Александр БАЧИЛО
Рассказы

ВОЛШЕБНИК
ЖДИТЕ СОБЫТИЯ
ИНЪЕКЦИЯ СЧАСТЬЯ
МЫСЛЕФИЛЬМ, ИЛИ ЗАПИСКИ ГРАФОМАНА
НИ В СКАЗКЕ СКАЗАТЬ
ПРОСТАЯ ТАЙНА
Пробуждение вурдалаков

                             Александр БАЧИЛО

                                ВОЛШЕБНИК

     Витя Свешников принадлежал к той категории людей, которые  с  детства
слывут рохлями и чей  богатый  внутренний  мир  долго  остается  никем  не
оцененным  и  никому  не  нужным.  Любимое  развлечение   этих   достойных
последователей знаменитого Иа-Иа - бесцельно  бродить  по  улицам,  горько
усмехаясь своим мыслям и бросая по сторонам тоскливые взгляды.
     Именно  этим  и  занимался  Свешников   в   тот   новогодний   вечер,
прогуливаясь вдоль  шеренги  общежитий  университета,  охваченных  веселой
праздничной  лихорадкой.  Мимо  него  сновали  тяжело  нагруженные  снедью
молодые люди и  улыбающиеся  девушки,  из-под  шубок  которых  выглядывали
воланы  карнавальных  нарядов.  Снег  торжественно  поскрипывал   под   их
каблучками. Молодой, покрытый изморозью месяц с интересом глядел на росшую
у дороги стройную елочку, которую кто-то украсил  игрушками  и  серебряным
дождем. Все веселились, все нескончаемым потоком шли друг к другу в гости,
и только Свешников не был никуда приглашен.
     Его внимание  привлек  стеклянный  зал  на  первом  этаже  одного  из
общежитий, где заканчивались последние приготовления к балу. Вспыхивали  и
гасли разноцветные прожектора, веселые огоньки гонялись друг за другом  по
ветвям елки. Сцена была заполнена инструментами и микрофонами,  в  глубине
ее поблескивала ударная установка,  напоминающая  никелированный  кофейный
сервиз на двенадцать  персон.  Лохматый  барабанщик  задумчиво  выстукивал
какой-то сложный ритм, других музыкантов еще не было.
     "Конечно, - подумал Витя,  -  сейчас  они  замечательно  повеселятся.
Своей компанией. А такие, как я, им не нужны.  Таких,  как  я,  ведено  не
пускать". И он с тоской посмотрел на гранитные  фигуры  оперотрядовцев  за
стеклянными  дверями  общежития.  Зал  между  тем  постепенно   наполнялся
народом. Витя обратил внимание  на  красивую  девушку,  появившуюся  из-за
кулис. Она спросила  что-то  у  лохматого  ударника.  Тот,  не  переставая
постукивать, отрицательно тряхнул кудрями.  Тогда  девушка  спустилась  со
сцены и направилась к выходу из  зала,  Свешников  проводил  ее  печальным
взглядом. "Вот ведь что делается!" - вскричал он мысленно и, засунув  руки
в карманы, принялся расхаживать туда-сюда вдоль стены общежития. Он теперь
упивался  страданием,  размышляя  о  том,  что  эта  прекрасная   девушка,
мелькнувшая "средь шумного бала" никогда  не  узнает  о  его,  Свешникова,
бренном существовании. Полный сарказма монолог, произносимый Витей в  свой
адрес, был неожиданно прерван: дверь, ведущая в холл общежития, открылась,
и на крыльцо вышла та самая девушка, которая так поразила его воображение.
Придерживая  накинутую  на  плечи  шубку,  она  озабоченно  озиралась   по
сторонам, как будто ждала с нетерпением чьего-то прихода.
     Впоследствии Свешников никак не мог объяснить себе, что толкнуло  его
в тот момент к крыльцу. Он никогда не решился  бы  на  такое,  находясь  в
здравом уме и твердой памяти, но факт остается фактом  -  Витя  подошел  к
девушке и сказал:
     - Вы, наверное, меня ждете?
     Тогда только ужас положения дошел до него, и  чудом  поборов  в  себе
непреодолимое желание убежать.
     Витя  со  страхом  ждал  реакции  девушки  на  эту  избитую,  пошлую,
просто-таки неприличную фразу.
     Но она не обиделась и даже не удивилась.
     - А-а, вот и вы! - сказала она Свешникову. - Идемте скорее!
     Не успев еще толком осознать, что его с кем-то явно перепутали,  Витя
оказался в холле. Гранитные оперотрядовцы почтительно поздоровались с ним.
В этот момент из зала появился бородатый субъект во фраке:
     - Марина, ну что, приехал? - закричал он.
     Девушка с улыбкой указала на Свешникова.
     - Ага, замечательно! - воскликнул бородатый, подлетая к Вите и  тряся
его руку. - Семен, если не ошибаюсь? А я - Леня. У нас  все  готово,  твои
вещи привезли еще утром, они в комнате у  Турбннера,  Марина  покажет.  Мы
выделили тебе восемь женщин, хватит?
     Свешников сдержанно кивнул.
     - Не волнуйся, - продолжал Леня, - все будет в  лучшем  виде,  свечи,
звезды... Тумана не надо?
     - Нет, - ответил Витя. Тумана и так было достаточно, и он очень хотел
бы хоть немного прояснить положение.
     - Тогда я запускаю представление,  а  ты  иди  переодевайся.  Марина,
проводи товарища и пулей назад!.
     В коридоре третьего этажа Свешникова ожидал новый сюрприз: он  увидел
группу девушек в восточных нарядах, созданных в основном из газовых тканей
при похвальной экономии материала. Девушки плавно двигались в танце, держа
в руках незажженные свечи.
     - Здравствуйте, - сказал Витя и осторожно  пересчитал  танцовщиц.  Их
было восемь.
     - Здравствуйте, маэстро! - ответили ему.
     Марина открыла дверь одной из комнат.
     - Вот здесь весь реквизит, - сказала она, - переодевайтесь,  готовьте
аппаратуру, перед вашим выходом мы пришлем людей.
     Витя вошел в комнату, и дверь за ним закрылась.
     В коридоре послышался  тихий  голос:  "И-и  раз,  два,  три,  четыре,
повернулись..." Девушки продолжали репетировать.
     Свешников огляделся. Это была  обычная  комната  общежития,  с  тремя
кроватями, с плакатами на стенах и учебниками на полках.  Посреди  комнаты
стоял черный шкаф, или, вернее, сундук, поставленный на бок.
     Он был оклеен большими серебряными звездами. Рядом  на  стуле  лежали
такой же расцветки плащ и роскошная чалма, украшенная жемчугом и крупными,
правда, сильно исцарапанными, бриллиантами. Все это окончательно прояснило
ситуацию.  Тот  Семен,  за  которого  выдавал  себя  Свешников,  был,  без
сомнения, самодеятельным фокусником-иллюзионистом.
     Надо бежать, другого выхода нет, решил Витя. Он думал теперь только о
том, как без шума выпутаться из этой истории.  Для  его  бедной  событиями
жизни сегодняшнее приключение и так было  слишком  головокружительным.  Но
как  бежать,  когда  за  дверью  его  поджидают  восемь  девушек,   весьма
заинтересованных личностью "маэстро"? Можно,  конечно,  выйти  в  коридор,
пробормотать что-нибудь вроде: "Вот что  я  еще  забыл  сказать!"  -  и  с
озабоченным видом направиться в сторону лестничной площадки.  Да,  но  как
объяснить то, что он, проторчав десять минут в комнате,  так  и  не  успел
снять пальто? Это может вызвать подозрения. Кошмар!
     Взгляд Вити упал на расшитый звездами плащ. Хм! Это, пожалуй, идея...
Взяв плащ, он подошел к зеркалу и набросил черную со звездами ткань поверх
пальто.
     Прекрасно! Совершенно ничего не заметно! Витя засунул шапку за пазуху
и вдруг увидел лежащую на  кровати  бархатную  полумаску.  Ага,  это  тоже
кстати.
     Если  меня  еще  не  успели  как  следует   рассмотреть,   не   стоит
предоставлять им такой возможности... Пожалуй, и чалму стоит напялить  для
полноты картины. Положу потом все это в коридоре на подоконнике - найдут.
     Надев маску, Свешников взял со стула чалму и осторожно водрузил ее на
голову. Вдруг  что-то  кольнуло  его  в  затылок.  Витя  испуганно  замер,
чувствуя, чак  стремительная  холодная  волна  пробежала  по  всему  телу.
Радужные  пятна  заметались  по  комнате,  предметы  покрылись  сверкающей
паутиной,  раздались  приглушенные  звуки  чьих-то  далеких  шагов,  сотни
голосов, смех и шепот. Свешников  вдруг  ясно  услышал  дыхание  человека,
спящего в соседней комнате у противоположной стены. Через секунду все  это
прошло, но осталось странное ощущение, будто  тело  переполнено  неведомой
энергией. Витя встряхнулся, и с кончиков пальцев посыпались  ослепительные
искры. Он испуганно взглянул на дверь,  и  она,  с  треском  сорвавшись  с
петель, вылетела в коридор. В дверном проеме показались удивленные головы.
     - В чем дело, что случилось? - спрашивали они.
     - И-извините, - сказал Витя дрожащим голосом, - техническая неувязка.
     В комнату вошли трое ребят в униформе.
     - Мы, собственно, за тобой. Ты как, готов?
     - Да-да, конечно, - выдавил Витя. Он вышел в коридор и склонился  над
поверженной дверью. К его изумлению, она совершенно  не  пострадала,  хотя
должна была открываться вовнутрь.
     - Чисто сработано, - сказал за спиной один из униформистов.
     Навесив дверь, они подхватили оклеенный звездами ящик и отправились в
зал.
     Спускаясь по лестнице,  Свешников  с  тревогой  прислушался  к  себе,
чувствуя, что в любой момент  может  снова  произойти  нечто  невероятное.
Постепенно, однако, он успокаивался, привыкая к новым ощущениям и понимая,
что обладает какой-то таинственной силой, пользоваться которой надо  очень
осторожно. Как бы  доказывая  себе  это  утверждение,  он  спокойно  зажег
взглядом перегоревшую лампочку на площадке второго этажа.
     Спустившись в холл, Витя проследовал  вслед  за  ребятами,  тащившими
ящик, по длинному коридору и наконец оказался за кулисами. К ним подскочил
бородатый Леня.
     - Задерживаетесь, мужики! Петряков уже заканчивает. Сейчас  объявляем
тебя...
     Со  сцены  доносились   задумчивые   саксофонные   трели.   Один   из
униформистов подошел к Лене и стал говорить ему что-то на ухо, оглядываясь
время от времени на Свешникова. Сквозь саксофон пробивались обрывки фраз:
     - ...Шарахнуло... Напрочь... Хоть бы щепочка!.. Чисто сработано...
     Леня, удивляясь, кивал.
     - Ну, что ж ты хочешь... - отвечал он, - ...между  прочим...  лауреат
областного...
     В зале загремели аплодисменты. Леня встрепенулся,  замахал  руками  и
зашипел:
     - Внимание! Приготовились! Свечи зажжены? Девочки, вперед!
     Факультетская   рок-группа   "Бигус",   обеспечивающая    музыкальное
сопровождение номеров, заиграла "Хорошо жить на Востоке".
     - Пока идет танец со свечами, - шепнул Леня Свешникову, -  выходи  на
середину сцены. Как дадим свет, начинай работать. Все, ни пуха!..
     Если  Витя  и  чувствовал  какое-то  волнение,  то  вовсе  не   из-за
предстоящего выступления, больше всего ему хотелось сейчас проверить  свои
новые способности.
     Он задумчиво вышел из-за кулис и остановился в темной глубине  сцены.
Стройные фигуры девушек, освещенные огоньками свечей, плавно  двигались  в
такт мелодии. Танец  их  был  прекрасен,  а  вот  музыка  показалась  Вите
слабоватой. Не то чтобы "Бигус" не умел играть, нет, играли ребята  весьма
прилично, но чего-то  в  звуках,  издаваемых  группой,  явно  не  хватало.
Свешников пригляделся к  одному  из  музыкантов,  игравшему  на  небольшом
электрооргане.  Его  лицо,  освещенное  слабенькой   лампочкой,   выражало
недовольство. Витя вдруг поймал обрывки его мыслей: органист был недоволен
своим инструментом, в голове его звучала совсем другая  музыка,  чистая  и
многокрасочная, хотя мелодия была та же.  Так  скрипач,  вероятно,  слышит
скрипку Паганини даже тогда, когда ему приходится играть  на  какой-нибудь
поточной модели, вышедшей из рук мастеров фанерного производства.
     "Ах, вот в чем дело!" - подумал Свешников, и в этот момент яркий сноп
света ударил ему в глаза.
     - У нас в гостях, -  раздался  усиленный  динамиками  голос  Лени,  -
лауреат областного конкурса иллюзионистов Симеон Кр-рохоборский!
     Зрители зааплодировали.
     "Ну, что ж, - подумал Витя, - попробуем". Он взмахнул руками, посылая
в пространство облако золотистых искр, и взглянул на музыкантов  "Бигуса".
Поймавший его взгляд органист изменился в лице,  осторожно  прикоснулся  к
клавишам, и вдруг зазвучала прекрасная музыка, медленная мелодия поплыла в
зал.
     Девушки, подчиняясь неведомой силе, снова закружились  по  сцене,  но
теперь это был не отрепетированный танец, а волшебный полет сказочных фей.
Зрители затаили дыхание. Никто из них не шевельнулся даже тогда, когда все
танцовщицы, приблизившись к краю  сцены,  вдруг  прыгнули  вперед.  Музыка
подхватила их легкие  тела  и  понесла  над  головами  зрителей.  По  залу
пронесся восхищенный вздох. Волшебный танец продолжался в воздухе.
     Витя стоял на сцене и старался подхлестнуть свое воображение,  пуская
разноцветные молнии. Полы его плаща то и дело разлетались в стороны, и под
ним был виден черный фрак. Заметив в глубине сцены  ящик,  Витя  прикинул,
как бы поэффектней его использовать, затем подошел к нему, откинул  крышку
и взмахнул плащом. Тотчас поднялся сильный ветер. Он промчался  по  сцене,
проник в музыку и, взметнув ее плавный темп, вихрем закружился по залу. Из
ящика посыпались цветы. Подхваченные ветром, они взлетали под  потолок,  а
затем медленно опускались в руки  зрителям.  Их  стали  ловить,  поднялась
веселая кутерьма.
     Одна девушка, потянувшись за цветами, вдруг взлетела высоко в воздух.
Тотчас все остальные зрители, покинув свои места, принялись кружиться  под
потолком.
     Получилось что-то вроде хоровода в невесомости.
     В это время в дальнем конце зала открылась дверь, и Свешников  увидел
Марину. Она вошла и сначала ахнула от удивления и восторга, а затем  вдруг
оттолкнулась от пола и полетела прямо к сцене. Витя, не дыша, следил за ее
полетом. Марина приближалась, улыбаясь и глядя на  него,  как  никогда  не
глядела ни одна девушка...
     Неожиданно в зале погас свет, сейчас  же  кто-то  схватил  Свешникова
сзади за горло и сорвал с него волшебную чалму. Затем его  грубо  потащили
за кулисы и дальше, в коридор. Здесь было светло, и  Витя  увидел  статные
фигуры и суровые лица оперотрядовцев.
     Тащивший его человек закричал противным высоким голоском:
     - Вот он, самозванец! Вот он, пьяный хулиган и ворюга! А Крохоборский
- это я!
     Он оттолкнул Витю и, вынув из кармана  какое-то  удостоверение,  стал
трясти им по очереди перед носом у каждого из оперотрядовцев.
     - Вот она, фотография-то! Вот оно, личико! А у этого?
     Он снова подскочил к Вите и сорвал с него маску, а потом и плащ.
     - Да вы поглядите! Он же в пальто под плащом! Намылился уже, бандит!
     - Так, - сказал старший оперотрядовец, строго глядя на  Витю.  -  Кто
такой? С какого факультета?
     - Да я совсем не отсюда,  -  промямлил  Свешников,  еще  не  успевший
отдышаться, - я случайно... Мимо шел.
     - Врет, - выдохнул Крохоборский.
     - Одну минуту, -  сказал  верховный  жрец  порядка.  -  Что  это  там
происходит?
     Из  зала  доносились  отдельные  крики   "Браво!"   и   аплодисменты,
большинство зрителей скандировало:
     "Кро-хо-бор-ский! Кро-хо-бор-ский!"
     - Идите, - сказал оперотрядовец Крохоборскому. - Вас зрители ждут.  А
с этим мы разберемся...

     ...Выйдя на улицу, Витя  подошел  к  стеклянной  стене  зала  и  стал
смотреть на сцену. Семен Крохоборский демонстрировал свое искусство. Перед
ним на низеньком столике  стоял  цилиндр,  из  которого  он,  самодовольно
улыбаясь, давно тащил розовую гирлянду.  Зрители  вяло  хлопали,  пожимали
плечами и удивленно переглядывались. Кое-кто, скучая, смотрел по  сторонам
другие поднимались и уходили, но Крохоборскому было не до них. Покончив  с
гирляндой, он сунул руку в цилиндр и с торжествующим криком "Ап!" вынул за
уши смирного белого кролика...

                             Александр БАЧИЛО

                              ЖДИТЕ СОБЫТИЯ

     Последний вопль Алика. Я прошелся по барабанам и грохнул тарелками. В
глаза  ударил  яркий  свет,  и  ликующая  толпа   дружно   зааплодировала,
посвистывая от удовольствия.
     Все, на сегодня хватит. Но праздник  не  окончен,  мы  лишь  уступаем
место многостаночникам - диск-жокеям:
     - Дорогие друзья! Наш марафон продолжается! После  Алика  Черняева  и
его компании вас приветствует и поздравляет с праздником синьор Челентано!
     Обесточив аппаратуру, мы расположились у стойки бара.
     - Вина труженникам микрофона!  -  вскричал  Вовка-бармен  и  принялся
разливать по бокалам киктейль. Покончив с коктейлем, он наклонился ко  мне
и тихо спросил:
     - Ты случайно не знаком вон с теми девочками?
     Я взял бокал и немного отпил.
     - Можно обернуться?
     - Давай.
     Я развернулся на табурете и сейчас же  понял,  о  каких  девочках  он
говорит. У окна стояли четыре ослепительные  особы  и,  светски  улыбаясь,
говорили, казалось, о погоде  и  туберозах.  Правда,  было  в  них  что-то
неестоственно-телевизионное: безукоризненные  черты  лица,  гладкая  кожа,
великолепные волосы и идеальные фигуры, подчеркнутые туалетами,  наверняка
вызывающими зависть женской половины зала и возбуждение мужской.
     - Голливуд, - пробормотал сзади Вовка,  -  и  Кристалл  Палас.  Между
прочим, они только что сидели здесь,  и  я  случайно  слышал,  о  чем  они
говорили. Прямо шпионки какие-то. Одна, значит, говорит: "Слушайте, что-то
тут не так, все на нас глаза так и  пялят...  Вырядились!"  А  другая  ей:
"Ничего страшного, это их только привлекает". А вон та, что сейчас  слева,
видишь? Тут и заявляет: "У меня что-то  с  глазами.  Мне  уже  третий  раз
говорят: "Ах, у вас необыкновенные глаза!!" А первая тогда: "Ну, не  знаю.
Как на фотографии было,  так  и  сделали".  Представляешь?  Я  как  раз  в
холодильник полез, им меня не видно. Слушаю и ничего понять не могу. О чем
это они? Выглянул осторожно из-за дверцы. Вон та в  голубом  в  это  время
говорит: "Ладно, как  насчет  результатов?"  -  "Нормально".  -  отвечают.
"Завтра они уже почувствуют, а послезавтра... послезавтра почти  с  каждым
что-нибудь произойдет". А эта глазастая опять: "Мне,  -  говорит,  -  один
попался, то ли хамло, то ли дурак совсем. Я даже не представляю, что с ним
будет". А они ей: "Ничего, от этого не умирают". Чувствуешь?
     Я снова повернулся к Вовке.
     - Да-а. Самобытные девочки. По-моему, раньше я их не видел, ни здесь,
ни в институте.
     - Эх, был бы я сейчас посвободнее,  я  бы  ими  серьезно  занялся,  -
вздохнул Вовка.
     - Хм! Пожалуй, это мысль.
     Я огляделся. Алик с Полиной уже растворились  в  танцующей  толпе,  а
Витька-басист по-прежнему потягивал свой коктейль. Я  поднялся  со  своего
места и свободным шагом  направился  к  окну.  Меня  заинтересовал  Вовкин
рассказ.  Не  то  чтобы  я   безоговорочно   поверил   ему   но   какой-то
таинственностыо определенно веяло от этих девиц,  сошедших  с  телеэкрана.
Остановившись перед стройной черноокой красавицей, я  очень  непринужденно
пригласил ее танцевать. Ах, черт побери! Она  так  улыбнулась,  словно  ей
было чрезвычайно приятно.

     Дебют я избрал стандартный и узнал, что зовут Лоной ("Редкое имя",  -
сострил я), учится, но не у нас, а  живет  совсем  рядом  -  на  Цветочном
бульваре. Я сказйл, что тоже живу на Цветочном, и выразил  сожаление,  что
мы никогда там не встречались.
     - Знаете, Лена, вы меня извините,  но  у  вас  такой  вид,  будто  вы
готовите всем присутствующим жуткий сюрприз.
     Она внимательно поглядела на меня и улыбнулась.
     - А вы против?
     - Нет, почему же? Наоборот. Жизнь наша так однообразна...  Что-нибудь
чудесное, даже сверхъестественное, совершенно необходимо. Давайте. Если по
улицам будут гулять бронтозавры и снежные люди,  я  первым  готов  кричать
"ура!" с балкона.
     - А вот этого не будет! - Лена усмехнулась. - Между прочим,  нехорошо
подслушивать чужие  разговоры.  Но  уж  раз  вы  так  любите  таинственные
приключения - пожалуйста, сколько угодно. Но только имейте в виду,  каждый
получит то, чего заслуживает!
     - Как это получит? - удивился я. - Когда получит?
     - Ну, хватит! - сказала Лена. - Мы заболтались!
     Музыка вдруг оборвалась, и вспыхнул яркий свет.
     Передо мной стоял Алик Черняев, он кричал, что давно пора за  стол  и
все уже наверху. Я огляделся. Зал был почти пуст. На  сцене,  потрескивая,
остывала аппаратура, а в дальнем углу меняли прожекторную лампу.
     Лены не было.
     Черняеву, наконец, надоело  смотреть  на  мою  тупую  физиономию,  он
схватил меня за рукав и потащил в банкетный зал.

     В этот вечер  я  больше  не  видел  Лену  и  ее  подруг,  но  смутное
предчувствие чего-то необычного тревожило душу. Это ощущение  не  покидало
меня до следующего утра, едва проснувшись, я  вспомнил  о  Лене,  но  дать
толковое объяснение  вчерашним  событиям  мне  так  и  не  удалось.  После
длительных   размышлений   я   решил   позвонить   Вовке.   Может    быть,
первооткрыватель "голливудского феномена" знает что-нибудь новое? Ведь  он
- виртуоз в своем деле,  быть  барменом  на  праздниках  ему  нравится  не
меньше, чем заведовать своими машинами в будни. Он  считает  своим  долгом
быть лично знакомым с каждым.
     Я подошел к телефону и снял трубку. Гудка не было,  слышалось  только
слабое шуршание и легкий электрический треск.  Черт,  опять  не  работает,
подумал я, но в этот момент из хаоса шумов  донесся  далекий,  искаженный,
синтетический голос.
     - Ну? - спросил он.
     - Алло! - закричал я. - Алло!
     - Ты не алокай, ты говори, чего нужно, - грубо ответил голос.
     - Нужно?.. Я извиняюсь, я, наверное, не туда попал.
     - А ты еще никуда и не звонил, - заявил голос.
     - Да? То есть я хотел сказать... - Мне на мгновение  показалось,  что
голос похож на Вовкин. - А кто это?
     - Все ему интересно, - проворчал голос и, немного погодя, ответил:
     - Это джинн.
     - Джим? Алло!
     - Сам ты Джим. Сказано - джинн я. Телефонный.
     - Ах, джинн!.. Ну тогда все понятно, - я  решил  ответить  шуткой  на
шутку. - Только джинны должны говорить "Слушаю и повинуюсь".
     - Я тебя уж сколько слушаю и все не пойму, чему тут  повиноваться,  -
раздраженно огрызнулся голос. - Ну  что,  будут  желания  или  фиксировать
вызов как хулиганские шалости с телефоном?
     - Погодите, а какие желания?
     - Так. Ясно. Фиксируем - сам не знает, чего хочет.
     - Постойте, - закричал я. - Слушайте, джин, а вы можете сделать  так,
чтобы... мм... Вот! Чтобы мой сломанный телевизор работал?
     - Желание зафиксировано, - быстро ответил голос. - Повесьте трубку.
     Повиноваться приходилось мне.  Я  пожал  плечами  и  повесил  трубку.
"Здравствуйте! - раздалось у меня за спиной. - Сегодня мы расскажем вам  о
выращивании лука и чеснока на вашем приусадебном участке..."
     Я медленно обернулся. Наш  телевизор,  простоявший  полгода  холодным
интерьером, весело демонстрировал посадку  лука  на  чьем-то  приусадебном
участке.  На  экране  мелькали  руки  и  нарядные   новенькие   лопаты   с
разноцветными черенками, что было  несколько  неуместно  для  черно-белого
телевизора марки "Крым-206".
     Осторожно приблизившись к разгулявшемуся  ящику,  я  заглянул  в  его
распахнутое, разоренное бесчисленными пытками нутро и  тихо  свистнул.  Ни
одна лампа не светилась, многих из них вообще не было  на  месте,  шнур  с
вилкой был аккуратно свернут и подвешен к телевизору, но  оживший  агрегат
совсем не обращал внимания на такие  мелочи  и  продолжал  что-то  веселое
болтать о витаминах и салатах. Некоторое время я стоял перед  телевизором,
уставившись на экран, затем мной овладело лихорадочное  возбуждение.  Так.
Начинается. А дальше, возможно, будет что-нибудь и похлестче. Выходит,  не
напрасно терзали меня предчувствия. Телефонный джинн... Однако я  все-таки
идиот. О чем я с ним говорил?! А  о  чем  с  ним  следовало  говорить?  Уж
конечно, не о телевизоре. Зачем я вообще приплел этот телевизор? Ах да,  я
хотел его проверить, подловить  на  какомнибудь  очевидном  примере.  Надо
попытаться поговорить с ним еще раз, только что ему сказать? Я  подошел  к
телефону. "Не хочу быть вольною царицей, хочу  быть  владычицей  морскою",
всплыло в голове. Я снял трубку и испугался. Трубка гудела обычно,  ровно,
без шорохов и тресков, так, что стало сразу ясно - никто  мне  не  ответит
далеким синтетическим голосом и  не  станет,  огрызаясь,  фиксировать  мои
желания. Я был удивлен больше, чем в первый  раз,  и  ужасно  разочарован.
"Что ж это ты! - сказал я себе. - Из-за своей  тупости,  кажется,  упустил
такую возможность!.. Попыткато была единственная! А  ты...  Телевизор  ему
подавай... Холодильник ему... Диван тебе с зеркальцем и  с  полочками  для
слонов! Абажур тебе розовый! Ума бы хоть попросил!"
     Но уж чего нет, того нет. Не дал Бог ума, так не займешь. Я вспомнил,
что хотел  позвонить,  и  стал  набирать  номер.  Телевизор  сзади  гремел
маршами. Покажу его Вовке и расскажу все. В конце концов, это не такой  уж
пустяк.
     Вовка взял трубку сразу, как будто ждал звонка.
     - Привет, - сказал я, - слушай, ты не мог бы сейчас ко мне зайти?
     - Привет, - ответил Вовка, помолчал и затем неуверенно добавил:  -  А
это кто?
     - Ты что, не выспался? Ты во сколько вчера вернулся?
     - А, это ты! - Он вздохнул почему-то  с  облегчением.  -  Я  как  раз
собирался тебе звонить, тут со мной такая история...
     Так, подумал я, история. Значит, он тоже познакомился с нашими милыми
девочками. Интересно.
     - А с кем из них ты разговаривал? - спросил я.
     - Что?
     - Я говорю, с кем из вчерашних девиц ты разговаривал. Из тех, которые
Голливуд и Кристалл Палас.
     В трубке послышалось сопение.
     - А ты откуда знаешь?
     - Придешь - расскажу. Так что за история там с тобой?
     - Черт его  знает...  Я  уж  боюсь  об  этом  говорить,  чистый  бред
получается.
     - А ты попробуй.
     - Ладно, приду попробую... Только ты имей  в  виду,  я  спиртного  не
употребляю. И родственники у меня все нормальные... В Бога я верю, в черта
- тоже, а это... не знаю. Все помню четко, но доказательств пет никаких.
     Мы помолчали. У меня за спинок телевизор снова заиграл  что-то  очень
бодрое.
     - Давай приходи, - сказал я, - кажется, есть доказательства.
     - Если бы я не видел своими глазами... да даже если бы и видел!  Если
бы не вся эта чертовщина...

     Вовка уже минут десять  копался  в  телевизоре.  Он  вооружился  моим
тестером, но пока не мог поймать ни одного сигнала,  свидетельствующего  о
каких-либо процессах в цепях этого ящика. В  отчаянии  он  начал  вынимать
оставшиеся лампы, разобрал руками высоковольтный блок и  уже  примеривался
вынуть кинескоп. Я  рассказал  ему  о  своих  вчерашних  похождениях  и  о
телефонном джинне. Он надолго задумался, а потом вдруг просветлел.
     - А это неплохо! - сказал он. - Это совсем неплохо!
     Я понял, как угнетали Вовку его собственные приключения. Собравшись с
духом, он начал рассказывать:
     - Вчера, как только ты отошел, появляется одна из этих красавиц, мило
мне  улыбается  и  говорит:  "Извините,  пожалуйста,  у  вас  не  найдется
электрического фонарика?"
     - Натурально,  -  говорю.  -  Сейчас  поищем,  была  где-то  парочка,
специально для такого  случая.  Вы  присаживайтесь,  отдохните,  могу  вам
коктейль предложить.
     Тут же наливаю и подаю ей с лимончиком и соломинкой.
     - А если  не  секрет,  -  говорю.  -  Что  вы  собираетесь  делать  с
фонариком? Тут, кроме танцевального зала, кругом светло.
     Чувствую - мнется, не знает, что сказать, Я опять:
     "Да вы присаживайтесь, я сейчас в подсобку сбегаю и принесу".
     Садится она, по, видно, торопится очень или думает  о  чем-то  своем,
рассеянно  берет  коктейль  -  и  хлобысь  его  одним  глотком!  Я  так  и
остолбенел, а она хоть бы что, ставит  бокал  на  стол  и  опять  на  меня
смотрит, мол, что же ты стоишь? Ну и крошка, думаю, кто ж  тебя  воспитал,
такую непосредственную?
     - Понимаете, - говорит, - подруга уронила цепочку под  лестницу,  там
не видно ничего, и свет не включается.
     - Ну, это не страшно, - отвечаю. - Сейчас найдем. - А сам думаю:  "Ты
бы еще лимоном закусила, темень бескультурная!"
     Ну сходил я в подсобку, там,  правда,  фонарик  есть,  возвращаюсь  и
говорю: "Пойдемте, разыщем вашу цепочку". А она мне:  "Извините,  но  если
можно, мы сами.
     Моя подруга такая  застенчивая,  она  мне  строго-настрого  запретила
отвлекать кого-либо от праздника из-за таких глупостей".
     "Господи, - думаю,  -  и  говорит-то  как-то  не  почеловечески".  Я,
конечно, еще немного повозражал, мол, ничего не  стоит,  не  беспокойтесь,
очень приятно было бы оказать помощь, однако она, вежливо так, но  твердо,
отказывается. Ну, что ж делать, вручил ей фонарик, пожелал успеха,  и  она
ушла.
     А я стою и размышляю. И чем больше размышляю, тем сильнее чувствую  -
есть тут все-таки что-то несуразное. Дурацкое что-то. Путают меня и лапшой
обвешивают со всех сторон. Как это можно у  нас  что-нибудь  под  лестницу
уронить? Там между пролетами и щелки-то нет. И что да скромность такая: не
дай Бог, кто-нибудь поможет найти? Так мне стало любопытно в этот  момент,
что я решил пойти взглянуть, как бы мимоходом, чего там делается. Вышел  я
в коридор - и на лестницу. Быстренько спустился до первого этажа и вижу  -
идет впереди моя красавица с фонариком, спускается в фойе и прямиком  -  в
коридор. Ясное дело, думаю, чего она под лестницу полезет?  Чего  она  там
потеряла? А нужно ей, болезной, к завхозу  или  к  заведующей,  поговорить
среди ночи о наболевшем. Короче говоря, в голове у меня каша, и я иду себе
тихонько дальше. Остановился в тени за колонной и вижу: проходит она  весь
коридор и останавливается у самой дальней двери. Открывает ее и спускается
в подвал.
     Ну, детектив! Я перебежками по коридору тоже подобрался к этой  двери
и приоткрыл ее. Внизу где-то маячит свет, шагов не слышно,  наверное,  она
уже отошла далеко. Тогда и я спускаюсь по лестнице  в  подвал  и  тихонько
пробираюсь к свету. Минут десять я так крался, не меньше. Наконец  вижу  -
впереди светится прямоугольник  прохода  и  вроде  бы  слышится  голос.  Я
подошел совсем близко к этому проему, заглянул внутрь да так и  застыл  на
месте. Ох, думаю, зря я здесь оказался. Не надо мне было сюда  ходить.  Не
люблю я всей этой мистики и не признаю. А тут... Подвал как подвал:  вдоль
стен трубы, вентили какие-то, штукатурка обвалилась кое-где... Но  посреди
этой каморки стояла красотка в наряде кинозвезды и  что-то  очень  тихо  и
монотонно говорила трем-четырем десяткам разномастных кошек!
     Мне прямо тоскливо сделалось. То ли от страха, то ли еще от чего,  не
знаю, только стою, как дурак, высунулся в дверь и  пошевелиться  не  могу.
Тут меня кошки эти заметили, уставились все, как одна, и смотрят.
     Спокойно  так  смотрят,  с  достоинством.   И   она   поворачивается.
Направляет на меня фонарь и говорит: "Так! Это  у  вас  привычка  такая  -
выслеживать кого-нибудь или входит в обязанности?" Я молчу, как стукнутый,
а она начинает меня отчитывать, и главное, так невозмутимо, будто я к  ней
в трамвае привязался, а она меня там же на место ставит.  "Вам  самому,  -
говорит, - наверное, неприятно было  бы,  если  бы  вас  выслеживали.  Вы,
вероятно, такого чувства и не испытывали никогда". Я уже хотел было что-то
сказать, но фонарик вдруг погас, и стало темно, как в сейфе. Я стою, боюсь
пошевелиться. Тишина, Ни шороха, ни шагов, ни дыхания. Ничего.  Меня  даже
дрожь взяла. "Эй, - говорю, - вы где?"
     Хоть бы звук в ответ, даже эха нет.  Как  под  подушкой.  Я  тихонько
развернулся да назад. Темнота полная, хоть глаз коли.  Иду,  руками  стены
щупаю. Только бы, думаю, не заблудиться.  Наконец  слышу,  музыка  играет,
значит, выход недалеко. Я пошел быстрее и  вдруг  налетел  на  кого-то  со
всего размаху. Он отскочил куда-то в сторону и остановился. Стоит сопит.
     Вроде мужик, потому что толкнул меня довольно сильно.  "Кто  тут?"  -
говорю. Молчит. Отступает осторожно.
     Вдруг он попал в полосу света, и я его  увидел.  Пожилой  человек,  в
очках и вроде бы даже с лысиной. Больше я  ничего  не  успел  рассмотреть,
потому что он повернулся и шасть куда-то в темноту. Ну, я не  стал  больше
ждать, подвальная дверь была приоткрыта, и лестницу  видно.  Я  быстренько
выбрался из подвала в коридор.
     Вижу, народ уже весь наверху, угощается. Только я пришел в  банкетный
зал, подходит ко мне Слава Молчанов и говорит:
     - Ты где это так прислонился? У тебя весь бок в известке.
     - В подвале, - отвечаю.
     Пока он помогал мне почиститься, я рассказал ему всю историю с начала
до конца. Слушал он меня, слушал, а потом и говорит:
     - Тебе, - говорит, - Вовка, вредно  барменом  работать.  У  тебя  там
испарения сильные. Ты там, брат, до белой горячки  донюхаешься.  Садись-ка
лучше, грибков отведай, грибки в этот  раз  замечательные.  Тебе  как  раз
сейчас закусить полезно. Попробовал я было возразить, а  потом  думаю:  "В
самом  деле,  бредовая  получается  история.  Никому  я  сейчас  не  смогу
доказать. Ну их всех к лешему!" В общем, плюнул  я  на  всю  эту  мистику,
подсел к столу и стал закусывать. Ничего, отошел постепенно, развеселился,
анекдот рассказал. Так бы и забыл про это дело, да не вышло.
     Возвращаюсь домой, ночь, на улице ни души,  только  впереди  какая-то
фигура маячит. Может, думаю, ктонибудь из наших? Поравнялся я с ним,  вижу
- нет, не наш. Мужчина в годах, сгорбленнын немного. Тут  он  поворачивает
голову и смотрит на меня, прищурившись. Мать честная, думаю, да это же тот
тип в очках, который мне в подвале  попался!  Я  даже  остановился,  а  он
прибавил шагу и скрылся за ближайшим углом. На меня - как нахлынуло, сразу
вспомнил я и подвал, и красотку эту. До самого дома шел - на  каждом  шагу
оглядывался, все мне казалось, что какая-то тень за мной крадется. И  вот,
возле подъезда уже, берусь я за ручку  двери  и  вдруг  чувствую  на  себе
чей-то взгляд. Спиной чувствую. Никогда раньше со  мной  такого  не  было.
Оборачиваюсь  осторожно  и  вижу:  стоит  под  фонарем   здоровенный   кот
неопределенной масти и глядит мне прямо в глаза, не отрываясь. Тут у  меня
что-то аж екнуло внутри. Заскочил я в подъезд - и пулей на свой этаж. Дома
только успокоился. Ладно, думаю, будет страху-то  на  себя  нагонять.  Лег
спать, да так всю ночь и проворочался, не заснул.
     Вовка замолчал. Я тоже ничего не говорил,  собираясь  с  мыслями.  Да
ему, пожалуй, досталось сильнее, чем мне. Я представил себя на его месте и
поежился.
     Все эти подвалы, кошки, незнакомцы и прочая чертовщина здорово давили
на психику. Мне, безусловно, легче -  телевизор,  телефонный  джинн,  это,
конечно, тоже чудеса, по без того мрачного налета, без дьявольщинки.
     Впрочем. Вовка почувствовал себя гораздо лучше, как только понял, что
он неодинок. Есть еще  люди,  подвергшиеся  таинственному  воздействию  и,
возможно, имеющие неоспоримые доказательства. Можно  найти  этих  людей  и
вместе с ними разобраться в  сущности  происходящего.  Наконец,  имея  эти
самые неоспоримые доказательства, можно обращаться  и  в  более  серьезные
инстанции, так сказать, к широким массам академиков.
     Оставив на некоторое время телевизор в покое, мы принялись  обсуждать
наше положение и вырабатывать план вытекающих  из  него  действий.  Прежде
всего это не мистика, решили мы. Чертей  не  бывает.  Да  и  вряд  ли  они
додумались бы до такого. Что  касается  лично  нас,  то  мы,  по-видимому,
здоровы, если только одни из нас не является  галлюцинацией  другого.  Это
было бы просто неинтересно.
     Теперь - суть происходящего. Вовка, не задумываясь, записал вчерашних
красоток в пришельцы. Я возражал.  На  несчастных  пришельцев  и  так  уже
вешают всех собак. Все необъяснимые явления природы, безусловно, результат
деятельности  пришельцев.  Стоит  древним  людям  построить   какую-нибудь
пирамиду поприличнее, как у них отбирают авторские права на нее и передают
их пришельцам... Нет, пришельцы  -  это  слишком  просто.  Это  невозможно
именно в силу избитости темы.
     Некоторое время мы спорили, затем я предложил выпить кофе и,  оставив
пока спорный вопрос, перейти к выработке плана действий. Вовка согласился,
и я побежал на кухню. Возвращаясь в  комнату,  я  отметил  про  себя,  что
телевизор не умолкает ни на минуту, и  подумал,  что  надо  бы  проверить,
совпадает ли с программой то, что он нам демонстрирует.  Как  раз  в  этот
момент диктор объявил следующую передачу.
     - Слушай, Вовка! - сказал я.
     Вовка обернулся.
     - Где-то у меня тут, в газете, была программа... - начал  я  и  вдруг
застыл, глядя на экран. Голос диктора продолжал  литься  из  динамика,  но
изображение затуманилось и исчезло. И вдруг из  этого  тумана  выдвинулось
огромное, во весь экран, лицо, заросшее щетиной, и  пристально  уставилось
на Вовку. Я хотел что-то крикнуть, но не мог выдавить из  себя  ни  звука.
Вовка в этот момент смотрел на меня и не видел  происходящего  на  экране.
Однако мои глаза говорили достаточно красноречиво, и он резко повернулся к
телевизору. Диктор  мило  улыбнулся,  заканчивая  свою  речь,  и  началась
очередная передача.
     - Что там было? - спросил Вовка. Он был  гораздо  бледнее,  чем  пять
минут назад, Я рассказал.
     - И он смотрел прямо на меня?
     - Да, и еще... Он был... выпуклый, такой... стереоскопический.
     Несколько минут мы не отрываясь смотрели на экран, потом  пошли  пить
кофе. Вовка все время молчал.
     - Мм-да, - наконец произнес он. - Я думал, что больше этих фокусов не
будет. По-моему, они за мной следят.
     - Следят?! - я уставился на Вовку.
     Стоп! Следят! Кто ж так следит? Эту слежку за версту видно. Не следят
они, а нервы на кулак мотают, заставляют чувствовать за собой слежку!
     - Слушай, ну-ка еще раз расскажи,  что  эта  мадам  тебе  говорила  в
подвале.
     - В подвале? - удивился  Вовка.  -  Ну,  как...  Я  ж  рассказывал...
"Привычка, - спрашивает, - у вас такая выслеживать или..." Постой,  ты  на
что намекаешь? Что это из-за меня?
     - В том-то и дело! Не слежка это, Вовик.  Показуха  это  одна,  чтобы
тебя напугать. Ты за ней следил?
     Так вот тебе - получай. Тем же концом по тому же месту. Понял?
     - Понял-то я понял, да что же мне теперь делать?
     - А ничего. Игнорируй. Или даже нет. Увидишь  того  мужика  очкастого
или еще кого-нибудь, кто будет за тобой следить, - подойди к  нему,  задай
вопрос какойнибудь. Если только они смогут говорить.
     - То есть как это - если смогут?
     - А так. С чего ты взял, что это люди? Может  быть,  их  единственным
назначением является показать тебе, что за тобой  следят.  Кот  твой,  тот
тоже запросто с этим справился.
     - Ясно. На пушку, значит, берут.
     - Вот именно, только я думаю, никакая опасность тебе не грозит.
     - Хм! А они как думают?
     - Понимаешь, если бы они хотели что-нибудь сделать с тобой, то  с  их
возможностями давно сделали бы.
     - А может, они хотят меня в сумасшедший дом засадить?
     - Так вот я и говорю - игнорируй. Да и потом - вряд ли  у  них  такая
цель. Не из-за этого они затеяли весь сыр-бор.
     - А из-за чего?
     - Вот это и  нужно  понять.  Нельзя  сидеть  сложа  руки,  необходимо
действовать.
     Через десять минут мы выходили из  квартиры.  Телевизор  объявил  нам
вслед технический перерыв и, изобразив на  экране  замысловатую  картинку,
затих. План был такой: Вовка обежит, кого сможет, из тех, кто был вчера на
вечере, а я еду к  Черняеву  и  мобилизую  всю  нашу  команду.  Необходимо
выяснить, кто еще общался с этими милыми девушками и какие последствия это
имело. ("Контакты будем выявлять", - хмыкнул Вовка.) На улице мы  пожелали
друг другу ни пуха ни пера и разошлись в разные стороны.
     Алик Черняев жил на другом конце города, телефона у него не  было,  и
единственным средством связи с  ним  был  автобус.  На  остановке  бурлила
толпа. Судя по тому, как оживленно подпрыгивали отдельные граждане,  можно
было понять, что автобуса нет уже давно.
     В загончике, неподалеку, стояла, правда, одна девятка - как  раз  то,
что нужно, но  шофер,  развалившись  в  кабине  на  моторе,  казалось,  не
собирался никуда ехать в ближайшие две недели. Какая-то бабка, видимо, уже
ходила к нему ругаться, и теперь громогласно докладывала на всю остановку:
     - Лежит себе, песни поет. "Чтоб вином наполнялся стакан..." Только об
одном и думают. Тоже мне Кикабидзе...
     Все шло как обычно. Никто из этих людей и не подозревал,  что  город,
возможно, уже наполнился невероятными событиями, что завтра,  может  быть,
они не узнают своего города и самих себя. Судя по тому, что уже произошло,
теперь с каждым может случиться все, что угодно...
     Шофер наконец зашевелился. Он сел на свое место, не торопясь закурил,
долго скрипел, как положено, ручным тормозом и только после этого подъехал
к остановке. Я попал в удачную струю, меня внесли в автобус,  поставили  в
уголок и размазали по стеклу. Шофер предложил  своевременно  "оплатить  за
проезд", и автобус тронулся.
     Первую половину пути вся публика в салоне представляла один  сплошной
монолит, потом стало немного свободнее. На одной из остановок  в  переднюю
дверь вполз изрядно поддавший парень и в изнеможении остановился на нижней
ступеньке. Я узнал его. Это был Антоха Таращук из нашего дома.  В  детстве
мы даже дружили, но потом что-то случилось. Антоха слетел  с  нарезки,  то
кидался куда-то на заработки, то неделями  торчал  во  дворе,  в  основном
возле нашего гастронома, пару раз пробовал жениться,  но  жены  его  скоро
бросали. Сейчас исчерпывающей  характеристикой  на  Антоху  могла  служить
надпись на стене дома возле его подъезда: "Антоха-выпивоха".
     Он стоял прислонившись к двери и мутным  взглядом  окидывал  публику.
Публика, как всегда, возмущенно отводила глаза  и  с  вызовом  отходила  в
сторонку.
     - Х-хоть бы одна зараза место уступила, - выдавил Антоха. - Видят же,
что человек мается.
     На передней площадке спиной ко мне стояла девушка  в  белой  шубке  и
пушистой шапке. Она обернулась и с удивлением посмотрела на Антоху. У меня
перехватило дыхание. Это была Лена!
     Если бы наш автобус неожиданно взлетел и стал набирать высоту,  я  не
был бы так поражен. Уж Лену-то я совершенно не ожидал встретить здесь!
     Антоха заметил ее взгляд и снова заговорил:
     - Ну, чего уставилась, лупоглазая? Познакомиться хочешь? Так  это  мы
враз...
     Он стал карабкаться на следующую ступеньку,  а  я  уже  проталкивался
через толпу на переднюю площадку.
     Неслыханная удача! В этот момент я был почти благодарен Антохе,  ведь
Лена могла так и не обернуться и вышла бы где-нибудь, а я  об  этом  и  не
узнал бы. То ли дело теперь! Я поставлю на место распоясавшегося хулигана,
предложу даме свои услуги... Ну и так далее, по известному сценарию.
     Однако ничего этого не  произошло.  И  вообще  ничего  не  произошло.
Автобус остановился, открылись двери, и Лена, пройдя по тому самому месту,
где только что  стоял  Антоха,  спокойно  вышла  и  скрылась  в  толпе  на
остановке. Антохи не было. Могло показаться, что какой-то ловкий  фокусник
просто спрятал его в своем рукаве. Никто ничего не заметил.
     Двери закрылись, и мы поехали дальше. Я  стоял,  уставившись  в  одну
точку, и, кажется, ни о чем не  думал.  Может  быть,  померещилось?  Может
быть, не было никакого Антохи, и Лены не было,  и,  вообще,  все  это  мне
просто приснилось?
     Только когда шофер объявил конечную остановку,  я  пришел  в  себя  и
вспомнил,  что  еду,  собственно,  к  Черняеву,  чтобы  рассказать  ему  о
вчерашних и сегодняшних событиях, к которым  только  что  прибавилось  еще
одно.
     Открыл мне сам Алик. Он ужасно обрадовался, втащил меня в квартиру  и
весело накинулся:
     - Ты где бродишь? Я уже  два  раза  бегал  тебе  звонить!  -  Он  был
какой-то  возбужденный,  взлохмаченный,  ему  не  терпелось   что-то   мне
рассказать.
     - Что-нибудь случилось? - спросил я.
     - Случилось, - ответил Алик. - Я слегка тронулся. В остальном  -  все
нормально.
     Я наконец разделся, и мы прошли в комнату.
     - Представляешь, - начал Алик, - я вдруг сдуру вообразил себя гением.
С утра сегодня сочинил уже две вещички и задумал третью. Мне теперь  очень
нужно, чтобы кто-нибудь все это выслушал и сказал бы мне, наконец, что это
- гадость, иначе я не знаю что будет.
     Сам я этого почему-то не чувствую и кропаю одну за другой. И  знаешь,
мне кажется, что все это  -  так,  игрушки,  в  голове  уже  зреет  что-то
глобальное, такое, что самому страшно.
     Я хотел бы что-то спросить, но Алик не дал мне раскрыть рта.
     - Садись! - скомандовал он, пихнул меня на диван и взял гитару.
     Сначала я просто удивлялся,  как  хорошо  удается  Черняеву  довольно
сложное вступление, затем он запел.
     Я сидел и смотрел на него широко  раскрытыми  глазами.  Православные!
Что же это делается? Неужели это тот самый  Алик  Черняев,  с  которым  мы
вчера играли на вечере? Когда он научился так играть? Кто сочинил ему  эти
слова и эту музыку? Никогда я не испытывал черной зависти, но  когда  Алик
кончил петь, признаюсь, мне было завидно.
     - Это ты сам? - осторожно спросил я.
     - Нет, сантехника вызывал, - ответил Алик, - ну как, потянет?
     Во дает! Он еще раздумывает, потянет или не потянет! Да с этим  можно
золотые диски штамповать и в Ливерпуль на гастроли ездить!  Однако  что-то
здесь не так. Я готов поклясться, что вчера вечером Черняев такого еще  не
умел. Не мог он вчера сделать такую вещь, не хватило бы ему ни техники, ни
школы. Он  же  самоучка,  музыкальное  образование  получает  дома  да  на
репетициях, как я, как Витька-басист, только Полина у нас -  профессионал.
Правда, Алику говорили, что талант у него есть. Серьезные  люди  говорили,
вроде бы даже приглашали его куда-то, но  ведь  и  самому  расталантливому
таланту нужно долго учиться - все приходит постепенно.
     Ох, чувствую я, кто здесь постарался! Как только он мне  заявил,  что
умом тронулся, так я сразу и почувствовал, а теперь... Ох, девицы!
     - Это здорово, - сказал я Алику серьезно. - Ты сам, может быть, этого
не чувствуешь, но ты уж мне поверь. Хотя тебе все равно не понять, до чего
это здорово.
     Алик был доволен.
     - Теперь слушай вторую, - сказал он.
     - Погоди минутку. Скажи-ка мне,  ты  вчера  не  обратил  внимание  на
новеньких?
     - Намекаешь на тех девиц, про которых вы с Вовкой шептались? Обратил.
     - А не познакомился, случайно?
     - Ну как тебе сказать,  Чебурашка?..  Танцевал  с  одной.  Но  ничего
особенного. Какая-то она была напуганная, будто впервые на людях. Ни слова
не могла из себя выдавить. В общем, так себе, один внешний блеск. До нашей
Польки ей далеко, да и все они, я думаю, не лучше.
     Вот оно что. Значит, ничего  и  не  заметил,  бедняга.  Но  результат
налицо, теперь я уверен, что это их работа, Надо...
     Тут мои размышления прервались, Алик  начал  следующую  песню.  Через
минуту я катался по дивану, задыхаясь от хохота. Этот тип написал куплеты!
Никогда я не слыхал ничего подобного, каждая следующая строчка была  лучше
предыдущей, и все вместе было смешно до посинения. Он уже кончил петь, а я
все еще заходился,  согнувшись  пополам  и  вытирая  слезы.  Черняев  явно
наслаждался моим состоянием.
     - Ничего штучка, правда? - скромно спросил он.
     Впрочем, по мне и так было видно, что штучка -  ничего.  Несмотря  на
странные события,  преследовавшие  меня  с  утра,  я  хохотал  от  души  и
чувствовал,  как  освобождаюсь  постепенно  от   накопившегося   за   день
утомления.  Голова  прояснилась,  появилось  настроение  снова   принимать
участие в умопомрачительных приключениях, искать их,  идти  им  навстречу.
Алик был очень доволен произведенным эффектом. Он, наконец, убедился,  что
создаваемое им нравится не только ему, что это в самом  деле  неплохо.  Он
предложил записать на пробу хотя бы одну песенку, чтобы прикинуть основные
партии и послушать со стороны, что получается. Я не мог не согласиться,  и
мы стали разворачивать кое-какую аппаратуру.
     Пора было рассказать ему обо всем. Я уже открыл рот, но меня поразила
вдруг одна мысль. Стой, подумал я, ты что же собираешься ему говорить?  Ты
же собираешься ему подробно объяснить, откуда взялся весь его  сегодняшний
талант! Ты ведь заявишь ему сейчас, что он здесь совершенно ни при чем,  а
всему виной какие-то невообразимые девицы, насылающие на  кого  порчу,  на
кого - дар божий. И доказательства приведешь.
     А если он поверит? Что ему тогда делать? Сидеть  и  ждать,  когда  им
надоест развлекаться, они повернут  рубильник,  и  все  пропадет?  У  тебя
телевизор  выключится,  ты  повздыхаешь,  скажешь:  "Жаль!  Занятный   был
феномен!", а Черняеву как  быть?  Нет,  ничего  ему  нельзя  рассказывать,
намекнуть даже нельзя, ни про меня, ни про  Вовку.  Чертовы  девочки!..  Я
плюнул на все и стал разучивать свою партию.
     Мы  провозились  до  темноты.  Сделали  несколько  пробных   записей.
Получилось отлично. Черняев блистал, я не уставал удивляться его находкам.
В седьмом часу я с сожалением надел пальто и отправился домой.
     Долгая дорога, набитый автобус -  все  пронеслось  незаметно.  Только
выходя  на  своей  остановке,  я  вспомнил,  что  не  знаю  еще   Вовкиных
результатов, и поспешил домой.
     Открыв дверь в подъезд, я услышал громкие всхлипывания и  различил  в
углу  сгорбленную,  судорожно  вздрагивающую  фигуру.  Я  подошел   ближе,
пригляделся  и  вдруг  узнал...  Антоху  Таращука!  Меня  передернуло  при
воспоминании о том, как  он  исчез  на  моих  глазах,  интересно,  что  он
чувствовал при этом? Подумать страшно. Или все-таки померещилось?
     - Эй, Антоха, - сказал я. - ты чего ревешь?
     Антоха перестал всхлипывать и поднял глаза. Мне  показалось,  что  он
долго не мог меня узнать.
     - Лю-юди... - протянул он с тоской, - живут. А мне - конец!
     Он опять всхлипнул и запричитал что-то нецензурное.
     - Погоди ты! - сказал я. - Говори толком, что с тобой случилось?
     - Допился я, -  прорыдал  Антоха,  -  до  горячки  допился!  Сволочь!
Сегодня такое было, вспомнить страшно. Не выдюжу я - ужас такой! Если  еще
раз случится - кончу себя, и все! Всем лучше будет...
     Я с удивлением обнаружил,  что  Антоха  совершенно  трезв.  Слова  он
выговаривал внятно, только очень волновался. Спиртным от него не пахло.
     - Погоди, не реви! - в Антохин бред мне  что-то  не  верилось.  -  Ты
сегодня днем в автобусе ехал?
     Он уставился на меня совершенно круглыми глазами.
     - А ты откуда...
     - Погоди, погоди, ну-ка, давай начинай с автобуса. Рассказывай!
     - Рассказывай тебе! Меня, может, трясти начинает, как я  вспомню  про
это, а ему - рассказывай! Я в этом автобусе, может, полжизни оставил!  Оно
же там как раз и началось все. Выпимши я был. Стою себе у двери, никого не
трогаю. Вдруг - как ударило меня что-то! В глазах  померкло,  и  больше  я
автобуса не видел, а оказался я...
     Антоха рассказывал ужасно путано, повторял много раз одно  и  то  же,
забегал вперед, но постепенно мне  становилось  ясно,  что  именно  с  ним
произошло.
     Очнувшись, Антоха обнаружил, что сидит на бетонном полу.  Сначала  он
подумал, что попал по обыкновению в милицию, но, оглядевшись,  понял,  что
ошибается.
     Он находился в гулком холодном коридоре с бетонным полом,  стенами  и
потолком. Коридор плавно изгибался и просматривался всего метров на десять
назад и вперед. Никаких дверей в стенах не было. Антоха поднялся на ноги и
задрал голову, но и на потолке не было никакой дыры, через которую он  мог
свалиться в этот коридор. Он потрогал стену и пнул ее легонько ногой.
     Стена никак не отреагировала. Она была влажная, в  рыжих  потеках  и,
по-видимому, очень толстая. Антоха повернулся и поплелся по коридору.
     "Что за муть? - думал он раздраженно, - я им, заразам,  щас  устрою".
Ему казалось, что стоит дойти до людей, как он вдолбит кому  надо,  что  с
автобуса его сняли незаконно, перед ним немедленно  извинятся  и  покажут,
где тут выйти. Он даже  начал  вслух  репетировать  свою  будущую  речь  и
распалил сам себя настолько, что  если  бы  встретил  кого-нибудь  в  этот
момент, то мог бы  и  побить  сгоряча.  Однако  странный  коридор  все  не
кончался, а Аптоха шел уже минут десять.
     Он остановился и огляделся. Коридор все  так  же  плавно  закруглялся
сзади и впереди, и ровно ничего не изменилось вокруг, будто это  было  все
то же место. Не изменился даже свет, падающий  на  стену  из-за  поворотов
коридора, и можно было подумать, что кто-то специально уносит его источник
все дальше. Антоха пустился вперед еще быстрее, и минут двадцать несся  по
коридору, не останавливаясь. Когда  он  совсем  запыхался,  ему  в  голову
пришла интересная мысль:
     "Елки зеленые, да я, никак, по кругу чешу! Ведь  что  придумали!"  Он
остановился и задумался, затем стал шарить  себя  по  карманам  и  вытащил
давно оторванную пуговицу от пиджака.  Положив  пуговицу  на  пол,  Антоха
отправился дальше. Теперь он глядел под ноги и одной рукой касался  стены,
чтобы не пропустить какую-нибудь замаскированную дверь. Через час это  ему
надоело. Пуговица не попадалась. Антоха плюнул и уселся на пол. Ему  стало
жутко и тоскливо. "Да что ж это? - думал он, - Куда ж это меня засунули? Я
ведь и есть уже хочу!..  Эй,  кто-нибудь!  Сержант!  Я  здесь!"  Крик  его
пропадал, казалось, сразу за  поворотом  коридора.  Он  снова  поднялся  и
пошел, крича и время от времени ругаясь от души. Два  часа  пути  измотали
Антоху вконец. Он был бессилен против коридора. Привалившись к  стене,  он
уснул сидя, прислушиваясь к урчанию в животе.
     Проснулся он от смутного беспокойства. Где-то  в  невообразимой  дали
коридора слышались неторопливые приближающиеся  шаги.  Аитоха  вскочил  на
ноги. Он хотел закричать, но что-то помешало ему. Что-то  не  так  было  в
этих шагах, какая-то странная тяжесть,  вызывающая  тревогу.  Он  стоял  и
прислушивался, все больше поддаваясь страху. Грузные шаги приближались, не
ускоряясь и не замедляясь, и этот ритм давил на голову,  вытесняя  из  нее
всякие мысли. Скоро к звуку шагов стал примешиваться другой звук -  мерное
сопение паровоза, разводящего пары. Порой слышался какой-то  низкий  рокот
или рык. Антоха застыл неподвижно.
     И  вот  из-за  поворота  коридора  на  стену  упала  огромная   тень.
Нечеловеческая тень.
     Антоха вскрикнул и бросился назад. Он бежал, слабо соображая,  что  с
ним происходит, пока не упал, обессилев.  Некоторое  время  он  ничего  не
слышат, кроме собственного дыхания, затем понял, что шагов больше нет.  Он
поднял голову да так и застыл. Прямо  перед  ним  на  стене  была  корявая
надпись: "Антоха-выпивоха". Неожиданно совсем  близко  раздался  противный
голосок: "Смотри, Веркин-то опять в дымину. Дал Бог сыночка". Антоха резко
обернулся и вскочил. Он был во дворе своего дома, возле самого подъезда. В
скверике  прогуливались  мамаши  с  детьми,  на  скамейке,   подозрительно
поглядывая в его сторону, сидели дворовые старухи. Уже стемнело,  и  вдоль
улицы горели фонари.
     Ужас растаял  вместе  с  коридором,  Антоха  неожиданно  почувствовал
свежесть вечернего воздуха, яркость фонарей и звезд, в общем -  он  ощутил
вдруг, что жизнь прекрасна. И вместе с тем он испугался, он решил,  что  у
него был бред. "Господи!  -  думал  Антоха.  -  Допился  ведь.  До  чертей
допился!" Ему стало так жалко себя, что он расплакался.
     В таком состоянии я и нашел его. Мне  оставалось  только  постараться
как-нибудь успокоить Антоху, ничего ему не рассказывая, и проводить его до
дверей  квартиры.  Вернувшись  домой,  я   накрыл   одеялом   неумолкающии
телевизор, сел на диван и глубоко задумался.
     Вот, значит, как. Коридор  -  это  сильно.  Жуть  какая-то.  Я  вдруг
вспомнил слова Лены: "Каждый получит  то,  чего  заслуживает..."  Выходит,
Антоха заслужил этот свой коридор. Он, значит, заслуживает одного, а  Алик
Черняев - совсем другого. А я, значит, совсем третьего. А Вовка...  Только
кто же  это  решает,  что  заслужил  Алик,  а  что  Антоха?  Девицы  наши,
полюбившиеся? Ходят за всеми по пятам и наблюдают: хороший  мальчик  -  на
тебе конфетку, плохой - к ногтю его?..
     А может быть, никто ничего не решает, никто ни за кем не наблюдает, а
все случается почти само собой? Может быть, они в  самом  деле,  повернули
рубильник и дали возможность  происходить  тем  событиям,  которые  должны
произойти, но миллионы случайностей до  сих  пор  все  оттягивали  их.  А?
Вообще, это интересно.
     Ведь есть же у Черняева талант, безо всяких чудес - есть! Стало быть,
стоит ему чуть-чуть помочь,  избавить  от  каких-то  мелочей  в  сознании,
отнимающих время, заставляющих продираться через горы бесполезных  ошибок,
предрассудков и неведомо чего еще, и он сам,  как  толковый  ученик,  смог
понять и закончить мысль учителя.
     А Антоха? Что такое его жизнь? Не похожа ли она, как две капли  воды,
на  этот  самый  коридор  с   ограниченной   видимостью   и   нескончаемым
однообразием стен, пола и потолка? Может быть,  он  просто  выпал  в  этот
узкий, мрачный мир, когда  дошел  до  такого  состояния,  что  уже  больше
соответствовал  ему,  чем  миру  нашему,  и  не  в  Антохину   ли   пользу
свидетельствует тот факт, что он сумел вернуться  оттуда?  Может  быть,  в
самом деле, это путешествие было полезно для него?
     Я встал и заходил по комнате. Мне стало  казаться,  что  я  близок  к
истине. Как это все делается? Пока  не  знаю,  только  никакой  чертовщины
здесь нет. Далеко не все еще известно об окружающем мире. Может быть,  это
чей-то эксперимент, может быть, это действует  доселе  не  открытый  закон
природы. Известно одно: самые невероятные  вещи  вырвались  на  свободу  и
быстро распространяются по городу, а может, уже и по планете,  но  это  не
слепые стихийные силы, сметающие жизнь и несущие  смерть  без  разбора,  а
наоборот, события, только зависящие от сознания человека,  с  которым  они
происходят. Вероятно, ими можно управлять. Конечно, можно! Нужно только не
давать  мозгам  заплывать  жиром,  стараться  понять  себя  и  окружающее,
толкаться и продираться, чтобы  двигаться  вперед,  непрерывно  создавать,
переделывать, думать!
     Я подошел к окну. Тысячи огоньков ползали и перемигивались  по  всему
городу. Что там сейчас происходит? Черняев сейчас, наверное,  творит.  Он,
конечно, титан, а мы с Вовкой... Ну что ж, что заслужили, то и получили...
Однако кто это сказал, что все кончилось?
     Судя по тому, что происходит, главное - впереди!..
     Всех, между прочим, касается. И вас лично тоже.
     Так что ждите событий и имейте в виду: что именно с вами  произойдет,
зависит только от вас.

                             Александр БАЧИЛО

                             ИНЪЕКЦИЯ СЧАСТЬЯ

     Дождь то совсем заливал ветровое стекло, то  вдруг  отступал,  словно
отбрасываемый светом фар, и тогда впереди мелькали мокрые стволы  деревьев
и низкорослые кусты. Холодная сырость проникала сквозь  ветхий  брезент  в
кабину, и даже бешеная тряска не могла  меня  больше  согреть.  Дороги  не
было.  То,  что  я  принял  за  дорогу,  оказалось  всего  лишь  просекой,
неизвестно куда ведущей сквозь лес. Но  поворачивать  назад  не  хотелось.
Если я еще  не  окончательно  потерял  направление,  где-то  здесь  должен
проходить тракт. Рано или поздно я выберусь на  него,  мне  просто  больше
ничего не остается, и вот тогда... какой же русский не любит быстрой езды!
     Далеко впереди вдруг мелькнул свет, и  скоро  отчетливо  стали  видны
фары приближающегося автомобиля. Ну, так и есть! Вероятно, просека выходит
прямо к тракту. Вот это удача!
     Я не мог прибавить газу, опасаясь налететь  на  пень  или  засесть  в
какой-нибудь канаве в двух шагах от дороги.  Однако  встречный  автомобиль
тоже двигался очень медленно, и скоро я  с  удивлением  заметил,  что  его
также  кидает  на   кочках   и   рытвинах.   Что   за   черт?   Еще   один
горе-путешественник пробирается по просеке? Нет, это, наверное, трактор из
лесничества или деревенские браконьерят потихоньку?
     Когда  до  машины  оставалось  метров  тридцать,  я  уже   заподозрил
неладное. Навстречу мне двигался точно такой же старенький "газик", как  у
меня. Он совершенно синхронно с моим проваливался в рытвины и  подпрыгивал
на ухабах.
     Начиная догадываться, в чем дело, я остановился и  вышел  из  машины.
Возле открытой дверцы  "газика"  тоже  стоял  человек.  Помахав  рукой,  я
убедился окончательно - передо мной было мое собственное отражение!
     Сразу вспомнился эпизод  из  "Великолепного":  шпионы  натягивают  на
горной  дороге  большой  лист  фольги,  и  герой,  пытаясь  отвернуть   от
"встречной машины", летит в  пропасть.  Но  кому  понадобилось  так  тонко
шутить здесь, в лесу?
     Подняв воротник,  я  направился  навстречу  своему  отражению,  желая
вблизи рассмотреть  и  потрогать  неведомую  преграду,  однако  зеркальная
поверхность была настолько чиста, что, даже подойдя вплотную, я  никак  не
мог ее увидеть. Мало того, на ней не было ни  одной  капли  воды,  а  ведь
дождь продолжал лить, и его струн метались в  разные  стороны,  подчиняясь
порывам  ветра.  Что  же  это  за  материал?  Я  вытянул  руку   навстречу
зеркальному двойнику и вдруг с ужасом ощутил прикосновение его  влажной  и
теплой ладони.
     Не успев сообразить, в чем дело, я без оглядки бросился к машине. Мне
казалось, что ожившее отражение, усмехаясь, глядит мне вслед. Оказавшись в
машине, я почувствовал себя в относительной безопасности и рискнул поднять
глаза. "Газик" двойника стоял на прежнем месте, но  его  самого  не  было.
Видимо, он продолжал разыгрывать из себя отражение и тоже залез в  кабину.
А может быть, все-таки показалось?
     Посидев минут десять без движения, я стал замерзать,  и  это  придало
мне  храбрости.  Медленно  отворив  дверцу,  я  выбрался  из   машины   и,
останавливаясь после каждого шага, снова  приблизился  к  незримой  черте,
отделявшей меня от него.
     - Спокойно! - сказал я, обращаясь к нам обоим, - не надо нервов!
     Снова медленно поднялись руки - моя правая и  его  левая  -  и  снова
встретились. Да, это без сомнения была человеческая ладонь, хотя  я  и  не
мог ее толком ощупать, так как пальцы всегда натыкались на пальцы. По  той
же причине мне поначалу никак не  удавалось  дотронуться  до  какой-нибудь
другой части тела двойника. Я попытался было делать  обманные  движения  и
даже внезапно падать на землю, но это ни к  чему  не  привело.  С  тем  же
успехом можно было проделывать подобные упражнения перед  зеркалом.  Страх
постепенно проходил, уступая место  любопытству.  Неужели  передо  мной  в
самим деле зеркальный двойник? Но как пойти с ним в контакт  или  хотя  бы
дотронуться до него? В конце концов я нашел решение и коснулся  его  лбом,
затылком, спиной, коленом и носом. Сомнений не было - это не отражение,  а
живой человек, однако общаться с  ним  совершенно  невозможно,  ибо  любые
мысли  приходят  нам  в  голову  одновременно  и  все  действия  абсолютно
синхронны. Я не мог ни договориться  с  ним,  ни  обойти,  ни  оттолкнуть.
Передо мной была идеальная преграда - я сам.
     Откуда-то  из  леса  послышался  треск  сучьев,  человек  или   зверь
продирался там через бурелом. Шум постепенно приближался, но откуда именно
он идет, определить было трудно. Я замер прислушиваясь.
     Вдруг впереди, за спиной двойника,  качнулись  кусты  и  из  чащи  на
просеку  выбралась  темная  фигура.  За  ней  показалась  другая,  третья,
четвертая. Выстроившись цепью, они медленно побрели ко мне. Свет фар  упал
на их лица, вернее, на их лицо, потому что у всех четверых оно было  одно,
мое.
     Я быстро оглянулся. Нет, сзади никого не было, они действительно  шли
только оттуда. Один из них,  приблизившись  к  "газику"  двойника,  открыл
дверцу и влез внутрь. Остальные трое последовали за ним. Прогудел  сигнал,
и двойник, до сих пор прилежно игравший роль моего  отражения,  вздрогнул,
повернулся и побежал к машине. Он сел за руль,  завел  мотор,  и  "газик",
развернувшись, быстро укатил в темноту, исчезли даже его огни.
     Я не знал, что подумать. Любой нормальный человек на моем месте давно
бы мчался в противоположную сторону и  газу  бы  поддавал.  По  я  уже  не
чувствовал  себя  нормальным  человеком  и,  видимо,   поэтому   продолжал
неподвижно стоять на месте, будто ждал продолжения событий.
     Я не ошибся, В лесу снова послышался треск, и на  просеке  показалась
еще одна фигура. Но  это  был  не  двойник.  Ко  мне,  жмурясь  от  света,
приближался немалого роста бородатый старик в длиннополом  плаще.  Подойдя
вплотную, он небрежно, как старому знакомому, сунул мне широкую ладонь  и,
глядя на машину, произнес:
     - Бог в помощь, странничек... Чего озираешься-то, напугал кто?
     - Да нет, - ответил я, внимательно разглядывая его, -  кто  меня  мог
напугать?
     - Ну,  мало  ли,  -  он  безразлично   пожал   плечами,   -   бывает,
померещится... А едешь откуда?
     Я рассказал ему, что сбился с дороги.
     - Это с тракту, что ли? Далеко ж тебя черти занесли...  Тут,  парень,
до тракту знаешь сколько? К утру  тебе  не  доехать.  Давай  глуши  мотор,
пойдем греться, сыро.
     Я огляделся по сторонам. Оставлять машину на просеке не хотелось.
     - Может, поближе подъедем?
     Старик покачал головой.
     - Ближе не подъедешь. Да и не сделается ничего с твоим лимузином, тут
недалеко...
     Мы  прошли  около  километра,  продираясь  сквозь  густой  ельник,  и
оказались на большой поляне у подножья лохматой сопки. Дождь  кончился,  и
над лесом повисла крупная луна,  освещая  двухэтажный  бревенчатый  дом  в
центре поляны. Старик прибавил шагу.  Я  немного  отстал,  оглядываясь  по
сторонам, но, кроме низенькой  по  стройки  в  стороне,  от  дома,  ничего
особенного не за метил.
     Неожиданно  откуда-то  сверху,  как  мне  показалось,  с  крыши  дома
послышался тихий, встревоженный голос:
     - Что, все уже?
     - Все, все, - буркнул старик, торопливо поднимаясь на крыльцо.
     - А что вы с ним сделали?
     Старик на мгновение замер у двери.
     - Ну, ты! - гаркнул он  вдруг,  -  чего  несешь-то  спросонья,  спать
ложись! - И, повернувшись ко мне, кивнул головой: - Заходи, заходи.
     Он открыл дверь, и тусклый свет керосиновой лампы упал на крыльцо.
     - Ох! - раздалось наверху, и луна блеснула в чьих-то широко  открытых
глазах, с удивлением уставившихся на меня.
     - Н-ну? Скоро? - спросил старик, обращаясь не ко мне, а к человеку на
крыше.
     - Да, ладно, ложусь уже, прячьтесь, - ответил тот. Мы вошли в дом  и,
миновав заставленные разной рухлядью сени, оказались в просторной  комнате
с длинным столом и печью у стены. За столом, уронив на руки сизую  испитую
ряшку, дремал парень в грязной майке и матросских клешах. Руки его до плеч
были расписаны похабными  узорами,  и  только  майка  мешала  рассмотреть,
вытатуировано ли что-нибудь на спине.
     У окна, устремив вдаль твердый, чуть ироничных взгляд,  стоял  видный
седой мужчина в дорогом сером костюме. И, наконец, в углу, спиной ко всем,
верхом на колченогом стуле, сидела и курила каноннчески стройная белокурая
девица в джинсах и сапогах  на  высоком  каблухе,  вся  в  ремешках  и  на
замочках. Она даже не обернулась, когда мы вошли, и  продолжала  задумчиво
пускать дым в  потолок.  Седой  же,  напротив,  любезно  мне  улыбнулся  и
раскланялся не без изящества. Узорчатый парень поднял голову, окинул  меня
с ног до головы мутным взглядом и хмыкнул.
     - Доктор, - произнес старик, снимая  плащ,  -  ты,  что  ли,  сегодня
кухарил? Подавай.
     Седой, не  меняя  гордого  наклона  головы,  величественной  поступью
подошел  к  плите,  снял  с  нес  большой  чугун,   накрытый   облупленной
эмалированной крышкой, и поставил его на середину стола.
     - Какую миску дать молодому человеку,  Хозяин?  -  осведомился  он  у
старика.
     - Студентову давай. Он на крыше нонче...
     - Спасибо вам большое, -  сказал  я  старику,  хотя  неестественность
этого странного сборища сильно действовала мне на  нервы,  -  выручили  вы
меня. Вот только, извините, имени и отчества вашего не знаю...
     - А не надо тебе мое отчество. Хозяином зови. Они  так  зовут,  и  ты
зови. Тут, парень, все без отчества. Это вот  -  Доктор  (Седой  кивнул  и
принялся разливать по мискам красный борщ), этот в майке - Блатной, а  вон
то, - Хозяин указал на девушку, все еще сидевшую к нам спиной, - вон то  -
Заноза...
     - И если вы обратили внимание на крышу, - вставил Доктор, - то  могли
видеть там еще одного члена нашего маленького  общества,  так  называемого
Студента.
     - А  вы  здесь  просто  так  собираетесь,  -  спросил  я  как   можно
беззаботнее, - или у вас учреждение?
     У девушки вдруг затряслись плечи. Она  выронила  сигарету  и  прижала
ладони к лицу, Я думал, она разрыдается, но оказалось,  что  ее  сотрясает
безудержный хохот.
     - У-учре... Ой,  не  могу!  Учреждение!  Слу-слушай!  Санаторий  тут!
У-умора! Курорт!
     Она, наконец, повернулась лицом ко мне. Очень симпатичное лицо.  Даже
красивое.
     - Но, ты даешь, Пациент!
     Кличка, данная мне девушкой, приклеилась мгновенно.  В  следующей  же
фразе Доктор назвал меня Пациентом, Блатной произносил это слово с трудом,
но переиначивать  не  пытался,  что  же  касается  Хозяина,  то  ему  было
совершенно все равно, как меня называть, и поэтому он удовлетворился  этим
именем, как первым попавшимся.
     Заноза между тем продолжала веселиться:
     - Хозяин! Когда пойдем на процедуры?
     Блатной снова хмыкнул, но Старик нахмурился:
     - После. Поесть-то надо, нет?
     Он пододвинул к себе миску и, ни на кого не  обращая  внимания,  стал
хлебать борщ. Остальные, заняв свои места у стола, тоже принялись за  еду.
Я решил ничему не  удивляться,  по  крайней  мере  до  тех  пор,  пока  не
отогреюсь и основательно не закушу.
     Некоторое время все молчали.
     - Завтра на крыше Блатной, - сказал наконец Хозяин.
     - А кухарит Заноза...
     - Кстати, продукты кончаются, - заметил Доктор,  -  и,  с  позволения
сказать, кухарить становится затруднительно. Надо бы кого-нибудь послать в
деревню.
     - Ничего, - буркнул Хозяин, - может, скоро на машине съездим...
     Я поднял голову и вдруг заметил, что Блатной, разинув рот, с  испугом
смотрит куда-то мимо меня.
     - Во! - произнес он, указывая, как видно, на окно у меня  за  спиной.
Заноза, сидевшая рядом с ним, тоже подняла глаза и сейчас  же  сморщилась,
как от боли.
     - Гадость какая... - прошептала она.
     Я резко обернулся, но увидел лишь чью-то огромную спину,  удаляющуюся
в темноту. Спина была голая и иссиня-белая.
     - Слушай, Блатной, - сказала Заноза, - выйди, разбуди его. Что он,  в
самом деле, нельзя же так!
     - Во тебе, - спокойно ответил Блатной, - сама выйди.
     - Цыц! Пусть спит, - сказал Хозяин, - все нормально, ясно? Дохтор, ты
чего сидишь? Компот давай!
     Самое страшное - я представления не имел, как себя  вести.  Кого  они
хотят будить? Неужели эта голая туша за окном - Студент?
     - У него что, лунатизм? - осторожно спросил я.
     - У кого? - не понял Хозяин.
     - У Студента.
     Доктор поставил передо мной стакан с компотом.
     - Знаете что, Пациент, - сказал  он,  -  вы  не  обращайте  внимания.
Ей-богу, ничего интересного не происходит. И со Студентом все в порядке  -
он спит на крыше. Там, видите ли, свежий воздух. А завтра на  крыше  будет
спать Блатной. По той же причине.
     - Я же говорю - санаторий! - хихикнула Заноза.
     - Ну, допивай компот и пойдем, сказал мне Хозяин, - покажу помещение.
     По широкой скрипучей лестнице мы поднялись на второй этаж и оказались
в небольшом коридоре, по обеим сторонам которого было несколько дверей.  К
моему  удивлению,  некоторые  двери  были  аккуратно   подписаны;   слева:
"Доктор", "Блатной", справа:  "Студент",  "Заноза".  Хозяин  открыл  самую
дальнюю дверь по правой стороне, зажег огарок свечи и протянул его мне.
     - Вот, располагайся. Отдохнешь хорошенько, а утром поговорим...
     Он повернулся было, чтобы уйти, но спохватился:
     - Да! Если, часом, захочешь по нужде - вон в ту  дверь.  На  двор  не
ходи. И окна не открывай...
     - А почему? - спросил я.
     Хозяин посмотрел на меня укоризненно.
     - Ну, сказано - не ходи, и не ходи, не  открывай  -  стало  быть,  не
открывай. Мало ли что? Время ночное...
     Он покачал головой и ушел.
     Комната была совсем маленькой, железная кровать, покрытая бледным  от
старости одеялом, занимала почти все пространство  от  двери  до  окна.  В
углу, на облезлой деревянной вешалке висели  драные  плащи,  телогрейки  и
какое-то древнее пальто.
     Я задул свечу и подошел к окну. Луна освещала серебристую после дождя
поляну,  над  верхушками  елеи  проносились  небольшие  темные  облака  со
светящимися  лохматыми  краями.  В  доме  все  утихло,  снаружи  тоже   не
доносилось ни звука. Некоторое время я вглядывался в кромку леса, мне  все
казалось, что там копошится какая-то бесформенная масса. Но это мог быть и
туман или просто рябь в глазах.
     - А идите вы все... - подумал я, разулся, повесил  мокрую  куртку  на
спинку кровати и залез под одеяло. - Спать я хочу - вот что...
     ...Мягкий  лунный  свет  заливает  комнату  и  шепчется  о  чем-то  с
притаившимися в углах тенями. Тихо-тихо открывается  дверь,  и  на  пороге
появляется девушка в белом платье. Она бесшумно подходит и склоняется надо
мной. Я чувствую прикосновение ее нежных пальцев. Она что-то  говорит  мне
на ухо...
     Я вздрогнул и окончательно проснулся.
     - Вставай, вставай. Пациент, - говорила Заноза, толкая меня в  плечо.
Она была в длинной ночной рубашке, ее распущенные волосы задевали меня  но
лицу.
     - В чем дело? - спросил я, садясь на кровати.
     - Тсс! Ты вот что, Пациент, если хочешь живым отсюда убраться,  пусти
меня в свою постель.
     Она говорила это  таким  естественным  и  убедительным  тоном,  будто
предлагала помидоры со своего огорода.
     - Гм! -  сказал  я,  -  однако  ты  даешь!..  Уж  больно  неожиданное
предложение...
     - Идиот! - возмутилась Заноза, - ты что считаешь, я  сюда  любовью  с
тобой заниматься пришла? Да ты посмотри на себя! Каракатица... А  впрочем,
черт с тобой. Пожалуйста, мне не жалко. - Она вдруг принялась стаскивать с
себя рубашку, - Только быстро давай, чтоб до прихода Хозяина...  Ты  потом
спрячешься под кроватью, а я останусь вместо тебя, понял?
     Заноза, наконец, справилась с рубашкой и комкала ее в  руках,  глядя,
куда бы бросить.  Она  была  чертовски  хорошо  сложена,  эта  сумасшедшая
девица, одетая в жемчужное сияние лунного света, но мне было,  признаться,
не до ее красоты.
     - Ты погоди раздеваться-то, объясни толком! - зашипел я,  -  что  там
про Хозяина? Зачем это он сюда придет?
     - Дурак, - неожиданно спокойно произнесла Заноза, -  я  же  говорю  -
санаторий здесь. Вот и всадит тебе Хозяин  этой  ночью  прививочку.  А  от
прививочкн этой ты, Пациент, навсегда Пациентом останешься, и уж  никакого
имени-отчества у тебя не сбудет больше...
     - Ну а ты-то зачем лезешь на мое место? - спросил я.
     - А мне все равно! Я в свое время  разок  попробосала.  Так  что  без
Хозяина мне теперь долго не протянуть. Да и никому здесь не  протянуть,  а
он, сволочь, пользуется этим и веревки из нас вьет. Сегодня меня без  дозы
оставил...
     - А-а! - Я начичал понимать. - Он что же, наркотики вам колет?
     Заноза подошла к окну,  выглянула  во  двор  и  сейчас  же  задернула
занавеску. Стало совсем темно.
     - Нет, Пациент, тут вещь посильней наркотиков. Он  нам  счастье  наше
продает...
     - Как это - счастье?
     - А так. Именно так, как ты его себе представляешь...
     Я хотел было спросить еще что-то, но Заноза вдруг подскочила ко мне и
прямо в лицо сунула свою скомканную рубашку.
     - Тсс! Слышишь? Идет! - прошептала она и,  толчком  усадив  меня  под
вешалку, обрушила сверху тяжелое, пропахшее нафталином пальто. Покончив со
мной, она улеглась в постель и натянула на себя одеяло.  В  ту  же  минуту
дверь тихо открылась и кто-то осторожно  заглянул  в  комнату.  В  темноте
почти ничего не было видно, но я не сомневался, что это Хозяин.
     И действительно, скоро очертания его массивной фигуры  проступили  на
фоне стены, двигаясь уверенно, но почти бесшумно, он подошел к  постели  и
наклонился. Наступила долгая тишина. Казалось, ни одной живой души нет  на
сотни километров вокруг, и это жуткое безмолвие  тянется  уже  сотни  лет.
Наконец что-то тихо звякнуло, и в комнате вдруг  запахло  жженым  сахаром.
Хозяин выпрямился и быстро вышел из комнаты.
     Когда в коридоре затихли его шаги. Заноза отбросила одеяло и села  на
кровати.
     - Ну что? - спросил я.
     - Молчи, сейчас увидишь. Вот! Начинается!
     Она поднялась, и я вытаращил глаза от изумления - на ней было  черное
блестящее платье, голые плечи укрыл газовый  шарф,  а  на  лице  появилась
бархатная полумаска. В комнате вдруг стало быстро светлеть, но вместо стен
и потолка с отступлением темноты открывалась невообразимая даль. Я  глянул
под ноги и застыл: земли не было,  где-то  далеко  внизу  клубилась  белая
пелена облаков.
     - Скорее, - сказала девушка, - меня ждут!
     Она шагнула, словно в пропасть, с невидимой  площадки,  которая  была
когда-то полом комнаты, и закружилась в  свободном  падении,  стремительно
удаляясь.
     - Не отставай-ай! - услышал я, и опора подо мной вдруг исчезла...
     Я, к своему счастью,  не  верил  в  реальность  происходящего,  иначе
скончался бы в первое же мгновение полета.
     Ветер засвистел у меня в ушах, и облака стали медленно  приближаться.
Кувыркаясь в воздухе, я увидел красный  шар  солнца  -  он  тоже  падал  в
гуманное море. Мы врезались во мглу  одновременно  со  светилом.  Облачный
слой был, видимо, очень толстым, и по мере погружения в него молочно-белая
пелена, окутавшая меня,  сменилась  светло-серой,  быстро  превратилась  в
темно-серую и, наконец, стала черной. Я падал в полной темноте.
     И вдруг совсем близко вспыхнуло море огней - подо  мной  был  большой
город! Светящиеся стрелы улиц со всех сторон вонзились  в  яблоко-площадь,
пылающее золотым огнем. Все это быстро приближалось,  и  вот  уже  деревья
какого-то парка стремительно бросились мне навстречу. Я зажмурился, ожидая
удара, но вместо этого ощутил легкий толчок в спину.
     - Эй, приятель! - крикнул кто-то  у  меня  над  ухом,  -  посторонись
немного или шагай веселей, а то опоздаем на площадь!
     Я открыл глаза и обнаружил, что стою на  песчаной  дорожке  парка,  а
мимо меня валит пестрая толпа в карнавальных нарядах. Смирный гнедой пони,
запряженный в тележку, увитую цветами и лентами, тихонько подталкивал меня
сзади. В тележке сидел румяный толстяк в зеленом жилете, разлинованный как
арбуз, и две девушки в масках и нарядных платьях. Они смеялись и бросали в
меня серпантин.
     Я посторонился, пропуская пони, и пошел рядом с тележкой. На мне, как
оказалось,  тоже  был  надет  какой-то  шутовской  балахон   с   кружевным
воротником. Он был белый,  с  черной,  украшенной  завитушками,  заглавной
буквой П на груди.
     Вся праздничная толпа двигалась к выходу из парка,  чтобы  влиться  в
людскую реку, текущую по широкой, залитой светом улице.
     В небе над нами то и дело вспыхивали букеты разноцветных ракет.
     - Эта буква П у вас на груди означает, как видно, "Пьеро"? -  смеясь,
спросила одна из масок, сидящих в тележке.
     - Ах, если бы кто-нибудь мог это знать! - ответил я.
     - А я знаю, - сказала другая.
     - Ну и что же, по-вашему, означает эта П? - спросил я, улыбаясь.
     - "Пациент", - произнесла маска, и я сейчас же узнал ее. Но тут пони,
выбравшись на широкую дорогу, пустился вскачь, и скоро я  потерял  тележку
из виду.
     Улица была полна крика и  смеха,  музыки  и  веселья.  Люди,  фонари,
лошади, дома - все плясало, в то  же  время  дружно  двигаясь  вперед.  На
больших платформах, влекомых  шестерками  лошадей,  возвышались  громадные
конструкции, усыпанные цветами, фонариками и мальчишками.
     Я оказался вблизи одной такой  платформы.  На  ней  была  установлена
высокая пирамида, состоящая как бы из колец разного размера, нанизанных на
одну ось. На уступах пирамиды расположились  пестро  раскрашенные  клоуны,
жонглирующие апельсинами, шляпами  и  даже  горящими  факелами.  На  самой
вершине стоял атлетического сложения красивый молодой человек и держал  на
плече тоненькую девушку в разноцветном  трико.  Их  лица  тоже  былн  ярко
раскрашены, а на голове  у  гимнастки  красовалась  островерхая  шляпка  с
бубенцами.
     Мы приближались к перекрестку, где вся процессия разделялась  на  два
рукава,  огибавшие  большой  мраморный  фонтаи.  Струи  воды,   изрыгаемые
золотыми львами, высоко взлетали в  воздух  и  с  шумом  падали  в  центре
фонтана. Громоздкая  платформа,  неуклюже  поворачиваясь,  задела  колесом
парапет, пирамида накренилась, и клоуны под общий хохот посыпались прямо в
воду.  Вмиг  поверхность  фонтана,  который  оказался  довольно  глубоким,
покрылась головами и шляпами.
     Гимнаст и его партнерша тоже не  удержались  на  вершине  пирамиды  и
спрыгнули в воду. Некоторое время они не  показывались  на  поверхности  и
вынырнули, наконец, возле самой лестницы, ведущей  из  воды  на  мостовую.
Подхватив девушку на  руки,  гимнаст  поднимался  по  мраморным  ступеням,
словно Нептун, выходящий из моря. Они весело смеялись,  серебристые  ручьи
стекали с длинных волос девушки, вода смыла грим, и я снова узнал ее, но в
этот момент подкатил маленький лоскутный фургон и,  забрав  обоих,  быстро
скрылся из виду.
     Я отправился дальше, разглядывая праздничную толпу и  тщетно  пытаясь
понять: если все это - сон, то кому он снится? Было очевидно, что  главный
герой всего происходящего не я. Значит, сон чужой.  Но  чужой  сон  нельзя
увидеть. Значит, это не сон.  Но  тогда  получается,  что  на  карнавал  я
действительно упал с неба, а это может быть только во сне. Круг замкнулся.
     Я отведал мороженого, поднесенного мне дородной краснощекой  женщиной
в белом колпаке. Мороженое было очень вкусное и холодное, в его реальности
сомневаться не приходилось. Для опыта я даже положил кусочек  под  язык  и
сейчас же взвыл от морозного укола, но нет - не проснулся.
     Улица вдруг раздалась в стороны,  и  карнавальный  поток  вылился  на
площадь. Над головами запрудившего ее народа метались разноцветные лучи, В
центре площади возвышалась большая, ярко освещенная сцена.  Она  была  еще
пуста,  но  именно  на  нее,  не  отрываясь,  смотрели  все   собравшиеся.
Пульсирующий гул и гомон накатился откуда-то издалека и,  достигнув  меня,
превратился в дружный хор голосов.
     - Свет-ла-на! Свет-ла-на! -  грянули  вокруг,  и  буквы  этого  имени
вспыхнули вдруг в небе над площадью. Я взглянул на сцену и снова увидел ее
- девушку, каким-то непостижимым образом заманившую меня  в  свой  сон.  В
длинном черном платье и теперь уже без маски, счастливо улыбаясь людям, на
сцене стояла Заноза. Заноза?!
     Черная вспышка ударила вдруг в глаза, мгновенно уничтожив  и  залитую
светом площадь, и пеструю толпу на ней. Тьма и тишина разом навалились  на
меня и с непостижимой силой бросили на землю. Сначала мне показалось,  что
я ослеп и оглох, но постепенно глаза привыкли к темноте, и тогда во  мраке
проступило белое,  колышущееся  пятно  -  это  Заноза,  сидя  на  кровати,
облачалась в свою рубашку.
     - Алкаш вонючий, - ругалась она шепотом, -  и  тут  пожалел!  Полдозы
сэкономил, гад...
     Слова относились, по-видимому, к Хозяину.
     - Что это было? - спросил я,  поднимаясь  с  пола  и  пристраивая  на
вешалку пальто. Заноза ничего не ответила. Она встала, подошла к  двери  и
прислушалась, нет ли кого в коридоре. Мне пришлось продолжать самому:
     - Я сейчас видел сон, но он странный был какойто. Все время казалось,
что снится он тебе.
     - Сон? - Заноза обернулась, - дурак! Если бы мне снился сон, тебя  бы
тут уже не было. Ты попробуй на улицу выйди.  Там  Студенту  как  раз  сон
снится. Обхохочешься! Пока жив будешь.
     - Это в каком смысле?
     - Да в любом. Сон! Хорошо бы сейчас, в самом деле, поспать. А? -  Она
вздохнула и задумчиво произнесла:
     - Поспать...  Просто  лечь  и  вздремнуть...  Ты  вот  что,  Пациент,
надевай-ка куртку свою, становись к двери и  слушай.  Как  Блатной  пойдет
Студента сменять, так и ты за ним. Выберешься на двор  -  сразу  беги,  не
жди, чтоб хватились. Уходи в лес и не останавливайся, сколько сил  хватит,
хоть ползи. Если уйдешь далеко, пока у  них  пересмена,  тогда,  может,  и
спасешься, понятно?
     Ничего мне не было понятно. И главным образом  непонятно,  зачем  она
хочет меня запугать. Видимо,  пытается  избежать  расспросов  о  том,  что
происходило здесь, о этой комнате, несколько минут назад.
     - Хорошо, - сказал я, - раз уж у вас  тут  так  плохо  и  страшно,  я
побегу. Но сначала расскажи мне, где мы с тобой были только что, ведь если
это не сон, то карнавал, значит, происходил на самом деле?
     - Да, - твердо сказала Заноза, - на самом деле. Здесь нее  происходит
на самом деле, хотя и от укола...
     Карнавал от укола, подумал я. Бред.
     - А что он вам колет такое?
     - Не знаю, - Заноза пожала плечами,  -  зелье  какое-то.  Хозяин  его
прячет от всех, по капле получаем, а где достает  -  никому  не  известно.
Говорят, раньше просто пить давал, это Доктор его надоумил с уколами...
     - Доктор? Он что, тоже здесь счастье нашел?
     - Да он давно уже тут. Видно, нашел.
     - А  чем  он  занимается?  Каждый  раз   устраивает   вручение   себе
Нобелевской премии?
     - Не знаю, что он там устраивает, только из  комнаты  своей  выпадает
весь в помаде и с расстегнутымг штанами...
     - А зачем все это Хозяину? Он с вас деньги берет?
     - Деньги... Деньги - это так, попутно. И все остальное - попутно...
     - Но для чего же он пичкает вас зельем?
     - А ты не  понял  еще?  -  Заноза  усмехнулась  и,  подойдя  к  окну,
отдернула занавеску, - Вот для чего, смотри!
     Я глянул во двор. Луна все так же освещала поляну, но  вместо  мокрой
серебристой травы я увидел сплошной ковер  копошащихся  на  земле  длинных
червеобразных тел. Они  сами  излучали  мутный,  бледно-голубой  свет,  то
собираясь в студенистые, ритмично подрагивающие кучи, то вдруг расползаясь
в разные стороны, и тогда в земле открывались черные бездонные провалы.
     - Что это? - спросил я, отворачиваясь от окна.
     Картина была страшной и вызывала тошноту.
     - Ничего особенного, - ответила Занозы сон Студента.
     Она равнодушно окинула взглядом двор и добавила:
     - Еще так себе... бывает и пострашнее... а в общем - всегда одно и то
же.  После  укола,  если  в  комнате  запереться,  наступают  чудеса,  все
исполняется, чего ни пожелаешь,  любая  мечта  сбывается...  Потом,  когда
кончится действие снадобья, - вроде становишься опять  обычным  человеком.
Но только ляжешь спать, начинаются кошмары. Ты спишь,  а  они  наяву...  В
комнате совсем спать нельзя, а на крыше - ничего, не опасно.
     Хозяин говорит - это для охраны хорошо, но только все знают, что  для
него главное удовольствие - на такие гадости  смотреть.  Сидит  у  окна  и
любуется...
     - А сам-то он употребляет?
     - Употребляет, да не то.  Пьет  как  лошадь.  Ты  разве  не  заметил?
Алкоголик он. Из-за этого, говорит, уколы на него не действуют. А может, и
врет, бережется просто...
     - И все-таки мне непонятно. Ну, любуется он всем этим, - я  покосился
на окно, - ну и что дальше? Зачем ему это нужно?
     - Ох и надоел ты мне со своими вопросами! Любопытный какой-то,  прямо
как Студент. Тот тоже поначалу все выспрашивал да интересовался, а  теперь
утих - понял, что от распросов доза не растет.
     Заноза подошла к двери и выглянула в коридор.
     - Хочешь отсюда смотаться - сматывайся, - говорила она уже шепотом, -
для этого бегать быстро надо, а не расспрашивать что да зачем. Понял?  Ну,
все. Привет!
     Она вышла в коридор и, неслышно ступая, удалилась.  Я  остался  один.
Картина за окном изменилась: там клубился теперь белесый  фосфоресцирующий
туман. В нем время от времени двигались гигантские уродливые тени.
     Галлюцинация, думал я. Гипноз! Но сам  не  верил  своим  мыслям.  Мне
просто было страшно признаться,  что  я  ничего  не  понимаю,  "Здесь  все
происходит на самом деле", - говорила  Заноза.  Но  ведь  это  невозможно.
Невозможно мгновенно создавать и уничтожать города со всем  их  населением
без каких-либо видимых затрат энергии.  Откуда  берется  эта  энергия?  От
капли снадобья? От нечистой силы? От духа святого? И что  мне-то  надлежит
делать в данной ситуации? Бежать куда глаза глядят, как  советует  Заноза?
Ну, нет,  бежать  рановато.  Я  просто  обязан  взглянуть  на  это  зелье,
материализующее мечты и кошмары...
     ...Доски пола тихо поскрипывали, когда я  шел  по  коридору.  Мне  не
удалось найти комнату  Хозяина.  Я  подолгу  стоял,  прислушиваясь,  возле
каждой неподписанной двери,  затем  осторожно  открывал  ее  и  заглядывал
внутрь. Ничего. Не заняты были еще три комнаты, кроме моей, но  в  них  не
было даже мебели. Видимо,  апартаменты  Хозяина  располагались  на  первом
этаже.
     Я направился к лестнице и вдруг услышал шаги: кто-то  поднимался  мне
навстречу. Это мог быть Хозяин, и я вовсе не хотел, чтобы он  увидел  меня
здесь. Ближе всех была дверь с надписью "Блатной", я  толкнул  ее,  и  она
подалась. Что там за ней? Если уж Доктор позволяет себе  цветастые  оргии,
то этот, наверное... Но шаги приближались, и выхода  у  меня  не  было.  Я
открыл дверь и вошел.
     Сразу за порогом  начинался  светлый  от  берез  лес,  сквозь  листву
проглядывало яркое голубое небо. Дверь бесследно исчезла, едва я закрыл ее
за собой, прямо под ногами начиналась  тропинка,  ведущая  куда-то  вдаль.
Меня удивило не отсутствие комнаты, но та умиротворенная тишина  и  покой,
которых никак нельзя было ожидать здесь.
     Я отправился вперед по тропинке. Через какую-нибудь  сотню  шагов  за
деревьями блеснула река. С берега тянуло дымком, там у костра  сидели  два
человека и о чем-то весело беседовали. В одном из них  я  узнал  Блатного.
Подойдя поближе, я увидел еще троих: один сидел с удочкой у воды, а двое -
парень с девушкой - прогуливались вдоль берега.
     Блатной, заметив меня, нисколько не удивился.
     - А, Пациент! - сказал он, пошевеливая  палочкой  дрова  под  кипящим
котелком, - садись, сейчас  уха  будет.  Да  вот,  знакомься,  кореш  мой,
Петюха.
     Я представился и сел у  костра.  Петюха,  молча  улыбаясь,  подхватил
лежащее возле него удилище и направился к реке. Блатной долго смотрел  ему
вслед, потом повернулся ко мне и вздохнул:
     - Из нашей деревни он. На Севере замерз...
     Я очумело поглядел на Блатного. Черт! Опять забыл, где  нахожусь.  Ну
конечно, откуда тут взяться настоящим людям? Привидения...
     - А остальные? - спросил я, - они как, тоже?..
     - Что тоже? - поморщился Блатной,  -  вон  на  берегу  -  это  Толька
Шмаков. Сгорел он. Прям в своем дому, по пьянке. Лет пять уж... А тот, что
с Натальей прохаживается, это Коська, сосед мой бывший.
     - Он жив?
     Блатной помолчал.
     - Зарезали его. Из-за нее, как раз из-за  Наталья...  А  знаешь,  кто
зарезал?
     Я посмотрел в его усталые водянистые глаза.
     - Здесь и встречаемся, - продолжал он, - только  ты  при  них  молчи,
понял? Живые они...
     - А девушка? - спросил я.
     Блатной глядел на огонь.
     - Чего ей сделается? Баба. Да уж теперь и не такая она совсем...  Эх,
кореша мои! Мы с одной деревни все были... Ты Хозяину  не  говори,  он  их
знает, еще скалиться будет...
     - Как это - знает?
     - Ну, знал раньше. Он тоже наш, быстровский.  Только  не  любили  его
там...
     - За то, что алкоголик?
     - Да нет. Один он, что ли? Ну, стыдили, конечно, посмеивались. А он в
ответ -  погодите,  мол,  гады,  попляшете  скоро,  посмотрим,  кто  шибче
засмеется... Злоба у него на всех. Я так думаю, он не успокоится, пока  не
разнесет Быстровку по камушку. А там и за город примется, тоже не  угодили
ему чем-то...
     - Погоди, - перебил я, - о чем это ты? Что он может сделать городу?
     - А ты сны видал? Сходи на двор, посмотри...
     - Но ведь это ваши сны!  Хозяин  снов  не  видит.  Неужели  он  может
заставить тебя напустить какую-нибудь гадость на деревню, где  прошла  вся
твоя жизнь?
     Блатной вдруг побагровел.
     - Ты мою жизнь не цепляй! Кабы не Хозяин,  я  б  давно  в  деревянный
бушлат сыграл, понял? Вот тут она, моя жизнь, и не  отымете,  хрен!  А  на
остальное мне наплевать! И тебе скажу - дурак  ты,  Пациент.  Образованный
шибко? Ну  и  радуйся,  что  такой  случай  выпадает!  Чего  тебе?  Дворец
мраморный? Получай. К звездам хочешь полететь? Пожалуйста, садись и мотай.
Хочешь, сексом займись. Доктор советует...
     А будешь под Хозяина копать - спишу, понял? Ну катись, раз  понял,  а
то смена скоро...
     Что-то вдруг резко ударило меня в спину. Едва успев  заслонить  рукой
глаза, я полетел прямо в костер, но упал на пол  в  коридоре.  За  мной  с
грохотом захлопнулась дверь с чернильной надписью "Блатной".
     - Что, поговорили? - произнес кто-то рядом. Я поднял голову  и  прямо
перед собой увидел длинного субъекта в очках, драных джинсах и  вылинявшей
куртке со следами многочисленных нашивок.
     На вид ему  было  лет  тридцать.  Одну  руку  он  прижимал  к  груди,
осторожно придерживая что-то под курткой, другой же ухватил меня за плечо,
помог подняться и, оглядевшись по сторонам, втолкнул в свою комнату.
     - Будем знакомы, - сказал он, закрывая за собой дверь, -  Студент.  А
вас как зовут?
     Я назвал свое имя, но он только поморщился.
     - Знаешь,  я  уже  как-то  привык  по-здешнему.  Кличку   тебе   дали
какую-нибудь? Как? Пациент? Остряки! Ну, хорошо. Итак, Пациент, времени  у
нас в обрез. Судя по приему, оказанному тебе  Блатным,  ты  предложил  ему
связать Хозяина и сдать в милицию, так?
     - Хотел. Но не успел.
     - Еще бы! Ну и что ты намерен делать дальше?
     - А почему тебя это интересует?
     - Меня это уже не интересует. Я это знаю  не  хуже  тебя.  Ты  хочешь
выкрасть у Хозяина препарат, который он нам дает, верно?
     Я промолчал.
     - Да не строй из себя Штирлица! У тебя же на физиономии все написано!
Короче. Препарат у меня.
     Он достал из-под куртки довольно вместительную металлическую фляжку с
плотно завинченной крышкой, от фляжки исходил знакомый  горьковатый  запах
жженого сахара. Студент нежно погладил ее и снова спрятал.
     - Нужно доставить это в город. Вдвоем  у  нас  будет  больше  шансов,
может, и прорвемся. Ну как, согласен?
     Я кивнул. Почему-то этот парень внушал мне доверие.
     - Тогда иди вперед, - сказал он, - и если на лестнице никого нет, дай
сигнал...

     ...Небо начинало понемногу светлеть, но в лесу еще было совсем темно.
     - Куда мы идем? - спросил я, едва  поспевая  за  Студентом,  уверенно
ныряющим в густой ельник.
     - К тракту. Это самый короткий путь.
     - Так ведь у меня же машина! По-моему, если добраться до нее...
     Студент обернулся и посмотрел на меня, как мне показалось, виновато.
     - Машины твоей, к сожалению... в общем, она пострадала.
     - Как пострадала? От чего? Откуда ты знаешь?
     Он снова зашагал вперед.
     - Откуда знаю? Во сне видел. Ты что, не в курсе? Мы потому и спим  на
крыше, что во сне как бы следим за всей окрестной территорией. Вот  только
то, что при  этом  происходит,  к  сожалению,  совершенно  не  зависит  от
сознания.  Снятся  непременно  какие-то  кошмары.  Однако   неодушевленные
предметы обычно не страдают... Так что эти твари напали  на  твою  машину,
видимо, случайно. Другое дело, если бы ты был еще в ней... Тебе,  Пациент,
собственно, чертовски повезло, что на крыше сегодня был я, и снился мне не
Бог весть какой кошмар. Конечно,  встретить  собственное  живое  отражение
тоже достаточно неприятно, но оно  по  крайней  мере  хоть  безобидно,  не
пускает - и все.
     - Значит, ты меня видел тогда?
     - Да, и, к твоему счастью, почти сразу  проснулся.  Хозяин  выскочил,
стал спрашивать, в чем дело, а потом взял ружье и пошел встречать.
     - Но неужели никто до сих пор не заметил того, что здесь происходит?
     - А снаружи ничего не заметно. Стоит выйти из некоторой зоны  сна,  и
перестаешь видеть и слышать все, что делается  внутри  ее.  Но  это  легко
сказать: "стоит выйти", а на самом деле нам придется еще топать и  топать,
прежде чем мы выберемся на волю. Я сильно надеюсь,  что  будет  переполох.
Когда Блатной обнаружит на крыше сломанный топчан, на  котором  мы  обычно
спим, то, конечно, побежит к Хозяину. Пока они будут охать  и  материться,
мы уйдем далеко...
     Густой ельник сменился, наконец, чистым сосновым  бором.  Идти  стало
легче, кроме того, в лесу быстро светлело. Однако Студент не убавлял шага,
по-прежнему озабоченно оглядываясь по сторонам. Я понимал,  что  беспокоит
его - мы отошли еще недостаточно далеко от дома,  слева  поднимался  склон
все той же сопки.
     - Послушай, Студент, - спросил я, -  а  почему  ты  все-таки  решился
выкрасть зелье у Хозяина?
     Некоторое время он продолжал молча шагать, затем наконец ответил:
     - У Хозяина лютая злоба на весь род людской, А это, - он похлопал  по
карману, где лежала фляжка, - это единственный способ его остановить.
     - Однако больше ни у кого из вашей  компании  почему-то  не  возникло
желание его останавливать.
     - Ну, в компании я недавно. А кроме того, в отношении этого,  как  ты
говоришь, зелья у меня есть свои планы.
     - Планы? Что же ты собираешься с ним делать?
     - Прежде всего исследовать. А если удастся,  то  и  синтезировать.  Я
думаю, что под такое дело не жалко отдать половину  Академии  наук.  Нужно
научиться его изготовлять...
     - А зачем?
     - А затем, чтобы потом раздать. Каждому.
     Я посмотрел на него как на ненормального.
     - Ты что, серьезно?
     - Абсолютно.
     - Но  ведь  это  же  все  равно  что  наркотик!  Хуже  наркотика!  Ты
представляешь, что будет, если все начнут  колоться  твоим  препаратом?  И
потом, куда ты денешь кошмары? Заповедник  организуешь  на  тысячу  двести
койко-мест?
     - Хотя бы. Но есть и другой способ.
     - Какой?
     - Постоянная подзарядка препаратом.
     - Да неужели ты не  понимаешь,  к  чему  это  приведет?  Человечество
просто выродится, расползется по норам и тихо вымрет!
     - Погоди, - удивился Студент, - так  тебе  что  же,  так  и  не  дали
попробовать?
     Я рассказал ему про Занозу.
     - Ну, нет, - махнул он рукой, - это совсем не то. Понимаешь, ты видел
только маленький кусочек того, что там происходило. А на самом деле... Ну,
ясно, в общем. То-то я смотрю, ничего ты не  понимаешь...  "Расползется!",
"выродится!"... Ерунда. Наоборот, каждая комнатушка увеличится до размеров
Вселенной! И это будет  не  иллюзия,  не  сон,  а  настоящая,  необъятная,
неведомая Вселенная - изучай, интересуйся, наслаждайся!  Времени  много  -
старости  просто  не  существует,  компания  -  какая   хочешь.   Скажешь,
неинтересно без  трудностей?  Пожалуйста,  трудностей  сколько  угодно,  и
главная из них -  бедность  собственного  воображения.  Так  ведь  с  этой
трудностью бороться - одно удовольствие! Кроме того...
     Он вдруг умолк и схватил меня за руку. Словно тяжелый вздох  пронесся
по лесу, и сейчас же из-под земли отозвался короткий глухой шум, как будто
шевельнулась там какая-то гигантская масса.
     - Что это? - прошептал я.
     Студент не ответил. Он с тоской смотрел куда-то вдаль и, казалось, ни
на что больше не обращал внимания. Я понял - мы опоздали. Но как это могло
случиться?
     - Послушай, Студент! - закричал я, - а что, если сейчас выпить зелье?
     Он опустил голову.
     - Не поможет, нужно замкнутое пространство...
     Прямо перед нами по тропинке вдруг поползли трещины, и земля  вспухла
бугром, будто огромный крот выбирался  на  поверхность.  Уступая  бешеному
напору снизу, бугор быстро рос, пока, наконец, не превратился в конический
холм в два человеческих роста высотой. Тогда на вершине этого  гигантского
нарыва образовался свищ, и  струя  темной,  маслянистой  жидкости  ударила
вверх.
     Я с ужасом смотрел на крупные тяжелые  капли,  падавшие  вокруг  нас.
Ударяясь  о  землю,  они   не   разбивались,   но   начинали   шевелиться,
увеличиваться в  размерах,  выпускали  пучок  длинных,  членистых  ног  и,
поднявшись на них, медленно ковыляли в нашу сторону.
     Когда некоторые из этих пауков достигли размеров стола и стали  видны
их быстро двигающиеся челюсти, мы, наконец, очнулись и  бросились  бежать.
Не разбирая дороги, я несся вслед за Студентом и боялся  даже  обернуться,
чтобы, не дай Бог, не увидеть, как, уже  возвышаясь  над  лесом,  за  нами
гонятся пауки.
     Неожиданно мы выскочили на небольшую поляну, в центре которой  стояла
толпа мохнатых двуногих  существ.  Скаля  свои  вытянутые,  будто  волчьи,
пасти, они смотрели мимо нас, куда-то в глубь леса. Студент резко  свернул
в сторону, и мы снова углубились в  чащу.  "Да  что  же  это  такое,  -  в
отчаянии думал я, - ведь не можем мы в самом деле сгинуть в этом  кошмаре!
Мы должны выбраться! Должны!"
     И я снова продирался сквозь ельник.  "Должны  выбраться!"  -  ныло  в
голове, и я перескакивал через поваленные стволы. "Выбраться!"
     Путь нам преградил заросший кустарником овраг. Студент первым прыгнул
с крутого откоса и скрылся в зарослях.  "Назад!!!  -  раздался  вдруг  его
вопль, - назад. Пациент! Бег..." - и оборвался. Раздвинув листву,  на  дне
оврага поднялась белесая бесформенная туша и  медленно  покатилась  прочь,
оставляя в зарослях широкий коридор. "Выбраться" - прошептал я по  инерции
и тогда только понял, что  Студента  больше  нет.  Перед  глазами  поплыли
круги, вся земля вместе  с  оврагом  вдруг  накренилась  и  бросилась  мне
навстречу...

     ...Я очнулся от солнечного света, пробивавшегося сквозь ветви  сосен.
В лесу было светло и спокойно, будто все, что происходило здесь  утром,  в
самом деле приснилось мне, а не этой  сволочи  -  Блатному,  завалившемуся
спать в нескольких километрах отсюда. Какието птички даже  позволяли  себе
беззаботно щебетать.
     Я приподиялся и заглянул в овраг. Кусты уже распрямились, и  коридор,
оставленный чудовищем, исчез. Никаких следов. Никаких,  если  не  считать,
что где-то там, на дне оврага, лежит Студент.
     Цепляясь за корни деревьев, я осторожно спустился вниз. Вот здесь  он
вошел в заросли. Да, здесь. Но сделал, вероятно, всего несколько  шагов...
Я вдруг увидел его.
     Нет, Студент, это был не сон. По крайней мере для тебя...
     Рядом с ним лежала раздавленная фляжка. Никаких  следов,  подумал  я.
Никаких доказательств, никакой от меня пользы... Мне нечего нести  дальше,
нечего  противопоставить  слепой  и  страшной  силе,  подчиненной   одному
Хозяину.
     Где-то недалеко  в  лесу  хрустнула  ветка.  Господи!  Неужели  снова
начинается? Я забрался поглубже в кусты и стал  ждать.  Долгое  время  все
было тихо, затем послышались торопливые шаги, и на краю оврага с ружьем на
изготовку показался Хозяин.
     Он окинул взглядом заросли и стал быстро спускаться вниз. Наши  следы
были хорошо видны на глинистом откосе. Двигаясь по  ним,  Хозяин  вошел  в
чащу и почти сразу наткнулся на Студента. Стараясь не пачкаться в крови  и
тревожно поглядывая по сторонам, он обошел  его  кругом.  Я  понимал,  что
Хозяина беспокоит отсутствие второго трупа, но страха не испытывал. Скорее
наоборот, мне приходилось удерживать себя, чтобы не броситься  на  него  с
голыми руками.
     Закончив осмотр, Хозяин  снова  приблизился  к  останкам  Студента  и
поднял сплющенную фляжку. "А, черт! - пробормотал  он,  -  придется  снова
лезть!"
     Я насторожился. Куда лезть? Не иначе как к источнику зелья!  Что  же,
Хозяин, путь добрый. Поживи еще немного...
     Вот уже два часа пробирался я вслед за  Хозяином.  За  это  время  мы
поднялись почти к вершине сопки. Отсюда было видно широкое лесное  море  и
вдалеке - тракт с ползущими по нему  грузовиками.  Грузовики!  Это  что-то
очень родное, что-то очень человеческое...  А  потому  бесконечно  далекое
отсюда!
     Хозяин вдруг пропал из виду. Он скрылся за небольшим обломком скалы и
исчез. Уж не заметил ли меня? Может быть, притаился и уже  целится?  Может
быть. Но это ничего не меняет. Перебегая от камня к камню, я подобрался  к
этому месту. Хозяина там не было, но зато обнаружился узкий лаз,  ведущий,
видимо, в какую-нибудь пещеру. Я стал  осторожно  протискиваться  в  него,
стараясь поменьше шуметь. Лаз скоро расширился и  превратился  в  коридор,
полого уходящий вниз. Впереди маячил свет, и я подумал  сначала,  что  это
факел Хозяина, но по мере продвижения вперед свет становился  все  ярче  и
приобретал явственный зеленоватый оттенок.  Скоро  его  отблески  заиграли
впереди на стенах коридора, представлявших  собой  нагромождение  каменных
глыб.
     Журчание невидимых ручьев заглушало шаги, и, миновав поворот, я  едва
не наткнулся на Хозяина. Он стоял ко мне спиной, склонившись над  каким-то
предметом, лежащим у стены. Мне сперва показалось, что это  длинный,  туго
набитый мешок.
     Прижавшись к холодному каменному выступу, я наблюдал за Хозяином,  но
он все стоял, слегка покачиваясь, и, казалось, не собирался прикасаться  к
мешку. И тут я понял, что это совсем не мешок. Хозяин, пихнув  его  ногой,
вдруг заговорил:
     - Лежишь? Сгнить давно пора, а ты все скалишься... Пятый ведь  год  в
потолок смотришь, и все как заспиртованный... Чего  ждешь-то?  Чего  после
смерти маешься? Все равно не выйдет по-твоему, начальник.  Никто  сюда  не
придет, больно уж место потаенное. Такой  только  умник,  как  ты,  и  мог
найти... А использовать по уму - только такой, как я. Потому как дурак ты,
начальник. Телок слюнявый. А я Хозяин, ясно?
     Зачем тебе камень небесный? С рулеткой вокруг него  ползать?  Бумажки
про него писать? А мне в нем толк! Я с ним такого наворочу!..  Они  узнают
меня... Они у меня попляшут...
     Эх! Предлагал ведь я  тебе,  по-хорошему  говорил...  ведь  голова-то
какая! Мы бы вдвоем, да с камнем этим. Эх!.. А теперь вот и поговорить  не
с кем. Кому расскажешь?..
     Хозяин махнул рукой и, продолжая что-то бормотать,  поплелся  дальше.
Он был сильно пьян,  но  у  меня  не  возникло  ни  малейшего  сомнения  в
правдивости, его страшных слов. Я, наконец, смог хорошенько  приглядеться.
У стены действительно лежал человек. На нем была  старенькая  штормовка  и
стоптанные сапоги, мертвые пальцы сжимали серую солдатскую шапку, в темных
с проседью волосах запеклась кровь, живые блестящие  глаза  его  словно  в
терпеливом ожидании глядели в потолок.
     Кем он был? Почему Хозяин называет его начальником?  Что  за  "камень
небесный" нашел он в этой пешере? Может быть, ископаемый метеорит?  Не  из
него ли готовит Хозяин свое зелье?
     Я чувствовал, что ответы  на  все  эти  вопросы  хранятся  в  глубине
пещеры,  и  снова  осторожно  двинулся   вперед.   Зеленоватое   мерцание,
освещавшее коридор, все усиливалось, и уже за следующим поворотом открылся
овальный вход в залитый  светом  зал.  Ползком  приблизившись  к  нему,  я
выглянул из-за камня и сразу увидел Хозяина. Он  стоял  у  противоположной
стены  пещеры  перед  большим  ярко  светящимся   кристаллом,   наполовину
выступающим из толщи скал. Передняя грань кристалла была почти  правильным
квадратом двухметровой высоты и ширины. Фигура Хозяина, резко выделявшаяся
на ее фоне, превратилась в черный громоздкий силуэт. Ладонь его  легла  на
светящуюся поверхность, и сейчас же от нее  побежали  темные  волны,  свет
ослаб, а кристалл обрел глубину  и  прозрачность,  и  в  этой  зеленоватой
глубине вдруг возникло огромное человеческое лицо. Я чуть не закричал - из
кристалла на меня глядел Студент.
     Во взгляде его застыл ужас и безнадежное  отчаяние,  вероятно,  таким
было лицо Студента в момент гибели.
     Хозяин долго смотрел на него,  будто  наслаждаясь  любимым  зрелищем,
потом неторопливо снял со спины мешок и, усевшись на кучу камней, принялся
его развязывать.
     - Что,  Студент,  страшно?   -   проговорил   он   и,   помолчав,   с
удовлетворением добавил: - Конечно, страшно. Кому же не страшно  помирать?
Скотина и та в страхе живет... А зачем  побежал?  Куда?  Держат  ведь,  не
гонят и зелья дают - чего тебе еще? Знай свое место, исполняй что прикажут
и будешь при дозе! Так нет - кинулся убегать, фляжку украл... надолго  она
тебе, та фляжка? Да еще парня с собой повел, отбиваться,  что  ли,  хотели
вдвоем? Вот и отбились. А Пациенту твоему все равно не  уйти,  сам  же  за
дозой вернется... Все дурнем меня считаете, ребятня сопливая! А вы у  меня
во где! Все здесь! Да что с тобой разговаривать -  изображение  одно,  как
хошь, так и поверни.
     Нету тебя, Студент! И следа нету! Эх, жалко, не видал я... Не я  тебя
кончал - помучился бы ты у меня!
     Хозяин встал и снова приблизился к кристаллу,  в  руке  у  него  была
фляжка.
     - Ну, давай, Студент. Поработай и ты. Дай зельято, ну! - Он уперся  в
кристалл, словно хотел вдавить его в стену. - Давай! Давай, ну!
     Лицо Студента исказилось от боли, налилось кровью и вдруг  зашлось  в
немом крике. Я почувствовал подступающую тошноту.
     - Давай! Давай сильней! - кричал Хозяин, голова его  мелко  тряслась.
На поверхности кристалла  появились  крупные  изумрудные  капли,  медленно
стекавшие вниз. Хозяин принялся собирать их, подставляя фляжку.
     Вот оно, зелье,  подумал  я.  Вот  откуда  оно  берется.  Но  что  за
нагромождение кошмаров? Кто изобрел этот чудовищный,  тошнотворный  способ
добычи? Неужели он с самого начала  был  заложен  в  камне?  Неужели  этот
человек, ползающий  с  фляжкой  в  дрожащей  руке  у  подножия  кристалла,
превратился в зверя, ненавидящего род людской, под  воздействием  каких-то
неведомых лучей, испускаемых "камнем небесным"? Нет, вряд ли. Ничего особо
внеземного нет в поведении Хозяина. Тупой, затаенной злобы  хватает  и  на
Земле, где люди кидаются друг на друга поодиночке и стаями, и нет нужды  в
космических рецептах зверства.
     Он получил средство отомстить тем, кто его презирал, и стал  Хозяином
-  темной,  невежественной  силой,  опасной  для  всего  окружающего.  Эта
опасность всегда  существовала  и  будет  существовать,  пока  есть  злые,
равнодушные глаза, мутно глядящие на мир из  подворотен,  но  не  желающие
ничего о нем знать. Они живучи, ибо продолжают  существовать,  не  обращая
внимания на смену социальных систем, они страшны, ибо ни  одному  фантасту
не удалось еще создать воображаемую форму внеземного разума, которая  была
бы столь же бесчеловечной.
     Все  больше  капель  выступало  из  невидимых  пор   на   поверхности
кристалла. Передняя грань его затуманилась,  потеряла  прозрачность,  лицо
Студента исчезло, только смутные тени метались в глубине.
     Хозяин был  поглощен  сбором  зелья,  он  уже  не  кричал,  а  что-то
удовлетворенно бормотал себе под нос, встряхивая время от времени  фляжку.
Ружье лежало у стены довольно далеко, и я решил завладеть им.  В  обширной
гулкой пещере еще громче разносилось журчание воды, надежно заглушая шаги,
однако  Хозяин,  словно  спиной  почувствовав  мой  взгляд,  вдруг   резко
обернулся и вскочил.
     Несколько мгновений  мы  неподвижно  стояли,  глядя  друг  на  друга.
Каменное  лицо  Хозяина  было  лишено  всякого  выражения,  только  глаза,
казавшиеся раньше выцветшими, светились теперь, будто капли зелья.
     - Нашел-таки, - прохрипел  он  и,  запустив  вдруг  в  меня  фляжкой,
схватил ружье. Выбора не было.  Я  бросился  к  нему,  перепрыгивая  через
валуны и зеленоватые лужицы.  Хозяин  дрожащими  пальцами  взвел  курок  и
прицелился. Я хотел было прыгнуть в сторону, но неожиданно поскользнулся и
полетел на землю. В ту же секунду грохнул выстрел, стены пещеры  загудели,
как от удара гигантским молотом,  и  принялись  перебрасывать  друг  другу
гулкие раскаты. С потолка посыпались камни, пол под ногами завибрировал, и
вдруг огромная плита отделилась  от  стены  и  стала  медленно  крениться,
закрывая светящийся кристалл. Снова раздался ужасный грохот,  и  в  быстро
надвигающейся темноте замелькали падающие вокруг глыбы.
     Я поднялся и, прикрывая голову руками, побежал обратно  к  выходу  из
пещеры. Воздух был наполнен пылью и каким-то едким густым туманом, но мне,
к счастью, удалось сохранить верное направление.  Я  выбрался  в  коридор,
когда потолок пещеры, потеряв опору, вдруг  осел  и  рухнул,  похоронив  и
чудесное темное озерцо, и сверкающий кристалл, и  до  сих  пор  владевшего
всем этим Хозяина.
     Коридор тоже оказался завален обломками, карабкаться по ним в  полной
темноте было ужасно  тяжело  и  страшно.  Взбираясь  на  каждый  следующий
камень, я боялся, что между ним и потолком не окажется зазора. А когда  на
другой стороне нужно было прыгать на землю, мне вдруг казалось, что передо
мной бездонная пропасть. Грохот обвала между тем то  ослабевал,  то  снова
становился сильнее, заставляя дрожать пол и стены коридора.
     Наконец впереди показался свет - выход наружу был уже недалеко, завал
тоже кончился. Я воспрянул духом и почти бегом пустился вперед.
     Неожиданно змеистая трещина разорвала  трубу  коридора  поперек  чуть
выше того места, где я находился, и нижняя часть этой трубы вместе со мной
стала  со  скрежетом  опускаться.  Я  бросился  к  быстро   задвигающемуся
отверстию и едва успел, подпрыгнув, ухватиться за его нижний край.  Пальцы
с трудом цеплялись за скользкий камень. Все же мне удалось  подтянуться  и
поставить ногу на какой-то выступ, но в этот момент огромная глыба рухнула
с потолка где-то у самого выхода и,  набирая  скорость,  покатилась  вниз,
прямо на меня...

     ...Возвращение сознания было сюрпризом. Однако еще удивительнее  было
то, что  вокруг  меня  стояли  люди.  Живые,  настоящие  люди.  Правда,  в
одинаковых белых халатах и колпаках. И лежал я не в пещере и не в лесу,  а
в больничной палате. И времени прошло, оказывается, очень много.
     Меня  нашли  сейсмологи.  Они  зафиксировали  обвал  и  прилетели  на
вертолете взглянуть, что происходит и не требуется ли кому-нибудь помощь.
     Помощь требовалась человеку со множественными переломами конечностей,
обнаруженному у входа в небольшую глухую пещеру.  Этим  человеком  был  я.
Каким образом мне удалось выбраться наружу - неизвестно, но все  почему-то
спрашивают об этом меня.
     К счастью, все это давно позади. Профессор Константинов, дай ему  Бог
здоровья, срастил-таки мои множественные переломы,  так  что  по  земле  я
снова передвигаюсь, хотя и медленно, но самостоятельно.
     В милицию я все-таки заявил. Был обнаружен  труп  Студента,  разбитый
"газик" и пепелище  на  месте  дома  Хозяина.  Однако  к  моим  показаниям
следствие отнеслось весьма  осторожно,  принимая,  вероятно,  во  внимание
пошатнувшееся здоровье. Я все понимал и потому не настаивал.

     Но вот недавно, ковыляя по  нашей  улице,  я  неожиданно  встретил...
Доктора. Он узнал меня, посочувствовал и в  конце  концов  рассказал,  чем
кончилось дело.
     Они, оказывается, почти сразу поняли, что произошло. Но дня  три  еще
жили по заведенному режиму. Потом  вдруг  оказалось,  что  кошмары  быстро
слабеют, а затем и вовсе исчезают. Блатной,  однако,  нисколько  этому  не
обрадовался. Он все искал у Хозяина  запасы  зелья,  но  обнаружил  только
спиртное. Пробовал заменить одно другим, ко остался недоволен и однажды  с
горя подпалил дом. Пришлось расходиться.
     - Впрочем. - рассказывал Доктор, - я недавно видел Занозу,  то  есть,
простите, Светлану, в аэропорту. Она куда-то улетала, по-моему, с мужем...
Представительный такой молодой человек...
     - Доктор,  -  сказал  я,  -  по  этому  делу  велось  следствие.   Вы
единственный, кроме меня, свидетель. Ваши  показания  все  решат.  Давайте
сходим еще раз в милицию?
     Вместо ответа он вынул из кармана карточку и протянул мне.
     - Вот, возьмите мой адрес.  Будет  время  -  заходите  на  чаек...  А
показания... Показаний я, извините, не дам. Вы ведь на себе эту  штуку  не
пробовали... Все это  очень  сложно.  Очень  лично.  Человек  не  способен
отказаться от этого по доброй воле, понимаете? Это его  счастье.  Счастье,
каким он его себе представляет... Но в то же время  это  счастье  пьяницы,
счастье наркомана, когда удовольствие испытываешь один, не делишь его ни с
кем, а на окружающий мир выплескивается вся грязь твоего тела и души...
     В общем, я рад, что вопрос закрылся сам собой,  и  как  мне  ни  жаль
Студента... А впрочем, прошу меня простить...
     Доктор вздохнул, понернулся и медленно побрел по улице.

                             Александр БАЧИЛО

                    МЫСЛЕФИЛЬМ, ИЛИ ЗАПИСКИ ГРАФОМАНА

     27.01.08. За последний месяц так ни  разу  и  не  удалось  хорошенько
поработать. То есть не на заводе, конечно, там все в порядке:  на  прошлой
неделе стал давать продукцию новый цех, в пятницу его  двери  торжественно
закрыли на ключ - люди не будут заходить туда лет пять. А  вот  дома,  так
сказать, в творческой мастерской, что-то не ладится. Замерла моя  жизнь  в
искусстве. Такой уж дурацкий характер: как раз в то время, когда нужно  бы
творить и творить, не могу выдавить ни одной приличной мысли. И ведь из-за
чего?! Из-за того только, что редактор Стенкер-Горохов както  в  разговоре
небрежно бросил: "Кстати,  твой  "Робинзон"  может  на  днях  поступить  в
просмотр..."
     Конечно, любой заволнуется, узнав, что его первый  фильм  выходит  на
большой экран, однако не следовало приходить  в  восторг  раньше  времени.
Редакторское "на днях" длится больше месяца, и все это время моим основным
занятием является просмотр списка  новых  мыслефильмов.  Увы,  "Робинзона"
среди них нет. Самое обидное, что мне не с кем разделить своих  страданий,
ведь мыслефильм, как известно, отличается от обычного стереокино тем,  что
в его создании не участвуют ни актеры,  ни  режиссеры,  ни  операторы,  он
является  продуктом  одного  лишь   воображения   автора.   Для   создания
мыслефильма не  нужно  никакой  съемочной  техники,  массовки,  декораций,
ругани и т. д. Садись в кресло, жми кнопку и представляй. Хочешь -  спасай
отдаленную  цивилизацию,  а  хочешь  -  экранизируй  на  свой  вкус  "Анну
Каренину".  Конечно,  не  каждому  удается  создать  яркие   характеры   и
оригинальный сюжет, но зато набор выразительных средств у нас куда богаче,
чем, скажем, у простых киношников. Одна беда  -  слишком  много  развелось
нашего брата - мыслефильмиста, трудно пробиться на большой экран. Впрочем,
настоящий талант рано или поздно найдет свою аудиторию,  так  что  с  этой
стороны моя судьба обеспечена.
     Помнится, начиная работу над  "Робинзоном",  я  невольно  представлял
себе лица друзей и коллег по работе, обнаруживших  мою  фамилию  в  списке
авторов последних фильмов. А какую мину состроит моя бывшая  одноклассница
Катрин Закирова, задирающая нос только потому, что ее два раза  показывали
в финале викторины "Кто - кого"!
     Но предвкушение наслаждения превратилось теперь для меня в  пытку,  я
даже не могу  заставить  себя  обратиться  к  Стенкеру-Горохову,  опасаясь
услышать от него страшные слова, мол, произошла  небольшая  ошибка,  и  он
вообще-то имел в виду не меня, а другого  молодого  автора.  Но  довольно!
Есть только один способ избавиться от муки непрерывного  ожидания.  Новая,
серьезная работа заставит меня забыть о несчастном "Робинзоне".
     Пусть сам позаботится о себе, я сделал  для  него  все,  что  мог,  и
должен теперь умыть руки.
     28.01.08. Ровно в девятнадцать ноль-ноль  я  вошел  в  свой  домашний
кабинет с твердым намерением всесторонне обдумать и сегодня же  приступить
к записи нового произведения. С самого  начала  мне  было  ясно,  что  оно
должно быть  фантастическим  и  по  возможности  приключенческим.  Правда,
Стенкер-Горохов не одобряет этого направления.
     - Эх, молодежь! - говорил он мне,  просмотрев  "Робинзона"  в  первый
раз. - И чего вас все на экзотику тянет? Ближе к жизни нужно быть!  Почему
бы не создать фильм, к примеру, о самых обыкновенных космонавтах или там -
я не знаю - о хлеборобах Заполярья? Нет, обязательно какую-то небывальщину
лепят!
     Но  тут  уж  я  над  собой  не  властен.  Так  и  Стенкеру  сказал  -
воображение, мол, сильней рассудка, не я  сочиняю,  каждый  мой  эпизод  -
эманация души.
     Итак, я включил мыслепроектор и глубоко задумался. Лучше всего,  если
мой герой будет звездным инспектором. Это рослый молодой человек  приятной
наружности,  широкоплечий,  с  волевым  подбородком...  Я  остановился   и
критически оглядел стоявшего передо мной верзилу. М-м-да. Было. И не  раз.
Даже, наверное, не тысячу раз. У,  морда,  суперменская,  так  и  лезет  в
каждый фильм! Ну, погоди же... Верзила посмотрел на меня грустными глазами
и начал быстро лысеть. Одновременно уменьшался  его  рост  и  увеличивался
объем талии. Вот  так-то,  голубчик!  И  будешь  ты  у  меня  не  звездный
инспектор, а участковый. Впрочем, не  отчаивайся,  в  твой  участок  будет
входить несколько созвездий с большим числом планетных систем. А  название
- участковый - это для более прочной  связи  с  жизнью.  Итак,  участковый
инспектор Федор Мелентьевич Земляника...
     ...Участковый инспектор Федор Мелентьевич Земляника, обогнув  заросли
темно-фиолетового бамбука, подошел к зданию биолаборатории. На крыльце его
поджидал  высокий,  чуть  сутуловатый  мужчина  в  белом  халате.   Увидев
участкового, он немедленно устремился к нему, на ходу кивая головой.
     - Очень  рад!  Очень   рад!   Моя   фамилия   Парабелко,   заведующий
лабораторией. Как вы долетели? Наш Пиливон - порядочная глушь.
     - Это мой участок, - пожал плечами Федор  Мелентьевич,  -  а  долетел
хорошо, спасибо. Ну так что же у вас стряслось?
     - Да, понимаете, очень странная история, - сказал Парабелко,  увлекая
Федора Мелентьевича внутрь здания, - Виктор Петрович и Сережа...  Впрочем,
они сами расскажут. Могу сообщить только, что неделю назад они отправились
в Бамбуковый лес и потерялись.. Через  три  дня  мы  выслали  спасательную
партию и после  долгих  поисков  нашли  их  в  районе  поляны  Круглой,  в
состоянии весьма странном. Они стояли на опушке  леса,  зажав  носы,  и  с
самым  обескураженным  видом  глядели  куда-то  вверх.  В  воздухе   стоял
омерзительный удушливый запах, так что врачу спасательной партии  едва  не
сделалось дурно.
     Естественно, мы стали расспрашивать Сережу и Виктора Петровича о том,
где они пропадали целую неделю,  и  этим  вопросом  привели  их  в  полное
изумление. "Позвольте! - сказал Виктор, - ведь  мы  только  сегодня  утром
вышли  в  путь!  Сережа  может  подтвердить...  Да  что   там!   Вот   вам
доказательство!"  -  И  он  продемонстрировал  нам  свой  чисто   выбритый
подбородок.
     Ситуация  действительно  выходила  странная.  Мы  не  знали,  что   и
подумать, как вдруг Виктор Петрович хлопнул себя по лбу  и  вскричал:  "Ну
конечно! Как же  я  сразу  не  догадался!  Это  все  он,  наш  сегодняшний
знакомый! Ах, негодяй, и здесь обманул! Ну что прикажете с таким делать!"
     Сережа предложил вызвать милицию. "Да-да, конечно! - оживился Виктор,
- с мошенниками подобного масштаба могут справиться только специалисты.  С
нашей помощью, разумеется".
     В общем, они не успокоились до  тех  пор,  пока  мы  не  вернулись  в
лабораторию и не послали вам телеграмму...
     - Мм-да-а, - Федор Мелентьевич покачал головой, - любопытно.
     Они вошли в кабинет заведующего.  В  креслах  у  стены  сидели  двое:
молодой человек в очках, с наметившейся на макушке лысиной, и паренек  лет
семнадцати, одетый с претензией на земную моду, правда прошлого сезона.
     - Знакомьтесь,  -  сказал  Парабелко,  -  Виктор  Петрович  Лавуазье,
кандидат  биологических  наук,  Сергей  Щекин,  лаборант.  А  это  -   наш
участковый, товарищ Земляника.
     Увидев Федора Мелентьевича, Сережа и Виктор поднялись.
     - Нужны срочные меры! - торопливо  заговорил  Лавуазье,  -  Ведь  это
социально опасный тип!
     - Минутку, - остановил его Федор Мелентьевич, - мы давайте торопиться
не будем, а обсудим все по порядку. Что за тип, откуда, зачем и так далее.
Я вот, с вашего позволенья, сяду здесь, за столом, и  буду  записывать.  А
вы, Виктор, давайте с самого начала. Ничего, что я  вас  просто  Виктором?
Мне по-стариковски как-то удобнее...
     - Ну что вы! Конечно... Началось с того, что мы с Сережей отправились
за образцами злаковых.  На  Круглой  поляне  их  несколько  видов,  причем
некоторые больше нигде не обнаружены... Мы почти добрались до цели,  когда
на опушке леса вдруг увидели крупное животное, по-видимому, ящера.
     - Только с тремя головами, - вставил Сережа.
     - Да, да! С тремя головами. Здешняя фауна изучена довольно подробно и
большими размерами не отличается, поэтому мы  очень  обрадовались,  решив,
что перед нами совершенно неизвестный вид.
     - Я схватился за фотоаппарат, - снова перебил Сережа, - а  эта  тварь
вдруг встала на задние лапы, передними на нас замахала и говорит...
     - Говорит? - удивился Земляника.
     - Вот именно, говорит! - воскликнул Виктор Петрович, -  да  еще  как!
"Не надо, - говорит, - мужики. Не люблю я этих портретов в  интерьере.  Вы
лучше идите сюда, посидим, потолкуем. У меня дело к вам".
     Мы  подошли,  поздоровались   и   спросили,   не   является   ли   он
представителем аборигенов этой планеты, которых нам, кстати, до сих пор не
удалось обнаружить.
     Он рассмеялся и отвечает:
     - Нет, братва, я тут проездом. С Земли  лечу.  Хочу,  наконец,  найти
место для жительства. Да вот, что-то двигатель стреляет у моей "посудины",
никак не пойму, в чем дело. Видно, перегрузил на  старте,  слишком  быстро
пришлось сматываться из конца двадцатого века.
     - А как же, - спрашиваем, - вы в двадцатом веке оказались?
     - Да уж оказался, вашими  молитвами.  От  технического  прогресса  не
отстаю. "Посудина" моя сделана по индивидуальному заказу, постарался  один
негуманоид, вложил в нее  двенадцать  степеней  свободы.  Ну,  по  четырем
координатам, включая время, летаю, а остальных и не трогаю, Бог с ними.
     Мы его спросили, что он делал на Земле, и  тут  его  головы,  которые
раньше все время  говорили  хором,  вдруг  смешались.  Одна  потупилась  и
промолчала, другая  пробормотала:  "Да,  так,  по  мелочам...",  а  третья
смерила нас нехорошим взглядом и говорит:
     - Про Дракона слыхали? Ну так это я и есть. По  рыцарям  работал,  по
богатырям. Забавный народ! Вечно наврут с три короба, а потом на масленицу
в деревне и не покажись - все разбегаются. Иной раз,  конечно,  случается,
чего греха  таить,  дашь  какому-нибудь  графу  по  шлему,  если  чересчур
донимает, но это ведь нетипично, да и не по злобе, а так  -  для  внушения
должного почтения...
     - Но ведь в двадцатом веке уже в драконов не верили, - возразил я,  -
кем же вы там работали?
     Он усмехнулся:
     - Зеленым змием...
     Потом, спохватившись, махнул лапой.
     - Ну да это  неинтересно.  Пойдемте,  я  вам  лучше  свою  "посудину"
покажу, может, что посоветуете.
     Пробравшись вслед за Драконом сквозь заросли пиливонского бамбука, мы
вышли на Круглую поляну и в центре ее увидели нагромождение полупрозрачных
сфер, конусов и пирамид. Это  и  была  "посудина"  Дракона.  Поначалу  мне
казалось,  что  разобраться  в  устройстве  этого  сооружения   совершенно
невозможно, но,  подойдя  к  кораблю  поближе,  я  ощутил  вдруг  какую-то
поразительно нехитрую логику его конструкции. Что же касается  Сережи,  то
он, ни слова не говоря, сейчас  же  полез  под  днище  одной  из  пирамид,
некоторое время чем-то там громыхал и, наконец, вернулся,  держа  в  руках
собранный из четырех металлических реек квадрат.
     - Вот, - сказал он, - все дело в этой штуке. Рейка лопнула.
     Действительно, одну из сторон квадрата по  самой  середине  пересекла
трещина.
     - А что это за деталь? - спросил я, - нельзя ли  как-нибудь  обойтись
без нее?
     - Никак нельзя, - сказал  Сережа,  -  ведь  полная  энергия,  которой
располагает корабль, согласно известной  формуле  равна  произведению  его
массы на квадрат скорости света. Так вот это и есть тот самый квадрат.
     - Во  дает  молодежь!  -  воскликнул  Дракон,  -  парнишечка   эдакий
сообразил, а я, крокодил старый, от самой  Земли  головы  ломаю  -  ничего
понять не могу! Ну, спасибо, брат... Как же нам теперь чинить его?
     Без квадрата,  сам  понимаешь,  совсем  тяги  нет,  может,  изолентой
замотать?
     - Нет, - покачал головой Сережа, - слабовато. Да  вы  не  волнуйтесь,
отнесем его в лабораторию, заварим трещину, и будет как новенький!
     - Ой, нет, - почему-то испугался Дракон, -  в  лабораторию  не  надо.
Незачем мне лишний раз на людях показываться.
     - Но почему же? - удивились мы.
     - А у меня характер замкнутый,  -  сказал  Дракон,  -  застенчивый  я
очень. Нет, нет, и не упрашивайте! Лаборатория отпадает!
     - Ну, тогда не знаю, что вам еще предложить, - сказал я. - Разве  что
сок розовой пальмы, на воздухе  твердеет  и  намертво  склеивает  все  что
угодно. Но беда в том, что затвердевание происходит очень долго,  придется
ждать не меньше недели, прежде чем соединение станет достаточно прочным.
     - Это уже не ваша забота, - заявил Дракон, - тащите сюда скорей  свою
пальму. Такой вариант мне подходит.
     Розовых пальм немало в окрестностях Круглой поляны,  за  какие-нибудь
полчаса мы получили нужное  количество  клея  и  хорошенько  промазали  им
трещину.
     - Ну вот, ну вот, - удовлетворенно мурлыкал Дракон,  положив  квадрат
на землю, - пускай подсыхает тут на солнышке.
     - Долго же ему придется подсыхать, - заметил Сережа.
     Дракон расплылся в трехглавой улыбке.
     - Это я беру на себя. Деталь будет готова через десять минут, а  пока
прошу ко мне на чашку чая.
     Мы вошли  внутрь  "посудины",  которая  оказалась  устроена  довольно
уютно, и расположились в мягких удобных  креслах.  Потягивая  чай,  Дракон
между делом расспрашивал,  имеются  ли  здесь,  в  окрестности,  приличные
планеты, на которых можно со вкусом провести пару тысяч лет, и  мы  охотно
сообщили необходимые сведения. Я даже показал  ему  выписку  из  "Звездной
лоции" по нашему созвездию, она хранилась у меня в папке для гербария чуть
ли не со студенческих лет. Ах, если бы я знал тогда, к чему это приведет!
     Дракон  впился  глазами  в  листок  и,  казалось,   забыл   о   нашем
присутствии.
     - Так, так, - бормотал он. -  Полпарсека  до  позорота...  Переход  в
подпространство. Ну, это мигом, если очереди не будет. А уж там  напрямую,
огородами...
     Особенно заинтересовала его Серпента; узнав, что там как  раз  сейчас
юрский период, он совершенно  расчувствовался,  чуть  не  пустил  слезу  и
поведал нам, что сам он  тоже  родом  из  юрского  периода  одной  далекой
планеты, несчастный мутант, обогнавший своих  соплеменников  в  умственном
развитии на несколько миллионов лет.
     - А тянет порой, - говорил он. - Ах, вы не поверите, как тянет  порой
назад, в хвощи!
     Вдруг в помещении раздался пронзительный свист,  и  на  стене  засиял
экран переговорного устройства. Мы увидели черноусого  носатого  человека,
перепоясанного  пестрым  шарфом,  в  красной  косынке  и  какой-то  рваной
безрукавке, надетой на голое тело. Из-за  пояса  у  него  торчала  рукоять
лазерного резака.
     - Салют! - сказал он, обращаясь к Дракону,  но,  заметив  нас,  сразу
умолк.
     - Вот что, ребята, - сейчас же спохватился Дракон. -  У  меня  к  вам
большая просьба. Квадрат наш уже готов, так вы, пожалуйста, установите его
на место. А то мне надо поговорить тут с одним... - Он кивнул  головами  в
сторону оборванного усача, - ...научным сотрудником. Да, а папочку  можете
оставить здесь, я за ней присмотрю, не беспокойтесь!
     Покинув корабль, мы приблизились к тому месту где  лежал  квадрат.  К
нашему  изумлению,  он  действительно  был   прочно   склеен.   Но   самое
удивительное - в центре  квадрата  поднимался  крепенький  росток  розовой
пальмы! Я еще мог допустить, что ее семечко  по  пало  в  почву  вместе  с
соком,  когда  мы  клеили  рейку,  но  каким  образом  оно  умудрилось  за
пятнадцать минут вымахать в такой росток?!
     Мы вернулись к "посудине",  и,  пока  Сережа  устанавливал  на  место
квадрат, я решил  сейчас  же  получить  надлежащие  разъяснения  у  самого
Дракона.  Его  левая  голова  торчала  из  входного  люка   и,   казалось,
внимательно наблюдала за местностью.  Увидев  меня,  она  насторожилась  и
прикрыла дверь люка, но я успел разобрать хриплые выкрики  правой  головы,
доносящиеся из кают-компании:
     - Кретин! Элементарной эксплуатации наладить не можешь! Разве за  это
я плачу тебе шестьсот долларов в аванс и столько же в получку? Ну,  смотри
у меня!
     Чтоб в следующий раз определение прибавочной стоимости знал назубок!
     - Ну, как успехи? - громко спросила левая голова, стараясь  заглушить
крики.
     Из-под днища "посудины" появился Сережа.
     - Готово, - сказал он. - Износу не будет!
     - Ну тогда отбегайте, - произнесла голова. - Сейчас  стартану.  А  то
мои новые верные подданные, наверное, уже заждались  своего  строгого,  но
справедливого повелителя! - она ухватилась зубами  за  ступеньку  трапа  и
принялась затягивать его внутрь.
     - Как это, "стартану"? - закричал я, бросаясь к люку, - а моя папка?!
     - Перебьешься! - прошипела голова.
     Но я уже ухватился за трап и повис на нем всем телом.
     - Пусти лестницу, псих! - ругалась голова.
     - Верните мне папку! - кричал я. - И вообще, вы задержаны...
     Сережа устремился было ко мне на  помощь,  но  в  проеме  люка  вдруг
мелькнула зеленая чешуйчатая лапа Дракона, и в  нас,  кувыркаясь,  полетел
какой-то небольшой, но увесистый с виду  снаряд.  Едва  не  угодив  мне  в
голову, он ударился о  нижнюю  ступеньку  трапа  и  разлетелся  на  тысячи
осколков. Во все  стороны  брызнула  янтарная  пахучая  жидкость.  У  меня
закружилась голова, руки ослабли, пальцы разжались,  я  почувствовал,  что
лечу в пропасть, и потерял сознание...
     Что еще можно сказать? Естественно,  когда  Сереже  удалось  привести
меня в чувство, ни Дракона, ни "посудины" на поляне уже не было. Он улетел
вместе с моей папкой и  выпиской  из  "Звездной  лоции",  надув  меня  как
мальчишку. Никогда себе этого не прощу!
     - Хочу добавить, - взял  слово  заведующий  лабораторией,  -  что  мы
провели  кое-какие  исследования  на  поляне  и  обнаружили  осколки  того
предмета, которым Дракон, так сказать, поразил Виктора Петровича Лавуазье.
Один из осколков оказался с наклейкой, вот он.
     Федор Мелентьевич с интересом оглядел этикетку.
     - Конец двадцатого века, - сказал он, - тут и  думать  нечего,  -  и,
покачав головой, добавил: - Пять звездочек! Страшная вещь.
     Он еще раз просмотрел свои записи.
     - Что ж, общая картина мне ясна. Непонятно только,  где  вы  все-таки
пропадали целую  неделю,  если  этот  змей  окрутил  вас  за  какие-нибудь
полчаса.
     - Сначала я сам удивился, - кивнул Лавуазье. - А потом понял, что все
очень просто. Когда мы промазали квадрат клеем и положили  его  на  травку
сушиться, Дракон пригласил нас, как вы помните, в  свой  корабль.  Но  это
понадобилось ему вовсе не для того, чтобы напоить нас чаем,  а  для  того,
чтобы незаметно совершить прыжок во времени на  неделю  вперед!  Только  и
всего.
     - Ах, прохвост! - покачал головой Федор Мелентьевич, кончая писать. -
И ведь куда метит! А ну-ка, молодые люди, постарайтесь вспомнить, о  каких
окрестных планетах вы ему успели рассказать?
     Лавуазье поднял глаза к потолку.
     - Э-э... Про Серпенту я уже  говорил,  на  Кадрисе  и  Укероне  жизни
нет...
     - Про Забургус еще рассказали, - мрачно произнес Сережа.
     - И про Забургус?! - воскликнул  участковый,  ударяя  себя  рукой  по
колену. - Эх, молодежь! Ну сколько можно говорить о бдительности? Ведь  не
дома - на чужой планете все-таки. Мало ли кто шатается по Вселенной?  Даже
в нашей галактике есть неблагополучные районы,  где  на  каждом  шагу  еще
можно наблюдать хищнические нравы, естественный отбор и  другие  пережитки
мезозоя! Однако хватит болтать нужно догонять этого бандита.
     - Вы думаете, он что-нибудь замышляет? - спросил Сережа.
     - Наверняка, - ответил Федор  Мелентьевич,  -  я  таких  типов  знаю,
выберет планету повиднее, сядет там диктатором да испоганит, паршивец, всю
цивилизацию.  Глазом  не  успеешь  моргнуть,  а  там  уже  притон  разного
космического хулиганья, контрабанда оружием, разврат сплошной, радиация  -
хоть топор вешай...
     Да, Виктор!  Вам  придется  лететь  со  мной  для  опознания.  Вы  уж
отпустите его, товарищ Парабелко.
     - А меня? - тревожно спросил Сережа. -  Без  меня  у  вас  ничего  не
выйдет! Я же этого динозавра как облупленного знаю! Я  ведь  рядом  с  ним
сидел все время. Вот пусть  Виктор  Петрович  скажет,  сколько  у  Дракона
пальцев на задних лапах?
     - Н-ну, - замямлил Лавуазье, - по-моему...
     - Вот видите!  А  я  специально  обратил  вниманиепо  четыре  пальца!
Значит, нужно искать четырехпалые следы. Да  чего  там  следы.  Я  его  по
запаху найду!
     - Ишь ты, - покачал головой Федор Мелентьевич,  -  шустрый  парнишка!
Ну, что ж, если товарищ заведующий лабораторией не возражает...
     Парабелко развел руками.
     - Ну и прекрасно, - продолжал участковый, - остается  выяснить,  куда
отправился Дракон. Цивилизация есть  только  на  Забургусе,  но  чует  мое
сердце, сначала он наверняка объявится на  Серпенте,  не  зря  же  он  так
подробно о ней расспрашивал. Да это и по пути...

     29.01.08. Сегодня после  работы  я  зашел  в  библиотеку,  просмотрел
материалы по юрскому периоду. Ну, что ж, ничего особенного, пальмы, хвощи,
голосемянные всякие  -  справлюсь.  Антураж  будет  на  высоте.  Насекомых
подпущу, по полметра в поперечнике, чтоб над  головой  проносились  -  это
впечатляет...
     Дома включил проектор и прокрутил еще  раз  записанный  вчера  кусок.
Болтовни многовато. Мотивировки кое-где откровенно слабы. Слышу уже, слышу
голоса  недовольных  критиков:  "А   что   хотел   сказать   автор   своим
произведением? Во имя чего  взял  он  в  руки  мыслепроектор?  Что  должна
олицетворять  собой  фигура  Дракона,  стремящегося   к   господству   над
цивилизацией?
     К чему приплетен здесь разговор о вреде алкоголя,  давным-давно,  как
известно, никем не употребляемого?" Что можно на это ответить? Перед  вами
обычная веселая история про хитрого  и  наглого  пройдоху,  который  любит
пожить красиво за чужой счет, и про честных людей,  которые  считают,  что
именно они должны ему помешать. Кто победит? Ну, если делать  все,  как  в
жизни, то пришлось бы, пожалуй,  ждать,  когда  Дракона  хватит  моральный
кризис, ведь живого циника победить очень  трудно,  его  даже  уважают  за
трезвость взглядов и умение добиваться своей цели. Что же касается честных
людей, то в  жизни  они  нередко  удовлетворяются  одним  сознанием  своей
честности, предпочитая не ввязываться в разные  сомнительные  приключения.
Однако данный фильм - всего лишь сказка.

     ...Влажный  тропический  воздух  был  наполнен  жужжанием  гигантских
насекомых.   Папоротники   и   кроны   пальм   смыкались   над    головами
путешественников. Федор Мелентьевич, Виктор и Сережа пробирались через лес
к пустынному плато, на котором они еще с орбиты засекли  корабль  Дракона.
За деревьями  порой  мелькали  крупные  неясные  силуэты,  отдаленный  рев
заставлял путников напряженно вглядываться в чащу.
     День между тем подходил к концу, на лес быстро спускались сумерки.
     - Не заблудиться бы, - как можно бодрее произнес Сережа.
     - Ничего, - ответил участковый. - Вон она уже, проплешина-то!
     Неожиданно огромная тень заслонила багровый закат, послышался далекий
грохот и треск.
     - Что это? - спросил Виктор, тщетно пытаясь  разглядеть  небо  сквозь
ветви пальм и хвощей.
     - Гроза,  наверное,  -  озабоченно  произнес  Федор  Мелентьевич.   -
Торопиться надо!
     Раскаты грома снова потрясли окрестности, но странный это  был  гром,
больше всего напоминал он хриплый хохот.
     - Уж не Дракон ли заливается? - забеспокоился Земляника.
     - Да  нет,  куда  ему!  -  ответил  Сережа.  -  Он  весьто  ростом  с
двухэтажный коттедж.
     - Мы его смех слышали, - подтвердил Виктор. - Совсем не тот масштаб.
     Тень,  закрывавшая  полнеба,  вдруг   исчезла,   и   путешественники,
выбравшись наконец на каменистую  поверхность  плато,  увидели  совершенно
чистое закатное небо, на котором уже стали появляться звезды.
     - А где же корабль? - спросил Сережа, озираясь.
     Действительно, Драконовой "посудины" нигде не было.
     - Неужели ушел, черт? - произнес Федор Мелентьевич с досадой.  -  Все
равно, местность нужно тщательно осмотреть.
     Уже совсем стемнело, когда они закончили обход плато. Никаких  следов
корабля обнаружить не удалось.
     Решено было отложить поиски до утра и располагаться на ночлег. Сложив
недалеко от кромки леса костер, участковый и  его  спутники  поели  и  уже
собирались лечь спать, как вдруг из чащи послышалось низкое рычание  и  на
опушке показался огромный ящер.  Глядя  круглыми  немигающими  глазами  на
костер, он стал приближаться, двигаясь на задних лапах.
     - Тиранозаурус Рекс, хищник мезозоя, - произнес Виктор и  потянул  из
костра горящий сук.
     - Спокойно, - сказал лежащий рядом Федор  Мелентьевич,  -  прекратите
самодеятельность! - он приподнялся на локте и грозно крикнул: -  Рекс,  на
место!
     Тиранозавр остановился и стал тревожно принюхиваться. Тогда Земляника
сделал вид, что собирается встать:
     - Я кому сказал, на место, ну!
     Ящер повернулся хвостом к огню и неуклюже заковылял обратно в лес.
     - Вы что, его знаете? - спросил Сережа.
     - Нет, - ответил участковый, - но Серпента - это  тоже  мой  участок,
так что он меня, возможно, знает.
     Тиранозавр тем временем спокойно пыхтел где-то неподалеку. Неожиданно
он громко взвизгнул и, судя по  звукам,  доносившимся  из  леса,  бросился
напролом через чащу. И сейчас же земля  задрожала  от  чьих-то  неимоверно
грузных шагов, порыв ветра едва не загасил костер  и  над  лесом  пронесся
леденящий душу рокот.
     Земляника и его спутники ничего не видели в полной темноте  безлунной
серпентской ночи, но они все слышали.  Несчастный  ящер,  вопя  от  ужаса,
продолжал удаляться в глубь леса, а за ним, сотрясая  землю  и  разнося  в
щепки огромные деревья, двигалось какое-то  неведомое  чудовище.  Вот  оно
настигло свою  жертву,  и  вопль  тиранозавра  оборвался.  Настала  долгая
напряженная тишина, стихли даже обычные лесные звуки.
     - Неладно на планете, - сказал Федор Мелентьевич,  качая  головой,  -
неспокойно... Однако пора и спать, - добавил он,  заметив,  что  Виктор  и
Сергей с тревогой смотрят на него. - Утром разберемся.
     Ужасная картина предстала перед глазами  Федора  Мелентьевича  и  его
спутников, когда на следующее  утро  они  вошли  в  лес.  На  каждом  шагу
попадались вывороченные с корнем деревья, сломанные стволы пальм и хвощей.
Обломки кое-где были глубоко вдавлены в почву.
     - Что за чудовище! - воскликнул Лавуазье. - Ничего подобного  никогда
не существовало на Земле!
     - Да и здесь, видать, недавно завелось, - мрачно произнес участковый.
- Не добралось бы только до нашего корабля!
     Обеспокоенные путешественники прибавили ходу.
     Не обнаружив Дракона на каменистом плато, они спешили теперь к своему
кораблю, оставленному на небольшой поляне в лесу, чтобы выйти на орбиту  и
продолжить поиски с помощью локаторов.
     Когда  до  поляны  оставалось  всего  несколько  минут  ходьбы,   они
наткнулись  вдруг  еще  на  один  след  неведомого   чудовища.   На   краю
образовавшейся в чаще прогалины Виктор обнаружил глубокие борозды  от  его
когтей. Внимательно осмотрев их, он сказал с недоумением:
     - Странно! Больше всего это похоже на... -  он  вдруг  выпрямился  и,
указывая куда-то поверх деревьев, закричал: - Ну, конечно! Смотрите!
     Сережа и Федор Мелентьевич подняли головы и замерли от удивления. Над
лесом показалась гигантская круглая голова с треугольными ушами. Да это же
кошка! Откуда? На далекой планете? В юрском периоде?
     Таких размеров? Кошка!
     Впрочем,  долго  удивляться  было  некогда,  огромный  зверь   быстро
приближался.
     - Бегом! - скомандовал Земляника.
     Когда впереди открылась  знакомая  поляна,  треск  ломаемых  деревьев
слышался уже совсем близко.
     К счастью, корабль был цел, Сережа, Виктор и Федор Мелентьевич быстро
забрались внутрь и закрыли люк.
     - Все по местам! Стартуем немедленно!
     Сильный удар вдруг бросил путешественников  на  пол  кабины,  видимо,
кошка  осторожно  потрогала  корабль  лапой.  Он  пошатнулся,  но  устоял.
Земляника  первым  вскочил  на  ноги  и  бросился   к   пульту.   Сработал
антигравитатор, и поверхность планеты стала быстро  удаляться,  Испуганный
зверь одним прыжком сиганул за ближайший горный хребет.
     - Ф-фу-у, - вздохнул участковый. - Загоняли, муркины дети!
     - Но откуда же все-таки кошка? - спросил Сережа. Он все еще сидел  на
полу.
     - Я, кажется, догадался, - сказал Виктор, - все это  устроил  Дракон.
Кошку он привез с Земли...
     - С Земли?!  Таких  размеров?  Это  что,  новое  достижение  мастеров
декоративного животноводства?
     - Да нет, кошка самая обычная, и дело не в ней, а в корабле  Дракона.
Помнишь, он говорил, что у его "посудины" двенадцать степеней свободы? Ну,
так вот. - Виктор принялся расхаживать из угла в угол, как  на  лекции.  -
Обычное незакрепленное материальное тело  имеет  шесть  степеней  свободы,
куда входит движение по трем координатам и вращение по  трем  координатам.
Дракон сознался, что пользуется еще одной координатой - временем.  Логично
предположить, что этот прохвост освоил и другие степени свободы,  и  среди
них - изменение физических размеров. Вчера  он,  вероятно,  обнаружил  наш
корабль, когда мы приближались к Серпенте, засек точку посадки,  а  затем,
увеличив размеры своего корабля и всего,  что  в  нем  находилось,  раз  в
триста, выпустил кошку и спокойно улетел.
     - А! Так это все-таки он хохотал, змей! - сказал Федор Мелентьевич и,
вынув из сумки блокнот, стал что-то быстро в нем писать...

     01.02.08. Слава Богу, с юрским периодом покончено.
     Адская работа. Нужно представить себе каждое растение, каждого жучка,
и  не  просто  представить,  а   расположить   в   стереообъеме,   создать
правдоподобный пейзаж. Причем просто  выйти  с  мыслепроектором  в  лес  и
записать то, что видишь, нельзя, все должно быть юрское, без обмана.
     Однако  впереди  тоже  нелегкий  труд.  Для  эпизода   на   Забургусе
понадобится обстановка средневековья, и тут уж одними картинами природы не
отделаешься. Нужна историческая правда, а с ней у меня как раз неважно Еще
в процессе работы над "Робинзоном" Стенкер-Горохов не раз выговаривал мне:
"Женя, зачем, ты суешься в искусство? Ведь ты - талантливый инженер, плоди
своих роботов и будешь иметь славу и почет! Ну, по крайней мере обещай  не
делать больше исторических эпизодов! Ей-богу,  это  не  твое  направление.
Классику не читаешь, не знаешь ни нравов, ни обычаев, ни  языка.  Если,  к
примеру, я назову тебя графоманом, ты ведь не догадаешься, оскорбление это
или комплимент верно?"
     Я соглашался со Стенкером. С редактором лучше соглашаться  -  гордые,
вон, свои фильмы дома женам показывают, больше о них никто не знает. А мне
не жалко, графоман так графоман.

     ...Уже совсем рассвело,  когда  Федор  Мелентьевич  Виктор  и  Сережа
выбрались на дорогу. Они направились к видневшемуся вдали на холме городу,
обнесенному высокой стеной. Несмотря  на  ранний  час,  в  полях  работали
крестьяне, но дорога была еще пуста.
     У  закрытых  городских  ворот,  поеживаясь  от   утреннего   холодка,
прогуливались четверо стражников.
     - Извините, молодые люди, - обратился к ним Федор Мелентьевич, -  как
бы нам попасть в город.
     Никто из стражников даже не повернул головы в его сторону.
     - Я говорю, ворота нам откройте,  пожалуйста!  -  произнес  Земляника
погромче.
     Ближайший стражник снял с плеча алебарду и сказал:
     - Ты вот что, дядя, дуй-ка отсюда, пока по шее не получил.
     Федор Мелентьевич очень удивился.
     - Это  как  понимать?  Вы  как  со  мной  разговариваете?  А   ну-ка,
пропустите немедленно!
     - Нудный старикан, - покачал  головой  другой  стражник.  -  Дай  ему
железякой в череп, чтоб стих.
     Возмущенный Федор Мелентьевич хотел что-то ответить, но в этот момент
ворота приоткрылись, и из них выехал богато одетый всадник.
     - Простите, гражданин, можно вас  на  минутку?  -  обратился  к  нему
участковый.
     Вместо ответа всадник обернулся к стражникам и прокричал:
     - Что это у вас за  рвань  у  ворот  шатается?  Гнать  в  шею!  -  И,
пришпорив коня, ускакал.
     Стражники,  размахивая  алебардами,  двинулись  на  Землянику  и  его
спутников. Пришлось отступить.
     - Странно, - сказал Сережа, придирчиво осматривая свой комбинезон,  -
почему это он нас рванью назвал? По-моему, мы выглядим вполне прилично.
     - Здесь, видите ли, дело не в  одежде,  -  раздался  вдруг  голос  из
придорожных кустов, - графа Буланка ввела в заблуждение ваша речь.
     Кусты раздвинулись, и на дорогу вышел пожилой человек в  крестьянской
одежде.
     - Вы, я вижу, прибыли издалека, - продолжал он. - А у нас, нужно  вам
сказать, такие слова, как "извините",  "простите"  и  "пожалуйста",  прямо
указывают на низкое происхождение.
     - А какие же тогда на высокое? - спросил Сережа.
     - О! Дворянство изъясняется на совершенно другом языке.  Порой  мы  и
наши господа просто не понимаем друг друга. Детям  из  крестьянских  семей
насильно прививается та жалкая манера разговаривать, к ко торой прибегаю и
я, спеша удовлетворить ваше любопытство. О том, как  здесь  разговаривают,
вы могли уже составить некоторое представление,  общаясь  со  стражниками.
Они старались выражаться  благородно,  хотя  куда  простому  стражнику  до
настоящего дворянича!
     - Интересно, - сказал Федор Мелентьевич, - и кто  же  устроил  у  вас
такое благолепие?
     - О! Говорят, автором проекта  раздельно-принудительного  образования
является сам господин Дракон наш милосердный диктатор!
     - Да как же он успел? - воскликнул Сережа.
     - Простите,  -  сказал  Виктор,  -  а  давно  ли  Дракон  стал  вашим
диктатором?
     - Н-ну, если верить тому, что говорят предания, лет триста  назад,  -
ответил крестьянин.
     - И здесь обошел, змей! -  Федор  Мелентьевич  в  сердцах  плюнул.  -
Виктор, как ты это понимаешь?
     - Седьмая  степень  свободы,  -  уверенно  ответил  Лавуазье.  -   Он
переместился на триста лет в прошлое, явился в страну и  захватил  власть.
Наверняка обманом.
     - Нам нужно немедленно попасть в город! - сказал Земляника.  -  Из-за
этого прохвоста остановился весь прогресс, на Забургусе уже  давно  должна
была начаться промышленная революция! Ваш долг,  товарищ  земледелец,  нам
помочь. Не знаете ли вы какогонибудь способа перелезть через эту проклятую
стену?
     Крестьянин кивнул.
     - Способ есть. На вашем месте я оставил  бы  попытки  войти  в  город
через главные ворота, а попытал бы счастья в  другом  месте.  Идите  вдоль
стены на запад. В ней есть еще масса дверей и калиточек. Правда, они  тоже
охраняются, но если вы будете держаться с подлинным достоинством (а я  уже
говорил вам, что под этим подразумевается), то наверняка  сможете  попасть
внутрь.
     Земляника и его спутники поблагодарили  образованного  крестьянина  и
отправились в  путь.  Вскоре  им  действительно  попалась  обитая  железом
калитка. В небольшом  квадратном  окне  над  ней  виднелась  сонная  сытая
физиономия юноши в щегольском бархатном берете.
     - Эй, парень,  -  позвал  его  Федор  Мелентьевич,  -  открой-ка  нам
калитку.
     Парень с трудом размежил веки и бесцветным голосом произнес:
     - Ковыляй по холодку...
     Участковый хотел было сказать что-то  еще,  но  тут  вперед  выступил
Сережа.
     - Эй, ты, толстомордый, - сказал он, - железякой в череп  захотел?  А
ну, открывай быстро!
     Парень сейчас же привстал и с поклоном вежливо ответил:
     - Что ж ты молчал-то, дурик? Так бы сразу и сказал, что дворянин,  на
морде-то не написано! А это кто с тобой?
     Сережа оглянулся на Землянику и Лавуазье.
     - Это оруженосцы. Ты давай, шевелись там.
     Физиономия исчезла, и изнутри донеслась лаконичная команда: "Ну, чего
рты разинули? Шустро пропустить благородного господина!" Трое  стражников,
тоже  сонных,  выскочили  из  караульного  помещения  и,  открыв  калитку,
поклонились Сереже. Путешественники с достоинством вступили на  территорию
Драконовой столицы.
     Упитанный юноша в  бархатном  берете,  очарованный  манерами  Сережи,
вышел ему навстречу, отрекомендовавшись баронетом бом Пиргорой.  И  все  в
тех  же  изысканных  выражениях,  от  которых  Виктор  кисло  морщился,  а
Земляника только качал головой,  пригласил  маркиза  Щекина  (Сереже  тоже
пришлось представиться)  в  дом  своего  отца,  чтобы  познакомить  его  с
сестрой, имеющей должность при  дворе.  Сережа  согласился,  и  они  чинно
направились к центру города, раскланиваясь со встречными дворянами. Следуя
за баронетом, Сережа, Виктор и  Федор  Мелентьевич  вошли  в  большой  дом
неподалеку от дворца Дракона. В красивом  двухцветном  зале  их  встретила
сестра баронета, Луицилия бом Пиргорой.
     - Вот, Люсь, - сказал молодой баронет, - хмыря привел.  Образованный,
сил нет!
     Между Луицилией и Сережей завязалась светская беседа.
     Федор Мелентьевич, стоявший с Виктором у дверей, тихо кашлянул.
     - Слушай, - сказал Сережа Луицилии, - ты там при дворе не можешь  мне
устроить аудиенцию у Дракона? Хочу поболтать со  стариком  о  том  о  сем,
прошлое вспомнить.
     - Так ты, что же, - удивилась девушка, - лично его знаешь?
     - Гудели вместе, - кивнул Сережа.

     ...Перед  Большим  Приемом  должно  было   состояться   торжественное
драконослужение во дворцовом соборе.
     Сережу, прибывшего во дворец, в сопровождении Луицилии бом  Пиргорой,
обступили любопытные придворные, прослышавшие, что  этот  молодой  человек
близко знаком с Драконом. Его представляли дамам и сановникам.
     Прозвенел звонок, и все направились в дворцовый собор. Он представлял
собой круглый зал с колоннами вдоль  стен,  но  без  крыши.  Посреди  зала
Сережа и следовавшие за  ним  Федор  Мелентьевич  и  Виктор  с  изумлением
увидели космический корабль. Это была, без сомнения,  "посудина"  Дракона.
Лавуазье что-то зашептал на ухо участковому. Тот согласно кивнул, и Виктор
незаметно спрятался за колонной.
     Тем  временем  через  боковую  дверь  в  сопровождении  целой   свиты
священнослужителей вошел архиепископ.
     Служба началась. Она состояла  из  нескольких  частей:  сначала  была
прочитана нравоучительная проповедь, потом все хором поклялись в  верности
милосердному диктатору, строгому, но  справедливому,  и,  наконец,  запели
псалмы и славословия. Несколько раз  становились  на  колени  и  кланялись
"посудине".
     Вдруг, после очередного поклона, раздался чей-то крик:
     - Смотрите! Смотрите!
     На глазах у испуганных придворных корабль  стал  быстро  уменьшаться.
Дамы завизжали. Графы и бароны вскочили на ноги и  рванули  к  выходу.  За
ними последовали архиепископ и вся его  свита.  Через  минуту  в  зале  не
осталось  никого,  кроме  Сережи  и  Федора  Мелентьевича.  Когда  корабль
уменьшился до размеров спичечного коробка, участковый  подошел,  взял  его
осторожно двумя пальцами и сунул в карман.
     - Что это? - удивился Сережа. - Это вы устроили?
     - Виктор забрался внутрь, - ответил Земляника. - Ну, теперь мы с этим
змеем по-другому поговорим, пошли!
     Они  покинули  собор  и,  пройдя  через  пустынную  анфиладу  комнат,
оказались в апартаментах Дракона.
     Двое  гвардейцев  преградили  было  им  путь,  но   Сережа,   блеснув
красноречием,  убедительно  доказал,  что  ему  немедленно  нужно   видеть
диктатора. Наконец их ввели в большой сумрачный зал, где  на  троне  сидел
сам Дракон. Дежурный офицер  доложил  о  маркизе  Щекине  и  удалился.  На
некоторое время воцарилась тишина.
     - А! Да-да! Припоминаю! - воскликнул Дракон. -  Мы  с  вами,  молодой
человек, кажется, встречались на Пиливоне? Ну как же! Замечательно провели
время! А это с вами кто?
     Федор Мелентьевич приблизился к Дракону и произнес:
     - Участковый инспектор Земляника. Сообщаю вам, гражданин Дракон,  что
вы задержаны для препровождения в отделение.
     - Задержан? - усмехнулся Дракон. - Уж не тобой ли? - он  захохотал  и
левой головой выпустил вверх струю пламени, закоптившую потолок.
     Федор Мелентьевич рассердился:
     - Если ты, змей, попробуешь оказать  сопротивление,  так  я  на  тебя
управу найду! - И он выхватил  крупнокалиберный  бластер  и  пустил  вверх
струю пламени, пробившую крышу дворца насквозь.
     Левая голова Дракона изменилась в лице и отодвинулась.
     - И не пытайся бежать, - продолжал Земляника. - Корабля у тебя больше
нет.
     - Как нет? - вскричал Дракон. Он бросился к стоявшему в углу монитору
и нажал кнопку с надписью "Архиепископ".  На  экране  появилось  серое  от
страха лицо верховного священнослужителя.
     - Что с Реликвией? - спросила правая голова.
     - Да чтоб я сдох, владыка! - залепетал  архиепископ.  -  Все  было  в
порядке. Но за время службы она вдруг  стала  уменьшаться,  уменьшаться  и
исчезла! Вот провалиться мне на этом месте!
     Правая голова застонала. Дракон  включил  связь  с  кораблем  и  даже
поежился от сурового взгляда Виктора Лавуазье, появившегося на экране.
     - Хорошо, - мрачно произнесла средняя голова Дракона. -  Вы  выиграли
эту игру. Что я должен делать?..

     15.02.08.   Сегодня   в   10   утра   мне   на    работу    позвонила
радостно-удивленная Катрин Закирова и  принялась  поздравлять.  Сначала  я
даже не понял, о чем речь. Ведь работа над фильмом еще не окончена,  да  и
как она могла узнать? И тут вдруг  до  меня  дошло.  "Робинзон"  вышел  на
экраны. Оказывается, он появился в списках еще вчера вечером, но  я  давно
уже в них не заглядывал.
     - Ну и как тебе? - спросил я Катрин, стараясь казаться равнодушным.
     - Ты знаешь, очень неплохо, - ответила она. - Особенно там,  где  они
вдвоем...
     - Спасибо.
     - Ну а что-нибудь новенькое создаешь?
     - Да наклевывается тут одна штучка... Но над ней еще  нужно  серьезно
поработать...
     Речь моя была плавной и размеренной, но едва погас экран монитора,  я
бросился  к  нему,  словно  тигр  и  сейчас  же  запросил  статистику   по
мыслефильму "Робинзон".
     Фильм заказали уже около трех  тысяч  человек,  про  смотреть  успели
только двести. По экрану  побежали  строки  кратких  зрительских  отзывов:
"Фильм неплохой. Снято  не  очень  умело,  но  с  душой.  В.  Померцалов",
"Основные тенденции  неоколабризма  схвачены  автором  в  основном  верно.
Беспокоит  серьезный  уклон  в   отрицание   амбивалентности   полиэтичных
структур. К. Мезозойский", "Нормальное кино.  Вырубонов  маловато  Ученики
4-го "А", "Очень понравилась звездная ночь на берегу океана. Т.  Щепкина",
"Ну что к чему? Л. Тодер".
     Закончив читать отзывы, я обернулся и  увидел  столпившихся  за  моей
спиной инженеров нашей лаборатории, своих товарищей по работе. Они  пришли
поздравить меня с премьерой.

                             Александр БАЧИЛО

                           НИ В СКАЗКЕ СКАЗАТЬ

     Солнце, прохатившись над послелними девятиэтажками окраины,  садилось
за полем. Кузнечики пронзительным стрекотанием заглушали  шум  видневшейся
за деревьями магистрали. Первый порыв прохладного вечернего  ветра  волной
пробежал по высоким травам.
     Я  возвращался  домой  полевой   дорогой   мимо   рощиц,   постепенно
приближаясь к первым дозорным башням жилмассива.  Отсюда  уже  были  видны
снующие автомобили, толкающиеся на остановке автобусы,  медленно  ползущий
трамвай и мошкариные  тучки  людей.  Казалось,  все  это  было  не  только
далеким, но и каким-то несерьезным, игрущечным, настоящее же  было  злесь,
среди деревьев и в траве.
     Справа из березовой рощи послышались детские  голоса.  Там  о  чем-то
горячо спорили, иногда раздавалась крики: "Кто его  первый  убил?  Ты  его
первый убил?"
     В войну играют, подумал я. И вдруг над  деревьями  высоко  взметнулся
огненный факел,  и  над  полем  пронеслись  раскаты  реактивного  грохота.
Детишки с визгом выскочили из-за деревьев, но  отбежали  совсем  недалеко.
Остановились и стали с интересом смотреть куда-то в глубь рощи.
     Я бросился к  ним,  расшвыривая  на  ходу  мясистые  стебли  каких-то
кормовых  культур.  Вот  ведь  химики,  прости  господи!  Вечно  им  нужно
что-нибудь поджигать, да взрывать! Недавно только в больнице видел  одного
- уши обварил! Ну как нормальный человек может себе уши обварить?
     До детишек было еще далеко, а я уже начал терять дыхание.  Между  тем
они снова стали приближаться к деревьям.
     - Стойте! - закричал я. - Ну-ка, сейчас же идите сюда! - Но никто  из
них даже не оглянулся на мой авторитетный крик. Один за другим они нырнули
в чащу.
     Когда я подбежал достаточно близко, на опушке осталась одна маленькая
девчушка в синем костюмчике.
     - Вы чего это там взрываете? - с трудом переводя дыхание, спросил я.
     Девчушка медленно обернулась и окинула меня  оценивающим  взглядом  с
ног до головы, как бы решая, стоит ли со мной вообще разговаривать,  потом
спокойно сказала:
     - Это не мы, это Змей Горыныч.
     - Ах, Змей Горыныч! А вот я сейчас вашего Змея Горыныча отберу, а вас
всех сдам родителям. Вы что же себе надумали? Весь район хотите спалить?
     Я решительно зашагал к деревьям. Девчонка смотрела на меня  некоторое
время, потом окликнула:
     - Дяденька!
     Я оглянуляс.
     - Ну?
     - Дяденька, вы туда не ходите, вас там волк съест.
     Я покачал головой.
     - Неубедительно, Волка я не боюсь. И вообще в  твоем  возрасте  можно
было бы придумать что-нибудь получше. Все, иди домой!
     - Ничего я не придумываю! Вас же Венька не знает! А вдруг  он  решит,
что вы - Кощей? Не ходите, дяденька. Вас может молнией убить.
     Вот ведь бред какой, ни искры фантазии! Венька  какок-то...  старший,
наверное, у них. Тоже, хорош гусь, морочит  малышам  голову.  Ну,  погоди,
доберусь я до тебя!
     - Не бойся, - сказал я девочке, - Волка  тут  никакого  нет,  выдумкя
одни. Знаю я вашего Веньку, врет он все!
     Она посмотрела на меня с сомнением.
     - Венька врет?
     - Конечно. Здесь же город рядом, машины ездят, люди ходит, какие  тут
волки?
     Девчонка, поглядев задумчиво в чащу, сказала со вздохом:
     - Вот и я думаю, какие тут волки?
     Она повернулась и медленно побрела вдоль рощи, на ходу вынимая что-то
из кармана. Это был  красный  вязаный  берет  с  кисточкой.  Выхлопав  его
хорошенько о колено, она призналась:
     - Ну нет, так нет, - надела берет и вдруг бросилась бежать. Не  успел
я и глазом моргнуть, как она скрылась за деревьями.
     Не задумываясь  больше,  я  направился  к  центру  рощи,  рассчитывая
накрыть там всю публику сразу вместе со  Змеем  Горынычем.  Интересно,  из
чего они его сделали?

     Рощица оказалась довольно густой. Я думал, что, сделав  сотню  шагов,
смогу пересечь ее из конца в конец, но пока никаких просветов  впереди  не
было видно.
     Кругом стояли довольно толстые деревья:  березы,  тополя,  попадались
даже сосны. Вероятно, это самый центр  рощи.  Однако,  оглядевшись,  я  не
заметил никаких признаков присутствия людей. Где же ребятишки? Откуда  они
устраивали свой фейерверк? Двигаясь  все  дальше,  я  рассчитывал  вот-вот
наткнуться на них. Бесполезно. Я только все больше и больше  углублялся  в
какую-то непостижимую  чащу.  Во  влажном  сумраке  меня  окоужали  мощные
стволы, покрытые мхом. Откуда-то слева доносилось пронзительное кваканье и
тяжелые всплески, в воздухе пахло грибами, Я почувствовал себя  неуютно  в
этом лесу. Да, это, без сомнения, лес, ведь я тащусь уже минут пятнадцать,
а все еще...
     Стоп! Это что такое?
     Прямо  передо  мной,  раскинув  огромную  крону,   стоял   узловатый,
столетний, многообхватнын дуб. Вот это да!
     Здесь, в Сибири, такой дубище! Да я такого и на картинке  никогда  не
видел! Не может  быть!  Закинув  голову,  я  стал  обходить  вокруг  дуба,
перескакивая через толстые корни и ощупывая суровую кору.
     Неожиданно за спиной у меня послышались торопливые шаги. Я  оглянулся
и увидел невдалеке тропинку, извивающуюся среди деревьев. По тропинке  шла
та самая девочка в красном берете, с которой я разгогаривал на  опушке.  В
руках у нес неведомо откуда  появилась  небольшая  корзинка,  перевязанная
цветастым платком. Видимо, она очень спешила, время  от  времени  тревожно
оглядываясь, и совершенно не замечала меня.
     - Эй, девочка! - крикнул я.
     Она громко охнула, прижала к себе корзинку и быстро побежала.
     - Да постой ты! - завопил к, выскакивая на  дорожку.  -  Мне  тоже  к
Веньке! Мне нужно ему срочно передать, что... это... как оно...
     Но придумать я  ничего  не  успел,  девчонка  в  красном  берете  уже
скрылась за поворотом. Вот бешеное дитя.
     Ну ладно, по крайней мере, есть дорожка, пойду по ней.
     Я еще раз взглянул на дуб. Могучий красавец плавно покачивал ветвями,
при этом где-то в глубине кроны что-то тихо  позвякивало.  Интересно,  что
там может быть, подумал я, вглядываясь в густую листву, но в  этот  момент
послышался дробный приближающийся топот.
     Это были не человеческие шаги, там, за деревьями,  по  дорожке  бежал
какой-то зверь. Уже слышалось его частое, хриплое дыхание,  затем,  громко
стрекоча, пролетела потревоженная сорока. Я невольно посторонился  и  стал
ждать, ощущая  спиной  какой-то  неприятный  холодок.  И  вот  на  дорожке
взметнулась пыль, и из-за поворота прямо на меня выскочил огромный волк.
     Это походило на сцену из "Собаки Баскервилей".
     Неестественно большой, не менее полутора метров высотой,  зверь  явно
преследовал свою добычу, глаза его  налились  кровью,  алый  язык  казался
языком пламени,  бьющим  из  страшной  пасти,  где  ровными  рядами  сияли
внушительные зубы.
     Однако, увидев меня, волк мгновенно преобразился.
     Он затормозил сразу всеми четырьмя лапами и остановился. На его морде
промелькнули испуг и удивление,  вообще  он  обладал  богатейшей  мимикой,
недоступной  обычным  животным.  Некоторое  время  он  разглядывал   меня,
подбирая под себя задние лапы.
     "Сейчас кинется! - подумал я. - А у меня даже палки никакой нет".
     Но волк не кинулся. Вместо этого он длинно прокашлялся  и  неуверенно
произнес:
     - Я говорю... жара какая, туды ее. Дождичка бы, наверна... хорошо бы.
     Голос у него был хриплый и немного дрожал.
     Не скрою, я совершенно остолбенел. Господи, ты, боже мой! Так ведь  и
чуяла душа чертовщину какую-то! Лес дремучий, дуб этот дурацкий, а  теперь
еще лучше - говорящий волк! Этого мне еще не хватало!
     Волк между тем опасливо поглядывал то куда-то в лес, то на меня.
     - Да... - снова заговорил он. - Места у нас  тут  замечательные...  а
недалече здесь болотце, уток - завались! Могу показать... Вы же, извиняйте
за любопытство, охотник будете?
     Он преданно хихикнул. Я вытер пот со  лба  и  пролепетал  срывающимся
голосом:
     - Собственно... нет.
     Волк компанейски подмигнул мне:
     - То-то я смотрю, ружья при ем нет! Стало быть, дровосек?
     - Да нет, я... как бы это сказать...
     - Угу, - он понимающе кивнул, - турист, значит.
     Удовлетворенно кивнув, он вдруг заявил:
     - Слушай, турист, а ты знаешь, что ты мне, зараза, работать  мешаешь?
- улыбка пропала с его морды. - Ты  знаешь,  что  я  из-за  тебя,  дурака,
добычу верную упустил, эту, как ее... Красную Шапочку? А знаешь ты, дубина
костлявая, че я из тебя за это сделаю?
     Он стал медленно приближаться ко мне, неприятно показывая зубы. Я  не
знал, бежать, защищаться или осенить себя крестным знамением.
     Волк уже напружинился, готовясь к прыжку,  как  вдруг  что-то  звонко
прожужжало высоко над моей  головой,  и  по  всему  лесу  разнесся  грохот
выстрела.
     Вдалеке у поворота  дорожки  появилось  облачко  порохового  дыма,  и
солнечный зайчик весело запрыгал на конце отполированного ствола.
     Волк очень профессионально, как опытный десантник,  боком  сиганул  с
тропинки, перекатился через спину и, оказавшись  снова  на  ногах,  в  два
прыжка скрылся в лесу. Я уже собирался, поблагодарив своего  спасителя  от
всей души, выяснить наконец, куда я попал, но  слова  застряли  у  меня  в
горле. По тропинке, держа наперевес крупнокалиберный карабин "Медведь", ко
мне приближался мальчонка лет восьми!
     Одет он был совершенно обыкновенно: красные  сандалеты,  коротковатые
штаны и клетчатая рубашка без двух пуговиц. Словом, если бы  не  курящийся
карабин в руках, мальчишка выглядел бы просто заурядно.  Подойдя  поближе,
он остановился и, сощурив один глаз, стал  пристально  меня  разглядывать.
Затем, уперев карабин в землю, партийно вытянул руку и отвесил мне  низкий
поклон. Подумав еще минуту, он наконец заговорил:
     - В общем так... м-м... Ой, ты, гой еси, что ли, добрый молодец! Куда
путь держишь и это... Дело пытаешь, аль от дела... м-м... аль  от  дела...
Чего от делато?.. Короче, поздорову ли?
     Да, с былинным лексиконом у него было слабовато.
     Закончив свою речь, он облегченно вздохнул и стал ждать, что я на это
отвечу. Хорошо, подумал я, раз уж вы втянули меня  в  эту  дурацкую  игру,
попробуем сыграть по вашим правилам.
     - Путник я, иду из стран дальних, заморских. А  ты,  витязь  храбрый,
кто будешь?
     Храбрым витязем я его купил. Самодовольно  ухмыльнувшись,  он  охотно
ответил:
     - Я Меткий Стрелок,  Ясный  Сокол.  Иду  по  волчьему  следу  спасать
Красную Шапочку. Да вот незадача, пришлось спугнуть зверя, а то бы он тебя
съел. Правда, уговору про тебя никакого не было, так что я  сначала  и  не
знал, стрелять или не надо.
     Вот тебе раз. Уговору про меня не было!  А  про  девчонку  в  красном
берете? Что ее волк  съест  -  был  такой  уговор?  Интересно  у  них  тут
получается.
     - Слушай, - спросил я осторожно, - а волк в самом деле  может  съесть
Красную Шапочку? Понастоящему?
     - Не знаю, - он пожал плечами, - это уж как Венька решит.
     Ага, опять Венька! Да что ж это за пуп земли такой?
     Раньше говорили: "На все воля Божья", а у них теперь  -  "Как  Венька
решит". Напрямую спросить про Веньку я не  решился.  Неудобно  стало.  Эта
личность представлялась мне такой величественной, что я  боялся  упоминать
священное имя всуе. Все же, напустив на себя смиренный вид, я произнес  со
вздохом:
     - Эх, увидеть бы мне Веньку, хотя бы одним глазком.  Специально  ведь
иду из-за тридевяти земель...
     Я хорошо понимал, как сильно рискую,  пытаясь  затронуть  область,  в
которой совершенно не ориентируюсь. Но мальчишка нисколько не удивился.
     - Чего проще, - сказал он, - пойдем со мной. Волка подстрелим  -  все
равно к Веньке идти, узнавать, чего дальше будет.
     Мы вошли в лес и побрели на некотором расстоянии друг от друга, чтобы
охватить возможно  большее  пространство,  Время  от  времени  мы  шепотом
перекликались, отчего из кустов  выскакивали  зайцы  и  бросались  наутек.
Следов было  множество,  все  они  были  неправдоподобно  четкие,  как  на
картинке  в  учебнике  природоведения,  но  волчьи  среди  них   пока   не
попадались.
     В одном месте я забрел в небольшое болотце и прыгая с кочки на кочку,
вдруг увидел среди камышей  огромную  лягушку,  держащую  во  рту  длинную
стрелу с ярким оперением. Она  сидела  на  большой  коряге,  неестественно
закинув ногу на ногу, и явно поджидала кого-то. Увидев меня, она  выпучила
глаза. "Мать моя!" - явственно произнесла лягушка и прыгнула в камыши.
     Примерно  через  полчаса  ходьбы  деревья  впереди  расступились,   и
показались поля и холмы. Я уже подумал было, что мы наконец  выберемся  из
этого жуткого леса обратно к цивилизации, но сейчас  же  заметил  городок,
обнесенный частоколом, с  резными  воротами,  с  деревянными  коньками  на
крышах, и понял, что это, пожалуй, продолжение.
     У ворот городка я  увидел  пеструю  толпу  народа:  девушки  в  ярких
сарафанах с длинными косами,  белобрысые  парни  в  красных,  подпоясанных
рубахах, ветхие седые старики с посохами. Увидев меня, вся эта толпа вдруг
бросилась с радостными криками навстречу.
     - Слушай, Меткий Стрелок, чего это они? - спросил я, оглядываясь,  но
мальчишки не было. Неужели удрал? Или этих испугался, в кустах сидит?
     - Эй, ты где?
     Между тем ликующий народ был уже  совсем  близко,  слышалось  дружное
шлепанье лаптей. Старики,  у  которых  непонятно,  в  чем  душа  держится,
работали посохами, как при гребле на каноэ, и нисколько  не  отставали  от
остальных.
     - Батюшка ты наш! - заголосил лидирующий дед, превосходящий  меня  по
возрасту раз в пять. - Спаситель, надежда! Дождалися! - Он подбежал ко мне
и рухнул на колени. Сейчас же подоспели остальные и окружили меня  плотным
кольцом. Они плясали, хлопались в ноги,  кричали  витиеватые  здравицы  и,
наконец, подхватив меня под белые ручки, повели в город.
     Все эти люди произвели на меня странное впечатление. Они были  как-то
чересчур одинаковы, словно создавались сразу всем скопом. Больше всего это
сборище походило на массовку в кино, а город  -  на  декорацию.  Маленькие
домики с резными украшениями казались только что  выпиленными  лобзиком  и
покрытыми олифой, нигде не  было  ни  кучки  мусора,  улицы,  несмотря  на
оживленное движение пешеходов, заросли густой муравой.
     Триумфальное шествие,  посвященное  моему  прибытию,  завершилось  на
главной площади, у высокого помоста, на котором чинно  восседали  князь  с
княгиней.
     Здесь сопровождающие лица расступились, и  я  предстал  пред  светлые
очи. Странное дело,  никого  из  них  совершенно  не  удивлял  мой  костюм
спортивного  покроя,  испачканные  тиной  туфли  и  стриженая  шевелюра  с
проблесками паутины.
     Князь, видный седобородый мужчина, обратился ко мне с длинной  речью,
из которой  я  понял,  что  они  здорово  рассчитывают  на  меня,  как  на
единственного чудобогатыря в округе, ибо  движется  на  них  несметное  (я
поежился)  войско  кочевников  хана  Чимбая  и  сегодня  же  будет  здесь.
Кочевников-то они не боятся. "Бивали  и  раньше",  -  усмехнулся  князь  и
подмигнул блестевшей на солнце дружине. А вот сам хан, силищи  необоримой,
в панцире из драконьей шкуры, что ни мечом, ни копьем, ни стрелой  каленою
не пробьешь, представляет серьезную опасность.  Победить  этакое  чудовище
может  только  богатырь,  щедро  одаренный  природой,  сильный,  ловкий  и
мужественный. Вроде меня. И если я в данный момент не очень занят, то  как
насчет того, чтобы встретиться с ханом в чистом поле во главе  надежной  и
верной дружины.
     Все взоры были устремлены на меня. Нужно было  произнести  что-нибудь
соответствующее моменту, инстинктивно я чувствовал, что всякие  объяснения
неуместны, мой отказ просто не прозвучит. Еще и побьют, чего  доброго.  Но
едва я открыл рот, чтобы поблагодарить за доверие, как на сторожевой башне
бешено заорал дозорный: "Вороги идут!" Сейчас же с другого  конца  городка
отозвался колокол.  Народ  забегал,  засуетился,  дружинники  вскочили  на
коней. Я поразился, среди них были совсем маленькие пацанята.
     "Эти-то куда, - подумал я, - с кем они могут сражаться?"
     Между тем конная дружина выстраивалась позади меня, и мальчишки  были
самыми шустрыми. Они размахивали огромными мечами и весело перемигивались.
     Неожиданно я заметил, что один из них был в кедах.
     В этот момент ко мне подвели коня. Это был могучий мохноногий буланый
жеребец, к его седлу были пристегнуты щит, меч и копье.
     "Господи, да что же это делается!" - очумело думал я, когда  ликующий
народ сажал меня в седло. До сих пор мне как-то  ни  разу  не  приходилось
ездить верхом, но когда открыли ворота, и вся  дружина  рванулась  вперед,
мой буланый жеребец тоже поскакал, и я уже не мог  сосредоточиться  ни  на
чем, кроме желания удержаться в седле и не упасть под копыта.
     Навстречу нам, по склону соседнего холма, неслось несметное - человек
двести - войско во главе с самим Чимбай-ханом.  Он  высоко  подпрыгивал  в
седле, неистово колотил пятками коня и время  от  времени  оглядывался  на
своих кочевников.
     Выехав на равнину, оба войска остановились. Я хотел было  последовать
общему примеру,  но  не  имел  ни  малейшего  понятия,  как  это  сделать.
Чимбай-хан тоже не остановился и скакал  теперь  мне  навстречу,  потрясая
копьем. По сценарию, видимо, так и полагалось, потому что сзади  я  слышал
ободряющие крики: "Дай ему, дай!" Я попытался на ходу отстегнуть щит.
     Посреди поля мы встретились. Когда столкновение казалось  неминуемым,
я судорожно вцепился в то, что обычно  называют  вожжами.  Копь,  к  моему
изумлению, остановился  и  затанцевал  на  месте.  Тогда  я  заметил,  что
Чимбай-хан скачет не так уж стремительно и все время оглядывается на  свое
войско. Подъехав ближе, он остановился, опустил копье и заговорил:
     - Слушай, дорогой, погоди драться, я тебе сейчас все... Ай!  Сережка!
Товарищ Шестерехин! Ай, шайтан!
     - Рустам Махмудович! - закричал я, узнав  своего  соседа,  начальника
АХО нашего института. Никогда в жизни, даже в самом кошмарном сне  не  мог
бы я представить в таком  виде  этого  солидного  хозяйственника.  Строгий
костюм его был небрежно прикрыт чешуйчатыми латами,  отливающими  золотом,
галстук выбился из-под кольчуги. Обут он был в яркие курносые шлепанцы  на
босу ногу.
     - Ай, молодец! - радовался он. - Я думал, совсем пропадать  придется,
думал, с ума сошел, ишак старый! А ты как здесь очутился?
     - Я с работы шел и... - договорить мне не  удалось,  здоровенный  ком
земли саданул меня в  плечо  и  разлетелся  на  тысячу  кусков.  Это  было
предупреждение за пассивное ведение боя.
     - Бежать надо. - сказал Рустам Махмудович, поворачивая коня в сторону
леса.
     - Не могу, - пролепетал я, - не умею я верхом...
     Через минуту оба войска разразились истошными криками: "Чимбай-хан  в
страхе бежал с поля боя, преследуемый чудо-богатырем!" На  самом  деле  я,
вцепившись в гриву своего коня, бежавшего на привязи  за  лошадью  Рустама
Махмудовича, думал только о том, как добраться до леса и  не  вылететь  из
седла раньше  времени.  Вдруг  войско  кочевников  пришло  в  движение,  и
несколько конных отрядов поскакали нам наперерез.
     Я был в отчаянии: Рустам Махмудович не мог прибавить  ходу,  опасаясь
вытряхнуть меня, а лес был все еще безнадежно далеко. Скоро мы уже слышали
приближающийся  топот   копыт   и   гортанные   крики,   звучащие   весьма
многообещающе. Вот уже краем глаза я увидел силуэт несущегося  ко  мне  во
весь опор кочевника, гдето рядом грустно пропела стрела, и вдруг...

     На вершине ближайшего холма появился всадник а  папахе  и  бурке,  за
ним, блистая шашками, скакали лихие эскадроны Красной Армии со  знаменами,
тачанками и пулеметами.
     Кочевники, видимо, тоже были поражены, они немедленно прекратили  нас
преследовать и повернули обратно. Всадник в бурке и его конница  поскакали
за ними вдогонку, а мы с Чимбай-хзном, потерявшим от последних впечатлений
дар речи, на всем скаку влетели в заросли кустарника на опушке  леса.  Мой
конь остановился так внезапно, что я не  удержался  в  седле  и,  покинул,
наконец, это мое временное пристанище, шлепнувшись на землю.
     Здесь, в кустах, мы смогли перевести дух,  осмотреться  и  рассказать
друг другу о своих приключениях.
     Как я и думал, Рустам Махмудович подался в ханы не  по  доброй  воле,
всего час назад, возвращаясь домой из поликлиники,  он  и  не  помышлял  о
военной карьере и решил  заглянуть  по  пути  в  рощу,  ввиду  наступления
грибной поры. Однако  собирать  грибы  ему  не  пришлось,  так  как,  едва
оказавшись в роще, будущий Чимбай-хан встретил ватагу  ребятишек,  которые
сейчас  же  заявили  ему,  что  он  окружен  и  сопротивление  бесполезно.
Сообразив, что грибов ему  сегодня  не  видать,  Рустам  Махмудович  решил
тихонько ретироваться, по неожиданно был схвачен чьими-то крепкими руками.
     - Ты понимаешь,  -  говорил  он,  -  выскакивают  четыре  здоровенных
бандита... Головорезы, честное  слово!  Руки  вяжут,  ноги  вяжут,  глаза,
понимаешь, тоже завязывают. Я давай милицию кричать, а они мне  затычку  в
рот и понесли. Куда несут, не вижу, но долго несут. Потом  слышу  -  народ
разговаривает. Я стал брыкаться, но тут они  меня  на  землю  поставили  и
глаза развязали. Смотрю - кругом лес. Ох, какой лес, дремучий совсем.
     Под деревьями кругом вроде люди стоят, но там темно, не  рассмотреть,
а посередине на пеньке мальчишка  сидит,  совсем  обыкновенный  мальчишка,
посмотрел на меня и спрашивает:
     - Это еще кто такой?
     Ребятишки, которые меня ловили, беспокоиться стали,  переглядываются,
говорят:
     - Как это - кто? Шпион.
     Но тот их и слушать не стал, махнул рукой.
     - Ерунда, - говорит, - не было никакого шпиона, я шпионов  уже  давно
отменил. Где вы его взяли?
     - Возле Кощеева царства, - отвечают.
     Тут мальчишка совсем злой стал.
     - Да вы что? - кричит. - Да ведь это же, наверное, Булат Балагур! Ему
же давно каменеть пора... то есть  окаменеть!  Там  же  Серега  из-за  вас
небось второй час с Кощеем бьется, и Лелька в замке замерзла совсем!
     Немедленно несите его туда,  откуда  взяли,  пусть  идет  за  смертью
Кощеевой!
     Потом поворачивается ко мне:
     - А ты, - говорит, - что же? Тебя только за смертью посылать! Ты что,
не мог им сразу все объяснить?
     Я, понимаешь, мычу, головой мотаю, Ну, спохватились они, вытащили  из
меня эту затычку, я и говорю:
     - Не надо мне каменеть, сынок, мне домой надо. Или  лучше  обратно  в
поликлинику, потому что я, кажется, совсем больной.
     Он удивился очень, долго смотрел на меня, а потом спрашивает:
     - Так вы, дяденька, снаружи, что ли?
     - Я не снаружи, - говорю, - я из поликлиники.  А  вообще-то  я  всего
год, как из Чимбая приехал.
     - У-уу! Так он настоящий! - все кинулись меня развязывать.
     - А мы вот играем тут... - говорит мальчишка, - хотите с нами? У  нас
как раз некому кочевниками командовать, будете Чимбай-ханом.
     Я  огляделся  -  лес  кругом,  позади  четыре  шайтана  стоят,  морды
одинаковые. Вверх смотрел - неба не видно. Играют они!
     - А что я должен делать? - спрашиваю.
     - Да это же очень просто, - обрадовался мальчишка, - а ну-ка...
     Почесал он в затылке, прищурился, и вдруг - хлоп!
     Повисли на мне все эти доспехи. Я прямо подпрыгнул от  неожиданности.
Подпрыгнул, а назад не опускаюсь, полетел, честное слово! Все  исчезло:  и
лес, и ребятишки, - и я с огромной высоты упал прямо в седло.
     Оглядываюсь - ай, нехорошо! Скачут за  мной  какие-то  с  саблями,  с
луками, вопят, понимаешь, на всю округу, и я скачу, не то с ними, не то от
них, а в руке у меня копье. Ну, думаю, плохо дело. Не дотянул  до  пенсии,
совсем немного не дотянул - с ума сошел! Ах, как нехорошо!  Больше  ничего
не мог  придумать.  Так  и  скакал,  пока  тебя  не  встретил.  А  уж  как
обрадовался! Дорогой ты мой! Вдвоем, может, продержимся как-нибудь...
     Рустам Махмудович закончил рассказ и  стал  выбираться  из  зарослей,
чтобы осмотреться. Я пополз за ним.
     По дороге от города двигалась колонна. Это возвращалась, безусловно с
победой, Красная Армия. Над полем летела  знакомая  песня.  Через  полчаса
голова колонны поравнялась с  кустами,  где  залегли  мы  с  Чимбай-ханом.
Всадник в бурке ехал на белом коне среди красноармейцев и говорил:
     - Я тебе где командир? Я тебе в бою командир. А тут - я тебе товарищ.
Ты приходи ко мне в полночь. Я чай пью - садись со мной чай пить. Я обедаю
- пожалуйста, кушай. Вот я какой командир. Я правильно говорю -  правильно
говорю?..
     Колонна уже давно прошла, а мы все еще лежали, не шевелясь, не  зная,
что подумать и как отнестись ко всему происходящему.
     Игра, думал я.  Неужели  все  это  -  лишь  придуманная  таинственным
Венькой игра? Ведь это наверняка с ним  встретился  Рустам  Махмудович,  и
наверняка не без его участия  чапаевцы  спасли  древнерусский  городок  от
кочевников, и волк преследовал Красную Шапочку явно по Венькиному приказу.
Кто же он такой, этот Венька?
     Где его искать? А найти его непременно нужно, хотя бы для того, чтобы
выбраться отсюда. К сожалению, Рустам Махмудовпч представления не имел,  в
какой стороне находится то место, где  он  разговаривал  с  Венькой,  знал
только, что где-то в лесу. Ну,  что  ж,  лес  перед  нами,  придется  идти
наудачу.
     Оставив лошадей в зарослях кустарника, мы  отправились  в  путь.  Под
деревьями царил душный полумрак, вверху  перекликались  птицы.  Скоро  нам
посчастливилось наткнуться на узенькую тропинку, ведущую куда-то  в  глубь
леса.
     Два часа пути не принесли никаких результатов, и  мы  уже  собирались
расположиться на отдых, когда  местность  начала  вдруг  быстро  меняться.
Кроны деревьев над нашими головами поредели, и стало светлей.
     Впереди показалась черная прогалина,  на  которой  ничего  не  росло,
только несколько обломанных стволов торчали из земли.  Тропинка  проходила
через самый центр прогалины, а  за  ней  снова  начинался  лес,  но  более
редкий. Мы увидели низкое серое небо и быстро  несущиеся  по  кему  клочья
облаков.
     - Нехорошее место, - сказал Рустам Махмудовпч. -  Наверное,  не  надо
туда ходить.
     - Мм-да... Но больше идти нам и некуда. Без  тропинки  через  лес  не
продраться.
     Стараясь ступать как можно тише, мы вышли на  открытое  пространство.
Ветер шумел в вершинах деревьев, птичьих голосов уже не было слышно, и нам
почему-то хотелось покинуть эту мрачную поляну.
     Миновав центр прогалины, мы приободрились, все было спокойно, и вдоль
тропинки стала попадаться молодая изумрудная травка.
     Но вдруг огненная черта пересекла небо,  и  раздался  тот  реактивный
грохот, который я уже слышал сегодня.
     Мы  замерли   на   месте.   Рустам   Махмудович   повернул   ко   мне
зеленовато-белое лицо.
     - Что это? - прошевелил он губами.
     Ответить я не  успел.  Впереди  над  деревьями  поднялась  гигантская
голова  на  длинной  чешуйчатой  шее.  Вид  и  размеры  ее  были   ужасны:
саблевидные зубы, острый блестящий рог на носу, длинный раздвоенный  язык,
то появляющийся, то исчезающий в кипящей пасти,  и  маленькие  равнодушные
глазки.
     Голова повела глазами  и  уставилась  прямо  на  нас.  Широкая  пасть
раскрылась, и низкий хриплый рык пронесся над лесом. Тотчас рядом с первой
появились еще две головы, и Змей  Горыныч  (а  это  был,  несомненно,  он)
двинулся нам навстречу.  Лес  впереди  затрещал,  грузные  шаги  сотрясали
землю. И вот уже гигантская лапа, смахнув по дороге пару деревьев, ступила
на прогалину. Рустам Махмудович вскрикнул, схватил меня за руку и рванулся
назад. Сейчас же сверкнула молния, и я упал в высокую траву.
     Это меня поразило так, что я даже забыл о Змее. Какая трава? Здесь же
кругом только что  была  голая  земля!  Я  приподнял  голову  и  осторожно
огляделся. Змея не было. Впереди,  там,  где  колыхались  высокие  стебли,
слышалось невнятное бормотание Рустама Махмудовича.
     Мы находились на небольшой поляне,  окруженной  стройными  невысокими
березками. В тихой светлой роще гулял легкий ветерок. В центре  поляны  на
небольшом замшелом пне сидел человек в милицейской форме, а рядом  с  ним,
засунув руки в карманы, стоял мальчик лет десяти  и  с  независимым  видом
глядел куда-то в сторону. Еще несколько мальчишек, кто в хоккейной  каске,
кто с деревянным мечом в руке, стояли чуть поодаль. Милиционер  повернулся
к нам, и я узнал лейтенанта Буканова, нашего участкового.
     - Так, - строго сказал он, - попрошу вас, граждане, подойти сюда.
     Из травы, удивленно крутя головой, поднялся Рустам Махмудович, он был
уже без лат и кольчуги. Немного придя в себя, мы подошли и поздоровались с
участковым.
     - Вот, разрешите вам представить, - он кивнул  в  сторону  шмыгавшего
носом  мальчишки,  -  Вениамин   Узелков,   известный   в   нашем   районе
радиохулиган,  пожароопасный  экспериментатор  и  любитель   погонять   на
незарегистрированных транспортных средствах...
     Лейтенант вздохнул.
     - Значит, опять за свое? - обратился он к Веньке.  -  Ну  а  это  что
такое?
     Только сейчас я заметил в руках у Буканова небольшой посылочный  ящик
с тумблером на крышке.
     - Гипноусилитель, - буркнул Венька, покосившись на нас.
     - Что-что? Гипноусилитель? Вот, значит, как.  Ну  и  где  же  ты  его
стащил?
     Венька возмутился:
     - Ничего я не тащил! Там и тащить-то нечего, схема  элементарная,  на
полчаса работы. Можете посмотреть.
     - Ладно, разберемся. - Буканов смягчился. -  Ты  мне  лучше  вот  что
скажи, как ты все эти чудеса устраивал?
     - А никаких чудес не было. Просто включишь тумблер, и что придумаешь,
то всем и кажется.
     - А как же Змей Горыныч, как же город? Как же  волк,  наконец,  -  не
выдержал я.
     Венька махнул рукой.
     - Да какой там волк! Это вам Шарик встретился, ну  и  пришлось,  чтоб
интереснее было... - Он огляделся по сторонам и крикнул:
     - Шарик, ко мне!
     На  краю  поляны  из  зарослей  выскочил  пес,  действительно  чем-то
напоминавший моего волка, если бы не хвост  крючком  и  не  гораздо  более
скромные размеры.
     Равнодушно оглядев  нашу  компанию,  он  уселся  поодаль  и  принялся
чесаться.
     - Ну что ж, все ясно, - сказал Буканов, - предлагаю всем разойтись по
домам. А вы, товарищи, - обратился он к нам  с  Рустамом  Махмудовичем,  -
осмотрите, пожалуйста, тут вокруг, не осталось ли кого в роще.
     Через несколько минут мы были уже на опушке.
     Далеко впереди маячила рослая фигура лейтенанта, детвора окружила его
гурьбой. Рядом с нами неторопливо бежал Шарик. Он был по-прежнему ко всему
равнодушен. И теперь уже совсем не походил на волка.
     - Что, лохматый, - усмехнулся я, - ты небось и не знаешь, что  хозяин
у тебя изобретатель. Вундеркинд!
     Пес неприязненно покосился на меня.
     - Этот вундеркинд у меня уже во где! -  процедил  он  сквозь  зубы  и
понуро затрусил дальше...

                             Александр БАЧИЛО

                              ПРОСТАЯ ТАЙНА

     Среди ночи под окном вдруг громко фыркнул  невесть  откуда  взявшийся
грузовик. Ровный гул мотора наполнил комнату, заставляя дребезжать  посуду
в шкафу. Хлопнула дверца кабины, и сейчас же кто-то  забарабанил  в  дверь
подвала.
     "Вот кретин", - подумал Игорь, вставая и нащупывая ногой тапочки.  На
балконе было довольно свежо. Ежась от ночного  холодка,  Игорь  перегнулся
через перила и громко сказал и темноту:
     - Эй, друг! Никто тебе не откроет - здесь подвал! Слышишь? Эта  дверь
давно заколочена, лет пятьдесят назад, наверное... Так что давай не  топчи
своим кабриолетом траву, а езжай домой и спать ложись!
     От двери отделилась размытая фигура и вышла на свет. Это был  молодой
парень в кепке и расстегнутой до пупа рубашке. Он с интересом  разглядывал
Игоря.
     - Заколочена, говоришь? Вот комики! Что же делать-то теперь?  Выдергу
бы, что ли... - Парень сдвинул кепку на нос и задумчиво почесал в затылке.
     Вдруг раздался, скрип, и на ступенях,  ведущих  к  подвальной  двери,
заиграл тусклый, красноватый отсвет.
     - Что стоишь? - прохрипел кто-то шепотом. - Быстро разгружайся!
     Шофер кивнул и побежал к машине. Он забрался в кузов и стал скидывать
на землю тяжелые ящики.  На  Игоря  он  не  обращал  больше  ни  малейшего
вмиманик.
     Из подвала между тем выскочили какие-то люди и утащили ящики один  за
другим внутрь. Когда работа была закончена,  шофер  подошел  к  подвальной
двери, и тот же хриплый шепот произнес:
     - В следующий раз, как приедешь, сразу начинай сгружать. Ломиться  не
надо. А тем более болтать.
     - Так я ж думал, раз он тут живет...
     - Кто живет? Где живет? Ты соображаешь, что говоришь?
     - А-а, ну ясно... Только ведь он смотрит.  И  слышит,  наверное.  Или
ничего?
     - Тебя это не касается. Им займутся.
     В комнате за спиной у Игоря вдруг зазвонил телефон. Кому бы  в  такое
время? Странно. А тут еще эти типы под балконом - о чем они болтают? Игорь
нехотя вернулся в комнату, подошел к телефону и снял трубку.
     - Вампира вызывали? - прохрипел знакомый шепот.
     - Что? - едва вымолвил Игорь, у него перехватило дыхание.
     - А, испугался, верно? - прошептала трубка.  -  Ну  шучу,  шучу!  Ты,
кстати, почему не спишь-то? Поглядиди, ночь ведь  на  дворе!  В  эту  пору
добрые люди спят и сны видят. Усек? Действуй!
     Мягкая волна толкнула Игоря в грудь, он выронил трубку и попятился  к
кровати, на ходу проваливаясь в  бездонную  глубину  сна.  Где-то  вдалеке
проскрежетала и захлопнулась подвальная дверь...

     Прошло уже немало времени с тех пор,  как  в  цветущей  долине  среди
неприступных гор собрались со всего света  люди,  знавшие  о  таинствах  и
самом устройстве Природы больше, чем весь  остальной  мир.  Они  съехались
туда вместе с семьями и имуществом, в надежде обрести  покой,  необходимый
для продолжения их трудов,  и  дать  отдых  сердцам,  израненным  зрелищем
нескончаемых кровопролитий, творящихся по всей земле.
     Но мир не хотел оставить в покое бежавших от него. С каждым годом  он
все ближе подступал к укромной долине, сжимая свои окровавленные пальцы на
горле сокровенной мысли.
     И вот, когда уже казалось, что спасения нет,  новая  тайна  открылась
вдруг мудрецам, населявшим долину...

     Фу-ты, черт! Игорь приподнялся на локте  и  оглядел  комнату.  Одеяло
лежало на  полу.  В  лунном  прямоугольнике  у  кровати  аккуратно  стояли
тапочки. По-ночному громко  отстукивал  будильник,  словно  изо  всех  сил
старался подтолкнуть время к рассвету. Все  было  спокойно.  Однако  Игорь
встал, внимательно оглядел комнату и направился к окну.
     Приснится же такое, думал он. И, главное, абсолютно как наяву! Он мог
бы поклясться, что видел  минуту  назад  у  себя  под  балконом  новенький
грузовик, и парня в кепке, и все остальное... если бы  не  одна  маленькая
деталь. Да-да, если бы не  телефон.  Ну,  в  самом  деле,  откуда  у  него
телефон? Нет у него никакого телефона. И никогда не было. А ведь  он  даже
не удивился, услышав звонок! Нет, такое может быть только во сне.
     Игорь  вышел  на  балкон  (там  действительно  было   прохладно)   и,
перегнувшись через перила, постарался разглядеть подвальную дверь. Нет, не
видно. Да и что там можно увидеть?
     Игорь  выпрямился  и,  сладко  потянувшись,  шагнул  было  обратно  в
комнату, но сейчас же сильным ударом в спину  был  отброшен  в  сторону  и
растянулся во весь рост на полу. Дверь на балкон захлопнулась позади него.
     Как ужаленный, Игорь вскочил на ноги и вдруг за метил  темный  силуэт
на фоне окна.
     - Кто здесь?  -  хотел  крикнуть  он,  но  из  горла  вырвалось  лишь
неопределенное бульканье.
     - Тс-с! - послышалось от окна. - Успокойся прошу тебя!
     Темная фигура приблизилась к Игорю и превратилась в девушку, стройную
и наружности, кажется приятной, если бы не странная, какая-то угловая  при
ческа, из-за которой, собственно, он и перепугался поначалу.
     - Вы откуда? - спросил он теперь скорее с удивлением, чем со страхом.
     - Издалека, - прошептала она, - или, вернее, снизу.
     - Из подвала, что ли? - спросил Игорь.  Насчет  сна  он  уже  не  был
уверен.
     - Да, в том числе...
     - Понятно.
     Игорь вдруг вспомнил, что он в одних трусах, торопливо взял с кровати
одеяло, задрапировался в него и, подойдя к столу, включил  привинченный  к
полке фотографический фонарь, заменявший ему настольную лампу.
     Девушка продолжала стоять посреди комнаты, осторожно осматриваясь.  С
первого взгляда на нее Игорь  понял,  что  его  гостья  не  просто  весьма
странная девица,  но  и  явно  нездешняя.  Существенно  нездешняя.  А  это
значит...
     Что это значит, пока было неясно, поэтому он только молча  глядел  на
нее, придерживая одной рукой одеяло и лихорадочно соображая, что бы  такое
сказать, приличествующее моменту.
     - Ты живешь здесь один, - произнесла она наконец.
     Это не было вопросом, но Игорь ответил:
     - Да.
     - Сюда никто не приходит? - На этот раз она спрашивала, и видно было,
что это непраздный вопрос.
     - Ну, как... приходят иногда, - ответил  Игорь.  Он  решил  перевести
разговор на тему, которая его интересовала больше всего. - Вот,  например,
сегодня ты пришла, и мне теперь очень интересно, откуда и каким образом...
И, кстати, что это там за возня у нас в подвале?
     - В подвале? Крысы, наверное. Больше никого там нет. Темно и тихо.
     - Но ведь дверь в подвал только что кто-то  открывал,  Вот  эту,  под
моим окном. Какие-то ребята затащили туда десяток  ящиков,  вошли  сами  и
закрыли дверь за собой. Не заметила?
     Господи, зачем он все это ей объясняет? Давно пора спросить,  что  ей
здесь нужно и как она сюда попала.
     - Обычным путем.
     - Что? - не понял Игорь.
     - Я сюда попала обычным путем. И не понимаю, что здесь удивительного.
У вас так не принято?
     "У нас!" - подумал Игорь.
     - Да, - сказал он, закинув край одеяла на  плечо,  словно  кутаясь  в
плащ, - у нас  так  не  принято.  У  нас  водится  обычай  подниматься  по
лестнице, звонить и входить в дверь.
     - Бесподобно! - искренне удивилась девушка.  -  Но  ведь  это  должно
отнимать массу времени!
     - Что поделаешь, - вздохнул Игорь, - предрассудки так живучи...  Мне,
например, как-то не по себе без фрака. Так  что  я,  пожалуй,  на  минутку
выйду, надену какие-нибудь штаны... э-э... брюки.
     Он открыл шкаф, вынул  джинсы  и  отправился  в  прихожую  -  другими
словами, за занавеску у двери.
     - Ну так вот, - сказала девушка ему вслед, - здесь я и остановлюсь.
     "Вот тебе раз! Остановлюсь!  Да  кто  ты  вообще  та  кая,  скажи  на
милость!"
     - Сейчас не самое важное, кто я такая, - она снова угадала его мысли,
- род мой  знаменит  древностью  и  могуществом,  и  нет  в  Светлом  мире
человека, которому было бы незнакомо имя принцессы Мариники... Да,  но  ты
можешь называть меня Мариной. Я поживу у тебя  день-два,  здесь,  наверху,
мне нужно уладить кое-какие дела...
     Игорь удивлялся сам себе. Вместо того, чтобы усадить  эту  девицу  на
стул и добиться-таки от нее, откуда она сбежала и как забралась в комнату,
он вот уже полчаса, разинув  рот,  выслушивает  прозрачные  намеки  на  ее
экзотическое происхождение из какого-то банального фантастического романа.
Пора, черт побери, сказать ей, чтобы перестала выставлять его дурачком  и,
вообще, по возможности быстро сматывалась!
     И вдруг он понял, что никогда этого не скажет. Девушка нравилась  ему
со страшной силой! Ее стройная, тонкая фигура, длинная шея, красивое  лицо
с большими умными глазами оказывали гипнотическое действие.
     Хотелось все бросить и посвятить жизнь созерцанию ее легких  пальцев,
мягких волос, а может  быть,  даже  и  ног,  будто  специально  для  этого
созданных:
     В  таком  состоянии  Игорь  готов  был  выслушивать   любую   ахинею,
содействовать скорейшему установлению контактов с внеземными цивилизациями
и, если бы она потребовала,  возможно,  отдал  бы  себя  на  нужды  науки,
изучающей земные организмы. К счастью, ни о чем таком речи пока не было.
     - Мне понадобится твоя помощь, - сказала Марина.
     - Именно моя?
     - Да. Ведь ты, кажется, являешься хранителем знаний своего народа?
     - Хранителем? - удивился Игорь. - Я? С чего ты взяла?
     - Ну как же? - забеспокоилась Марина. - Разве ты не  служитель  храма
Чудесного Механизма, который собирает знания со всего света?
     Игорь задумался. А ведь она, пожалуй, права.
     Конечно, если отбросить всю эту допотопную  терминологию  и  называть
вещи своими именами. Он работает программистом в Институте информатики,  в
группе, которая создает международную  библиотечную  систему,  и  на  этом
основании действительно может считаться если не  хранителем,  то  хотя  бы
каким-нибудь смотрителем знаний.
     В эту группу Игорь попал по университетскому распределению  и  сейчас
же стал ярым энтузиастом нового дела. Всем своим знакомым он  рассказывал,
как это удобно, когда миллионы книг хранятся в памяти ЭВМ в разных городах
и странах, и при этом любой человек в любом городе может прочесть любую из
них. Для этого ему  достаточно  затребовать  нужную  книгу  в  библиотеке,
имеющей связь с Международной вычислительной сетью, и  через  каких-нибудь
полчаса она будет распечатана для него вместе с иллюстрациями и  обложкой.
Кроме того, библиотечная система - это гигантская энциклопедия, удобная  в
обращении и, вдобавок, весьма сообразительная. Она может предоставить  вам
всю необходимую информацию, даже если вы сами плохо представляете, что вам
нужно. Словом - не система, а  конфетка,  и,  согласитесь,  очень  лестно,
когда в межзвездных сферах тебя знают как ее хранителя...
     Игорь очнулся от радужных мыслей и понял, что  немного  замечтался  -
это бывало с ним, когда он думал о работе.
     - А откуда ты, собственно, знаешь, чем  я  занимаюсь?  -  спросил  он
Марину.
     - Я видела твое имя в списках... впрочем, это  неважно.  Мне  удалось
всех опередить, найти тебя, и  этому  уже  никто  не  сможет  помешать.  К
сожалению, здесь, наверху, я многого не понимаю и могу наделать ошибок.
     Никто не должен знать, кто я и откуда, тебе придется самому придумать
что-нибудь правдоподобное.
     Гм, правдоподобное! Игорь  почесал  в  затылке.  Если  кто-нибудь  из
соседей, например, Леха Ушаков, или семейство Петреевых, или, не дай  бог,
Светочка с Любочкой узнают, что у него живет эта девушка, ни в какую  тетю
из Киева они, конечно, не поверят. И правильно  сделают.  Он  бы  тоже  не
поверил. Впрочем, от истины они все же будут далеки. К сожалению.
     Неожиданно послышался деликатный стук в дверь.
     "Начинается", - подумал Игорь и пошел открывать.
     За дверью оказался Леха.
     - Здравствуй, - сказал он, переминаясь с  ноги  на  ногу,  -  к  тебе
можно?
     - Заходи,  -  ответил  Игорь,  слегка  удивившись.  Не  в  ушаковских
правилах было спрашивать на что бы то ни было разрешения.
     Леха вошел и сейчас же принялся разглядывать комнату.  Только  теперь
Игорь заметил, что одет он в  свой  лучший  серый  костюм  "для  парадного
выхода".
     Странный наряд для визита к соседу среди ночи.
     - Ты что,  из  гостей?  -  спросил  Игорь.  Он  обернулся,  собираясь
представить соседа Марине, но тут вдруг обнаружилось, что  Марина  куда-то
пропала. Леха все  озирался  вокруг,  словно  напряженно  прислушиваясь  к
чему-то.
     - Да, - заговорил он наконец, - я  вот  по  какому  делу.  У  меня  в
плафоне перегорела электрическая лампа накаливания, что, конечно, не  дало
бы мне права тревожить тебя ночью, если бы не настоятельная  необходимость
выполнить срочную работу, требующую идеальных условий освещения...
     Игорь смотрел на Леху, разинув  рот.  Что  он  плетет?  Какая  "лампа
накаливания"? Уж не заболел ли парень? То, что он  говорил,  настолько  не
соответствовало  его  обычной  манере,  что  Игорь,  пожалуй,  меньше   бы
удивился, если бы он шпарил все это по-французски.
     Неожиданно Леха замолк, устремив взгляд в окно  и  осторожно  потянул
носом воздух.
     - Ты чего? - спросил Игорь испуганно.
     - А что? - Леха посмотрел на него и вдруг тоже испугался. - Не так?
     - Что не так? Ты откуда вообще?
     - Й-а? - произнес Леха дрожащим голосом.  -  О-откуда  же  мне  быть?
Отсюда я.
     - От себя, что ли? А чего так вырядился?
     Леха ощупал свой пиджак.
     - Это я... Да. Это, чтоб теплее... Ты пока ищешь эту... а я у тебя на
балконе покурю, хорошо?
     - Да чего искать? Есть у меня  в  столе  запасная  лампочка.  Бери  и
мотай. Выспаться тебе надо, помоему...
     - Нет, нет! - вскричал Леха, пятясь от Игоря к балкону. - Я покурю...
Я моментально. Доставай, доставай!
     Игорь пожал плечами, подошел к столу, выдвинул ящик и вынул  из  него
стоваттную лампочку.
     - На, курильщик! - он повернулся к Лехе, но комната была пуста. Тогда
Игорь вышел на балкон, но и там никого не было.
     - Эй, Леха! Ты где?
     Вместо ответа внизу  тихонько  скрипнула  подвальная  дверь.  Что  за
чертовщина? Снова шутки из подвала?
     Игорь перегнулся через перила и прислушался. Тишина.
     Что же такое с Лехой? И где Марина? Ему никак  не  удавалось  толково
объяснить происходящее, и от этого на душе становилось все тревожнее.
     Игорь вернулся в комнату и чуть не столкнулся с Мариной, притаившейся
возле балконной двери.
     - Где ты была? - спросил он почему-то шепотом.
     - Здесь, недалеко, - ответила она, отступая  и  недоверчиво  на  него
поглядывая, - спряталась на всякий случай.
     - Это Леха Ушаков, - сказал Игорь,  -  мой  сосед.  Странный  сегодня
какой-то. Ты не знаешь, куда он делся?
     - Знаю, - ответила Марина, продолжая оглядывать  Игоря  с  головы  до
ног, - только это не Леха Ушаков.
     - Как это - не Леха? Зрение у меня, слава богу, хорошее!
     - Тебе показалось.
     - Но мы с ним разговаривали!
     - Разговаривали. И он тебя сильно удивил...
     - Так ты все слышала?
     - А ты его страшно напугал.
     - Да, действительно. Сначала он нес какой-то бред, а потом  вдруг  до
смерти испугался.
     - Чего испугался? -  спросила  Марина,  голос  ее  дрогнул,  и  Игорь
заметил, как она напряглась, будто перед прыжком.
     - Понятия не имею! Псих какой-то. Самая  большая  опасность,  которая
ему угрожала, - сломать себе шею. Если, конечно, он в самом деле сиганул с
балкона. - Игорь  старался  говорить  как  можно  убедительней,  и  Марина
понемногу успокаивалась.
     - Значит, ты не знаешь, что могло его испугать? - спросила она  почти
без волнения.
     - Нет, конечно! Ну что во мне страшного?
     Марина неопределенно пожала плечами, будто имела свое мнение на  этот
счет, и, глядя Игорю в глаза, медленно произнесла:
     - А неизвестна ли тебе какая-нибудь тайна, с помощью которой  ты  мог
бы захватить над ним власть?
     - Над Лехой?!
     - Это был не Леха.
     - Да вы что, с ума все посходили?  Прекратите  меня  мистифицировать!
Пришельцы-ушельцы! Я жаловаться буду! В комитет по "летающим тарелкам"...
     - Можешь сходить к нему и спросить.
     - А?
     - Зайди к своему соседу и узнай, был он у тебя или нет.
     "А что, - подумал Игорь, - не так  глупо.  Поговорить  с  Ушаковым...
Правда, если розыгрыш... Ерунда! Лишь бы рожу его увидеть, а там все сразу
станет понятно".
     - А ты снова не исчезнешь, пока я буду ходить? - спросил он.
     - Постараюсь, - ответила Марина и наконец улыбнулась...
     Игорь два раза громко постучал в дверь Лехиной  комнаты,  прежде  чем
изнутри послышались приближающиеся шаги. Щелкнул замок, и Ушаков  предстал
перед ним в одних трусах и с помятой со сна физиономией.
     - Ты че? - пробормотал он, с трудом размежив правый глаз.
     Только теперь Игорь спохватился, что не придумал, отправляясь к нему,
никакого толкового предлога, но решил довести все же проверку до конца.
     - Тебе лампочка-то нужна еще? - спросил он.
     Леха долго без выражения смотрел на  него  мутным  глазом  и  наконец
просипел:
     - Ты достал уже меня, понял? Какие тебе  в  эту  пору  лампочки,  мне
вставать в пять часов!
     Дверь захлопнулась у Игоря перед носом, но он не обиделся. Не до того
было. До сих пор в глубине души он надеялся, что все объяснится как-нибудь
просто и понятно. Теперь эта надежда рухнула. Оставалось либо  уповать  на
помощь врачей, либо признать, что вокруг  происходят  вещи,  по-настоящему
фантастические. Он посмотрел на часы. Да,  поликлиника  откроется  еще  не
скоро...
     - Все же, - сказал Игорь, вернувшись к себе,  -  я  хочу,  чтобы  мне
объяснили, что происходит. Я понимаю, что вам всем не до меня, вы  играете
в космических шпионов. Но раз уж представление идет в моей квартире,  имею
я, черт возьми, право знать хотя бы, чего мне ждать дальше?
     - Не горячись, - сказала Марина, - просто я пробралась сюда  тайно  и
незаконно, надеялась, что этого никто не заметит. Но  вышло  все  иначе  -
этот тип обнаружил меня  еще,  наверное,  на  нашей  стороне,  а  догонять
бросился просто с испугу.  Подготовки  у  него  никакой  нет,  видимо,  он
простой   страж.   Хуже   будет,   когда   за   мной   пустят    настоящих
предотвратителей. Придется побегать.
     Игорь невольно покосился в сторону балкона. Ему  представились  толпы
предотвратителей, перелезающих через перила  и  вваливающихся  в  комнату.
Тоска межпланетная...
     Проще всего было бы не поверить Марине, махнуть  рукой  на  небылицы,
которые  она  рассказывает,  или  заявить,  что  где-то  уже  читал  нечто
подобное. Вполне вероятно, что  так  бы  он  и  поступил,  не  будь  этого
дурацкого эпизода с Лехой, не будь этой подозрительной истории с подвалом,
и главное - того  ощущения  необычности  и  значительности  происходящего,
которое возникло у него при появлении Марины.
     - А что ты, собственно, разыскиваешь? - спросил он.
     Марина некоторое время  задумчиво  смотрела  в  окно,  затем,  словно
решившись, повернулась к Игорю и нараспев проговорила:
     - "В ненарушимую тайну был превращен этот страшный способ  подчинения
людей своей власти. Пришедшие в Светлый мир поклялись навсегда забыть  его
и детей своих воспитывать в неведении..." Примерно так это должно  звучать
в переводе на твой язык.
     - Хм! Что-то не очень понятно даже в переводе на мой язык. А зачем...
     Он хотел что-то спросить,  но  Марина  вдруг  замерла,  и  сейчас  же
раздался стук в дверь.
     Игорь на  мгновение  почувствовал  противную  слабость  в  коленях  и
инстинктивно схватил Марину за руку. Она прислушивалась  некоторое  время,
потом спокойно произнесла:
     - Открывай. Это не они.
     Игорь осторожно  приблизился  к  двери,  повернул  ключ  и  сразу  же
отскочил назад.
     В комнату вошел Леха. На нем  была  старая  порыжевшая  штормовка,  в
которой он обычно выходил рано утром из дому,  с  тех  пор  как  устроился
подрабатывать в детском саду дворником.
     - Не спишь? - спросил он, проходя мимо Игоря, и  сразу  направился  к
холодильнику. - По мозгам бы тебе настучать, весь сон перебил... Чаю нету?
А то у меня один зеленый остался.
     Он открыл холодильник и стал с интересом принюхиваться.
     - В холодильнике нету, - сказал Игорь, постепенно  успокаиваясь.  Это
был, конечно, настоящий Леха, вечно стреляющий у соседей  заварку,  еду  и
сигареты.
     Он вынул из холодильника несколько яиц,  затем  перешел  к  шкафчику,
насыпал чаю в кулак, ломанул батон и уже хотел было откланяться, как вдруг
заметил Марину, сидящую в кресле.
     - Ох, пардон! - воскликнул он и покосился на Игоря. - Что-то  я  стал
невнимательным, как вообще... На  моей  работе  это  недопустимо,  вы  как
полагаете?
     Он приблизился к Марине, разглядывая ее с нескрываемым восторгом.
     - А вы где работаете? - спросила Марина.
     - О, это маленькая тайна, - продолжал кривляться Леха.  -  Одно  могу
сказать, каждый раз перед выходом  на  задание  я  должен  хоть  полчасика
побыть рассеянным, таким, знаете, чудаком. Никого не  узнавать,  помечтать
про пустяки какие-нибудь... А без этого трудно...
     Леха врал самозабвенно. Он считал, что всегда  производит  на  женщин
ошеломляющее впечатление. Но на этот раз он просчитался, Марину удивляло в
нем совсем другое.
     - Странно, - сказала она, - судя по одежде, ваше задание  каждый  раз
заключается в том, чтобы  перегонять  с  места  на  место  пыль  где-то  и
окрестностях. Непонятно, зачем вы делаете из этого тайну.
     Леха, конечно, принял ее слова за откровенную насмешку. Он повернулся
к Игорю и бросил на него взгляд, оставляющий впечатление удара в челюсть.
     - У, трепло! Успел уже! - Однако полные руки продуктов  помешали  ему
перейти к более решительным действиям. Пообещав зайти попозже, Леха быстро
удалился.
     - Что это с ним? - спросила Марина. - По-моему, он обиделся. Что  ему
было нужно?
     - Да ничего особенного. - Игорь пожал плечами. - Он  просто  старался
произвести на тебя впечатление. Ты  не  обращай  внимания,  для  него  это
естественная реакция, он вообще  всегда  проявляет  повышенный  интерес  к
женскому полу, как явлению. А тем более... Должно быть, слегка  обалдел  в
первую минуту, увидев тебя. И я его где-то понимаю... Кстати, он  в  нашем
институте  техником  работает,  чинит,  как  ты   выражаешься,   "Чудесный
Механизм"...
     - Чудесный  Механизм,  -  повторила  Марина  задумчиво.  -   Странно.
По-моему, его интересует  совсем  другое.  Впрочем,  это,  может  быть,  к
лучшему... Однако поговорим, наконец, о деле: я надеюсь, ты не  откажешься
помочь мне и тем, кто ждет моего возвращения?
     - Как же, как же, - Игорь улыбнулся. - "Мы надеемся с  вашей  помощью
поразить врага. Я дам вам парабеллум".
     - Что? - Марина поглядела на него с испугом.
     - Ничего.  Это  я  цитирую  одну  старую  мудрую  книгу.  "Двенадцать
стульев". Не попадалась?
     - Нет, У нас ваши книги запрещены.
     - Ясно. Так что же может спасти гиганта мысли? Я имею в виду, что  мы
теперь будем делать?
     Игорь старался острить, хотя видел, что Марина его шуток не понимает.
Они скорее должны были скрыть от нее терзавшие его сомнения. Он  вовсе  не
был уверен, что в этом щекотливом деле нужно спешить с помощью.
     - Что делать, я сама плохо представляю, -  сказала  Марина,  -  может
быть, Чудесный Механизм откроет мне Тайну, а может быть,  он  и  вовсе  не
понадобится - у нас  говорят,  что  стоит  попасть  сюда,  и  Тайна  сразу
окажется в руках. Нас ведь оберегают от малейшего контакта с вашим  миром,
и, надо полагать, неспроста. Тайна должна быть где-то на  поверхности,  на
виду, я думаю, она и тайной-то не считается у вас.
     - А зачем, собственно, она тебе понадобилась? - спросил вдруг  Игорь.
- Ты собираешься кого-то подчинять "страшным способом"?
     - Нет, - сразу ответила Марина. - Ты не понимаешь.  Во-первых,  я  не
одна, нас много - тех,  кто  считает  тебя  вправе  знать  любые  тайны  и
добивается уничтожения  всех  привилегий  клана  предотвратителей.  Мы  не
боимся истины и не нуждаемся в защите от нее.
     Во-вторых, мы вовсе не собираемся применять этот способ, каким бы  он
ни был, нам важно лишь не допустить, чтобы его применили к нам. Мы  больше
не верим предотвратителям и не можем мириться с тем, что они одни  владеют
Тайной, это не просто несправедливо - это опасно! Пока  не  поздно,  нужно
восстановить равновесие сил - вот и весь наш план, и только ради  этого  я
здесь.
     Игорь слушал ее, задумавшись.  Слова  Марины  не  рассеяли  всех  его
опасений, он все же решил попытаться помочь  ей.  В  библиотечной  системе
никогда ничего секретного не было, информация будет проходить через него -
с этой стороны, пожалуй, не ожидается ничего непредвиденного. Главное - не
прохлопать ушами и самому разобраться, что это за Тайна, о которой  у  нас
знают все, а у них - никто.
     - Хорошо, - сказал он наконец, -  заседание  продолжается.  Когда  ты
хочешь поговорить с Чудесным Механизмом?
     - Сейчас! - выпалила Марина. Глаза ее загорелись.
     - Хм, сейчас! - Игорь посмотрел на часы. Было все еще около пяти. - В
принципе можно и сейчас... - продолжал он. - Только придется  лезть  через
забор. Ты как? Ах, да! Прошу прощения, я и забыл,  что  ты  ходишь  сквозь
стены... Ну, тогда вперед!
     Они уже выходили из комнаты, когда Марина  вдруг  остановилась  перед
зеркалом.
     - Кстати, - сказала она, -  я,  наверное,  дико  выгляжу  по  здешним
понятиям. Как бы мне так изменить внешний вид, чтобы не слишком выделяться
в толпе?
     Игорь посмотрел на ее короткое, скощенное понизу платье, на сандалии,
поддерживаемые ремешками, оплетающими ногу  почти  до  колена,  на  пышные
волосы, высоко вздымающиеся над головой и веером рассыпающиеся  по  спине,
и... пожал плечами.
     - Знаешь, - сказал он, - не надо ничего менять... У нас сейчас еще  и
не так ходят...
     - Спасибо, - вздохнула Марина, - утешил...
     Настоящий программист работает  в  основном  ночью,  когда  никто  не
собирает членские  взносы,  не  проводит  собрания  по  поводу  укрепления
трудовой дисциплины и не обсуждает последнее поражение любимой команды.
     В эти часы  он  один  распоряжается  всеми  ресурсами  вычислительной
техники  и  создает  бессмертные  шедевры  программирования,   которые   и
записывает со спокойной душой  на  магнитную  ленту,  без  остатка  стирая
бухгалтерский расчет заработной платы...
     Сев за терминал, Игорь почувствовал себя гораздо уверенней. За  окном
едва начинало светиться пасмурное  серое  утро,  до  начала  рабочего  дня
оставалась еще масса времени, и можно было,  не  торопясь,  разгадать  все
тайны Вселенной. Марина сидела  рядом  в  кресле  и  смотрела  на  пего  с
надеждой.
     Вопреки ожиданиям, на пыльном экране Игорю открылась унылая  картина:
машина была безнадежно загружена, нечего  было  и  думать  запустить  даже
самую безобидную программку. Мало  того,  какой-то  наглец,  сидящий,  как
видно, в машинном зале, занял все пространство  на  его  личном  магнитном
диске, чего никогда себе не позволит даже самый разнузданный оператор.
     В гневе путая клавиши, Игорь послал ему сообщение: "Отдай  диск",  но
ответом было лишь презрительное молчание. Ну, хорошо же. Игорь поднялся со
стула, сказал Марине: "Я сейчас" - и уже  направился  было  к  двери,  как
вдруг  терминал  тихонько  пискнул  и  на  экране  появилось  послание  из
машинного зала: "Не ходи". Игорь усмехнулся. Печенкой чувствует, паршивец,
что близится расплата. Но пару отеческих сказать ему все-таки надо, заодно
проверить междугородную связь...
     В длинном сумеречном  коридоре  стояла  гулкая  тишина.  Растения  на
подоконниках смиренно кивали свежим  порывам  утреннего  сквозняка.  Игорь
свернул на лестницу и стал подниматься на третий этаж. В этот  момент  ему
показалось, что впереди мелькнула какая-то тень, послышались легкие шаги и
тихий плеск. На площадке второго этажа  он  остановился,  потому  что  всю
лестничную клетку занимала  обширная  лужа.  Посреди  нее  стояла  старуха
уборщица и, стараясь не глядеть на  Игоря,  усердно  работала  шваброй.  В
полумраке она казалась горбатой и ужасно древней, Игорь никогда раньше  ее
не видел.
     - Что же вы в темноте-то  мучаетесь,  можно  ведь  свет  на  лестнице
включить! - заботливо сказал он.
     Бабка зыркнула на него через плечо и пробормотала  что-то  вроде:  "Я
твово дела не касаюсь, и ты мово не касайся".
     - Ну, смотрите, - Игорь пожал плечами, считая, что проявил достаточно
заботы и может продолжать путь. - Как бы мне тут пройти?
     - А никак! - ответила бабка, не оборачиваясь. - Домой  иди,  неча  по
конторе шататься. Работаете когда бог на душу  положит...  А  на  то  есть
время отведенное!
     Вот ведьма. Ну, да что с ней говорить! Игорь ухватился  за  перила  и
вмиг перелез на следующий пролет. Столь решительных действий старушка явно
не ожидала.
     - Куда ты? - растерянно спросила она и, спохватившись, заголосила;  -
А ну, стой! Стой, тебе говорят, алкемант треклятый!
     Но он, даже не особенно торопясь, продолжал подниматься по лестнице.
     Видя, что его не остановить, старуха вдруг заложила в рот два  пальца
и так свистнула, что лужа на полу покрылась мелкой рябью.
     Придя в себя, Игорь обнаружил, что стоит на площадке третьего этажа и
держится за сердце. Чуть в гроб не загнала, шальная старушенция! Небось из
собеса за хулиганство выгнали...
     Немного отдышавшись, он вышел в коридор и отправился в машинный  зал.
К  его  удивлению,  там  никого  не  оказалось,  машина  в  ожидании  хоть
какой-нибудь работы  гоняла  огоньки  по  индикаторной  панели,  диск  был
свободен от всего лишнего.
     Игорь уже начал думать, что виноват, возможно, терминал, как вдруг за
его спиной кто-то громко чихнул.
     Игорь обернулся и увидел высокого мужчину в черном костюме и в шляпе.
Встретившись с ним взглядом, тот зачем-то поспешно сунул руки в карманы  и
сейчас же, не удержавшись, снова чихнул, однако рук не вынул.
     - Извините, - сказал он чуть простуженным, но приятным  баритоном,  -
здесь такой сквозняк...
     - Это кондиционеры, - ответил Игорь, - для  охлаждения.  А  вы  здесь
давно?
     - Я? М-м... - Он поморщился. Видно  было,  что  ему  очень  неприятно
врать. - Нет, я только что... Шел в комнату, попал в другую... Не скажете,
где здесь Щукина кабинет?
     - Налево по коридору. Третья дверь.
     То, что он знает Щукина, немного успокоило Игоря.
     Чудак какой-то. И наряд шутовской, особенно эта  шляпа...  Ну,  прямо
шпион! Неужели  вот  так  и  выглядит  предотвратитель?  Да  нет,  просто,
наверное, приезжий...
     К Щукину откуда только не едут.
     Странный  гражданин  между  тем,  не   вынимая   рук   из   карманов,
раскланивался.
     - Огромное вам спасибо! Весьма  рад  был  побеседовать.  Сразу  видно
специалиста...
     Он подошел к двери и, открыв ее, обернулся.
     - Кстати! Мне, может быть, в скором времени понадобится  консультация
по некоторым вопросам, находящимся в вашей компетенции. Не согласитесь  ли
вы...
     Он не договорил и, проследив за взглядом  Игоря,  посмотрел  на  свою
руку. Сразу же вслед за этим дверь захлопнулась,  и  Игорь  остался  один.
Некоторое время ему никак  не  удавалось  справиться  с  дрожью  в  ногах,
наконец, немного овладев собой, он приблизился к двери.  На  краске  возле
дверной ручки хорошо были видны  свежие  царапины,  оставленные  страшными
когтями незнакомца...
     "Господи! - с тоской подумал Игорь.  -  Это  же  не  люди!  Это  жуть
какая-то, нечистая сила! И старуха на лестнице... Наверняка она  заодно  с
этим чудовищем. - Он содрогнулся, снова  представив  только  что  виденную
картину. - Ох! Да что же это я тут стою? Марина ведь там одна!" Он  рванул
дверь и, выскочив в коридор, сломя голову бросился назад в  свою  комнату.
На лестнице никого уже не было, только лужа  слабо  поблескивала  в  свете
разгоравшегося утра.
     Однако  комната  тоже  оказалась  пуста.  Игорь  ворвался  в  нее   и
остановился на пороге, растерянно озираясь по сторонам.  Неужели  опоздал?
Неужели Марина уже попала в лапы этого монстра? Что же теперь делать?
     Он  подошел  к  терминалу  и  вдруг  заметил   выглядывающий   из-под
клавиатуры  уголок  листка.  Игорь  взял  его  и  развернул,   на   листке
неуверенным детским почерком было написано:

     "Здесь ничего не выйдет.  Чудесный  Механизм  под  их  надзором.  Мне
придется отсидеться некоторое время в укромном месте. Постарайся быть весь
вечер дома. М.".

     Игорь перечитал записку еще раз и спрятал ее  в  карман.  Что  ж,  по
крайней мере Марина не попала в ловушку и вечером, наверное, снова будет у
него. А до тех пор? Интересно, что такое "укромное место"?
     Пожалуй, надо сходить домой, вдруг она там?

     Но Марины не оказалось и там. Игорь, бежавший  почти  всю  дорогу  до
дома, устало опустился в кресло,  чтобы  отдышаться.  Невероятные  события
этой ночи кружились  в  его  голове  какой-то  бесконечной  каруселью.  Он
вспоминал их, одно за другим, снова и снова,  пока  глаза  не  стали  сами
собой закрываться, голова отяжелела, опустилась на грудь  и  им,  наконец,
овладела сладкая утренняя дрема...

     ...Новая тайна  открылась  вдруг  мудрецам,  населявшим  долину.  Они
создали новый мир, нигде не пересекающийся с  миром  уже  существующим,  и
назвали его Светлым, и удалились в него навеки.
     Они искали покоя и отдыха и нашли его, ибо Светлый мир был  абсолютно
пуст. Тогда, рассеявшись в нем, они наполнили его лесами и горами,  реками
и морями, каждый по своей прихоти, и уединились в своих излюбленных местах
семьями и поодиночке...

     Будильник зазвенел прямо над ухом. Игорь вздрогнул  и  открыл  глаза.
Сначала он очень удивился, обнаружив себя не  в  постели,  а  в  кресле  и
вдобавок совершенно одетым. Затем его мысли занял только что виденный сон,
и даже не виденный, а всего лишь слышанный, потому что  в  памяти  остался
только голос, нараспев рассказывающий какую-то диковинную историю. Вернее,
продолжение диковинной истории, потому что начало ее Игорь слышал когда-то
раньше, кажется, в другом сне... И вместе с тем его не покидало  ощущение,
что сны эти должны быть как-то связаны с Мариной.
     Марина! Что с ней? Где она сейчас? Ничего не известно. Игорь поднялся
и подошел  к  окну.  Он  долго  задумчиво  глядел  на  улицу,  по  которой
торопились на работу прохожие. Оставалась одна надежда-на вечер.
     Марина еще должна у него появиться...
     Придя  на  работу,  Игорь  узнал,  что  руководитель  проекта  Эдуард
Леонидович Щукин  собирает  всю  группу  на  совещание.  Когда  операторы,
лаборанты, инженеры и программисты собрались в тесном, забитом  книгами  и
бумагами кабинете  начальника,  тот  снял  все  три  телефонные  трубки  с
аппаратов у себя на столе и заговорил:
     - Ну так, ребятки. Имею вам сообщить, что  работа  наша  переходит  в
новую стадию. Мы приступаем к опытной эксплуатации системы. А посему велю:
никого из посторонних к работе  с  системой  не  допускать;  выдачу  любой
информации заказчикам, распечатку текстов и магнитные  записи  производить
только с моего личного разрешения.  Ответственным  за  режим  эксплуатации
назначается товарищ Буканов. Вопросы?
     - А что это вдруг такие строгости? - спросил один из инженеров.
     Щукин указал пальцем в потолок.
     - Есть  указание.  Подписан  контракт  с  четырьмя  фирмами.   Теперь
малейшее нарушение с нашей стороны, и они  нас  разденут  до  мяса,  ясно?
Учитесь торговать! Еще вопросы? Нет вопросов? Тогда по местам, гвардейцы!
     Все разбрелись по своим комнатам.
     "Что  это,  -  думал  Игорь,  усаживаясь  за  терминал,   -   простое
совпадение? Почему Щукин именно сегодня запретил работать с системой?"
     - По-моему, контракт здесь ни при чем, - неожиданно  сказал  сидевший
за соседним столом Славик, - просто он  взъелся  на  меня  за  то,  что  я
распечатал "Энциклопедию фантастики" Шалиндейла. Но как же ее  можно  было
не напечатать? На кой черт тогда вообще нужна эта библиотечная система?
     - Нет, это он не из-за тебя, - сказал лаборант Серега,  -  это  из-за
мужика, который вчера вечером приходил.
     - В черном-то?  -  подхватил  Славик.  -  Я  его  тоже  видел.  Чудик
какой-то, в такую жару - в перчатках и в шляпе!
     - В перчатках? - переспросил Игорь. По его спине пробежал холодок.
     - Ну да. Теплые черные перчатки и здоровенная шляпа. Зачем она ему?
     Склонившийся над столом и молчавший до сих пор Коля вдруг  усмехнулся
странно и произнес:
     - Без шляпы этому типу нельзя.
     - А ты его знаешь?
     - Да, он еще вчера утром приходил, а  я  как  раз  сидел  у  Эдика  в
кабинете. Заказчиком нашим будет,  опытным  эксплуататором,  так  сказать.
Зовут его Бермудский Лев Бенедиктович, мужик он вроде умный,  веселый,  по
рассеянный. Он  когда  с  Эдиком  прощался,  по  рассеянности  шляпу  этак
небрежно приподнял. Знаете что у него под шляпой?
     - Микропроцессор, - сказал Игорь, но голос его дрогнул.
     - Лысина, - хмыкнул Серега.
     - Нет. - Коля покачал головой. - Рога.
     - Это ты... иронизируешь? - спросил Славик.
     - Почему же? Как говорится, чтоб я сдох.
     - Ну и как ты к этому отнесся?
     - А мне что? Это Эдькин знакомый, а не мой, пусть хоть огнем дышит.
     - Ну, кроме шуток, - заволновался Игорь, - ты можешь рассказать,  как
это было?
     - Кроме шуток - пожалуйста.  Сейчас  я  думаю,  что  мне  это  просто
показалось или волосы у него дыбом, мало ли что? Ну  а  тогда,  признаюсь,
слегка обалдел.
     Однако смотрю - Эдик ничего, ну и я ничего, молчу.
     А что прикажете делать? Молитвы читать я не собираюсь, да и  не  знаю
ни одной, а вилами его уязвлять, простите, воспитание не позволяет...
     - М-м... да-а... - задумчиво протянул  Славик,  и  на  этом  разговор
угас.
     Игорю очень хотелось поделиться  с  кем-нибудь,  рассказать  о  своих
ночных приключениях, но, во-первых, он понимал, что никто ему не  поверит,
а во-вторых, ему то и дело вспоминался Леха. Не настоящий, а тот - который
приходил за "лампой накаливания".
     "Кому  рассказать?  -  с  тоской   думал   Игорь.   -   Тут,   может,
предотвратитель на предотвратителе сидит и  предотвратителем  погоняет..."
Он тяжело вздохнул и уткнулся в бумаги...
     Игорь частенько засиживался на работе допоздна, но в этот день у него
не хватило сил отсидеть даже положенное время. Часов в пять он спустился в
холл института, с задумчивым видом прошел мимо вахтера, но, оказавшись  на
улице, сейчас же бегом припустил домой.
     Марины еще не было.  От  нечего  делать  он  хорошенько  прибрался  в
комнате, состряпал из оставшихся в холодильнике продуктов  ужин  и  сварил
кофе, после чего сел на диван и  стал  ждать.  Время  тянулось  необычайно
медленно. Несколько раз он вскакивал,  подходил  к  двери  и,  открыв  ее,
выглядывал в коридор, но это ничего не дало. За окном сгущалась  тьма,  по
небу ползли тяжелые тучи, где-то вдалеке  громыхнуло,  неуверенно  закапал
дождь и скоро прекратился, но светлее не стало.
     Игорь включил фонарь над столом,  снял  с  полки  книгу  и  невидящим
взглядом уставился на  страницу.  "Полиция,  как  всегда,  опаздывает",  -
прочитал он раз десять.
     Полиция. Опаздывает. Как всегда.  Как  всегда.  Нет,  невозможно!  Он
отшвырнул книгу, и тут вдруг постучали в дверь.
     Игорь вскочил и бросился открывать, но это была не Марина. В комнату,
ухмыляясь чему-то своему, вошел Леха.  Снова  Леха.  Как  всегда.  И,  как
всегда, вовремя.
     - Ну? - спросил Игорь и не  стал  закрывать  дверь,  чтобы  Леха  сам
понял, что он ненадолго.
     - Ты че кислый? - отозвался сосед, не желая ничего замечать. Он  снял
крышку с кофейника и, закатив глаза, вдыхал аромат. - Гостей ждешь?
     - Никого я не жду! - буркнул Игорь. - Делами занимаюсь.
     Он опасался, что  Леха  начнет  выяснять,  какими  именно  делами  он
занимается, по тот только еще раз  ухмыльнулся  и  вдруг,  понизив  голос,
спросил:
     - А эта, что у тебя сегодня утром была, она кто вообще?
     - А тебе зачем?
     - Ой, да брось ты! Что я, съем, что ли? Ну скажи просто:  "моя"  -  и
все. И вопросов нет. Ну? Да?
     - Слушай,  что  ты  привязался?  Родственница   она   мне,   попятно?
Троюродная тетя из этого, как его...
     - Ну? Ну? - не унимался Леха. - Откуда?
     - Тьфу! Из Моршанска! - выпалил Игорь первое, что пришло в голову,  и
только потом сообразил, что снова цитирует Остапа Бендера.
     - Как говоришь? Из Моршанска?  -  насмешливо  повторил  Леха.  -  Ну,
ладно. Не хочешь - не надо, черт с тобой. Пойду я, некогда мне...
     И, по-прежнему загадочно ухмыляясь, он направился к двери.
     - А гости - это хорошо, -  сказал  он,  обернувшись  к  Игорю,  -  ты
развлекай их как следует, а то рожа у  тебя  что-то  больно  скучная,  еще
разбегутся...
     Игорь закрыл за ним дверь и вернулся на диван. От Лехиного  визита  у
него осталось какое-то нехорошею впечатление. Чему он все время ухмылялся?
И Марины все нет... Не случилось ли с ней чего-нибудь? Он вот сидит здесь,
а ей, может быть,  требуется  помощь.  Но  куда  бежать,  когда  она  сама
написала - быть дома весь вечер. Значит, надо  ждать.  Надо  уметь  ждать,
черт возьми!
     Игорь встал и заходил по комнате. Подойдя к окну, он в сотый  раз  за
сегодняшний вечер выглянул на улицу и вдруг  замер:  там,  среди  деревьев
небольшого скверика за дорогой, мелькнуло знакомое платье. Марина!
     Но почему она удаляется? Может быть, забыла, в каком доме  он  живет?
Э, да она не одна! Кто же это с ней?
     Игорь выбежал на балкон и стал всматриваться в даль. Рядом с Мариной,
широко жестикулируя, шел гривастый парень в джинсах  и  кожаной  куртке  с
металлическими заклепками. Да ведь это же Леха! Точно в таком же наряде он
только что заходил к Игорю. Ну, конечно, Леха! Это его  свисающие  веником
патлы, его манера, размахивая руками, заливаться перед девочками соловьем.
Надо догнать их! Надо спросить у нее,  пусть  объяснит,  почему...  Почему
Леха? Что она в нем...
     Да нет, не в этом дело, просто...
     "А ведь все действительно просто, - подумал  вдруг  Игорь,  -  я  был
нужен ей как смотритель Чудесного Механизма,  а  теперь  от  меня  никакой
пользы. А Леха... У него  масса  друзей,  знакомых.  В  плане  общения  он
гораздо перспективней. А ведь ей только это и нужно..."
     Он глядел им вслед, пока они не скрылись за углом, потом  вернулся  в
комнату. Мавр сделал свое дело...
     Ладно! Бог с ними обоими... Он хотел было приняться за ужин,  но  тут
новая мысль пришла ему в голову.
     А что, если это совсем не Леха? Что, если Марина попалась,  и  теперь
её ведут куда-нибудь... Но куда? На казнь? На пытку? Подумать  страшно!  А
он спокойненько посмотрел на нее с балкончика и пошел закусывать!
     Нет, что бы там ни было, ее нужно догнать. Обязательно догнать! Через
минуту он уже бежал по улице, Судя по всему, Леха с Мариной направлялись в
сторону Центра  Развлечений,  туда,  где  по  вечерам  собирались  веселые
компании молодых людей - сплошь Лехиных знакомых.
     В большом парке на пересечении двух главных проспектов города зазывно
сияли витрины магазинов и магазинчиков, ресторанов,  кафе,  двух  баров  с
дискотеками и молодежного клуба с кинозалом. Здесь вовсю кипела жизнь.  По
ярко освещенным аллеям людские потоки перетекали от одного увеселительного
аттракциона к другому. Где-то вдалеке  вздыхал  об  ушедших  днях  духовой
оркестр, на площади  перед  клубом  поклонники  тяжелого  металла  слушали
шлягер  сезона  в  исполнении  местной  группы   с   импортным   названием
"PILORAMA".
     Очень скоро Игорь понял, что найти в этом месиве Марину и Леху  будет
нелегко. Расспросы знакомых завсегдатаев парка ни к чему не привели: никто
Ушакова не видел, да особенно и не жаждал увидеть. Игорь заглядывал в лицо
каждому встречному, обошел оба бара и все магазины, осмотрел сквозь стекло
ресторанные залы (свободных мест в них никогда не было, наверное,  потому,
что там всегда сидели одни и те же люди. Остальные считались  посторонними
и внутрь не допускались совсем). Пробродив по аллеям часа два без  псякого
результата, он вдруг вспомнил, что не сделал самого главного и разумного -
надо было сразу же постучать к Лехе! Если он дома и знать ничего не знает,
значит, с Мариной действительно стряслась беда, Ах, растяпа!
     Игорь заспешил назад,  расталкивая  прохожих,  выбрался  из  парка  и
скоро, покинув шумные центральные улицы, оказался в  своем  тихом,  старом
районе.
     Прохожие попадались здесь редко,  улица,  по  которой  он  шел,  была
освещена  кое-как.  Справа  поднимался  гигантский,  наполовину  оголенный
скелет здания, возводимого на месте стоявших здесь когда-то развалюшек.
     До дома оставалось совсем немного, когда  впереди  вдруг  послышались
торопливые шаги и из-за угла показалась высокая  темная  фигура  в  шляпе.
Игорь в ужасе застыл - навстречу ему шел тот самый чудовищный  незнакомец,
которого он видел сегодня в институте!
     Не помня себя от страха,  Игорь  бросился  бежать,  перемахнул  через
попавшийся ему на пути забор, ушиб ногу о торчащую  из  земли  железяку  и
тогда только сообразил, что попал на стройку. Этого еще не хватало!
     Конечно, нужно было бежать к людям, а здесь его  могут  в  два  счета
загнать в угол, придушить, и никто этого не увидит... Но исправить  ничего
уже нельзя было,  из-за  забора  доносился  приближающийся  топот.  Игорь,
перепрыгивая через лужи, побежал прямо к зданию.
     В гулкое обширное помещение на первом этаже  падал  свет  прожектора,
висящего  на  столбе  у  ворот  стройплощадки.   Игорь   увидел   длинную,
сколоченную из досок лестницу, ведущую куда-то наверх.  Она  нависала  над
черным провалом, огороженным веревкой.
     В противоположной стене виднелся ряд прямоугольных  дверных  проемов.
Куда  спрятаться?  Снаружи  послышался  плеск  и  чавканье  мокрой  глины.
Раздумывать некогда!
     Игорь, ухватившись за поручень, стал  подниматься  по  лестнице.  Она
ходила под ним ходуном. Оказавшись на втором этаже, он обернулся.  Как  бы
ее столкнуть?
     Если бы это удалось, лестница полетела бы прямо в провал, и никто  не
смог бы поставить ее на место.
     Игорь огляделся и  обнаружил  оставленный  у  стены  обрезок  толстой
доски. Пользуясь им как рычагом,  он  стал  раскачивать  лестницу,  и  она
постепенно сползла к краю плиты, на которую  опиралась.  Скорей.  Еще!  Ну
вот, теперь она держится буквально  на  волоске.  Последний  толчок,  и...
Игорь уже занес было ногу, но вдруг передумал. Да,  да,  так  даже  лучше.
Если лестницы не будет совсем, этот тип, пожалуй, обойдется и без  нее.  А
так, может быть, и попадется.
     Но скорее дальше! Нужно найти укромное место, отсидеться,  переждать,
привести в порядок мысли...
     По короткому прямому коридору Игорь проскользнул  в  большой  зал,  а
оттуда - в боковую комнатку, оконный проем которой выходил прямо на сквер.
За деревьями виднелась крыша серого пятиэтажного дома. Его дома. До забора
зесь было совсем недалеко, вдобарик прямо  перед  окном  откуда-то  сверху
свисал толстый кабель. Игорь попытался дотянуться до  него,  но  не  смог.
Рискнуть допрыгнуть? Он сделал три шага назад, и вдруг тяжелая рука  легла
на его  плечо.  Холод  этой  руки  пронизал  все  тело  Игоря  и  намертво
приморозил его к полу. Он попытался закричать, но ни звука не вылетело изо
рта. Стылый ужас схватил  его  за  сердце,  но  в  тишине  вдруг  раздался
спокойный, даже проникновенный голос незнакомца.
     - Не бойся! Я не причиню тебе вреда. Только выслушай меня, и я  сразу
уйду!
     Незнакомец убрал руку и появился на фоне окна, но Игорь  все  еще  не
мог шевельнуть ни одним пальцем.
     - Не бойся, - повторил незнакомец, -  после  моего  ухода  это  сразу
пройдет. Но сейчас ты должен все хорошенько запомнить и понять. И  еще:  у
меня нет времени на доказательства. Я прошу мне поверить, потому  что  сам
доверяюсь тебе. Сейчас мы  должны  верить  друг  другу  -  только  в  этом
спасение для Светлого мира, а может быть, и для вашего тоже.
     Итак, вот тебе правда: мы действительно  преследуем  Маринику.  Мы  -
предотвратители,  особый  клан  в  народе,  населяющем  Светлый  мир.   На
протяжении сотен лет и до самого последнего  времени  в  наши  обязанности
входило ограждать свой народ от всяческих  контактов  с  вами.  Миры  наши
нигде не пересекаются, но у них есть точки  соприкосновения,  их-то  мы  и
должны были охранять. Поколение за поколением рождалось и умирало, не зная
правды о своей истории и о Тайне, из-за которой их  предки  покинули  этот
мир, я мы, ее хранители, уже думали, что так будет продолжаться вечно.
     Но, по-видимому, это невозможно. Люди изменяются с веками,  рано  или
поздно они узнают то, что наиболее тщательно от  них  скрывали.  Тот,  кто
думал, что направляет их, вдруг теряет их доверие, и  тогда  все,  что  им
было создано, рушится в один день.
     Мы и сами почувствовали, что  время  это  приближается,  поняли,  что
сохранять Тайну больше нет возможности, и стали готовиться к тому, что она
будет  раскрыта.  План  наш  был  таков:  понемногу  приоткрывая  занавес,
рассказывать народу о вашем мире, подготовить умы  к  трезвому  восприятию
мысли, чуждой им по самой их сути. Ты видел ящики, которые  переправляются
отсюда к нам - это  ваши  книги,  до  сих  пор  они  были  запрещены,  как
величайшая опасность для Светлого мира, и только теперь их увидят и узнают
у нас. И все же мы опоздали.
     О  существовании  Тайны  узнали  несколько  человек,  считающих,  что
высокое происхождение дает им право на любые привилегии, в том числе и  на
те, которыми пользуются лишь предотвратитсли. Они потребовали раскрытия им
Тайны и, получив отказ, немедленно сколотили партию  своих  сторонников  и
стали разжигать недовольство в народе. Им удалось привлечь на свою сторону
немало светлых голов и знатных имен, в том числе и принцессу Маринику.
     Эта девушка считает, что  борется  за  свое  право  и  не  собивается
воспользоваться Тайной, какой бы она ни была. Но Мариника не одна,  за  ее
спиной люди, жаждущие власти в Светлом мире. Если Тайну узнает весь народ,
он  испытает  потрясение,  но  устоит.  Однако,  если   Тайной   завладеет
могущественная,  стремящаяся  к  власти  партия,  она   не   замедлит   ею
воспользоваться, и воспользуется, конечно, в собственных интересах.
     Поначалу, узнав, что Мариника проникла сюда,  мы  пытались  создавать
препятствия на ее  пути,  даже  запугивать  тех,  с  кем  она  встречалась
(признаюсь, с моей стороны это была нелепая выходка, но чего не  натворишь
в спешке!). Позже я осознал, что все это бесполезно, рано или  поздно  она
узнает, в чем заключается Тайна, это  поразит  ее,  возможно,  приведет  в
отчаянье, и в таком состоянии  она  может  вернуться  к  своим  и  все  им
выложить.
     И я понял, что должен обратиться к  вам,  людям,  живущим  здесь.  Вы
опасны,  вы  очень  опасны  для  нас,  но  более  всего  вы  опасны  своим
неведением... И вот я, Хранитель Ворот Светлого мира, обращаюсь к  тебе  и
говорю: принцесса Мариника должна быть задержана.
     Ради этого я даже готов открыть Тайну. Ей и тебе.
     У себя дома ты найдешь письмо. Прочти его.  Первые  строки  покажутся
тебе знакомыми, я пытался рассказать тебе эту историю в снах, но не успел.
Дай прочесть это письмо Маринике, ей известна из него лишь одна  фраза.  А
когда она узнает всю правду, попытайся объяснить  ей,  что  владеть  такой
тайной могут либо все, либо никто. Надеюсь, она поймет...
     Вот и все, что я хотел сказать тебе. Прости меня за  страх,  выпавший
на твою долю, и за насилие над твоей волей. Прощай!
     Незнакомец повернулся и вышел из комнаты. Шаги его гулко  раздавались
в зале, затем глухо и коротко в коридоре, и чем дальше  он  удалялся,  тем
слабее становилась сила, удерживавшая на месте Игоря.
     Он уже набрал полную грудь воздуха,  чтобы  крикнуть  "Постой!",  как
вдруг послышался отдаленный грохот, эхом покатившийся по всему зданию.
     Игорь схватился за голову. "Что я наделал!" Он  бросился  бежать,  на
ходу размазывая по щекам брызнувшие вдруг  из  глаз  слезы.  Так  и  есть,
лестница в конце коридора исчезла. Игорь застонал,  и,  встав  на  колени,
посмотрел вниз. Черный квадратный проем в полу  первого  этажа  глянул  на
него бездонной  пропастью.  И  в  эту  пропасть  он  только  что  столкнул
доверившегося ему человека! Игорь  вскочил  и  заметался  по  коридорам  и
комнатам. Наконец ему удалось найти безопасный спуск  на  первый  этаж,  а
затем и лестницу, ведущую в подвал. Спускаясь по ней, он  наткнулся  рукой
на выключатель и зажег свет. Теперь здесь было светлее, чем наверху. Игорь
быстро определил, в  каком  направлении  идти,  и  скоро  отыскал  тесное,
выложенное кирпичом помещение с  квадратной  дырой  в  потолке.  Он  сразу
увидел черную фигуру, лежащую на полу среди обломков лестницы. Человек  не
шевелился, из уголка губ у  него  стекала  тонкая  темная  струйка.  Игорь
склонился над ним и тронул за плечо. Веки незнакомца дрогнули,  он  открыл
глаза и пробормотал несколько  слов  на  незнакомом  языке,  потом  словно
вспомнил о чем-то и посмотрел на Игоря.
     - Ты... понял? - прошептал он. - Вот  в  этом  и  дело...  В  этом...
разница...
     Глаза его вдруг расширились, голова неестественно  вывернулась,  руки
зашарили по земле.
     - Останови ее... - вырвалось у него из горла. - Не дай...
     Он замолк на  полуслове  и  вдруг  на  глазах  у  Игоря  стал  таять,
превращаясь в белесую, быстро  исчезающую  дымку.  Через  минуту  от  него
ничего не осталось...
     "Что он имел в виду? - думал Игорь,  приближаясь  к  дому.  -  В  чем
разница? Между чем? Что я должен был понять?  Он  так  говорил,  будто  не
ожидал от меня ничего другого... Письмо! В письме должен быть ответ..."

     Но сначала он постучал к Лехе. За дверью было тихо.  Неужели  еще  не
вернулся? Он дернул за ручку, и  дверь  вдруг  легко  распахнулась.  Игорь
остолбенел: вместо Лехиной  комнаты  перед  ним  был  сад  с  тропическими
растениями, пестрыми попугаями на ветвях и дорожками из  мрамора.  Высокая
стеклянная крыша нависала над пальмами, сквозь нее било  яркое  полуденное
солнце.  Из  глубины  сада  доносилась  музыка,  журчание  воды,   звонкий
разноголосый смех и немелодичный гогот, явно ушаковского тембра.
     После всего,  что  сегодня  произошло,  Игорь  был  уже  не  в  силах
удивляться. Он просто пошел по дорожке на голоса и скоро увидел любопытную
картину: несколько девушек в сведенных до минимума  нарядах  танцевали  на
поляне вокруг мраморной  ванны,  наполненной  прозрачно-голубой  водой.  В
ванне сидел Леха. Он вертел головой и время от  временя  вынимал  из  воды
руку, чтобы схватить одну из танцовщиц. И ему, и девушкам  это  доставляло
массу удовольствия, они хохотали до упаду.
     Выйдя из-под сени пальм, Игорь направился прямо к ванне. Леха, увидев
его, страшно смутился, поспешно щелкнул пальцами, и волшебный сад вместе с
девушками вдруг пропал. Они снова были в комнате. Оставляя  мокрые  следы,
Ушаков подошел к стулу, снял висевшее на спинке полотенце и обмотал вокруг
бедер.
     - Ну, чего ты вламываешься? - заорал он, видимо, вернув себе вместе с
полотенцем самообладание.
     - Где Марина? - спросил Игорь.
     - Какая еще Марина? - Леха пожал плечами, но, глянув Игорю в лицо, не
выдержал: - А что? Ты же сам сказал  -  родственница.  Что  уж  теперь,  и
словом не перемолвись? Ну, ходили мы в парк, я ей показывал,  где  что,  в
кино зашли...
     - В кино?
     - Да. А что такого? Культурная  программа.  Она  сама  просила.  Я  ж
никогда не навязываюсь, ты меня знаешь...
     - А потом?
     - Потом?
     - Да, после кино?
     - Э-э. Тут, понимаешь, такая штука вышла. В кино-то мы  до  конца  не
досидели. Что-то я не понял даже, не понравилось  ей,  что  ли?  Так  кино
вроде хорошее, с вырубонами. "Убрать первым" называется, не смотрел?
     У-у! Штатовское, по-моему... Ну вот. Как только он начал  их  мочить,
она, смотрю, глаза вылупила и замерла. Потом вдруг схватила меня за рукав,
да как заорет на весь зал: "Что это он с ними делает?!" Ну, я  ей  говорю,
тихо, мол, здесь  тебе  не  Моршанск,  если  будешь  так  орать,  из  зала
выставят. Она,  правда,  потише  стала,  но  все  добивается,  чтоб  я  ей
объяснил. Я и объясняю, что согласно суровым законам гангстерского мира он
устраняет конкурентов, или, проще говоря, убивает.
     А она понять не может, что это за слово такое вообще.
     "Как это, - говорит, - убивает? Как?" Сейчас,  говорю,  увидишь  как.
Вот этому, гляди, по башке ломом  даст,  и  брызги  полетят,  видишь?  Она
смотрела, смотрела и тихо вдруг спрашивает: "Он делает их мертвыми?"  Э-э,
думаю, подруга, да ты, видать, слаборазвитая... Из спецшколы небось.
     Ну, конечно, говорю, мертвыми! Вот этих сделает мертвыми, а остальные
зато будут его слушаться. По струнке будут у него ходить...
     Она опять помолчала, посмотрела это все и говорит:
     "Он подчинил их своей власти. Вот он, ваш способ".
     И вдруг встала - и к выходу. Я, натурально, за ней.
     Ты что, говорю, обиделась, может, на что-нибудь? Она молчит, а  сама,
гляжу, вся дрожит. "Не так я себе все это представляла, -  говорит.  -  Мы
привыкли считать смерть  общим,  горем,  нелепой  случайностью  или  данью
старости бездушной... (Что-то такое она выдала, не помню  точно.)  Но  мы,
кажется, ошибались. Тот, кто борется за власть, должен... убивать. Убивать
некоторых, чтобы остальные боялись... Да, - говорит, - так им и скажу. Вот
вам ваша Тайна! Делайте с ней что хотите!" Потом на меня посмотрела и  так
это процедила: "Какие же вы..."
     Ну, я давай ее успокаивать. Да ты что, говорю, посмотри  вокруг,  кто
кого убивает? Это же все там, на Западе гнилом. А у нас-то тишь да  гладь!
Да и потом я с тобой! Если что.
     Но тут она стала говорить, что ей срочно нужно куда-то идти. А ты  не
ходи, говорит. Я, говорит, знаю, чего тебе хочется больше всего. И  тут  в
глазах у меня эта картинка... ну, ты видел только что. Вот  так,  говорит,
щелкнешь пальцами, все это и появится, щелкнешь еще раз  -  пропадет.  Так
что можешь бежать домой, ты ведь этого хотел? Ну, смех! Как  будто  кто-то
мог этого не хотеть!
     Ну, в общем, ушла она. И я тебе так скажу: не  ври  ты,  никакая  она
тебе не родственница. Самая настоящая инопланетянка - вот она кто. И я бы,
на твоем месте, написал бы письмо в "Технику - молодежи". А не  поверят  -
пусть приезжают, я им тут покажу фокус...
     Игорь ушел от Лехи, ничего ему не объяснив. Да и что  ему  объяснишь?
Разве он поймет, что натворил? Эх, Леха, Леха! А впрочем, не в  нем  дело.
Игорь понимал, что и сам мог бы повести Марину на подобный фильм.
     Но дело и не в фильмах.
     "Дело в нас самих, - думал он. -  В  том,  что  мы  все  еще  находим
оттенки благородства, романтику или даже комический эффект  в  этой  самой
неестественной способности человека - убивать людей...
     А происходит это от нашего равнодушия к чужой судьбе. Ну, убивают там
кого-то - и ладно. Лишь бы не моих соотечественников. А если уже их?  Лишь
бы не моих знакомых! А если их? Не семью! А если семью?
     Делайте что хотите, только не трогайте МЕНЯ!"
     Игорь вошел в свою комнату и сейчас же увидел на столе конверт. В нем
оказался один-единственный листок. Игорь развернул его и прочел:
     "...Прошло уже немало времени с тех пор, как в цветущей долине  среди
неприступных гор собрались со всего света  люди,  знавшие  о  таинствах  и
самом устройстве Природы больше, чем весь  остальной  мир.  Они  съехались
туда вместе с семьями и имуществом, в надежде обрести  покой,  необходимый
для продолжения их трудов,  и  дать  отдых  сердцам,  израненным  зрелищем
нескончаемых кровопролитий.
     Но мир не хотел оставить в покое бежавших от него. С каждым годом  он
все ближе подступал к укромной долине, сжимая свои окровавленные пальцы на
горле сокровенной мысли.
     И вот, когда уже казалось, что спасения нет,  новая  тайна  открылась
вдруг мудрецам, населявшим долину.
     Они  создали  новый  мир,  нигде  не  пересекающийся  с   миром   уже
существующим, и назвали его Светлым, и удалились в него навеки.
     Они искали покоя и отдыха и нашли его, ибо Светлый мир был  абсолютно
пуст. Тогда, рассеявшись в нем, они наполнили его лесами и горами,  реками
и морями, каждый по своей прихоти, и уединились в  их  излюбленных  местах
семьями и поодиночке. Но прежде, собравшись вместе, все они решили в детях
и внуках своих навеки уничтожить мысль об убийстве,  как  способе  достичь
первенства в роде или товариществе, в городе или государстве, когда бы они
ни возникли в  Светлом  мире.  В  ненарушимую  тайну  был  превращен  этот
страшный способ подчинения людей своей власти.
     Пришедшие в Светлый мир поклялись навсегда забыть его и  детей  своих
воспитать в неведении, дабы никогда  не  началась  здесь  ужасная  борьба,
некогда изгнавшая их из мира родного..."

     Где-то капала вода. Луч  фонарика  по  одной  выхватывал  из  темноты
широкие влажные ступени полого уходящие в бесконечную глубину. Игорь шагал
по ним и думал:
     "Ее еще можно догнать, остановить, объяснить ей самое главное - Тайну
должны узнать все. Все сразу. Только так можно избежать беды..."
     Он шел все дальше и дальше и даже не обернулся, когда  где-то  далеко
за его спиной со скрежетом захлопнулась подвальная дверь...

   Александр Бачило
   Пробуждение вурдалаков

   Директор Шатохин подписывал бумаги. Перед ним на столе лежала их  це-
лая стопка.
   Василий Трофимович брал верхний лист, читал его,  держа  в  вытянутой
руке, морщился каждый раз брезгливо, но все равно ставил подпись. Секре-
тарша Александра Петровна ловко выхватывала подписанное и убирала с глаз
долой - в папку.
   Расправившись со стопкой, Шатохин снял очки,  широкой  ладонью  потер
лицо, зевнул.
   - Все что ли? - спросил устало.
   - На подпись - все, - секретарша пожала плечами, - а в приемной сидит
один...
   - Санкин, пенсионер? - встревожился директор.
   - Да нет, молодой, - Александра Петровна глянула в бумажку,
   - Окользин из КБ...
   - По личному?
   -Говорит, по производственному.
   -Значит, опять склока в КБ! Как пауки в банке, честное слово.  Ладно,
зови этого, и хватит на сегодня.
   Допущенный Александрой Петровной, в кабинете появился скромный  моло-
дой человек с рыжеватой и несколько встрепанной шевелюрой. Смущенно гля-
дя на директора сквозь очки, он поздоровался  и  представился  инженером
Окользиным, Сергеем.
   - А отчество? - тепло улыбнулся Шатохин.
   - Юрьевич, - признался инженер.
   - Так-так! - директор указал на стул и, не давая посетителю  раскрыть
рот, заговорил сам.
   - Хорошо, что вы зашли, Сергей Юрьевич. Расскажите-ка мне, что там  у
вас делается, в КБ. Когда оснастку  под  семьсот  двенадцатый  надеетесь
сдать?
   Семьсот двенадцатый заказ был ахиллесовой пятой конструкторского  бю-
ро, и Шатохин нарочно упоминал его, разговаривая с  конструкторами.  Это
заставляло их держаться в рамках.
   На этот раз, однако, коронный вопрос не произвел ожидаемого эффекта.
   - Скоро сдадим, - равнодушно пожал плечами посетитель, - Но  я  хотел
поговорить не о КБ...
   "По личному," - подумал директор определенно.
   - Я насчет грубельных печей, - продолжал инженер. -  Случайно  увидел
проект... Мы что, собираемся строить участок в Неглинево?
   - М-м... - Василий Трофимович помедлил, соображая, к  чему  бы  такой
вопрос.
   Проект был давно утвержден и передан строителям. А  что,  собственно,
вас беспокоит?
   Окользин зябко поежился, глянув куда-то в окно.
   - Нельзя этого делать, - тихо сказал он. - Это опасно. Я сам из  Нег-
линево. И родился там, и  в  школе  учился,  и...  Ну  нельзя!  Ей-богу,
нельзя!
   - Не волнуйтесь, Сергей Юрьевич, - Шатохин удивленно смотрел на инже-
нера, - никто и не собирается устраивать площадку в самом селе. Она  бу-
дет в трех километрах, и это совершенно не опасно. Ну не могу же я в са-
мом городе грубель обжигать, кто мне разрешит? А там болото, земля  бро-
совая, совхоз от нее отказался...
   - Да не бросовая! - перебил его Окользин. - А заповеданная. То  есть,
заказанная человеку, зареченная, понимаете? Испокон веков  люди  там  не
строили ничего, не сеяли, лес не рубили...
   Потому что это кладбище...
   Шатохин озадаченно уставился на инженера. Про  какое-то  кладбище  на
месте будущей грубельной площадки он слышал впервые.
   - И что же, - осторожно спросил он, - там и памятники есть? Надгробья
какие-нибудь?
   Окользин, неуютно сутулясь, смотрел в пол.
   - Ничего там нет. Это очень старое кладбище.
   - А каких, примерно, времен?
   - Неизвестно. Нигде оно не упоминается, я специально смотрел архивы в
краеведческом. Мне кажется, его и не хотели упоминать. Говорили просто -
недоброе место, а кроме неглиневских никто и не знал, почему недоброе.
   - Ага, - оживился директор. - Значит, упоминаний и  документов  ника-
ких? Ну а сами вы как узнали про кладбище?
   - Мне рассказывал дед Енукеев, а до этого еще -  бабушка  моя,  Мария
Денисовна.
   Когда я мальчишкой был, она предупреждала, чтоб не вздумал  туда,  на
кладбище, ходить.
   Василий Трофимович нетерпеливо отмахнулся.
   - Что вы мне тут: бабушка, дедушка... Бабушка-то, небось, надвое ска-
зала? И потом, откуда там взяться кладбищу? Болото  да  гнилой  осинник.
Весной я сам выезжал с комиссией.
   - Не простой это осинник... -  задумчиво  произнес  Окользин.  -  Это
колья проросли...
   Директор осекся.
   - Чего-о?
   Тут только в глаза ему бросился какой-то болезненно всклокоченный вид
инженера.
   Вот и шнурок на левом ботинке не завязан...
   - Колья, - повторил Сергей с мрачной убежденностью. - Когда-то  мест-
ные жители закопали там больше сотни этих...  вурдалаков.  И  каждому  в
спину вогнали осиновый кол. Иначе от них не избавиться...
   Но ни в каких источниках не сказано, что будет, если вурдалака раско-
пать и кол у него из спины выдернуть.
   "Э-э, - думал Василий Трофимович, согласно кивая  инженеру,  -  паре-
нек-то - того!
   Хорошо, если на бытовой почве или, скажем,  наследственное  заболева-
ние... А ну как признают, что он на работе свихнулся? Вот тебе и  произ-
водственная травма!"
   - Во всяком случае, - продолжал Окользин, -  строительные  работы  на
месте кладбища представляют опасность, и поэтому я предлагаю  вообще  не
строить площадку для обжига грубеля, а приобрести  финскую  экологически
чистую технологию. Установку можно будет расположить здесь, на  террито-
рии завода.
   Только понадобится валюта...
   Сергей остановился и впервые поднял глаза на директора.
   "И глаза бешеные," - подумал Василий Трофимович.
   - Скажите, Сергей Юрьевич, - осторожно спросил он, - а вы куда-нибудь
еще обращались по этому вопросу?
   - Нет. Куда же я мог обратиться?
   - Ну, не знаю... в отдел культуры, там, в исполком, в  облсофпроф,  в
поликлинику... то есть, пардон, я не то...
   - Вы считаете меня сумасшедшим? - спросил Окользин.
   - Да бросьте вы, другое я имел ввиду, - тон директора не допускал ни-
каких сомнений в его искренности и глубоком сочувствии. Мне  ведь  мало,
понимаете, одного вашего слова, чтобы отозвать  проект.  Меня  и  самого
спросят: на каком основании? А? Чувствуете? Требуется официальное заклю-
чение. Чье? Учреждения, уполномоченного решать вопросы всякой там охраны
памятников природы и общества.
   Справка нужна! А будет справка - мы с вами, конечно, тут же, без раз-
говоров примем руководящее решение. Ощущаете?
   - Д-да, - Окользин неуверенно кивнул и поднялся. - Значит вы в  прин-
ципе не возражаете против... э-э... доработки проекта?
   - Ну конечно, не возражаю! Дорогой мой! Все мы должны  бережно  отно-
ситься к нашим кладбищам! Если они имеют место... Словом, желаю вам вся-
ческих успехов и жду в ближайшее время у себя. С полной победой.
   Так говорил Василий Трофимович, провожая Окользина за дверь. Но мысли
у директора не были похожи на слова.
   "Иди, иди! - думал он, - Пусть вурдалаками твоими да  и  тобой  самим
занимаются общественные организации. А у меня на психов времени нет, ра-
боты по горло... Ни черта с  твоим  Неглинево  не  сделается,  туда  уже
стройматериалы завезли... " 2.
   Над широкой квадратной прогалиной, появившейся в лесу на месте бывше-
го болота, поднимались разноцветные дымы. Сизый все еще шел от  кострищ,
оставленных лесорубами, черными колечками взлетал над глиняными кучами -
там деловито покряхтывал бульдозер. У края прогалины  приютилась  избуш-
ка-времянка. Из ее трубы тоже валил дым, но темно-серый, угольный.
   Дверь избушки отворилась, и на крыльцо вышел средних  лет  мужчина  в
телогрейке, засаленных брюках с клапанами и новых, не гнущихся еще  кир-
зовых сапогах. Мужчина свернул за угол, постоял там с минуту, жмурясь на
закат, а затем уже двинулся дальше - мимо штабелей осиновых хлыстов,  по
бульдозерной колее.
   От болота осталась лишь мутная лужа, человек в новых сапогах брезгли-
во форсировал ее по осклизлой доске, взобрался на кучу щебня  и  помахал
бульдозеристу: шабаш! Мощный двигатель сердито взревел в ответ  и  сразу
поперхнулся. Из кабины высунулся молодой паренек-бульдозерист.
   - Ну, Кругалев, оцени! - заорал он на весь лес, видно отвыкнув от ти-
шины.
   Кругалев окинул взглядом стройплощадку.
   - Да-а... - сказал он без одобрения. - Наворотил... И куда же ты, Ви-
тек, все торопишься? Сгонял бы лучше в село, понюхал насчет левака. Я  в
прошлом году вот также недалеко от дачного кооператива котлованил. Так с
одних погребов, веришь - нет, столько имел - все лето гулял, чуть в  ЛТП
меня не посадили. А котлован так под снег и ушел, недорытый...
   Витек потупился. Зарабатывать он любил и желал, хоть бы и  по  левой,
но хитрая наука пока не давалась в руки. За Кругалевым ему было  не  уг-
наться. Вот голова!
   Где копнет, там и бутылка. Денег куры не клюют.  Картошку,  сало  ему
прямо домой возят, как академику. Да он академик и есть, пить вот только
сильно стал...
   - Ну ладно! - Кругалев махнул рукой. - Слазь,  пойдем,  картохи  нам-
нем... да еще там кой чего.
   - А чего кой-чего? - опять прокричал Витек.
   - Да не ори! Сдуреешь ты в этой кабине когда-нибудь... Микитыч же  из
города приехал. Старуха ему насовала  разного,  и  пузырь  он  спроворил
где-то. Все уже нолито-разложено, а этот все  пашет,  как  Лев  Толстой.
Пошли, говорю!
   - Так а машину-то? - спросил Витек. - Здесь что-ли и  на  ночь  оста-
вить?
   Деревенские чего-нибудь свинтят...
   - Деревенские сюда не ходят, успокоил Кругалев, - Который день сижу -
ни одного не видал. Охота им была в такую даль переться за  твоим  желе-
зом.
   Витек пожал плечами, прихватил в кабине телогрейку и спрыгнул на зем-
лю. Что-то округлое, гладкое тяжело выворотилось из глины под его ногой.
Витек ругнулся было, но вдруг отпрянул испуганно.
   - Ух ты! Кругалев, гляди-ка!
   Возле гусеницы, зло уставившись пустыми глазницами в закат, лежал об-
лепленный песком человеческий череп.
   - Ну что там еще? - нетерпеливо обернулся напарник.
   - Как что! Во! - Витек схватил череп и поднял его высоко над головой,
- Черепушка1
   - Тьфу ту, мать честная! - Кругалев болезненно сморщился. - Зачем  же
ты его в руки-то берешь? Брось, дурак! Вдруг заразный он?
   - Не! - Витек смахнул песок, постучал в костяную  плешь.  -  Окаменел
давно, черный весь...
   - Ну и на кой он тебе?
   - Слушай, Кругалев... ты не помнишь, кто  это  говорил,  будто  здесь
раньше кладбище было? Кто-то ведь говорил! В селе, что ли? Выходит,  это
правда...
   - Да нам-то какое дело? Нам самое лучшее - зарыть  эту  штуку,  и  ни
сном, ни духом, понял?
   - Может он и не человеческий, а, Кругалев? Смотри, клыки какие! - Ви-
тек задумчиво вертел в руках череп и вдруг острым, как шило, клыком уко-
лол себе палец.
   - Ой!
   - Чего ты? - вздрогнул Кругалев.
   Витек с удивлением рассматривал кровяную бусину на пальце.
   - Н-нет. Ничего... - он забросил череп под бульдозер. - Ладно, пошли.
Завтра разберемся.
   Кругалев с готовностью зашагал назад по гусеничному следу.
   - Тут и разбираться нечего, - говорил он. - Соображение  надо  иметь,
парень.
   Здесь село в двух шагах, магазин, огороды новые нарезают людям, арен-
даторы богатые, и каждому наша помощь позарез нужна. А узнают в Управле-
нии про кладбище да и перекинут нас с тобой, чего доброго, куда-нибудь в
степь голую - ни выпить, ни закусить, ни заработать. Надо оно тебе?
   Незадачливый напарник молчал.
   - Вот то-то! Просек теперь? Эй! Ты слышишь или нет?
   Кругалев на ходу оглянулся и вдруг замер, словно врос ногами в подат-
ливый грунт.
   Витек быстро нагонял его, ступая совершенно бесшумно. Закатное  пламя
поигрывало в прищуренных, внимательных глазах  паренька,  и  взгляд  его
больно ожег Кругалева.
   - Вить, ты чего? - испугался он. - Ты в порядке, а? Ты что так  смот-
ришь?! - и воздуху не хватило спросить что-то еще, а дохнуть было страш-
но.
   Витек, стремительно надвигаясь, вдруг широко оскалился, так что стали
видны его длинные, влажно сверкнувшие клыки, а  затем  с  голодной  жад-
ностью кинулся Кругалеву на горло...
   3.
   Сторож Осип Микитыч в который уже раз выглядывал в оконце,  выходящее
на стройплощадку. Иногда в сумраке за штабелями ему мерещилось  какое-то
движение, но время шло, а Витька с Кругалевым все не было.
   - От бисовы диты! - в сердцах бормотал старик. - Де ж воны е?  Круга-
лев насилу с хаты пийшов, як водку побачив - а и того нема!
   Дед покачал головой, растерянно посмотрел на богатый, будто в  празд-
ник накрытый стол, прислушался.
   - Вже и гвалдозера того не чуть... - сказал он задумчиво.
   В дверь тихонько поскреблись.
   - Га, хлопци! - оживился Микитыч. - Видчиняйте, видчиняйте, заходьте!
   Дверь медленно распахнулась, но никто  не  вошел.  Старик  подковылял
ближе и увидел на крыльце Витька. Тот стоял за порогом, в  тени,  словно
боялся шагнуть в освещенную керосинкой комнату.
   - Чого це ты? - удивился Микитыч.
   - Кругалева трактором зацепило, - глухо проговорил Витек. - Пойдем...
   - Ой, лишечко! - по-бабьи всплеснул руками  Микитыч.  -  Хиба  то  ты
ёго?!
   Витек не ответил, повернулся и пошел в  темноту.  Старик,  сдернув  с
гвоздя плащ, поспешил за ним.
   Закат уже отгорел, но на улице еще было видно. Микитыч быстро семенил
по гусеничному следу, ему и хотелось и боязно было расспрашивать Витька,
а тот молча шел впереди и за всю дорогу ни разу даже не оглянулся.
   Наконец, переправились через лужу. Тут-то и увидел старик вытянувшую-
ся поперек колеи тень. Кругалев лежал неподвижно лицом вниз.
   "Готов, - подумал Микитыч, - Эх, хлопець, хлопець! Що ж ты  наробыв?"
Он подошел к лежащему и перевернул его на спину. Лицо Кругалева было за-
леплено грязью, но сторож на лицо и не смотрел. Опустившись  на  колени,
он с ужасом разглядывал его разорванное, в клочья растерзанное горло.
   - Та чим же так зачепило?
   Микитыч удивленно повернулся к Витьку  и  вдруг  охнул  тихо.  Парень
смотрел на него глазами, горящими ненавистью.  Ничего  человеческого  не
было в этом взгляде, а светилось в нем простое и ясное желание убить.
   Старик попытался было подняться на ноги, но тут обнаружилось, что ру-
ка мертвого Кругалева крепко держит его за отворот плаща. Микитыч закри-
чал, рванулся, пытаясь сбросить плащ, и упал. Подвела сторожа давняя ар-
мейская привычка застегиваться на все пуговицы. Спасения не было.  Мерт-
вец открыл глаза и, оскалив клыки, потянул слабеющего старика себе...
   4.
   На центральной (и единственной площади Неглинева, прямо напротив дву-
хэтажного белокаменного сельсовета, стоит и  другое  здание,  отвечающее
ему размером и белизной. Это столовая. Совсем недавно она была  отремон-
тирована, заново отделана внутри, так что все проезжие  шофера,  уплетая
суточные щи, теперь невольно дивились роскошному оформлению зала.
   В тот вечер, однако, суточных щей не было, крахмальные скатерти  пок-
рывали столы, и роскошь, царящая на столах, затмила даже искусство  нег-
линевских маляров.
   Опытный человек по одному только многолюдному оживлению в  зале,  или
хотя бы по деду Енукееву, Курившему на крыльце в белой рубашке и галсту-
ке, мог сразу понять, что столовая закрыта на спецобслуживание,  кое-где
по-старинке еще называемое свадьбой.
   Рядом с Енукеевым стояла его родная внучка Светлана. На деда  она  не
глядела и не разговаривала с ним - сердилась за сегодняшнее. Раз в жизни
доверила старому дурню откупорить бутылку шампанского! Один раз! Сегодня
в сельсовете на регистрации. Так умудрился ей - свидетельнице! -  залить
все платье. Вместо того, чтобы кататься с женихом, невестой и свидетелем
Вовкой Переходько на братана его машине, пришлось бежать  домой,  платье
сбрасывать  испорченное,  а  подшивать  да  наглаживать  старое  -   еще
школьное.
   Теперь вот стой здесь, гадай, куда этих молодых черт понес. На  дворе
темно, гости сомлели ждать, повара столовские ругаются, а их все  нет  и
нет. Конечно, если бы Светлана поехала с ними, она бы такого  безобразия
не допустила.
   На крыльце появилась взмокшая от беспокойства мать невесты.
   - Ну? - только и смогла вымолвить.
   - Не, теть Валь - пожала плечами Светлана, - не видать.
   - Должно, на пасеку поехали, - сказал, пуская дым, дед Енукеев.
   На него Светлана не взглянула, а теть Валь сказала со значением:
   - Вот я покажу пасеку! За дождями распутица  такая  -  того  и  гляди
застрянешь, нет ей вожжа под хвост - кататься!
   - Ты, Валентина, не собачься, - дед добродушно заулыбался,  -  кончи-
лась твоя над Веркой власть. Отрезанный она ломоть!
   - Как же, дождуться! -  начала  было  мать,  но  тут  в  конце  улицы
мелькнул свет, показались фары автомобиля.
   В груди Валентины безошибочно сработало материнское сердце.
   - Ой! Едут мои деточки-и! - тоненько заголосила она и кинулась в зал.
Дед поспешил за ней, чтобы надеть оставленный на стуле пиджак с  медаля-
ми.
   Свадебный "Москвич", залепленный грязью по самые стекла, пересек пло-
щадь и, не останавливаясь, вломился в палисадник под столовскими окнами.
Шофер невозмутимо развернул машину прямо на цветах  и  так  остановился,
чтобы ближе было идти.
   Широкий глиняный пласт отделился от кузова и шлепнулся оземь - откры-
лась задняя дверь. Жених, а потом и невеста, хмуро поглядывая на  встре-
чающих, выбрались из машины. Вера зашагала к  крыльцу,  хрупкие  розовые
бутоны рассыпались под ее ногами.
   Светлана, пребывавшая до сих пор в немом изумлении, не выдержала, на-
конец:
   - По цветам-то, Верка! Да вы уже нарезались, что ли?
   - Твои они, цветы? - огрызнулась Вера. - Булавку лучше  дай  воротник
заколоть.
   Светлана только  теперь  заметила,  что  туфельки  невесты  испачканы
грязью, венок сбился набок, темное пятно расплылось по тонкому тюлю  фа-
ты, а кружевной воротник Вере приходилось придерживать рукой.
   - Что с вами? - спросила Светлана. - Перевернулись?
   - Застряли, - коротко бросил, проходя мимо нее, жених,  или,  вернее,
молодой муж Валера.
   Странно, подумала свидетельница. Вроде и не  пьяные.  Запаха  нет,  и
глаза у них не соловые, а наоборот какие-то колючие, зоркие...
   На крыльцо выскочила старая бабка по линии жениха и взвыла благим ма-
том:
   - А вот и молодой князь с княгинею!  Просим  милости  пожаловать,  за
столы идти дубовыя, подымать меды медовыя, с отцом, с матушкой, со чест-
ные гости, во дом родный... Тьфу!
   Бабка запнулась, отдышалась слегка и добавила уже обыкновенным  голо-
сом:
   - Ну не в дом, а в эту, будь она неладна... в столову!
   Бросив "Москвич" с распахнутыми настежь дверцами, подошли братья  Пе-
реходько:
   Вовка - свидетель и Николай, владелец машины и "шу фер на свадьбе".
   - Где застряли-то, Коля? - спросила светлана, но  старший  Переходько
лишь скользнул по ней быстрым, жестким взглядом, словно сосчитал, и мол-
ча прошел мимо.
   - Где новая стройплощадка, знаешь? - объяснил Вовка. -  Вот  недалеко
оттуда на дороге и врюхались. Хорошо, что там строители живут...
   Он обернулся в сторону леса и добавил задумчиво:
   - Трактором выдернули нас. Скоро подъедут, наверное, мы их  пригласи-
ли...
   - А чего вас понесло на стройплощадку?
   Вовка все глядел в темноту.
   - М-м да. И чего нас туда понесло?..
   Неожиданно в глазах его загорелись злые веселые огоньки. Он повернул-
ся к Светлане.
   - Уж больно ты любопытная, Светка! Гляди, невесту  украдут,  пока  мы
здесь. Пойдем лучше за стол.
   И, склонившись к самому ее уху, прошептал:
   - "Кисло" - то закричат, целоваться  будешь,  свидетельница?  Положе-
но...
   Светлана попятилась от него, ей вдруг стало жутко. Сроду Вовка с  ней
так не разговаривал. В шепоте его слышалось жадное нетерпение,  какая-то
даже страсть, что ли... Псих, одним словом.
   В столовой молодых наскоро встретили хлебом-солью -  надо  было  дать
невесте да и остальному кортежу почиститься и привести себя в порядок.
   Наконец, уселись за "дубовыя", на шатких паучьих ножках, столы и при-
нялись гулять. Истомившиеся гости быстро наверстывали упущенное, в  жар-
кой духоте зала напитки испарялись, закуски таяли на глазах.
   Подали горячее. Жених с невестой ничего не ели и не пили, но это  ни-
кого особенно не удивляло, поскольку на свадьбе так и положено. А вот на
свидетеля, отчего-то тоже потерявшего аппетит, здорово наседали. Для ви-
да он подносил иногда рюмку ко рту и тыкал вилку в  закуску,  но  каждый
раз лицо его невольно выражало отвращение.
   В разгар веселья с улицы вдруг послышалось кряхтение мощного двигате-
ля, скрипучий гусеничный визг, и к крыльцу, уничтожив остатки палисадни-
ка, подвалил огромный бульдозер.
   Трое, одетые далеко не празднично, да еще и в грязных сапожищах, вва-
лились в зал и остановились в дверях. Жених объяснил, что это и есть  те
самые спасители, которые выдернули из грязи свадебный "Москвич". Народ к
тому времени находился в прекрасном расположении духа, и объяснение  со-
вершенно удовлетворило всех.
   Новым гостям отвели место, поднесли по полному фужеру с  чем-то  чис-
тым, как слеза, многие тут же и чокнулись с ними.
   Один из строителей, старик в застегнутом наглухо плаще,  пригубив  из
фужера, вдруг крикнул:
   - Кисло!
   Как известно, по заведенной уже в  новое  время  свадебной  традиции,
требовательный этот крик побуждает  целоваться  свидетелей,  людей,  как
правило, друг другу чужих, а то и вовсе незнакомых, что особенно пикант-
но и приятно разнообразит целомудренный обряд бракосочетания.
   Затея веселого старичка понравилась гостям, все дружно подхватили:
   - Кисло! Кисло!
   Светлана, пунцовая от смущения, но готовая, раз надо, на подвиг, под-
нялась со своего места. Вовка, улыбаясь, подошел к ней  и  сквозь  общий
гам тихо шепнул на ухо:
   - Закрой глаза.
   Она повиновалась, положила руки ему на плечи, замерла, стараясь унять
внезапную дрожь. Гости перестали кричать и приготовились  считать  поце-
луи. Они видели, как свидетель наклонился к  свидетельнице...  и  вдруг,
вместо того, чтобы поцеловать ее в губы, с глухим рычанием  зубами  вце-
пился ей в горло.
   Кровь длинно брызнула из разорванной артерии, вызвав чей-то  истошный
крик.
   Сидевшие напротив отпрянули в ужасе.
   Свидетель оставил растерзанную шею девушки и, сверкнув окровавленными
клыками, повернулся к гостям. Его когтистая  лапа  потянулась  за  новой
жертвой.
   Неожиданно в зале погас свет, в темноте уже ничего нельзя было  разг-
лядеть, кроме одетой во все белое невесты,  которая,  совершив  огромный
прыжок через стол, бросилась на горло одному из гостей. Обезумевшие люди
метались по залу, опрокидывали столы, пытались  бежать  через  окна  или
дверь, но везде на их пути вставали вурдалаки - Кругалев, Витек,  сторож
Микитыч, Вера, братья Переходько, Валерий. Некоторое время спустя к  ним
присоединилась Светлана, вся в черных пятнах крови, а  затем  и  другие,
новые и новые, шум в столовой стал затихать, и к полуночи она была  тиха
и безмолвна, как склеп.
   Еще через полчаса входная дверь тихо скрипнула. Одна за другой из за-
ла выходили серые, неприметные фигуры и молча разбредались в разные сто-
роны, исчезая в темноте ночных улиц села Неглинева...
   5.
   Сергей Окользин проснулся в холодном поту. Да,  я  болен,  думал  он,
глядя в темноту. Один и тот же кошмар. Каждую ночь. Второй месяц подряд.
Это болезнь, тут и разговаривать нечего. Пора, пора и  самому,  наконец,
поверить. Поверить и перестать мучиться, тем более, что толку от мук нет
никакого.
   Ни один человек не поверил Окользину за эти два месяца, ни  одно  уч-
реждение не приняло его заявлений всерьез.  Отмахивались,  отписывались,
переталкивали друг другу. И всякий раз тактично,  словно  бы  мимоходом,
советовали обратиться к врачу. Окользин уже и не обижался. Прекрасно  он
понимал, какие мысли у серьезных, занятых людей вызывают его истории про
вурдалаков. Он сам бы, наверное, посчитал ненормальным человека, толкую-
щего об опасном кладбище, если бы впервые услышал такое сейчас, а  не  в
раннем детстве, если бы в селе, где он родился и вырос, не  бытовало  на
этот счет особое мнение.
   В село Окользин звонил, писал: и немногочисленной оставшейся там род-
не, и директору совхоза, но родня не ответила, может,  разъехалась,  мо-
жет, забыла его, а директор, человек новый, приняв Сергея  за  активиста
охраны природы, прислал какие-то таблицы,  неразборчивые  копии  решений
всяческих выборных органов и прочую пыльную  ерунду  в  толстом  пакете.
Словом, никакой такой справки, которая бы позволила отозвать проект пло-
щадки грубельного обжига, у Окользина не было.
   Пытаясь оттянуть хотя бы начало строительных работ, он снова ходил  к
Шатохину, но на прием так и не попал ввиду чрезвычайной занятости дирек-
тора. День проходил за днем, Сергей  растерянно  бродил  по  инстанциям,
по-напрасну вызывая гневные гримасы на должностных лицах,  пока  однажды
не обнаружил под воротами одного из цехов новый нарядный лозунг:
   "Заводчане! Вступим в четвертый квартал с собственным грубельным про-
изводством!" Окользин ахнул. Как в четвертый  квартал?!  С  каким  таким
грубельным производством?! Неужели...
   Он помчался к директору.
   - Нету, - отрубила Александра Петровна. - Нету и не будет.  Уехал  на
учебу руководителей. Трехдневный курс. Раньше чем  послезавтра  и  ждать
нечего...
   Сергей упал на стул возле нее.
   - Но почему? - простонал он. - Какая может быть  учеба,  когда  такой
плакат?! И написано - четвертый квартал... Ведь мы с  ним  говорили  про
Неглинево! Там что, уже строительство идет?
   - Идет, - сухо ответила секретарша. Что надо, то и идет.
   Пишущая машинка ударила оглушительной очередью, и Сергей, пригибаясь,
выскочил из приемной.
   Тут вдруг его озарило.
   "Стоп! - подумал он. - Чего я, собственно говоря, паникую? Раз строи-
тельство уже идет, тревоги никто не поднимает, значит все там в  порядке
и никаких вурдалаков нет. И слава богу. Значит обошлось. Бабушкины сказ-
ки оказались бабушкиными сказками. Наплевать и забыть. И  спокойно  жить
дальше. Ура?
   Нет. Рано. Нужна полная уверенность, иначе не выйдет никакого  "Ура".
Не прогремит..." Сергей остановился, пытаясь уловить  мелькнувшую  было,
окатившуюего волной страха мысль.
   Черт, а ведь придется туда ехать...
   Хоть и появилась у Окользина надежда избавиться от нелепых  кошмаров,
но легче ему не стало. Именно так, как в кошмарах и бывает, теперь нужно
было отправиться в то самое место, которого он больше всего боялся.
   Да нет там никаких вурдалаков!
   Окользин раздраженно пнул подвернувшийся под ногу камешек.
   Так и никогда не было. Только он, пуганый в детстве, тихий,  невзрач-
ный в юности, и вот теперь нненужный никому полусумашедший холостяк, мог
всерьез воспринимать сказки  о  вурдалаках.  Но  и  ему  пора  взрослеть
по-настоящему. Нужно ехать в Неглинево и самому убедиться, что вурдалаки
- это бред. Убедиться, чтобы не сойти с ума окончательно...
   6.
   Автобус уехал, оставив Окользина у ворот в Неглинево. Отсюда до  села
оставалось еще около двух километров, которые нужно было пройти  пешком,
если не попадется по дороге машина из совхоза. Но совхозные шофера пред-
почитали ездить по асфальту, через фермы, в само же село за все эти годы
асфальт проложить как-то не собрались, и Сергей шагал теперь по знакомой
с дктства, извилистой, вдрызг разбитой грунтовке.
   В одном месте лес вдоль дороги сильно выгорел, из земли торчали обуг-
ленные стволы, еще пахло дымом, и даже дорожная пыль имела  особый,  пе-
пельный оттенок.
   Картина стала настолько мрачной, что Сергей стал оглядываться по сто-
ронам. В этом бессмысленном уничтожении леса ощущалось что-то противоес-
тественное, замогильное, чуждое природе живого существа. Впрочем, выводы
делать было рано.
   Гарь тянулась почти на километр, а там, где она кончалась, вся дорога
была перепахана, перечеркнута следами гусениц.
   Все-таки люди, подумал Окользин с некоторым облегчением.  Боролись  с
огнем, не дали пожару беспрепятственно  губить  знаменитые  неглиневские
леса. Хоть это-то по-людски...
   Деревья скоро расступились, и Сергей оказался у  околицы  села.  Оно,
как бывало и в детстве, открылось перед ним сразу во всю ширь, но выгля-
дело теперь совсем по-другому.  Детские  воспоминания  часто  обманывают
взрослого человека: в детстве дома казались огромными, дни - бесконечны-
ми, книжки с картинками - куда интереснее скучных томов.
   Однако тут было другое. Село не уменьшилось, оно опустело и  обветша-
ло. Окользин шел мимо брошенных домов, заросших крапивой огородов,  заг-
лядывал в окна с выбитыми стеклами и не находил ни единой живой души.
   Вот-вот, невесело подумалось ему. Живых душ нет, а кто вместо них?  И
все же ничего особенного он пока не заметил.
   Кроме заброшенных попадались и другие дома, имевшие более  или  менее
жилой вид и даже собаку на цепи, но сколько ни стучал Сергей в  двери  и
окна, никто ему не открыл, возможно хозяева были на работе. Псы при виде
Окользина сейчас же забивались глубоко в конуру, только пара  светящихся
пятен испуганно следила за ним из будочной темноты или из-под крыльца.
   Вот это уже было странно. Заливистый лай никлгда не утихал в Неглине-
во, без него село и впрямь казалось вымершим. Что могло так напугать со-
бак? И где, черт возьми, люди?
   Вслушиваясь в нехорошую, напряженную тишину, Сергей прошел почти  всю
улицу, когда со стороны площади вдруг раздался сиплый рев. К нему присо-
единился уж вовсе отчаянный вопль и, наконец,  сразу  несколько  голосов
сплелись в протяжно завывающем хоре.
   Окользин замер, сразу облившись холодным потом, но  уже  в  следующую
минуту понял, что это всего-навсего мычат недоенные коровы. Он  двинулся
дальше, но гораздо медленнее, сердце его никак не могло  успокоиться,  и
от его бешеного стука темнело в глазах.
   Площадь имела странный вид. Часть ее была огорожена  и  превращена  в
загон, посреди которого стоял длинный, наспех сколоченный сарай. Из это-
го-то сарая, запертого на замок, и доносилось мычание, а  лучше  сказать
плач измученных коров.
   И снова нигде ни души. По соседству с загоном располагался  еще  один
большой сарай, тоже запертый, но безмолвный. Приблизившись к нему,  Сер-
гей едва не задохнулся от сложного запаха гниющих пищевых отходов.
   Неожиданно откуда-то из-за угла сарая послышался стон. Вполне челове-
ческий.
   Окользин кинулся туда и сразу наткнулся на лежащего у стены человека,
грязного и оборванного до последней степени. К запаху помойной ямы доба-
вился еще более сильный аромат сивушного перегара. Сергей  наклонился  и
перевернул лежащего на спину. Тот сразу задвигался, замахал руками, при-
нялся бормотать что-то бессвязное:
   - Не надо! Не годный я, видите ведь! Зачем вам? Хоть денек еще дайте!
Ну не годный же я сегодня, говорю!!
   Он отчаянно лягался, порывался встать и снова падал, кричал все гром-
че, захлебываясь выступившей на губах пеной.
   Пришлось оставить его. Однако сколько не кружил после этого  Окользин
по площади, других людей ему обнаружить не удалось. Особенно тяжкое впе-
чатление произвели на него пустые кабинеты сельсовета. Теперь можно было
с уверенностью сказать, что в селе происходит нечто небывалое. Но что?!
   Сергей решил отыскать старого  своего  знакомого,  Федора  Матвеевича
Енукеева, который должен был хорошо его помнить. Еще  совсем  маленького
Сережку брал он с собой в телегу, когда возил молоко с фермы  на  масло-
бойку, и даже давал подержать вожжи. Их дружба  продолжалась  до  самого
отъезда Окользиных в город.
   Дом деда Енукеева находился неподалеку -  возле  водонапорной  башни.
Сергей свернул на знакомую улицу, словно поднимающуюся от площади в  го-
ру. Здесь все было знакомо до камешка, до скворечника  на  дереве.  Хотя
сами деревья неузнаваемо разрослись. Сколько раз проносился он  по  этой
улице на санках зимой! Во всем селе не было лучшей горки - гладкая,  как
зеркало, и длинная - от самой башни можно было катиться по прямой,  пока
не вылетишь на площадь. Иногда и взрослому человеку доводилось  испытать
это на себе, если он имел несчастье  поскользнуться  где-нибудь  в  вер-
ховьях улицы...
   А вот и башня. Круглое строение из потемневшего  кирпича  возвышалось
над окрестными крышами. Здесь должен быть и дом деда  Енукеева.  Где  же
он?
   Сергей сделал еще несколько шагов и остановился. Лишь острые  обгоре-
лые жерди да печная труба поднимались на месте бывшего дома. Через широ-
кий пролом в заборе пролегла гусеничная колея. Глубокие отпечатки траков
были видны по всему огороду. Сергею вспомнилась такая же колея у  лесной
гари. Что это - следы пожарной техники?
   Он шагнул было к пепелищу, как вдруг откуда-то сбоку послышался сдав-
ленный шепот:
   - Серега! Сюда!
   Окользин испуганно оглянулся. Стебли крапивы, давно изломавшей фунда-
мент водонапорной башни, раздвинулись, и в подвальном окошке  показалась
голова деда Енукеева..
   7.
   В глубине подвала, среди переплетения труб,  нагромождения  вентилей,
ржавых электромоторов и прочего хлама стоял шаткий топчан, покрытый  ка-
кой-то рваниной.
   Федор Матвеевич усадил Сергея и, помолчав в темноте с минуту, загово-
рил:
   - Здесь и живу. От самого, как вот дома лишился, так тут и обитаю.
   - А почему? - неуверенно спросил Сергей. - Полно ведь домов пустых...
   - Кхм! Это да, - старик опять надолго замолк.
   - Ты когда приехал? - спросил он наконец.
   - Только что.
   - Так. А куда шел?
   - К вам.
   Дед Енукеев, наверное, хорошо видел в темноте  или  просто  привык  к
ней, и теперь разглядывал Сергея, поэтому и молчал подолгу.
   - Вырос ты, не узнать. Да... Вот ведь в какое время привел бог встре-
титься!
   - Что тут у вас происходит? - спросил Окользин.
   - А, - старик махнул рукой. - Долгая история.  Понемногу  разобъясню,
конечно, только ты не торопи меня и сам не торопись. Сразу-то в такое не
очень поверишь.
   Еще скажешь, тронулся, мол, дедушка Енукеев. Только вот что: по  селу
теперь просто так ходить нельзя. С опаской надо. Ты это запомни...
   - Почему?
   - Да ты слушай, не перебивай. Всех опасайся, хоть будь он  брат  твой
или сват, а почему - поймешь потом.
   - Вурдалаки? - испуганно спросил Сергей.
   Глаза деда сверкнули удивлением.
   - Ты откуда знаешь?
   - Я видел проект грубельной площадки на плане...
   - Какой такой площадки? - не понял Енукеев.
   - Наш завод строит здесь участок обжига, - объяснил Сергей.  -  Прямо
на месте старого кладбища. Вы же сами про него рассказывали!
   - Это... постой-ка, какого же кладбища?... Ах!  -  старик  подскочил,
ударившись головой о трубу. - А ведь верно! Как же я сам не скумекал-то?
Забыл ведь, начисто забыл про него! Сколько лет прошло. Ай-ай!
   Потирая шишку, он принялся ходить взад-вперед по узкому  пространству
возле топчана.
   - Ну так точно! Аккурат кладбище и разрыли. Потревожили, значит моги-
лы - пожалуйста тебе! А я-то думал, пришлые  какие-нибудь  начали.  Нет,
наши-то упыри, неглиневские!
   Сергей смотрел на него со страхом. Значит, все-таки  упыри.  Кошмары,
преследовавшие его каждую ночь, сбылись. Беда небывалая,  невообразимая,
пролилась, как серный дождь на село.
   - А какие они, что они делают?
   Старик еще долго расхаживал из угла в угол, бормоча  что-то  и  качая
головой, потом сел рядом с Окользиным на топчане.
   - Была бы мне крышка вместе со всеми, - начал он, -  как  пить  дать,
да! А что спасло? То спасло, что покурить я вышел. Вот подумай  ты!  Оно
хоть и вредно, доктора говорили, а никак я не мог курить бросить,  будто
знал, что пригодится еще. И пригодилось...
   Поначалу Сергей никак не мог понять, о чем дед толкует. Но  тот,  ма-
ло-помалу, перескакивая с одного на другое, стал рассказывать, какая бе-
да случилась на свадьбе у дочки племянницы его, и о том, как сам он  чу-
дом спасся от вурдалаков, отлучившись потихоньку домой за табачком-само-
садом.
   - Всех загрызли до единого, я в окно подглядел. Электричество они там
отключили, но на сельсовете-то прожектор горел  еще,  кой-чего  видно...
Эх! Светка! Внучка родная! Прямо еле узнал ее. Вся в крови перемазанная,
во рту зубищи - во! - дед выставил мизинец. - И как бешенная  -  кинется
на одного, хвать за кадык зубами - готов! Она на другого. Человек  шесть
на моих глазах так-то передавила. И другие тоже. А один - я  ведь  узнал
его! Сторож со стройплощадки. Надо было мне тогда догадаться, откуда за-
раза-то идет!
   Ну так вот, сторож этот. Тоже кидался на людей, а потом поворачивает-
ся к окну и на меня - зырк! Я, брат, всякого повидал, в  жизни-то.  Вое-
вал, как-никак,  помню  разное.  Но  тут,  веришь,  перепугался,  как  в
детстве. Да и нельзя не испугаться.
   Только что был человек - и нет его, а вместо того смотрит на  тебя...
не знаю, как и сказать. Зверь! Хуже зверя, хоть тот жив, а этот - видно,
что мертвец.
   Камень оживший так не испугает!
   Словом, пустился я бежать, да сгоряча-то в свою же хату  и  прибежал.
Но те уж заметили меня и узнали. Вот  о  полночи  слышу  -  тарахтит.  А
бульдозер-то я еще у столовой приметил, когда с куревом шел. Он  меня  и
насторожил первым делом. Это, думаю, что еще за оккупант такой -  въехал
в самый палисад... Да. Так о чем, бишь я? А! Ну слышу, значит, бульдозер
на улице. Я дожидаться его не стал, потихоньку со двора да и сюда. И что
ты думаешь? Спалили дом-то, проклятые! Огород перерыли весь, стайку раз-
ломали, свиней, кур подавили...
   Но потом, правда, ушли. Даже не искали меня особенно,  видно,  не  до
того им было.
   Так и остался я в этом подвале. Живой, как видишь.  Расхрабрясь  иной
раз и на вылазку хожу. Поесть, покурить пока, слава богу, раздобываю.  А
больше все приглядываюсь. Поначалу много народу они погубили.  Только  и
слышен был крик по улицам. А после утихло...
   - Неужели все погибли?! - Сергей схватил деда за руку.
   - Погоди ты! Погибли... Соображай-ка, зачем упырям всех убивать?  Са-
ми-то они чего станут жрать? Своих у них теперь достаточно. На телефонах
сидят, машины, трактора охраняют, да беглых ловят. Из них-то кровушку  и
пьют. А кто смирно живет, тех не трогают до поры. А для пущей  смирности
приказано всю скотину, птицу свести вон там, на площади, и  припасы  все
сдать. Ежедневно отдают каждому, сколько от них положено,  не  явился  -
значит беглец. Найдут и загрызут. Только им ведь тоже  не  резон  лишних
кровопийц плодить.
   Так вот и живем, будто при новой власти. Уж у них  и  помощники  свои
есть из живых. Уполномоченные. Эти на раздаче больше. И все кричат, что,
дескать, так справедливее, чем раньше, и что, наконец-то, мол, народ жи-
вет под началом своих лучших представителей. Это про упырей-то!
   Ну а я вроде как в подполье, в партизанах, что ли. Правду сказать, не
больно-то за мной и гоняются. Наплевать им на все. Скотины сколько пере-
морили, склады гниют живьем. А упырям и горя нет. Днем, бывает, до  еди-
ного уходят куда-то в леса, свои дела у них там, нежить ведь! Да  и  ле-
са-то почти загубили вокруг, то зажгут неизвестно для чего, то бульдозе-
рами поломают. Все напропасть!
   - Так надо об этом в город сообщить! - сказал  Окользин  и  почему-то
сразу вспомнил, как встречали его в различных городских инстанциях с по-
добными сообщениями.
   Дед Енукеев махнул рукой.
   - Как сообщишь? По телефонам они сами с городом  разговаривают,  дес-
кать все хорошо и полный порядок...
   - А выбраться отсюда можно?
   Старик покачал головой.
   - На раздачах хвастаются, что еще ни один не ушел. Кто знает? Может и
врут...
   Я-то сам не ходок. С войны еще кое-как, с осколком,  ковыляю.  Да  ты
помнишь, небось. Вот уже, думаю, кто-нибудь помоложе  встретиться,  тог-
да...
   Сергей понял, на что намекает дед. Идти. Конечно, придется ему. Да  и
то сказать, не сидеть же тут, в подвале, всю жизнь...
   - Только дело это не простое, - сказал дед Енукеев, - надо хорошенько
все обмозговать. Сегодня поздно уже, скоро  по  улицам  шастать  начнут,
лучше нам не бубнить. Я тебя пока наверх отведу, отдыхай, спи, если смо-
жешь, да только поглядывай, послушивай там...
   По винтовой лесенке старинного чугунного литья они  осторожно  подня-
лись в верхнюю каморку, втиснутую между стенкой  резервуара  и  наружной
кирпичной стеной. В каморке было узкое окошко без стекла, а главное,  на
полу, под водомерными трубками немного свободного места.
   - Затаись тут, - шептал дед, устраивая постель из телогрейки и  зипу-
на. - Ночь надо пересидеть. А до утра я чего-нибудь сморокую, покурю вот
только.
   Он потрепал Сергея по плечу и, неловко выворачивая ногу,  стал  спус-
каться обратно в подвал. Окошек на лестнице не было, и Енукеев не  боял-
ся, что его заметят с улицы. Правда чугунные ступени басовито  гудели  у
него под ногами, но старик был глуховат и не придал этому особое  значе-
ние...
   8.
   Окользин остался один. Съежившись на полу под телогрейкой, он  беспо-
койно косился на узенькую полоску неба за окном. Не могло быть и речи  о
том, чтобы выглянуть наружу, Сергей и  так  чувствовал  себя  совершенно
беззащитным и словно бы выставленным напоказ высоко над селом. А  вокруг
уже, наверное, бродили вурдалаки. Одно неосторожное движение...
   Окользин попытался унять дрожь.
   Нельзя сейчас впадать в истерику. Ну страшно и страшно, и  нечего  об
этом думать.
   Пусть сердце замирает сколько угодно,  но  голова  должна  заниматься
своим делом - искать путь к спасению. Впрочем, этим занимается  Енукеич.
Старик велел пересидеть ночь, значит, нужно сидеть и ждать. Ему,  конеч-
но, виднее, но ведь так и с ума сойти можно. От  перегрева  на  холостом
ходу.
   "А что, если я уже давно свихнулся? - с надеждой  подумал  Сергей.  -
Что если все это мне мерещится, и я лежу спокойненько в  палате,  привя-
занный к койке?" На минуту узенькое окошко палаты раздвоилось в его гла-
зах и превратилось в широкие, светлые, забранные, правда, решеткой, окна
больничной палаты. А вурдалаков никаких нет, с удовлетворением  заключил
Сергей, погружаясь в сон...
   И вдруг стылый, протяжный волчий вой донесся с улицы. Окользин открыл
глаза. За окном было почти совсем темно, лишь смутные тени облаков  про-
носились через видимый участок неба. На улице было тихо,  но  Сергея  не
покидало впечатление, что эхо жуткого воя все еще висит в воздухе.
   Да нет, подумал он, послушав с минуту. Приснилось...
   И сейчас же вой повторился, на этот раз гораздо ближе, где-то у само-
го подножия башни. Словно кто-то зубами впился прямо в сердце, Сергей  и
дышать перестал, ему казалось, что он слышит шелест  шагов  под  окнами.
Звук то становился явственней, то вдруг оказывался обычным порывом  вет-
ра. Мучительно долго тянулись минуты, не прибавляя определенности, дово-
дя нервное напряжение до того предела, за  которым  рождается  отчаянная
решимость.
   "Нужно выглянуть, - билась в голове единственная мысль.  -  Выяснить,
наконец, есть там кто-нибудь или нет.  Посмотреть  хоть  одним  глазком.
Ведь это же нестерпимо!" Медленно-медленно Сергей приподнялся на  локте,
глаза его были теперь вровень с краем окна. Еще немного...
   Улица была пуста. Окользин долго всматривался в каждое подозрительное
пятно в тени заборов. Никого. Он придвинулся ближе к окну, осторожно вы-
сунул голову, огляделся. Пусто.
   Сергей вздохнул было облегченно, как вдруг легкое шуршание  раздалось
снова, совсем рядом, прямо-таки над ухом. Он скосил глаза и вдруг задох-
нулся, не в силах даже кричать. Возле самого окна, цепляясь  когтями  за
кирпичи, висело жуткое человекоподобное существо  с  огромной,  усеянной
клыками пастью и горящими по-кошачьи глазами.
   На какое-то мгновенье оба замерли, глядя друг на друга. Чудовищу  ос-
тавалось только протянуть лапу, чтобы схватить Сергея за горло,  но  оно
медлило, опасаясь, видимо, не удержаться на гладкой стене.
   Только это и спасло Окользина. Он рванулся, рассадив  о  раму  висок,
упал на пол и ползком кинулся к лестнице. Взвыли чугунные ступени,  Сер-
гей ссыпался вниз, но тут  вдруг  услышал  доносящийся  из  подвала  шум
борьбы и жадное утробное урчание на разные голоса.
   "Поздно!" - взорвалось в голове. Сергей остановился. Перед  ним  была
входная дверь башни, как всегда запертая снаружи на висячий замок.
   Лестница снова загрохотала - сверху спускались. В  подвале,  судя  по
звуку, вовсе кишмя кишели. Выхода не было.
   В отчаянии Окользин ударил ногой в тяжелую дверь.  Прогнившая  доска,
на которой крепились петли, неожиданно рассыпалась в труху,  а  створка,
схваченная крестом из металлических полос, широко распахнулась, открывая
проход. Какая-то тонкая вертлявая фигура с воплем  отлетела  в  темноту.
Путь был свободен.
   И Сергей побежал. Он бежал, не разбирая дороги, прошибая  изгороди  и
перепрыгивая через заборы, не обращая внимание  на  перепуганных  собак,
выскакивающих из-под ног, и лишь прибавляя ходу каждый раз,  когда  бес-
шумная серая тень бросалась ему наперерез.
   Село вдруг кончилось, в призрачном лунном свете замелькали стволы де-
ревьев. И странное дело - куда бы не свернул Сергей -  перед  ним  всюду
открывалась освещенная луной дорожка, будто не было в этом лесу ни  тра-
вы, ни листьев, ни хвои.
   Ах, да, отрешенно подумал Окользин. Это же гарь...
   Он уже стал выдыхаться, когда впереди мелькнули  яркие  электрические
огни, и в просветах между деревьями стали видны очертания каких-то  при-
земистых строений.
   Сергей остановился. Шума погони не было слышно, возможно, его  заглу-
шал ритмичный гул, доносившийся со стороны неизвестного, но судя по все-
му, промышленного объекта.
   "Куда же это меня занесло? - Окользин тщетно  пытался  сообразить,  с
какой стороны от села он находится. - Ферма какая-то, вроде бы... А  гу-
дит-то что?" Он шагнул было вперед, но сразу же напоролся грудью на  ко-
лючую проволоку.
   Тьфу ты черт!
   Пришлось идти вдоль. Изгородь привела его к дороге, ведущей от  ворот
объекта куда-то вглубь леса. За воротами виднелась охранная будка с кро-
хотным темным окошком, по виду пустая. Боязливо озираясь,  Сергей  вышел
на дорогу. Крупный щебень, плотно утрамбованный по колее, ближе к обочи-
не был еще сыпучим, не сцементированным грязью, видимо дорога  проклады-
валась совсем недавно.
   Окользин приблизился к воротам. Что-то вдруг хрустнуло у него под но-
гой. Дальние фонари отразились в мелких осколках стекла.  Сергей  накло-
нился и поднял разбитые очки. Страх гнал его дальше, прочь от погони, но
что-то в то же время подсказывало, что нужно  остаться  здесь  и  разоб-
раться с этим неизвестным объектом за колючей проволокой, с этим подзем-
ным гулом и даже с этими очками.
   Наверное, их выронили из проходящей машины. Причем это надо  ехать  в
кузове, да еще чтобы тряхнуло хорошенько. Ну тут-то ясно - как раз перед
воротами канава поперек дороги. Непонятно, почему очки никто  не  подоб-
рал. Оправа очень хорошая, настоящая "Сана", ради такой стоит  притормо-
зить. Если только...
   Со стороны леса вдруг послышался рокот мотора. Окользин кинулся прочь
с дороги и спрятался за дерево. Вот заиграл на обугленном глянце стволов
свет фар, у ворот остановился грузовик. Половину его кузова занимали го-
рой наваленные вещи:
   гитары, гармошки, картины в рамах, телевизоры и магнитофоны,  пересы-
панные черным пластиночным ломом.
   В другой половине были люди. Человек пять-шесть, сбившиеся  в  кучку.
Они сидели на корточках, держась друг за друга и  тревожно  оглядываясь.
Вокруг них стояли, опираясь на длинные черенки не то лопат, не  то  вил,
трое несомненных охранников.
   - Господи, - прошептал Окользин. - Опять они!
   Шофер просигналил, и из темной будки выскользнула серая, почти  неза-
метная фигура. Ворота заскрипели, распахиваясь,  грузовик  тряхнуло  при
переезде через канаву, а затем, набирая скорость, он побежал  по  дороге
уже по ту сторону колючей проволоки. Впрочем,  отъехал  он  недалеко.  У
ближайшего же приземистого строения  процедура  повторилась  -  грузовик
прогудел, распахнулись широкие ворота, и к самому  лесу  протянулась  по
земле полоса света  -  сочные  кровавые  отблески  пламени,  бушевавшего
где-то в глубине здания. Порыв ветра донес отчаянный одинокий  крик,  но
грузовик уже въехал внутрь, ворота за ним закрылись, и больше ничего  не
было слышно.
   Сергей прислонился к обгорелому стволу и закрыл глаза, у него дрожали
колени. Он не понимал толком, что здесь произошло, но вся сцена с грузо-
виком была полна некоего зловещего смысла. Ни о чем таком старик Енукеев
не рассказывал или даже не знал, а ведь  тут,  может  быть,  и  творятся
главные злодеяния вурдалаков...
   Что за огонь упрятан там, за колючей проволокой? Зачем они везут сюда
картины, музыкальные инструменты и прочие культтовары? И самое главное -
что они делают с людьми?
   Близкий шорох заставил Окользина вздрогнуть и открыть  глаза.  Только
теперь он сообразил, что ворота объекта все еще распахнуты,  и  охранник
не удалился в свою будку, а находится там где-то неподалеку. Но где?!
   Напрасно Сергей вертел головой, пытаясь разглядеть что-либо в  темно-
те. Он видел только черные колонны, обступившие его со всех сторон. Сно-
ва накатил ужас, от которого хотелось кричать и бежать, не разбирая  до-
роги. Вот сейчас сзади за плечо ухватит цепкая лапа вурдалака...
   В тяжелый гул, доносившийся из-за колючей  проволоки,  снова  вплелся
шум мотора.
   Еще один грузовик показался на дороге, простреливая лес светом фар. И
Сергей увидел...
   Вурдалак-охранник действительно был недалеко. Шагах в десяти всего  к
земле приникла серая тень с угольками вместо  глаз.  Медленно  перебирая
лапами, она нюхом шла по следу. Мертвец настиг бы Окользина, и все  было
бы именно так, как тот себе представлял, но помешала  машина.  Ударивший
по глазам свет вывел Сергея из оцепления.
   - Гады! - хрипло выкрикнул он и снова бросился бежать.
   9.
   Он окончательно потерял представление о направлении и  времени.  Гарь
сменилась болотом, под ногами хлюпало.  Потом  пошли  заросли  ивняка  и
опять лес. Только  выбравшись  неожиданно  на  широкую  асфальтированную
трассу навстречу встающему солнцу, а значит - в сторону города.  От  по-
путных и встречных машин он прятался в кустах...
   10.
   - Не принимает! Через десять минут селекторное совещ...
   Александра Петровна взглянула на Окользина, и строгие  колючие  слова
застряли у нее в горле.
   Вошедший в приемную инженер был неузнаваем. Прежде  всего  сажа.  Она
покрывала его с ног до головы. Одежда была изорвана в клочья. Лицо  рас-
царапано. И наконец - глаза! Человеку с такими глазами не о чем говорить
с секретаршей. Окользин прошел прямо в кабинет директора.
   С полчаса оттуда доносились лишь возбужденные выкрики, да  лихорадоч-
ная скороговорка инженера, а затем зазвучал ровный спокойный голос Васи-
лия Трофимовича.
   В кабинете в это время происходило следующее:
   Выслушав Окользина, директор не проявил никаких  признаков  удивления
или страха.
   Казалось, он вообще не придал особого значения рассказу, а все внима-
ние сосредоточил на внешнем виде рассказчика. В ответ на ужасные подроб-
ности пробуждения вурдалаков он только ласково кивал, юмористически пог-
лядывая на полуоторванные лоскуты одежды молодого человека.
   Когда Сергей выдохся и замолк, Василий Трофимович тоже помолчал неко-
торое время, вежливо ожидая продолжения, и только после этого  проникно-
венно завел ответную речь, как всегда, неспешно-рассудительную.
   - Так, так. Значит, говорите, вурдалаки? Ай-яй-яй! Со старого кладби-
ща? Да-а. Не доглядели...
   Что ж они, прямо из-под земли выкапывались?
   - Не знаю, - мрачно произнес Окользин. - Может быть  и  не  выкапыва-
лись.
   Достаточно ведь одного, первого укуса, и цепочка потянется...
   - Вон что! - Шатохин понимающе откинулся в кресле. - И многих при вас
покусали, Сергей Юрьевич?
   - Нет. Сам я этого не видел. Мне рассказал дед Енукеев.  У  него  так
внучка погибла. И другие родственники...
   - Енукеев, Енукеев... - директор потер подбородок. - Нет,  не  помню!
Живет, говорите, в погребе какой-то?
   - Вурдалаки сожгли его дом, он жил в подвале  водонапорной  башни,  -
терпеливо разъяснил Окользин. - Но сегодня, боюсь, загрызли и его...
   Сергей вдруг вспомнил слышанное ночью радостное мычание  насыщавшихся
мертвецов.
   - Вам нехорошо? - участливо спросил Шатохин.
   Окользина трясло.
   - Нет, нет. Уже все, - сказал он.
   - Да. Так вот Енукев, продолжал директор, бросив взгляд на часы.  Че-
ловек, как я понимаю, престарелый, одинокий. Живет  в  подвале.  Больной
наверняка. Можем ли мы безоглядно полагаться  на  его  свидетельства?  А
вдруг он пьет запоем? Тут не только вурдалаки померещатся...
   - Вы не верите мне? - устало спросил Сергей.
   - Что вы! - воскликнул Василий Трофимович. - Как отцу родному! Только
вы ведь ничего и не видели, уважаемый Сергей Юрьевич.  Ну  напугали  вас
какие-то хулиганы, вы и приняли их за мертвецов.  Правду  сказать,  рожи
такие иногда попадаются, что просто... Ну да что ж делать теперь?  Мы  с
этим боремся.
   - Причем здесь хулиганы? Вы поезжайте сами в  Неглинево,  посмотрите!
На жилье человеческое село уже не похоже. Дома брошены, гарь эта ужасная
вокруг...
   - Извините! Лесные пожары имеют место по всей области, завод к ним не
причастен.
   Это первое. Теперь брошенные дома... Это второе. Ну,  в  общем,  сами
понимаете.
   Объективные законы и так далее...
   Ну не желает наш народ  пахать  землю-матушку!  В  город  тянется,  к
культуре, к надежному обеспечению талонами. Что, а одном Неглинево,  что
ли, брошенные дома?
   Да кругом! А мы, - директор простер руки к окну, - мы создаем  в  де-
ревне дополнительные рабочие места, закрепляем кадры. Погодите, еще  на-
зад поедут! Вот мы наладим там  подсобное  хозяйство,  обеспечим  изоби-
лие...
   - Да какое изобилие?! - в отчаянии вскричал Окользин. - Там  вурдала-
ки! Все продукты и скот они отобрали. Выдают паек, пока еще не все сгни-
ло, а сами пьют человеческую кровь.
   - А! -  отмахнулся  Шатохин.  -  Местное  руководство  критиковать  -
большого ума не надо. А может быть у них социальный эксперимент?  А  по-
том, есть ведь и над ними начальство. В районе, в области наконец.  Если
нужно будет, оно отреагирует. Или, по-вашему, там не знают, что делается
у них в хозяйствах?
   Сергей пожал плечами.
   - Всякое может быть...
   - Ну вот что, молодой человек! Вы здесь не на митинге. Идите на  пло-
щадь и там обвиняйте, кого хотите, на свежем воздухе вреда не  будет.  А
здесь у нас производство, давайте без этих штук.
   Директор помолчал, мрачно глядя на Сергея.
   - Ну хорошо, - сказал он, несколько смягчившись. - Хотите, я вам пря-
мо сейчас докажу, что жизнь в Неглинево идет своим чередом, безо  всяких
эксцессов?
   Сергей удивленно поднял на него глаза
   - Пожалуйста! - Василий Трофимович сунул руку в ящик стола и  вытащил
горсть черных поблескивавших шариков, чуть больше горошины каждый.
   - Узнаете? - спросил он победно. - Грубель! Первейшего  сорта  грубе-
лек! Вот так-то, Сергей Юрьевич. Заработал участок-то  в  Неглинево!  На
полную мощность.
   Триста пятьдесят тонн дадим в этом квартале. В понедельник  состоялся
торжественный пуск, жаль, что вы не в курсе. Я сам и благословил,  лично
выезжал, из района были товарищи, пресса... Так что налаживается на селе
жизнь, Сереженька!
   И не в силах сдержать законной гордости,  Василий  Трофимович  широко
улыбнулся, обнажив длинные, острые клыки...