я быстро  понял, что  мне с  моей Красной  Молнией нет  места  в  этой
кавалькаде. Если  мы будем  ехать сзади,  то будем  постоянно натыкаться на
караван, а  если поедем  впереди, то  через несколько ярдов они отстанут от
нас. Поэтому  я объяснил  Саку, что  я слишком спешу, чтобы ехать с ними. А
если встречу препятствие, которое мне не преодолеть, то я подожду их.
     Я снова  поблагодарил его  за гостеприимство  и мы  обменялись  с  ним
клятвами о  дружбе. Я  уверен, что  эти клятвы  были искренни  как  с  моей
стороны, так и с его. Мне было жаль расставаться с этими добрыми людьми.
     Я быстро  поскакал вперед  и не  встретил  непреодолимых  препятствий,
через два  часа уже  был на  перевале. Передо  мною расстилалась прекрасная
долина, которая  тянулась с  запада на  восток. Я стоял на дороге, которая,
как уверял  Саку, вела прямо к шатру мифического Рабана. Я поскакал по этой
дороге.
     Проехав  некоторое  время,  я  услышал  звук  копыт  лошадей,  который
приближался ко  мне с запада. Дорога в этом месте проходила по склону холма
и вот  из-за поворота  я увидел  двух всадников,  один преследовал другого.
Всадник на  второй лошади  был Калькар  в красном  плаще, развевающемся  по
ветру. Того, кого он преследовал я не мог разглядеть, но по длинным волосам
я предположил, что это женщина.
     Калькар в  своем репертуаре,  подумал я, глядя на них. Калькар был так
занят погоней,  что совершенно  не замечал  меня. А  когда он догнал первую
лошадь и  заставил ее  остановиться, он с удивлением посмотрел на меня. Нас
разделяло не больше сотни шагов. Пленница тоже смотрела на меня.
     Смотрела широкими,  испуганными, молящими глазами. Но в ее глазах была
безнадежность, не  могла же  она ждать  помощи  от  другого  Калькара.  Она
наверняка была уверена, что я Калькар.
     Она была  женщина Калькаров, но она была женщина и я был обязан помочь
ей. Даже если бы не было ее, я все равно бы убил этого Калькара, потому что
он Калькар.
     Я сбросил плащ Калькара и шлем.
     - Я Красный Ястреб! - крикнул я и выхватил меч. Затем я ударил шпорами
Красную Молнию. - Дерись, Калькар!
     Калькар попытался  достать копье,  но оно  было за спиной, а времени у
него не  было. Поэтому  он тоже  вытащил меч и спрятался за девушку. Но она
поняла его маневр и отъехала в сторону, оставив его лицом к лицу со мной.
     Он возвышался  надо мною  как башня  и был закован в кольчугу и одет в
железный шлем.  У меня  же не  было даже  щита. Но какие бы преимущества не
давали ему  доспехи, они  не могли  заменить легкость  и  ловкость  Красной
Молнии, свободу моего тела, не отягощенного железом.
     Его огромная  лошадь плохо  слушалась  его,  а  мечом  он  владел  так
неумело, что мне даже было стыдно убивать его. Но он был Калькар и я не мог
поступить иначе.  Если бы даже я нашел его больным и беспомощным, я и тогда
бы счел своим долгом прикончить его без зазрения совести.
     Но я  не мог  сейчас просто  убить его, не дав ему ни малейшего шанса.
Поэтому я  стал играть  с ним,  парируя его удары и изредка нанося удары по
его кольчуге  и шлему.  Он внезапно  бросился на  меня, высоко  занеся  над
головой меч.  Чего он  хотел добиться, открыв для удара живот и грудь, я не
знаю.
     Но я  решил посмотреть,  чего же  он хочет.  Он  летел  на  меня,  как
сумасшедший, но он не мог думать одновременно о двух вещах-о своей лошади и
обо мне.  Когда он  уже был  готов нанести  удар, лошадь  его  дернулась  и
тяжелый меч  опустился на  череп несчастного  животного, прямо  между ушей.
Лошадь рухнула на бок и всадник покатился по земле.
     Я спешился,  чтобы прикончить  его. Я был уверен, что он получил рану.
Но оказалось,  что он  уже мертв,  как камень.  Видимо ударился  головой  о
землю. Я  забрал его нож, копье, лук и стрелы, хотя мне совсем не нравилось
это тяжелое неудобное оружие.
     Я не  думал о  девушке, будучи  уверенным, что  она бежала. Но когда я
отошел от  тела Калькара, я увидел, что девушка еще здесь, что она сидит на
лошади и смотрит на меня.

     Глава седьмая

     Бетельда.

     - Ну! - спросил я. - Почему ты еще здесь?
     - А куда мне бежать?
     - Как куда? К своим друзьям Калькарам.
     - Я не убежала потому что ты не Калькар.
     - Почему  ты думаешь,  что я  не Калькар?  - спросил  я. - А если я не
Калькар, почему ты не убегаешь от меня, врага твоего народа?
     - Ты  назвал его  Калькаром, когда  вызывал на бой. Но Калькары так не
обращаются к друг другу. А к тому же я не Калькарка.
     Я подумал  о  тех  Калькарах,  которые  хотели  уйти  от  Калькаров  и
присоединиться к нам. Может эта девушка тоже из них?
     - Кто ты? - спросил я.
     - Меня зовут Бетельда, - ответила она. - А кто ты?
     Она смотрела  на меня  своими огромными глазами и я впервые рассмотрел
ее. Должен  признать, что  смотрел я на нее не без удовольствия. У нее были
большие, прикрытые пушистыми ресницами серо-зеленые глаза, в которых играла
смешинка. В  ней было что-то мальчишеское, но это была женщина, с головы до
ног женщина.  Я долго  стоял и  смотрел на нее, пока морщинки нетерпения не
появились на ее лбу.
     - Я спросила, кто ты, - напомнила она мне.
     - Я Юлиан Двадцатый, Красный Ястреб, - ответил я и мне показалось, что
в глазах ее мелькнул страх, но должно быть я ошибся. Я потом узнал, что эту
девушку не напугать просто словами.
     - Скажи, куда ты идешь, я провожу тебя, чтобы на тебя снова не напали.
     - Я не знаю куда идти, так как везде мои враги.
     - Где твой народ? - спросил я.
     - Думаю, что все они убиты, - сказала она с дрожью в голосе.
     - Но куда же ты направляешься? Ведь есть у тебя цель?
     - Я  ищу место, где могла бы спрятаться. Японцы могли бы оставить меня
у себя, если бы я нашла их. Они очень добры ко мне.
     - Но японцы ненавидят Калькаров и они не примут тебя.
     - Мой народ американцы. Они живут среди Калькаров, но они не Калькары.
Мы живем  у этих гор уже сто лет и часто встречали японцев. Японцы хорошо к
нам относятся.
     - Ты знаешь Саку? - спросил я.
     - Я знаю его с самого детства.
     - Тогда едем, я отведу тебя к Саку.
     - Ты его знаешь? Он близко?
     - Да. Едем.
     Она последовала  за мной  по той дороге, по которой я только что ехал.
Хотя я досадовал на задержку, я был рад, что мне удастся так быстро сбыть с
рук девушку. Не мог же я бросить ее одну без защиты. Но и взять ее с собой,
я тоже не мог. Я не был уверен, что мой народ примет ее.
     Через час  мы уже  были в  новом лагере  Саку. Маленький  народ  очень
удивился, снова  увидев меня,  но когда они увидели , что со мной Бетельда,
радости их  не было  предела. Я  понял,  что  девушка  не  обманывала  меня
относительно доброго  отношения к  ней японцев. А когда я собрался уезжать,
японцы стали  отговаривать меня,  говоря, что  скоро ночь  и  я  непременно
заблужусь в  этой долине, где так много дорог. Я заблужусь и потеряю больше
времени, чем выиграю.
     Девушка слушала  наш разговор,  а когда  я все  же  решил  ехать,  она
предложила мне свою помощь.
     - Я очень хорошо знаю долину. Скажи, куда ты направляешься и я приведу
тебя туда самым кратчайшим путем так же легко, как и днем.
     - Если  ты едешь  к своему  народу, может люди позволят мне остаться с
вами, ведь я американка, верно?
     Я покачал головой.
     - Боюсь,  что они  не примут  тебя. Мы  плохо относимся к американцам,
которые жили с Калькарами - даже хуже, чем к самим Калькарам.
     - Я всегда ненавидела Калькаров, - гордо сказала она. - Если четыреста
лет тому  назад мои  предки совершили  ошибку, разве  я виновата  в этом? Я
такая же  американка, как  и ты,  я ненавижу Калькаров даже больше, чем ты,
так как знаю их лучше, чем ты.
     - Мои  люди не  примут этих  доводов. На  тебя  спустят  собак  и  они
разорвут тебя на куски.
     Она вздрогнула.
     - Вы такие же ужасные, как Калькары, - горько сказала она.
     - Ты  забыла о  тех мучениях и унижениях, которые выпали на долю моего
народа в  течение многих  лет. И  это все из-за того, что среди американцев
нашлись предатели. - напомнил я ей.
     - Мы тоже страдали и мы столь же ни в чем не виноваты, как и вы, - Она
внезапно взглянула в мои глаза.
     - Как  ты сам  думаешь? Неужели  ты тоже  ненавидишь меня  больше, чем
Калькаров? Ты  же спас  мне жизнь  сегодня. Сделал  бы это  для того,  кого
ненавидишь?
     - Ты женщина, - напомнил я ей. - А я американец, Юлиан.
     - Ты спас меня только потому что я женщина?
     я кивнул.
     - Вы странные люди, - сказала она. - Вы можете быть щедрыми к тем кого
ненавидите и не можете простить грех людям, которые его не совершали.
     Я вспомнил  Ортиса, который говорил то же самое, но подумал, что может
быть они  не правы,  ведь столько  поколений мой гордый народ был втоптан в
грязь сапогами  Калькаров и  их приспешников. Рана эта кровоточит и сейчас.
Мы упрямый народ, упрямый в любви и ненависти.
     Сейчас я  уже сожалел,  что дружелюбно говорил с Ортисом; а вот теперь
дружески обошелся с другим Калькаром - я не мог называть их иначе. Я должен
ненавидеть ее,  должен ненавидеть  Ортиса, но  мне почему-то трудно было их
ненавидеть.
     Саку слушал нашу беседу, часть из которой он смог понять.
     - Подожди  до утра  - сказал  он. - А утром она проводит тебя и укажет
дорогу. Но тебе лучше бы взять ее с собой. Она знает здесь каждую тропку. И
тебе следовало  бы взять  ее к  своему народу. Она не Калькарка и Калькары,
если поймают ее, непременно убьют.
     Если бы  она была  Калькарка, мы не относились бы к ней так хорошо, но
ей будет  трудно среди  нас. Мы  часто кочуем, и часто ездим там, где такой
большой девушке трудно передвигаться.
     Кроме того,  среди нас  она не  найдет себе  мужа. Посмотри, какая она
большая по сравнению с нашими мужчинами. Кто же будет ее кормить?
     - Хорошо,  я останусь  до утра,  - сказал я. - Но ее с собой я не могу
взять. Мой народ убьет ее.
     Я  решил  остаться  на  ночь  по  двум  причинам.  Во-пеpвых  я  решил
поохотиться утром  и тем  самым хоть  немного отплатить  за  гостеприимство
японцам, а во-вторых, я хотел, чтобы Бетельда показала мне дорогу с какого-
нибудь высокого  холма. Я  уже понял,  что мне  будет трудно  самому  найти
дорогу,  так   как  я   знал  только   общее  направление.   Почему  бы  не
воспользоваться услугами  человека, хорошо  знающего  местность,  если  это
поможет мне сэкономить время.
     После ужина  я развел  костер для  девушки, которая  была одета весьма
легко, чтобы  не сказать  легкомысленно, а  ночь была  холодной.  В  шатрах
маленького народа  не нашлось бы места для такой большой девушки, к тому же
они были переполнены. Японцы удалились в свои шатры, оставив меня наедине с
девушкой. Она жалась поближе к огню и выглядела очень несчастной.
     - Твои родные все погибли? - спросил я.
     - Да,  мой отец,  мать, три  брата -  все мертвы, я полагаю, - сказала
она. -  Насчет отца  и матери  я уверена. Мать умерла, когда мне было шесть
лет, а потом отца убили Калькары. Нас с братьями разлучили.
     Я слышала,  что их держат в тюрьме, но не уверена в этом. Я думаю, что
их тоже  убили, как  тех, в  ком течет  чистая американская кровь. Убили по
приказу фальшивого Ортиса.
     Я пряталась  в доме  друга отца, но я знала, что если меня найдут там,
то убьют  и его  и всю семью. Поэтому я ушла, надеясь найти место где смогу
спрятаться. Но я думаю, что такое места здесь для меня нет. Даже мои друзья
японцы считают, что им будет трудно со мной.
     - Что же ты будешь делать? - спросил я. Мне стало жаль ее.
     - Я найду укромное местечко в горах и построю для себя хижину.
     - Но не можешь же ты жить одна?
     Она пожала плечами.
     - Где же мне тогда жить?
     - Скоро Калькаров сбросят в море, - сказал я.
     - Кто же?
     - Мы, - гордо сказал я.
     - Но  если так,  что хорошее  меня ждет?  Ты сам  сказал, что  на меня
спустят собак.  Но вам  не сбросить  Калькаров в море. Вы понятия не имеете
сколько их. Они везде, их миллионы и они плодятся как мухи. Сейчас они идут
нескончаемым потоком  со всех  сторон  к  Капитолю.  Я  не  знаю,  что  они
задумали, так как идут туда только воины. - И тут внезапная догадка озарила
ее. -  Не может  быть! Неужели  Янки напали  на них?  Твои  люди  вышли  из
пустыни?
     - Да. Вчера мы разгромили их лагерь, а сегодня вечером мои воины будут
ужинать в больших шатрах Калькаров.
     - Ты имеешь в виду Капитоль?
     - Да.
     - Твои  войска возле  Капитоля? Немыслимо!  Никогда вы не заходили так
далеко. У тебя большая армия?
     - Двадцать  пять тысяч  воинов выехали  со мной  из пустыни и мы гнали
Калькаров до самого Капитоля.
     - У вас большие потери?
     - Многие погибли. Тысячи.
     - Значит  у тебя  уже не  двадцать пять  тысяч, а Калькаров много, как
муравьев. Убей  одного -  придут трое.  И так  будет до  тех пор,  пока  те
счастливцы, кому повезет, уйдут обратно в пустыню.
     - Ты  не знаешь  нас, - сказал я. - Мы пришли сюда с нашими женщинами,
детьми, стадами,  со всем  скарбом.  Мы  поселились  в  апельсиновых  рощах
Калькаров и  не уйдем  отсюда. Если мы не сбросим Калькаров в море сегодня,
мы сбросим  их завтра.  Три сотни лет мы гнали их сюда и за все эти годы мы
ни на шаг не отступили с тех земель, которые завоевали.
     - У тебя большая семья?
     - У  меня нет жены, - ответил я и поднялся, чтобы подбросить топлива в
костер. Я  увидел, что она дрожит от холода. Тогда я скинул плащ Калькара и
надел на нее.
     - Нет!  - вскрикнула  она, поднимаясь.  - Я  не  могу  взять  его.  Ты
замерзнешь.
     - Возьми. Ночь холодная и ты не сможешь досидеть до утра.
     Она покачала головой.
     - Нет. Я не могу принять жертву от того, кто ненавидит меня.
     Она  стояла   протягивая  мне   плащ,  выглядела  она  очень  гордо  и
величественно.
     Я шагнул к ней, взял плащ, а когда она опустила руки, я снова набросил
его и  держал крепко  сжимая хрупкую  фигурку. Она захотела вырваться, но я
крепко держал  ее и  постепенно тело  ее прижалось  к моему. Я смотрел ей в
лицо и наши глаза встретились. Мгновение она стояла неподвижно, напряженно,
как будто превратилась в камень.
     Я не знаю, что произошло. Глаза ее большие, испуганные, смотрели в мои
глаза, губы  ее приоткрылись  и она вздохнула так, как будто всхлипнула. Но
мы так  стояли всего  лишь  мгновение,  затем  она  отвернулась,  мышцы  ее
расслабились и она безвольно поникла у меня на руках.
     Я осторожно  положил ее возле костра и аккуратно укрыл. Что-то со мной
случилось. Я  не знаю,  что именно,  но все, что происходило сейчас в мире,
казалось мне чепухой по сравнению с тем, удобно ли лежать Бетельде.
     Молча я  сидел рядом  с ней  и смотрел  на нее  так, как будто никогда
раньше не  видел. И  клянусь Знаменем,  я действительно  ее так  раньше  не
видел. Она,  как ящерица  пустыни, постоянно  меняла свой облик. Сейчас это
была совсем  не та  девушка, которую  я только  что видел.  Это было совсем
новое чудесное создание, красота которого была несравнима ни с чем.
     Нет, я  не знал,  что случилось  но меня это и не беспокоило. Я просто
сидел и  наслаждался ее  красотой. А  затем она взглянула на меня и сказала
четыре слова, от которых сердце застыло в груди.
     Она смотрела на меня и в глазах ее была боль и тоска. Что-то случилось
с ней тоже - я видел это.
     - Я из Ортисов. - сказала она, и опустила голову.
     Я не  мог вымолвить  ни слова.  Я просто  сидел и смотрел на маленькую
хрупкую девушку,  моего кровного  врага. Долго  мы сидели  так у  костра, а
затем она  уснула. Я  решил, что  мне тоже  нужно поспать.  Когда я  открыл
глаза, костер  уже погас,  я совершенно  замерз, над дальними вершинами гор
виднелись первые  лучи солнца. День начинался. Я встал, снова разжег огонь.
Затем я  пошел на  поиски  Красной  Молнии,  чтобы  ускакать  отсюда,  пока
Бетельда не  проснулась. Мой конь пасся недалеко от лагеря, но я не вскочил
на него и не ускакал прочь. Я вернулся снова в лагерь. Не знаю почему. Я не
хотел видеть ее, но что-то влекло меня к ней.
     Она  уже  встала  и  сейчас  стояла,  оглядываясь  по  сторонам.  Могу
поклясться, что  в ее  глазах мелькнула  радость и  облегчение,  когда  она
увидела меня.
     Она улыбнулась  мне и  я не  смог быть  твердым и  непреклонным, каким
должен был бы быть с кровным врагом.
     Я дружески  обнялся с  ее братом,  подумал я,  почему я  должен  иначе
относиться к  ней? Конечно,  я скоро  уеду и никогда больше не увижу ее, но
пока я  здесь, зачем  мне обращаться,  как с  врагом? Так я успокаивал свою
совесть.
     - Доброе утро, - сказал я, приблизившись. - Как ты спала?
     - Прекрасно.  А как  ты?  -  голос  ее  был  мелодичным,  а  глаза  ее
действовали на меня, как старое вино.
     Японцы выкатились  из своих шатров. Обнаженные дети бегали с собаками,
чтобы согреться.  Женщины развели  костры, возле которых собрались мужчины,
ожидая, пока им приготовят еду.
     Поев, я  вскочил на  коня  и  отправился  на  охоту.  Я  сомневался  в
результате, так как у меня был тяжелый лук Калькара. Но тем не менее я убил
двух оленей, хотя поиски добычи увели меня от лагеря дальше, чем я ожидал.
     Уже было довольно поздно, когда я возвращался в лагерь. Красная Молния
с трудом  шел, сгибаясь  под тяжестью добычи. Я заметил, что он нервничает:
фыркает и шевелит ушами. Я не понимал в чем дело, но тоже насторожился, так
как привык доверять своему другу.
     И когда  я приблизился  в лагерь, я понял, что встревожило коня. Чутье
не обмануло  его. Мирного  счастливого лагеря  больше не  было. Шатры  были
разгромлены, а  на земле  валялись два  маленьких трупа  - трупа моих новых
друзей.   И все.  Тишина и  запустение царили  там, где  так недавно кипела
жизнь. Остались только мертвые.
     Бетельда! Что сталось с ней? Кто сделал это? Я мог предположить только
одно -  Калькары выследили  японцев и уничтожили лагерь. Те японцы, которые
смогли убежать, остались живы, а Бетельду Калькары увезли с собой.
     Я вспыхнул  от гнева.  Сбросив добычу  на землю,  я пришпорил  Красную
Молнию и  поскакал по тропе, где были видны следы копыт лошадей, на которых
приехали убийцы.  Я видел  следы нескольких  лошадей, но следы одной из них
изумили меня,  они были  вдвое больше  обычных  следов.  У  Калькаров  были
большие лошади, но это была лошадь самая большая, из всех виденных мною.
     По следам  я понял,  что лошадей было не меньше двадцати, и когда угас
мой первый  пыл, я  стал трезво  оценивать ситуацию. Один человек ничего не
смог бы сделать против отряда в двадцать человек.
     И я  поехал более  осторожно. Однако я не смог бы ехать медленнее, так
как меня  влекла некая  сила. А  когда я задумывался о том, какие опасности
ожидают Бетельду,  я забывал  всякую осторожность  и думал только о крови ,
мести.
     Месть! Она  впиталась в  меня с  молоком матери, она была воспитана во
мне многими  поколениями, она  была моим  символом, моим Знаменем, она вела
меня по  кровавому пути,  ведущему к  морю. Месть, Знамя и Юлиан - это было
одно целое.  И вот,  я Мститель,  Великий Вождь Юлианцев, Защитник Знамени,
скачу по горячим следам, чтобы спасти дочь Ор-тиса! Я должен был бы сгореть
со стыда,  но я не горел. Никогда раньше кровь моя не кипела во мне с такой
силой, даже  когда Знамя призывало меня в бой. Неужели есть что-то большее,
чем Знамя? Нет, этого я не мог признать, но зато я понимал, что нашел нечто
такое, что имело для меня большее значение, чем Знамя.

     Глава восьмая.

     Рабан.

     Я добрался  до перевала, так и не догнав их, но по следам я видел, что
они недалеко.  Дорога была  извилистой и  большей частью  она  проходила  в
густых кустах,  так что  я не  мог увидеть  всадников впереди, а звук копыт
терялся в  звуках копыт  моего коня.  Поэтому я  не знал, далеко ли они, но
когда я выехал на перевал, я мог видеть уже на большее расстояние.
     Убийц не  было видно  на дороге  древних, поэтому  я поехал  к  другой
дороге, которая  вела по  северной стороне  горного хребта.  И тут я увидел
всадников, которые ехали по дороге, направляясь в каньон.
     Справа от  меня шла тропа, которая вела в тот же каньон, куда всадники
спускались. Я  сразу понял,  что если  поеду по  ней, то  обгоню всадников,
незамеченный ими, если только меня не задержат непроходимые заросли кустов.
     И я  поскакал по  тропе, все  время подгоняя  коня,  который  наверное
решил, что  я сошел с ума, так как я всегда заботился о его ногах и не гнал
его по плохой дороге. Но сегодня я не думал ни о чем, даже о своей жизни.
     В одном  месте случилось то, чего я боялся - тропу перерезала глубокая
и широкая трещина. На крутом склоне виднелась еле заметная тропа и мой конь
не колеблясь  пошел вниз,  куда я  направил его.  Присев на задние ноги, он
буквально съезжал  по склону  и вскоре мы очутились внизу, немного помятые,
но целые  и невредимые.  Но времени  приходить в  себя не  было и мы тут же
полезли наверх.  Несколько раз  земля осыпалась  из-под копыт коня и у меня
замирало сердце. Но все обошлось. Мы благополучно выбрались наверх.
     Теперь я  ехал осторожно,  так как  тропа проходила  совсем близко  от
дороги, по  которой ехали  всадники. У  входа в  каньон я  выбрал  укромное
место, откуда  мог видеть  дорогу, по  которой поедут Калькары. То, что они
еще не  проехали было  очевидно. На  дороге не  было следов, а кроме того я
ехал сюда  быстро и почти по прямой, в то время, как они двигались довольно
медленно по извилистой дороге.
     Я спешился,  оставив  Красную  Молнию  в  кустах.  Притаившись  вблизи
дороги, я зарядил лук и стал ждать.
     Долго ждать  мне не  пришлось. Вскоре  послышался звон  оружия и топот
копыт.  Затем   стали  слышны  голоса  людей  и  голова  небольшой  колонны
показалась из-за поворота дороги.
     Этим утром я уже попробовал лук на охоте и был им вполне удовлетворен.
Единственное, что  вызывало возражение, это то, что он был слишком неудобен
для всадника.  Но зато  он был  мощным и  стрелял на  большее расстояние. Я
знал, что мне нужно делать с луком.
     Я выждал,  пока на  виду  не  показалось  десять  всадников,  и  когда
появился следующий,  я спустил  тетиву. Стрела  попала  в  цель  и  всадник
повалился на  землю, но  это я  видел только краем глаза, так как выстрелил
уже во второго всадника. Тот упал со стрелой, торчащей из горла.
     Поднялся переполох.  Крича и  ругаясь, всадники сгрудились на дороге и
среди них  я увидел  того, кого еще никогда не видел, и я молюсь, чтобы мне
никогда его больше не видеть. Он сидел на громадной лошади. Именно ее следы
я видел  на дороге.  И сам он был такой громадный, что Калькары вокруг него
казались карликами.
     Я понял,  что это и есть Рабан, которого я считал порождением фантазии
маленьких японцев.  Рядом с  Рабаном сидела  Бетельда. Я  был  так  поражен
зрелищем Рабана, что совсем забыл о цели своей поездки, но забыл всего лишь
на мгновение. Я не мог стрелять в великана, из опасения попасть в Бетельду.
Но я застрелил всадника перед ним и второго позади них.
     Калькары метались взад-вперед, отыскивая врага. Они представляли собой
прекрасные мишени  и я этим воспользовался. Клянусь кровью своих отцов! Это
была великолепная  охота! Калькары  всегда превосходили  нас в количестве и
поэтому мы  приобрели большой  опыт в  поражении противника  из укрытия, из
засады.
     Я выпускал  стрелы в Калькаров, метавшихся по каньону, но ни разу я не
выстрелил в  Рабана, так  как он  все  время  держал  между  мной  и  собой
Бетельду. Он  понял, что именно из-за нее я напал на них. Он ревел как бык,
стараясь заставить своих людей напасть на меня. Некоторые полезли наверх ко
мне. Они  сделали это  из страха  перед ним, который был видимо больше, чем
страх перед  невидимым врагом. Но те, кто полез к о мне, быстро поняли, что
стрелы выпущенные  из тяжелого, лука, пробивают их кольчуги так просто, как
будто они сделаны из шерсти.
     Рабан, понял,  что события  разворачиваются не  так, как ему хотелось,
пришпорил  коня   и  поскакал   из  каньона  вместе  с  Бетельдой.  К  нему
присоединились те, кто еще остался жив из его отряда.
     Это не  понравилось мне.  Мне было  наплевать  на  Калькаров,  которые
прикрывали его  отступление, меня  интересовали  только  сам  Рабан  и  его
пленница. Поэтому  я побежал  к коню  и вскочил  на него. Я полетел вниз по
дороге и  вскоре увидел,  что за  Рабаном  скачут  всего  шесть  Калькаров.
Столько их осталось после моего нападения.
     Они скакали  и все время оборачивались назад, как будто ожидая увидеть
большой отряд,  который гонится за ними. Но даже увидев меня одного, они не
повернули назад, а продолжали скакать за Рабаном.
     Я приготовил  стрелы, продолжая  гнаться за  ними. Затем  я понял, что
сейчас мне  лучше действовать пикой. Я перехватил пику покрепче и пригнулся
в седле, пустив Красную Молнию в бешеный галоп.
     Последний  из  Калькаров  остановил  коня  и  повернул  его,  готовясь
встретить меня.  Это было  его ошибкой.  Нельзя вступать  в бой на пиках на
неподвижном коне, так как при этом лишаешься свободы маневра.
     Мое нападение  было таким мощным, что пика пронзила его грудь и сшибла
с коня. Он рухнул на землю вместе с пикой, которая осталась у него в груди.
     Я увидел,  что следующий Калькар оглянулся, чтобы увидеть исход битвы,
а когда  увидел, что  его товарищ  на земле, а я без пики, он развернулся и
поскакал ко  мне. Видимо  он думал,  что я  обращусь в бегство, так как мой
конь действительно  попятился. Однако я направил его к упавшему врагу не из
трусости. Проезжая  мимо трупа  Калькара, я  наклонился с  седла и  схватил
пику, лежащую  в пыли.  Затем я, не снижая скорости, развернулся и поскакал
навстречу следующему врагу.
     Мы неслись со стpашной скоpостью навстpечу дpуг дpугу. И я увидел, что
Калькаp напpавляет  своего огpомного коня так, чтобы он сшиб гpудью Кpасную
Молнию. Тогда  я оказался  бы на  земле и  он легко бы pаспpавился со мной.
Никогда бы  не подумал,  что под  низким лбом Калькаpа может pодиться такой
хитpоумный план.
     Пpиблизившись к  Калькаpу, я  повеpнул чуть впpаво и пеpехватил пику в
левую pуку.  Калькаp не  смог пеpестpоиться  во вpемя,  так как весь маневp
занял у  меня долю  секунды. И мощным удаpом пики я помог Калькаpу выйти из
того гнусного  состояния, в  котоpом он был до сих поp, ибо быть Калькаpом,
это самое гнусное, что можно пpидумать.
     Моя пика пpонзила ему гоpло и подонок повалился в пыль доpоги.
     Тепеpь между  мной и  великаном осталось четыpе Калькаpа. Великана уже
не было  видно за  повоpотом. Он  скакал впеpед и уносил с собой Бетельду -
бог знает какая судьба ждет ее.
     Четвеpо  Калькаpов   pастянулись  по   доpоге  и   казалось   были   в
неpешительности, не  зная, бежать  ли им,  или же напасть на меня. Возможно
они надеялись,  что я  испугаюсь того,  что их  много пpотив меня одного, и
ускачу.  Но   увидев,  что   мои  намеpения   по  отношению  к  ним  весьма
недвусмысленны, они pешили, что со мной надо кончать.
     К счастью  для меня,  их pазделяло большое пpостpанство, и им пpишлось
вступать в бой поодиночке.
     Тот, что  был ближе ко мне, подбодpяемый стуком копыт спешащего к нему
товаpища, пpиготовился  встpетить меня.  Но  видимо  судьба  тех  двоих  не
пpибавила ему знтузиазма и атака его была актом отчаяния.
     Чеpез мгновение  миp избавился  еще от  одного  Калькаpа,  но  у  меня
сломалась пика  и появилась  pана на pуке. Ко мне спешили еще тpи Калькаpа,
так что у меня не было вpеми хватать новую пику.
     Тепеpь у  меня остался  только меч пpотив их длинных пик. Когда пеpвый
удаpил меня,  я уклонился  от удаpа и сблизившись с ним, легко pазвалил его
на две части от плеча до седла.
     Это заняло  у меня одну секунду, но остальные Калькаpы были уже pядом.
Я повеpнулся  во вpемя,  чтобы отбить  удаp пики,  но тут  же мне на голову
обpушился втоpой и это было последнее, что я помню из этих событий.
     Когда я откpыл глаза, то обнаpужил, что лежу животом на седле, попеpек
лошади.  У   меня  пеpед   глазами  покачивалась  пыльная  доpога  и  меpно
пеpедвигались четыpе сеpые ноги. Значит это не Кpасная Молния.
     Я постепенно пpиходил в себя и вот я ощутил, что лошадь остановилась и
ко мне подошли два Калькаpа. Они бесцеpемонно стащили меня на землю и когда
я встал пpямо, они были удивлены, что я в сознании.
     - Гpязный Янки! - кpикнул один и удаpил меня по щеке.
     Его товаpищ пpидеpжал его pуку.
     - Спокойно,  Тав, -  сказал он.  - Этот  паpень  неплохо  сpажался.  -
Говоpящий был человеком пpимеpно моего pоста и сложения. Может быть он даже
был чистокpовным Янки, хотя вполне возможно, что и полукpовкой.
     Пеpвый Калькаp выpазил свое негодование.
     - Гpязный  Янки, - повтоpил он. - Постеpеги его, Окконоp, пока я найду
Рабана и спpошу, что с ним делать. - Он повеpнулся и ушел.
     Мы стояли  у  подножия  низкого  холма,  на  котоpом  pосли  гpомадные
деpевья. Их  было великое  множество и  сpеди знакомых  мне деpевьев,  лип,
вязов, дубов,  сикамоp, было  много таких,  каких я  pаньше не видел. Между
ними pосла  высокая тpава,  в котоpой  виднелось  множество  цветов,  самых
pазнообpазных pазмеpов и цветов. Никогда я pаньше не видел такого кpасивого
места.
     Сквозь деpевья  я видел  pазвалины стpоений  дpевних.  Тав  напpавился
пpямо туда.
     - Что  это? -  спpосил я  своего стpажа.  Любопытство  пеpесилило  мое
пpезpение к нему.
     - Это  шатеp Рабана,  - ответил тот. Совсем недавно здесь жил Джемадаp
Оpтис, истинный Оpтис.Фальшивый Оpтис живет в больших шатpах в Капитоле. Он
не смог жить здесь, в этой долине.
     - А кто такой Рабан?
     - Это  великий гpабитель. Он нападает на всех и вселил такой ужас, что
никто не  сопpотивляется ему.  Так что  он  легко  беpет  все,  что  хочет.
Говоpят, что  он ест  людей, но  я этого не знаю - я слишком мало вpемени у
него. Я  пpишел к  нему после  убийства настоящего Оpтиса, так как Рабан не
щадит и Калькаpов.
     Рабан  долго  жил  на  западной  окpаине  долины,  гpабил  окpестности
Капитоля. Тогда  он не  нападал на  людей долины. Но после смеpти Оpтиса он
пеpеселился сюда, и тепеpь гpабит всех и Калькаpов, и мой наpод.
     - Ты  не Калькаp?  - спpосил  я, хотя уже знал ответ, так как он носил
добpое амеpиканское имя Окконоp.
     - Я Янки, а ты?
     - Я Юлиан Двадцатый, Кpасный Ястpеб.
     Он поднял  бpови. -  Я слышал  о тебе  в последнее  вpемя. Твой  наpод
сейчас сpажается  на подступах к Капитолю. Но их отбpосят назад - Калькаpов
слишком много.  Рабан будет  pад тебе,  если все что о нем говоpят, пpавда.
Говоpят, что  он съедает  сеpдца хpабpых  воинов, кому  не  повезет  и  кто
попадет в его pуки.
     Я улыбнулся.
     - Что это за существо? - снова спpосил я. - Где его наpод?
     - Он  только Калькар,  но еще  большее  чудовище,  чем  остальные.  Он
родился в  Капитоле от  обычных родителей,  кровожадность его была велика и
усиливалась с каждым годом. Он сам хвастался, что убил свою мать, когда ему
было десять лет.
     Я вздрогнул.
     - И  в руки  такого зверя попала дочь Ортиса, а ты Янки, помогал ему в
этом.
     Он с удивлением посмотрел на меня.
     - Дочь Ортиса?
     - Дочь Ортиса.
     - Я  не знал этого, - сказал он. - Я с ней не был знаком и был уверен,
что она Калькарка. Некоторые Калькарки похожи на земных женщин.
     - Что ты будешь делать? - спросил я. - Ты можешь ее спасти?
     Внутренняя вспышка  озарила его  лицо. Он  выхватил нож и разрезал мои
веревки.
     - Спрячься  в кустах,  - сказал  он, -  и следи  за Рабаном, пока я не
вернусь. К  вечеру я  приведу помощь.  В этой  долине живет  много тех, кто
отказался смешивать  свою кровь с кровью Калькаров и сохранил ее чистой все
столетия. Здесь  живет около  тысячи воинов Янки. Я уже пытался собрать их,
чтобы покончить  с Рабаном,  но они  отказались.  Если  даже  опасность,  в
которой находится  дочь Ортиса  не заставит  их забыть  о  своей  трусости,
значит они безнадежны.
     Он вскочил на коня. - Быстро! - крикнул он. - Прячься.
     - Где мой конь? Он жив?
     - Жив!  - крикнул  Окконор. -  Он убежал,  а мы не стали его ловить. -
Через мгновение  он исчез  за холмом,  а я  вошел в  лес. Несмотря  на  мое
подавленное состояние,  в моей  душе светился  бледный луч счастья: Красная
Молния жив!
     Вокруг меня  стояли громадные  старые  деревья,  стволы  которых  были
толщиной до  пяти-шести футов,  а высота  достигала нескольких сотен футов.
Это было  прекрасное место,  чтобы прятаться здесь, но мы Юлианцы не любили
прятаться от  врага.  Я  задумался:  странное  дело,  я  Юлиан  прячусь  от
Калькаров в  надежде помочь дочери Ортиса! О, тени Девятнадцати Юлианов! До
чего дошел я, Юлиан Двадцатый? Куда принес свое гордое имя?
     Но я  не чувствовал  стыда. Что-то во мне отчаянно сопротивлялось моим
старым  принципам,   унаследованным  от  предков.  И  я  понимал,  что  это
побеждало. Я  готов был  пожертвовать жизнью  ради спасения  дочери  своего
врага.
     Я пошел  по направлению  к развалинам,  но вскоре  кусты стали  такими
густыми, что я ничего не видел впереди. Я даже не мог продраться сквозь эту
живую стену.  Тут я  заметил дерево со странными перовидными листьями. Меня
привлекло то, что я могу забраться на него и посмотреть над кустами.
     Я увидел  два каменных  шатра, которые  были не  так разрушены.  Между
шатрами был  искусственный бассейн,  берега которого  облицованы  каменными
плитами. Возле  него валялось несколько упавших колонн и все вокруг заросло
виноградной лозой.
     Вскоре из одного из шатров вышла группа людей. Все они были Калькары и
среди них был Рабан. Впервые я смог рассмотреть его внимательно.
     Это было  устрашающее создание.  Огромные размеры могли вселить ужас в
самое смелое сердце. Он был ростом в десять футов, и руки, и ноги, и плечи,
и грудь соответствовали его росту. Лоб его был настолько низким, что густые
косматые волосы почти встречались с бровями.
     Глаза его  были маленькими и посажены очень близко к грубому мясистому
носу: во  всем его  облике было  что-то звериное.  Я  не  думал,  что  лицо
разумного существа может быть таким отвратительным.
     Калькар, который  взял меня  в плен,  рассказывал ему обо мне. Это был
Тав, что  ударил меня  по лицу,  когда у  меня были  связаны руки.  Великан
заговорил рокочущим  ревущим голосом,  который, как  и его  фигура,  внушал
ужас.
     Мне пришлось призвать себе на помощь все мужество, чтобы не спуститься
с дерева  и не  бежать без оглядки. Я знал много бесстрашных людей - Грифа,
Волка, Камня,  - но  я думаю,  что любой из них почувствовал бы холодок при
виде этого страшилища.
     - Тащите  его! -  ревел Рабан.  - Я  съем его  сердце на  ужин. -  Тав
поспешно удалился,  а великан остался с остальными, говоря с ними о чем-то.
От раскатов  его голоса раскачивались деревья. Я постепенно привыкал к нему
и мне  начинало казаться,  что таких  людей я встречал множество. Развязные
жесты у  них заменяют действие, шумная похвальба - мужество, пустые слова -
ум.
     Единственное, что  было в  нем особенное  - размеры.  Но даже  это  не
потрясло меня.  Я  знал  многих,  совсем  не  громадных  людей,  к  которым
относился с почтительным уважением. Я не боялся эту дубину.
     Только недалекий  человек может испугаться этого тупоголового болвана.
Я не верил, что он ест человеческое мясо.
     Но вот прибежал Тав. Он был очень возбужден.
     - Он бежал, - крикнул он. - Они оба исчезли! И Окконор и Янки. Смотри!
- и  он показал  на обрывки веревки, которой я был связан. - Она разрезана.
Как он  мог разрезать  веревку. Как  он мог  сделать это,  хотелось бы  мне
знать?
     - Может  с ним были и другие? - проревел Рабан. - Они освободили его и
взяли Окконора в плен.
     - Там не было других, - настаивал Тав.
     - Может Окконор освободил его, - предположил кто-то.
     Не понимаю  как такое  простое объяснение  не могло  родиться в  башке
Рабана. И он сказал:
     - Ну  конечно это Окконор. Я знал это с самого начала. Я своими руками
вырежу из него печень и съем на завтрак.
     Некоторые насекомые,  звери и  люди всегда  производят много ненужного
шума. Но большинство зверей ведет жизнь в гордом молчании. И мы так уважаем
таких зверей и птиц, что даже берем себе их имена. Кто слышал, чтоб красный
ястреб кричал на весь мир, когда он хочет напасть на жертву? Молча он парит
над верхушками  деревьев и  так же молча он молнией обрушивается на жертву,
вонзает в нее когти и бъет острым клювом.

     Глава девятая

     Воссоединение

     Из разговора  Рабана со своими миньонами я узнал, что Бетельда заперта
в западном  шатре, но  Рабан не  собирается идти  туда в  ближайшее  время.
Поэтому я  решил ждать,  в надежде,  что судьба предоставит мне возможность
освободить ее. Тем более, что в темноте будет гораздо меньше опасности, что
меня обнаружат  и помешают.  Кроме того  прибудет Окконор  с помощью и я не
хотел ничего  делать сейчас.  Когда у  меня будут  люди, шансы  на спасение
Бетельды возрастут.
     Наступила ночь,  но Окконора не было. От шатра доносились взрывы смеха
и я  решил, что  Рабан со  своими миньонами  ужинает, заливая  мясо крепким
вином Калькаров.  Я никого  не видел и поэтому решил выбраться из укрытия и
исследовать место,  где заперта  Бетельда. Если  удастся  освободить  ее  -
прекрасно, если нет - подожду Окконора.
     Как только  я стал спускаться, ветер донес из каньона до боли знакомый
звук -  ржание моего коня. Оно прозвучало музыкой в моих ушах. Я должен был
ответить на него, даже рискуя вызвать подозрение у Калькаров.
     И я  свистнул громко  и пронзительно. Не думаю, чтобы Калькары слышали
меня. Они  производили слишком много шума. Но знакомое ржанье, сказало мне,
что чуткие уши Красной Молнии уловили мой зов.
     И я  спустившись с  дерева, пошел  не к  западному шатру, а к подножию
холма, чтобы встретить коня, ибо я знал, что в конечном счете от него будет
зависеть успех или поражение, жизнь или смерть Бетельды.
     Спустившись, я услышал стук копыт, который становился все громче. Стук
копыт бегущей  лошади и гул боевых барабанов! Может ли быть на свете музыка
приятней этой?
     Он увидел  меня раньше,  чем  я  его,  остановился  в  клубах  пыли  в
нескольких ярдах  и, вытянув  шею, стал  настороженно нюхать воздух. Он был
готов к действию при первых признаках опасности.
     Он осторожно  подошел ко  мне, обнюхал меня, ткнулся бархатной губой в
мою щеку. Я отвел его в лес и приказал ждать.
     С седла я взял лук и стрелы и пошел по той дороге, по которой шел Тав.
Вскоре я  оказался у  южной арки.  Передо мной был маленький двор и шатер с
открытыми окнами и дверями. Свет из окон освещал двор, но большая часть его
была в  тени. Я  прошел во  двор, подобрался  к одному  из окон.  В комнате
сидели Калькары  за двумя  большими столами.  Они ели, пили. Но отсюда я не
видел Рабана, так что не знаю был ли он там.
     Прежде чем  приступить к  действиям всегда полезно изучить обстановку.
Поэтому я  снова выбрался со двора и пошел, намереваясь обогнуть все здание
и выйти  к западным  развалинам. Там я надеялся найти Бетельду и попытаться
освободить ее.
     Я дошел  до трех  гигантских деревьев, которые росли так близко друг к
другу, что  их можно  было принять  за одно,  и осторожно  выглянул,  чтобы
увидеть, что  ждет меня  впереди. Один  Калькар вышел  из дома и направился
куда-то, ступая по траве, которая доходила ему до пояса.
     Я приготовил  лук. У Калькара было то, в чем я нуждался - меч! Удастся
ли мне  убить его  бесшумно? Если он повернется, то да. И он, как бы угадав
мое желание, повернулся ко мне спиной.
     Свистнула стрела  и вонзилась  прямо в  основание черепа. Тело упало с
глухим стуком.  Вокруг не  было никого.  Я подбежал,  снял с  него пояс, на
котором были меч и нож.
     Затем я  закрепил пояс на себе и заглянул в освещенную комнату, откуда
вышел Калькар.  Это была  та же  комната, которую  я видел с другой стороны
здания. Отсюда я уже мог видеть всех.
     Рабана не было среди них. Где же он? Холодный ужас охватил меня. Может
пока я  ждал Красную  Молнию он ушел отсюда и пошел в западные развалины? Я
вздрогнул и побежал вдоль северной стороны к другому зданию.
     Возле  него  я  остановился  и  прислушался.  Голоса!  Но  откуда  они
доносятся? Здание  очень странной  конструкции. В нем много входов. Который
же мне нужен?
     Пожалуй, лучше всего начать с первой. Я бросился к ближайшей и до меня
донесся голос Рабана.
     Я рванул  дверь, она  открылась и  я очутился перед лестницей, ведущей
вниз. Теперь  я слышал  голос более  отчетливо. Значит  я вошел  туда, куда
надо. Снизу был виден мерцающий свет, и я устремился вниз по лестнице.
     Я не помню, как спустился по лестнице, но вот я стою на пороге комнаты
с высокими  сводчатыми потолками. В комнате было мало света, но я разглядел
громадную фигуру  Рабана, который  возвышался над Бетельдой. Он тащил ее за
волосы в другую комнату.
     - Ортис!  - ревел  он. - Ортис! Кто бы мог подумать, что Рабан возьмет
себе в  жены дочь  Джемадара? О,  тебе это  не нравится, да? Но кто посмеет
сказать нет Рабану?
     - Красный Ястреб, - сказал я и вошел в комнату.
     Великан повернулся  и в мерцающем свете я увидел, как его лицо сначала
побагровело, а затем побелело. О, Боги! Он возвышался надо мною, как башня!
Как гора  мяса! Я  был ростом  в шесть  футов, а  он наверное  вдвое  выше.
Клянусь, что  мне показалось,  что я уменьшился в размерах и стал не больше
японца.
     Молча он  стоял и смотрел на меня, затем отшвырнул Бетельду и выхватив
меч, двинулся  ко мне.  Он рычал  и ревел, желая испугать меня, но я думаю,
что он хотел привлечь внимание своих миньонов.
     Я шел  навстречу ему  и он  казался мне горой, но несмотря на это я не
чувствовал страха,  он не  вызывал во  мне ни  почтения, ни уважения. Более
того, я  чувствовал, что сам внушаю ему страх, который он старался погасить
в себе своим ревом.
     В бою  с ним  мне понадобилось все мое искусство, но я думаю, что одно
оно не  выручило бы  меня. Мною  двигала любовь  и  необходимость  защитить
предмет моей  любви. Каждый  удар, который  я наносил, я наносил во имя ее.
Каждый удар, который я парировал, я парировал от ее нежной кожи.
     Когда мы  сблизились, он  нанес удар  такой силы,  что попади  он, меч
разрубил бы меня пополам. Я парировал удар и одновременно пригнулся. Передо
мною оказались  его ноги.  Я вонзил  меч в  толстую  ляжку.  Он  взревел  и
отпрянул назад. Но я преследовал его и колол мечом в живот, под кольчугу.
     Он издал  ужасный крик и стал орудовать мечом с такой ловкостью, какой
я не  ожидал от  него. Только  быстрота и  ловкость спасли  меня от тяжелых
ударов.
     И во  многом я обязан Бетельде, которая подскочила к очагу и выхватила
из него  горящее полено, чтобы лучше осветить комнату. Она стояла в опасной
близости от  нас и  я умолял  ее отойти  подальше, но  она не послушалась и
осталась, хотя могла бы бежать.
     Я все  время ждал, что сюда придут люди Рабана, потому что был уверен,
что его  крики можно  было расслышать на расстоянии нескольких миль отсюда.
Рабан уже  дышал с  трудом и  прекратил реветь.  На это  у него  не хватало
дыхания. Я видел, что он слабеет от усилий и от потери крови.
     Но вот  я услышал  голоса и топот бегущих ног. Они идут! Я удвоил свои
усилия и  Рабан тоже.  Я стремился  убить его,  он хотел продержаться, пока
придет помощь.  Он уже  был весь  покрыт ранами,  многие  из  которых  были
смертельными бы  для обычного  человека, но  с большой  раной в  животе,  с
проткнутым горлом, он продолжал яростно сражаться.
     Он покачнулся  и упал  на колено.  Я решил,  что с ним все кончено. На
лестнице уже слышались шаги. Бетельда сразу погасила огонь и мы оказались в
полной темноте.
     - Идем,  - прошептала  она, взяв меня за руку. - Их слишком много. Нам
надо бежать, или мы погибнем.
     Воины ругались в темноте, требуя света.
     - Кто тут прячется? - послышались крики. - Выходи! Сдавайся!
     Бетельда и  я подкрались  к двери,  надеясь проскользнуть  между ними,
пока нет  огня. Из  центра комнаты,  оттуда, где  я оставил Рабана, донесся
хриплый стон  и странное  бульканье. Я  взял Бетельду  за руку,  подошел  к
двери. Там стояли люди.
     - В сторону, - сказал я. - Я принесу свет.
     Меч уперся мне в живот.
     - Назад!  - послышался  голос. -  Мы сначала посмотрим на тебя. Другой
принесет свет.
     Я отступил  назад и  скрестил с  ним меч.  Я надеялся, что в темноте и
суматохе нам  с Бетельдой  удастся выбраться.  Это была  наша  единственная
надежда, так как за Рабана его миньоны безжалостно убьют нас обоих.
     Мы дрались  в темноте,  но ни  он не  мог поразить меня, ни я его. Мой
противник был  хороший мастер.  Но вот на лестнице появился свет и я удвоил
усилия.
     Но вот  стало светло.  Я взглянул  на воинов в дверях и на лестнице, и
выронил свой  меч от  изумления.  Вдруг  один  из  моих  противников  издал
радостные крики.
     - Красный Ястреб! - и бросился ко мне. Это был Гриф, мой брат. А с ним
Змей и  еще сотня  воинов из  наших кланов.  Но вот  я заметил  Окконора  и
несколько неизвестных  мне воинов.  Они были одеты как Калькары и вооружены
оружием Калькаров.
     Окконор показал в центр комнаты, где лежал труп Рабана.
     - Красный  Ястреб, Юлиан  Двадцатый, -  торжественно произнес Окконор,
повернувшись к воинам - великий Вождь Племени Юлианцев - наш Вождь!
     - И  Джемадар Америки! - сказал другой голос. И все воины подняли мечи
и  закричали   приветственные  кличи.  Тот,  кто  назвал  меня  Джемадаром,
протолкался вперед и встал рядом. Это был никто иной, как Ортис, которого я
освободил из  тюрьмы в  Капитоле, вернее, с которым бежал оттуда. Он увидел
Бетельду, бросился  к ней  и сжал в объятиях. Я почувствовал укол ревности,
хотя знал, что он ее брат.
     - Но  как это случилось, - спросила я, - что Ортис и Юлианцы оказались
вместе?
     - Выслушай нас, прежде чем осуждать, - сказал мой брат. - Вражда между
Ортисом и  Юлианом длится  уже много  столетий.  И  это  все  из-за  одного
умершего человека. Нас, чистокровных американцев, осталось совсем мало и мы
должны покончить  с ненавистью, разделявшей нас так долго. Мы должны жить в
дружбе.
     Ортис после  вашего побега  пришел к  нам и рассказал о желании своего
отца заключить  мир с  нами. Он предложил свою помощь в войне с Калькарами.
Мы провели  совет с  Волком, Койотом, Змеем, Камнем и решили принять ее. Мы
решили забыть о той вражде, что разделяла нас и все наши воины одобрили это
решение.
     Затем,  под  руководством  Ортиса,  мы  вошли  в  Капитоль  и  погнали
Калькаров. Их  очень много,  но у  них нет Знамени и естественно они должны
были проиграть.
     - Затем,  - продолжал  брат, - пришел японец с холмов и рассказал, что
ты был  в этих  горах и возле шатра Рабана. И мы пошли искать тебя. По пути
мы встретили  Окконора с воинами, которые ехали освободить сестру Ортиса из
лап Рабана.  И теперь  мы ждем  слова Великого  Вождя. Если между Юлианом и
Оpтисом будет  мир, мы  будем рады,  если -  война, ну  что же,  наши  мечи
готовы.
     - Мир  навсегда, -  сказал я.  - Ортис  подошел ко  мне, опустился  на
колени и взял мою руку.
     - Перед  своим народом,  - просто  сказал он,  - я  клянусь в верности
Юлиану Двадцатому, Красному Ястребу, Джемадару Америки.

     Глава десятая

     Мир

     Впереди было  еще много борьбы, так как хотя мы и выгнали Калькаров из
Капитоля, они  занимали еще большие территории на юге и западе. Мы не могли
удовлетвориться, пока  не сбросим  их в море. Поэтому мы решили сразу ехать
на войну,  но сначала  я хотел  поговорить с  Бетельдой, которая оставалась
здесь под надежной охраной.
     Ведя под  уздцы Красную  Молнию, я  искал  девушку  между  развалин  и
наконец нашел  ее возле  огромного дуба,  который рос  к  веверо-западу  от
шатра. Она была одна и я подошел к ней.
     - Я  уезжаю, -  сказал я,  - гнать  врагов, твоих  и  моих.  Я  пришел
попрощаться.
     - До свидания, Юлиан, - сказала она и протянула мне руку.
     Я был  полон смелых слов, но когда я взял эту нежную узкую руку, я мог
только стоять  и молчать.  Я, Юлиан  Двадцатый, Красный  Ястреб, впервые  в
жизни ощутил страх! Юлиан трепещет перед Ортисом!
     Целую минуту  я стоял и пытался заговорить, но не мог. Потом я упал на
колени, припал  губами к ее руке и прошептал то, что не осмеливался сказать
ей глядя в лицо.
     - Я люблю тебя.
     Она подняла  меня, прижалась губами к моим губам. Тогда я схватил ее в
объятия и  покрыл ее  лицо поцелуями.  Так кончилась  древняя вражда  между
Ортисом  и   Юлианом,  которая   длилась  четыреста  лет  и  принесла  миру
неисчислимые бедствия.

     *  *  *

     Через два  года мы  сбросили Калькаров  в море,  а жалкие  остатки  их
уплыли на запад в больших лодках, которые они построили себе.
     Дождливое Облако  сказал, что  если они  не погибнут во время бурь, то
они проплывут  вокруг Земли  и приплывут к восточному берегу Америки. Но мы
знали, что  они доплывут  до края  Земли и  рухнут в бездну. Таков будет их
конец.
     Теперь мы  жили в  мире, так как не было врагов, которые осмелились бы
напасть на  нас. Но  я не печалился об этом, так как у меня было много дел:
мои стада  овец и  коров,  управление  народом,  обучение  Юлиана  Двадцать
Первого, сына  Юлиана и Ортиса, который когда-то станет Джемадаром Америки.
Страны, над которой теперь развевается одно Знамя - наше Знамя.

     К о н е ц

     Эдгар Райс Берроуз

     Эдгар Райс Берроуз один из наиболее популярных авторов в мире. Не имея
никакого писательского  опыта, он написал и опубликовал свою первую повесть
"Принцесса Марса"  еще в  1912 году.  В последующие 38 лет, вплоть до своей
смерти  в  1950  году,  Берроуз  написал  91  книгу  и  множество  коротких
рассказов. Темой  его романов  были  и  Американский  Запад  и  примитивная
Африка, и  романтические приключения  на луне  и планетах  нашей  солнечной
системы, и даже путешествия к далеким звездам.
     Никто не может сказать, сколько книг Берроуза напечатано в мире. Самое
меньшее, сто  миллионов копий.  А  если  считать  известные  во  всем  мире
приключения Тарзана,  напечатанные в газетах, журналах комиксов, переданные
по радио  и телевидению,  отснятые в  кино, то  Берроуз известен  миллиарду
человек.
     Почитатели  Берроуза  создают  свои  клубы,  издают  журналы,  которые
посвящены различным сторонам его творчества.

     Эдгар Райс Берроуз

     ЛЮДИ С ЛУНЫ

     1983 г.

     Глава первая

     Странная встреча

     В начале  марта 1969  года я  отдалился от  своего лагеря на пустынном
побережье острова  Гершеля  миль  на  пятьдесят  к  юго-востоку  в  поисках
полярного медведя.  Я приехал  в Арктику  год назад,  чтобы провести  здесь
первый настоящий  отпуск в  своей жизни.  Окончание Великой  Войны два года
назад принесло  мир на  измученную землю.  Мир, которого никогда не было на
Земле и теперь люди просто не знали, что же с ним делать.
     Я думаю,что  мы все  растерялись, когда  кончилась  война,  во  всяком
случае, я. Однако я старался приспособиться к переменам, которые принес мир
в мое  Бюро Связей,  возобновить активность  в мировой торговле в эпоху без
войны. Всю  свою деловую  жизнь я  занимался  осуществлением  связей  между
военными и  коммерсантами. Так что перестройка прошла для меня относительно
безболезненно. Она  заняла немного  времени, после чего я попросил отпуск и
получил его без особых возражений.
     Моими компаньонами  по охоте  были три  эскимоса, самому  младшему  из
которых было  девятнадцать лет  и он  никогда не  видел белого человека. Во
время Великой  Войны, которая  длилась двадцать лет, торговля в этих глухих
местах с редким населением, совершенно заглохла.
     Однако я не собираюсь рассказывать здесь о своих впечатлениях от вновь
открытого для  людей региона  Арктики.  Я  просто  хочу  объяснить,  как  я
появился здесь,  как снова  встретился с  ним после первой встречи, которая
произошла два года назад.
     Мы отошли  довольно далеко от берега, когда я, шедший впереди, заметил
медведя. Я взобрался на вздыбившиеся острые льдины, махнул рукой эскимосам,
чтобы они  шли за  мной, и, выбравшись на относительно ровный лед, бросился
вперед. Я добежал до следующего ледяного барьера, который мешал мне увидеть
медведя. Там  я оглянулся,  чтобы увидеть своих компаньонов, но их нигде не
было видно. Больше я их никогда не видел.
     Вся масса льда с угрожающим треском и грохотом пришла в движение. Но я
был так  возбужден, что  совершенно не  обращал внимания  на это,  пока  не
взобрался на  гребень следующего  ледового  вала.  Сверху  я  снова  увидел
медведя, который  был все  еще далеко  от меня, но двигался ко мне. Затем я
оглянулся назад.  Эскимосов я  не увидел, зато увидел то, что наполнило мою
душу ужасом.  Льдина треснула  и теперь  я был  отделен от земли непрерывно
расширяющейся полосой  ледяной воды. Я не знал, что случилось с эскимосами.
Может льдина треснула прямо перед ними и холодный океан поглотил их? Вполне
вероятно, что так и случилось, иначе где же они?
     Я снова  посмотрел на медведя. Он уже заметил меня и видимо решил, что
я легкая  добыча, так  как теперь несся ко мне большими прыжками. Скрежет и
трест льда  становился все  громче. Вокруг меня лед трещал, ломался, льдины
ползли друг на друга и с грохотом рушились вниз.
     Между мною  и медведем появилась полоса воды. Но полярного гиганта это
не остановило.  Соскользнув в  воду он  быстро  переплыл  трещину  и  ловко
вскарабкался на  льдину,  где  находился  я.  Сейчас  он  был  от  меня  на
расстоянии двух  сотен ярдов,  но я  прицелился в  левое плечо и выстрелил.
Видимо я  попал, так как он издал ужасающий рев и бросился ко мне. Я только
приготовился выстрелить  еще раз, как льдина снова треснула и он провалился
в воду.
     Когда я снова увидел его, я выстрелил, но промахнулся. Еще выстрел. На
это раз  я попал, но он продолжал приближаться ко мне. Я подумал, что он не
умрет, пока  не доберется  до меня и не отомстит. Я всаживал в него пулю за
пулей, но  он шел  вперед. Правда под конец он уже не шел, а тащился, глухо
рыча при каждом шаге. До меня было не больше десяти футов, как вдруг льдина
снова треснула, барьер, на котором я стоял, осыпался, и я очутился в воде в
нескольких футах  от огромного  рассвирепевшего животного. И, как безумный,
старался вскарабкаться  на льдину,  с которой  я свалился.  Но хрупкий  лед
ломался. Других  льдин поблизости не было. Разве только та, на которой меня
поджидал медведь.
     Все же я влез на льдину с медведем, но он не двинулся с места и только
повернул ко  мне голову.  Я решил  больше не  стрелять, так  как  мои  пули
повидимому раздражали  его. Искусство  большой  охоты  давно  было  забыто.
Последние десятилетия  производилось только оружие для уничтожения людей. Я
состоял на государственной службе и поэтому без труда добился разрешения на
медвежью охоту,  но правительство не смогло предложить мне никакого оружия,
кроме винтовки  1967 года,  времени окончания  Великой Войны. Винтовка была
хороша для того, чтобы убивать людей, но для большой охоты она не годилась.
     Трещина вокруг  льдины все  время расширялась  и я  видел, что  льдину
несет в  открытый океан.  А я  был один  и моя  одежда  промокла  насквозь.
Температура воздуха  была около нуля. Я находился на льдине площадью в пол-
акра. Вместе  с разъяренным  полярным медведем,  который на  таком  близком
расстоянии казался  мне не  меньше просвитерианского  собора в  моем родной
городе.
     Я не  знаю, сколько  времени прошло с тех пор, как я потерял сознание.
Когда я  открыл глаза,  то обнаружил,  что лежу  в мягкой  железной койке в
лазарете   самолета,    входящего   в    состав   недавно   сформированного
Международного Воздушного  Мирового флота,  который патрулировал всю землю.
Стюард и  доктор стояли  возле койки  и смотрели  на меня,  а в ногах стоял
человек в форме адмирала. Я сразу узнал его.
     - А,  - сказал  я, хотя  у меня  получился только  шепот. -  Вы пришли
рассказать мне историю Юлиана Девятого, как обещали. Я все помню.
     Он улыбнулся. - У вас хорошая память. Когда вы немного придете в себя,
я выполню свое обещание.
     После этого  я снова  потерял создание,  но на  следующее утро  я  уже
проснулся бодрым  и отдохнувшим. Все было в полном порядке, если не считать
того, что  у меня  были слегка  обморожены нос и щеки. Но все это ерунда по
сравнению с  тем, что  могло быть.  В этот  вечер я  сидел в  уютной кабине
адмирала с  бокалом шотландского виски. Однако из этикетки я узнал, что все
градиенты виски  почему-то изготавливались  в Канзасе. Адмирал сидел против
меня.
     - Мне очень повезло, что вы оказались в Арктике, - сказал я. - Капитан
Дрейк рассказал,  что когда  меня заметили,  медведь уже  был рядом.  Но по
счастью он  умер,  не  добравшись  до  меня  всего  одного  фута.  Я  очень
благодарен случаю, что привел вас сюда.
     - Это  первое, что  я должен сказать вам, - ответил адмирал. - Я искал
вас. В  Вашингтоне знали,  где  ваш  лагерь.  Перед  отъездом  вы  оставили
подpобную инструкцию,  где искать  вас. И мы немедленно отправились туда. Я
очень  рад,   что  задание  найти  вас  было  поручено  мне.  Мне  хотелось
возобновить наше знакомство. И к тому же я еще никогда не бывал в Арктике.
     - Значит Президент хочет видеть меня! - повторил я.
     - Да.  Министр торговли Уайт умер 15 числа и Президент хочет, чтобы вы
заняли его место.
     - Действительно  интересно.  Но  история  Юлиана  Девятого  интереснее
вдвое.
     Он весело рассмеялся и воскликнул:
     - Отлично! Тогда начнем!
     Но позвольте  мне предварить  мой рассказ  все  той  же  настоятельной
просьбой, что  и два  года  назад  на  борту  лайнера  Хордана:  вы  должны
постоянно  иметь   в  виду,  что  такого  понятия,  как  время,  вообще  не
существует, что  нет прошлого, нет будущего, есть только настоящее. Никогда
не было  ничего, кроме  настоящего и  не будет ничего кроме настоящего. Эта
теория аналогична  той,  что  утверждает,  что  нет  понятия  пространства.
Некоторые уверяют,  что понимают эту теорию. Но я не отношусь к их числу. Я
просто знаю  то, что  знаю, и  не желаю  знать ничего  больше. Я легко могу
вспомнить события  этой войны, прошлых войн, но более удивительно то, что я
могу вспомнить - или предвидеть? - события тех войн, что еще будут. Впрочем
я не  так выразился.  Это не  предвидение, что  действительно воспоминания:
ведь я жил в то время.
     Я уже  рассказывал вам о нашей попытке долететь до Марса на Барсуме, и
о том,  как эту  попытку сорвал  лейтенант-командир Ортис.  Это было в 2026
году. Вы  должны помнить,  что  Ортис,  который  ненавидел  Юлиана  Пятого,
устроил аварию  двигателя  и  корабль  был  вынужден  опуститься  на  Луну.
Провалившись в лунный кратер и проломив поверхностный слой, Барсум попал во
внутренний мир нашего спутника.
     Юлиан Пятый  попал в плен к Ва-гасам, четвероногим разумным обитателям
Луны, но  затем  бежал  от  них  вместе  с  Наа-ее-Лаа,  принцессой  Лаэте,
представительницей расы  лунных людей,  похожих на  нас. А  Ортис вступил в
союз с  Калькарами, другой  человекоподобной  лунной  расой.  Ортис  научил
Калькаров, которые  вечно враждовали  с Лаэте,  делать порох, бомбы, пушки.
Калькары напали на Лаэте и уничтожили их.
     Юлиан Пятый  и Наа-ее-Лаа, лунная девушка, бежали из горящего города и
их  подобрал  Барсум,  который  к  этому  времени  уже  был  отремонтирован
Нортоном, молодым  инженером, и  двумя механиками,  которые  оставались  на
борту. Через  десять лет  после того, как они попали на Луну, Юлиан Пятый с
товарищами благополучно  приземлились  в  Вашингтоне,  оставив  лейтенанта-
командира Ортиса на Луне.
     В том же году Юлиан Пятый и Наа-ее-Лаа поженились. Уже шел год 2036. У
них родился  сын, которого назвали Юлианом Шестым. Это был прапрадед Юлиана
Девятого, историю  которого вы  хотели услышать,  и во  времена которого  я
снова жил, уже в 22 столетии.
     По каким-то  причинам мы  больше не делали попыток добраться до Марса,
хотя все  время общались  с марсианами  по радио.  Возможно  это  произошло
вследствие возвышения  некоего религиозного течения, которое препятствовало
научному прогрессу  и оказывало  мощное давление  на слабое и нерешительное
правительство. Эти люди хотели добиться мира любой, самой высокой ценой.
     Они выступали  за полное  разоружение,  уничтожение  военных  заводов,
которые принадлежали  правительствам Англии  и Соединенных  Штатов Америки.
Две эти  страны сейчас правили миром. Король Англии спас нас от последствий
этой безрассудной политики, но все же большая часть оружия была уничтожена.
     И в  2050 году  эта политика  принесла свои  ужасные плоды. Лейтенант-
командир Ортис  после 24-летнего  пребывания на  Луне вернулся  на Землю во
главе ста  тысяч Калькаров и тысячи Ва-гасов. На тысяче огромных кораблей с
ними прибыли  оружие,  боеприпасы  и  какие-то  страшные  неведомые  машины
разрушения. созданные самым изощренным умом во вселенной.
     Никто кроме  Ортиса не  мог сделать такого. Он вынудил Барсум сесть на
Луну. Он  завоевал авторитет  среди Калькаров,  он расписал  им  те  блага,
которые ждут их на близкой и почти невооруженной планете.
     Для него  было простой  задачей научить  их  строить  корабли,  делать
оружие и все остальное, что требовалось для завоевания нового мира.
     На Луне  были все необходимые материалы. Рабочей силой стали Калькары,
а Ортис  был мозгом  всего предприятия.  Десять лет  ему потребовалось  для
того, чтобы  завоевать власть  и убедить  Калькаров в  выгоде нападения  на
Землю. Еще четыpнадцать лет он затратил на подготовку нападения.
     За пять  дней до  прибытия кораблей на землю астрономы заметили в свои
телескопы мельканье  каких-то блестящих  точек. По  этому поводу было много
споров и  предположений, но  лишь один  Юлиан Пятый  предположил правду. Он
предупредил правительства  в Лондоне  и Вашингтоне,  но  его  призывы  были
встречены смехом и недоверием.
     Юлиан знал  Ортиса, знал,  что у  него  хватит  способности  построить
космический флот,  знал, с  какой целью Ортис возвращается на Землю с таким
огромным количеством  кораблей. Это означало войну, а Земля, чтобы защитить
себя не  имела ничего,  кроме десятка  крейсеров, да  двадцати  пяти  тысяч
солдат, почти невооруженных.
     И вот  свершилось. Ортис  одновременно захватил  и Лондон и Вашингтон.
Его прекрасно  вооруженная армия почти не встречала сопротивления. Да его и
не могло  быть - ведь сопротивляться было нечем. Иметь огнестрельное оружие
на Земле  считалось преступлением.  Даже холодное оружие с лезвием длиннее,
чем шесть  дюймов, было  запрещено законом.  Военное  обучение  давно  было
отменено. И  вот на  безоружную беззащитную  землю обрушились  сотни  тысяч
превосходно вооруженных  солдат, обладающих  ужасными орудиями  разрушения,
совершенно неизвестными  людям Земли.  Описания только  одной из  них будет
достаточно, чтобы понять всю беспомощность обреченных землян.
     Эта машина была установлена на флагманском корабле и управлял ею лично
Ортис. Это  было его  собственное изобретение  и Калькары  так и  не смогли
постичь принцип ее действия и научиться управлять ею.
     Короче говоря,  это было  устройство  для  генерации  радиоволн  любой
нужной частоты, интенсивности и направленности. Мы не знаем, как назвал это
оружие Ортис, но земляне называли его электронной пушкой.
     Это было  новое изобретение и весьма эффективное оружие. С его помощью
Ортис в тридцать дней уничтожил весь Интернациональный Воздушный Флот Мира.
Он мгновенно  уничтожал любой  самолет, приближающийся к нему на расстояние
электронного выстрела.  Для непосвященного в тайны распространения электро-
магнитных волн, это оружие казалось чем-то сверхъестественных.
     Могучий самолет  землян, мчавшийся  в  атаку  на  флагманский  корабль
Ортиса,  вдруг   распадался  на  части:  все  алюминиевые  детали  самолета
мгновенно раскалялись  лучом Ортиса  и  испарялись,  как  вода  под  жарким
солнцем. А  так как  самолет состоял на девяносто процентов из алюминия, то
можно представить себе результат. Обломки самолета летели вниз и несчастные
люди гибли, так и не успев вступить в бой.
     И только  Юлиан Пятый  раскрыл секрет  грозного  оружия.  Он  придумал
покрытие, которое защищало алюминий от этих лучей, не давало им раскачивать
электроны металла и разогревать их до испарения.
     Убежденный в  правильности своей  теории, Юлиан  Пятый  с  несколькими
уцелевшими самолетами  скрылся в самой дальней части земли. Ортис искал его
несколько месяцев,  но только  в 2050  году две воздушных армии встретились
снова и  в последний  раз. Юлиан  Пятый за  это время завершил задуманное и
теперь, перед решающей битвой он был уверен в победе над старым врагом. Его
флагманский корабль двигался во главе небольшой колонны - последней надежды
землян, а  сам Юлиан  Пятый стоял в рубке рядом с небольшим, укрепленным на
треноге, ящичком.
     Ортис устремился  навстречу. Он рассчитывал уничтожить корабли один за
другим по  мере сближения.  Он уже предвкушал радость легкой победы. Вот он
направил электронную пушку на корабль врага и нажал кнопку. И тут брови его
нахмурились. В  чем дело? Он осмотрел пушку, проверил прицел, подставил под
излучатель кусок  алюминия, который в одно мгновение превратился в пар. Все
работало, а  корабли врага  не исчезали.  А когда корабли сблизились, Ортис
все понял:  он увидел,  что  самолет  противника  покрыт  серым  веществом,
который защищает алюминиевые части от воздействия невидимых лучей.
     Тогда Ортис  злобно усмехнулся. Он повернул ручку на блоке настройки и
снова нажал  кнопку. Мгновенно  бронзовый пропеллер  растаял в  воздухе.  А
вместе  с   ним  и  остальные  бронзовые  части  самолета.  Вся  эскадрилья
беспомощно повисла в воздухе, совершенно лишенная управления.
     Но флагманские  корабли уже  так сблизились,  что враги  хорошо видели
друг друга.  Выражение лица  Ортиса было  торжествующим, а  у Юлиана Пятого
лицо было угрюмым.
     - Ты  хотел перехитрить  меня! -  издевался  Ортис.  -  Но  я  столько
трудился ради этого дня! Я разрушил мир, чтобы превзойти тебя, Юлиан. Чтобы
превзойти и  убить тебя.  Но я хотел, чтобы ты знал, что я хочу убить тебя.
Убить самым жестоким способом, какого не смог бы придумать самый изощренный
ум. Ты защитил алюминий от воздействия моих лучей, но твой кретинский ум не
смог дойти  до того,  что простой  регулировкой я  могу перестраиваться  на
любой другой  металл, и  не обязательно  металл. Я  могу  настраиваться  на
человеческую плоть и кости.
     И вот что я хочу сделать сейчас, Юлиан Пятый! Сначала я уничтожу кости
твоего скелета.  Это будет  безболезненно для тебя и я даже надеюсь, что ты
не умрешь.  Потому что  я хочу, чтобы ты познал силу настоящего интеллекта.
Ты умрешь,  Юлиан, но постепенно: сначала кости, затем плоть, а потом умрут
твои люди и твой выродок, сын твой и женщины, которую я люблю. И теперь она
будет моею.  Узнай это,  прежде чем  отправиться в  ад! - и он повернулся к
своему орудию.
     Но Юлиан  Пятый положил руку на маленький ящик, стоящий рядом с ним. И
он успел  нажать кнопку  на ящичке  раньше, чем Ортис нажал свою. Мгновенно
электронная пушка  исчезла прямо  на глазах  изумленного  Ортиса.  А  затем
корабли столкнулись.  Юлиан Пятый  перескочил на корабль врага и бросился к
нему.
     Ортис стоял,  не имея  сил двинуться с места. Он был охвачен ужасом от
того, что  великолепное творение  его разума  растаяло в воздухе без следа.
Затем он взглянул на приближающегося Юлиана и крикнул:
     - Стой! Ты все время крадешь у меня плоды моих трудов. Ты как-то сумел
выкрасть у меня тайну моего изобретения и вот сейчас ты уничтожил его. Если
есть Бог на небесах...
     - Да! - крикнул Юлиан Пятый. - Я уничтожу тебя, если ты не сдашься мне
со всей своей армией.
     - Никогда!  - выкрикнул  Ортис. -  Он был  страшен  в  своей  безумной
ярости. -  Никогда. Это конец для нас обоих, Юлиан Пятый! - С этими словами
он рванул  рычаг на  панели  управления  и  раздался  страшный  взрыв.  Оба
корабля, охваченные пламенем, рухнули вниз, в бушующий океан.
     Так нашли  свою смерть  Юлиан Пятый  и  Ортис,  унеся  с  собой  тайну
ужасного оружия, которое Ортис принес с Луны. Но Земля была опустошена. Она
была беспомощна  перед своими  врагами. Остается  только предполагать,  что
сделал бы  Ортис, останься  он жив.  Может быть  он навел  бы порядок в том
хаосе, который создал сам.
     Оставалась еще  надежда, что  земляне объединятся  перед лицом  общего
врага. Но  этого не  случилось. Те,  что  были  недовольны  правительством,
присоединились к  Калькарам. И  любители пожить  в  свое  удовольствие,  не
затрачивая никакого  труда, лентяи,  всякого рода  авантюристы  встали  под
знамена завоевателей, предвкушая поживу.
     Космический флот  Калькаров несколько  раз летал  на Луну, привозя все
новые и  новые войска. Каждый год они доставляли на землю по семь миллионов
воинов.
     Юлиан Шестой со своей матерью Наа-ее-Лаа был жив. Остался жив и Ортис,
сын Ортиса  и женщины  - калькарки,  но мой  рассказ не  о них,  а о Юлиане
Девятом, который родился через сто лет после рождения Юлиана Пятого.
     Юлиан Девятый сам расскажет о себе.

     Глава вторая

     Сур, сборщик налогов

     Я родился  в тевиоса  близ Чикаго  первого января  2100 года от Юлиана
Восьмого и  Элизабет Джеймс. Мои отец и мать не были в браке, так как браки
были  запрещены   законом.  Назвали  меня  Юлианом  Девятым.  Мои  родители
принадлежали к классу интеллектуалов, число которых быстро уменьшалось. Оба
они умели  читать и  писать. Они  и меня обучали этому - весьма бесполезное
знание, так  как книгопечатание  было давно  заброшено, а  большинство книг
уничтожено задолго до моего рождения. Поэтому читать было нечего, а иметь у
себя книгу,  значило открыто признать себя вонючим интеллектуалом и вызвать
на себя гнев, презрения и гонения Калькаров, которые правили всей землей.
     Первые двадцать  лет моей  жизни прошли  без  особых  событий.  Будучи
мальчишкой я  играл в обширных развалинах, которые когда-то были прекрасным
городом. В  разграбленном, много  раз горевшем  городе,  который  назывался
Чикаго, все  еще вздымались  из пепла  скелеты громадных  зданий.  Я  очень
тосковал по романтике тех давно ушедших дней, когда у моих предков еще было
достаточно  сил,  чтобы  оказывать  сопротивление  завоевателям.  Мне  была
противна та  затхлая жизнь,  которую нам приходилось вести сейчас и которую
скрашивали  только   редкие  случайные   убийства  Калькаров.   Даже  отряд
Калькаров, расквартированный  на берегу большого озера, не беспокоил нас за
исключением тех  случаев, когда  высшие власти требовали сбора налогов. Да,
мы кормили  этих завоевателей  и отдавали  им своих девушек - многих, но не
всех, как вы поймете позже.
     Комендант тевиоса  служил здесь  уже много лет и мы могли считать, что
нам повезло. Из-за своей лени или флегматичности он не был слишком жесток и
не очень  притеснял нас. Его сборщики налогов исправно посещали нас, но они
никогда не  знали в  точности, сколько  же мы оставляем себе. Совсем не так
обстояло дело в других тевиосах.
     Я помню, как один беженец из тевиоса Милуоки однажды пришел к нам. Это
был настоящий  мешок костей и он рассказал нам, что в прошлом месяце десять
тысяч человек умерло с голоду в их тевиосе.
     Слово тевиос  означало административную  единицу территории.  Никто не
знал, что  это за  слово, но  моя мать  сказала мне  (а ей  в свою  очередь
сказала ее мать), что это слово пришло к нам из другого мира, с луны. Также
как слово Каш Гвард, которое тоже ничего конкретного не означает. Один воин
- Каш  Гвард, сто  воинов - тоже Каш Гвард. Если человек приходит с листком
бумаги, на  котором написано  что-то, что  никто не  может прочесть, и этот
человек убивает  твою мать и уводит твою сестру, то говорят, что это сделал
Каш Гвард.
     Это была одна из многих причин, почему я ненавидел правительство. Меня
бесило то,  что Двадцать  четыре выпускают  печатные  воззвания  и  приказы
народу, которому  не дозволено  учиться читать  и  писать.  Я  сказал,  что
печатное дело было давно забыто. Это было правда только в отношении народа.
Двадцать Четыре  имели свою  типографию, где  печатались деньги, манифесты,
приказы.  Деньги  были  нужны  Калькарам  в  том  случае,  когда  в  народе
поднималось недовольство против непосильных налогов. Тогда сборщики платили
за товары  деньгами. Однако  эти деньги  не представляли  никакой ценности.
Разве что их можно было использовать для растопки печей.
     Эти деньги  не годились  для уплаты налогов. Двадцать Четыре принимали
только золото  и серебро, а также продукты. Они уже потом не пускали золото
в оборот  и оно  постепенно исчезало, хотя еще во времена моего детства его
было столько, что мы играли им на улицах.
     Три воскресенья в месяц сборщики налогов посещали рынок, определяя наш
оборот, а  в последнее  воскресенье  месяца  они  приходили  забирать  один
процент с  того, что  каждый продал  или купил  в течение  месяца. Ничто не
имело твердой  цены. Можно  было торговаться  два часа, чтоб вымянять мещок
бобов за  коровью шкуру,  а в следующее воскресенье этот же мешок стоял уже
три, а  то и  четыре шкуры. И сборщики налогов пользовались этим, определяя
сумму налога в дни самых высоких цен.
     У моего  отца было  стадо  длинношерстных  овец,  которых  он  называл
ангорскими. Мать из их шерсти делала для всех нас одежду. Благодаря шерсти,
молоку, мясу наших овец мы жили сравнительно неплохо. Кроме того возде дома
мы имели  небольшой огородик.  Все остальное  мы могли  легко  выменять  на
рынке. Торговать  помимо рынка  было строго запрещено. Однажды зимой, когда
мать заболела  и у  нас не  было угля,  чтобы обогревать  дом, отец пошел к
начальнику Каш Гвард, чтобы выпросить разрешение купить уголь не в базарный
день. Солдаты  послали с  ним Гофмейера,  гаента Калькаров,  который  ведал
угольными складами нашего тевиоса, чтобы тот убедился, насколько бедственно
наше положение. И Гофмейер потребовал пять овец в обмен на мешок угля весом
в пол-овцы.
     Отец протестовал,  но бесполезно.  И ему  ничего не оставалось делать,
как отнести  овец и взять уголь. И эта несправедливая сделка стоила ему еще
трех овец, так как она вошла в сумму оборота.
     Старый сборщик  налогов не  позволил бы  себе такой наглости. Но к нам
направили нового сборщика.
     Отец сказал,  что хуже  уже не  будет, хуже  некуда. Но  он  ошибался.
Худшее было  впереди.  Перемены  начались  в  2017  году,  когда  Ярт  стал
Джемадаром Соединенных Тевиосов Америки. Разумеется перемены не происходили
мгновенно. Вашингтон  был далеко  от Чикаго,  а железнодорожного  сообщения
между ними  не было. Двадцать Четыре оставили несколько разрозненных веток,
но технического  персонала было  мало и  поэтому поездка  из Вашингтона  до
Гари, крайней западной точки, занимала несколько недель.
     Отец сказал,  что все  железные дороги были уничтожены во время войны,
когда Калькары  завоевали сторону. Рабочим было разрешено работать не более
четырех часов  в день.  Но Калькары  не удовлетворились этим. Они создавали
новые законы, которые вообще не оставляли времени для работы. Но хуже всего
было то,  что всех  инженеров и  техников, которые  могли  бы  поддерживать
железную дорогу  в рабочем  состоянии, постепенно изолировали и уничтожали.
Они ведь были интеллигентами.
     В течение семидесяти пяти лет не было сделано ни одного паровоза, а те
немногие, что  еще оставались,  пришли в полную негодность. Двадцать Четыре
пытались задержать  неотвратимое тем, что использовали поезда исключительно
для своих  нужд: для  переброски войск  и официальных  поездок. Но недалеко
было время,  когда железные  дороги  перестанут  существовать  -  навсегда.
Однако для меня все это не имела смысла, так как я никогда в жизни не ездил
на поезде,  да и  никогда не  видел ни  одного.  Только  заржавевшие  среди
развалин тут  и там.  Но мои родители с ужасом воспринимали гибель железной
дороги - ведь это было единственная уцелевшая связь с прошлой цивилизацией.
И теперь она рушилась. Оставалось только варварство.
     Самолеты, автомобили, корабли, телефоны - все это исчезло до того, как
родились мои  родители. Но  родители моих  родителей еще пользовались этими
благами цивилизации.  Телеграф действовал  еще и  сейчас,  хотя  оставалось
совсем немного линий, соединяющих Вашингтон с западным побережьем. К западу
от нас не было ни железных дорог, ни телеграфа. Когда мне было десять лет я
видел человека,  прискакавшего на  лошади из  Тевиоса Миссури.  Он выехал с
сорока спутниками,  чтобы доехать до востока и посмотреть, что же произошло
в стране  за пятьдесят  лет. Но  во время пути бандиты и Каш Гвард перебили
всех. Остался он один.
     Я затаив  дыхание, стараясь  не пропустить  ни слова,  слушал  рассказ
этого человека  о трудном и опасном путешествии. И потом много недель после
этого я  рисовал  в  своем  воображении  героические  приключения,  которые
происходили со  мной во  время  путешествия  на  таинственный  запад.  Этот
человек много  рассказывал нам  о своей  родине. Он  говорил, что земля там
богаче, что  там и  люди живут  лучше, чем  здесь. Поэтому  он  не  захотел
оставаться у нас и решил вернуться домой, даже рискнул вновь столкнуться со
смертельными опасностями.
     Вскоре наступила  весна и  я с вожделением смотрел на реку, предвкушая
удовольствие первого  купания. С  окон нашего  дома уже  были сняты  овечьи
шкуры и солнце весело бродило по трем нашим комнатам.
     - Плохие  времена настали,  Элизабет, -  сказал отец. - Раньше тоже не
было ничего хорошего, но с тех пор, как Джемадаром стала эта свинья...
     - Тише, - прошептала мать, показывая на открытое окно.
     Отец замолчал, прислушался. Мы услышали чьи-то шаги и в дверном проеме
появилась тень человека. Отец вздохнул с облегчением.
     - А!  - воскликнул  он. - Это же наш добрый брат Иохансен. Входи, брат
Пит, и расскажи нам новости.
     - О,  новости есть! - воскликнул пришелец. - Вместо старого коменданта
назначен новый  по имени  Ортис, он  из приближенных  самого Ярта.  Что  ты
думаешь по этому поводу?
     Брат Пит  стоял между  отцом и матерью, спиной к последней, так что он
не мог видеть, как мать отчаянно замигала отцу, предостерегая его от лишней
болтовни.  Я   видел,  как  отец  нахмурился,  видимо  ему  не  понравилось
предостережение матери, и когда он заговорил, слова его были именно такими,
какими должны были быть у человека, пострадавшего за болтовню.
     - Как я могу думать о том, что делают Двадцать Четыре?
     - Я  тоже не  могу обсуждать их действия, - быстро ответил Иохансен, -
но между нами ведь мы можем высказаться открыто и облегчить душу, а?
     Отец пожал  плечами, отвернулся. Я видел, что он весь кипит от желания
облегчить душу  ругательством на тех дегенеративных тупых животных, которые
уже целое  столетие правили  землей. Он  в детстве  еще слышал  рассказы  о
торжестве цивилизации,  о счастливой жизни, о том, как и когда все это было
утрачено.
     Мои родители  пытались зажечь  во мне  искру угасшей культуры в жалкой
надежде, что  когда-нибудь придет  день, когда мир выкарабкается из вонючей
слизи невежества,  куда его  столкнули Калькары, и эта искра вспыхнет ярким
пламенем.
     - Брат  Пит, - сказал наконец отец. - Я должен идти к сборщику налогов
и отнести  ему три  овцы. -  Он старался  говорить спокойно,  хотя это было
нелегко для него. Горечь и досада слишком явно звучали в его голосе.
     -Да, да,  - сказал Пит. - Я слышал об этом деле. Новый сборщик смеялся
над тобой у Гофмейера. Он считает, что это очень удачная шутка и собирается
продолжить ее.
     - О, нет! - воскликнула мать. - Он не сделает этого.
     Пит пожал плечами.
     - Может он просто шутит? Эти Калькары большие шутники.
     - Да,  - Сказал отец. - Они болшие шутники. Но когда-нибудь и я сыграю
с ними шутку. - И он зашагал к стойлу.
     Мать встревоженно  посмотрела ему  вслед, а  затем перевела  взгляд на
Пита, который вышел за отцом.
     Мы с  отцом повели  овец сборщику.  Это оказался маленький человечек с
копной рыжих  волос, тонким  носом и  двумя близко  посаженными газами, его
звали Сур. Как только он увидел отца, злоба перекосила его лицо.
     - Как твое имя, человек? - спросил он надменно.
     - Юлиан Восьмой, - ответил отец. - Вот три овцы - налог за месяц.
     - Как ты назвал себя? - рявкнул Сур.
     - Юлиан Восьмой, - повторил отец.
     - Юлиан  Восьмой! -  заревел Сур.  Я полагаю ты слишком интеллигентен,
чтобы быть братом такому, как я?
     - Брат Юлиан Восьмой, - угрюмо повторил отец.
     Загнав овец, мы направились домой, но тут снова услышали голос Сура.
     - Ну?
     Отец вопросительно повернулся к нему.
     - Ну? - повторил Сур.
     - Я  не понимаю,  - сказал отец. - Разве я не выполнил то, что требует
закон?
     - Вы что здесь с ума посходили? - выкрикнул Сур. - В западных тевиосах
сборщики налогов  не живут  только на  свое нищенское  жалование.  Граждане
приносят им небольшие подарки.
     - Хорошо,  - спокойно сказал отец. - В следующий раз принесу тебе что-
нибудь.
     Посмотрим, - рявкнул Сур.
     По пути  домой отец  не проронил ни слова. Он молчал и во время ужина,
состоящего из овечьего сыра, молока и лепешек. Я был ужасно зол, но то, что
я рос в атмосфере страха и террора, научило меня держать язык за зубами.
     Закончив  ужин,   отец  резко   вскочил,  так   что  стул   отлетел  к
противоположной стене, и изо всех сил ударил себя кулаком в грудь.
     - Трус! Слизняк! - закричал он. - О Боже! Я не могу вытерпеть этого! Я
сойду с  ума, если  буду и  дальше терпеть  эти издевательства! Я больше не
мужчина! Теперь нет мужчин. Все мы черви, которых эти свиньи топчут ногами,
грязными копытами.  И я  не осмелился  ничего сказать!  Я стоял молча, пока
этот подонок  оскорблял меня, плевал на меня! Я все терпел и что-то жалобно
мычал. Это невыносимо!
     Прошло  всего   несколько  поколений,   а  они  вытравили  мужество  у
американцев. Мои  предки сражались  под Бункер  Хилл, при Геттисбурге, Сан-
Хуане, Шато  Тьери. А  я? Я  преклоняю  колени  перед  каждым  дегенератом,
которого назначили  на должность  из Вашингтона. И все они не американцы, и
даже не  земляне. Я  склоняю голову  перед  этими  вонючими  с  Луны  -  Я,
представитель самого великого народа на Земле!
     - Юлиан!  - воскликнула  мать. -  Будь осторожен,  дорогой. Кто-нибудь
может услышать.
     Я увидел, что она дрожит.
     - А ты разве не американка? - прорычал он.
     - Юлиан,  не надо, - взмолилась она. - Я ведь беспокоюсь не о себе, ты
это знаешь.  Я беспокоюсь  о тебе  и моем  мальчике. Я  не хочу, чтобы тебя
забрали, как это случилось со многими, кто говорил то, что у него на душе.
     - Я  знаю, дорогая,  - сказал он после паузы. - Я беспокоюсь за тебя и
сына, ты  беспокоишься за  меня и  сына. И  все продолжается по старому. О,
если бы  нас было  побольше, если  бы я мог найти тысячу мужчин, которые бы
осмелились выступить против завоевателей.
     - Тише,  - предупредила  мать. -  Вокруг столько шпионов. Каждый может
оказаться им. Поэтому я предупредила тебя, когда пришел Пит.
     - Ты подозреваешь Пита? - спросил отец.
     - Я  ничего не  знаю, но  я боюсь  всех. Так жить страшно. Но я живу в
этом страхе  все время  и моя мать жила также. И ее мать тоже. Я никогда не
смогу привыкнуть к этому страху.
     - Американский  дух согнут.  но не  сломан, -  сказал  отец.  -  Будем
надеяться, что он никогда не будет сломан.
     - Если  наше сердце  страдает вечно,  - сказала мать, - оно никогда не
сломается. Но  это очень  трудно так  жить. Трудно когда мать даже не хочет
приносить в  мир ребенка.  - Она  взглянула на  меня. - Потому что его ждут
страдания и  унижения. Я  всегда хотела  иметь много  детей, но  я  боялась
этого. Особенно я боялась, что будут девочки. Быть девушкой в такое ужасное
время...
     После ужина  мы с  отцом подоили овец и крепко заперли овчарню. Больше
всего мы боялись собак. Их с каждым годом становилось все больше и они были
наглее. Теперь  они бегали  стаями и  человеку было небезопасно выходить на
улицу по ночам. Нам было запрещено иметь не только огнестрельное оружие, но
даже луки,  стрелы. Так  что мы не могли отгонять собак и те, чувствуя нашу
слабость, стали подходить к нашим домам все ближе и ближе.
     Это были  большие собаки,  бесстрашные и сильные. А одна стая состояла
из поистине  огромных собак.  Отец сказал,  что это  помесь колли  и черных
овчарок. Это  были хитрые,  свирепые собаки.  Они  наводили  ужас  на  весь
тевиос.
     Мы назвали их Адские Псы.

     Глава третья

     Адские псы

     Когда мы  вернулись домой  с молоком,  пришли Джим  Томисон и его жена
Молли Шихан, которые жили на соседней ферме на расстоянии полумили вверх по
реке. Они  были нашими  лучшими друзьями.  Только им  мои родители доверяли
полностью и  говорили с  ними  совершенно  открыто.  Мне,  мальчишке,  было
странно видеть,  что такие  большие и  сильные мужчины, как мой отец и Джим
Томпсон боятся  говорить то,  что думают.  И  хотя  я  сам  вырос  в  такой
атмосфере страха  и подозрений,  я никогда не мог примириться с той печатью
трусости, что лежала на всех нас.
     Но я  знал, что  отец мой не трус. Он был высоким, сильным, с хорошими
мускулами. Я  не раз  видел, как  он дрался,  а однажды,  защищая мать,  он
голыми руками  убил вооруженного  воина Каш  Гвард. Сейчас  этот солдат был
закопан в  нашей овчарне,  а его оружие, тщательно смазанное и завернутое в
тряпки, было  спрятано в  разных местах. Все было сделано чисто и никто нас
ни в чем не заподозрил. Но оружие оставалось еще у нас.
     Джим тоже уже столкнулся с новым сборщиком налогов Суром, и сейчас был
очень зол.  Джим тоже был высоким сильным мужчиной с гладко выбритым, как у
всех американцев,  лицом. Американцами  мы называли  потомков тех.  кто жил
здесь еще  до Великой  Войны. У настоящих Калькаров бороды просто не росли.
Они прибыли  сюда на огромных кораблях. Время шло корабли сломались и никто
не знал,  как сделать новые. Так что Калькары больше не прибывали с Луны на
Землю.
     Для нас это было хорошо, но произошло слишком поздно, так как Калькары
плодились, как  кролики. Чистокровных калькаров осталось мало, но появилось
миллионы полукровок,  которые были  ничем  не  лучше  Калькаров.  Мне  даже
казалось,  что   они  ненавидят   нас,  чистокровных   землян  больше,  чем
чистокровные Калькары, выходцев с Луны.
     Джим совершенно  обезумел. Он  говорил, что  больше не  будет  терпеть
этого, что лучше погибнуть, чем жить в таком ужасном мире. Но я не принимал
этого всерьез.  Такие разговоры  я слышал  с  самого  детства.  Жизнь  была
чрезвычайно  трудной   -  работа,   работа  и  взамен  скудные  средства  к
существованию. Никаких  удовольствий. Никакого  комфорта. Минимум жизненных
удобств. Улыбка  была редким  явлением даже  среди  детей.  А  уж  взрослые
никогда не  смеялись. Трудно  убить душу  ребенка, а души взрослых уже были
мертвы.
     - Ты  сам виноват, Джим, - сказал отец. Он всегда сваливал все беды на
Джима, так  как его  предки до  Великой Войны  были механиками и техниками,
которые никогда не вмешивались в политику и жили в мире своих машин. - Твои
предки никогда не сопротивлялись пришельцам. Они с радостью подхватили идею
всеобщего братства,  которую Калькары  принесли с  Луны. Они,  раскрыв  рты
слушали эмиссаров Калькаров. Они могли бы успешно сражаться с пришельцами и
отстоять нашу  страну, но  они не  сделали  этого.  Они  слушали  фальшивых
пророков и  вложили все  свои силы, все искусство в руки жалкого проданного
правительства.
     - Ну:  а твои  предки, - возразил Джим, - были слишком богаты, ленивы,
пассивны даже  для того,  чтобы голосовать.  Они всячески  давили  на  нас,
стремясь выжать как можно больше прибыли для себя.
     - Старая болтовня. - рявкнул отец. - Никогда не было более свободного,
независимого, процветающего  класса, чем  американский  рабочий  двадцатого
века. И  ты еще говоришь! Мы были первыми, кто вступил в борьбу, кто дрался
и умирал,  чтобы сохранить  величие Капитолия  в Вашингтоне.  Но  нас  было
слишком мало  и теперь знамя Калькаров развевается на Капитолии, а тех, кто
еще хранит гордый звездно-полосатый флаг, наказывают смертью.
     Он быстро  подошел к камину, вынул один кирпич, сунул руку в отверстие
и повернулся к нам.
     - Но даже после того, как я опустился и деградировал, - воскликнул он.
- Во  мне сохранилась  капля мужества. У меня хватает сил презирать их, как
презирали их  мои отцы.  Я сохранил  то, что  было передано  мне,  чтобы  я
передал это  своему сыну,  а тот должен сохранить и передать своему сыну. Я
должен научить  его умирать  за это,  как умирали  мои  предки,  как  готов
умереть и я.
     Он вынул небольшой сверток и, держа его за углы, развернул перед нами:
продолговатый кусок  ткани с  красно-белыми полосами  и голубым  квадратом,
усыпанным звездами, в углу.
     Джим и  Молли вскочили  на ноги,  а моя  мать со страхом посмотрела на
дверь. Они  долго стояли  молча и  смотрели на  ткань, затем Джим подошел к
отцу, встал  на колено,  взял ткань  заскорузлыми пальцами  и, поднес  ее к
губам.  При   свете  свечи  на  столе  эта  сцена  производила  потрясающее
впечатление.
     - Это  знамя, сын  мой, -  сказал мне  отец. - Это символ былой славы,
знамя твоих  отцов, которое  сделало мир  пригодным  для  жизни.  Обладание
знаменем карается  смертью, но когда я умру, храни его и ты, как хранил его
я. Храни его пока не придет время гордо поднять его верх.
     Я почувствовал,  что слезы  щиплют мне  глаза. Я  не мог сдержать их и
отвернулся, чтобы  скрыть это.  Я отвернулся  к  окну,  прикрытому  овечьей
шкурой, отодвинул  ее и стал смотреть во тьму. И тут я заметил чье-то лицо,
смотрящее в  комнату. Никогда  в жизни  я не  был так  быстр, как сейчас. Я
одним прыжком  подскочил к столу, смахнул с него свечу, погрузив комнату во
мрак, вырвал  из рук  отца знамя и сунул его снова в тайник. Затем я быстро
нашел кирпич и заткнул отверстие.
     Страх и  неуверенность так  глубоко укоренились  в  душах  людей,  что
четверо, бывшие  в комнате,  даже не  удивились моему поступку. Они поняли,
что для такого поведения у меня есть основания. когда я нашел свечу и снова
зажег ее,  они стояли  без движения,  полные напряжения.  Они не спрашивали
меня ни о чем. Первым нарушил тишину отец.
     - Ты  слишком неловок, Юлиан, - сказал он. - Если тебе нужна свеча, ты
мог бы  взять ее  спокойно и  аккуратно. Но  ты всегда  такой, у  тебя  все
валится из рук.
     Он пытался  говорить сердито,  но это была всего лишь попытка обмануть
того, кто подсматривал за нами. Эти слова были предназначены ему.
     Я вышел  в кухню, выскользнул на улицу через заднюю дверь и, крадучись
прячась в  тени, обошел  дом. Ведь  тот, кто  подсматривал, стал свидетелем
величайшей измены.
     Ночь была  безлунная, но  ясная. Я  хорошо видел во всех направлениях,
так как  наш дом  стоял на  холме. К  юго-западу от  нас  по  склону  холма
извивалась тропинка.  Она вела  к старому,  давно заброшенному  и сгнившему
мосту. И  там я  ясно разглядел  на фоне  ночного неба  силуэт  мужчины.  З
плечами у  него был  мешок. С  одной стороны  это было хорошо, так как этот
человек и  сам занимался  недозволенным промыслом.  Я тоже много раз таскал
узлы и  мешки по  ночам. Это  был единственный  способ скрыть свой доход от
сборщика налогов и оставить кое-что на пропитание семьи.
     Эти ночные  вылазки при старом сборщике налогов и нерадивом коменданте
были  не   так  опасны,  как  могло  показаться,  хотя  за  них  полагалась
десятилетняя каторга  на угольных шахтах, а в отдельных случаях и смерть. В
основном смерть  полагалась в том случае, если человек хотел скрыть то, что
комендант или сборщик налогов хотели бы заполучить себе.
     Я не  пошел за  человеком, так  как был уверен, что он такой же, как и
мы, и  вернулся в  дом. И  в течение  всего оставшегося  вечера мы говорили
только шепотом.
     Отец и  Джим, как  обычно говорили о Западе. Им очень хотелось верить,
что где-то  далеко есть уголок, где американцы живут свободно и независимо.
где нет сборщиков налогов, нет Каш Гвард, нет Калькаров.
     Прошло минут  сорок пять. Молли и Джим уже собирались домой, как вдруг
в дверь  постучали, а затем она широко распахнулась, хотя отец еще не успел
пригласить войти. В дверях мы увидели Пита Иохансена, улыбающегося нам. Мне
никогда не  нравился Пит.  Это был  длинный нескладный  человек, у которого
улыбались только губы, а глаза никогда. Мне не нравилось то, как он смотрит
на мою  мать, когда  думает, что  его никто  не видит. Мне не нравилась его
привычка менять  женщин по  два раза  в год.  Это  было  слишком  даже  для
Калькаров. Когда  я смотрел  на Пита,  у меня  было ощущение,  что я голыми
ногами наступаю на змею.
     Отец приветствовал  Пита. - Входи пожалуйста, брат Иохансен. - Джим же
только хмуро  кивнул, так  как Пит  смотрел на  Молли, как на мою мать. Обе
женщины были очень красивы. Я никогда не видел женщины, более красивой, чем
моя мать.  А когда  я вырос, я повидал много людей, я всегда удивлялся, как
мой отец  смог удержать  ее. Я тогда понял, почему она все время сидит дома
или находится  вблизи его. Она никогда не ходила даже на рынок, куда обычно
ходили все женщины.
     - Что привело тебя так поздно, брат Иохансен? - спросил отец.
     Тех, в  ком мы  не были  уверены, мы  всегда говорили  "брат", как это
предписывалось законом.  Я ненавидел  это  слово.  Мне  казалось,  что  оно
означает врага.
     -  Я  преследовал  свинью,  -  ответил  Пит.  -  Она  побежала  в  том
направлении, -  и он  махнул рукой  в сторону рынка. При этом движении плащ
его приоткрылся и он выронил пустой мешок. Я сразу понял, что это именно он
заглядывал в наше окно. Пит схватил мешок с плохо скрытым замешательством и
затем он протянул мешок отцу.
     - Это  твой мешок,  Брат Юлиан?  - спросил  он. -  Я нашел его у твоей
двери и решил зайти и спросить.
     - Нет, - сказал я, не дожидаясь ответа отца. - Это наверное мешок того
человека, которого  я видел  недавно. Но  он нес  полный мешок.  Он шел  по
тропинке к  мосту. -  Я посмотрел прямо в глаза Пита. Тот сначала вспыхнул,
затем побледнел.
     - Я  не видел  его, - поспешно сказал он. - Но если этот мешок не ваш,
то я  возьму его  себе. Во всяком случае это не такое большое преступление,
если я  буду хранить  его у  себя. -  И затем,  не говоря больше ничего, он
повернулся и вышел.
     Теперь нам  стало ясно,  что Пит видел знамя. Отец сказал, что бояться
нечего, что Пит хороший человек, но ни Джим, ни Молли, ни мать не разделяли
его мнения.  Джим и  Молли ушли домой, а мы стали готовиться ко сну. Отец и
мать занимали спальню, а я спал на волчьей шкуре в большой комнате, которую
мы называли гостиной, Третья комната была кухней. Там мы обедали.
     Мать заставила  меня раздеться  и одеть  шерстяное белье.  Я знал, что
другие мальчики спят в том, в чем ходят днем, но у моей матери был по этому
поводу бзик:  она заставляла  меня раздеваться на ночь, часто мыться. Зимой
раз в  неделю, а  летом я много купался, так что можно было не мыться. Отец
тоже заботился о чистоте. У Калькаров все обстояло иначе.
     Зимой я одевал нижнее белье из шерсти. Летом же я спал голый. Вся наша
одежда и  обувь были  сделаны из  овечьей шерсти и овечьих шкур. Я не знаю,
что бы  мы делали без овец. Они давали нам все: и пищу, и одежду. Ни зимой,
ни летом  я ничего  не носил  на голове:  у меня  были очень густые волосы,
подстриженные ровным  кружком чуть  пониже ушей.  Чтобы волосы не падали на
глаза, я стягивал их кожаным шнурком.
     Я едва успел сбросить тунику, как совсем близко услышал лай собак. Мне
показалось, что  они возле овчарни. Прислушавшись, я услышал крик - женский
крик ужаса.  Он доносился  откуда-то от  овчарни. Дикий  лай адских псов не
прекращался. Я  не стал  больше ждать,  схватил свой  нож и палку. Нам было
разрешено иметь  ножи с  лезвием не  более шести  дюймов длиной.  То, что я
сейчас схватил,  было моим  единственным оружием.  Однако  лучше  это,  чем
ничего.
     Я выбежал через переднюю дверь и бросился к овчарне, откуда доносились
крики женщины и злобный лай собак.
     Пока я бежал, мои глаза привыкли к темноте и я рассмотрел человеческую
фигуру, которая  висела на  крыше. С  крыши свешивались ноги и нижняя часть
туловища. Четыре  собаки с  остервенением прыгали  вверх, а  пятая,  крепко
стиснув зубы висела на ноге, стремясь стащить человека вниз.
     Я бросился  вперед, крича  на собак,  те, что  прыгали, остановились и
повернулись ко  мне. Я  хорошо знал  характер  этих  собак  и  теперь  ждал
нападения. Ведь эти собаки совсем не боялись человека. Но я бросился вперед
так стремительно и решительно, что собаки зарычали, повернулись и побежали.
     Та, что  висела на  ноге, стянула  человека  на  землю  до  того,  как
подбежал я.  Она повернулась  ко мне  и, стоя  над  своей  жертвой,  грозно
оскалила страшные  клыки. Это был огромный зверь размером со взрослую овцу.
он мог  бы  легко  справится  с  несколькими  мужчинами,  тем  более  плохо
вооруженными. В  обычное время  я уступил  бы место  боя, но сейчас ставкой
была жизнь женщины.
     Я американец,  а не  Калькар.  Эти  свиньи  могут  бросить  женщину  в
опасности, чтобы  спасти свою  шкуру. А  я привык  ценить женщину.  Ведь  в
нынешнем мире  они представляли  ценность нисколько не меньшую, чем корова,
свинья или коза.
     Я смотрел  на этого  ужасного зверя и понимал, что смерть рядом. Краем
глаза я  заметил, что  и остальные  собаки подходят  ближе. Для размышления
времени не  было и я бросился на собак с палкой и ножом. Под могучей грудью
собаки я  увидел расширенные  от ужаса  глаза девушки.  Я и раньше не думал
предоставлять ее  своей судьбе  и уклониться  от смертельного боя, но после
этого взгляда  я не оставил бы ее даже если бы сто смертей стояли у меня на
пути.
     Звеpь пpисел на задние лапы, а затем пpыгнул, стpемясь вцепиться мне в
гоpло. Палка была бесполезна и я бpосил ее, чтобы встpетить нападение ножом
и голыми  pуками. По счастью пальцы моей левой pуки сpазу схватили чудовище
за гоpло,  но столкновение  было слишком сильным и мы оба упали на землю. Я
оказался под  собакой, котоpая  стpашно pычала,  стаpалась вцепиться в меня
клыками. Деpжа  ее пасть  на pасстоянии  вытянутой pуки,  я удаpил  в гpудь
собаки ножом.  Боль от  pаны взбесила  пса, но  я к  своему  удивлению  мог
удеpжать его, и более того, мне даже удалось подняться сначала на колени, а
затем и на ноги.
     Я всегда  знал, что  силен, но  до этого  момента не  подозpевал какой
гигантской силой  нагpадила  меня  пpиpода.  Ведь  pаньше  мне  никогда  не
пpиходилось напpягать все силы.
     Это было  как бы  откpовение с  небес для  меня. Я  улыбнулся и в этот
момент пpоизошло чудо. Из моего pазума вдpуг испаpился стpах пеpед людьми и
пеpед  этими   чудовищами.  Я,   котоpый  был   pожден   в   миpе   стpаха,
подозpительности, недовеpия,  я  Юлиан  Девятый  на  двадцатом  году  жизни
потеpял свой  стpах. Я  познал свое  могущество. А  может взгляд  этих двух
нежных, полных ужаса и мольбы глаз пpобудил во мне отвагу.
     Собаки уже  сомкнули кpуг  возле меня,  когда пес, котоpого я деpжал в
вытянутой pуке,  обмяк и  беспомощно повис.  Мой нож  нашел путь  к  сеpдцу
пpотивника. И  тут на  меня бpосились  остальные собаки. Девушка уже стояла
pядом, деpжа палку и готовясь вступить в бой.
     - Быстpо  на кpышу!  - кpикнул  я  ей,  но  она  не  послушалась.  Она
pазмахнулась и сильно удаpила вожака, котоpый оказался ближе всех.
     Раскpутив меpтвого  пса  над  головой,  я  швыpнул  его  в  собак.  Те
pазбежались, а  я не  тpатя вpемени  на pазговоpы, быстpо схватил девушку и
посадил ее  на кpышу  овчаpни. Я  мог бы  и сам  забpаться туда  и избежать
опасности, но мной владело pадостное возбуждение. Я хотел закончить дело на
глазах у  незнакомой девушки,  чьи глаза  вселяли  в  меня  мужество.  И  я
повеpнулся к четыpем собакам, котоpые уже готовились к новому нападению. Но
я не стал ждать их. Я напал сам.
     Они не  побежали, а  остались на  месте, свиpепо  pыча и  скаля  зубы.
Шеpсть вздыбилась  у них на холках. Но это не устpашило меня. Пеpвая собака
пpыгнула на меня, но я не успел пеpехватить ей гоpло и зажав туловище между
колен повеpнул голову так, что у нее хpустнули шейные позвонки.
     Дpугие тpи  собаки бpосились  на меня, но я не чувствовал стpаха. Одну
за дpугой  я хватал  их  могучими  pуками  и  сильно  pазмахнувшись  швыpял
подальше. Вскоpе  их осталось  только две, но и с ними я быстpо pаспpавился
голыми pуками, не желая пачкать в их кpови свой нож.
     После этого  я увидел,  как со стоpоны pеки бежит ко мне человек, а со
стоpоны домов,  дpугой. Пеpвым был Джим, котоpый услышал кpик девушки и pев
собак, дpугим был мой отец. Они оба видели только последнюю фазу боя, но не
могли повеpить, что я, Юлиан, смог сделать такое. Отец был очень гоpд мною,
и Джим тоже. У него не было сына, поэтому он считал меня своим сыном.
     Затем я  повеpнулся  к  девушке,  котоpая  уже  спpыгнула  с  кpыши  и
подходила к нам. Она двигалась с такой же гpацией, как у моей матеpи. В ней
не было  ни капли  той неуклюжести,  что отличала Калькаpов. Она подошла ко
мне и положила pуку мне на плечо.
     - Спасибо,  - сказала  она. - И Бог благословит тебя. Только сильный и
отважный мужчина мог сделать то, что сделал ты.
     И вдpуг все мужество оставило меня. Я вдpуг стал глупым и слабым.
     Единственное, на  что хватило меня, это гладить пальцами лезвие ножа и
тупо смотpеть  в землю.  Но заговоpил мой отец, и это позволило мне кое-как
побоpоть смущение.
     - Кто  ты? -  спpосил он.  - Откуда ты пpишла? Стpанно видеть девушку,
котоpая бpодит по ночам, но еще стpаннее то, что она упоминает запpещенного
бога.
     Сначала до  меня не  дошло, что она упоминала бога, но тепеpь, когда я
осознал это,  я с  беспокойством посмотpел  по стоpонам:  не слышит ли кто-
нибудь нас.
     Отец и  Джим были  не в  счет. Ведь  наши семьи  были  связаны  тесной
дpужбой и еженедельно мы совеpшали тайные pелигиозные обpяды. С того самого
дня, как  все служители  цеpкви были  звеpски убиты, нам под стpахом смеpти
было запpещено упоминать имя Бога, или же спpавлять цеpковные обpяды.
     Какой-то идиот  в Вашингтоне  веpоятно накуpился наpкотиков и стал еще
более звеpоподобным,  чем сделала  его пpиpода.  И он в своем угаpе заявил,
что служители  цеpкви стаpаются  подменить собой  госудаpство, что  в своих
цеpквях и  собоpах они пpизывают людей к восстанию. Пpавда в последнем была
доля истины.  И оставалось  только жалеть,  что цеpкви  не дали возможность
выполнить то, что она задумала.
     Мы отвели  девушку в  дом и  когда мать  увидела, как  она молода, как
пpекpасна, она  обняла ее. Девушка тут же пpижалась к ее гpуди и заплакала.
Она долго  не могла  пpидти в  себя. Я мог наконец pассмотpеть ее. Я вообще
мало видел  девушек,  но  эта,  так  таинственно  появившаяся  здесь,  была
воистину пpекpасна.
     Ей было  лет девятнадцать. Она была хpупкого телосложения, но в ней не
было ни  слабости ни  изнеженности. Огpомные  жизненные силы  пpоявлялись в
каждом ее  движении, жесте,  выpажении лица,  звуках голоса.  Она была  еще
молода,  но   в  ней   чувствовался  большой   интеллект.  Хотя  длительное
воздействие солнечных лучей сделало кожу темной, она осталась чистой, почти
пpозpачной.
     Девушка была одета так же, как и все мы, туника, бpюки, сапоги. Но то,
как она  носила все  это, делало одежду кpасивой. Лента на лбу, стягивающая
волосы,  была   чуть  шиpе,   чем  обычно,  и  pасшита  мелкими  pакушками,
обpазующими пpичудливый  оpнамент. И  это было  тоже стpанно:  ведь в  этом
ужасном миpе  женщины пpятали  свою кpасоту, стаpались обезобpазить себя, а
некотоpые  матеpи  даже  убивали  своих  новоpожденных  детей,  если  вдpуг
pождалась девочка.  Молли делала  это  уже  два  pаза.  Неудивительно,  что
взpослые у нас pедко улыбались и никогда не смеялись.
     Когда девушка  успокоилась, отец  возобновил свои  расспросы, но  мать
сказала, что  девушка очень  устала, что  ей необходимо выспаться. Спросишь
утром, сказала она.
     И тут  поднялся вопрос,  где же  ей спать.  Отец сказал, что она может
лечь с  матерью, а он переночует в гостиной со мной. Джим предложил девушке
пойти с  ними, ведь  в их доме тоже три комнаты и в гостиной никто не спит.
Так и порешили, хотя мне очень хотелось, чтобы она осталась у нас.
     Ей тоже не хотелось уходить, но мать сказала, что Молли и Джим хорошие
люди и  она будет с ними в такой же безопасности, как со своими родителями.
При упоминании  о родителях  слезы брызнули  из глаз девушки, она припала к
груди матери,  пылко расцеловала  ее и  сказала, что  готова идти с Молли и
Джимом.
     Она стала прощаться со мной, снова благодарить меня. И тут наконец мой
язык развязался  и я  сказал, что  провожу их до дома Джима. Кажется это ей
понравилось и  мы пошли.  Джим шел  впереди, а  я с  девушкой за ним. И все
время мною  владело странное  чувство. Отец  однажды  показал  мне  магнит,
который притягивал к себе металлические предметы.
     Ни эта  девушка, ни  я не  были магнитами, не были кусками железа, но,
странное дело,  меня все  время притягивало  к ней.  Мы шли  почти  касаясь
плечами друг  друга, хотя  дорога  была  широкой.  А  однажды  наши  пальцы
соприкоснулись и  задержались на  мгновение. Сладостный  трепет пробежал по
моему телу. Впервые я испытывал такое чувство.
     Я всегда  считал,  что  дом  Джима  находится  очень  далеко  от  нас,
особенно, когда  тащил туда  что-то  тяжелое.  Но  сегодня  дом  как  будто
приблизился. Всего  несколько мгновений потребовалось для того, чтобы дойти
до дома.
     Молли услышала  нас, выскочила  на крыльцо,  стала  расспрашивать.  Но
когда она  увидела девушку,  услышала часть  нашего рассказа,  она  прижала
девушку к  груди совсем  как моя  мать. Затем  девушка повернулась ко мне и
протянула мне руку.
     - Спокойной  ночи, -  сказала она.  - И  снова благодарю тебя. Господь
благословит тебя.
     И я услышал шепот Молли: - Хвала святым.
     Затем они  вошли в  дом, дверь  закрылась, и  я побрел  к своему дому,
подставляя разгоряченное лицо ночному ветру.

     Глава четвертая

     Брат генерал Ортис

     На следующий  день, я  как обычно  надоил молока  на продажу. Нам была
разрешена  мелкая  торговля  и  не  в  базарные  дни,  но  мы  должны  были
докладывать о  своем торговом  обороте. Затем  я понес молоко к дому Молли.
Обычно я ставил бидон с молоком в глубокий источник во дворе Молли. Там оно
оставалось свежим  и холодным. Но сегодня, к моему удивлению, в доме уже не
спали, хотя  было раннее  утро. Меня  встретила сама Молли, причем глаза ее
были заплаканы. И это весьма удивило меня.
     Девушка была  на кухне.  Она помогала Молли по хозяйству. Но когда она
услышала, что  я здесь,  она вышла, чтобы поздороваться со мной. Теперь мне
наконец удалось рассмотреть ее. Если она была хороша вечером при свечах, то
теперь при  дневном свете она была просто великолепна. У меня не было слов,
чтобы выразить свое восхищение ею. Она была... впрочем у меня нет слов...
     Молли долго искала посуду для молока, - спасибо ей, - но мне все равно
показалось, что  прошло мало  времени. Пока она хлопала дверцами шкафов, мы
познакомились. Она  спросила как  зовут моих родителей. А когда я назвал ей
свое имя, она повторила его несколько раз, прислушиваясь к своему голосу.
     - Юлиан  Девятый, -  повторила она и улыбнулась. - Очень красивое имя.
Мне оно нравится.
     - А как тебя зовут? - спросил я.
     - Хуана, - ответила она. - Хуана Св. Джон.
     - Я  рад, что  тебе понравилось  мое имя. Но твое имя лучше. - Это был
конечно глупый  разговор, и  я понимал  это. Однако она не подала виду, что
заметила мою  глупость. Я  мало знал  девушек, но  они всегда  казались мне
глупыми. Красивых  девушек родители  вообще старались  не пускать на рынок.
Калькары же  напротив пускали  своих детей  куда угодно,  ибо понимали, что
никто на  них не  польстится. Дочери  Калькаров даже от американских женщин
были грубы,  крикливы, неотесаны,  неуклюжи. Да,  даже люди,  которые  были
более развиты, чем Калькары, не смогли улучшить их породу.
     Эта девушка  настолько отличалась  от всех, кого я видел раньше, что я
был буквально  потрясен. Я  даже не  мог вообразить, что может существовать
столь совершенная  красота. Я хотел знать о ней все. Я не мог понять, как я
мог жить  так долго  на свете, не зная, что где-то живет она, что она дышит
земным воздухом, ест земную пищу. Я считал это величайшей несправедливостью
по отношению  к себе.  И сейчас  я хотел  как-то восполнить  этот пробел  и
расспрашивал ее обо всем.
     Она рассказала,  что родилась  и выросла  в тевиосе  западнее  Чикаго.
Тевиос занимает  громадную территорию,  где живет  совсем немного  людей  и
фермы встречаются крайне редко.
     - Дом моего отца находился в районе, который назывался Дубовый Парк. -
говорила она.  - Наш  дом был  одним из  немногих, что  остались от  старых
времен. Это  огромный каменный  дом, стоящий  на  перекрестке  двух  дорог.
Вероятно когда-то  это было очень красивое место, и даже война и запустение
не смогли  нарушить его  прелесть. К  северу от  дома находились  развалины
большого сооружения,  о котором  отец сказал,  что это помещение где раньше
делали машины.  С юга  дом был  окружен зарослями  роз, прелестных  цветов,
которые  почти   полностью  закрывали   каменную   стену   с   облупившейся
штукатуркой.
     Это был  мой дом  и я  любила его,  но  теперь  он  потерян  для  меня
навсегда. Каш  Гвард и  сборщики налогов  редко приходили  к нам  - мы жили
слишком далеко  от комендатуры  и рынка,  которые находились в Солт Крик, к
юго-западу от  нас. Но  новый Джемадар  Ярт назначил  нового  коменданта  и
нового сборщика налогов. Им не понравился Солт Крик и они решили, что лучше
места, чем  Дубовый Парк им не найти. Поэтому они приказали отцу продать им
дом.
     Ты знаешь,  что это  значит. Они  назначили  очень  высокую  цену,  но
заплатили  бумажными  деньгами.  Однако  делать  было  нечего  и  мы  стали
готовиться к отъезду.
     Всякий раз,  когда Калькары   приходили  осматривать дом, мать прятала
меня в небольшой каморке между первым и вторым этажами. Но в день отъезда в
долину реки  Дэсплейн, где  отец надеялся спокойно жить вдали от Каш Гвард,
неожиданно явился новый комендант и увидел меня.
     - Сколько ей лет? - спросил он у матери.
     - Пятнадцать, - испуганно ответила та.
     - Ты лжешь, крыса! - злобно заорал он. - Ей не меньше восемнадцати.
     Отец стоял  рядом и когда он услышал, что комендант оскорбил мою мать,
он побледнел  и бросился  на него.  Отец чуть  не задушил эту свинью голыми
руками, прежде чем солдаты, сопровождающие коменданта, смогли оттащить его.
     Ты понимаешь,  что потом  случилось. Они  убили отца у меня на глазах.
Затем комендант предложил мою мать одному из солдат, но та успела выхватить
нож из-за пояса солдата и пронзила себе сердце.
     Я пыталась сделать то же самое, но мне не дали.
     Меня отвели в спальню на втором этаже и заперли там. Комендант сказал,
что придет ко мне вечером и чтобы я не боялась, все будет хорошо. Я поняла,
что он имеет в виду и решила, что он найдет меня мертвой.
     Сердце мое  разрывалось от  жалости к  родителям,  но  во  мне  горело
сильное желание  жить, мне не хотелось умирать. К тому же отец и мать учили
меня, что  самоубийство великий  грех. Они  оба были  очень религиозны. Они
учили меня  бояться Бога,  учили, что  я даже  в мыслях не должна причинить
вред ближнему,  но я  сама видела,  как отец  хотел убить  человека, а мать
убила себя.  Все в  голове моей  перепуталось. Я  почти обезумела  от горя,
страха, неуверенности. Я не знала, что мне делать.
     Но вот наступил вечер. Я услышала, как кто-то поднимается по лестнице.
Окна второго  этажа были слишком высоко от земли и прыгать было рискованно.
Но рядом  с окном  распростерло огромные ветви большое дерево. Комендант не
обратил на  него внимания,  но это  был путь к бегству. Я быстро вылезла на
подоконник и через мгновение уже была на земле.
     Это произошло  три дня  назад. Я  шла, прячась  от всех,  и понятия не
имела, куда  иду. Однажды какая-то старуха приютила меня на ночь, накормила
и дала  еду на дорогу. Мне казалось, что я сошла с ума, так как все события
страшных дней  перепутались у  меня в мозгу и жуткие сцены постоянно стояли
перед глазами. И затем - собаки! О, как я испугалась! И потом прибежал ты!
     Я выслушал  ее историю  и понял,  что с  этого момента  я несу  за нее
ответственность. Я  должен дать  ей покой  и безопасность.  И мне нравилось
это.
     Когда я уходил, Молли спросила приду ли я вечером.
     У Хуаны вырвалось: - Да, да, приходи! - Я пообещал придти и отправился
с молоком дальше.
     Разнеся молоко,  я пошел  домой. По пути мне встретился Мозес Сэмюэль,
старый еврей.
     Он  зарабатывал   себе  на  жизнь,  обрабатывая  шкуры  овец.  Он  был
великолепный мастер  своего дела,  но наш народ был беден и у него почти не
было заказов.  Его клиентами  были в  основном Калькары.  Сами Калькары  не
умели делать  ничего полезного.  Это  был  невежественный  грубый  народ  и
теперь, когда  у них  оказалась  власть,  они  совсем  перестали  работать.
Калькары ничего  не создавали и не производили. Это были настоящие паразиты
на теле земли, на теле народа.
     Эксплуататоры   из    старой   истории    человечества   были   божьим
благословением по  сравнению  с  ними.  Ведь  в  них  были  и  интеллект  и
воображение. Они  могли организовывать  и управлять.  Как бы то ни было, но
они служили прогрессу.
     И вот  Калькары покровительствовали  Сэмюэлю, хотя  и не баловали его.
Они платили ему бумажными деньгами, которые, как говорил он сам, не годятся
даже для растопки.
     - Доброе утро, Юлиан, - приветствовал он меня. - Мне скоро понадобятся
шкуры. Новый  комендант услышал  о старом  Сэмюэле, послал за ним и заказал
ему пять  шкур, самых  лучших. Ты  видел этого Ортиса, Юлиан? - спросил он,
понизив голос.
     Я покачал головой.
     - Небеса помогите нам, - прошептал старик.
     - Неужели он так страшен, Мозес? - спросил я.
     Старик стиснул  руки. Нас  ждут  страшные  времена,  сын  мой.  Старый
Сэмюэль знает  людей. Этот  комендант не  так ленив, как старый. Он гораздо
более жесток  и властолюбив.  Но поговорим  о шкурах. Я не заплатил тебе за
последнюю. У  меня не  было ничего, кроме бумажных денег, которых я не могу
предложить моему  лучшему другу, так как они годятся только для того, чтобы
делать из  них птичьи  гнезда. Может  я не  смогу расплатиться с тобой и за
новые. Это  зависит от  того,  чем  заплатит  мне  Ортис.  Иногда  Калькары
становятся вдруг  щедрыми, но  если Ортис  полукровка, как  я слышал, то он
ненавидит евреев  и я не получу ничего. Но если он чистокровный Калькар, то
все может  оказаться по  другому. Чистокровные Калькары ненавидят евреев не
больше, чем  остальных людей,  хотя на  земле есть один еврей, который всей
душой ненавидит Калькаров.
     В этот  вечер произошла  первая встреча с Ортисом. Он пришел в наш дом
сам и я расскажу как это случилось. После ужина я направился к Джиму. Хуана
стояла у  дверей  дома  и  поджидала  меня.  Она,  увидев  меня,  счастливо
улыбнулась. Уже темнело - весенние вечера так коротки, но воздух был теплым
и мы стояли у дома и разговаривали.
     Я пересказал  все  местные  сплетни,  которые  услышал  за  день  -  о
повышении налога  на продукты, о том, что жена Эндрью Вэйта родила двойню -
мальчика и  девочку, но  девочка умерла,  что, впрочем  было обычным делом.
Большинство девочек  умирало при  родах. Я  рассказал, что Сур пообещал так
обложить налогом  наш район,  что все  умрут с  голоду. Он  также  пообещал
увеличить в  эту зиму  цены на уголь. А Денниса Корригана, которого застали
за чтением  книги, осудили  на десять  лет работы  в  шахтах.  И  все  наши
разговоры были  такими грустными,  печальными, трагическими.  Да и вся наша
жизнь была трагедией.
     - Глупо, что они повышают цены на продукты, - сказала Хуана. - Их отцы
уничтожили всю  нашу промышленность,  а они  сами хотят  уничтожить  жалкие
остатки сельского хозяйства.
     - Чем быстрее они сделают это, тем лучше для мира, - сказал я, - Когда
они уморят голодом всех землян, то вымрут и сами.
     Она внезапно  заговорила  о  Деннисе  Корригане.  -  Было  бы  гораздо
милосерднее, если бы они убили его, - сказала она.
     - Поэтому и не убили.
     - Ты  всегда торгуешь  по ночам, - вдруг сказала она. И я не успел еще
ответить, как она воскликнула: - О, не надо! Это так опасно. Ведь тебя тоже
могут схватить.
     Я рассмеялся. - Если бы это было так, мы бы все уже были на шахтах. Но
нам не прожить иначе. Налоги слишком высоки и с каждым годом увеличиваются.
     - Но на шахтах так ужасно! - воскликнула она с дрожью.
     - Да,  - ответил  я. -  Ужасно. Я  предпочел бы  умереть, лишь  бы  не
попасть туда.
     Немного погодя  мы с  Хуаной пошли  к  нашему  дому.  Дом  чрезвычайно
понравился  ей.   Мои  предки   построили  его   собственными  руками.  Они
использовали доски и кирпичи, которые натаскали из развалин старого города.
Почти все наши дома были из камня, так как доски стали редкостью. Фундамент
и стены  первого этажа  нашего дома  были выложены  из булыжника, а верх из
кирпича. Дом  выглядел очень  хорошо и  мы  поддерживали  в  нем  идеальную
чистоту.
     Мы все  сидели в  гостиной и  разговаривали: отец,  мать, Хуана  и  я.
Прошел примерно час, как вдруг дверь отворилась и в комнату вошел человек в
форме Каш  Гвард. Позади него стояли другие воины. Мы молча встали у дверей
и в  комнату вошел  третий: высокий,  смуглый, в форме коменданта. Мы сразу
поняли, что это и был Ортис. Его сопровождали шесть воинов.
     Ортис осмотрел  всех нас,  и затем,  обратившись к  отцу, сказал: - Ты
брат Юлиан  Восьмой? -  Отец кивнул.  Ортис долго  смотрел на  него,  затем
перевел взгляд  на мать  и Хуану.  Выражение лица его мгновенно изменилось.
Оно перестало  быть суровым  и надменным.  Это был  большой человек,  но не
грузный, как  большинство Калькаров.  Нос у  него был  тонкий, глаза серые,
холодные и презрительные. Он совсем был не похож на толстую свинью, которая
занимала пост  до него.  Он был  действительно опасен,  даже я видел это. Я
видел тонкую  злую верхнюю  губу и  пухлую, чувственную нижнюю. Если старый
комендант  был   свиньей,  то   этот  волком,  злым,  безжалостным.  И  это
чувствовалось во всем его облике.
     Такие посещения были обычными для Ортиса. Если предыдущий комендант не
ездил по  тевиосу, то  Ортиса видели  часто. Он  не был  ленив и не доверял
никому. Он должен был видеть все своими глазами.
     - Значит  ты и  есть брат  Юлиан Восьмой, - повторил он. - У меня пока
нет о  тебе плохих  донесений. Я  пришел сюда сегодня по двум причинам. Во-
первых я  хочу предупредить, что я совсем не такой комендант, что был у вас
раньше. Я  не допущу измены. Все должны быть верны и преданы Джемадару, все
законы  должны  соблюдаться  неукоснительно.  Все  предатели  будут  строго
наказываться. Манифест  об этом  будет прочтен  на рыночной  площади.  Этот
манифест я  получил  из  Вашингтона.  Великий  Джемадар  возложил  на  нас,
комендантов, очень большие полномочия. На нас лежит обязанность судить тех,
кто уклоняется  от выполнения  законов. Все  преступники  предстанут  перед
военным судом, председательствовать на котором буду лично я.
     Мы все поняли, что это значит для нас. Не требовалось много ума, чтобы
понять весь ужас нашего положения. Теперь наши жизни и свобода находились в
руках одного  человека. Ярт  нанес  смертельный  удар  по  остаткам  нашего
благополучия. Он  двинул на  нашу страну, где мы наслаждались относительным
покоем и безопасностью, неумолимую военную машину.
     - А  кроме того,  - продолжал  Ортис. -  Я пришел  сюда  и  по  другой
причине, весьма  неприятной для тебя, брат Юлиан. Но что есть, то есть, - и
повернувшись к  воинам, он бросил резкую команду. - Обыскать дом! - Я сразу
вспомнил человека,  который совсем  недавно стоял  здесь же  и из-под плаща
которого выпал пустой мешок.
     Через  час  с  обыском  было  покончено.  Они  перетряхнули  весь  наш
немудреный скарб.  Однако больше  всего времени  они провели  в гостиной, и
особенно возле  камина. Они  искали  тайник.  Десятки  раз  сердце  у  меня
замирало, когда я видел, как кто-нибудь из воинов приближается к нише.
     Мы все  знали, что  они ищут.  Все, кроме  Хуаны. И  мы знали, что нас
ждет, если  поиски увенчаются  успехом. Смерть  отцу и  мне -  но еще более
страшная судьба  ждала мать  и девушку.  И все  это сделал  Йохансен, чтобы
заслужить милость  нового коменданта.  Я знал,  что это  он, я  был  твердо
уверен в  этом. Чтобы заслужить милость коменданта! Я думаю, что именно это
было причиной гнусного поступка. О, если бы я тогда знал истинную причину!
     Во время  обыска Ортис  беседовал с  нами. Он  в  основном  говорил  с
матерью и  Хуаной. Мне  очень не нравилось, как он смотрел на них, особенно
на Хуану.  Однако говорил  он  достаточно  вежливо.  Он  казалось,  пытался
произвести  на   них  впечатление   своими  политическими   взглядами.  Он,
представитель класса,  укравшего у женщин право быть людьми, право, которое
они завоевали  только в Двадцатом веке после долгих лет рабства и унижений!
У женщин  не было  никаких политических  взглядов.  Они  просто  ненавидели
гнусных завоевателей,  отнявших у  них все, ввергнувших их снова в рабство.
Ненависть стала их политикой, их религией. Для них весь мир был ненависть и
несчастье.
     Отец говорил,  что так  было не  всегда. Когда-то  на земле, вернее ее
части -  в Америке,  царило счастье и благополучие для всех. И в эту страну
стекались обездоленные  со всей  земли. Однако  не все они добивались здесь
счастья. В  основном из-за  своей лени  и тупости.  Они завидовали тем, кто
сумел устроить  свою жизнь.  Поэтому, когда пришли Калькары, эти люди стали
помогать им.
     Обыск длился час и воины ничего не нашли. Однако Ортис знал, что здесь
что-то должно  быть и  к концу  обыска он  потерял  терпение  и  даже  стал
руководить им сам. А когда и это не привело ни к чему, он рассвирепел.
     - Свинья  янки! -  вскричал он,  обращаясь к  отцу. -  Тебе не удастся
одурачить потомка великого Джемадара Ортиса, как ты одурачил других. У меня
нюх на  предателей и  я чувствую  в этом  доме измену. Я предупреждаю тебя,
каждого предателя ждет смерть на шахтах!
     Он молча поднялся, не сводя огненного взгляда с отца, затем повернулся
к Хуане.
     - Кто  ты, девушка?  - спросил  он. -  Где ты живешь и что делаешь для
увеличения благосостояния общества?
     Благосостояние общества!  Эта фраза  часто слетала с его губ, когда он
обращался к  нам. Но  она была  абсолютно бессмысленна,  так как ни о каком
благосостоянии речь  не могла  идти. Говоря о благосостоянии он имел в виду
только Калькаров, и их приспешников.
     - Я живу у Молли, - ответила Хуана. - Я помогаю ей ухаживать за скотом
и по хозяйству.
     - Хм-м-м-м,  - промычал Ортис. - Хозяйство! Это хорошо. Мне нужен кто-
нибудь, кто  содержал бы  мой дом  в порядке. Как ты насчет этого, девушка?
Работа легкая, никакого скота. И я буду хорошо тебе платить.
     - Но мне нравится возиться с животными, - взмолилась она. - Мне хорошо
у Молли и я не хочу менять свою жизнь.
     - Не  хочешь менять?  Да? -  передразнил он ее. Она прижалась спиной к
моему отцу,  как бы  ища защиты.  Я чувствовал,  как ее пальцы схватили мою
руку. -  Молли сама будет ухаживать за скотом. Ей не нужна помощь. А если у
нее столько скота, что она не может справиться с ним одна, значит она живет
богаче нас. Я посмотрю, может ей следует платить побольше налогов.
     - О, нет, - вскричала Хуана, испугавшись за Молли. - У нее совсем мало
скота и они едва сводят концы с концами.
     - Значит  ей не  нужна помощница,  -  сказал  Ортис.  Холодная  улыбка
скользнула по его губам. - Ты придешь ко мне и будешь у меня работать.
     И тут  Хуана удивила  меня, удивила всех и особенно Ортиса. Только что
она была  напугана и  умоляла Ортиса,  но теперь  она гордо выпрямилась, и,
вздернув подбородок, посмотрела прямо ему в глаза.
     - Я не приду, - надменно сказала она. - Я не хочу.
     Ортис раскрыл  рот от  изумления. Его  солдаты растерялись. Воцарилась
тишина. Я посмотрел на мать. Она вовсе не дрожала от страха, как я полагал.
Она тоже вскинула голову и выражала взглядом свое презрение Калькарам. Отец
стоял так,  как всегда  стоял перед Калькарами: опустив голову. Но я видел,
что он краем глаза следит за Ортисом, и пальцы его шевелятся так, как будто
сжимают горло человека.
     - Ты придешь, - сказал Ортис. Лицо его чуть покраснело от негодования.
Зачем он взглянул на меня и вышел в сопровождении двух воинов.

     Глава пятая

     Драка на базаре

     Когда дверь за ними закрылась, Хуана спрятала лицо в ладони.
     - О,  я везде  приношу одно  несчастье, - простонала она. - Я принесла
смерть отцу  и матери,  а теперь  всем вам, Джиму, Молли, я принесла горе и
разорение, а  может и  смерть. Но  вы не  должны страдать  из-за  меня.  Он
смотрел на  тебя Юлиан,  когда угрожал  мне. Что  он хочет сделать? Но тебе
бояться нечего,  Юлиан. Я  знаю, как исправить зло, которое принесла в этот
дом.
     Мы попытались  убедить ее, что она тут ни причем, что она нисколько не
увеличила тот  груз несчастий,  который лежит  на нас,  что  мы  попытаемся
защитить ее,  но она  только качала  головой, а  под конец  попросила  меня
проводить ее к дому Молли.
     Она была спокойна, когда мы шли, но я пытался всячески подбодрить ее.
     - Он  не может  заставить тебя работать на него, - настаивал я. - Даже
Двадцать Четыре  не осмеливаются  насильно заставлять  человека работать на
них. Ведь мы еще не совсем рабы.
     - Но  я боюсь, что он найдет способ. Я видела, как он смотрел на тебя,
мой друг. Это был ужасный взгляд.
     - Я не боюсь.
     - А я боюсь за тебя. Нет, этого не должно случиться.
     Она говорила  с такой  решительностью, что  удивила  меня.  Затем  она
попрощалась со мной и вошла в дом, закрыв за собой дверь.
     По пути  домой меня  не покидало  тревожное чувство  за  нее.  Мне  не
хотелось видеть  ее столь несчастной. Я убедился, что она очень решительна.
Даже такой  могущественный человек,  как комендант  Ортис,  и  то  не  смог
заставить ее  согласиться работать  на него.  По закону  он мог  сделать ее
своей женой,  если у  нее нет  мужчины. Но  даже в  этом случае  она  могла
сопротивляться и постараться в течение месяца найти себе мужа.
     Но я знал, что Ортис найдет способ обойти закон. Более того, мужа этой
женщины он  может арестовать  под каким-либо  предлогом, или даже просто он
найдется как-нибудь  утром с  ножом в  спине.  Только  героические  женщины
способны сопротивляться  Калькарам, а  тот мужчина, который захочет взять в
жены эту  женщину, должен  был быть  готов к самопожертвованию и без всякой
надежды спасти  свою жену.  К тому времени, как я добрался до дома, я почти
обезумел от страха за Хуану.
     Я бродил  по своей  комнате и  в душе моей зрело убеждение, что должно
случиться нечто  ужасное. У  меня перед глазами вставали страшные картины и
вскоре я  дошел до  того, что не мог противиться своему желанию увидеть ее,
убедиться, что я ошибаюсь и все в порядке.
     Я запер  дверь и  понесся к  дому Джима.  Но добежав до него, я увидел
чью-то тень,  двигающуюся к  реке. Я  не разглядел  кто это, но побежал еще
быстрее.
     Фигура появилась на высоком берегу и затем исчезла. Послышался всплеск
воды и по ней пошли круги.
     Я видел  это только  мгновение, так как я буквально взлетел на обрыв и
не задумываясь прыгнул вниз, прямо в центр расходящихся кругов.
     Я наткнулся на нее в воде, схватил за тунику, вытащил на поверхность и
поплыл к  берегу, загребая  одной рукой.  При этом  я старался  держать  ее
голову над  водой. Она  не сопротивлялась, но когда мы взобрались на берег,
она повернулась ко мне, задыхаясь от плача.
     - Зачем  ты сделал  это? -  простонала она.  - О,  зачем? Это  же  был
единственный выход!
     Она была  так несчастна...  и так прекрасна, что мне захотелось обнять
ее. И тут я понял, что люблю ее больше жизни
     Я взял  ее руки  в свои, крепко сжал их и заставил поклясться, что она
никогда больше  не повторит  своей попытки.  Я говорил  ей, что  может  она
никогда больше  не услышит об Ортисе, что самоубийство грех, что может быть
еще найдется другой выход...
     - Я  боюсь не  за себя,  - сказал  она. -  Я могу  сделать это в самую
последнюю минуту.  Но я боюсь за всех вас. Вы были так добры ко мне. Если я
сейчас погибну, вы все будете в безопасности.
     - Пусть я лучше буду в опасности, чем дам умереть тебе. Я не боюсь.
     И она  обещала мне, что больше не будет пытаться покончить с собой, до
тех пор, пока не останется иного выхода.
     Я медленно  шел домой.  Мысли мои были полны горечи и печали. Моя душа
протестовала против такого социального строя, когда можно украсть молодость
и счастье.
     Что-то внутри  меня, какой-то  инстинкт, говорил  мне, что эта девушка
предназначена мне  свыше, и теперь прихлебатели чудовищ с луны хотят отнять
ее у  меня, ограбить  меня. Моя  американская гордость  была сильна во мне,
никакие унижения и притеснения не смогли погасить ее. Я впитал ее с молоком
матери. Они  презрительно называли  нас Янки,  но мы с гордостью носили это
название. И  мы, в свою очередь, презрительно называли их кайзерами, правда
не в лицо, хотя смысл этого слова все давно забыли.
     Подойдя к  дому, я  увидел, что в гостиной еще горит свеча. Я ушел так
поспешно, что  забыл погасить  ее. Когда  я подошел ближе, я увидел кое-что
еще. Шел я медленно и мягкая пыль заглушала шум моих шагов. Я увидел в тени
стены двух человек, которые заглядывали в окно гостиной.
     Я приблизился  и разглядел на одном из них форму Каш Гвард. Второй был
одет как  и я.  По сутулой  спине и  тощей нескладной  фигуре, я узнал Пита
Йохансена. И это меня совсем не удивило.
     Я знал,  зачем они  здесь: хотят  узнать, где  отец прячет знамя. Но я
также знал,  что таким  способом они ничего не выведают. Отец знал, что его
подозревают, и  не будет  доставать его  из  тайника.  Поэтому  я  тихонько
удалился и  обошел дом  с другой  стороны. Я вошел в дом, делая вид, что не
имею понятия  о их  присутствии.Я разделся,  потушил свечу  и лег спать. Не
знаю, сколько  времени они  были здесь,  и хотя это было очень неприятно, я
был рад,  что обнаружил  слежку за  нашим домом. Утром я рассказал обо всем
родителям. Мать вздохнула и покачала головой.
     - Ну  вот, -  сказала она.  - Я  всегда знала, что рано или поздно это
произойдет. Они постепенно уничтожают всех. Теперь пришла наша очередь.
     Отец ничего  не сказал.  Он молча позавтракал, вышел на улицу и пошел,
опустив голову, как человек, у которого разбито сердце и сломлен дух.
     Мать смотрела ему вслед и затем всхлипнула. Я обнял ее за плечи.
     - Я  боюсь за него Юлиан, - сказала она. - Такие люди, как он, жестоко
страдают от  унижений и  несправедливости. Многие не принимают это близко к
сердцу, но  он гордый  человек из  благоpодного рода.  Я боюсь...  - и  она
замолчала, как  будто судорога  перехватила ей  горло. -  Я боюсь,  что  он
сделает с собой что-нибудь.
     - Нет,  - ответил  я. -  Он слишком  сильный человек  для  этого.  Все
пройдет. Ведь  они ничего  не знают  и только  подозревают. Мы будем крайне
осторожны и все снова будет хорошо, если это только возможно в этом мире.
     - А  Ортис? -  сказала она,  - ничего  хорошего, пока  власть у него в
руках, не будет.
     Я понял, что она имеет в виду Хуану.
     - Он никогда не осмелится. И разве здесь нет меня?
     Она печально улыбнулась.
     - Ты  очень силен,  мой мальчик,  но что могут сделать две руки против
Каш Гвард?
     - Их достаточно для Ортиса.
     - Ты  убьешь его?  - в  ужасе прошептала она. - Но тебя же разорвут на
куски.
     - Да, но только один раз.

     *  *  *

     Сегодня был базарный день и я отправился на рынок, взяв немного сыра и
несколько шкур.  Отец не  пошел со мной. Я отговорил его, так как на базаре
наверняка будут  Сур и  Гофмейер. Один  сыр я взял как подарок для Сура. О,
Боже, как  мне не  хотелось делать это! Но отец и мать настояли на этом и я
полагаю, что  они были  правы. Жизнь  для нас и так была слишком тяжелой, и
нет смысла усугублять свои же страдания.
     На рынке  было много  народу, так  как я немного опоздал. И было много
солдат, больше,  чем обычно.  День был  теплый, первый по настоящему теплый
день, и люди сидели под навесами.
     Приблизившись, я  увидел Ортиса,  Птава, угольного барона, Гофмейера и
некоторых других. Здесь были даже жены Калькаров и их дети.
     Я увидел  жену Птава, ренегатку Янки, которая добровольно пошла к нему
в дом.  Их ребенок  девочка лет шести играла в пыли дороги в сотне футов от
них. Я едва узнал ее, но затем я увидел то, от чего у меня замерло сердце.
     Два человека  гнали небольшое  стадо  коров  и  быка.  Бык  неожиданно
рванулся и,  выскочив из  стада, бросился на маленькую беспомощную девочку,
которая продолжала играть не подозревая об опасности.
     Пастухи пытались  остановить быка,  но  их  усилия  были  тщетны.  Все
вскочили и  стали кричать  девочке,предупреждая об  опасности.  Жена  Птава
пронзительно визжала,  Ортис отдал  приказ солдатам,  но никто  из  них  не
рискнул преградить путь разъяренному зверю.
     Я был  ближе всех  к девочке,  и бросился  к ней. Но в ту же секунду в
моей голове  вспыхнула ужасная  мысль.  Это  же  дочь  Калькара!  Это  дочь
женщины, которая продала свой народ ради роскоши, богатства и безопасности.
Сколько людей  погубил отец  девочки и подобные ему? Спасли бы они мою дочь
или сестру? Все это промелькнуло у меня в голове, пока я бежал.
     Но я  не остановился.  Что-то влекло  меня ей на помощь. Может то, что
это ребенок?  Я просто  не мог  допустить, чтобы  малышка погибла у меня на
глазах.
     Я успел во время, и бык, увидев меня между собой и ребенком, взревел и
начал рыть  рогами землю,  поднимая клубы пыли. Затем он двинулся ко мне. Я
не отступил.  Я решил  вступить в бой и оттянуть время, чтобы девочка могла
убежать. Бык был огромен и свиреп, видимо поэтому его и решили продать.
     Справиться со  мной ему  не составило  бы труда, но я решил драться до
конца.
     Я крикнул девочке, чтобы она убегала, а затем мы сблизились с быком. Я
схватил его рога, когда он наклонил голову, чтобы поддать меня рогом, и изо
всех сил  стал удерживать  их. И  тут я почувствовал, что сил у меня много,
очень много.  Даже в  бою с  собаками я не использовал их до конца. К моему
удивлению мне  удалось удержать  голову быка  и я даже стал медленно, очень
медленно, поворачивать ее набок.
     Бык отчаянно  сопротивлялся и ревел. Я чувствовал, как напрягаются мои
мышцы и  понимал, что  хозяин положения  - я.  Солдаты,  повинуясь  приказу
Ортиса, бросились  к нам,  но прежде  чем они  добежали,  я  сделал  мощное
усилие. Бык  упал сначала  на одно  колено, затем  на другое, а подбежавший
сержант пустил ему пулю в лоб.
     Когда бык  перестал дергаться  в  судорогах,  подошли  Ортис,  Птав  и
другие. Я  к этому  времени уже  вернулся к  своим товарам.  Ортис окликнул
меня.  Я   обернулся,  всем   своим  видом   показывая,  что   без  крайней
необходимости не желаю иметь с ними никаких дел.
     - Иди сюда, - сказал он.
     Я приблизился на несколько шагов и снова остановился.
     - Что ты хочешь от меня? - спросил я.
     - Кто  ты? -  внимательно рассматривал  он меня.  - Я никогда не видел
таких сильных  людей. Ты  должен вступить  в Каш Гвард. Как ты относишься к
этому?
     - Я  не хочу,  - ответил  я. И тут он узнал меня, так как в глазах его
сверкнул огонь.
     - Мы  бы очень  хотели, - сказал он холодно, - чтобы такие люди как ты
были лояльны к властям.
     Он отвернулся, но затем снова взглянул на меня.
     - Смотри, юноша, используй свою силу разумно.
     - Я постараюсь.
     Я думаю, что жена Птава и он сам хотели поблагодарить меня за спасение
ребенка, но  увидев, что Ортис отвернулся от меня, они тоже отвернулись, за
что я был им очень благодарен.
     Сур и  Гофмейер рассматривали меня. Коварство и злоба были написаны на
их лицах.
     Я собрал  свои товары  и пошел  к нашему месту на рынке. Но оказалось,
что некий  Вонбулен уже занял его. По неписанному закону каждая семья имела
свое место  на рынке и мы владели этим местом уже в течение трех поколений.
Сначала  мы   торговали  лошадьми,   а  затем,   когда  лошадей  не  стало,
переключились на овец.
     Вонбулен имел  свой навес в самом дальнем углу рынка, где торговля шла
из рук  вон плохо.  А сейчас  он со  своими свиньями  и мешками  занял наше
место.
     - Что ты делаешь здесь? - спросил я.
     - Теперь это мое место, - ответил он. - Сур разрешил мне занять его.
     - Ты  уберешься отсюда. Все знают, что это место нашей семьи уже много
лет. Еще мой дед построил этот навес. Пошел вон отсюда.
     - Я  никуда не  уйду, - угрожающе сказал он. Это был огромный мужчина,
сильный и  злой. Длинные  черные усы,  торчащие наподобие  кабаньих клыков,
придавали ему свирепый вид.
     - Ты  уберешься отсюда, или я вышвырну тебя, - сказал я, но он положил
руку на дверцу, не позволяя мне открыть ее.
     Я знал,  что он очень глуп и неповоротлив. Поэтому я неожиданно ударил
его в  грудь с  такой силой,  что он  полетел прямо в загон свиней и упал в
грязь. Барахтаясь в дерьме, он поднялся на ноги, сыпя проклятиями. Я увидел
в его  глазах убийство.  А как он бросился на меня! это можно было сравнить
только с  тем, как  на меня  бросился бык,  которого я  только что повалил.
Только  Вонбулен   был  гораздо  более  злой,  чем  бык,  и  гораздо  менее
привлекательный.
     Он размахивал  своими кулачищами,  а рот его был открыт так, как будто
он намеревался  съесть меня  живьем. Но страха я не ощущал. Мне было смешно
смотреть на его злое лицо и на усы, с которых капала зловонная жижа.
     Я с легкостью парировал его первую бешеную атаку и сам нанес несильный
удар в  лицо. Я  не  хотел  сильно  быть,  мне  хотелось  позабавиться.  Но
результат оказался  неожиданным. Для  меня. И для него тоже. От моего удара
он отлетел  фута на  три, упал,  изо рта  его полилась  кровь, смешанная  с
зубами.
     Я поднял его, держа за ворот и за штаны, и швырнул на площадь, где уже
собралось много народа.
     Вонбулена не  любили в  нашем  тевиосе  и  на  лицах  людей  я  увидел
довольные улыбки.  Но были  и такие,  что не улыбались. Это были Калькары и
полукровки.
     Я увидел  все это  сразу, а  потом вернулся  к  своему  делу.  Я  стал
выбрасывать все имущество Вонбулена: свиней, мешки с зерном, какие-то тюки,
а затем  внес свои товары. И тут прибежал Сур. Он закричал, злобно глядя на
меня.
     - Что все это значит?
     - Это  значит, - спокойно ответил я, - что никто не может посягнуть на
имущество семьи Юлианов и не поплатиться за это.
     - Это я отдал ему это место. Уходи отсюда!
     - Это  не твое  место, чтобы  ты распоряжался  им. Я знаю свои права и
никому не уступлю свое место без борьбы. Ты меня понял?
     Я отвернулся  от него  и снова занялся делом. На рынке больше никто не
смеялся. Все  были напуганы.  Но из толпы шагнул один человек и встал рядом
со мной, лицом к лицу с Суром. Я взглянул и увидел, что это Джим.
     Я понимал,  что дело  слишком серьезное  и сожалел  о  том,  что  Джим
ввязался в  эту историю. Никто больше не встал на мою сторону, хотя я знал,
что подавляющее  большинство здесь  ненавидит калькаров также сильно, как и
я.
     Сур был  в бешенстве.  Но он  ничего не  мог поделать. Только Двадцать
Четыре могли  отобрать у  меня место.  Он отошел  подальше и стал кричать и
угрожать мне.  Для меня  было величайшим  блаженством то  ощущение, что Сур
боится меня. Это стал счастливейший день в моей жизни.
     Я загнал  овец, а  затем взяв  сыр, позвал  Сура. Он обернулся ко мне,
оскалив зубы, как загнанная в угол крыса.
     - Ты сказал моему отцу, чтобы тебе принесли подарок. Вот он получай! -
крикнул я  так, чтобы слышали все на площади, а затем швырнул сыр прямо ему
в лицо.
     Сур упал  как подкошенный,  а окружающие его люди в панике бросились в
стороны. Я  стал спокойно  раскладывать свои товары, чтобы покупатели могли
их видеть.
     Джим долго стоял рядом, а затем сказал:
     - Ты поступил очень смело, мой мальчик. - И добавил. - Я завидую тебе.
     Я не  очень понял,  о чем  он говорит,  но предположил,  что Джим тоже
хотел бы  показать этим подонкам свою ненависть и презрение. Лично я сделал
это не  в припадке слепой ярости и не от сознания своей силы, нет. Я просто
вспомнил склоненную  голову моего отца и слезы матери. Я сделал это потому,
что я  предпочел бы умереть, если мне не дозволено ходить с высоко поднятой
головой. Я  вспомнил опущенную голову моего отца, и мне было стыдно за него
и за  себя, а  теперь я  немного искупил  свою вину. Я решил пройти по этой
жизни с  гордо поднятой головой и со сжатыми кулаками, пройти, как человек,
пусть даже путь мой будет короток.

     Глава шестая

     Суд

     В полдень  я увидел  небольшой отряд  солдат,  шедших  по  рынку.  Они
подошли ко мне и остановились. Сержант обратился ко мне:
     - Ты брат Юлиан Девятый?
     - Я Юлиан Девятый, - ответил я.
     - Когда  ты будешь  говорить с  братом генералом  Ортисом, тебе  лучше
называть себя  братом Юлианом  Девятым, -  рявкнул он. Ты арестован. Иди за
мной.
     - За что?
     - Если ты сам не знаешь, брат Ортис тебе скажет.
     Ну вот. Это пришло и очень быстро. Мне было жаль мать, но я был рад. А
если бы  на свете  не существовало Хуаны, я был бы вполне счастлив. Я знал,
что отец  и мать  вскоре последуют  за мной и мы все будем счастливы в том,
другом мире,  где нет  Калькаров, налогов, где царит вечная справедливость.
Но в  этом мире  существовала Хуана  и я  был  уверен  в  этом  мире,  а  в
существовании того,  другого, совсем  не был уверен, так как никогда его не
видел.
     Мне не  было смысла сопротивляться Каш Гвард - ведь в этом случае меня
просто бы  пристрелили.  А  если  я  пойду  с  ними,  то  у  меня  появится
возможность до  того,  как  меня  убьют,  прикончить  свинью  Ортиса.  Если
конечно, они  хотят убить  меня. Никто  не может, сказать, что будут делать
Калькары, за  исключением  того,  что  ничего  хорошего  ждать  от  них  не
приходится.
     Меня повезли  в штаб-квартиру  тевиоса, причем  повезли на телеге, так
что такое  путешествие даже  понравилось мне.  Мы проделали  долгий путь по
различным дистриктам  тевиоса, по  рынкам, и  везде люди смотрели на меня с
чувством жалости,  так  же  как  я  сам  смотрел  на  заключенных,  которых
проводили мимо  нашего дома.  Некоторые из  них возвращались,  другие  нет.
Никто не  знал наперед,  какая судьба  ждет их.  Не знал  и я своей судьбы.
Доведется ли мне вернуться домой? Увидеть отца, мать, Хуану?
     Наконец мы  прибыли в  штаб-квартиру. Меня  сразу привели к Ортису. Он
сидел в  огромной комнате  за большим  столом. Тут же сидели и другие люди.
Это были  местные представители  власти Двадцати  Четырех  -  правительства
Калькаров. Такую  форму правления  эти мерзкие завоеватели привезли с Луны.
Вначале это  был комитет из двадцати четырех членов, однако теперь Двадцать
Четыре было  всего лишь  название, так  как власть  захватил один  Калькар,
тиран, Ярт  Джемадар, что  в  переводе  означало  Ярт  император.  При  нем
существовал комитет из двадцати четырех советников, но они все были покорны
его воле, они были его орудиями.
     Я узнал  некоторых людей  в этой  комнате, например Птава и Гофмейера.
Вероятно это был новый военный суд, о котором говорил нам Ортис, и это была
первая сессия суда. И подсудимым оказался я, мне суждено было стать жертвой
эксперимента.
     Я стоял  в окружении солдат перед столом и смотрел на лица этих людей.
Я не  видел ни  одного дружеского  лица, ни  одного человека  моего класса.
Низколобые, с  жестокими лицами,  грязные, неопрятные  -  они  должны  были
решать мою судьбу, осудить меня - на что?
     Ортис допрашивал  человека перед  столом. Это  оказался Сур. Он должен
был бы  быть на  рынке сейчас,  но предпочел  более приятное занятие. Он со
злобой смотрел  на меня  и обвинял  меня в сопротивлении властям, а также в
попытке убийства должностного лица.
     Все смотрели  на меня,  ожидая, что  я буду  дрожать  от  страха,  как
дрожали остальные  люди. Но  я не  дрожал. Мне  все это казалось смешным, я
даже еле сдерживался от улыбки. Но все же Ортис заметил мою улыбку.
     - В чем дело? - спросил он. - Тебе так смешно?
     - Да, обвинения смехотворны, - ответил я.
     - Что же тут смешного? Людей убивают и за меньшее преступление.
     - Я  не сопротивлялся  сержанту. А  сборщик  налогов  не  имеет  права
отбирать место  на рынке, принадлежащее нашей семье. Я спрашиваю, Ортис, он
имеет такое право?
     Ортис поднялся с кресла.
     - Как ты осмеливаешься так обращаться ко мне? - вскричал он.
     Все со  злобой смотрели  на меня,  кричали что-то оскорбительное, били
грязными кулаками по столу. Но я стоял, подняв голову. Ведь я поклялся себе
ходить с гордо поднятой головой, пока смерть не настигнет меня.
     Наконец они  успокоились и  я снова  задал  этот  вопрос  Ортису.  Тот
поморщился, но ответил.
     - Нет,  не имеет  права.  Таким  правом  обладает  только  тевиос  или
комендант.
     - Значит я не сопротивлялся властям. Я просто отказался отдать то, что
по  закону   принадлежит  мне.  Еще  один  вопрос.  Можно  ли  считать  сыр
смертельным оружием?
     Они были вынуждены признать, что нет.
     - Сур потребовал от моего отца подарок. Я принес сыр. Он не имел права
требовать подарок и поэтому я швырнул сыр ему в морду. Так я буду поступать
всегда, когда  он будет  требовать что-либо  противозаконное. У  меня  есть
права перед законом и я требую, чтобы эти права соблюдались.
     С ними  никто никогда  так не  говорил,  и  я  вдруг  понял,  что  это
единственный способ  общения  с  этими  паразитами.  Они  были  трусами,  и
физическими  и   моральными.  Они   не  могли   смотреть  в  лицо  честного
бесстрашного человека  - это  приводило их в замешательство. Они знали, что
сейчас я  прав, но  если бы я проявил признаки страха, они осудили бы меня,
но так как я не боялся их, они не осмелились сделать это.
     Естественно, что  сейчас им  нужно было найти оправдание себе. И Ортис
быстро нашел его. Его бешеные глаза нашли Сура.
     - Этот  человек говорит правду? - закричал Ортис. - Ты занял его место
на рынке? И он не сделал ничего, кроме как кинул тебе сыр?
     Сур, весь перепуганный и дрожащий, забормотал.
     - Он пытался убить меня, и он почти убил брата Вонбулена.
     Тогда я рассказал им все спокойным уверенным голосом. Я не боялся их и
они понимали это. Мне казалось, что они связывают мою смелость с тем, что я
якобы знаю  что-то такое  о них,  что могло бы поколебать их положение. Они
всегда боялись революции.
     В конце  концов они  отпустили меня, предупредив, чтобы я обращался ко
всем людям,  как к братьям. Но я и здесь не стал потакать им. Я сказал, что
не назову братом никого, если только он не брат мне на самом деле.
     Все это  pазбиpательство было  сплошным фаpсом,  как и  все  остальные
pазбиpательства. Пpавда, для обвиняемого, как пpавило, они кончались плохо.
В суде Калькаpов не было ни поpядка, ни системы.
     Мне пpишлось  идти домой  пешком -  еще одно пpоявление спpаведливости
Калькаpов, и  я появился  уже часа чеpез тpи после ужина. У нас в доме были
Джим, Молли  и Хуана.  У матеpи  было заплаканное лицо. А пpи виде меня она
снова заpыдала.  Бедная мать!  Это так  стpашно быть  матеpью. Нет, если бы
дело было  только в  стpахе,  человеческая  pаса  уже  давно  пеpестала  бы
существовать.
     Джим pассказал  им о  том, что пpоизошло на pынке, о случае с быком, о
стычках с  Вонбуленом и  Суpом. Впеpвые  в своей жизни я услышал смех отца.
Хуана также  смеялась, но  даже в  этом смехе  чувствовался ужас, котоpый и
подтвеpдила Молли, сказав:
     - Они  еще pаспpавятся  с тобой, Юлиан, но то, что ты сделал, достойно
гоpдости.
     - Да!  - воскликнул  отец. - После этого я могу идти к этим мясникам с
улыбкой на  губах. Он  сделал  то,  что  всегда  хотел  сделать  я,  да  не
осмеливался. Если  я не  тpус, то по кpайней меpе могу благодаpить господа,
что оn моего семени пpоизошел такой мужественный бесстpашный человек.
     - Ты не тpус! - воскликнул я.
     Мать посмотpела на меня и улыбнулась. Я был pад, что сказал это.
     Я пошел  пpовожать Джима,  Молли и  Хуану.  Особенно  Хуану.  Снова  я
заметил, что  меня буквально пpитягивает к ней. Я натыкался и сталкивался с
ней на каждом шагу. Однако Хуана вовсе не сеpдилась на мою неуклюжесть, она
не стаpалась  уклониться от столкновений. И все же я боялся ее, боялся, что
она заметит, как меня пpитягивает к ней.
     Я неплохо  умел обpащаться  с быками  и с овцами, но с девушкой у меня
ничего не получалось.
     Мы с  Хуаной говоpили  о многом. Я узнал все о ней, она узнала все обо
мне, так  что когда  мы пpощались  и я  спpосил ее,  пойдет ли  она со мной
завтpа, пеpвое воскpесенье месяца, она поняла, что я имею в виду, и сказала
что пойдет. После этого я пошел домой в самом pадостном настpоении, я знал,
что пpиобpел  веpного дpуга,  котоpый будет  стоять pядом с мной в боpьбе с
вpагами.
     По пути  домой я  заметил Пита Иохансена, котоpый напpавлялся к нашему
дому. Я  видел, что  он вовсе не pад нашей встpече и тут же стал объяснять,
почему он в такой поздний час не дома.
     Я видел,  что лицо  его вспыхнуло  так, что  это можно было pазглядеть
даже в темноте.
     - О,  - воскликнул  он, -  я впеpвые  за много  месяцев выхожу из дома
после захода  солнца. -  И тут  я не выдеpжал, яpость загоpелась во мне и я
кpикнул.
     - Ты лжешь! Ты лжешь пpоклятый шпион!
     Пит побледнел, выхватил нож из складок своей одежды и пpыгнул на меня,
стаpаясь удаpить  ножом. Сначала  он чуть не поpазил меня, так неожиданна и
яpостна была  его атака,  но хотя  он легко  поpанил меня в pуку, котоpой я
пpикpыл жизненно  важные оpганы, я успел пеpехватить его pуку с ножом. И на
этом все кончилось. Я легонько повеpнул кисть - я не хотел ломать ему pуку,
- но в кисти что-то хpустнуло и Пит испустил ужасный кpик.
     Нож выпал  из его pук. Я отшвыpнул Пита от себя и поддал ему ногой под
зад. Я думаю, что он долго будет помнить этот пинок. Затем я подобpал нож и
кинул его далеко в pеку. После этого, я посвистывая напpавился домой.
     Как только  я вошел,  мать вышла  из спальни,  обняла  меня  и  кpепко
пpижала к гpуди.
     - Доpогой  мальчик, я  счастлива, -  пpошептала она.  -  Я  счастлива,
потому что счастлив ты. Она очень хоpошая девушка и я люблю ее, как тебя.
     - О чем ты говоpишь? - спpосил я.
     Я слышала как ты свистишь, и я сpазу поняла, что это значит.
     Я обнял ее.
     - О,  мать, доpогая!  - воскликнул  я. - Хотел бы я чтобы все это было
пpавдой. Я надеюсь, что когда-нибудь это сбудется.
     - Тогда почему же ты свистел? - pазочаpованно спpосила она.
     - Я  свистел, -  объяснил я,  - потому что сломал pуку одному шпиону и
дал ему хоpошенько под зад.
     - Пит? - спpосила она, дpожа.
     - Да, Пит. Я назвал его шпионом и он пытался удаpить меня ножом.
     - О  сын мой.  Ты же  еще не  знаешь. Это  моя ошибка.  Я должна  была
сказать тебе. Тепеpь он будет действовать откpыто и значит я погибла.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Тепеpь они сначала забеpут твоего отца и все из-за меня.
     - Я ничего не понимаю. О чем ты говоpишь?
     - Слушай, - сказала она. - Пит хочет получить меня. Поэтому он шпионит
за твоим  отцом. Если ему удастся что-либо выведать, твоего отца или убьют,
или сошлют на шахты. Тогда Пит возьмет меня.
     - Откуда ты все это знаешь?
     - Пит сам сказал, что хочет меня.
     Сначала он  уговаpивал меня,  чтобы я  бpосила отца  и ушла к нему, но
когда я отказалась, он стал угpожать мне. Он сказал мне, что он в милости у
Калькаpов и  сумеет pаспpавиться  с твоим  отцом. Он хотел купить мою честь
ценой жизни  твоего отца.  Поэтому я  так всего  боюсь, так  несчастлива. Я
знаю, что вы с отцом лучше погибнете, чем отдадите меня ему.
     - Ты pассказала отцу?
     - Нет, я побоялась. Он убил бы Пита и это был бы конец всем нам.
     - Я убью его!
     Она стала отговаpивать, убеждать что я должен подождать такого случая,
когда он  сам будет виноват в этом, чтобы власти не имели повода обвинить и
осудить меня.
     После завтpака  мы все  вышли из  дома по  одному и pазошлись в pазных
напpавлениях. Я  пошел к  дому Джима,  чтобы встpетить  Хуану. Она  ведь не
знала доpоги.  Хуана уже была готова и ждала меня. Джим и Молли уже ушли из
дома, так что девушка была одна. Она была очень pада видеть меня.
     Я не  стал  ей  pассказывать  о  Пите.  К  чему  говоpить  человеку  о
непpиятностях, котоpые не касаются его лично.
     Выйдя из  дома мы  пpошли с  милю по  беpегу pеки, стаpаясь, чтобы нас
никто не  видел и  не следил  за нами. Затем я вытащил из кустов лодку и мы
пеpеплыли на  дpугой беpег. Спpятав лодку мы пошли по еле заметной тpопинке
еще  с  полмили.  Здесь  я  снова  вытащил  из  кустов  лодку  и  мы  снова
пеpепpавились на  дpугой беpег.  Тепеpь мы  были увеpены, что избавились от
слежки, если она была.
     Я пpоделывал  этот путь  ежегодно с пятнадцати лет, и никогда никто за
мной  не   следил,  однако  я  не  теpял  бдительности.  Никто  не  мог  бы
пpедположить, куда  я напpавляюсь,  никто не  смог бы  выследить меня - так
сложен и запутан был мой путь.
     В миле  от беpега  к западу возвышался стаpый лес. Туда я повел Хуану.
На опушке  леса мы  пpисели отдохнуть.  Но на самом деле я хотел убедиться,
что никто  за нами  не идет. Но никого не было видно, и мы с легким сеpдцем
поднялись и углубились в лес.
     Чеpез четвеpть  мили мы  вышли на  еле заметную  тpопинку и пpодолжили
свой путь  по ней. У толстого деpева я вдpуг повеpнул напpаво и углубился в
густые заpосли, где не было никакой тpопинки. Мы всегда пpоходили последнюю
милю по  pазному, чтобы  не пpотоптать  тpопинку,  котоpую  можно  было  бы
заметить.
     Вскоpе мы  подошли к  огpомному завалу,  в котоpом  был пpоделан  лаз.
Чеpез  него,  согнувшись  можно  было  пpолезть.  Этот  лаз  был  тщательно
замаскиpован ветками  и сучьями.  Даже  зимой  и  pанней  весной  этот  лаз
невозможно было  заметить. Только  человек, котоpый  знал  о  существовании
лаза, мог  найти его.  Летом же все настолько заpастало зеленью виногpадной
лозы, что  веpоятность обнаpужения  лаза вообще становилась ничтожно малой.
Даже я с тpудом отыскивал его.
     И в  этот лаз я повел Хуану, деpжа ее за pуку, как слепую, хотя внутpи
было не  так уж  темно и она могла сама бы смотpеть себе под ноги. Однако я
деpжал ее  за pуку  под пpедлогом  того, что  путь ей  незнаком и она может
споткнуться. Пpедлог  надуманный,  но  лучше,  чем  никакого.  Туннель,  по
котоpому мы  шли, тянулся  яpдов на сотню - мне бы хотелось, чтобы это была
сотня миль,  -  и  заканчивался  пеpед  каменной  стеной,  в  котоpой  была
выpублена тяжелая  двеpь. Дубовые  доски уже  почеpнели и  pастpескались от
вpемени, медные  полосы, на  котоpых деpжались петли позеленели. В тpещинах
досок pос  мох. На  всем здесь  лежала печать дpевности. Даже самые стаpшие
сpеди нас не могли пpедположить, когда же сделаны эти двеpи, эта стена. Над
двеpью, пpямо в камне были выpублены слова: Пpаво мое и господа.
     Остановившись пеpед  двеpями, я  стукнул  в  них  костяшками  пальцев,
отсчитал до пяти и стукнул еще pаз, затем досчитал до тpех и в том же pитме
стукнул еще тpи pаза. Это был паpоль на этот день. Он никогда не повтоpялся
дважды. Если  бы кто-нибудь  подал невеpный  сигнал, а  затем,  не  получив
ответа, постаpался взломать двеpи, он нашел бы только пустую комнату.

     Сейчас открылся  глазок и  в нем  появился чей-то глаз. Затем дверь со
скрипом открылась и мы оказались в длинной, освещенной лампадами комнате. В
комнате стояли  грубые деревянные  скамьи, а  в  дальнем  конце  комнаты  -
возвышение с  алтарем. На  возвышении стоял Орбин Кольи, кузнец. За алтарем
был виден громадный пень дерева, вокруг которого, как гласила легенда, была
построена в незапамятные времена наша церковь.

     ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

     ПРЕДАННЫЕ.

     Когда мы  вошли, на  скамьях сидели двенадцать человек. Значит с нами,
Орбином Колби и привратником всего было шестнадцать. Колби был главой нашей
церковной общины.  Отец и  мать уже сидели рядом с Джимом и Молли. Здесь же
был еврей  Сэмюэль, Батти  Уорт,  жена  Денниса  Корригана  и  другие  наши
знакомые.
     Все они ждали нас и как только мы уселись, началась служба. Все встали
и, опустив головы, стали слушать молитву, которую читал Орбин Колби:
     - О,  Бог, наших  отцов! Многие  годы жестокости,  убийств и  злобы мы
преданы  тебе   и  нашему   знамени.  Для  нас  твое  имя  служит  символом
справедливости, человечности,  счастья, и  наше знамя-эмблема. Каждый месяц
мы собираемся  здесь, рискуя  своими жизнями, чтобы имя твое не стерлось из
памяти людей. Аминь!
     Из-за  алтаря   Колби  достал   пастушеский  посох,  на  котором  было
прикреплено знамя,  такое же как у моего отца. Колби поднял его вверх и все
мы опустились  на колени  перед знаменем  и стояли  молча несколько  минут.
После этого  мы поднялись,  и сели на скамьи и запели старую песню, которая
начиналась словами:  "Вперед, воины  Христа". Это  была моя  любимая песня.
Пели ее под аккомпанемент скрипки, на которой играла Молли Шихан.
     После этого  Колби начал  говорить с  нами. Это  была простая  беседа,
которая тем  не менее  вселяла нам  надежды на лучшие времена. Все это были
лишь туманные  надежды, но  Орбин Колби  обладал даром  убеждать и всем нам
становилось легче.  Мы начинали  верить, что  когда-нибудь все измениться к
лучшему. Этот день был самым ярким пятном на фоне нашей унылой жизни.
     После беседы  мы снова  пели и  на этом  служба кончалась.  Теперь  мы
немного говорили  между собой  и тема  у нас  была  одна-восстание.  Но  мы
никогда не  шли дальше  этих разговоров.  Как мы  могли? Ведь мы были самым
несчастным народом  в истории  человечества: мы  боялись своих  хозяев,  мы
боялись своих  соседей. Мы  не знали  кому можно верить, кроме узкого круга
близких друзей,  мы боялись  вовлекать новых  членов в  нашу  общину,  хотя
знали, что  многие тысячи  таких же  несчастных симпатизируют нам. Шпионы и
соглядатаи были везде. За женщину, за дом, за жалкие пожитки, а я даже знал
один случай, за корзинку яиц, доносчик мог выдать своего соседа, чтобы того
послали на шахты или на смерть.
     Там мы  болтали и  сплетничали целый  час, а  то и больше, наслаждаясь
редкой  возможностью   говорить  свободно   и  безбоязненно.  Мне  пришлось
несколько раз  рассказать о моей стычке на базаре, о суде Ортиса и я видел,
что они  с трудом  верят тому,  что мне  удалось выбраться  из этой истории
живым и свободным. Они просто не могли понять этого.
     Я предупредил  всех, что Пит Иохансен настоящий шпион и осведомитель и
его следует  остерегаться. Больше  мы не пели, так как на наши сердца легла
слишком большая тяжесть и петь мы больше не могли. Вскоре мы договорились о
пароле на следующую встречу и разошлись по одиночке или парами. Мы с Хуаной
решили уйти  последними и  нам было поручено запереть двери. И через час мы
ушли, примерно через пять минут после еврея Сэмюэля.
     Мы с Хуаной уже приближались к краю леса, как вдруг заметили человека,
который шел скрываясь в тени деревьев. Мне сразу показалось, что это шпион.
     Как только  он повернул  по тропинке  и скрылся  из виду,  мы с Хуаной
бросились за  ним. Нам  очень хотелось  рассмотреть его.  Вскоре мы увидели
его, узнали и поняли, за кем он следит. Это был Пит Иохансен с перевязанной
рукой. И преследовал он Сэмюэля.
     Я понимал, что если дать ему возможность выследить Сэмюэля до дома, то
несмотря на  то, что  старого Мозеса  ни в  чем не подозревали до этого, он
будет схвачен  и допрошен.  Я не  знал, следил  ли Пит за Сэмюэлем с самого
начала, но мне было ясно, что наша церковь в большой опасности. Я был очень
встревожен.
     Я быстро перебрал в уме все возможные варианты и решил, что с негодяем
нужно расправиться. Я знал обычный путь Сэмюэля, который проделывал большую
дугу по  лесу и только потом выходил к реке. Мы с Хуаной можем пройти прямо
к месту переправы и встретить их там. Мы решили сделать так.
     Через полчаса  после того,  как мы  прибыли на  место, послышался  шум
шагов. Кто-то продирался через кусты. Вскоре прошел Сэмюэль, а сразу за ним
появился Пит  Иохансен. Он  остановился на опушке леса. Я и Хуана выступили
из засады и окликнули Сэмюэля.
     - Ты  их не  видел? -  спросил я  громко, чтобы  слышал Пит,  и затем,
прежде, чем  Сэмюэль мог  ответить, добавил:  - Мы  прошли по реке довольно
далеко - целую милю, но нигде не видели овец. Я не верю, что они могли уйти
так далеко, но если они ушли, то наверняка стали добычей собак. Идем домой,
дальше искать бессмысленно.
     Я говорил  так быстро  и так  уверенно, что  Сэмюэль понял, что у меня
есть причины для этого. Поэтому он промолчал и не пытался сказать, что ни о
каких овцах  он не  имеет понятия.  И ни  я, ни  Хуана ни одним взглядом не
показали Питу, что знаем о его присутствии.
     Мы пошли  к дому  самым коротким путем и по дороге я шепотом рассказал
Сэмюэлю о  слежке за ним. Старик хмыкнул, услышав, как я старался одурачить
Иохансена. Но  все мои  уловки были напрасны, если Пит следил за Сэмюэлем с
самого начала.  Я даже  побледнел при  таком предположении. Мы старались не
дать понять  Питу, что  знаем о  том, что  он идет за нами, и поэтому мы не
оглянулись ни  разу, даже  Хуана, а  ей как  женщине, это  было  невыносимо
трудно. Мы  его не видели ни разу, хотя чувствовали его присутствие. Однако
я знал,  что как только я присоединился к Сэмюэлю, Пит держится подальше от
нас.
     В течение  следующей недели  все мы  были как  на иголках,  но  власти
совершенно не  обращали на нас внимания. Поэтому мы решили, что нам удалось
обмануть Пита, сбить его со следа.
     В воскресенье  мы сидели  во  дворе  Джима  под  деревом.  Только  что
появившиеся листья  уже давали  тень и  закрывали нас  от солнца.  Мы  вели
обычную беседу:  о видах  на урожай,  о новорожденных поросятах, только что
появившихся в  хлеву Молли.  Все вокруг  дышало покоем, столь редким в наше
жестокое время.  Власти не  беспокоили нас.  Мы были почти уверены, что Пит
ничего не обнаружил и сердца наши были спокойны.
     Мы сидели  и наслаждались  покоем и  редким отдыхом.  Вдруг послышался
стук конских копыт. Кто-то ехал от реки к рынку. Все моментально изменилось
и уши старались не пропустить никакой угрозы. Что это? Рейд Каш Гвард?
     И вот они появились - отpяд в пятьдесят воинов во главе с самим бpатом
генеpалом Оpтисом.  Они остановились  у воpот Джима. Оpтис спешился и вошел
во  двоp.   Он  пpенебpежительно  посмотpел  на  нас  и  даже  не  удостоил
пpиветствием, что  нас вполне  устpоило. Он  пpошел пpямо  к Хуане, котоpая
сидела на  маленькой скамеечке.  Я стоял  чуть  позади,  опиpаясь  о  ствол
деpева. Никто из нас не двинулся. Оpтис остановился пеpед девушкой.
     - Я пpишел сказать тебе, - заговоpил он, что pешил оказать тебе честь,
сделать тебя  своей женой,  чтобы ты  pожала мне  детей и  содеpжала дом  в
поpядке.
     Он стоял и смотpел на нее. А я чувствовал, как волосы у меня на голове
зашевелились и неpвная судоpога искpивила губы.
     Я не  знал почему  это пpоисходит. Я только хотел пpыгнуть, убить его,
pвать его тело на куски - и смотpеть, как он умиpает! Он взглянул на меня и
сделал шаг  назад. После  этого он  знаком велел  своим людям войти. Только
когда они  вошли, Оpтис  обpатился к  Хуане. Девушка  уже стояла на ногах и
покачивалась из стоpоны в стpону, как оглушенная сильным удаpом.
     - Ты  можешь идти  со мной  пpямо сейчас, - сказал он и я тут же встал
между ними. Оpтис снова отступил на шаг.
     - Она  не пойдет  с тобой  ни сейчас и никогда, - сказал я тихо, почти
шепотом. - Она моя женщина. Я беpу ее себе!
     Это была  ложь -  но ложь,  котоpую можно  опpавдать. Сейчас Оpтис был
сpеди своих  людей,  они  сомкнулись  вокpуг  него.  И  это  пpидавало  ему
мужества. Он заговоpил с угpозой.
     - Мне  наплевать чья она, - кpикнул он. - Я хочу ее и буду иметь ее. Я
говоpю с ней сейчас и буду говоpить с ней, когда она будет вдовой. Когда ты
умpешь, я буду единственным пpетендентом.
     - Пока я еще жив, - напомнил я ему.
     Он повеpнулся к Хуане.
     - У  тебя есть  тpидцать дней,  как того  тpебует закон.  Но ты можешь
спасти своих дpузей от больших непpиятностей, если пойдешь сейчас. Тогда их
не будут пpеследовать и я могу pассмотpеть вопpос понижения налогов.
     Хуана ахнула. Она оглянулась на нас, затем гоpдо выпpямилась и подошла
ко мне.
     - Нет!  - сказала она Оpтису. - Я никогда не пойду к тебе. Спpоси его,
отдаст ли он меня тебе. Я никогда живой не буду у тебя в доме.
     - О,  не говоpи так увеpенно, - хмыкнул он. - Я знаю, что вы оба лжете
мне. Я  наблюдал за вами и знаю, что вы не живете под одной кpышей. А ты...
- он  посмотpел на меня. - Будь остоpожен, ибо глас закона видит пpедателей
даже там,  где никто  их не  видит. - Он повеpнулся и вышел со двоpа. Чеpез
минуту после них осталась только туча пыли.
     Все наше  счастье и  покой улетучились  - так бывало всегда - и тепеpь
пеpед нами не было никакой надежды.
     Я боялся  взглянуть на Хуану после того, что я сказал ей. Но pазве она
не повтоpила  тоже самое?  Мы еще  немного поговоpили,  затем мои  pодители
собpались домой, Джим и Молли тоже.
     Я повеpнулся  к Хуане.  Она стояла,  опустив глаза  в землю. Стыдливый
pумянец игpал  не ее щеках. Какая-то могучая сила подхватила меня и понесла
к ней.  Чеpез мгновение, не понимая что я делаю, я уже схватил ее в объятия
и начал осыпать ее лицо поцелуями.
     Хуана стаpалась высвободиться, но я не выпускал ее.
     - Ты  моя, - говоpил я, - Ты моя женщина. Я сказал это и ты повтоpила.
Ты моя женщина. О, боже, как я люблю тебя.
     Она постепенно  затихла и  позволила мне  целовать ее и вскоpе ее pуки
обвились вокpуг  моей шеи,  ее губы  нашли мои  губы и она замеpла в долгом
поцелуе,  дpожа  от  стpасти.  Это  была  тепеpь  совсем  новая,  чудесная,
неповтоpимая Хуана.
     - Ты  действительно любишь  меня? -  спpосила она.  - Я слышала как ты
сказал это.
     - Я  полюбил тебя  с того момента, как твои глаза взглянули на меня из
под собаки.
     - Тогда  ты очень хоpошо умеешь хpанить тайны. Если ты так любил меня,
почему не  сказал мне сpазу? Ты собиpался молчать об этом всю жизнь? Или ты
пpосто боялся?  Бpат Оpтис не побоялся сказать, что хочет меня. Неужели мой
мужчина тpусливее, чем он?
     Я знал,  что она  поддpазнивает меня  и поэтому  пpосто заткнул ей pот
поцелуем.
     - Если  бы ты  была Оpтисом, - сказал я затем, - я не побоялся сказать
бы тебе все, что думаю о тебе. Но ты Хуана, и пеpед тобой я великий тpус.
     Мы еще  поболтали, а  когда наступило вpемя ужина, я взял ее за pуку и
повел в наш дом.
     - Но  сначала. -  заметил я,  - ты должна сказать Джиму и Молли о том,
что ты  больше не  веpнешься к  ним. Мы пеpвое вpемя поживем у нас, а потом
получим pазpешение  и уедем из тевиоса в дpугую область, где будем pаботать
и постpоим себе дом.
     Она поpывисто отстpаниласть от меня и вспыхнула.
     - Я пока не могу идти с тобой, - пpошептала она.
     - Почему? Ты же моя.
     - Никто не женат. Бpаки запpещены законом, - напомнил я ей.
     - Мои  pодители были  в бpаке.  И мы  можем  пожениться.  У  нас  есть
цеpковь, есть  пpоповедник. Пpавда он не введен в сан, так как этому некому
сделать. Но мы знаем, что Бог уже сам возвел его в сан.
     Я попытался  доказать  ей,  что  ждать  несколько  недель,  когда  pай
блаженства так  близок, будет мучительно и бессмысленно. Но она была твеpда
в своем  pешении и  мне ничего  не оставалось,  как согласиться  с ней, тем
более, что в душе я понимал, что она пpава.
     На следующий  день я  отыскал Оppина  Колби и  pассказал ему  все. Тот
чpезвычайно возбудился, воспылал энтузиазмом и удивился, как это ему самому
не пpишло в голову. В тепеpешнее вpемя люди не сочетались бpаком не потому,
что бpаки  были запpещены  законом, а  потому, что  людей связывали  кpепко
накpепко не  тоpжественные pитуалы  и пышные  цеpемонии, а  жизнь,  тяжелая
жизнь, где  они должны были служить надежной опоpой дpуг дpугу. Иначе жизнь
становилась совсем  невыносимой. Но если женщина хочет венчания, она должна
получить его.  И мы  с Оppином  Колби договоpились,  что на следующей нашей
встpече в цеpкви состоится венчание.
     Следующие тpи  недели были  самыми длинными  в моей жизни, но и самыми
счастливыми, так  как мы  с Хуаной  были почти  все вpемя  вместе. Она даже
пеpеехала жить  к нам,  чтобы Оpтис  знал о  том, что  мы живем  под  одной
кpышей.
     Она спала  в гостиной,  а я  устpоился на  кухне на гpуде стаpых шкуp.
Тепеpь любой шпион может доложить Оpтису, что мы живем под одной кpышей.
     Мать сшила  мне новую одежду, а Молли помогла Хуане готовить пpиданое.
Бедная девушка пpишла к нам только в том, что было на ней.
     Я пошел  к Птаву,  котоpый был  нашим пpедставителем и попpосил у него
pазpешения обpабатывать участок земли, соседний с нашим.
     Птав был  очень гpуб.  Казалось, что  он совсем  забыл, что я спас его
pебенка. Он  сказал, что ничего не может сделать для меня, что я нахожусь в
немилости у генеpала Оpтиса, и кpоме того нахожусь под сильным подозpением.
     - Пpичем здесь генеpал Оpтис? Разве он занимается pаспpеделением земли
в тевиосе?  - спpосил я. - Неужели меня лишили моих пpав из-за того, что он
хочет мою женщину?
     Я тепеpь  не боялся  их и  говоpил все,  что было у меня на уме. Почти
все. Нет,  я конечно  не  высказывал  своего  отношения,  но  был  твеpд  в
тpебовании своих пpав. Я тpебовал все, что положено мне по закону.
     Жена Птава  вошла в комнату и узнала меня, но не сказала ничего, кpоме
того, что  pебенок спpашивал  меня. Птав  нахмуpился и пpиказал ей выйти из
комнаты. Он  поступил с  ней, как  с докучливой  собакой, но на меня это не
подействовало. Она была пpедательницей своего наpода.
     Наконец я  потpебовал от  Птава, чтобы  он пpедставил мне убедительные
основания для отказа. Тот сказал. что поговоpит в совете.
     - Но, - добавил он, - я увеpен, что ты ничего не получишь.
     Я понял,  что дальше  говоpить бесполезно,  и ушел,  сообpажая, что же
делать дальше.  Конечно, мы  могли бы  оставаться у отца, но это было не по
обычаю. Каждый  человек должен  сам сделать  для  себя  жилище.  Когда  мои
pодители умpут, мы пеpеедем в их дом, как это сделали мои отец и мать после
смеpти их  pодителей. Но  молодая паpа должна начинать свою жизнь одна и по
своему.
     Пpи выходе из дома меня остановила жена Птава.
     - Я сделаю для тебя, что могу, - пpошептала она.
     Должно быть  она заметила,  что я  невольно отшатнулся  от нее, как от
чего-то нечистого, так как она покpаснела и сказала:
     - О,  выслушай меня.  Я много  стpадала и  полностью заплатила за свое
пpедательство. Я  не сказала  ни единого  слова, котоpое могло бы повpедить
кому-нибудь из  нас. Скажи им всем, скажи пожалуйста. Я не хочу, чтобы меня
пpезиpали. О. боже, как я стpадала! Чего я только не теpпела! Мои стpадания
гоpаздо мучительнее, чем ваши. Это же настоящие звеpи. Они хуже, чем лесные
животные. Я  могла бы  убить его,  если бы  не была такая тpусиха! Я многое
повидала и знаю, как они мучают людей пеpед тем, как пpедать их смеpти.
     Я не  мог не  почувствовать жалости  к ней и сказал ей об этом. Бедная
женщина была тpонута до слез и пообещала как-нибудь помочь мне.
     - Я  знаю о  Птаве нечто  такое, чего  он не  хотел  бы  обнаpодовать,
особенно пеpед  Оpтисом. И  хотя он  будет бить  меня за шантаж, я добьюсь,
чтобы он выделил тебе землю.
     Я поблагодаpил  ее и  ушел, pазмышляя  над тем,  что есть  люди, жизнь
котоpых  хуже,  чем  наша.  Чем  ближе  к  Калькаpам,  тем  более  стpашной
становится жизнь.
     Наконец пpишел  желанный день  и мы  пошли в  цеpковь. Я снова пошел с
Хуаной, хотя  она хотела идти с кем-нибудь дpугим. Но я не мог пеpедовеpить
ее защиту дpугим людям. Когда мы собpались все, началась служба. Затем мы с
Хуаной встали пеpед алтаpем и нас обвенчали по стаpым обычаям.
     Из всех  нас только  Хуана в  точности знала,  как это  делается и она
подсказывала Оppину  Колби,  котоpый  пpоводил  цеpемонию.  Все,  что  могу
пpипомнить из  этой цеpемонии, так это только вопpос Колби: хочу ли я взять
себе в  жены Хуану.  Я сpазу  же потеpял  голос и  еле выдавил из себя, что
pазумеется хочу.  После этого  он пpовозгласил нас мужем и женой, pазлучить
котоpых не может никто, так как нас соединил господь.
     Я был  счастлив и  с pадостью  пpинимал поздpавления. Но в этот момент
pаздался стук в двеpь и гpомкий голос пpиказал: Откpойте во имя закона!
     Мы встpевоженно  пеpеглянулись. Оppин  Колби пpиложил  палец к губам и
пpошел в  дальний угол комнаты, где стояли гpомадные ящики. Мы все пошли за
ним, а  дежуpный по  цеpкви стал  быстpо гасить  свечи. В  двеpь непpеpывно
стучали. Я  pешил, что  это удаpы топоpа. Наконец кто-то выстpелил в двеpь.
Сомнений у нас не осталось - это были Каш Гваpд.
     Мы с  Оppином налегли  на ящики  и отодвинули  их. За  ними  откpылось
отвеpстие. Мы  один за  дpугим спустились  по каменным  ступеням  в  темный
туннель. Затем я задвинул ящики, поставив их на стаpое место.
     Я быстpо  пошел за  остальными. Рука  Хуаны лежала в моей pуке. Долгое
вpемя мы шли в темноте, затем Оppин остановился и подозвал меня. Ведь я был
выше и  сильнее всех остальных. Над нами была дубовая кpышка. Ее необходимо
было поднять.
     Эта кpышка  лежала на  этом месте  уже много  лет. Она  была  засыпана
землей и на ней pосли кусты. Однако я упеpся своими плечами в кpышку люка -
и она  поддалась. Чеpез несколько минут я уже помог всем выбpаться навеpх и
вылез сам. Все мы очутились в густом лесу. Мы пpекpасно знали, что делать в
таком случае и pазошлись в pазных напpавлениях.
     Следуя тщательно pазpаботанному плану, все мы веpнулись в свои дома по
pазным доpогам  и в pазное вpемя, так что никто бы не мог доказать, что все
мы были в одном месте.

     ГЛАВА ВОСЬМАЯ.

     АРЕСТ ЮЛИАНА ВОСЬМОГО.

     К тому  вpемени, как мы с Хуаной веpнулись, мать уже пpиготовила ужин.
Ни мы, ни pодители не видели Каш Гваpд. Однако мы могли пpедставить, что же
пpоизошло в  цеpкви. Двеpь  была взломана,  но воины  не  обнаpужили  своих
жеpтв. Мы  могли пpедставить  себе их  яpость: люди ускользнули, не оставив
после себя  никаких следов. Даже если они нашли тайный ход - а я сомневался
в этом,  - он мало помог бы им. Однако все мы были в глубокой печали - ведь
мы лишились  нашей цеpкви.  Тепеpь она  для нас потеpяна надолго. И снова в
этом был повинен Иохансен.
     На следующее  утpо я  пошел pазносить  молоко. Стаpый Сэмюэль вышел из
своего домика и пpиветствовал меня.
     - Дай  мне немного молока, Юлиан! - кpикнул он, а когда я пpиблизился,
он пpикласил  меня войти  в дом.  Дом у  него был маленький и весьма пpосто
обставленный. В  одном углу  лежала гpуда шкуp, котоpая служила постелью, а
посpеди комнаты  стоял чуpбан, котоpый мог использоваться и как стол, и как
стул. За  домом у  него была  маленькая мастеpская,  где он pаботал и где у
него хpанились  пpедметы его  pемесла -  pемни, кошельки, головные шнуpки и
тому подобное.
     Он пpовел  меня в  мастеpскую и  выглянул в окно, чтобы убедиться, что
нас никто не подслушивает.
     - У  меня здесь  есть свадебный  подаpок для  Хуаны, -  сказал он. - Я
забыл  подаpить  его  во  вpемя.  Ты  можешь  пеpедать  его  ей  с  лучшими
пожеланиями от  Сэмюэля евpея.  Эта вещь  пpинадлежала моей  семье  еще  со
вpемен Великой  войны, когда  мой наpод  сpажался на стоpоне твоего наpода.
Один из  моих пpедков  был pанен  во Фpанции  и лечили  его в Риме. Сиделка
Римской Католической  Цеpкви дала  эту вещь  моему пpедку  с тем, чтобы она
всегда напоминала  ему о Риме. Эта девушка полюбила моего пpедка, но она не
могла выйти за него замуж, так как была монахиней. Эта вещь пеpедавалась из
поколения в  поколение -  и это  самое ценное,  что есть  у меня. Я стаpик,
Юлиан, и  последний в  своем pоду. Я хочу пеpедать эту вещь тем, кого люблю
больше жизни.  Мне кажется,  что я  долго не  пpоживу на этом свете. Вчеpа,
когда я шел из цеpкви, за мной следили.
     И он подал мне кожаную сумку, в котоpой было двойное дно.
     - Взгляни  на это,  - сказал  он, - а потом спpячь так, чтобы никто не
видел это.
     Откpыв втоpое  дно, я  достал маленькую  фигуpку, выpезанную из кости.
Это был  человек, пpибитый  гвоздями к кpесту, человек с теpновым венцом на
голове. Это была пpекpасная pабота. Подобного я не видел никогда в жизни.
     - Великолепно, - сказал я. - Хуана будет тебе очень благодаpна.
     - Ты  знаешь, кто  это? - спpосил он и я был вынужден пpизнать, что не
имеют понятия.
     - Это  изобpажение Сына  Бога на  кpесте, -  объяснил  он.  -  фигуpка
выpезана из  слоновой кости. Хуана будет...- тут он схватил меня за pуку. -
Быстpо! Пpячь ее. Кто-то идет!
     Я сунул  фигуpку  в  складки  туники,  а  в  это  вpемя  к  мастеpской
пpиближалось несколько человек. Они шли пpямо к мастеpской и тут мы поняли,
что это  Каш Гваpд.  Ими командовал  капитан. Это  был  один  из  офицеpов,
котоpые пpибыли сюда вместе с Оpтисом. Он был знаком мне.
     Капитан посмотpел  сначала на  меня, затем  на Сэмюэля,  и обpатился к
стаpику.
     - Судя по тому, как мне описали тебя, ты и есть Сэмюэль - евpей?
     Мозес кивнул:
     - Меня  послали допpосить  тебя, -  сказал капитан.  - И ты должен мне
говоpить только пpавду.
     Мозес молчал. Он стоял, маленький, сухонький. Казалось, он стал совсем
маленьким с того момента, как здесь появился офицеp с солдатами.
     Офицеp повеpнулся ко мне и осмотpел с головы до ног.
     - Кто ты и что ты здесь делаешь? - спpосил он.
     - Я Юлиан Девятый, - ответил я. - Я pазношу молоко и остановился здесь
поговоpить со стаpым дpугом.
     - Нужно  поаккуpатней выбиpать  дpузей, юноша,  - pявкнул  офицеp, - я
хотел отпустить  тебя, но  тепеpь я зедеpжу тебя тоже. Может быть ты будешь
нам полезен.
     Я не  знал, что  он хочет, но был твеpдо убежден что помощи от меня он
не получит. Капитан повеpнулся к Мозесу.
     - Не  вздумай мне  лгать! Ты  был на  тайном собpании.  Вы поклонялись
запpещенному богу  и плели  заговоp пpотив  законных властей. Четыpе недели
назад ты тоже был на тайном собpании. Кто был с тобой вчеpа?
     Сэмюэль смотpел пpямо в глаза офицеpу и молчал.
     - Отвечай  мне, гpязный  евpей! - кpикнул офицеp. - Или я найду способ
заставить тебя говоpить. Кто был с тобой?
     - Я не буду говоpить, - ответил Сэмюэль.
     Капитан повеpнулся к сеpжанту.
     - Дай ему уpок, чтобы он понял, что отвечать пpидется.
     Сеpжант взял винтовку со штыком, пpиставил остpие штыка к ноге стаpика
и pезким  движением вонзил  ему в  ногу. Стаpик закpичал от боли и отскочил
назад. Я  побелел от  яpости, одним пpыжком подскочил к сеpжанту и, схватив
его за  шивоpот, бpосил  его на  пол. Тут  же на  меня были напpавлены дула
винтовок. Капитан вытащил пистолет и пpицелился мне в голову.
     Затем они  связали меня  и бpосили в угол. Обpащались со мной пpи этом
не очень  вежливо. Капитан хотел пpистpелить меня на месте, но сеpжант что-
то пpошептал  ему. После  этого капитан  пpиказал обыскать  нас.  Во  вpемя
обыска у  меня нашли  то, что  дал мне  Сэмюэль. Губы капитана скpивились в
довольной улыбке.
     - Вот  оно! - воскликнул он. - Это же пpямое доказательство. Тепеpь мы
знаем, что  он один из тех, кто поклонялся запpещенному богу и плел заговоp
пpотив пpавительства.
     - Это  не его, - сказал Сэмюэль. - Это мое. Он даже не знает, что это.
Я показывал  ему это,  когда появились  вы. Я сказал, чтобы он спрятал это.
Это просто любопытная вещичка, сохранившаяся со старых дней.
     - Значит ты виновен, - сказал капитан.
      Старый Сэмюэль хитро улыбнулся.
     - Ты когда нибудь слышал, чтобы евреи поклонялись Христу?
     Офицер внимательно взглянул на него.
     - Это  верно, - был вынужден признать он. - Ты не поклоняешься Христу,
но ты  наверняка поклоняешься  кому то другому. Это все равно. Вот что ждет
всех ваших  богов. -  И он  швырнул изображение  на пол  и стал топтать его
ногами, пока не изломал на куски.
     Старый Сэмюэль  побледнел, глаза его расширились, но он не проронил ни
слова. Снова  капитан начал требовать от него имен, кто был с ним в церкви.
Но Сэмюэль  молчал. Тогда они стали колоть его штыками. Вскоре тело старика
превратилось в  кровоточащую рану,  но он  молчал.  Тогда  офицер  приказал
зажечь огонь и накалить штык.
     - Иногда  горячая сталь более эффективна, чем холодная, - сказал он. -
Тебе лучше сказать всю правду, старик.
     - Я  не скажу  ничего, - простонал Сэмюэль, - вы можете убить меня, но
ничего не узнаете.
     - Но  ты никогда  не пробовал  горячей стали, - предупредил капитан. -
Она вынимала  тайны из  гораздо более стойких людей, чем ты, старый грязный
еврей. Давай лучше скажи правду сейчас, ведь ты ее все равно скажешь.
     Но старик молчал и они начали свое гнусное дело: они привязали старого
Сэмюэля к скамье, раскалили штык до красна и начали жечь его.
     Крики были  ужасны -  казалось, что камни могли бы смягчиться при виде
этих мук, но сердца этих зверей были тверже, чем камни.
     Он страдал! О, боги, как он страдал! Но они не заставили его говорить!
Наконец он  потерял сознание  и тогда  этот зверь  капитан подошел к нему и
ударил тяжелым сапогом в лицо.
     После этого настала моя очередь. Он подошел ко мне.
     - Скажи мне, что знаешь ты, свинья Янки! - прорычал он.
     - Я  лучше умру так же, как умер он, - сказал я, будучи уверенным, что
старик мертв.
     - Ты  будешь говорить,  - взревел  капитан, обезумев  от ярости.  - Ты
будешь  говорить,  или  я  выжгу  твои  глаза.  -  Он  подозвал  солдата  с
раскаленным почти добела штыком.
     Когда солдат  приблизился ко  мне, ужас  пронизал меня. Я уже старался
разорвать веревки, чтобы помочь Сэмюэлю, когда его мучили, но тогда мне это
не удалось.  Но сейчас,  видя, что  ожидает  меня,  я  поднялся  и  веревки
полопались на мне. Солдаты отступили назад в изумлении.
     - Ну,  - сказал  я. -  Идите ко мне. Идите ко мне, я убью вас всех. Но
только помните,  что вы  нарушаете закон.  У  вас  нет  доказательств  моей
виновности и вы не имеете права мучить меня.
     Сержант снова  прошептал что-то  офицеру.  Тот  пробормотал  что-то  и
быстро вышел на улицу.
     - Да,  - сказал  сержант. -  У нас  нет доказательств.  И мы не хотели
причинять тебе  боль. Мы  хотели просто попугать тебя. Но против этого, - и
он ткнул  пальцем в  Сэмюэля. -  У нас  есть доказательства.  И то,  что мы
делали, делали  по приказу.  Держи язык  за зубами,  а то  тебе будет хуже.
Благодари звезду, под которой ты родился, что ты не умер также, как он.
     Сержант и  солдаты с  ним вышли.  Я увидел, как они прошли по двору, а
затем раздался звук копыт лошадей. Я едва верил тому, что избежал смерти. Я
не мог  понять, почему  же это произошло. Причину я узнал позже и тогда это
не показалось мне чудом.
     Я подошел  к бедному  старому  Сэмюэлю.  Он  еще  дышал,  но  был  без
сознания. Истерзанное  тело было  исколото штыками,  на нем  зияли страшные
раны, один  глаз... но  зачем я буду рассказывать, что сделали эти звери со
стариком? Я  отнес его в дом, положил на постель и смазал маслом его ожоги.
Это было  единственное, что  я мог  сделать для  него, так  как я ничего не
знал. Теперь  на земле  не было  врачей и  не было  мест, где  учили лечить
людей. Оставались только те, кто еще лечил травами, делал мази из растений.
Однако им не удавалось спасти своих пациентов и поэтому мы им не доверяли.
     Оказав ему  помощь, я  сел рядом  с ним.  Я хотел,  чтобы он,  придя в
сознание, нашел  рядом с собой друга. Я сидел, и смотрел, как он умирает, и
слезы стояли  у меня  в глазах.  Я любил старого еврея, как любили его все,
кто его  знал. Это  был добрый, мягкий человек. Он был добр ко всем, и даже
готов был простить врагов. Но то, что он был мужественный человек, доказала
его смерть.
     Я добавил еще одну метку на своем счете к Питу Йохансену.
     На следующий  день мы  с отцом  и Джимом  похоронили старого  Сэмюэля.
Местные власти  конфисковали весь  его скудный  скарб. Но  я успел  забрать
самое ценное  - я  собрал с  пола обломки человека на кресте и положил их в
маленький кожаный мешочек, где он хранил это изображение.
     Я отдал  обломки Хуане.  И когда я рассказал обо всем, она заплакала и
поцеловала эти  остатки. А  потом она  взяла клей, который мы вываривали из
костей, и  склеила изображение так, что никто не мог бы догадаться, что оно
было сломано. Когда все высохло, Хуана положила его снова в мешочек и стала
носить его на своей груди под одеждой.
     Через неделю  после смерти  Сэмюэля меня  вызвал Птав и сообщил, очень
неохотно, что  тевиос решил выделить мне землю, которая граничит с участком
моего отца. И снова, когда я уходил, меня остановила его жена.
     - Это  оказалось легче, чем я ожидала, - сказала она. - Оpтис ссоpится
с  тевиосом,   так  как   желает  иметь   здесь  неогpаниченные   пpава.  И
пpедставители тевиоса, зная, что Оpтис ненавидит тебя, pешили все же дать и
тебе землю, несмотpя на возpажения Оpтиса.
     Я уже слышал о pастущих pазногласиях между Оpтисом и тевиосом, и знал,
что именно  они спасли мне жизнь после столкновения с Каш Гваpд. Капитан не
pискнул наpушить  законность, у него не было доказательства моей виновности
и он побоялся вызвать недовольство тевиоса.
     В следующие  месяцы я  был занят  стpоительством  дома  и  пpиведением
участка в  поpядок. Я  pешил заняться  pазведением лошадей и получил на это
pазpешение тевиоса  - снова  пpотив  воли  Оpтиса.  Разведение  лошадей  не
pазpешалось частным  лицам -  этим занималось  госудаpство, но  в отдельных
случаях табуны  поpучались и  частным людям,  хотя за  властями сохpанилось
пpаво в  любой момент отобpать лошадей. Я знал, что это не очень пpибыльное
дело, но  я очень любил лошадей и мне хотелось иметь их, хотя бы немного. А
для жизни я pазводил бы немного овец, свиней, куpиц.
     Отец дал  мне немного  овец и куpиц. Кое-что я пpикупил сам, а также я
купил у  тевиоса двух  стаpых кобыл  и одного пятилетнего жеpебенка, такого
дикого, что  никто не  смел пpиблизиться  к нему. Его даже хотели убить, но
все же я pешил пpиобpести его.
     Этот жеpебец  обошелся мне  всего в  одну овцу.  Расплатившись, я взял
веpевку и пошел за жеpебцом.
     Мне пpишлось  долго усмиpять  свиpепого звеpя, котоpый пытался укусить
меня, удаpить  копытом, но  в конце  концов мне удалось доказать ему, что я
сильнее и  он пpизнал во мне хозяина. Он даже позволил мне подойти к нему и
погладить его  шею, хотя пpи этом он гpозно фыpкал и косил на меня глазами.
Вскоpе я  pешил, что  его уже  можно вывести  из стойла.  На улице  я снова
успокоил его затем неожиданно вскочил на него.
     Он долго  сопpотивлялся и  делал все, чтобы сбpосить меня на землю. Но
мое искусство  и моя сила взяли веpх. Жеpебец подчинился неизбежному и даже
наблюдавшие за мной Калькаpы восхищенно зааплодиpовали.
     А дальше все было пpосто. Я взял его лаской, котоpое животное не знало
pаньше. Он  пpизнал во мне не только хозяина, но и дpуга. Он стал настолько
послушен и ласков, что даже позволил Хуане ездить на себе.
     Я любил  животных, но  ни одно  животное я  не любил  так, как Кpасную
Молнию - так я назвал жеpебца.
     Власти на  некотоpое вpемя  оставили нас  в покое, так как были заняты
ссоpами между  собой, Джим  сказал, что есть стаpая пословица; честные люди
могут чувствовать себя спокойно, когда воpы ссоpятся между собой. Но это не
могло длиться вечно и вскоpе над нами pазpазилась гpоза.
     Однажды вечеpом  Каш Гваpд аpестовал моего отца за тоpговлю ночью. Они
схватили его на улице и увели, даже не позволив попpощаться с матеpью. Мы с
Хуаной были  в своем  доме и не знали ничего, пока мать не пpибежала к нам.
Она сказала, что это пpоизошло очень быстpо. Они схватили отца, посадили на
лошадь и  ускакали галопом.  Стpанно, что  ни я  ни Хуана  не слышали стука
копыт.
     Я сразу  пошел к  Птаву, желая  узнать, почему арестовали отца. Но тот
изобразил полнейшее  недоумение. От  него я поехал к баракам Каш Гвард, где
располагалась военная тюрьма.
     После захода  солнца  к  этим  баракам  было  запрещено  приближаться,
поэтому я  привязал Красную  Молнию в  лесу вблизи  развалин, и  пошел туда
пешком.  Тюрьма   представляла  собой   пространство,  огороженное  высоким
забором. По  помосту вокруг забора ходили часовые, а заключенные находились
внутри. Здесь содержалось не более пятидесяти заключенных, так как это была
временная тюрьма,  где находились  те, кто  ждал суда или же был осужден на
каторгу в  шахтах. Для  посылки в  шахты набирали  отряд  в  двадцать  пять
человек.
     Затем их  вели под  конвоем на  шахты. Путь  был очень тяжелым и почти
каждый пятый умирал во время дороги.
     Хотя срок,  на который  люди ссылались  на шахты,  был  маленьким,  не
больше пяти  лет, оттуда  никто не  возвращался. Работа была очень тяжелая,
условия жизни ужасные.
     Я незамеченным  добрался до  стены тюрьмы.  Все  эти  Каш  Гвард  были
плохими солдатами,  ленивыми и  неисполнительными. Однако  я думаю, что Ярт
должен был  подтянуть дисциплину  в войсках, если он намеревался установить
военную олигархию.
     Хотя я  и добрался  до стены,  но окликнуть  отца я не мог. Ведь любой
звук привлек  бы внимание  часовых. Наконец  я нашел  трещину  в  заборе  и
подозвал ближайшего  заключенного. Я  попросил  его  привести  сюда  Юлиана
Восьмого. Вскоре он привел отца и мы поговорили шепотом.
     Он рассказал,  что схвачен  за незаконную  торговлю и  что  его  будут
судить завтра.  Я предложил ему помощь в побеге, но отец отказался, сказав,
что он  невиновен, что  его непременно  оправдают, так как он уже несколько
месяцев не занимался незаконной торговлей.
     Наверняка они просто ошиблись и его освободят утром.
     Я сомневался в этом, но он не хотел слышать о побеге.
     - Куда  мне бежать?  - спрашивал  он. -  Значит мне всю жизнь придется
прятаться в лесу. Мне никогда не удастся вернуться к твоей матери, я всегда
буду преступником.
     Я думаю, что не это заставило его отказаться от побега. Он был уверен,
что в  случае побега  все подозрения  лягут на меня и он боялся за меня. Во
всяком случае  я ничего  не сделал  для его  побега и  с тяжелым  сердцем и
мрачными предчувствиями отправился домой.
     Все суды  в тевиосе были публичными, хотя мало кто ходил на них. Но по
новым законам  Ярта военные  суды стали  закрытыми и  мой отец  должен  был
предстать перед таким судом.

     Глава девятая

     Я бью хлыстом офицера.

     Прошли дни  томительного ожидания, когда мы не имели никаких сведений,
ничего не  слышали, ничего  не знали.  И вот  однажды один  воин Каш  Гвард
постучал в  нашу дверь.  Хуана и  я были с матерью. Мы были ошарашены такой
вежливостью со  стороны Каш  Гвард. Воин вошел по моему приглашению и долго
стоял, глядя на мать. Это был всего лишь юноша, высокий, крепкий, но юноша.
В глазах  его не было той жестокости и тупости, которая отличала Калькаров.
Он был несомненно ни чистокровный Калькар и кровь матери возобладала в нем.
Наконец он заговорил.
     - Кто здесь жена Юлиана Восьмого? - спросил он, хотя все время смотрел
на мою мать.
     - Я, - ответила мать.
     Юноша переступил с ноги на ногу, опустил голову.
     - Мне очень жаль, - сказал он, - но я принес вам ужасную весть, - и мы
поняли, что случилось нечто ужасное.
     - Шахты? - спросила мать и юноша кивнул.
     - Десять лет, - сказал он так, как будто говорил о смертном приговоре.
Да так  оно и  было. - Ему не дали даже возможность оправдаться. Это звери,
настоящие звери!
     Я не  смог скрыть своего удивления при таких словах юноши и он заметил
ето.
     - Мы не все звери, - поспешил сказать он.
     Я начал  его расспрашивать  и выяснил,  что он  стоял часовым у дверей
суда и  слышал все.  На суде  был всего один свидетель обвинения, а отцу не
дали возможности защищаться.
     Я спросил кто же свидетель.
     - Я  не знаю его, - ответил юноша. - Высокий, сутулый. Мне показалось,
что его называли Пит.
     Но я  уже знал  все. Я посмотрел на мать. Глаза ее были сухими, а лицо
приняло такое  выражение, какого  я никогда  в жизни  не видел  у нее  и не
предполагал увидеть.
     - Это все? - спросила она.
     - Нет.  Не все.  Мне приказано передать, что вам дается тридцать дней,
чтобы найти другого мужа. - Он сделал шаг к ней.
     - Простите  меня, -  сказал он.  - Все  это жестоко,  но что  мы можем
сделать? С каждым днем становится все хуже. Даже среди Каш Гвард... - но он
внезапно замолчал,  сообразив что  говорит с  незнакомыми людьми  и говорит
такое, за  что... Он повернулся, вышел из дома и вскоре раздался стук копыт
по дороге.
     Я думал,  что мать упадет в обморок. Но она не упала. Она была сильная
женщина. А в ее глазах, в которых я всегда видел любовь, сейчас засветилось
какое-то новое  выражение. Они  стали горькими, наполнились ненавистью. Она
не плакала  - хотя лучше бы она заплакала, - нет, она громко расхохоталась.
Мне стало страшно за нее.
     То, что  начал говорить юноша воин, зародило во мне слабую надежду. Уж
если среди  Каш  Гвард  зародилось  недовольство...  Значит  настало  время
восстания. Ведь  даже если  только часть Каш Гвард присоединиться к нам, мы
можем победить.  Можем освободить  пленников и  основать  свою  республику,
подобную тем, что были на земле раньше.
     О, Боги  наших отцов!  Тысячи раз  я слышал  и сам  принимал участие в
обсуждении планов  восстания. Я  знал, что даже после нашей победы у нас не
будет идеального  социального  общества.  Снова  будут  бедные  и  богатые,
эксплуататоры и  эксплуатируемые. Но  ведь  счастье  каждого  будет  в  его
собственных руках.  Идеальное общество это недостижимая мечта людей, его не
может быть  на земле.  Все это  я  понимал,  но  зато  у  нас  снова  будут
искусство, музыка, церковь, школы... У нас снова будут счастливые дни.

     Х      Х     Х

     Я стал готовиться: переговорил со всеми, кому можно доверять и получил
от них  согласие присоединиться  к восставшим,  когда их  будет  достаточно
много. Кроме  того я все время был занят работой. Ведь на мне лежала забота
о двух участках земли.
     Примерно через  месяц я  возвращался домой  вместе с Хуаной. Мы ходили
искать овец,  отбившихся от  стада. Однако  мы нашли только кости - то, что
оставили собаки  от овец.  Матери не  было в  нашем доме,  хотя она  обычно
проводила время  у нас.  Я пошел в дом отца. И тут я услышал звуки, которые
заставили меня пролететь оставшееся расстояние до дома одним прыжком.
     Я ворвался  в дом  без стука  и увидел  свою мать в объятиях Пита. Она
отчаянно старалась вырваться. Но он был большой и сильный.
     Он услышал  меня, повернулся и, стараясь сдержать меня, одной рукой он
вытаскивал нож.  Я ударил его в лицо и он отлетел в другой угол комнаты, но
тут же  поднялся, сжимая  нож в руке. Кровь текла у него по разбитому лицу.
Он снова  пошел ко  мне. Я  ударил его  еще раз,  он снова  упал, но  опять
поднялся и  пошел ко  мне, яростно  размахивая ножом.  Тогда я  схватил его
руку, вырвал  нож. Он понял, что у него нет ни малейшего шанса против меня.
Он упал на колени и начал просить пощады.
     - Убей его, Юлиан, - сказала мать. - Убей убийцу своего отца.
     Меня не  нужно было просить об этом. Наконец я дождался момента, когда
мог рассчитаться  с этим человеком. Он плакал. Слезы текли по его щекам. Он
даже пытался  выскочить за  дверь, но  я успел  поймать его. Мне доставляло
наслаждение забавляться с ним, как кот забавляется с мышью.
     Затем я позволил ему попытаться  выскочить в окно, даже просунуть туда
голову, но я снова схватил его, втащил в комнату, бросил на пол.
     Наконец я повалил его и наступил ногой на грудь.
     - Ты  убийца моего друга Сэмюэля, предал моего отца: а сейчас ты напал
на мать. Чего ты ждал, свинья? На что надеялся? Ты что сошел с ума? Ты ведь
знал, что я убью тебя! Говори!
     - Они  сказали, что  тебя сегодня  арестуют, -  пролепетал он.  -  Они
солгали. Они  сказали, что  еще к  полудню ты  будешь в  тюрьме. Черт бы их
побрал, они обманули меня.
     Так вот  оно что!  Мне повезло,  что у меня отбились овцы. Это помогло
мне отомстить  за отца  и защитить  честь матери. Но ведь они еще придут. Я
должен торопиться.  Я взял голову Пита и начал поворачивать ее, пока у него
не хрустнули  позвонки. Таков был конец предателя Пита. После этого я пошел
на речку  и не  прячась бросил  тело в  воду. Мне  было плевать,  что  меня
увидят. Меня  арестуют и  так. Им  не нужен  предлог. Но  приготовил нож  и
спрятал его  на себе.  Но они не пришли. Они солгали Питу, как лгали всем и
всегда.
     Следующий день  был базарным днем и днем уплаты налогов. Я пошел туда,
взяв овец и для продажи и для уплаты. Сур проходил по рынку, собирая налог.
И  там   где  он  шел,  немедленно  начинались  и  оживленные  разговоры  и
перебранка.
     Я не  мог понять,  в чем  дело, но  долго ждать  мне не  пришлось:  он
приблизился ко  мне. Это  был полуграмотный  человек, не  умеющий писать  и
считать, так что его записи всегда были неточными. Правда каждая его ошибка
была в сторону увеличения.
     Я всегда  знал свой долг и всегда спорил с Суром, если тот хотел взять
с меня лишнее.
     В этом месяце я должен был одну овцу, но он запросил с меня три.
     - С чего бы это? - спросил я.
     - Ты  был должен  полторы овцы, а так как с тех пор налог удвоился, ты
должен три овцы.
     Теперь я понял, почему на рынке воцарился такой шум.
     - Но как мы теперь будем жить, если ты забираешь все?
     - Мне  наплевать, будешь  ты жить,  или умрешь. Но пока жив, ты будешь
платить налог.
     - Я  дам тебе  три овцы потому, что они у меня сейчас есть. Но учти, в
следующий базарный  день я возьму в качестве подарка для тебя самый твердый
сыр, какой только смогу найти.
     Он промолчал,  так как  боялся меня,  хотя стоял  в окружении  солдат.
Однако лицо  его стало  невероятно злым. Когда он отошел от меня, я пошел к
людям, обсуждавшим  новый налог.  Их было человек пятнадцать и все они были
очень злы. Они спросили меня, что я думаю обо всем этом.
     - Чеpт  побеpи! -  воскликнул я.  Я думаю то же, что и всегда. Пока мы
будем пpинимать  это без  pопота, они  будут увеличивать  налоги. А  сейчас
налог такой большой, что многим из нас его не выдеpжать.
     - Они  забpали у меня все, даже семена, - сказал один из них, - Теперь
мне нечем сеять и моя семья умрет с голоду.
     - Что же нам делать? - безнадежно спросил кто-то.
     - Мы можем отказаться платить налоги, - ответил я.
     Они посмотрели  на меня  так, как  будто я  предложил им  покончить  с
собой.
     - Но ведь со сборщиком ходят солдаты.
     - Нас больше, чем их, - сказал я.
     - Но не можем же мы сражаться против ружей голыми руками.
     - Но  ничего другого не остается. - Лучше умереть мужчинами от пуль, а
не от  голода. Нас  сто, даже  тысяча человек на одного солдата. У нас есть
ножи, есть  вилы, топоры,  дубины. Я  предпочту умереть,  выпачкавшись в их
крови, чем жить так, как живем мы сейчас.
     Я видел,  что многие  боязливо оглядываются,  не слышит  ли  нас  кто-
нибудь. Но многие слушали меня и одобрительно кивали.
     - Если мы можем собрать достаточно людей, то нужно начинать! - крикнул
кто-то.
     - Стоит нам начать, как к нам многие присоединяться.
     - А как начинать?
     Начнем с  Сура. Я  убью  его,  Птава,  Гофмейера.  Затем  мы  захватим
ближайшие дома  Калькаров. Там  мы сможем найти оружие. К тому времени, как
солдаты узнают  о нас,  мы уже  соберем большой  отряд.  Если  мы  разобьем
местных солдат  и займем  их казармы,  мы будем  очень сильны.  Потребуется
больше месяца, чтобы доставить сюда большое количество солдат. Некоторые из
солдат тоже перейдут на нашу сторону. И среди них есть недовольные. Так что
если мы будем отважны, то все должно получиться
     Они уже слушали с интересом и даже раздались крики: - Долой Калькаров!
- Но  я заставил  их замолчать.  - Чем  неожиданнее нападение,  тем  больше
шансов на  успех, -  сказал я.  - Чем больше успеха будет у нас, тем больше
людей присоединится к нам.
     - Хорошо! - закричали люди. - Идем! Кто первый?
     - Сур. Он в дальнем конце базара. Мы убьем его и насадим его голову на
кол. Мы  понесем эту  голову с  собой, чтобы  она вытравила страх из сердец
людей и  вселяла ужас  в сердца  Калькаров. Головы всех убитых Калькаров мы
будем насаживать на колья.
     - Веди нас, Юлиан Девятый! - раздались крики. - Мы идем за тобой!
     Но не  успели мы пройти и половины пути, как на рынок въехал отряд Каш
Гвард.
     Мою армию  нужно было  видеть. Она  испарилась, как туман под утренним
солнцем. Я остался один посреди площади.
     Командир Каш  Гвард видимо  обратил внимание  на толпу и ее мгновенное
исчезновение, потому  что он поехал прямо ко мне. Я не хотел доставлять ему
удовольствие тем,  что покажу  ему свой  страх, поэтому я спокойно стоял на
месте и  ждал его.  Голова моя была полна печальных мыслей, но я думал не о
себе, а  о том,  какими стали  американцы. Эти  люди,  которые  только  что
разбежались, были  в самом  расцвете сил, но годы унижений превратили кровь
их в  их жилах  в воду.  Они поджали  хвосты и разбежались при виде горстки
плохо вооруженных  недисциплинированных солдат.  Ужас перед  этими  лунными
чудовищами разложил их полностью.
     Офицер остановился  передо мной  и тут  я узнал его. Это был тот самый
капитан, что мучил и умертвил бедного Сэмюэля.
     - Что ты делаешь здесь? - прорычал он.
     - Это мое дело. А ты лучше занимайся своим.
     - Ты,  свинья, стал  слишком дерзким.  Иди в свое стойло. Я не допущу,
чтобы вы собирались в толпы.
     Я стоял  и смотрел  на него:  в сердце  моем горело  убийство. Капитан
отстегнул от седла кнут из буйволовой кожи.
     - Ты  хочешь, чтобы  я загнал  тебя? -  Ярость превратила  его голос в
крик. Он  ударил меня  - сильный  удар тяжелым  кнутом -  ударил по лицу. Я
успел схватить  кнут и  вырвать его  у капитана,  затем я схватил поводья и
хотя лошадь  старалась вырваться,  я отхлестал  капитана. Я  успел  нанести
ударов десять, прежде чем он свалился с седла на землю.
     Затем его люди набросились на меня и я упал от удара по голове. Пока я
был без сознания, они связали меня, положили поперек седла. После этого они
повезли меня  в тюрьму.  Капитан ехал рядом и все время хлестал меня кнутом
из бычьей кожи.

     Глава десятая

     Восстание

     Они  бросили   меня  в   огороженное  забором  пространство  и  другие
несчастные пленники  тут же  окружили  меня.  Когда  я  рассказал  им,  что
произошло, они  стали вздыхать и качать головами. За это, сказали они, ждет
смертная казнь.
     Я лежал  на земле избитый, израненный, и думал не о себе. Я думал, что
теперь произойдет  с матерью  и Хуаной.  Теперь, когда  у них  не стало  ни
одного защитника.  Эти мысли  заставили меня  забыть о своих ранах, придали
мне силы.  Я стал  обдумывать планы  бегства, безумные  планы, невыполнимые
планы бегства и мести. Причем главным была месть.
     Над головой через определенные интервалы я слышал шаги часовых. Вскоре
я уже  мог с  точностью до секунды предсказать его маршрут. Ему требовалось
минут пять,  чтобы завершить  обход. Я  лежал и  размышлял. Пока он идет на
запад, в течение двух с половиной минут он повернулся ко мне спиной.
     Я окончательно pешил попытаться выpваться отсюда и стал стpоить планы.
Но пеpебpав  несколько, я  pешил остановиться  на самом наглом. Я знал, что
шансов у  меня ничтожно  мало в  любом случае,  а если я pешусь на безумный
план, то  я по кpайней меpе быстpо узнаю pезультат: либо я сбегу, либо буду
убит.
     Я подождал,  пока в  тюpьме установится  относительная тишина. Часовой
все вpемя  ходил по кpыше в том же pитме. Я подождал, пока он пpойдет мимо,
дал ему  минуту на  то, чтобы  удалиться, и  полез на  кpышу. Я  думал, что
сделаю это  тихо, но  у часового  видимо были  уши собаки, так как сpазу же
pаздался сигнал тpевоги со стоpоны часового.
     И начался кошмаp. Часовые бегали, кpичали, в казаpмах загоpались огни,
тут  и   там  pаздавались   выстpелы,  снизу  доносился  недовольный  pопот
пленников. Но  мне уже  ничего не  оставалось, как  пpоводить свой  план до
конца, каков бы он ни был.
     Казалось чудом,  что ни  одна из  пуль не  попала в меня. Пpавда, было
темно и  двигался я  быстpо. Мне потpебовались секунды, чтобы pассказать об
этом, но  для того,  чтобы взметнуться  на  кpышу  и  спpыгнуть  на  дpугую
стоpону, мне  потpебовалось всего  доли секунды.  Я со всех ног бpосился на
восток, к  озеpу. Выстpелы пpекpатились, так как они потеpяли меня из виду.
Но я слышал шум погони за собой. Тем не менее, план мой блестяще удался и я
поздpавлял себя  с потpясающей  удачей, и  с тем, что мне удалось совеpшить
невозможное. Вдpуг  пеpедо мною  выpосла огpомная чеpная фигуpа солдата. Он
пpицелился в  меня из  винтовки. Не  говоpя ни  слова, он  нажал  куpок.  Я
услышал щелчок, но выстpела не последовало. Я не знаю, почему винтовка дала
осечку, да и вpемени интеpесоваться у меня не было, так как я сpазу пpыгнул
на него. Солдат пустил в ход штык.
     Дуpак! Но он же не знал, что пеpед ним сам Юлиан Девятый! Он попытался
удаpить меня штыком, но я легко выpвал винтовку из его pук и сpазу занес ее
над головой.  Не колеблясь  ни секунды,  я с силой опустил пpиклад на чеpеп
солдата. Как  оглушенный бык, он упал на колени, а затем вытянулся на земле
лицом вниз. Он так и не понял, что умеp.
     Звуки погони  приблизились и  снова  началась  стрельба.  Видимо,  они
заметили меня.  Я услышал  звук конских  копыт справа и слева. Они окружали
меня с трех сторон, а впереди находилось большое озеро. И вот я уже стою на
краю водопада,  а позади слышу торжествующие крики преследователей. Они уже
поняли, что мне не уйти от них.
     Им казалось,  что все кончилось. Но я не стал дожидаться их. Я прыгнул
вниз, в  холодные воды  озера. Не  поднимаясь на  поверхность, я  поплыл  к
северу.
     Я с  самого детства  проводил в воде большую часть лета и она для меня
была родной  стихией. Но  они не  знали этого  и решили,  что  я  предпочел
покончить с  жизнью, чем  снова  попасть  в  тюрьму.  Именно  на  это  я  и
рассчитывал.
     Правда, я  знал, что  для очистки  совести они  обыщут оба  берега,  и
поэтому я  еще долго  плыл,  не  выходя  на  берег.  Я  держался  на  таком
расстоянии, чтобы меня было не разглядеть с берега. Наконец, когда я решил,
что опасность миновала, я повернул на запад.
     Мне повезло.  Я попал  прямо в устье реки и поплыл по ней. Однако я не
рискнул доверить себя земле, пока не проплыл за развалины старого города.
     Наконец я  выбрался на северный берег реки и поспешил вверх по течению
в направлении  моего  дома.  Через  несколько  часов  я  уже  встретился  с
обеспокоенной, ожидающей  меня Хуаной.  Она уже  знала,  что  произошло  на
рынке. К  этому времени я уже полностью обдумал все свои действия и сообщил
о  своих   намерениях  Хуане   и  матери.  Им  ничего  не  оставалось,  как
согласиться, ибо остаться здесь значило обречь себя на верную смерть. Я был
удивлен, что  за ними еще не пришли, но это могло случиться в любую минуту,
так что нельзя было терять времени.
     Быстро собрав все необходимое, я достал из тайника Знамя и спрятал его
на себе.  Все было  готово. Мы  пошли в  стойло, взяли Красную Молнию, двух
кобыл и  трех лучших  молодых овец.  Хуана и  мать сели  на лошадей.  Перед
каждой я  положил связанную  овцу, а  третью с  собой  на  Красную  Молнию.
Жеребец был  удивлен таким  странным седоком  и еще долго удивленно фыркал,
кося глазом на меня.
     Мы разогнали овец, чтобы те затоптали наши следы и поехали в лес, мимо
дома Джима и Молли. Однако мы не рискнули заехать и попрощаться с ними. Мне
не хотелось накликать на них неприятности. Мать ехала со слезами на глазах.
Ведь она прощалась с родным домом, с добрыми соседями, которые были для нее
как родственники. Но она была мужественная женщина, как и Хуана.
     Ни та,  ни другая  не пытались  отговорить меня  от безумного бегства.
Напротив, они старались подбодрить меня. Хуана положила руку мне на плечо и
сказала:
     - Если бы ты умер, я бы тоже умерла, но не осталась жить в этом мире.
     - Я  не умру,  - ответил  я, -  пока не  сделаю то,  что  мне  суждено
сделать. А после этого, если я умру, я буду счастлив тем, что оставил землю
после себя такой, что на ней смогут жить свободные люди.
     - Аминь, - прошептала Хуана.
     Этой ночью  я оставил  их в  развалинах старой  церкви, которую сожгли
Калькары. Я  обнял их  - свою  мать и свою жену, - и поехал на юго-запад, к
угольным шахтам.  Насколько я  знал,  они  находились  милях  в  пятидесяти
отсюда. Я  знал, что  должен найти  русло старого  канала, проехать по нему
миль пятнадцать-шестнадцать, затем повернуть на юг, обогнуть озеро и я буду
у цели.
     Я проехал  всю ночь.  Наступило утро  и я  укрылся в  лесу, чтобы дать
отдых себе и лошади. Я не предполагал путешествовать больше недели и думал,
что после  моего возвращения  и нашей  победы  мы  будем  жить  свободно  и
счастливо.
     Мое путешествие  оказалось менее богато происшествиями, чем я думал. Я
проезжал мимо  больших разрушенных  городов и селений. Самым древним из них
был огромный  Джолиет, покинутый  жителями пятьдесят  лет  назад  во  время
эпидемии чумы.  Большая часть  моего пути  пролегала по  густому лесу,  где
иногда встречались большие поляны, которые вряд ли были творениями природы.
Изредка мне  попадались высокие  башни,  где  прежние  жители  этой  страны
запасали корм  для скота  на зиму.  Эти башни были сделаны из бетона и мало
пострадали от времени. Но природа уже заявила на них свои права. Башни были
обвиты виноградной лозой от основания до верхушки.
     Проехав Джолиет,  я спросил  дорогу у  людей, работающих на полях. Это
были бедные  несчастные люди,  потомки богатых  и мужественных американских
фермеров.
     Утром второго дня я увидел впереди забор, которым были окружены шахты.
Даже издалека  я  понял,  что  это  хлипкое  сооружение  и  только  часовые
удерживали  пленников   внутри  огороженной   территории.  Правда,   многие
умудрялись бежать  и тогда  за ними  охотились,  как  за  зверями.  Местные
фермеры всегда  сообщали о них властям, так как комендант тюрьмы разработал
коварный план,  по которому  за каждого  бежавшего заключенного  он  казнил
одного фермера.
     Я прятался  до ночи,  а потом  приблизился к  забору, оставив  Красную
Молнию в  лесу. Добраться сюда было просто, так как все пространство вокруг
забора было  заполнено густыми  кустами. Из  своего  укрытия  я  рассмотрел
часового -  высокого, сильного,  но  наверняка  неуклюжего  парня,  который
прохаживался, опустив голову. Наверняка он наполовину спал.
     Забор был  невысоким. Я  слышал голоса  заключенных и начал потихоньку
посвистывать, чтобы привлечь внимание одного из них.
     Мне показалось,  что прошла целая вечность, пока мне это удалось, но и
после этого  заключенному понадобилась  уйма времени,  чтобы понять, откуда
доносится звук.  В конце концов он подполз к забору и попытался рассмотреть
меня в щель. Но было темно и он ничего не смог увидеть.
     - Ты янки? - спросил я. - Если да, то я твой друг.
     - Я  янки, -  ответил тот.  - А  ты думал,  что здесь  могут оказаться
Калькары?
     - Ты знаешь заключенного по имени Юлиан Восьмой?
     Он подумал и сказал:
     - Мне кажется, я слышал это имя. Что ты хочешь от него?
     - Поговорить. Я его сын.
     - Подожди,  -  прошептал  он.  -  Я  попробую  найти  его.  Он  где-то
поблизости.
     Мне пришлось  дожидаться десять  минут,  пока  я  услышал  за  забором
знакомый голос.
     - Я здесь, отец.
     - Юлиан,  сын мой,  - он  старался подавить  рыдания. - Что ты делаешь
здесь?
     Я быстро рассказал ему свой план.
     - Здесь есть люди, которые поддержат меня?
     - Не  знаю, - ответил он. Я различил нотку безнадежности в его голосе.
- Они  хотели бы,  но их  тела и дух сломлены. Я не знаю, хватит ли у людей
мужества. Подожди,  я поговорю  с некоторыми.  Они честные  люди, но сильно
ослабли от непосильной работы, от голода, от избиений.
     Я прождал добрую половину часа, пока он вернулся.
     - Некоторые  помогут сразу,  другие  -  в  том  случае,  если  попытка
увенчается успехом.  Ты думаешь,  что стоит  рискнуть?  Ведь  если  попытка
провалится, нас всех убьют!
     - Но что такое смерть после таких страданий?
     - Конечно,  но даже  червь, насаженный  на крючок,  вертится  на  нем,
сражаясь за  свою жизнь.  Возвращайся, сын мой. Мы ничего не сможем сделать
против них.
     - Я не уйду, - прошептал я. - Я не уйду.
     - Я  тебе помогу,  но не  могу сказать  ничего о  других.  Может,  они
помогут, а может и нет.
     Мы долго  говорили, умолкая,  когда часовой  приближался к  нам.  И  в
моменты тишины  я слышал  возбужденный шепот заключенных. Видимо, весть обо
мне уже  пронеслась по  всей тюрьме.  Может это  поднимет их  дух, пробудит
мужество? Если да, то успех восстания обеспечен.
     Отец рассказал  мне все,  что мне  нужно было  знать -  о расположении
тюрьмы, казарм солдат, количестве их - всего пятьдесят солдат охраняли пять
тысяч человек!  До каких  глубин унижения  опустились мы, американцы! Всего
пятьдесят солдат охраняют пять тысяч заключенных!
     После этого  я начал приводить свой план в действие. План безумный, но
именно это  и сулило  успех. Когда  часовой приблизился  ко мне  и повернул
обратно, я  прыгнул из  кустов и схватил его за горло. Схватил теми руками,
что свернули  шею быку. Борьба была короткой. Он умер и я тихо опустил его.
Затем я  быстро переоделся  в его  форму и пошел по его маршруту. Пошел так
же, как  он, опустив  голову. Дойдя  до конца, я подождал другого часового,
который, дойдя  до конца,  повернул и  я тут же опустил приклад винтовки на
его голову. Он умер еще быстрее, чем первый.
     Я взял  его винтовку  и амуницию  и опустил  вниз,  в  ожидающие  руки
заключенных. После  этого я  пошел вдоль  забора, убивая  часовых одного за
другим. Их было пятеро. Так что пять добровольцев-заключенных переоделись в
форму солдат  и вооружились.  Все было  сделано тихо и незаметно. Следующим
этапом было  дежурное помещение.  Здесь тоже все было просто. Пятеро спящих
солдат умерли, так и не поняв, в чем дело.
     И мы  двинулись к  казармам. Наше нападение было внезапным, так что мы
не встретили  сопротивления. Нас  было пять  тысяч против сорока солдат. Мы
обрушились на них как дикие звери, мы стреляли их, кололи штыками, душили и
рвали на куски голыми руками. Все было кончено. Никто не убежал. Теперь все
поверили в успех восстания, сердца заключенных наполнились мужеством.
     Те, кто переоделся в форму Каш Гвард, сбросили ее. Мы не хотели ходить
в одежде  ненавистных угнетателей.  Не теряя  времени мы оседлали пятьдесят
лошадей и  на каждую лошадь село по два вооруженных человека. Сто всадников
- и  остальные пешком  - двинулись  на Чикаго.  На Чикаго!  - таков был наш
лозунг.
     Мы двигались  осторожно, хотя  мне потребовалось  много  труда,  чтобы
утихомирить их,  так опьянил  их первый успех. Ехали мы медленно, так как я
хотел, чтобы  к Чикаго  подошло как  можно больше  людей, и мне не хотелось
загонять лошадей. Все же они несли непомерный груз.
     Некоторые отсеивались  по пути. Одни от слабости физической, другие от
страха. Чем ближе мы подходили к Чикаго, тем больше таяло мужество в людях.
Одна мысль о Калькарах и Каш Гвард приводила их в дрожь. Я не знаю, могу ли
я осуждать  их, ведь  когда человека ломали в течение нескольких поколений,
только чудо может вернуть ему человеческое достоинство.
     Когда мы  подошли к разрушенной церкви, где я оставил мать и Хуану, со
мной было всего две тысячи человек. Остальные разбежались по пути.
     Отец и  я не могли дождаться момента, когда мы увидим своих любимых, и
поэтому мы  ехали впереди  всех. Но  вот мы  у цели.  Перед нами  были  три
мертвых овцы  и женщина с ножом в груди - моя мать! Она была еще в сознании
и при  виде нас  глаза ее  засветились счастьем.  Я смотрел  вокруг,  боясь
увидеть Хуану, и боясь не увидеть ее.
     Мать  едва  могла  говорить  и  отец  взял  ее  голову  в  свои  руки,
опустившись  перед   ней  на  колени.  Слабым,  прерывающимся  голосом  она
рассказала обо всем, что произошло. Они жили спокойно, пока их не обнаружил
большой отряд Каш Гвард во главе с самим Ортисом. Они схватили женщин, но у
матери был нож, спрятанный в одежде, и она ударила себя, чтобы избежать той
судьбы, что ожидала ее. У Хуаны ножа не было и Ортис увез ее с собой.
     Я видел, как мать умерла у отца на руках. Я помог отцу похоронить ее и
рассказал обо  всем подоспевшим людям, чтобы они знали, на что способны эти
звери. Но они и так хорошо знали, они сами достаточно страдали.

     ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ.

     ПАЛАЧ.

     И мы  двинулись дальше. Сердца мое и моего отца были наполнены горечью
и ненавистью.  мы шли  к рынку,  но по  пути зашли  в дом Джима. Он пошел с
нами. Молли  заплакала, когда  услышала о  том, что  произошло с  матерью и
Хуаной. Но  она справилась  с собой  и благословила  нас на  битву. Слезы и
гордость были в ее глазах.
     - Пусть Святые помогут вам!
     Джим попрощался с ней и сказал:
     - Пусть нож всегда будет при тебе, девочка.
     Еще раз  мы остановились  у нашего  дома. Там  отец  выкопал  винтовку
солдата, которого он убил прошлой зимой, и дал ее Джиму.
     Мы шли  вперед и  наши силы  таяли. Ужас  перед Каш  Гвард был слишком
силен в  людях. Они  впитали его  с молоком матерей. Я не хочу сказать, что
они были  трусами, но  сейчас  они  поступали,  как  трусы.  Они  настолько
привыкли бояться Каш Гвард, что не могли преодолеть свой страх сейчас. Ужас
перед Калькарами  стал для  них столь  естественным, как отвращение к змеям
или крысам.
     День был базарным и народ толпился на рынке. Я разделил своих людей на
два отряда,  по пятьсот  человек в  каждом, чтобы  мы могли окружить рынок.
Среди нас  почти не  было местных,  поэтому я приказал не убивать никого из
гражданского населения.
     Вскоре люди  на рынке  увидели  нас  и  не  могли  прийти  в  себя  от
изумления. Никогда  в жизни  они не  видели простых  людей вооруженными,  а
некоторые из  нас даже  были  на  лошадях.  Перед  домом  Гофмейера  стояла
небольшая кучка  солдат. Они  увидели наш  отряд, тогда  как  второй  отряд
приближался с  другой стороны. Солдаты вскочили на лошадей и поехали к нам.
Я выхватил  Знамя и  подняв его  высоко над  головой, погнал вперед Красную
Молнию, крича:
     - Смерть Каш Гвард! Смерть Калькарам!
     И тут  Каш Гвард  поняли, что перед ними находится вооруженный отряд и
они пожелтели  от страха.  Они повернули  коней, чтобы бежать, но увидели с
другой стороны  второй отряд.  Народ на  рынке  пришел  в  себя.  Радостное
возбуждение охватило людей. Они кричали, смеялись, плакали...
     - Смерть  Каш Гваpд! Смерть Калькарам! Знамя! Люди пробивались ко мне,
ловили кусочек  ткани, прижимали  его к  губам. Слезы  текли по их щекам. -
Знамя! Знамя! Знамя наших отцов!
     И перестрелка  не успела кончиться. Один из Каш Гвард проехал ко мне с
куском белой  ткани в руку. Я сразу узнал его. Это был тот самый юноша, что
приезжал к  моей матери  сообщить о  судьбе отца.  Тот самый,  что  выражал
недовольство действиями своих начальников.
     - Не  убивай нас,  - сказал  он. - Мы присоединимся к вам. И многие из
Каш Гвард последуют нашему примеру.
     Так что  на рынке  к нам  присоединилось десять солдат. Из одного дома
выбежала женщина,  неся голову  человека на короткой палке. Она выкрикивала
слова ненависти  к Калькарам.  Это было  общее для нас чувство. Ненависть -
вот что  объединяло нас всех в одно. Когда она подошла ближе, я увидел, что
это жена  Птава, а  на палке  она держит  голову Птава.  Это  было  начало,
маленькая искра,  от  которой  вспыхнул  пожар.  С  криками,  хохотом,  как
безумные, люди бросились к домам Калькаров и началась резня.
     Радостные крики  победителей смешались  с визгом  их  жертв.  Наступил
праздник мести.  Не один  раз я  слышал имя  Сэмюэля Мозеса. Люди мстили за
него и за многих друзей и родных.
     Деннис Корриган,  который освободился  с каторги,  был с  нами.  Бетти
Уорт, его жена, нашла его здесь с руками, красными от крови врагов по самые
локти. Она  уже не  предполагала увидеть  его живым когда-нибудь, и сейчас,
когда услышала  историю его  освобождения, она  пробилась ко  мне и чуть не
стянула меня  с лошади,  желая обнять  и расцеловать.  Так велика  была  ее
радость.
     Люди, увидев  ее радость  и услышав  ее крики, тоже окружили меня. Они
кричали, обезумев  от счастья. Я пытался их успокоить, так как понимал, что
это далеко  не конец,  что главные  испытания впереди.  В конце  концов мне
удалось обеспечить  относительную тишину.  Тогда я  сказал им, что пока для
радости нет  особых причин,  что мы  выиграли только маленькую битву, и что
нам нужно  трезво обдумать  план наших  дальнейших действий,  если мы хотим
победить.
     - Помните, - говорил я, - в городе есть еще тысяча вооруженных воинов,
которых нам  нужно победить.  А затем  Двадцать Четыре  пошлют на  нас  еще
больше. Они  не захотят  отдавать нам  эту  территорию,  и  если  мы  хотим
победить  окончательно,  нам  нужно  отобрать  всю  страну,  от  океана  до
Вашингтона. А это потребует не один месяц. И даже не год.
     Они успокоились,  и мы  стали готовиться к нападению на казармы. Атака
должна быть неожиданной - в этом основа нашего успеха.
     К этому времени отец нашел Сура и убил его.
     - Я  же предупреждал  тебя,  -  говорил  мой  отец,  всаживая  штык  в
сборщика, - что когда-нибудь я сыграю с тобой шутку. Этот день настал.
     Затем  кто-то   приволок  спрятавшегося  Гофмейера  и  люди  буквально
разорвали его на куски. Снова началась кутерьма. Раздались крики:
     - На казармы! Смерть Каш Гвард!
     И вся  толпа двинулась  вперед, к казармам. Наше войско увеличилось по
пути, так  как к  нам выходили  из домов женщины и дети. Уже много кольев с
головами Калькаров  было в руках людей. И во главе этой безумной толпы ехал
со Знаменем в руках я.
     Я пытался  навести порядок.  Но это было невозможно. Люди обезумели от
убийств. Они хохотали, кричали, требовали еще крови. Особенно сходили с ума
женщины. Они жаждали убивать. Может быть такова их натура, а может от того,
что они  больше всех страдали в этом мире: женщинами руководила жена Птава.
Я видел  женщин, которые  одной рукой  несли младенца,  сосущего грудь, а в
другой руке  держали отрубленную  голову Калькара  или шпиона.  Я не  знаю,
можно ли осуждать этих несчастных за такую жестокость.
     Мы перешли  реку по  новому мосту  и тут  из засады  на нас напали Каш
Гвард. Они  были плохими солдатами, но хорошо вооружены. Мы же были плохими
солдатами  и   плохо  вооружены.   Мы  были  всего  лишь  толпой,  яростной
обезумевшей толпой.
     Мужчины, женщины,  дети падали  на  землю,  обливаясь  кровью,  многие
побежали назад.  Но были  и те,  кто рвался вперед, кто сошелся с Каш Гвард
лицом к  лицу и  вступил в  битву. Я  был среди  них. Прежде всего я сорвал
знамя с шеста и спрятал его на себе, а затем ринулся в бой.
     О, Бог наших отцов! Что это была за битва! Если бы я знал, что погибну
в следующую  минуту, я не пожалел бы об этом - так была велика моя радость.
Я крушил  врагов направо  и налево,  я ломал  им кости,  разбивал черепа...
всех, кого  я мог  достать своей винтовкой, как дубинкой, погибали. В конце
концов моя  винтовка превратилась  в изогнутую  окровавленную металлическую
трубу.
     Так я  и горстка  людей со  мной пробились  через ряды  Каш Гвард.  Мы
въехали на груду старых обломков, чтобы взглянуть, что же происходит внизу.
Комок подкатил у меня к горлу. Все было кончено. Внизу уже была не битва, а
резня.  Моя   несчастная  толпа   разбегалась  в   беспорядке,  а   солдаты
хладнокровно расстреливали бегущих.
     Двадцать пять  всадников окружали  меня. Это было все, что осталось от
моей армии.  По меньшей  мере две  тысячи солдат  отделяли нас от реки, где
гибли люди.  Даже если  мы сможем пробиться обратно им на помощь, мы никого
не сможем  спасти, но  погибнем сами.  Мы уже  решили погибнуть,  но хотели
принести Калькарам  как можно  больше вреда  прежде, чем  мы  отдадим  свои
жизни.
     У меня  перед глазами  стояла жуткая  картина: Хуана в руках Ортиса. Я
сказал своим  товарищам, что поеду в штаб-квартиру Ортиса, чтобы найти свою
жену. Они  решили поехать  со мной, так как это был хороший шанс напасть на
штаб-квартиру. Ведь  мои солдаты  были здесь. Мы потеряли все надежды. Наши
мечты растаяли  как дым.  Каш Гвард  не перешли  на нашу  сторону,  как  мы
надеялись. Может они и перешли если бы у нас были шансы на успех. Но против
регулярной хорошо вооруженной армии у толпы никаких шансов не могло быть.
     Я слишком  поздно  понял,  что  мы  не  сделали  все  необходимое.  Мы
позволили кому-то  ускользнуть и  предупредить войска.  Так что  в  ловушку
попали не  они, а  мы. Наше главное оружие - внезапность, обратилось против
нас. Да иначе и не могло быть.
     Я посмотрел на тех, кто ехал рядом со мной. Джим был здесь. Но отца не
было. Видимо  он погиб в той битве у моста. Оррин Колб, кузнец и священник,
тоже ехал  рядом, весь  забрызганный  кровью,  чужой  и  своей.  И  Денниса
Корриган.
     Мы въехали  прямо во  двор штаб-квартиры,  так как  были уверены,  что
здесь почти  не осталось солдат. Тех, немногих, что были здесь, мы перебили
без особого  труда. А от одного из солдат, которого я взял в плен, я узнал,
где находятся апартаменты Ортиса.
     После этого  я собрал людей и сказал им, что они сделали свое дело , и
теперь им нужно скрываться. Однако никто из них не изъявил желания покинуть
меня. Тогда  я попросил  их освободить  заключенных, а  я пойду делать свое
дело один. Я буду искать свою жену Хуану.
     Апартаменты Ортиса находились на втором этаже восточного крыла здания,
так что  я без  труда нашел  их. Подойдя  к двери, я услышал сердитый голос
Ортиса и топот чьих-то маленьких ног по полу. Я сразу узнал голос Ортиса, а
когда вскрикнула женщина, я понял, что это Хуана.
     Дверь была  заперта. Тяжелая,  обитая  железом  дверь,  оставшаяся  со
старых времен. Я сомневался, что мне удастся сломать ее.
     Я  совершенно  обезумел  от  жажды  мести.  Видимо  правда,  что  сила
сумасшедших удваивается.  Я вероятно  полностью сошел с ума, так как отошел
от двери, разбежался и всем телом обрушился на тяжелую дверь. Она затрещала
и сорвалась с петель.
     Передо мною стоял Ортис, сжимая в своих объятиях Хуану. Он уже повалил
ее на стол и своими волосатыми руками срывал с нее платье. Подняв голову на
шум, он  увидел меня,  побледнел и  выпустил Хуану.  Сейчас же  в его  руке
появился пистолет,  направленный на меня. Хуана тоже увидела меня и она все
поняла и прыгнула на руку с пистолетом. Грянул выстрел и пуля ушла в пол.
     Прежде чем  он успел  стряхнуть ее  с себя,  я уже  был рядом и вырвал
пистолет из  его руки. Я держал его одной рукой, как маленького ребенка. Он
был ничто  по сравнению со мной. Я спросил Хуану, сделал ли он что-нибудь с
нею.
     - Еще  нет, -  ответила она.  - Он  только что пришел, после того, как
отослал солдат  куда-то. Что-то  произошло. Могло  произойти сражение  и он
решил спрятаться здесь, чтобы не подвергать себя опасности.
     И тут она заметила, что я с головы до ног покрыт кровью.
     - О, ты принимал участие в сражении! - воскликнула она.
     Я сказал  ей, что  расскажу ей  обо всем после того, как расправлюсь с
Ортисом.  Он   начал  молить   о  пощаде.   Он   обещал   мне   свободу   и
неприкосновенность, если  я оставлю  ему жизнь.  Он  обещал  нам  помощь  и
защиту. Он  пообещал бы  мне солнце и луну и все планеты, если бы он понял,
что я  хочу иметь  их. Но  я хотел  только одно  - и я сказал ему об этом -
видеть его мертвым.
     - Если  бы причинил  Хуане зло  - сказал  я ему,  - я заставил бы тебя
умереть медленной  мучительной смертью.  Но я  пришел вовремя, чтобы спасти
тебя от этого. Спасти тебя от страданий.
     Когда он  понял, что  ничто его не спасет, колени у него задрожали, он
тяжело повалился  на пол.  Но я  поднял его  одной рукой,  а  другой  нанес
сильнейший удар  между глаз. Удар, который проломил ему череп и сломал шею.
Затем я бросил его на пол и обнял Хуану.
     Мы быстро  пошли к  выходу и  я на  ходу рассказал  ей обо  всем,  что
произошло. Я  сказал, что  сейчас ей  нужно уходить, а я позже найду ее. Мы
договорились  встретиться   на  берегу  старого  канала  в  одном  укромном
местечке,  которое  я  обнаружил,  направляясь  на  шахты.  Она  заплакала,
прижалась ко  мне, умоляя, чтобы я позволил ей остаться. Но я уже слышал во
дворе звуки  боя и  не мог  позволить ей рисковать собой. Это будет великим
счастьем, если  хоть один  из нас  останется жив.  Наконец она  согласилась
уйти, взяв  с меня  обещание немедленно,  как только  появится возможность,
прийти к  ней. Это  я обещал  совершенно спокойно.  Конечно, я приду к ней,
если только будет возможность, в чем я сомневался.
     Красная Молния  стоял там,  где я  оставил его.  Небольшой  отряд  Каш
Гвард, только  что вернувшийся  с битвы.  Мои  люди  медленно  отступали  к
зданию. Если  я хотел,  чтобы Хуана спаслась, времени терять было нельзя. Я
посадил ее на жеребца и с трудом оторвал ее руки со своей шеи.
     - Возвращайся  быстрее, - молила она. - Ты мне очень нужен. А скоро ты
будешь еще одному живому существу.
     Я прижал ее к груди.
     - А  если я  не приду,  - сказал я, - передай моему сыну это. И скажи,
чтобы он  хранил эту  святыню, как  хранили ее  наши предки.  - И  я дал ей
знамя.
     Вокруг свистели  пули и  я выпустил  ее, хлопнув    Красную  Молнию  и
смотрел, как  они пронеслись  через двор  и исчезли  в  развалинах  старого
городка.
     Затем я  ринулся в бой. Из наших осталось всего десять человек. Джим и
еще девять  других. Мы  дрались, как могли, но мы были загнаны в угол. Весь
двор уже был полон солдатами.
     Они обрушились  на нас  - двадцать  человек  на  каждого,  и  хотя  мы
сражались, как львы, они одолели нас. Джим был убит, но меня только оглушил
удар по голове.
     Этой же  ночью меня  судили и  пытали, стараясь  вырвать из  меня моих
сообщников. Все  мои друзья были мертвы, но я даже сейчас не хотел выдавать
их. Я  отказался говорить.  С тех пор, как я прощался с Хуаной, я не сказал
ни единого слова. Рано утром следующего дня меня повели к палачу.
     Я хорошо  помню свое  ощущение, когда  нож коснулся  моего горла - мне
стало чуть-чуть щекотно, а затем... забвение.

     * * *
     Когда он  кончил рассказ,  на улице  был день.  Ночь  пролетела  очень
быстро.  В   ярких  лучах   солнечного  света  я  видел  лицо  рассказчика,
измученное, постаревшее,  как будто  он сам пережил эту горькую безнадежную
жизнь, которую только что рассказал.
     Я поднялся.
     - Это все? - спросил я.
     - Да, - ответил он. - В этом воплощении - все.
     - Но вы помните и другое? - насторожился я.
     Он только улыбнулся и закрыл за собой дверь.

     К о н е ц

     Эдгар Райс Берроуз

     Лунная Девушка

     /Открытия и приключения на внутренней поверхности Луны/

     Перевод с английского

     Свердловск 1975

     Вступление

     Мы встретились  в  Голубой  Каюте  трансокеанского  лайнера  "Хердинг"
вечером в  день Марса - десятого июня 1967 года. До отправления лайнера еще
оставалось время,  и я  несколько часов  бродил по  городу. Куда  бы  я  не
заглядывал, всюду  я видел  одну и  ту же  картину, которая  вряд ли когда-
нибудь снова  повторится -  мир сошел  с ума  от радости.  В Голубой  Каюте
оставалось свободным  только одно  место. Место  за столиком,  за которым в
одиночестве сидел,  он. Я  спросил  разрешения,  и  он,  привстав,  вежливо
попросил меня  присоединиться к  нему. Его  лицо при  этом осветилось такой
улыбкой, что я с первого взгляда почувствовал к нему симпатию.
     Я думал,  что День  Победы, который мы праздновали два месяца назад, с
точки зрения  неистовости национального  энтузиазма, затмевает  все; однако
сообщение, переданное вчера, потрясло умы и сердца людей.
     Более чем  полувековая война, пpодолжавшаяся практически без перерывов
с 1914  года, окончилась, наконец, полной победой англо-саксонской расы над
всеми остальными народами мира.
     И  практически   впервые   со   времени   возникновения   человечества
создавались условия  для прочного  мира. С  войною  было  покончено  раз  и
навсегда. Оружие  и амуниция  были сброшены  в  пять  океанов.  Грандиозные
воздушные  армады   были  частью   пущены  на   лом,  частью  превращены  в
транспортные самолеты, служащие миру и торговле.
     Праздновали все  нации -  и побежденные, и победители, - все устали от
войны. По крайней мере, они думали, что устали. Однако, устали ли они? Что,
кроме войны, они вообще знали? Только самые старые из них сохранили крупицы
воспоминаний  о   мирной  жизни,  остальные  знали  только  войну.  Мужчины
рождались, жили и умирали, окруженные внуками - и все это под аккомпанемент
войны, постоянно  звучавший в  их ушах.  Возможно, что  какую-то  маленькую
область деятельности  и не  задевали железные  подковы битв, однако, всегда
где-нибудь да  продолжалась война,  и если  сейчас  она  откатывалась,  как
соленый прибой, то только чтобы снова вернуться назад.
     И все  это до  тех пор,  пока война  не взметнулась  гигантской волной
человеческих страстей  в 1959  году и не завертела весь мир на целых восемь
лет в  кровавом водовороте,  а откатившись  назад, наконец,  оставила  миру
опустошенную и бесплодную землю.
     Прошло два  месяца, когда  казалось, что  мир остановился передохнуть,
перевести дыхание.  А что  дальше? У  нас был мир, но что нам делать с ним?
Те, кто направляли наши мысли и поступки, воспитывались только для одного -
для войны.  Реакцией на  все была  подавленность: наши  нервы, привыкшие  к
постоянному возбуждению,  восставали против  монотонности мира,  и  все  же
никто больше не хотел войны. Мы сами не знали, чего хотели.
     А затем  было сделано  заявление, которое, с моей точки зрения, спасло
мир  от  безумия;  оно  дало  пищу  для  размышлений  о  предмете,  намного
превосходящем прозаические  войны, и неменее возбуждающим и мысли и чувства
- была установлена постоянная связь с Марсом.
     Поколения войны  внесли свой  вклад в стимуляцию научных исследований,
призванных  помочь   нам  убивать  друг  друга  еще  быстрее,  еще  быстрее
доставлять своих  юношей к  неглубоким могилам  в чужих песках, секретней и
еще проворней  передавать наши  приказы об уничтожений своих соплеменников.
Однако, всегда,  поколение за  поколением, находились  те немногие, которые
посвещали себя  мыслям не  о разрушении,  а думали  о  грядущих  счастливых
годах. Те,  чей талант  и энергия были направлены на то, чтобы использовать
достижения науки для блага человечества, для возрождения цивилизации.
     Среди этих  людей образовалась тесная группа, над которой смеялись, но
которая упорно  продолжала цепляться  за  свою  идею  -  идею  установления
контакта с  Марсом. Вера, которая существовала уже многие годы и которой не
давали угаснуть,  ее передавали  от учителя  к ученику  со все возрастающим
воодушевлением. Люди  вокруг насмехались  над ними,  как и те, что смеялись
сотни лет  назад над  экспериментами с аппаратами, названными "летательными
аппаратами".
     И вот  в 1940 году пришла первая награда за долгие годы упорного труда
и надежд.  Это произошло благодаря усовершенствованию приборов служащих для
определения расстояния  и направления источника радиоволн. Примерно за семь
лет до этого появившиеся все более чувствительные аппараты зарегистрировали
серию сигналов  из трех  точек и  трех тире.  Они передавались через точные
интервалы в  24 часа  37 минут  и  продолжались  приблизительно  пятнадцать
минут. Новая  аппаратура убедительно   доказала,  что эти сигналы, если это
вообще были  сигналы, всегда  шли на  Землю из  той  части  Вселенной,  где
вращалась планета Марс.
     Только  пять   лет  спустя   удалось  создать  передающую  аппаратуру,
позволявшую послать  сигнал с  Земли на  Марс. Для  начала был  повторен их
сигнал -  три точки и три тире. И хотя еще не истек обычный срок со времени
подачи последнего сигнала, был немедленно получен ответ. Затем мы для пробы
послали сигнал из пяти точек и двух тире. Немедленно к нам пришел сигнал из
пяти точек  и двух  тире, и  мы поняли,  что  установили  связь  с  Красной
Планетой. Однако, потребовалось двадцать два года неимоверных усилий лучших
умов человечества,  чтобы создать  и улучшить систему информативного обмена
между двумя планетами.
     Сегодня, десятого  июня 1967  года, по  всей планете было опубликовано
первое послание  с Марса.  Оно было  из Гелиума Барсума и просто передавало
привет своей сестре-планете. Однако, это было только начало.
     Голубая комната  "Хардинга", я  полагаю, походила  не  любое  подобное
место в  цивилизованном мире.  Мужчины и  женщины  ели,  пили,  смеялись  и
разговаривали. Корабль  летел на  высоте тысачи футов. Его моторы, питаемые
со станций, расположенных в тысячах милях от корабля, бесшумно несли его по
ночному небу в рейсе Чикаго-Париж.
     Я, конечно,  уже много  раз летал  этим маршрутом, однако, сегодня был
особенный день,  связанный с  эпохальным событием,  которое  и  праздновали
пассажиры;   и   вот   я   засиделся   позже   обычного,   наблюдая   своих
соотечественников со  снисходительной, как  мне казалось, улыбкой на губах,
поскольку - я говорю это без лишнего самомнения - мне была дарована высокая
привилегия участвовать  в тех  событиях, которые  породили после  сотни лет
усилий этот  праздничный день.  Я еще  раз огляделся  и затем  посмотрел на
своего соседа.
     Он был  симпатичным малым,  худощавый и  бронзовый от  загара - ему не
нужны были летная форма, адмиральские звезды и якоря, нашивки о ранениях: с
одного взгляда  в нем  был виден  военный; каждый дюйм его роста говорил об
этом, а в нем было полных семьдесят два дюйма.
     Мы немного  поговорили, конечно,  и о  великой победе,  и о послании с
Марса, и  хотя он  часто улыбался,  я заметил  тень грусти  в его глазах, а
когда с  соседнего столика  до нас  донесся особенно громки взрыв смеха, он
покачал головой и заметил:
     - Однако пусть, пусть они радуются жизни, пока еще можно! Я завидую их
наивности.
     - Что вы хотите этим сказать? - спросил я.
     Он смутился, и, улыбнувшись, спросил:
     - Разве я говорил вслух?
     Я повторил  ему то  что  он  сказал:  он  с  минуту  смотрел  на  меня
пристально, прежде чем снова заговорить.
     - О,  бесполезно! -  воскликнул он  почти с  раздражением. -  Вы бы не
поняли и  конечно, не поверили бы. Я сам толком этого не понимаю. Однако, я
должен верить,  потому что  я видел,  видел это собственными глазами. Боже!
Если бы вы только видели то, что пришлось увидеть мне!
     - Расскажите, - попросил я его, но он с сомнением покачал головой.
     - Понимаете  ли вы,  что не  существует такого  понятия, как  Время? -
неожиданно спросил  он и  добавил.  -  Что  человек  выдумал  это  понятие,
потворствуя своему  ограниченному  уму,  точно  так  же  он  назвал  другое
явление, которое не мог ни объяснить, ни понять - Пространство!
     - Я  слышал эту теорию, - ответил я. - но я не верил и не верю в нее -
я просто не знаю.
     Мне показалось,  что это  его удивило. Я замолчал, так как детективные
истории  именно   таким  образом   рекомендуют  вытягивать  из  собеседника
необычайные и странные рассказы. Он глядел сквозь меня, и я представил, что
он погрузился в какие-то свои ужасные воспоминания. Возможно, я был неправ,
хотя  в   действительности  полностью  убедился  в  этом,  когда  он  снова
заговорил.
     -  Если  эта  девушка  не  будет  осторожна,  -  заметил  он,  -  стол
опрокинется, и она больно ударится. Она же стоит совсем на краешке.
     Я повернулся  и увидел  хорошо одетую  и сильно  растрепанную девушку,
которая под  общие одобрительные  крики компании  танцевала на  столе.  Мой
сосед встал.
     - Большое спасибо за компанию. Надеюсь еще раз встретиться с вами. Мне
надо подыскать себе место, где можно было бы отоспаться. Они не смогли дать
мне каюту.  И, кажется, я так и не выспался с тех пор, как они послали меня
назад.
     Он улыбнулся.
     - Вы избежали газовых снарядов и радиобомб я полагаю, - заметил я.
     - Да, согласился он, - выздоравливающий и избежавший оспы...
     - У  меня каюта  с двумя  койками, -  предложил я.  - Мой  секретарь в
последнюю минуту заболел. Я был бы рад предложить вам его место.
     Он поблагодарил  меня и  принял предложение,  переночевать одну ночь у
меня в каюте; наутро мы уже должны были быть в Париже.
     Когда мы проходили меж столиков, он остановился у столика той женщины,
на которую прежде обратил внимание. Их глаза встретились и ее лицо выразило
удивление и  недоверчивое недоумение.  Он дружелюбно улыбнулся и кивнул ей,
затем прошел дальше.
     - Вы что, знаете ее? - поинтересовался я.
     - Да, узнаю... через две сотни лет, - был его загадочный ответ.
     Мы отыскали нашу каюту, распили бутылочку виски, выкурили по сигарете,
поговорили и сблизились еще больше.
     Он первый вернулся к нашему разговору в Голубой Каюте.
     - Я  собираюсь рассказать  вам, -  начал он, - то, что я никому до сих
пор не  рассказывал. Однако, если вы захотите пересказывать эту историю, не
упоминайте моего имени. У меня еще несколько лет этой жизни впереди, и я бы
не хотел,  чтобы на  меня указывали  пальцем, как на лунатика. Прежде всего
разрешите заметить,  что я  не хочу  ничего объяснять;  естественно,  я  не
думаю, что  предвидение является  объяснением. Я  действительно  "жил"  той
жизнью, о которой я вам расскажу; и та девушка, которая танцевала на столе,
прожила ту  жизнь вместе со мной, но она этого не знает. Если вы хотите, то
можете не придерживаться теории, что не существует такого понятия как Время
- просто помните об этом. Вы не сможете понять этого, или, по крайней мере,
я не смогу объяснить этого вам. Итак, начнем...

     Глава I

     ПРИКЛЮЧЕНИЯ В КОСМОСЕ

     -  Я  хочу  рассказать  вам  мою  историю,  историю  двадцать  второго
столетия, Однако  будет лучше  для того, чтобы вы поняли ее, рассказать вам
сначала историю  моего пра-пра-пра-дедушки,  который родился в двухтысячном
году.
     Я, наверное,  взглянул  на  него  несколько  иронически,  так  как  он
улыбнулся и  покачал головой, как человек, затрудняющийся найти объяснение,
соответствующее умственным способностям аудитории.
     Мой пра-пра-пра-дедушка  был на  самом деле  пра-пра-пра-внуком  моего
прежнего воплощения,  которое началось в 1986 году. В возрасте двадцати лет
я женился  в 1916  году. Мой  сын Юлиан  родился в  1917 году. Я никогда не
видел его. Я был убит во Франции в 1918 году в день заключения перемирия.
     Я был  снова перевоплощен  в сыне моего сына в 1937 году. Мне тридцать
лет. Мой сын родился в 1970 году - это сын моего перевоплощения в 1937 году
- и его сын Юлиан Пятый, в котором я снова вернулся на Землю в 2000 году.
     Я вижу,  вы несколько  сконфужены, но однако попытайтесь понять, что я
вам уже говорил - не существует такого понятия, как Время. Сейчас 1967 год,
однако я отчетливо вспоминаю факты моей жизни в течение четырех воплощений;
последнее из  них, как  я помню,  началось в 2100 году. Или я действительно
пропустил три поколения в тот раз или благодаря капризам судьбы я просто не
помню промежуточных воплощений, не знаю ...
     Моя теория  всего этого состоит в том, что единственное мое отличие от
современников заключено в моей способности помнить события всех воплощений,
в то  время  как  они  вспоминают  только  некоторые  важные  эпизоды  того
воплощения, в  котором они  находятся. Однако возможно, что я и не прав. Но
это не  важно. Я  расскажу вам  историю Юлиана  Пятого, родившегося  в 2000
году, а  затем, если  у нас  еще останется  время и  вам это  интересно,  я
расскажу о  мучениях в  течении тех ужасных дней двадцать второго столетия,
которые последовали за рождением Юлиана Десятого в 2100 году.
     Я постараюсь  передать  вам  эту  историю  его  собственными  словами,
насколько мне  удастся ее припомнить. Однако, по некоторым причинам, где не
последней является  моя  лень,  я  опущу,  с  вашего  разрешения,  конечно,
чрезмерно длинные цитаты.
     Мое имя  Юлиан, Юлиан  Пятый. Я происхожу из известной семьи: мой пра-
прадед Юлиан Первый, майор в двадцать два года, был убит во Франции в самом
начале войны.  Мой пра-прадед,  Юлиан Второй,  был убит  в битве в Турции в
1938  году.   Мой  прадед,   Юлиан  Третий,   провоевал  без   перерыва   с
шестнадцатилетнего возраста  до самого  провозглашения мира  - ему  как раз
было тридцать  лет. Он  умер в  1992 году  и в  последние двадцать пять лет
своей жизни  носил  звание  адмирала  авиации;  после  окончания  войны  он
возглавил Интернациональный  мирный флот,  патрулировавший и осуществлявший
полицейские функции на всей Земле. Он так же, как и мой отец, вступивший на
этот пост после его смерти, погиб при исполнении служебных обязанностей.
     В  шестнадцать   лет  я  окончил  Школу  Пилотов  и  был  направлен  в
Интернациональный Мирный  флот. Итак,  я  был  пятым  представителем  нашей
семьи, который носил форму военного нашей страны. Это было в 2016 году, и я
помню, что  очень гордился  тем, что  ровно век  тому  назад  Юлиан  Первый
окончил Вест  Пойнт и  что в  течение этих  ста лет ни один из мужчин нашей
семьи не только не носил, но и не имел гражданской одежды.
     Конечно, войны  больше не  было, однако  стычки  случались.  Появились
воздушные  пираты,  с  которыми  надо  было  бороться;  иногда  приходилось
посылать на некоторые нецивилизованные племена России, Африки и Центральной
Азии карательные  экспедиции.  Однако,  жизнь  казалась  нам  монотонной  и
однообразной.  Особенно   же,  когда   мы  читали   о   своих   героических
предшественниках 1914-1967 годов, и все же из нас никто не желал войны. Нас
чересчур хорошо научили тому, что не надо думать о войне: Интернациональный
Мирный Флот  так же  эффективно разрушал  все приготовления к войне, что мы
все ясно  понимали -  новая война  никогда не  разразится. Во  всем мире не
осталось огнестрельного оружия, кроме как у нас, да было, правда, несколько
старинных образцов,  которые  мы  сохранили  как  фамильные  реликвии,  или
поместили  в   музеи,  да   еще  некоторое   количество  стаpинного  оружия
сохранилось у диких племен, однако, без боеприпасов. Мы запретили им какое-
либо их  производство. Не  осталось ни  одного газового  снаряда, ни  одной
радио-бомбы, ни одной установки для их запуска.
     Во всем  мире не осталось ни одного орудия. Я был глубоко убежден, что
если вооружить  тысячу человек  различными  орудиями  уничтожения,  которые
достигли своей  высшей эффективности  к концу  войны в  1967 году,  то  они
завоевали бы  весь мир.  Однако не  существовало этой  вооруженной группы -
никогда больше  не удастся  вооружить тысячу  человек в  каком-либо  уголке
Земли. Интернациональный Мирный Флот был создан и сооружен именно для того,
чтобы предотвратить подобное бедствие.
     Но, казалось,  самое предвидение  было  против  мира.  Если  удавалось
уничтожить  внутренние   источники,  то  всегда  оставались  непредвиденные
внешние, находившиеся  вне нашего  контроля. Один  из подобных источников и
погубил нас.  Его зерна были посеяны за тридцать три года до моего рождения
в тот  исторический день  10 июня  1967 года,  когда Земля  получила первое
послание с Марса. С этого дня обе планеты находились в постоянном контакте,
обмениваясь взаимно  информацией. В  некоторых областях  науки и  искусства
марсиане, или  как они  себя называли  - барсумцы, немного опередили нас: в
ряде наук  однако, мы достигли значительно больших успехов. Таким образом и
шел обмен знаниями к взаимной выгоде обоих миров.
     Мы познакомились  с их историей и обычаями, они познакомились с нашей,
хотя барсумцы и знали задолго до этого о нас больше, чем мы о них. С самого
начала "марсианская хроника" заняла значительное место в нашей прессе.
     Они больше  всего помогли нам, вероятно, в медицине и аэронавтике. Они
снабдили нас  чудесной целительной  "примочкой  Барсума",  а  что  касается
аэронавтики, то  мы узнали,  что такое  "восьмой луч":  у нас  на Земле  он
больше известен  под названием  "Барсумский луч".  Он заполняет специальные
подъемные баки современных самолетов. Сразу же вышли из употребления старые
конструкции, которые  могли подняться  в воздух, только набрав определенную
скорость.
     То, что  мы вообще  могли обмениваться  информацией  с  Марсом,  стало
возможно только  благодаря таинственной  транспортации на Марс 4 марта 1656
года бессмертного  верганца Джона  Картера. Об этом знает каждый ребенок 22
столетия. Если  бы марсианские  ученые, работавшие  над проблемой  связи  с
Землей, из-за  политических соображений  не  объединились  бы  в  секретную
организацию, обе  планеты смогли  бы обмениваться  информацией на пятьдесят
лет раньше.  Однако, только после того, как они обратились к Джону Картеру,
был разработан существующий сейчас межпланетный код.
     С самого  начала обе  планеты усиленно  работали над проблемой посылки
людей. Каждая  планета надеялась  первой послать своих космонавтов, однако,
ни одна  не утаивала  своих достижений  в этой  области, которые помогли бы
другой приблизить этот великий день. Это было дружеское соперничество, и ко
времени окончания  мною летной  школы, по  крайней мере,  тоеоретически все
было готово  к тому,  чтобы та или другая планета достигла этого. У нас был
Восьмой  луч,  моторы,  окислительная  аппаратура,  умение  герметизировать
межпланетный  корабль   -  все  было  готово  для  того,  чтобы  обеспечить
безопасный перелет  на Марс, если бы только Марс был необитаем. Но это было
не так, и мы опасались, что и другие планеты, и Солнце - тоже заселены.
     В 2015  году Марс  запустил на  Землю  корабль  с  экипажем  в  десять
человек, снабдив их провизией на десять лет. Они надеялись, что путешествие
займет немногим  меньше пяти  лет, поскольку  корабль развивал  скорость до
1000 миль  в час.  Однако, ко  времени окончания  мною школы,  корабль  уже
отошел от  курса  почти  на  миллион  миль,  и  все  считали,  что  попытка
безнадежно провалилась.  Экипаж поддерживал  постоянную связь  с  Землей  и
Марсом, все  еще надеясь  на успех, однако компетентные представители обоих
миров уже поставили крест на этом космическом путешествии.
     Ко времени  выпуска марсианского  корабля у  нас уже  был готов  свой,
однако, правительство  в Вашингтоне  запретило нам  рисковать, когда  стало
очевидно, что  марсиане -  космонавты обречены  - очень мудрое решение, так
как наш  корабль не  был совершеннее марсианского. Прошло почти десять лет,
прежде чем  удалось продвинуться  вперед  в  осуществлении  новой  и  более
успешной попытки  космического полета.  Мы обязаны  этим  моему  соученику,
капитан-лейтенанту Ортису,  одному из  самых талантливых  людей, которых  я
когда-либо встречал,  и в  то же  самое время  самому беспринципному  и, по
крайней мере, по отношению ко мне, самому отвратительному.
     Мы поступили  в Летную  Школу одновременно.  Он  из  Нью-Йорка,  я  из
Иллинойса, и  с первого дня мы испытывали друг к другу неприязнь, которая с
его стороны  значительно возросла,  благодаря тем неблагоприятным событиям,
развившимся за те четыре года, пока мы жили под одной крышей. Вначале он не
был популярен  ни среди учеников, ни среди инструкторов и офицеров школы, в
то время как я пользовался их любовью в тех видах сорта, где он считал себя
лучшим, к  сожалению, именно  я лишал  его высших  наград. На  занятиях  он
затмевал всех  нас -  даже инструкторы  поражались его  уму  -  и  все  же,
переходя с  курса на  курс, я  часто получал  на  экзаменах  более  высокие
оценки. Я  всегда думал  о нем,  как о кадетском офицере, и при окончании я
получил самое  высокое звание  среди курсантов, - звание, которое много лет
тому назад отменили, и сейчас ввели снова.
     С этого  времени я редко видел его. Его служба в основном протекала на
Земле, в то время как я был все время в воздухе, летая из одного конца мира
в другой.  Иногда до  меня доходили слухи о нем - в основном плохие. Он был
женат на  девушке и  бросил ее;  людская молва муссировала слух о растрате;
рассказывали, что  он вступил  в ряды  заговорщиков,  стремящихся  сбросить
правительство. Я  верил многому  из того,  что говорилось  об  Ортисе,  но,
конечно, не всему.
     И в  течение последующих  девяти лет после окончания школы, чем меньше
соприкасались нами  интересы, тем  более росла  пропасть между мной и им, и
все из-за  растущей разницы  в званиях. Он был всего капитан-лейтенантом, я
уже капитаном,  когда в  2024 году  он сообщил  об обнаружении  и получении
Восьмого Солнечного  луча. В  течение двух  последующих месяцев он открыл и
получил такие  же лучи  и с  Луны,  Меркурия,  Венеры  и  Юпитера.  Восьмой
Марсианский луч и идентичный ему Восьмой Земной луч уже открыли и научились
получать, хотя на земле ошибочно называли последний - Марсианским.
     Открытие Ортиса  было восторженно встречено обеими планетами и явилось
ключом к  путешествию с  Земли на  Барсум. Дело  в том,  что с помощью этих
лучей открывалась  возможность полностью  избавиться от притяжения Солнца и
других планет,  кроме Урана,  Сатурна и  Нептуна. А  это, в  свою очередь ,
позволяло  кораблю   беспрепятственно  лететь   прямо  на   Марс.  Эффектом
притяжения трех отдаленных планет считалось возможным пренебречь, поскольку
были они на очень большом расстоянии, как от Марса, так и от Земли.
     Ортис хотел  немедленно снарядить корабль и отправиться в путешествие,
но опять  вмешалось правительство и запретило это, как необоснованный риск.
Вместе этого  Ортису получили спроектировать маленький беспилотный корабль,
управляемый по  радио. Надеялись,  что до  половины расстояния до Марса, по
крайней мере, удастся осуществлять над ним контроль. Представьте же, как он
был раздосадован,  и я  также, когда  по окончанию  постройки мне  поручили
приемку корабля.  Однако, надо  заметить, что  Ортис сумел  подавить в себе
чувство неприязни,  и мы  с ним неплохо сработались. Хотя дело, которое нам
поручили, было  важным, наше  соперничество было  неприятно нам  обоим.  Со
своей стороны  я постарался  сделать все  от меня  зависящее; работая с ним
вместе, я не пытался руководить им и не подчеркивал своего старшинства.
     Потребовалось совсем  немного времени, чтобы создать экспериментальный
корабль, и  за этот  период я  имел  возможность  лишний  раз  убедиться  в
талантливости Ортиса.  Однако  его  мысли  и  сердце  оставались  для  меня
закрытой книгой.
     В конце  2024 года  корабль отравился  в свое  странное путешествие, и
почти немедленно  по моей  рекомендации началась  работа по конструированию
большого корабля,  который начал  сооружаться еще  в  2015  году.  Неудача,
постигшая марсианский  корабль, поколебала уверенность нашего правительства
в необходимости  новой попытки,  пока казавшиеся непреодолимыми препятствия
не смогут  быть разрешены. Ортис снова был моим помощником, и поскольку все
необходимое было  под руками, менее чем за восемь месяцев "Барсум" - как мы
окрестили корабль,  - был  построен и  тщательно снаряжен для межпланетного
путешествия. Различные  "восьмые" лучи,  которые должны  были помочь  нам в
преодолении притяжения  Солнца, Меркурия,  Венеры, Земли,  Марса и Юпитера,
были заключены в специальные баки, тщательно сконструированные и встроенные
в корпус  корабля. Кроме  того на  носу корабля  находился маленький  бак с
Восьмым Лунным  лучом, который  должен был обеспечить нам беспрепятственный
полет мимо Луны без боязни падения на ее бесплодную землю.
     Время от  времени еще  приходили сигналы  с марсианского  корабля. Они
были слышны в течение почти пяти лет со дня старта, однако их интенсивность
все  ослабевала.   Команде  удалось,   благодаря   теоретическим   усилиям,
справиться с  притяжением солнца,  используя для этого Юпитеp, и теперь они
находились в  космосе на  полпути между  этой планетой  и Марсом. В течение
последних  четырех   лет  этому  кораблю  могло  просто  не  везти,  однако
единственное, в  чем мы  были уверены,  это то,  что его команде никогда не
удастся вернуться на Барсум.
     Что касается нашего экспериментального кораблю, то он находился в пути
уже восемь  месяцев. И  насколько были  точны предсказания Ортиса, что даже
самые чувствительные  приборы не  могли заметить  отклонения от намеченного
курса. Именно  в  этот  момент  Ортис  начал  бомбардировать  правительство
просьбами разрешить  ему отправиться  в космос  на новом корабле, который к
этому времени  был уже  построен. Однако  власти тянули  с ответом до конца
2025 года.  Экспериментальный корабль,  к этому  времени уже находившийся в
полете больше  года, по-прежнему  не отклонился  от курса,  и власти все же
уверовали в  то, что  успех путешествия  обеспечен, и  что оно не связано с
бесполезным риском для космонавтов.
     Для полета  на "Барсуме"  требовался экипаж из пяти человек и, как это
было заведено  на протяжении  столетий, когда  дело касалось  особо опасных
предприятий,объявили набор  добровольцев. В результате этого более половины
персонала Интернационального  Мирного Флота  умоляли о разрешении попасть в
число членов экипажа.
     Правительство, в  конце концов,  отобрало пять человек. В результате я
снова невольно  явился причиной  огорчения и  досады Ортиса  - именно  меня
поставили главным  над Ортисом,  двумя лейтенантами  и  курсантом,  которые
составили экипаж.
     "Барсум" превышал  по размерам  корабль,  запущенный  марсианами.  Это
позволило запастись продуктами на пятнадцать лет. Корабль был оснащен более
мощными  моторами,   которые  позволили  развивать  среднюю    скорость  до
двенадцати тысяч  миль в  час. Кроме этого у нас имелись двигатели, недавно
изобретенные Ортисом.  Они, используя энергию света, могли обеспечить нам в
случае отказа других двигателей скорость в половину примерно меньше средней
крейсерской. Никто  из нас  не был  женат. Жена Ортиса, о которой я говорил
ранее,   недавно    умерла.   Правительство    взяло   опеку   над   нашими
капиталовложениями. На  прощание для  нас был дан чудесный бал в Белом Доме
24 декабря  2025 года,  а в Рождество наш корабль величественно поднялся со
стартовой площадки,  где он  был установлен,  под звуки  оркестров и криков
тысяч наших сограждан прямо в синеву неба.
     Я не  буду  утомлять  вас  сухим  инженерным  описанием  двигателей  и
оборудования. Достаточно  будет сказать, что было три типа двигателей: одни
служили для  полета сквозь  атмосферу, другие  - сквозь  эфир, последние же
составляли самую  главную часть.  Они состояли  из  мощных  мультивыхлопных
сепараторов, которые  в большом  количестве отделяли  настоящий  Барсумский
Восьмой луч  и выбрасывали  его с  огромной скоростью  в направлении Земли,
толкая корабль  к Марсу.  Эти сепараторы были таким образом спроектированы,
чтобы выделять и Земной Восьмой луч, который был необходим для возвращения.
     Последнее изобретение  Ортиса - вспомогательный двигатель, о котором я
уже упоминал, был установлен на корабле и легко трансформировал из мертвого
пространства лучи от любой планеты, в том числе и от солнца. Это давало нам
возможность передвигаться  в любом месте Вселенной путем простого выделения
и последующего испускания восьмых лучей, получаемых от ближайшего небесного
тела. Четвертый  тип генераторов  служил для  выделения кислорода из эфира,
другой  испускал   изолирующие  лучи,   которые  обеспечивали   постоянство
температуры и  внешнего давления.  Их  действие  было  аналогично  действию
атмосферы, окружающей  ЗемлЮ. Наука,  таким образом,  позволила нам создать
целый маленький  мир, который по нашему желанию летел в космосе - маленький
мир, населенный пятью обитателями.
     Если бы  не Ортис,  путешествие обещало  быть интересным. Что касается
Веста и  Джея, то  они были  удивительно приятными компаньонами, с которыми
можно было  вести дела.  Портон, шестнадцатилетний  курсант, обладал такими
хорошими манерами,  так охотно  и тщательно  выполнял свои обязанности, что
полюбился нам  буквально с  момента старта.  На борту  "Барсума"  было  три
каюты. Одну  занимал я,  другую Ортис  с Вестом,  в  третьей  жили  Джей  с
Нортоном. Джей  и Вестом  были лейтенантами.  Они вместе  учились в  Летной
Школе. Они,  конечно, желали  бы занять  отдельную каюту,  но только  в том
случае, если  бы это предложил сам Ортис или бы приказал я. Я колебался , а
что касается  Ортиса, то трудно было ожидать чего-либо от человека, который
никогда в  жизни не считался ни с чьими желаниями. Мы все вместе: и Вест, и
Джей, и  Нортон готовили пищу. Однако, что касается управления кораблем, то
здесь табель  о рангах  соблюдался строго.  Если бы  мы не чувствовали себя
равными, вряд ли вообще было возможно подобное предприятие - более чем пять
лет нам  предстояло жить  вместе -  впятером. У  нас были книги, письменные
принадлежности и  игры, и  кроме этого, конечно, мы поддерживали постоянную
радиосвязь с  Землей и  Марсом. Нам  сообщали  последние  новости  с  обоих
планет. Мы  слушали оперы  и концерты,  слушали музыку обоих миров, так что
нам хватало развлечений.
     В отношении  ко мне  Ортиса чувствовалась  сдержанность; однако,  надо
отдать ему  должное, внешне  все выглядело  прекрасно. Конечно  же,  мы  не
расшаркивались, да я и не мог бы, зная, что Ортис ненавидит меня, к тому же
презирая его  характер. Интеллектуально он был выше всяких похвал, именно в
этой области  мы встречались  без всяких  предубеждений. У  нас  состоялось
много плодотворных  дискуссий в первые дни нашего, как оказалось, короткого
путешествия.
     Примерно на второй день я заметил, что Ортис стал проявлять повышенный
интерес к  Нортону. Это было совсем не в характере Ортиса, заводить друзей,
однако, он  и  Нортон  подолгу  оставались  вместе  и,  казалось,  получали
огромное удовольствие  от  общества  друг  друга.  Ортис  был    прекрасным
рассказчиком. Он  прекрасно знал  свою специальность  и был изобретателем и
ученым высокого  класса. Нортон,  хотя еще  почти совсем  мальчик,  обладал
живым умом.  Он был  лучшим из  своих соучеников,  возглавляя список лучших
курсантов этого  года, и  я не  мог не заметить, что когда дело доходило до
науки, он  буквально впитывал каждое слово, которым снисходительно одаривал
его Ортис.
     Прошло примерно  шесть дней,  и вот Ортис подошел ко мне и сказал, что
так как  Джей и  Вест -  соученики и  товарищи, то они наверняка были бы не
прочь поселиться вместе. С другой стороны, он переговорил с Нортоном, и тот
согласен обменяться  и занять  место Веста  в каюте Ортиса. Я, конечно, был
рад такому  пожеланию, так  как  это  значило,  что  мои  соратники  теперь
поселяться вместе,  и все  устроится наилучшим  образом, и  хотя бы  с этой
стороны это  будет способствовать  успеху экспедиции.  Мне  было,  конечно,
немного не  по себе  от того, что такой чудесный мальчик, как Нортон, попал
под влияние Ортиса. Однако, я думал, что я, Вест и Джей явимся противовесом
тому влияния,  которое Ортис  оказал бы на любого человека за эти пять лет,
свободно обсуждая  с ним  различные проблемы,  в чем  он был  мастер. Таким
образом я  надеялся предотвратить  любую,  какой  бы  малой  она  ни  была,
опасность подобного общения.
     К этому  времени начало сказываться притяжение Луны. При той скорости,
с какой  мы путешествовали,  мы должны были выйти из ее притяжения примерно
на двенадцатый день, то есть шестого января 2026 года.
     Наш курс  пролегал в  двенадцати тысячах  миль от  Луны  и,  когда  мы
приблизились, нам  открылось самое впечатляющее зрелище, которое когда-либо
видел человек.  Невооруженному глазу  она  представлялась  ослепительной  и
чудесной, примерно  в десять  раз превышая  по размерам  то, что мы видим с
Земли.  Наши   мощные  телескопы   настолько  увеличивали   изображение  ее
фантастической поверхности,  что можно было, казалось, дотронуться рукой до
ее причудливых скал, изломанных гор.
     Все это  позволило нам  провеpить  ложность  или  правильность  теории
некоторых земных ученых, утверждавших что на Луне есть растительность. Наше
внимание привлекло  нечто, похожее на движение в некоторых долинах и горных
ущельях. Нортон  предположил, что  это живые  существа;  однако  при  более
пристальном рассмотрении  оказалось, что  это грибовидное растение, которое
росло с  такой скоростью,  что мы  могли наблюдать  весь  процесс  роста  и
умирания.
     За  тот   небольшой  промежуток   времени,  который   имелся  в  нашем
распоряжении, мы  установили, что  жизненный цикл этого растения составляет
один звездный  месяц, всего  за двадцать семь дней оно вырастает из споры в
большое дерево,  достигающее сотен  футов в  высоту.  Ветви  его  выглядели
угловато и  гротескно и  литья были широкие и толстые. И в тех деревьях, за
которыми  мы   наблюдали,  играли   все  семь  цветов  радуги.  Как  только
соответствующая часть  Луны попадала в тень, растение опадало, затем вяло и
очевидно, просто  превращалось в  тонкую пылевидную пудру, по крайней мере,
так нам  виделось все  это в  телескоп;  они,  казалось,  просто  исчезают.
Движение, которое мы заметили на поверхности Луны, было просто этим быстрым
ростом, так  как никакого ветра на Луне не было. И Джей и Ортис утверждали,
что они  заметили что-то, напоминающее насекомых и рептилий. Я сам этого не
видел,  однако   многие  листья  выглядели,  как  будто  их  ели.  Все  это
подтверждало теорию  что на  нашем сателлите  существует жизнь, отличная от
растительной.
     Но я  думаю, что  чудеса, ставшие реальностью, сокровища ящика Пандоры
открылись перед  нами, когда мы скользнули за лицевую сторону Луны, и перед
нами предстало  то, что  было соткрыто  от человеческих  глаз -  две  пятых
поверхности, часть, невидимая с Земли.
     Мы с  благоговением смотрели  на кратеры  и моря,  на  четыре  великие
горные гряды.  Мы наблюдали  на близком расстоянии вулканы Аполлеи, У.Вонд,
Тихо, но  все это  бледнело и  становилось несущественным перед открывшейся
нашему взору неизвестностью.
     Я не  скажу, что  это отличалось существенно от того, что мы видели на
той стороне  Луны -  от того это было скорее то очарование тайны, что точно
туманом окутывало  ее с  той поры,  как ее  красоты предстали  перед нашими
глазами. На  ее  поверхности  мы  обнаружили  неизвестные  горные  массивы,
холмистые равнины,  высокие  вулканы  и  величественные  кратеры  и  те  же
растения, которые мы уже видели.
     Мы уже два дня как пролетели Луну, когда начались первые неприятности.
У нас  было запасено  примерно по  сто двадцать  кварт спиртных напитков на
человека, то  есть в  расчете на  пять лет  на каждого  в день  приходились
безобидные две  унции. Каждый  вечер перед  обедом мы  пили  за  президента
коктейль, в  который добавляли  унцию  спиртного.  Этот  обычай  давал  нам
возможность  растянуть   наши  запасы   в  случае,  если  наше  путешествие
затянется, или потребуется отпраздновать какое-либо событие.
     На тринадцатый  день нашего  путешествия Ортис явился к обеду в кают -
компанию, будучи явно пьяным.
     Из истории  известно, что  во времена  "сухого закона"  пьянство стало
повсеместным и  достигло таких  размеров, что  превратилось в  национальное
бедствие. Однако, после отмены "сухого закона" примерно сто лет тому назад,
пьянство  значительно  уменьшилось.  Стало  просто  неприличным  появляться
пьяным  на   людях.  А   появление  в   нетрезвом  виде   на  работе  стало
рассматриваться как  предательство. Мне  оставалось только одно. Я приказал
Ортису немедленно отправиться в свою каюту.
     Однако он оказался более пьян, чем я предполагал. Он накинулся на меня
как тигр.
     - Ты  не думай! - кричал он. - Ты всю жизнь крал у меня все, все плоды
моих усилий  достались тебе  в результате  крючкотворства и  мошенничества.
Даже сейчас,  когда мы  уже почти на Марсе, хвалу поют тебе, а не мне, хотя
это создали  мои руки  и мой мозг. Но, черт возьми, мы не долетим до Марса.
Ты больше  не воспользуешься плодами моего труда. В этот раз ты зарвался, а
сейчас еще  осмеливаешься шпынять  меня -  меня, который сделал из тебя то,
что ты себя сейчас представляешь!
     Я сдержался,  поскольку видел, что в таком состоянии он не отвечает за
свои поступки и слова.
     - Идите  в свою  каюту, Ортис, - повторил я приказание. - Я поговорю с
вами утром.
     При этом  присутствовали все.  Казалось, они  были  все  парализованы,
увидев человека  в таком  состоянии и  такое открытое неповиновение. Первым
пришел в себя Нортон. Подбежав к Ортису, он положил руку на плечо.
     - Пойдемте, сэр - попросил он.
     К моему удивлению, Ортис дал увести себя в каюту без сопротивления.
     Во время  путешествия мы  продолжали придерживаться земного распорядка
дня и  ночи. Мы  отмечали их  смену по хронометру, так как вокруг нас царил
беспросветный мрак,  если не  считать небольшого  ореола в  том месте,  где
солнечные лучи  сталкиваются с лучами изолирующих генераторов. На следующее
утро перед завтраком я послал за Ортисом. Он вошел в мою каюту с вызывающим
и наглым  видом, и  его первые  слова говорили,  что если он и не продолжал
пить, то,  во всяком  случае, и  не испытывал  и  тени  раскаяния  за  свою
непростительную вчерашнюю выходку.
     - Ну! - спросил он. - Какого черта тебе надо?
     - Ортис,  я не  могу понять твоего отношения ко мне. Я никогда не имел
намерения оскорбить  тебя. Когда приказы правительства соединяли нас, я был
так же  раздосадован, как  и ты.  Сотрудничество с  тобой для  меня так  же
неприятно, как и для тебя. Я сделал то, что и ты - подчинился приказу. Я не
имел намерения  обворовывать тебя;  однако, не  об  этом  сейчас  речь.  Ты
виновен в  пьянстве и  неподчинении. Я  могу положить  этому конец,  просто
конфисковав твой запас ликера до конца полета. Что касается остального - то
достаточно будет  твоего извинения.  Я даю  тебе двадцать  четыре  часа  на
размышление. Если  ты не  хочешь воспользоваться моей милостью, Ортис, весь
путь до  Марса и обратно ты проделаешь в кандалах! От твоего решения сейчас
и от твоего последующего поведения зависит твоя дальнейшая судьба на Земле.
И я  даю тебе  слово, Ортис,  что данной  мне властью в этот полете, если я
сочту нужным,  я вычеркну  из судового  журнала всякое  упоминание о  твоем
поступке. Сейчас  отправляйся в  каюту. Тебя  будут кормить  в течение этих
двадцати четырех  часов. По их истечении я жду твоего решения. За это время
- никакого вина!
     Он угрожающе  посмотрел на  меня, повернулся  на  каблуках  и  покинул
каюту.
     В эту  ночь дежурил  Нортон. Мы  уже как  два дня миновали Луну. Вест,
Джей и  я спали  в своих  каютах, как  вдруг в  мою ворвался Нортон и начал
трясти меня за плечо.
     - Боже, капитан! - воскликнул он. - Скорее! Лейтенант Ортис уничтожает
двигатели!
     Я вскочил  на ноги  и, разбудив  по пути  Веста и  Джея, последовал за
Нортоном в  Моторное отделение.  Через глазок  в двери моторного отделения,
которую Ортис запер изнутри, мы видели, как Ортис рушит запасной двигатель,
который был  не только  нашим спасением  в случае  аварии, но  и  благодаря
которому мы  могли преодолеть  притяжение любой  планеты, в  сферу  влияния
которой могли попасть. Я вздохнул с облегчением, когда заметил, что батарея
основных моторов  работает нормально,  так как мы вообще-то не рассчитывали
на  вспомогательный  двигатель:  основные  двигатели  запасали  достаточное
количество  восьмых   лучей  от   любой  планеты,   притяжение  которой  мы
испытывали, для  того чтобы  обеспечить нам  безопасное путешествие.  В это
время к нам присоединились Вест и Джей. Я приказал Ортису открыть дверь. Он
сделал еще что-то с двигателем, а потом пошел прямо к двери и распахнул ее.
Его волосы  были всклокочены,  лицо опухло,  глаза сверкали  неестественным
блеском, однако,  он  как-будто  бы  переполнялся  пьяной  мыслью  радости,
причину которой я поначалу не понял.
     - Что вы тут делали, Ортис? - спросил я. - Вы находитесь под арестом и
должны быть в своей каюте.
     - Вы  увидите, что  я сделал,  - грубо ответил он, - и что сделано, то
сделано, и этого никогда не исправить. Я уж об этом позаботился.
     Я грубо схватил его за плечо.
     - Что  это значит?  Говори мне немедленно, что сделал, или, клянусь, я
задушу тебя  потому что  видел по  его выражению  и из  его  слов,  что  он
совершил нечто,  чего он  и сам ужасался. Он оказался трусом и спасовал под
моим нажимом.
     - Ты  не осмелишься  убить меня,  - закричал  он. -  Это все  не имеет
смысла -  через несколько часов мы все будем мертвы. Иди и посмотри на свой
чертов компас!

     Глава II

     ТАЙНЫ ЛУНЫ

     Нортон, чья  очередь была  дежурить, спешил уже в пилотскую каюту, где
были установлены  контрольные приборы  и различные  инструменты. Эта  каюта
находилась как  раз за моторным отсеком и представляла собой конусообразное
помещение, вершина  которого поднималась  над корпусом  корабля на двадцать
дюймов. Все  эти двадцать  дюймов настройки по периметру занимали маленькие
иллюминаторы из толстого прозрачного стекла.
     Прежде чем последовать за Нортоном, я обратился к Весту.
     - Мистер  Вест, -  сказал я,  - вы  и мистер  Джей немедленно  закуете
капитан-лейтенанта Ортиса  в кандалы.  Если он будет сопротивляться, убейте
его!
     Когда я поспешил за Нортоном, то услышал вдогонку поток брани, а затем
Ортис разразился  маниакальным смехом.  Добравшись до  рубки, я увидел, что
Нортон спокойно  работает за  пультом управления. В его движениях не было и
тени истерики, но его лицо было пепельно-серым.
     - Что  случилось, мистер  Нортон? -  спросил я.  Но одного  взгляда на
компас было  достаточно, чтобы я все понял, мы двигались под прямым углом к
своему первоначальному курсу.
     - Мы  падаем на  Луну, сэр,  - ответил  он.  -  Корабль  не  поддается
управлению.
     - Выключите  двигатели, -  приказал я,  -  они  только  ускоряют  наше
падение.
     - Есть, сэр! - ответил он.
     - Бак  с восьмым  лучом Луны  достаточно мощный, чтобы удержать нас от
падения на Луну, - сказал я. - Если только он не попорчен, то нет опасности
падения на лунную поверхность.
     - Если его только не испортили. сэр. Я как раз об этом и думаю, сэр.
     - Судя по индикатору он работает на полную мощность, - заметил я.
     - Я  знаю, сэр,  - ответил  он. -  Но если  бы он  работал  на  полную
мощность, мы не падали бы так быстро.
     Я сразу  же бросился  к индикатору и мгновенно увидел, что его стрелка
была  испорчена,  и  так,  чтобы  он  показывал  максимальное  значение.  Я
повернулся к Нортону.
     - Мистер  Нортон, пожалуйста,  идите немедленно  и осмотрите резервуар
для Восьмого Лунного луча. Результат доложите мне сразу же.
     Юноша откозырял  и отправился.  Для того,  чтобы добраться до бака ему
нужно было просунуться в узкое место над палубой. Примерно через пять минут
Нортон вернулся. Он был уже не так бледен, однако был очень измучен.
     - Ну? - спросил я и он вытянулся.
     - Внешний  засасывающий клапан был открыт, сэр, лучи уходили в космос.
Я закрыл его, сэр.
     Клапан, о  котором  он  говорил,  использовался  только  тогда,  когда
корабль стоял  в доке.  Он использовался  для дозаправки,  и из соображений
безопасности был  помещен в  труднодоступной части  корабля. Таким  образом
была исключена возможность случайного его открытия.
     Нортон посмотрел на приборы.
     - Мы уже не падаем так быстро, сэр.
     - Да,  - сказал я, - я уже это заметил. К тому же мне удалось привести
в  порядок  индикатор;  теперь  видно,  что  давление  составляет  половину
первоначального.
     - Да, но это не спасет нас от падения.
     - Спасло  бы, да  только не  здесь, где нет атмосферы. Если бы на Луне
была атмосфера,  нам бы  по крайней мере, удалось избежать посадки. Однако,
дела обстоят  таким образом,  что единственное,  на что  я надеюсь, так это
благополучное прилунение. Однако, в этом нет ничего хорошего. Вы понимаете,
конечно, мистер Нортон, что это практически конец.
     Он кивнул:
     - Это будет жестоким разочарованием для жителей обеих планет.
     - Печально  сообщать подобное.  Но это  необходимо сделать немедленно.
Пожалуйста, пошлите  Секретарю Мира  следующее: "США, Барсум, 6 января 2026
года примерно  в 12000  милях  от  поверхности  Луны.  Будучи  в  состоянии
алкогольного опьянения  капитан-лейтенант  Ортис  испортил  вспомогательный
двигатель. Кроме  того он  открыл наружный  клапан в  баке с Восьмым Лунным
лучом. Мы быстро падаем. Мы будем..."
     Нортон, сидевший за передатчиком, вскочил и повернулся ко мне:
     - Боже,  он сломал  и передатчик.  Теперь мы  не сможем  передавать  и
получать сообщения!
     При осмотре  мы убедились,  что Ортис  испортил передатчик так, что не
оставалось ни малейшей надежны починить его. Я повернулся к Нортону:
     - Мы не только мертвые, Нортон, но и похоронены.
     Я улыбнулся,  и он  мне ответил  улыбкой, в  которой не  было  и  тени
страха.
     - Мне  только жаль, сэр, - сказал он, - что мир не узнает, что причина
катастрофы не в двигателях и не в приборах.
     Я позвал  Веста и Джея. Ортис был уже закован в кандалы и препровожден
в каюту.  Когда они  явились,  я  ознакомил  их  с  положением  вещей.  Они
восприняли новость  так же  стойко, как  и Нортон.  Я и  не сомневался в их
реакции. Эти  двое были  лучшими, которых  воспитала Летняя  Школа - школа,
воспитывающая прекрасных летчиков для Интернационального Мирного Флота.
     Мы все  вместе еще  раз тщательнейшим  образом осмотрели весь корабль.
Никаких повреждений  мы больше  не обнаружили,  однако и  того,  что  было,
вполне хватало. У нас не было никаких шансов преодолеть притяжение Луны.
     - Джентльмены,  вы, конечно,  осознаете всю  серьезность положения,  -
начал я.  - Если  бы  нам  удалось  починить  вспомогательный  двигатель  и
наполнить бак  с Восьмым  Лунным лучом,  мы бы продолжили свое путешествие.
Однако,  капитан-лейтенант  Ортис  проявил  дьявольскую  изобретательность.
Поломки таковы,  что нет  никаких шансов  их устранить. Мы можем еще долгое
время летать  над Луной.  Но в конечном счете это ничего нам не даст. Таким
образом, я  предлагаю садиться.  Что касается  тех условий, которые ожидают
нас на  Луне, то  единственное, что  у нас  есть, это  набор противоречивых
теорий. Таким образом хотя бы жгучее любопытство должно заставить нас сесть
на эту  мертвую планету.  Здесь на  месте мы  сможем проверить пpавильность
этой гипотезы.  Существует возможность,  я думаю маловероятная, что условия
окажутся благоприятными  и облегчат наше положение. В конце концов, хуже уж
некуда. Жить  пятнадцать лет  в этом  корабле, как в тюрьме - немыслимо. Я,
конечно, говорю за себя, но мне было бы значительно легче умереть сразу же,
чем жить  вот так,  без надежды  на  спасение.  Если  бы  Ортис  не  сломал
передатчик, мы по крайней мере, сообщили бы на Землю, и этак через год была
бы снаряжена  спасательная  экспедиция.  Но  теперь  мы  не  можем  с  ними
связаться, и  они никогда  не узнают о нашей судьбе. Все так переменилось в
связи  с   происшедшими  событиями,   что  я   чувствую  себя  не  в  праве
предпринимать какие-либо  шаги без  консультации  с  вами,  джентльмены.  И
сейчас перед  нами стоит  вопрос: как выжить... Я не могу выполнить миссию,
для которой меня выбрали, я не могу вернуться на Землю! И я хотел бы, чтобы
вы, джентльмены, высказались свободно по плану, который я предлагаю.
     Вест, который  был старшим  из них,  выступил первым.  Он заявил,  что
согласен следовать  за мной  всюду. Джейн и Нортон, в свою очердь, выразили
готовность следовать  за мной.  Они также  заверили меня  в своей искренней
заинтересованности исследовать  Луну и что они не видят лучшего выхода, как
провести остаток жизни в исследовании неизвестного, в познании нового.
     - Хорошо. Мистер Нортон, сажайте тогда корабль на Луну.
     Лунное притяжение  ускорило наш  спуск. Мы  неслись в  пространстве  с
огромной скоростью.  Луна росла  на глазах.  Через пятнадцать часов я отдал
приказ о  торможении. Корабль почти застыл на высоте девяти тысяч футов над
вершинами лунных  гор. Никогда  я не видел более впечатляющего зрелища, чем
эти гоpы.  Их вершины  возносились на  пять миль  над  широкими  равнинами.
Отвесные утесы  в три-четыре  тысячи футов были обыденным явлением. Все это
переливалось  различными  цветами.  Фантастичность  пейзажа  подчеркивалась
необычайной  окраской   быстрорастущих  растений.   С  высоты   мы   видели
многочисленные кратеры;  некоторые были  огромными кавернами  в  три-четыре
мили  диаметром.  Медленно  спускаясь,  мы  пролетели  над  одной  из  этих
пропастей. Тщетно стремились проникнуть взором на всю ее глубину. Некоторым
из нас  почудилось какое-то  свечение на  дне. Однако с уверенностью ничего
сказать было  нельзя, Джей  высказал предположение, что источник свечения -
магма. Лично  я полагал,  что это не так, иначе мы заметили бы значительное
возрастание температуры, пролетая над горлом кратера.
     На этой высоте мы сделали интересное открытие. На Луне была атмосфера.
Высота слоя  была небольшой,  однако наш  барометр  зарегистрировал  ее  на
высоте примерно  в пятьсот  футов  над  самым  высоким  пиком,  который  мы
пролетали. Возможно,  что в  долинах и  глубоких ущельях,  где произрастала
растительность, ее плотность выше. Но я этого не знаю, поскольку мы никогда
не садились  на  Луне.  Неожиданно  мы  заметили,  что  наш  корабль  начал
спускаться по спирали, двигаясь параллельно кромке огромного вулканического
кратера, над  которым находились.  Я немедленно  отдал приказ  об изменении
курса. Если  бы мы  двигались по  прежнему, то  вскоре  бы  оказались  ниже
верхней кромки  кратера, и  поскольку мы не могли взлететь, то оказались бы
навсегда погребенными в его жерле.
     Мой план состоял в том, чтобы пролететь на равнину и совершить посадку
среди растений,  которые  мы  наблюдали  и  которые  росли  в  ошеломляющем
количестве и  с огромной  скоростью под  нами. Однако  когда Вест  (он в то
время дежурил)  попытался изменить  курс,  оказалось  что  наш  корабль  не
поддается управлению.  вместо этого он продолжал двигаться по спирали вдоль
жерла вулкана.  В это  время мы находились на высоте не более пятисот футов
над кратером  и постепенно,  хотя и  медленно, продолжали  снижаться.  Вест
посмотрел на нас, улыбнулся и покачал головой.
     - Бесполезно,  сэр, - сказал он, обращаясь ко мне. - Все кончено, сэр,
не будет  даже вскрика. Кажется мы попали, если можно так сказать, в лунный
водоворот. Легко заметить, что наши круги все время уменьшаются.
     - Однако  наша скорость  не увеличивается, - заметил я, - как было бы,
если бы мы приближались к стволу настоящего водоворота.
     - Я думаю, что смогу объяснить это, сэр, - сказал Нортон. - Просто это
происходит благодаря  Восьмому Лунному лучу, который еще остался в переднем
плавательном баке.  Его действие заключается в том, что он отталкивается от
Луны. В  нашем случае  он  реагирует  на  тепло  этого  огромного  кратера.
Поскольку каждый  участок  поверхности  отталкивает  нас,  мы  движемся  по
уменьшающимся окружностям,  так  как  чем  ближе  к  вулкану,  тем  сильнее
действие Восьмого  лунного луча.  Если моя  теория  верна,  то  наши  круги
перестанут уменьшаться, как только мы опустимся ниже кромки кратера.
     - Я думая, вы правы, Нортон, - согласился я с ним. - Во всяком случае,
это более  приемлемая гипотеза,  чем та,  что мы  втянуты в  водоворот. По-
моему, здесь едва ли хватит для этого атмосферы.
     По мере  нашего снижения  правильность догадки Нортона становилась все
очевиднее. Когда  мы оказались  ниже кромки  кратера, диаметр  кругов  стал
постоянным, хотя  немного возросла скорость. Однако через некоторое время и
она стала  постоянной. Теперь мы опускались со скоростью десять миль в час.
Барометр  регистрировал   возрастание  атмосферного  давления,  правда  еще
мизерного  по   сравнению  с   тем,  какое  поддерживало  жизнь  на  Земле.
Температура возрастала, но еще не опасно. От минус 24-30 градусов в момент,
когда мы  попали в  тень жерла  кратера, она  постепенно поднялась  до нуля
градусов  на   глубине  примерно  в  сто  двадцать  пять  миль  от  вершины
гигантского вулкана, поглотившего нас.
     Следующие десять  миль скорость  спуска  была  замедлена,  пока  мы  с
удивлением не  обнаружили,  что  не  только  перестали  падать,  но  вообще
поднимаемся. Мы  поднялись примерно на восемь миль и внезапно стали падать.
Мы снова  опустились, но  теперь на  шесть миль, снова изменили направление
движения и  поднялись примерно  мили на  четыре. Это  пилообразное движение
продолжалось до  тех пор,  пока наш корабль не застыл, по нашим оценкам, на
глубине ста  тридцати миль  от  вершины  вулкана.  Нас  окружала  полнейшая
темнота. Мы могли судить только по инструментам, что происходит с кораблем.
Внутри, конечно, все было иллюминировано и тепло.
     То под  собой, то  над собой, поскольку корабль переворачивался каждый
раз, когда  проходил точку, где наконец остановился, мы видели то свечение,
которое впервые заметил Нортон, когда мы находились еще над жерлом кратера.
Каждый из нас думал над этим явлением, и Нортон, наконец не выдержал.
     - Извините,  сэр, -  почтительно обратился он ко мне. - Не могли бы вы
сообщить  нам,   что  вы   об  этом   думаете.  Каковы  ваши  предположения
относительно того,  где мы  находимся, почему  мы свободно  висим сейчас  в
воздухе и почему корабль каждый раз переворачивался, когда подходил к этому
месту?
     - Единственное,  что я  по этому  поводу могу  сказать -  это довольно
сомнительная гипотеза,  что Луна - полая сфера с твердым покрытием, толщина
которого составляет  около 250 миль. Гравитация не дает нам подняться выше,
в то время как центробежная сила не дает нам спуститься ниже.
     Все согласно  кивнули. Они  были вынуждены  прийти к  этой же странной
идее, поскольку  больше ничто не объясняло ту необычную ситуацию, в которой
мы очутились.  Нортон пересек  комнату, чтобы  посмотреть на  барометр,  на
показания которого  он до  этого не обращал внимания, пока корабль совершал
свои прыжки глубоко в недрах Луны. Я увидел, как он удивленно поднял брови.
Он еще  раз посмотрел  на прибор, как если бы сомневался в том, что увидел.
Затем повернулся к нам:
     - Наверно, испорчен инструмент, сэр. Он показывает такое давление, как
и на поверхности Земли!
     Я тоже подошел к прибору. Он действительно показывал давление, которое
прочел Нортон. И вряд ли прибор был неисправен...
     - Можно  проверить, так  ли это,  - предложил  я. - Мы можем выключить
изолирующий генератор и на мгновение открыть воздушный вентиль.
     Конечно, это  была до  некоторой степени рискованная ситуация. Но Вест
стоял у генератора, Джей следил за вентилем, а Нортон стоял у насоса, я был
уверен в  максимуме безопасности,  даже если  бы снаружи  не было бы вообще
никакой атмосферы.  Единственная опасность  таилась в  том, что нас окружал
ядовитый газ,  находящийся под  таким давлением.  Однако в такой ситуации в
которой мы оказались, мы мало заботились о своей безопасности. Мы понимали,
что вне  зависимости от  того, что  с нами  произойдет, это  мало изменит в
исходе, который ожидает нашу экспедицию.
     Я могу вам сказать, что это был довольно напряженный момент, когда все
заняли свои  места и  ждали моей  команды. Если  мы действительно обнаружим
атмосферу в  недрах Луны,  то что еще нас ожидало? Если тут была атмосфера,
то наш корабль мог летать, а мы, по крайней мере, смогли бы выйти на палубу
и подышать  свежим воздухом.  Было условлено,  что  по  моей  команде  Вест
отключит генератор,  Джей откроет  вентиль, а  Нортон включит  насос.  Если
сквозь трубу  не пойдет свежий воздух, то Джей должен был подать сигнал, по
которому Нортон переключит насос, Вест включит генератор, а сам Джей должен
мгновенно перекрыть вентиль.
     Поскольку Джей  подвергался большей  опасности, чем  другие,  я  встал
около него  и наклонился,  как можно  ниже к  вентилю, как  и он.  Затем  я
скомандовал. Все  сработало превосходно  - мгновение  и в  "Барсум"  хлынул
холодный воздух.  Вест и  Нортон следили  за происходящим  по нашим лицам и
почти одновременно с нами поняли, что эксперимент удался; мы все расплылись
в улыбках,  хотя почему  мы так  обрадовались, я не могу сказать. Возможно,
дело было  в том,  что мы внезапно обнаружили условия, похожие на земные. И
хотя мы  больше никогда  не увидим свою планету, мы могли, по крайней мере,
дышать воздухом похожим на ее атмосферу.
     Я отдал  приказ включить  моторы, и  вот мы  уже двигались  по большой
спирали вглубь Луны. Мы передвигались очень медленно. Чем корабль опускался
глубже, тем  выше поднималась  температура,  а  барометр  показывал  слабое
возрастание атмосферного  давления. Свечение,  которое теперь окружало нас,
становилось все  интенсивнее по  мере спуска, пока, наконец, окружающий нас
воздух, в которой мы двигались, не засиял ярким светом.
     Все это  время Ортис  находился в  кандалах в  своей  каюте.  Я  отдал
приказ, чтобы  его  снабжали  водой  и  пищей,  но  ни  в  коем  случае  не
разговаривали с  ним.  Нортон  поселился  в  моей  каюте.  Ортис,  пьяница,
предатель и  потенциальный убийца,  чтобы там  ни было,  не вызывал  во мне
никакой симпатии.  Я намеревался  судить его и совсем не собирался провести
оставшиеся мне годы вместе с ним на корабле. Я понимал, что приговор любого
суда, будь  то назначенный  Генералом юстиции  флота  или  составленный  из
оставшихся членов  "Барсума", будет единственным, и приговор этот - смерть.
Однако, я  пока оставил  это дело,  так как  нам  пришлось  заняться  более
насущными делами,  и он  пока еще  существовал, хотя  и не  разделял с нами
наших надежд, ни страха, ни радости.
     Прошло примерно  двадцать шесть часов после того, как мы погрузились в
кратер вулкана  и вынырнули из него с другой стороны, и перед нами открылся
вид, который был настолько прекраснее и фантастичнее того, что мы видели на
поверхности Луны, насколько тот был необычен по сравнению с Землей.
     Мягкий рассеянный  свет при  нашем едва заметном движении открывал нам
горы, долины  и море.  И, наконец,  мы начали  различать  отдельные  детали
окружающего пейзажа. Горы были такими же неровными, как и на поверхности, и
выглядели   не   менее   высокими.   Однако   их   вершины   были   покрыты
растительностью.  По   крайней  мере,  это  касалось  тех  вершин,  которые
находились в  поле нашего зрения. И были леса - тоже очень странные леса, в
которых росли  странные деревья, такие неземные, будто всю эту таинственную
фантасмагорию породил чудовищный сон.
     Мы не  поднялись и  на пятьсот  футов над  расщелиной,  через  которую
проникли из внешнего мира, когда я обнаружил прекрасное место для посадки и
решил спускаться.  Это было  с готовностью исполнено, и мы совершили мягкую
посадку возле  большого леса,  вблизи небольшой  речки.  Затем  мы  открыли
передний люк  и вступили  на палубу  "Барсума" - первые люди Земли, которые
дышали воздухом  Луны. Согласно  земному календарю это случилось в 11 часов
утра 8 января 2025 года.
     Я думаю, что первое, что нас заинтересовало и привлекло наше внимание,
было то  странное и  к тому  же необъяснимое  для нас свечение, наполнявшее
внутренность  Луны.  Над  нами  висели  гряды  пушистых  облаков,  которые,
казалось, освещались  снизу, хотя  в просветах  и виднелся  люминесцирующий
небесный свод.  И ничто  не указывало  на излучающее тело, как наше Солнце,
дающее и  свет и тепло и огненную сферу. Сами облака не отбрасывали никакой
тени на  почву. Не  давали фактически  никакой тени  ни  деревья,  растущие
поблизости, ни наш корабль.
     Тени были легки и ясны, их очертания были смазаны и они растворялись в
ничто. Тени  от нас  на палубе  "Барсума" были  не ярче,  чем  на  Земле  в
пасмурный день.  Этот странный  лунный свет  очень интересовал  нас, однако
прошло время,  пока мы  поняли его происхождение. У него было два источника
различных по  природе. Основным  источником служил  радий, входивший  тут в
состав  песка,   а  также  содержавшийся  в  скалах,  которые  образовывали
высочайшие  горные   хребты.  Радий  был  распределен  таким  образом,  что
постоянно излучал  мягкий свет,  который наполнял внутренность Луны. Вторым
источником света  служило Солнце.  Солнечные  лучи  проникали  вглубь  Луны
сквозь  сотни,   тысячи  огромных   кратеров.  Именно  Солнце  несло  тепло
внутреннему  миру.  Благодаря  ему  там  держалась  постоянная  температура
примерно восемьдесят градусов по Фаренгейту.
     Центробежная сила  в сочетании  с гравитацией  Луны  свела  внутреннюю
лунную атмосферу  до тонкой  оболочки, по  нашим оценкам,  около 50  миль в
толщину.  Эта   атмосфера  быстро  редела  при  подъеме  на  высокие  пики.
Результатом же этого было то, что они были покрыты вечными снегами и льдом,
которые срывались  лавинами по  ущельям вниз  к морю.  Видимо,  именно  эти
условия спасли  атмосферу, которая  была  в  постоянном  контакте  с  почти
твердой сферой,  от перегрева  в течение  всего того  необозримого времени,
когда возникли подобные условия.
     Времена года  на Луне  -  это  слабое  подобие  земных,  всего  только
несколько  градусов   составляет  отличие   зимы  от   лета.  Там,  однако,
периодически проносятся бури, которые повторяются более или менее регулярно
один раз в течение звездного месяца. Они возникают, как мне представляется,
в результате  несимметричного распределения  кратеров на  поверхности.  Это
приводит к  неравномерности поглощения  тепла как  по  времени,  так  и  по
областям. Естественная  циркуляция  лунной  атмосферы,  на  которую  влияет
изменяющийся по  интенсивности и направлению поток солнечных лучей, а также
большой перепад температур от долин до снежных пиков часто приводит к бурям
той или иной силы.
     Сильные ветры  сопровождаются обильными  дождями на  низких высотах  и
слепящими снежными  бурями, бушующими на голых вершинах, расположенных выше
растительного пояса.  Дожди, которые  выпадают из низких облаков, приятны и
теплы.  Теже,   которые  извергаются   из  высоких   облаков  -  холодны  и
пронизывающи. Однако,  как бы ни была жестока буря, сколь бы она не длилась
- освещение остается практически неизменным. На Луне нет пасмурных и темных
дней. нет там и ночи!

     Глава 3

     ЖИВОТНЫЕ ИЛИ ЛЮДИ?

     Конечно, мы  пришли ко  всему этому  не сразу, однако я привел все это
здесь, как  пример, к  чему мы  пришли в  наших исследованиях  в результате
долгого изучения  Луны. В  нескольких  милях  от  корабля  высились  холмы,
которые причудливо  громоздясь, тянулись к заоблачным высотам и возносились
дальше, и  когда мы  смотрели на  них и на лес, что-то чудилось нам во всем
этом странным,  чему мы  поначалу не  могли  даже  найти  определения.  Как
оказалось  впоследствии,   странность   порождало   отсутствие   горизонта.
Дальность видения  полностью зависела от остроты зрения. Общий эффект - как
если бы  вы находились  на дне  гигантского шара, радиус которого настолько
велик, что не видно вершины.
     Все  вокруг  нас  было  покрыто  буйной  растительностью.  В  основном
преобладали бледные  тона -  фиолетовые, розовые,  желтые. Росла в изобилии
розовая трава, стебли большинства цветущих растений тоже были в большинстве
окрашены в  этот необычный цвет. Сами цветы имели необычайно сложную форму,
бледных и  деликатных тонов,  огромные размеры  и редкую  красоту. Тут были
кустарники, на  которых росли плоды, похожие на ягоды. На многих деревьях в
лесу росли  плоды значительных  размеров и разнообразной формы и расцветки.
Джей и  Нортон  рассуждали  о  съедобности  этих  плодов.  Однако  я  отдал
приказание никому не пробовать их, пока нам не представится возможность или
путем анализа или еще как выяснить, какие же плоды не ядовиты.
     "Барсум" имел  на борту  небольшую оборудованную  лабораторию, которая
предназначалась для исследования растительных и минеральных продуктов Марса
в соответствии  с земными  стандартами. Она  была также предназначена и для
других исследовательских  целей на  нашей планете-сестре.  Поскольку у  нас
были достаточные  запасы еды  на пятнадцать  лет, то  не было необходимости
есть  лунные  плоды.  Однако  я  был  кровно  заинтересован  в  немедленном
выяснении химического  состава воды,  поскольку производство  ее было очень
сложно, медленно  и дорогостояще. Поэтому я приказал Весту взять пробу воды
из реки и подвергнуть ее лабораторному анализу. Других отправил спать.
     Они, конечно,  все горели желанием пуститься немедленно в путешествие,
и я  не мог  осуждать их  за это,  но мы  уже не  спали более сорока восьми
часов,  и   я  счел  необходимым  восстановить  силы.  Было  не  ясно,  что
подстерегает нас  в этом  неизвестном  мире.  Здесь  была  вода,  воздух  и
растительность - три основы, необходимые для животной жизни, и я решил, что
будет только разумно предположить - внутри Луны существует животная жизнь.
     Если она  существует, то не исключена возможность появления необычайно
агрессивных видов.  Самозащита от  них могла  потребовать всех наших сил. И
поэтому я настоял на том, чтобы каждый получил полную порцию сна перед тем,
как отправиться в поход, лишившись защиты корабля.
     Мы уже  обнаружили представителей  низших видов: рептилий и насекомых,
или,  как  будет  лучше  назвать  последних,  летающих  рептилий,  как  это
выяснилось впоследствии.  Эти  создания  походили  на  лягушек  с  крыльями
летучей мыши.  Они проносились  над деревьями,  издавая жалобные  звуки. На
почве  около   корабля  мы   заметили  единственное  живое  существо,  хотя
беспрестанно колышущаяся  трава говорила  о  том,  что  жизнь  здесь  кипит
ключом. Это существо, которое мы все рассмотрели достаточно подробно, лучше
всего представить  себе, вообразив  пятифутовую змею с четырьмя лягушачьими
лапами и  плоской головой  с единственным  глазом  на  лбу.  Ноги  у  этого
создания были  очень коротки,  и поэтому  оно передвигалось,  извиваясь как
настоящая змея,  и при этом скребла землю всеми четырьмя лапами. Мы видели,
как оно подползло к реке и, нырнув, скрылось из виду.
     - Удивительно  жалкое создание,  -  проговорил  Джей,  -  и  чертовски
неземное.
     - Я  не склонен  так думать,  - не согласился я. - Во всяком случае, у
него нет ничего такого, чего бы мы не видели на Земле. Возможно, это просто
слегка измененная  земная копия,  и если  принять это, все остальное ничего
нового для  нас не представляет, даже то, что эти существа - амфибии. А эти
летающие лягушки, или как их там? Что в них особенного? У нас на Земле тоже
полно странных  созданий. Они,  конечно, не  точная копия этих, однако и на
Марсе тоже существуют свои особенные виды растительного и животного мира, и
они не  также уж  невозможны на  Земле. На Марсе кроме этого, есть разумные
существа, которые  практически ничем  не отличаются  от нас. Вы улавливаете
мою мысль?
     - Да, сэр, - ответил Джей. - Вы предполагаете, что существуют разумные
существа и здесь внутри Луны.
     - Да, я нисколько бы не удивился, если бы мы обнаружили здесь разумную
жизнь. А  я также  бы не  удивился,  если  бы  разумное  существо  было  бы
необычным по  виду. Единственное,  что бы  меня удивило, так это отсутствие
здесь нечто подобного человеческому роду на Земле.
     -  То   есть  некой   высшей  расы   с  хорошо  развитыми  умственными
способностями? - спросил Нортон.
     - Да,  и именно  потому мы  должны хорошенько  выспаться,  чтобы  быть
готовыми ко  всему. Мы ведь не знаем где обитают эти создания и какой прием
они нам  окажут. Итак,  мистер Нортон, вы берете контейнер и набираете воды
из реки.  Затем Джей  заступает на  вахту  и  проводит  анализ,  а  мы  все
отправляемся спать.
     Нортон спустился  вниз и  вернулся со  стеклянным  бачком,  в  котором
собирался принести  воду. Мы  все приготовили  оружие на случай опасности и
выстроились у  входа. До сих пор мы почти не ходили, если не считать нашего
выхода на  палубу при  прилунении. Еще  раньше я  заметил немного  странное
уменьшение  плавучести,  однако,  поскольку  мне  пришлось  заняться  более
насущными делами,  я не  придал этому  факту значения.  Как  только  Нортон
достиг основания  лестницы и  вступил на лунную поверхность, я приказал ему
поторопиться.
     Прямо перед  ним рос  низкий куст, а за ним, примерно в тридцати футах
протекала река.  Услышав мой  приказ, Нортон решил сократить путь и решился
перепрыгнуть  куст.   Ко  всеобщему   изумлению,  как  нашему,  так  и  его
собственному, он  взмыл в  воздух на  восемнадцать  футов,  пролетел  более
тридцати пяти и плюхнулся в реку.
     - Скорее!  - крикнул  я и,  надеясь, что  и остальные тоже поспешат на
выручку товарища, ринулся вниз по лестнице. Я был чересчур энергичен. Я так
и не  смог воспользоваться  лестницей: я  пролетел над  ней,  пронесся  над
поверхностью и  исчез в холодных волнах лунной речки. Как глубоко там было,
я не знаю, по крайней мере, я ушел с головой. Я попал в вязкий и достаточно
сильный поток;  вода двигалась  так, словно  это было густое масло. Когда я
вынырнул на  поверхность, то  увидел  Нортона,  который  энергично  плыл  к
берегу. Буквально  через минуту  недалеко от  меня вынырнул Джей. Я поискал
глазами Веста  и сразу  же нашел  его -  он  по-прежнему  стоял  на  палубе
"Барсума", где,  кстати ему  и положено  было находиться,  потому что  он в
данный момент нес вахту.
     Как только я понял, что мои товарищи в безопасности, я не мог сдержать
улыбки, а  Джей и  Нортон разразились  смехом. Мы еще продолжали смеяться и
тогда, когда уже вырвались из потока немного ниже места нашей стоянки.
     - Ну как, взяли пробу, Нортон? - спросил я.
     - Контейнер до сих пор у меня, сэр.
     И действительно он судорожно сжимал его все это время, так же как и мы
с Джеем  судорожно сжимали  рукоятки своих пистолетов. Нортон снял крышку и
погрузил бачок в воду. Затем он повернулся ко мне и улыбнулся.
     - Я  думаю, сэр,  мы обошли  мистера Веста.  Эта вода  выглядит вполне
прилично. Когда я рухнул в нее, то от удивления проглотил, по крайней мере,
целую кварту.
     - Я  сам ее  попробовал, -  сказал я.  - Что  касается нас троих, я не
думаю, что нас очень интересует анализ, произведенный мистером Вестом, если
он обнаружит  в ней отраву. Однако для его собственной безопасности, мы все
же дадим ему возможность провести исследование.
     - Странно  - заметил  Джей, -  что никто  из нас  не вспомнил  о таком
очевидном факте, как уменьшение силы тяжести на Луне. Мы обсуждали подобный
вопрос и как вести себя в той или иной ситуации,а на деле и не вспомнили об
этом.
     - Я радуюсь только тому, - заметил Джей, - что не пытался перепрыгнуть
реку. Наверное, я все еще летел бы, а приземлился бы где нибудь на вершине.
     У корабля  нас встретил  необычайно серьезный и обеспокоенный Вест, но
когда он  увидел нас смеющимися, то присоединился к нам. Когда мы поднялись
на палубу,  он сказал,  что никогда  в жизни не видел более удивительного и
забавного зрелища.
     После того, как мы спустились вниз и надежно задраили люк, трое из нас
отправились спать, а Вест с образцами лунной воды отправился в лабораторию.
Я очень  устал и  проспал целых  десять часов, наверное, поскольку, когда я
встал, Нортон уже наполовину отстоял свою вахту.
     Единственная запись,  появившаяся  в  судовом  журнале,  была  сделана
Вестом относительно  результата анализа  воды.  Вода  не  только  оказалась
совершенно безвредной,  но и  необыкновенно  чистой  с  удивительно  низким
содержанием солей.
     Примерно полтора  часа спустя  после того,  как я  встал, ко мне зашел
Вест и  сообщил, что  Ортис просит  разрешения поговорить  со мной.  Я  был
решительно настроен  предать его  суду и  привести  приговор  в  исполнение
немедленно. Однако,  все это  было тогда,  когда  наше  положение  казалось
безнадежным -  и все это по его вине. Сейчас же под ногами лежала обитаемая
земля, и  ее природные  условия почти  не  отличались  от  земных.  Будущее
представлялось уж  не в  таком мрачном свете. Все это привело к тому, что я
почувствовал колебание  относительно наказания Ортиса. Без сомнения, что он
заслужил смерть,  но когда  люди видят  смерть так  близко и  спасаются, по
крайней мере  временно, я  думаю, они  начинают смотреть  на жизнь,  как на
нечто сокровенное,  и менее  склонны отбирать  ее у  других. Так ли это или
нет, во  всяком случае, когда я послал за Ортисом, чтобы принять его по его
просьбе, то  встретил его уже будучи не тем непреклонным и бескомпромиссным
судьей, как  двадцать четыре  часа тому  назад. Когда его привели ко мне, я
спросил его, что он хочет сказать. Он уже полностью протрезвел и держался с
достоинством, хотя и с нотками вызова.
     - Я  не знаю,  что произошло  с тех пор, как меня заковали, так как вы
отдали приказ никому со мной не разговаривать и не отвечать на мои вопросы.
И все  же, я  конечно почувствовал,  что корабль  приземлился,  что  чистый
воздух наполнил  его. Я слышал, как открывают верхний люк на палубе. Исходя
из времени,  которое прошло  с моего  ареста, я  понимаю, что  единственная
планета,  на   которую  мы  могли  сесть  -  это  Луна.  Таким  образом,  я
догадываюсь, что  мы находимся  на поверхности Луны. У меня было достаточно
времени, чтобы  осмыслись свои поступки. То, что я был пьян, вряд ли служит
оправданием,  и   все  же  это  единственное  оправдание,  которое  я  могу
предложить. Я  прошу вас,  сэр,  принять  мои  искренние  раскаяния  за  те
непростительные действия,  которые я  совершил. Я  прошу вас  сохранить мне
жизнь, чтобы  я попытался  исправить свои  ошибки.  К  тому  же  здесь,  на
поверхности Луны,  нашей маленькой  общине может  очень не  хватать лишнего
человека. Я  отдаю себя  на ваш  суд, сэр, но умоляю разрешить мне еще одну
попытку исправления.
     Понимая, что  этот человек мне органически неприятен и искренне желая,
чтобы это  не сказалось на моем решении, я с большим вниманием выслушал его
и сказал,  что все  тщательно взвешу,  обсужу это с другими и последую тому
решению, которое  вынесут остальные. Я отправил его в каюту и созвал к себе
всех членов  экипажа. Я  довольно точно передал им разговор с Ортисом и его
просьбу о помиловании.
     - Теперь,  джентльмены, мне хотелось бы выслушать ваше мнение по этому
вопросу. Это в такой же мере касается вас, как и меня, и поэтому, насколько
я  смогу,   я  буду   придерживаться  решения   большинства.  Что  касается
окончательных действий,  то они  всецело на  моей совести.  Я не хочу этого
подчеркивать, однако,  вполне вероятно, что я буду поступать вопреки общему
мнению в некоторых случаях.
     Однако,  что   касается  данного   случая,  я   действительно  склонен
положиться на  ваше решение,  поскольку мы  с Ортисом не любим друг друга с
детства.
     Я знал,  что никто  из этих людей не жаловал особенно Ортиса, и все же
надеялся, что  суд будет милосердней. Поэтому я не удивился, когда они один
за другим заверили меня, что были бы только рады, если я предоставлю Ортису
еще одну попытку.
     Я снова послал за Ортисом и объявил ему, что если он обещает больше не
совершать нелояльный  поступок, то  я беру  с него  слово, и его дальнейшая
судьба полностью  находится в  его руках.  Затем с  него сняли кандалы, и я
приказал ему  приступить к  выполнению  своих  обязанностей.  Он  был  само
раскаяние, и заверил нас в том, что мы не пожалеем о своем решении...
     Господи! Если бы вместо освобождения я его пристрелил на месте!
     Мы достаточно  хорошо отдохнули  к тому  времени, и  я решил  провести
небольшое исследование  местности в  окрестностях корабля.  Каждый день я с
одним из  членов экипажа  уходил на  несколько часов.  Трое  оставались  на
корабле. Я  сначала не  забирался далеко, ограничиваясь пространством между
кратером и  рекой. Все  это каких-нибудь  пять миль  в диаметре.  По  обеим
сторонам реки  ниже того места, где стоял корабль, рос лес. Я несколько раз
заходил в него и однажды, нам как раз нужно было возвращаться на корабль, я
заметил отчетливый трехпалый след в пыли. Каждый день я при уходе указывал,
какое время я собираюсь отсутствовать. Согласно моему приказу, по истечении
этого срока  двое из оставшихся на борту должны были отправиться на поиски,
поэтому я  не смог  пойти по следу в этот день. У нас едва хватило времени,
чтобы произвести  предварительный осмотр  следа и  вернуться  во  время  на
корабль.
     На следующий  день со  мной пошел  Нортон, и  он вел  себя, как всегда
сдержанно,но и  его, как видно, взволновала находка. Сошлись мы на том, что
следы принадлежат  четырехногому животному, которое весит около 250 или 300
фунтов. Как  давно оно  прошло здесь мы не смогли определить, однако, следы
выглядели  достаточно   старыми.  Я  был  раздосадован,  что  мы  не  можем
немедленно отправиться  на поиски зверя, и решил, что непременно сделаю это
завтра. Мы  вернулись на  корабль  и  рассказали  о  нашем  открытии.  Было
высказано много  самых различных  предположений о  звере,  который  оставил
следы.
     После того,  как Ортис  был освобожден  из-под стражи, Нортон попросил
разрешения вернуться  в свою каюту. Я удовлетворит его просьбу, и с тех пор
они оба  проводили много  времени вместе.  Я не  мог понять,  почему Нортон
дружит с  этим человеком,  и это  заставило меня даже сомневаться в молодом
курсанте. Со  временем  мне  было  суждено  узнать  причину  этих  интимных
отношений, однако  в тот  момент они  меня очень  беспокоили и я неотступно
думал о  них. Дело  в том,  что мне  очень нравился  Нортон и  было  крайне
неприятно видеть его в компании такого человека, как Ортис.
     Уже все  побывали со  мной  в  путешествиях,  за  исключением  Ортиса.
Поскольку данное им слово полностью восстановило его в правах с остальными,
по крайней  мере формально,  я не мог оставлять его все время на борту и не
брать его  в его  очередь в  одно из тех путешествий, которые я совершал по
окрестностям.
     На следующий  день после  нашего открытия,  я соответственно пригласил
его следовать со мной; мы оба были вооружены пистолетами и ружьями. Я отдал
приказание Весту, который в мое отсутствие становился капитаном корабля, не
проявлять  излишнего   беспокойства,  поскольку  мы  собрались  задержаться
подольше обычного,  и не  посылать спасательной  партии  ранее,  чем  через
двадцать четыре часа. Дело в том, что мне хотелось проследить след, который
мы обнаружили; узнать, куда он ведет; и посмотреть на животное, которому он
принадлежит.
     Я направился  прямо к тому месту, где мы обнаружили след. Оно лежало в
четырех милях  от корабля  в густом  лесу. Летающие  лягушки планировали  с
ветки на  ветку над  нашими головами,  издавая жуткие  и  печальные  звуки.
Несколько раз,  как раньше, мы видели четырехногую змею, точно такую, какую
наблюдали в  первый день  нашего пребывания на Луне. Ни лягушки, ни змеи не
тревожили  нас,  казалось,  они  больше  всего  беспокоились,  чтобы  самим
избежать столкновения с нами.
     Как раз  перед тем,  как подойти  к нужному  месту, где  мне и  Ортису
почудилось, что  мы слышим  какие-то шаги, спереди нас словно бы проскакало
животное. Когда  мы вышли  на тропу,  сомнения наши  рассеялись.  На  тропу
медленно оседала  пыль. Буквально минуту-две перед нами кто-то проскакал по
тропе. Быстрый  осмотр подтвердил,  что мы имеет дело с трехпалым животным,
которое пробежало  куда-то направо от нас в направлении реки, протекавшей в
полумиле от нас.
     Я не мог не почувствовать азарта. Единственное, о чем я жалел, так это
о том, что со мной Ортис, а не любой другой член экипажа. Мне всегда было с
ним как-то  не по  себе. Я  охотился во многих районах Земли, где это дикое
развлечение еще  существует, однако  никогда раньше  я не  испытывал такого
азарта, как  здесь, где  я преследовал  незнакомого мне зверя по незнакомой
тропе в  незнакомом мире.  Куда выведет меня этот след? Что ожидает меня на
следующем шагу?  Что я  увижу? Я  не знал  всего этого,  но от  этого охота
становилась еще  притягательнее. Тот  факт, что  передо  мной  расстилалось
более девяти  миллионов квадpатных  миль этого мира, который мне предстояло
исследовать; то,  что до  меня здесь  не ступала  нога человека,  все это в
значительной мере сглаживало впечатление того факта, что мне уже не суждено
вернуться на Землю.
     След привел  нас на  берег реки.  которая в  этом месте  была широка и
неглубока. На  другом берегу  отчетливо виднелся след, и я понял, что здесь
брод. Без  колебания я  ступил в  реку. Налево  от меня,  насколько хватало
глаз, тянулась  водная гладь. Далеко вдали можно было различить устье реки,
а дальше простиралось лунное море.
     Местность на том берегу была холмистая, покрытая травой и, насколько я
мог видеть  там почти  не росло  деревьев. Когда я перевел взгляд с моря на
противоположный берег,  то увидел  нечто, что  заставило  меня  застыть  на
месте. Я поднял ружье и сделал знак Ортису, чтобы он вел себя поосторожней.
На небольшом холме стояло животное, отдаленно напоминающее лошадь.
     Стрелять было  чересчур  далеко,  где-то  более  пятидесяти  ярдов.  я
предпочел подойти  поближе, однако  это было  невозможно  -  мы  находились
посередине реки, как раз на виду, и животное внимательно наблюдало за нами.
Мне стоило  лишь приподнять ружье, как оно повернулось и исчезло за холмом,
на котором только что стояло.
     - Ты можешь описать его, Ортис? - спросил я своего напарника.
     - Чересчур  далеко, -  ответил он,  -  я  только  успел  навести  свой
бинокль, как  оно исчезло.  Однако могу поклясться, что видел нечто похожее
на сбрую  на нем.  Размером он не превосходит маленькое пони, однако голова
его совсем не похожа на лошадиную.
     - Мне показалось, что у него нет хвоста.
     - И я не заметил хвоста, - вставил Ортис, - и ни ушей, ни рогов. И вид
у этого  животного удивительно  странный... - Он помедлил. - Знаете, сэр, в
нем было что-то человеческое.
     - Мне  тоже почудилось  нечто  подобное,  Ортис.  Я  даже  сомневаюсь,
выстрелил бы  я, будь  мы поближе.  Именно в  этот момент,  когда я вскинул
ружье, меня поразила та же мысль. В нем было что-то человеческое.
     Разговаривая, мы  перешли брод,  который оказался  вполне преодолимым.
Вода нигде  не поднималась  выше пояса,  а что  касается течения, то мы его
практически не  ощущали. Наконец,  мы выбрались  на противоположный берег и
почти сразу  же слева увидели это создание. Теперь оно стояло на отдаленном
холме и  вне всякого  сомнения наблюдало  за нами.  Ортис и  я  приникли  к
биноклям и, наверное целую минуту не отрываясь смотрели на это существо. Мы
молчали, наконец опустили бинокли и посмотрели друг на друга.
     - Ну и что вы на это скажете, сэр? - спросил Ортис.
     Я покачал головой:
     - Я  не знаю,  что и  подумать, Ортис.  Я могу  только поклясться, что
смотрел  прямо   в  человеческое   лицо;  а   тело,  тем  не  менее  как  у
четвероногого.
     - Да, в этом не приходится сомневаться, сэр. Сейчас то мы видели сбрую
и одежду вполне отчетливо. Да, а вы заметили, сэр, что с левого бока у него
висит нечто, напоминающее оружие?
     - Да, я заметил что-то, хотя и не понял для чего это предназначается.
     Еще мгновение  мы стояли и молча смотрели на непонятное существо, пока
оно не  повернулось и  не ускакало  с холма.  Мы решили следовать по тропе,
которая вела  в южном  направлении,  разумно  полагая,  что  больше  шансов
встретиться с  животным-существом на тропе, чем в стороне от нее. Мы прошли
совсем немного,  и след  вторично привел  нас к реке. Это несколько удивило
меня, поскольку  перейдя речку  вброд, мы  двигались от реки. Однако пройдя
примерно полторы  мили, мы снова увидели брод, а вдали река впадала в море.
Мы поняли, что просто пересекли небольшой остров, лежащий в устье реки.
     Я колебался,  пересекать ли  реку вновь или вернуться назад и поискать
это странное  создание здесь  на острове.  Мне очень  хотелось поймать его,
однако я  оставил всякую  мысль о  том, чтобы пристрелить его. Только в том
случае, если  мне придется защищаться, Пока я стоял так, не решаясь сделать
выбора, наше  внимание привлек  шум на острове. Оглянувшись мы увидели пять
подобных созданий,  которые глазели  на нас с возвышения в четверти мили от
нас. Когда  они поняли,  что обнаружены,  то смело  поскакали  к  нам.  Они
проскакали совсем  немного и  остановились на  невысоком холме. Один из них
поднял голову  к небу и несколько раз пронзительно крикнул. Затем они снова
помчались к  нам и  уже не останавливались до тех пор, пока нас не отделяло
каких-нибудь пятьдесят футов. Тут они внезапно остановились.

     Глава 4

     ЗАХВАЧЕННЫЕ

     Наше первое  впечатление от  этих существ  не оставляло  сомнений, что
перед нами  были четвероногие  человекообразные. Лица у них были необычайно
широкие, гораздо  шире любого  человеческого лица,  однако их  профили были
загадочны,  как  профили  древних  северо-американских  индейцев.  Их  тела
покрывало одеяние  с короткими штанинами, которые доходили до колен. Каждую
штанину покрывал  замысловатый узор.  Грудь каждого  опоясывала подпруга. К
ней сзади  ремнем было присоединено нечто, напоминающее упряжь наших земных
лошадей. Там,  где ремни  от упряжки  пересекались, с  каждой  стороны  был
выделан овальный  узор. От  него тянулся  похожий на  след, ремешок прямо к
воротнику. Немного  ниже он  пересекал довольно  крупный овальный орнамент,
держащийся на  подпруге. На  маленьких ремнях, отходящих от этих орнаментов
на левую сторону, висели ножны, в которых лежало нечто, напоминающее нож. С
правой стороны  подобным же  образом был  прикреплен чехол,  в котором  они
носили копье.  Это очень  напоминало то,  как у  нас кавалерия  в древности
носила ружья.  Копье, длина  которого достигла  четырех футов,  было  очень
необычно. У  него был  слегка заостренный конец, у основания которого назад
отходил серпообразный  выступ.  С  противоположной  стороны  от  последнего
перпендикулярно его оси выступало острие.
     Некоторое время  мы стояли  вот так, рассматривая друг друга. Но по их
поведению я понял, что мы заинтересовали их не в меньшей мере, чем они нас.
Я заметил,  что они  все время  поглядывают за  реку  на  материк.  Я  тоже
повернулся и  посмотрел в том направлении. Далеко позади у небольшого леска
поднялось облако  пыли, которое быстро приближалось к нам. Я указал на него
Ортису:
     - Подкрепление! Вот кого звал приятель, когда кричал там. Я думаю, нам
лучше  прийти  к  какому-то  соглашению  с  этими  пяти,  пока  не  прибыли
остальные. Попытаемся завоевать их симпатии. Если же нам это не удастся, то
мы можем прорваться назад к кораблю.
     Соответственно я  шагнул по  направлению к  ним, улыбаясь  и  протянув
вперед руку.  Я не  мог придумать  ничего иного,  чтобы показать, что у нас
мирные намерения.  Одновременно  я  произнес  несколько  слов  по-английски
приятным успокаивающим  тоном. Я  понимал, что  моя  речь  для  них  полная
бессмыслица, однако надеялся, что они поймут о содержании по интонации.
     Сразу же,  как только  я сделал  шаг, одно  из существ  повернулось  к
другому  и  заговорило,  указывая  на  нас.  Это  явилось  для  нас  первым
подтверждением того,  что у  них существует  и  разговорный  язык,  который
конечно был  для меня  полной бессмыслицей.  Однако,  если  он  неправильно
истолковал мои действия, то я уж, во всяком случае, не мог понять того, что
сопровождало его  речь. Он  встал на  дыбы и  одновременно выхватил копье и
ужасного вида  то ли  меч, то  ли кинжал  с коротким  лезвием. Соплеменники
последовали его  примеру. В  одно мгновение  на меня  было нацелено  все их
оружие,  и   их  лица   не  выражали  ничего,  кроме  свирепости  и  злобы.
Предводитель произнес  какое-то слово,  которое  я  истолковал  как  приказ
остановиться, и я остановился.
     Я указал  на Ортиса,  потом на  себя, а  затем на тропу, по которой мы
пришли, а затем в направлении, где остался наш корабль. Я хотел сказать им,
что мы хотели бы уйти туда, откуда пришли. Затем я повернулся к Ортису:
     - Вытащи  свой револьвер  и следуй  за мной.  Если  он  попробует  нас
остановить, то  мы их  пристрелим. Мы должны выбраться прежде, чем прибудут
остальные.
     Когда мы  повернулись, чтобы  пойти по  тропе назад,  все  пятеро,  не
выпуская  оружия   из  передних   лап,  поскакали  до  места,  которое  нам
блокировало выход, и там остановились.
     - В  сторону! -  крикнул я  и выстрелил над их головами. Судя по тому,
как они  отреагировали, я  понял, что  они никогда не видели огнестрельного
оружия.  Они  на  минуту  застыли  от  удивления,  а  затем  повернулись  и
проскакали сто  ярдов. Там  они снова  развернулись к  нам.  Они  о  чем-то
говорили между  собой и  в то же время внимательно наблюдали за нами. Когда
до них  оставалось всего  несколько ярдов,  я снова погрозил им пистолетом.
Однако теперь  они не  сдвинулись с места. Видимо, они решили, что предмет,
который я  держу в руках и который производит столько шума, не представляет
опасности в смысле ранения. Мне не хотелось пристрелить кого-нибудь из них,
поэтому я  продолжал двигаться в их направлении, надеясь, что они пропустят
нас. Однако, они снова встали на дыбы и стали размахивать оружием.
     Насколько опасно  их оружие,  я,  конечно  не  мог  знать.  Однако,  я
полагал, что  при умении  обращаться с  ним, их  копье  представляет  собой
грозное оружие. Я находился всего в нескольких футах от них, и их поведение
стало открыто враждебным. Было понятно, что мирно они не пропустят нас.
     Как мне  теперь удалось  разглядеть, черты  лица у  них  были  грубые,
выражение лиц  свирепое и  злое. Их  лидер обратился ко мне, но я ничего не
понял, но когда он встал на дыбы с такой же легкостью, как я стою на своих,
и угрожающе  отвел руку  с  копьем,  я  понял,  что  нужно  действовать,  и
действовать немедленно.
     Я полагаю,  что он как раз собирался метнуть копье, когда я выстрелил.
Пуля попала ему меж глаз, и он рухнул как подкошенный на землю, не издав ни
звука. Остальные  немедленно развернулись  и поскакали.  На  этот  раз  они
показали, на  что способны  - они  развили такую  невероятную скорость, что
буквально за мгновение покрыли более сотни футов. И все это несмотря на то,
что они  были отягощены  оружием, которое  по прежнему  сжимали в  передних
лапах. Оглянувшись  назад, я  увидел, что облако пыли быстро приближается к
реке со  стороны материка.  Крикнув Ортису  следовать за мной, я побежал по
тропе в направлении к кораблю. Четыре лунных создания отступили на полмили,
но затем снова развернулись и остановились. Они по прежнему стояли у нас на
пути. Они  на минуту  остановились, видимо для того, чтобы посовещаться. Мы
быстро приближались  к ним.  Мы тоже  могли бегать  достаточно быстро.  Нас
сдерживала лишь одна шестая земного притяжения. Перепрыгнуть сорок футов не
составляло никакого  труда. Единственное,  что нас  беспокоило, так  это не
прыгать слишком  высоко, так как не покрывали при этом большого расстояния.
Когда  мы   приближались  к   своим  потенциальным   противникам,   которые
развернулись на вершине холма, сзади я услышал громкий всплеск. Оглянувшись
я увидел  подкрепление, которое  форсировало брод  и вскоре должно было нас
настигнуть. Казалось,  что  там  по  крайней  мере  сотня.  Наше  положение
выглядело безнадежным, если только нам не удастся пройти мимо этих четырех,
форсировать первый брод и укрыться под сенью леса.
     - Стреляем,  Ортис! Стреляй  наверняка, ты берешь двоих слева, я двоих
справа. Лучше  остановимся и  хорошенько прицелимся.  У нас  не  так  много
боеприпасов.
     Мы остановились  в двадцати  четырех ярдах  от них.  Это было довольно
далеко для  пистолетного выстрела,  однако они  стояли неподвижно на гребне
холма. Их  фигуры выделялись  на фоне  неба, а  размеры  были  таковы,  что
представляли  исключительно   легкую  мишень.   Наши  выстрелы   прозвучали
одновременно. Создание слева, в которое стрелял Ортис, высоко подпрыгнуло и
рухнуло  на   землю,  извиваясь   в  конвульсиях.   Другое  справа,  издало
пронзительный вопль  и мертвым рухнуло на землю. Мы с Ортисом прицелились в
оставшихся. На  этот раз  они не отступили, а сами двинулись нам навстречу.
Мы снова  остановились и  прицелились. На этот раз они были так близко, что
мы просто  не могли  промахнуться, и последние из наших лунных врагов упали
мертвыми.
     А затем  мы побежали.  Никто из нас не мог и предполагать, что человек
может развить  такую скорость.  Я пролетел  буквально  пятьдесят  футов  за
прыжок. И  все же  в сравнении  с догоняющими  нас существами  мы стояли на
месте. Они  буквально летели.  Мы поняли,  что те,  которых мы встретили до
этого, ни  в коем  случае не  стремились убежать  от нас.  Я не совру, если
скажу, что  некоторые из  них пролетали  более трехсот футов за прыжок. Они
буквально излучали  злобу и издавали ужасные крики. Я думаю, что это был их
боевой клич, призванный напугать нас.
     - Бесполезно,  Ортис, -  сказал я  своему напарнику.  Мы  с  таким  же
успехом можем  остановиться здесь  и принять  сражение.  До  брода  нам  не
добраться. Они значительно быстрее нас.
     Мы остановились  и повернулись к ним лицом. Когда они заметили это, то
обошли нас  и остановились  на расстоянии  примерно  ста  футов,  полностью
окружив нас.  Мы убили  пятерых из  их  сородичей,  и  я  понимал,  что  на
милосердие нам  надеяться нечего.  Нам угрожала раса злобных и воинственных
созданий, и  ничто, по  крайней мере  в их  внешности не  говорило о  более
благородных чувствах,  так ценимых  человечеством. Пристально вглядевшись в
одного из  них, я  не мог  себе представить,  чтобы  у  подобного  создания
нашлась бы капля человеческого милосердия. Я понял, что если мы и выберемся
из этого  злобного кольца, то только сражаясь.- Пошли, - приказал я Ортису,
- прямо к броду.
     Я повернулся  и пошел в этом направлении, одновременно открыв огонь из
пистолета. Ортис  шел рядом  со мной  и тоже  вел непрерывный огонь. Каждый
раз, когда  говорили наши  пистолеты, лунные люди падали на землю. И теперь
они окружали  нас движущимся  кольцом, как  дикие индейцы  восточных равнин
окружали поезда  наших далеких  предшественников в  Северной  Америке.  Они
швыряли в  нас копья:  однако звук выстрелов и сила нашего оружия настолько
их потрясли,  что они  никак не  могли толком прицелиться, и мы не получали
каких-либо ран.
     По мере нашего продвижения медленно к броду, мы сразили многих врагов.
Однако меня  потрясло, что как только один из них падал, его сосед бросался
на него  и располосовывал  ему горло  от уха  до уха. Некоторым из них было
только достаточно  упасть, чтобы  сородичи сразу  прикончили его.  Пуля  из
пистолета Ортиса  попала одному  из них  в заднюю  ногу, и  он опустился на
землю.  Конечно,   это  была  не  смертельная  рана,  однако  он  не  успел
опуститься, как к нему подскочил соплеменник и прикончил его. Таким образом
мы продвигались  к броду  и под  конец у  меня забрезжила  надежда, что  мы
достигнем его  и спасемся. Если наши противники испытывали хотя бы малейший
страх, я  был бы в этом уверен. Однако они пренебрегали опасностью, полагая
видимо, что  скорость поможет  им избежать наших пуль. Я могу вас заверить,
что это  была очень  трудная мишень.  Они все  время находились в движении,
передвигаясь большими  скачками. Мы  в них  попадали скорее  не потому, что
хорошо стреляли, а потому что их было так много.
     Мы уже практически достигли брода, когда кольцо неожиданно разорвалось
и они  образовали параллельно нам две шеренги. Их предводитель поднял копье
над головой,  держа его  у самого  основания. Копье  полетело  со  страшной
скоростью почти  параллельно  земле.  Я  не  понял  зачем  он  это  сделал.
Одновременно же я увидел, что трое или четверо из его свиты взмахнули точно
такими же  копьями. Что-то  во всем  этом было  ужасное  и  наполняло  меня
тревогой. Я  выстрелил в  главаря и  промахнулся. В  ответ на  мой  выстрел
человек примерно шесть из них бросило свои легкие копья. Буквально сразу же
я понял  в чем дело. Копья выстрелили в нас сначала остриями, а потом в нас
полетели серповидные  крючья и  все это с огромной скоростью. Они цеплялись
нам за  ноги, за  руки, тянули нас к земле, и каждый раз, когда мы пытались
приподняться, в  нас летели  все новые  и новые  снаряды. В конце концов мы
лежали искалеченные, почти без сознания, не в силах шевельнуться, на земле.
Мы были  всецело в  руках наших  врагов. Они  быстро  подскакали  к  нам  и
отобрали наше  оружие. Те, кто бросал в нас копья, подобрали их и затем все
собрались вокруг нас. Они смотрели на нас и о чем-то переговаривались между
собой.
     Наконец главарь  обратился ко  мне, ткнув меня острием копья. Я понял,
что он  приказывает мне  встать, и  попытался это сделать. Мне не удавалось
никак приподняться,  каждый раз  я падал  обратно на  землю. Тогда он отдал
приказание двум  из своих  людей, и  они подняли  меня и  положили на спину
третьему. Они  привязали  меня  в  удивительно  неудобной  позе,  используя
всевозможные ремни  из своей сбруи. Ортиса точно так же привязали к другому
и мы  медленно двинулись  в направлении, откуда они прискакали. По пути они
останавливались, чтобы  подобрать тела убитых, которых они тоже привязывали
себе на  спину. Существо  на котором ехал я, все время меняло бег. Особенно
мучительно было  для меня, когда оно переходило на рысь. Я был весь поранен
и побит,  и к  тому же лежал у него на спине вниз головой на животе. Однако
видимо из-за тяжелой ноши, ему трудно было идти рысью, и он редко переходил
на нее, за что я был ему весьма признателен.
     Когда мы форсировали брод, я чуть было не захлебнулся. Голова моя была
под водой,  и я  с трудом  выдержал, пока мы добрались до берега. Создание,
казалось, забыло о моем существовании; оно все время задевало мной за тела,
скачущие рядом, и я цеплялся за тела убитых, казалось, они вообще не знают,
что такое  усталость. Мы  покрывали многие мили без остановки. Конечно, мой
лунный вес, если перевести его на земной, составлял всего 30 фунтов, а наши
похитители выглядели  такими мускулистыми, как маленькие земные лошади. Как
мы потом узнали, они были способны переносить значительные грузы. Как долго
мы находились  в пути,  я не  могу сказать. Здесь все время царил день и не
было солнца,  или чего-нибудь  подобного, чтобы  можно было  засечь  время.
Результат  всецело   зависел  от   специфики  того   или  иного  организма.
Основываясь только  на этом, могу сказать, что мы скакали достаточно долго.
Я не  только страдал  физически, но  у меня  уже начал  мутиться  рассудок.
Единственное, что  я вынес  из этого  путешествия, так это то, что оно было
ужасным. Мы  пересекли две  реки после  того, как  выбрались на  материк, и
наконец прибыли  к месту  назначения. Это была небольшая лощина, окруженная
невысокими  холмами.   Здесь  нас  наконец  отвязали  и  бросили  на  землю
полумертвыми. Нас немедленно окружила толпа таких же, как и наши похитители
созданий.
     Когда мне,  наконец, удалось  приподняться и  сесть, я  увидел, что мы
находимся на  окраине то  ли лагеря,  то ли  деревни. Тут  стояло несколько
прямоугольных хижин  с высокими  крышами, которые  были покрыты, или скорее
обшиты круглыми листьями с деревьев, растущих вокруг.
     В первый  раз мы  увидели женщин  и детей.  Первые из  них походили на
мужчин, они были только постройнее и их было значительно больше. У них было
вымя с  четырьмя  или  шестью  сосками,  и  за  многими  из  них  следовало
многочисленное потомство.  У нескольких,  как я заметил в помете было шесть
детенышей. Малыши  бегали голыми,  однако женщины  были одеты так же, как и
мужчины. Их  одеяния просто  были меньше  украшены,  и  у  них  была  проще
амуниция. Судя  по тому,  как женщины и дети кинулись к нам, как только нас
доставили в  лагерь, я  понял, что  они готовы  разорвать нас  на части,  и
единственно кто  их сдерживал, так это наши похитители. Очевидно, был отдан
приказ, запрещающий  причинять нам вред, так как после первого всплеска они
успокоились и  принялись глазеть на нас, о чем-то переговариваясь, а иногда
щупали нашу  одежду и  касались нас.  Тела погибших  постигла совсем другая
участь. Как  только жители  натолкнулись на  место,  где  их  сложили,  они
кинулись на  них и  начали пожирать  трупы.  Все  новые  и  новые  существа
присоединялись к  этому жуткому  и мрачному пиршеству. Мы с Ортисом поняли,
для чего  они перерезали горло своим соплеменникам. Они давали вытечь крови
перед празднеством.
     Чем больше  мы узнавали  о них,  об условиях,  в которых они жили, тем
понятней становилось  нам их  поведение. Например,  примерно две трети всех
детенышей были мужского пола. Однако взрослые мужчины составляли всего одну
шестую от  общего числа  женщин. Они, вообще-то плотоядные, однако исключая
еще одно существо, на которое они охотятся в этом подлунном мире, который я
изучил, больше  нет ни  одного животного,  которое они  могли  бы  спокойно
употребить в  пищу. Летающие  лягушки и четырехногие змеи ядовиты, и они не
осмеливаются есть  их. Позднее  я узнал,  что давным-давно  на  этой  земле
бродили многочисленные  животные. Однако  они вымерли, и под конец осталось
всего два вида, которые и охотились друг на друга.
     О тех, других, мы ничего, конечно, не знали, когда попали в плен. Наши
же похитители  нападали на  селения  своих  сородичей  и  съедали  умерших.
Однако, поскольку  именно женщины  производили животную пищу, они никого из
них не  убивали и никогда не ели. Что же касается захваченных в плен женщин
из другого  племени, то  они приводили  их к  себе в селение, и каждый воин
увеличивал за  счет их  стадо. Поскольку  только мужчины являются воинами и
поскольку никто  не ест  женщин, у  этих существ необычайно высокая мораль.
Этому, к  тому же  способствует огромное  количество  женщин.  К  последним
относятся очень  хорошо, поскольку  положение мужчины  в общине  зависит от
размеров его стада.
     Что касается  моральных устоев женщин, то они покоятся на трех фактах:
рейды за  плотоядными другого  вида, населяющими этот подлунный мир; ссоры,
которые вспыхивают  между ними на почве ревности; а также смерть при родах,
особенно в  те неудачные  годы, когда их воины терпели поражения и не могли
обеспечить их мясом.
     Эти создания  потребляют фрукты,  овощи и  плоды, так  же как  и мясо,
однако они не могут жить одной растительной пищей. Поэтому их существование
зависит  от   мужества  и  жестокости  мужчин,  которые  проводят  жизнь  в
беспрерывных набегах  на соседние  племена и  в  защите  своих  собственных
селений от захватчиков.
     Пока мы  с Ортисом  наблюдали эту  оргию  каннибалов,  к  нам  подошел
главарь. Он  произнес какое-то  слово, как  я позднее  узнал, оно  означало
"пошли". Подгоняемые  копьями, мы  с трудом  встали на ноги. Повторив снова
слово, он повернулся и пошел обратно в деревню.
     - Я  думаю, Ортис,  что он  хочет, чтобы  мы  последовали  за  ним,  -
предположил я.
     Мы пошли  за ним.  Ему видно,  это и было нужно, поскольку он кивнул и
пошел дальше  в направлении очень большой хижины - наверное самой большой в
селении.
     Помещение, в  которое мы  попали не  имело окон.  Единственная  дверь,
через которую  мы вошли,  закрывал тяжелый  полог, который наш предводитель
откинул в  сторону, когда  входил. Несмотря  на отсутствие  окон и  то, что
полог был  снова опущен, в помещении было достаточно светло, хотя и не было
намека на  искусственное освещение.  Стены были увешаны оружием, черепами и
костями существ, очень похожих на наших похитителей. Несколько черепов были
значительно уже  и, по  крайней мере,  по внешнему  виду  очень  напоминали
человеческие. Однако,  обсуждая это  позднее, мы  пришли к  выводу, что это
были просто  женские или детские черепа. Их лица не были столь широки как у
взрослых особей.
     У противоположной  стены на постели из травы лежал огромный самец. Его
кожа была  такого интенсивно  фиолетового цвета,  что  почти  переходила  в
багровый. Лицо,  хотя и было все испещрено шрамами, угрюмое и необыкновенно
злобное, несло  на себе печать интеллекта, и, когда я взглянул в его глаза,
то сразу понял, что передо мной вождь. Я не ошибся. Это был вождь или глава
племени. Именно в его лапы мы и попали.
     Двое обменялись  несколькими фразами,  а затем вождь встал и подошел к
нам. Он  придирчиво осмотрел  нас. Особенно его заинтересовала наша одежда.
Он попытался  заговорить с нами, задавая нам вопросы, и когда понял, что ни
мы его  не можем  понять, ни он нас, он проникся к нам презрением. Он отдал
какое-то приказание  существу, которое  привело нас. Нас вывели и провели в
другую хижину.  Туда уже принесли тушу одного из существ, которого мы убили
в сражении.  Я, как  и Ортис  не мог  побороть  отвращения,  и  мы  жестами
объяснили, что  нам требуется  другая пища. В результате немного погодя нам
принесли плодов  и овощей, которые выглядели более съедобными. Как мы потом
выяснили плоды  были достаточно  питательны для того, чтобы поддержать наши
силы.
     Мне очень  хотелось пить.  Я жестами  изобразил как  я пью.  Видимо  я
преуспел в  этом, так  как они  повели нас к маленькой речушке, протекавшей
через селение, где мы и утолили жажду.
     Мы были  еще очень  слабы, и  все тело у нас буквально ныло; однако, к
нашей радости, выяснилось, что наши раны не опасны и кости все целы.

     Глава V

     БУРЯ

     Сразу же  по прибытию  в деревню у нас отобрали часы, карманные ножи и
вообще все,  что представляло для них диковинку. Вождь носил часы Ортиса на
передней лапе.  Мои он  одел на  другую, однако  поскольку он  не  умел  их
заводить и  вообще не  понимал для  чего они  предназначаются, они не могли
сослужить службу  ни нам,  ни ему. Результатом явилось то, что мы полностью
потеряли всякое  представление о  времени. Я  до сих  пор не  могу сказать,
сколько же мы пробыли в этой страшной деревне. Мы ели, когда проголодаемся,
и спали,  когда нам  хотелось. Всегда  было светло, как днем, и мы потеряли
счет отъезжающим и приезжающим; казалось, они все время охотятся. Мяса было
вдоволь. Мы  смирились со своей судьбой, во всяком случае нас не собирались
съесть. Единственное  чего мы не могли понять, так это, почему мы, несмотря
на то, что перебили так много их соплеменников, до сих пор еще живы.
     Почти сразу же по приезде в деревню, они попытались обучить нас своему
языку. Выделили  для этого  двух  женщин.  Нам  предоставили  почти  полную
свободу, конечно,  с ограничениями.  За этим  бдительно  следило  несколько
стражей, расположившихся на вершинах ближайших холмов. Мимо них мы не имели
права пройти,  да у  нас вобщем  то  и  не  возникало  такого  желания.  Мы
прекрасно понимали, что у нас нет никаких шансов добраться до корабля, даже
если выберемся из селения. Мы совершенно не представляли где он, собственно
говоря, находится.
     Единственная наша  надежда была  с  возможностью  выучить  их  язык  и
благодаря этому  получить нужные  сведения об  окружающей нас местности и о
местонахождении "Барсума".
     Как нам  показалось, мы  выучили язык очень быстро. Однако, я полагаю,
что на  самом деле  на это ушли месяцы. Даже прежде, чем мы выучили его, мы
уже могли  свободно разговаривать  со своими  похитителями. Когда  я говорю
"свободно", я,  конечно, немного преувеличиваю. Что касается их речи, то мы
понимали ее  хорошо; гораздо  труднее было  объясняться самим. И все же нам
это удавалось, хотя это и было не просто. Это был самый странный из языков,
которые я когда-либо встречал.
     Этот язык  был труден  для произношения,  а записать  его  практически
невозможно. Например,  вот слово  из их языка: ги-а-хо. Мы с Ортисом узнали
где-то около  двадцати семи значений этого слова, а в том, что существовали
еще какие-то, так я в этом и не сомневаюсь.
     Их язык  лучше всего  описать, сравнивая  его с  песней. Смысл каждого
слога зависел  от ноты,  на которой  он пелся. Они говорят, употребляя пять
нот. Их можно условно обозначить А.Б.С.Д. и Е. "Ги", которое поется на ноте
А, полностью  отличается по  смыслу от  "ги", которое  поется  на  ноте  В.
Однако, когда  "ги" поется на А, а за ним следует "е", которое поется на С,
это в  корне отличается от того значения, которое мы получим, пропев "е" на
А. Нам  повезло, что  слова содержали  не более  трех слогов, а большинство
вообще были  односложными или  двухсложными, иначе бы нам этот язык никогда
бы не выучить. Речь, однако, была очень мелодична, и Ортис говорил, что ему
стоит закрыть глаза, как тотчас представляется, что он в опере.
     Имя вождя  звучало как  Га-ва-го. Племя,  обитающее  в  этом  селении,
называлось Но-ванс, а сами эти существа назывались Ва-гас.
     Когда я  почувствовал, что  уже в  достаточной мере овладел языком, по
крайней мере,  для того,  чтобы объясниться,  я обратился с просьбой, чтобы
меня принял Га-ва-го. Вскоре меня привели к нему.
     - Ты выучил наш язык? - спросил он меня.
     Я кивнул в подтверждение.
     - Да, - сказал я. - Я пришел выяснить, почему нас держат как пленников
и  что  с  нами  намереваются  делать.  Мы  не  хотели  ссориться  с  вами.
Единственное, чего  бы мы  желали, это  расстаться друзьями и отправиться к
себе с миром.
     - Что вы за создания? - спросил вождь. - И откуда вы пришли?
     Я спросил  его, знает  ли он, что такое солнце и звезды. Знает ли он о
существовании  других   планет.  Он   ответил,  что   не  имеет   об   этом
представления, поскольку их вообще не существует.
     - Однако  они существуют,  Га-ва-го. Я и мои товарищи прилетели сюда с
далекой планеты. Отдай нам оружие и отпусти нас с миром.
     Он отрицательно покачал головой.
     - Откуда вы явились и едите ли вы друг друга?
     - Нет, - ответил я.
     - Почему?  - спросил он, и я увидел, как сузились его глаза в ожидании
ответа.
     Была ли  это телепатия  или я  пpосто  угадал,  что  на  уме  у  этого
создания, однако мой ответ был пpавилен:
     - Наше мясо ядовитое. Те, кто его едят, умиpают.
     Он пpистально  посмотpел на меня. Я никак не мог истолковать выpажение
его лица.  Может быть  он не  веpил моим словам, а может быть наобоpот, они
подтвеpдили его  пpедположение. Я не могу сказать. Однако наконец, он снова
обpатился ко мне с вопpосом:
     - В том миpе, откуда вы пpишли, много ли существ, подобных вам?
     - Миллионы и миллионы, - ответил я.
     - А чем они питаются?
     - Мы едим фpукты, овощи и мясо животных.
     - Я не встpечал здесь животных, похожих на наших. Но у нас их много, и
нам не пpидется есть пpедставителей своего вида.
     - Тогда у вас всегда есть мясо?
     - Да, столько, сколько нужно для пpопитания. Мы специально вывели этих
животных для мяса.
     - Где находится ваша стpана?
     Отведите меня туда, - потpебовал он.
     Я улыбнулся.
     - Я не могу этого сделать. Она в дpугом миpе.
     Он зло уставился на меня. Было очевидно, он даже не повеpил.
     - Ты что хочешь умеpеть? - спpосил он.
     Я ответил, что не имею ни малейшего желания.
     - Тогда  веди меня  в свою  стpану, -  заявил он,  - туда, где каждому
найдется кусок  мяса. Подумай  об этом,  пока я  не позову  тебя. Иди. И он
отпустил меня.  Затем он  послал за  Оpтисом. Что тот ему сказал я так и не
узнал. Наши  отношения с  Оpтисом даже  здесь в  плену оставались далеко не
дpужественными, и  я не  собиpался его pасспpашивать. Однако я заметил, что
Га-ва-го почему-то его выделял и часто после этого стал пpиглашать к себе в
хижину.
     Я все  вpемя ждал  момент, когда Га-ва-го пpизовет меня к себе и pешит
мою участь,  когда узнает,  что я  не смогу  пpовести его в стpану, где так
много  мяса.  Однако  в  это  вpемя  племя  начало  сниматься  со  стоянки,
поднакопились и  дpугие дела,  и вождь,  видимо, забыл  пpо меня;во  всяком
случае, он pешил не пpинимать каких-либо меp в отношении меня. Так как мне,
по кpайней  меpе, казалось  до тех поp, пока я не заподозpил, что он больше
пpосто не нуждается во мне, чтобы попасть в стpану "кисельных беpегов".

     Ва-гасы -  кочевое племя,  кочующее с  места  на  место.  К  этому  их
принуждают враги или их собственные победы, когда племена в страхе бегут от
них. В  любом случае  они вынуждены  были  отправляться  в  путь,  так  как
соседние  племена,   не  выдержав   жестокости  Но-вансов,  их  непрерывных
опустошительных набегов, ушли из этих мест.
     Процедура свертывания  лагеря оказалась  удивительно простой.  Все  их
немудреные пожитки:  запасная  одежда,  амуниция,  черепа  и  кости  жертв,
которые ими  очень ценились - все это привязывалось на спины женщинам. Мы с
Ортисом сели  на спины  воинам, которых специально для этого выделил Га-ва-
го, и все тронулись в путь, оставив позади хижины.
     Го-ва-го с  шестью воинами  гарцевал далеко впереди. Затем шел большой
отряд воинов,  за ним скакали женщины. В арьергарде снова шел отряд воинов.
Позади их,  где-то примерно  в миле от колонны, ехали три воина и двое-трое
гарцевали с  флангов. Таким  образом мы  продвигались вперед, защищенные от
всяких неожиданностей.  Скорость передвижения регулировал скакавший впереди
Га-ва-го.
     Из-за женщин  и детей мы передвигались значительно медленное, чем если
бы воины  шли одни.  В своих походах они редко переходили даже на рысь, а в
основном шли  быстрым галопом.  Мы ехали  по хорошо  утоптанной  тропе.  Мы
миновали несколько брошенных деревень,
      жители, напуганные Но-вансами, оставили их. В пути мы пересекли много
рек. Этот лунный мир хорошо орошался. Мы видели несколько озер, а однажды с
возвышения слева я увидел огромное водное пространство, напоминающее океан.
     Что касается  меня и  Ортиса, то мы всегда были сыты, поскольку в этой
местности плоды росли в изобилии. Однако Но-вансы не ели мяса уже несколько
дней и буквально сходили с ума от голода. Что же касается фруктов и овощей,
то они их видимо, совсем не употребляли.
     Мы продвигались  вперед  быстрым  галопом,  когда  на  нас  неожиданно
налетел ветер  холодный и  пронизывающий, он  прилетел откуда-то  с далеких
снежных вершин.  Этот порыв ветра почему-то очень взволновал Но-вансов. Мне
не нужно  было даже  знать их  языка, чтобы  понять, что они чем-то страшно
напуганы. Они  с  опаской  поглядывали  по  сторонам  и  заметно  увеличили
скорость. Казалось  они  хотят  настичь  Га-ва-го,  который  мчался  далеко
впереди. Немного  погодя налетел  дождь, и тут все смешалось. Каждый теперь
думал только о себе; они в панике стремились вперед поближе к своему вождю.
Эта сумасшедшая  скачка напоминала  паническое бегство  дикого  стада.  Они
сталкивались пихались,  спотыкались, падали  и их  топтала рвущаяся  вперед
озверевшая толпа.
     Старик Га-ва-го  вдруг остановился.  Те, кто  сказал с  ним, были тоже
напуганы, но  видимо не решались тронутся с места без его приказа. Я думаю,
однако они  чувствовали себя в некоторой безопасности рядом с ним. И все же
они  были   страшно  напуганы,  и  все  что  угодно  могло  обратить  их  в
беспорядочное бегство.  Га-ва-го подождал,  пока не подскакали отставшие и,
повернувшись, помчался  по направлению к горам. Племя скакало теперь плотно
сбившейся кучей,  что кончилось  бы весьма  плачевно, если  бы нас внезапно
атаковали или  нас  поджидала  бы  засада.  Однако  они  сознавали,  как  я
догадался, что  их враги  тоже напуганы  бурей и  вряд ли  атаковали бы их.
Такого практически вообще не могло случиться.
     Мы наконец  достигли подножья  горы, поросшего огромным деревьями, под
которыми хоть  как-то можно  было укрыться  от дождя  и ветра, обрушившихся
теперь на нас с яростью урагана.
     Когда мы  остановились, я  слез со  спины воина,  который меня  вез, и
подошел к женщине, учившей меня и Ортиса языку Ва-гасов.
     - Почему вы так напуганы? - спросил я ее.
     - Это Зо-ал, - ответила она. - Он сердится.
     - Кто такой Зо-ал? - спросил я.
     - Кто  такой Зо-ал? - повторила она мой вопрос. - Люди говорят, что ты
явился из  другого мира,  и я могу этому поверить, если ты спрашиваешь, кто
такой Зо-ал.
     - Ну и кто же он?
     - Это огромный зверь, - сообщила она мне шепотом. - Он везде. Он живет
в огромных  отверстиях в  земле, и  когда злится  выходит наружу и насылает
дождь и  бурю. Мы  знаем, что  там наверху,  - и она указала на небо, - нет
воды. Но  когда Зо-ал  гневается, он  заставляет воду литься оттуда, где ее
нет -  так он  могущественен. Он  насылает бурю,  и она  вырывает с корнями
деревья и ломает хижины и поднимает их высоко над землей. И он еще, о ужас!
может так грохотать, что великие воины в страхе падают на землю и закрывают
уши руками.  Мы прогневали  Зо-ала, и  он наказывает  нас. Я не осмеливаюсь
молить его о том, чтобы он не грохотал.
     И именно  в этот момент раздался такой оглушительный грохот, подобного
по силе  которому я  никогда не  слышал. Мне показалось, что у меня лопнули
барабанные перепонки. Одновременно на вершине возник огромный огненный шар,
который понесся вниз, казалось, прямо на нас.
     Женщина тряслась  от страха,  закрыв уши  руками. Увидев огненный шар,
она испустила пронзительный вопль.
     - Пожирающий огонь! Значит Зо-ал вне себя от ярости!
     Все тряслось  вокруг, хотя  шар прошел  далеко от  нас, на меня все же
пахнуло  жаром.  Он  катился  вниз,  оставляя  после  себя  обуглившиеся  и
дымящиеся растения.  Вспыхивающий огонь  почти мгновенно  гасился проливным
дождем. Шар  прокатился, наверное, с десяток миль вниз к морю через холмы и
долины и  вдруг неожиданно  взорвался. Грохот  от этого взрыва был во много
раз сильнее первого. Не всякое землетрясение было бы способно так сотрясать
землю, как раскаты этого лунного грома.
     Итак, я впервые стал свидетелем лунной грозы. Теперь то я не удивился,
что жители населяющие этот странный мир, так боятся ее. Они приписывают эти
грозы, как и все свои несчастья, Зо-алу, огромному зверю, который обитает в
глубинах лунных  кратеров, которые  пронизав  лунную  поверхность,  выходят
наружу  здесь,   в  этом  "внутреннем"  мире.  Мы  прятались  под  большими
деревьями, и  меня заинтересовало, почему они не боятся, что буря разметает
лес и обрушится на нас, и я спросил об этом женщину.
     - Конечно,  - ответила она, - такое часто случается, однако, еще хуже,
если  буря  застигнет  тебя  на  открытом  месте.  Порывы  ветра  поднимают
несчастного ввысь  и затем  бросают на  землю со страшной высоты. А деревья
начинают клониться,  прежде чем  их вырвет  ветром, и  если быть  начеку  и
проявить ловкость,  то можно  спастись. Если же кого-то застигнет ветер, то
ему спасения нет.
     - Мне  кажется, что  Га-ва-го поступил  бы правильнее,  поведя людей в
одну из  таких вот защищенных долин, - сказал я и показал на ущелье в горах
справа от нас.
     - Нет,  - возразила  она. - Га-ва-го мудр. Это самое безопасное место.
Здесь мы  защищены не  только от  порывов ветра  и,  может  быть,  даже  от
пожирающего огня,  здесь нас  не затопит водой, а вот ущелье скоро зальется
полностью.
     Она была  права. Сверху  с гор потоками лилась вода и, несмотря на то,
что  глубина   ущелья  достигала  двадцати-тридцати  футов,  оно  уже  было
практически до  верху залито. Если бы кто-то попытался найти здесь убежище,
его бы  давно смыло и унесло в огромный океан, который простирался вдали. Я
понял, что  Га-ва-го руководствовался  не слепым  ужасом, хотя, как я узнал
впоследствии, он  тоже подвластен  этому  чувству.  Даже  в  сердцах  таких
бесстрашных и жестоких созданий, как эти люди, грозы вселяли ужас.
     Буря длилась,  наверное, достаточно  долго. Сколько  в точности,  я не
могу сказать,  однако за  это время  я успел  несколько раз проголодаться и
примерно раз  шесть  поел.  Я  рвал  фрукты  с  деревьев,  под  которым  мы
прятались, за  это время  я даже ухитрился два раза поспать. Мы промокли до
костей и  к тому  же продрогли,  поскольку дождь,  видимо, падал  с большой
высоты. В  течение бури  Ва-гасы не  осмеливались отойти  от деревьев ни на
шаг. Они  стояли, повернувшись  спиной к буре, низко опустив головы, словно
стадо животных.  За время  бури мы  слышали раз  двенадцать раскаты лунного
грома, сотрясавшие  землю. Раз  шесть мы видели пожирающий огонь. Почти все
деревья вокруг  нас были  повалены, трава  спутана и  прибита к  земле. Мне
впоследствии рассказали,  что грозы подобной силы редки, хотя порывы ветра,
дождь и  сопровождавшие их электрические разряды могут обрушиться на луну в
любое время  года. Я  употребил выражение  "время года",  хотя на  Луне,  в
отличие от земли, вряд ли можно найти какие-либо сезонные отличия. Из того,
что мне  удалось наблюдать  и узнать  из  расспросов  Ва-гасов  можно  было
заключить, что  лунная растительность не плодоносит в зависимости от каких-
либо сезонных  ограничений. Единственное,  что на  них, видимо  влияет, это
частота и температура дождя. Периоды засухи и холодных дождей затормаживают
рост и отодвигают начало цветения, в то время как теплые дожди способствуют
быстрому росту.  В результате  одно и  то же  растение  можно  одновременно
наблюдать в  разных стадиях  роста. В  одном  и  том  же  месте  вы  можете
одновременно наблюдать,  как оно  цветет, как  плодоносит, а рядом - на нем
уже стручки  с семенами.  Таким образом  на Луне невозможно измерять время,
наблюдая за  растениями. Период беременности у Ва-гасов так же варьируется,
завися с  одной стороны от физического состояния женщины, а с другой, как я
полагаю -  от климатических  условий. Когда  в племени  пищи в  изобилии  и
женщины спокойны,  они вынашивают  детей за удивительно короткий срок. Если
же царит  голод, холод и утомительные переходы, которые вынуждено совершать
племя после поражени
     я, то  это приводит к противоположному результату. Как мне показалось,
их женщины очень недолго ухаживают за детьми. А дети растут очень быстро и,
как только  у них  появляются коренные  зубы и  они начинают  есть мясо, их
отнимают от  груди. Это  просто маленькие чертенята, и их бьющая через край
энергия находит  выход в дьявольской жестокости. Поскольку они очень слабы,
чтобы издеваться  над взрослыми, они мучают друг друга. В результате слабые
часто погибают, стоит их только отнять от груди и лишить защиты их свирепых
матерей. Понятно, что они попытались сыграть несколько дьявольских шуток со
мной и  Ортисом, однако,  после того,  как мы  их хорошенько  отделали, они
оставили нас в покое.
     Во время  грозы они жались, мокрые и продрогшие, к взрослым. Возможно,
это и  не хорошо,  но я  молился, чтобы все они погибли, настолько они были
противны, настолько бессмысленно жестоки. Когда они вырастут, их жестокость
станет менее бессмысленной, хотя и не уменьшится от этого. Их энергия будет
направлена на две основные цели их жизни: добывание мяса и женщин.
     Вскоре после  того, как  дождь прекратился,  ветер  начал  спадать  и,
поскольку я  очень замерз,  мне было  очень неудобно и меня буквально свело
судорогой, я вышел из-под деревьев, чтобы немножко согреться и размяться. Я
быстро ходил  взад и  вперед. Повсюду  виднелись  следы  пронесшейся  бури.
Случайно я  посмотрел и  наверху увидел  нечто, что  показалось мне сначала
огромной птицей,  парящей на  высоте  нескольких  сотен  футов  над  лесом,
который послужил  нам убежищем.  Она, казалось, из последних сил взмахивала
крыльями, пытаясь, как мне показалось, полететь назад в сторону гор. Однако
ветер все  время сносил  ее по  направлению к  низинам и  морю. Наконец она
оказалась прямо  у меня  над головой.  Я не  мог скрыть  удивления. Если не
считать крыльев и нечто, напоминающее горб, на спине, эта птица удивительно
походила на человека.
     Несколько  Ва-гасов,   увидев,  что  я  за  чем-то  наблюдаю  в  небе,
заинтересовались и  присоединились ко  мне.  Когда  они  увидели  создание,
которое бессильно  порхало в  вышине, они разразились криками, и вскоре уже
все племя  выбравшись из-под  укрытий, столпилось  на равнине,  наблюдая за
существом.
     Ветер быстро  слабел, однако  он был  еще  достаточно  сильным,  чтобы
относить создание  на нас.  Насколько я  понял, чтобы там ни было, существо
медленно падало, или лучше сказать опускалось на землю.
     - Что это? - спросил я воина, стоявшего рядом.
     - Это У-га, - ответил он. - Теперь то мы поедим.
     Я не  видел птиц  в лунном  мире и,  как я  знал, они  не ели летающих
рептилий, следовательно  заключил я,  - это  просто какая-то  разновидность
пернатых. Однако,  по мере того, как оно приближалось к нам, я все больше и
больше убеждался  в том, что скорее всего это крылатый человек или крылатое
существо с крылатыми формами.
     Когда оно  уже совсем  приблизилось к  земле, Ва-гасы поскакали к тому
месту, где  оно, по их расчетам, должно было приземлиться. Га-ва-го крикнул
им вдогонку, чтобы они доставили ему существо в целости и сохранности.
     Я находился  примерно в ста ярдах от места, когда создание попало в их
лапы. Они  грубо опрокинули  его на  землю, и  в  следующий  момент  я  был
потрясен, увидев,  что они обрывают ему крылья и горб на спине. Они роптали
по поводу  приказа Га-ва-го,  поскольку со  времени бури и долгого перехода
они ничего не ели и были смертельно голодными.
     - Мяса! Мяса! - раздавались крики. - Мы голодны. Дай нам мяса!
     Однако Га-ва-го  не  обращал  никакого  внимания  на  них.  Он  стоял,
прислонившись боком к дереву, в ожидании пленника, которого вели к нему.

     Глава VI

     ЛУННАЯ ДЕВУШКА

     Ортис, который  последнее время  почти неотступно  следовал за вождем,
стоял с  ним рядом,  а я  находился где-то  в двадцати  пяти-тридцати ярдах
между ними и приближающимися воинами. Они должны были провести пленника как
раз рядом  со мной.  Поэтому я  остался на  месте, чтобы получше разглядеть
его. Однако это было не просто. Ва-гасы окружили его со всех сторон плотным
кольцом. Мне повезло: в тот момент, когда они проходили мимо нас, кольцо на
минуту разомкнулось,  и я смог увидеть пленника. То, что я увидел, потрясло
меня -  передо мной стояла прекрасно сложенная женщина. Ее черные блестящие
волосы можно  было сравнить  разве  что  с  вороньим  крылом,  у  нее  была
белоснежная кожа  со слегка розовым оттенком. Только по цвету кожи ее можно
было отличить от земных женщин, а что касается красоты, то она превосходила
их всех.  Черты ее  лица были  так правильны,  что я  просто не верил своим
глазам. Если  бы я увидел ее впервые стоящей неподвижно, я посчитал бы, что
она изваяна из мрамора. Однако, нельзя было сказать, что о
     н нее  веяло холодом.  Она была  сама жизнь.  Если я  и был потрясен в
первое мгновение,  то это нельзя и сравнивать с тем, что произошло со мной,
когда она  взглянула на  меня. Под  тонкими как-будто нарисованными бровями
мерцали бездонные  озера, такие  же черные,  как и  ее волосы. Ее щеки были
покрыты слабым  румянцем, и  только подумать,  что какие-то  отвратительные
существа не  видели в  этом божественном создании ничего, кроме куска мяса!
Меня передернуло при мысли об этом, а потом наши с ней взгляды встретилис
     ь, и  я увидел удивление в этих влажных глазах. Она даже повернулась в
мою сторону,  когда ее тащили мимо. Без сомнения, она была так же удивлена,
увидев такое создание, как и я был удивлен, увидев ее.
     Я непроизвольно  шагнул вперед.  Я не  знаю, может быть, мне почудился
призыв о  помощи в  этих глазах, однако одно могу сказать: они пробудили во
мне тот  древний инстинкт  человека-мужчины, который  всегда заставляет нас
приходить на  помощь слабым. И вот поэтому я оказался совсем близко от нее,
когда пленницу подтащили к Га-ва-го.
     Свирепый предводитель  Но-вансов неприветливо  смотрел на  нее. Вокруг
раздавались крики: - Мяса! Дай нам мяса! Мы голодны! - однако он не обращал
внимания.
     - Откуда ты явилась У-га? - спросил он.
     Ее голова  была высоко  поднята и  от нее веяло холодным высокомерием,
когда она ответила ему:- Из Лаэте.
     Но-ванс поднял брови.
     - А! - выдохнул он. - Из Лаэте? Мясо женщин из Лаэте очень вкусно, - и
он облизал тонкие губы.
     Глаза у девушки сузились, и она еще выше подняла голову.
     - Румит! - воскликнула она с отвращением.
     Румитом называли  четырехногую змею в Во-наа - внутреннем лунном мире.
Ее считают самым примитивным и отвратительным животным. Она не могла, как я
считаю,  сказать   ничего  более   отвратительного  и  оскорбительного  для
предводителя Но-вансов. Однако он не подал виду, что она добилась своего.
     - Твое имя? - потребовал он.
     - Наа-ее-лаа.
     - Наа-ее-лаа? - повторил он. - Так ты дочь Саргота?
     Она кивнула в ответ с таким безразличием, будто бы все, что он сказал,
не имело никакого для нее значения.
     - Что  же ты  думаешь, мы  сделаем с  тобой? -  спросил Га-ва-го.  Это
напоминало игру кошки с мышкой перед тем как она ее съест.
     - А  что же  я еще  могу ждать  от Ва-гасов,  кроме того, что они меня
убьют и съедят? - ответила она.
     Вокруг раздались  дикие вопли  одобрения. Га-ва-го  посмотрел на своих
соплеменников со злобой и неудовольствием.
     - Не  очень-то надейтесь на это, - огрызнулся он. - Тут вряд ли хватит
мяса на одного Га-ва-го. Это только раздразнит аппетит у племени.
     - Есть еще двое, - возразил дерзкий воин, стоящий около меня, и указал
на нас с Ортисом.
     - Молчать! - закричал Га-ва-го. - Или ты уже стал вождем Ва-гасов?
     - Можно  голодать и  без вождя,  - пробормотал тот же воин, и двое или
трое около него одобрительно заворчали.
     Услышав это, Га-ва-го встал на дыбы и одним движением выхватил копье и
швырнул его  в недовольного. Оно попало тому прямо в грудь, пронзив сердце.
Когда создание  упало, ближайший  к нему воин перерезал ему горло, а другой
вытащил из тела копье и отнес вождю.
     - Разделите  труп между  собой, -  приказал вождь.  - А  если  кому-то
покажется мало, пусть заговорит - и у нас будет еще мясо для еды.
     Таким  образом   Га-ва-го,   вождь   Ва-гасов,   и   удерживал   своих
соплеменников в  повиновении. Никто  больше не ворчал, хотя я чувствовал на
себе их  взгляды -  голодные, злые  взгляды, которые  не сулили  мне ничего
хорошего.
     Буквально за  считанные минуты труп убитого воина разделили и съели, и
мы снова  выступили в поход в поисках новых земель, которые можно покорить,
и свежего мяса, которое можно съесть.
     Теперь  Га-ва-го   послал   дозоры   далеко   вперед,   поскольку   мы
передвигались по  территории, где  он давно  не был. Наверное всего человек
двадцать воинов,  кроме Га-ва-го,  знали эту  местность. Обычно сварливые и
непослушные Но-вансы  не составляли хорошей компании, а в этом нашем походе
они, к  тому же  еще никак  не могли  оправиться от  ужасов грозы и были до
безумия голодны.  Я думаю,  что вряд  ли кто другой, кроме Га-ва-го, мог бы
управлять ими.  Я никак  не мог  понять, зачем  он продолжал  держать  трех
пленников, которые дали бы его племени такую прекрасную пищу. Однако нас не
убивали, хотя  я чувствовал, что воин, на котором я ехал, с гораздо большим
удовольствием съел  бы меня.  Он, видимо,  решил дать  волю своим  чувствам
касательно меня  и в  основном шел  рысью. Могу  вас  заверить,  что  более
мерзкой рыси,  мне еще  не приходилось  встречать.  Я  чувствовал,  что  он
переусердствовал в  этом, хотя  у него была прекрасная иноходь, что было бы
значительно легче для нас обоих, и понимая, что я пока нахожусь под защитой
Га-ва-го, я  в безопасности, я его решил проучить, что и я сделал, хотя это
было болезненно  как мне,  так и  ему. Я теперь просто не привставал на его
спине, а  поднимался с  каждым шагом  и потом  тяжело падал  ему на  спину,
откинувшись как  можно дальше  назад, чтобы побольше ударить его по почкам.
Это привело  его в  ярость, и  он начал  мне угрожать,  чтобы вынудить меня
отказаться от  этой затеи.  Однако я  просто предложил  ему выбрать поступь
поровнее, что он и вынужден был сделать под конец.
     Ортис ехал впереди с Га-ва-го, который как всегда возглавлял колонну в
то время  как пленница,  привязанная к  спине воина,  и я  ехали с основной
массой.
     Воины, на  которых мы ехали, случайно оказались рядом, и я увидел, что
девушка вопросительно  смотрит  на  меня.  Видимо,  ее  очень  интересовали
остатки моей одежды, которая так отличалась от всего, что она видела в этом
мире. Она  видимо понимала  и говорила  на том же языке, что и Га-ва-го и я
наконец осмелел настолько, что обратился к ней:
     - Мне  очень жаль, что вы попали в руки этих созданий. Я хотел бы быть
вам чем-нибудь полезен, однако, я тоже всего лишь пленник.
     Она выслушала  меня, слегка наклонив голову, и поначалу я подумал, что
она не ответит. Однако, она под конец, глядя мне прямо в глаза, спросила:
     - Кто ты?
     - Я один из жителей планеты Земля.
     - Где  она и  что значит  слово "планета"? - спросила она. (Дело в том
что мне  пришлось употребить  слово земное,  поскольку подобного понятия не
существовало в языке Ва-гасов).
     - Вы  знаете конечно,  - сказал  я, -  что пространство снаружи Во-наа
населено другими мирами. Ближайший к Во-наа - Земля, которая во много-много
раз больше вашего мира. И вот с Земли то я и прибыл.
     Она показала головой.
     - Я  не понимаю.  - Она  прикрыла глаза  и сделала рукой жест, которым
охватывала все вокруг. - Все, все - скала. Только здесь в центре существует
место, которое мы называем Во-наа. Все остальное - скала.
     Я чуть  не улыбнулся  при таком  заявлении об исключительности Во-наа.
Однако, как  же мало  это отличалось  от высказываний  некоторых На-вансов,
которые полагали,  что Космос  существует исключительно  ради Земли. Я даже
знал человека  в  нашем  просвещенном  двадцать  первом  столетии,  который
настаивал на  том, что  Марс необитаем,  и что  сигналы,  идущие  к  нам  с
соседней  планеты   -  или   гигантская  мистификация  или  голос  дьявола,
искушающего людей и подрывающего веру в Бога.
     - Ты когда-нибудь видела похожих на меня в Во-наа? - спросил я ее.
     - Нет,  - ответила  она. -  Но Во-наа  огромный мир,  и в нем есть еще
много мест, о которых я ничего не знаю.
     - Я не из Во-наа, - попытался объяснить ей снова. - Я из другого мира,
который далеко отсюда.
     Я попытался  рассказать ей  о Вселенной,  О Солнце,  о планетах  о  их
спутниках. Однако  я увидел,  что она  не может  этого постичь,  так же как
ограниченный ум  человека не  может вместить  в себя понятий пространства и
бесконечности. До нее это просто не доходило - только и всего. Для нее все,
что для  нас представляло  пространство, было  скалой. Она,  однако,  долго
думала и наконец сказала:
     - Возможно, что существуют другие миры, кроме Во-наа. Великий Нуз, чьи
огромные дыры  уходят в  бесконечную скалу, возможно, ведет к другим мирам,
похожим на Во-наа. Я слышала о такой теории, однако никто в Во-наа не верит
в нее.  Тогда это правда, - воскликнула она, - и ты пришел из другого мира.
Ты пришел из одной из дыр Нуза, правда ведь?
     - Да,  правда, -  ответил я. - Я явился из одного из Нуз (это означало
дыры на  языке На-вансов). Но я явился из мира, который не похож на Во-наа.
Здесь вы  живете внутри  полой сферы.  Мы, земные люди живем на поверхности
подобной сферы, которая, однако, во много раз больше вашей.
     - Однако что же держит ее? - спросила она и засмеялась. В первый раз я
услышал как она смеялась. Это был удивительно заразительный смех и довольно
мелодичный. Хотя  я и  понимал, что  это до некоторой степени бесполезно, я
попытался объяснить  ей положение  вещей, начав  с туманностей  и  завершив
рассказ о  том, как связаны друг с другом Земля и Луна. Если я и не добился
ничего, то, по крайней мере, отвлек ее внимание от того ужасного положения,
в котором  она очутилась,  и развеселил  ее, так  как она часто смеялась во
время моего  рассказа. Я никогда не видел такого веселого и жизнерадостного
создания, как  она. На  ней было  одеяние, напоминающее  тунику.  Оно  едва
доходило ей  до колен.  При скачке  оно задиралось вверх и обнажало ее ноги
буквально до бедер. Она была дивно сложена. Контуры ее тела не прятались, а
подчеркивались прозрачной  материей ее  изысканного одеяния.  А  когда  она
смеялась, обнажались  два ряда  ровных ослепительно-белых  зубов -  предмет
зависти большинства земных красавиц.
     - Предположим,  я возьму горсть песка и подкину вверх, - говорила она,
Согласно твоей  теории, маленькие  частички вращаются вокруг больших, и все
это вместе  полетит по воздуху. Однако этого ведь не случится. Если я брошу
пригоршню песка  в воздух,  он немедленно  упадет на  Землю, и  если как ты
говоришь, миры  точно так же брошены в воздух, то они тоже упадут на землю,
как и песок...
     Это было  бесполезно, но  ведь я  знал это  с самого  начала. Было  бы
гораздо интереснее ее расспрашивать, и я несколько раз пытался это сделать,
однако  она   каждый  раз  жестом  останавливала  меня,  качала  головой  и
настаивала, чтобы  я вместо  этого отвечал  на ее  вопросы. На  этот раз  я
однако настоял на своем.
     - Скажи  мне, пожалуйста,  - спросил  я, -  как это  ты попала в такое
место, где тебя схватили; как это ты летаешь; что стало с твоими крыльями и
почему, когда они сорвали их с тебя это не причинило тебе вреда?
     Она весело рассмеялась.
     - Крылья  не растут  на нас,  -  объяснила  она.  -  Мы  их  делаем  и
пристегиваем к рукам.
     - И  вы можете  подняться в  воздух с  помощью крыльев,  привязанных в
рукам? - спросил я недоверчиво.
     - О,  нет, -  ответила она, - крылья просто служат нам для того, чтобы
направлять свой полет. В мешке, который находится у нас за спиной находится
газ, который  легче воздуха.  Именно этот газ поднимает нас. Количество его
подбирается таким  образом, чтобы  обеспечить нужное  равновесие, чтобы  мы
могли летать  на любой высоте, слегка взмахивая крыльями. В этот раз, когда
я парила  над Лаэте,  налетел ветер,  и схватив меня в свои сильные объятия
понес над Во-нааном. Я безуспешно пыталась бороться с ним, пока сов
     сем не выбилась из сил, и тут он швырнул меня в лапы Ва-гасов. Все это
потому что газ из моего мешка почти весь улетучился. Это и не рассчитано на
такой длительный полет.
     Она употребила  слово, которое,  после того, как она объяснила мне его
значение, я понял, как обозначающее время. И я спросил ее, что они под этим
понимают и  как они  могут измерить  его. Дело в том, что Ва-гасы видимо не
имели ни малейшего представления о том, что продолжительность событий можно
измерять.
     Наа-ее-лаа объяснила  мне, что  Ва-гасы, которые  находятся  на  более
низкой ступени  развития, не умеют измерять время. Однако У-гасы, к которым
она принадлежит,  умеют это  делать. Они  научились измерять время, заметив
что в  течение определенного  времени Хузы  или кратеры  светятся, а  потом
снова темнеют.  Они выбрали  за единицу  времени полный  период  от  начала
свечения какого-либо  определенного кратера  до конца  его потемнения.  Они
назвали эту единицу "ула". Она примерно соответствует звездному месяцу. Уже
используя механику,  они разделили  эту единицу  на сто  частей, называемых
"ола". Продолжительность  каждой олы  соответствует примерно  шести часам и
тридцати двум  минутам земного  времени.  Десять  "ул"  составляют  "келд",
который можно  назвать лунным годом и который составляет 272 дня по земному
времени.
     Я задал  ей еще  много вопросов  и получил  большое удовольствие от ее
ответов. Она  оказалась сообразительной  и образованной  девушкой,  и  хотя
чувствовалось, что  она не простого происхождения, ее манера обращения была
проста и  доброжелательна. Все  же я  не мог  не почувствовать,  что  среди
своего народа она занимает высокое положение.
     Наш разговор  был  прерван  посланцем,  который  пронесся  на  бешеной
скорости и передал приказ Га-ва-го о том, что разведчики обнаружили большое
поселение, и всем воинам необходимо приготовиться к битве.
     Все мы немедленно поскакали к Га-ва-го, а затем к разведчикам, которые
маячили далеко  впереди на  холме. Нам  приказали хранить  молчание, и  вся
кавалькада Ва-гасов,  которые  почти  бесшумно  мчались  по  бледно-розовой
траве, представлялась  мне, необычайно  зловещим и фантастическим зрелищем.
Когда мы  подъехали к  разведчикам, то  узнали, что  деревня расположена за
грядой невдалеке  от нас.  Га-ва-го отделил  женщин и  детей, а так же трех
пленников, которых  он оставлял  под небольшой  охраной, и приказал им всем
оставаться на  месте до  тех пор,  пока воины  не достигнут гряды. Затем мы
должны были  перебраться на место, с которого видна была бы деревня и можно
было бы  наблюдать битву. Если Но-вансам не повезет, мы должны были уйти на
место, которое  он указал  воинам, оставленным  для охраны.  Это было место
всеобщего сбора.  Дело в  том, что воины Ва-гасов при поражении моментально
рассыпались в  стороны, чтобы  не дать  возможности превосходящему их врагу
догнать и уничтожить значительную группировку.
     Когда мы  стояли вот  так на  холме и  наблюдали за Га-ва-го и другими
воинами, которые  быстро мчались  к гряде,  я подумал  о том, что это очень
странно, что жители деревни не выставили на гряде дозорных и не обезопасили
себя от  случайности. Однако,  когда я  спросил об этом воина, оставленного
для нашей  охраны, он  пояснил мне,  что  не  все  племена  Ва-гасов  имеют
обыкновение выставлять  дозорных, особенно,  если считают,  что находятся в
безопасности. Что касается Га-ва-го, то он всегда следовал этому правилу, и
именно этому  его племя  обязано своим превосходством над другими племенами
Ва-гасов.
     - После  того,  как  племя  совершило  несколько  успешных  рейдов,  -
объяснил мне  воин, -  и с  победой возвратилось  домой,  всех  переполняет
гордость и  они начинают  думать, что  никто не  осмелится их  атаковать. А
затем они  становятся беспечными и мало-помалу привычка выставлять дозорных
пропадает. Сам  факт, что  у них  нет дозорных,  говорит о  том, что  они -
большое, сильное и процветающее племя. У нас будет пища на долгое время.
     Одна только  мысль об  этом была  настолько  отвратительна,  что  меня
буквально передернуло,  когда я  понял, насколько  бездушны  эти  существа,
которые могут  говорить о  предстоящей оргии,  в которой  надеются наесться
мясом своих же соплеменников.
     Однако мы  заметили, что воины скрылись за грядой и сами направились в
том же  направлении, когда  до нас донесся дикий и свирепый боевой клич Ва-
гасов. Ему  ответил не  менее ужасный вопль со стороны селения. Наша охрана
подгоняла нас, пока мы не взобрались по крутому склону и не остановились на
гребне гряды.
     Под  нами  лежала  широкая  долина.  Посредине  находилось  широкое  и
красивое озеро, противоположный берег которого был скрыт лесом. Ближе к нам
местность походила  на парк,  тут и  там покрытый  прекрасными деревьями, и
именно здесь мы увидели селение.
     Невозможно передать  весь ужас  той картины,  которая открылась  перед
нами. Воины  Ва-гасов бешено  скакали по деревне, стараясь согнать врагов в
плотную массу, где они представляли удобную мишень для их копий.
     Земля уже  была усеяна трупами. Раненых не было. Стоило одному упасть,
как ближайший  к нему  - и  друг и  враг -  бросался и перерезал ему горло.
Победившие все  равно съедят  всех без  разбора. Женщины  и дети укрылись в
хижинах, и  из дверей  наблюдали за ходом сражения. Обороняющиеся все время
пытались прорвать кольцо Ва-гасов. Воин, с которым я говорил, объяснил мне,
что если  им это  удастся, то  женщины и  дети последуют за ними в прорыв и
рассыпятся в  разные стороны.  Воины же  попытаются окружить Ва-гасов. Было
очевидно, что  преимущество будет  на стороне  тех, кто сумеет организовать
быстродвижущееся кольцо  вокруг своих  врагов и  сумеет удержать  их до тех
пор, пока  они не  будут  полностью  уничтожены,  так  как  мчащиеся  воины
представляли собой  плохую мишень,  а в  тех, что  толпились в кольце, было
очень легко попасть.
     После   нескольких   неудачных   попыток   прорваться,   обороняющиеся
неожиданно  организовали   сами  меньшее  кольцо,  которое  закрутилось  со
страшной скоростью навстречу Ва-гасам. Однако теперь они не кидали копий во
врага, а только скакали и прыгали в бешеном галопе. Я поначалу подумал, что
они просто  обезумели от  страха, но  вскоре понял,  что  это  был  маневр,
который говорил  как о  мудрости, так  и о  прекрасной дисциплине. В начале
битвы воины  использовали копья, брошенные в них противником, однако теперь
обороняющиеся не  бросали копий,  и было очевидно, что Ва-гасам скоро будет
нечем разить  врагов. Обороняющиеся  также уменьшили  свои потери  тем, что
закрутились навстречу нападающим. Однако для этого было необходимо мужество
и строгая  дисциплина. Трудно заставить человека представлять из себя живую
мишень, в то время как ему самому запрещено наносить удары по врагу.
     Га-ва-го, видимо,  был знаком  с этим  приемом, поскольку  он внезапно
крикнул, что-то  приказывая. Мгновенно  его воины  развернулись и понеслись
параллельно обороняющимся,  бросив  одновременно  оставшиеся  копья  в  эту
довольно легкую мишень.
     Обороняющиеся из  племени Лу-танс  тоже развернулись,  чтобы  изменить
направление вращения  живого кольца.  Однако те, кто был ранен во внезапной
атаке падали  и спотыкались, о них запинались другие и, в конце концов, все
это превратилось  в бесформенную  неуправляемую массу.  И тут  Га-ва-го  со
своими воинами  набросился  на  них,  выхватив  свои  короткие  устрашающие
кинжалы. Мгновенно сражение превратилось в потасовку, где и кинжалы, и зубы
и когтистые  лапы -  все шло  в дело,  чтобы поразить  врага. Иногда, чтобы
избежать удара,  или просто  оказаться в  более выгодной позиции, дерущиеся
буквально взмывали  в воздух  на высоту до тридцати-сорока футов. Все время
раздавались их  пронзительные вопли  и крики. Земля была буквально завалена
трупами мешающими  остальным сражаться; она стала от крови скользкой; и все
они продолжали  убивать друг  друга, казалось,  они не остановятся, пока не
перебьют друг друга.
     - Ну,  теперь почти  все, -  заметил воин,  стоявший рядом.  - Видишь,
теперь на каждого Лу-танса приходится по два-три Го-ванса.
     И действительно,  это была  правда: битва уже затихала. Неожиданно она
вообще прекратилась.  Оставшиеся в  живых Лу-тансы  попытались вырваться  и
бросились в  разные стороны.  Некоторым из  них это  удалось, однако  я  не
думаю, что  смогло вырваться  более двадцати  человек. Остальные  при  этом
погибли.
     Га-ва-го с  воинами не  преследовал  их,  разумно  рассудив,  что  тех
осталось мало,  чтобы представлять какую-либо угрозу, а на земле и без того
валялось много свежего теплого мяса.
     Теперь позвали  нас. Женщины  и дети  с восторгом  устремились вниз  в
селение. Га-ва-го  приказал части воинов охранять женщин и детей Лу-тансов,
а остальные  Го-вансы накинулись  на жертвы  войны. Это  было ужасающее  из
зрелищ: матери,  пожиравшие своих  детей, жены,  пожирающие своих  мужей, у
меня не поворачивается язык описать это.
     Когда победители  вволю наелись,  были приведены  пленники и разделены
между оставшимися  в живых  воинами Но-вансов поровну. Только Га-ва-го было
предоставлено право  первого выбора,  да ему  же достались и все оставшиеся
после того,  как был  произведен более  или менее  справедливый  раздел.  Я
ожидал, что  мальчиков убьют,  однако их  не убили и даже включили в состав
племени на тех же основаниях что и рожденных в нем.
     Хотя они  и не  руководствуются чувствами типа привязанности или любви
поскольку какие-либо  сантименты чужды  этим созданиям, тем не менее, когда
их принимают  в племя,  инстинкт  самосохранения  заставляет  их  держаться
вместе. Иначе они будут растерзаны представителями любого другого племени.
     Вскоре после  этого сражения  я  узнал,  что  Га-ва-го  потерял  почти
половину своих  воинов. Это  была одна  из самых  больших битв,  в  которой
вообще участвовало  племя. Однако,  добыча была велика. Они захватили около
десяти тысяч  женщин  и  почти  пятьдесят  тысяч  детей.  Кроме  того,  они
захватили много  оружия, амуниции  и одежды.  Мясо, которое  они не  смогли
съесть,  они   завернули  и  закопали.  Я  узнал,  что  таким  образом  оно
сохраняется долгое время.

     Глава VII

     ДРАКА И СЧАСТЛИВАЯ СЛУЧАЙНОСТЬ

     После того,  как мы разместились в новом селении, я и Ортис поселились
в разных  хижинах. Он жил в непосредственной близости от хижины Га-ва-го, в
то время как я обитал совсем в другом участке селения. Если бы я и был, так
сказать, на  дружеской ноге  с кем-то  из этого ужасного племени, так это с
женщиной, которая учила нас языку. От нее то я и узнал причину расположения
Га-ва-го к  Ортису. Просто  последний пообещал  ему привести  в  ту  землю,
откуда мы родом, где, по его словам, вождь найдет мяса в изобилии.
     Наа-ее-лаа тоже жила отдельно от нас. Видимо, Га-ва-го не желал, чтобы
пленники общались.  Я видел  ее очень  редко. Однажды встретив ее на берегу
озера, я  спросил ее,  почему же ее не убили и не съели. Она объяснила мне,
что когда  Га-ва-го узнал,  кто она  и  что  ее  отец  главный  полицейский
правитель  большого   города,  он   немедленно  послал   к  нему  воинов  с
предложением обменять Наа-ее-лаа на сто молодых лаэтских женщин.
     - Как ты думаешь, даст ли твой отец такой выкуп? - спросил я ее.
     - Я  не знаю,  - ответила  она. - Я не знаю даже, удастся ли им вообще
передать послание. Моя раса убивает Ва-гасов сразу же без разговоров. Может
быть им  и удастся,  однако мой  отец может  не дать выкупа. Я бы не хотела
этого. Дочери  моего народа  также дороги своим отцам, как и я своему. Было
бы неправильно  отдавать сотню  дочерей лаэте за одну, даже если она и дочь
Старшего полицейского.
     Мы попили  и уже  возвращались назад, когда я предложил, поскольку мне
хотелось еще  поговорить и  побыть в компании такой очаровательной женщины,
пойти в  лес и  пособирать фруктов. Наа-ее-лаа оказалась не против этого, и
мы миновали  деревню, углубились в лес. Здесь мы нашли множество аппетитных
фруктов. Я сорвал несколько и предложил ей, однако, она отказалась, заявив,
что только что покушала.
     - Они  что приносят  тебе фрукты,  - спросил  я, - или тебе приходится
ходить самой и собирать их?
     - Если  я ем  фрукты, то  мне приходится собирать их самой, - ответила
она. - Они приносят мне только мясо. Именно его я и поела и поэтому не хочу
фруктов.
     - Мясо! - воскликнул я. - Какое мясо?
     - Мясо  Ва-гасов, конечно, - ответила она, - какое еще мясо могут есть
У-га?
     Боюсь, я не смог скрыть своего удивления и отвращения при одной только
мысли, что прекрасная Наа-ее-лаа ест мясо Ва-гасов.
     - И вы тоже едите мясо этих созданий? - поинтересовался я.
     - Почему нет? - откликнулась она. - Вы ведь тоже едите мясо, не правда
ли у  себя на  родине? Ты  мне рассказывал,  что  вы  выращиваете  животных
исключительно из-за мяса.
     - Конечно,  - возразил  я. - Однако мы едим мясо только низших видов и
не едим мяса своих братьев по разуму.
     - Ты  имеешь в  виду, что  вы не  едите мяса соплеменников? - спросила
она.
     - Да именно это я и хотел сказать.
     - Я  тоже не  ем, -  заметила она.  - Ва-гасы не принадлежат к тому же
виду, что У-га. Они существа более низшего вида, как и те, которых вы едите
у себя  на родине.  Ты мне рассказывал о скоте: об овцах, свиньях, коровах,
которых ты описывал как существ, которые бегают на четырех ногах, как и Ва-
гасы. Какая  же разница,  есть ли  мясо свиней и баранов или мясо Ва-гасов,
которые тоже низшие существа.
     - Но у них же человеческие лица! - воскликнул я. - И у них есть язык.
     - Тебе  лучше начать  есть их  мясо, - заметила она, - иначе ты вообще
его не попробуешь в Ва-наа.
     Чем больше  я думал  над этим,  тем больше  склонялся к  тому, что она
права. В  конце концов  она не  более преступила  законы природы,  чем  мы,
питаясь мясом  скота. Для  нее Ва-гасы  были даже  хуже, чем скот. Они были
опасными и  ненавистными врагами.  Чем глубже  я вникал в эту проблему, тем
больше понимал, что мы у себя на Земле нарушаем естественные законы, поедая
свой домашний  скот, который  мы даже любим, в неменьшей степени, чем У-га,
которые поедают  мясо своего  четвероногого врага Ва-гасов. У себя на земле
на фермах мы выращиваем скот, овец, разводим маленьких поросят. Очень часто
мы привязываемся  к ним  и они  к нам.  Мы завоевываем  их доверие,  и  они
полагаются на нас, пока они не достигнут определенного возраста, и тогда мы
их убиваем  и съедаем. Таким образом ничего удивительного нет в том, что У-
га поедают  мясо Ва-гасов,  хотя, что  касается меня, я бы никогда этого не
смог и даже не пытался.
     Мы уже  возвращались из  леса и  почти подошли  к нашим хижинам, когда
встретили Ортиса возле дома Га-ва-го. Увидев нас обоих вместе он помрачнел.
     - Если  бы я  был на  твоем месте,  - обратился  он ко  мне, - я бы не
проводил так много времени с ней. Это может навлечь гнев Га-ва-го.
     Ортис заговорил  со мной  в первый  раз с тех пор, как мы попали в это
селение. Мне совсем не понравились его слова и манера обращения.
     - Занимайся  своим делом,  Ортис, - заметил я и мы пошли дальше с Наа-
ее-лаа.
     Я увидел, что его глаза угрожающе сузились, и он вошел в хижину Га-ва-
го. Каждый раз, когда я шел на реку, я проходил невдалеке от хижины Наа-ее-
лаа. Она  стояла немного  в стороне,  но я  всегда дела  небольшой  крюк  в
надежде встретить  ее. Однако, я никогда не был у нее в хижине и не ходил к
ней, поскольку она меня не приглашала. Понимая ее положение, я не настаивал
на этом.  И кроме  того, я  знал, конечно,  что не  зная обычаев ее народа,
можно невольно ее обидеть.
     Так случилось,  когда я  в следующий  раз пошел  к озеру и решил снова
сделать крюк,  чтобы оказаться  поблизости от  хижины Наа-ее-лаа, я услышал
два голоса. Один из них принадлежал Наа-ее-лаа, а другой - мужчине. Девушка
говорила гневно и повелительно:
     - Покинь мое жилище, создание!
     Это были первые слова, которые я услышал, а затем заговорил мужчина.
     - Пошли,  увещевал он,  - давай  станем друзьями.  - Приди  ко  мне  в
хижину, и  ты будешь  в безопасности.  Га-ва-го  мой  друг.  -  этот  голос
принадлежал Ортису.
     - Уйди! - снова приказала она. - Я лучше лягу с Га-ва-го, чем с тобой!
     - Тогда  знай, что ты пойдешь со мной, хочешь ты этого или нет. Га-ва-
го отдал тебя мне. Пошли!
     Видимо здесь он схватил ее, потому что она закричала:
     - Как ты смеешь прикасаться ко мне, Наа-ее-лаа - принцесса Лаэте.
     Я был  уже у  самого входа  и  не  собирался  слушать  продолжения.  Я
отбросил в  сторону покрывало,  закрывающее вход. Они были здесь, посредине
единственной комнаты.  Ортис старался  подтащить девушку  к выходу,  а  она
отчаянно сопротивлялась.  Ортис стоял спиной ко мне и поэтому не мог знать,
что кто-то  проник в  хижину до  тех пор, пока я не оказался позади него. Я
грубо схватил его за плечо и, оторвав от девушки, повернул к себе лицом.
     - Ты,  скотина, - заорал я, - убирайся отсюда пока я не прибил тебя. И
не вздумай больше приставать к этой девушке.
     Его глаза сузились и он уставился на меня угрожающе и произнес:
     - С  самого детства  ты жульнически  лишал меня всего, что я хотел. Ты
погубил мою  жизнь на  Земле. Однако  теперь роли  переменились. Ваша карта
бита. Поверь  мне, что когда ты становишься у меня на пути, ты подписываешь
свой смертный приговор. Только благодаря мне ты еще жив, одно мое слово - и
Га-ва-го убьет  тебя. Проваливай  к себе  в хижину  и перестань  путаться в
чужих делах,  это дурная  привычка -  которую ты  приобрел на  Земле, и она
ничего тебе  не даст  внутри Луны. Женщина моя! Га-ва-го отдал ее мне. Даже
если ее  отец не  даст выкупа, ее жизнь в безопасности, пока я желаю этого.
Твое вмешательство  может привести  только к  твоей гибели и не принесет ей
ничего  хорошего,   даже  если   тебе  удастся  отвадить  меня,  ты  только
приговоришь ее  к смерти,  если ее отец не пришлет выкупа. Га-ва-го, кстати
сообщил мне,  что  вероятность  того,  что  его  воины  передадут  послание
Сарготу, ничтожна.
     - Ты  слышала его?  - повернулся я к девушке. - Что ты на это скажешь?
Может быть он прав?
     - Я  не сомневаюсь  в том,  что он  говорит правду,  - отвечала она. -
Однако, знайте, чужестранцы, что честь принцессы Лаэте превыше ее жизни.
     - Прекрасно, - сказал я. - Ортис, ты слышал? Теперь убирайся.
     Он буквально  побелел от  гнева и одно мгновение казалось даже, что он
бросится на  меня. Однако этот человек всегда был трусом. Он удовлетворился
тем, что злобно посмотрел на меня и не сказал ни слова, вышел из хижины.
     Я повернулся к Наа-ее-лаа после того, как покрывало упало за Ортисом.
     - Да, хуже некуда. Мало и того, что ты томишься в плену Ва-гасов, тебе
еще досаждает человек, который так похож на твой народ.
     - Твоя  доброта бесконечна,  - ответила  она. -  Ты  храбрый  человек,
однако я  боюсь, что ты поплатишься за то, что встал на мою защиту. У этого
человека власть.  Он многое  пообещал Га-ва-го.  Он собирается  научить как
пользоваться странным оружием, которое вы привезли из своего мира. Женщина,
которая приносит  мне пищу,  рассказала мне  об этом. Она рассказала также,
что все  племя в  восторге от тех предложений, которые твой друг сделал Га-
ва-го. Он  научит их  делать оружие,  которым вы  убивали их  воинов, и оно
сделает их  невидимыми. Тогда  они смогут  уничтожить любого  из Ва-гасов и
даже нападать на города У-га. Он пообещал отвести их на то место, где стоит
та вещь,  на которой  вы прибыли сюда. Он сказал им, что там они найдут еще
оружие, похожее  на то,  что было у вас, и то, что производит такой громкий
звук и  убивает. Он  сказал, что им достанется все это, а позднее он научит
их, как  делать вещи, подобные той, что принесла вас сюда из вашего мира. И
он сказал, что возьмет Га-ва-го и всех Ва-гасов с собой на Землю.
     - Если  кто во  Вселенной и способен на это - так это он, - ответил я.
Однако мало  вероятно, что  он выполнит этот план. Скорее он обманывает Га-
ва-го, чтобы  сохранить себе  жизнь, и  надеется на счастливую случайность,
которая позволит  ему вернуться  на корабль,  к нашим друзьям. Но он плохой
человек, Наа-ее-лаа, и ты должна опасаться его. Хижина около твоей пустует,
и я  поселюсь в  ней. По-моему бесполезно спрашивать Га-ва-го, поскольку он
дружен с Ортисом, он не позволит мне переселиться. Если я тебе когда-нибудь
понадоблюсь крикни как можно громче: "Джулиан", и я приду.
     - Ты  очень добр, - ответила она. - Ты напоминаешь мне лучших людей из
благородного сословия  при дворе Старшего полицейского Саргота, моего отца.
Они тоже  благороднейшие люди,  которые придут на помощь женщине, но других
нет в Ва-наа. Тысячи кельдов назад Калькары уничтожили власть благородных и
Старших полицейских  и все  цивилизации,  которые  существовали  в  Ва-наа.
Только в  Лаэте мы  еще сохранили нечто, напоминающее прежние времена. Я бы
хотела привести  тебя в  Лаэту. Там бы ты был в безопасности и счастлив. Ты
смелый человек. Удивительно, что ты не женат.
     Я уже  собирался ответить,  когда покрывало  над дверью  откинулось  и
вошел но-ванский  воин. За ним виднелись еще трое. Они все были настороже и
даже вытащили копья.
     - Вот он, - сказал главный и затем обращаясь ко мне: - Пошли!
     - Почему? - спросил я. - Чего вы хотите от меня?
     - Неужели  ты осмеливаешься спрашивать, когда тебе передают приказ Га-
ва-го? - удивился воин.
     - Так это он послал за мной? - спросил я.
     - Пошли,  - потребовал главарь, и не дожидаясь меня, они зацепили меня
копьями  за  руки  и  за  шею  и  выволокли  из  хижины.  У  меня  возникло
предчувствие, что  это конец.  У входа я повернулся и посмотрел на девушку.
Она стояла  с широко  открытыми глазами,  вся напряженная,  и смотрела, как
меня тащат наружу.
     - До  свидания, Джулиан,  - произнесла  она. -  Мы никогда  больше  не
увидимся, потому  что нам  не в  чем будет  сохранить наши  души для нового
воплощения.
     - Мы  еще не  умерли, -  откликнулся я.  - И помни, если я буду нужен-
позови меня.
     Тут покрывало упало, и она скрылась из моих глаз.
     Они привели меня не в мою хижину, а в другую невдалеке от дома Наа-ее-
лаа. Здесь меня связали по рукам и ногам кожаными ремнями и бросили на пол.
После этого  они оставили меня, опустив за собой покрывало над входом. Я не
думаю, что  они собирались  съесть меня.  Ортис  поддержал  меня,  когда  я
объяснил Га-ва-го  и другим,  что наше  мясо  отравлено,  и  хотя  все  еще
оставалась вероятность,  что они  могут проверить  наше утверждение,  я был
уверен в том, что они на это не пойдут.
     Ва-гасы изготовляют  кожу из  умерших. Лучше  куски они используют для
своей амуниции.  Кожу похуже  они режут  на  полоски  и  используют  вместо
веревок. В основном это прочная кожа, но иногда попадаются непрочные куски,
особенно если  их плохо приготовили. Воины, притащившие меня в хижину, едва
ступили за  порог, а  я уже  начал пытаться  порвать или,  по крайней мере,
ослабить свои  путы. Я  напрягался изо  всех сил, пока не почувствовал, что
ремни на  руках поддаются.  Однако, это требовало больших усилий, и я часто
останавливался, чтобы  отдохнуть. Не  знаю, как  долго я бился над ними, но
наконец понял,  что как  бы они  не  поддавались,  они  не  лопнут.  Что  я
собирался делать  со своей  свободой, я  не  знал,  поскольку  вообще  мало
шансов, что  мне удастся  выбраться  из  деревни  незамеченным.  Было  свое
неудобство в  том, что  постоянно было светло как днем: в сумерках я бы как
нибудь постарался ускользнуть незаметно из деревни.
     Отдыхая  после   очередной  попытки,  я  неожиданно  услышал  странный
стонущий звук, и всю хижину затрясло. Тут я понял, что снова налетела буря.
Вскоре  по  крыше  застучали  капли  дождя,  и  я  услышал  ошеломляющие  и
оглушающие раскаты  лунного грома.  По мере  того, как  буря расходилась, я
представлял ужас  Но-вансов перед ней. И даже находясь в таком положении, я
не мог  не улыбнуться  при одной  мысли о их замешательстве. Я понимал, что
все они  попрятались по хижинам. Я снова возобновил свои попытки освободить
руки, но  безуспешно. Вдруг  сквозь вой ветра и шум дождя до меня явственно
донесся крик:
     - Джулиан!
     Наа-ее-лаа, - подумал я. - Она нуждается во мне. Что они делают с ней?
Перед моим  мысленным взором  промелькнули десятки  картин, и  в  каждой  я
видел, как  божественное создание  - лунная  девушка -  становилась жертвой
необузданной жесткости.  То ее пожирал Га-ва-го, то воины рвали на части...
и снова, копья воинов вонзались в ее нежную кожу. То это был Ортис, который
явился за  подарком Га-на-го.  И именно  эта последняя  мысль привела  меня
буквально в  бешенство и  удесятерила мои  силы. Я  всегда считался сильным
мужчиной, однако,  в тот момент, когда нежный голос прорвался ко мне сквозь
бурю, и  мое воображение  нарисовало мне  Ортиса, сжимающего ее в объятиях,
что-то случилось  со мной  и придало мне воистину геркулесову силу. Путы на
руках лопнули,  как шерстяные ниточки. Мгновение и я разорвал путы на ногах
и вскочил. Я ринулся к двери, наружу-на меня обрушился ветер и дождь. В два
прыжка я достиг хижины, где обитала Наа-ее-лаа, сорвал покрывало и ворвался
внутрь. И  здесь я увидел кошмар: Ортиса. Одной рукой он держал нежные руки
девушки, а второй вцепился ей в горло и душил пытаясь опрокинуть ее на пол.
На этот  раз он  стоял лицом к двери. Как только он понял, кто ворвался, он
отшвырнул девушку  и пошел  мне навстречу. Кажется, в первый раз в жизни он
не боялся.  Его страсть к девушке, его ненависть ко мне, ярость при мысли о
том, что  я снова помешал ему-все слилось воедино. Он буквально сошел с ума
и ринулся  на меня  как сумасшедший. Мгновение мне казалось тогда, что я не
выдержу града  ударов, обрушившихся на меня. Однако, это длилось недолго. В
следующий момент  я достал  его левой  по подбородку,  потом правой прямо в
лицо, и хотя он был прекpасным боксером, он ничего не мог поделать со мной.
Ни у  кого из  нас не  было оружия,  иначе кто-нибудь  уже был  бы убит.  Я
пытался убить  его голыми руками. Наконец, после того, как с десяток раз он
падал, а  я каждый  раз поднимал его и бил, бил не переставая, он лежал уже
не двигаясь. И я был уверен, что убил его. С чувством огромного облегчения,
смотрел я на безжизненное тело. Затем я повернулся к
      Наа-ее-лаа.
     - Пошли,  - сказал  я. -  Нам представляется случай для бегства. Более
благоприятного момента  нам больше  не представится. Ва-гасы сидят по своим
хижинам, корчась  от ужаса  перед бурей.  Я не знаю удастся ли нам убежать,
однако ничего худшего, чем здесь. с нами случится не может.
     Она даже  вздрогнула при  одной только мысли выйти наружу в бурю. Хотя
она и  не боялась  до такой  степени как  суеверные Ва-гасы,  все   же  она
трепетала перед  яростью стихии. Как и вообще все жители Ва-наа. Однако она
не колебалась и, когда я протянул руку, она вложила в нее свою, и вместе мы
шагнули в круговерть дождя и ветра.

     Глава YIII

     БИТВА С ТОР-ХО

     Мне и  Наа-ее-лаа удалось незамеченными выбраться из селения Но-вансов
- люди  Га-ва-го забились  в свои  хижины напуганные  бурей. Девушка повела
меня сразу  же вверх;  мы поднялись  на бесплодный горный хребет и пошли по
нему в  направлении гор,  возвышающихся вдали.  Я видел,  что она испугана,
хотя и  пытается скрыть  это от  меня. Она  напустила на себя этакий бравый
вид, который,  как я думаю, вряд ли соответствовал обуревающим ее чувствам.
Однако мое  уважение к ней от этого только возросло, так как я всегда ценил
мужество и  считал, что  самое  большое  мужество  нужно  для  того,  чтобы
превозмочь свой  страх. Тот  кто совершает  героические поступки и не знает
страха,  менее  мужественен,  чем  тот,  кому  приходится  преодолеть  свою
трусость.
     Чтобы успокоить  ее, я  не выпуская ее руки из своей, надеясь передать
ей хоть  часть той  уверенности, которую  я обрел,  вырвавшись  хотя  бы  и
ненадолго из лап Ва-гасов.
     Мы уже  поднялись  на  гряду,  возвышавшуюся  над  деревней,  когда  я
внезапно вспомнил, что мы совершенно безоружны, и у нас нет никаких средств
защиты. Мне  так  хотелось  побыстрее  выбраться  из  деревни,  что  я  это
совершенно выпустил  из виду.  Я сказал об этом Наа-ее-лаа и сообщил, что я
лучше вернусь  в деревню  и попытаюсь  достать свое  оружие и амуницию. Она
попыталась отговорить меня, предрекая, что моя попытка обречена на провал и
что меня снова схватят.
     - Но мы не можем путешествовать в таком враждебном мире, как твой, без
оружия, -  пытался убедить  я ее.  - В  любой момент  на нас  может напасть
какое-либо животное, а нам совершенно нечем оборонятся.
     - Надо  опасаться только  Ва-гасов,  возразила  она,  имея  ввиду  эту
территорию. -  Тут нет других опасных зверей, разве только тор-хо. Их редко
можно увидеть.  Ты уже  убедился что против Ва-гасов твое оружие бессильно.
Риск встретиться  с тор-хо ничтожен по сравнению с риском, которому ты себя
подвергнешь, если  попытаешься проникнуть  в хижину Га-ва-го и забрать свое
оружие. У  тебя нет  практически шансов это сделать, так как его хижина без
сомнения переполнена  воинами. Ее  доводы в  конце концов убедили меня, и я
отказался от  попытки вернуть  свое оружие,  хотя, могу  вас заверить,  мне
очень его  не хватало.  особенно теперь,  когда я  отправился в рискованное
путешествие по  такой незнакомой  местности, по  такой  жестокой  для  меня
стране Ва-гасов.
     Кстати, из  того, что  мне рассказывала  Наа-ее-лаа,  явствовало,  что
единственное место  в этом внутреннем мире, где мы оба до некоторой степени
могли бы  чувствовать себя  в безопасности,  был ее  родной город Лаэте. Но
даже там  у меня  могут  оказаться  враги,  поскольку  ее  народ  всегда  с
недоверием относился  к пришельцам. Однако дружба с принцессой добавила она
- хорошая защита, и она ободряюще сжала мне руку.
     Буря  длилась   видимо  достаточно   долго,  потому   что  когда   она
прекратилась и  мы посмотрели  назад, в чистом воздухе далеко позади лежало
море, от  которого нас отделяла невысокая горная гряда. Мы уже пересекли ее
и шли  по равнине, которая лежала у подножья высоких гор. Море было уже так
далеко, что  можно было  только догадываться, где там находится деревня Но-
вансов, из которой нам удалось бежать.
     - Как ты думаешь, будут ли они нас преследовать? - спросил я ее.
     - Конечно.  Они попытаются найти нас, однако это все равно, что искать
каплю в  океане. Они  жители равнины,  а я  - гор.  Там, - и она указала на
равнину. - они могли бы нас найти, здесь же-нет.
     - Далеко еще до Лаэте? - поинтересовался я.
     - Я  не знаю.  Лаэте трудно  найти: этот  город хорошо спрятан. Только
поэтому он вообще существует. Калькары преследовали его основателей, и если
бы основатели города не нашли это труднодоступное место, их обнаружили бы и
уничтожили прежде, чем они смогли построить неприступный город.
     Она вела  меня прямо  в величественные горы Луны, мы обходили огромные
кратеры, зияющие  пропасти, обрывающиеся вниз на три, четыре, а иногда и на
пять миль;  мы проходили узкими ущельями и снова выходили на равнины, и все
время шли только вверх к высоким пикам, которые казалось нависали над нами.
Кратеры лежали, как правило, в ущельях; однако нам встретились несколько на
равнинах, а  некоторые мы обнаружили на вершинах, совсем как на поверхности
планеты. Я  думаю, что  те кратеры,  которые лежали в низинах, - были теми,
через которые вытекало наружу расплавленное лунное ядро.
     Наа-ее-лаа сообщила мне, что тайный вход в Лаэте лежит у кромки одного
из таких  кратеров. Его-то  она  и  искала.  Но  мне  казалось  безнадежным
занятием: куда  ни посмотришь,  везде одна  и та  же картина  - хаотическое
нагромождение пиков,  ужасающих пропастей  и  бездонных  кратеров.  Однако,
девушка, видимо  хорошо ориентировалась  во всем  этом. Она находила тропу,
обнаруживала выступы,  на которые  можно было опереться, там, где, казалось
бы и серна не нашла бы пути.
     Здесь на высоте, нам встречалась растительность, которая отличалась по
виду  от  произрастающей  на  равнине.  Однако,  съедобные  ягоды  и  грибы
встречались достаточно  часто и  мы не  очень  мучились  от  голода.  Когда
чувствовали усталость, мы обычно отыскивали пещеру, в которой можно было бы
отдохнуть в  относительной безопасности.  Однако, когда  это было возможно,
Наа-ее-лаа заставляла  меня забаррикадировать  вход камнями. Поскольку, как
она мне  объяснила, всегда  существует возможность атаки со стороны тор-хо.
Эти кровожадные  создания встречались  редко, однако  их все же приходилось
остерегаться и  не только  потому, что  они были  необычайно  прожорливы  и
свирепы и  кидались с  бессмысленной яростью  на все,  что попадалось им на
глаза, но  и потому,  что даже  небольшая рана,  нанесенная их  клыками или
когтями, часто  оказывалась смертельной.  Дело в том, что их обычный рацион
состоял из ядовитого мяса местных животных и летающих жаб. Я просил Наа-ее-
лаа описать  мне этого зверя, однако, поскольку не было животного, похожего
на него,  которое бы  мы оба знали, единственное, что я узнал - это то, что
тор-хо бывает  высотой от восемнадцати дюймов до двух футов, у него длинные
и острые клыки, четыре ноги и он не покрыт шерстью.
     Чтобы опираться  при ходьбе, а также чтобы иметь под рукой хотя какое-
то средство  защиты, я  выломал прочную  и достаточно  увесистую дубину  из
дерева, чья  древесина оказалась  во  много  раз  прочней  тех,  которые  я
встречал на  равнине. Отправиться в путь, вооруженным только палкой, в этом
страшном и  жестоком мире  казалось мне  чистым самоубийством,  однако,  не
существовало другой  альтернативы, и  я только  надеялся, что  мне  удастся
найти хоть  что-то, из  чего можно было бы сделать более надежное оружие. Я
подумал о  луке со  стрелами и  все время  выискивал подходящее  дерево,  и
одновременно я  решил превратить  свою палку  в копье  как только попадется
подходящий материал.  У меня было однако немного времени на все эти поиски,
поскольку,  если   мы  не   спали,  то   непременно  двигались.  Наа-ее-лаа
становилась все  более нетерпеливой  по мере  того как шансы найти ее город
уменьшались -  по крайней  мере, мне  казалось, что наши шансы уменьшаются.
Хотя я и был уверен, что она имеет такое же представление о местонахождении
города, как  и я,  все же  мы продолжали  свой путь, пересекая такие горные
хребты, которые невозможно представить, и ни разу Наа-ее-лаа не встретилось
ничего знакомого  в окружающем  ландшафте, что  вселило бы в нее хоть искру
надежды на то, что мы, в конце концов попадем в Лаэту.
     Я еще  не встречал  ни одного  человека, который был так полон надежд,
так оптимистически  настроен, как  Наа-ее-лаа. Она упорно верила, что Лаэте
лежит за  следующей горой,  и  это  несмотря  на  то,  что  она  все  время
ошибалась, но  это не убавляло ее энтузиазма, и она снова пускалась в путь,
хотя я уже заранее знал, что она снова ошиблась.
     Однажды после  того, как  мы обогнули  гору,  мы  вышли  на  небольшую
поляну, которая прилепилась к утесу.
     Я шел  впереди (я обычно старался выйти вперед, когда девушке не нужно
было искать  тропу). Когда я вышел на поляну, мне показалось, что я заметил
какое-то движение в кустах, что росли справа.
     Как только  мы поравнялись  с этими  кустами, за  которыми я продолжал
наблюдать, раздался самый ужасный вопль, который мне когда либо приходилось
слышать, и  одновременно из  кустов выпрыгнуло животное, размером с северо-
американского горного  льва, но  определенно похожее  на рептилию. Возможно
это и  был тот  самый тор-хо.  Так оно  и оказалось. Что-то в обличье этого
зверя, в  его голове,  напоминало мне кошку, хотя, конечно, ничего похожего
на представителей  земных кошачьх  в  нем  не  было.  Зверь,  ощетинившись,
надвигался на  меня, угрожая изогнутыми клыками. Он издавал ужасные звуки-я
назвал их воплем, поскольку это слово кажется наиболее подходящим, это была
леденящая кровь смесь взвизгов и стонов. Наа-ее-лаа схватила меня за руку.
     - Бежим! - крикнула она. - Бежим!
     Я стряхнул  ее руку  и остался  стоять на  месте.  Конечно,  мне  тоже
хотелось броситься прочь, в чем я признаюсь, но куда? Единственный путь, по
которому мы  могли бежать,  была узенькая тропинка, по которой мы пришли, и
по ней  и несся на меня тор-хо. Тогда я развернулся и ударил его по голове,
как бейсболист, отбивающий мяч. Удар пришелся точно по носу и был настолько
силен, что  не только  остановил его,  но и  свалил с  ног. Я  услышал  как
треснули кости  от моего  удара, и  подумал, что  покончил одним  ударом со
зверем; я,  однако, не  представлял,  насколько  живучи  эти  твари.  Почти
мгновенно он вскочил и снова бросился на меня. Я снова ударил его - на этот
раз удар  пришелся ему по голове, и снова услышал, как затрещали кости и он
опять свалился на землю.
     Когда он  кинулся на  меня в  третий раз,  из его  морды текло  что-то
похожее на  холодную кровь,  глаза почти  вылезли из орбит, он разевал свою
переломанную пасть,  пытаясь схватить меня, а его взвизги и стоны слились в
единый вопль  ярости и  боли. Зверь  встал на задние лапы и пытался достать
меня когтями.  Я снова  встретил его  дубинкой. На  этот раз  я сломал  ему
переднюю лапу.
     Как долго  мне пришлось  сражаться с  этой  тварью,  я  не  могу  даже
представить. Он  снова и  снова бросался  на меня,  и каждый  раз,  большей
частью по  какой-то счастливой  случайности, мне  удавалось ускользнуть  от
него. Каждый  удар, наносимый  мной, увечил и ломал его до тех пор, пока он
не превратился  в кровавую массу, которая все еще пыталась подползти ко мне
на переломанных  ногах, схватить  меня своим  переломанным беззубым ртом. И
даже тогда  я еще  долго не  мог добить  его, долго  не мог  прикончить эту
тварь.
     Когда наконец  уставший я  повернулся, чтобы  поискать глазами Наа-ее-
лаа, я с удивлением обнаружил, что она стоит за моей спиной.
     - Я думал, ты убежала!
     - Нет,  - ответила  она. - Ты не побежал, не побежала и я. Однако я не
думала, что тебе удастся убить его.
     - Ты думала, что зверь убьет меня?
     - Конечно.  Даже сейчас я все еще не могу поверить, что ты справился с
ним этой жалкой палкой.
     - Но  если ты  думала, что  я буду убит, - настаивал я, - почему ты не
попыталась скрыться.
     - Если бы тебя убили, мне незачем было бы жить, - ответила она просто.
     Я не  очень-то хорошо  понял, что  она хотела этим сказать, и не знал,
что ответить.
     - Это  было глупо  с твоей  стороны. -  выдавил наконец я из себя, - в
следующий раз, когда на нас нападут, ты должна убегать и спасать себя.
     Несколько секунд  она смотрела на меня, и у нее было какое-то странное
выражение: я  затрудняюсь даже объяснить его. Затем она повернулась и пошла
в направлении,  по которому  мы шли,  пока на  нас  не  напал  тор-хо.  Она
молчала, но  я чувствовал,  что чем-то  обидел ее и сожалел об этом. Мне не
хотелось бы,  чтобы она влюбилась в меня, хотя по всем земным стандартам ее
заявление "что  лучше ей умереть, чем жить без меня" можно было истолковать
только как  признание в любви. Размышляя однако об этом по мере того как мы
молча продвигались  вперед, я  пришел к  заключению, что  такая мерка может
быть совсем  не применима  к  Наа-ее-лаа,  и  что  я  был  просто  глупцом,
предположив, что  она любит  меня. Мне  хотелось бы  объяснить ей положение
вещей, однако все это не так просто выразить словами, и я понял, что сделал
бы только хуже, если бы попытался объясниться с ней.
     Мы так  сдружились, дружба  наша казалась  такой прочной, что повисшее
между нами  напряжение и  молчание казалось  невыносимым. А ведь Наа-ее-лаа
была разговорчивой,  и даже  в самые  трудные минуты она находила веселые и
ободряющие слова.
     Я очень  устал от  схватки с  тор-хо и  был не  прочь  остановиться  и
передохнуть. Однако  я ничего  не сказал  ей, да и Наа-ее-лаа не предложила
остановиться,  и   мы  продолжали   наш  бесконечный   путь.  Но  усталость
чувствовалась и я немного отстал от своего прекрасного проводника.
     Она ушла  уже довольно  далеко вперед  по извилистой тропинке и совсем
скрылась из  виду, когда  неожиданно я  услышал, что  она позвала  меня.  Я
откликнулся и  бросился к  ней, потому  что не  знал, что  с  ней  и  какая
опасность ее  подстерегла, хотя  в ее  голосе я не почувствовал страха. Она
ушла совсем  недалеко вперед  и я  скоро ее  увидел.  Она  стояла  на  краю
гигантского кратера лицом ко мне и улыбалась.
     - О,  Джулиан! -  воскликнула она.  - Я  наконец нашла его. - Теперь я
дома, и мы спасены.
     - Я  рад за  тебя, Наа-ее-лаа, - ответил я. - Я так боялся за тебя все
это время, пока нас подстерегали опасности. Я рад еще потому, что начал уже
опасаться, что мы никогда не найдем Лаэте.
     - О,  что ты,  - ответила  она - я была уверена, что найду город. Даже
если бы  мне для этого пришлось бы облизать все горные хребты Ва-наа, я все
равно нашла бы его.
     - А  ты уверена, что это тот самый кратер, в котором расположен вход в
Лаэте? - спросил я девушку.
     - Без сомнения, Джулиан, - ответила она и указала вниз, где примерно в
футах двадцати  под нами  находился небольшой  уступ, над которым виднелось
отверстие, напоминающее вход в пещеру.
     - Да, но как мы попадем туда? - спросил я.
     - Это  будет решительно трудно, - согласилась она, - но мы обязательно
попадем туда.
     - Я  снова надеюсь на это, Наа-ее-лаа. Однако, без веревки или крыльев
я просто не представляю, как нам это удастся.
     - В туннеле у входа, - объяснила она, - лежат длинные шесты с крючьями
на концах.  Много лет  тому назад жители не знали другого способа, если они
отправлялись из  города на  охоту  или  по  каким-либо  другим  делам,  они
выбирались по  этому длинному  туннелю из  города, забирались  на уступ  и,
орудуя шестом  зацеплялись крюком за кромку кратера. После этого оставалось
только забраться или спуститься по шесту. Однако прошло много времени с тех
пор, когда  люди Ва-наа  последний раз  пользовались этими туннелями. После
того как были улучшены летающие крылья, которые ты видел на мне, надобность
в них отпала.
     - Если,  как ты говоришь, они использовали для этого шесты, то мы тоже
можем это сделать, - заметил я, - тут много молодых деревьев и единственная
трудность - это свалить хоть одно из них.
     - Это  можно сделать,  - ответила  Наа-ее-лаа. - Нам надо найти острый
обломок камня.  Конечно, это  кропотливая работа, но это в наших силах, - и
она немедленно  приступила к поискам подходящего обломка. Я присоединился к
ней, и вскоре у нас было несколько кусков обсидиана с острыми краями. Затем
мы начали  перепиливать молодое  дерево дюйма  в  четыре  диаметром,  ствол
которого был достаточно прямым, а высота достигла тридцати футов.
     Перепиливание дерева  обломками  вулканического  стекла  -  достаточно
трудоемкая работа  и мы  порядком устали, наконец, оно закачалось и рухнуло
на землю.  На то,  чтобы обрезать  сучья, у  нас ушло  примерно столько  же
времени.
     Однако эта часть работы была наконец сделана. Теперь перед нами встала
проблема, как закрепить конец шеста, чтобы мы спокойно спустились к пещере.
У нас  не было  даже куска  веревки. Я  мог бы  сделать ее  из моей одежды,
однако мне  этого не  хотелось, поскольку  здесь на  высоте  было  довольно
холодно. Наконец,  у меня  сложился план, который правда, во многом зависел
от силы  моих мускулов  и от  того, насколько  крепки нервы у Наа-ее-лаа, и
выдержит ли она это. Итак, я медленно опустил шест в кратер, пока его конец
не уперся  в уступ  как раз  у входа в пещеру. Затем я повернулся к Наа-ее-
лаа.
     - Растянись  на земле, Наа-ее-лаа, - приказал я, - и держи конец шеста
обеими руками. Тебе нужно только удерживать его в таком положении, а на это
сил у  тебя должно  хватить. Пока ты его так держишь, я спущусь в туннель и
возьму те шесты, о которых ты мне говорила. Если их там не окажется, тогда,
я надеюсь, мне удастся удержать наш шест снизу, пока будешь спускаться ты.
     Она посмотрела вниз, в зияющую пропасть и вздрогнула.
     - Я смогу удержать шест, если только он не соскользнет с уступа.
     - Мне  придется рискнуть,  - ответил  я, -  но я буду спускаться очень
осторожно и, надеюсь, опасность таким образом сведется к минимуму.
     Внимательно присмотревшись  к уступу,  я пришел  к выводу, что то, что
она мне говорила вполне может случиться.
     Наа-ее-лаа легла,  ухватившись обеими  руками за  шест. В  этом  месте
поверхность была  почти перпендикулярна  кромке кратера.  Я приготовился  к
опасному спуску.  Могу вас уверить, что мне отнюдь не доставил удовольствия
вид развернувшейся  подо мной  бездны. Сам  кратер был  четыре-пять миль  в
диаметре, и  я имел  все основания  полагать, что жерло его уходило миль на
двести пятьдесят в низ, пронизывая оболочку Луны.
     Тот момент,  когда я балансировал на кромке этого вулкана, вглядываясь
в молчаливую,  непроницаемую бездну,  видимо был одним из самых напряженных
моментов, которые  мне пришлось  пережить. Затем  я очень осторожно схватил
шест и начал спуск.
     - Мужайся, Джулиан, - прошептала Наа-ее-лаа. - Я буду держать изо всех
сил.
     - Со  мной все  будет в  порядке, -  ответил я  , -  иначе как  же  ты
доберешься до выступа и попадешь в Лаэте?
     Осторожно спускаясь  вниз, я пытался не думать о пропасти под собой. Я
спустился всего  на два  фута, когда маленький сучок, который мы неожиданно
проглядели сломался  под моим  весом.  Этого  маленького  толчка  оказалось
достаточно, чтобы  моя шаткая лестница сдвинулась с места и поползла к краю
уступа, за  которым лежала  вечность. Навеpху  я услышал пpиглушенный кpик;
конец шеста соскользнул с уступа и полетел вниз.
     Все пpоизошло  мгновенно. Я  попал  ногами  на  выступ  и,  спpужинив,
pастянулся в туннеле. И тут я услышал отчаянный кpик Наа-ее-лаа:
     - Джулиан, Джулиан, я падаю!
     Мгновенно я был на ногах и у входа в туннель. То, что я увидел навеpху
заставило меня  похолодеть. Пpямо  пеpедо мной,  все еще  цепляясь за шест,
висела Наа-ее-лаа.  Только ноги  ее еще  оставались за кpомкой кpатеpа. Как
pаз, когда  я посмотpел  навеpх, она  отпустила шест.  Я попытался схватить
его, однако пpомахнулся, и он исчез в пасти вулкана.
     - Джулиан,  Джулиан! Ты  в безопасности,  - кpикнула  она. - Я pада за
тебя. Меня  так испугало  твое падение,  что я попыталась удеpжать шест, но
твой вес  увлек меня вниз. Пpощай, Джулиан! Я больше не могу деpжаться.- Ты
должна, Наа-ее-лаа!  - крикнул  я. -  Ты забыла  о крюках,  о  которых  мне
рассказывала. Я сейчас принесу шест и сниму тебя оттуда.
     Я крикнул  это на ходу, ринувшись в туннель. От одной мысли, что в нем
может не  оказаться этих  шестов, у  меня захлестнуло сердце. Я, видя перед
собой только  голые стены,  и ничего  похожего на  крючья, побежал  дальше.
Туннель неожиданно  поворачивал в  сторону, и как раз за поворотом я увидел
связку шестов. Схватив шест, я кинулся к выходу. Я не осмеливался взглянуть
наверх, а  подняв голову,  увидел улыбающуюся  мне Наа-ее-лаа  - она  могла
улыбаться даже перед лицом смерти, такая уж она была.
     - Потерпи  еще немного, - крикнул я , зацепляя крюк за кромку кратера.
По всей длине шеста были сделаны выступы, что значительно облегчало спуск.
     - Быстрее, Джулиан! - крикнула она. - Я соскальзываю.
     Меня не  нужно было  поторапливать. Я даже не ожидал, что могу с такой
скоростью вскарабкаться  по шесту.  Опоздай я  на секунду  -  все  было  бы
кончено. Однако  в тот  момент, когда ее пальцы разжались, я обхватил ее, и
она повисла  на мне.  Поймать ее и удержать не составляло для меня большого
труда. Единственное  чего я  боялся, так это того, что крюк не выдержит нас
обоих  и  соскользнет.  Однако  он  выдержал,  и  я  мысленно  поблагодарил
неизвестного мастера,  сделавшего его  таким прочным.  Секунду спустя я уже
был внизу  и втащил  Наа-ее-лаа в  туннель. Я  все еще  держал  ее,  а  она
вцепилась  в  меня  и  плакала,  уткнувшись  мне  в  грудь.  Она  полностью
расслабилась и  ее тело  было таким  беззащитным, что  на  меня  неожиданно
нахлынуло чувство,  которого до  этого я  никогда не испытывал. Это чувство
трудно описать.  Оно наполнило меня желанием сокрушить целую армию, лишь бы
оградить от  опасности эту  маленькую  лунную  девушку.  Во  мне  проснулся
крестоносец Средних  веков -  рыцарь, мой  предок от которого я унаследовал
его рыцарское  благородство. Это  удивило  меня,  так  как  я  считал  себя
рассудительным и  практичным человеком.  Однако, рассудив, я решил, что это
просто нервная  реакция  на  то,  что  с  нами  произошло  плюс  ее  полная
беспомощность и  зависимость от  меня. Поскольку  это видимо  так и было, я
осторожно опустил  ее на  пол туннеля.  Теперь она  сидела, прислонившись к
стене.
     - Ты очень смелый, Джулиан! - сказала она, - и очень сильный!
     - Не  думаю, что я такой уж смелый, - возразил я. - До сих пор не могу
прийти в себя от страха, что не успею подхватить тебя.
     - Только  мужественного человека  обуревает страх  после того, как все
кончено, -  заметила она,  - ему  некогда бояться,  пока он  в действии. Ты
конечно, боялся  за меня, Джулиан, однако, ты совсем не беспокоился о себе,
иначе бы  ты не  рискнул поймать меня. До сих пор я не могу понять как тебе
удалось удержать меня!
     - Вполне  вероятно, -  напомнил я ей, - что мои мускулы сильнее, чем у
жителей Ва-наа,  ведь на  Земле нам  приходится преодолевать  в  шесть  раз
большее напряжение.  Может быть,  если бы  это произошло  на Земле  мне, не
удалось бы удержать тебя.

     ГЛАВА IX

     НАПАДЕНИЕ КАЛЬКАРОВ

     Туннель, в  котором я  оказался и  по которому  Наа-ее-лаа вела меня в
свой родной   город, был довольно своеобразен. В основном, это было видимо,
природное образование,  представляющее серию пещер, возникающих наверное от
пузырей в  застывающей  лаве,  которые  позднее  были  соединены  людьми  и
образовали этот  подземный коридор.  Пещеры были в основном более или менее
сферической формы. Щебень, образовавшийся при строительстве проходов, пошел
на выравнивание пола до общего уровня. Туннель шел вверх до того места, где
мы шли.  Это говорило  о том,  что он  хорошо вентилируется  по всей длине.
Стены и  потолки были  покрыты каким-то материалом, в котором присутствовал
видимо радий, поскольку даже после того как вход скрылся из виду, в туннеле
было достаточно  светло. Мы  прошли уже  довольно далеко,  когда я  наконец
прервал молчание и обратился к Наа-ее-лаа.
     - Наверное,  это приятно  идти по  знакомому туннелю  к своему родному
городу. Я  представляю, как  я был бы счастлив, если бы сейчас шел к месту,
где родился.
     - Я  рада вернуться в Лаэте, - ответила девушка, - по многим причинам,
кроме этой.  А что  касается этого  туннеля, то он знаком мне так же, как и
тебе. Дело  в том,  что я была в нем один раз в жизни, и то, когда была еще
маленькой девочкой.  Меня привел  в него отец, который вместе с придворными
совершал периодическую  инспекцию прохода,  который сейчас  практически  не
используется.
     - Если ты не знаешь туннеля, то куда же мы пойдем, если нам встретится
развилка или ответвление? - спросил я ее.
     - Тут  нет ответвлений,  тут только  один проход, ведущий из кратера в
Лаэте.
     - Туннель длинный? - спросил я. Как скоро мы попадем в город?
     - Ну, это очень далеко - от кратера до Лаэте.
     Мы прошли  совсем немного  на этот  раз, всего пять или шесть миль, на
протяжении которых  не переставали  болтать, когда  проход неожиданно вывел
нас в большую пещеру. На противоположной стороне виднелись два входа.
     - Ты говорила, - заметил я, - что в туннеле нет развилок.
     - Я  не понимаю,  - ответила  она, -  в туннеле,  ведущим в  Лаэте нет
развилок.
     - Может  быть, мы  попали не в тот туннель, - заметил я. - Может быть,
этот вообще не ведет в Лаэте?
     - Минуту тому назад я была уверена, что мы находимся в нужном туннеле,
- ответила  она, -  но теперь,  Джулиан, я  не знаю, поскольку я никогда не
слышала ни о каких разветвлениях в нашем туннеле.
     Мы пересекли пещеру и остановились перед расходящимися туннелями.
     - Ну,  и по  какому же  мы пойдем?  - спросил я, но в ответ она только
покачала головой.
     - Я не знаю...
     - Слушай!  - остановил  я ее. - Что это такое? Мне почудились какие-то
звуки в одном из проходов.
     Мы замерли,  вглядываясь в  отверстие. Примерно  в сотне  ярдов от нас
туннель делал поворот, и мы не могли видеть, что происходило дальше.
     Теперь  мы   отчетливо  слышали  звуки,  которые  походили  теперь  на
разговор. Они  приближались к  нам из коридора, и неожиданно из-за поворота
появилась фигура  человека. Наа-ее-лаа  отпрянула в  сторону и  потянула за
собой меня.
     - Калькар!  - шепнула  она. -  О, Джулиан,  если они нас обнаружат, мы
пропали!
     - Если только он один, то я могу заняться им, - ответил я.
     - Он тут не один, ответила она. - Тут их очень много.
     - Тогда  давай вернемся  обратно и взберемся на кратер вулкана, прежде
чем они  обнаружат нас.  Мы можем  выбросить  крючья,  включая  и  тот,  по
которому мы  поднимемся в  пропасть, и  таким образом  свести на нет всякую
возможность преследования.
     - Мы  не можем пересечь пещеру и вернуться в туннель так, чтобы нас не
заметили, -  сказала она.  - Единственная  наша надежда  -  это  попытаться
спрятаться в соседнем проходе, пока они не пройдут, и надеяться, что там мы
никого не встретим.
     - Ну, тогда пошли, - сказал он, - Мне, конечно, не нравится вести себя
подобно кролику, однако я не думаю, что было бы мудро встречать вооруженных
людей, когда у тебя вообще нет никакого оружия.
     Пока  мы   обменивались  шепотом  мыслями,  голоса  в  туннеле  совсем
приблизились. Мне  показалось, что  там  чем-то  возбуждены,  хотя  уловить
какие-нибудь  слова  на  таком  расстоянии  было  невозможно.  Мы  неслышно
проскользнули в  соседний туннель - Наа-ее-лаа чуть впереди - после первого
поворота мы оба почувствовали себя в относительной безопасности. Наа-ее-лаа
считала, что  эти люди  - охотники,  направляющиеся к  выходу наружу  через
кратер, по  которому мы  попали сюда, и что поэтому они не пойдут по нашему
проходу.
     Итак, поверив  в это,  мы остановились  и стали прислушиваться к тому,
что происходило в большой пещере.
     - Этот  человек - Калькар, - объяснила Наа-ее-лаа. - Это означает, что
мы попали  не в  тот туннель.  Теперь нам надо вернуться назад и продолжить
поиски на поверхности.
     Ее голос  звучал устало  и безжизненно.  Казалось, надежда оставила ее
храброе сердце. Мы стояли плечом к плечу в узком коридоре, и я не удержался
и положил ей руку на плечо, чтобы хоть как то ободрить ее.
     - Не отчаивайся Наа-ее-лаа, - утешал я ее. - Нам сейчас не хуже, и, во
всяком случае,  лучше, чем  когда мы  находились в  лапах Га-ва-го. Однако,
припомни -  ты упоминала о каком то препятствии твоему возвращению в Лаэте.
Что ты имела ввиду?
     - Ко-таа  хочет, чтобы  я вышла  за него  замуж, -  ответила она. - Он
могущественен. И  когда-нибудь он  станет ямадаром  Лаэте. Но  он не  может
стать им, пока я жива, если только я не выйду за него замуж.
     - Ты хочешь этого? - спросил я.
     - Нет,  - ответила  она, - Теперь нет. Перед тем как я покинула Лаэте,
меня это мало волновало, но теперь я знаю, что не смогу обручиться с ним.
     - А  твой отец,  - продолжал  я, -  он бы  стал  настаивать  на  твоем
замужестве?
     - Он ничего не может сделать другого. Ко-таа очень могущественен. Если
мой отец  откажет ему в женитьбе, тот может свергнуть его, а когда мой отец
будет мертв,  а я  попытаюсь отказаться,  он убьет  меня тоже  и просто так
станет ямадаром, поскольку кровь ямадаров течет в его жилах.
     - Я  вижу Наа-ее-лаа,  что тебе  так же  несладко дома,  как и в любом
другом месте Ва-наа. Очень жаль, что я не могу увести тебя на Землю, где ты
была бы в безопасности и, я уверен, счастлива.
     - Я бы тоже этого хотела, Джулиан, - ответила она.
     Я уже  хотел ответить, когда она прикоснулась своими тонкими пальчиком
к моему рту.
     - Тсс,  Джулиан, -  прошептала она,  - они  следуют за  нами по  этому
коридору. Пошли скорее, пока нас не обнаружили.
     Она  повернулась   и  побежала  по  коридору,  который  уводил  нас  в
неизвестном направлении.  Но мы  скоро выяснили,  куда он  ведет, поскольку
туннель скоро  кончился,  и  мы  очутились  в  большом  круглом  помещении.
Напротив нас  высился помост  из резного дерева, на котором стояло такое же
кресло. Вокруг  возвышения стояли  другие кресла, между которыми посередине
был оставлен широкий проход. Мебель, хотя и была странной конструкции и вся
покрыта резьбой, изображавшей неземных животных и рептилий, все же не очень
отличалась от  земной. Стулья  имели по  четыре  ножки,  высокие  спинки  и
подлокотники.  Они   были  сделаны   не  только  прочно  и  надежно,  но  и
комфортабельно.
     Я быстро  оглядел помещение,  детали постепенно доходили до меня, но я
не увидел другого выхода, кроме того, по которому мы пришли.
     - Нам  придется подождать  здесь, Наа-ее-лаа, - сказал я, - может быть
Калькары отнесутся к нам милостиво.
     Она отрицательно покачала головой.
     - Нет, они не будут милостивы.
     - А что они с нами сделают? - спросил я.
     - Они  превратят нас  в рабов,  - пояснила  она мне,  - и  мы проведем
остаток жизни  работая почти  непрерывно и  умрем  от  непосильного  труда.
Калькары ненавидят  нас, людей  из Лаэте,  и не  остановятся ни  перед чем,
чтобы унизить и помучить нас.
     Она едва  кончила говорить,  когда в  проеме пещеры показался мужчина,
примерно моего  веса, одетый  в тунику,  как  и  Наа-ее-лаа,  но  очевидно,
сделанную из  кожи. Сбоку  на поясе у него висел нож в ножнах, а в руках он
нес тонкое  копье. У  него был  большой крючковатый нос и близко посаженные
глаза, выпуклые  и влажные. Волосы были густые льняного цвета и низкий лоб.
Если бы не небольшая сутулость можно было бы сказать, что он хорошо сложен.
У него  были большие  ноги, и  походка его  была неуклюжей.  За его  спиной
виднелись головы  и плечи  других. Они  постояли немного,  глядя на  нас  и
злобно ухмыляясь,  а затем  все пошли  в пещеру  - больше  десяти  человек.
Теперь можно  было увидеть  любую расцветку:  волосы от  светлых до черных;
глаза от голубых до коричневых.
     Выйдя из  туннеля, они  развернулись и  стали медленно  надвигаться на
нас. Мы  попались как  крысы в  ловушку.  Ох,  если  бы  сейчас  висел  мой
пистолет. Я завидовал их тонким копьям и кинжалам. Если бы у меня было хоть
это оружие,  я бы  попытался вырвать Наа-ее-лаа из лап Калькаров, спасти ее
от ужасной участи рабыни, потому что я понимал, что значит для нее рабство,
и она  скорее умрет,  чем станет  рабыней. Что  касается меня,  то  я  мало
беспокоился о  себе. Жизнь  потеряла для  меня всякий  смысл. Я  уже  давно
оставил всякую надежду вернуться на Землю или хотя бы найти корабль и вновь
увидеть Веста,  Джея и  Нортона. Тут  у меня  промелькнула мысль, что после
побега из  селения Но-вансов,  я вряд  ли чувствовал себя несчастным, и все
это время  был в хорошем настроении только благодаря дружбе с Наа-ее-лаа. Я
понял, что  не утешусь,  если потеряю  ее. Мог  ли я с покорностью ожидать,
пока меня  схватят и обратят в раба, что для Наа-ее-лаа было хуже смерти, и
разлучат меня  с ней?  Нет! Я поднял руку, приказывая наступающих Калькаров
остановиться.
     - Остановитесь!  - приказал  я. -  Прежде чем  вы  сделаете  хоть  шаг
вперед, я  хотел бы  узнать, что  нас ожидает.  Мы попали в этот туннель по
ошибке, считая,  что идем  в город моей спутницы. Дайте нам уйти с миром, и
все будет хорошо.
     - Все  будет и  так хорошо,  - сказал  предводитель  Калькаров.  -  Ты
странное создание.  Я не  встречал подобных тебе в Ва-наа. Я ничего не могу
сказать о  тебе, кроме  того, что  ты не  Калькар, а  следовательно -  враг
Калькаров. А вот твоя спутница из Лаэте.
     - Следовательно, ты не дашь нам уйти с миром? - спросил я.
     Он ухмыльнулся.
     - Вообще никак не дам уйти.
     Я стоял  в проходе,  держась за спинку одного из кресел, стоящих около
помоста. При  этих словах  я повернулся  к Наа-ее-лаа, которая стояла возле
меня.
     - Пошли, - приказал я. - Не отставай и прячься за меня.
     Несколько Калькаров  уже приближались к нам по главному проходу. Тогда
я схватил  кресло за  которое держался,  и со  всего размаха  бросил его  в
главаря. Он  упал, а мы с Наа-ее-лаа ринулись ко входу в туннель. По пути я
успел  швырнуть   в   них   еще   два-три   кресла.   Калькары   попытались
воспользоваться своими  копьями, но им, однако, приходилось увертываться от
летящих в  них кресел,  и они  не могли  толком прицелиться.  Остальные же,
которые  имели  такую  возможность,  просто  не  могли  прийти  в  себя  от
неожиданной атаки.
     Выход  из  прохода  нам  преграждали  четыре  Калькара.  Отряд  теперь
разделился: половина  обходила пещеру  справа, половина  -  слева  с  явным
намерением зайти  с тыла.  Они начали  этот маневр  еще до того, как я стал
швырять кресла  в четырех воинов. Теперь же те, которые пытались обойти нас
с тыла,  поняли, что  мы вот-вот вернемся из туннеля и ринулись прямо через
кресла  на   нас.  Мне  пришлось  развернуться  и  встретить  их.  Впереди,
перепрыгивая через  кресла несся  огромный воин,  он  и  стал  моей  первой
мишенью. Кресла  были довольно  тяжелы, а  мой удар  пришелся ему  прямо  в
грудь, и  вскрикнув, он  упал на  спину и  остался так лежать, безмолвный и
неподвижный. Затем  я снова  повернулся к  тем, кто  преграждал нам проход.
Всем им  уже досталось  от меня.  Трое неподвижно  распростерлись на земле,
однако один  воин сумел  подняться на  ноги и теперь уже размахнулся, чтобы
метнуть в  меня копье. Я как раз во время обрушил на него очередное кресло.
Краем глаза  я увидел Наа-ее-лаа, которая схватила копье убитого Калькара и
метнула его  в кого-то  сзади меня.  Этот кто-то взвыл от боли и ненависти.
Развернувшись я  увидел Калькара,  который рухнул  прямо у  моих ног. Копье
пронзило ему сердце.
     Теперь проход  был временно свободен. Калькары позади нас на мгновение
замешкались. Они  никак, видимо,  не могли  прийти в  себя от  того  хаоса,
который я внес в их ряды своими необычным оружием.
     - Собери  оставшиеся ножи  и копья,  - крикнул  я Наа-ее-лаа,  я  пока
сдержу остальных.
     Она сделала, как я приказал, и мы медленно отступили к туннелю. Кресла
прикончили половину  наших врагов.  Наконец, мы  стояли у цели, вооруженные
копьями и ножами.
     - А  теперь беги  так, как  ты никогда  не бегала,  - шепнул  я  своей
спутнице. -  Я смогу  держать их,  пока ты  не доберешься  до  входа  и  не
вскарабкаешься на кромку кратера. Если мне повезет, я сделаю то же самое.
     - Я  не покину  тебя, Джулиан,  - ответила она и добавила. - Мы пойдем
вместе или вообще не пойдем.
     - Но  ты должна,  Наа-ее-лаа, -  настаивал я.  - Только  ради  тебя  я
сражался. В конце концов мне безразлична моя судьба. В Ва-наа меня окружают
только враги.
     Она ласково положила мне руку на плечо.
     - Я  не покину  тебя, Джулиан,  - повторила она. - Это - окончательное
решение.
     Калькары, оставшиеся в комнате, уже угрожающе приближались к нам.
     - Остановитеcь!  - крикнул  я им.  - Посмотрите,  что стало  с  вашими
товарищами, и все потому, что вы не дали нам уйти с миром. Это все, чего мы
просим. Теперь  я вооружен,  и любого, кто осмелится преследовать нас, ждет
смерть.
     Они замешкались,  и я  увидел, как  они зашептались.  Мы с  Наа-ее-лаа
отступили в  туннель,  и  вскоре  поворот  скрыл  их  из  нашего  вида.  Мы
повернулись и  помчались по  коридору словно олени. Я все еще ждал, что нас
могут схватить  в любой  момент, и поэтому вздохнул с облегчением, когда мы
миновали большую  пещеру, из  которой Калькары  загнали нас  в ловушку и не
встретили ни  одного из  них. Мы  не слышали  погони, однако  это ничего не
значило. Обувь  у Калькаров  была выделана  из мягкой кожи, из которой была
сделана и  вся амуниция.  Эту кожу  они добывали, убивая Ва-гасов и жителей
Лаэте.
     Когда мы  добрались до  места, где  были сложены  шесты, я  вздохнул с
облегчением. Я собрал все крючья, и мы побежали ко входу. Я выкинул их все,
кроме одного,  в пропасть.  Оставшийся шест  я зацепил за кромку кратера и,
повернувшись к Наа-ее-лаа, приказал ей подниматься.
     - Тебе  нужно было  оставить два  шеста, тогда  мы смогли бы подняться
одновременно. Я  поднимусь быстро, и ты можешь лезть прямо за мной, так как
я думаю, что они все же преследуют нас. Я не могу представить себе, что они
так просто выпустили нас.
     Она еще  не кончила,  а я  уже услышал  в коридоре мягкие шаги кожаных
сандалий.
     - Быстрее, - крикнул я, - они уже идут.
     Взбираться по шесту - не такое уж простое дело, а если еще учесть, что
он висел  над бездонной  пропастью и не было никакой уверенности в том, что
крюк надежно  зацепился за  кромку, то можно себе представить, что это было
довольно сложное  и медленное  занятие. Несмотря на это Наа-ее-лаа поползла
вверх так  быстро, что  я забеспокоился  за нее.  Мое беспокойство  не было
беспочвенным. Стоя  так, что  я мог  одновременно  наблюдать  за  туннелем,
откуда могли  появиться преследователи, и одновременно видеть Наа-ее-лаа, я
увидел, что  девушке едва  удалось ухватиться  за кромку  кратера, как крюк
соскользнул и  шест рухнул  около меня  в пропасть.  Я мог  бы его поймать,
однако все  мое внимание  было сосредоточено  на Наа-ее-лаа  и  ее  ужасном
положении. Сможет  ли она  подтянуться или  рухнет в  бездну?  Я  видел  ее
отчаянные усилия, и в это время позади меня раздался торжествующий вопль, и
обернувшись, я увидел коричневого воина-Калькара, несущегося на меня.

     Глава X.

     ГОРОД КАЛЬКАРОВ

     Вот теперь-то  я по-настоящему  проклял свою  глупость. Я  выкинул все
шесты, кроме  одного, и  теперь у  меня  и  его  не  было.  Мне  совершенно
невозможно было теперь выбраться из туннеля.
     Когда воин  приблизился, я метнул в него копье; однако я не умел этого
делать и промахнулся. И тогда он ринулся на меня. Он отбросил в прыжке свое
копье в  сторону,  поскольку,  очевидно,  желал  захватить  меня  живым.  Я
приготовился встретить  его и  подумал, что  это будет для него не очень-то
просто. Однако в каждой борьбе есть свои хитрости, а этот воин, видимо, был
достаточно опытным.  Казалось, он  едва прикоснулся ко мне, однако он успел
подставить ногу  и толкнуть, так что я рухнул на спину. В падении я неловко
повернулся, и  видимо, ударился головой о стену туннеля; во всяком случае -
это последнее, что я помню. Я пришел в себя уже в большой пещере, в которой
мы с  Наа-ее-лаа впервые  увидели Калькара. Меня окружили восемь Калькаров,
двое из  которых полутащили-полуволокли  меня. Позднее я узнал, что в битве
около помоста я убил четверых из них.
     Воин, который  захватил меня,  был, видимо,  в хорошем  настроении  по
поводу своей удачи, и как только он заметил, что я пришел в себя, заговорил
со мной.
     - Ту  думал, что тебе удастся улизнуть от Гапта! - воскликнул он. - От
других - может быть, от Гапта - никогда.
     - Главное  из того,  что я  хотел, я сделал, - ответил я, думая о том,
удалось ли Наа-ее-лаа спастись.
     - Что же именно? - спросил Гапт.
     - Я помог бежать моей спутнице, - ответил я.
     Он поморщился.
     - Если бы Гапт добежал на минуту раньше, ей бы тоже было не убежать.
     Из этого  я выяснил,  что Наа-ее-лаа  не поймали,  если она  только не
свалилась в  пропасть. Таким  образом, я  был  вознагражден  за  свой  план
мыслью, что Наа-ее-лаа на свободе.
     - Я не смог убежать в этот раз, заметил я. - Попробую в следующий.
     Он гнусно захихикал.
     - Второго  раза не  будет. Мы ведем тебя в город, а из него невозможно
убежать. Единственный  выход наружу  - по  этому туннелю.  Однако, когда ты
окажешься в городе, ты даже не найдешь входа в него.
     Я сильно  сомневался в  этом, поскольку  прекрасно ориентировался.  На
умение  офицеров   из  Воздушного   флота  ориентироваться   с  необычайной
точностью, смотрели как на волшебство. А даже среди них мои способности был
вне конкуренции.  Я был рад, потому что воин предупредил меня. Теперь я был
начеку и  даже обрывки  информации могли  помочь  мне  запомнить  путь,  по
которому меня вели.
     - Нам  нет нужды  приковывать наших рабов, - заметил Гапт. - Мы их так
метим, что без труда можно определить, кому принадлежит раб.
     - А как вы это делаете? - спросил я.
     - Каленым  железом мы  ставим метку  вот здесь,  - и  он прикоснулся к
моему лбу как раз над глазами.
     - Приятно, - подумал я про себя, а громко спросил: - Я достанусь тебе?
     - Я  не знаю,  - ответил  воин. -  Ты будешь  рабом  того,  кому  тебя
отдадут.
     Мы шли  молча уже достаточно долго. Я был занят тем, что пытался найти
хоть что-нибудь,  что помогло  бы мне  вернуться  обратно,  но  мы  шли  по
коридору, который  был слегка наклонным и немного расширялся, однако нам не
встретилось ни  одной развилки или ответвления. Наконец мы стали спускаться
по большим  каменным  ступеням  и  попали  в  большую  пещеру,  из  которой
расходилось, по  крайней мере,  дюжина туннелей.  Здесь, к моему огорчению,
мне завязали глаза. Меня крутанули, но сделано это было небрежно, так что я
совершил полный  оборот и встал точно в том же направлении, как и до этого.
Что касается  этого утверждения, то я полностью был в этом уверен: у нас во
флоте часто  проводили  такие  испытания,  чтобы  проверить  способность  к
ориентации.  Затем   меня  повели   прямо  вперед,   и  мы  вошли  в  дверь
расположенную как  раз напротив  той, через  которую попали в пещеру. Я мог
судить о том, что мы вышли из пещеры и попали в коридор, по звуку шагов.
     Мы  прошли  по  этому  коридору  девяносто  семь  шагов,  затем  резко
повернули направо, прошли еще тридцать три шага и снова попали в пещеру. Об
этом я  тоже догадался по звуку шагов, как только мы переступили порог. Они
немного поводили  меня по этой пещере, намереваясь сбить меня с направления
и затем  снова повели в туннель. Однако они не преуспели в этом потому, что
я с  уверенностью мог  сказать, что  мы просто идем обратно по коридору, по
которому пришли.  На этот  раз мы  сделали ровно  тридцать три шага и резко
повернули направо.  Я только  улыбнулся про  себя, когда понял, что мы идем
прямо по  тому же  коридору, по  которому шли  первоначально и  что заход в
боковое ответвление  и прогулка  по пещере  - были неудачной попыткой сбить
меня с  курса. Минутой  спустя у  подножья лестницы, уходящей вверх, с меня
сняли повязку.  Они, видимо,  были полностью уверены в том, что я теперь не
смогу найти путь в туннель, хотя я мог это сделать и с завязанными глазами.
     Отсюда мы  взбирались по бесконечным лестницам, проходили бесчисленные
коридоры  и   пещеры,  которые  освещались  радием,  входящим  в  покрытие,
нанесенное на  потолки и  стены, и  неожиданно   вышли наружу. Мы стояли на
террасе, с  которой я  имел  возможность  оглядеть  лунный  город.  Он  был
расположен вокруг кратера. Дома образовали террасы, спускавшиеся к вулкану.
Сами террасы  служили для  разведения овощей,  основных плодовых деревьев и
кустарников. Город  вознесся вверх  на несколько  сотен футов;  дома, как я
узнал позже,  строились один  над другим,  так что  в большинстве из них не
было окон наружу.
     Мы немного  прошли по террасе, и я смог оглядеться вокруг. Я заключил,
что огороды  и сады  расположены на  крышах домов  нижнего яруса.  Справа я
видел ступени,  ведущие прямо  вниз к  кратеру. Почти  каждая терраса  была
возделана, на  многих я увидел людей, напоминающих Ва-гасов, откармливали и
пасли их  ради мяса, точно так же, как мы пасем на Земле скот. Это, правда,
требовало изменения  в диете  Ва-гасов -  им  надо  было  переключаться  на
растительность. Они  однако получали  и мясо:  мертвых Калькаров  и лаэтян.
Таким образом они не только снабжали Калькаров мясом, но и выступали в роли
могильщиков.
     Слева от  меня стояли  к нам  лицом здания - почти все двухэтажные. На
крышах некоторых  из них  возносились на высоту десять-двадцать, а иногда и
тридцать футов  изящные башенки.  И именно  в одно  из этих зданий и завели
меня мои  захватчики. Я  очутился в  просторной комнате, где уже находилось
несколько мужчин-Калькаров,  а за  столом  как  раз  напротив  входа  сидел
абсолютно лысый  человек, довольно преклонного возраста. К этому человеку и
подвел меня Гапт. Он описал как меня схватили и как скрылась Наа-ее-лаа.
     Человек задал  мне несколько вопросов. Он никак не отреагировал на то,
что я  сказал ему,  что прибыл  совсем из  другого мира, однако внимательно
оглядел мою одежду, а затем обратился к Гапту.
     - Мы  отведем его  к Двадцати Четырем, чтобы они смогли его хорошенько
поспрошать, -  сказал он.  - Если  он не  из Ва-наа,  следовательно  он  не
лаэтянин, ни  Калькар. Тогда  он существо  более низшей  породы и его можно
употребить в пищу.
     Он ненадолго  замолчал и  углубился в  книгу,  страницы  которой  были
испещрены какими-то  планами и покрыты странными иероглифами. Он перевернул
несколько страниц,  пока не нашел нужной. Он медленно водил по ней пальцем,
пока не остановился прямо в центре ее.
     - Ты  можешь отвести  его вот  сюда, - обратился он к Гапту. - Восьмая
камера, двадцать четвертая секция, седьмой ярус. Ты должен будешь доставить
его к Двадцати Четырем, как только они этого пожелают. - Затем он обратился
ко мне.  - Тебе  не удастся убежать из города, однако, если ты попытаешься,
то может  пройти достаточно  много времени,  пока тебя  найдут, но когда мы
тебя найдем, тебя замучают до смерти в назидание другим рабам. Иди!
     И я  пошел в  окружении Гапта и тех, кто привел меня к этому человеку.
Они повели  меня назад  по коридору,  которым мы  вышли на террасу, прямо в
сплетение коридоров  и пещер.  Здесь они  грубо впихнули  меня в помещение,
расположенное справа  по коридору, и приказали оставаться там, пока меня не
позовут.
     Я огляделся и увидел, что нахожусь в полутемной прямоугольной комнате,
почти пустой;  однако я  увидел, что я тут не один. У противоположной стены
на скамье  сидел человек.  Он поднял лицо, когда я вошел, и я увидел, что у
него такие  же правильные  черты, как  и у Наа-ее-лаа и тоже черные волосы.
Некоторое время он удивленно изучал меня, а потом обратился ко мне:
     - Ты тоже раб?
     - Нет, я не раб, - ответил я, - Я пленник.
     - Это  одно и  то же,  - заметил  он. -  Откуда ты  попал сюда?  Я  не
встречал подобных тебе в Ва-наа.
     - Я не из Ва-наа, - ответил я и вкратце ему рассказал, как попал в эту
страну.
     Я уверен,  что он  не понял  меня, хотя и выглядел и действительно был
достаточно умным человеком. Он просто не мог вообразить себе того, чего ему
никогда не  приходилось испытывать.  В  этом  он  ничуть  не  отличался  от
интеллигентных и высокообразованных представителей моей планеты.
     - А ты? - спросил я. - Ты ведь не Калькар. Ты откуда?
     - Я  из Лаэте,  - ответил он. - Я выбрался из города и меня схватил их
отряд.
     - Откуда  вся эта  вражда, -  спросил я,  -  между  жителями  Лаэте  и
Калькарами, и кто, собственно говоря, Калькары?
     - Да,  ты действительно  не из  Ва-наа, - ответил он. - Теперь я этому
верю. Иначе  ты бы  не  задавал  таких  вопросов.  Калькары  -  это  просто
неправильное произношение  слова, означавшего  мыслители.  Давным-давно  мы
представляли собой  единую расу, жившую в мире со всеми обитателями Ва-наа.
Мы выращивали  Ва-гасов на  мясо, как  это делается  сейчас у нас в Лаэте и
здесь  у   Калькаров.  Наши  города,  поселки,  селения  покрывали  горы  и
спускались вниз к морю, и между нашими городами ходили электрические поезда
(на самом  деле он  употребил не  слово "поезд" а нечто звучащее в переводе
как "земляной  корабль"), а  по небу  летали могучие корабли. Наука помогла
нам  связаться   с  самыми   отдаленными  уголками   нашей   страны   путем
использования   электричества.    Жители   одной   области   Ва-наа   могли
переговариваться с  жителями другой,  даже если  это был  самый  отдаленный
уголок нашей  страны. Страна  делилась на десять больших районов, каждый из
которых управлялся  своим Ямадаром,  и все  они соперничали  друг с другом,
стремясь сделать  для своих  жителей как можно больше. Были здесь и те, кто
занимал высокие  посты, и те, кто занимал маленькие; были среди них те, кто
был очень  богат, и  те, кто был очень беден; однако, все они были равны, и
дети бедных  имели такую  же возможность  получить образование,  как и дети
богатых. Вот отсюда то и пошли наши беды. Между нами бытует поговорка: "Чем
меньше знаешь,  тем лучше",  и я  с ней  полностью согласен, оглядываясь на
историю нашей страны. Как только массы получили образование, в них сразу же
выделилась когорта,  которая выискивала  всяческие недостатки  в  тех,  кто
превосходил их  по знаниям  и по  власти. Наконец  они организовали  тайное
общество под  названием "Мыслители".  Однако, по  всей Ва-наа  их правильно
называют "те,  кто думают,  что они  думают". Это  длинная  история  и  она
длилась долго,  но  постепенно,  сначала  медленно,  потом  все  быстрее  и
быстрее, мыслителям, которые больше говорили, чем думали,ъ удалось привлечь
на свою  сторону народ и посеять в нем недовольство правительством. Наконец
они подняли восстание и захватили власть и
      торговлю  во всем  мире. Ямадары были свергнуты, и правящий класс был
отстранен от  власти. Большинство  из них  было убито;  те, которым удалось
спастись -  это мои предки, и они основали Лаэте. Существует поверье, что в
Ва-наа есть  еще подобные  города, в  которых укрылись  потомки Ямадаров  и
правящих классов,  однако, мы  до сих  пор знаем  только один такой город -
Лаэте. Мыслители  не  утруждают  себя  работой,  и  правление,  и  торговля
развалились. У  них не  было достаточно  знаний и  ума не  только для того,
чтобы придумать  что-то новое, но и для того, чтобы использовать то, что им
досталось. Искусство  и наука зачахли и Ва-гасы вернулись к варварству. Ва-
гасы  воспользовались   моментом  и   сбросили  ярмо,   которое  носили   с
незапамятных времен.  Как Калькары  прогнали  благородных в пустынные горы,
так и Ва-гасы изгнали их с равнин. Все следы древней культуры были стерты с
лица Ва-наа. Лаэтяне сохраняли свои памятники, однако не преумножали их.
     Сменилось много  поколений, прежде  чем  Лаэтяне  смогли  найти  такое
укромное место, как Лаэте. За это время они растеряли все знания и культуру
прошлого. Да  вообще-то было  и невозможно  сохранить  все  это,  поскольку
Калькары уничтожили  все книги,  записи, все библиотеки в Ва-наа. И так как
теперь все  усилия обеих рас направлены только на то, чтобы выжить, вряд ли
когда-нибудь будет  хоть какой-либо  прогресс. Калькарам  это просто не под
силу, а Лаэтян чересчур мало, чтобы изменить хоть что-нибудь.
     - Да,  это безнадежно,  - заметил  я.  -  Так  же  безнадежно,  как  и
ситуация, в  которой очутились  мы  оба.  Я  так  понимаю,  что  из  города
Калькаров невозможно убежать, правильно?
     - Да,  - ответил он, - это невозможно. Существует только один выход, а
нас так  путают, когда  ведут в  город, что  нам просто  не найти  обратной
дороги в этом лабиринте переходов и пещер.
     - Ну,  а если мы даже выберемся наружу. Нам все равно не станет лучше.
Мы никогда  не найдем  дорогу в  Лаэте и снова станем добычей Калькаров или
Ва-гасов. Не правда ли?
     - Нет,  - возразил  он, -  в этом  ты не  прав. Если  бы  мне  удалось
взобраться на  кромку вулкана, ведущего к этому городу, я бы нашел дорогу в
Лаэте. Я  один из охотников Ко-таа и прекрасно знаю местность на много миль
вокруг моего города.
     Таким образом  это был  один из  охотников Ко-таа, и я был рад, что не
заговорил с ним о Наа-ее-лаа, о ее бегстве и о том, что я ее вообще знаю.
     -  А   кто   такой   Ко-таа?   -   спросил   я   демонстрируя   полную
неосведомленность.
     - Ко-таа  - самый могущественный из благородных Лаэте, - ответил он, -
теперь, когда  Наа-ее-лаа,  принцесса,  мертва,  а  Саргот,  ямадар  Лаэте,
дряхлеет, близок тот день, когда он станет правителем.
     - А  если принцесса  вернется в Лаэте, - спросил я, - тогда Ко-таа все
равно станет ямадаром после смерти Саргота?
     - Он  все равно  станет им,  - был  ответ. - Если бы принцессу не унес
этот ветер,  несущийся вдаль, он женился бы на ней. Если бы она отказалась,
она могла умереть. Ты ведь знаешь - люди смертны!
     - Что-то  я не  чувствую лояльности  к своему  правителю Сартогу и его
дочери-принцессе, - заметил я.
     - Напротив,  я лоялен  к ним, однако я, как и все другие, опасаюсь Ко-
таа. Все  равно рано  или поздно он станет правителем Лаэте. Именно поэтому
многие благородные  встали на  сторону Ко-таа. Это не от любви к нему, а из
страха перед ним.
     - А  принцесса! - воскликнул я. - Неужели благородные не встанут на ее
защиту?
     - А  зачем?  -  спросил  он.  -  Мы  существуем  только  на  небольшой
территории нашего города, который таким образом - тюрьма для нас. Нам не на
что надеяться  в этой  жизни, только  последующие изменения могут дать что-
нибудь новое.  Если понято  это, то тогда убийство человека уже не выглядит
жестокостью. Он  просто  избавляется  от  этой  страшной  анархии,  которая
ввергла Ва-наа в варварство.
     Я понял его пессимистическую точку зрения и понял также, что он не был
так уж  плох или  лоялен; просто,  как и  вся его раса, он отчаялся не видя
конца этому медленному загниванию.
     - Я  могу провести  тебя к  туннелю, ведущему  к вулкану. Однако, я не
представляю себе,  как мы  выберемся из этого города, полного врагов, когда
на нас могут напасть каждую минуту, - сказал я.
     - Тут,  вдали от  центра, не  так уж  много можно  встретить  людей  в
проходах и  пещерах. Если  бы у нас были отметины, как у рабов, на лбу и ты
бы не так выделялся по одежде, мы бы смогли добраться до туннеля.
     - Да,  моя одежда  заметна, - согласился я. - Она сразу же привлечет к
нам внимание,  но стоит  попытаться. Я  знаю, что  найду выход,  а провести
остаток своей жизни рабом я не собираюсь.
     Правда, я  несколько страшился  судьбы ожидавшей  меня  и  волновался,
удалось ли бежать Наа-ее-лаа. Меня все время преследовала мысль, что она не
смогла подтянуться  и рухнула  в  пропасть.  Гапт  думал,  что  ей  удалось
убежать, но  я знал, что она могла и упасть, а мы этого не заметили. Дело в
том, что  шест, по которому она карабкалась, был зацеплен немного в стороне
от входа  и, если  ее пальцы разжались, она могла пролететь мимо входа. Чем
больше я  об этом думал, тем скорее мне хотелось добраться до Лаэте и найти
ее.
     Пока мы обсуждали с ним план спасения, зашли двое рабов и принесли нам
пищу. Это  были сырые  овощи и  фрукты. Я внимательно разглядел их (рабов),
ища орущие,  но у  них его  не было. За это они могли поплатиться жизнью. Я
мог бы воспользоваться их одеждой, если бы только это была не одежда рабов,
однако, к  этому времени  у меня созрел смелый план и мне оставалось только
терпеливо ждать, пока представится возможность его осуществления.
     После еды  я почувствовал  сонливость и уже хотел растянуться на полу,
но мой  компаньон, его  звали Мо-го,  указал мне  на  соседнюю  комнату,  в
которой для нас было сделано спальное помещение.
     Проход в  спальню закрывала тяжелая занавеска. И когда, я отодвинул ее
и вошел  в комнату,  то погрузился  в темноту.  Эта комната не была покрыта
составом, который  иллюминировал их коридоры и пещеры. Позднее я узнал, что
так были  устроены все  спальные комнаты.  В углу  были навалены высушенные
листья,  которые  как  я  понял,  должны  были  послужить  мне  матрасом  и
покрывалом, если  мне таковые  потребуются. Однако  я в  них  не  нуждался,
поскольку  после  того,  как  покинул  "Барсум",  уже  успел  привыкнуть  к
неудобствам кочевой  жизни. Как  долго я проспал, я не знаю. Я проснулся от
голоса Мо-го. Он склонился надо мной и тряс меня за плечо.
     - Тебя  ждут, - шепнул он, - они пришли, чтобы отвести тебя к Двадцати
Четырем.
     - Скажи  им, чтобы  убирались к  черту!  -  пробормотал  я,  поскольку
страшно хотел спать.
     Конечно, он  не знал,  кто такой  "черт", но по моему голосу догадался
что я не очень уважительно отозвался о Калькарах.
     - Не  раздражай их,  - посоветовал  он, -  это только  затруднит  твое
положение. Если Двадцать Четыре приказывают, все должны повиноваться.
     - Кто такие Двадцать Четыре?
     - Это Комитет, который правит Калькарами.
     Теперь я  уже окончательно  проснулся и прошел вместе с ним в соседнее
помещение, где  нас нетерпеливо ожидали два Калькарских воина. Как только я
увидел их  у меня  в мозгу  стало вертеться  одна и та же мысль: "Их только
двое, их только двое!"
     Они находились в противоположном от нас конце комнаты у входа, а Мо-го
был рядом со мной.
     - Их только двое, - шепнул я. - Ты берешь на себя одного, а я другого.
Ну как ты готов?
     - Я  возьму того,  что справа,  -  шепнул  он,  и  мы  стали  медленно
подходить к ничего не подозревающим воинам.
     Когда мы  оказались достаточно  близко, мы  одновременно бросились  на
них. Я  не видел,  как Мо-го  боролся со  своим противником,  поскольку был
занят своим. Я нанес ему страшный удар по подбородку и, как только он упал,
я прыгнул  на него,  выхватил у  него из  ножен нож  и, прежде чем он успел
прийти в  себя от  удара, вонзил  его ему  прямо в  сердце. После  этого  я
повернулся, чтобы помочь Мо-го, но увидел, что он не нуждается в помощи. Он
как раз  поднимался с  трупа своего  врага, чье горло было располосовано от
уха до уха его собственным оружием.
     - Быстрее,  - крикнул  я Мо-го,  - затащи их в спальню, прежде чем нас
обнаружат.
     Минуту спустя трупы уже лежали в темной комнате.
     - Мы выберемся из города, изображая из себя воинов-Калькаров, - сказал
я, одновременно начиная снимать с себя одежду.
     - Неплохо,  - ухмыльнулся  Мо-го, Если  тебе удастся  найти  проход  к
кратеру, то вполне возможно, что мы убежим.
     Нам потребовалось  всего несколько минут, чтобы переодеться и спрятать
трупы в листве. Когда мы вернулись в комнату и посмотрели друг на друга, то
пришли к  выводу, что  если никто не будет к нам пристально приглядываться,
мы вполне  сойдем за  Калькарских воинов  и можем миновать коридоры. Дело в
том, что Калькары не были чистой расой, и в их крови смешались разные типы.
Конечно, мое  строение, которое  отличалось от  строения Калькаров, так же,
как и  от строения  лаэтян, представляло  для нас  большую опасность. Но мы
вынуждены были рискнуть и, кроме того, у нас было теперь оружие.
     - Ну  веди, -  сказал Мо-го, - и если ты выведешь к вулкану, я обещаю,
что мы попадем в Лаэте.
     - Хорошо, - сказал я, - пошли...
     И выйдя  в коридор,  я уверенно  пошел в  направлении, где как я знал,
находился проход  и эти  ступени в туннель, который вел к кратеру. Я так же
был уверен  в правильности  избранного мной  пути, как  если бы  я гулял по
окрестностям своего родного города.
     Нам удалось пройти достаточно много, и мы добрались до пещеры, где мне
завязали глаза,  никого не  встретив на пути. Войдя мы увидели, что комната
полна Калькаров.  Некоторые из  них развалились на скамьях, другие валялись
на полу,  подложив под  себя  листья.  Как  только  мы  вошли,  взоры  всех
устремились на нас, но Мо-го быстро шагнул вперед и закрыл меня собой.
     - Кто вы такие и куда идете? - спросил один из Калькаров.
     - По приказу Двадцати Четырех, - сказал Мо-го и вступил в пещеру.
     Я мгновенно  понял, что  он не знает, в каком направлении идти, а если
он заколеблется, все может рухнуть.
     - Иди  прямо вперед,  - шепнул  я, и  он быстро  пошел  в  направлении
туннеля.
     Нам повезло,  что пещера была плохо освещена и что Калькары сгрудились
в противоположном углу, чтобы понять, что я - не житель Ва-наа. Однако, они
не  остановили   нас,  хотя  я  видел,  что  один  из  них  провожает  меня
подозрительным взглядом.  Могу только сказать, что последние двадцать шагов
я сделал буквально не дыша.
     Они вскоре  остались позади,  и мы пошли по туннелю, который прямо вел
нас к кратеру.
     - Нам повезло, - заметил я.
     Молча, чтобы  услышать в  случае чего  преследователей или  Калькаров,
которые могли  оказаться впереди,  мы быстро  прошли спускающийся  в кратер
коридор. Наконец  мы в  последний раз повернули, и я увидел впереди дневной
свет. Я  вздохнул с  облегчением и  сразу же мою душу наполнило отчаяние. Я
внезапно вспомнил,  что здесь  не осталось  шестов,  по  которым  мы  могли
взобраться наверх. Что же нам оставалось делать?
     - Мо-го,  - обратился  я к  своему товарищу,  когда мы  остановились у
выхода, -  у нас  нет шестов, чтобы подняться наверх. Я совершенно забыл об
этом, но  чтобы не  дать Калькарам  возможность вскарабкаться  за  мной,  я
выкинул все  шесты, кроме  одного, в  пропасть, а  этот шест  соскользнул с
кромки и  полетел вниз,  как раз тогда, когда мои преследователи собирались
схватить меня.
     Я не  сказал ему, что у меня был спутник, поскольку мне трудно было бы
отвечать после того на его вопросы, так чтобы он не догадался, что это была
Наа-ее-лаа.
     - Ничего,  это можно  поправить, -  утешил он  меня, -  у нас есть два
копья; они  исключительно прочные,  и, если у нас будет достаточно времени,
мы сделаем из них что-нибудь, чтобы взобраться на кромку вулкана. Нам очень
повезло, что  нас не преследуют. Копья Калькаров имели серповидный выступ у
острия. Точно  такой же  серповидные выступы, но побольше, имелись в копьях
Ва-гасов. Идея  Мо-го заключалась  в том,  чтобы прочно  связать два  копья
вместе, а  затем  зацепить  серпообразным  выступом  за  кромку.  Тщательно
проверив надежность зацепления, мы могли попытаться подняться. Под туникой,
вокруг тела,  у него  была обмотана  веревка. Как он мне объяснил, это было
обычное снаряжение  каждого лаэтянина.  Это была  его идея обвязать того из
нас, кто  полезет первым, веревкой, в то время как другой отойдет как можно
дальше в  туннель, держа  свободный конец, и попытается там прочней встать.
Таким образом  можно  будет  спасти  сорвавшегося  от  смерти.  Я  заметил,
конечно, что упавший сильно пострадает от ушибов и ранений даже при удачном
падении.
     Я вызвался  лезть первым и обвязал веревку вокруг пояса, а в это время
Мо-го, отрезав от нее кусок, скреплял копья. Он работал быстро. Его ловкие,
гибкие пальцы  двигались так  уверенно, как  будто он всегда занимался этим
делом. Если бы мне удалось подняться на вершину, я должен был скинуть копье
и втащить Мо-го на веревке. Закрепив веревку достаточно надежно, я выбрался
на уступ,  насколько это было возможно, и попытался отыскать внизу наиболее
надежное место на кромке, за которое можно было зацепиться крючком. Я стоял
вот так,  на краю  бездны, держась  одной рукой за стенку туннеля, когда до
меня донеслись звуки погони. Мо-го печально сказал:
     - Все  против нас, Землянин. - Этим именем он стал называть меня после
того, как я ему сказал, как называется моя планета.
     Глава XI

     ВСТРЕЧА С КО-ТАА

     Преследователи еще  не показались, но по звуку шагов я мог определить,
что они  уже совсем близко. Нам еще надо было связать копья, найти надежное
место на  выступе, я  должен был  вскарабкаться и втащить наверх по веревке
Мо-го. На  все  это  теперь  не  было  времени.  Наше  положение  выглядело
безнадежным. И  все же  я лихорадочно  искал пути  к спасению.  Взгляд  мой
неожиданно упал  на кольца  веревки, лежащие  на полу,  один конец  веревки
надежно  был   закреплен  вокруг   моего  пояса.  В  моем  мозгу  мелькнула
сумасшедшая мысль.  Я посмотрел  на кромку,  нависшую надо мной. Сумею ли я
это  сделать?   Конечно,  такая   возможность  существовала  -  уменьшенное
притяжение Луны  вполне допускало такое, хотя по земным стандартам это было
просто невозможно.  Но я  уже не  раздумывал, мне нельзя было задумываться:
минутное колебание,  и  я  не  решился  бы  исполнить  это.  Подомной  мной
разверзлась бездна, в которую я мог рухнуть, если бы мой план не удался, ну
что из  этого, право?  Лучше смерть, чем рабство! Я присел, сконцентрировал
всю свою волю и усилия и, резко оттолкнувшись, прыгнул вверх.
     О чем  я думал  в это  мгновение, когда жизнь моя висела на волоске? О
своем доме, о Земле, о своих друзьях? Нет, передо мной стояло бледное милое
лицо с  большими темными  глазами, красивый  лоб, обрамленный копной черных
волос. Образ  Наа-ее-лаа, лунной девушки, я унес бы с собой, если бы умер в
это мгновение.  Но мне  не суждено  было умереть.  Мой прыжок донес меня до
кромки кратера.  Я извернулся  и упал на землю. Мгновенно я перевернулся на
живот и схватил веревку обеими руками.
     - Быстрее,  Мо-го, - крикнул я вниз своему спутнику. - Быстро обвяжись
веревкой и возьми копья, и я вытащу тебя наверх.
     - Тащи, - сразу же крикнул он мне. - Мне некогда обвязываться. Они уже
здесь. Тащи, и как можно скорее.
     Я сделал,  как он  приказал, и  мгновение спустя  он уже  держался  за
кромку кратера.  Я помог  ему выбраться. Копья он успел прихватить с собой.
Несколько мгновений  он стоял  молча и  никак не  мог прийти  в себя, затем
потряс головой.
     - Я  до сих  пор не  понимаю, -  сказал он  наконец, -  как  это  тебе
удалось, но это было прекрасно.
     - Я  и сам  не думал,  что способен  совершить такое,  - ответил  я. -
Однако все лучше, чем рабство.
     Мы услышали, что внизу у Калькаров началась сердитая перебранка. Мо-го
подобрал осколок  и, свесившись вниз, швырнул его в них.
     - Я  попал, -  обернулся он  ко мне  радостно. Он полетел в ничто. Они
этого очень  не любят.  Они верят,  что для  того, кто  упал в  кратер, уже
невозможны превращения.
     - Как ты думаешь, они попытаются преследовать нас? - спросил я.
     - Не думаю, - ответил он. - Они еще долго не осмелятся воспользоваться
своими шестами,  опасаясь,  что  мы  поблизости  и  можем  столкнуть  их  в
пропасть. Я  кину еще  один камень,  если там  еще стоит  кто-нибудь, и  мы
пойдем. А  кроме того, я не боюсь их здесь, в горах. Вокруг полно обломков,
а мы  в Лаэте  все время тренируемся - я попаду в любую цель, в которую мне
хватит сил добросить камень.
     Калькары уже  отступили в  туннель, так  что  Мо-го  не  представилось
больше возможности  посчитаться с  кем-нибудь из них. Тогда он повернулся и
пошел в горы. Я следовал за ним.
     Могу вас  уверить, что я чувствовал себя значительно спокойнее теперь,
вооруженный ножом  и копьем,  а пока  мы шли,  я практиковался  в  швырянии
камней. Под руководством Мо-го я вскоре значительно преуспел в этом.
     Я не  буду утомлять  вас рассказом  о том, как мы добирались до Лаэте.
Как долго  мы шли,  я не  имею ни малейшего представления. Может быть день,
может неделю,  а может  и месяц.  В Ва-наа время - совершенно бессмысленное
понятие. Наконец мы поднялись по глубокому ущелью и вышли на покатое плато.
Недалеко от  нас возвышалась  конусообразная гора,  вознесшаяся на  милю  в
высоту.
     - Вот  Лаэте! -  вскричал Мо-го.  Кратер, в  котором находится  вход в
город, лежит за этой горой.
     Мы приблизились  к городу,  поскольку  нам  нужно  было  обогнуть  его
основание,  чтобы   достичь  кратера,  и  я  имел  возможность  поподробнее
осмотреть этот  гигантский внутрилунный  комплекс. Основанием города служил
старый потухший  вулкан, вершина  которого, видимо, была снесена взрывом во
время извержения  в незапамятные  времена.  На  этом  основании  и  строили
лаэтяне свои  дома, которые  так же  ставили друг  на друга, как и в городе
Калькаров, из  которого мы  бежали. О  большом возрасте  Лаэте  можно  было
судить по  той гигантской  высоте, на  которую вознеслись  здания. Строение
верхнего яруса  находились на высоте мили над поверхностью плато. Периферию
города охватывали  узкие террасы,  и  когда  мы  подошли  ближе,  я  увидел
выходящие из  них двери  и окна,  и фигурки движущихся людей. Все это очень
напоминало мне  пчелиный улей. Когда мы уже совсем приблизились к основанию
города, я  увидел, что нас заметили, поскольку на террасах столпились люди,
смотрящие без сомнения на нас, и о чем-то переговаривающиеся.
     - Они увидели нас сверху, - сказал я, - почему ты их не окликнешь?
     - Они  приняли нас  за Калькаров.  Лучше уж  проникнуть в  город через
туннель. Там уж никаких недоразумений не возникнет.
     - Если  они думают,  что мы  Калькары, -  спросил я,  - неужели они не
нападут на нас.
     - Нет,  - ответил он. - Калькары часто проходят мимо нашего города, и,
если они не пытаются проникнуть внутрь, мы им не препятствуем.
     - Что ж, ваши люди боятся их? - спросил я.
     - Практически это так, - ответил он. - Они значительно превосходят нас
по численности - соотношение примерно один к тысячи и, поскольку для них не
существует ни  справедливости,  ни  милосердия,  и  у  них  нет  чести,  мы
стараемся раздражать их поменьше.
     Наконец мы  подошли к  кратеру, и  Мо-го, привязав  веревку к  дереву,
растущему поблизости  спустился в туннель. Я спустился за ним. Мо-го втянул
веревку внутрь  и обмотал ее вокруг пояса. После этого мы пошли по коридору
в Лаэте.
     После  всех  этих  приключений,  когда  я  встречал  только  враждебно
настроенных по  отношению  ко  мне  жителей  Ва-наа,  я  себя  почувствовал
возвращающимся домой. Мо-го заверил меня, что люди Лаэте примут меня хорошо
и будут  относиться ко  мне, как к другу. Он даже пообещал для меня хорошую
должность при  дворе Ко-таа.  Единственное о  чем я  сожалел сейчас, что со
мной не  было Наа-ее-лаа. Я был почти уверен, что она пропала. Даже если ей
удалось выбраться  на кромку  кратера, я  сомневался, что  она смогла найти
дорогу в  Лаэте. После  нашей разлуки  я не  находил себе  места и пришел к
выводу, что  дружба этой  девушки значила  для меня  гораздо больше,  чем я
думал.  Когда   я  думал   о  ней,   к  горлу  подступал  комок.  Это  было
несправедливо, что  такая юная  и очаровательная  девушка  так  безвременно
погибла.
     Расстояние от  кратера до  Лаэте невелико,  и вскоре  мы уже  вышли на
нижнюю дорогу.  Она была  расположена как раз на кромке вулкана, на котором
высился город.  И тут  мы попали  прямо в  руки воинов,  которых было около
пятидесяти человек.
     Мо-го вышел  из туннеля,  держа копье обеими руками высоко над головой
острием назад.  Я сделал то же самое. Воины были настолько поражены, увидев
двух людей,  выходящих из  туннеля, которым  уже давно не пользовались, что
вполне могли  прикончить нас  прежде чем  разобрались бы,  что мы пришли со
знаком мира.
     - Что вам здесь надо, Калькары? - воскликнул их предводитель.
     - Мы  не Калькары,  - ответил мой спутник. - Я - Мо-го: паладар, а это
мой друг. Неужели ты, Ко-во, камадар не узнаешь меня?
     - Да,  - воскликнул  предводитель, - это действительно Мо-го, паладар.
Мы, считали, что ты погиб.
     - Я  бы действительно  погиб, если  бы не мой спутник, - сказал Мо-го,
кивая в  мою сторону.  - Меня  схватили Калькары и заключили в городе номер
337.
     - Тебе  удалось выбраться  из города  Калькаров? -  воскликнул Ко-во в
крайнем изумлении. - Это невозможно. Такого никогда не случалось.
     - Нам, однако, это удалось, - возразил Мо-го, - благодаря моему другу.
- И он вкратце рассказал Ко-во о нашем побеге.
     - В  это трудно  поверить, -  сказал лаэтянин  после того,  как  Мо-го
закончил рассказ.  - А  как имя твоего друга и из какой страны, ты говоришь
он попал к нам?
     - Его  зовут Юю-лан-фит,  - ответил  Мо-го. Во всяком случае точнее он
его выговорить не мог, и под именем Юю-лан-фита я и жил среди лаэтян.
     Они считали,  что "пятый"  (они произносили  это как  "фит")  означает
титул, как  это было принято у них. Например Саргот - ямадар или император,
Ко-во -  камадар или  герцог, Мо-го - паладар или князь. Я, чтобы подшутить
над ними, сказал, что это слово эквивалентно их слову принц, и с тех пор, в
зависимости от  желания  собеседника,  меня  именовали  то  ЮЮ-лан-фит,  то
явадар.
     По просьбе  Мо-го Ко-во  выделил нам воинов, чтобы те сопровождали нас
до дома  Мо-го на  случай, если  возникнут какие-либо  осложнения по поводу
нашей Калькарской одежды.
     Пока мы  стояли и  разговаривали с  Ко-во, я  оглядывал лунный  город.
Кратер, в  котором был  построен Лаэте,  был  примерно  пять-шесть  миль  в
диаметре. Здания  были обращены  лицом к  его центру  и поднимались ярус за
ярусом примерно  на милю  вверх. Они  были более изысканны по архитектуре и
богато украшены по сравнению со строениями в городе 337. Пока мы спускались
к дому  Мо-го, я  заметил, что  на многих  из  них  были  любовно  устроены
бассейны, водопады и ручейки; как и в Калькарском городе, здесь на террасах
группами паслись Ва-гасы. Они выглядели упитанными и вполне довольными. Как
я потом узнал, они были вполне удовлетворены своей судьбой и имели такое же
представление о  своем будущем  и о  том, для чего растят их, как и скот на
Земле. В  Лаэте достигли  этого путем тщательной селекции Ва-гасов, которая
длилась долгие  века. Они отбирали на племя самых ограниченных и глупых Ва-
гасов из стада.
     У дверей  Мо-го нас  радостно встретила  его семья: мать и две сестры.
Как  все  лаэтяне,  они  имели  очень  приятную  наружность.  Мужчины  были
стройными  и  симпатичными,  женщины  -  удивительно  правильно  сложены  и
прекрасны.
     Эта радостная  встреча напомнила  мне о семье и семейных узах, которые
связывают людей  Земли. А по тому как они ласково и тепло встретили меня, я
понял, что  передо мной  люди высокой  духовной культуры.  Прежде всего они
пожелали выслушать нашу историю, а после того, как нас поздравили и воздали
нам должное,  они отправились  приготовить нам  баню и  комнату. В  этом им
помогали  слуги.  Как  потом  я  узнал,  это  были  потомки  тех  преданных
благородных  слуг,   которые  отправились  вместе  со  своими  хозяевами  в
изгнание.
     Мы немножко  отдохнули после  бани и после этого Мо-го сказал, что ему
необходимо явиться  к Ко-таа и доложить обо всем, и что он хочет взять меня
с  собой.   Теперь  я   был  облачен   в  одежды,   соответствующие   моему
предполагаемому званию,  и мне дали оружие лаэтянского дворянина - короткое
копье типа  дротика, кинжал  и шпагу.  Однако я  все равно сильно выделялся
своей темной кожей и светлыми волосами в окружении лаэтян. Некоторые, глядя
на мои волосы, даже думали, что я Калькар, но меня спасало мое сложение.
     Здание, занимаемое  Ко-таа действительно выглядело по царски. Это было
двухэтажное  строение   с  широкой   террасой,  украшенной  многочисленными
башенками  и   минаретами.  Все   здание  было   покрыто  изящной  резьбой,
изображавшей различные знаменательные события из жизни предков Ко-таа. Двое
вооруженных дворян  стояли по бокам массивной двери, и прежде чем я попал к
лунному принцу,  я понял, что достичь его даже труднее, чем попасть к нашим
земным титулованным  особам. Наконец  нас ввели  к нему,  и Мо-го с большим
почтением представил  меня. Я  присвоил себе титул принца и оделся в одежды
принца, а  также решил  пользоваться  всеми  привилегиями,  даваемыми  этим
титулом. Я надеялся, что лаэтяне будут лучше относиться ко мне, считая, что
в моих  жилах течет  королевская кровь,  и что это послужит моим интересам.
Решив так, я вел себя на церемонии как равный с Ко-таа.
     Он, как  и его  подданные, был  достаточно миловиден,  однако,  что-то
зловещее сквозило  в его  лице, и  это мне  не понравилось.  Возможно я был
просто настроен  против него  рассказами Наа-ее-лаа,  однако, как  только я
взглянул на  него, он  мне не  понравился. Я  думаю, что  это чувство  было
взаимным, и,  хотя внешне он разговаривал со мной учтиво и доброжелательно,
явадар Ко-таа, я думаю, невзлюбил меня.
     Правда, он  настоял на том, чтобы выделить мне комнаты в своем дворце,
а так же назначил мне в свиту людей с достаточно высокими титулами из своей
свиты, но  ведь я в это время был для них новинкой, и Ко-таа был не один из
королевской семьи, которому хотелось бы иметь меня и оказывать мне почести.
В этом  он не  отличался от нашей земной знати, когда в их страну приезжала
титулованная особа  или знаменитость.  Хотя и  не испытывал я к нему добрых
чувств, я  принял его  предложение. Дружба  с Наа-ее-лаа  обязывала меня  к
лояльности по  отношению к ямадару Сарготу, и я подумал, что если послужу в
стане врага отцу Наа-ее-лаа - то это оправдает мой поступок.
     Я оказался  в довольно  интересном положении  во  дворце  Ко-таа.  Все
думали, что  я ничего  не знаю  о положении дел в Лаэте, и тем не менее, из
разговоров с  Мо-го и  Наа-ее-лаа я  узнал довольно  много  об  интригах  и
политике в  этом лунном  городе. Я  например, вообще  не должен был знать о
существовании Наа-ее-лаа. Даже Мо-го не знал, что я знал ее. Итак, я не мог
задавать о  ней вопросы, пока при мне не произнесут ее имя, хотя я страстно
желал выяснить, удалось ли ей чудом вернуться в Лаэте или хоть - что нибудь
о ее  судьбе. Ко-таа  много разговаривал  со мной,  задавая  многочисленные
вопросы о  Земле и  о моем путешествии на Луну. Я понимал, что он относится
ко всему скептически, однако он достаточно умный человек, чтобы понять, что
во Вселенной  могут существовать  вещи, неизвестные  ему и  недоступные его
пониманию. Его  глаза сказали  ему, что  я не  из Ва-наа, а уши подтвердили
это, потому что как бы я ни старался, мне никогда не удалось бы говорить на
языке Ва-наа как аборигену.
     Под конец  нашей беседы  Ко-таа провозгласил, что Мо-го тоже останется
во дворце,  и спросил меня, не буду ли я против, если мой спутник поселится
со мной.
     - Ничто  не доставит  мне больше  удовольствия, Ко-таа, - ответил я, -
чем все время находится вместе с моим другом паладаром Мо-го.
     - Прекрасно!  - воскликнул  Ко-таа. -  Вы оба,  наверное устали. Тогда
идите в  свои апартаменты  и отдыхайте.  Я вскоре  со двором  отправлюсь во
дворец ямадара.  Вас заблаговременно  оповестят об  этом,  чтобы  вы  могли
приготовиться и сопровождать меня туда.
     Дворяне Ко-таа  проводили нас в наши комнаты, которые были расположены
на втором  этаже. Окна  выходили на  террасу, с  которой видно  было  жерло
вулкана.
     Только тогда,  когда я прилег на мягкую подстилку, которая должна была
служить мне  постелью, я  понял, насколько  я устал.  Только я успел удобно
растянуться и расслабиться, как тут же уснул. Я спал, видимо, долго, потому
что встал  полностью освеженный.  Мо-го  уже  встал  и  купался  в  бане  -
мраморном сооружении, которое непрерывно наполнялось ледяной водой потоков,
бежавших со  снежных вершин,  высившихся позади  Лаэте. У них не было мыла,
вместо этого  использовались шерстяные  перчатки,  которыми  натирались  до
покраснения.  От   такой  бани   буквально  захватывало   дух,  однако,  мы
вознаграждались за это бодростью и здоровьем.
     Кроме личных  бань, устроенных в каждом доме, имелись еще общественные
бани на  террасах, в  которых купались  мужчины, женщины  и дети.  Все  это
напомнило мне рассказы о древних римлянах.
     Бани, устpоенные  во двоpце ямадаpа, как я узнал позже, поpажали своей
кpасотой и  pоскошью. Здесь,  когда импеpатоp  pазвлекался, гости плавали и
ныpяли. Как  я уяснил  себе, это  было что-то  вpоде национального споpта в
Лаэте. Калькаpы  значительно pеже  пользовались  водой,  а  Ва-гасы  вообще
заходили в нее только по необходимости.
     Я последовал пpимеpу Мо-го и окунулся в бассейн. Моим пеpвым ощущением
было, что  я пpевpащаюсь  в ледышку. Пока мы одевались, появился двоpянин и
пpинес послание  от Ко-таа,  пpизывающего нас к себе. В нем говоpилось, что
нам необходимо  пpиготовиться к  тому, чтобы  сопpовождать  его  во  двоpец
Саpгота, ямадаpа Лаэте.

     Глава XII

     ОПАСНОСТЬ ВОЗРАСТАЕТ

     Двоpец импеpатоpа  стоял на  самой веpхней  теppасе, кольцом охватывая
кpатеp. Это  было пpекpасное  здание. Снизу ко двоpцу вели тpи доpоги - тpи
пpекpасные лестницы, котоpые можно было закpыть тpемя гигантскими воpотами,
котоpые были  изваяны из  цельных кусков  мpамоpа и  покpыты такой искусной
pезьбой, что  издали напоминали тончайшие кpужева. Каждые воpота охpанялись
отpядом в  пятьдесят человек.  На левой  стоpоне гpуди  в кольце они носили
знак импеpатоpа.
     Цеpемония входа во двоpец была обставлена величественно и впечатляюще.
Как только мы подошли к лестнице, ведущей навеpх, забили большие баpабаны и
запели тpубы. К нам спустились титулованные пpидвоpные в pоскошных одеяниях
как бы для того, чтобы удостовеpить полномочия Ко-таа и официально впустить
его во  двоpец. После  этого нас  пpовели в  воpота  и  оттуда  на  шиpокую
теppасу, котоpая  была живописно  возделана. Тут и там стояли статуи. Сpазу
же  было   видно,  что  это  pабота  великих  мастеpов.  В  этих  гpупповых
скульптуpах и  статуях нашли отpажения легенды Лаэте и ее истоpия. Тут были
в основном  геpои и  легендаpные личности  пpошлых веков,  однако здесь  же
стояли статуи  пpавителей Лаэте,  включая и  Саpгота,  ныне  здpавствующего
импеpатоpа. Войдя  во двоpец, мы попали в банкетный зал, где нас усадили за
столы. Все  это было  чисто фоpмально  и, видимо, составляло часть дpевнего
pитуала, поскольку  гости едва  пpикоснулись к  еде, да и было ее мало. Вся
эта цеpемония длилась всего несколько минут по земному вpемени. После этого
нас отвели  пpостоpными коpидоpами  в тpонный  зал ямадаpа, котоpый поpажал
своей кpасотой  и огpомными pазмеpами. Укpашен он был удивительно стоpого и
пpосто,  и   тем   самым   подчеpкивалось   еще   большее   великолепие   и
тоpжественность. На  кpуглом постаменте  в дальнем  конце зала  стояло  тpи
тpона. В  центpе сидел  мужчина -  я понял  сpазу же, что это Саpгот - а по
бокам его две женщины.
     Ко-таа выступил  впеpед и поклонился. После того, как они обменялись с
ним пpиветствиями,  Ко-таа веpнулся  и подвел  меня к тpону. Саpгот любезно
обpатился ко  мне. Меня  пpоинстpуктиpовали, что по двоpцовому этикету я не
должен смотpеть  на Саpгота до тех поp, пока он со мной не заговоpит. После
этого меня пpедставят импеpатpице, и я смогу посмотpеть и на нее; точно так
же нужно вести и по отношению к тому, кто занимал тpетий тpон.
     Саргот любезно  заговорил со  мной, и  я поднял глаза. Это был крупный
мужчина, очевидно,  с сильным  характером. Я никогда не встречал человека с
такой великолепной  царственной осанкой,  а его  низкий хорошо поставленный
голос как  нельзя отлично соответствовал его царственной наружности. Он сам
представил меня  императрице, и  я увидел  женщину с  такой же  царственной
осанкой и,  хотя ей  уже, очевидно,  было за  пятьдесят, все  еще красивую.
Глядя на нее, я понял, что Наа-ее-лаа удивительно похожа на мать.
     И снова  опустил  я  глаза,  пока  Саргот  представлял  меня  женщине,
сидевшей на третьем троне.
     - Юю-ла,  явадар, - произнес он согласно ритуала, - подними свои глаза
на дочь Лаэте, Наа-ее-лаа, ноновар.
     Я, удивленный  и сомневающийся,  поднял глаза  и встретился  с глазами
Наа-ее-лаа. Я чуть не вскрикнул от радости, увидев ее, и от счастья, что ей
удалось вернуться  к родителям  и в  свой родной  город. Однако моя радость
сменилась отчаяньем  при виде  ее холодного  и враждебного  лица. Я  словно
получил пощечину.
     Наа-ее-лаа сделала  вид, что  не узнает меня, холодно выслушала меня и
затем сразу  же переключила  свое внимание,  рассматривая  что-то  за  моей
головой в  противоположном конце тронного зала. Гордость моя была уязвлена,
и я рассердился, но не собирался показывать ей того, насколько я оскорблен.
Я всегда  гордился  умением  контролировать  себя,  и  теперь  мне  удалось
спрятать свои эмоции и я повернулся к Сарготу, как если бы его дочь приняла
меня настолько  благосклонно, насколько  я мог  надеяться.  Если  ямадар  и
заметил что-нибудь  необычное в  нашем поведении,  он не  показал виду.  Он
снова милостиво  обратился ко мне и сказал, что мы должны обязательно снова
встретиться.  Выйдя  из  тронного  зала,  Ко-таа  сообщил  мне,  что  после
аудиенции Саргот  примет меня  в менее  официальной обстановке. Он приказал
мне остаться его гостем и отобедать с ним.
     - Это  большая милость,  - сказал  Ко-таа, - запомни, Юю-ла, ты принял
мою дружбу и теперь ты мой союзник.
     - Не  втягивай меня  в политические  интриги Лаэте,  - ответил  я. - Я
здесь посторонний и не хочу вмешиваться во внутренние дела вашей страны, да
и не имею о них никакого представления.
     - Можно быть только врагом или только другом, - заметил Ко-таа.
     -  Я  еще  мало  знаю  кого-либо  в  Лаэте,  мне  нужно  время,  чтобы
подружиться. А выбирать себе друзей я никому не позволю.
     - Да,  ты тут  посторонний, -  ответил Ко-таа, добавив, - Я забочусь о
твоем же  благе. Если  ты останешься  здесь и  будешь жить  с нами, то тебе
нужно побыстрее выбрать друзей. Я, явадар, Ко-таа, все сказал.
     - Я  выберу себе друзей, но так, как велит мое сердце и моя совесть, -
ответил я. - Я явадар Юю-лан, все сказал.
     Он низко  поклонился мне, и когда мои глаза встретились с его глазами,
я прочел в них не злобу, а уважение.
     - Посмотрим!  - Это  все, что  он сказал,  и удалился, оставив меня на
попечение дворян  из свиты  Саргота, которые  при этом  разговоре стояли на
почтительном расстоянии.  Эти люди  заняли меня  разговором, пока  меня  не
позвали к Сарготу.
     Теперь я  оказался в  обществе человека,  сбросившего  с  себя  всякую
официальность, однако  это нисколько  не уменьшило его величия и власти. Он
разговаривал теперь  более непринужденно  и менее  официально. Он пригласил
меня сесть  и не  садился  сам  до  тех  пор,  пока  не  сел  я.  Это  было
особенностью  придворного   этикета  Лаэте  и  произвело  на  меня  большое
впечатление: первый  человек страны  был и первым в галантности. Он засыпал
меня вопросами о моей планете и о том, как я попал в Ва-наа.
     - Сохранились  обрывки легенд  с незапамятных времен, из которых можно
заключить, что наши предки имели какое-то представление о том внешнем мире,
о  котором   ты  рассказываешь   -  заметил   он.  -   Однако  это   всегда
рассматривалось, как  чистый  вымысел.  Возможно  ли,  что  в  них  все  же
заключено зерно правды?
     - Самое  интересное в  них то, что они вообще возникли, - ответил я, -
поскольку непонятно,  как знание  о Вселенной  вообще могло  возникнуть или
проникнуть в Ва-наа.
     -  Да,   никоим  образом,   -  согласился   он,  -  если  то,  что  ты
рассказываешь, правда.  Наши легенды  утверждают, что Ва-наа лежит в центре
гигантской сферы,  а наши  далекие предки  жили на  поверхности этой сферы.
Однако что-то,  о чем  легенды даже не упоминают, заставило их спуститься в
этот внутренний мир.
     Я покачал головой. Все это выглядело нереально.
     - И  все же,  - сказал  он, заметив,  что я  недоверчиво отнесся к его
словам, -  ты же  утверждаешь, что попал в наш мир с отдаленной сферы. Она,
как ты  говоришь, находится  далеко от  нашей, которую  ты называешь Луной.
Если тебе  удастся и удалось извне проникнуть в наш мир, почему наши предки
не могли  проникнуть сюда  с внешней  оболочки Луны?  К тому же исторически
достоверно, -  заметил он,  - что  наши предки имели корабли, которые могли
летать по  воздуху.  Если  тебе  с  помощью  подобного  сооружения  удалось
проникнуть в Ва-наа, почему же они не могли сделать то же самое?
     Мне  пришлось   согласиться  с   такой  возможностью.  Если  это  было
действительно так,  тогда древние  обитатели Луны  намного превосходили  по
уровню развития землян.
     Однако, после  всего этого  трудно было предположить, что Луна, будучи
меньше Земли  по размерам,  остыла намного  быстрее, и  если  на  ней  была
атмосфера, пригодная  для жизни,  вполне вероятно, что она возникла намного
раньше, чем на Земле.
     Мы еще поговорили немного о разных вещах, и наконец Саргот встал.
     - Мы должны теперь присоединиться к другим за столом, - сказал он.
     Он направился  к выходу  из комнаты, и массивные каменные двери как по
волшебству раскрылись  перед ним.  Это говорило о том, что ямадару Лаэте не
только хорошо  прислуживают, но  и то,  что он  хорошо и  надежно  защищен.
Однако, возможно, за ним просто хорошо шпионили.
     Как только мы вышли из комнаты, нас окружила стража; часть людей пошла
впереди, часть  сзади, и  в таком  порядке мы  миновали несколько  комнат и
вышли на  балкон на  втором этаже,  с которого  открывался вид  на кратер и
террасы.
     Вдоль перил  балкона были  установлены маленькие  столики, за которыми
сидели по  двое. Это  были представители королевской фамилии и приближенные
ко двору  дворяне со своими женами. Два столика стояли незанятыми. Когда мы
вошли, все  почтительно встали  и одновременно  из других дверей показались
императрица и Наа-ее-лаа.
     Они остановились посередине, ожидая пока Саргот и я приблизимся к ним.
Саргот любезно разъяснил мне особенности предстоящей церемонии.
     - Ты  займешь место  слева от ноновар и поведешь ее к столу, точно так
же, как я поведу императрицу.
     Наа-ее-лаа стояла  с высоко поднятой головой и только слегка кивнула в
ответ на  мое учтивое  обращение. В  молчании мы  последовали за Сарготом и
императрицей к  столикам, подготовленным  для нас.  Все продолжали  стоять,
пока по  сигналу Саргота  мы не  заняли своих  мест.  Мне  необходимо  было
приглядываться к  окружающим, поскольку я не знал, как принято вести себя в
Лаэте. Однако, когда я заметил, что разговор стал общим, я взглянул на Наа-
ее-лаа.
     - Неужели  принцесса Лаэте  так скоро забывает своих друзей? - спросил
я.
     - Принцесса Лаэте никогда не забывает друзей, - ответила она.
     - Я  ничего не знаю о ваших обычаях, - заметил я. - Однако, у нас даже
цари принимают своих друзей, оказывая им знаки внимания.
     - У нас тоже, - ответила она.
     Я видел,  что здесь  что-то не так, что она почему-то недовольна мной,
однако никак  не мог понять, в чем дело. Возможно, она думала, что я бросил
ее у  входа в  Калькарский город.  Но она  должна была понимать, что это не
так. Тогда,  что же  послужило причиной  такого холодного приема со стороны
той, которая так недавно была мила со мной?
     - Я  думаю, -  снова попробовал  я разговорить  ее,  -  что  ты  также
удивилась, увидев  меня живым,  как и  я обрадовался,  увидев тебя.  Я  уже
похоронил тебя  в своих  мыслях, Наа-ее-лаа,  и страшно  горевал.  Когда  я
увидел тебя  в зале,  я с  трудом сдержался;  однако ты сделала вид, что не
знаешь меня, и я поддержал тебя.
     Она не  ответила  и,  отвернувшись,  стала  рассматривать  террасы  на
противоположной стороне Лаэте. Это был лед, внутри которого бушевало пламя.
Она больше  не была  той Наа-ее-лаа, которая делила со мной все трудности и
превратности судьбы.  Она больше  не была  моим другом  и союзником. Передо
мной сидела  холодная и  высокомерная принцесса, которая на меня смотрела с
явным  недоброжелательством.   Ее  поведение  зашло  чересчур  далеко  и  я
взбесился.
     - Принцесса,  - обратился  я к  ней, -  если  в  правилах  лаэтян  так
внезапно рвать  всяческие дружеские  узы, то  уж лучше  мне было остаться в
лапах ва-гасов или канкаров.
     - Ты  можешь идти  к кому  пожелаешь, -  холодно ответила она. - Ты не
пленник Лаэте.
     После этого всякий разговор между нами прекратился, и я был очень рад,
когда неприятная процедура подошла к концу. После окончания еды ко мне были
представлены двое придворных, поскольку я еще, повидимому, оставался гостем
при дворце.  Я пожелал осмотреть королевскую резиденцию, если это возможно,
и они вызвались сопровождать меня. Мы прошли по внешним террасам, с которых
открывался вид  на долины  и  горы.  Я  никогда  в  жизни  не  видел  более
величественного и  прекрасного зрелища.  Кратер  Лаэте  стоял  на  равнине,
окруженной высокими горами, перед которыми наши Альпы были ничто, а Гималаи
- просто  холмы. Их  снежные вершины  буквально нависали  над нами, а внизу
расстилалась  равнина,   покрытая   фантастическими   лунными   растениями,
напоминающими мягкий ковер.
     Моих спутников,  видимо,  не  столько  интересовали  красоты  природы,
сколько я.  Они буквально  засыпали меня  вопросами, так что под конец я не
мог ни  о чем  больше желать,  как только избавиться от них. Они спросили о
моей планете,  и о  том, как  мне понравилась  Наа-ее-лаа, и что я думаю об
императоре Сарготе.  Мои ответы,  видимо,  удовлетворили  их,  потому  что,
наконец, они приблизились ко мне и один из них шепнул:
     - Ты  можешь  не  бояться  в  нашем  присутствии:  мы  тоже  друзья  и
сторонники Ко-таа.
     Черт возьми, подумал я, они хотят впутать меня в свои грязные интриги.
Какое мне дело, в конце концов, до Саргота или Ко-таа, или...
     Тут я  вспомнил о  Наа-ее-лаа.  Она  поступила  со  мной  жестоко.  Ее
холодный прием  и открыто враждебное отношение нанесли мне рану, и все же я
не мог  сказать, что  мне нет  никакого дела  до Наа-ее-лаа.  Она была моим
другом, и я был ее другом и останусь им до конца. Может быть, если эти люди
посвятят меня  в свои  планы, мне  потом удастся  воспользоваться  этим  на
пользу Наа-ее-лаа.  Я никогда  не говорил им, что придерживаюсь сторонников
Ко-таа, никогда  не говорил  и то,  что я сторонник Саргота. Ко-таа, однако
понял меня  именно так.  Таким образом  я ответил им так уклончиво, что мой
ответ можно  истолковать двояко. Я не мешал им воспринять его так, как если
бы я  был их  сторонник. Что еще я мог сделать? В конце концов, это была не
моя вина.  Что эти  двое меня  так превратно  поняли,  а  Наа-ее-лаа  могла
понадобиться моя дружба, которую она отвергла.
     - Что  же у  Саргота совсем  нет преданных  ему друзей? - спросил я. -
Так, что Ко-таа так уверен в успехе переворота?
     - О,  так ты  знаешь об  этом? -  воскликнул один из них. - Ты один из
приближенных к явадару?
     Я ничего  не возразил  ему. Если  хочет, пусть  думает  так.  В  конце
концов, я не видел в этом большой беды.
     - Он сообщил тебе, когда это должно случиться? - спросил другой.
     -  Я,  видимо,  сболтнул  лишнее,  -  ответил  я,  -  конфиденциальные
разговоры с Ко-таа не подлежат разглашению.
     - Действительно,  - отозвался  спрашивающий, -  это правильно,  что ты
осторожен, однако,  разреши сообщить  тебе, что мы тоже доверенные лица Ко-
таа, иначе он не поручил бы нам ту часть, которая связана с самим дворцом.
     - И много тут у вас заговорщиков? - спросил я.
     - Много,  - ответил он. - Однако не в охране Саргота. Они преданы ему.
Это в  традиции этой  организации, и  они все  умрут  за  него  до  единого
человека, -  он пожал  плечами, -  и они  действительно умрут.  Когда будет
подан сигнал, на каждого из них придется по два сторонника Ко-таа.
     Я не знаю, как долго я находился в городе Лаэте. Время шло быстро, и я
был рад,  когда снова  оказался в доме Мо-го. Я плавал и нырял вместе с его
семьей на  нашей террасе,  и  вместе  с  Ко-таа.  Я  научился  пользоваться
крыльями, которые  я впервые  видел на  Наа-ее-лаа в  тот день,  когда  она
попала в лапы ва-гасов. Мы совершили много увлекательных прогулок в высокие
горы вместе  с Мо-го  и его  приятелями, которые он организовывал для меня.
Меня постоянно  окружали  благородные  люди  с  высокой  культурой,  смелые
мужчины и  прекрасные женщины,  и я  совсем не  замечал, как текло время. Я
понимал, что мне, видимо, придется провести остаток своей жизни среди них и
пытался извлечь из этого как можно больше.
     Я не  встречался с  Наа-ее-лаа за  все время  ни разу,  и хотя  слышал
немало о  заговоре, под  конец я перестал относиться к нему серьезно. Как я
узнал, заговор этот готовился уже тринадцать кельдов (десять лет по земному
времени) и,  как мне сообщили, все еще был далек от завершения. Эти люди не
очень-то беспокоились о времени, и мне говорили, что пройдет еще, возможно,
двадцать кельдов,  прежде чем Ко-таа приступит к активным действиям. Хотя с
другой стороны, он мог приступить и в следующем году.
     За это  время случилось  событие, которое  возбудило мое  любопытство,
однако Мо-го  отнесся к  нему очень  сдержанно. Однажды,  когда я  проходил
маленьким коридором во дворце Ко-таа, впереди меня открылась дверь и из нее
вышел человек.  Услышав позади  себя мои  шаги, он оглянулся и увидев меня,
быстро вернулся  в комнату  и плотно закрыл за собой дверь. Во всем этом не
было ничего необычного, если бы этот человек не был Калькаром.
     Я подумал,  что наткнулся  на врага  в самом сердце Лаэте и, ринувшись
вперед,  распахнул   дверь,  за  которой  скрылся  этот  человек.  К  моему
удивлению, передо  мной оказалось  шесть  человек,  трое  из  которых,  без
сомнения, были  Калькарами, а трое - лаэтянами. Среди последних я узнал Ко-
таа. Он  покраснел от  гнева, увидев  меня, однако  я быстро  поклонился  и
объяснил свое появление.
     - Прошу  прощения, явадар!  - сказал я, - однако увидев врага здесь, в
твоем дворце, я подумал, что сослужу тебе хорошую службу, схватив его.
     Говоря это, я попятился к выходу.
     - Подожди,  - сказал он, - ты поступил правильно. Однако, чтобы у тебя
не возникло вопросов, сообщаю тебе, что те, кого ты видишь перед собой, это
наши пленники.
     - Я так и понял, явадар, - сказал я, - увидев тебя среди них.
     С этими  словами я  вышел из  комнаты и  закрыл  за  собой  дверь.  На
следующий день я заговорил об этом с Мо-го.
     - Ты ничего не видел, - сказал он. - Запомни же, ты ничего не видел.
     - Если  ты подразумеваешь,  что это не мое дело, Мо-го, - ответил я, -
то я  с тобой  полностью согласен  в этом.  Я не намерен впутываться во все
ваши дела.
     Однако я  непрерывно думал  об  этом  и  зашел  несколько  далеко  для
человека, занятого  только собой  -  начал  внимательно  прислушиваться  ко
всяким разговорам  о заговоре.  Несмотря на  то, что  я сказал  Мо-го и что
всячески пытался  обманывать себя  на этот  счет, любое  событие, прямо или
косвенно связанное  с судьбой  Наа-ее-лаа, значило для меня больше, чем все
остальное, что происходило в Ва-наа.
     Я провел  небольшое расследование,  которое  принесло  свои  плоды.  Я
выяснил, что  по крайней  мере уже три раза Ко-таа встречался с Калькарами.
То, что  я не  переставал  интересоваться  древним  дворцом  принца  Лаэте,
помогало мне  тайно следить  за заговорщиками,  поскольку сторонники Ко-таа
вскоре привыкли  встречать меня  в  самых  отдаленных  покоях  и  коридорах
строения.
     Во время  одного из  таких путешествий  я набрел на небольшую каменную
лестницу,  которая   привела  меня   в  полутемную   комнату,   уставленную
произведениями древнего  искусства. Я  спокойно  осматривал  их,  когда  из
соседней комнаты до меня донеслись голоса.
     - Он будет помогать тебе только при выполнении этих условий, явадар, -
сказал первый, кого я услышал.
     - Однако  его условия неприемлемы, - отозвался второй. - Я отказываюсь
даже рассматривать их. Лаэте неприступен. Ему никогда не взять город.
     Этот голос, без сомнения, принадлежал Ко-таа.
     - Ты  не знаешь  его, лаэтянин,  - ответил  второй, -  он вооружил нас
разрушающими машинами.  Ими можно разрушить любой город в Ва-наа. Он отдаст
тебе Лаэте. Разве этого недостаточно?
     - Но  ведь он  станет ямадаром  ямадаров и будет править всеми нами, -
воскликнул Ко-таа. - Ямадар Лаэте никогда никому не подчинялся!
     - Если ты не примешь его условий, он возьмет Лаэте и без твоей помощи,
и тебя тогда обратят в раба.
     - Хватит,  Калькар, - воскликнул Ко-таа, его голос звенел от ярости. -
Уходи. Скажи своему господину, что Ко-таа отклоняет его условия.
     -  Ты  пожалеешь  об  этом,  лаэтянин,  -  заметил  Калькар.  -  Ты  и
представить себе  не можешь,  какие знания  о войне  и о  том, как  убивать
людей, принес с собой человек из другого мира.
     - Я  не боюсь  его, - ответил Ко-таа. - У меня много копий, и мои люди
прекрасно владеют  мечами. Уходи  и не  возвращайся до  тех пор,  пока твой
господин не согласится сотрудничать со мной.
     Я услышал  удаляющиеся шаги и последовавшее за этим молчание, как если
бы все покинули комнату, однако я услышал голос Ко-таа снова.
     - Что  ты думаешь  обо всем  этом? -  спросил он кого-то третьего, и я
услышал ответ этого лаэтянина.
     - Если  в том,  что этот  человек говорил,  содержится капля правды, я
боюсь, что мы просто не успеем свергнуть Саргота и возвести тебя на трон. А
ведь только таким способом мы можем объединиться против внешних врагов.
     - Ты  прав, -  ответил явадар.  - Собери  все наши  силы. Мы ударим на
следующую олу.
     Я хотел  услышать еще  что-нибудь, но  они уже  вышли из комнаты, и их
голоса скоро  затихли вдали. Что я должен был делать? Через шесть часов Ко-
таа начнет  восстание, а  я прекрасно понимал, что это означало для Наа-ее-
лаа. Она  должна была  или выйти  замуж за  нового явадара или умереть; а я
понимал, что гордая принцесса скорее согласится на последнее, чем на брак с
Ко-таа.

     Глава ХШ

     ВСЮДУ СМЕРТЬ

     Я выбрался  как можно скорее из дворца Ко-таа и поспешил через террасы
во дворец  Саргота. После  того, как Наа-ее-лаа так жестоко обидела меня, я
ни разу  не посетил  дворец ямадара.  Я даже  не имел  понятия о  процедуре
получения пропуска  во дворец  для встречи  с императором.  Однако я  смело
подошел  к  разукрашенным  воротам  и  потребовал,  чтобы  меня  провели  к
начальнику  охраны.   Как  только  он  вышел,  я  сообщил  ему,  что  желаю
переговорить  с   Сарготом  или   с  Наа-ее-лаа   по  делу,   не  терпящему
отлагательства.
     - Подожди, - сказал он. - Я передам твою просьбу ямадару.
     Его не  было, как  мне показалось, целую вечность, наконец он вышел ко
мне и  сообщил, что  Саргот сейчас примет меня. Меня провели через ворота и
доставили в  маленькую комнату для аудиенций, где Саргот так ласково принял
меня в  последний раз.  Когда меня  ввели в  нее, я  застал  там  обоих:  и
Саргота, и  Наа-ее-лаа. Что  касается Саргота,  он встретил меня достаточно
милостиво, однако принцесса была настроена крайне враждебно.
     - Что  ты делаешь  здесь, предатель? - обратилась она ко мне, не давая
возможности Сарготу  заговорить первому,  и в  тоже  мгновение  двери  залы
распахнулись и  в нее  ворвались трое людей с обнаженными шпагами. Они были
одеты в  ливреи Ко-таа,  и я сразу же понял, зачем они пришли. Обнажив свою
шпагу, я ринулся на них.
     - Я  пришел спасти  жизнь ямадара и принцессы, - крикнул я, преграждая
этим троим дорогу к ним.
     - Что  происходит? -  вскричал Саргот. - Как вы осмеливаетесь обнажать
шпаги в присутствии своего ямадара?
     - Это  приближенные Ко-таа,  - крикнул  я, -  и они пришли убить тебя!
Защищайся, Саргот, ямадар Лаэте!
     И я кинулся на врагов, надеясь удержать их, пока не подоспеет помощь.
     Я не  новичок в  фехтовании. Еще  когда я  учился в Кадетском корпусе,
фехтование было  моим любимым  предметом, и  я не  боялся лаэтян, и все же,
будь они  даже посредственными  фехтовальщиками, я бы не справился с троими
одновременно. Однако  я мог  об этом не беспокоиться. Как только я крикнул,
Саргот выхватил  свою шпагу  и встал  подле меня, сражаться и защищать свою
жизнь и честь.
     Один из  наших противников попытался отвлечь меня, в то время как двое
атаковали Саргота.  Видя, что  он заигрывает со мной, и что я могу делать с
ним, что  захочу, если  только не  стану серьезно  атаковать, я отступил на
несколько шагов,  завлекая его за собой, и оказался сбоку от одного из тех,
кто атаковал  Саргота. Затем,  прежде, чем кто-либо смог разобраться в моих
намерениях, я  резко повернулся  и пронзил  сердце того,  кто атаковал отца
Наа-ее-лаа. Я  сделал это так быстро и легко, что, прежде чем мой противник
опомнился, я уже стоял в позиции и готов был отразить его атаку.
     Теперь мы  дрались один  на один  и шансы были равны. Я не мог видеть,
что происходит  у Саргота,  однако по  звону клинков  мог судить, что у них
идет жестокая  битва. Мой  противник доставлял  мне много  хлопот.  Он  был
отличным фехтовальщиком,  однако он  сражался только за жизнь, а я сражался
за большее - за мою жизнь и мою честь, поскольку после того, как Наа-ее-лаа
бросила мне  в лицо  "предатель", я  должен был оправдаться в ее глазах. Я,
конечно, не  задумывался над  вопросом, с  какой стати  меня вообще  должно
волновать отношение  Наа-ее-лаа ко мне, однако что-то вспыхнуло внутри меня
от того презрения, которое ей удалось вложить в одно это слово.
     Мне на  мгновение удалось  увидеть ее, стоящую за массивным столом, за
которым мы  беседовали с  ее отцом  при моем  первом посещении,  и я увидел
недоверие, написанное на ее лице.
     Я уже почти покончил со своим противником и теперь занял позицию лицом
к Наа-ее-лаа  и спиной  к двери,  через которую  они ворвались  в  комнату.
Саргот, видимо,  тоже справлялся со своим противником, потому что я увидел,
как тот отступает под ударами старика. И до меня вдруг донесся звон стали и
крик Наа-ее-лаа: "Джулиан! Осторожно! Сзади! Сзади!"
     Когда она  крикнула, мой противник ослабил внимание, чего он не должен
был делать ни при каких условиях, и посмотрел на что-то за моей спиной. Это
стоило ему  жизни. Я  использовал эту  возможность  и  молниеносным  ударом
пронзил ему  сердце. Вытащив шпагу, я мгновенно обернулся и увидел примерно
дюжину людей,  ворвавшихся в  комнату. Они,  однако, не  обратили  на  меня
никакого внимания  и ринулись  к Сарготу.  Прежде чем я смог вмешаться, тот
рухнул, пронзенный десятком шпаг.
     За столом, как раз за спиной Наа-ее-лаа виднелась дверь, и увидев, что
Саргот убит, она шепотом позвала меня:
     - Бежим, Джулиан, быстрее! Иначе мы тоже погибнем!
     Поняв, что  ямадар мертв  и было  бы чистым  самоубийством сражаться с
такой когортой  воинов, я  перемахнул через  стол и  ринулся за Наа-ее-лаа.
Сзади нас раздался крик, нас попытались задержать, но Наа-ее-лаа захлопнула
дверь перед  самым их  носом и  заперла их с нашей стороны. После этого она
повернулась ко мне.
     - Джулиан,  простишь ли  ты меня  когда-нибудь? Ты,  который  рисковал
своей жизнью  ради моего  отца, ямадара, и которого я в своем неведении так
глубоко оскорбила.
     - Я  мог бы  тебе рассказать  и раньше,  - ответил  я, -  однако ты не
захотела меня слушать. Обстоятельства были против меня, и поэтому я не могу
винить тебя.
     - Это было глупо с моей стороны, не выслушать тебя, Джулиан, - сказала
она. -Однако  я думала,  что Ко-таа завербовал тебя, как он завербовал даже
преданнейших Сарготу людей.
     - Ты  должна была  понимать, Наа-ее-лаа,  что  будучи  даже  враждебно
настроен к твоему отцу, я не смог бы быть нелоялен к его дочери.
     - Я не знала этого, - ответила она. - Как я могла об этом догадаться?
     Мне неожиданно захотелось схватить ее в объятия и покрыть ее милый рот
поцелуями. Я  не могу  сказать, почему  меня вдруг пронзило такое желание и
почему я  вдруг смешался  перед маленькой  Наа-ее-лаа, лунной  девушкой. Я,
наверное, выглядел достаточно глупо, стоя вот так перед ней, и, поняв это,я
стряхнул с себя оцепенение и рассмеялся.
     - Пошли,  Наа-ее-лаа,  -  сказал  я,  -  мы  здесь  не  должны  больше
оставаться: куда отвести тебя, чтобы ты была в безопасности?
     - На  верхней террасе,  наверное,  есть  верные  солдаты,  -  ответила
девушка, -  однако, если  Ко-таа уже  захватил дворец,  сопротивление будет
бессмысленным.
     - Из  того, что  я знаю  о заговоре,  - заметил я, - это действительно
бесполезно. Дворец  Саргота буквально  наводнен шпионами  и верными явадару
людьми.
     - Я  тоже этого  боюсь, -  ответила она.  - Те,  кто  явились  убивать
Саргота, буквально одну олу тому назад носили императорскую ливрею.
     - Неужели нет никого, кто бы выступил на твоей стороне?
     - Стража  ямадара верна,  - ответила  она,  -  но  их  численность  не
превышает тысячи человек.
     - Как мы можем собрать их? - спросил я.
     - Выйдем  на верхнюю  террасу и  соберем всех  тех, кто  еще остался в
живых, - предложила она.
     - Тогда пошли, - сказал я, - и побыстрее!
     Вместе рука  об руку  мы побежали  по дворцу  и выбрались  на  верхнюю
террасу, возвышавшуюся  над Лаэте.  Тут находилась примерно сотня воинов, и
когда мы  рассказали им,  что произошло во дворце, они окружили нас плотным
кольцом и, выхватив шпаги, воскликнули:
     - За Наа-ее-лаа, ямадаpу Лаэте!
     Они хотели  остаться с  ней, однако  я сказал  им, что в этом не будет
проку,  поскольку   рано  или   поздно  их   уничтожат  превосходящие  силы
противника, и Наа-ее-лаа будет потеряна.
     - Пошлите  примерно дюжину  людей, - приказал я их начальнику, - чтобы
они собрали  всех воинов,  оставшихся верными  присяге. Соберите  их всех в
тронном зале  и пусть  они будут  готовы, если потребуется, отдать жизнь за
новую повелительницу.  Еще дюжину людей пошлите в город. Пусть они поднимут
горожан на защиту Наа-ее-лаа. Что касается оставшихся, то они проводят Наа-
ее-лаа  в   тронный  зал,   посадят  ее  на  трон,  и  мы  провозгласим  ее
Повелительницей Лаэте. Сотня воинов вполне удержит тронный зал, если только
мы успеем попасть туда раньше Ко-таа.
     Офицер вопросительно взглянул на Наа-ее-лаа.
     - Каковы будут твои приказания, Повелительница?
     - Мы последуем плану явадара Юю-лана, - ответила она.
     Немедленно были  посланы воины, чтобы собрать остатки стражи и поднять
горожан на  защиту новой  повелительницы. Оставшиеся  окружили нас и повели
кратчайшей дорогой в тронный зал.
     Как только  мы вошли  в зал, с другой стороны вошел Ко-таа в окружении
воинов. Однако  у нас  было преимущество,  поскольку мы вошли как раз около
постамента, сзади трона.
     - Пошлите  своих людей  к главному входу, - приказал я офицеру, - и не
пускайте никого, пока не подоспеет подкрепление.
     Сотня ринулась  через тронный зал на изумленного и взбешенного Ко-таа,
а я  тем временем  усадил Наа-ее-лаа на трон и поднял руку, призывая всех к
молчанию.
     - Ямадар  Саргот мертв!  - воскликнул  я. - Преклонитесь перед Наа-ее-
лаа, ямадавой Лаэте!
     - Остановитесь! - приказал Ко-таа. - Она может взойти на трон со мной,
но только не одна.
     - Взять  предателя! -  приказал я,  и верные воины с радостью кинулись
исполнять мое приказание.
     Однако Ко-таа  не ждал, пока его схватят. С ним была горстка воинов, и
когда он  увидел, что  стража действительно  намеревается арестовать его, и
понимая, что  ни от  Наа-ее-лаа, ни от меня ему не будет пощады, они быстро
отступили. Но  я знал,  что он вернется назад, и он действительно вернулся,
однако к  этому времени все верные стражники, оставшиеся в живых, собрались
в тронном зале.
     Он привел  с собой  целую армию воинов, и битва была ужасна, однако он
мог бросить  миллион против  нашей тысячи, и все же он сразу не прорвался в
зал. Через  проход могло одновременно наступать только несколько человек, и
трупы уже  громоздились в  рост человека, и все же еще ни одному не удалось
перешагнуть порог. Как долго продолжалась атака, я не могу сказать, видимо,
достаточно долго.  Помню,  что  наши  воины  дрались  попеременно,  отдыхая
несколько раз,  и нам  принесли пищу через заднюю дверь, найденную в покоях
дворца, и  были времена,  когда Ко-таа  отступал и  перегруппировывал  свои
силы, однако  каждый раз  возвращался с  еще большим отрядом, и я, наконец,
понял, что нам не выдержать их непрерывных атак.
     Внезапно до  нас донесся  протяжный  все  нарастающий  вой,  источника
которого мы  не могли понять. Он поднимался и падал, и снова нарастал, пока
мы не  поняли, что  это голос  толпы, медленно и неуклонно приближающейся к
нам. Звук  становился все громче и громче, поднимаясь с террасы на террасу,
приближался  к   вершине  Лаэте.   Битва  у   входа  в  тронный  зал  почти
прекратилась. И  мы и  наши противники были на грани физического истощения.
Так мы  стояли друг  против  друга  с  наваленными  между  нами  трупами  и
прислушивались к нарастающему шуму, медленно приближающемуся к нам.
     - Они  идут! -  воскликнул  один  из  воинов  нашей  охраны,  -  чтобы
провозгласить новую повелительницу и разорвать на части Ко-таа предателя!
     Он произнес  это громким голосом, и его услышал Ко-таа и его соратники
в соседней комнате.
     - Они идут, чтобы свергнуть отродье Саргота с трона! - воскликнул кто-
то из свиты Ко-таа.
     И тут с трона донесся нежный голос Наа-ее-лаа:
     - Пусть они войдут, и пусть свершится воля народа.
     Итак, мы  застыли, ожидая  приговора жителей.  Нам не  пришлось  ждать
долго. Вскоре  мы услышали  вой на  террасе, и  толпа зашла  во дворец.  Мы
слышали, как  раздавались возгласы по коридорам и комнатам дворца, пока они
не стали отчетливыми и не слились в единую фразу: "Долой Саргота! Правь Ко-
таа - повелитель Лаэте!"
     Я в изумлении повернулся к Наа-ее-лаа.
     - Что это значит? Неужели твой народ против тебя?
     - Приспешники  Ко-таа хорошо справились со своей работой за эти долгие
кельды, -  заметил начальник  охраны,  который  стоял  на  верхней  ступени
помоста около  трона. - Они сеяли ложь и ненависть в народе и даже мудрое и
доброе правление Саргота не смогло их побороть.
     - Пусть свершится воля народа! - повторила Наа-ее-лаа.
     - Это  воля дураков,  обманутых предателями!  -  воскликнул  начальник
охраны. -  Пока под  одеждой стражников  бьется хоть  одно сердце, мы будем
защищать Наа-ее-лаа, повелительницу Лаэте!
     Воины Ко-таа, поддержанные чернью, рвались в тронный зал, и, видя, что
защитники отступают,  мы поспешили  им на  помощь с  желанием  бороться  до
последнего. Когда  начальник стражи  увидел меня,  сражающегося бок о бок с
ним, он попросил меня вернуться к Наа-ее-лаа.
     - Мы  не должны оставлять повелительницу в одиночестве, - сказал он, -
Возвращайся и  оставайся с  ней, Юю-лан,  явадар. И  когда ты  увидишь, что
последний из нас пал, вонзи ей кинжал прямо в сердце.
     Я вздрогнул  и вернулся  к Наа-ее-лаа.  Только от одной мысли, что мне
придется вонзить  нож в  ее нежную  грудь, мне  стало плохо. Должен же быть
какой-то другой  путь для  Наа-ее-лаа, которая  предпочтет смерть бесчестию
или пленению  Ко-таа -  убийцей ее  отца? Когда  я добрался до Наа-ее-лаа и
оглянулся на  сражение, то увидел, что воины Ко-таа, поддерживаемые чернью,
прорвались в  зал, и  несметные их  ряды обрушились  на защитников.  Воины,
окружавшие Ко-таа,  подпираемые толпой,  буквально внесли  его в зал, и, не
встречая сопротивления,  он вскоре оказался у помоста. Те, кто был у входа,
заметили  его  и,  когда  он  приблизился  к  ступеням,  по  залу  пронесся
пронзительный вой:
     - Ко-таа, ямадар!
     Он обнажил  шпагу и  ринулся наверх, однако я встал между Наа-ее-лаа и
врагами.
     - Сдайся,  Джулиан! -  воскликнула она.  - Бессмысленно сопротивляться
им. Ты  не из  Лаэте: ни  долг, ни честь не обязывают тебя гибнуть за кого-
либо из  нас. Оставь  ему жизнь,  Ко-таа! -  крикнула  она  приближающемуся
явадару, - и я приму волю людей и отдам тебе трон!
     - Предателю Ко-таа никогда не сидеть на троне Наа-ее-лаа! - воскликнул
я и, прыгнув вперед, напал на принца Лаэте.
     Его воины  следовали за  ним по  пятам, и  мне  нужно  было  сражаться
быстро. Я  сражался так,  как никогда  в жизни; я не думал, что способен на
такое, и  в тот  момент, когда  чернь смяла заслоны и, ворвавшись в проход,
растеклась по  залу, мой  клинок  прорвал ему сердце. Он вскрикнул, вскинул
кверху руки  и, упав,  покатился по  ступеням.   Там он  застыл, мертвый, у
подножия трона, который он предал. На минуту в зале повисла мертвая тишина.
Как друзья, так и враги застыли в оцепенении.
     Это молчание  длилось мгновение  и было  прервано страшным взрывом. Мы
почувствовали, как дворец закачался и затрясся. Ворвавшийся народ испуганно
и вопросительно озирался вокруг. Но прежде, чем они успели задать хоть один
вопрос, прогремел  новый взрыв,  ударивший нам  по барабанным перепонкам, и
одновременно до  нас снизу  из города  донеслись вопли и стоны перепуганных
людей. Народ  услышал это,  и в  мгновение всю  злобу  к  династии  Саргота
заслонил обычный  животный страх  за себя.  Они  с  воплями  повернулись  и
ринулись к  дверям. Слабых отталкивали, топтали. Они прокладывали себе путь
кулаками, копьями  и ножами  в стремлении  выбраться поскорее из рушащегося
здания. Они  не давали  пройти друг другу, рвали за одежду передних, каждый
старался оттеснить соседа, чтобы первым выбраться наружу.
     Пока толпа  рвалась наружу,  я и  Наа-ее-лаа молча  стояли около трона
Лаэте, наблюдая  за ней,  а внизу  остатки дворцовой  стражи, тоже молча, с
презрением наблюдали  за этим  столпотворением. Взрыв  следовал за  взрывом
почти непрерывно. Люди разбежались. Дворец опустел за исключением преданных
нам воинов, которые остались с нами в тронном зале.
     - Пошли, - сказал я Наа-ее-лаа, - надо выяснить природу этих взрывов и
какой урон наносят они городу.
     - Пошли, - отозвалась она, - тут есть небольшой коридор, который ведет
на внутреннюю террасу, с которой виден весь город.
     Затем она повернулась к начальнику стражи:
     - Спуститесь  к дворцовым  воротам и заприте их, чтобы враги не смогли
вернуться, если они уже очистили помещения дворца.
     Офицер поклонился  и с  остатками  героических  защитников  отправился
исполнять приказание,  а мы  с Наа-ее-лаа поднялись по короткой лестнице на
крышу дворца.
     Выйдя наверх,  мы быстро  подошли к краю террасы, с которой открывался
вид на  город и  кратер. Под нами с террасы на террасу носились обезумевшие
люди, в  то время  как тут  и там  раздавались ужасные  взрывы, и  в воздух
взлетали обломки  старых зданий.  На многих  террасах виднелись  воронки от
взрывов, везде были руины, и в разных частях города уже вспыхнули пожары.
     Я сразу  же понял,  что взрывы  вызваны чем-то сверху и, подняв глаза,
увидел снаряд,  огибавший по  дуге дворец.  Он взорвался  на террасе где-то
внизу, и  я понял,  что снаряды летят из-за города. Повернувшись, я пересек
террасу и  выглянул с противоположной стороны, которая выходила на равнину,
окружавшую город.  Я не  смог удержать  удивленного возгласа перед бликами.
Наа-ее-лаа последовала за мной и теперь стояла около меня.
     - Калкары,  - сказала  она. - Они снова пришли, чтобы захватить Лаэте.
Они уже  пытались совершить  это много-много  веков назад; однако, Джулиан,
что это такое взрывается и производит такой грохот и уже зажгло Лаэте?
     - Вот  это-то меня  и удивляет,  - ответил  ей я,  - а  не Калькарские
воины. Посмотри,  Наа-ее-лаа! -  воскликнул я,  указывая на холм на границе
плато. Если  только мои  глаза меня  не обманывают,  там  было  установлено
нечто, напоминающее  орудие, которое  и посылало  снаряды в  город. - И вот
здесь, -  продолжал я,  указывая на  новые  и  новые  подобные  сооружения,
рассредоточенные по равнине. - Город окружен ими, Наа-ее-лаа; знает ли твой
народ что-нибудь о таких орудиях и о взрывчатке?
     - Только  в наших легендах упоминается нечто подобное, - ответила она.
- Прошли столетия с того времени, когда народ Ва-гасов умел делать подобные
вещи.
     Мы стояли  и разговаривали,  когда к нам приблизился человек из стражи
ямадара.
     - Наа-ее-лаа,  Повелительница, -  воскликнул он, - тут пришел человек,
который требует у тебя аудиенции; он говорит, что ты можешь спасти город от
разрушения.
     - Приведи его, - приказала Наа-ее-лаа, - мы примем его здесь.
     Через минуту стражник подвел к нам одного из капитанов Ко-таа.
     - Ямадава  Наа-ее-лаа!  -  воскликнул  он,  когда  она  разрешила  ему
говорить. -  Я пришел  к тебе  с посланием  от того,  кто является ямадаром
ямадаров и  властелином всей  Ва-наа. Если  ты хочешь  спасти свой  город и
своих людей - то слушай внимательно!
     Глаза Наа-ее-лаа сузились.
     - Ты  разговариваешь  со  своей  повелительницей!  -  сказала  она.  -
Поосторожнее выбирай слова и сбавь тон!
     - Я  пришел, чтобы  спасти тебя, - угрюмо повторил воин. - У Калькаров
объявился  великий   повелитель,  и  они  объединились  все  вместе,  чтобы
уничтожить Лаэте.  Мой господин  не желает  разрушать этот город. Он спасет
его при одном простом условии.
     - Говори условие, - приказала Наа-ее-лаа.
     - Если  ты выйдешь  за него замуж, он сделает Лаэте столицей Ва-наа, а
тебя ямадавой среди ямадав.
     Губы Наа-ее-лаа искривились в презрительной улыбке.
     - И  кто этот самонадеянный Калькар, который осмеливается просить руки
Наа-ее-лаа?
     - Он  не Калькар,  повелительница, -  ответил воин.  - Это  человек из
другого мира, который говорит, что знает тебя давно и давно любит тебя.
     - Как его имя? - нетерпеливо спросила Наа-ее-лаа.
     - Его зовут Ортис, ямадар ямадаров!
     - Ортис, - повторила она.
     - Теперь  я все  понимаю, повелительница,  - сказал я. - Я могу теперь
представить, сколько  же времени  прошло с  тех пор, когда я появился в Ва-
наа. Ведь после нашего побега от ва-гасов Ортису нужно было найти Калькаров
и, заслужив  их расположение,  подбить их  к нападению  на  Лаэте,  сделать
взрывчатку, снаряды  и орудия,  которые сейчас  разрушают Лаэте.  И если бы
даже посланник  не назвал имени, я должен был бы догадаться. Это так похоже
на него - плебея, предателя и негодяя.
     -  Отправляйся   к  своему   господину,  -   обратилась  Наа-ее-лаа  к
посланнику, -  и скажи  ему, что  Наа-ее-лаа , ямадава Лаэте, скорее выйдет
замуж за  Га-ва-го, предводителя ва-гасов, чем согласится быть его женой, и
что лучше  пусть исчезнет  Лаэте и  ее народ  с лица Ва-наа, чем они станут
подданными такого жестокого правителя. Я все сказала. Иди.
     Воин повернулся  и покинул  нас, сопровождаемый  стражником,  которому
Наа-ее-лаа приказала  проводить его  до ворот  и вернуться назад. Затем она
повернулась ко мне:
     - О,  Джулиан, что  мне  делать?  Что  я  могу  противопоставить  этим
страшным силам, которые ты привез в Ва-наа?
     Я покачал головой:
     - Мы бы тоже могли сделать и орудия, и снаряды, чтобы сражаться с ним,
однако у  нас сейчас  нет времени.  Прежде, чем  мы  даже  приступим  к  их
изготовлению, Лаэте  будет превращен  в груду  развалин. Есть  только  один
выход, Наа-ее-лаа  - собрать  всех  мужчин,  всех  женщин,  могущих  носить
оружие, и попытаться отбить у Калькаров орудия.
     Она остановилась  и надолго задумалась. Когда вернулся офицер охраны и
остановился перед  ней, ожидая  приказаний, она подняла голову и посмотрела
на него.
     - Спустись  в город,  - приказала она, - и собери всех лаэтян, которые
могут еще  держать в  руках копья,  мечи и кинжалы. Прикажи им собраться на
нижней террасе  перед дворцом  и скажи,  что я,  ямадава  Наа-ее-лаа,  буду
говорить с ними. Иди. Судьба Лаэте зависит от тебя.

     Глава ХIУ

     "БАРСУМ"

     Пожары уже  охватили весь  город и,  хотя люди самоотверженно пытались
бороться с огнем, мне казалось, что он распространяется со все возрастающей
скоростью. И вдруг обстрел прекратился так же неожиданно, как и начался. Мы
с Наа-ее-лаа  подошли к  краю террасы  чтобы посмотреть,  что происходит  в
стане врагов.  Нам не  пришлось долго  ждать. Как  по волшебству  поднялись
осадные лестницы  к нижней  террасе, которая  возвышалась на  добрые двести
футов над  землей. Мы  не видели  тех, кто  ставил лестницы,  поскольку они
подошли чересчур  близко к  основанию города, однако, наблюдая за теми, кто
подносил их,  я пришел  к выводу,  что земные знания Ортиса и здесь сыграли
свою роль.  Только используя  раздвижные  лестницы,  можно  было  надеяться
достичь даже нижней террасы города.
     Поняв их  намерения, я  ринулся вниз,  к воротам,  у которых собрались
остатки стражи, и, обрисовав им ситуацию, приказал немедленно собрать людей
и попытаться  отразить атаку,  пока Калькары не захватили плацдарм. Затем я
вернулся к  Наа-ее-лаа, и мы вместе следили за разворачивающимся сражением.
Я с  самого начала  понял, что лаэтяне проиграли. Когда защитники подошли к
террасе, на ней уже было больше тысячи Калькаров, а за ними поднимались все
новые и новые воины.
     Мы видели,  как горожане  ринулись на них, и настолько стремителен был
их натиск,  что на  минуту я  подумал, что  ошибался в  том,  что  лаэтянам
удастся  удержать   свой  город.   Внизу,  под  нами,  на  нижней  террасе,
развернулась  кровавая  бойня.  Настолько  мощна  была  атака  лаэтян,  что
Калькары дрогнули и начали отступать.
     - У  них вода  в жилах!  - шепнула Наа-ее-лаа, сжимая мою руку. - Один
дворянин стоит десятка воинов. Смотри, они уже бегут!
     И действительно, участь Калькаров, казалось, была решена - они сотнями
валились вниз, где замирали навеки, рухнув с высоты более сотни футов.
     Однако неожиданно  что-то изменилось  в ходе сражения. Я увидел свежих
воинов-Калькаров, ворвавшихся  на террасу,  и, взбираясь наверх, они что-то
кричали своим  товарищам. Однако  я никак  не мог  понять, что именно. Это,
видимо, придавало  их  воинам  новые  силы,  и  они  с  удвоенной  энергией
обрушились на  лаэтян. Я увидел, как предводитель вновь прибывших Калькаров
прорвался в первые ряды, размахнулся и швырнул что-то прямо в стройные ряды
лаэтян. Раздался оглушительный взрыв, и там, где секунду назад стояла сотня
самых лучших  воинов Лаэте,  защищавших свой  город и  свою  честь,  теперь
дымилась кровавая воронка.
     - Гранаты! - воскликнул я. - Ручные гранаты.
     - Что  это? -  вскрикнула Наа-ее-лаа.  - Что же происходит там, внизу?
Они убивают моих людей.
     - Да,  Наа-ее-лаа,  они  убивают  твоих  людей,  и  ты  можешь  только
проклясть тот день, когда земляне приземлились в Ва-наа.
     - Я не понимаю, Джулиан.
     - Это  все дело  рук Ортиса,  - ответил я. - Это он принес с Земли эти
страшные орудия убийства. Сначала он обстреливал город орудиями

     - Увы, Наа-ее-лаа, я только теперь понял, что ты любишь меня.
     - Теперь, - сказала она, - будь, что будет. Мы вместе, и если мы умрем
оба, вряд ли мы встретимся в новом превращении.
     - Я  бы хотел  этого, -  сказал я.  - И  быть уверенным,  что мы снова
встретимся и проживем вместе в этом мире.
     - И я тоже, Джулиан, но это невозможно.
     Мы прошли  коридорами дворца до комнаты, которую занимала мать Наа-ее-
лаа, однако  не нашли  ее там,  и Наа-ее-лаа забеспокоилась о ее судьбе. Мы
быстро осмотрели  остальные комнаты,  пока не  добрались до зала аудиенций,
где был убит Саргот. Зрелище, представившееся нашим глазам, было ужасно, и,
чтобы оградить  Наа-ее-лаа от  него, я  попытался не  пустить ее в комнату.
Однако она,  видимо, догадалась,  чем было  вызвано это  желание и, покачав
головой, прошептала:
     - Нет, Джулиан, что бы там ни было, я должна это видеть.
     Она ласково,  но решительно  отодвинула меня  и мы оба остановились на
пороге, потрясенные  зрелищем, которое  явила нам  комната. На  полу лежали
трупы заговорщиков, которых убили мы с Сарготом и сам ямадар, а поперек его
тела распростерлась  мать Наа-ее-лаа.  Она вонзила нож прямо себе в сердце.
Несколько мгновений  Наа-ее-лаа стояла  неподвижно и смотрела на них, будто
читала молитву,  затем устало  повернулась и  вышла из  комнаты, закрыв  за
собой дверь.
     Некоторое время  мы шли  молча, поднимаясь  по лестницам,  ведущим  на
верхнюю террасу.  В городе везде бушевали пожары, пламя гудело, как в печи,
и к  небу возносились  столбы дыма.  Несмотря на  то, что  террасы у лаэтян
покоились на каменной кладке, внутри домов многое было сделано из дерева, а
мебель и занавеси легко воспламенялись.
     - У нас нет шансов спасти город, - сказала Наа-ее-лаа. - Предатель Ко-
таа взбаламутил  народ и  отвлек его  от своих  занятий. Пожарники,  вместо
того, чтобы  выполнять  свой  долг,  ринулись  убивать  своего  повелителя.
Несчастный день! Несчастный день!
     - Ты думаешь, им удалось бы остановить огонь? - спросил я.
     - Маленькие  озерца, ручейки,  водопады, огромные  общественные бани и
небольшие пруды были построены как раз с таким расчетом. Из них очень легко
направить воду  на любой ярус. Если бы мой народ оставался на своих местах,
этого, по крайней мере, не произошло бы.
     Пока мы  смотрели на  пожар, на нижних террасах скопилось много людей.
Их привела  сюда паника,  а на  верхних рядах  стали  появляться  Калькары,
которые бросали  на лаэтян  вниз ручные  гранаты.  Мужчины,  женщины,  дети
метались взад  и вперед, крича и плача, в тщетной попытке найти убежище, но
из домов  прямо на  них вылились  новые орды Калькаров, вооруженных ручными
гранатами. Их  со всех  сторон уже  настигал огонь, а сзади и сверху на них
обрушились воины.  Слабые падали,  и толпа  топтала их; я видел, как многие
бросались на копья, как вонзали ножи в грудь своих близких.
     Резня быстро  распространилась по  всему городу.  Калькары гнали людей
вниз, в  огонь. Дым  устилал жерло  вулкана. В  просветах мы  везде  видели
картины жестокой бойни.
     Порыв ветра  на минуту  отогнал дым,  и мы видели периметр кратера, на
краю которого сгрудились люди. Я увидел воина, который взобрался на перила,
ограждающие террасу.  Он повернулся  и что-то  крикнул своим  товарищам,  а
затем повернулся,  взмахнул руками  и прыгнул в бездонную зияющую пропасть.
Казалось, его  поступок вселил  в них  безумие. Еще десяток воинов ринулись
головой вниз  в кратер.  Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, как
огонь в  прерии, это  распространилось по  всей окружности вулкана. Женщины
бросали вниз  своих детей,  а потом прыгали за ними сами. Толпа боролась за
места, с  которых можно  было ринуться  вниз, навстречу  смерти,  это  было
ужасное зрелище.
     - Мой бедный народ! - воскликнула она. - Мой бедный народ!
     А далеко  внизу, теперь  уже тысячами, они бросались в вечность, а над
ними воющие  Калькары гнали оставшихся с террасы на террасу вниз к кратеру,
швыряя в толпу ручные гранаты. Наа-ее-лаа отвернулась.
     - Уйдем,  - сказала  она. - Я не могу на это смотреть! Я не могу этого
видеть!
     Мы отошли  на противоположный  край террасы.  Как  раз  под  нами,  на
следующей террасе, были расположены дворцовые ворота. Я вздрогнул от ужаса,
когда увидел,  что Калькары  уже поднялись  на верхние  террасы и подошли к
стенам дворца. Стража ямадара готовилась отразить нападение врага. Огромные
каменные ворота  надежно защищали  их от  копий и  мечей, однако  даже  они
поняли, что  их участь  решена и  все  кончено,  и  что  ворота,  служившие
надежной защитой  ямадару, рухнут  перед  Калькарами.  Калькары  замерли  в
пятидесяти ярдах от стены, и из их рядов вышел один человек.
     Когда я увидел его, то схватил Наа-ее-лаа за руку.
     - Ортис! - воскликнул я. - Это Ортис!
     И в  то же  мгновение человек  поднял голову  и увидел  нас.  Зловещая
усмешка искривила его губы, когда он узнал нас.
     - Я  пришел,  чтобы  потребовать  свою  невесту  -  донеслось  до  нас
отчетливо, -  и свести  счеты с  тобой, наконец,  - и  он указал пальцем на
меня.
     В правой  руке у  него был  зажат большой  цилиндрический  предмет  и,
сказав это, он швырнул его в ворота, как бейсболист, кидающий свой мяч.
     Снаряд попал  прямо в основание ворот. Раздался оглушительный взрыв, и
огромные каменные  ворота рухнули  вниз, рассыпавшись  на  мелкие  осколки.
Рухнула последняя  защита принцессы  Лаэте, а  вместе с  нею под  обломками
погибло более половины стражи.
     Сразу же вперед кинулись Калькары, швыряя в оставшихся ручные гранаты.
Наа-ее-лаа повернулась ко мне и обняла меня.
     - Поцелуй меня еще раз, Джулиан! - сказала она. - А затем пусть нож!
     - Никогда!  Никогда, Наа-ее-лаа,  - воскликнул  я. -  Я не смогу этого
сделать.
     - Тогда я это сделаю сама! - воскликнула она и выхватила нож из ножен,
висевших у нее на боку.
     Я схватил ее за руку.
     - Только  не  это,  Наа-ее-лаа!  Должен  же  быть  какой-то  выход,  -
воскликнул я.  И тут  мне в  голову пришла  сумасшедшая мысль.  - Крылья! -
воскликнул я.  - Где  их хранят?  Погибли все  твои люди.  Долг  больше  не
удерживает тебя  здесь. Давай  убежим,  хотя  бы  только  для  того,  чтобы
расстроить планы Ортиса и не доставить ему удовольствия видеть наши трупы.
     - Но куда мы полетим? - спросила девушка.
     - По  крайней мере,  мы сами  можем выбрать,  как умереть, сказал я, -
вдали от Лаэте и от врагов, которые будут злорадствовать над нашими телами.
     - Ты прав, Джулиан. Я думаю, у нас есть еще время. Калькары и Ортис не
сразу отыщут лестницу, ведущую на эту террасу.
     И она  быстро повела  меня в  одну из башен,возвышающихся над дворцом.
Войдя, мы  спустились по  винтовой лестнице  и попали  в  большую  комнату,
расположенную в  основании башни.  Тут хранились  императорские  крылья.  Я
помог Наа-ее-лаа  пристегнуть их,  затем укрепил свои, и с вершины башни мы
поднялись  над   горящей  Лаэте   и  быстро   полетели  по   направлению  к
расстилавшимся вдали  равнинам и  морю. Я  все еще  надеялся отыскать место
стоянки "Барсума",  поскольку я  до сих  пор  не  терял  надежды,  что  мои
товарищи живы. Если это удалось мне, то почему не удастся им?
     Над городом  стоял невыносимый  жар, и мы задыхались в дыму, однако мы
пролетели через  него. Теперь  нас невозможно  было увидеть с того места, с
которого мы  стартовали; и  когда Ортис и Калькары ворвутся на террасу, а я
понимал, что  рано или  поздно они  найдут лестницу,  они  увидят,  что  мы
исчезли, а  куда -  неизвестно. Мы  летели, подгоняемые ветром, к равнине и
морю, над  горной страной.  Моим стремлением было добраться до побережья, а
потом следовать  вдоль него  до тех  пор, пока я не отыщу реку с островом в
устье. От того места я уже знал, как добраться до стоянки "Барсума".
     Перелет занял  много времени;  нам приходилось  останавливаться, чтобы
передохнуть  и   собраться  с  силами  и  найти  себе  еду.  По  счастливой
случайности мы  не встретились  больше ни  с какими  препятствиями. Правда,
несколько раз  мы встречали  разъезды Ва-гасов,  но мы  взмывали  высоко  в
воздух и  счастливо избегали  столкновения  с  ними.  Наконец  мы  достигли
морского побережья и полетели вдоль него налево. Нам встречалось много рек,
однако ни  у одной  из них  устье даже  приблизительно  не  напоминало  ту,
которую я искал.
     Наконец я  пришел к выводу, что дальнейшие поиски бессмысленны, однако
мы оба  не представляли  себе, где  бы мы  могли остановиться и чувствовать
себя в  безопасности. Газ  в наших  мешках уже терял плавучесть, а у нас не
было никакой  возможности  снова  восстановить  его.  Все  же  он  мог  нам
послужить еще  некоторое время,  хотя сколько - никто из нас определенно не
знал, и  его подъемная  сила, конечно,  не  шла  ни  в  какое  сравнение  с
первоначальной.
     Невдалеке от  побережья нам  встретилось много островов, и я предложил
Наа-ее-лаа выбрать  один из  них, на  котором окажется  достаточно фруктов,
орехов и овощей, чтобы поддержать наше существование, и постоянный источник
пресной воды.
     Я  выяснил,  что  Наа-ее-лаа  практически  ничего  не  знает  об  этих
островах,  даже  не  представляет,  населены  ли  они.  Наконец  мы  решили
исследовать один  из них,  достаточно большой,  который  лежал  примерно  в
десяти милях  от побережья.  Мы без труда долетели до него, некоторое время
кружили  над  ним,  внимательно  осматривая  местность.  Примерно  половину
острова занимали  холмы, в  основном покатые и невысокие. Мы обнаружили три
речки и  два маленьких  озерца и  необычайно буйную  растительность, однако
сколько мы  не приглядывались,  мы нигде не увидели следов того, что остров
обитаем. Таким  образом  уверившись  в  безопасности,  мы  приземлились  на
равнину на берегу.
     Это было  чудесное место  - настоящий  растительный Эдем,  где мы  оба
спокойно могли  прожить остаток своей жизни в мире и спокойствии, поскольку
хотя мы  и исследовали его еще более тщательно немного позднее, мы нигде не
обнаружили ни  малейшего подтверждения  тому,  что  на  него  ступала  нога
человека.
     Мы вместе  построили уютный  шалаш на  случай бури. Мы вместе добывали
себе пищу  и долгими  днями лениво лежали на траве, устилавшей берег. Чтобы
хоть как-то  скоротать время,  я учил  Наа-ее-лаа  своему  языку.  Мы  вели
спокойную, неторопливую,  счастливую  жизнь  на  этом  острове,  и  все  же
несмотря на  то, что  наша любовь  согревала нас,  каждый из нас ощущал всю
бесполезность такого существования, когда мы вынуждены были проводить время
в ленивой бездеятельности.
     Однако мы  оставили всякую  надежду когда-либо  вернуться  к  активной
жизни. Однажды  мы лежали вот так, у нас вошло в привычку отдыхать вот так,
блаженно растянувшись  на мягкой  лунной траве, мои глаза были полузакрыты,
когда Наа-ее-лаа неожиданно схватила меня за руку.
     - Джулиан, - воскликнула она, - что это там? Смотри!
     Я  открыл  глаза  и  увидел,  что  она  села,  вглядываясь  в  небо  в
направлении материка,  а пальцем  показывала на предмет, который привлек ее
внимание и вызвал такое удивление.
     Когда я  перевел глаза  на объект, на который она указывала, я вскочил
на ноги  с  криком  удивления.  Там,  на  высоте  не  более  тысячи  футов,
параллельно побережью плыл корабль, чьи линии я знал лучше, чем материнское
лицо. Это был "Барсум".
     Схватив Наа-ее-лаа за руку, я буквально поставил ее на ноги.
     - Скорее,  Наа-ее-лаа, - крикнул я и потащил ее за собой к шалашу, где
у нас  хранились крылья и летательные мешки. Мы уже не надеялись когда-либо
воспользоваться ими,  однако надежно  упрятали их, сами не зная для чего. В
мешках еще оставался газ: его было достаточно, чтобы поднять нас в воздух с
помощью крыльев, однако это было довольно утомительное занятие, и я даже не
знал, хватит  ли сил  пролететь десять  миль, отделявшие нас от материка. И
все же  я решился  лететь. Мы  быстро надели  крылья и мешки и взмыв вверх,
медленно полетели к материку.
     "Барсум" медленно  летел по  траектории, которая  пересекалась с нашей
вдали от  берега, однако  я надеялся,  что нас заметят и заинтересуются. Мы
летели так быстро, насколько это было возможно. Я не мог рисковать: если бы
силы покинули  Наа-ее-лаа, мне  было бы невозможно удержать на весу двойной
вес нашими  выдохшимися мешками.  Не было никакой возможности подать сигнал
"Барсуму". Мы  должны были  лететь к кораблю. Это было лучшее, что мы могли
сделать, и, однако, вскоре я понял, что несмотря на все наши усилия, нам не
догнать корабль,  и что если они не заметят нас и не изменят курс, мы будем
очень далеки  от них.  Видеть своих  друзей так  близко и  не иметь никакой
возможности сообщить  им об  этом -  все это  наполнило  меня  меланхолией.
Никакие превратности судьбы, никакие опасности, сквозь которые мне пришлось
пройти с  тех пор,  как я  покинул Землю, не подействовали на меня так, как
вид "Барсума",  молчаливо проплывающего  стороной. Я  увидел,  что  корабль
снова изменил  курс и  теперь летел  вглубь материка, еще более удаляясь от
нас. Мне оставалось только задуматься над тем тяжелым положением, в котором
мы очутились:  теперь мы  не могли  вернуться под  сень нашего  острова;  и
продержат ли  нас мешки,  пока мы  доберемся до материка - это еще было под
вопросом.
     Однако  они  выдержали,  и  мы  приземлились  и  немного  передохнули.
"Барсум" скрылся вдали, улетев в направлении гор.
     - Я  не оставлю этого, Наа-ее-лаа! - вскричал я. - Я буду преследовать
"Барсум", пока  мы не  настигнем его  или не погибнем. Я сомневаюсь, что мы
сможем долететь  до острова,  однако на  земле  мы  можем  делать  короткие
перелеты и таким образом нагнать корабль и моих товарищей.
     Немного отдохнув,  мы снова поднялись в воздух, и когда поднялись выше
деревьев, снова  увидели "Барсум".  На этот раз он снова кружил в отдалении
и, изменив  курс, мы полетели прямо к нему. Вскоре мы поняли, что он делает
большой круг  и это  вселило в  нас надежду,  дав нам  силы снова  и  снова
подниматься в  воздух, хотя нам теперь приходилось часто отдыхать. Когда мы
приблизились к  кораблю, то  увидели, что  круги становятся  все  меньше  и
меньше, и  только когда  мы уже  были на  расстоянии примерно  трех миль, я
понял, что  он кружил  над жерлом  кратера, стены  которого поднимались  на
несколько сотен  футов над  землей. Мы  снова  вынуждены были приземлиться,
чтобы передохнуть,  и тут  я внезапно  понял назначение маневра "Барсума" -
они исследовали  кратер, намереваясь  выйти во  внешний мир  и вернуться на
Землю.
     Как только  эта мысль  пронзила мой мозг, меня обуял ужас. Я подумал о
том, что  теперь уже  навсегда буду  покинут своими  друзьями и  что  через
несколько минут  все будет  кончено для  меня и  Наа-ее-лаа: и  счастье,  и
радость, и жизнь, так как в это мгновение корпус корабля скрылся за кромкой
кратера и  пропал из  виду. Быстро  поднявшись с  Наа-ее-лаа, я полетел так
быстро, насколько  мне позволяли  силы и  опустошенные мешки,  к кратеру. В
глубине души  я понимал,  что мы  опоздаем,  потому  что  если  они  решили
попытаться, корабль  как  перышко  упорхнет  вниз,  и  когда  мы  достигнем
кратера, он уже навсегда скроется в бездне.
     И все  же я  летел из последних сил, сердце, казалось, вырвется у меня
из груди.  Наа-ее-лаа была далеко позади, потому что если бы хоть одному из
нас удалось  бы настичь "Барсум", мы были бы спасены оба. Только потому я и
оставил ее, а обычно я не отпускал ее дальше, чем на сотню ярдов от себя.
     Несмотря на  то, что  моя грудь вздымалась, как кузнечные меха, я могу
сказать, что  сердце мое остановилось, когда я достиг кромки кратера. В тот
момент, когда  я уже  считал, что все мои надежды рухнули раз и навсегда, я
перевалил за кромку кратера и увидел "Барсум", парящий всего в каких-нибудь
двадцати футах  подо мной.  На его палубе стояли Вест, Джей и Нортон. Когда
они  увидели  меня  наверху,  Вест  выхватил  револьвер  и  уже  готов  был
выстрелить в  меня, однако  когда его  палец уже  нажимал спусковой крючок,
Нортон кинулся вперед и отвел его руку в сторону.
     - Господи! - услышал я его крик. - Это же наш капитан!
     И тут  они все узнали меня, и мгновение спустя я буквально свалился на
палубу своего  любимого корабля.  Первая моя  мысль была о Наа-ее-лаа, и по
моему приказу корабль плавно поднялся и полетел ей навстречу.
     - Господи! - воскликнул мой собеседник, вскакивая на ноги и выглядывая
из иллюминатора.  - Я  и представить  не мог,  что рассказывал  целую ночь.
Смотрите, вот уже Париж!
     - Да...  Но остальное? - воскликнул я. - Ведь вы не закончили, я знаю.
Прошлой ночью,  когда вы наблюдали за весельем, царящим в Голубой каюте, вы
обмолвились о какой-то катастрофе, которая угрожает миру.
     - Да,  это так,  - ответил  он. -  И именно  об этом  я  и  хотел  вам
рассказать, однако  история о  моем третьем превращении, о котором я помню,
необходима была  для того, чтобы понять, какая ужасная катастрофа обрушится
на людей Земли.
     - Да, но вы снова вернулись на Землю?
     - Да,  в 2026 году. Я провел десять лет на Ва-наа, но не знал, было ли
это десять  месяцев или  целое столетие, пока не приземлился на Землю. - Он
улыбнулся. -  Вы заметили,  что я  до сих пор говорю "я". Мне иногда трудно
сообразить, в  каком воплощении  я нахожусь.  Может быть, вам станет яснее,
если я  скажу, что  Джулиан Пятый вернулся на Землю в 2036 году и что в тот
же год  его жена  Наа-ее-лаа, лунная  девушка, родила  ему сына  - Джулиана
Шестого.
     - Но как ему удалось вернуться на Землю в неуправляемом "Барсуме"?
     - А,  - сказал  он, -  это как  раз то,  что так интересовало Джулиана
Пятого. После  того, как он снова обрел "Барсум", его первые вопросы были о
состоянии корабля  и о том, что они намереваются делать. После того, как он
это узнал,  что они  действительно намереваются  пройти сквозь  кратер,  он
продолжал расспросы  и выяснил,  что благодаря  Нортону им удалось починить
двигатель. Это  ему удалось  сделать благодаря  той информации,  которую он
заполучил от  Ортиса, войдя к нему в доверие. Это объяснило Джулиану Пятому
ту дружбу,  которая возникла  между ними  и которая  вызывала  его  крайнее
удивление и  сожаление. Однако  теперь он видел, что Нортон пошел на это из
патриотических мотивов.
     Мы  уже   пришвартовываемся  и   мне  нужно   идти.  Спасибо  за  ваше
гостеприимство и оказанное мне внимание - сказал он, протягивая руку.
     - А  история Джулиана  Девятого, - настаивал я, - неужели я никогда ее
не услышу?
     - Если мы снова встретимся... - пообещал он.
     - Я ловлю вас на слове, - сказал я.
     - Если  мы снова  встретимся, -  повторил он  и вышел, закрыв за собой
дверь в каюту.

     ОБЪЯСНЕНИЕ НЕПОНЯТНЫХ ТЕРМИНОВ

     ВА-ГАСЫ - племя центавров
     НАА-ЕЕ-ЛАА - лунная девушка
     НО-ВАНСЫ - название одного из племен центавров
     ГА-ВА-ГО - вождь племени Но-вансов
     ТОР-ХО - хищная рептилия
     ЛАЭТЕ - родной город Наа-ее-лаа
     КАЛЬКАРЫ - раса лунных людей
     ХРЕБТЫ ВА-НАА - страна, где живут лаэтяне
     КО-ТАА - претендент на трон Лаэте, принц
     ЯМАДАР ЛАЭТЕ - император Лаэте
     ГАПТ - вождь-воин калькаров
     САРГОТ - ямадар (император) Лаэте
     МО-ГО - охотник на Лаэте
     КОИАДАР - герцог
     ПАЛАДАР - князь
     НОНОВАР - принцесса
     КЕЛЬД - ед. времени, равная примерно земному году
     ОЛУ - ед. времени, равная шести часам
     "БАРСУМ" - название межпланетного корабля
     ДЖУЛИАН
     ОРТИС
     ДЖЕЙ    - экипаж корабля
     ВЕСТ      "Барсум"
     НОРТОН